Читать онлайн Тайна картины с драконом бесплатно

Тайна картины с драконом
Рис.0 Тайна картины с драконом
Рис.1 Тайна картины с драконом

Katherine Woodfine

The Sinclair’s Mysteries the Painted Dragon

Рис.2 Тайна картины с драконом

Перевод с английского Александры Самариной и Анны Тихоновой

Рис.3 Тайна картины с драконом

Оригинальное название: The mystery of the painted dragon First published in Great Britain 2017 by Egmont UK Limited The Yellow Building, 1 Nicholas Road, London Wll 4AN Text copyright © Katherine Woodfine, 2017 Illustration copyright © Karl James Mountford, 2017 Illustrations provided by Egmont UK Ltd. Published by Egmont UK Limited and used with permission ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2019

Рис.4 Тайна картины с драконом

«Тайна картины с драконом» – третья книга о приключениях юных детективов Софи Тейлор и Лил Роуз.

Новая история Кэтрин Вудфайн перенесет вас в мир искусства и блистающего Лондона начала ХХ века! В Лондоне кипит жизнь: сверкают витрины роскошного универмага «Синклер», по улицам разъезжают кебы и автомобили, в уютных кафе и клубах проходят оживленные политические дискуссии.

Недавно Софи и Лил раскрыли два ошеломляющих преступления, совершенных подручными некоего Барона. Преступный гений, известный как Барон, залег на дно. Теперь девушки расследуют мелкие дела, помогая пожилым леди и скромным джентльменам. Похоже, что в городе все спокойно. Или нет?

В универмаге «Синклер» готовится к открытию художественная выставка, которая обещает стать событием года! Жемчужина выставки – картина «Зеленый дракон» из коллекции самого короля. Но вечер открытия омрачен известием: картина похищена! Софи и Лил предстоит спасти репутацию универмага, а главное – защитить своих близких! Помогать им будут новые друзья, студенты Института изобразительных искусств имени Спенсера – Лео Фицджеральд и брат Лил, Джек Роуз.

Старейший и закрытый клуб «Дом Виверны», богемная жизнь художников, дерзкие ограбления – погрузитесь в мир тайн и загадок «Синклера»!

Книга «Тайна картины с драконом» входит в серию «Загадки “Синклера”». Детективы Кэтрин Вудфайн понравятся искателям приключений от 8 лет и старше, ведь ее книги с упоением читают даже взрослые! Герои книг Вудфайн очаровательные, свободные и смелые, они не теряются даже в самых сложных ситуациях. Раскройте все «Загадки “Синклера”» вместе с Софи и Ли

Часть первая

Белый дракон

«Если вы посещаете лондонские галереи на Бонд-стрит, не упустите возможность полюбоваться работой Касселли "Белый дракон", выставленной в галерее Дойла. У этой прекрасной итальянской картины удивительная история: ею владели многие коронованные особы Европы, включая Филиппа Второго, короля Испании, и Екатерину Великую…»

Его преподобие Чарлз Бленкинсоп, «Путеводитель по Лондону с четырьмя картами и пятнадцатью схемами», глава 4, 1906 г. (Из библиотеки Уинтер-холла)
Рис.5 Тайна картины с драконом

Глава первая

Октябрь 1909

Она не сразу заметила, что за ней следят. Встреча с детективом Вортом неожиданно затянулась, закончившись лишь с наступлением сумерек. Толпы прохожих растворились во мраке. На Пикадилли стояла гробовая тишина, редкие силуэты проносились мимо, прячась под зонтами от дождя.

В другое время жёлтый свет фонарей, озарявший влажную мостовую, показался бы ей красивым. Она задумалась бы над тем, как лучше изобразить на бумаге туманные отражения в окнах магазинов и мерцающие фары. Но сейчас ей было не до рисования. Все мысли занимала беседа с детективом Вортом.

Вечерний воздух был холодным и влажным, и она поёжилась, несмотря на тёплое пальто. Скорее бы устроиться у огня с чашкой горячего чаю, но бежать по скользкому тротуару, усыпанному влажными листьями, ей не хотелось. Медленно и осторожно пошла она в сторону станции метро. А когда поняла, что за ней кто-то идёт, у неё возникло ощущение, что преследуют её уже давно, просто она этого не заметила из-за шума дождя и из-за того, что затерялась в собственных мыслях. Теперь, покосившись на тёмную витрину, она увидела в отражении чёрный силуэт с широкими плечами и в шляпе-котелке. Он подстраивался под её темп, и его ботинки размеренно стучали по булыжнику, а ледяной взгляд сверлил ей спину. По коже пробежали мурашки.

Она помотала головой и поборола желание обернуться. Глупо так волноваться. Рядовой служащий поздно возвращается домой с работы – что тут такого? Надо перейти дорогу и окончательно убедиться в том, что ему до неё нет дела. «Ну вот», – удовлетворённо подумала девушка, оказавшись на другой стороне дороги. Конечно, она всё себе придумала. Уж очень её потряс разговор с детективом Вортом.

Ещё несколько ярдов она прошла спокойно, но вскоре за спиной снова послышались ритмичные шаги. Её обдало холодом. Неизвестный в котелке никуда не делся. Она не выдержала и оглянулась, но ничего не увидела, кроме размытого силуэта. Тревога начала нарастать, и она снова перешла улицу. Меньше чем через минуту незнакомец перешёл вслед за ней. Сердце отчаянно застучало в груди, дыхание сбилось. Девушка пошла быстрее, но шаги стали только отчётливее. Она пустилась чуть ли не бегом, дрожа от страха и думая лишь о том, как оторваться от преследователя.

К счастью, у станции людей было больше и у ярко освещённого концертного зала собралась небольшая толпа. Скоро должно было начаться вечернее представление, ко входу съехались автомобили и кебы, а внутри гремели голоса и музыка. Девушка лавировала в толпе, пока не вышла на соседнюю улицу, запыхавшаяся и раскрасневшаяся… И совершенно одна.

Вход в метро был за поворотом. Она сбежала вниз по ступенькам, радуясь, что скрылась от дождя. Сердце всё ещё трепетало, когда она дрожащими пальцами выудила из кармана билетик. В выложенном плиткой коридоре не было ни души. Она медленно двинулась к нему, наслаждаясь тишиной.

На платформе не было ни пассажиров, ни даже дежурного. Девушка остановилась у края и посмотрела на ползущую по большому циферблату стрелку. Мир снова стал привычным и знакомым. Тиканье часов, потёртая реклама заварного крема Bird’s Custard[1] и молочного шоколада Fry’s и яркий плакат с призывом «Долой тревоги – тюбик за двухпенсовик!» успокаивали. Дыхание выровнялось. Может, господин в котелке вовсе её и не преследовал?

Она почувствовала себя ужасно уставшей. Скорей бы из мрачного тоннеля выехал поезд! Вдруг на пустой платформе раздались гулкие шаги. Она не успела ни развернуться, ни закричать. Кожу царапнул грубый рукав пальто, а рука в перчатке зажала рот. Девушка попыталась было вырваться, но поняла, что это бесполезно. Перчатка была алой, того же насыщенного оттенка, что и её коробочка с красками. Это было последним, что она увидела, прежде чем её столкнули вниз. Она пролетела по воздуху и рухнула на пути. И всё замерло.

Она застонала от боли и открыла глаза. Металлический рельс врезался в бок. В непроглядной тьме разинутой пасти тоннеля блеснул огонёк, и наружу со свистом вылетел поезд.

Глава вторая

Тремя месяцами ранее – июль 1909

Когда она спустилась завтракать, на столике в коридоре на серебряном подносе лежало письмо – узкий белый конверт с напечатанным на нём именем: «Мисс Леонора Фицджеральд». Во рту у неё пересохло, и сердце ёкнуло. Она догадывалась, что это за письмо. Леонора потянулась к конверту, но не успела взять его, как в коридор с важным видом вышел Винсент, на ходу застёгивая воротник. Она тотчас отняла руку, но было поздно.

– Вот это да! Кто-то написал тебе? – Он хотел было взять конверт, но Лео его опередила. Пусть ходила она медленно, ловкости рук ей было не занимать.

– Не твоё дело, – отрезала девушка и сделала шаг, чтобы уйти, но Винсент схватил её за запястье.

– А я знаю, что там, – ликуя, сказал он. – Это письмо из твоего дурацкого института художеств. Дай угадаю, что в нём написано… «Дорогая мисс Фицджеральд, нам очень жаль, но в нашем достойном учебном заведении нет места бездарным юным леди». – Он скрутил ей запястье, и Лео ахнула от боли, но конверт не отпустила. – Что ж, давай посмотрим!

В ту же секунду, к огромному облегчению Лео, послышался звон ключей экономки. Миссис Давс шла к ним по коридору. Винсент нахмурился и разжал руку. Лео спрятала письмо в карман платья и убежала.

Теперь ей было не до завтрака. Голод утих, сменившись радостным волнением. К тому же её отсутствия за столом никто не заметит. Отец всегда сидел закрывшись газетой и только мычал вместо приветствия. Мать завтракала в постели и проводила утро, отдыхая у себя в комнате. Важнее всего было убежать как можно дальше от Винсента, чтобы спокойно вскрыть конверт и прочесть письмо.

Лео завернула за угол и подбежала к старому гобелену с вышитыми на нём львами и единорогами. Поспешно оглянувшись проверить, не преследует ли её Винсент, девушка приподняла нижний край гобелена, юркнула в небольшую дверку в обитой деревянными панелями стене и очутилась в узком каменном коридорчике. Она опустила гобелен, и тот надёжно прикрыл маленькую дверь. Уинтер-холл был громадным поместьем с десятками секретных лестниц, забытых каморок и тайных ходов, но, кроме Лео, о них никто не знал – или не хотел знать. А Лео была ими очарована, и они не раз её выручали, когда ей хотелось скрыться от родных.

Осторожно ступая по извилистому коридору, Лео вышла к узкой лесенке и поднялась в потайную комнату. Это было её любимое укрытие, и она уже давно принесла туда дряхлый стул и масляную лампу. Там хранились альбомы с рисунками, скрытые от любопытных глаз Винсента, и разные интересные предметы для натюрмортов, которые нянечка наверняка назвала бы бесполезным мусором: деревяшки необычной формы, черепа мелких животных, подобранные с земли, пустое птичье гнездо. Здесь Лео чувствовала себя в безопасности.

Она достала из кармана помявшийся, но от этого не менее ценный конверт, надорвала его и вытащила на свет тонкий лист бумаги.

Рис.6 Тайна картины с драконом

Остальные буквы расплылись перед глазами: Лео больше ни на чём не могла сосредоточиться от волнения. Она опустилась на стул, и письмо упало ей на колени. У неё получилось! Её приняли в лучший художественный институт в Лондоне!

Лео до сих пор не верилось, что ей вообще разрешили попытать свои силы. Она больше года умоляла родителей, чтобы те отпустили её учиться, но они пропускали слова дочери мимо ушей, а Винсент глумился над ней и смеялся. Даже нянечка сказала, что «всё это глупости» и там не место для достойных юных леди. Если бы не леди Тримейн, Лео так бы никто и не послушал.

Леди Тримейн была крёстной Леоноры. Старая подруга матери, богатая вдова из Лондона, она казалась девушке невероятно изысканной. Леди Тримейн всегда роскошно одевалась – в элегантные платья цвета драгоценных камней с ниспадающими на пол юбками, вышитые красивыми узорами шёлковые шали, великолепные шляпки с перьями. Она обсуждала с крестницей своих знакомых писателей и музыкантов, художественные галереи и концертные залы, которые она посещала, последние прочитанные книги.

