Читать онлайн Библиосфера и инфосфера в культурном пространстве России. Профессионально-мировоззренческое пособие бесплатно

1.1. Культурное пространство в контексте концепций культуры

«Культурное пространство» – одно из популярных понятий в современной культурологии, но понимается оно разными авторами неоднозначно. Все согласны с тем, что культурное пространство – это вместилище, среда обитания культуры, расхождения же обусловлены тем, что категория культуры трактуется по-разному, в зависимости от концепции, которой придерживается тот или иной культуролог. Под концепцией в данном случае понимается логически обоснованная или интуитивно ясная идея, могущая служить отправной точкой для развития теории или принятия управленческих решений. Чтобы упорядочить терминологию, в «Основы законодательства Российской Федерации о культуре», принятые 9 октября 1992 года и действующие до сих пор, была включена «основополагающая законодательная» формулировка: «Культурная деятельность – деятельность по сохранению, созданию, распространению и освоению культурных ценностей». Однако добиться однозначности не удалось, потому что понятие «культурная ценность» определено крайне широко и расплывчато, от «идеалов и норм» до «зданий и технологий». В результате во всех концепциях культуры говорится о культурной деятельности, но «субъекты культурной деятельности» и «пространство обитания культуры» понимаются по-разному.

Сбивает с толку ведомственно-отраслевая трактовка, в которой культура фигурирует как область деятельности культурно-просветительных и культурно-досуговых учреждений (библиотеки, дворцы и дома культуры, парки, музеи, театры и т. д.), находящихся под эгидой Министерства культуры. Культура отграничивается от образования, массовой коммуникации, науки, искусства, которые относятся к другим, «некультурным» ведомствам. С позиции этой трактовки словосочетания «культура и искусство», «культура и образование» не выглядят логически несоразмерными. Выходит, что учреждения Министерства культуры создают и распространяют культурные ценности, а другие социальные институты к этим ценностям отношения не имеют. Подобное понимание культуры выглядит произвольным и неубедительным. Ведь при изменении области, подведомственной Министерству культуры (такие случаи известны – достаточно вспомнить Наркомпрос, который ведал одновременно школами и внешкольными учреждениями, позже ставшими «учреждениями культуры»), приходится пересматривать ранее принятую концепцию культуры.

В научной литературе по теории культуры можно обнаружить, по крайней мере, пять «отправных точек», соответствующих пяти различным концепциям культуры и интерпретациям понятия «культурное пространство». Обратимся к известным нам концепциям для того, чтобы выбрать ту из них, которая наиболее полно соответствует сущности библиосферы и инфосферы.

1.1.1. Социоатрибутивная концепция, именуемая также функциональной, технологической или деятельностной, получила распространение в культурологии, социологии и социальной философии. Здесь культура понимается как неотъемлемый, искусственно созданный атрибут человеческого социума, соответствующий метафоре «вторая природа». Культура не наследуется биологически, а приобретается каждым новым поколением в результате освоения культурных ценностей предыдущего поколения (процесс социализации). Основоположник социокультурного подхода Э.С. Маркарян (1929–2011) предлагал следующую аналогию: «Культура – это та сила, которая сплачивает человеческих индивидов в людское сообщество, подобно тому, как сила гравитации создает из отдельных атомов физические тела. Поэтому культура неотделима от общества, как тяготение неотделимо от материальной массы. Поле культуры заполняет и насыщает все социальное пространство, образуемое кооперированной человеческой деятельностью, оказывается как бы размытым по всему телу социального организма и проникающим во все его поры»[16].

«Тело социального организма» образуют общественно организованные секторы материального и духовного производства, сектор государственно-политического управления, семейно-бытовой сектор, обеспечивающий биологическое воспроизводство общества и непрофессиональное духовное творчество. Эти секторы взаимодействуют друг с другом посредством коммуникационных институтов. Поскольку все социальные секторы и институты занимаются созданием, сохранением, распространением и освоением культурных ценностей, их можно считать субъектами культурной деятельности, а «тело социального организма», то есть социальное пространство, правомерно интерпретировать как культурное пространство. Смущает то обстоятельство, что «некультурных» участков социальной жизни не обнаруживается; социальная деятельность совпадает с культурной деятельностью, а социум растворяется в культуре (или наоборот). Культурной в этом случае можно считать любую человеческую деятельность, включая физиологические процессы сна, питания и т. и., которые приобретают «культурные формы». К. Маркс справедливо заметил: голод есть голод, но голод, который утоляется при помощи ножа и вилки, совсем не тот голод, который утоляется зубами и когтями, рвущими сырое мясо.

Авторитетный российский культуролог А.Я. Флиер в заключении своей монографии, посвященной исторической динамике культуры, сформулировал следующий мировоззренческий вывод: «Все социальное культурно, а все культурное социально. Культура – это совокупность наиболее устойчивых форм коллективной (социальной) жизнедеятельности людей. Другой культуры просто не бывает. Поэтому понятия “культурное” и “социальное” – это лишь два разных ракурса взгляда на одно явление – исторически установившиеся порядки человеческих взаимодействий и взаимоотношений»[17]. Из этого вывода вытекает, что социальное пространство равносильно культурному пространству, а коммуникация социальных смыслов в социуме равносильна движению смыслов в культуре. Таким образом, социоатрибутивная концепция подтверждает очевидную истину, что библиосфера и инфосфера являются субъектами социального пространства.

1.1.2. Духовно-смысловая концепция исходит из постулата, что человека от животного отличает одухотворенность (осмысленность, целенаправленность) его действий. Говоря кратко, культура – мир человеческих смыслов. Более развернуто: «Культура предстает перед человеком как смысловой мир, который вдохновляет людей и сплачивает их в некоторое сообщество (нацию, религиозную или профессиональную группу и т. д.). Этот смысловой мир передается из поколения в поколение и определяет способ бытия и мироощущения людей»[18]. С точки зрения философских категорий материального и идеального, смысл – это человеческое идеальное, представляющее собой знания, эмоции, волевые побуждения. Сущность культуры в данном случае состоит в духовном творчестве, заключающемся в генерации (создании) и коммуникации (трансляции) смыслов во времени и пространстве.

Сотворенные смыслы могут овеществляться в создаваемых людьми материальных ценностях, а могут существовать в неовеществленной форме. Овеществленные смыслы, окружающие нас в городах и на селе, можно трактовать как овеществленное культурное пространство (материализованное культурное наследие) и как памятник культуры. В настоящее время в понятие культурного наследия включены не только уникальные архитектурные и историко-культурные объекты, но и ансамбли, исторические ландшафты, а также традиционные технологии и памятники духовной культуры (язык, традиции, фольклор)[19]. Комплектование, описание, хранение, охрана, осмысление и использование культурного наследия осуществляется музеями, выполняющими мемориальную функцию в качестве института социальной памяти. Библиосфера и инфосфера также выполняют мемориальную функцию, но объектами их деятельности являются не музеефицированное культурное или естественно-природное пространство, а специально созданные документы – носители смыслов в знаковой форме.

1.1.3. Коммуникационно-семиотическая концепция, именуемая также «информационно-семиотической концепцией», превосходно представлена в творчестве выдающегося отечественного филолога, культуролога и семиотика Ю.М. Лотмана (1922–1993), первооткрывателя идеи семиосферы. Вот максимально свернутая формулировка этой идеи: «Культура организует себя в форме определенного «пространства – времени” и вне такой организации существовать не может. Эта организация реализуется как семиосфера и одновременно с помощью семиосферы. Внешний мир, в который погружен человек, чтобы стать фактором культуры, подвергается семиотизации, становится содержанием семиотического текста»[20]. Подчеркивая «важность изучения семиотики культуры», Юрий Михайлович постоянно повторял, что «культура оказывается неразложимо единой семиотической структурой», выполняющей следующие коммуникативные и творческие функции:

1. Передача имеющейся информации (текстов).

