Читать онлайн Идеальный мир бесплатно

Идеальный мир

Глава 1. Девушка с синими волосами

«Я живу в идеальном мире. В том мире, куда стремились тысячелетиями многие поколения людей. Я родилась в этом мире, и даже не представляю, как люди могли раньше обходиться без таких простых вещей как аэромобиль или головер. По истории мы проходили, что раньше люди голодали, мерзли, болели и с возрастом сморщивались как засохшие живые цветы. Бесконечные войны. Дурные правители. Я даже представить себе такого не могу. Моя страна самая лучшая в мире. Так с детства говорит мне отец. И я тоже так думаю. У нас прекрасные земли – на севере леса, на юге теплые оазисы. Каждый житель нашей страны обеспечен. У нас нет бедных людей. У нас бесплатная медицина. Благодаря ей, у нас нет больных людей – исключительно все здоровые. Другие страны тоже хотят дойти до нашего уровня – ведь мы пример того, что рай может существовать на земле. Я желаю всем странам в мире быть такими же, как и мой родной край Констант. Я горжусь своей страной и людьми, что в ней живут.»

Я в который раз прочитала свою речь. Если бы можно было куда-то деть свое волнение – но нет. А я так ждала окончания высшей школы…

Как сейчас помню – мне пять лет и меня отдали в младшую школу. Я не могла привыкнуть к своим сокурсникам. Мне было страшно. Я боялась абсолютно всего. Учитель был добрый, но я все равно его боялась. Потому что такой у меня трусливый и застенчивый характер. Училась я неважно, но отец обо мне позаботился. Купил мне робота, который объяснял мне то, что я не понимала на уроках. И тогда я стала круглой отличницей! В среднюю школу я пришла со статусом всезнайки. Однажды робот сломался, и я до ужаса испугалась – была уверена, что без его помощи я не выучу заданную тему. Но все обошлось. Мне поставили очередной высший бал.

Младшая и средняя школа заняли в моей жизни (а так же, в жизнях других людей) по восемь лет. После восьми лет обучения мы поступали в высшую школу и получали высшее образование. Я решилась поступить на историка. Все были против, но каким-то образом мне удалось отстоять свою точку мнения. Я до сих пор этому удивляюсь. Пять лет проучившись, и получив диплом наивысшего бала, я была страшно собою горда. Я – историк!

А сейчас я сижу, повторяю свою речь, которую произнесу на вечере в честь моего дня рождения и успешного окончания высшей школы. Мне пока семнадцать лет, но уже завтра, тринадцатого июня, будет восемнадцать. Время действительно летит быстро.

– Госпожа Верона, к Вам пришла госпожа Злата.

Голос нашего голографического дворецкого Флинна вернул меня в реальность. Флинн был в дверном проходе и мило улыбался.

–О! – воскликнула я. – Пусть проходит!

Злата моя лучшая подруга. Мы с ней познакомились в средней школе. Копна рыжих волос и изумрудные глаза – первое, что я увидела в ней. Затем я познакомилась с ее волевым характером и веселым нравом. Злата училась средне, зато в вопросах красоты была далеко впереди меня. Уже в конце средней школы у нее были синие локоны до пояса, а глаза сменили цвет на голубой. Но вскоре она снова изменила внешность – сделала себе прямой носик, розовые глаза и сиреневый цвет волос. Парни за ней бегали табунами. Я ей завидовала – мне отец поставил жесткий ультиматум – никаких салонов красоты до восемнадцати лет! И вот сейчас сбывается моя мечта – мы вместе со Златой едем в «Нуар» – лучший салон красоты во всем Константе. Я в полном предвкушении – как меня достал мой черный цвет волос!

– Вероночка! – радостно вбежала Злата в комнату и обняла меня. Ее золотые пышные локоны закрыли мне все лицо.

– Верона, – продолжила она, отпрянув от меня и сев рядом на диване, – ты уже определилась – синий или белый?

–Эээ… – протянула я. – Нет.

– Ну и верно! Женщине свойственна неопределенность. Если в ней этого не будет, то какая же она женщина?

Я задумалась, присутствует ли во мне неопределенность.

– Верона, уже второй час! Нам нужно спешить!

Злата направилась к входной двери, а я решила перед этим заскочить в папин кабинет – там была моя сумка с неоновыми розами. Это был последний тренд моды Константа. Розы светились голубым светом и то распускались, то обратно превращались в бутоны, в зависимости о времени суток. Папа купил мне эту сумку недавно, и я с гордостью решила взять ее в салон, чтобы все знали – Верона вовсе не серая мышь!

В кабинете все было отделано под старину красным деревом. Если честно, я считаю это все допотопным и древним. Хорошо, Злата сюда не входит – она бы выразилась, какой у меня отсталый отец. Он очень любит собирать всякий антиквариат – у него даже есть книга из бумаги. Она квадратная и толстая, внутри печатные черные буквы… Как раньше так люди читали – ума не приложу! Ну вот и моя сумка. Я не перфекционист, наверное, поэтому мои вещи можно найти в любом углу нашего дома.

Я уже собралась идти, как мой взгляд упал на папин любимейший стол из дерева. На нем лежала белая тонкая бумажная книга. Похоже, отец приобрел опять какую-то ерунду. Я прикоснулась к ней – бумага была на ощупь мягкой и приятной. Тут во мне проснулось любопытство. Я взяла за краешек первую страницу и перелистнула ее. Там стояла надпись курсивом:

«ПЛАН «НИЗВЕРЖЕНИЯ»»

Ничего непонятно. Я открыла вторую страницу – там было очень много текста. Я не привыкла к печатным буквам и прочитала только половину первого предложения «Конец тирании должен быть положен…» Очередная папина печатная книга, купленная за огромные деньги. Мое любопытство погасло, я схватила сумку и побежала ко входу. Ненароком прошла через Флинна. Он заметил, что воспитанные девушки так себя не ведут, но я очень торопилась и пропустила все это мимо ушей. Мы сели вместе со Златой в ее новый аэромобиль и помчались в «Нуар».

– Как там Мариус?

Мариус Аристон – мой молодой человек. Он безумно красив и галантен. Каким-то образом он обратил на меня внимание, в то время, когда гонялся за Златой. Мне безумно льстило, что я его заинтересовала больше. Мы встречаемся уже год. Папе он нравится, а это самое главное.

– Мариус? Все хорошо. Завтра обещал мне на вечере сюрприз.

– Сюрприз? – воскликнула Злата. Я видела ее расширенные зрачки. Что меня в ней всегда раздражало, так это то, что она считала, что всякие сюрпризы и знаки внимания могут оказывать только ей одной.

– Да! – подтвердила я. – Сюрприз!

– И какие варианты сюрприза ты уже успела перебрать в своей голове?

Я задумалась. Вариантов у меня было много. В основном, что Мариус что-нибудь мне подарит. Ведь завтра мой вечер. Мой восемнадцатый день рождения.

– Я думаю, это будет что-нибудь красивое… Возможно даже необычное.

– Пф! – фыркнула Злата, одновременно поправляя волосы и надавив на газ аэромобиля. – С фантазией у тебя все плохо!

Начинается. Злата снова строит из себя умницу.

Я хотела уже что-то возразить, но поздно. Мы уже приехали, и Злата резко переключилась на салон «Нуар». Так близко к нему я еще не приближалась. Он был огромен. Фасад как у дворца, с мраморными амурами по бокам двери. Так как салон располагался на Третьем уровне (примерно двухсотый этаж небоскребов), тротуар здесь был выполнен из сверхпрочного стекла. Я ужасно боялась высоты и глянула вниз – там гудели аэромобили Второго и Первого уровня воздушного шоссе. У меня закружилась голова и задрожали коленки. Я уже была готова упасть на стеклянный тротуар, но Злата вовремя меня подхватила, воскликнув пренебрежительно: «Ты что, с ума сошла?!».

