Читать онлайн Семь способов тебя завоевать бесплатно

7 Clues to Winning You

This edition published by arrangement with Curtis Brown Ltd. and Synopsis Literary Agency

ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2017

* * *

Глава 1

Даже у самых лучших произведений Шекспира есть один недостаток – в конце все умирают. Мне никогда не понять, зачем переживать все эти мучительные, страстные тайные свидания, чтобы в итоге оказаться в куче тлеющих останков. Это же несправедливо. Поэтому, когда в детстве для семейных шекспировских чтений папа выбирал «Ромео и Джульетту», я всегда изменяла концовку, и Джульетта просыпалась вовремя. Это сводило папу с ума, но я просто не могла ничего с собой поделать. Ведь я девушка, которой нравится, если все живут долго и счастливо.

Когда в семье есть учитель английского, как мой папа, то к нему в комплекте обязательно идут семейные шекспировские чтения. Я почти уверена, что была единственной восьмилеткой, которая могла наизусть прочитать двадцать девятый сонет. Это было несколько лет назад, задолго до того, как папу назначили директором старшей школы Эш-Гроув, расположенной в соседнем учебном округе. Мне не особенно нравилось, что он стал директором конкурирующей школы, но, по крайней мере, его не назначили в Меритоне. Вы можете представить, как бы это было ужасно? Разве это не трагедия?

Но, как и говорила, я твердо верю в счастливый конец. Мне хотелось собственного «жили они долго и счастливо», но полагаться на волю случая я не собиралась. У меня уже давно был составлен подробный план: стать одной из лучших выпускниц старшей школы Меритон, поступить в колледж Брин-Мор (специализирующийся на литературе, но где не обязательно изучать классику) и выйти замуж за мужчину, окончившего Хаверфордский колледж. На свадьбе на мне будет бальное платье без лямок цвета слоновой кости из шелкового атласа, болеро, расшитое бисером, и вуаль; церемония состоится в начале июня в отеле «Риттенхаус», а жить мы будем в Суортморе: к северу от Йель-роуд, но восточнее Честера. Я получу степень магистра в области образования, а потом начну преподавать в Суортмор-колледже и в кратчайшие сроки стану его штатным сотрудником. Мой муж займет руководящую должность в какой-нибудь корпорации и будет каждый день ездить на работу в центр.

Мы будем наслаждаться выходными, которые станем проводить в нашем уютном, отреставрированном старинном доме. И устраивать званые ужины с университетской элитой. Я займусь благотворительностью в пользу детей-сирот. У нас будет четверо счастливых и желанных детей (мальчик, мальчик и две близняшки… но я, конечно, порадуюсь любым), которые пойдут учиться в самые лучшие частные школы (мой муж, естественно, будет из богатой филадельфийской семьи). В саду будут расти цветы, на небе сиять звезды, а мой красивый преданный муж будет любить меня до конца наших дней. И конечно же мы будем жить долго и счастливо.

Все шло по плану до второго полугодия одиннадцатого класса в Меритоне. У меня были высшие отметки почти по всем предметам и впечатляющий список внеклассных мероприятий, который мог продемонстрировать мое всестороннее развитие в заявлениях для поступления в колледж. А еще я была всеобщей любимицей с отличным чувством стиля. Но как только я сменила зимний гардероб на весенний, мой план начал разваливаться на куски.

– Блайт? – позвал меня папа с первого этажа. – Можешь спуститься на минуту?

– Сейчас! – крикнула в ответ. Я стояла напротив шкафа и радовалась. – Идеально.

Мой гардероб был последней остановкой на пути в грандиозной подготовке комнаты к весне.

– Упс, секундочку… – Я потянулась, сняла с вешалки бледно-аквамариновый топик и перевесила его на другую сторону, к вещам практически такого же оттенка. – Вот теперь идеально.

Я провела пальцами по одежде, дотошно рассортированной по цвету. Весенняя одежда. Красивая, яркая весенняя одежда. Из тонкого шифона и хрустящего льна. Розовая и желтая, с набивным рисунком и в горошек. Я была так рада позабыть на целый год о тяжелой зимней одежде. Если бы мне пришлось надеть еще один трикотажный свитер с глухим воротом, то я точно упала бы замертво от удушья. Пришло время вытащить одежду с короткими рукавами и капри. Да, еще только начало марта, но начинались весенние каникулы, и в эти дни я всегда наводила порядок в комнате и меняла свой гардероб, что бы ни случилось.

Я закрыла дверцы шкафа и направилась вниз, мысленно составляя планы на неделю. Поход по магазинам с Тарой и девочками. Подготовка к экзаменам для поступления в колледж. Время, проведенное с подружками. Еженедельное волонтерство в доме престарелых «Шэди Эйкес». Вечера за просмотром фильмов вместе с девчонками. Кроме того, мне надо выспаться и последить за капитаном баскетбольной команды с Тарой (ее любовь, не моя). Да и просто расслабиться.

Когда я вошла в гостиную, то сразу стало понятно – что-то произошло. По-видимому, затевалось семейное собрание. И это не предвещало ничего хорошего. Здесь были все, включая моего двенадцатилетнего брата Зака, который, если это в его силах, почти никогда не показывается на таких сборищах. Он растянулся на полу и играл на PSP. Когда я переступала через его ноги, Зак закричал:

– Умри, мерзкий мутант!

А затем немного согнул ногу, но этого оказалось достаточно. Я споткнулась, и Зак вздрогнул. Его слова явно предназначались не мне.

– Ой, виноват! – сказал он и снова вернулся к игре. – Извини.

Папа стоял к спиной ко всем и смотрел в окно. На улице был туман.

В комнате ощущались странные вибрации.

Зак громко рыгнул и сказал:

– Ооо, так-то лучше.

И к вибрациям добавилась тошнота.

Папа обернулся и увидел меня. Затем жестом пригласил присесть на диван, что я и сделала. Я попыталась прочитать по маминому лицу, что происходит, но, к моему ужасу, она надела на себя маску леди. Выражая мирное дружелюбие и высочайшее самообладание, она использовалась мамой во всех неловких ситуациях. Представьте себе королеву Англии, у которой в попе застряли трусы, – примерно так выглядела сейчас мама. «Леди никогда не демонстрирует недовольство», – часто говорила она. Я думаю, что из-за частого использования она даже перестала осознавать, что надевает эту маску. Этому ее научила бабушка, а мама передала знание мне. Я считала эту маску очень полезной для сглаживания щекотливых ситуаций. Хотя ситуации, в которые я попадала, не назовешь такими уж щекотливыми.

Когда я посмотрела на лицо мамы, примостившейся на краешке серовато-зеленого кресла, то поняла, что ядерный взрыв неминуем.

Папа сцепил руки за спиной и слегка покачивался. Это движение мне тоже знакомо – демонстрация «я сейчас сделаю то, что разрушит вашу жизнь, но сначала притворюсь, что еще раздумываю над этим». Он регулярно поступал так, будучи директором Эш-Гроув. Я знала, что мы с Заком попали, еще до того, как папа произнес первое слово.

Он прочистил горло.

– Так. Мы не планировали вам рассказывать об этом еще несколько месяцев, но обстоятельства изменились, и нам пришлось все переиграть.

– Будь проще. Пожалуйста, директор Мак, – усмехнулся Зак, не отрываясь от игры. – И постарайся говорить как чертов отец.

Зак любит подкалывать папу, будто тот общается с нами, как с учениками или, что еще хуже, как с преподавательским составом. Хотя я не понимала, почему он так ведет себя в школе. Эш-Гроув не из тех учебных заведений, откуда выпускаются стипендиаты Родса[1]. Скорее уборщики мусора. Может, Эш-Гроув и находится по соседству с Меритоном, но ее ученики явно не соперники нам по части успеваемости. Если вы понимаете, о чем я. Это одна из причин соперничества этих двух школ.

– Не смей ругаться в этом доме, молодой человек, – приказал папа. Зак начал подниматься, но папа рявкнул: – И куда это ты собрался?

– На улицу. Чтобы поругаться, – сказал Зак. – Как ты и приказал.

Папа указал на пол:

– Сядь.

Зак снова плюхнулся на ковер и вернулся к игре. Казалось, он всегда знал, как можно сильно разозлить родителей и при этом не огрести.

Папа закрыл глаза, а затем глубоко и театрально вздохнул:

– Вы помните, что мы говорили о переезде в школьный округ Эш-Гроув после выпуска Блайт, чтобы у меня было больше шансов стать суперинтендентом[2] после ухода на пенсию Хэнка Баскомба?

– Да, – неуверенно ответила я.

– Ну, в этих планах произошло небольшое изменение.

– Мы не переезжаем? Ох, слава богу. Я как подумаю, что мне придется приезжать из колледжа в какой-то странный дом, так тошно становится, – обрадовалась я.

Папа не кивнул. Вместо этого он посмотрел на маму, и их взгляды на мгновение встретились. Ой-ой! Я застыла, внезапно осознав, что инстинктивно надела на себя маску леди.

Папа снова прочистил горло и сказал:

– В прошлом месяце я узнал, что директор Баскомб уходит на пенсию в этом году. Поэтому если я действительно хочу добиться этой должности, то мне… в смысле, нам… необходимо переехать в школьный округ Эш-Гроув.

Пока папа говорил, мой желудок все сжимался и сжимался, и я поймала себя на том, что борюсь за каждый вдох. Пальцы впились в верхнюю часть бедер.

– Поэтому мы переезжаем, – сказал папа. – Немедленно!

Зак оторвался от игры, даже не поставив ее на паузу. Это серьезно.

В голове загудело.

– Но я же останусь в Меритоне, да? Мне же не придется менять школу перед выпускным годом, ВЕРНО?

Папа снова качнулся:

– К сожалению, нет. Фактически, тебе придется перевестись в Эш-Гроув раньше.

– Насколько раньше? – выкрикнула я. – Что может быть раньше выпускного года?

Я уже знала, что папа ответит, но была не в силах осознать это, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух.

– В одиннадцатом классе. Сейчас. Сразу после весенних каникул. Думаю, лучшее время для твоего перевода – начало весенней четверти. К счастью, расписание каникул в Эш-Гроув и Меритоне совпадает, так что тебе удастся отдохнуть. – Папа подмигнул мне, будто сделал какое-то одолжение.

Наконец вмешалась мама:

– Милая, если подумать, то это к лучшему. – Она приподняла брови и склонила набок хорошенькую головку. – У тебя появится шанс завести друзей перед выпускным годом.

– Едва ли можно сказать, что это к лучшему, – сказала я, вскочив с места. – Нет, нет, нет. Этого не будет. Я учусь в Меритоне. Все мои друзья учатся в Меритоне. Меритон – самая лучшая школа. Я не могу окончить Эш-Гроув\ Выпускники Эш-Гроув не поступают в Брин-Мор!

Папа помахал пальцем в воздухе:

– Простите, юная леди, но многие выпускники Эш-Гроув поступают в ведущие университеты.

– Но не туда, куда поступают выпускники Меритона!

– Значит, ты станешь лучшей в классе, – прочирикала мама.

– Ооо, это сделает ее очень популярной, – пробормотал Зак.

– Подождите. Подождите, – пробормотала я, пытаясь найти решение. Выход из сложившейся ситуации. Какой-нибудь способ, чтобы вернуться на тропу, ведущую к счастливой развязке. – Знаю! Что, если я до выпускного поживу у Тары?

Мама покачала головой:

– Блайт, милая, мы не можем так навязываться семье Тары. Это даже не обсуждается.

Кровь прилила к лицу, пальцы закололо.

– Я не могу учиться в Эш-Гроув! Вы что, не помните про тот случай со мной?

Папа усмехнулся:

– Дорогая, это было в прошлом году. Уверен, никто об этом даже не вспомнит.

– О, правда? Ты уверен? Потому что я об этом помню. Прекрасно помню все. И оскорбления. И смешки. Надо мной смеялись даже несколько учеников Меритона, которые видели ту ужасную фотографию. Не могу представить себе, что встречусь лицом к лицу с целой школой. Пожалуйста, папа, ты не можешь так со мной поступить!

Ведь я знала, что умолять отца, как будто я маленькая папина дочка, было бесполезно. Но мне так сильно захотелось задеть его за живое.

– Я делаю это не потому, что хочу причинить тебе боль, тыковка. Это мой шанс. Единственный. Я должен воспользоваться им. Обещаю, что переезд будет легким и я удостоверюсь, что в новой школе все пойдет хорошо.

Именно в этот момент до меня дошел весь ужас этой ситуации. Я сосредоточилась лишь на недостатках образования и длительном унижении из-за фотографии, которая разошлась по школе в прошлом году. Но дело не только в этом.

– О господи, – сказала я. – Я буду дочкой директора. Невероятно. Мне стоит начать планировать свои похороны, ведь в общественной жизни школы мне места не будет.

Глава 2

После семейного фестиваля с бросанием зажигательных бомб я поехала на встречу с Тарой, моей самой лучшей подругой, и остальными девчонками, чтобы хорошенько утешиться. Нас пятеро. Четверо из нас дружат с первого класса. Это когда знаешь все – каждую крошечную деталь про парня мечты, свидание мечты, свадьбу мечты, медовый месяц мечты, красавчика-звезду мечты, с которым мы бы тайком поцеловались, появись он в наш медовый месяц. Тара относилась к тем девушкам, которым было плевать на свадьбу. Она ненавидела саму идею быть привязанной к чему-то. Если я говорила: «Разве не круто сделать так и так?», то Тара отвечала: «Так давай сделаем это». Клянусь, если бы энергетическая компания могла подключиться к Таре, та обеспечила бы энергией все Восточное побережье.

Сериз и Вероника тоже были очень близки. Так близки, наверное, бывают только близнецы. Они даже заканчивали друг за другом предложения и иногда согласовывали одежду. Девчонки всегда шли по головам, желая добиться звания лучшего ученика в классе, поэтому заключили пари, что тот, кто произнесет прощальную речь на выпускном, выберет, где провести лето. Сериз хотела в Монреаль, а Вероника – в Палм-Бич. И это было единственное, в чем они не соглашались друг с другом.

Пятая наша подруга Мелисса. Она появилась в Меритоне в начале школьного года, но сразу вписалась в наш дружный круг, как нога Золушки в хрустальную туфельку. Если бы вы понаблюдали за нами, то могли подумать, что в нашей компании она прилипала. Мелисса консервативно одевалась, мало говорила. И никогда не пыталась произвести впечатление, но ей это и не требовалось. В ней в прямом смысле текла королевская кровь. Ну ладно, она листочек на длинной и извилистой ветви семейного дерева, но родственная связь наблюдалась. У прабабки Мелиссы была интрижка с одним из племянников правящей королевской семьи какой-то европейской страны, после чего у нее родился дедушка Мелиссы. Члены королевского семейства вышли из себя, и племянник отправил прабабку Мелиссы в США, причем вместе с ребенком и пачкой денег. Деньги закончились давным-давно (поэтому Мелисса учится в государственной школе), но родословная осталась. В смысле, круто же знать, что ты член королевской семьи! И как это здорово! Да, Мелисса никак не могла быть прилипалой.

Когда у кого-то из нас был плохой день, мы встречались в кофейне Меритона в поисках огромной дозы кофеина, сахара и шоколада или в торговом центре для шопинг-терапии. Такая проблема, как смена школы, точно требовала похода в торговый центр. Но в этот раз шопинг не помог. Фактически я просто бродила от магазина к магазину и, не переставая, плакала.

– Говорю тебе, мама точно разрешила бы тебе жить с нами, – в пятый раз повторила Тара.

Она приобняла меня одной рукой, крепко сжала и прислонила голову к моей.

– Хорошо бы, – сказала я. – Хотя мои родители никогда не допустят этого. Кроме того, есть вероятность, что через несколько недель мы поубиваем друг друга.

Я выдавила из себя фальшивый смешок.

– Да, вполне возможно, – согласилась Тара.

– Тебе всего лишь нужно освободиться от родительской опеки, – прочирикала Вероника.

– Поссорь их, чтобы они развелись, – добавила Сериз.

– Тогда сможешь делать все, что захочешь, – пришла к выводу Вероника.

– Времени нет, – вздохнула я. Я уже обдумывала этот вариант по пути сюда. – Я пойду в школу сразу после каникул.

– Ну, тогда нам просто надо устроить улетные весенние каникулы, – предложила Тара. Она взяла под руки меня и Мелиссу. – Пойдемте, дамы. Купим нашей девочке гигантский карамельный макиато. Или три.

Я провела подушечками указательных пальцев под нижними веками, чтобы стереть размазанную тушь, и попыталась натянуть правдоподобную маску леди:

– Звучит отлично.

Мы направились к ресторанному дворику и купили карамельный макиато. Тара приобрела еще шоколадное печенье и выложила его на стол.

– Пока мы разговариваем, родители встречаются с агентом по недвижимости, чтобы найти новый дом и выставить наш на продажу… Это просто сюр какой-то! – сказала я, окуная печенье в кофе. – Не могу представить, что не буду жить здесь. Я просто… не могу в это поверить. Не могу поверить, что отец такой эгоист.

Я откусила намокший краешек печенья.

– Вообще! Кем он себя возомнил? – сказала Вероника, высыпая в кофе третий пакетик сахара.

Я сглотнула.

– Отцу важна только его карьера. Как заработать побольше денег. И получить более высокую должность. В смысле, он даже не спросил у нас, что мы об этом думаем. Будто наше мнение ему не важно.

Мои глаза снова наполнились слезами. И я начала яростно окунать печенье в кофе. Тара передала мне салфетку, и я промокнула уголки глаз, чтобы сберечь оставшуюся тушь.

– Я тоже так думала так, когда папа привез нас сюда, – сказала Мелисса. – Его повысили, и не было никаких сомнений в том, что мы переедем. Хотя в Меритоне неплохо. Я скучаю по старым друзьям, но разве не здорово начать жизнь с совершенно чистого листа? Где-то, где не нужно мириться с прошлым.

– Только у нее там есть прошлое, – пробормотала в чашку Тара.

Мелисса осмотрела нас по очереди:

– А что случилось? Я об этом не слышала.

Я проглотила последний кусок печенья, который пытался застрять в горле. Думаю, мне понадобилось бы слишком много времени на ответ.

Сериз встряла и начала рассказывать:

– Ну, в Эш-Гроув есть ежегодная традиция, когда выпускники во время весеннего семестра устраивают для одиннадцатиклассников охоту на мусор. Это своего рода соревнование, в котором нужно найти определенный предмет, передать его комиссии, после чего тебе сообщают следующий. Кто первым принесет последний предмет, тот выиграет огромный таинственный приз.

Пока Сериз говорила, Вероника размахивала руками, будто это она рассказывала историю. И это было самым жутким из того, что они вытворяли.

– Например, билеты на концерт, которые невозможно достать, и лимузин, – сказала Вероника. – Или выходные на берегу моря.

– Ну, знаешь, что-нибудь потрясающее, – продолжила Сериз. – В прошлом году одним из заданий было сфотографировать директора, то есть отца Блайт, в обычной жизни. За каким-нибудь занятием.

– Стрижка газона, проверка почты, да все что угодно, – добавила Вероника.

– Предметы, которые нужно найти, всегда дурацкие, – вставила замечание Тара. – Клизмы, коробка печенья с предсказаниями и тому подобное.

Мелисса кивнула, методично помешивая кофе.

– Итак, один ученик подобрался к кухонному окну в доме Блайт и сфотографировал ее отца, – начала говорить Вероника.

– Что, по моему мнению, незаконно, и этого парня должны были привлечь к ответственности, – добавила Сериз.

Вероника рьяно закивала.

Тут к подружкам присоединилась я:

– Папа никогда бы не поддержал обвинения, чтобы не портить отношения со своими драгоценными учениками. Но неважно. Парень сделал снимок. Проблема в том, что я тоже была на фотографии. – Я вытащила из чашки п окрытую пеной палочку для размешивания. – А сейчас дай мне кое-что объяснить. Я оправлялась после простуды, и нос сильно покраснел из-за частого сморкания. В руке у меня был платок, но пользоваться им было больно, поэтому…

– Она ковыряла в носу! И именно в этот момент парень и сфотографировал! – влезла в разговор Тара.

– У меня болел нос, – закричала я. – И это был всего лишь мизинец, который и за палец-то не посчитаешь! Да, убейте меня, я ковыряла в носу, но все так делают.

Тара так сильно заржала, что согнулась, будто от боли. Я толкнула ее, и она подняла руки в знак капитуляции:

– Знаю! Знаю! Эта ситуация оставила в душе рану. – Тара фыркнула. – Но было забавно. – Она посмотрела на других девочек в поисках поддержки, а затем повернулась ко мне. – Признай, – продолжила она. – Это же не фотография, на которой ты обнажена или целуешься с котом.

– У меня нет кота.

– Ну, если бы он у тебя был.

– И этого было достаточно, – сказала я.

Тара ласково улыбнулась и провела рукой по коротким, остриженным машинкой волосам:

– Я понимаю. И я была с тобой все это время, помнишь? Я бы, не раздумывая, загородила тебя от прицела объектива, ты же знаешь.

Я водила пальцем по ободку чашки.

– Знаю… – прошептала я.

– Хорошо, значит, кто-то сделал снимок, – сказала Мелисса, и на ее лице отразился вопрос. – Но как это соотносится с прошлым, с которым нужно примириться?

Я вдохнула, готовясь ответить, но меня опередила Вероника:

– Фотография распространилась по Сети. Когда тот парень отдал ее, какой-то выпускник-придурок заметил Блайт с пальцем в носу на заднем плане. Он обрезал фото, увеличил изображение и отправил по электронке своим друзьям.

Я покачала головой:

– Каждый раз, как я думаю об Эш-Гроув, то вспоминаю эту неприятную историю, и меня снова накрывает волной смущения и унижения. Как я буду ходить в эту школу каждый день?

– Эй, это же было так давно, – улыбнулась Сериз. – Никто и не вспомнит.

– Я помню, – возразила я.

– О господи, забудь об этом, – сказала Тара. Она потянулась через стол и сжала мою руку. – Серьезно, Блайт. Ты только мучаешь себя. Просто отпусти это.

– Знаю, знаю, – сказала я.

Я поднесла чашку ко рту и постучала по донышку, но последняя капля пены все равно не стекла в рот. Пришлось сдаться и поставить чашку на стол.

– Фотографию даже опубликовали в газете Эш-Гроув, – прошептала Вероника Мелиссе.

– Ей от этого не легче! – крикнула Сериз Веронике.

Мелисса нахмурилась:

– Там разве нет штатного психолога-консультанта? Как они это допустили?

– Это была неофициальная школьная газета, – сказала я, размахивая рукой в воздухе, словно желая прогнать плохой запах. – У них есть неофициальная интерактивная школьная газета, которая якобы правдиво описывает все школьные события. Ну, типа, какой учитель ездил на машине в нетрезвом виде или как занятия в школьном кружке переросли в пьяную оргию… Вот туда и поместили фотографию. Думаю, они высмеивали дочь директора. Это же так смешно.

– Ого! – воскликнула Мелисса. – В моей прежней школе такое издевательство не прокатило бы. Этих ребят должны были исключить.

Издевательство?

Честно говоря, я никогда не считала это издевательством. Не знаю почему. Думаю, просто никогда не рассматривала себя как жертву.

Все это время я считала, что немного сама виновата в случившемся, потому что на самом деле ковыряла в носу. Да и фотография эта не сексуального характера. Было ли это издевательством?

– Подожди, – сказала Вероника. – Ты начнешь учиться сразу после весенних каникул? Значит, в этом году будешь участвовать в охоте на мусор?

– И ты в одиннадцатом классе, – добавила Сериз.

Мой желудок сполз до пола. Челюсть последовала за ним.

– Я об этом не подумала, – пробормотала я еле слышно.

– Подожди, это и к лучшему, – улыбнулась Тара. – Это твой шанс отомстить тем ребятам. Ты можешь саботировать охоту. Уничтожить ее изнутри.

Улыбка подружки была слишком зловещей.

Я же сидела и молчала. Ведь я никогда и никому не мстила. Скорее совсем наоборот. Я из тех, кто подставит другую щеку. Дружелюбие более привлекательная черта. К тому же доброжелательно настроенный выпускник производит хорошее впечатление на собеседовании при поступлении в колледж. Тем не менее Тара верно подметила. Вопрос в том, захочу ли я рискнуть своей общественной жизнью и репутацией, чтобы превратить жизнь ребят из Эш-Гроув в кошмар. Ответ очевиден. Меня не волновала общественная жизнь в Эш-Гроув. После этой фотографии и папы в качестве директора моя репутация и так упала ниже плинтуса, а я еще даже не перешагнула порог новой школы. Хуже и быть не могло.

Глава 3

Чтобы официально зачислить нас с Заком в школы округа Эш-Гроув, родители должны были доказать, что мы проживаем на территориях, которые относятся к ним. Для этого нам требовалось приобрести какой-нибудь дом. Вместо того чтобы дать мне возможность наслаждаться оставшимися днями весенних каникул с друзьями, меня потащили на охоту за новым местом жительства. За неделю мы просмотрели тридцать домов. Наш агент по недвижимости Марджори показывала нам одноэтажные, одноэтажные с цоколем, двухэтажные и трехэтажные дома. Мы видели просторные и небольшие участки, подвалы с отдельным выходом, новые крыши и большие окна, модернизированные кухни… но маме ничего не нравилось. Слишком маленький дом. Слишком старый. Нужен ремонт. Слишком странные соседи. Слишком высокий налог на недвижимость. Слишком дорого (последние два варианта – папины).

Наконец на продажу выставили классический двухэтажный дом в приличном районе недалеко от центра Эш-Гроув. Ему «всего три года!» (так нам радостно объявила агент), он находится в собственности банка, и в нем никто не живет. Марджори полагала, что его выкупили у неплательщика. В любом случае, мы могли в него въехать прямо сейчас. (Марджори сказала, что обычно такие дома найти трудно, и если мы заинтересованы в покупке, то не стоит упускать такой шанс.)

Дом и правда был больше и лучше нашего в Меритоне. Думаю, в таких районах, как Меритон, где много школ, цены на дома всегда завышены. Здесь было большое крыльцо, тянущееся вдоль одной стороны дома, ландшафтный сад с мощеными дорожками и огромный задний двор. Единственное, что раскритиковала мама, это дешевые обои. Но папа пообещал, что до нашего переезда стены переклеят и покрасят профессионалы, если это сделает ее счастливой. Так что мама согласилась. Я была не против, Зак тоже. Но если честно, то для того, чтобы мой брат был счастлив, в доме должны быть лишь туалет, электричество и баскетбольное кольцо.

Мы выставили дом в Меритоне на продажу, и вскоре нашлись желающие его купить. Поэтому после подписания всех документов мы начнем новую захватывающую жизнь в качестве заключенных Эш-Гроув. Простите, в качестве жителей славного округа. Моя дорогая и любимая мама любезно дала мне наставление:

– Блайт, дорогая, мы должны сохранять объективность и особое отношение к переменам в жизни. Каждый из нас должен… внести коррективы в эту ситуацию. Вместо того чтобы акцентировать внимание на отрицательном, составь список положительного.

Список? Я не могла придумать даже одного позитивного момента, не говоря уже о списке.

Но в покупке нового дома есть и обратная сторона – продажа дома, в котором вы живете. А это значит, нам предстояло много работы: починить сломанное, покрасить облупившееся, почистить грязное, вернуть былую красоту потрепанному – тому, что годами никто не замечал. Затем все отмыть в тех местах, где никто никогда не убирался… и даже не знал, что надо убираться.

Кто знал, что необходимо забираться на кухонную стойку, чтобы отчистить кухонные шкафчики сверху? Кто знал, что все это время надо было вычищать ворсинки из трубы для откачки воды в сушильной машине? Кто бы догадался, что необходимо регулярно мыть каждый шкаф, чулан, полку и ящик? И я имею в виду не только встраиваемые – все. Даже мебель, которую вы заберете с собой и в которую покупатель не заглянет. Но, как проинструктировала нас Марджори, покупатель будет смотреть везде. Везде!

Когда дом выставлен на продажу, больше нельзя раскидывать хлам по кухонным ящикам, запрещено бросать в шкаф старую обувь, ручки от метлы, грязные ведра, сломанные вещи, которые вы когда-нибудь планируете починить, да и все остальное, чем не хочется пользоваться. Нельзя выставлять ни одной семейной фотографии, и неважно, что рамка ценная или что этот умерший родственник дорог нам. Больше нельзя оставлять вещи в сушильной машине после того, как она закончила работать. Пожалуйста, люди, не оставляйте туалетный ершик прямо возле туалета… о чем вы думаете? И ради всего святого, никогда не забывайте заправлять кровати!

На протяжении всей этой грандиозной уборки папа делал нам замечания, которые, по его мнению, были философскими, но на самом деле он просто придирался.

– Не кажется ли кому-то странным, – спрашивал он, – что мы убираем дом перед нашим отъездом?

Или еще:

– Как так получилось, что мы никогда не делали этого для себя, но делаем для кого-то другого?

Но чаще всего, устало наводя порядок, папа тихонько повторял одни и те же слова:

– Сосредоточься на цели, Мак. Сосредоточься на цели.

Целью, конечно, являлась не хорошая цена за дом, а назначение на должность суперинтендента. И этого было трудно не заметить.

Мы с Заком отвечали за свои комнаты. Моя была не в самом плачевном состоянии, ведь я только что подготовилась к весне. А вот комната Зака выглядела как в шоу «В плену ненужных вещей». Меня бы не удивило, если бы он обнаружил в ней выводок мумифицированных детенышей енота. Но во всем этом был и положительный момент – когда брат закончил уборку, то собрал небольшую горку грязных носков.

К концу весенних каникул мы ужасно вымотались. Я на мгновение забылась и поймала себя на том, что с нетерпением жду начала уроков. Правда, это ощущение длилось недолго. Его быстро сменил страх. Я пыталась убедить себя в том, что мне плевать, помнят ли ребята ту фотографию. Ну посудите, это же было год назад. К сегодняшнему дню эти новости должны были устареть. Ведь так?

Так что следующим утром я встала, конечно же заправила кровать, а потом сделала то, что помогло мне почувствовать себя увереннее: надела новую одежду. Это была прелестная розовая шелковая блузка и бежевая эластичная юбка-карандаш, которую я приобрела в торговом центре после встречи с девчонками. Сделала прическу, нанесла макияж, надела туфли и спустилась вниз, чтобы успокоить свой взбунтовавшийся желудок кашей. Мы уже опаздывали, поэтому через несколько минут я вышла вместе с папой и последовала за ним на своей машине – золотистой «Хонде-Сивик» тысяча девятьсот девяносто пятого года выпуска, во всей ее поцарапанной и мятой красе. Да, она не особенно привлекательная и модная, но зато моя. Это подарок на мое шестнадцатилетие от папы. Бабушка с дедушкой хотели подарить мне «Мини Купер» цвета электрик, но папа сразу отмел эту идею. По его мнению, машину должен дарить он, и уж точно не такую, которая сомнется, как банка с содовой, и из которой можно вылететь через лобовое стекло при ДТП. Так я и познакомилась с надежной и прочной «хондой».

Когда мы добрались до школы, я припарковалась на одном из последних свободных парковочных мест для учеников, хотя, кажется, от здания меня отделяло не менее двухсот километров. Я протащилась по огромной парковке с большой сумкой и на каблуках, ругая себя за то, что не поехала с папой. У него было директорское местечко прямо возле входа.

«Нет, – сказала я себе. – Лучше дистанцироваться от него. И быть просто Блайт».

Подойдя к двери, я остановилась, чтобы привести себя в порядок, вдохнуть и слегка выпрямить спину, как советовала мама. Сейчас определенно настало время для маски леди, поэтому я надела ее, открыла дверь и вошла в здание школы.

Сначала я почувствовала сбивающий с ног запах – это вам не Меритон. На самом деле в Меритоне совсем не пахло, особенно после полировки полов, которую проводили на выходных. В Эш-Гроув пахло плесенью, дезинфекцией и дешевым дезодорантом.

Здесь пахло бездарностью.

Я знала, что сначала мне надо зайти в администрацию, и папа рассказал, как пройти туда от входа с ученической парковки. Но уже через двадцать секунд у меня все вылетело из головы.

Сердце неистово колотилось в груди. Над верхней губой выступили капельки пота. Откуда эта нервозность? Несомненно, я не глупее здешних учеников. И… я не говорю, что я непременно лучше всех или отношусь к высшему обществу и тому подобное… но среди ребят не было видно никого в строгих брюках. Господи, они даже не носили ремни. Может, Меритон и не частная школа, но там, по крайней мере, одевались гораздо приличнее.

Я попыталась сглотнуть, однако горло сжало. Ребята здесь походили на беженцев, снующих по коридорам в поисках корочки хлеба. Прямо приливная волна фальшивого загара и отсутствия стиля в одежде. Я заметила, что начала привлекать внимание. Кто-то смотрел на мое лицо, кто-то – на фигуру. На самом деле я была здесь единственной девушкой в юбке. И в голове пронеслась мысль, что, возможно, раньше они и не видели такого в школе. «Значит, здесь не наряжаются в школу, – отметила я. – С этим можно смириться. Мне это не нравится, но я смогу справиться с этим».

Я начала двигаться сквозь толпу, пытаясь вспомнить папины указания. Второй или третий коридор слева? Наконец я вышла в коридор, где было поменьше народу, и поняла, что потерялась. Выбрав вполне дружелюбную на вид девушку, стоявшую в нескольких метрах от меня, я подошла к ней.

– Привет, – поздоровалась я. – Ты не могла бы подсказать, как добраться до кабинета директора?

Девушка смотрела на меня несколько секунд, а затем ее чересчур загорелое лицо озарилось широкой улыбкой, прямо-таки до ушей. Она подняла руку, чтобы прикрыть рот, и отступила на шаг. Затем опустила руку, ткнула в мою сторону пальцем с ярким накладным ногтем и проверещала:

– О господи! Это девчонка с козявкой!

Глава 4

Пока я шаг за шагом передвигалась по коридору, в мою сторону поворачивались ребята и раздавались смешки. Что за безумие! Фотография и выеденного яйца не стоит, чтобы помнить о ней год спустя. Как они смогли меня узнать так быстро? Я зашагала быстрее, оставляя позади насмешки. Один парень согнулся пополам, фальшиво имитируя истерику. Какая-то страшненькая девушка осмотрела меня с головы до ног, будто я гриб, а затем захихикала. Над чем смеются те ребята возле стены? Надо мной? Но ведь они, скорее всего, девятиклассники. Их даже не было здесь в прошлом году! Что происходит?

Я услышала в голове мамин голос: «Чувство собственного достоинства, Блайт. Чувство собственного достоинства». Она бы знала, как справиться с этой ситуацией. Мама невозмутима. Поэтому я последовала ее примеру. Стиснула зубы, как сделала бы мама. Задрала голову, чтобы избежать зрительных контактов. Расправила плечи и устремилась вперед, как Моисей, переходящий Красное море. Только здесь это было море синтетических материалов и дешевой косметики.

Пытаясь обогнуть одного особо крикливого придурка, я свернула не туда и оказалась в крыле старшеклассников, а затем врезалась в спину высокого, худого, светловолосого парня в очках. Я извинилась и попыталась уйти, но он захлопнул шкафчик и схватил меня за локоть:

– Подожди. Ты кто? Выглядишь знакомо.

Я закатила глаза и отдернула руку. Повернулась, чтобы уйти, но парень встал передо мной:

– Стой! А я тебя узнал. Ты дочка Мак-Муссолини. Ого, а разве ты не должна быть в Меритоне вместе с остальными мажорами? Что привело тебя сюда, в наши трущобы?

Хотя я и знала, что не стоит обращать внимание на местных бабуинов, этот парень вывел меня. Поэтому я применила другую мамину технику – выдать саркастическую тираду, чтобы выставить человека идиотом.

Посмотрев на парня невинными глазами, я сказала:

– Я здесь, чтобы учиться. И позволь рассказать тебе, чему я здесь уже научилась. Ошеломительный прием, который мне оказали этим утром, растрогал меня своей неожиданной формой. Я очень высоко ценю то, как ты поприветствовал меня и изо всех сил постарался вести себя так, будто я не незнакомка, а давно знакомый тебе человек. Этого я точно не забуду. Никогда!

Я не ждала ответа – откинула назад свои каштановые волосы и, пританцовывая, направилась прочь, даже не оглянувшись. Я продолжала идти, пока не нашла чертову администрацию. Но даже не остановилась у стойки. А пронеслась мимо нее, мимо множества секретарских столов прямо в кабинет папы. Он даже не успел сообразить, что должен был разрешить мне войти, а я уже закрыла за собой дверь.

Вид отца пугал. Как будто его в чем-то уличили. Выпученные глаза. Широко открытый рот. Руки болтаются по бокам, будто в рукавах пусто. И вот тогда-то я и поняла – он что-то знает. Знает то, чего не знаю я. Что-то плохое.

Отец вытянул руки перед собой, чтобы остановить меня.

– Я только что узнал, – вздохнул он. – А до этого и не догадывался. Мне только что рассказал один из секре тарей.

– Рассказал что? Подожди, дай догадаюсь. – Усмехнувшись, я показала в сторону коридора. – Она рассказала, что не успела я сделать и двадцати шагов от двери, как какая-то школьница назвала меня «девочкой с козявкой» и ребята начали смеяться? Даже девятиклассники! А они не могли видеть фотографию. Откуда они узнали? Почему все до сих пор помнят фото и узнают меня?

– Это связано с ежегодным альбомом выпускников, – робко произнес отец.

Я прищурилась и сердито посмотрела на него. Вцепилась мертвой хваткой в ремешок сумки, чтобы руки перестали трястись.

– А что с ежегодником? – прошептала я.

Отец ничего не ответил.

– Что с ежегодником, пап?

Отец помахал обеими руками, пытаясь меня успокоить. Не сработало.

– Все будет хорошо, – сказал он. Но я ему не поверила. Он сделал крошечный шаг в мою сторону и заговорил тихим, успокаивающим голосом: – Когда я рассказал Глэдис, старшей секретарше, – что записываю тебя в эту школу, она удивилась. А на мой вопрос почему, объяснила, что из-за ежегодника. Когда я сказал, что не знаю, о чем она говорит, Глэдис рассказала, что одна из фотографий в ежегоднике… ну, ты знаешь… твоя фотография. Прошлогодняя.

– ЧТО?

– Сейчас, милая… – начал отец, но я не позволила ему договорить.

– Ты директор! Ты мой папа! Как ты мог допустить это? – закричала я.

Отец отчаянно закачал головой:

– Я не знал. Извини. Мне следовало быть в курсе этого. Но такие вещи курирует преподавательский состав, а ответственный учитель – новенький, и он не обратил на это внимания. Очевидно, никто не знал, что ты перейдешь сюда. Глэдис заметила фотографию, когда отправляла снимки на печать, но предположила, что она согласована со мной. Но я, конечно, никогда бы так не поступил, поэтому… – Отец замолчал.

Меня как обухом по голове ударило. Мое тело гудело, как заряженный трансформатор, полный бесполезных разъяренных джоулей, которым некуда устремиться.

– Все знают, – стиснув зубы, сказала я. – И не только редактор ежегодника. Надо мной смеялись все вокруг.

Отец несколько раз моргнул и побледнел:

– Этого я объяснить не могу. Не понимаю, откуда все знают. Извини, милая. Думаю, тебе просто нужно вернуться туда и вести себя, как ни в чем не бывало, будто эта фотография – просто смешная шутка. Скоро все про это за будут.

Я посмотрела отцу в глаза и сказала:

– Единственное место, куда я вернусь, это Меритон.

Он покачал головой:

– Ты не можешь.

Я уперла руки в бока и приподняла плечо:

– Ох, правда? Почему?

– Потому что я уже отозвал твою регистрацию в Меритоне. Закон запрещает регистрацию в двух школах.

Отец глубоко вздохнул и шумно выдохнул. Затем сцепил руки за спиной и начал покачиваться. Ого, плохой знак!

– Я знаю, что сейчас ты подавлена, Блайт, но Эш-Гроув – твоя школа. Тебе просто надо как-то уладить возникший конфликт. Такого рода навык поможет тебе в дальнейшей жизни. Ты никак не можешь составить мнение о школе за те пять минут, что провела здесь. У нас сильная школа. Хорошие ученики. Тебе придется адаптироваться, Блайт, вот и все.

Я не могла поверить, что отец только что толкнул мне речь директора. Затем он махнул рукой в сторону двери, выпроваживая меня, будто я какая-то незнакомка.

– Давай подпишем твои регистрационные бумаги, распечатаем расписание, и ты пойдешь в класс, – предложил он.

Мои ноги не двигались. Да я и не хотела этого. Меня поразило, что папа выступил передо мной в роли директора Мака. Честно говоря, это поразило меня и причинило боль. Мы были на грани ссоры. Думаю, мы даже переступили эту грань. Обычно наши ссоры проходят так – я расстраиваюсь, а папа уступает. И никак иначе.

Но при этом я ни разу не воспользовалась ситуацией, потому что сразу же после этого такой подход бы больше не сработал. А так как я не злоупотребляла этим, папа не жалел о капитуляции. Он знал, что если что-то меня расстроило, то это на самом деле очень важно для меня и я не притворяюсь и не манипулирую им. То, что происходило между нами, являло собой вполне гармоничный симбиоз. Ну, по крайней мере, так было до момента, когда я осознала, что являюсь для него просто еще одной ученицей.

Мне выдали расписание, и одна из секретарш проводила меня до класса, чтобы я не заблудилась и не опоздала – именно такую причину она озвучила. У меня возникло подозрение, что папа попросил ее сопроводить меня, чтобы я не сбежала.

К счастью, большинство уроков проходило в том же крыле, где располагалась классная комната, поэтому я пережила утро, не врезаясь в худых парней в очках, которые обвиняли меня в том, что я дочь фашиста. Хотя многие на меня пристально смотрели и противно хихикали. Несколько человек (в основном парни, но, как это ни удивительно, не только они) засовывали мизинцы глубоко в свои носы и кричали мне: «Человек-козявка!»

Когда утренние занятия наконец закончились, я пошла в столовую, чувствуя, что мое сердце заколотилось, словно отбойный молоток. Я понимала, что ланч обернется катастрофой. Любой, кто когда-либо ел в столовой старшей школы, поймет меня. Хаосом, творящимся там, управляет только закон джунглей. Если ты оказываешься белой вороной, готовься к худшему.

Во всех столовых пахнет одинаково. Почему? Не знаю. Но знаю, что запах прокисшего супа, использованного масла для фритюра и уксуса повисли в воздухе, как туман. Я быстро осмотрела помещение и выбрала наилучшую тактику: я собиралась взять клубничный йогурт и пакетик с крендельками (лучше так, чем ждать в очереди горячее) и пойти прямо к дальнему углу столовой, где за пустым столом целовалась парочка эмо, или панков, или, вполне возможно, героиновых наркоманов. В Меритоне этих ребят назвали бы отбросами. Но мне было наплевать, как их называют здесь. Они уже изолированы от остальных учащихся, а значит, этот столик, вероятно, все будут избегать. Я направилась прямиком к нему. В шторм любая гавань хороша, верно?

Плюхнувшись за стол рядом с впившимися друг в друга эмо/панками/наркоманами, я сняла с йогурта крышечку. Краем глаза я заметила, что девушка сидела на коленях у парня – одна ее рука обхватывала его шею, а во второй была зажата одна из цепочек, вдетых в его черную куртку. Эти двое целовались так, что было слышно, как они причмокивают при поцелуе. К сожалению, когда я помешала йогурт, он издал жуткий чавкающий звук, поэтому я отставила его и схватила пакетик с крендельками. Стоит отметить, что человек, изготовивший эти крендельки, был полным кретином, потому что, несмотря на все старания, открыть пакетик мне не удалось. Я старалась сделать это аккуратно, но пакет не поддался даже после того, как я приложила чуть больше усилий, чем следовало. Я так расстроилась, что ворчала и строила гримасы, а мое лицо, по ощущениям, превратилось в потную и одутловатую свеклу. Наконец я сдалась и шмякнула пакетиком по столу.

– Хочешь, я попробую?

Это был парень-отброс. Они с девушкой решили сделать кислородный перерыв.

– Конечно, – сказала я и запустила пакетик по столу в его сторону.

Он схватил его и одним движением оторвал верхнюю часть.

– Здесь сверху есть небольшая прорезь, – сказал он. – Надо рвать, а не тянуть.

Девушка прошептала что-то ему на ухо, а затем засосала его рот. После этого, все еще сидя на его коленях, вырвала из его рук пакетик и протянула его через стол ко мне. На каждой ее руке было около восьми массивных серебристых колец, а кончики ногтей были покрыты черным лаком – эдакий зловещий французский маникюр.

– Спасибо, – бросила я в ответ. – Я запомню.

Я пододвинулась чуть ближе к ребятам, чтобы взять пакетик. Но не стала отодвигаться, так как подумала, что покажусь грубой. Вместо этого я свела визуальный контакт к минимуму. И старательно сосредоточилась на пакетике с крендельками, будто не видела привлекательнее упакованной таким образом еды.

– Я Дженна, – сказала девушка.

Я оторвала взгляд от чарующих крендельков и посмотрела на нее.

Она слегка склонила голову:

– А это Сай.

Сай кивнул в знак приветствия. Я старалась не пожирать взглядом металлический шип огромного размера, что торчал из кожи под его нижней губой. И на черные шайбы в его ушах. И на серебристый гвоздь, который проткнул верхнюю часть его левого уха и выглядел устрашающе. Я серьезно думала, что, будь его воля, Сай мог убить им любого.

У Дженны только в брови была штанга, хотя мне показалось, что на языке поблескивал пирсинг. Ее взлохмаченные волосы были выкрашены в три разных цвета: сверху черные, посередине ярко-розовые и снизу обесцвеченные. Как обросшее мороженое-ассорти. На ней был топ в черно-белую полоску, с вырезом лодочкой и рукавом три четверти, и черные легинсы с большим ремнем, покрытым шипами. Довольно стильно в авангардном, богемном смысле.

Глаза ребят были подведены черным карандашом, а взгляды направлены на меня. Я натянула маску солидной леди и сказала:

– А я Блайт.

Багровые пухлые губки Дженны изогнулись в коварной улыбке:

– Мы знаем, кто ты.

Я вздохнула и опустила крендельки. Ну все, поехали.

– Ладно, выкладывайте, – сказала я.

Никто из них не произнес ни слова.

– Чего вы ждете? – спросила я. – Вперед! Назовите меня девочкой с козявкой. Скажите, что я любимый папин питомец. Притворитесь, что ковыряетесь в носу, и посмейтесь. Давайте уже покончим с этим, чтобы я съела свой ла… ла…

Я не смогла договорить. В уголках глаз начало жечь, а через секунду по лицу покатились слезы. Я стерла их тыльной стороной руки. Затем выпрямилась и глубоко вдохнула через нос. Но как только медленно выдохнула через рот, слезы потекли снова. Я шмыгнула носом и полезла в сумку за платком. Краем глаза я увидела, как Сай достал салфетку из подставки и протянул ее Дженне, которая, поерзав, слезла с его коленей и передала салфетку мне.

– Зачем нам это делать? – спросила она.

Я промокнула салфеткой уголки глаз и высморкалась.

– А почему бы нет? Все так делают, – сказала я и порадовалась тому, что сидела ко всем спиной и никто, кроме Сая и Дженны, не заметил моего нервного срыва.

– Не знаю, обратила ли ты внимание, но мы точно не похожи на тех придурков, кто повторяет за другими разного рода глупости, – усмехнулся Сай.

Прядь лохматых черных волос упала ему на глаз. Дженна откинула ее и нежно поцеловала его в лоб.

Я осторожно вытерла мокрые глаза, чтобы не размазать макияж.

– Я просто не понимаю, откуда так много людей знают меня, – вздохнула я. – В смысле, да, моя фотография в прошлом году разошлась по Сети, и я знаю… – мне пришлось замолчать и отрывисто вдохнуть, – что она будет в ежегоднике. – Еще один вдох, прозвучавший подобно выстрелу из пулемета. – Но откуда меня знают люди, которые в него не попадут? Все будто только и делали, что смотрели на эту фотографию весь прошлый месяц.

– Ну, да… – Сай сжал губы, а потом добавил: – Именно так и было.

Я застыла, прижав к носу промокшую салфетку:

– Что значит «так и было»?

Дженна скрестила руки и наклонилась через стол ко мне. Она говорила тихо, и я это оценила.

– Проводился конкурс на подпись к фотографии, – сказала она. – Эти снобы из ежегодника решили, что будет весело провести конкурс, в котором люди предлагают остроумные…

– Но в основном оскорбительные… – прервал ее Сай.

Дженна продолжила:

– В основном оскорбительные изречения и фразы для нескольких фотографий из ежегодного альбома выпуск ников.

– Все голосовали за понравившуюся фразу, а ту, что набрала больше всего голосов, должны напечатать в ежегоднике под фотографией, – сказал Сай.

Дженне практически удалось выразить сожаление во взгляде – отличная попытка.

– Одна из фотографий твоя, – усмехнулась она. – Соревнование шло три недели.

Я крепко зажмурила глаза и ущипнула себя за переносицу опухшего носа. Это все происходило не по-настоящему. Такого просто не могло быть.

– Где разместили фотографии и фразы?

Я уже догадывалась, каким будет ответ, но хваталась за жалкое подобие надежды.

Дженна и Сай переглянулись, и я поняла, что права.

– В «Бэрид Эшис». Это интернет-газета. Думаю, именно оттуда в прошлом году и разошлась твоя фотография. Во всяком случае, там она точно была. Полагаю, там подумали, что стоит провести конкурс на сайте, ведь туда заходят все.

Иногда плохая ситуация становится все хуже и хуже, пока не выходит за грани возможного и разумного, после чего становится нелепой и смешной.

Но только не в этот раз. Хотя я притворилась – растянула рот в улыбке и выдавила из себя несколько хриплых смешков.

– Это просто фантастика. Конечно, это все объясняет. Думаю, я выглядела более невменяемой, чем кто-либо.

Надо отдать должное Саю и Дженне – даже если они и понимали, что я притворялась, то не подали виду.

– Дайте угадаю, – сказала я. – Фраза, победившая в конкурсе, – «Человек-козявка», да?

Дженна кивнула.

– Не расстраивайся, – сказал Сай, затем схватил один из крендельков и закинул его в рот. – Могло быть и хуже. Второе место, с небольшим отставанием, заняла фраза «Козявки – тоже белое мясо».

Вот тут это и произошло. Именно из-за этих слов ситуация стала смешной. Я сжала губы, но уже с трудом сдерживала себя. А смотреть на то, как Дженна с Саем стараются не рассмеяться, было еще смешнее.

Наконец я просто забила на все, и мы втроем долго смеялись до упаду.

Я так сильно хохотала, что из носа снова потекло. Поэтому высморкалась прямо за столом, что точно повергло бы маму в шок.

– Кто-нибудь из вас знает, кому изначально пришла в голову блистательная идея поместить фотографию в ежегодник? – наконец смогла спросить я.

Ребята покачали головой.

– Без понятия, – усмехнулся Сай.

– Думаю, это кто-то из редакторов ежегодника, – предположила Дженна.

– И вы не знаете имен? – спросила я.

Сай фыркнул:

– Я стараюсь знать как можно меньше об этих людях. Дженна обменялась с ним довольными взглядами.

– Мы не участвуем в общественной жизни школы, – ухмыльнулась она.

Придется спросить имена у папы.

– А что насчет интернет-газеты? – Я пристально посмотрела на ребят. – Вы знаете, кто ее ведет?

– Да, Люк Павел, – сказала Дженна. – Он выпускник, начал вести «Бэрид Эшис» в десятом классе. Он называет ее передовым каналом новостей, которые скрывает от учеников администрация, но большей частью это просто желтая пресса.

Сай был с ней не согласен.

– Там есть и стоящая информация, – возразил он. – Он пишет о проблемах и других подобных вещах, о которых не знает никто. На значимые темы. Он хороший парень, пусть и с комплексом бога. Будто подчиняется каким-то высшим силам и обязан подрывать авторитет и разоблачать коррупцию.

Последние слова Сай произнес голосом Супермена. Затем сделал жест, означающий определенный сексуальный акт с мужчиной.

Покраснев, я опустила голову, чтобы скрыть румянец, и окунула ложку в йогурт.

– О, конечно. Он прям битком набит честностью. Ведь размещение неприличных фотографий людей, которых он даже не знает, достойно восхищения. Вот это парень! – Дженна посмотрела в окно. – Легко смутить людей, которых не знаешь.

Сай широко улыбнулся ей:

– Говоришь, как настоящая богиня, кем и являешься. Моя горячая сексуальная богиня.

Ребята снова начали целоваться, явно используя при этом языки, поэтому я вежливо притворилась неви д имкой.

Когда они снова решили глотнуть воздуха, я спросила, как выглядит Люк Павел.

– Высокий парень. В очках, – сказал Сай.

– Светлые волосы, – добавила Дженна. – Немного вьющиеся.

– Секунду. Он худой? Высокий, худой парень в очках в проволочной оправе?

– Я бы не назвала его худым, – сказала Дженна. – Он скорее худощавый, но ему это идет.

Сай отклонился назад и, открыв рот, с притворным ужасом уставился на девушку. Она покраснела.

– О, правда? – Сай пощекотал ее. – Милый, да? – Дженна хихикала и извивалась. – Так ты думаешь, что Люк Павел милый, да?

– Да! – Дженна ахнула. – Он великолепный! – Сай защекотал ее сильнее, и она завизжала. – Он такой сексуальный в этих симпатичных, симпатичных… – Сай снова пощекотал девушку, и она снова завизжала. – Симпатичных очках Гарри Поттера!

Сай еще несколько секунд доводил Дженни до истерики, а потом наконец отпустил ее. Она положила голову на стол и, обняв себя рукой, тяжело задышала. Другой рукой она толкнула Сая, и он подмигнул ей.

– Думаю, я встречала его, – сказала я. – Он назвал меня «дочкой Мак-Муссолини».

Сай фыркнул:

– Да, это Павел. Он любит жаловаться на то, что директор Мак – фашист, а школа – тоталитарное государство, бла-бла-бла, и на другие такие же скучные вещи любит поболтать.

– Будто это сенсационные новости, – добавила Дженна. Тут мне в голову пришла мысль, которая раньше меня не посещала.

– Могу я кое-что у вас спросить? Мой папа хороший директор? В смысле, он хороший парень или придурок и тому подобное? Он хоть нравится людям?

Дженна пожала плечом:

– Он неплохой. В смысле, мы с Сайем… ну, скажем так, встречались с ним раза два, хотя большую часть проблем с дисциплиной решает его заместительница Хинклер. Ей все сходит с рук. Просто вселенская скотина. Твой отец, в отличие от Финклер[3], не относится к людям как к дерьму. Но иногда он слегка, ну знаешь… – Девушка посмотрела на потолок и покачала головой, будто пыталась найти там верные слова. – Он словно какой-то сумасшедший лайф-коуч-робот – все время фонтанирует мотивирующими высказываниями и подбадриваниями. Ура! Ура! Ты сможешь! Сохраняй позитивный настрой, и проблемы сразу же исчезнут!

Дженна вырисовывала восьмерки по столу указательным пальцем.

– Он немного не в теме, – усмехнулась она. – Совсем не понимает, где выросли некоторые из нас. И с чем мы имеем дело каждый день. Я не говорю, что он дурак или что-то подобное. Просто немного невежественный.

Сай, дернув подбородком, посмотрел на меня:

– А какой он отец?

Я задумалась на секунду.

– Не дурак, – твердо сказала я. – Немного невежественный – это точно.

Я едва не сказала лишнего – что папа повел себя эгоистично, перевезя нас в Эш-Гроув, только чтобы продвинуться по карьерной лестнице. Хотя не факт, что его повысят. Но я решила, что знаю о Сае и Дженне еще очень мало. К тому же прозвенел звонок.

Выйдя в коридор, я поискала в своем расписании урок информатики, чтобы погуглить на нем про «Бэрид Эшис». Пятым уроком стояло введение в программирование. Я скрестила пальцы, чтобы в конце урока осталось свободное время побездельничать. К счастью, так оно и вышло.

Казалось, что введение в программирование растянулось навечно. Мы высидели вяло текущий инструктаж, как создать командный файл, и наконец нам разрешили «работать самостоятельно». Это учительский шифр, означающий: «Если я еще минуту потрачу на обучение вас, гнусных детей Сатаны, то сойду с ума. Так что делайте что хотите, говнюки, а я буду сидеть и думать о суициде».

Как только у меня появилась возможность, я зашла в Сеть и ввела веб-адрес. Я намеревалась войти в архивы и поискать заметку о конкурсе подписей к фотографиям, а еще прошлогоднюю новость, к которой Люк Павел добавил мое фото, чем положил начало всему тому бедламу, который произошел впоследствии.

Но дальше главной страницы не продвинулась.

Глава 5

«Бэрид Эшис»
Здесь вы узнаете всю правду о жизни в Эш-Гроув.
Люк Павел, главный редактор
С возвращением после весенних каникул, безбашенные гроувцы! Снег тает, а солнце наконец активизируется и приступает к своей работе. Надеюсь, одиннадцатиклассники, вы хорошо отдохнули, потому что на дворе снова весна. А для Эш-Гроув это означает:
ГОНКУ СТАРШЕКЛАССНИКОВ!
(Истеричный визг!)
Десятилетиями одиннадцатиклассники в школе Эш-Гроув проходят легендарный обряд посвящения в выпускники. Девчонки и мальчишки, этот год не станет исключением. И пока вы читаете это, выпускной класс утверждает дьявольские подсказки к предметам и выбирает загадочный приз, который снесет вам крышу. В прямом смысле СНЕСЕТ ВАМ КРЫШУ. Наденьте шлемы.
А новичкам и девятиклассникам, которые почесывают сейчас свои задницы, задаваясь вопросом, что такое «Гонка старшеклассников», я расскажу поподробнее.
Каждую весну выпускники школы Эш-Гроув устраивают для одиннадцатиклассников изнурительную охоту на мусор. Но мы говорим не о собирании скрепок или речных ракушек. О, нет. «Гонка старшеклассников» – охота за ненормальными, нелогичными предметами, которые невозможно отыскать.
Но есть и подвох. (Вы же не думали, что все будет просто, да?) Охота – это соревнование. Задания выполняются по порядку, а информация о новом появляется, как только вы выполните предыдущее. Одиннадцатиклассник (или команда), который первым сдаст последний предмет, выигрывает «Гонку старшеклассников» и продолжает жить в позоре.
Итак, одиннадцатиклассники, готовьтесь к веселью! Забейте на дела и запаситесь кофеином. Затяните пояса или сделайте все необходимое, чтобы не потерять штаны. Соберите команду, если слишком трусливы, чтобы участвовать в одиночку, потому что…
«Гонка старшеклассников» в школе Эш-Гроув начнется ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ!
СВЕЖИЕ НОВОСТИ: Вы, скорее всего, узнали сегодня утром новую ученицу. Будет ли эта очаровательная одиннадцатиклассница участвовать в «Гонке старшеклассников» в этом году? Ведь в каком-то смысле она принимала в ней участие в прошлом году.

Я какое-то время смотрела на экран, а потом перечитала статью. Затем еще раз. Когда я по третьему кругу прочитала про свое «участие в прошлом году», то практически достигла точки кипения. Это оскорбительно! Как он по смел?

«Ох, я буду участвовать в „Гонке старшеклассников“, – подумала я. – И приведу ее к краху. И кто он такой, чтобы называть меня очаровательной? Будто я приму от него комплимент».

Клянусь, именно эти слова звенели у меня в голове. Но, должна признать, внутри меня произошло еще кое-что. Я почувствовала некоторую вспышку восторга из-за того, что меня назвали очаровательной. Люк назвал меня очаровательной! Хотя все равно он придурок. Нельзя это отрицать.

Но девочкам нравятся комплименты.

Собравшись с мыслями, я решила встретиться лицом к лицу с редактором Павелом и дать ему понять, что он у меня на мушке. Я заметила его сразу после занятий – он тащился на своих длинных ногах в сторону выхода. Рядом с ним шли двое его друзей. Я маленькими шажками припустила за ними с максимальной скоростью, которую только допускали мои туфли. А поравнявшись с Люком, схватилась за лямку рюкзака на его плече. Он повернулся с угрюмым выражением лица, которое при виде меня превратилось в оскал.

