Читать онлайн Хоббит бесплатно

J. R. R. Tolkien

The Hobbit

* * *

Глава 1. Нежданные гости

В норе под землей жил да был хоббит. Нет, не в какой-то грязной противной норе по соседству с дождевыми червями, не в гадкой сырой норе, откуда тянет промозглым воздухом, но и не в пыльной и голой песчаной норе, где не на чем посидеть и нечем перекусить. О нет, то была хоббитская нора – уютная и со всеми удобствами.

В нору вела круглая, как корабельный люк, дверь, выкрашенная зеленой краской. Точно посередине двери желтой шишечкой торчала блестящая бронзовая ручка. Дверь отворялась внутрь, в большой коридор с полукруглым сводом, похожий на печную трубу (только без дыма и копоти), очень уютный и хорошо обустроенный: стены обшиты деревянными панелями, мощеный плиточный пол застлан ковром, повсюду удобные кресла и много вешалок и крючков для пальто и шляп, потому что хоббит любил приглашать гостей. Коридор постепенно заворачивал: он шел вдоль склона, не забираясь далеко в глубь Холма (как именовали его окрестные жители), – и по обе стороны открывались небольшие круглые двери. Никаких лестниц: спальни, умывальные комнаты, погреба, кладовые (их было, прямо скажем, немало), гардеробные (их тоже было несколько: в одной комнате вся одежда не помещалась), кухни, столовые – всё располагалось на одном этаже, и даже в одном коридоре. Парадные комнаты находились по левую руку (если смотреть от входа), и только в них были окна: круглые окна в глубоких нишах, выходившие в сад, за которым виднелись луга, спускавшиеся к реке.

Наш хоббит был весьма состоятельным хоббитом и носил фамилию Бэггинс. Бэггинсы проживали в окрестностях Холма с незапамятных времен и считались очень почтенным семейством – не только потому, что почти все Бэггинсы были богаты, но и потому что они никогда не позволяли себе никаких приключений и вообще не совершали ничего неожиданного: всегда было точно известно, что именно скажет любой Бэггинс в том или ином случае. Но наша история – о том, как однажды на долю Бэггинса выпало-таки приключение, и он, к собственному изумлению, вдруг начал говорить и делать такое, чего никто не мог от него ожидать. Наверное, он утратил при этом уважение соседей, зато приобрел… впрочем, сами увидите, приобрел он в конце концов что-нибудь или нет.

Матушкой нашего хоббита… кстати, а знаете ли вы, кто такие хоббиты? Похоже, надо кое-что рассказать о них, ведь нынче хоббиты сторонятся Большого Народа (как они называют людей), и теперь их нечасто встретишь. Ростом они примерно в половину нашего, пониже бородатых гномов. К слову сказать, у хоббитов борода не растет. В них нет ничего волшебного, если не считать волшебством совершенно естественное умение беззвучно и быстро исчезать из виду, едва поблизости, топая как слоны, появляются всякие бестолковые неповоротливые верзилы, вроде нас с вами, которые пыхтят так, что слышно на милю вокруг. Хоббиты склонны отращивать брюшко; они любят яркие одежды (особенно желтые и зеленые); башмаков не носят, потому что ступни у них грубые, а на ногах от подошвы до щиколоток – теплая густая бурая шерстка, под цвет курчавых волос. У хоббитов длинные ловкие смуглые пальцы и добродушные лица; они смеются густым мелодичным смехом (с особенным удовольствием – после обеда, а обедают хоббиты дважды в день, если получится). Ну вот, пожалуй, для начала и хватит.

Итак, матушкой нашего хоббита – Бильбо Бэггинса – была достославная Белладонна Тук, одна из трех незабвенных дочерей Старого Тука, главы хоббитов, который жил по ту сторону Реки (как именовалась небольшая речушка, протекавшая у подножия Холма). Поговаривали (в других семействах), будто давным-давно кто-то из Туков взял себе жену из дивного народа. Глупости, разумеется, но Туки и впрямь чем-то отличались от остальных хоббитов, и некоторые из них время от времени срывались с места и отправлялись искать приключений. Они исчезали тихо и незаметно, и семья старалась замять это дело, но факт остается фактом: Туки считались не столь почтенным семейством, как Бэггинсы, хотя были куда богаче.

Впрочем, Белладонна Тук с тех пор, как вышла замуж за мистера Банго Бэггинса, ни в каких приключениях не участвовала. Банго Бэггинс, батюшка Бильбо, выстроил для нее (и частью на ее деньги) роскошнейшую нору, самую лучшую из всех нор, вырытых под Холмом, за Холмом или по ту сторону Реки, – и жили они там до конца своих дней. Но все же вполне возможно, что Бильбо, ее единственный сын, по виду и всем повадкам – вылитый мистер Банго, степенный хоббит и домосед, получил в наследство от Туков некую неуловимую странность, которая только ждала случая себя проявить. Случай долго не подворачивался – Бильбо дожил почти до пятидесяти лет в прекрасной норе, построенной отцом, которую я только что описал, и казалось, ничто уже не заставит его тронуться с насиженного места.

Но вот однажды – давным-давно, когда шума было поменьше, а зелени побольше, и хоббитов еще было много, и они благоденствовали, когда все было тихо-спокойно, и Бильбо Бэггинс стоял поутру после завтрака на пороге своей норы и курил длинную-длинную деревянную трубку, которая едва не касалась его босых ног с мохнатыми пальцами (шерстка была аккуратно расчесана щеткой), – случилось так, что мимо проходил Гандальв.

Гандальв! Если вы знаете хотя бы четверть того, что слыхал о нем я, – а я слыхал лишь малую толику того, что, наверное, можно о нем услышать, – то вы, как я полагаю, уже ждете какой-то невероятной истории. Где бы ни появлялся Гандальв, там тотчас начинали происходить самые удивительные истории и затевались небывалые приключения. Он давно не заглядывал в эти края, к Холму, – по сути, с тех самых пор, как умер его друг Старый Тук, и хоббиты уже почти позабыли, каков Гандальв с виду. Он странствовал по своим делам далеко за Холмом, по ту сторону Реки, и в последний раз его видели, когда нынешние отцы семейств были еще хоббитятами.

Поэтому Бильбо понятия не имел, кто перед ним, когда тем самым утром увидал подле своей норы старика с посохом. На старике была высокая синяя островерхая шляпа, большой серый плащ, серебристый шарф, скрытый под длинной, ниже пояса, белоснежной бородой, и огромные черные сапоги.

– Доброе утро! – простодушно сказал Бильбо. Утро и правда было доброе: солнце сияло, трава по весне зеленела.

Но Гандальв взглянул на него, насупив густые косматые брови, торчавшие из-под полей шляпы.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он. – Просто желаете мне доброго утра? Или хотите напомнить, что утро, мол, доброе, нравится это мне или нет? Или это вам оно кажется добрым? Или, по-вашему, нынче утром вообще все должны быть добрыми?

– Да всё вместе, – ответил Бильбо. – И вдобавок – прекрасное утро, чтобы выкурить трубочку у дверей. Если у вас есть трубка, присаживайтесь, попробуйте моего табачку! Торопиться некуда, целый день впереди! – И Бильбо уселся на скамеечку перед дверью, положил ногу на ногу и выпустил из своей трубки аккуратное колечко серого дыма – оно поднялось вверх и уплыло куда-то за Холм.

– Прелестно! – произнес Гандальв. – Но мне сейчас недосуг пускать колечки. Я ищу того, кто бы мог поучаствовать в приключении, которое я устраиваю, но пока никого не нашел!

– Еще бы, в наших-то краях! Мы простой, мирный народ. Я вообще приключений не жалую. Придумают же!.. Сначала всякие неприятности, передряги и неудобства, а потом к обеду опаздываешь! Не понимаю я, что в этом хорошего, – сказал наш мистер Бэггинс, заложив большой палец за подтяжку, пыхнул трубкой и выпустил еще одно колечко дыма, больше прежнего. Затем он достал утреннюю почту и принялся читать письма, не глядя на старика и притворяясь, что занят своими делами. Бильбо счел, что такой собеседник ему не подходит, и надеялся, что тот отправится дальше своей дорогой. Но старик не двинулся с места. Он стоял, опершись на посох, и молча смотрел на хоббита, так что в конце концов Бильбо смутился и даже слегка разозлился.

– Доброе утро! – повторил он. – Мы здесь ни в каких приключениях не нуждаемся, благодарствуйте! Поищите кого-нибудь за Холмом или по ту сторону Реки. – На самом деле он просто хотел сказать, что разговор окончен.

– Похоже, ваше «Доброе утро» годится на любой случай! – произнес Гандальв. – Теперь оно означает, что вы хотите избавиться от меня и что утро не будет добрым, пока вы меня не спровадите.

– О что вы, что вы, любезный сэр, – простите, я, кажется, не знаю вашего имени?

– О нет, любезный сэр, разумеется, знаете, – а я знаю ваше, мистер Бильбо Бэггинс. Вы знаете мое имя, хоть и забыли, что это имя – мое. Я – Гандальв, и Гандальв – это я! Подумать только, до чего я дожил: чтобы сын Белладонны Тук не нашел, чем меня приветить, кроме «доброго утра», словно я пришел к нему пуговицы продавать!

– Гандальв! О небо, Гандальв! Тот самый странствующий маг, кто подарил Старому Туку пару волшебных бриллиантовых запонок, которые сами застегивались и никогда не расстегивались без разрешения? Тот, кто рассказывал такие дивные сказки про великанов, драконов и гоблинов, про то, как спасают принцесс, и про то, как сыну вдовы привалила удача? Тот, кто устраивал такие чудесные фейерверки! Я их помню! Старый Тук любил фейерверки на Середину Лета. Ах, как было замечательно! Огни так и взлетали вверх, раскрываясь, как огромные лилии, как львиный зев, падали, как золотой дождь, сияли весь вечер в сумеречном небе! – (Вы уже, наверное, догадались, что мистер Бэггинс очень любил цветы, и кроме того, как видите, он не всегда разговаривал так, как пристало солидному хоббиту, каким он себя считал.) – О небо! – продолжал он. – Тот самый Гандальв, чьей милостью столько примерных молодых хоббитов отправлялись невесть куда искать приключений? И каких только безрассудств они не творили: начинали с того, что лазали по деревьям, а в конце концов убегали погостить к эльфам! Или даже пускались в плавание, подумать только, они плавали на кораблях к чужим берегам! Ах, как было тогда инте… я имею в виду, вашими стараниями тогда все было просто вверх дном в наших краях! Прошу прощения, я никак не думал, что вы все еще… этим занимаетесь.

– А чем еще мне прикажете заниматься? – ответил маг. – Но как бы то ни было, отрадно слышать, что вы кое-что обо мне помните. По крайней мере, с удовольствием вспоминаете мои фейерверки. Значит, все не так безнадежно. И потому ради вашего дедушки Старого Тука и ради бедной Белладонны я дам вам то, о чем вы просите.

– Прошу прощения, я ни о чем не просил!

– Просили! И уже дважды – вы просили прощения. Я дарую его. И более того, – пожалуй, я позволю вам поучаствовать в приключении. И мне развлечение, и вам польза, а то и выгода, если доберетесь до конца.

– Извините! Спасибо, мне что-то не хочется никаких приключений! Нет-нет, только не сегодня! Всего вам доброго! Пожалуйста, заходите как-нибудь на чашку чая! Да хоть завтра! Да-да, заходите завтра! До свиданья! – Хоббит развернулся, юркнул в нору и побыстрее захлопнул за собой круглую зеленую дверь, – конечно, не слишком резко, чтобы не показаться невежливым. Все-таки маг есть маг.

«И чего ради я пригласил его на чай?» – недоумевал Бильбо по дороге в кладовку. Вообще-то он недавно позавтракал, но сейчас так разволновался, что решил для бодрости осушить стаканчик и укрепить свой дух парой кексов.

А Гандальв еще долго стоял за дверью, негромко посмеиваясь. Затем подошел поближе и острием посоха нацарапал на красивой зеленой парадной двери некий странный знак. И зашагал прочь, в то время как Бильбо доедал второй кекс и думал о том, как удачно избежал приключений.

На следующий день он благополучно забыл про Гандальва. Бильбо вообще был немного рассеян и самое важное обычно записывал в Лист Текущих Дел, чтобы после не упустить из виду, например: «Гандальв, чай, среда». Однако вчера ему было не до того, чтобы делать пометки.

Когда подошло время пить чай, вдруг оглушительно зазвонил дверной колокольчик. И тут Бильбо все вспомнил! Он бросился прямиком на кухню, поставил чайник, достал еще одну чашку с блюдечком и еще пару кексов и лишь потом побежал к двери.

– Тысяча извинений, что заставил вас ждать! – только хотел произнести он, как обнаружил, что за дверью стоит вовсе не Гандальв, а какой-то гном с синей бородой, заткнутой за золотой пояс. Едва Бильбо отворил дверь, как этот гном, будто званый гость, не дожидаясь особого приглашения, шмыгнул в прихожую, сверкнув глазами из-под темно-зеленого капюшона, и тут же повесил свой капюшон на ближайший крючок.

– Двалин, к вашим услугам! – с низким поклоном произнес он.

– Бильбо Бэггинс – к вашим! – только и сумел вымолвить ошарашенный хоббит.

Они помолчали. Потом, когда молчать дольше стало неловко, Бильбо добавил:

– Я как раз собирался пить чай, заходите, пожалуйста, составьте мне компанию! – Получилось немножко натянуто, но Бильбо хотел быть учтивым. А вы бы как поступили, если бы к вам домой явился без приглашения незнакомый гном и безо всяких объяснений повесил плащ в прихожей?

За столом они просидели недолго. Еще и трех кексов не съели, как колокольчик у порога зазвонил вновь, громче прежнего.

– Извините! – проговорил хоббит и побежал открывать.

– Ну вот и вы, наконец! – думал сказать он, отворяя Гандальву, – но и на сей раз за дверью никакого Гандальва не было. На пороге опять стоял гном – в алом капюшоне, белобородый и очень старый, судя по виду. Он тоже, едва распахнулась дверь, шмыгнул внутрь, будто только его и ждали.

– Ага, наши собираются, как я погляжу, – произнес он, заметив на крючке зеленый капюшон Двалина, повесил рядом свой красный, а затем прижал руку к груди и сказал: – Балин, к вашим услугам!

– Спасибо! – сдавленным голосом проговорил Бильбо. Ответил он, разумеется, невпопад, но это самое «наши собираются» обеспокоило его не на шутку. Да, ему нравилось, когда приходили гости, но он предпочитал приглашать их сам и знать заранее, кто и когда придет. У него мелькнула страшная мысль, что кексов на всех не хватит, и тогда (а он знал, каков долг хозяина дома, и намеревался исполнить его, чего бы это ни стоило) – ему самому придется пить чай без кексов.

– Заходите, выпейте чашечку чаю! – ухитрился выдавить он наконец, переведя дух.

– Лучше стаканчик пива, любезный сэр, если не трудно, – ответил белобородый Балин. – Да к нему, пожалуй, пару булочек, – и лучше с тмином, коли у вас найдутся.

– Сколько угодно! – к собственному удивлению, отвечал Бильбо и, не успев опомниться, со всех ног побежал в погреб, нацедил пинту пива, заскочил в кладовку, захватил две прекрасные круглые булочки с тмином (которые он сегодня испек, чтобы было чем перекусить после ужина) и помчался назад.

Балин и Двалин уже сидели у него в гостиной и беседовали, как старые знакомые (что и неудивительно: ведь они были братья). Едва хоббит выставил перед ними пиво и булочки, как колокольчик загремел вновь – раз и еще раз!

«Теперь точно Гандальв!» – решил Бильбо, когда, запыхавшись, подбежал к двери. Как бы не так! Явились еще два гнома: синие капюшоны, серебряные пояса, желтые бороды. Каждый нес заступ и мешок с каким-то добром. Хоббит даже дверь не успел распахнуть как следует – а гномы были уже в прихожей.

Бильбо больше не удивлялся.

– Чем могу служить, любезные гномы? – осведомился он.

– Кили, к вашим услугам! – сказал первый гном.

– И Фили тоже! – добавил второй.

Они сняли свои синие капюшоны и поклонились.

– К вашим услугам и к услугам ваших родичей! – ответил Бильбо, вспомнив на сей раз о хороших манерах.

– Похоже, Двалин и Балин уже здесь, – сказал Кили. – Ну что ж, остальные не заставят себя ждать!

«Кто это остальные? – подумал мистер Бэггинс. – Звучит подозрительно. Надо присесть на минутку, собраться с мыслями, глотнуть чего-нибудь…» Но только он примостился в уголке и сделал один глоточек, – а четверо гномов, рассевшись вокруг стола, тем временем говорили и говорили о копях, о золоте, о стычках с гоблинами, о драконах-грабителях и о многом другом, чего мистер Бэггинс не понимал, да и понимать не хотел, слишком все это смахивало на приключения, – как вдруг – дилли-дилли-дилли-динь! – дверной колокольчик так и залился звоном, словно какой-нибудь шалопай-хоббитенок пытался его оторвать.

– Еще один гость! – в смятении пробормотал Бильбо, выскакивая в коридор.

– Еще четверо, судя по звону, – заметил Фили ему вдогонку. – Да мы их видели, они все шли за нами.

Бедный хоббит упал на кресло в передней и схватился руками за голову, пытаясь разобраться, что происходит, что еще может произойти, и что, если все они останутся ужинать? Тут колокольчик загремел пуще прежнего. Бильбо бросился к двери. Нет, их было не четверо. Их оказалось ПЯТЕРО. Еще один гном подоспел, пока Бильбо сидел в прихожей и соображал, что к чему. Мистер Бэггинс едва потянул за дверную ручку – и раз! – перед ним уже стоят пятеро гномов, кланяются и повторяют по очереди: «К вашим услугам!» Гостей звали Дори, Нори, Ори, Ойн и Глойн. Они мигом развесили на крючках свои капюшоны (два пурпурных, серый, коричневый и белый) и, засунув большие ладони за свои золотые и серебряные пояса, прошествовали прямо к столу, где вовсю шла пирушка. Да уж, остальные и правда не заставили себя ждать! Теперь все гномы требовали кто эля, кто портера, кто кофе, вдобавок каждый хотел еще кексов, так что хоббит совсем сбился с ног.

Большой кофейник зашипел на огне, булочки с тмином закончились, гномы приступили к ячменным лепешкам с маслом, и тут послышался… нет, не звонок, а громкий-громкий стук! Кто-то изо всех сил колотил палкой по прекрасной зеленой парадной двери мистера Бэггинса!

Бильбо, совсем сбитый с толку, в негодовании опрометью бросился по коридору, – ну и денек выдался, такого еще не бывало! – и прямо с разбегу рванул дверь на себя. Гости ввалились к нему в прихожую, падая друг на друга. Еще гномы, целых четверо! А позади них стоял Гандальв – стоял и смеялся, опершись на посох. На прекрасной двери буквально не осталось живого места (Гандальв постучал по ней от души), – и, кроме того, не осталось и следа тайной метки, которую маг начертал вчера утром.

– Осторожнее! Осторожнее! – проговорил он. – Ах, Бильбо, как это на тебя не похоже – заставлять друзей ждать под дверью, а потом – бац! – открыть ее, как хлопушку! Вот, позвольте представить: Бифур, Бофур, Бомбур и, главное, – Торин!

– К вашим услугам! – сказали Бифур, Бофур и Бомбур, став перед хоббитом рука об руку. Затем они пристроили на крючки два желтых капюшона, один светло-зеленый и один небесно-голубой с длинной серебряной кистью, принадлежавший Торину. Да, в гости к Бильбо явился сам высокородный Торин, знаменитый Торин Дубовый Щит, которому, конечно, совсем не понравилось падать на коврик под дверью, да еще когда Бифур, Бофур и Бомбур повалились сверху, а Бомбур, кстати сказать, был очень толстый и невероятно тяжелый. Торин спесиво поглядывал по сторонам и никаких услуг Бильбо не предлагал, но бедный мистер Бэггинс столько раз повинился и попросил прощения, что Торин в конце концов пробурчал: «Ладно, не будем об этом», – и перестал хмуриться.

– Ну вот, все в сборе! – произнес Гандальв, окинув взглядом тринадцать висящих рядком капюшонов – парадных отстежных капюшонов для хождения в гости, – и свою собственную шляпу. – Веселая компания! Надеюсь, и опоздавшим найдется чем подкрепиться? Что это у вас? Чай? Благодарю покорно! Мне, пожалуй, немного красного винца.

– Мне тоже, – проговорил Торин.

– Хорошо бы еще малинового варенья и пирожков с яблоками, – сказал Бифур.

– А еще пирожков с изюмом и сыра, – добавил Бофур.

– А еще пирожков с мясом и салата, – дополнил Бомбур.

– И еще кексов, и эля, и кофе, если не трудно! – закричали остальные гномы, сидевшие за столом.

– И прихвати, пожалуйста, пару яиц, будь другом! – крикнул Гандальв вслед хоббиту, когда тот поплелся в кладовку. – И цыпленка, можно холодного, только пикулей не забудь!

«Он, похоже, не хуже меня самого знает, что лежит в кладовой!» – подумал мистер Бэггинс в полной растерянности, содрогаясь при мысли, что на него нежданно свалилось, кажется, самое что ни на есть скверное приключение. К тому времени, как он собрал все тарелки, стаканы, ножи, ложки, вилки и что там еще требовалось, а потом нагромоздил бутылки и кушанья на большие подносы, он совсем запарился, побагровел и разозлился.

– Да чтоб им всем провалиться, этим гномам! – сказал он вслух. – Могли бы прийти и помочь!

Оп-ля! – а в дверях кухни, оказывается, уже стоят Балин и Двалин, а за ними Фили и Кили: Бильбо и слова вымолвить не успел, как они утащили в гостиную все подносы, а заодно еще два небольших столика, и расставили все в мгновение ока.

Гандальв занял место во главе стола, тринадцать гномов расселись вокруг, а Бильбо, пристроившись на скамеечке у камина, без всякого аппетита жевал печенье, делая вид, будто все идет своим чередом и к приключениям не имеет ни малейшего отношения. Гномы ели и ели, говорили и говорили, а время шло. Наконец, они откинулись в креслах, и Бильбо поднялся, чтобы убрать тарелки.

– Я полагаю, вы не уйдете до ужина? – вежливо спросил он таким тоном, чтобы никто не подумал, что он настаивает.

– Разумеется, нет! – ответил Торин. – Мы останемся даже после ужина. Дело серьезное, и мы будем сидеть допоздна. А кроме того – как можно без музыки? Давайте уберем со стола!

Двенадцать гномов тут же вскочили (высокородный Торин, разумеется, продолжал разговаривать с Гандальвом), мигом сгребли всю посуду, нагромоздили тарелки одна на другую, так что никакие подносы им не понадобились, и двинулись на кухню: каждый нес груду тарелок, увенчанную бутылкой, на вытянутой руке, а второй рукой только помахивал, чтобы сохранить равновесие. Хоббит бежал следом, попискивая от испуга:

– Пожалуйста, осторожнее! Не беспокойтесь, пожалуйста, я сам!

В ответ гномы грянули песню:

Бейте рюмки и бутылки,
Бейте хрупкое стекло!
Жгите пробки, гните вилки
Бильбо Бэггинсу назло!
Обмакните в жир салфетки,
Искромсайте их ножом!
На пол выкиньте объедки
И залейте их вином!
Кочергой посуду смело
Искрошите в порошок,
Если что осталось целым —
Бросьте в мусорный мешок!
Бейте хрупкое стекло
Бильбо Бэггинсу назло!

Но, разумеется, они ничего подобного не учинили. Напротив: в два счета все вымыли, вычистили, разложили по полкам в целости и сохранности. Хоббит, стоявший посреди кухни, едва успевал поворачиваться, пытаясь за ними углядеть. Затем все вернулись в гостиную. Торин сидел у огня и курил, положив ноги на каминную решетку. Огромные кольца дыма поднимались из его трубки и послушно плыли куда он хотел: то забирались в дымоход, то прятались за часы на каминной полке, то залетали под стол, то кругами ходили под потолком. Но куда бы ни уплывало колечко Торина, а ему вдогонку Гандальв всякий раз посылал свое из короткой глиняной трубки. П-ф-ф! – и всякий раз небольшое колечко Гандальва проскальзывало прямо через кольцо Торина. Затем оно становилось зеленым, возвращалось обратно к Гандальву и кружилось у мага над головой, так что мало-помалу там собралось целое облако дымных зеленых колечек. В полумраке гостиной вид у Гандальва был таинственный и волшебный. Бильбо не сводил с него глаз – он любил смотреть, как пускают колечки, и теперь краснел от стыда, вспоминая, что еще вчера утром гордился своим искусством, глядя, как плывут по ветру над Холмом колечки из его длинной трубки.

– Перейдем к музыке! – произнес Торин. – Пора достать инструменты!

Кили и Фили потянулись к своим мешкам и вытащили небольшие скрипки; Дори, Нори и Ори извлекли из-за пазухи флейты; Бомбур притащил из прихожей барабан; Бифур и Бофур сбегали за кларнетами, которые оставили рядом с посохами у входа. Двалин и Балин хором сказали:

– Прошу прощения, я оставил инструмент на пороге, сейчас принесу!

– Мой тоже захватите! – крикнул Торин.

Они принесли две виолы с себя ростом и арфу Торина, обернутую зеленой тканью. То была прекрасная золотая арфа, и едва Торин коснулся рукою струн, полилась такая дивная, такая необыкновенная музыка, что Бильбо забыл обо всем и унесся душою куда-то в неведомые края, в сумеречные края под незнакомой луной, что лежат далеко-далеко от его норы, далеко от Холма, неведомо где за Рекой.

Темнота вошла в комнату сквозь небольшое окошко, прорезанное в склоне Холма. Огонь в камине едва мерцал (был апрельский вечер), а гномы все играли, играли, и тень от бороды Гандальва покачивалась на стене.

Потом стало совсем темно, огни погасли, тени пропали, а гномы продолжали играть. И внезапно сначала один, следом другой, глубокими гортанными голосами завели песнь, и вот уже все гномы играли и пели, как гномы поют от века в своих подземных палатах в глубинах гор. Они пели примерно так (хотя песню гномов нельзя представить без музыки):

За дальний кряж туманных гор,
Во тьму и мрак подземных нор
Рассветный час проводит нас
За кладом, скрытым с давних пор.
Здесь силу мощных чар сплетал
Кузнец, пока узор ковал.
Во мгле, в горах, где дремлет страх,
В чертогах гномьих пел металл.
Эльфийским королям творцы
Ковали дивные венцы,
И блеск лучей в клинки мечей
Ловили гномы-кузнецы.
Они искусно в нить одну
Свивали солнце и луну,
И звездный рой они порой
С небес низали на струну.
За дальний кряж туманных гор,
Во тьму и мрак подземных нор
Рассветный час проводит нас:
С врагом еще не кончен спор!
В чертогах в глубине Горы
Шли встарь роскошные пиры,
Но гномов тех веселый смех
Никто не слышал до поры.
Стонали сосны в вышине,
Огонь метался по стерне,
Взмах черных крыл луну затмил,
И страх катился по стране.
Во тьме тревожно бил набат,
Был город пламенем объят:
К ним, разъярен, летел дракон —
Искал спасенья стар и млад.
И знали гномы в этот раз,
Что пробил им тяжелый час.
Во мрак земли они ушли,
Скрываясь от враждебных глаз.
Вдаль, за туманный окоем,
На бой с драконом мы уйдем.
Рассветный час проводит нас —
Мы древний клад себе вернем!

Они пели, и хоббит чувствовал, как разгорается в его душе любовь к прекрасным вещам, сотворенным искусной рукой, мастерством и чарами, любовь яростная и ревнивая, великая страсть, живущая в сердце любого гнома. В нем пробудилось что-то такое туковское, и ему захотелось отправиться в странствие, видеть громадные горы, слушать шум сосен и водопадов, спускаться в пещеры, носить меч вместо трости. Он выглянул в окно. В темном небе над деревьями сияли звезды. Он подумал о том, как самоцветы гномов сверкают в темноте подземелий. Вдруг где-то в лесу за Рекой вспыхнул огонь – наверное, кто-то разжег костер, – и он представил себе, как драконы разоряют его мирный Холм, и все кругом гибнет в пламени. Бильбо содрогнулся и сразу вновь сделался обыкновенным мистером Бэггинсом из норы Бэг-Энд под Холмом.

Дрожа, он поднялся со своего места. Ему хотелось сбегать за лампой, а еще больше хотелось притвориться, будто он пошел за лампой, а самому улизнуть, спрятаться в погребе между пивных бочек и не вылезать оттуда, пока гномы не уйдут. Но тут Бильбо обнаружил, что песня кончилась, музыка смолкла, и все гномы из темноты глядят на него, и глаза их поблескивают.

– Куда это вы? – спросил Торин таким тоном, словно догадывался обо всех желаниях Бильбо.

– Может, принести лампу? – виноватым голосом проговорил хоббит.

– Нет, хорошо, что стемнело! – ответили гномы. – Лучшее время для темных дел! Еще целая ночь впереди.

– Да-да, конечно! – промолвил Бильбо и поспешно уселся на место, но впопыхах промахнулся и вместо скамеечки плюхнулся прямо на каминную решетку, с грохотом перевернув кочергу и совок.

– Ш-ш-ш! – сказал Гандальв. – Давайте начнем, Торин.

И Торин начал так:

– Гандальв, гномы, мистер Бэггинс! Мы сошлись, дабы вступить в сговор под кровом нашего славного друга и сообщника, неустрашимого хоббита – да не выпадет никогда шерсть на его ногах! Хвала его вину и элю! – Торин остановился, чтобы перевести дух и выслушать подобающий случаю ответ Бильбо, – но бедный мистер Бэггинс вовсе не был польщен! Он шевелил губами, пытаясь объяснить, что не привык называться «неустрашимым хоббитом», и знать не желает ни о каком «сговоре» или, еще того хуже, «сообщнике», однако в смятении не мог вымолвить ни слова. Поэтому Торин продолжал дальше: – Мы сошлись, дабы обсудить наши планы, задачи, средства, приемы, ходы и подходы. Скоро, еще до рассвета, мы выступим в путь, в долгий поход, из которого некоторые из нас, а, возможно, даже все (кроме, разумеется, нашего друга и советчика, хитроумного мага Гандальва), могут не вернуться назад. Настал торжественный миг. Наша цель, как я полагаю, всем известна. Но уважаемый мистер Бэггинс, а также некоторые младшие гномы (пожалуй, не ошибусь, назвав, к примеру, Кили и Фили), видимо, ждут, чтобы я осветил подробней текущее положение дел…

Таков был стиль Торина. Он был гном очень высокого рода. Дай ему волю, он говорил бы и говорил без умолку, насколько хватит дыхания, и не сказал бы ровно ничего нового. Но его очень невежливо прервали. Бедный Бильбо не выдержал. При словах «могут не вернуться назад» он почувствовал, что из горла его рвется крик, и теперь, оказавшись не в силах с ним совладать, хоббит огласил комнату громким воплем, пронзительным, как свисток локомотива, вылетевшего из туннеля. Гномы повскакивали со своих мест, опрокинув стол. Гандальв зажег яркий голубой огонь на конце волшебного посоха, и все увидели, что несчастный Бильбо стоит на коленях на коврике у камина и трясется как желе. Затем он ничком хлопнулся на пол, повторяя как заведенный: «Разрази меня гром, разрази меня гром!» – и долгое время от него больше ничего не могли добиться. Поэтому гномы подняли мистера Бэггинса и унесли с глаз долой. Они положили Бильбо в соседней комнате на диван, поставили рядом стакан вина и вернулись к своим темным делам.

– Похоже, наш маленький друг вошел в раж и совсем потерял голову, – сказал Гандальв. – С ним такое случается. Он малый с причудами, но один из лучших, да, несомненно, один из лучших, – свиреп как дракон, дошедший до крайности.

Если вам хоть раз случалось видеть дракона, дошедшего до крайности, вы, конечно, поймете, что применительно к любому хоббиту это чисто поэтическое преувеличение, даже если хоббит – двоюродный прадедушка Старого Тука по прозвищу Бычий Рев, который был так высок (по хоббитским меркам), что мог ездить верхом на лошади. В Битве на Зеленых Полях он разметал ряды гоблинов из горы Грам и деревянной палицей снес голову с плеч их королю Гольфимбулу. Голова пролетела по воздуху сотню ярдов и угодила в кроличью нору – так была выиграна битва и одновременно изобретена игра в гольф.

Тем временем пугливый наследник Бычьего Рева постепенно пришел в себя. Он отлежался, глотнул вина и осторожно подкрался к двери в гостиную. И вот что он услышал:

– Х-м-м… фу! – примерно так фыркнул Глойн. – А вы считаете, он подойдет? Гандальву легко говорить, какой он свирепый, а вдруг он войдет в раж не вовремя, заорет да разбудит дракона и всю его родню? Тут нам и конец! И по-моему, он потерял голову просто от страха, а не от свирепости. Если бы не условная метка на двери, я бы вообще решил, что мы перепутали дом! Едва я завидел, как этот пончик пыхтит и топчется у себя в передней, я сразу понял, что тут что-то не так. Он больше смахивает на бакалейщика, чем на взломщика!

Тогда мистер Бэггинс дернул за ручку двери и вошел. Туковская порода в нем взяла верх. Он вдруг почувствовал, что готов спать на голой земле и обходиться без завтрака, только бы его считали свирепым. Кстати, он и правда рассвирепел, когда услышал про «пончика». Ах, сколько раз впоследствии его бэггинсовская часть раскаивалась в том, что он тогда сделал, и он говорил себе: «Бильбо, глупец, ты же сам, по собственной воле, угодил в такую историю!»

– Прошу прощения, – произнес он, – но я случайно услышал, о чем шла речь. Не хочу делать вид, будто все понял, особенно то, что касается взломщиков, но коли я правильно уяснил, – (это у него называлось «держать себя с достоинством»), – кажется, вы во мне усомнились. Хорошо, я вам покажу, на что я способен. На моей двери нет никаких меток, – ее красили только неделю назад, – и вы, разумеется, перепутали дом. Едва я завидел в дверях таких подозрительных личностей, я сразу понял, что тут что-то не так. Но считайте, что вы попали куда хотели. Скажите, что вам надо, и я постараюсь это исполнить, даже если придется идти на Край Света и сражаться с Дикими Змеями в Последней Пустыне. У меня был двоюродный прапрапрадедушка Тук Бычий Рев, который…

– Да, только это было очень давно! – возразил Глойн. – А я говорил про вас. И уверяю вас, что на двери есть метка – довольно известный знак, у ваших собратьев по ремеслу такой издавна был в ходу. Он означает: «Услуги взломщика: выполню трудный и интересный заказ за разумное вознаграждение». Ну, хорошо, пусть будет не «взломщик», а «специалист по добыче сокровищ», если хотите. Некоторым так больше нравится. Нам-то все равно. Гандальв сказал, что один местный умелец срочно ищет работу и ждет нас на переговоры в среду вечером, к чаю.

– Разумеется, метка есть, – кивнул Гандальв. – Я ее сам поставил. По очень веской причине: вы просили меня подыскать четырнадцатого, кто пойдет с вами, и я выбрал мистера Бэггинса. Только попробуйте мне сказать, что я выбрал неправильно или ошибся дверью, – и пусть вас остается тринадцать! Отправляйтесь в путь, если хотите нажить себе неприятности, какие положены за такое число, а не хотите – ступайте домой копать уголь!

Он так сурово взглянул на Глойна, что гном съежился в своем кресле, и только Бильбо открыл рот, собираясь задать вопрос, маг обернулся и бросил на него такой грозный взор из-под косматых бровей, что хоббит щелкнул зубами и прикусил язык.

– Вот так, – сказал Гандальв. – И больше никаких споров. Я выбрал мистера Бэггинса, и все тут. Если я говорю, что он Взломщик, значит, он взломщик, или будет взломщиком, когда придет время. Он совсем не так прост, как вы думаете. Он даже сам не представляет, на что способен. Вы еще мне спасибо скажете, что я его выбрал, если живы останетесь. А теперь, Бильбо, мой мальчик, неси-ка лампу, пора кое-что извлечь на свет.

Он развернул на столе, под большой лампой с красным абажуром, кусок пергамента, на котором, похоже, была какая-то карта.

– Ее рисовал ваш дед Трор, – объяснил Гандальв Торину, когда возбужденные гномы набросились на мага с расспросами. – Это план Горы.

– Не вижу, чем это нам поможет, – разочарованно произнес Торин, взглянув на пергамент. – Я и так хорошо помню Гору и ее окрестности. Я знаю, с какой стороны мрачный лес Мирквуд, а с какой – Горелая Пустошь, где плодились драконы.

– А вот и дракон на Горе, он помечен красным, – сказал Балин. – Но если мы туда доберемся, мы и без карты его найдем.

– Вы упустили одну важную подробность, – заметил маг, – тайную дверь. Видите руну с западной стороны Горы, куда указывает рука над другими рунами? Сюда выходит потайной ход, который ведет в Нижние Залы.

– Может, когда-то этот ход и был потайным, – возразил Торин, – но как знать, вдруг дракон его давно обнаружил? Старый Смауг живет в Горе столько лет, что наверняка разведал все закоулки.

– Возможно. Но этим лазом он все равно не пользуется.

– Почему?

– Потому что ход слишком узкий. «Дверь вышиной пять футов, трое проходят в ряд», – гласят руны. В такую нору Смауг и в молодости бы не пролез, а тем более теперь, после того, как он сожрал стольких гномов и людей из Дейла.

– А по-моему, нора очень широкая, – подал голос Бильбо (который никогда не сталкивался с драконами, а о норах судил по хоббитским меркам). Его любопытство так разгорелось, что помалкивать стало невмоготу. Он обожал разные карты, у него самого в прихожей висела большая карта Окрестностей, где все его любимые тропки были помечены красными чернилами. – Такую нору всякий заметит, не только дракон. Как можно спрятать такую большую дверь? – спросил он. Не забывайте, он был всего-навсего маленький хоббит.

– Да как угодно, – ответил Гандальв. – Есть много способов. Но какой применили здесь, мы не узнаем, пока не доберемся до места. Судя по надписи на карте, я полагаю, дверь заперта и сделана так, что ее не отличить от простого камня на склоне Горы. Излюбленный прием гномов, не правда ли?

– Истинно так, – подтвердил Торин.

– Кроме того, – продолжал маг, – я забыл вам сказать, что к карте прилагался довольно занятный ключик. Вот он! – И Гандальв вручил Торину небольшой серебряный ключ с длинным стержнем и сложной бородкой. – Сохраните его!

– Разумеется, – пообещал Торин, достал из-под куртки драгоценную цепь и пристегнул к ней ключ. – Это меняет дело. Теперь все кажется не таким безнадежным. До сей поры у нас не было определенного плана. Мы думали осторожно продвигаться к востоку, стараясь, чтобы никто не прослышал о нашем походе, пока мы не достигнем Долгого Озера. Там, вероятно, дорога станет опасной…

– Не там, а гораздо раньше, – прервал Гандальв. – Если я хоть что-нибудь знаю о пути на Восток.

– От Долгого Озера мы могли бы направиться вверх по Бегущей реке, – продолжал Торин, пропустив замечание мага мимо ушей, – и выйти к руинам Дейла, старинного города, что когда-то стоял в долине под сенью Горы. Но нам не нравилось, что придется идти через Главные Ворота. Оттуда течет река – по проходу, пробитому в могучей скале на Южном склоне, – и из этих ворот обычно вылетает дракон, и гораздо чаще, чем хотелось бы, если только он не изменил своих повадок.

– Да, через Ворота вам не пройти, – согласился Гандальв. – Для этого нужен Непобедимый Воин или Великий Герой. Я хотел вам кого-нибудь подыскать, но воинам нынче не до того: они бьются друг с другом в дальних краях, а герои в окрестностях наперечет, и под рукой вообще никого нет, прямо скажем. Мечи давно затупились, боевыми топорами рубят дрова, щиты служат люльками и крышками для кастрюль, а драконы, к счастью, живут так далеко, что в здешних землях в них просто никто не верит. Поэтому я подумал, что лучше прибегнуть к хищению или Краже со взломом, – тем более что есть потайной вход. И, кроме того, у нас есть Бильбо Бэггинс, прирожденный, можно сказать, избранный Взломщик. Так что давайте обсудим, что делать дальше.

– Лучше всего, – сказал Торин, – если наш многоопытный Взломщик предложит какой-нибудь остроумный план. – И он с преувеличенной вежливостью обернулся к Бильбо.

– Для начала я должен еще кое-что уяснить, – произнес хоббит в крайнем замешательстве. Его пробирала мелкая дрожь, но туковская часть не давала пойти на попятный. – Я имею в виду, про золото и дракона, и откуда там золото, и чье это золото, и вообще все.

– О небо! – вскричал Торин. – Вы что, не видели карту? Не слышали нашу песню? Да мы толкуем об этом который час кряду!

– Все равно, я хочу услышать подробно и по порядку, – упрямо проговорил Бильбо, напуская на себя деловой вид (обычно предназначавшийся для тех, кто приходил занять денег) и изо всех сил стараясь казаться толковым, осмотрительным мастером, знатоком своего дела, каким его представил Гандальв. – И еще я хочу знать, сколь велик риск, какие сроки, какое вознаграждение, кто оплатит путевые издержки, и все, что полагается. – Под этим подразумевалось: «А я-то что получу? Я живым-то выберусь?»

– Ладно, так уж и быть, – произнес Торин. – Много лет назад, в правление Трора, моего деда, нашей семье, жившей тогда далеко на Севере, пришлось оттуда уйти и перебраться со всеми своими сокровищами и ремесленными орудиями обратно к этой Горе, что нарисована на карте. Ее когда-то разведал мой дальний предок, Трайн Старший, но во дни Трора здесь заложили копи, прорубили новые коридоры, построили просторные залы и мастерские, и при этом, как я понимаю, нашли много золота и добыли без счета драгоценных камней. В общем, мои родичи несказанно разбогатели. Слава о них разлетелась по всей округе, мой дед вновь стал Королем Под Горой, как некогда Трайн, и его почитали люди окрестных земель, которые тогда жили на юге, но со временем расселились по всей долине Бегущей реки до самой Горы. В те времена они и построили веселый город Дейл. Короли посылали за нашими кузнецами и, не скупясь, награждали даже не слишком искусных. Отцы уговаривали взять в учение их сыновей и щедро платили, чаще всего едой и припасами к нашему столу, поскольку не в наших обычаях самим заботиться о пропитании. Да, в те счастливые дни даже у самого бедного гнома и денег хватало с избытком, и времени оставалось в достатке, чтобы делать прекрасные вещи просто для собственного удовольствия. Я уж не говорю о замечательных волшебных игрушках, каких теперь нигде не увидишь! Чертоги моего деда становились роскошней день ото дня: повсюду резьба, оружие, самоцветы, драгоценные кубки… А ярмарка игрушек в Дейле считалась истинным чудом Севера.

Конечно, дракон позарился на такое богатство. Драконы, как вам известно, воруют золото и драгоценности где только могут: у людей, у эльфов, у гномов, – и всю жизнь стерегут награбленное (а живут они практически вечно, если их не убьют), но никогда не воспользуются даже самой простой безделушкой. Скорее всего, они вообще не отличат работу искусного мастера от дешевой поделки, хотя, как правило, точно знают, какой товар нынче в цене, и работать сами они не умеют, даже не могут укрепить разболтавшуюся чешуйку в своей броне. В те времена на Севере было полно драконов, а золота, видно, перестало хватать на всех, потому что гномы кто бежал к югу, а кто погиб, и весь край, где хозяйничали драконы, пришел в запустение. Жил там один особенно жадный, могучий и злобный змей по имени Смауг, и вот однажды он взмыл в небо и направился к югу. Сначала мы услышали нарастающий гул, будто с севера надвигалась буря, и сосны на Горе заскрипели и застонали под ветром. Гномы, которым случилось тогда оказаться снаружи (к счастью, я был в их числе, – не сиделось под крышей по молодости лет, вечно тянуло побродить по окрестностям, в тот день это спасло мне жизнь), – так вот, мы видели издалека, как дракон, весь в пламени, сел на вершине Горы. Затем он спустился ниже, и лес на склонах вспыхнул и загорелся при его приближении. В Дейле уже звонили во все колокола, призывая воинов к оружию. Гномы бросились к воротам, но за воротами поджидал дракон. Никто не спасся. Река закипела, облака пара окутали Дейл, и во мгле дракон подобрался к городу и перебил почти всех воинов, – печальный исход, но в те времена такое случалось, увы, сплошь и рядом. Потом он возвратился к Горе, забрался внутрь через Главные Ворота и обшарил все залы, все галереи, проходы, подвалы, комнаты и коридоры. После этого под Горой не осталось в живых ни одного гнома, и дракон присвоил себе все сокровища. Наверное, он, как водится у драконов, свалил все в кучу где-нибудь в дальней пещере, чтобы спать там на золотом ложе. По ночам он выползал из ворот, подстерегал жителей Дейла, чаще всего девушек, и съедал. Со временем Дейл обезлюдел – те, кто сумел спастись, разбежались, и город обратился в развалины. Не знаю доподлинно, что там сейчас творится, но думаю, в тех краях никто не живет, разве что на дальнем берегу Долгого Озера.

