Читать онлайн Экзамен на бога бесплатно

Экзамен на бога

Глава 1

База «Точка 17»

1

Мундир на полковнике Разуваеве смотрелся так, словно был вчера пошит у лучшего кутюрье, а сапоги отражали окружающее не хуже зеркал. А еще они позвякивали какими-то особыми подковками и звучно поскрипывали. Подковки явно были сделаны хитроумным образом, их звон должен был напоминать звон гусарских шпор.

Фуражки в данный момент на полковнике не было, а она заслуживала отдельного разговора. Из-за высоты тульи, из-за особенного блеска козырька, шнура и пуговиц. Особо из-за размера верха. Такие называли «аэродромами».

– Вспомнила! – сказала Настя, не прекращая жевать, благо при мыслеречи набитый рот помехой не был.

– Чего орешь? – спросила Алена. – Еще услышит.

Все захихикали. По-настоящему, потому что смеяться мысленно было скучно.

– Отставить смех во время приема пищи! – зычно произнес полковник, наслаждаясь тембром своего голоса. Он, видимо, пребывал в прекрасном расположении духа и даже позволил себе пошутить. – Смех без причины – признак умственной неполноценности.

Народ вновь захихикал. Не над застарелой шуткой, над тем, как ее произнес полковник. На сей раз он замечаний делать не стал, ждал смеха и его получил.

– Что ты вспомнила, Настя? – спросил Семка, не слишком воспитанно облизывая ложку и подтягивая к себе кружку с чаем.

– Вспомнила, кого он мне напоминает. Дембеля.

Не все за столом поняли это слово, пришлось объяснять.

– Солдат, призванных на срочную службу, по окончании ее демобилизуют. То есть отпускают домой. Их называют дембелями. В каких бы войсках они ни служили, вернувшись домой, всем очень хочется выглядеть бравыми вояками.

– Этот больше на манекенщицу похож, – перебил Настю Алекс.

– Да я о том же! – фыркнула Настя. – Потому что самые недалекие дембеля полагают, что чем красивее на них будет форма, тем более бравыми солдатами они будут выглядеть. Поэтому расшивают погоны золотыми нитками, навешивают на себя аксельбанты, которых не должно быть, цепляют кучу значков.

– Фи, как пошло! – сказала чуть жеманно Юстинка, но добавила нормальным тоном: – Но похоже на этого петуха. Вырядился и полагает себя неотразимым и мужественным. Если он не перестанет скрипеть, я ему что-нибудь устрою.

– Только незаметно, пожалуйста, – попросил Джон. И вслух обратился к сидящей напротив Серене: – Передай, пожалуйста, соль.

– Разговорчики за столом! Когда я ем – я глух и…

Полковник не закончил, потому что поскользнулся на ровном месте. На том самом, которое прошел уже раз сто, намозолив всем глаза. А тут вдруг заскользил ногами, как будто шагнул на самый скользкий лед, и, чтобы устоять, вынужден был схватиться за край стола.

Кто не удержался от мелкой мести, осталось неизвестным, но полковник явно нашел крайнего не там, где надо:

– Дневальный! Какого… Что тут напроливали? Немедленно протереть.

Дневальный примчался со шваброй и принялся тереть чистое и уже нескользкое место с таким старанием, что стало ясно – полковник достал здесь всех и никто не желает с ним связываться. И что пора принимать меры.

– Встать! Выходи строиться!

Все дружно поднялись из-за стола, вышли в коридор и построились.

Коридор из полукруглых бетонных конструкций с никак не заделанными стыками между ними уходил не менее чем на пятьсот метров вправо и метров на двести влево. Через каждые двадцать метров светильник и двери по обе стороны. За большинством из них в правом крыле ничего, кроме остатков какого-то оборудования, нет. Левое крыло жилое, здесь двери идут через каждые пять метров. Одиннадцать комнат занимают они, остальные – солдаты и офицеры охраны, научный персонал, их изучающий, обслуживающий персонал и высокое начальство в лице полковника.

– Вот стоило тащиться через пол-Вселенной, чтобы одно подземелье на другое поменять? – спросил очень громко Войцек. – У нас в Верхнем лагере было чище, красивее, веселее и интереснее.

– Поговори мне! Снова в карцер захотел?

Войцек скорчил такую рожу, что даже стоявший невдалеке офицер отвернулся, чтобы, не дай бог, полковник не увидел его перекошенную смехом физиономию.

– Двое суток карцера!

– Есть двое суток карцера, – рявкнул Кисконнен, вытягиваясь и выпячивая грудь колесом.

Ему, как и всем, было ну совершенно все равно где сидеть: в карцере, на гауптвахте, в своей камере, каковые здесь именовались номерами.

– Войцек, что ты его дразнишь? Он потом на беззащитных людях отыгрывается!

– Не! Он, Алена, так рад, что я ему дал повод власть применить, что будет полдня добрым.

– Равняйсь! Смирно! Рядовой Макаров, сопроводите рядового Кисконнена в карцер. Капитан Платохин сопровождает рядового Кольцова на беседу с психологом. Остальным налево! Шагом марш! Разойтись по номерам, приступить к самостоятельным занятиям.

Вот кто сумеет понять: зачем начальник базы присутствовал на завтраке и на этом разводе, отчего одного из них сопровождает рядовой, а второго целый капитан?

Едва за Настей заперли дверь ее камеры, она уселась за стол, включила ноутбук, устроилась поудобнее и, оставив тело за столом, отправилась в кабинет психолога. Успела к самому началу.

– Товарищ профессор! – доложил сопровождавший Семку офицер. – Рядовой Кольцов для проведения беседы доставлен!

– Пусть входит.

Семка вошел и, не дожидаясь приглашения, уселся на стул, закинув ногу на ногу.

– Кхе-кхе! – кашлянул он, привлекая внимание светила науки, занятого тем, что он создавал иллюзию бурной деятельности путем перекладывания нескольких папок с одного края стола на другой.

– Что-то желаете сказать?

– Совершенно верно! – Семка обрадовался так, словно его только что наградили высокой правительственной наградой. – Хотел сообщить вам, что произошла ошибка. Я не тот, кем меня представили.

– То есть вы не рядовой Кольцов? – удивился психолог.

– Никак нет.

– А кто же вы?

– Семен Анатольевич Кольцов.

– Но вы же сказали, что вас неправильно представили?

– Так и есть, – снова обрадовался Семка. – Неправильно. Переврали.

– Вас представили как Кольцова? – очень мягко заговорил профессор. Семка кивнул. – И вы сами себя назвали Кольцовым?

Семен закивал ну очень энергично и еще более жизнерадостно.

– Наконец-то вы меня поняли! – сообщил он, достал зеркальце и помаду и начал красить губы.

– М-м-м… Любезный! На наших занятиях посторонними делами заниматься запрещено.

– Так мы еще не начали.

– Хорошо. Объявляю наше занятие начатым. Объявляю, что мы с вами начали заниматься! Вот! Да, извольте все-таки закрыть тему, с которой мы это занятие начали…

– Мы тогда еще не начали! Впрочем, какую тему вы имели в виду?

– Вы сказали, что вас назвали не тем именем.

– Я этого не говорил.

Профессор сильно удивился этому ответу и заподозрил, что его водят за нос. Но решил поставить мальчишку на место своими методами.

– Ну да, ну да. Этого вы не говорили. Вы сказали, что вас неправильно представили.

– Вот! Я всегда чувствовал, что мы с вами найдем общий язык! Меня назвали рядовой Кольцов! А какой же я рядовой?

– Конечно, конечно. – Светило науки позволило себе легкий смешок. – Вы весьма неординарная, нерядовая личность.

– Очень верно подмечено, но я вкладывал в свое заявление чисто военный смысл, – отчеканил Семен, – то есть подразумевал под словом «рядовой» воинское звание.

– Хотите сказать, что это звание вам не присвоено?

– Хочу сказать, что у меня другое воинское звание.

– Очень любопытно. И какое?

– Вы имеете в виду самое последнее? В точности не упомню, то ли капрал, то ли унтер-офицер.

– Хорошо, что не бригаденфюрер, – пошутил профессор.

– Я тоже так считаю! Потому всегда и всех прошу не называть меня бригаденфюрером.

– А что, вас кто-то так называл?

– Никак нет, к моей просьбе относятся с пониманием. Но вот рядовым обозвали. Представьте, что к вам станут обращаться не товарищ профессор, а «эй ты, лаборант»?

– Все, понял вас. Но если позволите, я к вам стану обращаться по имени?

– Не вижу преград. А вы позволите мне называть вас по имени и отчеству?

– Позволю. Меня зовут Андрей Валентинович. И если вам не надоело играть в дурачка, то мне придется отправить вас в карцер.

– Да он уже занят, – с большой досадой в голосе сообщил Семен. – Хорошо, Андрей Валентинович, я сдаюсь. Но и вы меня правильно поймите, тут такая скука, что невольно начинаешь чувствовать размягчение мозгов. И вести порой себя неподобающе. Еще раз приношу свои извинения!

Семен встал и поклонился.

– Извиняю вас. Садитесь, Семен.

Семка ловко щелкнул каблуками и сел. Безо всяких вольностей с закидыванием ноги на ногу.

– Давайте приступим к делу, – предложил профессор. – С вашего, естественно, позволения.

– Я готов.

– Давайте проведем небольшой тест. Что вы видите на этом листе бумаги?

– Я вижу пятно от чернил, – вскочил и отчеканил Кольцов. – На этот лист вы накапали чернила из своего «Паркера», свернули пополам, дали чернилам высохнуть, а сейчас развернули и показываете его мне.

– Кхм. Очень логично. Пусть и неожиданно. А эти чернильные пятна не вызывают у вас никаких ассоциаций? Может, похожи на некий предмет или…

– Вызывают ассоциации, – понятливо закивал Кольцов. – Когда чернилами испачкаешься, потом трудно отмыть. Хуже только деготь отмывается.

– Возможно, пятно похоже на что-то? – не сдался Андрей Валентинович. – На бабочку, может быть?

– А вам кажется, что это похоже на бабочку? – очень сочувственно спросил Семен. – Хотите я вам бабочку нарисую?

– Не надо. Давайте лучше перейдем к другому тесту. Вот восемь карточек разного цвета. Пожалуйста, переверните их все, начав с того цвета, который вам больше нравится.

Семен быстро перевернул карточки, профессор записал порядок номеров, написанных на их обратной стороне.

– А теперь повторите, пожалуйста, – попросил профессор, вернув карточки в исходное положение.

Семка повторил, на этот раз неспешно. Профессор начал записывать и замер.

– Это как так?

На всех карточках стояла единичка.

– Вы просили, я перевернул. Может, нужно было не вверх ногами переворачивать, а с боку на бок? Я сейчас.

Семен шустро развернул карточки на обратную сторону. Все они были красного цвета.

Профессор собрал их все, долго смотрел на них и наконец принялся тасовать, как опытный игрок колоду карт. Вновь глянув на них, увидел, что цвета разные. Перевернул – цифры тоже были разными. Он стал аккуратно и неспешно раскладывать карточки перед Семеном, положил две, взялся за третью, но Семка сказал:

– Себе!

Профессор на автомате положил карту перед собой.

– Да что вы себе позволяете!

– Виноват. Случайно вырвалось. Давайте ваши карты, я их быстренько переверну хоть сто раз, а вы записывайте.

Семен дважды перевернул карточки, ничего с ними не случилось, и профессор успокоился.

– Еще один последний тест, и на сегодня мы закончим. Вот несколько деталек. Три из них возможно соединить вместе, четвертая останется лишней. Вам понятно?

– Понятно, – сказал Семен и запыхтел над головоломкой. – Готово!

– Похвальный результат! Двадцать семь секунд! Ой!

Профессор, наверное, полчаса крутил перед собой головоломку.

– Они не должны соединяться таким образом! Тем более все четыре!

– Вам, наверное, бракованный набор дали, – сочувственно сказал Семен. – Разрешите идти?

– Идите.

Семен поднялся и подошел к двери.

– Спасибо вам, – сказал он оттуда. – Тут так скучно, а встреча с вами всем нам доставила несказанное удовольствие.

– Идите уже, – отмахнулся от него профессор, продолжая вертеть перед глазами нечто, состоящее из четырех деталей, которые нельзя соединить. Особенно таким способом, который невозможно понять, какой стороной ни поворачивай. И разъединить невозможно. Кончилось все тем, что профессор Андрей Валентинович сел мимо кресла. Сам промахнулся, без чьей либо помощи.

2

– Ой, здравствуйте, Антон Олегович, – воскликнула Настя, ощутив… ощутив некое движение… нет, слова нужно для этого придумывать, но они не придумываются, да и руки, точнее головы, до этого не доходят. Вот сейчас Семен был на приеме у Андрея Валентиновича. В своем, так сказать, естественном облике и в физическом теле. А они все присутствовали там незримо и наблюдали за его дурачествами в состоянии отделенного сознания. Но едва Семен вышел из профессорского кабинета, все тут же улетели на сотню метров в земные недра, в карцер к Войцеку. От того, что они сделали это одновременно, появилось что-то схожее с вибрацией. Понять бы с вибрацией чего? Но через минуту все успокоилось, пока не появился Антон Олегович, тоже вызвавший легонькую дрожь, которую Настя и почувствовала, пусть и не сразу.

– Увлеклась и не заметила, как вы к нам присоединились, – сказала она. – Давно?

– С самого начала. Разве можно пропустить такое шоу.

Настя спрашивала, давно ли он присоединился к их компании здесь, в карцере, но не стала уточнять.

– И как вам? – спросил Войцек.

– Пусть Семен к нам вернется, тогда и расскажу.

– Я уже.

Вот появление Семена в любом состоянии не заметить было невозможно. Он, будь хоть человеком, хоть собственным клоном, хоть отделенным сознанием, объявлялся «шумно».

– Быстро! – похвалил Антон Олегович. – А шоу оцениваю на троечку.

– А я так старался!

– Ты дурака валял, а не старался. Да, ты сбил его с толку, верно выбрав манеру поведения. Но переиграл жутко. Наш профессор не такое уж большое светило науки, но все же профессионал. Он тебя раскусил раньше, чем ты хотел. Хотя с помадой действительно смешно вышло. И вовремя. Оппонент еще размышляет, как ему выйти из положения, в котором он оказался…

– А вы говорите, раскусил!

– Да, он понял, что ты его пытаешься дурачить, говоря, что не тот, кем тебя назвали. Но ему было интересно, как ты свою роль доиграешь. Ты же совершенно верно с тактической точки зрения оборвал свою игру на полуслове. Точнее, сознался, что играешь, но сделал это весьма оригинально.

– И что, он совсем не озадачился, с чего я губы крашу?

– Помаду вернуть не забудь, – вставила слово Юстина.

– Тоже верно, а то пристрастишься, – рассмеялся Антон Олегович. – Так вот, у профессора в тех папках на столе ваши досье. Начиная с младенчества все записано. И он знает вас как облупленных. Догадывается, чего от вас ждать, кто как себя поведет, и заранее готов к любым поворотам. Обыграть такого противника непросто. Но помады он не ждал!

– Может, тогда троечку с плюсом?

– Если тебе так хочется, то я тебе хоть пять с плюсом поставлю. Важно, как ты себя оценишь, когда мы все твои ошибки до конца разберем. Тест Роршаха. Описать именно то, что видишь, а не то, какие ассоциации у тебя возникают при виде клякс, как делают все и как от тебя ждали, – ход неплохой. Но ты опять себя разоблачил раньше времени, взял не тот тон. А вот с тестом Люшара вышло хорошо. Фокус отвлек внимание неожиданностью и сбил с толку на несколько секунд. Когда человек вынужден не верить собственным глазам, это всегда шокирует. Даже профессионалов. Кажется, он искренне поверил, что ему вся эта ерунда померещилась. Он успокоился, и тут новый трюк с головоломкой. Ты нам просто показывал кубик, который смастерил, и то у каждого начинала голова кружиться. Смотришь, и невозможно понять, куда исчезает эта грань, а стоит переместить взгляд на другую, с той первой гранью все становится правильным и понятным, но уплывает другая. А тут еще абсолютная убежденность профессора, миллион раз подтвержденная, что подавляющее большинство пациентов собирают вместе две детали, редкие уникумы – три. Но четвертая, пусть ее не так просто определить, в любом случае остается лишней, она так изготовлена. Главное, чтобы профессор догадался убрать эту штуку с глаз долой, а то могут быть серьезные последствия и нашему психологу понадобится психиатр.

– Антон Олегович, я, конечно, и сам не понимаю, как это происходит, но хотя бы знаю, куда грани исчезают и чем скреплена четвертая деталь с остальными тремя.

– Та-а-ак, – многозначительно протянул Антон Олегович, – что задумал?

– Да рано еще говорить. Пусть к полковнику какой-нибудь командир приедет. Посмеемся, гарантирую!

– В принципе, я не против. Полковник заслужил, чтобы поплатиться за свое хамство. Но другие пострадать не должны.

– Что ж я, не понимаю, что ли. А сегодня я впрямь отработал на троечку. Очень хотелось вас повеселить, отвлекся от основной задачи.

– Вот за эти слова можно просимый плюсик добавить с чистой совестью. А за шоу спасибо. Здесь в самом деле скучновато. Нам, во всяком случае.

– Так мы же вас всегда с собой звали, – обиженно произнесла Алена.

– Риск быть замеченными слишком велик. Чем он чреват, вы знаете.

– А может, плюнем и просто уйдем? – Алекс предлагал это уже не в первый раз и ответа не ждал. Да никто ему и не ответил. Разве что вздох Алены можно было считать за неопределенный ответ.

– Не киснуть! – приказал Антон Олегович. – Да, мы не предполагали, что, вернувшись домой, окажемся среди врагов. У них задача вытянуть из нас всю возможную информацию. Наша задача ничем не делиться, делая вид, что сотрудничаем. Кто у нас следующим идет к психологу? Войцек? Ты же в карцере. Кто далее по списку? Алена Сало. Давай обдумывать стратегию твоего поведения.

– Может, мне ему просто мозги отключить на время?

– А самой не скучно? Побороться, заставить нервничать, сбить с толку… Это все маленькие, но победы. А заодно тренировка и небольшое развлечение.

– Ой! Ко мне в комнату идут. Меня здесь нет. – Эльза нырнула обратно в собственную голову и собственное тело.

– На медосмотр повели, – буркнул Войцек. – Не надоест им никак!

– Юстина, присмотри, вдруг там что новое привезли, – попросил Антон Олегович. – А мы начнем урок.

– Ко мне капитан пожаловал, допрашивать будет, – сказала Серена. – Хоть один приличный человек.

– Серена, возможно, он приличный человек, во всяком случае, мне так самому кажется. Но он один из немногих настоящих профессионалов здесь. И свои обязанности исполняет лучше большинства.

– Пан Антон, нового ничего не привезли. Но томограф отладили, будут Эльзу просвечивать.

Костин горько засмеялся:

– После Эльзы несчастный томограф отладить будет труднее, чем после перевозки его сюда. Они бы еще с Серены начали. Или… Вообще-то с кого ни начни, результат один. Могли бы догадаться начинать с кого-то своего, мы могли бы и не уследить.

– У них здесь ни один прибор не действует и действовать не будет. Хоть на ком проверяйте, – сказала Настя.

– Так. Я отстал от жизни?

– Мы вчера прошлись везде и всюду. В каждой лаборатории оставили «мину». Везде разные. Стоит включить прибор – он начнет чудить.

– А я думал, вы по ночам на дискотеках пропа даете!

– Ну не сидеть же нам в запертых камерах под охраной роты солдат! – хихикнула Юстинка. – Но мы на дискотеке как раз все и придумали.

– Есть еще новости? Раз их временно нет, давайте эту краткую паузу используем для занятий по психологическому противостоянию агрессивному воздействию.

– Ко мне тоже идут, – сказала Настя.

– Зато ко мне пару суток фиг кто заглянет, – радостно сообщил Кисконнен. – Я в карцере!

– Ну и гордись этим до пенсии, – засмеялась Настя и вернулась в себя.

– Прошу следовать за мной, – пригласил офицер.

«Ну надо же, какая честь, целого лейтенанта прислали», – подумала Настя, а вслух сказала:

– Товарищ лейтенант, а отчего вы краснеете?

– Следуйте за мной, – буркнул молоденький лейтенант, становясь пунцовым.

Наверное, влюбился, догадалась Анастасия и решила дальше отношения не выяснять. Они прошли всю жилую часть уровня «–370» и добрались до лифта.

– В комнату пыток, значит? – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Настя, но лейтенант лишь вздохнул в ответ.

Лифт здесь был чем-то средним между скоростным лифтом в небоскребе и подъемной клетью шахты. Круглая, полупрозрачная кабинка, напичканная датчиками и разными ультрасовременными штуковинами, вроде особой системы замкнутого воздухообмена, летела с невероятной быстротой в вертикальном тоннеле с неровно вырубленными стенами. Освещения снаружи кабины не было, тем не менее кататься на этом лифте любили все.

Лейтенант нажал кнопку и, едва дверь закрылась, сразу отвернулся от Насти, но принялся рассматривать ее отражение. Лифт мягко стал набирать скорость, но к полу прижимало сильно. За стеклом все слилось в сплошную серую поверхность, исчерченную более темными линиями. Промелькнули уровни «–247» и «–200», лифт начал тормозить и замер, когда на табло значилось «–84». Полминуты развлечения закончились, и серые – еще более серые, чем стены тоннеля, – будни вступили в свои права. Коридор, в точности повторяющий тот, что на отметке «–370», те же двери, те же светильники, те же выбоинки в бетонном полу. Ну ладно, выбоинок здесь заметно больше.

Лейтенант дошел до нужной двери и нырнул за нее. Очень быстро отворил, скользнул внутрь и закрыл дверь за собой. А с виду увалень неловкий, ай-ай-ай, Анастасия Никитична, как же вы были невнимательны. Мало ли что? Вдруг и такая мелочь значение будет иметь в определенных обстоятельствах.

– Заходите. – Лейтенант провел за дверью слишком много времени, интересно зачем? И отчего снова покраснел?

– Заходите, Настя! Заходите, присаживайтесь. Рад видеть вас в добром здравии.

– Здравствуйте, Виктор Николаевич, – поздоровалась Настя с доктором Аксеновым. – Сегодня от кофе отказываться не стану.

– Вот и замечательно, – сказал доктор, разливая напиток из крохотного серебряного кофейника в крохотные, почти прозрачные кофейные чашечки из тончайшего фарфора. – Побалуете меня новой сказкой?

Рассказывать о животном мире планеты, где они оказались помимо желания и с которой они вернулись не так давно, считалось допустимым. Если при этом ненароком не раскрыть, как благодаря противостоянию с этим агрессивным по большей части миром они тысячекратно развили свои сверхспособности. А также не проговориться о контактах с внеземным разумом. Так что Настя заранее обдумала тему беседы, зная, что Виктор Николаевич обязательно попросит рассказать что-то новенькое.

Опять же доктор Аксенов с недавнего времени оказался здесь в том же качестве, что и они, – пленником. Пропуска, позволяющие по выходным подниматься на поверхность и гулять, имели человек двадцать из двухсот, изучавших и охранявших их. Лишь шестеро имели право раз в месяц бывать в соседнем городке. Виктор Николаевич с недавних пор ни к первым, ни тем более ко вторым не относился. Скучал он страшно и отводил душу лишь с ребятами. К тому же они были благодарны ему за две вещи. За то, что щедро делился с ними самыми большими своими ценностями – книгами и кофе, без которых прожить не мог. Ну книги, положим, были электронными, а значит, не убывали. Но раздавал их доктор вопреки запрету, за что и лишился привилегии бывать в населенном пункте. После чего кофе у него стал катастрофически быстро таять, но он все равно продолжал угощать всех желающих. При однообразном солдатском рационе хорошо сваренный кофе был деликатесом. Это было во-первых.

Во-вторых, кто-то шибко умный передал сюда распоряжение переоборудовать обычную кабинку для записи энцефалограмм мозга в камеру для пыток. Кабинка, собственно говоря, и была простой кабинкой с креслом, в которое усаживали пациента. Двери закрывались, и в темноте начинались яркие вспышки света, чередующиеся с неожиданными громкими звуками или тряской стула. Мозг реагировал на все эти неожиданности, и его реакции при помощи датчиков на голове записывались в виде загогулин. Расшифровка этих записей могла сказать о работе мозга очень многое. Вот и у каждого из ребят имелись небольшие отклонения от нормы. Но, по словам доктора, не патологического или там болезненного характера, а отражающие их необычные способности. Правда, все это было зафиксировано еще до того, как каждый из них пошел учиться в специальный интернат, где эти способности старались развить. Так что никаких открытий доктор не сделал.

А тут пришла рекомендация довести все эти шокирующие воздействия до максимального уровня, даже специальные лампы и звуковое оборудование прислали. Кто-то там наверху (наверху – в буквальном и переносном смысле) решил, что если звуки станут не просто громкими, а оглушающими, а вспышки ослепляющими, то их мозги проявят свои возможности более ярко, выдадут себя. Но доктор выдержал настоящую битву с полковником, потому что опасался нанести им вред. Говорил, что не станет организовывать из лаборатории камеру пыток, не станет палачом, а если так уж важно заглянуть в мозг ребят поглубже, пусть начальство раскошелится на томограф. Полковник со зла отобрал у него пропуск, лишив даже возможности просто изредка гулять на свежем воздухе. В отчете же написал, что это он, полковник, против применения столь устаревших методов и предлагает использовать магниторезонансный томограф. Сделал в названии прибора три ошибки, но получил благодарность от начальства. Что не заставило его вернуть пропуск доктору Аксенову. Более того, он из вредности скрывал от доктора, что томограф доставлен и уже подготовлен к работе. А за лабораторией все равно закрепилось название «пыточная камера».

Настя рассказала доктору все, что знала про абрашей. Это название было сильно искаженным вариантом от французских слов «дерево-туалет». Эти необычные деревья в самом деле замечательно исполняли в их нехитром быту функции биотуалетов. А еще они были способны передвигаться с места на место, поддавались «дрессировке» и выполняли некоторые команды.

Доктор даже повеселел от рассказа и начал рассуждать, как может быть организовано у растительного существа подобие нервной системы и мозга. Но остановил себя, глянув на часы, и пригласил Настю на эксперимент.

– Прошу вас в пыточную, сударыня.

Это обращение «сударыня» появилось у доктора после общения с Семеном. Они вообще стали приятелями, и Настю часто смешило, как Семен не совсем к месту использует разные термины из медицины, а профессор пользуется словечками, характерными для Семки.

Усевшись в кресло и дав нацепить на себя кучу датчиков, Настя решила, что ее организм и ее мозг и сами по себе всякие нужные реакции продемонстрируют, и отправилась на прогулку.

Первым делом прогулялась по «минус восемьдесят четыре», где в заточении томились все взрослые из их команды.

Группа, отправившаяся в свое время на планету Ореол и попавшая в жутковатый мир Большого Каньона, изначально состояла из одиннадцати учеников интерната для детей со сверхспособностями и троих взрослых. Одним из них был преподаватель интерната и руководитель их тогда еще туристической группы Антон Олегович Костин. А чтобы ему было легче присматривать за «детишками», ему в помощь дали заместителя директора интерната Демина, которого все звали попросту дядя Сережа. В последний момент к ним присоединилась немецкая ученая и журналистка фрау Каролина Вибе.

Вот такую пеструю компанию портал и выбросил в место, поначалу показавшееся всем настоящим адом. Они оказались в этом аду взаперти – обратный портал построить было невозможно. Вот и пришлось вместо каникул сдавать зачет по выживанию.

Примерно через полгода к ним присоединился спасательный отряд, посланный с огромными трудностями с Земли. Состоял он из бойцов спецназа под командованием Настиного отца полковника Ковалева и двух до недавнего времени штатских людей. Одним из них был молодой ученый Константин Серегин, а вторым – представитель планеты Ореол с очень труднопроизносимым именем. Офицерам спецназа для краткости общения в боевых условиях обычно присваивали короткие псевдонимы. А раз эти двое были включены в группу, то также получили свои прозвища – Доцент и Шатун, которыми их обычно все подряд называли.

Доцент был включен в состав группы, потому что был едва ли не единственным ученым на Земле, способным точно определить место, где можно построить портал на Землю. А Шатун был одним из лучших экспертов по возведению таких порталов.

Кстати, он и Антон Олегович были единственными среди взрослых, кто обладал серьезными суперспособностями. В данной ситуации это означало возможность виртуально, то есть отделенным сознанием, или реально при помощи телепортации перемещаться по подземной тюрьме. Остальные взрослые этого были лишены и «отбывали свое заключение» почти по-настоящему. То есть по большей части сидя взаперти в крохотных камерах и лишь изредка с помощью ребят выбираясь в «самоволку».

Их точно так же, как и «молодежь», водили на постоянные допросы, на бесконечные медобследования, в камеру пыток и все такое. С той разницей, что на допросах использовали даже сильные «сыворотки правды», очень вредные. За этим ребята постоянно следили, сначала подменивали содержимое ампул на всякую там глюкозу, но чуть позже Семка, Алена, Юстина и отчего-то Войцек, раньше таких способностей не проявлявший, приноровились разлагать отраву, едва она попадала в кровь. И разлагали не полностью, а так, чтобы всякие там побочные эффекты вроде потливости, расширения зрачков и прочие проявлялись. Потому что симулировать все это удавалось не всем. Дяде Сереже и фрау Вибе вовсе не удавалось, но к ним стали применять такие методы совсем недавно.

Сегодня она застала в допросной капитана Сергея Орлова, или, другими словами, Беркута. Тот был уже под воздействием сыворотки и отвечал на все вопросы сразу, но часто заговаривался, и тогда его хлестали по щекам.

– Настя! – позвал ее Войцек. – Этот козел вообще сегодня обнаглел. Собрался нашего Беркута ударить по лицу!

– То-то у него самого нос разбит! Это ты его так?

– Почему я, а не Беркут?

– Если бы Беркут, этот козел долго бы не сумел встать.

– Нет, не я. Он сам поскользнулся.

– Понятненько. Сначала товарищ полковник в столовой чуть не шмякнулся, теперь вот этот умник. У тебя что, фантазия иссякла?

Настя попыталась глянуть на Войцека строго… Но сам Войцек в данный миг находился в карцере, а ее глаза оставались вместе с телом в камере пыток. Тем не менее Войцек «этот взгляд» как-то прочувствовал, потому что сказал:

– И незачем на меня так смотреть. Утром я провел испытание, сейчас закрепил новый навык.

Сказано было так серьезно, как умел только Войцек, и Настя живо представила его себе: весь такой аккуратненький светловолосый и светлоглазый финский мальчик, по неизвестной прихоти родителей названный польским именем. Ушки аккуратные, нос аккуратный, прическа в обязательном порядке аккуратна. И одежда, и обувь. Весь неспешный и очень дисциплинированный. Даже русские слова произносит не спеша и очень старательно, поэтому получается у него всегда внятно, пусть порой и смешно. Потому что слова в результате растягиваются и произносятся в два, если не в три раза дольше.

