Читать онлайн Под солнцем любви (сборник) бесплатно

Под солнцем любви (сборник)

Вадим Селин

Шанс на любовь

Глава 1

Чужие стены

– Валя, доченька, пора вставать! – Сквозь сон я услышала голос папы.

В первые секунды не могла понять, почему он будит меня так рано, ведь за окном только-только светает, но в следующее мгновение буквально вскочила с кровати – пора ехать на вокзал!

– Я уже не сплю! – крикнула я и быстро вскочила с кровати, еще не до конца понимая, сплю или уже проснулась. – Мы опоздали! Мы уже опоздали!

– До поезда еще два часа, не спеши, – улыбнулся папа. – Вещи уже собраны, осталось только позавтракать. Сейчас шесть часов, а поезд в восемь.

Папа вышел из комнаты. Я подошла к окну и посмотрела на пробуждающуюся природу. Мне очень нравится просыпаться рано. Люблю смотреть, как встает ласковое солнце, слушать, как робко начинают петь птицы, словно делая перекличку между собой, нравится наблюдать, как утренний мир постепенно заполняется звуками – шумом машин, голосами людей, звуками техники на стройке неподалеку… Очень жаль, что многие мои сверстники любят спать до десяти и из-за этого пропускают удивительно красивый миг, когда рождается день. Даже на каникулах я люблю вставать рано, потому что если сплю допоздна, то потом весь день болит голова. А если встаю рано, то ощущаю себя бодрой и полной сил. Мне даже лучше недоспать, чем поспать больше, чем нужно. И самое главное – когда просыпаюсь поздно, возникает ощущение, будто я все пропустила: весь мир уже проснулся, живет, а я еще сплю!

Я отошла от окна и осмотрела комнату. На полу стоял большой рюкзак, в который я вчера сложила вещи. Изначально я хотела взять дорожную сумку, но ее пришлось оставить, потому что в этой поездке будет удобнее именно с рюкзаком.

Сейчас июнь. Я вспомнила, как ровно год назад, в июне, дорожная сумка с моими вещами стояла и ждала, когда я ее возьму и мы с ней навсегда покинем комнату. Правда, прежняя комната была не моей. А эта комната – моя собственная.

И вот сейчас, спустя год, я снова собираюсь в путь. Но в этот раз не с сумкой, а с большим рюкзаком.

Я принялась мысленно перебирать его содержимое: «Так, я ничего не забыла? Кроссовки, плотные штаны, чтобы ветки не царапали ноги и чтобы защититься от клещей, мазь от комаров, полотенце, влажные салфетки, мыло, расческа, зубная паста, щетка…»

Вещей было не так много, потому что каждый предмет прошел тщательный критический отбор. Вчера вечером я все перебирала и думала, понадобится ли мне реально в поездке та или иная вещь или без нее вполне можно обойтись?

Помню, в прошлой поездке мне хватило всего нескольких вещей. Правда, у меня по жизни было не так много одежды. Да и дальняя поездка была всего одна – в лагерь два года назад, когда мне было тринадцать лет. Весь мой гардероб уместился в небольшой сумке.

Я привыкла жить скромно, сдержанно, я не помешана на одежде. Раньше не могла позволить себе многих вещей, но теперь, когда могу покупать все, что хочу, то все равно не приобретаю лишнего. Прежние привычки, думаю, останутся со мной на всю жизнь. Я смотрю иногда на девчонок, которые стоят у набитого шкафа и жалуются, что им нечего надеть, и недоумеваю: как это нечего надеть, если в этом шкафу хватит вещей на целый полк?

Не понимаю, зачем многим людям нужна одежда в таком количестве? Десять юбок, десять джинсов, тридцать маечек… Зачем все это? Я, например, привыкла пользоваться только тем, что действительно необходимо для жизни. Свою голову нужно занимать не мыслями об одежде, а мыслями о чем-то более полезном.

Вот и сейчас положила в рюкзак только самое необходимое. К тому же все это придется нести на своих плечах. Поэтому я старалась, чтобы рюкзак был как можно легче.

Я осмотрела комнату. Кровать, шкаф, компьютер, уютные занавески персикового цвета под цвет стен… Любимый дом. Но мне предстоит провести десять дней в совсем другой обстановке, которая отличается от домашней так, как черное отличается от белого. Как же грустно расставаться с любимым домом даже на несколько дней!

Стало тоскливо. Не хочу уезжать… Не хочу расставаться с домом… Здесь так хорошо…

«Может, никуда не ехать? – промелькнула мысль. Но я попыталась собрать волю в кулак и твердо сказала: – Валя, успокойся! Ты вернешься домой через десять дней и снова будешь здесь жить!»

– Валя! Ты скоро? – послышался из кухни голос папы. – Поторопись, а то на поезд опоздаем!

– Пап, я уже иду! – откликнулась я.

Я с грустью посмотрела на красного плюшевого медвежонка Малыша, у которого вместо глаза была пришита пуговица. Затем подошла к большому портрету родителей, который висел на стене. Я похожа одновременно и на папу, и на маму. От папы у меня прямой нос, красивые губы, а от мамы – карие глаза и густые вьющиеся каштановые волосы.

– Пап, мам, я уезжаю, – сказала я, с печальной улыбкой глядя на родителей. – Как вы думаете, папа не будет без меня скучать? Наверное, не будет. У него столько работы… Под его контролем десятки улиц нашего района!..

Спустя час мы ехали в машине на железнодорожный вокзал.

Наверное, вам может показаться странным, почему я так сильно скучаю по дому и почему происходит эта путаница со словом «папа», но скоро я все объясню.

Итак, мы ехали на вокзал. Я удивленно посмотрела на папу – он зачем-то оделся в синюю рабочую форму.

– Пап, а почему ты в форме? Тебе же сегодня в ночное дежурство!

– Я тебя отвезу, а сам поеду в участок, – внимательно глядя на дорогу, пояснил он.

– А зачем так рано? – продолжала я удивляться. – Сейчас только полвосьмого утра!

– Много дел, – вздохнул папа. – Работы больше, чем времени. В районе опять шкодят малолетки: разрисовывают стены, окна разбивают. Буду сегодня проводить профилактические беседы с Самойловым и Рыбаковым. Совсем уже распоясались!

– Пап, тебе надо отдыхать… – заметила я.

– Ничего, на пенсии отдохну, – весело подмигнул он. – На работе есть банка хорошего кофе… Если устану – взбодрюсь!

И вот так каждый день… Он на работе буквально живет. Я никогда раньше не думала, что работа участкового такая насыщенная! А мой папа именно участковый.

По вечерам мы с ним часто сидим во дворе в увитой виноградными лозами беседке за чашкой чая, и он рассказывает истории из своей работы. Сейчас лето – самое время, чтобы сидеть допоздна за разговорами. И вот на целых десять дней я лишусь этих историй… Но ничего! Зато вернусь и буду делиться с папой своими впечатлениями от поездки! Теперь истории буду рассказывать я!

Я живо представила, что уже завтра увижу свою мечту, и вместо грусти из-за расставания с домом возникло сильное желание поскорее приехать на вокзал. Ведь я еду не в какое-то плохое место, а туда, куда желала поехать на протяжении многих лет!

Я не могла до конца поверить в реальность происходящего. Я еду к своей мечте – в горы. Но эта мечта осуществилась только благодаря тому, что год назад сбылась другая, самая главная мечта: у меня появился отец.

* * *

Настоящее тесно связано с прошлым. Поэтому, прежде чем перейти к основному рассказу, я хочу поведать о своем прошлом, потому что без прошлого в моей истории не обойтись. Но приготовьтесь – рассказ будет долгим.

Я потеряла родителей, когда мне было пять лет. После этого оказалась в детском доме, где и прожила до четырнадцати.

Самое главное, яркое и пропитанное любовью воспоминание о родителях – это воспоминание о Новом годе.

Та зима выдалась невероятно снежной – сугробов намело до самых окон. В нашем частном доме были очень широкие подоконники (или я была маленькой?), я любила на них взбираться и смотреть на улицу.

Однажды вечером по обыкновению села на подоконник и с восторгом увидела, что мороз нарисовал на стеклах узоры необычайной красоты. Они состояли из настолько искусно прорисованных деталей, что вряд ли какой-то художник смог бы изобразить такой же узор кистью!

Спустились сумерки. Один за другим, как елочная гирлянда, вспыхнули фонари. Начался снегопад. На снежинки лился свет фонаря, и казалось, что с неба сыпется не снег, а серебряные блестки.

Рыжий двухмесячный котенок Рыжик прыгнул на подоконник, принялся тереться о мои ноги и громко мурлыкать. Подошла мама, улыбнулась, погладила меня по голове и крепко прижала к себе.

– Ты моя радость, – невероятно нежно сказала она.

– А ты моя, – ответила я и прижала маму к себе еще крепче, чем она меня.

Мама взяла расческу и стала причесывать мне волосы. Как я уже упоминала, у меня волосы темно-каштанового цвета, вьющиеся крупными кольцами, красивые. Точно такие же, как у мамы.

Снег пошел сильнее. Серебро кружилось и переливалось в свете фонарей.

Мы увидели вдалеке папу. Он пробирался сквозь сугробы и нес елку. Папа приблизился к дому и заметил нас в окне. Он улыбнулся и помахал рукой, на которой была надета толстая варежка.

Папа вошел во двор. Вскоре за дверями послышался топот ног – папа сбивал с ботинок снег.

А вечером наряжали елку. Деревце постепенно оттаивало от мороза, и аромат хвои разливался по всему дому. В моем сердце было торжественное ощущение приближающихся праздников – Нового года и Рождества.

Чуть позже мы с мамой сидели в комнате и смотрели телевизор. Вошел папа и загадочным голосом сказал:

– Валя! Пойди-ка в коридор! Ты видела, там Зайчик тебе что-то принес?

– Зайчик? – не поняла я. – Какой Зайчик?

– Ты не знаешь, кто такой Зайчик? – удивленно спросил папа и таинственным голосом поведал: – Зимой по миру ходит Зайчик, заходит в дома и дарит детям угощения. Ну, давай беги в коридор!

Я спрыгнула с кресла и помчалась в коридор. Следом помчался Рыжик. Он был очень веселым и игривым котенком.

В коридоре стоял стул. Я увидела на нем крупный оранжевый мандарин.

– Папа! Мама! – восторженно воскликнула я. – Зайчик принес мандарин! Ура-а!

– Ну так скорее бери его и кушай! – улыбнулась мама.

Я принялась очищать мандарин. В воздухе разлился восхитительный цитрусовый аромат. Я поделилась мандарином с родителями. Мне показалось, что это самый оранжевый и самый вкусный мандарин на свете!

Зайчик приносил мандарины весь вечер. Они были невероятно ароматными и сладкими. Я больше никогда не ела таких вкусных мандаринов.

В Новый год Дед Мороз подарил мне медвежонка. Он был плюшевый, красного цвета и такой хорошенький, что ему подходило только одно имя – Малыш. Он сразу же стал моей любимой игрушкой. Но Рыжику Малыш тоже приглянулся. Однажды котенок настолько заигрался с игрушкой, что отгрыз ей левый глаз.

– Рыжик! Ну что ты наделал! – воскликнула я и подобрала с пола глаз Малыша.

У меня по лицу покатились слезы.

– Валенька, не плачь. – Мама погладила меня по голове и успокоила: – Сейчас мы пришьем Малышу новый глаз!

Она взяла коробку со швейными принадлежностями, и мы стали перебирать пуговицы, чтобы найти подходящий «глаз». Но ничего более или менее похожего на прежний не нашлось, и пришлось пришить Малышу черную пуговицу, которая по размеру была в полтора раза крупнее, чем уцелевший правый глаз.

– Ничего страшного, так даже еще и лучше! – заметив мое недоуменное выражение лица, подбодрила мама. – С таким глазом Малыш будет лучше видеть. Чем крупнее у медведей глаза, тем лучше они видят!

– Да? – с сомнением отозвалась я. – Ну хорошо…

Так у Малыша появился новый глаз.

В тот день, который разделил жизнь на «до» и «после», мела сильная метель. На дорогах ничего не было видно – город окутала сплошная белая пелена. Мама работала учительницей. Шли зимние каникулы, и мама должна была везти учеников в цирк.

– Ну и погода, – глядя за окно, поежился папа и сел на диван. – На дорогах, наверное, ужасные пробки. Может, цирк перенесете на другой день?

– Но у нас билеты на сегодняшнее число, – вздохнула мама. – Так что придется ехать.

Она оделась, собралась выходить из дома и перед выходом спросила:

– Валь, тебе шоколадку купить? Какую хочешь?

– Молочную с орешками! – попросила я.

– Хорошо, – улыбнулась мама.

– Лена, подожди! Вы с учениками где встречаетесь? На остановке? Я тебя подвезу! – Папа встал с дивана. – Там такая метель, тебя просто заметет!

– Андрей, не надо, сиди дома! – отказалась мама. – На дорогах ничего не видно! Сиди, я сама дойду!

– Нет, я тебя подвезу! – настаивал папа.

В итоге мама сдалась. Меня оставили дома. По телевизору шел мультик «Простоквашино», который я очень любила.

– Ты сиди дома, я быстро, – сказал мне папа.

Перед выходом из дома родители как-то особенно на меня посмотрели. Так, как не смотрели еще никогда. Они обняли меня и сказали:

– Я тебя люблю.

Эта фраза прозвучала в унисон. Они удивленно и как-то задумчиво переглянулись.

Мама открыла дверь, еще раз пристально, словно в тревоге, посмотрела на меня, и родители ушли.

Через полчаса громко хлопнула дверь в дом.

– Пап? Это ты? – спросила я и направилась в коридор.

Но неожиданно увидела не папу, а тетю Зою – женщину, у которой мы снимали дом.

– Тетя Зоя? – удивилась я. – А я думала, это папа вернулся.

Тетя Зоя ничего не ответила. Она словно нерешительно подошла поближе, крепко обняла меня и зарыдала.

Из-за метели родители попали в сильную аварию. Их не стало.

* * *

Уже не помню, как я оказалась в детском доме – кто меня туда привел, как оформили. Этот отрезок стерся из памяти. В дальнейшем психолог сказал, что из-за потрясения некоторые воспоминания могут стираться. Это защитное свойство человеческой психики.

У нас не было родственников, кто мог бы оформить надо мной опеку, поэтому меня распределили в детский дом.

В детдоме все было по-другому. Я резко оказалась в новом обществе со своими правилами, которых раньше не знала, и первое время не могла к ним привыкнуть.

Здесь все было общим – общая спальня, общая столовая, общая детская. Было много детей и незнакомых женщин, которые назывались воспитателями и которых я должна была называть по имени и отчеству. Если раньше я жила в обычном доме номер десять, то теперь – в детдоме в группе номер два.

Я не могла понять, почему нахожусь здесь, среди чужих детей, а не у себя дома с родителями? Почему я среди незнакомых комнат? Почему я сплю в спальне, где спят много детей? Почему хожу есть в столовую, где стоит множество столиков? Почему за мной не приходят мама и папа?

Первое время нахождения в детдоме я постоянно плакала.

Во-первых, от досады – задиристая девчонка Алина Конькова сразу же дала мне прозвище Ракета, потому что моя фамилия Ракитина, и это прозвище прицепилось на всю жизнь. Я не могла взять в толк, зачем называть меня Ракетой, если мое имя Валя? Но со временем привыкла.

Во-вторых, плакала потому, что сначала мне казалось, что меня просто перевели в новый детский сад, и каждый день я с надеждой ждала, что наступит вечер и мама меня заберет. Но мама не приходила. Она не придет ни сегодня, ни завтра… Никогда.

В детдоме все дети разные, но у всех есть общая мечта. Каждый ребенок мечтает об одном – чтобы открылась дверь и в комнату вошли люди, которые его заберут и станут родителями.

Больше всего нас раздражало поведение некоторых детей, которых мы видели за пределами детского дома.

Однажды мы с детдомовскими гуляли на улице и увидели девочку лет десяти, которая шла со своими папой и мамой. Девочка вся пылала гневом. Она держала в руках мобильный телефон и яростно кричала:

– Что вы мне подарили?! Вы же обещали, что купите сенсорный, а купили с кнопками! Вы меня обманули! Заберите его обратно! Он мне не нужен! У всех нормальные родители, а у меня!..

Родители беспомощно посмотрели друг на друга. Мама попыталась обнять девочку, но та ее грубо оттолкнула:

– Не надо меня обнимать!

Мама сказала:

– Оля, ну прости, на сенсорный у нас не хватило денег…

– Да лучше бы вообще ничего не покупали, чем это! Вы вечно все делаете не так! Да вы просто меня не любите! Если бы любили, дарили бы нормальные подарки!

Родители виновато, как нашкодившие дети, оправдывались перед своей десятилетней дочкой. Семья прошла мимо, а мы еще долго смотрели им вслед.

Эта девочка не понимала, что самый большой подарок в жизни уже имеет. И этот подарок – ее родители. Родители, которые могут ее обнять. Которые хотели ее обнять, а она их оттолкнула. Самое большое счастье – это говорить кому-то «мама» и «папа». Счастье человека заключается всего лишь в возможности произнесения этих двух слов, а вовсе не в модных мобильных телефонах…

Прошел год с тех пор, как я оказалась в детдоме. Снова наступила зима. Мне было уже шесть лет.

Весь день мы с ребятами играли в снежки, катались с горки, смеялись, веселились, глядели на красные щеки друг друга… Обедали, ужинали, смотрели телевизор… Но за окном стемнело, и пришла пора ложиться спать. Каждую ночь я ждала, чтобы скорее наступило утро. Днем в детдоме шумно, постоянно чем-то занимаешься, а ночью шум стихает, все засыпают, и ты остаешься один на один со своими мыслями. Если днем еще хоть как-то можно отвлечься и чем-то себя занять, то ночью от самой себя никуда не деться.

В детдоме было несколько спален. В моей спальне стояло пять кроватей. Если можно так выразиться, эта спальня была одной из самых престижных. Потому что тут были хорошо заклеены окна и из них не дуло. А во многих других спальнях были старые окна, и из них дуло настолько, что даже слегка покачивались занавески.

В ту ночь мне не спалось. А остальные ребята уже спали. Вокруг слышалось многоголосое сопение.

Я обнимала своего Малыша с глазом-пуговицей и смотрела в одну точку. Притронулась к черной пуговице, которую год назад пришила мама, и заплакала. К этой пуговице прикасалась мамина рука. Кажется, пуговица все еще хранила ее тепло… Год назад я плакала, потому что Рыжик отгрыз глаз Малыша, а теперь я была благодарна Рыжику, что есть эта пуговица, которую мама держала в своих руках… Я думала о маме, думала о папе, думала о Рыжике. Я не знала, что с Рыжиком, где он находится, жив он или нет… Кто теперь его кормит, кто гладит? Помнит ли он меня? Помнит ли он, как мы сидели на подоконнике и смотрели, как папа несет елку?..

Дом, в котором мы жили с родителями, был съемным. Наверное, в него уже давно въехала другая семья, и теперь Рыжик живет с ними, а меня забыл…

Медведь Малыш был мне словно родным, ведь он тоже помнил то время, когда у нас была счастливая семья.

Внезапно я услышала за дверью шаги. Потом голоса воспитателей:

– Ого! Целых три ящика! Вот спасибо волонтерам! Дети завтра поедят!

До самого утра я мучилась в предположениях, что подарили нам волонтеры. Это что-то из еды. Конфеты? А может, молочный шоколад? Я так его люблю!

Утром на завтраке раздали мандарины.

Все принялись с радостью очищать шкурки. Я вдохнула упоительный цитрусовый аромат, который разлился по столовой. Но вместо того, чтобы обрадоваться, я расплакалась. Аромат мандарин навеял воспоминание, как прошлой зимой Зайчик приносил мандарины. Мы с родителями ходили в коридор и находили на стуле эти мандарины… А сейчас я сижу не у себя дома, а в столовой детского дома.

Почему-то именно в этот момент я четко поняла, что больше не увижу родителей и моя жизнь уже никогда не будет такой, как прежде.

Кроме игрушечного медведя существование скрашивало кое-что еще. В нашей спальне были поклеены фотообои размером со стену. И вот на всю стену были изображены невероятно красивые горы на фоне синего неба. Одни горы устремлялись вершинами в белые облака, а другие были поменьше и напоминали маленькие грибочки, выросшие вокруг больших грибов. Посреди гор расстилалась долина с ярко-зеленой травой, вся усыпанная белыми и синими полевыми цветами. По долине протекала извилистая голубая река, которая впадала в овальное озеро. Создавалось впечатление, что долина – это дно чаши, а высокие горы – это ее стены. Где-то вдалеке в долине можно было разглядеть крохотную деревушку. Из труб на крышах домов шли тоненькие струйки дыма.

Горы приводили в восторг и манили к себе. На протяжении многих лет я смотрела на эти фотообои и мечтала когда-нибудь увидеть подобную красоту вживую. Чтобы не смешить людей, когда меня никто не видел, я часто вплотную подходила к стене и представляла, будто стою не на полу спальни, а на вершине горы. Расправляла руки, как птица расправляет крылья, и парила над долиной…

Горы можно было рассматривать часами – каждый раз я находила какие-то новые детали, появлялись новые мысли, и каждый раз восхищалась этой красотой. Наверное, в горах тихо, свежий воздух, не валяется мусор, как на наших улицах… Горы – это нетронутые цивилизацией островки природы, которые сохранились в своем первозданном виде.

В правом нижнем углу мелкими буквами было написано «Кавказ». Значит, фотографы нашли этот необычный пейзаж где-то в горах Кавказа.

Горы стали буквально моими собеседниками, я была счастлива, что могу часами на них смотреть. Это отвлекало от грустных мыслей.

Но однажды директриса детдома Ирина Сергеевна вошла в спальню, критически оглядела ее и сказала:

– Эти фотообои мне уже надоели! Выцвели, тусклые… Надо сделать ремонт.

– Ну наконец-то! – с облегчением вздохнула воспитательница Ольга Викторовна. – Мне они тоже надоели. И вообще всем надоели!

– Не всем, – робко заметила я. – Мне они очень нравятся.

Но на мои слова никто даже не обратил внимания.

Через несколько дней с невероятной болью я смотрела на то, как рабочие сдирали со стен мои горы. Фотообои отрывались длинными кривыми лоскутами. Создавалось впечатление, будто в горах разразилась гроза и их пронзили белые молнии.

Но это были не молнии, а открывшаяся за обоями белая стена. Рабочие небрежно бросали на пол обрывки гор, долины и озера, в которых я мысленно провела все свое детство, и топтали их грязными ботинками. На голубом озере отпечатался пыльный след ботинка, но мне казалось, что этот след остался на мне самой.

Были истоптаны горы, но не мои чувства к ним.

«Может, когда-нибудь я увижу горы вживую…» – мечтала я, глядя на груду разорванных обоев.

Через несколько дней на стену поклеили современную рогожку и покрыли краской приятного светло-лимонного цвета. Хоть ремонт и был действительно красивым, но я еще долго смотрела на стену и представляла старые фотообои, память о которых осталась во мне, а также на тех фотографиях, на которых была запечатлена спальня.

Кстати, насчет фотографий. У меня был семейный фотоальбом, который отдали мне органы опеки, когда распределили в детдом. Этот альбом старательно вела мама. Она прилежно собирала наши семейные фотографии и любила их подписывать. Фотоальбом был для меня просто бесценным. Я рассматривала снимки, и в эти минуты мне казалось, что родители по-прежнему живы, что наша семья все еще существует и нам, как и раньше, очень хорошо – вот мы гуляем по зоопарку и едим сладкую вату, вот отмечаем папин день рождения, а вот я еще совсем маленькая, и родители купают меня в ванночке: я брызгаю вокруг, папа весь мокрый, а мама протягивает ему полотенце. Когда я смотрю на эти снимки, на моих губах появляется улыбка. Казалось, что и сейчас я нахожусь там – в тех днях, когда были сделаны эти фотографии. Слышу голоса родителей, их смех… Но стоило только закрыть фотоальбом, я оглядывалась по сторонам и видела чужие детдомовские стены.

И тогда я вновь открывала страницы альбома и продолжала рассматривать каждую его деталь, чтобы мысленно подольше побыть там, в том счастливом времени. Внимательно разглядывала и фотографии, и надписи, которые делали родители: вот мамин почерк, а вот папин… Одна из папиных надписей была сделана синей пастой, но на середине слова «зоопарк» паста резко становилась другого оттенка – это значит, что во время написания она закончилась, и папа сменил ручку…

Я сотни раз рассматривала фотоальбом и жила прежней жизнью, которая длилась до того снежного дня, когда метель замела дороги…

Я знала всех людей, кто запечатлен в альбоме, но была одна фотография, которая вызывала во мне множество вопросов. Один из снимков был сделан у нас дома: на диване сидел какой-то симпатичный молодой мужчина и бережно держал меня на руках. Возле него находились мои родители и счастливо улыбались. На снимке мне три месяца.

Я не могла понять – кто этот человек? Почему он держит меня на руках? Понятно, что это знакомый родителей, но кто он? Я пыталась выяснить это у воспитателей, но никто не знал ответа.

Этот вопрос жил во мне много лет, и однажды я узнала, кто этот мужчина. Но об этом позже.

О детдоме можно рассказывать долго, но скажу главное – все дети живут будто в состоянии постоянной готовности. Каждый готов сию секунду собрать свои вещи, уехать из детдома с новыми родителями и больше никогда сюда не возвращаться.

Шли годы. Мне исполнилось уже четырнадцать лет. За это время удочерили и усыновили многих ребят из нашего детдома, но почему-то мною за все девять лет не заинтересовался ни один потенциальный родитель. Мельком на меня смотрели, но никто не хотел удочерять. Ни разу не знакомили с потенциальными родителями, я ни разу не жила на выходных в чьей-то семье, чтобы меня получше узнали. Ни разу. Я была как будто невидимкой.

Мне очень, очень хотелось, чтобы меня удочерили.

Но все проходили мимо.

Глава 2

Лысая коса

В детском доме была воспитательница Матвеева Ольга Викторовна. Она постоянно всех ругала – по поводу и без повода – и часто наказывала. Она всегда была нервная, а иногда приходила на работу с какими-то синяками. Видимо, она даже с кем-то дралась. Мы все ее боялись. У Ольги Викторовны был сын Кирилл – наш ровесник, которого она всегда брала с собой. Можно сказать, он жил вместе с нами. Вот только если остальные дети были обычными – нас воспитывали, – то Кирилл (Ольга Викторовна души в нем не чаяла и называла его исключительно Кирюшей) всегда находился в привилегированном положении. Все знали, что он сын воспитательницы, и никто даже пальцем его не трогал. А нам, детям, было и неинтересно с ним играть, потому что он был не такой, как мы. Нам казалось, что он какой-то шпион, который хочет внедриться в нашу компанию, чтобы узнать информацию, нажаловаться воспитателям и разоблачить наши планы.

Кирилл всегда был на особом положении, все воспитатели носились перед ним на задних лапках. Детдомовские его не любили, особенно пацаны. Мы никогда не брали его в свои компании и не делились секретами. Называли его «сынком воспитательницы».

Но если все остальные просто обходили его стороной, то мне Кирилл изрядно подпортил существование в детдоме. Из-за него я несколько месяцев прожила в стрессе.

Взрослели мы. Взрослел Кирилл. Надо сказать, парнем он был привлекательным: черноволосый, с зелеными глазами, чуть выше среднего роста, с хорошей фигурой – он много лет занимался легкой атлетикой.

Казалось бы, какой хороший парень! Но нет. Все не так просто. За этой красотой скрывался человек, который может поступать с людьми коварно и цинично.

Два года назад, когда нам было по тринадцать, в июле мы всем детдомом поехали в летний лагерь, который находился в поселке недалеко от нашего города Ростова-на-Дону. Лагерь располагался на берегу Таганрогского залива, который является частью Азовского моря. Я была в полном восторге! Хоть Азовское море довольно мелкое, даже вдали от берега было по грудь, но я раньше никогда не видела водоем, берега которого скрывались за горизонтом! Мы купались, загорали, ходили на прогулки, и весь детдом был счастлив.

Кирилл тоже поехал. Когда мы увидели его в автобусе, то у всех упало настроение. Но делать было нечего. Без сынка воспитательницы никуда…

Три недели в лагере пролетели незаметно. Наша смена подходила к концу.

В предпоследний день вожатая Оксана, молодая, неутомимая на выдумки выпускница педучилища, придумала конкурс. Мы собрались вечером, и она объявила:

– Завтра среди девчонок будет конкурс красоты! Только конкурс этот необычный. Как известно, красота – понятие относительное. Поэтому мы станем выбирать не красоту лица, а… лучшую прическу. Девчонки! Проявите фантазию! Выразите себя через прическу! А мальчишки будут голосовать. Какая девочка наберет наибольшее количество голосов, та и станет победительницей конкурса «Коса-краса»!

Что тут началось!.. Такими озадаченными девчонок я не видела даже на контрольной по математике. До следующего дня все ходили задумчивые – каждая напряженно размышляла, какую прическу ей сделать.

Мысли о прическах даже затмили то, что впереди ожидалась Королевская ночь, то есть последняя ночь в лагере перед отъездом. Говорят, что в эту ночь все традиционно мажут друг друга зубной пастой.

Честно признаться, мне не хотелось участвовать в конкурсе причесок. У многих девчонок волосы гораздо красивее моих. К тому же конкурс может всех перессорить. Поэтому я решила не делать себе никаких причесок. В день конкурса просто как следует расчешусь и распущу волосы. Пусть побеждает тот, кому это действительно важно, а мне победы не нужны.

Но не все относились к конкурсу так безразлично, как я. Большинство девчонок стали считать друг друга конкурентками, и то тут, то там начали вспыхивать ссоры. Особенно ко всем цеплялась Алина Конькова, которая в свое время дала мне прозвище Ракета. Она очень хотела победить в конкурсе. При каждом удобном случае пыталась вывести соперниц с дистанции: то «случайно» заденет рукой чужую прическу, то подножку поставит, то что-нибудь еще. Конкурс еще не начался, а многие уже поругались.

И вот настал час конкурса. Я вышла из лагерного домика и направилась к открытой сцене, но неожиданно из-за дерева вышла Алина, держа в руках тазик с водой, споткнулась… и облила меня с ног до головы.

Я была в шоке. С меня струями текла вода, в то время как через десять минут нужно было выходить на сцену.

– Ой, Ракета, я нечаянно, – с ехидным выражением лица сказала Алина.

– Это ты нечаянно? – скептически отозвалась я.

– Но я правда нечаянно! – невинно похлопала ресницами Алина и ушла, игриво покачивая пустым тазом.

Алина постоянно делает всем гадости. И эту гадость она сделала для того, чтобы я не участвовала в конкурсе!

Но если она думала, что собьет меня с пути, то она сделала неправильный расчет. Эта ее пакость, наоборот, неожиданно раззадорила меня, и я четко сказала себе: «Я буду участвовать в конкурсе! Буду!»

Я помчалась обратно в свой домик, сменила одежду и задумалась – что делать с волосами? Высушить их не успею. Максимум, что могу сделать, это вытереть полотенцем.

Мои волосы имеют одну особенность. Когда сухие, они просто вьются, но если они влажные, то начинают не просто завиваться, а кудрявиться. Я вытерла волосы и посмотрела на себя в зеркало. Чуть влажные темно-каштановые пряди закручивались крупными кольцами, и я была похожа на какую-то загадочную цыганку…

И вдруг в голове что-то щелкнуло: я поняла, что делать! Эту схожесть нужно использовать!

Я быстро нашла просторную юбку, нацепила на руки браслеты, которые вчера купила в ларьке рядом с лагерем, распушила волосы и выбежала на улицу.

Оглядываясь по сторонам, чтобы на меня еще кто-нибудь что-нибудь не вылил, примчалась к сцене.

Перед сценой сидели мальчишки и внимательно разглядывали девчонок, ведь именно они должны выбрать победительницу.

– Ого! – увидев меня, восхищенно протянула вожатая. – У тебя образ цыганки?

– Да, – удовлетворенно кивнула я и, подобрав юбку и выпрямив спину, по деревянным ступенькам взошла на сцену, где все девчонки стояли в ряд.

Алина находилась в противоположной стороне сцены, но мне показалось, что я даже оттуда слышу, как скрипят ее зубы.

Особенно сильно они заскрипели, когда я неожиданно… заняла первое место.

– По результатам голосования победительницей конкурса «Коса-краса» становится Валентина! – подсчитав карточки с голосами, объявила вожатая.

– Что?! Она?! – изумилась Алина. – Вы перепутали! Наверное, на карточках написано не «Валентина», а «Алина»!

– Здесь написано «Ракитина Валя».

– Как, Ракета?! – не могла поверить Алина. – А я?!

– Валя ушла с большим отрывом вперед… – пояснила вожатая.

Я не знала, как реагировать на эту победу. Во-первых, я никогда нигде не побеждала, а во-вторых, даже подумать не могла, что выиграю!

Скорее всего, и не выиграла бы, если бы Алина не захотела, чтобы я проиграла…

Сама того не предполагая, тазиком с водой она только улучшила мою прическу!

Успех был оглушительный. На меня смотрели все, все хотели со мной обняться, сфотографироваться, как будто я была какой-то знаменитостью, хотя мы много лет жили бок о бок… Я просто разрывалась на части и не успевала смотреть в объективы.

Со мной фотографировались все. Подошел даже Кирилл! Он стал со мной рядом, улыбнулся в объектив фотоаппарата, но сфотографироваться не успел – Димка, наш футболист, подошел к нему и решительно оттолкнул в сторону. Кирилл даже споткнулся и чуть не упал.

– Сынок воспитательницы! – хмыкнул Димка. – Этот конкурс среди детдомовских! А ты тут вообще не к месту!

– Да больно надо! – ответил Кирилл и ушел от нас.

Все засмеялись.

Я еще какое-то время провела с ребятами, а потом отправилась в свой домик.

Это был последний вечер в лагере. Завтра уедем в Ростов. Но перед этим нас ожидала Королевская ночь.

В домик то и дело пробирались мальчишки и пытались нас измазать, но мне удавалось спрятаться. Я не спала до трех ночи, но в три часа сон все-таки взял надо мной верх.

Проснулась утром от громкого смеха.

Я раскрыла глаза и увидела, что все девчонки смотрят на меня, показывают пальцами и смеются.

– Все-таки намазали? – сонно спросила я и провела ладонью по лицу. Но пасты на ладони не было.

– Ты лысая! – радостно сказала Алина. – Ракета лысая!

– В смысле? – не поняла я.

– В прямом! – пуще прежнего рассмеялась Алина и с удовольствием на лице протянула мне зеркало.

Еще не до конца осознавая смысл произнесенных слов, я взяла зеркало и посмотрела в него.

И оторопела.

Вместо длинных вьющихся волос у меня на голове были чудовищные рваные клоки сантиметровой длины. На том месте, где голова касалась подушки, волосы все-таки были, но тоже небрежно искромсанные – отрезали то, что смогли зацепить ножницы. Я просто себя не узнала. Чучело огородное!

– Нет!!! – вскакивая с кровати, истошно завопила я. – Нет! Этого не может быть! – Не раздумывая, бросилась на Алину: – Это ты сделала! Это ты вчера специально облила меня водой! А теперь решила отомстить?!

– Уйди от меня! Ненормальная! Ракета! Да отпусти ты меня! – пыталась вырваться Алина. – Это не я! Я тебя не трогала! Я тебя облила! Но волосы я не резала! Не наговаривай на меня лишнего!

– А кто тогда? – Я отпустила Алину, и из глаз полились слезы. – Кто?..

Я запустила в волосы пятерню. Но она скользнула к затылку, хотя раньше застревала в пышной шевелюре.

– Это не я! – испуганно повторила Алина, видимо, боялась, что я снова брошусь. – Я же сама девчонка и никогда бы волосы тебе не обрезала…

– Прости, пожалуйста. – Я посмотрела на нее.

– Все хорошо, – поправляя одежду после драки, сказала она. – Честно – на такую подлость даже я не способна.

Через час состоялась экстренная линейка. Я надела кепку, чтобы меньше притягивать взглядов к своей голове. Вожатая Оксана и воспитательница Ольга Викторовна стояли перед нами.

– Кто обстриг Валю? – медленно расхаживая, как надзиратель в тюрьме, и заглядывая каждому в глаза, грозно спросила Ольга Викторовна. – Кто совершил эту низость?

Искать виновного пришлось недолго.

– Это сделал ваш сынок, – сказал Рома Петров.

– Что? – Ольга Викторовна остановилась в непонимании.

– Да, это Кирилл! – слова Ромы подтвердил Игорь Коновалов. – Мы с ним в одном домике живем. В три часа ночи мы с пацанами всех перемазали и легли спать. Но мне не спалось… Я своими глазами видел, как Кирилл встал с кровати. Наверное, он думал, что все спят и его никто не заметит. Он тихо подошел к столу, взял ножницы и вышел на улицу.

– Нетрудно догадаться, что он делал этими ножницами, – усмехнулся Рома.

– Кирюша! – изумилась Ольга Викторовна, и с нее мгновенно сошло все возмущение. Она быстро подошла к сыну. – Это правда?

– Правда, – преспокойно сказал Кирилл.

Все были шокированы. Я лично была шокирована не тем, что это он, а тем, что он такой спокойный!

– Кирюша, зачем ты это сделал? – с любовью глядя на сына, допытывалась Ольга Викторовна.

– А мне так захотелось! – с наглым выражением лица ответил он.

– Я с тобой дома поговорю, – процедив сквозь зубы, пообещала Ольга Викторовна. Она подошла ко мне, сочувствующе посмотрела и ободряюще сказала: – Не переживай. Новые вырастут. – Она оглядела всех. – Ну все, собирайте вещи, скоро автобус!

И ушла.

Все тоже стали расходиться. Но я стояла, будто приросшая к земле.

«Не переживай. Новые вырастут», – словно эхо, слышались в ушах ее безразличные слова.

Меня душили слезы. Ольга Викторовна даже не поругала Кирилла… Передо мной никто не извинился… Понятное дело – он ее сынок. А если бы это сделал кто-то из детдомовских? Что было бы? Да он был бы наказан!

Я увидела, что Кирилл тоже уходит. И неожиданно для самой себя закричала:

– Стоять! Стоять, я сказала!

Он аж вздрогнул. Некоторые тоже остановились и посмотрели на нас.

– Ты отрезал мне волосы! Ты чудовище! – закричала я. – Как ты мог!

– А вот так, – ехидно улыбнулся Кирилл.

– Извинись передо мной! – потребовала я. – Извинись!

Мой крик словно привел всех в чувство, люди будто очнулись от общего шока, который испытали с раннего утра. Кирилла окружили парни.

– Быстро извинись перед Ракетой! – наконец-то потребовали они.

– Вам надо – вы и извиняйтесь, – насмешливо сказал Кирилл, развернулся и ушел в домик собирать вещи.

После того как автобус вернулся в детдом и Кирилл из него вышел, я ни разу не видела этого человека. В детдом он больше не приходил. Но память о нем осталась на всю жизнь.

Волосы, конечно, отросли, но меня все равно поражала вседозволенность и наглость Кирилла. Как небрежно он относится к людям! Наверное, он думал, что если у нас нет родителей, то с нами можно обращаться как хочешь!

Постепенно я перестала размышлять об этом случае, но когда изредка вспоминала Кирилла, то возникало стойкое чувство неприязни к нему.

Да, волосы отросли, но, когда я только вернулась из лагеря, мне было очень тяжело. Впереди еще оставался месяц летних каникул, а я постоянно плакала. Как я уже сказала, на голове торчали кошмарные клоки, которые к тому же пытались кудрявиться. Алина, чувствуя свою вину за то, что облила меня водой и смеялась, когда меня остригли, пыталась помочь – придумывала, как можно окультурить остатки волос, особенно ту часть головы, что во время стрижки лежала на подушке, но в итоге на девчоночьем совете мы пришли к выводу, что эти уцелевшие пряди – и ни туда и ни сюда и самое верное решение – это подстричься до конца. Полностью. Под машинку.

Детдомовская парикмахер тетя Катя с болью в глазах побрила меня машинкой. Стало легче. И в моральном смысле, и в физическом. Я никогда не думала, что волосы такие тяжелые, – а сейчас голове было так легко! Правда, как-то холодно…

Пока волосы не отросли, я все время ходила в косынке. Причем нашлась только косынка в белую и черную клетку, которую я использовала, когда в детдомовском театре мы изображали шахматы. Но теперь я носила эту косынку постоянно и стала выглядеть еще более нелепо – похожей на шахматную доску.

Вечером того дня, когда тетя Катя меня побрила, я шла в столовую. Сзади подбежали мальчишки – те, что еще вчера фотографировались со мной после победы в конкурсе, сорвали косынку, бросили ее на пол и, указывая пальцем на мою голову, засмеялись:

– Лысая! Лысая! Лысая коса-краса!

– Лысая коса! Лысая коса! Ха-ха-ха!

Перед глазами все размылось – это навернулись слезы. Я подобрала с пола косынку, отряхнула ее и вновь надела.

В памяти, как вспышка, появилось самодовольное лицо сынка воспитательницы, который нагло улыбается и говорит: «А мне так просто захотелось!» Это из-за него надо мной смеется весь детдом!

Я испытала еще больше отвращения к сынку воспитательницы.

Так у мальчишек появилось новое развлечение. Они часто старались сорвать с меня косынку и долго смеялись, когда видели мою лысину.

Если в последний вечер в лагере все восхищались мною после победы в конкурсе красоты, то теперь я была всеобщим посмешищем.

– Лысая коса! – Это стало моим новым прозвищем. А иногда проявляли фантазию и дразнили по-другому: – Лысая Ракета!

Однажды утром, когда я шла в игровую комнату и с меня в очередной раз сорвали косынку, стало особенно грустно. Я не пошла куда собиралась. В подавленном настроении бродила по коридорам детского дома, и ноги привели в библиотеку.

– Хочешь что-нибудь почитать? – поинтересовалась библиотекарь Татьяна Степановна.

– Да нет… – отозвалась я. – Я так… просто сюда зашла… потому что тут никого нет…

– Тебе грустно? – сочувствующе посмотрела на меня она.

Я молчала.

– Грустно, – утвердительно сказала Татьяна Степановна. – Валя, ты не переживай – волосы у тебя обязательно вырастут. И вот увидишь, будут еще гуще, чем раньше! – Она подошла к столу, на котором лежала стопка каких-то ярких книг, на которых был нарисован забавный черный котенок с клетчатой шапкой на голове. Внезапно я поняла, что у меня на голове косынка точно такой же расцветки. – Вот посмотри, какой-то мальчик пожертвовал нам книги из своей домашней библиотеки. Он сказал, что, когда ему было грустно, он их читал и ему становилось весело. Говорит, что они очень увлекательные. Я еще не успела расставить их на стеллажи.

– А что это? – заинтересовалась я.

– Детские детективы, – пояснила Татьяна Степановна. – Возьми почитай.

– Может, в другой раз… – попыталась я отказаться.

– Когда? В сентябре начнется учеба. А сейчас каникулы. Полно свободного времени. Возьми.

– У меня нет настроения…

– Так вот они как раз для настроения!

Татьяна Степановна так волновалась за меня, она так хотела, чтобы я взяла книгу, что мне пришлось это сделать. Я взяла первый попавший под руку детектив, поблагодарила ее и ушла в комнату. Хотела положить повесть куда-нибудь в шкаф, потому что сейчас мне было грустно и действительно не было настроения читать, но вдруг взгляд выхватил несколько строк из аннотации сзади книги, и эти строки меня очень заинтересовали. Я открыла книгу, начала читать… и не смогла от нее оторваться, пока не дочитала до конца. Меня с головой увлек мир загадок, расследований, приключений. Я забыла обо всем на свете! Представляла себя на месте героев-подростков и с нетерпением ждала, чем же все закончится. Кто окажется преступником? Кто украл у писателя рукопись нового романа?

Закрыв книгу, обнаружила, что за окном уже стемнело. Оказывается, я читала весь день, с утра до вечера! И на все это время забыла о насмешках окружающих!

Я испытывала легкую грусть, что увлекательная книжная история закончилась. Сейчас выйду из комнаты, и все будет по-прежнему – окружающие снова будут меня дразнить… Вокруг все по-старому, а там, в книге, было так хорошо…

И вдруг я вспомнила целую стопку книг, которые лежали на столе в библиотеке. Нет! И все-таки все хорошо! Ведь можно прочесть еще очень много детских детективов!

Я не могла дождаться утра, чтобы поскорее пойти в библиотеку и взять новую книгу.

Утром пришла к библиотеке еще до ее открытия. Вскоре увидела Татьяну Степановну, в руках которой был ключ. Увидев меня ни свет ни заря со вчерашней книгой в руках, она очень удивилась.

– Не понравилось? – разочарованно спросила она.

– Наоборот, понравилось! Я хочу взять еще!

Татьяна Степановна улыбнулась. Уже через полчаса я погрузилась в новую повесть. А следующим утром взялась за третью. И лишь к вечеру, закрыв последнюю страницу, с удивлением отметила, что уже два дня даже не вспоминала о том, что у меня на голове нет волос.

Так я открыла для себя мир детективов. Я перечитала все детские детективы, которые были в нашей библиотеке, потом взялась за книги других жанров, тоже многое прочитала, но меня непреодолимо тянуло на что-нибудь еще детективное. Узнав об этом, Татьяна Степановна задумчиво сказала:

– Детских детективов уже не осталось, но есть взрослые. Может, их почитаешь?

– А они бывают? – изумилась я.

– Конечно! – воскликнула Татьяна Степановна и открыла для меня собрания сочинений авторов детективного жанра.

На чтение десятка книг ушло несколько месяцев, за это время незаметно отросли волосы, и они действительно стали еще гуще, чем были раньше. И я наконец сняла косынку. Хоть волосы были пока что не такие длинные, как прежде, но по крайней мере уже никто не мог назвать меня лысой.

Кроме чтения книг я смотрела детективы по телевизору. И так прошел год. Мне исполнилось четырнадцать лет. Целый год я жила в мире детективов, и во мне развился огромный интерес к профессии сыщика. Меня притягивает все, что связано с расследованиями.

Я перечитала десятки книг и пересмотрела сотни фильмов на эту тему. Следствие ведут и следователи, и частные детективы. В детективах рассказывают о совершении какого-то преступления. Чтобы найти преступника, сыщики определяют, кто из окружающих предположительно мог совершить данное преступление. Например, что-то у кого-то украли. Сыщики приступают к работе и обдумывают – кому могла быть выгодна эта кража? Они вычисляют людей, которые с наибольшей вероятностью могли бы совершить данное преступление. Общаются с подозреваемыми, следят за ними, сидят в засадах – в подвалах, на чердаках, переодеваются в разные одежды, чтобы замаскироваться, и в итоге находят преступника. По-моему, это так здорово! Когда я читаю или смотрю детективы, то представлю себя главным героем, то есть сыщиком, и вместе с ним размышляю – кто бы мог совершить преступление? Я как бы провожу параллельно свое собственное расследование, делаю свои умозаключения. Иногда у меня получается вместе с детективами точно определить преступника, но чаще всего не получается… Опытные сыщики замечают такие детали, которые от моего неопытного взгляда просто ускользают!

Ведь в расследовании важна любая мелочь, именно она может привести к разгадке! Например, преступник может случайно сказать что-то лишнее, а сыщик в дальнейшем поймет, что слова преступника не соответствуют правде. Помню, я смотрела фильм. Преступление было совершено в восемнадцать часов десять минут. Во время следствия одна женщина сказала детективу, что в восемнадцать часов она находилась на работе. А преступление произошло почти в это же самое время, но в другом конце города. Сначала детектив даже не обратил внимания на эту женщину, потому что понятно, что за десять минут она физически не могла бы добраться до места преступления. Но во время дальнейшего расследования сыщик случайно узнал, что эта женщина в день преступления ушла с работы не в восемнадцать часов, а в семнадцать тридцать. И детективу стало ясно, что она вполне могла успеть оказаться по адресу, где было совершено преступление. И в итоге именно она оказалась преступницей!

Поэтому сыщику обязательно нужно быть очень внимательным, чтобы подмечать все детали. Нужно запоминать все, что говорят люди, потому что даже самая незначительная информация в итоге может привести к разгадке!

Я часто читаю городскую газету «Вечерний Ростов», в которой регулярно приводятся случаи, когда следователи блестяще раскрывают те или иные преступления.

Мне очень хотелось пообщаться с настоящим следователем, а не экранным. Он бы столько всего мне рассказал, многому бы научил!.. Но у меня нет ни одного знакомого следователя…

Интерес к этой работе возник у меня не просто на уровне любителя, если можно так выразиться. Благодаря детективным книгам и сериалам со временем я поняла, что мне интересно не просто читать о раскрытии преступлений, а раскрывать их самой. И это не просто детское желание, а вполне осознанное решение. Мне уже четырнадцать, и наступает время задуматься о будущей профессии. И я четко поняла, что после школы хотела бы выучиться на следователя. Ни в чем другом себя не видела: ни в медицине, ни в педагогике, ни в творчестве. Мне было интересно только расследование преступлений.

А вдруг у меня получится?..

Однажды я даже подумала: «Если бы сынок воспитательницы не обрезал мне волосы, то я не увлеклась бы детективами… – Но в следующую секунду решительно передумала: – Вот стану работать в полиции и привлеку его к ответственности за хулиганство!»

Глава 3

Участковый

Был теплый май. Я находилась в игровой комнате и читала детектив. Эпизод, в котором частный сыщик сидел в машине и следил за подозреваемым. Он наводил на него объектив фотоаппарата, чтобы сфотографировать и получить доказательства его причастности к преступлению.

– Валя! – вдруг услышала я.

Вынырнула из книги и увидела директрису детдома Ирину Сергеевну. Она стояла в коридоре и смотрела на меня.

– Здравствуйте, Ирина Сергеевна. – Я отложила книгу. Перед глазами все еще стояла яркая сцена, как частный детектив следит за подозреваемым.

Я вышла в коридор. На нас заинтересованно посмотрели девчонки.

– Валя, тобой интересуются, – негромко, взволнованно сказала Ирина Сергеевна. – Постарайся произвести хорошее впечатление!

Я наконец «отключилась» от размышлений о сюжете книги.

– Что? Мной интересуются?! – поразилась я.

– Да. И это особенный случай.

– Ну да, первый за девять лет…

– Да, но я имею в виду не только это, – сказала директриса. Ее распирали радостные эмоции, потому что она волновалась за каждого ребенка. – Валя… Послушай, детка… Тебя нашел твой крестный отец.

– Крестный отец? – удивилась я.

– Да, – кивнула директриса. – И он хочет с тобой познакомиться.

Эта новость ошеломила меня. Представьте мое состояние – до этой секунды в течение девяти лет мне казалось, что я одна на всем белом свете, но сейчас выясняется, что у меня есть крестный.

«Получается, он знал моих родителей… – подумала я. – Он видел меня, когда я была младенцем… Держал меня на руках, когда меня крестили… Он держал в руках крестик, который до сих пор на мне надет…»

От потрясения я не могла вымолвить ни слова.

Директриса ободряюще улыбнулась, и мы направились в ее кабинет.

В кабинете я увидела мужчину. Он был выше среднего роста, мускулистый, с пшеничными волосами и умными серыми глазами. Может, это странно, но с первого же взгляда я почувствовала в нем что-то родственное.

И вдруг в этот момент я вспомнила, что уже видела этого человека. На фотографиях. Это именно тот мужчина, который держал меня на руках! Я долго думала, кто он, а теперь все стало ясно!

«Тайна открылась! – мысленно ликовала я. – Значит, на фотографии мой крестный отец!»

В следующее мгновение я заметила еще одну удивительную вещь – он был одет в синюю форму работника правоохранительных органов.

«Он что, работает в органах?! – изумилась я. – Ничего себе!»

Мужчина, немного смущаясь, смотрел на меня.

– Познакомьтесь, – взволнованно начала директриса. – Это Валя. А это Андрей Иванович Мирный, твой крестный.

– Очень приятно, – с интересом рассматривая крестного, искренне сказала я.

Только тут до меня дошло, что его зовут Андрей! Так же, как звали моего родного папу!

– Мы с твоим отцом тезки, – улыбнулся крестный. По нему было видно, что он волнуется.

– Да… Тезки… – в замешательстве от всего происходящего ответила я.

– На улице такая хорошая погода… Май… Все цветет… – многозначительно сказал Андрей Иванович. – Может, прогуляемся во дворе?

– Давайте, – согласилась я, и мы повернулись к двери.

– Секундочку! – остановила нас Ирина Сергеевна. Мы повернулись обратно. Я увидела на ее лице тревогу. Если раньше она была радостной, то сейчас стала взволнованной. – Андрей Иванович, скажите, пожалуйста, если ли у вас есть какие-нибудь доказательства?

– Доказательства чего? – не понял он.

– Того, что вы действительно являетесь крестным отцом Вали, – пояснила директриса. – Насколько я понимаю, она вас не помнит. Поэтому какие у нас основания вам верить? Вы, как представитель правоохранительных органов, прекрасно знаете, какая сейчас обстановка – детей то похищают, то совершают еще более страшные преступления… Поэтому извините, но пока вы не предоставите доказательств, Валя никуда с вами не пойдет.

Андрей Иванович пришел в замешательство:

– Я даже не знаю… Доказательства… Где их взять…

И вдруг меня осенила идея.

– Зато я знаю! – воскликнула я. – Сейчас принесу!

Я умчалась в свою комнату, нашла фотоальбом и вместе с ним вернулась в кабинет директрисы.

– Вот, – сказала я, раскрывая альбом и указывая на фотографию Андрея Ивановича.

– Это было в день крестин! – вспомнил он. – Мы пришли из церкви, и дома нас фотографировал знакомый твоего отца!

Ирина Сергеевна внимательно всмотрелась в фотографию, затем в лицо Андрея Ивановича и облегченно вздохнула:

– Вот теперь я верю, что вы действительно знакомы. Можете погулять.

– Спасибо, – так же облегченно вздохнул Андрей Иванович.

И мы отправились во двор. Когда шли к выходу, ребята с любопытством поглядывали на меня, и в их глазах был немой вопрос: «Он что, пришел за тобой?»

Через весь двор пролегала длинная асфальтовая дорожка. По бокам росли разноцветные розы: и желтые, и красные, и белые, и розовые, и кремовые… От роз лилось благоухание, а на деревьях пели птицы. Из скворечников, которые мы делали своими руками, выглядывали любопытные птенцы. Но сейчас мои мысли были заняты не розами и птенцами, а внезапно объявившимся Андреем Ивановичем.

Между нами ощущалась неловкость. Крестный исподволь рассматривал меня, а я исподволь рассматривала его.

– Мы вместе с Андрюхой в армии служили, – начал он разговор. – Я родом из Мурманска, а распределили сюда, в Ростов. Мы с Андрюхой сразу же сдружились! Но только я пришел служить на год позже, и поэтому он демобилизовался на год раньше. Раньше ведь служили два года. Это сейчас один.

– А что было дальше? – откликнулась я.

Я смотрела на Андрея Ивановича и с жадностью ловила каждое его слово. Трудно объяснить мое состояние. До сегодняшнего момента никто при мне не вспоминал родителей, потому что в моем окружении никто, кроме меня, их не знал. А сейчас нашелся человек, который с ними дружил! Который называет папу «Андрюха»! Каждое его слово было для меня ценно, как золото. Впрочем, какое еще золото? Нет в мире такой драгоценности, которая по значимости могла бы сравниться с воспоминаниями о моих родителях!

– А дальше… я служил… Андрюха был мне как брат. – В глазах Андрея Ивановича появилась грусть. – Я был худым, хлипким… совсем еще пацан… Восемнадцать лет… Однажды «деды» заперли меня в туалете и сильно избили… И только Андрюха за меня заступился… Благодаря ему я сейчас жив.

Я не могла прийти в себя. Слушала внимательно, с трепетом, относилась бережно к каждому слову, как будто слова о родителях были хрупкими хрустальными розами, которые от одного неверного движения могут разбиться. Андрей Иванович словно сундук с сокровищами. Драгоценный сундук, в котором сложены воспоминания о родителях.

– А что было дальше? – затаив дыхание, спросила я.

– Он отслужил, женился на Лене, и через девять месяцев родилась ты, – улыбнулся Андрей Иванович. – А еще через три месяца я демобилизовался. Ну, то есть моя служба закончилась. Мне нужно было уезжать домой в Мурманск, но я задержался.

– Почему?

– Андрюха предложил мне стать твоим крестным. Конечно же, я согласился! Ну а потом, после твоего крещения, я уехал домой, и нам с твоими родителями увидеться больше не удалось… – Андрей Иванович грустно вздохнул.

– Но как вы снова оказались здесь? – не поняла я. – Почему сейчас вы тут, а не в Мурманске?

– У меня в Ростове тетя жила, – объяснил Андрей Иванович. – А больше года назад ее не стало. У нее не было других родственников, кроме меня, и поэтому мне достался по наследству ее дом. Я решил уехать из Мурманска и жить в Ростове. Ну, пока переехал, пока устроился на работу, пока обосновался… Прошло время… А сегодня я захотел разыскать Андрюху, пробил о нем информацию и был в шоке… – Он остановился посреди аллеи роз. Помолчал и тихо продолжил: – Оказалось, что их с Леной уже нет, а ты живешь в детдоме. Я еле дотерпел до конца смены и сразу же с работы примчался к тебе. Поэтому я и одет в форму.

Андрей Иванович тяжело вздохнул, и в этом вздохе слышалась боль из-за горя, которое случилось в нашей семье.

– Мне так стыдно, что я узнал обо всем только сейчас… – сокрушенно произнес Андрей Иванович. – Когда я уехал в Мурманск, поначалу мы с Андрюхой созванивались, я спрашивал, как у тебя дела, как ты подрастаешь, а потом я стал звонить все реже и реже… А после вообще перестал…

– Не переживайте, самое главное, что сейчас вы нашлись, – постаралась я его успокоить и, взглянув на синюю форму, спросила: – Так а кем вы работаете? И что значит «пробили информацию»? Поспрашивали общих знакомых?

– Нет, – таинственно улыбнулся и покачал головой крестный. – Я работаю участковым. У нас свои базы данных… В них содержится информация обо всех жителях…

– Участковый? – изумилась я. – Ничего себе!

– Обычная работа… – пожал плечами Андрей Иванович.

– Нет, она необычная! – категорично сказала я. – Это же так интересно! Вы, наверное, расследуете всякие дела, ловите преступников, сидите в засадах!

– Да, – кивнул Андрей Иванович и поинтересовался: – А почему ты об этом спрашиваешь?

– Мне интересно все, что связано с полицией! – Я почему-то настолько резко прониклась доверием к этому человеку, которого видела первый раз в сознательной жизни, что решила открыть ему самое сокровенное: – Я вам сейчас кое-что скажу… Только вы не смейтесь…

– Договорились, – предельно серьезно отозвался Андрей Иванович и внимательно посмотрел на меня.

– Я хочу стать следователем. Ну, или частным детективом. Мне нравится расследовать разные преступления! – сказала я таким деловым тоном, будто раскрыла уже десяток преступлений. И уже более просто пояснила: – Вернее, люблю читать детективные книги… А в жизни, наверное, все еще интереснее!

– Да, это точно, у нас на работе скучать не приходится, – ответил Андрей Иванович. – Это очень хорошая мечта. И совсем не смешная. У меня много знакомых женщин-следователей. Знаешь, сколько дел они раскрыли?

От этих слов я пришла в восторг! Значит, у меня тоже есть шанс стать следователем! Буду как Анастасия Каменская!

– А вы можете рассказать хотя бы об одном малюсеньком дельце? – попросила я.

– Да хоть про все расскажу! – улыбнулся крестный и оживился: – Слушай, я тут видел одно кафе, «Бусинка», кажется, пойдем посидим? Там и поболтаем.

– Пойдемте, – согласилась я, и мы направились к выходу из детдомовского двора.

Это было просто невероятно! Полчаса назад я сидела в кресле и читала детектив, думала, что день будет обычным: дочитаю главу, потом пойду на обед, потом погуляю, поужинаю и засну… Но вместо этого внезапно узнала, что у меня есть крестный отец, который к тому же работает участковым! Просто удивительно, какие неожиданные повороты делает жизнь!

Вскоре мы пришли в местное кафе «Бусинка». Вообще в кафе я была два раза в жизни. Подобный поход стал для меня событием мирового масштаба. Но сейчас одно значительное событие немного приглушило другое. Новость о том, что у меня есть крестный, впечатлила меня больше, чем та, что я сижу в кафе.

Я, разинув рот, слушала рассказы Андрея Ивановича о расследованиях и рассматривала его синюю форму.

– Я тогда еще не был участковым. Работал патрульным. Однажды в четыре утра мы с Серегой Панфиловым объезжали нашу территорию на патрульном уазике и неожиданно увидели, как из окна ювелирного магазина вылезают люди в масках! – активно жестикулируя длинной палочкой картофеля-фри, рассказывал крестный.

– Да вы что?! – ахнула я и представила эту страшную картину: ночь, грабители в масках возле ювелирного и Андрей Иванович с Серегой в полицейском УАЗе. – И что вы сделали?

– Вышли из машины и стали задерживать грабителей. Они оказались вооружены и начали в нас стрелять. Но мы были в бронежилетах и не пострадали.

У меня от сердца отлегло.

Крестный начал рассказывать следующую историю, а потом еще одну, и еще, и еще…

Я посмотрела за окно и не поверила своим глазам: уже стемнело!

Только сейчас поняла, что мы просидели в кафе до самого вечера. Но эти несколько часов пролетели как одна секунда. Андрей Иванович был прекрасным рассказчиком. Мне казалось, что я не в кафе, а вместе с ним и его коллегами то сижу в засаде, то скручиваю руки преступникам и надеваю на них наручники, то провожу допросы, то собираю вещественные доказательства…

С крестным было невероятно интересно. Я запоем слушала его рассказы и все больше убеждалась в том, что тоже хочу работать в правоохранительных органах. Когда думала о следствиях, то сердце учащенно стучало, я чувствовала, что это занятие – мое! Это так интересно – разгадывать тайны! Собирать доказательства, опрашивать очевидцев, сопоставлять их слова, находить неувязки, проколы и делать выводы… Каждое преступление – это словно запутанный клубок. Но каким бы запутанным он ни был, нити где-то начинаются и где-то заканчиваются. Точно так же и преступление – оно имеет начало и имеет конец. Если методично распутывать клубок и идти по ниточке, то в конце концов можно добраться до ее конца.

– Уже вечер, – перехватив мой взгляд, устремленный в окно, заметил Андрей Иванович.

– Да… – с грустью ответила я.

Весь день я чувствовала себя так, словно коснулась того, о чем давно мечтала, того, к чему стремилась. Андрей Иванович дал взглянуть изнутри на работу правоохранительных органов. А сейчас я поняла, что пришло время расставаться, и мне стало грустно. Но больше всего было грустно из-за того, что закончилась встреча с крестным.

– С тобой все в порядке? – заволновался он. – Ты какая-то расстроенная. Я сказал что-то не то?

– А вы еще придете? – вдруг вырвалось у меня.

Я покраснела.

«Зачем ты это сказала! – укорила я себя. – Он испугается и больше не появится!»

Андрей Иванович улыбнулся. Кажется, он догадался, почему я была расстроенной. Ну еще бы не догадался! Он же умный. Участковый. К тому же я сама проговорилась.

– Завтра у меня весь день дежурство, а послезавтра я выходной, – ответил он.

– И вы придете? – допытывалась я, решив, что раз уж проболталась, то надо дожимать до конца.

– Обязательно приду, – пообещал Андрей Иванович. И подмигнул: – Ты молодец, хваткая, в нашей профессии это полезно.

Я засмеялась.

– А ты хочешь быть именно следователем? Ведь в правоохранительной деятельности есть много направлений – дознаватель, полицейский, прокурор, эксперт-криминалист и еще масса других…

– Нет, хочу быть следователем, – уверенно ответила я. – Конечно, в реальной жизни ничего расследовать не пробовала, но тянет меня именно к этой работе.

– Это хорошо, – кивнул Андрей Иванович. Он посмотрел за окно. – Ну что, идем? Директриса, наверное, переживает, куда мы пропали. Ушли и не предупредили.

– Идемте, – сказала я и задумалась. Меня терзал один вопрос, который очень хотела задать. Я собралась с силами и спросила: – Андрей Иванович… А зачем вы меня нашли?

– В смысле – зачем? – не понял он.

– Ну, зачем? Для чего? Для чего вам было нужно меня найти?

Врасплох я его не застала. Он серьезно посмотрел на меня и ответил:

– Я предполагал, что ты задашь этот вопрос. Зачем я тебя нашел?.. Я твой крестный, и я чувствую за тебя ответственность. До недавнего времени я не знал, что твоих родителей больше нет. Если бы узнал об этом раньше, то приехал бы к тебе сразу же. – Он помолчал. – Валя, я хочу, чтобы ты не чувствовала себя одной на всем белом свете. Я хочу, чтобы ты знала, что у тебя есть человек, к которому ты всегда можешь обратиться.

– Спасибо, – искренне ответила я.

– Кстати… – продолжил Андрей Иванович. – Я пытался найти твою крестную… Светлану… Но оказалось, что ее, к сожалению, уже нет… Ее не стало из-за тяжелой болезни…

– Очень жаль… Бедная женщина… Получается, вы у меня один…

– Да, – кивнул Андрей Иванович.

Я была сильно растеряна. Моя жизнь резко переменилась. Всего за несколько часов я получила массу самой разной информации. Я была просто до предела заполнена впечатлениями. Такое чувство, будто шла по накатанной колее и внезапно меня отбросило куда-то в сторону. Мне нужно время, чтобы опомниться и понять, что теперь я иду по совершенно новой дороге жизни. И самое главное, теперь я не одна.

Я была рада, что нашелся мой крестный. Но еще не знала, как дальше себя вести. Что мне делать с этой новостью? Андрей Иванович появился, это хорошо, но как теперь изменится моя жизнь?

Я глубоко задумалась.

С одной стороны, я просто счастлива. А с другой стороны, как бы боялась принять это счастье. Боялась осознать, что это счастье не снится, а происходит на самом деле.

«А что, если он больше никогда не придет? – со страхом подумала я. – Что, если это просто какой-то розыгрыш? Может, мне лучше больше с ним не встречаться? Может, оставить в жизни все так, как есть? Остаться одинокой, но зато это будет стабильность?»

– Валя, нам пора, – вставая из-за стола, поторопил Андрей Иванович.

На столе лежал гамбургер и картофель фри, которые я забыла съесть из-за интересного разговора. Я взяла пакет и забрала все с собой.

Андрей Иванович как-то странно на меня посмотрел.

– Девчонкам отнесу. Пусть попробуют, – пояснила я.

Он задумчиво кивнул. Затем проводил меня до дома.

– В следующий раз предупреждайте, если куда-то уходите, – сделала замечание директриса.

– Простите, теперь буду предупреждать, – смутился Андрей Иванович. И перед уходом повторил мне: – Я приду послезавтра.

– Я буду ждать. До свидания, – сказала я и направилась в сторону спальни.

Я шла словно автоматически. Была оглушена сегодняшними событиями.

В спальне легла на кровать.

– Ракета, пойдем телик смотреть? – спросила Марина, моя соседка по комнате.

– Не хочу, – покачала я головой. – Потом.

– Как хочешь. – Марина пожала плечами и ушла в игровую комнату.

Но через несколько секунд вернулась. Подошла, присела на мою кровать и осторожно спросила:

– Ракета, а кто это был? В доме все только и говорят, что к тебе кто-то пришел. К тебе ведь никто никогда не приходил. А тут пришли.

– Это мой крестный, – откликнулась я. – Он меня нашел.

– Нич-чего себе! Вот это да-а!.. – восхитилась Марина. – Он тебя удочерит?

– Откуда я знаю? – искренне ответила я. – Мы с ним об этом даже не разговаривали. Мне уже четырнадцать. Сама знаешь, я уже старая, чтобы меня удочерять.

– Ну да, – согласилась Марина. – Обычно любят брать малышей. Думают, что со взрослыми детьми справиться труднее. А мы, взрослые, только и мечтаем о том, чтобы нас удочерили… – Она встала с кровати. – Ладно, не буду мешать.

– Представляешь, мы были в кафе! – Я взяла с тумбочки пакет и протянула Марине. – Это гамбургер и картофель фри, попробуйте.

– Ух ты! Давай! Спасибо!

Радостная Марина ушла делиться со всеми. Я глядела в потолок. На побелке были трещины, но сейчас я их не замечала. Смотрела куда-то вдаль.

Всю ночь не могла уснуть. Счастье свалилось на меня настолько неожиданно, что будто оглушило.

Я многократно прокручивала в мыслях сегодняшний день – как директриса пришла в игровую комнату и подозвала к себе, как я увидела крестного, как мы сидели в кафе, как он привел меня обратно домой.

Я бережно взяла в руки крестик, который с младенчества висел у меня на груди. Андрей Иванович надел его четырнадцать лет назад, и между нами появился мостик. И вот спустя столько лет крестный вновь пришел ко мне по этому мостику.

В сегодняшнем дне все было впервые.

Сегодня впервые за долгое время я ощутила счастье. Я уже даже забыла, что это такое. А сегодня вспомнила. Счастье – это когда просто наслаждаешься тем, что живешь.

Сегодня я впервые пообщалась с крестным.

И впервые за девять лет заснула с улыбкой. Как в детстве.

Глава 4

Новая жизнь

Андрей Иванович не обманул. Он пришел послезавтра и позвал в кино. Показывали фильм в формате 3D. Спецэффекты меня просто поразили, но Андрей Иванович поражал больше, чем формат 3D. Он сдержал обещание! Сдержал! Он пришел!

После фильма гуляли по парку – сидели в летнем кафе и ели мороженое, бродили по длинным аллеям, присаживались на лавочки, и все время он по моей просьбе рассказывал про свою работу.

– Я вас еще не замучила этими расспросами? – через несколько часов поинтересовалась я.

– Нет, – покачал головой Андрей Иванович. – Я очень люблю свою работу и могу разговаривать о ней круглосуточно. – Мы еще поболтали, а потом он посмотрел на часы. – Ну что, нам, наверное, уже пора?

– Да, пора, – вздохнула я.

Снова закончилось это время… Ну почему оно бежит так быстро?

Я хотела спросить у крестного, придет ли он еще, но прикусила язык. Я опасалась, что надоем ему. Мне очень хотелось, чтобы он пришел еще, но я боялась, что это станет ему в тягость. Боялась выглядеть навязчивой и поэтому молчала.

– Слушай… – замялся Андрей Иванович.

«Ну вот, я так и думала, – мысленно вздохнула я. – Сейчас скажет, что больше не придет».

– Да? – заранее готовясь к плохому, откликнулась я.

– У меня на следующей неделе день рождения. Приходи ко мне в гости.

Я была изумлена. Он что, хочет видеть меня снова?!

– Что?.. – растерянно переспросила я. – Куда прийти?

– Ко мне в гости, – повторил крестный. – Ко мне домой. Гостей будет немного, все свои… Познакомлю тебя с моими сотрудниками.

Я не смогла ничего ответить. Мне казалось, что невозможно получить впечатлений больше, чем я уже получила, но оказывается, удивлению нет предела.

В горле появился вязкий ком.

– Конечно, я приду, – с трудом ответила я. – Только скажите свой адрес…

Адрес не понадобился, потому что Андрей Иванович приехал за мной на машине.

Это сложно объяснить, но когда я оказалась в его доме, то почувствовала, что этот дом как будто бы мой. Здесь было очень приятно находиться. Тут все настолько удобно, привычно и комфортно располагалось, что создавалось впечатление, словно я была здесь уже сто раз. Хотя на самом деле – первый раз в жизни.

Дом Андрея Ивановича находился в очень живописном месте. Он был частный, к нему примыкал большой земельный участок, засаженный плодовыми деревьями, а за участком, внизу, росла небольшая роща. Здесь оказалось очень спокойно и приятно. Во дворе стояла уютная беседка, по которой плелись зеленые виноградные лозы и покачивались на легком ветерке, в саду пели птицы, и в воздухе пахло маем – цветами и свежестью. И эта свежесть была какой-то необычной, но смутно знакомой.

И вскоре я поняла, почему здесь так свежо.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – загадочно сказал Андрей Иванович и повел меня вниз участка.

Мы прошли участок. Я сразу не заметила, что в заборе есть калитка, ведущая в рощу. Крестный открыл ее, и мы пошли сквозь деревья и кустарники.

– Аккуратно, здесь крутой склон, – предупредил Андрей Иванович.

Я увидела ведущие вниз старые деревянные ступени. Они были не плавными, а крутыми. Сам спуск тоже был крутым. Кроме того, ступени очень резко поворачивали куда-то вправо, как будто это была винтовая лестница.

Мы спустились по этим ступеням. Свернули направо.

«Странно, зачем в роще нужны ступеньки?» – спускаясь, недоумевала я.

Но в следующую секунду все стало ясно.

В конце спуска деревья расступились, и я увидела речку и песчаный пляж.

– Мой дом стоит на побережье Дона, – прокомментировал крестный.

Я была восхищена окружающей красотой. Оказывается, крутые ступени выходят прямо на песчаный берег! Песок был желтым, чистым, река прозрачной, а на другом берегу росли густые зеленые деревья.

Внезапно из-за туч выглянуло солнце, и окружающий мир загорелся всеми красками. Деревья стали еще зеленее, прозрачная голубая вода заискрилась, а песчаный пляж стал выглядеть еще более сказочно.

На пляже лежали несколько гигантских булыжников, к которым была привязана старая деревянная лодка.

И – тишина. Не слышно ничего, кроме легкого плеска воды.

– Вот это да… – протянула я. – Всю жизнь живу в этом городе и не знала, что Дон такой красивый.

– А это часто бывает. Люди все время ищут прекрасное где-то недостижимо далеко и не знают, что удивительно красивые места находятся на расстоянии шага, – философски заметил Андрей Иванович

В этот момент во мне появилось чувство, которое в такой мере я не испытывала еще никогда. Щемящее чувство любви к родине. Я вдруг ощутила счастье и радость, что живу здесь, на Дону.

Андрей Иванович присел на булыжник. Он с вдохновенным выражением лица смотрел на окружающую природу.

– Тебе здесь нравится? – внезапно спросил он.

– Очень, – искренне ответила я. – Никогда не думала, что тут есть такие красивые места.

– Это хорошо… – едва слышно, словно что-то обдумывая, прошептал Андрей Иванович. Затем резко встал с булыжника и направился к ступеням. – Пойдем. Пора стол накрывать. Поможешь?

– Конечно! – радостно согласилась я. Посмотрела напоследок на песчаный берег, на реку и зеленые деревья, послушала тишину, и мы отправились обратно. Поднялись по крутым деревянным ступеням, прошли через рощу и вошли на участок крестного.

Во время праздника произошел один интересный эпизод.

Когда гости сели за стол, друг Андрея Иванович спохватился:

– У меня вилки нет!

– Я принесу, – сказала я и тут же отправилась на кухню.

Я вытащила второй ящик сверху, где лежали приборы, взяла вилку, ловко задвинула ящик… и замерла.

Странно. Я только однажды побывала на кухне, когда мы с Андреем Ивановичем расставляли тарелки и угощения, а мои движения были настолько привычными, будто прожила в этом доме всю жизнь.

– Нашла? – послышался голос Андрея Ивановича.

Я очнулась от своих мыслей.

– Да. Я запомнила, где лежат приборы.

Крестный стоял в дверях, прислонившись к косяку, и изучающе смотрел на меня. По его задумчивому взгляду стало ясно, что он тоже видел, как легко я управляюсь на чужой кухне.

Вечером я снова лежала в кровати в детдоме, и перед глазами проносились картины из сегодняшнего дня: деревянные ступени, песчаный пляж, река, гости Андрея Ивановича…

Мне нравится общение с ним, нравятся его друзья, нравится его дом, нравятся даже крутые деревянные ступени!

Такое впечатление, что все это – МОЕ. Очень хотелось, чтобы эта сказка не заканчивалась. Мне очень нравилось все, что со мной происходит, но я боялась, что Андрей Иванович больше не придет. Больше никуда меня не позовет. Боялась больше его не увидеть.

Эти чувства терзали и не давали уснуть.

Было страшно признаться самой себе, но это желание стало очевидным: я хочу, чтобы он меня удочерил. Я понимаю, что он даже не говорил об этом, но как я могу скрывать от себя свои чувства? Вся проблема в том, что Андрей Иванович даже не заикался об этом… Мы с ним просто видимся, просто общаемся, но тему удочерения он никогда не поднимал.

«А с чего я вообще взяла, что он захочет меня удочерить? – попыталась я отрезвить себя. – Не слишком ли я высокого о себе мнения? Почему я смею об этом мечтать? Ну да, он разыскал меня, мы с ним общаемся, но это просто встречи. Быть друг у друга в гостях и удочерение – это абсолютно разные вещи».

Я все это понимала. Да, он не говорил об удочерении.

Но как же мне хотелось, чтобы у меня появился родитель!..

После этого сильного желания меня охватило спокойствие. Я решила, что нужно просто жить и спокойно плыть по течению. И будь что будет. Удочерит – хорошо. Не удочерит – останусь здесь, в детдоме.

Мои опасения подтвердились.

Андрей Иванович пропал.

Он не пришел ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра, ни через неделю. Он пропал, как будто его и не было.

В первый день я ждала. Во второй день волновалась. В третий день места себе не находила. А в четвертый поняла, что все закончилось. А через неделю молчания стало предельно ясно, что он больше никогда ко мне не придет.

Если раньше он давал о себе знать или через день, или каждый день, то теперь его не было неделю!

Я находилась в подавленном состоянии. В заторможенности и замешательстве. Не хотела никого ни видеть, ни слышать. Я была настолько ошарашена его исчезновением, что словно онемела.

Душа разрывалась на части.

«Нужно заглушить эмоции, отрезать их от себя, – измучившись, решила я. – Надо представить, что я с ним незнакома. Надо представить, что все это был сон, который просто взял и закончился!»

Я честно пыталась подавить в себе воспоминания, но как я могла представить, что это был сон, если знала, что это была правда?..

Я не могла понять, почему он пропал? Ведь он такой честный человек… Неужели он мог перестать общаться вот так просто, без каких-либо объяснений?

Впрочем, а почему нет?

Помню, однажды приемные родители удочерили Ирму Степанову – одну девчонку из нашего дома. Они были такими приличными – мама директор магазина одежды, папа директор строительной фирмы, воспитанные. И что вы думаете? Через месяц они вернули Ирму обратно в детдом! Сказали: «Мы поняли, что девочка нам не подходит». Ирма потом полгода не могла прийти в себя. Она винила во всем себя, хотя виноваты родители. Они думали о том, как удобно им, а не ребенку, который к ним привык и который поверил в них. Если удочеряешь ребенка, то обратного пути нет! Иначе у ребенка будет сильная психологическая травма.

Это так жестоко! «Мы поняли, что девочка нам не подходит»! Как это – «не подходит»? Она что, носки, чтобы их можно было примерить, поносить, а потом понять, что они тебе не подходят и выбросить в урну?

Если сравнивать мою ситуацию с ситуацией Ирмы, то мне все-таки лучше. Андрей Иванович меня не удочерял и не отдавал обратно.

Хотя… Он говорил, что он человек, к которому я всегда могу обратиться. Говорил, что чувствует за меня ответственность. Говорил, что я не одна на всем белом свете.

«Я не понимаю, зачем он приводил меня к себе домой? Зачем? Зачем дразнил меня надеждой, что у меня может быть семья?! – недоумевала я. – Ну и где он, этот человек, произносивший красивые слова? Просто-напросто взял и пропал!»

Конечно, он ничего не обещал и ничего не говорил насчет семьи, но ведь каждый взрослый должен знать, что если ты регулярно видишься с детдомовским ребенком, а тем более приглашаешь его к себе домой, то у ребенка появляется надежда. Она появляется, даже если взрослый ничего насчет семьи не говорит. Обычные дети и детдомовские – это разные дети. Детдомовские мечтают о родном доме и поэтому цепляются за любую надежду. Я тоже зацепилась. А Андрей Иванович пропал.

Ну почему он так поступил? Он приоткрыл шторку, за которой скрывалось счастье, показал мне, что счастье есть, а потом резко закрыл эту шторку и исчез.

Спустя еще два дня я находилась в комнате отдыха и смотрела свой любимый детективный сериал. К этому времени я уже почти перестала думать об Андрее Ивановиче. Вернее, начало получаться не думать. Это было тяжело. Мысли постоянно появлялись, но я старалась переламывать их, отгонять, закрываться от них, выталкивать из своей головы. И это стало выходить. Правда, мысли ушли, место освободилось, но осталась какая-то пустота, которая тоже меня тяготила…

Итак, в комнате отдыха я смотрела сериал. Что показывали по телевизору, не помню, потому что все ускользало от моего внимания. Я была охвачена тоской, и эта тоска сильно угнетала.

В комнату вошла воспитательница Ольга Викторовна. Я заметила на ее лице какую-то ссадину.

«Неудивительно, что из-за своего характера она все время с кем-то дерется», – подумала я.

Она посмотрела на меня и раздраженно бросила:

– Тебя директриса зовет. Там к тебе пришли.

– Пришли? Кто пришел? – встрепенулась я.

В мыслях сразу возникло: «Наверное, это Андрей Иванович!»

А мне казалось, что я уже о нем забыла… Ан нет, не забыла, раз сразу же о нем подумала.

– Я что, секретарша, чтобы узнавать, кто пришел и вам об этом докладывать? – процедила Ольга Ивановна. – Пойди и сама узнай, кто он такой, – с еще большим раздражением ответила она и вышла из комнаты.

«Ну точно Андрей Иванович!» – Мое сердце учащенно забилось.

Я вскочила с кресла и помчалась в кабинет Ирины Сергеевны. По пути прошла мимо Ольги Викторовны и услышала ее разговор по телефону:

– Кирюша, ты покушал? Ты точно не голодный? Я уже скоро приду.

«Кирюша», – с усмешкой подумала я и постучала в кабинет директора.

– Войдите!

Я открыла дверь… и не увидела никакого Андрея Ивановича. В кабинете стоял некий мужчина в синей полицейской форме. Я его не узнала, но лицо было смутно знакомым.

– Ирина Сергеевна, вы меня звали? – растерянно спросила я.

– Да, проходи. С тобой хотят поговорить.

Почему-то Ирина Сергеевна была словно чем-то озабочена. Я поняла, что что-то произошло.

Мужчина подошел ко мне поближе. На вид ему было лет тридцать. Лицо приятное.

– Здравствуй, Валя. Меня зовут Петр, – представился мужчина. – Я сотрудник Андрея, мы работаем в одном отделе. Ты меня видела на его дне рождения.

– Сотрудник? – удивилась я. В мою душу закралась тревога: «Странно. Почему пришел его сотрудник? Почему не пришел он сам?»

– Ты только не пугайся, хорошо? – попытался подготовить меня Петр.

Естественно, я сразу же испугалась.

– Хорошо… – пробормотала я и подумала: «Неужели с Андреем Ивановичем что-то случилось?»

– Восемь дней назад мы были на задании, задерживали угонщиков, они пытались угнать две машины из автомастерской. Один из них был вооружен и открыл огонь. Пуля попала в Андрея.

Я почувствовала, как глаза сами собой расширяются, а ноги подкашиваются.

– Не бойся, он жив! – воскликнул Петр. – Его доставили в реанимацию. Он неделю был без сознания, но на днях ему стало лучше, он пришел в себя. Вчера я был у него в больнице. Он попросил сходить к тебе и рассказать о случившемся.

Я не знала, что делать – плакать или радоваться. Я расстроена из-за того, что Андрей Иванович лежит в больнице, но рада, что он меня не бросил.

Мне стало стыдно. Человеку плохо, а я думаю о себе! Какая же я эгоистка!

– А в какой больнице он лежит? – в волнении спросила я. – Его можно навестить?

– Можно, – улыбнулся Петр. – Он будет очень рад…

Весь вечер я не находила себе места. Переживала за Андрея Ивановича и корила себя за то, что подумала о человеке плохо. Решила, что он больше ко мне не придет, что он некрасиво со мной поступил, что он предатель. А он, оказывается, без сознания лежал в реанимации…

«Никогда нельзя думать о людях плохо! – сказала себе я. – Только сам человек знает, почему он совершает то или иное действие! Никогда нельзя делать выводы об окружающих, потому что не знаешь всех обстоятельств!»

На следующий день я попросила нашу повариху баба Машу, чтобы она приготовила куриный бульон, и с этим бульоном я примчалась в больницу.

Надела бахилы, мне дали белый халат и провели в палату. Андрей Иванович лежал на больничной койке. Он был бледный, грудную клетку перетягивали бинтовые повязки (значит, его ранили в грудь), но он изо всех сил старался делать вид, что хорошо себя чувствует.

Крестный был тронут, что я принесла бульон. Я сидела на больничном стуле, смотрела, как он ест, и была готова расплакаться от счастья, что Андрей Иванович меня не бросил.

Но вдруг он отставил тарелку на прикроватную тумбочку. Его лицо стало задумчивым.

– Вам не понравился бульон? – испугалась я. – Пересоленный? Или недосоленный?

– Бульон прекрасный, – рассеянно отозвался Андрей Иванович. – Я хотел что-то тебе рассказать… Точнее, спросить… В общем… – путано проговорил он, и все-таки собрался с мыслями: – Я хотел и рассказать, и спросить!

– Что? – замерла я.

Андрей Иванович молчал. Его серые глаза стали задумчивыми. Он от волнения кусал губы. Кажется, ему было тяжело говорить на какую-то тему, но он понимал, что поговорить нужно.

– Когда я был маленький, то переболел одной болезнью, и из-за этой болезни в организме возникли осложнения. Я стесняюсь тебе об этом говорить, но… у меня не может быть детей. Из-за этого от меня даже ушла жена. Это было еще там, в Мурманске… Я ей предлагал – давай усыновим ребенка, сколько детей в детдоме мечтают о родителях, а она сказала, что хочет своего. И ушла к другому мужчине… – тяжело вздохнул Андрей Иванович. – Я уже привык к мысли, что так и проживу всю жизнь бездетным. Сюда переехал. Думал, переезд поможет все это пережить. Думал, что целиком и полностью отдам себя работе. Но потом я узнал про твою ситуацию. Узнал, что ты осталась без родителей. И во мне снова появилась надежда стать отцом. Ты, конечно, уже взрослая, я не знаю, захочется ли тебе этого… Это от маленьких детей можно скрыть, что они неродные. А ты уже взрослая, знаешь всю правду… – Андрей Иванович помолчал. – В общем, подумай, как будет время… Но если ты согласишься, я буду очень рад…

Я не могла ни шелохнуться, ни вздохнуть. Я так ждала этого момента, но не думала, что это действительно случится! Более того, не думала, что случится тогда, когда я этого уже не жду!