Мы все, те немногие, кто уцелел, сидели в своем укрытии, плакали и проклинали Смауга, – и вдруг явились мой дед и отец с опаленными бородами. Они были угрюмы и неразговорчивы. Когда я спросил, как им удалось выбраться, они велели мне придержать язык и сказали, что в свое время я все узнаю. Потом мы покинули эти места и скитались по чужим землям, зарабатывая на хлеб чем придется: до того дошли, что брались и железо ковать, а то и вообще копать уголь. Но мы всегда помнили о сокровищах, которыми завладел дракон. И даже сейчас, когда мы, можно сказать, нажили кое-какое добро и не так стеснены в средствах, – Торин дотронулся до золотой цепи, висевшей у него на шее, – мы по-прежнему жаждем вернуть похищенные богатства и отомстить Смаугу, если удастся.

Я частенько раздумывал, как удалось спастись отцу с дедом. Теперь понятно, что у них была своя потайная дверь, о которой больше никто не знал. Но, как видно, они составили карту, и я бы хотел узнать, каким образом Гандальв завладел ею и почему она не попала ко мне, законному наследнику?

– Не «завладел», а получил из рук в руки, – ответил маг. – Ваш дед Трор, как вы помните, был убит в копях Мориа гоблином, которого звали Азог.

– Будь проклято это имя, – отозвался Торин.

– А Трайн, ваш отец, ушел неизвестно куда – то было двадцать первого апреля, в прошлый четверг минуло ровно сто лет с того дня, – и вы его больше не видели…

– Истинно так, – подтвердил Торин.

– Так вот, он отдал мне карту, чтобы вручить ее вам, а место и время для этого я выбрал по своему усмотрению – уж не обессудьте, откуда мне было знать, где вас найти. Ваш отец и собственного-то имени уже не помнил, когда отдавал мне пергамент, и вашего не назвал, так что скажите мне спасибо! Держите свою карту! – И он передал пергамент Торину.

– Все равно не понимаю, – проговорил Торин, и Бильбо в душе с ним согласился. Объяснение и впрямь было довольно расплывчатым.

– Ваш дед, – медленно и тяжело произнес маг, – уходя в Мориа, отдал карту на хранение сыну. После гибели вашего деда отец ваш отправился попытать с ней счастья. Он пережил по дороге немало весьма неприятных приключений, но так и не дошел до Горы. Я отыскал его в подземельях Некроманта. Я не знаю, как он попал туда.

– А вы что там делали? – содрогнувшись, спросил Торин, и остальные гномы поежились.

– Неважно. Любопытствовал, как всегда. История была скверная и страшная. Даже я, Гандальв, едва уцелел. Я пытался спасти вашего отца, но было поздно. Рассудок его помрачился, в бреду он почти ни о чем не помнил, кроме ключа и карты.

– С гоблинами из Мориа мы давно расквитались, – произнес Торин. – Пришло время подумать о Некроманте.

– Не говорите глупостей! Такого врага не одолеть и всем гномам, вместе взятым, даже если удастся еще раз созвать их со всех концов земли. Ваш отец хотел одного: чтобы его сын разобрался в карте и пустил ключ в дело. Хватит с вас Горы и дракона!

– Вот, слушайте, слушайте! – невольно вырвалось у Бильбо.

– Что такое? – Все гномы уставились на него, и Бильбо в растерянности ответил:

– Слушайте, что я хочу сказать!

– Что? – хором спросили они.

– Ну, я хочу сказать, вам надо пойти на Восток, а там видно будет. В конце концов, есть потайной ход, да и драконы, верно, когда-нибудь спят. Если посидеть на пороге подольше, что-нибудь непременно придет в голову. А на сегодня, как вы думаете, – может, достаточно, уже поздно, если вы меня понимаете. Пора спать, завтра рано вставать, и все такое. Я приготовлю вам на дорожку отличный завтрак.

– Вы хотите сказать, Нам на дорожку, – промолвил Торин. – Вы же наш Взломщик. Разве не ваше дело сидеть на пороге, не говоря уж о том, чтобы пробраться за дверь? Но насчет того, что пора спать, я согласен. Перед дальней дорогой я люблю, чтобы на завтрак была яичница из шести яиц с ветчиной – да поподжаристей, и чтобы все глазки были целы!

Остальные тоже не преминули распорядиться, что им подать на завтрак (ни один не подумал добавить хотя бы «пожалуйста», что немало обидело Бильбо), и наконец они встали-таки из-за стола. Хоббиту еще пришлось позаботиться, чтобы всех разместить на ночь, свободных комнат для гостей не хватило, пришлось постелить на диванах и креслах, и лишь когда все улеглись, Бильбо сам отправился спать, очень усталый, измученный и далеко не в лучшем расположении духа. Единственное, что он твердо решил: ни в коем случае не вставать ни свет ни заря, чтобы готовить этот злосчастный завтрак. Туковский порыв в его душе благополучно угас, и Бильбо отнюдь не был уверен, что поутру вообще соберется выйти из дома.

Засыпая, он слышал, как в соседней комнате, в лучшей гостевой спальне, Торин негромко напевает себе под нос:

За дальний кряж туманных гор,
Во тьму и мрак подземных нор
Рассветный час проводит нас
За кладом, скрытым с давних пор.

Бильбо уснул под его пение и видел тревожные сны. Когда он проснулся, рассветный час давно миновал.

Глава 2. Баранина на вертеле

Бильбо вскочил, накинул халат и заглянул в столовую. Ни единого гнома, только следы обильного и поспешного завтрака, и в комнате все перевернуто вверх дном. На кухне – груды грязной посуды, перепачканы чуть не все имевшиеся в норе горшки, кастрюли и сковородки. Только увидев, какая нешуточная предстоит уборка, Бильбо уверился до конца, что вчерашние гости – не просто дурной сон, как все прочее, что приснилось ночью. Честно говоря, хоббит почувствовал облегчение, когда понял, что гномы отправились в путь без него, даже не удосужившись его разбудить (и «спасибо» не сказали, отметил про себя Бильбо), – но в глубине души он остался немного разочарован. Это его удивило.

– Какие глупости, Бильбо Бэггинс! – произнес он вслух. – В твои годы пора выбросить из головы драконов и вообще весь этот чужеземный вздор!

И он надел фартук, развел огонь, вскипятил воду и перемыл и вычистил всю посуду. Затем уютно устроился на кухне, немного перекусил и лишь потом занялся уборкой в столовой. Солнце уже сияло вовсю. Входная дверь была распахнута настежь, в нору задувал теплый весенний ветерок. Бильбо начал громко насвистывать, вчерашнее чаепитие с гномами почти забылось. Он только-только подумал еще раз немного перекусить в столовой у раскрытого окна, как вдруг появился Гандальв.

– Дорогой мой, – проговорил маг, – сколько можно тебя ждать? А еще говорил вчера: «Пора спать, завтра рано вставать и все такое»! Нет, посмотрите на него – сидит завтракает, или как это у тебя называется, а на часах половина одиннадцатого! Они оставили тебе записку, чтобы не терять времени.

– Какую еще записку? – в смятении пролепетал бедный мистер Бэггинс.

– Гром и молния! – воскликнул Гандальв. – Я тебя просто не узнаю – ты даже не вытер пыль на каминной полке!

– Ну и что? Хватит того, что я перемыл посуду за всеми четырнадцатью!

– Если бы ты протер каминную полку, ты бы нашел под часами вот это. – И Гандальв передал хоббиту записку (естественно, она была на писчей бумаге Бильбо, взятой без спросу).

В записке говорилось:

Торин и Компания —

Взломщику Бильбо.

Сердечный привет! Глубоко признательны за оказанное гостеприимство, премного благодарны за предложенное содействие. Условия: оплата по завершении работ, вознаграждение до четырнадцатой доли общего дохода (при наличии упомянутого, не превышая указанного); возмещение путевых издержек гарантируется в любом случае; обеспечение похоронных издержек при соответствующем исходе берет на себя Компания либо ее представители, если обстоятельства совершившегося оставят таковую возможность.

Не считая необходимым тревожить ваш драгоценный покой, мы направляемся вперед, дабы завершить насущные приготовления. Ждем нашего достопочтенного компаньона в трактире «Зеленый Дракон», Байуотер, ровно в 11 утра.

Надеясь на вашу пунктуальность, имеем честь пребывать

Искренне ваши

Торин и К°.

– Осталось всего десять минут. Придется бежать бегом, – заметил Гандальв.

– Но… – начал Бильбо.

– На это уже нет времени, – сказал маг.

– Но… – еще раз попробовал Бильбо.

– И на это тоже! Бегом!

И до конца дней своих Бильбо не мог сказать, как же он выскочил из дому, – без шапки, без трости, без денег и вообще без всего, что привык брать с собой на прогулку. Он оставил недоеденный завтрак, бросил невымытую посуду, сунул ключи Гандальву и со всех своих мохнатых ног побежал вниз по дорожке, мимо большой мельницы, через мостик, на ту сторону Реки, и дальше, дальше, еще дальше целую милю.

Ровно в одиннадцать, с последним ударом часов, он, запыхавшись, примчался в Байуотер, и что же? – о ужас! Оказалось, он пустился в путь даже без носового платка!

– Браво! – воскликнул Балин, который стоял в дверях трактира, поджидая Бильбо.

Тут из-за поворота дороги, ведущей в деревню, показались все остальные. Они ехали верхом на пони, нагруженных разнообразной кладью – узлами, тюками, мешками и прочими пожитками. Самый маленький пони, очевидно, предназначался для Бильбо.

– Вы двое – в седло, и в путь! – скомандовал Торин.

– Прошу прощения, – попытался возразить Бильбо, – но я не успел надеть шляпу, забыл носовой платок и не захватил денег! Вашу записку я прочитал только в 10.45, если быть точным.

– А вы не будьте таким точным, – ответил Двалин. – И не волнуйтесь. Научитесь обходиться и без носовых платков, и много еще без чего, пока мы доберемся до цели. Ну а шляпа… что ж, у меня есть с собой запасной капюшон и плащ.

Вот так, ясным утром в самом конце апреля, они тронулись в путь, и навьюченные пони потрусили рысцой от дверей трактира. Бильбо облачился в темно-зеленый, чуть поношенный капюшон и темно-зеленый плащ, которые ему одолжил Двалин. И капюшон, и плащ были ему велики, и выглядел хоббит довольно потешно. Что подумал бы почтенный Банго, если б увидел сейчас своего сына, мне даже представить страшно! Одно утешало Бильбо: что с гномом его все равно не спутаешь – бороды нет.

Вскоре компанию догнал Гандальв. Он был просто великолепен верхом на белом коне. Маг привез Бильбо целую кучу носовых платков, запас табаку и трубку. Путешественники весело поскакали дальше и всю дорогу до вечера распевали песни или рассказывали разные истории, прерываясь только тогда, когда останавливались перекусить. И хоть такое случалось гораздо реже, чем хотелось Бильбо, он мало-помалу вошел во вкус и даже подумывал, что приключения – совсем не такая скверная штука.

Сначала они ехали по благодатным и процветающим хоббитским землям – жители здесь были добропорядочные, дороги удобные, попадались трактиры, иногда на дороге встречались путники: то гном, то селянин, спешащие по делам.

Затем начались места, где и говорили как-то не так, и пели песни, каких Бильбо раньше не слыхивал. И наконец путешественники углубились в Пустынные Земли, где вовсе никто не жил, трактиров не было, а дороги становились все хуже и хуже. Впереди, уже не так далеко, гряда за грядой вздымались сумрачные холмы, поросшие темным лесом. На некоторых возвышались древние замки: они выглядели зловеще, словно эти стены складывали недобрые руки. Погода испортилась, все вокруг казалось печальным и мрачным. До сих пор все больше стояли теплые ясные деньки, ярко светило майское солнце, прямо как в песнях про этот веселый месяц, но теперь стало сыро и холодно. В Пустынных Землях не всегда удавалось найти удобное место для ночлега, но раньше, по крайней мере, везде было сухо.

– Подумать только – июнь на носу! – ворчал Бильбо. Его пони, шлепая по лужам, месил грязь на дороге позади всех. Вечерело. С самого утра не переставая лил дождь. С капюшона капало, плащ промок насквозь, пони устал и спотыкался о камни, гномы молчали, насупившись. «Узлы с запасной одеждой наверняка промокли, и мешки с едой тоже, – думал хоббит. – Не хочу быть взломщиком, не хочу никаких приключений! Хочу домой, к себе в родную нору, хочу сидеть у камина и слушать, как поет закипающий чайник!» – Ох, не в последний раз Бильбо мечтал об этом!

А гномы все трусили вперед, не оборачиваясь, не обращая на хоббита никакого внимания. Где-то за серыми тучами, видимо, село солнце, и когда путники спустились к реке, прятавшейся в глубокой лощине, уже стало темнеть. Поднялся ветер, ивы по берегам закачались и зашелестели. Путешественники могли только порадоваться, что дорога выводила к старинному каменному мосту, поскольку река, бегущая с северных гор и холмов, вздулась от дождей и с шумом катила по руслу бурные воды.

На тот берег переправились почти в полной темноте. Ветер разогнал серые облака. Луна, поднимавшаяся над холмами, показалась в разрывах летящих по небу туч. Путники остановились, и Торин проворчал что-то насчет ужина и «где бы отыскать сухое местечко на ночь?»

Тут только они заметили, что Гандальва нет. Он ехал с ними всю дорогу, не объясняя, участвует он в походе или просто им по пути. Он ел больше всех, смеялся чаще всех, молол языком охотнее всех. Но сейчас он взял и исчез!

– Как раз когда так нужен маг! – застонали Дори и Нори (они разделяли точку зрения хоббита, что есть нужно регулярно, часто и много).

В конце концов решили заночевать прямо здесь. Чуть в стороне, под деревьями, было посуше, но в кронах гулял ветер, с веток капало, нескончаемое «кап-кап-кап» выводило всех из себя. Вдобавок костер словно заколдовали. Обычно гномы ухитряются развести огонь почти где угодно и из чего угодно, неважно, есть ветер или нет, но сегодня у них что-то не ладилось, и даже самые ловкие костровые, Ойн и Глойн, ничего не могли поделать.

Вдруг один пони неведомо отчего шарахнулся в сторону и понесся вскачь. Гномы и глазом моргнуть не успели, как он оказался в реке. Фили и Кили полезли за ним в воду и чуть было не утонули, но поклажу, навьюченную поверх седла, все равно смыло. Разумеется, это были мешки с едой. На ужин теперь почти ничего не осталось, а про завтрак и говорить нечего.

Так они и сидели, промокшие, хмурые, и ворчали, а Ойн и Глойн продолжали возиться с костром и переругиваться. Бильбо с грустью раздумывал о том, что приключения бывают разные – не одни только песни и прогулки верхом на пони в сияющий майский день, – как вдруг Балин, которого всегда оставляли стоять на страже, крикнул:

– Глядите, огонь!

Неподалеку возвышался холм, заросший лесом, местами очень густым и темным. Сейчас под деревьями на темном склоне сверкал красноватый огонек, теплый, уютный, как свет костра или факела.

Гномы посмотрели-посмотрели в ту сторону, а потом принялись спорить. Одни говорили «да-да», другие «нет-нет», третьи – что хуже не будет, если просто пойти посмотреть, что там такое: все лучше, чем скромный ужин, и скудный завтрак, и мокрый плащ на плечах целую ночь.

Кое-кто возражал: «Края вокруг неизведанные, горы близко. Места дикие, нынче мало кто сюда ездит. Карты давно устарели, все пришло в запустение, дорогу не охраняют. Живет тут неизвестно кто, закон им не указ, о короле они и не слышали. Чем меньше совать нос по пути не в свое дело, тем лучше, а то как бы нам не попасть в беду». Кто-то сказал: «Но нас как-никак четырнадцать». А еще кто-то: «И куда только подевался Гандальв?» Этот вопрос принялись повторять все наперебой. Тут дождь хлынул как из ведра, а Ойн и Глойн подрались.

Это решило дело. «В конце концов, с нами Взломщик», – сказали гномы и направились в сторону огонька, ведя в поводу своих пони. Они добрались до холма (соблюдая надлежащую осмотрительность и осторожность), вошли в лес и начали подниматься наверх. Не найдя тропы, которая могла бы вести к хутору или какому-нибудь жилищу, они двинулись напрямик, с треском и хрустом (а также с проклятиями и недовольными стонами) продираясь через чащу в кромешной тьме.

Вдруг впереди, совсем близко, между стволов блеснул яркий красноватый свет.

– Дальше надо действовать украдкой, – сказали гномы, подразумевая, что действовать будет Бильбо.

– Ступайте вперед и разведайте, что там за свет, и зачем он, и все ли там тихо-спокойно, – сказал Торин хоббиту. – Поторапливайтесь и, если все в порядке, побыстрей возвращайтесь. Если не в порядке – то возвращайтесь, как сможете. Если не сможете – покричите совой, дважды гукните и разок ухните, а мы постараемся что-нибудь предпринять.

И Бильбо пришлось идти, не успев объяснить, что он не умеет ни гукать, ни ухать и вообще ни разу не пробовал кричать совой. Зато хоббиты умеют бесшумно, совершенно бесшумно ходить по лесу. Они гордятся своим искусством, и Бильбо только презрительно фыркал, слушая, как «эти косолапые гномы» пробираются через лес, – хотя мы с вами, скорее всего, в такую ветреную ночь вообще ничего не заметили бы, даже если бы весь отряд прошел от нас в двух шагах. Что же касается Бильбо, то даже самая осторожная ласка, окажись она рядом, и ухом бы не повела – так тихо он крался вперед. Поэтому, никого не спугнув, он без труда подобрался к костру, – да-да, это был именно костер, – и вот что он там увидел.

Три великана сидели у огромного костра, сложенного из буковых бревен. Они поджаривали баранину на длинных деревянных вертелах и облизывали пальцы, когда на них капал сок. У костра вкусно пахло жареным мясом. Тут же стоял бочонок – судя по всему, с доброй выпивкой, – и великаны черпали из него громадными кружками. Но это были тролли! Самые настоящие тролли! Даже Бильбо, всю жизнь просидевший в норе, догадался, кто перед ним: по грубым и мрачным мордам, великанскому росту, чудовищным ногам, и вдобавок – по их разговору, который никак, никак нельзя было назвать вежливым!

– Хр-р-р, вчера баранина, сегодня баранина, чтоб вам лопнуть, и завтра опять жрать баранину! – сказал один из троллей.

– Хр-р-р, хоть бы когда кусок человечины! – сказал другой. – А кто нас сюда приволок? Все ты, Вильям, дубина! Уже и выпивки почти нет, – добавил он, толкая под локоть Вильяма, который как раз прихлебывал из кружки.

Вильям поперхнулся.

– Заткнись! – прохрипел он, откашлявшись. – Ты что думаешь, хр-р-р, они будут сидеть и ждать, чтоб вы их сожрали? Мы с гор только ушли, а вы с Бертом уже полторы деревни умяли, не подавились! Чего вам еще? Времена не те, хр-р-р, могли бы сказать мне «спасибо, Билл» и за этого жирного барана!

Он откусил большой кусок от бараньей ноги, которую жарил, и вытер рот рукавом.

Да, боюсь, все тролли ведут себя одинаково, даже те, у кого по одной голове. Теперь Бильбо нужно было решать: или потихоньку вернуться к своим друзьям, предупредить их, что совсем рядом, просто рукой подать, сидят три здоровенных тролля в самом скверном расположении духа, которые явно не откажутся отведать жареных гномов, а для разнообразия и жареных пони, – или попробовать украдкой подобраться поближе и как-нибудь отличиться. Любой знаменитый взломщик высшего класса в подобном случае наверняка очистил бы карманы троллей (дело почти всегда выгодное, если удастся его провернуть), украл барана с вертела, похитил пиво и был таков – а тролли при этом его бы и не заметили. Взломщики более практичные, не столь кичащиеся своим мастерством, возможно, подкрались бы потихоньку, пырнули троллей кинжалом – и после этого весело скоротали ночку.

Бильбо все это знал. Он немало всего прочел о разных вещах, которых никогда не видел и ни разу не делал. Слушать троллей было противно и страшно, хотелось оказаться в сотне миль отсюда, но все же… – все же он как-то не мог просто взять и вернуться к Торину с Компанией с пустыми руками. Поэтому он стоял в тени деревьев и размышлял. Из всевозможных деяний взломщиков, о которых он слышал, очистить карманы троллей казалось легче всего, – и в конце концов Бильбо решился и подобрался к дереву, подле которого сидел Вильям.

Берт и Том отошли к бочонку. Вильям потягивал пиво из кружки. Бильбо собрался с духом и запустил руку в бездонный карман Вильяма. Там лежал кошелек – очень внушительного размера, просто мешок по хоббитским меркам. «Ха! – подумал Бильбо, входя во вкус своего нового ремесла и осторожно вытягивая кошелек из кармана. – Лиха беда – начало!»

И лиха беда была тут как тут! От кошельков троллей ничего хорошего ждать не приходится, и этот оказался не лучше других.

– Эй, ты кто? – пропищал кошелек, едва выбравшись наружу. Вильям сразу же обернулся, Бильбо не успел отскочить за дерево, и рука тролля ухватила его за шею.

– Чтоб мне лопнуть, Берт! Хр-р-р! Глянь, что я поймал! – проговорил Вильям.

– Что? – спросили другие тролли, подходя ближе.

– Почем я знаю! Ты что за зверь?

– Я Бильбо Бэггинс, взло… хоббит, – пролепетал бедный Бильбо, дрожа всем телом и пытаясь сообразить, как покричать совой, пока тролли его не придушили.

– Взлохоббит? – озадаченно повторили все трое. Тролли туго соображают и с подозрением относятся к тому, чего прежде не видели.

– Хр-р-р, но что он делал в моем кармане? – спросил Вильям.

– А он съедобный? – осведомился Том.

– Сейчас попробуем, – сказал Берт, берясь за вертел.

– В нем мяса-то на один укус, хр-р-р, – возразил Вильям, который только что плотно поужинал. – Шкуру ободрать, кости выплюнуть, так и пробовать будет нечего.

– В лесу, поди, такие еще водятся, – сказал Берт. – Наловим, паштет приготовим. Эй, много вас тут шныряет, ты, мерзкий крольчишка? – Он взглянул на мохнатые ступни хоббита, схватил его за ноги и сильно встряхнул.

– Много, – сболтнул Бильбо, не успевший сообразить, что нельзя выдавать друзей. – Нет, нет, никого! – тут же прибавил он.

– Хр-р-р, это как? – спросил Берт, перевернув Бильбо и держа его за волосы.

– А вот так, – вымолвил Бильбо, едва переводя дух. – И пожалуйста, не готовьте из меня ничего, любезный сэр! Я сам хорошо готовлю, я лучше готовлю, чем готовлюсь, если вы меня понимаете. Я вам сготовлю отличный завтрак, самый лучший завтрак на свете, если меня не сготовят на ужин!

– Хр-р-р, вот зануда! – сказал Вильям. Он до отвала наелся и напился пива за ужином. – Жалкий зануда! Брось его, Берт!

– Не брошу, пока не скажет, что значит «много» и «никого»! – ответил Берт. – А то я пойду спать, хр-р-р, а они придут, перережут мне глотку! Подпалим ему шерсть на лапах, живо заговорит!

– Не хочу, – сказал Вильям. – И вообще, это я его сцапал.

– Ты жирный дурак, Вильям! – рявкнул Берт. – Я всегда говорил и еще повторю!

– А ты дубина!

– Хр-р-р, я тебе этого не спущу, Билл Хаггинс! – заорал Берт и двинул Вильяму кулаком в глаз.

Началась ужасная свара. Берт выронил Бильбо, а у того еще осталось достаточно соображения, чтобы отползти в сторону, прежде чем тролли сцепились, как злющие псы, громко ругаясь и обзывая друг друга самыми разными и, кстати, весьма подходящими прозвищами. В конце концов они грохнулись наземь и покатились прямо к костру, колотя и лягая друг друга что было мочи, а Том молотил их палкой, чтобы привести в чувство, – от чего они, разумеется, еще больше взбесились.

Тут бы Бильбо и улизнуть, – но его бедные маленькие ножки чуть не раздавил Берт своей лапой, и голова кружилась, и вообще он был еле жив, – поэтому он просто лежал, где упал, – прямо за кругом света, падавшего от костра, – и пытался как-нибудь отдышаться.

И вдруг, в самый разгар драки, появился Балин. Гномы издалека услыхали шум, подождали немного, надеясь, что Бильбо вернется или хоть покричит совой, а затем, пробираясь по лесу как можно тише и осторожней, один за другим подкрались к огню.

Увидав Балина, Том испустил жуткий вой. Тролли просто терпеть не могут гномов (по крайней мере, сырых), и Билл с Бертом сразу же прекратили дубасить друг друга и зарычали: «Мешок, Том, быстрей, быстрей!» Балин, пытавшийся сообразить, где в этой неразберихе отыскать Бильбо, даже ахнуть не успел, как на голову ему набросили мешок, – и гном упал как подкошенный.

– Сейчас еще прибегут, чтоб мне лопнуть, – сказал Том. – «Много» и «никого», хр-р-р, так и есть! Взлохоббитов никого, хр-р-р, а гномов много! Вот оно как!

– Похоже на то, – согласился Берт. – Давайте спрячемся в тень.

Так они и поступили: затаились в темноте под деревьями, держа наготове мешки, в которых обычно таскали баранов и другую добычу. Едва у костра появлялся гном и начинал озираться, недоуменно глядя на пустые кружки и обглоданные кости, как – хоп! – грязный вонючий мешок оказывался у него на голове, и гном валился на землю. Вскоре к Балину прибавился Двалин; затем Фили и Кили; затем Дори, Нори и Ори, брошенные один на другого; затем Ойн, Глойн, Бифур, Бофур и Бомбур, которых без церемоний свалили в кучу возле костра.

– Будут знать, – проворчал Том. С Бифуром и Бомбуром троллям пришлось повозиться: те дрались как бешеные, как бьются все гномы, если речь идет о жизни и смерти.

Последним был Торин – и его не удалось захватить врасплох. Он заподозрил неладное и догадался, что дело худо, еще до того, как увидел ноги своих друзей, торчащие из мешков. Торин остановился в тени, поодаль от огня, и спросил:

– Что происходит? Кто разделался с моими соратниками?

– Тролли! – ответил из-за дерева Бильбо, о котором все давно позабыли. – Они прячутся с мешками в кустах.

– Ах, тролли! – воскликнул Торин и бросился к костру, да так быстро, что тролли не успели его поймать. Выхватив из огня пылающий сук, он ткнул неповоротливого Берта в глаз – и тот на время выбыл из строя. Бильбо попытался помочь Торину и ухватил Тома за ногу (надо заметить, с большим трудом – голень у тролля была толщиной с молодое дерево), – но тут же отлетел в сторону и свалился в какой-то куст, когда Том с размаху швырнул ногой в лицо Торину ворох углей.

За это Торин огрел Тома своей пылающей палицей, выбив передний зуб. Ну и завыл же Том, я вам скажу! Но тут сзади подкрался Вильям с мешком, одним махом упрятал туда Торина, и битва закончилась. В хорошенькую переделку угодили гномы: все крепко увязаны в мешки, рядом сидят три обозленных тролля (да еще двое из них получили на память синяки и ожоги) и спорят: зажарить гномов на медленном огне, или сварить, порубив на мелкие кусочки, или попросту сесть на каждого и раздавить в лепешку, так что и костей не останется. А Бильбо висел на кусте, изодранный, исцарапанный, не смея пошевелиться, боясь, что его услышат.

И в это время вернулся Гандальв. Однако никто его не заметил. Тролли как раз порешили изжарить гномов прямо сейчас, а съесть погодя, как предложил Берт, – и после долгих споров и пререканий двое других с ним согласились.

– Чего их сейчас жарить, хр-р-р, всю ночь провозимся, – сказал чей-то голос. Берту показалось, что это Вильям.

– Заткнись, Билл! – сказал он. – Хватит спорить, а то впрямь и к утру не закончим!

– А кто спорил? – проворчал Вильям, который думал, что говорил Берт.

– Ты, хр-р-р, – сказал Берт.

– Врешь! – рявкнул Вильям, и спор начался заново. В конце концов тролли решили порубить гномов на мелкие кусочки и сварить. Они притащили огромный черный котел и достали ножи.

– Чего их сейчас варить, хр-р-р, воды-то нет, а к колодцу еще сколько топать! Да ну их! – раздался голос. Берт и Вильям подумали, что это Том.

– Заткнись! – зарычали они. – Так мы с ними вообще не управимся! Будешь спорить, хр-р-р, сам пойдешь за водой!

– Сам заткнись! – гаркнул Том, которому показалось, будто говорил Вильям. – Кто спорит? Хр-р-р, ты сам споришь!

– Дубина! – сказал Вильям.

– Сам дубина! – ответил Том.

И они пуще прежнего стали ругаться и орать друг на друга. Наконец, тролли договорились, что сядут на все мешки по очереди, раздавят гномов, а сварят как-нибудь после.

– Хр-р-р, на кого первого сядем? – спросил голос.

Берту показалось, что это Том.

– Хр-р-р, на последнего, – заурчал Берт, получивший от Торина палкой в глаз.

– Вот дурень, сам с собой говорит! – сказал Том. – Хочешь сесть на последнего, хр-р-р, ну и садись! Где он?

– В желтых чулках, – сказал Берт.

– Хр-р-р, чушь! В серых, – возразил голос, похожий на Вильямов.

– В желтых, я тебе говорю! – сказал Берт.

– Точно, в желтых, – подтвердил Вильям.

– Хр-р-р, а чего ж ты говоришь, что в серых? – спросил Берт.

– Это не я. Это Том.

– Еще чего! – возмутился Том. – Это ты!

– Нас двое, а ты один, хр-р-р! – взревел Берт. – Заткнись!

– Это ты кому, хр-р-р? – осведомился Вильям.

– Заткнись! – завыли Том и Берт хором. – Ночь кончается, сейчас светает рано! Пора разделаться с ними!

– Светает рано! Как встанет солнце, так станешь камнем! – произнес голос, похожий на Вильямов. Но говорил не Вильям. Ибо в это мгновение свет разлился над холмом, в ветвях загомонили птицы, и Вильям уже не мог ничего сказать: он застыл каменной глыбой, едва наклонился к Торину, и Берт с Томом, глазевшие на него, тоже окаменели. Так все трое и стоят по сей день, одни-одинешеньки, разве что птицы на них садятся. Ведь вы, наверное, знаете, что тролли должны до рассвета успеть спрятаться под землю, иначе они обратятся в камень, из которого сделаны, и навеки останутся неподвижными истуканами. Ровно так и случилось с Бертом, Томом и Вильямом.

– Отлично! – произнес Гандальв, выходя из-за дерева и помогая Бильбо выбраться из колючих кустов. И тут Бильбо все понял! Это Гандальв, подражая голосам троллей, заставил их пререкаться и спорить до самого утра, пока их не застиг рассвет!

Маг с хоббитом сразу же освободили гномов. Те чуть не задохнулись в мешках и были, прямо скажем, не в духе: кому приятно лежать и слушать, как тролли рядом решают, зажарить тебя, раздавить или порубить! Бильбо пришлось два раза подряд рассказывать, что вышло у него с троллями, прежде чем гномы угомонились и вняли его объяснениям.

– Нашел время лазать по карманам, – буркнул Бомбур, – когда тебя послали найти, где поесть и согреться!

– У троллей все равно ни того ни другого без боя не получить! – возразил Гандальв. – Ладно, хватит попусту тратить время. Ясно, что где-то поблизости должна быть пещера или нора, куда тролли прятались от солнца. Не мешает туда заглянуть!

Осмотревшись, они приметили следы каменных сапог, которые уходили в лес, затем поднимались по склону холма и кончались возле скрытой в кустах большой каменной двери, ведущей в пещеру. Но отворить дверь не удалось, хотя гномы дружно толкали ее, а Гандальв попробовал разные заклинания.

– Может, это подойдет? – спросил Бильбо, когда все выбились из сил и разозлились. – Я подобрал его у костра, там, где дрались тролли. – И он протянул им огромный ключ, который Вильяму, верно, казался крошечным и неприметным. По счастью, ключ выпал из кармана у Вильяма до того, как тролль обратился в камень.

– Что ж ты раньше молчал! – закричали гномы, а Гандальв схватил ключ и сунул его в замочную скважину. Дверь толкнули еще разок, она распахнулась, и Бильбо с магом и гномами вошли в пещеру. Под ногами валялись кости, в пещере отвратительно пахло, зато здесь оказалось вдоволь припасов – на полках и на земле, вперемешку с награбленным добром самого разного толка, от медных пуговиц до стоявших в углу горшков, полных золотых монет. По стенам висели одежды (троллям они явно были малы и, боюсь, принадлежали их жертвам) и, кроме того, несколько мечей разного вида, длины и формы. Два из них сразу бросались в глаза: в красивых ножнах, с драгоценными камнями на рукоятях.

Их забрали Гандальв и Торин, а Бильбо взял кинжал в кожаном чехле. Для тролля такой кинжал был, наверное, все равно что карманный ножик, но для хоббита вполне мог сойти за короткий меч.

– Судя по всему, славное оружие, – произнес Гандальв, наполовину вытянув оба меча из ножен и с любопытством разглядывая лезвия. – Прямо скажем, не тролльская работа, да теперь и люди таких не делают. Если сможем прочесть руны на этих клинках, узнаем о них побольше.

– Уйдем отсюда, здесь такой мерзкий запах! – взмолился Фили.

Гномы вынесли из пещеры горшки с золотом и те припасы, которые казались съедобными и до которых тролли еще не добрались, а заодно полный бочонок эля. Все сильно проголодались и были совсем не прочь позавтракать, а поскольку своих запасов у путешественников почти не осталось, они не стали воротить нос от тролльских. Путники подкрепились хлебом и сыром, пожарили на углях куски копченой свинины и вволю выпили эля. Затем они улеглись спать, ибо ночь выдалась беспокойная, и проснулись лишь далеко за полдень.

Через некоторое время вся компания была готова пуститься в путь. Они привели пони, взяли горшки с золотом и перевезли к речке, а там, у тропинки, что шла по берегу, закопали поглубже, наложив побольше заклятий на это место, на случай, если вдруг доведется вернуться и забрать клад. После чего путники сели на пони и вновь затрусили вперед по дороге, ведущей на восток.

– Где вы пропадали, если не секрет? – спросил Торин у Гандальва.

– Смотрел, что впереди.

– А что вас заставило возвратиться так вовремя?

– Увидел, что за спиной.

– Ну-ну! – произнес Торин. – А нельзя ли попонятней?

– Я отправился вперед разведать дорогу. Имейте в виду, теперь она станет опасной и трудной. Вдобавок я раздумывал, где бы пополнить наши запасы. Но не успел я отъехать, как мне повстречались двое знакомых из Ривенделла.

– Это где? – спросил Бильбо.

– Не перебивай! – сказал Гандальв. – Если повезет, мы скоро туда доберемся, и ты сам все узнаешь про Ривенделл. Итак, я повстречал двух знакомых из дома Эльронда. Они не хотели ночевать в этих местах, поскольку боялись троллей. От них-то я и услышал, что три тролля спустились с гор, обосновались в лесу у дороги, распугали окрестных жителей, а теперь подстерегают путников. Что-то вдруг подсказало мне, что надо вернуться. Оглянувшись, я увидел вдали огонек и направился прямо туда. Вот и все. Пожалуйста, в другой раз будьте поосторожней, а то мы вообще никуда не доберемся!

– Благодарю вас! – произнес Торин.

Глава 3. Передышка

Путники больше не пели песен и не рассказывали историй – ни в этот день (хотя погода исправилась), ни на следующий, ни еще через день. Они чувствовали, что опасность может таиться за каждым поворотом. Они ночевали под звездами, и пони их ели сытнее, чем они сами, ибо травы было вдоволь, а вот мешки с едой почти опустели – и даже припасы, раздобытые в пещере троллей, подходили к концу. И вот как-то поутру они переправились вброд через широкую шумную реку в мелком месте, где вода пенилась у камней. Противоположный берег был крутым и скользким. Когда они взобрались наверх, ведя под уздцы пони, то прямо перед собой, уже совсем близко, увидели высокие горы. Казалось, что до подножия ближайшего пика не более дня пути. Он выглядел суровым и мрачным, хотя бурые склоны кое-где озаряло солнце, а позади, сияя, вставали снеговые вершины.

– Это ваша Гора? – с благоговением произнес Бильбо, глядя на скалистые хребты округлившимися глазами. Он даже представить себе не мог, что горы такие громадные.

– Конечно, нет! – сказал Балин. – Это еще только Туманные Горы. Надо пройти через них или под ними, чтобы попасть в Дикий Край, а оттуда нам предстоит долгий путь на Восток, до Одинокой Горы, где живет Смауг и лежат наши сокровища.

– О! – молвил Бильбо и вдруг ощутил такую усталость, какой не испытывал еще никогда в жизни. Он опять вспомнил уютное кресло возле камина в любимой гостиной в своей норе, представил, как поет закипающий чайник, – и ему вновь захотелось домой. Увы, не в последний раз!

Теперь впереди ехал Гандальв.

– Самое важное – не сбиться с тропы, – сказал он. – Иначе мы пропали. Во-первых, нужно пополнить наши запасы, во-вторых, – отдохнуть в безопасном месте, и главное – узнать правильную дорогу через Туманные Горы, а то заблудитесь – и придется возвращаться назад и все начинать сначала, если удастся выбраться.

Гномы спросили, куда он направляется. Гандальв ответил:

– Вы сейчас у самой границы Дикого Края, как кое-кому, может, известно. Впереди, у подножия гор, скрыта прекрасная долина Ривенделл, и там в Последнем Гостеприимном Доме живет Эльронд. Я послал ему весточку со своими друзьями, и нас ждут.

Это звучало весьма обнадеживающе, но Ривенделл нужно было еще отыскать, а не так-то просто найти Последний Гостеприимный Дом у границы Дикого Края. Впереди, насколько хватало глаз, расстилалось только безлесое плоскогорье – никаких долин, никаких холмов, лишь бесконечный склон с островками вереска среди разрушенных скал, плавно уходящий вверх, к подножию ближайшей горной гряды, да там и сям зеленые пятна травы и мха, показывающие, где может оказаться вода.

Миновало утро, день перевалил за полдень, а в безмолвных пустошах, раскинувшихся вокруг, по-прежнему не было заметно никаких признаков жилья. Путешественники тревожились: они теперь понимали, что здесь, в предгорьях, дом может прятаться где угодно. Небольшие укромные долины с отвесными склонами неожиданно открывались прямо у них под ногами – и они с удивлением видели внизу сверкающие ручьи и зеленые кроны деревьев. Иногда по пути встречались ущелья, такие узкие, что, казалось, их можно перескочить, но при этом невероятно глубокие, откуда доносился шум водопадов. Иногда попадались страшные темные расщелины, через которые не перепрыгнешь и куда никак не спустишься. Кое-где встречались болота, а порой и коварные трясины, похожие на безобидные зеленые лужайки с высокими яркими цветами, – но пони с поклажей, ступивший на такую лужайку, никогда бы оттуда не выбрался.

Да, от брода до гор оказалось гораздо дальше, чем можно было подумать, и Бильбо не переставал этому изумляться. Единственную тропу отмечали белые камни, то совсем маленькие, то чуть побольше, наполовину скрытые вереском или мхом. В общем, отряд продвигался вперед очень медленно, хотя Гандальв, ехавший первым, казалось, хорошо знал дорогу.

Маг поглядывал по сторонам, мотая туда-сюда бородой, высматривая белые камни, а остальные следовали за ним. День начал клониться к вечеру, но пути все не было видно конца. Полдник они пропустили и подозревали, что придется обойтись и без ужина. Маленькие ночные мотыльки порхали вокруг, быстро темнело, луна еще не взошла. Пони под Бильбо начал спотыкаться о корни и камни. И вдруг тропа устремилась вниз, да так круто и неожиданно, что конь Гандальва чуть не слетел с откоса.

– Ну вот, наконец-то! – воскликнул маг, и путешественники столпились вокруг него, чтобы взглянуть, куда он показывает с вершины обрыва. Далеко внизу лежала долина. Оттуда слышался голос реки, бегущей по каменистому ложу, долетал запах зелени, деревьев, леса. За рекой, на той стороне долины, поблескивали огни.

Бильбо никогда не забыть эту извилистую тропу, по которой они спускались, спускались, скользя в полумраке по крутым склонам, в сокрытую долину Ривенделл. Постепенно делалось теплее, аромат сосен дурманил голову. Бильбо засыпал на ходу, временами клевал носом, утыкаясь в холку своему пони, а пару раз чуть не свалился с седла. Чем дальше они ехали вниз по тропе, тем светлей становилось на сердце. Сосны сменились буками и дубами, сумерки обещали мир и покой. К тому времени, как они выехали на поляну невысоко над рекой, уже наступила ночь, и зелень травы померкла.

«Хм-м-м, похоже, здесь живут эльфы!» – подумал Бильбо и взглянул вверх, на звезды. Они сияли ярким голубым светом. И вдруг за деревьями, словно мелодичный смех, зазвенела песня:

Куда вы спешите?
Куда вы бредете?
Ведь пони – глядите! —
Завязли в болоте!
Ти-ри,
Ти-ри-ти-ти,
В долину спешите!
Куда вы спешите
По топкой дорожке?
У нас тут – глядите! —
Готовы лепешки.
Ти-ли,
Ти-ли-ти-ла,
В долине так мило!
Ха-ха! К чему вам скитаться,
Тряся бородами?
Ведь Бильбо угнаться
Непросто за вами!
А Балин
И Двалин
Ужасно устали
В пути.
Ха-ха!
Подумайте сами —
Куда торопиться?
Остались бы с нами,
Ведь солнце садится.
И всякому ясно:
Скитаться – напрасно,
А лучше петь песни
В долине чудесной,
Как мы!
Ха-ха!

Они смеялись и пели в тени деревьев; вы бы сказали, наверное, что они мелют сущую чепуху. Но их не заботило, что о них могут подумать: если бы вы пожурили их, они только развеселились бы пуще прежнего. Конечно, то были эльфы. Вскоре Бильбо разглядел их в сгущающейся темноте. Он любил эльфов, хотя встречал их нечасто и немного побаивался. Гномы – те не очень-то с ними ладят. Даже такие достойные гномы, как Торин и его друзья, считают эльфов глупыми (хотя на самом деле нет ничего глупей, чем так думать) и порой обижаются на них – потому что некоторые эльфы поддразнивают гномов и посмеиваются над ними, особенно над их бородами.

– Ну и ну! – произнес один голос. – Вы только посмотрите! Хоббит Бильбо на пони! Как здорово!

– Ну просто чудо!

И они завели новую песню, такую же несуразную, как первая, которую я записал дословно. Наконец юный высокий эльф вышел из-за деревьев и поклонился Гандальву с Торином.

– Добро пожаловать в долину! – проговорил он.

– Спасибо! – только и буркнул Торин, а Гандальв тем временем уже соскочил с коня и весело беседовал с эльфами на краю поляны.

– Вы немного сбились с пути, – сказал эльф, – если вам надо на тот берег, к дому. Мост здесь один, тропа к нему чуть в стороне. Мы вас проводим, но к реке и по мосту лучше идти пешком. Можете немного посидеть с нами и попеть. Или сразу отправитесь дальше? Там готовят ужин, – добавил он, – от костров тянет дымом.