Впрочем, к сегодняшнему Войцеку Кисконнену все это уже почти и не относится. Жизнь его, как и всех, научила соображать, говорить и действовать очень быстро. А дурное и тлетворное влияние лучшего друга по имени Семен Кольцов превратило от природы дисциплинированного мальчишку в одного из главных нарушителей дисциплины. В карцер он попадает уже в четвертый раз и, похоже, не только от того, что ему там нравится. Внешне Войцек тоже изменился. Если не вдаваться в детали, то эти изменения описывались одним словом – возмужал.

Офицер, проводивший допрос, вдруг сорвался с места и выскочил за дверь.

– Куда это он так быстро побежал? – спросила Настя.

– Алена ему понос устроила.

– Ладно, у вас тут все под контролем. Если этот козел еще раз Беркута тронет, позови меня. Я его ежовой рукавицей поглажу. Все, пойду посмотрю, что там с Эльзой вытворяют.

Нашла сознание Эльзы и, как по маячку, скользнула по нему в другую лабораторию. Ту, где был установлен магнитно-резонансный томограф.

Настя, еще не переставшая думать о том, как сильно переменился со дня их знакомства Войцек, увидев Эльзу, хмыкнула про себя. Вот в ком изменения просто глаз режут! Невзрачная, с жиденькими рыжими кудряшками и конопушками по всему лицу, Эльза Гросс[1] вопреки своей фамилии выглядела когда-то маленьким ребенком. Намного младше их всех, пусть и была ровесницей. Капризным и плаксивым. И когда жизнь заставила всех взрослеть не по дням, а по часам, Эльзу это почему-то почти не коснулось. Но потом случилась эта жуткая история с Рыжим Наглецом, миленькой с виду зверушкой, заманившей девочку в подземелье жуткого монстра, и Эльза за несколько недель прошла тот путь взросления, который все они, чтобы выжить, вынуждены были пройти за полгода. И способностями новыми стала овладевать с бешеной скоростью, уступая в этом одному Кольцову. Она даже подросла больше всех. И физически окрепла настолько, что уже ничем не уступает ни Насте, ни Серене. Сейчас ее чаще всего в глаза и за глаза называют Рыжей Амазонкой.

Вот даже в больничном комбинезончике, в который ее сейчас нарядили, смотрится грозно. И густая копна волос обрела оттенок благородного красного золота. Так что о прежней Эльзе напоминает только седая прядь, появившаяся после похищения ее монстром.

А вот интересно, волосы у нее сами стали такими или им кто-то помог? Семен вон научился людям зубы выращивать, так что ему наверняка ничего не стоит такой фокус с волосами проделать. Может, попросить Семку, чтобы он и Насте новый цвет волос организовал? Впрочем, глупости все это, да и с волосами у нее и так все прекрасно. Во всяком случае, с той поры, как появилась возможность их мыть регулярно.

Эльзу уложили на «кровать» прибора. Кровать сервомоторы потащили под большущий обруч, в котором и скрывался излучатель магнитных импульсов.

Когда все было подготовлено, вдруг оказалось, что десять раз перепроверенный аппарат не желает включаться. Эльзу вытащили обратно, включили – все работает. Уложили – не работает. После десятого сбоя Эльзу вывели в коридор, и на ложе улегся один из сотрудников. Что не помешало Эльзе не дать прибору включиться. Да и Настя могла подстраховать.

– Говорил же я, тут наладчики с фирмы нужны! – Рассвирепевший лаборант даже пнул драгоценный прибор. – Ложе в этом положении – все работает. Ложе в рабочем положении – ни черта не работает!

– Не дадут нам никаких наладчиков, – хмуро ответил второй сотрудник лаборатории. – А вот в карцер угодить здесь запросто.

– И что ты советуешь, если такой умник?

– Надо просить майора из числа наших клиентов помочь. Или того парня, Серегина кажется, он тоже в технике разбирается.

– Кто их подпустит! Полковник наш озвереет.

– А мы ему не скажем.

– А камеры наблюдения куда денем? Нет уж, лучше доложить. С Полкана нашего тоже строго требуют, а майор с тем старлеем согласятся помочь. Им тут не особо весело. И Аксенова пусть к работе привлекают, а то лучший спец вынужден ерундой заниматься.

Вот, решила Настя, сами пришли к нужным выводам, не сильно подталкивать пришлось. Похоже, все здесь давно зашли в тупик. Исследуемые выглядят самыми обычными людьми, ну разве чуть-чуть проявляют паранормальные способности. Так они их и раньше проявляли. Офицеры из спецгруппы даже под воздействием всякой отравы ничего нового не говорят. О своем путешествии они рассказывают не скрываясь, но больше ничего. Правда, все до единого приборы барахлят. Даже электрочайники. Но если попросить майора Кузьмина помочь, то чайник начнет кипятить воду, компьютер обработает нужные данные, а самописец задергает десятками своих перьев и начнет чертить кривые. Хотя бы ненадолго.

Единственный человек, кто продвинулся чуть дальше, был капитан Фадеев. Приятный молодой человек, некрасивый, но очень обаятельный. Всегда сдержанный и вежливый. Вот только отчего-то его сам командир этой базы, прозванный своими же собачьим прозвищем Полкан, побаивается.

Фадеев проводил самые обычные беседы. Спрашивал, ему отвечали. Его спрашивали, он отвечал. Разговоры часто уходили далеко-далеко в сторону, но он умело, когда ему было надо, возвращал их к нужной теме. Разговаривать с ним было приятно и интересно. Вот только он помнил все до единого сказанные ему слова. А его собеседники далеко не всегда их помнили. Отец и Антон Олегович объясняли, что даже если человек ни о чем, что желает скрыть, не проговорится, то из мелких оговорок, несовпадений или, напротив, из того, что об отдельных мелочах говорится одними и теми же словами, умелый специалист способен сделать очень серьезные выводы. Даже просто догадаться, что человек что-то скрывает, – уже очень много. Но возможно понять еще больше о еще более важных вещах. И вот здесь противоядия не существует, это вам не глупая сыворотка правды, тут нужно самому быть предельно внимательным, одновременно искренним и ужасно хитрым. Но как же это непросто! Для умницы Войцека, для чуть взбалмошной кокетки Юстины, для прямолинейного Семки Кольцова, для нее самой и для всех-всех-всех невероятно тяже ло. Только отец и Антон Олегович способны противостоять такому тончайшему подходу. Ну еще заместитель отца майор Кузьмин с псевдонимом Фома и капитан Левченко, который Айболит, чувствуют себя в таких «задушевных беседах» вполне уверенно.

Пока всех спасало одно, вместо того чтобы долбить в две-три точки, то есть на двух-трех человек, капитан Фадеев отчего-то тратил силы и время на всех поочередно. И пусть работал он по двенадцать часов в сутки, но с каждым успел встретиться лишь по два-три раза, то есть толком свой метод в ход пустить не успел.

– Либо еще не определился со слабыми звеньями в нашей цепи, либо саботирует, – потирая виски, сказал Антон Олегович. – Первое я отметаю, Фадеев суперспец, слабые точки он знал еще до встречи с нами. Значит, саботаж? Понять бы зачем?

Этот незаурядный человек сейчас беседовал с Сереной Тейлор по прозвищу Джедай. Вот кого всякие изменения внешности коснулись меньше других. Серена всегда была стройной, спортивной и высокой. Выше не только всех девочек, но и мальчишек, за исключением Семена. Правда, разница в росте с Настей и Сашкой Русаковым была почти незаметной. А вот рядом с Кимом, Джоном и Войцеком она раньше просто возвышалась. Впрочем, ее и так было трудно не заметить на общем фоне. Мама у нее родом была из Индии, отец из Шотландии, а среди дедов и прадедов встречались люди всех национальностей, даже чернокожая прабабушка имелась. Так что Серена выглядела смуглокожей и черноволосой восточной красавицей из «1001 ночи», пусть не такой «киношной», как натуральная блондинка Юстина Поборски. А еще фигурки у этих двух красавиц уже год назад выглядели не так уж по-детски, а за год и вовсе утратили остатки подростковой угловатости. Впрочем, последнее касалось всех девчонок без исключения. Вот такое странное последствие жизненных невзгод и лишений!

Разговор с капитаном Фадеевым Серене нравился. Особенно тем, что шел на чистейшем английском. Настя вздохнула, потому что языком до такой степени, чтобы понимать этих двоих, тараторящих на английском, она не владела. А просить Серену открыться… ну будешь все усилия тратить, чтобы понять смысл сказанного, а суть в этих беседах с капитаном Фадеевым состояла не в произнесенных словах. Да и помочь при всем желании она не могла, сама сколько раз после встреч с Фадеевым замечала свои грубые промахи. А в следующий раз все равно их повторяла. Ох, до чего же сложно быть плененным шпионом!

Как же ей иногда хотелось взорвать всю эту подземную базу под кодовым наименованием «Точка 17». И ведь труда особого не нужно. Но нельзя. Слишком подлыми оковами они скованы. Без посторонней помощи не обойтись, приходилось ее ждать.

Сказать правду, даже ей часто хотелось волком выть.

Больше десяти месяцев провели в самом настоящем аду, ежедневно рискуя жизнью. Но выжили! Все остались целы. А главное, пусть и теряли много раз надежду на возвращение домой, от своей цели не отступились и вернулись на Землю.

Как же всем хотелось попасть домой! На Землю и каждому в свой дом, к папам и мамам, братьям и сестрам, друзьям. Даже про учебу все вспоминали как о чем-то невыносимо радостном. А вместо этого самым подлым образом оказались в плену.

И вдвойне обидно, что случилось это оттого, что их хваленные суперспособности, позволившие выжить там, на иной планете, здесь, на Земле, вдруг превратили их в беспомощных, полуживых существ. Берите нас голыми руками!

И взяли. Спасибо, что местные врачи отнеслись к ним так, как врачам положено, и сделали все возможное, для того чтобы помочь с выздоровлением. Примерно дней через пять большинство уже могли вставать и ходить.

Настя помнила, как, едва держась на подгибающихся непослушных ногах, дошла до соседней кровати, к стонущей Юстине, и как рухнула возле нее на пол. Не от слабости, а от ужаса. Не устояла, ощутив, что все ее возможности вдруг улетучились. Для нее это было все равно что стать калекой. Слепой или безногой. А точнее, все сразу.

Но еще сутки спустя все стало возвращаться. И не только к ней, ко всем.

Только Юстина лежала в беспамятстве. И врачи лишь разводили руками, не понимая ничего.

Из-за этого все как-то позабыли о ее предательстве. О том, что, найдя случайно Портал на Землю, она решила ни с кем не делиться этим открытием. Зато сумела уговорить узкий круг своих друзей совершить, по сути, невиданную глупость. Юстина с Джоном, Кимом и Терезой неожиданно заявили, что они вчетвером останутся в Большом Каньоне ждать помощи с Земли. Оттого что не желают больше иметь дело с монстрами, в которых превратились остальные ребята. Не желают продолжать вместе с ними путь к местам, где возможно построить портал домой.

Такой поворот еще можно было понять и даже простить, потому что ребята порой и сами вздрагивали от того, что сейчас умели и могли, от того, на что стали способны. Сами себя чуть-чуть побаивались, пусть монстрами и чудовищами друг друга не считали и, уж конечно, не называли.

Эта четверка по каким-то причинам отставала от остальных в развитии суперспособностей. Может, как раз оттого, что больше других этого боялась. Опять же большой дружбы с этой группой, державшейся чуть обособленно, никогда ни у кого не было. Пока вся жизнь сводилась к выживанию, об этом никто не вспоминал, все были равны перед опасностями чужого и чуждого мира.

Опять же столько месяцев стресса ни для кого даром не прошли, на этой четверке он мог отразиться сильнее, чем на остальных. Можно было понять.

Но когда выяснилось, что Юстина повела свой крохотный отряд к расположенному совсем недалеко Порталу, предоставив остальным преодолевать сотни смертоносных километров… Тут даже тот факт, что она находилась под сильным схожим с гипнотическим влиянием Лизуна, не уберег бы ее от ненависти.

К счастью, времени для ее проявления не нашлось.

Кольцов, умудрившийся все понять и просчитать, может, даже и вспышку ненависти, с него станется, устроил все так, что эти четверо добрались до Портала усыпленными. Так их спящими на Землю и пронесли. А дальше…

Дальше всех скрутило и свалило, в себя пришли уже в этих подземельях.

Да, первое время никто с Джоном, Кимом и Терезой ни словечком не обмолвился, хотя они, по сути, тоже были обмануты.

Но когда стало ясно, что еще день-два и они потеряют Юстину навсегда, вражда как-то сама собой улетучилась. Ну не улетучилась, отступила на третий план.

А тут Семка очухался и вернул ненавидевшую его девчонку к жизни. Отдал столько сил, что сам свалился еще на три дня, и все стали бояться уже за него.

А Юстина эти три дня ревела. И ни у кого не было ни сил, ни желания ее утешать или помогать ей. Только Джон почти все время сидел на краешке ее постели и бросал умоляющие взгляды на Настю, на Алену, даже на мечущегося в бреду Семена. Наверное, это было неблагородно, но никто утешать Юстину не стал, с поддержкой к ней не подошел.

А потом пришел отец, которому наконец-то разрешили их навестить, и с порога рявкнул:

– Курсант Поборски! Отставить истерику. За ваше недостойное поведение объявляю вам десять суток ареста и десять нарядов вне очереди. Не слышу ответа!

– Есть, пан полковник, арест и наряды, – и вдруг удивленно добавила: – Виновата, забыла, сколько мне нарядов полагается?

И тут все грохнули. Потому что наряды в устах Юстыськи могли означать лишь платья и прочие одежды, но никак не наряды на тяжелые работы. Пусть белоручкой она и не была.

В общем, народ смеялся и слегка оттаивал душой.

– Мы с вами снова в весьма недружественной обстановке, если не сказать, что в состоянии войны, – уже спокойно заговорил тогда папа. – Уверен, что вы и сами это знаете и усвоили как данность. Так что все истерики, а равно все разборки, кто прав – не прав и в чем именно, приказываю отложить до лучших времен. Всем ясно?

– Можно я прямо сейчас прощения попрошу? – вдруг спросила Юстина.

– Не можно, а разрешите. Разрешаю.

Не то чтобы эти извинения, уложившиеся в два слова «Простите меня!», растопили отношения. Скорее слова о том, что необходимо перебороть новую опасность объединенными усилиями, свое действие оказали. Ну и все поняли, что куда правильнее выглядеть перед новым противником единым коллективом, а не враждующими группировками. Так что со скрипом, но все стали делать вид, будто ничего особенного и не произошло.

Единственным, кто совершенно искренне не осуждал Юстину, а тем более ее невольных подельников, был Семен Кольцов. То ли знал что-то такое, чего не мог высказать другим понятными словами. То ли в силу склада характера.

Странным образом через пару недель преступление Юстины уже не казалось таким ужасающим, а делать вид, что все в порядке, из обязанности переросло в привычку, а из привычки в подобие приятельских отношений. Тех, что существовали между ними раньше.

3

Ночной клуб Насте не нравился, но выбирать было не из чего. Единственное заведение для молодежи в единственном на добрую тысячу километров вокруг городишке. Забираться куда-то дальше, наверное, все же не стоило тех усилий, что пришлось бы потратить. Не в камере, и ладно!

Они, как обычно, забились в дальний уголок и потягивали легкие коктейли. Больше тут заняться было нечем. Танцевать не хотелось, да и посетителей было сегодня так мало, что на большом танцполе они смотрелись бы как та сосна на севере диком, а это скучно.

– Лучше бы в кино пошли, – сказала Алена.

– Четвертый раз на один и тот же фильм? – буркнул Алекс.

Кинотеатр здесь тоже был один, с единственным залом и, похоже, с единственным фильмом в репертуаре. Во всяком случае, тот шел уже вторую неделю, и они его посмотрели по два раза. Хотя и одного хватило бы.

– Ну погуляли бы, – не пожелала сдаваться Алена.

– В самом деле, пойдемте лучше по свежему воздуху пройдемся. Все равно скоро возвращаться, – согласилась с подругой Настя.

– Допьем и пойдем, – кивнул Семен.

Обычно они выбирались впятером или вшестером, остальные оставались на дежурстве, но сегодня Эльза закапризничала и сказала, что предпочитает хоть раз спокойно выспаться. Вот и получилась у них компания очень маленькая, зато предельно мобильная, сюда прибыли одним прыжком. Если не считать прыжка из-под земли на поверхность.

Понятно, что они должны были быть рады самой возможности вырваться из заточения. Да и радовались. Но сегодня как-то все не задалось. Погода оказалась противной – морозно и ветрено, а разгуливать прилюдно, укрывшись куполом, не хотелось. В ночном клубе «Олимп» не было даже обычной развлекательной программы и посетителей тоже почти не было. Настя собиралась купить для доктора Аксенова кофе, но супермаркет – конечно, единственный здесь – закрыли по непонятным причинам, а в небольших магазинчиках, которые имелись в изобилии, такого простого товара, как кофе в зернах или хотя бы молотый, не водилось, только растворимый. Алекс хотел скачать из Интернета свежие фильмы, но и интернет-кафе было закрыто. Короче, веселиться не получалось, и стоило принять предложение Алены и просто пройтись по улицам городка. Пусть они даже слегка замерзнут, это тоже полезно. Похоже, что и мальчишки с этим согласились, тем не менее уходить никто не спешил.

Настя посмотрела на Алену, Семку, Сашку и вдруг вспомнила, какими они были чуть больше года назад. Пухленькая темноглазая Аленка вытянулась, превратилась в высокую стройную красавицу. Сегодня не факт, что, поставь ее рядом с Юстиной, все мальчики станут смотреть только на блондинку.

А парни… вот уже и мальчишками их называть язык не поворачивается, повзрослели, в плечах раздались. Ну, положим, атлетичности игры на выживание фигурам придают быстро. Но неужто вот так, на глазах, за небольшой, по сути, срок миловидный мальчик с длинными – все девчонки завидуют до сих пор – ресницами, обрамляющими серые, по-детски чистые глаза, превратился в почти взрослого мужчину. Взгляд которого – это когда он делался вдруг ледяным, колючим и страшно спокойным – сам полковник Разуваев не выдерживал.

Семен удивительным образом, несмотря на столь же резкие и отчетливые внешние перемены, умудрялся оставаться больше других похожим на себя тогдашнего. Тонкого, длинного, нескладного, с острым личиком и длинными жиденькими волосиками ниже плеч.

Сейчас вполне себе симпатичный молодой человек. И лицо чуть округлилось, и черты чуть тверже сделались. Вместо жиденьких без определенного цвета волос светло-русая густая грива, стянутая на затылке резинкой. По-прежнему волосы ниже плеч, но смотрятся сейчас вполне уместно. Даже на какого-то артиста стал похож. Разуваев приказал его постричь, но Семен как-то так все повернул, что Полкан забыл о своем приказе и перестал замечать столь неуставную стрижку.

Глупым Семен Кольцов никогда не был, но поумнел во всех смыслах больше всех. Правда, и досталось ему больше других, на грани смерти все бывали десятки раз, а он эту грань переходил не однажды. Но как скорчит гримасу – все, тот же самый Кольцов, которого всерьез никто никогда не воспринимал.

Впрочем, сейчас он гримас не корчит, тянет через соломинку напиток и старается поймать момент, когда Настя смотрит не на него, чтобы ее рассматривать. А сама Настя ему чуть подыгрывает.

С зеркалами на их подземной базе был полный швах. По неясной для нее, дочери военного, причине. Она не раз бывала в казармах, а там наличие больших зеркал является непременным требованием. Но на днях Алена устроила в душевой «водяное зеркало», и девчонки вдоволь перед ним навертелись. Самое удивительное, что Настя вдруг осталась своим отражением довольна. Невольно сравнила себя с остальными девочками и решила… ну, в общем, решила, что у Кольцова хороший вкус.

– Настя! – позвал ее Сашка. – Может, все-таки телеграмму пошлем?

Такие разговоры о том, чтобы хоть как-то подать весточку родным, что целы и живы, заводились чуть не ежедневно. Так что странным было только то, что начал его в этот раз Русаков.

– Кому конкретно? – спросила она.

– Всем!

– Раз за всеми нашими близкими слежка установлена, то наверняка и почту проверяют. Выдадим свои возможности с головой, да еще их опасности подвергнем. Не станут наши похитители церемониться, могут ведь и на крайние меры пойти.

И эти аргументы звучали не раз, не два и даже не десять раз. Но раз Алекс завелся, нужно его успокоить. Он и сам все понимает, но вот накатила на него очередная волна тоски и…

– Жаль, что никто в наших семьях мыслеречь не слышит, – вздохнул Русаков.

– Ну Настин папа слышит, – поправила его Алена. – На расстоянии метров десяти. Да и вообще он с нами срок тянет.

– Согласна, что мыслеречь никто бы не засек, – согласилась Настя. – Но ведь даже мы с Аленкой друг друга не дальше сотни километров слышим. А до ближайшей мамы… Семен, сколько до твоего города?

– Две тысячи километров с копейками.

– Вот.

– А если телепортироваться? Прыжок за прыжком.

Нет, точно, на Алекса сегодня накатила тройная доза хандры.

– У меня максимальная дальность прыжка среди всех, – терпеливо продолжила объяснять Настя. – Примерно пятнадцать километров. Но через двадцать прыжков мне придется часа два отдыхать. И поспать ночью будет необходимо. Так что даже чтобы к Семке в гости наведаться, мне минимум двое суток нужно. И обратно столько же. За такое время побег точно обнаружат.

Все помолчали. Наконец Сашка тряхнул головой и через силу улыбнулся:

– Простите, ребята.

– Ничего, завтра твоя очередь будет кого-то утешать, – хмыкнул Кольцов. – Тут еще одна тема назревает. Юстина обмолвилась, что боится возвращаться, не знает, как ее нынешнюю дома примут.

– Вот еще проблема! – возмутилась Алена.

– Не скажи. Хотя у Юстыськи скорее всего проблем не будет. А вот у Инезы семья католическая, могут ведьмой объявить.

– Да ладно тебе, Кольцов, – вскинулся Алекс. – Нас же сам папа римский благословлял. И наш патриарх. И из Израиля. Все телеграммы присылали.

– Вот! – засмеялся Семка. – Вот про все это и думайте заранее, раз уж нас взаперти держат и время есть. Как нам себя вести, как своими среди людей остаться. Что в нас для этого хорошего есть, а что стоит и припрятать от чужих глаз.

– Кольцов! Ты порой такой умный, что зубы сводит, – строго сказала Настя. – Только неизвестно где пропадаешь, когда коллектив важные дела обсуждает.

– Эй, и что такого важного я пропустил?

– Программу нашей адаптации к мирной жизни. Которую Антон Олегович с Кузьминым и Серегиным разработали. Вот разжалую… Все! Допивайте уже и пошли отсюда, – сказала она.

Но уйти спокойно они не успели. В клуб ворвалась развеселая компания. Такие в любом городе мира встречаются. Шумные, наглые, хамоватые. Чувствующие себя хозяевами. Судя по тому, как бармен принялся поспешно убирать глубоко под стойку бутылки с самыми дорогими напитками, ждать хорошего от этих ребят не приходилось.

Немногочисленных танцующих как ветром сдуло, да и в целом число посетителей вдруг резко уменьшилось.

– Ба! Девчонки! – обрадовался парень в кожаной куртке и китайском адидасе под ней. – Потанцуем?

– Тащи обеих к нам! – распорядился один из его дружков.

– Девчонки, мать вашу, приглашаем…

– Пасть закрой, – лениво попросил Семен.

– Ага! – обрадовался грубиян. – Щас я ее тебе навсегда закрою! Тему просекаешь?

– Нет.

– Объясняю в последний раз!.. – Договорить ему не удалось.

Семен протянул к нему руку, пальцем приподнял нижнюю челюсть, закрыл оппоненту рот. Тот замычал, не в силах его открыть, задергался, но с места сдвинуться или хотя бы обернуться не сумел.

– Дискуссия не состоялась, – по-прежнему лениво объяснил Семен и стал вытирать пальцы салфеткой. – Когда молчит, на человека похож! – глубокомысленно изрек он.

– Шавка! Ты чо там застрял? Тащи сюда телок и сам иди!

Шавка, похоже, был бы рад и в одиночестве уйти, но не мог. Ни уйти не мог, ни ответить. Его спутники, почуяв неладное, двинулись к нему на выручку.

– Ой, мальчики! Можно я? – попросила Алена.

– Желание дамы для нас закон, – чопорно и громко произнес Семка, а Сашка Русаков лишь растянул рот до ушей. Все же нашлось на сегодня развлечение!

Настя понимала, что правильнее остановить Алену и просто уйти отсюда побыстрее. Но очень уж соскучились все они по хорошей драке, что и такую мелкую стычку пропускать не желали. Ну и просто развлечься, а правильнее сказать, отвлечься от постоянных дурных мыслей сильно хотелось.

– Не, Шавка, ты чо, онемел? Или в торец захотел? – спросил дружка еще один обладатель фирменного китайского адидаса с копной нечесаных рыжих волос.

– Мальчики! Не ссорьтесь! – попросила подошедшую к ним шпану Алена и выбралась из-за столика. – Встаньте в кружок, я с вами поиграю.

– Гы! А в какую игру? – спросил явный вожак. Одет он был не в пример приличнее, но судя по раз говору, в смысле интеллекта от остальных ушел неда леко.

– Игра называется «Я вас буду бить», – охотно объяснила Аленка. – Показываю!

Она резко вскинула ногу вверх и носком нанесла удар в челюсть ближайшему сопернику, продолжая движение, в полуразвороте дотянулась до следующего прямым ударом пяткой в грудь, а третьего достала ударом открытой кистью в основание носа. Била вполсилы, тем не менее двое первых оказались на полу, а третий схватился за лицо.

И тут стало понятно, что за причина нашлась у вожака, чтобы занять эту престижную должность в уличной шайке. Он, не раздумывая и демонстрируя неплохую выучку и растяжку, выпрыгнул вперед левой ногой. Его удар стоящая спиной Алена блокировать не могла, да и просто уйти от него было запредельно сложно. Тем не менее девушка оказалась позади нападавшего, а сам вожак пролетел мимо и, с трудом сгруппировавшись, перекатился по полу.

– Акела промахнулся, – рявкнул Алекс и зааплодировал.

Но Акела сдаваться не пожелал и стал вытягивать из подмышки пистолет. Огонь он открыл, не предупреждая, при этом стрелял не в обидчицу, а в ее спутников. То есть в Настю и Семена с Алексом. Его собственные спутники от такой дури впали в полный ступор.

– Ух ты! Промахнулся, – сказал рыжий с облегчением.

И согнулся пополам, на этот раз Алена врезала от души.

Семка же поднялся со своего места, вразвалочку подошел к вожаку, ошалело рассматривающему дымящийся ствол своего оружия, видимо, не мог понять, как промахнулся с двух шагов. Семен присел рядом и выплюнул ему в лицо пулю, затем вторую, третью… Ясно, что пули он ловил не зубами, он просто поставил щит, в котором они и увязли. Оставалось лишь, убирая щит, подставить ладонь. Ну и потихоньку затолкать несколько пуль в рот, для полноты впечатления, так сказать. Впечатление он произвел, но не пожелал останавливаться на достигнутом. Бросив взгляд через плечо и убедившись, что хорошо закрыл сидящего на полу противника от всех присутствующих, он выпустил со щелчком свои три коготка и ударил ими по стволу. Об пол звякнули три куска металла, и секунду спустя с сухим треском стукнулась голова крутого предводителя самой крутой в городе банды. Голова оставалась на плечах, только сознания лишилась.

– В обморок упал, – удивился Семен. – Всем стоят ь!

И пошел от одного окаменевшего рядового участника банды к другому. Глянет в глаза и на мгновение покажет клыки, как у саблезубого тигра, кроваво-красные зрачки и пустит в лицо струйку серного дыма. Не выдержал никто, все попадали без сознания. Только Шавка все еще стоял, потому что не мог сдвинуться с места и даже упасть не мог.

– Слушай, Шавка! – сказала Алена. – Эй, ты меня слышишь? Вот и хорошо. Я же с вами просто поиграть хотела. Ну побила бы чуток за ваше хамство и отпустила. А вы стрелять начали. Да не мычи ты. Знаю, что не ты стрелял, знаю, что он, и, что из травматики, тоже в курсе. Но вы нас обидели. Сейчас вас в полицию заберут, вы там всю правду расскажете. Про все свои делишки, про всех, кого обидели, где у кого что украли, кого побили. Все вспомните! Понял? А не то мы вер немся.

Не дожидаясь утвердительного мычания, Алена превратила свое лицо в темный провал с мерцающими в его глубине языками пламени. Шавка вырубился стоя.

– Всем спасибо, все свободны. Обещаем, что эти граждане больше не доставят вам неприятностей, – пообещал Семен немногочисленным зрителям шоу. – Полицию хоть вызвали? Вот и молодцы! До свидания.

И пошел к выходу. Настя покачала головой и пошла следом.

– Ребята! Спасибо вам! – крикнул бармен.

Настя помахала ему рукой.

На улице было морозно, но ветер утих. Они прошли медленным шагом до угла.

– У меня мысль появилась, – сказал Семен.

– Это настораживает, – рассмеялась Алена. – Выкладывай!

– Мы вот бездельем маемся. Давайте займемся искоренением криминала в одном отдельно взятом городке! Знаю, что детский сад, что наивно. Но все же дело какое-то!

– И это предлагает человек, недавно ограбивший банк! – возмутилась Настя.

– Во-первых, не банк, а банкомат. Во-вторых, не ограбил, а только заставил выдать деньги по нашим личным карточкам.

– Заблокированным! Может, на них и денег не было!

– Ага! Я свои в Провале промотал, водил на танцы Лизуна и обедал в ресторане «Под развесистым абрашей»!

– А я одевалась у лучшего кутюрье Верхнего лагеря! У самой Эльзы Гросс.

– А у меня был личный ковер-самолет и личный водитель – чемпион Формулы-1 Войцек Кисконнен.

– А я играла в азартные игры с Блуждающими и проигралась в пух и прах.

– О боже! С кем мне приходится жить! – воскликнул Кольцов. – Вы мне про мою идею ответьте.

– Надо обдумать, – сказала Настя.

– Вот! Думайте до завтрашнего вечера, а я пока планы стану разрабатывать.

Но уже через несколько минут однообразная жизнь вдруг превратилась в запутанный клубок неожиданностей и странных сюрпризов.

– Ой! А я за вами собралась!

Они столкнулись с Эльзой в закутке на наземной части базы «Точка 17», выбранном ими в качестве станции пересадки. Периметр охранялся и просматривался очень серьезно. Большая же часть территории не охранялась никак, считалось, что достаточно видеонаблюдения. Но видеонаблюдение охватывало не все пространство, оставались мертвые зоны. Так что при желании было можно отыскать несколько местечек, в которых никто и ничто тебя не заметит. А то возиться с видеонаблюдением им еще на своих уровнях надоело.

