Читать онлайн Девчонки и мода бесплатно

Глава 1. Супермодель

Я сама во всем виновата.

– А давайте пройдемся в субботу по магазинам, закупим подарки к Рождеству, – говорю я своим подругам Магде и Надин.

– Лично я – за! – одобряет Магда, которая жить не может без шопинга.

– Отличная мысль, – соглашается Надин, хотя она немного удивлена. – Но ведь раньше ты всегда делала подарки своими руками, Элли.

– Из этого я уже выросла, – поспешно отвечаю я.

С детства у нас в семье была традиция: я выдумывала тему и в соответствии с ней собственноручно изготавливала всем подарки. Помню, у меня был год полосатых вязаных шарфиков, потом год кособоких вазочек – когда я записалась в кружок гончарного дела, год вышитых крестиком кошельков… Я дарила их всем и каждому – друзьям, знакомым, родственникам, и поскольку все они очень вежливые люди, я долгое время считала, что им на самом деле нравятся мои неказистые поделки.

С Надин мы дружим лет с пяти, так что ей уже давно приходится терпеть мои перекошенные платьица для Барби и невзрачных войлочных мышат. Когда мы только перешли в среднюю школу, помню, я сплела Надин серебристо-черный браслет дружбы. Магде я сделала точно такой же, только фиолетово-розовый. Браслеты им, похоже, понравились, так что они проносили их аж целую неделю.

На прошлое Рождество всем родственникам я дарила коробочки, обклеенные ракушками и бусинами. Цыпину коробочку я украсила залакированными конфетками с лакрицей, но он принялся лизать их и порезал язык. Что неудивительно. Отец с Анной думают, будто он вундеркинд, но лично я уверена, что мозгов у него не больше, чем у блохи. Я долго размышляла, какие бы коробочки сделать Магде и Надин. В конце концов для Надин я смастерила серебряную коробочку, выложенную перламутровыми ракушками, а для Магды – точно такую же, только золотую. Магда открыла ее с таким видом, будто ожидала там что-то обнаружить, а потом попросила изготовить ей на будущий год еще и золотую цепочку, которую можно было бы в этой самой коробочке хранить. Это она так пошутила. Надеюсь. Как раз в тот момент, помню, я поняла, что мои доморощенные подарки ничем не лучше жалких Цыпиных поделок.

– Мы поедем в торговый центр «Флауэрфилдс», – заявляю я со всей твердостью. – Сначала купим подарки родственникам, а потом разделимся и подыщем что-нибудь друг для друга.

– А после можно заглянуть в «Газировку» и выпить по коктейлю, – оживляется Магда.

«Газировку» недавно открыли на первом этаже торгового центра «Флауэрфилдс», и там все оформлено в стиле кафе-мороженых из старых американских фильмов. Теперь это самая популярная у школьников забегаловка, и, по слухам, там легче всего подцепить симпатичного парня. Единственное, что волнует Магду больше шопинга, – так это парни. И чем их больше, тем лучше.

Надин тяжко вздыхает и смотрит на меня с мольбой. Представители противоположного пола в данный момент ее абсолютно не интересуют – а все после ее неудачного романа с мерзавцем Лиамом, который, как выяснилось, собирался всего лишь использовать ее. Теперь она вообще не хочет встречаться с парнями. А вот Магда хочет, причем каждый день с новыми. А чего я хочу – сама не знаю. Хотя не то чтобы поклонники меня и осаждали.

На самом деле у меня есть друг, Дэн, с которым мы познакомились на летних каникулах. И он как бы мой парень. Только мы с ним не часто видимся, потому что он живет в Манчестере. К тому же он младше меня. И чуток с придурью. В общем, у нас с ним ничего серьезного.

Надо бы и ему сделать подарок. Только какой? Магде и Надин я задумала купить по паре симпатичных трусиков в магазине дамского белья. Магде – из красного атласа в цветочек, а Надин – черные кружевные. Отцу я могла бы подарить пару «семейников», а Анне – чопорные белые. Цыпе – трусишки с Микки Маусом. Мне уже начинает нравиться эта идея одарить всех вокруг нижним бельем, но вот только Дэн в нее никак не вписывается. Хотя ему бы вполне подошли «боксеры» с какой-нибудь идиотской надписью…

Я решаю еще подумать и подыскать ему что-нибудь непосредственно в субботу. В десять утра я захожу за Надин. Первым делом встречаю ее отца – он моет машину на улице. Он принадлежит к разряду мужчин, которые чуть ли не молятся на свой автомобиль и натирают его до блеска каждые выходные.

– Привет, Кудряшка, – говорит он мне.

Я вымученно улыбаюсь в ответ и стучу в дверь. Мне открывает мама Надин. Она в поношенном свитере и леггинсах, а в руках – мокрая тряпка. Похоже, затеяла генеральную уборку.

– Здравствуй, милая. Надин, как всегда, засела у себя в комнате, – вздыхает она, качая головой.

– Привет, Элли. А я помогаю мамочке, – верещит Наташа из гостиной, размахивая метелкой для пыли.

Наташа все еще в своей фланелевой пижамке и пушистых тапочках. Она приплясывает под мелодию из какого-то мультика, доносящуюся из телевизора, ритмично выбрасывая вверх метелку наподобие жезла.

– Вот умница, дочка, – с гордостью говорит мама.

Я изображаю на лице очередную вымученную улыбку.

Наташа бросается ко мне.

– Ты какая-то грязная, Элли, – пищит она и начинает скакать вокруг и тыкать метелкой мне в лицо. – Вот так-то лучше! Сейчас я тебя почищу!

– О, дорогуша, – умиляется ее мама.

– Ай, Наташа, вообще-то мне больно! – скулю я, все еще пытаясь кисло улыбаться.

Наташа – единственная в мире шестилетка, способная довести меня до белого каления быстрее Цыпы. Я уворачиваюсь и со всех ног несусь наверх к Надин. Черные стены и мрачная обстановка ее комнаты являют собой резкий контраст с броской расцветкой холла. Надин и сама выглядит под стать: длинные распущенные волосы, глаза густо подведены черным карандашом, ресницы накрашены толстым слоем черной туши, а лицо выбелено пудрой. На ней облегающий черный свитер, черные джинсы, черные сапоги, а на плечи наброшен черный вельветовый пиджак.

– Привет. Что это у тебя за пятна по всему лицу, а, Элли?

– Твоя сестричка только что обработала меня метелкой для пыли.

– О боже, прости. Не расстраивайся. На Рождество она заказала новую куклу Барби. Уж я постараюсь на славу. Смастерю ей Барби-убийцу с миниатюрным кинжалом, который будет выскакивать прямо из ее острого каблучка-шпильки.

– А помнишь, как мы с тобой играли в Барби? Больше всего мне понравилось, когда мы их всех превратили в ведьм.

– О да! Ты сшила им черные одеяния и приделала крючковатые носы из пластилина. Бр-р-р.

Мы томно вздыхаем, смакуя приятные воспоминания.

– Раньше я обожала лепить, – говорю я. – Да и сейчас понемногу таскаю пластилин из Цыпиной коробки, хоть у него там все цвета перемешаны в один сплошной ком.

– Так, понятно. Теперь я знаю, что тебе дарить на Рождество. Получишь собственный набор пластилина, – говорит Надин. – Осталось разобраться с Магдой. Она с ума сходит по новому лаку для ногтей от «Шанель», но, боюсь, он обойдется мне в целое состояние.

– Понимаю. У меня тоже с деньгами напряженка.

– За Магду в этом смысле можно не беспокоиться. Родители отстегнули ей приличную сумму на карманные расходы. А мне отец выдает ровно столько же, сколько Наташе. Так нечестно, потому что Наташе они и без того покупают горы всякого барахла. Какой же все-таки отстой иметь вредную маленькую сестрицу!

– Такой же, как иметь вредного братца. Везет же Магде – она в семье младшая, и все ее балуют.

Магда лишний раз подтверждает свой статус избалованной любимицы, когда мы встречаемся с ней у входа в торговый центр, ибо красуется в новеньком стильном красном меховом жакете.

– Это тебе к Рождеству подарили? – восхищается Надин.

– Нет, конечно! Просто я пожаловалась маме, что моя кожаная куртка хоть и модная, но в ней холодно, после чего мама поговорила с отцом, он отвез нас в магазин и – вуаля! – Она делает поворот на месте и принимает эффектные позы, изображая супермодель.

– Потрясно выглядишь, Магда, – с легкой завистью говорю я. – А что с твоей кожаной курткой? Она тебе больше не нужна?

Я давно мечтаю о куртке как у Магды. Я даже делала намеки домашним. Ха, намеки! Да я буквально умоляла их купить мне такую же. Бесполезно. Отец с Анной и слушать не хотят. Поэтому мне ничего не остается, как ходить в стареньком обтрепанном пальто, которое я терпеть не могу. В нем я выгляжу еще хуже, чем есть на самом деле. Оно чересчур обтягивает мой зад. Я бы душу продала за Магдину мягкую стильную кожаную курточку, а теперь оказывается, что красный меховой жакет еще лучше.

Надин лезет к Магде за шиворот, чтобы посмотреть бирку.

– Ух ты, «Уислз», – присвистывает Надин.

Свой вельветовый пиджак она купила на рынке в Кэмдене. С тех пор он изрядно пообтрепался и местами запачкался, но, несмотря ни на что, сидит на ней шикарно. На Надин вообще все сидит шикарно, потому что она высокая и худая. И очень красивая.

– Ну что, пойдем? – говорю я.

– Элли, ты точно хочешь пластилин? – уточняет Надин, беря меня под руку.

Вот было бы здорово самой быть из пластилина. Тогда бы я раскатала себя подлиннее и потоньше. Я бы вытянула свои пухлые руки, вылепила длинные кисти с идеальным маникюром. Я бы сделала себе тонкую шею и изящные лодыжки и отщипнула бы большую часть попы, а еще я бы оторвала свои русые жесткие, как проволока, кучерявые волосы и приделала бы вместо них мягкие белокурые локоны.

– Эй, Элли, ты что, уснула? – тормошит меня Надин.

Нет. Скорее размечталась.

– Сама не знаю, чего я хочу, – отвечаю я. – Давайте пройдемся и посмотрим, что тут вообще есть.

– Только сначала сходим посмотреть на плюшевых мишек, – просит Магда. – Они такие миленькие!

Огромную витрину с поющими механическими плюшевыми мишками в торговом центре перед праздником всегда оформляют в рождественском стиле. Обсыпают декорации искусственными хлопьями снега, одевают мишек в шерстяные свитерки, а самого большого медведя превращают в Санта-Клауса – наряжают в красный костюм и приделывают длинную белую бороду, а еще водружают сверкающую елку и кругом расставляют малюсенькие подарочные коробочки. Ну и, разумеется, сменяют пластинку. Вместо обычных песенок про медвежат оттуда теперь нон-стоп доносится «Бубенцы, бубенцы весело звенят…».

– В прошлый раз, когда мы были здесь с Цыпой, мне пришлось целых полчаса проторчать возле этих треклятых мишек, – вздыхаю я. – И знаешь, Магда, больше мне этой пытки не выдержать.

– Твой Цыпа хотя бы не пританцовывает под музыку, – закатывает глаза Надин. – А Наташа специально выжидает, пока вокруг соберется побольше народу, и принимается порхать перед ними на вытянутых носочках. Более тошнотворного зрелища не сыскать.

– Вы просто парочка злобных ворчливых старушенций, – говорит Магда. – А вот лично я хочу сходить и посмотреть на мишек. – Она выпячивает нижнюю губу и капризно канючит: – Хоцу посмотлеть на мисек!

– Ты сама как мишка в этом своем жакете, – говорю я Магде. – Смотри, как бы местные работники не засадили тебя под стекло рядышком с Сантой и не заставили распевать «Я Рудольф, красноносый олень».

Из вежливости мы соглашаемся немного поторчать вместе с Магдой у витрины с мишками. Уже на середине первой песенки Надин принимается зевать и смотреть по сторонам:

– Хм, интересно, что там такое происходит на последнем этаже?

Она смотрит куда-то вдаль, поверх верхушки высоченной наряженной елки, достающей до балкона последнего этажа торгового центра. Я смотрю туда же, щуря через очки свои близорукие глаза. Там через весь этаж выстроилась длиннющая очередь.

– Небось дожидаются встречи с Сантой.

– Ты веришь в Санту, Элли? Как трогательно, – умиляется Магда, притоптывая ножкой и прищелкивая пальцами в такт «Бубенцам».

– Зато поющих медведей я давно переросла, – отвечаю я.

– Что-то великоваты они для встречи с Сантой, – говорит Магда. – Там сплошь девчонки нашего возраста. Причем целая толпа.

Сверху доносится оживленный гул и сверкают отблески фотовспышек.

– Может, там телевидение приехало? – предполагает Надин.

– Вот классно! – оживляется Магда, поправляя меховой жакетик и взбивая шевелюру. – Пойдем-ка покрасуемся перед камерой.

У лифтов выстроилась огромная очередь, так что мы поднимаемся на эскалаторе. По мере приближения я начинаю различать детали. По всему балкону верхнего этажа снуют сотни девчонок-подростков и повсюду развешаны плакаты с логотипом глянцевого журнала «Спайси».

– «Спайси»! – вопит Магда. – Может, у них рекламная акция? Может, они раздают бесплатные товары? Так, быстренько становимся в очередь.

Она галопом преодолевает несколько последних ступенек эскалатора, сверкая лакированными сапожками.

– Бежим, Элли, – тараторит Надин, устремляясь за ней.

– Да ну его, этот «Спайси», – ворчу я. – Не нужны мне их халявные подарки.

– Тогда можешь их кому-нибудь передарить, – разумно замечает Надин.

И вот мы втроем встаем в конец очереди. Там так многолюдно, что нам приходится стоять, тесно прижавшись друг к другу. Здесь, под самой крышей, дико душно и жарко. Магда расстегивает жакет и обмахивается руками. На щеках у Надин вместо привычной готической бледности играет румянец.

– Может, не стоило сюда соваться? – говорю я.

Меня так тесно прижимают к спине впереди стоящей девчонки, что ее волосы лезут мне в нос. Почему-то все здесь намного выше меня. Я как могу вытягиваю шею, но чем дальше мы продвигаемся, тем хуже видно, что творится впереди. Там по-прежнему то и дело сверкают фотовспышки и время от времени откуда-то доносится восторженный пронзительный визг, но из-за грохочущей на всю катушку музыки совершенно не слышно, что там говорят.

– Эй, Магда! – Я тяну ее за рукав, но она уже устремляется к грохочущим динамикам с музыкой.