2. Создание новой информации, то есть создание текстов, не выводимых однозначно по заданным алгоритмам из уже имеющихся, а обладающих определенной степенью непредсказуемости.

3. Память: способность хранить и воспроизводить информацию (тексты)[21].

Таким образом, концепция семиосферы отождествляет культурные ценности с текстами, выраженными теми или иными знаками (не обязательно в виде естественного языка), а культурную деятельность – с социально-культурной коммуникацией. Акцент делается на коммуникационной стороне культуры (трансляция, обработка, сохранение, освоение культурных ценностей в виде знаковых сообщений).

Взгляды Ю.М. Лотмана были одобрительно восприняты как в нашей стране, так и за рубежом. Одним из идеологов коммуникационно-семиотической концепции в современной культурологии является А.Я. Флиер, который уверен, что «культура всегда текст», «культура – система социальной коммуникации». Он аргументирует свою позицию следующим образом: «Культура состоит из множества разнородных явлений (материальных, интеллектуальных, социальных, художественных), которые при рассмотрении в определенном ракурсе являются её текстами. Именно культурными текстами обмениваются участники культурных коммуникаций и именно культурные тексты они воспринимают в качестве носителей передаваемой информации… Культурная коммуникация является одной из первостепенных социальных функций культуры, в существенной мере обеспечивая сам факт её существования. Культура вне коммуникации в принципе невозможна. Один человек не может создать никакой культуры. Вне коммуникации, вне обмена «культурными текстами», вне взаимопонимания и взаимодействия между людьми не может быть никакой культуры».[22]

Сказано эмоционально и убедительно, но все же воздержимся от отождествления культуры с коммуникацией, а культурного пространства – с пространством социальным. Дело в том, что культурная деятельность, помимо коммуникации в виде обмена культурными текстами, включает в себя создание новых текстов (творчество), о чем упоминал Ю.М. Лотман. Творчество в культуре имеет столь же существенное значение, как и коммуникация между людьми или долговременное хранение культурного наследия. Мало того, культуре свойственна функция инкультурации, то есть приобщения человека к культурным ценностям, которая отчетливо выражена в гуманистической концепции.

1.1.4. Гуманистическая концепция, которую правомерно назвать также антропоцентристской или этической, акцентирует роль культуры в формировании личности, рассматривая культуру как способ и меру «производства человека», а не вещественных изделий. В отличие от социоатрибутивной концепции, здесь содержание культуры видится не в машинах, сооружениях, орудиях труда и даже не в овеществленных или неовеществ ленных продуктах духовного производства, а в этических нормах, эстетических вкусах, мировоззренческих убеждениях, которые «делают человека человеком». Эта концепция исповедует гуманистический идеал всесторонне развитой личности. В отличие от прочих концепций, она отказывается признать продуктами культуры оружие массового уничтожения, ложь и клевету, считая их акультурными явлениями, проявлениями «мирового зла».

Всесторонне развитая личность – гармоничный результат двух противоположно направленных психопедагогических процессов: социализации и индивидуализации. Социализация, то есть освоение культурного наследия данного общества, есть чисто коммуникационный процесс, где социализирующийся индивид находится в роли реципиента. Индивидуализация нацелена на реализацию творческого потенциала (талантов, способностей, задатков) данного человека и готовит его к выполнению роли не реципиента, а творца – коммуниканта, создающего новые культурные ценности и вводящего в коммуникационные каналы культурные тексты. Понимая это, «гуманистические» культурологи заявляют: культурная деятельность «по самой своей природе есть не что иное, как коммуникативная (!) деятельность, как обмен сущностными силами между людьми»[23]. Получается вывод, уже известный нам из коммуникационно-семиотической концепции: культурная деятельность по существу своему есть деятельность коммуникационная – значит, область культуры совпадает с областью социальной коммуникации. Точнее, эти области пересекаются друг с другом, поскольку личностная физическая культура не имеет отношения к коммуникации, а бессознательно (интуитивно) осуществляемые коммуникационные контакты – например, интуитивное понимание – лежат вне культуры.

Вместе с тем важно подчеркнуть, что коммуникационно-семиотическая и гуманистическая концепции существенно различаются по содержанию. Они рассматривают один и тот же объект – социальную коммуникацию – с разных сторон, то есть выделяют разные предметы изучения в данном объекте. Одна концепция рассматривает социальную коммуникацию как идейно нейтральный информационно-семиотический процесс, а другая – как процесс психолого-педагогический. Вследствие этого даются разные ответы на вопрос, что такое культурное пространство, и развиваются разные представления о его содержании. Культурологи и филологи, разделяющие коммуникационно-семиотический подход, толкуют о вращающихся в социуме текстах, символах, языках и знаках культуры, а гуманистически ориентированные педагоги, философы и работники учреждений культуры занимаются воспитанием, просвещением, «инкультурацией» общающихся друг с другом людей. Ясно, что эти методологические подходы не отрицают, а дополняют друг друга, и оба заслуживают внимания. Мы вернемся к гуманистическим проблемам в главе 2, посвященной русской интеллигенции и книжной культуре.

1.1.5. Трансцендентная концепция отличается от предыдущих тем, кто выводит культуру за пределы общества. Если социоатрибутивные или коммуникационно-семиотические теории, при всей их широте, связывают культурное пространство с реальными человеческими сообществами, и в связи с этим остаются материалистическими, то трансцендентные теории склонны рассматривать смыслы культуры независимо от тех или иных социально-исторических условий, и поэтому их можно назвать идеалистическими. Отсюда название «трансцендентный», что значит «запредельный».

Трансцендентное понимание сущности культуры можно сформулировать следующим образом: культура – не способ делания чего-то и не совокупность каких-либо материальных или духовных ценностей, а относительно свободный творческий Дух, субъект человеческой Истории, воплощающийся в глубинных смыслах Культуры. Примером трансцендентного смысла является смысл истории, понимаемый как ответ на вопрос, в чем цель существования человечества. Религии объясняют смысл истории «божественным замыслом» (провиденциализм), философы-рационалисты заявляют, что история не имеет смысла, поскольку отсутствуют «универсальные исторические законы» (К. Поппер, теоретик «антиисторицизма»), либеральные политологи рассуждают о «конце истории» (Ф. Фукуяма), но большинство социальных философов, философов истории и культуры, предпочитает заниматься поисками смысла существования человечества, чтобы постичь его будущее.

Эти поиски обогащают культурологию открытием фактов и тенденций, объясняющих современное состояние культурного пространства и причины наблюдаемых явлений. Так, Н.А. Бердяев зимой 1919–1920 гг., в разгар гражданской войны, прочитал в Москве слушателям Вольной академии духовной культуры курс лекций о взаимосвязях священной небесной истории и земной секулярной истории, который послужил основой для его книги «Смысл истории». Особенно большой популярностью до сих пор пользуется монография Карла Ясперса (1883–1969) «Смысл и назначение истории», впервые опубликованная в 1949 году. В этой книге немецкий философ ввел понятие «ось мировой истории», которую, по его словам, следует отнести к духовным процессам, происходившим в период между 800 и 200 гг. до н. э., названный им «осевым временем». В это время произошел резкий поворот в истории. Появился человек такого духовно-интеллектуального типа, какой сохранился и по сей день, чему способствовали необычайные события, произошедшие почти синхронно и независимо друг от друга в разных частях света.