– Что-то случилось? – спросила Настя.

– ЧП. Чрезвычайное происшествие. Пропал солдат, – объяснила Эльза.

– Вот куда он сумел пропасть с подводной лодки? – удивился Семка. – А где, кстати, он пропал, из какого места?

– На пятисотом уровне!

– Нашел место для прогулок! – возмутилась Алена.

– Отставить разговоры! – перебила всех Настя. – Возвращаемся к себе. Запросто может получиться, что его и у нас искать начнут.

– Уже начали! – подтвердила догадку Эльза и первой исчезла в недрах земли на глубине триста семьдесят метров. Следом исчезли Алекс и Алена.

– Стойте! – попытался остановить их Семен. – Одежду верхнюю…

– Пошли, на месте спрячем, – сказала Настя.

Да, жизнь в безопасности давала себя знать. Собранность растеряли, думать стали подолгу… В Каньоне за такое пришлось бы серьезно расплачиваться. А так, конечно, ничего страшного, скорее всего оплошность с верхней одеждой, которая хранилась взаперти в кладовке на уровне «–84» никто и не заметит. Ну заглянут к ним в камеры, но уж шкафчики обыскивать вряд ли станут.

Настя прыгнула на свой уровень, оттуда за свою дверь. Быстренько разделась, засунула одежду в шкаф, нырнула в постель и включила камеру, которая до этого показывала вчерашнюю ночь, в режим реального времени. И отправилась узнавать подробности.

Попав сюда, они первым делом составили подробный план и по ходу узнали много любопытного и непонятного.

По плану, который имелся у Полкана, уровней было шесть. Два из них были оборудованы под жилые отсеки и какие-то лаборатории. Еще два, «–200» и «–247» были самыми обычными заброшенными шахтами, или совсем правильно – штреками. Причина этого была понятна. Оба двухсотых уровня имели очень сильный уклон, верхний забирал вверх, нижний – еще круче спускался вниз, да еще и извивался как змея. Два жилых были практически горизонтальны, и если минус трехсотый очень сильно изгибался, то «–84» и вовсе был прямым и ровным. Но и самым коротким. Наконец, был еще уровень «–515», который для краткости именовался просто пятисотым. Этот был во всех отношениях средним между всеми остальными. Местами очень ровный и прямой, местами с подъемами и спусками, с поворотами. И по длине он не был ни самым длинным, ни самым коротким. Оборудован стальными арками-тюбингами и бетонными полами на протяжении метров тридцати. Дальше шла стальная перегородка с дверью, отделяющая все остальное пространство. Такие же были на жилых уровнях, но там за ними оставалось лишь по несколько метров пустого пространства, а дальше шли горные породы.

Лифт тоже заканчивался здесь. Даже соответствующая кнопка имелась. Но кнопка была заблокирована, требовался специальный ключ, чтобы она сработала.

Вот так выглядела подземная часть базы «Точка 17» по планам ее нынешнего начальника.

Но он не знал очень и очень многого. К примеру, на какую глубину уходила шахта, по которой сейчас бегал лифт. И сколько уровней скрыто толстой, в несколько десятков метров толщиной, пробкой из железобетона, начинающейся как раз на пятисотом уровне.

А они знали. Про затопленный уровень «–1700». Про трехмерный лабиринт ходов и тоннелей на «–2400», который в отдельных местах поднимался до отметок в минус двести метров и некоторыми своими ответвлениями практически соприкасался и с пятисотым, и с двумя двухсотыми.

Наконец, уровень «–3100», тоже являвшийся небольшим лабиринтом, заканчивался в огромном естественном гроте, от которого начинался еще один гигантский лабиринт, сотворенный природой.

Зачем тут рыли так глубоко, что добывали, понять не получилось. Но что-то раньше добывали, потому что были найдены на всех нижних уровнях вагонетки, остатки рельсов для них, всякие инструменты и следы взрывных работ.

Наверняка, когда неизвестная руда закончилась, шахту пытались переоборудовать под что-то военное. Вот только уровень выбрали неудачный, тот, который затопило. Хотя могло быть так, что затопили его специально. Но тогда и выбирали специально, чтобы иметь возможность затопить. И что такое там могли устроить, что на всякий случай готовы были затопить?

Таких загадок имелось в немереных количествах на всех нижних уровнях.

Но с верхними начиная с пятисотого никаких загадок особых связано не было. И вот сегодня одна появилась. Пусть началось все более или менее обычным образом.

Полкан умудрился самолично уронить в шахту лифта связку ключей. Сообразив, что те скорее всего благополучно долетят до самого низа, то есть до пятисотого уровня, послал за ними офицера и солдата. Офицера, потому что рядовым он не желал доверить ключ, позволяющий туда спуститься. Рядовой же должен был приподнять кабину лифта домкратом и достать связку.

Внизу все оказалось в полном порядке, освещение включилось, загазованности обнаружено не было. Но дотянуться до найденных ключей не получалось, и офицер отошел глянуть, нет ли где куска арматуры или проволоки. По его словам, он отошел-то шагов на десять-пятнадцать, нашел подходящую вещь, оказавшуюся багром, крикнул об этом и услышал в ответ, что солдат просит его поторопиться, потому что лежать под кабиной не очень удобно, да и страшновато, что придавит. Офицер поднял багор и вернулся к лифту. Но никого на месте не обнаружил.

Все эти подробности были известны из первых уст. Войцек, витая по уровням, заметил офицера с багром в руках – тот, видимо, от шока забыл его оставить, с ним и отправился докладывать о ЧП – прогулялся за ним и беззастенчиво подслушал его конфиденциальный разговор с Полканом. На пятисотый отправили целое отделение, но поиски ничего не дали. Небольшое доступное пространство осмотрели по миллиметру, а за мощную стальную плиту проникнуть возможности не имели – ключей от огромных замков двери не было даже у Полкана. От безысходности начали осматривать все остальные уровни.

Штаб в составе Антона Олеговича, Семена и Насти быстренько разработал собственный план поисков. Были разосланы десятки клонов. Солдата, рядового Копылова Ивана Сергеевича, они нашли через два часа. На своем уровне «–370». В небольшом пространстве за стальной перегородкой между коридором и каменной стеной. В отличие от пятисотого уровня, дверей в этой перегородке не было. Рядовой Копылов находился в состоянии крайнего измождения, щетина на физиономии была небрита минимум неделю. На вопросы отвечать был не в состоянии, лишь вяло улыбался, радовался, что нашелся, что среди своих.

Обнаружил пропажу клон Войцека. Может быть, он был единственным, кто мог додуматься заглянуть в такое место. Согласно договоренности, Войцек сразу вызвал Семена. Тот подкачал бойца энергией, после чего рядовой Копылов отрубился, что было нормальной реакцией. Семка уже собрался его вытащить из-за стены, но его остановила Настя:

– Семка, не стоит облегчать жизнь Полкану и портить жизнь солдату. Если его найдут в обычном коридоре, то непременно обвинят в чем угодно, вплоть до дезертирства, и ничего он не докажет. Пусть уж лучше его извлекут из такого места, куда обычному человеку попасть невозможно.

– Ну елки-палки! Совсем соображение отшибло. Какой-то месяц, а как форму растерял.

Семен, продолжая ругать себя, принялся колотить по железу перегородки изнутри. Услышали его скоро. Он еще поговорил с той стороны хриплым голосом, а то ему верить не хотели, что он тот самый Копылов. И ушел, только когда начали резать сталь газовой горелкой. Освободители должны были обнаружить потерявшегося во все еще бессознательном состоянии.

4

Утром отец попросил Настю сопровождать его на неожиданную встречу с Полканом. Попросил сразу, как услышал, что его вызывают, и заранее сказал, что встреча будет с неожиданностями. Так и вышло. В том числе для Насти.

Она-то полагала, что речь пойдет о вчерашних событиях, в которых они несколько раз «засветились», или, если быть точным, «засветили» своих клонов. Она сама допустила один такой промах: осматривала самый дальний уголок уровня «–247», и одна случайная находка ее очень заинтересовала, пусть она и не поняла сразу чем. Тут послышался топот сапог, но она решила не убегать, а пусть немного, но разобраться, что к чему. Телепортироваться можно было и в самый последний момент. Но когда этот момент приблизился, со стены сорвался крупный камень, поднял тучу пыли, и луч фонарика успел вырвать силуэт ее клона. Среди рядового состава пошли разговорчики о привидениях.

Но Полкана привидения не интересовали, он начал с того, что встретил полковника Ковалева возле лифта, сопровождавшие его солдаты держали в руках ватник и шапку.

– Прогуляться вы, думаю, не против? Тогда одевайтесь, наверху под минус тридцать.

Отец молча оделся и шагнул в кабинку лифта. Настя влетела следом. Но никакого разговора во время подъема не было. Правда, один из солдат вдруг разнервничался безо всякой видимой причины. Да и невидимых причин, кроме нее самой, здесь тоже не было, так что Настя заметила себе поинтересоваться этим солдатом отдельно, вдруг у него тоже какие-то способности имеются.

– Сосновский, перестань ерзать, как беременная вошь на мокром зеркале! – грубо, по-солдафонски пошутил Полкан.

– Есть перестать дергаться, как вошь на зеркале! – ответил младший сержант Сосновский.

– Неточная формулировка!

– Есть прекратить дергаться, как беременная вошь на мокром зеркале, – предельно терпеливо отозвался солдат.

– То-то же!

Наверху они пошли в сторону их «станции пересадки», и Настя снова решила, что встреча назначена из-за них. Следы своих ног они вчера не удосужились замести. Странная должна была получиться картинка – пустое пространство между какими-то складом и сараем, в самом центре которого натоптано несколькими парами ног. При этом следы никуда не ведут и ниоткуда не приходят. Но она снова ошиблась, это местечко они прошли стороной, хотя, если смотреть внимательно, чуть приметенные легкой поземкой следы увидеть было можно.

Их целью оказался заброшенный и изрядно проржавевший бульдозер военного образца. Это был, по сути, танк, на котором вместо башни установили кабину от грузовика, а вместо пушки и пулеметов оборудовали бульдозерной лопатой. Вот возле этого чуда техники они и остановились.

– Сосновский, дай-ка пушку, – приказал Полкан. – Ваше оружие?

– Ну откуда же мне знать? – ответил полковник Ковалев. – Они все такие одинаковые, да мой вроде со стразиками был.

– Остришь?

– Мы давно на ты перешли?

– Ох, какие мы культурные! Ваша группа имела на вооружении такое оружие?

– Ох, какие мы дотошные! Не вы ли его изымали? Кстати, хочу напомнить вам, что вы были предупреждены, что все наше вооружение, снаряжение и даже амуниция являются новейшими и особо секретными образцами.

– Ну и что с того?

– Я слышу такой неуместный вопрос от офицера, служащего в подразделении, выполняющем секретные задания? Я не ослышался?

– Не дави, полковник. Где бы я ни служил, я под вашими тайнами не подписывался.

– Упаси бог! Про наши тайны я ни слова не сказал. Речь шла о государственных и военных тайнах Российской Федерации.

– Ну ты и зануда.

Полкан вскинул пистолет и выстрелил в танк-бульдозер. Вместо привычного для попадания пули в сталь звона и искр раздался звук, словно пулю кто-то громко сглотнул, а на правой стороне лопаты стало разрастаться темное пятно. Вскоре из него посыпалась труха, через минуту там зияло отверстие не меньше метра в диаметре.

– Расскажи-ка мне, откуда такие боеприпасы взялись, – потребовал Полкан.

– На патронах имеется маркировка, неужели не сообразили посмотреть?

– Сообразил. Патроны выпущены на заводе в Подольске. Но там о подобном никто никогда не слышал.

– Значит, либо не там выпущены, либо не все положено вашему начальству докладывать.

– Выходит, что и в этом вопросе на сотрудничество рассчитывать не приходится! – уныло проговорил Полкан.

– Что вы от меня хотите? Я должен был при получении оружия начать задавать кучу вопросов? Кем разработано, по какой технологии изготавливается, на каких секретных предприятиях? То есть сделать именно такую глупость, которую сейчас совершаете вы? Знаете, чем это могло закончиться для меня и для любого другого? Вместо выполнения боевого задания я бы не меньше года сам отвечал на весьма занятные вопросы в какой-нибудь конторе, у которой любопытство к таким темам обусловлено государственными интересами. И не сомневайтесь, о вашем излишнем интересе я доложу.

– Если сможешь!

– Полагаете, это сложно?

Полковник Разуваев развернулся и зашагал в сторону невзрачного барака, скрывающего в себе пункт управления охраной периметра и шахту лифта.

Младший сержант Сосновский на секунду растерялся, позволил себе ободряюще улыбнуться и предложил следовать туда же. По-военному строго, но с явной симпатией.

Расставаясь, отец спросил у полковника:

– Высокое начальство ожидается?

Полкан на секунду удивился, но смолчал. Такая активная уборка, которой сейчас был занят весь личный состав, была настолько прозрачным намеком на подготовку к приезду командования, что это прекрасно понимали все.

– Папа, а почему ты оставил весь наш боекомплект? Ты же знал, что кто-нибудь не удержится и решит пострелять из новейшего оружия.

– Именно потому и оставил. Оружие действительно новейшее, даже в самых верхах немногие в курсе, что оно уже существует. Тем не менее новейшее вооружение у группы особого назначения – вещь не такая уж редкая или необычная. Такое оружие могли и отправить отсюда прямиком в Москву или еще куда. А вот с такими патронами все настолько выходит за рамки обычного, что начальство нашего Полкана наверняка пребывает в жутком недоумении и ни за что не рискнет изучать его где-либо, кроме этого места.

– И если нам понадобится оружие, оно окажется у нас под рукой?

– Да ты стратег, Настена!

– От стратега слышу!

Кстати сказать, наведение чистоты затронуло и лаборатории, так что все исследования на сегодня были отменены. Настя позволила себе, в нарушение самой же предложенного правила, в светлое время суток прогуляться в город и купить для доктора Аксенова кофе. И тихонько подсунуть ему этот презент. Не удержалась и дождалась, когда он его обнаружит. Как немного порой нужно сделать, чтобы поднять человеку настроение!

У самой настроение тоже приподнялось, и Настя отправилась искать Семена. Вернее, собралась его искать, а он оказался рядом, на уровне «–84».

– Чем занят?

– Как и все здесь, – ответил Семен. – Готовлюсь встречать начальство.

– И для этого тебе мало присутствовать в отделенном сознании, клон понадобился…

– Угу. Секунду!

Что Семка, точнее его клон, проделывал с дверью, она не поняла, но то, куда вела эта дверь, однозначно говорило – Семен Кольцов готовит высокому начальству сюрприз, а им всем немного веселья.

– Это вроде как ты несоединимые детали соединял?

– Сударыня, вы мыслите стратегически! Горд тем, что мы работаем вместе с вами.

– В данном случае ты работаешь один! Даже знать не хочу, что ты тут придумал.

– Разочарован!

– Хочу, чтобы для меня тоже был сюрприз!

– А-а-а! Тронут! Все, тут у меня готово, жаль, что проверить невозможно. Нужен еще один человек, а свидетеля мне придется убрать…

– Сударь, да вы страшный человек.

– Я клон страшного человека, еще более страшный, чем он сам.

Начальство действительно оказалось высоким. В переносном смысле. Многие ребята выбрались посмотреть на его прибытие. Впечатлило! Огромный вертолет и два вертолета с охраной! В небе промелькнули силуэты двух истребителей сопровождения. Людей, имеющих такую охрану, во всей стране можно было пересчитать по пальцам.

А вот в буквальном смысле начальство выглядело невысоким. Полкан, сам не великого роста, обулся в сапоги без скрытого каблука, увеличивающего рост, но все равно немного возвышался над фигуркой, укутанной в пышную шубу. На ногах прибывшего были ва ленки.

– Морозонеустойчив! – сделал вывод Семка.

– И немодный какой-то, – сказала Юстина.

– И все равно, Семен, – потребовала Алена, – сильно не издевайся, вдруг у него сердце пошаливает.

– У него скоро кое-что другое шалить начнет… – непонятно ответил Кольцов. – Как там говорят? На съемках шоу ни одно животное сильно не пострадает.

Шоу началось практически сразу, как гостя провели в кабинет Полкана. Там уже был накрыт стол.

Глянув на стол, он удовлетворенно потер руки и направился прямиком к нему, сбрасывая на ходу шапку и шубу и огромные валенки прямо на пол. Гость без верхней одежды показался еще мельче. Зато под ней оказался смокинг с бабочкой и лаковые туфли. Складывалось впечатление, что он сюда направился прямиком с серьезного приема. Не дойдя до стола пары шагов, гость замер.

– Где у тебя здесь удобства? – спросил он.

– Прошу сюда. – Хозяин гостеприимно распахнул нужную дверь.

– Ты пока разливай, – распорядилось высокое начальство и шагнуло за порог, затворяя за собой дверь.

И оказалось вдруг внутри кабинета, затворяющим за собой входную дверь из коридора.

Полковник счел правильным не удивляться такому странному повороту.

– Прошу вас, – сделал он жест в сторону фужеров с коньяком.

– Э-э-э-э… – очень длительно протянул гость. – Где, говоришь, у тебя удобства?

Полковник вновь распахнул дверь, за которой виднелось столь нужное гостю устройство с водяным смыво м.

– Дверь… за мной затвори… – велел гость. – А то…

Последние два слова он произнес от входной двери, которую синхронно с дверью туалета кто-то за ним затворил.

Тут уж обоих охватило даже не удивление, а полнейшее изумление. То есть настолько удивились, что слегка изумились, то есть из ума вышли.

– Как же так-то? – спросило начальство в смо кинге.

– Не могу знать. До вашего прибытия ничего подобного…

– Проводи-ка меня в другой нужник.

Семка хихикнул, остальные замерли, догадавшись, что такой вариант Семеном Кольцовым тоже предусмотрен.

Полкан в этот раз распахнул дверь в коридор, предварительно выглянул в нее, чем смутил телохранителей, оставленных там.

– Кхм, – нервно кашлянул он, – прошу, товарищ генерал.

– После вас.

Полковник послушно вышел первым, сделал полшага в сторону, освобождая дорогу и наблюдая за тем, как его важный гость делает шаг в распахнутую дверь и исчезает.

– Где он сейчас? – спросил Войцек.

– Там, куда стремился.

– Э-э-э… – вымолвил Полкан. – Вы куда?

– Что-то случилось? – насторожился телохранитель.

– Никак нет! Все под контролем. – Полковник шустро скользнул обратно в кабинет и захлопнул за собой двери. – М-м-м… Р-р-р…

Надо отдать ему должное, он сообразил, куда нужно заглянуть в первую очередь, и распахнул дверь туалета.

– Полковник, что б тебя! – рявкнул генерал. – Потерпеть не можешь?

– Виноват! – рявкнул в ответ полковник с ноткой облегчения в голосе.

И закрыл дверь. Тут же постучали во входную дверь.

– Что там еще? – спросил полковник, отворяя… и попадая в туалет.

– Да что ж такое! – возмутился генерал.

– Виноват, – потерянно сказал полковник, закрывая дверь туалета, которая ничем не отличалась от двери в коридор. В нее тут же постучали еще раз.

– Войдите, – устало разрешил хозяин кабинета, надеясь, что без его участия ничего непонятного с этой дверью не произойдет.

Дверь приоткрылась, но никто не вошел. Зато из-за двери в туалет раздалась невероятно громкая ругань, и из нее как ошпаренный вылетел один из телохранителей генерала.

Хозяин кабинета глянул на него с осуждением.

– Виноват, товарищ полковник, – совершено потерянно сказал телохранитель. – Никак не думал, что туда попаду напрямую. Решил убедиться, что с генералом все в порядке, и вот…

– Убедились?

– Так точно. Разрешите идти?

– Иди уже, – сказал полковник, обессиленно опускаясь на стул.

– А куда?

Вот этот вопрос застал Полкана врасплох.

– Знаете что, оставайтесь пока здесь. Может понадобиться ваша помощь.

Телохранитель вежливо отошел в угол небольшой комнаты, встал так, чтобы видеть все три имеющиеся здесь двери. Повисла пауза. Наконец дверь в коридор распахнулась, из нее вышел генерал в смокинге.

Полковник тут же вскочил и открыл эту дверь. За ней был виден коридор.

– Вам сюда, – обрадовался полковник, обращаясь к телохранителю. Тот шагнул за дверь, чтобы спустя минуту несмело постучаться в дверь туалета изнутри.

– Да что тут у тебя за проходной двор? – возмутился генерал и топнул ножкой. – То мне нормально уединиться не дают, то по кабинету шастают все, кому не лень.

– Виноват! – первым отреагировал телохранитель.

– Виноват! – согласился с ним полковник Разу ваев.

Сказать хоть что-то генерал не успел, распахнулась третья дверь, из нее вышел, вытирая голову полотенцем, один из офицеров базы.

– Виноват! – сказал он, поняв, куда его занесло, и мигом скрылся обратно, чтобы секунду спустя оказаться входящим в кабинет из коридора, а еще через несколько секунд из туалета. Скрывшись в очередной раз, он исчез надолго. Полковник и телохранитель потихоньку выдохнули с облегчением. Но у телохранителя сработал профессиональный инстинкт, и он заглянул за двери туалета. Где и обнаружил офицера в исподнем и с полотенцем.

– Не подскажете, где здесь выход? – спросил офицер потерянно.

– Кто бы мне подсказал, – буркнул телохранитель.

– Полковник! – потребовал генерал. – Разъясни всем нам, где тут у тебя что?

– Это дверь в туалет, – отозвался полковник.

– Сами видим.

– Там у меня спальня и ванная, – с большим сомнением в собственных словах пояснил Разуваев.

– Ну?

– Точно, – радостно подтвердил полковник, отворив дверь и увидев за ней крохотную спальную комнату. – Значит, вот здесь выход в коридор.

– Уверены?

– Никак нет! Но проверю.

Он вышел в коридор, прикрыл дверь. Вокруг был коридор, пометки на стенах говорили, что это коридор уровня «–84». Полковник вернулся в кабинет и, не попав куда-то еще, весело доложил:

– Теперь уверен, товарищ генерал!

– Оба-двое, шагом марш… вот в эту дверь! – приказал генерал телохранителю и офицеру с полотенцем, для верности встав рядом с полковником и указав на нужную дверь пальцем.

– Шоу окончено, – сказал Семен, отчего вздрогнули и полковник с генералом, которые его слышать не могли по определению. Семка хихикнул.

– Смешно! – не очень весело сказал Антон Олегович. – Но как попутную тренировку, как упражнение со смежными пространствами можно оценить на твердое хорошо. Кто у нас тут должен присматривать за невысоким и прочим начальством?

– Я! – ответила Эльза. – И Доцент.

– Продолжайте наблюдение. Остальным разойтись и заняться делом, а не очередным цирковым аттракционом.

– Антон Олегович, у меня есть кое-что, требующее обсуждения, – проговорила Настя.

– Нет проблем. Но минут через двадцать. – Антон Олегович первым исчез из пространства кабинета.

– Настя!

– Что, Семка?

– Правда, что ли, не смешно?

– Да смешно, конечно. Давно так весело не было. Правда, юмор не самый высококультурный, но в казарме и казематах и такой сойдет.

– А высококультурный юмор – это какой?

Настя не нашлась, что ответить, и рассмеялась.

– Будем расти, – пообещал Семка и спросил: – А что у тебя требует обсуждения? Если не секрет.

– От вас, капитан-лейтенант, никаких секретов. На двести сорок седьмом есть что-то непонятное.

– Это там, где радиация сквозь камень светится?

– Точно. Но меня совсем другое смутило… А что, и сама не знаю.

– Так давай сгоняем, посмотрим!

– Нет уж, давай дисциплину соблюдать. Поговорим с Антоном Олеговичем и решим, как туда идти, кому идти и все остальное.

– Слушаю и повинуюсь, о жалоба моего сердца!

– Пошли обедать, жалобщик.

Заезжий генерал, наконец уединившись с полковником, стал требовать от того продвижения вперед вместо бесконечного топтания на месте. Полковник умело уходил от этой неприятной для него темы, но долго так продолжаться не могло.

– Что ты здесь вокруг и около или где? – спросил генерал строго.

– Никак нет, товарищ генерал, – ответил полковник, мгновенно переходя на деловой тон. – Я просто докладывал, что весь намеченный план мероприятий выполнен. И полученные результаты докладывал.

– Да где они, эти твои результаты?

– М-м-м… Отсутствие результатов – тоже результат. Даже магниторезонансная томография ничего не дала.

Тут полковник соврал в открытую, потому что томограф еще ни разу не удалось использовать по назначению. Но генерал лишь отмахнулся от объяснений:

– Не умничай! Мал еще. В смысле чина. Приказываю с сегодняшнего дня перейти на максимально интенсивное воздействие. Рекомендации у тебя есть, аппаратура, медикаменты и персонал получены в полном объеме.

– Есть… Товарищ генерал, а экстрасенсы?

– Разуваев, где я тебе экстрасенсов возьму? Их на всей Земле пара тысяч едва наберется. У нас во всем отделе толковых полторы штуки, остальные только фокусы показывать умеют. И потом…

– Они могут войти в сговор с нашими подопечными. – Полковник использовал паузу, чтобы вставить собственное предположение. – В силу, так сказать, клановой принадлежности.

– Вот видишь, сам все понимаешь, а давишь на начальство. Хотя я совсем другое имел в виду. Займись делом, максимально используй уже имеющиеся ресурсы.

– А ребят тоже, того?

– Запомни, полковник. Если хочешь стать генералом, ты должен уяснить одну вещь. Здесь нет и не может быть взрослых или детей, мужчин и женщин. Есть объекты исследования, способные принести пользу государству и разные приятные вещи тебе самому. Или хочешь проторчать здесь до пенсии?

– Никак нет. Не хочу.

– Бабочку завязывать умеешь?

– Откуда?

– Тоже верно. Ладно, под шубой все равно ничего не видно. Все. До скорой встречи, полковник. Надеюсь, намного более продуктивной.

– Товарищ генерал, разрешите вопрос задать?

– Ну спрашивай, – разрешил генерал, влезая в свою шубу, – только быстро, а то я тут взопрею.

– А что это за ерунда у нас творилась? Ну с вашим посещением туалета.

– Разуваев, ты в курсе, где находишься?

– Так точно! На секретной военно-научной базе «Точка 17».

– Ну?

– Что?

– Тебя информировали, что здесь в прежние времена чудеса и намного покруче этой путаницы происходили?

– Никак нет, не информировали.

– Значит, не сочли нужным. Не дорос ты у нас до допуска к сверхсекретной информации.

Этот разговор был совершенно понятен и в равной степени неприятен. За них должны взяться всерьез, возможно прямо сейчас. Чтобы противостоять новому натиску, нужно быть начеку, так что исследование уровня «–247» придется отложить.

5

Электроснабжение прервалось без всяких видимых персоналу базы причин. Возобновилось оно лишь ближе к полуночи, когда почти иссякли заряды в аккумуляторных батареях аварийного освещения, а резервный бензиновый генератор так и не был запущен.

Полковник, измотанный происшествием с дверями и долгим общением с командованием, сразу после отлета генерала занялся дегустацией остатков дорогого коньяка. Так что когда вновь заработала система электроснабжения, он уже спал. Его заместитель решил не мешать процессу отдыха, отдал самые необходимые распоряжения и сам отправился в постель. Научные эксперименты были отложены на утро завтрашнего дня.

Но утром прилетел еще один генерал.

Надо отдать должное полковнику Разуваеву, несмотря на вчерашние события, он в положенное время провел развод караулов, развод на работы и все прочие процедуры начала рабочего дня. После чего собрал в столовой уровня «–370» – ни в одном другом помещении столько народа не поместилось бы – всех научных работников, как гражданских, так и военнослужащих. Повод был известен заранее, он вытекал из состоявшегося накануне разговора с генералом. Но совещание было прервано в зародыше. Примчался офицер связи и что-то горячо зашептал полковнику на ухо.

– Какой еще к черту генерал-полковник? – громко отреагировал Разуваев.

– Генерал-полковник Володин! – уже не шепотом, пусть и не так громко, ответил офицер.

– И?

– Все разрешения подтверждены. Разрешить по садку?

– Пусть его пару-тройку минут подержат в воздухе. В общем, ждите моего распоряжения.

И умчался к лифту.

Стало понятно, что совещание откладывается, и свободные от прочих обязанностей Юстина, Ким, Инеза, Алекс и Настя отправились взглянуть на второго за сутки генерала.

– Вот это настоящий генерал! – воскликнула Юстинка, увидев спускающегося по трапу единственного пассажира боевого вертолета. – Вот так должно выглядеть высокое начальство.

Генерал Володин на видевших его впервые производил серьезное впечатление. Почти два метра ростом и килограммов за сто двадцать весом – но ни единого лишнего грамма! – он выглядел монументальной глыбой. Полкан на его фоне затерялся и поблек. А когда его ладонь оказалась стиснутой в рукопожатии ладонью генерала, лицо Полкана покрылось капельками пота. А генерал еще по-дружески похлопал его по плечу, заставляя приседать при каждом хлопке. И без приглашения уверенно пошел именно туда, куда нужно. Впрочем, даже не зная точно, куда идти, легко можно было сориентироваться по протоптанной от вертолетной площадки тропинке. Но не все об этом догадались, так что поведение нового гостя произвело дополнительное впечатление.

В кабинете командира базы Володин расположился по-хозяйски, но не в кресле полковника, а на крохотном диванчике.

– От чая не откажусь, – сказал он, не дожидаясь предложения. – Но время поджимает, так что пригласите ко мне полковника Ковалева. Не делайте вид, что не понимаете, о ком идет речь.

Полкан на пару секунд задумался, но поручение исполнил и даже самостоятельно безо всякой просьбы оставил гостя наедине с приглашенным.

Генерал Володин повел себя не совсем так, как ожидала Настя, но она мигом сообразила, что генерал прекрасно понимает – кабинет сейчас прослушивается и просматривается.

– Здравствуй, Никита, – сказал Володин, но обниматься и даже пожимать руку не кинулся.

– Здравия желаю, – ответил отец и сел напротив Володина.

– Как ваш карантин?

– Замечательно. Разве что процедур многовато и не все можно назвать щадящими.

– Ладно, позже и это обсудим. Рассказывай, как здоровье ребятишек, про бойцов своих не забудь.

Отец стал в подробностях рассказывать о здоровье бойцов своей группы. С его слов выходило, что у каждого имеется такой букет болезней, что жить человеку осталась пара недель, если не меньше. Но завершая описывать историю болезни очередного пациента, он неизменно добавлял:

– Но в целом самочувствие отличное.

Генерал кивал и требовал продолжения, а у незримо присутствовавшей Насти закралась мысль, что эта фраза про отличное самочувствие произносится неспроста. Может, это какой-то пароль или код. А то, возможно, и весь этот разговор ведется на специальном зашифрованном языке. Ей до жути хотелось спросить об этой догадке отца, но тот предупредил ее, чтобы не вмешивалась.