– Эй, Надин, – взываю я к своей высокой подруге, которой наверняка все хорошо видно, но та замерла на месте и как зачарованная уставилась вперед.

– Что там происходит? – ору я ей.

В ответ она орет про какой-то конкурс.

– И зачем он нам сдался? – вздыхаю я.

Не думаю, что мне что-то светит на конкурсе от журнала «Спайси». В музыке я разбираюсь слабовато. Даже «Нью Мьюзикал Экспресс»[1] не читаю. Надин в этом смысле куда более продвинутая. А может, у них конкурс моды? Все равно я в пролете. Магда сыплет фамилиями известных дизайнеров так, будто все они ее ближайшие родственники, а я их даже выговорить не могу, не то что расшифровать все инициалы и аббревиатуры.

– Пойдем лучше по магазинам, – ною я, но тут очередь резко двигается вперед, откуда ни возьмись к нам протискивается Магда и увлекает за собой.

Мы почти у цели. Я щурю глаза от яркого света. Повсюду огромные плакаты «Спайси» и множество девушек в розовых футболках, которые подбегают ко всем и записывают их имена с адресами. Потом все девчонки по очереди встают на фоне задника, принимают жеманные позы, и фотограф щелкает затвором.

Сейчас он как раз снимает одну эффектную девицу: длинные волосы, огромные глаза, стройная фигурка. Она позирует, заложив большой палец одной руки в карман джинсов, и надувает губки, как заправская фотомодель.

За ней выходит другая, с не менее потрясающей внешностью. Я оглядываюсь вокруг. Да здесь все сплошь красотки. И тут до меня наконец доходит.

Это модельный конкурс!

– О боже, – хриплю я.

Теперь очередь Магды, и она устремляется вперед. Скидывает жакет и перебрасывает его через плечо, а другой рукой взбивает белокурые волосы. Она улыбается, обнажая белые зубки и сверкая глянцевой помадой.

Магда смотрится потрясающе. Может, конечно, ей не хватает роста, но все равно выглядит она сексапильно.

– Ты только посмотри на Магду, – говорю я Надин. – Ну все, а теперь давай выбираться отсюда.

Но Надин стоит как вкопанная. Я тяну ее за рукав, а она ни с места.

– Надин, умоляю! Иначе они подумают, что мы тоже пришли поучаствовать, – упрашиваю я.

– А что, давай попробуем, – говорит Надин.

– Что?

– Хотя бы ради смеха, – бросает мне напоследок Надин и со всех ног несется к девушке в розовой футболке, чтобы та записала ее имя и адрес.

Я наблюдаю за тем, как Надин позирует перед камерой. Такое впечатление, что передо мной совершенно незнакомый мне человек. Магда – та всю жизнь была красоткой. Уже в одиннадцать лет, когда я впервые села с ней за одну парту в средней школе, она выглядела сногсшибательно. Но Надин я знаю чуть ли не с рождения. Она мне больше сестра, чем подруга. И я никогда не смотрела на нее со стороны.

А теперь посмотрела. Она стоит неловко подбоченившись, и в ее позе нет ни капли Магдиной самоуверенности. Красоткой ее не назовешь, однако девушки в розовых футболках проявляют к ней повышенный интерес, а фотограф просит повернуться так и сяк, чтобы сделать побольше снимков.

У нее блестящие черные волосы и прозрачная белая кожа, изящная шея, тонкие кисти рук и длинные-предлинные ноги. К тому же она высокая и худая. Настоящая супермодель.

– Так, ты следующая. Как тебя зовут? – обращается ко мне девушка в розовой футболке, размахивая планшетом.

– Я? Нет-нет, что вы, – бормочу я, разворачиваюсь и локтями начинаю прокладывать путь к выходу.

– Эй, поосторжнее.

– Хорош пихаться.

– Да что с ней такое?

– Небось передумала становиться моделью. Куда ей, она же толстая.

Толстая, толстая, толстая.

Т-О-Л-С-Т-А-Я!

Глава 2. Слониха

Ясо всех ног бросаюсь к эскалатору, мне хочется поскорее сбежать отсюда. А еще больше мне хочется сбежать от себя самой. Вокруг меня сплошь идеальные красотки с модельными фигурами, которым я, жирная коротышка, едва достаю до талии.

– Элли, постой! Куда ты?

– Подожди нас!

Магда и Надин несутся за мной. Похоже, улизнуть незаметно не выйдет. В глазах у меня стоят слезы. Я старательно моргаю, чтобы их смахнуть.

– Что с тобой, Элли? – запыхавшись, спрашивает Магда.

– Ты что, плачешь? – удивленно смотрит на меня Надин и обнимает за плечи.

– Еще чего. Просто мне срочно понадобилось на свежий воздух. Там было так душно, что меня чуть не стошнило. Меня и сейчас тошнит.

На всякий случай Магда делает шаг назад, чтобы уберечь свой новый жакет от неприятных последствий моего недомогания.

– Хочешь, зайдем в туалет, – предлагает Надин. – Попьешь водички.

– Вроде ты не бледная, – говорит Магда. – Скорее наоборот. Жаль, что ты не успела сфотографироваться.

– Если хочешь, можем вернуться и заново встать в очередь, – говорит Надин.

– Нет уж, спасибо, – отказываюсь я. – Я вообще не хотела фотографироваться. Понятия не имела, что это все для какого-то дурацкого модельного конкурса. Кому вообще охота быть моделью? – Тут я осекаюсь. Похоже, Магда и Надин другого мнения.

– О да, это тяжкая доля! – вздыхает Магда. – Деньги, слава, путешествия, дизайнерские наряды… просто кошмар какой-то! Перестань, Элли, не дури.

– Отстань от нее, Магда, не видишь – ей плохо! – говорит Надин. – Все равно у нас мало шансов. Там были сотни шикарных девиц.

– И половина из них наверняка профессионалки, – вставляет Магда. – Так нечестно.

Ни о чем другом они говорить не могут. Сидя в туалетной кабинке, я прислушиваюсь изо всех сил. Может, теперь они шепчутся обо мне? Пожимают плечами и качают головами, обсуждая бедную толстушку Элли? Мои глаза заволакивает пеленой. Слезы текут по щекам так, что приходится снять очки и промокнуть лицо туалетной бумагой из рулона. Не хочу вылезать из кабинки и встречаться с ними глазами. Вообще не хочу больше ни с кем встречаться никогда в жизни.

Я вполне могла бы стать туалетной отшельницей. Могла бы устроить себе домик в этой крошечной кабинке. Будь у меня здесь спальный мешок, альбом для рисования и стопка книг, я бы чувствовала себя вполне комфортно. В Средневековье многие разочаровавшиеся в жизни молодые девушки уходили в монастырь, жили там безвылазно в малюсеньких кельях, и никто не считал это чудачеством. А в наши дни обо мне примутся писать все газеты и будут пестреть заголовками типа «ДЕВУШКА ЗАПЕРЛАСЬ В ЖЕНСКОЙ УБОРНОЙ»… «ШКОЛЬНИЦА НЕ ВЫХОДИТ ИЗ ТУАЛЕТНОЙ КАБИНКИ ТРЕТИЙ ДЕНЬ ПОДРЯД!». Хотя, скорее всего, люди даже не обратят внимания на то, что в женском туалете торгового центра «Флауэрфилдс» последняя кабинка справа постоянно занята.

– Элли, с тобой точно все в порядке?

– Чего ты там засела?

Приходится выйти. Стараюсь вести себя так, будто ничего не случилось. Я брожу вместе с подругами по торговому центру и пытаюсь присмотреть подарки. Ничего не выходит. Я ни на чем не могу сосредоточиться. Магде можно купить красные трусики, а Надин – черные. Крошечные лоскутки ткани размера S. А ведь я уже даже в М не влезаю. Скоро мне и L маловат будет. Я стану безразмерной. И все будут называть меня «слониха Элли».

Я ловлю свое отражение в витринах и зеркалах. Такое чувство, что я расплываюсь с каждой секундой. Магда тащит нас в недавно открывшийся магазин ультрамодной молодежной одежды под названием «Клевый прикид!». Для меня это равносильно адской пытке. Кругом висят откровенные одежки крошечных размеров, юбочки, которые едва налезут мне на одну ляжку, куцые топики, которые я смогу носить только в качестве браслета на запястье. На нас пялятся продавцы – миниатюрная девица во всем черном, с коротко стриженными светлыми волосами и кольцами в носу и пупке и ее напарник – стройный парень с брильянтовой серьгой в одном ухе и в обтягивающей белой футболке, подчеркивающей его рельефную мускулатуру.

– Пойдем отсюда, – прошу я.

Но Магда явно нацелилась на парня-продавца и готова перемерить здесь все подряд. Надин в восторге от здешних шмоток и тоже не прочь задержаться в магазинчике подольше.

Мне приходится ждать их возле примерочных, и с каждым мгновением я все больше ощущаю себя кроликом, попавшим в клетку к удаву.

– Может быть, тоже хочешь что-нибудь примерить? – спрашивает меня блондинка.

Она произнесла это с такой притворной улыбкой, что мне стал совершенно очевиден ее намек на то, что в их магазине на меня никогда ничего не налезет.

– Эй, Магда, Надин, – шепчу я сквозь шторку примерочной. – Я пошла домой, ладно?

– Ну, Элли, ну не куксись, пожалуйста, – отзывается Магда. – Мы скоро закончим. Можешь спросить у того парня, если ли у них эти джинсы на размер поменьше?

– Сама спроси. Мне правда нужно идти.

– Тебя снова тошнит? – спрашивает Надин.

– Да. И я хочу домой.

– Подожди, мы тебя проводим, – предлагает Надин.

– Не могу я ждать, – говорю я и срываюсь с места.

Им еще долго одеваться, поэтому догнать меня они никак не сумеют. Я стремительно проношусь через весь торговый центр к выходу. Наверху по-прежнему сверкают фотовспышки и очередь стала еще длиннее, а вокруг меня снуют толпы девиц, и все как на подбор гораздо выше меня, гораздо красивее и гораздо-гораздо худее.

К горлу и впрямь подступает тошнота. Свежий воздух облегчения не приносит, а автобус, который везет меня домой, так трясет, что мне приходится сойти на несколько остановок раньше. Я плетусь по улице и, зевая, ловлю ртом воздух. Замечаю свое отражение в автомобильном стекле. Ни дать ни взять зевающая бегемотиха.

Слава богу, дома никого. Отец отправился с Цыпой в бассейн. А Анна уехала в Лондон на встречу со школьной подругой. Я поднимаюсь к себе в комнату и валюсь на кровать. Пружины жалобно скрипят под моей тушей. Я срываю очки и утыкаюсь носом в подушку, собираясь выплакаться всласть. Но слезы, которые я так тщательно сдерживала всю дорогу домой, теперь почему-то не льются. Все, на что я способна, – это несколько жалобных всхлипов, которые звучат так глупо, что я быстро замолкаю.

Переворачиваюсь на спину и ощупываю собственное тело руками. Сплошные бугры да ямы. Я пытаюсь ущипнуть себя за талию, чтобы посмотреть, сколько там жира, но мешает одежда. Тогда я стягиваю свитер, потом слезаю с кровати и снимаю все остальное. Смотрю на свое отражение в зеркале гардероба, но вижу лишь расплывчатое розоватое пятно. Надеваю очки.

Такое впечатление, что я вижу себя впервые. Вижу широкое лицо с пухлыми детскими щеками и двойным подбородком, вижу округлую грудь, едва заметную талию и рыхлый отвисший живот. Вижу обширные дряблые ягодицы, мясистые ляжки, полные руки, тупые округлые локти, заплывшие жиром колени, толстые лодыжки и косолапые раздувшиеся ступни.

При взгляде на себя мне кажется, будто я попала в какой-то научно-фантастический фильм. В мое тело вселилось неизвестное инопланетное существо и раздуло меня до неузнаваемости.

Поверить не могу, что я в самом деле такая толстая. Я всегда считала себя слегка полноватой. Пухленькой. Коренастой. Но никак не толстой.

Я шепчу это слово снова и снова. Перед глазами встает сковорода с прилипшими ошметками застывшего сала, оставшегося после жарки. Мне кажется, будто я вижу пласты жира, налипшие у меня под кожей. Я начинаю неистово щипать себя за бока, словно пытаясь отхватить куски собственной плоти.

Теперь в зеркале отражается не просто толстуха, а чокнутая толстуха. Я быстро отворачиваюсь и натягиваю на себя одежду. Джинсы такие тесные, что молния едва сходится. Свитер до неприличия плотно обтягивает грудь. Я зачесываю вперед волосы, чтобы хоть немного прикрыть по бокам свое лунообразное лицо. В очередной раз смотрю на себя в зеркало, надеясь, что за прошедшие две секунды в моем облике хоть что-то изменилось в лучшую сторону. Но с каждым разом я выгляжу все отвратительнее.

Собственно, мне никогда не нравилось, как я выгляжу. Наверное, когда я была маленькой, все было иначе. Помню, как мама расчесывала мои непослушные кудри, делала из них два веселых хвостика и перевязывала их разноцветными ленточками, в один день алыми, в другой – изумрудно-зелеными. «Ты у меня такая хорошенькая, Элли», – часто приговаривала она, и я действительно ощущала себя хорошенькой. Вполне вероятно, что я действительно была хорошенькой во всех этих джинсовых комбинезончиках, полосатых маечках и ярких туфельках под цвет ленточек в волосах. Я была настоящей симпатяшкой с забавными хвостиками на голове, большими карими глазами и ямочками на щеках.

Но потом мама умерла. И все изменилось. Я тоже изменилась. Я чувствовала себя опустошенной, поэтому заполняла пустоту внутри себя, поедая все подряд: пончики, сладкие булочки, шоколадки и ириски. Чем горше становилось у меня на душе, тем больше я набивала себя сластями. В результате я сильно поправилась, а вдобавок отец заметил, что я стала щуриться, когда читаю, и мне прописали очки, а Анна, моя новая мачеха, стала одевать меня во всякие девчачьи наряды, в которых я выглядела как поросенок в рюшах.

Все это я, конечно, понимала, но в душе продолжала оставаться самой собой. И по-прежнему ощущала себя хорошенькой. В начальной школе меня все любили, считали веселой и остроумной и хотели со мной дружить. Даже когда я перешла в среднюю школу Андерсона, то с легкостью вписалась в новый класс. Я не была самой популярной девчонкой в классе, не была самой умной, не была самой стильной или продвинутой и никогда не училась на «отлично» ни по одному предмету, кроме ИЗО. Но я всегда считалась, что называется, НОРМАЛЬНОЙ. Я не была ни зубрилой, ни стервой, ни малявкой, ни прыщавой, ни толстухой. То есть настоящей толстухой, как бедняжка Элисон Смит из параллельного класса, которая весит килограммов девяносто и ходит по школьным коридорам вразвалочку и так неторопливо, как будто продирается сквозь толщу воды, лениво посматривая на всех маленькими глазками, едва заметными в складках ее раздувшегося лица.