– Тебя зовут Люк Павел? – спросила я.

Синие глаза парня испытующе смотрели на меня сквозь очки в проволочной оправе.

– Виновен, – усмехнулся он. – Как прошел твой первый день? Много друзей завела?

– Вообще-то, думаю, именно тебя я должна поблагодарить за всех друзей, что я завела сегодня. Или скорее не завела.

Уголок его рта изогнулся, как сухой червяк.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я говорю о том, как бездушно ты унизил меня на своем сайте. Множество раз.

Даже сегодня!

Люк Павел подмигнул мне и пожал плечами:

– Это новости. Мне пришлось рассказать о них. – Он похлопал меня по руке, будто мы с ним старые друзья. – Извини, малышка. Свобода печати. Что я могу сказать? Первая поправка[4] – бомба.

Люк встретился взглядом с одним из дружков, и они обменялись смешками, как два заговорщика. Затем он повернулся, чтобы уйти, но я снова схватила его за рюкзак.

– А знаешь, что еще гарантирует Первая поправка? – спросила я, но не стала дожидаться его ответа. – Право обратиться в администрацию для подачи жалобы.

Он широко раскрыл глаза и выставил вперед подбородок.

– И можешь быть уверен, – продолжала я, – что я обращусь в администрацию этой школы, и мою жалобу обязательно удовлетворят.

Люк склонил голову:

– Понятно. То есть ты нажалуешься на меня папочке. Ты это имеешь в виду? – Он перекинул рюкзак на другое плечо и отступил от меня. – Обалдеть! Господин Маккенна и пальцем меня не тронет. Я не сделал ничего плохого.

– Незаконного, – исправила я его.

– Чего?

– Ты не сделал ничего незаконного. Но ты сделал кое-что плохое. Эти два слова не являются синонимами.

Люк громко и протяжно присвистнул. Этот свист напомнил мне снижающуюся ракету.

– Ого, – сказал парень. – В Меритоне действительно дают хорошее образование. – И заговорил в преувеличенно деревенской манере: – В нашем захолустье мы сроду не слышали столько умных слов, нас не учили уму-разуму.

Один из приятелей Люка фыркнул. Другой засмеялся и неудачно попытался скрыть смех кашлем.

Я натянула маску леди и сказала:

– Я НЕ ШУЧУ.

Затем выпрямилась и обошла Люка, чуть не задев плечом. Мама много раз советовала всегда уходить первой. Никогда не дожидаться, что меня пошлют на. Именно так она и сказала. Пошлют на. Мне не хватило духа сказать маме, что неправильно заканчивать предложение предлогом. Мама происходила из богатой семьи, но в учебном заведении ее обучали лишь танцевать котильон, запекать лобстеров и устраивать вечеринки. Ее аттестат о среднем образовании и степень бакалавра искусств были на самом деле куплены моим дедушкой, чтобы уверить мужчин в ее привлекательности. Все надежды дедушки на мамино будущее были основаны на непоколебимой вере в то, что она удачно выйдет замуж.

– Если тебе здесь так не нравится, зачем ты перевелась? – крикнул мне вдогонку Люк.

Я остановилась. Развернулась. Подошла к нему вплотную и прищурилась:

– У меня не было выбора.

Парень был озадачен. Свел брови на переносице, будто решал какую-то задачу. Я не стала задерживаться, чтобы выслушать его остроумный ответ. Просто развернулась и ушла. А зная, насколько хорошо смотрится моя юбка-карандаш, не смогла удержаться от небольшого дефиле. Еще один мамин прием.

Так держать, мам. Кто знал, что ее советы окажутся такими полезными?

Вместе со мной от Люка уходили поколения надменных женщин – носительниц моей ДНК. И хотя я пытаюсь подавить свой снобизм, как это делал Брюс Беннер с Невероятным Халком, иногда он просто берет надо мной верх.

А если уж быть совсем честной, то надо сказать, что бывают времена, когда он очень помогает. Как Халк Брюсу.

Хотя в моем генетическом коде только половина от элиты. Вторая – от честного трудяги. Когда мама привела домой молодого учителя английского языка в старшей школе, который очаровал ее романтическими строками из произведений Шелли, Китса, Браунинга и, конечно, Шекспира, бабушка с дедушкой были в шоке. Когда мама сообщила, что они с папой помолвлены, бабушка пригрозила вычеркнуть ее из завещания, а дедушка схватился за ключ от старинного чехла, в котором хранил охотничье ружье. Затем он предъявил папе счет за шестнадцать лет обучения в частной школе и учебу в университете, не считая трех лет в самом эксклюзивном садике Манхэттена. На что мой отец сказал: «Вы отправили Анну в школу, когда ей было всего два года? Какой отец так поступает? Не удивительно, что она влюбилась в учителя, а не в какого-то властного представителя элиты и по совместительству алкоголика, который никогда не работал руками или головой, а просто считал деньги». В то время у папы были радикальные взгляды, а еще слишком длинный язык. Этакий свободомыслящий пережиток семидесятых. А еще, к бабушкиному ужасу, он был демократом.

И только когда мои будущие родители стали угрожать, что сбегут, бабушка отступила. Она ни за что не допустила бы этого. Ведь ее знакомые могли решить, что мама в положении (так сказать, с животом), а это совершенно невозможно.

Поэтому бабушка и дедушка смирились с папой в качестве зятя и закатили в Нью-Йорке дорогущую свадьбу. Из Нью-Джерси приехали папины родственники, но их вежливо игнорировали весь вечер. Мне потом рассказали, что они от души попользовались отличным баром.

Когда родилась я, отношения между родителями и бабушкой с дедушкой понемногу улучшились. То же самое случилось и после рождения Зака. Семь лет назад папа стал директором школы и начал метить на должность повыше, вот тогда-то дедушка и увидел в этом стремление заняться политикой и начал похлопывать папу по спине, жать ему руку и вести с ним беседы за обеденным столом. А когда папа зарегистрировался в качестве республиканца, думаю, дедушка чуть не пустил скупую мужскую слезу.

По пути в администрацию школы я сочиняла заявление о возмещении морального ущерба. Составила список причин, почему стоит стереть с лица земли интерактивную газетенку Люка Павела и «Гонку старшеклассников». То, что он в прошлом году разместил мою фотографию, было не чем иным, как издевательством. Я знала, что в таких случаях папа придерживается политики нулевой терпимости, поэтому наилучшим вариантом будет настаивать на своем. Также в качестве аргумента я приведу конкурс на лучшую подпись и фотографию в ежегоднике. Если повезет, то смогу заставить папу изъять доказательства из альбома выпускников.

А что касается охоты на мусор, это просто плохая идея. «Гонка» сама может выйти из-под контроля. Вполне вероятно, что она незаконна. Странно было бы ожидать, что полиция каждый год будет закрывать глаза на хулиганство. Кто-нибудь с легкостью может получить травму. Кому-то могут нанести ущерб. И если честно, то охота на мусор устарела. Я решила, что сохраню последний пункт на случай, если мне понадобится мамина поддержка в этом вопросе.

Я выдвину свой иск очень размуумно. Я не расстроюсь и не расплачусь. Это не понадобится. Папа увидит, что я права насчет интернет-газеты, права насчет «Гонки старшеклассников» и даже насчет ежегодника. Он займет в этом вопросе твердую позицию и избавит учеников младших классов от унижений и давления со стороны сверстников.

Он покажет себя сильным и ответственным лидером школьного совета, и когда освободится вакансия суперинтендента…

* * *

Прежде чем старшая секретарша Глэдис натянула свою официальную секретарскую улыбку, я уловила намек на усталость. В тот момент Глэдис выглядела на десять лет старше, а уже в следующее мгновение она, моргнув несколько раз, весело произнесла:

– Ох! Как прошел первый день?

Я давным-давно придерживаюсь двух линий поведения: никогда не жаловаться незнакомцам и никогда не отвечать любезностью на враждебность. И хотя мне хотелось сказать Глэдис, что все прошло ужасно, а потом проскочить мимо нее и без разрешения ворваться в кабинет папы, я не стала так поступать. Вместо этого растянула губы в официальной улыбке и сказала:

– Хорошо. Спасибо, что поинтересовались. Я надеялась минутку поболтать с папой. Он свободен?

Рабочий день отца заканчивался через полтора часа после окончания уроков.

Глэдис оглянулась на дверь, ведущую в папин кабинет. Та была слегка приоткрыта, поэтому она кивнула и махнула рукой. Я поблагодарила ее и пожелала хорошего вечера, а потом направилась к двери. Тихонько постучала и заглянула внутрь:

– Это я.

Папа быстро поднялся и жестом пригласил войти. Он обогнул стол и положил руки на мои плечи. Затем сжал их и сказал:

– Итак, как все прошло?

Я открыла рот, чтобы пожаловаться, но мой мозг по какой-то причине прокрутил весь пережитый день, будто видеоролик с самыми важными событиями. Вообще-то, точнее было бы сказать – видеоролик с неприятностями. Я увидела девушку, которая унизила и обозвала меня этим утром. Увидела свой спор с Люком Павелом и то, как он назвал папу фашистом. Увидела, как стою посреди столовой и понимаю, что придется сидеть одной. Увидела, как читаю статью в «Бэрид Эшис» с экрана компьютера. Увидела самодовольную рожу Люка Павела.

И начала плакать.

«Нет! – подумала я. – Не плачь! Только не сейчас!» Но это не помогло. Слезы продолжали течь, будто вырвались из плена. Я начала всхлипывать. Из носа потекло. А папа закрыл дверь в кабинет, притянул меня к себе и обнял. Я уткнулась лицом в его плечо и зарыдала.

Папа провел рукой по всей длине моих волос и прошептал:

– Эй, эй. Неужели все было настолько плохо? Что произошло? Расскажи, что случилось.

И я рассказала. В перерывах между икотой, которая пришла вслед за слезами, я подробно рассказала отцу о всех своих неприятностях. А когда закончила, он достал для меня салфетку из коробочки на столе:

– Мне так жаль, милая. Дети могут быть жестокими.

Отец произнес это так, будто сообщил мне какой-то секрет, будто поделился древней мудростью, которую я не знала и не понимала. Он произнес это с такой снисходительностью, что его фраза показалась еще более жалкой.

– Дети могут быть такими жестокими? Это все, что ты можешь сказать? – спросила я тихо.

Отец отстранился, из-за чего мне пришлось поднять голову и отодвинуться.

– Так, перестань, – довольно резко сказал он. – Тебе не кажется, что ты слишком остро реагируешь? И возможно, все не так плохо?

Я скинула его руки и скрестила свои на груди:

– Ты так говоришь всем детям, когда они рассказывают, что над ними издеваются?

Папины глаза округлились, и он нахмурился:

– Издеваются? Что значит издеваются? Не разбрасывайся этим термином, Блайт. Издевательство – серьезное обвинение.

– Это не обвинение, это факт, – парировала я. – А как ты назовешь ситуацию, когда кто-то размещает неприличную фотографию одного из твоих учеников в Интернете и вся школа начинает смеяться над ней?

Папа вздохнул:

– Блайт, в прошлом году вся школа не смеялась над тобой. Ты же понимаешь, что преувеличиваешь?

– Я говорю не про прошлый год, а про прошлый месяц! Про конкурс подписей к фото.

Папа склонил голову, как собака, услышавшая свист:

– Конкурс подписей? О чем ты говоришь?

– В прошлом месяце проводился конкурс. В интернет-газете Люка Павела. Он выложил несколько фотографий, которые должны были разместить в ежегоднике, и устроил конкурс на оскорбительные фразочки, которые по какой-то извращенной причине все посчитали смешными. Голосовала вся школа, а фразы, победившие в конкурсе, были напечатаны в ежегоднике вместе с фотографиями. Догадайся, какой была одна из них?

Я знала, что папе не надо что-либо разъяснять. Он побледнел и прислонился к краю стола. Открыл рот, но несколько секунд ничего не говорил.

– Я не знал об этом, – наконец пробормотал он.

Затем отец включил режим директора и встал. Скрестив руки, начал ходить туда-сюда по кабинету – обычно он так делает, когда у Зака неприятности.

Он остановился напротив меня и покачал головой:

– Извини, милая. Я не знал об этом. Если бы знал, то не допустил бы такого. Кто инициировал соревнование? Люк Павел или кто-то из редакторов ежегодника?

Я, открыв рот, уставилась на него:

– Ты знаешь, насколько глупо спрашивать меня об этом? Я здесь всего один день. А ты директор. Ты не думаешь, что именно ты должен это знать?

– Я за многое несу ответственность, Блайт. Но следить за учениками я не должен. Я рассчитываю на то, что учителя, ученики и родители, да и сами ученики держат меня в курсе всех событий.

– Но ты МОЙ родитель! Как ты мог не знать об этом?

– Блайт, я был очень занят. Ты понятия не имеешь, сколько различных дел требует моего внимания.

– Например, копание под суперинтендента?

Отец ткнул пальцем в мою сторону:

– А вот это было нечестно.

– Нечестно? Нечестно? – закричала я. – А ты знаешь, что такое нечестно? Когда тебя отрывают от дома, друзей и школы, в которой ты был абсолютно счастлив и ни разу не доставлял проблем своим неблагодарным родителям. Когда испытываешь унижение и смятение без друзей, без будущего и без спасения! ВОТ что нечестно!

– Давай без драм, Блайт, – произнес отец тихим, но твердым голосом. – Семья – это не демократическое общество.

– Тогда не делай вид, будто удивлен, услышав, что в этом виноват ты! – парировала я.

Я никогда не дерзила родителям. Никогда! Думаю, папа даже не знал, как отреагировать. Я никогда прежде не ругалась и не теряла самообладания, даже в подростковом возрасте. Мама всегда говорила, что у меня не было кризиса в двухлетнем возрасте – я росла спокойным ре бенком.

Папа быстро посмотрел за мое плечо и обошел меня, чтобы закрыть дверь в кабинет.

– Блайт, я знаю, что ты расстроена, – спокойно произнес он, – но когда я стану суперинтендентом, это принесет пользу всем, не только мне. Зарплата повысится на сорок процентов. Сорок процентов! Я говорю о совершенно другой налоговой категории. Эти деньги существенно изменят наш образ жизни. Черт, мы сможем позволить себе твою учебу в Брин-Мор.

Я раскрыла рот. Отец никогда раньше не говорил о деньгах за обучение в колледже. А я никогда не думала, что он задумывается об этом.

– Бабушка и дедушка платят за колледж, – напомнила я ему. – Они всегда так говорили.

– Но я не хочу этого! – Папа похлопал себя по груди. – Я хочу отправить тебя в колледж! А не они. Я хочу давать своей семье все, что ей нужно. – Он отвернулся, опустив плечи. Он сжимал и разжимал кулаки, наблюдая при этом за процессом. – Я взрослый мужчина, Блайт. Хватит с меня их подачек! Это моя обязанность!

Мне хотелось подойти к папе и обнять его. Но потом я вспомнила, почему пришла сюда, и заставила себя вернуться к теме разговора:

– Не надо быть суперинтендентом, чтобы дать мне необходимое прямо сейчас.

Когда отец повернулся ко мне лицом, то снова превратился в директора Мака. Оказывается, он тоже был как Невероятный Халк.

– И что ты от меня хочешь, Блайт? Чтобы я наказал редакторов ежегодника? Отстранил от уроков Люка Павела? Отменил ежегодники?

Я знала, он хотел, чтобы я отреагировала так, будто эти наказания нелепы, но меня не проведешь.

– Неплохо для начала, – улыбнулась я.

Отец издал саркастичный смешок:

– Для начала? А что еще ты придумала?

Я подобралась и расправила плечи.

– Думаю, ты должен отменить «Гонку старшеклассников», – приподняв подбородок, сказала я.

Настала очередь папы раскрыть рот.

– Что? Ты шутишь?

– С нее все началось, пап. Если бы не «Гонка», этот парень никогда бы не сфотографировал меня, а значит, ничего бы не произошло. Видишь, как легко может выйти из-под контроля охота на мусор. Какими подлыми могут стать участники. Ты не думаешь, что с твоей стороны несколько бессердечно и легкомысленно позволить этому продолжиться? Что подумает школьный совет, когда узнает, что над твоей дочкой издевались в школе, а ты ничего не сделал? – Я была более чем уверена в своей победе.

Отец втянул воздух носом и громко выдохнул, выпустив воздух из-за щек.

– Понимаю, о чем ты говоришь… – пробормотал он. – Я просто… отмена гонки точно испортит отношения с учениками. Эта традиция существовала здесь столько, сколько я себя помню. Некоторые из членов школьного совета выросли здесь и сами принимали участие в «Гонке старшеклассников».

– Да, и это происходило в те времена, когда не было Интернета и люди не уделяли вопросу насилия столько внимания. Когда после слов «Дети – это дети» на любые издевательства закрывали глаза. Это твой шанс продемонстрировать серьезность своей политики нулевой терпимости. Это создаст прецедент. Снизит количество издевательств в будущем. А твое бездействие обратит на это еще больше внимания. «Добро пожаловать в Эш-Гроув, здесь вы можете издеваться даже над дочкой директора, и вам за это ничего не будет».

Должна признать, что я не планировала выкладывать свои аргументы в таком ключе. Раздувать из этого такую грандиозную проблему. Занимать твердую позицию и бросать вызов отцу в решении такого серьезного вопроса. Эти слова просто вырвались у меня, но я не могла отрицать, что в чем-то права. И папа тоже не мог.

Он потер руками искаженное гримасой лицо:

– Мне нужно немного подумать об этом. – Папа отвернулся. Поправил несколько бумажек на столе. – Мне нужно подумать.

– Хорошо, – сокрушенно вздохнув, ответила я.

Не слишком ли далеко я зашла? Но имеет ли это значение, раз я добилась желаемого?

Отец присел на свой стул и несколько раз со скрипом качнулся на нем. Скрестил руки на коленях. Мне показалось, он ждет, что я скажу что-нибудь еще.

– Ты сегодня идешь в «Шэди Эйкес»? – спросил он.

Я с радостью сменила тему:

– Отправлюсь туда прямо сейчас.

– Хорошо. Увидимся дома. – Папа улыбнулся. – Езжай осторожнее.

– Как всегда, – улыбнулась я в ответ.

Но мою езду осторожной никак не назовешь.

Глава 6

Я вышла от папы с чувством поражения. Это было странно, так как обычно я одерживала победу, умело отстаивая свою позицию. Мне нужно было услышать дружеский голос, поэтому, оказавшись за школьными дверями, я в ту же секунду достала iPhone и набрала номер Тары. Она пропустила приветствие и сразу же перешла к делу:

– О господи, ты жива?

– Едва ли. Это было жестоко.

– Мне так жаль, Би. Жаль, что я не с тобой. Представь, что я крепко обнимаю тебя.

– Мне тоже жаль, что тебя здесь нет, ты бы подвезла меня до машины. На этой парковке не менее восьми сотен квадратных километров.

– Понятно, теперь я знаю, что все плохо, потому что ты преувеличиваешь, только когда расстраиваешься. Что стряслось?

– Ох, знаешь, это была обычная расправа над новичком.

– Они грубили тебе?

– Когда переставали игнорировать мое присутствие.

– Вот маленькие подонки. Фу, поверить не могу, что тебе приходится ходить в эту школу! Это как дурной сон.

– И не говори. Слушай, Ти, мне пора ехать на работу. Хочешь, соберемся позже и я посвящу тебя во все кровавые подробности?

– Конечно. В ресторанном дворике?

– Отлично.

Мы договорились о встрече в торговом центре и закончили разговор. Я забралась в машину и поехала к «Шэди Эйкес». В этом доме для престарелых я работала с девятого класса. Поначалу лишь потому, что знала – когда-нибудь это будет плюсом для поступления в колледж. И в «Шэди Эйкес» не так уж и плохо, когда привыкаешь к вездесущему аромату антисептика и несвежей мочи. Моя работа – разговаривать с постояльцами или играть с ними в карты, разыгрывать бинго, выкатывать их ненадолго на улицу. Это на самом деле забавно.

Но настоящие причины моего волонтерства все эти годы – миссис Фрэнни и миссис Эулалия. Фрэнсис Кэлхун и Эулалия Джонс. Две причудливые соседки девяноста с чем-то лет, которые проводят остаток своих дней, постоянно пререкаясь и заклевывая друг друга почти до смерти. Они просто бомбы.

Будь такая возможность, они бы спорили и о цвете неба. Каждый понедельник я с легкостью слышала их с другого конца коридора, минимум за двадцать шагов до их двери. Сегодняшний день не стал исключением.

– Я устала слышать об этом каждый чертов день! – Это была миссис Фрэнни. – Если я еще хоть раз услышу про то, как ты маршировала по Бирмингему с доктором Кингом[5], я вылезу из этой кровати и промарширую по твоему черепу!

– Ну, извините, миссис Белизна! – Миссис Эулалия говорила с ярко выраженным южным акцентом. – Простите, но так уж получилось, что я горжусь тем, что сделала хоть что-то, чтобы изменить этот мир в лучшую сторону!

– О, ты не меняла ничего, кроме больших старых трусов. Но даже этого ты больше не делаешь. Так что подтяни свои памперсы и молчи.

– Я не буду молчать! И не стану делать это лишь потому, что этого захотела белая леди! И никто мне не указ!

– НИКТО! Иисус Христос, неужели ты так и не научишься говорить на английском до своей смерти? Которая, как я надеюсь, наступит с минуты на минуту.

– Даже не смей упоминать имя Господа всуе, злобная женщина! Убери из своей речи имя Господа Иисуса. И конечно, из своего сердца. Если оно у тебя есть, в чем я очень сомневаюсь.

– Приветствую вас, дамы! – заглядывая в дверной проем, громко пропела я.

Миссис Фрэнни вскинула в воздух свои костлявые руки:

– Ох, слава дьяволу. Тащи сюда свой зад, Блайт, чтобы мне не пришлось больше слушать эту заезженную пластинку. – Она похлопала по своей кровати, и я плюхнулась на нее.

– Видишь? – Миссис Эулалия многозначительно ткнула в свою соседку. – Видишь, как она благодарит дьявола? Я думала, что человек, находящийся одной ногой в могиле, будет чуть повежливее к Богу. Хотя шансов попасть в рай у нее не так много. Уже слишком поздно.

– Если в раю будешь ты, то я воздержусь, – сказала миссис Фрэнни. И с удовлетворением на лице откинулась на подушки.

Миссис Эулалия фыркнула и скрестила руки на груди:

– Тебе повезло, что я милосердный человек. Повезло, что у меня есть христианское сострадание. Повезло, что я каждую неделю вписываю твое имя в молитвенный список баптистской церкви. И каждое воскресенье прошу, чтобы пастор Моррис громко и четко произносил твое имя.

Миссис Фрэнни развернулась к ней:

– Ты когда-нибудь прекратишь вписывать меня в этот отвратительный молитвенный список? Ты делаешь это только потому, что знаешь, как это сводит меня с ума!

Миссис Эулалия улыбнулась:

– Женщина должна делать то, что должна. – И она захихикала с безрассудным весельем.

Я покачала головой:

– Знаете, вы хуже парочки пятилеток.

Миссис Фрэнни резко села и с прищуром посмотрела на меня:

– Секундочку. – А потом начала трясущимися руками вырисовывать перед моим лицом круги: – Что с твоими глазами? Ты плакала? Смотри, Укулеле[6], наша девочка плакала!

– Что? – Миссис Эулалия прижала руку к сердцу. – Ох, нет! Что ты оплакивала, детка?

Я не захотела вдаваться в подробности:

– Ничего. – Затем выдавила улыбку и махнула рукой.

– Ну-ка расскажи нам. – Миссис Эулалия посмотрела на меня с подозрением и заговорила серьезным тоном. Этот голос она развивала десятилетиями, когда воспитывала несколько детей, из которых не все были ей родными. – Пойми, мы знаем об этой жизни все, и тебе нас не удивить. Расскажи нам, что случилось, и мы подскажем, как это исправить. Что-то пошло не так в школе? Кто-то плохо к тебе отнесся?

Миссис Фрэнни покачала головой:

– Надеюсь, это не так, не то придется позвонить своему старому приятелю Джоуи Гамбино[7]. – Она подмигнула и ткнула возле своего носа узловатым указательным пальцем. – Ты же знаешь, у меня есть связи.

Я встала, чтобы поправить безделушки, расставленные по всей комнате.

– Вы упоминали об этом раньше.

– Около тысячи раз, – тихонько добавила миссис Эулалия. А затем уже громче сказала: – Посмотри на эту статуэтку, девочка. Моя Джозефина подарила мне ее на семьдесят пятый день рождения. Упокой Господь ее душу.

Миссис Эулалия пережила всех своих детей.

Я уперла руку в бок и склонила голову.

– И вы упоминали об этом около тысячи раз, – подразнила я.

Миссис Эулалия была разумной. Может, мышцы ее и ослабли, из-за чего кожа будто обтянула череп, но тело миссис Эулалии, без сомнений, когда-то было крепким и сильным.

– А теперь расскажи нам, что случилось. Все дело в мальчике, детка? – Миссис Эулалия посмотрела на меня понимающими глазами.

– На самом деле так и есть, – сказала я. – Его зовут Люк Павел, и он придурок-выпускник в Эш-Гроув, который ненавидит меня без каких-либо на то причин, ну если не считать того, что я дочка директора и училась в Меритоне.

Я уже рассказывала старушкам про переезд и переход в другую школу.

– Павел? – хмыкнув, спросила миссис Фрэнни. – Он поляк?

– Ты самая большая расистка, которую я когда-либо встречала, – огрызнулась миссис Эулалия.

– Успокойся, Роза Паркс[8]. Я не сказала ничего плохого о пшеках. Просто спросила про его наследственность.

– Видишь? Ты только что назвала мальчика пшеком!

– Это не расизм! – вскрикнула миссис Фрэнни. – Это нетерпимость.

– Дорогой Иисус, почему ты поместил меня в эту комнату? – Когда соседка надоедала миссис Эулалии, та начинала молиться потолку. – Я хорошо относилась к Тебе всю свою жизнь, так почему, Господь, почему? Что ужасного я совершила, чтобы заслужить это? Что бы это ни было, Иисус, пожалуйста, прости меня. Или призови меня к Себе и положи конец моим страданиям.

– Да! Выбери последний вариант, Иисус! – встряла миссис Фрэнни.

– Даже не смей вмешиваться! Не пытайся испортить наши отношения с Иисусом.

Миссис Фрэнни попыталась подняться с кровати:

– О, «испортить отношения»?[9] – Ее внук, Даррен, был весьма успешным танцором и хореографом на Бродвее. Миссис Фрэнни отчаянно защищала его сексуальную ориентацию. – Как смеешь ты так говорить? Кто сейчас из нас нетерпим?

– Я не это имела в виду! – Миссис Эулалия замахала руками так, будто что-то стирала ластиком. – Ты знаешь, что я не это имела в виду, женщина. А теперь закрой рот, и пусть наша девочка выскажется!

Старушки замолчали и выжидающе посмотрели на меня. Я начала рассказ и посвятила их во все подробности, начиная с прошлогодней охоты на мусор и заканчивая разговором с папой, который состоялся примерно час назад. Еще добавила, что я вроде как убедила его отменить «Гонку старшеклассников» и, возможно, ежегодник. Но после того как я закончила, старушки еще какое-то время продолжали молчать.

– Что? – спросила я их. – Что не так? У вас такой вид…

Миссис Эулалия хмыкнула и покачала головой:

– Милая, ты выбрала неверный способ завести друзей.

– Я не пытаюсь завести друзей, – огрызнулась я. – Я пытаюсь постоять за себя и других учеников, прочувствовавших на себе, каково это.

Прозвучало отрепетированно. Может, потому, что я убеждала в этом саму себя.

– О, это бред сивой кобылы, – усмехнулась миссис Фрэнни.

– Следи за языком, бесстыдница! – прикрикнула на нее миссис Эулалия.

Миссис Фрэнни продолжила, словно не слышала миссис Эулалию:

– Не пускай нам пыль в глаза, красотка. Может, мы и старые, но уж точно не глупые.

Миссис Эулалия расправила верх от пижамы и медленно кивнула:

– Мгм.

– Что вы имеете в виду? – Думаю, глубоко внутри я уже знала ответ.

Миссис Фрэнни наклонилась и достала вязание из плетеной корзинки, что стояла на прикроватном столике. Размотала со спиц светло-голубую пряжу и начала вязать.

– Я имею в виду, что тебя не интересует защита жертв. Ты заинтересована в мести.

– Это точно. – Миссис Эулалия слегка покачивалась взад-вперед и пальцами выбивала ритм по колену. – Только ничего хорошего из этого не выйдет.

Мне не хотелось мириться с мыслью, что миссис Эулалия и миссис Фрэнни думали, будто я злопамятна, хотя и распознавала в этом лицемерие. Но пыталась отрицать. Моим чувствам нанесли урон, убеждала я себя, и я просто ищу правосудия.

Старушки видели меня насквозь.

– Ты перепутала правосудие с местью, девочка, – вздохнула миссис Эулалия. – Тебе надо остановиться и немного подумать.

– Блайт, мы все хотим быть сильными и не допустить победы врага, но ты делаешь все совершенно неправильно, – добавила миссис Фрэнни. – Знаешь, чем это закончится в лучшем случае? Ты думаешь, все поймут, что неправы, назовут тебя героем и закатят тебе парад с конфетти?

– Мгм… – Миссис Эулалия закрыла глаза и спокойно покачала головой: – Господи, нет.

Миссис Фрэнни перебирала руками пряжу и спицы так же быстро, как челнок на ткацком станке.

– Вот что случится при самом лучшем раскладе. Убедись, что ты хочешь именно этого. Выпускники невзлюбят тебя за то, что ты отнимешь у них возможность в кои-то веки поучаствовать в веселье. Одиннадцатиклассники невзлюбят тебя, потому что ты появилась из ниоткуда и разрушила устоявшуюся традицию, а ведь они ждали праздника весь год. Что касается десятиклассников, то они невзлюбят тебя потому, что поймут – им не удастся дождаться этой забавы. А девятиклассники – потому что будут согласны со всеми остальными.

– Но… – начала я.

Миссис Эулалия подняла палец, чтобы я замолчала:

– О, она еще не закончила.

– Не закончила? – удивилась я.

– Нет, – кивнула миссис Эулалия.

Я посмотрела на лицо миссис Фрэнни, пытаясь найти подтверждение этим словам. Но она продолжала смотреть на спицы.

– Нет, не закончила. Это был лучший расклад. А теперь поговорим о худшем раскладе. Происходит все, о чем я уже сказала, и вдобавок твой папа теряет работу, брат, перейдя в старшую школу, столкнется с последствиями твоих поступков, а над тобой станут издеваться еще больше. Но и это еще не худшее из худшего.

– Нет? – спросила я. – А что хуже худшего?

Я подумала, что старая женщина, скорее всего, имеет в виду, что меня побьют или сделают со мной что-нибудь такое же ужасное. Но я ошибалась.

– Худшее из худшего, – усмехнулась миссис Эулалия, – это когда все наконец поймут, что самый главный нарушитель спокойствия – ты.

От ее слов мое сердце сбилось с ритма. Это не правда. Не так ли?

Миссис Фрэнни замерла, не довязав петлю, и посмотрела поверх застывших спиц на меня.

– Это самое худшее, – повторила она.

Затем старушка подождала с мгновение, и ее руки снова пришли в движение. А спицы защелкали.

– Так что я должна сделать? – спросила я. – Папа всегда говорил, что единственный способ остановить агрессора – противостоять ему.

– Противостоять агрессору не то же самое, что стать им, – сказала миссис Фрэнни.

– Аминь, – согласилась миссис Эулалия. – Тебе надо попытаться найти мирное, ненасильственное решение. Знаешь, тогда в Бирмингеме доктор Кинг сказал…

– О, Иисус, снова началось.

Миссис Эулалия хлопнула обеими руками по матрасу:

– Я же уже сказала! Даже не смей произносить имя Господа всуе!

– Ах, кто-нибудь, заставьте ее замолчать. Заставьте ее замолчать! – Миссис Фрэнни откинулась на подушки. – Я так больше не могу!

Она сжала обе спицы в одной руке и изобразила, как несколько раз протыкает свое горло.

– Дамы, пожалуйста! – взмолилась я.

Затем услышала позади себя скрип обуви по полу и поняла, кто это, еще до того, как перевела взгляд: Дарлин, главная дежурная медсестра. Она была полной, немолодой, и, казалось, после двадцати лет работа вызывала у нее только тошноту. Не было и дня, чтобы Дарлин не рассердилась по какому-либо поводу. Наверное, всем когда-то встречались такие люди.

– Какого ЧЕРТА здесь происходит? Почему мне приходится приходить сюда КАЖДЫЙ день? – Медсестра сердито уставилась на меня. – И почему, когда здесь появляешься ТЫ, становиться только хуже?

Миссис Фрэнни резко поднялась и замахала спицами, как мечом:

– Отстань от нее!

Дарлин ухмыльнулась и ткнула большим пальцем на дверь позади себя:

– Блайт, иди в общую комнату и разыгрывай бинго. Они готовы начать. Вперед.

Миссис Эулалия перестала мычать псалом – она всегда так делала, когда пыталась не болтать лишнего. А миссис Фрэнни даже не пыталась.

– В вас столько горечи и ненависти, сестра Рэтчед! – вздохнула она.

Дарлин усмехнулась:

– О, ха-ха-ха.

Ее не раз сравнивали с медсестрой-садисткой из «Пролетая над гнездом кукушки», особенно миссис Фрэнни.

Улыбнувшись, Дарлин стала похожа на змею. Глаза-щелки и все такое. Она вцепилась руками в воротник формы, на которой был изображен Снупи.

– Следи за языком, или я могу позабыть про твое обезболивающее, – пробурчала она.

– Ха! – засмеялась миссис Фрэнни. – Будто я не знаю, что ты крадешь лекарства, чтобы продавать наркоманам на улице. Прикупила себе накладные ногти и выкрасила волосы в полоску? Что ж, у меня, дорогая, есть для тебя маленький секрет. Сколько ни крась волосы в полоску, стройнее ты не станешь!

Пока миссис Фрэнни говорила, глаза Дарлин, казалось, выпучивались над ее пухлыми темно-красными щеками. Она крепко сжала губы, отчего они стали похожи на сморщенную попу. Медсестра точно никогда не слышала о маске леди.

Миссис Эулалия замычала громче.

– БЛАУАЙТ? – прорычала Дарлин сквозь сжатые зубы.

Когда она злилась, то добавляла лишние слоги к словам.

Я соскользнула с кровати миссис Фрэнни. Мне не хотелось уходить и играть в бинго, но должность Дарлин позволяла ей отстранить меня от волонтерства. А мне этого не хотелось. Поэтому я поцеловала женщин и последовала за Дарлин из комнаты. А сделав пару шагов, услышала, как миссис Фрэнни снова начала:

– Кстати об издевательствах. Спасибо огромное, укулеле. Твое мирное и никого не раздражающее мычание очень сильно помогло мне…

Белые ортопедические тапки Дарлин скрипели по полу так громко, что я больше не смогла расслышать ни слова. Я шла за ней по коридору и чувствовала себя наказанным ребенком, ведь она не из тех, кто пойдет рядом с тобой.

Дарлин всегда должна быть на шаг или два впереди. Я ускорила шаг и попыталась пойти рядом с ней, чтобы проверить, превратит ли она наше шествие в гонку, но медсестра устремилась к своему рабочему месту.

Общая комната могла вместить сотню человек, но сейчас там находилось человек пятнадцать беловолосых игроков в бинго. Вообще-то пятнадцать – это очень даже неплохо. Однажды я разыграла шесть игр в бинго для одной милой старушки. Это был лучший день в ее жизни. Она просто не могла поверить, что выиграла шесть партий подряд.

Так что пятнадцати игроков достаточно. Мне просто хотелось, чтобы все они сидели недалеко от того места, где стояла я, вытаскивая шары из проволочного бочонка. Вместо этого они рассредоточились по всей комнате, и мне пришлось называть каждый шар по несколько раз, громко крича при этом, чтобы все наконец меня услышали. После четырех разыгранных партий я осипла. И почти не осталось надежды на то, что мне хватит сил поведать Таре сагу о сегодняшнем дне.

Глава 7

– Господи, твой голос звучит так, будто ты выкурила кошачий наполнитель, – сказала Тара.

– Мне пришлось разыгрывать бинго, – прохрипела я. – И сегодня у моих подопечных случился приступ глухоты.

– И как эти старые негодяи могли так поступить! – поддразнила меня Тара. – Значит, сегодняшний день в Эш-Гроув был дерьмовым?

– Пожалуй.

– Тогда на ужин мороженое. К тому же оно поможет твоему горлу. Пойдем, я угощаю.

Я попыталась возразить, но Тара шикнула на меня и потащила в «Баскин-Роббинс», где мы купили мороженое с шоколадной крошкой и кусочками печенья.

– Даже к лучшему, что ты не можешь разговаривать, потому что я должна тебе кое-что рассказать, – засмеялась Тара. – Помнишь, мы думали, что Дженни Прицки наврала про месячные и на самом деле беременна?

Я засунула в рот полную ложку мороженого:

– Угумс.

Маму бы это убило.

Тара ткнула в мою сторону длинной розовой ложкой:

– Ты не поверишь.

Дальше она погрузилась в долгий и запутанный рассказ о Дженни и ее страхе забеременеть во время весенних каникул. Не буду углубляться в подробности. Даже мне этот рассказ показался довольно скучным, а я знаю Дженни Прицки. Хотя я притворилась, что внимаю каждому слову подруги, потому что она очень любит посплетничать, а я очень люблю Тару. Поэтому она говорила, а я слушала. Среди двух друзей всегда один рассказчик, а другой – слушатель. Не так трудно догадаться, кто из нас кто.

По правде говоря, мне не очень хотелось в третий раз за день ворошить сегодняшние события, поэтому я была рада заполнить разговор историей про задержку Дженни.

Когда через пару часов я добралась до дома, мама прибиралась в шкафчике под кухонной раковиной, а Зак сидел за столом и решал задачи по алгебре.

– Вам задали домашние задания? – спросила я. – В первый учебный день?

– Привет, милая, – крикнула мама из-под раковины.

Зак забавлялся с карандашом, раскачивая его вверх и вниз, как детские качели.

– Подумаешь, – сказал он. – Мы проходили это в Меритоне прошлой осенью.

Мама села:

– Ты шутишь?

Она сполоснула тряпку в стоящем рядом ведре с мыльной водой, выжала ее и снова залезла в шкаф.

– Как бы ни было смешно, но… нет, – усмехнулся Зак. – Хотя меня это устраивает. Не буду напрягаться до конца года. – Брат записал ответ. – Останется больше времени для игр.

– Ты слишком много играешь в видеоигры, – произнесла мама из шкафа.

Зак закатил глаза и спародировал ее, притворившись, будто на его руке надета кукла-носок, которая все время поучает его.

Мама выбралась наружу и показала на бутылку с распылителем, стоящую на стойке возле плиты:

– Блайт, передай мне чистящее средство. Здесь какое-то пятно, которое у меня не получается вывести. – Она выгнула спину и поморщилась.

– Серьезно, мам, – сказал Зак. – Почему нам просто не нанять кого-нибудь для уборки?

Мама стерла пот со лба. Она не догадалась снять золотые часы с алмазами, которые подарили ей на сорокалетие бабушка с дедушкой. И маникюр был испорчен.

– Уборщицы стоят денег, Зак.

– Да, но разве в твоем трастовом фонде от бабушки с дедушкой нет несметного количества долларов? – решив проблему за пять секунд, спросил Зак.

Я протянула маме бутылку.

– И ты хочешь, чтобы мы растратили все до того, как ты унаследуешь деньги? – лукаво улыбнувшись, спросила мама.

Несколько секунд Зак смотрел на нее, а потом заявил:

– Продолжай тереть, женщина.

Они обменялись смешком, и мама снова залезла в шкаф, чтобы уже со средством попытаться оттереть пятно.

– Кстати, там не несметное количество долларов, – произнесла мама из-под раковины. – И деньги вложены в долгосрочные инвестиции. Это скорее фонд для чрезвычайных ситуаций, а грязный дом к ним не относится.

Я плюхнулась на стул:

– Где папа?

– На встрече членов школьного совета, – ответила мама. – Черт, это тоже не помогает. Придется просто поставить что-нибудь поверх этого пятна. – Мама снова села и проморгалась, чтобы избавиться от хлористых паров. – Он сказал мне, что у тебя выдался не самый легкий первый день. Ты как, держишься?

Не самый легкий?

– Все в порядке, – ответила я.

Мне не хотелось врать, поэтому про себя произнесла: «В порядке, но я стала слабой и хрупкой и вот-вот разобьюсь».

Но мама меня слишком хорошо знала.

– Хочешь поговорить об этом? – спросила она.

Я покачала головой:

– Не о чем говорить.

– Тебе задали домашнее задание?

– Немного.

Мне надо было перевести статью, что могло занять около трех минут, так как школа Эш-Гроув отставала от Меритона по французскому языку на два семестра.

– Не могла бы ты тогда достать вещи из сушилки и убрать их? Завтра с утра у нас показ дома. – Мама скрестила пальцы.

– Поверить не могу, что ты так стремишься продать этот дом. Разве тебя это не беспокоит? – не подумав, брякнула я.

Это как-то само вырвалось у меня и сразу отразилось на маме. Она вскочила на ноги. Маска леди отсутствовала. Мама даже не попыталась хоть немного скрыть свое недовольство.

– Конечно, меня это беспокоит, Блайт, – резко сказала она. – Это и мой дом тоже. Моя жизнь тоже меняется. Но знаешь что? Нам приходится идти на жертвы ради любимых людей.

– Человека, – исправила я ее.

– Что, прости?

– Любимого человека. Не ради людей, а ради человека. Ради папы.

Глаза мамы округлились.

– Нет, Блайт. Я имею в виду людей. Конечно, это ради папы, но еще ради тебя и Зака. Все наши поступки для вашей же пользы. Может, ты и не замечаешь этого, не видишь дальше своего носа, но это факт.

Упс!

– И даже если это не так, твой папа многим пожертвовал ради семьи. И мы должны отплатить ему тем же. Его счастье тоже принимается во внимание. А что хорошо для твоего папы, хорошо и для семьи. Так что, пока не начала еще одну обличительную речь о том, насколько несправедлива твоя жизнь – как ты, несомненно, поступила в школе, – возможно, стоит задуматься об этом?

Мама подняла ведро и вышла из комнаты.

– Не парься, – улыбнулся Зак, засовывая тетради с выполненным заданием по алгебре в рюкзак. – Вчера я выслушал такую же речь.

– Просто дело не только в счастье, – сказала я. – А в деньгах. Господи, не понимаю, как бзик отца про трастовый фонд мамы может помочь семье.

– Это характерно для мужчин, – сказал Зак. – Мужчины – охотники-собиратели. Они хотят обеспечить свое племя средствами существования.

– Да, но расплачиваемся-то мы, – усмехнулась я.

– На что ты жалуешься? Тебе осталось от силы года полтора. А я застрял здесь на половину десятилетия. – Брат бросил рюкзак у кухонной двери и вышел на улицу. – Пока. Я пошел к Джеку.

– А что с ужином? – спросила я.

Сейчас почти полшестого.

– Придумай сама, – крикнул он. – Я перекушу у Джека.

Задняя дверь с привычным стуком захлопнулась за братом. Какой знакомый звук. Но даже его скоро не будет.

Я открыла холодильник. «Придумай сама» означает найди что-нибудь, потому что ни у мамы, ни у папы не было времени или сил на готовку, и поешь в одиночестве. Я порадовалась, что сегодня не придется сидеть за столом и разговаривать с родителями. Поэтому взяла остатки ветчины, сэндвич с сыром и понесла все это в свою комнату, в которой провела весь вечер. И совсем забыла о том, что надо сложить вещи.

* * *

Следующим утром, когда я спустилась вниз, оказалось, что папа уже ушел. Должно быть, ему надо было пораньше появиться в школе. Я взяла огромную кружку с дымящимся кофе и потащилась наверх. Выбрала милый джемпер в горошек, а затем вспомнила, что в Эш-Гроув, в отличие от Меритона, никто не парится насчет одежды. Мне не хотелось выделяться из толпы, поэтому я остановила свой выбор на легинсах и шифоновой тунике кремового цвета. А перед самым уходом вспомнила, что надо заправить кровать.

Зайдя в школу, я старалась держаться в тени, но при этом высоко задрала подбородок. Решила быть гордой, но неконфликтной. Я надеялась, что все перестанут смеяться надо мной из-за конкурса на лучшую фразу, и, к счастью, казалось, что так и произошло. Конечно, то, что ребята смотрели сквозь меня, не дарило мне приятных ощущений, но лучше уж это, чем насмешки.

Я добралась до класса. Дожила до первого звонка. Но пока дожидалась второго, стала замечать шепотки. Заметила, как шушукались девушки, которые сидели парами, склонив головы друг к другу. Как замирали парни, прислушиваясь к тому, что говорил один из них. Это разжигало мое любопытство, но кого мне было спросить об этом? Некого. Если только Сая и Дженну.

На переменах в коридоре я высматривала яркие волосы Дженны, но нигде не замечала. Наконец я увидела ее и Сая на ланче. Они сидели за тем же столом в углу, но с другой стороны. Сегодня мне придется сидеть лицом к залу. Я взяла йогурт и крендельки и пошла к ним.

– Можно мне снова сесть сюда? – спросила я.

Сай и Дженна синхронно повернулись ко мне. Какое-то время никто из них не произносил ни слова. Казалось, будто я явилась без приглашения или помешала их уединению.

Дженна пожала плечами и сказала:

– Конечно.

Я медленно обошла стол, чтобы дать ребятам время передумать. Но этого не произошло, поэтому я села и открыла пакет с крендельками.

– Рвать, а не тянуть, – сказала я Саю, пытаясь растопить лед.

Он лишь кивнул мне. На нем была та же армейская куртка, что и вчера. А Дженна была одета в футболку с Бетти Буп[10]. Но ребята словно были настороже.

– Что-то не так? – Как только вопрос сорвался с моих губ, мне сразу показалось, что я спросила о чем-то личном. Будто мы старые друзья, которые могли задавать такого рода вопросы. Но это было не так. Поэтому я плавно продолжила: – Все шепчутся и что-то обсуждают. Вы, ребята, знаете что?

Сай нахмурился:

– Да.

Вот и весь ответ.

Я несколько раз моргнула.

– Ну, может, расскажете? – Я безуспешно старалась скрыть сквозивший в моем вопросе сарказм.

Их взгляды пересеклись. Между ними повисло молчание. Затем Дженна повернулась ко мне и сказала:

– Ходит слух, что директор Мак отменит «Гонку старшеклассников».

Он действительно подумал над этим предложением? Какое-то время ушло на то, чтобы убедиться, что я выгляжу удивленной.

– Что? – спросила я. – Правда?

Я не видела папу со вчерашнего дня. Так что заставило его изменить свое мнение?

– Очевидно, правда, – усмехнулась Дженна, а затем добавила: – Ходит слух, что за этим стоишь ты.

– Это так? – спросил Сай.

Я засомневалась. Мне не хотелось признаваться, так же как и врать. Мне никогда не хотелось врать. А еще не хотелось рисковать единственными дружескими отношениями, во всяком случае, казавшимися такими, ведь они и так были очень хрупки. Дженна с Саем не казались ябедами, поэтому я пошла напролом и рассказала им о нашем с папой разговоре, особо выделив момент про «подавление агрессоров». И вновь это прозвучало как слабые оправдания. Сай с Дженной не купились на мои жалобы. А когда я дошла до предположения миссис Эулалии о том, что я стремилась не только восстановить справедливость, но и отомстить всей школе, Сай и Дженна поняли меня.

– Да уж, это подло, – сказал Сай.

Я кивнула и пробормотала:

– Я хотела как лучше. Ну, или мне так казалось. Но в итоге получилось как всегда. – Мне отчаянно хотелось придумать причину, по которой ребята не смогли бы возненавидеть меня. Причину, которая не даст мне возненавидеть себя. Я выпрямилась и сорвала крышку с йогурта. – Знаете что? Папа этого никогда не сделает. Клянусь, никогда. Он не поступит так. Вы, его ученики, слишком много значите для него. – Я сжала крышку из фольги, превратив ее в твердый шарик. – Не беспокойтесь.

– Но ты его дочь, – сказала Дженна.

Я, раздраженно улыбнувшись, покачала головой:

– Не здесь.

Сай схватил один из крендельков и закинул его в рот. Я восприняла это как хороший знак и подвинула к нему пакетик.

– Но кое-чего я не понимаю, – сказала я. – Весь разговор происходил в его кабинете за закрытой дверью. Так откуда пошли слухи? Папа не стал бы болтать. Он знает, что навредил бы мне еще больше. К тому же если он все-таки решит не отменять «Гонку старшеклассников», то ни за что не даст вам понять, что собирался это сделать…

– Секунду, – сказал Сай. – Ты была в его кабинете?

– Да.

– Дверь была закрыта?

– Да.

Сай фыркнул:

– А миссис Болгер там была?

Дженна сразу поняла, на что намекал Сай:

– О господи! Ты прав. Я не верю этой женщине!

Я посмотрела на девушку, а потом на парня, ожидая объяснений:

– Кто такая миссис Болгер?

– Старшая секретарша. Миссис Болгер, – ответил Сай.

– Глэдис? – спросила я. – Ее зовут Глэдис?

Дженна кивнула:

– Да, Глэдис Болгер.

– И что с ней?

– О господи, – опомнившись, сказала Дженна и всплеснула руками. – Вот что произошло. Однажды Сая вызвали в кабинет директора Мака за то, что он угрожал придурку, который нес про меня полный бред. Я прогуляла урок и пошла с Саем, но, чтобы не попасться, осталась ждать в коридоре. И вот я стою за дверью, но время от времени заглядываю в окно в двери, чтобы посмотреть, не освободился ли Сай. И тут замечаю, как миссис Болгер, единственный присутствующий там человек, на цыпочках подходит к кабинету директора Мака и прислушивается. Мне показалось это странным. И я решила понаблюдать за ней. А она вернулась к своему столу, нажала на какую-то кнопку на телефоне и склонилась к нему. И тут я поняла, зачем она это сделала, и решила это остановить. Ради Сая. Поэтому ворвалась туда, а она подскочила, как чертова обезьянка, и хлопнула по телефону. Но было уже поздно. До того как она нажала на кнопку, из динамика громко и отчетливо раздался голос директора Мака. Конечно, я не подала виду, что о чем-то догадалась. Но было трудно не понять, что она подслушивала их. Я уставилась на Дженну:

– Господи, она подслушивает беседы директора с учениками?

– Ага. – Сай закинул в рот еще один кренделек.

Дженна отклонилась назад и прижалась к груди Сая:

– Держу пари, именно так все узнали о «Гонке старшеклассников».

Сай обнял девушку за плечи и положил ей в рот кренделек.

– Невероятно, – протянула я. – А выглядит такой милой.

Сай выдал саркастичный смешок:

– Как и серийные убийцы. Это все маска. Не верь ей. Она получает удовольствие, вороша осиное гнездо.

– Аж противно, – пробормотала Дженна.

Она сковырнула черный лак с кончиков ногтей.

Я выпрямилась и подняла указательный палец:

– Знаете что? Это она вчера рассказала моему папе о фотографии в ежегоднике!

– Вот видишь! – сказал Сай. – Ворошит осиное гнездо.

– Невероятно. – Я была потрясена.

Я взяла вилку, и тут что-то пролетело рядом с моей головой. Я посмотрела в ту сторону, откуда летел предмет, и увидела рассекающий воздух картофельный шарик. Да, моя реакция не была быстрой, и даже если бы и была, то в меня никто и никогда раньше не кидался едой. Никогда. Особенно в Меритоне. Поэтому я даже не вздрогнула, и шарик врезался мне прямо в лоб.

Сай и Дженна повернулись и посмотрели на группу парней, сидевших через три стола от нас и разразившихся смехом. Я коснулась лба и открыла рот, чтобы что-нибудь сказать, но в этот момент один из парней метнул в меня еще один шарик. Только этот был покрыт кетчупом. Я постаралась уклониться, но он врезался мне в грудь и забрызгал мою бежевую тунику кетчупом и подливкой.

Сай так свирепо прорычал: «Дай мне свой йогурт», что я не осмелилась возразить. Он встал, как только я отдала ему баночку. Его черные ботинки на толстой подошве грохотали по линолеуму, пока он шел к парню, кинувшему шарик с кетчупом. Сай быстро перевернул баночку над головой парня и размазал по его торчащим от избытка геля волосам весь клубничный йогурт. Парень вскочил на ноги и толкнул Сая обеими руками.

Стоит отметить, что Сай не только выглядел как психопат-убийца, но еще и был выше любого одиннадцатиклассника. Поэтому он еще ближе подошел к покрытому йогуртом придурку, который кричал и размахивал руками, как безумец, при этом показывая на меня, и тот отступил. Саю даже и пальцем не пришлось пошевелить. Придурок сделал пару шагов назад, а потом резко развернулся и вылетел из столовой. Один из обиженных жалованьем учителей, что вызвался следить за порядком во время ланча, последовал за ним, как послушная собачонка. Другие учителя обратили внимание на заварушку только после того, как стало тихо.

– Вот увидишь, именно у Сая будут проблемы, – тихо произнесла Дженна.

В ее взгляде отражались самые нежные чувства. Я никогда не замечала таких чувств у парочек в Меритоне. Даже среди тех, кто встречался годами. И уж точно никогда не испытывала их сама.

Когда Сай направился к нам, поведение Дженны и тон ее голоса полностью изменились. Она словно включила режим сексуальной кошечки. Выгнула спину и закинула на скамейку ногу, обутую в черные туфли «Мэри-Джейн»[11] из лакированной кожи. Когда Сай был на полпути, она поерзала на месте. Когда он добрался до нас, Дженна потянулась к нему и промурлыкала:

– Господи, это было горячо. Люблю, когда ты превращаешься в храброго героя.

Затем девушка скользнула руками по бедрам Сая и притянула его ближе, глядя на него снизу вверх. Он положил руку ей на затылок, наклонился и притянул лицо к своему. Они крепко поцеловались.

А я сидела словно под гипнозом.

Прервав поцелуй, Сай швырнул пустую баночку от йогурта на стол, и та отскочила ко мне.

– Держи, – сказал он. – Спасибо, что одолжила йогурт.

Я все еще сжимала в руке вилку и с тех пор, как отдала ему йогурт, не сдвинулась ни на миллиметр.

– Это я должна тебя благодарить, – наконец удалось вымолвить мне. Я подняла никуда не годную салфетку и попыталась стереть кетчуп. – Я никогда… Никогда с таким…

Капля просто размазалась. Теперь это была не просто капля, а пятно. Беспредел. Это было послание. Доказательство того, что впервые в своей жизни я кому-то не нравилась. Не кому-то, а всем. Кроме парочки, что сидела напротив меня. Но вряд ли их можно назвать моими союзниками.

– Спасибо, Сай, – тихо, но совершенно искренне произнесла я. – Я твоя должница.

– Не бери в голову. – Он не отводил взгляда от Дженны, но разговаривал со мной. – Я сделал это только потому, что знал, как это заведет ее.

Девушка обхватила лицо парня ладошками и сказала:

– О да, точно. Так и есть. Причина именно в этом. Не дай бог кто-нибудь узнает, что в душе ты хороший парень.

– Упаси боже, – засмеялся он и снова начал целовать Дженну.

Я шепотом попрощалась с ними, стараясь не беспокоить. Затем встала и закинула портфель на плечо. Крендельки я оставила Саю, а сама направилась в туалет, куда можно было попасть из коридора, чтобы привести себя в порядок.

Не успела я сделать и трех шагов от дверей столовой, как практически врезалась в единственного человека, способного сделать этот ужасный день еще хуже. Да, это был Люк Павел. Почему я все время натыкаюсь на этого парня? В буквальном смысле.

Я чувствовала себя слишком измотанной, чтобы остановиться и поговорить с ним. К тому же чувствовала, как под туникой намокает майка от кетчупа. Чувствовала сырость и холод и боялась, что станет еще хуже. Но мне не хотелось снимать пропитанную кетчупом тунику здесь, в коридоре. Хотелось сделать это в туалете.

Я попыталась обойти Люка, но он подцепил пальцем лямку моего рюкзака:

– Черт, что случилось?

Должно быть, я выглядела жалко, потому что в его голосе не было и намека на насмешку. Ну, или мне так показалось. И хотя я знала, что Люк был умелым врунишкой и искусным манипулятором, я была уверена, что сейчас он вел себя искренне.

– Ох, знаешь, – ухмыльнулась я. – Просто небольшой презент от приветственного комитета Эш-Гроув.

Я обогнула его, но Люк снова выскочил передо мной. Господи, этот парень был как биомеханический заяц.

– Секундочку. Подожди секундочку. – Люк выставил передо мной ладонь. Другой рукой поправил очки. Его глаза за стеклами превратились в агаты цвета холодной стали. – Ты имеешь в виду, кто-то кинул это в тебя?

Я тяжело вздохнула и перекинула рюкзак на другое плечо, чтобы он не смог ухватиться за него. Потом закатила глаза и сказала:

– Слушай, просто дай мне пройти, хорошо? Не притворяйся, что тебе не насрать.

Конечно, это был удачный момент, чтобы показать, что я обычно не сквернословлю. И считаю, что вместо ругательств всегда можно найти более точные и содержательные слова. Но иногда, как в этом разговоре с Люком, самым точным и содержательным будет именно ругательное слово. К тому же мне хотелось воспользоваться этим словом как оружием.

И это дало желаемый результат. Люк пораженно отступил. И пока он, открыв рот, зависал, обдумывая язвительный и остроумный ответ, я проскочила мимо него, открыла дверь в туалет и проскользнула внутрь.

Как только за мной закрылась дверь, я сделала глубокий вдох, какой обычно делал папа. Затем еще один. Затем проверила кабинки – они пустовали. Столовая располагалась в отдельном крыле школы, в которое можно было попасть по единственному коридору, поэтому я решила, что если чей-то кишечник не реагирует на странное мясо, подаваемое по понедельникам, то эти туалеты не так уж часто оказываются в гуще событий.

Я кинула рюкзак на пол, стянула с себя тунику и замыла ее в раковине. Заметив на майке влажное пятно от просочившейся жидкости, я промокнула его бумажным полотенцем. Это не особенно помогло, к тому же прозвенел звонок, так что я выкинула полотенце, выжала промокшую, изгвазданную тунику, засунула ее на дно рюкзака и вышла.

Слава богу, за дверью или где-нибудь поблизости Люка не наблюдалось. Я растворилась в стремительном потоке учеников, как талый снег в оживленном водостоке, и скрылась в коридоре.

К концу дня мокрое пятно на моей майке высохло и превратилось в кривую букву «О» на самой серединке. Я посчитала это незначительным уроком после битвы. И только я собралась засчитать второй день в Эш-Гроув в свою пользу, как начались дневные объявления. Но вместо голоса Глэдис Болгер, который я слышала вчера, раздался голос моего папы:

– Внимание, ученики Эш-Гроув. Это директор Маккенна. Знаю, до кого-то из вас уже дошли слухи о «Гонке старшеклассников», которые распространились сегодня. И хотя я понимаю, что здесь, в Эш-Гроув, «Гонка старшеклассников» – давняя традиция, последние события вынудили меня пересмотреть ее роль в жизни учеников Эш-Гроув. Моя совесть не позволяет мне одобрить событие, которое легко может повлечь за собой преступное поведение, а также психологическое давление и издевательства над другими учениками. Я считаю, будет лучше, если с этого момента «Гонка старшеклассников» окажется под запретом. Знаю, многие из вас не обрадуются этому решению, но у меня есть обязательства по защите благополучия всех учащихся. Каждого пойманного на том, что хоть отдаленно будет напоминать «Гонку старшеклассников», ждет временное отстранение от учебы.

Пользуясь случаем, хочу сообщить, что в расписании публикации ежегодных альбомов выпускников произошли изменения. Ежегодники будут готовы только в середине июля. К тому времени их можно будет забрать в администрации, так как она открыта все летние каникулы.

И последнее, Люк Павел, пожалуйста, перед уходом зайдите ко мне в кабинет.

Большое спасибо и приятного завершения дня.