– Про ребят скажу одно. Здоровье у них в полном порядке, но вот самочувствие… как минимум неудовлетворительное.

Настя убедилась окончательно, что «самочувствие» не простое слово, что оно что-то значит. Она бы, наверное, сообразила, что именно, но тут генерал со вздохом произнес:

– А вот у меня самочувствие не слишком хорошее. Но с тобой пообщался и чувствую, что оно скоро станет отличным.

Отец и бровью не повел, но Настя почувствовала его досаду.

– Вот только надолго его не хватит. Самочувствия то есть.

Настя услышала, как отец расхохотался про себя.

– Повидались, пора и честь знать, – сказал Володин и поднялся с дивана.

Генерал-полковник самолично подошел к двери и, выглянув, попросил стоящего по ту сторону часового:

– Сынок, кликни сюда своего командира. Пусть проводит меня к вертолету.

Полковник Разуваев появился через несколько секунд. С вооруженным конвоем.

– Товарищ генерал-полковник. Вы арестованы. Прошу вас следовать за мной.

Полковник Ковалев расхохотался на этот раз в голос. А вот Володин рыкнул так, что конвой отшатнулся, а Полкан взмок.

– Да как ты смеешь? А ну прочь с дороги!

– Я выполняю приказ.

– Чей?

– Своего командования.

– Ты передай своему командованию, что мое командование в курсе, куда, к кому и зачем я проследовал. А нам вели чайку принести, мы ответа дождемся здесь.

– Напрасно вы так, – очень самоуверенно и как-то даже снисходительно заговорил Полкан. – Мое командование ваше предложение предвидело. На этот случай велело передать: легенды сочинять не только в вашей конторе умеют.

Володин навис над Полканом во весь свой рост.

– Исполнение приказа – дело для военного естественное. Но вот эта твоя гаденькая улыбочка по поводу отданного тебе приказа дает мне право размазать тебя по стенке. Что я в скором времени и сделаю. С превеликим удовольствием, нужно сказать. Смирно! Кругом! Шагом марш!

Настя поняла, что приказу, отданному таким тоном и столь грозно, подчинился бы даже маршал и, вполне возможно президент. Вот и Полкан его исполнил, но, сделав два шага, уперся в стену и замер.

– Товарищи солдаты! – обратился генерал-полковник Володин к конвою. – Прошу сопроводить меня и полковника Ковалева в наши камеры.

Конвой также не посмел ослушаться.

Настя чуть задержалась, чтобы посмотреть, как утирает потную физиономию их тюремщик. Ей самой очень хотелось размазать его по стенке, но, судя по словам папиного начальника, время для этого придет позже.

Генерал Володин, дождавшись, когда закончит греметь ключ в дверях его узилища, снял китель, аккуратно повесил его на плечики и разместил в шкафу. Достал из портфеля, который никто не догадался или не посмел у него отобрать, домашние шлепанцы, переобулся и сел на кровать.

В дверь постучали.

– Ты смотри, какими деликатными стали! Стучатся! – хмыкнул он. – Войдите!

Но увидев вошедшего, даже привстал от неожиданности.

– Вот те раз, бабушка! Какими судьбами? У вас тут что, полная свобода перемещения?

– Никак нет, товарищ генерал-полковник! – весело ответил вошедший отец. – Полная свобода – это когда сам по себе перемещаешься. В данном случае я и моя группа целиком и полностью зависим от ребят. Сейчас нашу встречу обеспечивают моя Анастасия и старший лейтенант Серегин.

Генерал бросил взгляд на зрачок видеокамеры, но махнул на нее рукой:

– Раз так свободно изъясняешься, значит, и эта проблема решена.

– Вот это как раз не проблема. Так что говорить можно спокойно.

– Тогда позволю себе вольность и обниму тебя, чертяка? А Настя где?

– Здесь.

Володин невольно оглядел крохотное помещение.

– Угу! Загадки загадываешь? Ты знаешь, я в какой-то мере полагал, что вся эта афера, – оно широко крутанул рукой, как бы загребая все пространство вокруг себя, – затеяна зазря. Ан нет!

– Теперь вы загадки загадываете.

– Мне можно. Я генерал. Садись. Докладывай все по порядку.

– Как прикажете. – Полковник Ковалев присел на стул. – Высадка наша на Безымянную планету прошла удачно. Но сразу после нее начались проблемы. Мы даже не сразу поняли, насколько серьезные. Александр Александрович, если про наше путешествие рассказывать даже без подробностей, так мы несколько суток говорить и слушать будем.

– Хорошо, ты прав. Давай в двух словах.

– В двух словах, ребята нас сами нашли и обеспечили наше выживание. Но и мы обузой не были. Как итог – все мы здесь!

– Хорошо, переходи к текущему моменту. Нет, постой. Я вам этого парня Серегина навязал…

– За что все вам благодарны. Он и как боец проявил себя неплохо, даже без скидок на его ускоренную подготовку. А как ученый оказался необычайно ценен.

Володин удовлетворенно кивнул:

– Вот теперь о том, как сюда попали.

– Мы вышли на Землю в районе восточнее дельты Оби. Но, не зная еще точного расположения точки выхода, я принял решение действовать так, словно мы находимся на территории другого государства, за пределами России. Все наиболее важные носители информации и тот прибор, что был вручен Доценту, уложили в тайник.

– Почувствовал, не иначе, – понимающе кивнул генерал.

– Перестраховался, – чуть поправил его полковник. – Как оказалось, с толком. После закладки тайника мы совершили марш-бросок на триста километров в направлении на юго-восток. И только там подали сигнал о возвращении на условленной радиочастоте. После чего я и понял, что не зря перестраховывался. Ответа на пароль я не услышал.

– Вот! А кто говорил, что наша миссия носит сугубо гражданский характер и все эти тонкости никому не нужны?

– Что, кто-то так говорил? – удивился Ковалев, но генерал жестом показал, что, дескать, такие были, но не среди присутствующих. – На просьбу соединить меня с вами стали ссылаться на ваше отсутствие по состоянию здоровья.

– Тем не менее ты согласился дождаться эвакуации! Кстати, сколько тебе времени понадобилось на триста километров по тамошней тундре?

– Около двадцати часов.

– Сколько? – не поверил Володин.

– Два перелета продолжительностью по шесть часов. Очень помог попутный сильный ветер. Мы бы и дальше ушли, после того как стало ясно, что с нами играют чужие.

– Какие чужие, наши! Чтоб им пусто было! Нет, ты опять прав, чужие они нам. Прости, что перебиваю, что-то я разнервничался. Поясни коротко, на чем вы там летели и отчего дальше продвигаться стало невозможно.

– Летели? – Полковник невольно улыбнулся. – Летели мы на ковре-самолете. Говоря научным языком, использовали левитацию. Но вскоре у ребят началась ломка…

– Адреналиновый голод?

– Сложнее. Серегин говорит, что у них стала меняться настройка на комбинации полей. На той планете было так, на Земле иначе. Это вроде акклиматизации, но намного сложнее. По сути, они все стали трехсотыми[2].

– Серегин, говоришь?

– Он в меньшей степени, но все испытал на себе.

– Даже так?

– Именно так, прорезались у него способности. Левченко для ребят делал, что мог, тем не менее… Так что мне было почти все равно, куда нас повезут, лишь бы в тепло и под наблюдение врачей.

– А привезли вас сюда.

– С двумя пересадками, но привезли. Надо отдать должное здешним медикам, они в тот момент думали только о том, чтобы помочь ребятам. Впрочем, те сами пришли в норму уже через несколько суток. Кто быстрее, кто чуть дольше промаялся…

– Что умолк?

– Я… все мы поняли, что угодили в западню. А тут еще полковник Разуваев, едва ребята стали подниматься на ноги, построил нас и зачитал список всех родных, близких, просто знакомых. Ничего, кроме этого, не добавил, но все стало и так ясно. Мы в любую секунду могли даже не вырваться отсюда или сбежать, а уйти красиво, без жертв и так, чтобы никто нас не преследовал. Но обезопасить сразу всех своих близких, разбросанных по континентам, не могли!

Володин устало потер виски.

– Продолжай, – сказал он.

– На третий день мы отправили условный сигнал. И стали ждать.

– Когда появлюсь я?

– Да.

– А меня все не было и не было. Что с вами вытворяли?

– Ничего, что бы могло причинить хоть какой-то вред. Мою группу, правда, допрашивали с помощью медикаментозных средств. Но Алена Сало и Юстина Поборски уже на первых сеансах нашли возможность обезвредить их воздействие. Ребят вообще помимо обычных допросов и самых простых безвредных исследований мозга не трогали. Так что возможность сказать лишнее, сболтнуть то, чего не следует, была исключена. Вот мы сидели и ждали.

– Спасибо, что верили в меня. У тебя все?

– Одно маленькое замечание. Квалификация медицинского персонала не вызывает сомнений. Подавляющее большинство активно сопротивлялись распоряжениям действовать более агрессивно, особенно в отношении наших мальчишек и девчонок. Но есть среди них и такие, кто этого не делал, напротив, стремился обрести власть над своими объектами исследований во всей полноте. Но все это мы пресекали различными доступными нам способами, вплоть до мелких диверсий. Приноровились быстро, а ребята и вовсе гуляли, где хотели. И даже развлекались. В общем, ребятишки в город не только на почту бегали, чтобы послать вам телеграммы, но и на дискотеки ходили. Я немного отвлекся. Есть среди персонала базы человек… нами так и не понятый. Специалист по допросам высочайшего класса. При этом Костин уверен, что он саботирует свое задание. К тому же держится очень обособленно. Ну и сам Полкан его побаивается, видимо, полномочия у капитана Фадеева сравнимы с его. Для начала все главное сказано.

– Фадеев, говоришь? «Говорун»? Такие люди наперечет, но не могу припомнить, значит, не из нашей конторы. Настя, а вы как его воспринимаете?

Настя поразилась умению генерала правильно воспринимать даже настолько непонятные и сказанные мимоходом вещи. Вот, к примеру, наверняка сразу понял, что она в самом деле здесь незримо присутствует, но не подавал вида, пока не счел нужным.

– Настя говорит, что согласна с нашим описанием, – передал ее ответ отец, – но все ребята в его отношении не испытывают отрицательных эмоций.

– Понял. Эта тема требует отдельного разговора. Опасен, но не вызывает отрицательных эмоций – следовательно, опасен десятикратно. Вопросы у тебя есть?

– Куча. И у меня, и у всех нас. Но я задам те, что останутся в конце вашего рассказа.

– Уговорил, речистый. Получив ваш, как ты сказал, условный сигнал на мой личный адрес и на адрес Устюжанина, я сразу понял почти все. Раз использован запасной канал связи, рассчитанный на случай выхода вашей группы в чужом государстве, но поданный с нашей территории… Ох! Как же мне надоели эти игрища между ведомствами! Так вот, эта весточка сказала очень и очень многое. Первое, не использован первый канал – значит он заблокирован и необходимо найти того, кто это сделал.

– Настя спрашивает: «крота»?

– В данном конкретном случае речь могла идти и не о предательстве. В конечном итоге так и оказалось. Узел связи обслуживает почти все отделы нашего ведомства. Вот туда и внедрили нужного человека на очень высокую должность, позволившую просто поменять отдел, в который нужно докладывать, когда заговорит одна из радиочастот. Кстати, и человек тот знать не знал, в чем дело, просто подчинился приказу другого начальника, который объяснил все тем, что промежуточное звено сейчас под подозрением и правильнее, чтобы эту информацию получал он. Понятно, Анастасия Никитична?

– Настя говорит, что задаст вопросы потом.

– Папина дочка, умница. Далее. Раз весточка послана с нашей территории – значит кто-то счел нужным использовать захват всей вашей группы. И у него должны быть две вещи: очень высокие полномочия и некие сведения о том, что при помощи захвата возможно получить невероятно ценную информацию. Достойную такого риска. Место, откуда пришло сообщение, сказало тоже много. Рядом расположена база «Точка семнадцать»!

– Мы это узнали через час после прибытия сюда. Но нам это ничего не говорит.

– Мне это говорило совсем чуть-чуть. Но… Стоило начать собирать сведения, и очень многое стало проясняться. Начиная с тридцатых годов прошлого века ни одна спецслужба ни одной страны мира не смогла удержаться от исследований паранормальных способностей человека. К концу столетия интерес стал угасать. Настолько сильно, что сворачивались очень серьезные проекты. В том числе и база «Точка семнадцать». Изначально здесь была шахта по добыче редкоземельных металлов. Она бы могла проработать еще не один десяток лет, вот только люди, даже под страхом смерти, стали отказываться спускаться в нее. Увы, подробностей я не знаю, но в тысяча девятьсот восемьдесят первом году шахту закрыли, а вместо нее и на ее месте открыли проект «Точка семнадцать». Для исследования причин столь необычного воздействия на психику человека. Деньги были вложены немалые.

– Ну, даже по тому, что осталось, можно судить о размахе.

– Тоже верно. Тем не менее проект «Точка семнадцать» спустя восемь лет закрывают, персонал зачастую бесследно исчезает. И вот около года назад, спустя месяц после исчезновения наших ребятишек, ее вдруг расконсервируют и возобновляют здесь научные исследования. При этом, исходя из получаемого оборудования, вновь это исследования, связанные с психикой и мозгом человека. Остается серьезнейший вопрос – кто же служит объектом этих научных экспериментов? Ну очень интересный вопрос! Правда, ответ зарыт не так глубоко, как нижние уровни базы. Она изначально была подразделением МВД. Финансирование возобновленной деятельности также идет по линии этого министерства. Точнее, по линии «Особого отдела семнадцать». Главу которого здесь принимали накануне.

– Этот маленький генеральчик?

– Генерал Антон Хазов. Маленький человечек с большими амбициями. При своем влиянии он легко мог обойти всех советников президента и выйти на него напрямую. Вполне способен пустить пыль в глаза. Но для чего? Идею подходящего уровня он измыслить не способен. И тут мы окунаемся в самый настоящий банальный голливудский сюжет. Никита, достань из моего портфеля фляжку. Надеюсь, это не настолько непедагогично, чтобы смутить Настю?

– Она говорит, что может привести ваши нервы в порядок другими способами.

– Нет уж, я лучше испытанными воспользуюсь. Итак, международный шпионский заговор. Едва возникли посланцы с Ореола, как большинство проектов по экстрасенсорике возобновились, потому что появилось серьезное подтверждение и вполне научное обоснование. Каждое захудалое церэу воспользовалось ситуацией по-своему. Но своих агентов на Ореол успели отправить все. И вот исчезает группа учащихся интерната, отправляющаяся на отдых и стажировку на Ореол. В ней было несколько граждан иностранных государств, так что информацию скрыть не удалось бы, да никто при таких-то обстоятельствах и не пытался этого сделать. И вот тут одновременно в Китае и во Франции находятся два умника, сумевших сложить два плюс два. На Ореоле ходят легенды о полудиких племенах, обитающих в местах, где жизнь предельно осложнена. Детей, достигающих полового созревания, они отправляют в джунгли или пустыни, кишащие смертью. Те, кто выживают, после такой учебы очень быстро, а не спустя долгие годы обучения, обретают невероятно сильные способности. Эти дети становятся шаманами и вождями, на них отныне зиждется выживаемость племени. Это первое слагаемое. Второе состоит в любопытной, пусть абсолютно неверной предпосылке, что русские варвары послали детей в смертоносный мир, чтобы развить их способности таким же жестоким путем.

– Вы в это не желали верить?

– Что мы с тобой детей на смерть послали?

– Нет, в то, что они способны обрести суперспособности.

– Не желал. Теперь начинаю догадываться, что был не прав. Так вот, оба ведомства из двух разных государств берут эту гипотезу за основу. А тут мы отправляем спасательную экспедицию, не особо это афишируя и не особо скрывая. Какие следуют выводы?

– Необходимо перехватить группу при возвращении. Чтобы понять правильность гипотезы или опровергнуть ее. Но для этого нужны связи в России. Вербовка?

– Кому он на фиг нужен, этот генерал Хазов! Ему просто подбросили эту мысль, остальное он сделал сам. Уцепился за нее, как кот за рыбу, тем более что мысль пришла из двух независимых источников. Теперь все сидят и ждут, что он сможет из этой затеи выжать. В его отделе все течет! Там крот на кроте сидит! А за этими кротами следит всякий, кому не лень! Что-то я сегодня излишне эмоционален. Продолжаю. Все это я узнал за считаные дни. Но тут стало абсолютно ясно, что вы здесь сидите втихаря не просто так, что вас шантажируют. Чем? Тоже не вопрос. Вот пока мы вычисляли всех агентов, приставленных к близким для вас людям, и прошло столько времени. На данный момент все под контролем и никому ничего не грозит! Зуб даю!

– И вы, Александр Александрович, прибыли сюда лично, чтобы сообщить нам эту радостную весть?

– Черта лысого. У меня есть еще две наиважнейшие причины. Первая, я должен скомпрометировать Хазова так, чтобы от него мокрое место осталось.

– И вы для этого подставились под арест. И подвергли опасности экипаж вертолета.

– Осуждаешь?

– Как вы только что сказали? Черта лысого! Прекрасно понимаю вашу игру. Каким-то хитроумным способом вы нашли возможность попасть сюда. Неважно каким, важно, что попутно вы навели ужаснейший переполох в конторе Хазова. У него безвыходное положение. Он должен вас уничтожить, но для начала предпринять попытку узнать, что вам известно в точности. Ваш арест можно скрыть только катастрофой вертолета в труднодоступной местности. Но летчики в курсе и готовы к этому.

– Более того, вертолет сейчас неисправен и не может взлететь!

– Настя говорит, что сверху передали – в вертолет все равно подложили бомбу, но она не взорвется.

– Эх! Мне бы таких девочек и мальчиков тогда в Гондурасе! Настя, передай всем спасибо, вы очень помогли.

– С Хазовым мы все поняли. Но вы говорили, что у вас есть еще одна наиважнейшая причина для риска появиться здесь.

– Помилуй, Никита, ну какой такой риск. Но причина действительно наиважнейшая. Я по вас соскучился! А! Обрадовались!

– Да уж.

– Так вот, мальчики и девочки, а также их родители. Через пару часов мы возьмем Хазова и всю его шайку-лейку с поличным и сможем спокойно вернуться домой. Уже по-настоящему домой. Нас будут встречать столько журналистов и телекамер, сколько вы представить не умеете. Так что никому и в голову не придет похищать вас повторно…

– Товарищ генерал!

– Что?

– Сейчас, Настю дослушаю. Ребята сообщили, что капитан Фадеев…

– Тот самый, про кого ты говорил?

– Он. Капитан Фадеев только что установил на кабели систем видеонаблюдения устройства, проецирующие на экраны картинку за последние два часа, вместо реальной. И подходит к нашему отсеку.

– Решил навестить. Что ж, пусть последняя загадка раскроется. Не думаю, что он киллер, уничтожить любого из вас он мог давно. Разве что по мою душу… Хотя зачем я ему?

– Капитан Фадеев подходит к вашей двери.

– Ну пригласи парня в гости.

Полковник Ковалев распахнул дверь, которую капитан Фадеев собирался вскрыть при помощи отмычек:

– Да заходи, капитан. У нас не заперто!

6

Капитан Фадеев вошел с невозмутимым видом и обратился к Володину:

– Товарищ генерал-полковник, разрешите представиться. Майор Никулин, восьмое подразделение ФСБ.

– Рад знакомству, майор. То-то мне только что вас рекомендовали как специалиста высокого уровня, а я даже фамилии вашей не слышал в этой связи. Точнее сказать, ту фамилию, которую вы сейчас назвали, я слышал, и не раз, пусть лично мы и незнакомы.

– В нашей конторе это не редкость. О вас я слышал очень многое, но видел со стороны лишь пару раз. У меня для вас небольшой сувенир.

Майор извлек из внутреннего кармана маленький кожаный портсигар и протянул генералу. Тот откинул крышечку, вынул одну из трех поместившихся в этом кофре сигар и хохотнул:

– Да вы подхалим! Впрочем, подарок говорит о многом. Прежде всего о том, что вы заранее готовились к встрече здесь именно со мной.

– Так точно. Познакомившись с вашими людьми, я понял, что вы предпримите все возможное для их освобождения. Посчитал варианты и стал ждать вашего прибытия. Правда, предполагал, что вам может понадобиться моя помощь, но в этом ошибся.

– Немудрено. Я сам был ошарашен… м-м-м… возможностями моей группы. Тем не менее предлагаю все эти разговоры отложить до лучших времен. Мы ведь вам тоже нужны? И ваш интерес к нам не своекорыстный, а связан с вашим заданием.

– Связан. За эти несколько недель, проведенных здесь, я убедился, что помощь в моем задании способны оказать лишь ребятишки и бойцы вашей группы.

Насте нравился этот разговор, в котором незнакомые люди понимали друг друга с полуслова. Многое из невысказанного или недосказанного понимала и она. А после последней реплики капитана Фадеева, то есть майора Никулина, когда возникла пауза, она попробовала сама догадаться, если не в чем заключается задание этого офицера, то хотя бы с чем оно может быть связано. И почти сразу догадалась. Раз некоего капитана Фадеева включили в состав персонала «Точки 17», значит, о ее делах и задачах осведомлены хорошо. Майор сказал, что, проведя здесь несколько недель, понял, что помощь можно ждать лишь от них. Следовательно, задание – вовсе не помощь их освобождению. А связано с самой базой. Точнее, с ее прошлым. Она сама недавно наткнулась на нечто, чего не поняла, но что явно выходило за рамки обычного даже для такого места.

– И что успели натворить товарищи ученые за несколько лет существования здесь научной лаборатории? – спросил генерал Володин. – Или начать придется с причин ее создания?

– Так. Значит, в общих чертах вам все известно, – кивнул Никулин. – Хорошо, поговорим о существенных деталях.

Про важные детали они услышали много позже.

Настя вдруг почувствовала сильнейшее головокружение. Настолько сильное, что накатила тошнота и в глазах потемнело. Это при том, что глаза и сама голова находились за двести метров отсюда, отделенные толщей горных пород. Через секунду отпустило. Лампочка под потолком раскачивалась на проводе, майор, все еще стоявший на ногах, покачивался, как китайский болванчик. По ушам ударил неслышимый звук. Вроде тех, что иногда случайно доставались им от Алекса, но несравнимо более сильный. Все замерло. Только лампочка продолжала раскачиваться, набирая амплитуду. Стены вдруг сделались размытыми, задрожали противной дрожью. Лампа ударилась о потолок, стало темно. И все вокруг затрещало, словно их окружали не гранитные монолиты, а сухая деревянная дранка, которую кто-то начал отдирать от стен с хрустом и треском.

Вновь прокатился низкий гул, на этот раз слышимый и ухом. Вслед за ним тряхнуло так, что под генералом Володиным проломилась прочная солдатская койка.

Настя с ужасом поняла, что не знает, где сейчас ее тело, и, наверное, впервые за последние полгода по-настоящему испугалась за себя. Но продлилось это недолго. Семен успел подстраховать, восстановил связь. Да и его клон появился в камере мгновение спустя и сыпанул россыпью огоньков.

В камере было пыльно, и силуэт клона был виден отчетливо.

– Настя, это ты? – спросил Володин.

– Нет, это Семен Кольцов, – ответил ее отец.

– Кхм, – кашлянул майор Никулин. – Весело тут у вас.

– Нужно проверить степень повреждений, возможно, кому-то нужна помощь, – распорядился генерал, вставая с пола.

– Настя говорит, что уже проверяют. Но Семен уверен, что вот-вот последует повторный толчок, еще более сильный. Правильнее всем оставаться на своих местах. Настя, тебе, наверное, тоже лучше вернуться? Говорит, что уже вернулась и прислала клона.

– То-то привидений у нас уже два, – сказал майор и чихнул. Пыль клубилась по помещению и лезла в рот и в нос. Володин очень быстро извлек из своего портфеля несколько огромных носовых платков, сунул по одному полковнику Ковалеву и майору Никулину.

– Смочить бы…

Прямо на платок в его руке потекла из ниоткуда струя воды. Рука генерала не то чтобы дрогнула, но жилки на ней напряглись.

– Ты, Никита, привык уже, а нам в диковинку, – обратился он к Ковалеву. – Так что нечего пялиться, как генерал стоит с раскрытым ртом.

Офицеры перевязали лица мокрыми платками.

– Полагаю, что правильнее всем сесть на пол. Или вот на кровать, которая теперь тоже на полу.

– Сейчас! – передал предупреждение Семки полковник Ковалев, а через секунду все затряслось и закачалось.

Второй подземный толчок был такой силы, что стальную секцию, составляющую стены и потолок камеры, разорвало по центру. Но других разрушений не наблюдалось. Семка с Настей восстановили потухшие словно от порыва ветра огоньки. Сверху, из трещины каменными каплями падали мелкие кусочки породы. Но пыли странным образом стало меньше.

– Замуровали демоны! – воскликнул генерал, вновь поднимаясь на ноги и осматриваясь.

– Ну, это легко проверить. Достаточно попробовать открыть дверь, – предложил майор. – Разрешите?

– Не у меня сейчас спрашивать нужно.

– Настя говорит, что можно попробовать, но если получится, ни в коем случае не шагать за пределы бетонного пола.

– Загадочно звучит.

Никулин шагнул к двери и толкнул металлическую створку наружу. Открылась она почти без усилий, разве что с жутким скрипом, видно, петли слегка перекосило.

За дверью часть коридора кто-то обрезал гигантской бритвой. Чиркнул вдоль коридора и отрезал две трети по ширине, оставив пару шагов бетонного пола, стену и часть свода. За кромкой пола плескалось освещенное тремя лунами море.

– Говорите, по бетону ходить можно?

Майор сделал шаг за порог и замер. Теплая волна накатилась с легким плеском и коснулась его сапог.

– Интересно, этот океан имеет название или нам нужно будет его придумать?

Глава 2

Отражения

7

– Бегом! – скомандовал Барсук.

Группа перешла с быстрого шага на медленную трусцу.

– Была команда бегом! – рявкнул Семка.

Солдаты чуть прибавили, похоже, его они боялись по-настоящему. Во всяком случае, больше, чем лейтенанта Пехова, не говоря уже о полковнике Разуваеве. Последний, кстати, стоически переносил необходимость подчиняться странному пацану и чужому лейтенанту. Достало сообразительности, что без них не спастись, даже сделал ход на опережение, вроде как сам передал командование тем, кто много лучше владел ситуацией. Ну и подчинялся наравне с рядовым составом.

Барсук, бежавший замыкающим, легко догнал Семена впереди колонны.

– Выдохнутся они скоро, – сказал негромко.

– Не успеют, – пообещал Семка.

– Это радует, – произнес лейтенант и, пропустив колонну, пристроился позади.

Семена уже самого начинало подташнивать от этого бега. Не физически, бежать он смог бы еще ого-го сколько, закалка последних десяти месяцев давала себя знать, он даже к энергетической подпитке не прибегал. Муторно делалось от того, сквозь что они бежали, шли шагом, снова бежали.

Их словно превратили в лилипутов и опустили на дно кастрюли, в которой великаны варили в молоке макароны. Молоко у них было жиденькое, чуть белесое и почти прозрачное. Но макаронины имели длину в сотни метров, а диаметр – с тоннель метро. И выглядели очень осязаемо. Бледные, чуть извивающиеся, скользкие. Постоянно снующие и мельтешащие. То круговертью, как в той же кастрюле при кипении, то их словно течением начинало волочить всех сразу в одну сторону, сбивая в кучи и переплетая между собой. Для полноты картины в воздухе порой мелькали тертая морковка и кусочки бледно-серой картошки.

Постепенно все приноровились бежать сквозь это месиво, но поначалу постоянно уворачивались, норовили обойти. Трудно было убедить людей, что все это ненастоящее, что это лишь видимость. Трудно. Особенно учитывая, что стоило кому-то начать верить, что все вокруг настоящее, как макаронины тут же начинали сбивать этого человека с ног, норовя раздавить, раскатать в блин. И дышать ему сразу делалось трудно.

А сейчас все бежали, с хрипом всасывая воздух, и думали только о том, чтобы не упасть, не уклониться в сторону и не потеряться мигом в этом вареве. Потому Семка и был беспощаден. Мог бы и передышки давать. Мог, в конце концов, чаще подпитывать солдатиков энергией. Но нельзя! Остановился на минуту, тут же появилось нечто отличное от уже видимого, приковало к себе внимание, показалось настоящим, и тебя начало засасывать.

Ну очень мерзкое отражение. А то, что накатывает с противоположной их бегу стороны, еще омерзительнее, пусть и схоже во многом с этим. Тоже мутный бульон, но не из безвредных макарон, а из живых существ. Самыми безобидными среди них казались головастики – огромная зубастая пасть, уродливая, как у глубоководной рыбины, и даже с удочкой на лбу, на кончике которой светится яркий цветочек. А тело тщедушное, змеевидное. Издалека головастик-головастиком, но как приблизится да пасть раззявит – поди поверь, что эти шесть рядов зубов не рядом, а неведомо где. Невольно начинаешь думать, что лучше: чтобы тебя мгновенно разжевали, или чтобы проглотили целиком?

Про тех, кто этими головастиками размером со слонен ка питались, даже вспоминать противно. К тому же среда там отчего-то была гуще обычного для отражений.

Семка этот зоопарк показал, как сумел, и объяснил, что лучше двигаться быстро. Подействовало.

Бежавший за ним рядовой Ахметлатыпов споткнулся и ткнул Семена головой в спину.

– Привал! – сказал Семка. – Кто хочет пить, подходите с фляжками.

– Оба-на! – воскликнул почти не сбивший дыхания сержант Куликов. – А тут повеселее будет.

– Тут все то же самое, – объяснил Семен. – По этому всем лечь и лежать с закрытыми глазами. Поверите, что это настоящее, в чувство приводить буду больно.

Но отражение в самом деле выглядело куда приятнее предыдущего. Тоненькие, но очень высокие деревца раскачивал ветерок. Травка имела зеленый цвет. Облака были белыми, а небо голубым. Всех проблем, что деревца росли верхушками вниз высоко вверху, а облаками была выстлана голубая поверхность под ногами.

Солдаты потянулись на водопой. Струе воды из ниоткуда они уже перестали удивляться. Наполняли фляги, брызгали в лицо и падали в двух шагах. Большинство послушно закрывали глаза.

Полкан подошел последним. Фляжки у него не было, напился, подставляя ладони.

– Может, все-таки охранение выставить? – спросил он. Спросил, потому что никак не мог смириться со своим подчиненным положением.

Семка хотел сказать ему много чего ласкового, но ответил по существу:

– Охранение выставлено. Показать?

– Любопытно взглянуть, – не утерпел полковник.

Метрах в двадцати заклубилось облачко пара, в котором стал виден прозрачный силуэт.

– Их шестеро по периметру.

– Умеете убеждать, – кивнул Разуваев и отошел на несколько шагов. Глянул на наползающее под ноги облачко, шагнул так, чтобы оно его не коснулось и не скрыло, когда ляжет.