Он сказал «подумай, как будет время…» Эх, знал бы Андрей Иванович, что я только об этом и думаю!

– А вы разрешите поклеить фотообои с изображением гор? – сама от себя не ожидая, внезапно выпалила я.

Андрей Иванович рассмеялся и с болью на лице притронулся к перевязанной груди:

– Да хоть весь дом оклеим! И изнутри, и снаружи! – пообещал он. Затем помолчал и осторожно спросил: – Если я правильно понял твой ответ, то после выписки мне можно заняться документами на удочерение?

– Да, – ответила я и счастливо улыбнулась.

В этот момент мне показалось, что я сижу не в больнице, где на полу постелен унылый линолеум бежевого цвета, стоят больничные койки и пахнет лекарствами, а на душистой траве посреди цветочной поляны, и вокруг порхают бабочки.

Через месяц, в конце июня, все необходимые документы были оформлены, и я навсегда покинула детский дом, вторую группу.

Но перед этим нам пришлось немного понервничать. Когда Андрей Иванович стал изучать вопрос усыновления (в моем случае «удочерения»), оказалось, что на все дела может уйти чуть ли не полгода – на сбор справок, медкомиссию, судебные заседания. Но мне хотелось побыстрее покинуть детский дом и не ждать столько времени. Да и Андрей Иванович тоже хотел почувствовать себя отцом.

– В таком случае вы можете для начала оформить не удочерение, а опекунство, – посоветовала крестному Ирина Сергеевна. – Обычно опекунство – это промежуточная стадия усыновления или удочерения. Таким образом ускоряется процесс передачи ребенка в семью. Оформить опекунство вы можете даже за месяц, и Валя сразу переедет к вам, а на удочерение может уйти месяца три – полгода. Разница между опекунством и удочерением в том, что при опеке мы просто как бы временно доверяем вам ребенка, а при удочерении ребенок юридически становится вам родным. И мы решили поступить так, как посоветовала директриса – сначала крестный оформит надо мной опеку, я уеду из детдома, а потом он постепенно меня удочерит.

* * *

Пока оформлялись документы, по какой-то причине Андрей Иванович ни разу не приводил меня в гости – мы все время встречались где-то на нейтральной территории. Я снова ничего не могла понять, волновалась, накручивала себя, думала, что он передумал… но когда наконец переступила порог теперь уже в качестве опекаемого ребенка, то сразу поняла: оказывается, он в срочном порядке делал ремонт и не хотел, чтобы я раньше времени увидела, какой сюрприз он для меня готовит.

Когда крестный показал мою комнату, я некоторое время пребывала в потрясении. На всю стену были нарисованы горы. Это не фотообои, а именно рисунок на стене. Очень талантливый рисунок. Горы, зеленые луга, кристально чистое озеро… Казалось, можно сделать шаг в стену и оказаться в озере, ощутить прохладу воды и вдохнуть свежий горный воздух.

Но еще больше поразило другое. На другой стене висел большой портрет моих родителей.

– Я не хочу, чтобы ты забывала маму и папу, – заметив мой устремленный на портрет взгляд, пояснил крестный. – Если ты стала моей дочерью, то это не значит, что я буду требовать от тебя, чтобы ты их забыла. Нет. Ни в коем случае. Они дали тебе жизнь. Они были прекрасными людьми. Они были моими друзьями. Поэтому обязательно нужно беречь память о них.

– Спасибо… – прошептала я. – Спасибо.

Все сложилось просто идеально. Андрей Иванович тоже был моим отцом, но только крестным. Значит, я имела право называть его папой. И я стала так его звать почти сразу. Во-первых, мне самой очень этого хотелось, потому что я уже девять лет не произносила ни «папа», ни «мама». Я истосковалась по этим словам и мечтала их произносить, но мне некого было так называть. А во-вторых, я это сделала потому, что прекрасно понимала, как сильно Андрей Иванович этого ждет. У него нет родных детей, и он думал, что уже никогда не услышит слова «папа». И вот так получилось, что я мечтала кого-то называть папой, а Андрей Иванович мечтал, чтобы его кто-то называл папой. Поэтому наши желания совпали.

Но прежде чем впервые произнести это слово, я долго думала, как это сделать? Какой выбрать для этого момент? Этим вопросом я мучилась неделю, но решение пришло само собой.

В июле теперь уже в нашем саду поспели ранние яблоки.

– Надо яблоки собрать, – глядя на ломящееся от плодов дерево, сказал крестный. – В этом году очень богатый урожай!

– Да, давайте соберем! – с энтузиазмом согласилась я. – Баба Маша, ну, наша повариха, однажды показывала, как варить варенье. Поэтому попробую его сварить. А еще яблоки можно порезать, разложить по пакетам и положить в морозилку, а зимой варить компот.

– Ну ты хозяйка! – восхитился крестный. – В общем, тебе будет чем заняться.

Он принес стремянку, разложил, взял ведро и взобрался на нее.

Вскоре набралось полведра красных душистых яблок. Одна ветка была прямо облеплена яблоками, похожими на огромные пылающие шары. Но росла она чуть дальше того места, где стояла лестница.

– Вот это веточка! – в предвкушении улыбнулся Андрей Иванович. – Сейчас я освобожу тебя от этого груза, и Валя сварит вкусное варенье!

Он потянулся к ветке. Но лестница стояла явно дальше, чем нужно. Я хотела сказать «может, подвинем ее поближе?», но не успела. Стремянка пошатнулась и завалилась вместе с Андреем Ивановичем.

– Папа! – бросившись к нему, испуганно закричала я.

Андрей Иванович упал на землю. Сверху на него упала лестница, а рядом свалилось ведро, из которого по зеленой траве рассыпались красные яблоки.

Крестный, на голове которого лежала стремянка, расширившимися глазами посмотрел на меня из-под перекладины и в волнении переспросил:

– Что?! Как ты сказала?!

– Оно само… вырвалось… – смутилась я. – Я нечаянно…

– Слушай… Это… Ну, – ошеломленно отозвался он, – короче, пусть оно у тебя почаще так вырывается…

– Хорошо, – улыбнулась я, подошла к… папе?.. и стала извлекать его из-под стремянки.

«Ну надо же! – удивленно подумала я, снимая с него лестницу. – Готовилась-готовилась неделю, а получилось в самый неожиданный момент!»

* * *

Однажды в октябре, когда я уже четыре месяца жила у папы, встретилась с Мариной, которая в детдоме жила со мной в одной комнате и с которой мы раньше учились в одном классе. Но с переездом в другой район я перешла и в новую школу, поэтому теперь мы редко виделись со старыми друзьями из детдома.

Мы гуляли. К этому моменту Андрей Иванович уже официально меня удочерил, и я юридически стала его дочерью. При удочерении мне изменили фамилию на фамилию Андрея Ивановича, и теперь я была не Валентиной Ракитиной, а Валентиной Мирной, а вот отчество даже не пришлось менять – я как была Андреевной, так и осталась.

Когда я четыре месяца жила в качестве опекаемой, то, конечно же, была очень этому рада, но вместе с тем постоянно находилась в какой-то тревоге – да, я живу с отцом, но, как точно выразилась Ирина Сергеевна, меня не покидало ощущение, что меня «временно доверили». А когда стала дочерью Андрея Ивановича по документам, то от сердца отлегло. Я поняла, что теперь у меня действительно есть родитель и меня уже никто никуда не может забрать.

Я светилась от счастья.

Марину никто не удочерил, но она тоже светилась. В разговоре оказалось, что она стала встречаться с парнем. С Вовой из четвертой группы детдома.

– Он такой классный! – восторженно делилась Марина. – Мы всю жизнь жили бок о бок, я никогда не обращала на него внимания, а оказалось, что он такой парень! Он такой добрый! Говорит мне такие приятные слова! Так заботится обо мне! Он меня даже в кафе один раз сводил, представляешь? Он сам заработал – рекламные объявления на улице раздавал, – пояснила она и неожиданно спросила: – А ты с кем встречаешься?

– Ни с кем, – растерялась я. – А надо?

– Ну, никаких требований и правил нет… – пожала плечами Марина. – Но вот у нас уже многие влюблены… Слушай! А давайте мы все вместе погуляем! Я, ты, Вовка и Димка!

– Какой Димка? – не поняла я.

– Из первой группы! Ну, футболист! Который тогда в лагере отодвинул от тебя сынка воспитательницы, когда он хотел с тобой сфоткаться!

– Марин… – смутилась я. – Я даже не знаю… Я как-то вообще об этом еще не думала…

– А ты подумай! – порекомендовала Марина.

И с тех пор я действительно стала об этом думать. В последний год я увлеклась книгами и весь год жила будто в другой реальности. Но тут, в жизни, многие девчонки уже встречаются с парнями… А я это как-то пропустила…

С того дня я начала обращать внимание на окружающих, а именно на пары. Парни с девушками о чем-то мило разговаривают, тепло улыбаются друг другу, встречаются по вечерам и ходят в кино…

И у меня возникли новые чувства – такие, которых не было, когда я была помладше, – а ведь действительно, Марина права – это так здорово иметь рядом с собой человека, которому можно довериться, о котором будешь думать и заботиться…

Когда возникли эти мысли, я тут же себя одернула: «Валя, о чем ты говоришь? У тебя же есть папа! Ему доверяйся! О нем заботься! Тебя только что удочерили, а ты уже думаешь о каком-то другом человеке!»

Но все равно было какое-то несогласие с самой собой. Я поглубже исследовала свои чувства и внезапно поняла: любовь к родителю и любовь к парню, к ровеснику, – это совершенно разные чувства. Любовь к родителю – это любовь ребенка к матери или к отцу, а вот чувства к парню – это чувства другого рода. Это желание вместе с ровесником познавать жизнь, делать какие-то открытия, чему-то учиться, заботиться о нем, понимая, что вы – одно целое.

Вот, например, Марина. Она тоже мечтает о родителях, но вместе с тем она встречается с Вовкой. Так же и другие дети.

Сделав этот вывод, я позвонила Марине и согласилась на прогулку с Димкой.

Перед встречей страшно переживала, хоть я знала Димку всю жизнь. Мы с ним даже сидели в столовой рядом за одним столом, и я часто отдавала ему свою сосиску. Он накалывал ее своей вилкой прямо в моей тарелке.

Но сейчас это была не просто обычная встреча, а… свидание. Мы все выросли и сейчас смотрели друг на друга не как дети, а как взрослые люди.

И вот мы встретились. Марина с Вовкой и мы с Димкой. Это был теплый осенний день. Под ногами шуршали золотистые листья. Мы гуляли по набережной Дона. По реке плыли теплоходы.

Перед прогулкой я красиво оделась. Кстати, насчет одежды хочу сказать, что раньше у меня не было какого-то одного любимого стиля, все время одевалась по-разному, но после того, как стала интересоваться расследованиями и поняла, что хочу работать в правоохранительных органах, мне стали нравиться строгие юбки и блузки, напоминающие женскую полицейскую форму. Поэтому в последнее время я стала придерживаться именно этого «официального» стиля, и он мне очень нравился. Благодаря внешним переменам я даже внутренне стала более организованной.

Итак, я надела юбку, блузку и сделала прическу, уложила свои темно-каштановые волосы, выделила гелем некоторые вьющиеся пряди. Подкрасила ресницы, хотя редко их крашу, надела туфли с небольшими каблуками, хотя каблуки не люблю. Все это сделала ради Димки. По нему я заметила, что он тоже нарядился, выбрал самую лучшую одежду из своего небогатого детдомовского гардероба и даже сделал стрижку.

«Тетя Катя подстригла», – подумала я.

Во время прогулки Димка часто старался словно невзначай коснуться моей руки.

У меня волнительно билось сердце. Я рисовала в фантазии, что мы с Димкой теперь будем созваниваться, общаться, встречаться и ходить на романтические прогулки по красивым местам города…

Пока он вдруг не сказал:

– Ой, Ракета, а помнишь, как тебя обстригли? – От смеха он согнулся пополам. – Весь детдом до сих пор ржет! У тебя так уши торчали! А еще больше стали торчать, когда тетя Катя обкорнала тебя под машинку! Уши были как локаторы! Вот такие! – произнес он и приставил к своим ушам растопыренные ладони, чтобы продемонстрировать.

Я остановилась посреди набережной как вкопанная.

– Ты чего? – удивился Димка. – Ну я же правду говорю!

– У тебя вместо головы футбольный мяч, – печально констатировала Марина.

Мои глаза наполнились слезами. Я всеми силами старалась не расплакаться, но слеза потекла по щеке. А следом за ней потекла тушь. Мне стало еще обиднее, ведь я специально для него накрасила ресницы!

Кроме того, я даже не знала, что в тот «лысый период» мои уши выглядели большими. И это стало для меня еще одной неожиданной новостью.

– Ракета, ну ты помнишь? – допытывался у меня Димка.

– Да с вами забудешь! – рявкнула я, резко развернулась и, впечатывая каблуки в асфальт, стремительно ушла с набережной.

Внутри все клокотало. Все это из-за сынка воспитательницы! Этот случай с отрезанными волосами дал отголосок на всю жизнь!

Я пришла домой, сняла этот дурацкий наряд и взяла с полки очередной детектив.

Я решила, что не нужны мне никакие отношения. Я ничего не хочу! Все парни такие жестокие!

Этот случай напрочь отбил желание с кем-то встречаться.

Все парни помнят, что я была лысой, и все до сих пор надо мной смеются!

Глава 5

Привет из прошлого

Ну вот, теперь вы знаете мое прошлое: что стало с моими родителями, как у меня появился отец, как мне жилось в детдоме – словом, знаете мою жизнь до того момента, как я проснулась летним утром и стала собираться в поездку.

С момента удочерения прошел год. Был июнь. В новом учебном году мне предстояло окончить одиннадцатый класс, так что эти летние каникулы были последними в школьной жизни. Папа подарил мне на день рождения десятидневную путевку в горы. После этого подарка несколько дней я не могла прийти в себя. Никак не получалось осознать, что увижу горы собственными глазами. Я побываю в тех местах, о которых мечтала в детдоме несколько лет!

И вот сейчас мы ехали на железнодорожный вокзал. Папа должен посадить меня на поезд и отправиться на работу.

Мы приехали на вокзал. Я еще ни разу не ездила на поезде. Ехать предстояло десять часов. Как я уже рассказывала, два года назад вместе с детдомовскими отдыхала в лагере, но это было в соседнем городе, и добирались мы туда на автобусе – поездка длилась всего час.

– Как приедешь, сразу же позвони, – напомнил папа.

– Хорошо, – кивнула я.

Я взяла с собой сразу два мобильных телефона на смену друг другу – на тот случай, если в одном разрядится аккумулятор. Ведь в горах будет негде их заряжать.

Папа припарковался у вокзала, и мы направились к поездам.

– Наш поезд проходящий, – сказал папа, прочитав информацию на табло. – Вот, видишь? Поезд Москва – Адлер прибудет к первому пути.

Я посмотрела на табло, на котором красным высвечивалась информация.

Поезд был Москва – Адлер, но я ехала не в Адлер, а в другой город, который находится ближе.

Мы отправились к платформе.

– Туроператор предупредил, что руководитель вашей группы будет с плакатом, – вспомнил папа, внимательно разглядывая людей, которые сновали туда-сюда с тележками, чемоданами и сумками.

– Вон он! – Я первая его увидела.

– Точно! – обрадовался папа.

Мы направились к мужчине лет тридцати пяти, который держал плакат с надписью «Горы». Он был высокий, спортивный и с панамкой на голове.

– Добрый день, – поздоровался с ним папа. – Мы по путевке. Это Валя, моя дочь. Я не поеду, она едет одна.

– Привет, Валя, – дружелюбно поздоровался мужчина. – Меня зовут Роман Семенович, и все десять дней я буду руководить нашей группой. А вот, кстати, и сама группа. Только это еще не все. Должен подойти еще один человек.

Я оглядела нашу компанию. Она состояла из ребят моего возраста.

– Привет, – поздоровалась я со всеми.

– Привет, – откликнулись они.

Все рассматривали друг друга с большим интересом. Нам предстояло жить вместе десять дней. В группе тоже было десять человек.

Я сильно волновалась. От нервов даже разболелся живот.

– С тобой все нормально? – заметил мое состояние папа. – Ты такая бледная!

– Просто волнуюсь, – через силу улыбнулась я. – Я еще никогда не ездила в такие поездки.

Я услышала странный шум, которого прежде не слышала. Огляделась, чтобы найти его источник, и с изумлением поняла, что это шумят рельсы! Железо издавало какой-то непонятный шорох.

– О, а вот и наш поезд! – бодро воскликнул Роман Семенович.

Я обернулась. К нам приближался поезд. Посередине каждого вагона под окнами была прикреплена табличка с надписью «Москва – Адлер». Значит, рельсы шумят из-за поезда!

Стало еще страшнее. Нет, я была очень рада, что еду в поездку, но впереди ожидала неизвестность – я не знала, как там в поезде, не знала, что будет в походе… У меня даже пролетела мысль: «Хочу вернуться домой!»

К поезду стали стекаться люди.

– Поезд стоит двадцать минут. Нужно поторопиться, – сквозь шум толпы я услышала голос Романа Семеновича. – Заносите свои вещи.

– Валя, пойдем. – Папа взял мой рюкзак и направился к вагону.

Я посмотрела на Романа Семеновича. Он тоже взял чей-то рюкзак, но вдруг какой-то парень, по виду мой ровесник, грубо выхватил рюкзак из его рук и недовольно пробурчал:

– Отдай! Я сам.

– Давай я помогу, – попытался настоять Роман Семенович.

– Я же сказал – я сам! Отойди! – грубо ответил парень и, подхватив рюкзак, забрался в вагон.

Роман Семенович грустно вздохнул и занялся другими участниками похода.

«Кажется, они знакомы давно», – отметила я.

Проводница проверила мой паспорт и билет и пригласила в вагон.

Мы поднялись по ступенькам. Они были железными, высокими и крутыми, – еще круче, чем наши ступеньки, которые ведут к Дону.

Затем пошли по длинному узкому коридору, на полу которого был постелен такой же длинный и узкий коврик. Обстановка поезда была для меня удивительной и необычной – я никогда не видела, как поезда выглядят изнутри.

– Вот твое место, – сказал папа, остановившись возле одной «комнатки» с несколькими полками.

Мы вошли внутрь. Здесь было так тесно! Не понимаю, как здесь умещаются несколько человек! К тому же было очень душно. Я мгновенно покрылась испариной.

– Так, какой у тебя номер? Двадцать три? – Папа посмотрел в билет. – Вот твоя полка, – произнес он, опуская рюкзак на правую нижнюю полку.

В купе вошли и столпились еще несколько девчонок из нашей группы. Видимо, они ехали со мной. Стало еще теснее. Я ощущала себя куклой в кукольном домике.

Мы с папой вышли в коридор, чтобы не мешать раскладывать вещи.

Вскоре услышали голос проводницы:

– Провожающие, выходим! Поезд отправляется!

– Ну все, мне пора, – вздохнул папа.

– Уже? – расстроилась я.

– Уже… Валь, не переживай! Ты даже не заметишь, как пролетят эти дни, – подбодрил меня он, хотя было видно, что он тоже расстроен. – Сейчас освоишься, и все будет хорошо. Не забывай делать фотографии!

– Хорошо, – пообещала я.

Папа тепло обнял меня и пошел к выходу. Спустя несколько секунд я увидела его на перроне – он стоял под моим окном, улыбался и махал рукой. Я огляделась по сторонам – многие пассажиры тоже стояли у окон и смотрели на близких, которые их провожали.

Неожиданно я почувствовала, как пол дрогнул, и на вокзале громко заиграла песня «Левый берег Дона». Многие пассажиры расчувствовались, и у них слезы хлынули из глаз.

Вокзал поплыл куда-то в сторону.

«Тронулись!» – поняла я.

Папа помахал мне рукой и улыбнулся, но его улыбка была очень грустной.

Я тоже ему помахала и подумала: «Как он там будет без меня?»

Перрон вместе с папой уехал в сторону. Я прислонилась к краю окна, пытаясь как можно дольше смотреть на папу, но часть перрона, где он стоял, уже скрылась из поля зрения. Я видела других людей – чужих родственников, которые тоже кого-то провожали. На вокзале было очень много людей. Мальчики, девочки, мужчины, женщины… Столько разных лиц…

И в этот момент меня словно прострелило. В толпе провожающих я увидела Ольгу Викторовну – воспитательницу из детдома! Ту самую, чей сыночек отрезал мне волосы!

«Что она тут делает? – изумилась я и сама себе ответила на этот вопрос: – Как это – что? Кого-то провожает. Может, кто-то из ее родственников уехал на море. Поезд же идет в сторону Черного моря, в Адлер».

Надо же… Я уже год не видела Ольгу Викторовну… Надо признать, она выглядела лучше, чем раньше – стала как-то свежее, моложе, и я не заметила на ней ни одной ссадины, хотя раньше она часто ходила с синяками.

Поезд выехал за пределы вокзала и поехал мимо хозяйственных построек.

«Ту-дух, ту-дух… Ту-дух… ту-дух…» – стучали колеса.

Я ушла от окна и отправилась в купе.

Со мной ехали три девчонки примерно моего возраста.

– Давайте знакомиться, – предложила одна из них, рослая, очень плотного телосложения, с голубыми глазами, с кудрявыми рыжими волосами и обильными веснушками. – Меня Люба зовут. А вас?

– Жанна, – слегка высокомерно ответила высокая, сильно худая, с прямыми черными волосами, собранными в хвост. У нее был красивый маникюр. Она обмахивалась ярким журналом мод.

– Я Зина, – представилась девчонка среднего роста с русыми волосами, постриженными под каре. У нее был грубоватый голос и немного грубоватые повадки.

– А я Валя, – откликнулась я.

– Это моя вторая поездка в горы! Физические нагрузки в походах очень помогают сбросить вес! – сообщила Люба, энергично раскрывая пакет и вынимая пластиковый контейнер с копченой курицей. Следом достала огурцы, картошку в мундире и помидоры. – Ой, девчонки, я так проголодалась! Пора бы уже перекусить!

– Как – перекусить? – изумилась Зина. – Мы же только сели!

– Ну и что? Угощайтесь! На, – сказала Люба, протягивая Жанне два контейнера – один с картошкой, другой с курицей.

– Ты что, ешь картошку? – повела носом Жанна. – Нет, спасибо. Так фигуру можно испортить.

– Ой, не комплексуй, – махнула рукой Зина, взяв картошку. – Тебе ее, наоборот, надо приобретать, – произнесла она и гоготнула.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Жанна.

– Больно ты худая, кожа да кости, – откусив помидор, пожала плечами Зина. По подбородку потек сок. Она вытерла его тыльной стороной ладони.

Жанна открыла рот, явно чтобы ответить что-то резкое, но в этот момент послышался хруст: Люба руками разломала копченую курицу.

– На, – сказала она, протягивая Жанне куриную ножку.

– Что за «на»? Не «на», а «возьми»! – не вытерпела Жанна, закатила глаза и отвернулась к окну.

Любина рука с курицей зависла в воздухе.

– Не хочешь – как хочешь, – пожала плечами Люба и переместила руку с ножкой ко мне.

Я хотела ее взять, но к нам вошла проводница, с удивлением оглядела этот пир и попросила:

– Билетики.

Мы протянули билеты. Проводница поочередно открывала каждый билет и вырывала из середины какую-то бумажку. Мы все молчали. Было слышно, как Зина жизнерадостно причмокивает помидором.

В вагоне становилось все более душно и жарко. Но неожиданно сверху что-то зашумело, и я почувствовала, что с потолка полился поток прохладного воздуха.

– Ну наконец-то кондиционер включили! – недовольно сказала Жанна. – Я уже вся запарилась журналом обмахиваться!

Проводница не обратила внимания на это высказывание, вернула билеты и спросила:

– Будете чай с лимоном?

– Да! – сказала Люба. – Мне два!

Жанна с ошалевшим выражением лица снова отвернулась к окну.

– Мне один, – сказала Зина.

– Спасибо, я пока не хочу, – откликнулась я.

Проводница ушла.

– По-моему, каждому времени года соответствует свой напиток, – заметила я. – Лету – холодный компот, а зиме – чай с лимоном.

– Это да. Но в поезде все по-другому, – вгрызаясь в куриное крылышко, кивнула Зина. – Это в поезде такая традиция – пить чай с лимоном.

– Да? – удивилась я. – Не знала.

– Ты что, никогда не ездила в поездах? – изумилась Жанна.

– Не ездила.

– Да ладно? – удивилась Зина. – А почему? Тебя что, родители никуда не возили?

– Не возили, – не став вдаваться в подробности, ответила я.

– Ой, ну ты не комплексуй, все бывает в первый раз, – подбодрила меня Зина.

Проводница принесла три стакана чая в подстаканниках – два Любе и один Зине.

Это удивительно, но вскоре мне тоже захотелось чая с лимоном. Атмосфера поезда почему-то очень к этому располагала, хотя на улице был жаркий июнь.

– Я все-таки тоже схожу за чаем, – сказала я и вышла из купе.

В коридоре было пусто, потому что пассажиры уже разбрелись по полкам, и тихо, потому что одни начали читать, другие спать, а третьи есть. Только слышно, как колеса стучат по рельсам – «ту-дух, ту-дух…»

Я посмотрела в окно. Поезд ехал вдоль Дона.

Я направилась к проводнице.

Но вдруг справа из купе кто-то вышел и перегородил мне путь.

– Извините, можно пройти? – попросила я.

– Да, простите, – ответил мужской голос.

Человек отошел в сторону, мельком взглянул на меня… и я остолбенела.

– Ракета?! – изумился он.

– Ты?! – Я была изумлена не меньше.

Это был Кирилл Матвеев. Сын Ольги Викторовны. Я узнала его сразу.

«Так вот почему она была на вокзале – сыночка своего провожала», – поняла я.

– А куда ты едешь? – спросил сынок воспитательницы, удивленно рассматривая меня зелеными глазами.

– В горы на десять дней, – в замешательстве ответила я. От растерянности даже забыла, что просто не выношу этого человека. – А ты?

– В горы на десять дней… – так же растерянно, как и я, отозвался он.

Меня как обухом по голове ударили.

– Подожди, как – в горы? – оживился сынок воспитательницы. – С кем? С Романом Семеновичем?

– Неважно, – резко ответила я и решительно пошла по коридору к месту проводницы. Я уже пришла в себя. Мне не хотелось разговаривать с человеком, который изуродовал и мои волосы, и мою жизнь.

– Ракета! – крикнул Кирилл мне вслед. – Подожди! Ракета, ну постой!

Он догнал меня и взял под локоть.

На нас с любопытством посмотрели пассажиры, которые лежали на своих полках.

– Не прикасайся ко мне! Я не знаю, кто ты! – Я вырвала локоть из его руки и продолжила путь по качающемуся вагону.

– Ну Ракета!..

Я его не слушала. Я шла.

Я была просто убита. Если могло случиться что-то настолько ужасное, что испортило бы мне всю поездку, то оно случилось! Кирилла я не переносила всем своим нутром. Это человек, который не вызывает во мне ни одной положительной эмоции. Это человек, из-за которого я постоянно подвергалась насмешкам и из-за которого все дразнили меня лысой! Если бы не он, Димка не посмеялся бы надо мной на первом в моей жизни свидании!

Я остановилась посреди вагона. В памяти вспыхнули воспоминания: я просыпаюсь в лагерном домике, а на меня смотрят девчонки и покатываются со смеху. Я гляжу на себя в зеркало, которое услужливо протягивает довольная Алина, и вижу на голове рваные клоки волос.

После этого воспоминания пришло другое: весь лагерь собирается на экстренной линейке. Выясняется, что меня изуродовал Кирилл. Ольга Викторовна спрашивает: «Кирюша, зачем ты это сделал?» На что он с наглым выражением лица отвечает: «А мне так захотелось!»

После этого несколько месяцев я жила в настоящем кошмаре – парни постоянно пытались сорвать косынку и смеялись надо мной.

Какой же он жестокий! Ему так захотелось!

Меня обдало жаром. Внутри все кипело. Я не переношу Кирилла! Не переношу!

Вот, значит, кого Роман Семенович ждал на вокзале… Вот кто еще должен был подойти к нашей группе…

Ну зачем, зачем сынок воспитательницы испортил мою мечту? Я всю жизнь хотела оказаться в горах, но он влез в эту хрустальную мечту и истоптал ее грязными ногами!

Он испортил все! Все, что было мне дорого! Обстриг мои волосы, а теперь сломал мечту о горах! Это настоящий человек-разрушитель!

Я в шоке! Он в моей туристической группе, а это значит, что мы десять дней будем рядом! Мы будем есть из одного котла! Мне придется постоянно его видеть! Потрясающе! Я даже не представляю, как мы проведем вместе десять дней, если я не хочу видеть его ни секунды?!

Мне захотелось нажать на стоп-кран и выйти из поезда. Не хочу я никаких гор, если там будет сынок воспитательницы! А если он снова отрежет мне волосы?!

Но внезапно в голове что-то щелкнуло. Я словно переключилась на другую волну и подумала: интересно, а почему это я должна выходить из поезда? Папа подарил мне путевку, я мечтала о горах… Так почему я должна портить себе поездку из-за какого-то там сынка воспитательницы?

«Я поняла! Просто буду делать вид, что не знаю его! Как будто его рядом нет, и совершенно не стану на него реагировать! – постаралась я успокоиться. – Надо набраться терпения! Ведь это всего лишь на десять дней!»

На этой позитивной ноте я вернулась в купе. Зина с Любой звонко щелкали семечки.

– А где чай? – спросила Зина.

– Чай? – не поняла я. – Какой чай?

– Ну ты же за чаем ходила, – напомнила она. – С лимоном.

Я не понимала, о чем она говорит. В голове все перемешалось – детдом, лагерь, отрезанные волосы…

«Точно! Я же хотела попросить у проводницы чая!» – обомлела я. И призналась:

– Я забыла, что шла за чаем…

– Ой, не комплексуй! – подбодрила меня Зина.

– Бывает… – сочувствующе отозвалась Люба и щелкнула очередную семечку.

– Куда я попала… – послышался недоуменный голос Жанны.

Я развернулась и вновь ушла за чаем.

Глава 6

Горный дикарь

Все десять человек в нашей группе были сплочены одной общей целью – дойти до вершины горы высотой две тысячи метров. Так получилось, что поездка совпала с ожидаемым полным затмением солнца, и мы решили совместить два дела – добраться до вершины и именно там увидеть затмение. Это будет очень эффектно и незабываемо, впечатления останутся на всю жизнь! Наверное, это очень здорово – сидеть на вершине горы и смотреть на солнечное затмение!

По пути на вершину должны будем останавливаться в определенных местах, чтобы насладиться природой – сходить к водопадам и озерам, погулять по полям и хвойным лесам…

Наступило утро, то есть первый день поездки. Почти всю ночь я не спала. Во-первых, потому что матрас в купе был с какими-то комками, которые давили в спину, а во-вторых, думала о доме.

Полшестого утра начало светать. Я вышла из купе и встала у окна. И просто остолбенела. Мы ехали мимо Черного моря! Оно было бескрайним и притягивающим. Сейчас еще не взошло солнце и море имело серый цвет, но я представляла, как днем оно заискрится от солнца! Трудно даже уложить в голове, сколько же в море тонн воды! Наверное, миллионы! Миллиарды! Я смотрела на море во все глаза и не могла оторваться.

Через какое-то время заметно посветлело и море из серого сделалось голубым.

Когда мы вышли из поезда, на джипах-внедорожниках нас повезли в горы. По пути я позвонила папе и сообщила, что мы хорошо добрались.

Вскоре въехали в хвойный лес.

– Вот отсюда и начнем наш путь, – глуша двигатель, сказал Роман Семенович. – Сейчас мы находимся на высоте тридцать метров над уровнем моря. А гора, на которую будем подниматься, высотой два километра. Собственно, сейчас мы стоим у ее подножия.

Мы выбрались из джипов и начали осматриваться.

Мы стояли в долине. Вокруг возвышались горы – одни маленькие, другие большие, и маленькие горы были похожи на грибочки, которые выросли вокруг больших грибов.

Создавалось впечатление, будто эта долина – дно гигантской чаши, стены которой – горы. Было очень тихо, умиротворяюще, и не было видно ни одного человека. В сравнении с горами я почувствовала себя ничтожной. Эти великаны были настолько высокими и мощными, что даже как-то давили своим величием.

Здесь повсюду были бескрайние просторы, зеленые луга, долины и реки.

По небу плыли низкие облака, которые отбрасывали на землю тень. Казалось, что мы стоим не на земле, а в небе – можно протянуть руку и потрогать облака.

– Здорово, да? – спросил Кирилл.

Я не заметила, как он ко мне подошел. Он тоже рассматривал горы.

Я выразительно хлестнула его взглядом, отвернулась и отошла в сторону. Не хотела с ним разговаривать. Даже при одном взгляде на сынка воспитательницы мне становилось противно.

Мы разобрали вещи. Кроме палаток и спальных мешков было четыре рюкзака с едой, которой станем питаться на протяжении недели.

Я повесила за спину свой спальный мешок. Сначала было непривычно ощущать такую тяжесть.

– Ну что, в путь! – дал старт Роман Семенович. – Я всех поздравляю – начинается наше восхождение! Ура!

– Ура! – радостно закричали мы.

Было чувство, словно совершаем какой-то подвиг. На лице сама собой появлялась улыбка, а настроение стало возвышенным.

– Сегодня мы должны дойти до Голубого озера, там разобьем лагерь, – обозначил ближайшие планы руководитель. – Я прошу вас – не забывайте пить воду и есть сухофрукты! Чем выше станем подниматься, тем меньше будет кислорода. В сухофруктах есть глюкоза, она очень нужна организму. Глюкоза необходима мозгу, а вода – сердцу. Ведь ваши сердца никогда не знали такой нагрузки, какая будет здесь.

– Па, хватит, – резко сказал тот парень, который еще на вокзале в Ростове не дал Роману Семеновичу нести рюкзак. С виду он был нашим ровесником. – Надоело уже. Мы не на уроке медицины.

«Значит, это его сын, – подумала я. – Как-то грубо он себя ведет».

– Игорь, веди себя прилично, – услышала я шепот Романа Семеновича.

Игорь сделал недовольное лицо и пошел вперед.

Колонной, один за другим, мы двинули по тропинке.

К Голубому озеру добирались весь день. Так много и по таким невероятным местам я еще никогда не ходила. У меня болели ноги, кололо в боку, по лбу тек пот, попадал в глаза, глаза от этого щипало. Но я терпела.

Только я подумала об усталости, как услышала голос Жанны, которая шла позади меня:

– Нагрузили меня, как осла! Чувствую, после поездки придется лечить позвоночник.

– Ну так оставь и не неси свой спальный мешок, будешь спать на земле, – ответила Зина и заправила за ухо русые волосы.

– Вообще-то я к тебе не обращалась, – раздраженно ответила Жанна.

– Я разговариваю, когда хочу разговаривать, а не только тогда, когда ко мне обращаются, – пожала плечами Зина.

– Разговаривай с кем-нибудь другим, но не со мной!

– С кем считаю нужным – с тем и разговариваю, – хмыкнула Зина.

– Девчонки, хватит ссориться! – встрял Игорь. – Не успели начать поход, как вы уже ругаетесь!

– Действительно, зачем она мне нужна, – сказала Зина и ушла вперед колонны.

Когда начало темнеть, впереди показалось Голубое озеро. Это был небольшой красивый водоем, в который впадали несколько ручьев. Но я удивилась не красоте озера, а тому, что вдруг осознала, что уже прошел день! Он пролетел как одна секунда!

Возле озера лежали поваленные деревья – видимо, упали то ли от старости, то ли от ветра. Здесь мы и решили разбить лагерь. Возле бревен можно развести костер, а сами бревна будут служить скамейками. Неподалеку расставили палатки. В каждой было по два места; мы с Любой решили, что будем жить вместе.

Когда начало темнеть, развели костер и всей группой расселись на бревна. Сейчас я впервые за день расслабилась и почувствовала весь путь, который проделали уставшие ноги.

Мы распределили обязанности на предстоящие дни. Девчонки будут заниматься готовкой, а парни собирать хворост.

После этого все начали разбредаться по окрестностям и наслаждаться зрелищами.

– Ребята, гуляйте осторожно! – предупредил Роман Семенович. – Уже темно, далеко не отходите! Игорь, ты слышишь? – обратился он к сыну.

– Слышу, – буркнул Игорь.

«Видимо, у них непростые отношения», – поняла я.

Я посмотрела на Кирилла. С задумчивым видом он сидел у костра.

Стемнело. Все вокруг погрузилось в сумрак. Над нами висело черное небо, и на его фоне были видны темные очертания гор.

Подул легкий ветерок, и я почувствовала аромат хвои. Ветер принес его от соснового бора, который рос неподалеку.

Было тихо. Почему-то все молчали. Каждый, наверное, думал о своем. Атмосфера гор располагала к размышлениям. Было только слышно, как потрескивали дрова в костре и пели цикады.

Внезапно где-то далеко в горах раздался жуткий вой:

– У-у-у-у! У-у-у-у!

Я вздрогнула. Мороз пробрал по коже.

– Что это было? – побелела Люба, с трудом проглотив кусок шоколадки. – Вы слышали?

– Нет, это слышала только ты, а все остальные глухие! – съехидничала Жанна и обратилась к Роману Семеновичу: – Здесь что, волки?

– Здесь никогда не было волков! – растерянно отозвался он.

– Но тогда что это было? – поежившись, спросил сынок воспитательницы.

– Не знаю, – честно ответил Роман Семенович. – Может, просто какие-то лесные звери… Иногда какая-нибудь мелюзга издает такие звуки, что слышно на всю округу. Вот как цикады. Слышите, какие они громкие? А длиной эти насекомые всего пару сантиметров!

– Что-то мне не верится, что тот воющий зверь длиной пару сантиметров! – с истерическими нотками в голосе сказала Жанна и поправила свои прямые черные волосы.

Только она это произнесла, как вдруг в горах снова что-то завыло.

– У-у-у-у! У-у-у-у!..

Меня накрыла волна ужаса.

– Кошмар какой-то! – воскликнула я.

Однако вой не приближался. Он как был где-то далеко, так там и остался. На волчий вой это действительно не походило. Может, это прозвучит странно, но такое чувство, будто… кричал какой-то человек.

Несколько минут все сидели молча, ожидая, когда странный зверь завоет снова. Но он больше не выл. В воздухе витала явная атмосфера тревоги. Если еще полчаса назад все было замечательно, то теперь мне было страшно. И судя по лицам остальных, им тоже.

– Давайте спать, – попытался разрядить обстановку Роман Семенович. – Уже девять часов.

– Да ну, еще рано! – сказал Коля, рослый парень.

– Это в городе рано, – ответил Игорь, – а здесь не рано. Здесь же нет ни Интернета, ни телевизора…

Мы поднялись с бревен и разбрелись по палаткам.

– Закрой поплотнее, – попросила Люба, когда мы оказались в палатке.

Я плотнее закрыла застежку.

– Ага, вот так, – кивнула Люба. И добавила: – У меня от этого воя даже аппетит пропал.

Была глубокая ночь. Весь лагерь спал.

Я лежала в спальном мешке и довольно крепко спала. Но потом стало дискомфортно – спальный мешок был не таким мягким, как кровать, и из-за этого болели бока. Я проснулась и почувствовала, что болят не только бока, но и мышцы практически всего тела – от сегодняшнего многокилометрового похода по горам.

Было где-то два часа ночи.

Я приподнялась и увидела, что Люба спит. Из ее спального мешка выбились кудрявые рыжие волосы.

Я снова закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на неудобную «постель», и через несколько минут вновь удалось задремать.

И внезапно в полудреме я услышала странный шум. Там, неподалеку, что-то начало греметь. С глухим стуком лязгало что-то железное.

«Наверное, кто-то споткнулся», – в полудреме решила я.

Но лязганье никак не прекращалось. Оно становилось все настойчивее и настойчивее.

– Ну что там такое… – пробурчала я.

Люба тоже зашевелилась.

– Валя, кто там шумит? – сонным голосом спросила она.

– Не знаю, – ответила я, раскрыла спальный мешок и приподнялась.

Железный стук не прекращался.

– Надо проверить, что происходит, – сказала Люба, и мы выбрались из спальных мешков.

Взяли фонарики, раскрыли палатку и вышли наружу.

Начала выпадать роса. Все кругом стало влажным.

Вдруг мы увидели, что расстегивается соседняя палатка Жанны – и она тоже выходит. Из другой палатки вышел Игорь. Остальной лагерь мирно спал.

– Что там? – разглядев нас в потемках, обратился Игорь. – Шум какой-то, слышите?

– Поспать не дают! – недовольно сказала Жанна. – Вот я так и знала, что не надо было сюда ехать! Так нет же – мама запихнула меня в эту поездку! Вечно она делает все не так!

– Радуйся, что у тебя вообще есть мама! – не вытерпела я.

– Что? – не поняла Жанна.

Но ответить я не успела – снова раздался железный стук.

– Это со стороны костра, – шепотом сказала Люба и вдруг ахнула: – Ой, девчонки! Я этот звук узна́ю из тысячи! У меня мама работает на продуктовой базе. Это консервные банки стучат!

– Было бы удивительно, если бы твоя мама работала где-то в другом месте, – усмехнулась Жанна.

– Но кто может ночью заниматься готовкой? – озадачилась я.

– Нет, ну что за хамство? – пробурчала Жанна. – Спать не дают!

– Тихо! – насторожилась Люба. – Слышите, снова?

Жанна включила фонарик и осветила нас.

– Не свети в глаза! – поморщилась Люба.

До костра было метров пятнадцать.

– Я иду туда, – решительно сказал Игорь и пошел вперед.

За ним отправилась Люба, а мы с Жанной за ней. В ночи могучая фигура Любы напоминала огромный корабль-ледокол, за которым следовали маленькие лодочки, то есть мы с Жанной.

На цыпочках подобрались к площадке, где вечером разводили костер. Он уже прогорел, и теперь от него шла только тоненькая струйка дыма, которую тут же подхватывал горный ветер и рассеивал в чистейшем воздухе.

Внезапно Люба остановилась. Я врезалась в ее спину.

– Что такое? – спросила я.

Вместо ответа Люба дико завизжала.

– А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а! – Ее писк резал по ушам, как ультразвук.

От напряженного крика она даже согнула колени.

– Да хватит! – воскликнула Жанна. – На ежика наступила?

Игорь светил фонариком на пространство возле костра. На его лице отражались все оттенки ужаса. От страха он просто онемел и стоял с расширившимися глазами.

Когда мы с Жанной увидели ЭТО, то стали визжать вслед за Любой.

А как не визжать? Возле прогоревшего костра стояла высокая фигура. Этот то ли человек, то ли зверь был весь покрыт то ли шерстью, то ли волосами. Кажется, даже его лицо – и то было в шерсти. Но больше всего меня удивило, что существо было одето в старые потрепанные штаны и такие же изношенные ботинки.

Оно стояло возле наших рюкзаков, которые были набиты едой: супами быстрого приготовления, хлебом, консервами, кашей, – и копалось среди всего этого изобилия, видимо, выбирая из ассортимента подходящие продукты.

Оно увидело нас и злобно зарычало:

– Г-р-р! Г-р-р-р-р!

Игорь светил в него фонариком. Существо морщилось и закрывало глаза руками.

Оно сделало рывок в нашу сторону, оскалило зубы и снова зарычало.

– Г-р-р-р!

– А-а-а-а! – истошно завизжала я. – Помогите!

Кажется, мой крик до сих пор витает где-то среди гор.

Существо еще раз рыкнуло, затем быстро схватило два огромных рюкзака с едой и нырнуло в заросли.

Люба стояла и рыдала от страха, а Жанны и след простыл. Игорь же замер как вкопанный, с округлившимися от страха глазами, и его левая бровь нервно дергалась.

– Девчонки, мотаем! – закричал он, и мы, сбивая друг друга с ног, помчались обратно в лагерь.

– Ну их в баню, эти горы! – сквозь слезы ужаса кричала Жанна, которая бежала впереди нас. – Не нужно мне никакое затмение! Я собираю вещи!

Я все еще не могла прийти в себя и не понимала, что происходит.

Жуткими криками среди ночи мы перебудили всех. И тут и там шевелились палатки, слышались недовольные голоса и включались фонарики. Все вышли на улицу.

– Что вы кричите? – освещая нас фонариком, поинтересовался заспанный Роман Семенович. – Вам делать нечего?

– Это нам делать нечего?! – в слезах прокричала Жанна. – Это вы куда нас привели? Я думала, это будет нормальный поход, а это!.. А это!.. Я не знаю, что это!

– А что это? – изумился Роман Семенович.

– Пока вы тут все спите, среди нас ходит чудовище! – с упреком сказала Люба. – Оно копалось в наших рюкзаках с едой!

– Какое еще чудовище? – в очередной раз не понял руководитель.

Вокруг начал собираться народ. Жанна убежала в палатку.

– Вон там! – включилась я в беседу. – Возле костра мы услышали шум, проснулись, пошли туда и увидели, как в наших рюкзаках с едой роется какое-то существо. Огромное, лохматое, жуткое… Оно рычало… Оно было похоже на человека, но только очень высокое и волосатое… По-моему, это и был человек… Но почему-то весь в шерсти… – растерялась я.

– Короче, это был какой-то горный дикарь! – заключила Люба.

В группе царило молчание. Все переглядывались. Я дрожала.

– Мы не сумасшедшие! – поспешила я всех заверить. – Жанна, скажи! Игорь, скажи!

– А? – рассеянно отозвалась Жанна, выглядывая из своей палатки. – Я вообще ухожу отсюда, хватит с меня этого похода. Я домой иду.

– Куда ты идешь?! – растерялся Роман Семенович.

– Домой, в Ростов, – пожала плечами Жанна и подошла к нему. – Вы сначала изловите этих горных дикарей, а уже потом водите в горы нормальных людей! – порекомендовала она. – В экскурсионной программе я что-то не помню пункта про дикарей, которые лазят ночами по рюкзакам!

– Так, стоп! – прикрикнул Роман Семенович. – Мне уже надоело это слушать! Какие еще дикари? Жанна, прекрати собирать вещи! Я тебя никуда не отпускаю! Я ответственен за каждого из вас!

– Папа! Но там правда был какой-то огромный мохнатый человек! – подтвердил Игорь. – Ну мне-то ты хоть веришь?

Мы вчетвером: я, Игорь, Жанна и Люба – смотрели друг на друга. В наших глазах было неподдельное недоумение из-за происходящего.

– Ага, горные дикари… – усмехнулся сынок воспитательницы. – Мы в России, а не в Африке, здесь нет диких племен, да еще мохнатых…

Вокруг стали раздаваться смешки.

Я вцепилась взглядом в этого человека. Меня подмывало ответить ему, но я всеми силами старалась сдержаться. И все-таки не вытерпела:

– Ты еще скажи, что вечером тут в горах никто не выл!

Сынок воспитательницы настолько удивился, что я к нему обратилась, что даже растерялся.

– Выл… – смутился он.

– И я о том же, – процедила я. – Поэтому, прежде чем высмеивать людей, думай, как бы самому не показаться смешным.

Сынок воспитательницы ничего не ответил. Он смутился.

– А давайте проверим, что там с рюкзаками! – предложил Коля.

– Давайте! – согласились все и направились к полянке.

– Ого! – обомлела группа. – Ничего себе! Ну и погром!

На полянке валялся выпотрошенный рюкзак, а вокруг него – разбросанные банки консервов, супы быстрого приготовления, картошка…

– Ну мы же говорили! – сказала Жанна.

Все ходили по поляне с фонариками и исследовали ее.

На душе было неспокойно. В памяти иногда всплывал жуткий вой в горах, а потом я вспоминала эту страшную фигуру.

– Этот… горный дикарь ополовинил все наши продукты! – растерянно сообщил Роман Семенович. – У нас было четыре рюкзака с едой, а теперь один целый и половина выпотрошенного. Полтора рюкзака еды на десять человек! А впереди у нас еще семь дней похода. Я не знаю, кто это был, но факт есть факт – еды нет.

– Что же теперь делать? – ахнули все. – Возвращаться обратно в поселок за едой?

– Завтра подумаем, – серьезно сказал Роман Семенович. – Теперь нам надо сохранить рюкзаки с оставшейся провизией. Сейчас идем спать, а план дальнейших действий обсудим утром. Наверное, нам каждую ночь придется дежурить возле еды. Кто подежурит сегодня?

– Вряд ли кто-то захочет дежурить возле рюкзаков, за которыми охотится дикарь, – скептически отозвалась Зина.

– А давайте я подежурю! – вдруг вызвался Кирилл.

Все с уважением посмотрели на него.

– Да. Я буду охранять рюкзак, – подтвердил он. – А что? Мне нестрашно. В дикарей в горах Кавказа я не верю. Всему этому есть какое-то другое объяснение.

– Ну-ну, – скептически отозвалась Жанна. – Посмотрю, что ты скажешь, когда он придет за оставшимися рюкзаками.

– Ну вот когда сам его увижу, тогда и буду анализировать, кто он такой, – пожал плечами Кирилл.

Я смотрела на сынка воспитательницы и не могла поверить своим ушам. Он всегда сидел под крылышком Ольги Викторовны, был эдаким тепличным мальчиком, а сейчас единственный из всех вызвался посторожить еду, хотя всем остальным это делать страшно.

Все участники похода с уважением смотрели на Кирилла. Он оказался героем дня. Вернее, героем ночи.

Но все эти люди видели его впервые. Он для них новый человек. И только я знаю, какой он на самом деле. Это человек, который способен испортить жизнь другому и после этого стоять на экстренной линейке и довольно улыбаться.

– Одного дежурного мало, поэтому я буду сторожить вместе с Кириллом, – сказал Роман Семенович. – Если этот… вор… снова придет, вдвоем нам будет справиться легче. И вообще, в последующие ночи нужно дежурить по двое. А может, даже и по трое. Кирилл, давай костер разведем.

– Давайте!

Они начали разводить костер, а остальные разбрелись по палаткам спать дальше.

Когда я подходила к своей палатке, то ненадолго остановилась и обернулась, чтобы посмотреть на Кирилла. И вдруг увидела странную картину. Он стоял у костра, а в правой руке держал деньги – кажется, две тысячные купюры. Он положил их себе в карман черных спортивных брюк и неожиданно развернулся. Я отпрянула. Мы смотрели друг другу в глаза. Я резко отвернулась и ушла в палатку.

«Какой-то он странный, – подумала я. – Тут все из-за еды переживают, а он деньги считает».

Несмотря на неожиданную эмоциональную встряску среди ночи, я отключилась сразу, как только устроилась в спальном мешке и закрыла глаза.

Глава 7

Ошибочка вышла

Роман Семенович разбудил нас в семь утра.

Несмотря на ночное происшествие, я проснулась довольно бодрой, будто крепко спала всю ночь и не вскакивала, разбуженная «горным дикарем», как назвала его Люба.

– Эй, сони, хватит дрыхнуть! – жизнерадостно будил нас Роман Семенович. – Если будете тут спать как дома, то пропустите все самое интересное! Посмотрите, какой красивый рассвет!

Я была согласна, ведь тоже любила просыпаться рано. Я потянулась, начала выбираться из спального мешка, и вдруг ноги подкосились – болели мышцы, ныли связки из-за вчерашнего похода по горам.

Я взяла полотенце, на дрожащих ногах с трудом вышла из палатки и отправилась умываться. Умылась в прохладном бодрящем ручье, вокруг которого росли ароматные сосны, и пришла к костру.

Я увидел Кирилла. У него были красные из-за бессонной ночи глаза.

– Надо варить кашу как-то поэкономичней, – озадаченно проговорила Люба. – Чтобы растянуть припасы как можно дольше.

– А еще придется порции накладывать поменьше, – дополнила я.

– Да-а… – вздохнула Люба, – тут хочешь не хочешь похудеешь.

Вскоре над костром уже висел котел, в котором варилась каша – перловка с тушенкой. В горах на свежем воздухе казалось, что каша в котле – это самый лучший в мире деликатес! Один только запах чего стоит.

Когда каша была готова, мы разложили ее по железным тарелкам, каждому поровну, с большим аппетитом поели и повесили над костром чайник.

– А теперь попрошу внимания! – похлопал в ладоши Роман Семенович. – Как все знают, у нас произошло чрезвычайное происшествие. Поэтому нам надо решить, как будем жить. Я не знаю, какой такой дикарь нас ограбил, но факт остается фактом: еды мало. Поехать в ближайший населенный пункт за едой мы не можем, потом что уже достаточно далеко ушли. Если вернемся обратно, вызовем машину, съездим за едой, то выбьемся из графика, и все пойдет не по плану. Поэтому я предлагаю такой вариант: нужно сэкономить ту еду, которая есть, а завтра вечером мы доберемся до горного поселка, и там у местных жителей купим еды – сыра, хлеба, мяса… Как вам такая идея?

Идея всем понравилась.

– А по сколько скидываться? – спросила Люба.

– Я еще не знаю. Сначала ведь нужно увидеть количество товара, который возьмем у местных жителей, а потом разделим сумму. А сейчас вы можете погулять. Только далеко не уходите. Держитесь группами! Встречаемся здесь через два часа. Собираем вещи и трогаемся в путь.

Многие отправились исследовать окрестности, а я осталась сидеть на бревне. Мне было страшно уходить в лес.

Но стоило людям немного отойти от лагеря, как вдруг все услышали крик Коли:

– Меня обворовали! Обворовали!

Роман Семенович подошел к парню. Вокруг стали собираться люди.

– В смысле – обворовали? – не понял руководитель.

– Я полез к себе в рюкзак – хотел посчитать, сколько у меня есть денег. Ну, сколько могу выделить на продукты. И не досчитался двух тысяч! Меня кто-то обворовал!

– То есть как это – обворовал? – недоуменно спросил Роман Семенович. – Ты хорошо все пересчитал?

– Хорошо! У меня не хватает двух тысяч из тех денег, что дали с собой родители! – пораженно сказал Коля и повторил: – Меня обворовали! В поезде все было на месте. Значит, деньги украли здесь!

– Группа! – закричал на всю округу Роман Семенович. – Группа!

Из леса стали выходить участники похода.

– Что такое? Что случилось? – подходя к костру, удивленно спрашивали все.

– У нас произошла очень неприятная история! Колю обворовали! – объявил Роман Семенович. – Из его рюкзака пропали две тысячи.

– Что? Обворовали? – и тут и там слышались голоса.

– У нас что, крыса завелась? – изумилась Жанна.

– Пап, то есть среди нас вор? – удивился Игорь.

– Пока что я не хотел бы делать такой вывод, – сказал руководитель, сурово разглядывая каждого из нас. Когда его взгляд пробежал по мне, я почувствовала себя чуть ли не воровкой. Боялась, что как-то не так среагирую, и он подумает, что это я обокрала Колю. – Я надеюсь, что человек, который это сделал, все-таки вернет деньги. Как-то незаметно подложит их обратно и больше не будет этого повторять.

– А почему вы решили, что деньги кто-то именно украл? – неожиданно спросил Кирилл. – Если дикарь выпотрошил один рюкзак с едой и забрал два других рюкзака, то, может, он и деньги взял?

– Дикарь рылся не во всех подряд рюкзаках, а в рюкзаках с едой! – заметил Коля. – А мой рюкзак безо всякой еды! И лежал он в моей палатке! Так что деньги украл не дикарь, а кто-то из нас! Слышь, ты, вор, верни все на место! – сказал всем нам Коля. – А то я сейчас сам обыщу у всех карманы!

– Подожди, успокойся, – охладил его пыл Роман Семенович. – Будем надеяться, что человек, который это сделал, все вернет. Собрание окончено.

Группа разбрелась. У всех пропало настроение. Каждый вглядывался друг другу в глаза, пытаясь понять, вор этот человек или нет? Мне в глаза тоже всматривались. Это очень неприятно.

И вдруг на меня словно вылили ушат ледяной воды. Я вспомнила, как вчера шла к своей палатке и увидела возле костра Кирилла. Он держал в руках деньги, а потом положил их в карман.

Я напрягла память и вспомнила, что у него в руках было именно две тысячи! Я даже помню, что они были двумя купюрами по тысяче.

«Неужели деньги украл сынок воспитательницы?» – пораженно подумала я.

Внезапно, в одно мгновение, в памяти всплыли все перечитанные, пересмотренные и услышанные детективные истории.

В нашей группе произошло самое настоящее преступление. Преступление, которое нужно раскрыть!

У меня учащенно забилось сердце. Я собираюсь быть следователем! Так почему бы мне не подумать о произошедшем воровстве? Почему бы мне не попытаться вычислить вора?

Я постаралась немного успокоиться, привести мысли в порядок и хладнокровно подумать – что сделал бы на моем месте следователь? В первую очередь он бы все тщательно проанализировал.

И я тоже стала анализировать.

Два года назад в лагере Кирилл пробрался ко мне в домик и отрезал волосы. О чем это говорит? Во-первых, о том, что он действовал исподтишка. Значит, у него может быть такая наклонность. Во-вторых, он настолько мастерски пробрался в домик – действовал тихо, незаметно, что от его шагов не проснулся никто из девчонок и я тоже не почувствовала, когда он отрезал мне волосы. Поэтому вполне вероятно, что он мог пробраться в палатку Коли и украсть у него деньги. Тем более что у Коли украли две тысячи, и я видела в руках Кирилла тоже две тысячи!

Я была ошеломлена. Все сходится!

Меня всю прямо затрясло. Сейчас я была не только «следователем», но и свидетелем! В нашей группе произошло преступление, и только я видела преступника!

Когда происходит какое-то преступление, что делает следователь? Какую работу он проводит? Например, если случилось ограбление, следователь вычисляет время, когда примерно произошло преступление. Узнает, в какой промежуток времени хозяев не было дома, и на основании этого предполагает, во сколько вор мог проникнуть в дом и что-то похитить. То есть он устанавливает время совершения преступления. Затем следователь опрашивает местных жителей – может, кто-нибудь видел что-то подозрительное? Может быть, кто-то видел, как из подъезда выходил незнакомый человек?

Папа говорит, что свидетели находятся почти всегда. Вору очень трудно остаться незамеченным, даже если он думает, что его никто не видит. Ведь на деле оказывается, что на балкон как раз вышла какая-нибудь бабушка снять белье, или соседский мальчик отправился за хлебом, или мимо дома проехала машина с видеорегистратором, который заснял преступника, и таким образом получается, что люди случайно видят преступника, который скрывается с места преступления… Свидетелей можно найти почти всегда – главное, опросить всех потенциальных – людей из ближайших домов, чьи окна выходят в сторону подъезда, из которого вышел преступник, детей, стариков, проверить, установлены ли в округе камеры видеонаблюдения, с которых можно взять запись… То есть всегда можно собрать какие-то данные.

А потом на основе этих данных нужно анализировать, кто может быть преступником – мужчина или женщина, какого роста, в какую одежду человек одет… Вдруг у него есть какие-то отличительные приметы – например, он хромает на какую-то ногу, или на лице шрам, или родинка, или еще что-то… Все эти с первого взгляда мелочи оказываются очень важными, потому что благодаря деталям вырисовывается общая картина преступления и внешний вид преступника.

В общем, работа следователя очень интересная! И сейчас я почувствовала, что могу попытаться расследовать дело о воре. А на роль вора больше всего подходил именно сынок воспитательницы, потому что совпало все. Во-первых, Коля говорил, что в поезде его деньги были целы. Значит, пропали они во время похода. Во-вторых, ровно такую же сумму, как была похищена, я видела в руках Кирилла. Если их украл он, то когда мог это сделать? Ответ на это предельно простой – очень удобный момент был во время суматохи, когда все участники группы обследовали выпотрошенные рюкзаки с едой. Он мог незаметно пробраться в палатку Коли и там совершить эту кражу. Ну а потом он вызвался посторожить ночью рюкзаки и сделал это тоже неслучайно – чтобы выглядеть героем и отвести от себя подозрения.

По-моему, все совпадает.

Я смотрела на Кирилла и не могла поверить своим глазам. Он – вор!

Хорошо. С этим все ясно. Но возникает следующий вопрос: что делать дальше?

«Как – что? – удивилась я. – Нужно вывести вора на чистую воду. Если Кирилл украл деньги, то нужно всем об этом рассказать».

После того как я поняла, что Кирилл является вором, он стал мне противен еще больше.

Я помню его самодовольное лицо, помню его безнаказанность, помню его вседозволенность… Он отрезал волосы детдомовской девчонке и знал, что ему за это ничего не будет. Потому что его мама – воспитатель! А за нас, детдомовских, некому заступаться!

А теперь еще оказывается, что он не просто наглец, но еще и вор!

Но больше всего меня удивляет другое. Почему он украл деньги? Ему что, своих не хватает? Судя по тому, как хорошо он одет, как модно пострижен, да и по тому, что у его семьи есть средства на путевку в горы, в деньгах он не нуждается. Так почему он тогда украл?

Меня подмывало объявить людям правду. Я страшно гордилась собой – надо же, как быстро я провела расследование!

Я решила не откладывать это дело и захотела прилюдно раскрыть преступление прямо сейчас.

Я влезла на бревно, чтобы быть более заметной, и похлопала в ладоши:

– Группа! Попрошу минуточку внимания!

– Ну что еще? – послышалось вдалеке. – Снова кого-то ограбили?

– Нет, не ограбили! – громко сказала я. – А как раз наоборот! Я знаю, кто украл деньги!

Вокруг меня быстро собралась группа.

Я стояла на бревне, как на высоком пьедестале почета, и смотрела на Кирилла. Он с интересом глядел на меня. Почему-то на его лице я не увидела и тени страха.

«Надо же, ни один мускул не дрогнул, – удивилась я. – Как хорошо маскируется. Тоже мне, Сонька Золотая Ручка!»

– Валя! Откуда ты знаешь, кто украл? – спросил Роман Семенович.

– Я провела небольшое расследование, – туманно ответила я. – У меня папа участковый, и я много чего знаю…

– А, ну да, я помню, тебя провожал мужчина в форме полицейского, – вспомнила Жанна.

– Это мой папа.

Все смотрели на меня. Вокруг царила тишина.

– Ну не тяни! – попросила Жанна.

– Коля, ты говоришь, у тебя пропали две тысячи? – спросила я, посмотрев с «постамента» на Колю.

– Да, две! – подтвердил «потерпевший».

– Вчера ночью, когда была вся эта суматоха с дикарем, я увидела одного человека из нашей группы, который прятал себе в карман две тысячи! – начала я обстоятельно рассказывать, обращаясь в основном к Коле. – Сначала я как-то не придала этому значения, но теперь, когда ты обнаружил у себя пропажу именно этой суммы, мне все стало ясно. Пока мы все толпились у костра и обсуждали, что нас обворовал дикарь, этот человек под шумок залез к тебе в рюкзак и украл деньги.

– Слушай, Агата Кристи, ты можешь покороче? – прервала меня Жанна. – Кто вор?

Я указала взглядом на Кирилла и сказала:

– Он.

– Кирилл?! – изумились все.

– Как ты мог?

– А прикидывался хорошим! Взялся рюкзак с едой сторожить! Наверное, хочешь быть поближе к чужому имуществу?

– Позор! Уходи из нашей группы!

Поднялся такой шум, что у меня чуть не заложило уши.

Сынок воспитательницы стоял, страшно растерянный, он побледнел и смутился. Против него шла разъяренная толпа.

– Хватит! Замолчите! – не выдержал Кирилл. Все немного притихли. После этого он гневно посмотрел на меня: – Ракитина! Что ты несешь?! Ты с ума сошла?!

– Ниоткуда я не сходила! – ответила я. – Я вчера сама все видела. И ты тоже видел, что я тебя видела. Мы пересеклись взглядами. Или скажешь, что этого не было? Я стала свидетелем! Свидетелем! – убежденно доказывала я.

– Никаким свидетелем ты не стала! – выкрикнул Кирилл. – Да, я вчера пересчитывал деньги. Но это не значит, что это деньги Коли!

– Да конечно, не значит! Значит! – Я упорно стояла на своем и смотрела на всех с высоты бревна. – У него пропали две тысячи! А у тебя в руках было столько же! Ты их положил в правый карман вот этих самых спортивных штанов! – указала я на его черные штаны.

– Я вчера подбирал с земли консервные банки, и деньги просто выпали у меня из кармана, потому что он не был застегнут! Я поднял деньги и положил обратно в карман!

– Ага, придумай какую-нибудь более правдоподобную версию, – усмехнулась я.

– А ну, доставай деньги! – грозно сказал Коля, медленно приближаясь к Кириллу.

– Почему я должен что-то доставать, если я ни в чем не виноват?

– Если отпираешься, значит, Валя права! – произнесла Люба.

– Я не отпираюсь, а защищаюсь! – отчаянно воскликнул Кирилл. – Это разные вещи!

– Доставай! – повторил Коля.

Кирилл подумал несколько секунд, а потом неожиданно спокойно проговорил:

– Хорошо. Мне скрывать нечего. Потому что я знаю, что это мои деньги.

С этими словами он раскрыл застежку на кармане, запустил внутрь руку и достал те самые две купюры по тысяче рублей, которые я вчера видела.

Все ахнули.

Я не смогла сдержать довольной улыбки.

– Ну, я же сказала, – с удовольствием произнесла я. – Это именно те деньги, которые я вчера видела! А еще говорит, что ничего не воровал!

Но в следующую секунду случилось то, чего я никак не ожидала.

– Подожди… Но это не мои деньги, – растерянно глядя на купюры в руках Кирилла, сказал Коля. – У меня пропали три купюры по пятьсот рублей и пять по сто. А тут две по тысяче…

Несколько секунд я не могла до конца осознать смысла его слов. Но когда до меня этот смысл дошел, от стыда мне сквозь землю захотелось провалиться.

А еще на бревно залезла, чтобы меня получше было видно! Вот позорище!

Пристально и без единой эмоции на лице глядя на меня, Кирилл положил деньги обратно в карман.

– Нет, это точно не мои, – повторил Коля.

– Как – не твои? – в недоумении спросила я. – Ты что-то путаешь! Это твои!

– Сама ты путаешь! Я же сказал – это не мои! – твердо повторил Коля. И, смущаясь, посмотрел на Кирилла: – Прости, братан…

– Ничего, все хорошо, – с невозмутимым выражением лица ответил Кирилл, и они пожали друг другу руки.

Даже не представляю, каких усилий ему стоило сдерживать свои эмоции. Я бы на его месте уже давно разрыдалась.

У меня пересохло в горле от осознания того, ЧТО я натворила.

– Валя, ты поступила неправильно, – печально сказал Роман Семенович. – Нельзя обвинять людей прилюдно, а тем более тогда, когда ошибаешься. Подошла бы к Кириллу и разобрались наедине.

Группа стала расходиться. Все укоризненно на меня смотрели.

Я стояла на бревне и щеки пылали от стыда.

Кирилл разочарованно поглядел мне в глаза, а потом с задумчивым видом стал спускаться со склона.

Я была потрясена. Не знала, что мне теперь делать.

Больше всего хотелось отмотать время на десять минут назад и не совершать того, что я совершила.

Но время назад не отмотаешь. И мой поступок никак не стереть.

«Что же я натворила!.. – с ужасом подумала я. – Совершила преступление, ведь клевета – это уголовно наказуемое деяние…»

Глава 8

Новые подозреваемые

Через пару часов мы собрали наш лагерь: свернули спальные мешки, палатки, убрали за собой мусор и двинулись по тропинке вверх.

Я шла в конце группы. Я чувствовала себя самым настоящим ничтожеством, и мне не хотелось попадаться никому на глаза. Все знали, как я оплошала. Все знали, что я прилюдно оклеветала человека.

Я была словно в тумане. Мне хотелось себя растоптать!

– Ой, не комплексуй, – подойдя ко мне, подбодрила Зина и вернулась в колонну.

Но от ее поддержки легче не стало, потому что я была по-настоящему неправа.

«Что же я натворила! – ругала я себя, поднимаясь в гору. – Что же я наделала!»

В течение нескольких лет я терпеть не могла Кирилла, а сейчас испытывала перед ним невероятное чувство вины. Мне было стыдно смотреть ему в глаза. Поэтому я смотрела в землю, чтобы случайно не столкнуться взглядами.

Чувство вины перед Кириллом угнетало меня, оно давило и не давало вздохнуть.

«Нет, это невозможно, – подумала я. – Нужно что-то делать».

Но что можно было сделать, чтобы сгладить свою вину? Только попросить прощения.

«Попросить прощения у кого? – изумилась я своим мыслям. – У него? У человека, который так унизил меня в лагере? У человека, из-за которого надо мной до сих пор смеется весь детдом?»

Но, с другой стороны, я не хочу усугублять ситуацию еще больше. Он передо мной так и не извинился за отрезанные волосы, но, может быть, хотя бы мне нужно поступить правильно и попросить у него прощения за то, что прилюдно его оклеветала?

После этих мыслей на душе стало очень легко и свободно, угнетающее чувство куда-то ушло. Я решила не тянуть и сразу же загладить перед Кириллом свою вину.

Буквально через несколько минут у него развязался шнурок и он отошел в сторону, чтобы его завязать. Вся группа прошла вперед, и мы с Кириллом оказались вдвоем.

«Ну вот видишь, как сложилась ситуация, – подумала я. – Значит, мое решение правильное».

Я собралась с силами, посмотрела на него и сказала:

– Кирилл, пожалуйста, прости меня. Я поторопилась с выводами.

Я не верила, что все это происходит в действительности. Что я по собственному желанию разговариваю с человеком, который два года назад сделал меня посмешищем.

Кирилл внимательно посмотрел на меня своими зелеными глазами, тоже словно не веря, действительно ли я это сказала, и улыбнулся:

– Да ладно… Со всеми бывает.

– Нет, не со всеми, – покачала я головой. – А только с теми, кто сначала делает, а потом думает.

– Ну… ничего страшного… – ответил он. И перевел тему: – С этим мы разобрались, но не разобрались с самым главным.

– С чем? – не поняла я.

– Кто все-таки украл деньги? – весело подмигнул Кирилл и ушел вперед, слившись с группой.

Я в задумчивости побрела за всеми. Действительно, – если Кирилл не брал деньги, то кто? Кто-то же все-таки является вором?

На смену этой мысли пришла другая: «Я не поняла, что значит «не разобрались»?! Почему он говорит во множественном числе? Он что, думает, что мы будем вести расследование вместе? Ну уж нет! Мне это не нужно! Я не хочу иметь ничего общего с этим человеком!»

И вообще, слишком много я о нем думаю! Лучше поразмышлять о расследовании. Кто все-таки украл деньги?

Есть такое понятие, как «круг подозреваемых». Это люди, которые потенциально могут быть причастны к совершению какого-либо преступления. Когда определен этот круг, нужно прорабатывать каждого подозреваемого и пытаться понять, совершал он преступление или нет? Нужно вычислять, где был подозреваемый в момент совершения преступления, чем занимался, видели ли его люди, которые могут подтвердить, что он был в другом месте.

В общем, нужно понять, есть ли у человека алиби или нет. Алиби – это какое-то обстоятельство, которое оправдывает обвиняемого или подозреваемого. Например, можно считать, что у человека есть алиби, если доказано, что в момент совершения преступления он находился в другом месте и поэтому не мог быть в том месте, где произошло преступление, или, например, он находился в другом месте раньше, чем было совершено преступление, но разница во времени все-таки недостаточна для перемещения к месту преступления. Допустим, если преступление совершено в 20.00, но доказано, что подозреваемый в 19.55 был в другом конце города, то понятно, что он просто не успел бы доехать.

К сожалению, разницу по времени в нашем случае не вычислишь. Лагерь не такой уж и большой – ровно за минуту можно дойти до любой палатки. Поэтому трудно понять, у кого есть алиби, а у кого нет.

Но зато можно пытаться вычислить круг подозреваемых.

Итак, что мы имеем? Наша команда состоит из десяти человек плюс Роман Семенович. Итого одиннадцать.

Я деньги не воровала. Значит, круг подозреваемых сужается до десяти человек.

Сынок воспитательницы, скорее всего, деньги тоже не воровал. Его из списка подозреваемых тоже вычеркиваю. Остаются девять человек.

Коля тоже не воровал, потому что он, собственно, и есть потерпевший.

Значит, круг подозреваемых состоит из восьми человек: Люба, Жанна, Зина, Игорь, руководитель Роман Семенович, Паша, Влад и Аня.

Интересно, кто же из них вор?

Я сомневаюсь, что вор Игорь, Жанна или Люба, потому что мы вчетвером видели дикаря и после увиденного зрелища нам было явно не до воровства!

Значит, Игоря, Жанну и Любу тоже можно вычеркнуть.

Итак, круг подозреваемых состоит из пяти человек – руководитель, Зина, Паша, Влад и Аня.

Да-да, Роман Семенович тоже подозреваемый. Хоть он и наш руководитель, но где гарантия, что это не он украл деньги? Такой гарантии нет! К тому же всем известно, что главный закон детектива – преступником является тот, на кого думаешь меньше всего. В нашем случае это именно Роман Семенович…

Поэтому такой вариант отрицать нельзя.

Но только теперь я буду аккуратнее. Не стану делать преждевременных выводов и обвинять людей, как обвинила Кирилла. Если я кого-то и заподозрю, то поговорю с ним лично, с глазу на глаз, как посоветовал… Роман Семенович.

Мы шли почти шесть часов.

К концу времени ног я уже не чувствовала. Просто взяла и перестала обращать внимание на боль, как будто ноги отваливаются не у меня. Вьющиеся каштановые волосы растрепались, в них запуталась какая-то солома и частички веток, по лбу тек пот, но никто не обращал внимания на внешний вид друг друга.

– Вот тут, пожалуй, и остановимся, – решил Роман Семенович, указывая рукой вперед.

На небольшом пригорке была поляна, окруженная редкими хвойными деревьями. С нее открывался великолепный вид на бескрайние цветочные поля внизу. Мне показалось, что передо мной как на ладони раскинулась вся земля.

Разбивали лагерь до самого вечера. Закончили, когда уже начало темнеть. У меня никак не получалось установить палатку, она все время заваливалась, а Люба куда-то ушла. Внезапно ко мне подошел Кирилл.

– Давай помогу, – предложил он и потянулся к палатке.

– Нет! – резко сказала я. – Не надо!

– Ракета, послушай… – начал сынок воспитательницы, но я его перебила:

– Я не Ракета! Я Валя! У меня теперь другая фамилия, если ты не знал!

– Знал, мне мама говорила. Извини, это я по привычке, – смутился Кирилл.

Я почувствовала внутри сильный протест. Я не хотела слушать Кирилла. Я не хотела с ним общаться. Этот человек был мне противен. Мне приходилось быть с ним рядом только потому, что мы оказались в одной группе. А теперь все складывает так, что мы начали разговаривать. Но я не хочу этого делать! Я попросила у него прощения, но начинать с ним общаться не хочу.

– Матвеев, уйди! – твердо сказала я и направилась к костру.

– Но Ра… – воскликнул Кирилл и поправился: – Валя!

Я ускорила шаг к костру, чтобы не слышать его.

То, что сейчас происходит, решительно мне не нравится. Да, я совершила ошибку и зря его обвинила. Но я уже попросила за это прощения. Какого-то продолжения общения я не хочу. А нам предстоит быть вместе еще восемь дней!

Я раздраженно села на бревно. Что мне делать? Как оградиться от Кирилла? Куда мне деться от него на эти дни?

Рядом на бревно сел сын руководителя Игорь и подбросил в костер палочку хвороста.

– Вы с ним вместе? – неожиданно спросил он.

– С кем вместе? – не поняла я.

– С Кириллом. Всем видно, что вы давно знакомы.

– Что?! – Я была в ужасе. Неужели все думают, что я дружу с сынком воспитательницы?! Какой кошмар! – Мы с ним не вместе! – твердо сказала я. – И я его совершенно не знаю!

– Ага, ну-ну, – усмехнулся Игорь.

У меня внутри все клокотало. Нет, так больше продолжаться не может. Я не хочу иметь ничего общего с этим наглым сынком воспитательницы! Я не хочу, чтобы люди думали, что мы общаемся! Этот поход закончится через восемь дней, и, судя по всему, все эти восемь дней Кирилл будет пытаться со мной общаться! Я не понимаю, зачем ему это надо! Ему что, не хватает других людей? Хотя, наверное, с ним просто никто не дружит, и поэтому он пытается общаться хотя бы со мной! Но больше всего удивляет то, что у него достало наглости заговорить со мной как ни в чем не бывало! Он обрезал мне волосы, но ведет себя так, как будто этот поступок был в порядке вещей! Как будто обрезать девушке волосы – это само собой разумеющееся!

Надо срочно что-то делать! Мне надо как-то оградиться от него! Было бы замечательно обмотаться колючей проволокой, чтобы он ко мне не подходил. Но колючей проволоки поблизости не было.

И внезапно меня озарила идея.

– Да, мы с ним действительно знакомы, но между нами конфликт, – едва ли не приплясывая от радости из-за появившегося плана, пояснила я Игорю.

– То есть? – не понял он. – Значит, ты поэтому незаслуженно его обвинила?

– Нет, это вышло случайно, это между собой никак не связано, – путано объяснила я. – Игорь, пожалуйста, помоги мне.

– Чем? – все больше и больше недоумевая, спросил он.

– Давай куда-нибудь отойдем. Там и поговорим, – предложила я.

– Идем в лес. – Игорь поднялся с бревна.

Мы направились в лес. Краем глаза я увидела, что Кирилл на нас смотрит.

Когда мы скрылись за деревьями от посторонних глаз и ушей, я попросила:

– Игорь, пожалуйста, сделай так, чтобы этот человек ко мне не приближался.

– Ты боишься, что он отомстит тебе за то, что ты его обвинила?

– Дело не в этом. Мы с ним давно друг друга знаем. Он очень некрасиво со мной поступил. И сейчас мы случайно попали в одну группу. У меня это просто в голове не укладывается! Мне постоянно приходится видеть этого человека! Пожалуйста, ты можешь… ну… сделать вид, что мы с тобой общаемся?

Игорь внимательно смотрел на меня, переваривая услышанное.

– То есть ты хочешь, чтобы я изобразил из себя твоего парня, и тогда он не будет к тебе подходить?

– Что-то вроде того… – смущенно ответила я. – Ты не переживай, это только до конца похода. А может, и еще меньше – на пару дней. Когда он увидит, что мы с тобой держимся рядом, то поймет, что за меня есть кому заступиться, и обязательно отстанет.

Игорь подумал.

– Ладно, – кивнул он. – Я тебе помогу. А что мне будет за эту роль?

– В смысле? – не поняла я.

– Раз уж мы с тобой стали общаться, то хочу рассказать – я мечтаю учиться на актерском факультете. Ну, актером хочу быть. А ты меня сейчас нанимаешь на работу. А актерам платят гонорары за то, что они исполняют роли.

– Понятно… – вздохнула я. – У меня есть почти новый mp3-плеер. Если хочешь, отдам его тебе.

– По рукам! – радостно согласился Игорь.

– По рукам, – сказала я, и мы направились к выходу из леса.

Неожиданно Игорь взял меня за руку. Я тут же ее отдернула, как будто меня ударило током.

– Ты чего? – изумился он. – Сама же попросила делать вид, что мы вместе!

Я нерешительно посмотрела на Игоря и, чуть подумав, протянула ему руку.

– А мы неплохо смотримся, – подмигнул он.

Я промолчала. Смотрелись мы действительно неплохо – он высокий, симпатичный шатен, а я среднего роста и тоже шатенка. Но наша дружба была всего лишь видимостью.

Мы не спеша вышли из леса. Внезапно я услышала грохот. Повернулась в сторону шума и увидела сынка воспитательницы, который во все глаза смотрел на нас. Под его ногами валялся железный чайник с разлитой водой, который он, судя по всему, выронил, когда увидел нас с Игорем.

Он понял, что я его заметила, смутился и нагнулся к чайнику.

«Прекрасно», – удовлетворенно подумала я и убрала руку из руки Игоря.

– Пока хватит, – сказала я. – Сейчас принесу плеер.

Я шла к палатке и пребывала в смешанных чувствах. Меня впервые в жизни взял за руку парень. Это так необычно – ощущать в ладони чужую ладонь… ладонь парня… Я почувствовала, как у меня горят щеки. Но тут же я вспомнила, что все это не по-настоящему.

Входя в палатку, я заметила, что она хорошо установлена, хотя, когда я уходила, она была завалена на бок.

«Наверное, Люба наладила», – решила я, взяла плеер и вышла из палатки.

Когда нас с Игорем никто не видел, я отдала ему плеер.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Не переживай, я постараюсь тебе помочь.

Вскоре мы все собрались у костра – пришла пора перекусить.

Неожиданно откуда-то послышалось блеяние.

– Что это такое? – переглянулись все.

– Смотрите, овцы! – указала Зина вдаль.

Мы повернулись и увидели вдалеке отару овец, которую подгонял пастух.

– Ух ты, овцы! – нашему удивлению не было предела. – Настоящие овцы!

Я никогда не видела отару овец, тем более которая идет по горному полю с яркой зеленой травой и белыми цветами.

Пастух с овцами подходил все ближе. Вернее, он просто шел по полю мимо нас.

– А давайте подойдем? – восторженно предложила Люба. – Сфотографируемся на память! Когда еще увидим столько овец? Ой, какие они красивые! Белые, пушистые! Надо же!

Мы спустились с полянки и по упругой траве помчались к пастуху. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это мужчина лет шестидесяти. Он был худым, загорелым до черноты, одет в старые светлые брюки, которые вместо ремня подпоясывала веревка, на ногах – пыльные ботинки, на голове – широкополая соломенная шляпа, а в руке он держал длинный прутик с листьями.

Увидев толпу бегущих людей, овцы заволновались, остановились и начали пятиться.

– Эй, тише! – крикнул нам пастух. – Сейчас овцы разбегутся!

Мы замедлили шаг.

– Откуда вы? – удивился он и поправил шляпу. – Прямо целая толпа…

– У нас поход, – сообщила Люба. – Мы поднимаемся на вершину горы.

– Понятно, – медленно протянул мужчина, внимательно оглядывая каждого из нас. Взгляд его карих глаз был проникновенным и мудрым, он излучал какое-то умиротворение. – В наших местах редко встретишь людей.

– Вы тоже первый человек, которого мы встретили, – улыбнулась я. – А можно погладить овец?

– Погладьте, – пожал плечами пастух. – Они добрые.

Я никогда так близко не видела этих животных. У них была длинная пушистая кудрявая шерсть и забавные морды.

Я протянула руку к одной из овец. Она приблизила нос, понюхала раскрытую ладонь, наклонила голову и… ласково провела ею по ладони! Овца сама погладилась о мою ладонь!

– Ух ты! – Все пришли в восторг. – А можно я? А я?

Парни и девчонки начали подставлять овцам ладони.

Одних людей овцы к себе подпускали, а других почему-то нет. Когда Жанна приблизила руку к овце, та возмущенно заблеяла и решительно попятилась.

– Какие-то дикие у вас овцы! – возмутилась Жанна. – Гладить себя не дают! Не хотят – ну и не надо! Только руки выпачкаю и клещей от них подхвачу!

– Они тебя боятся, – усмехнулась Зина. – Они поняли, что ты ими брезгуешь.

– Сомневаюсь, что у овец хватит ума что-то понять, – ответила Жанна.

– Ну, по крайней мере хватило ума не дать тебе себя погладить.

– Слышь, Зинка?! – взвилась Жанна. – Отцепись от меня!

– Да я и не цеплялась, больно надо! – фыркнула Зина.

– Меня зовут Тамерлан, – представился пастух, явно чтобы помешать ссоре.

– А пойдемте в наш лагерь! – предложила Люба.

Жанна стояла, насупившись. Хоть она и делала вид, что не так уж сильно и хотела погладить овцу, но всем было ясно, что она расстроена.

– Отчего ж не пойти? – ответил Тамерлан.

Все направились в сторону лагеря. Роман Семенович заметил нас и вышел навстречу.

– Ого, – восхитился он, разглядывая овец и пастуха.

– Добрый вечер, – проговорил Тамерлан.

– И вам добрый вечер. Присаживайтесь к костру, – радушно пригласил Роман Семенович.

Над костром висел закоптелый котел с кипящей перловой кашей.

Рядом со мной сел Игорь и ласково мне улыбнулся. Я тепло улыбнулась ему в ответ.

Это увидел Кирилл. Я услышала тяжелый вздох.

«Это хорошо, – подумала я. – Он поймет, что мы с Игорем дружим, и перестанет ко мне подходить».

– Зачем это надо… – досадливо, но негромко сказала Жанна.

– Что? – не поняла я.

– И так мало еды, экономим, а тут еще этот пастух, – процедила она сквозь зубы. – Каши осталось только на завтрашнее утро. А Роман Семенович говорил, что до поселка дойдем только завтра вечером!

– А тебе-то что? – отозвалась Зина. Оказывается, она тоже услышала Жанну. – Ты ж за фигурой своей следишь!

– Чего ты вечно ко мне цепляешься?! – рассердилась Жанна.

– Потому что не переношу таких фифочек, как ты, поэтому и цепляюсь!

– Исчезни! – посоветовала Жанна. – Сделай вид, что тебя нет.

– Ну, хорошо, – процедила сквозь зубы Зина. – Запомни – ты у меня еще попляшешь.

– Не волнуйся, я отдам Тамерлану свою порцию, – сказал Игорь Жанне и гостеприимно улыбнулся пастуху: – Тамерлан, разделите с нами ужин.

– Нет, спасибо, – покачал головой Тамерлан. – Я только чай попью.

Тамерлану налили чай.

– Вот вы местный житель, – обратилась Люба к Тамерлану, – скажите, тут в горах есть что-нибудь необычное?

– Что ты имеешь в виду? – обхватив чашку руками, будто пыталась согреться, уточнил он.

– Я имею в виду горного дикаря, – сказала напрямую Люба. – Ночью на наш лагерь напало какое-то высокое существо. Мохнатое, похожее на человека. Оно рычало на нас и украло два рюкзака с едой.

Тамерлан вздохнул и задумчиво посмотрел куда-то вдаль.

– Это не дикарь, – отозвался он. – Вы видели Никиту.

– Кого?! – удивилась Люба.

Пастух снова вздохнул.