Сначала во мне проснулся инстинкт самосохранения. Мне захотелось убежать. Вскочить со стула и броситься прочь. Если уж просто слухи стоили мне пятен от кетчупа, то я даже представить не могла, что произойдет со мной сейчас. Я с легкостью вообразила, как пробираюсь по коридору, а затем через парковку, чтобы скрыться в машине, как блокирую двери и отчаянно пытаюсь попасть ключом в замок зажигания, а в это время меня осаждает толпа ненасытных зомби с фальшивым загаром.

Потребовалось не так много времени, чтобы понять – в коридорах может быть намного больше народу, чем в классе. Поэтому, несмотря на бурные возмущения, крики, оскорбления и злые взгляды, направленные на меня, я прилипла к стулу и осталась на месте. А еще постаралась ни с кем не встречаться взглядом.

Так как никому не хотелось задерживаться в школе дольше необходимого, вскоре класс опустел, и я осталась одна. Мне показалось, что я облегченно вдохнула впервые за несколько часов.

Я ждала. Сидела и ждала, когда меня затопит волна удовлетворения. Ведь я добилась желаемого. «Гонка старшеклассников», ежегодник, даже Люк Павел. И несомненно, в этот момент мой папа читает ему нотацию и, возможно, угрожает дисциплинарным взысканием, если он не закроет «Бэрид Эшис».

Так что я должна ликовать.

Только этого не случилось.

Я ощущала только одну эмоцию.

Страх.

Я старалась подавить его. Старалась оправдать свои поступки. Старалась убедить себя в том, что совершила это ради общего блага. Ради всех учеников, изображенных на других фотографиях сексуального характера, или ковыряющими в носу, или в стельку пьяными.

Единственная проблема – отмена «Гонки старшеклассников», срыв ежегодника и победа над Люком Павелом не особенно помогли этим ученикам. Они вообще им не помогли. И я наконец поняла, что даже мне все эти меры не помогли.

Миссис Эулалия и миссис Фрэнни были правы. Мои действия не приведут ни к чему хорошему. Но уже слишком поздно. Слишком поздно для «Гонки старшеклассников». Слишком поздно для ежегодника. Но не поздно для Люка Павела.

Я подскочила, схватила свои вещи и побежала по коридору к администрации.

Распахнув дверь, я скорее с отвращением, чем с удивлением, обнаружила, что Глэдис Болгер подскочила на своем стуле метра на полтора и начала колотить по телефону, будто он был покрыт пауками. Я сердито уставилась на нее, решив рассказать папе о ее поведении после того, как все закончится, и ворвалась в его кабинет. Он был один и сидел за столом, уткнувшись лицом в ладони.

– Где Люк Павел? – крикнула я.

Отец поднял голову:

– Только что ушел. Я предложил ему закрыть интернет-газету.

– Он согласился? Он же не согласился, верно? – с надеждой прошептала я.

Папа посмотрел на меня с холодной усмешкой:

– Согласился? На что? Я угрожал ему исключением, Блайт. Таково наказание за издевательства над кем-либо, предусмотренное моей политикой нулевой терпимости. Люку не с чем было соглашаться. Либо он прекращает издавать газету, либо не получит аттестат об окончании школы. Почему тебя это шокирует? Я сделал все, что ты хотела.

Я приросла к ковру, мой разум витал где-то в облаках. В ушах шумело, а под кожей бился пульс. Казалось, что я оказалась в безвоздушном пространстве.

– Папа, думаю, я совершила ошибку, – шепотом произнесла я.

Глава 8

Я бежала. Бежала, не разбирая дороги, и плакала. Мимо размытыми пятнами проносились шкафчики. Я все еще слышала в ушах разъяренный голос отца. Видела замешательство на его лице. Разочарование в глазах. Да что там – обвинение!

Я завернула за угол и продолжила бежать, думая, что когда-нибудь доберусь до выхода. Но вместо этого оказалась в тупике – им заканчивался коридор, ведущий в столовую. Вместо выхода перед глазами оказался огромный, отвратительный горчично-зеленый флаг Эш-Гроув с воинственными орлами. Я развернулась, чтобы побежать обратно, но увидела, как кто-то пересекает коридор в самом конце. А когда поняла, кто это, то застыла на месте.

И до того, как Люк Павел успел меня заметить, нырнула в женский туалет.

Прислонилась к кирпично-бетонной стене и соскользнула по ней на пол, а слезы текли все быстрее. Я плакала, не в силах остановиться, поэтому просто ждала, когда слезы иссякнут. Спустя несколько минут, в течение которых меня била дрожь и мучила икота, мой мозг наконец позволил телу слегка расслабиться. Я заставила себя вдохнуть и выдохнуть. Хотя дышать удавалось только через рот. Нос полностью заложило. Глаза не открывались. Возможно, именно поэтому я не сразу заметила, что у потолка клубится дым.

Сначала я подумала, что горит здание школы. А потом под дверью кабинки для инвалидов увидела ноги. Одну пару ног в плотных, черных, высоко зашнурованных ботинках и вторую – в лакированных туфлях «Мэри-Джейн».

– Дженна? – позвала я. – Это ты? Сай?

Дверь в кабинку приоткрылась, и выглянула Дженна. Она увидела меня и начала хохотать. Она вновь исчезла, а затем очень громко произнесла:

– Это всего лишь Блайт!

Я услышала, как фыркнул и засмеялся Сай, а затем засмеялась и Дженна. После чего они вышли из кабинки.

– Черт возьми! – сказала Дженна, пытаясь прислониться к подоконнику за ее спиной. – Я думала, нас застукали!

Снова впав в истерику, они с Саем цеплялись друг за друга, покачиваясь то влево, то вправо.

– Ребята, вы под кайфом? – Я оттолкнулась от стены и встала. – О господи, вы курите травку в школьном туалете. Как банально. Боже, это плохое занятие.

Сай несколько секунд качал головой, а потом наконец сказал:

– В эти туалеты никто никогда не заходит.

Дженна подошла ко мне и обняла:

– Что случилось? Это из-за папы?

Я кивнула, и ее розовые взлохмаченые волосы уткнулись мне в щеку.

Дженна отодвинулась от меня и схватилась за мои плечи. На ее лице расцвела улыбка, а брови затанцевали вверх и вниз.

– Хочешь курнуть?

Сай помахал перед моим лицом небольшой серебристой трубкой. Она была очень похожа на ту, что подошла бы садовому гному.

– Ох, нет! – Я выдавила смешок, чтобы быть вежливой, но отклонила предложение. – Нет, спасибо. Спасибо, но нет. Спасибо.

Сай поставил локоть на руку Дженны, все еще вцепившуюся в меня.

– Не хочу тебя разочаровывать, Блайт, но ты уже накурилась, – сказал он, взмахнув трубкой в воздухе и закрутив дымок в воронку.

И ребята снова превратились в фыркающую и хихикающую массу.

Конечно, они были правы. Вероятно, здесь было достаточно дыма, чтобы свалить лошадь. Мне не хотелось добавлять к длинному списку причин ненависти моего отца ко мне еще и «наркоту», поэтому я собрала вещи и попрощалась с Саем и Дженной. А затем распахнула дверь, готовясь глотнуть хоть немного свежего воздуха.

Но вместо этого встретила Люка Павела. Он ждал меня снаружи. Скорее всего, он все-таки заметил меня.

По какой-то непонятной мне причине первой моей мыслью было: «Я, наверное, выгляжу как кикимора. И пахну так же».

Но я оттолкнула эту мысль, и за ней последовала вторая: «Люк взбешен». Не зол, не сердит, не разгневан. А именно взбешен. Это самое подходящее слово.

– Кайфанула? – спросил он. – А что же скажет на это наш дорогой папочка?

– Нет! – запротестовала я. – Я не…

– Да ладно. – Он снисходительно ухмыльнулся. – Я с другого конца коридора почуял запах. Ты можешь и дальше врать. Но твои покрасневшие глаза о многом говорят.

Я открыла рот, чтобы объяснить, но он шагнул ко мне.

Я инстинктивно отступила.

Люк кивнул на дверь:

– Похоже, ты уже начала праздновать. Тебя можно поздравить. Ура, Блайт. Ты победила. Так держать. Надеюсь, ты счастлива, в отличие от остальных. Тебе понадобилось менее двух дней на то, чтобы насолить всей школе. Ты как ураган. Ураган «Блайт», четвертая категория гребаной бури. О, это, без сомнений, было общественное самоубийство. Но тем не менее оно впечатляет.

Я стояла и молча внимала упрекам Люка. Я могла отрицать травку, но не все остальное. Пыталась держаться достойно, но к этому моменту мои глаза слишком привыкли плакать. Слезы потекли без предупреждения. Я старалась сдержать их, но от этого только безудержно трясся подбородок и дрожали губы, а крупные слезы все катились и катились по лицу.

Люк не выразил никакого сочувствия.

– Ох, началось! – с досадой сказал он. – Чуть что не получается, и ты устраиваешь водопады. Ты умеешь выбирать момент. Так ты манипулируешь папочкой? – Он саркастично рассмеялся. – Знаешь, ну ты и фрукт. И подумать только, сегодня, когда в тебя плеснули кетчупом, мне стало тебя жалко. А вчера мне казалось, что я увидел отблеск, – он поднял руку и практически соединил указательный и большой палец, – крошечный намек на то, что ты умный, храбрый и порядочный человек. – Он опустил руки и выпрямился. – Но я так ошибался.

Люк развернулся, чтобы уйти, но в этот раз я выскочила перед ним словно биомеханический заяц. И уперлась рукой в его грудь.

– Думаешь, ты знаешь меня? – прокричала я. – Думаешь, что если узнал меня на фотографии, то узнал и меня? И раз знаешь моего папу, значит, и меня тоже? Ну, это не так. Ты ничего обо мне не знаешь, Люк. Потому что в противном случае ты бы знал, как мне было больно, когда ты опубликовал ту фотографию в прошлом году. Знал бы, как долго я приходила в себя. Знал бы, насколько растерянной и обманутой я себя чувствовала, когда папа лишил меня дома, друзей и моей жизни. И как я боялась прийти вчера в школу. И насколько оправдались мои опасения. Как унизительно было просто пройтись по коридору. Как глупо и наивно было считать, что если я поговорю с тобой, то ты поймешь, что в какой-то степени виноват в том, что мое положение настолько плачевно, и остановишься. И возможно, окажешься умным, храбрым, порядочным человеком. Но я тоже ошибалась, Люк. Кажется, мы оба ошибались.

Люк несколько секунд смотрел мне в глаза. Затем оттолкнул мою руку и ушел, не сказав ни слова.

Я стояла и смотрела, как он уходит. Люк не оглянулся. Не бросил на меня и взгляда, когда завернул за угол в конце коридора. Теперь я поняла, почему мама советовала никогда не дожидаться, когда меня пошлют на. Это больно. Даже если презираешь человека, который тебя посылает. В этот момент тебе кажется, что ты мусор, который откинули в сторону за ненадобностью.

«По крайней мере, я не отступила, – подумала я. – По крайней мере, высказала, что хотела».

Только я ошибалась. И забыла несколько ключевых моментов. Например, как я сожалею, что разрушила «Бэрид Эшис». Как бежала в папин кабинет, чтобы предотвратить это. Как мой папа сорвался и теперь ненавидит меня. Или что я признательна Люку за проявленную ранее заботу – на этом самом месте, – когда я была в пятнах от кетчупа. Как я сожалела, что была так груба. Как была неправа насчет всего.

Я забыла сказать все это.

Из туалета послышались визг Дженны и смех Сая. Мне не хотелось столкнуться с ними, когда они выйдут. Не хотелось смотреть на их веселье или объяснять, почему сама так несчастна. Поэтому я схватила рюкзак и ушла.

К счастью, я добралась домой раньше папы. Мама суетилась по дому в шелковой блузке и жемчугах, всасывая ручным пылесосом крошки от чипсов, которые явно остались после Зака, пока он, петляя, шел от кладовой до дивана. На нем брат и сидел, доедая остатки и болтая по телефону, который он зажал между плечом и ухом, о какой-то видеоигре.

– Чувак, нет. Определенно самый лучший шутер от первого лица – третий «Battlefield»[12].

Пока Зак говорил, изо рта вылетали кусочки чипсов. И передняя часть его футболки была засыпана ими.

– Захарий! – рыкнула мама. – Ты разбрасываешь их повсюду! Все! Больше никакой еды в гостиной, пока не подпишем договор купли-продажи. Привет, Блайт!

Она помахала мне рукой, одновременно орудуя пылесосом вверх и вниз по футболке Зака. Он зарылся в подушки и смотрел на маму так, будто она психиопатка.

Я знала, что если задержусь внизу, то мама заметит мое заплаканное лицо, а возможно, и пятно на моей майке или учует запах травки. Поэтому быстро поздоровалась и устремилась наверх, чтобы принять душ.

Обсохнув и надев свои любимые серые пижамные штаны и чистую черную толстовку, я достала со дна рюкзака тунику, взяла грязную одежду и спустилась вниз в прачечную. Там попрыскала пятновыводителем на пятно от кетчупа и потерла его. Затем закинула одежду в стиральную машинку, нажала «Пуск» и стала надеяться на лучшее.

Когда я зашла на кухню, выражение отчаяния на мамином лице тотчас сменилось недоумением.

– Почему ты уже в пижаме? – спросила она. – Мне нужно, чтобы ты отвезла Зака к другу!

Мама сказала это так, будто я уже знала об этом и как идиотка надела пижаму, когда еще надо куда-то идти.

Она распахнула холодильник и начала вытаскивать из него ящики и выставлять их на стойку возле раковины:

– Через час у нас показ дома. Мне нужно закончить уборку.

– Мам, – произнесла я как можно мягче. – Не думаю, что покупатели откажутся от дома из-за того, что ящик для сыра оказался грязным.

Мама начала энергично выкладывать на стойку полупустые упаковки с мясными деликатесами.

– А зря, – улыбнулась она. – Люди могут увидеть эту коробочку для сыра и подумать: «Если они не позаботились о чем-то таком незначительном, как коробочка для сыра, тогда чем еще они пренебрегли?» Ты знаешь, что сказала Марджори? А теперь прекрати со мной спорить и подвези Зака. Если помнишь, это было одним из условий покупки тебе машины. Ты подвозишь Зака, если я тебя об этом прошу, а не стоишь здесь и не читаешь мне лекции.

Почему когда родители расстроены или злятся на что-то, то начинают вспоминать все твои плохие поступки или не сделанные хорошие дела, даже если твое поведение никак не связано с причиной их негодования?

Меня не смущало, что я появлюсь на публике в пижамных штанах, поэтому мы с Заком направились к машине.

– Куда едем? – спросила я, когда мы пристегнулись.

Зак вытянул ногу и залез в карман штанов. Достал оттуда клочок бумаги и кинул его мне на колени:

– К парню по имени Брайан.

На бумаге была схема проезда. Я мысленно проследовала по этому маршруту и поняла, что он ведет в Эш-Гроув.

– Подожди, он из твоей новой школы?

– Да. – Брат продолжительно и звучно рыгнул. – Может, мы уже поедем?

Я открыла окно. Завела машину. И задом выехала с подъездной дорожки.

– Но мы только вчера пошли в школу, – удивилась я.

– И что? – не понял Зак.

– Как вы успели подружиться? – Я была просто потрясена.

Зак пожал плечами:

– У него есть «The Elder Scrolls: Skyrim»[13]. А в чем дело? – Брат схватил кейс с дисками и начал рыться. – Отстой. Отстой. Отстой. Реальный отстой, – бормотал он.

Я не собиралась рассказывать младшему брату, что дело в том, что за два дня он умудрился безболезненно перевестись в новую школу и завести хороших друзей, к которым можно ездить в гости. Я же настроила против себя всю школу, включая директора, и уничтожила любую надежду завести хоть одного друга.

Люк был прав. Впечатляющее достижение для двух дней. Ураган «Блайт».

Я высадила Зака и поняла, что нахожусь всего в нескольких кварталах от нашего нового дома. И решила проехать мимо, чтобы посмотреть на него. Добравшись до места, я на минутку остановилась на подъездной дорожке. После этого решила выйти и заглянуть в окно. В конце концов, этот дом – реальный. Я его не придумала, не отвергала его существование, он – реальный. Это происходит на самом деле. Мы переезжаем сюда, и этот дом станет моим. Каким бы чужим он ни казался, я должна осознать это.

Влажный, холодный ветер закружил по улице. Я подняла капюшон и засунула руки в карманы. Затем прокралась по газону и заглянула в боковое окно возле входной двери. Но из-за того, что стекло было витражным, увиденное разделялось на части и искажалось, как в калейдоскопе. Я едва смогла разглядеть лестничный пролет.

Я обошла две-три клумбы и протиснулась за низкими кустами, чтобы заглянуть в панорамное окно. Мне пришлось встать на цыпочки, но теперь я могла хорошо рассмотреть дом изнутри. Возможно, на мое восприятие повлияли полосы вечернего света, разделившие пространство на неравные части, но мне показалось, что дом выглядит более пустым, чем неделю назад, заброшенным. Дремлющим каркасом, не содержащим в себе ничего, кроме нереализованных замыслов.

Я заметила, что в пустом доме есть что-то очень честное. Полностью лишенное украшений и колорита. С недостатками – сколами в деревянных деталях, потертостями на краске, пятнами на коврах – у всех на виду. Никаких красивых картин, скрывающих дыры в стене, или занавесок, прячущих треснутые стекла в окнах. Никакого камуфляжа. Никакого притворного совершенства. Никакой защиты.

Глядя на пустой дом, его прежний хозяин увидит пустоту. Отсутствие всего, что делало это здание его домом. А новый хозяин увидит потенциал – чем можно заполнить пустые места, как снова сделать здание домом, а не пустой коробкой.

А ведь то же самое происходит и с людьми. Ты встречаешь кого-то и видишь только декор, внешний блеск, которым человек окружил себя, и понимаешь, что не видишь его настоящего. Ты видишь только отретушированную версию. Пытаешься разгадать человека, опираясь на то, что тебе разрешили увидеть. И частенько предполагаешь, что это его истинное лицо.

Но если человек не пытается скрыть свои недостатки, ты понимаешь, что видишь искреннего человека. Если он честен и открыт, не слаб или раним, а просто гармоничен, то задаешься вопросом, каким еще он может быть. Ты ощущаешь его потенциал. В этой неопределенности таится безопасность. Фактически, если бы человек этого хотел, то получил бы шанс начать все сначала, как пустой дом начинает все сначала с новыми владельцами.

Может ли такое произойти со мной?

Не поздно ли мне исправить деяния последних двух дней? Есть ли шанс оспорить приговор, который вынесли мне все ребята? Приговор, к которому я сама их подтолкнула? Не уверена. Но я знала, что завидую этому дому. Мне хотелось, чтобы окружающие смотрели на меня и тоже видели потенциал. Чтобы изумлялись. Ощущали мою загадочность. Теперь мне хотелось этого, я уже не мечтала испортить жизнь всех ребят в Эш-Гроув.

«Фактически, именно этого я все время и добивалась, – осознала я. – Я хотела, чтобы ребята в школе увидели меня настоящую. Не девушку с фотографии. Не дочку директора. А просто Блайт».

Но я не дала им такого шанса. А просто с вызовом вошла в эту школу, притворившись идеальной. Притворившись, что не испытываю к ребятам ненависти. Скрывая свои шрамы. Попытавшись манипулировать всеми. Единственный раз за все время в Эш-Гроув я была самой собой, когда ссорилась с Люком в коридоре. Когда, дотронувшись до его руки, дала понять, кто я на самом деле. Конечно, реакция Люка оставила желать лучшего.

Но я сделала первые шаги.

И знала, каким должен быть следующий.

Глава 9

Я полночи разрабатывала детали своего плана, а утром отправилась в школу пораньше, чтобы дождаться Люка у его шкафчика в крыле для старшеклассников. Когда он наконец завернул за угол и заметил меня, мне показалось, что его зрачки за стеклами очков на мгновение расширились, а потом сузились, превратившись в синие камешки. А его плечи, насколько я видела, приподнялись – он тяжело вздохнул, когда подошел ближе. Как только он оказался передо мной, я по-дружески отступила в сторону. Он набрал шифр на замке, будто меня там и не было.

– Я могу поговорить с тобой минутку? – спросила я.

– Думаю, ты уже достаточно сказала, – отрезал Люк.

Он распахнул дверцу шкафчика. Я отступила не в ту сторону, и теперь дверца закрыла его, поэтому я обошла и встала с другой стороны.

– Пожалуйста, – попросила я.

Это слово было для меня непривычным. Мне никогда прежде не приходилось просить или умолять о чем-то, если не учитывать того, как я уговаривала папу не переезжать сюда. И вчерашние мольбы о том, чтобы не отнимать у Люка «Бэрид Эшис». По-видимому, это входило у меня в привычку.

Люк закрыл шкафчик и отступил от меня. Выражение презрения на его лице вызвало неприятные покалывания в животе.

– Нет, – сказал он.

Я понимала, что Люк сейчас уйдет, поэтому осторожно положила свою руку на его. Он застыл, его мышцы напряглись под моими пальцами.

– Люк, – сказала я, стараясь быть честной и открытой. – Я сожалею. Насчет «Бэрид Эшис». Насчет всего. Я была эгоисткой.

Моя рука соскользнула. И мне показалось странным, что теперь она просто болтается.

В глазах Люка за стеклами очков читалось волнение. А его плечи напряглись.

– Газета «Бэрид Эшис» была важна для меня, – хриплым голосом произнес парень. – Она могла помочь мне поступить в колледж на журналистику. «Бэрид Эшис» – результат моей работы. А еще она выполняла свою функцию: раскрывала правду и изменяла мышление людей. – Он сжал губы в тонкую линию. – И потерять ее вчера было… тяжело.

– Знаю, – вздохнула я, – и мне правда очень жаль. Я умоляла папу позволить тебе ее оставить. И приложила все свои усилия, чтобы заставить его передумать, но этого не произошло. Он сказал, что не может взять свои слова обратно. Это подорвет его авторитет. Именно поэтому я была так расстроена, когда ты увидел меня. – Мне вдруг захотелось прояснить кое-что еще. – И мои глаза покраснели из-за слез. Я не курила травку. В туалете были… другие ученики.

Я не выдам Дженну и Сая. Они мне как друзья.

Было видно, что Люк удивлен. Я надеялась, что это из-за того, что я умоляла папу сохранить его газету, а не из-за травки.

Так или иначе, я продолжила:

– Я во многом ошибалась. Из-за «Бэрид Эшис» и «Гонки старшеклассников». Я была сосредоточена на мести. Я злилась, и мне было больно. Я признаю это.

«Покажи свои минусы, Блайт, – говорила я себе. – Никакого лицемерия».

Люк выпятил грудь и скрестил руки, будто пытался не выказать мне своих чувств. Хотя глаза его выдавали. Взгляд парня стал чуть-чуть мягче. Более понимающим.

Я опустила глаза и постаралась, чтобы при следующем вопросе в моем голосе не прозвучал вызов:

– Зачем ты выложил мою фотографию в прошлом году?

Люк молчал. Я посмотрела на него. Наши взгляды пересеклись на несколько долгих минут. Я почувствовала, как мои щеки беспричинно покраснели.

– Я пытался разозлить директора Мака, высмеяв его семью, – сказал Люк. – Моей целью не было сделать тебя мишенью. – Его голос стал спокойнее. А глаза смотрели приветливо. – Кроме того, все ковыряют в носу. Не стоило раздувать из мухи слона. Но я все равно прошу прощения. – Хотя по коридору мимо нас проходили люди, странно, но казалось, будто мы с Люком одни. – Если бы я знал, что тебя это ранит, я бы никогда не выложил фото. Это прерогатива бульварных газет, а не «Бэрид Эшис».

Внутри меня закручивался узел злости, но я не понимала почему. Затем Люк добавил: «И не моя сфера тоже», и узел раскрутился. Мне хотелось искренних слов от него. Хотелось знать, что эта обидная фотография не соответствует стандартам не только «Бэрид Эшис», но и самого Люка. Что он не такой человек.

– Спасибо, – тихо произнесла я. И прежде, чем у меня закончился запас наглости или разрушилась хрупкая, едва зародившаяся связь с Люком, я решила воспользоваться случаем: – Если тебе интересно, у меня есть идея. Насчет «Гонки старшеклассников».

Люк приподнял брови и впервые искренне улыбнулся мне:

– Разве твой отец не сказал, что отстранит от занятий любого, кто будет связан с «Гонкой старшеклассников»?

Мое тело вибрировало от волнения, ужаса и протеста.

– Вот почему нам придется быть осторожными, – улыбнулась я.

Глаза Люка вспыхнули, как яркий солнечный луч на поверхности голубого океана. Он наклонился ко мне с озорной улыбкой:

– Нам?

– Я не смогу сделать это в одиночку, – прошептала я. – Я не старшеклассница, в отличие от тебя. К тому же тебя все знают, а меня нет. Я новенькая.

Люк засмеялся. Его смех был каким-то задорным. И напомнил мне лопающиеся пузырьки.

– ТЫ НЕ ШУТИШЬ, – сказал он, припоминая мне мои слова, сказанные в понедельник.

– Но если что-то случится и нас поймают, я возьму всю вину на себя, – сказала я. – Это моя идея, и если бы я могла сделать это без твоей помощи, то так бы и поступила.

Люк оперся плечом на шкафчики, не изменив положения рук. Он обвел взглядом мое лицо, потом фигуру и вновь посмотрел мне в глаза. А мои щеки снова покраснели.

– Расскажи мне, что ты придумала, – попросил он.

Я постаралась успокоиться и сосредоточиться на изложении своей идеи, а не на том, куда сейчас направлен взгляд Люка.

– Я предлагаю провести подпольную «Гонку старшеклассников». Благодаря своей прямоте, характерной для журналиста, и опыту в «Бэрид Эшис» ты станешь главным связным. Мы создадим закрытый форум для анонимных участников, где одиннадцатиклассники смогут зарегистрироваться под вымышленными именами. И только мы будем знать, кто из них кто. Люди будут оставлять предметы, на которые они охотились, в тайниках. Или, к примеру, загружать фотографии этих предметов в Сеть. А ты проверишь наличие этих предметов и отправишь участнику информацию о следующем. К тому же мы можем вести статистику на форуме, чтобы все знали, кто ведет по очкам, а также размещать сообщения об общем положении дел в «Гонке». Как журналист, ты будешь своего рода военным репортером. Это не заменит тебе «Бэрид Эшис», но уж лучше это, чем ничего.

Люк на несколько секунд поджал губы.

– Зачем всем регистрироваться под фальшивыми именами, почему бы не использовать настоящие? – не понял он.

Я придвинулась к нему:

– Потому что таким образом мы не позволим кое-кому, ох, скажем прямо, моему папе или заместителю директора Финклер… прости, мне ужасно жаль, я имела в виду Хинклер… создать профиль.

После насмешки над заместителем на лице Люка я заметила проблеск веселья. И мне это понравилось.

– Они легко могут саботировать охоту или устроить засаду на участников, – пояснила я, потому что знала, что саботировать охоту легко, так как сама думала об этом на прошлой неделе. – Мы даже можем попросить всех одиннадцатиклассников, чтобы они передали тебе карандаш, или какую-нибудь записку, или что-нибудь еще в день регистрации, чтобы подтвердить, что именно они подали заявку.

– Не надо. У меня есть программа отслеживания IP-адресов. Она передает местоположение роутера. И я смогу сверить эти данные с адресами учеников, – сказал Люк, но при этом на его лице все еще было заметно сомнение. – Не всплывет ли личность победителя, когда он получит приз?

– Выпускники могут провести фальшивую лотерею с точно таким же призом, – сказала я. – И вы, ребята, назовете это подарком одиннадцатому классу взамен «гонки». И победителем этой лотереи станет победитель охоты.

– И твоему папе не придется отказываться от своих слов. Он сможет остаться всеми уважаемым директором.

Я не была уверена, шутит Люк или нет, но честно ответила:

– Все верно.

Он сменил позу и задумчиво кивнул:

– Не уверен, что весь одиннадцатый класс пожелает риск нуть и в случае разоблачения быть отстраненным от занятий.

– Только мы с тобой будем знать настоящие имена игроков. И если мы не расскажем об этом, то никто больше и не узнает.

– Без обид, Блайт, но я не могу на тебя положиться, – усмехнулся Люк.

Черт! Этого я не учла. Мне можно доверять, и я автоматически предположила, что Люк считает так же. Как наивно.

– Ладно, – сказала я. – Тогда давай поступим так: я не буду знать настоящие имена. Только ты. И если не скажешь мне, то никого не поймают.

Люк промолчал, но мне показалось, что его такой вариант устраивает больше. Я заметила, что он слегка приоткрыл губы, и увидела белые, как кости, зубы. Должно быть, он увидел, куда направлен мой взгляд, потому что сразу же закрыл рот.

Я продолжила:

– Но есть одно условие: если нас поймают, я возьму всю вину на себя. И займу твое место. Скажу, что имена знала только я. А раз это не так, то я не смогу их озвучить. Я буду отрицать, что ты принимал в этом участие. И даже не думай превращаться в рыцаря или становиться крутым парнем-героем, потому что это не подлежит обсуждению. Я не хочу лишать тебя аттестата.

Люк ритмично забарабанил по железной двери шкафчика:

– Директору Маку придется отстранить от занятий свою собственную дочь. Как это будет выглядеть со стороны?

– Мне плевать на отстранение и на то, как это будет выглядеть, – к своему собственному удивлению, заявила я. – Моя единственная цель – вновь возродить «Гонку».

Люк поднял руку к подбородку и провел указательным пальцем по легкой щетине на щеке, при этом не сводя взгляда с моего лица.

– Я просто не понимаю, чего ты хочешь этим добиться, – протянул он. – Зачем это тебе? Хочешь заслужить уважение за возвращение «Гонки»?

«Не прячься, – сказала я себе. – Не прячь истинную причину за витиеватым, фальшивым украшением. Пусть увидит».

– Да, – сказала я. – Я хочу начать все сначала. Но не могу это сделать, пока не заглажу свою вину. Поэтому сперва займусь этим.

В этот момент я была честна. Позволила Люку присмотреться ко мне. Мне хотелось знать, удалось ли изменить его мнение обо мне. Хотелось знать, считает ли он, что для меня в этой школе еще не все потеряно.

Прозвенел звонок.

Люк хлопнул по шкафчику.

– Я подумаю об этом, – сказал он и прошествовал в один из кабинетов.

Я задержалась, понимая, что уже опоздала на классный час. И в табеле успеваемости появится отметка об опоздании. Это плохо.

Но что удивительно, меня это не беспокоило.

Наконец я направилась в класс. Свернув в крыло одиннадцатиклассников, я прошла мимо уходящих Сая и Дженны. Девушка была одета в мешковатую куртку с капюшоном поверх плиссированной юбки-шотландки и полосатых легинсов. Сай оделся в черную армейскую куртку и черные штаны, но так он ходит каждый день.

– Куда направляетесь, ребята? – спросила я.

– Подальше отсюда, – ответил Сай.

Он сгорбил плечи и засунул руки глубоко в карманы. А на лице отсутствовало привычное веселое выражение.

Дженна смотрела на Сая, но говорила со мной:

– Я же говорила тебе вчера, что у него будут проблемы. Из-за йогурта. Теперь ему придется две недели оставаться после уроков. А ведь после школы он следит за младшей сестрой. Теперь его маме придется менять рабочие смены, а ее начальник – придурок.

Сай бросил на девушку взгляд, призывающий замолчать.

– Что? – вскрикнула я. – Сай, ты же меня защищал! Ты сказал об этом папе?

– Мы встречались с заместителем директора и дежурным, а не с твоим отцом, – вздохнула Дженна. – И встреча закончилась буквально пару минут назад.

– Но вы хоть сказали им, что этот парень первым начал бросать в меня еду?

Дженна покачала головой. Затем покосилась на Сая, тем самым давая понять, что это не ее идея.

– Мы не стукачи, – сказал Сай.

Он положил руку на плечи Дженны и потянул ее за собой.

«К черту все», – сказала я себе и решила направиться в администрацию. Добравшись туда, я заискивающе улыбнулась Глэдис и постучала в папину дверь. Она была приоткрыта, и в щель проникал запах свежесваренного кофе.

– Входите, – сказал он. – О, Блайт. Привет! – Он посмотрел на часы, висящие на стене: – Почему ты не в классе?

Я проигнорировала его вопрос:

– Ты знаешь, что Сай Мейсон серьезно наказан за то, что вылил йогурт парню на голову?

Отец переплел пальцы и склонился к столу:

– Да. Заместитель директора Хинклер только что упоминала об этом. А что?

– Сай сделал это, чтобы защитить меня. Тот парень швырялся в меня едой и попал мне в грудь картофельным шариком, покрытым кетчупом. Он забрызгал всю мою одежду.

– Кто-то кидался в тебя едой?

– Да. Какой-то кретин, у которого, как у неваляшки, нет и намека на шею. Парни, сидевшие с ним за одним столом, посчитали, что это просто уморительно.

Папа нахмурился:

– Мне жаль, милая. Надо было вчера рассказать мне об этом.

– Ну, я говорю об этом сейчас. Так ты можешь аннулировать решение заместителя и отменить наказание Сая? Он после школы сидит с младшей сестрой.

Отец поднял чашку с кофе и отклонился на спинку стула, от чего тот заскрипел.

– Прости, но я не сделаю этого.

Я не могла понять, что ощущаю: неверие, разочарование или замешательство.

– Не сделаешь? Почему?

Отец отпил кофе и пару мгновений молчал.

– Потому что так не делается. Сайрус Мейсон совершил деяние, которое требует наказания. И неважно, почему он его совершил. Мне жаль его сестру, но ему стоило подумать об этом заранее. К тому же, даже если бы меня не устраивало то, как заместитель Хинклер справилась с ситуацией, я бы не подорвал ее репутацию. Дисциплина среди учеников – ее юрисдикция. И я считаю, что она принимает верные решения.

Я скрестила руки и сердито посмотрела на него:

– А парень, который швырялся в меня едой? Он тоже наказан, верно?

Еще один глоток. Снова молчание.

– Я могу спросить об этом дежурного, учителя, но та, насколько я осведомлен, не рассказывала об этом Хинклер. Поэтому сомневаюсь, что она что-то видела.

– Разве моего слова недостаточно?

Отец поставил чашку на столешницу, на которой и так уже было несколько кофейных кругов. А ведь он такой организованный и аккуратный.

Или я так думала.

– Честно говоря, Блайт, думаю, что после истории с «Гонкой старшеклассников» и ежегодником ты исчерпала лимит доверия.

– Но тот парень…

– Извини, но таково мое решение.

Отец просто заткнул меня. Его устраивало, что пострадает Сай, но при этом какой-то яйцеголовый идиот останется безнаказанным. Невероятно! Я всегда думала, что мой отец – образец логики и высоких стандартов. Что его больше занимает справедливость, чем репутация. Очевидно, я не видела сути вещей.

О, и знаете что? Отец даже не выдал мне пропуск на классный час.

Если у меня и оставались сомнения, стоит ли проводить подпольную «Гонку старшеклассников», то сегодняшний день разрушил их все. То, как все смеялись и показывали на меня пальцем в первый день в школе, несравнимо с тем, как изменилось отношение ко мне после срыва охоты. Никто не называл меня «девочка с козявкой». Вместо этого ребята стали звать меня «сука». И советовали мне проваливать в Меритон. В столовой я сидела одна, потому что Сай с Дженной прогуливали. И я сомневаюсь, что даже они сели бы со мной. В меню был виноград, и в течение всего ланча его кидали в меня, то попадая в спину, то отправляя в полет над моей головой. В коридорах ребята задевали меня плечами. Выбивали книги из моих рук. И делали это исподтишка, пока не видели учителя. А что оставалось делать мне? Пойти и снова поплакаться папочке? Ни за что. Я просто терпела. Но даже не представляла, что будет, если Люк откажется от моего предложения. Я не чувствовала обиды или смущения, только настоящий страх. Люк обязан согласиться.

И его ответ я получила после занятий. Парень окликнул меня, когда я шла по широкому асфальтовому пустырю с ямами, известному как школьная парковка. Большая часть сугробов, потемневших от грязи, растаяла, но солнце все еще было по-зимнему холодным.

– Блайт! – крикнул Люк. – Постой!

Когда я услышала, как он зовет меня по имени, сразу обернулась. Он с легкостью бежал ко мне, что подтверждало, что его худосочность никак не связана с отсутствием любви к спорту. Я направилась в его сторону, неосознанно покачивая бедрами, как супермодель. Уверена, мама посоветовала бы быть скромнее и дождаться, когда Люк подойдет ко мне, но тогда это была бы не я.

Когда мы наконец встретились, пронесся порыв ледяного ветра, и мы одновременно провели руками по развевающимся волосам.

– Ну, я тут поспрашивал, и всем понравилась эта идея, несмотря на то что ее предложила ты. Ты же сама отправишься на охоту, верно? – сказал он.

– Конечно. Не волнуйся, на моих руках будет полно крови. Леди Макбет ничто по сравнению со мной.

На мгновение в глазах парня заплясали смешинки, а губы растянулись в полуулыбке.

Он убрал прядь волос, попавшую за очки, и поправил их:

– Почему ты думаешь, что тебя никто не сдаст?

– Я так не думаю, – сказала я. – Но рискну.

– Если тебя сдадут, гонка вновь прекратится, и все это понимают.

– Я не знаю, – сказала я. – Уверена, некоторые одиннадцатикласники сделали бы все, чтобы меня пнуть. Сегодня был трудный день.

– Не буду спорить, – усмехнулся Люк. – Хотя я не удивлен. Эш-Гроув – не Меритон, Блайт. Как только пройдет слух, что «Гонка старшеклассников» возродилась благодаря тебе, все утихнет.

– То есть ты согласен? – спросила я.

Люк подмигнул мне, и меня словно током пронзило. Его светлые кудри развевались на ветру. Мои длинные волосы хлестали меня по лицу. Я не стала их убирать. Не стоило даже пытаться собрать волосы.

– Я согласен, если ты со мной, – сказал он. – Хотя есть два момента. Обычно на то, чтобы составить список предметов и подсказок, уходит много времени. И старшеклассники, составлявшие его, говорят, что могут подправить задания, чтобы в них указывалось, что предметы нужно размещать на сайте, но составить новый уже не успеют. Они беспокоятся, что если пойдут слухи о том, что началась подпольная гонка с первоначальным списком, то они подпадут под подозрение. И если это произойдет, они скажут, что список украли.

– Если у них появятся проблемы, то объявлюсь я и скажу, что нашла его где-то в школе, – предложила я.

На секунду я подумала, что Люк станет возражать, но парень просто сказал:

– Круто. И второе, я не смогу круглосуточно следить за сайтом, так что мне в этом помогут несколько моих лучших друзей. Но они не будут знать настоящих имен.

– Хорошо, – сказала я. – Я доверяю им, если доверяешь ты.

– Сегодня же создам сайт. Я тут подумал, что мы могли бы использовать слова Шерлока Холмса «Игра началась!».

О господи, Люк Павел на самом деле зануда. В очаровательном смысле. А еще он ошибся.

– Это сказал не Шерлок Холмс, – возразила я.

– Он, – повторил Люк.

– Изначально не он.

– Конечно же он. – Парень сказал это таким тоном, будто считал меня идиоткой.

– Да? – В моем же голосе прозвучало предупреждение об интеллектуальном нокдауне. – Поспорим?

Люк слегка наклонил голову и прищурился:

– Что-то подсказывает мне, что не стоит. Но мое благородство и мужественность считают иначе. На что спорим?

«Не делай этого, – сказала я себе. – Не говори ничего личного или псевдококетливого, Блайт. Назови что-нибудь глупое, вроде жвачки или доллара. Скажи „доллар“, Блайт! Доллар!»

– Ты должен извиниться, – сказала я. – За грубость, сказанную в понедельник, и за то, что назвал меня «малышкой» и дочкой Мак-Муссолини. – Конечно, я хотела подразнить Люка, но парень не понял этого, поэтому я добавила: – И за то, что, как трус, прятался за Первой поправкой.

У Люка покраснело лицо, а рот приоткрылся и стал похож на запятую, лежащую на боку. Он скрестил руки и выставил одну ногу вперед:

– Хорошо. А что получу я, если окажусь прав?

Я сделала шаг к нему и скопировала его позу:

– Ты не прав.

Парень засунул руки в задние карманы:

– Докажи.

Я достала iPhone и открыла браузер.

– Ого, – сказал он. – Хороший телефон. По стандартам Эш-Гроув. А по стандартам Меритона, уверен, это фуфло.

Я проигнорировала его замечание и открыла сайт с цитатами Шекспира. Ввела в поиск: «Что ж, снова ринемся». Когда открылась нужная страница, я передала телефон Люку.

Он посмотрел на первую строчку:

– Шекспир? Здесь нет этой фразы. Я читал пьесу.

– Тогда должен узнать последние четыре строчки. Прокрути до конца и прочитай, – сказала я, а потом добавила: – Только вслух, пожалуйста.

Люк поправил очки и сжал губы, но сделал так, как я сказала. Его голос был тихим и гулким, как игра на барабане.

Стоите, вижу, вы, как своры гончих,
На травлю рвущиеся. Поднят зверь[14].
С отвагой в сердце риньтесь в бой, крича:
«Господь за Гарри и святой Георг!»[15].

– Черт, – сказал Люк. И прокрутил страницу, а затем перечитал отрывок. – Думаю, в Меритоне тебе в самом деле дали хорошее образование.

Парень несколько раз постучал по экрану, чтобы закрыть браузер, и с хитрой улыбкой вернул мне телефон. Он пристально смотрел мне в глаза, и я забыла, как дышать. Мне было известно почему. Но, даже признавшись в этом самой себе, я постаралась отринуть эту мысль. У меня и без влюбленности в Люка Павела проблем по горло. Он выпускник. Возможно, у него комплекс бога. Хотя в этом я не уверена. У меня нет на это времени! Все равно он не заинтересуется мной. Ведь Люк осознал большинство моих недостатков. Так почему он до сих пор улыбается мне?

Люк посмотрел на воображаемые часы на запястье:

– Ладно, мне пора бежать. Увидимся.

Он развернулся и пошел.

– Эй! – схватив его за руку, крикнула я.

Но тут же поняла, что не стоило этого делать, потому что, вместо того чтобы вырваться из моей хватки, Люк придвинулся ближе. От этого движения по телу побежали мурашки.

– Тебе нужно что-то еще? – усмехнулся парень.

Он находился слишком близко. Пересекал границы. Я не была готова к искренности и откровенности. Я даже не знала Люка Павела.

Я отпустила его и отодвинулась:

– Полагаю, с тебя должок?

– Ах, это. Да. – И парень замолчал.

– И? Ты не извинишься? – Я старалась, чтобы мое раздражение не проявилось в голосе.

– Безусловно, извинюсь. – Люк ухмыльнулся и попятился от меня. – Но я не говорил, что сделаю это сегодня.

Он пожал плечами, повернулся и устремился прочь.

Что?

Меня только что разыграли? Люк Павел оказался инфантильным придурком? Именно так это и выглядело. Какой же идиоткой я была, считая, что могу в него влюбиться. Я была рада, что отпустила его руку. Но сожалела, что не ушла первой.

Я написала Таре сообщение и договорилась встретиться с ней в «Дэйли Гринд» – кофейне в Меритоне. Мне не терпелось рассказать ей о Люке и о том, каким придурком он оказался. Очевидно, он был не очаровательным занудой, а задницей. И я тоже была такой же, но по другим причинам. Тара поймет. Лучшим друзьям не надо ничего объяснять. Но мне все равно хотелось с ней поделиться своими мыслями.

Всю дорогу до Меритона я сочиняла идеальный монолог о прошедшем дне, который могла высоко оценить только Тара. И представьте мой шок, когда я добралась до кофейни, а моя лучшая подруга оказалась не одна. С ней была Мелисса. Она сидела напротив Тары. Сидела на моем месте.

Скажу честно, в тот момент я не была расположена излучать доброжелательность. Но я должна была быть любезной с Мелиссой. Должна была отбросить необоснованную ревность. Однако у меня не было на это сил. Я скрыла свои эмоции, подошла к столику и заняла свободное место.

– Привет, дорогая! – пропела Тара. Она пододвинула ко мне высокую чашку. – Я купила тебе латте с белым шоколадом и мятой. Вкусно. Просто оргазм. – Я сделала глоток, а Тара продолжила говорить: – Разве не вкусно? Его очень любит Мелисса. А вчера я попробовала ее латте и мечтала о таком весь сегодняшний день.

Я тяжело сглотнула. Тара еще и вчера пила чай с Мелиссой?

Должно быть, на моем лице отразилось огорчение, потому что Тара быстренько поправилась:

– Мы встретились у библиотеки. Я выходила, а она входила.

– Мне все равно надо было избавиться от латте. Я не могла внести его в библиотеку, – подхватила Мелисса.

– Как удачно сложились обстоятельства, – добавила Тара и махнула рукой, как бы говоря: «Ничего существенного», – но этот жест, по мне, был здесь лишним. Почему мне вдруг показалось, что я была третьей лишней в этой компании? – Так что с тобой приключилось? – спросила она, очевидно пытаясь сменить тему, но, как мне показалось, с искренним интересом.

Оглядываясь назад, я понимаю, что в моих последующих действиях просматривался некий смысл, но в тот момент меня это удивило. Ведь я нацепила яркую маску, скрыв ею колоссальное несовершенство того дня. Затем уверенно улыбнулась и сказала:

– Ничего.

С притворной радостью я согласилась, что латте с белым шоколадом и мятой очень вкусный, и дала девочкам понять, что у меня все просто отлично.

Я оправдывалась перед собой, будто старалась не вести себя эгоистично. Но на самом деле хотела все скрыть. Теперь я это знаю.

Я сидела и слушала болтовню Тары о жизни в Меритоне. Обо всем, что произошло. О том, что обсуждали сплетники. И вся ирония в том, что, как мне казалось, подруга хотела, чтобы я была частью Меритона, однако подчеркивала, что с недавних пор это не так.

Поэтому я притворялась. Ведь у Тары были благие намерения. Так что я старалась внимательно слушать подругу, пока мой телефон, лежащий на столе, не зажужжал, чтобы сообщить о новой эсэмэске. И как только я увидела, от кого она пришла, то уже не могла сосредоточиться на словах Тары. Я постаралась незаметно переложить телефон на колени и открыла почту.

От: lpavel @hotmail.com
Кому: blythespirit @gmail.com
Тема письма: Проверка связи
Для Блайт:
Не действует по принужденью милость;
Как теплый дождь, она спадает с неба
На землю и вдвойне благословенна:
Тем, кто дает и кто берет ее.
И власть ее всего сильней у тех,
Кто властью облечен. Она приличней
Венчанному монарху, чем корона.
Знак власти временной есть царский скипетр:
Он – атрибут величья и почета,
Внушающий пред царской мощью трепет;
Но милость выше мановенья скипетра,
И трон ее живет в сердцах царей.
Она есть свойство бога самого;
… Мы в молитве
О милости взываем – и молитва
Нас учит милости…[16]
Люк (и Уильям Ш.)
П.С. Надеюсь, ты не против, что я позаимствовал адрес твоей электронной почты, пока ты не видела.

Его извинение. Он не забыл про него. А просто хотел найти правильные слова. У Шекспира! Статус очаровательного зануды официально восстановлен.

Я еще раз перечитала письмо. И еще раз. И еще, пока не заметила, что Тара замолчала. Уууупс!

– Алллооо? – пропела она.

Подруга видела, что я что-то читаю в телефоне. А я так хотела сделать это незаметно.

– Не хочешь поделиться? – спросила Тара.

Я задумалась. Мне следовало все рассказать ей. Но хотела ли я? Обычно я, не задумываясь, рассказывала Таре все о своих увлечениях. Но в тот момент я выключила телефон и кинула его в свой рюкзак:

– Нет.

Затем сделала глоток латте, а Тара вернулась к сплетням.

Я старалась следить за ее рассказом, но мои мысли все время возвращались к Шекспиру, голубым, как океан, глазам Люка и раздуваемым на ветру светлым кудрям. Мне нужно перестать думать о нем. В моей жизни достаточно сложностей и без парня.

В Меритоне я была осторожна, боясь влюбиться в того, кто помешает моим планам. В Брин-Мор не принимали учеников, которые всю старшую школу провисели в видеочате или болтались на парковке боулинг-клуба. Я часто гуляла с парнями, но ничего более. Я не видела в этом смысла. В мои планы не входило выйти замуж за того, кого встречу в старшей школе. Особенно если парень не захочет поступать в Хаверфордский колледж. Так что это казалось пустой тратой времени.

И теперь, когда мой аттестат будет выдан в Эш-Гроув, придется подняться на новый уровень. Работать еще усерднее. Тратить еще больше времени на занятия. Мне нужно стать лучшей в классе. Нужно найти такие внеклассные занятия, которые будут выгодно смотреться в заявке в колледж. «Гонка старшеклассников» и без того поглотит львиную долю времени. Поэтому в моей жизни совершенно нет места для влюбленности. Даже в высокого голубоглазого парня с сильными руками и смехом, похожим на лопающиеся пузырьки.

Глава 10

К концу недели слух о том, что именно я предложила провести подпольную «Гонку старшеклассников», разлетелся по школе, и я наконец пропала с радаров. Меня перестали ругать, обстреливать едой и смотреть на меня так, будто хотели вонзить клыки в мою голову. Даже в Меритоне я не чувствовала себя лучше.

Люк создал анонимный сайт только для своих, и его адрес за семнадцать минут разошелся по всей школе. Он назывался «Восставший феникс». Феникс – потому что вышел из «Бэрид Эшис»[17] (из пепла, понимаете?), а восставший – потому что мы пошли против администрации школы. На главной странице Люк создал графическое изображение со страшной, скрюченной птицей, охваченной огнем, так что казалось, что он не «восставший», а отвратительный[18]. Кстати, очень умно.

В пятницу после школы, сидя в своей спальне, я зашла в Сеть с помощью браузера, не сохраняющего историю, что не даст моим родителям или Заку проследить за мной. Затем загрузила сайт «Восставшего феникса». Я щелкнула по кнопке «Присоединиться» и ввела свое имя в анкету участника, но тут же выскочило сообщение, что профиль с таким именем уже создан. Что? Я попыталась еще раз, но получила тот же результат. И в этот момент запиликал телефон. Я открыла входящие письма. Пришло письмо от Люка. Там было написано: «Я взял на себя смелость зарегистрировать тебя. Надеюсь, ты не возражаешь. Наслаждайся!» И далее были указаны имя пользователя и пароль: kate4eva iluvpetruchio.

Кейт навсегда? Я люблю Петруччо[19]? О господи, Люк считает меня строптивой женщиной, которую нужно укротить. Фу! Это ужасно! И при этом уморительно. Очевидно, ему доставляло удовольствие подтрунивать надо мной. Все равно он вел себя как придурок, но с этим жить я могла. Я вошла на сайт, и тут же всплыло окно с сообщением от кого-то под ником profmarvel. И когда я прочла его, мой желудок сжался. В хорошем смысле.

profmarvel: это люк. вижу, ты разобралась как войти. нравится ник?
kate4eva: уверена тебе он нравится больше. как ты узнал, что я на сайте?
profmarvel: программа отслеживания ip-адреса. ты единственная, у кого хаб в меритоне
kate4eva: как заботливо с твоей стороны
profmarvel: спасибо, я тоже так подумал
kate4eva: что означает твой ник?
profmarvel: профессор марвел из фильма «волшебник страны оз»[20] – парень за занавеской, который притворялся волшебником
kate4eva: не обращайте внимания на человека за ширмой!
profmarvel: угадала
kate4eva: а, понятно. очень умно
profmarvel: gracias[21]
kate4eva: книга лучше фильма
profmarvel: так всегда
kate4eva: удивлена, что ты не использовал что-нибудь из шекспира
profmarvel: я, конечно, люблю барда, но подошло это
kate4eva: мой папа (а с ним и вся семья) большой фанат шекспира
profmarvel: моя мама была актрисой и заставляла меня читать вслух вместе с ней его пьесы
kate4eva: боже, меня тоже! только со мной так поступал папа
profmarvel: поразительно
kate4eva: очень
kate4eva: так во сколько начинается охота?
profmarvel: первая подсказка появится около полуночи
kate4eva: сколько одиннадцатиклассников уже подписалось?
profmarvel: 97
kate4eva: черт возьми
profmarvel: я не шучу
kate4eva: нас очень быстро поймают
kate4eva: не «нас». я имею в виду «меня»
profmarvel: не. администрация об этом узнает, но не сможет понять, кто за этим стоит
kate4eva: если только ты не проболтаешься
profmarvel: да ну! журналисты защищают свои источники
kate4eva: сколько людей в одиннадцатом классе?
profmarvel: около 250. не все пойдут на это. слишком рискованно
kate4eva: слюнтяи
profmarvel: никогда не считал тебя мятежницей
kate4eva: и я тоже
kate4eva: думала, буду чувствовать себя более виноватой
profmarvel: хахаха
kate4eva: надо идти. родаки зовут на ужин
profmarvel: возвращайся около полуночи
kate4eva: как золушка
profmarvel: увидимся. не забудь удалить историю браузера
kate4eva: я скачала специальный браузер
profmarvel: умный ход, малышка. пока
kate4eva: РРРРР! ПОКА!
profmarvel: ха-ха

Я вышла с сайта и закрыла браузер. На всякий случай проверила историю, просто чтобы убедиться, что адрес не сохранился. Затем спустилась вниз.

Было странно сидеть за одним столом с папой, зная, какой трюк мы провернули втайне от него. Я попыталась размотать клубок эмоций, свернувшийся внутри, на отдельные нити. Конечно, среди них был страх, но еще было нечто очень приятное. Думаю, оно появилось в связи с тайной, которую я теперь делила с Люком и другими одиннадцатиклассниками. И все равно я пребывала в нервном возбуждении, нечто подобное я ощущала, когда в детстве входила в команду загородного клуба по плаванию и стояла на бортике, готовясь нырнуть в воду. Смогу ли я составить конкуренцию? Ведь я не считаю себя сильным соперником. Мама верила, что дух соперничества унизителен для молодой девушки. Хвастливые речи и гадости, высказываемые про конкурентов, противоречат скромности и доброте, которые, по ее мнению, должна демонстрировать девушка.

Сидя за столом, я поняла, что не участвовала в соревнованиях с тех пор, как входила в команду по плаванию. В Меритоне я, безусловно, переживала за свои оценки и положение в классе, но, в отличие от ситуации, сложившейся вокруг «Гонки старшеклассников», это трудно назвать соревнованием. Ведь я боролась против себя самой.

И сейчас я не знала, как справиться с желанием победить, обуревающим меня. И чем ближе к полуночи, тем сильнее оно разгоралось. Должна ли я затушить это желание? Или раздуть? Позволить ему уничтожить меня? Может, просто поддерживать огонь?

А еще мне хотелось бы знать, как справиться с чувством вины. Я никогда прежде не выступала в открытую против родителей. Никогда не обманывала их. И не сомневалась, что в ближайшие несколько недель мне придется постоянно им врать. Мне это не нравилось, но другого выхода нет. И я решила, что для начала стоит попрактиковаться в одиночестве. Порепетирую, как актер перед выступлением.

К сожалению, мне не удалось порепетировать. Прямо там, у тарелки, на которой лежала запеканка с цыпленком, мне пришлось импровизировать.

– Так, завтра два показа – один в половине одиннадцатого, второй в час, – сказала мама и аккуратно поддела ножом на вилку одну нахальную макаронину. – И так как я не хочу, чтобы вы устроили дома беспорядок в это время, то никто не должен здесь появляться до того, как все закончится.

Она положила еду в рот и осторожно прожевала.

«Отлично, – подумала я. – Скорее всего, мне понадобится весь день, чтобы найти первый предмет охоты».

Но тут мама добавила:

– Так что мы проведем весь день у бабушки с дедушкой. Они пригласили нас в клуб на ланч.

Бабушка с дедушкой вышли на пенсию и жили в роскошном коттеджном поселке в часе езды отсюда. Ланч в их суперпрестижном загородном клубе длился как минимум часа три. К тому же мы приедем к ним до ланча и останемся погостить еще и после него. Так что дома появимся не раньше пяти, это точно. К этому времени все остальные участники «Гонки старшеклассников», скорее всего, сдадут первый предмет и последуют за вторым. Или даже за третьим! И уголек соперничества, тлевший внутри меня, разгорелся и превратился в пламя.

– Я не могу поехать, – выпалила я, даже не придумав причины.

Большая ошибка. Первое правило врунишки: продумай свою ложь до того, как откроешь рот.

Мама строго посмотрела на меня:

– Почему?

Я засунула кусок цыпленка в рот, чтобы выиграть немного времени. Так как прекрасно знала, что мама дождется, пока я прожую. С набитым ртом не разговаривают!

Я жевала, и жевала, и жевала, шевеля при этом мозгами. Может, стоит сказать, что я встречаюсь с Тарой? Нет, это несерьезная причина. Мама заставит меня отменить встречу. Домашнее задание или сочинение? Нет. Она скажет, что у меня полно для этого времени сегодня вечером и в воскресенье. Это должно быть что-то важное, и произойти оно должно завтра.

Есть!

Я сглотнула и выпалила:

– Завтра в час в «Шэди Эйкес» особенное послеобеденное чаепитие. Я вызвалась помочь. – А потом добавила: – Там очень мало персонала по выходным.

«Отлично, – подумала я. – Мама – сторонница выполнения взятых на себя обязательств. Она не допустит, чтобы я не поехала в „Шэди Эйкес“».

Сработало.

– Если там полагаются на тебя, тогда ты должна пойти. Просто не приходи домой, пока не уедет Марджори, хорошо? – попросила мама.

– Без проблем. – Может, мне и не требуются репетиции.

Второе правило врунишки: сыграй на симпатиях и слабых сторонах оппонента.

– Кстати, о клубе. Анна, ты еще не отменила свое членство там? – спросил папа.

Отменила членство? Отец пошутил? Вся общественная жизнь мамы крутилась вокруг загородного клуба Меритона. Она играла в гольф, теннис, бридж. Каждое лето мы частенько бывали в клубном бассейне. Каждую неделю мама обедала в ресторане вместе с друзьями из клуба. Этакий обед образцово-показательных дам.

– Еще нет, – глядя в тарелку, ответила мама. – Хочу дождаться подписания договора купли-продажи дома.

Зак открыл рот – я видела, что тот полон пережеванной еды, – чтобы что-то сказать. Когда дело касалось манер за столом, его память, к большому маминому огорчению, была избирательной.

– Почему ты не можешь остаться членом клуба? – удивилась я.

Когда мама отвечала, мне показалось, что она старается стряхнуть оцепенение.

– Чтобы быть членом загородного клуба Меритона, надо жить здесь.

– Так присоединись к загородному клубу Эш-Гроув, – предложил Зак, а потом громко отхлебнул молоко.

Я была уверена, что в Эш-Гроув нет загородного клуба, но даже если бы и не знала об этом, то сотрясшая маму дрожь дала мне это ясно понять. Конечно, в Эш-Гроув были общественный бассейн, помещение для мини-гольфа и кафе «У Дэнни». Но вряд ли это дотягивает до стандартов загородного клуба, если вы понимаете, о чем я.

– К сожалению, это невозможно, – вздохнула мама. Ее голос звучал так, будто в горле стоял ком, который она не могла проглотить. Тем не менее на ее лице присутствовала маска безупречной леди. – Все должны чем-то пожертвовать.

«Ну, конечно, – подумала я. – Все, кроме папы».

Как мама согласилась отказаться от клуба? Как папа смог заставить ее? Кто этот человек? В кого он превратился? Может, он всегда был таким, а я этого не замечала? Потому что раньше я считала его образцовым отцом, который ставил семью на первое место. А теперь это не так. Мне не верилось, что его желание стать суперинтендентом может кардинально изменить всех нас. Даже маму. Но отцу было на все плевать.

Мне больше не нужны были оправдания из-за «Гонки старшеклассников». Чувство вины испарилось, а решительный настрой возрос. И если раньше я хотела участвовать в «Гонке», чтобы восстановить свою репутацию в школе, то с этого момента собиралась бросить вызов папе. Я не могла дождаться полуночи и начала охоты.

За кухонным столом я узнала то, с чем еще не раз столкнусь в жизни: побуждающая к действиям природа злости каждый раз берет верх над сковывающей природой страха.