– Долго нам еще, товарищ Семен? – спросил рядовой Ахметлатыпов.

– Ты про привал?

– Про него тоже.

– Привал тридцать минут. В реальный мир выйдем через час или полтора.

– Молиться буду.

– Как пожелаешь.

Ахметлатыпов стянул с себя китель, постелил, долго думал, куда повернуться лицом.

– Здесь такое место, что куда ни повернись – везде лицом к Мекке будешь, – серьезно подсказал Барсук.

– Спасибо.

– Не за что. – Барсук повернулся к Семке: – Ты хоть что-то понимаешь?

– Чуть да маленько.

– Так поделись.

– Хорошо. Если коротко, то в районе базы располагался узел миров.

– Это я и сам понял.

– Ты тут не один, Виктор Иванович, – хмыкнул Семка. – Вон Куликов тоже уши навострил.

– Если что секретное… – начал сержант, но Семка отмахнулся:

– Наоборот. Вам тоже полезно узнать. Про то, что миров, или Вселенных, существует огромное множество, многие слышали. Узел миров – это такая точка, в которой соприкасаются сразу несколько миров. Часть из них соприкасаются реально, по-настоящему. То есть можно шагнуть и оказаться…

– На другом конце галактики? – спросил Куликов.

– Чаще в другой Вселенной. Но некоторые миры попадают в узел в виде отражений. Как бы объяснить? Я, когда маленький был, мы поехали к бабушке в другой город. Я устал, и меня сразу уложили спать. Утром проснулся и решил выглянуть в окно. Но спросонья подошел к зеркальной дверце шкафа, в которой окно отражалось. За настоящее окно можно выглянуть и даже выйти, если невысоко. А в зеркале видно то же самое, но туда не выйдешь. И не увидишь слишком много. Отражение мира, по сути, такое же зеркальное отражение. Ну разве что не сразу в стекло упираешься, а можешь вроде как бы за него проникнуть, пусть недалеко и пусть там ветку яблони не потрогаешь и тем более яблоко не сорвешь.

– А отчего же меня чуть не раздавило?

– Потому что ты верить начал, что вокруг все настоящее. Человек бывает излечивается, когда ему вместо лекарства таблетку из простого мела подсунут. Потому что верит. Сознание и на всякие другие фокусы способно. А здесь очень уж все выглядит…

Семен вновь не сумел найти подходящее слово.

– А отчего мы из одного места в другие перескакиваем?

– Вот если зеркало чуть повернуть, то вместо окна станет видна часть комнаты. Хотя здесь мы скорее идем по лабиринту из зеркал. Шли мимо одного, оно закончилось, началось другое, стоящее под другим углом. При этом зеркала еще и двигаются.

– А все те твари в самом деле существуют?

– Существуют. Но где-то не здесь. Как я понимаю, мы здесь почти что на Земле. Дышим нашим воздухом, сила притяжения наша. Только изображение чужое. Если об этом помнить, то никакой опасности тут нет.

– Так чего ж бежим, едва душа в теле держится?

– Потому что рано или поздно начнешь верить. Поверишь, что тут все вверх ногами, и…

– И улетишь наверх! – сказал отчего-то весело рядовой Ефремов.

– Или захлебнешься в том киселе с макаронами, – мрачно поддержал игру в предположения Кантур.

Ефремов с Кантуром были, что называется, двое из ларца. Одного роста, схожего сложения. Лицами, правда, разные, зато расхлябанностью оба превосходили Семена двухлетней давности, даром, что обоим по двадцать с лишком лет и у обоих за плечами незаконченное высшее. За что их отчислили из университета и призвали в армию, Семен не знал.

– А если тебя головастик схарчит, то превратишься в какашку! – решил не оставаться в стороне младший сержант Жиба.

– Что-то вы развеселились, – прервал поток фантазий Барсук. – Еще вопросы есть? А то Семену тоже немного отдохнуть не помешает.

– Тоже верно, – согласился Семка. – В двух словах закончу. Если мы здесь просидим слишком долго, то зеркало чуть повернется и нас накроет другое отражение. Не такое красивое, как это. Нам нужно выбраться в реальный мир. Пусть он будет опасным и негостеприимным, но там мы сможем защищаться, добывать еду. И искать проход к узлу, а в нем наш мир. Все, меня нет.

– Можно еще один вопросик? – Самым любознательным, как всегда, оказался сержант Куликов. Он и во многом другом был самым: самым образованным, то есть в армию его призвали после окончания университета, в учебке он окончил школу сержантов. Самым спортивным. Самым здоровенным, пусть до Виктора Пехова ему было очень далеко. – А что тут особенно страшное… или нет, не про это… что сложнее всего?

За Семена ответил Пехов:

– Самое страшное – попасть в отражение мира, о котором ты мечтал. Из такого уходить не хочешь, а если тебя насильно вытаскивают, то вроде как кусок души оставляешь.

– Вы, товарищ лейтенант, так сказали, словно сами в таком месте побывали.

– Не совсем. Мы с Семеном из такого места одного человека вытаскивали. Все! Отдыхать всем.

Барсук опустился рядом с Кольцовым:

– Ты не хуже Серегина все объяснил. Жаль, его с нами нет. Эх, знать бы еще, что с нашими творится, кто, где да как. Ты никого не чувствуешь?

– Никого, – вздохнул Семка. – Даже Настю.

– Отдыхай, капитан-лейтенант.

– Мичман.

– За что разжаловали?

– Припомнить бы, – хмыкнул Семка. – Подстрахуй меня, нужно осмотреться.

Барсук кивнул, а Семка взмыл сознанием… не поймешь, то ли под облака, то ли к лесу взмыл. Едва сам не запутался, где здесь верх, где низ. Странно было видеть лежащих, раскинув руки, на голубом небе солдат, бьющего поклоны Ахметлатыпова.

Отражение простиралось недалеко, Семен, добравшись до границы, все еще видел свою группу. Заглядывать, что там, за пределами отражения, не хотелось, но пришлось.

– Вот где веселуха будет! – сказал он сам себе, посчитав, что разведку можно завершить.

8

Пока бежали к точке перехода, Семен составил четкий план дальнейших действий. Самым слабым местом было то, как теперь всех убедить в том, что все снова встанет с головы на ноги? Не, в буквальном смысле все всё сами увидят и поймут, особенно с учетом того, что здесь небо у них под ногами было, а земля над головой. Но они с Барсуком едва не каждые десять минут трындели, что все их окружающее не настоящее, что глазам своим верить нельзя. А вот сделаем несколько шагов, и нужно будет снова верить: все вокруг всамделишнее, всему нужно верить и желательно – нет, не желательно, а жизненно необходимо! – всего подряд опасаться. В конце концов, когда остановились на послед ний привал, Семен решил посоветоваться с Пеховым.

– Да уж, к каждому няньку не приставишь, – глубокомысленно протянул Барсук, оглядывая личный состав. – Или приставишь?

– Придется, – вздохнул Семен. – Хотя… Эх, жаль, что клоны говорить не умеют, а мыслеречь никто из нашей группы не слышит. Ну да клоны хотя бы защиту личную поставят, если понадобится.

– Или помогут убежать.

– Это понятно. Хотя правильнее было бы натаскивать, чтобы сами за себя постояли.

– Семен, они все же солдаты, а не детсадовцы.

Семка вздохнул, соглашаясь с Барсуком лишь от части.

– Твои патроны к их автоматам подходят? – спросил он.

– Подходят. Предлагаешь поделиться?

– Предлагаю. Я сейчас начну готовить нам встречу по ту сторону, а ты выясни, кто тут лучший стрелок. С ним и поделишься.

– На слово придется верить, – предупредил Барсук.

Семка махнул рукой, мол, ничего другого нам не остается, стрелять для проверки в отражении себе дороже – может и схлопнуться. Нежная материя, эти отражения. И начал штамповать клонов. Та шестерка, что уже была готова, отправилась в новый мир. Вновь созданным была поставлена задача поработать телохранителями. В том числе Барсука и самого Се мена. Он собрался все перепроверить еще раз, но понял, что лишь оттягивает время. К тому же в лесу, заменяющем им небо, начал клубиться туман, и небо под ногами стало темнеть. Как-то уж очень быстро темнеть.

– Прошу всех подойти ко мне, – сказал он, поднимаясь на ноги.

Пять солдат и полковник Разуваев выстроились перед ним и Пеховым в шеренгу. Кольцов решил угадать, кто из бойцов сейчас имеет в своем магазине спецпатроны, кто назвался лучшим стрелком. Ему бы хотелось думать, что это сержант Куликов. Парень явно неглупый, спортивный и, кажется, с высшим образованием. Но если он будет еще и лучшим стрелком – получится перебор. Кантур и Ефремов слишком уж расхлябанные. Остаются Ахметлатыпов и Жиба. Младший сержант Беслан Жиба, бравый парень-абхаз, но бравады в нем куда больше, чем реальных умений. Рядовой Ахметлатыпов худосочный, чуть неуклюжий и совсем не бравый татарин. Но в тихом омуте…

Гадать так можно было бы долго, поэтому Семка попросту «заглянул» в магазины.

– Так я и думал, – сказал он вслух.

Все его «рентгеновское просвечивание» оказалось ненужным. Стоило просто быть внимательнее – автомат Куликова перекочевал к полковнику Разуваеву, а кобура с пистолетом полковника сейчас располагалась на поясе сержанта. Странно, но Семке стало спокойнее. Все-таки Полкан человек пусть малоприятный, но опытный военный.

Темнеть начало просто стремительно, и пришлось сократить инструктаж до самого минимального объема. Закончил Семен в одну минуту, но отдать приказ шагнуть в новый для них мир отчего-то медлил. И дождался-таки неприятных новостей. Сразу два клона, ждавших их по ту сторону невидимого барьера, вдруг перестали отзываться. Странно, но именно это его успокоило и заставило отдать команду:

– Я первый. Остальные шеренгой за мной.

И сделал наконец эти пять или шесть шагов, отделяющие отражение от реального чужого мира.

По ту сторону зыбкой, едва ощутимой грани тоже начинало темнеть, к тому же лил дождь. Обычным зрением хоть что-то рассмотреть было возможно метров на пятьдесят.

Непосредственно за их спиной текла не очень большая медлительная речка. Противоположный берег смутно виднелся в мареве дождя и ничем привлекателен не был. Хоть глазами смотри, хоть используя все свои возможности.

Берег, на который они ступили, мало отличался от того, что оказался позади. Те же участки, поросшие кустами, перемежающиеся пустыми пространствами, где поросшими буро-зеленой травкой, где покрытыми серым мокрым песком. Единственным, но бросающимся в глаза отличием был невысокий очень пологий холм. Или большущая куча бревен, сучьев и толстых веток. Внутри холма кишела живность, но Семена она волновала мало.

Отправляться в дорогу – не близкую, кстати сказать, при разведке Семен вроде бы учуял узел миров километрах в ста двадцати – в таких условиях было неразумно. Всем, в том числе и ему самому, нужно было хоть слегка обвыкнуться. Да и то, что стало причиной разрушения клонов, нужно было осмотреть и изучить, потому что лежало это нечто, эта неизвестная причина на прямом их пути, но, по счастью, достаточно далеко, чтобы беспокоиться об этом, находясь здесь.

Дождь как-то вдруг перестал их поливать. Даже Семен, слишком занятый поиском опасностей и всяких потенциальных неприятностей, не заметил, как два его клона, из числа отправленных сюда передовым дозором, поставили над их группой защитный купол. Два других сообщили, что наиболее удобное и безопасное место для ночной стоянки располагается прямо под их ногами.

На всякий случай, скорее по привычке, чем проверяя эту информацию – чего самого себя проверять? – Семен заглянул в глубь земли. Так и есть, метра полтора песка, глубже хороший каменный монолит. Чуть правее, правда, протекает подземный ручей, бьющий на дне журчащей невдалеке речки холодным ключом. Но это даже к лучшему, ему свою энергию от такого ручейка пополнять проще.

Личный состав прямо под куполом был отодвинут подальше, а Семка вместе с парой клонов прожег песок и камень на глубину в пару метров, остудил «прожаренное» пространство и укрыл его куполом, чтобы песок остался сухим. Тут и расположились.

– Может, дровишек набрать? – робко предложил рядовой Ефремов.

Семен собрался сказать, что теплом и светом он их и так обеспечит, но передумал.

– За старшего сейчас лейтенант Пехов, – произнес он. – Со всеми вопросами и предложениями к нему обращайтесь.

– Инициатива должна быть наказуема, – захохотал Барсук. – Рядовой Ефремов и рядовой Кантур, направляетесь к ближайшим зарослям кустов в пятидесяти метрах юго-западнее лагеря и собираете хворост. Один собирает, второй – смотрит по сторонам и обеспечивает безопасность. Все проделать с учетом ранее полученных инструкций.

– Да я ж хотел прямо вон с той кучи натаскать… – кивнул Ефремов на холмик.

– Отставить обсуждать приказы! Выполняйте!

– Есть! А фонарика у нас не найдется?

– Найдется. На месте поймете. Шагом марш!

Солдаты очень неохотно зашагали к видимой благодаря дождю границе купола: и мокнуть им не хотелось, и страшно стало. Но едва они переступили границу защиты, как их снова укрыло прозрачным зонтом, а впереди зажглись несколько светящихся теплым светом огоньков. Ефремов с Кантуром зашагали заметно бодрее.

Барсук занялся распределением дежурств и другими важными делами, а Семен, успокоившись, улегся на теплый песок, сунул под голову свой черный шлем и отделил сознание. Для поиска узла в этом состоянии сумерки и дождь помехой не были. Но по большому счету он сумел лишь уточнить его местоположение и расстояние до него. Первое было важным – теперь он точно знал, куда они должны двигаться. От второго толку было немного. Пройти по прямой он даже и не мечтал, а изучать возможные обходные маршруты следовало тщательно и не таким уставшим. Так что, вернувшись в себя, Семен собрался сразу же уснуть, благо уже находился в лежачем положении и даже с закрытыми глазами. Но его отвлек рассказ вернувшихся из похода за дровами солдат.

– Я поначалу подумал, что черепаха ползет, а это улитка вот такая! – возбужденно повествовал Ефремов. – Я ее сапогом бац – словно по камню саданул. Аж искры посыпались!

– Ефремов!

– Я!

– Вас инструктировали ни к чему живому вообще не прикасаться?

– Так точно, товарищ лейтенант!

– Так какого беса ты ее пинал?

– А что такого могло случиться?

– Много разного. Могла ядом плюнуть или ядовитый газ выпустить. Некоторые особи норовят желудочный сок выделить, да такой, что от твоего сапога через полминуты ничего не осталось бы. Эта, похоже, была электричеством заряжена. И если бы не твой клон-телохранитель, который электроудар заземлил, лежал бы ты сейчас зажаренным не хуже чем от высоковольтных проводов. Это всем понятно?

– Понятно. Только зачем тогда вы нас отпустили, если все так опасно?

– А ты хочешь под Семеновым крылышком спрятаться и ни черта не делать? Нам не один день придется до нужного места добираться. Так что урок получить было не лишним. Жаль, что не жахнуло вас как следует, тогда бы точно уяснили.

– Мы и так все поняли.

– Эй, не все, – вдруг вмешался Ахметлатыпов. – Как в нужник ходить будем?

Все заржали, но Барсук смех пресек.

– Кто самый веселый? – спросил он. – Жиба, ответь на поставленный Ахметлатыповым вопрос.

– Не могу знать!

– Да неужели? И что ночью станешь делать, если приспичит по-большому?

Тут, видимо, все задумались, потому что тишина сделалась полной.

– Вот подумайте, пока мы с рядовым Ахметлатыповым будем паек готовить.

Семка знал, что Барсук среди них единственный, кто захватил с собой хоть какую-то еду. Точнее, они бы с ним запаслись в дорогу гораздо лучше, но времени не было. Вот Барсук и отобрал у своих то, что было под рукой, – спецназовцы в обязательном порядке носили с собой по пачке галет, таблетки для обеззараживания воды, витаминные плитки. У Ручья оказалась под рукой пара банок тушенки. Вот этим и предстояло ужинать и завтракать. Дальше вопрос о добыче еды становился почти таким же важным, как преодоление отделяющего их от узла расстояния. Энергетическая подпитка без обычной еды переставала работать через сутки-двое.

– Семен, спишь?

– Нет.

– Держи паек.

Семка сел и принял кусочек сухаря с тоненьким слоем жира и несколькими ниточками мяса говяжьей тушенки.

– Красота какая, – полюбовался он черным хлебом и искоркой огня в капельке желе.

Передававший ему паек Жиба удивленно вскинул бровь, а Ахметлатыпов, сидящий у костра, понимающе улыбнулся.

– Ты, Беслан Харлампиевич, – буркнул Семка, – как полгодика слизняками да корешками покормишься, знаешь, как рад будешь простому сухарю?

Младший сержант с видимым напряжением задумался над этими словами, потом молча кивнул. Видимо, тоже парень с соображением, а вся его бравада наносная, нужно же имидж кавказского парня поддерживать. Может, и дойдем все живыми, подумал Семка и откусил аккуратно, чтобы крошки не упали, от своего вкуснючего бутерброда. Ел он его никак не меньше пяти минут, пусть и был он на один укус. Ахметлатыпов тоже кусал по чуть-чуть и подолгу жевал, так что они последними закончили.

– Ну что, придумал кто ответ на поставленный вопрос? – спросил Барсук. – Я за едой вам про него не напоминал, но это не значит, что отвечать вам уже не нужно.

– Разрешите? – встал Куликов.

– Сиди, сержант. И помолчи пока. Ты и товарищ полковник, уж само собой, все давно поняли, мне мнение остальных интересно.

– Тогда я скажу? Можно? – неожиданно проявил себя Ахметлатыпов.

– Правильнее сказать «разрешите», так что я тебе разрешаю.

– Одному ходить нельзя. Это раз. Близко к кустам или к воде не подходить. Два. Третье – смотреть внимательно, куда садиться станешь. Лучше на песок, чем на траву. И местной бумажкой не пользоваться!

Последние слова вызвали смех, но поняли, кажется, все – с туалетной бумагой у них напряженка, а использовать вместо нее всякие там листики по-настоящему опасно.

– Правда, из песка не хуже, чем из воды, может крокодил выскочить, – серьезно, пусть и с улыбкой прокомментировал рядового Барсук, – но все равно правильно сказано. Так что ночью помощник дежурного с разрешения дежурного обязан сопровождать того, кому будет необходимо выйти за пределы защитного периметра. Но лучше всем дождаться подъема. А сейчас объявляется отбой. У вас четверть часа обустроиться на ночевку.

– После свет будет выключен? – спросил Жиба.

– Нет, дежурное освещение будет гореть до рас света.

Барсук еще что-то добавил, но Семка уже провалился в сон. Проспать до рассвета он даже и не мечтал, но был уверен, что часа три, а то и четыре у него есть и их нужно использовать по назначению. И ведь почти не ошибся, разбудили его ровно через три часа. Не один из клонов, значит опасности не было или скорее всего не было. Разбудил его, осторожно тронув за плечо, сержант Куликов.

– Докладывай, – не открывая глаз, потребовал Семка.

– Ух! – выдохнул Куликов, видимо, собираясь с мыслями. – По холму ползают скелеты!

– И что?

– Страшно, – честно признался сержант. – Вдруг они опасность представляют? Прямо к куполу подбирались уже.

Семену стало любопытно глянуть на ползающих вокруг купола существ, но вставать до жути не хотелось, и он повернулся на бок, чтобы видеть холм. Спросонья долго не мог сфокусировать взгляд, да и не сразу увидел что-то, кроме нескольких струек тумана, тянущихся от реки к этой самой куче дров. А когда наконец рассмотрел то, о чем говорил сержант, сам вздрогнул от неожиданности. Несколько веток в куче сдвинулись, и из образовавшегося хода высунулся чуть светящийся череп. Ну очень похожий на человеческий, только чем-то необычный. Череп повертелся туда-сюда и высунулся по пояс. Ручки без кистей, грудная клетка… Елки-палки, да это же скелетик ребенка! Маленького, наверное, новорожденного.

Живой скелет выполз целиком и на четвереньках пробежался вправо-влево, словно что-то вынюхивал. Следом выбрался второй. Открылся еще один вход, чуть правее и выше, из него тоже полезли. Четверо… Нет, пятеро сразу! Засновали вверх и вниз. Вскоре входы пооткрывались повсюду и число скелетов стало исчисляться десятками. Да и те, которых Куликов видел раньше, тоже объявились, приползли откуда-то.

Большая их часть отправилась, огибая купол защиты, к тем зарослям, где вечером Ефремов с Кантуром собирали дрова. Кстати, дров они принесли много, вон костерок до сих пор тлеет. А зачем те кусты понадобились скелетам? Почти тут же выяснилось, что, как ни странно, за тем же самым понадобились, за дровами они туда ползали! Хотя, конечно, для них это был стройматериал.

Из зарослей появились нагруженные палками и сучьями скелетики. Сразу четверо тащили на спинах увесистое бревнышко. Вскоре в кустах возникла какая-то суета, полыхнула несильная электрическая искра. А минутой спустя несколько этих странных созданий протащили мимо них немалого размера улитку. Голова улитки безжизненно волочилась по земле.

И все равно эти светящиеся живые скелеты, занятые сейчас мирным трудом, выглядели жутковато.

Семен, завороженный этим зрелищем, не сразу догадался использовать способность видеть в темноте или иной способ видеть больше, чем обычным взглядом, а когда наконец сообразил, едва не рассмеялся вслух. Создания, построившие себе такой большой муравейник, и сами были похожи на муравьев. Но у земных муравьев тело состоит из двух сегментов – грудного и довольно длинного брюшка. И лап у них, кажется, шесть, а у этих всего четыре и брюшко отсутствует напрочь. Зато голова, тело и четыре конечности покрыты пластинками, светящимися в темноте, и вот этот-то рисунок оказался по прихотливой случайности почти точным изображением человеческого скелета!

Семка зажег парочку огоньков, чтобы Куликов тоже все рассмотрел в подробностях. Тот почесал затылок, но успокоился.

– Простите, что зря разбудил.

– Не зря. Во-первых, даже про этих жуков мы ничего толком не знаем, опасны они или нет. Во-вторых, жутко интересно было посмотреть.

– А мне просто жутко было.

– Сам испугался. Ты с кем в паре? С Ефремовым?

– Так точно.

– Он-то как?

– Тоже весь трясется.

– Это ничего. Бояться нужно, но без паники. Объясни ему. Ветра нет, огоньки еще долго будут на месте, так что пусть сам все рассмотрит, так ему спокойнее будет. Все, я сплю.

9

Мгновенно уснув, Семен через четверть часа проснулся самостоятельно. От накатившего на него озноба. Под куполом было тепло, даже очень тепло, так что замерзнуть он не мог. Но знобило его сильно, дрожь накатывала волнами, заставляя рефлекторно сжиматься едва не до судорог в мышцах. Семка решил глотнуть горячего и не смог сделать для самого себя даже нескольких капель простой не подогретой воды. Зачерпнул разлитой повсюду энергии, чуть полегчало, но ненадолго.

Один раз он это уже проходил не так давно, в тот день, когда вернулись на Землю. Поначалу все было нормально, можно сказать, замечательно было. А несколько часов спустя почти всех ребят накрыло волной слабости, многих знобило, некоторых тошнило. Все тело разламывалось, как при гриппе, да и температура поднялась. Доцент сказал, что это нечто вроде акклиматизации, перенастройка на особенности сочетаний местных силовых полей планеты. Доцента тогда тоже накрыло волной слабости, но не так сильно. Он едва начал учиться использовать свой дар, еще не «втянулся», не стал столь зависимым от этих способностей. А вот самым сильным в этом плане досталось больше всех, по полной программе. Семену с Настей в первую голову.

Он про это помнил очень хорошо, да и забыть такие «острые» ощущения было непросто. Догадывался, что в новом мире все повторится, но очень надеялся, что не так сильно. По большому счету оказался прав. Даже сознания не потерял, как тогда. Но что толку? Способности восстановятся, но когда? А сейчас от него зависят восемь жизней, а он не способен даже напиться самостоятельно!

К тому же оставался открытым один существенный вопрос – как переход в новый мир скажется на клонах? Пока вроде все целы и жизнеспособны, вроде дело свое делают, а значит, лагерь и его обитатели под защитой. Но они же с него слеплены! Наверное, и на них как-то отразятся причины, вызвавшие его слабость. Не успел он додумать эту мысль до конца, как почувствовал, что рассыпался один из клонов. Ключевой, или тот, с которого он «лепил» остальных, то есть тот самый, разрушение которого вызывало весьма неприятные ощущения. Очень вовремя, ничего не скажешь! В нормальном состоянии он бы и не почувствовал почти ничего, нечто вроде иммунитета к этому выработал, потому что штамповал клонов ежедневно и не по одному разу. Но сейчас это оказалось последней каплей. Семке сделалось муторно, едва не стошнило. На глаза навернулись слезы, а через мгновение он потерял сознание.

В беспамятстве его унесло в узел. Или ему так показалось? Как бы то ни было, пробродил он там несколько часов. Много любопытного отыскал. Чаще непонятного. И было очень обидно знать, что где-то в голове у тебя есть объяснения если не любому непонятому явлению, так многим.

– Эх, мне бы сейчас с огневиком пообщаться, – подумал он вслух и неожиданно услышал голоса.

– Очнулся! – Это кажется рядовой Кантур за кричал.

– Чего вопишь?! – зашипел на него кто-то. Вернее, голос он опознал, но ему отчего-то показалось невозможным, что именно этот человек сидит сейчас рядом с ним.

– Виноват, товарищ полковник.

Нет, не ошибся. Именно полковник Разуваев, многократно сажавший его в карцер, исполняет сейчас роль одной из нянек. Понятно, что его Барсук назначил. Скорее всего, чтобы каким-то делом занять и чтобы меньше под ногами путался. Но поди ж ты, заботу проявляет.

– Позови лейтенанта, он просил, – тихо произнес полковник.

– Есть!

Семен вовсе не притворялся спящим или пребывающим в отключке, ему в самом деле было невмоготу даже глаза приоткрыть, вот и лежал неподвижно и безмолвно. По щеке скатилась капелька, а пышущему жаром лбу стало чуть прохладнее. Наверное, влажный платок на лоб положили.

Барсук подкрался бесшумно. Его, как и других ребят из группы полковника Ковалева, в любом случае было сложно услышать, если они того не хотели. А Барсук точно не хотел его беспокоить. Семка и догадался-то о его приходе лишь по тому, что кто-то подошел именно бесшумно, так, как никто другой здесь не сумел бы.

– Так, пульс уже не как у марафонца на финише, – тихо произнес лейтенант Пехов. – Это радует. Семен, ты меня слышишь?

Семка чуть дернул пальцем руки, за которую его все еще держал Барсук.

– Вот теперь можно и стимулятор вколоть. Ты не против? Давай так, указательным пальцем шевельнул – означает «да». Любым другим – «нет».

Кольцов шевельнул указательным и через пару секунд ощутил, как игла шприца вошла глубоко в бедро. Внутримышечно, стало быть, вкололи… Раньше он от вида шприца в обморок падал, сейчас вот радуется, что боль чувствует от укола. Через пять минут полегчало настолько, что он сумел открыть глаза. Ему тут же приподняли голову и дали чего-то теплого. Кажется, чай, только откуда бы он взялся? И кружка… Не было у них кружки. Впрочем, кружкой служила вчерашняя банка из-под тушенки, а чай мог у кого угодно в кармане заваляться.

– Большое вам русское мерси, – сказал Семен, когда губы и гортань после теплого питья смогли шевелиться.

– И тебе «сель ву пле», так, кажись?

– Я ж не настолько полиглот, – отозвался Семен, – но вроде так.

– Есть несколько вопросов, как будешь готов отвечать – позови меня.

– Пока «взбодрюнчик» действует, самое время поговорить.

Взбодрюнчиками они называли всякие стимулирующие препараты, которыми изредка пользовались, когда жизнь заставляла.

– Тогда по порядку. Сможешь сказать, съедобна ли пойманная нами рыба?

– Ну… Я не Аленка. Она-то за версту чует, что можно есть. Но поесть всем нужно, попробую экспертом поработать. Тащите.

Ему тут же сунули едва ли не под нос кукан[3] с полудюжиной крупных – каждая в килограмм, не меньше – рыбин.

– Жабры…

– Понятно. Ну да жабры, плавники и внутренности мы по-любому бы вырезали и выскоблили.

– Как ловили?

– Ахметка, умница, в полчаса из прутьев и травы корчагу[4] сплел. Получил легкие кислотные ожоги, но это мелочь, покраснение и ничего опасного. Пожертвовали корочку от сухаря для приманки. Вот, теперь с уловом. Раз съедобна, то стоит еще половить.

– Что еще?

– У нас есть два варианта выдвинуться: прямо сейчас или обождать, когда ты в себя придешь.

– Правильнее подождать. Рыбы накоптить. Без соли она недолго продержится, но на день вперед…

– Понятно.

– Но если вдруг меня эта слабость дольше отпускать не будет, то направление у нас должно быть таким: строго на юго-запад через пятнадцать километров будет гряда холмов. Если на нее взобраться, должен быть виден ориентир – две рощи. Нам нужно держаться правее правой.

– Все всё запомнили? Мало ли кому придется отряд вести.

– Ну и в этом направлении сто двадцать верст. Жаль, что прямоезжей дороги для нас не построили, там дальше вроде тоже лесостепь, но прямо на пути штук пять серьезных оврагов. В первом есть спуск и подъем по противоположному склону. Дальше на месте решать нужно будет. А сам узел в скальном выходе, в центре лесочка.

– Все, помолчи. Сейчас тебя рыбкой покормим.

– Что ты там про посещение отхожего места вчера говорил? В сопровождении помощника дежурного?

– Сейчас тебя Кантур сопроводит.

– Встать помогите.

– Так и пойдешь с закрытыми глазами? Тут, между прочим, есть на что глянуть.

Семка отважился приоткрыть веки. Мигом накатило головокружение, но в целом обошлось. А глянуть и впрямь было на что.

Прежде всего светило солнышко. Этакое небольшое, не сказать, чтобы очень уж яркое, но света дающее достаточно. Это уже после того, как глаза привыкли, а в первый миг оно показалось ослепительным. Стояло светило в зените. Или как там верхнюю точку его на небосводе зовут, а то зенит – это вроде как над головой? Все в голове перепуталось. В общем, светило располагалось высоко, в самой верхней своей точке, наверное, и день переваливал за половину. А то, что оно не над головой, а к югу градусов этак на семьдесят пять над горизонтом, так это нормальное явление. А вот то, что с востока поднимались сразу две луны, – это ненормально. Но красиво. Пусть обе луны вместе вряд ли на одну земную спутницу размером тянули. Зато меньшая, вставшая над горизонтом позже, была очень яркой и быстро догоняла свою более крупную и медлительную спутницу.