– Да… Это Никита. Несчастный человек… Ему сорок лет… Его семья жила здесь, в горах… Беременность у его матери была очень тяжелая, живот женщины раздуло… Думали, что у нее двойня… Когда пришло время рожать, позвали повитуху. Родились не два ребенка, а один, но очень крупный. Когда повитуха увидела этого ребенка, то упала в обморок. Он был весь волосатый. Лицо, руки, ноги… все волосатое… Наверное, что-то не то с организмом… Никита рос, но его сторонились все жители поселка… Его все дразнили, над ним смеялись, а маленькие дети при виде него плакали от страха… Его возили по больницам, но врачи ничем не смогли помочь… Они сказали, что это врожденное заболевание. Я не помню, как оно называется… Это когда на теле чрезмерно растут волосы… В прошлых веках таких людей даже показывали в цирке… Никита не смог ни с кем подружиться. Вернее, с ним не дружили… Мать Никиты умерла, и он остался совсем один. А отца уже давно нет… его на охоте разорвал медведь… И Никита ушел жить в лес, подальше от людей…

Тамерлан замолчал. Впечатленные историей, мы не произнесли ни слова. Мне стало очень жалко Никиту.

После рассказа пастуха я вспомнила, что однажды видела в Интернете статью про эту болезнь, которая в медицине называется гипертрихоз. То есть чрезмерное развитие у человека волосяного покрова. Эта болезнь бывает и врожденной – она даже может передаваться по наследству – и приобретенной – из-за нарушения эндокринной системы организма. С приобретенной можно бороться медицинскими препаратами, а вот врожденная не лечится никак. Хуже всего то, что если делать эпиляцию, то волосы начинают расти еще сильнее.

Меня пробрала дрожь. Бедные люди…

– Да, вот такая грустная история… – уловил наше общее настроение пастух. – Он приходит ко мне иногда.

– Кто?! Никита?! – изумились мы.

– Да, – подтвердил Тамерлан.

Пастух отпил чаю, повернулся и посмотрел на овец, которые легли на траву и дремали.

В этот момент я заметила, что рядом со мной нет Зины. Я огляделась и вдруг увидела у себя за спиной, как она, осматриваясь по сторонам, спускается с полянки и направляется в сторону лагеря. Все участники похода сидели здесь, на месте.

«Куда это она идет? – подумала я. – Неужели спать?»

И внезапно мой мозг, словно стрела, пронзила мысль: надо за ней проследить! Зачем это она направилась к нашим палаткам?

Сердце тревожно застучало.

Я встала с бревна.

– Валь, ты куда? – нежно глядя на меня, поинтересовался Игорь.

– Сейчас приду, – ответила я.

– Не задерживайся, я по тебе скучаю.

Я улыбнулась Игорю и, скользнув взглядом по Кириллу, отправилась за Зиной. Кажется, наш план действовал как надо – сынок воспитательницы больше ко мне не подходил.

Было темно. Фонарик включать я не стала, чтобы Зина не заметила. Я шла, глядя на силуэт впереди. Она двигалась на расстоянии примерно десяти метров.

Вдруг она остановилась и прислушалась. Я резко спряталась за дерево.

Зина постояла, посмотрела по сторонам и направилась к своей палатке. Расстегнула молнию на входе.

«Так она спать… – облегченно вздохнула я. – Наверное, устала».

Зина вошла в палатку.

Я развернулась, чтобы уйти. Сделала несколько шагов в обратную сторону, к костру, и вдруг снова услышала звук молнии.

Зина вышла из своей палатки, застегнула ее и… направилась к палатке Жанны.

«Интересно! – изумилась я. – Зачем ей палатка Жанны? – и внезапно опешила: – А что, если вор – Зина? Что, если она хочет ограбить Жанну?»

Тем временем Зина открыла палатку и влезла внутрь.

Мое сердце учащенно застучало.

«Что мне делать? – лихорадочно думала я. – Брать ее с поличным? Может, это именно Зина обворовала Колю, а теперь хочет ограбить Жанну? А что, вполне возможно! Жанна обеспеченная девушка, у нее есть что украсть!»

Пока я думала, Зина уже выбралась из палатки Жанны и на цыпочках направилась в мою сторону.

Я шмыгнула за кусты.

«Так, подожди, – подумала я. – Не надо брать ее с поличным. Сегодня ты уже взяла Кирилла! И что из этого вышло? Ты оклеветала невиновного человека! Поэтому не совершай прежних ошибок».

Я решила запастись терпением и не совершать необдуманных поступков. Но Зину нужно взять под тщательное наблюдение.

Я вернулась к костру. Через минуту пришла Зина. Я была словно в прострации. Вокруг происходили какие-то события, разговаривали люди, а я как бы находилась отдельно от всех.

Я взглянула на Зину. На ее лице сияла легкая улыбка, как будто она была чем-то очень довольна. Зина была веселая, со всеми шутила, как будто в ее жизни случилось что-то приятное.

«Такая реакция может говорить об удачно выполненном деле», – резюмировала я.

Участники похода снова щелкали фотоаппаратами, снимаясь на память с Тамерланом и сонными овцами.

– Уже поздно, пора спать, – объявил руководитель. – Завтра двинемся дальше в путь.

Тамерлан встал с бревна и направился к своим животным.

– Кто будет сегодня ночью охранять рюкзак с едой? – спросил Игорь.

– Сегодня снова буду я, – ответил Роман Семенович.

– Давайте я тоже посторожу! – вызвался Коля.

– А зачем нам теперь сторожить? – сказала вдруг Зина.

– Как это? – не поняли все.

– Сегодня с нами ночует Тамерлан. Он сказал, что общается с Никитой. Значит, если тот снова на нас нападет, то Тамерлан с ним поговорит. Он же за овцами следит и спать, наверное, не будет.

«Ну точно! – мысленно ахнула я. – Это Зина! Сейчас она специально все это говорит, чтобы расчистить себе путь! Вполне возможно, что ночью она влезет в чей-то рюкзак!»

– Вот еще! – резко ответила Жанна. – Он чужой человек! Ему нельзя доверять! Мы все – одна команда и доверять должны только друг другу. Вдруг утром проснемся, а здесь не будет ни пастуха, ни овец, и ни нашей последней оставшейся еды?

«Сейчас Зина с ней поссорится, как обычно», – подумала я.

Но неожиданно она промолчала.

Я посмотрела на Зину, в ее глаза, старясь увидеть в них какой-то ответ. И кажется, увидела. В ее глазах была насмешка.

– В чем-то Жанна права, – задумчиво протянул Роман Семенович. – Будет не очень удобно перекладывать наши проблемы на постороннего человека. Поэтому давайте сделаем, как решили изначально: дежурить будем мы с Колей.

– Да, перекладывать наши заботы на Тамерлана – это неприлично, – пристально глядя Жанне в глаза, сказала Зина, – но думать плохо о человеке – это тоже неприлично. Ты, Жанна, никогда не наговаривай на людей. Это неправильно.

– Чего ты вечно ко мне цепляешься?! – взорвалась Жанна.

– Я не цепляюсь, а высказываю свои мысли, – ответила Зина.

– Меня твои мысли не интересуют.

– А меня не интересует, интересуют тебя мои мысли или нет. Я просто беру и говорю.

Вернулся Тамерлан, который проверял, как там овцы.

– Я буду спать возле овец, – сообщил он. – Я всегда сплю рядом с ними. Спокойной ночи, – пожелал он и спустился к животным.

Ситуация с Тамерланом многое сказала об отношениях Жанны и Зины. Налицо явный конфликт. А если между людьми есть конфликт, это значит, что у одного из них может быть мотив подставить другого.

И все-таки что делала Зина в палатке Жанны?

Глава 9

Отрезвляющий ручей

– Кто это сделал? Кто? Я спрашиваю, кто это сделал?!

От неожиданности я испуганно проснулась и вздрогнула: «Что случилось?»

Я не могла понять, что произошло и кто кричит. Стала быстро расстегивать спальный мешок и принялась выбираться из него. Так спешила, что запуталась в мешке и упала.

– Кто это сделал?! Кто?! – послышался с улицы возмущенный крик Жанны.

Наконец я выбралась из мешка и расстегнула вход в палатку. На улице уже было светло, но солнце еще не взошло.

Одна за другой расстегивались палатки и из них выбирались сонные парни и девчонки.

Посередине полянки стояла Жанна, и лицо ее отражало все оттенки гнева.

– Что случилось? – спросила я, выходя.

– Да что ты кричишь? – стали возмущаться все. – Пять утра на часах! Дай хоть на каникулах выспаться!

– Я еле вылезла из спального мешка! – завопила Жанна. – Кто-то зашил мой спальный мешок!

– Чего? – изумилась Люба.

– Того! – перекривила ее Жанна. – Кто-то зашил мой спальный мешок! Я его открыла только до половины, а вторая половина была зашита нитками! А перед сном я заметила, что кто-то оторвал бегунок от молнии на палатке! Теперь я понимаю – его оторвали, чтобы ночью ко мне залезть!

– Кто это сделал? – грозно оглядел всех Роман Семенович.

– Все! – закричала Жанна. – Все! Мне надоел этот дурацкий поход! Я ухожу домой! Я сейчас позвоню папе, и пусть он за мной приедет! Ариведерчи! А вы, – посмотрела Жанна на Романа Семеновича, – тоже получите по заслугам! Такой ужасной организации я еще не видела! Я сделаю все для того, чтобы у вас отобрали лицензию!

– Жанна, ты перегибаешь палку, – стараясь сдерживаться, проговорил Роман Семенович.

– Это я перегибаю палку? – Жанна подошла к нему поближе. – Это вы неправильно себя ведете! В вашей группе ограбили человека! А вы до сих пор ничего не сделали!

– Слушай, Жанна, не груби! Веди себя повежливее! – заступился Игорь за отца. – Ты разговариваешь со взрослым!

– Я разговариваю с руководителем похода, который должен обеспечивать наш комфорт! Но никакого комфорта я не замечаю! – не осталась в долгу Жанна.

– Хорошо, а что ты мне предлагаешь сделать? – спросил Роман Семенович. – Обыскать личные вещи каждого? Прекратить поход? Что мне сделать?

– Что сделать?.. – задумалась Жанна и растерялась. – Я не знаю, что вы должны в таких случаях делать, но делать что-то должны! Колю ограбили, меня зашили… А дальше что? Все! Я ухожу!

Сказав это, она решительно направилась к своей палатке.

– Меньше народу – больше кислороду, – пожала плечами Зина.

«Теперь понятно – это Зина зашила ей спальный мешок! – подумала я, но в следующую секунду возразила самой себе: – Секундочку. Вчера, когда я видела Зину в палатке Жанны, Жанна еще не спала. Поэтому Зина не зашивала ей мешок, иначе перед сном Жанна просто не влезла бы в него! Значит, мешок зашили в то время, когда Жанна спала. Но все равно странно – что делала Зина в ее палатке?»

Через мгновение по горам снова пролетел вопль Жанны:

– Ограбили! Меня ограбили!

Все помчались к ее палатке.

– Меня ограбили! – вылетая из палатки, возмущенно закричала девушка. – Я хотела взять телефон, чтобы позвонить папе, но телефона нет! Его украли! У меня очень крутой смартфон!

– Как ограбили? – опешил Роман Семенович.

– Да вот так! Взяли и ограбили! Я же говорила! Говорила, что все это будет продолжаться!

Теперь мне все стало более чем понятно. Не знаю, кто зашил ее мешок, но телефон, судя по всему, украла именно Зина!

– Люди! – послышался издалека голос Коли.

– Ну что там еще? – обреченно сказал Роман Семенович, и все помчались к Коле.

Коля стоял возле склона, под которым была полянка, на которой вчера спали овцы.

– Пастуха нет! – громко сообщил Коля.

– Так это пастух меня ограбил! – воскликнула Жанна. – Я так и думала, что ночью он нас ограбит! И вот, пожалуйста, я оказалась права! Ну зачем ему мой смартфон?! Да он же его и включить не сумеет! И в горах его даже негде заряжать! Да лучше бы он украл лак для волос с блестками, он мне не нужен! Так нет же, смартфон ему понадобился! Я все поняла: Тамерлан и Никита – это организованная преступная банда! – заявила Жанна. – Надо на них написать заявление в полицию!

– Да, обязательно нужно обратиться в полицию! – поддержала ее Зина.

«Можешь не переживать, полиция уже здесь», – глядя на нее, подумала я.

Кирилл молча внимательно всех слушал. У него был задумчивый вид.

– Да, все сходится, Тамерлан и Никита из одной шайки, – продолжала развивать тему Жанна.

И Коля ее поддержал:

– Получается, меня вчера ограбил Никита, а тебя сегодня – Тамерлан. Наверное, они сейчас сидят в какой-нибудь хижине и делят награбленное!

– Н-да… – задумчиво почесала Зина затылок. – Логично.

Я удивлялась все больше и больше. Зина, которая всегда была против Жанны, сейчас очень активно ее поддерживает.

– Логично, но что-то тут не так, – вступила я в разговор. – Не похож этот пастух на вора. Да и где ему потом сбывать награбленное? Я не видела тут в горах скупку мобильников.

– Да много ты понимаешь в грабителях! – отмахнулась Жанна.

– Представь себе, понимаю! – сказала я. – Мой папа – участковый! И он рассказывал, как проводить расследования!

– Ага, видели мы вчера, как грамотно ты проводишь расследования, – усмехнулась Жанна. – Если твой папа участковый, то это не значит, что ты заразилась от него воздушно-капельным путем и тоже стала участковой! Я сказала, что грабитель – пастух, значит, он грабитель! Не зря же вчера он мне не понравился!

– Железная логика, – иронично заметила я и подумала: «Ну, хорошо. Если хочет, чтобы я молчала, значит, помолчу. И все-таки мне кажется, что пастух тут совсем ни при чем. Уйти он мог просто потому, что ему захотелось это сделать. А вот Зина, которая копалась вчера в палатке Жанны, у меня под большим подозрением».

– Я думаю, что ночью он залез ко мне в палатку, украл телефон, а потом зашил спальный мешок, – вслух размышляла Жанна. И ужаснулась: – Ой! Так он же хотел меня убить! Он хотел, чтобы я задохнулась в мешке, и тогда никто бы не узнал, что у меня украли телефон!

– Мне кажется, ты говоришь что-то не то, – вступил в разговор Кирилл. – Зачем ему тебя убивать?

– Тогда как ты все это объяснишь? – вскинулась Жанна. – Как?

– Пока что не знаю, – растерялся Кирилл. – Но я не думаю, что пастух стал бы заниматься этой ерундой и зашивать твой спальный мешок…

– Да мало ли что ты думаешь! – грубо ответила Жанна. – По-моему, тут думаю только я, а всем остальным нет никакого дела! Это просто поразительно! Вы с Валей прямо парочка! У обоих мозги работают в одном направлении, и только я рассуждаю здраво!

Меня обдало жаром. Я посмотрела на Кирилла. Он посмотрел на меня.

– Никакая мы не парочка! Слова подбирай! – резко сказала я Жанне и отошла в сторону.

Я была просто в шоке! Я не хочу иметь ничего общего с этим человеком! А еще хуже, если люди думают, что у нас одинаковые мысли! Никакие они не одинаковые! У нас с ним не может быть ничего одинакового! А слово «парочка» – это вообще уму непостижимо!

Но вскоре я немного успокоилась и призналась самой себе: и все-таки хоть я и не переношу Кирилла, но сейчас с ним согласна. Мне тоже кажется, что пастух не виноват.

На мой взгляд, дело было так. Вчера Зина могла пробраться в палатку к Жанне, украсть у нее телефон, а ночью, после того как та заснула, могла зашить ее спальный мешок. Вчера никто, кроме меня, не видел, как Зина пробралась в чужую палатку, и поэтому все подозревают пастуха. Но возникает новый вопрос – зачем Зина зашила мешок Жанны?

Интересно… Это нужно выяснить. Но теперь, наученная горьким опытом, я не хотела прилюдно обвинять Зину. Нужно разобраться тактично. И между прочим, папа говорил, что во время следствия никогда нельзя делать преждевременные выводы и говорить: «Этот человек вор». Нужно рассуждать более нейтрально: «Возможно, этот человек мог совершить кражу». Поэтому про Зину я думала так же – возможно, кражу совершила она.

Через какое-то время обсуждение произошедшего затихло, и все разбрелись кто куда.

Я подошла к Зине и предложила:

– Прогуляемся?

– Пойдем, – пожала плечами она.

Мы направились к водопадам.

– Как тут красиво! – улыбнулась Зина. – Сфотографируй меня!

Я сделала снимок на фоне водопада и вернула ей фотоаппарат. Мы двинулись к валунам, чтобы присесть.

– Зина, нам нужно поговорить, – серьезно сказала я по пути.

– О чем?

– Я вчера все видела. Ты влезла в палатку Жанны.

Зина резко остановилась и, вытаращив глаза, посмотрела на меня:

– Видела?..

– Видела, – кивнула я. – А сегодня Жанна обнаружила, что у нее украли телефон… Вы с Жанной постоянно ссоритесь. Вчера я лично слышала, как ты сказала ей: «Запомни – ты у меня еще попляшешь». То есть это была угроза. А потом у нее украли телефон. Как ты можешь все это объяснить?..

– Я не брала его, честно! – воскликнула Зина. – Да, я вчера сильно разозлилась на нее и пошла к ней в палатку. Но я туда пошла не за телефоном, а за бегунком!

– За каким бегунком? – не поняла я.

– Да вот за этим. – Зина сунула руку в карман и достала бегунок, который закрывает молнию на палатке. – Я его открепила, чтобы потом, ночью, могла открыть палатку. Она ведь закрывается изнутри и фиксируется бегунком. Ну, и когда она заснула, я вошла в палатку и слегка подшила спальный мешок… – призналась Зина. И, ударив себя кулаком в грудь, жарко сказала: – Но я не брала ее телефон! Зачем он мне нужен, у меня свой есть! Да, спальный мешок зашила я! Но телефон я не брала! Не надо вешать на меня это дело!

Я с болью смотрела на Зину.

– Зина, я тебя ни в чем не обвиняю. Я разбираюсь. Пока что самый явный мотив прослеживается у тебя, ведь вы с Жанной постоянно ссоритесь…

Зина задумчиво покусала губы.

– Хорошо, – сказала она. – Если хочешь, то можешь прямо сейчас пойти и осмотреть все мои вещи. Ты увидишь, что там нет смартфона этой Жанны!

Я молчала в раздумьях.

– Да не брала я его! – едва не плача, воскликнула Зина. – Ну честно – не брала! Мешок я зашила, а телефон не брала! Ну Валя, ну поверь мне!

Я колебалась, не зная, что делать. С одной стороны, мне хотелось, чтобы Зина оказалась невиновной, но, с другой стороны, я видела, что она была в палатке…

– Ты, кажется, говорила, что у тебя отец участковый? – хитро прищурившись, спросила она.

– Да, – подтвердила я.

– И ты, видимо, решила пойти по его стопам?

– Ну… да.

– Тогда послушай меня. Я знаю, что я ничего не воровала. Вор кто-то другой. Видимо, это тот же самый человек, что украл Колины деньги. Но ты сомневаешься. Давай договоримся. Если произошло два ограбления, то, мне кажется, будет и третье. Поэтому давай ты будешь всегда следовать за мной по пятам? И вот когда ты увидишь, что снова кто-то кого-то ограбил, тогда ты поймешь, что это не я!

– То есть ты хочешь быть как бы под постоянным конвоем?

– Да! – обрадовалась Зина. – Под конвоем! Добровольно! Ты не комплексуй, все нормально, я не буду смущаться, я буду только рада, если ты за мной последишь!

– Нет, Зин, так не пойдет, – отказалась я. – Все равно я не смогу круглосуточно тебя контролировать. Я же должна когда-то спать.

– Но что же мне делать, если это не я?! – с отчаянием в голосе спросила Зина.

И вдруг Зина чуть ли ни подскочила на месте от посетившей ее мысли и предложила то, чего я никак не ожидала:

– Ой, слушай! А давай я тебя найму! Давай я тебя найму, чтобы ты нашла настоящего вора? Поработай частным детективом!

Это предложение повергло меня в шок. Никогда не думала, что возникнет нужда взяться за расследование даже раньше, чем выучусь в институте!

Зина так сильно борется за себя… Может, она действительно не виновата?

– Ладно, Зин, пока что я не буду никому ничего говорить, – вздохнула я и предупредила: – Но знай – ты у меня под наблюдением.

– Хорошо! – живо согласилась она. – Наблюдай!

– Если я не права в своих выводах, заранее прошу прощения, – сказала я и отправилась к группе.

Зина осталась стоять у валунов возле водопада.

«Если украла все-таки Зина, то, мне кажется, после этого разговора она побоится что-то воровать, – решила я. – Не может же она снова продолжать воровать, зная, что она у меня «на карандаше». Поэтому, если случаи воровства продолжатся, вполне возможно, что это ворует действительно не Зина…»

– Валя, пошли готовить! – услышала я голос Любы, которая стояла у костра.

– Иду! – откликнулась я и подошла к костру.

– Особо обильным завтрак не будет, потому что еды осталось мало. Придется немного поголодать до вечера, пока не дойдем до поселка и не купим провизии, – проинструктировала Люба.

Никто, даже Жанна, ничего не ответил. Мы просто молча кивнули и отправились кто куда: одни – искать хворост, другие – готовить еду, третьи – умываться.

Из-за того что тушенки было мало, мы решили сделать суп. Каша с водой и тушенкой объемнее, чем просто каша с тушенкой.

Люба начала раскладывать еду.

В воздухе чувствовалась тревога. Еда закончилась. Это было очень необычное ощущение – знать, что нет еды.

– Сейчас поедим и двинемся в путь, – сказал Роман Семенович. – Вечером дойдем до поселка и купим наконец еды.

Я присмотрелась к Роману Семеновичу. Он был поникшим и расстроенным. Когда я увидела его впервые возле поезда, это был энергичный и веселый человек, а сейчас он был задумчивым и озабоченным. Видимо, неприятные происшествия в группе выбили его из колеи.

Едва я это подумала, как Роман Семенович громко сказал:

– Группа! Я делаю официальное заявление! Лично я не верю, что нас ограбил пастух! Если в самое ближайшее время телефон Жанны и деньги Коли не вернутся на место, то мне придется лично обыскать вещи каждого! Прерывать поход из-за одного человека будет нечестно по отношению к остальным. Каждый платил деньги за эту путевку, и люди имеют право насладиться походом! А вместо этого у нас происходят кражи! Я просто в шоке! За всю мою практику такого никогда не было! Повторяю еще раз – или возвращается телефон и деньги, или я обыскиваю каждого, – предупредил руководитель и сурово оглядел всех. – А теперь – завтрак.

– Вот это правильно! – одобрила Жанна. – Давно пора! Если придется обыскивать вещи, то говорю заранее – на моем телефоне сзади была царапина в виде галочки! Это младший брат поцарапал! Поэтому телефон я обязательно опознаю!

Через пару часов мы собрали лагерь и стали подниматься в гору.

На одном участке дороги нужно было пересечь неглубокий горный ручей. Чтобы перейти его и не намокнуть, следовало аккуратно идти по крупным камням, которые лежали в ручье, но верхушками возвышались над водой.

Я стала рассматривать камни, прикидывая, по каким можно перейти ручей.

Но неожиданно ко мне подошел Игорь и взял меня на руки.

– Отпусти! – возмутилась я, пытаясь стать на землю. – Что ты делаешь?!

– Выполняю свою работу, – улыбаясь, прошептал он.

– Ой… я забыла… – наигранно улыбнулась я в ответ.

Держа меня на руках, Игорь ступил на камни и пошел по ручью. Мне стало страшно. Игорь не отличался крепкой фигурой, он был высокий, но не мускулистый, и я боялась, что он…

Не успела я додумать эту мысль, как Игорь вдруг поскользнулся и вместе со мной упал в прохладную воду.

– Ракета! – внезапно услышала я испуганный голос Кирилла.

Он подбежал ко мне и взял меня за руку, чтобы помочь подняться. Ручей был неглубокий, но я упала на камни и больно ударилась.

– С тобой все в порядке? – в волнении спросил он. – Ты не ушиблась?

– Руки от нее убери! – вставая с камней, рявкнул Игорь. – Не прикасайся к ней!

Кирилл медленно, нерешительно отпустил меня.

– Да я просто помог… – растерянно сказал он.

– Я и сам могу поднять свою девушку! – отрезал Игорь.

– Не надо ее ронять – тогда и поднимать не понадобится, – ответил Кирилл и ушел, раздраженно шлепая кроссовками по ручью.

Я стояла в воде. С меня текли струйки.

– Извини… – виновато опуская глаза, проговорил Игорь.

– Ничего страшного, – ответила я и вышла наконец на сушу.

«Зачем этот сынок воспитательницы бросился мне помогать?! – возмущенно подумала я. – Кто его просил?! Я бы и сама поднялась! Героя из себя строит!»

Я скрылась за кустами, раскрыла рюкзак и надела сухие вещи.

После того как ко мне прикоснулся сынок воспитательницы, я чувствовала себя какой-то грязной, как будто упала не в чистейший горный ручей, а в грязную лужу.

К вечеру мы поднялись на высоту тысяча сто метров. Деревья начали редеть, камней становилось все меньше. Мы вышли на поляну.

– А вот и поселок! – Роман Семенович указал вперед.

Перед нами лежала сказочная долина между двумя горами. Она была покрыта сочной зеленой травкой, и в ней ютился небольшой поселок. На полях паслись овцы, коровы, куры и гуси. Чуть дальше виднелись домики, возле которых ходили люди.

– Тебе это ничего не напоминает? – внезапно я услышала возле себя голос Кирилла.

Между нами тут же вырос Игорь и грозно сжал кулаки:

– Я тебя предупреждал или нет? Я не понимаю, почему я все время вижу тебя рядом с Валей?

Вздохнув, Кирилл отошел в сторону.

Этот пейзаж действительно был до боли знакомым, но я не могла понять, где видела его раньше.

Я стала терзаться в сомнениях – что мне делать? Кирилл явно знает, что это за пейзаж. Но если я у него спрошу, то, получается, снова с ним заговорю.

Я долго раздумывала, но любопытство все-таки взяло верх.

– Что ты имел в виду? – спросила я у него.

– Вспомни фотообои, – намекнул Кирилл и, посмотрев на нас с Игорем, отправился к группе.

Я ахнула: точно! Сейчас перед моими глазами словно ожила картинка, которую много лет я разглядывала в детдомовской спальне. На фотообоях был именно этот пейзаж! Эти горы, эта долина, эти луга с цветочными полями, эти голубые реки! Сколько раз я прикасалась к стене, воображая, что нахожусь в горах, а сейчас действительно стою на этом месте! Значит, фотограф, по снимку которого были произведены фотообои, сфотографировал именно это место!

– Валя, я что-то не понял, что все это значит? – недовольно спросил Игорь. – Зачем ты с ним заговорила? Зачем ты сама все портишь?

– Он меня заинтриговал, – смущенно ответила я.

– Так мне помогать тебе или нет? – недоуменно развел руками Игорь. – То ты просишь оградить тебя от него, то сама к нему подходишь! Ты какая-то непонятная!

– Это вышло случайно, – растерянно ответила я.

Я действительно была растеряна. Я не понимала, что со мной происходит. Мне было страшно признаться самой себе, но я поняла – почему-то я больше не злюсь на Кирилла. У меня ничего не получается! Все эти годы, что прошли с тех пор, как он отрезал мне волосы, я не могла о нем даже думать – настолько сильно он был мне противен, – а сегодня вся злость куда-то ушла.

Вдруг я сообразила! Все то время, что мы здесь находимся, я всячески отталкиваю от себя Кирилла. Но, если рассудить здраво, на самом деле он не делает ничего плохого. Наоборот, он постоянно ведет себя даже благородно. Он простил меня за то, что я прилюдно обвинила его в воровстве. Он помог мне подняться, когда я упала в ручей. И в конце концов, он тоже думает, что Тамерлан – не вор!

В этот момент я вспомнила, что вчера не могла установить палатку. Ко мне подошел Кирилл, а я ему ответила, что не хочу с ним общаться, и ушла просить Игоря, чтобы он оградил меня от Кирилла. А когда вернулась – палатка была крепко установлена. Я подумала, что ее установила Люба, но сейчас поняла, что, скорее всего, это сделал Кирилл. Получается, я ему нагрубила, а он взял и установил палатку. Хотя мог бы просто развернуться и уйти.

А сейчас… Сейчас Кирилл напомнил мне, что этот пейзаж – пейзаж с фотообоев. Это очень много значит. Это значит то, что он очень хорошо меня знает. Выходит, он до сих пор помнит, что я любила те фотообои. Казалось бы, мелочь, но на самом деле это не мелочь, а очень важная деталь.

Я посмотрела на Кирилла. Он стоял на пригорке и фотографировал этот пейзаж. Но сейчас меня интересовал не пейзаж, а сам парень. Легкий ветерок развевал его темные волосы, зеленые глаза были необычайно красивыми и выразительными, а его крепкая фигура навевала ощущение надежности и силы.

И неожиданно в эту секунду я поняла, что совершенно не знаю этого человека. Мы восемь лет находились вместе в детдоме, ели в одной столовой, ходили по одним коридорам, сидели на одном диване, но я не знаю, чем он увлекается, какую музыку любит, по каким улицам Ростова гуляет, не знаю, кем он хочет стать. Мне известно о нем только то, что он противный сынок воспитательницы. И больше ничего!

А вот он помнит обо мне даже то, что я любила фотообои с изображением этих гор. И мало того что помнит, так он еще даже узнал этот пейзаж! И сообщил мне об этом, чтобы меня порадовать!

Кирилл открылся для меня с совершенно новой, незнакомой стороны.

И неожиданно я почувствовала то, чего не ощущала еще ни разу за свои пятнадцать лет. При мысли о Кирилле в сердце разлилась теплота. Эта теплота пропитала мою душу, и я впервые взглянула на Кирилла не с презрением, а с интересом. А если быть еще более точной – с нежностью…

И вдруг мне стало страшно. Нет. Это неправда. Я этого не хочу. Это какая-то ерунда! Все это просто красивая обертка! А на самом деле он жестокий человек, который отрезал мне волосы, и из-за него я стала посмешищем детдома! Посмешищем, с которого срывали косынку и дразнили Лысой косой! Посмешищем, которое вызвало смех даже на моем первом в жизни свидании – свидании с Димкой!

Эти мысли меня отрезвили, словно я еще раз упала в прохладный ручей.

Я посмотрела на Кирилла по-старому. Он какой был, таким и остался! А все мои мысли – это просто какое-то временное помрачение ума из-за падения в ручей!

Я отвернулась от Кирилла, набросила на плечи рюкзак и двинулась за группой. А группа уже стала спускаться к поселку.

Вскоре мы пришли к деревне, и местные жители принесли нам много еды: сыр – обычный белый и коричневый – копченый, домашний хлеб, копченое мясо, рыбу, кукурузу, крупу.

– Ну, теперь наедимся! – обрадовалась Люба.

– А кто-то говорил, что будет худеть, – заметила Жанна.

– После этих походов по горам пару килограмм я скинула, – прикинула Люба.

Мы собрались уходить, но вдруг Жанна обратилась к местному жителю по имени Аслан:

– А вы знаете пастуха Тамерлана? Он овец пасет.

– Знаем, – кивнул Аслан. – А что?

– Сегодня ночью меня ограбили! У меня есть подозрение, что это он!

– Что? – Аслан засмеялся. – Нет, девочка, ты что-то путаешь. Тамерлан всю жизнь проработал в милиции. Двадцать лет назад из-за несчастного случая он потерял свою семью и ушел жить в горы. Не мог он ничего украсть. Он честнейший человек!

– А кто ж меня тогда ограбил?.. – растерялась Жанна.

– Чего не знаю, того не знаю, – развел руками Аслан.

Из поселка мы вышли молча.

И до самой полянки, на которой разбили лагерь, никто ничего не говорил.

Если раньше была хоть какая-то надежда, что вор – кто-то посторонний, то теперь стало предельно ясно, что вор – точно кто-то из нас.

Глава 10

Неожиданные открытия

Поздний вечер. Как обычно, мы сидели у костра и перебрасывались редкими фразами. Пели сверчки и ночные птицы. Небо было черным, сплошь усыпанным звездами.

Я смотрела на пламя.

Мы сидели молча. Эти случаи воровства внесли в наш коллектив разлад. Все подозревали друг друга и, общаясь с каким-то человеком, думали: «А если вор именно он?»

Мы назначили новых «охранников» рюкзаков с едой и отправились спать.

Я вошла в палатку и забралась в спальный мешок.

– Спокойной ночи, – сонным голосом пожелала Люба.

– И тебе спокойной ночи, – отозвалась я и стала засыпать, вдыхая душистый горный воздух.

Но спокойной ночь не получилось. Пожалуй, это была самая беспокойная ночь, ночь, которая перевернула всю мою жизнь.

Не знаю, сколько прошло времени с того момента, как я заснула, но через какое-то время пробудилась от непонятных звуков.

Сначала подумала, что мне мерещится, и попыталась заснуть снова. Но потом странные звуки стали раздаваться все чаще и уже просто не давали заснуть.

«Неужели снова Никита?» – изумилась я.

Но звуки были не такие, как в прошлый раз. Это было не лязганье консервных банок. Сегодняшние звуки напоминали… хрюканье.

– Да что тут снова происходит! – раздались крики Романа Семеновича.

Люба тоже проснулась. За палаткой по-прежнему раздавалось хрюканье.

– Там кто-то хрюкает! – поразилась Люба.

Заинтригованные, мы включили фонарики, вышли из палатки и сразу же увидели картину, от которой я просто обомлела.

Вокруг было темно, но поляну, на которой лежали рюкзаки с едой, освещали фонарики ребят. По поляне бегал детеныш диких кабанов коричневого цвета с устрашающими клыками, которые торчали из нижней челюсти, и этими клыками потрошил чей-то рюкзак. В нескольких метрах от него стоял Коля, держа длинную толстую палку, и явно собирался ударить ею кабана.

– Коля, уйди!!! – закричал Роман Семенович. – Кабаны очень опасные! Уйди! Он может насмерть поранить клыками! Не подходи к нему!

– Это мой рюкзак! Я не отдам его! – запротестовал Коля, но отошел от кабана подальше.

Роман Семенович прав: кабаны агрессивные животные, и к ним ни в коем случае нельзя подходить, а уж тем более бить палкой. Известны случаи, когда дикие кабаны убивали людей.

– Не приближайтесь к кабану! Я запрещаю! – приказал всем нам Роман Семенович. – Я сейчас!

И с этими словами он куда-то убежал.

Кабан с большим интересом терзал рюкзак. И у него наконец получилось довести дело до победного конца: он порвал рюкзак, нацепил его на клыки и принялся трясти им из стороны в сторону. Из рюкзака вывалился хлеб и копченый сыр, который Коля купил у местных жителей.

Кабан, предвкушая пир, продолжил дальше потрошить рюкзак.

И в этот момент мы все замерли.

Из дырки разорванного рюкзака вывалились деньги, скрепленные резинкой, и телефон. Кажется, денег было ровно столько, сколько пропало у самого Коли – три купюры по пятьсот рублей и пять по сто.

– Это… это… – заикаясь от изумления, растерялась Жанна и, придя в себя, воскликнула: – Да это же мой телефон!

– Этого не может быть! – следом за ней изумился Коля.

Жанна ринулась вперед, подбежала к животному и выхватила телефон буквально из-под его копыт.

– Ну точно он! – подтвердила Жанна. – Вот смотрите, смотрите, на нем царапина в виде галочки! Я всем про нее говорила!

Всем стало ясно, кто может быть вором.

Значит, телефон Жанны украл Коля? Так вот почему он так отважно пытался отбить рюкзак от кабанов! Он боялся, что оттуда выпадет чужой телефон.

Пока я размышляла, кабан набросился на еду и принялись ее пожирать. Куски хлеба и копченого сыра-косички крошились, животное съедало их вместе с землей. Вернулся Роман Семенович. У него в руках была ракетница. Видимо, он носил с собой ракетницы для разных экстренных случаев – например, если мы потеряемся, то можно подать сигнал, который сообщит о нашем местонахождении.

Роман Семенович направил ракетницу в небо и дернул за шнур. Вверх взмыл огненный заряд и на высоте взорвался.

Кабан испуганно хрюкнул и, панически глядя по сторонам, умчался в лес.

– Ну, вот и все, – облегченно вздохнул Роман Семенович. – Повторяю еще раз – никогда не подходите к кабанам!

На поляне, которую мы освещали фонариками, стояла тишина.

Жанна нагнулась и подобрала телефон.

Валялся истерзанный рюкзак, крошки от еды, а рядом переминался с ноги на ногу сам владелец рюкзака – Коля. Именно он был первым человеком, которого ограбили во время похода – я тогда ошибочно подумала, что его деньги украл Кирилл.

На Колю смотрели все. Вся группа. Десять человек.

– Коля, – постарался как можно более спокойно проговорить Роман Семенович. Было заметно, что он с трудом сдерживает эмоции. – Что делает в твоем рюкзаке телефон Жанны? И что делают в твоем рюкзаке эти деньги? Они напоминают те, которые у тебя якобы украли. Насколько я понимаю, ты сам не решился вернуть все на место. Но зато решился кабан…

– Я ничего не понимаю! – потрясенно ответил Коля. – У меня правда украли деньги! Я не знаю, что они делают в моем рюкзаке! И я не брал ее телефон!

– Ага, не брал! – воскликнула Жанна. – Хватит сказки рассказывать! Так вот кто у нас вор! Если бы не кабан, мы бы так и не узнали правду!

– Никакая это не правда! – принялся защищаться Коля. Даже ночью было заметно, как он побледнел. – Честно, я не знаю, что твой телефон делает в моем рюкзаке! И я вообще не понимаю, что здесь делает мой рюкзак! Он лежал метрах в пятнадцати отсюда! Тогда почему он оказался здесь? Почему кабаны взяли именно его, а не вот эти рюкзаки с едой, которые лежат в этом месте?

– Люди, я все поняла! – глядя на каждого, эмоционально сказала Жанна. – Какой же он хитрый! Он заранее все распланировал! Он методично готовился к воровству телефона!

– Что ты имеешь в виду? – спросила Зина и победно посмотрела на меня, мол: «Я же говорила, что ничего не воровала!»

– Деньги у него никто не воровал! Он сказал это специально, чтобы мы все подумали, что его ограбили! Что он жертва! А потом он ограбил меня! Но на него никто даже и не подумал, потому что всем казалось, что он тоже пострадал! Он наврал, что его ограбили, чтобы отвести от себя подозрения! Он заранее подготовил почву для своего воровства! Неизвестно, скольких еще он ограбил бы, если бы не кабан!

Все молчали, обдумывая то, что сказала Жанна.

«Действительно, когда ограбили Жанну, я даже и не подумала, что вором может быть Коля, – мысленно удивилась я. – Ведь я думала, что он тоже жертва, и поэтому он был вне подозрений!»

Да… Вроде бы все логично… Но почему-то у меня в сердце зародилась непонятная тревога. Сердце никак не могло согласиться с логичными умозаключениями. Версия с Колей вполне реальная, все правдоподобно, но в этом есть какая-то нестыковка. Но какая – пока что не пойму!

– Никогда бы не подумала, что это – ты… – пораженно глядя на Колю, покачала головой Люба.

– Да-а… – согласилась Зина с Любой. – А еще прикидывался пострадавшим…

– Коля, как это низко, – презрительно заключил Игорь. – Наверное, ты это делаешь уже не первый раз, если так хитро все просчитал. У тебя что, уже отработанная система?

– Да нет никакой системы! – прокричал Коля. Он чуть не плакал. – Я не вор! Я не понимаю, почему мои украденные деньги на месте! Я не понимаю, как ее телефон оказался в моем рюкзаке! Я не вор!!!

Его отчаянный крик эхом пролетел над горами.

Но ему никто не ответил.

Колю освещали фонарики, которые держали участники похода. Но вдруг фонарики начали гаснуть один за другим. Сначала потух фонарик Зины, потом – Кирилла, следом за ним выключила фонарик Люба, четвертым потух фонарик Жанны… а за ним погасли и все остальные.

Вернее, почти все. Остался гореть только один фонарик. Мой.

Выключением фонариков люди выражали свое отношение к Коле. Гаснет фонарик – значит, гаснет доверие к нему.

Коля смотрел на меня просящим взглядом. Глаза буквально кричали: «Валя, пожалуйста, поверь мне!»

Я была растеряна, не знала, что делать. Да, со стороны похоже, что Коля украл телефон. Но если рассудить объективно: если телефон оказался в его рюкзаке, то это еще не значит, что его взял именно он. В конце концов, его могли и подкинуть. В этом нужно разобраться. Нельзя сразу же ставить на человеке клеймо и называть его вором! Такую ошибку я уже однажды совершила! Поэтому сейчас хочу десять раз все проверить, прежде чем делать какие-то выводы.

– Выключи фонарик! – не вытерпела Жанна. – Чего ты ждешь? Выключай!

Я не хотела выключать фонарик, но вместе с тем не понимала, как обосновать для всех мое решение. Как защитить Колю? Что сказать?

И внезапно меня озарило. Я поняла, какое именно несоответствие во всей этой ситуации не давало мне покоя!

– Лично я не верю, что Коля украл телефон, – набравшись смелости пойти против всех, ответила я. – Ты утверждаешь, что он соврал, что у него украли деньги, чтобы подготовить себе почву для будущего воровства?

– Ну да! – заявила Жанна. – Естественно! Это ясно как белый день!

– Но если бы все было так, как ты говоришь, то почему, когда Коля увидел деньги, которые Кирилл достал из своего кармана, он не сказал, что это его украденные деньги? Вместо этого он сказал, что это не его деньги. Хотя он вполне мог их взять и тем самым обвинить Кирилла. Тебе не кажется это странным? Если бы вором был Коля, то ему было бы выгодно перевести стрелки на другого человека. Почему же он этого не сделал?..

Жанна растерянно посмотрела на меня, но, не найдя нужных слов, решила на всякий случай возмутиться:

– Да что тут думать?! Всем и так все ясно!

– Кому это всем? Лично мне неясно!

Все смотрели в мою сторону, ожидая, что я тоже выключу фонарик. А Коля надеялся, что я его не выключу.

Нет, я не буду называть его вором. Я хочу быть следователем, а не клеветником. Отличие следователя от обычных людей в том, что обычные люди часто ложно обвиняют человека, не разобравшись в ситуации, а следователь докапывается до настоящей истины даже тогда, когда все кажется очевидным! Потому что на самом деле все может быть совершенно не так, как кажется на первый взгляд! Следователь собирает доказательства. И я тоже хочу собрать доказательства, прежде чем что-то утверждать.

Жанна вопросительно смотрела на меня:

– Ну?

– Прежде чем обвинить человека в воровстве, в этом надо разобраться, – решительно сказала я.

– Ой, ну и разбирайся сколько влезет! – махнула рукой Жанна. – Тоже мне, следователь нашелся!

Она хмыкнула, вытерла телефон ладонью, окатила Колю уничижающим взглядом, развернулась и ушла. За ней ушли все.

Почти все.

На опустевшей полянке стоял Кирилл.

– Спасибо, – потухшим голосом сказал Коля. Печально взял растерзанный рюкзак и начал его осматривать.

– Что-то не клеится во всей этой истории, – задумчиво ответила я. – Где, ты говоришь, изначально лежал твой рюкзак?

– Вон там, – ответил Коля, указывая вперед.

Место, где лежал рюкзак, было в пятнадцати метрах отсюда. Здесь, поблизости, прямо под носом кабана, тоже лежали рюкзаки – с едой. Однако животное почему-то прошло мимо рюкзаков с едой, взяло Колин, вернулось обратно к этим рюкзакам и здесь его растерзало. Получается, из всего обилия рюкзаков он выбрал именно тот, в котором оказался украденный телефон. Это как-то странно! Кабан получается каким-то неправдоподобно умным. Да если бы он искал еду, он взял бы другие рюкзаки – те, что лежат рядом, буквально на подносе! Но он прошел мимо вкусно пахнущих, а значит, привлекательных рюкзаков и взял Колин. Такое впечатление, будто кабану кто-то помог…

«А что, если кто-то специально подбросил деньги и Жаннин телефон к нему в рюкзак, а затем подкинул его кабану, чтобы он его растерзал и мы все увидели, что в нем спрятан телефон?» – задумалась я.

Вся группа пропустила эту важную информацию мимо ушей и стала ругать Колю, но как раз таки пропущенный момент явился ключевым!

– Я в этой истории тоже как бы не лишний… – нерешительно проговорил сын воспитательницы. – Я тебе тоже верю. Извини, что я выключил фонарик… Я сделал поспешные выводы…

– Да ладно, братан, со всеми бывает, – улыбнулся Коля и пожал руку Кириллу. Я с удивлением отметила, что точно такой же диалог между ними произошел тогда, когда Коля подозревал в воровстве Кирилла. Коля обратился ко мне: – Слушай, Валь, ты говорила, что твой отец участковый?

– Да, – кивнула я и вспомнила, что сегодня то же самое спрашивала у меня Зина.

– Валя, я знаю, что я не вор! – жарко сказал Коля. – Мне подбросили деньги и телефон! Не брал я его! Твой отец наверняка рассказывал о разных методах расследований. Я в этом ничего не понимаю, у меня вообще другой склад ума, я на пианино играю. Я тебя очень прошу – если ты можешь хоть что-нибудь сделать, пожалуйста, сделай! У нас до конца похода осталось несколько дней. Я не хочу, чтобы этот поход закончился и все думали, что я вор! И вообще, может, Жанна на меня заявление напишет, когда мы спустимся с гор! Может, Роман Семенович сдаст меня в детскую комнату полиции! Но я не совершал этого преступления! Меня подставили! – оправдывался Коля.

Я была поражена. Раньше запоем читала детективные книги и старалась вместе с героем понять, кто преступник, мечтала о том, что когда-нибудь сама стану расследовать преступления, и вот сейчас я поняла, что этот момент наступил. Вот оно, самое настоящее преступление, которое я должна расследовать. Да, я именно должна! Потому что меня просят. Потому что за этого вора не должны отвечать другие люди, которые ни в чем не виноваты!

– Я сделаю все, что в моих силах, – пообещала я, совершенно еще не представляя, что и как буду делать.

Из задумчивости меня вывел голос подошедшего Игоря.

– Валь, пойдем отсюда, – предложил он и неодобрительно посмотрел на Колю. – Я не хочу, чтобы ты общалась с этим человеком.

Игорь взял меня за руку и потянул с полянки. Но я уперлась и вытащила руку из его руки.

– Игорь, подожди. Мне нужно поговорить.

– О чем тебе с ним разговаривать? Когда спустимся с гор, с ним будет беседовать полиция. – Игорь непонимающе посмотрел на меня. – Он доставил столько неприятностей моему отцу, а ты с ним еще мило беседуешь!

– И буду беседовать! – не отступала я. – Мне нужно все выяснить!

– Ладно, выясняй… – сдался Игорь. – А я пойду.

– Иди.

– Спокойной ночи, – входя в роль, улыбнулся Игорь.

– И тебе спокойной ночи, – пожелала я.

Игорь ушел. Я бросила взгляд на Кирилла. Он был смущен.

– А на телефоне могли остаться отпечатки пальцев? – внезапно спросил Коля.

– Могли… – подумав, ответила я. – Когда человек прикасается руками к каким-то предметам, то на поверхности предмета остаются пото-жировые следы. И если посыпать на них специальным порошком, то порошок прилипает к этим следам, и проявляются отпечатки… Поэтому на телефоне они могли остаться… Но мы в горах… Для снятия отпечатков нужен специальный порошок, кисточка… И изучать отпечатки нужно с помощью точной техники, а не на глаз. Потому что их очень легко перепутать.

– Я читал, что отпечатки пальцев бывают трех основных типов – петля, завиток и арка. Арку еще называют «свод», – вспомнил Кирилл и обратился ко мне: – Может, ты хотя бы определишь тип отпечатков? Уже легче будет. И сузится круг подозреваемых.

– Но где мы возьмем порошок для снятия отпечатков? – спросила я и отрицательно покачала головой. – Нет, тут нужно что-то другое. – Я посмотрела на часы. – Уже полчетвертого. Давайте подумаем об этом хотя бы утром.

И мы разошлись.

Уже подходя к своей палатке, я услышала какой-то разговор, повернулась на звук и увидела неприятную сцену, которая происходила возле Колиной палатки.

Коля расстегнул вход в палатку, и в этот момент из нее вышел Влад. Он держал в руках свой спальный мешок.

– Я не собираюсь жить вместе с вором, – презрительно процедил он и отправился в палатку к другому участнику похода.

Коля растерянно посмотрел ему в след, вздохнул и скрылся в палатке.

«Бедный парень. – Мое сердце сжалось. – Теперь он будет изгоем. Но… Я должна довести расследование до конца».

Едва я притронулась к палатке, как услышала сзади громкий шепот Кирилла:

– Ракета!

Я вздрогнула от неожиданности. Я не знала, оборачиваться мне или нет. Но все-таки решила обернуться.

– Ой, – спохватился Кирилл, – то есть не Ракета, а Валя.

– Что тебе? – неприветливо спросила я.

– Валя! Дай же мне наконец сказать! Хватит от меня убегать!

«Вот зачем я отпустила Игоря? – подумала я. – Лучше бы он остался!»

– Валя, пожалуйста, прости меня, что я отрезал тебе волосы! – эмоционально сказал Кирилл.

Я замерла. Я не ослышалась? Он наконец признал свою вину?

– Я сам не знаю, как это сделал… – смущенно проговорил он. – Помнишь, в тот вечер ты стала победительницей конкурса… На тебя смотрели все парни… Тебя все обнимали… С тобой все фотографировались…

Я не могла понять, куда он клонит.

– Ну и что что на меня все смотрели? – удивилась я.

– Я не хотел, чтобы на тебя смотрели! Поэтому и сделал это…

– И добился совершенно противоположного результата, – горько усмехнулась я. – После этого я оказалась в центре всеобщего внимания, потому что стала лысой. – Неожиданно до меня дошло: – Подожди… ты о чем?.. Что значит – ты не хотел, чтобы на меня смотрели?.. В смысле?

Кирилл смутился. Замолчал.

– Подожди-ка… – стараясь упорядочить мысли, начала догадываться я. – То есть… ты сделал это не из злости?

– Да из какой еще злости! – воскликнул Кирилл. – Наоборот!

С расширившимися от изумления глазами я отошла от палатки и села на бревно возле костра.

То, что сейчас говорит Кирилл, этого просто не может быть!

Но это было… Кажется, я все поняла. Судя по всему, я нравилась ему. Нравилась как девушка. И когда после конкурса все обратили на меня внимание, это сильно его задело, и он решил отрезать мне волосы, чтобы на меня не смотрели парни…

Я была просто поражена. Ошарашена.

Я целых два года думала, что Кирилл сделал это от своей наглости, от вседозволенности, а оказывается, что он совершил этот поступок совсем из других побуждений…

– Да что ты придумываешь! – все еще не могла поверить я. Я вскочила с бревна. – Ты просто наглый! Ты зазнавшийся! Ты сынок воспитательницы! Тебе было все можно! Поэтому ты и изуродовал меня!

– Никакой я не наглый! – с чувством ответил Кирилл. – Это вы думаете, что я такой! А я не такой! Я все годы прожил с вами в детдоме, а вы никогда не брали меня ни в одну компанию! Вы постоянно меня отвергали! Вы все время меня дразнили! Весь детдом был против меня! Я сто раз пытался к тебе подойти, а ты только усмехалась и, как все, называла сынком воспитательницы! А я что, виноват, что я сын воспитательницы?! Это что, недостаток? Это что, преступление? Ракета! – отчаянно воскликнул Кирилл. – Ну я же никогда не делал вам ничего плохого! Вы ненавидели меня только за то, что у меня есть родители!

Внезапно Кирилл замолчал и… разрыдался.

У меня перехватило дыхание.

Я во все глаза смотрела на плачущего парня и не знала, что делать.

Сейчас, в эту секунду, когда заплакал Кирилл, для меня перевернулся мир.

Я неожиданно с ужасом осознала, что Кирилл во всем прав. Мы, детдомовские, постоянно его сторонились, никогда не брали в наши игры и все время называли сынком воспитательницы. Но на самом деле у нас не было никаких оснований, чтобы его сторониться. Он никогда не выдавал наши тайны, он никогда не делал ничего плохого, он постоянно пытался с нами сблизиться, пытался во всем помогать, а мы его отвергали и единогласно ненавидели.

И только сейчас я поняла, почему мы его ненавидели. Мы просто ему завидовали. Мы завидовали, что у него есть мать. Завидовали, что у него есть отец. И ненавидели его только за это.

Я вся дрожала. Меня била нервная дрожь, когда я осознала весь тот кошмар, в котором Кирилл из-за нас жил.

Мы постоянно его унижали. И «наглым» он стал именно из-за нас. Но это была даже не наглость, а самозащита. Защита от нас, грубых и жестоких. То, что он отрезал мне волосы… да я это заслужила! Надо было меня вообще бритвой побрить!

В эту секунду я вспомнила очень важный эпизод. Когда я выиграла в конкурсе причесок, ко мне подошел Кирилл, чтобы сфотографироваться, но Димка грубо его оттолкнул и сказал: «Сынок воспитательницы! Этот конкурс среди детдомовских! А ты тут вообще не к месту!» А Кирилл ему ответил: «Да больно надо!» – и ушел. А мы рассмеялись ему вслед.

То, что он сейчас разрыдался – это вышли наружу все эмоции, которые копились долгие годы. Все то несчастье, которое он испытал из-за нас. Мы лишили его детства. Мы лишили его дружбы. Это парадокс, жуткий парадокс – Кирилл много лет находился среди детей в детском доме и был невероятно одинок.

Я тяжело вздохнула. Вернее, это был даже не вздох, а стон. Стон, в котором выразилось все мое сожаление о содеянном.

– Кирилл… – Я не могла подобрать нужных слов. Только повторяла его имя. – Кирилл…

– Ракета… Ракета… – ответил Кирилл и неожиданно его разобрал смех от этого слова.

Я стала смеяться вслед за ним. Слезы Кирилла высохли, он смеялся, а я, наоборот, разрыдалась.

– Кирилл, мне так стыдно… Пожалуйста, прости меня… Прости всех нас… – всхлипнув, попросила я.

– Да я никогда не держал на вас зла… – ответил Кирилл. – Я просто хочу, чтобы ты меня поняла…

– Я тебя поняла… – прошептала я.

– Я нисколько себя не оправдываю. Мне очень стыдно за то, что я отрезал тебе волосы. Это был какой-то… глупый порыв… Мне так стыдно за него… Я не знал, как еще оградить тебя от всех парней…

– Но все-таки ты оградил, – вытирая слезы, улыбнулась я. – После того дня на меня никто не смотрел… Ну, я имею в виду как на девушку… Ты знаешь… – задумалась я. – Я тебе за это даже благодарна.

– Благодарна?! – изумился Кирилл.

– Да, – искренне ответила я. – Когда я стала лысой, у меня было очень плохое настроение. Однажды, когда мне было особенно плохо, я забрела в библиотеку. Татьяна Степановна дала мне почитать детские детективы, сказала, что у меня поднимется настроение. И вот благодаря этим детективам я поняла, что хочу стать следователем.

– Детские детективы? – удивился Кирилл. – Из серии «Черный котенок»?

– Да, – удивилась и я. – А откуда ты знаешь?

– Так это я их принес, – сказал Кирилл. – У меня дома была целая коллекция. Я их читал, когда приходил из детдома домой. Ну, когда мама была выходная. Они очень помогали отвлечься от ваших насмешек… Я много лет пытался заслужить ваше доверие, но после того, как сорвался и отрезал твои волосы, понял, что доверие потерял навсегда. Я принес в библиотеку эти детективы и в детдом больше никогда не приходил…

Я была потрясена. Помню, библиотекарь тогда сказала, что книги пожертвовал «какой-то мальчик», но его имени она не назвала. Теперь я понимаю, что Татьяна Степановна поступила мудро – она так сделала для того, чтобы я не узнала, что книги принес Кирилл. Потому что если бы я это знала, то даже не притронулась бы к ним.

Сейчас все сложилось, как кусочки пазла. Выходит, Кирилла спасали эти книги, когда было плохо ему, а потом они спасли меня. То есть Кириллу они помогли, когда над ним издевались мы, а мне помогли, когда мне было плохо из-за Кирилла. Вот такой круговорот… А еще получается, что именно благодаря ему я стала увлекаться детективами. Кстати, выходит, что Кириллу тоже нравятся детективы! Вернее, они ему понравились даже раньше, чем мне, ведь я читала книги, которые он уже прочел. Получается, он открыл для меня мир детектива?

– То есть тебе тоже нравятся детективы? – удивилась я.

– Да, – улыбнулся Кирилл. – И не просто нравятся. После школы я хочу выучиться на следователя.

– Что? – в очередной раз удивилась я.

– Да, я хочу стать следователем, – подтвердил Кирилл.

– Так вот почему ты знаешь про типы отпечатков пальцев… – догадалась я.

Какое-то время мы посидели молча.

– Ладно, – Кирилл встал с бревна, – пошел я спать, а то скоро уже рассвет.

Он задержал на мне взгляд зеленых глаз и медленно направился в сторону своей палатки.

Я сидела, сжавшись калачиком, и смотрела ему вслед.

Я ощущала, что сейчас наступает какой-то решающий, переломный момент, после которого отношения с Кириллом не могут быть такими, как были раньше. Сейчас нужно сделать что-то такое, после чего все изменится. Если сейчас не сделать что-то решительное, то момент будет упущен, и завтра между нами возникнет чувство некоей недосказанности.

Если я была в числе детей, которые портили жизнь Кирилла, то я должна попытаться хоть немного искупить свою вину. И я поняла, что нужно сделать.

– Кирилл! – окликнула я его.

– А? – Он оглянулся.

– Давай дружить? – предложила я. – Если еще не поздно…

Кирилл пристально посмотрел на меня и улыбнулся.

– Дружить никогда не поздно, – сказал он и, чуть подумав, добавил фразу, в которой чувствовались очень сильные эмоции и многолетние переживания: – Если бы ты знала, как долго я ждал этого момента! Спокойной ночи, Ракета, – пожелал он и направился к своей палатке.

Я сидела на бревне и пребывала в сильной растерянности.

Я никогда ничего не знала ни про самого Кирилла, ни про его увлечения, а сейчас оказалось, что он практически моя копия.

Но на смену восторга по поводу этого открытия снова пришло опаляющее чувство стыда.

Что же мы наделали! Что же я наделала!.. Оказывается, мы портили человеку жизнь! Оказывается, он приходил домой и читал книги, чтобы заглушить ту боль, что мы ему причиняли!

Я со стоном вздохнула. Как же мне стыдно…

Через мгновение мысли вновь переключились на другую тему. Он сказал, что я ему нравилась… Он сказал, что хотел защитить меня от парней…

Я почувствовала, что у меня стали гореть щеки. Мне еще никогда в жизни никто не говорил, что я ему нравлюсь… Тем более не ожидала такого от Кирилла…

Жизнь сделала такой неожиданный поворот, что я пока не могла уместить в голове всю его значимость. Из-за Кирилла я стала посмешищем, но в конце концов именно к нему испытала чувства, которые еще никогда не испытывала. Кирилл оградил меня от парней тем, что я стала смешной и непривлекательной, надо мной посмеялся Димка на первом же свидании, но через два года мы встретились с Кириллом в горах, и оказалось, что я два года его ненавидела, но, сама того не зная, именно его ждала.

Я два года плакала, но не знала, что эти слезы принесут большую пользу.

«Как хорошо, что он отрезал мне волосы, – неожиданно подумала я. – Если бы он этого не сделал, то не было бы того, что есть сейчас…»

Я рассмеялась своим мыслям. Никогда бы не подумала, что скажу спасибо Кириллу за то, что он сотворил в лагере! Благодаря случаю с отрезанными волосами я стала увлекаться детективами и благодаря этому же открыла для себя Кирилла с самой неожиданной стороны!

Сейчас, в пять часов утра, сидя на бревне у костра высоко в горах, я впервые подумала о дружбе с Кириллом. Вернее, я ничего не думала… Я просто сидела, смотрела на темные очертания гор, и мне просто было хорошо.

«Надо хоть немного поспать», – решила я и уже собралась встать с бревна, как вдруг услышала шаги.

Подошел Игорь и сурово посмотрел на меня.

– Валя, и что все это значит?

– Что? – не поняла я.

– Я все видел, – резко сказал он. – Вы с ним разговаривали.

– Да, – кивнула я и, улыбнувшись, встала с бревна. – Игорь, спасибо тебе за помощь, но мне больше помогать не надо. Уже все хорошо. Мы поговорили с Кириллом и все выяснили. Поэтому наша с тобой «операция» закончена. Спокойной ночи.

Я сделала шаг к палатке. Но Игорь вдруг остановил меня за плечо:

– Так и что вы решили? – с волнением спросил он.

– Что мы будем дружить, – ответила я.

– Валя! – растерялся Игорь. – Но как это? Ты же… мы же…

– Что? – удивилась я.

Игорь помолчал, кусая губы, затем смущенно опустил глаза и тихо сказал:

– Понимаешь… У нас с тобой все началось с договоренности, но… ты мне правда понравилась… правда… – Он спешно достал из кармана плеер: – Вот, возьми, он мне не нужен. Я хочу с тобой дружить просто так.

Мне казалось, что у меня уже закончилось все изумление, которое было отпущено на неожиданные повороты, но эти слова стали для меня даже еще более неожиданными, чем слова Кирилла, и я все-таки изумилась:

– Что?.. – Я растерялась. – Игорь, подожди, мы так не договаривались…

– А разве о таких вещах договариваются? – отозвался Игорь. – Ты… ты пробудила во мне чувства, а теперь говоришь, что я тебе не нужен…

– Игорь! Но ты же сам прекрасно знаешь, что ты эти чувства играл!

– Сначала да, а потом нет, – согласился он и воскликнул: – Да чтобы ты знала, я еще никогда девчонку за руку не держал! Ты была первая!

Игорь смотрел на меня глазами, полными надежды.

Я пребывала в замешательстве. Не могла до конца осознать, что понравилась ему по-настоящему. Он сказал, что никогда не держал девушку за руку…

И я тоже никогда не держала парня за руку…

И в этот момент мне стало так противно… Противно от самой себя… Противно от того, что я наделала…

Первый раз взять парня за руку можно единственный раз в жизни. И этот единственный раз я использовала так ужасно. Я брала Игоря за руку, чтобы отстранить от себя Кирилла. Но все это было не по-настоящему, искусственно. Когда я держала Игоря за руку, я понимала, что это игра, что эта рука – чужая.

Но тем не менее я это сделала…

И поэтому если я когда-то снова возьму парня за руку, то это уже не будет впервые…

У меня было чувство, будто я предала саму себя. И кроме того, предала Игоря, ведь это из-за меня он взял девушку за руку не по любви…

Но что мне делать дальше? Что ответить Игорю?

Я попыталась разгрести весь ворох мыслей, и, когда в голове немного прояснилось, поняла, что как парень Игорь мне не нравится и я не хочу дружить с ним по-настоящему. Вернее, быть приятелями мы можем, но дружить тесно, как с парнем, я бы не хотела. Он грубоватый. Он, как и все, согласился, что Коля вор, а когда я попросила его помочь разыграть перед Кириллом сцену, он сразу же все перевел в деньги – что я ему за это дам.

Я абсолютно точно поняла, что это не мой человек. Он хороший парень, но я к нему ничего не чувствую. В мире много хороших парней, в мире много хороших девушек, но тем не менее парни из всех выбирают одну, а девушки из всех – одного.

Только одного.

Неожиданно, когда я это подумала, перед глазами всплыл образ Кирилла, и на сердце стало тепло.

«Наверное, лучше сразу сказать человеку «нет», чем давать ему надежду, зная, что все равно не хочешь тесно с ним общаться», – решила я и, набравшись смелости, сказала:

– Игорь, извини, но я не могу… – Я отдала ему плеер обратно. – Давай оставим все как есть. Ты мне помог. Спасибо тебе. Но на что-то большее я не рассчитывала… Извини…

Плечи Игоря безвольно опустились.

– Но Валя… – тихо сказал он.

Я виновато посмотрела ему в глаза и в очередной раз вернулась к палатке.

Мне было очень тяжело делать Игорю больно, но я понимала, что мои мысли занимает не он.

Глава 11

Скандал по заказу

Едва проснувшись, я стала думать об ограблениях. Люба еще спала. Я тоже еще лежала в спальном мешке.

Коля подал хорошую идею насчет снятия отпечатков пальцев. Хоть по-настоящему снять в горах отпечатки невозможно, но эту идею можно просто немного видоизменить.

И я придумала, как это можно сделать. Но мне понадобится помощь другого человека. Кирилла. Он говорил, что тоже хочет быть следователем. Поэтому, надеюсь, он посодействует и мы вместе выведем вора на чистую воду.

Надо же… Никогда не думала, что захочу что-то делать вместе с Кириллом…

Я прислушалась к своим ощущениям. Я явно испытывала что-то странное. Было вроде бы обычное утро, все как всегда, но в душе что-то изменилось. Душа пела. Душа радовалась. А при одной только мысли о Кирилле на лице появлялась улыбка. Палатку освещало вроде бы привычное утреннее солнце, но почему-то сегодня оно было ярче. Я дышала все тем же горным воздухом, но воздух казался еще более приятным.

Интересно, почему это происходит? Может, это не мир стал другим, а я стала другой?..

Год назад благодаря Марине я поняла, что это очень здорово – дружить с парнем. Я мечтала ходить с кем-то на прогулки, чем-то делиться с человеком, в чем-то ему помогать, но такого человека не было. Им мог бы стать Димка, но свидание с ним превратилось в комедию. Вернее, в трагикомедию. Ему было смешно, а мне грустно. Конечно, Димка смеялся беззлобно, но у нас все равно ничего не вышло. Однако желание обрести друга во мне не угасло.

Жизнь человека напоминает шкаф со множеством полок. На одной полке лежит школа или работа, на другой – отношения с домашними, на третьей – увлечения, на четвертой – друзья и подруги. Но есть полка, которая предназначается для одного особенного человека. Того самого, благодаря которому шкаф становится наполненным, полноценным. Если в середине шкафа будет зиять пустая ниша, то постоянно будешь хотеть чем-то ее заполнить.

Но в ту самую секунду, когда Кирилл сказал «дружить никогда не поздно», эта пустота исчезла. Часть моей жизни была словно со свободной нишей, и вот теперь я поняла, что эта ниша под названием «Дружба с парнем» предназначалась Кириллу.

Мне было очень необычно осознавать, что теперь я дружу с парнем. Еще более необычно становилось оттого, что мы объединены общим интересом к расследованиям. И поэтому Кирилл мне поможет.

Сейчас всем кажется, что дело закрыто и вор – Коля, но я думаю, что вор не он, а кто-то другой. Считаю, что Колю подставили. Но кто и зачем? В этом нам предстоит разобраться вместе с Кириллом. В принципе на вопрос «зачем?» можно ответить уже сейчас. Я предполагаю, что после того, как Роман Семенович предупредил, что произведет обыск, настоящий вор подкинул украденное Коле. Поэтому осталось вычислить того, кто это сделал.

По плану к вершине горы закончим подниматься завтра. Завтра будет и вершина, и затмение солнца. Мы насладимся затмением, а на следующий день начнем спускаться с горы и уедем домой.

Значит, у нас с Кириллом есть шесть дней, чтобы найти грабителя. Нужно поторопиться.

Это так необычно, думать не «у меня», а «у нас с Кириллом!». Как хорошо иметь в жизни единомышленника!

Я пыталась понять логику вора. Каждый вор, тем более серийный, действует по какой-то схеме. Итак, что случилось за время нашего похода? Сначала украли деньги у Коли. Затем у Жанны украли телефон. После этого ее телефон обнаружился у Коли.

Но я не понимаю, зачем вор подставил Колю? Зачем нужно было подбрасывать вещи другому человеку, если их можно просто где-нибудь оставить, например на бревне.

И вдруг я подумала: а может, вору нужны были вовсе не вещи, а раздор в коллективе, который произошел из-за того, что он подставил Колю? Вполне возможно, что вор специально заварил всю эту кашу, чтобы рассорить группу. Но снова возникает вопрос – зачем? Какой в этом смысл? Зачем ссорить людей, которых видишь первый раз в жизни?

Ничего не понимаю!

Но одно понимала точно: мне очень хочется выловить этого дельца и во всем разобраться.

Кстати, надо отметить, что вор очень наблюдательный человек. Когда у Жанны из палатки пропал телефон, то перед этим она при всех ругалась с Зиной. Видимо, вор это заметил и поэтому ограбил не кого-то другого, а именно Жанну – чтобы все подумали, что это сделала Зина, ведь они постоянно припираются.

И в этот момент я буквально подпрыгнула от мысли, которая меня посетила.

Есть! Я придумала, как можно вычислить вора!

Не откладывая план в долгий ящик, я помчалась к Кириллу и нашла его на полянке возле костра. Возле него никого не было. Он сидел на бревне, закрыв глаза и подставив лицо солнцу.

Я подошла к нему.

– Эй, – едва слышно окликнула я.

Кирилл вздрогнул от неожиданности и распахнул глаза.

– Пригрелся на солнце, – улыбнулся он.

Ничего не отвечая, я быстро сунула записку ему в руки и ушла. Не надо, чтобы нас кто-то видел вместе.

– Ракета! – удивленно крикнул он, но я, не оборачиваясь, стремительно вошла в лес. Я вдохнула освежающий аромат хвои.

Почему-то теперь, когда мы с Кириллом подружились, во мне не вызвало раздражение, что он по привычке назвал меня Ракетой. Теперь это казалось чем-то очень милым и родным… Это то, что понимаем только мы вдвоем… Ведь из всех участников похода только он знает мое прошлое…

Ну а в свете расследования прозвище Ракета выглядело будто тайным шифром. Секретный агент Ракета. Хотя я уже и не Ракитина, но для Кирилла все равно Ракета.

Поэтому если сынок воспитательницы хочет, то пусть называет меня Ракетой.

После этой мысли мне стало как-то неприятно. Неприятно оттого, что назвала Кирилла сынком воспитательницы… Нет… Я больше не хочу так его называть, даже в мыслях. У него есть имя. Причем очень красивое имя – Кирилл.

Поэтому нужно отвыкать от прошлых ошибок и начинать стараться жить правильно.

Я выглянула из-за кустов и увидела вдалеке Кирилла. Он читал записку. Затем незаметно, чтобы не привлечь чужого внимания, свернул ее, положил в карман и продолжил загорать с закрытыми глазами – с таким видом, словно я к нему и не подходила.

«Молодец, – одобрительно улыбнулась я. – Хорошо конспирируется!»

В записке я написала: «Приходи в лес через 15 минут после меня. Только никому не говори, что ты туда идешь!»

Да, нельзя никому говорить. Потому что Кирилл может случайно именно вору сказать, что идет со мной на встречу.

Ровно через пятнадцать минут он поднялся с бревна, лениво потянулся и побрел в сторону леса с таким невозмутимым выражением лица, будто просто решил прогуляться. Хотя, наверное, весь извелся от размышлений, зачем я его позвала.

Вскоре послышался шум веток, и показался Кирилл.

Когда я его увидела, в груди разлилось приятное тепло.

Никогда не думала, что буду радоваться тому, что вижу его!

– Пришел? Никто ничего не заподозрил?

– По-моему, все нормально, – ответил Кирилл и вдруг изумленно взглянул на огромную ель. – Ракета, посмотри!

Я посмотрела на дерево и тоже удивилась. На ели сидела крупная рыжая кошка.

– Откуда здесь кошка?! – недоуменно спросила я. – Тут же горы!

– В том-то и дело, что тут горы, – кивнул Кирилл. Он подошел к ели. – Кис-кис-кис… – Но кошка попятилась назад. – В горах Кавказа обитают дикие кошки.

Кошка не захотела идти в руки – она спрыгнула с ветки и стремительно скрылась где-то в зарослях.

Я вспомнила о котенке Рыжике.

– Когда мне было пять лет и я еще жила с родителями, у нас был котенок Рыжик, – грустно сказала я, вспомнив ту зиму. – Мы с Рыжиком сидели зимой на подоконнике и смотрели в окно на папу, который пробирался через сугробы и нес елку… Надо же… Здесь тоже рыжий кот и тоже ель… Вот только с тех пор прошло уже десять лет, и это не тот кот, и это не та ель…

Кирилл грустно смотрел на меня. Неожиданно он поднял руку и положил мне на плечо. Я почувствовала его тепло. Это было какое-то родное и приятное тепло.

– Прости, я не хотел тебе напоминать… – прошептал он.

– Ничего страшного, – попыталась я улыбнуться. – Я этого никогда и не забываю…

– Так что ты хотела мне сказать? – изменил тему Кирилл, медленно убирая руку с моего плеча.

Я поделилась догадками насчет того, что вор ворует не с целью наживы, а для того, чтобы зачем-то внести в коллектив разлад.

– Ну а что, вполне реальная версия, – согласился он.

– У меня есть план. Все в группе знают, что между мной и тобой… трения. Ну, все помнят, как я тебя прилюдно обвинила… Сейчас это можно использовать в нашу пользу.

– В смысле? – не понял Кирилл. – В чем тут может быть польза?

– Нам нужно устроить скандал, – сказала я. – Ну, точнее разыграть скандал. Поссориться понарошку. Но обязательно так, чтобы это видели все.

– То есть ты хочешь спровоцировать вора? – догадался Кирилл. – Вор использовал ссору Жанны и Зины в своих целях, а теперь ты хочешь, чтобы он использовал нашу ссору?

– Да, – подтвердила я. – Во время скандала я тебе крикну: «Ты за это еще ответишь!»

– И ты думаешь, что после этого он попытается что-то у меня украсть, чтобы все подумали, что это украла ты?

– Да, вероятно, попытается, – согласилась я.

– Ну а что, неплохая идея, – похвалил Кирилл. В его зеленых глазах зажегся озорной огонек. – А как мы поймем, кто именно вор? Будем следить за моими вещами, чтобы заметить, когда их будут воровать?

– Не торопись, – загадочно улыбнулась я. – Все это позже. Это я тоже уже придумала. А сейчас наша задача – как можно правдоподобнее поругаться!

Из леса вышли по отдельности. Сначала я, а чуть позже Кирилл.

Через полчаса планировался обед. Именно во время обеда решили провести нашу операцию.

Мы с девчонками приготовили еду. Вскоре пришла вся группа и расселась на бревнах.

Игорь тоскливо смотрел на меня. Но я старалась не пересекаться с ним взглядом. Мне было очень неловко перед ним, что я ему понравилась, но не могу ответить взаимностью.

Кирилл взял железную чашку. Положил себе каши, сыра и сел на бревно. На то место, где сидела я утром во время завтрака. Я тоже взяла еды. Затем огляделась, как будто ища место, куда бы сесть, посмотрела на Кирилла и недовольно сказала:

– Вообще-то я здесь сидела!

– Когда это ты здесь сидела?

– Утром! И сейчас тоже хочу сюда сесть!

– Ничего страшного, сядешь в другое место, – пожав плечами и откусив сыр, ответил Кирилл.

Все с интересом на нас посмотрели.

– Но это мое место! – настаивала я. – Роман Семенович, ну скажите ему!

– Разбирайтесь сами, – устало ответил руководитель. Видимо, он уже не мог дождаться, когда закончится этот сложный поход. – Честное слово, как маленькие дети – бревно поделить не можете.

Кирилл усмехнулся и демонстративно принялся есть кашу.

– Какой же ты наглый! – с чувством сказала я.

– На себя посмотри, – ответил Кирилл и оглядел участников похода, словно ища поддержки. – Это кто бы говорил о наглости! Прилюдно обвиняешь людей в том, чего они не делали… Да за то, что ты обвинила меня в воровстве в самом начале похода, я имею право подать на тебя в суд за клевету!

Все перестали есть и изумленно смотрели на нас, как будто перед ними шла очередная серия мексиканского сериала.

– Ну все! – процедила я. – Я тебе устрою! Ты меня еще вспомнишь!

– Ага, вспомню. Обязательно. Устраивай сколько влезет, – с издевательской улыбкой ответил Кирилл. – Отойди, солнце не загораживай!

– Слушай, ты! Хватит ей хамить! – неожиданно вскинулся Игорь. – Сейчас получишь!

Я замерла. У нас с Кириллом не было в планах драки.

– Игорь, я сяду к тебе, – постаралась я замять конфликт и села рядом с Игорем. Затем презрительно посмотрела на Кирилла и повторила как бы самой себе, но это было слышно всем: – Я тебе устрою…

Игорь светился от счастья, что я сижу рядом с ним. Я чувствовала себя очень неловко, что играю чувствами парня.

– Будешь копченый сыр? – предложил он.

– Нет, спасибо, – отказалась я, хотя очень любила копченый сыр. Я не хотела лишний раз давать надежду Игорю. Он ведь не знал, что все это мы с Кириллом устроили специально.

– Каши положить? – продолжал ухаживать Игорь.

– Игорь, спасибо, я еще эту не съела…

– А чаю попьем?

Он смотрел на меня с такой надеждой, с таким ожиданием, что мне пришлось сказать:

– Попьем…

– Отлично! – обрадовался он и принялся готовить мне чай.

Я не хотела пить чай, не хотела давать Игорю какую-то надежду, но вместе с тем боялась выглядеть чересчур грубой. Кирилл искоса поглядывал на меня.

Все перешептывались насчет нашего скандала. Я была удовлетворена. Упрек Кирилла выглядел вполне логично, ведь все помнят, как я несправедливо обвинила его в воровстве. Никогда бы не подумала, что теперь тот случай может сыграть нам на руку!

Я ела кашу и незаметно всех рассматривала, пыталась определить, кто из группы ведет себя не так, как другие. Может, кто-то сидит с задумчивым видом и планирует, как бы ограбить Кирилла? Или размышляет, как бы меня подставить?..

Но, сколько я ни всматривалась, так и не заметила ни в ком ничего странного.

Но это и неважно. Потому что все самое интересное будет впереди.

Чуть позже я пришла в лес за хворостом. Ходила по лесной опушке и собирала сухие ветки. Ко мне подошел Игорь и начал помогать.

– Давай я подержу, – предложил он и взял у меня из рук охапку хвороста.

– Спасибо, – поблагодарила я и начала лихорадочно придумывать предлог, чтобы уйти, потому что Игорь непременно снова начнет за мной ухаживать. – Мне кажется, уже хватит хвороста. Ты отнесешь, да? А я пойду в палатку, хочу немного отдохнуть.

Я направилась в сторону лагеря.

– Валь, подожди! – остановил меня Игорь.

Я нехотя притормозила и мысленно вздохнула.

– Ты можешь мне толком объяснить, вы дружите с Кириллом или нет? – напрямую спросил Игорь. – То вы с ним миритесь, то вы с ним ссоритесь! Я ничего не понимаю!

– Мы дру… – начала я и осеклась на полуслове. Я хотела сказать «мы дружим», но вдруг сообразила, что, если отвечу, что мы дружим, тогда эта информация может распространиться и наш «скандал по заказу» не сработает. Игорь ведь не знает, что мы затеяли спецоперацию, и поэтому может случайно кому-то проговориться, что мы с Кириллом друзья. Поэтому, чтобы не портить расследование, фразу «мы дружим» решила произнести не утвердительно, а возмущенно: – Мы дружим?! Что?! Да какая между нами может быть дружба? Да он мне сто лет не нужен!

На лице Игоря засияла счастливая улыбка. Он отодвинул головой ветку, которая впилась ему в ухо, и торжествующе ответил:

– Валя, как же я рад!

Я вошла в роль и продолжила распаляться:

– Вот ты знаешь, о чем я больше всего мечтаю?

– О чем? – еще более радостно спросил Игорь.

– Я мечтаю, чтобы поскорее закончился этот поход, чтобы мы спустились с гор и чтобы я больше никогда в жизни не видела этого человека!

– Валя, это… это… – Игорь был настолько счастлив слышать такое о своем сопернике, что даже растерялся, – это очень правильное решение!

– Ну… Да… Ладно, я в палатку, хочу немного отдохнуть, – завершила я разговор, и мы вышли из леса.

Весь день Игорь пытался пригласить меня погулять, но я отказывалась. В итоге, чтобы лишний раз с ним не разговаривать, я влилась в компанию девчонок и постоянно была с ними, а при посторонних он постеснялся проявлять настойчивость.

На следующий день после завтрака мы свернули лагерь и начали собираться в путь.

– Сегодня пиковый, переломный день! – с энтузиазмом говорил Роман Семенович. – Мы наконец-то достигнем вершины горы и в пятнадцать тридцать одну увидим затмение солнца! Наверное, это будет потрясающее зрелище! Вряд ли еще когда-то в жизни увидим затмение, находясь на вершине горы!

В атмосфере витало что-то необычное, торжественное. Недельное восхождение на гору подходило к концу. В самом начале похода я очень ждала затмения, представляла, каким оно будет, но в последнее время совсем о нем не думаю, потому что мысли о затмении солнца затмили другие мысли – о Кирилле и о расследовании.

Я мечтала увидеть горы, но, оказавшись здесь с Кириллом, думаю только о нем, а не о горах…

Мы собрали вещи, надели тяжелые рюкзаки и отправились к вершине.

Дорога была крутой и резкой. Груз, который несли на плечах, казался тяжелее, чем в предыдущие дни. Ноги болели сильнее, я была вся мокрая, быстрее наступало утомление, и приходилось делать частые остановки. Воздух был разреженный, кислорода становилось все меньше. Хотелось все бросить прямо здесь и спуститься обратно.

– Пейте воду! – без конца напоминал Роман Семенович. – Постоянно пейте воду и ешьте сухофрукты! Не переживайте, сейчас наступит адаптация к высоте и ваше самочувствие улучшится! До вершины горы осталось всего триста метров! Сейчас одиннадцать. Затмение наступит через четыре часа, так что вполне успеваем.

И мы шли.

Я находилась в самом конце группы, а Кирилл где-то в середине. Мы не общались при людях, потому что продолжали делать вид, что не дружим.

Через несколько часов начали приближаться к вершине. Я глазам не верила – гора наконец заканчивалась! Раньше впереди, на фоне неба, постоянно что-то возвышалось, а теперь перед нами было одно небо!

Мы вышли из хвойного леса и…

– Я вас поздравляю! Вот она – вершина! – объявил Роман Семенович.

Никто ничего не говорил. Все молчали и восторженно смотрели по сторонам.

Под нами расстилался бескрайний зеленый ковер деревьев.

Дух захватывало от такой высоты. Вокруг клубились облака. Мы сами стояли в облаках. Издалека они выглядели плотными, но вблизи оказались просто как густой туман.

Я смотрела вперед, и создавалось впечатление, что подо мной простирается вся планета. Появлялось желание взмахнуть руками, как крыльями, и полететь… Раствориться в свободе…

Внизу виднелись невысокие горные хребты, которые мы прошли несколько дней назад. Вдалеке я увидела маленькие-маленькие дома. Наверное, это тот самый поселок, где нам дали еды.

– Под вами – весь путь, который мы проделали за неделю, – со значением сказал Роман Семенович, с понимающей улыбкой глядя на нас. – Ну как вам ощущение – стоять на вершине горы высотой в две тысячи метров?

– Высоко, – сказала Зина.

– Ну да, не низко, – по-доброму усмехнулся Роман Семенович. – Надеюсь, облака рассеются и не закроют затмение.

Когда вдоволь насмотрелись на безграничные горизонты, начали искать полянку, чтобы разбить лагерь. Пока мы этим занимались, облака рассеялись, и стало очень солнечно.

– Ну вот, погода изменилась! – обрадовался руководитель и взглянул на часы. – Затмение уже через два часа. Вы не забыли свои специальные очки для затмения?

– Не забыли, – ответили все.

Очень темные очки нужны были для того, чтобы без вреда для глаз смотреть на Солнце, которое будет закрывать Луна.

Я забралась в палатку.

Пора было приступать к реализации нашего плана.

Той ночью, когда нас посетил кабан, мы с Жанной немного повздорили, но сейчас я не могла обойтись без ее помощи. Я разыскала ее. Она стояла на каменистом берегу небольшого горного озера и причесывала волосы. Как я уже говорила, Жанна была худой, высокой, утонченной, с длинными, абсолютно прямыми черными волосами. Возле прозрачного озера она смотрелась очень красиво.

– Жанна, – окликнула ее я.

Она обернулась.

– Да? – слегка удивленно спросила она.

Удивилась, видимо, тому, что я первая к ней обратилась.

– Жанна, у меня к тебе одна просьба. Помню, ты говорила, что у тебя есть лак для волос с блестками. Не могла бы ты мне его одолжить?

– Могу… – растерянно отозвалась Жанна. – А зачем он тебе?

– Ну… нужен, – ушла я от ответа.

– Наверное, хочешь прихорошиться перед затмением, у тебя ведь появился поклонник, Игорь, – подмигнула Жанна.

– Ты угадала… – изобразила я смущение.

– А он ничего так, приятный парень, – одобрила Жанна, – но ты зря ругаешься с Кириллом. Вы друг другу подходите больше.

– Жанна…

– Ладно, молчу, – улыбнулась она и посмотрела на озеро. – Пойдем дам лак, а потом я хочу искупаться. Не желаешь поплавать?

Я потрогала воду.

– Что-то прохладная…

– А по мне, нормальная. Ладно, сама поплаваю, – пожала плечами Жанна, и мы направилась к палатке. – Только ты имей в виду – он очень липкий и поэтому плохо смывается, – предупредила она, открывая палатку. – Держится на волосах как цемент! А если попадает на кожу, то она потом неделю блестит!

«Это как раз то, что мне нужно», – удовлетворенно подумала я и уточнила:

– То есть смыть его будет трудно?

– Да! – подтвердила Жанна. – Можно смыть горячей водой с мылом, и то если хорошо тереть… Поэтому имей это в виду. Старайся, чтобы к волосам никто не прикасался, а то блестки прилипнут к другому человеку, и он тоже будет блестеть. Я схватила его уже в последний момент, когда вещи в поход собирала. Думала, мало ли, может, тут дискотека будет… А тут не дискотека, а какой-то бандитский фильм…

Жанна открыла рюкзак, порылась в нем и протянула лак:

– Держи.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Я ненадолго.

– Да ладно, можешь его вообще забрать, у меня дома еще есть, – ответила Жанна.

– Спасибо!

– Пожалуйста, – улыбнулась она и вытащила из рюкзака купальник. – Пойду поплаваю.

– Давай.

Я вышла из ее палатки и направилась в свою. По дороге ко мне подошел Коля и жалостливо попросил:

– Валя, пожалуйста, найди вора! Со мной весь лагерь не разговаривает!

– Коля, я очень стараюсь, я сейчас как раз в процессе, – сочувствующе ответила я.

– Спасибо, я буду очень этого ждать, – сказал он, и мы разошлись.

Я вошла в палатку.