– Нет…– тихо промямлила я.

Кошмар. Я чуть не опозорилась прямо возле лучшего салона красоты Константа.

Злата стремительно тащила меня к парадному входу. Я от волнения еле перебирала ноги. Вот так всегда: когда сбывается твоя мечта, начинаешь жутко волноваться.

На входе в «Нуар» мне улыбнулась голограмма французского солдата времен Бонапарта. Ох уж эти древние времена! Слишком много их в современном мире.

– Мы приветствуем Вас в нашем салоне высшего класса! – пропел чей-то сладкий голос. – Только у нас Вы сможете обрести настоящую красоту!

Нас встретила милая девушка, больше похожая на эльфа, чем на реального человека – белые волосы до пола, черные глаза, бледная кожа, нежно-розовые губы. Наряд соответствовал всем канонам сегодняшней моды – бесшовное платье из тончайшего кружева с плетеным в него жемчугом.

Внутри салона все сверкало. На потолке светилось ночное небо, где время от времени взрывались салюты. Таких качественных голограмм я еще не видела. Было ощущение, что небо настоящее.

– Это Верона Каменная. Она записана на два часа.

Белая девушка с черными глазами приветливо улыбнулась и произнесла:

– Следуйте за мной.

Мы прошли по нескольким залам, каждый из которых был так волшебно украшен, что хотелось остановиться и рассматривать эту красоту. Дизайнеры здорово потрудились.

Я загляделась на потолок зала, где плавали киты, словно в океанариуме. Я начала нервничать, так как очень сильно боялась воды. Голограмма водного мира была слишком реалистичной.

– Мы пришли, мадмуазель Верона.

Сладкий голос белой девушки с французским «мадмазель» заставил меня оторваться от толщи воды. Я увидела женщину, очень похожую на девушку с белыми волосами, только она была полностью в черном. Черные длинные волосы ниже колен, черное платье, черные глаза. Даже губы у нее были черные. На руках красовались черные перчатки.

Она мило улыбнулась. Было ощущение, что тебе улыбается сама смерть.

– Я ваш мастер красоты. Меня зовут Мира Темная.

Здорово. Обслуживать меня будет «темный мир». Интересно, после преображения, я тоже буду вся черная?

– Мира одна из лучших мастеров «Нуара»! – восторженно сказала Злата, видя мой странный взгляд. – Все мечтают к ней попасть! Она такие чудеса сотворяет с внешностью!

Надеюсь, чудеса произойдут и со мной.

Я решила, что совсем неважно как выглядит мастер. Важно, какой будет результат. Усевшись в прозрачное аэрокресло и попрощавшись со Златой, которая решила идти выпить апельсинового кофе (а заодно пройтись по магазинам), я отдала свою внешность в руки Миры Темной.

– Вы ведь в первый раз в салоне… – томно произнесла Мира своим низким голосом.

– Да, -ответила я, – а что, это так заметно?

– У Вас абсолютно натуральное лицо. И волосы природного цвета.

– Я хочу перекрасить волосы и исправить черты моего лица.

Мира подняла вверх одну бровь. Было видно, что она очень удивлена.

– С Вашим лицом все в порядке. Оно невероятно красиво и не нуждается в коррекции до определенного возраста. А с волосами вполне нужно разобраться! Какой цвет и какую длину желаете?

Я немного опешила. Мне еще никто не говорил, что у меня красивое лицо. Даже Мариус об этом промолчал. Комплимент от Миры расположил меня к ней, и я уверенно сказала:

– В синий, как глубины океана. Длину до пояса. И у вас очень красивый кулон.

Мира мне улыбнулась. Видимо, мой ответный комплимент попал в точку. Пальцами правой руки она притронулась к черному кулону в форме равностороннего треугольника. Он не был полностью черным. Поперек него была проведена тонкая полоса белого цвета.

– О, это подарок друзей…

На этом наша беседа закончилась. Следующий час Мира работала над моими волосами, чтобы из черного сделать их синими.

Я специально не смотрела в зеркало. Перемены во внешности случились со мной впервые. Я решила, что лучше увидеть все разом и посмотреть на конечный результат.

– Ну что Вы? Давно можно смотреть! – произнесла Мира, видя, как я держу глаза закрытыми.

И я открыла их.

И я не узнала себя.

Поменялся всего лишь цвет волос. А было ощущение, что я поменялась вся я. До самых кончиков пальцев.

Синий цвет определенно мне шел. Мира действительно постаралась – сделала цвет глубоким, добавив бирюзовые и зеленые, почти незаметные, переливы. Мне кажется, я стала похожа на русалку. Мои карие глаза удивительно сочетались с новым цветом волос. Именно поэтому я решила пока не менять цвет глаз.

– Моя аура! Верона, ты ли это?

Злата вернулась быстро. В руках у нее был стакан с апельсиновым кофе. Выражение «Моя аура!» она произносила только при полном восторге. Что ж, я и сама находилась в восторге.

Она обняла меня и поцеловала в щеку. Затем обняла Миру:

– Она стала такой прекрасной! Мира, ты лучший мастер!

Я еще раз взглянула в зеркало. Отражение мне очень нравилось. Но все равно я очень смущалась, отчего щеки горели румянцем. Мариус, держись у меня завтра!

Из салона я выходила уже твердой и уверенной походкой. Синие волосы развевались, а неоновые розы на сумочке распустились. Вниз, сквозь стеклянный тротуар, я больше не смотрела.

Глава 2. Я, кажется, тебя люблю…

Утро моего восемнадцатилетия было бы совсем обычным, если бы не Флинн. Дворецкий-голограмма решил меня порадовать и принес малиновый кофе и булочку со вкусом сливочного пива прямо к моей кровати. Думаете, странное сочетание? Незнаю, я это сочетание вкусов очень сильно люблю, а Флинн просто об этом знает.

Часом позже, когда я позавтракала, в мои покои вломился любимый папа.

– Где моя принцесса? – радостно завопил он и протянул ко мне руки.

Если бы его сейчас увидели жители Константа, ни за что бы в нем не признали премьер-министра страны. Когда его видишь на экранах, и он произносит речь – это строгий, суровый, неприступный мужчина с бременем власти. У него черные волосы, а на лице нет морщин. Ему уже сорок восемь, но наш семейный доктор говорит, что физическое здоровье папы на все двадцать пять. Прибавьте еще к этому салоны красоты, где каждые полгода папа омолаживает кожу, как и все приличные мужчины. Иногда девушки двадцати лет принимают его за своего ровесника и пытаются его обаять. В общем, Злата хотя и попрекает его некоторое занудство, которое имеется у любого родителя, но все же считает его крайне привлекательным.

Я с радостью окунулась в объятия папы.

Мой папочка, как я тебя люблю!

– Моя синеволосая принцесса, – сказал он, – сегодня тебе уже восемнадцать. А я помню тебя совсем малышкой! Знаешь, ты взяла лучшее от нас с мамой. Она бы сейчас тобою сильно гордилась!

Мама умерла, когда мне было два года. К сожалению, я ее совсем не запомнила. На портрете, висящем у нас в гостиной – она безумно красивая. Как рассказал мне папа, маму сразила неизвестная болезнь после поездки в зону «Дельта». Она была настоящим исследователем и занималась археологией. Болезнь ее убила в течении недели.

– Пап…

– Что?

– Ты ее любишь еще?

Папа замолчал.

Кошмар, какая я дура! Напомнила ему о самом больном! Стараясь исправить положение, я перевела тему:

– А что насчет подарка?