В Китае жили тогда Конфуций и Лао-Цзы, образовались многочисленные направления китайской философии. В Индии возникли Упанишады, жил Будда; в Индии, как и в Китае, были рассмотрены все возможности философского постижения действительности, вплоть до скептицизма, материализма, софистики и нигилизма. В Иране Заратустра учил о мире, где идет борьба добра со злом; в Палестине выступали пророки Илия, Исайя, Иеремия; в Греции это время Гомера и Софокла, философов Парменида, Гераклита, Пифагора, Сократа. В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, и заложены основы мировых религий. Ясперс пришел к выводу: «Во всех направлениях совершался переход к универсальности, выявлялось то, что, невзирая на все различия в вере, свойственно всему человечеству. Одно дело видеть единство истории и верить в него, руководствуясь только своим внутренним убеждением, и совсем иное – мыслить единство истории в коммуникации со всеми другими людьми, соотнося свою веру с сокровенной глубиной всех людей, объединяя собственное сознание с чужим. В этом смысле о веках между 800 и 200 гг. до и. э. можно сказать: они составляют эмпирически очевидную для всех людей ось мировой истории»[24].

В современной культурологии в русле трансцендентного направления находится оригинальная смыслогенетическая концепция, разрабатываемая А.А. Пелипенко[25] и его последователями[26]. В этой концепции развивается новый взгляд на осевое время мировой истории, объединяющий философию культуры с исторической антропологией. Обобщая, можно сказать, что трансцендентные концепции культуры рассматривают в качестве культурного пространства всю Вселенную, антропогенез и эволюцию человечества.

Для целей нашего исследования трансцендентный подход представляется избыточным, а социоатрибутивная концепция – слишком прагматичной. При рассмотрении библиосферы и инфосферы наиболее приемлемо культурное пространство семиосферы, соответствующее коммуникационно-семиотической концепции культуры. В пространстве семиосферы различаются три рода коммуникационной культуры и, соответственно, три способа коммуникационной деятельности: словесная культура – устная коммуникация; книжная культура – книжная коммуникация; мультимедийная культура – электронная коммуникация. Книжная культура, в свою очередь, делится на три технологические формы: рукописание, мануфактурное книгопечатание, индустриальная полиграфия, которые концентрируются в библиосфере, образуя культурное пространство книжности. Мультимедийная электронная коммуникация реализуется в информационной сфере (инфосфере), являющейся пространством информационной культуры. Следовательно, библиосфера и инфосфера в качестве элементов культурного пространства занимают определенное место в структуре реальной социальной коммуникации. Эта структура многомерна. Помимо культурологического деления по способу реализации на словесность, книжность, мультимедийность, она дифференцируется по видам социальных субъектов, уровням и формам взаимодействия между ними, которые нуждаются в особом рассмотрении.

1.2. Исчисление коммуникационных ситуаций

Исходя из общего определения – смысловая социальная коммуникация есть движение воплощенных в знаковой форме смыслов от коммуниканта к реципиенту в социальном пространстве и социальном времени, – можно сформулировать два основополагающих понятия теории коммуникации, а именно:

коммуникационная деятельность есть движение воплощенных в знаковой форме смыслов в социальном пространстве;

социальная память есть движение воплощенных в знаковой форме смыслов в социальном времени.

Достоинство этих дефиниций в том, что они демонстрируют диалектическую взаимосвязь (единство противоположностей) коммуникационной деятельности и социальной памяти. В качестве коммуникантов и реципиентов выступают три субъекта, относящиеся к разным уровням социальной структуры: индивидуальная социализированная личность (И), социальная группа (Г), массовая совокупность (М). Коммуникация играет в жизни перечисленных субъектов весьма важную, хотя и различную роль.

Люди, как известно, рождаются не личностями, а индивидом биологического рода homo sapiens. Личности формируются в процессе социализации. Различаются первичная социализация в детском возрасте в кругу семьи и ближайшего (знакомого) окружения и вторичная социализация, продолжающаяся практически всю последующую жизнь. Главной целью первичной социализации является овладение навыком межличностного общения, где в качестве коммуникабельных знаков используется естественный язык. Этот навык представляет собой неотъемлемую коммуникационную способность формирующейся личности и служит предпосылкой для последующей вторичной социализации. Благодаря первичной социализации, ребенок становится коммуникабельным существом. Цель вторичной социализации состоит в том, чтобы коммуникабельный индивид стал полноценным членом общества в экономическом и социально-культурном отношении. Важнейшими составными частями вторичной социализации являются: а) формирование самосознания, личного Я, то есть осознание своего человеческого достоинства; б) профессионализация, то есть приобщение к определенной профессиональной группе, образовавшейся в результате общественного разделения труда.

Формирование личности предполагает овладение мировоззрением и социально-психологическими установками, ценностными ориентациями, этическими нормами и эстетическими предпочтениями, свойственными данному обществу. Здесь недостаточно контактов с привычным ближайшим окружением, возникает потребность в ознакомлении с культурным наследием своего народа и других народов. Для этого требуется обращение к массовой коммуникации. Содержанием массовой коммуникации являются социальные смыслы, знать и понимать которые необходимо, полезно, интересно всем членам общества. Социальными институтами массовой коммуникации в наши дни являются: 1) общее образование, школа, 2) искусство, художественная литература, фольклор, 3) религия, 4) средства массовой информации, в том числе Интернет, 5) учреждения культуры, включая публичные и универсальные библиотеки, 6) службы маркетинговой коммуникации (реклама, связи с общественностью и т. и.), 7) книгоиздательские и книготорговые фирмы.

Чтобы стать профессионалом, необходимо овладеть специальными знаниями, умениями, навыками соответствующей практической деятельности, а также профессиональной терминологией и приемами профессиональной коммуникации, принятыми в группе. Помимо естественного языка, профессионалы используют терминологию и знаковые средства, искусственно созданные ими для общения в своей профессиональной группе и непонятные другим членам общества. Можно дать следующее определение: профессиональная коммуникация – специальная смысловая коммуникация, служащая для передачи профессиональных знаний и умений посредством искусственных знаковых систем. Основными институтами специальной коммуникации являются: 1) высшие и средние учреждения специального образования, 2) научная коммуникация, включающая в себя службы научной и технической информации, 3) специальные отраслевые библиотеки, 4) органы служебной информации, оперирующие сообщениями «для служебного пользования» или грифом секретности. Главное различие в деятельности массовых и специальных коммуникаций заключается в том, что первые ориентированы на массовые совокупности, вплоть до общества в целом, а вторые – на определенные профессиональные группы. Заметим, что функционирование массовой и специальной коммуникации обеспечивается профессиональными группами информационно-коммуникационных работников, среди которых важное место принадлежит специалистам библиотечно-информационной деятельности.

Итак, социализация личности предполагает последовательное включение индивида в три разновидности коммуникационной деятельности: во-первых, в первичную детскую коммуникацию, нацеленную на овладение родным естественным языком («мутер шпрахе», как говорят немцы) и навыками поведения в ближайшем окружении; во-вторых, в массовую коммуникацию, распространяющую смыслы, ориентирующие в жизни общества; в-третьих, в профессиональную коммуникацию, необходимую для профессионализации члена общества. Благодаря коммуникации происходит формирование личности, способной функционировать в пространствах современной культуры в качестве полноценного члена общества и сотрудника той или иной профессиональной группы.

Помимо социализированных личностей (И), в качестве субъектов социальной коммуникации выступают коммуникабельные социальные группы (Г). Специфические особенности этих групп обусловлены, во-первых, использованием собственной терминологии и знаковых систем; во-вторых, хранением документированной групповой памяти (субкультурного наследия группы); в-третьих, осознанием коммуникационных (информационных) потребностей; в-четвертых, формированием библиотечно-информационных служб, хранящих групповую память и удовлетворяющих коммуникационные потребности группы. Какие социальные группы можно считать коммуникабельными?