Как ни устал Бильбо, он бы с радостью задержался в лесу. Пение эльфов под звездами июньской ночью стоит послушать, если вам нравятся такие вещи. Кроме того, он хотел перекинуться с ними парой слов наедине и спросить кое-что. Ведь эльфы, оказывается, знали, кто он такой и как его зовут, хотя Бильбо их никогда прежде не видел! Интересно, что они думают о его приключении? Эльфам открыто многое, они получают новости, точно по волшебству, и быстрее текучих вод узнают, что делается на земле.

Но гномы единодушно стояли за ужин, прямо сейчас, как можно скорее, не мешкая. Поэтому все направились дальше, ведя в поводу пони. Эльфы показали гостям утоптанную тропу, которая в конце концов сбежала на берег реки, быстрой и говорливой, как все горные речки и ручейки летним вечером, когда целый день наверху в горах светит солнце и тает снег. На ту сторону был перекинут узкий каменный мост без перил, но пони вполне могли по нему пройти, хотя путешественникам пришлось продвигаться по одному, осторожно и потихоньку, ведя пони следом. Эльфы принесли на берег яркие светильники и провожали гостей, перебиравшихся через реку, веселой песней.

– Бороду не забрызгайте, достопочтенный! – кричали они Торину, который полз по мосту чуть ли не на четвереньках. – Зачем ее поливать, она и так длинная!

– Следите, чтобы за ужином Бильбо не налегал на кексы! – смеялись другие эльфы. – Он не пролезет в замочную скважину, если не похудеет!

– Тише, тише! – осадил их Гандальв, переправлявшийся последним. – Добрый вечер, Добрый Народ! Долины имеют уши, а у самых веселых эльфов очень длинные языки! Всего доброго!

И вот наконец путники подошли к Последнему Гостеприимному Дому, двери которого были широко распахнуты.

* * *

Странное дело: о том, что хорошо и приятно, о светлых радостных днях рассказ недолог, и слушать, как правило, неинтересно, – а о тревожных, плохих временах, о страшных событиях порой слагают целые саги, длинные и захватывающие. Путешественники провели в гостях недели две, а то и больше, и ехать дальше никому не хотелось. Бильбо с радостью остался бы здесь на всю жизнь – даже если бы мог по собственному желанию перенестись отсюда без всяких хлопот прямо к себе в нору. И все-таки рассказать о том, как они жили в гостеприимной долине, почти нечего.

Эльронд, хозяин дома, был другом эльфов – из тех, чьи предки сражались в великих войнах, гремевших на Севере мира, когда эльфы и люди начала времен бились с жестокими гоблинами, – и во времена Бильбо его считали своим предводителем все, кто еще вел род от эльфов и древних героев Севера.

Он был благороден, прекрасен и светел лицом, как повелитель эльфов; могуч, как прославленный воин; мудр, как маг; величествен, как король гномов; милостив и щедр, как само лето. О нем сложено много легенд, но в удивительном приключении Бильбо Эльронд сыграл совсем небольшую роль, – хотя очень важную, в чем вы еще убедитесь, если мы доберемся до конца нашей повести. В доме Эльронда было хорошо отдыхать и работать, пировать и петь песни, рассказывать истории или просто сидеть и думать, или делать все это по очереди. Зло не могло проникнуть в долину.

Ах, если бы у меня было время рассказать вам хоть несколько историй, записать хотя бы несколько песен из тех, что услышали Бильбо и его друзья в доме Эльронда! Все путешественники (и все пони) за пару дней отдохнули и набрались сил. Одежды их залатали, синяки и царапины залечили; путники повеселели и воспряли духом. Им дали еды на дорогу, легкой, но очень сытной – специально чтобы идти через горные перевалы, – и впридачу еще надавали много полезных советов.

Наконец, настал день Середины Лета. На следующее утро с восходом солнца путники собирались отправиться дальше.

Эльронд знал все руны, какие были на свете. Вечером он осмотрел мечи, добытые в тролльском логове, и сказал:

– Нет, их сделали не тролли. Это древние, очень древние клинки, мечи Высших Эльфов Запада, моих родичей. Их отковали в Гондолине для битв с гоблинами. Должно быть, они стали добычей гоблинов или попали в драконью сокровищницу, когда драконы и гоблины разрушили этот город много веков назад. Ваш меч, Торин, – прославленное оружие. Руны на старом гондолинском языке зовут его Оркрист, Разрубающий Гоблинов. А ваш клинок, Гандальв, – меч короля Гондолина, Гламдринг, Сокрушающий Врагов. Владейте ими во благо!

– Интересно, как они оказались у троллей? – спросил Торин, с любопытством глядя на свой клинок.

– Не знаю, – ответил Эльронд. – Может быть, ваши тролли отбили добычу других разбойников или нашли остатки награбленного, с давних пор припрятанные в горах. Я слышал, что в копях Мориа, заброшенных после войны гномов с гоблинами, еще лежат забытые клады.

Торин задумался над его словами.

– Большая честь – носить такой меч, – сказал он наконец. – Да будет ему суждено рубить гоблинов, как и встарь!

– Это пожелание, возможно, еще исполнится, и очень скоро, когда вы окажетесь в горах, – проговорил Эльронд. – А теперь покажите карту!

Он развернул пергамент и долго его разглядывал, качая головой. Эльронд не слишком одобрял гномов и их любовь к золоту, но он ненавидел драконов и их злодейства и думал в глубокой печали о разрушенном Дейле, его звонких колоколах, сгинувших в развалинах, и опаленных берегах веселой Бегущей реки.

В небе сиял широкий серебряный лунный серп. Эльронд поднял карту и посмотрел ее на просвет.

– Что это? – воскликнул он. – Здесь есть лунные письмена, кроме простых рун «Дверь вышиной пять футов, трое проходят в ряд».

– А что такое лунные письмена? – с интересом спросил хоббит. Я уже говорил, как ему нравились разные карты, – а еще ему нравились руны, необычные буквы и красивые рукописи, хотя сам он писал мелко и не слишком разборчиво.

– Это руны, – ответил Эльронд, – но видно их не всегда, а лишь на просвет под луной. Самые хитрые видны лишь в то время года, какое было, когда их писали, при той же фазе луны. Их придумали гномы и писали серебряными перьями. Ваши друзья могут об этом вам рассказать. Руны на карте, должно быть, начертаны очень давно, в свете месяца в ночь Середины Лета.

– Что там написано? – хором спросили Гандальв и Торин, похоже, слегка раздосадованные тем, что Эльронд обнаружил тайные письмена раньше них, – хотя, по правде сказать, до сего дня просто не было возможности их увидеть, и неизвестно, когда выпал бы следующий случай.

– «Стань в День Дурина у серого камня, когда застучит дрозд, – прочел Эльронд, – и последний луч заходящего солнца упадет на замочную скважину».

– Дурин! – промолвил Торин. – Дурин, праотец Длиннобородых, древнейшего рода гномов, мой старший предок! Я – наследник Дурина.

– Тогда что такое День Дурина? – спросил Эльронд.

– Первый день Нового Года у гномов, как подобает знать всем и каждому, – сказал Торин, – это день, когда осенью, на пороге зимы, в последний раз нарождается новый месяц. Если луна и солнце в день Нового Года стоят в небе вместе, то мы называем его Днем Дурина. Только нам это знание вряд ли поможет, ибо ныне умение исчислять этот день утрачено.

– Посмотрим, – проговорил Гандальв. – Еще что-нибудь там написано?

– При сегодняшней луне больше ничего не видно, – ответил Эльронд, возвратил карту Торину, и они все вместе спустились к реке посмотреть, как эльфы поют и танцуют на берегу в ночь Середины Лета.

Следующее утро выдалось таким погожим и светлым, о каком можно было только мечтать: в голубом небе ни облачка, в воде играют солнечные блики. Отряд выступил в путь, эльфы пели прощальные песни и давали добрые напутствия. Путешественники были готовы к новым приключениям. Они знали, какой дорогой идти через Туманные Горы.

Глава 4. Через горы и под горами

В горы уходило много троп, и на ту сторону вели разные перевалы. Но тропы чаще всего оказывались ложными: терялись, оканчивались тупиком или приводили в опасное место, а на перевалах гнездилась всякая нечисть, и путникам угрожала беда. Однако Гандальв, который хорошо знал эти края и вдобавок следовал мудрым советам Эльронда, вел гномов и хоббита по верной тропе к нужному перевалу.

Прошло много дней с той поры, как путешественники выступили из долины, и между ними и Последним Гостеприимным Домом уже пролегло много миль, а они все шли вверх и вверх. Тропа была трудная, опасная, путь долгий, кружной, места глухие. Оглядываясь назад, путники теперь видели внизу земли, которые они покинули. Далеко-далеко на западе, в голубой дымке, лежала родная страна Бильбо, безопасный уютный край, и родная нора. Хоббита пробирала дрожь. Чем выше они поднимались в горы, тем делалось холодней, пронзительный ветер свистел меж скал. Порой со склонов скатывались камни, высвобождавшиеся из-под снега, подтаявшего под дневным солнцем, проскакивали мимо путников (и все с облегчением переводили дух) или пролетали над головой (и все со страхом поеживались). Ночью было холодно, неуютно. Путешественники не смели петь и громко разговаривать, потому что в ущельях слышалось нехорошее эхо, а горам, похоже, не нравилось, если тишину что-то тревожит, – разве что шум воды, завывания ветра и стук камней.

«Там внизу лето, – думал Бильбо, – сенокос, пирушки на траве… Еще куманика поспеет, и жатва начнется, пока мы заберемся на самый верх…» Остальным приходили в голову столь же невеселые мысли. А ведь на Середину Лета они прощались с Эльрондом в самом радужном настроении, надеясь с ходу перевалить через горы и, не задерживаясь, продолжать путь. Они даже рассчитывали добраться до потайной двери в Одинокой Горе к последнему новолунию осени. «А там, может, случится и День Дурина», – говорили гномы. И только Гандальв помалкивал да покачивал головой. Гномы уже много лет не ходили этой дорогой, но Гандальв бывал здесь и знал, что с тех пор, как драконы потеснили людей в Диком Краю и гоблины потихоньку вернулись в горы после битвы при копях Мориа, зло и опасности в этих глухих местах подстерегают путников на каждом шагу. Даже самые лучшие и продуманные планы мудрых магов вроде Гандальва и добрых советчиков вроде Эльронда порой оказываются бесполезными, когда отправляешься в опасное путешествие по Дикому Краю, и Гандальв был достаточно мудр, чтобы понимать это.

Он знал, что в горах может произойти все что угодно, и почти не надеялся, что удастся без неприятных приключений перебраться через высокие грозные хребты с недоступными вершинами и зловещими ущельями, где нет ни короля, ни закона. И он опасался не зря!

Все шло хорошо, пока однажды путников не застигла гроза, да еще какая! Казалось, в небесах разразилась настоящая битва. Внизу, на равнине, тоже бывают сильные грозы – все знают, как это страшно, все видели, как может разбушеваться буря, особенно когда налетят с двух сторон две грозовых тучи. Но буря ночью в горах, когда над хребтами сходятся грозы Востока и Запада, – гораздо страшнее. Молнии бьют по вершинам, скалы раскалываются, громовые раскаты разносятся по всем трещинам и ущельям, тьму с оглушительным грохотом разрывают сполохи света.

Бильбо ничего подобного никогда не видел и даже представить себе не мог. Путники попали в грозу высоко в горах, на узкой тропе. По одну сторону от тропы зияла ужасная пропасть, дно темной долины внизу было не разглядеть. Они устроились на ночлег под нависшей скалой. Бильбо лежал, закутавшись в одеяло, дрожа всем телом. Выглядывая наружу, он видел в сверкании молний на той стороне ущелья каменных великанов, перебрасывавшихся валунами и швырявших обломки скал вниз, во тьму, где тяжелые глыбы с треском крушили деревья или с грохотом разбивались вдребезги. Затем налетел ветер, посыпался град, хлынул ливень. Тугие струи хлестали со всех сторон, скала перестала укрывать от дождя. Путешественники промокли. Их пони стояли, понурив головы, поджав хвосты, некоторые тихонько ржали от страха. Слышно было, как великаны хохочут и перекликаются на окрестных склонах.

– Так не годится! – произнес Торин. – Даже если нас не сдует, и не смоет отсюда, и не убьет молнией, то любого может схватить великан и подбросить ногой, как мяч!

– Коли знаете местечко поспокойней, так возьмите и отведите нас туда! – сварливо отозвался Гандальв, который и сам был не рад соседству с великанами.

В конце концов решили послать Фили и Кили поискать укрытие получше. Эти двое, самые зоркие, были моложе остальных гномов лет этак на пятьдесят, и потому им всегда доставались подобные поручения (когда становилось ясно, что совершенно бессмысленно посылать Бильбо), а когда хочешь что-то найти, нужно идти искать (как сказал младшим гномам Торин). Конечно, кто ищет, тот всегда найдет, как говорится, – вот только не всегда то, что искал. Так вышло и на этот раз.

Вскоре Фили и Кили вернулись назад, цепляясь за камни, чтобы не снесло ветром.

– Мы нашли сухую пещеру, – объявили они, – тут, за поворотом. Хватит места для всех, и для пони тоже.

– А вы ее хорошо осмотрели? – спросил Гандальв, который знал, что пещеры высоко в горах редко пустуют.

– Да-да! – ответили Фили и Кили, хотя всем было ясно, что за то краткое время, какое они отсутствовали, нельзя было осмотреть пещеру внимательно. – Она не очень большая и уходит неглубоко.

А ведь в том-то и кроется опасность: когда лезешь в пещеру, никогда не знаешь, насколько она глубока, куда выводят ее коридоры и что поджидает внутри. Но сейчас все сочли, что Фили и Кили принесли приятные вести, и приготовились перебраться в сухое убежище. Ветер выл, гром гремел не переставая; дойти до пещеры, да еще вместе с пони, было непросто. Но она и правда оказалась недалеко: вскоре путники увидели большую скалу, перегораживавшую тропинку, и, обогнув ее, обнаружили узкий лаз на склоне горы. Через него как раз мог протиснуться расседланный, без поклажи, пони. Один за другим путешественники нырнули под низкую арку.

Как было приятно, что дождь, и ветер, и великаны с их каменными мячами остались снаружи! Как было приятно почувствовать себя в безопасности! Но маг не желал рисковать. Он зажег голубой огонь на конце посоха, – если помните, он так уже делал (кажется, сто лет назад!) в гостиной у Бильбо, – и путники обследовали пещеру.

Она была довольно большая, но не огромная и не слишком таинственная. Сухой пол, уютные закоулки. В одном углу нашлось место для пони: те были очень довольны переменой стоянки и с удовольствием хрустели зерном в своих торбах, а от мохнатых спин валил пар. Ойн и Глойн хотели развести костер у входа в пещеру, чтобы высушить вещи, но Гандальв запретил. Тогда путешественники разложили мокрую одежду на полу, достали сухую из мешков, поудобней устроились на одеялах, раскурили трубки и принялись пускать колечки, а Гандальв, к общему удовольствию, окрашивал колечки в разные цвета и заставлял их плясать и кружиться под потолком. Путники принялись болтать о том о сем, позабыв про грозу. Они обсуждали, что сделают со своими сокровищами (если представить себе, что они их получат, – но сейчас это казалось вполне возможным), а затем один за другим заснули. Увы, в тот вечер они в последний раз видели своих пони, а также тюки, мешки и остальные пожитки, которые взяли с собой.

Но, как выяснилось наступившей ночью, все-таки хорошо, что гномы взяли с собой маленького Бильбо! Хоббиту почему-то никак не спалось, а когда он наконец заснул, то увидел пренеприятный сон. Ему приснилось, что трещина в дальней стене пещеры делается все шире и шире. Бильбо стало страшно, но он не мог закричать, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, а только лежал и смотрел. Затем ему стало сниться, что пол под ним подается, и он катится вниз, и падает, падает неизвестно куда!

Бильбо проснулся, в ужасе озираясь по сторонам, и обнаружил, что первая часть его сна оказалась правдой! Трещина в глубине пещеры разошлась, за ней открылся широкий проход, и хоббит успел заметить, как в щели мелькнул хвост последнего пони и исчез. Разумеется, тут Бильбо завопил – страшным хоббитским воплем, удивительно громким для существа такого размера.

И сразу же, так что вы бы и «раз-два!» сказать не успели, из прохода полезли гоблины, громадные уродливые гоблины, целая толпа, видимо-невидимо гоблинов. Их оказалось по крайней мере по шестеро на каждого гнома и даже на Бильбо – два, и вы бы не успели вскричать «гром и молния!», как путников похватали и утащили в щель. Всех – кроме Гандальва! Вот чем помог вопль Бильбо: маг проснулся и вскочил на ноги в мгновение ока, и когда гоблины попытались схватить его, в пещере вдруг сверкнул ослепительный свет, будто ударила молния, запахло паленым, словно вспыхнул порох, и нескольких гоблинов убило на месте.

Щель с грохотом захлопнулась, и Бильбо с гномами очутились внутри горы! А как же Гандальв? Куда исчез маг, не понял никто, в том числе гоблины; впрочем, они и не стали этого выяснять. Они схватили Бильбо и гномов и потащили вниз по проходу – все вниз и вниз, в непроницаемой темноте, в которой могут видеть только глаза гоблинов, привыкших жить в глубине гор. Ходы и проходы путались, пересекались и расходились в разные стороны, однако гоблины отлично знали нужную дорогу и бежали вперед, не задумываясь, как вы ходите на ближайшую почту; они спускались и спускались, и внизу было невыносимо душно. Гоблины грубо подталкивали и немилосердно щипали пленников, хохоча и переговариваясь злобными резкими голосами. Даже когда тролль держал Бильбо за ноги вниз головой, хоббиту и то не было так худо! Ах, как он сейчас жалел о своей светлой уютной родной норе! Увы, не в последний раз!

Впереди забрезжил красноватый свет, и тут гоблины запели-захрипели песню, пришлепывая в такт по камням плоскими ступнями и подгоняя своих пленников:

Что за свист? Черный хлыст!
Эй, налетай! Бей да хватай!
Глубже под горы – к гоблинам в норы
Спеши, дружок!
Бей! Бей! Бей, не робей!
Славные вещи – тиски да клещи!
Молот, молот, где тьма и холод,
Стучит, дружок! Вжих! Вжих! Вжих, бейте их!
Стони или ахай от боли и страха!
Будешь работать до тяжкого пота
Под гоблинский гогот и гоблинский хохот —
Нам на потеху под гулкое эхо,
Во тьме, дружок!
Хо-хо!

Звучало это устрашающе. Эхо гремело в туннеле при всяком «Эй, бей!», стены гудели от взрывов безобразного смеха. Общий смысл песни был, к сожалению, слишком ясен: выхватив хлысты, – вжих, вжих! – гоблины погнали пленников перед собой, заставляя их бежать не останавливаясь да побыстрее, и когда те, спотыкаясь, влетели в большую пещеру, почти все гномы уже жалобно стонали и всхлипывали.

Посреди пещеры полыхал огромный костер, по стенам горели факелы, и вокруг было полно гоблинов. Все они загоготали, затопали ногами, забили в ладоши, когда из прохода выбежали гномы (а позади всех, то есть ближе всего к хлыстам – бедный Бильбо), и за ними, гикая и щелкая хлыстами, ввалились погонщики. В углу пещеры сгрудились пони, на полу валялись развороченные тюки и мешки, и гоблины рылись в них, вытаскивали и обнюхивали разные вещи, ругались и грызлись между собой.

Да, боюсь, путешественники в последний раз видели своих замечательных лошадок, в том числе веселого крепкого белого пони, которого Эльронд дал Гандальву, поскольку конь мага не прошел бы по горным тропам. Ибо гоблины едят и пони, и осликов, и лошадей (и лучше даже не думать кого еще), и всегда голодны. Но сейчас пленников больше беспокоила собственная судьба. Гоблины сковали им руки за спиной и, приковав всех к одной длинной цепи, поволокли в дальний конец пещеры, а маленький хоббит болтался в самом хвосте.

У стены, в полумраке, на плоском тяжелом камне сидел исполинский гоблин с большущей головой. Вокруг стояла вооруженная стража с секирами и кривыми мечами, какие в ходу у гоблинов. Нужно сказать, что гоблины – жестокие, бессердечные, злобные существа. Они не умеют делать красивые вещи, но охотно мастерят разные каверзные приспособления. Они не хуже гномов (если не говорить о самых искусных) разрабатывают копи и роют туннели, когда хотят, но гоблины неряшливы и нечистоплотны. Молоты, топоры, мечи, кинжалы, кирки, клещи и орудия пытки они изготавливают с большой ловкостью, либо заставляют пленников и рабов делать все, что нужно гоблинам на потребу, и вынуждают их работать без отдыха, пока те не умрут от нехватки света и воздуха. Не исключено, что именно гоблины придумали некоторые механизмы, которые с тех пор причиняют немало зла, и особенно – специальные хитроумные устройства для того, чтобы одним махом убивать побольше людей, потому что шестеренки, моторы и взрывы всегда приводили гоблинов в бурный восторг, равно как и возможность поменьше работать своими руками. Но в те давние дни, в тех диких краях гоблины еще не ступили на путь прогресса (как это называется). Они ненавидели всех без разбора, и особенно – честные и процветающие народы, а не то чтобы питали именно к гномам особую неприязнь; кое-где даже попадались такие злонравные гномы, которые заключали с гоблинами союзы. Однако народ Торина гоблины ненавидели лютой ненавистью – из-за войны, о которой я как-то упоминал, но о которой сейчас нет времени рассказывать. А вообще-то гоблинам все равно, кто попался к ним в лапы, главное – хватать пленников быстро, без шума, и желательно беззащитных.

– Это что за ничтожества? – спросил Главный Гоблин.

– Гномы, и еще вот! – ответил один из погонщиков, дернув за цепь Бильбо, так что хоббит упал на колени. – Они прятались в зале у Переднего Входа.

– Чего ради? – осведомился Главный Гоблин, глядя на Торина. – Наверняка что-нибудь замышляли, я полагаю! Шпионили за моим народом, как видно! Воры, должно быть, как я погляжу! А то и убийцы, пожалуй! И друзья эльфов, похоже на то! Ну? Что скажешь?

– Гном Торин, к вашим услугам! – произнес Торин (то была просто ни к чему не обязывающая вежливость, как вы понимаете). – Опасения ваши напрасны, мы ни в чем таком не повинны. Мы прятались от грозы и подумали, что нашли удобную и пустую пещеру, где можно укрыться. Мы никоим образом не намеревались беспокоить гоблинов.

И то была истинная правда!

– Хм! – сказал Главный Гоблин. – Так, значит? Интересно, а зачем вы вообще оказались в горах, откуда шли и куда? Имей в виду, я хочу знать все до конца! Впрочем, тебе это вряд ли поможет, Торин Дубовый Щит, о твоем племени я и так достаточно знаю. Но лучше выкладывай все начистоту, а то хуже будет!

– Мы шли навестить наших родичей, племянников и племянниц, двоюродных братьев и сестер, троюродных братьев и сестер, четвероюродных братьев и сестер и других наших соплеменников, которые живут на востоке от этих поистине гостеприимных гор, – ответил Торин, не успевший сообразить, что именно можно выложить начистоту, если правда наверняка неуместна.

– Он врет, о гроза подземелий! – вмешался один из погонщиков. – Там в пещере нескольких наших ударило молнией и наповал убило, когда мы предложили этим бродягам спуститься вниз. А потом, пусть-ка он объяснит вот это! – И гоблин показал меч из логова троллей, который носил Торин.

Главный Гоблин взглянул на меч – и в ярости испустил страшный вой, а стоявшие вокруг стражники заскрежетали зубами, застучали щитами и затопали ногами. Они сразу узнали меч. В свое время, когда светлые эльфы Гондолина преследовали врагов в горах и бились с ними под стенами своего города, этот клинок сразил сотни гоблинов. Эльфы называли клинок Оркрист, Разрубающий Гоблинов, но сами гоблины звали его просто Резак и до смерти его ненавидели, а еще больше – тех, кто им владел.

– Убийцы гоблинов и друзья эльфов! – заорал Главный Гоблин. – Режьте их! Бейте их! Рубите их! Разорвите их на куски! Бросить их в ямы со змеями, чтоб им больше не выйти на свет! – Он был в такой ярости, что спрыгнул с камня, на котором сидел, и сам бросился к Торину, разинув пасть.

И вдруг все огни в пещере погасли, из костра – пф-ф-ф! – до самого свода взметнулся столб голубого горячего дыма, и оттуда на гоблинов посыпались раскаленные искры.

Что тут началось! Визг, рев, вой, лай, окрики, выкрики, крик и рык! Если бы тысячу диких кошек и волков живьем поджаривали на сковородке, и то шуму было бы меньше. Искры кусали гоблинов, впиваясь им в шкуру. Дым, валивший из костра к потолку, заполнил всю пещеру и оказался таким густым, что даже гоблины не могли ничего разглядеть. Они падали друг на друга и кучами катались по полу, сцепившись клубками, грызлись, лягались и колотили один другого, словно взбесились.

И тут сверкнул меч. Бильбо увидел, что лезвие, сиявшее собственным светом, пронзило Главного Гоблина, пока тот, потеряв голову от ярости, ошарашенно озирался вокруг. Он рухнул замертво, а его стражники, завидев меч, с воплями разбежались и исчезли в темноте.

Меч вернулся в ножны.

– Быстро за мной! – приказал властный спокойный голос. И прежде чем Бильбо сообразил, что произошло, он уже вновь бежал, бежал что было сил, дергаясь на конце цепи, вниз, дальше вниз по темным проходам, а крики, долетавшие из пещеры гоблинов, постепенно затихали за спиной. В темноте перед бегущими гномами теперь мерцал бледный свет.

– Быстрей, быстрей! – торопил голос. – Факелы скоро зажгут.

– Одну минутку! – попросил Дори, который бежал перед Бильбо. Он был достойный гном: помог хоббиту вскарабкаться к нему на спину, насколько позволяли скованные руки, и вся компания снова припустила вперед, позвякивая цепями и чуть не падая, поскольку со скованными руками трудно удержать равновесие на бегу, если споткнешься. Они бежали долго и уже забрались, наверное, в самую глубину гор.

Наконец они остановились, и посох в руке Гандальва загорелся поярче. Разумеется, их спас не кто иной, как Гандальв, но пока некогда было расспрашивать мага, откуда он взялся. Гандальв опять достал меч, и опять меч сам собой засиял во мраке. Когда поблизости находились гоблины, этот клинок светился, пылая гневом, а сейчас он сверкал ярким голубым пламенем от радости, что сразил хозяина подземелья. Меч легко разрубал цепи, и через какое-то время все пленники оказались на свободе. Имя меча было Гламдринг, Сокрушающий Врагов, если помните, а гоблины звали его Тесак и ненавидели даже сильней, чем Резак, если это возможно. Оркрист тоже удалось спасти: Гандальв выхватил его из рук перепуганного стражника и унес с собой. Гандальв вообще успевал о многом подумать и, хоть не был всесилен, мог сделать многое, чтобы помочь друзьям в трудную минуту.

– Все здесь? – спросил он, с поклоном вручая Торину Оркрист. – Ну-ка, проверим: один – Торин, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать… а где Фили и Кили? Ага, вот они! Двенадцать, тринадцать – и еще мистер Бэггинс – четырнадцать! Отлично! Могло быть хуже, но все-таки могло бы быть и получше! А так – ни пони, ни крошки еды, трудно сказать, где мы, и сейчас по пятам за нами ринется свора разъяренных гоблинов! Вперед!

И они побежали вперед. Гандальв не ошибся: далеко позади, в туннелях у них за спиной, послышались злобные крики гоблинов. Тогда гномы припустили во весь опор. Бедный Бильбо оказался не в силах за ними угнаться: они бежали в два раза быстрее хоббита – поверьте мне, когда нужно, гномы могут нестись, как ветер, не чуя под собой ног, – и они взялись по очереди нести хоббита на спине.

Но гоблины все-таки бегают быстрее, а эти гоблины к тому же лучше знали дорогу (поскольку сами рыли ходы) и были вне себя от бешенства, – и гномы, как ни старались уйти от преследователей, вскоре поняли, что крики и завывания врагов приближаются. Уже было слышно, как ноги десятков гоблинов шлепают по камням чуть ли не за ближайшим поворотом. Уже замелькали позади в туннеле красные огни факелов. А гномы так устали!

– Зачем, ах, зачем я покинул мою родную нору! – причитал бедный мистер Бэггинс, подпрыгивая на спине у Бомбура.

– Зачем, ах, зачем я взял этого треклятого хоббита за сокровищами! – причитал бедный толстяк Бомбур, шатаясь под своей ношей. От жары и страха пот градом катился у него с носа.

Туннель впереди резко сворачивал. Тут Гандальв задержался, и Торин остановился с ним рядом.

– Все за поворот! – закричал Гандальв. – Меч из ножен, Торин!

Ничего другого не оставалось. И гоблинам это совсем не понравилось! Едва они с воплями выскочили из-за угла, как прямо перед собой неожиданно обнаружили Разрубающего Гоблинов и Сокрушающего Врагов, горящих ясным холодным светом. Те, что бежали первыми, выронив факелы, взвыли в последний раз и повалились замертво. Следующие завыли еще громче и бросились назад, сшибая бегущих за ними.

– Резак и Тесак! – пронзительно визжали они.

Началась давка, гоблины отступали, толкая друг друга, стараясь убраться подальше от страшных мечей.

Еще долго никто из них не осмеливался заглянуть за поворот, а гномы тем временем ушли далеко-далеко по темным туннелям вглубь подземелья. Но в конце концов гоблины обнаружили, что за поворотом никого нет. Тогда они погасили факелы, надели мягкие башмаки и послали вслед за гномами быстроногих преследователей, лучших бегунов с самым тонким слухом и острыми глазами. Те помчались вперед по темным проходам быстро, как хорьки, и беззвучно, как летучие мыши.

Потому-то ни Бильбо, ни гномы, ни даже сам Гандальв не слышали, что их настигают враги. И не видели их. Но преследователи отлично видели беглецов, потому что посох Гандальва по велению мага лучился неярким светом, освещая гномам дорогу.

Вдруг на Дори, который опять шел последним и нес Бильбо, набросились из темноты сзади. Дори закричал и упал на землю. Хоббит скатился у него со спины и полетел в черноту, ударился головой о камень – и больше он ничего не помнил.

Глава 5. Загадки в темноте

Бильбо открыл глаза, но, к его удивлению, ничего не изменилось: вокруг по-прежнему стояла непроницаемая темнота. Поблизости никого не было. Можете представить себе, как Бильбо испугался! Он ничего не видел, ничего не слышал и не мог ничего понять, кроме того, что он лежит на камнях.

Он с трудом поднялся на четвереньки и пополз, пытаясь на ощупь кого-нибудь отыскать, наткнулся на стену, но так ничего и не обнаружил: совсем ничего, ни следа гоблинов, ни следа гномов. Голова у него кружилась, и Бильбо не был даже уверен, что правильно помнит, в какую сторону они бежали, когда он свалился со спины Дори. Выбрав, как ему показалось, нужное направление, он на четвереньках пополз вперед. Он полз довольно долго – и вдруг ему под руку попалось холодное металлическое колечко, валявшееся на полу. То был поворотный момент в его жизни, но Бильбо пока ни о чем таком не догадывался. Неизвестно зачем он сунул кольцо в карман – хотя сейчас оно вроде было совсем ни к чему – и пополз дальше. Но вскоре хоббит почувствовал, что сил больше нет. Он опустился на холодный пол, ощущая себя донельзя несчастным, и долго сидел в унынии. Он представил себе, как жарит яичницу с беконом дома на кухне – поскольку внутренний голос уже давно намекал ему, что пора бы перекусить, – и еще сильнее расстроился.

Бильбо совсем не знал, что теперь делать. Он не понимал, что случилось, и почему его бросили одного в туннеле, и почему в таком случае его не схватили гоблины, а также почему у него так болит голова. На самом же деле о хоббите просто забыли: он лежал в самом дальнем углу и в темноте не попался никому на глаза.

Спустя какое-то время Бильбо нащупал свою трубку. Она не сломалась – для начала неплохо. Бильбо нащупал кисет, там оказалось порядочно табаку – совсем хорошо! Он пошарил по карманам – и не нашел ни одной спички. Надежды рухнули. Впрочем, может, оно и к лучшему, и Бильбо, опомнившись, в конце концов сам так решил. Еще неизвестно, кто вылез бы из черных ходов этого страшного подземелья на запах табака и на огонек спички! И все же в первый момент хоббит просто пришел в отчаяние. Но, шаря в карманах в поисках спичек, он наткнулся на рукоять своего маленького меча – того самого кинжала, который он взял в логове троллей. Бильбо совсем позабыл, что у него есть оружие, и гоблины, по счастью, его не нашли, поскольку хоббит носил свой клинок под бриджами.

Он вытащил меч из ножен. Клинок сиял бледным неярким светом. «Значит, он тоже эльфийский, – подумал Бильбо. – А гоблины, хоть и не очень близко, но и не так далеко!»

Тем не менее он слегка успокоился. Все-таки замечательно иметь при себе такое оружие – меч, откованный в Гондолине для войны с гоблинами, о которой было сложено столько песен! Кроме того, Бильбо заметил, что гоблины приходят в смятение, когда видят перед собой эльфийский клинок.

«Может, возвратиться назад? – подумал он. – Нет, ни за что! Лучше свернуть куда-нибудь! Тоже нельзя, некуда! Значит, вперед? Ничего другого не остается! Итак, вперед!» Он встал и с бьющимся сердцем двинулся дальше, держа в одной руке свой маленький меч, а другой ведя по стене.

Да, Бильбо попал, прямо скажем, в трудное положение! Но не забывайте, для него оно было все-таки не таким трудным, каким было бы для нас с вами. Ведь хоббиты – это не то, что обыкновенные люди, и вдобавок хоть норы у хоббитов светлые, уютные, хорошо проветриваются и совсем не похожи на гоблинские туннели, все же они больше привычны к подземным ходам, чем мы, и лучше ориентируются под землей, особенно если у них голова не болит после удара о камень. Кроме того, хоббиты умеют ступать бесшумно, быстро и ловко прячутся, а шишки и синяки у них заживают на удивление легко. И еще хоббиты помнят много полезных и мудрых пословиц и поговорок, которых люди никогда не слышали или давным-давно позабыли.

И все-таки мне лично не хотелось бы оказаться на месте мистера Бэггинса. Похоже было, что этот туннель никогда не кончится: он уходил все дальше вниз, примерно в одном направлении, несмотря на пару зигзагов и поворотов, но куда – неизвестно. Справа и слева то и дело открывались боковые проходы – Бильбо понимал это, когда под рукой вместо камня вдруг оказывалась пустота, а иногда различал черные провалы в стене в слабом свете меча. Он не сворачивал и даже не заглядывал туда, а наоборот, ускорял шаг: хоббит боялся, что из темных проходов выскочат гоблины или еще кто похуже. Бильбо шел вперед и вперед, вниз и вниз, и по-прежнему не слышал ни звука, лишь время от времени шуршали крылья летучих мышей, проносящихся прямо над головой. Поначалу он всякий раз вздрагивал, но потом мышей стало больше, и они пролетали так часто, что Бильбо перестал обращать на них внимание. Трудно сказать, как долго он брел по туннелю, страшась спускаться неведомо куда и не смея остановиться, вниз и вниз, дальше и дальше, пока, наконец, не почувствовал, что устал так, как не уставал никогда в жизни. Ему казалось, что уже наступило завтра, а он теперь так и будет идти вперед день за днем.

И вдруг, совершенно неожиданно, Бильбо попал ногой в воду! Бр-р-р! Вода была ледяная. Хоббит поскорей отскочил назад. Он ведь не знал, то ли это простая лужа на дороге, то ли подземный ручей, пересекающий туннель, то ли бездонное темное озеро, скрытое в глубине гор. Меч почти перестал светиться. Бильбо замер. Прислушавшись, он уловил едва различимый плеск: «кап-кап-кап» – с невидимого свода пещеры в воду падали капли. И больше ничего.

«Значит, это глубокая лужа или озеро, а не река», – подумал хоббит. Однако он не решался идти вброд в темноте. Плавать он не умел; вдобавок Бильбо представил себе, какие противные скользкие извивающиеся твари с выпученными слепыми глазами могут жить в такой луже. Странные существа водятся в темных озерах и глубоких колодцах у корней гор – рыбы, чьи предки заплыли в подземные реки невесть когда, да так и не выбрались обратно на свет: глаза их со временем становились все больше, и больше, и больше оттого, что они пытались что-нибудь разглядеть в окружающем мраке, – а кроме того, есть склизкие создания куда противнее рыб. Даже в ходах и пещерах, вырытых гоблинами, скрываются неизвестные гоблинам существа, забравшиеся к ним в подземелья и затаившиеся до поры в темноте. А иные пещеры появились в незапамятные времена, задолго до того, как гоблины пришли в горы. Потом гоблины их расширили и соединили друг с другом ходами и переходами, но древние обитатели еще там – крадутся, принюхиваясь, по глухим закоулкам.

Глубоко под горами, у темных вод жил старый Голлум, маленькая скользкая тварь. Не знаю, как он сюда попал, кто он был и откуда взялся. Он был просто Голлум – черный, как сама чернота, с двумя громадными круглыми горящими бледным светом глазами на тощем лице. У него была крохотная лодка, в которой Голлум бесшумно скользил по озеру туда-сюда. Да, это было подземное озеро – широкое, глубокое, ледяное. Голлум греб задними лапами, свесив их за борта лодки и рассекая воду широкими ступнями, – тихо-тихо, без единого всплеска. Голлум никогда не шумел. Он высматривал своими мерцающими глазами слепых рыб и длинными пальцами быстро выхватывал их из воды. Мясо он тоже любил. Гоблинов, когда их удавалось поймать, он ел с большим аппетитом, но все делал осторожно, тайком, чтобы гоблины о его существовании не догадались. Он просто набрасывался на жертву сзади и душил, если, отправившись на охоту, заставал какого-нибудь гоблина на берегу. Правда, гоблины редко спускались к озеру: они чувствовали, что там, у корней гор, таится что-то неизвестное и неприятное. Когда-то, давным-давно, пробивая туннели, они вышли к воде и обнаружили, что дальше пути нет, – поэтому на берегу их дорога кончалась, и без особой надобности сюда никто не ходил, разве что их посылал Главный Гоблин, которому вдруг захотелось рыбки. Вот только гоблины, посланные на рыбалку, не всегда возвращались.

Голлум жил на скользком каменном островке посреди озера. Оттуда он сейчас и следил за Бильбо большими поблескивающими глазами, как двумя телескопами. Бильбо не мог видеть Голлума, но Голлум прекрасно видел Бильбо и немало дивился, гадая, кто перед ним, поскольку сразу понял, что это не гоблин.

Голлум прыгнул в лодку и быстро поплыл к берегу. Бильбо еще сидел у воды в полной растерянности, не зная, куда же ему дальше идти и что теперь делать, как вдруг Голлум совсем рядом с ним зашипел:

– Ссспассси-побрызззгай, моя прелесссть! Вкуссснятина, кажетссся! Сссочный кусссочек, во всссяком ссслучае, голлум! – И он издал страшный булькающий звук, словно у него в горле что-то бурлило и клокотало: «Голлум!» Из-за этого он получил свое прозвище, хотя сам себя называл «моя прелесть».

У хоббита едва сердце не выпрыгнуло из груди, когда он прямо над ухом услыхал шипение и внезапно увидел уставившиеся на него из темноты светящиеся глаза.

– Ты кто? – спросил он, выставив перед собой кинжал.

– А это кто, интересссно зззнать, моя прелесссть? – прошипел Голлум (который по привычке разговаривал сам с собой, потому что больше на озере говорить было не с кем). Он затем и явился со своего островка – выяснить, кто такой Бильбо. Его разбирало любопытство, а есть он пока не слишком хотел, иначе бы он сперва схватил хоббита и лишь потом зашипел.

– Я мистер Бильбо Бэггинс. Я потерял гномов, потерял мага, не знаю, где я, и знать не хочу, мне бы только выбраться отсюда!

– А это что, интересссно зззнать, у него в руках? – спросил Голлум, глядя на меч, который ему явно не нравился.

– Меч! Клинок, откованный в Гондолине!

– Ссс! – просвистел Голлум и сразу сделался очень вежливым. – Может, ты посссидишшшь ззздесссь, побессседуешшшь с ним немножко, моя прелесссть? Он хочет сссыграть в зззагадки, может, он хочет сссыграть, а? – Голлум решил, что лучше прикинуться дружелюбным – по крайней мере, пока он не разузнает побольше о мече и о хоббите и не выяснит, правда ли, что с Бильбо никого нет, насколько он вкусен и насколько он сам, Голлум, сейчас голоден. Загадки – ничего другого просто не пришло ему в голову. Загадывать загадки да порой отгадывать их – единственная игра, в которую он когда-то играл в норах своих веселых сородичей: давным-давно, еще до того, как он потерял всех друзей, до того, как его прогнали и он, совсем один, залез в горы и забрался глубоко-глубоко, в самое темное подземелье.

– Хорошо, – согласился Бильбо, который решил, что лучше прикинуться сговорчивым и покладистым – по крайней мере, пока он не разузнает побольше об этом создании и не выяснит, правда ли, что с Голлумом никого нет, насколько он хищный, насколько голодный и не дружит ли с гоблинами. – Спрашивай первым, – предложил он, поскольку еще не успел придумать ни одной загадки.

И Голлум прошипел:

Выше леса, дома выше,
Выше флюгера на крыше,
Вверх и вверх она идет,
Но нисколько не растет.

– Простая загадка! – ответил Бильбо. – По-моему, это гора.

– Проссстая? – зашипел Голлум. – А вот мы уссстроим сейчассс состязззание, моя прелесссть! Есссли прелесссть спросссит, а он не догадаетссся, то прелесссть его сссъессст! А есссли он спросссит, а мы не догадаемссся, то мы сссделаем, как ему хочетссся, да! Мы покажем, как выбратьссся отсссюда!

– Договорились, – промолвил Бильбо, не осмелившись возразить и лихорадочно перетряхивая свою память в поисках подходящей загадки, которая спасла бы его от зубов Голлума.

Тридцать белых скакунов
Между красных двух холмов
Поскачут в лад
Вперед-назад
И вновь замрут,
И вновь стоят.

Вот и все, что он сумел из себя выжать: страх, что его сейчас съедят, мешал сосредоточиться. Загадка была известная, не новая, и Голлум, разумеется, знал ответ не хуже нас с вами.

– Ссстарье! – просвистел он. – Зззубы! Зззубы, моя прелесссть! У нассс их шшшесссть!

И загадал вторую загадку:

Что без голоса кричит
И без крыл порхает?
Что без рта и губ ворчит,
Без зубов кусает?

– Минутку! – воскликнул Бильбо. Угроза попасть Голлуму на обед по-прежнему не давала ему думать. Но, к счастью, он уже слышал раньше нечто подобное и, поднатужившись, отгадал:

– Ветер, разумеется, ветер!

Хоббит был так доволен собой, что следующую загадку с ходу придумал сам. «Пусть эта маленькая подземная тварь поломает себе голову!» – решил он.

Первый глаз – над головой,
А внизу под ним другой.
Только разница в одном:
Колесом огромным
Верхний глаз – на голубом,
Нижний – на зеленом.

– Ссс, ссс, – прошипел Голлум. Он жил под землей так долго, что совершенно забыл о таких вещах. Бильбо уже начал надеяться, что негодное создание проиграло, но тут Голлум припомнил давние-давние-давние времена, когда он жил в норе с бабушкой на берегу реки. – Ссс, моя прелесссть, – засвистел он. – Подсссолнух, подсссолнух под сссолнцем!

Однако такие будничные загадки, которые загадывают наверху, на земле, его утомили. И вывели из себя – потому что напомнили ему о тех днях, когда он был не такой одинокий, подлый и гадкий. А главное – он сильно проголодался от всего этого. И потому сейчас он решил загадать что-нибудь пострашнее и не такое простое:

Не видать и не слыхать,
Не учуять, не обнять —
Между звезд, в глубинах гор,
В тишине укромных нор,
Раньше всех и позже всех,
Убивает жизнь и смех.