Я тяжело вздыхаю. Бросаю очередной взгляд в зеркало. Знаю, что это глупо, но внезапно мне захотелось проверить, такая же ли я теперь толстая, как Элисон. Или еще толще?

Если я не возьму себя в руки, то скоро и вправду буду как Элисон. Все, сажусь на диету. С этой самой минуты.

А ведь сейчас как раз время обеда. Магда и Надин наверняка сидят в кафешке, едят один на двоих клубный куриный сэндвич с картошкой фри и корнишонами и потягивают из высоких бокалов пенистый клубничный коктейль.

У меня урчит в животе.

– Да тише ты, – говорю я и грожу кулаком собственному пузу. – Больше ничего сегодня не получишь, слышишь, ты, гадкое, прожорливое, жирное брюхо?

Слышать-то оно слышит, а вот понимать – не понимает. Оно бурчит, булькает и ноет. Я стараюсь не обращать внимания. Беру блокнот и рисую карикатуру на себя в виде слонихи и булавкой прикалываю картинку над кроватью.

Потом я рисую себя такой, какой хотела бы стать. Ну, на самом-то деле я бы хотела быть ростом под метр восемьдесят, иметь длинные прямые светлые волосы и большие голубые глаза. Но этому, увы, не бывать. А потому я рисую себя такой, какой могла бы стать, если бы по-настоящему села на диету. Такой же невысокой. Такой же кучерявой. Такой же очкастой. Но худой.

Интересно, сколько времени мне на это понадобится? Хотелось бы сбросить килограммов двенадцать минимум. Однажды я уже сидела на диете. Ее предложила Магда, и мы рассчитывали терять примерно по килограмму в неделю. Да уж, быстрее вряд ли получится. Но я не могу оставаться толстой так долго. Я хочу измениться прямо сейчас. Если бы только я могла расстегнуть на себе молнию от подбородка до пупка, сбросить прежнее обличье и предстать перед всеми в новом образе – худой и стройной.

Интересно, Магда согласится снова сесть на диету вместе со мной? В прошлый раз она продержалась всего два дня. Так что я тоже бросила вслед за ней. Впрочем, Магде и худеть-то не нужно. Разве что сбросить один лишний килограммчик, и будет полный порядок. А что до Надин…

До сих пор вижу, как она позировала для «Спайси» – непринужденная, стройная, трогательно хрупкая. Даже не знаю, что и думать. С одной стороны, я рада за Надин, потому что она моя лучшая подруга. А с другой – чувствую зависть, потому что тоже хотела бы быть такой же худой и стройной. А еще я дико злюсь, потому что так нечестно. Надин ест больше меня. Однажды я видела, как она умяла подряд два шоколадных батончика «Марс». Случается, правда, что она пропускает обед, но делает это не специально, а просто забывает, потому что постоянное чувство голода ей неведомо. Не то что мне. Я дико прожорлива.

Слышу, как отец с Цыпой вернулись из бассейна и весело болтают о чем-то на кухне. А потом до меня доносится знакомый аромат. Он проникает под дверь моей комнаты, долетает до кровати и щекочет мне ноздри. О боже, отец жарит бекон. Он собирается делать сэндвичи с беконом. Обожаю сэндвичи с беконом. Шеф-поваром отца не назовешь, но сэндвичи с беконом он готовит отменные – поджаривает в тостере хлеб, густо намазывает его золотистым сливочным маслом и обжаривает бекон до тех пор, пока на нем не останется беленьких прослоек жира…

– Эй, а мне сэндвич с беконом? – вырывается у меня помимо собственной воли.

Я кубарем скатываюсь вниз. Отец явно не ожидал меня увидеть.

– Я думал, ты ходишь по магазинам с Магдой и Надин, – удивляется он.

Не успеваю я и рта раскрыть, чтобы дать хоть какое-то разумное объяснение, как влезает Цыпа и принимается трещать без умолку:

– Я нырял, Элли, представляешь – нырял, пусть в первый раз все вышло случайно, потому что я свалился в воду, хоть и не хотел, но папа сказал: «Давай, Цыпа, повтори-ка еще разок, потому что ты не упал – ты нырнул», и я нырнул, а потом еще много раз нырнул, поэтому теперь я умею нырять…

– Подумаешь, – рассеянно говорю я, втягивая носом аромат свежеподжаренного бекона.

Чувствую, что не могу больше ждать. Я готова хватать аппетитные кусочки прямо со сковородки.

– А ты, Элли, не умеешь нырять так же, как я. А вот я умею. Я самый лучший ныряльщик, скажи, пап?

– Ну конечно, малыш, ты у нас самый лучший. Хотя Элли тоже умеет нырять.

– Нет, не умеет! – злится Цыпа.

– Умею, умею, умею, – дразнюсь я.

– А вот и нет, потому что ты даже в бассейн не ходишь, – заявляет Цыпа с железной логикой шестилетки.

– И тем не менее раньше она отлично плавала, – неожиданно встает на мою сторону отец. – Помнишь, как мы вместе ходили в бассейн, а, Элли? Эй, почему бы тебе не пойти туда вместе с нами в следующую субботу?

– Точно, и тогда я покажу тебе, как я умею нырять. Спорим, ты так не сможешь. Хочу первый сэндвич! Пап! Па-а-ап! Чур, я первый!

– Похоже, кто-то тут слишком раскомандовался, – замечает отец и протягивает первый горячий сэндвич мне.

Не часто мне что-то перепадает вперед Цыпы. Я улыбаюсь отцу, но внезапно меня посещает мысль, что он сделал это из жалости. Может, после всего, что случилось сегодня, у меня опухли глаза, а круглая поросячья физиономия раздулась еще больше?

Я с вожделением смотрю на сэндвич, дымящийся на тарелке с витым голубым узором. Я беру его в руки – он такой горячий, что обжигает пальцы. Подношу его к губам. Вижу кусочек золотистого поджаристого бекона, весело глядящий на меня из толщи сэндвича.

Нет, не весело. Злобно. Он хочет сделать меня еще толще. Сколько, интересно, калорий в этом сэндвиче с беконом? Точно не знаю, но наверняка целая куча. Буду есть свинину – сама превращусь в свинью, в откормленного жирного порося. Отчетливо вижу себя хрюшкой, лениво развалившейся в вонючей грязной луже, – и кладу сэндвич обратно на тарелку.

– Ладно, Цыпа, можешь его съесть, если так хочется.

– Правда? – не верит своим ушам Цыпа и поскорее откусывает побольше, пока я не передумала.

– Тогда возьми вот этот, Элли, – говорит отец, протягивая мне новый, только что приготовленный сэндвич.

– На самом деле я не голодная, – говорю я. – И вообще, что-то меня затошнило. От запаха жареного, наверное. Пойду лучше к себе.

– Что с тобой, Элли? Выглядишь неважно. Надеюсь, ты не заболела? – забеспокоился отец.

Я поднимаюсь к себе наверх. Мой желудок сводит от голода, а от разнесшегося по дому густого аромата текут слюнки.

Мне так хочется сэндвича с беконом. Один-то можно…

Нет. Вспомни свинью. Большую жирную свинью.

У себя в комнате я рисую собственный портрет в виде хрюшки. И еще целую серию портретов необъятной Элли в виде различных животных. Элли – щекастый бородавочник. Элли – пузатый носорог. Элли – тучный тюлень.

Внизу звонит телефон. Отец снимает трубку и зовет меня. Это Надин.

У меня совершенно нет настроения с ней разговаривать.

– Скажи, что я плохо себя чувствую. И перезвоню позже.

Отец что-то бормочет в трубку, а потом снова кричит мне:

– Она хочет зайти тебя проведать. Можно?

– Нет!

Я несусь вниз и в последний момент успеваю вырвать у отца трубку:

– Надин?

– О, Элли! Что с тобой? Почему ты сбежала? – В трубке слышен уличный гул – должно быть, она еще не дома.

– Прости. Наверное, вирус подхватила. Тошнота накатила.

– Точно? Я тебя ничем не обидела?

– Нет-нет, что ты.

– Магда сказала, что ты расстроилась из-за конкурса. Потому что до него ты была в порядке.

– Ерунда, – поспешно отвечаю я. – Магда все выдумывает. Дай-ка ей трубку.

– Не могу. Мы уже расстались. В «Газировке» мы познакомились с парнями, и они предложили нам прогуляться, но я не захотела, а Магда согласилась.

– Могу себе представить.

– Можно я зайду к тебе? Знаю, тебе нездоровится, но ты можешь просто лежать в кровати и ничего не делать.

– Ну ладно, – сдаюсь я.

– Мне позарез нужен твой совет. Тот парень, ну, фотограф из «Спайси», помнишь, он сказал, что с такими данными у меня неплохие шансы пройти в следующий тур и что скорее всего они скоро со мной свяжутся и пригласят на настоящую фотосессию в студии, а я понятия не имею, что мне туда надеть – обычные джинсы или вырядиться пошикарнее? И что делать с косметикой? Может, попросить Магду, чтобы она меня накрасила? Она же у нас эксперт. А волосы? Как думаешь, стоит подрезать кончики? Эй, Элли? Ты меня слушаешь?

– М-м-м, Надин, мне и вправду нездоровится. Знаешь что, лучше не приезжай сегодня. Перезвоню тебе завтра. Пока.

Все, не могу больше слушать Надин ни секунды. Устроила переполох на пустом месте. Этот фотограф небось всем подряд говорил одно и то же. Там было полно красоток почище Надин. Ее точно не выберут. Ей ни за что не стать девчонкой с обложки «Спайси».

Господи, да что это со мной? Надин же моя лучшая подруга. Я хочу, чтобы ее выбрали.

Нет, не хочу.

Хочу и не хочу одновременно.

Чувствую, что зеленею от зависти, и ненавижу себя за это.

Медленно плетусь обратно в свою комнату, будто движения мои сковывает опутавшая меня склизкая зеленая тина. Меня больше не тянет рисовать собственные портреты, и я ищу, что бы мне почитать. Миссис Мэдли, наша учительница по английскому, задала прочитать за рождественские каникулы «Джейн Эйр». Все долго возмущались и говорили, что такой толстенный и занудный томище им не одолеть. Я тоже повозмущалась за компанию. Хотя уже давно прочла этот роман ради удовольствия. Мне так понравился фильм, что захотелось заглянуть в книгу. У Анны на полке как раз стояло издание в мягкой обложке.

Может, попробовать перечитать? Раз я такая уродина, то пусть хотя бы умной буду. Да и книга мне нравится. Особенно Джейн. По крайней мере, она тоже некрасивая.

И вот я читаю, читаю и читаю. Поначалу все идет хорошо. Особенно мне нравится читать про детство Джейн, о том, какая она была сильная и независимая и как потом поехала в школу-интернат, где ей приходилось часто голодать. Здесь я целиком и полностью отождествляю себя с ней. В животе у меня урчит так, что я готова умять миску горелой овсянки Джейн за милую душу. Хотя овсянка ведь жутко калорийная, разве нет?

В этом-то вся и штука. Может, конечно, Джейн и не красавица, зато она хрупкая и стройная. Что все персонажи книги постоянно подчеркивают. Это начинает раздражать. На что ей жаловаться с такой фигурой? Тем более что мистер Рочестер ее любит. Почему бы им просто не выкинуть из головы эту его первую сумасшедшую женушку, живущую на чердаке? Я пролистываю немного вперед, чтобы найти тот эпизод, где сумасшедшая Берта рычит и кусается. Мое сердце гулко стучит в груди, пока я перечитываю это место. Она не просто пунцовая и растрепанная. Она еще и обрюзгшая. В книге говорится, что она дородная, такая же крупная, как ее муж. Неудивительно, что Рочестер предпочел ей Джейн. Для этого достаточно сравнить стройную фигурку с бесформенными телесами.

Берта ему не нужна, потому что она жирная. И буйнопомешанная. А может, она помешалась только потому, что Рочестер разлюбил ее, когда она начала толстеть?

Может, и Дэн теперь меня разлюбит.

Не то чтобы я сама от него без ума. Он милый, смешной, и мы дружим, но все-таки он с придурью и к тому же ботаник-малолетка – в общем, до настоящего бойфренда никак не дотягивает.

Впрочем, у самого Дэна иное мнение. Он запал на меня с той самой минуты, как мы впервые познакомились летом. И даже приезжал ко мне на выходные из своего Манчестера, а в остальное время постоянно строчит мне письма и звонит чуть ли не каждый день, чтобы узнать, как у меня дела.

Внезапно я вскакиваю с кровати и несусь вниз к телефону.

– Эй, Элли, что случилось? – спрашивает отец. Он сидит, развалившись на диване в гостиной с банкой пива в руке. Цыпа с колой примостился у него на коленях. Перед ними огромная миска с чипсами, куда они попеременно запускают руки, не отрывая глаз от экрана телевизора, где показывают футбол.

Я представляю, как солененькие золотистые чипсы хрустят у меня во рту, и чуть не захлебываюсь собственными слюнями. Я дико голодная.

– Может, все-таки поешь? – говорит отец, кивая на миску с чипсами.

– Нет, спасибо, – отвечаю я и быстро отворачиваюсь.

Даже одна штучка меня погубит. Потому что за ней непременно последует еще одна, а потом еще одна, и так до тех пор, пока я не опустошу всю миску до последней крошки.

Я набираю номер Дэна и целую вечность слушаю в трубке длинные гудки. Наконец трубку берет один из его не менее придурковатых братьев и начинает плести какую-то чушь насчет того, что Дэн собрался жениться. В конце концов он все же зовет Дэна к телефону.

– Привет! Это я.

– Привет, – говорит Дэн.

И делает большую паузу. Я-то думала, он куда больше обрадуется моему звонку. Раньше я никогда этого не делала – он всегда звонил первым.

– Твой брат сказал, ты вроде как женишься?

– Ты же его знаешь – вечно несет всякую ерунду, – вяло отвечает Дэн. – А зачем ты, собственно, позвонила?

– Просто сказать «привет».

– Ну, тогда привет.

Я молчу. Снова повисает неловкая пауза.

– Может, еще что-нибудь скажешь? – говорю я.

– Но ты же тоже молчишь.