Так как на завтра были запланированы показы дома, то после ужина я не только занялась грязной посудой, но и протерла раковину, стойку, кухонные ящики, бытовые приборы, молдинги, светильники, ручки, полку с кулинарными книгами, верх холодильника и помыла окна. Затем прибралась в кладовой, расставила по местам кастрюли и сковородки, пластиковые контейнеры, разложила столовые приборы и посуду. Я даже не представляла, как один человек может убрать дом за один вечер. Я только на уборку кухни потратила два часа. И уж поверьте, меня так и подмывало схалтурить – сделать так, чтобы покупатели испытали отвращение к нашему дому и сбежали в ужасе. Но я знала, что мама считала дом отражением своих представлений о жизни. Особенно кухню.

Покончив с уборкой, я была без сил, и от меня воняло потом и всеуничтожающим универсальным чистящим средством. Стоит отметить, что оно не так уж универсально, так как оставляет потеки на окнах и не справляется с черной плесенью, покрывшей щели за раковиной. Мне кажется, шестнадцатилетняя девушка не должна знать об этом.

После того как мама проверила и одобрила мою работу, я понеслась наверх принять душ. Мама крикнула мне вслед, чтобы я обязательно потом протерла плитку. Подумав еще немного, она добавила: «И всю ванную». Я пробормотала: «Есть, мэм», но сделала так, как она просила. Примерная, ответственная, послушная Блайт.

Хотя, возможно, больше нет.

К полуночи я немного отдохнула, но нервы были накалены до предела. Они, как маленькие бешеные провода, передавали электроны и воспламеняли каждую частичку моего тела. Я сидела за столом, уставившись в ноутбук и наблюдая, как на «Восставшем фениксе» увеличивалось количество зарегистрированных. А затем замерло на числе сто двадцать три. Так много. Я посмотрела на часы в углу экрана: «23:58». Две минуты, и я всецело предамся мятежу. Чувствовала ли я уверенность? Может, стоило отказаться?

Нет!

В полночь на экране появилась первая подсказка, и мой новый, свирепый дух соперничества вырвался на свободу. Он уничтожил все имеющиеся сомнения. И осталась только абсолютная, совершенная уверенность.

Я выиграю «Гонку старшеклассников».

Глава 11

Добро пожаловать на подпольную «Гонку старшеклассников»!
В связи с недавними событиями, о которых вы, конечно, знаете, «Гонка старшеклассников» в этом году будет проходить под грифом «секретно». Нам придется стать невидимками, нам придется действовать молниеносно: быстро входить и так же быстро выходить. Наносить удар и тут же исчезать.
Из этого следует, что мы должны принять определенные меры предосторожности, чтобы защитить всех. Теперь вам не надо передавать загаданные предметы старшекласснику, вместо этого вы будете загружать фотографию найденного предмета. Не думайте, что у вас появляется море возможностей для обмана, мы будем проверять фотографии на подлинность и на предмет их обработки с помощью фоторедакторов.
Игрок, предоставивший фальшивую фотографию, будет дисквалифицирован.
Кроме того, обманщика мы станем называть «задница» и ненавидеть.
Поэтому не стоит нарушать правила.
Как только мы проверим вашу фотографию, вы получите новую подсказку. Всего предстоит десять этапов.
Убедитесь, что на переднем и заднем плане нет предметов, а на самом снимке – меток, которые помогут вас вычислить.
Из соображений безопасности вы сможете войти на этот сайт только с IP-адреса, под которым зарегистрировались, загрузить фотографии с телефона не получится.
Также не забудьте почистить историю браузера после выхода с форума или установите браузер, который сделает это автоматически.
Мы знаем, что вы сильно рискуете, участвуя в «Гонке старшеклассников» в этом году, так давайте сделаем эту охоту лучшей в истории школы. Смотрите в оба, рты на замок. Старайтесь быть незаметными. Защищайте друг друга. И конечно же классно проведите время.
Вот первая подсказка:
В эти года (1812–1903) бродил я везде.
Теперь лежу здесь, в замерзшей земле.
Найди ту плиту, на память сними.
Забыл добавить: у озера ищи.
УДАЧИ, ИГРОКИ!
ИГРА НАЧАЛАСЬ!

Он все-таки добавил эту фразу. Какой же он очаровательный зануда.

Итак, в подсказке точно говорилось про могилу. И мне нужно ее сфотографировать. Проблема в том, что я понятия не имела, где в Эш-Гроув находится кладбище. Или кладбища. Их могло быть несколько. И рядом с одним из них должно быть озеро. Надеюсь, это будет маленькое кладбище, на котором будет не очень много могил, и я быстро найду нужную.

Я открыла спутниковую карту Эш-Гроув. Рассмотрела каждый сантиметр округа, но не нашла озера. У жилых домов располагалось несколько водоемов, но рядом не было никаких кладбищ.

Я открыла новую вкладку и погуглила кладбища в Эш-Гроув, штат Пенсильвания. Понадеявшись, что их окажется одно или два, я решила, что смогу обойти их в поисках нужной могилы.

Но кладбищ было шесть. Шесть! Два общественных и четыре церковных. Я не могла проверить каждую могилу на шести кладбищах.

Я пораскинула мозгами: может, слово «озеро», или «лейк», – это часть названия или адреса? Тщательно проверила каждое название и адрес, но ничего не нашла. О, нет! Может, Лейк – имя человека, похороненного неподалеку. Как же мне его найти? Что мне делать?

Мне оставалось только одно. Завтра утром, как только моя семья уедет, я отправлюсь на кладбища и буду искать там. Может, мне повезет, и я замечу на одном из них одиннадцатиклассника. Это самый логичный вариант.

Я выписала из подсказки даты. Остальное я могла запомнить – мне нужно было как можно меньше вещественных доказательств. Я вышла с сайта и закрыла ноутбук. Засунув листочек на самое дно сумки, я забралась в кровать. Мое тело до сих пор гудело от прилива адреналина. И только после часа ночи я наконец уснула.

Меня разбудило пыхтение и вздохи – на пороге стояла мама. Я приоткрыла один глаз и сразу поняла, что она уже находится в режиме повышенной боеготовности. Она не знала, что я проснулась, поэтому даже не пыталась скрыть свое недовольство. Ее взгляд метался по моей комнате и наконец остановился на моем открытом глазу.

– Почему ты все еще спишь? – спросила она. – Уже больше девяти! Сейчас же вставай и наведи порядок в своей комнате. Пожалуйста.

Слово «пожалуйста» не стоило воспринимать как просьбу. Оно означало «сделай это немедленно».

Я не стала доказывать, что в комнате и так порядок. Да, вчерашняя одежда лежала на полу, с прошлой ночи на столе остались кое-какие вещи, занавески были наполовину закрыты, а я сейчас лежала на незаправленной кровати (о ужас!), но мне понадобится всего пару секунд, чтобы привести все в порядок.

Маму это не устраивало. С тех пор как дом выставили на продажу, для нее существовало только черное или белое: комната либо идеальна, либо нет. Неважно, валяется ли на полу куча одежды или просто пара носков, ее реакция была одинаковой.

– Уже встаю, – сказала я и в качестве доказательства приподнялась на локтях.

А затем прищурилась от ярких лучиков солнечного света, пронзающих волокнистые облака и впивающихся в мои глаза.

– Хочу, чтобы все убрались из дома до десяти. И лучше бы, чтобы в этой комнате было чисто. – А затем, будто опомнившись, мама поинтересовалась: – Куда направишься перед «Шэди Эйкес»?

Вопрос застал меня врасплох. Я планировала все утро бродить по кладбищам и совсем не думала о том, как это скрыть. Мой полусонный мозг работал еще не в полную силу, поэтому я выпалила случайные оправдания:

– Я встречаюсь с Тарой… В библиотеке. Чтобы поискать информацию. Для доклада. Ей тоже нужно… поискать. – Так неубедительно! – Нам надо найти несколько книжных источников. В смысле, мне надо. Да, мне. Насчет нее не знаю.

«Прекрати болтать!» – приказала я себе.

Я притворилась, что зеваю, и уставилась на маму, пытаясь понять, подозревает ли она что-нибудь. Но она осматривала мои книжные полки и, казалось, не обратила внимания на поток моей ужасно исполненной лжи.

– Просто удостоверься, что навела здесь порядок, – сказала она и вышла.

Я упала на подушку. Мое спонтанное вранье привело мозг в полную работоспособность. Сердце грохотало в горле, а глаза так широко распахнулись, что казалось, будто век больше нет. Я сделала глубокий вдох, а затем позволила воздуху медленно покинуть легкие.

Наконец, успокоившись, я встала с кровати и сразу же заправила ее. Если мама вернется с проверкой, что она может сделать в любую минуту, то заметит, что я начала уборку. Ее порадует даже такой незначительный прогресс, ведь это означает, что я не сижу без дела.

Я надела какие-то джинсы и серую толстовку, которые мог надеть любой среднестатистический подросток для того, чтобы прогуляться по кладбищу субботним утром. Затем закончила уборку в комнате, прихватила завтрак и около десяти часов вышла со всеми на улицу. Оказавшись наконец вне поля зрения родителей, я свернула к обочине. Взяла iPhone и открыла сайт с названиями и адресами шести кладбищ Эш-Гроув. Перенесла их на карту и выбрала ближайшее ко мне – кладбище Первой Лютеранской церкви. Я ввела этот адрес в навигатор на телефоне и нажала на газ.

Через двадцать минут я въехала на стоянку около церкви. Быстро осмотрела кладбище – пусто. По крайней мере, на земле. Ха-ха-ха. Я вышла из машины и надела на голову капюшон, чтобы меня было не так легко узнать, если кто-нибудь покажется здесь. К тому же сзади шею холодил промозглый ветерок. Казалось, что небо не могло определиться – укутаться облаками или согреть землю солнцем? Над головой проплывали редкие перистые облака, где-то вдалеке зависали кучевые, а за ними простиралось голубое небо. Несколько настойчивых солнечных лучей прорывалось к земле, а в следующий момент становилось темно, как в сумерках. Переменчивая погода типичная для озорника марта.

Я прошла через кладбищенские ворота и заметила, что все памятники относительно новые. Острые углы, четкие изображения, сравнительно недавние даты погребения. Я прошла дальше, подумывая, что более старые памятники, возможно, находятся ближе к концу кладбища. Хотя вряд ли, так как лютеране сначала хоронят людей ближе к церкви. И конечно, чем дальше я шла, тем более поздними становились даты жизни и смерти на памятниках. Подождите, когда была построена эта церковь?

Я устремилась к воротам и поднялась по ступенькам к каменной постройке. Справа от деревянных двойных дверей в форме арки висела табличка с надписью: «Освящена 5 июня 1953 года».

Черт! Почему я сразу не догадалась это проверить?

Я метнулась к машине и отыскала в Сети информацию о кладбищах и церквах при них, если они имелись. Две церкви из четырех были освящены после 1903 года. Но общественные кладбища и то, что находилось рядом с католической церковью, намного старше. Я ввела в навигатор адрес ближайшего из них и поехала дальше.

Кладбище Оак Хилл было общественным. Когда я добралась туда, то увидела четырех подростков, разгуливающих среди могил. Я не успела понять, были ли они одиннадцатиклассниками, но когда ребята повернулись в мою сторону, то инстинктивно нырнула под приборную доску, чтобы меня не заметили.

Почему? Почему я спряталась? Почему мне не хотелось, чтобы все знали о моем участии в «Гонке старшеклассников»?

Отчасти потому, что ребята могли подумать, будто я жульничаю и получаю секретную информацию от Люка.

Хотя это было маловероятно, ведь Люка все хорошо знали и ему доверяли. К тому же мне не хотелось привлекать к себе внимания. Если я вырвусь вперед, то не хочу, чтобы об этом знали. А кроме того, в моем поведении крылось что-то еще. Что-то более зловещее.

Это был стыд. Мне было не по себе. Я знала, что мой поступок сильно разочарует папу, и как бы я на него ни злилась, мне было не наплевать на его мнение. Думаю, я все-таки не бунтарь. Может быть, мне следовало действовать осмотрительнее. Хотя пути назад не было. Приняв на себя обязательство, я всегда следовала ему. Эта моя черта тоже добавляла мне баллов при поступлении в колледж.

Когда через несколько минут я выглянула из машины, ребята уже ушли. Исчез и темно-бордовый седан, припаркованный в дальнем углу стоянки. Я понадеялась, что никого из школьников здесь не осталось. Натянула капюшон поглубже, надела солнечные очки и выбралась из машины. И сразу же почувствовала, что накрапывает дождь, оставляя капли на стеклах очков. Замечательно!

Я пробиралась между могил к более старым плитам. Поднялась на невысокий холм, но озера поблизости не оказалось. Ни одного участка или тропинки, в котором было бы слово «лейк». И ни одно из названий не было связано с озером – например, Тахо или Верхнее. Я крепко прижала руки к груди и пробиралась сквозь все усиливающийся дождь.

В самом конце кладбища я нашла участок, где были похоронены люди, умершие в начале двадцатого века, но нужной мне даты, 1812–1903, здесь не было, как и плит, как-то отдаленно связанных с озером. За забором простирался густой лес, что означало, что путь до машины будет долгим.

Дождь лил все сильнее. Вдали прогремел гром. Я понимала, что кладбище не самое лучшее место, чтобы переждать грозу, поэтому быстро устремилась обратно по тропинке. Как только я добралась до вершины холма, небо озарилось и прямо над головой прогремел гром. Я подпрыгнула, мои руки и ноги вытянулись в стороны, как у мультяшного кота, задевшего хвостом розетку. Приземлившись, я не стала тратить время на испуг, а побежала вниз с холма, затем через стоянку и влетела в машину, будто меня преследовал велоцираптор[22].

Я завела двигатель и включила печку на полную мощность. Одежда промокла насквозь, и я продрогла до костей. Поднесла ледяные пальцы к печке, но двигатель еще недостаточно прогрелся, поэтому пришлось прижать руки ко рту и подышать на них. Зазвонил телефон. Руки так тряслись, что я едва могла ответить. На экране высветился номер Тары.

– Привет, Ти.

– Привет, чика, как дела?

– Н-н-не ос-с-собо. – Зубы стучали, как отбойный молоток.

– Хочешь приехать потусоваться? Ко мне домой?

Конечно же нет – время «Гонки старшеклассников» тикало. Но мне не хотелось ранить чувства Тары, поэтому я постаралась, чтобы в моем голосе прозвучало огорчение.

– Я бы с удовольствием, но не могу. Дурацкий школьный проект.

Ого! Я не только спонтанно соврала своей лучшей подруге, но и попыталась убедить себя в том, что сказала ей правду – это был проект, и он относился к школе. И то и другое скрутилось в еще один горячий комок стыда в моем животе.

– Нужна помощь?

«Да», – подумала я. Тара очень бы помогла. Но тогда пришлось бы ей объяснять, почему я делаю это, кто такой Люк, почему я продолжаю думать о его глазах и почему пытаюсь подружиться с ребятами из Эш-Гроув, ведь мы с Тарой – и все отстойное в Меритоне – годами поливали грязью эту провинциальную школу. К тому же я не должна рассказывать о «Гонке старшеклассников». Даже своей лучшей подруге. Я не могла рисковать и допустить, чтобы о «Гонке» просочился слух и привел ко мне.

– Мне бы хотелось… но нет, все в порядке… Хотя спасибо. – И, пытаясь подавить чувство вины, я добавила: – Если закончу пораньше, свистну тебе и приеду.

– Круто. Буду ждать звонка.

– Ладно. Пока.

Я сбросила звонок и швырнула телефон на сиденье, будто он был сдохшей крысой. Что на меня нашло? Почему я так себя вела? Я уверяла себя, что это из-за того, что я пыталась выжить во вражеской среде. Я была эмигрантом. Мятежником. Я была одиннадцатиклассницей в старшей школе Эш-Гроув и должна найти нужную могилу на кладбище.

Глава 12

Дождь лил так, будто хотел кому-то что-то доказать. Казалось, что он не затихает ни на минуту. Дождь был злым, упорным и безжалостным. Он не брал пленных.

Я уже двадцать минут сидела в машине на парковке около кладбища Оак Хилл, не видя ничего, что делалось на улице. Представьте себе мойку для машин, только эта мойка находится в самом низу затопляемого оврага. Вот на что это было похоже. Не стоило даже пытаться вести машину. Пока я ожидала, решила поизучать спутниковые карты последних двух кладбищ, чтобы понять, не пропустила ли я чего-нибудь. Католическое кладбище было огромным, поэтому я решила оставить его напоследок. Может, к полудню погода улучшится.

Я ввела в навигатор адрес последнего кладбища. Общественное кладбище Эш-Гроув Мемориал на Джеффер сон-авеню, 122.

Я где-то читала, что Эш-Гроув Мемориал – первое городское кладбище. Посмотрев на карту, заметила, что оно расположено ближе к центру города и занимает целый квартал. Я увеличила картинку и увидела, что могилы расположены близко друг к другу. Не наблюдалось ни одного пустого местечка, начиная от Джефферсон-авеню на юге и заканчивая Ридж-роуд на севере, от Гурон-стрит на западе до Адамс-стрит на востоке.

Секунду.

Что-то привлекло мое внимание. Но что конкретно? Какая-то мысль крутилась в голове, как нечеткий черно-белый фильм, в котором медленно проступали детали. И через пару секунд она четко сформулировалась в моей голове.

Гурон-стрит. Как озеро Гурон.

«Забыл добавить: у озера ищи». Могила располагалась где-то вдоль линии забора. Прямо возле Гурон-стрит. Возле озера.

Плевать на дождь! Я вдавила в пол педаль газа и тронулась в путь, моля Бога, чтобы мой навигатор подсказал мне правильное направление, если я где-нибудь съеду с дороги или разгонюсь на перекрестке. Дворники колошматили на полной мощности. Каждый взмах открывал мне обзор на миллисекунду. Достаточно, чтобы проехать следующие полкилометра или около того. Шаг за шагом я преодолела все шесть с половиной километров до Эш-Гроув Мемориал.

Может, и не стоило объезжать кладбище по кругу, но мне захотелось продумать план. Припарковаться можно было с любой стороны, там были и стоянка, и железные ворота, чтобы попасть на кладбище. Я могла припарковаться на Гурон-стрит, но не хотела попадаться никому на глаза. В итоге припарковалась с северной стороны кладбища, на Ридж-роуд, как раз перед перекрестком с Гурон-стрит. Я была уверена, что, как только закончится дождь, мне будут хорошо видно могилы, расположенные вдоль Гурон-стрит. Удостоверюсь, что никого нет, а потом тайком прокрадусь на кладбище.

Отругав себя за то, что не оставила зонтик в машине, и простояв у обочины еще пятнадцать минут, я забеспокоилась о запасе бензина. Если заглушить машину, то печка перестанет работать. Если оставить заведенной, то закончится бензин, машина заглохнет, и все равно станет холодно.

Я оттягивала неизбежное – мне снова придется выйти под дождь. С другой стороны, если именно на это кладбище указывает подсказка, то гроза, вполне возможно, отвадит других участников гонки от его посещения. Я прибавила температуры, чтобы получше согреться перед уходом, и потуже затянула капюшон. Вытянула правую ногу и засунула телефон в передний карман джинсов. Затем, чтобы не дать карману промокнуть, отдернула низ толстовки и снова отругала себя за то, что не взяла зонт. Несколько секунд подержала руки у печки, заглушила двигатель и рванула в грозу.

Мне понадобилось менее десяти секунд, чтобы промокнуть насквозь. Понимая, что сухой мне не быть, я остановилась, поглубже натянула капюшон и сгорбилась. Теперь лобовое стекло, по которому разливалась пелена дождя, не закрывало вид на бурлящее небо. Оттенки темно- и светлосерого сливались, как на картине импрессиониста. И этот художник, несомненно, был склонен к суициду. Но запах, ощущавшийся в воздухе, не вызывал тоски. Это был теплый, землистый запах предвкушения, который несут только весенние дожди. Запах чего-то грядущего. Смесь обещания и предупреждения.

На мгновение меня затопило желание широко раскинуть руки и пробежать сквозь дождь, крича как сумасшедшая. Но я напомнила себе, что нахожусь на тайном задании, и опустила голову. Затем прошла через железные ворота и направилась прямо к ряду плит, что были установлены вдоль Гурон-стрит.

Я по очереди проверяла даты. И пыталась придумать оправдание своему нахождению здесь, если встречу того, кто меня узнает, или если кто-нибудь спросит, почему я решила прийти на кладбище в дождь. Мне хотелось, чтобы моя история выглядела правдивой. Ладно, сознаюсь: мне хотелось, чтобы моя ложь была отлично отрепетированной.

Я шла от могилы к могиле, придумывая разные оправдания и отметая их. Сегодня день рождения дорогого мне усопшего? Нет, я никогда не найду могилу, датированную семнадцатым марта. Я проводила исследование по родословной? Едва ли оно было таким безотложным, что я не смогла дождаться, когда закончится дождь. Я просто гуляла и попала под дождь? Почему искала убежище на кладбище, а не в магазинах, находящихся не далее чем в пятидесяти шагах отсюда? Да, точно. К тому же любой человек, встреченный мною, мог видеть, как я выбиралась из машины. Оказывается, лгать не так-то и просто.

Я задумалась. Как было бы здорово, будь такой форум, где просишь: «Помогите придумать отмазку для такой-то ситуации», и люди по всему миру присылают тебе свои предложения.

– Блайт? – вдруг произнес женский голос.

Я застыла. Но не оглянулась, так как в раздавшемся голосе послышалась неуверенность, а мне не хотелось показывать девушке свое лицо. Поэтому я сделала единственное, что пришло мне в голову: рухнула на колени у основания могильного камня и притворилась, что безутешно рыдаю.

– Почему? – простонала я. – Почему ты ушел? Я так скучаю по тебе, дорогой, милый, эм… – Я глянула на имя на камне. Ох, черт! – Эбенезер! Почему я потеряла тебя?

Я посмотрела на даты и поняла, что парень умер в 1897 году. Уупс. Я протянула руку к камню, чтобы прикрыть дату, и уперлась лицом в нее, продолжая притворно рыдать.

– О господи, тебе точно надо лечиться, – произнес мужской голос.

Я выглянула из-под руки и увидела, как черный ботинок на толстой подошве утыкается в мое бедро и толкает меня на сырую, коричневую траву. Я подняла голову и увидела, что мне улыбаются Сай и Дженна. На меня нахлынуло облегчение. Может, я и не доверяла полностью этой парочке, но, по крайней мере, меня застукали не парень-кретин, облитый йогуртом, и не мымра со сверкающими ногтями, та, что в первый день обозвала меня девочкой с козявкой.

– Черт возьми, что ты делаешь? – спросил Сай.

Я поморщилась, будто застыдившись самой себя, и моргнула несколько раз.

– Ничего, – ответила я и решительно потрясла головой, подчеркивая это.

Сай и Дженна расхохотались.

– Блайт, ты самая худшая лгунья на всей планете! – воскликнула Дженна.

Я надулась:

– Ну, извините меня. У меня не так много опыта.

– Дай угадаю, – подразнил Сай. – Ты врала в первый раз?

Я встала на четвереньки, затем поднялась и сказала:

– Сказать по правде, вчера мне посчастливилось очень убедительно соврать. – Я вытерла руки и выпятила подбородок. – Более того, родителям.

Ребята одновременно выдали «Ах!» и закивали. Я усмехнулась.

– Без обид, но твоего отца вряд ли можно назвать полиграфом. Мы врали ему годами, а он даже не догадывается об этом, – сказал Сай.

– Самое смешное, когда мы говорим правду, то он думает, что мы врем, – добавила Дженна.

Ее трехцветные волосы прилипли к лицу и шее прямо под мокрой шерстяной шапочкой. Подводка для глаз текла по лицу с двух сторон, как черные слезы. Она посмотрела на Сая:

– Только не вчера.

– А что случилось вчера? – спросила я, продев руки в рукава, словно в китайскую ловушку для пальцев.

Сай почесал голову:

– Ну, вчера после занятий, как только я принялся отбывать наказание, твой отец позвал меня в кабинет и сказал, что я могу уйти домой. Он отменил мое наказание.

– Да ладно, правда? Круто! – воскликнула я.

– Кажется, кто-то рассказал твоему папе о том парне, который кидался в тебя картофельными шариками, – произнесла Дженна с преувеличенно наивным видом. Она имела в виду меня. И мне показалось, что Дженна не считает меня ябедой, а благодарит меня, и от этого я испытала большое облегчение. – Когда твой папа уточнил детали случившегося у дежурной учительницы, она это подтвердила. Так как Сай не начал первым, то его освободили. Правда, малыш? – Она лучезарно улыбнулась Саю.

Он наклонился и одарил девушку сладким поцелуем, и мне стало неловко находиться рядом.

Я уже привыкала к Саю и Дженне, поэтому сказала:

– Ээээй? Можем отложить прелюдию на будущее, когда я не буду стоять рядом с вами под проливным дождем?

Будто по сигналу с неба донесся резкий раскат грома. Сай с Дженной оторвались друг от друга и засмеялись, все еще глядя друг другу в глаза. Они находились в такой гармонии, что им даже не надо было разговаривать.

Мне тоже так захотелось.

Сверкнувшая рядом молния вернула меня в реальность. Почти сразу же раздался гром, и я вспомнила, что мне стоит пошевеливаться. Я очень не хотела признаваться ребятам в том, что участвую в охоте. По какой-то причине я думала, что это испортит их мнение обо мне. Но пока старалась придумать, что сказать, Сай вдруг показал налево и произнес:

– Парень там. Рядом с плитой, на которой сверху крест.

Я почувствовала, как у меня округлились глаза.

– Какой парень? – спросила я; брови задвигались вверх и вниз, будто пара гусениц, страдающих параличом. – О чем ты говоришь?

Дженна старалась не смеяться, но смех все равно прорывался. Сай просто покачал головой и одарил меня полуулыбкой.

– Мертвый парень, – сказал он. – Из подсказки. Ты же понимаешь, о чем я говорю. Не знаю, почему ты притворяешься… Господи, ты самая худшая лгунья!

Сай громко засмеялся, и я увидела искреннее удовольствие на его лице. Я бы сказала, что Сай не часто позволяет себе такое, ведь обычно он бывает намного сдержаннее. Поэтому я вроде как гордилась тем, что вызвала у него такую реакцию.

Дженна потянула Сая за руку к воротам:

– Пошли, мы покажем.

– Только если… – Сай остановил девушку. Затем протянул в мою сторону руку и изобразил скорбь. – Если тебе не нужно больше времени, чтобы оплакать любимого Эбенезера.

Я разразилась фальшивыми слезами и прикрыла лицо руками:

– Зачем ты мне напомнил об этом? О, Эбенезер! – Я ласково положила руку на надгробие. – О, любовь моя! Как я скучаю по тебе.

– Скучаешь? – усмехнулся Сай. – Ладно, мне очень жаль, но ты слишком похожа на ботаника, чтобы нас видели с тобою вместе. Мы идем домой. Не знаю, заметила ли ты, но начался дождь.

А затем повернулся и сделал вид, что хочет уйти. Но Дженна потащила парня за собой, и они показали мне плиту, которая стояла вплотную к дубу. Вероятно, дерево посадили после похорон, так как корни помешали бы выкопать могилу. Само надгробие было маленьким, но могила была ограждена белыми, размером с кулак камнями, врытыми в землю. Я опустилась на колени, увидела, как ручейки воды стекают по камню и собираются в основании каждой вырезанной буквы или цифры, и прочитала:

Уильям Калеб Саймоне
1802–1903
Находит наша жизнь вдали от света
В деревьях – речь, в ручье текучем – книгу,
И проповедь – в камнях, и всюду – благо[23].

Я с трудом вытащила телефон из кармана мокрых джинсов – мне мешала намокшая ткань. Розовый силиконовый чехол защищал телефон от влаги. Я сделала снимок и проверила, как он получился. Слова было хорошо видно. А надгробие выглядело большим, чем показалось изначально. Оно было залито дождевой водой, а рядом лежали белые камни, опутанные корнями. Камни, деревья и ручьи. Именно так, как и должно быть. И я подумала, что Уильям Калеб Саймонс был бы доволен.

Я сохранила фотографию и засунула телефон в карман. Затем встала и попыталась стряхнуть грязь с колен, но лишь размазала ее до голеней. Придется стирать тайком от мамы.

Дождь наконец начал стихать. Мне пора бежать, пока никто из школы не добрался сюда.

– Спасибо, ребята, – сказала Дженне и Саю. – Я в долгу… вообще-то, вы выручаете меня уже второй раз.

Сай отмахнулся:

– Считай это платой за то, что ты отмазала меня перед своим отцом.

– А ты с помощью йогурта защитил меня от того неваляшкоголового кретина… – Я опустила глаза и пробормотала: – Это я его так называю.

Не совсем доброжелательно, но что есть. С Саем и Дженной надо быть честной, потому что они за километр могли учуять обман.

– Потому что так и есть, – сказала Дженна. Затем посмотрела на Сая: – Ты в тот день был таким героем. Это было так горячо.

Девушка снова наградила его крепким поцелуем, а последние капли дождя катились по их лицам.

– Серьезно? – спросила я. – Опять?

Они оторвались друг от друга, и Дженна игриво закатила глаза, а Сай, покосившись на меня, сказал:

– Да ладно, тебе это нравится. И ты знаешь об этом. – Он вытащил язык и будто лизнул меня.

– ФУ! НЕТ! – Я скривилась и зажмурилась.

– Я знаю, что мне это нравится, – промурлыкала Дженна. Когда я открыла глаза, они снова совали языки друг другу в глотки.

– Ребята! Вы шутите? Серьезно? Господи, у меня такое ощущение, что мне нужен презерватив, чтобы просто стоять рядом с вами.

Не прерывая поцелуя, Сай достал из заднего кармана презерватив в золотистой обертке и кинул его мне. Я завизжала, как двухлетка, и отпрыгнула, но поскользнулась на грязи, сделала несколько неуклюжих шагов назад и упала на задницу. Я услышала, как хлюпнула грязь подо мной, и почувствовала, как она впиталась в джинсы. Естественно, при виде моего милого комического номера Сай с Дженной расхохотались. Хорошо хоть, что я убрала iPhone в передний карман, а не в задний, иначе бы он разбился. Что было бы айронично, но точно разозлило бы меня. Это была милая шутка. Не забудьте кинуть чаевые в коробку.

Забыв о грациозности, я поднялась на ноги, пока парочка изо всех сил старалась прийти в себя после истерики, случившейся с ним.

– О, да! Смейтесь, – пытаясь счистить с задней части своих испорченных джинсов за сто пятьдесят долларов комки мокрой грязи, сказала я. – Не останавливайтесь. Пожалуйста, наслаждайтесь. Я существую исключительно вам на потеху. Ох, черт, разве эта девчонка не учится в Эш-Гроув?

Сай с Дженной синхронно повернули головы.

– Элла Чамберс, – пробормотал Сай.

– Фальшивая злая сучка, – добавила Дженна.

Я встала поближе к ребятам:

– Не хочу, чтобы она увидела меня. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал о моем участии в «Гонке старшеклассников».

Не задавая вопросов и не задумываясь, Дженна взяла меня за руку, и мы побежали. Мне не верилось, что мои кроссовки могут производить столько шума. Чавк-чавк-чавк-чавк. Даже если Элла Чамберс и не увидела меня, то наверняка услышала. Мы нырнули в ближайший открытый мавзолей, в котором нас не могла заметить Элла, но из которого было отлично видно могилу Уильяма Калеба Саймонса.

После всего, что Сай и Дженна сделали для меня, я должна была все объяснить перед ребятами. Поэтому сказала, что, хоть предложение возродить охоту было моим, я еще не готова принять на себя роль профессионального правонарушителя.

– К тому же слишком много учеников меня ненавидят и захотят сдать только ради того, чтобы у меня начались проблемы, – усмехнулась я. – Меня бы это не волновало, если бы я не боялась, что про охоту узнают и запретят ее. Я стараюсь завоевать уважение ребят, а не разозлить их еще больше.

– Зачем? – ошеломленно спросил Сай. – Какая разница, что все думают?

Я откинула с щеки мокрую прядь волос:

– Пойми, вы аутсайдеры уже… как долго? Думаю, достаточно долго. Это часть вас. И вы есть друг у друга. Но вы должны кое-что понять: я никогда не была аутсайдером. В Меритоне у меня масса друзей. И многие любили меня. А здесь? Меня мало кто любит, и я не могу это принять. Я не привыкла к такому. Может быть, это и глупо, но это правда.

Говоря это Саю и Дженне, я впервые призналась в этом самой себе. И это чувство добавилось к стыду, который я ощущала ранее. Стыду, вызванному тем, что я поверхностна и зависима от мнения других людей. Но так и было.

– Уверена, участвуй вы в жизни школы, то возненавидели бы меня.

– Но ты не была бы такой, какая есть, – сказала Дженна.

– Вот именно, – согласился Сай. Он обвил рукой талию Дженны и коснулся лбом ее лба. А потом прошептал: – Ты такая умная.

– Это хорошо или плохо?

Сай повернулся ко мне:

– Ни то и ни другое. Или и то и другое. Кому какое дело? Слушай, мы понимаем. Не стоит оправдываться или объяснять, почему ты хочешь устроить «Гонку старшеклассников». Все равно это ничего не меняет, потому что тебе не победить.

– Не победить? – робко спросила я.

– Неа, – с хитринкой во взгляде сказал Сай. – Потому что мы с Дженной надерем тебе зад. – Парень улыбнулся мне и фыркнул. – Мы помогли тебе сегодня, дали слабину, но больше такого не повторится! – Он театрально ткнул пальцем в мою сторону: – С этого момента ты сама по себе. Так что можешь начинать привыкать быть луууузером!

Он показал пальцами букву «л» и приблизил их ко мне.

Я игриво отмахнулась от его рук:

– Подождите, вы тоже играете? Что случилось с «Мы не участвуем в общественной жизни школы»?

Моя имитация грубого голоса Сая рассмешила Дженну.

– Ты шутишь? – спросил Сай. – Копы спускают все с рук одиннадцатиклассникам, которые участвуют в гонке.

– Многие из них сами участвовали в охоте в старшей школе, – добавила Дженна.

Сай потер ладони:

– Я несколько месяцев мечтал о беспределе.

Дженна придвинулась ко мне:

– К тому же ходит слух, что приз в этом году – два билета на первый ряд на концерт «The Strokes», пропуска за сцену и номер на ночь в отеле, в котором остановилась группа.

– Этот приз мой! – засмеялся Сай.

– Черт возьми, – сказала я. – Откуда они берут на это деньги?

– На него скидываются все, – объяснила Дженна. – Ученики, персонал, родители.

– Все жители Эш-Гроув поддерживают очень теплые отношения, – улыбнулся Сай. – Многие из них ходили в эту школу.

– Это странно, – удивилась я. – А что, если это только слухи?

Сай приподнял ворот армейской куртки и плотно обернул им шею:

– И такое возможно. Но я не могу упустить шанс, если это окажется правдой.

– Так вы тоже участвуете в гонке, – пришла я к выводу.

– Мы участвуем в гонке, – подтвердил Сай.

– Прошлой ночью, разгадав подсказку, мы пришли сюда и нашли могилу, – сказала Дженна. – Было темно, но Сай знает это место, так что мы быстро ее нашли.

– В смысле, ты знаешь это место? – не подумав, спросила я Сая.

Он промолчал.

– Извини, – выпалила я. – Я не хотела…

– Мой брат похоронен здесь, – вздохнул Сай. Он повернулся лицом к дождю. – Умер два года назад. Автокатастрофа.

Дженна придвинулась ближе:

– Его старший брат, Шейн. Когда папа Сая сбежал, Шейн заменил ему отца. Теперь Шейна нет, есть только Сай, его мама и младшая сестра.

Плечи Сая напряглись.

– Ого, Сай, – сказала я. – Мне так жаль.

Он кивнул. А затем вдруг хлопнул в ладоши.

– Так что да, мы шпионили здесь весь день, чтобы посмотреть, кто еще участвует в охоте, – усмехнулся он, сменив тему.

– Кого вы видели?

Я старалась, чтобы в моем голосе не звучала тревога, но хотела знать, сильно ли отстала от других участников. Уже почти час дня. Многие могли добраться до кладбища сегодня утром.

– Давай посмотрим. Ты и… – Сай, вспоминая, поворочал языком огромный шип под губой. – Меган МакДжил-ликадди, Дэвид Дэвидсон, Бифф О’Тул… Кто еще? О, Фабиан Бонавентуре, Карлито Монтойа эль Диабло Рамирез, Аризона Сан-Клауд, Дик Дэнглер…

– Так много? – вырвалось у меня. – Кто они? Я никого из них не знаю!

Дженна захихикала, прикрыв рот рукой в кружевной перчатке без пальцев:

– Блайт, он прикалывается над тобой! Никого здесь не было, кроме тебя и Эллы-Шмеллы.

– Так это все ненастоящие имена? – Я все еще сомневалась.

– Да ладно, – воскликнул Сай. – Карлито Монтойа эль Диабло Рамирез? Дик Дэнглер?[24]

– Ну да, когда ты так произносишь эти имена, они кажутся ненастоящими, – сказала я. – Хорошо, я доверчивый человек. Так засудите меня.

– Не доверчивый, – сказал Сай. – А легковерный. Но не трудись искать слово «легковерный» в словаре. Его там нет[25]. Ты это знала?

Я усмехнулась:

– О, ха-ха-ха! Будто я не подшучивала так над братом тысячу раз, когда он был маленьким.

– Сколько твоему брату сейчас? – спросил Сай.

– Двенадцать, – рассеянно ответила я, привстав на цыпочки возле двери мавзолея и выглянув наружу.

Я переживала из-за времени. Я хотела вернуться домой сразу после того, как уйдут покупатели, чтобы постирать и высушить одежду до приезда родителей и Зака.

– Мне лучше сбежать, пока не появились другие ученики, – сказала я.

Дженна стояла с другой стороны дверного проема и смотрела в сторону Джефферсон-авеню.

– Надеюсь, они появятся, – улыбнулась она. – Было так скучно, пока не появилась ты. Стой, подожди. Кучка спортсменов выбирается из пикапа. Черт побери, как могут поместиться в кабине одного пикапа пять футболистов? Идиоты! Это называется естественный отбор.

Я обернулась к Дженне и сложила грязные ладони в молитве:

– Пожалуйста, пообещайте мне, что вы никому не расскажете, где могила. Пожалуйста? Ооо!.. Или еще лучше… скажите им, что она на католическом кладбище! Оно огромное. Они там несколько дней проведут.

Сай покачал головой и поцокал:

– Подумать только, ты занимаешь не очень порядочную позицию для дочки директора.

Парень шутил, но я замерла, ведь сказанное им было правдой. Мои следующие слова тоже были правдивыми. И жестокими.

– Мне плевать, – заявила я. – Я хочу победить. – А в довершение всего добавила: – Чем меньше я похожа на папу, тем лучше. Так что забей это в свою трубку и выкури.

Сай театрально усмехнулся и засмеялся, будто я была полной дурой:

– Это называется колбой, а не трубкой. Ты закручиваешь… – Он замешкался. – А, забудь. Знаешь что, Блайт? Тебе не понадобится эта информация. – Он высунул голову наружу и проверил, нет ли кого поблизости. – Горизонт чист.

Я снова поблагодарила ребят и почесала к машине. И под «почесала» я имею в виду пошла вразвалочку в вымазанных грязью джинсах, будто в полном подгузнике, а насквозь промокшие кроссовки издавали чавк-чавк-чавк-чавк. Так сексуально.

Я распахнула дверь машины и поискала, на что можно сесть, чтобы не запачкать обивку сиденья. Мне было плевать на выцветший велюр, просто не хотелось устраивать беспорядок, ведь потом придется убирать салон. И без этого слишком много бардака в жизни.

Я заметила на коврике под передним сиденьем уголок учебника по истории. Должно быть, он как-то завалился туда. А я не заметила, что он пропал. Обычно я не теряю учебники или другие вещи, что не принадлежат мне.

Но сейчас у меня не было времени на подобные размышления. Я взяла книгу, открыла ее примерно на середине и положила страницами вниз на водительское сиденье. Села и почувствовала, как корешок книги впился в попу, но книга защищала сиденье от грязи, и только это имело значение. Мне нужно не идеальное, а временное решение моей проблемы.

Внутри меня вспыхнуло странное чувство гордости. Я не привыкла быстро решать проблемы. Обычно я тщательно продумываю свои действия или не действую вообще. Но сейчас у меня вдруг словно глаза открылись – оказывается, я могу ловко выкрутиться из любой ситуации.

Когда я отъезжала, солнце прорвалось сквозь облака и заблестело в каплях дождя, разбросанных повсюду. Наконец, повернув на свою улицу, я увидела на подъездной дорожке машины Марджори и покупателей. Припарковалась у обочины там, где я могла видеть дом, но где не видели бы меня. Дождь снова начал моросить, поэтому я включила дворники. Мне хотелось хорошенько рассмотреть людей, которые, возможно, будут жить в моем доме. Мне стало очень любопытно. «Лучше бы им не быть придурками», – подумала я. Не хочу, чтобы придурки ходили по моему дому, готовили на моей кухне, поднимались по моей лестнице и спали в моей комнате.

Моя комната.

Кто-то будет спать в моей комнате? Украдет ее у меня, как задира отбирает игрушку. И комната больше не будет моей. Она будет принадлежать кому-то другому. Все мои мечты, планы, секреты, которые я нашептывала в подушку по ночам, тоже исчезнут.

Я никогда не увижу светло-розовые стены, что помогала красить. Не увижу свой пушистый бежевый ковер, в который любила зарываться пальцами ног после крепкого сна в выходные. Никогда не развешу в шкафу весеннюю одежду в идеальном порядке. Никогда не открою и не закрою льняные занавески. Никогда не выгляну в окно, чтобы посмотреть, идет ли по улице мальчик, который мне нравится. Никогда не буду читать в шкафу, чтобы Зак не доставал меня. Никогда не увижу надпись «Я © Кевина Бейли», нацарапанную на внутренней части его дверей. Никогда не спрячу под свободный угол ковра секретные записки от Тары. Никогда не увижу трещину в потолочном светильнике, в который я кинула жезл, подаренный мне на десятый день рождения. Никогда не закрою дверь и не заплачу.

Никогда не почувствую, что комната защищает меня.

Все это исчезнет.

Интересно, думал ли об этом папа. Учел ли все это, когда составлял список жертв, которые по его просьбе должна принести семья ради него. Нет, даже не ради него – ради его работы. А это не он сам, а всего лишь часть его. Вот только в последнее время он все больше и больше становился директором Маккенна и все меньше и меньше папой. Он разговаривал со мной и с Заком, будто мы его ученики. Относился к маме как к сотруднице. Я даже не помню, когда в последний раз он надевал спортивные штаны.

Открылась входная дверь, и на улицу вышли промышляющие воровством, по моему мнению, покупатели-демоны, а вслед за ними Марджори. Мужчина и женщина, которые пришли посмотреть дом, выглядели как богатые вульгарные яппи[26]. Мама называла таких «нувориши». Новые богачи. Люди, у которых денег больше, чем у других, и кто выставляет напоказ свое богатство при каждом удобном случае. Ведь они не так давно разбогатели, чтобы понять, что богатство – это личное дело.

Например, эти двое субботним вечером были одеты в дизайнерские вещи. Они надели в мокрую погоду шерсть и кашемир. Они так мало носили подобные вещи, что не понимали, что с ними сделает высокая влажность. Я надеялась, что его шерстяной свитер пах, как грязные спортивные носки, а ее слишком узкая кашемировая юбка вызывала зуд, как во время ветрянки. Впрочем, вполне вероятно, что их одежда – синтетическая подделка. И эта парочка даже разницы-то не почувствует.

Покупатели прошли по дорожке перед домом, разговаривая и показывая то на крышу, то на трубу. Мужчина случайно наступил в лужу и сразу отдернул ногу. Он запрыгал на другой, попутно проверяя состояние парадных кожаных туфель. К сожалению, он случайно врезался в женщину, которая пристально рассматривала свой маникюр, и толкнул ее. Она сошла с дорожки, и ее замшевые сапожки на пятидюймовых шпильках и высотой до колен утонули в вязкой, намокшей от дождя земле. Она вскрикнула, вытащила, покрутив, сапог из грязи и начала прыгать на одной ноге, как и ее спутник. Им удалось ухватиться за плечи друг друга, но тут ее чистый сапог приземлился в лужу и обрызгал их обоих. Вот это комедия. Меня душил смех. Ведь я хорошо знала, насколько сложно убрать мокрые пятна с замши.

Когда покупатели наконец, забравшись в гибрид внедорожника и кроссовера, поехали за Марджори по улице, я заехала на подъездную дорожку и поспешила домой. Стянув грязную одежду, закинула ее в стиральную машинку. Установила режим тщательной стирки и включила. В последнюю секунду я вспомнила, что оставила телефон в джинсах. Достала его из кучи вещей, захлопнула дверцу стиральной машины и понеслась наверх. В ванной я оттерла руки и лицо. Не одеваясь, я рванула к столу, убрала с фотографии все дополнительные метки, которые автоматически поставил фотоаппарат, и загрузила ее на сайт «Восставшего феникса». Через минуту я получила вторую подсказку.

Глава 13

Поздравляю! Вы успешно загрузили верную фотографию первого предмета.

Вот подсказка ко второму предмету:

Когда-то в Геттисберге речь произнесли,
И в ней было указано важное число.
Ты банок алюминиевых столько же найди,
А башню возведя из них, утилизируй смело.

Как мило, что старшеклассники позаботились об утилизации! Мне почему-то показалось, что это идея Люка. Держу пари, что так и есть. Ладно, алюминиевые банки. Сколько же мне надо? Помню, как в прошлом году в Меритоне учительница по американской истории рассказывала про Геттисбергскую речь Авраама Линкольна: «Восемь десятков и семь лет назад…» Так что десять умножаем на восемь, получается восемьдесят, плюс семь – восемьдесят семь. Восемьдесят семь алюминиевых банок.

Ближайший вывоз алюминия на утилизацию только в следующий четверг, поэтому нет смысла заглядывать в мусорный пакет, да и ждать так долго я не могу. Меня осенило: я же просто могу купить восемьдесят банок с лимонадом. Я достала калькулятор и разделила восемьдесят семь на шесть. Получается четырнадцать с половиной упаковок, состоящих из шести банок, а значит, придется покупать пятнадцать. Каждая упаковка стоит около трех баксов, значит, мне надо… сорок пять долларов?

Эм, нет.

Это маникюр, педикюр плюс чаевые в салоне, который я посещаю.

Забудь.

Мне надо подумать, где их достать. В каком месте используют газированную воду, причем только в алюминиевых банках? В ресторанах есть стойки с газировкой. Напитки в торговых автоматах разлиты в основном в пластиковые бутылки. Даже если бы в них были алюминиевые банки, вряд ли люди будут опустошать их прямо там, а затем выкидывать в ближайшую мусорную корзину. Их очень много в самолетах. Стюардессы весь день открывают банки с газировкой. К сожалению, поблизости не было аэропорта, а даже если бы и был, я сильно сомневаюсь, что мне разрешат подобраться к мусорным бакам.

Нет, мне нужно местечко поближе. Место, где собирается много людей, которым нравится пить из банок или употреблять странные напитки, которые разливаются только в алюминиевые банки. Или место, где используют алюминиевые банки. Так поступают, например, авиакомпании, потому что у них нет фонтана и им нужны небольшие порции большого ассортимента напитков, чтобы снабдить ими разборчивых потребителей.

Секунду… разборчивые потребители… Ага! Есть! Ведь это же так очевидно.

«Шэди Эйкес». Там имелось более трех сотен разборчивых, упрямых потребителей. Я вспомнила, как в первый год работала волонтером в столовой. Отправилась за чем-то на кухню и заметила несколько полок с напитками, большая часть которых была в алюминиевых банках. Позже я узнала, что некоторые постояльцы пили только определенные бренды вполне конкретных соков или газировки, но не каждый день. Так что сотрудники на всякий случай заказывали по нескольку упаковок каждого напитка.

Я не могла поверить, что не подумала об этом раньше! Проверила время – осталась всего два часа до возвращения родителей и Зака домой. Этого времени достаточно, чтобы смотаться в «Шэди Эйкес» и поискать алюминиевые банки. Это почти превратит мою ложь о поездке туда на послеобеденный чай в правду. «Шэди Эйкес»… послеобеденное время… напитки…

Почти правда.

Я нацепила первую попавшуюся одежду. Даже не потрудилась причесаться и накраситься, что очень непохоже на меня. Обычно я выходила из дома, как минимум нанеся легкий макияж и собрав волосы в дерзкий хвостик.

Но я участвовала в гонке. В гонке на время, гонке против других участников и гонке против своей семьи. Нет времени на самоутверждение. Самоутверждение для лузеров! К тому же Тара всегда говорила, что я от природы достаточно милая.

Добравшись до «Шэди Эйкес», я, вместо того чтобы, как обычно, припарковаться на стоянке для посетителей, подъехала к погрузочной зоне, расположенной сзади. Справа от нее я заметила два огромных мусорных бака, один черный и один синий со значком утилизации. Единственная проблема заключалась в том, что они стояли за почти двухметровым деревянным забором. Мусоровоз мог заехать туда через ворота, но они были заперты на замок. Я вышла из машины и заглянула в щелку. Забор примыкал к зданию по обе стороны от железной двери с табличкой «Мусорное хранилище». Я не могла подобраться к контейнерам снаружи, но, может, удастся сделать это изнутри.

Я оставила машину и прошла к главной двери. Махнула администратору, который знал меня в лицо. Я смутно помнила, что хранилище находится за кухней, поэтому не стала поворачивать налево, к комнатам постояльцев, а свернула направо, к столовой. По помещению носились сотрудники и подготавливали все к ужину (который начинался в половине четвертого!). Они входили и выходили через кухонные двери, свободно открывающиеся в обе стороны, так часто, что, когда вошла я, никто этого не заметил.

Так далеко я никогда не заходила.

Это место было похоже на зоопарк. Люди в белой униформе кричали друг на друга, резали, помешивали, варили или жарили. Вся стойка была заставлена едой и столовыми приборами. На полу валялись очистки. Над конфорками клубился пар и дым.

Полагаю, чтобы приготовить ужин на триста человек, нужно приложить немало усилий.

Жара была просто удушающая. Невыносимый запах от такого количества одновременно готовящейся еды вызывал тошноту. В стене напротив был отгорожен тамбур, в котором я разглядела выход к мусорным бакам. Меня немного порадовало, что я ни за что не смогу добраться туда незамеченной, а значит, я выберусь отсюда до того, как потеряю сознание.

Вернувшись в столовую, я наклонилась над одним из столов, чтобы перевести дыхание. Мне показалось, что дешевая синтетическая ткань скатерти разгладилась под моими потными ладошками. Как мне это сделать? Я не могла ждать окончания ужина. Он заканчивался в половине шестого, а родители вернутся намного раньше.

Мне нужен был сообщник. Отвлекающий маневр. И я знала, где найти и то и другое.

Я немного постояла за дверью знакомых спорщиц-старушек, чтобы послушать, что там происходит.

– А мне нравится, как пахнет лосьон после душа «Жан-Нейт»[27], – кричала миссис Эулалия.

– Здесь пахнет, как в публичном доме! – ныла миссис Фрэнни.

– И тебе, должно быть, хорошо это известно.

– Что это значит?

– То, что ты подумала, Иезавель[28].

Я постучалась и притворилась, что ничего не слышала:

– Есть кто дома?

– Блайт! – воскликнула миссис Фрэнни. Затем подняла журнал и обмахнула лицо. – Откроешь то окно, ладно? Мне нужен свежий воздух.

– О, нет, не надо! – попросила миссис Эулалия, протягивая ко мне руку. – Не делай этого. Здесь холоднее, чем в морозилке.

Миссис Фрэнни шлепнула журналом по приставному столу:

– Чепуха. Здесь очень тепло.

– В твоей части комнаты! – огрызнулась миссис Эулалия. – У тебя есть батарея! А у меня прохудившееся окно, из которого дует! Ты не хочешь делиться своим теплом. И спешишь его израсходовать. А мы должны сохранить его, пока оно еще есть.

Миссис Фрэнни показала язык миссис Эулалии, затем повернулась и какое-то время смотрела на меня. На ее лицо легла тень смущения.

– Минуточку, – пробормотала старушка. – Какой сегодня день? Почему ты здесь? Сегодня понедельник? Я думала, что суббота. Когда это наступил понедельник? У меня крыша поехала.

Миссис Эулалия показала на пол:

– Вот она.

– Нет, нет, – сказала я. – Сегодня суббота. – Я устроилась на краешке кровати миссис Фрэнни и наклонилась ближе. – Я здесь на особом задании. И мне может понадобиться ваша помощь. Вас обеих. Если вы согласны.

– Что за помощь? – спросила миссис Эулалия.

– Что за задание? – продолжила миссис Фрэнни. – Там будут пистолеты? Я хорошо стреляю и могу попасть в яблочко.

– Нет, пистолетов не будет, – засмеялась я.

– Проклятие, – пробормотала миссис Фрэнни.

После чего миссис Эулалия сердито уставилась на нее, но ничего не сказала.

Я рассказала им всю историю. Рассказала, что они были совершенно правы. Что после отмены папой «Гонки старшеклассников» и всего остального я ощутила себя агрессором. Рассказала про газету Люка, про свои извинения перед ним и про предложение провести подпольную «Гонку». И хотя старушкам некому было об этом рассказывать, я попросила их поклясться сохранить это в тайне. Я объяснила, как проходит охота и какую получила подсказку, а еще поведала им свой план, как достать банки.

– Что думаете? – спросила я их. – Вы согласны?

Дамы несколько секунд смотрели друг на друга, а потом уставились на меня. Миссис Фрэнни, открыв рот, немного помолчала и наконец спросила:

– Так кто такой Люк?

– Я тоже хочу это знать. – Миссис Эулалия подергала бровями, а потом улыбнулась мне.

– Эй, ребята! – вскрикнула я. – Нет! – Я думала, мне удалось скрыть свою полувлюбленность. Но, очевидно, это не так. – Он просто старшеклассник. Я не… Он просто… Это ерунда. В смысле, здесь даже нет «это». Ничего нет. Он никто. Нет, я имею в виду, он конечно же кто-то, но я имела в виду, он не… ну, вы знаете. Кто-то.

Как только старушки убедились, что я закончила лепетать, миссис Эулалия выдохнула:

– Пффф!

А миссис Фрэнни добавила:

– Ха! Да, точно.

– Господь любит тебя, – улыбнулась миссис Эулалия, – но ты врешь так же, как поет миссис Фрэнни: тяжело слушать и еще тяжелее поверить.

Я думала, что миссис Фрэнни придумает что-то остроумное в ответ, но та всего лишь сказала:

– В этом вопросе я соглашусь с этой старой пукающей женщиной. Блайт, ты отвратительно врешь.

– Мне это уже говорили, – глядя в пол, пробормотала я. Миссис Фрэнни хлопнула узловатыми руками:

– Вот я, например, согласна участвовать в операции «Газировка». А что насчет тебя, Укулеле?

– Спаси меня Господь, да. Я никогда тебе не откажу, девочка. Ты все эти годы была так добра ко мне.

– Есть только одна проблема, – продолжила миссис Фрэнни. – Скоро придет медсестра Рэтчед, чтобы отвезти нас на ужин. А после этого погасят свет.

– А ты же знаешь, как мы устаем после ужина, – добавила миссис Эулалия.

Я кивнула, хотя мне не хотелось соглашаться с тем, что сказала миссис Фрэнни:

– Мы можем отложить до завтра?

– Ты же помнишь, что медсестра Дарлин отдыхает по воскресеньям. – Миссис Эулалия подмигнула мне.

Отлично.

– Я об этом не подумала, – пробормотала я.

Будет намного проще без Дарлин. Она поймет, что что-то происходит, и, без сомнений, устроит на нас облаву. И хоть мне не хотелось тратить столько времени впустую, я не могла все испортить. Другого варианта, где достать банки, у меня не было.

– Какая медсестра дежурит в воскресенье? – спросила я.

Миссис Фрэнни высунула язык и, замычав, улыбнулась:

– Слабоумная.

Я встала, чтобы уйти.

– Ладно, во сколько встречаемся завтра?

– Скажем, в час? – предложила миссис Фрэнни. – В это время больше всего посетителей. Здесь будет полно народа, и никто не заметит, что нас нет в комнате.

– Согласна, – улыбнулась миссис Эулалия.

– Хорошо, – сказала я, мысленно составляя список лживых оправданий, которые озвучу родителям. – Тогда до встречи. И спасибо, дамы.

Я поцеловала каждую в щеку и ушла.

Я заехала на подъездную дорожку к дому одновременно с родителями. Они рано вернулись домой. Но по крайней мере, мне не придется врать им насчет того, где я только что была. При взгляде на покрытый грязью учебник по истории, который валялся рядом с моими ногами, у меня скрутило живот. Я быстро запихнула его под сиденье.

– Как все прошло у бабушки и дедушки? – спросила я, как только мы вышли из машин.

– Так скучно, – ответил Зак. – Тебе повезло, что ты осталась дома. Мне пришлось вытерпеть целых три фотоальбома со старыми мертвыми людьми. Радуйся, что пропустила это.

Вылезла мама и разгладила складки на бежевых штанах:

– Как послеобеденный чай?

Словосочетание «послеобеденный чай» она произнесла так, будто оно было бриллиантом на ее языке. Драгоценным маленьким камушком, который теперь был для нее потерян.

Я пожалела маму, поэтому изо всех сил постаралась не лгать ей в ответ. По крайней мере, не напрямую.

– В «Шэди Эйкес» было замечательно. В столовой и на кухне было много народу. Я хорошо провела время с миссис Фрэнни и миссис Эулалией. Но чертовски устала.

Мама лучезарно улыбнулась:

– Уверена, они ценят твою компанию. Почему бы тебе не подняться и не поспать немного?

Ого! Третье правило врунишки: увиливай от вранья с помощью отвлекающей правды. Она намного убедительнее.

Папа вышел из машины, рассеянно улыбнулся мне и на секунду положил руку на мою макушку. К тому моменту у меня в голове не осталось правды, которую уместно было бы озвучить, поэтому я промолчала. Я последовала за родителями в дом, затем забежала в прачечную, чтобы переложить одежду в сушилку. Вероятно, мама подумает, что я просто постирала одежду. После этого я поднялась в комнату, чтобы проверить положение дел в «Гонке старшеклассников». Мне оставалось только надеяться, что у остальных участников такие же проблемы, как и у меня.

Когда загрузился сайт «Восставшего феникса», я нажала на «статистику». В ней отражались имена участников и на каком они находятся этапе. Я с облегчением увидела, что многие до сих пор не загрузили фотографию с первым предметом. Но несколько человек уже загрузили вторую фотографию и получили третью подсказку. Черт!

Мой план на завтра – выполнить второе задание, не то я останусь далеко позади. Я вышла с сайта и поняла, что хочу есть. Я крошки во рту не держала после завтрака, так как совершенно забыла об этом. Я стараюсь питаться правильно и пить много воды – она пополняет запас энергии и увлажняет кожу. Но с момента выхода из дому сегодня утром я не выпила ни капли и не съела ни кусочка, даже не заметив этого. Странно. Но теперь мне хотелось хорошенько поесть.

Я спустилась на кухню и взяла пакет с чипсами и рутбир – это было первое, что показалось мне вкусным. Не совсем привычная для меня еда. Но как только я закинула чипсы в рот, то поняла, что они имеют самый потрясающий вкус на свете. Я прикончила пакетик и жадно выпила рутбир, а затем поплелась наверх и заснула.

Мама разбудила меня к ужину, но желудок до сих пор был полон после жирных чипсов. Я поела немного салата и чуть-чуть поковыряла свиную отбивную. Мне не хотелось есть пюре. Вместо этого я вилкой нарисовала на его поверхности маленькие полоски.

Зазвенел телефон. Мама извинилась и сорвалась из-за стола. Несколько минут с кухни доносился ее приглушенный голос. Затем она вернулась и села за стол с напряженным выражением лица. Несколько раз прикусила то верхнюю, то нижнюю губу. Несколько раз моргнула, и на ее лицо опустилась маска леди.

– Сегодняшние показы дома прошли очень хорошо, – сказала она. – Нам сделали два предложения.