К несчастью для Голлума, Бильбо эту загадку знал, и, в любом случае, чтобы ответить, достаточно было посмотреть вокруг.

– Тьма! – выпалил он, не задумываясь, и в свой черед загадал:

Этот ларчик непростой:
Скрыт в нем шарик золотой,
Только как его достать?
Дверцы что-то не видать.

Он спросил просто так, чтобы выиграть время, пока не вспомнит что-нибудь похитрее. Бильбо думал, что загадка известна всем, хотя он поменял в ней отдельные слова. Но Голлуму она показалась крепким орешком. Он шипел, свистел, шептал что-то себе под нос – и никак не мог догадаться.

Бильбо начал терять терпение.

– Ну что, отгадал? – спросил он. – Ты так шипишь, будто думаешь, что это кипящий чайник. Но это не так!

– Ещщще не всссе, пусссть дассст нам сссообразззить, моя прелесссть, ссс, ссс!

Бильбо дал Голлуму еще некоторое время посоображать, а затем объявил:

– Все, говори отгадку!

И вдруг Голлум вспомнил, как когда-то, давным-давно, разорял птичьи гнезда, таскал яйца, а потом, сидя на берегу реки, учил бабушку высасывать их.

– Яйцсссо! – зашипел он. – Яйцсссо, это яйцсссо!

И тут же загадал:

Она не дышит – но живет,
Не хочет пить – но вечно пьет,
В броне – но не звенит она,
И как могила холодна.

Теперь Голлум, в свою очередь, считал загадку ужасно легкой, потому что ответ все время был у него на уме. Но он так переволновался из-за этой злосчастной загадки про яйцо, что сейчас просто не смог придумать ничего лучше. Однако бедному Бильбо, который старался, по мере возможности, не только не лазить в воду, но и вообще к ней не подходить, пришлось поломать голову. Вы-то, конечно, знаете правильный ответ, а если нет – наверняка догадаетесь, не моргнув глазом: но вы сидите у себя дома, в уютной комнате, и можете спокойно подумать, потому что никто не собирается вас съедать. Бильбо попробовал откашляться разок-другой – но это не помогло.

Вскоре Голлум начал шипеть от удовольствия, приговаривая себе под нос:

– Интересссно зззнать, вкусссный ли он, моя прелесссть? Сссочный ли? Может, даже хруссстящщщий? – Вытаращив глаза, он стал с любопытством приглядываться к Бильбо из темноты.

– Еще минутку! – дрожа, попросил хоббит. – Я-то дал тебе подумать как следует!

– Пусссть думает поссскорей, поссскорей! – зашипел Голлум и полез из лодки на берег, подбираясь поближе к Бильбо. Однако едва он ступил в воду тощей перепончатой лапой, как оттуда выпрыгнула испуганная рыбешка и шлепнулась Бильбо на ногу.

– Ой! – вскрикнул тот. – Какая холодная, скользкая! – И тут же догадался: – Рыба! – закричал он. – Рыба, рыба!

Голлум был страшно разочарован, но Бильбо поспешил загадать новую загадку, так что Голлуму пришлось возвращаться обратно в лодку и думать.

Без ног на одной ноге,
рядом две на трех,
четыре не в обиде.

Хоббит поторопился – и выбрал для своей загадки не самое подходящее время. Наверное, в другой раз Голлуму пришлось бы с ней повозиться, но сейчас, поскольку предыдущая загадка была про рыбу, «без ног» угадывалось легко, и остальное Голлум тоже сообразил: «Рыба на маленьком столике, человек на трехногом табурете сидит у стола, ест рыбу, объедки бросает кошке». Он так и ответил.

Затем Голлум решил, что пришло время придумать что-нибудь совсем заковыристое и ужасное. И вот что он загадал:

Всех в конце концов пожрет:
Птицу, зверя, завязь, плод.
Гнет железо, сталь крушит,
В порошок сотрет гранит.
Повергает в прах владык,
Низвергает горный пик.

Бедный Бильбо сидел в темноте и перебирал по именам всех великанов и чудовищ, о которых говорилось в сказках, понимая, что никому из них не под силу натворить столько бед. Он чувствовал, что загадка – вовсе не про чудовищ и он наверняка знает ответ, но в голову ничего не приходило. Бильбо перепугался, а это обычно мешает думать. Голлум снова вылез из лодки, спрыгнул в воду и зашлепал туда, где сидел хоббит. В ужасе Бильбо следил за тем, как горящие глаза Голлума приближаются к берегу. От страха язык прилип у него к гортани. Хоббит хотел крикнуть: «Дай еще время! Дай время!» – но единственное, что ему удалось выдавить из себя, был пронзительный писк:

– Время! Время!

Бильбо спасла счастливая случайность. «Время» – это и была отгадка.

Голлум опять остался ни с чем! Но теперь он по-настоящему разозлился, к тому же игра ему надоела, и проголодался он не на шутку. В этот раз он не вернулся в лодку, а уселся во тьме рядом с Бильбо. Тут хоббиту стало совсем не по себе – он так волновался, что никак не мог собраться с мыслями.

– Пусссть ссспросссит нассс ещщще разззок, моя прелесссть! – просвистел Голлум. – Поссследний разззок, да!

Но Бильбо, как он ни старался, не удавалось ничего придумать, пока рядом сидела эта противная мокрая холодная тварь, которая то и дело пыталась его потрогать, тыкая пальцем. Бильбо чесал в затылке, щипал себя – ничего не помогало.

– Ссспроссси нассс! Ссспроссси нассс! – шипел Голлум.

Бильбо ущипнул себя еще пару раз и шлепнул изо всех сил, покрепче стиснул рукой свой маленький меч, а другой рукой даже пошарил в кармане. Там он нащупал кольцо, подобранное в туннеле, про которое совершенно забыл.

– Интересно, что у меня в кармане? – спросил он вслух. Он говорил просто так, сам с собой, но Голлум решил, что это очередная загадка, и страшно расстроился.

– Нечессстно, нечессстно! – зашипел он. – Нечессстно, моя прелесссть, ведь нечессстно ссспрашшшивать нассс, что у него в мерзззких жалких кармансссах?

Бильбо, сообразив, что случилось, и, не в силах придумать никакого другого вопроса, решил стоять на своем.

– Что у меня в кармане? – громко повторил он.

– Ссс, – засвистел Голлум. – Пусссть дассст нам догадатьссся с трех раззз, моя прелесссть, с трех раззз!

– Хорошо! Отгадывай! – согласился Бильбо.

– Рука, – попробовал Голлум.

– Нет! – сказал Бильбо, который, по счастью, только что вынул руку из кармана. – Отгадывай дальше!

– Ссс, – зашипел Голлум в смятении. Он стал припоминать, что сам обычно носил в карманах: рыбьи кости, зубы гоблинов, мокрые ракушки, огрызок крылышка летучей мыши, острый камень для затачивания клыков и прочую гадость. Потом он попытался представить себе, что другие могут носить в карманах.

– Нож! – наконец произнес он.

– Нет! – сказал Бильбо, который свой нож давно потерял. – Последний раз!

Да, Голлуму пришлось худо – куда тяжелей, чем когда он отгадывал про яйцо. Он шипел, бормотал, раскачивался взад-вперед, притопывал, шлепая лапами по камням, корчился и извивался, но никак не решался ответить в последний раз.

– Отвечай! – потребовал Бильбо. – Я жду! – Он старался держаться бодро и говорить уверенно, но сам даже подумать боялся, чем кончится эта игра, неважно, догадается Голлум или нет. – Время вышло! – объявил он.

– Веревка или пусссто! – взвизгнул Голлум, хотя это было не совсем честно – называть два ответа сразу.

– Ни то ни другое! – с облегчением закричал Бильбо и тут же вскочил, развернулся спиной к ближайшей скале и выставил перед собой меч. Да, он, разумеется, знал, что загадки – игра невероятно древняя и священная и даже злые создания боятся плутовать в этой игре. Однако он чувствовал: нельзя полагаться на то, что, если дойдет до дела, эта скользкая тварь исполнит свое обещание. Голлум воспользуется любым предлогом, чтобы нарушить слово. И к тому же последний вопрос, согласно древним правилам, не был настоящей загадкой.

Но так или иначе, Голлум пока не нападал на Бильбо. Он видел меч в руке хоббита и сидел смирно, дрожал и шептал что-то себе под нос. В конце концов Бильбо не выдержал.

– Ну? – спросил он. – Как насчет твоего обещания? Мне нужно идти. Покажи мне дорогу.

– Мы обещщщали, прелесссть? Показззать мерзззкому жалкому Бэггинсссу, как выбратьссся, да. А что у него в кармансссах, а? Сссовсссем не веревка, прелесссть, но и не пусссто. Не пусссто! Голлум!

– Не твое дело, – ответил Бильбо. – Обещание есть обещание.

– Сссердитый какой, торопитссся, прелесссть, – прошипел Голлум. – Но пусссть подождет, пусссть подождет. Мы не можем лезззть по туннелям нассспех. Сссначала мы сссходим и принесссем кое-какие шшштучшшки, да, кое-какие полезззные шшштучшшки.

– Тогда поторапливайся! – проговорил Бильбо, обрадовавшись, что негодная тварь уйдет. Он полагал, что Голлум, найдя отговорку, просто решил удрать и уже не вернется. Что он такое бормочет? Какая еще полезная «шшштучшшка» может храниться у Голлума в темном озере?

Бильбо ошибался. Голлум собирался вернуться. Сейчас он был голоден и очень зол. Голлум был жалким и злобным существом, и у него появился план.

Неподалеку, на островке, о котором Бильбо ничего не знал, в укромном месте Голлум хранил всякую дрянь и, кроме того, – одну очень красивую, красивую и очень волшебную вещь. Кольцо. Драгоценное золотое колечко.

– Подарочек мой на день рожденья, – прошептал Голлум, как частенько шептал себе в беспросветно темные нескончаемые дни. – Вот что нам нужно, да, оно-то сссейчассс нам и нужно!

Дело в том, что кольцо было очень могущественное. Тот, кто надевал его на палец, становился невидимым, и заметить его могли только при ярком солнечном свете, да и то лишь по одной тени, слабой и едва различимой.

– Подарочек мой на день рожденья! Попало ко мне в день рожденья, моя прелесссть. – Так Голлум всегда говорил себе. Но кто знает, как именно он получил его неведомо сколько лет назад, в стародавние дни, когда таких колец еще было много? Возможно, даже сам Мастер, повелевавший ими, не смог бы этого сказать. Поначалу Голлум носил кольцо не снимая, но вскоре устал от него. Тогда он стал хранить кольцо в мешочке, который вешал себе на шею, пока ему не натерло кожу. Теперь он обычно прятал кольцо на островке в трещинке меж камней и то и дело наведывался на него посмотреть. Время от времени он все же его надевал – когда разлука с ним становилась невыносима или когда бывал очень уж голоден, а рыба совсем приедалась. Тогда он выходил на охоту в туннели и подкарауливал зазевавшихся гоблинов. Он даже осмеливался пробираться туда, где горели факелы, хотя свет резал ему глаза и слепил. Но он был в безопасности. О да, в полной безопасности. Гоблины его не видели и ничего не подозревали, пока Голлум не хватал свою жертву за горло. Вот и сейчас, всего несколько часов назад, он надевал кольцо и поймал мелкого гоблина. Как тот заверещал! Голлум оставил еще пару косточек про запас, но теперь ему захотелось чего-нибудь повкуснее.

– Боятьссся нечего, – прошептал он себе. – Он не сссможет увидеть нассс, он же не сссможет увидеть нассс, моя прелесссть? Не сссможет. И мерзззкий жалкий мечишшшко ему не поможет, сссовсссем не поможет, да.

Вот какие коварные замыслы роились у него в голове, когда он, скользнув мимо Бильбо, вдруг прошлепал по камням к своей лодке и исчез в темноте. Бильбо решил, что больше его не увидит, но на всякий случай еще чуть-чуть подождал: все равно он не представлял себе, как выбраться отсюда в одиночку.

И вдруг хоббит услышал пронзительный крик, от которого у него просто мурашки побежали по коже. Где-то неподалеку, во мраке, ругался и плакал Голлум. Он был на своем островке, рылся, копался, искал там и сям – но тщетно.

– Куда оно делосссь? Куда делосссь? – доносились до Бильбо его рыдания. – Оно потерялосссь, моя прелесссть! Потерялосссь, потерялосссь! Чтоб нам пропасссть, чтоб нам упасссть, моя прелесссть потерялась!

– Что случилось? – окликнул его Бильбо. – Что потерялось?

– Пусссть не ссспрашшшивает нассс! – взвизгнул Голлум. – Его не касссаетссся, голлум! Оно потерялосссь, голлум, голлум, голлум!

– Я тоже потерялся! – крикнул Бильбо. – И хочу найтись! И я выиграл, а ты обещал! Иди сюда! Выведи меня, а потом будешь искать дальше!

Как ни хныкал, как ни причитал Голлум, Бильбо не было его особенно жалко. Кроме того, он подозревал, что если Голлуму что-то так сильно нужно – то это наверняка что-то не слишком хорошее.

– Иди сюда! – крикнул он еще раз.

– Нет, ещщще нет, прелесссть! – ответил Голлум. – Мы должны поиссскать, оно потерялосссь, голлум!

– Но ты же не догадался, ты не ответил на последний вопрос, и ты обещал! – стоял на своем Бильбо.

– Не догадалссся! – всхлипнул Голлум. И вдруг из темноты донеслось пронзительное шипение: – Что у него в кармансссах? Ссскажи! Сссначала пусссть ссскажет!

У Бильбо, насколько он сам мог судить, не было особых причин скрывать отгадку. Голлум все понял раньше него – и неудивительно, ибо Голлум дрожал над своим сокровищем год за годом и все время боялся, что его похитят. Но Бильбо не хотел больше медлить. В конце концов, он выиграл, причем выиграл достаточно честно, рискуя своей головой.

– Загадки нужно разгадывать самому! – объявил он.

– Зззагадка была нечессстная! – прошипел Голлум. – Просссто вопроссс, а не зззагадка, прелесссть.

– А на вопросы ты и сам не отвечаешь, – возразил Бильбо. – Я тебя первым спросил: что ты потерял? Скажи!

– Что у него в кармансссах? – Долетавшее шипение сделалось громче и яростней. Бильбо взглянул в ту сторону и, к своему ужасу, увидел две маленькие блестящие точки – устремленные на него светящиеся глаза Голлума. По мере того как в душе Голлума росло подозрение, глаза его разгорались, мерцая бледным огнем.

– Что ты потерял? – продолжал настаивать Бильбо.

Глаза Голлума вспыхнули зеленым пламенем. Два пылающих огонька с угрожающей скоростью приближались. Голлум был в лодке – он как безумный греб к темному берегу. Он был в таком исступлении от своей потери и подозрений, что никакой меч больше его не пугал.

Бильбо понятия не имел, что привело в неистовство это негодное создание. Он только успел сообразить, что все пропало: теперь Голлум точно собрался его убить. Не теряя ни минуты, Бильбо развернулся, бросился, не разбирая дороги, в темный проход, который привел его к этому озеру, и побежал вверх по туннелю, ведя по стене левой рукой.

– Что у него в кармансссах? – раздалось сзади пронзительное шипение. Послышался всплеск: это Голлум выскочил из лодки. «Правда, что же это такое?» – подумал Бильбо, тяжело дыша и спотыкаясь на бегу. Он сунул левую руку в карман.

Кольцо было очень холодным. Оно легко скользнуло ему на палец.

Шипение уже раздавалось чуть ли не за спиной Бильбо. Обернувшись, хоббит увидел горящие глаза Голлума, похожие на две маленькие зеленые искры, летящие вверх по туннелю. В ужасе Бильбо рванулся вперед, но тут споткнулся и повалился ничком, так что меч оказался под ним.

В то же мгновение Голлум его догнал. Но прежде чем Бильбо успел хоть что-нибудь предпринять – перевести дух, вскочить на ноги или взмахнуть мечом, – Голлум проскочил мимо, словно и не заметил хоббита, и побежал дальше, ругаясь себе под нос.

Что бы это значило? Голлум хорошо видел в темноте. Даже сейчас, оказавшись у Голлума за спиной, Бильбо различал впереди бледный свет, исходивший от его глаз. Хоббит с трудом поднялся, вложил в ножны клинок, который опять начал немного светиться, и осторожно двинулся следом за Голлумом. Ничего другого просто не оставалось. Не ползти же обратно к озеру. Может, Голлум, сам того не желая, покажет дорогу к выходу.

– Проклятущщщий, проклятущщщий Бэггинссс, – шипел Голлум. – Пусссть провалитссся! Оно исссчезззло! Что у него в кармансссах? Мы догадываемссся, догадываемссся, моя прелесссть. Он нашшшел его, нашшшел мой подарочек на день рожденья.

Бильбо навострил уши. Он постепенно и сам начал догадываться, что произошло. Чуть ускорив шаги, он догнал Голлума и пошел за ним, держась на безопасном расстоянии. Голлум по-прежнему бежал вперед не оборачиваясь, только вертел головой из стороны в сторону (Бильбо замечал слабые отблески на стенах туннеля).

– Подарочек мой на день рожденья! Пусссть провалитссся! Как мы его потеряли, моя прелесссть? Ясссно, ясссно! Когда мы в поссследний раззз ходили сссюда, когда сссхватили мерзззкого мелкого писсскуна. Ясссно, ясссно. Пусссть провалитссся! Оно нассс бросссило, посссле ссстольких лет! Оно исссчезззло, голлум!

Голлум вдруг сел и залился слезами, и по туннелю разнеслись жуткие булькающие и свистящие всхлипывания. Бильбо остановился и прижался к стене. Какое-то время спустя Голлум перестал плакать и снова забормотал: теперь казалось, будто он сам с собой спорит.

– Бесссполезззно иссскать, ничего не получитссся! Мы не вссспомним сссейчассс всссе мессста, куда мы забиралисссь. И незззачем. Оно в кармансссах у Бэггинссса. Мерзззкий пролаззза нашшшел его, мы не сссомневаемссся.

Нет, мы только догадываемссся, прелесссть, только догадываемссся. Мы не узззнаем, пока не изззловим мерзззкого Бэггинссса и не придушшшим. Но он не зззнает, что может делать подарочек, он же не зззнает? Он просссто держит его в кармансссах. Он не зззнает, он далеко не ушшшел. Он потерялссся, мерзззкий пролаззза, не зззнает, как выбратьссся. Он сссам сссказззал.

Сссказззал, да. Но он хитрющщщий. Не сссказззал разззгадку. Не хочет сссказззать, что у него в кармансссах. Он всссе зззнает. Сссумел войти – зззначит, зззнает, как выйти. Он побежал к зззадней двери. Ясссно, к зззадней двери.

Там его сссцапают гоблинсссы. Ему там не выбратьссся, прелесссть.

Ссс, ссс, голлум! Гоблинсссы! Сссцапают, а есссли подарочек с ним, есссли с ним нашшша прелесссть, то ее зззаберут гоблинсссы, голлум! Они догадаютссся, что оно может делать. Нам плохо придетссся, голлум! Гоблинссс наденет его, и гоблинссса ссстанет сссовсссем не видно, сссовсссем. Даже нашшши оссстрые глазззки не сссмогут его увидеть, он подкрадетссся, исссхитритссся и сссцапает нассс, голлум, голлум!

Хватит болтать попусссту, прелесссть, поссспешшшим! Есссли Бэггинссс пошшшел туда, надо бежать туда побыссстрей! Посссмотрим! Осссталосссь недалеко. Ссскорей!

Голлум вскочил и, шаркая лапами, припустил вперед. Бильбо поспешил следом, по-прежнему не забывая об осторожности, хотя его главной заботой теперь было не споткнуться еще раз, не хлопнуться наземь и не наделать шума. Его сердце переполняли изумление и надежда. Оказывается, кольцо, которое он подобрал в туннеле, – волшебное! Оно делает невидимым! Конечно, он слышал о подобных вещах в старых сказках, но как-то трудно поверить, что ты сам совершенно случайно нашел такое кольцо. Однако верь не верь – а ведь глазастый Голлум промчался мимо, проскочил просто на расстоянии вытянутой руки и не заметил его.

Они бежали все дальше и дальше: Голлум, шлепая лапами по камням, – впереди, шипя и бранясь, Бильбо – сзади, без единого звука, как умеют ходить хоббиты. Вскоре они добрались до того места, где по сторонам туннеля открывались боковые проходы, которые Бильбо заметил еще на пути вниз. Голлум сразу принялся считать их:

– Один ссслева, есссть. Один сссправа, есссть. Два сссправа, есссть, два ссслева, есссть. – И так далее.

Чем больше поворотов отсчитывал Голлум, тем медленнее он шел и тем сильнее дрожал и хныкал – ведь он уходил все дальше от своего озера, и ему делалось страшно. Тут могли оказаться гоблины, а свое кольцо он потерял. Наконец он остановился у небольшой дыры слева.

– Сссемь сссправа, есссть. Шшшесссть ссслева, есссть! – прошептал он. – Это ззздесссь. Ход к зззадней двери. Выход ззздесссь!

Он заглянул в дыру и отшатнулся.

– Мы не сссмеем туда идти, прелесссть, не сссмеем. Там гоблинсссы. Полно гоблинсссов. Мы чуем их. Ссс! Как нам поссступить? Чтоб им пропасссть, чтоб им упасссть! Надо обождать ззздесссь, прелесссть, надо чуть-чуть подождать, посссмотреть.

На этом все застопорилось. Хоть Голлум в конце концов вывел Бильбо на нужную дорогу, но Бильбо не мог туда свернуть! Голлум, сгорбившись, сидел прямо у входа в этот низкий туннель и, свесив голову между колен, поглядывал из стороны в сторону. Его глаза холодно поблескивали.

Бильбо тихо, как мышь, отделился от стены, но Голлум сразу же подобрался, потянул носом, глаза его полыхнули зеленым огнем. Он еле слышно угрожающе зашипел. Голлум не мог видеть хоббита, но теперь он был настороже, и ему помогали слух и чутье, обострившиеся от жизни во тьме. Пригнувшись, он скорчился на полу туннеля, упершись в камень плоскими ладонями, вытянув шею и поводя носом у самой земли. Бильбо едва различал Голлума в темноте – черную тень, чуть заметную в слабом свете горящих глаз, – но чувствовал, что Голлум напряжен, словно натянутый лук, и изготовился для прыжка.

Бильбо замер, затаив дыхание. Он был в отчаянии. Он должен выбраться, пробиться к выходу из этой кошмарной тьмы, пока есть силы. Придется драться. Пронзить мечом гадкую тварь, убить, погасить эти глаза. Это значит – убить Голлума. Нет, бой будет нечестный. Бильбо невидим. Голлум безоружен. И сам Голлум еще не пытался его убить, по крайней мере, пока. К тому же Голлум брошенный, одинокий, несчастный. Бильбо вдруг представил себе такую жизнь, и жалость, смешанная с ужасом, захлестнула его душу: череда нескончаемых однообразных дней, ни света, ни надежды на лучшее, только жесткие камни, холодная рыба, все тайком, шепотом… Все это в одну секунду пронеслось в голове хоббита, и он содрогнулся. И тут охваченный новым порывом, словно обретя решимость и силу, Бильбо прыгнул.

По человеческим меркам прыжок не ахти какой, но то был прыжок во тьму. Бильбо пролетел над головой Голлума: семь футов в длину, три в высоту. Ему было невдомек, что он едва не разбил себе лоб о низкий свод туннеля.

Голлум откинулся назад, пытаясь ухватить хоббита, – но не успел: руки его цапнули пустоту, а Бильбо, который сумел устоять на ногах после такого прыжка, стремглав кинулся вниз по туннелю. У него не было времени оборачиваться, чтобы взглянуть, как там Голлум. Шипение вперемешку с проклятиями поначалу слышалось прямо у хоббита за спиной и вдруг прекратилось. Раздался пронзительный, леденящий кровь вопль, исполненный ненависти и отчаяния. Голлум сдался. Дальше идти он не смел. Он проиграл: упустил добычу и потерял единственное, чем дорожил, – свое сокровище, свою «прелесть». От его крика у Бильбо едва сердце не выскочило из груди, но хоббит продолжал бежать со всех ног, не останавливаясь. Сзади эхом долетел еще один вопль, едва различимый, но полный угрозы:

– Вор! Вор! Вор! Бэггинссс! Ненависсстный, ненависсстный, навсссегда ненависсстный нам Бэггинссс!

И все смолкло. Однако и тишина показалась Бильбо зловещей. «Если гоблины так близко, что он их почуял, – подумал хоббит, – то они, верно, услышали его крики. Осторожнее, Бильбо, а то как бы опять не попасть в беду».

Туннель был низкий и вырублен кое-как. Но хоббит мог идти даже не пригибаясь. Пробираться вперед было бы не так трудно, если бы не противные колдобины на полу, о которые Бильбо, несмотря на все старания, еще пару раз споткнулся, поранив и без того сбитые пальцы. «Низковато для гоблинов, по крайней мере, для крупных», – подумал он. Бильбо не знал, что даже самые большие гоблины, горные орки, обычно бегают, наклонившись вперед и едва не касаясь руками земли.

Поначалу туннель шел вниз, но затем стал круто подниматься, и хоббит поневоле замедлил шаг. Наконец подъем прекратился, туннель повернул. За углом обнаружился новый короткий спуск, – и там, внизу, за следующим поворотом Бильбо различил слабый проблеск. Не красный, как от огня или факела, нет, – белый проблеск дневного света. Хоббит бегом кинулся туда.

Он мчался со всех ног, в последний раз свернул за угол и выскочил в большой грот, залитый светом, который показался ему ослепительно ярким после долгого странствия в темноте. На самом деле в гроте было довольно сумрачно: рассеянный свет проникал сюда из-за большой каменной двери, распахнутой настежь.

Бильбо замигал, а потом вдруг увидел гоблинов. Вооруженные стражники с обнаженными мечами сидели у самой двери, зорко охраняя выход из подземелья и ведущий к нему туннель. Они настороженно посматривали по сторонам.

Они первыми заметили Бильбо. Да, заметили! Случайно ли так вышло, или же это кольцо выкинуло последнюю шутку перед тем, как признать нового хозяина, – только на пальце у хоббита его сейчас не было. Радостно завопив, гоблины бросились на Бильбо.

Внезапная острая боль утраты пронзила хоббита, словно страдания Голлума эхом отозвались в его сердце. Забыв про все и даже не подумав обнажить меч, Бильбо в страхе сунул руки в карманы. Кольцо по-прежнему было там, в левом кармане, и тотчас скользнуло ему на палец. Гоблины застыли как вкопанные. Они больше не видели Бильбо. Он исчез! Гоблины опять завопили, еще громче прежнего, но далеко не так радостно.

– Где он? – орали одни.

– Удрал назад в туннель! – кричали другие.

– Туда! – вопили третьи. – Сюда!

– Стеречь дверь! – рявкнул капитан гоблинов.

Раздались свистки, забряцало оружие, лязгнули мечи. Гоблины забегали взад-вперед с проклятиями и бранью, наскакивая друг на друга, падая и постепенно зверея. Поднялся ужасный крик, началась страшная сумятица, все смешалось.

Бильбо перепугался до смерти, но тем не менее сообразил, что произошло, и, спрятавшись за большую бочку, из которой пила стража, поспешил убраться с дороги, чтобы его не сбили с ног, не затоптали и не схватили, случайно наткнувшись.

«Надо бежать к двери, надо бежать к двери», – твердил он себе, но никак не мог решиться. Наконец Бильбо собрался с духом. Дальше все было как в игре в жмурки, только куда страшней. Гоблины метались туда-сюда, бедный маленький хоббит едва успевал уворачиваться. Один гоблин, который сам не понял, обо что споткнулся, сбил его с ног, Бильбо пополз дальше на четвереньках, успел проскользнуть между ног капитана гоблинов, вскочил и бросился к двери.

Кто-то из стражников прикрыл ее, хоть и не до конца. Бильбо налег на дверь, но даже с места ее не сдвинул. Тогда он попытался протиснуться в щель и застрял! О ужас! Пуговицы зацепились за косяк. Хоббит уже видел, что там, за дверью: несколько ступенек сбегали вниз, в узкое ущелье меж высоких хребтов, озаренное ярким солнцем, только что выглянувшим из-за тучи, – но Бильбо не мог вырваться из тисков!

Внезапно один из гоблинов завопил:

– У двери тень! Снаружи кто-то есть!

У Бильбо потемнело в глазах. Он рванулся что было сил. Пуговицы так и разлетелись во все стороны! Разодрав куртку и жилет, Бильбо вырвался на волю и скатился по ступенькам, пока ошарашенные гоблины подбирали красивые медные пуговицы, разбросанные у порога.

Разумеется, они тут же ринулись в погоню за беглецом и с криком и улюлюканьем рассыпались по всему склону между деревьев. Но гоблинам не по нраву солнечный свет: у них слабеют ноги и кружится голова. Не сумев отыскать Бильбо, который с кольцом на пальце бесшумно и быстро спешил вниз по ущелью, прячась в тени под деревьями и стараясь не выбегать на солнце, гоблины вскоре, рыча и ругаясь, поплелись назад стеречь дверь. Бильбо спасся!

Глава 6. Из огня да в полымя

Бильбо спасся от гоблинов, но понятия не имел, где находится. Он потерял капюшон, плащ, еду, пони, пуговицы и друзей. Он шел куда несли ноги, пока солнце не стало склоняться к западу – За горы. Тени хребтов легли перед Бильбо, и хоббит в изумлении оглянулся. Затем он посмотрел вперед: склон за склоном сбегали вниз, кое-где сквозь деревья виднелись луга и долины.

– О небо! – вскричал Бильбо. – Кажется, я за Горами! Я вышел по ту сторону Туманных Гор! Но где же, о, где же Гандальв и гномы? Только бы они не остались в плену у гоблинов!

Он двинулся дальше, добрался до конца небольшой долинки и начал спускаться по склону, однако все это время его мучила одна крайне неприятная мысль: а не должен ли он теперь, когда у него на пальце волшебное кольцо, вернуться в ужасные, ужасные, ужасные подземелья и разыскать там своих друзей. Но едва Бильбо уверился, что это его долг и нужно идти назад – и почувствовал себя совершенно несчастным, – как вдруг услыхал голоса.

Хоббит остановился и навострил уши: на гоблинов, кажется, непохоже. Тогда Бильбо осторожно двинулся дальше. Каменистая тропка, по которой он шел, вилась вниз, слева была скалистая круча, справа – покатый откос, ниже по склону изрезанный лощинами, заросшими кустарником и невысокими деревьями. В одной из лощин в кустах кто-то разговаривал.

Бильбо подкрался поближе. И вдруг заметил красный капюшон меж двух больших валунов: за камнями прятался Балин, стоявший на страже! Бильбо готов был захлопать в ладоши и закричать от радости, но сдержался. Хоббит еще не снял кольцо, опасаясь каких-нибудь неприятных неожиданностей по пути, и Балин не видел Бильбо, хотя глядел в его сторону.

«Ну сейчас я их удивлю», – подумал хоббит, пробираясь через кусты на краю лощины. Гандальв тем временем спорил с гномами. Они обсуждали приключившееся в подземелье и думали, что теперь делать. Гномы недовольно ворчали, а Гандальв убеждал их, что нельзя идти дальше, оставив мистера Бэггинса в руках гоблинов, даже не выяснив, жив ли он, и не попытавшись его спасти.

– В конце концов, он мой друг, – говорил маг. – И он ничем не хуже прочих. Я за него в ответе. И как вас угораздило его потерять!

Гномы с раздражением вопрошали, зачем вообще было тащить с собой этого хоббита, почему он не мог держаться рядом со всеми и почему маг не выбрал кого-нибудь посмышленей.

– Пока от него больше хлопот, чем пользы! – сказал кто-то из гномов. – И еще возвращаться в эти кошмарные туннели его искать! Да ну его!

– Да, я его взял, а я не беру с собой ничего лишнего! – сердито бросил Гандальв. – Или вы помогаете мне его разыскать, или я ухожу – и выбирайтесь отсюда как знаете. Уверяю вас, если мы сможем его найти, вы мне еще не раз спасибо скажете до конца приключения! Он что, мешал тебе на спине? Почему ты его сбросил, Дори?

– Вы бы его тоже сбросили, – огрызнулся Дори, – если б гоблин вдруг ухватил вас за ногу в темноте, а потом еще подножку поставил и огрел сзади!

– А что же ты не подобрал его после этого?

– О небо! Вы еще спрашиваете! Кругом тьма хоть глаз выколи, гоблины нападают, кусаются, все валятся друг на друга, молотят кого попало! Вы мне чуть голову не оттяпали Гламдрингом, Торин рубит Оркристом направо-налево. Вдруг вы устраиваете свой фейерверк, и кто не ослеп от вспышки, тот видит, что гоблины с визгом улепетывают, а вы тут же кричите: «Бегом за мной!» И все должны были бежать за вами! Мы думали, что все так и сделали. Вы же прекрасно знаете, что нам некогда было пересчитывать друг друга, пока мы прорывались мимо стражников в нижнем гроте, а потом удирали от них сломя голову. И вот все примчались сюда – кроме Взломщика, чтоб ему пусто было!

– А вот и Взломщик! – объявил Бильбо, выступая вперед и снимая кольцо.

Гномы так и подскочили от неожиданности! А затем закричали от радости и изумления. Гандальв был удивлен не меньше других, но доволен, кажется, больше всех. Он подозвал к себе Балина и рассказал ему, что он думает о дозорных, которые пропускают в лагерь кого ни попадя – например, взломщиков – без предупреждения. Надо сказать, после этого случая гномы прониклись к Бильбо большим уважением. Если до сих пор они сомневались, что он и правда взломщик высшего класса, каким его представил маг, то теперь все сомнения развеялись. Балин дивился больше всех, но все признали, что Бильбо показал себя настоящим мастером.

Хоббит был так польщен похвалами, что, посмеявшись в душе, ни словом не обмолвился про кольцо, а когда гномы спросили, как ему удалось проскользнуть мимо Балина, ответил:

– О, знаете, я просто потихоньку пробрался за камнями, чтобы он меня не заметил.

– До сих пор даже мыши не удавалось потихоньку пробраться вот так, у меня под носом, и чтобы я ничего не заметил! – промолвил Балин. – Снимаю перед вами капюшон. – Что он и сделал, добавив: – Балин, к вашим услугам.

– Мистер Бэггинс, ваш покорный слуга, – ответил Бильбо.

Затем гномы потребовали, чтобы Бильбо рассказал о своих приключениях с той минуты, как они его потеряли, и хоббит сел и поведал все по порядку – кроме того, что нашел кольцо. («Как-нибудь в другой раз», – решил он.) Рассказ об игре в загадки гномы выслушали с особенным интересом, а когда Бильбо описывал Голлума, их просто пробирала дрожь.

– Он уселся рядом со мной, и я никак не мог ничего придумать, – закончил Бильбо. – Тогда я просто спросил: «Что у меня в кармане?» И он не догадался – с трех раз. Тогда я сказал: «Как насчет твоего обещания? Покажи мне, где выход!» Но он бросился на меня и хотел убить, и я побежал от него, споткнулся, упал, а он не заметил меня в темноте. Тогда я пошел за ним, потому что услышал, что он бормочет себе под нос. Он думал, что я сам знаю дорогу к выходу. Он помчался туда, сел на пороге, и я не мог пройти. Поэтому я перепрыгнул через него и убежал, и бежал до самых ворот.

– А стражники? – спросили гномы. – У ворот что, никого не было?

– Были! Целая куча! Пришлось от них уворачиваться. Но дверь они успели прикрыть, так что осталась совсем узкая щель, и я там застрял, потерял кучу пуговиц… – Бильбо с сожалением оглядел порванную одежду. – И все-таки я протиснулся – и вот я здесь!

Гномы посмотрели на него с еще большим почтением: он так спокойно рассказывал, как увернулся от стражников, перепрыгнул через Голлума и протиснулся в дверь, словно это не составило особого труда и не было никаких поводов волноваться.

– Что я вам говорил? – улыбаясь, произнес Гандальв. – Мистер Бэггинс совсем не так прост, как вы думаете. – При этом маг бросил на Бильбо подозрительный взгляд из-под косматых бровей, и хоббиту оставалось только гадать, неужели Гандальв еще что-то понял о той части истории, которую он выпустил.

Но и сам Бильбо тоже хотел кое о чем расспросить. Если маг все разъяснил гномам раньше, то Бильбо этого не слышал и теперь желал знать, как Гандальв пробрался в гоблинскую пещеру и где они все в конце концов оказались.

Говоря по правде, маг никогда не упускал случая лишний раз объяснить, какой он искусный и мудрый. Он сказал Бильбо, что они с Эльрондом прекрасно знали о злобных гоблинах, обитающих в горах. Но было известно, что главные гоблинские ворота выводят на другую тропу, более удобную и нахоженную, где гоблины часто подкарауливали странников, которым случалось заночевать неподалеку. Видимо, из-за этого дорога стала пользоваться дурной славой, ходить по ней перестали, и гоблины, должно быть, прорубили себе новый выход в самом конце тропы, по которой шли гномы, – но сделали это, похоже, совсем недавно, поскольку до сих пор тропа считалась вполне безопасной.

– Надо бы подыскать более-менее подходящего великана, чтобы он снова заткнул эту дыру, – сказал Гандальв. – А то скоро вообще нельзя будет перейти через Горы.

Так вот, едва Гандальв услышал крик Бильбо, он сразу сообразил, что случилось. Он убил огнем посоха гоблинов, кинувшихся на него, и успел проскользнуть в трещину, пока та не захлопнулась. Он шел за погонщиками и пленниками до самой пещеры, а там сел в туннеле у входа и сотворил лучший волшебный огонь, какой только сумел вызвать среди теней.

– Трудное было дело, рискованное, – признался маг. – Все висело на волоске!

Но в чудесах с огнями и светом он был, разумеется, весьма искушен (помните, как Бильбо запали в душу волшебные фейерверки у Старого Тука на Середину Лета?). Остальное мы знаем. Можно добавить только одно: Гандальву было известно, что из подземелья есть выход через заднюю дверь (так гоблины называли свои нижние ворота, где Бильбо лишился пуговиц). Вообще говоря, об этих воротах знал всякий, кому доводилось бывать в здешних краях, – но поистине требовалось быть магом, чтобы сохранить хладнокровие и вывести гномов по верной дороге, не заплутав в туннелях.

– Гоблины прорубили заднюю дверь давным-давно, – пояснил Гандальв, – на случай, если придется спасаться бегством, и чтобы был выход на эту сторону гор, где они часто разбойничают по ночам. Они строго ее охраняют, и до сих пор никому не удалось перекрыть этот лаз. А теперь они будут стеречь ее еще строже. – И Гандальв засмеялся.

Остальные тоже развеселились. Конечно, они потеряли поклажу и пони, зато убили Главного Гоблина и многих его подручных, а сами спаслись, так что пока, можно сказать, были в выигрыше.

Однако Гандальв поспешил вернуть их к действительности.

– Мы немного отдохнули, теперь пора уходить, – сказал он. – Ночью сотни гоблинов пустятся за нами в погоню, а уже вечереет – тени стали длиннее. Гоблины чуют след даже много часов спустя. До сумерек нужно пройти хотя бы несколько миль. К счастью, будет светить луна, если не набегут тучи. Гоблинов лунный свет, правда, не остановит, но нам будет видно, куда идти. Да, да! – кивнул маг в ответ на очередные вопросы хоббита. – Ты потерял счет дням в туннелях. Сегодня четверг, а гоблины захватили нас в ночь с понедельника на вторник. Мы оставили позади много миль, проникли в самое сердце гор и выбрались на другую сторону – словом, прошли напрямик. Но мы оказались гораздо северней той тропы, по которой следовало спускаться, а места здесь не самые приятные. К тому же мы пока слишком высоко. Надо идти!

– Я умираю с голоду! – простонал Бильбо, который вдруг понял, что ничего не ел с позапозапрошлой ночи. Только представьте, каково это для хоббита! Он наконец-то пришел в себя после стольких тревог и радостей и сразу почувствовал, что живот подвело, а ноги дрожат.

– Что делать, – произнес Гандальв. – Разве что ты сбегаешь обратно к гоблинам и вежливо попросишь их вернуть тебе пони с поклажей.

– Нет уж, спасибо! – ответил Бильбо.

– Тогда остается затянуть пояса и идти дальше. Лучше уж обойтись без ужина, чем стать ужином самому!

По дороге Бильбо поглядывал по сторонам, высматривая, чем бы подкрепиться: но куманика только цвела, орехи тем более не поспели, даже боярышник не созрел. Бильбо пожевал щавеля, напился из горного ручейка, пересекавшего тропу, и проглотил три ягодки земляники, которые нашел у воды, – но есть хотелось по-прежнему.

Они шли и шли. Неровная еле заметная тропа кончилась. Исчезли кусты и высокая трава между больших валунов, полосочки дерна, обглоданного кроликами, тимьян, шалфей, майоран и золотистый растущий среди камней солнцецвет. Вниз по склону уходила крутая каменистая осыпь, остатки большого оползня. Едва путники начали спускаться, как из-под ног заструился щебень и полетели мелкие камешки; потом с шумом и скрежетом поехали более крупные плоские камни, увлекая за собой лежащие ниже валуны; и вот уже целые вывороченные из земли глыбы с грохотом покатились вниз, поднимая пыль. Вскоре вся осыпь, и выше, и ниже по склону, просела и поползла, валуны загромыхали, наскакивая друг на друга, и всё вместе – камни и путешественники – беспорядочной кучей посыпалось под откос.

Путников спасли деревья у края оползня. Они кувырком влетели прямо в сосновый лес, взобравшийся на горный склон из глубокой долины, где раскинулась темная непролазная чаща. Кто-то сумел уцепиться за дерево и забраться на нижние ветки, кто-то (в том числе маленький хоббит) укрылся от камнепада за толстым стволом. Вскоре опасность миновала, камнепад прекратился, и лишь далеко внизу, куда покатились, прыгая по корням и подминая папоротник, самые большие глыбы, еще слышался затихающий грохот.

– Отлично! – проговорил Гандальв. – Мы сильно продвинулись вперед. А если наши преследователи сюда сунутся, им трудно будет спуститься, не наделав шума.

– Да уж, – буркнул Бомбур, – зато нетрудно сбрасывать камни нам на голову.

Гномы и Бильбо, потиравшие ссадины и ушибленные места, были отнюдь не в лучшем расположении духа.

– Глупости! – произнес Гандальв. – Сейчас мы свернем в сторону от осыпи. Надо поторапливаться! Скоро стемнеет!

Солнце давно скрылось за горами. Тени в лесу сгущались, хотя сквозь чащу за черными кронами деревьев все еще был виден отблеск вечернего солнца на дальней равнине. Прихрамывая, путники ковыляли вниз, стараясь идти побыстрее. Тропинка полого спускалась прямо на юг по сосновому бору – порой ныряла в гущу высоких папоротников, скрывавших хоббита с головой, порой бежала по плотному ковру сосновых иголок, где шагов совсем не было слышно. Лес постепенно погружался во мрак, его окутывала гнетущая тишина: ни дуновения ветра, ни малейшего шелеста в ветвях.

– Долго еще идти? – спросил Бильбо, когда стало так темно, что даже бороду Торина, шедшего рядом, было едва разглядеть, и так тихо, что даже дыхание гномов казалось шумом, разносящимся по всему лесу. – Я сбил ноги, поранил пальцы, все болит, живот болтается как пустой мешок!

– Еще чуть-чуть, – сказал Гандальв.

Они прошли еще чуть-чуть и еще много-много-много раз по чуть-чуть и вдруг выбрались на большую поляну, освещенную луной. Почему-то им сразу здесь не понравилось, хотя ничего подозрительного не было видно.

Внезапно где-то в лесу ниже по склону раздался заунывный зловещий вой. Тут же ответный вой послышался справа, гораздо ближе, а потом слева, тоже не так далеко. То были волки, воющие на луну, волки, собирающиеся в стаю!

Дома, в окрестностях родной норы мистера Бэггинса, волков не водилось, но Бильбо сразу понял, кто воет в лесу. Об этом часто говорилось в сказках, а один его дядя (со стороны Туков), любитель попутешествовать, не раз выл по-волчьи, чтобы его напугать. Но слышать своими ушами, как волки воют в лесу под луной, – это было уж чересчур! Даже волшебные кольца не очень-то помогают спастись от волков – особенно от ужасных волков злобной стаи, которая рыщет в сумраке по неведомым тропам в Диком Краю в тени гор, у самого логова гоблинов. У этих волков нюх острей, чем у гоблинов, и им не нужно вас видеть, чтобы схватить!