Семен постоял, глядя вверх, но все равно нужно было и под ноги глянуть. Глянул и ахнул. Буро-зеленая накануне травка оказалась сплошь усеяна крохотными, но яркими цветочками всех оттенков желтого.

Проплешины с серым песком тоже изменились. Из песка повылазили тонкие длинные плети, наподобие вьюнка, и были эти плети тоже сплошь усыпаны цветочками-крохотульками. Только белыми и… с сиреневым, наверное, отливом.

Холм-муравейник не остался в стороне от всеобщей тяги к украшению себя цветами. Там и сям из щелок и щелочек, равно как из прочих углублений среди служивших его основой бревен и веток, торчали на тонюсеньких стебельках цветочки аленькие. Не хватало лишь жужжащих шмелей, но легкий порыв ветра дал понять, что со шмелями и пчелками здесь все в порядке. Они просто размерами под стать цветам, величиной с булавочную головку, зато их целые тучи.

Не меньшее удивление вызвала и метаморфоза, произошедшая с купами кустов. Вечером это были торчащие почти голые палки, разной высоты и толщины. Сейчас каждая палка стала похожа на елку. И, кажется, вместо веток и листьев у этих кустов был один сплошной, обвивающий ствол по спирали темно-зеленый лист. Очень широкий внизу и совсем коротенький у вершины.

– Лепота! – только и пробормотал Семка. – А чего это наши по кустам в противогазах лазят?

– Да смердят они, если лист надломишь. А как не надломить, когда он хрупкий, от любого прикосновения крошится. И сок вонючий выделяет при этом. Куликова даже вырвало, как первый раз за дровами сунулся.

– Могло и хуже получиться. Осторожнее нужно быть. Хотя… Как иначе узнаешь? Зверье там никакое не объявилось?

– Вроде нет. Зато у того брега реки зверья полно.

Кольцов перевел взгляд за реку. Там у самого бережка плескалась огромная стая птиц. Нет, не птиц. Тело короткое овальное, шея длинная, голова вытянутая. Но перьев нет, крыльев нет, зато лап, похожих на ласты, четыре, и пасть вместо клюва. Рыбу ловко ловят: нырнут на секунду, вынырнут с рыбехой в передних лапах. Повернутся на спину и едят неспешно, по кусочку. А вон кого-то самого поймали и на дно уволокли. Судя по всплеску, не слишком крупный хищник.

– Мы вон там отхожее место устроили. Траву всю вычистили и даже пару ямок копнули.

– Пошли, а то не дотерплю.

Вскоре подоспел обед. Семен не без аппетита подкрепился и вроде почувствовал себя лучше. Впрочем, пока еще не настолько, чтобы пуститься в путь на своих двоих. На его счастье, заготовка съестных припасов в виде копченой рыбы шла полным ходом. Дело это нужное и важное, так что, по большому счету, он никого не задерживает. Да и личный состав в обстановке относительной безопасности привыкает к новым условиям. Так что Семен без зазрения совести поспал еще пару часиков, самостоятельно встал, сотворил наконец струйку воды и умыл липкое от пота лицо.

Местное солнце уже опускалось за горизонт. Маленькая луна почти догнала его, а большая расположилась в центре небосвода и сделалась очень похожей на настоящую Луну. Разве что почти вдвое меньшую.

День прошел без серьезных происшествий. Мелкие пчелки никакого внимания на людей не обращали. Из реки крокодилы не вылазили. В кустах хоть и воняло, но было спокойно, так что в дровах недостатка не возникало, разве что ходить за ними стало дальше. Крупных животных замечено не было.

Куликов, нюхнувший «освежителя воздуха», давно пришел в себя, у Ахметлатыпова покраснение на ладонях почти сошло. Никаких иных травм никто не по лучил.

Так что Семка очень забеспокоился. Не бывает так спокойно и тихо. Да, возможно, этот мир не такой агрессивный, но все равно очень уж тихо.

И тут раздался хлопок. Никто не успел рассмотреть его причину, когда последовал новый, за ним следующий, а вскоре едва ли не канонада загрохотала. Тихая канонада, вполголоса. Очень похоже на то, как попкорн жарится, только громче и менее трескуче.

Из-за ближайших кустов выскочил младший сержант Жиба и, приплясывая, побежал в сторону лагеря. Следом объявился рядовой Ахметлатыпов. Этот шагал спокойно, с чувством собственного достоинства и с охапкой хвороста в руках. Но треск там, откуда эти двое шли, продолжался.

– Ахмет, что там стряслось? – крикнул ему Куликов, исполняющий сейчас обязанности дежурного.

– Грибы растут, – ответил непонятно Ахметлатыпов.

– Беслан, а ты с чего пляшешь?

– У него гриб прямо под ногами вырос.

– Вы понятно докладывать умеете? – возмутился Куликов.

Жиба, добравшись до лагеря, мигом плюхнулся на песок и стал стягивать сапог.

– Ах шайтан! – воскликнул Ахметлатыпов, бросая дрова у костра. – На меня тоже капнуло. Рукав прожгло. Такой хороший китель, совсем новый… был. Теперь штопать нужно.

– А мне что с сапогом делать? Его не заштопаешь, – обиженно произнес Жиба.

– Отставить нытье. Доложите как положено! – потребовал наконец Куликов то, что должен был потребовать раньше.

Но объяснение всему пришло прежде, чем двое солдат собрались с мыслями, чтобы нормально изложить, что с ними стряслось.

Очередной хлопок раздался совсем неподалеку, и из песка, взметнув его фонтаном, выскочил гриб. Очень похожий на шампиньон, разве что на редкость крупный – таких в ведро и четыре штуки не поместится. Вскоре грибы стали выскакивать один за другим. Минут через пять все вокруг было белым, а шляпки грибов начали взрываться, разбрасывая вокруг себя облачка спор.

– И жить торопятся и вырасти спешат? – философски произнес Ефремов. – И чего торопятся?

Как бы в ответ на его вопрос раздался новый звук, словно великан рыгнул. Вместо гриба на этот раз выплеснулся фонтан чего-то внешне схожего со сметаной. Там, где упали брызги, мигом возникли струйки ядовитых дымков. Основная же масса моментально сгустилась и, собравшись в виде огромного груздя, неспешно поползла по скоплениям грибов, оставляя после себя полосу выжженной земли. Понятное дело, те из шампиньонов, что не успели разбросать свои споры, оказались съеденными, не дав потомства.

– Интересно, когда здесь следующий урожай намечается? После дождичка в четверг?

– Ефремов, тебя на размышления о жизни с чего потянуло?

– А я всегда о ней размышляю.

– Жиба, Ахметлатыпов! Вы от этих грибов дра пали? – вспомнил более важный вопрос сержант Куликов.

– Стали бы мы от грибов убегать. Видел, как эта медуза сухопутная кислотой брызжет? Ахметке рукав прожгло, а мне на сапог целый ошметок попал. Проел, гад, насквозь. И ногу тоже. Волдырь вздулся, я его порвал, пока сапог снимал.

Подошли от реки полковник Разуваев, Барсук и рядовой Кантур.

– Сейчас вколю тебе антидот, – пообещал лейтенант Жибе, аккуратно укладывая связку рыбин поверх кучи принесенных веток.

– Не надо. Я его подлечу, – вызвался Семен. – На это сил уже достаточно.

– А водички холодненькой? – жалостливо попросил Пехов. – А то весь день теплую из речки да еще химией обеззараженную и химикатами воняющую хлебаем.

– Это вообще не вопрос.

10

Семка все же первым делом занялся ожогом младшего сержанта, так что водопоя остальные дожидались довольно долго. Тем более что ему пришлось повозиться заметно дольше привычного – на самого волнами накатывала слабость, смешанная с раздражением, что выходит у него все как-то вкривь и вкось. В конце он вообще взял паузу, чтобы перевести дух, но сделал это, вроде как пребывая все еще в задумчивости над лекарской проблемой.

– Все. Посиди босой минут пять.

– И пройдет?

– Да уже прошло, – ответил Семен раздраженно. – Кто тут пить больше всех хочет? Или по старшинству?

– На войне и в походе старший всегда солдат, – ответил Полкан.

Что-то он слишком правильным становится, подумалось Семену, но озвучивать свои подозрения или просто комментировать это высказывание он, естественно, не стал. Просто устроил струйку ледяной воды – к радости ощутив, что хотя бы это дается без усилий. Пока все умывались, пили и запасались водой, он принялся потихоньку искать все доступные ему источники энергии. Нити, к ним ведущие, спутались каким-то непостижимым клубком, пришлось эти ниточки аккуратно распутывать, а то может и так получиться, что вместо пополнения запаса станешь переливать из пустого в порожнее или еще что похуже… Хотя нет, отдать собственную энергию вряд ли выйдет, если самому очень не постараться.

Ага, с этой ниточкой – или если уж сравнивать с электричеством, то с этим проводком – все ясно, это тот самый подземный ручей, что он еще вчера обнаружил. Вода трется о камень, камень накапливает энергию, да и в самой воде ее предостаточно. Правильной энергии, в смысле легкодоступной. Это у нас ветер, это река. Но что это за мощный поток? Разлит неглубоко под поверхностью и очень неясного свойства, непривычный какой-то. Но сильный, как те потоки радиации на дне Провала.

Он обвел обычным взглядом то, что было снаружи, что располагалось над этим непонятным потоком. Недавно все здесь было усеяно грибами. Сейчас грибов осталось совсем немного, а то, что их сожрало, ис чезло.

– Кто заметил, куда пропали эти грибожорки? – спросил Семен всех, кто был рядом.

– А они как полянку выкосят, замирают и на серые комочки распадаются, – сразу ответил Куликов.

– Скажи, а они в размерах увеличивались, когда ели?

Тут Куликов, а заодно и все остальные задумались.

– Никак нет, – не слишком уверенно сказал сержант.

– Точно не увеличивались, – подтвердил полковник. – Я на них все время глазом косил, очень уж необычные создания. Даже не понять, животное это или растение, вроде тех же грибов.

– Гриб не растение, – буркнул Семен, сам этот факт узнавший не так давно. – Только это неважно. Важно, что оно хищное. И с ним какие-то новые метаморфозы сейчас под землей происходят. Неизвестно, что из него вскоре вылупится.

– Так опять такая же медуза и вылупится, – уверенно сказал Ефремов.

– Ефремов, даже на Земле полно существ, которые множество стадий проходят: личинка, гусеница, куколка, бабочка, – назидательно произнес полковник.

– Вот, слушайте и запоминайте. На чужой планете никогда не знаешь, чего ждать от самого безобидного на первый взгляд существа, – поддержал его Барсук. – Так что бдительность утроить и ко всем инструкциям относиться как к последней надежде на выживание. Всё! Разговоры и обсуждения временно закончены. Наряд по кухне готовит свежую рыбу на ужин, наряд по заготовке продовольствия заканчивает копчение. Дежурный с помощником исполняют свои обязанности. А Чапай пусть подумает.

Семка хмыкнул и в самом деле погрузился в размышления, постоянно прислушиваясь к происходящему в далеком далеке, в непосредственных окрестностях, на земле, под землей, под водой и в небе. Процессы, бурлившие под землей, поутихли, появилась надежда, что до утра ничего слишком буйного там не случится.

Зато в реке ни с того ни с сего вдруг забурлила вода. Буквально закипела. Из этого бурлящего потока раз за разом стали взмывать вверх небольшие рыбешки. С виду обычные, но пролетавшие в своем прыжке очень уж большие расстояния. Происходило это в пределах прямой видимости, но довольно далеко, так что не сразу разглядели и поняли, в чем дело.

– Мамочки мои родные! – ахнул Ефремов. – Это ж летающие рыбы! Думал, они только в южных морях встречаются.

– Выходит, и здесь водятся, – ответил ему Жиба, – ты за своим сектором следи.

Ефремов, исполняющий в данный момент обязанности помощника дежурного, обиженно ушел к противоположному краю их крохотного лагеря. А дежурный младший сержант Жиба сам со вздохом оторвался от необычного зрелища и принялся разглядывать свою часть прилегающей территории.

– Что-то мураши забегали, – сообщил он через некоторое время. – Вроде как забоялись чего-то.

К этому времени стая летучих рыбех ушла довольно далеко вниз по течению, но вода в реке все еще бурлила. Десятка два муравьев нашли на прибрежном песке увесистое бревнышко и попытались его поднять. И тут из воды выскочила прямо на берег немалого – в человеческий рост – размера рыба и схватила одно из насекомых, разом его заглотив. Остальные прыснули в стороны, но рыба, изгибаясь, словно змея, и отталкиваясь мощными длинными плавниками, очень шустро погналась за ними. И не без успеха.

Вторая щука выскочила сразу метров на десять из воды, гулко шлепнулась на серый песок и, не обращая внимания на добычу, убегающую от своего сородича, в три мощных изворота тела доползла до холма-муравейника, перекрывая один из входов в него. Еще несколько выпрыгнули чуть в стороне и явно занялись загоном муравьев к берегу, оттесняя их от спасительного дома.

– Жиба, подстрели одну из щук, – приказал лейтенант Пехов. – Если даже несъедобной окажется, в любом случае будет чем тебе сапог починить.

– Значит, шкуру не портить? – спросил солдат, прицеливаясь и посылая пулю в голову ближайшей рыбы. – Виноват, шкуру как раз и попортил, больно вертлявая, даже с такого расстояния в голову не попасть.

– Так добивай уже, с такого тела недырявый кусок шкуры как-нибудь да выкроим.

Жиба выстрелил короткой очередью. Рыба перестала елозить по песку, но все еще дергалась.

– Контрольный в голову, – посоветовал кто-то из-за спины.

На этот раз сержант выцеливал долго, но попал именно в голову. Охотничий трофей окончательно замер.

– Ура! – крикнул Кантур. – Разрешите доставить трофей?

– Опасность с юга, – вдруг прервал всю эту суету Ефремов, честно смотревший за своим сектором. – Неизвестные существа. Размер… наверное, с барана. Числом пять.

Семена все происходящее мало волновало, ему было куда важнее сотворить нового клона, а с него налепить как минимум дюжину. Потому что клонов оставалось всего два и оба были на последнем издыхании. Впрочем, дышать им было незачем, так что это было чистой воды образное выражение, но отражающее суть вещей – вот-вот сдохнут и растают. Но пока клоны держались, один из них был готов в любую секунду восстановить над лагерем защитный купол, а второй ходил дозором вокруг. Так что Семен был в курсе происходящего лучше всех, вместе взятых. Да и про баранов ему доложили минут двадцать назад, когда те паслись еще вдалеке и только собирались направиться в их сторону. Он на всякий случай их сам рассмотрел получше. На баранов они разве что размером походят, да и то таких крупных баранов, наверное, нечасто встретишь в самых бараньих краях. Шерсти на них не было, тело покрывали бесформенные жировые складки. Голова круглая, безрогая. Зато челюсть вытянута конусом и рот крохотный. Помесь свиньи с муравьедом, а не баран. А если на лапы посмотреть, то очень на птичьи похожи. Но, понятное дело, Семена никакой внешностью удивить уже давно невозможно. Удивило его в этих зверях то, чем они питаются. Споры грибов, разбросанные по земле, и семена их пожирателей в виде сереньких комочков, зарывшиеся неглубоко под землю, сейчас, словно конденсаторы или аккумуляторы, накапливали в себе энергию. Недаром рисунок той кривой ленты, вдоль которой прорастали столь шумно и быстро грибы, почти в точности повторял прихотливые изгибы подводного ручья. Эти растения… или грибы, или непонятно что вообще… как и Семен, понимали, откуда здесь лучше всего черпать запасы энергии. А свиномуравьеды поглощали споры, разрыхляли птичьими когтями землю и с хлюпающим звуком всасывали выкопанные комочки-семена. Кольцов готов был биться об заклад, что их накопленная энергия интересовала даже больше, чем та плоть, из которой эти семена были сделаны. И очень ему этот процесс кормления напоминал энергетическую подпитку, которой он сам последнее время активно пользовался – то есть заряжался энергией, закачивая ее в свой или в чужой организм напрямую, сочетая этот процесс с усиленным питанием. Но столько энергии, сколько пожирали муравьеды за пять минут, он бы слопать не смог. И зачем она им? Он лично перенасыщал себя лишь для одной цели – если собирался совершать сложную метаморфозу. То есть не просто там когти вырастить или рога, а всерьез свое тело изменить, да еще и массу увеличить.

Рассыпался предпоследний клон, и Семену пришлось срочно заняться первоочередным делом – без помощников ему было не обойтись, потому как всякие штуки вроде телепортации и создания силовых защитных полей здесь мог проделать лишь он сам да его клоны. Ну и раз сам он пока ничего такого еще не мог, то клоны были жизненно необходимы.

На удивление, клона он сотворил пусть и с трудом, даже чуть вспотев, но быстро и уверенно. А уже клонов с клона наделать оказалось так же просто, как раньше.

Обеспечив таким образом безопасность, Семен решил перейти к тем вопросам, что его, можно сказать, страшили. Доцента Серегина, майора Кузьмина, Насти, Серены, фрау Катарины, полковника Ковалева, Войцека… в общем, никого здесь не было, кроме Барсука. А Виктор Иванович при всем к нему уважении в таких сложных вопросах советчик не самый сильный. Эх, как ни неприятно, но придется и Полкана привлекать.

– Товарищ полковник, товарищ лейтенант, если вы закончили с другими делами, предлагаю обсудить план действий на ближайшее время. Прямо сейчас.

Оба офицера не так и часто видели Семена Кольцова серьезным, а уж серьезным настолько, что у него самого от этой серьезности скулы, как от лимона, сводило, видели едва ли не впервые. Так что откликнулись мгновенно. Барсук на ходу приказал заканчивать все работы вне лагеря и догнал полковника. Тем не менее Семка за эти секунды перешел от душевного смятения к уверенности в себе и своих выводах, так что совещание превратилось в короткий обмен мнениями.

– Сколько нам нужно времени, чтобы собраться и покинуть лагерь? – с места в карьер спросил Семен.

– Ужин будет готов с минуты на минуту. Четверть часа на прием пищи, еще пять минут на сборы, – сказал Пехов.

– Ахметлатыпову нужно с полчаса, чтобы доплести вторую корзину, тогда мы всю заготовленную рыбу сможем забрать, – добавил полковник Разуваев.

– Тогда успеем. В двух словах. Эти грибы, точнее их споры, сейчас накапливают в себе энергию. Все вокруг на много километров буквально пропитано ею. Эти наши бараны, что пришли попастись, пожирают споры и тоже заряжаются, уже на ходячие электростанции похожи. Есть и другие существа, и другие растения, занимающиеся накопительством… э-э-э… неважно, вы же меня поняли? А теперь прогноз погоды. Не раньше чем через три и не позже чем через четыре часа сюда придет гроза. С той стороны реки придет, так что это дает нам еще крохотный запас времени. Я не представляю, что здесь начнется во время грозы. В почве и повсюду столько энергии, и если жахнет молния… Муравьи вон вчера ползали по всему объему своего холма, а сейчас забились очень глубоко. Все, больше я сам ничего не знаю и не понимаю.

– А чего тут понимать? – пожал плечами Барсук. – Драпать нужно. Куда предлагаешь?

– На холмы, о которых говорил. Они, пока во всяком случае, ничего такого в себе не затаили.

– Пятнадцать километров?

– Примерно. По прямой.

– Значит, двадцать. За три часа с нашим личным составом добежим. Но ужин и всякие там корзины придется бросить.

– А это точно? – засомневался полковник. – Ну что будет очень опасно во время грозы? Ну и что она будет?

Пехов даже рассмеялся над такими нелепыми вопросами.

– Гроза будет, – сказал он, – тут Семен Анатольевич у нас не ошибается. А что здесь произойдет – узнаем со временем. Вы уж поверьте нашему горькому опыту, лучше перестраховаться.

– Понял, – кивнул Разуваев. – Ужин можем раздать, на ходу или как еще съедят. Силы ведь тоже нужны.

Семка кивнул, а Барсук сказал:

– Тогда командуйте, товарищ полковник. А я помогу Жибе на заплатку кусок рыбьей шкуры правильно выбрать. Обувь в походе штука слишком важная.

11

Что-что, а совершать ночные марш-броски Семену давно не доводилось. Особенно в таком варианте. Впереди по бокам и позади их куцей колонны скакали взад-вперед дозорные-призраки. Во всяком случае, когда они приближались, то их было видно в струйках вялого пока дождя. Они же зажигали для них россыпи огоньков для подсветки. Две луны, бегавшие по небу днем, на ночь ушли за горизонт, так что, несмотря на все еще частично ясное небо, было темно как у негра в животе. Ветер, уже заметно посвежевший и временами становившийся весьма сильным, уносил огоньки, но клоны все подсыпали и подсыпали новые.

Семка, с одной стороны, подпитал каждого из их группы энергетически, с другой – пошел на не самую красивую хитрость, заставив солдат бояться того, что позади них, и быть уверенными в безопасности того места, куда они спешат.

Так что продвигались бойко. Разведка своевременно предупреждала о препятствиях на их пути, поэтому и петлять особо не приходилось – просто заблаговременно принимали правее или левее. И все равно путь выходил чересчур извилистым. Все эти рытвины, купы кустов, пара деревянных муравейников, несколько ручьев и шесть заболоченных участков словно норовили оказаться именно там, где им предстояло пройти.

За два часа преодолели лишь половину пути, а не две трети, как рассчитывали. Дыхание грозы уже носилось в воздухе, ветер дул в спины, подталкивая вперед. Со светом стало совсем плохо. Семену пришлось поставить одного клона позади с единственной задачей: пускать огоньки по ветру так, чтобы они по возможности пролетали над ними. Но ветер сделался переменчивым и толку от этого оказалось мало. Темп движения упал.

А энергетических участков под землей все еще было в избытке. Правильнее сказать, они шли сплошь, лишь кое-где прерываясь «чистыми» полосами или полянками. И копошилась вся эта странная живность с каждой минутой все активнее. Ждала грозу, готовилась к ней. А они не знали, что ждать и к чему готовиться.

Семке темнота помехой не была, и он постоянно кричал назад «Ахтунг!». Это было короче, чем русские слова «внимание» или «опасность». А еще лепил огоньки к земле в самых неудобных для прохода местах. Но и их далеко не всегда хватало, чтобы все прошли, отчетливо видя препятствие. Вот не удосужился научиться у Алекса такой простой штуковине – закреплять эти самые огоньки-фонарики намертво. Сейчас бы пригодилось, а то у самого из рук вон плохо выходит.

Стали долетать раскаты грома. Семен на ходу прикинул, с какой скоростью накатывает грозовой фронт. Выходило, что до холмов они добраться не успевают. Слабым утешением было то, что полянок без интенсивной энергетической деятельности под землей точно стало больше. Может, ближе к холмам…

Семка хапнул из воздуха рассеянную в нем силу, притормозил, пропуская мимо себя бойцов отряда, каждого подпитал.

– Прибавить шаг! – крикнул все понимающий без слов Барсук.

Колона побежала быстрее, но тут поскользнулся рядовой Кантур.

– Вывих! – доложил через секунду склонившийся над пострадавшим Барсук.

– Вправляй, остальное я сделаю.

– А-а-а!

– Не ори, Контора, – сказал Ефремов. – Мы тебя с Куликовым понесем.

– Отставить, – приказал Семен. – Всем продолжать движение. Барсук, веди, мы вас сейчас догоним.

Возиться было некогда, он как мог быстро убрал у солдата болевые ощущения, заставил лечь плашмя и в таком виде поднял его в воздух.

– Это я чего? Лечу, что ли?

– Летим, Контора, летим.

Семен и сам поднялся на полметра, обогнал колонну, «спешился», если так можно сказать, и потянул за собой парящего в воздухе рядового Кантура.

– Не, он и здесь лучше всех устроился, – проворчал Ефремов на своего товарища.

– Давай корзину, что ли, потащу, – предложил ему тот.

– Ага, мама, давай я твою сумку понесу, а ты меня на ручки возьмешь.

– Ефремов, отдавай корзину, – велел Семен, – мне без разницы, с ней или без нее его тащить.

Последние слова потонули в грохоте грома, по земле забарабанили крупные капли. Через несколько минут их накрыло ливнем, но разряды молний все еще сверкали относительно далеко позади.

Семен, чтобы не оборачиваться, посмотрел назад глазами клона. Ничего особенного там, где полыхали молнии, не происходило. У него на миг отлегло от души, но именно в конце этого мгновения очередная молния, видимо, попала куда надо.

Еще гром не долетел до них, когда в месте удара из земли выросло несколько кустов электрических разрядов. Те змеились странным образом, не желая угасать, к ним прирастали новые. Вскоре там полыхал целый лес электрических всполохов.

Семка на всякий пожарный телепортировал одного клона к месту их лагеря, над которым грозовой фронт уже прошел. Глянул на происходящее там и невольно прибавил шаг.

Гряда холмов возникла перед ними неожиданно. Будь она отвесной стеной, точно лбы порасшибали бы. Впрочем, стена отвесной не была, но крутизной своей удручала. В дождь по ней подниматься… Разве что у тебя когти в полметра, тогда ничего. Но когтями обзавестись мог лишь он один из всего отряда.

Семен с разбегу взлетел на вершину холма. Счел ее вполне уютным местом, чтобы переждать катаклизм, так что оставил там Кантура одного. Сгонял вниз, прихватил двоих, выругался громко, потому что их уже и без него, пусть не так быстро, но поднимали на вершину холма клоны.

Место для стоянки все ж таки прожгли как следует и только после этого поставили над ним купол. Успевшая пропитаться дождем, не до конца остуженная глинистая почва нещадно парила. Семен попытался организовать вентиляцию, и в этот момент гром небесный поразил их. Купол пришлось ставить заново, зато о вентиляции уже не было нужды беспокоиться, новая порция дождя охладила землю. Но, как вскоре выяснилось, не на всю глубину. Нижние слои прогрели верхние, вновь все затянуло паром. Семка психанул и, собрав всю влагу в единый шар, спустил этот шар под откос. Стало сухо, пусть и прохладно, а греть воздух сил не было ни у него, ни у клонов.

За пеленой стекающей по куполу воды и за стеной ливня мало что можно было разглядеть. Но это до поры. Недалеко от их убежища, почти в подножие холма ударила молния, активизировавшая сначала лес электрических разрядов. Мощный запах озона проник даже под купол, а из-за треска стало очень трудно разговаривать. Но не это было самым любо пытным. Самого любопытного предстояло еще дождаться.

Семка плюхнулся на глину, оказавшуюся очень твердой. Ругнулся про себя и послал излечивающий импульс в ушибленное место.

– Тащите Контору сюда, – велел он. – Сапог с него стяните, нежно по возможности.

На лечение солдата ушли последние силы, вновь накатили тошнота и бессилие. Семен завалился на бок, где сидел, и закрыл глаза. Через не могу расставил клонов и отключился. Чтобы вновь оказаться в узле миров, в котором было нечто такое, чего не должно быть. Но что именно, понять он был не в силах. В конце концов, он заснул уже обычным сном, пусть и беспокойным.

Проснулся в таком состоянии, что лучше бы не просыпаться. По большому счету ему вчера нужно было лежать весь день, думать только о хорошем, ну и есть получше. А он на уколе большую часть дня продержался на ногах, а ночью пробежки и перелеты совершал.

– Держи, – услышал он голос Барсука, и тот вложил ему в руку что-то завернутое в фольгу.

Семка очень бы хотел, чтобы это оказался кусок шоколада, но и энергетическая витаминная пастилка пришлась кстати. Он ее разжевал в три приема. В животе забурчало.

– Есть хочешь?

– А то.

– Тогда расколдуй корзинку с рыбой.

Накануне он умудрился вспомнить, что под дождем вся их рыба может испортиться, и сплетенную Ахметлатыповым корзинку укутал тем своеобразным защитным полем, которое не давало проникать внутрь влаге, а наружу запахам. Но напрочь забыл, что без него некому эту защиту снять. Вот все и сидели голодными, пока он почивать изволил.

Пришлось открыть глаза. Ага, на самом деле все как раз спят. Ну кроме дежурных, понятно. Тем не менее корзину он «расколдовал» и половину приличной копченой рыбины умял без зазрения совести.

За куполом светало. Но толку от этого было немного. Вершину холма, где они расположились, еще видно, даже соседнюю видать – такую же лысую и малоинтересную. А все, что ниже, укутано таким плотным туманом, словно на самолете над густой облачностью летишь. Семен в который раз удивился тому, что сам он сейчас почти ни на что не способен, даже сквозь туман посмотреть. А вот с клонами связь держится легко, и они как раз хоть на что-то, хоть на пять процентов реализации своих (ну и его Семеновых тоже, по его же мерке скроены) возможностей способны. Вот их глазами кое-что удалось рассмотреть. Семка присвистнул.

– Что-то случилось?

– Как без этого? Это дома могло ничего не случиться, а здесь много чего стряслось. Но опасности пока нет, а рассказывать… Да сам все увидишь, сейчас солнце взойдет и туман поднимется.

– Вернемся, иди в метеорологи работать. Озолотишься.

– А что, я, пожалуй, лучше всех смогу погоду предсказывать, – без лишней скромности согласился Семка и повалился на бок, подремать еще чуток, хотя бы те пятнадцать минут, что остались до общего подъема.

Действительно, с первыми лучами солнца туман стал подниматься вверх, кое-где превращаясь в облака, местами просто тая.

Равнина с той стороны, с которой они пришли, изменилась до полной неузнаваемости. Ну, положим, Семка знал, что она по обе стороны изменилась, но остальные юго-западное направление видели впервые, да там особо и не на что было смотреть. А вот на северо-востоке творилось нечто невообразимое.

Первым делом в глаза бросалось то, что недавно было кустами, росшими себе небольшими жиденькими рощицами. Выглядели они позавчера вечером как бамбук – то есть ровный длинный голый ствол и немного листиков у верхушки. Сейчас кусты взметнулись выше против вчерашнего минимум в два с половиной раза. Были самые высокие из них в два его роста, а стали выше в пять-шесть раз. Стволы, уж наверное, тоже потолстели, а он еще удивлялся, откуда в этих кустах такие толстые бревешки встречаются?

Но не это было главным, да он сам обо всем этом уже позже подумал. Сейчас эти кусты словно кто-то облепил шарами – вдвоем не обхватишь – разноцветной сахарной ваты, каждую верхушку таким шаром украсил и еще с боков налепил не очень аккуратно. И все это, помимо прочего, было окутано меняющейся в очертаниях серебристой дымкой. Не сразу сообразишь, что это тучи летающей мелюзги роятся в ватных комьях и вокруг них. Сама вата поблескивала стеклянным блеском, тучи мошки вокруг отливали серебром – красота. Да и вся равнина была покрыта цветочным ковром. По которому бродили, ползали, скакали вприпрыжку и портили пейзаж грязными бороздами и рытвинами многочисленные чудовища.

Десятки разных видов существ стадами и поодиночке бродили, прыгали, летали и пожирали друг друга.