Леди Тримейн была единственной, кто уважал увлечение Лео рисованием. Мама скучающим голосом говорила: «Это чудесно, милая», нянечка ворчала, что с муслиновых платьев очень сложно выводить следы от угля, и предлагала научиться вышиванию. Но леди Тримейн была не такой. Она очень редко посещала Уинтер-холл, но всякий раз просила Лео показать ей новые рисунки и порой даже привозила крестнице подарки: карандаши, новые альбомы из добротной бумаги, набор акварели в симпатичном кожаном чехле.

Именно благодаря леди Тримейн Лео смогла воплотить свою мечту и поступить в художественный институт в Лондоне. Ей очень хотелось учиться у настоящих преподавателей, работать в настоящей мастерской, а главное – гулять по Лондону и посещать изумительные галереи и музеи. Когда Лео рассказала об этом крёстной, та пообещала помочь.

Лео не присутствовала при разговоре матери с леди Тримейн, но подслушала его через щель в стене будуара, спрятавшись в одном из тайных ходов. Лео знала, что это дурной тон, но, как только она услышала мамины слова, произнесённые высоким, жалобным голосом, её перестала мучить совесть.

– Честно говоря, я не представляю, как с ней быть! Она такая замкнутая и непростая девочка. С Хелен у меня никаких сложностей не было!

– Лео растёт, – отозвалась леди Тримейн глубоким голосом. – Ей нужно какое-то занятие. Не забывай, что в её возрасте Хелен готовилась к своему дебютному балу и первому сезону.

– Но чем же мне её занять?! – капризно воскликнула мать Лео. – О лондонском сезоне и речи быть не может. Обладай она иным характером, я взяла бы её с собой этой осенью, но Гораций не хочет выставлять Лео напоказ. Общество её не волнует, и она только и делает, что возится с карандашами и краской… А эта возмутительная идея с поступлением в художественный институт в Лондоне чего стоит!

– Она вовсе не «возится», Люси. У неё настоящий талант. Я всегда так считала. Ты точно уверена, что не хочешь отправить её учиться?

– Да ты что, Виола! Художественный институт! Так нельзя… Что подумают люди? Не можем же мы отпустить её одну в Лондон вести разгульный образ жизни!

Мать говорила с искренним возмущением, но леди Тримейн только рассмеялась в ответ и произнесла мягким, насмешливым голосом:

– О, Люси, не будь такой старомодной! У неё не хватит времени на «разгульный образ жизни». В Институте Спенсера студенты каждый день ходят на занятия по изобразительному искусству, затем на лекции, а вечером – в музеи. Лео учёба пойдёт на пользу, и она сможет подружиться с теми, кто разделяет её интересы. Это куда лучше, чем прозябать в Уинтер-холле в компании старой няньки.

Мать Лео тяжело вздохнула:

– Пожалуй, ты права. Надо что-нибудь придумать. Может, пансион благородных девиц сделает из неё достойную леди?

У Лео оборвалось сердце. Однако леди Тримейн не сдавалась.

– Пансион? – повторила она. – Сомневаюсь, что танцы и уроки хороших манер пойдут ей на пользу. Куда лучше будет отправить Лео в художественный институт. Сейчас они очень высоко ценятся. Даже сестра герцога Рохэмптона поступила учиться в Спенсер.

Лео улыбнулась – её ни капли не удивил заинтригованный, одобрительный возглас матери:

– О! В самом деле? Я не знала!

Вероятно, леди Тримейн поняла, что она на верном пути, и продолжила:

– Увидишь, Лео это не повредит. Возможно, она станет более богемной, но это в любом случае не важно, ведь она не…

Крёстная замялась, и Лео мысленно закончила предложение за неё: «Ведь она не собирается замуж». Ей сразу расхотелось подслушивать, и она отвернулась от щели.

Девушкам из хороших семей рано или поздно полагалось выйти замуж. Всё, что требовалось от такой девушки, – быть хорошенькой и обаятельной, чтобы затем обручиться с «достойным молодым человеком» и произвести на свет уйму детишек, прямо как ее идеальная старшая сестра Хелен.

Но Лео понимала, что ни один «достойный молодой человек» не предложит ей руку и сердце. По крайней мере потому, что она отнюдь не хорошенькая. Хорошенькие девушки кудрявые, румяные, с ямочками на щеках; Лео худая и бледная, с прямыми, гладкими волосами, которые никак не удавалось завить, несмотря на все нянечкины старания. Хорошенькие девушки наряжаются в изящные платья с лентами и кружевами. Лео носит одежду попроще и с детства заглядывается на бархатные пиджаки и блестящие кожаные сапоги Винсента. Мама пришла в ужас, когда Лео спросила, почему ей нельзя одеваться так же, как её брат, а нянечка посоветовала «попридержать язык» и «вести себя, как подобает юной леди».

Шармом природа её тоже не наделила. Большую часть времени Лео проводила в одиночестве и поэтому не знала, как поддержать разговор. К тому же незадолго до её восьмого дня рождения она слегла с тяжёлой болезнью, и это круто всё изменило. Много месяцев она лежала в постели. Одну ногу болезнь поразила особенно сильно, и все думали, что Лео больше не сможет ходить, но девушка не сдалась и приноровилась ковылять с помощью костыля. Несомненно, именно это имела в виду леди Тримейн. Здоровье для юных леди на выданье куда важнее красоты, прямо как для энергичных скаковых лошадей с лоснящейся шерстью. А вот мать явно подразумевала нечто иное, когда упоминала шёпотом о недуге дочери.

Но страсть к рисованию пробудилась в Лео именно во время болезни. Она рисовала всё подряд, всё, что попадалось ей на глаза: нянечку, склянки с лекарствами, безжизненные деревья за окном. Как только Лео встала на ноги, она бросилась исследовать длинные коридоры поместья. Она заходила в заброшенные комнаты и рисовала всё, что там находила. Часами разглядывала старые картины, написанные маслом, зарисовывала китайские вазы и мраморные статуэтки, повторяла на бумаге узоры с потёртых ковров, старательно срисовывала портреты своих предков.

– Разумеется, желающих попасть в Спенсер немало, – продолжила леди Тримейн, и Лео снова прильнула к щели. – Это самый уважаемый художественный институт в стране, и в него принимают только лучших.

– Скорее всего, Лео туда не возьмут, – уже спокойнее произнесла мать. – Пожалуй, поговорю с Горацием, пусть разрешит ей отправить им письмо. Но хватит об этом, Виола. Мне не терпится услышать о твоём путешествии в Вену, там и правда роскошная опера?

От этих слов у Лео внутри потеплело. Мать не верила, что у неё есть хоть призрачный шанс попасть в Спенсер, но вот он, пожалуйста, – конверт с приглашением. «Институт изобразительных искусств имени Спенсера», – ещё раз прочла Лео и провела пальцами по заголовку, проговаривая про себя каждое слово, будто волшебное заклинание. Скорее бы поделиться новостью с леди Тримейн!

Но это подождёт. Лео схватила свой костыль и поднялась со стула. Она уедет учиться в Спенсер, и ни мать, ни отец её не остановят. Девушка поспешила в коридор по тайному ходу. «Не удастся матери спокойно позавтракать в постели», – мрачно подумала она.

Лео толкнула дверь маминой спальни и крикнула:

– Мама, мне ответили из Института Спенсера! Меня приняли!

Глава третья

Сентябрь 1909

В дождливый лондонский полдень окна знаменитого универмага «Синклер» на площади Пикадилли призывно мерцали, проливая золотой свет на безликую серую улицу. Прятавшиеся под зонтами прохожие невольно останавливались посмотреть на сверкающие витрины с осенними новинками или заглянуть в приоткрытые двери главного входа, через которые тянулась вереница элегантно одетых покупателей.

В универмаге было тепло и уютно, в воздухе витал сладкий аромат шоколада и горячей карамели из кондитерского отдела. Покупатели листали свежие романы в книжном отделе, любовались нарядами в отделе женской одежды и неспешно выбирали кто меховой палантин, а кто шёлковый зонтик на свой вкус. Остальные тем временем прогуливались по залам, утопая в мягких коврах и наслаждаясь блеском люстр, и наблюдали за окружающими.

В «Синклере» всегда было на что – и на кого – посмотреть.

Софи Тейлор знала это не хуже других, но спешно прошла мимо окон универмага, не глядя на сверкающие за ними богатства. Сегодня в ней было не узнать безупречную продавщицу из отдела шляпок. Светлые волосы развевал ветер, на платье темнели пятна влажной земли, сапожки на пуговицах покрывала грязь, тонкое пальто едва спасало от дождя. Она выглядела настолько потрёпанной, что некоторые из посетителей кафе «Лионе» посмотрели на неё косо, когда она переступила порог. Не обращая внимания на их любопытные взгляды и не опуская головы, Софи подошла к угловому столику на двоих, накрытому к чаю. Там она с облегчением плюхнулась на стул.

– Чаю, мисс? – спросила официантка, возникнув по левую руку Софи словно из ниоткуда.

Софи посмотрела на неё, измученно улыбнулась и сняла промокшие перчатки.

– Да, пожалуйста. Было бы замечательно.

К тому времени, как входная дверь снова открылась, чайник чая почти опустел. В кафе ворвалась юная леди, высокая и очень красивая, в стильном синем пальто с бархатной отделкой. На блестящих чёрных волосах красовалась слегка сдвинутая набок шляпка с гребешком из перьев, подобранная в тон пальто. Одета она была не то чтобы роскошно и не по последней моде, но нечто неуловимое в её образе заставило посетителей кафе выпрямить спины, и скучный дождливый день заиграл новыми красками.

Одна леди подтолкнула локтем подругу и кивнула на вошедшую. Это ведь она, та самая молодая актриса, чью фотографию напечатали в «Фото дня»? Молодой человек, считавший себя знатоком театра, прошептал своим приятелям: «Это Лилиан Роуз! Она играет Арабеллу в "Наследстве". В последнем выпуске "Новостей театра" её назвали восходящей звездой!»

Единственной, кого не поразила прекрасная брюнетка, была девушка, потягивающая чай за угловым столиком, покрытым белой скатертью. Остальные посетители удивлённо переглянулись, когда юная актриса решительно пересекла зал и рухнула на стул напротив Софи.

– О, Софи! Мне так жаль, что я не смогла прийти к миссис Лонг! – воскликнула Лил. – Подгонка платья заняла целую вечность!

– Ты пропустила уже третью встречу на этой неделе, – ответила Софи, явно не впечатлённая оправданиями подруги.

– Надо же! И правда… – Вид у Лил был виноватый. – Боже! Мне ужасно жаль. Я куплю тебе пирожное в качестве извинения. Девушка, будьте добры? – позвала она официантку.

Лил заказала ещё чая и гору пирожных, которыми можно было бы накормить большую семью.

И так жалобно посмотрела на Софи, что та не выдержала и улыбнулась. На Лил невозможно было долго сердиться.

– Ну расскажи, как всё прошло у миссис Лонг. Ты отыскала украденную кошку? – Тут она впервые обратила внимание на заляпанную грязью одежду и взлохмаченные волосы подруги. – Надо же, выглядишь ты… э-э… так себе.

Софи рассмеялась.

– Да неужели? – пошутила она. – Да, кошка нашлась. И вовсе её не украли. Она застряла на дереве в дальнем углу сада миссис Лонг. Я с трудом её оттуда сняла.