– Что делать, как быть? – закричал Бильбо. – Сбежали от гоблинов и попались волкам! – воскликнул он, и слова его стали пословицей, хотя сегодня в подобных досадных случаях мы говорим «из огня да в полымя».

– На деревья, быстро! – скомандовал Гандальв, и все кинулись к деревьям, обступавшим поляну, высматривая стволы потоньше, по которым легко взбираться, или ветки, за которые удобно схватиться. Как вы понимаете, они постарались отыскать подходящие деревья как можно скорей и поспешили взобраться повыше, на самые тонкие верхние ветки, какие только могли их выдержать. Вы бы, наверное, от души посмеялись, если б увидели (с безопасного расстояния), как бородатые гномы сидят на деревьях, – словно клуб старых джентльменов сошел с ума и решил поиграть в мальчишек. Фили и Кили залезли на самую верхушку высокой лиственницы, похожей на большую рождественскую елку. Дори, Нори, Ори, Ойн и Глойн куда удобнее расположились на огромной сосне, из ствола которой через равные промежутки во все стороны торчали крепкие сучья, как спицы на оси колеса. Бифур, Бофур, Бомбур и Торин сидели на другой сосне. Двалин и Балин вскарабкались прямо по тонкому голому стволу на высокую пихту и сейчас пытались устроиться на верхних ветвях. Гандальв, поскольку он был выше прочих, выбрал дерево, на которое больше никто не сумел залезть, – могучую сосну на самом краю поляны. Мага полностью скрыли густые ветви, и только глаза его поблескивали в лунном свете.

А Бильбо? Он вообще не мог никуда забраться и метался от ствола к стволу, как потерявший нору кролик, за которым охотится собака.

Нори глянул вниз и сказал:

– Ты опять бросил нашего Взломщика, Дори!

– Я не нанимался таскать взломщиков на спине, – сказал Дори, – то по туннелям, то по деревьям! Кто я, по-твоему? Носильщик?

– Его съедят, если мы ничего не предпримем, – проговорил Торин. Волчий вой уже раздавался со всех сторон, все ближе и ближе. – Дори! – приказал Торин, поскольку Дори сидел ниже всех, на самом удобном дереве. – Скорей подай руку мистеру Бэггинсу!

Дори и в самом деле был гном очень достойный, хоть и ворчливый. Он слез на самый нижний сук и, наклонившись как можно ниже, протянул руку, но бедный Бильбо все равно не мог до нее достать! Тогда Дори спустился на землю и велел Бильбо взобраться к нему на плечи, чтобы хоббит сумел дотянуться до ветки.

В этот момент волки с воем выбежали на поляну. Сотни горящих глаз уставились на Дори и Бильбо. И все-таки Дори не бросил хоббита. Он подождал, пока Бильбо перебрался с его плеч на дерево, и лишь затем подпрыгнул и сам уцепился за нижнюю ветку. Как раз вовремя! Волк схватил Дори за плащ, когда тот подтягивался, и чуть не стащил на землю. В мгновение ока к сосне сбежалась вся стая, волки с рычанием запрыгали вокруг ствола, сверкая глазами и высунув языки.

Но даже страшные варги (так назывались злые волки Дикого Края) не умеют лазать по деревьям, и путникам – по крайней мере, пока – ничего не грозило. К счастью, ночь была теплая и безветренная. На дереве вообще не слишком удобно коротать ночь, а когда холодно, ветер и внизу караулят голодные волки, – то и подавно.

Да, эту поляну в глухой чащобе варги облюбовали для своих сборищ, – и сейчас все новые и новые серые тени выскальзывали из леса. Одни волки остались сторожить под сосной, на которой сидели Дори и Бильбо, а другие, внимательно принюхиваясь, обежали поляну и вскоре отыскали все деревья, где прятались путешественники. Под ними они тоже поставили часовых, а прочие волки (похоже, не одна сотня) уселись на поляне широким кругом. В середине сидел громадный серый вожак и говорил со стаей на ужасном языке варгов. Гандальв понимал этот язык, Бильбо – нет, но речь варгов звучала так страшно, будто они только и говорили что о черных делах и кровавых злодействах, – и так оно и было на самом деле. Все варги, сидевшие в кругу, время от времени хором отвечали своему вожаку, и всякий раз, слыша их жуткий рык, Бильбо едва не падал с сосны.

Я расскажу вам, что узнал Гандальв из волчьих речей, хотя Бильбо ни слова не понял. Варги и гоблины часто разбойничали сообща. Вообще-то гоблины редко спускаются с гор – только если ищут себе новое логово, когда их выгонят из подземелий, или идут с войной (чего, к счастью, давно не случалось). Но в те времена они иногда устраивали набеги, чтобы добыть пропитание и захватить рабов. Тогда они призывали на помощь варгов и делились с ними добычей. Порой гоблины ездили верхом на волках, как люди скачут на лошадях. В эту самую ночь они как раз собирались в большой набег. Варги явились на встречу с гоблинами, но те запаздывали: причиной, как можно догадаться, послужила смерть Главного Гоблина, схватки в туннелях и у ворот и вообще вся сумятица, вызванная магом и сбежавшими пленниками, по следу которых, верно, сейчас шла погоня.

Несмотря на опасности, подстерегающие людей в этих дальних краях, в последнее время многие смельчаки стали возвращаться сюда с юга. Они рубили деревья и строили себе дома в светлых лесах в долинах и по берегам рек. То были храбрые, хорошо вооруженные люди, – даже варги не осмеливались нападать на них при свете дня и избегали рыскать поблизости от больших поселений. Но нынче они задумали вместе с гоблинами напасть под покровом ночи на несколько деревень, ближайших к горам. Если бы их замысел удался, на следующее утро там бы никого не осталось в живых, кроме нескольких пленников, которых гоблины утащили бы с собой вместо того, чтобы отдать варгам.

Просто кровь стыла в жилах от волчьих речей – и не только от страха за храбрых лесорубов, их жен и детей, но и потому, что Гандальву и его друзьям тоже угрожала смертельная опасность. Варги, конечно, не ожидали застать чужаков на месте своего сборища и, разумеется, пришли в ярость. Они подумали, что это друзья лесорубов явились шпионить за ними, чтобы открыть все их замыслы людям, живущим в долинах, – и тогда варгам и гоблинам придется драться не на жизнь, а на смерть, вместо того, чтобы просто напасть на спящих, захватить пленников, а остальных сожрать. Поэтому варги решили сидеть на поляне и караулить, чтобы никто из незваных гостей не сбежал, по крайней мере до утра. Но до того времени, говорили они, с гор придут гоблины, а уж гоблины-то сумеют залезть на деревья или срубить их.

Теперь вы понимаете, почему Гандальв, слушая рык и урчание варгов, пришел в ужас, даром что он был магом. Гандальв понял, что они оказались в ловушке, из которой еще неизвестно как выбраться. Конечно, покачиваясь высоко над землей на ветке сосны, под которой сторожили разъяренные волки, он мало что мог предпринять, но все-таки маг не сидел сложа руки. Он обобрал с веток самые крупные шишки, заставил одну из них вспыхнуть ярким синим огнем и швырнул вниз. Шишка с шипением упала на спину одного из волков, сидевших в кругу, его косматая шерсть сразу же запылала, волк с ужасным визгом запрыгал туда-сюда. А с сосны уже летели новые шишки – то с синим огнем, то с зеленым, то с красным. Они падали посреди волчьего круга, рассыпаясь цветными искрами и выпуская струи горячего дыма. Самая большая шишка угодила в нос вожаку стаи: тот подскочил в воздух футов на десять, а потом заметался по всей поляне, кусая от страха и злости других волков.

Гномы и Бильбо громко кричали от радости. Жутко было смотреть, в какую ярость пришли волки. Казалось, весь лес всколыхнулся. Волки вообще боятся огня, а это вдобавок был не простой огонь, а страшное волшебное пламя: искра, попадая на шкуру, тут же впивалась в нее и прожигала насквозь, и если волк не начинал сразу валяться по земле, то пламя быстро охватывало его целиком. Скоро по всей поляне катались волки, пытаясь загасить попавшие в шкуру искры. Те, на ком шерсть уже пылала, с воем носились вокруг, поджигая других, и сородичи гнали их прочь. Полыхающие волки, визжа и скуля, мчались по склону вниз в поисках воды.

– Что за шум нынче ночью в лесу? – произнес Повелитель Орлов. Он сидел на вершине неприступной скалы на восточном склоне Туманных Гор, и его черный силуэт вырисовывался в лунном свете. – Я слышу вой волков! Похоже, гоблины вышли на разбой!

Он взмыл в воздух, и тут же со скал по обе стороны от него поднялись два орла из его свиты и последовали за своим повелителем. Они парили большими кругами, глядя с неба на волчью поляну, – едва заметную точку далеко-далеко внизу. Но у орлов великолепные глаза, и они издалека различают мельчайшие предметы. Повелитель Орлов Туманных Гор мог не мигая смотреть на солнце и даже при луне мог разглядеть на земле, в миле под собой, затаившегося кролика. Поэтому, хоть он и не заметил Гандальва, гномов и Бильбо, сидевших в ветвях, но увидел мечущихся по поляне волков, разглядел крошечные разноцветные вспышки и услышал доносящийся снизу приглушенный визг и вой. А еще он увидел тусклые отблески лунного света на копьях и шлемах: длинные вереницы гоблинов крадучись спускались по склонам горы от своих ворот в лес.

Орлы – не очень добрые птицы. Встречаются орлы жестокие и трусливые. Но древний народ гордых могучих орлов северных гор был самым благородным из птичьих племен. Они не любили гоблинов и не боялись их. Если орлы вообще обращали на них внимание (что случалось нечасто, ибо такую дичь орлы не едят), то, налетев сверху, они заставляли гоблинов с криками ужаса мчаться обратно в пещеры и не давали им совершать злодеяния. Гоблины ненавидели и боялись орлов, но не могли ни добраться до гнезд на высоких скалах, ни прогнать орлов с гор.

Этой ночью Повелитель Орлов решил выяснить, что происходит в лесу, и призвал к себе еще многих своих подданных. Снявшись со скал, орлы начали постепенно снижаться, неторопливо описывая круги над лесной чащей, – вниз, вниз, круг за кругом, к волчьей поляне, где варги поджидали гоблинов.

Они спустились как нельзя кстати! Внизу, на поляне, случились ужасные вещи. Загоревшиеся волки, убежав в лес, подожгли его в нескольких местах. Лето было в самом разгаре, и на восточных склонах давно не выпадало дождей. Пожелтевший папоротник, валежник, опавшая хвоя, кое-где сухие деревья быстро заполыхали. Повсюду вокруг поляны заплясали языки огня. Но караульные волки остались на своих местах. Завывая от злобы, они бесновались под деревьями, высунув языки и проклиная гномов на своем жутком наречии, глаза их горели таким же красным свирепым огнем, как пламя лесного пожара.

Внезапно на поляну с воинственным кличем выбежали гоблины. Они думали, что здесь кипит бой с лесорубами. Узнав же, в чем дело, некоторые с хохотом повалились на землю, а прочие принялись потрясать копьями и стучать древками о щиты. Гоблины не боятся огня. Они быстро составили план, который показался им очень забавным.

Одни гоблины собрали разбежавшихся волков. Другие навалили вокруг стволов хвороста и сухого папоротника. Третьи, пробежавшись вокруг поляны, сбили пламя и затоптали огонь – но не везде. Рядом с деревьями, на которых сидели гномы, гоблины ничего гасить не стали, – наоборот, они подбросили в огонь сухих листьев, сучьев и пожухшего папоротника. Вскоре гномы оказались в кольце чадящего пламени. Гоблины не давали пожару распространиться по всей поляне, но внутри огненного кольца пламя постепенно подбиралось к стволам и наконец лизнуло хворост, сваленный под деревьями. Дым ел глаза Бильбо, хоббит уже чувствовал жар огня. Он видел сквозь дымную пелену, как гоблины скачут вокруг деревьев, будто селяне на празднике костров на Середину Лета. На почтительном расстоянии от веселящихся гоблинов, потрясающих копьями и секирами, стояли волки, наблюдая и выжидая.

И тут гоблины затянули ужасную песню:

На елках сидели пятнадцать птах,
Укрыться пытались они в ветвях.
А крыльев-то у них и нет,
А значит, нам готов обед!
Ну что – как приготовим их:
Поджарим иль съедим сырых?

Потом они прекратили петь и закричали:

– Эй вы, пичуги! А ну-ка, помашите крыльями! Что, не можете улететь? Слетайте вниз, а то зажаритесь прямо в гнездышках! Пойте, пичуги, щебечите! Что, не щебечется?

– Эй вы, мелюзга! – прокричал в ответ Гандальв. – А ну, убирайтесь подобру-поздорову! Нашли время разорять гнезда! Кто играет с огнем, тот поплатится! – Он хотел разозлить гоблинов и показать, что он их не боится, – хотя на самом деле боялся, даром что он был магом.

Но гоблины пропустили это мимо ушей и запели вновь:

Факел, ярче! Пламя, жарче!
Жги кусты, деревья жги!
Пусть горят, горят враги!
Хо-хей!
Суд наш скор – их в костер!
Пусть горят все подряд! Жженой кожи чуем вонь!
Всех в огонь их, всех в огонь!
Дым и чад! Пусть горят!
Вот враги! Жги их, жги!
Хо-хей!
Хо-харри-хей!
Хо-хо!

И с последним «Хо-хо!» пламя лизнуло ствол сосны, на которой сидел Гандальв, и разом перекинулось на остальные деревья. Кора занялась, нижние ветви затрещали.

Тогда Гандальв взобрался на самую верхушку. Ослепительное белое пламя взметнулось в небо из посоха в его руке. Маг приготовился прыгнуть с вершины сосны навстречу гоблинским копьям. Он бы неминуемо погиб, хотя, наверное, убил бы многих врагов, как павшая с небес молния. Но он так и не прыгнул.

В это мгновение к нему слетел Повелитель Орлов, подхватил мага когтями и взмыл ввысь.

Гоблины завыли от злобы и изумления. Повелитель Орлов, которому Гандальв что-то сказал, громким голосом кликнул своих подданных. Могучие птицы явились на зов и тотчас ринулись вниз, словно громадные черные тени. Волки захрипели и зарычали, щелкая зубами. Гоблины завопили от ярости, затопали ногами, принялись швырять в небо тяжелые копья – но тщетно! Орлы бросились на врагов: темный ветер свистел в исполинских крыльях, гнал гоблинов прочь с поляны или сбивал с ног, орлиные когти рвали им лица. Другие орлы, подлетев к вершинам деревьев, схватили гномов, которые взобрались так высоко, как только посмели, спасаясь от огня.

Бедного маленького хоббита снова чуть не забыли! Он еле успел уцепиться за ноги Дори, когда того подхватил последний орел. Они оба взмыли над горящей поляной, и Бильбо болтался в воздухе, чувствуя, что его руки сейчас оторвутся от плеч.

А далеко внизу гоблины и волки разбегались с поляны по всему лесу. Несколько орлов еще кружили над полем битвы. Тут огонь взлетел вверх по стволам, над кронами с треском взвились языки пламени, взметнулись огненные столбы искр, повалил дым. Бильбо вовремя оказался в небе!

Скоро зарево пожара осталось позади – едва различимая мерцающая красная точка на черном фоне. Орлы были уже высоко над землей и плавно поднимались все выше широкими кругами. Никогда Бильбо не забыть этого полета! Он держал Дори за щиколотки и жалобно кричал: «О руки, бедные мои руки!», а Дори стонал: «О ноги, бедные мои ноги!»

У Бильбо всегда от высоты кружилась голова. Ему делалось нехорошо, если он смотрел вниз с края небольшого обрыва. Он не любил лазать по приставным лестницам, не говоря уже о деревьях (до сих пор хоббиту не приходилось спасаться от волков). Можете представить, как ему было дурно, когда он смотрел вниз и видел свои ноги, болтающиеся в пустоте, раскинувшуюся под ними бескрайнюю темную землю и лишь кое-где блики лунного света на камне или в ручье на равнине.

Бледные хребты гор приближались: озаренные луной пики вздымались из черных теней. Может, внизу и стояло лето, но здесь было очень холодно. Бильбо закрыл глаза и спросил себя, сколько он еще продержится, – а потом представил, что будет, если он не выдержит и отпустит руки. Его замутило.

Но, к счастью, когда руки уже совсем перестали слушаться, полет закончился. Бильбо со стоном разжал пальцы и рухнул на каменный уступ у орлиного гнезда. Он лежал, не в силах произнести ни слова, и мысли у него путались: он только с изумлением понимал, что спасся из огненной западни, и боялся, как бы теперь не свалиться с узкой площадки на вершине скалы вниз, в черную бездну. После ужасных приключений последних трех дней (и притом ни крошки во рту за все это время) голова совсем отказывалась соображать, и Бильбо вдруг обнаружил, что говорит вслух сам с собой:

– Вот теперь я знаю, каково бывает бекону, если вилка вдруг снимет его со сковородки и бросит обратно на полку!

– Нет, не знаешь! – ответил ему голос Дори. – Свинина-то не сомневается, что рано или поздно ее наверняка зажарят, а с нами, будем надеяться, этого не произойдет! И потом, орлы не вилки!

– Ой нет, не вылки… то есть не волки… то есть не вилки! – заплетающимся языком проговорил Бильбо, сел и с беспокойством покосился на орла, который примостился неподалеку. Хоббит с тревогой подумал, какую еще чепуху он сейчас нес и не обиделся ли орел. Ни в коем случае не следует обижать орла, если ты маленький хоббит и сидишь ночью возле его гнезда на вершине горы!

Но орел продолжал чистить перья и точить клюв о камень, не обращая на Бильбо никакого внимания.

Вскоре к их скале подлетел другой орел.

– Повелитель приказал тебе принести пленников на Большой Уступ! – прокричал он и улетел.

Хозяин гнезда взял Дори в когти и исчез в ночи, оставив Бильбо на скале одного. Бедный хоббит был не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, а мог лишь сидеть и раздумывать: что значит «пленники» и не придет его черед попасть вместо кролика орлам на ужин.

Тут орел возвратился, схватил Бильбо сзади когтями за куртку и взмыл вверх. На этот раз летели недолго. Вскоре дрожащий от страха Бильбо оказался на широком уступе отвесной скалы. Вниз пути не было: сюда можно было лишь прилететь, а отсюда – лишь улететь или спрыгнуть в пропасть. Бильбо обнаружил, что остальные путешественники уже здесь: сидят, прислонившись к скале, а Повелитель Орлов беседует с Гандальвом.

Судя по всему, Бильбо никто есть не собирался. Маг и великий орел, похоже, были немного знакомы и разговаривали, можно сказать, по-дружески. Дело в том, что Гандальв, частенько бывавший в горах, как-то оказал услугу орлам, исцелив их повелителя, раненного стрелой. Поэтому слово «пленники» означало всего лишь «пленники, которых спасли от гоблинов», и ничего другого. Бильбо послушал-послушал, что говорит Гандальв, и наконец понял, что теперь, кажется, они и правда спасены и скоро выберутся из этих ужасных гор! Гандальв просил Великого Орла, чтобы его подданные перенесли гномов, Бильбо и самого мага как можно дальше на равнину, к тропе на Восток.

Но Повелитель Орлов не хотел никого посылать туда, где поблизости живут люди.

– Они станут стрелять в нас из длинных тисовых луков, – объяснил он. – Подумают, что мы охотимся за их овцами. Они хорошо знают, зачем мы летаем к ним на равнину. Нет! Мы всегда рады помешать гоблинам и рады оплатить наш долг перед вами, но ради гномов не будем рисковать жизнью!

– Хорошо, – сказал Гандальв. – Тогда просто отнесите нас подальше к югу, насколько возможно. Мы и так вам столь многим обязаны! Но сейчас мы умираем с голоду.

– Я скоро совсем умру, – произнес Бильбо таким слабым голосом, что его никто не услышал.

– Этому горю нетрудно помочь! – молвил Повелитель Орлов.

Немного погодя вы бы увидели яркое пламя костра на неприступном утесе и темные фигурки гномов, хлопочущих у огня. От костра шел дивный аромат жарящегося мяса. Орлы принесли на скалу валежник, поймали несколько зайцев и кроликов и добыли маленького барашка. Гномы быстро все приготовили. Бильбо слишком ослаб, чтобы им помогать, и в любом случае он все равно не умел свежевать и потрошить кроликов: дома-то мясник всегда доставлял ему мясо разделанным. И Гандальв тоже прилег, как только разжег для гномов огонь, – этого никто больше не мог сделать, поскольку Ойн и Глойн потеряли свои трутницы (гномы не пользуются спичками и по сей день).

Так завершились приключения в Туманных Горах. Вскоре Бильбо ощутил приятную тяжесть в желудке и почувствовал, что может уснуть со спокойной душой, хотя, по правде сказать, он предпочел бы хлеб с маслом, а не куски мяса, поджаренные на палочках. Он свернулся калачиком на жестком камне и заснул так сладко, как ему не спалось никогда в жизни, даже у себя дома на пуховой перине. Однако всю ночь напролет ему снилась родная нора, и во сне он ходил из комнаты в комнату, заглядывал во все свои погреба, кладовые, спальни, столовые, гардеробные, разыскивая что-то такое, чего никак не мог отыскать и не мог вспомнить, как оно выглядит.

Глава 7. Беспокойный хозяин

На следующее утро Бильбо проснулся с первыми лучами солнца и встал, чтобы посмотреть на часы и пойти поставить на огонь чайник… – но тут же понял, что он вовсе не дома. Он сел, сокрушаясь, что нельзя ни умыться, ни причесаться, не говоря уж о том, чтобы выпить на завтрак чаю с беконом и гренками, – пришлось довольствоваться остатками вчерашнего ужина, кроликом и холодной бараниной. А после завтрака нужно было опять собираться в путь.

На этот раз Бильбо позволили забраться орлу на спину и, уцепившись за перья, примоститься между орлиными крыльями. Ветер засвистел у Бильбо в ушах. Хоббит зажмурился. Пятнадцать громадных птиц взмыли в небо, гномы прощались с Повелителем Орлов, крича, что отблагодарят его, как только смогут. Солнце, едва поднявшееся над краем мира, стояло невысоко на востоке, утро было прохладным, туман лежал в горных расщелинах и долинах и там и сям клубился вокруг вершин. Бильбо осторожно приоткрыл один глаз и увидел, что орлы поднялись высоко в небо, земля осталась далеко внизу, а горы уже тают где-то вдали у него за спиной. Он снова зажмурился и еще крепче вцепился в перья.

– Не щиплись! – сказал его орел. – Нечего трястись, как заяц, даже если ты на него похож. Прекрасное утро, легкий ветерок. Что может быть лучше полета?

Бильбо хотел сказать: «Горячая ванна, а потом неспешный завтрак в саду на лужайке», – но предпочел смолчать и только чуть-чуть разжал пальцы.

Летели долго, но в конце концов орлы даже с такой высоты, похоже, смогли разглядеть нужное место и начали опускаться ниже и ниже, описывая большие круги. Они снижались медленно, и хоббит, не вытерпев, снова открыл глаза. Земля приближалась, внизу виднелись деревья, – кажется, дубы и вязы, – просторные луга, поляны по берегам реки, а впереди, рассекая поток надвое, прямо из воды вздымалась большая скала, каменный холм, словно последний сторожевой пост далеких гор или обломок, заброшенный на равнину каким-то великаном-богатырем.

Сюда, на вершину скалы, и спустились один за другим пятнадцать орлов, чтобы высадить Гандальва, Бильбо и гномов.

– Счастливый путь, куда бы он ни лежал! – закричали они. – Счастливо вернуться в родное гнездо! – Орлы всегда так говорят, если хотят быть вежливыми.

– Да несут вас крылья путями ветра туда, где плывет солнце и странствует луна! – произнес Гандальв, который знал, как правильно ответить.

На том они и расстались. И хоть со временем Повелитель Орлов сделался Королем Всех Птиц и стал носить золотую корону, а пятнадцать его приближенных – ожерелья из чистого золота (того самого, что им подарили гномы), Бильбо больше их никогда не видел – только издали, высоко в небе, во время Битвы Пяти Воинств. Но об этом я еще расскажу под конец нашей истории, а сейчас не стоит забегать вперед.

Вершина скалы была плоской, и оттуда к воде шла натоптанная тропа с множеством ступенек. Она выводила к броду, где можно было перейти на тот берег по большим плоским камням. За рекой расстилались зеленые луга. Там, где кончались ступеньки, путешественники обнаружили уютный маленький грот, усыпанный галькой, и задержались, чтобы обсудить свои планы.

– Я с самого начала собирался присмотреть, чтобы вы целыми и невредимыми перебрались через горы, если получится, – сказал Гандальв. – И вот я этого добился – потому что все превосходно устроил, и вдобавок нам сопутствовала удача. Правда, я не думал идти с вами так далеко на Восток, тем более что это не мое приключение. До того, как оно закончится, я, может, еще вернусь приглядеть за вами, но сейчас меня ждут другие неотложные дела.

Гномы застонали от огорчения, а Бильбо заплакал. Они-то уж было решили, что Гандальв пойдет с ними до самого конца и всегда будет помогать им в трудную минуту.

– Я не собираюсь исчезать прямо сейчас, – пояснил маг. – Побуду с вами еще день-другой. Возможно, я сумею вытащить вас из той переделки, в которую вы угодили, да мне и самому не помешает кое-какая помощь. У нас пропала еда, пропала поклажа, пропали пони, и вы понятия не имеете, где находитесь. Ну это я вам могу сказать. Вы в нескольких милях к северу от тропы, на которую мы бы вышли, если бы второпях не сбились с дороги. Места кругом дикие и почти безлюдные, по крайней мере, так было, когда я в последний раз переходил через горы, несколько лет назад. Но я точно знаю, что Кое-кто здесь все же живет. Тот, кто выбил ступеньки в скале, – он ее называет Каррок, если не ошибаюсь. Сюда он заходит редко и уж конечно не днем, так что здесь его ждать бесполезно. И даже опасно. Мы должны сами к нему пойти. Если при встрече все обойдется мирно, тогда я покину вас, пожелав, как орлы: «Счастливый путь, куда бы он ни лежал!»

Гномы принялись упрашивать мага остаться, сулили драконье золото, серебро и драгоценные камни, но Гандальв был непреклонен.

– Там видно будет! – говорил он. – И, по-моему, я уже заслужил часть этого вашего драконьего золота – если вы когда-нибудь его получите!

В конце концов они от него отстали. Стянули дорожную одежду и искупались в реке возле брода, где было мелко и чистая вода шумела между камней. Обсушившись на жарком солнце, путники приободрились, хотя стертые ноги и побитые камнями бока еще ныли и вдобавок опять захотелось есть. Затем они перешли (и перенесли хоббита) на тот берег и зашагали по высокой зеленой траве мимо раскидистых дубов и могучих вязов.

– А что значит это слово – Каррок? – спросил Бильбо, который шел рядом с магом.

– Это слово, которым он называет такую скалу, – объяснил Гандальв. – Он всякую глыбу, вроде той, называет каррок, а это, можно сказать, его собственный Каррок – единственный у него рядом с домом.

– Кто называет?

– Кое-кто, о ком я говорил, – здешний хозяин. Я вас с ним познакомлю, только запомните: вы все должны быть Очень вежливы. Пожалуй, я буду вас представлять постепенно, парами. Будьте осторожны, не рассердите его, а то кто знает, что может случиться! Он просто ужасен, когда рассердится, хотя вполне благодушен, если ему не перечить. И имейте в виду – он очень вспыльчив.

Гномы, услышав, о чем маг беседует с Бильбо, столпились вокруг них, вопрошая наперебой:

– А можно ли с ним иметь дело? Нельзя ли подыскать кого-нибудь поспокойней? Нельзя ли объяснить чуть поясней?

– Да, можно! Нет, нельзя! Я все объяснил очень ясно! – сварливо отвечал маг. – Но если этого недостаточно, знайте: его зовут Беорн. Он силач, каких мало. А иногда он ходит в медвежьей шкуре.

– В шкуре? – переспросил Бильбо. – В шубе, что ли?

– О великие всемилостивые небеса, нет, нет, О НЕТ, О НЕТ ЖЕ! – вскричал Гандальв. – Если можно, не валяйте дурака, мистер Бэггинс! И во имя всех чудес света, никогда, слышите, никогда не поминайте слова «шуба», пока не отойдете хотя бы на сотню миль от его дома! А также забудьте про меховые воротники, муфты, меховые одеяла и коврики. Одно слово в таком духе – и все пропало! Да, иногда он ходит в медвежьей шкуре. В своей собственной медвежьей шкуре. Он – оборотень: то огромный черный медведь, то могучий, как медведь, человек громадного роста, черноволосый и бородатый. Больше я вам ничего сказать не могу, но и этого, по-моему, вполне достаточно. Одни говорят, будто он – медведь из древнего рода больших медведей, что селились в горах еще до того, как пришли великаны. Другие – что он человек, потомок первых людей, которые жили здесь, пока не появился Смауг и другие драконы и пока с Севера в горы не нагрянули гоблины. Право, не знаю, но думаю, второе вернее. Его самого всегда как-то неудобно расспрашивать. Впрочем, я уверяю вас, он не заколдован – он только сам немного колдун. В человеческом облике он живет в большом деревянном доме в дубовой роще, держит лошадей и домашний скот. Все его звери – волшебные, ему под стать, они во всем ему помогают и говорят с ним. Он их не ест и на диких зверей тоже никогда не охотится. Он держит ульи, множество ульев с большими злобными пчелами, и питается в основном сливками с медом. А в обличье медведя он бродит по окрестностям. Однажды ночью я застал его на вершине Каррока: он сидел в одиночестве, глядя, как луна уходит за Туманные Горы, и бормотал по-медвежьи: «Придет день, когда все они сгинут, и тогда я вернусь назад». Вот почему я думаю, что когда-то он сам пришел с гор.

Теперь Бильбо и гномам нашлось о чем поразмыслить, и они больше не терзали мага расспросами. Путь еще предстоял неблизкий, а припекало все сильнее. Они брели и брели по лугам и холмам, иногда отдыхали в тени деревьев, и тогда Бильбо чувствовал, как сильно он проголодался: казалось, найдись сейчас на земле упавшие спелые желуди – съел бы за милую душу.

Солнце давно перевалило за полдень, когда путники заметили, что цветы вокруг растут так, словно их кто-то специально посеял, – каждый сорт отдельно. Больше всего было клевера: волнующиеся моря красного клевера, поляны белого, стелющегося по земле, розового, сладко пахнущего медом. Повсюду разносилось басовитое гудение и жужжание. Везде сновали пчелы. И какие! Бильбо таких никогда в жизни не видел. «Ужалит, так вдвое распухнешь», – подумал он.

Пчелы были прямо как шершни, а трутни – с большой палец, а то и побольше, желтые полосы сияли как золото на их бархатно-черных брюшках.

– Теперь уже недалеко, – сказал Гандальв. – Это его пчелиные угодья.

В глубине рощи, под сенью величественных древних дубов, высилась живая колючая изгородь, через которую вряд ли кто-то отважился бы перелезть. Рассмотреть, что за ней, тоже не получалось.

– Вам лучше обождать здесь, – сказал маг гномам. – Когда я позову или свистну, идите следом – вот туда, куда я сейчас пойду, – но только помните: парами, с промежутком минут этак в пять. Бомбур у нас самый толстый, он сойдет за двоих и пусть будет последним. Вперед, мистер Бэггинс! Где-то здесь за углом должны быть ворота. – И Гандальв двинулся в обход изгороди, прихватив с собой оробевшего Бильбо.

Вскоре они увидели большие деревянные ворота, за ними – сад и приземистые деревянные постройки: бревенчатые, крытые соломой амбары, стойла, сараи и низкий длинный деревянный дом. С южной стороны двора рядами стояли ульи с островерхими соломенными крышами. Громадные пчелы носились туда-сюда, одни вползали в ульи, другие вылетали оттуда, в воздухе стоял несмолкаемый гул.

Толкнув тяжелые скрипучие ворота, маг с хоббитом направились по широкой дорожке к дому. И тут же холеные лошади с умными мордами пересекли лужайку, окинули чужаков внимательным взглядом, а затем галопом умчались вперед.

– Побежали сказать ему, что явились гости, – объяснил Гандальв.

Дом был большим: бревенчатый сруб и две длинные пристройки с трех сторон ограждали просторный двор, посреди которого сейчас лежал исполинский дубовый ствол и валялись отрубленные сучья. Тут же стоял громадный человек с черной окладистой бородой и густыми черными волосами. Могучие мускулы так и перекатывались на его голых руках и ногах. Он был одет в шерстяную тунику до колен и опирался на огромный топор. Лошади стояли рядом, уткнув морды хозяину в плечо.

– Ага! Вот и они! Ну вряд ли они опасны, – сказал лошадям Беорн. – Ступайте! – Он засмеялся глубоким раскатистым смехом, положил топор и шагнул навстречу Гандальву с Бильбо. – Кто такие и что вам надо? – нелюбезно осведомился он. Беорн возвышался над Гандальвом, как скала, а что касается Бильбо, так хоббит мог бы легко проскочить у него между ног, даже не задев головой края коричневой туники.

– Я – Гандальв, – заявил маг.

– Первый раз слышу, – проворчал Беорн. – А это что за крошка? – Он наклонился, чтобы получше рассмотреть Бильбо, и неодобрительно насупил густые черные брови.

– Это мистер Бэггинс, хоббит безупречной репутации из очень почтенной семьи.

Бильбо поклонился. Увы, он не мог снять шляпу за неимением таковой и со стыдом подумал об оборванных пуговицах.

– Я маг, – продолжал Гандальв. – Я много слышал о вас, хоть мы с вами и незнакомы, но, может быть, вам известен мой родич Радагаст, который живет у южного края Мирквуда?

– О да, неплохой малый, хоть и маг. Бывало, мы с ним частенько виделись, – произнес Беорн. – Ладно, теперь я знаю, кто вы такие, – по крайней мере, с ваших собственных слов. Что вам надо?

– Сказать по правде, мы потеряли свою поклажу, едва не заблудились и, пожалуй, нуждаемся в помощи или хоть в добром совете. Понимаете, у нас случилась в горах неприятная встреча с гоблинами.

– С гоблинами? – переспросил Беорн уже не таким нелюбезным тоном. – Ха, значит, Им вы пришлись не по нраву… А что вам от них понадобилось?

– Уверяю вас, ничего! Мы поднимались по тропе к перевалу, и ночью они напали на нас. Мы шли сюда с запада – но это долгая история.

– Тогда вам лучше зайти и попробовать мне ее рассказать, если ваша история не на целый день, – сказал Беорн и распахнул дверь, ведущую со двора в полумрак дома.

Они вошли вслед за Беорном и попали в просторный зал с очагом посередине. Хотя было лето, в очаге пылали дрова, и дым поднимался к почерневшим стропилам, уходя через отверстие в крыше. Зал казался сумрачным – его освещал лишь отблеск огня да луч, пробивавшийся через щель дымохода прямо над очагом. Беорн пересек зал, отворил другую дверь, поменьше, и вывел своих гостей на веранду, стоящую на деревянных сваях, вырубленных из цельных стволов. Веранда выходила на южную сторону и еще хранила дневное тепло. Солнце, склонявшееся к западу, озаряло ее косыми лучами, и вечерний золотой отблеск падал в заросший цветами сад, начинавшийся от самых ступенек.

Хозяин и гости уселись на деревянные лавки. Гандальв рассказывал, а Бильбо, которому лавка была высока, сидел рядом, болтая ногами, и гадал, что за цветы растут у Беорна в саду и как они называются, – добрую половину из них он никогда прежде не видел.

– Я пробирался через горы с одним-двумя друзьями, – начал Гандальв.

– С одним-двумя? Я вижу лишь одного, да и тот невелик, – заметил Беорн.

– М-да, сказать по правде, я просто подумал, будет неловко, если мы явимся к вам все вместе, – а вдруг вы заняты. Если позволите, я позову остальных.

– Давайте, зовите!

Маг пронзительно свистнул. Через пару минут Торин и Дори появились из-за угла, прошествовали по садовой дорожке и, представ перед Беорном, низко ему поклонились.

– Вы хотели сказать – с одним-тремя, как я погляжу! – произнес Беорн. – И это уже не хоббиты, а гномы!

– Торин Дубовый Щит, к вашим услугам! Дори, к вашим услугам! – И гномы поклонились еще раз.

– Мне ваши услуги без надобности, благодарю покорно! – ответил Беорн. – Зато вам мои, видно, нужны. Я не слишком люблю гномов, но если вы и вправду Торин, сын Трайна, сына Трора (так, кажется?), а ваш спутник – достойный и честный гном, и если вы враги гоблинов и не замышляете никакого зла в моих землях… Кстати, а вообще зачем вы сюда явились?

– Они идут в землю своих отцов, что лежит на востоке за Мирквудом, – вставил Гандальв. – Чистая случайность, что мы оказались здесь. Мы думали подняться на Верхний Перевал, откуда ведет тропа, что проходит южнее ваших владений. Но по дороге на нас напали гоблины – я как раз собирался вам рассказать.

– Ну так рассказывайте! – произнес Беорн, который никогда не отличался вежливостью.

– Нас застигла под перевалом ужасная гроза. Каменные великаны вылезли пошвыряться валунами, и мы укрылись в пещере – я, хоббит и все наши спутники…

– Все – это что, два гнома?

– О нет, разумеется, нет. С нами были еще и другие.

– И куда же они подевались? Их что, убили, съели или они решили вернуться домой?

– О нет, видите ли, они просто не все пришли, когда я им свистнул. Им, верно, стало неловко. Понимаете, мы очень боимся, что вам не по нраву принимать стольких гостей.

– Ну так еще свистните! Все равно приходится вас принимать. Одним больше, одним меньше – какая разница, – проворчал Беорн.

На этот раз только маг свистнул, – Нори и Ори были уже тут как тут, ведь, если помните, Гандальв велел гномам приходить по двое через каждые пять минут.

– Прямо попрыгунчики из коробка! – произнес Беорн. – Быстро добежали, ничего не скажешь! Вы что, за углом прятались? Ну ладно, заходите.

– Нори, к вашим услугам, Ори, к ва… – начали гномы, но Беорн их перебил:

– Благодарствую! Когда ваши услуги понадобятся, тогда я их и попрошу. Сядьте и давайте рассказывать дальше, а то вы и до ужина не закончите!

– Едва мы заснули, – продолжал Гандальв, – как в глубине пещеры открылась щель, оттуда выскочили гоблины и мигом схватили хоббита, гномов и всех наших пони – а ведь их было больше десятка!..

– Сколько? – удивился Беорн. – Вас-то всего шестеро! Вы что, везли с собой целый обоз? Или здесь что-то не так?..

– О нет, все правильно. Конечно, нас было больше – да вот же еще двое!

Тут как раз появились Балин и Двалин и поклонились так низко, что вымели бородами мощенную камнем дорожку. Беорн при виде их помрачнел, но гномы изо всех сил старались быть вежливыми, отвешивали поклоны, склоняли голову так и сяк, помахивали капюшонами у самой земли (это вообще в обычае вежливых гномов) до тех пор, пока хозяин не перестал хмурить брови и не расхохотался громким отрывистым смехом: зрелище показалось ему забавным.

– Ну настоящий бродячий цирк! – объявил он. – С вами не соскучишься… Что ж, заходите и вы, циркачи, представьтесь. Будьте добры, только имена, услуги мне сейчас не нужны, и хватит махать руками, садитесь.

– Балин и Двалин, – ответили гномы. Обидеться они не посмели и в недоумении уселись прямо на пол.

– Дальше! – велел Беорн магу.

– На чем я остановился? Ах да – меня схватить не смогли. Я убил пару гоблинов огнем посоха…

– Неплохо, – буркнул Беорн. – Выходит, порой и магия на что-то годна…

– …и успел проскользнуть в щель, когда она закрывалась. Я последовал за гоблинами, которые притащили пленников в большой зал. Там уже собралась целая орда, был даже сам Главный Гоблин, а при нем – десятка четыре вооруженных стражников. Я подумал: «Даже если бы гномов и не сковали цепями, разве какая-то дюжина выстоит против такой своры?»

– Дюжина! Сроду такого не было, чтобы восьмерых называли дюжиной. Или у вас в запасе еще кто-то есть?

– Да, вот сейчас вы увидите еще парочку… – Фили и Кили, – произнес Гандальв, когда эти двое предстали перед Беорном, кланяясь и улыбаясь.

– О, хватит, хватит! – оборвал их Беорн. – Садитесь да помалкивайте! Продолжайте, Гандальв!

Гандальв стал рассказывать дальше, про схватку в темноте, про стычку у нижних ворот, про то, как все испугались, когда обнаружилось, что они где-то забыли мистера Бэггинса.

– Мы пересчитали друг друга, и тут оказалось, что хоббита нет. Нас осталось всего четырнадцать!

– Как четырнадцать? От десяти отнять один – это, по-вашему, что, четырнадцать? Сроду такого не было! Вы хотели сказать «девять» или это еще не все?

– Да, разумеется, вы еще не видели Ойна и Глойна… О, да вот они! Надеюсь, вы их извините за беспокойство?

– Чего уж там! Вы двое, заходите быстрей, садитесь. Слушайте, Гандальв, все равно не получается. Что мы имеем? – вы, плюс десять гномов, минус хоббит, который потерялся, – одиннадцать, а не четырнадцать! Или маги считают по-своему, не так, как все? Ладно, не беда, давайте уж, пожалуйста, продолжайте.

Беорн старался не подавать виду, что его захватила эта история. Дело в том, что встарь он знавал как раз ту часть гор, о которой шла речь. Он кивал головой и ворчал себе под нос, слушая, как нашелся хоббит, как отряд катился по осыпи и как в лесу они попались волкам.

Когда Гандальв рассказал, наконец, как все вскарабкались на деревья, а волки расселись внизу, Беорн вскочил и принялся расхаживать взад-вперед, бормоча:

– Меня бы туда! Уж я бы им показал кое-что позанятнее вашего фейерверка!

– Ну, – сказал Гандальв, очень довольный тем, что его рассказ производит впечатление, – я сделал все, что мог. Так мы и сидели: волки внизу пришли в полное бешенство, лес местами уже горел. Тут с гор явились гоблины, увидели нас, завыли от восторга и принялись нас высмеивать, а потом запели: «На елках сидели пятнадцать птах…»

– О небо! – простонал Беорн. – Только не говорите мне, что гоблины не умеют считать. Умеют. Двенадцать – не пятнадцать, и они это хорошо знают.

– И я тоже. Там были еще Бифур и Бофур, только я пока не осмеливался их представить. Но вот и они.

При этих словах появились Бифур и Бофур.

– И еще я! – воскликнул запыхавшийся Бомбур, догоняя своих родичей. Он тяжело дышал, потому что был очень тучен и вдобавок очень сердит на то, что его оставили под конец. Он не пожелал выжидать пять минут и явился сразу.

– Ну, значит, все собрались, – заметил Беорн. – Сейчас вас пятнадцать, а поскольку гоблины умеют считать, значит, столько и сидело на деревьях. Теперь, верно, удастся закончить рассказ без помех.

Тогда-то мистер Бэггинс и понял, что Гандальв поступил очень умно. Рассказ приходилось то и дело прерывать на интересном месте, а это подстегивало любопытство Беорна. Ему хотелось дослушать историю до конца, и потому он не спешил выставить со двора гномов, которых в другое время счел бы, наверное, подозрительными попрошайками. Беорн вообще избегал принимать у себя незнакомцев. Друзей у него было мало, жили они далеко, и он никогда не приглашал к себе в гости больше двух друзей сразу. А тут у него на веранде собралось целых пятнадцать чужестранцев!

К тому времени, когда Гандальв описал, как их спасли орлы, и объяснил, почему орлы отнесли их на Каррок, солнце ушло за Туманные Горы, и в саду стемнело.