Обычно при разговоре с Дэном мне никогда не требовалось говорить, потому что он не замолкал ни на секунду, так что я даже словечко вставить не могла. А теперь молчит, точно воды в рот набрал.

– Что поделываешь? – интересуюсь я, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

– Смотрю матч по телеку.

– Футбол? «Манчестер Юнайтед» играют?

– Нет, регби.

– Что? Регби? Ты же ненавидишь регби. Все ненавидят регби.

– Недавно полюбил. Прикольная игра.

На заднем плане слышится какой-то отдаленный рев.

– О, черт, гол пропустил, – ворчит Дэн.

– В таком случае, не буду больше тебя отвлекать, – говорю я и с чувством оскорбленного самолюбия бросаю трубку.

Глава 3. Девушка со старинных полотен

Ядолго не могу уснуть. Лежу в кровати, уставившись в потолок, и в голове у меня крутится одна-единственная мысль: «ЕДА!» Если вдохнуть поглубже, то еще можно уловить запах пиццы, которую заказывали на ужин. Отец слопал добрую ее половину. Цыпа только объел начинку со своего куска и отковырял по краям хрустящую корочку. А Анна и вовсе не притронулась, сославшись на то, что плотно пообедала с подругой в кафе и еще не успела проголодаться. Ну а я сказала, что меня еще тошнит.

Теперь меня и вправду тошнит. От голода. В животе бурлит, словно в кипящем гейзере. Я такая голодная, что кишки сводит. Я ворочаюсь с боку на бок и тихонько постанываю. Чувствую себя беспомощным писклявым птенцом, разевающим клюв в ожидании пищи. И тут же на ум приходит кукушонок. Огромный, пузатый кукушонок, раза в два раза крупнее остальных птенцов и куда упитаннее собственных приемных родителей, которые из сил выбиваются, чтобы его прокормить. Прямо как я и Анна.

Мне тошно оттого, что я толще Анны. Мне тошно оттого, что я дуюсь на Магду и Надин только потому, что они стройные, а я нет. Мне тошно оттого, что я жирная. Мне тошно. Хочу, чтобы мне всегда было тошно и у меня пропал бы аппетит. Мне нужно сбросить вес, мне нужно похудеть во что бы то ни стало. Мне нужно, мне нужно…

И тут я вскакиваю с кровати и босиком несусь вниз по лестнице на кухню, где должна лежать коробка из-под пиццы. Где же она? Мне казалось, там еще оставался кусочек. О нет, а вдруг Анна выбросила его в помойку? Ох, слава богу, он здесь – еда, еда, еда!

Пицца холодная и жесткая, но мне плевать. Я жадно вгрызаюсь в нее и заглатываю почти не жуя. Подъедаю обглоданные Цыпой кусочки теста и пальцем собираю по дну коробки крошки. А после хватаю из холодильника пакет молока и поспешно запиваю съеденное, не обращая внимания на белую струйку, стекающую по подбородку прямо на ночнушку. И все равно чувствую, что не наелась. Такого зверского голода я еще никогда не испытывала.

Запускаю руку в хлебницу и делаю бутерброд с вареньем, потом еще один, потом начинаю лопать варенье прямо из банки – одну ложку, вторую, третью… Так, что тут у нас еще есть? Кукурузные хлопья! Я зачерпываю их горстями прямо из коробки. А еще обнаруживаю изюм и запихиваю в рот сразу столько, что чуть не задыхаюсь. Я откашливаюсь, и одна вылетевшая из горла полупрожеванная изюмина случайно приклеивается к моему подбородку. Ловлю свое отражение в блестящем пузатом чайнике – и не верю глазам своим. Я вижу настоящую психичку. О господи, что я наделала? Зачем я все это съела? Чувствую, как еда медленно опускается в желудок. Начинает болеть живот. Что же теперь будет?

Я несусь в гостевой туалет рядом с запасным выходом и склоняюсь над унитазом. Пытаюсь вызвать рвоту. Я все тужусь и тужусь, но ничего не выходит. Запускаю в рот палец. Вот ужас-то, желудок сводит от боли. Запускаю второй палец. Ну же, ну же, ну… О-о-о-о-о…

Меня рвет. Как же это омерзительно, мучительно и… долго. Меня рвет снова и снова. Приходится опереться о сиденье унитаза, чтобы не рухнуть на пол. Из глаз брызжут слезы, по спине струится холодный пот. Я сливаю воду и пытаюсь подняться, но у меня так кружится голова, что все плывет перед глазами. Горло саднит, во рту противный кислый привкус, даже несмотря на то, что я несколько раз прополоскала его водой.

– Элли, что с тобой? – Это спустилась вниз Анна. В голубой пижаме, с растрепанными мальчишескими волосами, она выглядит не многим старше меня. – Бедняжка! Тебя вырвало?

– Угу.

– Иди сюда, давай я тебе помогу, – говорит она и опускает крышку унитаза, чтобы я могла присесть. Потом смачивает водой полотенце и аккуратно промокает мне лицо, как будто я Цыпа. Я тихонько прижимаюсь к ней, и она обнимает меня за плечи.

Странно все это. Мы с Анной ведем себя как обычные мать и дочь. Раньше такого не случалось. С тех самых пор как Анна поселилась у нас в доме, я четко дала ей понять, что вторая мама мне не нужна. У меня уже была мама, пусть даже ее и нет сейчас в живых. Годами я не подпускала Анну к себе. Не то чтобы мы враждовали, нет, просто были как два чужих человека, вынужденных жить под одной крышей. Но с недавних пор мы стали понемногу сближаться. Иногда мы вместе ходим по магазинам или в кино или листаем глянцевые журналы – но при этом скорее напоминаем сестер. Одна постарше, другая помоложе. Причем та, что постарше, – это я, потому что я толще Анны. Хоть и не выше. Так нечестно. Почему я вообще толще всех?

По щекам у меня все еще катятся слезы.

– Эй, – ласково говорит Анна, вытирая мне глаза. – Тебе что, правда так плохо?

– Ага, – угрюмо киваю я.

– У тебя живот болит? Или голова? – Анна прикладывает ладонь к моему лбу. – Может, у тебя температура? Хочешь, я вызову доктора?

– Нет-нет, со мной все в порядке. Просто вырвало. Наверное, съела что-нибудь.

– Ты такая бледная. И вся дрожишь. – Анна отводит меня на кухню и накидывает мне на плечи свою джинсовую куртку, висевшую на двери. – Вот так-то лучше, – говорит она, укутывая меня, после чего усаживается на обеденный стол. – Хочешь водички?

Я пью маленькими глоточками.

– Отец сказал, тебе весь день нездоровилось и ты ничего не ела, – вздыхает Анна. – Уж лучше бы он сам денек поголодал. Посмотри, что творится на кухне. Небось устроил себе ночную пирушку – а потом жалуется, что джинсы на нем не сходятся!

– Зачем же он пытается втиснуться в эти джинсы? – спрашиваю я, стыдясь, что отца обвинили вместо меня.

– Просто он не желает признавать, что слишком растолстел, – говорит Анна, убирая остатки еды в буфет.

– Подумаешь, я растолстела еще больше, – бормочу я, клацая зубами по краю стакана с водой.

– Глупости, – говорит Анна.

– Так и есть. Причем сама не заметила как. То есть я, конечно, знала, но как-то не заморачивалась. А вот теперь…

– Элли, ты вовсе не толстая. Ты просто… кругленькая. Тебе даже идет. Такой ты и должна быть.

– Не хочу быть толстухой. Хочу стать худышкой. Как ты.

– Никакая я не худышка, – мотает головой Анна, хотя выглядит сущей тростинкой в своей мальчишеской пижаме. – Вот сегодня, например, я решила надеть свои старые кожаные джинсы, чтобы не походить на тупую мамашу из пригорода, – а они на мне еле сошлись. И врезались в живот во время обеда. Который, к слову сказать, прошел ужасно. Ох, Элли, видела бы ты мою подругу Сару. Какая у нее потрясающая прическа с высветленными прядками, какие туфли на высоченных шпильках, и как она в них вышагивает! Все мужчины в ресторане глаз с нее не сводили.

– Но ведь ты же не хочешь выглядеть как тупая расфуфыренная блондинка? – говорю я.

– В том-то и дело, что она не тупая блондинка, а главный дизайнер новой сети магазинов одежды. Скоро они запустят ее собственную марку – «Сара Стар». Она мне даже логотип показала – две большие ярко-розовые буквы «С». Что уж там говорить, она добилась успеха. Все расспрашивала меня, чем я занимаюсь, и пришлось сознаться, что пока я нигде не работаю.

– Ты занимаешься Цыпой.

– Да, но он уже не ребенок.

– И отцом.

– Этот-то как раз настоящий ребенок, – впервые за весь вечер смеется Анна. – Но даже если и так… Просто… Одним словом, мне отчаянно захотелось найти работу. Любую, пусть даже на полставки. И срочно сходить к парикмахеру. А еще – сесть на диету.

– Я тоже сяду на диету, – говорю я.

– Элли, не выдумывай, у тебя растущий организм.

– Вот именно. Растущий вширь организм.

– Ну ладно, вот выздоровеешь, тогда посмотрим. Надеюсь, у тебя не желудочный грипп. Судя по тому, как сильно тебя рвало, – вполне может быть.

– Мне уже лучше. Намного. Теперь пойду спать.

– Элли, ты как-то странно себя ведешь, – глядя на меня с подозрением, говорит Анна. – Обещай, что расскажешь мне, если… если у тебя какие-то проблемы.

– Ладно.

Хотя на самом деле – ни за что на свете. Не могу же я сказать Анне, что у меня саднит горло и подводит живот, потому что я сожрала добрую половину съестных припасов из буфета, а потом собственноручно выскребла ее из недр желудка. После таких признаний она как пить дать решит, что я свихнулась.

Я возвращаюсь к себе и с головой прячусь под одеяло. Когда я была маленькой, то любила играть в одну игру. Это было уже после смерти мамы. Я представляла, как проснусь утром в какой-то другой жизни, в параллельной реальности, где мама будет сидеть на краешке кровати и улыбаться мне. Помню, я играла в это много лет подряд. А теперь в моей голове родилась новая версия. Не про маму. И даже не про Элли. По крайней мере, не про прежнюю Элли. Я воображаю, как проснусь наутро, встану с кровати, скину ночнушку, а с ней вместе и все свои лишние килограммы – и предстану в новом образе стройной и похудевшей Элли.

Но вместо этого прежняя толстая Элли спит допоздна, а продрав глаза, шаркает в ванную. Улавливаю с кухни слабый запах яичницы и гренков. Боже мой. Спускаюсь вниз, надеясь, что к этому времени они уже закончили завтракать.

Отец допивает третью чашку кофе, то и дело запуская руку в банку с печеньем. Цыпа старательно выкладывает коллаж из макарон и остатков изюма. Не могу смотреть на изюм без содрогания.

– Будешь гренок, Элли? – спрашивает Анна.

– Нет, спасибо. Мне только кофе. Черный, – бормочу я.

– Видишь мою картинку, Элли? – пищит Цыпа.

– Как ты себя чувствуешь? Анна сказала, тебя ночью вырвало, – говорит отец.

– Мне уже лучше. Просто аппетит еще не вернулся.

– Уверена?

– Угу. Пойду полежу еще немного, и все пройдет.

Надеюсь, что, запершись у себя в комнате, мне будет легче держаться подальше от еды. А если буду все время спать, то меня не будет мучить голод.

– Мы собирались пообедать сегодня в кафе, а потом пойти прогуляться куда-нибудь, – говорит отец.

– Папа сказал, мы пойдем смотреть картины, – верещит Цыпа. – А ты посмотри на мою картину, Элли! Видишь, что это?

– Да, макароны с изюмом. Очень мило, – отзываюсь я. – Можете идти без меня. Я лучше дома посижу.

– Но я ничего не приготовила на обед, – говорит Анна. – И вообще забыла вчера съездить за продуктами из-за встречи с Сарой.

– Пожарю себе яичницу или еще что-нибудь придумаю. Не беспокойся, – отзываюсь я.

– Это же тетя, разве не ясно, Элли? Макароны – волосы, а изюм – глаза, нос и рот, видишь теперь?

– Грязноватый у нее какой-то нос, и зубы гнилые, а причесочка явно не удалась, – замечаю я.

– Не обижай его, – говорит отец, легонько толкая меня локтем. – Пойдем лучше с нами, а? На свежем воздухе тебе полегчает, вот увидишь.

– Нет уж, спасибо.

Около двенадцати дня звонит Надин, беспокоясь, что я не перезвонила ей, как обещала. Она снова хочет зайти ко мне после обеда и по-прежнему щебечет что-то насчет своей прически, макияжа и прикида на случай, если ее выберут девушкой с обложки для «Спайси».

– Послушай, Надин, для начала дождись, пока они с тобой свяжутся, – говорю я, едва сдерживаясь, чтобы не добавить: если вообще свяжутся.

– Но я хочу быть готова к этому, Элли. Пожалуйста, можно мне прийти? – Тут Надин переходит на шепот: – К нам бабуля с дедом приехали, и боюсь, что долго мне с ними не продержаться. Они все столпились вокруг Наташи и глазеют на нее, будто она маленький телевизор или еще что, а Наташа распевает им песни во все горло.

– Сочувствую, – говорю я, слегка смягчаясь. – Но сама посуди, чем я-то могу тебе помочь? По части косметики я полный профан. Сходи лучше к Магде.

По идее, Надин должна сказать, что поскольку мы с ней дружим аж с незапамятных времен, то она хочет обсуждать такие вещи только со мной. Тогда я возьму себя в руки, засуну свою черную зависть куда подальше, позову ее в гости и буду вести себя как нормальная подруга. Я постараюсь не замечать ее модельной внешности и не думать о том, что на ее фоне выгляжу сумасбродной толстухой.

– С Магдой я уже говорила, она ж у нас главный эксперт. А еще я попросила ее подровнять мне волосы. Но она сказала, что собирается на свидание с парнем из «Газировки». Правда, не с тем, на которого она запала, а с его другом, но ничего не поделаешь, такова жизнь. Ну так как, Элли, можно к тебе прийти? Сразу после обеда?

Я делаю глубокий вдох.

– Прости, Надин. Мы сегодня обедаем не дома, а потом идем прогуляться в город, – говорю я. – Увидимся завтра в школе. Пока.

– Так, значит, пойдешь с нами? – кричит мне из кухни отец. – Вот и отлично!

– На твоем месте я бы воздержалась от прослушивания моих телефонных разговоров. Это слишком личное, – ворчу я. – И на самом деле никуда я не иду. Просто сказала так, чтобы отшить Надин.