В социологии различаются малые и большие социальные группы. Малые группы, члены которых находятся в постоянном личном контакте, не нуждаются в информационном обслуживании, а их групповая память представляет собой сумму воспоминаний членов группы. Следовательно, семья, школьный класс и т. и. к коммуникабельным группам не относятся. Среди больших групп некоммуникабельными являются многочисленные и рассредоточенные социально-демографические группы (молодежь, женщины, пенсионеры, инвалиды и пр.), а также группы с общим имущественным цензом (богатые, малоимущие, нищие) и сословно-классовой принадлежностью. Дело в том, что эти группы не имеют общих социальных смыслов (знаний, умений, эмоций, стимулов), которые требовали бы передачи во времени и информационного обеспечения. Коммуникабельными являются профессиональные группы и общественные объединения (конфессии, политические партии, добровольные общества и союзы), которые можно назвать целевыми социальными группами. Целевые социальные группы берут на себя выполнение определенных общественных функций, что требует консолидации группы, фиксирования положительного опыта, сохранения и передачи его между членами группы. Ради этого целевыми группами создаются специальные информационно-коммуникационные системы. Наиболее сложной структурой обладает система научной коммуникации.

Наконец, обратимся к третьему социальному субъекту коммуникации – массовым совокупностям (М), представляющим собой множество людей, случайно оказавшихся вместе здесь и теперь. Для массовых совокупностей свойство коммуникабельности не характерно, но есть одно исключение, которое заслуживает особого внимания. Будем обозначать индексом М массовую совокупность, представляющую собой множество современников, проживающих в пределах государственных границ. Это множество людей образует общество данной страны в данный исторический период. Общество (социум) характеризуется не только общностью территории и экономических отношений, но и общностью психического склада и общественного сознания. Оно является носителем живого национального языка, национального культурного наследия и национальной памяти, обеспечивающей культурную преемственность поколений. В процессе международного общения государственно-организованное общество выступает в качестве коммуникабельной массовой совокупности и именуется нация[27].

Субъекты коммуникационной деятельности взаимодействуют друг с другом, образуя, абстрактно говоря, шесть сочетаний, а именно: И – И, И – Г, И-М, Г – Г, Г-М, М-М. Видами коммуникационной деятельности будем считать сочетания, где в качестве активного, целенаправленного субъекта выступает И, либо Г, либо М. Назовем их, соответственно, микрокоммуникацией, мидикоммуникацией, макрокоммуникацией. Те сочетания, где И, либо Г, либо М выступают в роли объекта воздействия, назовем, соответственно, межличностной, групповой и массовой коммуникацией, понимая под ними уровни коммуникационной деятельности. В формулах сочетаний левый член обозначает активного участника коммуникации, а правый член – пассивного участника. Сочетания Г – И, М-И, М-Г исключены, так как группа не может активно действовать на межличностном уровне, так же как массовые совокупности не могут проявлять активность на межличностном и групповом уровнях. Классификацию видов и уровней коммуникационной деятельности наглядности ради можно представить в виде следующего перечня классов (перечневой классификации):

I. Микрокоммуникация

I А. Межличностная коммуникация

I Б. Микрокоммуникация на групповом уровне

I В. Микрокоммуникация на массовом уровне

II. Мидикоммуникация

II А. Межгрупповая коммуникация

II Б. Мидикоммуникация на массовом уровне

III. Макрокоммуникация = Массовая коммуникация[28]

На практике коммуникационная деятельность активных субъектов, в зависимости от поставленной ими цели, осуществляется в одной из форм – познание, диалог, управление (услуга). Под коммуникационной ситуацией будем понимать микрокоммуникацию (мидикоммуникацию, макрокоммуникацию), которая происходит без смены взаимодействующих субъектов и формы их взаимодействия. Оказывается, количество коммуникационных ситуаций конечно, и его можно представить в виде исчисления, то есть исчерпывающего перечисления всех возможных случаев коммуникационных взаимодействий с учетом вида, уровня, формы коммуникационной деятельности. Примерами аналогичных исчислений могут служить таблица умножения или таблица химических элементов Д.И. Менделеева. При перечислении коммуникационных ситуаций будем иметь в виду три обстоятельства. Во-первых, согласно требованию равноправия участников диалога, диалог возможен только между одноименными социальными субъектами, т. е. допустимы только сочетания И – И, Г – Г, М – М, а остальные сочетания запрещены. Во-вторых, при познании активным субъектом является реципиент, а не коммуникант, хотя именно последний служит источником передаваемых смыслов. В-третьих, нет четкой границы между управлением и обслуживанием (сервисом), ибо и в том, и в другом случае активен коммуникант, пассивен обслуживаемый (управляемый) субъект. Например, обучение – это одновременно и услуга, и управление.

Исчисление коммуникационных ситуаций представлено в таблице 1.1. В формулах приняты следующие условные обозначения: И – индивидуальная личность, Г – социальная группа, М – массовая совокупность; и – познание, д – диалог, у – управление (услуга). Поскольку не всякая социальная группа или массовая совокупность способны выступать в качестве активных субъектов коммуникации, индексом Г обозначены коммуникабельные целевые социальные группы (профессиональные группы и общественные объединения), а индекс М обозначает общество (нацию) в качестве коммуникабельной массовой совокупности. В формулах левый элемент представляет активного участника коммуникации, выполняющего в процессе познания роль реципиента, а в процессе управления (обслуживания) – роль коммуниканта. В процессе диалога происходит попеременная смена коммуникационных ролей.

Таблица 1.1 показывает, что теоретически возможны 15 коммуникационных ситуаций, которые распределены между тремя видами коммуникационной деятельности: микрокоммуникация (I), мидикоммуникация (II), макрокоммуникация (III). Эти виды деятельности происходят в различных социальных условиях: микрокоммуникация осуществляется в обыденном социальном пространстве и времени малых социальных групп; мидикоммуникация – в общественно-организованном пространстве и времени коммуникабельных групп, образующих социально-культурные институты или общественные объединения; макрокоммуникация реализуется в международном пространстве и историческом времени.

Таблица 1.1

Исчисление коммуникационных ситуаций

Рассмотрим более подробно особенности различных видов коммуникационной деятельности.

1.2.1. Микрокоммуникация. В таблице 1.1 представлены 7 ситуаций микрокоммуникационной деятельности, где индивидуальная личность выступает в качестве активного реципиента (познание, подражание) или активного коммуниканта (диалог, управление); в качестве же коммуникационных партнеров могут быть либо другой индивид, либо социальная группа, либо массовая совокупность, включая общество в целом. Содержание микрокоммуникации достаточно очевидно: на межличностном уровне это либо усвоение форм поведения, умений, внешних атрибутов коммуниканта, выбранного в качестве эталонного образца, либо понимание идеи – познание человека или идеи, либо обмен идеями, доводами, предложениями между собеседниками – дружеская или деловая беседа, обмен смыслами, либо руководство поведением другого человека – обучение, обслуживание. На групповом уровне возможны либо познание, но не отдельного человека, а референтной группы, с которой индивид желает себя идентифицировать[29] (отметим, что встречается отрицательная установка, когда человек сознательно избегает признаков отвергаемой им группы), либо руководство коллективом – менеджмент, лидерство в группе. Наконец, на массовом уровне микрокоммуникационная деятельность служит для социализации, познания среды – освоения формирующимся человеком принятых в данном обществе норм, верований, ценностей, языка и правил поведения, чтобы «быть как все», и публичного самоутверждения, т. е. завоевания оратором доверия и одобрения массовой аудитории посредством искусства красноречия.