– Хороший рассказ! – похвалил Беорн. – Давненько я такого не слышал. Если б каждый, кто побирается по чужим дворам, умел так рассказывать, я, право, стал бы любезней к гостям. Может, конечно, вы все сочинили, но как бы то ни было, а за такую сказку вы заслужили ужин! Пошли поедим!

– Спасибо, мы вам очень признательны! – хором ответили гости.

В зале было уже совсем темно. Хозяин хлопнул в ладоши, и на его зов примчались четверо очень красивых белых пони и несколько крупных поджарых серых собак. Беорн что-то сказал им на странном языке, звучавшем по-звериному. Они сразу убежали, но вскоре вернулись, неся в пастях факелы, запалили их от огня в середине зала и воткнули в специальные скобы, укрепленные невысоко на столбах вокруг очага. Собаки, когда хотели, могли ходить на задних лапах, а передними держать все, что нужно. Они быстро притащили козлы и столешницы, стоявшие у стен, собрали столы и придвинули их поближе к огню.

Затем послышалось «бее-бее!» – и в зал вбежали несколько белоснежных овец под предводительством большого угольно-черного барана. Одна овца принесла белую скатерть, расшитую по краю фигурками зверей, другие тащили на широких спинах подносы с чашами, деревянными тарелками, ножами и деревянными ложками. Собаки тут же накрыли к трапезе. Столы у Беорна были совсем низкие, и даже хоббиту они оказались по росту. Пони придвинул к столу две низких скамьи с широкими сиденьями из тростника и короткими толстыми ножками – для Гандальва и Торина, – а у дальнего торца поставил большое черное кресло Беорна, тоже очень низкое (и Беорн тут же уселся, вытянув могучие ноги далеко под стол). Других кресел и скамей в зале не было, а эти сиденья, как и козлы, вероятно, нарочно сделали такими, чтобы удивительные звери Беорна могли прислуживать за столом. А на что же уселись все остальные? О них тоже позаботились: пони вкатили круглые, как барабаны, небольшие гладко отесанные чурбачки, удобные даже для маленького Бильбо. Наконец все расселись – да, в зале Беорна давно не бывало стольких гостей!

А такого великолепного ужина (или обеда) путникам не предлагали с той поры, как они простились с Эльрондом в Последнем Гостеприимном Доме у подножия Туманных Гор. Зал освещало трепещущее пламя факелов и огонь очага, на столе стояли две высокие красные восковые свечи. За трапезой Беорн раскатистым басом рассказывал про дикие земли, лежащие по эту сторону гор, и больше всего – про темную опасную чащу, простиравшуюся с юга на север на много миль и преграждавшую путь на Восток, – про ужасный Мирквуд, или Мрачный Лес. До него было не более дня пути верхом.

Гномы слушали и беспокойно теребили бороды: они знали, что вскоре им придется увидеть Мирквуд своими глазами и что после гор этот лес – самое опасное препятствие на пути к пещере дракона.

После обеда гномы сами принялись что-то рассказывать, но Беорна вроде стало клонить ко сну и слушал он невнимательно. Они говорили все больше о золоте, серебре, драгоценных камнях, о кузнечном ремесле, а Беорна это вряд ли интересовало: у него в зале не было не только ни единой вещи из золота или серебра, но и вообще почти ничего металлического, кроме ножей.

Они еще долго беседовали, попивая мед из деревянных чаш. За стенами стояла темная ночь. В очаг подбросили дров, факелы погасили. Хозяин и гости сидели при свете огня, и на их лица ложились отблески пламени. Высокие столбы за их спиной уходили верхушками в темноту, как деревья ночного леса. Как знать, не вершилось ли сейчас какое-нибудь волшебство, потому что Бильбо слышался шорох листвы в стропилах и уханье сов. Вскоре хоббит стал засыпать. Голоса гномов звучали все тише, словно издалека… И вдруг Бильбо очнулся.

Входная дверь скрипнула и захлопнулась. Беорн исчез. Гномы сидели, скрестив ноги, на полу у огня. Потом они начали петь, и песнь была долгая-долгая, примерно такая (только на самом деле куплетов было гораздо больше):

Хоть ветер над землей летал,
В лесу и лист не трепетал,
Там ночь и день лежала тень,
И древний ужас молча ждал.
Но ветер с гор сильней задул,
Сливаясь в неумолчный гул,
И вздрогнул лес под плач небес,
И вихрь листвы с ветвей стряхнул.
Был ветер злобен и жесток,
Он дул с заката на восток,
Стонал в горах, свистел в ветвях,
Ревел, как бешеный поток.
И тучи рваной чередой
Неслись над стылою водой,
И рокот волн, унынья полн,
Грозил неясною бедой.
Примчался ветер к той Горе,
Где спал дракон в своей норе.
Там дым витал средь черных скал,
Свиваясь в кольца на заре.
А ветер продолжал полет
Над морем, над пучиной вод,
Там, где Луна плыла, бледна,
Скользя сквозь звездный небосвод.

Бильбо опять стал клевать носом. Внезапно Гандальв поднялся.

– Нам пора спать, – сказал он. – Нам, но не Беорну, я полагаю. Здесь, в зале, мы в безопасности. Но помните, что Беорн сказал на прощанье: не выходите из дому, пока не взойдет солнце, а то недолго попасть в беду.

Бильбо увидел, что им уже постелили у стены за столбами на деревянном помосте. Для хоббита приготовили небольшой набитый соломой тюфяк и несколько шерстяных одеял. Бильбо с удовольствием закутался в них, даром что было лето. Огонь в очаге еле-еле мерцал. Бильбо уснул.

Но среди ночи хоббит проснулся. В очаге едва тлели угли. Гномы и Гандальв, судя по их дыханию, крепко спали. На полу лежало белое пятно света, падавшего через дымоход от поднявшейся над крышей луны.

Снаружи доносилось ворчание и какой-то шум, словно большой зверь возился у двери. Бильбо задумался, кто это может быть, не Беорн ли там в медвежьем облике, и не войдет ли он в зал, чтобы убить их. Хоббит с головой закутался в одеяло и в конце концов опять заснул, несмотря на свои страхи.

Бильбо проснулся поздним утром. Кто-то из гномов споткнулся об него в полумраке, со стуком шлепнулся с помоста на пол и теперь сердито бурчал. Бильбо открыл глаза и обнаружил, что это Бофур.

– Поднимайся, лентяй, – проворчал гном, – а то завтрака не достанется.

Хоббит сразу вскочил.

– Завтрак! – закричал он. – Где?

– Большей частью у нас внутри, – отвечали другие гномы, слонявшиеся по залу. – А то, что осталось – на веранде. Мы нашли там накрытый стол, когда отправились утром поискать Беорна. Но завтракать он не явился, и его до сих пор нигде нет.

– А где Гандальв? – спросил Бильбо, выскакивая на веранду, чтобы поскорей чем-нибудь подкрепиться.

– Где-то бродит! Наверное, как всегда, любопытствует, – отвечали ему.

Мага не было до самого вечера. Лишь на закате он вошел в зал, где ужинали хоббит и гномы. На стол опять подавали удивительные звери, которые прислуживали гостям целый день. О Беорне со вчерашнего вечера не было ни слуху ни духу, и гномы недоумевали.

– Где наш хозяин? И где вы сами-то пропадали весь день? – хором закричали они.

– Отвечу, но только по порядку, и после ужина! – сказал маг. – У меня с утра ни крошки во рту не было.

Наконец, Гандальв отодвинул тарелку и кружку – он съел две огромные лепешки, щедро намазанных маслом, с медом и топлеными сливками и выпил медового вина не меньше двух пинт – и достал трубку.

– Сначала отвечу на второй вопрос, – произнес он. – О небо! Какой великолепный зал, чтобы пускать колечки!

Долгое время от него больше ничего не могли добиться: маг был занят тем, что пускал колечки, менял их форму и цвет, посылал кружиться вокруг столбов, а под конец заставил носиться друг за другом и выгнал из зала через щель в потолке. Снаружи это, наверное, выглядело очень странно: из дымохода одно за другим поднимаются кольца цветного дыма, зеленые, синие, красные, серебристо-серые, желтые, белые; большие, маленькие; потом те, что поменьше, проскакивают сквозь те, что побольше, или соединяются в восьмерки, – а затем все уплывают куда-то, как стая разноцветных птиц, и исчезают вдали.

– Я разбирался в медвежьих следах, – наконец сказал Гандальв. – Похоже, что на дворе прошлой ночью была настоящая медвежья сходка. Я сразу понял: один Беорн не мог оставить столько следов, да еще разного размера. По-моему, едва стемнело, сюда пожаловали и маленькие медведи, и большие, и средние, и прямо-таки исполинские и топтались во дворе чуть ли не до рассвета. Они собрались отовсюду – и только с запада, из-за реки, с гор, никого не было. И туда ведет лишь один след. Да, именно так: от реки, – ни одного, к реке – только один. Я дошел по нему до Каррока. Там следы исчезли в воде, а на тот берег я не смог перебраться: глубоко, и течение за скалой слишком сильное. С нашего берега, как помните, на Каррок попасть нетрудно, но с запада там крутой обрыв над бурлящим потоком. Мне пришлось пройти несколько миль, отыскивая место, где река мелкая и широкая, чтобы переплыть на тот берег, а потом столько же миль обратно, чтобы вновь отыскать следы. Но было уже поздно идти дальше. След уходил в сторону сосновых лесов на восточном склоне Туманных Гор, где мы так весело коротали позапрошлую ночь в компании варгов. Ну вот, думаю, я ответил и на первый вопрос, – закончил Гандальв и после этого долго сидел молча.

Бильбо показалось, будто он понял намек мага.

– Что же делать, если он приведет сюда варгов и гоблинов? – воскликнул он. – Нас всех схватят и растерзают! Ты говорил вроде, что он им не друг!

– Говорил. Не болтай глупостей. Иди лучше спать, а то тебе мерещится невесть что на сонную голову.

Бильбо такой ответ не вполне успокоил, но он отправился спать, поскольку ничего другого не оставалось, а гномы еще долго сидели и пели. В полудреме хоббит по-прежнему с беспокойством думал о Беорне, так что в конце концов ему приснилось, что сотни черных медведей медленно и тяжело кружат за стенами по двору в лунном свете. Потом он проснулся, когда Гандальв и гномы уже спали глубоким сном, и услышал под дверью ту же возню, сопение и ворчание, что и прошлой ночью.

Наутро их разбудил сам Беорн.

– А, вы всё еще здесь! – пробасил он, вытащил хоббита из-под одеяла и засмеялся: – Что, не съели тебя пока варги, гоблины и злые медведи, как я погляжу! – Он весьма фамильярно ткнул мистера Бэггинса в живот. – Ха-ха, отъелся крольчонок лепешками с медом! Пошли еще подкрепимся!

И все вместе с Беорном отправились завтракать. Сегодня, для разнообразия, Беорн был весел и благодушен, – похоже, он пребывал в самом радужном настроении. Он развлекал и смешил гостей разными забавными историями и не заставил их долго гадать, где он вчера пропадал и почему вдруг стал так любезен, а все объяснил сам. Он наведался за реку, в горы (как видите, Беорн мог ходить очень быстро, во всяком случае, – в медвежьем облике). Отыскав выгоревшую волчью поляну, он убедился, что, по крайней мере, часть истории, рассказанной Гандальвом, – правда, а кроме того, он обнаружил еще кое-что – верней, кое-кого: ему попались гоблин и варг, рыскавшие по лесу. Беорну удалось выпытать у них, что гоблинские дозоры вместе с варгами до сих пор ищут гномов, поскольку гоблины в страшной ярости из-за того, что убит Главный Гоблин, а волки – из-за того, что у вожака стаи обгорел нос, а многих из его главных прихвостней погубил волшебный огонь, насланный магом. Больше они ничего не сказали, но Беорн понял, что затеваются и другие злодейства: войско гоблинов в полном составе вместе с союзниками-волками готовилось выступить большим походом в предгорья, чтобы разыскать гномов или отомстить людям и прочим созданиям, живущим поблизости, у которых гномы, по мнению гоблинов, могли бы найти убежище.

– Ваша история была хороша, – проговорил Беорн, – но сейчас, когда я понял, что это правда, она мне еще больше по нраву. Не беда, что я не поверил вам на слово. Жили бы вы, как я, на краю Мирквуда, тоже не верили бы никому, кроме тех, кого знаете, как родных братьев. В общем, что говорить, – я постарался скорей вернуться: поглядеть, все ли с вами в порядке, и предложить вам любую помощь, какую только могу. Я буду теперь лучше относиться к гномам! Убили Главного Гоблина, ха, Главного Гоблина! – оскалившись, пробасил он себе под нос.

– А что ты сделал с варгом и гоблином? – вдруг спросил Бильбо.

– Идите взгляните! – сказал Беорн.

Они обошли дом и увидели голову гоблина, которая торчала на колу перед воротами, а чуть подальше – прибитую к дереву шкуру варга. Да, Беорн был страшным врагом. Но им-то теперь он стал другом, и Гандальв почел за лучшее рассказать ему всю историю без утайки и открыть цель похода, чтобы сполна воспользоваться предложенной помощью.

И вот что Беорн пообещал для них сделать. Он даст пони каждому из путешественников, а Гандальву – коня, чтобы добраться до леса, и, кроме того, снабдит их припасами, которых хватит на несколько недель, если тратить их бережно, и такими, чтобы их было легко и удобно нести. Гномы получат орехи, муку, запечатанные кувшины с сушеными фруктами, глиняные горшочки с медом и запас сухарей, которые очень сытны и месяцами не портятся. Горсть таких сухарей дает силы для долгого перехода. Как они пекутся, Беорн никому не рассказывал, – но в тесто он добавлял мед, как почти во всю свою пищу. Сухари были вкусные, хотя после них хотелось пить. Беорн сказал, что воду пока можно с собой не брать, потому что всю дорогу до леса будут попадаться родники и ручьи.

– Однако путь через лес темен, опасен и труден, – предупредил он. – В Мирквуде нелегко добыть воду и пропитание. Орехи еще не поспели (хотя могут созреть и даже сойти, пока вы доберетесь до того края леса), а кроме орехов, в лесу не найти ничего съедобного: там вообще все очень странное, темное и злое. Я дам вам мехи для воды, луки и стрелы. Хотя в Мирквуде вряд ли отыщется чем утолить голод и жажду без вреда для себя. Насколько я знаю, тропу в одном месте пересекает быстрый черный поток. Не вздумайте пить из него или входить в воду: говорят, это колдовская река, и она несет чары сна и забвения. И в лесном сумраке, думаю, вы все равно не подстрелите никакой дичи, съедобной или нет, не сходя с тропы. А этого нельзя делать НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ.

Вот и все мои советы. В Мирквуде я уже не смогу вам помочь. Рассчитывайте на свою удачу и мужество и на мои припасы, которые вы возьмете с собой. Я хочу, чтобы у края леса вы отослали назад коня и всех пони. Но желаю вам доброго пути, и дом мой всегда открыт для вас, коли будете возвращаться этой дорогой.

Конечно, гномы поблагодарили его, низко кланяясь и помахивая у самой земли капюшонами, и много раз повторили: «К вашим услугам, о хозяин просторных деревянных палат!» – но от его мрачных слов всем стало не по себе. Они уже поняли, что их путешествие оказалось куда страшней и опасней, чем они полагали вначале, и даже если им удастся уцелеть на пути к Горе, в конце все равно поджидает дракон.

Утро путники провели в сборах. После полудня разделили трапезу с Беорном в последний раз, потом сели на своих новых пони, простились с хозяином, выехали за ворота и рысью потрусили дальше.

Миновав высокую изгородь на востоке земель Беорна, путешественники свернули на север, а потом стали забирать к северо-западу. По совету Беорна они решили не пользоваться старой дорогой через Мирквуд, начинавшейся южнее его владений. Тропа, по которой они сперва рассчитывали пересечь горы, вывела бы их к ручью, впадавшему в Великую Реку Дикого Края несколькими милями южней Каррока, у глубокого, довольно опасного брода. Верхом на пони они сумели бы переправиться на другой берег, откуда тропа шла дальше – к опушке Мирквуда и началу старой дороги. Но Беорн предупредил их, что этим путем теперь часто ходят гоблины, а сама лесная дорога, по слухам, на востоке совсем заросла и теряется в непроходимых болотах. Но даже если удастся выйти по ней к восточному краю леса, они все равно окажутся далеко к югу от Одинокой Горы и им придется еще возвращаться на север, а это долгий и трудный путь. К северу же от Каррока лес подступал ближе к Великой Реке, и, хотя горы на другой стороне тоже были не так далеко, Беорн посоветовал ехать на север: там, всего в нескольких днях пути, начиналась другая тропа через Мирквуд, мало кому известная, которая шла прямиком в сторону Одинокой Горы.

– К северу от Каррока гоблины на сотню миль не найдут переправы через Великую Реку, – сказал Беорн, – а переправляться возле моего дома они не посмеют – эти земли неплохо охраняются по ночам! Но я бы на вашем месте не медлил: если гоблины устроят набег, то они перейдут реку на юге и прочешут весь лес вдоль опушки, чтобы отрезать вам путь, а варги бегают быстрее, чем пони. В любом случае ехать к северу безопаснее, хотя горные крепости гоблинов вроде бы будут ближе. Но там гоблины меньше всего ожидают вас обнаружить, и варгам придется дольше бежать, чтобы вас настичь! Не мешкайте, отправляйтесь скорее!

Вот почему сейчас путешественники скакали молча, пуская пони галопом по траве на ровных местах. Слева темнели горы, а вдали маячил край леса, все ближе подступавший к реке. Они пустились в путь, когда солнце едва перевалило за полдень, и до самого вечера окрестные земли купались в его золотых лучах. Как-то трудно было все время думать о гоблинах и о погоне. Отъехав от дома Беорна на много миль, путники вновь принялись болтать и петь песни и постепенно забыли про темную лесную тропу, поджидавшую их впереди. Однако вечером, когда стало смеркаться и над вершинами темных хребтов заалел закат, они встали лагерем и выставили часовых, но почти все спали тревожно и во сне слышали вой волков, идущих по следу, и крики гоблинов.

Утро было столь же безоблачным и прекрасным, как и вчера. По земле стлался белый туман, какой бывает осенью, и в воздухе чувствовалась прохлада, но когда на востоке поднялось красное солнце, туман рассеялся, и путники отправились дальше, пока на земле еще лежали длинные утренние тени.

Еще два дня они скакали вперед и вперед, а вокруг все оставалось по-прежнему: качались травы, цвели цветы, шелестели одинокие деревья, пели птицы. Больше никого не было видно, лишь порой попадались небольшие стада благородных оленей, пощипывавших листву или прятавшихся в тени под деревьями от полуденного солнца. Иногда Бильбо видел оленьи рога, торчащие из высокой травы: поначалу он принимал их за сучья упавших деревьев. На третий вечер гномы долго не останавливались на ночлег – Беорн сказал, что им надо быть у входа в лес утром четвертого дня, и они продолжали путь в сумерках и потом при луне, когда наступила ночь. Вечером, в полумраке, Бильбо все время казалось, будто то справа, то слева он видит неясную темную тень – точно огромный медведь крался следом за ними. Но когда хоббит попытался показать его магу, тот ответил шепотом:

– Тсс! Не обращай внимания!

На следующий день они поднялись до зари, хотя вчера скакали до глубокой ночи. Когда рассвело, путники увидели, что лес уже близко: он надвигался мрачной черной стеной и словно бы поджидал их. Дорога пошла вверх. Хоббит почувствовал, как вокруг сгущается тишина. Птицы примолкли. Не стало оленей, даже кролики куда-то пропали. В полдень путешественники добрались до опушки Мирквуда и устроили привал. Ветви деревьев, росших на краю леса, покачивались чуть ли не над их головами. Стволы были толстые, узловатые, ветви кривые, листья длинные, темные. Плющ оплетал деревья и стлался по земле.

– Вот он, Мирквуд! – произнес Гандальв. – Величайший из лесов Севера. Надеюсь, вы рады его увидеть. Теперь придется отослать домой замечательных пони, которых вам одолжил Беорн.

Гномы стали недовольно ворчать, но Гандальв посоветовал им не делать глупостей.

– Напрасно вы думаете, что Беорн сейчас далеко. И в любом случае лучше исполнить то, что вы ему обещали, поскольку Беорн – опасный враг. У мистера Бэггинса глаза поострей ваших: вы-то, кажется, не заметили, что всякий день в сумерках за нами шел огромный медведь, а ночью сидел под луной поодаль, наблюдая за лагерем. Он не только охранял и провожал вас, но и приглядывал за своими пони. Вам Беорн, может, и друг, но зверей, которые ему служат, он любит, как своих детей. Вы просто не представляете, какая это любезность с его стороны – позволить гномам скакать на его пони так быстро и так далеко, – и что с вами будет, если вы попытаетесь взять их в лес.

– А как насчет коня? – спросил Торин. – О нем вы почему-то не упомянули.

– Не упомянул, потому что я его не отошлю.

– И как же насчет вашего обещания?

– Не беспокойтесь об этом. Я не отсылаю коня, потому что скачу назад сам!

Тут гномы и Бильбо поняли, что маг собирается бросить их на краю Мирквуда, и пришли в отчаяние. Никакие уговоры не помогали: Гандальв был непреклонен.

– Мы все выяснили еще на Карроке, – отвечал он. – Нет смысла спорить. Я говорил вам, меня ждут неотложные дела на юге. Я и так уже из-за вас опаздываю. Может, мы еще встретимся в конце вашего приключения, но может, конечно, и нет. Все зависит от вашей удачи, мужества и здравого смысла, – а я посылаю с вами мистера Бэггинса. Я не раз говорил, что он совсем не так прост, как вы думаете. Скоро вы в этом убедитесь. Не унывай, Бильбо, не вешай нос! Не унывайте, Торин и компания! Вы ведь сами затеяли это дело. Думайте о сокровищах, которые вас ждут, и выбросьте из головы лес и дракона по крайней мере, до завтрашнего утра!

Но и на следующее утро Гандальв не изменил своего решения. Поэтому гномам ничего другого не оставалось, как наполнить мехи водой из прозрачного родника у самого входа в лес и снять поклажу с пони. Они постарались разделить ношу по справедливости, но хоббиту его мешок показался невероятно тяжелым, и Бильбо вовсе не улыбалось тащить такой груз на спине много миль.

– Не волнуйтесь! – сказал ему Торин. – Мешки полегчают быстрей, чем хотелось бы. Полагаю, мы еще будем мечтать, чтобы они стали потяжелее, когда припасы подойдут к концу!

Затем путешественники простились со своими лошадками и развернули их головами к дому. Те весело потрусили обратно, явно радуясь, что бегут прочь от мрачных теней Мирквуда. Бильбо, который глядел им вслед, мог бы поклясться, что вдогонку за пони двинулся еще кто-то, выбравшийся из-за деревьев, – похоже, большой черный медведь.

А потом и Гандальв собрался ехать. Бильбо в горькой печали сидел на траве, думая, как было бы хорошо очутиться сейчас на высоком коне вместе с магом. Хоббит успел заглянуть в лес после завтрака (весьма скудного), и ему показалось, что утром под сводом ветвей так же темно, как и ночью, и что лес словно затаился и выжидает. («Он будто все время настороже», – объяснил себе Бильбо.)

– Всего доброго! – сказал Гандальв Торину. – И всем вам – всего доброго, всего хорошего! Ваш путь – прямиком через Мирквуд. Не сходите с тропы – а то тысяча к одному, что заблудитесь и не найдете дороги из леса, и тогда уж ни мне, ни кому другому больше вас не видать!

– А нам обязательно идти через лес? – простонал Бильбо.

– Обязательно, если хотите попасть на ту сторону! – отрезал Гандальв. – Или идти через лес, или повернуть назад, – а я теперь не позволю вам пойти на попятный, мистер Бэггинс! Мне стыдно за вас! Как вы могли даже подумать об этом! Я оставляю вас присматривать за этими гномами. – И маг рассмеялся.

– Нет, нет! – воскликнул Бильбо. – Я не то хотел сказать. Я хотел спросить, нет ли пути в обход?

– Есть: если пройти отсюда миль двести на север или в два раза дальше на юг. Но едва ли так будет безопасней. В этих краях нет безопасных путей. Не забывай, ты странствуешь по Диким Землям и все, что тебе причитается, получишь сполна, куда бы ты ни пошел. Попробуешь обогнуть Мирквуд с севера – попадешь прямо к Серым Горам, где просто кишмя кишат орки, гоблины и хобгоблины самых злобных пород. Попробуешь пройти с юга – окажешься во владениях Некроманта, а я уверен, что даже ты, Бильбо, и без меня наслышан об этом черном маге. Я тебе не советую даже близко подходить к его темной башне! Идите по лесной тропе, не падайте духом, надейтесь, что все будет хорошо, – и если вам выпадет немыслимая удача, то, может, вы когда-нибудь выберетесь из Мирквуда и увидите впереди Долгие Болота, а за ними, далеко на востоке, вершину Одинокой Горы, где живет старина Смауг. Надеюсь, он вас не ждет.

– Успокоили, ничего не скажешь, – пробурчал Торин. – Всего хорошего! Не хотите идти с нами, так лучше отправляйтесь своей дорогой, и хватит разговоров!

– Тогда счастливо оставаться! – произнес Гандальв, повернул коня и поехал на запад – но не сумел удержаться, чтобы не сказать еще что-нибудь на прощанье. Он был уже далеко, но пока гномы и Бильбо еще могли его слышать, обернулся, приложил ладони ко рту и крикнул:

– Доброго пути! Держитесь! Будьте осторожны! И НЕ СХОДИТЕ С ТРОПЫ!

Гандальв пустил коня галопом и вскоре исчез из виду.

– Счастливо, счастливо, скатертью дорога! – ворчали гномы, злясь на себя за то, что пришли в такое отчаяние, увидев, что маг уезжает. Теперь начиналась самая опасная часть путешествия. Они взвалили на плечи тяжелые мешки и мехи с водой и, оставив за спиной озаренные солнцем луга, вступили в лес.

Глава 8. Пауки и мухи

Путники шли по лесу гуськом. Вход в Мирквуд, похожий на арку, ведущую в мрачный туннель, образовывали два исполинских дерева, склонившихся над тропой: такие дряхлые, заросшие косматым лишайником и задушенные плющом, что на их ветках лишь кое-где виднелись почерневшие листья. Узкая тропинка уходила вперед, петляя туда-сюда меж стволов. Вскоре арка лесных ворот осталась далеко позади маленьким светлым пятном. В лесу царила глубокая тишина – казалось, что звук шагов гулко разносится под сводом ветвей, а деревья склоняются, нависают над тропой и прислушиваются.

Со временем, когда глаза привыкли к полумраку, путешественники стали кое-что различать в неверной и тусклой зеленоватой мгле по сторонам. Иногда на тропу падал тонкий светящийся луч, которому посчастливилось пробиться под лесной полог в щелочку между листьев и проскользнуть вниз через густое переплетение ветвей. Но это случалось редко, и вскоре солнечные блики вообще пропали.

В лесу жили черные белки. Когда зоркие внимательные глаза Бильбо приспособились к лесному сумраку, он стал подмечать, как эти зверьки, махнув хвостом, удирают с тропы и прячутся за стволами. Вокруг слышались странные звуки: кто-то ворчал и шмыгал в подлеске и в грудах слежавшихся листьев, местами устилающих лес необычайно толстым ковром, но хоббит не мог разглядеть, кто там возится. Самое противное, что они видели в лесу, – это паутина: плотные, темные, невероятно толстые сети висели между стволов или опутывали нижние ветви деревьев по обе стороны от тропинки. Саму-то тропу паутина нигде не пересекала – то ли дорожку охраняло какое-то волшебство, то ли была другая причина, никто не знал.

Очень скоро путники прониклись к лесу такой же глубокой ненавистью, какую прежде питали к гоблинским подземельям: им даже казалось, что отсюда еще трудней выбраться. Они невыносимо истосковались по солнцу и голубому небу, по ветру и чистому воздуху, но продолжали упрямо идти вперед. Под покровом ветвей не чувствовалось даже легкого ветерка, здесь всегда было душно, темно и тихо. Это мучило даже гномов, привычных подолгу работать в копях и оставаться под землей без солнца, а уж хоббит, который, хоть жил в норе, но отнюдь не сидел там безвылазно летними днями, – тот и вовсе задыхался.

Ночью становилось совсем плохо – кругом воцарялась черная, как смоль, непроглядная тьма. И это не преувеличение: Бильбо не мог разглядеть и свою руку, даже когда подносил ее чуть ли не к самому носу. Хотя нет, пожалуй, неправда, что путники совсем ничего не видели. Временами они видели чьи-то глаза. Гномы и хоббит спали тесным кружком, а караульные сменяли друг друга, и когда Бильбо стоял свою стражу, он замечал в темноте вокруг сверкающие огоньки. Иногда совсем рядом вдруг появлялись пары желтых, красных или зеленых глаз, смотрели пристально, потом медленно гасли, исчезали и вновь медленно разгорались уже в другом месте. Порой огоньки мерцали прямо над головой, где-то в ветвях, – это было страшнее всего. Но самыми неприятными Бильбо казались отвратительные бледные выпуклые глаза. «Насекомые, – думал он. – Явно не звери. Только уж очень они большие».

Путники не особенно мерзли, однако по ночам сначала пытались поддерживать сторожевой костер. Но вскоре от этого пришлось отказаться: едва разводили огонь, как вокруг в темноте появлялись сотни и сотни глаз, хотя их обладателей, кем бы они ни были, ни разу не удалось увидеть в слабых отблесках пламени. Хуже того – огонь привлекал тысячи темно-серых и черных ночных бабочек, иногда величиной с ладонь, они лезли повсюду и били крылышками над самым ухом. Не меньше бабочек досаждали огромные летучие мыши, черные, как сажа. В конце концов путники вообще перестали жечь костры и ночью, пытаясь уснуть, лежали в зловещем всепоглощающем мраке.

Дни шли за днями. Хоббиту казалось, что минула уже целая вечность. Бильбо все время был голоден, потому что еду тратили очень бережно. Путешественники продвигались вперед, но лес ничуть не менялся, и они стали тревожиться: припасы подходили к концу, а все понимали, что мешки с едой не бездонные. Они попробовали стрелять белок и потратили уйму стрел, прежде чем хоть один зверек упал на тропу. Но когда белку зажарили, у мяса оказался такой отвратительный вкус, что есть его было невозможно, и белок больше не трогали.

Кроме того, все время хотелось пить. Воды в мехах оставалось немного, а по дороге пока не встретилось ни одного ручья. Так обстояли дела, когда путники добрались до реки, о которой говорил Беорн. Быстрый и полноводный, хотя и не слишком широкий поток пересекал тропинку, – вода была совсем черной или, по крайней мере, казалась такой в лесном сумраке. Хорошо, что Беорн предупредил их, а то путешественники непременно напились бы из реки, невзирая на ее цвет, и наполнили бы водой несколько опустевших мехов. Теперь же они просто стояли на берегу, гадая, как бы им переправиться, не ступая в воду. Некогда на ту сторону вел деревянный мост, но сейчас от него остались только торчавшие у берега обломанные сваи, а сам мост, видно, прогнил и упал в реку.

Бильбо опустился на колени у самой кромки воды и, присмотревшись, воскликнул:

– У того берега лодка! Что бы ей быть на нашей стороне!

– Далеко до нее, как вы полагаете? – спросил Торин. Гномы уже поняли, что у Бильбо самые зоркие глаза.

– Не очень. Думаю, ярдов двенадцать, не больше.

– Двенадцать ярдов! Мне-то казалось, тут ярдов тридцать по меньшей мере, но я теперь вижу не так хорошо, как сто лет назад. Впрочем, двенадцать ярдов или целая миля – какая разница? Реку не перепрыгнешь, а переправляться вброд или вплавь рискованно.

– Может, кто-нибудь бросит веревку?

– Что толку? Даже если мы сумеем зацепить лодку, в чем я лично сомневаюсь, она наверняка привязана.

– Кажется, нет, – сказал Бильбо. – Хотя, конечно, в таких потемках не разглядишь. По-моему, ее просто вытащили на сушу. На той стороне, где тропинка подходит к воде, берег совсем низкий.

– Дори самый сильный, но Фили самый молодой и зоркий, – сказал Торин. – Пойди сюда, Фили, попробуй разглядеть лодку, о которой говорит мистер Бэггинс.

Фили попробовал. Он долго присматривался и в конце концов вроде бы разглядел лодку. Гномы принесли самую длинную веревку (у них было с собой несколько мотков) и привязали к ней большой железный крюк – один из тех, которыми пристегивали к ремням мешки, чтобы нести их на спине. Фили взял крюк, примерился, покачал его на ладони и швырнул через реку.

Шлеп! Крюк плюхнулся в воду!

– Недолет! – объявил Бильбо, вглядывавшийся во мрак. – Еще пару футов, и ты бы попал. Попробуй еще раз. Думаю, если ты и дотронешься до мокрой веревки, чары тебе не повредят, вряд ли они такие сильные.

Но Фили, вытянув веревку на берег, взялся за крюк с большой опаской. В этот раз он размахнулся сильней.

– Спокойней! – сказал Бильбо. – Перелет! Ты зашвырнул крюк куда-то в лес. Тяни полегоньку.

Фили стал осторожно тянуть, и вскоре Бильбо сказал:

– Осторожно! Веревка лежит на борту. Будем надеяться, крюк зацепится.

Им повезло: крюк зацепился за лодку, веревка натянулась. Фили дергал изо всех сил, но лодка не двигалась с места. Кили пришел ему на помощь, потом Ойн и Глойн – они тащили что было мочи и вдруг все разом повалились навзничь. Но Бильбо был начеку: он успел подхватить веревку и палкой задержал маленькую черную лодку, скользнувшую через поток.

– Помогите! – закричал он, и Балин подоспел как раз вовремя, чтобы схватить лодку, пока ее не унесло течением.

– Значит, она все-таки была привязана, – произнес Балин, взглянув на обрывок фалиня, болтавшийся за бортом. – Отличный рывок, мальчики! И хорошо, что наша веревка оказалась крепче.

– Кто переправится первым? – спросил Бильбо.

– Я, – сказал Торин, – и со мной вы, Фили и Балин. И, пожалуй, хватит для начала, а то лодка просядет. Потом поплывут Кили, Ойн, Глойн и Дори; за ними – Ори, Нори, Бифур и Бофур; последними – Двалин и Бомбур.

– Почему я вечно последний, – запротестовал Бомбур. – Пусть хоть сегодня это будет кто-нибудь другой.

– А не надо быть таким толстым. Самый тяжелый должен плыть последним, когда лодка будет меньше нагружена. Делай, как приказано, и не ворчи, а то наживешь себе неприятности!

– Здесь нет весел, – заметил хоббит. – Как вы собираетесь переправляться?

– Дайте-ка мне еще одну веревку с крюком, – попросил Фили.

Получив веревку, он бросил ее в темноту на тот берег, метясь как можно выше. Веревка не упала на землю – похоже, крюк застрял в ветвях.

– Можно залезать в лодку, – сказал Фили. – Пусть кто-нибудь тянет ее вперед, держась за веревку, которая зацепилась за ветки. А еще кто-нибудь пусть возьмет крюк с первой веревкой. Когда мы переправимся, то прицепим крюк к лодке, и вы перетащите ее назад.

Таким образом вскоре все благополучно оказались на другом берегу заколдованной реки. Но только Двалин вылез из лодки, держа в руке свернутую веревку, и Бомбур (не переставая ворчать) собрался последовать за ним, как вдруг действительно приключилась большая неприятность. Впереди на тропе послышался бешеный перестук копыт, и внезапно прямо на путников из темноты вылетел олень. Гномы шарахнулись в разные стороны. В мгновение ока олень достиг берега, замер на миг, готовясь прыгнуть через поток, потом взвился в воздух и мощным прыжком перемахнул реку. Но ему не удалось коснуться земли невредимым. Из всех гномов только Торин удержался на ногах и сохранил присутствие духа. Еще раньше, едва ступив на берег, он натянул лук и вложил в него стрелу на случай, если поблизости прячется сторож лодки, кем бы он ни был. Теперь Торин не медля послал стрелу в оленя – и попал! Зверь покачнулся, его поглотили лесные тени. Из-за реки донесся перестук спотыкающихся копыт, и вскоре все стихло.

Однако прежде, чем гномы успели громко воздать хвалу меткому выстрелу, раздался отчаянный вопль Бильбо, заставивший их позабыть об оленине:

– Бомбур в воде! Бомбур тонет!

Увы! Так оно и было. Бомбур успел ступить на берег только одной ногой, когда олень, выскочив из леса, пролетел у него прямо над головой. Толстяк оступился и нечаянно отпихнул лодку от берега. Падая, он попытался уцепиться за скользкие корни, нависавшие над рекой, но руки соскользнули, и Бомбур опрокинулся в темную воду, а медленно закружившуюся лодку унесло вниз по течению.

Гномы кинулись к берегу и обнаружили, что над водой виднеется только капюшон Бомбура. Они поскорей бросили толстяку веревку с крюком, тот ухватился за нее рукой, и его вытянули на сушу. Разумеется, Бомбур промок до нитки, но это было не самое страшное. Когда его вытащили и опустили на землю, он уже крепко спал, стиснув веревку в руке, да так цепко, что пальцы не удалось разжать. Разбудить Бомбура гномы не сумели, как ни старались.

Они так и стояли над ним, проклиная свое злосчастье и его неуклюжесть, горюя о том, что без лодки нельзя перебраться назад, на тот берег, чтобы найти подстреленного оленя, как вдруг им почудилось, что в лесу раздается смутный звук рога и отдаленный лай гончих. Путники разом умолкли. Им показалось, будто они слышат, как по лесу к северу от тропы мчится великая охота, хотя в сумраке не дрогнул ни один лист.

Они еще долго сидели, не смея пошевельнуться. Бомбур мирно посапывал, улыбаясь во сне, словно никакие тревоги его более не касались. Вдруг впереди на тропе возникли белоснежные силуэты – лань и несколько молодых оленей, столь же невероятно белые, сколь первый олень был черен: казалось, что они светятся в полутьме. Торин не успел ничего сказать – трое гномов вскочили и выстрелили из луков. Ни одна стрела не попала в цель. Олени повернулись и исчезли среди деревьев так же бесшумно, как появились, и гномы напрасно стреляли им вслед.

– Прекратите, прекратите! – закричал Торин. Поздно: гномы сгоряча истратили последние стрелы, и теперь подаренные Беорном луки стали бесполезны.

Эта ночь была мрачней и безрадостней всех предыдущих, а в последующие дни путников охватило еще большее уныние. Да, волшебную реку они миновали, но дальше тропа вилась, как и прежде, и лес ничуть не менялся. Если бы они знали о лесе побольше и догадались, что означала охота и белые олени, явившиеся им на тропе, они поняли бы, что наконец приближаются к восточному краю Мирквуда. Еще немного – и, если достанет мужества и надежды, они окажутся в более светлых местах, куда проникает солнце.

Но путники ничего не знали, а теперь им вдобавок пришлось тащить тяжелого Бомбура, выполняя эту изнурительную работу по очереди и по мере сил: четверо волокли толстяка, а остальные несли их поклажу. Не полегчай мешки за последнее время – они бы ни за что не справились. Но даже самый тяжелый мешок с едой был бы лучше безмятежно спящего Бомбура. Через несколько дней и мешки, и мехи с водой почти совсем опустели, а в лесу ничего съедобного не росло: только неприятного вида грибы да какие-то травы с бледно-зелеными листьями и отвратительным запахом.

Спустя примерно четыре дня после того, как они переправились через волшебную реку, начался сплошной буковый лес. Путники поначалу обрадовались такой перемене: пропал подлесок, мгла немного развеялась, вокруг разливался зеленоватый свет, и местами по обе стороны от тропы стало видно немного дальше. Но в зеленом сиянии лишь ряд за рядом вставали ровные серые стволы, словно колонны бесконечного сумеречного зала. Налетавший ветер шумел в кронах, однако их шелест казался печальным. Несколько листочков с шорохом слетело с ветвей, напомнив, что во внешнем мире приближается осень. Под ногами шуршала палая листва бесчисленных прежних осеней, которую ветер сметал на тропу, вороша плотный ржаво-красный ковер сухих листьев, устилавших лес.

Бомбур продолжал спать, силы путников убывали. Их пугало, что временами из-за деревьев доносится смех. Иногда вдали раздавалась песня. И хоть звонкий смех, слышавшийся в лесу, совсем не походил на гоблинский, а песни были красивы и мелодичны, но все это звучало так странно, тревожно и жутко, что путешественники, не останавливаясь, из последних сил торопились вперед, чтобы выбраться из этих таинственных мест.

Еще через два дня тропа вдруг пошла под уклон, и вскоре путники оказались в ложбине, заросшей могучими дубами.

– Да где же конец у этой проклятой чащи? – сказал Торин. – Надо, чтобы кто-то залез на дерево. Пусть попытается посмотреть поверх ветвей. Только нужно найти дерево повыше и у самой тропы.

Конечно, под «кем-то» разумелся Бильбо. Его выбрали потому, что нужно было взобраться на самую верхушку, а это мог сделать только самый легкий, кого выдержали бы верхние тонкие ветки. Бедный мистер Бэггинс был не большой мастер лазить по деревьям, но гномы подсадили его на нижнюю ветку исполинского дуба, росшего на обочине, и хочешь не хочешь, а пришлось как-то ползти вверх. Хоббит продирался сквозь густые ветки, хлеставшие его по лицу и норовившие попасть в глаз; он весь вымазался зеленью и перепачкался о старую кору толстых сучьев; много раз он срывался и лишь в самый последний момент успевал схватиться за спасительную ветку; и вот, преодолев невероятно трудное место, где, казалось, вообще не за что было уцепиться, Бильбо очутился почти на самой вершине. А пока карабкался по ветвям – все время думал, есть ли на дереве пауки и сможет ли он отсюда слезть (а не свалиться) на землю.

В конце концов хоббит просунул голову сквозь листву и огляделся. Тут он заметил пауков – но самых обычных, небольших паучков, охотящихся на бабочек. Солнечный свет ослепил Бильбо. Он слышал, как снизу его окликают гномы, но сейчас никак не мог им ответить, а только жмурился и крепче цеплялся за ветки. Солнце сверкало так ярко, что хоббит еще долго был просто не в силах открыть глаза, а когда наконец открыл, то увидел вокруг море трепещущей темной зелени. Кое-где ветер гнал по нему рябь – и повсюду над пологом леса порхали бабочки. Сотни и сотни бабочек – думаю, они были сродни переливницам, красивым бабочкам, которые любят селиться в дубовых кронах. Только у переливниц крылья отливают фиолетовым блеском, а эти бабочки были бархатно-темные, черные, без всяких искр и отметин.

Бильбо долго любовался на черных бабочек и радовался, что ветер дует прямо в лицо и ерошит волосы, но затем крики гномов, которые там, внизу, уже просто подпрыгивали от нетерпения, напомнили хоббиту, зачем он, собственно, сюда залез. Увы, все оказалось очень печально! Сколько Бильбо ни вглядывался, а конца-края лесу не было видно: во все стороны расстилалось сплошное море ветвей и листьев. А ведь он только-только приободрился, увидев солнце и почувствовав ветер! Но теперь хоббит совершенно пал духом: он вспомнил, что внизу нет никакой еды и когда он спустится, перекусить будет нечем.

На самом-то деле, как я уже говорил, до опушки оставалось немного. Бильбо мог бы сообразить, что могучий дуб, на который он забрался, растет на дне широкой лощины – поэтому с его верхушки казалось, будто деревья вокруг до краев заполняют огромную чашу, но даже с самых верхних веток нельзя было заглянуть за ее край, чтобы увидеть, как далеко простирается лес. Но хоббит не понял этого и полез вниз с тяжелым сердцем. Исцарапанный, потный и совершенно несчастный, он спустился, наконец, во мрак леса и долго не мог ничего различить вокруг. Выслушав Бильбо, гномы тоже пришли в отчаяние.

– Лес тянется во все стороны без конца, без конца, без конца! Что же нам делать? Что толку было посылать хоббита? – жаловались они, словно Бильбо был во всем виноват. Они заявили, что им плевать на бабочек, и лишь еще сильней разозлились, услышав о свежем ветерке, играющем наверху, куда гномы все равно не могли взобраться.