Софи приподняла рукав блузки и показала длинные красные царапины.

– Кошмар! – ахнула Лил. – Наверное, миссис Лонг была тебе страшно благодарна?

– Да, первые две минуты. Потом она прочитала мне нотацию о том, что в её время девушки не лазали по деревьям, как мартышки, и что это поведение, недостойное леди.

– О! Ну это уж слишком! – возмутилась Лил. – Странно, что ты не спросила у неё в ответ: «А что, вы бы предпочли, чтобы я оставила вашу старую глупую кошку на дереве?!»

Тут принесли пирожные и тарелку горячих тостов с маслом. Девушки уже успели изрядно проголодаться и набросились на еду.

– Потом зашёл вопрос об оплате. Поскольку Снежинку на самом деле никто не крал, миссис Лонг решила, что этого будет достаточно.

Софи выудила из кармана монетку и бросила на стол. Монетка, задев бок кувшинчика с молоком, грустно звякнула.

– Шестипенсовик! – вскрикнула Лил. – Какое нахальство!

– Ну, на чай мне хватит, – отозвалась Софи. – Но, к сожалению, не на оплату по счетам прачечной.

– Что ж, ей мы больше помогать не будем, – гордо объявила Лил. – Мы стоим куда больше шестипенсовика. – Она хихикнула. – Детективы-шестипенсовики! Ох, звучит, как название какого-нибудь дурацкого рассказа вроде тех, что любит читать Билли.

В самом деле, после того как девушки отыскали пропавшие драгоценности мистера Синклера и вывели на чистую воду одного из опаснейших преступников Лондона, который пытался провернуть аферу с Лунным мотыльком, они заработали репутацию хороших сыщиков. Чуть ли не каждую неделю, а то и чаще, к ним обращались с разными делами. Сначала подруг восхищал наплыв клиентов, но они быстро привыкли к новой подработке.

Первое время, конечно, было весело. Софи гордилась тем, что они помогают людям, даже если дела, за которые им приходилось браться, были маленькими и несущественными вроде поиска старых часов – семейной реликвии – или давно пропавшей бабушки юной леди. Скромная оплата, которую девушки получали за свои труды, была для Софи очень кстати: она дополняла небольшое жалованье продавщицы «Синклера». К тому же ей нравилось ломать голову над новыми загадками вместе с Лил, а зачастую и с их общими друзьями, Билли и Джо.

Но со временем новые дела почти перестали радовать Софи. Им не доставалось ничего действительно интересного, а спасать кошек с деревьев ей уже порядком наскучило. Лил получила хорошую роль в новой постановке в театре Вест-Энда, и времени на расследования у начинающей актрисы не оставалось. Она всегда спешила – то на репетицию, то на подгонку платья, то на фотосессию, и Софи очень её не хватало. Разгадывать загадки одной было сложнее и, что куда более важно, вдвойне скучнее.

– Хорошо, что мне не встретился никто из «Синклера», когда я шла по улице в таком виде, – сказала Софи. – Не хотелось бы мне столкнуться с миссис Мильтон! Она сейчас и так мной недовольна.

– Чушь! – отмахнулась Лил. – Ни за что не поверю. Миссис Мильтон тебя обожает.

Софи пожала плечами. Да, ещё несколько месяцев назад руководитель отдела шляпок была очень к ней расположена, но в последнее время Софи часто отвлекалась и старалась меньше обычного. По правде говоря, работа продавщицы казалась ей скучной, ведь думать там почти не требовалось. Конечно, она должна была радоваться, что у неё вообще есть работа, тем более не где-нибудь, а в роскошном универмаге «Синклер», но после захватывающих событий прошедших месяцев ей было сложно вернуться к обслуживанию покупателей в отделе шляпок.

К сожалению, выбора у неё не оставалось. Софи осталась без родителей и наследства, и ей приходилось самой себя обеспечивать. Порой она тешила себя мечтами о том, что однажды станет профессиональным детективом, но это были всего лишь мечты. Она уже открыла рот, чтобы поделиться своими мыслями с Лил, но вдруг заметила, что та неотрывно смотрит на отворившуюся дверь кафе, и осеклась.

– Лил? Всё в порядке?

Но Лил её как будто не слышала. Она широко распахнула глаза, словно увидела призрака.

– Ты что здесь делаешь?!

Глава четвертая

Софи проследила за взглядом Лил и увидела высокого темноволосого юношу, который уверенно шагал к их столику. Почему-то он показался Софи смутно знакомым.

– А ты как думаешь? – бодро спросил юноша. – Тебя ищу, разумеется! Я спрашивал о тебе в театре, и парень у служебного входа сказал, что ты здесь.

Удивление на лице Лил сменилось удовольствием.

– Что ж, замечательно! – воскликнула она и крепко обняла молодого человека; по кафе тут же пронеслась волна шепотков. – Надеюсь, он не разбалтывает всем воздыхателям подряд, где меня искать!

– О, брось! Я же не какой-то там воздыхатель. И не притворяйся, будто не рада меня видеть! – Юноша повернулся к Софи и протянул ей руку. – Добрый день. Прошу прощения, что так внезапно сюда ворвался. Я брат Лил, Джонатан Роуз. Но друзья зовут меня просто Джек.

– Джек, это моя лучшая подруга – Софи Тейлор, – сказала Лил. – Помнишь, я все уши тебе про неё прожужжала?

Джек широко улыбнулся, и Софи невольно улыбнулась в ответ. Он был удивительно похож на Лил, причём не только внешне. В нём кипела такая же энергия и уверенность в себе. А когда он пожал ей руку, Софи покраснела, пожалев, что так неопрятно и потрёпанно выглядит.

– Очень рад встрече, – искренне произнёс Джек. – Так вы не против, если я к вам присоединюсь?

Не прошло и десяти секунд, как он неизвестно откуда добыл себе стул и уселся рядом с подругами. Официантка уже спешила к столику с чашкой.

– И всё же почему ты здесь? – спросила Лил, пододвигая тарелку с пирожными к брату. – Я думала, ты вернулся в Оксфорд. Ведь скоро начало учебного года.

Джек откинулся на спинку стула. Софи заметила, что в его голосе впервые за эти несколько минут проскользнула неуверенность.

– Ну… – начал он наигранно-беспечно. – Видишь ли, я бросил Оксфорд. Забавно, правда?

– Бросил?.. – недоверчиво повторила Лил. – В каком смысле?

– А в таком, что я туда не вернусь.

– Что?! Но… но… так нельзя!

– Конечно, можно! – нетерпеливо отозвался Джек. – Сама знаешь, Оксфорд – это не для меня. О, в прошлом году я отлично провёл время и встретил неплохих ребят, но у меня было такое впечатление, будто это очередной год учёбы в школе. К тому же изучать право и целыми днями торчать в душном кабинете, как отец, мне хочется ничуть не больше, чем тебе – сидеть дома и ходить на вечерние приёмы с матерью. Ты знаешь, чего мне хочется.

Лил кивнула:

– Поступить в художественный институт и стать художником. Вот только отец никогда этого не одобрит. Он всё твердит о том, сколько пользы ты принесёшь его фирме. Джек, не глупи. Ты не можешь уйти из Оксфорда. Отец тебе этого не простит.

– Боюсь, что уже поздно. Сделанного не воротишь.

Лил разинула рот от удивления:

– Но… как… что же ты теперь будешь делать?!

– А вот это самое интересное, – оживился Джек. – Меня приняли в Институт изобразительных искусств Спенсера, один из лучших в Лондоне. Там учились самые талантливые художники.

Весной мне довелось встретиться с некоторыми преподавателями и показать им свои работы. Они предложили мне место на курсе, и вот я здесь! Занятия начинаются на этой неделе.

– Надо же, это, конечно, потрясающе, хотя ты никогда не упоминал ни о чём подобном. – Лил неотрывно смотрела на брата, напрочь позабыв о пирожных. – Где ты будешь жить? А что родители? Ты им признался?

– Нет, и не собираюсь, – сухо ответил Джек. – В Оксфорде у меня есть друг, который обещал перенаправлять письма в мою новую берлогу. Я снял комнату в Блумсбери, неподалёку от школы. Рассказывать об этом пожилым родителям нет смысла. Зачем их расстраивать? Вот когда заработаю себе имя и стану уважаемым художником – тогда во всём признаюсь. Они поймут, что я настроен серьёзно и что у меня всё получится.

– Ох, ну и ну, – проговорила Лил, округлив глаза. – Отца удар хватит! Он ещё не смирился с тем, что я ушла на сцену, а теперь и ты разрушил все его планы… К тому же ты знаешь, что наши родители думают о художниках. Да они в их глазах куда хуже актрис!

Джек усмехнулся:

– Знаю. Они считают, что это богемные лентяи, которые живут на пыльных чердаках и ведут скандальный образ жизни. По-моему, звучит весело. Вот только им так не кажется, поэтому я и не собираюсь ничего рассказывать. Пообещай, что сохранишь мою тайну.

– Ты прекрасно знаешь, что сохраню, – ответила Лил. – Но я всё равно считаю, что это ужасная авантюра. И если она плохо закончится – чур я не виновата!

Джек выдохнул.

– Спасибо. – Он повернулся к Софи. – Прошу прощения, что прервал ваше чаепитие своими семейными проблемами, мисс Тейлор.

– Не будь таким чопорным занудой, Джек! Её зовут Софи, – вмешалась Лил.

– Как скажешь. И кем ты работаешь, Софи? Ты тоже актриса?

– Нет-нет, – поспешила разубедить его Софи. – Я продавщица в «Синклере».

– Да, но это не единственное, чем ты занимаешься, – вставила Лил и повернулась к брату. – Она разгадывает самые разные загадки! Я тоже участвую. Софи – прирождённый детектив. Ужасно способная. Ну, ты знаешь. Я писала тебе обо всех наших приключениях.

Джек рассмеялся.

– Да, помню. Похищенные драгоценности, банды преступников, побег по крышам. Очень увлекательно!

Софи показалось, что ему не верилось в их приключения, но разве она могла его в этом винить? Порой ей самой казалось, что события прошедших месяцев чересчур фантастичны, чтобы быть правдой.

– Надеюсь, вы не против иногда брать меня с собой, раз уж мы теперь живём в одном городе? – продолжил Джек. – Кстати, вы заняты сегодня вечером? Пойдёмте со мной в кафе «Роял».

– Кафе «Роял»? Что на Риджент-стрит? – уточнила Лил.

– Оно самое. Все художники бывают там по вечерам. Весёлое местечко. Много интересных творческих людей, и даже знаменитых. Как раз такие заведения ненавидят и презирают пожилые родители.

– О, я бы с радостью, но у нас сегодня представление, – ответила Лил. Глаза у неё при этом загорелись.

– А ты, Софи?

– Сегодня никак, – поспешно отозвалась Софи. – Наверное, в другой раз.

Перспектива провести вечер с обаятельным и, призналась она себе, довольно симпатичным братом Лил казалась заманчивой, а вот лечь поздно и не выспаться – не особо. Софи понимала, что завтра ей лучше прийти на работу как можно раньше, иначе она никогда не вернёт расположение миссис Мильтон.

– Ловлю на слове, – ответил Джек и широко улыбнулся.

Вскоре они допили чай и разошлись по домам. Какое-то время Софи наблюдала за тем, как Лил с братом идут по улице рука об руку и весело болтают, склонив друг к другу тёмные головы, а затем плотнее закуталась в пальто и поспешила в свою съёмную комнату. Она вдруг почувствовала себя очень уставшей и замёрзшей. Ей было приятно встретиться с братом Лил, но немного обидно, что не удалось поговорить с подругой наедине – в последнее время такие случаи выпадали всё реже.