Возникает практически важный вопрос: можно ли овладеть технологией успешной микрокоммуникации? Этот вопрос чрезвычайно значим для педагогов, деловых людей (бизнесменов), менеджеров, политиков, которые, по сути дела, являются профессионалами микрокоммуникационной деятельности. Интересует этот вопрос и людей, желающих иметь успех в обществе, достигать эффектного самовыражения и неформального авторитета в коллективе. Весьма важен он для библиотечных работников, непосредственно контактирующих с читателями. Наконец, умение непринужденно беседовать с незнакомыми людьми и поддерживать атмосферу доброжелательности в своей малой группе – гарантия делового успеха и семейного счастья. Однако знакомство с потоками учебной, научной и практической литературы приводит к однозначному выводу: микрокоммуникационную деятельность нельзя «выучить» по книжкам, здесь нет готовых рецептов, потому что она представляет собой искусство, т. е. творчески-продуктивную, игровую, а не репродуктивно-ритуальную деятельность. Успех всякого устного выступления или письменного сообщения зависит, прежде всего, от личностного обаяния, способностей и дарований (харизмы) их авторов. Допустим, можно вызубрить «Письма к сыну» английского аристократа Филиппа Честерфилда (1694–1773)[30], но это не гарантирует приобретения великосветского шарма.

Социальные психологи представляют межличностное общение как социально-психологическое «осуществляемое с помощью средств речевого и неречевого воздействия взаимодействие между несколькими людьми, в результате которого возникают психологический контакт и определенные отношения между участниками общения»[31]. Это определение описывает внешние атрибуты микрокоммуникации, но не раскрывает её сущностную функцию. Надо признать, что в обширной учебной, популярной, методической литературе, посвященной различным микрокоммуникационным ситуациям, главное внимание уделяется описанию различных фактов и технологическим рекомендациям, а сущностные проблемы затрагиваются редко. Исключением является фундаментальная по содержанию и популярно написанная монография коллектива авторов во главе с О.И. Матьяш[32], в которой обобщен российско-американский опыт изучения сущности межличностного общения людей.

В современной науке считается бесспорной истиной, что всякая личность (социализированный индивид) представляет собой социальный конструкт. Это означает, что человек формируется, живет и действует в социальном мире, проявляя себя посредством отношений с другими людьми, прежде всего, посредством межличностной коммуникации с ближайшим окружением (в детстве – родительская семья и школа, затем – социально-культурная среда, прежде всего, социально-культурные институты). Межличностная коммуникация оказывается необходимым фактором в процессе социального конструирования личности. Конструирование личности является реализацией сущностной функции микрокоммуникации, которую назовем антропогенной (человекотворческой) функцией.

Антропогенная функция реализуется в виде гуманистической и в виде технократической микрокоммуникационной деятельности. Гуманистическая направленность присуща диалогу – активному субъект-субъектному взаимодействию равных в каком-то существенном отношении личностей. Это равенство обусловливает возможность выразить их взаимодействие формулой Я – Ты[33]. Эта формула является гуманистической, потому что она предполагает понимание Ты как «другого Я», которое не может быть бездуховным Оно. Формула Я – Ты соответствует основному принципу (императиву) гуманизма, сформулированному Иммануилом Кантом (1724–1804): «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству»[34]. Императив Канта выражает гуманистическую идею равноправия всех людей и призывает каждого относиться к другому по формуле Я – Ты.

Однако в социальной реальности далеко не всегда торжествует гуманизм, и поэтому наряду с гуманистическим диалогом микрокоммуникация может осуществляться в соответствии с формулой Я – Оно, которая выражает технократическую направленность. «Технократия» (от греч. techne – искусство, ремесло, мастерство, и kratos – власть) понимается как «власть техники» или «техника (технология) властвования». Микрокоммуникация в форме управления (приказ, внушение, убеждение) целенаправленно используется коммуникантом в качестве средства подчинения реципиента своей воле. Но управленческие технологии можно обнаружить и в подражании, и в негативных диалогах-конфликтах, и в дискуссиях оппонентов. Эти технологии красочно представлены в рекомендациях Дейла Карнеги (1888–1955), прославленного мастера управления людьми, произведение которого «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»[35] в 2002 году было названо бизнес-книгой номер один XX столетия.

В заключение сделаем три вывода. 1) Микрокоммуникационная деятельность необходима в жизни каждого человека, потому что она выполняет сущностную антропогенную (человекотворческую) функцию. 2) Антропогенная функция реализуется в виде двух противоположно направленных действий: гуманистического конструктивного диалога и технократической деструктивной манипуляции. Гуманистическая микрокоммуникация есть творческое взаимопонимание в процессе сотрудничества равноправных людей по формуле Я – Ты. Технократическая микрокоммуникация есть средство конкурентной борьбы и манипуляции деловых людей по формуле Я – Оно. 3) Микрокоммуникация осуществляется не только в условиях устной коммуникации, когда налицо непосредственный контакт между коммуникантом и реципиентом, но и в условиях книжной (документальной) коммуникации, когда реципиент (читатель) общается с миром книг, а не с их живыми авторами. Чтение – это процесс микрокоммуникации между автором и читателем, опосредованный книгой. Отдельная книга может служить либо гуманистической, либо технократической цели, оказывая соответствующее воздействие на сознание читателя. Задача разумного человека заключается в отборе тех книг, которые конструктивно обогащают его личность, и в отказе от манипулятивных изданий. В этом отношении может послужить образцом читательская деятельность философа-гуманиста Мишеля Монтеня (1533–1592), о которой он поведал в своих знаменитых «Опытах»:

«Книги сопровождают меня на протяжении всего моего жизненного пути, и я общаюсь с ними всегда и везде. Они утешают меня в мои старые годы и в моем уединенном существовании. Они снимают с меня бремя докучной праздности и в любой час дают мне возможность избавляться от неприятного общества. Они смягчают приступы физической боли, если она не достигает крайних пределов и не подчиняет себе все остальное. Чтобы стряхнуть с себя назойливые и несносные мысли, мне достаточно взяться за чтение; оно легко завладевает моим вниманием и прогоняет их прочь. К тому же книги неизменно повинуются мне и всегда встречают меня с той же приветливостью»[36].

1.2.2. Мидикоммуникация представляет собой коммуникационную деятельность, где в качестве активного субъекта выступает коммуникабельная социальная группа. Пять ситуаций мидикоммуникации, как показывает таблица 1.1, включают в себя познание социальной структуры (Г п Г) – основанная на подражании передача в социальном пространстве вещественных форм, языковых норм, стереотипов поведения и идей, эмоционально привлекательных для социальных групп (типичное явление – мода); деловые переговоры, дискуссии (Г д Г) – обычный способ кооперации, разрешения конфликтов и достижения соглашений между социальными группами; маркетинг и менеджмент (Г у Г) практикуется не только в коммерческой сфере (фирма-производитель – целевая группа потребителей товаров и услуг), но и в иерархических структурах (управленцы – исполнители), где контакты между группами четко регламентированы; коллективное познание мира (Г и М) превращается в коммуникационную проблему для национальных (этнических), религиозных, языковых меньшинств; сервис, руководство обществом (Г у М) осуществляется со стороны профессиональных групп, распространяющих смыслы, определяющие духовную и материальную жизнь общества.

Сущностная функция мидикоммуникации предопределена тем фактом, что без коммуникационного взаимодействия между социальными группами невозможно формирование социальной структуры, обеспечивающей целостность и качественную определенность социума. Никакие социальные системы, социальные институты и организации не могут развиваться в условиях изоляции от внешнего мира. Распространение творческих новаций в обществе – важнейший фактор социального прогресса. Поэтому сущностную функцию мидикоммуникации назовем социогенной, по аналогии с сущностной функцией микрокоммуникации, названной нами «антропогенной». Ключевое значение коммуникации в социогенезе[37] признавалось многими авторитетными обществоведами, которые акцентировали различные формы и виды коммуникационной деятельности. Габриель Тард (1843–1904) был первым классиком социологии, громко и отчетливо заявившим о необходимости научного изучения коммуникационных процессов и посвятившим себя этому изучению. В книге «Законы подражания» (1893) Тард доказывал, что главным фактором социогенеза является социально-коммуникационная деятельность в форме подражания[38]. Язык, религия, ремесло, государство изначально были продуктами творчества индивидов-новаторов; затем другие люди стали подражать этим новаторам, и таким образом утвердились названные социальные институты. «Изобретение и подражание – таков основной элементарный общественный процесс», – делает вывод Тард. По его словам, «Общество – это подражание, а подражание – своего рода гипнотизм»; в обществе подражательность имеет такое же значение, как наследственность в биологии и молекулярное движение в физике. Глубокое исследование сущности социальной коммуникации осуществил немецкий социальный философ Никлас Думай (1927–1998). Выдвинув гипотезу о «невероятности коммуникации» вследствие невероятности адекватного понимания коммуниканта реципиентом (вспомним тютчевское «мысль изреченная есть ложь»), он опровергает её выводом о том, что без коммуникации «мы не смогли бы выжить». Думай показал, что самовоспроизведение социальных систем, именуемое в социологии аутопойезис (autopoiesis), происходит благодаря межгрупповой коммуникации – движению во времени их элементов.