В тот вечер они доели последние крохи припасов, оставшиеся в мешках. Проснувшись наутро, путешественники обнаружили, что, во-первых, они по-прежнему нестерпимо голодны, а во-вторых, оказалось, что идет дождь и на ковер прошлогодней листвы кое-где с глухим стуком падают тяжелые капли. Однако дождь только напомнил путникам, что им, кроме всего прочего, невыносимо хочется пить, но не помог утолить жажду: нельзя смочить пересохшее горло, стоя под сенью исполинских дубов и выжидая, не скатится ли на язык случайная капля. Единственную радость им неожиданно доставил Бомбур.

Он вдруг проснулся, сел и почесал в затылке. Бомбур никак не мог взять в толк, где он и почему он такой голодный: он забыл все, что произошло с того давнего времени, как они выступили в поход. Последнее, что он помнил, – чаепитие в доме хоббита. Лишь с огромным трудом гномам удалось убедить Бомбура, что они говорят истинную правду, рассказывая о приключениях, которые им пришлось пережить с той поры.

Узнав, что есть нечего, Бомбур сел на землю и заплакал, потому что от голода совсем ослабел и ноги у него подкашивались.

– Зачем только я проснулся! – всхлипывал он. – Я видел такие прекрасные сны! Будто я гулял по лесу, вроде этого, только было светло – на деревьях горели факелы, на ветках качались светильники, вокруг пылали костры и шел пир горой, без конца! И там был лесной король в короне из листьев, всюду звенели веселые песни, а какие были на пиру яства и вина, я просто описать не могу!

– Не можешь – и не надо, – сказал Торин. – А не хочешь говорить ни о чем другом, так лучше уж помолчи! Нам от тебя и так одни неприятности. Если бы ты не проснулся, пришлось бы оставить тебя в лесу досматривать эти дурацкие сны! Думаешь, легко было тебя тащить, хоть ты и похудел, пока спал впроголодь!

Путешественникам не оставалось ничего другого, как потуже затянуть пояса на тощих животах, забросить за спину пустые мешки и дальше брести по тропе без особой надежды выбраться из лесу. Весь день они ковыляли вперед, еле волоча ноги, а Бомбур жалобно причитал, что не может идти, а хочет лечь и уснуть.

– Нет уж! – отвечали ему гномы. – Мы и так тебя всю дорогу несли, теперь тащи себя сам!

Но все равно кончилось тем, что Бомбур улегся на землю и заявил, что больше не сделает ни шагу.

– Идите куда хотите, если вам надо, – сказал он. – А я лучше возьму и засну прямо здесь, и посмотрю на еду хотя бы во сне, раз иначе ее не добыть. Надеюсь, я больше не проснусь.

И тут Балин, шедший чуть впереди, воскликнул:

– Что это? В лесу вроде бы мерцает свет!

Путники поглядели в ту сторону, куда он показывал. И правда: им почудилось, будто вдали, в темноте, мелькнула красноватая искорка, а рядом еще и еще. Тут уж и Бомбур вскочил на ноги, и все торопливо зашагали по тропе в сторону огоньков, даже не подумав, что там могут прятаться гоблины или тролли. Огни мерцали чуть впереди, слева от тропы. Поравнявшись с ними, путешественники поняли, что в лесу горят факелы и костры, – но очень далеко от дорожки.

– Кажется, мои сны сбываются! – пробормотал запыхавшийся Бомбур, едва поспевавший сзади. Он хотел броситься в лес и бежать прямо к кострам, но остальные не забыли предостережений Беорна и Гандальва.

– Ужин не пойдет впрок, если мы оттуда не выберемся, – сказал Торин.

– А без ужина нам отсюда не выбраться все равно, – возразил Бомбур, и Бильбо с ним искренне согласился.

Они долго спорили и наконец решили отправить в лес пару разведчиков, – пусть подкрадутся поближе к кострам и выяснят, что там происходит. После этого стали спорить, кого послать, однако никто не желал идти в темную чащу испытывать судьбу, рискуя заблудиться и потерять друзей. В конце концов голод заставил путников пренебречь всеми предупреждениями, потому что Бомбур не умолкая расписывал, какие великолепные яства подают на лесном пиру, если верить его снам, – и они все вместе сошли с тропы и углубились в лес.

Через какое-то время путешественники крадучись подобрались к огням и осторожно выглянули из-за деревьев. Перед ними открылась небольшая полянка – здесь несколько деревьев срубили, а землю выровняли. На полянке веселилась большая компания, рассевшаяся широким кругом на чурбачках, оставшихся от распиленных стволов: дивный народ, похожий на эльфов, одетый в зеленое и коричневое. К деревьям вокруг полянки были привязаны факелы, посредине горел костер, но самое восхитительное – здесь шел пир, и все пили, ели и весело смеялись.

Аромат жареного мяса был так соблазнителен, что путники, не сговариваясь, поднялись и направились к костру, думая только о том, чтобы попросить поесть. Но едва первый из них ступил на полянку, как факелы погасли, словно по волшебству, кто-то из пирующих поддал ногой угли, вверх взлетел сноп сверкающих искр, и костер пропал. Путешественники остались в кромешной тьме. Они далеко не сразу сумели найти друг друга и долго метались во мраке, спотыкаясь о поваленные стволы, налетая на деревья, кричали, аукали и наверняка перебудили всех обитателей леса на несколько миль вокруг. Наконец они все-таки собрались в кучку и, пересчитав всех на ощупь, убедились, что никто не пропал. Но к этому времени гномы и Бильбо, разумеется, совершенно забыли, в какой стороне тропа, и окончательно заблудились без надежды выбраться – по крайней мере, до утра.

Ничего не поделаешь – решили лечь спать прямо здесь. Они так боялись вновь потерять друг друга, что не стали даже искать на земле какую-нибудь еду, оставшуюся от пиршества. Однако едва все улеглись, и Бильбо только-только начал задремывать, как Дори, которого назначили первым нести стражу, громким шепотом произнес:

– Снова огни! Больше, чем прежде!

Путешественники вскочили. Да, так оно и было: неподалеку мерцало множество огоньков, ясно слышались голоса и смех. Гномы и Бильбо осторожно двинулись в ту сторону, выстроившись цепочкой и положив руки друг другу на плечи. Когда они подошли поближе, Торин сказал:

– На сей раз не смейте бежать к костру! Спрячьтесь и не двигайтесь с места, пока я не позволю! Мистер Бэггинс пойдет на поляну и поговорит с ними. Они вряд ли боятся таких, как он, – («Хоть бы кто поинтересовался, боюсь ли я таких, как они», – подумал Бильбо.), – и в любом случае, я надеюсь, они не причинят ему зла.

Подобравшись к самому краю освещенной поляны, гномы сразу вытолкнули Бильбо вперед. Не успел хоббит надеть свое кольцо, как оказался прямо перед пирующими в свете костра и факелов. Ничего хорошего из этого не вышло. Огни вновь мигом погасли, наступила полная тьма.

Гномам пришлось снова искать друг друга в кромешном мраке, и сейчас это оказалось еще труднее, чем в первый раз. К тому же они никак не могли найти хоббита. Всякий раз, когда они себя пересчитывали, выходило только тринадцать. Гномы кричали и звали: «Бильбо Бэггинс! Хоббит! Эй ты, жалкий хоббит! Да где же ты, хоббит, чтоб тебе пусто было!» – и прочее в том же духе, но никто не откликался.

Они уж совсем отчаялись его разыскать, как вдруг Дори повезло: он случайно споткнулся о хоббита в темноте. Дори сначала подумал, что это бревно, но, свалившись на землю, к своему удивлению, обнаружил, что это Бильбо – тот крепко спал, свернувшись калачиком. Гномы едва сумели его разбудить, а Бильбо, проснувшись, страшно расстроился.

– Мне снился такой замечательный сон, – пробормотал он, – такой прекрасный обед!

– О небо! Еще один Бомбур! – сказали гномы. – Хватит рассказывать о своих снах! Что толку от обедов во сне? И мы все равно не можем туда попасть.

– А по-моему, это самое лучшее, что меня еще ждет в этом ужасном лесу, – буркнул хоббит, устроился рядом с гномами и попытался уснуть, надеясь, что сон повторится.

Но история с огнями на этом не завершилась. Время перевалило далеко за полночь, когда всех разбудил Кили, в свой черед стоявший на страже.

– Вон там сейчас прямо зарево вспыхнуло, – сказал он. – Верно, сотни факелов и костров запалили по волшебству. Слышите, как поют и играют на арфах!

Какое-то время путешественники лежали, прислушиваясь. Потом поняли, что они не в силах побороть искушение, и решили еще раз попробовать подобраться к кострам и попросить помощи. Они встали и побрели на свет – и в этот раз все кончилось совсем плохо. На поляне шел пир, пышней и роскошней прежних. Возглавлял пиршество лесной король в короне из листьев на золотых волосах, точь-в-точь такой, каким его описывал Бомбур. Пирующие сидели по обе стороны от горевших в ряд костров, передавая чаши по кругу или через огонь, одни играли на арфах, другие пели. Их мерцающие волосы были увиты цветами, белые и зеленые самоцветы сверкали в их ожерельях и на поясах, лица их, как и песни, были исполнены радости. Голоса звенели громко, светло и пленительно, и Торин выступил из лесу прямо на середину поляны.

Песнь смолкла на полуслове. Свет померк. Костры истаяли черным дымом, зола и пепел запорошили гномам глаза, их крики опять огласили лес.

Бильбо бегал и бегал по кругу (по крайней мере, ему так казалось) и звал, звал:

– Дори, Нори, Ори, Ойн, Глойн, Фили, Кили, Бомбур, Бифур, Бофур, Двалин, Балин, Торин Дубовый Щит!

А гномы, которых он не мог ни настичь, ни увидеть, метались где-то поблизости и выкрикивали то же самое (изредка добавляя «Бильбо!»). Но постепенно голоса гномов начали удаляться, звуча все глуше, потом, как показалось хоббиту, откуда-то из глубины леса донеслись стоны, послышались крики о помощи, и наконец все совсем стихло. Бильбо остался один в безмолвном лесу в кромешной тьме.

То была одна из самых страшных минут в его жизни. Но вскоре хоббит уговорил себя, что до утра ничего предпринимать не стоит: без толку бродить в темноте по лесу, выбиваясь из сил, если нет надежды восстановить их за завтраком. Поэтому он сел на землю, привалившись спиной к дереву, и стал вспоминать родную нору с ее прекрасными кладовыми. Увы, не в последний раз! Бильбо сидел, грезя о яичнице с беконом и гренках с маслом, – и вдруг ощутил, как его левой руки что-то коснулось: нечто вроде липкой толстой веревки. Он пошевелился и обнаружил, что ноги уже опутаны той же мерзостью. Бильбо попытался встать, но сразу упал.

И тут из-за дерева появился огромный паук: это он обмотал ноги хоббита паутиной, пока тот дремал. В следующее мгновение паук бросился на свою жертву. Бильбо видел только его глаза, но чувствовал, как мохнатые лапы пытаются обмотать его отвратительной паутиной с головы до ног. Хорошо, что хоббит вовремя проснулся, – еще немного, и он бы вообще не смог шевельнуться. Но и сейчас ему пришлось драться не на жизнь, а на смерть, чтобы вырваться на свободу. Бильбо отчаянно отбивался от паука кулаками (тот хотел впрыснуть ему яд, как маленькие пауки поступают с мухами, чтобы усыпить добычу), пока не вспомнил про свой меч. Едва он выхватил клинок, паук отскочил назад, и хоббит быстро перерубил нити, опутывавшие ноги. Теперь настал его черед нападать. Паук, видно, никогда не встречал добычи с таким жалом, иначе сразу удрал бы без оглядки. Но он чуть помедлил, и Бильбо успел ударить его мечом по глазам. Паук подпрыгнул и заплясал, как бешеный, дрыгая лапами, и в конце концов Бильбо зарубил его вторым ударом. Потом хоббит упал на землю и надолго лишился чувств.

Когда Бильбо пришел в себя, вокруг был обычный тусклый дневной полумрак. Мертвый паук лежал рядом, лезвие меча почернело от крови. Мистер Бэггинс убил чудовищного паука – в одиночку, во тьме, без помощи мага, гномов и кого бы то ни было еще, – и этот подвиг изменил что-то в его душе. Он ощутил себя совсем другим хоббитом, когда вытер меч о траву и вложил его в ножны, – куда более свирепым и храбрым даже на пустой желудок.

– Я дам тебе имя, – сказал он мечу. – Я буду звать тебя Жало.

Потом он огляделся. В сумрачном лесу царила тишина. Прежде всего следовало разыскать друзей: наверняка они были где-то недалеко, если их не забрали в плен эльфы (или кто-нибудь похуже). Бильбо чувствовал, что кричать здесь опасно, и долго стоял, размышляя, в какой стороне тропа и где искать гномов.

– Почему, ах, почему мы не послушались советов Беорна и Гандальва! – всхлипнул он. – Теперь мы попали в беду! Мы! Хорошо, если «мы», а то вдруг я останусь один! Вот ужас-то!

Хоббит постарался припомнить как можно точнее, откуда ночью неслись крики о помощи, и, к счастью (которое Бильбо сопутствовало с рождения), он угадал более-менее правильно, как вы сейчас увидите. Выбрав, куда идти, он осторожно двинулся вперед. Как я уже говорил, хоббиты умеют ходить совершенно бесшумно, особенно по лесу; к тому же Бильбо надел свое кольцо. Поэтому пауки не заметили, как он к ним подобрался.

Он беззвучно крался по лесу, пока не различил впереди густую черную тень, слишком густую даже для этой сумрачной чащи, – словно клочок ночной тьмы, оставшийся между деревьев. Когда Бильбо подошел поближе, он разглядел, что это вовсе не тень, а паутина, плотными сетями висящая между стволов. И в тот же миг он увидел огромных мерзких пауков, сидевших на ветках чуть ли не прямо над ним, и задрожал от страха: конечно, у него на пальце кольцо, но вдруг гадкие твари его все-таки обнаружат? Некоторое время Бильбо глядел на пауков из-за дерева, а потом различил, что в тишине леса поскрипывают голоса: отвратительные чудища разговаривали друг с другом! Пауки тонко и хрипло попискивали и шипели, но Бильбо разбирал почти все слова. Они говорили про гномов!

– Ух, еле их ухватили, но не зря, не зря! – проскрипел один паук. – Хоть шкуры и толстые, а внутри небось мякоть и сок!

– Протухнут – еще вкусней станут! – подхватил другой.

– Только бы не засохли, – сказал третий. – Жирка совсем нет. Видать, ели не досыта в последнее время.

– Лучше их ух-лопать, – прошипел четвертый. – Лучше сейчас ух-лопать, и пусть висят дохлые.

– Они и так дохлые, – возразил первый. – Дохлей некуда.

– Не дохлые. Один уже выспался – вон брыкается. Скоро все очухаются. Сейчас покажу.

И толстый паук перебежал по липкой веревке на ветку, откуда рядком свешивалась дюжина плотно замотанных кульков. Бильбо сперва не разглядел их в тени, но сейчас увидел и ужаснулся: из кульков, покачивавшихся высоко над землей, торчали где гномья нога, где кончик носа, где клочок бороды или краешек капюшона.

Паук подскочил к самому большому кульку – («Это наверняка бедный Бомбур», – подумал Бильбо.) – и изо всех сил цапнул гнома за нос, выглядывавший из паутины. Из кулька послышался приглушенный вой, высунулась нога и с размаху метко лягнула чудище. Да, Бомбур был еще жив! Раздался шлепок, словно ударили по спущенному мячу. Разъяренный паук свалился с ветки, но вовремя схватился за собственную нить. Остальные пауки захихикали.

– Ух ты! – сказали они. – Мухи живехоньки и лягаются!

– Сейчас перестанут! – со злобой прошипел паук и пополз обратно на ветку.

Бильбо понял, что пришла пора действовать. Но как? Добраться до пауков он не мог, стрелять было не из чего. Оглядевшись, он увидел россыпь камней, – должно быть, старое русло пересохшего ручья. Бильбо неплохо кидал камни и быстро подобрал отличный гладкий булыжник, удобно легший в ладонь. В детстве он любил упражняться в меткости, швыряя камнями в цель, так что в конце концов кролики, белки и даже птицы выучились не мешкая исчезать из виду, едва замечали, что он наклонился за камешком, – а став взрослым, Бильбо на досуге часто стрелял по прутику, метал кольца и дротики, играл в кегли, в шары и вообще много времени уделял разным тихим спокойным играм, которые требуют верного глаза и твердой руки. По правде говоря, он еще много чего умел, кроме того, что пускал колечки из трубки, разгадывал загадки и стряпал, просто у меня пока не было времени об этом рассказывать. И сейчас тоже нет времени. Потому что пока Бильбо подбирал камни, паук уже подкрался к Бомбуру, намереваясь покончить с ним. Но тут Бильбо метнул камень. Бац! – булыжник угодил пауку в лоб, и тот замертво свалился с дерева на землю, скрючившись и задрав лапы.

Следующий камень со свистом раскроил большую паутину, порвал липкие нити и точным ударом сразил наповал паука, сидевшего в середине. Ох, как забегали пауки после этого, я вам скажу! На время они и думать забыли про гномов. Они не видели Бильбо, но быстро смекнули, откуда летят камни, и опрометью кинулись туда, кто по земле, кто по веткам, выбрасывая во все стороны длинные нити. Вскоре повсюду между деревьев заколыхалась паутина.

Но Бильбо уже успел отбежать в сторонку. Ему пришло в голову, что лучше всего заманить разъяренных пауков в лес, подальше от гномов, если удастся, – а для этого нужно как следует раздразнить мерзких тварей, переполошить и разозлить. Когда к тому месту, где прежде стоял Бильбо, сбежалось десятков пять пауков, он стал швырять в них камнями, не забывая потчевать булыжниками и тех, кто остановился поодаль, а затем, приплясывая между деревьев, запел песню, чтобы пауки как следует рассвирепели и бросились за ним в погоню, а гномы – услышали его голос.

Песня была такая:

Старый жирный паучище!
Ни за что меня не сыщешь!
Старый гад! Старый гад!
Что, не рад?
Никогда, никогда ты меня не сыщешь!
Паучина-дурачина!
Ну-ка, брысь из паутины!
Эй, толстяк! Эй, дурак!
С ветки бряк!
Не поймаешь ты меня в эту паутину!

Может, не слишком складно, но не забывайте, что Бильбо все сочинил на ходу, верней, на бегу, в трудный момент. Как бы то ни было, песенка свое дело сделала. А пока Бильбо пел, он еще топал ногами и кидался камнями – и пауки, буквально все до единого, бросились его ловить: одни спрыгнули на землю, другие помчались по веткам, перелетая на своей паутине с дерева на дерево и протягивая новые нити во мраке между стволов. Эти создания оказались куда проворней, чем ожидал Бильбо. Они пришли в страшную ярость. Во-первых, камни были им не по вкусу, а во-вторых, пауки просто терпеть не могут, когда их обзывают «жирный паучище», ну а «старый гад» и подавно обидно всякому.

Бильбо перебежал на новое место, но теперь некоторые пауки вернулись на свои деревья в разных концах поляны и принялись перегораживать паутиной промежутки между стволов. Скоро хоббит мог оказаться в западне, – по крайней мере, пауки на это рассчитывали. Но даже видя, что пауки окружают его со всех сторон, Бильбо нашел в себе мужество затянуть еще одну песенку:

Эй, лентяй! Не зевай!
Расставляй-ка сети!
Не поймаешь ты меня
Ни за что на свете!
Вот он я! Вкусный я!
Пауки-лентяи,
Не догоните меня
Даже целой стаей!

Тут он повернулся и обнаружил, что последний пустой промежуток между двумя высокими деревьями уже перегородила паучья сеть, – но, к счастью, не настоящая густая паутина, а лишь несколько толстых липких веревок, наспех протянутых от ствола к стволу. Выхватив меч, Бильбо перерубил паутину и побежал в лес, продолжая дразнить пауков своей песенкой.

Пауки увидели меч, хотя вряд ли поняли, что это такое, и сразу всем скопом помчались за хоббитом, кто по земле, кто по ветвям, перебирая мохнатыми лапами, щелкая челюстями, выпучив глаза и шипя от ярости. Бильбо забежал так далеко в лес, как только посмел, уводя пауков за собой, а затем тихо, как мышь, вернулся обратно.

Хоббит понимал, что времени у него в обрез: скоро обескураженные пауки возвратятся назад, на свою поляну, и тогда гномам несдобровать. До этого он должен спасти друзей. Труднее всего было забраться на длинную ветку, где болтались замотанные паутиной кульки. Сомневаюсь, чтобы Бильбо удалось это сделать, если бы, по счастью, кто-то из пауков не оставил на дереве свою нить. Паутина липла к рукам, сдирая кожу с ладоней, но с ее помощью Бильбо вскарабкался наверх – и нос к носу столкнулся со старым толстым и злобным пауком, который остался стеречь пленников и был занят тем, что по очереди щипал гномов, пытаясь определить, кто из них мягче и сочнее на вкус. Паук хотел угоститься, пока остальные бегают по лесу, но мистер Бэггинс очень спешил, и неповоротливый сторож даже не успел сообразить что к чему, как Жало вонзилось ему в брюхо, и он замертво повалился на землю.

Для начала нужно было освободить хотя бы одного гнома. Но как? Если перерубить нить, на которой бедняга подвешен, тот упадет вниз с большой высоты и покалечится. Бильбо дополз по ветке до первого кулька (ветка тряслась, и несчастные гномы раскачивались и плясали в воздухе, точно тяжелые спелые плоды).

«Фили или Кили, – подумал Бильбо, увидев кончик синего капюшона, торчащий из паутины. – Наверное, Фили», – решил он, заметив кончик длинного носа, высунувшийся из кулька. Свесившись с ветки, Бильбо ухитрился перерубить большую часть толстых нитей, опутывавших гнома, и вскоре почти весь Фили вылез из липкого кокона, брыкаясь и сдирая с себя паутину. Увы, боюсь, что Бильбо не удержался от смеха, глядя, как гном разминает затекшие руки и ноги, дергаясь на нити, пропущенной у него под мышками, словно марионетка на веревочке.

Наконец Фили оказался на ветке рядом с Бильбо и постарался помочь хоббиту, хотя сам был еле жив – от паучьего яда и от того, что, крутясь на паучьей веревке, провисел полночи и полдня, едва в силах дышать через нос, торчавший из плотного кокона. Далеко не сразу ему удалось разлепить глаза и содрать паутину с ресниц и бровей, а бороду – ту и вовсе потом пришлось почти всю выстричь. Итак, они вдвоем принялись подтягивать гномов на ветку одного за другим и вытаскивать их из коконов. Всем гномам было так же худо, как Фили, а некоторым еще хуже: кто-то чуть не задохнулся в своем кульке (видите, длинный нос иногда бывает очень полезен), а кому-то досталось больше яда.

Вскоре они освободили Кили, Бифура, Бофура, Дори и Нори. Бедняга Бомбур был так измучен (пауки все время щупали и щипали его, как самого толстого), что упал с дерева на землю, – к счастью, на кучу листьев, – да так и остался лежать без движения. Но на конце ветки еще болтались пятеро гномов, когда из лесу стали возвращаться разъяренные пауки.

Бильбо сразу перебрался по ветке поближе к стволу и начал отгонять пауков, ползущих наверх. Однако когда он освобождал Фили, он снял свое кольцо, а сейчас позабыл надеть, и пауки зашипели, брызгая ядом:

– Видим, видим тебя, гаденыш! Слопаем тебя, слопаем, только шкура да кости останутся! Ух, у него жало! Все равно сцапаем, повисит вниз головой денька два!

Гномы тем временем помогали оставшимся пленникам выбраться из коконов, рубя паутину своими ножами. Еще немного – и все окажутся на свободе. Но что дальше? Ночью пауки без труда справились с путешественниками, захватив их врасплох в темноте, но сейчас хоббит и его друзья не сдались бы без боя.

Тут Бильбо заметил, что внизу, под деревом, несколько пауков подкрались к бедному Бомбуру, скрутили его и поволокли прочь. С громким криком хоббит взмахнул мечом, расчищая себе дорогу, пауки отпрянули перед ним, и Бильбо, соскользнув вниз по стволу, спрыгнул с дерева прямо на головы мерзким тварям, суетившимся около толстяка. Да, такого жала, какое было у Бильбо, пауки никогда не видели! Маленький меч хоббита разил направо-налево, сверкая от радости всякий раз, когда сокрушал врага. Бильбо зарубил с полдюжины пауков, прежде, чем остальные бросили Бомбура и удрали.

– Вниз! Прыгайте вниз! – закричал Бильбо, увидев, что пауки лезут по соседним деревьям и ползут по веткам над головами у гномов. – Не сидите там, вас поймают в сеть!

Одиннадцать освободившихся пленников кучей свалились вниз – кто прыгнул, а кто просто упал, поскольку ноги у них подкашивались от слабости. Теперь все двенадцать гномов, считая бедного Бомбура, которого с одной стороны поддерживал его брат Бофур, а с другой – его кузен Бифур, наконец собрались вместе. Бильбо прыгал вокруг, размахивая Жалом во все стороны, а сотни разъяренных пауков таращились на них слева, справа, спереди, сзади и сверху. Положение казалось безнадежным.

И тогда начался бой! У одних гномов были ножи, у других – палки, камни были у всех под рукой, а Бильбо дрался эльфийским кинжалом. Путешественники раз за разом отшвыривали пауков и многих прикончили. Но все понимали, что долго так продолжаться не может. Бильбо совсем выбился из сил, и только четверо гномов твердо держались на ногах. Скоро пауки одолеют их, как обессилевших мух. Гадкие твари опять плели паутину, перекидывая липкие нити с дерева на дерево, чтобы не выпустить добычу с поляны.

Тут уж хоббиту ничего другого не осталось, как только открыть гномам тайну своего кольца. Жаль – но ничего не поделаешь.

– Сейчас я исчезну, – сказал он, – и постараюсь увести пауков за собой, а вы держитесь вместе и пробивайтесь в другую сторону, влево, примерно туда, где мы в последний раз видели эльфийские костры.

Но гномы никак не могли взять в толк, чего он от них хочет: и без того у них в голове мутилось, да еще кругом стоял такой крик, и приходилось без передышки бросать камни и дубасить пауков палками. В конце концов Бильбо понял, что мешкать больше нельзя: пауки подступали все ближе. Он надел свое кольцо и внезапно исчез, к великому изумлению гномов.

Вскоре справа из-за деревьев послышалось «Паучина-дурачина!», «Старый гад!» и «Старый жирный паучище!». Пауки пришли в замешательство. Они остановились, затем некоторые побежали на голос. Они просто голову потеряли от злости, снова услышав про «старых гадов». Тогда Балин, лучше других разобравший, в чем состоит замысел Бильбо, повел всех в наступление. Гномы сбились в плотную кучку и, обрушив на пауков град камней, отогнали мерзких тварей слева и вырвались из окружения. Крики и пение у них за спиной неожиданно смолкли.

Надеясь всем сердцем, что хоббита не поймали, гномы двинулись дальше. Слишком медленно! Они так измучились и ослабели, что едва ковыляли, и пауки настигали их. Приходилось то и дело разворачиваться и сражаться, чтобы отбросить врагов, а многие пауки уже ползли по ветвям сверху, скидывая на гномов свои длинные липкие нити.

Казалось, дела совсем плохи, как вдруг снова явился Бильбо и наскочил на оторопевших пауков сбоку.

– Вперед! Вперед! – крикнул он гномам. – А я покажу им Жало!

И он показал им! Он рубил и колол, рассекал паутину, кромсал мохнатые лапы, протыкал толстых пауков насквозь, едва они подползали ближе. Чудовища раздувались от ярости, брызгали ядом, шипели и сыпали страшными проклятиями, но Жало внушало им такой ужас, что, едва завидев его, они сразу отскакивали назад. И как ни шипели они от злости – добыча медленно, но верно ускользала от них. Страшный бой длился, казалось, целую вечность. Но наконец, как раз когда Бильбо почувствовал, что больше не в силах поднять руку с мечом, пауки вдруг прекратили погоню, повернули назад и ни с чем уползли восвояси.

Тут гномы поняли, что стоят на краю прогалинки, где раньше горели эльфийские костры. Ни гномы, ни Бильбо не знали, была ли полянка одной из тех, что попались им прошлой ночью, – но, похоже, в таких местах сохранялось доброе волшебство, которое пришлось паукам не по нраву. Во всяком случае, зеленый лесной свет на прогалинке был чуть поярче, полог ветвей над головой не такой густой, а сами ветки не такие страшные, и путники могли отдохнуть и перевести дух.

Сначала они просто лежали, тяжело дыша, не говоря ни слова. Но потом начались расспросы. Гномы хотели, чтобы Бильбо как следует разъяснил фокус с исчезновением, а история про кольцо их так заинтересовала, что на время они позабыли о своих бедах. Балин даже потребовал, чтобы хоббит заново пересказал все приключение с Голлумом и загадками, – но так, чтобы кольцо оказалось в рассказе на своем месте. Однако вскоре стало смеркаться, и сразу посыпались другие вопросы. Где мы? где тропа? где взять еду? и вообще что делать? – вопрошали все гномы наперебой, явно ожидая ответа от Бильбо. Как видите, они резко переменили свое мнение о мистере Бэггинсе и прониклись к нему большим уважением (как и предсказывал Гандальв). Они и правда надеялись, что Бильбо предложит какой-нибудь необыкновенный спасительный план, а не просто ворчали, не зная, как быть. Гномы прекрасно понимали, что, если бы не Бильбо, они все вскоре расстались бы с жизнью, и благодарили хоббита вновь и вновь. Некоторые даже встали и поклонились ему до земли, хотя сразу рухнули наземь от слабости, не устояв на ногах, и еще долго были не в силах подняться. Узнав правду о том, как хоббит ухитрился исчезнуть, гномы ни в коей мере не утратили почтения к Бильбо: они увидели, что, кроме кольца и удачи, у него еще есть смекалка, а ведь и то, и другое, и третье – очень полезные вещи в странствии. Они восхваляли Бильбо на все лады, и в конце концов хоббит и впрямь ощутил себя смелым искателем приключений, хотя если бы удалось поесть, он чувствовал бы себя гораздо храбрее.

Но есть было нечего, и у путников совсем не осталось сил бродить по лесу и разыскивать, чем утолить голод, или искать потерянную тропу, – а ничего другого измученный хоббит не мог придумать. Он просто сидел, глядя в нескончаемый лес, и молчал, – и мало-помалу остальные тоже примолкли и закрыли глаза. Только Балин еще бурчал и посмеивался себе под нос:

– Голлум! Вот оно что! А я-то думал, как же он прошмыгнул мимо меня! Понятно, понятно!.. Пробрался, говорит, потихоньку… Вот оно как, мистер Бэггинс! «Потерял кучу пуговиц!..» Славный старина Бильбо… Бильбо… бо… бо… бо… – Тут Балин тоже заснул.

Долгое время царила полная тишина. Вдруг Двалин открыл глаза и огляделся.

– Где Торин? – проговорил он.

Это был страшный удар. И правда, их осталось всего тринадцать – двенадцать гномов и хоббит. Куда же делся Торин? Какая злая участь постигла его? Одолело ли его чародейство или темные твари? Гномы и Бильбо, затерянные в лесу, боялись даже подумать об этом. Вечер перешел в черную непроглядную ночь. Один за другим путники забылись тревожным сном, полном страшных видений. И тут мы оставим их до поры, пока они спят, слишком усталые и измученные, чтобы назначить караульных или хотя бы по очереди нести стражу.

А между тем Торин попал в плен. Помните, как Бильбо впал в забытье, едва только очутился на поляне при свете факелов и костра? В следующий раз, когда к кострам вышел Торин, свет тоже мгновенно померк, и гном упал как подкошенный, оказавшись во власти чар. Он спал и ничего не слышал – ни криков своих соратников, потерявших друг друга в ночи, ни воплей о помощи, разносившихся по лесу, когда гномов скрутили и уволокли пауки, ни шума сражения с пауками на следующий день. Потом Торина подобрали лесные эльфы, связали и унесли.

Разумеется, пирующие были Лесными Эльфами. Они не жестоки, и в них нет зла, просто они не доверяют чужестранцам. Их чары могущественны, но даже во времена Бильбо Лесные Эльфы старались не показываться на глаза чужакам. Они были совсем не такими, как Высшие Эльфы Запада; они были гораздо опасней и не так мудры, – ибо почти все Лесные Эльфы (и их сородичи, странствующие по горам и холмам) вели род от древних племен, не видевших берегов Фэери. К тем берегам, на Запад, ушли Эльфы Воздуха, Эльфы Земли и Эльфы Моря и жили там долгие века, обретая величие, мудрость и мастерство, оттачивая свое искусство и чары в создании дивных творений невиданной красоты, пока некоторые не вернулись назад, в Большой Мир. Лесные Эльфы остались жить в Большом Мире в сумерках наших Луны и Солнца, но больше любили свет звезд. Они бродили по бескрайним величественным лесам тех земель, которых давно уже нет; им нравилось жить на опушках, чтобы ездить в лес на охоту или скакать по долинам и гулять по лугам при луне и звездах, а после прихода Людей им все больше по сердцу делался ночной сумрак. Но все-таки они были и поныне остались эльфами, то есть Добрым Народом.

В большой пещере у восточной границы Мирквуда, в нескольких милях к западу от края леса, в те времена жил самый могущественный король лесных эльфов. Возле его пещеры, перед огромными каменными воротами, протекала река, сбегавшая с гор в глубине леса и катившая свои воды к болотистым низменностям у подножия холмов, высившихся на опушке. Пещера была обширная и глубокая: из громадного главного зала открывались бесчисленные гроты, во все стороны разбегались галереи и переходы в другие залы, но коридоры уходили не так далеко под землю, как гоблинские туннели, и здесь было не так душно, не так опасно и гораздо светлее. Вообще-то почти все подданные короля жили и охотились в окрестных лесах, дома и хижины строили под деревьями или на ветках и больше других деревьев любили буки. Пещера же служила королевским дворцом, сокровищницей и крепостью на случай войны.

Тут же находились и темницы для пленников – и сюда лесные эльфы приволокли Торина. Эльфы не слишком с ним церемонились: они не любили гномов и думали, что поймали врага. В древности у них были войны с гномами, которых эльфы обвиняли в краже своих сокровищ. Справедливости ради нужно сказать, что гномы объясняли все по-другому: они, дескать, взяли лишь то, что им причиталось по праву, ибо король эльфов дал им в работу золото и серебро, а потом отказался платить. У короля эльфов была одна слабость: ему нравились драгоценности, особенно серебро и сверкающие белые камни. У него во дворце хранилось немало прекрасных вещей, но ему все время хотелось большего, и он мечтал, чтобы его сокровища не уступали богатствам прочих эльфийских лордов. Его народ не добывал руду, не работал с металлом и самоцветами, не любил торговать или возделывать землю. Любой гном это знал, хотя род Торина не имел никакого отношения к древней распре, которую я помянул. Поэтому Торин пришел в самое скверное расположение духа, когда с него сняли чары и он, очнувшись, увидел, как с ним обошлись, – и, кроме того, он решил, что не скажет ни слова про золото и драгоценные камни.

Его привели к королю, и тот, сурово глянув на гнома, начал его допрашивать. Однако Торин на все вопросы отвечал лишь одно: что он умирает от голода.

– Зачем вы со своим отрядом трижды напали на моих подданных во время праздника? – спросил король.

– Мы не нападали, – отвечал Торин. – Мы подошли попросить еду, потому что умирали от голода.

– Где сейчас ваши друзья и что они делают?

– Не знаю, думаю, они где-то в лесу умирают от голода.

– Что вы делали в лесу?

– Искали себе питье и пищу, потому что умирали от голода.

– Но зачем вы вообще явились сюда, в лес? – в гневе спросил король.

Тут Торин поджал губы и не пожелал отвечать.

– Хорошо! – произнес король. – Увести его и держать под замком, пока он не скажет правду, и пусть сидит хоть сто лет!

Эльфы связали Торина, отвели в подземелье и заперли в одной из дальних пещер с крепкой деревянный дверью. Узнику дали вдоволь еды и питья, хоть и не очень изысканных, ибо лесные эльфы – не гоблины, и даже со злейшими своими врагами, попавшими в плен, они обращались вполне милосердно. Они считали, что из всех живых существ только чудовищные пауки не заслуживают никакой жалости.

Бедный Торин сидел в королевской темнице. Воздав должное мясу, хлебу и воде, он подумал о своих несчастных друзьях, гадая, какая судьба их постигла. Вскоре он это узнал, но речь о том впереди, в следующей главе, повествующей о новом приключении, когда хоббит вновь показал, на что он способен.

Глава 9. Спасительные бочки

На другой день после сражения с пауками Бильбо и гномы предприняли последнюю отчаянную попытку выбраться из леса до того, как умрут от жажды и голода. Они встали и, пошатываясь, побрели в ту сторону, где, по мнению восьми путешественников из тринадцати, проходила тропа, – но им не довелось выяснить, так ли это. Сумрачный лесной день подходил к концу, сменяясь в очередной раз кромешным ночным мраком, как вдруг со всех сторон вспыхнули огоньки факелов, будто сотни багряных звезд. Из темноты выскочили лесные эльфы с луками и копьями и приказали гномам остановиться.

О том, чтобы сопротивляться, не могло быть и речи. Даже если бы гномы и не оказались в таком безвыходном положении, что сочли за лучшее попасть в плен, все равно с их единственным оружием – небольшими ножами – они бы не выстояли против эльфийских лучников, в темноте попадавших стрелой в птичий глаз, и путники просто сели на землю, ожидая, что будет дальше. Все, кроме Бильбо: хоббит быстро надел свое кольцо и тихонько отступил в сторону. Поэтому, когда эльфы связали и пересчитали пленников, выстроив их цепочкой, невидимый хоббит остался несосчитанным.

И поскольку его не было ни видно, ни слышно, то эльфийские воины, которые потащили пленников в лес, так и не догадались, что Бильбо крадется за ними, стараясь держаться подальше от света факелов. Гномам завязали глаза, хотя, по правде сказать, никакой разницы не было: даже Бильбо, смотревший по сторонам, не разбирал во мраке, куда их ведут, и в любом случае ни хоббит, ни гномы не знали, где они находились, когда их поймали. Бильбо еле поспевал за мерцавшими впереди факелами: король приказал эльфам спешить, и они заставляли измученных гномов идти так быстро, как те только могли. Вдруг факелы остановились, и хоббит нагнал эльфов возле моста, переброшенного через темную, могучую и быструю реку. На противоположной стороне, в склоне крутого холма, поросшего лесом, открывались ворота подземного дворца. Величественные буки спускались с холма до самого берега, корни свешивались прямо в воду.

Эльфы со своими пленниками пошли через мост, однако Бильбо помедлил: ему не понравился зияющий вход в подземелье. Но в конце концов хоббит все же собрался с духом, решив, что не бросит друзей, – и едва он успел проскочить вслед за последними эльфами, как большие королевские ворота у него за спиной с грохотом захлопнулись.

Переходы и галереи подземного дворца освещал красноватый свет факелов. Эльфы-стражи пели, шагая по гулким извилистым коридорам, расходившимся в разные стороны. Коридоры были совсем не такие, как в гоблинских логовищах: здесь и дышалось легче, и сами ходы были покороче и не так глубоко под землей. В просторном зале с колоннами, вырубленными прямо из первозданного камня, на резном деревянном троне восседал Король Лесных Эльфов. На голове у него красовалась корона из ягод и красных листьев, ибо на смену лету уже пришла осень. Весной он обычно носил корону из лесных цветов. В руке у него был резной дубовый посох.

Пленников привели к королю. Тот окинул их мрачным взглядом, но велел развязать, поскольку увидел, что гномы измучены и усталы.

– Тем более что веревки здесь не нужны, – сказал он. – Кто сюда попал – тому не сбежать через мои волшебные ворота.

Он долго и обстоятельно расспрашивал гномов, кто они, откуда, куда направляются и зачем, но узнал от них не больше, чем от Торина. Они были злы и угрюмы и держались, прямо скажем, невежливо.

– Что мы такого сделали, о король? – спросил Балин, который теперь остался старшим из гномов. – В чем наша вина? В том, что мы заблудились в лесу, терпели голод и жажду и попались паукам в сети? Или пауки – это ваши ручные зверушки, ваши слуги, что вы сердитесь, узнав, как мы с ними разделались?

Конечно, от такого вопроса король еще больше разгневался.

– Ваша вина – в том, что вы без позволения ходите по моим землям! – ответил он. – Не забывайте, что это мое королевство, и дорогу, по которой вы шли, проложил мой народ. В лесу вы трижды подстерегали моих подданных, и пытались испортить праздник, и перебудили пауков шумом и криками. После того, что вы здесь учинили, я имею полное право знать, что привело вас сюда! Не желаете говорить сейчас – я буду держать вас в темнице до тех пор, пока вы не образумитесь и не научитесь вести себя, как подобает!

И он приказал запереть гномов поодиночке, напоить и накормить, но никого не выпускать, пока хоть один не согласится открыть всю правду об их путешествии. Однако он не сказал гномам, что Торин тоже у него в плену. Обнаружил это Бильбо.

Бедный мистер Бэггинс! Как томительно тянулись для него дни, пока он жил здесь один-одинешенек, без конца прячась, не смея ни на миг снять свое кольцо, едва осмеливаясь изредка где-нибудь прикорнуть, – разве что в самых дальних и темных закоулках. От нечего делать он стал бродить по окрестностям королевского дворца. Ворота запирались с помощью чар, но Бильбо ухитрялся время от времени выбираться наружу, хотя для этого требовалась немалая прыткость. Лесные эльфы, иногда во главе со своим королем, порой выезжали из дворца на охоту или отправлялись по другим делам в лес или в восточные пустоши, и тогда Бильбо, проявляя чудеса ловкости, проскальзывал за ворота следом за ними. Он сильно рисковал: за спиной последнего из эльфов каменные створки со стуком смыкались и несколько раз чуть не прихлопнули хоббита, – но идти рядом с эльфами Бильбо боялся, зная, что его тень видна (пусть даже слабая и неясная в свете факелов). Кроме того, он боялся, что кто-нибудь нечаянно толкнет его и обнаружит. Однако когда хоббит все же оказывался в лесу, что случалось не слишком часто, он просто слонялся без цели. Он не хотел бросать гномов, да, собственно, и не знал, что ему делать без них и куда идти. Бильбо все равно не мог угнаться за эльфами-охотниками, чтобы проследить их пути в лесной чаще, поэтому так и не нашел дорогу к опушке. Он бродил по лесу, страшась заблудиться, и поджидал случая вернуться в пещеру. Вдобавок в лесу он всегда голодал, поскольку совсем не умел охотиться, а во дворце ему удавалось добыть себе пропитание, таская припасы из кладовых или еду со стола, если рядом никого не было.

«Я точно неумелый взломщик, который не знает, как выйти, и с тоски грабит один и тот же дом день за днем, – сокрушался Бильбо. – Это самое скучное, самое глупое приключение в нашем злосчастном походе, будь он неладен! Как я устал! Как я хочу домой, к себе в нору, к теплому камину и светлой лампе!» Еще он хотел бы как-нибудь послать весточку магу – чтобы тот пришел и всех спас, но об этом, конечно, нечего было и думать. И в конце концов Бильбо волей-неволей понял: если здесь кто-нибудь что-нибудь сделает, то только он сам, мистер Бэггинс, один, без посторонней помощи.

За пару недель, украдкой шныряя по пещерам, следя за стражниками, используя всякий удобный случай что-нибудь разузнать, Бильбо выведал, где именно заперты гномы. Он разыскал все двенадцать каморок в разных концах дворца и вскоре выучил к ним дорогу. Каково же было его изумление, когда однажды, подслушав разговор стражей, он выяснил, что во дворце есть еще один узник, еще один гном, – в самом глубоком подземелье. Бильбо, разумеется, догадался, что это Торин, и так оно и оказалось, – хотя далеко не сразу хоббиту удалось его отыскать, подобраться к дверям темницы, чтобы поблизости никого не было, и перекинуться парой слов с предводителем гномов.

Бедный Торин так истомился в подземелье, что устал негодовать на свою злую судьбу и начал подумывать, не открыть ли королю эльфов всю правду о походе за сокровищами (видите, как он пал духом), как вдруг услышал за дверью тихий голосок Бильбо. Торин просто не поверил своим ушам. Но затем, убедившись, что слух его не обманывает, он подошел к двери и долго шептался с хоббитом через замочную скважину.