Она подошла к мальчишке-газетчику на углу и купила у него вечернюю газету за пенни.

– Хорошего вам вечера, мисс, – сказал он, приподняв кепку.

Софи каждый день читала утреннюю и вечернюю газеты. Друзьям она говорила, что это полезно для работы детектива, но на самом деле искала новости о Бароне. Он всё не шёл у неё из головы. За последние несколько месяцев они с Лил дважды расстроили его преступные планы. И Софи то и дело вспоминала их последнюю встречу в порту Ист-Энда. Перед тем как сбежать, он сказал: «Полагаю, мы ещё встретимся. Ну а пока adieu[2]».

Лил и остальные не сомневались, что Барон больше не вернётся. Мистер Макдермотт сказал, что Барон, по мнению Скотленд-Ярда, бежал из страны. Но Софи знала, что, хоть его фотографию и разослали по всем полицейским участкам Европы и даже далёкой Америки, он ещё никому не попался на глаза. Софи подозревала, что рано или поздно Барон снова даст о себе знать, что он не исчезнет из их жизни. И не забудет, кто сорвал с него маску.

Софи вернулась в пансион и поднялась по лестнице в свою комнату. Там она сняла заляпанные грязью сапожки и повесила мокрую одежду сушиться, а потом села в кресло и разложила на коленях газету. Напротив неё, на стене над комодом, висели все связанные с Бароном находки Софи, включая вырезки из газет с заметками о лорде Бьюкасле, которым он долгое время притворялся. Самое видное место занимал загадочный снимок, который мистер Макдермотт нашёл в кабинете Бьюкасла. На нём родители Софи стояли рядом с Бароном, а на оборотной стороне было нацарапано: «Каир, 1890».

Это открытие поразило её больше всего и оказалось самым неожиданным из всех. Барон был знаком и, возможно, даже дружил с родителями Софи!

Она перевела взгляд с фотографии на газету и внимательно проштудировала все новости. В Найтсбридже ограбили ювелирную лавку, но забрали всего несколько дешёвых безделушек, к тому же Барон провернул бы кражу изящнее. Софи пролистала несколько страниц, чтобы проверить светскую хронику. Ей на глаза попался снимок с её друзьями, которые помогли им в предыдущем крупном расследовании, связанном с Лунным мотыльком. Два стильно одетых молодых человека и леди сидели в новеньком автомобиле, и снизу было подписано: «Юные франты мистер Деверё и мистер Пендлтон катаются по городу с достопочтенной Филлис Вудхаус!» Про лорда Бьюкасла нигде не упоминалось. Все забыли про летний скандал.

Но Софи не могла последовать примеру лондонского общества и оставить эту историю в прошлом. Её терзали мысли о снимке из Каира. Ей хотелось знать правду. Как родители познакомились с Бароном? Не был ли он причастен к внезапной смерти отца? Софи потратила несколько часов на то, чтобы перебрать и внимательно изучить всё, что осталось ей в наследство: письма, бумаги, открытки – но не нашла там ни слова ни про Барона, ни про Каир. Не будь у неё фотографии, она бы решила, что это глупые выдумки.

Софи перестала обсуждать Барона с друзьями. Они уже устали от этих разговоров. В последний раз Лил сказала с заметной долей раздражения: «Он не вернётся, Софи! Я понимаю, почему ты никак не можешь успокоиться, правда понимаю. Но вселенная вокруг него не вертится. Ну и не знаю, как тебе, а мне хочется навсегда забыть о Бароне. Этот монстр хотел подорвать "Синклер" и нас вместе с ним, он отравлял жизнь несчастным в Ист-Энде… Он бы убил нас, будь у него возможность! Но теперь подручные Барона в тюрьме, под замком, а сам он исчез, и я этому только рада».

Софи в сотый раз окинула взглядом свою коллекцию газетных вырезок и фотографий в надежде извлечь из них что-нибудь полезное. Затем стала перебирать своё ожерелье из зелёных бусин, которое досталось ей от матери. Да, с Лил и другими нет смысла обсуждать Барона, но сама Софи была твёрдо намерена докопаться до истины, даже если её нельзя будет никому раскрыть.

Софи выдвинула ящик комода и достала из него лист бумаги, перо и чернила. Остался всего один человек, которого можно расспросить о поездке отца в Египет, – её старая гувернантка. Софи знала, что мисс Пеннифизер уехала в Индию и заботится там о детях одной английской семьи. Письмо будет идти очень долго, но попытаться стоит. Она взяла в руки перо и начала писать:

«Дорогая мисс Пеннифизер…»

Глава пятая

Лео смотрела на бумагу, пытаясь сконцентрироваться на шуршании карандаша и скрипе угля, и жужжание голосов стало постепенно затихать. В Античном зале всегда было шумно, и здесь Лео особенно остро ощущала потребность в тишине и покое, к которым она так привыкла. Студенты сидели за мольбертами в просторном, хорошо проветренном помещении, в окружении гипсовых копий античных статуй, благодаря которым Античный зал получил своё название. Первогодки проводили в нём по много часов каждый день, осваивая законы пропорций и форм.

Сегодня Лео выбрала своей моделью нимфу в хвойном венке: она напоминала ей о статуях в длинном коридоре в Уинтер-холле, которые Лео не раз переносила на бумагу. Приятно было рисовать что-то родное и знакомое. Уверенные росчерки карандашом умиротворяли.

Это единственное, что здесь было знакомого. Всё остальное казалось странным и чуждым.

Комната, словно пустой холст, слепила белизной стен, фигур, рукавов юноши, который сидел рядом с Лео. У неё защемило сердце, когда она посмотрела на кружок незнакомцев. За неделю она успела запомнить некоторые лица: вот молодой человек с аккуратно уложенными усами, вот высокая девушка с дурной привычкой грызть карандаши, а вот рыжий, веснушчатый мальчишка с северным акцентом. Лео украдкой взглянула на них из-под ресниц. Ей нравилось рассматривать одежду своих одноклассников: лёгкую блузку в мелкий цветочный узор, шарф в «индийский огурец»[3].

Больше всего Лео привлекали необычные наряды одной девушки, которая всегда надевала яркие цветные чулки и разномастную обувь. Сегодня один из её сапожков был красным, а второй – синим. Лео слышала, как сосед девушки обратился к ней «Конни». Лео нравились её непослушные кудри и вечно надутые губы. Было бы здорово, если бы Конни согласилась ей позировать. Тут Конни заметила, что Лео на неё смотрит, и нахмурилась. Лео покраснела и снова перевела взгляд на свой лист.

Вдруг она поняла, что за спиной у неё кто-то стоит. Это был учитель рисования, только обращаться к нему следовало «профессор». Он остановился посмотреть на её рисунок, и на мгновение Лео застыла от страха. О профессоре Джарвисе в Спенсере ходили легенды. Он частенько выдавал саркастичные и едкие замечания вроде: «И это всё, на что вы способны?» или «И вы ещё хотите стать художником?». Или, что ещё хуже, презрительно хмыкал. Сейчас же он стоял совсем рядом, за плечом Лео, и она ощущала слабый запах табака. Не зная, что делать, она продолжила рисовать, сжимая в пальцах карандаш. Несколько секунд спустя она поняла, что профессор уже ушёл.

– Надо же, легко ты отделалась! – восхитился её сосед. – Слышала, что он вчера мне сказал?

Слышала, и на комплимент это похоже не было, но хорошее настроение соседа явно не испортило.

– Раз профессор промолчал, значит, он тобой доволен.

Лео ничего не ответила. Она и раньше замечала этого юношу, его жирные, смелые штрихи, то, что он время от времени встаёт и отходит от мольберта, чтобы посмотреть на свою работу издалека. То, как он проводит рукой по тёмным волосам и чарующе улыбается хихикающим девчонкам, а потом и своей соседке. Она в жизни не видела настолько уверенного в себе человека.

– Ничего себе, а ты и правда молодец! – воскликнул он, приглядываясь к её рисунку. – Хотел бы я рисовать хоть вполовину так же хорошо, как ты!

– Что ж, может, тогда тебе лучше сосредоточиться на своей работе, а не глазеть на мою? – не выдержала Лео. И тут же пожалела, что вообще открыла рот. Неудивительно, что мама считала её странной девочкой со сложным характером. Ну почему у неё не получалось быть дружелюбной, как все?

Как ни странно, молодого человека эти слова ни капли не задели. Напротив, он залился громким, задорным смехом, как будто услышал отличную шутку.

– Да, пожалуй, ты права! Наверное, тогда старик Джарвис не сравнил бы руки моего детища с сосисками! Я уже знаю, что ты окажешь на меня хорошее влияние. – Он протянул Лео руку, и девушка удивлённо моргнула. – Я Джонатан Роуз, но все зовут меня Джек. А тебя как зовут?

Лео, всё ещё красная от стыда за свою грубость, пожала ему руку и пробормотала своё имя.

– Лео… Надо же, вот это имя! Сокращённо от «Леонора»? А, ну понятно. Хорошо, Лео. Ты тоже новенькая?

Она кивнула. Неужели он тоже первокурсник? А ведёт себя так раскованно, словно уже несколько лет учится в Спенсере.

– Видела его? – спросил Джек, показав карандашом на пожилого седоватого джентльмена в углу зала, который увлечённо что-то обсуждал с профессором Джарвисом.

В отличие от профессора, который ходил в потёртом твидовом костюме, его собеседник был одет в элегантный костюм, подшитый по фигуре, с шёлковым галстуком в мелкий узор, и начищенные до блеска ботинки. Кроме того, Лео заметила золотой значок на лацкане и дорогие карманные часы на цепочке.

– Кто это?

– Рэндольф Лайл, – объяснил ей шёпотом Джек. – Один из самых именитых коллекционеров в Лондоне. Мало того, он помогает молодым художникам встать на ноги. Каждый год ищет новые таланты.

Лео с любопытством взглянула на мистера Лайла.

– Наверное, и сейчас за этим пришёл, – продолжил Джек, но больше не успел ничего сказать: профессор Джарвис повернулся к студентам, и оживлённая болтовня стихла.

– Это мистер Рэндольф Лайл, – произнёс он своим обычным резким голосом. – Надеюсь, хотя бы некоторым из вас известно, что он отлично разбирается в изящных искусствах. И сегодня пришёл сообщить вам об одной замечательной возможности. Прошу, мистер Лайл.

Пожилой джентльмен отвесил неглубокий поклон:

– Благодарю, профессор. Я очень рад, что мне выпал шанс поговорить с вами всеми этим чудесным утром. Для меня честь поддерживать ваше прекрасное заведение. Я глубоко заинтересован в юных талантах и горжусь тем, что помог многим художникам из молодого поколения проложить путь к успеху.

Он говорил изящно и вежливо, в отличие от немногословного, язвительного профессора Джарвиса, и напоминал светских гостей, которые приходили к матери Лео.