Как я уже упоминала, у меня в рюкзаке было два мобильных телефона – на тот случай, если у одного сядет аккумулятор. И сейчас они очень пригодились. Один всегда при мне, поэтому его точно не украдут, а вот второй можно использовать как приманку.

Я взяла запасной телефон и щедро побрызгала лаком заднюю панель.

В горах у меня нет возможности снять отпечатки пальцев каждого человека, но можно попытаться оставить отпечатки на самом воре!

Папа однажды рассказал, что полиция использует хороший способ, чтобы доказать вину преступника. Есть категория преступлений, которая называется «вымогательство». Например, какой-то директор школы говорит родителям богатого ученика: «Ваш сын учится очень плохо. Я могу выгнать его из школы. Но, если вы дадите мне денег, я этого не сделаю». Это называется вымогательство, и на вымогателя можно заявить в полицию. Чтобы доказать, что злоумышленник взял деньги, есть много способов, но один из них я могу применить здесь, в горах. Полицейские обрабатывают купюры спреем из специального состава, который не виден невооруженным глазом, дают эти деньги пострадавшим, а пострадавшие рассчитываются с вымогателем этими помеченными купюрами. Далее полицейские задерживают вымогателя. Тут он обычно начинает отпираться: «Я ничего не брал! Нет у меня никаких денег! Меня оклеветали!» Но, чтобы доказать его вину, полицейские светят ему на ладони и на купюры фонариком с ультрафиолетовой лампой. Эта лампа четко проявляет спрей на обработанных купюрах и на ладонях вымогателя. Оставшиеся следы – доказательство того, что человек взял в руки помеченные купюры, а значит, совершил вымогательство.

Точно так же я хотела поступить с нашим вором. Конечно, у меня нет специального аэрозоля, но зато есть лак с блестками! Как сказала Жанна, этот лак практически несмываемый.

Поэтому, если кто-то украдет мой телефон и, естественно, возьмет его в руки, то на его ладонях останутся яркие блестки!

Так как блестки плохо смываются, надеюсь, у меня будет время, чтобы рассмотреть, у кого же блестят ладони.

Но телефон будут, возможно, воровать не у меня, а у Кирилла, ведь я при всех ему угрожала, и поэтому я должна отнести его Кириллу.

Аккуратно держа телефон, чтобы не выпачкаться самой, я поместила его в прозрачный пакетик и направилась на поиски своего помощника.

Глава 12

Следственный эксперимент

Кирилл сидел на пенечке возле своей палатки и читал какую-то книгу.

Я прошла мимо него и, практически не шевеля губами, произнесла:

– Через пять минут в лесу.

Кирилл никак не отреагировал – как читал книгу, так и продолжал читать, словно я и не проходила мимо.

«Как хорошо конспирируется! – восхитилась я, шагая в лес. И заволновалась: – А может, он меня правда не заметил и не услышал?»

Но опасения были напрасными. Ровно через пять минут Кирилл оторвался от книги и направился в лес.

Стоя за кустом, я услышала шорох веток.

– Эй, шифровщица, ты где? – спросил он громким шепотом.

Я вышла из укрытия.

– Ну ты мастер конспирации! Даже голову не поднял! – удивилась я и вытащила из кармана прозрачный пакетик с телефоном. – Смотри, что я принесла.

– Телефон в пакете? – удивился Кирилл. – В фильмах показывают, что улики собирают в такие же пакетики.

– Если говорить точнее, то не улики, а вещественные доказательства, – поправила я. – Улики – это более широкое понятие. Улики – это все фактические сведения, которые помогают раскрыть преступление. Улики могут быть и словами…

– Не знал… Ладно. Так зачем ты положила телефон в пакет?

– Чтобы ты не вымазался. Это не просто телефон, а телефон, который обработан специальным веществом, – таинственно сказала я и пояснила: – То есть лаком для волос… С блестками.

– Зачем? – изумился Кирилл.

Я стала объяснять все по порядку:

– Это мой телефон. Но вор этого не знает, он будет думать, что это твой телефон. Положи его рядом со своими вещами. Надо изобразить все как-то естественно… Так, чтобы вор ничего не заподозрил… – задумалась я. – Так, ты что делал? Сидел на пеньке и книгу читал? Отлично! Продолжай читать. А потом оставь на пеньке книгу и телефон и куда-нибудь отлучись. А я в это время спрячусь и буду следить за вором. И если по какой-то причине не услежу и не поймаю его, то на руках вора останутся блестки.

– Вот ты интересная, Ракета! Что вор обо мне подумает? Что я девчонка?! – возмутился Кирилл. – Подумает, что я пользуюсь лаком для волос! Да еще и с блестками!

Я рассмеялась.

– Какая тебе разница, что он подумает? Вор украдет у тебя телефон, а ты еще будешь волноваться, что он о тебе подумает? И вообще, не переживай, он не будет долго думать – мы быстренько его вычислим и поймаем!

– Ну ладно… блестки так блестки, – согласился в конце концов Кирилл. – Только мы сделаем немного по-другому. Я принесу еще один пенек и положу на него телефон. Пусть лучше лежит возле меня даже тогда, когда я буду читать. Не нужно выкладывать его только тогда, когда уйду, потому что если я перед уходом достану из кармана пакет, вытащу из него телефон и положу на пенек, где только что сидел, то это вызовет у людей подозрения.

– Отлично! Одна голова хорошо, а две лучше! – одобрила я и протянула Кириллу пакетик.

Вскоре я сидела в засаде. То есть в кустах. И следила за Кириллом. Кусты находились в десяти метрах от его палатки. Как и было условлено, он сидел на пенечке и читал книгу. Рядом находился второй пенек, на котором лежал телефон, а я находилась в колючих кустах, и мне за шиворот падали какие-то букашки.

«А никто и не говорил, что сидеть в засаде легко, – сказала я себе, вытряхивая из-под майки крупного муравья. – Думаешь, полицейским просто, когда они в засаде следят за преступником? Полицейские и в холоде, и в грязи, и под снегом, и под дождем… а у тебя всего лишь муравей за шиворотом».

Несмотря на муравья, в сидении в засаде было много плюсов. Надо сказать, что мне выпала уникальная возможность совершенно «официально», не отрываясь, смотреть на Кирилла. Я изучала его внешность, мимику, эмоции, которые отражались на лице. Он читал книгу и, кажется, всерьез зачитался. На лице появлялась то улыбка, то негодование, то волнение за персонажей, то радость за них…

Я обратила внимание, что у Кирилла спортивная фигура. И вспомнила, что еще во времена, когда я была в детдоме, он серьезно занимался легкой атлетикой. Эта физическая подготовка обязательно ему пригодится, когда он станет работать в правоохранительных органах.

Кирилл читал уже двадцать минут. Далее, строго соответствуя плану, закрыл книгу, потянулся, почесал локоть, встал с пенька и оставил на нем книгу. Телефон лежал рядом на втором пеньке. Его нельзя было не заметить. Не хватало только яркого плаката возле сотового с надписью: «Хозяин ушел! Укради меня!»

Кирилл зашел в палатку, затем вскоре вышел из нее с фотоаппаратом и сказал как будто самому себе:

– Пойду природу поснимаю.

О фотоаппарате мы не договаривались, но это он хорошо придумал. Нужен же какой-то повод, чтобы отлучиться.

Он ушел.

Мое сердце учащенно застучало. Возможно, сейчас кто-нибудь украдет телефон.

Я принялась внимательно осматривать территорию. Но… никто не подходил и не воровал.

«Подожди, сейчас украдут, – успокаивала я себя. – Потерпи еще немного. Более удачный момент вору выбрать трудно».

Я услышала шаги. Напряглась.

«Вор идет!» – подумала я.

Мимо палатки шла Зина, которая несла в руках охапку хвороста.

И вдруг она остановилась прямо возле пенька с телефоном. Внимательно посмотрела на него. Огляделась по сторонам.

У меня внутри все оборвалось. Это что получается, преступница все-таки она?

Но… Зина неодобрительно покачала головой и направилась дальше, бурча себе под нос:

– Вот что за люди! Бросают везде свои телефоны, а потом: «Зина воровка! Зина воровка!»

Она скрылась из зоны видимости.

Значит, вор – не Зина. Сейчас была возможность украсть телефон, но она этого не сделала, повела себя как порядочный человек. Мне было очень стыдно, что я ее подозревала. Из списка подозреваемых ее можно вычеркнуть.

Буквально через пару секунд я снова услышала шаги. К палатке Кирилла приблизился Роман Семенович. Но он прошел мимо пеньков и даже не взглянул на телефон.

Шли минуты. Я следила. От напряжения даже заболели глаза. А вора все не было.

Я начала постепенно расстраиваться, что никто не ворует телефон.

«А может, его и не будут воровать? – задумалась я. – Что, если вор решил прекратить свои проделки?»

Если бы кто-то узнал, что я расстроена из-за того, что никто не ворует мой телефон, люди подумали бы, что я ненормальная.

Кирилла не было уже пятнадцать минут. За это время можно было украсть не только телефон, но и два пенька с палаткой.

«Все, – обреченно подумала я. – Вора мы не найдем… Он не глупый… Понял, что теперь воровать крайне опасно…»

И вдруг послышались шаги.

Я насторожилась. Вытянулась, как струна.

Но к палатке подошел Кирилл.

Я разочарованно вздохнула.

Кирилл постоял несколько секунд у пеньков, посмотрел на телефон и, взяв книгу, снова сел на свое место. По его виду было ясно, что он тоже расстроен – наверное, думал, что вернется и увидит, что телефона нет.

«И что же нам теперь делать? – озадачилась я. – Наверное, вор обо всем догадался. Наверное, он понял, что его провоцируют! Вор очень наблюдательный. Вполне возможно, что он видел, как я передавала Кириллу записки и звала в лес. Наверное, он нас вычислил! Мы думали, что обводим его вокруг пальца, но на самом деле это он нас обвел! Он раскусил наш план! Но что теперь будет? Неужели поход закончится и мы так и не узнаем, кто подставил Колю? Неужели мы спустимся с гор и невинного Колю отдадут в полицию?»

Я была в замешательстве.

Кирилл немного почитал книгу, а потом снова ушел, оставив телефон на самом видном месте. Я снова напряглась и стала внимательно наблюдать, но ничего не происходило.

Я была расстроена так, как не была расстроена еще ни разу в жизни.

Кирилл вернулся к палатке, вновь с печалью взглянул на телефон и сел на пенек.

У него было озадаченное выражение лица. Наверное, тоже думал, что делать дальше.

«Сейчас позвоню ему и скажу, что пора прекращать засаду, – решила я. – К тому же скоро будет затмение! Не можем же мы встретить его в засаде!»

Я взяла телефон и занесла палец над кнопкой вызова.

И внезапно в этот момент вдалеке послышался истошный крик Жанны:

– Помогите! Тону! Тон-у-у!!

По мне словно прошел разряд тока: «Она же пошла на озеро купаться!»

Кирилл вскочил с пенька, я вынырнула из кустов, и мы со всех ног помчались к озеру.

Правда, не знаю, чем я могла бы помочь, потому что плавала очень плохо, хоть и жила возле Дона.

– Тону-у-у! – кричала Жанна. – Помогите!

Мы неслись так, что едва не упали – к озеру вел крутой спуск. Из-за этого я даже не бежала, а прыгала, как горная лань, двухметровыми прыжками.

Я увидела посередине озера Жанну, которая отчаянно пыталась держаться на плаву.

К озеру со всех сторон подбегали люди – Роман Семенович, Кирилл, Коля, Зина, Люба и я.

Быстрее всех оказался Коля. Он прыгнул в озеро и стремительно поплыл к Жанне. Следом нырнул Кирилл, но его помощь была уже не нужна – Коля успел добраться до девушки. Она ухватилась за Колю, и он доставил ее на берег.

Мы помогли им выбраться из воды. Жанна была обессилена и часто дышала.

– Я… я заплыла слишком далеко… – прерывисто сказала она. – Думала, что хватит сил вернуться… но мне стало трудно… из сил выбилась…

– Не переживай, уже все хорошо, – успокоил ее мокрый Коля.

– Спасибо тебе, – стыдливо пряча от него глаза, проговорила Жанна и заплакала. Стыдно ей стало потому, что сегодня ночью она обвинила Колю в воровстве и пообещала, что напишет заявление в полицию. А он сейчас ее спас.

Мне стало очень ее жаль. Жанна весь поход что-то из себя изображала, но сейчас она была настоящей, простой, обычной девчонкой. Кроме того, была отзывчивой – даже подарила мне лак с блестками.

«Лак! – пронзила голову мысль. – Мы забыли телефон!»

– Кирилл, там же телефон! – бросилась я к Кириллу.

Его глаза расширились:

– Точно!

Мы сорвались с места и понеслись к палатке. Бежать вниз было легко, а вот бежать вверх, в гору, оказалось трудно, и мы потратили на это некоторое время.

Мы примчались к палатке и замерли как вкопанные. Посмотрели на пенек и обменялись пораженными взглядами.

Телефон пропал.

Глава 13

Затмение в пропасти

Мы сидели на поваленном бревне неподалеку от озера и обсуждали произошедшее.

– Отлучились ровно на две минуты, и как раз в это время украли телефон! – с досадой сказала я. – Вот надо же было такому случиться!

Кирилл же подошел к вопросу конструктивно:

– Надо проанализировать – кто был вместе с нами у озера, а кого не было?

– Кто был?.. – задумалась я. – Я, ты, Роман Семенович, Коля, Зина, Люба… Жанна, само собой. И все. Да многих не было. Поэтому вычислить не получится!

– Ну, по крайней мере можно предположить, что это не Роман Семенович, не Жанна, не Коля и не Люба. Уже легче, – попытался Кирилл найти плюсы. – Они прибежали с другой стороны, не с той, где моя палатка. Значит, это кто-то из оставшихся четверых участников похода.

– Так, ладно, не будем терять времени. – Я поднялась с бревна. – Нужно срочно найти того, у кого блестящие ладони.

– А если он был в перчатках? – Кирилл тоже встал с бревна.

– Не думаю. Он же не знает, что на телефоне блестки, – отрицательно покачала я головой. – Действуем так. Разделимся. Ты идешь осматривать людей, которые на поляне, а я пойду посмотрю, может, кто-то гуляет возле леса.

– Договорились! – кивнул Кирилл и умчался в свою сторону.

Я направилась к лесу. Возле него обычно всегда собирался народ.

Внутри у меня все пульсировало от волнения. Не верилось, что буквально через минуту мы узнаем, кто вор!

Я приблизилась к лесу. Стихли доносящиеся с поляны голоса людей.

– Эй, ребята! – крикнула я в сторону леса. Но никто не отозвался. – Эй! Здесь кто-нибудь гуляет?

«Никого нет, что ли? – подумала я. – Наверное, все на поляне. Ой! Неужели Кирилл первым узнает, кто вор? А может, он уже знает?»

Я хотела развернуться, чтобы уйти к полянке, но вдруг боковым зрением заметила в лесу какое-то движение.

Я остановилась и всмотрелась в заросли. Но никого не увидела, потому что лес был очень густым.

«Наверное, показалось, – подумала я. – А может, просто какое-то лесное животное, дикая кошка».

Я сделала шаг в сторону поляны, и в этот момент снова заметила легкое движение. И это была не дикая кошка. Среди листвы показался кусочек фиолетовых шорт. Я вспомнила, у кого в нашей группе фиолетовые шорты!

Я быстро вошла в лес и целеустремленно направилась к источнику шума. Как я уже сказала, лес был густым, и поэтому листья скрывали того, кто здесь находился.

И неожиданно впереди, в просвете между зарослями, я увидела руку, которую человек засовывал в дупло старой сосны.

Видимо, он услышал, что я иду за ним, поэтому резко убрал руку из дупла и помчался в глубь леса.

Я стремительно подошла к той сосне, возле которой стоял человек, потянулась, просунула руку в дупло и… вытащила свой украденный телефон.

Пока я стояла, человек от меня удалился, но я не собиралась отступать и помчалась за ним. Это был смешанный лес, тут росли и хвойные, и лиственные, и поэтому во время бега меня хлестали по лицу то колючие ветки сосен, то листья. Земля подо мной пружинила из-за толстого многолетнего слоя палой листвы и иголок.

Внезапно у меня появилась идея. На бегу я включила в другом телефоне диктофон и положила его в карман.

Телефон запищал. Я досадливо посмотрела на дисплей. Мобильник выключился, потому что в нем сел аккумулятор.

Тогда я включила диктофон в телефоне с блестками. Но и он предупредительно запищал! Однако еще не выключался, работал.

И вдруг деревья расступились. Лес резко кончился, и мы выбежали на открытое пространство. Это была каменистая площадка перед обрывом.

Я сразу же бросила взгляд на ладони того, кого преследовала. Правая ладонь ярко блестела.

Это был Игорь.

– Чего ты за мной бежишь? – грубо спросил он.

– А чего ты от меня убегаешь? – усмехнулась я.

– А тебе какое дело?

– Самое что ни есть прямое! – сказала я и достала из кармана украденный телефон. – Ты спрятал мой телефон в дупло! Ты его украл! Значит, это ты всех обворовывал!

Лишь на секунду на его лице отразилась растерянность, но в следующее мгновение он взял себя в руки:

– Валя, – ласково улыбнулся он, – ну что ты такое говоришь? Вот представь, я гуляю себе спокойно по лесу, любуюсь этой красотой и вдруг слышу – за мной кто-то бежит. Я подумал, это… как его… волосатый Никита, поэтому и убежал! А ты себе уже что-то придумала… Как у тебя дела? – подходя ко мне, мягко спросил он. – Сегодня утром вы с Кириллом поругались. Я вас не понимаю, вы то дружите, то ругаетесь… Значит, вы больше не дружите? Значит, ты позволишь мне дружить с тобой? Если бы ты знала, как я счастлив…

Он настолько искренне смотрел на меня, что на секунду я даже подумала, что он действительно что-то ко мне испытывает. Но в следующую секунду опомнилась.

– Не зря ты говорил, что хочешь быть актером, – оборвала я поток его лжи. – Покажи правую руку.

– При чем здесь рука? – недоуменно спросил Игорь и протянул мне правую ладонь.

Она заблестела на солнце так, как будто сама была солнцем.

– При том, что этот телефон был обработан лаком для волос! – обличающе сказала я. И дополнила: – Лаком с блестками! Мы с Кириллом специально его побрызгали, чтобы вычислить, кто возьмет телефон. И вот пожалуйста, мы с тобой оба видим ответ.

Видимо, до этого мгновения Игорь не замечал, что испачкал ладонь блестками.

Он медленно опустил руку. В глазах возник страх. Мы оба молчали. На его лице появилась смесь самых разных эмоций: растерянность чередовалась с гневом, гнев с задумчивостью, задумчивость с хитростью.

– Лак для волос? Бред какой-то! – наконец ожил он.

– Это не бред. Блестки показали, кто преступник.

Я понимала весь комизм ситуации, но ведь это правда, что нам помог именно лак для волос.

– У тебя тоже руки блестят, – заметил Игорь.

Я посмотрела на свои ладони – действительно, они тоже блестели, ведь я вытащила из дупла блестящий телефон.

– Мои руки блестят, потому что я взяла свой телефон, и в этом нет ничего подозрительного, – парировала я. – Но вот почему руки блестят и у тебя? Это в любом случае говорит о том, что ты брал чужой телефон!

– Ты ничего не докажешь! – резко сказал Игорь. Внезапно его лицо из влюбленного превратилось в холодное, каменное. Видимо, именно это выражение лица было у Игоря настоящим. – Кто тебе поверит? Я – сын нашего руководителя! Все верят мне, а не тебе! Ты уже однажды ошиблась, когда обвинила Кирилла! Поэтому теперь тебе никто не поверит! Тебя все засмеют! Запомни это!

– Поверят, – пообещала я и повертела в руках телефон. – Весь наш разговор записан на диктофон.

Игорь побледнел, а потом рванулся вперед:

– Отдай!

– Ага, размечтался! – Я отступила на шаг назад и положила телефон обратно в карман.

– Быстро отдай! – пригрозил Игорь. – Если не отдашь, я отниму его насильно!

Мы стояли на склоне горы. В двух метрах от нас земля обрывалась и начиналась пропасть. Здесь дул сильный ветер.

Я находилась возле обрыва, а Игорь на меня наступал.

– Отдай! – с грозным видом потребовал он.

Я бросила взгляд на пропасть. У меня слегка закружилась голова, и стало страшно.

Игорь грозно навис надо мной.

– Игорь, уйди, – попросила я, испытывая жуткий страх перед пропастью. – Я стою возле обрыва. Я могу упасть.

– Отдай! – прошипел Игорь и дернулся вперед.

Я инстинктивно дернулась назад. Под ногами заскользили камешки. Я поскользнулась… и полетела вниз.

Мне показалось, что на мгновение я отключилась. Мир вокруг словно потух, как бывает, когда на секунду выключается электричество.

Я очнулась на каком-то камне и не поняла, где нахожусь.

Осторожно огляделась.

Я лежала на скальной полке. Обрыв, с которого я упала, переходил в похожую на ступеньки скальную полку, и именно на ней я была. Ступенька выступала вперед метра на три и в длину тоже была такого же размера.

У меня болели руки, ноги и бок. При падении я здорово ушиблась.

Я не решалась встать, поэтому осторожно подползла к краю и посмотрела вниз.

У меня помутнело в глазах.

Подо мной простиралась глубокая бездонная пропасть; внизу, на земле, текла длинная река, которая с высоты напоминала извилистую змейку. Пропасть была глубиной метров триста, выше, чем высота птичьего полета. Я видела внизу ковер из сосен, поляны, луга…

Я быстро уползла обратно и забилась в самый угол скального выступа.

Вдруг я услышала вверху шорох. Подняла голову и увидела, как на меня смотрит Игорь.

– Ну и что ты наделала? – укоризненно спросил он. – А если бы ты разбилась?

– Игорь, пожалуйста, вытащи меня отсюда! – попросила я.

– Вытащу, но только при одном условии – если ты отдашь мне запись, – заявил Игорь.

Я задумалась. Если отдам запись, то как я докажу людям, что он вор? Нет. Ничего не буду ему возвращать!

Но как я отсюда выберусь?

Вот это выбор!

– Ничего я тебе не отдам! – крикнула я.

И вдруг поняла, что надо делать.

«Да у меня же при себе телефон! – ахнула я. – Надо позвонить Роману Семеновичу!»

Я вытащила из кармана блестящий мобильник, занесла пальцы над кнопкой… и чуть не расплакалась от досады. Телефон был выключен. В нем окончательно сел аккумулятор.

– Ну так что? – напомнил о себе Игорь.

– Ничего я тебе не отдам! Позови людей!

– Все с тобой ясно, – жестко сказал он. – Ладно, я пошел. Счастливо оставаться.

Меня словно ледяной водой окатили.

– Как это? Ты куда? Игорь! Ты же… ты же не оставишь меня здесь?!

– Почему это не оставлю? Оставлю, – спокойно ответил Игорь. – Через пятнадцать минут затмение. Мы им полюбуемся, а потом соберемся и уйдем. А ты останешься здесь навсегда.

Я обомлела.

Игорь – тот Игорь, который говорил, что я ему нравлюсь, Игорь, который смотрел на меня влюбленными глазами и ухаживал за мной во время обеда у костра, сейчас оставляет меня в пропасти!

– Неужели ты такой жестокий? – едва не плача, спросила я.

– Нет, я не жестокий, – улыбнулся Игорь. – И поэтому даю тебе еще один шанс. После затмения я вернусь и еще раз попрошу у тебя телефон. Если ты снова мне его не вернешь, то… больше я сюда не вернусь. Поняла?

Я ничего не ответила.

– Молчание – знак согласия, – усмехнулся Игорь, и его голова скрылась за обрывом.

Я осталась одна. Мною завладел дикий страх. Только сейчас я поняла, где нахожусь. Подо мной была огромная пропасть! Если поскользнусь, то гарантированно разобьюсь!

А что, если Игорь действительно бросит меня здесь и вся группа уйдет?

Я не могла шелохнуться, будто приросла к скале. Стало жутко.

Я села на корточки и сжалась в комок. Вниз даже не смотрела, потому что высота была страшной. В пропасти свистел ветер. Я чувствовала себя очень одинокой.

И только сейчас мне стало предельно ясно, почему Игорь так настойчиво пытался доказать, что я ему нравлюсь.

Получается, что когда он говорил о любви, то он врал! А сейчас показал свое истинное лицо. А я еще переживала, что обижаю бедного влюбленного в меня человека! А Игорь просто преследовал свои цели.

Какие цели?

А вот такие. Для него оказалось настоящей удачей, что я обратилась к нему с просьбой быть со мной рядом, чтобы ко мне не подходил Кирилл. Сама того не зная, я помогла Игорю. Если хорошенько все вспомнить, то можно сделать вывод, что я подозревала всех, кроме Игоря. Я даже не думала, что вор – он, потому что доверяла ему. Но когда он увидел, что мы с Кириллом подружились, то он впал в панику, ведь удача от него ускользала. Я могла посмотреть на него просто как на участника похода, а не как на своего «сообщника», поэтому он и стал доказывать свои чувства, чтобы снова быть со мной рядом и тем самым переключить мое внимание.

Я действительно думала, что он меня полюбил. Выходит, он старательно надевал на меня розовые очки, за которыми я не увидела, что именно он обворовывает участников похода.

Но сейчас, когда он оставил меня в пропасти, все встало на свои места. Розовые очки упали и разбились на тысячу осколков, обнажив его хитрый план.

Игорь постоянно пользовался удобными ситуациями для воровства. Первый раз – когда лагерь переполошился из-за Никиты, в это время Игорь пробрался в палатку к Коле и украл у него деньги. Второй раз – когда Зина поругалась с Жанной. А в третий раз – когда мы умчались на озеро спасать Жанну и оставили телефон без присмотра.

Хорошо, с этим все ясно. Но для чего он воровал? Он – сын руководителя и так плохо себя ведет! Ничего не понимаю! А может, они с Романом Семеновичем заодно?..

По щекам покатились слезы.

– Помогите! – что было сил закричала я. – Помогите! Я в пропасти! По-мо-ги-те!

Я кричала так долго, что у меня осип голос.

Внезапно похолодало и потемнело. Ветер подул сильнее. В одно мгновение исчезли все звуки. Птицы перестали петь. Стало как-то сумеречно.

Происходило что-то странное. И в следующее мгновение я поняла что.

Я прищурилась и посмотрела на Солнце – огромную звезду, которая согревала и освещала Землю. К Солнцу приблизилась Луна.

Вот почему затихла вся природа. У птиц тоже, как и у людей, есть биоритмы, они привыкли к обычному распорядку дня: днем светло, а вечером темно. А тут вдруг посреди дня стало темно. Они не понимали, в чем дело, поэтому и притихли.

Я отвела взгляд – глазам стало больно. В палатке у меня лежали специальные затемненные очки, через которые я собиралась наблюдать за затмением вместе с остальными участниками похода. Я думала, что это будет самый красивый момент в моей жизни, но вместо этого сижу в пропасти и трясусь от страха.

Интересно, что сейчас делает Кирилл? Он ищет меня или нет? А может, он ничего не заподозрил и думает, что я по-прежнему хожу по лесу и ищу человека с блестящими руками?

– Помогите! – хриплым голосом панически закричала я. – Помогите! Спасите меня! Я в пропасти!!! По-мо-ги-те!!! Ки-рилл! По-мо-ги!!!

Горло пекло от крика. Меня нервно лихорадило. И вдруг сверху послышалось шуршание камней. Наверное, Игорь вернулся! Я вскочила с корточек и посмотрела вверх на край обрыва. Шуршание стало раздаваться сильнее. И внезапно из-за обрыва высунулась обросшая черными волосами голова. Наверное, я поседела от страха. Это был он. Никита.

– А-а-а-а! – истошно закричала я и забилась в угол скальной полки. – А-а-а-а!

Я крепко зажмурилась.

Зашуршали камни. Я понимала, что по крутому обрыву ко мне спускается Никита, но боялась открыть глаза и сжимала веки еще сильнее.

Я почувствовала, что он стоит рядом.

– Не бойся, – густым грудным басом сказал он.

И вдруг мне стало очень стыдно. Почему я так себя веду? Почему я его боюсь? Никита – обычный человек, просто с какими-то нарушениями в организме! Вот из-за таких, как я, у него и сломалась жизнь, и ему пришлось уйти в лес!

Бедный Никита! Он страдает из-за чрезмерного роста волос, а я, помню, страдала, что Кирилл меня обстриг и я осталась без волос! Какая же я была глупая! Мои проблемы в сравнении с проблемами других людей просто ничто!

Я открыла глаза. Двухметровый, заросший густыми черными волосами Никита стоял возле меня. У него были черные как угольки глаза со светлыми белками. На нем были надеты старые потрепанные брюки, а на ногах такие же изношенные ботинки.

– Не бойся меня, – печально сказал Никита.

Слова давались ему с трудом, как будто он долго их вспоминал, прежде чем произнести. Речь была рубленой и какой-то нескладной.

Я встала на ноги.

– Как имя твое? – спросил он.

– Валя.

Вокруг становилось все темнее.

– Что с ним? – прищурившись, глядя на солнце, пробасил Никита.

– Это солнечное затмение, – ответила я.

– Солнце! – испуганно крикнул Никита. – Ты куда? Солнце!

– Солнце и Луна проходят по одному пути, и Луна на какое-то время прикрывает собой Солнце, – нерешительно начала я разговор. – Затмение будет длиться семь минут. Ты не бойся, – мягко сказала я, – это обычное природное явление.

«Бедный Никита, – с горечью подумала я, – наверное, он в школе не учился и не слышал про затмение».

– Солнце придет? – глядя на меня испуганными глазами, спросил он.

– Обязательно придет, – мягко ответила я.

В это мгновение Луна полностью соединилась с Солнцем и стало темно, как поздним вечером. Вокруг Луны вспыхнуло огненное кольцо. Солнечная корона.

Никита ахнул.

Красота была неописуемая. Затмение и пугало, и восхищало.

– Не бойся, – теперь сказала Никите я. И… смело погладила его по волосатой руке. Волосы были на удивление мягкими, шелковистыми, приятными на ощупь, хотя со стороны казалось, что они как жесткая щетина.

Он повернулся ко мне и изумленно посмотрел мне в глаза своими черными глазами.

– Ты же сказал не бояться тебя. Я поверила и не боюсь. А теперь ты поверь мне и не бойся затмения.

Я взяла Никиту за руку. Ладонь была без волос, но с тыльной стороны ее покрывали волосы.

Оставшиеся несколько минут Никита больше не поворачивал голову к затмению. Не отрываясь и, кажется, не моргая, он смотрел на мою руку, которая крепко сжимала его ладонь.

В его глазах блестели слезы.

Глава 14

Каждому нужна семья

Мир начал светлеть. Затем оживать. Сначала запела одна птица, потом другая… Затмение закончилось, и природа вошла в прежние биоритмы.

Мы стояли и смотрели в пропасть.

– Это ты выл возле нашего лагеря? – поинтересовалась я. – Зачем ты воешь, как зверь?

– А что еще делать? – с болью ответил Никита. – Я с виду как зверь, со мной обращались как со зверем, вот и жить мне приходится так же, как всем зверям…

Я не знала, что на это ответить. Мне было очень его жаль.

– Идем отсюда, – со вздохом, в котором слышалась душевная боль, сказал он. – Я вытащу тебя.

Не успела я ничего ответить, как Никита подхватил меня как пушинку и прижал к себе.

– Но мы оба упадем! – вскрикнула я.

– Не бойся. Хорошо?

И я решила довериться Никите.

Он ступил на пологий склон, который вел наверх. От ужаса я закрыла глаза. Я ощущала, что мы поднимаемся вверх. Слышала шорох камней под ногами Никиты, его сопение, и мне казалось, что я вот-вот сорвусь и полечу в пропасть.

Но я никуда не полетела.

– Ну вот, – сказал мой спаситель.

Я открыла глаза. Мы стояли на земле.

Я посмотрела в пропасть, из которой только что выбралась. Закружилась голова.

В этот момент послышался шум, множество голосов, и я увидела идущую толпу – всю мою группу.

Никита испуганно посмотрел на них и опустил меня на землю.

– Я ухожу! – вздрогнул он.

Не успела я ничего сказать, как Никита в два шага прыгнул к густому лесу и скрылся в зарослях.

– Спасибо! – что было сил крикнула я. – Никита, спасибо!!!

И только в этот момент до меня дошло: когда я крепко держала Никиту, то вымазала его черные волосы блестками! Но сейчас было не до смеха.

– Ракета! – ко мне подбежал Кирилл с испуганными глазами. – Ракета! Как ты?

– Все нормально, – растерянно ответила я. Я ощущала себя словно не здесь, потому что все происходящее было невероятным.

– У тебя ссадины! – воскликнул Кирилл. – Что случилось?

– Я упала…

– Валя, куда ты упала? И куда ты пропала? – беспокойно спросила Жанна. – Тебя весь лагерь искал!

– Я упала на скальную полку и не могла оттуда выбраться. Это было в этой пропасти, – кивнула я на обрыв и от усталости путано объяснила: – А Игорь оставил меня там и не помог мне вылезти. Вором оказался Игорь! Он шантажировал меня, хотел, чтобы я отдала ему улики.

– Что ты такое говоришь?! – возмутился Роман Семенович. – Зачем ты обвиняешь моего сына? Какие еще улики? О чем ты?

– Она говорит правду! – заступился за меня Кирилл. – Я увидел на руках Игоря блестки. А тебя все не было и не было. – Он повернулся ко мне. – К затмению собралась вся группа, кроме тебя. Я стал переживать. Потом подошел к Игорю, сказал про его блестящие руки… Он начал так нервничать… И я понял, что ты с ним до этого уже поговорила. Ну, и я вытряс из него всю правду. Вот мы и прибежали.

– Какие еще блестки?! – пуще прежнего возмутился руководитель. – Что за ерунда?! Объясните толком!

– Сейчас мы все вам расскажем, – утомленно ответила я и только в этот момент поняла всю глубину той опасности, которую пережила в пропасти. Я с теплотой посмотрела на Кирилла: – Кирилл, спасибо…

Сама не знаю, как так получилось, но я… крепко его обняла. Я почувствовала его тепло. Оно обволокло всю меня, и в этот тревожный момент мне вдруг стало так хорошо и спокойно от осознания того, что Кирилл со мной рядом, что он думал обо мне, переживал и что он нашел меня…

Именно он, именно Кирилл, которого я всегда считала своим врагом, оказался моим самым лучшим другом. Другом, с которым я всегда хотела бы быть рядом.

Он обнял меня в ответ.

– Не переживай, Ракета, все позади, – с улыбкой сказал он. – Все позади.

Вскоре мы собрались у костра.

Игорь стоял в окружении всей группы. Он понял, что деваться ему некуда.

Он прятал правую руку в карман, потому что она по-прежнему блестела и выдавала в нем вора.

– Что ты натворил! Что ты натворил! – возопил в ужасе Роман Семенович. – Ты меня опозорил! Сын руководителя оказался вором! Зачем ты это сделал? Зачем?! Я не понимаю, тебе что, денег не хватало?! Я подозревал кого угодно, но только не тебя – моего родного сына! Какой позор… – Он обхватил голову руками. На него было жалко смотреть. Он просто сгорал от стыда.

– Ты сам во всем виноват! – закричал Игорь в ответ. – Если бы не ты, я ничего бы этого не делал!

– Я во всем виноват?! – изумился Роман Семенович. – Это чего я такого сделал, что ты стал… вором?

Игорь сопел, как разъяренный бык.

– Ты разрушил нашу семью! Вот что ты сделал! – прокричал Игорь, и на его глаза навернулись слезы. Он прокричал это с неподдельным драматизмом, и, судя по всему, слезы были искренними. Это был крик души. – Я хотел тебя вернуть! Тебе хорошо! Ты вечно ходишь по своим горам и общаешься со своей Наташкой! А мы… а мама… а мы страдаем! – Игорь осмотрел всех нас. Сейчас он выглядел обычным парнем. Он был взмокший и прерывисто дышал от разрывающих его эмоций. – У отца двое детей! Я и младшая сестра! Но он ушел из семьи три года назад! Сказал, что разлюбил маму! Он ушел к женщине Наташе, которая работает в этой же туристической фирме! Он живет счастливо, а мама без него страдает! Да она просто умирает без него! Она из-за стресса похудела на двадцать килограммов! Она даже лежала в больнице с нервным срывом! – Он повернулся к отцу. – Ты никого не любишь, кроме себя! Ты разрушил нашу семью! Ты разрушил наше счастье! И после этого ты смеешь жить как ни в чем не бывало?! – Он помолчал. – Мне не нужны были деньги и телефон. Я и так все это подбросил бы обратно. – Игорь снова обратился к отцу: – Я хотел испортить тебе поход, чтобы потерпевшие написали заявление в полицию, чтобы нажаловались на тебя и чтобы тебя уволили с работы! И тогда ты не общался бы со своей Наташей в этой турфирме! И ты бы к нам вернулся…

Все участники подхода хранили молчание. Чувствовали себя очень неловко и были потрясены.

Отдышавшись, Игорь снизил тон и продолжил:

– Ты берешь нас в походы… – усмехнулся он. – Ты платишь нам алименты… Думаешь, что мы ни в чем не нуждаемся и у нас все хорошо… Да нам сто лет не нужны твои алименты! Нам не деньги нужны! Нам семья нужна! А мы… а мы сироты при живом отце! – припечатал Игорь и, стремительно пройдя сквозь толпу, куда-то ушел.

Все смущенно переглядывались. Никто не знал, что сказать. Никто не думал, что за воровством стоит семейная драма.

Теперь стало ясно, почему я иногда замечала трения между Игорем и Романом Семеновичем.

У меня сердце разрывалось. Мне было очень жалко Игоря. Я понимала, что он чувствует. Уж я-то знаю, что такое хотеть, чтобы у тебя были родители.

– Роман Семенович… – тихо сказала я. – Каждому ребенку нужны родители. Папа с мамой. Игорь правильно сказал… Детям не нужно ничего, кроме семьи. Нет ничего хуже, чем ребенок без родителей.

– Ты прям как учительница говоришь, – не удержалась от колкости Жанна.

Я хотела ответить, но не смогла. В горле стоял вязкий ком. Я вспомнила своих родителей, вспомнила, как они умерли, вспомнила детдом. Вспомнила ту девочку, которая упрекала родителей за то, что купили ей телефон с кнопками, а не смартфон.

Мне было тяжело. Я не могла произнести ни слова.

– Валя выросла в детдоме, – вместо меня ответил Кирилл.

Жанна изумленно расширила глаза.

– Как – в детдоме?! Ты шутишь?.. А участковый?

– Это мой крестный отец, – наконец смогла вымолвить я. – Год назад он меня разыскал и удочерил.

– Я… я не знала… – тихо прошептала Жанна. – Прости… Теперь я поняла… ты мне один раз сказала: «Радуйся, что у тебя вообще есть мама»… Ну, когда я была недовольна, что она мне путевку купила… Я тогда не поняла… А теперь поняла…

Роман Семенович пораженно посмотрел на меня и медленно ушел с полянки.

Но вдруг к нам вернулся Игорь и закричал:

– Ну что, довольны?! Довольны, что до всего докопались?! Вы разрушили мой план! Теперь папа к нам не вернется! – неожиданно он подошел к Кириллу и с удовольствием сказал: – От тебя она вообще откупилась! Да-да! Откупилась!

– Что?.. – изумился Кирилл и непонимающе посмотрел на меня. – Ракета, о чем это он?

Я смутилась, и, пока подыскивала слова, Игорь с наслаждением сообщил:

– Она настолько терпеть тебя не может, что подарила мне свой плеер, чтобы я делал вид, что мы вместе! Чтобы ты к ней не подходил!

– Кирилл! – закричала я. – Ты не так все понял!

– Да не выкручивайся ты! – сказал Игорь. – Это правда! Вот ее плеер! – Он вытащил из кармана мой девайс.

Кирилл пораженно посмотрел на плеер. На Игоря. На меня.

В конце концов, его взгляд остановился на мне.

– Не переживай. Я больше никогда тебя не потревожу, – в страшном потрясении сказал он. У него потух взгляд, и он сам даже стал как-то меньше.

Он стремительно ушел с полянки.

– Кирилл, постой! – Я бросилась за ним. – Послушай меня! Все это было до того, как мы помирились! Тогда я еще ничего о тебе не знала!

Кирилл замедлил шаг.

– Это правда? – с надеждой спросил он.

– Правда, – облегченно подтвердила я.

Его лицо приняло радостное выражение. Игорь понял, что у него не получилось нас поссорить, и снова крикнул:

– Ну хорошо, это было до! А что ты говорила после того, как вы помирились?

– А что я говорила? – не поняла я.

Кирилл заинтересованно посмотрел на Игоря.

– Когда ты собирала в лесу хворост, ты мне сказала про Кирилла: «Да какая между нами может быть дружба?» Ты сказала, что он тебе сто лет не нужен! Ты сказала, что ты мечтаешь о том, чтобы поскорее закончился поход, чтобы мы спустились с гор и чтобы ты больше никогда в жизни не видела этого человека! – с наслаждением процитировал меня Игорь. – Это было уже после того, как вы помирились! Или скажешь, что этого не было? А?

Кирилл переменился в лице.

– Отвечай! – потребовал Игорь.

– Было… – растерянно сказала я. – Кирилл, но я тебе все объясню! Я ему сказала это специально!

– Ага, ну да, специально! – усмехнулся Игорь.

– Как ты могла… – глядя на меня, с чувством произнес Кирилл. – Как ты могла…

Он резко развернулся и направился к своей палатке. Я побежала за ним.

– Кирилл, подожди! Ну послушай меня!

– Вы все мне испортили! – закричал Игорь нам вслед. – Если бы не вы, все пошло бы по моему плану! Вы все сломали!

– Кирилл! – снова крикнула я.

Он остановился и раздраженно бросил:

– Валя, уйди! Я же сказал – я больше тебя не потревожу! Радуйся! Ты добилась своего! Скоро исполнится твоя мечта – мы спустимся с гор, и ты меня больше никогда не увидишь! Все! На этом конец! Наша дружба с самого начала была тебе не нужна! Все! Теперь точно – все!

– Кирилл! – расплакалась я. – Ну зачем ты так! Это недоразумение! Я сказала ему это для того, чтобы он не понял, что мы дружим! Чтобы не сорвалась наша операция!

– Ну конечно… – скептически отозвался Кирилл, забрался в палатку и наглухо ее закрыл.

– Кирилл! Ты мне очень нужен! – стоя возле палатки, пыталась я достучаться до его сердца. – Ну послушай меня! Давай не повторять старую ошибку! Ну пожалуйста! Кирилл! Я очень хочу, чтобы мы всегда были вместе!

Я долго стояла возле его палатки, но он так ко мне и не вышел.

Ни через полчаса, ни через час.

А через два часа я четко поняла, что он не хочет меня знать, и медленно побрела в свою палатку.

В своем последнем обращении ко мне Кирилл назвал меня Валей, а не Ракетой… Значит, теперь я для него чужой человек. И в этом виновата я сама.

Эпилог

Я ехала в поезде в очень печальном настроении. Я понимала, что мы с Кириллом больше не будем общаться.

Еще в походе я пыталась с ним поговорить, но он всячески меня избегал и старался не находиться рядом. Он не понимал, почему уже после того, как мы помирились, я наговорила про него столько плохого. И он был прав. Ведь в том разговоре с Игорем, когда я собирала хворост, можно было ответить что-то другое, нейтральное, или было бы лучше даже вообще ему не отвечать. А я, вместо того чтобы поступить умно, поступила хуже некуда.

После того как я узнала правду о том, что я нравилась Кириллу, правду о том, как мы портили его детство, мое отношение к нему изменилось кардинально, теперь я была очень рада, что мы с ним общаемся. Но было уже поздно.

Я стояла в коридоре поезда и смотрела на Черное море, мимо которого мы ехали.

На сердце было очень тяжело. Я понимала, что мы с Кириллом выйдем из поезда и больше никогда не увидимся. Будет именно так, как я сказала Игорю… Но ведь на самом деле я этого не хочу! Я не хочу расставаться с Кириллом! Я хочу с ним видеться! Очень хочу! Раньше я не могла даже думать о нем, а теперь только о нем и думаю! Но Кирилл больше не хочет меня знать…

Из путешествия я вернулась совсем другой. Изменилось все. Во-первых, я увидела свою мечту – горы. Во-вторых, провела первое в жизни расследование.

В самом конце похода, когда мы спустились к подножию горы и ждали, когда за нами приедет джип, я увидела, как Роман Семенович подошел к Игорю. Они долго о чем-то разговаривали. И ветер донес до меня фразу: «Мы с Наташей уже давно не вместе. Я хочу к вам вернуться…» Надеюсь, их семья снова станет счастливой.

Когда я находилась в пропасти, Игорь говорил, что оставит меня там. Тогда я сильно испугалась и не могла трезво мыслить, но уже потом поняла – конечно же, он обязательно вернулся бы за мной. Но, находясь на скальной полке, я думала, что он действительно не придет.

После поездки я еще больше захотела быть следователем. И вместе с тем стало грустно, что это дело закрылось… Закончились слежки… Закончился анализ – кто вор? Дело, можно сказать, сдано в архив. Чем мне теперь заниматься? Что мне теперь расследовать? Снова читать детективы?.. Наверное, пора переходить с книг на реальность и готовиться к поступлению в юридический институт.

Но самое главное, что я поняла за время похода, – это то, что Кирилл мне не враг. Но… наша дружба, не успев начаться, там же, в горах, и разрушилась.

Я чувствовала большую вину перед ним.

Мне было очень плохо. Я была счастлива, что мы подружились, но против нашей дружбы сыграли мои же поступки. И теперь я получаю то, что по праву заслужила. А с Кириллом, наверное, будут дружить более достойные девушки.

Мало того что я организовала против него «операцию», так еще и Игоря в это втянула. А это тоже очень плохо.

Первые несколько дней после приезда я не могла думать ни о чем другом. Постоянно думала о Кирилле. Представляла, как могла бы сложиться наша дружба, если бы мы не расстались. Мы ходили бы вместе в кино, в парк, бывали бы друг у друга в гостях, я показала бы Кириллу ступеньки, которые ведут к Дону, покатала бы его на лодке…

Но теперь ничего этого не будет.

Я стояла у окна и рассматривала стену с нарисованными горами. Если раньше горы вызывали во мне радость, то теперь они стали постоянно напоминать о том, что в них началась и сразу же закончилась моя дружба с Кириллом. Мне хотелось поклеить на стену обычные обои.

Сердце просто разрывалось на части. Ну почему все закончилось именно так?

В комнату постучали. Вошел папа.

– Валь, я пойду прилягу. Посплю пару часов. Мне же в ночную смену.

Я кивнула, стоя к папе спиной. Не хотела, чтобы он увидел мое расстроенное лицо. Но папа был очень чутким.

– Доча, почему ты грустная? – поинтересовался он. – Ты после поездки сама не своя. Тебе не понравилась программа?

– Понравилась, – вздохнула я.

– Тогда что происходит?

– Я потеряла друга, – честно ответила я и развернулась к папе.

Он помолчал, обдумывая услышанное.

– Если ваша дружба настоящая, то она не может разрушиться, – сказал он. – Настоящая дружба сильнее любых проблем. А если она ненастоящая… то ее может сломать любая мелочь… Поэтому… пытайся вернуть дружбу.

– Я пыталась…

– Но ты все равно не отчаивайся. И снова пытайся! И жди.

– Чего ждать? – не поняла я.

– Когда твои слова дойдут до сердца человека, – подмигнул папа. – Просто иногда людям нужно время, чтобы что-то понять. Поэтому, если ваша дружба настоящая – жди. И все обязательно будет хорошо. Два сердца обязательно услышат друг друга. Просто иногда случаются недоразумения. Но все недоразумения можно решить.

Кажется, он понял, что речь шла не просто о дружбе, а о дружбе с парнем.

– Хорошо, я подожду, – кивнула я, хотя, честно говоря, согласилась скорее из вежливости. Я думала, что Кирилл не вернется никогда.

В эту секунду я заметила, что папа какой-то не такой. Когда я уезжала, он был одним, а сейчас стал другим. У него сияли глаза, и весь он был какой-то окрыленный…

Ему пришла эсэмэска. Он быстро достал телефон из кармана и прочитал сообщение. Лицо озарила улыбка. Но вдруг он заметил мой недоуменный взгляд и смущенно кашлянул.

– Это так… просто… – путано объяснил он.

Но, видимо, мой взгляд был настолько удивленный, что папа решил сказать. Но перед этим он, прямо как школьник, смущенно почесал затылок, а потом произнес:

– Даже не знаю, как тебе это сказать… В общем, я познакомился с одной женщиной… Это случилось, когда я пришел в туристическое агентство покупать путевку в горы… А потом оказалось, что мы уже были знакомы раньше… Ну и… с тех пор общаемся…

Я улыбнулась впервые с того времени, как вернулась домой.

– Я очень рада, – искренне сказала я.

– То есть ты не против? – с надеждой спросил папа.

– Как я могу быть против? – удивилась я. – Папа, я очень, очень рада! Я надеюсь, что когда-нибудь тоже с ней познакомлюсь!

– Ну да… – как-то странно ответил папа. – Познакомитесь… Ладно, я пойду вздремну.

И он ушел из моей комнаты.

Сейчас впервые за тот год, что мы знакомы с папой, я увидела его влюбленным. И я действительно была рада за него, ведь я помню, с какой болью он рассказывал, что в Мурманске его оставила жена.

Папа переписывается со своей знакомой… Как же им хорошо… А мы с Кириллом никогда не будем переписываться… Хотя мне казалось, что мы подружились и наша дружба не закончится никогда…

Чтобы немного отвлечься от грустных мыслей, я вышла во двор и направилась в сторону лестницы, чтобы спуститься к Дону. Хотелось посидеть на берегу.

Папа сказал: «Жди, когда твои слова дойдут до сердца человека. Два сердца обязательно услышат друг друга». Интересно, дойдут ли когда-то мои слова до сердца Кирилла?.. Услышит ли его сердце страдания моего сердца? Или наша дружба рухнула навсегда?..

– Мяу! – внезапно услышала я с улицы.

Сначала не придала этому значения, но потом услышала снова:

– Мяу!

В калитку нерешительно постучали.

Я обернулась.

И замерла.

У калитки стоял Кирилл.

– Кирилл… – прошептала я, и ноги сами понесли меня к нему. – Кирилл!

Я смотрела на него и не могла поверить своим глазам. Я стояла во дворе, а он за забором.

– Ты пришел? – спросила я. Я не могла понять, Кирилл настоящий или это мираж.

Между нами ощущалась некоторая неловкость.

– Я все это время думал… Твои слова постоянно вертелись в моей голове… И я понял, что то, что ты сказала Игорю, наверное, действительно было каким-то недоразумением… Может, ты сказала все это как бы по инерции… Мы же столько лет не дружили… Но в конце концов я все обдумал… Ты говорила и другие слова… Когда ты стояла возле палатки, то ты сказала, что я тебе нужен. Поэтому я хочу верить в эти слова, а не в плохие.

– Да, Кирилл, верь в эти слова. Ты мне нужен, – подтвердила я и наконец сообразила, что надо открыть. Спешно открыла калитку и вдруг увидела, что Кирилл держит в руках крупного рыжего кота.

– Узнаешь? – поинтересовался Кирилл.

– Кого? – не поняла я.

– Как – кого? – изумился он. – Его! Угадай, кто это!

И вдруг у меня под ногами поплыла земля. Я узнала. Я его узнала.

– Этого не может быть, – прошептала я, во все глаза разглядывая кота.

– Почему не может? – улыбнулся Кирилл. – Может. Коты живут долго… Тебе пятнадцать, а ему одиннадцать.

– Это не он… он просто похож… – все еще не могла осознать я.

– Ракета, это именно он, – твердо сказал Кирилл.

Это был Рыжик. Тот кот, который, когда мне было пять лет, жил со мной и родителями. Только тогда он был маленьким котенком. А сейчас это крупный, пожилой кот, по его виду даже заметен почтенный возраст. Кот был по-старчески спокойным, а в шерсти проглядывала седина.

Я бережно взяла его из рук Кирилла и прижала к себе.

Из моих глаз катились слезы.

– Рыжик! Рыжик! Ты помнишь меня?

Рыжик был последним, что осталось от моей прежней семьи. Я словно перенеслась на одиннадцать лет назад, в то время, когда мама с папой были еще живы и мы встречали Новый год. Рыжик сидел со мной на подоконнике, наблюдал за снежинками и за папой, который пробирался с елкой сквозь снежные барханы.

– Помнишь, мы увидели в горах дикую кошку и ты рассказала про котенка Рыжика? Я решил проверить – а вдруг он жив?.. Разыскал дом, который вы с родителями раньше снимали… И увидел возле дома этого кота… Хозяева сказали, что это именно он. Кот, который остался от прежних хозяев. Правда, теперь его зовут Маркиз.

– Он Рыжик, – утирая слезы, улыбнулась я. – Он не Маркиз. Он Рыжик.

Рыжик коротко мяукнул.

– Вот видишь! – рассмеялась я.

Мы с Кириллом молчали.

– У меня есть одна новость… – нарушил Кирилл молчание. – Может, ты уже это знаешь…

– Что знаю? – насторожилась я.

– Когда моя мама пришла в туристическое агентство покупать путевку в горы, то она там встретила твоего отца. Она вспомнила, что именно он тебя удочерил… Подошла к нему, поздоровалась…

Я замерла.

– Да, папа только что рассказал, что встретил в туристическом агентстве какую-то давнюю знакомую… – медленно проговорила я, еще не до конца понимая, что значит эта встреча.

– Оказывается, пока мы были в горах, они виделись каждый день… – улыбнулся Кирилл.

– То есть папа и Ольга Викторовна влюбились друг в друга? – изумилась я.

– Именно, – улыбнулся Кирилл и грустно дополнил: – Я впервые увидел маму счастливой… Они с отцом развелись… Он часто поднимал на нее руку…

Я была поражена. Поражена тем, как много в мире несчастных семей. Родители Игоря в разводе. Родители Кирилла тоже, оказывается, развелись.

И внезапно до меня дошли слова Кирилла: «Он часто поднимал на нее руку…» Я вспомнила, что когда жила в детдоме, то часто видела на теле Ольга Викторовны синяки. Она казалась мне злой воспитательницей, и я думала, что из-за своей злости она с кем-то дралась. Но оказывается, все было совсем иначе. Дома Ольгу Викторовну бил муж. Именно поэтому она ходила с синяками. И наверное, именно поэтому была раздражена. Бедная Ольга Викторовна! А мы считали ее злой воспитательницей! Да не злая она, а просто несчастная!

Но в конце концов все закончилось хорошо. В последний год произошло много важных событий в жизни окружающих. У меня появился отец, а Ольга Викторовна решилась на развод с мужем-тираном. Моего отца она впервые увидела, когда он приходил в детдом, но тогда, наверное, они не обратили друг на друга внимания. Но зато потом, когда жизнь снова свела их в турфирме, Ольга Викторовна, наверное, поняла, что именно с моим отцом, очень хорошим человеком, можно создать счастливую, любящую семью.

Еще мне вспомнилось, что, увидев Ольгу Викторовну на перроне, я подумала, что она уже без синяков и выглядит какой-то посвежевшей. Я решила, что она стала добрее и перестала драться с людьми, но на самом деле она и была доброй. Просто раньше ее бил муж.

Бедная женщина! Я уверена, что она очень хороший человек, ведь плохой человек не может воспитать такого замечательного сына, как Кирилл! Просто мы в детстве ничего не понимали и судили окружающих лишь по их внешнему виду. Но на самом деле каждый человек гораздо глубже, чем может показаться. У каждого за плечами есть своя история. И у Ольги Викторовны, и у меня, и у папы, и у Кирилла… И вот теперь все наши истории слились в одну, и каждое из четырех сердец нашло свое сердце.

«Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Ольга Викторовна с папой были счастливы!» – взмолилась я. И поверила, что именно так все и будет.

– По-моему, ты говорила, что ваш дом выходит к Дону? – спросил Кирилл.

– Да. У нас даже лодка есть.

– Покажешь? – попросил он.

– Проходи, – я гостеприимно открыла калитку, – я как раз собиралась на Дон.

– Ух ты! Значит, я вовремя! – проходя во двор, радостно воскликнул Кирилл.

– Да, Кирилл, ты вовремя, – искренне сказала я и закрыла за нами калитку.

Дарья Лаврова

Вредная любовь

В Москве тысячи худых мальчиков среднего роста носят черные шапки, темные куртки и обычные джинсы, а нужен только один.

Если ты ему симпатична, наглым образом возьми да и уведи его у другой, а если ты ему побоку, лучше забей и не парься!

Марина, 18 лет

Зачем отбивать? Ты уверена, что он к тебе что-то испытывает? Я думаю, если б у него к тебе были чувства, он бы расстался с девушкой и был бы с тобой. А если этого до сих пор не произошло, то, скорее всего, у тебя ничего не получится. Он не хочет быть с тобой – это факт.

Катя, 15 лет

У меня было так. Когда я познакомилась со своим МЧ, у него уже была девчонка. Но появилась я, и он сразу забыл ее, перестал ей звонить. Тогда она стала за ним бегать. Он говорил, что по сравнению со мной она вообще уродина. Я не думаю, что я его отбила. Я ведь не прилагала никаких усилий, я даже тогда не знала, что он с ней мутил. Просто я ему понравилась больше.)))

Аня, 20 лет

У меня есть парень Саша. Он старше меня на полтора года, родился в середине апреля. Он настоящий Овен. Общительный, жизнерадостный, обаятельный и жутко упрямый. У Саши много друзей, которые постоянно собираются у него дома. Я редко прихожу на эти тусовки, потому что мне не очень уютно в компании его школьных и студенческих друзей, хотя мы почти ровесники.

Через час я обычно уходила в комнату Сани и включала какой-нибудь фильм на DVD. Или выбирала книгу из шкафа и читала. В этот раз я выбрала «Бухгалтерский учет за 14 дней». Легла на диван. Здесь было спокойнее, проще, легче. Не нужно улыбаться, когда не хочется. Не нужно играть, когда не играется. Не нужно нравиться, когда не видишь смысла.

– Зая, а ты что тут лежишь? – спросила Таня, неслышно зайдя в комнату, и села на диван рядом со мной. Таня однокурсница Сани.

– Устала, – ответила я.

– Что у тебя с ним? Любовь или привязанность?

– Не знаю. И то и другое…

– И что ты думаешь?

– В смысле – что?

– Что потом будет? Надолго ли?

– Не знаю, мы почти год вместе.

– Будь осторожна с друзьями, – задумчиво сказала Таня.

– Что ты имеешь в виду?

– Нужно уметь выбирать, с кем дружить. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Слышала про такое?

– Ну да. Но как это связано с Сашей?

– Очень связано. Мужчина может делать выводы о тебе, просто глядя на твоих друзей. Но он никогда не признается в этом. Ты еще очень молоденькая. Тебе нужно учиться общаться с парнями. Сейчас будет лучше, если ты вернешься ко всем. Улыбнись, ведь все хорошо.

Мы обнялись и расцеловались в щеки, будто уже давно и крепко дружили.

– Спасибо, Тань.

Я встала с дивана, и мы вместе вышли из комнаты.

Только я не поняла, зачем нужен был этот короткий разговор. Чего хотела Таня? Зачем она спрашивала, говорила, предупреждала?

Мой парень уже стоял в коридоре и провожал своих друзей.

– Сань, я не смогу сегодня проводить тебя.

– Почему? – еле слышно выдавила я.

– Мне нужно убрать тут, посуду помыть, а завтра с утра в институт… – рассказывал он. – Ты далеко живешь, а маршрутки уже не ходят. Тебя Таня проводит, я с ней договорился, она там рядом живет.

Мне казалось, Саня смеется надо мной. Даже не смеется, а издевается. Договорился с девушкой, чтобы та проводила меня вместо него – это же надо было додуматься. Так обидно мне еще никогда не было, даже когда я случайно раздавила дохлую крысу за гаражами во дворе.

– Я сама доехать могу, – ответила я.

– Все нормально, мне несложно проводить тебя, – вмешалась Таня.

Мы спустились на улицу и пошли к шоссе. Таня молчала. В другой раз я бы легко завязала разговор, нашла бы общую тему. Обычно у меня это хорошо получалось, но сегодня мысли занимал только Саша, а говорить о своих проблемах с Таней мне уже не хотелось.

Слова «спасибо, пока» были единственными, что я сказала Тане, стоя у своего подъезда. В этот момент я впервые подумала: наши отношения когда-нибудь закончатся. Я не знала, что будет по ту сторону «когда-нибудь», но мне было страшно.

Страшно представить вечера без него, без прогулок, без его поцелуев и рук под кофтой.

Страшно представить кого-то другого на его месте.

Этим вечером гадкое «когда-нибудь» стало таким ощутимо близким, холодным и чужим, что ждать его казалось натуральным душевным садизмом. Я села на холодную скамейку у подъезда и набрала номер Сани.

– Да, – спокойно ответил он.

– Я тебе надоела?

– Почему ты задаешь такие вопросы?

– Нет, ты ответь.

– Ну, нет. С чего ты взяла? Все нормально.

Глава 1

Подарок

Вчера вечером я заблудилась в Москва-Сити. Два раза выходила на улицу и смотрела на огромные башни в несколько десятков этажей. Моросил дождь, едва похожий на прозрачный снег. Капли испарялись в воздухе, не успевая упасть на асфальт, лицо, руки. А я смотрела на стеклянные башни, путаясь в названиях. Северная башня, Южная башня, башня «Федерация» – самая красивая или все-таки башня на Набережной. У башни «Город столиц» самое красивое название. Знать бы еще, как она выглядит. А между ними – Афимолл-Сити. Мне нужно как раз туда.

Я искала подарок для Саньки. Сегодня ровно год как мы встречаемся. В ушах пели Нюша, Ёлка и Бритни. Наушники старые, кстати. Надо бы новые купить, да все руки не доходят. Я запуталась в эскалаторах. Поднялась, спустилась, снова поднялась. Куда мне идти. Я почти бегаю, будто спешу куда-то. Будто мне кажется, еще минута, и я не успею купить подарок для парня. Я даже не знаю, что ему куплю, а уже боюсь, что мне не достанется. Я странная.

Снова спустилась, пробежала налево, прошлась по ярко-розовому полу, вышла из «Города столиц». Я слышу только песни, что записаны на айпод. И больше ничего. Внезапно ловлю себя на мысли, будто снимаюсь в дурацком видеоклипе на попсовую песню вроде тех, что снимали в начале тысячелетия.

Бегать по торговому центру и улыбаться своим мыслям – это так наивно. Но наверное, это нормально и простительно – в моем возрасте. Мне почти семнадцать. Как же хорошо. Хочется обнять весь мир, но сначала купить подарок Саньке. Ему почти девятнадцать. Раньше он учился в нашей школе.

Плейлист закончился, в ушах тишина. Хотя нет. Бесконечный шум торгового центра. Звуки, голоса. С каждой секундой они все громче и громче. Я стою, а мимо меня навстречу и обратно идут люди. Море людей. Мне казалось, я слышу, как тихо шумят их мысли, сливаясь в один бескрайний нарастающий гул. Я была одна из тысячи. Я не знала, куда идти, и на миг ощутила страх. Позже к нему примешалась грусть. Будто ты внезапно узнаешь что-то такое, что тебе не нравится, что причиняет боль и заставляет плакать. Знаете, как приходит грусть?

Она проводит холодной рукой по плечам, гладит по шее и затылку. Мне стало страшно. В голову настойчиво стучалась мысль – мы расстанемся, расстанемся, расстанемся.

В тот день я так и не купила ему подарок. Настойчиво отгоняя глупые мысли и успокаивая себя, я зашла в метро и поехала домой. Позже я заказала Саньке подарок в интернет-магазине. Я купила ему магический шар предсказаний. Гладкий черный, умещается в ладони, с цифрой восемь. Я представляла, как Санька возьмет его, задаст вопрос, потрясет его, и шар ему ответит.

Такой шар есть у доктора Хауса и даже у Барта Симпсона. Надеюсь, Сашке понравится. Интересно, что он мне подарит, что он сейчас делает. Наверное, ищет подарок для меня или уже нашел. А я сижу на полу и вырезаю сотни сердечек из гофрированной цветной бумаги. Я хочу положить шар в квадратную коробку и засыпать самодельными конфетти. Санька достанет шар из коробки, рассыпет половину, неуклюжий, улыбнется и поцелует меня. Уже завтра.

Я занималась сердечками три с половиной часа. У меня даже шея заболела от перенапряжения. Подарок на год – это очень важно. Мы начали встречаться 30 мая в прошлом году. Санька бы забыл, если бы я не напомнила. Я помню все. Тридцатого числа каждого месяца я просыпаюсь и прибавляю плюс один месяц к счастью. Один, два, три… не успела и глазом моргнуть, как прошел год. Когда ты любишь, время ускоряется в геометрической прогрессии. Кажется, совсем недавно у нас было первое свидание, его телефонные звонки после, жуткое волнение, страх разочарования, стаи бабочек в животе, второе свидание, первые поцелуи – так незаметно проходит неделя, потом еще неделя, потом месяц.

Я взяла шар в руки. Я хотела задать вопрос, но боялась услышать ответ. Это всего лишь игрушка, а все равно страшно.

– Мы расстанемся? – спросила я и встряхнула шар.

«Конечно да», – ответил шар.

Мне стало так грустно, будто это уже произошло на самом деле. Хотелось плакать. Хотелось взять да и швырнуть этот дурацкий шар об стенку, чтоб он с грохотом разбился на десяток осколков и не говорил больше глупостей!

Но я смотрела на него застывшим вглядом и не могла двинуться с места.

Звонок мобильного вернул меня в реальность. Звонил Сашка. Он как раз обещал позвонить в это время, чтобы договориться о нашей знаменательной встрече.

– Привет, малыш, – мурлыкал Саня. – Как твои дела?

– Норма-а-а-ально, зай, – протянула я. – Только устала очень.

– Чего делаешь?

– Ничего не делаю, – вздохнула я. – Пью банановый сок. К тебе очень хочется. Ты помнишь, какой завтра день?

– Конечно, заюш. – Я слышала, как Саня улыбается. – Завтра в шесть в нашем «Кофе-Хаусе», столик в углу. Тот самый, ты помнишь?

В этом кафе за столиком в углу у нас было первое свидание год назад. Мы ходим туда каждый месяц. Да что там, каждый месяц. Мы с подругами ходим туда каждую неделю, стараемся занять именно «наш столик». Мы называем его «счастливым столиком». Мне нравится думать, что если за ним сидит пара, то у них обязательно все будет так же мур-мур-мур, как у нас с Саней.

Кстати, мы оба Саши. Родители и друзья зовут нас Санек большой и Санек маленький. Большой – это Санька, а маленький – это я. Хочу, чтоб так было всегда.

Знаю, что подруг иногда тошнит от наших бесконечных сюсюканий и обнимашек, но, если честно, мне все равно. Мне кажется, они просто никогда еще не были на моем месте. Или просто завидуют нашему счастью.

Перед сном я зашла «ВКонтакт». Санька оставил на стене романтичную квадратную фотографию – воздушный шарик в виде красного сердца на фоне бирюзового неба. И песню сюда же добавил – «Я с тобою как в раю». Ставлю лайк, улыбаюсь и иду спать.

Прошло больше двенадцати часов, я уже сижу за нашим «счастливым столиком» в «Кофе-Хаусе» и листаю десертное меню. Я пришла на десять минут раньше. Сижу на диване, играет приятная музыка, а рядом со мной пакет с подарком для самого-самого. Я заказала лимонный напиток с имбирем и корицей. На часах пять минут седьмого, а Саньки все нет. Наверное, опаздывает. Где же он ходит? От его дома до кафе десять минут пешком, если никуда не спешить. При желании можно дойти и за семь.

В такие моменты секунды длятся в три раза дольше. Где же он? Я смотрю в мобильный каждую минуту. Нет! Каждые полминуты. В пятнадцать минут седьмого я не выдержала и набрала его номер.

– Малыыыш, привет, – печально сказал Санька. – Слушай, как раз хотел тебе звонить.

– Что случилось?

– Понимаешь, тут такое дело, – вздохнул. – У нашей группы проблемы с экзаменом по философии.

– Ты не сдал? – спросила я.

– Я думал, что успею сдать до пяти, но никак не получается. Этот философ каждого по часу мучает, а то и больше, если «повезет». Передо мной еще три человека. Даже если я уговорю их пропустить меня, я все равно уже не успею к тебе. Блин, я расстроен.

– Бедненькие, – ответила я. – Ничего страшного, сдавай философию, а отметить можно и в другой день.

– Не обижайся на меня, ладно?

– Хорошо.

– Точно не обидишься?

– Конечно, Саш, – сказала я. – Ни пуха тебе. Как сдашь, позвони.

– Целую тебя, малыш. Давай.

Я отключилась и чуть не заплакала. Мне никогда еще не было так обидно. Нет, я почти не злилась на Саньку. Меня злили сами обстоятельства, которые сложились не так, как мне хотелось.

– Привет, – сказал кто-то рядом. Голос был знакомым. Я повернулась влево. За соседним столиком сидел парень.

– Привет, – ответила вымученной улыбкой.

– Давно не виделись, – улыбнулся он. – У тебя свободно или ждешь кого-то?

– Уже не жду, – сказала я. – Садись, если хочешь.

– Ты сейчас заплачешь. – Парень снова улыбнулся. – Все в порядке?

– Да, – неуверенно ответила я. – Наверное. Наверное, в порядке. Просто я ждала своего парня, а он не смог прийти.

– Бывает. Зато я смог.

К нам неслышно подошел официант и спросил:

– Вы готовы сделать заказ?

– Будешь что-нибудь пить? – спросил он меня.

– Я не хочу, – ответила я.

Парень сделал заказ и снова посмотрел на меня.

Андрей Набоков, девятнадцать лет. Когда-то давно он учился в нашей школе, как и Санька. Только на год старше. Сейчас он студент, водит машину и даже уже где-то работает.

У Набокова красивые губы. Еще мне нравится, как растут волосы у него на затылке. Мне вообще нравится его голова. Набоков общительный, простой и жизнерадостный. Не позитивный, а именно жизнерадостный. Это разные вещи. Позитив – наигранный и фальшивый, а настоящую радость ничем не подделаешь. Набоков именно такой. В таких, как он, легко влюбиться. Такие, как он, покоряют сразу и навсегда. Или надолго.

Мы познакомились три года назад. Он заканчивал десятый класс, а я только переходила в девятый. Влюбляться в своих недалеких одноклассников было неинтересно. Другое дело – парни постарше, хотя бы на два-три года. Девчонки выбирали старшеклассников и так же просто влюблялись в них. Эти истории заканчивались еще до знакомства. Все истории, кроме моей.

Набоков был популярным, а я вполне обычной.

Я выбрала его в девятый школьный сентябрь, а утреннюю пробежку я выбрала на три месяца раньше. В то утро мы бегали вместе. Пять кругов по стадиону. Я в одну сторону, он в другую. Мы пересеклись четыре раза. На пятом кругу он сам заговорил со мной и даже поменял направление бега.

С того дня мы стали говорить друг другу «привет» при встрече и улыбаться. Набоков не пытался лучше узнать меня, не просил номер телефона, не искал «ВКонтакте», не звал на свидания. Он просто познакомился. Просто проявил общительность, не более того.

Но каждый раз, когда он говорил «привет», я тут же начинала представлять нас вместе, наши свидания, наши телефонные разговоры, длиннющие диалоги «ВКонтакте», признания по СМС и десятки, сотни поцелуев. Все то, чего никогда у нас не было.

До школьной новогодней дискотеки. В тот вечер он поцеловал меня, а после каникул продолжал говорить «привет», будто ничего не было.

Набоков нравился мне, а ему нравились все. Как мне казалось.

– Это должно было быть первым свиданием? – спросил Андрей.

– Нет, – ответила я. – Просто сегодня ровно год, как мы встречаемся. Он не смог прийти, у него дела.

Андрей покачал головой.

– Хороший парень?

– Очень.

– Лучше меня?

– Андрей… – засмеялась я.

– Я серьезно, Саш. Лучше?

– Лучше.

– Значит, ты не пойдешь ко мне?

– Нет, конечно.

– Просто поболтаем, тем более у меня родители дома и сестра. Ну что?

– Ну, только если ненадолго…

Андрей попросил счет, расплатился, и мы вышли на улицу.

Я забралась на переднее сиденье машины Набокова, пристегнула ремень и открыла бардачок. Под ноги упал журнал «Playboy» и старые билеты на футбол.

– Набоков, ты не только наглец, но и бесстыдник, – учительским тоном проговорила я, сделав серьезное лицо, и напялила его очки. – Негодяй, – продолжила я, давясь улыбкой.

– Не смеши меня, когда я за рулем, – еле сдерживался Набоков.

– Надо вызвать твоих родителей в школу, – не отставала я. – Надо сказать им, что их сын носит в портфеле.

– Вряд ли они удивятся.

Набоков выключил радио и поставил какой-то диск. Я убрала телефон и поправила очки безымянным пальцем:

– На чем мы остановились?

– Мы говорили о твоем парне, – сказал Андрей. – Как его зовут?

– Саша, – ответила я.

– Саша и Саша? – удивился Набоков.

– Ну да. Тупо, правда?

– Нет, – ответил он. – Скорее, просто не очень удобно. Где познакомились?

– В школе еще. Он старше на год. Мы познакомились на школьном дворе в середине весны. Снег еще не растаял. Я сидела на корточках, выковыривала прошлогодние каштаны изо льда. Или это были желуди? Не помню.

– Желуди, – сказал Набоков. – На школьном дворе нет каштанов.

– Значит, желуди. Я сидела и улыбалась. Сашке стало интересно, чему я улыбалась. Так мы и познакомились.

– А почему ты улыбалась?

– Я представляла, что я белочка из «Ледникового периода», и эти мысли меня смешили.

– Знаешь, не только тебя! – смеялся Набоков. – Весело с тобой, Саш.

Около дома мы зашли в супермаркет. Андрей ходил с корзиной мимо витрин и прилавков, а я толкалась рядом и мешала ему – с яростным весельем. Говорила глупости, дурила, щипала за бока, хватала трусы из огромных ящиков, надевала себе на голову и крутилась перед изумленным Набоковым.

Рядом с Санькой я бы до такого не додумалась, а если бы эта дурная мысль и пришла мне в голову, я не стала бы ее претворять в жизнь. Саша бы не понял, а Набокова моя придурь не смущала. Даже когда я принесла ночной горшок из детского отдела и предложила ему померить, Набоков не растерялся. Померил, дал мне мобильник и приказал сфотографировать. Андрей был похож на ковбоя.

– Ты знаешь, что мы придурки? Два взрослых придурка… – сказал он, когда мы шли к подъезду из машины.

– Знаю, – согласилась я. – Рядом с тобой из меня лезет вся дурость, а так я нормальная.

– И много ее в тебе?

– Не знаю. Остатки из детства. Наверное, много… – загрустила я. Мне казалось, что после трусов на голове Андрей во мне разочаруется.

– А мне это нравится в тебе.

Мы поднялись в квартиру. Он сказал мне чувствовать себя как дома и ушел на кухню.

Я поняла все дословно. Я прошлась по его комнате и остановилась у приоткрытого шкафа, где висело несколько курток, серый пиджак и валялись смятые джинсы. Рукав пиджака был неаккуратно завернут наружу – наверное, Набоков спешил куда-то и слишко быстро снял его. Я подошла ближе, оглянулась на дверь и поправила замявшийся рукав. Потом подтянула к себе вешалку, чтобы лучше рассмотреть лейбл.

Пиджак был из магазина «H&M».

Набоков носит сорок восьмой размер. Сорок восьмой – это нормальный или худой?

Наверное, от роста зависит. Рост Набокова – сто восемьдесят. И он худой. И у него отличные плечи.

В этот момент, стоя у раскрытой двери шкафа чужого парня, я почувствовала стыд за свои мысли. Стыдно, что за последний час я ни разу не вспомнила о Саньке. Стыдно, что трогаю вещи Набокова. Стыдно, что мне нравится их трогать. Не только потому, что это его вещи, но и потому, что они пахнут приятно.

Интересно, что это за туалетная вода?

Я помню этот запах. В тот вечер, когда мы поцеловались, я запомнила его. Он преследовал меня весь следующий день, пока я не вымыла голову.

Интересно, что чувствует его девушка?

Я не успела придумать ответ на свой очередной вопрос, потому что заметила под шкафом старую коробку с конструктором «Лего».

Через минуту коробка стояла посередине комнаты, а я сидела перед ней на коленях и разглядывала содержимое. Улыбалась как дура. Конечно, там не хватало половины разноцветных деталей, но то были мелочи.

Я так увлеклась, что не заметила, как в дверях появился Набоков:

– Что ты делаешь? – осторожно спросил он.

– Я строю дом.

– Я помогу тебе, – сказал Андрей, садясь напротив.

Он вдумчиво исправлял и дополнял мое кривое сооружение. Я подавала ему нужные детали, делилась мыслями и подсказывала. Андрей отмахивался. Так мы сидели минут пять, склонившись над пластмассовым домом, пока не столкнулись лбами и… поцеловались. Сначала один раз, потом еще раз и еще… а потом я уже не считала. Мы просто лежали на полу среди цветных деталек «Лего» и целовались.

В такие моменты понимаешь, что значит жить в настоящем. Был только этот момент. Он, я, наши губы и недостроенный домик из «Лего» рядом. Прошлое было где-то давно, а будущее еще не наступило. Это было волшебно и неповторимо. Просто поцелуи, от которых в голове и груди взрываются сотни маленьких фейерверков.

Когда запищал мобильник, я не сразу поняла, что мне звонят. Аппарат вибрировал больше минуты, прежде чем я нащупала трубку и нажала «прием».

– Малыш, я сдал на отлично! – сказала трубка голосом Саши. – Я уже освободился и ужасно по тебе соскучился. Стою у твоего подъезда с мороженым, сейчас поднимусь к тебе.

На этом месте я окончательно пришла в себя.

– Саш, это ты? – прохрипела я.

– Да, заюш, это я, – ответил он.

– Стой, нет… я ничего не понимаю. Ты где?

– Выгляни в окно. Я иду к твоему подъезду, смотрю на твои окна. Шестой этаж, третье справа. Так ведь?

Мне хотелось думать, что это какой-то неудачный телефонный прикол, которые часто рекламируют по телевизору. Отправляешь сообщение с номером мобильника и ждешь реакции.

– Саш?

– Да.

– Ты здесь?

– Нет.

– Что значит нет? – смеялся он. – Саш, не шути так. Мороженое тает!

– Нет значит нет, Саш, – ответила я. – Я у Алсу.

Я даже закашлялась.

– Понятно, – прохрипел Саша и положил трубку.

Позвонил бы хоть заранее! Или СМС скинул. Нет, блин, Саша сделал по принципу «сюрприз будет». И ведь как время угадал. Сюрпризы он делал редко, но метко.

Теперь надо спешить домой, придумать на ходу историю, что была у подруги, а потом так все рассказать, чтобы Саша поверил. Это самое трудное. Придумать-то легко, на фантазию я никогда не жаловалась. Хуже другое – хитрый Саня всегда просекал обман. С первых слов раскусывал. Это было у него на уровне инстинкта. Иногда мне казалось, что он читает мои мысли.

Я встала у зеркальной дверцы шкафа и завязала волосы. Набоков тем временем возился на кухне. Выходя из комнаты, я наступила на пластмассовую деталь из «Лего», вскрикнула от внезапной боли и села на пол. На пятке остался красный отпечаток. В носу защипало, хотелось плакать.

– Что случилось? – спросил Андрей, появившись в дверях комнаты.

– Наступила.

Я сидела на полу и всхлипывала. Набоков сел напротив и взял в руки мою ступню.

– Ничего страшного. Чего ты?

– Ничего, – отвернулась я. Не хватало еще разреветься перед Набоковым, который – я знала – смотрит на меня, изучает, улыбается и даже не думает выпускать мою ногу из своих ладоней, а они у него приятные. Большие, сильные и теплые.

– Красивая нога, – сказал он. – До ЕГЭ заживет.

– Я домой пойду.

Я поднялась и вышла в коридор искать туфли.

– Может, хоть кофе выпьешь? – предложил он. – Есть бутерброды с сыром. Еще горячие…

– Горячие, говоришь? – задумалась я.

– Да, – кивнул он. – Потом я отвезу тебя, а то поздно уже.

– И кофе… ты варишь кофе?

– Много вопросов задаешь, садись.

Я послушно забралась на диван и поняла, что сейчас снова заплачу. Запах кофе был сладким, крепким, теплым. Хотелось пропитаться им, запомнить его и Андрея. Запомнить, как он сидит напротив – тоже теплый и загорелый, пьет кофе и смотрит футбол. Санька никогда не кормил меня горячими бутербродами, не варил кофе, не смотрел так, как этот, который даже и парнем-то моим никогда не был.

Уезжать не хотелось.

В ближайшие часы меня ждет разгвор с Санькой, который захочет объяснений, а мне так лень выдумывать и оправдываться, что тянет сказать всю правду.

– Я сама доеду, – ответила я. – Тут две остановки всего.

– Уверена?

– Да. Боюсь, мой парень нас увидит… Я не хочу проблем.

Набоков проводил меня до дверей, прижался к губам коротким поцелуем, погладил зачем-то по голове, а потом смотрел – в глаза, выше, ниже, на правую щеку, на губы, на ухо… И молчал. Мне хотелось, чтобы он сказал что-нибудь типа: «Сашка, ты такая дура, но ты мне очень нравишься. Останься…» И я бы осталась.

От последней мысли стало жарко. Сердце забилось в два раза быстрее обычного. Хотя второе, скорее, от кофе.

– Ну ладно… – вздохнул он. – Иди. Созвонимся.

Я спустилась вниз, дошла до остановки и села на скамейку. Конечно, увидимся, Набоков, и снова сделаем вид, что ничего никогда не было. И это, наверное, правильно. У тебя девушка есть, а у меня парень.

Я всегда старалась избегать угрызений совести – не делать гадостей, за которые потом было бы стыдно. Обычно мне это удавалось, а сегодня не получилось.

В десять вечера я стояла у дверей Сашиной квартиры. Я не смогу спать, пока мы не объяснимся. Пока не отдам ему свой подарок. Нажала кнопку звонка. Санька открыл почти сразу, будто все это время сидел под дверью и ждал меня.

Он стоял на пороге и не пропускал меня. В руках держал небольшой пакет. Смотрел так серьезно, что становилось страшно.

– Привет, – сказала я.

– Я собрал твое барахло, – ответил он.

– Зачем?

– Мы расстаемся. Что, не ожидала? Думала, я ничего не узнаю?

– Саш, ты совсем, что ли?

– Давай собирайся. Принимаешь меня за лоха, да?! – Он схватил меня за предплечье, дернул в сторону. – Посмотри на себя! На кого ты похожа?!

– Саш…

Он не слушал. Не отпуская руку, затолкал в ванную и поставил перед зеркалом.

– Посмотри на себя. Ничего не замечаешь? Губы, как у Стивена Тайлера.

Саша снова схватил меня за плечо, пихнул в руки пакет и грубо вывел за дверь. Он меня просто выгнал. Он все знал.

Я стояла одна на лестничной клетке восьмого этажа в полной растерянности. В одной руке держала мятый пакет со своими вещами, в другой – подарок Саньке, который так и не отдала ему. Шар предсказаний.

Ровно сутки назад я спросила у шара: «Мы расстанемся?»

И он ответил: «Конечно да».

* * *

Заняться на выходных было совершенно нечем, и я развлекала себя всеми доступными способами.

Сначала я разобрала сумку. В ней уживались учебник по алгебре, карманный словарь английского, компакт-диск «Йога для начинающих», клубок акриловых ниток и даже рыболовный крючок с поплавком, раскрашенным под форму игроков «Спартака». Последний нашелся в боковом кармане. Однажды Алсу напоролась на него, когда полезла за клубничной жвачкой.

После я рылась в шкафу. Романы Ремарка, философские труды Ницше, дневник Сальвадора Дали, учения Кастанеды, справочники автомобилиста и даже непонятно откуда выпавший журнал «Рыболов».

Я листала свои старые книги и перечитывала, сидя прямо под шкафом. Что-то я покупала сама, что-то брала у знакомых и забывала вернуть, а были и такие, которые непонятно откуда взялись. Скорее всего, я читала их, но забыла.

К вечеру, когда я решила поискать работу на лето, мне позвонила Алсу.

Мы встретились и вместе пошли к Наташе. Вообще, Нат – подруга Алсу, но мы часто проводим вместе время.

Алсу моя лучшая подруга, я знаю ее с первого класса. У нее светлая кожа, голубые глаза и темно-русые длинные волосы. Она совершенно не похожа на татарку.

По дороге я рассказала ей про Набокова, Саньку и себя. Я даже не плакала. Будто не о себе рассказывала, а о нашей общей знакомой.

– Когда-нибудь я подарю тебе грабли, – сказала Алсу, выслушав меня. – Хочешь, устрою тебя на работу? Сестра Антона собирается увольняться, а заменить некем.

– А что нужно делать?

– Продавать упаковку для ювелирных украшений в офисе и на выставке. Она в пятницу начнется, будет идти три дня, а потом тебе сразу заплатят. Там нормально платят. Могу с тобой завтра съездить.

– Как-то неудобно… – задумалась я.

– Что тут неудобного?

– Ну, хорошо, попробую.

Они поднимались на шестой этаж. Алсу вдруг спросила:

– А ты не думала попробовать с Набоковым?

– У него же девушка есть, давно уже.

Дверь в квартиру Наташи была открыта. Я слышала, как она говорит по телефону из своей комнаты. Мы толкались в тесной прихожей, пытаясь разуться.

Наташа говорила с кем-то по громкой связи:

– А что за программа?.. О-о, это же классно!.. Че за канал? ТНТ, говоришь?.. А что нужно делать?.. Всего лишь?! Да ты гонишь, Набоков! Правда, что ли? Не, не может быть!.. И сколько заплатят?.. Нет, ты точно мозгоклюй, Андрюха, такого не бывает!

Нат было слышно более чем хорошо, а Набокова неразборчиво, он громко шипел в ответ, но это не мешало Нат понимать его.

– Саш, ты чего? – шептала Алсу на ухо. – Подслушиваешь?

– Нет, блин, просто так ухом к двери прижалась! – ответила я.

– Ладно, тогда послушаем вместе.