– Нет уж, давай-ка ты пойдешь с нами. И кстати, что у вас с Надин? Я думал, вас водой не разольешь. Вы что, поссорились?

– Еще чего. Ты так говоришь, будто мы дети малые, – фыркаю я.

– Главное, не рассорься с Магдой. Она классная девчонка, – заметно оживившись, советует отец.

– Отстань от Элли, – обрывает его Анна. – А Магда, между прочим, тебе в дочери годится.

В итоге мне приходится сдаться и вместе с Анной, отцом и Цыпой тащиться в закусочную в Клапхэме[2]. Вообще-то это потрясное заведение в темно-синих с розовым тонах, с плетеными креслами и прозрачными столиками, куда приходит довольно интересная публика – студенты, актеры, шумные дружеские компашки, романтичные парочки… но это совершенно не то место, куда принято приходить с родителями. Я чувствую себя полной дурой и уверена, что все пялятся на меня и считают угрюмой толстой неудачницей, с которой никто не дружит. Чтение меню – отдельная пытка. Я перечитываю его дважды, смакуя названия вкуснейших блюд: сэндвич с беконом, помидором и зеленым салатом, копченый лосось с омлетом, пончики, лепешки с вареньем и взбитыми сливками, чизкейк, банановый пирог, карамельный пудинг…

– Мне черный кофе, пожалуйста.

– Неужели тебе ничего здесь не хочется, Элли? – волнуется отец. – Как насчет шоколадного торта? Ты от него никогда не отказывалась.

Ох, папа, если б ты только знал. Да я бы тут ни от чего не отказалась. Я бы с легкостью умяла все блюда их меню подряд. У меня чуть слезы из глаз не брызжут при виде щедрых порций вкуснятины на тарелках других посетителей.

– Похоже, ее еще мутит, – качает головой Анна. – Но тебе нужно хоть немного поесть, Элли, иначе свалишься в обморок.

Я соглашаюсь на тарелку омлета. От яиц ведь не толстеют, правда? Хотя их подают с двумя румяными масляными гренками. Я уговариваю себя только поковырять омлет вилкой для видимости, но вместо этого в мгновение ока уминаю все содержимое тарелки, которая теперь выглядит так, будто ее вылизали.

– Вот видишь! Аппетит приходит во время еды! – радуется отец. – Так как насчет тортика?

– Я хочу тортик, пап, – канючит Цыпа. Он едва притронулся к своему сэндвичу с морепродуктами и теперь занимается тем, что выковыривает оставшиеся креветки и выкладывает их кружком по краю тарелки.

– А ну немедленно доедай, – строго говорит ему Анна.

– Они не хотят, чтобы их съели, они хотят поплавать у меня в тарелке – правда, креветочки? – отвечает Цыпа, как обычно играя на публику.

– Эти креветочки хотят поплавать у тебя в животике, – говорит отец. – Открывай ротик, и они туда нырнут.

– Может, хватит уже? Он давно не ребенок, – фыркаю я.

Однако мне приходится досмотреть представление до конца и наблюдать за тем, как в качестве награды за съеденный сэндвич Цыпа получает еще и кусок клубничного торта со взбитыми сливками. Он мигом съедает клубнику и всего пару раз зачерпывает ложечкой взбитые сливки. Меня так и подмывает придвинуть к себе недоеденный торт и проглотить его без остатка. Мне даже приходится сжать кулаки, чтобы руки сами собой не потянулись к тарелке. Я представляю себя в виде бесформенной горы взбитых сливок с пупырышками клубничин, и только так мне удается сдержаться.

Анна рассеянно потягивает свой кофе без малейшего желания доесть за Цыпой десерт. Отец без зазрения совести жадно поедает огромный кусок бананового пирога. Ему плевать, что у него на рубашке пуговицы едва не лопаются, а живот вываливается из джинсов. Хоть бы хны. Ну почему, спрашивается, такая несправедливость? Почему мужчинам позволительно так выглядеть? И при всем при этом женщины по-прежнему находят моего отца привлекательным! Молоденькая официантка в мини-юбке кокетничает с ним, пока он расплачивается по счету. Какая же она худенькая. Обтягивающий топик едва достает ей до талии, и когда она двигается, обнажается ее плоский подтянутый животик. Как она только умудряется не есть, когда вокруг столько всякой вкуснятины?

О господи, какая же я голодная. После омлета с гренками стало даже хуже. А когда мы паркуем машину возле Трафальгарской площади и идем в Национальную галерею, мне становится совсем туго. В общем-то, я люблю картинные галереи, но там у меня всегда просыпается зверский аппетит, особенно после первых пятнадцати минут осмотра, когда меня начинает одолевать скука.

Сегодня скука начинает одолевать меня гораздо раньше. А вот Цыпа, напротив, бодр как никогда и засыпает отца бесконечными глупыми вопросами:

– А кто этот смешной карапуз?

– Почему у этой тети в голубом над головой золотая тарелка?

– У них только осел и корова, а где же свинки с курочками? Почему их тут не разводят?

Все посетители галереи на него умиляются. Отец пускается в пространные объяснения, но Цыпа его почти не слушает. Анна гладит его по головке и поднимает повыше, чтобы он мог рассмотреть детали.

Я делаю вид, что пришла не с ними, и брожу чуть поодаль. Созерцание картин понемногу успокаивает меня. Я долго не свожу глаз с печальной бледной женщины в зеленом бархатном платье, сидящей на полу и поглощенной чтением книги. Мне даже начинает казаться, что меня вот-вот засосет прямо в картину… Но потом я перехожу в другой зал, где Цыпа закатывает очередное представление.

Перед картиной «Происхождение Млечного Пути» он всплескивает руками и выпучивает глаза.

– Фу-у-у-у-у! Какая бесстыдная тетя, да? – голосит он.

Я тяжко вздыхаю. Анна молчит. Отец терпеливо объясняет Цыпе, что она вовсе не бесстыдная, тем более что это картина великого художника, иллюстрирующая прекрасный древний миф.

– А я все-таки думаю, что она бесстыдная, – настаивает Цыпа. – Скажи, Элли, она ведь бесстыдная?

По правде говоря, эта картина меня тоже порядком смущает, но я напускаю на себя важный вид и отвечаю:

– Ты еще слишком мал, чтобы оценить истинно великое произведение искусства.

– Ничего подобного. Я люблю искусство. Но эта картина точно бесстыдная. У этой тети отвислые складки, прямо как у тебя.

Я знаю, что он имеет в виду всего лишь женскую грудь, не важно, какого она размера. Но от слов «отвисшие складки» мне хочется разрыдаться на месте. Я чувствую, что вот-вот сорвусь. Ощущаю себя куском зыбкого розового желе.

– Встретимся у выхода через полчаса, ладно? – говорю я и уношусь прочь.

«Отвисшие складки» прочно засели у меня в голове и, словно червяк-вредитель, точат мой мозг. Я пытаюсь сосредоточиться на картинах, коль скоро мне представился случай побродить по музею одной, но ничего не выходит. Тогда я принимаюсь оценивать каждую изображенную на картине женщину: какая она – худая или толстая? Многочисленных дев в безразмерных голубых одеяниях оценивать трудновато, так что я переключаю все свое внимание на обнаженные фигуры. Самая стройная из них – красотка Венера в широкополой шляпе и ожерелье. Она стоит, подняв одну руку и согнув в колене ногу. Своей безупречной вытянутой фигурой она напоминает мне Надин.

Есть тут и Венера покрупнее, целующая юного купидона на фоне каких-то загадочных существ. Она определенно соблазнительна и прекрасно осознает силу своей красоты. Худой ее не назовешь, но выглядит она подтянутой, как будто каждый день тренируется в спортзале. Точная копия Магды.

Пытаюсь узнать на картинах себя – и нахожу собственный портрет на полотнах Рубенса. Двойные подбородки, пухлые складчатые руки, дряблые ляжки, отвислые животы, огромные рыхлые ягодицы. Вот трем девицам «в теле» протягивают золотое яблоко. Они выглядят так, будто съедают по целому яблоневому саду в день.

Все, больше никогда не притронусь к еде.

Глава 4. Толстуха

Итак, я решаю ничего не есть. Ничего не кусать, не жевать, не глотать. Казалось бы, чего проще.

Только на деле все оказывается куда сложнее. Это самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать в жизни, и целыми днями мои мысли заняты только едой.

Избежать завтрака проще всего. По утрам у меня с голоду кружится голова и слегка мутит, так что от вида громко чавкающего отца и причмокивающего Цыпы аппетит пропадает сам собой, и я лишь потягиваю черный кофе за компанию с Анной.

Со школьными обедами справиться тоже не проблема. Сперва запах из столовой стелется по коридорам, заползает в класс, и поначалу у меня щекочет в носу, урчит в животе и рот непроизвольно наполняется слюной. Но в самой столовой совладать с собой куда проще. Тамошний запах намного тошнотворнее, а если хорошо постараться, то и вид еды начинает внушать стойкое отвращение. Просто я пытаюсь смотреть на нее другим взглядом. Сосиски представляются мне обугленными мужскими причиндалами, неприлично розоватыми в местах, где треснула кожица. Пицца выглядит омерзительней, если вообразить, что помидоры на ней – это кусочки окровавленной плоти, а расплавленный сыр – вонючий гной. Печеная картошка напоминает дымящийся конский навоз. Так что отказаться от всех этих кушаний совсем не трудно.

Куда сложнее устоять, когда меня угощают Магда и Надин. Магда протягивает мне целый кусок сладкого домашнего пирога с орехами, и не успеваю я опомниться, как съедаю все до последней крошки, попутно заляпывая липкой начинкой подбородок. Это так божественно вкусно, что у меня аж слезы на глаза наворачиваются. Еще бы, я столько дней морила себя голодом, что пирог показался мне сказочным лакомством, но как только он исчез у меня во рту, оставив о себе лишь воспоминания и прилипшие к ладоням крошки, я прихожу в ужас.

Сколько же в нем калорий? 300? 400? А может, все 500? Там же сахар, масло и дико калорийные орехи!

Я говорю, что мне нужно срочно отлучиться в туалет, но Магда и Надин увязываются за мной, так что я уже не могу запустить себе два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту, потому что девчонки наверняка услышат.

Надин, как обычно, поедает один за другим шоколадные батончики – то «Твиксы», то «Киткаты». Ну почему такая несправедливость? Как ей только удается не толстеть? И сохранять безупречную белоснежную кожу без единого прыща? Она жует шоколадки рассеянно, пару раз откусывает от батончика сама, а потом протягивает их нам с Магдой.

– Надин, я же на диете, – вздыхаю я, отводя ее руку.

– Опять ты со своими диетами, – закатывает глаза Надин.

Ну ладно, допустим, раньше я тоже садилась на диету, но скорее ради развлечения. На этот раз все серьезно, как никогда.

Дома после уроков сдерживаться еще сложнее. Ведь я уже давно привыкла плотно перекусывать приходя из школы: хлебцами с медом, овсяными лепешками, сыром, виноградом, горячим какао, домашним печеньем – то есть нормальной полезной едой. Хотя нет, не полезной. Скорее вредной. Ведь это она превращает меня в уродливую жирную свинью. Все, не могу больше это есть. И не буду.

Анна не пытается меня уговаривать. Цыпе она готовит закуски к чаю как обычно, а себе и мне нарезает морковь, сельдерей и дольки яблока. Мы садимся за стол и принимаемся на пару хрустеть. Цыпа в недоумении смотрит на нас и, опасаясь, что его лишают чего-то вкусного, тоже требует себе сельдерей.

– Он же безвкусный, – отплевывается он. – Не, мне точно не нравится.

– Нам тоже не нравится.

– Зачем же вы его едите? – удивляется Цыпа.

Отец тоже считает, что мы с Анной спятили. Он с подозрением косится на то, как мы отрезаем себе на ужин по тоненькому кусочку ветчины, четвертинке помидора и заедаем все это листьями зеленого салата.

– Вот ненормальные, – заявляет он. – Решили сесть на диету? Ты же и так худая как спичка, Анна. А на тебя, Элли, я вообще не понимаю, что нашло. Ты всегда любила вкусно поесть.

– То есть ты хочешь сказать, что раз я всегда была жирной свиньей, то лучше мне такой и оставаться? – говорю я, кладя в рот полную ложку салата. Но он застревает у меня в горле и не желает проходить дальше. И зачем только я им себя пичкаю? Приходится выплюнуть его на бумажную салфетку. Меня аж передергивает от отвращения.

– Фу-у-у! Элли плюет в тарелку! Почему тогда мне нельзя плевать в тарелку, а, мам?

– Помолчи, Цыпа.

– Боже мой, Элли, что ты несешь, я вовсе не говорил, что ты толстая!

– Но подразумевал.

– Ничего подобного. Ты вовсе не толстая, ты…

– Ну? Какая же я тогда?

– Ты… как бы это сказать… самая обычная девочка, – теряется отец.

– Это Магда и Надин самые обычные девочки, а я намного их толще, – что, скажешь, нет?

– Ну не знаю, не знаю.

– Все ты знаешь. У Магды отличная фигура, и ты прекрасно это видишь. Ты же глаз с нее не сводишь, когда она в гости приходит.

– Элли, перестань, – строго говорит мне Анна.

– А Надин такая худющая сногсшибательная красотка, что ей предложили стать моделью для журнала «Спайси», – выкрикиваю я, срываясь из-за стола.

Я в слезах убегаю наверх к себе в комнату. Разглядываю свое отражение в зеркале, надеясь, что слезы придадут моему лицу несчастное трогательное выражение, но вместо этого вижу отвратительную красную физиономию. Из носа свешивается сопля. Между зубами застрял кусочек салата. И главное, я все такая же толстая. Толстая, толстая, толстая. Я почти ничего не ела последние два дня, а сбросила всего-то пару килограммов. Я каждое утро встаю голой на весы, а потом еще раз, когда прихожу из школы, и еще взвешиваюсь на ночь. Два килограмма кажутся приличным весом, если речь идет, к примеру, о двух упаковках сахара, но совершенно непонятно, откуда они исчезли у меня. У меня по-прежнему круглые щеки, как у надувшейся жабы, раздавшееся тело, отвислый зад и необъятные ляжки. Такое ощущение, будто я раздуваюсь на глазах и уже не помещаюсь в зеркале.

А между тем Надин привалило счастье. Она прибегает в школу, размахивая над головой конвертом:

– Элли, Магда! Угадайте-ка, что это?

Я догадываюсь. Мы с Магдой догадываемся. Весь класс догадывается и восхищенно обступает Надин.

– Ты что, правда теперь станешь моделью, да, Надин?