– Сегодня, как вы уже знаете, мне хотелось бы предложить вам помощь. Я собираюсь провести новую выставку, которая откроется в Лондоне через несколько недель. Она будет довольно необычной. Мы представим лучшие работы современных художников и шедевры, которые их вдохновили. Мне очень повезло, что я могу собрать в одном месте работы старых мастеров, включая некоторые экземпляры из моей коллекции, и сокровища, которыми щедро поделились со мной музеи, галереи и частные коллекционеры Лондона. Проводиться выставка будет также в необычном месте – в «Синклере», универмаге на Пикадилли. Вероятно, некоторые из вас знают, как страстно я люблю делиться произведениями искусства с массами. Мистер Синклер прекрасно меня понимает и разделяет мой энтузиазм. Мы вместе готовим самую интересную, как я надеюсь, выставку года в галерее его универмага. Вход будет открыт для всех, и мы надеемся, что посетители потекут рекой. Среди вас я ищу добровольцев, которые согласятся помочь нам с выставкой. В следующие несколько недель эта работа будет отнимать у вас много времени, но я обещаю, что это будет приятный и полезный опыт.

Он улыбнулся, и вперёд шагнул профессор Джарвис.

– Если хотите принять участие, подойдите ко мне в течение дня. А пока трудитесь дальше.

Зал снова наполнился шорохом бумаги и гулом голосов.

– Что ж, я точно запишусь, – уверенно произнесла Конни. – Не важно, сколько придётся работать, – будет глупо упустить шанс завоевать расположение Рэндольфа Лайла!

– Мы сможем посмотреть на шедевры вблизи, – радостно заметил веснушчатый мальчишка.

Конни хмыкнула.

– Это не главное. Лайл может как вознести художника до небес, так и низвергнуть его на дно. У него очень хорошие связи.

– Ну, этого я не знаю, но в любом случае выставка обещает быть потрясающей, – дружелюбно ответил мальчик и повернулся к Джеку. – Что скажешь, Джек?

– Я всеми руками за! Пойдём запишемся у Джарвиса. Ты с нами, Лео?

Лео покосилась на мистера Лайла. Он ходил по залу, с любопытством разглядывая рисунки студентов. Лео заинтересовала выставка, но она сомневалась, стоит ли в ней участвовать. Она ещё не успела толком обжиться в Лондоне. К тому же на это ушло бы много времени, а Лео хотелось посвятить его рисованию.

– Нет, спасибо, – смущённо отозвалась она. – Я не пойду.

– Ну, дело твоё. – Конни пожала плечами и схватила Джека за рукав. – Давай скорее, пока места не закончились.

Лео вернулась к своему рисунку и выбросила выставку из головы. Она так увлечённо рисовала, что даже не заметила, как закончилось занятие. Все засуетились, убирая листы в папки и громко переговариваясь с друзьями, и шум вывел Лео из оцепенения.

– Пора уходить, – сказал Джек, широко улыбнулся и набросил на себя куртку. – Слушай, мы собираемся заглянуть в кафе «Роял», не хочешь с нами?

Лео неуверенно подняла взгляд. Конни и незнакомый мальчишка ждали Джека с сумками на плече.

– Неужели ты не слышала про кафе «Роял»? – удивился Джек. – Там все художники собираются!

– Ох, брось, Джек, – нетерпеливо прервала его Конни. – Она даже не знает, что это такое! Конечно, ей туда не хочется.

Лео густо покраснела и помотала головой.

– Если передумаешь, ты знаешь, где нас искать, – с улыбкой произнёс Джек и растворился в толпе.

Лео осталась одна. Она никогда не поспевала за однокурсниками и всегда уходила последней. Вот только сегодня, когда она направилась к двери, её окликнул профессор Джарвис.

– Мисс Фицджеральд! Вы не записались добровольцем на выставку.

Лео покачала головой. Профессор непонимающе посмотрел на неё, и она объяснила:

– Я хочу сосредоточиться на рисовании, профессор.

Он вскинул брови.

– Мистер Лайл обратил внимание на вашу работу. Он особенно заинтересован в вашем участии, мисс Фицджеральд, – сухо ответил профессор Джарвис. – Советую принять его щедрое предложение. Это пойдёт на пользу вашей карьере.

Глава шестая

На площади Пикадилли только и разговоров было, что о выставке мистера Рэндольфа Лайла. В конторе «Синклера», располагавшейся над торговыми залами, наступил полуденный перерыв, и служащие обсуждали свежую новость, пока Билли Паркер разливал по чашкам горячий чай.

Билли чувствовал себя совсем другим человеком по сравнению с тем временем, когда только начал работать в «Синклере» шесть месяцев назад. Он сильно вырос. Мама всё жаловалась, что часто приходится удлинять рукава пиджаков и штанины брюк. Но ещё полгода назад Билли не волновало, по размеру ему штаны или нет, и он никогда бы не подумал, что будет наслаждаться методичным выполнением каждого задания, будь это приготовление чая для остальных служащих или работа с бумагами мисс Этвуд. Теперь же Билли, как и его дядя Сид, старший швейцар «Синклера», гордился своим местом в лучшем универмаге Лондона.

Быть помощником мисс Этвуд, секретаря мистера Синклера, ему нравилось гораздо больше, чем посыльным. Он с удовольствием проводил время с другими сотрудниками и поддерживал оживлённые разговоры. Всегда интересно было наблюдать за теми, кто время от времени появлялся в конторе: за мисс Этвуд, мистером Бэттерэджем и, разумеется, самим Капитаном, великим мистером Синклером. И разве не здорово, что именно Билли передавал послания Капитана в хорошеньких жёлтых конвертах работникам универмага? Приподнимал шляпу перед продавщицами, приветливо махал посыльным, своим старым друзьям. Он обожал отвечать на телефон и важным голосом спрашивать: «Добрый день, кабинет мисс Этвуд, Паркер слушает, чем могу помочь?»

Но больше всего Билли нравилось каждый день выгуливать мопса мистера Синклера, Лаки, в парке неподалёку от Пикадилли. Крошечная собачка стала такой же знаменитостью, как и её хозяин, и привлекала к себе немало внимания на этих прогулках, особенно в морозную погоду, когда на малышку надевали фирменный сине-золотой костюмчик, сшитый специально для неё.

Впрочем, было ещё одно преимущество в работе служащего конторы, которым Билли наслаждался, пожалуй, даже больше, чем прогулками с Лаки: он первым узнавал обо всех новостях. Билли нравились увлекательные истории, а в «Синклере» всегда происходило что-то интересное. И сегодняшний день не был исключением.

– Многие картины стоят целое состояние. Очень они известные, да, – рассказывал О’Доннелл, хрустя очередным печеньем.

– Когда их привезут? – спросил Билли.

– На следующей неделе, – ответил Кроули. – Мистер Лайл лично проследит, чтобы всё повесили как надо. У него подход серьёзный. А, и ему будут помогать студенты художественного института.

– Ну, от Капитана-то помощи ждать нечего, – вставил Дэвис. – Бэттерэдж сказал, что его ещё недели две не будет.

– Он и так всё время в разъездах! Что опять?

– Поехал за город. Вроде дом себе новый покупает. Какой-то большой особняк на природе.

– Да-да, – подтвердил Кроули, важно кивая. – Хочет стать настоящим английским джентльменом. Его лакей мне по секрету шепнул, что мистер Синклер закупается твидовыми костюмами, костюмами для охоты и так далее.

– Никакого твида не хватит, чтобы сделать из нашего Капитана англичанина, – справедливо заметил О’Доннел. – Он янки до мозга костей!

– Я слышал, что как раз поэтому он и хочет сдружиться с мистером Лайлом. Надеется, что мистер Лайл выбьет ему членство в «Доме Виверны», – сказал Дэвис.

– В «Доме Виверны»?! Ну, только если ему очень повезёт, – мудро заметил О’Доннелл.

– А что это? – спросил Билли.

– Один из старейших клубов Лондона. В Сити, рядом с Банком Англии. Он закрытый, в него берут только членов благородных семей вроде лордов и только по приглашению, – объяснил Кроули.

– Между прочим, мой двоюродный дедушка состоял в этом клубе, – объявил О’Доннелл.

– Ха! Ты хотел сказать, твой двоюродный дедушка чистил там ботинки! – съязвил Дэвис.

Завязалась дружеская перепалка, но через несколько минут мисс Этвуд вышла из своего кабинета и сурово их оборвала.

– Не могли бы вы вернуться к работе, джентльмены?

Они нехотя отставили чашки и вернулись за свои столы. Только О’Доннелл задержался, чтобы бросить Билли свежий номер газеты.

– Вот, можешь почитать про выставку, если хочешь.

* * *

– Что это за штука такая – «живая картина»? – спросил Джо, когда Билли перевернул страницу.

После окончания рабочего дня все четверо друзей собрались на уютном сеновале. Дождь тихо барабанил по крыше. Они часто проводили здесь время на перерывах и по вечерам, обсуждая текущие «дела». Билли даже окрестил сеновал «детективным штабом».

Рис.7 Тайна картины с драконом

Правда, последнее время друзья собирались всё реже. Все, кроме Софи, были постоянно чем-то заняты. Лил играла в новой постановке, Билли нагружала работой мисс Этвуд, даже Джо часами пропадал в конюшне. Софи частенько проводила перерыв на чай в одиночестве, в компании одной только свежей газеты.

Но сегодня всё было иначе: они снова собрались вместе и теперь хрустели яблоками и жевали ириски, которые Софи купила на честно заработанный шестипенсовик миссис Лонг. Софи была очень рада, что все пришли в «детективный штаб» – прямо как в старые добрые времена.

– «Живые картины» – это новая задумка мистера Синклера, – объясняла Лил. – Так он хочет привлечь внимание к выставке. Клодин украсит витрины так, чтобы они походили на работы известных художников, а мы – манекенщицы – будем изображать людей с этих картин.

– Я думал, ты из-за постановки пока не работаешь манекенщицей, – с удивлением заметил Билли.

– Да, почти не работаю, но от этого предложения не смогла отказаться. Звучит ужасно весело. И мистер Маунтвилль считает, что это пойдёт на пользу моей карьере. Мне досталась картина Фрагонара. Буду сидеть на качелях среди цветов в восхитительном розовом платье с оборками!

Джо подмигнул Софи с Билли и сказал серьёзным тоном:

– Вот это да, Лил! Ты теперь такая востребованная, не знаю, достойны ли мы дружбы великой звезды…

Лил возмущённо пискнула и бросила в него пакетик с ирисками. Конфеты разлетелись во все стороны. Джо как ни в чём не бывало поднял одну из них, развернул фантик и закинул ириску в рот. Все засмеялись.

Софи тоже залилась смехом. Ей до сих пор не верилось, что их Джо – всё ещё тихий и немного застенчивый, но весёлый и с отличным чувством юмора – это тот же запуганный попрошайка, которого она когда-то встретила у ступенек «Синклера». Теперь он ухаживал за лошадьми, в конюшне его любили и уважали. Осенью он начал всё больше времени проводить с Лил, и девчонки из отдела шляпок спрашивали Софи, не вместе ли эти двое. Софи только пожимала плечами и улыбалась.

– Они просто друзья. Мы все друзья, – сказала она как-то раз.

– Мне нравятся перспективные молодые люди, – заносчиво произнесла помощница миссис Мильтон, Эдит.

– А разве этот Джо не был преступником? – вмешалась Элли.

– О-о, быть не может! – взвизгнула Минни. Она обожала всякие сплетни.

Тогда Софи легонько толкнула её локтем, а теперь задумалась, как Джек отнесётся к тому, что его младшая сестра проводит время с бывшим членом банды Барона. Джо был их другом, и Софи безоговорочно ему доверяла, но как отнёсся бы к прошлому Джо человек, который совсем его не знает?

Вдруг Джо спросил:

– А когда мы наконец увидим твоего знаменитого брата?