Папа ухмыльнулся и ответил:

– Уже можешь идти в ателье и выбирать.

На день рождение папа пообещал мне платье от самой Каролины. Она была самым известным дизайнером в мире. Что-то заказать у нее было невозможно даже для моего папы. Можно только прийти выбрать из того, что готово. Как говорит сама Каролина: «Я создаю то, что нравится мне, а не людям. Это порывы моей души». Тренд неоновых роз ввела тоже она.

У меня будет платье от самой Каролины. С ума сойти. Даже у Златы его нет, потому что цены Каролина выставляет баснословные.

Чмокнув папу в щеку, я быстро отправила голографическое сообщение Злате: «Встречаемся у ателье!». Не успела я надеть туфли, пришел ответ и возле стены высветилась Злата со словами: «С днем рождения! Через полчаса буду».

Со всех ног несусь к выходу из дома. Снова прохожу через Флинна и слышу его коронную фразу:

– Воспитанные девушки так себя не ведут!

Пока шла к своему аэромобилю, прокручивала его слова в голове и наткнулась на мысли: «А кто вообще сказал, что я воспитанная? Может, я как раз та самая невоспитанная и непослушная девочка, которая желает идти прямо, без обходных путей?»

Сев в аэромобиль, нажала на автопилот. Самостоятельно я вожу просто ужасно.

Наш дом находится на Третьем уровне. Благодаря папиному увлечению старыми временами – тротуар у нашего дома не стеклянный, а каменный. Единственный тротуар в столице, который я люблю.

Не спеша, я выехала на главное шоссе. Мимо меня мчался поток аэромобилей. Пробок не было, сейчас не час пик. Благодаря этому я быстро добралась до ателье Каролины.

Припарковав аэромобиль, я оказалась на обычном стеклянном тротуаре. Вчерашняя уверенность снова меня покинула и, я уставилась сквозь тротуар на другие уровни. Ну вот, коленки снова дрожат. Где же Злата?

Прошло более чем сорок минут, прежде чем Злата явилась. Когда я ее спросила, чего так долго она ехала, Злата мне ответила, что нечего было мне так рано приходить:

– Я же сказала, буду через полчаса.

Ох, спорить с ней у меня не было настроения. Единственное, что я сейчас хотела – выбрать платье от Каролины! Схватив Злату за руку, я потащила ее в ателье.

– Ну куда же так быстро! Мои туфли слетят, Верона!

Ворвавшись в холл ателье, я надеялась, что меня кто-то здесь встретит. Но здесь никого не было. Даже дворецкого. Тишина. Ремонт не делали здесь лет десять, отчего когда-то бирюзовые стены серо потускнели. В принципе, обстановка мне напомнила папин кабинет, только все какое-то голубое. Минуту простояв на месте, переступая с ноги на ногу и претерпевая бурные впечатления Златы от ужасного сервиса, я вдруг заметила рядом с настенным зеркалом колокольчик и веревочку, что была привязана к нему. Недолго думая, я ее дернула. Раздался оглушительный колокольный трезвон, откуда он шел я не понимала. Мы со Златой просто заткнули уши руками и ждали, когда это кончится. А звон все продолжался и продолжался. Я уже решила, что мелодию колоколов заело и бац! Наступила тишина.

– Доброго дня, с чем пожаловали?

Я обернулась. Передо мной стояла сама Каролина. Она была странно одета – все до неприличия скромно и однотонно. В рекламе она всегда представала этакой вычурной дамой с копной рыжих кудряшек. А сейчас… только рыжие кудряшки и ничего лишнего.

– Мы пришли посмотреть платья и что-нибудь купить! – мило начала разговор Злата.

– Так вы хотите купить платья или что-нибудь? – ехидно переспросила Каролина.

И тут влезла я, как законная покупательница:

–Честно говоря, платье нужно мне. Одно. У меня день рождение сегодня и вечером состоится празднование. Нужно что-то бальное, понимаете?

Что я несу? Каролина наградила меня таким взглядом, что я покраснела от стыда. Конечно, она, как никто другой понимает толк в платьях!

– Что ж, пройдемте!

Мы последовали за ней в узкий коридор. По бокам было множество дверей, а мы все шли, шли и шли.

Наконец темный коридор кончился, и мы попали в огромный зал со стеклянным потолком, какие бывают в ботанических садах. Здесь было очень много света, я даже зажмурилась. А когда открыла глаза и внимательно присмотрелась, то увидела, что все в зале заставлено платьями на белых манекенах. Их было много, они были удивительно красивые и невероятные! Мы со Златой переглянулись и чуть не закричали от восторга. Какое блаженство! Одно из этих платьев сегодня станет моим!

–Это все, что я сейчас могу вам показать, – молвила Каролина, – как сделаете выбор, позвоните в колокол.

– А у Вас разве нет персонала? – спросила Злата.

– Нет. Я здесь одна. Персонал сжирает слишком много денег. А колокольчики –нет.

Каролина ушла, а я подумала: «Какая же она странная. Такая богатая и экономит на прислуге. Могла бы хотя бы голограмм набрать для приличия».

– Моя аура! Верона, смотри!

Злата стояла возле розового платья, подол которого был расшит неоновыми орхидеями. Они только что распустились и излучали алый свет. Какая красота!

Я оглянулась еще раз. Бальных платьев было немереное количество. Где же мое? Отзовись!

Два часа мы просто ходили и разглядывали каждое платье. Я решила, что пора что-то выбрать, ведь мне еще готовится к вечеру. Решил все мой цвет волос. Я просто влюбилась в синее платье окрашенное в технике градиент – вверху темно синий, который плавно переходил в нежно бирюзовый. По краю подола распускались голубые розы вперемежку с тонкой травой, напоминавшей морские водоросли. До того это все было изысканно и очаровательно, что я сразу попросила Злату позвонить в колокол. Снова раздался оглушительный трезвон и пришла Каролина. Я показала на это платье. Она улыбнулась и кивнула:

– Будешь сегодня русалочкой.

Каролина выписала счет и отправила его моему папе. Очень быстро пришло от него подтверждение. Все. Теперь у меня есть платье!

Следующие несколько часов я приводила себя в порядок. На дом приехала Мира Темная – ее вызвала Злата и оплатила ей за услуги. Таким образом, моя подруга сделала мне подарок на день рождение. Все складывалось замечательно.

На моем вечере должна петь группа «Айя». Я их преданная фанатка. Бывает, сижу в ванной и напеваю слова из их песни:

«Моя любовь, ты меня не признаешь,

Я не ты, а ты не я,

И мы уйдем вместе!

Ееее!!!»

Папе эта группа не по душе. Но в день моего рождения он мне уступил. Я чувствую себя невероятно счастливой!

Последние приготовления закончились, я взглянула на себя в зеркало и поняла, что стала настоящей русалкой с жемчугом в волосах. Злата и Мира смотрели на меня с восхищением, а когда зашел папа, чтобы напомнить о том, что пора бы нам ехать, у него просто отвисла челюсть.

– Мариус удивится! – восторженно сказала я и направилась к выходу, минуя ошеломленного отца.

Сев в папин «Идол», который размером превосходил другие среднестатистические аэромобили раза в три, я поняла, что сегодня открывается новая эра в моей жизни. Никогда больше ничего не будет по-прежнему. Все будет иначе.

– Шампанского? – предложил папа, открывая мини-бар.

– Да! – хором ответили мы со Златой.

Наконец-то я взрослая. Могу свободно пить шампанское с разными вкусами. Сейчас папа нам наливал со вкусом кокоса.

«Дорвалась!» – подумала я и глотнула ранее запретный напиток. Пузырьки ударили мне в нос, я чихнула и мой бокал полетел на пол. Повезло, что пострадал только пол, а не мое платье или платье Златы из кожи белых змей.