– Ну, ладно, а кто идет?.. О, клево… – продолжался диалог за дверью. – … Я Сашку тоже позову… Почему не надо? Чем она тебя не устраивает?.. Что значит, ты рассчитываешь на прикольную компанию?.. Да?.. Когда кажется, креститься надо. Ох, Набоков, ладно, я подумаю… Не знаю, получится ли у меня, в жизни как-то проще, а вот на камеру… Ладно, подумаю и перезвоню тебе. Ну, давай. Пока, любовь моя…

– Ва-а-у! – кривлялась я под дверью. – Бывший парень бросил меня из-за того, что я изменила ему с козлом, для которого я недостаточно прикольна! Как это называется?

– Маленькая техническая неувязка, – сказала Алсу.

– Нет, Алсу, это просто кошмар.

– Ну, тебе лучше знать.

Я открыла дверь. Устроившись на полу, Нат смотрела сборник фильмов с Одри Хепберн и ела шоколадные конфеты.

– Думай, как будешь меня реабилитировать, – сказала я.

Глава 2

Статус: работаю

Половина первого ночи. Я сижу на кровати и думаю о Саше. Вспомнилось, как на одном из первых свиданий он внезапно подхватил меня на руки, закружил и отнес к фонтану. Он держал меня над водой, будто хотел сбросить туда, и улыбался. Я знала, что он так не сделает, но все равно боялась – цеплялась за его плечи, за куртку, а после, когда он отпустил меня, бегала за ним и лупила руками за такие шутки.

Я звонила ему весь день, чтобы объясниться, но он ни разу не взял трубку. Онлайн он тоже не выходил. Писать сообщения не хотелось. Выходило так, что я ему изменила, сделала больно, обидела. Но откуда тогда чувство, что все наоборот? Что все совсем не так. Что не я ему изменила, а что это он сам бросил меня. Пихнул в руки да выставил за дверь. Обозвал, чуть ли не ударил, даже слушать не стал.

А все этот Набоков. Полгода его не видела. Так всегда бывает – редко, но метко. Жила себе спокойно. Любовь, хороший парень, все мур-мур-мур. Ничто не предвещало беды, но тут объявился Андрей. Зачем я только согласилась пойти к нему? Вот ведь дура. Знала же, что ничем хорошим это не кончится. С такими, как Набоков, по-другому и не бывает.

Мне было так обидно, что даже не получалось заплакать. Я будто бы вдохнула и не смогла выдохнуть. Внутри все сжалось. До боли. До тошноты. И с каждой минутой сжималось все сильнее и сильнее, как пружина. Казалось, сжиматься уже некуда, а все равно. Я лежала на полу, поджав колени к груди и обняв их руками. Старалась глубоко дышать. Легче не становилось. Это был ад. Мой маленький личный ад.

Пару недель назад, сидя «ВКонтакте», я увидела странную картинку. Это был рисунок в одной из групп о дизайне. Парень стоял, чуть наклонившись вперед. Ладони на коленях, а на голове – красная шапка с заячьими ушами. Парень жмурился, будто от боли. Его тошнило сотней мелких красных сердечек.

Чуть позже мне попалась похожая картинка. Тот же парень, те же сердечки градом изо рта.

А позавчера я увидела в новостях рисунок девушки. Она была полностью черной. Простой силуэт в профиль. Пучок, платье, грудь, ноги, каблуки, рукой упирается в невидимую стену, будто боится упасть. Ее тоже тошнило сердечками. Разными, яркими, алыми.

Тогда я не знала, почему так. Им противна сама мысль о любви в принципе? Или им так больно, обидно и неприятно, что хочется избавиться от этих гнетущих чувств? Исторгнуть их из себя, отдышаться и нажать ручку унитаза.

Теперь я понимала, что это второе.

Без пятнадцати час. Я стою перед открытым шкафом и гипнотизирую его. Алсу сказала, чтобы я не парилась над тем, что надеть завтра. Но я все равно думала, заставляла себя думать о чем-то другом, кроме Саши. Вот хотя бы об одежде.

Я давно уже научилась комбинировать одежду. Я всегда знала, как правильно одеться на первое свидание, чтобы отправить парня в нокаут, как одеться для знакомства с родителями, как одеться в клуб, на день рождения, на Хеллоуин.

В шкафу была и спортивная одежда, и одежда для отдыха, и праздничная, и откровенная, но не нашлось ни одной вещи, которую можно было бы надеть в первый рабочий день, а мне очень хотелось произвести положительное впечатление.

Тогда я выбрала черную водолазку и обычные джинсы.

* * *

Офис находился на территории Горного университета в полуподвале, где раньше был спортзал. Небольшой торговый зал с витринами, несколько тесных комнат, где ютилось по пять офисных работников, и кабинет начальника.

Спустившись за Алсу по крутой лестнице, я столкнулась с высоченным парнем в очках, занимавших половину его лица. Кислотно-зеленый балахон, капюшон на голове, мешковатые джинсы и огромные кроссовки с яркими шнурками.

Парень приподнял очки, чтобы лучше рассмотреть меня. Несмотря на дурацкий вид, парень был неприлично красив.

Алсу тащила меня за руку знакомиться с Полиной, на месте которой мне предстояло работать. Пока мы шли по узким коридорам, из-за железной двери навстречу нам выпорхнул еще один странный тип.

– Ты не волнуйся, – говорила Алсу. – Ничего сложного тут нет. Ты справишься. Если чего не знаешь, спрашивай. Никто тебя одну не бросит.

– А вдруг я им не понравлюсь?

– Саш, я тебя умоляю, – протянула Алсу.

– Ну я правда боюсь, – сказала я. – Если меня не возьмут?

– Возьмут.

Странный тип внимательно оглядел меня и прошел мимо, гордо подняв голову и выпрямив спину. В отличие от парня в балахоне он обозначил одеждой все изгибы своего мужского тела. Низкие джинсы и нежно розовая футболка в обтяжку.

– Привет! А где Полина? – поздоровалась Алсу с девушкой за компьютером в торговом зале. Рядом уже стоял парень в балахоне и что-то рассказывал.

– Полинка на складе, – ответила девушка, отсмеявшись. – Я могу позвонить, но не факт, что она там услышит.

– Да ничего, мы сами сходим, – улыбнулась Алсу. – Кстати, Саш, познакомься, это Оля. Вы будете работать вместе.

– Очень приятно, – улыбнулась Оля.

– И мне, – ответила я.

– А это Фил, – представила Алсу парня в зеленом. – Он в соседнем офисе, у входа. Мы мимо проходили только что. Помнишь, наверное. Продает инструмент для обработки металлов и драгоценных камней.

– Превед! – еле выдавил из себя Фил.

– Так, пойдем обратно, – командовала Алсу. – Склад недалеко. Два шага напротив.

На складе было тихо и темно. Пахло сыростью и мышами. Алсу включила свет у входа. Справа вдоль стены валялись пустые картонные коробки в несколько рядов, а пол был усыпан опилками. Из глубины помещения раздался скрип двери и послышались чьи-то шаги.

Через пару секунд появилась женщина в разноцветной войлочной куртке, круглых очках и с двумя пластиковыми коробками в руках.

– Добрый день! – поздоровалась Алсу. По голосу было ясно, что она только что нацепила одну из своих самых обаятельных улыбок. – Полина там?

– Да-да, Полиночка там, – растягивая слова, ответила женщина. Она с головы до ног просканировала нас взглядом оценщика, остановившись на мне. – А это что, новенькая? – с подозрением спросила она, прищурив левый глаз.

– Да, – отвечала Алсу. – На место Полины.

– Поня-а-а-тно, – протянула женщина с коробками и исчезла за входной дверью.

– Не обращай внимания. Наталья Викторовна немного с придурью.

– Ничего страшного, – ответила я. – Значит, подружимся.

– Пришли, – объявила Алсу, открывая тяжелую железную дверь. – Проходи.

Следующее помещение было уставлено сотнями белых коробок – лабиринт, в котором с непривычки легко заблудиться. Среди картонных развалин стояла блондинка с короткой стрижкой.

– Ну, что ж, я вас, наверное, оставлю, – сказала Алсу, представив нас друг другу. – Полина все тебе расскажет и объяснит. Вечером позвоню! – И расцеловав нас обеих на прощание, направилась к выходу со склада.

– Ты не бойся, на складе тебе не придется работать. Пойдем покажу твое рабочее место.

Мне достался свой кабинет, пусть совсем небольшой и без двери. Из него сразу попадаешь в торговый зал. Всего-то четыре квадратных метра.

Свой стол с кучей выдвижных ящиков и полок, свой компьютер с безлимитным Интернетом, мягкое вертящееся кресло, свой телефон и еще с десяток канцелярских мелочей с фирменной символикой.

– Тут есть практически все, – объясняла Полина. – Единственное, что тебе нужно принести, – это чашка. Word и Excel хорошо знаешь?

– Конечно! – кивнула я.

– Отлично. Все, что от тебя требуется, это отвечать на звонки, принимать заказы и оформлять накладные. Собирает заказы обычно Наталья Викторовна на складе. Просто дашь ей накладную, и она все сама сделает. Потом приезжают покупатели, смотрят, все ли в порядке с товаром, платят деньги, забирают товар и уезжают. Вот и все. За день в среднем два-три таких заказа. Иногда бывает больше, иногда меньше. В остальное время ты просто заказываешь в Интернете новые партии товара, который заканчивается. Это тоже очень легко. Делаешь копии договоров, звонишь, куда тебе скажут, составляешь отчеты о продажах. Оля тебе покажет, как это делать. Кстати, я должна была работать на выставке «Симфония самоцветов» в ЦДХ. Не волнуйся, это всего один раз! Девочка, которая должна была выйти, заболела. Там ничего сложного. Все по-честному. Заплатят тебе хорошо и сразу, как только отчитаешься. А сейчас пойдем собирать товар на выставку, – сказала Полина и повела меня к шкафу с десятком белых выдвижных ящиков. – Два часа, и сможешь поехать домой.

– Что я буду продавать? – спросила я неуверенно.

– Полудрагоценные камни, – ответила Полина, выдвигая первый белый ящик. Внутри десятки прозрачных целлофановых пакетиков. – И упаковку для ювелирных украшений.

Фил сидел за компьютером на месте Оли и косился на меня. Сама же Оля устроилась у него на коленях. Посреди зала стоял черный кожаный диван с журнальным столиком. Слева от него находился большой стенд с подставками под браслеты, серьги, кулоны и с морем бархатных коробочек для колец. Полина рассказывала, что упаковку им поставляют из Китая, а я смотрела и чуть не смеялась в голос. Выбор подарочных упаковок под украшения не ограничивался разноцветными бархатными розами, сердечками и классическими прямоугольными футлярами.

Не каждый день увидишь коробку под кольцо в виде серого слоника, мышки, бегемота или зайца. Попадались там и коробки в виде стульчика и столика, в виде бидона для молока, детской машинки, вертолетика и паровозика, а еще ванной, раковины и даже унитаза!

– Приходи завтра к двум, – сказала Полина. – Сейчас оформим тебе трудовой договор, завтра утром подпишешь. Кстати, начальник сейчас в командировке. Появится в понедельник, познакомитесь. Насчет выставки тебе подробнее Оля и Фил объяснят.

* * *

На выставке в ЦДХ я не могла избавиться от ощущения, что происходящее вокруг я смотрю по телевизору и никак не могу переключить на другой канал.

Все три дня приходили одни и те же люди. Участники выставки, пожилые и веселые ювелиры. Африканцы из Марокко, торгующие малахитом. Тетка в красной шапке, предлагавшая билеты в Большой театр. Нервная дизайнерша ювелирных изделий, расписанных цветной эмалью. Дети, бегающие туда-сюда, и еще сотни лиц, которые я не успела запомнить.

К концу третьего дня я достигла состояния зомби: то пинцет мимо проплывет, то электронный штангенциркуль, то лупа какая-нибудь, то подставка под браслеты в виде женской руки. Несколько раз подходил моложавый ювелир в этнической рубахе, похожий на Ревву из «Камеди клаб», бесстыдно заглядывал в глубокий вырез блузки и лукаво спрашивал:

– Пойдешь со мной на свидание?

Ювелир держал в руке белую пластмассовую чашку кофе. Сладкий, теплый аромат. Точно так же пах кофе, который я пила с Набоковым.

На свидание я не согласилась. Ювелир был старым и женатым.

За работу заплатили сразу – в последний день выставки, а со следующей недели начались трудовые будни в офисе. Хотя трудовыми они были только на словах. Я пила чай, болтала по телефону, сидела в Интернете, трепалась в «аське», красила ногти, слушала музыку. Два раза отправляла факс и копировала документы, а большего от меня пока не требовалось.

Фил выкрасил в белый цвет аккуратную полоску волос от затылка до лба, сделав себя похожим на одного из щенков сенбернара Бетховена из одноименной комедии. Он появлялся на работе в громадных наушниках, из которых однообразно доносилось тыц-тыц-тыц, за что и получил прозвище Тыц. Он лениво цедил мне свое «превед», пару часов сидел за компом с дикими горящими глазами, а все остальное время крутился рядом с Олей.

* * *

Понедельник. Двадцать три сорок восемь. Я стою под ледяным душем и плачу впервые за неделю. Прошла ведь уже неделя, как Саня выставил меня за дверь. Неделя – это много или мало в нашей ситуации? Ни разу не ответил на звонок. Ни разу не перезвонил.

Я открываю шкаф. С самого края на вешалке – футболка Сашки. На футболке Спанч Боб, левый рукав замялся. Протянула руку, поправила и снова разревелась. Смотрю на лейбл. Сорок восьмой, европейский. Вернуть ему или оставить себе на память? Смотрю на эту дурацкую футболку и плачу еще сильнее. Теперь я хотя бы могу дышать. Звезда Патрик будто смотрит прямо на меня и смеется. Спанч Боб поддерживает его. Придурки.

– Написать ему сейчас? – спросила я сама себя и тут вспомнила про подарочный шар, предсказавший наше расставание. Я нащупала его рукой, закрыла глаза и встряхнула со всей силы.

«Конечно да» – ответил шар.

– Ты всегда говоришь «да»? – спросила я его снова. – Вот дура, разговариваю с шаром.

Глава 3

Хеппи-энда не будет

Мне безумно хотелось поговорить с Сашей. Дозвониться, прижать к стенке, добить, выяснить всю правду, постараться все вернуть и исправить. Начать сначала. Чтобы было так же, как год назад – когда он звонил каждые два с половиной часа, чтобы просто узнать, как у меня дела и все ли в порядке. Чтобы угадывать мысли друг друга, чувствовать и понимать без слов.

Я писала ему эсэмэски и тут же стирала, не отправляя. Набрала: «У меня в шкафу осталась твоя футболка. Не хочешь забрать?»

Поставила знак вопроса и не успела нажать «удалить», как на мобильник пришло сообщение. Он опять угадал. Как и раньше – стоило подумать о Саше, как через минуту от него приходило СМС. Ранним утром, сидя в школьной столовой, сообщение с тремя простыми словами. Электронная улыбка согревала в сотни раз лучше, чем кофе с молоком.

На этот раз слов пришло больше, но они были совсем не теми, которых я ждала.

«Ты забыла свой планшет у меня. Когда заберешь?»

Неделя прошла в коматозном состоянии. Я боялась признаться себе, что все кончено. Боялась даже думать об этом. Все, на что-то надеялась. Отказывалась принимать эту информацию, заблокировала где-то в глубине, загнала внутрь, отмахнулась, чтобы не было так больно.

Теперь я смотрела на его сообщение, не зная, что ответить и как жить дальше. Буквы не хотели складываться в стену холодных слов. После недельного самообмана пришло озарение. Печальный инсайт[1]. Я поняла, что это все. Конец. Хеппи-энда не будет.

Мы договорились встретиться в метро на следующий день вечером. Скорее всего, эта встреча будет последней и неприятной. С этого дня. С этого вечера. С восемнадцати тридцати я буду ненавидеть станцию метро «Китай-город». И каждый раз, проезжая мимо или переходя на сиреневую ветку, я буду вспоминать Саню и то, как некрасиво мы расстались.

Вышла из вагона, запустила руку в карман куртки. Не носила ее с прошлой осени. Нащупала что-то гладкое и круглое. Достала два коричневых желудя – из тех, что наковыряла утром изо льда на школьном дворе.

Медленно спускаясь по лестнице перехода, я узнала его по рыжим ботинкам, которые всегда меня раздражали. Хотелось как-нибудь испортить их, чтоб Саша больше не носил. Я собиралась, но так и не решилась.

А Саша ненавидел мои джинсовые шорты. Потертые, светло-голубые, с розоватыми подтеками, очень короткие, но с высокой талией. Я успела надеть их раза три, не больше. Саня сломал на них застежку. Выдрал пуговицу, испортил молнию. Он не хотел, чтобы я их носила. «Зайчушуль, я не люблю тебя, когда ты в этих шортах. Не носи ты их…» – объяснил он потом.

Саша стоял у колонны и что-то читал. Он был так увлечен, что не заметил, как я подошла к нему две минуты назад. Заметив меня, он кивнул, протянул мне пакет и направился к противоположному пути. Он не мог даже посмотреть мне в глаза. Трусливо уходил от любой возможности выяснить отношения.

– Ты совсем не хочешь поговорить? – спросила я, несмело хватая его за рукав куртки. Саша нехотя повернулся, закатил глаза и снова прислонился к колонне. Я бы ничуть не удивилась, если бы он сейчас сказал: «Давай быстрее, у меня всего пять минут».

– Ну, давай поговорим.

Я вздохнула. Не знала, что говорить. Мы стояли рядом и молчали минуту. Зная его больше года, я просто не могла придумать, что мне сказать этому равнодушному, непонятному и абсолютно чужому человеку. Человеку, который отсчитывал секунды до того момента, когда сможет уйти.

– Как дела? – спросила я.

– Ничего так, – еле слышно выдыхал он. – Нормально. А у тебя?

– Отлично! – язвила я. Сашу всегда раздражало, когда я говорила «отлично». – Что читаешь?

– Паланика, – отвечал он. – Скачал еще «Удушье» и «Кишки». Тебе не понравилось?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю, – сказала я. Когда я отвечала «не знаю», Саша бесился еще сильнее, чем когда я говорила «отлично». Я подумала, что надо было найти те самые шорты и надеть их на эту встречу. Наверное, он бы меня возненавидел.

Я шла сюда для того, чтобы все ему объяснить. Сказать, что не изменяла ему никогда, что люблю его, что не хочу его терять, что он мне нужен. Но я не смогла сказать и слова из той нежной речи, которую заранее подготовила. У меня ныли виски, глаза и горло.

– Пиши, звони, если что, – процедил Саша на прощанье.

– Дай мне руку, – сказала я.

– Зачем?

– Просто ладонью вверх.

– Ну.

Саша неохотно протянул руку, и я положила в нее два желудя, которые нашла у себя в кармане. Затем развернулась и ушла к переходу. Так тяжело мне еще никогда не было.

Я ехала к Алсу. Прижимала к груди мятый пакет, в котором Саша принес мой забытый планшет, а в голове непрерывно менялись черно-белые слайды из нашего общего прошлого.

* * *

– Выпрямись и втяни живот, – сказала мне Алсу вместо приветствия и поцелуя в щеку. – Если хочешь, чтобы я тебе помогла.

– Ты такая строгая, – вздохнула я. – Куда мы пойдем? Я хотела подкрасить корни и, может быть, челку отстричь.

– Тогда пойдем в «Амстердам», я слышала, там нового мастера взяли.

Пока Алсу общалась с администратором, я изучала прайс-листы на услуги косметического кабинета и солярий.

– Вы к кому-то конкретно хотите? Или без разницы?

– Ну, мы бы хотели к новому мастеру… – объясняла Алсу. – Не помню имени. Необычное такое… Похоже на Юлю и Анну, но какое-то другое.

– Юнна, – тут же сообразила администратор и прошла в женский зал. – Подождите минуточку. Юнна укладку сейчас заканчивает. Посидите пять минут.

Через некоторое время в проходе появилась очень худая девушка с мультяшно-красивым личиком, какие обычно рисуют героиням японского аниме.

– Что будем делать? – спросила Юнна, когда я уселась в кресло. Она отделяла пряди волос тонкой расческой, внимательно смотрела на них, будто искала у меня вшей. Отпускала, снова отделяла, пока не сказала: – Волосы напрочь убитые. Мелирование делали?

– Да, – кивнула я. – Четыре раза в этом году.

Глаза Юнны, казалось, увеличились раз в десять и заняли половину лица, сделав ее еще больше похожей на героиню японских мультфильмов.

– Я хотела подкрасить корни и сделать челку.

– Челку прямую? Или косую?

– Прямую.

– Понятно, – согласилась Юнна.

В следующие пять секунд она ловким движением руки отделила часть волос со лба и в два подхода создала четкий геометрический треугольник, вершина которого лежала на середине правой брови, стороны его аккуратно уходили к вискам.

Все произошло так быстро, что я и опомниться не успела. В течение минуты волос на голове стало втрое меньше. Вернее, они стали короче.

– Что вы делаете? – Я начала приходить в себя.

Ответа не было.

– Я сейчас заплачу! – закричала я.

– Поплачь, тебе полезно, – как ни в чем не бывало ответила Юнна и развернула кресло на сто восемьдесят градусов.

Хотелось отключиться на время от реальности и не видеть того, что эта маньячка вытворяла с моими волосами. Укутаться в уютную серую олимпийку, надеть капюшон и застегнуть под самое горло. И чтоб никто не трогал. Придя в себя, я поняла, что плачу. Тихо, без звука. Только слезы текут.

Юнна закончила и развернула кресло обратно к зеркалу. Потом взяла еще одно и поднесла сзади, чтобы продемонстрировать мне на удивление красивый стриженый затылок, окрашенный в ядрено-гранатовый цвет. Того же цвета была и ужасная челка, от вида которой слезы потекли еще сильнее.

– Я все поняла, – всхлипывала я. – Это период Сатурна.

– Какой еще Сатурн? – не поняла Алсу.

– Нет, ты только глянь! Это не стрижка, это гнездо одинокого сокола!

– Не реви, малыш, – говорила Алсу голосом Карлсона и обнимала. – Не так уж все и плохо. Отрастут еще. А что у тебя в синем пакете?

– Саша днем отдал. Мой планшет и еще вещи какие-то.

– Так давай посмотрим!

Я развернула пакет. Разряженный планшет, зарядное утройство к нему и чашка, которую я подарила Сане на полгода наших отношений.

Чашка была большой и белой. Два рисованных человечка – смешные и одинаковые – с большими круглыми носами. Было непонятно, кто из них парень, а кто девушка. Человечки сидели за столом друг напротив друга и играли. Наверное, в шашки. Только вместо шашек были красные сердечки. Над их головами висела надпись: «Love game?»

– Скажи честно, Алсу, как ты думаешь, у нас с Сашей еще что-то может быть? Все говорят, что нельзя дважды войти в одну реку.

– Можно, – перебила меня Алсу. – Можно и трижды, и четырежды, и так далее. Только зачем тебе это?

– Я люблю его.

– Моя мама говорит, что нужно отпустить ситуацию.

– Как это?

– Отвлекись, займись собой и своими делами. Живи так, будто его нет в твоей жизни. Это не значит разлюбить или забыть. Это значит, не ждать и не надеяться. Все наладится, когда ты сможешь отпустить. Но говорят, это очень сложно. Думаю, тебе нужно развлечься. Мы с Наташкой идем сейчас на фонтаны с парнями. Ты с нами?

* * *

Двадцать четыре часа назад пошла третья неделя моего одиночества.

Я переходила дорогу, шла пешком одну остановку и садилась на бортик фонтана у главного корпуса универа.

Вокруг носились негры в заляпанных белой краской халатах, китайцы с деревянными швабрами, русские студенты с лопатами и арабы с пустыми ведрами.

С другой стороны фонтана сидели три девушки и болтали ногами в воде. Ветер приносил обрывки слов, которые не клеились в предложения. Девушки уже резвились в фонтане, хохотали, брызгались водой, подворачивали джинсы и выжимали мокрые юбки.

По вечерам окрестности главного здания напоминали детскую площадку в обычном городском дворе, только вместо песочницы был фонтан во всю длину, а количество деревянных лавок счету не поддавалось.

Днем там отдыхали студенты и уединялись влюбленные парочки. Вечером к ним присоединялись десятки мам с малолетними детьми, офисные работники с пакетами из ближайшего супермаркета и мы, подростки.

К восьми часам на фонтаны подошли Алсу с Наташей, а чуть позже и Набоков со своим другом Джонни. Они студенты-инженеры, вместе учились в нашей школе и вместе поступили на один и тот же факультет.

На самом деле Джонни зовут Димой. Еще в школе мы с Алсу прозвали его Джонни из-за явного сходства с Джонни Деппом. Черные волосы, длинная отросшая челка закрывает глаза, аккуратные усы. Хотя без них ему лучше, конечно. Джонни нравился Алсу с января позапрошлого года. Он тогда заканчивал одиннадцатый класс. Они не были знакомы. Вариантов не было, пока Алсу не познакомилась «ВКонтакте» с Наташкой, их бывшей одноклассницей.

– Вы ведь незнакомы? – спросила она, глядя то на Джонни, то на Алсу.

– Еще нет, – улыбался Джонни.

– Дима, это моя подруга Саша.

Мы кивнули друг другу.

– А это Алсу.

– Алсу?! – рассмеялся Джонни. – А-ха-ха-ха! Правда, что ли?

– А что здесь такого? – покраснела от смущения Алсу. – Меня так зовут.

– Дашь автограф?

– Ха-ха-ха, как смешно! – злилась Алсу. – Долго думал, как пошутить?

– Да нет, – смутился Джонни. – Мы просто в КВН играем, там нужно быстро соображать.

– И как, успешно?

– Ничего так.

– Вот я и вижу, – не могла остановиться Алсу. – Надеюсь, это ваша единственная неудачная шутка.

Затем Алсу достала паспорт, нашла страничку с фото и сунула ее под нос Джонни:

– Меня действительно так зовут.

Каждый второй парень, знакомясь с Алсу, шутит одинаково. Одинаково несмешно.

На этом кофликт был исчерпан.

Набоков неохотно поздоровался со мной и больше ничего не говорил, будто ничего и не было.

Вокруг резвилось двое: малолетний латинос и мулат с ветвистой палкой в руке. Мулат пронесся мимо со звонким воплем и исчез в кустах за скамейкой.

Я уже хотела начать грустить о Саше, как дубина с ободранными листьями приземлилась точно по правой стороне моего тела. Мне досталось бы сильнее, если бы я не сделала шаг назад. Через полсекунды ребенок врезал и Набокову. Он не видел опасности и получил по полной.

– Э-эй, родной, ты чего? – произнес Набоков, но мулат уже потерял к нему интерес и гнался за латиносом.

– Ай, Андрюха, ты просто супер! – смеялась Наташа. – Родной – это реально мощно! Ты лучший! Дай пять! – И протянула ему ладонь, по которой Набоков тут же охотно шлепнул. – Ну, это ж надо так! – хохотала она. – Ну, я не могу!

Мне хотелось уйти, чтобы побыть одной. Я вышла через главный вход мимо фонтанов. Спускаясь по лестнице, обернулась. Набоков смотрел мне вслед.

Я прошла пешком четыре остановки до дома. Окончательно запуталась. С одной стороны, я безумно скучала по Саше, а с другой – страшно ревновала Набокова к Наташе.

Александра Краснова

Ты встречаешься с Андреем Набоковым?

Натали Морозова

Ни за что на свете! Я его сто лет знаю, он мне как брат. У него есть девушка. Зайди к нему на страницу. Посмотри в группе «Лучшие друзья», там она одна. А что, он тебе нравится?)))

Александра Краснова

Терпеть его не могу.

Натали Морозова

Я так и подумала)))

* * *

У Набокова были стильные очки, большой яркий рюкзак и белоснежные кроссовки. Такие чистые, будто он носил их в руках.

Конец апреля, два года назад. Набоков и Джонни заканчивали одиннадцатый класс. Был урок физики. Они сидели за последней партой и готовили доклад для школькой экологической конференции. Что-то о вреде поверхностно-активных веществ.

Я наблюдала за физиком, считала, сколько раз он скажет слово «так», объясняя материал. Алсу наблюдала за Джонни. А физик наблюдал за пакетом с цитрусовыми.

В перерывах он выгонял всех в коридор, открывал свой чемодан и, спрятавшись за ним, ел апельсины. Он ел их каждый день, а очистки раскладывал по подоконникам класса. Там всегда пахло апельсинами и чаем из термоса, который физик однажды забыл на последней парте. Набоков прошел к выходу и рюкзаком задел термос. Тот грохнулся на пол.

Андрей стоял растерянный, испуганный и не знал, что делать. Смотрел на зеленый термос и не двигался. Я встала и подняла его. Термос был цел, только крышка треснула немного. Физик расстроился, парни извинились и ушли, забрав ноутбук.

Мы столкнулись в тот же день. Я пила чай в столовой после седьмого урока. Андрей подошел и сел рядом, начал рассказывать про футбол, про экологическую конференцию, в которой их обязали участвовать, а еще про рок-группу, где он играл на бас-гитаре и немного пел. Набоков пил яблочный компот. Он ему не нравился, но он все равно почему-то пил. Я его слушала, улыбалась и кивала. Он говорил, что вечером будет выступать, пригласил меня и Алсу. Я согласилась.

Потом мы шли пешком до Ленинского проспекта и видели, как физик переходил дорогу. Физик был почти лысым. Длинные остатки волос он зачесывал на лысину и закреплял лаком. Резкий ветер поднял слипшиеся волосы, и этот «колпак» пару секунд болтался сбоку, как крышка, пока испугавшийся физик не вернул «крышку» на законное место.

Это было и смешно, и грустно.

Алсу не хотела ждать концерта до вечера и потащила меня на репетицию. Говорила, что в этой группе играет ее друг и нас легко пропустят.

Зал гремел гитарными аккордами и барабанными ритмами. Пахло свежей краской и вином. Двое парней, настраивая гитары, пили на первом ряду.

Васильев, друг Алсу, сидел на сцене перед ударной установкой. Он был тощий и страшный, с глазами филина. Алсу рассказывала, что девочки ему прохода не дают, а он только рад этому – меняет их каждый день, имена не запоминает. И очень нравится Наташке. Васильеву на все было пофиг. Кроме барабанов.

Пару раз он ломал палочки. Тогда он доставал из рюкзака моток белого пластыря и аккуратно, будто трогая любимую девушку, заклеивал их.

Набоков пришел позже, ближе к началу выступления. У них не было своих песен, они перепевали уже известные чужие.

Андрей нашел меня после выступления и вызвался проводить домой. Пахло сырыми листьями и близкими холодами. Я мерзла и дрожала, боясь, что он заметит.

Он шел рядом, запихнув руки в карманы, и мурлыкал себе под нос песню Красной Шапочки, а я подпевала ему вполголоса, думая, что это поможет мне согреться.

У подъезда Набоков привлек меня к себе, одним движением расстегнул куртку и запустил руки под свитер. Казалось, мы целовались больше десяти минут. После он ушел, а я пошла наверх. Поднимаясь по лестнице, я два раза споткнулась, но сумела удержаться на ногах. Колени дрожали в буквальном смысле.

Утром я проснулась с опухшими губами.

Когда вспомнила вчерашнее: урок физики, концерт, наш случайный поцелуй, который больше не повторится – мне почему-то стало стыдно. Не хотелось видеть Набокова, говорить с ним.

Спустя сутки я ехала на дачу. На десять дней майских праздников. Читала «Звездную мантию» Павича с карандашом в руке, чтобы делать пометки на полях и подчеркивать особенно красивые фразы, но вместо пометок получалось откровенное «Андрей, я хочу к тебе». Ластика с собой не взяла, пришлось прятать книжку, чтобы никто не заметил и не просил почитать.

Позже я познакомлюсь с Сашей и влюблюсь в него. Я не буду представлять себе жизни без него, буду скучать по нему, не смогу заснуть без его звонка и «спокойной ночи», но стоит только столкнуться с Набоковым, случайно коснуться локтем, задеть плечом или бедром… как я тут же начну сомневаться в своих чувствах.

* * *

Я налила себе чай в бывшую Сашину чашку с носатыми человечками и зашла на страничку к Набокову. Он сидел онлайн с мобильного телефона. Почти двести друзей. В группе «Лучшие друзья» всего одна девушка – Алина.

На аве черно-белое фото. На девушке короткое черное платье и черные ажурные колготки. Она красивая, высокая и очень худая. И ноги у нее длиннее моих, наверное, раза в два. Просто бесконечные.

Алина обожает кошек.

Алина закончила институт четыре года назад.

Алина старше Набокова больше чем на пять лет.

Мне кажется, у меня просто нет шансов. У меня их никогда и не было.

Алина слушает странную музыку. Мне нечем заняться, и я включаю первую песню в ее плейлисте: «Flеur» – «Теплые коты».

  • Зима так холодна, так бесприютна и бела.
  • Скоро будет неизбежный дефицит тепла.
  • Начнем спасаться мы от этой теплонищеты,
  • Значит, снова будут в моде теплые коты.
  • Будем гладить всех мурчащих,
  • Теплых, сонных, настоящих,
  • Запуская руки в меховые животы.

Меня хватило ровно на минуту. Я нажала на паузу и вернулась на страницу Набокова. Его статус говорил о том, что он слушал ту же самую песню.

Глава 4

Только для друзей

Без пяти девять я уже была на работе. Первым, с кем я столкнулась, был Витя – тот самый парень в джинсах и нежно розовой рубашке. Мы общались мало, но с ним было весело.

– Сань, начальник приехал, – с ходу начал Витя. – Сказал, чтобы ты зашла к нему. Хоть посмотрит на тебя.

– Сколько можно говорить: не называй меня Саней! – огрызнулась я. – Ты это специально делаешь?

– Да, моя пре-е-елесть, – прошелестел Витя, закатывая глаза.

Сдерживая смех, я замахнулась на него степлером.

– Пошел ты.

– Я-то пойду, ты только позови, – продолжал хохмить Витя.

Я оставила вещи на рабочем месте и пошла знакомиться с начальником. Постучалась, открыла и нерешительно зашла в кабинет. В первую секунду я испугалась, увидев себя в зеркале напротив двери, но быстро собралась с мыслями.

– Доброе утро, – промямлила я. Наверное, это нормально. Это же моя самая первая работа и первое знакомство с начальством.

– Знакомься, это Саша, – просто представила меня Оля, сидевшая в кабинете. – Саша, это Валерий, наш руководитель.

– В нашей компании все обращаются друг к другу на «ты», – сказал Валерий, подняв глаза от экрана ноутбука и впервые посмотрев на меня. – Добро пожаловать, Саша. Думаю, тебе у нас понравится.

– Она вместо Полины, – добавила Оля. – Отработала три дня на «Симфонии самоцветов», отлично справилась. У нас давно такой выручки не было, как за прошлые выходные. В общем, Полина хоршую замену нашла.

Я стояла и улыбалась. Приятно, когда тебя хвалят. Валерий был неразговорчивым. Его больше интересовали новости в Интернете, а не новый менеджер по продажам. Еще от него пахло той же туалетной водой, что я дарила Саше на Новый год. Это был минус.

– Пойдем, – сказала Оля, выходя из кабинета.

Я вернулась на рабочее место, включила компьютер и налила себе кофе с молоком в Сашину чашку. Не могла с ней расстаться.

– Ты куришь? – спросил меня Фил, проходя мимо.

– Нет, – ответила я. – А что, тебе скучно одному?

– Ага. Пойдешь со мной?

– Пойду.

Мы молча вышли на улицу. Фил курил две минуты. Я молчала. Фил заговорил первым.

– А ты есть «ВКонтакте»?

– Конечно, есть.

– Я тебя добавлю.

– Добавляй.

– А тебя начальник не добавлял еще?

– Не-а.

– Ничего, скоро добавит, – успокоил меня Фил. – А чего ты на Витьку обижаешься?

– Мне просто не нравится, когда меня зовут Саней.

– Почему?

– Меня так бывший парень называл, – ответила я. – Мы оба Саши, и нас так друзья называли.

Я рассказала Филу про Саню большого и Саню маленького.

– Печалька! – сделал он вывод. – Забей, найдешь лучше. Ладно, пойду отправлю пару важных писем клиентам.

Ненавижу, когда говорят: «Забей, найдешь лучше».

Я вернулась за компьютер и зашла «ВКонтакте». Еще утром у меня было девяносто шесть друзей. Теперь же их было девяносто пять. Я открыла страницу Сани и увидела надпись: «Добавить в друзья».

* * *

– Что ты делаешь, когда хочешь бросить девушку? – спросила я Фила во время обеда.

– Ой! – вскрикнул он, будто обрадовавшись. – Есть миллион способов бросить девушку. Тебя какие интересуют?

– Меня интересуют самые популярные способы. И самые простые.

– А с чего вдруг такие вопросы?

– Интересуюсь на будущее.

– Самое простое – честно поговорить, – сказал Фил. – Но тут сложно решиться. Можно перестать звонить. Или просто СМС отправить. Все просто. Разве нет?

– А если посложнее?

– Ты такая странная, Саш.

– Отвечай.

– Скажи прямо, что у тебя случилось. Может, я чего подскажу.

– Меня бросил парень две недели назад. Мы встречались год.

– И?

– Он думает, что я ему изменила.

– А ты?

– Я ему не изменяла.

– Может, дала повод для ревности?

– Ну, мы собирались праздновать год отношений. Я долго ждала его в кафе, а он не приходил. Я ему позвонила, он сказал, что не сможет прийти. Я расстроилась, ко мне подсел знакомый парень. Он раньше учился в нашей школе.

Я рассказала Филу в подробностях обо всех событиях того вечера. Он слушал, не перебивая, смотрел мне в глаза. Он выглядел очень серьезным, несмотря на дурацкую стрижку. В этом мы с ним были похожи.

– Все понятно, – сказал Фил, выслушав меня. – Трусливый лосось.

– Трусливый кто? – не поняла я.

– Лосось, – повторил Фил. – Я их так называю.

– Объясни, – смеялась я. – Кто такие лососи?

– Ну, лох, тормоз, лось. Неуверенный трусливый чувак, который избегает проблем. Я думаю, он давно хотел тебя бросить, просто боялся прямо сказать. Ему нужно было найти повод, и он его нашел. А еще ты чувствуешь себя виноватой.

– Угу.

– Самое крутое – это сделать так, чтобы девушка сама тебя бросила. Но и это не всегда помогает. Слушай, забей ты на него. Он тебя недостоин. Не хочу тебя расстраивать, но он уже наверняка с другой мутит.

– Не знаю, но из друзей он меня уже удалил.

– Детский сад. Как зовут-то его?

– Саша.

– Ну, ты… это… того, не парься!

– Стараюсь.

Отправив еще несколько десятков писем с коммерческими предложениями, я заметила цифру 1 рядом с надписью «Друзья». Случилось то, о чем предупреждал меня Фил.

– Саша, а почему ты меня в друзья не добавляешь? – спрашивал начальник, заглядывая через мое плечо. – Чего я у тебя один в заявках вишу, как лох?

Я улыбнулась, допила холодный чай и нажала на слово «дружить».

* * *

Когда я вернулась домой, шторы в комнате были задвинуты. Уходя на работу утром, я забыла их открыть. Я подошла к столу, включила компьютер и чуть не упала от неожиданной резкой боли в пятке, будто наступила на стеклянный осколок. Прыгая на одной ноге, я включила свет в комнате. Рядом со стулом на ковре валялся десяток крупных осколков. Это была фигурка большой мыши, которую Саша подарил мне на Новый год. Он постоянно дарил мне мышей, потому что я родилась в год Мыши.

Я собрала осколки на газету, стащила у папы клей и стала чинить подарок. Я довольно быстро приклеила части на нужные места, но в голове мыши все еще темнела неаккуратная дыра с грубыми краями. Не хватало пары мелких частей. Я искала их больше часа, ползая по ковру, заглядывая под диван, шкафы и стулья. Осколков не было. Найдутся, решила я и сдвинула мышь к стене, в дальний угол стола.

Я мерзла, заворачивалась в плед, ходила в нем весь вечер и постоянно грелась чаем. И постоянно ждала знака от Саши. Любого. Сообщения «ВКонтакте», лайка за новый аватар, СМС на телефон, просто звонка на мобильный или даже на домашний. Я была бы рада любому знаку. Надеялась, вдруг он одумается и поймет, что был неправ?

Саня не звонил, не писал сообщений. Мне вообще никто не звонил. Никто. Хотя мне никто и не был нужен. Кроме Саши.

Саня заменил мне всех: друзей, знакомых, одноклассников. Заполнил все уровни моей жизни, все полки, шкафы и ящики моих потребностей. Для остальных там просто не было места. И это пугало. Пугало сильно.

* * *

На выходные родители уехали на дачу. Я пригласила к себе девочек, чтобы не оставаться одной. Я варила борщ, ждала Алсу и Наташу, одновременно избавляясь от вещей, что напоминали о Саше.

Все фотографии за этот год были собраны в одну папку и отправлены в «корзину». Также я удалила все совместные фотографии из альбомов «ВКонтакте». Сообщения, диалоги, телефонные номера – все туда же.

Подарки собрала в отдельный пакет и выбросила в мусоропровод. Среди них была серая мышь в красных ботинках с безумными глазами. Нажимаешь на пузо – грызун пищит, признается в любви и противно чмокает, будто целует.

Дело казалось незаконченным – требовался заключительный штрих. Я включила ноутбук, залезла в инет и за пять минут внесла Сашу во все возможные «черные списки», так что, даже если он и захочет когда-нибудь со мной связаться, у него ничего не получится.

Я продолжала варить борщ и разбирала комментарии из ЖЖ в электронной почте. Я редко туда пишу, но много комментирую. На мой блог в ЖЖ подписаны пара сотен человек. Это не так уж много.

Я завела дневник чуть меньше года назад, когда начала встречаться с Саней. Я сама не знала, с чего вдруг мне захотелось, чтобы кто-то видел, читал мои мысли.

* * *

Алсу отняла у меня ноутбук и мобильный в первые же минуты вечера.

– Что ты собираешься делать?

– Покопаюсь на страничке твоего Санечки, – ответила Алсу. – Ты не против?

– Да на здоровье. А что ты хочешь найти?

– Ты же меня знаешь.

– Думаешь, у него кто-то есть?

– Я не думаю. Я уверена.

Я ощутила неприятное волнение. Такое волнение обычно бывает перед тем, как ты узнаешь что-то нехорошее, а пока просто догадываешься об этом и тихо ждешь, когда твои предположения оправдаются.

Наташа тем временем сидела на полу перед телевизором и надувала синий воздушный шарик. Они принесли целый пакет.

– Нашла, – сказала Алсу. Не прошло и десяти минут, как она села за ноут.

– Как только у тебя это получается? – удивлялась Наташа. – Я тебя обожаю. Ты делаешь точные выводы только по лайкам, фоткам, комментам и записям на стенах.

– Немного логики и опыта, – ответила Алсу.

Я встала с пола и подошла к ней.

– Ты не думала зарабатывать этим? – улыбалась Наташа. – Стать частным детективом, например.

– Что ты, я скромная девушка, – отмахивалась Алсу. – Я согласна на роль девушки Джеймса Бонда в следующем фильме.

– Можно устраивать мастер-классы для желающих, – не отставала Наташа. – Делиться знаниями.

– Не хочу. Пусть это останется моим приятным маленьким хобби.

Алсу подняла на меня глаза и замолчала:

– Ты знаешь Таню Ткаченко?

– Да… – протянула я. – Знаю. Они учатся в одной группе. Саня брал меня пару раз на их тусовки. Я ее видела. Приятная девушка. А что?

– Садись, сама смотри, – сказала Алсу. – Посмотри фотки с ее страницы, сохраненные фото и фото со стены особенно, там много всего. И саму стену почитай, она у нее открыта. Обрати внимание на числа, когда были добавлены фото и записи.

Алсу ушла к Наташе, села рядом на пол и взяла себе желтый шарик. Я устроилась за ноутом и начала смотреть.

Я читала сообщения на стене Тани Ткаченко. В основном это были ее друзья и однокурсники. Кого-то я знала, кого-то видела пару раз, с кем-то даже неплохо общалась.

Часто попадались сообщения от Сани. Он выкладывал на стену Танины фотографии. Нежные, нечеткие, черно-белые. Снятые будто на пленку и выцветшие со временем. Необязательно что-то писал, но всегда добавлял какую-нибудь чувственную приятную песню, под которую невольно хочется закрыть глаза и улыбаться от счастья.

Саня писал, что любит ее, а Таня отвечала, что она его тоже. Я листала и листала вниз. Палец устал крутить колесико мышки. Я хотела узнать, когда это все началось. Сколько времени он меня обманывал, сколько дней, недель, месяцев я обманывала сама себя, думая, что у нас все отлично. Мур-мур-мур, блин. Если не сказать хуже.

Это началось еще на зимних каникулах, когда Саша с однокурсниками отдыхал в Греции, а меня не пустили родители.

Первая запись от Сани была в середине февраля. Он загрузил солнечное фото с худой светловолосой Таней в темных очках и добавил песню Ивана Дорна.

Таня спросила: «Откуда такая фотка?)))»

Саня ответил: «Это я в Google Maps карту увеличивал и тебя увидел. Наверное, спутник пролетал, когда мы в Греции были».

Таня обожала танцы, сходила с ума от музыки и питала страсть к путешествиям. Чем дальше от родной столицы, тем лучше.

Таня была такой тощей, что хотелось взять ее за руку, отвести в «IL Патио» и хорошенько накормить пиццей.

Алсу и Наташа смотрели канал «Перец». Я повернулась на стуле и молча уставилась в экран. Показывали, как десяток коров везут на убой в грузовике. Одна из них упала на асфальт, и какое-то время ее тащило за машиной, пока люди не сказали об этом водителю. Корова разодрала колени в кровь почти до костей. Ее подняли и погрузили обратно в кузов, а я еле добежала до туалета – меня тошнило.

– С тобой все в порядке? – стучались в дверь Алсу и Наташа.

– Ну, мне явно лучше, чем той бедной корове, – еле слышно прошептала и разревелась.

– Ты что там, плачешь, что ли?

– Дверь открой, Саш.

Я протянула руку и открыла.

– Ты все видела? – спросила Алсу, протягивая мне чашку чая.

– Угу, – промычала я. – Он мне врал почти полгода. Даже расстаться нормально не мог.

– Да, – согласилась Алсу. – Нашел повод и сразу кинул, а сам-то уже с зимы свою Таню лапал. Зато теперь ты не чувствуешь себя виноватой. Ты отличная, это он козел.

– Парень на работе назвал его лососем. Это как бы лох и лось одновременно.

Алсу и Наташа рассмеялись.

– А давайте сегодня загадаем женихов? – предложила Наташа.

– Да, – улыбнулась Алсу. – Саш, ты сегодня ляжешь в большой комнате, а мы будем спать на твоем диване. Идет?

– Я что-то не поняла.

– Ну, это чтобы все спали «на новом месте».

– Да пожалуйста, все равно я в это не верю.

– Это неважно. Утром обсудим результаты.

Заснуть не получалось. Черно-белое кино, что крутилось в моей голове с того самого дня, как Саша бросил меня, стало цветным и неприятно реалистичным. Этот депрессивный фильм о любви никак не получалось остановить. Где-то должна была быть кнопка «стоп», или «пауза», или – в крайнем случае – «быстрая перемотка вперед». Мы долго говорили об этом ночью, пока не заснули. Я не знала, удалось ли мне нащупать эту невидимую кнопку, но утром я с удивлением заметила, что впервые за три недели мучительное кино не включилось в тот момент, как только я открыла глаза.

Спустив ноги на пол, я неуклюже потянулась за соком, отпила один глоток и чуть не заплакала от разочарования. Хотелось выпить чего-то свежего, но клубничный сок, который девчонки притащили вечером, был настолько сладок, что сводило горло. Я нащупала еще один пакет – апельсиновый.

Наташа и Алсу спали в моей комнате и раньше полудня просыпаться не планировали.

Одежда валялась где угодно, но только не на месте. Свой второй носок я нашла в коридоре у дверей туалета, бюстгальтер был под креслом на кухне, а вчерашняя футболка сохла на веревке на балконе. Я пила кофе с молоком и смотрела на хмурый пустой двор. Казалось, вот-вот пойдет дождь. В этот момент мне уже не было плохо и гадко, как вечером и ночью. Я все еще любила Сашу, но ловила от своего состояния определенный кайф, ощущала себя свободной и готовой к новой жизни. Почти.

В коридоре мне под ноги попалась мятая стопка прайс-листов с работы. С одной стороны они были исписаны черной гелевой ручкой. Я сидела в родительской комнате и писала письма Саше. Алсу и Наташа запретили мне подходить к ноуту, а мобильный так и не вернули. Правильно сделали.

– Очень поэтично, – прошептала я, прочитав полстраницы. – Литературно, блин… – и порвала всю стопку. Старые прайсы были ненужны, а любовные письма лучше вообще уничтожить, чтоб не было соблазна отправить их.

Я умылась и вернулась в комнату. Наташа и Алсу все еще спали. На столе рядом с порванным пакетом грецких орехов лежали две книжки Милорада Павича и «Ночь нежна» Фицджеральда, которые принесла Алсу.

Внезапно ее рука вылезла из-под одеяла и принялась искать мобильник. За рукой появилась и лохматая голова.

– Сколько времени? – волновалась Алсу.

– Половина двенадцатого, – ответила я, снова забираясь под одеяло.

– Ну что, девочки, кто вам сегодня снился? – проснулась Наташа. – Мне вот, например, Павел Дуров.

– Мне никто не снился, – ответила Алсу. – Даже Джонни. Ну а у тебя кто?

– Да ну, – отмахнулась я. – Даже говорить не хочу. Я била тапочками по лицу кое-кого. Вот этими самыми тапочками. Держала их в руках и била со всей силы, а ему было смешно.

Девочкам тоже стало смешно.

– Это тот, о ком я думаю? – осторожно спросила Алсу.

Я кивнула, еще сильнее прячась под одеяло.

– Я его знаю? – интересовалась Наташа.

– Я скажу ей? – задумалась Алсу. – Ты не против?

– Говори.

– Вы такие странные, – улыбалась Наташа.

– Ей приснился Набоков, – сказала Алсу.

– Ах, Андрюха… Забей, Саш. Он придурок. Дружить с ним еще можно, но только не встечаться. Он же ненормальный. Я его с первого класса знаю.

– Я и не думала с ним встречаться, – отозвалась я. – Кстати, а зачем вы принесли столько воздушных шариков?

– Специально для тебя, – объяснила Алсу. – Тебе нужно отпустить Сашу. Будет легче, если ты надуешь шарик, напишешь на нем все, что думаешь и чувствуешь, а потом запустишь его с балкона. Это я на каком-то форуме в Интернете прочитала. Говорят, очень помогает. Мы скоро уйдем, а ты как раз можешь заняться этим. Нужно, чтобы никто тебе не мешал, не отвлекал.

– Каждый раз, когда тебя будет накрывать или когда ты захочешь сделать какую-нибудь глупость. Ну, там написать ему СМС, или позвонить и порыдать в трубку, бери новый шарик из пакета, надувай и пиши на нем все, что хочешь сказать своему Саше, – дополнила Наташа. – Чтобы не звонить и не писать ему. Надула шарик и отпустила. Я сама пробовала, это работает.

– А куда они улетают? – спросила я.

– Кто?

– Ну, воздушные шарики. Вдруг он улетит в соседний район, кто-нибудь его увидит и прочитает?

– Лучше спроси об этом у «Яндекса», но обязательно сделай это, – сказала Алсу. – Кстати, не знаю, говорить тебе или нет? – посмотрела на Наташу, будто ждала совета.

– Ты знаешь еще что-то про Сашу? – не поняла я.

– Не совсем.

– Ты про дневник, что ли? – зевала Наташа. – Да говори уже, там же ничего интересного, мы читали уже.

– Какой еще дневник?

– Зайди на страничку девушки Саши, у нее там есть ссылка на блог в Живом Журнале. Правда, он почти полностью friends-only. Не знаю, о чем она пишет под замком. И не знаю, нужно ли тебе это знать. В принципе, если постараться, можно прочитать.

– В общем, сама решай, – кивнула Наташа.

– Нужно тебе это или нет.

– А ты бы что сделала?

– Я очень любопытная, – улыбнулась Алсу. – Это мой недостаток. И я хочу все знать. Пока не узнаю правду, не успокоюсь. Я бы читала и комментировала ее. Я бы сделала так, чтобы она добавила меня в друзья, и тогда я бы смогла все прочитать. Главное, не спалиться. Ты в блоге не выкладывала своих фоток?

– Нет вроде.

– Это хорошо. Думай, короче.

– И шарик надуть не забудь.

Я пообещала сделать все, как сказали девочки. Мы позавтракали под музыку из моего плейлиста «ВКонтакте», и они разошлись по домам.

Я включила подборку самых унылых слезливых песен и достала первый попавшийся шарик. Темно-красный. Надувался он тяжело. Легкие у меня не самые сильные. Чуть позже дело пошло. Я надула шар, завязала ниткой, взяла черный маркер и начала писать.

Через десять минут красный шарик был равномерно исписан небольшими черными буквами, словами, признаниями в любви.

Я открыла окно и посмотрела вниз. Дождь так и не пошел, но ветер на высоте десятого этажа завывал так, что становилось не по себе. Я протянула руку, все еще держа шар за нитку, закрыла глаза и отпустила его. Шар неосторожно улетал вправо по ветру, будто убегал спотыкаясь и снова поднимаясь. Не прошло и двух секунуд, как он скрылся за домом.

Странное ощущение. Вроде ничего не изменилось, а вроде стало легче. Надеюсь, мне это не просто кажется.

Я вернулась в кровать, взяв с собой ноут и открыла «Яндекс».

«Куда улетают воздушные шарики?» – спросила я.

Нашелся один миллион ответов, но я ни одного не успела прочитать, потому что пришла СМС от Фила.

Он предлагал встретиться вечером и сходить куда-нибудь.

Глава 5

Куда улетают воздушные шарики?

– А ты не знаешь, куда улетают воздушные шарики, когда их отпускаешь? – спросила я Фила на десятой минуте нашего первого свидания. Мы сидели на скамейке на третьем этаже торгового центра. Напротив нас – мужской «H&M». За нами – перила, и если посмотреть на нижний ярус, то может закружиться голова.

Шло субботнее утро, и народу было немного. Мне нравилось сидеть в полупустом торговом центре и пить молочные коктейли с симпатичным парнем.

– Если надувать гелием, то он поднимется вверх, раздуется и лопнет, – сразу ответил Фил.

– Почему?

– Потому что на его стенки изнутри давит газ, которым его накачали, а снаружи давит атмосферное давление. Чем выше улетает шарик, тем давление становится меньше, и газ, находящийся внутри, начинает расширяться вместе со стенками самого шарика, и он лопается. Все просто, это физика. А почему ты спрашиваешь?

– Интересно, – ответила я. – Я утром с балкона отпустила два шарика. Интересно, где они сейчас?

– Воздушные шарики негерметичны, – сказал Фил. – Полетают и упадут где-нибудь за городом или за ветки зацепятся.

С Филом было просто. Нам удивительно легко вместе. Наверное, потому что мы в чем-то похожи. Фил рассказал, что его бросила девушка два месяца назад. Мы оба понимали, что, общаясь друг с другом, пытаемся отвлечься и забыть своих бывших. Мы отдавали себе отчет в том, что это не навсегда и вряд ли наше общение продолжится осенью. А пока лето – летом надо быть с кем-то, чтобы не чувствовать себя совсем несчастным.

Я выкинула пустой стакан, встала и подошла к перилам, облокотилась и посмотрела вниз. Людей становилось все больше и больше. Они все спешили куда-то, шли и бежали навстречу друг другу, натыкались, спотыкались, обходили, обгоняли друг друга. Если не думать, то можно долго смотреть на них застывшим взглядом, пока тебя не отвлечет кто-нибудь. И в этом было что-то печальное.

Я вспомнила про Саню. Месяц назад мы ехали в метро. Он остановился у противоположной двери и уткнулся лбом в стекло. Он не закрывал глаза. Он смотрел на бегущую стену тоннеля – неподвижными глазами, отражавшими, как говорит моя бабушка, «вселенскую скорбь». Я спрашивала его, о чем он думал, пыталась расшевелить, но Саня говорил, что с ним все в порядке и он просто немного устал.

Фил подошел сзади, обнял меня за талию и заглянул в глаза. Мы не были влюблены, но целоваться было приятно.

Я закрывала глаза и снова вспоминала Сашу. На втором свидании он взял меня на руки в метро, отнес к краю платформы и держал над рельсами, пока из тоннеля не блеснули желтые фонари поезда и не поднялся шумный ветер.

* * *

Рабочий день в офисе начинался с чашки кофе, чтения ленты друзей в блогах и обновлений «ВКонтакте».

После я разглядывала новые фотографии друзей, отвечала на комментарии и писала в «Твиттер», потом выполняла свои прямые обязанности, бегала на склад, оформляла заказы и помогала подбирать футляры для подарков особо нерешительным клиентам.

– А ты молодец! – сказала мне Оля после очередной удачной продажи. – Ты умеешь продавать.

– Да ладно, – отмахивалась я. – Я не делаю ничего особенного. Точнее, я вообще почти ничего не делаю.

– А как называется то, что я наблюдала минуту назад?

– Просто помогла подобрать упаковку. Посоветовала ту, которая больше подходила к тому колечку с брюликом.

– И ту, которая в десять раз дороже.

– Ну… – задумалась я. – Он ведь не спросил, сколько стоит та, которую он хотел, а я и не сказала.

– Все честно, – улыбалась Оля. – Слушай, Саш, а что у тебя с Филом? Я смотрю, смотрю на вас, так интересно.

– Не знаю, не хочу об этом думать. Он классный, добрый, и с ним не скучно. Не хочу загадывать.

– Ну и правильно.

– А почему ты спрашиваешь?

– Просто так, – пожала плечами. – Скучно. Ничего не происходит, обсуждать нечего.

– Откровенно, но честно! – смеялась я, наливая себе кофе с молоком.

Вернувшись на рабочее место, я зашла на страницу Саши. Мы расстались больше месяца назад, а я до сих пор каждый день заходила на его страницу. Это было первое, что я вообще делала, заходя «ВКонтакте».

За выходные его семейное положение «не женат» сменилось на «встречается с Танюшей Ткаченко».

Зашла к ней.

Семейное положение – «влюблена в Александра Ульяшина».

Статус: «Все на свете – разные проявления одного и того же».

На аватаре совместное фото из инстаграмм – идут вдвоем по пляжу в Греции, держатся за руки, задумчивые и расслабленные. Кто-то из друзей заснял, наверное. Фото получилось мягким, приглушенным и нежным. Интересно, что это за фильтр.

Фото лайкнули семьдесять шесть раз. Я нажала, чтобы увеличить. Увидела два комментария. Какая-то девчонка писала: «Крутыши мои!)))» А крутыши соглашались и отвечали: «Спасибо)))».

Это было последней каплей на сегодня. Я еле сдерживалась, чтобы не расплакаться на работе. Вернулась на свою страницу. Все менеджеры компании «Нефертити», рабочие склада и бухгалтерия сидели онлайн, в том числе начальник Валерий, которого я сегодня еще не видела.

Звуковые уведомления о новых сообщениях доносились из разных концов офиса в два раза чаще, чем телефонные звонки.

– Ну что, Сань, много клиентов там нашла? – язвил над ухом Витя.

– Сколько раз можно повторять? – отзывалась я. – Мне не нравится, когда меня зовут Саней. Трудно запомнить?

– Ой, ну что же все такие нервные сегодня? – гундосил Витя. – Сегодня корпоратив, короткий день, радоваться надо, в ресторан идем! – обиделся он и поплелся к себе.

На свободный стул рядом со мной уселась Оля:

– Чего он от тебя хотел?

– А я знаю? Терпеть его не могу!

– Обо мне говорите? – пришел Фил с новым цветом волос и сигаретой за ухом. – Только что анекдот прочитал «ВКонтакте».

– Слушаем, – улыбнулась Оля.

– Встречает Серый Волк в лесу Красную Шапочку и делает ей предложение: выбирай, говорит, Шапка, одно из двух: слияние или поглощение.

Сквозь громкий смех раздался голос Валерия:

– Саша, прочитай сообщения «ВКонтакте» и зайди потом ко мне.

Валерий Иванович

Я увидел солнце, которое может ослепить))) Очень выразительная внешность, четкие черты лица. Я сам люблю фото и занимаюсь портретной съемкой. Чудо!))) Ты безумно интересная девушка, Саша. Но это не ты на фото. Ты лучше. Кстати, кто их делал?

Александра Краснова

Я сама их делала. На мобильный.

Валерий Иванович

Я уверен, что мобильному пора сказать «пока», по тебе плачет профессиональная камера. Ты меня вдохновляешь.))) Я просто неспособен пройти мимо такой красоты…

Александра Краснова

Спасибо, конечно, за лестные комплименты. Я чувствую, будто меня облили сладким липким шоколадным сиропом…

Валерий Иванович

Шоколад уже рядом. И мы сможем есть и наслаждаться им, пока он тает, а потом мы испытаем новые чувства, еще более сладкие.))) Как насчет того, чтобы вечером познакомиться с моей профессиональной камерой?

Александра Краснова

Я думаю, что это вряд ли возможно. Ни сегодня, ни когда-либо еще.

Валерий Иванович

В таком случае, Саша, в нашей компании предусмотрена система урезания зарплат за использование корпоративных коммуникационных линий, то бишь Интернета, для личных целей, не относящихся к рабочему процессу.

Александра Краснова

Я учту.

После обеда, когда я занималась своими прямыми обязанностями, подбирая коробочку под дизайнерское аквамариновое колье очередному клиенту, через торговый зал пролетел Валерий:

– Задолбали, блин! Одна вместо работы «ВКонтакте» сидит, второй из инета фильмы качает! – кричал он по дороге, пока не скрылся в соседнем офисе. – Если хоть раз увижу онлайн в рабочее время, штраф, выговор, а может, и увольнение! Бабло не аист приносит, а за работу платят!.. – эхом долетели из бухгалтерии его слова.

* * *

Вечером после работы праздновали день рождения Вити.

Вокруг стоял равномерный и убаюкивающий гул ресторана. Оля потянулась за бокалом клубничного дайкири. Отпив пару глотков, она облила свитер и рассмеялась.

Именинник отчаянно кривлялся, корчил дикие рожи и совал под нос Филу средние пальцы на обеих руках, чем вызывал у окружающих приступы удушающего хохота.

Витя щекотал Олю, Наталья Викторовна щупала живот Фила и советовала похудеть. Он смеялся и не сразу заметил ее появление:

– Хай… – растерялся Фил. – А ты здесь какими судь… – Девушка отрывисто чмокнула его в губы.

Через минуту она уже скромно сидела рядом с Филом и смотрела вокруг своими карими, идеально подкрашенными глазами.

– Сань, может, домой поедем? – пронудил Витя.

– Сколько можно повторять! – сквозь зубы прошипела я. – Меня зовут Саша.

– Ой, какие мы сердитые сегодня! – кривлялся он. – Прям уж и пошутить нельзя!

– Может, правда пойдем домой? – предложила раскрасневшаяся Оля, поглядывая в сторону Фила и неизвестной девушки. Она кормила его мороженым с ложечки и что-то рассказывала.

– Пойдем, – согласилась я.

– Вы что, уже уходите? – вдруг очнулся Фил.

– Да, нам пора домой, – ответила я. – Пока.

– Покедова! – крикнул нам в спину Фил. – Саш, скинь СМС, как приедешь!

Оля взяла меня под руку, и мы пошли к выходу из ресторана.

– Это Нина, его бывшая девушка, – рассказывала она мне в подземном переходе на «Октябрьской». – В середине весны расстались. Фил переживал очень, а потом ты появилась. Ему хорошо с тобой, он даже в себя приходить начал.

– М-м, – промычала я. – Я заметила.

– Какой-то парень – друг друзей – познакомился с ней «ВКонтакте», она влюбилась и порвала с Филом.

* * *

Вечером я зашла на страничку Тани, нашла ссылку на блог и прошла по ней.

В самом первом сообщении блога было написано, что большинство записей доступны только для друзей и что если кто-то хочет взаимной дружбы, то нужно написать комментарий к верхнему посту и немного рассказать о себе.

Мне было необходимо получить доступ к подзамочным записям Тани. Мне казалось, только так я смогу узнать всю правду.

Путь к сердцу блогера лежит через ссылку «Добавить комментарий».

Чувство юмора поощряется добавлением в друзья.

В открытом доступе Таня писала о спорте и диетах. Она вела здоровый образ жизни. Не курила, не пила, не ела фастфуд и находила время заниматься спортом. Она выкладывала схемы эффективных упражнений, программы тренировок, режимы питания и даже свои собственные фото. До и после. У Тани не было лишнего веса, она стремилась к совершенству. Качала пресс, бегала на тренажере и следила за питанием. Там же были подробно расписаны все популярные диеты и разгрузочные дни.

Иногда в блоге проскальзывали рецепты легких пирожных и низкокалорийных десертов. Попадались также видеоролики с комплексами упражнений из йоги. К тому же Таня много читала и писала подробные отзывы о книгах.

И это все при том, что она лучше всех училась и была старостой группы. Личные записи были мне недоступны, но одно я знала точно – вся правда скрывается именно там, под замком.

Из Живого Журнала Тани Т.

Тема: —

Настроение: хорошее

Музыка: Lana Del Rey – Blue Jeans

Доступ: для всех

Я всегда была отличницей. С первого класса. Четверки случались у меня крайне редко. В третьем классе я плакала из-за них, а с пятого перестала их получать. Да, я стала учиться только на пять.

В седьмом классе заняла первое место в школьной олимпиаде по английскому языку и получила возможность три месяца учиться в Великобритании.

Проблем не было. Днем я восхищала англичан мгновенными решениями задач, что казались им безумно сложными, а по вечерам занималась по русским учебникам, чтобы не отстать от школьной программы.

Вернувшись домой, я могла учить уроки до поздней ночи и почти не выходила из своей комнаты.

В тринадцать лет учеба была для меня самым важным в жизни. Я даже в Интернете не часто бывала – два-три раза в неделю по часу «ВКонтакте» было достаточно. Я сама установила себе эту норму.

Тогда же я влюбилась в парня, что сидел со мной за одной партой. Это отвлекало меня. Я попросила, чтобы меня пересадили на другое место.

Мне было неполных четырнадцать лет, а я еще ни разу не целовалась.

* * *

Когда ко мне утром подошел Фил, я неспешно раскачивалась на стуле, читала «Гарри Поттера» и пила кофе с молоком.

– Выйдем? – спросил он, теребя в руке пачку сигарет.

– Ну, что ж с тобой делать… – тянула я. – Выйдем, конечно.

– Видела вчера девушку, которая пришла позже всех?

– Ну да…

Фил говорил, тщательно подбирая слова, будто кто-то заранее написал ему текст.

– Это моя бывшая, Нина, – объяснил он. – Она хочет ко мне вернуться, начать все заново.

– Ну, а ты что?

– Я не знаю. Мы общаемся, но…

– Что?

– Еще не решил.

– Да не парься ты, – сказала я, засунув руки в карманы. – Я уже большая девочка. Не бойся меня обидеть. Я не побегу топиться, резать себе вены и глотать таблетки.

– Ты не против, если мы иногда будем встречаться?

– Не против.

– А предложение поехать на дачу еще в силе?

– Конечно! В следующую пятницу днем.

– Крутяк. Можем поехать на моей тачке. Знаешь, куда ехать?

– Разберемся.

– Ну и ништяк.

Разговор с Филом усыпил мою бдительность, и я по привычке залезла «ВКонтакте» проверить сообщения, почитать новости и заглянуть на страничку Саши.

– Руки за спину! – заорал знакомый голос прямо над ухом. Я послушалась и, боясь лишний раз пошевелиться, начала настойчиво отгонять от себя тени Чака Норриса, Брюса Ли и Джеки Чана.

За спиной стоял Валерий и смотрел на монитор:

– Зайди ко мне, – добавил он уже нормальным голосом и удалился.

Я зашла в кабинет начальника и, сделав серьезное лицо, встала напротив стола. Валерий сидел, уставившись в экран ноутбука, и даже не смотрел на меня.

– Ты обдумала вчерашнее предложение? – не отрываясь от экрана, спросил он.

– Я ответила на этот вопрос еще вчера, – отрезала я.

– Значит, нет?

Я смотрела в большое зеркало на стене и видела ту самую Красную Шапочку из анекдота про слияние и поглощение. В том же зеркале, если наклонить голову, отражался и Валерий. Мне чудилось, что у него вытягивается нос и пробивается серая шерсть.

– Нет.

Я шла по Ленинскому проспекту к метро. Сегодня я возвращалась с работы раньше обычного, потому что это оказался мой последний день в «Нефертити». Всего один месяц плюс полторы недели.

Мне удалось заработать немного денег, но я об этом не думала. Теперь я думала о том, что скажу родителям. Их эта новость вряд ли обрадует. Они так радовались, когда меня взяли на эту должность.

Надо что-то делать.

Глава 6

Все и сразу

– Меня уволили, – сразу призналась я Алсу. – Сегодня после обеда.

– Что ты натворила?

– Ну… мне как-то неудобно об этом говорить. Ты никому не скажешь?

– Я постараюсь, – обещала Алсу. – Давай.

– Ко мне начальник приставал. Валерий. Ты видела его, наверное.

– Не помню, – задумалась Алсу. – Он симпатичный?

– Очень даже. Похож на лысенького из «Квартета И», – сказала я. – Но ему двадцать шесть, он старый, не нравится мне, и вообще, он же начальник. В общем, я сказала нет, а он сказал писать заявление.

– Тебе хоть заплатили?

– Да, немного, – ответила я. – Но это еще не все. К Филу бывшая вернулась, так что мы больше не встречаемся.

– Так он тебе и не нравился особо. Или уже понравился?

– Да нет, – пожала плечами. – Я не влюбилась, но все равно как-то обидно.

– Понятно, – вздохнула Алсу. – Тебе нужно развлечься. Знаешь, что мы вечером сделаем?

– Только не салон красоты.

– Наташка звала на выступление команды КВН в институт, ее Набоков и Джонни позвали. Если ты пойдешь, я тоже пойду.

Спустя два часа мы сидели на лучших местах в зале главного корпуса университета, все еще обсуждая события прошедшего дня и наблюдая за выступлениями команд КВН.

– Набоков молодец, – шептала Алсу. – Хорошие билеты отдал!

– Просто мы вчера совершили обмен, – шептала в ответ Наташа. – Я ему свой ноутбук, а он мне билеты.

– Серьезно?

– Да. Обещал посмотреть.

– С каких это пор он стал таким сговорчивым?

– Не знаю, – пожала плечами Наташа и принялась расправлять большой плакат, нарисованный на листе ватмана. На сцену вышла команда инженерного факультета.

– Джонни СМС прислал, – сообщила Алсу. – Предлагает вечером посидеть где-нибудь всем вместе. Ты как?

Я махнула рукой.

– Отлично, – улыбнулась она и убрала мобильный в карман.

Набоков на сцене уже пять минут изображал бабулю из институтской библиотеки, а весь зал сотрясался от хохота.

Успешное выступление команды инженерного факультета отмечали долго. В восемь Наташа уехала домой на выходные. К одиннадцати вечера остались только мы с Алсу и Джонни с Набоковым. Мы долго сидели в «Сити», играли в бильярд, а после закрытия до двух гуляли по ночному студгородку и громко смеялись.

Я не помнила, когда мне в последний раз было так же хорошо. С Сашей тоже вот было хорошо, но все время чего-то не хватало. Мне все время казалось, что я случайно перепутала местами несколько кусочков в сложном пазле, из-за чего последний, но самый важный элемент не умещался в пустую ячейку.

Джонни и Андрей купили по большому пирогу с грибами в круглосуточной палатке.

– Андрюха, а нас пропустят? – спросил Джонни, протягивая Алсу пирог с грибами.

– Пустят, – уверенно ответил Андрей. – Сегодня же знакомый охранник на смене. Вы постойте здесь, а я поговорю с ним.

– А что, если не пустят? – спросила Алсу.

– Придется лезть на второй этаж по стене, – сказал Андрей. – Полезешь за Димкой?

– За Джонни хоть на край света… – издевалась Алсу, передавая ему пирог обратно.

– Умница, – кивнул Набоков. – Хочешь к нам в команду КВН?

Андрей вернулся и сказал, что всех пропустят. Дрожа от ночного холода, мы зашли в девятый блок и поднялись пешком на четвертый этаж, сняли сапоги, надели мужские шлепанцы и, порывшись немного в мужском холодильнике, пошли на кухню варить сосиски. Ничего более съедобного и вкусного там не было.

Я и Набоков сидели на пустой кухне. Он варил самый вкусный кофе, смешнее всех говорил голосом Николая Дроздова и лучше всех рассказывал самые глупые анекдоты. Да чего он только не рассказывал.

Я внимательно изучала его лицо и тихо удивлялась предсказуемости природы. Почему в комплекте с длинным носом и волнистыми волосами человеку всегда достается пара вечно-хитрых глаз и оттопыренных ушей? Как у Джонни, например. И почему при мягких густых бровях всегда есть приятно-пухлые губы в едва заметной улыбке, как у Набокова? Которые так и тянет поцеловать последние пять часов.

Андрей рассказывал, как в прошлом году их группа сдавала «вышку» в присутствии деканатской комиссии:

– …Диман впереди меня сидит, подходит к нему завкаф и просит посмотреть. Нашел какую-то мелкую ошибку и давай на него орать: «Ладно, вы меня не уважаете! Но как вы можете не уважать такую офигенную древнюю науку, как математика!..» – Еще кулаками по парте при этом колотит со всей дури. «Да ты даже на единицу не знаешь!» Ну, Диман тут начинает злиться. Понимает уже, что сидеть тут бесполезно – все равно ему экзамен не поставят. Встает, сминает листок со своими интегралами и идет за рюкзаком. Завкаф скачет за ним, чуть ли не матюгаясь уже, и голосит что-то вроде: «Отдай сюда листок!» А Диман уже листок порвал и спрятал. Тогда завкаф решил отобрать у него самое ценное – рюкзак. Препод к себе тянет, Дима – к себе, оба злые, красные, бычат по-страшному! Такой экшен был! И тут зав схватил Васильева за шиворот и начал трясти. Диман-то высокий, а зав мелкий, до носа ему и то не достает. Вообще, у этой истории известно два финала. По легенде Васильев врезал преподу, а на самом деле просто вышел, громко хлопнув дверью.

Комиссия в полном ауте, молчат. Пять минут искали списки, что-то сверяли. Васильев забрал свой листок, в итоге никто из преподов не знал его фамилии. Завкаф просто хотел заяву на него в деканат накатать. Потом он принялся за меня. Немного остыл, проверил интегралы и уже открыл зачетку, чтоб поставить тройку, и тут говорит мне такой: «Скажешь его фамилию – поставлю экзамен. Не скажешь – не поставлю!» Я ошизел. «Не скажу», – отвечаю невозмутимо так. А он как долбанет кулаком по моему столу, как схватит зачетку и хрясь ее об пол!.. И орет: «Вон отсюда!..» Ну а за мной точно так же вышли Анька, Андрюха, Ромео и Олег. Завкаф все понять не мог, почему мы не выдали Димана. «Почему? Зачем вы так поступаете?» – «Он мой друг…» – просто и гордо сказал тогда Андрюха. Блин, вроде глупость, а так весело было…

– Ну вы даете! – смеялась я. – Я тут подумала. Ты ведь с первого класса в нашей школе учился, а я тебя не помню совсем. Ну, до девятого класса.

– Зато я тебя помню. Ты мне понравилась со второго взгляда, когда я тебя увидел на уроке физики. Физик любит апельсины и чай из термоса. Я стал выходить и задел термос… а потом увидел тебя.

С каждым словом лицо Набокова было все ближе и ближе к моему. Мы снова поцеловались. Я не помню, каким по счету был этот поцелуй, но по ощущениям он был точно такой же, как наш первый. От прикосновений и близости Набокова мурашки пробегали по телу и горели щеки. Снова происходило что-то необъяснимое.

Пять часов утра. Мы сидим на пятом этаже на общей кухне студенческого общежития. Пьем кофе, рассказываем истории и целуемся.

– Что ты делаешь на следующих выходных?

– Пока не знаю. А что?

– У Димки день рождения, поедем на дачу, – сказал Андрей. – Наташка едет.

– Меня парень не пустит, наверное, – пыталась отмазаться я.

– А ты предложи ему поехать с тобой.

– А можно?

– Без проблем.

* * *

Утром в понедельник мы с Алсу сидели в читальном зале инженерного факультета и притворялись студентами. Алсу ждала Джонни, а я сидела за компанию.

– Так, я не поняла, где вы с Набоковым торчали всю ночь! – говорила Алсу. – Проснулись вчера в три, а никого нет! Как это понимать?

– Да мы на кухне сидели до восьми утра. Говорили, пили кофе.

– И это все?

– Нет.

– Ну, целовались еще.

– Да что ты говоришь, – смеялась Алсу. – Сколько?

– Три раза, – призналась я. – Как-то само собой получилось.

– И как?

– Как всегда. Офигительно.

– Ты влюбилась.

– Нет.

– Это был не вопрос.

– Нет, я не могу в него влюбиться, – рассуждала я. – Ты забыла, что он Наташке обо мне говорил?

– А что он говорил? – спросила Алсу. – Я уже забыла, напомни.

– Ну, он куда-то звал Наташку, она сказала ему, что меня еще позовет, а он ей ответил, что рассчитывал на более прикольную компанию. Понимаешь, я недостаточно прикольная для него. Поэтому я не должна в него влюбляться. Ни под каким предлогом.

– Ах, это. Мне кажется, ты неправильно его поняла. Он имел в виду что-то другое и явно не хотел задеть тебя.

– Ну не знаю, мне было очень неприятно.

– Но ты с ним целуешься.

– Это минутная слабость.

– Ну-ну, – качала головой Алсу. – Хочешь, я узнаю у Наташки, что он там говорил на самом деле?

– Ути мои цыпля-а-а-точки! Что, разгова-а-аривать любите?

Я подняла глаза. Напротив стояла маленькая старушка с двухлитровой бутылкой воды в руке.

– С вами пообща-а-аться, может?

Мы кусали губы, еле сдерживали улыбки и тихо здоровались. А бабушка продолжала:

– Так, ну вы посмотрите на них! В курточках! Вы что, приказ ректора не читали?

– Мы уже почти уходим, – тихо отвечала Алсу, собирая в пакет журналы, разбросанные по всему столу.

– Выходите! – подгоняла бабушка. – С куртками и водой нельзя!

– Хорошо-хорошо, – кивала Алсу. – Саш, в столовой посидим. В нашей читалке нельзя только четыре вещи: спать, чертить, работать с ноутом и разговаривать.

– А еще сидеть в куртках и пить пепси, – добавила я, вешая на плечо сумку с ноутбуком и направляясь к выходу.

– Мегабабуля, – смеялась Алсу за дверью. – Я у нее редко фейс-контроль в читалку прохожу.

– Можно подумать, ты часто сюда ходишь.

– Жду Джонни, – серьезно ответила она. – Еще у нее есть интересная подборка «Московского комсомольца». Да и советы она хорошие дает по поводу мальчиков…

– Рожать! – донеслось из приоткрытых дверей читального зала. – Рожать вам надо, девочки!

После ремонта столовая факультета напоминала огромную ванную комнату – повсюду белая кафельная плитка.

– Я только что сообразила, что не ела почти сутки, – призналась я.

– Я поняла, – кивнула Алсу. – Иди купи себе что-нибудь, а я пока тут посижу, мне нужно Джонни позвонить. И еще, если не трудно, купи мне три жареные сосиски и чай.

Кое-как добравшись до прилавка и отстояв пять минут в очереди, я подумала, что бледно-розовые сосиски с серым оттенком вряд ли придутся по душе Алсу.

– По-моему, сосиски не очень свежие… – предположила я, подняв глаза на молодого повара на раздаче.

– Ну что вы! – отвечал повар, сделав серьезное лицо. – Если бы они были несвежие, мы бы их в пиццу положили!

Я вернулась с чаем и двумя ватрушками.

– Джонни зовет нас на день рождения! – радовалась Алсу. – Поедем на дачу на все выходные.

– Я знаю, – ответила я. – Меня Набоков уже позвал.

– А ты что?

– Наврала, что меня парень не пустит.

– А он что?

– Сказал, чтобы и его тоже позвала.

– Какие же они с Джонни крутые, – улыбалась Алсу, водя пальцем по сенсорному экрану мобильного.

* * *

Днем я отписалась в верхнем сообщении в блоге Тани – всего пара слов о себе. Не прошло и часа, как прилетело уведомление, что она добавила меня в друзья.

Из Живого Журнала Тани Т.

Тема: —

Настроение: depressed

Музыка: Lana Del Rey – Video Games

Доступ: только для друзей

* * *

Подходили к концу последние летние каникулы перед началом учебы в институте.

Я сидела на разобранном диване и щелкала пультом, уставившись в плазменный экран. Первый, второй, третий, четвертый, пятый каналы, кабельное, спутниковое, а потом в обратном порядке. Ничего интересного.

Бывший одноклассник Антон лежал у меня на животе и лениво перебирал гитарные струны. Играть он не умел, а гитара ему нравилась. Его голову хотелось спихнуть с живота и наконец спокойно вздохнуть, но было лень двинуть даже пальцем ноги.

С дивана была видна дверь в соседнюю комнату, где жила моя подруга Оксана. Сейчас она сидела на кровати, смотрела «Мемуары гейши» и грустила.

С кухни пришел худой высокий парень в одних джинсах. Я знала, что он из соседней школы, но имени не помнила.

– Мы пойдем прогуляемся, – сказал он, садясь на пол и натягивая светлые кроссовки. – До магазина дойдем и обратно. Десять минут и дома.

Через три минуты Оксана и парень ушли, захлопнув дверь квартиры. Антон отпустил гитару и поднял глаза на меня. Лежать на животе стало неинтересно – он хотел перебраться выше, обнять покрепче и лечь на грудь, закрыв глаза. Я где-то слышала, что парни иногда любят так делать – обнять кого-нибудь и рассказывать о своих проблемах. Чтобы их слушали, жалели, чтобы со всем соглашались, чтобы целовалась с ними в первый же день, а потом не требовали встреч и признаний.

Я знала, что Оксана с тем парнем ушли не на десять минут и совсем не до ближайшего магазина.

Они спустятся вниз, сядут на лавку у подъезда, будут болтать, изредка поглядывая на окна и балкон третьего этажа. Десять минут, двадцать минут, тридцать, сорок. Нет, они ушли не на десять минут. Минимум на час-полтора.

Я смотрела в сторону балкона и продолжала щелкать пультом. Три, два, один, ноль…

– Та-а-ань, а как насчет?.. – спросил ее Антон. Спросил так, будто предлагал налить ему чашку чая или открыть банку пепси из холодильника.

Я встала с дивана и вышла на балкон. На детской площадке на краю песочницы сидели тот самый парень и Оксана. Она смеялась и смотрела на балкон третьего этажа. Я ошиблась. Балкон лучше видно, если сидеть на краю песочницы, а не на лавке у подъезда.

Оксана это знала, а еще она знала, что мне семнадцать лет и я до сих пор ни с кем не целовалась.

* * *

Я окончила школу с золотой медалью, без проблем сдала ЕГЭ и поступила в один из лучших вузов Москвы.

Мне шестнадцать, и у меня никогда не было парня. Я не считаю это проблемой, но мои подруги думают по-другому. В наше время круто быть юной и опытной. А если у тебя первый парень появился только после пятнадцати лет, то это уже поздно и, значит, с тобой что-то не так. Говорят, нормальных девок быстро разбирают, остается один неликвид, например ботаны вроде меня.

Мои подруги вбили себе в голову, что мне срочно нужен парень, иначе я совсем одичаю или останусь старой девой до конца жизни.

Каждая из них считает своим долгом принять активное участие в налаживании моей личной жизни.

Ненавижу все эти идиотские разговоры: «Мы тебе найдем хорошего, умного, доброго, классного – познакомитесь, влюбитесь и будете жить долго и счастливо и умрете в один день!»

Все попытки свести меня с кем-нибудь я пресекаю, а если не доходит – огрызаюсь, а иногда набираюсь смелости и шлю туда, откуда не возвращаются.

Что движет этими людьми? Какие цели они перед собой ставят? Действительно ли желают мне счастья или хотят заставить меня чувствовать себя неловко? Однажды я спросила их об этом. Девочки сказали, что парни повышают самооценку.

Я им ответила, что у меня все в порядке с самооценкой и зависит она не от наличия парня, а от того, что ты делаешь, какие принимаешь решения, что думаешь и как поступаешь.

Девочки не поняли.

Они знакомят меня с мальчиками. За час до встречи пишут СМС:

«Встречаемся, где договаривались. Будь сияющей и благоухающей! А вдруг ты сегодня познакомишься со своей судьбой =)))))))».

В конце обязательно будет десяток смайлов. По ним я догадываюсь, что ждет меня на этой встрече. Очередной претендент на место моего парня. За два года я успела избавиться от такого количества возможных МЧ, что уже сбилась со счету.

Глава 7

Сюрприз

– А я тебе уже рассказывал, как мы однажды Димкин день рождения отмечали на катке в парке Горького?

– Не-а!

– Ну, значит так…

Андрей в красном фартуке в белых сердечках стоял у плиты, рассказывал очередную историю, забавно дергаясь на месте под музыку, что громко доносилась из комнаты рядом.

Больше двух часов мы болтали, смеялись, танцевали и дурачились на кухне, пока не услышали, как у забора остановилась машина и прозвенел звонок у железной калитки.

– Привет! – сказала Наташа, целуя меня в щеку и поправляя идеально выпрямленные волосы. – Знакомься, это моя подруга Юнна!

Только теперь я заметила, что рядом с Наташей стояла худая девушка с мультяшным лицом и огромными глазами – та самая девушка из салона «Амстердам», которая в начале июня обкромсала мне волосы, сделав из меня рыжее чучело.

– Она с юридического факультета, – продолжала Наташа. – Юнна, а это Саша, моя подруга.

– А мы, кажется, уже знакомы, – улыбнувшись, сказала Юнна.

– Да, я стриглась у нее в июне, – кивнула я, складывая жареные сосиски в большую тарелку. – Надеюсь, вы привезли что-нибудь поесть?

– Да, – махнула рукой Наташа. – Мальчики сейчас все из машины принесут.

Из разных концов дома доносилась музыка. В одном из коридоров на первом этаже я заметила странную парочку: толстый парень развалился в кресле, а на его коленях ерзала маленькая худая девчонка. Она тискала его, сюсюкала и нежно называла «своим хрюшей».