– Ну, честно говоря, это только приглашение на первый отборочный тур, девятнадцатого декабря, в Лондоне, но здесь написано, что тысячи девушек не добрались даже до него.

– Спасибо, Надин! Теперь я знаю свое место. И имя мне – ничтожество, – говорит Магда. – Хотя вполне возможно, что я выбежала из дома еще до того, как пришла почта. Может, меня тоже допустили до первого тура?

– Так, девочки, что тут у вас стряслось? – спрашивает миссис Хендерсон, входя в класс. – Вы жужжите, словно пчелы в улье.

– Чего уж там, мы обычные трутни, а вот пчелиная королева у нас – Надин, – отвечаю я.

Из моих уст это прозвучало довольно резко. Поэтому я виновато улыбаюсь Надин, показывая, что всего лишь пошутила. Но успех так вскружил Надин голову, что она уже ничего не замечает вокруг. Господи, как же она хороша. Кому победить в этом конкурсе, как не ей.

– Журнал «Спайси» выбрал тебя лицом с обложки? – вскидывает брови миссис Хендерсон.

– Везет же Надин, правда? – наперебой щебечут девчонки из класса.

– Ну, я прошла всего лишь на первый тур, – скромно признается Надин. – Вряд ли я выиграю. И наверняка перенервничаю девятнадцатого.

– А что же, интересно, будет девятнадцатого? – интересуется миссис Хендерсон.

– Мне нужно приехать в их лондонскую студию, и меня будут снимать в разных нарядах.

– О, Надин, ты будешь по-настоящему позировать!

– Позировать? – переспрашивает миссис Хендерсон с совершенно другой интонацией. В ее понимании это самое никчемное занятие, которым уж она-то ни за что бы не соблазнилась. От этого я испытываю постыдное чувство облегчения. Потом разглядываю миссис Хендерсон повнимательнее. Да уж, такие, как она, моделями не становятся. Не то чтобы она была жирной, нет, скорее плотной, мускулистой, да и серенький трикотажный спортивный костюмчик сидит на ней в обтяжечку.

– И когда же ты намереваешься ехать в эту студию, Надин? Вечером? Тебе следует убедиться, что это благонадежное мероприятие. А лучше возьми с собой маму, – советует миссис Хендерсон.

– Еще не хватало идти туда с мамой, – отвечает Надин. – Это абсолютно благонадежное мероприятие, миссис Хендерсон, не беспокойтесь. Кроме меня, туда придет куча других девчонок. К тому же фотосессия будет проходить днем.

– Ах, вот как. Значит, днем, – говорит миссис Хендерсон и, немного подумав, добавляет: – А как же школа?

– Это будет суббота, миссис Хендерсон.

– Ну, раз так, то вопросов нет.

– Но все равно мне придется отпроситься у вас на день. Вы же меня отпустите, правда, миссис Хендерсон?

– Мечтать не вредно, Надин, – задорно отзывается миссис Хендерсон. – В таком случае тебе придется помочь мне прибраться в спортзале – заодно приведешь себя в форму.

– Мечтать не вредно, миссис Хендерсон, – дерзко парирует Надин.

В итоге Надин соглашается помыть шкафчик со спортинвентарем в обеденный перерыв. Мы с Магдой вызываемся ей помочь. Пока мы сматываем канаты, складываем стопкой обручи и аккуратно укладываем мячи, Надин и Магда на ходу перекусывают чипсами и запивают их кока-колой. Я же потягиваю минералку. Сначала первую бутылку. Потом вторую.

– Ты что, в верблюда превратилась? – спрашивает меня Магда.

– В каком смысле? – говорю я, беспокойно осматривая свое раздобревшее тело. – У меня что, горб вырос?

– Да нет же! Просто ты слишком много пьешь. Уже вторую бутылку.

– Ну и что?

– Да так, ничего, – пожимает плечами Магда, растерянно глядя на Надин.

– Ты все время пьешь и ничего не ешь, – говорит Надин, тряся перед моим носом пакетиком с чипсами. – Поешь, Элли. От пары чипсин не потолстеешь. Я только ими и питаюсь.

– Хочешь сказать, что раз тебе повезло родиться с модельной внешностью, то можешь есть что угодно? – ворчу я.

– Ничего я не хочу сказать. Да что с тобой такое, Элли? Хватит уже дуться.

– Ладно, ладно, прости.

Мне и вправду немного стыдно. В последнее время я сама не своя. Магда и Надин ничем меня не обидели. А я то и дело к ним цепляюсь.

Я собираю волю в кулак и пытаюсь вести себя как ни в чем не бывало, что не так-то просто, потому что меня так и подмывает пригоршнями зачерпывать из пакета солененькие поджаристые чипсы и запихивать их себе в рот… Вместо этого я в очередной раз подношу к губам вторую бутылку с водой и осушаю ее.

Икаю. Ощущаю себя раздувшимся шариком, наполненным водой. Но чувство голода никуда не исчезло. Я ничего не ела со вчерашнего вечера, при том что поужинала одним салатом.

Просто я решила, что буду есть не больше одного раза в день до тех пор, пока не похудею хотя бы килограммов на шесть. Так что осталось продержаться еще пять часов.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я с энтузиазмом принимаюсь складывать стопками метательные кольца. Я то наклоняюсь, то выпрямляюсь… И вдруг шкаф с инвентарем ни с того ни с сего плывет у меня перед глазами, и мне приходится ухватиться за Надин, чтобы не упасть.

– Что с тобой, Элли?

– По-моему, у нее обморок, – говорит Магда.

– Ничего подобного, – еле слышно отзываюсь я.

Шкаф продолжает кружиться перед глазами, и еще мне кажется, что стены вот-вот упадут на меня.

– Опусти голову между ног, – советует Магда.

– Это еще зачем?

– Для прилива крови, балда. Давай же, Элли, садись. А теперь опускай голову. Сейчас тебе полегчает.

– Уже полегчало, – бормочу я.

Шкаф все еще кружится, но уже не так быстро.

– Может, позвать миссис Хендерсон? – спрашивает Надин.

– Не надо!

– Ты такая бледная, Элли.

– Я всегда бледная. Просто немного голова закружилась, вот и все. Ничего серьезного.

– Неудивительно, что она у тебя закружилась, ты же ничего не ешь, – говорит Надин. – А все твоя дурацкая диета.

– Пожалуйста, не начинай.

– Знаешь, какой самый верный способ похудеть? – говорит Магда, беря в каждую руку по увесистому диску и играя мускулами. – Заняться спортом. Думаю, Элли, тебе стоит попробовать.

– Ты предлагаешь Элли заняться спортом? – смеется Надин.

Ни я, ни Магда, ни Надин со спортом не дружим – это давно всем известно. Но я с недавних пор начала понемногу упражняться. Пытаюсь лежа отжиматься на полу в своей комнате, чтобы хоть немного убрать обвислый живот, но у меня такие слабые мышцы, что приподнимать туловище получается, только зацепившись за ручку комода. Один раз я себе чуть пальцы ног не сломала – на них до сих пор фиолетовые следы и ходить больно.

Еще я пробовала бегать в школу трусцой. Я очень боялась выглядеть смешно и надеялась, что все будут думать, будто я бегу на автобус. В итоге мне удалось пробежать два квартала, после чего я чуть не рухнула. Пот лил с меня градом, а еще я поняла, что переоценила возможности своего роликового дезодоранта, так что пришлось весь день держаться подальше от кого бы то ни было.

– Да, спорт – это идея, – соглашаюсь я. – Не то чтобы я не хочу им заниматься – просто не смогу. Ты ж меня знаешь, Магда.

– Это оттого что у тебя мышцы слабые. Давай вместе ходить в спортзал.

– Вы что, сдурели? – Надин в ужасе потрясает своими длинными черными патлами.

– Ну же, Элли, соглашайся. Тебе понравится. У нас в клубе есть утренние сеансы, я узнавала. Мы могли бы ходить туда перед школой, – продолжает Магда.

– Шутишь?

– Прекрати немедленно! – вопит Надин. – Нет, с вами явно что-то не так. Прямо как в «Секретных материалах». Точно, моими лучшим подругами завладели чокнутые зомби. Сначала Элли вбила себе в голову, что она толстая, и перестала есть – Элли, которая уплетала по три батончика «Марс» подряд, и вот теперь пожалуйста – Магда заявляет, что хочет вставать ни свет ни заря и тащиться в спортзал. Да что с вами?

Сначала мне кажется, будто Магда, как и я, отчаянно завидует тому, что Надин отобрали для модельного конкурса. Но вскоре я начинаю догадываться об истинных причинах ее внезапной тяги к спорту.

– Скажи-ка, а тот парень, с которым ты познакомилась в «Газировке», случайно не ходит по утрам в спортзал? – интересуюсь я.

– Ага, так вот в чем дело, – хихикает Надин.

– Нет, Джейми в спортзал не ходит, – говорит Магда. – Физические упражнения его интересуют только в одном смысле. Он прямо как осьминог какой-то, тискал меня всю дорогу. Ни за что больше не пойду к нему на свидание.

– Но ведь тебе тогда не Джейми понравился, а тот, другой, брюнет. Майк, кажется?

– Мик. О боже, он такой красавчик! Мы потом виделись с ним у Джейми в гостях. Он присел на диван рядом со мной, и я чувствовала, как между нами пробегали электрические разряды – бабах, бабах, бабах, – хотя он даже не прикасался ко мне. Я прямо чувствовала, как от напряжения у меня кончики волос дыбом вставали. Я точно знаю, что нравлюсь ему, но они с Джейми лучшие друзья, и потому он не хотел меня отбивать. Они с Джейми неразлейвода.

– Может, их связывает нечто большее? – говорю я. – Ты уверена, что Мик не гей?

– Разумеется, он не гей! Так вот, он как-то обмолвился, что по утрам занимается в клубном спортзале…

– В таком случае он точно гей. Нормальные парни так за собой не следят, – говорит Надин, в свою очередь поигрывая мышцами рук. – Как думаете, у меня достаточно рельефная мускулатура? Может, мне тоже не помешает что-нибудь подкачать?

– Тебе не помешает бюст подкачать, – говорит Магда, выпячивая собственную грудь, упакованную в поддерживающий бюстгальтер.

– Меня мой размер вполне устраивает. У многих моделей такой же. А если захочу – всегда смогу вставить импланты, – отвечает Надин.

– Тогда вставь себе лучше новые мозги, – ухмыляюсь я. – А что касается тебя, Магда, то я не собираюсь ходить в вонючий спортзал только ради того, чтобы ты кадрила там своего Мика.

– Ну ладно, ладно, забудем про спортзал. Иначе все будет слишком очевидно. К тому же абонемент туда стоит целое состояние. Может, лучше займемся плаванием? Бассейн у них открывается ровно в семь, как и спортзал. Давайте хотя бы разок сходим, а? Что скажете? Эй, Элли, Надин! А потом мы могли бы пойти завтракать в кафетерий и случайно встретить там Мика! По крайней мере, я очень на это надеюсь. Ну пожалуйста! Страшно неохота идти одной. Обещаю угостить вас завтраком. У них такие слойки с малиной – пальчики оближешь!

– Я на диете, – напоминаю я.

– Боюсь, Магда, твой план не сработает. Можешь смело меня вычеркивать. Перед съемками мне нужно как следует высыпаться, чтобы быть в форме, – говорит Надин.

– Элли, на тебя вся надежда. Кстати, я недавно читала одну статью о плавании – там писали, что это лучший вид спорта, потому что в нем работают все группы мышц, а еще – если заниматься им с утра перед завтраком, у тебя ускоряется обмен веществ, а значит, все, что ты съешь после, будет сжигаться в два раза быстрее. Так что можешь смело угоститься слойкой с малиной и не поправиться ни на грамм.

Я знаю, что она просто заманивает меня. Хотя в чем-то она, безусловно, права. Почему бы, собственно, и не попробовать? Нет, я не имею в виду булочки с малиной. Хотя если у меня и вправду ускорится обмен веществ, то когда-нибудь и до них дело дойдет.

– Ну же, Элли, соглашайся! – умоляет Магда, видя по моему лицу, что я почти готова. – Встречаемся завтра у входа в клуб в семь утра, ладно?

– Не знаю, не знаю, – ворчу я. Господи, как же я буду ходить там в купальнике и выставлять на всеобщее обозрение свои жирные тюленьи телеса? Хотя с другой стороны… полчаса плавания сожгут столько калорий…

– Хотя бы один разок, пожалуйста! Сто тысяч пожалуйста!

И я соглашаюсь. Но только на один раз.

Весь вечер я верчусь перед зеркалом в ужасном старом купальнике и прихожу к выводу, что все эти жировые складки никак нельзя выставлять напоказ. А с растительностью на теле что прикажете делать? Я усердно брею подмышки позаимствованным у Анны станком и случайно срезаю кожу, и ранка ужасно саднит.

Звоню Магде, чтобы все отменить. Она принимается уверять, что благодаря плаванию непременно подтягиваются все мышцы и что у самых здоровенных и накачанных пловцов всегда плоский живот, упругие ягодицы и стройные ноги. Пока она все это говорит, я разглядываю свое дряблое тело. И в конце концов соглашаюсь пойти.

В пятнадцать минут седьмого еле продираю глаза, но прохладный уличный воздух быстро приводит меня в чувство. Почти всю дорогу до клуба я бегу трусцой, лишь изредка переходя на шаг, чтобы перевести дыхание. Лишняя тренировка мне не повредит. Без трех минут семь я стою у дверей закрытого клуба. Там уже поджидает кучка любителей здорового образа жизни в надвинутых на лоб капюшонах спортивных толстовок. Магды среди них нет. Красавчика брюнета, который мог бы сойти за Мика, тоже не наблюдается. Я слишком стесняюсь своей школьной формы, поэтому становлюсь чуть поодаль, судорожно вцепившись обеими руками в спортивную сумку. Наверняка все сейчас думают: что, интересно, понадобилось этой жирной школьнице в нашем фитнес-центре? Таким здесь не место. Замечаю в толпе очень худенькую девушку в зеленом спортивном костюме, которая пристально меня разглядывает.

– Привет, Элли, – обращается она ко мне.

Я недоуменно молчу. Тут девушка улыбается, и я наконец узнаю ее. Это же Зоя Патерсон! Зоя – гордость нашей школы. На редкость башковитая девчонка. Сейчас она должна была быть в десятом классе, но ее перевели сразу в одиннадцатый, чтобы она могла сдать все экзамены на год раньше. Понятия не имею, сколько у нее предметов по программе – десять, одиннадцать, а может, даже двенадцать. И готова поспорить, что по всем она получит высший балл. Зою каждый год выбирают лучшей ученицей. А еще она хорошо рисует.