– Так, похоже, что поле битвы смещается в нашу сторону, – вслух прокомментировал происходящее Барсук.

– Нам давно пора делать отсюда ноги, – проворчал Семен. – Десять минут на туалет и сборы.

– А если все эти твари на нас попрут? – спросил Куликов.

– На холм они не полезут. Я бы им и к холму приближаться не советовал. Впрочем, если вдруг такое случится и кто-то полезет, лучше разделаться с ним на большом расстоянии. Разрешаю дежурному действовать и стрелять по ситуации. Остальным готовиться к марш-броску.

Последнюю команду он отдал без всякого энтузиазма. Самочувствие уже не было таким мерзким, как по прибытии на этот холм, но он все еще чувствовал себя больным, разбитым и не знал, как с этим бо роться.

– Эх, ма! – воскликнул Жиба, передергивая затвор автомата. – Вчера на рыб на лужайке охотился, сегодня вон от грибов отстреливаться придется.

– Будет что рассказать.

– Главное, чтобы было, кому этот рассказ изложить, – добавил Ефремов.

Грибы, гонимые множеством врагов, не упускающих случая пожрать и друг друга, оказались зажаты между двумя отрогами холма.

– Трындец им! – сочувственно заметил Жиба. – Ой!

– Чего орешь?

– Это… того… у основания холма открылась пасть и жрет всех подряд!

– Я ж говорил, что им даже близко к холму приближаться не стоит. Жиба, отставить наблюдение, становись в строй. Шагом…

– А оно нас не могло ночью схарчить?

– А ты бы дался так просто? На наше счастье, ни одна из тварей не обладает способностью ментального воздействия.

Семен почувствовал, что сейчас у каждого, исключая Барсука, появилось желание уточнить про ментальное воздействие, и грозно рыкнул, упреждая эти во просы:

– Вниз по склону шагом марш!

Ох, что-то очень он раскомандовался, так и втянуться можно.

Ветер окатил их густым запахом грибов, но едва они начали спуск, запах ослабел, а вскоре и вовсе перестал ощущаться.

У подножия накатили волны других одурманивающих запахов.

– На месте, стой!

12

То что они так быстро попали из огня да в полымя, Семена ничуть не удивило. А вот то, как повел себя личный состав, удивило. По-разному удивило.

Он давно уже знал, что разведка отделенным сознанием или даже с помощью клонов пропускает слишком многое. Пока сам не пощупаешь, не потрогаешь, не понюхаешь, а чаще всего пока сам не вляпаешься… Клоны обладали всеми чувствами человека, вот только эти чувства… м-м-м… были несколько абстрагированными от тела. Когда нюхаешь через клона, возможно лишь различить, приятный это запах или мерзкий. А вот понять, что он еще и дурманящий в самом прямом и плохом смысле, причем дурман оказывается быстродействующим, можно, лишь вдохнув добрую порцию этого запаха. Потому что у клона нет легких и всего остального, что есть у человека.

Семен шел первым и первым в эту вонь окунулся. Сам-то он, уже инстинктивно, можно сказать, задержал дыхание и натянул на лицо противогаз собственного производства в виде плотной воздушной пленки, способной фильтровать чистый кислород даже из воды.

– На месте стой! Газы!

Команду восприняли всерьез и принялись ее исполнять. Но… давненько, видно, они в этом деле не практиковались, да еще в нарушение всех уставов буквально все таскали в противогазных сумках что попало, начиная от сигарет, кончая подобранными здесь сувенирами, вроде рыбьих крыльев или приглянувшейся травинки. Во-вторых, шагавший за ним следом Ефремов просто не смог остановиться мгновенно, по инерции сделал два шага и окунулся в волну дурноты. У полковника Разуваева противогаза не было, но он-то остановился выше по склону.

Ефремов, глотнувший отравы, странно наклонился набок, словно делал гимнастическое упражнение, и в таком положении развернулся на месте на триста шестьдесят градусов, показав всем перекошенное лицо и густую струю пены, стекающую по подбородку. От такого зрелища Разуваев попятился назад, от греха подальше, но после ночной грозы склон был мокрым и очень скользким. Оступившись, полковник заскользил вниз, сбив по пути сержанта Куликова, и через несколько секунд они оба оказались у подножия холма. По счастью, Куликов столь же долго и неуклюже, как все, во зившийся со своим противогазом, уже упав на скользкую глину и съезжая вниз на задней точке, умудрился его надеть.

Сзади раздался хрип и заглушенный приказ Бар сука:

– Жиба, пробку вытащи из коробки.

Ефремов же ни с того ни с сего весело рассмеялся и, плюхнувшись на зад, скатился вниз. Семен рванул следом, но на воздушной подушке. Куликов успел подняться из грязи, кинулся помогать своему командиру, но едва тот обернулся, отшатнулся в испуге и снова упал. Полкан сейчас выглядел словно ночной кошмар. Челюсть скошена и выпячена вперед, один глаз закрыт, второй – едва не на лоб выкатился, дышит, словно кузнечные меха. И пена с губ, как и у Ефремова, комками валится. Правда, в отличие от солдата, он не скособочился, а вытянулся столбом, словно аршин проглотил. Эти двое – один скособоченный, второй с онемевшим торсом и брыкающимися руками – встали рядом друг с дружкой. Стоят и вертятся на месте. Оба по часовой стрелке, словно надеются что увидеть.

В этот миг с ног попадали все, потому что склон тряхнуло, будто началось землетрясение. В результате большинство тем или иным способом скатились вниз. Барсук, несмотря ни на что, сбежал быстро, но вполне солидно.

Семен успел облачить в свои «противогазы» полковника и рядового, но на них это не произвело никакого эффекта, видимо, уже достаточно нанюхались отравы.

Тут тряхнуло во второй раз, и изрядный пласт глины обрушился неподалеку от них почти у самого основания холма, открыв небольшую пещеру. Из пещеры появилось… нечто круглое с дырой в нижней части и плеснуло из этой дыры мощной струей густой жижи. Едва поток прекратился, дыра стала выворачиваться наизнанку до тех пор, пока на ее месте не появилась пасть. Само собой, с зубами, но главную опасность представлял раздвоенный язык, который неизвестное существо выплюнуло далеко и едва не дотянулось до стоявшего ближе всех рядового Ахметлатыпова. Тот попятился, но очень аккуратно, стараясь не споткнуться и не поскользнуться.

Что-то пробубнил Жиба.

– Ты отчетливее говори и громче, – посоветовал Кантур.

– Такая же пасть с той стороны грибы харчит, – заорал под маской Жиба. – Их там может быть много…

– Один он, – возразил Семен. – Это просто его задняя часть. Хотя, может, и передняя.

Семка этого мерзкого червяка почувствовал еще накануне, когда они к холму только подходили. Но тот сидел тихо. А когда некоторое время назад по ту сторону холма разверзлась огромная прожорливая пасть, он совсем по его поводу успокоился – пусть себе с той стороны питается, лишь бы к ним не лез. Зря, конечно, успокоился, но кто ж мог догадаться, что у этого зверя, извините за выражение, две пасти и две задницы, при этом первое со вторым довольно хитроумно совмещено.

– Так это он нас обгадить пытался? – спросил Кантур.

Никто не ответил. Семен старательно сканировал все вокруг, пытаясь найти источник отравляющего газа и выяснить, насколько он опасен.

– Ну елки-палки!

Он искал что-то большое и одно, а то, что прямо под ними копошатся сотни мелких тварей…

Большинство из них сейчас устремились к навозной куче, но некоторые копаются рядом. Вот что им нужно?

Одна из подземных тварей высунулась в двух шагах, заставив всех вздрогнуть, хотя, по сути, это была крупная личинка, опарыш, немного мерзкая, но не страшная. И тут эти опарыши полезли сотнями, сбились в кучу и стали накатывать на их отряд, явно подталкивая их ближе к пасти, торчащей из подножия холма. Чтобы та смогла до них своим языком дотянуться. Семен заскрежетал зубами от своего бессилия, но все же начал окутывать себя облачком тумана. Собрать воду в тучку ему сил доставало, но выйдет ли ударить?

– Может, их пристрелить? А то ведь массой задавят, – предложил сержант Куликов.

– Дай по ним очередь.

Те личинки, в которых попадали пули, лопались и затихали. Более того, сейчас, когда личинки копошились кучей, каждая пуля пробивала сразу несколько. И все равно, чтобы их уничтожить, пришлось бы израсходовать весь боезапас.

– Семен, а давай я по хозяину жахну! – предложил Барсук.

– Тоже верно.

Лейтенант для начала сделал один выстрел. Пуля вошла в пасть, ушла глубоко в недра холма и в чрево зубастого неизвестно чего. Что там произошло дальше, оставалось догадываться. Прозвучал второй выстрел, на этот раз Барсук целился в край пасти, и результат оказался виден – обработанная Настей пуля разъела за пару секунд всю правую сторону. Остальное втянулось в пещеру.

– Всем встать у меня за спиной.

Семка жахнул по валу из опарышей, насколько хватило сил. Хватило их не намного, но большую часть кучи разметало.

– Остальных сапогами распинываем. Контуженых за руки ведем. Вперед!

Остановиться пришлось минут через пятнадцать. Семка выдохся, конечно, но смог бы еще столько продержаться. Только силы ему сейчас нужны были в первую очередь для того, чтобы попытаться вылечить своих товарищей, на которых смотреть было больно.

– Противогазы можно снять. Эй, что ж вы не смотрите! Держите Ефремова, чтоб вам пусто было! И полковника.

Солдаты срывали с себя противогазы и на миг отвлеклись. А «контуженые», как их Семка обозвал, воспользовались этим и зашагали в разные стороны.

– Ефремова укладывайте на землю. Рот ему раскройте пошире, буду вентиляцию легких делать.

Провозился он почти час, но, закончив, сам вздохнул с облегчением:

– Жить будут!

– Ага, долго и счастливо и умрут в один день.

– Ну что у тебя за шуточки, Контора! – укорил товарища Куликов.

– Да тут не пошутишь, мозги закипят. Ваще полный разрыв мозга и снос крыши!

– Ты как? – спросил Барсук.

– Сейчас водички попьем и двинемся, – пообещал Семен. – Некогда нам рассиживаться. А больные у нас ходячие, пусть и в ступоре.

– Ой! Насчет водички было б здорово, – высказал общее мнение младший сержант Жиба.

– Неужели фляги уже пустые? – удивился Барсук.

– Никак нет. Грязные мы все как… слов приличных нету, а неприличные поберечь нужно, наверняка пригодятся.

Пока все пили и умывались, из-за чего приходилось делать воду то холодной, то горячей, Семен наконец как следует огляделся. Вернее, он и на ходу осматривался, сам и через клонов, но в голове откладывалось лишь самое важное. По большому счету в ней откладывалось лишь то, что представляло опасность. Так что пейзаж показался ему совершенно неизвестным.

Впереди, насколько глаз хватало, шла волнистая равнина. Волнистая в том смысле, что эти многочисленные пологие и невысокие бугорки холмами назвать язык не поворачивался – так, пригорочки, а вот на волны это похоже было. По большей части зеленые, травкой поросшие.

И все эти холмики и впадины между ними покрывали многочисленные пеньки. Ну полное ощущение, что тут лес стоял и его вырубили, а пни остались. Но скорее всего эти пни и были деревьями. Низенькими, но толстыми. И веток у них не было, а листья имелись. Точнее, один широкий лист, росший вокруг вершины пенька. Но чуть дальше от ствола он рвался на ленты, а наиболее длинные полоски на концах были засохшими. А еще почти на каждом пеньке лежало по серебристому клубочку.

Пока Семка изучал местность, а бойцы пили воду, все было тихо и спокойно. Но едва начали собираться и проверять обмундирование и оружие, как раздался душераздирающий крик. Вопил рядовой Кантур, мгновение назад стоявший как все, а сейчас на глазах превращающийся в серебристый кокон.

Ближайший пенек располагался в нескольких метрах от места их стоянки. Ничем себя не проявлял. Но стоило Кантуру встать на пару шагов к нему ближе, пенек изверг из себя целое облако тончайших паутинок. Видимо, еще и ветер тут имел значение, потому что паутинки просто потянулись вверх, но дунул ветерок, и они качнулись в сторону жертвы. Спеленала паутина эту жертву настолько быстро, что никто, даже Семка с Барсуком, ничего сообразить не успели. Слава богу, лопать ее так же стремительно пеньку было нечем, он даже подтягивать кокон с добычей не спешил, и Кантур так и продолжал стоять, слегка подвывая от страха. Пенек выпростал пару корней и начал ими под собой ямку копать. Точнее, как скоро стало понятно, расширять вход в уже готовую яму.

Первым сообразил Ахметка, выхватил штык-нож и попытался резать паутину. Не тут-то было. Резалась она только по одной-две-три нити, а как тут эти нити отделять, когда все клубком спутано, да еще и слеплено. Опять же сколько часов на это ушло бы.

Хорошо, что пенек жадным не был и не попытался новую добычу захапать.

– Молодец, Ахметлатыпов. А сейчас чуть подвинься, – попросил Семен и сам склонился над спеленатым и скулящим от страха Кантуром. Со щелчком выкинул коготь и распорол паутинный мешок сверху донизу одним движением.

– У! – восхитился Ахметлатыпов. – Хочу такой же!

– Вернемся, Эльзу попроси, она сделает.

– Чтоб из руки выскакивал? – спросил солдат, уже не так восторженно.

– Нет, просто ножик такой же острый.

– Хорошо! – обрадовался Ахметка и стал помогать Кантуру выбираться из кокона.

– Нет, тут точно крыша съедет, – ворчал тот, старательно обдирая с себя потерявшую липкость паутину.

– Товарищ Семен! А можно этот мешок паутинный с собой взять? А то у нас запасы совсем не в чем носить?

– Бери, Ринат. Все, выдвигаемся. За мной след в след.

Пеньковый лес продолжался километров шесть-семь и обрывался возле неглубокого оврага. Это препятствие они преодолели с ходу и без особых проблем. По ту сторону оврага пеньков, заставлявших шагать ломаной линией, не было. Зато трава здесь росла намного более высокая, выше колена, а во многих местах и выше пояса. Стебли цеплялись за ноги, мешали идти. Бежать и вовсе не имелось возможности. Да и следить за тем, что в этой траве происходит, было сложно. А когда трава стала еще выше, Семен понял, что нужно предпринимать меры.

Позавчера, когда его только скрутило, с ним хотя бы были клоны, сделанные с него здорового. Сейчас и клоны были не слишком эффективны, но он собрал их вместе, и оказалось, что таким образом возможно хоть чего-то да добиться. Хотя бы просеку проложить. Первый подминал траву, два последующих «утаптывали» ее. Этого было достаточно, чтобы идти стало намного легче и быстрее. Остальные «привидения» продолжали следить за всем, что происходило вокруг, рядом и на большом удалении.

Когда настало время для привала, Семка не отважился выжигать, как обычно, большой круг. Мог начаться пожар, да и не хотелось ради получасового отдыха творить непотребства, портить чужую природу. Так что ограничился пропариванием и утаптыванием травы с последующей просушкой. После чего появилась возможность сесть или даже лечь, не слишком опасаясь неприятностей. Вот Семен и вытянулся на запахшей сеном травке, едва проглотил кусок рыбы и заел ее четвертинкой витаминной пастилки. Справа что-то зашуршало едва ли не под самым ухом, он повернул голову и ничего не увидел. Шуршало под прижатой распаренной травой, превратившейся в довольно плотный ковер. «Заглянув» под траву в поисках источника шуршания, он обнаружил нечто маленькое, пусть живое, но не представляющее особой опасности существо. Так что решил не уничтожать ничего и никого и даже не отодвигаться, а просто посмотреть, кто там ползает и, похоже, норовит выбраться сквозь траву на свет божий. Но что-то там у этих крошечных существ не срасталось, что-то мешало. Он раздвинул пласт травы и увидел малюсенький кувшинчик. Вот из него и исходили все эти шорохи и потрескивания. На вид кувшинчик выглядел сплетенным из кусочков травы, обмазанных глиной, но внутри чувствовалось что-то очень знакомое, но что именно, Семка не сумел вспомнить.

«Не иначе гнездо маленькой птички, а мы его чуть в землю не утрамбовали, – подумал он. – И, кажется, мы ему горловину пережали».

Он колупнул эту самую горловину и убрал руку в сторону. По-хорошему мог бы сразу припомнить, что за двое суток не видел здесь ни единой птицы, но эта ошибка неприятностями не обернулась. Из горлышка показалось все же крылатое существо. Вернее, поначалу он принял его за обычного жучка, но жучок быстро развернул прозрачные крылья и к тому же сделался пушистым. Как пчела или шмель, разве что в расцветке черного цвета не было, его заменял веселый зелененький.

– Сейчас улетит, – решил Семен, но пчелка не улетала. Сидела и вроде как таращилась на него. Семен невольно заглянул в фасетчатые глазки и… тут очень сложно объяснить, потому что вроде бы между ним и этой только что проклюнувшейся пчелой произошел некий коротенький безмолвный разговор. Ну или обмен информацией. С ходу эту информацию Семка не осознал, понял только, что пчела выказала ему… гм… свое уважение и… и показала, что испытывает к нему, Семену Кольцову, нечто вроде нежности… Пока он соображал что к чему, из гнезда вылезла следующая пчела, и все повторилось. И еще четыре раза повторялось.

– Ну вы того, – шепнул Семка, – вы летите уже по своим делам, а нам пора дальше топать по своим.

Пчелки послушно взлетели, сделали над ним круг почета и улетели куда-то.

– Отчего это мы улыбаемся? – спросил Барсук, протягивая ему руку, чтобы помочь встать.

– Пчелок видел. Здесь не так часто встретишь кого-то приятного и не желающего тебя слопать.

– Понятно.

– Как там полковник и Ефремов?

– Поели, как все, и сидят спокойно. Вроде уже понимают, что вокруг них происходит, только заторможенные сильно.

– К вечеру очухаются.

– Хорошо бы, а то надоело их отлавливать – все норовят куда-нибудь свернуть в неподходящий момент.

– Ладно, сейчас мы им процедуры проведем, постараюсь их послушнее сделать.

13

Травяное поле закончилось, когда всех уже начало тошнить от этого насыщенного запаха, от того, что ни черта не видно вокруг, что ноги приходится задирать, и от этого заболели те мышцы, которые обычно не получали такой сильной нагрузки. Бояться надоело, что из зарослей кто-то выскочит неожиданно, тем более подходящих для нападения на них невиданных зверей ощущалось немало. Ну и спотыкаться, цепляясь за эту траву, стали чересчур часто.

А тут раз, и трава кончилась.

Местность вновь перестала быть ровной, как стол, появились многочисленные взгорки. На одном из них решили устраиваться на ночлег.

Обитателей в этом холме не водилось, трава на вершине не росла, так что обустроились быстро. Но пока устраивались, вокруг Семки стали кружить пчелы. Крупные, побольше обычной земной, хоть и поменьше шмеля.

– Вам тут что, медом намазано? – отмахнулся Семка. – Человек с ног валится, а дел у него еще невпроворот. Летите за медом, пока цветы на ночь закрываться не стали.

Семен чувствовал, что его бессилие подходит к концу, что завтра он будет во всеоружии и тогда передвигаться они смогут намного быстрее. Но для этого ему необходимо как следует отдохнуть. И подкрепиться. Очень хотелось киселя или сладкого чая, но пришлось довольствоваться куском рыбы – последним, к слову сказать.

Пока все готовились к ночевке, купол не ставили. Тем более что местные насекомые на них внимания не обращали, пусть и изрядно надоели в травяных джунглях, где периодически взлетали испуганные полчища всевозможных мушек, мух, крылатых червячков и жучков, микромотыльков с булавочную головку размером, чуть более крупных стрекоз с тремя парами крыльев и прочих летунов. Ну и пчелы, встречавшиеся в травяных зарослях, некоторые едва не с кулак размером, произвели неизгладимое впечатление. Все это так или иначе мешало, порой пугало, но кровососов здесь, похоже, не имелось. Что радовало.

А на холмике, обдуваемом ветерком, вовсе никаких летучих неприятностей не водилось. Пока повторно не прилетели пчелы. На этот раз они не стали кружить вокруг Семки, а просто выбрали его своим аэродромом. Уселись на левое плечо и чем-то деловито занялись. Он и не сразу их заметил. Просто вдруг с плеча медом запахло. Он голову повернул, а там пчелы. Прилепили к его плечу крошечную бадейку вроде маленького наперсточка.

– Ты смотри какие умные, – похвалил их Семен. – Послал за медом…

И вот тут до него дошло, что это те самые малюсенькие пчелки, что встретились ему в середине дня и которым он помог вылупиться. И что они его полагают кем-то вроде… ну не иначе вроде своей мамы. Днем они кормились на пастбище, тьфу ты, на маковом поле или другом лугу, ближе к вечеру прилетели к нему вроде как домой, а он как злая мачеха, вместо того чтобы приютить и приласкать, послал их работать. Вон, пару капель меда насобирали.

Честно сказать, Семка поначалу все эти свои размышления полушутя размышлял, но тут одна из пчел зависла у него перед самым носом и, заглянув в глаза, что-то сообщила. Вернее, Семен понял, что она сообщила, но не поверил себе. Пчела повторила.

– Нет, спасибо. Вы сами ешьте, вам расти нужно, – смутился Семен.

Но ему объяснили, что таким медом эти пчелы не питаются, что он собран специально для него. Он пожал плечами и двумя пальцами взял в руку емкость. С подушечку жевательной резинки размером. На ощупь ему показалось, что состоит она из самого настоящего воска, так что в рот он ее сунул целиком. Осторожно надавил языком и зажмурился от удовольствия. Во рту разлилось сладкое блаженство.

– Товарищ Семен, не шевелитесь! У вас пчела на плече, я ее прихлопну.

– Контора! Я тебя самого сейчас прихлопну. Это мои домашние пчелы!

– А! Понял!

Рядовой Кантур отошел, сильно озадаченный, и стал переводить взгляд с еще не пришедших в себя полковника Разуваева и рядового Ефремова на Семена и обратно. Явно решал, кто из них сейчас в более здравом рассудке. Семка хохотнул, но объяснять ничего не стал. Потом. От дикого меда, собранного его домашними пчелами, то ли в самом деле ощутимо прибавилось сил, то ли просто настроение поднялось, и он принялся за оставшиеся на сегодня дела с большим энтузиазмом, а не через силу, как последние дни. Пчелы мирно восседали на плече, изредка взлетая и делая круг – охраняли.

Вечер был тихим, солнце безмятежно закатилось за горизонт, а в небе появилась Маленькая луна, которая, поднимаясь по небосклону, становилась все ярче и ярче. Вскоре выползла Большая луна. Так что света вполне доставало, чтобы обойтись в этот раз без огоньков. Но продолжалось это недолго, меньшая, но более яркая из лун, быстро пройдя высшую точку своего движения, скрылась в облаках. Стало темно, но клоны сами сообразили, где и сколько огоньков засветить, чтобы спать не мешали, а охране помогали.

Ночью неожиданно стало очень шумно. Трещали какие-то местные цикады или сверчки, мало уступавшие в шумности лягушкам с Дальнего болота. Временами некто грозно рычал. И вообще вокруг их холма кипела жизнь. Кто-то за кем-то шумно охотился, те, кого отлавливали, пищали и визжали, а удачливые охотники взрыкивали и урчали от удовольствия.

Прежде чем уснуть, Семен заглянул в шлем, куда уложил спать своих подопечных пчелок.

– Это надо ж как повезло. Только что мы станем с вами делать, когда на Землю вернемся? Там у нас снаружи зима лютая… А в шахте ничего не растет. Может, сахаром вас прокормлю?

Остаток ночи прошел спокойно, если не считать, что уже утром, пусть и очень уж ранним, пришлось еще раз проснуться. Потому что едва начало светать, с того направления, в котором они двигались, пришло огромное стадо слонов. Или бегемотов, потому что хобот отсутствовал, да и размером они до слонов немного недотягивали. Тело в тех же складках, что у свиномуравьедов и шакалов, но выглядят эти несколько приличнее. Трехпалые костлявые лапы птичьими уже не назовешь, скорее динозавровыми. Или у кого еще схожие бывают?

Стадо разбрелось вокруг холма и начало укладываться на отдых. Сквозь купол донесся запах навоза. Но тут уж поделать было нечего, даже если стада не будет, навоз никуда не денется.

– Черт с ними, утром прогоню, если сами не уйдут, – решил Семен, вновь укладываясь.

14

Уснул Семен легко и проснулся тоже легко. В том смысле, что легкость ощущалась во всем теле, а в голове в кои веки сделалось ясно. Он только сейчас осознал, как она была затуманена и с каким скрипом ему думалось в последние дни. Удивительно, что серьезных ошибок не натворил.

Приятности на этом не закончились. Полковник Разуваев и рядовой Ефремов оклемались наконец-то. Пусть возвращение сознания сопровождалось у них дикой головной болью и ломотой во всем теле – это Семен, будучи в почти прекрасной форме, исправил двумя прикосновениями.

Опять же день предстоял сухой и теплый, степь за последние сутки просохла, никаких зарослей и прочих дорожных препятствий километров на пятьдесят вперед не ожидалось. Так что шагать будет приятно, а если удастся едой разжиться, так они все эти пятьдесят верст за день и отмахают. А там глядишь и… нет, пока загадывать не стоит, можно и сглазить.

Ясное дело, не бывает так, чтобы все совсем уж распрекрасно складывалось. Его личный пчелиный рой из шести особей, едва встало солнце, попросился на волю. Семен без задней мысли велел клонам снять купол, все равно сейчас беготня начнется, а ничего опасного вблизи не замечено. Ветер из степи ворвался на вершину холма, и Семка скорчил физиономию:

– Фу!

Честно говоря, и под куполом запахи стояли не сказать чтобы очень уж приятные. Личный состав хоть и умывался теплой водой, но без мыла. А одежда и обувь основательно пропотели, в грязи все изрядно извозюкались… Но с тем, какая вонь стояла за его пределами, это ни в какое сравнение не шло.

Огромное стадо животных отчего-то облюбовало ближайшие окрестности холма и за считаные часы загадило их так, что глаза начинали слезиться. Пришлось немедленно восстанавливать купол, устраивать вентиляцию.

«Надо было не лениться, а сразу их отогнать», – укорил себя Семен.

Личный состав наотрез отказался вылезать из-под защиты без противогазов.

– И много вы в них пройдете? – поинтересовался Барсук.

– Так без них через сто метров попадаем.

– Ничего, принюхаетесь. Вон, у товарища полковника и у Семена вообще нет никаких противогазов, а они молчат.

Полковник на эту реплику лишь скривил губы.

Семен собрался было обеспечить всех своими защитными устройствами, но решил проверить последние слова Пехова. И действительно, уже через четверть часа все притерпелись, а еще через час выбрались наконец из «зоны действия биологического и химического оружия».

О том, что одну из этих туш стоит пустить на мясо, Кольцов и не хуже его в таких делах понимающий Пехов благоразумно промолчали. Слишком много проблем было поначалу. И охотиться в такой атмосфере неприятно. И как слоны поведут себя, увидев кровь одного из своих, неизвестно. Да и солдаты в тот момент воспринимали этих животин только как источник зловония, так что многие могли воспротивиться принимать такую пищу.

А сейчас стадо осталось далеко позади, воздух сделался чистым, и отдельно пасущиеся особи выглядели идиллически.

Оказавшись в сотне метров от одного из таких одиночных жвачных, Пехов с Кольцовым переглянулись.

– Ну, кто уложит бычка одним выстрелом в голову? – небрежно бросил Барсук.

– Обязательно в голову?

– А ты как хотел? В живот попадешь, сам потом есть не захочешь.

– Я попаду! – сказал Ахметлатыпов. – Разрешите?

– Разрешаю!

Ринат уверенно скинул с плеча автомат, поправил прицельную планку и первым же выстрелом попал куда целился. Зверь мотнул круглой головой и вроде как не особо отреагировал, но мгновение спустя рухнул на траву.

– Всю тушу брать не будем. Испортится, да и проверить нужно на усвояемость, – сказал Семен и спросил Ахметлатыпова: – Ты бы что выбрал?

– Лопатку, товарищ Семен.

– Пошли, заберем твою лопатку.

– Мою нельзя, – засмеялся солдат.

Семка, подойдя к туше, несколько раз ткнул в нее своим когтем. Похоже, Ахметлатыпов точно угадал – предложенная им часть чуть понежнее будет. Ее он и отчекрыжил. Чуть подумав, содрал кожу вдоль хребта и вырезал шницель.

– Как ты думаешь, до вечера не испортится?

– Если жарко не станет…

– Жарко не станет. Ты чего высматриваешь?

– На чем жарить станем. Жаль, деревьев нету.

– Не переживай, придумаем что-нибудь.

Семка на ходу отрезал небольшой кусок мяса, подвесил его в воздухе и обработал ультразвуком и паром. Потом разрезал на восемь совсем уж маленьких порций и вновь тщательно пропарил. Раздал каждому по порции.

– Пробуем. Плохих последствий не ожидается, но до конца уверенным можно быть лишь после пробы.

– Не стану я есть непонятно что! – неожиданно возмутился Ефремов. – Вдруг отравимся!

– Эй, отдай мне, – тут же предложил Жиба.

– Я тоже не откажусь, – заявил, облизывая пальцы, Кантур. – А ты учти, ослабнешь с голодухи, мы тебя нести не станем. Одно дело, когда человек ранение получил или контузию, другое – по своей дурости всем помехой сделался.

Ефремов от такого напора растерялся, скрипнул зубами и, закрыв глаза, вонзил зубы в свою порцию.

– Ну как?

– Соли бы.

– И еще мясца пять раз по столько же! – хохотнул Кантур.

Остальное мясо уложили в корзинку из травы и в котомку, которую сметливый Ахметка смастерил из паутинного кокона. Семка укрыл их защитой, чтобы запах не привлек хищников или насекомых.

Проверка прошла успешно, расстройство желудка коснулось только несчастливого в последнее время Кантура. Но тот признался, что автоматически пожевал какую-то оказавшуюся очень горькой травинку. Так что обед у них был маловкусным, но сытным.

– Осталось придумать, как и из чего построить плот, – сказал Семен Барсуку, умывающемуся под струйкой воды.

– Вот это радостная весть, – обрадовался лейтенант и плеснул водой в Семена. – Будем думать по пути.

– Вы о чем? – спросил полковник Разуваев, стоявший в очереди к «умывальнику». – Впереди река?

– Нет. Впереди степь, кое-где рощи и еще несколько глубоких оврагов, – объяснил Семка.

– Так зачем плот?

– Пусть это будет сюрприз.

Отряд несколько раз останавливался у заболоченных низин – собирали местную осоку, или, может быть, местный камыш, вполне пригодный, чтобы сплести из него веревки. Личный состав пребывал в не меньшем недоумении, чем полковник, непонятный приказ исполнялся, но, конечно, и обсуждался, выдвигались разные гипотезы, только Семен и Барсук как в рот воды на брали.