– Ууу… Вероне больше не наливать! – злорадствовала Злата.

– Моя девочка уже напилась! – пошутил папа.

И они вместе стали смеяться над моей неуклюжестью и неопытностью в распитии шампанского.

Я покраснела.

Смейтесь-смейтесь! Вот напьетесь вы сегодня, а я останусь трезвая! И посмотрим, как я буду ухахатываться, глядя на вас, пьяненьких!

Наконец мы приехали в «Адажио». Самый крутой ресторан в нашей столице.

Мое день рождение пройдет в самом большом зале в венецианском стиле.

– С прибытием, Ваше Величество!

Не успела выйти из аэромобиля, как появилась голограмма в виде рыцаря из средневековья. Он был настолько красив, что на секунду я даже пожалела о том, что он ненастоящий.

Папа дал мне свою руку и сказал:

– Это я его заказал. Специально для тебя.

Отец всегда знал мою слабость – сказки. Сколько я их перечитала в детстве – уму непостижимо. Любимые были с рыцарями, принцами и принцессами. После прочтения сказок, я предавалась мечтам, где была самой настоящей принцессой, и за мое сердце шла борьба среди знатных красавцев…

Выйдя из аэромобиля, я увидела то, что меня потрясло. Вход в «Адажио» был сделан из зеркал и золотых веток, между которыми летало огромное количество самых разных бабочек-голограмм. Невероятное зрелище.

– Прошу Вас, сюда, – указал мне на вход рыцарь.

Я шла и мне казалось, будто я сплю. Внутри были зеркальные потолки и живые стены из гирлянд растений. Цветы на подоле платья распустились и ярко засияли неоновой бирюзой. На меня оглядывался персонал ресторана. Я видела в лицах мужчин восторг и восхищение. Некоторые даже открывали рты от удивления. Вот что бывает с ними, если надеть потрясающее платье.

Тем временем рыцарь меня довел до моего зала. По сравнению с приглушенным светом в коридоре, здесь было очень светло. Горели то ли свечи, то ли лампы в виде свечей. Посредине бил фонтан с лебедями, слева находилась сцена, где с минуты на минуту должна была выйти выступать «Айя». На меня смотрели все приглашенные гости – около двухсот человек. Люди с разными профессиями, на вид все одного возраста. Кто и где – непонятно. Половину гостей пригласил папа – это были люди из правительства, которых я ни разу в жизни вживую не видела. Другая половина – родственники и друзья. Эту половину я знала лучше.

– Верона!

Я услышала голос Мариуса. Он здесь.

Через секунду он взял меня за руку. Я даже не поняла, откуда он появился. На нем был белый костюм. Внимательно посмотрев мне в глаза и поцеловав меня в щеку, он сказал:

– С днем рождения, милая!

С этого момента у меня началась эйфория. Ее поддерживала на протяжении вечера музыка и моя любимая группа «Айя», бесконечные поздравления от гостей, подарки и комплименты по поводу моего внешнего вида, танцы, танцы и еще раз танцы! Мариус как никогда был со мной обходителен и внимателен. Он смотрел на меня таким взглядом, что у меня не осталось никаких сомнений – он меня любит.

После того, как я произнесла ранее отрепетированную речь о своей стране, меня поймала моя двоюродная сестра Мерилин. Она была старше меня на десять лет. Мы не виделись два года. Честно говоря, я не сильно по ней скучала – она была толстовата и болтлива. И красила волосы в ядовитый желтый цвет, а помаду выбирала самую яркую – будь то красный или зеленый. При разговоре у нее все время тряслась голова, которая, как и ее лицо, словно пыталась выразить кучу эмоций этой бесполезной трясучкой.

– Верона, с днем рождения, моя дорогая! Какое чудесное у тебя сегодня платье! – поздравила она меня.

– Спасибо, Мерилин!

Мерилин обняла и поцеловала меня в щеку.

– Как дядя Фаталь?

– Папа? Он все так же собирает свой книжный антиквариат.

– Я пыталась к нему пробиться сегодня, но он постоянно занят разговорами с другими людьми.

– Аааа… Так это его коллеги. Ты же знаешь его, он всегда весь в работе.

Мерилин только открыла рот, чтобы снова что-то у меня узнать, как ко мне подошел Йокай Уно, папин хороший друг и по совместительству советник президента. Помню, одно время он сильно нравился Злате. Когда я ляпнула, что у них слишком большая разница в возрасте, она ответила: «Для такого красавца с длинными волосами это не имеет никакого значения!». Йокай действительно был красивым и с виду его можно было принять за тридцатилетнего. И только седые, почти что белые волосы в хвосте, которые он никогда не красил, выдавали его шестьдесят пять лет. Я относилась к нему с уважением и никогда не видела в нем объекта вожделения.

– Хочу поздравить тебя с днем рождения, Верона. Меня очень тронула твоя речь о нашей стране. Ты стала настоящей дочерью своего отца и верной слугой нашего государства.

Говорил он, как обычно, монотонно и сдержанно. Но мне было очень приятно.

– Ой, да Верона всегда была такой! – влезла Мерилин. – Она вообще сильно похожа на Фаталя! Единственное, что не разделяет его любовь к антиквариату и бумажным книгам.

– Да, Фаталь любит такие книги. – поддержал из вежливости Йокай.

Я решила тоже поддержать этот не совсем интересный разговор, чтобы дать возможность Йокаю спокойно избежать назойливых вопросов Мерилин, которые должны были вот-вот на него обрушиться.

– Мерилин, он почти каждый день приобретает разные книги. Вчера еще одна новая появилась – в белой обложке и не очень красивая.

Мерилин эта информация не зацепила. А вот Йокай почему-то удивился.

– Белая? – переспросил он.

– Да, – ответила я, – тонкая такая, без твердой обложки.

– А как называется? Ты ее читала?

– Ох, я не помню. Я ее открыла, прочитала чуть-чуть, ничего не поняла. Называлась вроде «Низвержение».

После моих слов голубые глаза Йокая неестественно застыли и уставились на меня. Мне стало как-то не по себе, и я отвела взгляд.

– Извините, я должен идти.

Йокай торопливо развернулся и растворился в толпе гостей.

Я совсем не поняла его. Впрочем, как и обычно. Йокай не желал распространяться о причинах своих действий, он всегда мало говорил и много думал. Наверно поэтому папа и дружил с ним – ума Йокаю было не занимать.

– Странный тип, – заметила Мерилин.

– Он не странный, скорее – старый.

– Верона, ты мне сейчас срочно нужна!

Злата появилась из ниоткуда и, вцепившись в мою руку, потащила меня к сцене. Группа «Айя» только закончила петь последнюю песню и поклонившись гостям, медленно удалялась со сцены.

– Иди, – приказала Злата и чуть ли не толкнула меня в сторону ступенек, ведущих на сцену.

– Зачем?

– Иди, тебе говорят!

Не успела я взойти по ступенькам, как на меня направили наверно весь свет, который был в зале. На сцену появился Мариус. В руках у него была коробочка из морских ракушек. Вот и мой сюрприз.

Неожиданно для меня Мариус вдруг стал передо мной на колени, взял мою правую руку, вложил мне в ладонь эту коробочку и спросил:

– Я, кажется, тебя люблю, Верона. Выйдешь за меня замуж?

Если до этих слов кое-где слышались звяканье бокалов да различный шепот, то сейчас наступила полная тишина.

Я не соображала в тот момент. Я открывала коробочку, в которой оказалось кольцо с голубым бриллиантом, ограненным в виде розы. Мое сердце давно сдалось Мариусу в плен, но сейчас… Я просто стояла, не шевелясь.

Я растаяла. Это было похоже на длинный прекрасный сон, где сбывались мои мечты.