Именно так мы с ней и познакомились. Раньше мы часто оставались вместе на дополнительные занятия по ИЗО, а потом миссис Лилли, наша учительница рисования, предложила нам расписать стену в классе, чтобы как-то оживить обстановку. И вот каждый день в обеденный перерыв мы с Зоей приходили в кабинет и вместе работали над нашим проектом.

Поначалу мы почти не разговаривали друг с другом. Я думала, что Зоя не хочет общаться со мной только потому, что я младше, но вскоре догадалась, что она просто застенчивая, даже еще больше, чем я. Поэтому как-то раз я набралась смелости и первая заговорила с ней, и с тех пор мы стали часто переговариваться и пересмеиваться. А к тому времени, как мы закончили нашу роспись (это была шутливая сценка из жизни летнего лагеря, в которой мы изобразили великих женщин разных времен: Вирджиния Вульф, заправив подол юбки в панталоны, переходила вброд быстрый ручей, Джейн Остин в фартучке чистила картошку, сестры Бронте[3], засучив рукава, жарили на костре сосиски, Флоренс Найтингейл разбивала палатку, Билли Холидей собирала цветочки, Мэрилин Монро развешивала выстиранное белье, а Фрида Калло[4] разрисовывала свои резиновые сапоги), мы окончательно подружились.

Но в этом году Зоя перестала приходить на дополнительные занятия по рисованию, а когда мы встречались с ней где-нибудь в раздевалке или в школьном коридоре, то просто здоровались друг с другом и разбегались по своим делам. Я думала, что она избегает меня, потому что считает малявкой или потому что слишком занята подготовкой к экзаменам и ей просто некогда.

– Привет, Зоя. Не ожидала тебя увидеть, – говорю я.

Мне всегда казалось, что Зоя, как и я, прохладно относится ко всякого рода спортивным занятиям.

– Вообще-то я каждый день сюда прихожу, – отвечает Зоя. – Ты тоже в бассейн?

– Да. За компанию с Магдой. Моей подругой, блондинкой, ты ее знаешь. Только она еще не пришла. Проспала небось.

Наконец двери клуба открываются. Я говорю, что останусь на улице ждать Магду, а Зоя устремляется в раздевалку. Не помню, чтобы раньше она была такой худой. Щеки впали, штаны на бедрах болтаются. По правде говоря, Зоя и толстой-то никогда не была, не то что я, но попа у нее была приличная. Хм, может, плавание и впрямь помогает?

Я всерьез задумываюсь над тем, чтобы приходить сюда каждый день. Только, разумеется, без Магды, потому что она заявляется почти в двадцать минут восьмого.

– Привет, Элли, – зевает она. – Я еле встала в такую рань.

– И все равно опоздала.

Она не обращает на мои слова никакого внимания, и мы идем в кассу покупать билеты.

– Ты видела здесь кого-нибудь, похожего на Мика? – спрашивает Магда, зыркая по сторонам. – Смазливого такого брюнета?

– Не припомню. Мимо меня целая толпа успела пройти. Но никаких сногсшибательных красавцев я что-то не заметила. Впрочем, сама знаешь, на парней у нас разные взгляды.

– И не говори, – вздыхает Магда. – Видела я твоего Дэна.

– Дэн не мой парень, сколько раз тебе говорить.

– Тогда кто же он? – удивляется Магда.

– Понятия не имею, – отвечаю я.

Дэн был по уши влюблен в меня и постоянно доставал своими признаниями. Иногда мы вместе гуляли, но наши отношения никогда не выходили за рамки приличия. Это определенно не был роман века. Или года, месяца, минуты и даже секунды. И хотя сам Дэн утверждал, что любит меня, я никогда не воспринимала его чувства всерьез. А уж сейчас тем более ни в чем не была уверена. Он уже давно не писал мне и даже не перезвонил с тех пор, как я помешала ему смотреть какой-то там дурацкий матч по регби.

Может, пора уже обзавестись новым бойфрендом?

Ага. Кто ж захочет встречаться с такой, как я?

Магда – другое дело. С ней мечтают встречаться все подряд. Теперь-то я понимаю, почему она опоздала. Магда явилась при полном макияже и с безупречно уложенными свежевымытыми волосами. Вдобавок успела втиснуть себя в облегающий красный костюмчик из лайкры. Он такой тесный, что в нем наверняка ощущаешь себя как спеленатая бинтами мумия, – но при всем при этом Магда в нем выглядит потрясающе.

Я отворачиваюсь к стене, чтобы переодеться, потому что стесняюсь оголяться при Магде. Мои волосы спутаны в бесформенный пучок, лицо пошло пятнами от мороза, а очки запотели от теплого воздуха раздевалки, и я почти ничего не вижу. Я снимаю их и кладу в шкафчик на полку. Без них даже лучше. Если я никого не вижу, то можно считать, что и на меня никто не смотрит.

Я чуть ли не на ощупь пробираюсь к бассейну и быстренько ныряю в мерцающую изумрудную воду, чтобы она поскорее скрыла меня по самую шейку. Здесь так тепло и хорошо, только Магда совершенно не спешит ко мне присоединиться. Она долго стоит у края бассейна, пробуя пальцами ног воду и время от времени взвизгивая. Не иначе как хочет привлечь к себе внимание. И ей это удается. Я на всех парах проплываю до конца дорожки, а когда возвращаюсь, то вижу, что вокруг Магды уже собрались пятеро парней, и все они шутят, смеются и наперебой дают ей советы.

Я предпринимаю очередной заплыв, стараясь ни о чем не думать. В конце концов, я пришла сюда не для того, чтобы с парнями знакомиться. А для того, чтобы похудеть.

Поэтому я продолжаю плавать туда-сюда практически не останавливаясь. Десять дорожек брассом, десять кролем и еще десять на спине. Потом то же самое еще раз. К счастью, плаваю я довольно прилично, так что на фоне остальных выгляжу неплохо. Есть парни, которые плавают быстрее меня, но зато из девушек за мной никто не может угнаться – кроме Зои.

Мы с ней плаваем почти на равных, и ни одной из нас никак не удается обогнать другую. Если она вдруг вырывается вперед, я собираю все силы и делаю отчаянный рывок. Задыхаясь, я постепенно сокращаю разрыв и – р-р-раз! – неожиданно обгоняю ее, после чего начинаю грести еще быстрее, но долго в таком темпе продержаться не могу и постепенно замедляю ход, чтобы немного отдышаться, вновь позволяя Зое быть первой.

Мы продолжаем наше состязание и приходим к финишу одновременно, а потом долго смеемся.

– Пора вылезать, а то в школу опоздаем, – говорит Зоя.

– Ладно, – отвечаю я, едва переводя дыхание.

Магда вылезла из воды задолго до меня. Можно сказать, она едва окунулась – не спеша проплыла туда-обратно раз пять, держа голову высоко над водой, чтобы не повредить прическу, и вылезла из воды, чтобы успеть заново накраситься.

Прильнув к зеркалу, она наносит завершающие штрихи.

– Ну все, Элли, я пошла. Увидимся в кафетерии, ладно? – говорит она. – Не хочу пропустить Мика – если он вообще здесь.

Мы с Зоей принимаем душ и целомудренно отворачиваемся друг от друга, намыливаясь под струями горячей воды, но когда мы вытираемся и натягиваем белье, я достаю из шкафчика очки и, украдкой бросив взгляд на Зою, замираю от изумления.

Зоя такая тощая. Не худенькая, не стройная, а костлявая. Ребра проступают сквозь кожу, тазобедренные суставы выпирают далеко вперед, а руки и ноги такие тонюсенькие, что кажется, того и гляди переломятся.

– Зоя! – невольно вскрикиваю я. Раньше я никогда не видела таких истощенных тел. Она выглядит ужасно.

– Что? – оборачивается она.

– Ты так похудела!

– Пока что не сильно. Недостаточно. Надо еще, – говорит Зоя.

Глава 5. Индюшка

Но я же не слепая, я все вижу. И я понимаю, что Зоя серьезно больна. Скорее всего, у нее анорексия. Она не стройная и красивая. Она тощая и уродливая. Тощая и чокнутая. Она заморила себя голодом. И теперь выглядит как ходячий скелет. В ее костлявом теле, выпирающих отовсюду костях и заострившихся чертах лица нет абсолютно ничего привлекательного. Они внушают отвращение.

Не хотела бы я стать как Зоя.

На ужин я ем цыпленка с брокколи и печеной картошкой. Даже приправляю картошку сливочным маслом, а на десерт съедаю шоколадное мороженое с шоколадным же соусом.

– Ну, слава богу, – говорит отец. – А то я уже начал беспокоиться из-за твоей диеты. Надеюсь, ты окончательно образумилась, Элли?

– А то, – говорю я, залезая в морозилку за второй порцией мороженого.

– И мне захвати, – просит Анна, доставая себе тарелку.

Я ем не спеша, растягивая давно забытое удовольствие и наслаждаясь каждой ложечкой. Наконец наступает чувство насыщения, по телу разливается приятное тепло, и становится легко на душе. Я болтаю с Анной, с отцом и даже с Цыпой. Вместо того чтобы сбежать после ужина к себе в комнату, я уютно сворачиваюсь комочком на диване в гостиной. Отец приносит свой любимый фильм «Волшебник страны Оз», который мы часто смотрим, когда собираемся всей семьей.

Поначалу я придирчиво разглядываю Джуди Гарланд. Она слегка полновата или мне только кажется? По сравнению со мной она, конечно, худая. Но как только Дороти впервые ступает из своего серенького домика в разноцветную страну Оз, я словно иду за ней и забываю о всех своих беспокойствах. Просто сижу и наслаждаюсь фильмом.

А после я укладываю спать Цыпу и напеваю ему песенку из фильма, и мы даже исполняем танец Жевунов на лестничной площадке. На прощание Цыпа крепко обнимает меня за шею и шепчет:

– Элли, я так тебя люблю.

– Я тоже люблю тебя, Цыпа, – шепчу я в ответ.

Сама удивляюсь, почему раньше я так часто на него сердилась. Теперь мне хочется со всеми быть доброй и приветливой. Я даже улыбаюсь собственному отражению в зеркале у себя в спальне. Но когда я раздеваюсь, меня охватывает внезапная тревога. Мой сытый живот похож на бочонок. Я поворачиваюсь боком и смотрю на себя в зеркало, чтобы определить, насколько он выпирает. Потом быстро натягиваю ночнушку и ныряю под одеяло. Вспоминаю сегодняшний фильм и постукиваю пяткой о пятку, словно каблучками воображаемых красных башмачков.

На следующий день в школе я пытаюсь собрать в голове остатки здравого смысла. Это не так-то просто. В тесной школьной форме я снова чувствую себя жирной коровой. На Надин юбка сидит свободно, свисая красивыми складками. А моя так плотно обтягивает бедра, что я едва могу ходить. На Надин свитер болтается, а мой некрасиво облегает выпуклую грудь. Я принимаюсь пристально разглядывать всех подряд. Какие же они худые и стройные. Одно расстройство. Тогда я пытаюсь сравнить себя с бедняжкой Элисон Смит, чтобы оценить, далеко ли мне еще до нее.

На уроке рисования стараюсь расслабиться и привести в порядок чувства. Миссис Лилли говорит, что мы можем рисовать все что пожелаем на тему Рождества, а автору самой оригинальной работы она вручит приз – шоколадного Деда Мороза.

Магда старательно рисует роскошного обнаженного стриптизера с накладной белой бородой и пучками остролиста на самых важных местах. Надин изображает модельной внешности феечку на верхушке новогодней елки. Ну а я решаю нарисовать перепуганную индейку с выпученными глазами и разинутым клювом, которую фермер насильно пичкает едой. Индейка уже так раздулась, что того и гляди лопнет. Перья у нее в хвосте топорщатся в разные стороны, и она сильно смахивает на мой портрет. Над головой у индейки порхают юркие воробьишки. Как ни стараюсь, картинка выходит безрадостной.

– Ох, Элли, – вздыхает миссис Лилли. – Ты вступила в общество защиты животных?

Шоколадный Дед Мороз достается не мне. Сама не знаю, почему я так расстраиваюсь. Не собиралась же я в самом деле его съесть. Зачем мне лишние 529 каллорий на 100 граммов? Дома я внимательно изучила обертки всех шоколадных батончиков на предмет информации об их энергетической ценности и побыстрее засунула подальше на полку, как будто могла поправиться даже оттого, что подержала их в руках.

Вот мисс Лилли, кстати говоря, в последнее время заметно округлилась. Раньше она была очень худой, а теперь у нее наметился животик и талия пропала. Впрочем, в джинсовой рубашке, свободном пиджаке и длинной черной юбке она выглядит очень даже ничего. Тем более с кулоном из темного янтаря на длинном черном шнурке. Он особенно подходит к ее глазам. Она по-прежнему замечательно выглядит, даже несмотря на то что определенно прибавила в этом полугодии лишних три-четыре кило, а может, и больше. Прямо так и светится от счастья.

Тут мои мысли возвращаются к бледной и болезненно худой Зое. Не хочу же я в самом деле сделаться похожей на нее? Может, мне лучше взять за образец облик миссис Лилли – этакой очаровательной толстушки в одеждах широкого покроя? Войти в образ свободной художницы.

Эх, жаль, шоколадный Дед Мороз достался не мне.

Миссис Лилли подзывает меня к себе после урока.

– Мне жаль, что приз ушел не тебе, Элли, – говорит она.

– Подумаешь.

– Ты ведь знаешь, я считаю тебя очень одаренной художницей.

– Спасибо, – бормочу я, краснея до самых ушей.

– Надеюсь, я успею вернуться в школу к тому времени, как ты начнешь работать над проектом для аттестационного экзамена.

– Что значит – успеете вернуться?

– Я ухожу в конце этого полугодия.

– Но почему, миссис Лилли?

– Я думала, ты уже догадалась, – смеется миссис Лилли. – Сегодня ты так пристально меня разглядывала. – Она нежно гладит свой живот. – У меня будет ребенок.

– О-о-о!

– Да, так и есть. Сначала было не слишком заметно, но теперь скрывать живот сложновато. Чувствую себя прямо как твоя рождественская индейка.

Я чуть не плачу.

– Ну же, Элли, выше нос. Можешь как-нибудь навестить меня после того, как родится малыш.

– Да, пожалуй. И вообще, поздравляю.

Я пулей вылетаю из класса. Оказывается, миссис Лилли вовсе не толстая. Она беременная. Мой образец идеальной фигуры – причем намного более стройной, чем моя, – оказывается, на шестом месяце беременности!

Кошмар какой-то.