Папа положил на тарелку нож и вилку:

– Выгодные?

А мне хотелось выцарапать это нетерпеливое выражение с его лица.

Мама устроилась поудобнее:

– Оба покупателя согласились на начальную цену. Марджори заедет после ужина, чтобы обговорить детали.

Она аккуратно разложила салфетку на коленях, подняла вилку и начала есть.

Вот и все. Дело сделано. Этот дом больше не наш.

Глава 14

В воскресенье я вылезла из кровати только после одиннадцати часов. Марджори пробыла в нашем доме почти до полуночи. Она появилась после ужина и рассказала нам о двух поступивших предложениях. Одно было от семьи с пятью мальчиками. Второе – от яппи, которых я видела днем. Предложения были практически идентичны во всем: в цене, временных рамках, деталях.

Мы думали, что нам надо просто выбрать из них одно, но Марджори сказала, что это не так и теперь, когда имеются конкурирующие предложения, она свяжется с агентами покупателей и запросит «самое лучшее и самое выгодное» предложение. Полагаю, так устроены рыночные отношения, но больше это похоже на шантаж.

Марджори сразу же позвонила агентам, и те сказали, что перезвонят ей через час. К одиннадцати часам мы получили «самое лучшее и самое выгодное» предложение. Многодетная семья смогла добавить только пятьсот долларов, а вот яппи накинули десять тысяч. Марджори сказала, что мы должны принять решение в течение сорока восьми часов, после этого предложения аннулируются. К тому же до подписания договора покупатель в любую минуту мог отозвать предложение. Эти переговоры были очень быстрыми.

Как только Марджори ушла, я постаралась склонить родителей сделать выбор в пользу семьи с ребятишками. И убедить их не продавать дом яппи. Но надо быть осторожной и не проговориться, что видела их. Конечно же Зак выбрал деньги, поэтому он был на стороне яппи. Мама с папой почти ничего не сказали. Я решила, что они были озадачены.

Наконец родители договорились отложить решение до утра, и мы все легли спать.

И сейчас утреннее солнце заливало мою красивую комнату, которая вскоре будет принадлежать кому-то другому. Свернувшись под одеялом в комочек, я слышала, что мама и папа на кухне. Слов было не разобрать, но тон был мне знаком. Они спорили.

Скорее всего, они не могли договориться, какое предложение принять. По крайней мере, это означало, что один из них хотел отдать дом семье с детьми, и это обнадеживало. Но другой хотел получить больше денег. Я догадывалась, кто какую позицию занял. Мама из богатой семьи, для нее сумма надбавки невелика. Но для папы это не так. Он пытался доказать дедушке, что тоже чего-то стоит. Это не только банально, но и показывает неуверенность отца в себе.

Так что я могла не волноваться, что эти мажоры приберут мой дом к своим рукам. Засунув ноги в пушистые белые тапочки, я спустилась на кухню. «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом»[29].

Я прошла мимо Зака, находившегося в гостиной. Он сидел на диване и кидал шоколадные шарики в пустой стакан из-под апельсинового сока. Должно быть, мама ослабила правило «никакой еды», раз уж дом захотели купить. При каждом броске Зак объявлял: «Два очка!» А на стеклянной поверхности кофейного столика оставались последствия его промахов.

Мама с папой стояли на кухне, прислонившись к противоположным стойкам и скрестив руки, их лица были напряжены. Хотя мама смягчилась, когда увидела меня.

– Доброе утро, милая, – проворковала она.

Папа послал воздушный поцелуй и подмигнул мне. Но промолчал.

– Доброе утро, – сказала я. – Как дела? – Я попробовала подойти к делу с другой стороны. – Вы что-нибудь решили?

Взгляды родителей пересеклись.

– Еще нет, – буркнул папа.

Я налила себе чашку кофе и небрежно бросила:

– Было бы так приятно знать, что здесь будут бегать и расти дети. Это же семейный дом, да?

– Соглашусь, – сказал папа.

Что? Секундочку. Папа хотел продать дом за меньшую сумму?

Мама покачала головой:

– Пять мальчиков? Они разрушат здесь все за неделю. Я не оставолю свой дом людям, которые недостаточно ответственны, чтобы воспользоваться средствами контрацепции.

– Анна! – одернул ее папа. – Ты этого не знаешь. Прекрати выдумывать.

– Готова поспорить, они хотели, чтобы у них родилась девочка, – предположила я.

– Мне плевать, почему у них пять детей, – ни на кого не глядя, сказала мама. – Я не могу позволить им разрушить…

Она сжала губы. Зажмурилась. И не смогла сдержать слезы, которые покатились по щекам.

Папа пересек комнату и обнял ее. Он погладил ее по голове и сказал:

– Тот, кто купит этот дом, сделает это потому, что он им нравится. Они обязательно позаботятся о нем. Тебе не надо беспокоиться. У тебя будет новый дом, который ты сделаешь своим. Мы создадим новые воспоминания. И никто не отнимает у нас старые.

Я видела, как мамина грудь вздымалась и опадала от тихих, отрывистых рыданий. Затем они утихли. Мама выпрямилась и вытерла глаза. Шмыгнув носом, она вышла из кухни. Но не думаю, что у нее закончились аргументы.

Мне показалось странным, что мама так сильно упирается, ведь, когда папа попросил переехать, она ни разу не возразила. Почему она не воспротивилась тогда? Почему не заплакала? Почему согласилась с отцом, когда это действительно было важно?

А может, она делала все это? Может, когда она только что вышла из кухни, то как бы сказала: «Я сделала все что могла»?

– Берите чертовы деньги! – крикнул Зак.

– Не ругайся, – на автомате, словно робот, произнес папа.

Его взгляд застыл где-то между плиткой пола и ножкой стола. И он снова стал похож на папу. А не на директора Маккенна. Но только на мгновение. К тому же он быстро пришел в себя.

– Чем собираешься сегодня заняться, милая? – спросил он меня, улыбнувшись.

Я быстро отхлебнула кофе, чтобы выиграть время и прийти в себя. Затем сглотнула и сказала:

– Пробегусь по кое-каким делам. Ничего особенного.

– Хорошо. – Папа кивнул и снова погрузился в свои мысли.

– Я вернусь ближе к вечеру, – сообщила я.

– Хорошо.

– Не принимайте никаких решений без меня.

– Ладно.

Даже если бы я сказала, что сбегаю из дому, чтобы выйти замуж за кенгуру с нетрадиционной сексуальной ориентацией, то получила бы такой же ответ. Но решила, что мне повезло, раз папа не проявляет любопытства. И еще больше повезло в том, что мама так и не вышла из своей комнаты к тому моменту, когда я уезжала из дома около часа дня.

Я подъехала к «Шэди Эйкес» и снова припарковалась за зданием. Все равно стоянка для посетителей была забита. Миссис Фрэнни была права насчет того, что в это время больше всего посетителей.

Я знала, что в воскресенье сюда приезжали те члены семьи, которые чувствовали себя виноватыми и хотели провести несколько часов с больным родственником, а потом поехать домой, чувствуя себя намного лучше. Я просто не осознавала, что их так много. И все они, казалось, приезжали в час дня. Полагаю, в этом есть смысл. Ведь родственники смогут вернуться домой пораньше и посмотреть футбол, или помыть машину, или заняться тем, что им действительно интересно, вместо того чтобы сидеть здесь с понурым видом.

Эти визиты просто насмешка.

Извините! Не стоит быть такой циничной. Но при одном взгляде на этих людей, которые могли бы приехать сюда в любое время, но не сделали этого, я злюсь.

Я засунула злость поглубже и сосредоточилась на своем деле. Остановившись у комнаты миссис Фрэнни и миссис Эулалии, я увидела, что она пуста. И нашла старушек в общей комнате в креслах-каталках. Они окружили одного из постояльцев мужского пола, Коулмана Уотсона, который пережил свою жену почти на сорок лет. Знаете, что я вам скажу – женщины в этом месте кружили вокруг вдовцов, как похотливые пираньи. Они флиртовали, хихикали, врали, хлопали ресницами, ревновали и предавали. Прямо как в старшей школе.

Миссис Эулалия заметила меня первой. Она похлопала миссис Фрэнни по плечу и показала на меня:

– Смотри, вот она. Она уже здесь.

Миссис Фрэнни обернулась и заговорщически подмигнула мне.

– Что ж, Коулман, – громко произнесла она (старик был совсем глухим), – нам с Эулалией надо кое-что сделать. Надеюсь, мы сможем продолжить разговор позже.

Богом клянусь, она провела рукой по волосам и улыбнулась Коулману, как школьница. Затем выпятила небольшую грудь вперед и расправила плечи. Ужас!

– Пойдем, потаскушка Фрэнни, – пробормотала миссис Эулалия, – пока ты не выронила свое лоно на пол.

Миссис Эулалия могла сама катить кресло, но миссис Фрэнни была недостаточно сильной, поэтому ее катила я. Мы шли впереди, чтобы расчистить дорогу в переполненном людьми коридоре для миссис Эулалии. Затем завернули в столовую и закрыли за собой двойные двери. Однако мы были там не одни. За столами сидело несколько семейств, которые доедали свой ланч. Официанты звенели чашками, собирала тарелки и столовые приборы и закидывали скатерти в большой холщовый мешок на колесиках, чтобы потом отнести их в стирку, попутно вытирая пустующие столы. А в воздухе витал аромат французского лукового супа.

Ланч закончили подавать в половине первого, и, когда я заглянула на кухню, там практически никого не было. Лишь два человека из кухонного персонала стояли возле гигантской посудомоечной машины, отмывая кастрюли и тарелки. Они слушали свои MP3-плееры. Благодаря этому, а также шуму от посудомоечной машины работники, скорее всего, смогут заметить нас, только если повернутся.

Главной проблемой были официанты, приносящие грязную посуду. Именно их и надо было отвлечь на несколько минут. Мы все спланировали. Миссис Эулалия займется официантами, а мы с миссис Фрэнни проникнем в помещение, где хранится мусор. Она будет присматривать за дверью, а я войду внутрь и засуну восемьдесят семь банок в черный пакет для мусора, который спрятала в кармане пальто. Сначала я хотела выйти к бакам и перекинуть пакет через забор, чтобы потом погрузить в машину. Но вчера, когда я рассказала старым дамам свой план, они настояли на том, чтобы я составила банки в их комнате, так как захотели на них посмотреть. Не знаю зачем. Думаю, что, когда живешь в четырех стенах, все необычное становится развлечением.

Я снова осмотрела столовую. Последние гости вставали из-за столов. И как только они ушли, остались только официанты и мы.

– Ладно, дамы, – прошептала я. – Шоу начинается.

Миссис Эулалия откатилась к дальнему концу зала, повернулась и поставила кресло на тормоз. Затем схватилась за левое плечо и начала выть:

– ОООО, ГОСПОДЬ! ДРАГОЦЕННЫЙ, ДРАГОЦЕННЫЙ ГОСПОДЬ! – Взгляды всех присутствующих были прикованы к ней. – ДУМАЮ, У МЕНЯ СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП! ИИСУС, СПАСИ МЕНЯ! КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ! – К ней подбежали несколько официантов. – ПОМОГИТЕ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА! – Она вытянула левую ногу и практически сползла с кресла. – ГОСПОДЬ МИЛОСЕРДНЫЙ! Я УМИРАЮ, ИИСУС!

На помощь притворщице кинулись остальные официанты.

Это наш шанс.

Я схватилась за ручки кресла миссис Фрэнни и покатила его через вертящиеся двери кухни. Мы так быстро бежали, что мои волосы растрепались, а ночная сорочка миссис Фрэнни колыхалась вокруг ее голеней. Она махала руками и визжала: «УУУИИИ!» Как я и думала, никто из кухонного персонала ничего не услышал. Мы нырнули в отгороженную часть кухни, и я распахнула тяжелую дверь. Затем задом откатила миссис Фрэнни в дверной проем, чтобы ее кресло подпирало дверь, не давая ей закрыться. Так старушка сможет предупредить меня, если кто-нибудь подойдет. Я вытащила из кармана черный мусорный пакет и побежала к огромным мусорным ведрам, содержимое которых еще не отправилось в синие контейнеры, стоявшие снаружи.

Я хватала сразу по две банки и кидала их в пакет. Двадцать… Сорок… Шестьдесят…

– Все в порядке? – прошептала я миссис Фрэнни.

– Просто великолепно, – так же шепотом ответила она.

Семьдесят банок. Теперь восемьдесят. Я добавила еще несколько банок, чтобы получилось девяносто, на тот случай, если я просчиталась. Завязала пакет узлом и потащила его к двери.

Ох, черт! Я не подумала о том, как дотащить его до комнаты. Ведь поначалу хотела перекинуть его через забор. Как теперь я понесу этот пакет и одновременно повезу миссис Фрэнни? Пакет был не тяжелым, но очень объемным.

– Я не могу нести этот пакет и везти вас! – прошипела я миссис Фрэнни.

Время тикало. Сердце бешено колотилось.

– Дай его сюда! – приказала старушка. – Я повезу его на коленях. Люди просто подумают, что я сумасшедшая древняя клуша, которой нравится таскать повсюду свой мусор.

Времени на спор не было. Я водрузила пакет миссис Фрэнни на колени, и она обхватила его своими костлявыми руками. Я схватилась за ручки кресла, и мы снова двинулись через кухню. Думаю, один из тех парней, что мыли посуду, увидел нас, но мы выбежали через двери в столовую до того, как он успел сказать хоть слово.

Миссис Эулалия до сих пор театрально выла и выразительно хваталась за грудь, а люди, собравшиеся вокруг нее, или сидели на корточках, или держали ее за руку. Над старушкой склонилась медсестра, слушавшая ее сердце в стетоскоп.

Увидев, как мы пронеслись мимо, миссис Эулалия села прямо и сказала:

– Ох, знаете что? Я внезапно почувствовала себя намного лучше. Да, это так. Мне и правда кажется, что теперь я в порядке. Но спасибо за вашу доброту. Думаю, мне пора. Пока!

Она сняла кресло с тормоза, ухватилась за колеса и сильно оттолкнулась. Медсестра следовала за ней несколько метров, все еще проверяя сердечный ритм. Выехав наконец на открытый участок, миссис Эулалия прибавила ходу, чтобы догнать нас.

Я ногой придержала для нее дверь, и мы направились в комнату.

Все прошло как по маслу!

Пока мы ехали по коридору, несколько посетителей с улыбкой смотрели на миссис Фрэнни, державшую на коленях огромный пакет с мусором. А она продолжала кричать: «У меня там части тела», или «Руки вон от моей сумочки!», или «Кто хочет большой пакет с моими какашками?»

Закрывшись в комнате старушек, мы захлопали в ладоши и дали друг другу пять. Я подняла черный мусорный пакет, будто он был пиратским трофеем, и потрясла его, грохоча банками. Когда мы наконец взяли себя в руки и успокоились, я сказала:

– Вы были такими классными!

– Должна отдать тебе должное, Укулеле, за это представление тебе надо присудить «Оскар», – усмехнулась миссис Фрэнни.

Миссис Эулалия до сих пор пыталась отдышаться после быстрой езды по коридору.

– Запишите эту дату! – с трудом произнесла она между короткими вдохами. – Фрэнсис Кэлхун одарила кого-то комплиментом.

– Наслаждайся этим, пока можешь, потому что такого больше не повторится. В твоей жизни, во всяком случае. Комплимент от меня – как комета Галлея, – проворчала миссис Фрэнни.

– Ты верно подметила, – засмеялась миссис Эулалия. – Она тоже быстро пролетает, и о ней вспоминают раз в семьдесят пять лет.

Я помогла старым спорщицам улечься на кровати и сложила кресла, чтобы оставить побольше места для башни из банок. Каждый раз, когда до верхушки оставалось совсем чуть-чуть, я случайно сбивала банки, теряя концентрацию, потому что мои сообщницы задавали мне вопросы о Люке. Разговоры об этом парне нервировали меня.

Старушки хотели знать о Люке каждую деталь, поэтому я без конца повторяла, как он выглядит, что хочет изучать в колледже, и пересказывала наши с ним разговоры. Когда я рассказала о его извинениях по почте, миссис Эулалия переспросила: «По почте?», будто это была невероятная грубость с его стороны. Поэтому я объяснила, что сначала Люку надо было найти отрывок из Шекспира. Затем эти вредины начали дразнить меня, уверяя, что Люк мне нравится, и просить, чтобы я прочитала им его письмо. Конечно, после этого они дали волю своим охам, ахам и мычанию.

Когда я пыталась в четвертый раз выстроить башню, мои руки тряслись как сумасшедшие. Но как только я собралась поставить последнюю банку, миссис Фрэнни вскрикнула: «БЕРЕГИСЬ», и я подскочила, снова сбив все на пол.

– МИССИС ФРЭННИ! – в отчаянии крикнула я, повернувшись к ней.

Она хохотала и аплодировала самой себе. И когда я увидела, что ее морщинистое лицо растянулось в счастливой улыбке, я тоже не удержалась и захихикала.

– О, ты злая, злая женщина, потаскушка Фрэнни, – хмыкнула миссис Эулалия.

Наконец я успешно выстроила башню и сделала фотографию на свой телефон. Затем дала обеим дамам по нескольку мотков пряжи миссис Фрэнни, и они кидали их в башню, как на ярмарке. Из-за грохота падающих банок и беспрерывных смешков было очень шумно. В дверь заглянула воскресная дежурная медсестра, чтобы проверить, что происходит, но миссис Фрэнни швырнула моток желтой пряжи и попала медсестре прямо в лоб.

– В яблочко! – вскрикнула миссис Фрэнни. – Я же сказала, что хорошо стреляю!

Медсестра нахмурилась и испарилась.

Я засунула банки обратно в черный мусорный пакет и снова поблагодарила миссис Эулалию и миссис Фрэнни. Выйдя из их комнаты, я услышала, как миссис Эулалия сказала миссис Фрэнни:

– Знаешь, она могла просто попросить эти банки. Они бы ей дали.

– Конечно, но разве это весело? – усмехнулась миссис Фрэнни.

И старушки снова рассмеялись.

Я даже не подумала о том, чтобы попросить эти банки! В моем мозгу возникла лишь мысль их своровать. Когда я начала думать, как плохая девочка? Я перестала быть хорошей? Я не могла ответить на этот вопрос. Единственное, в чем я была уверена: быть плохой весело. Очень весело. Наконец я поняла, в чем привлекательность таких людей, как Сай и Дженна.

Но вот в чем вопрос: поступают ли плохие девочки в Брин-Мор?

Я начала по-новому смотреть на свои планы «жили они долго и счастливо». Ведь сейчас я поняла, насколько они скучны. Насколько лишены риска. Насколько банальны.

А мне не хотелось быть банальной. Или одомашненной. Ручной, как собака, лошадь или овца. Не хотелось забывать, какой инстинкт заставлял меня «брать», а не «просить». Не хотелось, чтобы кто-то говорил мне, что я могу или не могу сделать.

Прежде я решила, что хочу для себя историю со счастливым концом, так как раньше их часто читала. Ведь хорошие девочки хотят именно этого?

А действительно ли я хотела этот рисуемый в своем воображении счастливый конец? Или кто-то подтолкнул меня к этой мысли?

Чего я хочу на самом деле?

Почему я не знаю ответа?

Пакет за моей спиной оказался тяжелым. Я закинула его повыше на плечо и с трудом вышла в двери «Шэди Эйкес». Зашла за угол и направилась к стоянке. Ветер дул так сильно, что мне пришлось наклониться. В этом году в марте погода была непредсказуемой.

Перекинув пакет через забор, я отправилась домой. Меня немного беспокоило, что мама с папой спросят, где я была. Я решила сказать им, что вчера оставила свой телефон в «Шэди Эйкес», поэтому вернулась, чтобы забрать его, и немного посидела у своих подопечных. В моих словах было достаточно много правды, поэтому это звучало убедительно.

Я вошла на кухню. Мама нарезала морковку и складывала ее в мультиварку. Увидев меня, она сказала:

– Хорошо, что ты вернулась. На ужин рагу.

Вот и все. Никаких вопросов о том, где я была или как все прошло. Мама смотрела сквозь меня. Не скажу, что я расстроилась, когда отпала необходимость врать ей, но меня выбило из колеи ее наплевательское отношение к тому, как я провела день.

Я стащила кусок морковки и пошла в комнату. Через две секунды после того, как я зашла на сайт «Восставшего феникса», выскочило сообщение от Люка. Меня охватило волнение. Он, не задумываясь, отправил мне сообщение. Должно быть, была его очередь проверять фотографии.

profmarvel: повеселилась?
kate4eva: конечно, попала под ливень, покопалась в мусоре, совершила мелкую кражу, солгала родителям… чудно провела время
profmarvel: просто дождись следующей подсказки
kate4eva: а что?
profmarvel: увидишь, как только загрузишь вторую фотографию
kate4eva: как раз собиралась это сделать
profmarvel: давай, а я проверю

Я перешла на главную страницу сайта и загрузила фотографию банок. Подождала, когда Люк подтвердит ее. Затем появилась следующая подсказка:

Поздравляем! Вы успешно загрузили верную фотографию второго предмета.
Подсказка к третьему предмету:
Плейбой, Пентхаус, Хастлер могли бы подойти.
Но подожди, не это хотим увидеть мы.
Нам докажи покупку! И фото покажи,
Где будет чек с предметом, и дальше проходи.

Я снова щелкнула на окно сообщения.

kate4eva: БОЖЕ ЖУРНАЛ С ГЕЙ-ПОРНО???
profmarvel: придется загрузить фотографию чтобы понять, права ли ты kate4eva: вы ребята ДЬЯВОЛЫ!!!
profmarvel: пхахахаха
kate4eva: надеюсь, тебе это нравится
profmarvel: да
kate4eva: чек – красивый ход…
kate4eva: нам надо купить его, а это нелегально – их продают только лицам старше восемнадцати лет
profmarvel: моя идея
kate4eva: не удивлена. ты предсказуем
profmarvel: ты так думаешь?
kate4eva: знаю
profmarvel: вот неудача – ты мне только начала нравиться

Я резко вдохнула. Люк дразнит меня? Или это была ирония? Я и правда ему нравилась? Правда? Мои трясущиеся пальцы зависли над клавиатурой. Я не стала раздумывать слишком долго, не то Люк поймет, что что-то случилось. Придется что-нибудь напечатать. Прямо сейчас.

kate4eva: тут конфликт интересов…
kate4eva: разве журналисты не должны быть объективными?
profmarvel: это зависит
kate4eva: от?
profmarvel: от того, насколько сильны чувства

Мои легкие уменьшились до размеров грецких орехов. И ни одна молекула воздуха не могла попасть внутрь или выйти наружу. Что Люк имел в виду? Он пытался мне на что-то намекнуть и флиртовал со мной? Или на самом деле говорил о журналистике? Я перечитала сообщение. Он говорил о журналистике. Ведь так?

kate4eva: ты когда-нибудь терял объективность?

Пауза. Определенно характерная пауза. Возможно, Люк пытался разобраться в своих чувствах. И вполне возможно, эти чувства были связаны со мной. Или ему просто надо было почесать ногу, откусить от сэндвича, завершить пасьянс, который он параллельно раскладывал, потому что разговаривать со мной было скучно. А затем выскочил ответ.

profmarvel: нет, по крайней мере пока

В СМЫСЛЕ? Это означало, что никогда не терял и не потеряет? Или что пока не терял, но был на грани? Либо Люк мастер двойных смыслов, либо и правда думал, что говорил о журналистике, а я королева выдумщиц. Мой мозг жужжал, а живот окаменел. Не успела я написать ответ, как Люк написал:

profmarvel: кто-то пришел. надо бежать

И вышел из Сети.

Нет! Я потянулась к экрану, будто могла схватить Люка за руку и остановить. Он ушел. А я осталась искать какой-нибудь скрытый смысл в его словах. Был ли это намек на то, что, когда дело касалось «Гонки старшеклассников», он опасался стать необъективным, потому что у него сильные чувства ко… мне?

Я почти убедила себя в том, что Люк говорил о журналистике, если бы не тот факт, что журналисты на самом деле должны быть объективными. Всегда оставаться беспристрастными. Здесь нет никакого сценария «зависит от». И Люк знал это.

Я решила, что мне определенно нужно с ним встретиться. «Случайно» наткнусь на него завтра в школе и посмотрю, пойму ли я по его лицу то, что не было озвучено словами. А до этого момента мне оставалось только гадать.

Глава 15

На следующее утро я приехала в школу немного раньше. И к удивлению, нашла место на парковке достаточно близко от входа. Я восприняла это как хороший знак и направилась в школу с предчувствием, щекочущим мою грудь изнутри, словно тысяча воображаемых пальчиков. Закинув пальто в шкафчик, я вернулась в крыло выпускников. По пути я взбила идеально накрученные кудри и несколько раз сомкнула губы, чтобы распределить блеск для губ. Затем я провела языком по зубам, чтобы убедиться, что к ним ничего не прилипло, разгладила блузку, выпрямила спину и улыбнулась. Здесь не нужна никакая маска леди.

Я знала, что лучше всего ждать Люка у его шкафчика, поэтому зависла в дверном проеме одного из кабинетов, находящихся в крыле выпускников, откуда открывался прекрасный вид на коридор. Через несколько минут ожидания я увидела, как Люк выходит из-за угла и идет в мою сторону.

Он был одет в джинсы и красную футболку с фотографией группы «Ramones». Эта футболка была крутой, такую надел бы и Сай. Люку она тоже идеально подходила. Он был не таким уж худым, как я подумала сначала. У него были хорошо заметны мышцы, которые футболка обтягивала так, словно была сшита специально для их демонстрации. Я понаблюдала за парнем несколько секунд. Его волнистые светлые волосы были растрепаны ветром? Или от природы выглядели такими растрепанными?

Он наклонился, чтобы положить несколько книг на нижнюю полку шкафчика. Идеальный момент, чтобы подойти к нему, пока он не заметил, что я притаилась в дверном проеме. Я вышла и, растянув губы в улыбке, направилась к нему, как супермодель по подиуму. Но не сделала и трех шагов, как из толпы вынырнула высокая блондинка в узких джинсах и облегающей оранжевой футболке с глубоким вырезом. Она подошла к Люку сзади и пощекотала его своими ногтями, похожими на когти хищной птицы. Когда Люк, подскочив, обернулся, девушка толкнула его к шкафчику. Она прижалась к нему всем телом, положила руку на его затылок и впилась в его губы страстным поцелуем.

Я замерла на полпути, не зная, что мне делать. Я не могла отвернуться. И не могла смотреть. Не могла поверить, что все это время у Люка Павела была девушка.

У Люка есть девушка!

Какая же я дура!

Но я не могла стоять на месте. Поэтому заставила ноги продвигать тело вперед. Мне нужно было сделать всего пять шагов, чтобы пройти мимо них. Я начала отсчитывать шаги и уже дошла до трех, когда Люк краем глаза заметил меня. Он высвободился из объятий девушки и потянулся ко мне.

Я натянула на лицо высококлассную маску леди. Глаза широко раскрыты, губы растянуты в широкой улыбке, а сердце разбито. Должно быть, эта маска вышла убедительной, потому что Люк сник. А я умудрилась махнуть ему рукой и прочирикать: «Привет!», а потом пронеслась мимо. Надеюсь, он не распознал моих истинных чувств. Настало время скрыть их. Девушка имеет право сохранить свое достоинство. Во всяком случае, попытаться сохранить.

Я забежала за угол и рванула к своему шкафчику. Ком, стоявший в горле, поднялся к глазам и попытался прорваться слезными потоками. Я через силу сглотнула, чтобы заставить его отступить. Смахнула небольшое количество жидкости, что собралось в уголках глаз.

Как я могла подумать, что нравлюсь Люку? Конечно, он не посчитал бы симпатичной какую-то разодетую снобку Я и правда была снобкой, потому что мне никогда не приходило в голову, что у такого зануды, как Люк, может быть девушка. Конечно же может. Как я могла подумать, что единственная заметила, какой он симпатичный, умный, смешной и загадочный? И подумала, что раз уж я из Меритона, а мой папа директор, то могу выбрать себе любого парня и он будет счастлив пойти со мной на свидание? Что я лучше всех в Эш-Гроув?

Я посмеялась над мыслью о том, что Люк флиртовал вчера со мной по Интернету. Или в письме, присланном по почте. Или в тот день, когда мы, стоя близко друг к другу, тихо разговаривали о «Восставшем фениксе». Или на прошлой неделе, когда на парковке он смотрел на меня так, будто был заинтересован.

Будто!

Я отлично распознавала сигналы парней, но как я могла так ошибиться с Люком? А может, он и правда флиртовал со мной, все это время осознавая, что у него есть девушка. Поступил бы он так? Может, его прямота и честность распространялись только на журналистику. Может, он и правда был игроком. Откуда я могла знать? Мы познакомились с ним всего неделю назад.

Я была уверена в том, что Люк хоть немного, но флиртовал со мной. И теперь я знала, что все это время у него была девушка. Так что единственный возможный вывод – Люк Павел подонок. Ловко манипулирующий людьми эгоист. Он удивлял меня цитатами из Шекспира и литературными познаниями, а ведь любой за пять минут смог бы найти все это в Интернете. Я всерьез решила, что нас что-то связывает? Что мы родственные души или что-то вроде того? Какой же идиоткой я была. Люку Павелу было на меня плевать. Я была для него просто девчонкой с фотографии. Дочерью директора. Той, кем он мог воспользоваться. Той, кому он мог причинить боль, если бы захотел.

О господи, может, так оно и было. Возможно, единственным мотивом Люка было причинить мне боль. И именно поэтому он очаровывал меня в письмах: все это было частью плана мести мне за то, что я уничтожила его интернет-газету и испортила выпускной год. А может быть, он решил наказать меня за то, что я была высокомерной папочкиной дочкой из Меритона. Годились и оба варианта. Люк был настолько бессовестным? Он был достаточно умным, это уж точно. Но был ли он настолько жестоким? Таким зловредным и мстительным? Или я была так наивна и слепа? Или так легковерна, как сказал Сай?

Мое сердце бешено билось в груди. Оно, казалось, увеличилось в три раза. Я была так озадачена, зла и обижена, что четырежды свернула не туда, пока шла к шкафчику, и едва успела добраться до класса до первого звонка. Там я заняла место в левом углу на задних рядах. Место для лузеров. Место, где в Меритоне собирались отбросы, которые выглядели будто с похмелья и были обделены вниманием. Место, где сидели подростки, которым было что скрывать. Место, где никто даже не пытался установить с тобой контакт.

Я обнаружила, что это вовсе не место для лузеров. Это место уединения. Единственный островок в кабинете. Я повернулась на стуле так, чтобы сидеть спиной к тем, кто на прошлой неделе метал в меня тихие проклятия. Сегодня никто не смотрел на меня косо – я была уверена, что это благодаря охоте на мусор. Это был единственный позитивный момент моей жизни в Эш-Гроув. Мама всегда советовала мне сосредоточиться на позитивном, поэтому я вцепилась в эту мысль, как оголодавший беженец в кусок хлеба. Именно я возродила охоту на мусор. Правда, именно из-за меня она ведь и исчезла.

«Сосредоточься на позитивном», – сказала я себе, ведь впереди еще целый день. И еще многие-многие дни в Эш-Гроув. Они вытянулись передо мной, как бесконечная тропинка, захламленная камнями и заросшая колючим кустарником. Я не хотела быть здесь. И не принадлежала этому месту. В этом вопросе я была солидарна с учениками Эш-Гроув.

Но я оттолкнула от себя эту мысль и подумала о Таре. Я ей нравлюсь. Она любит меня. Она думает, я идеальна.

Достав телефон из сумки, я склонилась над ним, чтобы спрятаться от учителя. Во время школьных занятий телефоны должны быть выключены. Звонок еще не прозвенел, поэтому я решила, что уроки еще не начались. Я становилась настолько хорошей врунишкой, что научилась обманывать саму себя.

Я написала сообщение:

привет, девочка, как дела? скучаю. жаль, тебя здесь нет.

Потом нажала кнопку «Отправить» и подождала.

И еще немного.

В ответ пришло:

привет, Би! тоже скучаю. здесь так дико без тебя. давай сегодня встретимся.

Во второй половине дня мне надо было в «Шэди Эйкес», но потом я была совершенно свободна. Я хотела, чтобы внимание Тары было направлено только на меня, поэтому написала:

да, мне определенно надо провести время с лучшей подругой. только ты и я. кофейня? 16:30?

Тара ответила мне:

круто. тогда увидимся. УЛЫБНИСЬ.

Видите? Даже по нескольким коротким сообщениям она поняла, что я расстроена. Тара на самом деле моя лучшая подруга. Я решила рассказать ей об Эш-Гроув, об отце, Люке и обо всем, что еще произошло на прошлой неделе. Она утешит меня, как и всегда. Это то, в чем мы никогда не отказывали друг другу.

Я начала успокаиваться. Засунула телефон в сумку, и в этот момент раздался звонок на первый урок. Я перечислила позитивные моменты. Встреча с Тарой в половине пятого, «Шэди Эйкес» и «Гонка старшеклассников». Этого достаточно, чтобы более-менее спокойно пережить день.

Удивительно, но так и произошло.

К концу уроков я поняла, что это был самый обычный, ничем не примечательный день. Я посидела на уроках, пообедала с Саем и Дженной, стараясь избегать Мистера Тошнотика – так я называла теперь Люка. Раза два он пытался перехватить мой взгляд в коридоре, но я растворялась в толпе, как светловолосый ниндзя. После занятий мы чуть не столкнулись с Люком на парковке. К счастью, утром мне досталось хорошее место, и я быстро запрыгнула в машину и умчалась, как только он вышел на улицу. Знаю, Люк провожал меня взглядом, когда я проезжала мимо. Ладно, я тоже на него смотрела. Но только для того, чтобы метнуть искры из глаз, дающие ему понять, что я слежу за ним и его коварными планами. Только по этой причине. Клянусь.

По дороге к «Шэди Эйкес» я придумала план, как достать третий предмет для «Гонки». Придется снова уговорить старушек помочь мне. Это будет легко. Сложнее всего будет справиться с Дарлин. А значит, придется воспользоваться проснувшимися во мне способностями к вранью.

– Какой журнал? – спросила миссис Эулалия после того, как я рассказала им все в подробностях.

– Эм… журнал для взрослых, – буркнула я. – Чтобы купить такой, надо, чтобы тебе было больше восемнадцати.

Я решила пока не упоминать про геев. Следовало продвигаться вперед крошечными шажками.

Миссис Эулалия сморщила лицо и склонила набок голову. Она все еще ничего не понимала.

– Порножурнал, старая ты недотрога! – воскликнула миссис Фрэнни. – Эротический журнал!

Вот тогда миссис Эулалия все поняла. Она охнула так, будто это был ее последний вздох, и ухватилась за шею.

– Ох, Господи Иисусе, нет! – закричала она. – Это грех!

– О, преодолей уже свою непорочность, – усмехнулась миссис Фрэнни. – Ты разве не хочешь ненадолго свалить из этой тюрьмы?

Миссис Эулалия замолчала, чтобы все обдумать.

– Медсестра Дарлин говорила что-то про обтирание губкой, – пробормотала она. – Эта женщина такая же ласковая, как крокодил, у которого болят зубы. – Она закрыла глаза и пропела несколько строк псалма. – Господи, прости меня, – сказала она. – Я в деле.

Миссис Фрэнни хлопнула в ладоши:

– Превосходно! – Она начала расстегивать ночнушку. – Открой тот шкаф, Блайт. Достань нашу человеческую одежду. Не могу дождаться, когда вылезу из этой тюремной униформы.

– Аминь, – согласилась миссис Эулалия.

Помогая старушкам обрядиться в повседневную одежду, я старалась отворачиваться по мере возможности, чтобы не смущать их. Затем помогла им надеть поверх одежды ночнушки, чтобы выйти на улицу, не вызывая подозрений. Засунула их обувь в рюкзак и застегнула молнию. Как только старушки были готовы, я помогла им пересесть в кресла-каталки. Ночнушки были им немного велики, поэтому не было заметно, что под ними дамы полностью одеты.

Мы поехали по коридору к столу дежурной медсестры Дарлин. Она сморщила свои пухлые губы:

– Куда это вы направились? – Ее голос был, как всегда, противным.

– Я решила вывезти дам на прогулку по саду, – сказала я.

При этом я представила себе, как делаю это, и обнаружила, что мои слова прозвучали довольно убедительно. Четвертое правило врунишки: мысленно представь ложь, как если бы она была правдой.

– Они хотят посмотреть, что творится на улице, – улыбнувшись, добавила я.

– Мне просто хочется увидеть первые крокусы, – смиренно произнесла миссис Эулалия.

«Вперед, миссис Эулалия!»

Дарлин подозрительно прищурила глаза.

– Подождите, – сказала она. – Никуда не уходите.

О-о! Ее стул заскрипел, когда она встала с него. Затем медсестра вразвалочку подошла к шкафу, открыла его и вытащила два шерстяных одеяла. Вразвалочку вернулась к нам и швырнула их мне.

– Накинь это на них, – сказала Дарлин так, будто женщин здесь не было. – Они не должны заболеть пневмонией в мою смену.

Медсестра обогнула стол и снова опустилась на стул, который громко и жалобно скрипнул под ней. Она взяла ручку и начала заполнять какие-то бумажки.

– Хорошая идея, – улыбнулась я. – Спасибо.

Дарлин даже не подняла головы, поэтому мы проехали мимо нее и направились к входной двери. Я сказала администратору на входе то же, что и Дарлин, и она точно так же не выказала никакого беспокойства. Хотя заставила меня внести имена старушек в журнал регистрации, что, по сути, было обычной процедурой. Я могла записать их как «Спящие красавицы», а администратор этого даже бы не заметила. Мы выбрались на улицу и свернули к саду. Но вместо того, чтобы остановиться там, продолжили двигаться, пока не дошли до моей машины, припаркованной с другой стороны сада.

Я помогла дамам снять ночнушки и забраться на заднее сиденье. Затем накрыла их одеялами, так как тоже не хотела, чтобы они заболели пневмонией, а на улице было прохладно. Я сложила кресла и засунула их в багажник. Я вела себя как секретный агент. Запрыгнула на водительское сиденье, и мы, обогнув угол, устремились к ближайшему, хоть и сомнительному на вид, мини-маркету. Честно говоря, «устремились» – это преувеличение. Не думаю, что я ехала быстрее пятидесяти километров в час. Но даже при такой скорости мы добрались туда менее чем за минуту: магазин располагался буквально за углом.

Но для миссис Фрэнни и миссис Эулалии он мог находиться хоть на луне. Они не переставали улыбаться и болтать об увиденных витринах, машинах, людях… да в общем, обо всем, что им удалось заметить. Старушки не могли надышаться запахом, витающим в воздухе, – запахом свежего весеннего ветерка, смешанного с автомобильными выхлопами и ароматом жареной картошки, доносившимся из ближайшего ресторана. Дамы продолжали втягивать воздух так, будто пили его. Никогда не задумывалась о том, как хорошо, наверное, для них выбраться из дома престарелых, в котором витает запах лекарств… и старости.

Я помогла старушкам усесться в кресла, но перед входом в магазин присела на корточки и сказала:

– Есть еще кое-что. Журнал для взрослых, который мы должны купить… ориентирован на… мужчин.

– Пффф! Милая, они все для мужчин, – усмехнулась миссис Фрэнни.

– Да, я знаю, – согласилась я. – Но я имею в виду… он для мужчин… и демонстрирует мужчин.

– Ох, боже мой, – сипло прошептала миссис Эулалия. Миссис Фрэнни, наоборот, приободрилась:

– Великолепно! Значит, я потом смогу отправить его своему внуку, Дэррену. Уверена, он оценит.

Я не представляла, что кто-то может оценить порно, присланное бабушкой, но все равно согласилась. Мы вкатились в магазин и остановились у стойки. Порнографические журналы располагались за кассой. Прыщавый рыжеволосый парень-кассир даже не посмотрел на нас. Он просто стоял у стойки, листал комикс и жевал жвачку.

Я шагнула вперед:

– Извините. Мы ищем журнал…

– Третий проход, – даже не взглянув на меня, буркнул парень.

В магазин зашли двое мужчин и направились к кофейному аппарату. Я наклонилась над стойкой, поближе к кассиру:

– Нет, журнал, который нам нужен, находится… за вами.

Прыщавый парень поднял голову. Перестал жевать жвачку. Осмотрел нас всех с головы до ног. При этом он выглядел так, будто его может стошнить.

– Хоррррошо, – сказал он. Затем потянулся к стойке позади себя. – Который?

Его рука застыла у порножурнала для женщин, что было вполне логично, но я махнула рукой, чтобы он двигался дальше. Его глаза расширились, когда рука переместилась к порножурналу, ориентированному на гетеросексуальных мужчин. Я покачала головой и махнула еще раз. На его лице отразился глубочайший ужас, когда он потянулся к одному из журналов для геев. Я кивнула.

Он достал журнал и протянул его мне. Но миссис Фрэнни первой выхватила его. Она повертела его туда-сюда.

– Нет, – сказала она. – Мне не нравится этот парень. Выглядит так, будто ему врезали по лицу мешком с чем-то гадким. Дайте мне вот тот, что стоит рядом.

– О, конечно, дайте ей тот, что с белым мужчиной на обложке. Несмотря на то что там есть три журнала с красивыми чернокожими парнями, которые сразу бросаются в глаза, ты выбираешь тощего белого мужчину. Ничего удивительного, – заговорила миссис Эулалия.

– Так уж получилось, что мне нравятся белые мужчины, – усмехнулась миссис Фрэнни.

– Ну, а мне нравится ванильное мороженое, но это не значит, что порой мне не хочется попробовать шоколадного, – парировала миссис Эулалия.

Парень стоял открыв рот, как мертвая рыба. Глаза его стали огромными, как блюдца. А и без того бледное лицо – каким-то полупрозрачным.

– Ну, ладно, – махнула рукой миссис Фрэнни. – Дайте мне одного из тех черных парней.

Парень достал журнал и протянул его нам, не зная, кому именно его отдать. Миссис Фрэнни взяла его и, прищурившись, посмотрела на обложку. На ней был изображен темнокожий, намазанный маслом мужчина среднего телосложения, который, стоя на четвереньках, рычал в камеру. Миссис Фрэнни покачала головой из стороны в сторону:

– Неплохо. Что думаешь, Укулеле?

– Ох, не спрашивай меня! Я в этом не участвую! – пробормотала миссис Эулалия.

Она отвернулась и постаралась не смотреть на мужчину, но ее взгляд то и дело возвращался к журналу.

Она присмотрелась к нему внимательнее.

Затем сморщила нос и закачала головой:

– О, нет, только не этот. Его мама явно плохо его кормила. Посмотри, как хорошо видны его выпирающие ребра! Бедный ребенок.

Миссис Фрэнни хлопнула журналом по стойке:

– Не пойдет! – И она указала узловатым средним пальцем на полку: – Давайте вот тот, с мускулистым черным парнем, на которого надели собачий ошейник с поводком, и белым парнем, что стоит позади него и держит плетку. Видишь, Укулеле? Ваниль и шоколад, чтобы мы обе были довольны.

– Не приписывай мне грехи, которые тебя заводят, – усмехнулась миссис Эулалия. А затем добавила: – Но он выглядит немного лучше, чем тот. По крайней мере, можно сказать, что этого мама любила. И вероятно, сейчас переворачивается в гробу из-за этой фотографии. Я уверена, что она умерла, так как наверняка свалилась бы замертво, узнав, чем он зарабатывает себе на жизнь. Даже если он выглядит как молодой Сидни Пуатье[30]. О, господи!

Миссис Эулалия сложила руки в молитве и начала мычать церковный псалом лампам над нами.

– Точно, этот подойдет, – сказала миссис Фрэнни, опуская журнал на стойку.

Я достала кошелек и отдала кассиру десять долларов.

Но, прежде чем взять деньги, парень сказал:

– Мне нужно увидеть документ.

– Ох! – сказала я. – Нет… В смысле, это не мне.

Я передала деньги миссис Фрэнни, которая выхватила их из моих рук и сразу протянула кассиру.

Взгляд парня переместился на нее.

– Мне все еще нужен документ, – повторил он тем же монотонным голосом, что и прежде.

– Документ? Мальчик, ты слепой? Я выгляжу как несовершеннолетняя? Мне уже пять раз исполнилось по восемнадцать!

– А как насчет нее? – Парень снова кивнул в мою сторону. – Раз она платит, то, думаю, журнал… для нее.

Миссис Фрэнни пренебрежительно махнула рукой:

– Она к этому вообще не имеет никакого отношения. Просто возит меня и хранит мой кошелек, чтобы я не потеряла его, потому что уже старая и сумасшедшая. Если мне не изменяет память, это свободная страна, в которой каждый может купить понравившийся ему журнал, что я и делаю. Так что пробейте его, молодой человек.

Она швырнула на прилавок десять долларов. Миссис Эулалия замычала громче. Двое мужчин с кофе встали в очередь за нами.

Парень подозрительно посмотрел на миссис Фрэнни. Рассмотрел ее инвалидное кресло и теплое одеяло.

– Так вы говорите, что этот журнал для вас? – недоверчиво спросил он.

– Да, – улыбнулась миссис Фрэнни.

– Этот журнал…

– Да.

– Для вас…

– Да! Ты, что ли, глухой, мальчик?

– Просто… вы старушка…

– Старушка? Да будет тебе известно, я уже пятьдесят лет как трансвестит. Даже ты не смог этого понять. А теперь я возбудилась и хочу этот журнал, так что пробей мне эту чертову штуку!

Мычание миссис Эулалии зазвучало по всему магазину. Мужчины позади нас прикрыли улыбки испускающими пар чашками с кофе. Лицо кассира из белого стало ярко-красным быстрее, чем у хамелеона. А я не знала, засмеяться или убежать. К счастью, парень пробил журнал и отдал нам сдачу с чеком быстрее, чем мне представлялось возможным. Мы испарились из магазина в мгновение ока. Я усадила истерично хохочущих дам в машину, и мы поехали.

Заехав на стоянку у «Шэди Эйкес», я вновь припарковалась около сада. Затем тихонько провезла старушек внутрь и помогла переодеться в ночнушки. К тому времени, как Дарлин сунула нос в комнату, чтобы узнать, вернулись ли мы, я успела спрятать одежду в шкаф, будто мы никуда и не уходили.

– Вы были в саду ужасно долго, – насмешливо произнесла она, пока я складывала одеяла. – Хорошо бы им не заболеть.

– Не смей говорить так, будто нас нет в этой комнате, – взвизгнула миссис Эулалия.

Непочтительность Дарлин раздражала ее еще сильнее, чем миссис Фрэнни.

Медсестра нахмурилась, забрала у меня из рук одеяла и вышла из комнаты.

– Если бы я была помоложе лет на тридцать, – сказала миссис Эулалия, – то высекла бы ее за дровяным сараем. Никогда не встречала человека, который нуждался бы в знакомстве с прутом больше, чем эта женщина.

– Я бы даже заплатила, чтобы посмотреть на это! – сказала миссис Фрэнни и, мысленно представив действо, захихикала.

Я достала из сумки журнал с чеком и сфотографировала их на свой телефон.

– Миссис Фрэнни, если хотите, я запишу адрес Дэррена и отправлю ему журнал, – сказала я.

– Нет, оставь его здесь. Я решила, что мы отдадим его Коулману Уотсону и посмотрим, разожжет ли это его сигару. За все эти годы он так и не женился вновь. И мне кажется, он играет за другую команду. А ты как считаешь, Укулеле?

– Если это происходит вне этой комнаты, мне все равно, – сказала миссис Эулалия. – Иначе я стану звать тебя Фрэнком.

Засунув журнал под вязанье миссис Фрэнни, на самый низ корзинки, я подмигнула ей:

– Расскажете мне потом, как все пройдет.

– Скорее всего, это его убьет, – захихикала миссис Эулалия.

– Возможно, – согласилась миссис Фрэнни. – Но в любом случае сегодняшний ужин будет интересным!

– Ну, я лучше пойду, – улыбнулась я. – Я собиралась встретиться с Тарой и выпить чашечку кофе.

– Ох, Тара, да, – сказала миссис Эулалия. Я несколько миллионов раз упоминала подругу при дамах. – Расскажи, что она думает по поводу твоего перехода в другую школу.

Если бы у меня было побольше времени, я бы рассказала, что мы с Тарой больше не идем нога в ногу, что я ревновала ее к Мелиссе и беспокоилась, что меня кто-нибудь может заменить. Но было уже две минуты пятого. И времени осталось только на то, чтобы поскорее добраться до дома, загрузить фотографию на сайт, получить следующую подсказку, а потом добраться до «Дэйли Гринд», чтобы встретиться с Тарой. Мне не нравилось хранить на телефоне фотографии «Гонки» дольше необходимого, к тому же хотелось узнать про следующий предмет. Поэтому, вместо того чтобы рассказать обо всем, я пожала плечами и бросила:

– Она думает, что это отстойно, но у нас все круто.

– Вы вдвоем так долго были подругами, – сказала миссис Фрэнни, будто прочитав мои мысли. – Становится сложно, когда все внезапно меняется.

– Так и проверяется истинная дружба, – добавила миссис Эулалия. – Вас могут разделять время и расстояние, но при встрече вы общаетесь так, будто никогда не расставались.

Я понимающе кивнула, хотя на самом деле ничего этого не испытывала.

– Ага. Уверена, мы всегда будем подругами.

Я старалась убедить в этом прежде всего себя.

И мне не хотелось продолжать этот разговор.

– Ну, спасибо еще раз, – сказала я. – Вы самые лучшие. Миссис Фрэнни, вы были невероятно правдоподобным трансвеститом. Ой, это само как-то вылетело.

Миссис Эулалия так сильно захохотала, что начала задыхаться и махать рукой перед лицом, будто это могло ей помочь вновь вдохнуть воздух. Когда она наконец успокоилась, миссис Фрэнни зло посмотрела на нее, но сказала:

– Ничего страшного, Блайт. Я поняла, что ты имеешь в виду. Была рада помочь, несмотря на то что нам пришлось тащить с собой эту кошелку Иисуса.

– Мой Иисус следует за мной повсюду, – пропела миссис Эулалия.

– Как преследователь, – добавила миссис Фрэнни.

– Ох, господи, опять началось, – вздохнула миссис Эулалия.

Я поцеловала обеих старушек, поблагодарила их и пожелала спокойной ночи, пока они вновь не перессорились. Выйдя на улицу, я запрыгнула в машину и понеслась домой.

Вместо того чтобы проехать прямо два светофора и повернуть направо на третьем, я решила срезать путь, чтобы выиграть немного времени. Вильнула в сторону торгового центра и свернула в переулок за магазинами, объехав все три светофора. Добравшись до дома, я распахнула кухонную дверь, и навстречу мне выскочил Зак.

– Ты куда? – крикнула я ему вслед.

– К Джеку, – сказал он. – Там скоро все взлетит на воздух.

Одним ловким движением брат поднял за руль велосипед, сел на него и умчался. Я даже не успела спросить, что он имел в виду под «взлетит на воздух». Но когда я вошла в дом, мне это было уже не нужно.

Мама с папой вновь бурно обсуждали в гостиной предложения о продаже дома. Но у меня не было времени, чтобы присоединиться к этой «жаровне», как сказала бы миссис Эулалия, поэтому я прокралась по коридору и рванула наверх. Заперев дверь в свою комнату, вошла на сайт «Восставшего феникса» и улыбнулась, решив, что именно Люк, а не феникс оказался отвратительным. Молясь о том, чтобы была не его очередь присматривать за сайтом, я загрузила фотографию журнала с чеком.

К счастью, на экране появилась только следующая подсказка:

Мои поздравления! Вы успешно загрузили верную фотографию третьего предмета.
Подсказка к четвертому предмету:
Знаки Пенсильвании на авто повсюду,
Но не все они сейчас тебе нужны.
Алфавит из первых букв – вот наша причуда.
И фоток этих двадцать шесть вы выслать нам должны.

Господи, это займет какое-то время. Я же не могла просто выйти на трассу I-95 и фотографировать номера проносящихся мимо машин. Придется все время смотреть в оба и держать телефон наготове. Особенно дома. Мне не хотелось, чтобы папа, как шпион, похитил мой телефон и, порывшись в нем, нашел фотографии. Возможно, он еще не знал о «Гонке старшеклассников», но вряд ли понадобится много времени, чтобы до него дошли слухи. И он не должен узнать, что во всем этом я тоже участвую.

Я вышла с сайта и удалила из телефона фотографию журнала. Казалось, что шторм внизу поутих, поэтому я как можно быстрее прокралась на кухню. Я надеялась ускользнуть незамеченной, так как из-за любой задержки я могла опоздать на встречу к Таре.

Но на кухне была мама.

– Куда ты идешь? – угрюмо спросила она.

Папы нигде не наблюдалось.

– Встречаюсь с Тарой в городе, чтобы попить кофе.

Странно. Мне казалось, что я вру, хотя это не так. На долю секунды я запаниковала и подумала, что выдала себя. Пятое правило врунишки: никогда не путай, где правда, а где ложь.

– Вернись к ужину, – вот и все, что сказала мама. Она начала рыться в холодильнике и достала бутылку шардоне. – К шести.

– Без проблем, – ответила я.

Затем услышала папины шаги в коридоре. И выскочила за дверь до того, как он загнал бы меня в угол.

Добравшись до города, я припарковалась возле кафе. Но, несмотря на опоздание, не смогла пройти мимо номеров с буквами и сделала несколько снимков. У меня появились А, Е и Т. Я понимала, что какие-то буквы будет отыскать сложнее, чем другие. Кто купит себе номер с буквами X и Z? Оставалось надеяться на блатные номера и собственную удачу.

Я открыла дверь в «Дэйли Гринд» и заметила Тару за маленьким столиком возле окна. Увидев меня, она помахала, и я почувствовала прилив счастья. Я уже позабыла о таких моментах.

– Где ты была, подруга? Уже без четверти пять, – сказала Тара. Затем встала и с улыбкой на лице шагнула ко мне. – Ты никогда не опаздывала. Одна неделя в Эш-Гроув, и весь твой мир летит в тартарары, да?

Я обняла подругу, и она выжала из меня все волнения последней недели.

– Типа того, – ответила я.

– Садись и рассказывай, – улыбнулась Тара.

– Дай только возьму чего-нибудь попить, – попросила я.

Подойдя к стойке, я выбрала горячий шоколад с большим количеством взбитых сливок и шоколадной стружкой. Сегодня определенно шоколадный день.

– Извини, что бросила тебя на этой неделе. – Я присела за столик рядом с Тарой. – Это был сумасшедший дом.

И рассказала подруге об отмене «Гонки старшеклассников», но не сказала, что мы решили провести ее подпольно. Этот секрет находится под замком. Я упомянула про Люка, но не особенно вдавалась в подробности. На мой взгляд, он того не стоил. Именно это я продолжала повторять про себя.

– Так что через два дня все возненавидели меня, – заключила я.

Тара отмахнулась:

– И что? Кого волнует, что эти фрики думают о тебе? Тебе все равно там не место.

– Но я там застряла, Тара, и неважно, место мне там или нет. Ты не понимаешь, что значит не иметь друзей.

К тому же у меня не то что нет друзей, у меня там полно врагов. Я не преувеличиваю, когда говорю, что ребята возненавидели меня. Ты хоть представляешь, каково это, когда тебя презирают и считают лузером? Это отстойно. Это ужасно.

– Ты не лузер. По крайней мере, не в Меритоне.

– Тара, я не в Меритоне.

Почему она не хотела это понять?

– А должна бы быть здесь, – пробормотала Тара, проводя по ободку кофейной чашки пальцем с идеальным французским маникюром.

С одной стороны, было мило, что она цеплялась за мысль, будто я ученица Меритона. С другой стороны, это ни капли мне не помогало.

Тара не понимала, почему я хотела завоевать уважение ребят в Эш-Гроув. Это потому, что она никогда ни с кем не воевала. И не знала, каково это бороться за выживание. Она всегда была такой недальновидной? Или я никогда этого не замечала, потому что была такой же?

Я всегда считала себя достаточно отзывчивым человеком, но, возможно, я сочувствовала только тем, кого замечала. Разве я когда-нибудь подходила к так называемым отбросам Меритона и интересовалась их жизнью? Разве я когда-нибудь высказывалась против, когда кто-нибудь в моей компании начинал обзывать тех, кто не входил в нашу компанию? О, безусловно, мне было легко хвастаться своим волонтерством, но сделала ли я что-нибудь по-настоящему доброе для людей? Да и вообще обращала ли я внимание на них?

Я знала, что Тара не слишком пеклась об окружающих, у которых были проблемы. Ведь одна из них сидела прямо напротив нее. Я любила Тару, и она была моим другом, но сейчас она не могла меня исцелить.

Я перевела разговор на Меритон и некоторое время слушала сплетни. Но затем прямо под окном припарковалась машина, и я увидела, что ее номерной знак начинался с буквы Z. Поэтому свернула разговор и сказала Таре, что мне пора бежать. Мы обнялись, и я ушла, ощущая себя еще более одинокой, чем прежде.

Глава 16

Следующие несколько дней я была похожа на зомби в полном смысле этого слова. Знаете, когда идешь из дома в школу, а потом снова домой и, только лежа в кровати, понимаешь, что даже не помнишь, как очутилась в ней? Именно так прошли оставшиеся дни недели.

Хотя случались и переломные моменты. Родители решили продать дом яппи. Папа наконец сменил гнев на милость, когда те предложили быстро завершить сделку. Наш переезд состоится в день дурака. Смешно-то как!

Для «Гонки» я нашла двадцать четыре номера из двадцати шести. И мне не хватало только Q и X. Сай с Дженной отыскали все номера к среде. Они отжигали на этой охоте. Ребята рассказали мне, что их логин «Сид_и_Нэнси», и, судя по свежим новостям на сайте, они лидировали.

И этим же ограничивалось мое общение с Люком Павелом. Он пытался поговорить со мной, но я увиливала от разговора под любым предлогом. В один из дней я столкнулась с Люком у столовой, но сразу надела маску леди и притворилась, что невероятно занята. Я не хотела, чтобы он знал, как сильно меня задела его девица. Не хотела выдавать, что поняла, каким умелым актером он был. Во всяком случае, должен был быть таким. В смысле, на это все указывало. Я даже видела, как в пятницу после школы его распутная подружка снова приставала к нему на парковке. Это было так унизительно. Люк, должно быть, подумал то же самое, потому что увернулся и не позволил ей поцеловать его на глазах у всех.

Что касается Тары, то мы переписывались как обычно, но отношения между нами были не такими уж обычными. В воскресенье мы решили сходить за покупками в торговый центр с Вероникой, Сериз и Мелиссой. И я собиралась сделать вид, что все нормально.

Но в этот день я снова опаздывала, так как преследовала машину с номером «XTRA SXY»[31]. И только на парковке того самого мини-маркета, продающего порножурналы, мне удалось сделать фотографию. Совпадение? Не думаю.

Отправившись на встречу с девочками, я решила срезать путь через переулок за магазинами. Я завернула за здание и уже проезжала мимо служебного выхода продуктового магазина, когда из мусорного бака вылетел огромный черный мешок и рухнул на землю прямо перед машиной. Я нажала на тормоз, и ремень безопасности ударил меня в грудь. Я даже не успела задуматься, что за скотина могла выкинуть из бака пакет, как оттуда появилась голова человека.

Голова Люка Павела.

Богом клянусь, у нас с этим парнем какая-то зловещая космическая связь. Только сейчас мы находились в моем районе, а не в Эш-Гроув. И сейчас Люк нарушал границы. Меня омыло волной злости, которая пробудила зловещее желание отомстить ему за то, что играл со мной, встречаясь при этом с другой девчонкой. Я схватила телефон, приблизила камеру и сделала идеальный снимок Люка, ковыряющегося в баке.

«Выкуси, Мистер Тошнотик. У кого теперь есть компрометирующая фотография?» Я сохранила фото, кинула телефон на пассажирское сиденье и, подняв голову, увидела, что Люк смотрит на меня и машет рукой. Подзывает меня к себе.

Разве у меня был выбор? Меня учили оставаться культурной и вежливой даже во время приступов ярости и мстительности. Достоинство, Блайт. Достоинство. Кроме того, мне было безумно любопытно.

Я вышла из машины и сделала пару шагов к баку. Прикрыла глаза рукой от полуденного солнца. Вторую положила на бедро и приняла агрессивную позу. Но ничего не сказала.