Лил улыбнулась и пожала плечами:

– Понятия не имею. Когда он только приехал, ему очень хотелось со всеми вами познакомиться. Правда, Софи? Но от него вот уже несколько дней никаких известий. Наверное, по уши в учёбе.

За окном часы на башне пробили час.

– Ладно, мне пора, – сказал Билли, нехотя поднимаясь на ноги. – Дядя Сид сегодня вечером придёт на ужин, и мама хочет, чтобы я по пути домой зашёл в продуктовую лавку.

– Я тоже пойду, – сказал Джо. – Пока Гаффер меня не хватился.

– А мне надо в театр, – вставила Лил. – Хочешь со мной? – обратилась она к Софи. – Тебе всё равно по пути.

Софи с радостью согласилась. Ей пока не хотелось прощаться. Тем более что из-за внезапного появления Джека им с Лил не удалось от души поболтать. Но по пути к театру выяснилось, что Лил не может говорить ни о чём, кроме своего брата.

– Поверить не могу, что он ушёл из Оксфорда! Он всегда был таким послушным! Лучшим в классе, капитаном команды по крикету и тому подобное. – Лил сделала паузу. – Впрочем, на самом деле ничего удивительного. Он всегда добивался своего.

Они уже подходили к театру, а Лил всё ещё болтала:

– Но я так рада, что он здесь! Будет здорово жить в одном городе – если он, конечно, не вздумает мной командовать. Надеюсь, ему понравится Джо, ну и Билли, само собой, и что он тоже придётся им по душе. – Она смущённо покосилась на Софи. – Ты ему очень приглянулась.

– Не говори глупостей.

– Это правда! Он сам мне так сказал, когда мы с ним возвращались домой.

Девушки подошли ко входу. Пора было прощаться. Софи помахала подруге и развернулась, оставив за спиной яркие огни театра. Она пошла домой и на этот раз не купила по пути вечернюю газету. Сейчас её мысли занимал не Барон, а Джек Роуз. Не мог же он в самом деле сказать Лил, что Софи ему очень понравилась? Несмотря на долгий и тяжёлый день в отделе шляпок, Софи вдруг почувствовала себя просто замечательно.

Часть вторая

Зелёный дракон

«Эту редкую картину из ''Драконьего цикла" Касселли, написанную в 1455 году, подарил на свадьбу Её Величеству королеве Виктории её супруг, принц Альберт Саксен-Кобург-Готский».

Рэндольф Лайл, «Краткая история королевской художественной коллекции», 1901 (из библиотеки Института Спенсера)
Рис.8 Тайна картины с драконом

Глава седьмая

Рис.9 Тайна картины с драконом

Лео постучала перьевой ручкой по бумаге, не зная, что ещё добавить. Ей никогда не удавалось облекать свои чувства в слова. Она не могла описать, как жизнь в Лондоне отличается от жизни в Уинтер-холле. Там поля и леса уже окрасились в золотой, а воздух пропитался ароматом дыма и мха. Отец с Винсентом готовились к осенней охоте, а мать – к путешествию по Европе.

Но теперь Лео видела осень иначе. Это был дождь, бьющий в окна Античного зала по утрам; дневные прогулки по музеям и галереям Лондона; вечера возле камина с книгами по истории искусства. Это была суета дождевиков и зонтиков в метро по утрам, запотевшие стёкла в чайной на углу неподалёку от Спенсера, куда все студенты ходили есть булочки и пить кофе чашку за чашкой. А главное – долгие часы работы в мастерской. Профессор Джарвис заставлял их трудиться без остановки, и, как бы Лео ни старалась, ей не всегда удавалось избежать его колких замечаний. Критика подкашивала её уверенность в себе, и не только её. Некоторые первокурсники и вовсе ушли из института, потому что больше не могли терпеть острого на язык профессора, но Лео не сдавалась и не позволяла себе падать духом.

Всё остальное время Лео проводила в «Синклере». Готовиться к выставке мистера Лайла оказалось куда интереснее, чем она думала. Ей нравилось в красивом универмаге, и она даже сблизилась с однокурсниками, которые тоже помогали с выставкой, особенно с Джеком Роузом и рыжим, веснушчатым Томом Смитом по прозвищу Смитти; правда, она всё ещё робела перед боевой и прямолинейной Конни.

И сейчас, раздумывая над тем, как описать это всё в письме леди Тримейн, она вспомнила тот день, когда мистер Лайл созвал всех своих помощников и показал им самый ценный экземпляр, приехавший на выставку. Его доставили утром в большом фургоне с королевским гербом на боку, и двое грузчиков отдали картину лично мистеру Лайлу в руки. Обычно он доверял распаковку студентам – при условии, что они надевали белые перчатки и точно следовали его инструкциям, но эта картина была настолько важной, что мистер Лайл развернул её сам. Все собрались вокруг него.

– Это одна из лучших работ, которые будут представлены на нашей выставке, – сказал он, бережно разворачивая бумагу и благоговейно взирая на картину. – Для меня большая честь, что сам король одолжил нам этот шедевр.

Лео посмотрела на картину. Она была меньше других, но сразу приковывала к себе взгляд. Несмотря на свой почтенный возраст, она радовала глаз яркими, насыщенными красками. В центре композиции был дракон, извивающийся, змееподобный, с великолепными крыльями и закрученным хвостом. Его изумрудно-зелёное тело как будто светилось. Фон украшали замысловатые золотые узоры в виде символов и крошечных звёзд. Мистер Лайл долго смотрел на картину, прежде чем спросить:

– Кому-нибудь знакома эта картина? Да, мисс Клифтон?

– Это часть «Драконьего цикла» Касселли, – ответила Конни.

– Прекрасно, – сказал мистер Лайл. – Вы правы. Это одна из двух уцелевших картин цикла, предположительно написанная в 1455 году в Венеции художником Бенедетто Касселли. Мисс Клифтон, вы помните, сколько работ было изначально?

– Кажется, семь? – уже не так уверенно произнесла Конни.

– Великолепно, мисс Клифтон, – сказал мистер Лайл, и Конни полыцённо улыбнулась. – Да. Семь картин с изображением драконов. Это «Зелёный дракон». К сожалению, вторую картину из тех, что дошли до нас, украли из галереи Дойла на Бонд-стрит в этом году.

– Точно, я читал об этом в газетах! – воскликнул Смитти. – Вроде она стоила целое состояние?

Лайл нахмурился:

– Потеря этого сокровища – настоящая трагедия. Остаётся лишь надеяться, что ворам хватит ума ухаживать за картиной как следует и что рано или поздно она вновь окажется в музее или в руках уважаемого коллекционера. Разумеется, как мистер Смит верно заметил, «Зелёный» и «Белый» драконы крайне высоко ценятся. Во многом благодаря необычной тематике картин. Выдвигалось немало предположений касательно того, почему автор выбрал именно драконов, но мы никогда не узнаем правды. Однако нет смысла отрицать, что техника художника превосходна для его времени. Пожалуйста, взгляните на неё поближе. Кроме того, сегодня привезли ещё одну уникальную работу 1780 года кисти Гейнсборо. Её нам одолжил мой дорогой друг герцог Рохэмптон, и у неё удивительная история. Мистер Роуз, не могли бы вы помочь? Она довольно большая и тяжёлая… Спасибо…

Все окружили новую картину, но Лео не могла оторваться от зелёного дракона и его загадочного взгляда, то гордого и царственного, то, под другим углом, жестокого и свирепого. Потом Лео вовсе начало казаться, что морда у дракона немного грустная. Как художнику, жившему за сотни лет до них, удалось передать столько оттенков эмоций всего несколькими мазками?

Короткая лекция мистера Лайла о Гейнсборо подошла к концу, студенты рассеялись по залу, а Лео всё смотрела на дракона. Мистер Лайл подошёл к ней, и она вздрогнула: вдруг он упрекнёт её в том, что она его не слушала? Но он, как ни странно, улыбался. Лео в очередной раз поразилась его изысканному внешнему виду: тонкому шёлку галстука, безупречным лайковым перчаткам, необычному пряному аромату туалетной воды, блеску золотого значка на лацкане.

– Мисс Фицджеральд, верно? Профессор Джарвис любезно показал мне некоторые из ваших работ. Особенно меня впечатлили репродукции двух прекрасных картин – кажется, из коллекции Уинтер-холла?

Лео удивлённо на него посмотрела.

– Вы там были? – выпалила она.

– О, много лет назад. Но лучшие картины не забыл до сих пор. Дайте-ка вспомню… Кажется, это ваш прадед, лорд Чарльз, был завзятым коллекционером?

Лео вдруг стало очень стыдно. Следовало догадаться, что такой человек, как мистер Лайл, знаком с её семьёй. Тем временем он продолжал:

– Возможно, вы встали на путь художника именно потому, что выросли среди шедевров изобразительного искусства? Ваши копии сделаны очень умело. Взять, например, тот небольшой портрет кисти Ватто. Смелый выбор, отличное исполнение. Признаюсь, я сам очень люблю Ватто. У вас настоящий дар, мисс Фицджеральд.

Польщённая, Лео посмотрела на него с удивлением. Никто из маминых гостей, за исключением разве что леди Тримейн, не был с ней так любезен.

– Не знаю, стоит ли мне проводить так много времени за срисовыванием чужих картин, – пробормотала она. – Профессор Джарвис говорит, что очень важно найти свой стиль, а не слепо подражать другим.

– Бог с вами, моя дорогая! – Мистер Лайл так ужаснулся, что Лео чуть не рассмеялась. – Нет ничего полезнее, чем учиться у великих. Разумеется, профессор Джарвис прав, для художника важно найти свой особый стиль, но пока что советую придерживаться избранного пути.

Лео вздохнула с облегчением. Она понимала, что у неё не такой выделяющийся и дерзкий стиль, как у некоторых других студентов. Смитти рисовал абстрактные промышленные пейзажи, Конни отдавала предпочтение крупным портретам необычных цветов, на которых подчёркивала все недостатки модели. Лео знала, что такой жанр не для неё, но пока не могла решить, какие картины ей хочется рисовать.

– Почему бы вам не сделать копию «Зелёного дракона»? – предложил мистер Лайл, махнув рукой на картину. – Конечно, будет непросто, но это хорошее упражнение.

Лео разинула рот от удивления:

– Но… у меня ни за что не получится! Она очень старая, и у меня нет нужных материалов. Листовое золото…

Лайл отмахнулся от её слов:

– Материалы я вам предоставлю. Смотрите на это как на небольшой заказ. Если у вас хорошо получится – кто знает, может, я даже куплю вашу картину на память об этой выставке… Потом смогу хвастаться, что купил вашу первую работу.

Лео всё ещё рассыпалась в благодарностях, а мистер Лайл уже направлялся к Конни обсуждать Гейнсборо. Теперь, вспомнив об этом случае, Лео отложила письмо к крёстной и потянулась за учебником по истории искусств, в котором, как ей помнилось, была фотография «Зелёного дракона».

В «Синклере» все готовились к новой выставке мистера Лайла. В гримёрке манекенщицы примеряли костюмы для экспозиции «Живых картин» и репетировали. Софи шла по коридору с шляпными картонками, и до неё доносился голос Клодин, ответственной за оформление витрин:

– Роза! Ты же картина – так не двигайся! И не дёргайся! Милли, ты Жанна д’Арк! Святая! Героиня! А не танцовщица из мюзик-холла!