Таким образом, социогенная сущностная функция мидикоммуникации признается многими авторитетными социологами и культурологами. Отметим также, что, как и в случае межличностной коммуникации, мидиком-муникация имеет гуманистическую (конструктивную) и технократическую (манипулятивную) направленность. Гуманистическую направленность выражает формула Мы – Вы, а технократическую – формула Мы – Они. Формула Мы – Вы свойственна социальному подражанию и деловым переговорам; формула Мы – Они соответствует маркетингу, менеджменту и руководству обществом. Типичным явлением социального подражания является мода. Мода претендует в индустриальных странах на роль одного из детерминантов социального поведения широких народных масс. Моде следуют те люди, которые желают выглядеть (не обязательно «быть») принадлежащими к передовой (современной) когорте, обладающими престижными ценностями, интеллектуально развитыми (оригинальность), эффектными внешне (элегантность). Для выражения смыслов моды служит один из языков культуры – язык моды. Язык моды состоит из знаков-образов (стандартов или объектов моды), которые подразделяются на симптомы (знаки-индексы) – наблюдаемые явления, свидетельствующие о наличии других, непосредственно не наблюдаемых явлений (например, прическа, макияж, татуировка) и модели – материальные предметы в виде фасона одежды, архитектурного стиля или манеры поведения, копирующие модные образцы. Материальные модели обладают документальным качеством, что позволяет считать их документами (экспонатами) определенной культурной эпохи.

Привлекательными мотивами участия в модной коммуникации могут быть ощущение повышения социального престижа за счет хотя бы внешнего приобщения к референтной группе; достижение психологического комфорта за счет обладания модными предметами; обогащение личностного мира новыми знаниями, чувствами предпочтениями, развитие художественного вкуса. Следуя моде, современный человек утверждает себя в собственных глазах и демонстрирует обществу свое «идеальное Я». Первооткрывателем библиотековедческого исследования читательской моды в нашей стране является В.Я. Аскарова, которая в 1984 году защитила диссертацию «Изучение читательской моды как средство совершенствования руководством чтением художественной литературы». Ею выработано понимание читательской моды как «динамической формы стандартизированного поведения читателей, проявляющейся в демонстративно избирательном отношении к произведениям печати в соответствии с культурными нормами референтной группы»[39].

Маркетинговая коммуникация представляет собой мидикоммуникацию на массовом уровне, соответствующую формуле Г у Г. В качестве управляющего субъекта выступает группа маркетологов, олицетворяющая компанию-производителя, а управляемым объектом является целевая аудитория – социальная группа (сегмент рынка), состоящая из потребителей продуктов и услуг данной компании. Простейшее определение маркетинговой коммуникации звучит так: адресная передача сообщений о товарах или услугах целевой аудитории. Потребность в коммуникационной деятельности такого рода обнаружилась во второй половине XX века в связи с изменением идеологии рынка: господствовавший ранее «рынок производителя», для которого характерно превышение спроса над предложением, стал вытесняться «рынком потребителя», где предложение превышает спрос. В новых условиях конкурирующие производители начали заботиться не только о повышении качества товаров и снижении их себестоимости, но и о формировании круга потребителей, предпочитающих продукцию данной фирмы. В наши дни маркетинговые технологии осваиваются некоммерческими организациями (НКО) социально-культурного профиля. Основными инструментами маркетинговой коммуникации являются реклама – оплаченное рекламодателем обращение к покупателю посредством СМИ, почтовой рассылки, рекламных щитов, плакатов и т. д.; связи с общественностью (public relations – PR) – коммуникационная деятельность, направленная на формирование внешней социальной среды, благоприятной и доброжелательной по отношению к данной организации; брендинг – создание и позиционирование уникального символа компании, ее продуктов и услуг в виде запоминающегося и внушающего доверие целевой аудиторией бренда (brand i – заводское клеймо).

В настоящее время практикуется гуманистический маскарад маркетинговой коммуникации, который трактуется как наступление эпохи необрендинга, присущей информационному обществу. Если в индустриальном обществе маркетологи рассматривали бренд как торговую марку, привлекающую взыскательных покупателей, то новый брендинг ориентируется не на формальные рыночные отношения, а на неформальную психологическую связь с каждым из клиентов. С этой целью следует не практиковать прямую рекламу фирменных товаров, а постараться ненавязчиво создать положительный имидж компании в социальных сетях и в блогосфере. Спрос на фирменную продукцию будет гарантирован тогда, когда сами клиенты, общаясь между собой, будут рекомендовать её друг другу.

Один из глубоких исследователей маркетинговой коммуникации, современный культуролог А.П. Марков пишет в своей книге: «Маркетинг предельно эгоистичен и «money-центричен». Запуская в мир свои коммуникативные щупальца (в СМИ, Интернет, массовую культуру), он всю свою колоссальную энергию направляет на достижение производственной эффективности, максимизацию прибыли, игнорируя при этом принцип разумности человеческих потребностей. Во имя повышения потребительского спроса в маркетинговых коммуникациях эксплуатируются главные человечные ценности – семья, здоровье, дети, любовь. Маркетинг руководствуется представлением о человеке как предмете манипуляций. Он исповедует и утверждает модель человека как существа одномерного, примитивного, поведение которого детерминировано стремлением удовлетворить элементарные потребности в удовольствиях, впечатлениях, развлечениях. Более того, маркетинговые технологии существенно расширили список разрешенных потребностей – сегодня производитель предлагает товары и услуги, удовлетворяющие и активизирующие самые низменные человеческие инстинкты и страсти»[40].

Критическая характеристика А.П. Маркова в полной мере относится к коммерческому маркетингу, действующему по формуле Мы – Они. Однако не исключается реализация не маскарадной, а подлинной гуманистической направленности согласно формуле Мы – Вы. В этом случае имеет место социальный маркетинг, который определяется как коммуникация, использующая маркетинговые технологии не для извлечения прибыли, а для того чтобы принести пользу обществу и отдельным личностям. Идеология социального маркетинга соответствует целям и задачам некоммерческих (нонпрофитных) организаций (НКО) социально-культурной сферы, к числу которых относятся библиотеки.

С начала 1990-х годов, когда российские библиотеки стали активно выступать в качестве хозяйствующих субъектов, возникла идея использовать маркетинг в системе управления библиотекой. Практический (прикладной) библиотечный маркетинг нашел отражение в учебных пособиях В.К. Клюева, Е.М. Ястребовой, И.М. Сусловой[41]. Затем последовали другие учебные пособия, научные статьи и даже диссертации. Был сделан вывод, что социальная направленность и неприбыльный характер работы библиотеки указывают на необходимость широкого применения в этой сфере принципов социально-этического маркетинга, что открывает возможности для решения общественно значимых проблем. Сущность библиотечного маркетинга видится в управлении библиотекой, нацеленном на стимулирование спроса на библиотечно-информационные услуги и адаптацию к современным социально-экономическим условиям путем использования инструментов маркетинговой коммуникации. В крупных библиотеках организованы отделы (центры, сектора, группы) библиотечного маркетинга (маркетинга и инноваций, маркетинга и рекламы и др.), которые можно назвать центрами маркетинговой коммуникации, поскольку их задача сводится к обеспечению коммуникационных взаимосвязей «библиотека – читатель», «библиотека – общество», «библиотека – партнеры». Наиболее популярным инструментом библиотечного маркетинга является библиотечная реклама. Поскольку библиотечный маркетинг является разновидностью социального маркетинга, библиотечную маркетинговую коммуникацию можно признать гуманистической коммуникацией.