– Блайт! Ты вовремя. Можешь мне помочь?

Мне всегда было сложно отказать тому, кто просит о помощи. Я понимала, что являюсь отличной мишенью для аферистов и махинаторов, но не могла себя перебороть. Тем не менее я не сразу подошла к Люку.

– Помочь с чем? – крикнула я, не сдвинувшись с места ни на сантиметр.

– Здесь целый контейнер яиц, но, если я их кину, они разобьются. Могу я передать их тебе?

– Ты хочешь передать мне грязные, протухшие яйца из мусорки? – Я демонстративно посмотрела на свои любимые зеленые льняные капри и подходящие к ним по цвету туфли на танкетке.

Люк настолько же демонстративно вздохнул:

– Они не грязные и не протухшие. Просто у них вышел срок годности. Но их еще можно есть, по меньшей мере в ближайшую неделю.

– И?

– Можешь просто взять их? Я стою в чем-то мокром.

Я неохотно и как можно медленнее побрела к Люку. Он поднял контейнер с шестнадцатью десятками яиц, который я взяла, прикасаясь к нему как можно аккуратнее, и поставила на землю. Контейнер был обернут пищевой пленкой, словно только покинул птицефабрику. Я не понимала, почему он оказался в мусоре.

– Эти яйца даже не распакованы.

– Я не шутил, – сказал Люк. – Здесь еще три контейнера.

Он передал мне остальные, и я выстроила их в линию на грязном тротуаре.

– Почему их выкинули?

– Я же сказал тебе. У них вчера истек срок годности. И магазин обязан избавиться от них, хотя яйца еще не испортились.

Люк исчез в баке и вновь появился через несколько секунд, протянув мне четыре закрытые коробки с хлопьями.

– Они действительно выкидывают то, что еще можно есть? – спросила я.

– Ага.

– Почему они не жертвуют еду куда-нибудь?

– Бинго – вот и весь ответ.

– Бинго что? – спросила я.

Люк протянул мне целый пакет мытого шпината:

– Бинго, в этом-то и вопрос: почему они не жертвуют еду куда-нибудь? – Он снова нырнул и вынырнул с четырьмя буханками действительно хорошего хлеба. – Просто это слишком большая обуза для магазина. Если кто-нибудь в приюте отравится или заболеет, магазин могут засудить. Вот, поймаешь? – Он кинул хлеб мне в руки.

– То есть ты выбираешь еду в мусорных баках, а потом что? Сам несешь ее в приют или еще куда-нибудь? – спросила я.

– Бинго, – снова сказал Люк. – Мусор – это общественное имущество. Я делаю грязную работу и несу всю неиспортившуюся еду в столовую для бездомных или в продуктовый банк Эш-Гроув. А они уже решают, использовать ее или нет.

– Почему же ты не ныряешь в баки Эш-Гроув?

Люк уставился на меня сверху вниз и поправил очки на носу:

– Ныряю. Но там продуктовые магазины проверяют запасы по пятницам. А этот магазин получает новые поставки по воскресеньям и к этому времени вычищает старые запасы. Поэтому я приезжаю сюда по воскресеньям после обеда, пока продукты не испортились: не успели замерзнуть в холод или протухнуть от летней жары. Но нам пора уходить – в пять часов приезжает грузовик, чтобы очистить бак.

Люк сверился с часами.

Секундочку. Люк Павел нырял в мусорные баки в благотворительных целях месяцами? А может, и годами? Разве это стал бы делать Мистер Очаровашка, который водил меня за нос, встречаясь при этом с другой?

Я сердито уставилась на него:

– И что ты имеешь с этого?

Люк замер с огромным, чистым мешком в руках:

– Я? Что? Ничего.

Он швырнул завязанный мешок в сторону, и тот приземлился на землю. В него были напиханы баранки и булочки из отдела выпечки, которые не успели продать.

– Почему ты думаешь, что я пытаюсь что-то с этого получить? – спросил он.

«Потому что ты двуличный придурок, вот почему», – сказала я самой себе. Но вслух произнесла:

– Просто это кажется слишком экстремальным. Для благотворительности.

– Разве не в этом смысл благотворительности? – спросил Люк. – Пройти тяжелое испытание, чтобы облегчить чью-то жизнь? Полагаю, ты больше привыкла выписывать чеки в благотворительных целях.

– Нет… – попыталась сказать я.

– Ты, возможно, думаешь, что благотворительность простирается «так» далеко.

Он поднял руку и показал расстояние в несколько миллиметров между большим и указательным пальцем.

– Я не это имею в виду.

– Ты хочешь заниматься благотворительностью, но не хочешь пачкать для этого руки.

– НЕТ! Прекрати говорить за меня. Я совсем не это имела в виду. Я просто говорила, что… это своего рода… колоссальная работа. Особенно для человека, который делает все в одиночку.

Люк фыркнул и кинул мне контейнер с лапшой быстрого приготовления:

– Ты права, так и есть. Так что забирайся сюда и помоги.

Он изучил то, что осталось в черном мешке для мусора, сморщился, отшвырнул его в сторону и взял другой мешок.

Я открыла рот, чтобы вежливо отказаться, но вместо этого сказала:

– Почему твоя девушка не помогает тебе?

Слова вырвались так быстро, что я не успела скрыть нотки ревности в голосе. Мой мозг в последнее время не мог опередить чувства.

Люк замер с бутылкой кетчупа в руках и молчал несколько секунд. Затем выражение его лица смягчилось, и он протянул мне кетчуп:

– Бывшая девушка. Со вчерашнего дня.

А потом передал мне несколько коробок с сухариками.

– Со вчерашнего? – ехидно переспросила я. Посмотрев на меня, Люк продолжил:

– Между нами уже довольно давно все кончено.

– Я бы не сказала, что в понедельник вы выглядели так, будто между вами все кончено, – усмехнулась я. – Не было похоже, что что-то стояло между вами. Включая кислород.

Люк засмеялся, а я нахмурилась. Мне это не казалось смешным.

Он оперся руками о край бака:

– Мы с Карли были вместе почти год. Я забочусь о ней. И не хотел причинять ей боль, но обманывать тоже не хотел. Думаю, я просто ждал, когда появится причина сделать это… Расстаться.

– Так почему же ты расстался? – спросила я.

Люк положил подбородок на руки и пристально посмотрел на меня:

– Я нашел причину.

Мое выражение лица не изменилось, но внутри все превратилось в теплый мед. Мог ли он… ну… мог ли он иметь в виду меня? Осмелилась бы я доверить свои чувства ему? Или стоит прислушаться к голосу разума, твердившему, что Люк Павел самовлюбленный придурок?

Он как будто смог прочитать мои мысли, потому что протянул руку:

– Залезай, Блайт. Давай же! Здесь не так плохо, как ты думаешь. Поверь мне.

Я не могла мыслить ясно. И не могла решить, как поступить. Мне нужно было время. Поэтому я пробормотала:

– Я испачкаюсь.

– И?

На Лице люка расплылась широкая улыбка. В ней не было никакого лукавства. Казалось, парень был искренен. Вряд ли я так плохо разбираюсь в людях. И вряд ли он такой искусный лжец. Верно?

– На мне одежда из хлопка, – пытаясь найти отговорку, сказала я. – И туфли за двести долларов.

Бабушка купила их мне, когда я приезжала к ним в прошлом месяце.

Люк закивал, как китайский болванчик.

– Ох, конечно. Я понимаю, – усмехнувшись, произнес он. И поднял руки, будто сдавался. – Конечно, ты не должна помогать бедным, если это испортит твою дизайнерскую одежду… Или, может, ты просто струсила.

Люк несколько раз взмахнул локтями, изображая курицу, и лучезарно улыбнулся мне, будто я была самым очаровательным человеком из всех, что ему когда-либо встречались. Он не отводил от меня взгляда. Бросал мне вызов. Хотел, чтобы я присоединилась.

Но должна ли я?

Я сосредоточилась. Напомнила себе о необходимости дышать.

– Сначала я хочу посмотреть, что внутри, – пробурчала я.

Я направилась к вонючему зеленому баку, с одной стороны которого было несколько углублений, которыми я могла воспользоваться в качестве лестницы. Поставила в углубление ногу в туфле за двести долларов и потянулась, чтобы ухватиться за углубление повыше.

– Просто чтобы ты знал, – высокомерно произнесла я, – я вообще-то очень милосердный человек.

Люк усмехнулся:

– Да ладно!

Он протянул руку, взял меня за запястье и помог подняться. Я лезла вверх, пока не оказалась с ним лицом к лицу над краем бака, поставив ноги в одно из углублений. Наши лица находились в нескольких сантиметрах друг от друга. Мы стояли так близко, что наше дыхание сливалось. Мы были готовы к тому, чтобы сделать что-то большее.

– Да, – сказала я.

И заставила себя посмотреть на волосы Люка, на изгиб его ключицы, мышцы предплечья. Куда угодно, но только не в глаза, в которые так хотелось заглянуть.

– На самом деле, я раз в неделю работаю волонтером в доме престарелых.

– О, правда?

Люк держал меня за запястье нежно, но крепко. И я ощущала каждый миллиметр своего тела, где его кожа касалась моей.

– Да, – повторила я. – Я уже несколько лет этим занимаюсь.

Слова прозвучали как-то неуверенно.

– Я потрясен, – сказал Люк, и я снова посмотрела ему в глаза. Он несколько секунд не отводил взгляда от моего лица, затем посмотрел на наши руки: – Крепко держишься?

Я мгновенно пришла в себя и ухватилась за край бака:

– Крепко!

Люк отпустил мое запястье и отступил. Позади него находились груды продуктов: смеси для кексов, пакеты с чипсами, пачки с выпечкой, мешки с мукой и сахаром, коробки с макаронами, приправами для салатов, лепешками тако, печеньем, крекерами, бутылки с соком, упаковки нарезанного сыра, банки майонеза, пакеты с рисом… Большая часть из этого богатства до сих пор сохранила заводскую упаковку в виде запаянных пакетов и банок.

– Здесь так много выброшено нормальных продуктов, – сказала я, зажимая нос из-за вони, исходившей от мусора.

– Настоящее безумие, да? – усмехнулся Люк.

– Это надо запретить, – резко сказала я. – Нельзя позволять магазинам выкидывать всю эту еду, когда голодает так много людей.

– И не говори. – Люк снял очки и протер их футболкой. Затем надел их обратно и поднял баллончик со взбитыми сливками. – Каждую неделю я думаю, что меня уже не удивить количеством выбрасываемой еды, но в следующий раз поражаюсь еще больше. Людей больше волнует, как прикрыть свой зад, чем что-то другое.

Он кинул сливки в полунаполненую картонную коробку, стоящую возле него.

– Разве ты не журналист? Напиши об этом, – предложила я. – Подготовь статью и отправь ее в журнал или газету. Расскажи людям про это безобразие.

Люк поднял бутылку с яблочным соком и опустил ее в коробку. Затем присел на корточки, чтобы сгрести банки с супом.

– Я писал. – Он вздохнул. – Несколько раз.

Я ждала, когда Люк продолжит. Но он молчал.

– И? – спросила я.

Люк развел руками:

– Статью не опубликовали. В отзыве мне сообщили, что написано слишком резко. Что в моей статье превалируют эмоции.

Я широко раскрыла глаза и изобразила удивление:

– Что? Капитан Объективность эмоционален? Вот это шок!

Люк поднялся и наступил на толстый кусок картона:

– Мне кажется, когда я становлюсь объективным, то не способен отразить важность темы.

Люк перекатывал в руках банку с горохом.

– Возможно, ты недооцениваешь своих читателей, – улыбнулась я. – Держу пари, факты скажут сами за себя. Кроме того, ты ведь должен быть объективным, верно?

– Да. – Люк кинул банку в коробку. – Знаю. – Затем выпрямился и вдруг снова посмотрел мне в глаза: – Знаешь, сложно сдерживать чувства, когда тебя что-то так сильно волнует.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Затем Люк опустился на корточки и стал складывать в кучу пакетики с сухим соусом.

– Ты думаешь, что никто не должен остаться равнодушным, и расстраиваешься, когда это не так. – Он улыбнулся. – Поэтому тебе трудно дистанцироваться от ситуации и не задумываться потом, все ли ты сделал правильно.

Он аккуратную положил стопочку пакетиков в коробку возле банок.

– Так отредактируй статью, – сказала я, столкнув мертвую муху с края бака большим пальцем. – Или напиши другую.

Люк фыркнул:

– Написать другую статью? Конечно. Без проблем. Ты хоть знаешь, сколько времени и труда на это уходит?

– Ну, разве не в этом смысл журналистики? – спросила я ехидно. – Тяжело работать, чтобы облегчить чью-то борьбу с несправедливостью?

– Что? – удивился Люк.

– Полагаю, ты больше привык сообщать о новостях в формате «Фейсбука».

– Что? Эй, это не…

– Где борьба с несправедливостью простирается «так» далеко. – Я повторила жест парня и почти соединила большой и указательный пальцы.

Наконец Люк понял, что к чему.

– Очень смешно, – с полуулыбкой произнес он.

– Ты хочешь стать журналистом, но ничего не хочешь для этого делать. – Я взволнованно покачала головой.

– Да. Понял-понял. – Люк сердито швырнул в коробку упаковку с мини-зефирками. – Урок усвоен.

Какое-то время Люк молчал, и я решила, что, вероятно, наступила ему на больную мозоль. И под «наступила» я подразумеваю – прошлась по нему дизайнерскими туфлями за двести баксов. Поэтому попыталась наладить отношения:

– Ладно, Люк, предлагаю тебе сделку. Сегодня я залезу в этот отвратительный бак и помогу тебе отсортировать еду, если ты напишешь другую статью и попытаешься добиться ее публикации.

Люк смотрел на меня, все еще сидя на корточках и заслоняя глаза от солнца, находившегося за моей спиной.

– Ты, правда, залезешь сюда?

– Да.

– И действительно поможешь?

– Только если ты напишешь статью.

Парень поднялся на ноги и скрестил руки на груди. Затем, переместив вес на одну ногу, осмотрел переулок так, будто ждал, когда ответ пробежит по улице.

– Давай же, Люк, – сказала я. – Для тебя это беспроигрышная ситуация. В отличие от меня. Сначала мне придется пережить этот кошмар, а потом прочитать об этом в «Таймс».

Услышав последнюю часть фразы, Люк покраснел, улыбнулся и сильно смутился, поэтому я, чтобы рассмешить его, добавила:

– Или ты просто струсил? – А затем взмахнула локтями, повторяя его движения. При этом я все еще держалась за край бака.

Сработало. Люк рассмеялся и посмотрел на свои ноги. Убрал руки от груди и отряхнул переднюю часть штанов. Затем выпрямился, выгнул спину, потряс руками и очень громко вздохнул, давая понять, что он готов сдаться.

– Ладно, – усмехнулся он. – Заметано.

– Хорошо, – улыбнулась я. – Хочу десять страниц ко вторнику. Шутка. А теперь посторонись.

Я отвернулась, чтобы глотнуть напоследок хоть немного свежего воздуха, затем перекинула ногу через край бака и свалилась внутрь. К счастью, приземлилась я на огромный пакет с просроченными булочками для гамбургеров.

Запах гнили внутри бака вызывал головокружение. Но у краев, куда доносился ветерок, пахло не так сильно. Я попыталась дышать через рот, но потом поняла, что это не помогает. Люк поднял меня на ноги, а я зажала пальцами нос и осмотрелась.

– Даже не думай забить на эту статью, – гнусаво произнесла я, – потому что здесь мерзко.

– Знаю.

– Ты заключил сделку, и я не слезу с тебя, пока ты ее не выполнишь.

Люк приоткрыл рот и проговорил:

– Извини, я «заключил сделку», и что?

– И я не слезу с тебя, пока ты ее не выполнишь, – повторила я.

Парень подошел ближе и подставил ухо:

– Прости?

– Я не слезу с тебя, пока ты ее не выполнишь, – еще раз протянула я, и, надо сказать, довольно разочарованно.

Люк покачал головой, словно так и не смог меня расслышать:

– Что ты со мной сделаешь?

– Я не слезу с тебя, пока ты ее не выполнишь, – крикнула я.

На лице парня медленно расплылась улыбка. А в глазах вновь промелькнула хитринка.

– Я и не знал, что ты такая, ну да ладно! – сказал он. – Звучит весело. Зато сегодня я понял, что у тебя есть темная сторона.

Люк запрокинул голову и заразительно расхохотался. Я ударила его в плечо. А он притворился, что ему больно.

– Эй, подожди минутку! – сказал он. – Ты не говорила, что любишь грубую игру. Ты в теме? Нравятся плетки и цепи?

– Нет! – закричала я и снова замахнулась на него, но задела лишь кончиками пальцев.

Люк схватился за руку и отвернулся:

– Ой! Какое у меня стоп-слово? Блинчики! Ванна! Горилла!

– ПРЕКРАТИ! – завопила я, молотя по нему кулачками.

Посмеиваясь, Люк схватил меня за запястья и прижал мои руки к своей груди. Я тщетно пыталась вырваться, но это только усиливало наше веслье. Наконец я сдалась и перестала бороться.

Но Люк меня не отпустил.

Люк прижимал меня к себе, его руки касались моей кожи, а лицо находилось так близко. Я чувствовала, как бьется его сердце. «Дыши, Блайт. Вдыхай. Выдыхай. Смотри на что-нибудь другое, а не на его губы, грудь и потрясающие голубые глаза. Думай о мусоре».

Мусор!

Что-то теплое и влажное просочилось сквозь ткань моей правой туфли. Я закричала и подпрыгнула, выдергивая ногу из этой гадости. С носка туфли свисала коричневая слизь.

– О господи, фу!

Я дернула ногой, и слизь отлетела к дальней стенке бака.

– Мм… да, когда сельдерей портится, то из него так и течет, – засмеялся Люк.

Я попыталась вытереть туфлю о картонную коробку, но еще больше размазала слизь.

– Фу, – сказала я. – Меня сейчас стошнит.

– По крайней мере, теперь не надо беспокоиться, что ты испортишь туфли, – сообщил Люк.

– Лучше бы тебе написать хорошую статью, – огрызнулась я.

– Тогда тебе лучше начать работать, – парировал он.

Я не знала, с чего начать сортировать еду, потому что не хотела касаться ее.

Кончиками пальцев я подняла за уголок пакетик с крендельками и кинула его в коробку. Но промахнулась и попала Люку по ноге. Он шарахнулся, наступил на пакет, из-за чего тот лопнул, и растоптал все его содержимое.

Затем удивленно посмотрел на меня:

– Блайт, я знаю, что все здесь отвратительно, но тебе придется прикасаться к этому.

Я вздернула нос и покачала головой:

– Слишком поздно. Ты уже сказал стоп-слово.

Люк расхохотался. Затем перевел дыхание и сказал:

– Хорошая шутка. – Он указал мне за спину: – Эй, там банка с детской смесью. В продуктовых банках они всегда нужны. Сможешь дотянуться?

Я заметила ее:

– Конечно.

Мы начали старательно сортировать еду. Но время от времени наши взгляды пересекались и руки соприкасались. Ничего особенного, просто случайное касание рук или плеч. Один раз я потеряла равновесие, ухватилась за руку Люка и сразу же мысленно перенеслась на школьную парковку, где я так же держалась за него. Как и тогда, мне показалось, будто внезапно замкнулась электрическая цепь, освобождая кинетические заряды, которые с гулом продвигались по моему телу. С Люком происходило то же самое? Его охватывало волнение, когда мы касались друг друга? Мне отчаянно хотелось в это верить. Отчаяние было пугающим и незнакомым чувством для меня.

Я не привыкла отчаиваться. Возможно, потому что мне никогда не грозило остаться без того, чего я действительно хотела.

Проверив крышку на банке с солеными огурцами, я положила их в коробку, а следом еще две банки с томатным соусом.

– Может, не стоит в статье основываться на фактах, – сказала я. – Я не говорю, что ты должен что-то выдумать, а предлагаю вместо статьи со статистическими данными написать живой очерк об этом. – Я обвела бак рукой, в которой был зажат соевый соус. – О том, как ты каждую неделю ходишь от магазина к магазину, доставая продукты из мусорных баков и отправляя их в столовую для бездомных или продуктовый банк. Преподнеси это так, как обычно делают в документальных фильмах. Возьми интервью у людей, которые работают в благотворительной столовой, а также у тех, кто там ест. Просто расскажи их истории. А не перечисляй голые факты. Читатели сами сделают выводы. – Я поставила в коробку банку с испанскими оливками. – Как я.

Люк поднялся и огляделся вокруг. Оранжевое заходящее солнце отражалось от стекол его очков и окрашивало лицо в бронзовый цвет. Я тоже встала.

– Ты умнее большинства читателей, Блайт, – тихо сказал он.

По моей коже побежали искорки. Шея и щеки покраснели, а пульс участился. Я не могла вспомнить, когда в последний раз так реагировала на комплимент. Обычно я легко их воспринимала. Но не в этот раз. Я попыталась отвлечься, отделяя целые черничные мафины, расфасованные по одному, от раздавленных.

– Ну, а ты умнее большинства журналистов, Люк, так что точно с этим справишься.

– Ты так думаешь? – тихо спросил он.

Я поискала на его лице следы лицемерия. Но увидела лишь растерянность и неуверенность в себе. Именно так я чувствовала себя последние две недели. Я ухватилась за край бака, чтобы удержать равновесие, и выпрямилась.

– Определенно, – ответила я.

Люк потирал пальцем пятно ржавчины, что находилось на краю бака между нами.

– Знаешь, Блайт, обычно я очень хорошо разбираюсь в людях, но должен признаться, что мое мнение о тебе было ошибочным. Ты совсем не такая, как я думал.

У меня вырвался смешок:

– На что ты ориентировался? На папу? Или на фотографии, где я ковыряю в носу?

Каждый раз, проводя пальцем по ржавчине, Люк останавливался чуть ближе к моей руке.

– Ковырять в носу отвратительно, – ухмыльнулся он.

А я сразу парировала:

– И мне это говорит тот, кто стоит на раздавленной куче коричневого сельдерея, покрытого слизью. В окружении мусора. В мусорном баке. – Люк расхохотался, поэтому я зашла еще дальше: – И у меня есть фотография в качестве доказательства.

Люк вдохнул, и его рот широко открылся, но голубые глаза засверкали за очками.

– О, правда?

– Да. Так что будь осторожен.

Я пыталась скорчить грозную мину, но никак не могла спрятать улыбку.

– Или что? – ухмыльнувшись, спросил Люк.

– Или я воспользуюсь ей, – засмеялась я.

– Для чего?

– Чтобы добиться мирового господства.

– А, понятно. И что произойдет потом?

– Потом я сделаю тебя своим личным рабом, и ты будешь выполнять мои требования, в том числе – не думай, что я этим ограничусь, – будешь приносить мне самые лучшие продукты, которые только можно найти в мусорных баках.

Я откровенно флиртовала. Но меня это ничуть не волновало.

Ладно-ладно, волновало.

Хмыкнув, Люк скрестил руки и выпятил грудь:

– А что я с этого буду иметь?

Я оперлась рукой о противоположную стенку контейнера, приняла позу, как у девушки с плаката в стиле пин-ап, и подняла вверх руку:

– Меня, конечно! Ты будешь поклоняться мне и делать все, чтобы я была счастлива, потому что ты очарован моей ослепительной красотой и врожденным талантом слагать стихи пятистопным ямбом[32].

Я опустила руку и подождала, когда Люк засмеется и ринется все отрицать. Притворится, что я рассмешила его. Но Люк не сказал ни слова. Он даже не моргнул.

Он молчал так долго, что атмосфера между нами начала меняться. Хотя я и не понимала в какую сторону. Я застыла. Скорее даже не застыла, а задумалась над тем, что делать дальше; мои щеки полыхали. Я не стала надевать маску леди. Это было бы фальшиво. К тому же мне не хотелось, чтобы Люк тоже закрылся. Мало ли что!

Люк придвинулся ко мне и снова начал водить пальцем по ржавчине.

– Так, Блайт, давай кое-что проясним… – Он смотрел на палец и, не останавливаясь, водил им по краю мусорного бака. – Ты говоришь, что я стану частью твоего зловещего плана по захвату мира?

Парень напряженно смотрел на свой палец. Слишком напряженно. А я в это время смотрела на него. И видела, как кровь прилила к его щекам, как участилось его дыхание и как задрожала его рука.

Он не притворяется?

– Если ты этого хочешь, то да, – сказала я.

Наконец Люк своим пальцем достиг моей руки и замер, его прикосновение было ненавязчивым, словно тень, но при этом воспламеняло каждый нерв в моем теле. Он провел подушечкой пальца по моему указательному пальцу.

– И ты хочешь, чтобы я согласился? – спросил он шепотом, но в его голосе ощущалась дрожь.

Я с трудом втянула в легкие воздух и прошептала:

– Да.

Палец Люка замер, как и он сам, только его грудь поднималась и опадала от коротких, неровных вдохов. Мое дыхание тоже сбилось с ритма. Пульс раздавался во мне, как барабан. Меня бросало то в жар, то в холод.

– Хорошо, – не отрывая взгляда от своих пальцев, сказал Люк. – Я тоже этого хочу.

А затем раздался глубокий вдох, и Люк крепко сжал мою руку.

Я могла бы всю жизнь провести так. Провести целую вечность, купаясь в тех ощущениях, которые вызвал Люк своим прикосновением. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы оторвать взгляд от наших сплетенных рук и посмотреть на Люка. Мне так этого хотелось, чтобы узнать, смотрит ли он на меня, действительно ли хочет того, что я предложила.

Люк окинул меня взглядом. И мне казалось, что с каждым вздохом он склоняется все ближе и ближе ко мне. А затем он поднял взгляд, и я наконец получила ответ на свой вопрос.

Сначала встретились наши взгляды.

А потом и губы.

Глава 17

Что-то загрохотало неподалеку, и мы, испугавшись, отскочили друг от друга.

– Проклятие, – скорее самому себе, чем мне, сказал Люк. – Это мусоровоз. Пойдем. – И он взял меня за руку. – Этот парень ненавидит меня. Он мне как-то говорил, что если снова увидит меня в баке, то вытряхнет в машину вместе с мусором.

Я вылезла, мои руки до сих пор дрожали, и Люк передал мне всю еду, что мы собрали. Я посмотрела на мусоровоз, который стоял рядом с баком, находившимся недалеко от нас, а затем вдруг понесся по переулку. Под рев мусоровоза Люк успел схватить еще несколько коробок с макаронами и выскочить из мусорного бака. Водитель сердито уставился на нас, крутанул руль и остановился рядом с нами.

Я приветливо махнула раздраженному дядьке – но он меня проигнорировал, – а потом помогла Люку загрузить продукты в кузов его пикапа. Люк захлопнул задний борт, и мы прислонились к нему, наблюдая за тем, как наш бак опрокидывают в мусоровоз. Столько еще еды не удалось спасти.

– По крайней мере, крысы на свалке сегодня отлично попируют, – усмехнулся Люк.

– Жаль, что у нас было так мало времени, – расстроилась я.

– Благодаря тебе сегодня мы собрали в два раза больше продуктов, чем обычно. Хочешь помочь мне на следующей неделе?

Это свидание? Люк только что предложил мне встретиться, чтобы в свое удовольствие порыться в мусоре?

– Конечно, – улыбнулась я. – Будто я позволю тебе веселиться в одиночестве.

Люк, скорчив гримасу, посмотрел на мои покрытые слизью туфли:

– Может, в следующий раз не стоит надевать обувь за двести долларов.

– Чепуха, – ответила я. – Леди всегда ныряет в мусорные баки в дизайнерских туфлях. Именно так поступают все девчонки из Меритона.

Я нарочно затягивала разговор. Мне не хотелось уходить.

– Ха! – ухмыльнулся Люк. – В тот день, когда я увижу, как девочка из Меритона ныряет в мусор, я съем покрытый слизью коричневый сельдерей.

– Ну, этот день настал, ведь мусор доходил мне до лодыжек, – парировала я.

Люк ехидно взглянул на меня:

– Ты не девочка из Меритона.

Прозвучало это как комплимент.

– А кто я тогда? – прошептала я, задержав дыхание.

Люк стер грязь с моей щеки:

– Ты Блайт.

Когда Люк произнес мое имя, показалось, будто мои мышцы превратились в желе, стекли с костей и собрались в лужицу. Сначала я решила, что такой эффект произвело на меня его прикосновение. Но на самом деле это случилось от осознания того, что Люк наконец увидел, какая я настоящая. Он не только захотел увидеть меня, он увидел.

До этого момента мне казалось, что я сама не знаю, кто я. Была ли я новичком из школы? Или дочкой директора? Или девочкой с козявкой? Или девушкой, которая все только портит? Была ли я той же, что и в Меритоне?

Я была выбита из колеи последними событиями, но когда Люк произнес мое имя, он словно подал мне руку, напомнив, кто я такая на самом деле.

Мы смотрели друг другу в глаза, и между нами нарастало напряжение.

Вдруг раздался долгий ревущий гудок мусоровоза, и мы отскочили друг от друга.

Водитель возмущался, показывая на мою машину, до сих пор стоявшую посреди переулка. Его совсем не радовало, что он никак не мог проехать.

Времени на прощание не осталось. Я сказала что-то типа: «Я должна…», а Люк пробормотал: «…идти», и мы просто попятились друг от друга, помахали на прощание, и я устремилась к своей машине. Запрыгнула на водительское сиденье и завела ее. Затем посмотрела на телефон, валявшийся на пассажирском сиденье, и увидела множество непрочитанных сообщений и голосовых посланий. И тут я все вспомнила.

Тара и девочки! Я совсем о них забыла. А ведь должна была встретиться с ними в торговом центре час назад.

Черт!

Я сразу же позвонила Таре, но в ответ услышала автоответчик. Отправила ей кучу сообщений, но подруга не ответила. Я хорошо знала Тару, чтобы понять – она злится. Поэтому рванула к торговому центру и попыталась найти Тару, но ее нигде не было. Поехала к ее дому, но и там ее не застала. Я чувствовала себя ужасно. В какой-то степени.

Я нисколько не жалела о том, что провела несколько часов с Люком, и где-то глубоко внутри испытывала удовлетворение от того, что не встретилась с Тарой. Возможно, это делало меня ужасным человеком и паршивой подругой, но это была правда. Мои встречи с Тарой становились какими-то странными. Казалось, будто никто из нас не хотел ничего слышать о чужих проблемах. Тара не понимала, через что я прошла в Эш-Гроув, а я устала слушать гадости про всех девчонок в Меритоне. Поэтому я не особенно расстроилась, что мы не встретились, хотя мне было стыдно, что я подвела Тару. Когда она на кого-то злилась, то просто вычеркивала человека из своей жизни. Я не знала, сколько смогу продержаться без лучшей подруги. Так что помимо сообщений и голосовых посланий я отправила ей письмо с извинениями на почту.

Добравшись до дома, я спрятала испорченные туфли под пассажирское сиденье, где уже лежал грязный учебник по истории, и проскользнула внутрь без обуви. Капри и блузка тоже были грязными, но их можно было почистить только в химчистке, поэтому никаких тайных стирок не предвиделось. Пока никто меня не заметил, я понеслась наверх и разделась. Засунула одежду в коробку из-под обуви, которая стояла в дальнем углу шкафа, чтобы потом отнести ее в химчистку. Затем запрыгнула под душ и смыла с себя вонь от мусора.

Я надела чистый спортивный костюм и поскакала вниз. На первом этаже был только папа; он сидел за столом в гостиной, склонившись над какими-то бумагами.

– А где мама и Зак? – спросила я.

Папа подскочил, когда я заговорила:

– Блайт! Ох, я не слышал, как ты вошла.

К счастью, он еще и не видел меня.

Папа продолжил что-то писать.

– Мама поехала с Заком покупать… одежду… или… бейсбольные перчатки… шлем? Что-то такое, в общем.

Я подумала: «Ого, как много внимания ты уделяешь семье, пап! Даже не знаешь, где твоя жена и сын», – и эти слова почему-то вырвались из моего рта. Казалось, что мой рот тоже в последнее время сходит с ума. Как кукла чревовещателя.

Папа нахмурился и стал похож на директора Мака:

– Что вы сказали, юная леди?

Я запрокинула голову, затем улыбнулась, как цирковой клоун, и воскликнула:

– Да я просто шучу!

Выражение папиного лица смягчилось. Он вернулся к своим листам:

– Очень на это надеюсь.

Он фыркнул, потом рассмеялся.

Шестое правило врунишки: если ваши правдивые слова обернутся против вас, притворитесь, что на самом деле это была ложь. Соврите, сказав, что вы пошутили, и спросите: «Разве это не смешно?» Это лучший выход из скользкой ситуации. Это настоящая лазейка для вруна.

– Над чем работаешь? – прочирикала я.

Возможно, я немного перестаралась с ролью хорошей девочки, но я в этом деле новичок.

Однако папа этого даже не заметил.

– Над письмом для школьного совета, – не поднимая головы, сказал он. – Это необходимо, чтобы получить должность суперинтендента.

Как мило.

– Есть планы на ужин? – спросила я.

Папа указал ручкой в сторону кухни:

– Придумай что-нибудь сама. Извини. Я должен был запечь грудинку, но…

Он снова склонился над бумагами, так и не закончив предложение.

Я взяла миску с хлопьями и спряталась в своей комнате на весь вечер. Спасибо, конечно, но мне хватило того времени, что я провела с папой. Да и был ли смысл продолжать разговор, если один из нас врал, а второй полностью игнорировал собеседника?

Тем же вечером, прежде чем забраться в кровать, я еще раз проверила входящие сообщения – вдруг мне ответила Тара? Не ответила. Но написал Люк. Я бешено защелкала мышкой, чтобы открыть письмо. В нем была только цитата:

«Блайт, мой друг,
Я вам могу ответить лишь: „Спасибо,
Спасибо много раз“[33]».

Я погуглила цитату. «Двенадцатая ночь», акт 3, сцена 3. Снова Шекспир, но добавлено мое имя. Я не могла поверить – Люк оказался просто идеальным. Нет, не так. Потому что он не был идеальным. Но мог быть таким для меня.

Мои планы избегать парней до поступления в Брин-Мор вдруг показались наивными и нереалистичными. Несправедливо отказываться от такой возможности быть счастливой. Кроме того, что я знала об отношениях? Ничего. Так почему я не могу приобрести какой-нибудь опыт? Кто сказал, что я не могу встретить парня своей мечты перед колледжем? Почему я вообще придумала это тупое правило?

Ответ – потому что никогда не встречала такого парня, как Люк. Парня, от которого хотелось бежать куда глаза глядят, но к которому тянуло как магнитом. Голубые глаза Люка, казалось, видят меня насквозь. Но мне нравилось это. Я хотела, чтобы Люк знал обо мне все. И хотела знать все о нем. В том числе его недостатки.

Мы с Люком понимали, что оба не идеальны. Каждый доказал это не по одному разу. Но это нормально. Нам и не надо быть такими. Взять наш первый поцелуй. Как бы вы отнеслись к тому, что ваш первый поцелуй произошел в вонючем мусорном баке? Но знаете, в тот момент это было для меня самое лучшее место на земле. В тот момент в этом мире существовали только мы.

Мое сердце заколотилось от одной только мысли о Люке.

Я ни за что не смогу уснуть.

Расплатой за мои полуночные фантазии стал долгий сон на следующее утро. Поэтому у меня осталось менее пятнадцати минут на то, чтобы добраться в Эш-Гроув до первого звонка. Я натянула старый черный спортивный костюм и закрутила спутанные волосы в неряшливый пучок. Времени на макияж не было. И я решила при первой же возможности проскользнуть в женский туалет. Но, как назло, забыла взять с собой косметику. Так начался «день уродства». Мне не хотелось, чтобы Люк видел меня такой замарашкой. Да, меня радовало, что с ним не нужно было стараться быть идеальной, но девушка должна сохранять свое реноме. И как бы ни было тяжело, я пряталась от Люка все утро.

Единственными, кого, казалось, не напрягал мой затрапезный вид, были Сай и Дженна. На самом деле Сай за ланчем сделал мне комплимент.

– Мне нравится твой отвязный вид, Блайт. Намного лучше, чем образ холодной Барби.

– Холодной? – повторила я. – Обычно я выгляжу холодной?

Дженна толкнула Сая локтем. И парень, запинаясь, произнес:

– Н-ну… да, но… в сексуальном смысле. Ты кажешься невинной… как сексуальная малолетка.

– Ну и чушь ты несешь, – сказала я.

Сай опустил взгляд на стол:

– Да, это точно… – Затем он оживился: – Я хотел сказать, что ты выглядишь сегодня как живой человек, а не робот.

Дженна покачала головой:

– От этого ей ничуть не лучше, Сай. Просто закрой свою пасть.

Сай поднял ее подбородок и наклонился к ней:

– Почему бы тебе не помочь мне в этом?

И Дженна жадно поцеловала его.

Я вздохнула:

– Вам двоим надо сделать татуировки на лбу: «Лицам до восемнадцати лет просмотр запрещен». – Я поковыряла свой йогурт. Они не останавливались. – Я здесь пытаюсь есть, – добавила я.

Наконец они оторвались друг от друга. Сай вытер рот тыльной стороной руки. Мерзость. Я вытащила салфетку и протянула ему:

– Воспользуйся хотя бы этим.

Сай взял салфетку и кинул ее через плечо. Я закатила глаза и съела йогурт.

– Позволь мне сделать тебе макияж, – предложила Дженна. – Давай хотя бы глаза подведу?

Я внимательно рассмотрела черные пятна вокруг глаз Дженны и Сая, тяжелые черные ресницы и бледную кожу.

– Конечно, – сказала я. – Почему бы нет?

Мне отчаянно хотелось накраситься. Я пододвинулась, и Дженна поставила свой черный рюкзак на скамейку. На нем было множество наклеек, значков с названиями групп и анархистских слоганов. Должно быть, она собирала их целую вечность.

Дженна порылась в рюкзаке и достала небольшую черную косметичку. Открыла ее и вывалила на стол десятки карандашей, много разной туши и блеска для губ. Дорогая дизайнерская косметика. Я подняла одну из коробочек и сунула ей в лицо:

– Дженна! Эта подводка стоит около тридцати басков! Она покраснела, а Сай сказал:

– Она разве не говорила, что мегабогатая?

– Мм… нет… – пробормотала я. Затем улыбнулась и описала вокруг лица Дженны круг. – Знаешь, это разрушает твой образ девушки, сидящей на метамфетамине.

Дженна вырвала из моих рук подводку и жестом предложила мне наклониться поближе.

– Вот черт! – усмехнулась Дженна. – Этот образ мне так помогает. – Она оттянула уголок моего глаза и начала красить. – Кроме того, я стянула все это из маминой косметички. Посмотри вверх.

Я возвела глаза к потолку:

– О, понятно! То есть кража косметики отметает то, что ты достаточно состоятельна, чтобы позволить ее себе?

– Именно, – ухмыльнулась Дженна. – Все, перестань болтать, а то я случайно ткну в тебя кисточкой.

Я сидела смирно, пока Дженна колдовала надо мной со своей дизайнерской косметикой. Через десять минут она превратила меня в настоящую оторву. Блайт Маккенна – социальный изгой и малолетняя правонарушительница.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале двадцатипятидолларовой пудреницы Дженны. Я больше походила на злую королеву, чем на Белоснежку, но стоит отметить, что все было не так уж и плохо. Техника Дженны была безупречной.

– Дженна, ты волшебница, – восхитилась я. – Невероятно! Ресницы выглядят потрясающе.

– Да. Вся хитрость в том, чтобы счистить большую часть туши с щеточки, а затем поработать над корнями ресниц и вытянуть кончики вверх, – объяснила девушка.

– Господи, девочки и их девчачьи разговоры, – вздохнула Сай. – Дайте мне заранее знать, когда начнете обсуждать свои месячные, чтобы я успел застрелиться.

Дженна побросала все в косметичку:

– Следи за языком, Сай Менсон, не то откажусь красить тебе глаза и стричь волосы, и ты будешь выглядеть, как твой кузен-ботаник Ларри.

Сай поднял руки в знак капитуляции:

– Не обращайте внимания. Забудьте, что я сказал. Вообще-то, мне нравится слушать про месячные. У вас сильные спазмы? Вам нравятся тампоны?

К счастью, прозвенел звонок.

Я поблагодарила Дженну и собрала свои вещи. Пока мы выходили из столовой, я искала взглядом Люка, так как иногда сталкивалась здесь с ним. Мне показалось, что я увидела его в толпе, но если он меня и увидел, то не узнал. Многие не узнавали. Я вдруг стала неприметной, и мне это нравилось.

Макияж Дженны оставался идеальным весь день, я почти забыла, что накрашена. И вспомнила об этом только после школы, когда обнаружила Люка возле своей машины. Увидев меня, он попятился и прижался к дверце.

– Не знаю, кто ты, но я не позволю тебе украсть эту машину, – сказал он. – Пожалуйста, не убивай меня.

Я выпятила грудь и вразвалочку подошла к нему:

– Тогда тебе лучше убраться от моей тачки, тряпка.

Люк изобразил ужас и отошел от моей машины.

Я заняла его место, прислонившись к дверце:

– Другое дело!

Он засмеялся, затем подошел и встал рядом со мной. Какое-то время мы наблюдали за тем, как с парковки уезжают машины, оставляя дыры в ряду припаркованных машин, как во рту выпавшие зубы. Я осмотрела машины, припаркованные в ряд напротив нас, и заметила ярко-розовый «фольксваген-жук». На номере было написано: «B-U-T QUEEN».

– О господи! – воскликнула я. – Q! Буква Q в номере. Смотри! – Я лихорадочно полезла в рюкзак в поисках телефона. – На том розовом «жуке»! На номере написано: «Butt Queen»[34]! Кто мог выбрать такой номер? Но плевать. Это последняя, нужная мне буква.

Люк повернулся, чтобы посмотреть на машину:

– Я… мм… Мне кажется, хозяйка хотела, чтобы на номере было написано: «Beauty Queen»[35].

Мой телефон завалился между тетрадками. Я схватила его и включила.

– «Beauty Queen»? – Я потрясла телефон, будто это могло помочь ему загружаться быстрее. – На номере явно написано: «Butt Queen». Как владелец не понимает этого?

– Возможно, она поняла это не сразу, – пробормотал Люк.

– Господи, надеюсь, она не выйдет до того, как я сделаю фотографию. – Я включила камеру.

– Могу я помочь тебе сделать фото? – Люк протянул руку. – Ну, дай мне телефон. Давай!

Я посмотрела на Люка, будто он ненормальный, и направилась к «жуку». Люк потащился за мной, пытаясь ухватить меня за рукав или лямку рюкзака.

– Давай, я сделаю это за тебя, – предложил он.

Я отмахнулась от него и присела на корточки перед машиной. Но как только я навела камеру, женский голос крикнул:

– Держитесь подальше от моей тачки, ублюдки!

Я сделала снимок и встала, готовясь извиниться перед владельцем, спешившим к нам.

Только мне это не удалось. Владельцем ярко-розового «жука» оказалась Карли.

И Люк в мгновение ока оказался возле меня.

Глава 18

– Люк? – вскричала Карли. – Что ты делаешь? – Она сердито посмотрела на меня: – И почему ты с ней?

Люк обхватил меня за талию и повел прочь:

– Ничего, Карли. Езжай домой.

– Так вот почему ты меня бросил? – крикнула она вслед. – Я была недостаточно хороша, и тебе пришлось найти какую-то мерзкую маленькую сучку из Меритона? Ха! По крайней мере, я не ковыряю в носу!

Люк повернулся, и его рука соскользнула с моей талии. Он буквально за пять шагов настиг Карли и сказал:

– Она не мерзкая маленькая сучка. Я расстался с тобой, потому что не любил. И ты ковыряешь в носу. Я видел. Не раз!

Пока Люк шел ко мне, я наблюдала за тем, как рот у Карли широко открывался и плотно закрывался, как у рыбы на крючке. Он снова положил руку мне на талию, и мы ушли.

– Прости меня за эту отвратительную выходку Карли, – сказал он тихо.

– Ты ни в чем не виноват, – усмехнулась я.

– Ей больно.

– Конечно. Теперь я понимаю, почему ты сам хотел сделать снимок.

– За ее машиной гонялись человек пятьдесят одиннадцатиклассников. И она чувствует себя неловко, потому что ненавидит этот номер.

– Вот откуда ты знал, что номер должен быть «Beauty Queen».

Мы дошли до моей машины, и я открыла ее.

Люк кивнул:

– Да. Карли не потрудилась прочитать буквы, когда получала номер. Изначально она должна была получить другой номер и приобрела этот вопреки желанию отца, а теперь он не разрешает ей сменить его.

– Оу!

Я кинула рюкзак на заднее сиденье и посмотрела в ту сторону, где стояла машина Карли, но она уже уехала.

– В любом случае… – Люк засунул руки в передние карманы джинсов и качнулся. – Я тут подумал, не хочешь ли ты выпить кофе или чего-нибудь еще.

Черт!

Черт! Черт! Черт!

– Я бы хотела, – сказала я. – Но мне надо ехать на работу. В дом престарелых. Я рассказывала тебе вчера, помнишь?

– Так это была не выдумка с целью произвести на меня впечатление? – поддразнил меня Люк.

Он выставил вперед плечо, будто потянулся, но руки оставались в карманах.

– Очень смешно, – буркнула я.

Я словно приклеилась к двери машины. Мы с Люком походили на два магнита с одинаковыми полюсами и не могли сблизиться, несмотря на то что нам этого очень хотелось.

– Ты можешь поехать со мной и увидеть все собственными глазами, – предложила я. – Хотя, мне помнится, тебе надо написать кое-какую статью.

Люк поправил очки и убрал руку в задний карман:

– Да, да. А еще следить за подпольной охотой. Это был последний этап задания?

– Ага. – Я крутила нитку, торчащую из манжеты толстовки, чтобы хоть чем-то занять руки. – Четвертое задание выполнено.

– Тебе понравится пятая подсказка, – улыбнулся Люк. Я искоса взглянула на него:

– О, нет. Неужели все так плохо?

Люк усмехнулся:

– Скажем так, она сократит количество участников. Хотя у тебя будет преимущество. И опять же, возможно, для тебя это особый вызов.

– Звучит малообнадеживающе, – усмехнулась я.

– Посмотрим. – Люк подмигнул мне. – Просто помни, я никак не связан с подсказками. Они были придуманы давно. – Он переплел свои пальцы с моими и слегка сжал их. – Мне следует отпустить тебя.

Люк отступал до тех пор, пока наши руки не расцепились. Я улыбнулась и махнула ему на прощание. Парень повернулся и ушел. Мы не поцеловались.

В этот день я была настолько рассеянна в «Шэди Эйкес», что случайно намазала миссис Фрэнни лосьоном для душа «Жан-Нейт», который принадлежал миссис Эулалии. И она ругалась до тех пор, пока одна из санитарок не пришла, чтобы обтереть ее влажной губкой. Я отправилась домой пораньше, чтобы дать старушке возможность успокоиться. К тому же мне хотелось поскорее добраться туда и получить пятую подсказку. Я, стараясь случайно не выделить фотографию Люка, загрузила на сайт все двадцать шесть фотографий с номерами и удалила их из телефона. Не потому, что планировала его шантажировать, а потому, что он выглядел здорово, и это была единственная его фотография у меня.

Мои поздравления! Вы успешно загрузили верную фотографию четвертого предмета.
Вот подсказка к пятому предмету:
Годами Меритон и Эш-Гроув – конкуренты,
На матчах талисманы ведут нас за собой.
Над Голубым конем ты ставь эксперименты,
И сфоткай его в позе, будто он порногерой.

Я упала лбом на клавиатуру. Теперь понятно, что имел в виду Люк. Либо у меня есть преимущество, так как я связана с Меритоном, либо эта подсказка будет особенно сложной для меня, потому что еще недавно я там училась. Господи, это только пятое задание, насколько же ужасным будет десятое?

В дверь постучали, и я захлопнула ноутбук.

– Да? – крикнула я.

Мама заглянула в дверь и выпучила глаза, увидев мой макияж:

– Что у тебя на лице? Ладно, неважно. Слушай, я должна встретиться с папой в офисе Марджори, чтобы разобраться с документами по оценке дома. Это может занять какое-то время, поэтому я поставила в духовку замороженную лазанью, ладно?

– А что не так с документами? – спросила я.

Оценщик приходил в субботу и три часа осматривал каждый сантиметр дома. У него ушло два дня на то, чтобы написать отчет на двадцати четырех страницах.

Мама вздохнула и прислонилась к дверному проему:

– Покупатели просят уступить им в цене. Они хотят сохранить какие-то деньги на ремонт, в котором дом явно нуждается. – Она закатила глаза. – Во всяком случае, по словам оценщика.

– Сколько они просят?

Мама надула щеки и выдохнула:

– Девять с половиной тысяч долларов.

– Что? Это почти вся сумма, что они добавили во время торгов! Они могут вот так просто потребовать ее вернуть?

– Если в документах написано, что столько стоит ремонт дома, тогда да.

– О господи, это нечто невероятное. Мы можем отказаться?

Мама кивнула:

– Да. Но тогда покупатели могут отказаться от сделки, и придется начинать все с начала.

Мама выглядела очень бледной и уставшей. К тому же она почти не накрасилась.

Я откинулась на спинку стула.

– Тебя все это не бесит? – спросила я.

Мама безучастно смотрела в мое окно:

– Да… Нет… Частично…

– Тогда почему ты согласилась на это?

Мама ответила мне только через несколько секунд. Возможно, потому, что решала, что делать: ответить как обычно или честно.

– Потому что это верный выбор для нашей семьи. И это важно для папы.

Привычный ответ.

– Да ладно, – махнула я рукой. – Единственное, что важно для папы, это произвести впечатление на людей.

Мама резко перевела взгляд на меня.

– Это совершенная неправда, – решительно заявила она. – Наша семья всегда стояла у папы на первом месте.

И снова привычная родительская речь.

– Ха, – сказала я. – Как смешно.

Брови мамы сошлись на переносице, она нахмурилась:

– Почему тебе смешно?

Я крутанулась на стуле, чтобы смотреть прямо на нее:

– Потому что мы для отца просто прикрытие! Он использует семью, чтобы оправдать собственные амбиции.

Мама отпрянула:

– Мы – причина его амбиций.

– Нет, это не так! – закричала я.

– О, правда? Тогда что еще, Блайт? – с иронией спросила мама. – Что это, как ты думаешь?

Мне стоило замолчать. Стоило сказать: «Мне все равно» – и закрыть рот. Но я этого не сделала.

– Неуверенность! Его амбициями движет неуверенность, а не любовь! – Я высказала все, что хотела.

Мама всплеснула руками и шагнула ко мне:

– И что? Даже если и так, то что? Никто не идеален, Блайт, включая твоего отца. Если в нем есть недостатки, то их надо исправить, и мы поможем ему в этом.

– Но это такая чушь! – заявила я. – Почему, вместо того чтобы исправлять, ты не можешь просто убедить его перестать всем доказывать, что он крутой альфа-самец?

– Я пытаюсь сделать это на протяжении двадцати лет! – крикнула мама. – Но у меня не получается! Отцу нужно преодолеть все это, чтобы попасть туда, где он будет чувствовать себя на своем месте. Только тогда он может остановиться. Только так сможет примириться с собой.

– Ради чего? – вскрикнула я. – Что такого плохого он сделал? Ничего! Ему нечего исправлять!

– Ты не понимаешь! – закричала мама, а потом вдруг замолчала. Она опустила руки и вытянулась по струнке. Сделала успокаивающий вдох и продолжила: – Есть вещи, касающиеся меня и твоего отца, которые ты знать не должна, Блайт. Я понимаю, что этот переезд тяжел для тебя, но ты должна доверять отцу. Я знаю, что мы делаем. – Она посмотрела на свои золотые часы с алмазами: – Мне пора бежать. Я установлю таймер для лазаньи. Пожалуйста, накорми Зака.

Мама послала мне сдержанный воздушный поцелуй и ушла.

Зазвонил мой сотовый. Тара!

Глава 19

Я не стала здороваться. Просто сразу выпалила:

– Ты все еще злишься на меня, Ти? Мне так жаль.

– Уже успокоилась. Но лучше бы ты нашла уважительную причину объяснить, почему ты забыла про нас.

Голос подружки был дружелюбным – прямо бальзам на душу.

– Поцелуи с парнем считаются? – спросила я.

– Что? Подожди. С каким парнем?

– Люк Павел. Он выпускник.

– Это не тот, о котором ты упоминала в кафе?

– Ага.

– Я думала, он тебе не нравится.

– Теперь нравится. Очень. Никогда не догадаешься, где он поцеловал меня.

– Эм, надеюсь, это был поцелуй в губы, а то у тебя будут неприятности.

– Нет! Я имею в виду, ты никогда не догадаешься, где мы находились.

– В твоей машине?

– Нет.

– Под трибунами? По-моему, там целовались в прошлом веке.

– Не-а.

– В кровати родителей?

– Фу! Нет.

– В книгохранилище библиотеки?

– Нет. Говорю же, никогда не догадаешься.

– В папином кабинете?

– Нет. Слушай…

– О! – выдохнула Тара. – Отбывая какое-нибудь наказание? У вас там личный «Клуб „Завтрак“»?

– Нет. Тара, помолчи. Ты никогда…

– В грязном туалете на заправке?

– Тара, ЗАТКНИСЬ. Ты НИКОГДА не догадаешься.

– Тогда почему мы вообще об этом говорим?

– О господи! Забудь, что мы целовались. Давай снова перестанем разговаривать друг с другом.

Тара начала хихикать.

– Ты зло, – сказала я.

– Знаю. Но кто-то же должен быть им. Давай уже выкладывай грязные подробности. Господи, зачем ты тянешь кота за яйца?

Мы проболтали больше часа. И наши отношения вернулись в привычное русло. На следующий день после школы у Тары была назначена встреча с дантистом, поэтому мы договорились попить кофе в среду, а в пятницу вечером пойти на баскетбольный матч команды Меритона. Сразу после этого я начала составлять план, как сфотографировать Голубого коня. Я не могла рассказать Таре о задании. Даже если бы «Гонка старшеклассников» не проходила под грифом «секретно», рассказ именно об этом задании будет воспринят в Меритоне не особенно хорошо. Тем более если об этом расскажу я. Нет. Я должна все сделать самостоятельно. Пойду на игру, найду символ, поеду домой, загружу фотографию – и дело сделано. Я знала, что, будь такая возможность, Тара бы мне помогла, поэтому придумала такой план, по которому она обязательно станет моим сообщником, даже не подозревая об этом.

Неделя подходила к концу. Мы все время болтали с Люком в Сети и несколько раз прогулялись вместе после школы. Нам редко удавалось выкроить свободное время. Больше мы не целовались, но случались моменты, когда мы были близки к этому. Но что-то всегда нам мешало. Вообще-то, «мешало» – неверное слово, потому что каждый раз, когда мы не могли поцеловаться, притяжение между нами становилось все сильнее. Я очень хотела позвать Люка с собой на баскетбол в Меритон, но понимала, что тогда не смогу сделать снимок, потусоваться с Тарой и встретиться со своими старыми друзьями. Поэтому мы с Люком составили совместные планы на субботу. Нерушимые, как скала.

Что касается продажи дома, то переговоры с покупателями из-за отчета вызвали некоторые трудности. Так что «день дурака» был совершенно свободен. На самом деле я немного расстроилась, потому что, чем ближе к Эш-Гроув, тем ближе к Люку. Но при этом я была благодарна за то дополнительное время, которое могу провести в моей чудесной розовой спальне.

Что касается лучших подруг, то мы с Тарой встретились в среду в «Дэйли Гринд». Там же были Сериз, Вероника и Мелисса, мне даже показалось, что мы никогда не расставались. Мы обсуждали школу, последние сплетни и парней. Я рассказала им о Люке. Мелисса несколько раз ходила на свидание с парнем, который вместе с ней посещал уроки испанского. Тара доложила о значительном прогрессе в отношениях со своим возлюбленным, Джеймсом Форсбергом, выпускником и капитаном баскетбольной команды. Я мысленно отметила это, так как подумала, что в пятницу вечером это может пригодиться. Тот день в «Дэйли Гринд» стал первым со времен моего перехода в Эш-Гроув, когда я почувствовала себя вновь одной из самых популярных девчонок. Я не могла дождаться, когда снова увижу девчонок на игре.

В пятницу вечером я целый час прособиралась на игру. Не могла решить, что надеть: трапециевидную блузку с легинсами или многослойную мини-юбку с майкой. Все это время Зак не прекращал ныть, упрашивая меня взять его с собой на игру:

– Ну же, Блайт. Там будут и мои старые друзья тоже.

– Вот пусть они тебя и забирают.

Не очень доброжелательно с моей стороны говорить такое, но брат целых два часа надоедал мне. Когда Зак что-то задумал, то не уймется, пока не получит желаемое. Когда-нибудь он станет хорошим продавцом. Или успешным переговорщиком.

– Я не буду доставать тебя, – ныл Зак. – Не буду к тебе лезть. Не буду разговаривать с твоими друзьями. Притворюсь невидимкой.

– О, конечно! Маме с папой это понравится, – усмехнулась я.

– Так не говори им. Господи, мне почти тринадцать. Я могу высидеть баскетбольную игру. Мне не нужна нянька.

– Все равно я несу за тебя ответственность.

Зак вытянулся поперек одежды, лежащей на моей кровати, и попробовал новую тактику:

– Подумай о маме с папой. Еще один вечер… в одиночестве в этом доме… Ты знаешь, они это оценят.

Если бы мама с папой в последнее время так не нервничали, то я бы подумала, что этот аргумент притянут за уши. Но дело в том, что брат прав. Я вытянула из-под его задницы шелковую блузку:

– Слезь с моей одежды! Видишь? Ты даже на кровать не можешь лечь нормально.

Зак подскочил на ноги:

– Слез! Посмотри, я слез! Сегодня я буду делать все, что ты скажешь. Только не что-нибудь совсем противное. Но даже тогда я учту твое мнение.

Я засмеялась, и это стало ошибкой, ведь Зак понял, что дело в шляпе. Затем вздохнула и сказала:

– Хорошо.

Братишка хлопнул в ладоши, попрыгал и выбежал из моей комнаты.

Я крикнула ему вслед:

– Я уезжаю ровно через двадцать три минуты, если тебя в машине не будет, пеняй на себя!

Я надеялась, что не совершила большую ошибку. А еще надеялась, что мама с папой не проведут этот вечер в постоянных ссорах.

Зак ждал меня в машине, поэтому я позволила ему выбирать музыку во время поездки. Когда мы добрались до Меритона, я сказала ему, чтобы он ждал меня у машины через двадцать минут (и ни минутой дольше) после финальной сирены, и он побежал искать своих друзей. Я заметила Тару и помахала ей. А пока шла к ней, со всех сторон ко мне подходили люди, чтобы поздороваться или обнять. Дженни Прицки рванула ко мне и обхватила меня руками.

– Я так рада тебя видеть! – провизжала она. – Без тебя здесь все по-другому. Как мне хочется, чтобы ты вернулась!

Мой приезд сюда был полной противоположностью моему первому появлению в Эш-Гроув.

Мы с Тарой нашли места прямо позади скамьи запасных, и она пялилась на затылок Джеймса Форсберга целых пять секунд, пока его не вызвали на площадку. Я отлично видела талисман, Голубого коня, который разогревал толпу. Грохотала музыка, и он изображал робота за спиной одного из судей. Я не могла вспомнить имя парня, который надевал этот костюм. И не уверена, что я вообще когда-нибудь его знала.

Меритон играл с Ист-Вэлли, и во время игры я заметила группу одиннадцатиклассников, которые рассредоточились по залу. Должно быть, они приехали сюда, чтобы заполучить костюм талисмана. Я должна была это предвидеть. К счастью, большая часть из них ушла до начала второго тайма. Либо они подкараулили талисман во время перерыва, либо сдались и разошлись по домам.

Счет был равным, пока перед финальной сиреной Джеймс Форсберг не забил трехочковый. Толпа взорвалась. Тара потеряла самообладание и кричала что-то Джеймсу. Голубой конь умудрился сделать кувырок, что было в принципе сложно из-за лошадиной головы. Члены нашей команды пожали руки игрокам из Ист-Вэлли и потрусили к раздевалке, по пути давая пять друг другу и всем остальным. Пришло время осуществить свой план.