Софи широко улыбнулась и пошла дальше, к лестнице в вестибюль. Там её ждала внезапная встреча: у нижней ступеньки стоял мистер Макдермотт с крупной собакой. Частный детектив мистер Макдермотт работал на мистера Синклера и иногда – на Скотленд-Ярд. Худой, седовласый, он не производил особого впечатления, но на самом деле был очень умён, и Софи знала, что на него можно положиться. Он один из немногих понимал чувства Софи относительно Барона, хоть они это почти не обсуждали.

– Мисс Тейлор, добрый день, – сказал он, приподнимая шляпу.

Софи улыбнулась ему в ответ и погладила немецкую овчарку.

– Какой милый пёс! Он ваш?

– Это девочка, и принадлежит она не мне, а универмагу «Синклер», – ответил детектив.

Софи нахмурилась и непонимающе на него посмотрела.

– Это сторожевая собака, – продолжил Макдермотт. – Её дрессировали профессионалы из Скотленд-Ярда.

– Сторожевая? – переспросила Софи и с удивлением взглянула на собаку, которая дружелюбно облизала ей руку.

– О, разумеется, сейчас она ведёт себя приветливо, но на службе всё иначе. Мистер Синклер попросил меня усилить охрану на время проведения выставки, – объяснил Макдермотт.

– Это из-за того, что в универмаге уже случилась кража? – спросила Софи. Она знала, что мистер Макдермотт помогал мистеру Синклеру улучшить охрану после похищения заводного воробья. Окна в выставочной галерее укрепили, и после закрытия в универмаге оставался ночной сторож.

– Всего лишь дополнительная предосторожность, – ответил размеренным тоном мистер Макдермотт. – Мистер Синклер хочет быть уверенным в сохранности картин.

Тут к ним подошёл старший швейцар Сид Паркер вместе с Джо, что было довольно неожиданно.

– Это та собака, о которой вы говорили? – сухо спросил Сид.

– Её зовут Дейзи, – сказал мистер Макдермотт.

Дейзи зевнула, показав длинный розовый язык.

– Дейзи?[4] – повторил Сид. – Что за странная кличка?

Макдермотт рассмеялся:

– Не важно, какое у неё имя. Она отлично выполняет свою работу. Только почует чужого – сразу зальётся лаем. Это я вам обещаю.

– Ну, пусть Джо пока ей займётся, – проворчал Сид. – Он возьмёт её в конюшню и будет за ней присматривать. А ночью поручим собаку сторожу.

– Отлично, – одобрил Макдермотт, кивая на Джо. – Обязательно познакомьте её со сторожем и всеми, кто может оказаться в универмаге ночью. Иначе Дейзи их облает.

Детектив хотел было передать Джо поводок, но не успел юноша за него ухватиться, как в главные двери вошёл Билли: он вернулся с прогулки, держа Лаки на поводке. Посетители, как обычно, хотели приласкать собачку и сюсюкались с ней. Но Лаки сейчас было не до этого: она заметила Дейзи и решила непременно с ней подружиться. И так резко дёрнулась вперёд, что поводок выскользнул у Билли из рук. Дейзи тоже рванулась к собачке и весело залаяла, радуясь новой игре.

Многие покупатели остановились в изумлении.

– Святые угодники! – воскликнула надменная модница.

– Что же это такое?! – возмутился джентльмен в цилиндре.

– Ох, беда, – прошептал дядя Сид. – Джо! Билли! Уймите их… Скорее!

Мальчики побежали вслед за собаками по главной лестнице, а мистер Макдермотт и Сид – за ними. Софи замешкалась на секунду, потом тоже поспешила наверх. Она и так сильно задержалась, но ей было ужасно любопытно, чем всё это закончится. Дейзи с Лаки мчались вверх по ступенькам, огибая посетителей. Они толкнули посыльного с коробками и сбили с ног ребёнка в матросском костюмчике. Мальчик заплакал. Одна леди завопила от ужаса и пошатнулась, но её тут же подхватил дядя Сид, вежливо проговорив:

– Приношу вам глубочайшие извинения за это досадное недоразумение, мадам.

Собаки тем временем уже бежали через канцелярский отдел, опрокидывая бутылочки с цветными чернилами, и писчая бумага с конвертами взмывали в воздух. Дейзи с Лаки не обращали внимания ни на суету вокруг, ни на сердитых продавцов, грозящих им кулаками, ни на Билли с Джо. Они забежали в библиотеку, где на них строго посмотрела важная леди в больших очках, и ворвались в приоткрытую дверь гримёрки. Мальчики застыли на пороге и переглянулись.

– Туда нам нельзя! – прошипел Билли.

Из примерочной раздалась какофония криков и визга, затрещавшей ткани и ругани Клодин на французском.

– Пожалуй, выбора у нас нет, – сказал Джо и скользнул в гримёрку, Билли последовал за ним.

Софи снова услышала крики, но не прошло и минуты, как её друзья вернулись с собаками на поводках и с красными от смущения лицами. Дейзи держала в пасти разодранную белую перчатку. Лаки тащила за собой пожёванное боа из перьев и гордо виляла хвостом.

Софи невольно рассмеялась. Мистер Макдермотт тоже улыбался. К ним подбежал запыхавшийся дядя Сид. Он успел отвести ошеломлённую леди в дамскую комнату отдыха, успокоить продавцов в канцелярском отделе и рассыпаться в извинениях перед леди в библиотеке. Бедняга вытер лоб носовым платком, покачал головой и произнёс:

– Ну и ну! От этого искусства одни беды.

Глава восьмая

Следующие две недели «Зелёный дракон» не шёл у Лео из головы. Картина постоянно отвлекала её от работы над выставкой, и она то и дело подходила взглянуть на оригинал. Вскоре ей стало казаться, что она знает наизусть каждый мазок.

– На выставке есть и другие картины, – как-то раз бросила ей Конни, закатив глаза.

– Не обращай на неё внимания, – прошептал Лео Смитти. – Ей просто обидно, что мистер Лайл не захотел купить одну из её картин.

Но Лео и так не задевали слова Конни. Она радовалась своему первому заказу и готова была вложить в него всю душу. Долгие часы в библиотеке Спенсера она изучала биографию и работы Бенедетто Касселли и допоздна трудилась в мастерской, экспериментируя с предоставленными мистером Лайлом материалами.

«Мне начинает нравиться в Лондоне», – написала она в одном из писем к леди Тримейн. В Спенсере ей тоже начинало нравиться. Легче там учиться не стало, но Лео потихоньку начала привыкать к художественному институту. Ей нравилось, что остальные студенты принимают всех такими, какие они есть, – не важно, ходишь ты с костылём, как Лео, или говоришь с северным акцентом, как Смитти. Девчонки могли стричься коротко, носить разноцветные одеяния и разномастную обувь, как Конни; мальчишки могли отращивать волосы, как Ричард Николс с третьего курса, который, по мнению Лео, одевался прямо как настоящий пират.

У большинства студентов денег почти не было, но и это никого не смущало. Друзья скидывались на чай и пироги, одалживали друг другу шиллинг-другой на оплату съёмных комнат. Многие жили в крошечных каморках на чердаках или в подвалах в Блумсбери или Челси, питались пустым супом и варёными яйцами и все свои скромные средства спускали на книги, принадлежности для рисования и походы в кафе «Роял». Лео очень повезло: леди Тримейн нашла для неё прекрасные комнаты, и ей выделили приличное содержание.

Ещё у других студентов Спенсера, в отличие от Лео, были свои твёрдые убеждения. Они всё время о чём-то спорили, что-то обсуждали – грядущую выставку или политические новости. Лео почти никогда не участвовала в разговорах, но внимательно слушала, как Джек выступает в защиту социализма, как Конни говорит о том, что женщины тоже должны иметь право голосовать. Конни была ярой сторонницей суфражисток и регулярно ходила на их собрания. Лео даже не знала, кто это такие, до своего поступления в Спенсер. Конни показала ей номера газеты «Суфражистка» и свой эмалированный значок, который всегда носила на лацкане пальто. На нём разноцветными буквами, фиолетовыми, белыми и зелёными, значилось: «Право голоса для женщин». Это были цвета движения суфражисток.

– Обязательно сходи со мной на собрание, послушаешь миссис Сент-Джеймс, – уговаривала она Лео. – Это одна из лидеров движения. Она потрясающая.

Лео также поняла, что Джек считает поведение суфражисток слишком экстремальным, например, когда они приковывают себя цепями к оградам, разбивают окна или устраивают поджоги. Они с Конни частенько сталкивались лбами по этому поводу, но всё равно оставались хорошими друзьями. Лео поражалась их дискуссиям и гадала, как бы отец или Винсент отреагировали на заявление, что женщины тоже должны иметь право голосовать, и вообще на то, что девушка разбирается в политике. Здесь же все внимательно слушали Конни и никто её не осуждал.

Больше всего в Спенсере Лео нравилось то, что никого не волновало, откуда ты родом, из какой семьи. В гостиной Уинтер-холла принадлежность к высшему сословию и происхождение ценились превыше всего, а здесь значили чуть меньше, чем ничего. Не важно, где твой дом – в лавке мясника в Ист-Энде, как у одного из самых талантливых студентов третьего курса, или в особняке за городом, как у Лео, – это никак не влияло на отношение к тебе. Единственное, что имело значение, – это талант. И Лео всей душой отдалась рисованию. Каждую свободную минутку она корпела над копией «Зелёного дракона».

Однажды вечером, когда она в очередной раз разглядывала оригинал в «Синклере», к ней подошёл поговорить мистер Лайл. Лео была так погружена в свои мысли, что не сразу его заметила.

– Интригующая картина, да? – Голос Лайла вернул её к реальности. – Сложно оторвать взгляд. Я давно задаюсь вопросом: о чём думал художник? Что хотел сказать? – Мистер Лайл говорил своим особым тоном лектора. – Дракон – не только мифическое существо, но и символ. У одних культур он означает мудрость, у других – силу, благополучие или удачу. – Мистер Лайл улыбнулся. – А как идёт ваша работа?

– Я почти закончила, – застенчиво ответила Лео. – Надеюсь, копия получится достойная.

– Что ж, вижу, вы ответственно подошли к вопросу. Прекрасно, мисс Фицджеральд. Я с радостью посмотрю на вашу картину завтра утром, когда приду в Спенсер.

Он повернулся к выходу, но Лео, набравшись смелости благодаря его словам, окликнула мистера Лайла:

– Я кое-что заметила. – Она показала на левый верхний край картины, рядом с головой дракона. – Здесь как будто другая текстура. Словно что-то закрашено.

Лайл проследил за её взглядом.

– Что ж, вполне возможно, многие старинные картины со временем претерпевали изменения.

– Если вглядеться, можно рассмотреть под слоем краски какие-то штрихи, – добавила Лео с растущим волнением. – То ли слово, то ли… подпись! Возможно, это доказательство, что картина действительно была сделана Касселли.

Лайл задумчиво посмотрел на картину и нахмурился.

– Что ж, вполне возможно… Но маловероятно. Скорее всего, картину реставрировал художник, который уступал Касселли в технике.

– Я хотела обсудить это с профессором Джарвисом. Недавно он прочёл нам очень интересную лекцию по истории искусств о…

Мистер Лайл покачал головой:

– Не стоит, моя дорогая. Картину не раз осматривали эксперты, они бы такого не проглядели.

Нет нужды тратить на это время профессора Джарвиса.

Лео поникла, но мистер Лайл ей улыбнулся.

– Однако глаз у вас острый, мисс Фицджеральд. Из вас получится хороший искусствовед. – Он повернулся к её альбому, лежавшему на столе. – Это ваше, я так понимаю? Позволите взглянуть на ваши последние работы?