Когда я прихожу домой, Анна готовит на кухне огромную кастрюлю спагетти.

– Это я есть не буду, – решительно заявляю я, все еще находясь под впечатлением от разговора с миссис Лилли.

На ужин я съедаю полпачки творога с кусочками свежего огурца и моркови. Вкус и вид этого блюда не оставляют никаких сомнений в том, что его уже кто-то прожевал и выплюнул еще до меня. От запаха спагетти с мясным соусом кружится голова, но я не поддаюсь искушению. Держусь из последних сил. Вот если бы можно было заклеить рот каким-нибудь суперклеем – тогда бы я чувствовала себя в безопасности.

Эти спагетти мне даже снятся, и я просыпаюсь посреди ночи оттого, что сосу палец. Я сворачиваюсь клубочком под одеялом и крепко обхватываю руками колени. Мне ни в коем случае нельзя спускаться на кухню и рыться в холодильнике. Очередное обжорство вряд ли пройдет незамеченным, потому что Анна наверняка услышит, если я снова примусь вызывать у себя рвоту.

Я начинаю опасаться, что у меня разовьется булимия. В журнале «Спайси» (Надин стала его ярой поклонницей) читаю статью, в которой пишут, что при частой рвоте во рту образуется кислота, которая разрушает корни зубов. Одна фотомодель на протяжении полугода вызывала у себя рвоту, чтобы сохранять фигуру для модных показов, и в итоге ей пришлось заказывать полный комплект вставных зубов.

– Какое счастье, что я от природы худая, – самодовольно хмыкает Надин, читая у меня через плечо.

Я издаю пару утробных звуков. Как ни странно, слова Надин меня вовсе не раздражают. Сейчас меня волнует другое. Я шепотом спрашиваю, что она думает о Зое, когда наши классы собирают в зале на собрание.

– В каком смысле? – недоумевает Надин.

– Тебе не кажется, что она со странностями? – осторожно навожу я ее на мысль. Мне не хочется ей подсказывать, мне нужно ее собственное мнение.

– Зоя всегда была со странностями. Она же зубрила. Только и делает, что учится. Как будто заняться больше нечем, – безжалостно высказывается Надин.

– Да, но тебе не кажется, что она стала как-то странно выглядеть? – говорю я. – Тебе не кажется, что она сильно похудела?

Надин еще раз окидывает взглядом Зою, облаченную в мешковатую школьную форму. Юбка у нее намного длиннее, чем у остальных, а на ногах толстые шерстяные колготы. Толком и не разглядишь.

– Ну да, вроде похудела немного, – пожимает плечами Надин.

Может, я зря беспокоюсь? Может, как раз сейчас Зоя именно такая, какой ей и положено быть? Я отчетливо помню ее большую задницу. А потом Зоя серьезно занялась спортом, стала помногу тренироваться и привела себя в норму.

Я пытаюсь припомнить, как она выглядит без одежды. И перед моими глазами встает совершенно другая Зоя, будто отраженная в кривом зеркале. И я уже не понимаю, действительно ли она такая или мне померещилось? Я решаю убедиться еще раз.

– Пойдешь завтра в бассейн? – спрашиваю я Магду.

– Да ну, зачем? Все равно Мика там не было, – отвечает она.

– А как же те парни, что тебя развлекали?

– Они, конечно, ничего. А Ларри, ну, тот блондин, даже пригласил меня на свидание. Я сказала, что схожу с ним куда-нибудь в выходные.

– Когда-когда? – испуганно переспрашивает Надин. – Ты что, забыла, что обещала накрасить меня и подстричь? У меня же съемки для «Спайси»!

– Но ведь в идеале ты все равно предпочла бы встречаться с Миком, так? – продолжаю я уговаривать Магду. – Пойдем завтра в бассейн. И ты давай с нами, Надин, – к субботе тебе нужно быть в форме.

– Да, но я не хочу, чтобы волосы пропитались хлоркой, – отпирается Надин. – И мне нужно спать не меньше восьми часов в сутки, иначе будут мешки под глазами. Ни за что не поднимусь в такую рань.

У Магды тоже не очень-то получается вставать в такую рань, и мне снова приходится дожидаться ее перед входом. Пока я расхаживаю взад-вперед, появляется Зоя. Она трусцой бежит по дорожке с крайне сосредоточенным видом. Стоя в очереди за билетом, продолжает подскакивать на месте, будто у нее в подошвах встроенные пружины.

– С чего это ты такая бодрая с утра пораньше? – спрашиваю я у нее.

– Я с пяти часов на ногах.

– Что?!

– Иначе мне ничего не успеть. Сначала я занимаюсь растяжкой и качаю пресс, потом целый час занимаюсь уроками. Все упрашиваю родителей купить мне в комнату велотренажер, но они ни в какую. Тогда бы я могла одновременно читать учебники и тренироваться. При этом мать с отцом собираются потратить целое состояние на рождественские каникулы в шикарном отеле в Португалии. Я умоляла их разрешить мне остаться дома, а на сэкономленные деньги получить в подарок велотренажер – но они и слушать не хотят, – Зоя тараторит быстрее обычного, будто ее мысли несутся вскачь. – Отец так поступает мне назло. И даже не скрывает. Он хочет меня откормить. Ненормальный какой-то.

У меня не хватает смелости ей возразить. Ненормальная-то как раз она сама, только не замечает этого. Хотя, может, все-таки нет? Она же такая умная. Звезда школы. Отличная спортсменка. Лучшая всегда и во всем. Особенно в живописи.

– Ты по-прежнему рисуешь, Зоя?

– Только для экзаменационного проекта.

– А для удовольствия? Помнишь, как было здорово, когда мы расписывали стену?

Зоя пожимает плечами и смотрит на меня с нескрываемой досадой.

– Теперь у меня нет времени на всякие глупости, – говорит она, словно я трехлетний ребенок, которому она объясняет, почему не может покалякать с ним в альбоме.

Потом она убегает в бассейн, а я продолжаю ждать Магду. Мимо меня в спортзал проходит высокий знойный брюнет в черном стильном спортивном костюме. Может, это и есть Мик? Не могу же я вот так подойти к нему и спросить. Следом появляются парни, которые увивались за Магдой в прошлый раз. Блондин интересуется, где же моя подруга.

– Скоро придет, – говорю я.

Один из парней что-то бормочет остальным, и они прыскают со смеху.

Я краснею и почти готова их прибить. Все, хватит здесь стоять. Почему я вечно должна ждать Магду? Тем более что мне позарез надо увидеть Зою.

Я обгоняю парней и устремляюсь в бассейн. Зоя уже разделась и теперь роется в сумке в поисках плавательных очков. Она стоит ко мне спиной, и я вижу, как неестественно выпирает у нее позвоночник. Кажется, еще немного – и позвонки выскочат наружу. Только кожа да кости. Во время растяжки у нее на ногах можно различить все связки и сухожилия. Когда она выпрямляется, видно, какой широкий просвет между ее ногами, отчего они кажутся кривыми. Когда она поворачивается ко мне, чтобы надеть очки, я замечаю, что вместо груди у нее два жалких крохотных пупырышка. Над ключицами глубокие уродливые впадины, а лицо так исхудало, что стало похоже на череп. Еще немного – и она окончательно заморит себя голодом.

Но когда она стоит под душем и поднимает свои тоненькие ручки, я вижу ее плоский живот, обтянутый эластичным купальником, и испытываю внезапный прилив зависти. Мне во что бы то ни стало нужно сбросить вес. Надо похудеть. Не так, как Зоя, конечно. Не до такой же степени. Но ее пример показывает, что можно себя изменить, если захочешь. В прошлом году Зоя была такой же, как я. А теперь она гораздо худее Магды и даже Надин, она вообще самая худая из всех, кого я когда-либо видела, – я, конечно, не имею в виду несчастных голодающих детей, которых показывают по телевизору.

Я тоже обязательно похудею. Это несложно. Нужно просто перестать есть. Но пока я рассекаю туда-сюда по дорожке, не могу думать ни о чем другом, кроме как о слойках с малиной – воздушных, румяных, пропитанных сладким вареньем. Наконец появляется Магда. На ней купальник в клубничку и водостойкая красная помада в тон. Стоит ей один раз сверкнуть своей обворожительной улыбкой, как парни со всего бассейна мигом устремляются к ней.

Когда мне удается ненадолго завладеть ее вниманием, я говорю, что в эту самую минуту некий парень, похожий по описанию на Мика, отжимает железо в спортзале. Магда чуть не визжит от восторга:

– Супер! Тогда скоро вылезаем и идем завтракать, ладно?

– Я здесь плаваю не для того, чтобы потом жиреть в кафетерии, – говорю я.

– Ты и так не жирная, – отвечает на автомате Магда. Потом еще раз получше рассматривает меня сквозь лазурную воду бассейна. – Тем более ты даже похудела.

– Правда? Так заметно? Или ты так сказала, чтобы перехитрить меня?

– Элли, у тебя бзик. Да, ты точно похудела. Сколько ты сбросила?

– Пока что пару кило с половиной.

– Молодчина. Ты и выглядеть стала на пару с половиной кило худее. Это же очень много. Так что можешь смело пойти в кафетерий, съесть там аппетитную слоечку и помочь мне выследить Мика.

– Так я и знала! Ты просто меня используешь!

– Ну да, есть немного. А еще я не хочу, чтобы ты стала сумасшедшей анорексичкой и превратилась в ходячий мешок с костями, как Зоя.

– Думаешь, Зоя слишком тощая? – мигом подхватываю я.

Магда таращится на меня в недоумении:

– Разуй глаза, Элли! Она выглядит чудовищно. Удивляюсь, как ее до сих пор в больницу не упекли. И куда только ее родители смотрят.

– Отец хочет увезти ее на каникулы в Португалию, чтобы там откормить.

– Тогда ему придется пичкать ее едой раз по двадцать на дню, потому что от нее давно один скелет остался. – Тут Магда осекается, потому что Зоя как раз проплывает мимо нас к бортику, чтобы вылезти из бассейна.

Не могу оторвать глаз от ее тонюсеньких ног. Она вся дрожит, руки посинели от холода, а прозрачная кожа чуть не лопается на ребрах при каждом вздохе. Знаю, Магда права, и все же после бассейна я предпочитаю трусцой пробежаться с Зоей до школы, а не завтракать в кафетерии с Магдой.

Может, конечно, Зоя и чокнутая, зато она в куда лучшей спортивной форме, чем я. К тому времени, как мы добегаем до школы, я еле держусь на ногах. Миссис Хендерсон застает меня на полу в раздевалке, где я судорожно перевожу дыхание.

– Элли? Что с тобой?

– Просто… я… за… пы… халась.

– А я уж испугалась, что у тебя астма. Ты что, бежала? Ну надо же, даже не опоздала!

– Я бежала всю дорогу от клуба до школы, – хриплю я.

– Ой, держите меня. Элеонор Аллард решила оздоровиться!

– Если честно, то такой больной я себя еще никогда не чувствовала, – жалуюсь я, хватаясь за грудь. – По-моему, меня сейчас инфаркт хватит.

– В таком случае тебе не помешает ходить на мои занятия по аэробике в обеденный перерыв, – говорит миссис Хендерсон.

– Ладно, попробую, – вздыхаю я.

А что, это поможет сжечь двести-триста калорий и отвлечет от обеда. Тем более что сегодня специальное рождественское меню, как обычно в конце полугодия. А значит, каждой ученице полагается кусочек индейки, колбаска-гриль, две печеные картошки, пюре из зеленого горошка и кусок сладкого пирога со сливками. Настоящая калорийная бомба.

Я запрещаю себе даже приближаться к столовой и вместо этого иду на большой перемене заниматься аэробикой. Это сущий ад. Сплошная пытка.

Чувствую себя полным ничтожеством в толпе натренированных мускулистых девиц, которые бодро скачут по залу в обтягивающих лосинах. Пристраиваюсь за спиной у Зои, нацепившей на себя безразмерную футболку и просторные треники. В них она кажется особенно худосочной и слабенькой, но при этом занимается не жалея себя. Она не пропускает ни одного движения, плотно сжав губы в прямую линию.

Я так запарилась, что у меня запотели очки и пот льет со лба градом. А еще начало колоть в боку, и я едва сдерживаюсь, чтобы не согнуться пополам от боли. Я, как все, пробую махать руками и топать ногами, но они у меня словно ватные и почти не слушаются.

– Передохни пару минут, Элеонора, – кричит мне миссис Хендерсон.

Я падаю на пол. И из последних сил ловлю ртом воздух. Но лежа на полу я не слишком-то похудею. Поэтому заставляю себя подняться и продолжать двигаться до конца тренировки, до которого еле доживаю.

Теперь мне срочно нужно помыться, хотя я терпеть не могу школьные душевые, потому что они без перегородок. Я забиваюсь в самый угол и поворачиваюсь спиной к остальным, украдкой бросая завистливые взгляды на чужие плоские животы и упругие ягодицы.

Зоя в этом бардаке участия не принимает. Она хватает мочалку и уносится в туалет, чтобы помыться над раковиной.

Я же стараюсь как можно быстрее натянуть школьную форму на свое рыхлое розовое тельце и смыться из раздевалки, но на выходе меня подкарауливает миссис Хендерсон.

– Можно тебя на пару слов? – говорит она. – Зайди-ка ко мне в кабинет.

Раньше мне приходилось бывать в ее святая святых только в тех случаях, когда она отчитывала меня за то, что несколько недель кряду я отлынивала от занятий физкультурой, прикрываясь критическими днями. Надеюсь, на этот раз она не будет меня ругать за добровольное посещение ее дополнительных занятий?

– Может, наконец скажешь, что с тобой происходит, Элли? Сначала плавание, потом пробежка, теперь аэробика. Зачем тебе все это?

– Вы же сами предложили мне прийти в обеденный перерыв.

– Я просто пошутила, хотя была приятно удивлена, что ты пришла. Что ты задумала, Элли?

– Я же сказала – хочу вести здоровый образ жизни. Я-то думала, вы обрадуетесь, миссис Хендерсон. Вы вечно твердите, что мне надо больше заниматься спортом. Вот я и занимаюсь.

– Ты хочешь вести здоровый образ жизни или похудеть?

– Что вы имеете в виду?

– Я же не дурочка, Элли. Думаешь, я не понимаю, почему Зоя приходит на мою аэробику? Я очень за нее беспокоюсь. Я уже сотни раз пыталась поговорить с ней и с ее родителями. Боюсь, у нее нервная анорексия. Но сейчас я хочу поговорить о тебе, Элли, а не о Зое.

– Ну, меня-то анорексичкой точно не назовешь, мисс