На веранде в компании Наташи и Юнны курил Фил. Девушки переглядывались, улыбались и шушукались после каждой шутки. Мне было все равно.

– Он тебе еще нравится? – тихо спросила Алсу, оказавшись рядом со мной. – Я про твоего Фила.

Я равнодушно пожала плечами:

– Он неплохой парень, – сказала я, немного подумав.

– Ты не сильно расстроилась, что вы расстались?

– Да нет. Мы остались друзьями.

Едва я спустилась на первый этаж, как Фил чуть не сбил меня с ног. Он еле стоял, а по лбу струилась кровь.

– Это я в бассейне, – рассказывал он. – Разбежался, нырнул, а он же мелкий ведь… Не волнуйся, я не сильно!

Следующие десять минут я дезинфицировала его рану, оказавшуюся глубокой царапиной. Оставив Фила с крестом из пластыря на лбу спать на диване в бильярдной, я пошла на кухню. За деревянным столом с закусками и салатами сидели Джонни и Наташа. Они о чем-то спорили, громко хохотали.

Я устроилась напротив, забравшись с ногами на стул и уткнувшись подбородком в колени. Тут же появился Андрей и сел рядом.

– Это тебе, – сказал он, пододвигая ко мне тарелку с двумя сочными кусками пиццы. Пахло так, что дух захватывало. – Ешь, пока не остыла.

– Спасибо, – удивленно ответила я, потянувшись за куском пиццы.

– Там еще шашлык скоро будет, – продолжал Набоков. – Тебе принести?

Я смущенно кивнула. Набоков улыбнулся.

– Как твой парень? – спросил он.

– Ты про Фила?

– Да.

– Он не мой парень, – ответила я.

– Они расстались, – дополнила Наташа. – На прошлой неделе еще.

– Мы остались друзьями и сейчас хорошо общаемся, – объяснила я. – Поэтому и сюда вместе приехали.

Мы говорили обо всем на свете. Успели обсудить и политику, и спорт, и литературу, и шоу-бизнес, и школу и даже затронуть сложные философские вопросы.

В два часа ночи мне захотелось спать, я ушла с кухни, прошла по коридору и поднялась на второй этаж. Бронзовые стрелки антикварных часов показывали половину третьего, вид за окнами намекал, что скоро будет светать.

Все комнаты на втором этаже были уже заняты. В крайней спала Алсу. Я тихо зашла, завалилась на единственную свободную кровать и уснула в майке и джинсах.

Когда я проснулась, за окном было уже светло. Сквозь пыльно-серые облака пробивалось холодное солнце, а со двора тихо доносилась вчерашняя музыка и сонные голоса проснувшихся студентов. Они собирались жарить шашлык. Хотелось еще немного поспать и спуститься вниз.

Часы на стене показывали десять утра. В бильярдной было тихо. Я спустилась вниз. На кухню медленно подтягивались помятые и сонные студенты, наливали кофе. Они приходили стаями, тихо брали, что было нужно, и осторожно уходили.

– Сашуль, так что у вас с этим парнем, Филом? – интересовался толстый парень, имени которого я не знала. – Мутите?

Я пожала плечами.

– Мутите, мутите, – одобрил толстяк.

– Да нет, мы дружим, – поправила я.

– Так это и есть самое крутое! – улыбался парень. – Когда любовь рождается из дружбы.

– Может быть.

Мне хотелось заплакать.

В этот момент сонный и помятый Фил в длинных шортах и желтой олимпийке на голое тело, держась за голову, заплыл в кухню.

– Футболку свою найти не могу… – жаловался он, садясь за стол.

– Пойду поищу, – сказала я, обрадовавшись, что появился предлог сбежать с кухни.

Я не стала искать футболку Фила. Я пошла искать Алсу. Нашла ее в гостиной на первом этаже. Она лежала на просторном диване, укрывшись пледом, и задумчиво смотрела телевизор. Я легла рядом. С дивана было хорошо видно, что происходит на кухне. Набоков и Джонни пытались приготовить суп.

Подошла Юнна:

– Саш, можно с тобой поговорить? – спросила она. – Пойдем на крыльцо?

Я неохотно вылезла из-под пледа и вышла за ней на улицу. Юнна села на белый пластиковый стул и закинула ноги на деревянные перила. Я села рядом.

– Ты прости меня, что я тебя тогда так обстригла… – извинялась она. – Ты была такая грустная, убитая, как будто парень только что бросил. В такие моменты нужно испытать шок, чтобы прийти в себя. Болевой, например. Причинять боль я не могла, поэтому действовала своим способом. Экстремальной стрижкой. По-моему, получилось прикольно, хоть и ярко.

– Да я уже привыкла, – отвечала я. – Как будто всегда такой была.

– Слушай, а этот парень высокий, Филипп, он твой? – вдруг спросила Юнна. – Такой клевый!

– Да, он со мной, но он не мой парень.

– То есть как это?

– Мы уже не встречаемся, – вздохнула я. – Встречались пару недель, сейчас просто друзья.

– А чего так? – заинтересовалась Юнна.

– Да ничего, к нему просто бывшая девушка вернулась.

– Ах вот оно что. Терпеть не могу таких. Знаешь, она просто почувствовала, что мальчик увлекся другой, поманила пальцем, вот он и вернулся. Он скоро надоест ей, она его снова кинет, и он вернется к тебе. Так часто бывает. Так что не переживай, Сань. Парни все придурки.

– Угу, – согласилась я, забравшись с ногами в кресло. Мне было скучно.

– Только это не очень хорошо… – продолжала Юнна. – Если он ее любит. Он так и будет бегать к ней по первому зову. Тебе это надо?

– Я не переживаю, – ответила я. – Я не успела в него влюбиться. Просто мы с ним очень похожи в этом. Я знала, что он любит бывшую. Он знал, что меня недавно бросил парень, с которым я год встречалась. Если бы он мне позвонил и предложил снова встречаться, я бы даже ломаться не стала и сразу бы согласилась. Так что мы с Филом друг друга стоим. Мы с самого начала знали, что вместе ненадолго.

– Год – это так долго, – сказала Юнна.

– А пролетел незаметно.

– Проводились исследования, – продолжала она. – Чтобы полностью прийти в норму после расставания с человеком, потребуется половина времени, которое вы были вместе.

– Значит, полгода.

* * *

Когда я проснулась ранним утром в понедельник, был уже август. Я нехотя поднялась на ноги и прошла в ванную. Я зажмурилась, отвернулась и, открыв один глаз, посмотрела через плечо: на меня внимательно смотрела черноглазая такса.

Накинув халат, я вышла на балкон. Внизу на пустой детской площадке прыгала через скакалку Алсу.

Я скинула ей СМС, чтобы после зарядки поднялась ко мне. Алсу прибежала через десять минут.

– Ну, что у тебя случилось?

– Загляни ко мне в ванную.

– А что там у тебя?

– Не знаю. Может, ты хоть подскажешь.

Я открыла дверь в ванную и пропустила Алсу вперед:

– Ты видишь то же, что и я?

– Если ты видишь таксу, то да.

– Чья она? И как она сюда попала?

– Похожа на собаку Набокова. Его сестра вчера всех развозила по домам. Мы вшестером ехали последними. Может, забыли бедного зверя у тебя… Позвони Андрею.

– У меня нет его номера.

– Позвони с моего. Или ты предлагаешь мне это сделать? – улыбнулась Алсу. – Или сама справишься? – Второй вопрос был адресован скорее таксе, которая спокойно позволяла Алсу себя тискать. – Слушай, а что едят таксы? Она ведь, наверное, со вчерашнего дня голодная…

Я взяла мобильный Алсу и набрала номер Андрея, через три длинных гудка он мне ответил.

– Привет, Саш! Как дела?

– Нормально, – неуверенно отвечала я, глядя на Алсу и таксу, только что лизнувшую ее в нос. – А у тебя?

– Заправляю машину. Сейчас поеду на мойку, а потом отца забирать из больницы.

– Понятно. Слушай, тут такое дело… Только не подумай, что я сошла с ума… Вчера твоя сестра отвозила нас домой. Полчаса назад я проснулась, а у меня… в ванной сидит такса. Я не знаю, как она здесь оказалась… Ты не знаешь, может быть, она ваша?

– Сашка! Конечно, наша! О чем только думает Светка… Развозила всех по домам, собаку с собой зачем-то взяла. Приезжаем домой под вечер – собаки нет! Чуть не убил… Думали, все, пропала…

– …Ой, а она «Активию» ест!.. – рассмеялась Алсу, держа в одной руке таксу, а в другой коробку йогурта.

– Хорошо. Ты приедешь за ней?

– Я здесь недалеко, на заправке у «Калужской». Сейчас машину домоют, и приеду.

– Кстати, как ее зовут?

– Это мальчик. Зовут Степой, – отвечал Набоков. По голосу я поняла, что он улыбался.

Я зашла «ВКонтакте». Пять новых заявок в друзья и десяток фотографий, на которых меня отметили. Зашла в блог Тани и стала читать с того места, где остановилась раньше.

Из Живого Журнала Тани Т.

Тема: —

Настроение: depressed

Музыка: Iowa – Мама

Доступ: только для друзей

* * *

Утром вещи еще не были до конца собраны. Я снова и снова укладывала чемоданы. Собиралась целых пять дней, и то не успевала. Конец января, день отъезда на море с однокурсниками. Было раннее утро, все в квартире стояли на ушах, бегали без остановки туда-сюда, собирали вещи, я чуть ли не плакала, брат Илья нервничал и рявкал на всех. Очень боялись опоздать в аэропорт на самолет. Наконец все было собрано, чемоданы аккуратным рядком стояли на полу, но Илья все не мог успокоиться.

– Где твой паспорт? – без конца спрашивал он. – Где деньги? Ты куда их положила?

– Ты их сам прятал, вот теперь и ищи! – обижалась почти до слез.

– Тихо там! – кричал с кухни отец.

– Ладно, – успокоился Илья. – Ты тут пока все проверь, а я пойду приму душ.

– Иди искупайся… – говорила я, аккуратно расстегивая свою сумку, пытаясь найти в ней документы.

Через десять минут Илья вышел из ванной и продолжил ворчать.

– Ты еще не в куртке? – чуть ли не кричал он. – Опоздаем, ты будешь виновата!

– Мам, скажи ему, чтоб не орал на меня!

– Да он же в шутку.

– А мне не нравится… – Мое настроение совсем испортилось.

– Не нравится… – передразнил Илья. – Иди лучше документы все проверь!

* * *

В такси мы сидели рядом.

Играла веселая музыка, я немного расслабилась. Музыка поднимала настроение. Я положила голову на плечо брату и закрыла глаза. Хотелось спать, потому что всю ночь не спала. Мне всегда трудно заснуть накануне какого-нибудь отъезда.

Мы путешествуем несколько раз в год. Родители стараются брать отпуск по три раза в год. Летом обычно две недели, чтобы отвезти нас с братом на море на каникулах. Потом неделя осенью и неделя весной. Отпуска и маршруты планируются заранее, за три-четыре месяца, а иногда и во время самой поездки.

К семнадцати годам у меня не было ни одного парня, зато я лучше всех училась и объездила почти всю Европу и могла легко сравнить качество обслуживания на самых популярных курортах Турции, Египта, Туниса и Таиланда.

Эта поездка в Грецию с однокурсниками была моим первым самостоятельным путешествием. Можно сказать, меня провожали в аэропорт всей семьей.

Только я задремала, как нужно было выходить. Всего-то полчаса ехали, а казалось, что это так далеко.

Мы вошли в здание аэропорта. Объявили посадку на самолет, мы встали в очередь, чтобы пройти таможенный контроль.

Здесь же мелькали знакомые лица с факультета. Подходили, здоровались, таскали сумки, становились в очередь, много смеялись и улыбались.

А вот и Саша. Стоит на три человека впереди меня, оглядывается по сторонам, замечает меня и останавливает взгляд на пару секунд. Он обычный, но у меня все внутри переворачивается, когда я вижу его. Хорошо, что мы учимся в разных группах и сталкиваемся не так часто, иначе я не смогла бы и дальше хорошо учиться и сдать сессию на отлично.

Но что он тут делает? Это не очень хорошо. Если он будет в одном отеле с нами, я не смогу нормально расслабиться. Интересно, почему он на меня опять смотрит? Ему что, делать больше нечего?

Спустя час я уже сидела в самолете и проверяла настройки на фотокамере. Нельзя изменять старым традициям. В этот раз нужно привезти как минимум пару тысяч фотошедевров.

– Привет! – Мужской голос испугал меня. Я резко обернулась и уставилась на него. Рядом сидел Саша.

– Привет… – еле слышно ответила я. Наверное, это от волнения. Саша улыбался и не отводил глаз. Я не должна обольщаться на его счет. Говорят, у него есть девушка.

– Как дела? – спросил он.

– Хорошо, – ответила я, отрицательно покачав головой.

– Хорошо! – повторил Саша, передразнив меня. Мы смеялись, а я краснела.

* * *

Набоков приехал через час. Степа встретил его радостным визгом, взобрался на руки и обслюнявил лицо.

– Саш…

– Да?

– Ты сейчас свободна?

– А что?

– Я до вечера свободен. За отцом только к шести ехать. Покатаемся вместе?

– Ну, я не знаю…

– У тебя есть дела?

– Вообще нет.

– Тогда в чем дело? – улыбнулся Набоков. – Чего дома сидеть. Поехали!

Глава 8

С таким, как ты, о других не думают

Мы катались до вечера, слушая музыку и переглядываясь почти без слов. Рядом с ним было так легко и комфортно, что даже молчание не напрягало.

Несколько раз мы проезжали мимо здания инженерного факультета. Мне нравилось ходить пешком по этим тротуарам до метро в сторону Ленинского проспекта. Вглядываться в лица прохожих, вспоминать приятное, рассматривать старые бело-синие трамваи. Такие нескладные и тяжелые. На этом отрезке пути мне всегда казалось, что я попадала в другое измерение. Дорога от факультета до метро не принадлежала реальному миру и настоящему времени. Это было прошлое, застывшее в камне зданий, в пыльных листьях деревьев, в стеклянных палатках и скамейках дворика, что виден сквозь арку, где по вечерам на беседку и песочницы тоскливо падает солнечный свет.

«Спорим, я угадаю, что лежит у тебя в рюкзаке? – мысленно спросила я Андрея, и тут же сама ответила, взглянув на его серый рюкзак на заднем сиденье. – Мятый темный пакет со старыми бутсами и блочная тетрадь с первого курса, для которой ты не покупал новых листов уже целый год. Ты не пишешь лекции – ты рисуешь божьих коровок и лисят на старых, исписанных листах в клеточку. Рядом с тетрадью – бутылка химического зеленого чая, книга «Три мушкетера», которую ты читаешь с октября прошлого года, и новый «Esquire».

А дальше?

В боковом кармане лежат таблетки от головы и малиновые леденцы от кашля, похожие по вкусу на мятную жвачку».

* * *

– А она хорошо в математике разбирается? – услышала я вопрос, сидя вечером на кухне дома у Набокова. Он оставил меня на пару минут, чтобы «почесать папе спинку» и пожелать спокойной ночи.

Мне нравилось сидеть в углу дивана на кухне, медленно пить уже остывший чай и смотреть футбол.

Нравилась его сестра, что сидела на подоконнике и курила в открытую форточку.

Нравилось, что папа уже лег спать, а мама в командировке и дома всегда тусуется кто-то из друзей.

Нравились истории, рассказанные папой, когда мы, забрав его из больницы, ехали домой. Нравилось, что сейчас он спросил именно про математику, а не про то, кем работают мои родители.

Нравился голубой вислоухий кот, забравшийся на низкий холодильник и смущенно спрятавший желтоглазую морду за пачку шоколадных кукурузных хлопьев.

Нравился большой попугай, который позволил почесать пальцем свою зеленую пернатую голову, не пытаясь при этом клюнуть.

Нравилось, что Набокову можно было рассказать обо всем, что думаешь. Рассказать обо всем так открыто и легко, будто мы знакомы с песочницы.

Он прошел к соседнему дивану и тихо лег, пожелав мне спокойной ночи.

– Саш, ты спишь? – вдруг спросил Набоков.

– Нет, – тихо ответила я. – А что?

– А-а может быть… вместе полежим?

– А тебе что, одному скучно? – тихо издевалась я. – Или, может, холодно?

Андрей неслышно смеялся.

– Ну что, кто к кому пойдет? – спросила я.

– Давай ты ко мне.

– Ладно, – согласилась я, перебираясь со своей кровати на диван Андрея.

– Ты не бойся, я не буду к тебе приставать, – пообещал он.

Набоков сдержал обещание. Мы просто лежали рядом и разговаривали. В два часа ночи спать еще не хотелось. Родителям я сказала, что осталась у Алсу, как и в прошлый раз в начале июня, когда меня бросил Саша.

– Как твоего кота зовут?

– Его зовут Олег, – ответил Андрей и тихо засмеялся. Я смеялась тоже, пряча голову под одеяло, чтобы было не так громко.

– Ты вообще нормальный человек? – не могла успокоиться я, убрав одеяло. – Назвать кота Олегом!

– А что такого? Нормальное имя.

– Может, ты его еще по имени-отчеству звать будешь?

– Хорошая мысль, – кивнул Набоков. – Так и буду звать. Будет Олег Николаевич. Надеюсь, папа не будет против.

– У тебя замечательный папа.

– Да, он у нас самый лучший. Еще до школы читал нам со Светкой стихи Пушкина. Помнишь такой был?

  • То по кровле обветшалой
  • Вдруг соломой зашумит,
  • То как путник запоздалый
  • К нам в окошко постучит…

– Кто ж его не помнит? Наизусть учили когда-то.

– Вместо слова «путник» я слышал «спутник» и все не понимал. При чем здесь спутник? Искусственный спутник Земли, что ли? Так он же большой! Спутник запоздалый к нам в окошко постучит… Как же он, спутник, большой такой и вдруг… в окошко постучит?! А главное, чем он постучит-то? Да и зачем?

– А помнишь начало «Руслана и Людмилы» про Лукоморье? «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том». Когда мне было три года, я все время спрашивала у мамы и бабушки, кто такой Надубетом.

– А вот у мамы не было времени читать нам сказки, и она просто ставила кассету «Том и Джерри», а потом приходил папа и читал про Лукоморье. «Златая цепь, на дубе – Том». То есть мы американского мультяшного кота на Пушкинском дубе представляли. Я так лет до десяти был уверен, что Тома и Джерри Пушкин придумал.

В семь утра в комнату тихо забежал голубой кот, запрыгнул на кровать с моей стороны, держа в зубах скомканный фантик от конфеты. Посмотрев пару секунд мне в глаза, кот разжал челюсти и потрогал меня за руку плюшевой серой лапой.

С кухни доносился шум воды и звук закипающего чайника. Пора вставать, одеваться и идти домой, пока не проснулся Андрей.

Пока не ушла сестра и есть кому закрыть за мной дверь.

Я быстро оделась, взяла сумку и вышла в темный коридор.

– Привет! Я ухожу. Закроешь за мной дверь? – на одном дыхании выпалила я, боясь представить себя со стороны.

– Подожди, может, выпьешь кофе? Я тебе сейчас налью. – Света смотрела на меня абсолютно спокойными зелено-карими глазами с пушистыми ресницами. Как у Набокова.

– Нет-нет-нет. Спасибо большое, но я…

– Все в порядке? – спросила Света. – Ты нормально себя чувствуешь?

Я чувствовала себя в сотни раз лучше, чем просто «нормально», но понимала, что это будет продолжаться недолго.

От двух часов до двух дней.

Два дня – потолок.

В настоящем – насыщенный раствор счастья.

Спустя сутки – концентрация приблизится к минимальной отметке. Растворившись в долгих разговорах с подругами и бестолковым сидением в Интернете, выпадет сухим остатком ожидания телефонного звонка.

С завтрашнего дня – до бесконечности.

– Да, – ответила я, пытаясь улыбаться. – Пока нормально.

* * *

Придя домой, я сразу зашла «ВКонтакте». Из ста семи друзей в восемь утра онлайн была только Алсу. Я позвала ее к себе, и через двадцать минут она уже сидела у меня на диване и выкладывала на журнальный столик чизбургеры, картошку и ягодные пирожки из «Макдоналдса».

– Вчера вечером нашла бывшую девчонку Джонни, – сказала она, откусывая половину чизбургера. – Пятнадцать минут, и готово. Я и не думала, что так быстро получится.

– Как тебе это удается?

– У меня хорошая интуиция, и я умею анализировать информацию. Ну вот смотри, у меня в друзьях четыреста с лишним человек. Я знакома с полусотней максимум. Остальных я даже не помню как зовут. Виделись где-то один раз, может. Я не отклоняю заявки, мне не жалко, и я с радостью буду общаться, если представится случай. Тут можно раскопать любые пласты своей и, главное, чужой жизни. Это очень затягивает. Я легко могу узнать, как у людей с личной жизнью.

– Как?

– По фотографиям всегда угадываю.

– Да ладно! И как же ты это делаешь?

– Ну, например, выставляет какая-нибудь чикуля с десяток снимков на даче при полном параде. У нее домик в деревне, деревянный, с трубой, шесть соток, теплицы под окнами. Что ты можешь об этом сказать?

Я пожала плечами и взяла чизбургер.

– Это значит, что она в поиске. Одинокие девки даже на даче стараются выглядеть так, будто через минуту на свиданку сорвутся. А в реале их ждет лопата, тачка навоза и грядка морковки в огороде. Нормальные люди надевают то, что нежалко. Старые треники, например. А что, если видишь чиксу при параде в холле египетского отеля?

Я снова пожала плечами.

– Отдыхать одной не круто, как ни крути. Надо посмотреть ей в глаза. Девушку ведь явно кто-то фоткал! А на любимых заек на отдыхе смотрят с особой нежностью.

– А что бы ты про меня сказала, если бы не знала и увидела фотку на сайте?

– Я бы попросила убрать два неправильных ответа, воспользовалась помощью зала и позвонила бы другу. Да, все сразу. У тебя особый случай.

– Особо тяжелый?

– Скорее, сложный.

– А что бы ты рассказала о Набокове и его взрослой девушке?

– Мне Наташка о них рассказывала недавно, – ответила Алсу. – Они больше полугода вместе. Совершенно случайно познакомились «ВКонтакте». Он увидел ссылку на группу «Я тебя люблю». Знаешь, там постят нежные фото парочек и излишне романтичные цитаты о любви. Зашел поржать. Увидел ее фото в подписчиках, зашел на страницу, лайкнул аву и тут понеслось. Она крутая. Работает персональным ассистентом генерального директора в каком-то иностранном банке. А он студент-инженер. Чувствуешь разницу? Парням иногда нравятся девушки постарше, это нормально.

– Понятно, – все, что я могла сказать.

– Ты что, расстроилась?

– Похоже, мне не на что надеяться. Мы до вечера катались, потом к нему домой поехали, я только утром вернулась.

– Что-то было?

– Нет, мы пару раз поцеловались и проговорили почти до утра. Теперь я думаю, он должен мне позвонить, или это ничего не значило? И нужно ли мне вообще о нем думать и беспокоиться, если он сейчас, скорее всего, обнимает свою взрослую девушку?

* * *

Когда Алсу ушла, я включила свет и телевизор, поставила телефон на подзарядку. Звук телевизора на минимальной отметке. Телефон молчит. Абонент, конечно, доступен, просто думает сейчас о другом. Или другой.

Чтобы отвлечься, я занялась уборкой. Разобрала шкаф, выбросила километр черновиков, нашла немецко-русский словарь для технических специальностей. А в самом углу, под горой старых футболок, аккуратно сохранилось оригами из контрольных работ по математике и диктанта по русскому языку с тридцатью ошибками. Кроме того, нашлась тонна старых глянцевых журналов, которые я покупала, но никогда не читала дальше оглавления и гороскопа для Стрельцов.

Расставила коллекцию лаков для ногтей. Сначала по росту, потом по цветам радуги. Не понравилось.

Новых сообщений нет.

Ближе к вечеру я прилегла на диван и отключилась до двенадцати ночи. Первое, что я сделала, проснувшись в десять минут первого, – схватила мобильник и разблокировала его с третьей попытки дрожащими руками.

Ни пропущенных звонков, ни СМС.

Я зашла в блог Тани и продолжила чтение.

Из Живого Журнала Тани Т.

Тема: С таким, как ты, о других не думают

Музыка: 5ivesta Family – Я с тобою, как в раю

Доступ: только для друзей

* * *

За пару дней до этого, готовясь к поездке, я искала купальник и купила мужскую футболку, чтобы в ней спать. 48-й размер.

– Не люблю женские ночные рубашки. Мне в них как-то неудобно. Лучше куплю себе мужскую футболку и буду в ней спать.

– Это круто на самом деле.

– Почему?

– Девушки любят спать в футболках своих парней, это во-первых. А во-вторых, я уже давно где-то читала – если хочешь, чтобы у тебя появился парень, то делай все так, будто он у тебя уже есть. Например, спи в мужской футболке.

– Надо же, никогда не слышала об этом.

– Только будь осторожна с размером. Не выбирай слишком большую, а то еще влюбишься в толстяка какого-нибудь.

– А какой тогда взять? Я не разбираюсь в размерах мужской одежды.

– Возьми сорок восьмой. Не самый худой и уж точно не толстый. Нормальный.

* * *

После двух недель в Греции Саша добавил меня в друзья «ВКонтакте», но встречаться не предлагал, даже на свидание ни разу не позвал. Звонков, СМС тоже не было. В институте он просто здоровался и больше ничего не спрашивал. Говорили, что у него с девушкой все хорошо и что девушка совсем-совсем молоденькая, еще в школе учится.

Я ни о чем не жалела, но должна была забыть о нем. Чем меньше мы сталкиваемся, тем лучше. Дни в институте похожи на ад, мне тяжело учиться, я с трудом могу сосредоточиться. Нужно взять себя в руки и успокоиться. Закрывать глаза, глубоко и медленно дышать, считать до десяти. Говорят, это хорошо помогает.

Меня разрывало между желанием его видеть и желаем его избегать. Я выбрала второе, и в тот же вечер мы столкнулись на автобусной остановке.

– Застегнись, холодно, – спокойно сказал Саша.

– Мне жарко.

– Простынешь ведь.

– Не простыну.

– Ну хотя бы шапку надень, что ли.

– У меня нет шапки.

– Капюшон накинь, Тань, замерзнешь, – улыбнулся он. – Нам еще долго стоять.

– Не хочу.

Тогда Саша подошел ближе и стал застегивать мне пальто. Сначала пуговицы, потом шарф. Поправил волосы, сам накинул капюшон, державшийся на двух петлях вместо трех.

– Пришей пуговицу, у тебя оторвалась, – сказал он, не спеша отпускать меня.

– Пришью, – вздохнула я. – Хочешь, покажу тебе свой студенческий? – и полезла в сумку. – Только фотку не смотри, ладно?

– Ладно, – согласился он, открывая билет. – Татьяна Ткаченко. А с длинными волосами тебе лучше.

– Ну, я же просила не смотреть…

– Да ладно, – улыбнулся он. – Мне нравится эта фотография.

– Снималась после выпускного, – сказала я. – На следующее утро.

* * *

В начале февраля я праздновала восемнадцатый день рождения. В трехкомнатной квартире собрались близкие и дальние родственники. Мы с братом помогали на кухне, готовили, резали, собирали на стол, меняли приборы. Гости пили, поздравляли, обнимали и целовали: «Какая большая стала! А казалось, совсем недавно пешком под стол ходила. Парни-то, наверное, с ума сходят…»

Я не хотела праздновать.

– Таня, возьми трубку! – кричала мать с кухни. – Тебе ведь звонят!

– Сейчас! – отвечала я из комнаты, собирая со стола грязную посуду.

Трубку взял Илья.

– Это тебя.

– Тань, можешь спуститься вниз на пару минут? – спросил меня кто-то. На заднем плане шумели машины и дул ветер.

– Кто это?

– Это Саша. Не узнала? Богатым буду. Выйдешь?

– Д-да… – протянула я. – Сейчас…

– Ты куда? – спросил брат.

– Спущусь на минуту. Я быстро. – Я схватила свитер, открыла дверь и выбежала в коридор. В лифте заметила, что еду в домашних тапках – старых и потрепанных, со сбитой подошвой. Показаться Саше в таком убожестве было так стыдно, что даже мысль об этом заставила меня покраснеть. Жаль, что зима – босиком не выйдешь.

Я выбежала на улицу и остановилась, боясь сделать шаг. Рядом с машиной стоял Саша с огромным букетом красных роз. Надеть свитер я забыла, я сжимала его в руках, дергала нитки и все стояла там, у дверей подъезда.

Саша подошел ближе:

– Надень свитер, замерзнешь, – сказал он, протягивая мне цветы. – С Днем рождения.

Он еще много говорил, чего-то желал, улыбался, но я его не слышала. Пыталась слушать, запомнить, чтобы потом пересказать подругам, но не могла поймать ни слова. Я ловила его улыбки, взгляды, запах парфюма. Все, кроме слов.

– Ты пришила пуговицу к пальто?

– Что? – не поняла я, а потом рассмеялась. – Пуговицу? Пришила. В тот же день, – соврала.

– Молодец. Тебя ждут, а я поеду, – говорил Саша, медленно наклоняясь к моему лицу. Первый поцелуй пришелся в висок, второй – в щеку, третий – в подбородок. – Была бы моя воля, я бы сейчас увез тебя, – прошептал он перед четвертым поцелуем, который попал в цель.

Я не спросила, как Саша узнал, где я живу. Тем не менее я не предложила ему подняться наверх.

* * *

После пятой пары Саша провожал меня домой. Я не предложила ему подняться наверх, но и не противилась, когда он зашел в подъезд вместе со мной, проехался на лифте и встал рядом, когда я жала кнопку звонка.

Родители и брат отнеслись спокойно к этому визиту. Поздним вечером мы вчетвером сидели на кухне, Саша рассказывал о себе, родители слушали и задавали вопросы. Он им понравился.

Саша уехал домой только в час ночи.

Мама курила на кухне:

– Когда он рядом, ты похожа на бешеную кошку.

По дороге он написал сообщение, что едва успел на последнюю маршрутку.

Ты мой кислород.

* * *

Саша пришел днем без предупреждения. В руках держал щенка немецкой овчарки. Я взяла собаку на руки и разревелась, впервые за две недели.

– Мама разводит их. Этот самый мелкий и самый веселый, посоветовала взять именно его. Ты не плачь, лучше давай одевайся, и пойдем покупать ему ошейник, еду, ну и все остальное, что им там еще нужно. Он, кстати, сыр обожает, душу свою собачью за него продаст.

Саша сел за компьютер, подвигал мышкой. Я стояла рядом с неуклюжим щенком в руках и вытирала слезы. Саша снова поставил перед фактом. Не спросил, не предупредил. Сделал как хотел. Просто взял и принес. Знал, что я откажусь или буду сомневаться, побегу спрашивать у родителей, а они, конечно, не разрешат.

Но Саша знал и другое. Глядя на большие, удивленно приподнятые уши, сложно было остаться равнодушным и отказаться от такого подарка.

И мне это в Саше нравилось, несмотря ни на что.

Я не знала, как назвать щенка. Пускай будет Шарик, решила я, и все согласились. Шарик так Шарик.

По вечерам мы гуляли во дворе старой школы – там, где гуляли все собаководы района. Мы с братом приходили сюда уже восьмой год.

Илья обожал собак, особенно немецких овчарок знакомых. Он мог часами возиться с ними, играть, кидать палку, носиться по дворам до тех пор, пока собачники не наговорятся, возьмут своих питомцев и отведут домой. Уставших и довольных.

Учась в школе, Илья возился с собаками почти каждый день. Занимался с ними, иногда выгуливал их. Когда ровесники отправлялись пить пиво, брат спускался вниз, проходил мимо и шел на школьный двор.

Родители не решались на немецкую овчарку, а другую собаку мы не хотели. Поэтому так и возились с чужими. По выходным или когда в будни появлялся свободный час вечером я тоже носилась по дворам, играла, кидала палку, а после мы с братом возвращались домой. Шли долго и медленно, висли друг у друга на локте, еле передвигая ноги от усталости. Ежедневная беготня с собаками могла бы успешно заменить нам уроки физкультуры в школе.

Теперь, спустя несколько лет, мы гуляли втроем. Мы с братом, по-прежнему обожавшим овчарок, и Саша с тремя большими неуклюжими щенками-подростками. Оказалось, его мама занимается их разведением.

Вернувшись домой, вытерла Шарику лапы и сделала себе бутерброд. Я стояла у окна и смотрела на шоссе, на поворот у автостоянки, на два фонаря, что зажглись минуту назад. Я волновалась и думала о Саше. Что, если он больше не позвонит, не придет, не обнимет меня? Я постоянно думаю об этом, даже если все хорошо и нет причин для волнения. Что если он решит бросить меня? Я представила, через что придется пройти, и вздохнула. Задумавшись, я не заметила, как на кухню прибежал Шарик и стащил с бутерброда кусок сыра.

Глава 9

Испытание верности

Я листала страницы, читала комментарии, пытаясь залпом проглотить объемные куски текста, смотрела фотографии – совсем новые и совсем старые, сканированные и нечеткие, но не менее важные, чем все остальные. Теперь я знала, что может быть увлекательнее лучших классических и современных романов, интереснее «Кода Да Винчи» и «Гарри Поттера», вместе взятых, – это чтение скрытых записей в блоге девушки бывшего парня.

Я двигалась от настоящего времени к прошлому, на десятки страниц и сотни сообщений назад. Я догадывалась, что скрывают подзамочные записи. Копание в себе, попытки размышлять на философские темы, личные фотографии, чувства, влюбленность. Она писала о Саше, об их встрече, знакомстве, отношениях и таком сложном счастье.

Таня и Саша познакомились на зимних каникулах в Греции, куда поехали отдыхать вместе со своими однокурсниками. До этого они учились в параллельных группах, часто виделись, но знакомы не были.

Саша сразу понравился Тане. Она писала, что пробежала взаимная искра и оставшиеся две недели они не отходили друг от друга ни на шаг. Потом они разъехались по домам и продолжили встречаться в Москве. Они почти не скрывали своих отношений в институте. Не то чтобы целовались открыто, но всегда садились рядом, вместе обедали, готовили проекты и уходили после занятий, держась за руки.

Там же были и фотографии Тани – чаще всего она снимала себя на мобильник. Довольно откровенные, черно-белые: девушка старательно выгибала спину, отклячивала попу, заглядывая в собственный мобильник ярко накрашенными серыми глазами и улыбаясь.

Фотографии с Сашей тоже были. Они снимали себя на прогулках с вытянутой руки. Получалось неуклюже и неудачно: то у него глупое выражение лица, то Таня некрасиво кусала губы, – но ей все это казалось неважным – она выкладывала даже самые нечеткие и неважные фото.

Я продолжала читать, нервно ковыряя ногтями виски и подбородок.

Саша врал мне. Он не просто встречался с нами обеими, он уже давно жил своей счастливой жизнью, о которой я не знала. Собаку ей подарил недавно…

– Дура, как я только могла не заметить? – спрашивала я себя, дожидаясь, пока загрузится следующая страница.

Раньше я считала, что в историях из жизни нет ничего интересного, способного надолго привлечь внимание, однако я ошиблась. Я остановилась на моменте, где Таня узнает, что у парня есть девушка, с которой он встречается уже полгода, и призывает его сделать важный выбор.

Или она, или ванильная малолетка из его школы. Таня писала обо мне. Писала, что мне не мешало бы похудеть килограмм на пять, подкачать пресс, научиться одеваться, краситься и укладывать волосы.

Ей очень понравилось, как Саша был записан в телефонной книжке моего смартфона. Наверное, Саня сам ей рассказал об этом. Я записала его «Зайчушуля», когда мы только начали встречаться. Алсу и Наташа, узнав об этом, сделали вид, что их тошнит.

Таня стала называть его так же. Ей хотелось, чтобы Зайчушуля любил только ее, был рядом только с ней, а не с глупой неопытной школьницей.

От нее нужно было как-то избавиться. Сказать прямо Саша не мог – хотел, чтобы я сама приняла это решение или сделала что-нибудь такое гадкое, после чего разрыв отношений был бы самым логичным завершением истории. Например, изменила бы ему – Саша бы обо всем узнал. Все по-честному, и нервы в порядке.

Но как же все провернуть, если эта дура Саша даже и не думает смотреть на других?

Нужно, чтобы представился удобный случай…

С этим блогом я даже забыла, как сильно ждала сообщений от Набокова, которых по-прежнему не было. А тем временем Таня уже подавала Саше идеи, как избавиться от девушки за максимально короткое время.

«Знаете такую программу, где парни проверяют своих девушек, а девушки своих парней на верность?» – спрашивала Таня огромными розовыми буквами.

Суть шоу: подсадной мачо пытается соблазнить девушку по просьбе ее молодого человека, который имеет возможность видеть это в прямом эфире. Если девушка поддается соблазну и отвечает на знаки внимания, значит, она не прошла это испытание, и отношениям конец.

«Андрюха Набоков клевый, он у себя в универе капитан команды КВН, так что развести кого-то ему даже по приколу! Он в трех программах «Испытания верности» снялся! А после этой почему-то забил, не знаю…»

Он не отказался и сделал все, как его просили. Весь вечер ублажал и развлекал Сашу, после чего предложил поехать к нему домой.

«Звони ей! – сказала Таня Саше спустя пару часов. – Скажи, что ждешь ее у подъезда с мороженым, и послушай, что она ответит!»

Ловушка захлопнулась.

Я не стала врать, что через минуту спущусь к машине.

Не отрицала, что меня нет дома.

Не было никакого Саши у подъезда с мороженым.

Саши вообще в тот момент в Москве не было.

В это время он был с Таней…

– Кусок… – прошептала я, не веря своим глазам и не зная, кого сильнее нужно ненавидеть.

Сашу с Таней, которые придумали эту унизительную проверку на вшивость, или Набокова, который воплотил в жизнь их болезненную фантазию?

Хотелось побыть одной. Хотелось сидеть на полу на пустой кухне и плакать.

Эпилог

Прошла неделя.

Мне безумно хотелось отформатировать мозг и забыть весь прошедший год. С прошлого августа до нынешнего сентября. Хотя можно было бы ограничиться тремя месяцами этого никудышного лета. Я уверена – это было самое ужасное лето в моей жизни. Сначала меня предал любимый парень, после выгнали с работы, а потом я влюбилась в того, кто подставил меня в самом начале.

Такого не придумаешь специально, такое вряд ли кому приснится, такое стыдно вспоминать. Я рассказала Алсу обо всем, что прочитала в блоге Ткаченко.

– Хуже уже точно не будет, – сказала она, выслушав меня. – Будь уверена!

– Почему ты улыбаешься?

– Ты знаешь, что это значит?

– Нет.

– Моя мама говорит, что ночь темнее всего перед рассветом, так что очень скоро все будет хорошо, даже если сейчас кажется, что все плохо. Все изменится, вот увидишь. Набоков не звонил тебе?

– Нет, – вздохнула я. – Не писал и не звонил.

– Я зайду к себе на страничку с твоего ноута, – сказала Алсу.

– Заходи.

Алсу зашла и притихла на некоторое время. Я слушала равномерный стук клавиш и дремала перед телевизором. Так и проходили последние дни лета, августа и каникул. Больше всех повезло Наташке, два дня назад улетела в Тунис на две недели.

– Знаешь что? – спросила Алсу.

– Ну?

– Девушка Набокова удалила его из друзей.

– Это ни о чем не говорит, – ответила я. – Ты забыла, о чем я тебе рассказала? Терпеть его не могу, ненавижу! А с чего ты взяла, что это она его удалила, а не он ее?

– Он остался у нее в подписчиках. Если бы он ее удалил, то было бы наборот. Все просто. Ладно, мне пора. Меня Джонни ждет.

Когда Алсу ушла, я вернулась к компьютеру. На экране осталась открытой страничка Набокова. Я нажала на его фото, собравшее сорок восемь лайков и десять комментариев. «Мне нравятся парни, как ты. Такие покоряют сразу и навсегда».

В дверь позвонили. Я подошла и посмотрела в глазок. На лестничной клетке стоял Набоков.

– Зачем пришел? – спросила я, не открывая дверь.

– Я к тебе, – серьезно сказал Андрей. – Открой.

– Я не хочу тебя видеть.

– Са-а-аш, – протянул он.

– Уходи.

– Я не уйду.

Я неохотно открыла дверь.

– Нам нужно поговорить…

– У тебя есть ровно минута, – ответила я. – Говори. По порядку, начиная с июня и не упуская всех подробностей. Кто тебя подослал ко мне два месяца назад, чтобы проверить на верность? Наверное, мой бывший парень Саша. А неделю назад? Может, Фил? Я не удивлюсь, если и такса оказалась в моей ванной не случайно!

– Ну, насчет таксы ты права, – прямо ответил он. – Я уговорил сестру, чтобы она взяла Степу и незаметно оставила у вас в ванной, чтобы был предлог приехать к тебе и… – замялся он. – А Степка молодец, тихо сидел, не выдал.

– Андрей, ты бредишь?

– Нет.

– Ты придурок.

– Нет, я веселый и находчивый.

– Ответ принят, – грустно усмехнулась я. – А теперь отмотай на два месяца назад.

– Даже не знаю, с чего начать. Я не думал, что придется говорить об этом.

– Слабо, веселый и находчивый? Или ты только на сцене такой смелый? Сможешь без репетиций.

– Смогу.

На этом Андрей зашел в квартиру, захлопнул дверь и, прижав к стене, поцеловал меня, а после продолжил:

– Весной я подрабатывал в той идиотской программе, где парни и девушки проверяли своих любимых на верность. Тупость такая, но платили неплохо. Мой коллега Игорь должен был сниматься, но, вернувшись из Египта, жутко простыл. Температура под сорок. Какие тут съемки? Тем более девушку нужно охмурить…

Соблазнение снимают на скрытую камеру и транслируют тому, кто заказывал проверку. За день до съемок мне позвонили, умоляли помочь – сняться вместо него, ну, я и согласился. Я не знал, кого мне нужно будет соблазнять! Про тебя я узнал за час до съемок! Хотел отказаться, но уже нельзя было. Пришлось играть. Ты не бойся, этот выпуск не показывали по телику, да и снимали только до восьми, то есть пока мы не поехали ко мне.

– Ну почему именно ты?!

– Говорят, что все люди на земле знакомы максимум через цепочку из семи человек. Мир намного теснее, чем ты думаешь. После тех съемок с тобой я решил завязать с этим проектом. Меня попросили найти девушку, которая смогла бы так же разводить. Я сразу подумал про Наташку, позвал ее на кастинг, сказал еще, чтоб подруг приводила, если захотят, а она и говорит: «Сашку возьму», – тут я испугался, что ты все узнаешь. Надо было как-то отговорить ее, вот и ляпнул глупость какую-то.

Чуть позже мне рассказали, что тот парень просто хотел таким образом подставить свою девушку, а сам уже полгода изменяет ей с другой.

Мы по-прежнему торчали в полутемной прихожей. Я сидела под вешалкой для пальто, Андрей сидел напротив.

– Я узнала об этом только неделю назад.

– Саш, может, хватит уже этой фигни, – смущаясь, говорил Андрей. – Давай сходим сегодня куда-нибудь. Погуляем или в кино. Кстати, дай мне уже номер своего телефона. И в друзья добавь наконец, чтобы я мог тебе писать. В общем, у меня ужасный характер, мне почти двадцать, я полгода встречался с девушкой намного старше меня, я до сих пор попадаю щеткой по носу, когда чищу зубы, но ты давно уже нравишься мне. Если мы будем вместе, я никому тебя не отдам. Ты мне веришь?

Я отвернулась к стене, чтобы хоть как-то спрятать счастливую улыбку, и наткнулась рукой на что-то гладкое и круглое. Черный шар предсказаний, который я не успела подарить Саше в начале лета. В июне он закатился куда-то, и я три месяца не могла его найти, а он все это время валялся в углу у шкафа в прихожей.

Я смахнулся пыль рукой, мысленно спросила: «Андрей меня любит?» – и тряхнула его.

Шар ответил: «Конечно да».

Я повернулась к Андрею и улыбнулась:

– Посмотрим.

Ирина Мазаева

Лето Марлен

Глава 1

Марля и Надя

Марля валялась на сене у первого номера – маточной конюшни № 1. Времени было около семи вечера, солнце светило, но уже не так нещадно, как днем, легкий ветерок разгонял мошку́. У конюшен, как всегда в это время, было тихо. Но уже скоро должны были собраться работники: конюхи, дневальные, бригадир – табун возвращался с пастбища.

Табун приходил ровно в восемь. Это было такое грандиозное, непередаваемо красивое зрелище, такое красивое, что Марля – городская девчонка, никогда до этого не бывавшая в сельской местности и видевшая лошадей разве что в кино, – могла смотреть на него бесконечно.

Сначала за скирдами – всегда неожиданно! – поднималась стена пыли. Она приближалась, приближалась, а потом останавливалась – табун пил. У забора, ограничивающего территорию конного завода, стояли огромные железные корыта с чистой водой. Но от первого номера их не было видно – далеко. Только пыль оседала за абрикосами, а небо у горизонта понемногу окрашивалось в розовый.

Через мгновение пыли снова становилось все больше, доносился топот, ругань табунщика, после из-за старых абрикосовых деревьев вылетали галопом, крутя головами, холостые кобылы. За ними рысили подсосные с ошалевшими жеребятами. Уже ничего нельзя было различить: бурлящая огненная река, прорвавшись между абрикосами и конюшней молодняка, заполняла все пространство. А потом…

Марля вгляделась вдаль, но для табуна еще было рано. Она медленно перевернула страницу книжки, которую читала, лежа в сене в ожидании. Это был роман из ее любимой серии «Только для девчонок». Эту книгу Марля уже читала, но она так ей нравилась, что Марля могла перечитывать ее бесконечно. Ей нравилась главная героиня, Лиза, хоть она поступала и глупо, и необдуманно, но Марле казалось, что эта девчонка была чем-то похожа на нее. А еще книжная Лиза писала стихи. Их было много в романе. И все они очень нравились Марле. И еще ей нравился финал, когда Лиза осознала все свои ошибки и встретила настоящую любовь.

Марля только дошла до места, где главный герой романа Вася Рябов пригласил Лизу на свой день рождения, как это случилось… За скирдами поднялась стена пыли и стала приближаться, приближаться… Марля тут же забыла про Лизу с Рябовым и замерла. Послышался топот, показались первые лошади.

Солнце садилось. В его лучах заводские кобылы превращались в сказочно-золотых скакунов. Гладкая шерсть переливалась всеми оттенками рыжего, и весь табун выглядел как пламя, ворвавшееся на двор перед конюшнями и тут же рассыпавшееся на отдельные огоньки.

И снова от этого зрелища Марле стало как-то по-особому радостно и тепло на душе. Лошади были такими красивыми, а все вместе – небо, закат, абрикосовые деревья, беленые известью конюшни – чем-то нереальным, волшебным.

У конюшни люди встречали лошадей. Конюхи бегали с «разводками» – короткими веревками, которые накидывались на шеи лошадей, чтобы сподручно было их развести по денникам. Бригадир Каскин стоял с длинной палкой, не давая жеребятам проскакивать мимо конюшни. Дневальная тетя Валя в халате и шлепанцах помогала конюхам. Табунщик, покрикивая на лошадей, собирал в кучу зазевавшихся и не давал им уйти к другим конюшням. Пыль потихоньку оседала.

Лошади обступили Марлю. Глупый рыжий жеребенок тупо смотрел на нее и боялся пошевелиться. Самые умные кобылы не дергались, смирно ждали, пока их заведут домой, не торопясь, жевали сено. Высились над Марлей толстыми рыжими животами. Переступали копытами совсем рядом. А ей совсем не было страшно. Ведь лошади добрые, теплые и мягкие…

Вдруг гнедая река всколыхнулась. Какая-то из молодых кобыл, забывшись, сунулась под морду старой, та кинулась на нее и пребольно ухватила за холку – и пошло. Молодая ударила первую попавшуюся кобылу, та отпрыгнула и налетела на следующую. Все кобылы бросились вдоль забора. Подхватили табунщика. Чей-то жеребенок с перепугу умчался к недостроенной конюшне и жалобно ржал там. С диким воплем: «Держи Риориту!!!» – промчался Каскин. За ним, как индеец, крутя разводкой, проскочила дневальная тетя Валя. Солнце стало совсем красным.

Марлю, конечно же, на самом деле звали не Марля. В смысле по паспорту. По паспорту она была Марлен – в честь актрисы и певицы Марлен Дитрих – Нечаева. Но уже классе в третьем кто-то из одноклассников переименовал ее в Марлю. Марля не возражала. Имя Марлен ей казалось слишком… напыщенным, что ли, не подходящим ей, чужим. Она совсем не воспринимала это как обидное прозвище. Ведь у всех длинных имен есть сокращенные: Екатерина превращается в Катю, Елизавета – в Лизу, так почему Марлен не превратить в Марлю? И только когда полгода назад ее одноклассница Светка Баскова бросила мимолетом: «Марля – она и есть марля, тряпка тряпкой», Марлен обиделась.

А потом долго думала над этими словами. Ведь и родители иногда называли ее, нет, не тряпкой, но чем-то вроде того: бесхарактерной, бесхребетной, мямлей и т. п. Как бы Марля ни обижалась, в глубине души она чувствовала, что все они в чем-то правы.

Марля не любила учиться. Долго, нудно, постоянно проверяя и переписывая, делала домашние задания. И всегда оказывалось, что что-то она поняла не так, сделала не то или просто забыла. На контрольных Марля всегда сильно нервничала, не могла собраться в кучу, вспомнить, ей всегда не хватало времени, она нервничала еще сильнее и тут же забывала все окончательно. В итоге, как ни крути, получить оценку выше тройки ей удавалось очень редко. Родители ругались, учителя давно махнули на нее рукой.

Правда, все это мало смущало саму Марлю. Она понятия не имела, куда будет поступать после школы, какую профессию хочет получить и где хочет работать. А потому и стимула учиться не было. И даже наполеоновские планы ее одноклассниц, мечтающих стать топ-менеджерами, бизнес-вумен, известными писательницами и художницами, нисколько не трогали Марлю. Они знали, что хотят в жизни, она – нет, и что с того? Вечерами Марля сидела в Интернете, просматривала чужие страницы «ВКонтакте», разглядывала фотографии, читала новости, и ей было хорошо и спокойно на душе. Чужая жизнь ей казалась интереснее собственной, но ничего страшного Марля в этом не видела.

– Хоть бы увлечение себе какое-нибудь нашла! – периодически в сердцах восклицал папа.

Но ничего Марлю не увлекало.

– Хоть мальчиками бы заинтересовалась! – высказывалась мама.

Но мальчики не смотрели на Марлю, а Марля не смотрела на мальчиков. В этом плане у них был «полный консенсус».

По воскресеньям к Марле забегала подруга Нина. Которая на самом деле конечно, дружила вовсе не с ней, а с первыми модницами класса Корвяковой и Июдиной, а к Марле наведывалась только за тем, чтобы быстренько, часа за четыре, рассказать ей про очередное приключение на дискотеке, в клубе или про очередного мальчика, который «прямо без ума от меня, без ума!».

Марля слушала с интересом. В том числе и про отношения Нины с парнями. Но сама не выражала ни малейшего желания составить ей компанию на дискотеке или на вечеринке, чтобы тоже с кем-нибудь познакомиться. Да Нина и не звала особо, скорее для вида, из вежливости.

Так, ни шатко ни валко, прошел очередной учебный год жизни Марлен Нечаевой; она окончила девятый класс и, как бы ни сопротивлялись учителя, по настоянию родителей перешла в десятый. «Если не знаешь, кем ты хочешь быть, сиди в школе!» – сказала мама. Марле школа казалась самым пустым времяпрепровождением в мире, но спорить не стала. Она вообще никогда не спорила с родителями.

Так же вышло и с этой поездкой. Ничего не предвещало резких перемен в жизни Марли, как вдруг… Как вдруг родители объявили ей, что они затеяли обмен квартиры, ремонт и прочая, и прочая, а ее, Марлен Нечаеву, отправляют в спешном порядке на лето к двоюродной бабушке Аглае в какой-то поселок где-то недалеко от города Армавира в Краснодарском крае, где течет полноводная река Кубань.

«На Кубань так на Кубань», – послушно вздохнула Марля. К тому же она смутно помнила, как когда-то в детстве уже была у двоюродной бабушки Аглаи вместе с родителями, помнила абрикосы и вишню, жару, гусей…

В поселке, где жила двоюродная бабушка Аглая, с той поры ничего не изменилось. Разве что выяснилось, что это не просто населенный пункт – это территория известного на всю страну – и даже на весь мир! – конного завода «Восход». И вот теперь Марля валялась в сене у первого номера и смотрела снизу вверх на толстые животы кобыл на фоне розово-оранжевых облаков.

– Вот ты где! Понятно, понятно… – неожиданно раздалось у Марли над ухом.

Кобылы испуганно расступились, и она увидела свою троюродную сестру Надю Карнаухову, внучку бабушки Аглаи.

Надя Карнаухова смотрела на Марлю с выражением полнейшего разочарования в жизни.

– Что? – испугалась Марля.

– Ты опять тут лежишь!

– И что?

– Оссьпидя! – трагически заломала руки Надя и плюхнулась в сено рядом. – В жизни происходят такие события, такие события, а ты лежишь в сене!

– Какие события? – немного заинтересовалась Марля, вытаскивая книжку «Огонек в сердце» из-под троюродной сестры.

– Как это какие? Федька с Петькой приехали!

Марля не знала ни Федьки, ни Петьки, но даже уточняющий вопрос задать не успела, как Надя сама выдала всю информацию.

Оказалось, что на практику в конный завод «Восход» приехали студенты: Федька, который учится в Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве, и Петька из Краснодара, он студент местного вуза сельскохозяйственного факультета. Федьке всего семнадцать, а он уже первый курс окончил, а Петьке – восемнадцать, и он перешел на второй курс.

– Я их сегодня видела, – трещала Надя, – симпотные… Федька такой среднего роста, загорелый дочерна, с мышцами, как у культуриста, волосы у него короткостриженные, как у боксера, а глаза карие, почти черные. Как посмотрел на меня, так я прямо и умерла на месте. А Петька высокий, косая сажень в плечах, настоящий наш кубанский парень. Только какой-то неловкий, угловатый. И еще пухлый. Смешной такой. Похожий на медвежонка. Лицо круглое, ямочки на щеках такие добрые-добрые. Как улыбнулся… «Девушка, – говорит, – как пройти в общежитие?» А я ему говорю: «Я вас провожу». У нас все студенты живут в бывшей усадьбе братьев Никольских, там общага. Так вот, веду я их, а сама расспрашиваю. Федька молчит, только глазами зыркает, а Петька болтает. Они собираются табунщиками на месяц устроиться. Круто. Будем в табуне отжигать!..

– В смысле отжигать? – от обилия информации растерялась Марля.

– Пойдем завтра в табун кадрить студентов! Что тут непонятного?

Еще неделю назад, едва сойдя с поезда в Армавире, Марля совсем растерялась. Бабушка Аглая ее, конечно, встретила, они вместе сели на автобус до поселка конного завода «Восход» с одноименным названием, но… Но перспектива жить все лето в незнакомом месте с незнакомыми людьми, без Интернета и подруги Нины Марлю пугала. Она терялась в непривычной обстановке, трудно сходилась с новыми людьми, совсем не умела себя занять…

Но, к ее счастью и радости, выяснилось, что у бабы Аглаи гостит ее внучка из Армавира, ученица десятого, точнее, уже одиннадцатого класса, так же отпущенная из альма-матер на каникулы, Надя Карнаухова шестнадцати лет отроду.

Надя Карнаухова оказалась веселой, рыже-конопатой, энергичной и заводной девчонкой, которая сама сразу познакомилась с Марлей, назначила ее своей лучшей подругой и быстренько убедила, что это – счастье и чудо оказаться в «Восходе» и что это лето у нее будет незабываемым.

Она ей показала бывшую усадьбу братьев Никольских, которые веке в XIX основали конный завод. С центрального входа в ней располагалась контора кончасти, с левого торца – магазин, а с правого – общежитие. «Пока тут, конечно, делать нечего, но скоро, – Надя сделала эффектную паузу, – скоро сюда какие-нибудь симпатичные студенты приедут…» Показала ей памятник напротив входа в контору – огромного, в полтора лошадиных роста, коня. И пояснила: «Это Анилин – самая известная чистокровная лошадь Советского Союза. Скакал в Европе. С самыми лучшими лошадями планеты скакал. Он-то завод и прославил. И жокей его прославился на весь мир, Насибов».

Надя показала ей территорию кончасти. Конюшни, расположенные ровным квадратом, внутри – все симметрично: левады[2], аллеи пирамидальных тополей и туй. Вдоль всех дорожек кустики посажены и пострижены в форме сердечек. А сами дорожки чисто выметены. В любую конюшню можно зайти, полюбопытствовать. «Мне, вообще-то, эти коняги параллельны, но посмотреть на них красиво, успокаивает», – пояснила Надя.

Показала абрикосовые посадки – ряды деревьев, разграничивающих поля: «Скоро абрикосы пойдут – вот наедимся!» И пруды: «А купаемся мы в прудах. Здесь когда-то карпов разводили, но они все сдохли».

Познакомила с дневальной тетей Валей, которая всегда была готова накормить и напоить всех, кто подвернется под руку, с бригадиром Каскиным, постоянно рассказывающим разные смешные истории, с местными девчонками и парнями. Так что не прошло и пары дней, как выяснилось, что все и всех в небольшом поселке Марля уже знает и бояться ей больше нечего.

Но больше всего Марлю поразили лошади.

До приезда в конный завод к двоюродной бабушке Аглае она даже не задумывалась, любит она их или нет. Кошек она любила, собак любила, а лошадей… Вблизи она с ними никогда не общалась. В кино, правда, ей нравилось смотреть, как браво скакали верхом гусары, мушкетеры или ковбои, но самой сесть в седло ей на ум не приходило. И только здесь она вдруг обнаружила, какой это огромный, неведомый ей, но очень красивый и увлекательный мир – мир лошадей, мир коневодства и конного спорта.

Ей сразу понравилось бывать на спортивной конюшне. Здесь стояли породистые лошади для конного спорта: тоненькая вороная с белыми носочками арабская кобыла Айгюль, большой светло-серый тракененский конь Король с розовыми мягкими губами, гнедой подвижный и очень наглый конь Обелиск. Марля уже знала, что окрас лошадей называется «масть». Знала, что основных мастей четыре: вороная – черная, серая, причем серыми также называют и белых лошадей, рыжая и гнедая – коричневая с черной гривой и хвостом. Знала, что пород лошадей так же много, как и пород собак. Что-то ей объяснила Надя, что-то – девчонки и парни, которые с обеда появлялись на спортивной конюшне. Они чистили лошадей, седлали и выезжали верхом на плац – большую ровную площадку, где у них проходили занятия верховой ездой. Иногда Марля шла следом, садилась на препятствие для прыжков и смотрела, как они ездят.

Еще Марля полюбила приходить на конюшню к жеребцам-производителям. На конюшне у них было очень просторно, чисто и красиво. Даже картины – портреты известных жеребцов конного завода – висели по стенам. У каждого постояльца была своя большая «комната» – денник. В деннике – всегда душистое сено.

Жеребцы были особенно красивыми. Большие, казалось, сплошь состоящие из мышц, покрытых короткой гладкой шерстью. Но в отличие от спортивных лошадей, к ним не разрешали подходить, ими можно было только любоваться через решетки денников.

– Знаешь, сколько стоит каждый их них? – как-то спросила ее Надя.

– Нет.

– Миллион долларов! Считай: один миллион долларов, второй миллион долларов, третий миллион долларов… – Надя шла по конюшне и осторожно гладила высунувшиеся между прутьями решеток денников теплые лошадиные носы.

– Правда? – удивилась Марля. – Они такие дорогие?

– Правда. А в девяностых годах одного из них продали в Америку за полтора миллиона, – похвасталась Надя, как будто лошади были ее собственностью, и добавила: – Чтобы вывести чистокровную лошадь за границу, нужно получить разрешение правительства. Лошади такого класса – достояние страны. Это как, знаешь, картины и старинные иконы нельзя вывозить, так и лошадей. Только если разрешат. Если смогут доказать, что это целесообразно.

– В смысле? – не поняла Марля.

– В том смысле, что… Ну… – Но тут Надины познания в коневодстве закончились, и внятно она больше ничего объяснить не смогла. – Нельзя их вывозить и точка.

Марля же еще раз внимательно посмотрела на жеребцов – кто-то из них дремал стоя, кто-то жевал сено, кто-то увлеченно чесался о стенку: разве подумаешь, что они такие дорогие?

– Знаешь, у меня как-то Нина, моя подруга в Питере, спросила, что бы я сделала с миллионом долларов? Я тогда растерялась и ничего не ответила. А сейчас я точно знаю, что я бы его обняла.

Глава 2

Студенты

– Сегодня идем в табун кадрить студентов! – торжественно провозгласила Надя.

Рано утром, пока не наступила жара, они сидели на вишнях – Надя на одной, Марля на соседней – и собирали по просьбе бабы Аглаи ягоды. Правда, собирали пока все больше в рот, чем в ведра.

– Да? – растерялась Марля. – Прямо сегодня?

– А что откладывать? Быка надо брать за рога. Думаешь, мы тут одни такие? Видела, сколько девок в поселке? А это дело такое: кто успел, тот и съел. Ты, кстати, много вишни не ешь, а то потом на горшке сидеть будешь. Я-то че? Я привычная. А ты точно… – И Надя подробно обрисовала все перспективы переедания вишни.

– Но ведь вкусно же…

До этой поездки Марля, конечно, ела вишню – раз в год, в сезон, родители покупали дежурный килограмм, и ей доставалось немного. Но те ягоды всегда оказывались кислыми. А эти… А эти были фантастически сладкими, ароматными, крупными и вкусными. Класть их в ведро рука не поднималась. В рот! И только в рот.

– Ну, смотри, а то я одна пойду студентов кадрить, – пригрозила Надя.

А Марля задумалась. Хотела ли она идти кадрить Федьку с Петькой, которых даже не видела? Ведь она понятия не имела, как это делается. А главное – нужно ли ей это. Хотела найти себе парня Марля или нет, она не знала. Все девчонки в их классе, конечно, только и мечтали о свиданиях. Говорили о любви, красились, носили джинсы в обтяжку и короткие юбки, ходили на дискотеки. Но она, Марля, не участвовала в этом. То ли боялась, то ли стеснялась… Точнее, и то и другое.

Когда она смотрелась в зеркало, то видела в нем ничем не примечательную девчонку, тощую, с мышиного цвета волосами по плечи. Девчонку ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКОГО РОСТА. Каждый день Марля подходила к дверному косяку в своей комнате и аккуратно чертила на нем черточку над своей головой. Но черта каждый раз попадала ровно-ровно в предыдущую отметку. Один метр пятьдесят сантиметров. И ни миллиметром больше.

«Человек растет до двадцати пяти лет, ты еще успеешь вырасти», – успокаивала ее мама. Но мама сама была в лучшем случае метр пятьдесят три, а потому, как бы ни хотела Марля поверить в ее слова, но у нее ничего не получалось.

«Я карлик, – иногда сама себе грустно говорила Марля, – и пора уже с этим смириться». Но маленький рост вкупе с весом, едва дотягивавшим до сорока килограммов, не оставляли ей никаких шансов. «Девочка, ты заблудилась? Младшие классы на первом этаже», – постоянно слышала она от учителей в школе. А одежду и обувь ей приходилось покупать в детских отделах супермаркетов. Какие уж тут мальчики…

«Где твоя талия? Она у тебя от подмышек и до коленок. И вот что на тебя можно надеть?» – выдала как-то Нина, которой однажды не с кем было пойти на дискотеку, и она попыталась пристроить себе в компаньонки Марлю. Талии у Марли действительно не было. Как не было ни груди, ни бедер – ничего из того, что уже класса с восьмого старательно оголяли другие девчонки. Марля тогда еще попыталась взять себя в руки, влезть в какую-нибудь Нинкину мини-юбку и пойти на дискотеку, но на входе услышала все то же: «Девочка, ты заблудилась?» – едва не расплакалась и ушла.

«Ничего, ничего не может быть чудовищнее, чем быть девчонкой маленького роста и выглядеть при этом в лучшем случае лет на десять!» – поняла тогда Марля. И поставила на мальчиках, дискотеках, отношениях, большой любви и вообще на всей своей жизни жирный крест. И вот теперь ее троюродная сестра Надя Карнаухова как ни в чем не бывало звала ее идти и кадрить каких-то студентов, которые как пить дать окажутся на голову выше Марли, спросят: «Девочка, тебе лет-то сколько?» – и посмеются над ней. Ведь разве может какой-нибудь парень обратить на нее внимание? Конечно, нет. Нет, нет и нет. Тем более здесь, на Кубани, где все были выше ее, крупнее и выглядели старше.

Марля пошла в школу поздно, а потому, несмотря на то что Надя перешла в одиннадцатый, а она всего лишь в десятый, им обеим было по шестнадцать. По паспорту. А на вид троюродная сестра выглядела года на три старше, если не больше – выше Марли, с настоящей женской фигурой, румянцем на щеках, длинными густыми каштановыми в рыжину волосами до талии. Да и все здесь в поселке выглядели старше Марли. Двенадцатилетние – как пятнадцатилетние, пятнадцатилетние – как восемнадцатилетние, а двадцатилетние девушки все уже были замужем и смотрелись настоящими тетями. На общем фоне Марля выглядела десятилетним заморышем без единой капли женственности.

– Может, ты, правда, без меня сходишь? – робко предложила она.

– Что?! – Надя даже чуть с дерева не сверзилась от возмущения. – Как это без тебя?! Ты же моя подруга! Ты же еще ни с кем не целовалась! Ты что, собралась все лето профукать? Летом должны быть приключения. И большая любовь!

– А вдруг я им не понравлюсь?..

– Как это не понравишься? Я тебя накрашу. И свою супермини тебе дам. И вообще, я из тебя человека сделаю. А то ты ведешь себя как деревня какая-то. Сгорбится вечно. И так груди нет, так она еще и горбится! И смотрит под ноги. А надо как? Нос кверху, грудь вперед, хвост пистолетом. И все парни наши.

– А вдруг у меня не получится?.. Я же… я же… – Марля собралась с духом и выдала, не глядя на подругу: – Я же карлик и выгляжу лет на десять.

– Оссьпидя! Что за комплексы? Ну мелкая ты – и что? Плюнь и разотри.

– Кому я могу…

Но Надя перебила:

– Хватит ныть! Будешь ныть, я скажу бабе Аглае, что ты сегодня хочешь грядки прополоть. Видела, сколько у нее грядок? Гектар. А она очень обрадуется…

– Не надо грядок! – взмолилась Марля.

Она и так с трудом переносила местный климат, а работать весь день на жаре – это было выше ее сил.

– Значит, кадрить студентов!

Но кадрить студентов в этот день не вышло. Как и предупреждала Надя, в какой-то момент от ягод Марле вдруг стало нехорошо в желудке. «Сунь два пальца в рот!» – посоветовала подруга. Но Марля только отрицательно замотала головой: заниматься этой малоприятной вещью ей не хотелось; как обычно, она понадеялась, что само пройдет.

Но само не прошло. Сначала болел желудок, потом скрутило весь живот, а потом ей пришлось весь день наведываться в туалет бабы Аглаи.

В табун пошли на следующий день.

Надя попробовала накрасить Марлю, но из этой затеи ничего не вышло: от жары косметика плыла вместе с потом, лицо чесалось, Марля его терла и быстро превращалась из красавицы в чудовище. Не вышло ничего и с мини-юбкой: чем короче была юбка, тем почему-то младше выглядела Марля. В итоге в сундуке бабы Аглаи была найдена хлопковая широкая юбка до пят с кружавчиками по подолу. Надя напялила ее на Марлю вместе с какой-то своей старой, расшитой цветочками кофточкой, назвала это стилем бохошик и уверенно потащила подругу за собой в табун.

Правда, табун пришлось достаточно долго искать по полям.

– Может, не судьба? – осторожно поинтересовалась Марля.

– Наша судьба – в наших руках! Кто ищет – тот всегда найдет! – откликнулась Надя. – Пошли еще сходим вон за то кукурузное поле, вдруг там тоже пастбище?

За кукурузным полем действительно оказалось пастбище.

Марля снова замерла от восторга. Желто-зеленая трава простиралась до горизонта, а на горизонте смыкалась с бледно-голубым небом. И где-то посередине между этим зеленым и голубым вдалеке были рассыпаны желтые, рыжие и коричневые маленькие, как игрушечные, лошади.

– Пошли! – прикрикнула Надя, и подружки решительно двинулись к табуну.

Среди всех лошадей они быстро разглядели двух оседланных, а рядом с ними, еще приблизившись, обнаружили и табунщиков, лежащих на траве. Надя тут же круто изменила маршрут и пошла едва ли не прочь от табуна.

– Ты что? – удивилась Марля.

– Мы тут просто прогуливаемся, – мечтательно протянула Надя, входя в образ роковой женщины. – Пусть сами позовут.

Марля растерянно пожала плечами: прогуливаемся – так прогуливаемся…

Но их действительно заметили.

– Привет, девчонки! – первым радостно подскочил один из парней и активно замахал руками. – Идите к нам!

Надя даже ухом не повела.

– Девчонки! – снова донеслось от табуна.

Но только после третьего приглашения Надя свернула к табунщикам, увлекая за собой Марлю.

– Привет! – еще раз радостно поздоровался высокий, с ямочками на щеках парень, в котором по описанию Марля узнала Петьку.

– Привет, – более сдержанно поздоровался второй, но тут же с интересом принялся разглядывать гостей; по пристальному взгляду почти черных глаз Марля опознала в нем Федьку.

– Привет. – Надя кокетливо поправила волосы.

Марля тоже вежливо поздоровалась.

– А мы тут пасем. Надька, вы тут какими судьбами? А это кто с тобой? – тут же накинулся на подруг Петька.

– Знакомьтесь, это Марля, – представила Марлю Надя. – Мы тут гуляем. Марля приехала к бабе Аглае, моей бабушке, в гости, захотела окрестности осмотреть.

– Привет, младшая сестренка Надьки! Дай пять! – Петька неожиданно схватил Марлю за руку и крепко сжал ее ладонь своей. – Какая ты маленькая! Тебе сколько лет?

Стоя рядом с Петькой, она не доставала ему макушкой и до плеча. У Марли все похолодело внутри: вот и все, вот ее снова приняли за ребенка, и даже длинная юбка не спасла.

– Мне шестнадцать, – буркнула Марля, убирая руку.

– Шестнадцать! Да ты гонишь, – изумился Петька.

– Не хочешь – не верь.

– Что ты пристал к человеку? Просто у нее рост маленький. Так она еще вырастет, – вступилась за подругу Надя. – Не всем же быть такими высоченными, как ты!

– Да странно просто… У нас все девки в шестнадцать уже ого-го! А тут… Ты откуда, Марля?

– Из Санкт-Петербурга.

– У вас все на Севере такие заморыши?

– Может, закроем тему? – снова встряла Надя.

– А шо? Я…

– Заткнись, Петька, – мрачно посоветовал ему Федька. – А вы присаживайтесь. – И он широким жестом предложил девчонкам садиться на траву.

Но Надька садиться не спешила:

– Мы, вообще, гуляем… Да и грязно на земле сидеть…

Петька тут же сдернул с себя футболку и расстелил на траве:

– Садитесь, все для вас!

Надя с недовольным видом все же уселась на предложенную футболку. Марле осталось только опуститься на землю.

Поболтали о том о сем. Больше всех болтал Петька, хвастаясь, как классно он проводит время с друзьями в общаге в Краснодаре, что девчонки от него без ума и как хитро ему удалось списать на экзамене по физколлоидной химии. Федька сдержанно пояснил, что сам он из Сибири, из небольшого городка, на окраине которого у его отца ферма. Что его отец держит двадцать лошадей, и Федька общается с ними с детства. Мечтает быть зоотехником-селекционером и поработать на конном заводе, может быть, даже здесь, в «Восходе». Надя рассказала, что после школы собирается поступать на факультет туризма, потому что мечтает стать экскурсоводом и объехать весь мир. А когда спросили Марлю, она сказала, что учится в школе, а кем хочет быть, не знает.

Потом как-то само собой заговорили о лошадях.

– Надька, а ты верхом-то ездишь? Ты же каждое лето у бабки в конзаводе проводишь. Вот везуха-то! – сказал Петька, но быстро забыл о своем вопросе и снова стал говорить о себе: – Вот бы мне такую бабку!.. Короче, я бы жил в конном заводе все лето, ездил верхом каждый день, на разряд бы сдал. А шо? У меня рост как раз конно-спортивный. И сил полно. Я бы через препятствия прыгал. Медали получал!

– Дело не в силе, а в умении чувствовать лошадь, – поправил его Федька.

– Ты меня учить будешь? Да я тебя за пояс заткну!

– Ты? Меня? Да я круче тебя в сто раз верхом езжу!

Слово за слово, парни кинулись подтягивать подпруги своим лошадям, а потом полезли в седла. Точнее, Петька полез, а Федька ловко и легко запрыгнул в седло. И тут же показал сопернику язык.

– Девки, смотрите, как я его уделаю! – гордо крикнул подружкам Петька и предложил Федьке: – Давай от поливалки стартанем. Кто быстрее до девок доскачет, тот и круче.

– Давай!

И оба тут же порысили к поливальной машине на другом конце поля.

– Мальчики такие смешные, – довольно улыбнулась Надя. – Хлебом не корми – дай повыпендриваться. Путь выпендриваются. Все ведь ради нас.

Между тем оба студента уже во весь опор неслись прямо на девчонок. Как бы они ни старались обогнать друг друга, лошади – невысокие толстые рабочие лошадки, которых в конном заводе называли машками – были равны по скорости, и финишировали парни одновременно, едва не задавив подружек.

– Это все машка, она у меня толстая и медленная! – возмущался Петька.

– Просто ты ездить не умеешь! – парировал Федька. – Ты так можешь? Смотри!

Федька немного отъехал от компании и кинул на землю свою потертую, но все равно эффектную ковбойскую шляпу. А потом отъехал еще дальше, погнал кобылу назад галопом и прямо на галопе, свесившись с седла, легко подхватил шляпу с земли.

– Вау! – хором, не удержавшись выразили свой восторг Надя с Марлей, а Надя еще и добавила: – Круто!

– Слабо? – Раскрасневшийся, Федор вернулся к компании и уставился на Петьку.

– Да не слабо! Просто я тут не клоун, чтобы фокусы показывать! – разозлился из-за триумфа соперника тот.

– Просто ты толстый и неповоротливый, тебе потом в седло не подтянуться.

– Сам ты толстый!

– Конечно, я толстый! – улыбнулся Федор, спрыгивая с седла и снова ослабляя подпруги.

– А давай бороться. Я тебя уделаю! – предложил Петька, спешиваясь.

На этом моменте Надя толкнула Марлю локтем в бок: уходим.

Подружки одновременно поднялись с земли.

– Нам пора. Пока, мальчики. Вы нас повеселили. – Надя послала обоим по воздушному поцелую.

– Что? Вы куда? – растерялись парни.

– У вас табун в кукурузу ушел. – И подружки эффектно удалились.

Глава 3

Гриха

– Пойдем еще поплаваем! – не успели подружки обсохнуть, предложила Надя.

– Пойдем, – согласилась Марля.

Они лежали на покрывале на берегу огромного пруда, где раньше разводили карпов. Только «поплаваем» относительно Марли звучало с большой натяжкой. Школьные уроки физкультуры в бассейне она почти все проболела. Дачи с какой-нибудь речкой поблизости у ее родителей не было. А потому плавать, по сути, она так и не научилась. И теперь ей только и оставалось, что плескаться у самого берега на мелководье и с завистью смотреть, как Надя заплывала далеко на середину пруда и даже до противоположного берега.

– Все просто: руками греби вот так, а ногами просто бей по воде, – пыталась ее научить Надя.

Но Марля могла продержаться на воде от силы минуты три, а потом обязательно хлебала тинистую воду, пугалась и тут же искала ногами дно.

Вот и в очередной раз ее купание закончилось очень быстро: барахтаться на мелководье надоело, и она вылезла на берег, села на покрывало. Вытащила из сумки книжку и углубилась в чтение. Главный герой предложил героине стать его девушкой! Хоть Марля и знала, что ничего из их романа не выйдет, но все равно очень обрадовалась.

А потом отложила книжку и задумалась.

Вчера ей понравилось, как они ходили в табун, как посидели с парнями. Ей было приятно, что студенты изо всех сил пытались произвести на них впечатление. И вообще, сами по себе они ей тоже понравились. И еще ее поразило, как легко и просто завела с ними знакомство Надя. Разглядывая ее сегодня в купальнике, Марля не могла не заметить, что Надя не просто крупная и фигуристая, она, скорее, даже слегка полновата. Или не слегка? У нее большие бедра, складки на животе. А ведь хоть бы хны ей, носит шорты и мини-юбки, кадрит парней и в голову не берет, что на фотомодель она, мягко говоря, не тянет.

Марля представила себя со стороны. Слитный купальник, потому что если надеть раздельный, то будет заметно, что сверху, в общем-то, и прикрывать нечего. Тоненькие ручки и ножки. Лопатки торчат. Но ведь это же ничем не хуже, чем Надин лишний вес?

Но переубедить себя у Марли не вышло. Надя была «девушка», а она, Марля, «девочка». Ребенок. Ни роста, ни фигуры. А потому Надя умеет вот так вот легко подходить к парням и кадрить их, она – нет. Марля вздохнула. И никогда не научится.

– Что такая кислая? – весело осведомилась Надя, прыгая рядом на одной ножке. – Ухо, ухо, вылей воду на косу через колоду! – Пояснила: – Вода в ухо попала.

– Ты так легко вчера с парнями общалась… Я так не умею, – вздохнула Марля.

– Оссьпидя! Что тут уметь? Это же парни! – Надя плюхнулась рядом на покрывало. – Они же тоже спят и видят, как с клевыми девчонками познакомиться. Они ведь только об этом и мечтают. Надо просто обратить на себя внимание. Чем ты там у себя в Питере шестнадцать лет занималась? У нас в Армавире все девчонки с парнями с пятого класса дружить стали. А последние годы так вообще сплошной лямур-тужур-бонжур начался.

– А у нас никто ни с кем не дружит. Разве что в девятом как-то девчонки о любви заговорили. Стали о ней мечтать…

– Чего о ней мечтать? Бери и влюбляйся. Подходи к парням. Заводи отношения. Или у вас все на Севере такие отмороженные?

Марля и сама заметила, что здесь, на Юге, отношения между парнями и девчонками были как-то… попроще, что ли. Все легко заговаривали друг с другом, подходили близко, обнимались при встрече, в разговоре прикасались друг к другу. И еще все все время подшучивали друг над другом, смеялись. Как будто все давным давно знакомы между собой. Так же легко все: соседи бабы Аглаи, ребята со спортивной конюшни, просто встречные на улице парни – легко и запросто заговаривали и с Марлей. Могли неожиданно приобнять и позвать, например, в гости. Она же до сих пор не могла к этому привыкнуть – шарахалась, вызывая неизменный хохот Нади. «Ну ты дикая! – веселилась та, но всегда прибавляла: – Ничего, привыкнешь».

– Да, наверное… Не отмороженные, просто… У нас так не принято. Чтобы запросто к незнакомым подходить. Телефончик спрашивать, звать куда-то, – пояснила она Наде.

– А как принято? Молча ходить кругами и страдать?

– Почему страдать-то?

– А что же делать, если ты встретила на остановке симпотного парня, а подойти к нему нельзя?

– Не знаю… – растерялась Марля. – Я еще ни разу не встречала на остановке симпотного парня.

– Оссьпидя! Что же у вас там, одни уроды, что ли?

– Да нет…

– Дурдом! – покачала головой Надя и растянулась на покрывале во весь рост. – Как печет! Лепота! – и накрыла лицо панамой.

Марля взялась за книжку. Но читать у нее почему-то не получалось. Она снова задумалась о новых знакомых.

– Надя, – Марля тихонько потеребила подругу за плечо, – а мы пойдем сегодня в табун кадрить студентов?

– Не-а.

– Почему?

– Потому что мы – девочки. Принцесски. В отношениях – учись, пока я жива! – должна быть интрига. Страдание. Так что пусть парни сидят без нас и страдают. И вообще, теперь их очередь нас завоевывать. Сами пусть приходят. А мы еще покобенимся.

– Да? А вдруг не придут?

– Куда они денутся? Влюбятся и женятся, – донеслось из-под панамы.

Марля задумалась. Как все сложно выходило в отношениях между мальчиками и девочками! Целая наука. То можно – и нужно! – идти кадрить. То вдруг нельзя – надо ждать, чтобы сами пришли…

Марля подтянула колени к подбородку, обняла их руками и уставилась на воду. Народу все прибывало – и там и здесь – везде на глади пруда виднелись головы пловцов и пловчих. У противоположного берега какая-то компания играла большим надувным мячом. Слева тетки втаскивали в воду надувные матрацы. А справа кто-то заплатил за катание на водном велосипеде и теперь неумело пытался отъехать на нем от небольшой деревянной пристани.

Солнце пекло все нещаднее, лезть в воду, чтобы снова нахлебаться тины, Марле не хотелось, а на водном велосипеде посередине пруда кататься, наверное, и не жарко, и ужасно интересно…

– Вот бы на водном велосипеде покататься… – не выдержала она и высказалась вслух.

– Давай покатаемся.

– Только у меня денег с собой нет.

– У меня тоже. Но зачем деньги? – Надя решительно поднялась с покрывала. – Пойдем кадрить лодочника.

Подружки подошли к тенту, под которым обычно сидел лодочник.

– Может, надо было одеться?.. – нерешительно протянула Марля.

– Зачем? Мы так эффектнее выглядим, – пожала плечами Надя.

– А ты знаешь этого мужика?

– Первый раз вижу.

– А как же он нам бесплатно-то даст?

– Я же сказала: идем КАДРИТЬ лодочника.

– Он же старый!

– Какой он старый? Ему лет тридцать. Прекрасный возраст для мужика.

Марля хотела было еще что-то сказать, но лодочник, пришвартовав водный велосипед, с которого слезли какие-то взрослые парень с девушкой, уже шел к своему тенту.

– Здравствуйте! – тут же засияла Надя, как будто увидела своего самого близкого и дорого человека.

– Здравствуй, – в ответ улыбнулся тот.

– Как вы ловко его пришвартовали. Он ведь, наверное, тяжелый…

– А, ерунда.

– А меня зовут Надя. А это моя подруга Марлен.

– Что, правда Марлен? – снова улыбнулся лодочник.

– Да, – кивнула Марля.

– А вас как зовут?

– Сергей.

Не успела Марля и опомниться, как они уже сидели на ярко-желтом водном велосипеде, а их новый знакомый, пыхтя, толкал их от причала, приговаривая:

– Катайтесь сколько хотите, девчонки!

– И как тебе это удается? – только и оставалось Марле что снова задать этот вопрос подруге.

– Честно?

– Честно.

– Я не знаю, – пожала плечами Надя. – Само получается. Мужики, они же как телята: поманишь пальчиком – и толпой следом побегут. Надо только улыбнуться, в глаза посмотреть, а потом вот так вот глаза опустить. И все, они твои.

– Да?..

– Ладно, не переживай, научишься. Слушай, а тебе кто больше нравится: Федька или Петька?

– Мне? – растерялась Марля. – Не знаю.

– И я не знаю. Петька такой большой, громкий, энергичный. Как гаркнет – прямо э-эх! – душа в пятки. Веселый он. Прям как я. А Федька какой-то молчаливый. Но зато как он лихо шляпу поднял… Мне кажется, он все равно сильнее Петьки. И ездит лучше. Жаль только, что дрищ. Ну, тощий то есть. Мне дрищи не нравятся. Хотя… Я бы с ними с обоими закрутила. Но ты не боись, не буду. Поделюсь с тобой. Надо как-то определяться, где чей.

Марля задумалась. На нее тоже Федька произвел большее впечатление, чем Петька, который обозвал ее заморышем. Да и ростом Федька был пониже Петьки: Марля была ему по плечо, даже на пару сантиметров выше его плеча.

И тут вдруг водный велосипед тряхнуло. Марля с испугу вцепилась в Надю, обе обернулись. Сзади к ним подплыл какой-то парень и теперь пытался влезть на правый поплавок.

– Надька! – расцвел он в улыбке.

– А ну слезь! Утопишь нас! – грозно откликнулась та.

– Да ты шо? Не узнала? Це же я, Гриха!

– Я тебя узнала. Ты куда-то плыл? Вот и плыви себе! – Надька попыталась извернуться и столкнуть парня с поплавка.

– Я к тебе зайду вечером!

– Может, меня вечером дома не будет…

– Я тебя найду! – Гриха послушно отцепился от водного велосипеда и помахал ей рукой из воды.

– Кто это? – удивилась Марля.

– А, – махнула рукой Надька, – местный, в позапрошлом году мы с ним гуляли. Все трусится по мне.

– Что делает?

– Ну, любит до сих пор.

– А ты?

– А что я-то? Прошла любовь, завяли помидоры. На фига он мне сдался? Хотя… Не буду его сразу отшивать. Пусть Петька поревнует.

– Зачем? Ты же сказала, они и так будут нас добиваться.

– Конечно, будут. Но любви без страданий не бывает.

Но план дал сбой. Сколько бы ни сидели на вишнях Надя с Марлей, не столько собирая ягодины, сколько поглядывая на улочку, не идет ли кто, никто так и не появился.

– А, не больно-то они и нужны были, – махнула рукой Надя. – Набрала ведро? Ну и хватит на сегодня. Пойдем в гости к тете Вале.

Марля знала, что давно уже Надя повадилась ходить в гости к дневальной, тете Вале, пошариться в Интернете (у бабы Аглаи компьютера не было), послушать местные сплетни и… покушать.

Покушать Надя всегда была не против: и у своей бабушки, и у тети Вали, и у кого угодно, кто пригласит. Две тарелки знаменитого кубанского борща, когда сначала, пока варится картошка, делается «зажарка» – лук, морковь и свекла с растительным маслом, потом в картошку кладется капуста, потом зажарка, потом петрушки всякие, соль – и готово. Тушеной нутрятины – мягкой, не то что говядина или баранина, вкусной, со специями. Фаршированных перчиков, кабачков с золотистой корочкой. Каши с тыквой. И конечно же, сала. Запить все это краснодарским чаем.