* * *

Несколько часов спустя, когда день уже подходил к концу, Лео с улыбкой подумала о том, что мистер Лайл потратил на неё добрых полчаса, да ещё и пообещал прийти посмотреть на картину. Интерес известного знатока искусства придал ей уверенности в себе.

– Слушай, Лео, – сказал Джек, набрасывая куртку, – не хочешь сегодня пойти с нами? Конни зовёт нас послушать речь великой миссис Сент-Джеймс в университете Лондона.

– Ну… – Лео замялась. Не лучше ли провести вечер за рисованием?

– Соглашайся! Она вроде как потрясающий оратор.

– Давай, Лео, – поддержал его Смитти. – Отдохни немного! Ну да, Лайл выбрал тебя своей восходящей звездой – кстати, вполне заслуженно, у старика есть вкус, – но нельзя же рисовать круглыми сутками!

– Да, пойдём, – добавила Конни, к большому удивлению Лео. – Её стоит послушать, честное слово.

– Хорошо, – робко ответила Лео. – Я пойду.

Дождь на улице как раз закончился, и они направились к университету шумной разношёрстной компанией. Лео подумала, что ей даже нравится проводить время со своими однокурсниками. Все на них оборачивались, и Лео знала, что это не из-за её костыля.

Вскоре они прибыли в лекционный зал. Лео плохо представляла, чего ожидать от собрания суфражисток, но всё равно удивилась увиденному. Аудитория гудела от множества голосов, и слушателей собралась целая толпа: хихикающие девчонки в белых платьях, серьёзные дамы, украсившие потрёпанные шляпы яркими фиолетовыми и зелёными бантами, благородные леди в таких же модных нарядах, в каких щеголяла мать Лео. Представителей сильного пола, как ни странно, здесь тоже было немало, от джентльменов в шёлковых цилиндрах до юношей вроде Джека и Смитти.

Шум перешёл в благоговейный шёпот, когда к кафедре подошла миссис Сент-Джеймс. Лео посмотрела на высокую, элегантную даму в стильной шляпке с перьями вроде тех, что выставляют на витринах Синклера, и отметила, что она сразу притягивает к себе взгляд.

– Политики доказывают с пеной у рта, сколь важно не давать женщинам права голоса, – начала она. – Но меня больше интересуют причины, по которым женщины должны иметь это право. И причины эти ясны любому здравомыслящему человеку. Сегодня мы будем обсуждать именно их.

Слушая лекцию, Лео рассматривала лица окружающих – идеальную серию портретов. Ей захотелось нарисовать их все. Вдохновлённую девочку со щёчками, как у фарфоровой куклы, пожилую даму с усталыми глазами и выбившимися из-под фетровой шляпы мягкими прядями, сосредоточенного Джека. Сама не сознавая, что делает, она нащупала карандаш в сумке и начала рисовать на обратной стороне билета.

Время от времени ей казалось, что голос миссис Сент-Джеймс звучит особенно отчётливо и близко, как будто она обращается именно к Лео: «Сегодня у девушек больше возможностей, чем когда-либо, но за них приходится бороться, приходится восставать против ожиданий общества…» «Разве это справедливо, что половина человечества не имеет права высказывать своё мнение об образовании, жилищных условиях и условиях труда? Разве справедливо то, что мы – лишь дополнение к нашим отцам, братьям, мужьям, как будто у нас нет своих мыслей и убеждений, заслуживающих внимания?» «Я на собственном опыте убедилась, насколько современные девушки сильные, надёжные, независимые, мудрые. Разве можно сомневаться в их способности стоять наравне с мужчинами и выражать своё мнение на выборах?»

Лекция подошла к концу, оставив Лео под впечатлением. Словно во сне, она поднялась на ноги и присоединилась к шквалу аплодисментов.

– Лео, ты вообще слушала? – спросила Конни, кивая на рисунки.

– Конечно, слушала! – возмутилась Лео. Ей хотелось добавить, что слова миссис Сент-Джеймс казались даже весомее, когда их сопровождали эти карандашные зарисовки, но она не смогла подобрать слова.

На выходе выдавали цветные ленты суфражисток. Лео взяла одну и приколола к воротнику. Многие остались обсудить лекцию, но Лео с друзьями вышли из людного зала на тёмную улицу. Было холодно, и они плотнее запахнули верхнюю одежду.

– Ох, я не готова идти домой! – воскликнула Конни. – Придумала! Мы пойдём выпьем кофе в кафе «Роял»!

Все согласились, и Лео тоже кивнула. Ей не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался.

До Риджент-стрит было недалеко. Вскоре они дошли до кафе, и Лео застыла на пороге, разглядывая алые подушки на стульях, снежно-белые скатерти, золотые спирали под потолком. Тихие звуки пианино перекрывал шум голосов и громкий смех. Свечи на столах освещали очередную серию небольших «портретов»: вот дама с красной розой в волосах, официант в белом фартуке и с серебряным подносом, бородач, что-то шепчущий леди в тёмно-красном жакете. Пахло специями. Лео сразу поняла, почему всем так нравится здесь бывать. Кафе было завораживающим, представительным и экзотичным, как и весь Лондон, в глазах Лео.

Она почувствовала себя маленьким ребёнком, а вот Джеку и остальным здесь явно было комфортно. Компания заняла столик в дальнем углу, и все заказали самое дешёвое, что было в меню, – кофе. Его подавали в высоких стаканах и с серебряным кувшинчиком сливок. Все заявили, что собираются потягивать его как можно медленнее, чтобы хватило надолго.

Лео было не до кофе. Она всё думала, как бы лучше перенести эту сцену на холст: красно-золотое убранство, размытый, мягкий свет, тёмные силуэты, освещённые язычками свечей. Её друзья тем временем пытались отыскать в зале известных людей и шёпотом обсуждали, о чём могут переговариваться за другими столами.

– Надо же! – взволнованно прошипел Джек прямо над ухом Лео. – А это, случайно, не художник Макс Каменски?

Лео услышала знакомое по выставкам имя и оглянулась на седовласого господина с острой бородкой. Он, похоже, был в центре внимания целой компании людей, громко обсуждавших что-то.

– Да, и смотрите – с ним леди Гамильтон, – добавила Конни, кивнув на модную леди, которая, облокотившись, разговаривала с художником через стол. – Она позировала ему для одной из картин, сделанных к выставке мистера Лайла. И на встречах суфражисток я её видела.

Вдруг они заметили в толпе самого мистера Лайла. Лео не сдержала изумления. Почему-то она не ожидала увидеть его в таком месте, как кафе «Роял».

– А что здесь делает мистер Лайл? – спросила она.

– А он завсегдатай, – ответил Джек, широко улыбнувшись. – Почти каждый вечер сюда приходит.

Лайл остановился поздороваться с группкой художников за одним из столов, а затем направился в укромный уголок, следуя за официантом с бутылкой красного вина и двумя бокалами. Лео заметила, что за столом уже кто-то сидит к ним спиной, наполовину скрытый в тени: это была леди в бархатной шляпе. Незнакомка повернулась поприветствовать мистера Лайла, и Лео нахмурилась. На секунду ей показалось, что это леди Тримейн. Но Лео знала, что это невозможно: во вчерашнем письме крестная сообщила, что задержится на юге Франции ещё на две недели. В любом случае леди Тримейн никак не могла знать мистера Лайла, иначе она упомянула бы об этом в своих письмах.

Конни схватила её за локоть:

– Смотри, к нему идёт Каменски!

– Он явно чем-то возмущён, – заметил Смитти, подавшись вперёд.

Раскрыв рты, они наблюдали за тем, как Каменски подошёл к столику Лайла, остановился, бросил несколько неразборчивых, но явно грубых слов, развернулся на каблуках и выбежал из кафе.

– Как думаете, что случилось? – спросила Лео.

– Они же друг друга терпеть не могут, – сказала Конни.

Все удивлённо на неё посмотрели.

– Да-да, так и есть. Они страшно поссорились несколько лет назад. Я подумала, что, раз мистер Каменски предоставил Лайлу картину для выставки, значит, они помирились, но, видимо, это не так.

– Ну и ну, вечно тут кто-нибудь ссорится, – удивлённо заметил Смитти. – Помните, как Николс разбил все стаканы в приступе ярости? Его потом месяц сюда не пускали.

– Вполне в это верю, – с улыбкой отозвался Джек. – Надо же, а вот и он!

Лео подняла взгляд и увидела, что к ним идёт Ричард Николс. О нём говорили, что он очень талантливый, его работы постоянно участвовали в выставках, но также он был знаменит своим трудным характером и постоянно попадал в переделки. Ходили слухи, что в прошлом году его даже арестовали.

Он неспешно подошёл к их столу и протянул, откинув назад длинные волосы:

– Пришли понаблюдать за спектаклем, мелюзга? Видели, как Каменски набросился на Лайла?

– Сложно было это пропустить, – ответил Джек.

– На что он так рассердился? – спросила Конни.

Николс пожал плечами:

– Как знать! Я бы и сам с удовольствием на него наорал. – Увидев, как их удивили его слова, Николс с горечью добавил: – Так вы не слышали? Благодаря старине Рэндольфу Лайлу мне дали пинка. Исключили из Спенсера. Ему, видите ли, не нравится мой моральный облик!

– Исключили?! – ужаснулся Смитти.

– Да! Правда любезно с его стороны? – с сарказмом произнёс Николс. – Славный малый, этот мистер Лайл. Ну, рано или поздно он получит по заслугам. Надеюсь, его дурацкая выставка провалится. А, вы же, мелюзга, помогаете ему с подготовкой, но кто вас может обвинить? Хотя, как по мне, ничего хорошего не выйдет из выставки в магазине. – Он ударил кулаком по столу, и Лео подпрыгнула от неожиданности. – Увлечение покупками – это болезнь. Причуды, выкрутасы, модные наряды… Да кого интересует эта скучная ерунда? Главное – это искусство! Все лавочники – паразиты. Не понимаю, как ему совести хватает сюда заявляться!

– Кому? Лайлу? – уточнил Джек.

– Да нет, Эдварду Синклеру, конечно. Самому королю торговли! Он старается не выделяться – понимает, наверное, что ему тут не рады, но как его не заметить? Вон он, рядом с леди Гамильтон.

Они проследили за его взглядом и в самом деле увидели модно одетого господина, в котором любой, кто читает газеты, немедленно узнал бы мистера Эдварда Синклера.

– Хоть он и сидит частенько в кафе «Роял», пусть не думает, что разбирается в искусстве! Нет, он глубоко ошибается, – объявил Николс и отошёл к соседнему столу, за которым тоже сидели студенты из Спенсера. – Торговля – это обман! Искусство, правда, жизнь! Вот что важно!

– Что за вздор, – фыркнула Конни.

– Исключён, вот это да! – воскликнул Смитти. – Как вы думаете, его и правда выгнали из-за Лайла?

Лео их не слушала: она не могла оторвать глаз от мистера Синклера. Её очаровало простое изящество чёрно-белого костюма, резко контрастировавшего с яркими пятнами цвета вокруг. «Он мог бы стать отличным основным акцентом», – подумала Лео, в то время как он что-то нашёптывал леди Гамильтон. Леди кивнула, и Синклер растворился в толпе.

1 Bird’s Custard – бренд заварного крема без яиц в порошке, который надо разводить молоком. (Здесь и далее примечания переводчиков.)
2 До свидания (фр.).
3 Узор в форме капель со множеством мелких деталей.
4 Daisy – от англ. «маргаритка».
Продолжить чтение