Я собралась и ответила дрожащим голосом:

– Да. Я выйду за тебя.

Бурный шквал аплодисментов обрушился на нас двоих. Когда Мариус встал с колен и меня поцеловал, я услышала крики восторга из зала. На какую-то долю секунды мне показалось, что всё здесь – это постановочный спектакль, который довольно удачно завершился. Но это была всего лишь доля секунды, которая забылась на долгое время…

Глава 3. Падение с небес.

Первые три дня после моего дня рождения были похожи на разноцветный вихрь. Все меня поздравляли с предстоящим замужеством, без конца звонили и пытали. Злата вообще съехала с катушек, допрашивала меня обо всем подряд: какое платье у меня будет, где пройдет наша свадьба, кого мы пригласим. Иногда она забегала вперед и начинала решать все за меня. Мне приходилось ее тормозить.

Папа немного нервничал, говорил, что я еще совсем маленькая для того, чтобы создавать семью. Я его успокаивала, как могла.

– Верона, я не представляю, что скоро ты будешь жить отдельно, у тебя будет муж, семья… Ты недавно бегала тут – кроха, которая не могла залезть на диван!

– Папа, я не могу жить с тобой вечно. Я выросла и тебе нужно это принять. И зря ты беспокоишься: Мариус и я будем жить в этом же районе. По вечерам можем все вместе пить чай.

– Да, но все равно ночами я буду в этом доме один. Совсем один.

– А как же Флинн?

– Голограмма никогда не заменит реального человека. Как бы она не была прекрасна, как бы не была умна – это не то…

– Так говоришь, будто я завтра умру.

При этих словах папа как-то странно на меня посмотрел. Взгляд его был полон напряжения, грусти и тревоги. Мне показалось, что из его глаз были готовы политься слезы, которые он сдерживал.

Тяжело вздохнув, он крепко обнял меня и сказал:

– Помни, я всегда буду любить тебя. Чтобы не произошло.

Мне стало не по себе. Вот теперь меня точно накрыло то чувство, когда тебя хоронят заживо.

Я решила, что папа слишком близко принял к своему сердцу мое замужество. Я улыбнулась ему и сказала:

– Тебе тоже нужно найти кого-то. С кем тебе будет хорошо и спокойно. Того, кого ты сможешь по-настоящему полюбить.

– Ты думаешь, это возможно?

– Конечно! Посмотри, какой ты красивый, молодой и умный! Стоит только свистнуть – и у твоих ног будет половина Константа!

– Почему половина?

– Потому что другая половина – это мужчины.

После этих слов мы с ним оба расхохотались.

Довольно плотно позавтракав белой кукурузой со вкусом молока, я с кружкой апельсинового кофе направилась к себе в комнату. Скоро ко мне должна была приехать Злата. Вчера ее осенило, что надо бы начать поиски свадебного платья. Я решила – что это очень хорошая затея. По дороге в свадебный салон, мы должны были заехать в ювелирный – приметить пару драгоценностей.

– Верона, я задержусь.

На стене моей спальни высветилась Злата. Вид у нее был растрепанный.

– На сколько ты задержишься?

– Думаю на столько, что тебе придется поехать одной…

– Что?! Но мы же…

– Да не беспокойся ты так – я подъеду в ювелирный. Просто пока я соберусь, а потом приеду к тебе, а потом мы вместе поедем – пройдет уйма времени. Понимаешь?

– Да.

– Тогда не морочь голову, собирайся и выезжай. Через час встретимся.

Ох уж эта Злата! Так и норовит ей в последний момент все перевернуть вверх дном.

Я решила набрать Мариусу. Он должен был быть на работе, но так как обычно он сидит и разбирает всякие скучные заявления в министерстве безопасности – у него находится минутка-другая, чтобы поговорить со мной.

– Привет! – услышала я до боли любимый мною голос.

Изображения Мариуса не было. Только звук.

– Я тебя не вижу. Все хорошо? – забеспокоилась я.

– О… Да все хорошо. Техника барахлит как обычно. А я тебя вижу и вижу прекрасно!

– Мариус …

– Да, любимая.

– Я сейчас поеду в ювелирный. Вместе со Златой.

– Замечательно! Надеюсь, там ты выберешь нам обручальные кольца!

Пока он говорил эти слова, кто-то чихнул. Это «Апчхи!» – громкое, звонкое, отчасти заглушившее Мариуса я не могла не заметить.

– Мариус, с кем ты там?

– Ни с кем. Я один в своем кабинете.

– Но только что кто-то чихнул. Я слышала.

– Это был я. У меня с утра что-то голова побаливает. Простуда, наверное.

– Нет же, кто-то чихнул одновременно с тобой. Пока ты говорил о кольцах.

– Верона, тебе показалось. Ты, видимо, еще находишься в состоянии эйфории из-за нашей свадьбы.

– Не говори со мной, как с маленькой!

– Мне пора. Заявлений сегодня куча. Пока, я люблю тебя.

Связь прервалась. Я еще перематывала в голове тот момент и пыталась разобраться: может мне действительно все показалось? Так или иначе, точно определить я не смогла.

Переодевшись в белое простое платье с рукавами и красным поясом, я захватила свою любимую сумочку с неоновыми розами и направилась к выходу. Минуя гостиную, я остановилась в коридоре возле кабинета папы. Оттуда доносились его возгласы. Свою деревянную дверь он закрыл не до конца, и я услышала:

– Нельзя. Нельзя все подвергнуть риску! Нужно идти к намеченной цели. Нельзя останавливаться!

– Вот и я тебе о том же твержу битый час… – ответил ему знакомый голос.

Через секунду я сообразила, что голос принадлежит Йокаю.

– Мне тяжело сейчас… – вздохнул папа, – второй раз это делать….

– Фаталь, опомнись. Тяжело будет, когда все провалится. – утверждал монотонно Йокай. – Вот тогда нам всем не поздоровится.

Вдруг дверь открылась еще больше, и я увидела робота-волка из стали и серебра. Его глаза горели красными огнями и изучали меня. Волк принадлежал Йокаю. Он редко с ним расставался – разве что оставлял его дома во время таких мероприятий, как мое день рождение. А так волк ходил с ним даже в правительство. Стальной зверь служил Йокаю одновременно охранником и домашним любимцем. Как и любой робот-охранник, он был напичкан системами навигации и распознавания. В его зубах содержался сильный яд, способный убить любого за считанные минуты. Но я его не боялась. Яд такие роботы выпускали в случае крайней опасности – грабежа, нападения и т.д. И только по приказанию своего хозяина.

– Объект – Верона Каменная. – раздался низкий мужской голос из головы волка.

Мгновение спустя дверь распахнулась полностью. Ко мне вышел Йокай, а следом и мой отец.

– Добрый день, Верона. – сказал мне Йокай. Его тон был настолько ледяной и враждебный, что я сразу поняла, что никакого доброго дня он мне желать не собирался.

– Добрый, – неуверенно ответила я, нервно затеребив белую ткань своего платья, – не знала, что Вы у нас.

– Я заехал, чтобы уладить кое-какие дела. Ты куда-то собралась?

– Она едет присматривать свадебные платья, я же тебе говорил.

– Фаталь, я все помню, что ты мне говорил. Хотел тоже самое услышать от твоей дочери.

Папа и Йокай переглянулись. Они словно говорили взглядами, спрашивая и отвечая на множество вопросов, которые не должны были слышать мои уши.

Наконец, перестрелка взглядами закончилась, и папа мне сказал:

– Можешь взять мой белый «Мойзес» с открытым верхом.