– Джеймс сегодня будет в хорошем настроении, – пытаясь перекричать шум, сказала я Таре.

– Не сомневаюсь, – ответила она. – Господи, он выглядел так сексуально.

– Знаешь что? – спросила я.

– Что?

– Думаю, ты должна подождать Джеймса у раздевалки и наброситься на него с поцелуем, когда он выйдет.

Тара открыла рот:

– Что?

– А почему нет? – крикнула я. – Ты сама сказала, что ваши отношения развиваются, верно?

– Думаю, да.

Тара провела рукой по коротким, подстриженным машинкой волосам и посмотрела в сторону раздевалки.

В Меритоне существовал кодекс чести. Капитан любой спортивной команды покидал раздевалку последним. Как последним покидает тонущий корабль его капитан. Поэтому я знала, что, как только выйдет Джеймс, в раздевалке никого не будет. Я упоминала, что костюм Голубого коня хранится именно там? Об этом в Эш-Гроув никто не знал, но в Меритоне знали все.

Мне нужно было просто как-нибудь отвлечь Джеймса, когда тот выйдет из раздевалки, чтобы парень не заметил, что я проскользну внутрь до того, как запрут дверь. Тара отвлечет Джеймса. И в то же время она наконец поговорит с Джеймсом. Они идеально подходили друг другу. Мы обе знали об этом, и настало время ее подтолкнуть.

– Так добейся, чтобы это произошло! – сказала я ей. – С каких это пор ты просто сидишь и ждешь? Господи, Джеймс же не ударит тебя, а потом убежит. Ты ему нравишься. Он тебе нравится.

Тара засмеялась:

– Тьфу, ты просто заноза в заднице! – Но на самом деле она не злилась. – И почему я тебя слушаю?

– Потому что знаешь, что я права, – улыбнулась я. – Пойдем.

Взяв подругу за руку, я потащила ее сквозь толпу к выходу из раздевалки. Я должна была встать возле двери, но Тара отказалась делать это.

– Не так близко! – пробормотала она, отступив на несколько шагов. – Не хочу выглядеть как какой-то сумасшедший, отчаявшийся сталкер. Что я должна сказать? Ты же пошутила насчет того, чтобы наброситься на Джеймса, верно? Я поговорю с ним. Но не буду набрасываться.

Тара одернула кофту.

Разговор отвлечет Джеймса меньше, чем поцелуй, но мне не хотелось давить на Тару. Она легко могла передумать и сбежать. Придется выжать из ситуации все по максимуму. Я посмотрела на часы. Мы должны встретиться с Заком у входа в зал через пятнадцать минут. Когда наконец выйдут эти ребята? Через пять минут игроки начали вываливаться из раздевалки, они успели принять душ и надеть рубашки с галстуком, которые обязаны были носить на домашних играх. Я не думала, что они будут мыться. И я вновь посмотрела на часы. Уже прошло девять минут. Тут к нам подошли две девушки, с которыми мы ходили на французский, и начали с нами болтать. Еще один неучтенный фактор! Если эти две глупышки простоят здесь до выхода Джеймса, то мне придется все отменить. Они уж точно заметят, что я проникла в раздевалку.

– Что, простите? – спросила я.

Я обернулась, так как одна из девчонок задала мне вопрос.

– Мм… да, я скучаю по Меритону. Здесь намного лучше. Как зовут этих девушек? Я не помнила. Но, слава богу, они ушли до того, как вышел Джеймс. Я снова взглянула на часы. Черт, осталось четыре минуты до встречи с Заком. Если Джеймс не выйдет через минуту, я ни за что не успею провернуть задуманное.

И тут, как по заказу, Джеймс открыл дверь. Он сразу заметил Тару, будто меня здесь не было.

– Тара, – улыбнулся он. – Привет! Как дела?

В другом поощрении Тара и не нуждалась. Она подошла к парню, провела рукой вверх по его руке и начала осыпать комплиментами. Я засунула ногу в дверной проем и немного подождала. Тара и Джеймс, казалось, не замечали ничего вокруг, и я тихо проскользнула внутрь.

Ого, я ошибалась насчет того, что в Меритоне ничем не пахнет, потому что раньше не бывала в раздевалке парней. Запах был очень неприятным. Я быстро отыскала костюм в громадном шкафчике в углу. А еще поняла, что от него пахнет еще сильнее, чем от всей раздевалки. Его наверняка никогда не стирали, так что в этой лошади, должно быть, скопилось много всякой гадости за долгие годы. Стараясь прикасаться к костюму как можно аккуратнее, я вытащила его из шкафа. Мне на ум пришла только одна мысль – конь лежит на спине и одним из копыт… ну… удовлетворяет себя. Знаю, звучит мерзко, но поверьте мне на слово, выглядело еще хуже. Его голова немного запрокинулась назад, и казалось, будто он выгибает спину от наслаждения.

Я быстро сфотографировала его несколько раз, ну так, на всякий случай, и засунула провонявший костюм обратно в шкафчик. Как только он оказался внутри, я метнулась к двери в раздевалку, слегка приоткрыла ее, чтобы убедиться в том, что вокруг никого нет, и выбралась наружу. Самое классное, что Тары и Джеймса видно не было. Сейчас я опаздывала на встречу с Заком, но завтра утром точно позвоню Таре, чтобы узнать подробности.

– Где вы были, юная леди? – идеально пародируя голос директора Маккенна, спросил Зак, когда я подбежала к нему. – Ты опоздала на тридцать секунд. Наказана на неделю.

Я остановилась и перевела дыхание. Я устала и здорово перенервничала.

– Эй, тут, случаем, не проходила Тара? – спросила я.

– Да, – показав большим пальцем за спину, ответил брат. – Она вышла отсюда с капитаном команды. Ревнуешь?

– Ха! – ответила я. – Если бы!

И это правда. У меня была фотография для «Гонки». Тара могла оставить капитана себе.

Глава 20

– Как они все смогли опередить меня? – крикнула я. – Ты должен мне рассказать!

Люк глотнул лимонад, улыбнулся и покачал головой:

– Нет.

Большую часть свидания я допрашивала Люка, как так получилось, что, загрузив фотографию Голубого коня и думая, что лидирую, я увидела список более чем десятка учеиников, которые уже получили новую подсказку.

– Не могу поверить, что они сфотографировали талисман до меня. – Я никак не могла успокоиться. – Они обманывают. Обработали снимок в фоторедакторе или где-то еще.

– Никакого фоторедактора, – отрезал Люк. – Никакого обмана. Все фотографии подлинные.

Он явно наслаждался ситуацией.

– Ты как будто очень доволен, – раздраженно сказала я.

Люк откинулся на спинку стула и завел руки за голову:

– Вообще-то, я держу себя в руках.

Я кинула ему в лицо жареную картошку, но он, посмеиваясь, бросил ее обратно.

– Скажи мне! – крикнула я.

– Скажу тебе лишь то, что талисман на этих фотографиях проделывал разные мерзкие вещи, – засмеялся Люк.

Я едва смогла разложить огромный костюм на полу раздевалки. Как они могли…

– Подожди! – крикнула я. – Кто-то надевал костюм на этих фотографиях? Но как? Тринадцать человек ни за что не смогли бы украсть костюм, надеть его, сфотографироваться, вернуть на место и остаться незамеченными.

– А я и не говорил такого, – язвительно произнес Люк. Я пошевелила мозгами. Был лишь один ответ.

– О господи, ты хочешь сказать, на фотографиях был тот самый парень, который носит костюм Голубого коня?

Люк подмигнул мне. Затем закинул в рот кусочек картошки и улыбнулся.

– Нет! Как… Зачем ему это делать? – Я была в недоумении.

Люк пожал плечами:

– Возможно, ребята нашли способ… убедить его.

В кафе, где мы с Люком сидели, гремела музыка, и мне было сложно понять, что он имеет в виду. Наконец я все поняла и опустила голову на руки:

– Черт! Они ЗАПЛАТИЛИ ему! Во время перерыва! – Я ударила по столу обеими руками. – Почему я об этом не подумала? Ты хоть знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы сделать эту фотографию? Я такая дура.

Люк взял меня за руки:

– Нет, ты не дура. Ты честная. Твоя фотография сделана по всем правилам. Хотя поза коня самая скромная. В лучшем случае, для детей лет тринадцати.

– Ну, я исходила из того, что имела, – сказала я. – К тому времени, как я добралась до него, конь, очевидно, уже устал, потому что весь перерыв снимался в порно.

Люк засмеялся так громко, что на нас уставились посетители из соседней кабинки. Я покраснела, хотя меня это совсем не смущало – умение рассмешить Люка казалось мне самой величайшей победой в мире.

– Ты получила шестую подсказку? – спросил он.

– Да, но у меня есть некоторые подозрения.

Я прищурилась и посмотрела Люку в лицо, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь намеки на то, о чем именно говорится в подсказке. Задание было таким:

Уже экватор! У нас подарок для тебя.
Подсказка легкая тебе поможет сил набрать.
Ты знак найди, где буквы сможешь поменять,
И к снимку сделай надписи, чтоб рассмешить ребят.

– Задание слишком легкое, – усмехнулась я. – Что-то здесь не так.

Люк сделал долгий глоток чая со льдом и некоторое время помолчал. Наконец он сказал:

– Там говорится, что это отдых.

Интонации его голоса, да и поведение были слишком уж невинными. Это он отправил мне сообщение? Может, он разыграл меня?

– Мм… – сказала я, как миссис Эулалия. – Мои подозрения все еще при мне.

– Думаю, тебе надо выполнить задание и все узнать, – весело сказал Люк, помешивая трубочкой в стакане с холодным чаем.

Мы уже полчаса сидели около полупустых тарелок, и официантка начала злиться. Люк расплатился – этот жест вызвал бы одобрение у миссис Эулалии и миссис Фрэнни. Конечно, их бы ужаснуло, что Люк не заехал за мной перед свиданием. Хотя он это предложил, но я не понимала, зачем ему мотаться в Меритон и обратно в Эш-Гроув дважды за вечер, поэтому настояла на том, чтобы встретиться в кафе. «Эпплби», конечно, не загородный клуб, но после дня, проведенного в мусорном баке, все выглядит на пять звезд.

– Ты готова идти? – спросил Люк.

«Нет», – подумала я, но была вынуждена сказать:

– Конечно.

Мы положили салфетки на стол и синхронно встали. Осознав это, так же синхронно рассмеялись. С ума сойти.

Мы вышли из кафе, и Люк проводил меня до машины. Веял теплый, влажный ветерок. Где-то далеко квакали одуревшие от весны лягушки. Я глубоко вдохнула свежий вечерний воздух:

– Ах! Я так рада, что март наконец закончился.

Мы дошли до машины и прислонились к ней бок о бок.

Люк посмотрел на звезды.

– Итак… есть какой-нибудь шанс, что ты придешь на свидание к мусорному баку? – спросил он.

– Однозначно, – ответила я, потому что поняла, что последую за ним куда угодно. – Подожди! Нет! – Я откинула голову назад и ударилась о крышу машины. – Я обещала Таре и другим девочкам, что завтра мы поедем в торговый центр. Я не могу бросить их, как на прошлой неделе, хотя уж лучше бы я собирала с тобой мусор.

Меня саму удивили эти слова. Я обожала своих подруг. Мы с Тарой всю жизнь были неразлучны. И все равно это было правдой.

Люк подтолкнул меня плечом и улыбнулся:

– Это круто. Думаю, мы сходим туда еще. Скоро.

Я повернулась к нему. А он ко мне. Нас непреодолимо тянуло друг к другу.

Прядь волос упала мне в лицо, и Люк осторожно убрал ее мне за ухо. Его рука замерла, а большой палец коснулся моего подбородка. Он не произнес ни слова.

Просто притянул мое лицо к своему и нежно поцеловал.

Глава 21

Единственная причина, по которой мы с девчонками решили потусоваться в субботу, была очень простой: нам с Тарой хотелось обсудить парней. Я хотела услышать все подробности про то, что случилось у них с Джеймсом после игры, и не могла дождаться, когда расскажу ей о своем свидании с Люком.

Но из-за того, что Вероника и Сериз не переставая болтали о своих планах на лето, было нереально даже слово вставить. Мелисса смогла посидеть с нами только час, а Веронике с Сериз надо было делать домашние задания, поэтому они уехали, наконец оставив нас с Тарой наедине. Мы ходили кругами по торговому центру и делились подробностями своих свиданий.

– Подожди, – сказала я, мы с Тарой в этот момент просматривали летние платья в «Forever 21»[36]. – Джеймс больше ничего не делал? Даже через блузку и тому подобное?

Тара пожала одним плечом:

– Он схватил меня за задницу, пока мы целовались. Но да, кроме этого, он вел себя довольно прилично. Даже не снял свой галстук. Как насчет этого? – И подружка подняла платье на лямках с африканским принтом.

Я сморщила нос:

– Не. Это? – Изумрудное платье с лямкой на шее. Тара покачала головой. Я повесила вешалку обратно. – Может, он гей?

Тара улыбнулась:

– Нет, он определенно не гей. – Она усмехнулась. – Уж это-то я почувствовала… ну, ты поняла меня.

Я не стала выспрашивать интимные подробности. Просто посмотрелась в зеркало сбоку от нас, чтобы понять, какой цвет мне подойдет лучше.

– Ладно, – улыбнулась я. – Так, значит, Джеймс капитан спортивной команды, он входит в два процента лучших учеников класса, любит носить галстуки, и он джентльмен. Не пойми меня неправильно, Ти, но он твоя полная противоположность.

– Знаю! – Подружка расплылась в улыбке, как ребенок в парке «Мир Диснея». – Разве это не здорово? Противоположности притягиваются!

Тара легкомысленна. Она – девушка, которую не взволновала даже случайная встреча с Jay-Z в аэропорту, – страдала по Джеймсу Форсбергу.

– На самом деле это относится только к магнитам, – парировала я. – Ты же знаешь это, верно? Такой компас не очень-то подойдет для жизни.

Тара схватила с соседней вешалки топик с ярким принтом, расстегнула свой топ, который при этом еще и завязывался на талии, и прямо в торговом зале разделась до лифчика.

– Но из нас получилась бы невероятно горячая парочка. Господи, надеюсь, он пригласит меня на выпускной. – Подружка просунула голову в топик и натянула его на себя. – А когда в Эш-Гроув выпускной?

Я пожала плечами:

– Без понятия. В конце апреля? Начале мая? Но о нем уже говорят.

Я взглянула на ценник короткого платья.

Тара одернула топик и попозировала:

– Что думаешь? Не слишком ли вызывающе?

– Нет, я так не думаю.

Тара надула губы:

– Тогда не буду брать.

Она сняла топик и кинула его на стойку. Затем надела жакет и начала застегивать пуговицы. Я повесила топик на плечики за нее.

– А что насчет вас с Люком? – спросила она. – Вы противоположности? Держу пари, ты точно не из того же социального слоя. Он умный? Заучка? Что? Ооо, тебе надо померить это. Снимай кофту.

Я засмеялась и выхватила из ее рук топ в крестьянском стиле:

– Я воспользуюсь примерочной, спасибо. Подержи сумку.

Я схватила еще пару вешалок с разными размерами понравившегося мне платья без рукавов с лямкой на одном плече – никогда не доверяла ярлычкам.

Тара последовала за мной к примерочным и рухнула на скамейку с мягкой обивкой. Я вошла в пустую кабинку и начала переодеваться.

– Я даже не знаю, как выглядит Люк. Он сексуальный? – крикнула мне Тара.

Я покраснела, хотя здесь, кроме меня, было лишь мое отражение.

– Думаю, да, – ответила я.

Конечно же он сексуальный, но не буду же я кричать об этом посреди магазина!

– У тебя есть его фотография? – спросила Тара. – Хочу увидеть.

У меня была только одна фотография Люка в телефоне.

– Посмотри фотографии в моем телефоне, – сказала я. – Там есть одна, где он в… эм… в большом зеленом… баке.

– Ты имеешь в виду, в мусорном баке? – крикнула Тара громче необходимого.

Я закрыла глаза и сделала успокаивающий вдох.

– Просто найди ее, – вяло ответила я.

Тара с минуту молчала, и я подумала, что она всматривается в лицо Люка, чтобы оценить, насколько он сексуален. Но затем я услышала ее голос:

– Блайт, а это что за фотография?

– Я же говорила тебе! – громко прошептала я в дверную щель. – Это для благотворительных целей!

– Нет, не эта, – сказала она. – Я имела в виду фотографию костюма Голубого коня.

О боже! Я не удалила снимки!

– Нечего особенного! – крикнула я.

На мне остались только трусы, потому что в платье уже был вшит бюстгальтер. Поэтому я прижала его к груди, а потом выбежала из примерочной:

– Да просто ерунда. Давай удалю!

Я попыталась взять у подружки телефон, но Тара отвела руку в сторону.

– Когда ты это сфотографировала? – ехидно спросила она, явно наслаждаясь тем, как я пританцовываю перед ней в одном нижнем белье.

Сама Тара в это время отводила руку подальше от меня. И тут я поняла, что все в магазине видели меня практически без одежды, поэтому вернулась в примерочную. У меня не было другого выбора, кроме как рассказать Таре о подпольной «Гонке старшеклассников».

Я высунула голову и прошептала:

– Это для охоты на мусор в Эш-Гроув. Ее снова проводят, но это большой секрет, поэтому никому об этом не рассказывай, хорошо? Иначе все пострадают. А кого-то могут даже исключить.

Я засунула голову обратно и потянулась к лямке лифчика. Крючки никак не хотели застегиваться.

– Эта фотография для охоты в Эш-Гроув? – поразилась Тара.

– Да, – хмыкнула я.

Тара ахнула:

– Как ты могла так поступить со своей школой? Подожди, когда ты сделала этот снимок?

– В пятницу вечером, – ответила я. – Пока ты болтала с Джеймсом после игры.

Тара молчала.

Я продолжила:

– Нам надо было сделать фотографию Голубого коня Меритона в компрометирующей позе.

Лифчик наконец-то застегнулся. Я взяла штаны для йоги и, прыгая на одной ноге, попыталась их надеть.

– Я проскользнула в раздевалку парней и сделала фотографию.

– Постой, – пробормотала Тара. – Так поэтому ты уговаривала меня наброситься с поцелуем на Джеймса, когда он выйдет из раздевалки? – Ее голос вдруг стал печальным. – Чтобы ты могла проскользнуть туда и сделать фотографию?

Я высунула голову:

– Нет. В смысле, типа того. Возможно, поэтому, но это скорее как «убить двух зайцев одним выстрелом».

Тара все еще смотрела на фотографию в моем телефоне. Продавщица злобно взглянула на меня, и я вернулась в примерочную и заговорила в щелку:

– Я хотела фотографию, ты хотела Джеймса. Как удачно все сложилось, верно?

Тара сидела не двигаясь.

– Но все с легкостью могло пойти по-другому, – сказала она.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла я.

Я корчилась, пытаясь надеть свою кофту, но она перекрутилась. Я снова ее сняла.

– Это могло не сработать, Блайт, – вскричала Тара. – Что, если бы Джеймс подумал, что я ненормальная? Подумал, что я отчаявшаяся неудачница? Ты же не знала, как он отреагирует. Но все равно заставила меня это сделать. Поверить не могу, что ты меня использовала. Ради какой-то дурацкой фотографии!

Я наконец натянула кофту. Засунула ноги в туфли, схватила платья с топиком и вылетела из примерочной. Тара бросила мой телефон на скамейку и, скрестив руки, смотрела прямо перед собой.

– Ти, я не использовала тебя!

Я сунула одежду в руки продавщицы и взяла телефон. Быстренько прокрутила до фотографий коня и удалила все фото, словно это могло стереть их из памяти Тары.

Подружка повернулась ко мне:

– Ответь мне: смогла бы ты сделать эту фотографию, если бы я не отвлекла Джеймса?

– Не знаю. Возможно, нет.

Это был единственный вариант ответа, который пришел мне в голову. Или, по крайней мере, самый первый. Дальше я даже не думала.

– А ты бы предложила мне наброситься с поцелуем на Джеймса, если бы тебе не надо было сделать эту фотографию?

Я пожала плечами:

– Может быть. Я не уверена.

Тара сердито посмотрела на меня:

– Ты бы так не сделала, и ты это знаешь. Так что, попросту говоря, ты меня использовала. – Она встала и о дернула жакет. – Ты думала только о своих интересах. Это все, о чем ты думаешь – и говоришь! – в последнее время.

– Это не пр…

– Самое смешное… что я наверняка бы помогла тебе, если бы ты попросила. – Тара подняла свою сумку и закинула ее на плечо.

Я попыталась объяснить:

– Мы не должны были никому рассказывать об охоте, чтобы о ней не узнала администрация.

Тара медленно кивнула:

– Понимаю. Другими словами, ты мне не доверяла. Черт, Блайт!

Она направилась в сторону выхода, но шага через три повернулась и сказала:

– В кого ты, черт возьми, превратилась?

Тара не стала ждать моего ответа. Просто ушла.

Следующий час я потягивала карамельный маккиато в ресторанном дворике. Мне было стыдно, что я так повела себя с Тарой, и мне больше не хотелось участвовать в гонке. Только я обещала Люку выиграть эту гонку, поэтому я не могла уйти. Кроме того, если я начала терять друзей в Меритоне, то мне стоит найти парочку в Эш-Гроув. А если буду и дальше участвовать в охоте – или, что еще лучше, выиграю ее, – так и произойдет, я была в этом уверена. Но если я выйду из гонки, то все окажется наоборот. Однако как я могла продолжать, если это превращает меня в какую-то идиотку? Чему я верна – Меритону или Эш-Гроув?

Кофе остыл, поэтому я выбросила стакан и вышла из торгового центра. Я не знала, что делать. Мне нужен был какой-то знак, чтобы понять: выйти из игры и умолять Тару простить меня или продолжить гонку, как я и обещала Люку (и всем остальным в Эш-Гроув, хотя они даже не осознавали этого).

Я добрела до машины и поехала домой. И на полпути я наконец получила знак. В буквальном смысле. Я стояла на светофоре и заметила рядом с супермаркетом табло в А-образной раме, на котором можно было переставить буквы. Надпись гласила:

СИЛЬНО ЧЕГО-ТО ХОТИТЕ?
ХОТ-ДОГ?
У НАС ЕСТЬ СОСИСКИ ИЗ ГОВЯЖЬЕГО МЯСА
И САРДЕЛЬКИ ИЗ ИНДЕЙКИ!
ВОЗЬМИТЕ И ИДИТЕ!

На самом деле… сардельки? Почему это табло не может быть знаком? Я сразу поняла, как переставить буквы. По крайней мере, некоторые из них. Я свернула на парковку, подъехала к знаку и постаралась припарковаться так, чтобы загородить его. Несколько минут я обдумывала и записывала в блокнот, как именно расставить буквы. Затем осмотрелась по сторонам в поисках свидетелей, вытащила телефон и вышла из машины. Сделала фотографию до и через несколько минут после смены букв, на знаке было написано:

СИЛЬНО ХОТИТЕ ГОРЯЧУЮ САРДЕЛЬКУ?
ВОЗЬМИТЕ ПЕНИС ФРЭНКА!
ПОДОЙДЕТ КАЖДОМУ
АНАЛЬНЫЙ ОЖОГ ПРИЯТЕН!

Сделав фотографию, я сделала свой выбор. Я одиннадцатиклассница в Эш-Гроув и участница «Гонки старшеклассников». А затем запрыгнула в машину и уехала, даже не изменив надпись обратно. Да, я идиотка, правонарушительница и плохая девочка, так зачем заморачиваться?

Добравшись до дома, я сразу поднялась наверх и вошла на сайт «Восставшего феникса». Загрузила фотографию,

представляя, скольких выпускников повеселит моя гениальная выходка. И представьте мой шок, когда вместо подсказки выскочило:

СТОП!
Ваше вложение отправлено на рассмотрение.
Это может занять день или два.
Пожалуйста, регулярно заходите на сайт,
чтобы узнать о статусе вашего вложения.
Мы постараемся ответить вам как можно быстрее.

Что? Как такое возможно? Я четко выполнила это задание.

Разве не так?

Я перечитала подсказку и изучила фотографии до и после. Сделано все так, как просили. Да, с точки зрения правил английского языка притянуто за уши, но в подсказке не было ничего сказано про орфографию или синтаксис. В чем дело?

Я позвонила Люку. Но он не ответил. Оставила ему голосовое сообщение, в котором просила позвонить КАК МОЖНО СКОРЕЕ. Я не хотела упоминать про гонку, потому что понятия не имела, кто имеет доступ к его телефону. Затем проверила время: восемь минут седьмого. Возможно, в этот момент Люк отвозил еду в столовую для бездомных или в продуктовый банк. И он мог перезвонить в любую минуту.

Весь остаток вечера от Люка не было новостей, и мое вложение тоже не подтвердили. Я проверяла постоянно, но к половине двенадцатого, когда я ложилась спать, не было никаких изменений. Завтра возможности поваляться в кровати не будет.

На следующее утро, несмотря на то что я в не выспалась, я уложила волосы, накрасилась и надела джинсы в обтяжку, асимметричный фиолетовый топ и сандалии на ремешках.

Я тщательно накрасилась и была уверена в том, что выгляжу фантастично.

По пути в школу я слушала радио. Нашла потрясающее место на парковке и заняла его. Вышла из машины, взяла свой рюкзак, взбила волосы и отправилась в школу, намереваясь найти Люка и заставить его объяснить, что не так с моим вложением. Если придется пофлиртовать и использовать весь свой шарм, я не против. Скорее я даже была к этому готова.

Но я сразу поняла, что что-то не так. Вернулись косые взгляды. И ехидный прищур. Я слышала, как ребята шептались за спиной. Почему? Что случилось? Что-то произошло с «Гонкой старшеклассников»? Наверное, нас вычислили. Я срезала путь до крыла выпускников, чтобы найти Люка и выяснить, знал ли он что-нибудь. Но когда добралась туда, его там вообще не было. Я передвигалась по коридорам школы, удивляясь тому, как хорошо уже их изучила. Но Люка так и не нашла.

Прозвенел звонок, поэтому мне пришлось отправиться в класс. Я снова сидела в заднем углу, потому что это место было самым безопасным. Но даже там я слышала, как шепотом по классу разносились слова «лицемерка» и «сука». Что-то в самом деле пошло не так, и я понятия не имела что именно.

Мне удалось все выяснить за ланчем. Я села возле Сая и Дженны, но они не сказали мне ни слова.

– Что происходит? – вскрикнула я.

Сай приподнял бровь:

– В смысле «что происходит»? Ты чертовски отлично знаешь, что происходит.

– Нет, не знаю, – решительно произнесла я. – Клянусь!

Дженна и Сай обменялись взглядами, а потом Дженна сказала:

– Ты правда не знаешь?

– Клянусь, я понятия не имею.

Дженна сползла со скамейки, чтобы тихо проговорить:

– Ты не посылала ту фотографию Люка?

– Какую фотографию? Нет! – настаивала я.

– Всем разослали фотографию Люка. Где он роется в мусорном баке. Но это не самое худшее. Посмотри, что там написано.

Девушка достала свой сотовый и показала мне фотографию.

О, нет!

Фотография. Моя фотография. Та, на которой Люк роется в мусорном баке. Я все не решалась прочитать надпись. Но должна была это сделать.

«Смотрите, „Гонка старшеклассников“ производит впечатление на девушек!

Но девушка из Меритона никогда не пойдет с ним гулять по бедному району, даже чтобы победить в ОХОТЕ НА МУСОР!»

Глава 22

НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! ОТКУДА ОНА ВЗЯЛАСЬ?

Эта фотография не только унизила Люка, но и полностью разоблачила «Гонку старшеклассников»! Кто мог это сделать? Кто мог настолько ненавидеть меня? Как этот кто-то сумел заполучить эту фотографию? Никто о ней даже не знал!

И тут до меня дошло.

– О господи! – Я растерянно посмотрела на Сая и Дженну. – Тара.

– Кто такая Тара? – спросил Сай.

– Моя лучшая подруга, – вновь с ужасом перечитывая надпись, пробормотала я.

– Поправочка, – сказал Сай. – Бывшая лучшая подруга.

Тара была единственным человеком, кто видел эту фотографию. Должно быть, она отправила ее себе, или загрузила на свою страничку на «Фейсбук», или сделала что-то подобное, пока я была в примерочной. Она разозлилась из-за пятничного вечера? Ее злость была такой сильной, что она сделала это? Чтобы целенаправленно испортить мои отношения с ребятами в Эш-Гроув? Чтобы унизить того, кого никогда не встречала? Того, кто был важен для меня? Я не знала, что Тара может быть настолько жестокой.

– Я не знаю, что делать, – еле слышно прошептала я.

Сай глянул за мое плечо и подпер руками подбородок:

– Лучше придумать что-нибудь побыстрее, потому что здесь Люк.

Я развернулась и увидела, что он марширует ко мне, как солдат. Выражение его лица было очень серьезным. Мое сердце съежилось. Я встала и побежала к нему:

– Люк, это была не я, клянусь! Пожалуйста, позволь мне объяснить…

Он поднял руку, чтобы остановить меня:

– Я все утро провел в администрации с твоим отцом и его заместителем. Мне не нужна еще одна лекция. Особенно если ты собираешься врать мне.

– Я бы никогда не стала тебе врать, – прошептала я.

Люк вел себя так, будто не слышал меня.

– Потому что не думаю, что смогу принять это, Блайт. С одной стороны, есть великолепная, замечательная девушка, из-за которой мне трудно сосредоточиться на чем-то другом. С другой – девушка, о которой я не знаю ничего. Девушка, которая верит, что я осознанно унизил ее – как ни странно! – разместив неприглядную фотографию. Какая неожиданность. Фотография? Может, это просто совпадение? Потому что напрашивается вопрос: это был твой план мести мне и всей школе за то, что тебя унизили?

– Нет! – Я попыталась взять Люка за руки, но он отступил. – Яне…

– И если дело в этом…

– Не в этом!

– И если дело в этом, должен сказать, я потрясен тем, на что ты способна. Причем до такой степени, что провела какое-то время в том баке со мной. – Люк ткнул пальцем в пол, будто этот бак был возле нас. – Я имею в виду, чертовски продуманный план мести! Ты так красиво все устроила. Ты могла уничтожить «Гонку старшеклассников» вместе со мной и большей частью одиннадцатиклассников и выпускников. И если бы тебе повезло, то меня бы могли отстранить от занятий или даже исключить из школы.

– Это неправда! – закричала я.

Почему Люк не может замолчать и дать мне все объяснить?

– Хочется надеяться, что так и есть, – сказал он. – И хочется верить, что ты с этим никак не связана. Очень сильно хочется. Но именно ты сделала этот снимок. Да и вообще, зачем ты его сделала?

– Я тогда злилась, но…

– Конечно, соглашусь, это поставило меня в неловкое положение. Это трудно отрицать. Особенно когда тебя допрашивают в администрации по поводу скрытого значения надписи, которую ты даже не писал. Хотя, на мой взгляд, эта надпись говорит сама за себя, Блайт.

Я увидела боль и разочарование в его глазах.

– Это была Тара! – Слезы струились по моим щекам. – Я даже не делала эту надпись!

– К тому же я правда ничего о тебе не знаю, Блайт. Я думал, что знал… Думал, ты стала со мной настоящей. Но, насколько я понял, ты просто потрясающая лгунья.

– Я ужасная лгунья! – закричала я. – Спроси Сая и Дженну! Они подтвердят! Люк, я ни за что не стала бы распространять эту фотографию! Тогда в баке я сказала тебе, что сделала ее! Зачем бы я стала тебе это говорить, если планировала использовать ее против тебя? Я не пытаюсь отомстить всем за ту дурацкую фотографию. Господи, да мне даже плевать на нее!

Я развернулась и оглядела всех присутствующих. Они смотрели на нас с Люком.

– Смотрите! – прокричала я, затем засунула указательные пальцы в обе ноздри. – Я ковыряю в носу! Блайт Маккенна ковыряет в носу! Вы все, берите свои телефоны и снимайте! У вас получатся отличные снимки!

Никто не двигался.

Я опустила руки и повернулась к Люку:

– Я бы предпочла, чтобы десять тысяч моих унизительных фотографий расклеили по всему Восточному побережью, чем столкнуться с твоим недоверием.

Лицо Люка было каменным, руки скрещены на груди. Но казалось, он задумался над тем, что я сказала.

– Что значит: «Это была Тара»? – спросил он.

Я бросилась объяснять ему:

– Она единственная, кому я показала эту фотографию, и сейчас она очень злится на меня. Хотя я не особенно придала этому значения. Предполагаю, что она отправила себе фотографию с моего телефона, добавила надпись и разослала ее по всему Эш-Гроув, чтобы в этом обвинили меня. Тогда ты меня возненавидишь, о «Гонке старшеклассников» станет известно, а значит, и все остальные возненавидят меня. Она пытается сделать больно мне, Люк, а не тебе. Прости, что она использовала тебя для достижения своей цели.

Внезапно где-то в глубине меня зародились рыдания и вырвались наружу. Я не могла удержать их. Не могла даже сделать вдох.

– Она моя лучшая подруга! – закричала я. – Почему она так поступила?

Я прижала ладони к глазам, чтобы заглушить слезы. Мне очень хотелось, чтобы Люк обнял меня. Хотелось зарыться лицом в его шею. Почувствовать его дыхание.

Но он не двигался.

Я вытерла глаза рукавами и попыталась отыскать на лице Люка хоть проблеск понимания. Он молча смотрел в пол. Сжал челюсть, а мышцы на его шее то напрягались, то расслаблялись. Наконец Люк встретился со мной взглядом.

А через несколько мгновений он отступил на два шага, развернулся и вышел из столовой, не сказав ни слова.

Я онемела и стояла так, пока не почувствовала, как мое плечо сжала рука. Рядом был Сай.

– Слушай, Люк Павел никогда не пропускает уроки. Если он прогулял, чтобы найти тебя, значит, ты ему точно небезразлична.

Дженна встала с другого бока, держа в руках наши рюкзаки.

– Пойдем, Блайт, – сказала она. – Пусть эти помешанные на скандалах спокойно поедят.

Мы вышли из дверей столовой и заметили, что к нам шагает заместитель директора Хинклер, которая выглядела как крыса, съевшая что-то кислое.

– Мистер Мейсон и мисс ДеЛука, возвращайтесь на ланч. Мисс Маккенна, пройдемте со мной. Нам с директором надо перекинуться с вами парой слов.

Сай и Дженна стояли возле меня, пока я не сказала им, что все в порядке. Дженна сжала мою руку, и ребята отошли. Сай сердито посмотрел на заместителя директора. Я была готова расцеловать этих отбросов, эмо, панков и «плохих» ребят. Никогда не знала более искренних и чутких людей.

Заместитель директора Хинклер, как и Дарлин, не позволила бы мне идти рядом с ней, поэтому я тащилась позади. И каждый раз, как я пыталась нагнать ее, она ускоряла шаг. У этой женщины серьезные проблемы с самоконтролем.

Мы дошли до помещения школьной администрации, и Хинклер прошла мимо всех секретарш так, будто их там не было. Я вежливо кивнула женщинам, и они робко улыбнулись мне. Даже Глэдис бросила на меня сочувствующий взгляд, сидя за украшенным котятами столом. Оказавшись в папином кабинете, Хинклер захлопнула дверь и встала возле папы, как часовой.

Папа указал мне на стул:

– Присаживайся, Блайт.

Я села. И догадайтесь что? Вышвырнула эту чертову маску леди прямо в окно. Я позволила злости и разочарованию, отражавшимся на моем лице, вырваться наружу.

– Никогда не думал, что встречусь с тобой в этом кабинете и при таких обстоятельствах. – Папа тяжело выдохнул, раздувая щеки. – Можешь объяснить это?

Он пододвинул ко мне листок бумаги. Мне даже не надо было смотреть на него – я знала, что это фотография Люка.

– Эту фотографию сделала я. – Больше я не стала ничего добавлять.

Седьмое правило врунишки: избегайте лжи, если это возможно.

– Ты не отрицаешь, что сделала ее сама? – спросила Хинклер, приподнявшись на носочках, – она, несомненно, радовалась моему признанию.

– Я же только что сказала вам это, – ответила я.

– На что? На фотоаппарат? На телефон? На что?

Голос заместителя директора стал резким.

– На телефон.

– Ты отправляла это фото кому-нибудь? – спросил папа, сложив руки перед собой на столе.

– Нет.

– У кого-то еще есть доступ к твоему телефону? – спросила Хинклер.

– Конечно, – ответила я.

– Кому, например?

– У кого? – исправила я заместителя директора. Она, нахмурившись, посмотрела на меня. – Дайте подумать. У многих. У моих друзей, брата… родителей, конечно.

После этих слов папа выпрямился и разгладил свой галстук. Он бросил взгляд на своего заместителя, которая, без сомнений, любила обвинять родителей в неподобающем поведении детей.

Он прочистил горло.

– Ты знаешь, как она распространилась среди учеников?

– Нет, не знаю.

И это тоже правда. Я не знала наверняка; да, у меня был главный подозреваемый, но не было доказательств.

– Ты, конечно, понятия не имеешь, кто отправил эту фотографию, – недовольно пробормотала Хинклер.

Я пожала плечами. Формально, заместитель директора не задала вопрос, а значит, от меня и не требовалось ответа. Я не знала, почему решила защитить Тару, ведь она даже не ходит в Эш-Гроув. Возможно, по привычке. Или я не хотела ябедничать. Или все дело в том, что я до сих пор не смирилась с тем, что она навредила мне таким образом. Я хотела во всем убедиться.

Папа опустил голову и взмахнул над фотографией рукой, будто отгонял все доводы:

– Суть в том, что она была отправлена всем по почте и сейчас находится на просторах Интернета. Так как ты сделала эту фотографию, то именно на тебя и падает подозрение.

– Как человек, ответственный за дисциплину, – сказала Хинклер, – хочу тебе напомнить о политике нулевой нетерпимости к издевательствам. – Ее глаза вспыхнули от восторга. – Это влечет за собой наказание в виде исключения из школы.

Папа поднял руку, чтобы остановить своего заместителя. И Хинклер закрыла рот.

– Конечно, нам не хочется этого делать, – сказал папа. Судя по кислому лицу заместителя директора, это заявление к ней не относилось.

Папа продолжил:

– Поэтому мы с моим заместителем пришли к такому решению. – Он посмотрел на самодовольное лицо Хинклер. Затем снова на меня. – Судя по надписи в школе, несмотря на мой официальный запрет, проходит «Гонка старшеклассников».

После этих слов меня охватила тревога. Но я ничем не выдала себя.

Восьмое правило врунишки: не позволяйте вашему телу предать вас и дать понять оппоненту, что вы блефуете.

– И как нам кажется, ты принимаешь в ней участие, – продолжал папа. – Хотя я искренне надеюсь, что это не так. В любом случае, если ты укажешь на учеников, которые ответственны за противоправную «Гонку старшеклассников», мы с моим заместителем согласимся скорректировать меру наказания и вместо исключения отстраним тебя на две недели от занятий.

Хинклер фыркнула:

– Я считаю, что это создаст опасный прецедент, но, конечно, не могу не согласиться с мнением директора Маккенна.

И она поджала губы.

Абсурдность сложившейся ситуации просто забавляла. Месяц назад, когда я не хотела даже появляться поблизости от Эш-Гроув, меня заставили прийти сюда. Сейчас, когда я хотела здесь остаться, угрожали меня выгнать. Они и правда думали, что могут так легко мной манипулировать? И если потрясут передо мной «личным делом», как косточкой перед собакой, то я для них станцую?

Будто я предам Люка, Дженну и Сая? Будто сдам всех, кто вовлечен в «Гонку старшеклассников»?

Будто я могла их предать! Будто была настолько жестокой! Или слабой!

Но не тут-то было.

– Я могу назвать вам всех, – соврала я.

Затем замолчала, позволив этой дезинформации просочиться в крошечный мозг заместителя директора и вызвать потоки слюны.

– Но не назову, – продолжала я. – Я не стукачка. Кроме того, я уже совершила ошибку, разрушив гонку. И больше так не поступлю.

Лицо заместителя Хинклер напряглось.

– Так ты принимаешь в ней участие? – прошипела она.

Папа молча смотрел на меня, ожидая ответа, и на его лице отражалось отчаяние. Я поняла, что ему все равно, что подумают члены школьного совета и как это скажется на его авторитете. Папа беспокоился за меня. Его заботили моя безопасность и мое будущее. А не собственные перспективы. Если бы этот вопрос задал он, то я сказала бы ему правду. Признала бы свою роль в случившемся и согласилась с любыми последствиями.

Но вопрос задала Хинклер. Я посмотрела прямо в ее безжизненные глаза:

– Я этого не говорила. Я только сказала, что могу назвать имена участвующих.

Папа выдохнул, раздувая щеки.

– Ну, не могу не испытывать облегчения, – пробормотал он.

Он не осознал того, что я ушла от ответа. Он услышал то, что хотел услышать. Или то, что ему нужно было услышать.

– Мы все выясним, – прорычала Хинклер. – И отстраним всех участников, можешь быть уверена. Одиннадцатиклассников, выпускников – всех! – Она наклонилась и постучала своим костлявым пальцем по фотографии Люка. – На самом деле по этой фотографии понятно, что Люк Павел тесно связан с этим запрещенным мероприятием. – Она прищурилась и улыбнулась мне. – Возможно, его исключение станет сигналом для остальных непокорных участников, и они откажутся от игры.

Мое сердце остановилось.

Хинклер знала. Либо поняла это по фотографии, либо видела нас в коридорах, либо слышала слухи, но эта ведьма знала, что мы с Люком встречаемся. И теперь она угрожала исключить не только меня, но и его, если я не сдам остальных участников «Гонки».

– Возможно, Блайт надо немного подумать, – опираясь на стол, сказал папа. – Возможно, ей стоит переспать с этой мыслью.

Заместитель Хинклер стиснула свои желтые неровные зубы.

– Ладно, – усмехнулась она.

Хотя ее тон свидетельствовал о том, что она с удовольствием исключила бы меня из школы прямо сейчас.

Папа потер коленки и встал:

– Хорошо, Блайт. У тебя есть время до завтрашнего утра, чтобы наметить план действий. Пожалуйста, приди сюда до классного часа… – Он посмотрел на часы: – А сейчас можешь вернуться в класс.

И в этот момент он вновь стал директором, а я всего лишь безымянным учеником. Тем, кого он не увидит до завтрашнего утра, а не тем, с кем жил в одном доме.

Настало время надеть маску леди, потому что я не намеревалась возвращаться в класс. Как я могла это сделать, когда все так злятся на меня? После стычки с папой и Люком во мне не осталось никаких эмоций. Не осталось ничего, что помогло бы мне защититься от оскорблений и смешков. Мне нужно было убраться отсюда, и поскорее. Поэтому я вышла из кабинета, завернула в коридор и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась на улице.

Я села в машину и снова расплакалась. Я потеряла свою лучшую подругу, Люка, утратила все шансы выжить в Эш-Гроув и отправила все свои планы в тартарары. Я завела машину, но не знала, куда поехать. Я не могла отправиться домой. Или в Меритон. Но и здесь остаться тоже не могла. А значит, осталось только одно место.

Глава 23

Как только я вошла в комнату старушек в «Шэди Эйкес», я поняла, что что-то не так. Миссис Фрэнни закричала на меня:

– Катись отсюда!

Щеки ее пожелтели и ввалились. Палец, указывающий на меня, дрожал. Голова соскальзывала с подушки.

– Миссис Фрэнни, это я, Блайт!

Я подбежала к старушке, чтобы она рассмотрела меня. Кровать миссис Эулалии была пуста. Должно быть, она ушла принять ванну, постричься или что-нибудь подобное. Хотя обычно она не планировала такие вещи на понедельник.

– Где миссис Эулалия?

– Это ты, Блайт? – спросила миссис Фрэнни, всматриваясь в меня сквозь опухшие веки. – Я не могу… Я не могу ничего понять. Это ты?

Она, казалось, смотрела прямо сквозь меня, будто ответ находился где-то за моей спиной.

Я присела возле нее на краешек кровати:

– Это я, миссис Фрэнни. Блайт. Я просто плакала, и макияж потек. – Я достала платок из коробки на прикроватном столике и попыталась стереть потекшую тушь. – Это я.

Я ждала, что миссис Фрэнни спросит, почему я плакала, но она молчала.

Взгляд старушки сфокусировался на моем лице.

– О, Блайт! Когда ты пришла? Ты же должна приходить по понедельникам. – Ее голос сорвался.

Что происходит?

– Сегодня понедельник, миссис Фрэнни. Вы в порядке? Где миссис Эулалия?

– Ушла, – сказала миссис Фрэнни, показывая на аккуратно заправленную кровать миссис Эулалии. – Старая ворчунья наконец ушла.

Она коснулась своего лица дрожащей рукой, словно проверяла что-то, но не могла вспомнить что именно.

Я робко взяла ее руку в свои и заставила ее посмотреть на меня:

– Что значит «ушла»?

Пряди незаплетенных седых волос упали на лицо миссис Фрэнни, когда она повернулась к пустой кровати миссис Эулалии.

– Пару ночей назад ей стало трудно дышать, – вздохнула она. – А потом дыхание остановилось. Они забрали ее в больницу, и она не вернулась. Вот что я имела в виду под «ушла». – Взгляд миссис Фрэнни скользнул по окну. – Я всегда говорила, что хотела эту комнату себе.

Она крепко сжала глаза и скорчила гримасу, будто ее больно кольнули иголкой. Затем выкрутила свою руку из моей хватки.

– Миссис Фрэнни! Я сейчас вернусь, хорошо?

Я слезла с кровати и побежала на поиски Дарлин. Она выходила из комнаты одного из постояльцев, засовывая в рот кусочек шоколадки.

– Дарлин! – позвала я.

Медсестра скользнула по мне взглядом, не узнавая меня. Затем проковыляла к своему посту и села за стол. Я рванула к ней, положила обе руки на стол и наклонилась к ней.

– Когда кто-то зовет вас по имени, невежливо не отвечать, – прорычала я.

Должно быть, мои опухшие глаза и размазанный макияж выглядели устрашающе, потому что медсестра отпрянула к спинке своего скрипящего стула.

– Я… Я не слышала тебя, – соврала она.

– Что случилось с миссис Эулалией? – спросила я.

Дарлин зашуршала бумажками, раскиданными по ее захлам ленному столу. Она прятала от меня свои равнодушные глаза.

– В пятницу ее увезли в больницу Святого Михаила с пневмонией, – сказала медсестра таким тоном, будто мы говорили о погоде. – Возможно, заболела, когда ты на прошлой неделе вывозила ее погулять.

Я сердито посмотрела на Дарлин, будто представляла, как стираю с обуви ту бесформенную массу, в которую ее превращу.

– Нет, она не могла тогда заболеть, – сказала я. – Намекнете на это еще раз, и я вас ударю.

Откуда во мне взялась такая агрессия?

Но я твердо знала одно – Дарлин была помехой между мной и правдой о миссис Эулалии, и ничто не помешает мне узнать, что случилось.

– А теперь расскажите мне, как она, – зло прошипела я.

Мои внутренности скрутились в комок. Миссис Эулалия не могла умереть. Это невозможно.

Казалось, Дарлин получала какое-то извращенное удовольствие, видя мою обеспокоенность.

– Состояние было критическим, – хмыкнула она. – Старушка умирала.

Мое сердце ушло в пятки.

Затем Дарлин добавила:

– Дважды. И дважды врачи возвращали ее к жизни. Сейчас она в реанимации.

Я очень старалась, чтобы мой голос звучал спокойно.

– Она вернется? – спросила я.

– Насколько я слышала, дела идут не очень, – усмехнулась Дарлин.

Медсестра облизнула губы и одарила меня слащавой улыбкой. Мне никогда прежде не хотелось ударить какого-нибудь человека так сильно. Мне вообще никогда не хотелось никого ударить. Теперь только благодаря маминым урокам мои руки лежали на столе, а не сомкнулись вокруг жирной шеи Дарлин.

– Миссис Фрэнни знает? – спросила я.

– Знает что? – ухмыльнулась Дарлин.

Она закинула в рот жвачку и громко зачавкала.

– Что миссис Эулалия НЕ УМЕРЛА!

Дарлин безразлично пожала плечами:

– Откуда мне знать?

Невероятно.

Я наклонилась к противной тетке очень близко. Она отодвинулась.

– Вы должны знать, потому что обязаны заботиться о благополучии постояльцев, а не о том, сколько конфет можете у них стащить, пока они спят. Ну вы и дрянь!

Дарлин, скрестив руки, откинулась на спинку стула с довольным видом.

– Блайт Маккенна, вы официально исключены из волонтерской программы «Шэди Эйкес». Оставьте свой бейджик на стойке в администрации. – Она подняла руку и помахала мне: – Пока-пока!

Я сорвала бейджик с кофты и швырнула в нее. А затем развернулась, чтобы вернуться к миссис Фрэнни, но Дарлин сказала:

– И куда это ты направляешься?

Я быстро обернулась:

– Я могу до семи часов посещать постояльцев. А у меня здесь подруга.

И пошла по коридору.

– Я вызываю охрану! – крикнула Дарлин мне вслед.

– Вперед! – не оборачиваясь, ответила я.

У меня не было сомнений, что именно так Дарлин и поступит. Но я знала, что у меня есть в запасе несколько минут, поэтому свернула в комнату миссис Фрэнни и снова села на ее кровать. Старушка продолжала смотреть в окно, выдергивая волоски из растрепанной косички.

– Миссис Фрэнни? – прошептала я.

Казалось, она заметила меня только сейчас, так как после этих слов вздрогнула и обернулась.

– Миссис Фрэнни, я не могу остаться сегодня. Извините. Я должна идти, но хочу, чтобы вы знали – миссис Эулалия до сих пор в больнице, и врачи надеются, что она скоро вернется. Так что не беспокойтесь насчет нее, хорошо?

Глаза миссис Фрэнни слегка прояснились, но она сказала:

– Кто сказал, что я беспокоюсь? – Ее лицо вновь омрачилось. Она сжала челюсти. – Мне не нужна эта старая корова.

Старушка отвернулась и сжалась в комок так сильно, насколько позволяли ее суставы. Я погладила бедняжку по спине, ощущая под ночнушкой ее ребра.

Вскоре за дверью раздались тяжелые шаги.

– До свидания, миссис Фрэнни, – прошептала я и вышла за дверь до того, как охранник произнес хоть слово.

Я очень расстроилась из-за миссис Фрэнни и тревожилась за миссис Эулалию. Я подумала о том, чтобы отправиться в больницу и проведать ее, но вспомнила, что в реанимацию пускают только членов семьи. Но муж и дети миссис Эулалии умерли, а оставшиеся родственники жили в Алабаме, так что здесь у нее никого не было. Они с миссис Фрэнни были единственными близкими людьми, несмотря на то что часто препирались и ссорились. Они были привязаны друг к другу больше, чем сестры.

Как и мы с Тарой. Мы все знали друг о друге, и казалось, что мы никогда не расстаемся. Мы понимали друг друга без слов. Заполняли анкеты друг за друга.

Как же Тара могла разрушить все это?

Я должна была узнать. Мне необходимо было понять, почему Тара поступила так, прямо сейчас. Немедленно! Плевать на то, что уроки еще не закончились. Мне не терпелось попасть в старшую школу Меритона.

Добравшись туда, я вошла через главный вход и попала в помещение администрации. Я вела себя так, будто до сих пор училась в этой школе, а так как секретарши меня не узнали, то они и глазом не моргнули, когда я написала вымышленное имя в журнале опоздавших учеников. Я даже помахала им, улыбнулась и поблагодарила, когда они пропустили меня в школьный коридор.

На часах было двадцать семь минут второго. И в это время занятия у Тары проходили в классе на втором этаже. Я поднялась по лестнице и понеслась по знакомым коридорам. Дошла до класса, постучала в дверь и приоткрыла ее. Я стояла в том месте, где учитель мистер Пападопулус мог видеть меня, а ученики – нет. Я всегда нравилась мистеру Пападопулусу, поэтому он улыбнулся. Но прежде чем он успел произнести мое имя, я сказала: «Мне нужна Тара Генри, пожалуйста», будто в этом не было ничего необычного. Учитель позвал Тару. Я отступила от двери, чтобы она увидела меня только после того, как выйдет. Закрыв дверь и повернувшись, Тара застыла, а ее глаза стали размером с чайные блюдца. Это было очень похоже на признание вины. Она открыла рот, но я не позволила ей ничего сказать.

– Немного побаловалась фоторедактором прошлым вечером, Ти? – саркастично произнесла я. – И составила отличный список для рассылки. Столько проделано работы, и только для того, чтобы продемонстрировать свою злобу и жестокость.

Тара посмотрела влево и погрызла ноготь. Я знала это движение. Она изображала скуку, чтобы замаскировать нервное напряжение.

– Это не «злоба и жестокость», – передразнила она меня. – Я сделала это для твоего же блага.

– Что? – закричала я. – Как именно? Заставив Люка и всех в Эш-Гроув ненавидеть меня? Как раньше? Ребята только начали принимать меня!

– Я не удивлена, что они принимают тебя, потому что ты превращаешься в одну из них. Ты как клон Эш-Гроув. Я не могу просто стоять и смотреть, как они превращают тебя в отброса. В буквальном смысле! Ради всего святого, Блайт, ты ползала в мусорном баке и считаешь, что это романтично. Знаешь, почему я разослала эту фотографию? Чтобы напомнить всем в Эш-Гроув, кто ты. Чтобы напомнить ТЕБЕ, кто ты. Чтобы там знали – ты лучше их, а они портят тебя. Люк Павел портит тебя. Эти кретины из Эш-Гроув заслуживают, чтобы в ответ им испортили все!

Все слова Тары были ложью. Ничего из сказанного не могло быть правдой. Тара выпалила эту нелепую речь, чтобы придать смысл своему поступку и скрыть злость, ревность и обиду. Я не становилась отбросом. Я знала это точно, потому что ребята в Эш-Гроув не отбросы. Но даже если Тара и поверит в это, ничего не изменится. Потому что ее оправдания основаны на такой огромной куче лжи, что Тара сама не верит в нее. Я сотни раз видела, как она таким образом манипулировала своими родителями.

Определенно настал момент для сквернословия.

– Дерьмо собачье, – сказала я. – Ты злилась и хотела причинить мне боль. Вот и все. Ты можешь искать себе оправдания, но я знаю тебя, Тара, и точно знаю, почему ты так поступила. Тебя выдало выражение лица, когда ты вышла из класса. Ты не обрадовалась встрече со мной. Ты испугалась. Так знала, что облажалась. А теперь врешь мне и, возможно, даже самой себе. Никто в Эш-Гроув не врал мне. Ни один человек. Да, иногда правда ранит, но знаешь что? Лучше услышать правду от врагов, чем ложь от друзей.

А затем я развернулась и ушла. Думала, Тара крикнет мне вслед. Позовет обратно, чтобы извиниться. Сделает все, чтобы мы помирились, вернулись к прежним отношениям.

Но она молчала. И каждый сделанный мной шаг отдалял нас друг от друга как минимум на километр.

Я села в машину и поехала куда глаза глядят. Мне не хотелось возвращаться домой и встречаться лицом к лицу с мамой. Мне хватит одного ее взгляда, чтобы разлететься на тысячи кусочков. И так моя жизнь покрыта паутиной трещинок. Казалось, будто некоторые ее части хотят отколоться, но чем сильнее я старалась удержать их на месте, тем больше становились разломы.

Мне надо было увидеть Люка.

Лишь в этом я была уверена. Все остальное неважно.

Уроки должны были закончиться только через полчаса. Поэтому я кружила по округе. И вдруг оказалась у нашего нового дома. Я ненавидела этот дом. Он обманул меня, пообещав новые начинания. Хотя на самом деле символизировал лишь конец всего, что я любила. Моего прежнего дома. Друзей. Будущего.

Отношений с Люком.

Дом соврал мне. «Не прячься, – говорил он. – Пусть все увидят тебя настоящую, включая недостатки и прочее». И я позволила это. И это стоило мне всего. Никому не понравилось, что они увидели. Все предпочитали идеальную Блайт. Веселую, организованную, целеустремленную Блайт. Всесторонне развитую, хорошо одетую и всеми любимую. Как пакетное предложение.

Я вышла из машины и встала на дорожке, выложенной плитами. Я посмотрела на панорамное окно, затем на крыльцо, карниз, крышу, наружную обшивку, двери гаража, трубу и снова на окно. Безупречный экстерьер. Идеальный фасад. Такой же идеальной была Блайт.

Я потянулась вниз, подняла один из камней, что лежали на краю дорожки, и швырнула как можно сильнее. Он врезался в панорамное окно, и осколки стекла разлетелись повсюду. Как приятно наблюдать за тем, как что-то рушится помимо тебя, слышать, как что-то разбивается. На раме болтался большой кусок стекла, который через пару мгновений упал на землю.

– Каково это? – насмехалась я над домом.

Зияющая дыра в окне портила фасад, как отсутствующий зуб портит улыбку. Я улыбнулась, показав зубы, чтобы передразнить дом. Однако я разбила еще не все окна. Поэтому наклонилась и снова взяла камень. Он был холодным и тяжелым.

– Может быть больно, – усмехнулась я.

Затем отвела руку, посмотрела на целое окно…

…и застыла.

Я говорила с домом. И пыталась причинить ему боль. «Дом ничего не чувствует», – сказала я себе. Тогда что я делала? Кому я причиняла боль? Своим друзьям? Папе?

Я услышала громкий сигнал, раздавшийся за спиной. Повернулась, и меня ослепило сверкающими красными и синими огнями полицейского автомобиля, подъехавшего вплотную к моей машине. И ответ на мой вопрос ошарашил меня как ушат ледяной воды.

Я пыталась причинить боль себе.

И успешно с этим справилась.

Глава 24

– Опустите камень и отойдите от дома, – прогудел голос в громкоговоритель.

Через мгновение из машины одновременно вылезли два офицера в форме. Один начал говорить по рации, прикрепленной к его плечу. Другой повернул меня и застегнул на мне наручники, прежде чем я смогла хоть что-то произнести.

Ведя меня к машине, офицер сказал:

– Вы арестованы за незаконное проникновение, вандализм, хулиганские действия и попытку ограбления. Вы имеете право хранить молчание…

Он зачитал мне остальные права, затем остановил у машины и обыскал меня. Открыл заднюю дверь, положил руку мне на голову и засунул внутрь.

Через две минуты в окно заглянули его напарник и какая-то пожилая женщина в уродливом цветастом фартуке, который, скорее всего, был родом из семидесятых.

– Это она! – услышала я слова женщины. – Две недели назад я видела в кухонное окно, как она рыскала вокруг дома. Так и знала, что она вернется. Возможно, она хотела ограбить этот дом, чтобы раздобыть денег на наркотики!

«Так мило с вашей стороны, что вы пришли поприветствовать своих новых соседей, – подумала я. – Каким удовольствием будет видеть вашу улыбку каждый день».

С этого момента я стала как зомби. В смысле, кому нужно запоминать подробности снятия отпечатков пальцев, фотографирования в профиль и анфас и швыряния в местную тюрьму в шестнадцать лет?

Сидя в вонючей, грязной камере, я знала только одно – я одинока. Физически, социально и эмоционально одинока. И возможно, такой и останусь еще какое-то время. Папа уже разочаровался во мне как в ученице его школы; не могу даже представить себе, как ему станет стыдно после этой моей выходки. Для него это будет огромным позором. Разве школьный совет выберет суперинтендентом того, чья дочь-преступница исключена из школы? Вся ирония в том, что этого бы никогда не случилось, не пытайся он заполучить эту должность. Но стоит признать, что его решение стало лишь отправной точкой. Все остальное моих рук дело. Я была той, кто противился переезду в Эш-Гроув. Той, кто настроил всех против себя, разрушив «Гонку старшеклассников» и отложив выпуск ежегодника. Той, кто пошел против папиных правил и помог организовать подпольную гонку. Именно я сфотографировала Люка. И я разбила окно.

А еще я использовала Тару. Стоит признать и это. Может, я не замечала этого – или не хотела замечать, – равно как и Тара утверждала, что не заметила, насколько сильно меня ранил ее поступок. Мы так похожи. И сейчас мне стало ясно, что когда я уговаривала Тару броситься на Джеймса, то ставила свои нужды выше ее. Ого! Именно в этом я обвиняла папу весь прошлый месяц.