Марля впервые у тети Вали увидела, как люди берут булку, мажут на нее сгущенку, а сверху – еще и сметану, приговаривая: «Это тебе не магазинная, это своя – вон сепаратор стоит – от своей коровки, жирностью под пятьдесят процентов». И уж тем более Марля никогда до это не видала, чтобы на сметане яичницу жарили – не подгорает!

– А не поздно? – засомневалась Марля.

– Не-а. Пол-одиннадцатого, тетя Валя как раз садится ужинать.

Прошлись по тихой улочке с ровным рядом красно-кирпичных домов с зелеными рамами, зелеными заборами и зелеными же воротами, с традиционно увитыми виноградом внутренними двориками, алычой и яблонями у заборов…

– Надя, а мы туда идем? – вдруг засомневалась Марля. – Вроде позавчера не так шли…

– Ой, что-то я задумалась, – спохватилась Надя. – Давай тут срежем.

Срезая, прошлись с заднего двора бывшей усадьбы братьев Никольских. Надя на секунду замерла:

– Что-то свет не горит…

– У кого? – не поняла Марля.

– Да так…

Глава 4

Первое свидание

Марля с Надей валялись в сене у первого номера. Ждали не просто табун, но и табунщиков. Надин план все-таки сработал. Вчера днем подружки встретили в магазине Петьку, который сообщил, что они с Федькой работают в ночь, потом день отсыпаются, а вечером приглашают подружек куда-нибудь прогуляться. Договорились встретиться у маточной конюшни в восемь. Марля волновалась, а Надька – нет.

– Что ты волнуешься? Это же просто парни. Сходим куда-нибудь, потусим. А там… посмотрим.

– Куда сходим?

– А здесь вся молодежь вечерами на биофабрику ходит. В соседнем поселке километрах в трех биофабрика находится. Там коров и лошадей держат. Их заражают разными болячками, а когда у них антитела вырабатываются, делают из них вакцины для людей, – пояснила Надя. – Здесь ведь скука смертная: ни клуба, ни дискотеки. Вот все и прогуливаются романтично туда-сюда, до биофабрики и обратно.

И снова – неожиданно! – поднялась стена пыли за скирдами. Потом послышался топот, и показались первые лошади. Марля и про парней сразу забыла – так увлеклась сказочным зрелищем. Но Надя быстро вернула ее в реальность:

– О, мальчики!

Подошли Федька с Петькой.

– Пошли, шо ли? – весело предложил Петька. – На променад.

Прошлись по поселку и вышли за околицу.

– Интересно, а кукуруза уже созрела? – спросила Надя и сама же себе ответила: – Надо посмотреть.

Сошли с дороги.

Марля первый раз видела кукурузное поле, а потому с интересом углубилась в лес толстых мясистых стеблей с волосатыми смешными початками, завернутыми, как конфеты в обертку, в листья. Выломала один, развернула. Зернышки были твердыми, плотно прижатыми друг к другу.

– Нет, не созрела, твердая, – первая крикнула она.

– Конечно, твердая. Она и не должна быть мягкой, – тут же откликнулся Петька. – Зараз созрела. Молочная спелость!

– Надо набрать с собой, – обрадовалась Надя.

– Конечно, набирай! И таскай всю дорогу. Запас карман не тянет, – рассмеялся Федька.

Но Марля их не слушала. Кукурузный лес манил ее все дальше. И она шла вдоль рядов, раскинув руки и касаясь ими растений. Иногда сворачивала вправо, а иногда влево, но куда бы ни свернула, во все стороны шли ровные кукурузные ряды без конца и без края. Марля сама не заметила, как ускорила шаг. А потом и побежала. Вперед, вперед! В неизвестность в странном зеленом лесу.

Опомнилась, когда поняла, что не слышит больше голосов. Обернулась. Назад шел ровный ряд кукурузных стеблей. Марля вздохнула и решила возвращаться. Ведь кукурузный лес никуда не денется, сюда можно будет прийти и завтра, а сегодня у них с Надей по плану прогулка с парнями.

Марля шла и шла, но выйти к дороге, к ребятам не получалось. Между тем решительно темнело…

– Эгей! – негромко крикнула она, а потом и громче: – Э-ге-гей!

Но ответом была тишина. Только на ветру шелестели верхние листья.

– Э-ге-гей! – еще громче крикнула Марля и испугалась.

Почему-то ей сразу вспомнились страшные американские фильмы про чудовищ, живущих в кукурузе, или про кукурузных маньяков.

Марля прислушалась. Кругом шелестела кукуруза. Но ни голосов, ни шума машин с дороги, с которой они сошли в поле, не было слышно. И не видно было уже почти ничего.

– Я, наверное, просто иду не в ту сторону, – вслух, чтобы успокоить саму себя, сказала она.

И повернула на девяносто градусов.

– Э-ге-гей! – Марля прошлась, а потом и пробежалась в новом направлении.

Но снова ничего, кроме шума листьев, не услышала.

Она еще раз свернула и уже сразу бегом бросилась вперед.

«Здесь никого не может быть, чудовища бывают только в кино, здесь только я и где-то впереди ребята», – успокаивала она сама себя, но это мало помогало.

И тут же Марля услышала какой-то страшный звук сбоку.

– Мама! – вскрикнула она и ломанулась напрямик сквозь ряды.

И вдруг кто-то схватил ее за руку. В ужасе Марля грохнулась на землю и замерла.

– Марля, ты че? – склонившись, над ней стояла Надя.

А рядом Федька с Петькой.

– Ты что с ней сделал? – Надя негодующе повернулась к Петьке.

– Я? Я шо, я ни шо. Это она сначала на меня налетела, а потом ломанулась куда-то вдаль. Я ее поймать хотел.

Марля открыла глаза.

– Живая? – с усмешкой переспросил Федька. – Ну ты даешь, Марля. Удрала в кукурузу, десять минут бегала вокруг нас кругами с воплями «э-ге-гей!». А потом взяла и грохнулась. Это че за прикол был?

– Я думала, я потерялась… – Марля отчаянно пыталась успокоиться и взять себя в руки, встала на ноги, стряхнула травинки с одежды.

– Комедия, – заржал Петька, – она потерялась в кукурузе в пяти метрах от нас и от дороги. – Ты как…

Но Надя перебила:

– Че пристал к человеку? Она первый раз кукурузное поле увидела. И вообще, мы идем гулять или нет?

Все послушно снова вышли на дорогу.

– Марля, никуда от нас не отходи! – назидательно сказала Надя.

Марля и не собиралась.

– А шо у нас сегодня в табуне было! – тут радостно начал Петька. – Короче, Федька с машки грохнулся. Сверзился, как куль.

– Это меня лошади за кнут стащили! Так бы я ни за что не упал! – тут же возмутился Федька.

– Как «за кнут»? – не поняла Надя.

– Да я кнутом щелкнул, когда табун гнали, а он в хвосте впереди бегущей лошади запутался, она рванула вперед и сдернула меня с седла.

– Конечно, а кнут отпустить он не мог! – продолжал ржать Петька. – Только пятки сверкнули.

– Да я просто не ожидал!

– Оправдывайся, оправдывайся!

– Тебе не больно? – Марлю не волновало, почему свалился Федька, ей казалось, что упасть с лошади так страшно, ведь она такая высокая…

– А, ерунда. Бок немного ушиб, – ответил Федька. – Че мне станется?

– Конечно, у себя там, на ферме, небось постоянно с коней грохаешься! – снова заржал Петька.

– Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда завтра нам чекушек дадут!

– Что дадут? – не поняла Надя.

– Лошади у нас на заводе чистокровной верховой породы, ч/к сокращенно. А мы их чекушками зовем. Завтра машек возьмут в упряжь овес с базы возить, а нам придется пасти на племенных кобылах. А они скаковые, резвые, – пояснил Федька.

– Сам кнутом завтра не маши! – снова поддел его Петька.

Парни продолжали препираться, но Марля их уже не слушала. Она шла и, не отрываясь, смотрела на луну, которая, большая, желтая, висела над стерней, как огромный фонарь, как выдуманная Ларсом фон Триером планета Меланхолия в одноименном кино.

Между тем поля кончились, появились фонари вдоль дороги и первые дома биофабрики.

– Интересно, а местные нам не вломят? – вдруг озадачил всех Федька. – Как тут у них, стенка на стенку не ходят?

– Ха, местные! Я сам кого хочешь уделаю! – Петька встал в эффектную позу, демонстрируя бицепсы.

– Ой, кто там? – вдруг спросил Федька, показывая ему за спину в кусты.

Петька обернулся… и в ужасе отпрыгнул метра на три.

Вслед за Петькой с криком «мама!» испуганно шуганулась в сторону и Марля. Довольный эффектом, Федька заржал.

– Но там правда кто-то есть… – робко протянула Марля.

В кустах, куда не доставал свет фонарей, виднелась чья-то черная огромная фигура…

– Испугался! – Федька продолжал потешаться над Петькой. – Герой. Всех уделает. Ха-ха-ха!

– А вот ты иди и посмотри сам, кто там! – зло зыркнул глазами на него Петька.

Фигура не двигалась. Но просматривалась явно. Все четверо переглянулись, но лезть в кусты никому не хотелось.

– Ладно, я посмотрю, – неожиданно заявила Надя и решительно шагнула в кусты.

– Конечно, мы посмотрим, мы же не такие герои, как ты! – вслед за ней столь же решительно отправился Федька.

Марле по-прежнему было не по себе. А Петька старательно делал вид, что ему наплевать на страшную фигуру.

Через полминуты из кустов высунулась Надя:

– Знаете, кто это?

– ???

– Не поверите! – Она выдержала эффектную паузу: – Ленин.

– Ленин? – не поняла Марля.

– В натуре Ленин! – донесся из зарослей голос Федьки. – В кепке!

Петька, а за ним и Марля полезли в кусты.

За зарослями у полуразрушенного забора стоял всеми забытый памятник Владимиру Ильичу.

– Прикольно, – улыбнулась Надя, – наверное, он на какой-нибудь площади стоял или перед конторой, а потом его сняли и почему-то выкинули сюда.

Все зачем-то с интересом потрогали памятник.

И пошли дальше.

– А вот там вот, за домами, сами фермы, где держат коров и лошадей, из крови которых делают вакцину и сыворотку. А дальше – скотомогильник, – с видом знатока рассказывала Надя.

– Круто! – почему-то обрадовался Петр. – Кладбище домашних животных. Бачили фильм? Короче, там кошечки-зомби и собачки-зомби вылезали из могил и всех сжирали! А тут еще круче: коровы-зомби и лошади-зомби, с рогами и копытами. Айда на кладбище!

– Никого они там не сжирали, – пожал плечами Федька. – Фильм как фильм, обыкновенная голливудская фигня.

– Ага! Испугался идти на кладбище!

– Да легко! Куда идти, Надька?

– А вот по этой дорожке.

– Может, не надо? – робко вступила в разговор Марля.

– Ага, наша мелкая испугалась! – заржал Петька. – Детишек животные-зомби жрут в первую очередь.

– Я не испугалась, я вовсе не из-за зомби, – тут же стала оправдываться Марля. – Я потому что… ведь их это… их ведь заражают разными болезнями. А вирусы и бактерии могут сохраняться в почве десятилетиями. Ведь это просто опасно… Да и закрыто там все, наверное, под охраной…

– …чтобы такие придурки, как ты, туда по ночам не лазали, – закончил ее фразу Федька, обращаясь к Петьке.

– Ты сам вперед меня готов был бежать на кладбище! – тут же возмутился тот.

И парни снова стали ругаться.

– Какие вы скучные, – фыркнула Надя, – мы с Марлей пошли по домам.

Она демонстративно развернулась и потащила Марлю за собой.

Парни продолжали о чем-то спорить, а подружки медленно, но верно удалялись.

– И что, мы вот так просто уйдем? – не поняла Марля.

– Мы не просто уйдем, мы сложно уйдем. Медленно и красиво, – пояснила Надя. – А они будут нас догонять.

– Ты уверена?

– На двести процентов. Они уже в табуне друг другу осточертели. Им все равно важнее с нами пообщаться.

И снова она оказалась права: не прошло и пяти минут, как неожиданно из кустов навстречу с гиканьем выскочили Федька с Петькой, обогнавшие их за забором и задумавшие их напугать. Марля, конечно же, испугалась, а Надя снова фыркнула:

– Детский сад.

Парни пристроились рядом.

Шли шеренгой: Марля, Надя, Федька и Петька. Студенты снова стали болтать о лошадях, о табуне, выяснять, кто из них самый крутой табунщик. Надя вяло что-то отвечала, а Марля шла и думала, что первый раз в своей жизни она идет поздно вечером под большой желтой луной, под звездами, где-то далеко от дома, от родителей идет с парнями… С настоящими симпатичными мальчиками, которые старше ее, которые уже студенты. Они пригласили ее на свидание! Пусть не одну, пусть вместе с Надей, но все равно это ведь ее первое и очень романтичное свидание…

Вышли на дорогу к кончасти, появились машины, и всем пришлось сместиться на обочину. Задумавшись, Марля отстала от остальных. Шла и улыбалась сама себе.

– Ой, Надька, шо-то ты мне в темноте шибко нравиться стала! Дай-ка я к тебе попристаю! – впереди нее Петька попытался оттеснить Федьку от Карнауховой и приобнять.

Марля еще шире улыбнулась. Как истинный кубанский хлопец, Петька разговаривал с непривычными, какими-то особенными местными интонациями, а букву «г» выговаривал мягко, похоже на «х».

– Ой, даже не знаю… Ну таки поприставай немного, – хихикала Надя, – если Федька не против.

– А хочешь, Петька, я к тебе подомогаюсь? – смеясь, предложил Федька.

– Уйди, противный! – тут же откликнулся тот.

– Сам такой!

– А где Марля? – вдруг спохватилась Надя.

– Марлечка, ты идешь чи ни? – тут же обернулся и заорал во всю Ивановскую Петька.

Марля послушно ускорила шаг и догнала остальных.

– А что чинить? – переспросила она.

– Ну ты деревня, – заржал Петька. – Идешь или нет, спрашиваю.

– Я из Санкт-Петербурга, – обиженно напомнила Марля.

В конном заводе многие использовали украинские слова, и она не всегда понимала, о чем речь. Но ведь ее вины в этом не было – это просто был другой язык.

– Обидели ребенка, – неожиданно Федька… приобнял Марлю.

Просто взял и положил ей руку на плечо. Как парень своей девушке.

Марля до смерти обрадовалась тому, что они уже вышли из поселка биофабрики, здесь нет фонарей и никто не видит, как она покраснела…

– Ну ты скорый, – то ли зло, то ли уважительно протянул Петька и тут же сгреб Надю в охапку.

Та хихикнула, но сопротивляться не стала.

А Марля снова посмотрела на луну, уже поднявшуюся высоко над горизонтом. На небо. На Млечный Путь.

Глава 5

Что-то пошло не так

Прошла неделя.

Жара установилась адская – в тени температура поднималась за сорок градусов. Марля, не привычная к такой погоде, дней пять просто провалялась дома в кровати: у нее кружилась голова, она не могла ничего есть, и ей все время хотелось спать.

А вот спать-то как раз и не получалось. Из-за жары – а никакого кондиционера у бабы Аглаи не было и в помине – заснуть можно было только часа в три ночи, когда хоть как-то в открытые окна начинало тянуть ночной прохладой. Но почему-то ровно в шесть – обязательно в шесть! – просыпались мухи. Если комарам было все равно: день или ночь – они преспокойно могли сосать кровь в полной темноте, то мухи послушно устраивались спать, едва в комнате гас свет. Зато и просыпались с рассветом. А фумигатор на них, к сожалению, не действовал. Надя в шесть утра, не просыпаясь, натягивала на себя, укрываясь с головой, простыню, которая заменяла одеяло, а Марля так не могла. Под простыней она тут же начинала потеть и задыхаться. А без простыни вздрагивала и просыпалась от препротивных мушиных лапок, семенящих по ее ноге или спине.

Только и получалось, что доваляться до семи-полвосьмого. Больше – нервы не выдерживали. Марля вставала, умывалась-одевалась и шла помогать по хозяйству бабе Аглае. Хватало ее ровно на час. Потом у нее начинала кружиться голова, ее тянуло в сон и так далее. И весь день она потом лежала то на своей кровати, то на диване перед телевизором в гостиной, то на старенькой раскладушке, изображавшей шезлонг, в тени за домом. Только спать на жаре с мухами не получалось – получалось только мучаться.

Мучения скрашивали воспоминания. Марля раз за разом прокручивала в голове ее первое в жизни свидание – а это было именно свидание! – их прогулку до биофабрики. Как они с Надей шли вместе с парнями, как смеялись, как красиво было вечером в полях, какая висела над полями луна… Марля снова и снова вспоминала, как обнял ее Федька, как прижал к себе, вспоминала его теплую руку на своем плече…

Все эти дни, лежа, умирая от жары, мучаясь, Марля думала о Федьке. О том, какие у него красивые темные, почти черные глаза. Какой он сам… красивый. Какой сильный и ловкий. Какой смелый. Как он красиво смотрится на лошади… И ведь он не обзывал ее заморышем! И сам – сам! – обнял, когда они шли с биофабрики.

Неужели же и у нее мог появиться свой парень? Неужели же и ее кто-то мог полюбить?..

Но потом у нее снова начинала раскалываться голова от жары и недосыпа. И Марля снова начинала проклинать все и вся за то, что она согласилась с родителями и приехала сюда, к бабе Аглае. С каждым днем ей все больше казалось, что она здесь просто физически не выживет: помрет от жары, духоты, недосыпа и истощения. И тогда Марля забывала о Федьке и мечтала только об одном: попасть домой. Так было, пока неугомонная, привычная к жаре Надя не решила положить конец этому безобразию.

– Сколько можно валяться? Бодрость – норма жизни! – В один из дней она решительно подошла к раскладушке за домом, где умирала от жары ее подруга. – Меня уже Петька с Федькой устали спрашивать: «Где твоя подружка?»

– А они спрашивали? – робко поинтересовалась, даже не подняв голову, Марля.

За эти дни Надя успела уже два раза погулять со студентами: они один раз сходили на биофабрику и один раз сходили искупаться на пруд.

– Конечно! Поэтому хватит валяться и киснуть. Это же юг. Снега не будет!

– Я не выношу жару. Мне так плохо, Надя… Я умру.

– Хватит ныть!

– Мне так…

Но Надя, не дослушав, ушла.

– Мне так плохо, так плохо… Я хочу домой… – сама себе пожаловалась Марля.

И тут вдруг… на нее обрушился ушат ледяной воды.

Марля подскочила, как ужаленная:

– Ты что?!

Рядом стояла довольная Надя с поливочным шлангом в руках.

– Хватит ныть! – И она снова направила струю воды на подругу.

– Не надо! – еще раз взвизгнула Марля и бросилась бежать.

Надя припустила за ней следом, продолжая ее поливать, как грядку.

Спаслась Марля в доме, и то только когда баба Аглая отобрала у Нади шланг.

– Ты с ума сошла! Теперь одежду сушить, переодеваться, – пробурчала из дома Марля через открытое окно.

– Это ты с ума сошла! – парировала Надя. – Какое сушить? Иди сюда. Одежда высохнет за десять минут. И это будут прекрасные десять минут.

Марля недоверчиво вышла из дома. И правда в мокрой одежде адская жара вовсе не показалась ей адской жарой. Напротив, солнышко, сушившее одежду, ей даже понравилось.

– Я научу тебя жить на юге! – провозгласила Надя. – Все просто. Надо гулять, передвигаясь короткими перебежками от колонки до колонки, обливаясь водой целиком вместе с одеждой. И у тебя все время будет бодрость – норма жизни.

– Да?

– Конечно! А то так все лето пролежишь. Пошли купаться на пруды!

И они от колонки до колонки, как советовала Надя, пошли на пруды.

– Что вчера было, Марля, что вчера было!..

Марля полулежала почти в обмороке на сиденье водного велосипеда, а Надя бодро крутила педали, пытаясь куда-то плыть, что выходило, надо сказать, очень плохо: они вяло крутились по кругу на середине пруда.

– Тебе что, не интересно?!

– Интересно, – послушно прошептала Марля, проклиная про себя подружку, вытащившую ее с раскладушки, жару и весь Краснодарский край.

– Мы поцеловались! Он меня поцеловал! Долго стеснялся, ходил кругами, говорил ерунду… Я-то уже поняла, что он хочет. Но, думаю, буду делать вид, что я тут вообще ни при чем. Пусть помучается. А потом он решился: ка-ак схватит, ка-ак прижмет к себе. И поцеловал. Не умеет он, правда, целоваться совсем. Ну да ладно, научится у меня. Уж я-то целуюсь лучше всех в классе.

– Кто – он?

Надя немного растерялась:

– Петька, конечно. Большой такой, как схватил, так прямо у меня и ножки подкосились. Мы под абрикосом у усадьбы стояли. Не под тем, что у стола, а под тем, что за усадьбой. В темноте.

– И что теперь?

– Теперь… – Надя мечтательно закатила глазки. – Теперь он мне должен в любви признаться. Не сразу, конечно. Надо будет снова немного с Грихой закрутить, чтобы заревновал, а потом снова с Петькой еще раза два поцеловаться. Но до этого он должен еще предложить мне с ним гулять. А то как целоваться под вишней у бабы Аглаи – так они все горазды. А мне не только поцелуи нужны. Мне парень нужен. Чтобы не было мучительно больно за бесцельно проведенное лето. Чтобы было с кем по деревне прогуляться.

– А-а… – Марле стало немного завидно, дальше слушать подробности ей уже не хотелось.

Но Надя продолжила:

– А целуется он все-таки не очень. Хоть он и студент уже. Я у него спросила: «Федька, а со сколькими девчонками ты уже целовался?» А он…

– Федька? – у Марли даже обморок прошел – она едва не подскочила на сиденье водного велосипеда.

– Черт! – выругалась Надя.

– Ты же с Петькой целовалась! Под абрикосом. Или… Подожди! А с Федькой под вишней? Ты что, с ними обоими целовалась?!

– Да, целовалась. Да, с ними обоими. С Петькой под абрикосом у общаги, а с Федькой под вишней у нашего дома. А что мне оставалось делать? Тебя нет, а парней двое, – почему-то разозлилась Надя.

– Да мне все равно, все равно! – почти выкрикнула Марля.

Она и сама не поняла, почему ей вдруг стало так больно где-то слева под ключицей.

– Подожди. Ты что, влюбилась в Федьку?!

– Я не влюбилась в Федьку! Просто… просто…

– Ты бы хоть слово мне сказала, что тебе Федька нравится. Сама виновата – молчала как партизан. Я откуда знала? Я думала, мы еще не определились, кто с кем. И вообще, я тебя всю неделю звала гулять с парнями, а ты все умирала то на диване, то на раскладушке.

Марля молчала. Она просто не знала, что сказать. Она не знала, нравится ли ей Федька, не помнила, договаривались они с Надей о чем-то или нет. Ей почему-то было очень больно и нечем было дышать, но что это за боль, что с ней происходит, Марля понять не могла.

– Шо це такэ? Як же можна не исти? Исти потрибно. Шо хлопцы скажуть? Совсем охлянула девка. Шкира та кистки. Шо я твоим родителям скажу? – причитала баба Аглая за ужином.

Марля искренне пыталась что-нибудь съесть, хотя аппетита у нее по-прежнему не было. Надя же, как обычно, радостно уплетала за обе щеки и борщ, оставшийся с обеда, и кабачки, зажаренные по-украински, с луком, и чай с пирожками и медом.

После ужина Марля привычно привалилась на свою кровать. Рядом пристроилась Надя.

– Так и будешь обижаться? – напрямик спросила она. – Я что, виновата, что я всем нравлюсь? Я только трошки поцеловалась с твоим Федькой. И то исключительно потому, что не знала, что он тебе нравится. Вот. И не надо на меня так смотреть!

Марля вздохнула. Она и сама как будто до сегодняшнего дня не знала, что Федька ей нравится. Сама не заметила, как вдруг поверила, что и она может кому-то понравится. Что кто-то не будет обращать внимания на ее внешность, ее маленький рост. Что кто-то захочет с ней гулять до биофабрики и обратно, захочет поцеловать ее… Ведь здесь же никто не знает Федьку. Ведь он уедет отсюда и больше никогда не вернется. А потому он может не стесняться гулять здесь с ней, с Марлей…

– Я больше не буду! Прости меня. Довольна? – в конце концов мрачно заявила Надя. – Мне они оба не нужны. Мне и одного достаточно. Петьки. Он хоть ростом удался. Не то что Федька – дрищ дрищом. Так что Федька – твой. Сегодня они в ночь пасут, а завтра вечером мы – вдвоем! – с ними куда-нибудь сходим. И будет он твой. Только не ной и не умирай, хорошо?

– Хорошо, – послушно ответила Марля.

Утром Марля проснулась с температурой.

Еще неделю Надя с виноватым видом почти все время просидела рядом с подругой. Отпаивала ее чаем на травах, заваренным бабой Аглаей, читала вслух книжки, выслушивала ее стенания. Пока Марле не стало стыдно.

– Надя, ты не обязана сидеть со мной каждый день. Там тебя, наверное, Петька ждет, гулять зовет. У меня ведь не высокая температура уже. И я уже почти не кашляю. Сходи с ним куда-нибудь. Или с ними обоими. Я тебе верю, я верю, что ты больше с Федькой целоваться не будешь. Я уже не сержусь.

Марля лежала на кровати в окружении лекарств, а Надя сидела на подоконнике у открытого окна.

– Ой, да подождет меня Петька, – неожиданно резко отмахнулась Надя, болтая ногой и рассматривая ярко-алый лак на ногтях.

– Подожди… – Марле почудилась в этом какая-то фальшь. – Вы же целовались. Ты с ним встречаться собиралась… Что-то случилось?

– Ничего не случилось.

– Я же вижу, что что-то случилось…

– Это все ерунда.

– Надя, ты мне подруга или нет?

– Подруга, – буркнула Надя. – Ладно, что уж тут, Петька… – И она все рассказала.

Надин план по завоеванию студентов с треском провалился. После той знаменательной для нее прогулки, когда Надя сначала поцеловалась с Петькой под абрикосом у усадьбы братьев Никольских, а потом неожиданно почти ночью к ней под окна заявился Федька, вызвал на улицу и тоже поцеловал, оба они просто… пропали.

Пропали исключительно для Нади. Они по-прежнему пасли лошадей и сидели в конторе кончасти, заполняя отчеты о практике. Но в свободное от этих занятий время почему-то встреч с ней не искали, а ходили на пруд ловить мелких рыбок – коробков. А еще быстро перезнакомились со всеми поселковыми парнями, пили с ними местные вина за столиком под абрикосовым деревом. А про Надю как будто забыли. Встречаясь с ней в магазине или на улице, конечно, здоровались, но прогуляться больше не приглашали. И даже демонстративные прогулки с Грихой под окнами студентов не возымели никакого эффекта.

Надя была зла как черт:

– Бросил мне сегодня Петька, встретив на улице: «Шо не приходишь к общаге в картишки сыграть и вишневки выпить?» – и дальше пошел. И че? И это все?!

– Но ведь позвал же… – заметила Марля.

– Вот радость какая – в карты играть они нас позвали! – тут же громко возмутилась Надя.

– Но можно ведь не играть с ними, так посидеть… Если ты хочешь…

– Дело не в картах! Я лично выпить вина не против. А уж если они у тети Вали еще и вишневую наливку возьмут… Знаешь, какие у нее божественные наливки?

Марля отрицательно покачала головой: какое божественное вишневое вино у тети Вали, она не знала.

– Я ведь не об этом. Не о вине. Я о том, как они… он меня… нас позвали. Он имел в виду нас обеих.

– А как он нас позвал?

– Походя. Походя он нас позвал. Как будто из вежливости. Как будто он мне что-то теперь должен. Он мне, конечно, должен, но не это. Они там с местными сидеть будут. В карты дуться. Курить и матом ругаться. А че мне их карты? Да и слушать глупые матерные анекдоты местных придурков у меня нет ни малейшего желания.

– У меня тоже, – вставила Марля.

– Я не понимаю, почему они нас больше никуда не приглашают! Они что, сюда в карты играть приехали?! – продолжила возмущаться Надя.

– Вообще-то они сюда на практику…

– Они сюда приехали с девчонками гулять! То бишь с нами.

– Да?

– А на фига им иначе в такую даль переться?

Марля озадачилась, а Надя продолжила возмущаться поведением парней. Ведь так все хорошо начиналось – и на тебе. И как будто и не гуляли в обнимку до биофабрики, как будто и не было никаких поцелуев. В итоге ей пришлось признать, что закадрить парней не вышло.

– Фу, какое мерзкое у меня настроение всю неделю, – вздохнула Надя. – Как он мог, ну как он мог про меня забыть? – И шмыгнула носом. – Даже разреветься захотелось. Не понимаю, что я сделала не так?..

– Может быть, не надо было с ними обоими целоваться? – робко предположила Марля.

– Иди ты знаешь куда? – Надя неожиданно соскочила с подоконника прямо во двор, на минуту скрылась с глаз, но потом снова заглянула в окно: – Мне на них обоих НАПЛЕВАТЬ.

Глава 6

Беда

Переболев, Марля неожиданно перестала страдать от жары. Она по-прежнему обливалась потом, по-прежнему постоянно хотела пить, но у нее проснулся – на радость бабе Аглае – зверский аппетит, и она стала крепко спать по ночам, несмотря на жару и мух.

И снова они с Надей пошли на пруд купаться, а вечером опять Марля лежала с книжкой в сене у первого номера и смотрела во все глаза, как ровно в восемь, на закате, с пастбища приходит табун.

Сначала за скирдами поднялась стена пыли. Она приближалась, приближалась, а потом остановилась – табун пил. Лошадей не было видно – только пыль медленно оседала за абрикосами. Небо у горизонта понемногу становилось розовое. Розово-оранжевым расцвечивались жидкие облачка.

А потом снова пыль поднялась, послышались топот копыт, ругань табунщика, и из-за старых абрикосовых деревьев вылетели галопом, крутя головами, холостые кобылы. За ними рысили подсосные с ошалевшими жеребятами. Минута – и бурлящая огненная река, прорвавшись между абрикосами и конюшней молодняка, заполнила все пространство.

Марля замерла. Но не только потому, что в очередной раз зрелище золотых сказочных лошадей заставило ее замереть в восторге. Еще и потому, что позади кобыл лихо скакал на такой же золотой и сказочной лошади Федька в неизменной ковбойской шляпе.

– А мне на них наплевать, – раздалось рядом.

Марля вздрогнула, обернулась и увидела рядом стоящую с делано-равнодушным видом Надю.

Откуда-то из середины розовой пыли и золотых лошадей вынырнул верхом Петька и снова скрылся из глаз.

С криком «Держи Риориту!» мимо промчался бригадир Каскин. За ним, как индеец, крутя разводкой, проскочила дневальная тетя Валя.

– А мне кажется, тебе не наплевать. Ты просто обиделась. Обиделась, что он поцеловал тебя и теперь больше на тебя не смотрит. Только все это потому, что ты потом поцеловалась с Федькой. Вот Петька и обиделся на тебя. Ведь можно подумать, что тебе все равно с кем целоваться. А ему это неприятно. Вот он теперь и делает вид, что ему на тебя наплевать. А ты делаешь вид, что тебе наплевать на него. По-моему, это глупо. Если, конечно, он тебе на самом деле нравится… – осторожно высказалась Марля.

– Я вообще просто за тобой пришла, а не на них поглазеть!

– Надя, но ведь я права… Прости, пожалуйста, если обидела, но… Зачем эти все страдания? Хочешь, давай сходим к общаге, посидим с ними за столом, сыграем в карты. Я даже с тобой наливку в их компании выпью. Ты с ним поговоришь, и все наладится.

Надя не ответила, она во все глаза смотрела на Петьку.

Марля поднялась с сена, чтобы было лучше видно, и тоже посмотрела на него. Петька бестолково носился галопом туда-сюда, не столько помогая конюхам ловить кобыл, сколько, наоборот, мешая.

– Это ведь он ради тебя тут выпендривается… – тихо заметила Марля.

Надя снова промолчала.

Марля же поискала глазами Федьку. И увидела, что он совсем рядом и… смотрит на нее. Марля тут же быстро отвернулась.

– Ладно, только ради тебя я схожу с тобой и послушаю дурацкие анекдоты, – буркнула Надя.

В усадьбе братьев Никольских, в торце здания был вход в общежитие, а рядом с входом под огромным абрикосовым деревом стоял стол со скамейками, за которым все обычно и собирались. Время от времени с веток срывались первые созревшие абрикосинки и падали с таким звуком, как будто кто-то идет. Ночью – как будто идет кто-то с дурными намерениями.

На следующий день с обеда подружки, как и договаривались, отправились пить вино со студентами.

– Это хорошо еще, что конмальчиков пока еще нет… – сама себе под нос заметила Надя.

– Кого? – не поняла Марля.

– Конмальчиков. Они в скачках участвуют.

– В скачках?

Надя вздохнула и стала объяснять все подробно:

– В нашем конном заводе разводят лошадей чистокровной верховой породы. Молодняк объезжают и готовят к скачкам. Скачки не имеют никакого отношения к конному спорту. В них выигрывает лошадь. Чтобы наши лошади могли выигрывать в международных скачках, надо постоянно улучшать породу. Надо вести отбор лучших лошадей на племя. Те лошади, которые покажут самую высокую резвость, остаются для разведения в заводе. Это называется «селекция». Самые резвые участвуют в этих самых международных скачках в Европе или даже в Америке. Некоторые побеждают. И тогда к нам в конный завод приезжают покупать лошадей богатые покупатели. В общем, все это очень сложно.

– А конмальчики-то кто?

– В скачках на лошади скачет жокей. Чем меньше он весит, тем проще лошади победить. У жокеев, как и у балерин, очень строгие ограничения по весу. Прикинь, по международным стандартам вес жокея не должен превышать пятидесяти двух с половиной килограммов. А на совсем молодых лошадях, которым всего года по два, могут скакать только те, кто весит килограмм сорок пять, если не меньше. Никакой взрослый мужик не может быть таким дохляком. Поэтому на молодняке скачут конмальчики – парни лет, не знаю, от четырнадцати до восемнадцати. К восемнадцати они, как правило, уже выигрывают несколько скачек и получают звание жокея. То есть конмальчик – это почти жокей, – устав объяснять, резюмировала Надя.

– А почему хорошо, что их нет? – поинтересовалась Марля.

– А потому что весь молодняк сейчас на ипподромах: в Москве, Краснодаре, Пятигорске и других – лето, скаковой сезон. А с ними все конюхи, жокеи и конмальчики. Они там постоянно возятся с лошадьми, девочек не видят. Когда скаковой сезон закончится, они все вернутся в завод с кучей денег. Только жокеи все в семьи свои вернутся, будут семейными делами заниматься, а конмальчики – они свободные. Тут же начнут расслабляться и праздновать свои победы. Пить будут, куролесить, за девками бегать, ходить на биофабрику и бить местных. Ужас что будет твориться. Конмальчики – это кошмар.

– А точно они еще не приехали? – испуганно спросила Марля.

– Точно. Скаковой сезон позже заканчивается, – успокоила ее Надя.

Они подошли к усадьбе.

За столом под абрикосом сидела веселая компания. Первыми подружки увидели знакомые профили Петьки с Федькой и Грихи. Потом разглядели с ними взрослого мужчину – Андрея, тренера, обучавшего верховой езде на спортивной конюшне.

– О! Девчонки! Привет! В картишки, наливки? – радостно крикнули им из-за стола.

Марля по привычке немного испугалась, а Надя тут же сделала недовольно-оценивающее лицо:

– Привет. Пьете?

– Садитесь к нам! – первым подскочил Гриха. – Петро, где стаканы?

Подружки подсели за стол: Надя влезла между Петькой и Федькой, а Марля робко пристроилась с краешку рядом с Андреем. Гриха быстро нацедил им наливки из полуторалитровой пластиковой бутылки с этикеткой от пива «Жигулевское» и похвастался:

– У тети Вали брали. Вишневая.

Андрей же оценивающе посмотрел на Марлю:

– Девочка, тебе сколько лет?

И Марля тут же внутренне напряглась: вроде бы и привыкла она уже к этому дурацкому вопросу, но каждый раз так больно и неприятно было слышать его, каждый раз она надеялась, что его не будет…

– Ей шестнадцать. И она уже пила и вино, и пиво, – тут же пресекла все дебаты по этому поводу Надя.

– И водку! – зачем-то добавила Марля, которая до этого вобще не пила никогда.

– Да мне-то шо? – улыбнулся Андрей. – Мне-то по фигу. Я паспорт смотреть не буду.

– За встречу! – тут же провозгласил Петька. – Хай живее ридный конный завод!

Все чокнулись и выпили.

Марля тоже смело, чтобы показать всем, что она уже не ребенок, хлебнула наливки. Она оказалась ароматной, сладкой и очень приятной на вкус. Почти как вишневый сок, который она любила. Теплым комком наливка прокатилась по пищеводу в желудок.

– Кто не курит и не пьет, и не матюгается, в конный спорт не попадет, пусть и не старается! – неожиданно хлопнул ее по плечу Андрей, и Марля тут же закашлялась.

Все засмеялись.

– А мы тут в картишки играем, – пояснил Петька, собирая со стола карты и тасуя, – в подкидного с переводным. Сыграете? Только проигравший лезет на абрикос и кукарекает.

Раздали.

Марля умела и даже любила играть в карты. А потому легко включилась в процесс. То ли от общего дела, то ли от глотка наливки она потихоньку перестала робеть и стесняться: ловко подкидывала и вместе со всеми смеялась, когда кто-то не мог отбиться и ему приходилось брать все, что накидали.

Сначала дураком оставили Гриху, потом – Петьку, а потом проиграла и Марля.

– Не везет в карты – повезет в любви! – хохотнул Андрей. – Вперед, мамзель, на абрикос!

Марля, как ни карабкалась, залезть на дерево не смогла, поэтому все, что осталось – под смех остальных покудахтать, повиснув на нижней ветке.

Потом снова два раза проиграл Гриха.

– Тебя послушать, так мне в любви должно офигенно везти, – смеялся он, выпивая.

– А шо – нет? – хитро смотрел на него Андрей.

– Не-а. Вон Надька приехала, а со мной то гуляет, то не гуляет. То говорит – я свободная, то – я такая занятая вся…

Марля вздрогнула: вот зачем Надя еще и с Грихой гуляла? Петька теперь точно обидится и не будет на нее смотреть!

А Надька даже ухом не повела, только улыбнулась:

– Да, я такая.

Марля слушала их шуточную перебранку и… впервые подняла глаза от карт и посмотрела на Федьку. И сердце у нее замерло.

И снова вспомнилось, как они шли на биофабрику. И его теплая рука у нее на плече. «Не везет в карты – повезет в любви». Повезет в любви. Повезет в любви…

– Твой ход! – сказал ей Федька, заглянув при этом в глаза.

Сердце Марли тут же зашлось дробью. Она сходила совсем не с той карты, с которой хотела…

– О! Беда идет! – вдруг крикнул кто-то.

Марля вздрогнула. И испуганно посмотрела на подругу.

– Васька Беда. Это его кликуха. Во-первых, фамилия у него Будэ, а во-вторых, он постоянно с лошадей грохается. Он конмальчик, – пояснила Надя.

К столу подошел щуплый лохматый паренек и вызывающе посмотрел на остальных:

– Че лыбитесь? Снова я вышел из порядка[3]. Пиночет закинулся да и на спину хлобыстнулся. А я под ним оказался. Но легко отделался: только ребро треснуло. Во! – Беда охотно задрал футболку и показал огромный синяк. – Мне-то пофиг, но эти придурки перепугались и депортировали меня с ипподрома. Так что вот он я, теперь с вами. Выпьем же за мое здоровье! Наливайте.

– Вот за шо я тебя люблю, Беда, так шо ты всегда прибегаешь на звон бокалов. Со сверхзвуковой скоростью, – хохотнул Андрей и протянул подошедшему стакан.

– А знаете, что такое сверхзвуковая скорость? Это когда бежишь вокруг дома и видишь свой зад, мелькнувший за углом, – тут же среагировал Васька, лихо выхватывая у него стакан.

Одновременно он попытался присесть за стол, ударился локтем о столешницу, дернулся, хлопнулся на землю и разлил всю наливку.

Все довольно засмеялись.

– Беда… – расстроенно протянул Беда, глядя в пустой стакан.

– Не, ну шо ты за человек, Васька? Хворый на всю голову. Гриха, налей ему, я не можу, я ща сдохну от хохота, – не мог успокоиться Андрей. – Може, ты и не с коня звезданулся? А дивчину на сеновал потянул да со второй ступеньки и навернулся?

– Он с кровати навернулся, когда пятку почесать пытался!

– В бане на мыло наступил!

– Сам себя мухобойкой убил, когда мух гонял!

Тут же стали соревноваться в остроумии Петька с Федькой.

– Ага, – вместе со всеми смеялся Беда и вяло оправдывался. – Я правда с коня, с Пиночета, правда.

Гриха между тем снова наполнил его стакан наливкой, ровно-ровно, до краев.

– О! Сверхточность, – одобрительно поднял свой стакан Андрей.

– А знаете, что такое сверхточность? Когда телеграфным столбом муравью попадаешь точно по левой пятке, – снова «блеснул» Беда.

Все засмеялись и пригубили. Васька же выпил свой залпом.

– Смотри, быстро сойдешь с дистанции! – предупредил Андрей.

– У меня уже призов выиграно столько, что тебе и не снилось. Не сойду. Наливай!

Марля во все глаза смотрела на Ваську. Рассказы Нади про конмальчиков произвели на нее сильное впечатление. И теперь она в тихой панике смотрела, как Беда так же залпом пьет второй стакан наливки. Смотрела и ожидала от него какой-нибудь ужасной выходки. Вот сейчас он быстро опьянеет и… и…

Беда же девчонок как будто не замечал – обращался исключительно к Андрею с Грихой да к студентам. Лениво подцепив колоду и начав тасовать, пустился рассказывать последние новости с московского ипподрома: кто что выиграл, кто с кем подрался, какая лошадь в какой форме и какие у нее шансы и так далее.

И только потом вдруг спросил:

– Че за девки?

– Ой, Беда, только не делай вид, что ты меня не знаешь, – обиженно протянула Надя.

– Да твой-то фейс мне знаком. А кто с тобой?

– Это моя подруга из Питера, Марлен, она же Марля.

– Марлен… Классное имя. – И Беда с интересом уставился на Марлю.

Марля покраснела и по привычке внутренне напряглась: «Вот сейчас он спросит…» Но Васька и не подумал задать ей вопрос о возрасте. Вместо этого он заметил себе под нос:

– Ниче так…

А потом быстро раздал карты:

– Погнали в подкидного?

Сыграли раз, оставив в дураках Петьку.

– Ну шо я-то снова? Совсем озверели! – громко возмутился тот.

– Не везет в карты… – начал Андрей.

– Повезет в любви, – мило промурлыкала Надя.

– А и правда, шо мне тут с вами сидеть? Злые вы, дураком оставляете… – И Петька шумно полез из-за стола.

Вместе с ним поднялась и Надя, и оба они, распрощавшись с оставшимися, двинулись прочь от компании.

Марля растерялась от неожиданности. Она осталась одна в компании малознакомых ей парней, да еще и рядом со страшным конмальчиком Васей Бедой. Она не могла понять, что ей делать. Бежать вслед за подругой? Но ведь Надя наверняка хочет побыть с Петькой наедине. Оставаться здесь? Но ей было страшно. А на Федьку Марля даже посмотреть почему-то боялась.

– Я не понял! А шо это они? – громко возмутился Гриха.

– Мал еще, – улыбнулся Андрей.

Федька неожиданно поднялся из-за стола:

– Пошли. – Он подошел к Марле и грубо дернул ее со скамьи.

На ватных ногах Марля послушно пошла за ним.

Когда ушли Надя с Петькой, она позавидовала подруге. Ей тоже захотелось куда-нибудь пойти с Федькой. Побыть вместе с ним. О чем-нибудь поговорить. Захотелось, чтобы он снова обнял ее… Но едва он потащил ее куда-то, как вместо того, чтобы обрадоваться, Марля почему-то испугалась еще больше.

Испугалась, но пошла за ним.

– Удачи! – вместе с хохотом донеслось вслед.

Глава 7

Загадка

Пока Марля умирала от жары, а потом болела, вишня и черешня отошли – начались абрикосы. Надя за неделю обобрала два деревца у дома частью бабе Аглае на варенье, частью – себе в рот. И теперь, чтобы полакомиться вкусными оранжевыми плодиками, пришлось идти в посадки – разделительные полосы между полями, состоящие сплошь из абрикосовых деревьев.

Марля пришла туда с Надей первый раз, а потому ее удивлению не было предела. Огромные деревья стояли стеной – на такое не залезешь! Зато внизу, в траве, все было усыпано абрикосами. Разными-разными. Большие желто-оранжевые и маленькие целиком оранжевые, такого ровного цвета, будто их в оранжевую краску окунали. Оранжевые с черным и все в каких-то пупырышках, но сладкие-сладкие. Желтые и совсем белые. Абрикосы со вкусом абрикосов и абрикосы со вкусом, похожим на земляничный. Подружки медленно передвигались вдоль полосы, старательно выискивая свеженькие, еще не подгнившие и без муравьев.

– Все, больше не могу, ни абрикосинки! – в который раз вздыхала Марля, но тут же видела под ногами еще один аккуратненький оранжевый плодик, наклонялась и тянула его в рот.

– А местные сюда не ходят. Считают это моветоном, – улыбалась Надя. – А я думаю, это глупо. Они ведь такие вкусные! Ну и что, что полудикие.

Марля кивала, соглашаясь: «Конечно, глупо», и продолжала собирать. Хотя мысли ее были далеко-далеко.

Марля думала о вчерашнем вечере.

Федька, вытащив ее из-за стола, решительно направился разыскивать Петьку с Надей. Марле вроде бы и хотелось погулять с ним вдвоем, наедине, но она совсем не знала, о чем говорить с парнем, а потому совсем растерялась. Федька тоже, казалось, не знал, как себя вести, а потому только вслух и рассуждал, куда же они могли пойти. Пока не додумался позвонить Петьке и узнать.

Обе пары воссоединились и направились на пруды купаться. Шли гурьбой. Петька с Федькой хвастались, что уже закончили отчеты по практике, Надя рассказывала об учебе в школе. Все трое были возбуждены и веселы, сыпали шутками и анекдотами, толкали друг друга, устраивали догонялки, хлестались травой.

А Марля молчала. Шла и ждала, что Федька перестанет болтать с Петькой и Надей, что они с ним отстанут, и он снова обнимет ее, расскажет что-нибудь не всем вместе, а только ей. Расскажет что-нибудь про себя: как он живет, как учится, что любит и чего не любит, расскажет что-нибудь про своих друзей. А потом обязательно спросит про нее, про Марлен Нечаеву, чтобы узнать, какая она, что она любит и чего не любит.

Но Федька не перестал болтать с Петькой и с Надей, не отстал и не обнял ее. Уже в сумерках так, гурьбой, они и дошли до прудов. Парни быстро скинули джинсы и футболки и спустились к воде:

– Вы идете?

– Бежим! – ответила Надя, скидывая сарафанчик и в одном белье подбегая к ним.

Марля же просто села на берегу, обхватив коленки. Вот так вот легко раздеться при парнях она не могла. И плавать она толком не умела, а в сумерках ей и вовсе было страшно лезть в воду.

– Марля, догоняй! – позвал ее уже из воды Федька.

– Я не буду, – испуганно откликнулась она.

– Не умеешь – научим, не хочешь – заставим, – то ли со смехом, то ли с угрозой направился было к ней Петька, но Надя быстро дернула его назад:

– Отстань от человека. Не хочет – не надо!

И все трое лихо, как молодые дельфины, смеясь и фыркая, поплыли на тот берег пруда.

– О чем задумалась? – вывела Марлю из невеселых мыслей Надя.

Марля с удивлением обнаружила, что какое-то время уже сидит на земле под деревьями, задумавшись и вяло катая абрикос от себя к себе.

– Я… – растерялась она от вопроса подруги, – я…

– Да ладно тебе переживать! Че случилось-то? Ниче не случилось, – Надя опустилась рядом. – Ну не стала ты купаться, и что? Мало ли. Может, ты крестиком вышивать умеешь так, как им и не снилось. А Петька – просто дурак, что поржал над тобой.

– Я не из-за этого… Я… – Марля вздохнула. – Знаешь, мне кажется, я Федьке не нравлюсь.

– Почему ты так решила? Он же тебя позвал гулять? Позвал. Не оставил же тебя за столом. Значит, ты ему нравишься.

– Но ведь, когда мы дошли до дома, Петька утащил тебя еще по улице туда обратно прогуляться, а Федька просто бросил мне «пока» и ушел…

– Да, Петька вчера мне такого наговорил, такого наговорил, когда мы от вас отдела… в смысле, когда мы одни остались. Что я клевая, красивая, умная, ва-аще козырная девчонка. И он видел меня с Грихой и приревновал. Так и сказала: больше к Грихе не подходи! Так что мой план сработал. Петька меня снова поцеловал. Мы с ним час целовались. Стояли за сараем бабки Мавры и целовались. Ва-аще круто. А еще… – И Надя по полной программе пустилась в воспоминания о вчерашнем вечере.

Марля сидела, слушала и… завидовала.

Это была именно зависть – чувство, с которым, казалось, она раньше не сталкивалась никогда.

Ей было завидно, что это не она вчера, не стесняясь, плавала в пруду с парнями, а потом целовалась с одним из них и не ей сказали, что она «клевая, красивая, умная, ва-аще козырная девчонка». Завидно было, что бывают такие девчонки, как Надя, которые родились высокими, красивыми, женственными, которые не робеют и не пугаются парней, а легко и запросто могут общаться с ними. И обидно было, что все всегда достается именно им.

А ведь ей так хотелось хоть на полчасика побыть такой, как Надя. Чтобы парни шли с ней рядом и веселили ее. Чтобы ее старались наперебой утащить в кусты и поцеловать. Чтобы восхищались ею…

«Завидовать – плохо», – сама себя одернула Марля.

И вздохнула. У нее от вчерашнего вечера осталось только одно ощущение: она была лишней.

– А ты сама во всем виновата, – вдруг заявила Надя. – Да-да. Думаешь, Петька дулся-дулся, а потом сам вдруг ни с того ни с сего меня потащил на пруд? А вот и нет! Это я его, пока за столом сидели, старательно окучивала. Ну да знаешь, как это делается, – хитро улыбнулась она.

– Не знаю.

– Оссьпидя, она не знает! Ладно, рассказываю. Если хочешь парня заинтересовать, то надо ему в глаза посмотреть, а потом взгляд отвести. Потом снова посмотреть и снова отвести. И еще надо ему надежду подать: то за локоть потрогать, то плечом прижаться. И показать себя немного дурочкой. Точнее, слабой. Слышала, как я вчера периодически вздыхала: «Ой, не знаю, с чего ходить»? Или: «Не могу дотянуться – Петька, подай мои карты». А потом под столом своей ногой его ноги коснулась. И вот и все: он – мой. И ему уже все равно с кем я там целовалась, кроме него.

– Да? – удивилась Марля. – А я думала, он сам тебя решил пригласить прогуляться…

– Сам, конечно, – снова хитро улыбнулась Надя, – я ведь его, ты же слышала, сама никуда не звала. А ты, вместо того чтобы Федьке глазки строить, сидела и старательно в карты играла, как будто мы именно за этим туда и приперлись.

Марля в который раз почувствовала себя дурой.

– Да, наверное, ты права, – вздохнула она, – я сама во всем виновата. Вот и не понял Федька, что он мне нравится. А потому и не решился поцеловать…

– Конечно. Будет он просто так к девчонке лезть целоваться, если она ему перед этим не подморгнула? Конечно, нет. Парни ведь ужасно боятся обломов. А ты ведешь себя так, как будто тебе на него наплевать.

– А как вести себя по-другому?

– Оссьпидя! Я уже три недели пытаюсь тебя научить кадрить парней, а ты все «а что делать?», «а как себя вести?»! Ты меня вообще слушаешь?! Сходи с Грихой погуляй, пусть приревнует.

– Я? С Грихой? – изумилась Марля.

– Оссьпидя! – схватилась за голову Надя.

До обеда баба Аглая попросила Марлю сходить в магазин за хлебом. Марля шла и думала о том, как бы ей научиться кадрить парней. И чем больше она об этом думала, тем грустнее ей становилось.

Ей казалось, что, как бы ни старалась Надя научить ее всем хитростям общения с парнями, у нее все равно ничего не выйдет. Она думала, что ее внешность заранее ставит крест на всех попытках кому-нибудь понравиться. Ведь все парни воспринимают ее как ребенка, а потому, как бы ни строила она глазки, как бы ни касалась чьего-нибудь локотка, все у нее будет выходить глупо и смешно.

Марля свернула на узенькую дорожку между двумя заборами, пытаясь сократить путь до магазина. «Федька просто не воспринимает меня как девушку, – грустно думала она, – ему даже мысли не приходит меня поцеловать. И на что я, дура, надеюсь?..»

В этих невеселых размышлениях Марля неожиданно обнаружила, что на узкой тропинке она не одна…

Навстречу ей шел Беда. Вспомнив все страшные рассказы Нади о конмальчиках, Марля испуганно замедлила шаг, но деваться было некуда.

– Привет, Марлен Дитрих! – громко поздоровался с ней Васька, останавливаясь и перегораживая ей путь.

У Марли, что называется, душа ушла в пятки.

– Привет, – пискнула она, пятясь.

– Верхом ездишь? – спросил Беда, заинтересованно разглядывая свою жертву.

У Марли от неожиданного вопроса пропал дар речи – она только и смогла что помотать головой из стороны в сторону.

– Пошли! – уверенно скомандовал Васька, взял ее за руку и решительно потащил за собой.

Потащил молча и в неизвестном ей направлении. Молчала и Марля. И только внутри у нее паника все нарастала и нарастала. В конце концов Марля вообще стала плохо соображать и мало что видеть вокруг – внутри себя она как будто сжалась в комок и перестала существовать.

Очнулась, только когда Беда втащил ее почти волоком в спортивную конюшню, в которой было полно народу.

– Андрюха! – тут же заголосил Васька. – Я тебе новую спортсменку привел.

Откуда-то из денника тут же показался и тренер:

– А, Малявка, то есть Марля, привет. А ты с лошадью-то справишься, задохлик?

Марля, напуганная до смерти, даже слова в ответ вымолвить не сумела. Не то чтобы она очень хотела научиться ездить верхом, но сейчас, когда ей сказали, что у нее ничего не выйдет, она почему-то жутко расстроилась, так, что слезы навернулись на глаза.

– Справится, – за нее уверенно ответил Беда. – Кого ей дашь? Вы уже выезжаете?

– Шо прямо сейчас? Да мы уже все поседлались… – От Васькиного напора Андрей даже несколько растерялся.

– Я ей соберу лошадь. Кого брать?

– Да ну вас на фиг! Загадку бери.

Беда, так и не отпустивший Марлину руку, решительно потащил ее к названной лошади. Сам же сходил за седлом и уздечкой и ловко принялся седлать.

– А шо, она так в шортиках и сандалях и будет ездить? – в денник заглянул Андрей, окинул Марлю оценивающим взглядом и ухмыльнулся.

– Найди ей какие-нибудь сапоги, если такой заботливый, – посоветовал Беда.

– Детских размеров немае.

Андрей ушел, но через минуту вернулся и вручил Марле старые кирзовые сапоги размеров на пять больше, чем нужно было, и ярко-оранжевый пластиковый шлем:

– Звезданешься, я не виноват.

Оседлав невысокую толстую гривастую кобылку Загадку, Беда вывел ее из конюшни. Марля в большом, сползавшем на глаза шлеме послушно вышла следом и подошла к лошади. Седло находилось где-то над ее головой, и она вдруг явно поняла, что ничто на свете не заставит ее залезть в него. Но Беда мрачно, не глядя на нее скомандовал:

– Ногу согни в колене, – и ловко, не успела Марля и опомниться, закинул ее на лошадь.

– Я боюсь… – шепотом, едва не плача протянула она.

– Все поначалу боятся. Ноги в стремена. Да не так! Чтобы пятка была ниже носка. Повод в руки. Вот так, пропусти между безымянным и мизинцем. Спину прямо. Чтобы тронулась с места, ногами дави на бока. Чтобы повернуть вправо – тяни правый повод, чтобы влево – левый.

– Я не смогу…

– Сможешь. Давай, вон уже все на плацу! – Беда махнул рукой в сторону, где через дорогу от конюшни на большой утоптанной площадке по кругу ездили шагом остальные.

– Ты шо, хочешь мне ее в смену пристроить? Так мы будем и рысь давать, и галоп. Не уж, решил заделаться тренером – бери корду и возись с ней сам, – из конюшни вышел Андрей и протянул Ваське длинный ремень с карабином на одном конце.

Тот молча пристегнул карабин к кольцу на трензеле Загадкиной уздечки.

– У лошади во рту удила. Трензель, если быть точным. Когда ты тянешь за повод, трензель давит ей на уголки рта, и она понимает, что ты от нее хочешь. Я прицепил корду к трензелю, чтобы избавить тебя от управления лошадью. Я буду стоять, а Загадка будет ходить и бегать по кругу. Тебе нужно будет только учиться держаться в седле. А управлять научишься потом. Усекла?

– Усекла, – кивнула Марля; этот вариант ей понравился гораздо больше, чем ехать куда-то на большом незнакомом животном одной.

– Пошла! – прикрикнул Беда на лошадь, и они двинулись к плацу.

Седло качнулось под Марлей. Она почувствовала, как дышит лошадь, почувствовала, как сильные мышцы заработали, как копыта спокойно и уверенно ступают на землю… Поерзав, Марля вдруг поняла, что в седле сидеть достаточно удобно, что ноги ее больше судорожно не сжимают лошадиные бока, а руки расслабленно держат повод. Ей вдруг показалось, что когда-то давно-давно, может быть, в другой жизни, она уже сидела верхом.

Марля вдруг увидела, какой с лошади открывается обзор. Увидела, что слева от плаца – дома: в канаве копошатся гуси, в траву осыпаются спелые абрикосы. А справа от плаца – огороды: кабачки, тыквы, картошка, и возвышается над этим всем роскошный подсолнух. А если подняться на стременах, за огородами видны еще огороды, потом поля, посадки, куда они утром ходили с Надей, потом снова поля и какие-то синие дали в дымке, от которых просто дух захватывает, потому что на севере таких не бывает. С восторгом Марля смотрела по сторонам, и ей уже не было страшно, а только радостно.

Глава 8

Поцелуй

Теперь каждый день к двум часам дня Марля бежала «на спорт» – на спортивную конюшню к своей Загадке. Она старательно чистила лошадь, расчесывала гриву, скармливая Загадке попутно морковку и сухарики, которые всегда брала с собой. Кобыла очень быстро стала для нее самой замечательной, самой лучшей лошадью на свете, и Марля теперь даже представить себе не могла, как она жила тут, в конном заводе, без нее.

– Постой, пожалуйста, смирно. Мне надо тебя взнуздать, – просила она.

И кобыла послушно наклоняла голову, чтобы ей было удобнее надеть уздечку.

– А теперь седло, – напоминала Марля.

И Загадка снова послушно позволяла себя оседлать. А после они вместе со всеми выезжали на плац.

Второе занятие с Марлей тоже возился Беда, а потом тренер поставил ее в смену вместе со всеми. Первые десять минут все шагали друг за другом. Андрей разве что время от времени подавал команды. «Смена, вольт, марш!» – и тогда направляющий сходил с периметра плаца и выписывал на лошади круг диаметром шесть-семь метров, возвращаясь ровно в ту точку периметра, с которой отклонился к центру, и все повторяли этот маневр за ним. «Смена, перемена направления по диагонали, марш!» – и тогда все так же гуськом выворачивали с угла и пересекали плац по диагонали, в конечной точке поворачивая так, чтобы ехать затем в другую сторону. «Смена, змейкой, марш!» – и тогда все друг за другом, не меняя дистанции, начинали выписывать серпантин от одной стороны плаца до другой.

Затем наступало время первой рыси. Марля быстро выучила, что рысь бывает учебной и строевой, или облегченной. На первой всадник держится в седле с помощью силы ног, равновесия и умения входить в ритм движения лошади – следовать им, стараясь не отрываться от седла. А на второй он не сидит в седле, а приподнимается на стременах, пропуская один толчок и опускаясь на другой.

Первая рысь всегда была строевая. Ездили минут двадцать. Марля же поначалу могла выдержать только минут пять, а дальше выезжала в центр плаца и ездила шагом сама по себе. Потом у нее стало получаться выдерживать семь минут, потом десять. К концу недели она уже могла вместе со всеми выполнять и манежные фигуры: вольты, перемены направления и змейки.

После первой рыси шагали минут пять, а потом снова следовала команда: «Смена, повод!» Это значило, что надо собраться, подобрать повод и быть готовым к выполнению других команд. «Смена, рысью, марш!» – и после этого все лошади дружно поднимались в рысь.

Вторая рысь была учебная, и поначалу Марля всегда ожидала ее с ужасом. Загадка была маленькой, толстенькой, удобной, как диванчик. Рысь у нее была мелкая и совсем не тряская. Но Марле не с чем было сравнивать, а потому ей казалось, что кобыла не просто бежит себе спокойно вслед за остальными, а специально трясет Марлю, стараясь раз и навсегда окончательно вытряхнуть ее из седла.

– Марля, бестолочь, не горбься! Спину прямо! Равновесие держи! Пятки ниже, не подтягивай коленки к подбородку! Шлюссом держись! Шенкеля кобыле, шенкеля, а то заснет! – гремел на весь плац голос Андрея.

Марля уже знала, что шлюсс – это мышцы бедра всадника, обхватывая ими лошадь, он и держится в седле; что шенкель – это нога от колена до пятки, прижимая ее к боку лошади, всадник побуждает ее двигаться вперед. Но это ее не успокаивало. Ей всегда от этих криков хотелось уменьшиться раз в сто и потеряться. Чтобы ее никто не видел. Ведь, как ей казалось, она выглядела в седле смешно и нелепо. А все остальные так хорошо держатся на лошадаях, что, наверное, просто умирают со смеху, глядя на нее.

– Руки вниз, не держись за гриву! Лови ритм, работай поясницей!

Как же можно было не держаться за гриву, когда далеко внизу под копытами мелькала земля с камушками, упасть, удариться об которую наверняка было бы очень больно?

Марля изо всех сил пыталась понять, как это – «входить в ритм движения лошади» и что значит «работать поясницей», но пока все, что у нее получалось – это только хлопать попой по седлу и вцепляться в гриву. Хорошо хоть тренер не требовал от нее рысить все положенные пятнадцать минут вместе со всеми, а когда она уже начинала в изнеможении сползать с седла, замечал это и кричал:

– Загадка! Шагом! Выйти из смены.

После второй рыси и пяти минут шага «давали галоп», но этого Марля уже не видела: Андрей отсылал ее на конюшню. Но Марле и этого было достаточно, как говорится, и за глаза, и за уши: вечерами у нее мучительно ныло все тело, а ноги ни за что не хотели распрямляться.

Надя же прямо сказала ей, что не понимает и не разделяет ее радость от верховой езды и что это просто глупо – в жару трястись в седле, когда можно купаться, ходить в посадки за абрикосами и гулять с мальчиками.

После чего к бабе Аглае неожиданно заявилась Надина мама и силком утащила дочь на пару дней в Армавир, потому как они с папой затеяли ремонт в дочкиной комнате и та непременно должна была при этом присутствовать и помогать. Злой Наде ничего не оставалось, как покорно отправиться на некоторое время домой. И Марля осталась наедине с бабой Аглаей. По утрам кормила кур и порося, полола грядки, днем ездила верхом, а вечером ходила к первому номеру встречать табун.

– Без меня со студентами не гуляй! – на прощанье заявила Надя.

– Не буду, – послушно пообещала Марля.

Во-первых, она была уверена, что никто ее гулять и не позовет, а сама она ни за что не решится пойти в табун или к общежитию, где за столом под абрикосом Петька с Федькой с местными пьют наливку. Во-вторых, потому что она приняла как факт, что Федьке она не нравится и все ее надежды и мечты останутся до конца лета только надеждами и мечтами и больше ничем. Ей, конечно, было грустно и больно, но новое занятие – верховая езда – захватило ее так сильно, что она думала теперь исключительно об этом. Разве что вечером, встречая табун, нет-нет да и кидала взгляды на Федьку, сноровисто собиравшего лошадей к конюшне, да вздыхала тайком.

А потом и вовсе к ней подошел бригадир Каскин:

– Шо валяешься у сене? Держи! – и подал ей разводку. – Лови вон ту, с белой проточиной во всю морду. Это Грация. И тащи ее в ейный денник.

Марля послушно взяла веревку, осторожно протолкалась среди кобыл, поймала Грацию и тихонько повела за собой.

Пара дней, обещанных Надиной мамой, растянулись на неделю. Но и неделя прошла, и Надя вернулась.

– Ну что, ну как? – засыпали подружки друг друга вопросами, закрывшись в своей комнате.

– А я три дня с Вовкой Лебедько гуляла. Он из моей школы, из 11 «Б». Крутой. У него предки при деньгах. Так он меня в кафе водил. Клево посидели! Только он с предками на море уехал. Договорились осенью созвониться.

– У меня стала получаться учебная рысь! Я подружилась с Загадкой. Она самая лучшая лошадь на свете!

– А студентов-то видела? Гуляла с ними без меня?

– Не-а.

– Ну и дура. Из-за меня, что ли? Потому что я тебе запретила? – удивилась Надя.

– Не… Просто… Не знаю, как-то у меня другие дела были… – пожала плечами Марля.

– Оссьпидя, какие дела? Парни – это самое главное. Сначала – они, все остальное – потом.

– Знаешь, я тут подумала… Вот ты говоришь: надо найти парня, надо поцеловаться… А я хочу не просто найти парня, я хочу влюбиться, – призналась Марля.

– Так ты же сама сказала, что ты влюбилась в Федьку! Или нет?

– Я не знаю… Я не знаю, правда. Он мне нравится. Он… красивый. И верхом хорошо ездит.

– Ну так и все, и дело в шляпе. И вперед с песнями. – Надя ободряюще хлопнула подругу по плечу.

Марля задумалась, а потом спросила:

– Надя, а вот как ты понимаешь, что влюбилась? Как понять, что это любовь?

– Оссьпидя! Это же все знают! Ну как, как? Ты начинаешь про него думать. Когда ты его видишь, у тебя сердце в пятки уходит. Когда он рядом с тобой – ты волнуешься. Без него – страдаешь. У тебя вообще много сильных эмоций. В любви что главное? Сильные эмоции! Если тебя плющит и таращит – это любовь. Вот и все.

Марля снова озадачилась. Думала ли она о Федьке? Думала. Конечно, думала! Думала, что, наверное, интересно учиться в Москве, особенно если ты учишься в том вузе, который сам выбрал, интересно связать свою жизнь с лошадьми, когда их так любишь. Думала, что, наверное, интересно работать табунщиком – скакать за табуном по полям, отгонять лошадей от кукурузы, а потом лежать в траве и болтать о чем-нибудь с другом.

Когда Марля видела Федьку, пригоняющего табун на закате, сердце ее екало и душа уходила в пятки. Потому что это было такое красивое действо, и она его наблюдала, а Федька был частью его. И ей хотелось смотреть и смотреть на него, наблюдать за его работой, за тем, как он ловко держится в седле, как умело не дает кобылам отбиться и уйти к другим конюшням.

Ей очень хотелось поговорить с ним. Спросить, а почему он любит лошадей. Как он это понял? В каком возрасте? Рассказать ему, что теперь и она стала учиться ездить верхом. Рассказать, что у нее уже стала получаться учебная рысь и тренер обещал ей на днях разрешить попробовать скакать галопом.

А иногда Марля представляла, как они едут куда-нибудь верхом по полям. Рядом, стремя в стремя. И солнце садится – небо розовое, оранжевое у самого горизонта, и сзади за ними по траве стелются длинные тени. И наверное, они даже будут молчать. А потом она остановит своего коня, а он подъедет к ней, наклонится совсем близко и поцелует…

– Оссьпидя! Что у тебя за мечты? – удивилась Надя, когда Марля поделилась с ней своими размышлениями. – Что ты к лошадям пристала? О лошадях говорить скучно. Мне вообще эти лошади осточертели уже. Здесь, что ни парень, обязательно о лошадях говорит. Кошмар какой-то! Какая разница, как давно Федька лошадей любит? Надо с ним о другом говорить. Я вот у Петьки все расспросила: какие девушки ему нравятся, встречался ли он с кем-нибудь уже. Вот это тема. И вообще, мне кажется, ты загружаешься какой-то ерундой. Петька вернется в свой Краснодар, а Федька в свою Москву учиться. А пока они здесь, – мы просто должны хорошо с ними развлечься. Чтобы не было мучительно больно за бесцельно проведенное лето. А тебе еще и опыт нужен. Ты ведь никогда ни с кем не встречалась и не целовалась. Так что смотри на вещи проще.

Марля хотела было ответить, но в комнату постучалась баба Аглая и позвала подружек обедать.

– Ну что, пойдем искать наших парней? – весело предложила Надя после обеда.

– Я… Ты ведь знаешь, мне нужно бежать на конюшню. У нас в три тренировка… – напомнила Марля.

– Оссьпидя! Какая тренировка? Я приехала! И мы пойдем, найдем наших студентов и хорошенечко оторвемся с ними!

– Я не могу. Мне надо на конюшню. Давай потом?

– Что?! А я что буду делать? Ждать, пока ты на лошадке покатаешься? – возмутилась Надя.

Но тут Марля, даже больше к собственному удивлению, решительно стала собираться на конюшню. До этого она всегда со всеми соглашалась, всегда позволяла другим решать за себя, что и как делать, но тут вдруг решила не отступать. Представить себе, что она пропустит тренировку, не увидит свою Загадку, не попробует поскакать галопом, она не могла. И как бы Надя ее ни уговаривала, ни настаивала, ни корила и ни винила ее, Марля все равно пошла «на спорт».

И только после занятия, переодевшись, она примирительно сказала:

– Надя, я готова. Андрей сказал, что они сегодня пасут. Пойдем в табун. Если хочешь…

– Я с тобой не разговариваю. Ты меня бросила, – обиженно отвернулась Надя.

Но дулась она недолго. В конце концов ведь очень сильно хотелось встретиться с Петькой.

– Ладно, я тебя прощаю, – милостиво простила она Марлю, и обе пошли в поля искать табун.

– О, девчонки! – радостно закричали студенты, едва заприметив подружек.

Они, как и в прошлый раз, валялись на траве, лениво перекидываясь в карты, а рядом паслись машки.

– А я уже думал, шо ты про меня забыла… – Петька игриво подскочил к Наде. – Дай же скорее поприставать трохи, – и сгреб ее в охапку.

– Забыла, – кокетливо повела плечом Надя. – А тут вот вспомнила.

– А ты на спорте верхом стала ездить? – поинтересовался Федька у Марли.

Та немного растерялась. Оттого, что он был рядом, что заговорил с ней…

– Я? Да. Я сегодня уже галопом скакала. И у меня получилось…

– Круто. Верхом ездить круто, – одобрил Федька.

– Я… – Ободренная его реакцией, Марля решила поделиться своими впечатлениями о верховой езде, о лошадях, но…

– А где табун-то? Тоже мне, пастухи, – хихикнула Надя, вырываясь из Петькиных объятий.

Все дружно посмотрели по сторонам. Рыжее пятно табуна виднелось где-то совсем далеко, ближе к горизонту.

– Черт, – выругался Федька. – Что-то мы расслабились.

– Ой да не куды воны не денутся, – отмахнулся Петька, снова укладываясь на траву и потянув за собой Надю.

– Что развалился? Вставай, подтягивай подпруги, поедем вертать. – Федька деловито переседлал свою машку.

Петька тоже неохотно поднялся и направился к своей лошади, бурча себе под нос:

– Вечно ты весь кайф сломаешь.

Надя осталась лежать на траве, хитро поглядывая на парней. А Марля испугалась: неужели они уедут? Так все хорошо началось. Федька был рад ее видеть! Он сам с ней заговорил! Он такой замечательный! Ей даже слезы на глаза навернулись.

Федька уже сидел в седле, а Петька с кобылой в поводе подошел к Наде.

– Карнаухова, ты так лежишь, так лежишь… Таки я с тебя слабею. – И уже Федьке: – Я не могу от нее оторваться! – А потом снова Наде: – Давай руку.

Он помог ей подняться и скомандовал:

– Лезь в седло!

– Я? На лошадь? – хихикнула Надя, но послушно взялась за стремя.

– Я тебя умчу в голубую даль!

Марля стояла и старалась не смотреть на Федьку. Сердце ее билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Федька спешился и подвел к ней свою машку:

– Лезь.

Марля послушно села в седло.

– А теперь сдвинься назад, на круп.

Марля передвинулась.

В седло сел Федька, а Марле только и осталось, что осторожно обнять его за талию.

Тронулись.

Федька молчал, молчала и Марля. Придумывала про себя вопросы, но озвучить их боялась. Как будто губы приклеились друг к другу, и рот было невозможно разжать. Как будто не хватало дыхания заговорить. Она смотрела куда-то в траву, под копыта. И только руки ощущали его тепло.

– Значит, говоришь, галопом уже умеешь скакать? – вдруг спросил Федька.

– Да! Я сегодня на Загадке… – обрадованная, что он сам начал разговор, начала Марля.

Но Федька не дал ей закончить. Он резко выслал лошадь вперед галопом.

От неожиданности Марля едва не грохнулась. Она изо всех сил вцепилась в парня. Сидеть на крупе было ужасно неудобно – никакой правильной посадки за седлом не получалось. А Федька все высылал и высылал кобылу, они скакали все быстрее и быстрее…

Но вдруг ужас сменился восторгом.

В какой-то момент Марля поняла, что она никуда не падает. Что Федька сидит в седле так хорошо, что достаточно просто крепко держаться за него и ничего страшного не произойдет. Она вдруг увидела, что по сторонам – бескрайние поля. Почувствовала, как ветер свистит в ушах. И поняла, что это здорово – вот так вот скакать на одной лошади с парнем, который тебе нравится. И все это происходит с ней, с Марлен Нечаевой. Происходит на самом деле, а не в мечтах.

Они догнали табун, обошли его с тылу. Федька удостоверился, что лошади не в подсолнухах и не в кукурузе, для проформы пару раз щелкнул кнутом и остановил машку:

– Слезай.

Марля неловко сползла с крупа. Ее распирали эмоции:

– Это было так здорово, так здорово… Федя. – Она первый раз назвала Федьку по имени. – Мы так здорово скакали! Мне так понравилось! Я и не думала, что на лошади можно ездить вдвоем. Нет, конечно, я видела в кино как-то раз… Но все равно, не думала. И это было так удивительно! И прямо ветер в ушах. И быстрее, чем сегодня я на Загадке на плаце. А я прямо так сначала испугалась, а потом только поняла, что это здорово! Вообще!..

– Во натрындела, – улыбнулся Федька, – я ничего и не понял.

Марля смутилась:

– Я… хотела сказать, что было здорово.

– Да, ништяк, – согласился Федька. – Может, отцепишься от седла?

Он ослабил подпруги и пустил кобылу пастись. А сам уселся на траву. Марля осторожно опустилась рядом.

– Я тоже научусь так здорово скакать, как ты!

– Ты только что скакала так же здорово, как я, – улыбнулся Федька.

– Я? Здорово? Но ведь все это ты… – растерялась Марля.

– Да нормально ты верхом держишься. Даже не стаскивала меня. Да ты почти и не держалась за меня.

– Правда? Я… – И Марля совсем потерялась.

– Ты – молодец! – И с этими словами Федька повалил Марлю на спину, а сам наклонился над ней. – Раскраснелась…

У Марли замерло сердце.

Она, конечно, мечтала, она думала, она надеялась… Но…

Когда Федька вдруг быстро поцеловал ее, совсем растерялась.

Федька поцеловал ее и снова стал разглядывать.

Марле мучительно захотелось что-нибудь сказать. Что-нибудь важное. Особенное.

– Я… Я еще хочу поскакать с тобой на лошади. Я завтра снова приду в табун. И мы снова поскачем…

– Я сегодня последний день пасу. Практика закончилась. Послезавтра мы с Петькой уезжаем к морю, – ухмыльнулся Федька.

Глава 9

Море

– Он меня поцеловал… – в который раз сообщила Марля. – По-це-ло-вал!

– Не глухая, слышу, – откликнулась Надя.

– Это было так… неожиданно. Так… – Марля хотела объяснить, как «это было», но почему-то все слова вылетели у нее из головы.

Да Надя и не ждала от нее подробностей. Она нервно прохаживалась по комнате туда-сюда, погруженная в свои размышления. Марля же только поудобнее уселась на своей кровати, обхватила руками колени, приткнув на них подбородок. И ушла в себя. В свои воспоминания. Как они скакали с Федькой на лошади, как она обнимала его, а ветер свистел в ушах, и трава сама ныряла под копыта… А потом… потом…

А потом он ее поцеловал.

– Как ты думаешь, я теперь его девушка? – в конце концов не выдержала Марля и обратилась к подруге.

– Откуда я знаю?! Почему ты его об этом не спросила?

– Я должна была его об этом спросить? Сразу? Или это он должен был мне это сам сказать?..

– Какая разница: девушка – не девушка! Они завтра уезжают. УЕЗЖАЮТ. Ты что, не понимаешь? – вышла из себя Надя. – У них практика закончилась, видите ли! А я? И как он мог, паразит, мне заранее не сказать! Неожиданно они решили на море съездить!..

– На море? Здорово… Я никогда не видела моря…

– Какое море?! Ненавижу негодяя!

– Подожди, подожди… Но ведь ты сама говорила, что после практики они уедут, что ты гуляешь с Петькой, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно проведенное лето». И еще, что надо смотреть на вещи проще…

– Проще. Но ведь и влюбиться надо! И пострадать. Как же мне не страдать, если в этом и смысл? Фу, как мерзко на душе.

– Тогда здорово, если ты и хотела пострадать… – снова попыталась утешить подругу Марля.

– Здорово?! – снова не утешилась Надя. – Говорил, что любит, а теперь «прощай навсегда»?! Какое, к черту, море?! До 1 сентября еще столько времени – он должен был со мной быть!

– Петька тебе в любви признался?!

– Конечно. «Люблюнимагу» и все такое. А че? Я умница и красавица, как в меня не влюбиться?

– Везет тебе… – вздохнула Марля, которой никто никогда в любви не признавался.

– Че везет-то, если они завтра уезжают?! До тебя что, это не доходит?!

Марля удивленно посмотрела на Надю. А ведь снова та была права: Марля вроде бы и понимала, что Федька с Петькой уезжают, что больше она их никогда не увидит, а вроде бы и нет. Вчерашнее переживание было настолько сильным, что заполнило ее до краев, и больше ничего не влезало. Все ее мысли вертелись вокруг одного: он меня поцеловал! И все ее чувства были завязаны только на этом. И ничего другого ей было не надо: только сидеть и думать о том, как Федька ее поцеловал. О своем первом поцелуе. ПЕРВОМ В ЖИЗНИ ПОЦЕЛУЕ.

Усилием воли Марля попробовала переключиться на реальность и услышать подругу. «Петька с Федькой завтра уезжают». Она больше никогда не увидит Федьку. Она не будет его девушкой, а он не будет ее парнем. Они больше никогда не будут скакать по полю на лошади…

И тут Марле стало грустно. Очень грустно.

– Жаль, что они уезжают… – сказала она после долгой паузы.

– Надо же, дошло! Ну ты прямо тормоз какой-то. Я с утра дергаюсь, пытаюсь что-нибудь придумать. Ведь надо же что-то делать! А ты сидишь и тупишь.

– А что можно придумать? – удивилась Марля.

– Что-нибудь! – отрезала Надя.

– Я…

– О! – перебила Марлю Надя. – Я придумала.

– Что?

– Мы ЕДЕМ С НИМИ.

В поезде было жарко и душно. Солнце светило в окошко их отсека плацкартного вагона. Впрочем, «светило» – это было мягко сказано: оно нещадно пекло, выжигая все внутри.

– Может, поедим? – как ни в чем не бывало предложила Надя.

Парни охотно согласились, а Марля только отрицательно помотала головой.

Ей до сих пор не верилось, что они едут к морю. ОНИ ЕДУТ К МОРЮ!

Надя устроила все быстро. Наплела бабе Аглае, что они с Марлей поживут у нее в Армавире. Дома, в Армавире, сказала родителям, что они поедут к ее подружке Сашке Ященко. Сашке Ященко сказала, что, если ей будут звонить ее родители или бабушка, чтобы она сказала, что подружки у нее и все хорошо, но они едут к ее бабушке в какую-то станицу, где связи не будет.

У Марли были деньги, которые родители на всякий случай выдали ей с собой, у Нади была какая-то заначка: она копила на крутую косметику. А потому вопрос с билетами решился легко и просто. В самом же Туапсе, куда направлялась компания, Надя была искренне уверена, что платить за проживание и за еду будут парни. А потому достаточно иметь деньги только на обратный билет.

Не известно, как у самой Нади, но у Марли и правда оставалось только на обратный билет. Потому что перед поездкой все та же Надя уверенно притащила ее в магазин и заставила прикупить себе новый купальник, топ и парео, а также босоножки на огромном каблуке, чтобы быть выше и выглядеть старше. Марля немного посопротивлялась трате денег, но после Надиного решительного: «Ты хочешь, чтобы Федька признался тебе в любви или нет?!» – сдалась.

Сумка была собрана, билеты куплены, решение принято, но весь последний день Марля места себе не находила, так ей было страшно и неуютно. Она едва успела хоть немного привыкнуть к поселку, бабе Аглае и самой Наде, к жаре и занятиям «на спорте», а тут снова нужно было все менять, ехать неизвестно куда с парнями, которых она толком и не знала. С одной стороны, она, конечно, хотела быть с Федькой еще немного. Хотела, чтобы он поцеловал ее еще раз. Чтобы они гуляли где-то в незнакомом Туапсе по улицам, заходили в кафе, купались в море… Но, с другой стороны, что-то внутри говорило ей, что парни не звали их с собой, что они напросились, что что-то не так в этой ее странной и стремительной любви, навязанной Надей…

Но Надя нашла последний и верный аргумент, чтобы покончить с Марлиными страхами раз и навсегда:

– Ты никогда не видела море?! Как ты можешь жить, если ты никогда не видела море? Жизнь проходит мимо. Ты должна это увидеть!

И они поехали на море.

Море оказалось большим и сине-зеленым. В мелких белых барашках волн. С шумным прибоем. С желтым песком пляжа. С запахом йода и водорослей.

Сразу на вокзале парни договорились о проживании с какой-то бабулькой, уверившей их, что нужно пойти жить непременно к ней, ведь ее гостевые домики самые уютные и находятся всего в ста метрах – ста метрах! – от моря. Только бабулька не сказала, что эти сто метров по вертикали в гору…

Обливаясь потом и скользя на хвое и шишках сосны пицундской, проклиная все на свете, четверо путешественников ползли в гору едва ли не час. И только бодро, как козочка, прыгающая впереди бабулька не давала им плюнуть на все и отказаться. Единственным же утешением стало то, что сверху, с горы, открывался на море такой замечательный вид, что дух захватывало. Марля так и вовсе, едва увидела, встала столбом. Стояла и смотрела, смотрела, смотрела в бирюзовую даль, пока Надя не вернула ее в реальность:

– Переодевайся, купаться пойдем!

Бабулька поселила компанию в домик, разделенный на две каморки. В каждой каморке было по две кровати, тумбочке и вешалке. Двери каморок выходили на общую небольшую веранду, где стоял стол и стулья. Ни туалета, ни душа в жилище не предполагалось. Как позже выяснилось, общие на всех, они были в другом конце бабулькиного участка.

Переодевшись, все четверо дружно рванули к морю. Полусбежали-полускатились вниз с горы минут за двадцать. Пробежали по песку, скидывая с себя одежду, и бросились в прибой. И даже Марля, боявшаяся воды, вдруг неожиданно для себя смело кинулась вперед, в волны, вместе со всеми. И поплыла…

Поплыла!

Марля и сама не поняла, как это получилось. Она гребла руками, как показывала ей Надя, била по воде ногами, но не тонула и не хлебала тину, как в прудах в конном заводе, а плыла.

Вода держала ее на себе! Она качала и убаюкивала ее. Выталкивала вверх.

Марля плыла и не верила своим ощущениям. Конечно, она не отплывала далеко от берега, конечно, она быстро устала, конечно, она все равно пару раз хлебнула соленой воды, но ОНА ПЛЫЛА. Уставшая и счастливая Марля вылезла на берег и без сил упала на расстеленное полотенце.

И такое счастье вдруг накатило на Марлю! Она была не хуже всех! Она, заморыш и задохлик, плыла. Она сама научилась плавать! Она научилась ездить верхом, а теперь она еще и умеет плавать. Она тоже кое-что может. Да что там – кое-что! – она может все. Марле вдруг показалось, что она может все-все-все, все, что захочет. Она вдруг почувствовала себя такой сильной, такой уверенной. Ей показалось, что больше ничего можно не бояться и никого не стесняться. Что она, Марля Нечаева, такая же, как все.

– Здорово! Классно! Зачет! – такие же взбудораженные вернулись на берег остальные.

– Высохнуть, переодеться и в город! – высказалась Надя.

– Да, в город охота. Погулять, девок местных побачить, а то и помацать… – довольно протянул Петька и тут же получил от Нади подзатыльник. – А шо? И шуткануть нельзя?

– Сохнем и в город. Тем более и солнце садится. Надо посветлу залезть на эту гору, – резюмировал Федька.

Вечерний Туапсе сиял огнями и оглушал музыкой. Казалось, весь город состоит из одних только кафешек и дискотек. Что все здесь танцуют и пьют вино и никто никогда не работает. Что здесь каждый день – праздник.