Вот это щедрость! Я прямо подскочила на месте от радости, совершенно не смущаясь строгого Йокая. Этот аэромобиль папа никому никогда не давал. А теперь на нем поеду я! Открытый верх, позолота по краям лобового стекла, салон из белой кожи… Мое белое платье просто идеально подходило!

Я обняла папу, вежливо (насколько это было возможно) попрощалась с Йокаем, в очередной раз пролетела сквозь Флинна и выпорхнула на улицу. Великолепный солнечный день на улицах столицы Константа – Турписа. Белый аэромобиль ждал меня. Я сама, за все десять лет, что он был у нас, каталась на нем в сопровождении папы всего пару раз.

Сев в мягкое удобное кресло, я расслабилась, вытянула свои ноги и подставила лицо солнцу.

«Как прекрасна жизнь!» – думала я. – «Как она замечательна!»

– Автопилот включен. Система запрашивает пункт назначения.

У машины был приятный женский голос. Я с удовольствием ответила:

– Ювелирный салон «Прима».

– Указания приняты, – ответил мне голос аэромобиля, – мы будем на месте через десять минут.

И мы поехали по улицам города. Все самые дорогие и элитные салоны находились на нашем Третьем уровне – двести – двести двадцатые этажи. Высота неимоверная! Редко где встречались небоскребы, в которых было свыше двести двадцать этажей. Мой дом был на Третьем уровне и стоял обыкновенным особняком, какие бывали на картинках в старых бумажных книжках. Только находился он на небоскребе и считался первоклассным пентхаусом.

В лицо мне дул легкий ветерок. Аэромобилей было чрезвычайно много, они приносились мимо и являлись причиной этого ветерка. Я из любопытства глянула вниз, через край двери и увидела, что на Втором и Третьем уровне такой же рой аэромобилей, спешащих по своим делам.

У меня закружилась голова.

Вспомнив про ремни безопасности, я нажала на кнопку, которая должна была их активировать, и они бы обхватили меня в моем белом платье.

Ничего не произошло. Я нажала еще раз. И снова ничего.

– Ремни безопасности неисправны, – сказала я системе.

На что получила странный ответ:

– Ремни безопасности заблокированы.

– Так разблокируй.

– Нет доступа к разблокировке.

Я все поняла: хозяин аэромобиля – мой папа. Полный доступ к управлению был, конечно, только у него. Только зачем было блокировать ремни?

На перекрестке загорелся черный цвет. Мы затормозили и ждали синего.

Солнце грело меня своими лучами. Я смотрела на голубое небо, на облака и думала о своей совместной жизни с Мариусом. Обязательно после свадьбы нужно будет отправиться в путешествие. Я представила, как мы будем вместе обедать на открытом воздухе и над нами будут проплывать такие же безмятежные облака.

Синий цвет загорелся. Все аэромобили поехали. И только мой странно зажужжал.

– Система неисправна! Система неисправна! – кричал голос моего аэромобиля.

Дисплей управления загорелся красным цветом.

И прежде чем я успела на что-то нажать, аэромобиль резко набрал бешеную скорость и пулей летел по шоссе.

Я схватилась за сидение так сильно, что мои ногти порвали белую кожу кресла. Мы ехали настолько быстро, что мне казалось – меня сейчас сдует из салона.

Я старалась нажать на что-нибудь, но меня трясло и я никуда своим пальцем не попала.

Тогда я попыталась взять управление в свои руки. Машина меня совсем не слушалась.

«Система неисправна! Система неисправна! Система неисправна!»

Я посмотрела вперед. Мои глаза слезились из-за ветра, но я четко видела, как мы приближаемся к еще одному перекрестку и там загорается черный цвет.

Секунда – и мы врезаемся в ряд аэромобилей перед нами.

Удар. Боль. Темнота.

Глава 4. Мои похороны

-Пик! Пик! Пик! Пик!

Это было первое, что я услышала. Непонятное пиканье. Каждое «Пик!» словно ударял мою голову болью. Боль была невыносимой. Я застонала и открыла глаза.

Все было белое, яркое и размытое. Я зажмурилась.

Во рту пересохло. Меня накатила волна боли – с головы и до самых кончиков пальцев.

– Пик! Пик! Пик!

– Кто-нибудь… Дайте пить… – сказала я шепотом.

– Она очнулась! – крикнула какая-то женщина.

– Пить… – просила я неизвестно кого.

Я попыталась открыть еще раз глаза. В этот же момент я услышала удаляющиеся шаги.

И снова белый свет, ослепительно белый. Он просто резал мое зрение, которое только что было в полной темноте. Я сделала еще попытку посмотреть, где же я нахожусь. А потом еще одну. Примерно с седьмого раза мои глаза привыкли к освещению, хотя из них катились слезы от всей этой белизны, но я, наконец, увидела комнату. Оказалось, что я лежу в больничной палате.

– Видите, она очнулась.

В дверях палаты я увидела доктора и медсестру.

Доктор подошел ко мне, посмотрел мне прямо в глаза оценивающим взглядом и спросил:

– Как Вы себя чувствуете?

Не знаю почему, но у меня не было сил что-то ему ответить. Я открыла рот, пытаясь что-то сказать, но все мои попытки оказались тщетными.

– Так, не волнуйтесь. Сейчас посмотрим ваше состояние.

Медсестра на что-то нажала возле окна.

На стене, прямо напротив меня, появился экран с какими-то данными. Из всего я разобрала только график своего пульса. Остальное было совершенно непонятно.

– Ну что я могу сказать… Стабильно все. Отдыхайте.

Доктор мне улыбнулся. Затем подошел к медсестре, сказав ей очень тихо (но я все равно услышала):

– Дайте обезболивающего и снотворного.

«И пить…» – мысленно сказала им я.

Пить мне не дали. После ухода доктора медсестра запустила робота, походившего на лакированного белого человека с черными стеклами вместо глаз, и он ввел мне в вены нужные вещества.

Сколько я проспала – не знаю. Когда очнулась, был вечер – в палате горел свет, а в окне виднелись яркие огни ночного Турписа.

Пить мне не хотелось. Но чувствовала я себя просто ужасно.

– Верона…

Я увидела папу. Он сидел возле моей больничной кровати. Его лицо было изможденным и замученным. Волосы, которые всегда были идеально уложены, сейчас торчали из стороны в сторону. На подбородке виднелась довольно приличная щетина.

– Пап…

– Да?

– Мне больно.

Папа тяжело вздохнул. Он взял меня за руку и стал ее гладить.

– Мне тоже больно, Верона. Жаль, что так получилось.

Он заплакал.

– Что получилось? – осиплым голосом спросила я его.

– Ты не помнишь аварию? – вопросом ответил он, смахивая слезы рукой с лица.

– Нет…

– Мой аэромобиль потерял управление и врезался на перекрестке в другие машины. Воздушная подушка не дала ему полететь вниз, но он перевернулся, а ты… Ты не была пристегнута. Ты упала с высоты двухсотого этажа и долетела до Первого уровня. Если бы ты ударилась об асфальт Первого уровня, то умерла бы мгновенно. Но ты попала прямо в салон другого аэромобиля. Твое падение помяло ему крышу. Точнее, от крыши там мало что осталось.

Я была в шоке. На ум сразу пришли мысли, что боль в моем теле – это последствия ужасного падения.

– Я жива, – улыбнулась я папе и заплакала, – после такого – я осталась жива. Это чудо. Ты рад?

Папа посмотрел на меня с каким-то отторжением. Меня это напугало:

– Что такое?

– У тебя перелом левой руки.

– И все?

Папа разжал мою ладонь, встал и подошел к окну.

– У тебя что-то там с позвоночником. Доктор сказал, что ты никогда больше не сможешь ходить.