Я свернулась в комок на холодной скамейке из цемента и положила голову на руки. Мой разум блуждал, а тело оцепенело. Мне хотелось спать, но звуки, разносившиеся в тюрьме, мерзкий запах мочи и немытого тела, что просачивался сквозь стены камеры, делали это невозможным.

Примерно через полчаса я вернулась в реальность от громкого позвякивания и скрежета металла. Дверь в камеру открылась и явила взору сурового, грузного офицера. А за его спиной стояли мои родители.

Мне хотелось вскочить и ринуться в мамины объятия, но я сдержалась, чтобы оценить настрой родителей. Мама подошла прямо ко мне и сжала в объятиях.

– Что случилось, Блайт? – тихо произнесла она. – Почему ты это сделала? Почему разбила окно в доме?

Я глянула на папу, который совсем недавно угрожал мне исключением из школы, ведь это была одна из причин. Знает ли об этом мама? Но папа уставился в угол камеры и выглядел удрученным.

– Тяжелый выдался денек, – сказала я.

Я не хотела рассказывать родителям слишком много, особенно о том, что прогуляла уроки. К тому же у меня не осталось сил, чтобы вновь вспоминать все подробности этого дела. Ведь я уже прокрутила их в голове сотни раз.

– Папа упомянул, что случилось в школе, – сказала мама.

Значит, она все знала.

– У всех бывают тяжелые дни, но это не значит, что надо совершать преступления и разрушать частную собственность! – завопил папа. – Да что на тебя нашло?

– Я потеряла самообладание, – сказала я. – Мне очень жаль. Я заплачу за окно.

– Да, черт возьми, заплатишь, – кивнул папа. – Но не думай, что это все. Ты не выйдешь из дома до дальнейших распоряжений. Только в школу и в «Шэйди…

– Скотт», – решительно произнесла мама. Папа перевел взгляд на нее. – Мы можем обсудить это позже? – спросила она, хотя вряд ли это было вопросом. – Давай отвезем Блайт домой. Ей и так сегодня досталось.

Папа засунул руки в карманы куртки и повернулся к нам спиной, но замолчал.

– Это значит, я могу идти? – спросила я.

– Они сняли обвинения, – сказала мама. – Папа показал соглашение на покупку нового дома, объяснив, что мы завершаем сделку через несколько дней и, соответственно, являемся владельцами. Ты несовершеннолетняя, ранее не привлекалась, поэтому было решено проявить снисхождение.

– Спасибо, пап, – пробормотала я ему в спину.

Он, не оборачиваясь, кивнул мне.

Мама притянула меня к себе и крепко обняла.

– Я так беспокоилась за тебя, – скорее самой себе, чем мне, прошептала она. – Я хочу, чтобы ты рассказывала нам обо всем, что тебя беспокоит. Мы, возможно, не в силах это исправить, но, по крайней мере, будем рядом с тобой, чтобы ты не переживала это в одиночестве.

Я посмотрела на папу, потом на маму. Мне так хотелось сказать им, что они слишком заняты, слишком погружены в свои собственные проблемы. Но вместо этого я пробормотала:

– У вас и без меня хватает забот.

– Не глупи, – улыбнулась мама, поглаживая мои волосы. – Забота о тебе для нас на первом месте. – Папа кашлянул. А мама поцеловала меня в макушку. – Ладно, давай отвезем тебя домой.

– Я подброшу вас, – сказал папа ей. – И вернусь в школу. Бумажная работа.

Мама моргнула:

– Это не может подождать? Думаю, прямо сейчас Блайт нуждается в нас.

На папином лице было написано, что он сыт мной по горло.

– Ничего страшного, – сказала я. – Все нормально, я в порядке.

И возможно, это была моя самая большая ложь.

Как только папа подвез до дома меня и маму, я сразу поднялась в свою комнату. Приняла горячий душ и надела пижаму. Да, до ужина еще было далеко, но мне все равно. Я никуда не собиралась.

Следующее, что я сделала, – позвонила Люку. Он не взял трубку. За следующий час я оставила три голосовых сообщения, но на этом решила остановиться. Очевидно, Люк не собирался мне перезванивать. Я должна была сделать что-то такое, что покажет мою искренность, покажет, насколько я сожалею о случившемся.

Я достала огромную антологию пьес и сонетов Шекспира. Но мне нужен был определенный сонет. Я полистала страницы, пока не нашла его. Прочитала несколько раз, чтобы убедиться, что я правильно помнила его смысл. Это был разговор двух людей, которые обидели друг друга. Признание глупости и вины, мольба о взаимном прощении.

Я вписала сонет в письмо для Люка.

От: blythespirit @gmail.com
Кому: lpavel @hotmail.com
Тема: А так извиняюсь я
Для тебя:
Я не ропщу, что от тебя пришлось
Принять мне столько скорби и печали,
Что я согнулся, изнемог от слез,
Ведь не из меди нервы, не из стали.
И если так же от обид моих
Страдал и ты, нет горшего страданья.
А для себя я даже не постиг,
Как были глубоки мои терзанья.
О почему печали нашей мрак
Нам не дал вспомнить горечь отчужденья?
И почему замедлили мы так
Друг другу принести бальзам смиренья?
Былых ошибок в сердце не храня,
Как я тебя, так ты прости меня[37].
Блайт (и Уильям Шекспир)
Только с тобой я всегда была настоящей.

И нажала «Отправить».

Я понимала, что, возможно, не получу ответа. Меня не удивит, если Люк никогда больше не заговорит со мной. По крайней мере, в столовой я сказала ему то, что хотела. Оставалось только надеяться, что он поверит мне. И может быть, простит.

Затем я вошла на сайт «Восставшего феникса», чтобы проверить, появилось ли уведомление о нарушении секретности. И оно там было. В нем говорилось, что у администрации нет конкретных доказательств о проведении гонки, поэтому предлагалось затаиться до завтра, пока не появится еще какая-нибудь информация. Думаю, прошел слух о том, что утром я должна назвать имена участников. Старая добрая Глэдис.

Я проверила статус своей заявки. Ее все еще не подтвердили. Сомневаюсь, что вообще теперь получу подтверждение. Я была уверена, что бы ни случилось завтра, меня исключат из охоты. Да и вряд ли бы мне удалось выиграть. Сай с Дженной уже получили последнюю, десятую подсказку. Они молодцы. Если кто и заслуживал победы в подпольной охоте, то это они. Я надеялась, что слухи о призе были правдивыми.

Мама позвала меня на ужин, хотя я говорила ей, что не голодна. Я вышла с сайта, проверила историю браузера и потащилась вниз за мясным рулетом, которого не хотела.

Папа на ужин не пришел. Отчасти я вздохнула с облегчением. Отчасти почувствовала вину. Семейные ужины всегда были важны для папы, и из-за меня он не захотел присутствовать на одном из них. По крайней мере, Зак наслаждался этим. Он подмигивал мне и посылал хитрые ухмылочки. А еще считал, что мой арест добавит ему крутизны среди новых приятелей в Эш-Гроув. Я надеялась скрыть свой тюремный опыт от общественного сарафанного радио, но, судя по всему, копы пришли в школу и рассказали папе о моем аресте в присутствии Глэдис, секретарш и тех, кто оказался в помещении администрации. Зак был уверен, что все, начиная от сторожа и заканчивая членами школьного совета, знали о моем аресте. Мама озвучила мне эту информацию во время ужина.

После того как я тридцать минут ковырялась в еде, она отпустила меня, и я вернулась в комнату.

Примерно после полуночи у меня проснулся аппетит. Я выбралась из кровати и поползла на кухню. Приготовила себе бутерброд с арахисовым маслом и уже отправилась с ним наверх, когда что-то привлекло мое внимание к гостиной. Силуэт сидящего в темноте человека. И это мог быть только один человек.

– Пап? – спросила я. – Это ты?

– Милая, – отозвался он, – почему ты не спишь?

Я никогда не слышала столько печали в его голосе. И никогда не думала, что именно я доведу его до такого состояния.

– Мне захотелось поесть.

– О!

Тишина.

Я вошла в темную комнату:

– Пап? Извини меня. За все. За дом, школу… и особенно за то, что помешала тебе стать суперинтендентом. Несмотря на то что я натворила, мне никогда не хотелось навредить тебе. Клянусь.

Папа протяжно выдохнул:

– Это не имеет значения, Блайт. Меня волнуешь только ты и твое будущее. И я переживаю, что испортил его. Просто… никогда не думал, что все может пойти наперекосяк.

– Я тоже, – вздохнула я. – Одно потянуло за собой другое. И я даже не поняла, что все зашло так далеко. Пока не оказалась там.

– Я не понимаю, зачем ты все это сделала. – Папа развел руками. – Нарушала правила, врала, разрушила новый дом… Ты будто стала кем-то другим. Почему ты так поступила?

В голове всплыли первые строчки сонета, что следует за тем, что я отправила Люку.

– «Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть, – процитировала я. – Напраслина страшнее обличенья»[38].

Папа медленно кивнул в темноте. Затем тихо продолжил:

– «А вы грехи мои по своему равняете примеру».

Вот он, тот самый учитель английского языка, которого мама привела когда-то знакомить со своими родителями. Казалось, эти слова значили для папы что-то большее.

– Это правда, – пробормотал он сам себе. – Это правда. Затем снова замолчал. А я побоялась произнести хоть слово.

– Это все моя вина, Блайт. Не твоя, – сказал папа наконец. – Я так сосредоточился на получении этой должности, что не заметил, как негативно это влияет на тебя. Если бы я понял это раньше, то не стал бы так поступать. Мне не стоило выдергивать тебя из Меритона. Там ты была на хорошем счету. И я убедил себя, будто перевод в Эш-Гроув никак на тебя не повлияет. – Он покачал головой. Поднял руки и соединил выпрямленные пальцы. – Я пытался сделать так, чтобы твои будущие достижения были частью моих. – Он опустил руки. – Так эгоистично. А все должно быть наоборот.

– Но, пап, ты делаешь это для семьи, – возразила я. – Ты хочешь для нас лучшей жизни. Это же твои слова.

– Я говорил это и себе. И был очень убедительным. Так оно и есть, но не в том смысле, какой вкладываешь в эти слова. Это никак не связано с социальным статусом, возможностью покупать дорогую одежду и машины или с оплатой Брин-Мор. Это связано с тем, как вы с Заком проживете ваши жизни. Не хочу, чтобы вам с братом пришлось идти на уступки, когда вы станете старше. Не хочу, чтобы вам пришлось соглашаться в жизни на меньшее, а потом защищать, или объяснять, или оправдывать выбор, сделанный вами. – Папа покачал головой и посмотрел на пол. – Я видел, как твоя мама поступала так на протяжении двадцати лет. Слышал, как она защищает меня перед родителями – и я знаю, она делает это из любви ко мне, – но, господи, это меня убивает. Убивает! Потому что она не должна этого делать. Я не хотел для нее такого. Я хочу, чтобы она гордилась своей жизнью и мужем. Хочу, чтобы ей не приходилось оправдываться или защищаться. Хочу компенсировать ей тот уровень жизни, которым она пожертвовала, выйдя за меня замуж… Без которого жила все эти годы… Я должен ей это. Она заслуживает этого.

– Папа, ты ничего не должен маме. И она никогда бы так не сказала.

– Она отрицает, но это так. Долг, безусловно, существует.

Сказанные папой слова напомнили мне о двух последних строчках сонета, отправленного Люку. Большинство учебников объясняют их примерно так: «Я обидел тебя, но ты обидел меня первым, так что теперь мы квиты».

Но у меня было другое объяснение, особенно последним словам. Там было написано не «прости мои ошибки», а «прости меня». Избавь меня от наказания за мои грехи.

В моем понимании последние строки означали: «Мы оба облажались и обидели друг друга. Давай представим, что твой промах был долгом, причитающимся мне. Теперь мой промах освобождает тебя от долга. Начнем все с чистого листа. Мне больше нечего прощать. Но нужно твое прощение, потому что только так я могу перестать наказывать себя».

Что касается мамы с папой, то ее недостатки могли отменить его недостатки, но пока папа не поверит, что мама правда прощала все его прегрешения и полностью его принимала, он никогда не перестанет наказывать себя за то, чем ей пришлось пожертвовать ради того, чтобы быть с ним.

Это безумие. Ведь мама решила для себя все в тот день, когда влюбилась в него.

– Ты не думал, что она, возможно, видела в этом равноценный обмен? – спросила я. – Или даже выгодную сделку? Ей удалось сменить скучную, предсказуемую, бесстрастную жизнь, что была у ее родителей, на веселую, стихийную, наполненную любовью жизнь с тобой. Деньги имеют значение для тех людей, у которых их нет, пап. Маму не интересовали деньги. Ты предложил ей то, что не мог дать никто другой. Никто! Включая бабушку и дедушку. Именно этого она заслуживает, и только ты можешь дать ей это. Она тоже тебе должна, пап.

Папа отмахнулся. Через несколько секунд он шмыгнул носом и вытер его рукавом рубашки. Большим пальцем провел под глазом. Потом под другим.

Я должна была разрядить обстановку, потому что, не сделай я этого, могла разрыдаться из-за этого мужчины – нет, скорее парня, – который так сильно полюбил девушку, что отчаянно захотел подарить ей весь мир и всю жизнь пытался это сделать. Как же тут не заплакать? Но я не могла этого сделать. Ведь папа совсем раскиснет, а ему сейчас, как никогда, необходимо чувство собственного достоинства.

– К тому же от нее иногда болит голова, – пошутила я. – И у тебя должны быть дополнительные очки за то, что ты терпел это.

Папа безрадостно улыбнулся:

– Я знаю, что она не идеальна…

– А она знает, что ты не идеал, пап, но спокойно к этому относится. Ей нужен именно ты. Так что давай достань палку из своей попы и возьми себя в руки.

Папа резко вдохнул. Затем засмеялся:

– Именно так вы с друзьями общаетесь?

– Нет. Мы говорим: «Достань палку из задницы».

Папа фыркнул:

– Ну, тогда это должны быть очень хорошие друзья.

«Бывшие друзья», – чуть не сказала я.

Я поцеловала отца и пошла наверх. Он не спросил меня про завтрашнее утро, что очень обрадовало меня. Это означало, что в те несколько минут в темноте в гостиной со мной был папа. Просто мой папа.

А директор Мак куда-то пропал.

Он больше не жил здесь.

Поднявшись в комнату, я попыталась уснуть, но мои мысли продолжали крутиться вокруг Тары. Мы обидели друг друга. Предали. Возможно ли, что один проступок мог отменить другой? Если бы она простила меня, могла бы я простить ее? Станет ли все между нами, как прежде?

И хотела ли я этого?

Я решила, что не стоит принимать решение сейчас. Ведь я почти ничего не соображала. Но при этом чувствовала необходимость извиниться за свои действия. И посмотреть, что из этого выйдет. На большее меня не хватило. Я долго выбирала, написать ей сообщение или письмо. Но так как мне не хотелось с ней говорить, я выбрала письмо. В нем я написала то, что было похоже на слова отца.

От: blythespirit @gmail.com
Кому: tarabletrouble @gmail.com
Тема: Пятница
Ты была права. Я и правда использовала тебя. И не заметила этого из-за того, что все мои мысли были о том, как сделать снимок. Если бы я поняла это раньше, то не стала бы так поступать. Прости.

Я не стала подписываться – никогда в жизни не подписывала письма для Тары, так что сейчас это выглядело бы фальшиво. Я нажала «Отправить», закрыла ноутбук, выключила свет и телефон. Если бы Люк хотел мне ответить, то уже сделал бы это. А я слишком устала, чтобы разговаривать с кем-то еще. Поэтому положила голову на подушку и покончила с этим ужасным днем. Хотя не сказала бы, что с предвкушением ждала следующего.

Глава 25

Утренние лучи ворвались в мою комнату, как отвратительное мультяшное солнце, трубя о радостном дне, полном светлых перспектив и радужных надежд. Однако я бы не назвала этот день радостным. Скорее предвещающим беду. У меня было какое-то зловещее чувство надвигающихся перемен. Исчезнут фантазии о Брин-Мор, красивом муже, окончившем Хаверфордский колледж, великолепном доме и идеальной жизни. Хотя теперь все мечты казались невероятно скучными, так что мне было несложно их отпустить.

Я надела ту же юбку-карандаш, что и в первый учебный день в Эш-Гроув. Мне нравилось повторяться, и казалось символичным надеть эту же одежду в день, который наверняка станет последним в этой школе.

Я не собиралась отказываться от соглашения, заключенного с Люком в первую неделю в этой школе. И раз нас разоблачили, то я возьму на себя вину за «Гонку старшеклассников». Это не подлежало обсуждению, и я была к этому готова. Поэтому по пути в школу мысленно репетировала свою речь. Фотография с Люком была сделана мной, чтобы поиздеваться над ним. Люк никак не связан с гонкой, неважно, что написано под фотографией. Я организовала подпольную «Гонку старшеклассников». И только я за нее ответственна, но ни при каких обстоятельствах не выдам имен других ее участников.

Когда я вошла в школьные двери, все ребята повернулись и уставились на меня, как в первый день. Хотя сегодня все было по-другому. Сегодня все молчали. На их лицах не было отвращения и насмешки – скорее тревога, беспокойство и страх. Возможно, ребята боялись, что я расскажу об их участии в охоте на мусор. Мне хотелось уверить их в том, что буду молчать, но я не хотела останавливаться. Мне надо было добраться до директора. Скоро ребята и так все узнают.

Когда я шла, толпа расступалась передо мной. Я никогда не ощущала себя настолько одинокой в море людей. Увидев, что ко мне идет Дженна, с неизменной черной подводкой вокруг глаз и волосами цветов неаполитанского мороженого, я не могла не улыбнуться.

– Привет, Дженна, – сказала я. – Ты понятия не имеешь, как я рада тебя видеть. Где Сай?

– Он на улице, курит, – тихо произнесла девушка и потянула меня к шкафчикам, стоящим вдоль стен небольшого коридора. – Вот почему я проскользнула сюда, чтобы найти тебя. Слушай, он никогда об этом не рассказывал, но ты же знаешь заместителя директора?

– Да, – ответила я.

– В прошлом месяце Сай попал в неприятную ситуацию, и когда она позвала его на встречу, то объявила, что это его официальный «второй промах». Господи, я ненавижу ее.

Я кивнула:

– Я тебя понимаю.

– Так вот я к чему, если он получит еще одно замечание, они выкинут его из школы. Так она и сказала. Я просто хочу знать… В смысле, благодаря миссис Болгер все знают, что случилось вчера. Мы знаем, что тебя заставляют назвать имена участников «Гонки старшеклассников», чтобы не исключать тебя за издевательства или какое-то подобное дерьмо. Поэтому я хотела попросить, не могла бы ты… не упоминать Сая. А то его исключат. Он убьет меня, если узнает, что я просила тебя об этом, но знаешь, я должна была. Это же Сай.

Я взяла Дженну за руки и крепко сжала их:

– Дженна, не беспокойся. Я не назову никаких имен. Скорее загоню себе иголки в глаза. Хинклер придется исключить меня или отстранить от занятий. И ты точно сошла с ума, раз думаешь, что я сдам Сая или тебя. Или кого-то еще. Этого не произойдет, так что перестань беспокоиться.

Клянусь, Дженна чуть не расплакалась. Она улыбнулась и поблагодарила меня еще раз. Чтобы стать счастливой, ей надо было просто позаботиться о безопасности Сая. Счастье Сая – это и ее счастье. Я не могла не позавидовать отношениям Дженны и Сая. Они очень сильно любили друг друга, а я любила их обоих. Они были абсолютно идеальной парой чудаков.

Менее чем через две минуты я стояла перед дверью администрации, готовясь к тому, что меня ждет. Наконец я открыла дверь, и все секретарши синхронно посмотрели на меня. Я же посмотрела на дверь папиного кабинета, она была закрыта.

– Они там? – спросила я Глэдис.

Она кивнула. Я глубоко вдохнула и в последний раз надела маску леди, которую больше никогда не намеревалась использовать. Хватит притворяться, что у меня все хорошо, когда на самом деле это не так, но я не могла позволить этой ведьме-заместительнице подумать, что она лишила меня самообладания.

Я устремилась к папиной двери, дважды постучала и повернула ручку. Открыла дверь и чуть не споткнулась, увидев, кто находится внутри.

Люк.

Он поднял руку, чтобы меня остановить.

– Блайт, – сказал он. – Тебе не стоит сюда заходить.

Я оттолкнула его руку и обошла его:

– Что происходит? Пап?

Папа сидел за столом и тер руки так, будто пытался раздобыть огонь. Его заместительница стояла возле него. Думаю, злобная тетка наслаждалась тем, что даже на директора смотрела свысока. Видимо, поэтому именно она ответила на мой вопрос:

– Мистер Павел только что признался, что руководил запрещенной «Гонкой старшеклассников». Он утверждает, что действовал один, и отказывается называть имена участников. Конечно, его отстранят от занятий. На два месяца. Очень жаль, что он пропустит выпускной. Полагаю, он сможет окончить школу летом. Или даже осенью.

Я встретилась взглядом с Люком. Смотрела ему в глаза, но обращалась к папе.

– Он врет, – сказала я. – Он никак не связан с «Гонкой старшеклассников». Это все я.

Люк встал, он хотел заставить меня замолчать.

– НЕТ. Это была моя идея. Блайт совершенно невиновна.

– Это не так! – заспорила я. – Это моя вина!

Во мне нарастало отчаяние. Мне надо было остановить его. Я повернулась спиной к папе и его заместительнице и прошептала Люку:

– Почему ты это делаешь? – Затем еще тише: – У нас был уговор!

Люк потянулся и заправил прядь волос за мое ухо, как тогда на парковке, после свидания.

– Я разрываю его, – сказал он.

Его голос был похож на ароматную теплую карамель. Я могла плавать в этих звуках. Нырять. Утонуть в них.

Он простил меня.

Я наклонилась к уху Люка.

– Что ты шепчешь? – прокаркала Хинклер.

Мои длинные волосы закрывали им обзор.

Я, почти не касаясь, поцеловала Люка в щеку и прошептала:

– Я не позволю тебе сделать это. – Затем повернулась лицом к папе: – Папа, если ты когда-нибудь верил мне, то поверь и сейчас. Знаю, это кажется невероятным, но вернуть гонку было моей идеей, потому что именно из-за меня ее отменили. Разве ты не понимаешь этого?

– Люк уже показал нам сайт, – сказал папа. – Он не знал бы о нем, если бы не участвовал.

Я хлопнула ладонями по столу и прокричала:

– Это был не он! Разве ты не видишь, что Люк просто пытается защитить меня?

Папины брови удивленно взметнулись вверх. Он слегка приоткрыл рот и пристально посмотрел на Люка. Затем снова на меня. И опять на Люка. Он вспыхнул, и я увидела, что он все понял. И более того, даже одобрил.

– Что ж, тогда самым логичным решением будет отстранить вас от занятий обоих, – радостно хохотнула Хинклер. – Правда, если фотография с мистером Павелом никак не связана с охотой, мисс Маккенна грозит исключение за издевательство.

– Это абсурд, – встрял в разговор Люк. – Я не против той фотографии. Нельзя назвать ее издевательской, если надо мной не издевались. По правде говоря, – обратился он к заместителю директора, и его лицо озарилось улыбкой, будто кто-то нажал на выключатель, – мне даже нравится эта фотография. – Люк придвинулся ко мне и подхватил своим мизинцем мой. – Она напоминает мне о моем самом лучшим дне в жизни.

Мое сердце бешено заколотилось. Воздух вокруг нас сгустился, не давая сделать и вдоха. Стены сомкнулись, создавая впечатление, будто мы с Люком одни в этом кабинете и ничто не может нам навредить. А если это и не так, то для нас не имело значения.

Важно лишь то, что самый лучший день в своей жизни Люк провел со мной.

– Но раз вы настаиваете, тогда, я полагаю, вам придется отстранить нас обоих, – улыбнулся Люк.

Мы стояли бок о бок, лицом к папе и его заместительнице. Я отцепила мизинец и взяла Люка за руку. Как только Люк сжал мою ладошку, все беспокойство и страх, жившие в моей душе, вдруг испарились. И меня перестало волновать, каким будет мое будущее. Больше никаких планов и никаких раздумий о том, что мне надо сделать для их достижения. С этого момента я собиралась жить своей жизнью, а не ждать ее.

Хинклер почти затряслась от ярости. Очевидно, она надеялась хоть кого-то из нас сегодня исключить из школы. Может, даже сломать кому-нибудь ноги или отрубить палец или два.

– Хорошо, – прорычала она сквозь тонкие, как иголка, губы. Папа поднял палец, будто собирался возразить, но она проигнорировала его. – Если вы так этого хотите, то именно это и полу…

На папином столе заорал интерком. И прозвучал голос Глэдис:

– Директор Мак, не могли бы вы выйти, пожалуйста?

– Не сейчас, Глэдис, – ответил папа. – Я занят.

Он открыл рот, чтобы начать говорить, но Глэдис снова его прервала:

– Думаю, вам стоит выйти сюда, директор Маккенна. Возникла ситуация, которая требует вашего внимания. Прямо сейчас.

Мы вчетвером обменялись озадаченными взглядами. Папа оттолкнулся от стола, встал и повел нас из кабинета. Но, сделав пару шагов от двери, он резко остановился, и мы практически врезались в него. Когда он продвинулся вперед, мы смогли увидеть, почему он замер.

В администрации собрался весь одиннадцатый класс – ученики стояли в дверях и даже в коридоре. Позади них носились несколько учителей, которые безуспешно пытались разогнать толпу. Это сборище гудело от разговоров. А в первом ряду, у самой стойки, стояли Сай и Дженна.

Сай поднял руки, тем самым прося всех замолчать.

– Директор Мак, – сказал он, – одиннадцатиклассники и я… – он повернулся и осмотрел толпу, затем повернулся обратно к папе, – и некоторые выпускники тоже… – за его спиной раздались смешки, – пришли сюда, чтобы сдаться. Мы все участвовали в запрещенном, безнравственном и развращающем соревновании, известном как «Гонка старшеклассников». Мы знаем, что наше признание приведет к отстранению от занятий, как того требует ваша политика… – тут и там раздались охи, – но мы ни за что не позволим девочке с козявкой или ботанику из мусорки пострадать из-за всех нас. – Пока Сай говорил, начали раздаваться хлопки. – Если вы отстраняете их, то должны отстранить и нас. Так что давайте займемся бумажной работой, потому что денек предстоит очень длинный!

Позади Сая раздались одобрительные возгласы и аплодисменты. В воздух взлетели кулаки, по комнате пронеслись свистки. Все кричали и прыгали.

– Половина этих ребят не участвует в охоте, – прошептал мне в ухо Люк.

На моем лице расцвела идиотская улыбка. Сюда пришли даже те, кто не участвовал? Невероятно.

– Они здесь ради нас? – спросила я.

– Нет. – Люк покачал головой. – Они здесь ради тебя.

– Что? – Я ничего не могла понять.

Улыбка Люка была такой же идиотской, как и моя.

– Никто не знал, что утром я собирался признаться во всем директору. Я никому не говорил. Хотя, судя по всему, Сай догадался, он видел меня здесь утром. Так что все эти люди здесь ради тебя, Блайт.

Я онемела.

А затем воспарила.

Воспарила к потолку, а затем сквозь облака в космос – единственное место, способное вместить в себя всю мою благодарность и симпатию к этим замечательным ребятам.

Они были здесь ради меня.

Ради девочки с козявкой.

Дочки директора.

Общественного изгоя и подростка-правонарушителя.

Ради kate4eva.

Ради Блайт.

Ради меня.

Вернувшись на землю, а точнее, в помещении администрации школы, я тут же расплакалась. Люк закинул руку на мое плечо и прижал меня к себе. Я уткнулась в его шею и позволила слезам проливаться на его хлопковую футболку.

– ОТЛИЧНО! – взвизгнула Хинклер. Ее визг прорвался сквозь шум толпы, как лезвие бритвы. – ВЫ ВСЕ ОТСТРАНЕНЫ! ВСТАНЬТЕ В ОЧЕРЕДЬ, И МЫ ПОДГОТОВИМ ДЛЯ ВАС…

– МЕРЕДИТ! – прорычал папа. – ДОСТАТОЧНО!

Хинклер застыла, а ее полные ненависти слова застряли в ее грязном рту.

Папа повернулся к ней:

– Я знаю, что поручил вам следить за дисциплиной, но думаю, вы согласитесь, что отстранять весь одиннадцатый класс и большую часть выпускного совершенно…

Что он собирался сказать? Нереально? Затруднительно? Или что-то подобное, связанное с послушанием?

– …совершенно неприемлемо.

И комната вновь взорвалась. Все начали скандировать:

– ДИРЕКТОР МАК! ДИРЕКТОР МАК! ДИРЕКТОР МАК!

Хинклер умчалась в бешенстве, а папа безуспешно пытался успокоить ребят. Люк взял меня за руку и потянул в дальний угол комнаты.

– Блайт, – сказал он, взяв меня за обе руки, – прости меня за то, что произошло вчера в столовой. Из-за той фотографии.

– Мне не стоило ее делать, – прошептала я.

Люк отмахнулся:

– Да мне плевать на саму фотографию. Меня заботило только то, что, как я думал, ты могла с ней сделать. Очевидно, я ошибался.

– Я говорила тебе правду, – отчаянно прошептала я.

– Знаю, – сказал он. – И знал в тот момент, но заставил себя засомневаться в этом. Я бестолковый журналист. Ты же знаешь. Но после того, как ты прислала мне письмо вчера вечером, у меня не осталось никаких сомнений. И никогда не возникнет вновь, Блайт. Обещаю. Прости меня.

Люк быстро поцеловал меня, не отпуская моих рук.

Папа разогнал всех по классам, и кабинет опустел. Заметив, что мы с Люком держимся за руки, он щелкнул пальцами и показал на нас, как плохой ресторанный певец:

– Вы двое должны… эм… можете возвращаться в класс. Ага. Вы свободны.

Интересно, кто больше покраснел – папа или я?

Мы с Люком вышли из кабинета и влились в толпу учеников, которые постепенно расходились по разным коридорам. Когда и нам пришлось разойтись, Люк прошептал мне выразительным голосом:

– Встретимся сразу после занятий. У твоей машины. Хорошо?

Я пойду за ним хоть на край света.

– Конечно.

В течение дня разнесся слух, что папа разрешил продолжить «Гонку старшеклассников» официально. Сай привел довод, что с правовой точки зрения это вне юрисдикции школы. «Гонка» продолжится, нравится это администрации или нет, поэтому резонней было согласовать ее проведение. Когда-нибудь Сай станет потрясающим адвокатом.

Когда наконец прозвенел последний звонок, я понеслась к машине. Люка там не было, но под дворник была подсунута записка. Я схватила ее. На листочке черным по белому было напечатано: «ПРОВЕРЬ СВОЮ ПОЧТУ».

Что?

Ладно, хорошо. Я достала телефон, включила его и открыла почту. Тут же появилось сообщение, отправленное с аккаунта администраторов «Восставшего феникса». Я открыла его.

Это сообщение отправлено с онлайн-форума «Восставший феникс». Ваш профиль был обновлен. Пожалуйста, зайдите на сайт как можно скорее. Спасибо.

Что? «Гонка старшеклассников» стала официальной всего несколько часов назад, а администраторы уже в открытую рассылали письма? Ого, быстро. Люк знал об этом? Кстати, где он? Стоянка быстро пустела.

Я вошла на сайт, и сразу выскочило сообщение.

Мои поздравления! Вы успешно загрузили верную фотографию шестого предмета.
Вот седьмая подсказка:
Потрепанный Орлиный клюв ты должен отыскать,
И путь, что ищешь ты давно, он сможет указать.
И лишь СЕГОДНЯ ты предмет сможешь здесь найти,
Не стой на месте, у тебя охота впереди.

Я обрадовалась, что мою фотографию со знаком наконец утвердили, но что это за подсказка? Что я должна найти? Я предположила, что это как-то связано с Воинственными орлами Эш-Гроув, так как слово «Орлиный» написано с большой буквы. По всей школе полно картинок и статуй Воинствующего орла. Но какой из них был потрепанным?

Я подождала еще пятнадцать минут. Стало ясно, что Люк не придет. Входная дверь не открывалась уже больше десяти минут, а со стоянки уехали последние машины. Я позвонила ему, но мне ответил лишь автоответчик. Написала сообщение, но и его Люк проигнорировал. Где он? Что мне делать?

Постойте. Вместо Люка я обнаружила записку на машине, которая привела меня к этой подсказке. Подсказка как-то связана с исчезновением Люка? В ней говорилось: «Не стой на месте, у тебя охота впереди». Неужели я должна выполнить задание? Прямо сейчас? Мне стоит попытать счастья?

Я подождала еще несколько минут и решила действовать. Оставила рюкзак в машине, но на случай, если Люк позвонит, взяла телефон с собой. Вернулась в школу и свернула к спортивному залу, который находился поблизости. Я знала, что в вестибюле возле зала стояла статуя орла. Когда я до нее добралась, стало очевидно, что она не потрепана, а находится в идеальном состоянии и сверкает несколькими слоями лака.

Мне же надо было найти облезлого орла. Потертого. Возможно, с облупившейся краской. Которого часто касаются проходящие мимо ученики. В главном холле школы стояла еще одна статуя. Там уж точно людное место. Я побежала по коридорам, удивляясь тому, как хорошо их изучила. Добралась до холла и рассмотрела статую. Краска местами облезла, и я проследила, куда указывает клюв орла – на прочную бетонную стену. На ней ничего не было. Значит, это не тот орел. Мне нужно было отыскать еще один потрепанный экземпляр.

Потрепанный. Что может быть потрепанным?

Потрепанной может быть ткань. Здесь есть Воинствующие орлы из ткани? За все время, что я здесь учусь, ни разу не видела мягкую игрушку Воинствующего орла. Как насчет орла, изображенного на ткани? Типа нашивки.

Или флага!

Теперь я знала, куда идти. Я понеслась по лабиринту коридоров и свернула в тот, что вел в столовую. В конце коридора был тупик, и именно там висел огромный флаг Эш-Гроув с Воинствующими орлами, который я видела с самого первого моего дня здесь. Я осмотрела флаг вблизи и увидела, что горчично-зеленая ткань флага во многих местах была протерта и потрепана. Куда указывал клюв?

Глава 26

Клюв указывал направо от меня, но там некуда идти. С трех сторон меня окружали глухие стены. Я посмотрела под флагом, но там тоже ничего не было. На что он мог указывать? Кроме меня здесь находился только проржавевший складной стул, прислоненный к стене справа от меня. Именно в том направлении, куда указывал клюв. Я не могла представить, как складной стул может быть ответом на подсказку, но подошла к нему. Разложила стул и ахнула, когда обнаружила еще одну записку, приклеенную к сиденью. Я открыла ее и прочитала стих.

Не сбивайся с пути, ты почти все решила,
Но сначала найди ты конверты большие.
Смело их открывай и по стрелкам иди.
А дойдя до конца, все ответы найди.

На листе была нарисована черная стрелка, указывающая наверх. Наверх значит вперед, догадалась я, к тому же это был единственный выход отсюда. Я добежала до пересечения коридоров и увидела на полу конверт. Я проходила здесь менее пяти минут назад. Откуда он появился? Я подхватила его и открыла. Внутри лежал листок бумаги, на котором тем же почерком, что и в записке, оставленной на машине, было написано: «МОГУ». «Ладно, – подумала я. – Возможно, тут говорится про умения?»

Стрелка под словами указывала налево. Я повернулась и пошла по стрелке. А увидев на полу конверт, побежала к нему. Внутри лежала еще одна бумажка со словом «ЛИ» и со стрелочкой, снова указывающей налево в другой коридор. Туда я и отправилась.

Я прошла два пересечения коридоров, прежде чем заметила на полу перед помещением администрации третий конверт. В нем было слово «Я» и стрелочка, указывающая на двери администрации. Внутри до сих пор суетились секретарши и прочий школьный персонал. Засунув записки и конверты под мышку, я нерешительно открыла дверь. Осмотрела пол перед стойкой. Затем попыталась незаметно заглянуть под стулья и в мусорную корзину.

Тут я услышала громкий свист и подняла голову. Глэдис подзывала меня к стойке. Не говоря ни слова, она пододвинула ко мне конверт.

– Вы знаете, кто оставляет мне их? – спросила я.

В ответ она подмигнула мне и улыбнулась, а потом направилась к своему столу, на котором были изображены котята. Я просунула палец в конверт и открыла его. Внутри было слово «ПРИГЛАСИТЬ».

«МОГУ ЛИ Я ПРИГЛАСИТЬ»? Что это означало? Это было какое-то предложение? И в правильном ли порядке эти слова? Я должна разгадать их, как ребус в газете? О, нет! Должны ли здесь быть знаки препинания? Потому что «Могу ли я воспринимать тебя всерьез?» очень отличается от «Могу ли я взять тебя в законные жены?» или «Можно? Возьми – не стоит благодарности. Не стесняйся, бери»[39]. По почерку непонятно, были ли тут заглавные буквы! УФ!

Я не получу ответ, стоя на месте. Стрелочка показывала направо. Но сейчас я стояла лицом к стойке. Это означало повернуть направо с этого места или когда выйду из администрации? Куда идти?

Я опять услышала пронзительный свист. Снова Глэдис. Она кивнула направо и еще раз подмигнула мне. Судя по ее жесту, мне нужно повернуть направо, когда я выйду из кабинета. Старая добрая Глэдис, всегда сующая нос в чужие дела. Я улыбнулась, помахала ей в знак благодарности и ушла.

Могу ли я пригласить… Могу ли я пригласить… Могу ли я пригласить… тебя куда-нибудь. Это самое логичное завершение. Но куда? И кто? Это приведет меня к следующей серии подсказок? Господи, я надеялась, что нет!

Следующий конверт был засунут между раздвижных стекол выставочного стенда, что стоял у дверей актового зала. Я вытащила его и сорвала клапан.

Внутри было слово «ТЕБЯ».

Стрелочка показывала направо, в актовый зал.

«Могу ли я пригласить тебя…» Куда? В Китай? В рай? В суд? Я прошла сквозь деревянные двойные двери зала. Зачем меня привели сюда? Может предложение звучало так: «Могу я пригласить тебя занять свое место?» Ррр! Это так раздражает.

Но так весело!

Я прошла по центральному проходу. В самом первом ряду стоял стул, на котором лежал конверт. Я схватила его. Сверху было написано «РВИ».

А внутри – слово «НА».

«Могу ли я пригласить тебя на…» На что? На луну? На пляж? На внешнее кольцо Сатурна? На край утеса, чтобы скинуть тебя?

Я посмотрела на стрелочку. Она вела направо, потом зигзагами устремлялась вверх и сворачивала налево, а затем вниз. Это выглядело как квадрат. ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ? Я осмотрелась. Больше конвертов нигде не было. Поэтому последовала за стрелочкой. Я свернула направо и дошла до стены зала; справа находился еще один проход между рядами. А слева…

Ступеньки! Ступеньки, ведущие на сцену!

Я поднялась по ступенькам на сцену и добежала до занавеса. Повернула налево и устремилась вперед. Но примерно на середине я остановилась, потому что слева от меня на сцене, прямо по центру, стояла переносная трибуна. А на ней лежал конверт. Я быстро прокралась к трибуне и положила на нее стопку из шести конвертов и записок. Схватила седьмой конверт и разорвала его, как будто вновь очутилась в детстве и у меня в руках подарок на Рождество.

Мое сердце остановилось, когда я прочитала слово на листке.

«ВЫПУСКНОЙ».
«МОГУ ЛИ Я ПРИГЛАСИТЬ ТЕБЯ НА ВЫПУСКНОЙ».

О боже мой! Пожалуйста, пусть это будет Люк! Пожалуйста! Пожалуйста! Я осмотрела зал. Везде было пусто. Каждое сиденье. Каждый проход. Где он? Подождите, это было последнее слово? Может, оно не последнее? Вопросительного знака же не было. К тому же была нарисована еще одна стрелочка. Она указывала наверх, потом загибалась и показывала вниз, как знак разворота.

Надо было развернуться.

Я развернулась и увидела Люка в помятом смокинге. Он держал еще один листок, на котором было написано: «ПОЖАЛУЙСТА?»

Пунктуация и этикет. Кто поспорит, что этот парень не для меня?

Я взвизгнула, как королева красоты, и бросилась в его объятия. Прижалась губами к его губам, и он поднял меня, пока мы целовались. Я могла с таким же успехом оказаться в космосе.

Люк опустил меня на пол и сказал:

– Я так понимаю, это да?

– Мм… да, – сказала я. – Это да. Как ты все это устроил? Когда?

– Я начал планировать это на прошлой неделе. Вот почему твой знак отправился на «проверку». Мне надо было убедиться, что следующая подсказка будет моей. Кстати, к твоему сведению, твой знак был великолепным. Самым лучшим. Всем понравилось.

– Я использовала все буквы! И знаки препинания!

– Знаю! – Люк засмеялся. – Первоначально я планировал сделать это вчера, но… вчерашний день был похож на катастрофу.

Я показала несколько миллиметров между большим и указательным пальцами:

– Самую малость.

– Сегодняшний был намного лучше, – сказал Люк.

– Полностью с тобой согласна, – согласилась я.

– Я отправлю тебе настоящую седьмую подсказку для «гонки» попозже, – сообщил Люк.

– Не утруждайся, – улыбнулась я.

– Ты же не сдаешься сейчас, да? – спросил Люк.

– Начнем с того, что победят Сай и Дженна. Они отжигают по полной. К тому же мне не нужна эта охота на мусор, ведь я только что победила в своей.

– Позволь уточнить, это скорее была охота за сокровищами, – сказал Люк.

Я кивнула:

– Ты совершенно прав. Охота определенно была за сокровищами. И я нашла сокровище. Я выиграла приз.

Он коснулся лбом моего.

– Да, выиграла, – прошептал он.

Я выиграла самый лучший приз.

Я выиграла Люка.

Я подняла лицо и поцеловала его прямо там, в центре сцены, в тишине актового зала, где не было никого, кроме нас и отголосков строчек Шекспира. В кармане зазвонил мой телефон, но я проигнорировала его. Мои руки были заняты – зарывались в волосы Люка, пока мы целовались.

Наконец мы оторвались друг от друга после третьего звуко вого сигнала, который известил о голосовом сообщении.

Люк засмеялся и сказал:

– Я знаю, что ты хочешь прослушать его. Вперед!

Я достала телефон из кармана, а Люк уткнулся в основание моей шеи. Я выбрала новое сообщение и прижала телефон к уху. Унылый гнусавый голос произнес:

«Алло, я звоню Блайт Маккенна. Это сестра Дарлин из дома престарелых „Шэди Эйкес“. Блайт, миссис Кэлхун попросила, чтобы я позвонила вам и сказала, что вам нужно приехать сюда как можно скорее. Пожалуйста, перезвоните или приезжайте в „Шэди Эйкес“ в часы посещений».

Мое сердце, которое еще минуту назад было размером с воздушный шар, сдулось до размеров ореха. Я боялась, что сообщение Дарлин означало одно: миссис Эулалия умерла.

– Люк, – шепотом сказала я. – Можешь съездить со мной кое-куда?

Люк подвез меня до «Шэди Эйкес». Когда мы выбрались из пикапа, солнце ярко светило, и я могла почувствовать аромат ранней сирени, цветущей в саду. Я закрыла глаза и каждой клеточкой своего тела понадеялась, что это хороший знак, а не урок Вселенной о иронии жизни.

Люк взял меня за руку, и мы вошли в здание. Когда я остановилась записаться в журнале посещений, женщина за стойкой хмуро посмотрела на меня, а потом вновь уткнулась в свою книгу. Мы свернули за угол и прошли мимо стола Дарлин. Он пустовал, и я была рада этому. Мне не хотелось, чтобы что-то помешало мне увидеть миссис Фрэнни. Тишина в коридоре выбивала из колеи. Я старалась уловить хоть какой-нибудь звук из комнаты женщин, смех, ссору, да все что угодно. Но было тихо.

Перед тем как войти, я застыла у двери в комнату моих старушек. Закрыла глаза и приготовилась к тому, что должна была услышать: миссис Эулалия умерла, а миссис Фрэнни разлетелась на куски.

Я вдохнула. Выдохнула. Снова вдохнула.

Люк сжал мою руку.

И мы вошли.

Перед моим лицом пролетел шпатель для осмотра горла и со стуком упал в чистую утку на комоде.

– В яблочко! – Миссис Фрэнни вскинула руки в воздух.

– Уу-ху! – крикнула миссис Эулалия и захлопала в ладоши. – Пятый раз подряд!

Она жива. Жива!

И очевидно, отлично метала шпатели.

– Привет, дамы, – робко поздоровалась я.

Люк быстро помахал им рукой.

– Милая! – крикнула миссис Эулалия. – Иди сюда и чмокни меня. Я так по тебе скучала.

Я подбежала и обхватила полные плечи миссис Эулалии. От нее пахло лосьоном после душа «Жан-Нейт», который для меня был притягательнее запаха сирени.

– Я тоже по вам соскучилась, – сказала я.

Миссис Фрэнни ткнула шпателем в сторону Люка:

– Кто этот каланча с рентгеновскими очками?

Люк шагнул в комнату:

– Меня зовут Люк Павел, мэм.

– Мм… – слишком громко произнесла миссис Эулалия.

Затем подмигнула мне.

– Ну, у тебя пара очень длинных ног, мальчик, – засмеялась миссис Фрэнни. – Используй их, чтобы подойти сюда.

Люк покраснел и улыбнулся, глядя в пол. Затем подошел к миссис Фрэнни и протянул руку:

– Приятно с вами познакомиться, миссис Кэлхун. Блайт много лестного рассказывала о вас.

– Ха! – крикнула миссис Эулалия. – Тогда эта малышка соврала тебе, мальчик.

Миссис Фрэнни кинула в нее шпатель, но промахнулась – уверена, так и было задумано. Миссис Эулалия грациозно протянула руку Люку, будто была королевской особой. Но, по моему мнению, она такой и была.

– Эулалия Корнелия Сталлворт Джонс. Сталлворт – это девичья фамилия. Плюнешь в Алабаме – как пить дать попаде шь в человека с фамилией Сталлворт или в его родню.

Люк осторожно взял ее руку и пожал ее:

– Приятно с вами познакомиться, миссис Джонс.

Старушка махнула свободной рукой:

– О, можешь просто звать меня миссис Эулалией. Как и все остальные… – И она, прищурившись, посмотрела на миссис Фрэнни: – Кроме одного человека.

– Я так рада, что вы в порядке, миссис Эулалия, – сказала я. – Я очень переживала.

– Я так и знала, – влезла в разговор миссис Фрэнни. – Вот почему заставила сестру Рэтчед позвонить тебе. Не хотела, чтобы ты еще неделю сидела как на иголках, даже не зная, окочурилась Укулеле или нет.

Я улыбнулась ей:

– И о вас я тоже беспокоилась, миссис Фрэнни.

– Пффф! Я была в порядке. Не стоит обо мне беспокоиться, – буркнула миссис Фрэнни.

Я наклонилась к миссис Эулалии.

– Она места себе не находила, – прошептала я ей. – Без вас она полная развалина.

– Я все слышу! – вскрикнула миссис Фрэнни. – Я старая, но не глухая, и я не была полной развалиной. Я была… у меня болел живот. Меня накачали лекарствами.

Я покрутила пальцем у виска, показывая, что она сходила с ума. Миссис Эулалия захихикала, а миссис Фрэнни швырнула в нас шпатель. Я подняла его:

– Что вы с ними делаете?

– Валяем дурака, – сказала миссис Фрэнни. – И Укулеле надирает мне зад, хоть в это трудно поверить.

– Поверь, потому что это правда! – прокричала миссис Эулалия. – По крайней мере, так происходит, когда она не жульничает, вскрикивая во время моего броска.

Миссис Эулалия вырвала из моей руки шпатель и метнула его. Он попал прямо в плечо миссис Фрэнни, и та притворилась, что упала замертво, высунув язык.

Люк так громко расхохотался, что к нам заглянула одна из санитарок. Возможно, именно в этот момент мои дамы решили, что Люк нормальный парень.

– Вам, молодежь, надо убираться отсюда и насладиться днем, который подарил вам Господь.

Миссис Эулалия протянула руки, и я крепко обняла ее.

– Я все равно не могу остаться, – сказала я. – Не знаю, сказала ли вам Дарлин, но меня уволили с волонтерской работы.

– Мм… она сказала нам, – произнесла миссис Эулалия.

– Вообще-то, ей не терпелось рассказать нам об этом, – добавила миссис Фрэнни. – Но мы дали ей понять, что думаем по этому поводу.

– Мы это сделали! – вторила ей миссис Эулалия, и обе старушки расхохотались.

Люк переводил взгляд с одной на другую и не переставал улыбаться.

Я подошла и обняла миссис Фрэнни, затем пообещала им обеим, что скоро вернусь. А Люк обещал составить мне компанию.

Миссис Эулалия крикнула нам вслед:

– Куйте железо, пока горячо!

Как только мы вышли за двери, я услышала, как миссис Фрэнни сказала миссис Эулалии:

– Ты знаешь, что эта поговорка означает – идите совокупляйтесь, пока вы еще молоды?

– Ох! – выговорила миссис Эулалия. – Нет, это не так! У нее другое значение! Скажи, что я права!

– А я-то думала, это у меня грязные мыслишки.

– О, милый Иисус, пожалуйста, прости меня.

Люк обвил рукой мою талию и прижал к себе:

– Понимаю, почему они так много значат для тебя. С ними намного интересней, чем нырять в мусорный бак.

Я подтолкнула его бедром:

– Совсем чуть-чуть.

Дарлин сидела за своим столом в конце коридора.

Я взяла Люка за руку:

– Я должна быстренько поговорить с этой женщиной, хорошо? Ты выходи, я буду через минуту.

– Без проблем, – сказал он.

– Люк? – позвала я. – Спасибо, что пришел со мной.

– Конечно. – Он поцеловал меня в щеку. – Я буду на улице.

Я подошла к столу Дарлин. Она внимательно просматривала историю болезни сквозь очки, цепочка от которых обвивала ее шею. Как только я поздоровалась, она их сняла.

– Ты здесь, – решительно произнесла она.

– Да.

Она кивнула в сторону комнаты дам:

– Уже виделась с ними?

– Да. Спасибо большое, что позвонили мне. Я правда очень переживала. Я очень ценю, что вы сделали это.

Медсестра кивнула и надела очки.

– Дарлин? – сказала я.

Она снова сняла очки и нетерпеливо посмотрела на меня.

– Хочу извиниться за вчерашнее грубое поведение, – сказала я. – У меня выдался исключительно плохой денек. Простите, что я выместила это на вас.

Дарлин поджала губы с одной стороны. Затем опустила очки.

– Сегодня дела идут лучше? – стараясь не показывать заинтересованность, спросила она.

Я засмеялась и посмотрела в ту сторону, куда ушел Люк:

– Кое-что да. А кое-что до сих пор в полном беспорядке. – Дарлин приподняла брови и выдавила из себя улыбку. – Вот почему я так обрадовалась, что миссис Эулалия вернулась. Это много для меня значит. Так что спасибо.

– Не за что. – Дарлин снова надела очки и переключила внимание на историю болезни. – Блайт? – позвала она меня, не поднимая головы. – Можешь вернуться на свою должность на следующей неделе.

– Но я думала…

– Две старые ворчуньи угрожали мне, что забудут про свои памперсы, если я не разрешу тебе снова стать волонтером, – сказала она и еле заметно улыбнулась, но я разглядела эту улыбку. – Меня устраивает любой, кто сделает этих боевых бабулек счастливыми и освободит меня от них хоть на несколько часов.

Я вдруг поняла, через что приходится проходить Дарлин на этой работе. Ей приходилось ежедневно работать с людьми с ослабевшими телами и угасшим разумом. Приходилось держать персонал в узде и не раскисать самой. Приходилось играть роль плохого парня и терпеть постояльцев, ненавидящих ее, потому что кто-то должен этим заниматься, и здесь эта честь выпала Дарлин.

– Спасибо, Дарлин, – сказала я. – Дайте знать, если я могу вам чем-то помочь.

– Обязательно, – сказала она.

Затем перевернула страницу и продолжила читать.

А я отправилась искать Люка.

Он был в саду, склонился к одному из кустов сирени и зарылся носом в его цветки. Я подошла к нему так тихо, что он не заметил меня, хотя я стояла почти рядом с ним. Я молча наблюдала, как он нюхал веточку за веточкой. Сад вокруг нас совершал свой первый полный вдох после долгой зимы. Почки набухли, показались первые краски, и каждое растение было готово распуститься. Сад находился на пороге новых начинаний. Он был готов зацвести.

Как и мы с Люком.

Почему я все время мечтала о счастливом конце?

Ведь счастливое начало намного лучше.

Огромное спасибо моим родным за то, что поощряли меня, моему редактору, который направлял меня, и моему агенту, верившему в меня. Этой книги не было бы без вас.

1 Стипендия Родса (англ. Rhodes Scholarship) – международная стипендия для обучения в Оксфордском университете. Учреждена в 1902 году Сесилем Родсом для студентов из Британской империи, США и Германии.

2 Школьный суперинтендент – должностное лицо, возглавляющее отдел народного образования в школьном округе, в обязанности которого входит контролировать деятельность школ округа, утверждать различные планы, программы, разбирать случаи нарушения дисциплины по апелляциям родителей (если дело не разрешилось нормально в самой школе) и т. д.

3 Фамилия Финклер образована Дженной от английского слова «Fink», которое переводится как доносчик, стукач.

4 Первая поправка к Конституции США гарантирует каждому человеку свободу слова, печати и мирных собраний.

5 Мартин Лютер Кинг (англ. Martin Luther King; 15 января 1929, Атланта, штат Джорджия, США – 4 апреля 1968, Мемфис, Теннесси, США) – самый известный афроамериканский баптистский проповедник, яркий оратор, лидер Движения за гражданские права чернокожих в США. Кинг стал национальной иконой в истории американского прогрессивизма. Мартин Лютер Кинг стал первым активным деятелем черного движения США и первым ярким борцом за гражданские права чернокожих в США, борясь с дискриминацией, расизмом и сегрегацией. Также активно выступал против участия армии США в войне во Вьетнаме.

6 Укулеле – гавайский четырехструнный щипковый музыкальный инструмент либо же со сдвоенными струнами, то есть восьмиструнный. По одной версии, название переводится как «прыгающая блоха», так как движение пальцев при игре на укулеле напоминает прыжки блохи, по другой – как «подарок, который пришел сюда».

7 Джоуи Гамбино – боец смешанных единоборств.

8 Роза Паркс – американская общественная деятельница, зачинательница движения за права чернокожих граждан США.

9 Слово «queer» можно перевести с английского языка и как глагол «портить», и как «человек с нетрадиционной сексуальной репутацией».

10 Бетти Буп (англ. Betty Boop) – персонаж рисованных мультфильмов, созданный Максом Флейшером. В 1932–1939 годах Paramount Pictures выпустила в общей сложности 99 короткометражных черно-белых мультфильмов о Бетти.

11 Мэри-Джейн – сестра Бастера Брауна из одноименной популярной серии комиксов, написанной Ричардом Фелтоном Аутколтом. Имена Бастера Брауна и его сестры Мэри-Джейн были лицензированы в связи с линией детской обуви, впоследствии словосочетанием «Мэри-Джейн» стали часто называться любые модели обуви для девочек или женщин с низкой подошвой.

12 Battlefield (рус. Поле битвы) – серия компьютерных игр в жанре тактико-стратегического шутера от первого лица, разработанная шведской компанией EA Digital Illusions CE и издаваемая компанией Electronic Arts.

13 The Elder Scrolls V: Skyrim (рус. дословно: Древние свитки 5: Скайрим) – мультиплатформенная компьютерная ролевая игра с открытым миром, разработанная студией Bethesda Game Studios и выпущенная компанией Bethesda Softworks. Это пятая часть в серии The Elder Scrolls.

14 С легкой руки Шекспира в английский язык вошло много разных слов и выражений. Одно из них: «The game’s afoot». Слово «game» имеет два значения: «игра» и «дичь». Слово «afoot» означает «идет, происходит», и в нем виден корень «foot» – «нога». Поэтому перевести игру слов «The game’s afoot» можно и как «зверь поднят», и как «игра начинается». В речи короля Генриха это выражение конечно же имеет первое значение. У Конан-Дойла фраза «The game’s afoot!» – одна из расхожих фраз Шерлока Холмса. В отличие от слов «Элементарно, Ватсон!», которые Шерлок Холмс не произносит ни разу. Естественно, великий сыщик тоже говорит не об игре, а об охоте на преступника. Но, увы, переводчик не узнал цитату и перевел фразу как «игра начинается».

15 Пьеса У. Шекспира «Генрих V». – Перевод Е. Бируковой.

16 Пьеса У. Шекспира «Венецианский купец». Перевод Т. Щепкиной-Куперник.

17 Buried Ashes (Бэрид Эшис) – дословно переводится как «Схороненный пепел».

18 Слово Revolting в переводе с английского языка означает восставший, возмутительный, отвратительный.

19 kate4eva (Kate forever) – Кейт навсегда. iluvpetruchio (I love Petruchio) – Я люблю Петруччо. Идет отсылка к пьесе У. Шекспира «Укрощение строптивой», написанной в 1593 или 1594 году.

20 Создатели фильма «Волшебник страны Оз» 1939 года решили чуть переиначить оригинал и сделать «путешествие» Дороти в волшебную страну всего лишь сном главной героини. В этом сне роль Волшебника страны Оз играет профессор Марвел – маг, путешествующий в фургончике и способный прочитать ваше прошлое, настоящее и будущее в магическом кристалле, с которым встречается Дороти перед ураганом.

21 Gracias (исп.) – спасибо.

22 Велоцираптор – род хищных двуногих динозавров из семейства дромеозаврид.

23 «Как вам это понравится» (англ. As You Like It) – одна из ранних комедий Уильяма Шекспира. Перевод Т. Щепкиной-Куперник.

24 Дик Дэнглер (англ. Dick Dangler) – так называют бегунов, которые предпочитают надевать короткие широкие шорты на голое тело.

25 Данная шутка проверяет человека на легковерность. Если человек начинает искать это слово в словаре, то он легковерный. Со временем некоторые онлайн-словари стали писать, что это единственное слово, значения которого у них нет.

26 Яппи – молодые состоятельные люди, ведущие построенный на увлечении профессиональной карьерой и материальном успехе активный светский образ жизни.

27 Jean Nate (Жан-Нейт) – это цветочный аромат для женщин от американского парфюмерного дома Revlon.

28 Иезавель – жена израильского царя Ахава, дочь сидонского царя Ефваала, или Этбаала, который достиг престола, убив брата. Став царицей израильского народа, Иезавель устроила дубраву для оргий.

29 Пьеса «Генрих V» У. Шекспира, перевод Е. Бируковой.

30 Сэр Сидни Пуатье (англ. Sidney Poitier, род. 20 февраля 1927 г.) – первый американский темнокожий актер, получивший «Оскар» за лучшую мужскую роль.

31 Дословный перевод номерного знака «XTRA SXY» – Экстра секси.

32 Ямб – двусложная стопа, начинающаяся кратким слогом и имеющая ударение на втором слоге. Аналогичное название так же присуще стихам, написанным ямбическим размером. Ямбические размеры разнообразны; группируя их по числу стоп, особенно отмечают пятистопный ямб, которым активно пользовались поэты.

33 Перевод Э. Л. Линецкой.

34 «Butt Queen» (англ.) дословно переводится – «королева задницы».

35 «Beauty Queen» (англ.) дословно переводится – «королева красоты».

36 «Forever 21» – магазин молодежной одежды.

37 Сто двадцатый сонет в переводе А. Финкеля.

38 Сто двадцать первый сонет в переводе C. Маршака.

39 Оригинал предложения: May I take you – могу ли я пригласить тебя. May I take you seriously – Могу ли я воспринимать тебя всерьез. May I take you to be my wedded wife – Могу ли я взять тебя в свои законные жены. May I? Take – you are welcome to it. Please help yourself. – Можно? Возьми – не стоит благодарности. Не стесняйся, бери.

Продолжить чтение