Марля шла хвостиком за компанией и с удивлением крутила головой по сторонам. Все вокруг ей было непривычным, казалось манящим и устрашающим одновременно. Люди шли навстречу какие-то совсем другие, не такие, как в ее родном Петербурге. Полуголые, разодетые в какие-то блестки и перья, как на карнавале, шумные, громкие. Все толкались, что-то кричали, что-то покупали с бесконечных прилавков, заваленных совершенно бессмысленными и непонятными с точки зрения Марли вещами. Кафешки сменяли одна другую, некоторые были солидными, кирпичными, с красивой отделкой, другие – совсем простые, сколоченные из каких-то фанерок, с названиями, написанными краской. Из каждой между тем тянуло едой, какой-то резкой, острой, слишком сильно пахнущей и совершенно незнакомой Марле. А еще, перепутываясь, смешиваясь в один сплошной грохот, из каждой неслась музыка… И огни везде сияли, сверкали, мерцали, слепили глаза…

Марля шла на непривычно высоких каблуках, в длинной юбке, накрашенная Надей по-взрослому и чувствовала себя совсем большой. Взрослой. В первый раз она без родителей была в незнакомом городе, у моря, где-то далеко-далеко от своего дома. Она шла в компании парней – и она шла развлекаться. По-взрослому. Сидеть в кафе, танцевать… Радость переполняла ее. «Вот бы Нинка увидела меня, какая я, с кем я! Да что там Нинка, увидели бы меня наши первые красавицы Корвякова с Июдиной – обзавидовались бы. Вот бы они все-все, весь класс, увидели меня сейчас… И больше никто не посмел бы обзывать меня тряпкой, задохликом и недомерком!» – думала Марля.

Но, несмотря на все эти мысли, она по-прежнему немного боялась, изо всех сил старалась не отстать, не потеряться. Ей, как маленькой, очень хотелось, чтобы кто-нибудь взял ее за руку и провел через это все за собой. Ей хотелось, чтобы Федька взял ее за руку…

Но Федька, Петька и Надя, перекрикивая музыку, старательно спорили, куда, в какое кафе им лучше зайти. Петька кричал, что ему нужно самое лучшее кафе, потому что он ни абы кто-нибудь, а крутой чувак. Федька считал, что не надо тратить лишних денег, а надо найти что-нибудь подешевле. Надя же была уверена, что главное – чтобы можно было в этом кафе сплясать. А когда спросили Марлю, что она думает по этому поводу, она растерялась и сказала, что пойдет в любое, какое они выберут.

В конце концов с кафешкой определились. Долго заглядывали с улицы внутрь, рассматривали меню с ценами, вывешенное снаружи. Сошлись, что место хорошее, и решительно шагнули внутрь. Но не тут-то было…

– Куда? – неожиданно вырос перед ними устрашающего вида охранник.

– Внутрь, – сообщил Петька, но не очень уверенно.

– Деточки, вам сколько лет?

– Тебе паспорт показать? – это уже встрял Федька.

– Младенцев, – и охранник ткнул пальцем в Марлю, – не обслуживаем.

И сколько бы ни спорили с ним, пройти внутрь не получилось.

– Ладно, пойдем в другое кафе! – радостно и пресекая все разговоры о Марлином возрасте и внешнем виде, сообщила Надя и решительно потащила всех дальше по улице.

Но когда компанию не пустили уже в третье кафе, парни стали злиться.

– Так я и думал, шо так зробится… – буркнул Петька себе под нос.

Марля тут же внутренне съежилась. Стала еще меньше. Она больше не казалась себе большой, красивой, взрослой… Она снова была маленькой девочкой, как в школе, где все ее упорно пытались отправить на нижний этаж, где занимались младшеклассники…

– Я… я… – Марля чувствовала себя виноватой, виноватой в том, что была не такой, как они, что она испортила всем вечер… – Я могу… могу… – Но слова никак не шли с губ… – Я могу пойти домой. В домик. К бабульке…

– Ты устала, да? Я так и думал, шо ты сдуешься, – обрадовался Петька. – Так ты не заставляй себя – иди. Шо тебе с нами болтаться?

Марля и сама вроде бы собралась домой, но… но едва он это сказал, как она чуть не расплакалась. Она поняла, что на самом деле ожидала совсем другого. Что ей скажут, что никто ее никуда не отпустит, что они все вместе, что они не бросят ее, а что-нибудь непременно придумают… С надеждой она бросила взгляд на Федьку. «Если он скажет, чтобы я уходила, я… уйду, – быстро решила она, – я уйду… совсем. Куда-нибудь совсем навсегда. Уеду в конный завод. Нет, Петербург. Далеко-далеко отсюда…»

– Вместе приехали – вместе и будем гулять, – высказался Федька. – Надо придумать, как Марлю незаметно провести в кафе.

И мир снова стал замечательным. Радужным и светлым для Марли. Волшебным и таинственным. И она улыбнулась.

Глава 10

Марля ушла

С утра парни с загадочным видом и под лозунгом «У мальчиков – свои секреты!» куда-то удрали, а подружки отправились на пляж. Лениво купались, копались в песке, натирались кремами от и для загара, болтали. Вспоминали вчерашний вечер.

Как ни странно, но в следующее же кафе после Федькиного решительного «надо придумать, как Марлю незаметно провести» их пропустили без проблем. Они втроем – Федька, Петька и Надя – окружили Марлю и бодрой толпой проникли внутрь. Заняли столик в углу, чтобы не отсвечивать. А плясали все время в центре, в толпе, оставляя Марлю невидимой для персонала. А может быть, просто в этом кафе спокойнее относились к присутствию несовершеннолетних, и прятались они зря. Но так или иначе вечер удался, и все остались довольны.

А потом, после кафе, вчетвером долго шли обратно, только не через город, а по пляжу. Прямо по песку босиком, под звездами. Говорили ни о чем и обо всем сразу. И Марля снова шла позади всех, смотрела на море, на небо, на огромный Орион, который у них в Петербурге виден только зимой, а здесь висел во всей своей красе над водой прямо посередине лета. Марля шла и вдыхала запах моря, вслушивалась в шум прибоя. И ей казалось, что все это происходит не с ней, а с какой-то другой девчонкой. А потом вдруг она поняла, что она неожиданно стала совсем не она. Она сама стала другой девчонкой. Она больше не серая мышка, вечно и всего пугающаяся. Она теперь умеет ездить верхом и плавать! Она гуляет ночью вдоль моря с парнями! Она носит туфли на огромном каблуке!

И снова Марле больше не было страшно. Ей казалось, что весь мир – ее дом. И больше не надо бояться. И так хорошо ей было идти по пляжу, что она вдруг подумала, что ведь это, наверное, и есть счастье…

– Счастье?! – удивленно переспросила Надя, едва Марля поделилась с ней своими впечатлениями. – Осссьпидя! Не, ну я с тебя слабею. Профукала ты вчера свое счастье!

– Что? – опешила Марля. – Как?

– Так! Мы зачем сюда приперлись? Чтобы с парнями тусить! А ты что? Ты плелась сама с собой в конце. Я тебе что про парней говорила? Им подмаргивать надо. Стимулировать их. Вертеть ими. Они сами как телки́ неразумные: хотят подойти, но с места не сдвинутся. А ты шла и на Федьку ноль эмоций. Он нас с Петькой задолбал своими разговорами о лошадях! Прилип как банный лист к жопе. Я уж и так и эдак ему: «Марлечка там, наверное, скучает, Марлечке, наверное, поговорить охота с кем-то…» А он как ни обернется, ты идешь с блаженной физиономией, как идиотка, ей-богу. Если уж решила таинственно отстать, так хоть бы хлопнулась в песок, сказала бы, что ногу подвернула. Да мало ли что придумать можно!

– Да? – От избытка информации Марля растерялась. – Я должна была упасть?..

– Да! Надо было привлечь к себе его внимание! Учу я тебя, учу, как с парнями обращаться, а тебе все как об стенку горох! Ты как с дикого острова, где вообще парней нету.

Марля поняла, что пыталась донести до нее подруга, и снова почувствовала себя виноватой.

– Надя, прости меня, я опять все забыла… Я помешала вам с Петькой? Я… Я какая-то… необучаемая. Я вроде и понимаю, что ты говоришь. И верю тебе. И ты, конечно же, права. А я… Я какая-то не такая, – и горестно вздохнула.

– Какая не такая-то? Самая что ни на есть такая. Только слушай меня и учись себя вести с парнями. Сегодня вечером ушами не хлопай. Подморгни Федьке лишний раз. Пригласи его медляк танцевать. А то что вы вчера не танцевали медляки-то? Прижмись к нему. Скажи, что тебе жарко, и вытащи его потом на воздух. Скажи, что тебе в глаз что-то попало – пусть посмотрит. Это – знак, чтобы он тебя поцеловал. А в разговоре поддакивай ему, со всем соглашайся. Пусть почувствует себя умным, парни это любят. Восхищайся им. Скажи ему, что он – красивый. А обратно пойдем – отстань, упади и скажи, что ногу подвернула. Пусть на руках тебя потаскает. Должен же быть какой-то бонус от того, что ты такой дрищ. Э… прости, от того, что ты… хрупкая.

– А он должен меня до дома потом на руках тащить? – удивилась Марля.

– Конечно! Ты разве не мечтала, чтобы тебя парни на руках носили?

– Но ведь у нас дом на горе!

– Черт! Не подумала. Ладно, пусть до горы тащит.

– А потом мне что сказать: ой, все прошло? Но ведь он поймет, что я соврала?

– Оссьпидя! Ты сначала упади, пусть на руки возьмет, а потом сориентируешься. Зачем придумывать проблемы, пока их еще нет? Лучше давай купаться пойдем!

Подружки искупались и снова плюхнулись на полотенца. Марля полезла было в сумку за книжкой, но Надя ловко пресекла ее порыв:

– Ты сюда что, читать приехала? Смотри, какой парень симпотный пришел, пока нас не было!

– Где?

– Да вон лежит! Пошли кадрить!

– Зачем? – изумилась Марля. – Мы же со своими парнями здесь.

– Но ведь их же нет рядом! – пожала плечами Надя. – Секреты какие-то развели, понимаешь. А нам что теперь, скучать? Пошли!

– Не, я не пойду, – испуганно, как будто подруга могла кинуться на нее и потащить кадрить кого-то силком, помотала головой Марля.

– Ну и ладно. Я одна пойду. Лежи здесь.

Надя ушла, а Марля уткнулась в книжку. Вынырнула из текста минут через тридцать. И увидела ровно то, что и ожидала: Надя сидела, тесно прижавшись к незнакомому симпотному парню, и о чем-то с ним ворковала. Марля вздохнула: с каждым днем ей все меньше и меньше верилось, что когда-нибудь она научиться так ловко управляться с парнями, как Карнаухова. А раз она не научится, то и не будет у нее никогда – никогда-никогда! – своего парня. Чтобы не расплакаться, Марля снова взялась за чтение – провалилась в другой, выдуманный мир, где главная героиня Лиза хоть и страдала, хоть и мучилась, хоть главный герой Вася Рябов и должен был ее бросить странице на сто двадцатой, но все равно ведь в конце она обязательно встретит свою настоящую любовь, и все будет хорошо.

От чтения Марлю отвлек телефонный звонок. Звонили Наде. Окинув взглядом пляж, Марля заметила далеко в воде парочку, отдаленно похожую на подружку и симпотного парня. Телефон же между тем надрывался. Марля глянула одним глазом на дисплей – «Петька» – и решила ответить.

Петька сообщил, что они сидят в кафе «Разгуляй» и с нетерпением ждут подружек. Сообщил адрес и потребовал, чтобы те немедленно «перестали отращивать жабры» и шли к ним.

– Хорошо, уже бежим, – послушно сказала Марля и пошла к морю за Надей.

В кафе «Разгуляй» подружки попали только через два часа. Причем Надя вошла, как все люди, через вход, а Марле пришлось попадать через туалет с торца. Благо кафе представляло собой просто навес, а вместо стен были только невысокие оградки.

Ожидая девчонок, Федька с Петькой успели уже поесть, а потому встретили подружек сытые и довольные. Надя, казалось, этому факту даже обрадовалась, а Марля растерялась. Она и сама не горела желанием пить алкоголь и общаться с пьяными тоже не жаждала. Парни показались ей неприятными, громкими, расслабленными, какими-то чужими. Марля села с краю стола на стульчик и сжалась в комок. Как себя вести, что делать и о чем говорить, она не знала. Надя же, напротив, весело принялась рассказывать, как они загорали и купались, какая замечательная погода и как хорошо, что парни позвали подружек на море.

А Марля сидела и смотрела на улицу, на людей, которых становилось все больше. Вечерело. Небо, видневшееся между крышами домов, становилось все темнее. Единственное облачко, висевшее над огромным каштаном, медленно меняло цвет с белого на розовый, на темно-малиновый, на темный. А когда солнце совсем зашло, каштан вдруг вспыхнул сотней маленьких огоньков. Это владельцы кафе, расположенного рядом, включили опутывавшую дерево гирлянду.

Между тем в «Разгуляе» собралось изрядное количество посетителей, официанты сменили тихую романтическую музыку на громкую и зажигательную. Тут же на танцполе между столиками пустились в пляс две высоченные, ярко накрашенные и почти полуголые девицы. К ним стали подтягиваться и остальные. Федька с Петькой тоже кинулись на танцпол.

– Я заказала нам поесть! – оповестила Марлю Надя. – Вон, это наша официантка, это она нам несет.

Перед подружками появилось по тарелке салата и по порции шашлыка.

– Сколько это стоит? – испугалась Марля.

– Какая разница? Парни заплатят, – отмахнулась Надя. – Ты пиво будешь?

– Не-а.

– А я пока не знаю. Че ты такая кислая опять? Что не так-то?

– Не знаю, – вздохнула Марля. – Как-то все не так.

– Сколько можно ныть, а? Все же отлично! Мы накупались, назагорались, мы со своими парнями в кафе. Ща поедим и тоже будем отжигать. Смотри, как Петька смешно танцует.

Марля послушно нашла глазами Петьку. Танцевал он и правда смешно. Махал руками, как-то весь складывался пополам. С дурацкой улыбкой. Рядом перетаптывался с серьезным видом Федька. Танцор из него тоже был никакой.

Марля смотрела на Федьку и все не могла понять: кто он ей? Кто ей этот парень? Ведь он так и не предложил ей быть его девушкой. И больше не пытался поцеловать. И вообще они даже толком не разговаривали ни о чем. Что она о нем знала? Что он любит лошадей? Что родом из Сибири? Что учится в Москве? Но какой он? О чем он думает? Что для него важно и значимо? Что он любит и чего не любит?

И Марля снова позавидовала Наде. Той простоте, с которой она вступала в контакт с парнями. Как просто и легко решала, любит не любит. Как четко обозначала свои цели и как уверенно шла к ним. Что Надя знала о Петьке? Почему-то Марля была уверена, что не больше того, что она знала о Федьке. Но подружку почему-то это и не волновало. А Марля чувствовала где-то внутри, что все это в корне неправильно. Что все должно быть как-то не так…

– Ты есть будешь? – вернула ее в реальность Надя. – Ешь давай, а то так и не вырастешь.

– Я и так не вырасту, – буркнула Марля – всякое упоминание о ее маленьком росте немедленно портило ей настроение, – но послушно стала есть.

– Оссьпидя, опять ты ноешь. Из-за Федьки расстраиваешься? Ну и что, что он там без тебя пляшет? Смотри, какие девицы рядом – он же на них не смотрит? Все в твоих руках. Действуй! Слушай меня. Ща поешь и подойди к нему. Потанцуй. Прикоснись к нему, скажи что-нибудь на ушко. Это называется «тактильный контакт». Это очень важно. Парни от этого заводятся. Возьми его за руку. Попроси медляк заказать. А что? Пусть тоже постарается ради вашей любви! Закажет он медляк у диджея. Потанцуете. Тащи его на пляже посидеть. Это такая романтика. Звезды. Море. Да что я тебе рассказываю? Сама понимаешь. Там снова поцелуетесь. И все, никуда он не денется, влюбится и женится, как говорится. Главное, не таскайтесь за нами с Петькой, хорошо? А то вчера весь вечер нам испортили.

Марля доела и послушно направилась на танцпол. Только танцевать у нее не очень-то получалось. От непривычных высоких каблуков ноги у нее зверски болели. Вчера еще как-то терпимо было, а сегодня с каждой минутой хождение все больше походило на пытку. Да и танцевать она просто стеснялась. Стеснялась себя, того, как она выглядит. Ей казалось, что она совершенно не умеет двигаться, что все только на нее и смотрят. А главное, на нее смотрит персонал заведения, и вот-вот кто-нибудь из них схватит ее за руку и спросит: «Девочка, где твои родители? Не пора ли тебе спатеньки?»

Да и Федька с Петькой ее как будто не замечали. Надя пришла в их круг – заметили, заулыбались, стали хватать ее за руки, отплясывать рядом. А ее, Марлю, как будто не видели. Как будто и не было ее вовсе. Надя же как ни в чем не бывало схватила ее в охапку и зашептала в ухо:

– Че теряешься? Давай подойди к нему! Давай!

Усилием воли Марля на ватных ногах подошла к Федьке. Взяла его за руку. Парень вопросительно посмотрел на нее…

Легко сказать: прошепчи ему на ухо! Но ухо Федьки было так высоко… По привычке Марля попыталась встать на цыпочки, но… Но на каблуках она и так стояла на цыпочках, выше встать у нее не вышло.

– Федька! Давай станцуем медленный танец, – попросила она.

– Что? – не расслышал тот.

– Танец… – растерялась Марля.

– Я не слышу, – констатировал Федька, даже не попытавшись услышать ее, наклониться к ней.

И тут… И тут что-то случилось. Внутри Марли, она вдруг резко развернулась и решительно направилась прочь из кафе. На улицу, под небо, к каштану в огоньках. Остановилась под деревом. Вдохнула полной грудью воздух. Воздух был пропитан морем…

– Ты куда? – тут же вслед за ней выскочила Надя. – Вернись! Что мы за тобой бегать, что ли, будем?! Детский сад какой-то!

А за ней уже показались и парни.

И тут Марлю прорвало:

– Не надо за мной бегать! Не надо! Мне всего этого не надо! Не надо мне твоих дурацких каблуков! – Она решительно сорвала с ног босоножки и швырнула их куда-то себе за спину. – Не надо мне твоих поучений про любовь. Любовь – это совсем не то, что ты говоришь. Любовь другая! А это все – не любовь! Что ты смотришь на меня, Федька? Что, скажешь, что ты любишь меня? Что я нужна тебе? Ни фига я тебе не нужна! А Петька так вообще меня ненавидит. За то, что я такая маленькая и со мной не во все кафешки пускают. А ты, Надя, зачем ты меня потащила сюда? Чтобы показать мне море? Чтобы у меня была романтика с Федькой, которому на меня наплевать? Тебе просто не хотелось ехать сюда одной. Тебе нужна компания. Тебе нужен кто-то, кому можно до бесконечности сливать свои душевные переживания, кого можно учить и воспитывать, чувствуя себя при этом взрослой и опытной. Только твой опыт ничего не стоит. Потому что он – ложь. Это одна большая ложь. И Петька тебе тоже на фиг не нужен. Мы тут все друг другу на фиг не нужны. Но зачем-то пытаемся изобразить, как нам хорошо, как мы круты и какая у нас любовь. А я не хочу больше играть в эту игру. Я У-ХО-ЖУ! – С этими словами Марля действительно развернулась и ушла.

Босиком по асфальту.

И никто ее не стал удерживать.

Глава 11

Романтика

Марля всегда со всеми соглашалась. Она всегда делала то, что от нее ждали. Она никогда ни с кем не спорила и всегда всех слушалась. Но впервые – впервые! – с ней что-то произошло. В ней что-то изменилось. Она поняла, что у нее есть свое мнение и что она сама способна решать, как ей себя вести и что делать.

Она вдруг ясно увидела всю эту ложь, которая в последнее время была вокруг нее. Все эти нелепые попытки Нади кадрить всех подряд. Устраивать себе страдания – какие-то кривые отношения, которые никому не были нужны. Марля вдруг остро почувствовала, как Надя пытается быть какой-то не такой, какая она есть на самом деле. Что-то из себя строит, что-то изображает. Как будто Надя постоянно гонется за каким-то призраком, упорно и упрямо пытается догнать его, назвать любовью, доказать всем, что и у нее есть любовь, что и ее кто-то любит, и она кому-то нужна.

Но ведь парни – не вещи. Не телки́, как любила говорить Надя. Они тоже живут, что-то думают, что-то чувствуют. Они чего-то хотят или не хотят. О чем-то мечтают. Как можно верить, что за них все можно решить? Что надо просто что-то определенное сказать, как-то так хитро посмотреть, что-то сделать – и все, и дело в шляпе, и вот она любовь, получи-распишись?

Марля поняла, призналась сама себе, что и она зачем-то тоже втянулась в эту глупую игру. Стала изображать из себя ту, которой не являлась. Стала какой-то чужой, насквозь фальшивой, ненастоящей. Ради чего? Ради иллюзии любви? Ради какого-то чужого ей по сути Федьки, которому она и вовсе не нужна? Ради того, чтобы доказать себе, что она такая же как все? Как какие все? Как насквозь фальшивая Надя? Как ее подруга, причем подруга в кавычках, Нина, которая постоянно таскается хвостом за первыми красавицами класса Корвяковой и Июдиной?

А что в их жизни есть такого, чего нет у Марли? Бесконечные пробежки за парнями? Сплошные страдания и унижения? Попытки любыми способами заполучить хоть какого-нибудь парня исключительно для того, чтобы потом хвастаться в классе? А нужно ли все это ей, Марле? Счастливы ли все эти девчонки? Раньше Марля думала, что это и есть счастье. И только сейчас вдруг поняла, что к счастью все это не имеет никакого отношения.

Единственное, что в это лето было настоящим в жизни Марли, – это лошади. Они были живые, теплые, добрые. И это было счастье – бежать каждый день на спортивную конюшню, седлать Загадку, выезжать на плац. И боль в мышцах, и первые победы, и галоп, и похвала тренера Андрея. И это была ее жизнь и ее счастье. А вовсе не вся эта фальшивая любовь, придуманная Надей.

Марля шла босиком по пляжу, и сердце билось в ее груди часто-часто. Ей было и страшно, ведь она первый раз взбунтовалась, сказала то, что она на самом деле думает. И радостно, ведь она поступила так, как подсказало ей сердце. Она впервые была сама собой. Она поняла, кто она, какая она, что ей нужно, о чем она мечтает…

И при этом ей было ужасно одиноко. Марле казалось, что она разом потеряла все: подругу, парней – и осталась совершенно одна в незнакомом городе, далеко от родителей. Что делать, она не знала. Успокаивала себя тем, что утро вечера мудренее, что главное – скорее добраться до домика, залезть в кровать, накрыться с головой одеялом и уснуть.

– Э-эй! – вдруг донеслось до нее.

Марля вздрогнула, остановилась и огляделась.

На пустом пляже сидели две женщины. Две очень красивые, волшебные женщины в широкополых шляпах, в платьях и шалях на плечах. Такие, каких Марля, пожалуй, видела только в кино. И почему-то вдруг ей показалось, что именно так и должны выглядеть феи.

– Иди к нам! – позвала ее одна из женщин.

Марля стояла и не верила своим ушам: неужели они звали ее к себе?

– Не бойся, – ободрила ее вторая и улыбнулась, – мы не кусаемся.

Марля подошла к ним.

– Хочешь персиков? – спросила ее первая.

И тут Марля разглядела ведро с персиками, стоявшее рядом с женщинами. Правильно ли было подходить к незнакомкам и брать у них фрукты, Марля не знала, но ей вдруг очень захотелось персиков, и прямо сейчас.

– Садись, – предложила ей вторая, показывая рукой на песок рядом с собой. – Меня зовут Анна. А ее – Ирина. А тебя как?

– Марля, в смысле Марлен, – сказала Марля, присаживаясь рядом и принимая персик.

А сама внутренне напряглась, ожидая вопроса про возраст, поздний час и родителей. Но его не последовало. Вместо этого Ирина сказала:

– Какой удивительный вечер, не находишь? Безветренный. И море такое… ленивое. Ворочается в темноте…

– Почему ты гуляешь одна? – спросила Анна.

И Марля, сама не зная как, вдруг стала рассказывать незнакомкам всю свою историю жизни на юге. Про Надю, про Федьку с Петькой, про неудавшуюся и фальшивую любовь, про то, какая она маленькая и что никто не воспринимает ее всерьез, про лошадей, которым все равно, какого она роста, про сегодняшний скандал у кафе, про выкинутые босоножки…

В какой-то момент Марля не выдержала и разревелась. Совсем по-детски. Как плакала когда-то давным-давно, когда была совсем ребенком. Горько и по-настоящему. А Анна с Ириной сели по бокам и обняли ее с двух сторон. Кто-то из них гладил ее по голове, кто-то что-то шептал на ухо. И Марле вдруг стало так хорошо, уютно и безопасно, что слезы высохли сами собой.

– А я развелась с мужем, – призналась Анна Марле как лучшей подруге. – Мне было трудно на это решиться. Ведь мы прожили вместе три года. Но все три года я точно знала, что это – не то, что мне нужно. Что это – не мой человек. Знаешь, бывает такое ощущение… Встретишь человека и понимаешь, что он – твой. Такой, как ты. Родной. Близкий. А бывает, общаешься с кем-то, и весь он такой замечательный, но… чужой. Лишний. Ненужный. И теперь мне кажется, что я такая дура, что не развелась сразу. Терпела его зачем-то рядом. Врала и слушала вранье. Наверное, просто боялась остаться одна…

– А как вы это поняли, что он – не ваш? – спросила Марля.

– Почему «вы»? – улыбнулась Анна. – Я же ненамного старше тебя. Тебе шестнадцать? А мне двадцать три. Я совсем не взрослая тетя. Я – такая же девчонка, как ты.

– И я – не тетя, – вступила в разговор Ирина. – Мне двадцать пять, но я тоже девчонка. Так что давай на «ты», а?

– Давайте… Давай, – согласилась Марля.

– А как я поняла, что он – не мой?.. – Анна задумалась. – Не знаю… Это не через голову, не через «поняла». Это чувство. Я не знаю, как это объяснить…

– Я понимаю, о чем ты, – задумалась Ирина. – Я тоже как-то долго была в странных отношениях. Он любил другую, а она его – нет, и тут рядом была я, которая всегда готова была понять и утешить. Мне так хотелось быть ему нужной, что я бежала к нему по первому зову, а он… Потом, гораздо позже, я поняла, что он просто пользовался мною. Тогда же мне казалось, что он – мой. Но не потому, что я так чувствовала, а потому… Как трудно это сказать! – Она перевела дух и продолжила: – Потому что он первый, кто обратил на меня внимание. И я боялась, что больше никто на меня не посмотрит… Вот и цеплялась за него как за последнюю соломинку.

– Вы?! Ты?! – изумилась Марля. – Ты такая красивая, такая волшебная, такая… умная, добрая. Ты боялась, что ты никому не нужна?

– Я. В шестнадцать лет. И позже… Я считала себя уродиной. Я не умела общаться. Стеснялась. Была тощая. И с длинным носом. Он у меня, кстати, и сейчас длинный. Смотри. – И она повернулась к Марле в профиль. – Длинный?

Нос был длинный. Но большие глаза, длинные светлые волосы, локонами выбивающиеся из-под шляпы, красивый изгиб губ – все вместе делало Ирину настоящей красавицей.

– Но ведь дело не в носе… – не зная, что сказать, сказала Марля.

– В том-то и дело, – улыбнулась Ирина.

– И я себя считала уродиной. Тоже не веришь? – хитро прищурилась Анна.

– И ты?! – снова удивилась Марля. – Почему?

– Не знаю. Просто парни не обращали на меня внимания. А я думала, дело во внешности. И только потом поняла, что это были просто не те парни, которые мне интересны.

– А как же понять, которые те, а которые не те? Кто из них – мой, а кто – не мой? – спросила Марля. – Вот Надя говорит, что надо подходить ко всем, кадрить. Если парень не обращает внимания, есть определенные приемы, как его заинтересовать собой, как добиться внимания. Она мне рассказывала… Только я не помню.

– Если парень – твой, достаточно просто показать ему, что он тебе нравится. А дальше он сам сделает все, чтобы добиться твоего внимания. И ты можешь не знать никаких приемов, даже убегать от него – он побежит следом. Если будет чувствовать, что ты выбрала его, – сказала Анна.

Марля задумалась, потянулась в ведро за персиком.

– А иногда даже ничего показывать не надо. Если он опознал тебя как свою, то он сделает все, чтобы быть с тобой, – добавила Ирина. – А все остальное: приемы, все эти прижаться к нему, шепнуть на ушко – все это ложь. Это от скуки. Это от тоски по любви. Но это – не любовь.

– Да, наверное, это так… Я все время чувствовала, что все, что говорит Надя, – неправда, но не знала, в чем подвох… Я не хочу никого добиваться… Не хочу из кожи вон лезть, чтобы понравиться парню, который только от нечего делать поглядывает на меня…

– Ох уж эта странная идея, что можно себя как-то улучшить, приодеть, накрасить, научиться кокетничать…

– Апгрейдить себя, – вставила Ирина.

– …апргрейдить себя, – продолжила Анна, – все эти огромные каблуки, мини-юбки, чтобы соответствовать чему-то или кому-то и тем самым заслужить любовь.

– Хотя меняться, конечно, надо…

– Да, только все гораздо проще. Надо просто учиться любить.

– Учиться любить? – Марля слушала своих фей в оба уха.

– Да. Учиться замечать другого. Интересоваться им. Быть эгоисткой, но в меру, чтобы не ранить человека, который рядом, – высказалась Анна.

– Уважать и себя, и его. Потому что любовь – это ответственность. И забота. Любовь – это обмен. Если кто-то дает больше, а кто-то меньше – это сплошное использование, – добавила Ирина и улыбнулась. – Как давно я не говорила о любви… Так интересно, в пятнадцать лет я думала о любви одно, в двадцать – другое, в двадцать пять – третье… Что я буду думать о ней в тридцать? А ты, Анич, что думаешь про любовь?

– Я думаю… Когда вы вместе меняетесь. Становитесь взрослее. Мудрее. Что понимаете о себе и об этом мире. Любовь – это развитие. Не встретились – и все, и точка. Это только начало. Начало пути… А ты, Марлен, как считаешь?

– Я? – Марля растерялась: эти две женщины общались с ней не как с ребенком, а на равных, и ей это было удивительно. – Я думаю, что любовь – это романтика.

– А что такое романтика? Как ты поймешь, что это вот – романтика?

– Я пойму… Я почувствую, что… Что я как будто… выше всего. Не знаю, как это сказать. Как будто он и я – мы летим. И мы – часть этого мира. И мир – это часть нас. А мы вместе и… – И Марля окончательно запуталась.

И все трое замолчали. Какие-то люди прошли мимо. Рядом расположилась компания с гитарой. В ногах ворочалось море, а над ним висел огромный, далекий и близкий одновременно Орион.

На Марлю вдруг нахлынуло столько чувств разом, что она совершенно не знала, что говорить и надо ли это делать. А потом вдруг поняла, что она ужасно замерзла и ей хочется спать.

– Мы тебя проводим, – тут же поднялись с песка ее феи.

И все трое направились вдоль по пляжу. Подошли к тропике в гору, которая вела к домику бабульки, где жила Марля.

– Мне сюда, – показала путь она.

Стали подниматься: Марля впереди, а Ирина с Анной следом. В какой-то момент Марля обернулась на них и вдруг заметила, как на горизонте, между морем и небом появились один за другим несколько корабликов, расцвеченных огнями. Она шагнула вверх – появился еще один кораблик, ступила вниз – кораблики один за другим «пошли ко дну».

– Смотрите, они то появляются, то тонут! – не удержалась Марля.

Анна с Ириной тоже стали топтаться вверх вниз, наблюдая за появляющимися и пропадающими кораблями.

– Земля круглая, и чем выше мы поднимаемся, начинаем смотреть сверху, тем дальше видим и видим, что они появляются, – попыталась пояснить феномен Марля. – А когда опускаемся, они скрываются от нас за горизонтом.

– Как будто тонут. И правда, так занятно, – улыбнулась Анна.

– Интересно, а как далеко от нас горизонт? Земля круглая, мы не можем видеть все море, а только его часть. Так вот, как далеко от нас эти корабли? – заинтересовалась Ирина.

И тут Марля блеснула познаниями с географии:

– Горизонт от нас в одиннадцати километрах. И корабли, стало быть, тоже.

Налюбовавшись зрелищем, все трое двинулись дальше, продолжая разговаривать о круглой земле. Марля снова шла впереди, старательно глядя под ноги, чтобы не наступать на шишки, потому что это было больно. И вдруг заметила какие-то светящиеся точки, висящие примерно в метре над землей.

– Ой, что это? – удивилась она.

– Ой, это светлячки! – тут же подошла к ней Ирина.

– Да, да, это они! – обрадовалась Анна. – Я никогда их раньше не видела.

Точки между тем зашевелились, немного отлетели от людей, а потом снова приблизились. Марля сосчитала: их было шесть. И дальше троица двигалась в окружении светлячков, которые разноцветным почетным эскортом сопровождали их по темному лесу.

И вдруг Марля поняла, что она счастлива. Что она как будто выше всего. Что она как будто летит. Душа ее летит высоко-высоко. И она – часть этого мира. И мир – это часть ее. И она при этом не одна, а с двумя самыми замечательными людьми на свете. И это романтика. Без Федьки, без Петьки, без какого-либо парня рядом. Но самая что ни на есть романтика.

– Мне так хорошо… – не в силах сдержать чувств, сказала Марля, но смущаясь и не глядя на спутниц.

Все трое тут же остановились, замерли, обернулись на море, проглядывающее сквозь деревья, со светлячками корабликов в листве.

– И мне, – сказала Анна. – Давно мне не было так хорошо.

– И мне тоже, чего уж тут, – призналась Ирина. – Я так рада, Марлен, что мы тебя встретили…

Глава 12

Предательство

– Ну, шо, платити будем чи ни? – ни свет ни заря раздался в комнате голос бабульки.

Марля испуганно подскочила на кровати и отчаянно пыталась понять, кто она и где она.

Вчерашний вечер был дня нее таким удивительным, необычным, что полночи Марля не могла заснуть, все думала о себе, о любви, о парнях, об удивительном знакомстве с Анной и Ириной, о кораблях на горизонте, до которого одиннадцать километров… И теперь бабулька в застиранном халате в дверях их комнаты казалась ей чем-то лишним, чужеродным, портящим красивую сказку.

– Гля, даже вухом не ведуть. Вставайте, вставайте! Шо розвалилися? Платити хто буде?

Если кто и «не вел ухом», так это Надя, пришедшая под утро и от криков только положившая подушку на голову. Отдуваться пришлось Марле:

– А что, мальчики не заплатили? Они сказали, договорились с вами… – растерянно протянула она.

– Ваши хлопцы тильки лапши мне старой на уши навешали про карточки яки-те, про деньги в банке. Клялися и божилися, шо на другий день розплатятся. Я вас до ночи чикала – и шо? Никого не було.

– Так я это… Я сейчас к ним зайду. Если сказали, заплатят, значит, заплатят…

– Тю! Ваши хлопцы с раннего ранку уже того, сбегли, про вас и забыли, так бигли, будто за ними хто гнався.

– Как сбигли?! – подскочила Надя. – Куда сбигли?

– А воны мне сказали? – пожала плечами бабулька.

Но Надя, уже не обращая внимания, рванула мимо нее, полураздетая, в соседнюю каморку. Поддавшись ее панике, следом припустила и Марля.

Комната парней действительно было девственно пуста.

– Вот козлы! Какие козлы! Предатели! То-то мне вчера Петька уклончиво так отвечал, какие планы на завтра, то есть на сегодня. Они-то уже все знали… Какие сволочи! – неистовствовала Надя. – Как они могли с нами так поступить?! Что случилось?! А сам, паразит, целовался вчера со мной до утра! А-а! – И вдруг она ударила себя по голове, вспомнила: – Что-то мне Петька про Абхазию вчера говорил… Что же? Что там здорово… Они уехали в Абхазию. А нас не взяли! Да чтобы их там в плен взяли, в яму закинули, чтобы их там на плантациях мандариновых заставили работать!

– А точно они уехали? Совсем-совсем ничего не сказали? – напуганная Марля повернулась к стоящей за их спинами бабульке.

– Воны сказали, они платили в кафе, вы розплатитеся за жилье.

– А мы еще и платить за них должны?! – еще громче раскричалась Надя. – А вот и не будем! Они нас кинули – и мы не будем платить!

– Не будете? – переспросила бабулька.

– И не подумаем!

Бабулька ничего не сказала, молча вышла из комнаты. А подружки вернулись в свою. Еще минут пятнадцать Надя фонтанировала на тему, какие Петька с Федькой оказались сволочи, пока не выдохлась и не уселась на свою кровать. Марля же давно уже сидела на кровати, обхватив колени руками и не слушая подругу.

Она только в первые секунды испугалась известия, а потом вдруг ей стало легко и свободно. Почему-то она даже обрадовалась, что не надо будет больше видеть ни Петьки, ни Федьки, что можно будет просто гулять по городу, купаться на море, валяться на пляже, есть персики каждый день…

– А мне – все равно, – аккуратно призналась она.

– А мне – нет! А ты просто эгоистка. Это тебя Федька не полюбил, у тебя с ним ничего не вышло. А в меня Петька влюбился! И теперь я…

– Он не влюбился в тебя, – тихо сказала Марля. – Если бы он влюбился, он бы никуда не уехал…

– Как ты можешь мне говорить, влюбился он в меня или нет? Кто ты вообще такая? Что ты понимаешь в любви? – возмутилась Надя.

– Не кричи на меня. Я твоя подруга. И кое-что я теперь в любви понимаю. Я вчера с такими двумя женщинами познакомилась. Мы сидели с ними на пляже, говорили о любви, и они тоже сказали, что ты неправа, что все твои приемы…

– Что?! – перебила ее Надя. – Ты что несешь? Какие женщины? Это ты вчера все испортила. Фальшь! Игра! Что ты там наговорила?! Это у тебя фальшь и игра, а меня Петька любит! Любит! Любит!!! – И неожиданно она разрыдалась.

Марля растерялась. Надя плакала! Надя, вечная оптимистка, энерджайзер, плакала. Это не укладывалось у нее в голове. Марля осторожно подсела к подруге на кровать, погладила ее по плечу:

– Надя, не надо… Пожалуйста, ну что ты, конечно, он тебя любил. Это Федьке стало со мной скучно, и он убедил Петьку поехать с ним в Абхазию. Прости меня, пожалуйста, я не хотела, чтобы все так вышло…

Надя как неожиданно расплакалась, так же неожиданно и пришла в себя, вытерла слезы:

– Все, не буду больше страдать по этим козлам. Собирайся, мы тоже поедем в Абхазию, мы тоже крутые путешественницы!

– Надя, не надо в Абхазию! Давай пойдем на море, искупаемся, подумаем, как нам быть дальше…

– Никуда вы не пойдете! – тут же раздалось в комнате.

Обе подружки снова вздрогнули и испуганно уставились в дверной проем, в котором стоял огромный, голый до пояса и ужасно волосатый мужик.

– Вы кто?! Выйдите вон! – попыталась возмутиться Надя, но вместо грозного окрика получился почти писк.

– Вы шо моей матери наплели? Где гроши?

– Какие гроши? – с перепугу не поняла Надя.

– За хату! Гроши на стол – и выметайтесь.

– Но у нас нет денег…

И тут Марля вдруг поняла весь ужас ситуации: ведь у них с Надей фактически не было денег, только на обратные билеты в Армавир. И если сейчас придется расплатиться за четверых… Марле было страшно даже представить себе сумму…

Мужик между тем сумму озвучил. И весь его вид говорил о том, что без денег он отсюда не выйдет.

– Дяденька, – неожиданно взмолилась Надя совсем по-детски, хлопая глазами и почти пуская слезу, – дяденька, у нас нет денег, нас сюда мальчики привезли, все деньги у них, а у нас нету совсем… Но мы готовы уйти прямо сейчас, и вы спокойно сможете сдать домик другим людям…

– В полицию звонить будем? – ласково предложил мужик. – Скильки вам годов? Восемнадцати немае. Где ваши родичи? Знают воны, шо вы с хлопцами разъезжаете?..

У Марли внутри все оборвалось. Она в ужасе представила, как ее, будто преступницу, забирают в полицию, выясняют, кто она, сообщают родителям, а уж родители… Судя по тому, как побелела Надя, она, наверное, представила тоже самое.

Между тем мужик заметил Надину сумочку, валявшуюся у кровати. Надя даже возмутиться не успела, как мужик ловко вытащил кошелек и вытряхнул из него все деньги. Потом так же спокойно и не торопясь обследовал сумочку Марли и тоже опустошил кошелек. И только потом кинул подружкам:

– И шо б я больше вас здесь не видел! – и вышел.

– Что мы будем делать?! – Теперь Надя впала в настоящую панику.

Марля же как будто была в ступоре. Она методично собирала свои вещи, почти не слыша, что кричит подруга. Та же между тем продолжала:

– Все мужики – козлы! И Федька с Петькой, и этот… сынуля. Как он мог отобрать у нас все деньги?! Мы же несовершеннолетние! Детей обворовал! Вор! И куда мы теперь, куда?!

Марля вспомнила, что вчера повесила свой купальник сушиться снаружи, рядом с летней кухней, и молча вышла из комнаты.

Подойдя к кухне, она поняла, что очень хочет чаю, а лучше кофе. Залезла в шкафчик, где вчера оставила пакетики растворимого кофе и чая и печенье, которыми предусмотрительно закупилась накануне. Включила чайник, сняла с веревки свой, а подумав, и Надин купальник, села за стол. И стала ждать, пока закипит вода.

Солнце, несмотря на ранний час, жарило вовсю. А сквозь деревья видно было огромное, до горизонта, море. Море цвета морской волны. Марля смотрела на него и думала, что все равно она ни о чем не жалеет, ведь она увидела, какое оно – море…

– Ты куда пропала?! – чуть позже рядом объявилась Надя и с размаху плюхнулась на табуретку. – Точно, попьем чая. И пусть этот гад только попробует выпнуть нас без чая! Я все придумала. Все отлично: мы поедем в Армавир автостопом. А что? Мы же крутые путешественницы! Познакомимся по пути с какими-нибудь клевыми парнями, круто проведем время.

– Надя, может, хватит? Может, хватит знакомств с парнями? Мне кажется, это опасно – ездить двум девчонкам автостопом… – робко запротестовала Марля.

– У тебя есть другие идеи?

Марле пришлось признать, что нет.

– Верь мне, и все будет хорошо! А чья это, кстати, машина стоит? – Надя заметила, что рядом с соседним домиком отдыхающих стоит автомобиль, а какая-то женщина в окружении всеми силами мешающих ей детей укладывает в багажник вещи. – О! Вот прямо сейчас и начнем стопить. Вдруг они в Армавир? – И она решительно направилась к автовладелице.

Марля вздохнула и налила себе кофе, а Наде чаю.

Через пару минут вернулась и подружка:

– Они в Краснодар. В Краснодар, сказала, довезут, а до трассы подкинуть отказалась. Странная тетка – жалко ей, что ли? Но ничего, мы сами выясним, где трасса и доберемся. Все ништяк, подруга, со мной не пропадешь.

Все внутри Марли протестовало против езды автостопом. И это был не обычный ее страх новых людей, непривычных ситуаций, это было другое. Надина задумка на самом деле была не безопасной. И соглашаться на нее нельзя было ни в коем случае. Но что делать она не знала.

– Надя, не надо… Поверь мне… – робко попыталась отговорить подругу Марля.

– Что значит – не надо? Все ведь из-за тебя, если ты помнишь. Если бы не ты, я бы давно уже ехала с парнями в Абхазию. Мандарины бы там трескала. А ты развыступалась вчера! Федьку отвергла. Вот он и психанул. И зачем я вообще тебя с собой взяла?! Навязалась ты на мою голову, мелочь пузатая! – снова вспылила Надя. – Думаешь, мне интересно с тобой возиться? Зашибись как интересно! Всю жизнь мечтала таскать с собой сестру-седьмая-вода-на-киселе, недоростка.

У Марли слезы сами собой на глаза навернулись. Она подавилась кофе и закашлялась.

– И можешь реветь тут сколько угодно. Сама парней отшила – сама и расплачивайся. И деньги еще я из-за тебя потеряла!

И тут в Марлю как демон какой вселился:

– Почему я виновата?! – не глядя на подругу, начала она. – Это все была твоя идея. И про любовь с парнями, и что мы должны ехать за ними. И что они должны за нас платить везде. А почему они должны за нас платить? Почему они непременно должны в нас влюбиться? Кто мы им? Кто они нам? Это – не наши мальчики. Федька – не мой парень, не мой человек. И Петька – не твой. Мне вчера феи… женщины на пляже все объяснили. Все про любовь. Какая она. И что не надо за ней бегать. И приемы не нужны. Я теперь все поняла.

– Что ты несешь? Федька не мой, Петька не мой. Все нормально у них с речевым аппаратом! Какие феи еще? Точно с горя крышняк снесло.

– Ты меня не поняла…

– Да мне вообще по фигу, что ты там говоришь. Не хочешь ехать автостопом – не надо. Я поеду одна. Ты мне не нужна. – Надя допила чай, сполоснула кружку и ушла с кухни.

Марля осталась одна.

Теперь уже точно совсем одна. В чужом городе и без подруги.

Море было, солнце было, лето было. Ничего не изменилось в мире, но он вдруг показался Марле каким-то страшным, зловещим. Ей так хотелось заплакать. Разреветься. Уткнуться в плечо кому-нибудь, как вчера в компании Анны и Ирины… А ведь она даже телефонов их не знает! Знает только, что они из Карелии… И не обратиться больше к ним, не попросить помощи. И вообще ей в этом городе не к кому обратиться. И ей еще больше захотелось плакать. Даже слезы уже подбежали куда-то близко-близко к векам. Но что-то упрямо, неумолимо подсказывало ей, что плачь не плачь, слезами горю не поможешь. Что нужно срочно что-то решать. Что нельзя сейчас быть ребенком, а надо срочно становиться взрослой. Взрослой. А как?

Марля сидела и крутила в руках пустую кружку. Она не знала, что делать и как быть дальше…

И вдруг какая-то мысль промелькнула в ее голове. Краснодар, Краснодар… Марля не знала, что это за город, где это… Если они в Краснодарском крае, значит, это где-то недалеко, но вот в каком контексте она слышала это название? И тут она вспомнила. Это Вася Беда говорил ей, что 25-го числа на краснодарском ипподроме будут скачки, какие-то очень важные скачки. И туда поедет коневозка их конного завода…

– Надя! – Забыв про размолвку, Марля кинулась вслед за подругой. – Надя! Какое сегодня число?!

– Двадцать третье… Или двадцать четвертое? Двадцать четвертое. А что? – не поняла та.

– В Краснодаре двадцать пятого скачки. Туда поедет коневозка из «Восхода». А после скачек они поедут обратно. И мы можем поехать с ними!

Глава 13

Ипподром

Голодные, злые и уставшие подружки шлепали по дороге, ведущей на ипподром.

Добрая женщина-автовладелец, подкинувшая их до Краснодара, поделилась с ними бутербродами по дороге, но сама дорога в душной машине, постоянно елозившие и что-то болтавшие дети вымотали путешественниц. Марля еще кое-как переставляла ноги – выкинув туфли на каблуках, она с облегчением влезла в свои любимые старые кеды, а Надя так и ковыляла на каблуках, ведь никакой другой обуви взять с собой она не догадалась.

Всю дорогу подружки почти не разговаривали. Марля чувствовала себя виноватой, а Надя демонстративно злилась на нее. Она и сейчас продолжала бухтеть вроде бы себе под нос, но так, чтобы быть услышанной:

– И куда тащусь? И кто нас тут ждет? Что за дебильная идея, ваще?..

Марля и сама не была уверена в правильности принятого решения. Коневозка из «Восхода», конечно, придет, но… Но ведь им надо как-то переночевать на ипподроме. А где? Кто их тут ждет?

Между тем подружки подошли к конюшне. Рядом с которой росло точно такое же абрикосовое дерево, как и рядом с бывшей усадьбой братьев Никольских в их поселке. А под деревом – точно так же стояли стол и скамейки. А за столом сидели и пили вино люди. Парни и мужчины. Кто-то из них уже заметил двух девчонок, и в конце концов все обернулись и с интересом уставились на Надю с Марлей.

Марля ожидала, что Надя, как обычно, начнет тут же всех кадрить и им непременно предложат еды, вина, компанию и кров над головой. Но та почему-то молчала. Как ни стеснялась Марля заговаривать с незнакомыми, ей пришлось сделать над собой усилие и начать разговор:

– Привет! А мы из конного завода «Восход». Ездили на море, остались без денег, и теперь нам надо как-то попасть домой. Завтра ведь скачки? Наша коневозка придет, и с нею мы уедем к себе. Можно, мы у вас тут переночуем где-нибудь в сене? – выдала она всю правду.

– Привет! Здорово! Привет! – нестройным хором поздоровались сидевшие под абрикосом.

А потом самый старший из них махнул в сторону конюшни:

– Да ночуйте. Шо нам, жалко, шо ли?

– Спасибо, – снова за них двоих поблагодарила Марля и потащила Надю в конюшню.

И обе без сил свалились в сено в сеннике.

– Я хочу пить. И есть. И помыться. Я вся грязная как свинья. И в постельку хочу. А не в сено. Сено колется… – разнылась Надя.

Марля и сама всего этого ужасно хотела и с трудом представляла себе, как они будут ночевать в сеннике. Но на этом моменте все ее идеи иссякли. Теперь она точно понятия не имела, что делать дальше.

Неожиданно дверь в сенник распахнулась, и на пороге возник какой-то парень:

– Эй, там типа ваша коневозка пришла, – и ушел.

Марля тут же подскочила на ноги… Но куда, а главное, к кому ей было бежать? Ведь, с кем она в заводе общалась, это были «спортивные» – те, кто занимался конным спортом на спортивной конюшне. А «скаковых» – конмальчиков, жокеев, тренеров и конюхов на скаковых тренотделениях – она не знала. Это был другой мир. Который вроде и был рядом, но на самом деле ужасно далеко от нее…

Марле снова захотелось плакать. Тем более что Надя валялась рядом и не подавала никаких признаков жизни. Вместо того чтобы, как обычно, фонтанировать идеями и убеждать подругу, что все будет хорошо. Но заплакать Марля не успела.

– Точно. А я думаю, какие девки с «Восхода» тут могут быть? – Дверь в сенник снова распахнулась, и на пороге возник Васька Беда собственной персоной.

– Марлен, хватай подругу и быстро за мной. Совсем с ума сошли, – быстро распорядился он и выскочил в проход конюшни.

Марля с удивлением посмотрела на Надю, Надя, которая за секунду до того валялась в сене как убитая, тоже приподнялась на локте и с удивлением посмотрела на Марлю.

– Пошли, что ли? – предложила последняя.

Но когда они вышли в коридор, там никого не было.

– И куда делся Беда? Что он вообще раскомандовался? И что он тут делает, он же вышел из порядка? – высказалась наконец Надя.

Марля не успела ответить, потому что в другом конце коридора снова появился Беда и закричал во всю ивановскую:

– С места в галоп и сюда!

Марля ничего даже понять не успела, как Беда познакомил их с каким-то тренером Сергеем, препроводил к этому самому тренеру в каморку, переделанную в человеческое жилье из денника, выдал им консервы и хлеб, включил электический чайник и наказал строго-настрого никуда не уходить. Так подружки неожиданно для себя обзавелись кровом над головой, кроватью, едой и чаем. Попивая который, они попробовали осмыслить произошедшее.

– Даже не верится, что все как-то устаканилось, – произнесла Надя, задумчиво жуя бутерброд. – Как-то я от Беды такой прыти не ожидала. И вообще я от него ничего хорошего не ожидала.

– Вася хороший, – тут вставила Марля, преисполненная благодарностью и к Беде, и к незнакомому им тренеру Сергею.

– Боже, даже не верится, что можно наконец расслабиться, лечь и уснуть. И забыть про этот ужасный день. Про предателей Федьку с Петькой, про ужасного сынулю бабули… Жаль, только кровать одна. Надеюсь, ты не пинаешься.

– Я не пинаюсь! – тут же уверила подругу Марля. – А я как чувствовала, что все в итоге будет хорошо. Как здорово, что я вспомнила, что в Краснодаре скачки.

– Ладно, признаюсь, – сытая Надя решила больше не дуться на подругу, – я днем убить тебя была готова, когда ты отказалась ехать со мной автостопом. И в затею с ипподромом и коневозкой до «Восхода» тоже не верила. А теперь… А теперь я тебе очень благодарна, что ты меня не послушалась, а настояла на своем.

– Да я… Я так боялась. Я ведь никогда ни на чем не настаиваю. Я ведь сама не знала, как лучше. Я… – растерялась Марля. – Но я тоже рада, что приключения закончились.

Напившись чаю и перекусив, подружки, не сговариваясь, тут же привалились на кровать. Но заснуть им помешали.

– Так, Марлен, со мной на выход, – в дверях снова появился Беда и решительно потащил Марлю за собой.

И она послушно пошла следом. Наверное, после Надиных рассказов про страшных конмальчиков она боялась ему перечить.

Или, наоборот, прониклась к нему таким доверием, что готова была пойти куда угодно? Почему-то она вдруг поняла, что, несмотря на все рассказы, Вася ей нравится. Может быть, потому что именно он настоял на том, чтобы она стала ездить верхом, и благодаря ему для нее открылся огромный мир лошадей и конного спорта? Потому что он сам поначалу взялся учить ее, был терпелив с ней, много хвалил и ни разу не обругал? Потому что он все время, пока она занималась верховой ездой, нет-нет да и появлялся на плацу, сидел и смотрел, как она ездит в смене?

Марля вдруг поняла, что он ей нравится. Чем-то таким пока еще неуловимым. Поведением ли, отношением ли к ней. И ведь сейчас, как он сразу вник в ситуацию, без расспросов, укоров, обвинений, просто решил проблему, и все. Позаботился. Взял на себя ответственность, как говорили на берегу моря Анна с Ириной…

Васька между тем притащил ее в соседнюю конюшню. В которой в проходе и по денникам толпились несколько парней примерно их возраста.

– Знакомьтесь, это Марлен, – вытолкнув на середину конюшни, представил Марлю Беда и добавил: – Зацените, какая мелкая!

Марля как будто на полном галопе из седла вылетела.

Только она поняла, что он ей нравится. Только она вдруг посмотрела на него другими глазами… А он? Он притащил ее к своим друзьям, чтобы посмеяться. Посмеяться над тем, какая она маленькая, тощая, несуразная в свои шестнадцать лет. Не девушка, а ребенок. Не такая, как все. Посмешище.

Марля вся сжалась в комок, не смея поднять глаз. Больше всего на свете ей хотелось провалиться сквозь бетонный пол конюшни. Перестать существовать. Не быть. Но…

– Круто! – раздалось рядом.

– Во повезло с ростом! – раздалось с другого бока.

– В тебе, наверное, весу и сорока нет? Везуха, – раздалось откуда-то из ближнего денника.

Марля не верила своим ушам. Наверное, это было какое-то совсем уж изощренное издевательство? Но изумление все-таки было так велико, что она открыла глаза и посмотрела по сторонам.

Вокруг нее стояли парни и… улыбались. И на их лицах читалось искреннее восхищение и одобрение. Марля стояла, верила и не верила, не могла понять, что происходит.

– Вот бы мне такой рост, – сказал парень, который находился слева и немного за спиной у нее.

И вдруг Марля заметила, что все они, в общем-то, были немногим выше ее. Она так привыкла, что она в компании ровестниц всегда самая мелкая, а уж рядом с парнями и вовсе лилипутка, что тут смотрела по сторонам и не верила своим глазам.

Все были тощие и маленькие. Такие же, как она. И вдруг Марля вспомнила рассказы Нади про конмальчиков. Жокейский вес – пятьдесят два, максимум пятьдесят пять килограммов. Но чтобы лошади-двухлетки могли участвовать в скачках, их надо начинать объезжать и тренировать за полгода, когда они еще совсем подростки и не могут нести даже такой вес. Поэтому в конных заводах на них ездят конмальчики, которые должны весить еще меньше.

– Мой рост метр пятьдесят, а вешу я с одеждой сорок, – в первый раз гордо назвала свои рост и вес Марля.

И тут же вздох зависти пронесся по конюшне: повезло.

ПОВЕЗЛО! Никто никогда так не оценивал Марлину внешность.

ПОВЕЗЛО! В первый раз услышала она вместо привычных жалости и фальшивых слов утешения «вырастешь еще»!

ПОВЕЗЛО! Самой ей даже в голову не могло прийти, что ее рост и вес – повод для гордости.

Между тем, когда обсуждение Марлиных параметров приутихло и все разошлись по денникам, Вася пояснил ей, зачем он ее сюда притащил:

– Выручи, а? Мой напарник, еще пока ехали, сошел с дистанции. Ну… напился, в общем. А лошадей надо отшагать перед завтрашними скачками. Поможешь?

– Я? На настоящей скаковой лошади? – испугалась Марля.

– Ты здорово держишься в седле, я же видел, – улыбнулся Беда.

Они вдвоем выехали на ипподромный круг. Лошади шли в ногу бок о бок. Так близко, что Марля иногда касалась своей коленкой коленки Беды. Они проехали мимо пустых трибун, мимо судейской будки. Марля вкратце рассказала Ваське об их с Надей приключениях на море, а он ей – о себе, о предстоящих скачках. Беда говорил увлеченно, просто и искренне. Без дурацких шуточек. Делился с ней как с самым близким человеком… Потом оба замолчали. Сделав полный круг по скаковой дорожке, пошли на второй.

– Знаешь, – вдруг сказал Беда каким-то чужим голосом, – я ведь тебя сразу заприметил. Тогда, за столиком. Ты красивая…

И Марля растерялась. Ей никто из парней никогда не говорил, что она красивая. Никто-никто. Никогда.

– Спасибо, – только и нашлась она что сказать.

– Я… Я никогда толком не общался с девчонками. В классе, конечно, но… Но как-то у меня все время были лошади. Только лошади. С ними проще. – Васька шумно выдохнул и снова замолчал.

Марля тоже не знала что сказать. Только посмотрела на него украдкой. И заметила, что он красивый. Какой-то взрослый. Сильный. Загорелый. И черты лица у него правильные и очень мужественные. Немного еще посмотрела на него, но, встретившись глазами, моментально покраснела и снова стала смотреть куда-то на землю, куда ступали копыта.

– Вы только сегодня больше никуда из комнаты Сереги не высовывайтесь, хорошо? Сегодня весь ипподром гудеть будет. Мало ли что. Я тебя провожу, и не выходи, ладно?

– Ладно, – согласилась Марля, – не выйдем.

– А завтра праздник будет. Не просто скачки, а День урожая. Ну да увидишь сама. А вечером в завод поедем.

– Поедем.

Снова помолчали.

– Скачки всегда проводятся против часовой стрелки, это называется «в правильную сторону». А по часовой – «в обратную».

– Почему?

– Лошадям удобнее скакать с поворотами налево. Да и жокеи все правши, им удобнее посылать лошадь вперед хлыстом правой рукой. А хлыст всегда должен быть в наружной по отношению к ходу движения руке.

– Да, мне так Андрей говорил на занятиях в конном заводе.

– Вот мы сейчас в правильную сторону едем.

И Марле вдруг стало легко и радостно на душе.

«В правильную сторону едем» – это прозвучало так двусмысленно. Ей сразу вспомнились все «отношения» с Федькой. Как все это было фальшиво и неправильно. «Неправильно», пожалуй, это было самое верное определение всей той глупой погоне за любовью, которую инициировала Надя и в которую Марля зачем-то вовлеклась. А сейчас вдруг она ясно и четко поняла, что едет именно в правильную сторону. Едет верхом, на лошади – животном, которое она полюбила всем сердцем и навсегда. Едет рядом с парнем, который ей по-настоящему нравится. Который для нее – свой. И не только потому, что он такого же маленького роста, нет. Марля просто ехала и ощущала всем своим существом, что Васька для нее – свой. Это ее человек. Это то, о чем говорили на море ее добрые феи. И это ощущение ни с чем не спутать.

Глава 14

Праздник

Когда подружки утром вышли из каморки тренера Сергея, праздник уже гремел вовсю.

По ипподрому сновала куча людей и лошадей. В конюшнях срочно чистили, седлали и запрягали лошадей, заплетали им косы и украшали их лентами. Собирали рысаков – запрягали их в легкие двухколесные экипажи – качалки. Проверяли каждый ремешок, бинтовали ноги цветными бинтами. Жокеи и конмальчики бегали серьезные, в нарядных цветных камзолах, с седлами, готовились взвешиваться перед скачками.

Снаружи группа казаков в нарядных белых рубахах, шароварах и с шашками верхом отрабатывала элементы джигитовки. Какие-то неземной красоты женщины в амазонках[4] неспешно прогуливались шагом на длинноногих красивых лошадях. Тут же рядом серьезные и сосредоточенные разминали своих пони дети в шапочках-жокейках и блестящих сапогах для верховой езды.

Подружки шатались по конюшням и между и глаз не могли отвести от всего этого великолепия. Вот он, конный мир, вот он явил себя во всей своей красе. И им довелось увидеть его закулисье, почувствовать себя причастными к сказочному действу.

– Девчонки, как я выгляжу, не топорщится сзади?

– Девки, подержите кобылу, пойду сбегаю запасную подпругу посмотрю.

– Девочки, девочки, поправьте, пожалуйста, препятствие. Ага, спасибо!

То и дело раздавалось рядом с ними, и Марля первая кидалась помогать, подсказывать, хвалить и убеждать, что все сегодня непременно будет хорошо. Ее застенчивость как будто рукой сняло. Она впервые чувствовала себя равной со всеми. И все ей казались какими-то родными, что ли, близкими друзьями, которым очень хотелось помочь. Она чувствовала себя нужной и важной и с радостью откликалась на любую просьбу. Ей казалось, что это и ее праздник. Ведь она так же, как они, любит лошадей.

Что удивительно, Надя тоже, как само собой разумеющееся, включилась в действо. Не искала глазами парней посимпатичнее, а охотно улыбалась всем. И тоже кидалась подержать кобылу без страха и опасений быть испачканной или пропахнуть лошадьми.

А потом девушка-конюх попросила их помочь вплести разноцветные ленты коню в гриву. Конь был высоченным, вороным – черным-черным с белыми носочками на ногах. И с длинной-длинной гривой. Оседланный настоящим дамским седлом, в котором сидеть нужно было боком, по-дамски.

– Ничего не успеваю! А ведь скоро уже выступление! – жаловалась конюх, уступив подружкам гриву, а сама разбираясь с хвостом.

– А вы на нем выступать будете? – с уважением и придыханием спросила Марля.

– Не, не я, – вздохнула та. – Наташа будет выступать. Она призер районных соревнований по выездке! Это такая красивая езда в манеже, когда лошадь демонстрирует всю красоту своих движений, почти танцует, а всадница показывает искусство верховой езды, – и вздохнула, – куда уж мне.

Поговорили о выездке, выяснили, что сама конюх Даша только еще начала заниматься этим видом спорта, заплели в шесть рук все, что можно было, в косички.

– Готово? – тут же раздалось рядом.

Подружки обернулись и увидели Наташу. Высокую, тонкую, в темно-синей, почти черной, но с отливом, амазонке. В шляпке-цилиндре.

– Да, все готово, – подтвердила Даша.

– А вы кто? – поинтересовалась Наташа у подружек.

– А мы из конного завода «Восход» на праздник приехали. – Марля решила не вдаваться в подробности их приключений на море, а потом не удержалась: – А вы правда боком ездить будете? А как это?

– Правда боком, – улыбнулась Наташа. – Хочешь попробовать? Конь смирный.

– Я? – Марля ушам своими не поверила.

– Ты, – снова улыбнулась Наташа.

– Лезь, я тебя подсажу, – скомандовала Даша.

Оп! – и Марля уже была высоко в седле.

– Эту ногу сюда, эту в стремя. Вот так, – поясняла Наташа. – Повод держи.

Поерзав, Марля нашла комфортное положение в седле, хотя сидеть боком было очень непривычно. Подобрала повод. И пусть на ней были простой китайский топик, джинсовые шорты и кеды, она тут же почувствовала себя сказочной принцессой. Но Надю картинка не устроила:

– Подожди! На! – Она вытащила из сумки парео. – Намотай как юбку. Не позорь коня! А я тебя сфоткаю.

С трудом – а в седле это сделать было очень неудобно – Марля соорудила себе юбку из парео. И Надя тут же отщелкала несколько снимков.

– Хочешь, проедься до той конюшни и обратно, – предложила Наташа.

И Марля поехала.

Конь и правда оказался послушным. Шел широким и спокойным шагом. Только был он непривычно высоким, настоящим, породистым в отличие от ее любимой Загадки, на которой она ездила в конном заводе. Ехать на нем было так здорово, так замечательно, что сердце Марли выпрыгивало из груди от счастья! Видели бы ее сейчас ее одноклассницы! Все те, кто считал ее некрасивой, гадким утенком!

– Марлен! – окликнули ее. – Марлен…

Она оглянулась и увидела Васю Беду в тренировочных штанах и с седлом под мышкой.

– Марлен, ты… ты… Ты такая… сказочная, Марлен. Ты такая красивая. Нет! Ты самая красивая на свете! – с искренним восторгом признался он.

– Спасибо! Спасибо, Вася. Спасибо тебе за все! – помахала ему рукой Марля.

А потом подружки пошли на трибуны. На трибунах – вчера еще пустых, сиротливых – сегодня было полно народу. Казалось, весь Краснодар, все его жители – праздничные, нарядные – собрались на ипподроме.

Перед трибунами на сцене выступал кубанский хор. Через динамики чистые звонкие голоса исполнителей разносились далеко вокруг. Едва подружки приблизились, как грянуло:

  • Раскудрявый клен зеленый, лист резной,
  • Я влюбленный и смущенный пред тобой,
  • Клен зеленый да клен кудрявый,
  • Да раскудрявый резной.
  • Раскудрявый клен зеленый, лист резной
  • Я влюбленный и смущенный пред тобой,
  • Клен зеленый да клен кудрявый,
  • Да раскудрявый резной.

И тут же какие-то девчонки в украинских костюмах кинулись к ним с подносами:

– Берите пирожки! Это бесплатно. С абрикосами! Да берите больше!

Обеих долго упрашивать не пришлось.

И тут же выяснилось, что и квас из бочки-прицепа наливают бесплатно.

– Здорово! Как вкусно! Как в тему! – Обе, довольные, устроились на скамейке трибун, разложив рядом пирожки и стаканы с квасом.

– Ну, рассказывай, – немного утолив голод, пристала к Марле Надя, – куда тебя вчера Беда утащил? Че делали? Он тебе нравится? Закадрила?

Марля тут же вспомнила вчерашний чудесный вечер, как они с Васькой отшагивали перед скачками настоящих скаковых лошадей…

– Да, он мне нравится. Я вчера это поняла. И он мне сказал, что я ему нравлюсь.

– Целовались? Ты к нему прижималась, как я тебя учила?

– Надя!

– Что?

– Надя, ты прости меня, но… Но мне кажется, все, что ты говоришь об отношениях, все… неправда. Это неправильно. Я это точно поняла вчера. Понимаешь, я вчера ничего не делала. Я не строила глазки, не прижималась к нему, не вызывала ревность. Я просто ехала верхом рядом. И мне было хорошо. Мне было интересно с ним разговаривать. И я была ему благодарна, что он вытащил меня отшагать лошадей. И вечер был такой дивный, не душный, а немного прохладный, тихий. И… И он сам сказал мне, что я красивая. И что я ему нравлюсь. И я ему сказала, что он мне тоже нравится. Вот и все. Все получилось само собой. Как-то правильно. По-настоящему.

– Так не бывает! – возмутилась Надя.

– Почему? – удивилась Марля. – Ведь так все и было…

– Не бывает! Не бывает! Парни сами ни на что не способны! Ими надо руководить! Надо их заинтересовать собой! Надо объяснить им, что они мечтают об отношениях!

– Кто тебе это сказал?

И тут Надя растерялась:

– Я… не знаю.

– Я вчера поняла, что если парень увлекся тобой, то он сам сделает шаг навстречу. Сам скажет что-нибудь. Сам куда-нибудь позовет. Или если ты решишь сделать первый шаг, то он просто согласится встретиться с тобой. Без этих твоих… интриг. Ревности. Страданий. Все просто, Надя, я вчера поняла, что все на самом деле просто…

– А почему тогда у меня не так? Почему у меня тогда все непонятно как? – воинственно спросила она.

– Я не знаю, – пожала плечами Марля.

– Начинаем показательный конкурс среди воспитанников краснодарского пони-клуба «Успех»!

Подружки тут же оторвались от пирожков и уставились на ипподромный круг. Сразу за скаковой дорожкой были расставлены невысокие препятствия, а рядом выстроились шеренгой серьезные дети на пони, которых они видели между конюшнями. Дали отмашку, и первая девочка подняла своего маленького коня в галоп. Первое препятствие, второе, третье…

– Вася вчера говорил, что нам надо программки взять, – вспомнила Марля.

– Программу мероприятия? – уточнила Надя.

– Да, кстати, и программу мероприятия тоже хорошо бы найти. Но он говорил о программах скачек. Там написано, в какое время в какой скачке какая лошадь стартует и кто жокей. Давай сходим, я хочу знать, когда он скакать будет.

Подружки спустились с трибун. И попали в паддок – небольшую площадку, где разминали лошадей перед выступлениями. Там одновременно были взрослые спортсмены со спортивными лошадьми и жокеи со скаковыми. И снова Марля изумилась: скаковые, что лошади, что всадники, смотрелись лилипутами рядом со спортивными. Ведь в конкуре – прыжках через препятствия – чем выше лошадь, тем выше препятствие она может взять, чем выше лошадь, тем выше ростом должен быть всадник, сидящий на ней. А в скачках в основном участвуют лошади-подростки, да и не нужен им, даже взрослым, сильно большой рост. Для них важна скорость. И жокеи тоже – чем меньше весят, тем лучше.

– Как смешно, – высказала свое отношение Надя. – Что это за парни, что это за мужики? Мужик должен быть большой…

А Марля только улыбнулась: ничего ее подруга не понимала в скачках!

И снова они столкнулись с девушками, раздававшими пирожки:

– Берите пирожки! Это бесплатно. С абрикосами! Да берите больше!

– Спасибо, мы уже угостились, – призналась Марля.

– Берите еще. Хоть все. Нам уже надоело с ними таскаться.

– Куда нам все? – испугалась Надя.

– Берем! – решительно согласилась Марля и взяла у девушек два полиэтиленовых пакета с пирожками.

– И на фига они нам? – не поняла Надя.

– Не нам. Давай отнесем на конюшню. Оставим тренеру Сергею, который приютил нас. Возьмем с собой в коневозку. Ведь наши заняты, у них скачки! А потом все будут голодные и обрадуются пирожкам.

– Ну ты мать Тереза, – буркнула Надя, забирая у Марли один пакет. – Ладно, потащили.

И они направились к конюшням. Но далеко отойти не успели.

– Марлен! – Кто-то схватил ее за руку.

Марля обернулась и увидела Ваську. Только уже не в спортивках и поношенной футболке. Он был в атласном камзоле, иссиня-белых бриджах, блестящих скаковых сапогах.

– Вася! – теперь пришел ее черед удивляться. – Ты такой… красивый…

– Я? – тут же смутился Беда. – Да ладно… Я это… Я вас ищу. Вот программки. Я пометил скачку, где я буду участвовать.

– Ой, спасибо! – обрадовалась Марля. – А мы как раз думали, где их взять.

– Тут еще ставку можно сделать на лошадь у букмекера. Если лошадь выиграет, вы деньги получите.

– Только у нас нет денег…

– Держите. – Васька протянул подружкам смятые купюры. – Ставьте на Зодиака в третьей скачке. Он фаворит.

– Не-а, – помотала головой Марля. – Я на твою лошадь поставлю, – она заглянула в программку, – на Реда Батлера.

– Я же Беда, забыла? Я опять либо грохнусь, либо бросок не вовремя сделаю… – вздохнул Васька.

– Я все равно поставлю на твою лошадь.

– Знаешь что?.. – Васька вдруг замялся, опустил глаза. – Ты это… когда я скакать буду, встань в последнем повороте перед финишной прямой. Мы два круга скакать будем. И вот когда я второй раз мимо пролетать буду, крикни мне: «Васька! Жми! Выиграй!» И тогда я обязательно буду победителем…

Глава 15

Последний поворот

Подружки долго мялись перед окошком тотализатора, но потом нашли тетеньку, которая согласилась поставить за них.

– У меня такое ощущение, что я – не я, – задумчиво выдала Надя, разглядывая билетики по которым, в случае выигрыша нужно будет получить деньги. – Я играю на тотализаторе. Ставлю деньги. С ума сойти.

– Мне тоже так все странно, – призналась Марля. – У меня совсем все в голове перепуталось. Жили мы, жили у бабы Аглаи, а потом как-то вдруг все завертелось. Занятия по конному спорту, поездка на море с Федькой и Петькой, незнакомый город, танцы в кафе, ночные феи на пляже, предательство, безденежье, эта милая женщина, которая нас подвезла в Краснодар, сам Краснодар, ипподром, Васька Беда, скачки… Такое ощущение, что не неделя, а целая жизнь прошла. Каждый день все меняется, и все по-новому, и каждый раз мы просыпаемся в новом месте…

Обе снова сидели на трибунах и вполглаза наблюдали соревнования по конкуру.

– Прошли твои страхи? – поинтересовалась Надя. – А то я тебя как первый раз увидела, так подумала, бедная, как же она живет такая дикая и пугливая…

– Знаешь… А мне правда как-то уже нестрашно…

– Начинается конное шоу «Амазонка», – известил невидимый диктор.

– Смотри, смотри, это Наташа! – вскрикнула Марля, не удержавшись.

Немного левее препятствий на второй утоптанной площадке появилась их утренняя знакомая Наташа верхом на вороном. Заиграла музыка. Всадница проехалась шагом, потом рысью, проскакала галопом, а потом стала показывать другие элементы верховой езды. Ее конь то шагал, высоко поднимая передние ноги, то скакал на месте, то кружился, то медленно танцевал.

– Ты небось тоже так мечтаешь научиться? – просила Надя.

– Нет, я не так мечтаю… – выдохнула Марля.

После конного шоу снова спел хор. Потом на старт вышли рысаки. Состоялся заезд.

– По мне, так лучше в качалке сидеть и за вожжи держаться, – заметила Надя. – Азарт тот же, но не так страшно.

– Скакать лучше… – улыбнулась своим мыслям Марля.

– Я не понимаю, что ты такая довольная! – вдруг вспылила Надя. – Почему ты ему так веришь? Ну покатались вы вчера верхом. Ну выдал он тебе сегодня программки, и что? Не может быть, чтобы это была любовь. НЕ МОЖЕТ.

– Почему?

– Потому что у меня не так! У всех наших девчонок – не так! Так – просто и легко – не бывает! Не бывает, чтобы без страданий. Сначала надо пострадать и помучаться, а потом…

– Почему? – искренне удивилась Марля.

– Потому что так должно быть!!!

– А я не хочу страдать и мучаться. Не хочу. Мне не нужно этих твоих «сильных эмоций». Я хочу, чтобы все было тихо и счастливо. Чтобы любовь была спокойная, а не бразильские страсти. А если ты хочешь страстей, так их у тебя полно. Как тебя лихо кинул Петька в Туапсе. Мне теперь так смешно вспоминать…

Надя хотела что-то сказать, но промолчала.

Диктор объявил о выступлениях по джигитовке. На скаковой дорожке тут же появился первый всадник. Он прямо на полном галопе спрыгивал с лошади, потом снова запрыгивал на нее…

– Я тоже больше не хочу страдать и мучаться, – буркнула Надя. – Только не думай, что это потому, что ты мне глаза открыла. Это я сама по себе догадалась.

– Конечно, сама, – послушно согласилась Марля.

– Ведь на самом деле мне этот Петька и не нужен был. И Гриха тоже. И вообще… Вообще все, с кем я встречалась до этого. Знаешь, а ведь у меня была в жизни настоящая любовь…

– Какая?

– Да тебе неинтересно.

– Интересно! Расскажи, пожалуйста.

– Настоящая. Только это давно было, лет пять назад. К нам в класс мальчик пришел новенький. Мальчик как мальчик… Но такой он был… не такой, как все. Я к нему даже подойти боялась. Не знала что сказать. Думала о нем. И он мне казался самым красивым, самым умным. Я так переживала, когда его к доске вызывали… И не было никаких страданий. Я просто была очень рада, что он теперь в нашем классе. – Надя помолчала. – А потом со мной такого больше не было никогда.

– Но ведь оно обязательно будет! – горячо уверила подругу Марля.

– Скорее бы, – вздохнула Надя.

Марля глянула на часы в мобильном: следующей должна была состояться скачка, в которой участвовал Вася.

– Я пойду, пора. – И она поднялась со скамьи.

– В последний поворот? – уточнила Надя.

– Да.

– Все равно твой Беда проиграет.

– Зачем ты так? – И Марля ушла.

В последнем повороте кроме нее стояли еще люди. Фотограф с огромным фотоаппаратом, конюхи с ипподрома. Марля почему-то думала, что будет одна, и немного растерялась. Но решила, что раз она обещала Ваське крикнуть про победу, то крикнет обязательно, и ей совершенно все равно, кто и что о ней подумает.

Между тем диктор объявил участников Большого Краснодарского приза – дерби, главной скачки сезона. Про каждую лошадь он сообщил, откуда она, из какого конного завода или кто частный владелец, кто ее родители, а также имя-фамилию жокея, скачущего на ней, и цвета его камзола. Но Васькины цвета Марля и так помнила: желтый и фиолетовый.

Дали старт. И тут же трибуны загудели, раздался топот копыт. Марля встала на цыпочки, но скачка началась в противоположную от нее сторону. За лошадьми сразу поднялась стена пыли, и ей совсем ничего не было видно.

Не успела Марля расстроиться, как тут же кто-то взял ее сзади за бока. Это был один из конюхов, которому она помогала утром подержать кобылу.

– Сидай мине на шею. – И он ловко посадил ее себе на плечи.

Марля даже испугаться и воспротивиться не успела.

И тут уже увидела плотную группу лошадей на другом конце дорожки, стремительно приближавшуюся к ним. Различить кого-либо в ней было невозможно, но Марля изо всех сил прищуривалась, надеясь увидеть желтый и фиолетовый во главе скачки.

Секунда, еще секунда, еще, и не успела она опомниться, как их обдало ветром с пылью, и скачка понеслась дальше. Единственное, что заметила Марля – это цвета камзола жокея, ведущего скачку: белый и синий.

– Он не первый! – не удержавшись, вслух вскрикнула она, не отрывая глаз от стремительно удалявшихся лошадей.

– Ничого страшного, – спокойно сказал конюх, у которого она сидела на плечах, – може, он решил перед финишем бросок зробити.

Лошади прошли дальний поворот. Снова ничего нельзя было разглядеть. Марля сжимала кулаки изо всей силы и не замечала этого. «Хоть бы он выиграл, хоть бы он пришел первым!» – шептала она, едва не плача от напряжения.

И снова скачка приближалась к ним. И снова цвета камзола ведущего скачку жокея были другие, но в какой-то момент Марля разглядела и Беду: маленький человечек в желто-фиолетовом камзоле полем стремительно обходил соперников.

– Васька! Жми! Выиграй! – закричала она так, как никогда в жизни не кричала.

А лошади между тем вышли на финишную прямую. Трибуны взревели… И ударил гонг. Скачка была закончена.

Конюх спустил Марлю на землю:

– Маленькая, а орешь как Иерихонская труба.

Но Марля уже неслась к трибунам.

Кто, кто выиграл скачку?! Сердце ее выпрыгивало из груди. Диктор что-то говорил, но Марля никак не могла понять что. Как будто не слышала. Боялась услышать, что победитель – не Васька.

Сначала она хотела рвануть на трибуны к Наде, ведь Надя-то точно все хорошо видела и услышала, кто выиграл! Но потом заметила, что на скаковой дорожке перед трибунами собралась целая толпа. Мужчины в пиджаках и брюках, какая-то серьезная женщина, тележурналисты с камерами, фотокорреспонденты. Прямо среди них мелькали жокейские камзолы и потные в пене лошадиные крупы. Не раздумывая, Марля кинулась прямо туда. Кто-то ее попытался остановить, но она ловко вывернулась. Ей вдруг показалось, что она увидела в толпе желто-фиолетовый камзол…

– Жеребец Ред Батлер, отец – Терристриал, мать – Раймонда линии Монконтура, выращен в конном заводе «Восход»… – между тем вещал диктор.

Ред Батлер! У Марли сердце чуть не разорвалось. Но непонятно было, обо всех они лошадях после скачки рассказывают или только о…

– …под седлом Василия Буде… тренер…

Марля прорывалась и прорывалась сквозь плотную толпу. Сердце ухало в груди так, что казалось, вот-вот разорвется.

– …резвость скачки две минуты сорок целых три десятых секунды…

Ее снова попытались ухватить, выпихать, не пустить, но… Она прорвалась. В плотном кругу стоял гнедой жеребец Ред Батлер с каким-то странным красным бантиком на уздечке. А рядом с ним – Васька Беда с золотым кубком в руке.

– Я выиграл! – закричал он, едва увидев Марлю. – Я выиграл!

И она тут же кинулась к нему на шею, напугав Реда Батлера.

Они втроем – Марля, Беда и Надя – сидели в летнем кафе рядом с ипподромом. Надя, не веря счастью, пересчитывала и пересчитывала купюры. Ставки на Реда Батлера принимали один к десяти, а потому вместо нескольких мятых купюр выигрыш составил довольно ощутимую сумму.

– Даже не верится! – в очередной раз воскликнула Надя.

А Марля мягко отобрала у нее деньги и протянула их Васе:

– Держи, это твои.

– Почему же мои? Наши общие, – улыбнулся тот и ловко поделил сумму на троих. – А теперь я предлагаю отпраздновать!

Они подозвали официантку.

– Нам, пожалуйста, кваса…

– Квас и пирожки – бесплатно, – равнодушно бросила та.

– Хотели шикануть, а не вышло? – снова улыбнулся Васька.

– Меню дайте, – встряла Надя, – я найду, как можно потратить деньги! – Она поизучала меню и вынесла свой вердикт: – Квас, но никаких пирожков!

Заказали салаты, шашлык и квас.

Надя продолжала изучать меню, а Марля украдкой кидала взгляды на Васю и улыбалась. И он тоже посматривал на нее и улыбался. И даже говорить ни о чем не хотелось. Марля только подумала: «Как интересно, что можно вот так сидеть, поглядывать на кого-то, ловить его взгляды, молчать и чувствовать себя совершенно счастливой».

Принесли еду и квас.

– Слушайте, что мы квас-то будем пить? – высунулась из-за меню Надя. – Квас, конечно, хорошо, но давайте по бокалу шампанского за победу?

– Давайте, – хором согласились Марля и Васька.

Но по поводу шампанского официантка – толстая, давно уставшая от жизни тетка – презрительно бросила:

– Детки, не рано шампанское-то пить?

– Вы что, не видите, кто это сидит?! – сама от себя не ожидая, заявила Марля. – Это же Василий Буде, жокей, который только что выиграл самую важную скачку сезона – дерби! И вы ему не продадите шампанское отметить победу?!

Васька смутился. А от барной стойки донеслось:

– О, пацан, так это ты выиграл?! Поздравляю! Круто ты всех сделал. Этот бросок на финишной прямой! Как ты ловко поймал момент, когда их обойти. Молодчина. Поздравляю! Девушка, самого лучшего шампанского им!

Официантка фыркнула, ушла, но вернулась с бутылкой и бокалами.

Марля, Надя и Вася обернулись к стойке и поблагодарили мужика-завсегдатая, так удачно оказавшегося фанатом скачек.

– Вася, – Марля первая подняла свой бокал, – я хочу выпить за твою победу. Ты… ты самый лучший жокей. Ну, пусть не жокей еще, но ты обязательно станешь известным жокеем.

– Как Насибов. Тот, который наш конный завод прославил.

– …обязательно станешь известным жокеем, как Насибов. И пусть тебе достаются самые лучшие, самые быстрые лошади. И еще я тебе желаю, чтобы ты с них никогда не падал.

– Спасибо, – потупился Беда.

– Давайте уже выпьем? – предложила Надя.

Все трое чокнулись и сделали по глотку.

– Оссьпидя, как вы мне надоели со своими лошадьми, – воздела очи горе Надя. – Я только про них и говорю, только про них и слышу. Еще не хватало и мне увлечься верховой ездой: ходить такой же вонючей и с кривыми ногами. Господи, только не это!

– Господи! Я все поняла! – воскликнула Марля.

– Что ты в очередной раз поняла?..

– Ты говоришь постоянно «оссьпидя», а я ведь не понимала, что это за слово. И только сейчас поняла: это ты говоришь «господи».

– Только сейчас? Ну ты тормоз. Да и было бы что понимать…

– Почему тормоз? – встрял Вася. – Ты так произносишь это слово, что догадаться невозможно. Я тоже только сейчас понял, когда Марлен объяснила.

– Оссьпидя, я даже не знаю что сказать.

И все рассмеялись.

– Теперь я хочу сказать тост. – Беда даже встал со стула. – Я хочу выпить за тебя, Марлен. Я ведь выиграл только благодаря тебе. Я видел тебя в последнем повороте еще на первом круге. И слышал тебя на втором, перед финишной прямой. И у меня… у меня как будто крылья выросли. Не знаю, как это еще сказать. И я – р-раз! – и выиграл. Но выпить я хочу не за это. Я хочу выпить, чтобы через год-два-три мы снова с тобой были на этом ипподроме. Только чтобы это я стоял в последнем повороте и кричал тебе: «Жми, Марлен!» И ты… И ты бы выиграла скачку.

– Я? – изумилась Марля. – Скачку?

– А что, ты думаешь, только конмальчики бывают, а кондевочек нет?

– А они бывают?

– Они бывают. И жокеи-женщины бывают. А ты… мне кажется… ты так полюбила все это… ну, лошадей, скачки… и ты сама хочешь… Разве нет?

Марля представила себя в седле на скаковой лошади… И поняла, что это то, чего она действительно хочет.

Она вспомнила все свои унылые вечера дома в Санкт-Петербурге. Все вопросы родителей, кем она хочет стать, куда пойти учиться. Унылую школу…

Теперь она точно знала, что хочет в жизни. И желание было таким сильным. Таким ясным. Таким простым и понятным… Она хотела ездить верхом. Она хотела участвовать в скачках. Она хотела побеждать.

И чтобы в последнем повороте стоял Васька Беда и кричал ей: «Жми, Марлен!» А в следующей скачке участвовал он, и уже она стояла бы и кричала: «Васька, жми!»

– Давайте уже выпьем? – предложила Надя.

И они сомкнули бокалы.

1 Insight (англ.) – понимание.
2 Левада – небольшой загон для лошадей.
3 Вышла из порядка (о лошади) – стала вялой, потеряла аппетит, заболела, стала хромать и т. п. из-за чрезмерной или недостаточной работы.
4 Амазонка – женский костюм для верховой езды.
Продолжить чтение