У меня был шок. Я сначала заулыбалась, пытаясь раскусить эту шутку, но глядя на папу, я поняла, что все серьезно. Мой разум не желал принимать такую реальность, он всячески ей сопротивлялся. Я даже попыталась опровергнуть слова папы, и старательно пыталась пошевелить ногами. Они меня не слушались и не двинулись из-под одеяла. Тут же с моей головы съехал бинт, среагировали какие-то датчики и активировался робот, который ранее делал мне уколы. Он вылез откуда-то из белой стены (а может он просто возле неё стоял и слился с ней как хамелеон) и стал поправлять мне повязку.

– Пап, но ведь можно наверно это вылечить… – сказала я неуверенно и не совсем внятно.

– Верона, ты несешь сейчас бред. Ты, как никто другой знаешь законы нашей страны. Если человек болен неизлечимой болезнью …

То ему один путь – на смерть. Законы нашей страны были нерушимы. И я их прекрасно знала.

К неизлечимым болезням относились шизофрения, паралич, отсутствие конечностей или же их непригодность, аутизм … Список был долог и огромен. Это было общепринятой нормой – если человек болен так, что врачи не могут ему помочь – нечего тратить на него время, силы и деньги. Людей с психическими заболеваниями подвергали эвтаназии с согласия родственников. Людей с рассудком, но с физическими проблемами – подвергали эвтаназии только с их согласия. Если же человек отказывался умирать от укола (или родственники психически больного были против), его увозили в зону «Дельта» на другой конец страны. Там находилась огромная свалка мусора. Точнее – целый город из мусора. Обычно в течении трех дней больные умирали в «Дельте» – ведь там не было воды и еды, и не было других людей, которые могли бы помочь – только летающие дроны, привозившие мусор со всей страны. Чип, вживленный под кожу правой руки, фиксировал остановку сердца и родственникам высылалось подтверждение о смерти. Тем, кто умирал от эвтаназии – присваивалось звание национальных героев, ушедших из жизни, чтобы не обременять свою страну. Похороны у них были пышные и дорогие. А те, кто решил закончить жизнь в зоне «Дельта» – о них старались не вспоминать. Хоронили пустой гроб скромно и по-тихому. Потому что человек, отказавшийся от эвтаназии, считался позором для всей семьи.

Раньше я относилась к этому вопросу спокойно. У меня даже была знакомая, у которой родился сын без рук. На третий день со дня его рождения, его родители дали согласие на укол. Малышу вкололи смертельную дозу снотворного, и он умер. Я была на его похоронах три года назад и жалела его мать, которая плакала в три ручья. Ее муж держался, как мог. Ребенку присвоили звание героя. Позже они пытались завести других детей, но оказалось, что больше детей у них никогда не будет. Знакомой поставили диагноз бесплодия. Сама она выносить ребенка не могла, на суррогатное материнство почему-то не соглашалась. В конце концов муж ее бросил, она целыми днями ходила по салонам, а вечером тусила в ночных заведениях.

А теперь…

А теперь я оказалась на месте этого малыша. Мои ноги не двигались. Я разревелась, я плакала от своей беспомощности и от мыслей, которая меня грызла: «Я не хочу подвергаться эвтаназии. Я хочу продолжать жить».

– Я не хочу умирать, пап. Папа, ты слышишь?!

Папа отвел взгляд от окна. Он осуждающе на меня посмотрел и произнес:

– Подумай обо мне. Как мне тяжело. Ты умрешь в скором времени в любом случае. Подумай о чести нашей семьи, подумай обо мне, я прошу тебя! Мы должны все принимать достойно. Даже смерть.

У меня началась истерика. Бинт снова слетел. Только на этот раз из раны на голове потекла струйками кровь прямо на мою правую щеку. Робот как мог, пытался вернуть повязку на место. Я оттолкнула его правой рукой и начала кричать: «Я не хочу умирать! Не хочу умирать!»

Папе это зрелище надоело, он подбежал ко мне, схватил меня за плечи и начал трясти как тряпичную куклу. Он кричал мне прямо в лицо. Я чуть не оглохла от его воплей: «Подумай хоть раз в жизни обо мне! Держись достойно, ты дочь премьер-министра! Ты согласишься на эвтаназию!»

Он тряс меня минут пять. Потом отпустил. Я упала на постель, у меня заболела голова, а кровь из раны образовала на подушке большое красное пятно.

– Ты меня поняла? – спросил меня отец.

И в этот момент я поняла одно: меня никто не собирается защищать или поддерживать. Меня не любят. Я ответила тихо, но мой ответ был слышен и отцу, и медперсоналу, прибежавшему на наши крики:

– Нет. Я не соглашусь…

Отец ушел, ничего мне не ответив. Повязку мне поправили, остановили кровь и вкололи успокоительное. Я снова уснула.

Мне ничего не приснилось. Я была разбужена утренними лучами восходящего солнца. Оно светило прямо мне в глаза.

– Зачем ты меня будишь? – сказала я солнцу.

Я хотела перевернуться на другой бок, но сломанная левая рука, зафиксированная в твердом геле, не дала мне это сделать.

Ко мне подошел робот.

– Ты разговариваешь? – спросила я его.

– Немного.

– У тебя какой-то человеческий голос. Слишком человеческий…

– Нам дают за образец голоса разных людей, которые уже умерли.

А вот этого я не знала.

– Ты хочешь сказать, что сейчас говоришь голосом какого-то умершего человека?

– Да.

– А голоса голограмм в наших домах?

– Тоже. У них голоса умерших людей.

– Какой ужас.

От этой новости мне стало не по себе. Бросило в дрожь, лоб и ладони мгновенно вспотели. Я часто разговаривала с Флинном, но и подумать не могла, что его голос – это голос человека, которого уже нет.

– Ты меня сейчас просто огорошил… Но ладно. Мне нужно позвонить. Здесь есть где-нибудь голофон?

– Да. Он прямо на вашем столике справа.

Действительно, справа у моей кровати стоял маленький беленький круглый глянцевый столик. На нем виднелся голофон – маленький дисплей размером с крупную пуговицу.

Я немедленно набрала Мариусу. Он не ответил.

Тогда я набрала Злате. Она оказалась великодушней, и ее изображение высветилось на стене. При виде меня она чуть не подавилась булочкой, которую ела.

– Верона?

– Привет, Злата. Когда ты придешь меня навестить?

– Мне запретили с тобой общаться. Твой папа вчера звонил и сказал, что твои похороны будут во вторник.

– Что?!

Сегодня было воскресенье. А похороны, мои похороны, назначили на вторник! Я чувствовала себя свиньей, которую решили зарезать через два дня.

– Мне очень жаль тебя, Верона. Ты была моей лучшей подругой. Я клянусь, что во вторник я буду плакать больше всех!

Говорила она это таким непринужденным тоном, что я прервала разговор, отключив голофон.

А потом я снова расплакалась.

Ко мне подошел робот и предложил успокоительное. Я отказалась.

Через полчаса ко мне в палату вошел Фаталь Каменный, мой отец, которого я ненавидела со вчерашнего вечера. Вместе с ним пришел еще один человек в больничной форме.

– Верона, мы пришли за твоей подписью.

Я посмотрела на отца. У него снова были уложены волосы, он сбрил щетину и выглядел как обычно: свежо и прекрасно.

– Что я должна подписать?

– Согласие на эвтаназию. Со мной медицинский юрист.

Если бы у меня сейчас было оружие, я бы …. Но у меня ничего не было.

– Я не подпишу.

– Верона, включи здравый смысл: ты уже не можешь жить полноценно. Ты уже не человек. И скоро ты умрешь – либо эвтаназия, в ходе которой ты спокойно уснешь и больше не проснешься, либо зона «Дельта», где ты будешь умирать долго и мучительно.