– Вон у горизонта роща темнеет. Там должны найтись подходящие жерди.

– Должны, – согласился Семен и принял правее, чтобы выйти к роще с правой ее стороны, рассчитывая таким образом уменьшить крюк маршрута.

– Да уж, – протянул Семен. – Чего только не увидишь.

– А я по телевизору видел, что у нас на Земле тоже нечто подобное есть, – сообщил Куликов. – Мангровые заросли, например. А, нет. Там про мангры тоже было, а похожее про фикусы.

– Фикус у моей бабушки в кадке растет, – засомневался Кантур.

– Так это домашний, а там про дикие рассказывали.

– Совсем дикие? – спросил Жиба. – На людей кидаются?

Честно говоря, Семен ни про мангры, ни про фикусы ничего похожего не помнил. Кажется, вся эта не такая уж маленькая роща – шагов в шестьсот длиной и в четыреста шириной – состояла из одного дерева. То, что они видели сейчас, остановившись рядом с опушкой, заставляло думать именно так. От стволов высотой метров в десять на разной высоте отходили ветки, мало чем уступающие по толщине самому стволу. Чтобы не держать на весу такую тяжесть, дерево пускало с веток к земле ростки, которые врастали в почву и сами становились стволами. И колоннами для поддержки ветвей одновременно. Издалека было отчетливо видно, что в центре рощи высота деревьев раза в три выше, чем на краю.

А еще во многих местах побеги опускались на нижние ветви и врастали корнями не в грунт, а в них. Ветви кое-где сплетались причудливыми узорами, изгибались арками. Если добавить к этому, что если заглянуть чуть глубже в эту рощу-дерево, голой земли там и не увидишь – сплошь торчат отовсюду кривые, порой толстые, порой, наоборот, тонкие, извитые, словно лента у гимнастки, корни, – то картина получалась завораживающая и слегка жутковатая.

– Не, точно фикус, – не унимался Куликов. – Вон и листья растут только на самом верху.

– Фикус-пикус… – проворчал в ответ Жиба. – Больше на лабиринт похоже.

– Одно другому не противоречит. Вот жаль не помню, какая у того фикуса кора была.

Кора точно заслуживала отдельного взгляда. Не кора, а сеточка, натянутая на дерево. В некоторых местах старая кора отслоилась от ствола, висела чем-то наподобие рыбацкой сети, и сквозь нее проглядывала молодая серо-зеленая кора, контрастирующая с почти черным цветом стволов, ветвей и корней.

– Тебя что-то насторожило? – тихонько спросил Барсук Семку. – Учуял кого или что?

– В том-то и дело, что никого и ничего. Тут вон какое раздолье для всякого зверья, а его нет. Насекомых тоже мало.

– А главное, нет ни палок, ни веток сухих. А отпиливать живые ветки мне отчего-то не хочется.

Сверху ветер сорвал несколько листьев и сыпанул какой-то трухи. Тотчас ближайший к месту их падения плод в форме амфоры лопнул и высыпал несколько пригоршней мохнатых гусениц очень яркой расцветки.

– Ну хоть что-то прояснилось, – хмыкнул Семка.

– А что прояснилось? – тут же спросил Жиба, которому уже надоело спорить с Куликовым о сходстве этого дерева с фикусом.

– Кто и как тут чистоту поддерживает.

– Разрешите вопрос? А какую задачу мы здесь выполняем?

– Нам необходимо набрать дюжину жердей, из которых можно будет связать легкий, но прочный помост, – ответил ему Барсук. – Некоторое подобие плота. Так что лясы точить предлагаю с целью решения поставленной задачи. К дереву пока не подходим, руками не трогаем. Смотрим, изучаем, обсуждаем.

– Разрешите сразу сказать? – спросил Куликов. – В этом месте вон те болтающиеся как веревки корешки слишком тонкие. А вон те, которые в землю уже вросли – наоборот, слишком толстые стали. Как понимаю, мы в глубину забираться не хотим? Значит, нужно пройти вдоль опушки и внимательно смотреть, уж обязательно попадутся жерди нужной длины и толщины.

Семен еще не решил, станет ли он вообще трогать это дерево, но с предложением согласился. Вдруг при осмотре встретится и такое, что его сомнения развеет. Ну или усугубит, что тоже результат важный.

Буквально через две дюжины шагов увидели несколько стволов и веток, сплошь покрытых яркими красными цветами. Росли они аккуратненько между нитями странной коры. И вокруг них жужжали пчелы! Это немного успокаивало.

Чуть дальше пришлось обойти заболоченное место. И снова небольшое открытие. Вновь цветы, но цветы совершенно иного рода.

– Вон дерево сплошь устрицами обросло, створки то открываются, то закрываются, – сказал полковник Разуваев. – Или это тоже цветочки?

– Похоже, что цветочки. А может, еще что, но на дереве растет.

Эти цветы действительно были похожи на устричные раковины. Створки периодически раскрывались и захлопывались – ловили залетавшую с болотца мошку.

Эта новость Семену не понравилась – дерево явно было всеядным. Так что, вполне возможно, зверье его избегало, чтобы не быть съеденным. А еще дерево было очень уж разносторонним. Им за десять минут повстречались десятки разновидностей цветов, плодов, наростов и бог его знает чего еще, произраставшего то на стволах, то на ветвях, то на корнях, то на всем вместе. И у каждой новой разновидности были своя специализация и свое предназначение. По большей части охотничьего характера.

Вскоре нашелся участок, где в изобилии имелись «жерди», подходящие для их плота.

Семен все еще пребывал в нерешительности и велел отряду отступить на сотню шагов в сторону и устроить небольшой привал. Пока отдыхали, принял-таки решение. Без плота его способности к перевозке пассажиров и грузов останутся неиспользованными, и шагать им придется еще три-четыре дня. Другие рощи в округе – точно такие же фикусы или что там еще. Так что? Даже кустов нигде не растет, вплоть до ближайшего оврага, а до него день хода. А что сейчас творится на базе, его очень сильно волновало, и очень хотелось вернуться обратно как можно быстрее.

Вот чего Разуваева понесло в эти Отражения?! Чего не сиделось на месте, когда проблем невпроворот, когда всю базу перекорежило и разворотило, оторвало от внешнего мира… По двухсотому и трехтысячному уровням бродят чудища… Впрочем, об этом он Полкана спрашивал, не очень вежливо, кстати сказать, тот и сам не мог теперь себя понять. Мямлил о том, что в отсутствие ученых специалистов по внеземным проблемам вынужден был взять на себя инициативу и ответственность за хотя бы за беглое изучение открывшихся планет и условий жизни на них. Даже меньше, за простую короткую рекогносцировку.

– Да выслужиться он хотел, – сказал, оставшись наедине с Семкой, Барсук. – Понял, что едва связь с поверхностью восстановится, ему достанется так, что мама не горюй. Даже тем, что исполнял приказы, не отмажется. Вот и решил проявить инициативу. Мог бы исподтишка у нас что-то выведать, узнать, как себя вести, и прочее. Нет ведь, кинулся сломя голову и солдат повел.

Семен тогда с ним согласился. А сейчас вот расхлебывал вместе со всеми последствия этой дурацкой инициативы.

Все, решено. Ничего этому дереву не сделается, если он аккуратно отрежет несколько стволиков и веточек. Тогда уже завтра к вечеру они будут возле узла миров и скорее всего сразу же смогут вернуться.

– Виктор Иванович, – позвал он Пехова. – Сколько нам жердей нужно заготовить?

– Дюжину продольных и полдюжины поперечных.

– Сейчас сделаем. Только очень быстро. Я подрезаю снизу, поднимаюсь вверх и подрезаю сверху. Внизу уже стоит человек и принимает. Ну и передает по цепочке на опушку. Надеюсь, углубляться в лес не придется.

– Хотя было бы…

– Конечно, интересно глянуть. Но не будем рисковать.

Семку порой самого тошнило, каким он стал рассудительным. А что делать, если ответственность за живых людей несешь?

Шагнул он под своды – в данном случае именно, что под сплошной свод из сплетенных ветвей, опирающихся на колоны стволов, – с опаской. Но ничего вокруг ни на каплю не изменилось. Так что Семка успокоился. Почти. Потому что предстояло еще поработать лесо рубом.

Он тщательно выбрал ровный стволик нужной толщины и чиркнул по его основанию когтем. Тихо, спокойно, никто не заголосил, не кинулся на супостата отбиваться. Семка подрезал еще два стоящих неподалеку ствола и взлетел вверх. Остановился на полпути к кроне, хотел сесть на ветку, но передумал.

– Куликов, принимай.

Сержант, засмотревшийся на летающего Семку, стоял, чуть приоткрыв рот.

– Куликов, чтоб тебя!

– Виноват. Принимаю, режьте.

Первая жердочка, им срезанная, тоже никаких последствий не имела. Равно как и вторая, и третья, и десятая. После десятой встал вопрос – вернуться на опушку и искать подходящий материал, продолжая обходить рощу по кругу, или углубиться еще на десяток метров и срезать виднеющиеся там стройматериалы?

Семен сверху видел всех и каждого, ни с кем ничего дурного не случилось. Разве что на Кантура вывалились сразу два мешка с гусеницами. Но те, несмотря на свою грозную красно-желто-черную раскраску, не обожгли его едкой слизью, не плюнули в него ядом, в общем, единственным ущербом оказался испуг.

– Куликов, сейчас перейдем вон к тому стволу, что с арки свисает. Видишь? Передай по цепочке, пусть все ближе подойдут и чуть растянутся. Да, тут вот придется вокруг этого сгущения передавать, нужно, чтобы Кантур к тебе ближе подошел. А остальные, наоборот, пусть растянутся, лучше пару шагов навстречу друг другу сделать, но сразу на опушку доставить.

– Понял.

Куликов принялся передавать распоряжение по цепи, а Семен, воспользовавшись крохотной паузой, взлетел повыше.

– Хм! А вон там кто-то все-таки живет, – пробормотал он себе под нос, прислушиваясь к происходящему внутри одного из стволов. И крикнул вниз: – Ну что там, готовы?

Ответа не последовало, Семен юркнул ниже, на свою прежнюю позицию, откуда недавно видел всех, начиная от сержанта Куликова, принимавшего у него срезанные жерди, и кончая полковником Разуваевым, укладывавшим их в пяти шагах от опушки. Ну или от крайнего ствола этого многоствольного дерева. И не увидел никого, ни одного человека. На опушке лежали жерди, котомки с мясом. И все!

То, что кричать бессмысленно, Семен понял тотчас. А вот то, что он остался один в этом чужом мире, до него дошло не сразу.

15

Семка никогда в жизни не оставался совершенно один. Понятное дело, он мог уединиться в своей комнате или даже пойти побродить по лесу. Но он в точности знал, что совсем недалеко, в крайнем случае в часе ходьбы, есть люди. А чуть дальше есть родные или просто нечужие люди.

Сейчас рядом не было никого! Даже клоны-телохранители исчезли неведомо куда. Поняв это, Семен схватился за голову. Только вчера размышлял о том, что вот, дескать, позавчера его клоны были слеплены по образу и подобию Семена Кольцова, находящегося в прекрасном состоянии, а следовательно, и большую часть его возможностей усвоившими. А новые им в подметки не годятся. Так почему же утром, проснувшись почти полностью восстановившимся, он не подумал обновить их? Целы пока, главное, что от них требуется, выполняют, ну и пусть свой короткий век доживут. А оно вон как обернулось! Может быть, всех дел было бы телепортировать охраняемого человека обратно. Или не дать затянуть в… тут надо сообразить, как похищен его отряд… очень уж все быстро произошло. Семка дернулся было переместиться прямиком в самый центр этой злополучной рощи и выдрать там все с корнями, но взял себя в руки. Опрометчивыми действиями редко можно добиться нужного результата. Он проверил тех клонов, что осуществляли дальнюю разведку. Целы. Но, как и он – он-то вообще рядом был, так что с них спрос невелик, – ничего не увидели и не почувствовали. Люди пропали в единый миг и совершенно бесследно.

Такого коварства от треклятого фикуса Семен не ждал. Он мог палец отдать – дерево даже не почувствовало, что у него чуть-чуть позаимствовали его деревянной плоти. С другой стороны, он был уверен, что фикус этот не простой, что он сродни тем странным созданиям, которых они нередко встречали по пути к Каньону и которые одновременно могли считаться и растениями и животными. Те, правда, всегда были подвижными, иногда очень даже шустрыми. Это чудо-дерево перемещалось, только разрастаясь вширь. Ну может, еще и в ввысь, и в глубину.

Присев на сложенные жерди, он создал нового клона, поручил ему охрану самого себя и принялся сканировать всеми ему доступными способами рощу, ее окрестности и то, что скрывалось под ней. Не получив полезной информации, собрался уже отделить сознание и проникнуть в сердцевину рощи. Или послать туда клонов?

Тут его телохранитель сообщил о надвигающейся опасности. Семка, чтобы не оборачиваться и не терять сосредоточенности, глянул глазами клона и фыркнул. Тоже мне опасность! Полдюжины гиен того же вида, что вчера ночью, скандалили возле их лагеря. Морды противные, слюнявые, глаза как плошки… Нет, явно ночные звери, так с чего днем приперлись и слюни пускают, на него поглядывая? И не грызутся друг с дружкой, что для них вроде не характерно. Семен приготовился поставить защиту, но лишь тогда, когда и если эти твари полезут к нему. И они полезли, словно по команде, все разом и с места в карьер.

Впрочем, защитное поле ему не понадобилось, потому что ни один зверь до него не добрался. Еще на дальней дистанции бежавший первым отлетел вдруг назад и покатился кубарем, словно врезавшись в невидимую преграду. Тут же второй сделал кульбит назад. Третьего отшвырнуло в сторону, еще троих завалило на землю ударами в лоб.

Били с разбегу, набрав хорошую скорость, огромные шмели. Три гиены после их ударов так и не поднялись, три другие сумели встать на лапы и рванули в разные стороны, жалобно вереща противными своими голосами. Но шмели, опередив их, вновь атаковали лоб в лоб, так что и убегать стало некому. А шмели, довольно и басовито жужжа, подлетели к Семке. Ох, как он им обрадовался! Живые существа как-никак. И не чужие ему. Позавчера вылупились крошечными, а сегодня вон какими вымахали – здоровых зверюг в нокаут отправляют. Его одомашненные дикие пчелки вновь уселись ему на плечо и принялись что-то мастерить. Но Семену, как бы он ни был рад их появлению и как бы ни был благодарен за такую активную защиту, было не до них. Он лишь пальцем погладил каждого – ненароком обнаружив у них на лбах твердое утолщение, предназначенное, видимо, как раз для таких вот баталий, когда приходится бодать с разгона, – и переключился на поиск своих товарищей. А именно создал группу клонов и отправил их с пяти сторон в рощу.

Он мог бы видеть то, что видел каждый, но с одной головой смотреть пятью парами глаз (свои он вынужден был закрыть) бессмысленно, все равно мозг воспринимает что-то одно, самое яркое или самое важное. Так что пусть помощники сами определяют, увидели они стоящее или нет, если сочтут нужным, позовут его. А пока он сосредоточился на клоне, вошедшем в лес с противоположной стороны.

Клон сам по себе принял решение продвигаться не по земле и не в кронах рощи, а неспешно лететь на средней высоте, огибая стволы и ныряя в арки веток. Поначалу, первые метров сто, ничего нового видно не было – те же прихотливые переплетения толстых и тонких стволов, огромных и не очень веток, шуршание вверху длинных овальных листьев. Встречались «амфоры» с гусеницами, стволы, усыпанные яркими цветами.

Роща из двухъярусной почти без перехода превратилась в трехъярусную. Сделалось чуть сумрачнее, а само дерево-лес стало выглядеть загадочнее. Особенно колоритно смотрелись висевшие здесь повсюду отслоившиеся от стволов и веток «сети» его необычной коры.

В одном месте добрая дюжина стволов срослась кругом. Не идеальным, зато плотным, без единого зазора. Клон взлетел над центром этого круга и заглянул внутрь. Оказалось, что эта бочка доверху наполнена водой, в которой поселилось немало всяких водоплавающих существ. Что особо удивительно, были там и рыбки. Тут Семена позвал первый, если считать по часовой стрелке, клон. Семен «переключился».

Этот парил под самой кроной, которая снизу казалась непроницаемой, вблизи же оказалась не такой и густой. Вот среди этой листвы шла настоящая битва. Большинство листьев усыпали небольшие полупрозрачные слизни и активно их пожирали. А уже знакомые ярко окрашенные гусеницы пожирали слизней.

В другое время все эти чудеса и достопримечательности местного масштаба Семен с удовольствием бы осмотрел, но сейчас едва обратил внимание. Не представляют опасности, можно о них забыть.

Лес опять почти без перехода сделался четырехъярусным. И превратился уже в самый настоящий лабиринт, чтобы продвинуться к центру на три метра, нужно было пропетлять среди многоэтажных переплетений не один десяток этих метров, спускаясь при этом до земли или поднимаясь к кронам. Часто стали попадаться бочки-аквариумы, заполненные водой и кишащие живыми существами. Различной живности полным-полно появилось и в других местах, но редко на виду. Обычно все прятались под корнями или внутри толстых и полых корней, веток, стволов.

Можно было догадаться, что в самом центре они насчитают пять ярусов. А вот представить, как там кипит жизнь, было сложно.

Семена позвал пятый клон, уже подбирающийся к самому центру, но он даже не успел на него переключиться, как пришло сообщение от третьего, того, с кем он начинал продвижение.

– Слышу крик. То есть не крик, скорее шепот. Мыслеречью, в смысле ментально на помощь кто-то зовет.

– Откуда?

– Так не понятно разве? Из центра. Ох, ты ж мамочки мои!

Семка не стал спрашивать, к чему относится последний возглас, потому что уже смотрел глазами этого клона и сам ахнул от неожиданности.

Середины рощи, или центральной части этого фикуса, по сути, теперь не существовало. То есть не так давно она была и, видимо, процветала не хуже, чем окраинные районы. Но кто-то побывал здесь и натворил то, что Семен собирался проделать, когда на него накатили злость, страх, бешенство и много других нехороших чувств. Он тогда собирался ломануться сюда и повырывать все с корнем, порубить на щепки и много чего еще. Кто-то опередил и именно все это проделал раньше его.

Центральный, самый могучий, материнский ствол был выкорчеван с корнями, разорван на части, многие из них были расщеплены. То же произошло и с несколькими менее мощными стволами, и с ветками. Все громоздилось кучами, кое-где усыпанными сверху мелкой щепой и даже опилками. И из-под всего этого кто-то взывал о помощи. Очень слабо, словно человек, замурованный в стену. Семен потянулся сознанием к источнику, полагая обнаружить его прямо под обломками или среди них. Но жалобный шепот доносился из глубины земли. Пришлось изрядно напрячься, чтобы увидеть скрытое там.

Метрах в пяти под поверхностью он разглядел густое переплетение тонких корней и тончайших корешков. Поначалу в голову пришло сравнение с грибницей, благо всяких разных грибниц он повидал немало. Даже здесь уже успел увидеть. Но ведь на что-то еще было похоже! Семен подумал и пришел к напугавшему его самого решению. На мозг похоже! Понятно, что не такой, как у человека или хотя бы у курицы. Но все равно это был мозг!

– И что же нам теперь делать? – задумчиво спросил он.

– Поговорить не получается, – тут же отозвался клон. – Он меня вроде слышит, но то ли не понимает, то ли не умеет ответить.

Кто из клонов это сказал, осталось непонятным, тем более что они сейчас сбились в кучку и даже по номерам их стало невозможно различать. И знал каждый то, что знали все. Да и не важно все это.

– Странно. Очень странно.

– Точно. Любой нормальный терминатор начал бы крушить с края. А тут середину уничтожил.

– Предположим, что не случайно, а с какой-то целью. С какой?

– Ну точно. Если там мозг этого фикуса, то он оборвал главные связи мозга с организмом.

– Зачем спрашивается?

– Чтобы самому управлять. Или чтобы не мешало.

– Всем помолчать, – решил взять инициативу в свои руки Семен. – Сканируем этот мозг во всех подробностях. Кто у нас был номер один? Уже не помним. Ладно. Ты лезешь в буквальном смысле под землю и под этот мозг, ищешь что-то чужеродное. Ты справа делаешь тоже самое, но еще и сохранившиеся связи с деревом высматриваешь. Ты – сзади, ты – спереди, ты – слева.

– А я?

– Охраняешь меня. Будь готов купол поставить. Нет, лучше заранее на сферу настройся. Ой!

Пчелы на плече уже давно щекотали его ухо, но он не желал на них отвлекаться. Вот одна и стукнула его в лоб. Не сильно, но чувствительно. И зависла прямо перед носом. Пришлось заглянуть в глаза.

– Ай, умница.

За долю секунды Семен узнал столько важного, сколько за многие часы изучения здешней обстановки не узнал бы. А о многом не сумел бы догадаться. Чтобы переварить услышанное… или все же увиденное? Или почувствованное? Нет, нужно будет однажды сесть всем вместе и придумать для всего специальные названия! Так вот, чтобы осознать то, что узнал, Семену пришлось глубоко задуматься, и думал он, наверное, очень интенсивно, потому что засосало пол ложечкой и смертельно захотелось сладкого. Впрочем, с такими мудрыми пчелками, как у него, без сладкого не останешься. Сами отъелись, вовремя прилетели, чтобы гиен прогнать, меду притащили. Сами слепили из воска бадейку и сами себя в нее подоили. Осталось отлепить от плеча порцию меда раз в пять больше вчерашней и сунуть в рот.

Нет, точно, эти умные пчелки не только ему многое рассказывали, но и его хорошо изучили. Наверняка собирали самое полезное именно для Семена, потому что в голове вновь стало чисто и легко, мысли понеслись вскачь. И уже через пару минут он сам себя убедил, что на верном пути и что план должен сработать.

Вот эту свою мысль он помнил очень четко. А большущее число событий, последовавших за этим мгно вением, остались в памяти отдельными фрагментами. Которые не всегда получалось понять и связать друг с другом.

16

Семен взлетел под самый купол в поисках притаившегося дирижабля. Свод, издали и снизу выглядевший почти ровным, оказался изрыт таким количеством трещин и рытвин, что напоминал… Сообразить, с чем можно сравнить купол, он не успел.

– Сзади заходят. Двое. Нет, трое!!!

Прыгнув в сторону сразу метров на пятьдесят, Семка посмотрел глазами затаившегося в стороне клона-наблюдателя. Три дирижабля, камнем свалившиеся из расщелин и ринувшиеся на него с трех сторон, уже можно не принимать в расчет. Двое из них столкнулись на пустом месте без особого вреда для себя. Зато третий, пытаясь уйти от столкновения, порвал оболочку о кинжальной остроты камень. Кто-то из клонов мгновенно выстрелил небольшой молнией – смесь водорода с воздухом взбухла огненным шаром, горящие обломки посыпались на тех двоих, что столкнулись, сцепились щупальцами и не сумели ретироваться с необходимой скоростью. Двойной огненный шар набухал в этот раз долго и красиво.

Семен проводил глазами летящие вниз факелы и удовлетворенно хмыкнул. Не по их поводу, а по причине того, что сумел-таки найти гнездо. Одна из расщелин была не просто углублением, пусть и одним из самых глубоких в монолите свода. По обе ее стороны камень был испещрен пещерками. Одинаково кругленькими, без острых выступов. Да и вообще в этом месте все было сглажено-разглажено, чтобы хрупкие оболочки не порвать. Проще всего было лупануть в расщелину огненный вихрь… Только вдруг от взрыва свод обрушится? Он-то уйдет, а остальных может накрыть. Пришлось возиться чуть дольше и даже слепить набегу – точнее, налету – незапланированного клона. Слепить с самого себя, при том, что один такой изначальный клон уже существовал. Последствия гибели любого из них не хотелось даже представлять. Но не самому же лезть в это пекло! Любого другого клона снимать с его хорошо насиженного места при том раскладе, что сложился сейчас, невозможно, изготовить клона с уже существующего изначального – так поди сообрази, где он в данный момент.

Ничего этого Семен в тот миг не думал, просто поступил так, как показалось самым правильным. Они вдвоем подготовили атаку, и клон рванулся вперед, зашвыривая в каждую из нор по сгустку перегретого пара. Большинство обитателей удалось выкурить таким способом, те повыскакивали, ринулись убегать, подставляя бока под выстрелы Семена. Тот превзошел самого себя – пулял безостановочно небольшими ледяными копьями. По сути, острыми сосульками. Зато непрерывно, очередями. Да и прочности он им добавил в сравнении с обычными ледяными наростами на крышах. Шары дирижабликов лопались и лопались, водород из их оболочек развеивал тугой поток воздуха. А Семен неспешно продвигался вдоль расщелины, находясь все время снизу ее краев и в полной готовности сигануть куда-нибудь подальше.

Самую крупную особь пробить таким способом не удалось, оболочка у него застыла давно и сделалась прочной, как парусина или даже брезент. Это самое крупное из виденных здесь летучих созданий прикрыло собой несколько дюжин помельче и послабее, давая им мгновение, чтобы кинуться врассыпную или удрать с поля боя как-то иначе. А может, готовило атаку всеми оставшимися силами. Вот только Семен Кольцов был готов к любому повороту. Оттого и не стал усиливать свои снаряды, а наоборот, прекратил обстрел. Подождал, пока как можно больше летунов спрячутся за спиной большого. Чтобы мгновение спустя пропустить над собой сжатый – до самой крайней степени сжатый, насколько сил хватило, – заблаговременно заготовленный воздушный пузырь, в котором уместилось воздуха ненамного меньше, чем со всего объема пещеры. По этой причине внизу сейчас разыгрался небольшой ураган, что опять же было на руку его отряду.

Пузырь, или если бы захотелось назвать это чуть более красиво – баллон из силовых полей, пролетая мимо большого дирижабля, чуть толкнул его, но на него никто и внимания не обратил. А зря. Семен юркнул в сторону и вжался в свод за каким-то выступом. В баллоне образовались несколько отверстий, и сжатый воздух вырвался из них с нестерпимым для ушей свистом. Образовавшиеся вихревые потоки разметали большую часть медуз, а вблизи самого баллона температура скачком упала на десятки градусов. Стены расщелины и часть купола вблизи нее покрылись инеем. Вниз посыпались снег и скукожившиеся, потерявшие летучесть дирижаблики. Большинство до пола так и не долетели, их посбивали два клона.

Семен вздохнул с облегчением. Вот теперь повоюем! Получив господство в воздухе, можно начать разбираться с теми, кто наседал на них на земле. А то эта зловредная авиация всю баталию им портила. Зря они сразу все силы против него не бросили, не устоял бы. А так со скрипом душевным и телесным, где наглостью, а где напором, изредка хитростью, разделил действующие в воздухе силы противника на отдельные малочисленные подразделения и уничтожил их по очереди. Так что стало ясно: к врагу постоянно подходит подкрепление, и не составило труда сообразить, что подходит оно всегда с одного направления. Осталось лишь вычислить расположение гнезда, норы или аэродрома. Тут уж кто как хочет, так пусть и называет. Главное, дело сделано.

Ну что там внизу? Выслушав доклады своих двойников, Семка приказал большинству из них заниматься теми задачами, которые перед ними стояли изначально. То есть добивать отдельных уцелевших летунов, охранять личный состав и вести наблюдение. Эх, получить бы подсказку от Барсука, как дальше бой вести! Связь между ними своеобразная. Рядом с лейтенантом Пеховым и другими бойцами находятся несколько клонов, которые все слышат. Не все подряд Семену передают, дабы не отвлекать от боя. Но когда Барсук решает что-то Семке сказать, то его слова транслируются. А вот как вопрос Барсуку задать, Семен не придумал.

– Сообщение для Семена, – услышал он…

Все-таки Виктор Иванович умница. Верно оценивает обстановку, зря не вылезает и точно чувствует, когда необходимо заговорить. Для поддержки духа или чаще чтобы подсказать, как правильно бой продолжать, на что особое внимание обратить. Семка даже крикнул вслух, пусть не было в том ни малейшего смысла:

– Слушаю вас, товарищ лейтенант.

И глаза зажмурил, чтобы лучше слышать. Или чтобы унять смертельную тоску, на него нахлынувшую.

Только отчего-то произнес он эти слова чужим голосом, с чужой, несвойственной ему интонацией.

– Подожди, Кантур, – заговорил Барсук. – Дай чуть с мыслями собраться. Думаешь так просто на подобные вопросы отвечать?

– Молчу, – сказал Кантур.

– Доцент или Семен объяснили бы лучше меня. Постараюсь поточнее передать, что говорил когда-то Серегин. Когда человек создает своего информационного клона…

– Это вы про привидений?

– Называй как хочешь, Ахметлатыпов. Только не перебивай, а то сбиваешь. Так вот, создавая клона, человек действует в два этапа. Сначала изготавливается матрица. Матрица получается прозрачной, потому что… потому что в ней атомов мало. Но в целом человеческую форму напоминает, в дождь и туман это видно. Ну что ты глаза выпучиваешь, Жиба? Физику нужно было в школе учить, может, что-то и понял бы. Бери пример с Ефремова, сидит и делает умный вид.

– А что остается? – спокойно отозвался Ефремов.

– Тогда продолжаем. На эту матрицу, как на жесткий диск компьютера, записывается сознание человека. Все его умения и способности. Даже особенности характера.

– Они что, и кушают? – поинтересовался Кантур.

– Нет, хотя, возможно, голод испытывают. Но клон всегда понимает, что он клон и что жить ему от силы двое-трое суток. Можно и перетерпеть.

– Виноват, перебил.

– Ничего. Я уже сам запутался. Короче говоря, в клона человек вкладывает часть себя.

– Эх! Большой человек наш Семен! – с детской непосредственностью воскликнул Ахметлатыпов. – Он вон сколько клонов сделал, а не заметно, чтобы от него убыло.

Все засмеялись, и даже Семен, продолжавший лежать с закрытыми глазами, чуть дернул уголками губ.

– Он с себя только одного всегда лепит. Остальные просто копирует с первого. Вот тут точнейшая копия получается.

– Хитрый, не хочет себя разменивать!

– Тут дело не только в том, что не хочется от себя отрывать лишний кусок души и знаний, умений и разума, воспоминаний, чувств и всего прочего. Главная причина вот в чем. Клон, пока жив, все время настроен на связь с человеком, с которого он создан, так что получается смотреть в четыре глаза, узнавать больше чем в одиночку. Ну и клоны не могут, к примеру, ничего такого, для чего нужно тело, руки и ноги. Зато могут всякие вещи, для которых необходимо только сознание человека. Летать и телепортироваться. Создавать воду, пар, молнии…

– Да уж. Мы на это насмотрелись.

– Колдовство выходит.

– Ты, Ахметка, глупости не говори, – возразил Ефре мов. – Тебе же объяснили, что это все научные факты.

– Не так сказал, – согласился Ринат. – Похоже на сказку.

– Похоже, – согласился Барсук. – Пока не привыкнешь. Но живет клон нед

Продолжить чтение