1.2.3. Макрокоммуникация, как показывает таблица 1.1, реализуется путем создания глобального универсума знания (М и М), глобальной коммуникации (М д М) и информационных войн и мирного сотрудничества (М у М). Если обратиться к истории России, легко обнаружить многочисленные факты макрокоммуникационных событий, начиная с Крещения Руси и заканчивая «холодными войнами» XX и XXI веков. Спор между западниками и славянофилами – это борьба двух макрокоммуникационных идеологий. Славянофилы утверждали право России на равноправный диалог с Западом и видели миссию России не в том, чтобы завоевывать Европу грубой жандармской силой, а в том, чтобы сообщить ей новые смыслы (православная этика, соборность, альтруизм), которые излечат дряхлеющую и загнивающую Европу от немощи (коммуникационная формула М у М). Западники подчеркивали принадлежность России к западной культуре и призывали воздерживаться от высокомерного духовного сепаратизма и по-прежнему охотно воспринимать достижения европейского прогресса, особенно в части науки, техники, демократии, эстетики (коммуникационная формула М и М). Либерализм, конституционная демократия, социал-демократия, марксизм – все это не российские, а импортные плоды. Пожалуй, только анархизм, украшенный именами М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина, – отечественное произведение. Поучительным примером разрушительной мощи информационных технологий является «холодная война» между США и СССР (1948–1991), которая получила название «третьей мировой информационной войны»[42]. Холодная война закончилась поражением СССР – поражением не на полях сражений, а в виртуальном пространстве информационных войн. Политологи утверждают, что в наступившем столетии информационные войны станут основным средством мировой политики, главным способом достижения экономической и политической власти. В плане подготовки к будущим сражениям разрабатывается теория и методология информационных войн, где изучаются такие проблемы, как эффективность правды и лжи в информационном противоборстве, методология обмана и психического воздействия на противника и т. и.

Упомянутые ситуации международного и межкультурного взаимодействия являются проявлениями сущностной функции макрокоммуникации. Областью реализации этой функции является глобальный хронотоп, представляющий собой единство международного пространства и исторического времени. В результате макрокоммуникационных взаимодействий происходят глобальные, всемирно-исторические изменения, поэтому логично назвать сущностную функцию макрокоммуникации глобогенной (миротворческой). Напомню, что сущностную функцию микрокоммуникации мы назвали антропогенной, потому что она является конструктивным фактором формирования личности; сущностную функцию мидикоммуникации мы назвали социогенной, учитывая, что она является конструктивным фактором формирования социума. Теперь рассмотрим влияние сущностной функции макрокоммуникации на процесс глобализации, которое оправдывает её наименование – глобогенной функции.

Глобализация – новое слово в современном научном и политическом лексиконе, но по сути дела за ним скрываются давно известные явления и, что особенно интересно для нас, явления коммуникационные. Первоначальное, наиболее грубое проявление глобализации – военная экспансия, стремящаяся к построению мировой империи. История знает немало примеров силовой глобализации, начиная с Римской империи и кончая Британским содружеством наций. Здесь преобладает материальная коммуникация – целенаправленное перемещение людей и материальных ценностей в глобальных масштабах. В эпоху Великих географических открытий (XV–XVII вв.) транспортная коммуникация приобрела всемирный масштаб, телеграфно-телефонная связь в XIX веке еще больше сблизила континенты, а радиорелейные каналы привели к образованию глобальной телекоммуникации в конце XX столетия. Таким образом, глобализация материальной коммуникации – состоявшийся факт.

Мировые религии и светские идеологии, претендующие на управление человеческим сознанием и бытием, всегда стремились к глобальному господству, используя для этой цели социальные коммуникации. Но их экспансия до сих пор не доходила до глобальных масштабов. Однако в настоящее время появились условия для интегральной глобализации, охватывающей все виды материальной и социальной коммуникации и претендующей на коммуникационное всеединство. Авторитетный политолог А.И. Уткин предложил следующее развернутое определение: «Глобализация – доминирующая после окончания холодной войны единая общемировая система, основанная на беспрепятственном перемещении капитала, на информационной открытости мира, на быстром технологическом обновлении, на понижении тарифных барьеров и либерализации движения товаров и капитала, на коммуникационном сближении, планетарной научной революции, межнациональных социальных движениях, новых видах транспорта, реализации телекоммуникационных технологий, интернациональном образовании»[43]. С коммуникационной точки зрения, современная глобализация представляет собой формирование всемирной макрокоммуникационной сети, основанной на высокопроизводительной компьютерной и телекоммуникационной технике.

Подводя итоги рассмотрения проблем макрокоммуникации, можно сделать следующие выводы. Макрокоммуникация в виде заимствования культурных достижений и межкультурного диалога может стать предпосылкой формирования глобального сообщества, основанного на общности экономических, политических и культурных устоев, то есть стать инструментом утверждения глобального гуманизма. Однако в настоящее время реализация гуманистического потенциала глобализации затруднена вследствие корыстной политики частного капитала, нацеленной на извлечение максимальной прибыли из экономической и политической интеграции человечества.

Макрокоммуникация, связанная с решением глобальных политических и экономических задач, не свойственна библиосфере, поскольку последняя не выходит за национальные и государственные границы. В библиосфере в качестве субъектов коммуникационной деятельности выступают: а) читатели, б) профессионалы книжного дела; в) библиосферные институты. Эти субъекты осуществляют два вида деятельности: микрокоммуникацию (прерогатива читателей и профессионалов), которая реализуется посредством чтения и межличностного общения, и мидикоммуникацию (прерогатива институтов), осуществляемую в соответствии с профессиональными целями, нормами и методами. Сущностные антропогенные и социогенные функции, свойственные микрокоммуникации и мидикоммуникации, в значительной степени зависят от интеллигентности коммуникантов и реципиентов, участвующих в коммуникационных процессах библиосферы и инфосферы. Поэтому обратимся к проблеме русской интеллигенции и книжной культуре.

В соответствии с коммуникационно-семиотической концепцией культуры, которой мы решили придерживаться в нашем исследовании, в пространстве семиосферы различаются три рода коммуникационной культуры и, соответственно, три способа коммуникационной деятельности: словесная культура – устная коммуникация; книжная культура – книжная коммуникация; мультимедийная культура – электронная коммуникация. Книжная культура, в свою очередь, делится на три формы: рукописание, мануфактурное книгопечатание, индустриальная полиграфия, которые концентрируются в библиосфере, образуя культурное пространство книжности. Всякая культура создается людьми и для людей. Кто создавал книжную культуру в российском сословно-классовом обществе? Мы полагаем, что это были образованные и просвещенные люди, которых в Древней Руси называли книжниками, а в новое время – интеллигенцией. Однако А.П. Чехов и П.Б. Струве с нами не согласны. А.П. Чехов в одном из частных писем написал: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо её притеснители выходят из её же недр»[44]. В 1909 году «легальный марксист» П.Б. Струве в знаменитом сборнике статей о русской интеллигенции «Вехи» написал: «Великие русские писатели Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Чехов не носят интеллигентского лика» и «Толстой стоит вне русской интеллигенции»[45]. Получается абсурдный вывод: русскую культуру создавали неинтеллигентные люди.