Я знала, что он прав. Я, скорее всего, буду долго умирать на мусорной свалке. А может и не буду. Может я сооружу себе дом из мусора и буду ползком передвигаться по земле. И буду есть объедки из городов столетней давности, которые будут пахнуть неизвестно чем, а на вкус… Бррр!

– Верона, тебе не будет больно. Там снотворное…

Отец присел на мою кровать и попытался взять меня за руку. Я прижала руку к себе и отвернулась.

–Верона!

Я разозлилась. Со слезами на глазах я сказала:

– Я не подпишу. Я не хочу эвтаназию. Отправляйте меня в зону «Дельта».

– Ты не понимаешь, что ты сейчас несешь! Это ведь для твоего же блага! – заорал на меня отец.

– Вы хотите убить меня для моего же блага. Какое счастье!

Медицинский юрист подал голос:

– Я видел такое несколько раз. Такие люди, как она, не соглашаются на эвтаназию.

– Вы правы, – ответила я юристу, а затем обратилась к отцу: – делай что хочешь, но во вторник ты не увидишь меня в гробу!

Левый глаз отца начал дергаться. Нервный тик он прикрыл ладонью и направился к выходу. Остановился на несколько секунд перед дверью, чтобы сказать мне:

– Прощай! У меня больше нет дочери. Твои похороны пройдут во вторник – с тобой или без тебя.

Глава 5. Зона Дельта

День понедельника я провела еще в палате. А к вечеру меня одели в мое белое платье (в котором я попала в аварию). Оно было разорвано в нескольких местах, на нем были потемневшие пятна крови. Обезболивающего мне не дали – так что свою физическую боль я прочувствовала сполна.

Пришел медицинский юрист и зачитал мне закон «О проведении эвтаназии» и рассказал о зоне «Дельта». А затем снова предложил эвтаназию.

– Нет, – ответила я.

Когда он удалился, за мной пришли роботы-стражи. Целых шесть экземпляров. Будто я была не больной, а очень опасной преступницей.

Стражи были сделаны из черного материала под вид настоящих людей. Глаза у них горели синим пламенем. Выглядело это все по-демонически.

Ничего не сказав, двое из них схватили меня под руки и потащили по коридорам больницы. Двое стражей шли впереди, двое сзади. В коридоре я увидела экран, по которому передавали новости. Диктор говорила:

– Завтра в десять утра состоятся похороны Вероны Каменной. Напомним, дочь премьер-министра страны попала в страшную аварию и упала с большой высоты. Она получила травмы, несовместимые с жизнью и скончалась на месте…

Отец постарался, заплатил большие деньги и всем сказали, что я не выжила. Уверена, без Йокая тут не обошлось!

Врачи и медперсонал, которые попадались нам в коридоре – все осуждающе на меня смотрели. У некоторых в глазах читалось презрение, типа: «Фу! Да как она могла отказаться от эвтаназии?!»

Наконец коридор кончился, мы куда-то свернули – как я позже поняла, это был черный ход.

Моя левая рука болела, страж, который за нее ухватился, видимо пытался ее просто вывернуть наизнанку. Мои ноги волочились по белому каменному полу. Со стороны я представляла из себя жалкое зрелище – зареванная девушка с красным лицом, перебинтованной головой, переломанной рукой и обездвиженными ногами в грязном платье. Настоящая сломанная кукла.

Мы спускались вниз по длинной лестнице. Мне казалось, что прошла вечность, прежде чем мы снова попали в какой-то узкий белый коридор, который закончился выходом к большому дрону с мусором внутри.

Меня со всего размаху закинули в эту кучу отходов. Я ударилась головой об какую-то железку. Дрон был круглый, его крыша сверху закрывалась, медицинский юрист отправил ему настройки на зону «Дельта». Наконец, крышка захлопнулась, стало темно, дрон загудел. Я почувствовала – меня съели заживо. По истории я проходила, что какого-то человека съел кит, а потом через три дня выплюнул обратно. Не помню, как его звали, но думаю, что наши ощущения с ним были схожи. Внутри дрона ужасно воняло. Не знаю, как внутри пахнут киты, но,наверное, тоже довольно неприятно.

Дрон летел очень долго. Я несколько раз засыпала и просыпалась. Прошло часов двенадцать (а может и больше), прежде чем крышка дрона открылась, и я увидела небо в отблесках зари.

Дрон издал странный звук, очень похожий на пиканье датчиков в моей палате. Внезапно я вместе с горой мусора начала проваливаться вниз. Меня сдавило упаковками из-под еды, железяками и еще неизвестно чем. Чем глубже я проваливалась, тем труднее было дышать. И когда я решила, что сейчас задохнусь – случился резкий рывок и мусор вместе со мной упал с высоты двадцати метров.

Не успела я прийти в себя от падения, как сверху прилетело что-то увесистое, и я потеряла сознание.

Очнулась я оттого, что снова было трудно дышать. И хотелось пить. Пить!

С трудом пошевелив правой рукой, я начала ворошить мусор, окружавший меня со всех сторон. И тут же умудрилась порезать свою правую руку. Что-то острое воткнулось в мою кожу, хлынула кровь. Я застонала. Мой стон был настолько тих, что его не услышала бы даже мышь.

Солнце нещадно палило. Стояла жара. Горы мусора только усиливали ее. То, что могло разлагаться – источало отвратительный запах, то что не разлагалось (металл и пластик) – отражало солнце и увеличивало температуру.

Когда от тебя отворачивается весь мир – начинаешь себя чувствовать человеком-мусором. Тобой могли попользоваться, могли плюнуть тебе в душу, хамски пройтись по твоему сердцу, а затем повесить на тебя самые нелепые обвинения. И вроде ты не убийца и не вор, но все отвернулись, все твои «друзья» испарились, все те, кто обещал быть с тобой и в горе, и в радости – смылись сразу же, как только появилась возможность. И ты разбит, ты в отчаянии и сидишь в полном одиночестве. Ты– старое кресло, некогда бывшее красивым и новеньким, а теперь сидение обшарпано, спинка сломана, ножки расшатаны. И тебя выбрасывают за ненадобностью. Только ты все помнишь. А люди ведь знают, что вещи не имеют памяти. Вещь спокойно можно выбросить. Она не будет плакать ночами и впадать в депрессию. И ты осознаешь, что на протяжении всего времени для окружающих ты был просто вещью. Отвратительное чувство.

Вечность.

Вечностью для меня был тот отрезок времени, который люди обычно зовут «днем».

Я проползла по мусору несколько метров, в попытке найти хоть какую-то емкость с водой. Глупая. На что я рассчитывала? Что произойдет чудо, и я найду каплю воды в гнилье вперемежку с какими-то запчастями и старыми вещами? При такой жаре градусов в сорок?

Я дура.

Надо было согласиться на эвтаназию…

Когда солнце было совсем близко к горизонту, откуда-то подул ветер и набежали облака. Я смотрела на них так внимательно! Впервые в своей жизни я оценила красоту небес. Серо-белые облака, похожие на вату, заслонили собой солнце. Наконец-то пекло кончилось. Хоть какая-то радость.

Вскоре облака потемнели и с неба полетели капли дождя. Я открыла рот, чтобы на мой язык попала долгожданная влага. Вскоре дождь перешел в ливень. В былые времена во время ливней я пряталась в доме, как и все нормальные люди. Увидеть на улицах Турписа людей, гуляющих под дождем было невозможно. С самого детства нам внушали, как это плохо. Только глупцы идут гулять в дождь, чтобы намочить свою одежду, а затем простыть. «Ваше здоровье – самое ценное, что есть в Вашей жизни» – твердили учителя, родители, голограммы, роботы и президент. Здоровье было превыше всего…

Продолжить чтение