Вместе с тем в конце XIX века писатель-народник Глеб Успенский (1843–1902) патетически восклицал, что интеллигенция – «всегда свет, и только то, что светит, или тот, кто светит, и будет исполнять интеллигентское дело, интеллигентскую задачу»[46]. Один из единомышленников Г.И. Успенского конкретизировал его эмоциональную метафору: «Кардинальный признак в понятии интеллигентности лежит в её общественном характере, не в одной сумме знаний, не в каких-либо формальных, классовых, сюртучных и других внешних признаках, а в её духовной сущности… Тот врач, для которого медицина – ремесло, который является слесарем от медицины, не понимает привходящих в неё элементов общественной миссии, – не интеллигенция»[47].

В наши дни противоречия между интеллигентофобами и интеллигентофилами обострились еще больше.

Социологи и писатели-постмодернисты всерьез рассуждают о «конце русской интеллигенции». Один из лидеров нашей социологии Н.Е. Покровский в статье, многозначительно озаглавленной «Прощай, интеллигенция!», проследив драматическую биографию русской интеллигенции, провозглашает: «Волею исторического случая мы оказались свидетелями и участниками окончательного разрушения интеллигенции и ухода её с исторической арены. Вместе с интеллигенцией уходит и мир её идеалов. Ему нет места в новой климатической ситуации»[48]. Почти банальным стало утверждение: «Цикл существования интеллигенции закончился. Она выполнила свои задачи настолько блестяще, что самоликвидировалась за ненадобностью»[49]. Петербургский книгоиздатель-просветитель Дмитрий Буланин недавно опубликовал книгу «Эпилог к истории русской интеллигенции», где сетует, что «в тех сумерках цивилизации, куда погрузилась Россия, для интеллигенции нет места»[50]. Предсказывается, что на смену незадачливым отечественным интеллигентам придут предприимчивые и здравомыслящие интеллектуалы западного образца. Окончательно сбивает с толку академик А.В. Петровский, который уверяет, что интеллигенция в качестве реальной социально-психологической группы вообще никогда на Руси не существовала, что интеллигенция – это фантом, миф, результат недоразумения. Поэтому разговоры о конце русской интеллигенции беспредметны, так как хоронить-то некого[51].

Конечно, не все умные люди жаждут расстаться с интеллигенцией. Так, писатель М.Н. Кураев одно из своих выступлений закончил патетически: «Вопрос «Нужна ли России в XXI веке интеллигенция?” равносилен вопросу «Нужна ли нам совесть?”»[52]. По мнению философа В.И. Толстых, «незачем и опасно подменять интеллигентность интеллектуальностью, что, увы, начинает входить в моду. Подмена опасная, потому что интеллектуал свободен от ответственности, он профессионал, и не более того, а интеллигент как раз с ответственности перед обществом и за общество начинается»[53]. Известный организатор отечественной науки Н.В. Карлов категорично заявил: «Интеллигенция будет существовать до тех пор, пока существует человечество. И для того, чтобы не перестать принадлежать человечеству, Россия должна развивать свою интеллигенцию, а интеллигенция – Россию»[54]. В нынешней научной литературе можно встретиться с панегириками типа «Подлинная интеллигенция – сгусток знания, квинтэссенция народной совести, катализатор перемен, ведущих народ, нацию, страну к свободе и справедливости, к высотам духовной культуры»[55]. Иногда эти панегирики приобретают метагалактические масштабы: «Представителем ноосферы на Земле является интеллигенция – носитель разума, интеллекта, прогресса, культуры и других ценностных категорий»[56].

Создается впечатление, что интеллигентофобы и интеллигентофилы имеют в виду разные социальные группы, которые по недоразумению именуются одинаково – «интеллигенция». Различие этих групп определяется не уровнем образования и творческой активности (представители обеих групп образованны и творчески активны), а присущим им этическим самосознанием (этосом). Именно этическое самоопределение служит критерием размежевания интеллигентов и интеллектуалов. Отличительным признаком интеллигентных людей служат совестливость, толерантность, отказ от насилия, а расчетливые интеллектуалы действуют по принципу «Цель оправдывает средства». Задача настоящей главы заключается в том, чтобы уточнить положение интеллигентов и интеллектуалов в культурном пространстве вообще и в библиосфере в частности.

2.1. Понятие об интеллигенции

2.1.1. Лексикография русской интеллигенции. Лексикографический экскурс, посвященный слову «интеллигенция», естественно начать с истории его появления в русском языке, обзора значений этого слова и производных от него в различных контекстах. К счастью, эта кропотливая и трудоемкая работа уже выполнена несколькими авторитетными филологами, в числе которых академики Ю.С. Степанов и М.Л. Гаспаров. Ю.С. Степанов в своем фундаментальном лингво-культурологическом исследовании «Константы. Словарь русской культуры» посвятил концепту «Интеллигенция» довольно обширную статью[57]. Используя широкий круг философской, художественной, исторической литературы, он рассматривает дальнюю историю термина и концепта «интеллигенция», использование его в общественной жизни XIX и XX столетий, а также семантически связанные с ним концепты «мещанство», «диссиденты» и др. М.Л. Гаспаров посвятил свое эмоциональное по форме и глубокое по содержанию выступление актуальной историко-философской проблеме «Интеллигенция и революция»[58]. Он высказывает свои соображения по поводу роли интеллигенции в русской истории, интеллигентности творцов русской культуры, влиянии русской классики на общественное самосознание, сопровождая их многоаспектными примечаниями – филологическим, историческим, философским и др. Изменения значения слова «интеллигенция» в русском языке XVIII–XIX вв. проследили С.О. Шмидт[59]и Г.Н. Скляревская[60]. Не повторяя суждения названных авторов, но отталкиваясь от них, попытаемся воспроизвести лексикографическую историю понятия «интеллигенция» с учетом задач, поставленных в нашей книге.

Начнем издалека, с самого начала. Об интеллигенции знали древние римляне. Боэций (480–524), известный как «последний римлянин», в своем предсмертном «Утешении философией» называет интеллигенцией (intelligentia) «божественный разум», «высший способ познания»[61]. К термину «интеллигенция» обращалась немецкая классическая философия (Ф. Шеллинг, Г. Гегель), в смысле «самосознание народа», «дух народа» использовали его и русские философы. В «Опыте философского словаря», составленного А.И. Галичем, среди 217 научных терминов есть «интеллигенция, разумный дух»[62]. Таким образом, вырисовывается первоначальное, ныне почти позабытое, философско-теологическое значение слова «интеллигенция»[63].

В пореформенной России понятие интеллигенции профанировалось и приобрело содержание, зафиксированное во 2-м издании «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля (1881): «Разумная, образованная, умственно развитая часть жителей». Поскольку обладающая стабильными социальными свойствами «часть жителей» есть социальная группа, определение В.И. Даля можно назвать социологическим. Эта трактовка с непринципиальными редакционными вариациями воспроизводилась другими дореволюционными словарями и энциклопедиями. Например: «Интеллигенция – слой общества, превосходящий другие умственной культурой» (Энциклопедический словарь: В 3 т. / Сост. М.М. Филиппов. – СПб, 1901); «интеллигент – более или менее образованный и умственно развитой человек; интеллигенция – умственно развитая часть общества или народа» (Энциклопедический словарь Ф. Павленкова. – СПб, 1905) и др. Обратим внимание на то, что здесь отсутствуют какие-либо профессиональные или сословные ограничения: подразумевается, что любой образованный дворянин, разночинец, священник, чиновник или земский служащий может именоваться интеллигентом. Не учитывается и моральное достоинство: бессовестный, но просвещенный деспот, карьерист или мошенник с университетским дипломом признавался интеллигентом. Так или иначе, но произошло «опредмечивание» бестелесного интеллигентского духа в виде вполне осязаемого и наблюдаемого социального явления, также именуемого «интеллигенция».