После этого Бильбо тайком передал остальным узникам слова Торина: пусть гномы знают, что их предводитель тоже здесь, в плену, и пусть все держат язык за зубами – по крайней мере, пока, до особого распоряжения, – чтобы король не прознал, зачем они выступили в поход. Ибо Торин обрадовался и воодушевился, услышав, как хоббит спас его соратников от пауков. Он вновь решил, что не скажет ни слова про золото и не станет обещать королю эльфов, что в обмен на свободу поделится с ним своими сокровищами, пока остается возможность выбраться из плена другим путем, – иными словами, пока есть надежда, что многоуважаемый мистер Невидимый Бэггинс (к которому Торин теперь проникся глубочайшим почтением) придумает какой-нибудь хитрый план.

Остальные гномы во всем согласились с Торином. Они тоже полагали, что каждому достанется гораздо меньше сокровищ (а гномы по-прежнему считали сокровища своими, хотя сами сейчас сидели под замком в подземелье, а дракон пока был живехонек), если придется делиться с лесными эльфами. Кроме того, гномы верили, что Бильбо обязательно что-нибудь придумает. Как видите, все вышло именно так, как и предсказывал Гандальв, – возможно, он даже рассчитывал, что так оно и случится, если оставить гномов одних.

Однако Бильбо, в отличие от гномов, особенно ни на что не надеялся. Ему не нравилось, что от него одного зависит, удастся ли им спастись. Он предпочел бы, чтобы маг был рядом. Но увы, скорее всего, сейчас между ними лежал весь необъятный сумрачный Мирквуд. Бильбо ломал-ломал себе голову над тем, что бы такое придумать, пока не почувствовал, что голова скоро лопнет, – но блестящий план никак не являлся. Кольцо-невидимка – великолепная штука, но оно только одно, а друзей – четырнадцать. Однако в конце концов, как вы, наверное, догадались, Бильбо вызволил гномов из плена, и вот как это произошло.

Как-то раз, шмыгая по дворцовым коридорам и закоулкам, Бильбо обнаружил чрезвычайно интересную вещь: большие ворота не были единственным входом в пещеру! В одном месте под нижними этажами дворца протекал полноводный ручей, дальше к востоку впадавший в Лесную реку, которая огибала высокий холм с его волшебными каменными дверями. И там, где подземный ручей выбегал из-под холма наружу, были еще одни ворота. Каменный свод здесь почти касался воды, и с него до самого дна опускалась решетка, чтобы никто не мог ни пробраться по ручью во дворец, ни выбраться оттуда. Однако решетку часто поднимали, потому что через нижние ворота велась оживленная торговля. Если бы кто-то проник этим путем во дворец, он оказался бы в темном туннеле, пробитом водой глубоко под холмом, но там, где ручей протекал под пещерами, в каменном потолке туннеля был вырублен люк, закрывавшийся тяжелой дубовой двустворчатой крышкой. Створки распахивались из туннеля наверх, в королевские погреба. В погребах стояло видимо-невидимо бочек, ибо лесные эльфы, и в особенности их король, любили доброе вино, хоть виноград в их земле не рос. Вино, как и некоторые другие товары, лесные эльфы получали издалека, от своих родичей с юга, или из еще более дальних мест, с виноградников, которые возделывали люди.

Прячась за большой бочкой, Бильбо наткнулся на крышку люка и понял, зачем она нужна, – тогда он задержался в погребе, послушал разговоры королевских слуг и узнал, как во дворец попадает вино и другая снедь. Оказывается, сначала товары из дальних краев доставляли по рекам или по суше к Долгому Озеру. Видимо, на Долгом Озере все еще жили люди. Их город стоял на сваях прямо в воде, подальше от берега, чтобы любым врагам, и в особенности дракону Одинокой Горы, было труднее к нему подступиться. Из Озерного Города бочки с товаром переправляли в королевский дворец по Лесной реке. Иногда их грузили на баржи, а иногда просто связывали в большие плоты, которые гнали вверх по реке при помощи шестов или весел.

Когда бочки освобождались, эльфы сбрасывали их в люк, затем поднимали решетку нижних ворот, и бочки, покачиваясь на волнах, уплывали вниз по течению, – река несла их к востоку и в конце концов прибивала к мыску у самой опушки Мирквуда. Здесь бочки собирали, связывали вместе и сплавляли в Озерный Город, стоявший неподалеку от того места, где Лесная река впадала в Долгое Озеро.

Какое-то время Бильбо сидел и раздумывал, нельзя ли воспользоваться этим люком и нижними воротами для побега, и наконец у него вроде бы созрел отчаянный план.

Эльфы только что разнесли пленникам ужин. Стражи забрали факелы и ушли, и Бильбо остался в темноте. И тут он услышал, как в коридоре дворецкий приветствует капитана стражи.

– Пойдем со мной, – предложил дворецкий, – попробуем новое вино, которое только что привезли. Нынче мне предстоит потрудиться, освободить погреба от пустых бочек. Давай выпьем немного, чтобы работа спорилась.

– Давай, – согласился капитан стражи. – Проверим, годится ли твое вино для королевского стола. Сегодня ночью во дворце пир, не пристало подавать королю неизвестно что!

Бильбо даже затрясло от волнения: он понял, что ему сопутствует удача и можно попытаться немедленно привести в исполнение свой отчаянный замысел. Хоббит пошел следом за эльфами, которые свернули в один из маленьких погребов. Там эльфы уселись за стол, достали два больших кубка, начали пить и весело смеяться. О да, немыслимая удача сопутствовала Бильбо! Только самое лучшее вино способно одурманить лесного эльфа, – но вино, которое пили дворецкий и капитан стражи, похоже, оказалось совершенно особенным: то было крепкое пьянящее вино из прославленных виноградников Дорвиниона. Оно не предназначалось для воинов короля или его слуг – его подавали лишь на королевских пирах и разливали в небольшие изящные чаши, а не в такие огромные кубки, как у дворецкого.

Вскоре капитан стражи стал клевать носом, потом уронил голову на стол и крепко заснул. Дворецкий продолжал весело болтать и смеяться, не замечая, что его друг уже спит, но затем голова его тоже склонилась к столу и он захрапел на пару с капитаном стражи. Тогда хоббит осторожно прокрался в комнату. Скоро огромная связка ключей, принадлежавшая капитану, очутилась у Бильбо, и хоббит со всех ног помчался по коридорам к каморкам гномов. Ключи казались Бильбо невероятно тяжелыми. Как он ни старался, связка все равно громыхала у него в руках, и хотя на пальце у хоббита было кольцо, он холодел от ужаса всякий раз, когда ключи бряцали.

Первой хоббит открыл дверь в каморку Балина и, как только гном вышел, вновь тщательно ее запер. Конечно, Балин не мог прийти в себя от изумления. Он был совершенно счастлив, что выбрался наконец из надоевшего тесного каменного закутка, но сразу же захотел задать Бильбо кучу вопросов, узнать, что тот задумал, что происходит, и вообще все.

– Нет времени объяснять! – прошептал хоббит. – Иди за мной, ни о чем не спрашивай! Нужно держаться всем вместе, а то страшно подумать, что может случиться. Бежать должны сразу все – или никто. Другого случая у нас не будет. Если сейчас нас поймают, то никому не известно, куда вас засадит король, да еще, верно, прикажет всех заковать по рукам и ногам. Будь добр, не спорь со мной!

Бильбо перебегал от одной двери к другой, и наконец рядом с ним собралось двенадцать гномов – и, прямо скажем, они не слишком-то были способны бесшумно порхать по коридорам, да еще в темноте, после долгого сидения в тесных каморках. У Бильбо каждый раз замирало сердце, когда они налетали друг на друга впотьмах, охали и ворчали себе под нос. «Да чтоб им всем пусто было, косолапым гномам!» – с отчаянием думал хоббит. Но все шло хорошо, и стражей они не встретили. Дело в том, что во дворце и в окрестных лесах этой ночью справляли осенний праздник, и почти все подданные короля эльфов пировали и веселились.

Наконец Бильбо и гномы добрались до темницы Торина, располагавшейся в самом глубоком подземелье дворца и, к счастью, неподалеку от погребов.

– Клянусь честью! – произнес Торин, когда Бильбо шепотом окликнул его и позвал выйти к друзьям. – Гандальв был, как всегда, прав! Вы взломщик что надо, пришло время, когда вы себя показали! Клянусь, отныне мы все и всегда к вашим услугам, что бы там ни случилось. Но куда теперь?

Бильбо решил, что пришла пора объяснить друзьям, насколько возможно, что он такое задумал. Он понятия не имел, понравится ли его план гномам, и его опасения полностью оправдались: гномам план ни капельки не понравился. Забыв об осторожности, они громко запротестовали.

– Мы расшибемся, покалечимся и вдобавок утонем! – ворчали они. – И о чем только ты думал, когда крал ключи? Это не план, а какой-то бред!

– Ну и пожалуйста! – сказал огорченный Бильбо с обидой. – Возвращайтесь в свои милые чуланчики, и я вас опять запру! Сидите там сколько угодно в тепле и уюте, придумывайте план получше. Только вряд ли я сумею еще раз украсть ключи, даже если мне этого захочется.

Тут гномы опомнились и приумолкли. Разумеется, им пришлось согласиться с Бильбо. Ничего другого не оставалось: они не сумели бы ни пробраться к выходу через верхние залы, ни пробиться через ворота, хранимые чарами, – и без толку было ворчать в темноте, когда следовало поторапливаться, пока их вновь не схватили. В конце концов гномы осторожно направились в нижние погреба вслед за хоббитом. Они миновали открытую дверь, за которой по-прежнему сладко спали дворецкий и капитан стражи, безмятежно похрапывая и улыбаясь во сне. Вино Дорвиниона усыпляет на редкость крепко и дарит приятные сны. Но завтра у капитана стражи будет совсем другое лицо! Правда, добросердечный Бильбо по пути в погреба потихоньку подкрался к спящим и повесил ключи капитану на пояс.

«Зачем ему лишние неприятности, – подумал мистер Бэггинс. – Он не злой и не был суров с пленниками. А как они все удивятся! Подумают, что мы прошли сквозь закрытые двери и исчезли с помощью волшебства. Исчезли! Нет, для этого нужно еще многое сделать, да побыстрее!»

Балину велели караулить дворецкого с капитаном и, если те шевельнутся, поднять тревогу. Все остальные прошмыгнули в соседний погреб с люком и бочками. Нельзя было терять ни минуты. Бильбо знал, что скоро сюда придут эльфы, которым приказано помочь дворецкому выбросить из кладовых пустые бочонки и кадки, – и в самом деле, бочки, которые надлежало отправить вниз по ручью, уже стояли посреди погреба. Бочонки из-под вина не годились: их днища было нелегко выбить, не наделав шума, и еще трудней приладить назад. Но рядом стояли другие бочки, в которых во дворец доставляли всевозможную снедь, масло, яблоки и все прочее.

Беглецы быстро отыскали тринадцать подходящих бочек такого размера, чтобы в них мог поместиться гном. Некоторые оказались даже слишком просторными – забираясь туда, гномы с тревогой думали, как их будет трясти и швырять, хотя Бильбо изощрялся вовсю: нашел солому и какую-то ветошь и устроил своих друзей поудобнее, насколько это было возможно в такой спешке. Наконец двенадцать гномов залезли в бочки. Больше всего хлопот доставил Торин: он дольше всех приноравливался к своей кадке, ворочался и ворчал, как большая собака, попавшая в маленькую конуру, а Балин, которого Бильбо упаковывал последним, поднял страшный шум, утверждая, что ему не хватает отдушин, и жаловался, что задыхается, хотя хоббит еще не наложил крышку. Бильбо постарался поплотней заткнуть все щели в бочках, тщательно закрыл крышки и теперь, оставшись в одиночестве, метался туда-сюда и закупоривал последние дырочки в отчаянной надежде, что это безумное предприятие закончится благополучно.

Он успел как раз вовремя! Через пару минут после того, как Бильбо закупорил бочку Балина, в коридоре послышались голоса и замелькали огни факелов. В погреб, смеясь, напевая и перебрасываясь шутками, явились эльфы. Они оставили веселое пиршество в одном из верхних залов дворца и хотели как можно скорее вернуться назад.

– А где же старина Галион, где дворецкий? – воскликнул один. – Я что-то не видел его нынче вечером за столом. Пора бы ему заглянуть сюда и сказать нам, что делать.

– Если старый лентяй опоздает, я ему этого не спущу! – заявил другой. – Не желаю попусту тратить время в его погребах, когда наверху песни в самом разгаре!

– Ха-ха-ха! – послышался смех. – Старый плут спит в обнимку со своим кубком! И капитан тоже! Эти друзья устроили пир на двоих!

– Буди его! Веди его! – нетерпеливо закричали остальные.

Галиону совсем не понравилось, что его разбудили, растормошили и вдобавок подняли на смех.

– Вы бы еще позже пришли! – возмутился он. – Я вас ждал, ждал, а вы там пили и веселились, и думать забыли о делах! Нечего удивляться, что я заснул, устав вас дожидаться!

– Нечего удивляться, когда причина ясна! – отвечали они. – Вот она, в кубке! Дай-ка нам твоего снотворного зелья, и примемся за работу! А ключарь пусть спит. Он, похоже, свое уже получил.

Эльфы пустили кубки по кругу и еще больше развеселились, но головы не потеряли.

– Помилуй, Галион! – раздались голоса. – Ты так долго пировал, что все перепутал! Ты же поставил полные бочки вместе с пустыми! Они такие тяжелые, что просто из рук валятся!

– Делайте свое дело! – отрезал дворецкий. – Кто на ногах не стоит, у тех все из рук валится! Какие надо бочки, такие я и поставил! Нечего со мной спорить!

– Ну хорошо, – согласились остальные и покатили бочонки к люку. – Тебе отвечать, коли королевские кадки с маслом и лучшее королевское вино уплывут по реке и достанутся людям Озера в подарок!

Эй, кати-кати-кати!
Прямо в речку – плюх! – лети!
Эй, вертись-вертись живей!
И плыви-плыви скорей!

Так пели эльфы, и первая бочка, громыхая, подкатилась к люку и отправилась вниз, в темный туннель, пролетела несколько футов и с громким всплеском плюхнулась в холодную воду. За ней последовала вторая, третья… Некоторые бочки были пустыми, в каких-то сидел тщательно законопаченный гном, но все они одна за другой падали в люк, валились друг на друга, шлепались в воду, со стуком бились о стенки туннеля, с треском сталкивались, толкались, крутились и уплывали вниз по течению.

И тут Бильбо наконец понял, что в его плане есть одно слабое место! Скорее всего, вы давно уже это заметили и посмеиваетесь над хоббитом – но еще неизвестно, что бы вы сами придумали в такой ситуации. Да, разумеется: Бильбо не успел залезть в бочку, а даже если бы и успел, все равно некому было заткнуть щели и закрыть крышку! Казалось, на этот раз он навсегда потеряет друзей (почти все бочки с гномами уже исчезли в темном туннеле) и останется один-одинешенек во дворце лесных эльфов, чтобы до конца своих дней шнырять по пещерам и воровать. Ведь даже если бы он сумел убежать через главные ворота, он бы вряд ли нашел гномов. Хоббит не знал, как добраться сушей до того места, где бочки выбрасывало на берег. Он боялся даже подумать, что станет с гномами без него: ведь он не успел рассказать им все, что узнал, и объяснить, что он собирается предпринять, когда они выберутся из леса.

Пока Бильбо в ужасе думал обо всем этом, эльфы, стоявшие около люка, продолжали веселиться и петь, а другие тем временем поспешили к нижним воротам, чтобы поднять решетку и выпустить скопившиеся в подземном ручье бочки наружу.

Уплывайте в час заката
В край, где были вы когда-то,
Из глухих подземных залов,
Мимо гор, где дремлют скалы,
Где парят над лесом птицы,
Где в оврагах тьма таится,
И, покинув тени гор,
Выплывайте на простор.
Вдаль плывите беззаботно
Мимо камышей болотных,
Сквозь вечерние туманы,
Что ложатся на поляны,
Вдаль спешите чередою
За летучею звездою.
Вплоть до самого восхода
По шумливым быстрым водам
Поспешайте друг за другом
Дальше, к югу, дальше – к югу!
Мимо сел и мимо башен,
Мимо пастбищ, мимо пашен,
К тем садам в краю холмистом,
Где на солнце гроздь душиста
Зреет в радость всей округе —
Там, на юге! Там, на юге!
Уплывайте в час заката
В край, где были вы когда-то!

Наконец к люку подкатили последний бочонок! В полном отчаянии и в совершенной растерянности бедный маленький Бильбо обхватил его руками и полетел в люк. Плюх! – он шлепнулся в холодную темную воду, и бочонок оказался сверху.

Бильбо вынырнул, отфыркиваясь и цепляясь за свою бочку, как крыса, но, как ни старался, не мог на нее вскарабкаться, – бочка всякий раз переворачивалась, и хоббит снова оказывался под ней. Бочка была пустая и плыла как пробка. В уши Бильбо попала вода, но он все еще слышал, как эльфы поют наверху в погребе, и вдруг створки люка со стуком сомкнулись, и наступила тишина. Бильбо остался один в ледяной воде в темном туннеле – ведь нельзя считать, что друзья рядом, когда все они плотно законопачены в бочках.

Вскоре впереди в темноте открылся серый просвет. Бильбо услышал скрип: решетка нижних ворот поднималась. Бочки подпрыгивали и теснились, стремясь проскочить в арку и выбраться из туннеля, и хоббит угодил в самую толчею. Он уворачивался как мог, чтобы его не затерло бочками и не раздавило в лепешку, но постепенно толкучка прекратилась, бочки одна за другой выплывали из-под каменной арки, и ручей уносил их прочь. И тут Бильбо увидел, что даже если бы ему удалось оседлать свой бочонок, все равно бы из этого ничего хорошего не получилось: у выхода потолок туннеля опускался чуть ли не к самой воде, и между бочкой и каменным сводом не оставалось места даже для хоббита.

Бильбо и бочки плыли вниз по ручью под нависающими ветвями деревьев, растущих по берегам с обеих сторон. Хоббит с тревогой подумал об остальных беглецах: как они там, не сильно ли протекают их бочки. Он заметил, что некоторые из бочек, покачивающихся на волнах в лесном сумраке рядом с ним, сидят глубоко в воде: видимо, в них-то и находились гномы.

«Надеюсь, что я плотно закрыл крышки!» – забеспокоился Бильбо. Но скоро ему стало не до того, чтобы волноваться о гномах, – приходилось думать о том, как бы не пропасть самому. Хоббит приноровился держать голову над водой, но дрожал от холода и гадал, не замерзнет ли насмерть, прежде чем ему выпадет случай выбраться из реки, и сколько он еще продержится, цепляясь за бочку, и не следует ли ему ее отпустить и попробовать вплавь добраться до берега.

Но удача не покидала его: вскоре несколько бочек, в том числе и бочонок Бильбо, попали в маленький водоворот, их отнесло течением к самому берегу, и там они ненадолго застряли, зацепившись за какую-то невидимую корягу. Бочонок Бильбо прижало к другой бочке, и он перестал крутиться. Тогда хоббит, воспользовавшись случаем, вскарабкался на бочонок, словно мокрая крыса, и растянулся наверху, раскинув руки и ноги, чтобы удержать равновесие. Ветер был довольно холодным, но не таким ледяным, как вода, и Бильбо надеялся, что не скатится со своего бочонка обратно в реку, когда бочки отправятся дальше.

Немного погодя бочки действительно тронулись с места, обогнули корягу, закружились, увлекаемые течением, и вскоре их опять вынесло на середину ручья. Как и предполагал Бильбо, держаться на бочке было невероятно трудно и неудобно, но он кое-как приспособился. К счастью, Бильбо был очень легкий, а бочонок – большой и тяжелый, к тому же в него через щели просочилось немного воды. Но все равно плыть верхом на бочонке оказалось немногим легче, чем скакать без уздечки и стремян на пузатом пони, который все время норовит поваляться по траве.

Таким образом мистер Бэггинс наконец добрался до мест, где лес стал не таким густым. Над черными кронами деревьев чуть более светлыми пятнами проглядывало ночное небо. Бочки вынесло на простор: темная лента ручья вливалась в Лесную реку, бегущую от королевских ворот. Деревья больше не затеняли сумеречную речную гладь, и в струящемся зеркале вод танцевали неровные отражения облаков и звезд. Быстрые воды Лесной реки прибили весь флот бочонков и бочек к крутому обрывистому северному берегу, где река вымыла широкую заводь с галечным пляжем. С восточной стороны заводи в реку выступал небольшой каменистый мыс. Почти все бочки выбросило на прибрежную отмель, хотя некоторые дотащило до мыса, и там они покачивались на волнах, колотясь о камни.

Поджидавшие на обрыве эльфы спустились к воде и, ловко орудуя шестами, согнали все бочки на мелководье, пересчитали, после чего обвязали веревкой и оставили до утра. Бедные гномы! Хоббиту повезло куда больше. Он соскользнул со своего бочонка, выбрался на сушу и, крадучись, направился к хижинам, видневшимся чуть в отдалении на берегу. Теперь он не колебался, когда представлялась возможность поужинать без приглашения, поскольку ему давно уже приходилось пробавляться чужим. Он по собственному горькому опыту знал, что значит быть голодным по-настоящему (а не просто из вежливости любопытствовать, какие лакомства лежат у хозяев в кладовке). Кроме того, за деревьями Бильбо заметил костер. Теплый огонек притягивал к себе хоббита, – ведь ему было так холодно в изодранной мокрой одежде!

Нет нужды подробно рассказывать, что делал Бильбо той ночью: поспешим дальше, ибо мы приближаемся к концу его путешествия на Восток и к последнему, самому главному приключению. Разумеется, поначалу волшебное кольцо, как всегда, помогло хоббиту, и сперва все шло хорошо, но потом Бильбо выдали капли, стекающие с одежды, и мокрые следы, которые оставались везде, где он присаживался или ходил. Вдобавок у него начался насморк, и прятаться стало бессмысленно, потому что он то и дело громко чихал, не в силах удержаться. Вскоре в деревушке на берегу реки поднялся переполох, но Бильбо убежал в лес, без разрешения захватив с собой каравай хлеба, кожаную флягу с вином и пирог с мясом. До утра пришлось коротать время мокрым, вдали от костра, но фляга с вином помогала согреться, и Бильбо даже немного вздремнул на куче сухих листьев, хотя осень уже вступила в свои права и ночи стояли холодные.

Проснулся он оттого, что очень громко чихнул. Светало. Издалека, с отмели, доносились шум, голоса и веселый смех. Эльфы сооружали плот из бочек, чтобы отправить их вниз по реке, к Озерному Городу. Бильбо еще раз чихнул. С него больше не капало, но хоббит продрог до костей. Затекшие окоченевшие ноги совсем не слушались, однако Бильбо поспешил на берег и успел как раз вовремя, чтобы забраться на плот. В общей суматохе его никто не заметил. К счастью, Бильбо не отбрасывал тени, поскольку солнце еще не взошло, и, по воле случая, долго не чихал.

Плотовщики налегли на шесты. Эльфы, стоявшие на мелководье, стали отпихивать плот от берега. Бочки заскрипели, толкая друг друга.

– Тяжеловаты что-то! – ворчали эльфы. – И сидят глубоко. Похоже, что не все пустые. Приплыли бы днем – надо было бы посмотреть.

– Сейчас некогда! – крикнули им с плота. – Толкайте!

И наконец плот закачался на волнах и поплыл, медленно огибая каменный мыс, – а с мыса другие эльфы подтолкнули его шестами, и мало-помалу плот вышел на середину реки, его подхватило течение и понесло – быстрее, быстрее, дальше и дальше, к Долгому Озеру.

Гномы выбрались из королевских темниц, и река вынесла их из леса, – но живы ли они там, в своих бочках, мы узнаем только в следующей главе.

Глава 10. Радушная встреча

Плот плыл по течению. День разгорался, становилось теплее. Вскоре по левому берегу потянулись каменистые холмы, и над рекой вздыбились крутые обрывы. В омутах у подножия скал кипели водовороты, вода пенилась у камней, словно морские волны у прибрежных утесов. И вдруг скалы кончились. Берега сгладились, деревья пропали, и вот что Бильбо увидел.

Просторная равнина раскинулась перед его глазами. Повсюду блестела вода: Лесная река разветвлялась на множество рукавов, и по всей равнине извивались ручьи, блуждающие среди болот и заводей со стоячей водой, бесчисленные островки усеивали водную гладь, – но могучая река по-прежнему бежала вперед по главному руслу. А вдали, касаясь темной вершиной клочковатого облака, вздымалась Гора! Отсюда не был виден ни ближайший к ней горный кряж на северо-востоке, ни его низкие отроги, тянущиеся в ее сторону. Лишь одинокий пик высился над окрестными землями, глядя поверх болот на лес. Одинокая Гора! Бильбо прошел такой долгий путь, пережил столько приключений, чтобы взглянуть на нее, – и как же она ему теперь не понравилась!

Но, прислушиваясь к беседе плотовщиков и складывая воедино обрывки сведений, проскальзывающие в разговоре, Бильбо в конце концов понял, что ему еще повезло, – большая удача, что он вообще увидел Одинокую Гору, хотя бы издали. На самом же деле, как ни тяжко жилось Бильбо в подземном дворце и сколь ни плачевно было его нынешнее положение (а о бедных гномах, томящихся в бочках, и говорить нечего), – в этот раз ему повезло даже больше, чем он думал. Разговор шел о торговых делах, о товарах, которые перевозили вверх-вниз по реке, о водном торговом пути, который в последние годы стал особенно оживленным, поскольку сухопутные дороги с востока к Мирквуду совсем заглохли, а то и вовсе пропали, и о спорах лесных эльфов с озерными жителями, кто и как должен заботиться о Лесной реке и ее берегах. Окрестности Долгого Озера сильно изменились с тех давних времен, уже ставших полузабытой легендой, когда под Горой жили гномы. А многое изменилось буквально за несколько лет, уже после того, как Гандальв в последний раз слышал новости с Долгого Озера. Реки, текущие на восток, вышли из берегов из-за высокого паводка и сильных ливней. Случилось два-три землетрясения (некоторые считали, что из-за дракона: о нем обычно говорили намеками, кидая в сторону Горы многозначительный взгляд, сопровождаемый невнятным проклятием). По берегам реки разрастались трясины и топи. Дороги исчезали среди болот, всадники и путники, пытавшиеся отыскать старые тропы, – тоже. Эльфийская тропа через лес, по которой гномы пошли по совету Беорна, на восточном конце совсем заросла. На Севере был только один надежный и безопасный путь от опушки Мирквуда на равнину под сенью Горы – по реке, которую охранял король лесных эльфов.

Так что, как видите, Бильбо в конце концов выбрался из леса по единственной возможной дороге. Наверное, ему было бы легче, если бы он узнал, что вести обо всем этом достигли Гандальва, и тот сейчас заканчивает свои другие дела (о которых в нашей истории речь не пойдет) и, тревожась за судьбу Торина и Компании, собирается идти их разыскивать. Но сидевший на бочках мистер Бэггинс, которого трясло от холода, ни о чем не догадывался.

Он только видел, что река, бегущая дальше и дальше, никак не кончается, и чувствовал, что ужасно голоден, что подхватил страшный насморк, и понимал, что ему совсем не нравится приближающаяся Гора: ему казалось, будто она поглядывает на него с угрозой, мрачно и хмуро. Но через какое-то время река повернула к югу, и Гора осталась в стороне, а ближе к вечеру болота закончились, берега стали каменистыми, все рукава и притоки Лесной реки слились в одно русло, и плот быстро помчался вперед, подхваченный могучим потоком.

Солнце уже село, когда река вновь свернула к востоку – и через широкое устье меж двух отвесных утесов, высящихся у кромки воды за полосой гальки, словно через ворота, вынесла плот в Долгое Озеро.

Какое громадное озеро! Бильбо думал, что только в море собирается столько воды. Долгое Озеро было такое широкое, что противоположный берег казался едва различимой узкой чертой, и такое длинное, что нельзя было даже разглядеть, как далеко оно простирается к северу, в сторону Горы. Только из карты Трора Бильбо знал, что на севере, там, где сейчас уже проступили в темнеющем небе звезды Ковша, в озеро впадает Бегущая река, на берегу которой прежде стоял город Дейл. Воды двух рек, Лесной и Бегущей, заполняли огромную впадину – вероятно, бывшую глубокую долину с каменными стенами – и, низвергаясь величественным водопадом на южном краю озера, бежали дальше, в неведомые земли. В вечерней тишине грохот водопадов разносился над неподвижной водой, сливаясь в непрерывный далекий гул.

Близ устья Лесной реки находился удивительный город, о котором говорили эльфы в королевских погребах. Его выстроили не на суше (хотя и на берегу виднелись кое-какие домики и амбары), а прямо на озере. От волн и водоворотов, возникавших в том месте, где в озеро впадала Лесная река, его защищал каменистый мыс, за которым лежала удобная спокойная бухта. Широкий деревянный мост вел с берега к вырубленным из цельных стволов прочным высоким сваям, на которых стоял большой деревянный город. Здесь жили не эльфы, а люди – те, кто посмел остаться на озере под сенью далекой драконьей горы. Они по-прежнему занимались торговлей и благоденствовали: товары с Юга везли по реке до водопадов, откуда их доставляли в город по берегу. Но в давние времена, когда на Севере процветал Дейл, жители Озерного Города были еще богаче и могущественнее, и по озеру сновали бесчисленные лодки, одни перевозили золото, а другие – вооруженных воинов, и в те далекие дни случались славные битвы и совершались необыкновенные подвиги, память о которых ныне осталась только в легендах. Истлевшие сваи прежнего величавого города виднелись вдоль берега, когда озеро в засуху мелело.

Многое забылось с тех пор, хотя некоторые люди еще пели старинные песни о королях гномов, Троре и Трайне из рода Дурина, о нападении дракона и гибели лордов Дейла. А кое-кто пел и о том, что когда-нибудь Трор и Трайн вернутся, и золото потечет рекой из ворот Горы, в окрестных землях зазвенят новые песни, и все будут веселиться и радоваться. Но эти радужные мечты не отвлекали жителей Озерного Города от насущных дел.

Как только в городе заметили плот, от причалов отошли лодки, гребцы окликнули плотовщиков, бросили им веревки, а потом налегли на весла; плот вытянули со стремнины Лесной реки и отвели за высокий скалистый мыс, в маленькую бухту Озерного Города. Там его пришвартовали к берегу неподалеку от моста. Вскоре по реке с юга прибудут торговцы, одни бочки заберут с собой, а другие наполнят своим товаром, и эльфы погонят их назад, вверх по Лесной реке, в королевский дворец. А пока плот оставили покачиваться на воде, и эльфы-плотовщики вместе с лодочниками отправились пировать в Озерный Город.

То-то они удивились бы, увидев, что происходит на опустевшем берегу под покровом ночи. Первым делом Бильбо перерезал веревки, удерживавшие одну из бочек, отцепил ее от плота, подогнал к берегу и открыл. Изнутри послышались жалобные стоны, и из бочки выполз совершенно несчастный гном. В свалявшейся бороде застряла мокрая солома, бедняга был весь в синяках и царапинах и едва мог стоять на одеревеневших ногах. Он кое-как доковылял по мелководью до берега и со стоном повалился на землю. По виду он напоминал косматого голодного пса, которого на неделю забыли на привязи в конуре. То был Торин – но узнать его вы бы могли разве что по золотой цепи на шее и по голубому капюшону, теперь грязному и рваному, с потускневшей серебряной кистью. Далеко не сразу он стал более-менее вежливо разговаривать с хоббитом.

– Ну и что, живы вы или нет? – сердито спросил Бильбо. Он, похоже, совсем забыл, что сам вчера вечером сытно поел, а сегодня, пока плыл на плоту, мог спокойно двигать руками и ногами и дышать свежим воздухом, а не сидел в душной закупоренной бочке. – Вы в плену или на свободе? Если хотите есть и если собираетесь продолжить свое дурацкое приключение – а оно, между прочим, ваше, а не мое! – то лучше похлопайте рукой об руку, разотрите ноги и, пока не поздно, помогите мне вытащить остальных!

Торин, конечно, понял, что Бильбо прав. Он покряхтел еще немного, поднялся и по мере сил постарался помочь хоббиту. Нелегко было отыскивать в темноте бочки с гномами, бродя по колено в холодной воде. На стук и оклики отозвались только шестеро. Их вытащили из бочек и кое-как довели до берега, и бедные гномы, вымокшие до нитки, с отбитыми боками, кряхтя и постанывая, уселись на землю, а некоторые просто повалились плашмя, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Им было так худо, что они пока не могли до конца осознать, что спасены, или сказать «спасибо».

Двалин и Балин пострадали больше других, и на их помощь рассчитывать не приходилось. Бифур и Бофур оказались посуше и поцелее, но они улеглись на землю и не пожелали двигаться с места. Зато Фили и Кили выдержали путешествие в бочках более-менее благополучно, – во-первых, по молодости лет (по гномьему счету), а во-вторых, потому что они были упакованы очень тщательно в маленьких бочонках с большим запасом соломы. Они отделались несколькими синяками, а затекшие руки и ноги скоро отошли.

– Ну, отныне я на дух не переношу яблок! – заявил Фили. – Ох, как пахло яблоками в моей бочке! Все время чуять яблочный дух, когда не можешь пошевелиться, промерз до костей и живот сводит от голода, – я чуть с ума не сошел! Кажется, я готов сейчас съесть что угодно и сколько угодно – но только не яблоко!

Фили и Кили охотно присоединились к Торину с Бильбо, и в конце концов им удалось отыскать и вытащить из бочек остальных гномов. Бедный толстяк Бомбур то ли спал, то ли лишился чувств. Дори, Нори, Ори, Ойн и Глойн наглотались воды и были чуть живы. Их всех по очереди перенесли на берег и уложили рядком – никто из них не мог даже пальцем пошевелить.

– Итак, мы на свободе! – произнес Торин. – Полагаю, мы должны возблагодарить свою счастливую звезду и мистера Бэггинса. Я уверен, что он вправе рассчитывать на нашу искреннюю признательность, хотя мне бы лично хотелось, чтобы он вызволил нас из дворца более удобным способом. Тем не менее – мы еще раз к вашим услугам, мистер Бэггинс. Разумеется, по-настоящему мы почувствуем, как мы вам благодарны, когда поедим и придем в себя. А пока – что следует предпринять?

– Я думаю, надо пойти в Озерный Город, – сказал Бильбо. – Что же еще?

Действительно, ничего другого не оставалось. Торин, Фили, Кили и хоббит покинули остальных гномов на берегу и направились к городскому мосту. Вход на мост охранялся, но воины несли стражу не слишком бдительно, потому что повода для беспокойства давным-давно не было и не предвиделось. Люди Озера жили в дружбе с лесными эльфами, если не считать возникавших изредка перепалок по поводу пошлин за пользование рекой, а других соседей у горожан не было. Некоторые юные маловеры из Озерного Города даже во всеуслышанье заявляли, что и в Одинокой Горе никакого дракона нет, и посмеивались над дедушками и бабушками, которые говорили, будто в молодости своими глазами видели его в небе. Поэтому неудивительно, что стражи пили и веселились у огня в караульне и не слышали ни возни возле бочек на берегу, ни шагов четырех нежданных гостей. Можете представить себе, как они изумились, когда Торин Дубовый Щит переступил порог!

– Кто вы такие, что вам надо? – закричали они, вскакивая и хватаясь за оружие.

– Я – Торин, сын Трайна, сына Трора, Короля Под Горой! – громко ответил Торин, и в эту минуту он и правда выглядел по-королевски, несмотря на свои рваные одежды и грязный капюшон. Золотая цепь сверкала у него на груди, золото поблескивало на поясе, темные глаза были непроницаемы и загадочны. – Я вернулся! Я желаю видеть главу вашего города!

У воинов просто голова пошла кругом. Самые бестолковые выбежали из караульни, словно они ожидали, что Гора уже сияет в ночи золотым блеском, а воды озера вот-вот заискрятся желтым огнем. Капитан стражи выступил вперед.

– А это кто? – спросил он, указывая на Фили, Кили и Бильбо.

– Сыновья дочери моего отца, – ответил Торин, – Фили и Кили из рода Дурина, и мистер Бэггинс, прибывший с запада вместе с нами.

– Если вы пришли с миром, положите оружие! – потребовал капитан.

– Мы пришли без оружия, – произнес Торин, и то была почти правда: лесные эльфы отобрали у гномов ножи, и прославленный меч Оркрист – тоже. У Бильбо, конечно, остался его клинок, как всегда, спрятанный под одеждой, но хоббит промолчал. – Тем, кто возвратился в свое королевство, как было предсказано встарь, нет нужды приходить с мечом! К тому же нас слишком мало, чтобы сражаться с вами. Ведите нас к главе города!

– Он на пиру, – сказал капитан.

– Тем более! – вмешался Фили, которому надоел высокий слог. – Мы устали после долгой дороги, мы хотим есть, нашим больным нужна помощь! Не тратьте времени, и хватит, наконец, разговоров, а то у вас могут быть неприятности, когда глава города обо всем узнает!

– Хорошо, следуйте за мной, – согласился капитан и под охраной шестерых воинов повел гостей через мост, за городские ворота, и дальше на главную торговую площадь. Собственно, главной площадью здесь тоже служило озеро: огромный круг тихой воды в центре города. Его обступали высокие дома на могучих сваях, а по краю площади были проложены просторные деревянные набережные, с которых к воде спускались многочисленные лестницы. Главный зал в самом большом доме сиял огнями, и оттуда слышался гул голосов. Путники вместе со стражами вошли внутрь и остановились, щурясь от яркого света и глядя на веселую толпу пирующих за длинными столами.

– Я – Торин, сын Трайна, сына Трора, Короля Под Горой! Я вернулся! – громко провозгласил Торин от самых дверей, прежде чем капитан стражи успел вымолвить хоть слово.

Все повскакивали с мест. Глава города тоже поднялся со своего кресла. Но больше всех изумились эльфы-плотовщики, сидевшие в дальнем конце зала. Они протолкались сквозь толпу к главному пиршественному столу и закричали:

– Это сбежавшие пленники нашего короля, это бродяги, которые не хотели сказать, кто они и откуда, и зачем шныряют по лесу и подкарауливают наших эльфов!

– Это правда? – спросил глава города. Вообще говоря, объяснения плотовщиков показались ему куда более правдоподобными, нежели речи о возвращении Короля Под Горой, даже если такой когда-нибудь и существовал на свете.

– Правда, что Король Эльфов без всякого на то основания захватил нас в плен, когда мы возвращались в свои исконные земли, и заточил в темницу, хотя за нами не было никакой вины, – ответил Торин. – Но тому, чему суждено случиться, не воспрепятствуют ни замки, ни засовы, ибо в старину было предсказано, что мы вернемся домой! Кроме того, ваш город не входит в королевство лесных эльфов. Я говорю с главой города Людей Озера, а не с плотовщиками эльфийского короля!

Глава Озерного Города заколебался и скользнул взглядом по лицам пирующих. Король Эльфов был самым могущественным правителем в окрестных землях, и главе города не хотелось с ним ссориться. К тому же он не придавал особого значения легендам и песням, а больше привык думать о торговых делах, пошлинах, грузах и золоте (благодаря этой полезной привычке он, собственно, и занимал свою высокую должность). Но остальные пирующие придерживались другого мнения, и вопрос быстро решился сам собой. Новости из пиршественного зала разлетелись по городу, как пожар. В зале и на улице загремели приветствия, с набережной послышался топот бегущих ног. Кто-то вспоминал на ходу строки из старых песен, где говорилось о возвращении Короля Под Горой (то, что вернулся не сам Трор, а его внук, поющих нисколько не волновало), другие подхватывали, и голоса громко разносились над озером.

Король страны подгорной,
Прозрачных быстрых вод
Вернется в зал свой тронный
И властвовать начнет.
Венца запляшут блики,
Ударят арфы в лад,
И песни дней великих
В чертогах зазвучат.
Рассеются туманы,
Качнет ветвями лес,
И золото фонтаном
Взметнется до небес.
Заблещет ярче солнце,
Всем горестям конец,
Когда король вернется
В подземный свой дворец.

Так пели жители Озерного Города – ну или примерно так, только куплетов было гораздо больше, и пока одни пели, другие помогали их песне громкими криками, а третьи играли на арфах и скрипках. Поистине подобного праздника в городе не помнили и седобородые старцы. Лесные эльфы тоже подивились происходящему и даже слегка испугались. Они ведь не знали, как Торину удалось бежать, и теперь подумывали, что их король допустил серьезную ошибку. Что же касается главы города, то он почел за лучшее прислушаться к столь громко выраженному мнению горожан и хотя бы на время притвориться, будто он признал притязания Торина. Он уступил предводителю гномов свое большое кресло, а Фили и Кили предложил почетные места рядом с ним. Даже Бильбо усадили за главным столом, и в общей сумятице никто не поинтересовался, кто он такой и какое имеет ко всему этому отношение: ведь ни одна песня ни словом, ни намеком о нем не упоминала.

Вскоре при всеобщем ликовании в город доставили остальных путешественников. Им всем оказали необходимую помощь, потом гостей накормили и разместили в тепле и уюте со всевозможными почестями и удобствами. Торину и Компании предоставили большой дом, к их услугам всегда были лодки с гребцами. Перед домом целый день толпился народ, распевая песни, и стоило кому-то из гномов высунуть нос из окна, как его тут же приветствовали громкими радостными криками.

Песни на улицах пелись как старые, так и новые, и в новых с уверенностью говорилось о том, что скоро дракону придет конец и вниз по Бегущей реке в город потянутся ладьи с дорогими подарками. Вдохновителем новых песен был по большей части сам глава города, но гномам они пришлись не очень-то по душе.

Тем не менее путешественники пока жили в довольстве и вскоре отъелись, пришли в себя и набрались сил. Через неделю гномы уже совершенно оправились после приключений в лесу. Они нарядились в новые добротные одежды, каждый – в свои цвета, привели в порядок и расчесали бороды и расхаживали важно и горделиво, а Торин выглядел так, словно он уже вернул себе королевство и изрубил Смауга на мелкие кусочки.

Вот теперь, как он и обещал Бильбо, гномы от всего сердца начали благодарить маленького хоббита, выказывая ему свое самое искреннее расположение. Никто больше не ворчал, не жаловался. Они пили за его здоровье, хлопали его по спине, и все наперебой старались сделать ему приятное, – что было, вообще говоря, очень кстати, потому что сам Бильбо чувствовал себя прескверно. Он не мог забыть зловещего вида Горы, и мысль о драконе не давала ему покоя; кроме того, хоббит был сильно простужен. Три дня подряд он чихал и кашлял и никуда не ходил, да и потом, когда он стал появляться на пирах, все равно его застольные речи ограничивались кратким «Бде очень бдиядно».

Тем временем лесные эльфы отправились домой, вверх по Лесной реке с грузом бочек и с новостями из Озерного Города. То-то подивились их рассказу в королевском дворце! Не знаю, что сталось с дворецким и капитаном стражи. Пока гномы гостили в Озерном Городе, никто из них, конечно, ни словом не обмолвился о ключах и бочках, а у Бильбо хватило ума не пользоваться кольцом. Но эльфы все равно догадались о многом, хотя кто такой мистер Бэггинс и откуда он взялся, для них так и осталось тайной. Как бы то ни было, теперь король знал – или думал, что знает, – зачем гномы пожаловали на Север, и сказал себе: «Прекрасно! Посмотрим, что будет дальше! Без моего ведома им все равно не провезти сокровища назад через Мирквуд – вот тогда и поговорим! Но, судя по всему, они плохо кончат, и так им и надо!» Король эльфов вообще не верил, что гномы способны вызвать на бой и одолеть такого дракона, как Смауг, и считал, что им скорее по плечу кража со взломом или что-нибудь в этом роде. Как видите, он был мудрым и проницательным эльфом и оказался не так легковерен, как люди Озерного Города, – хотя, как мы еще увидим в конце, король тоже не сумел всего предугадать. Он послал лазутчиков к берегам Озера и дальше на север, чтобы они подобрались так близко к Горе, как только осмелятся, – и стал ждать.

К концу второй недели Торин решил, что пришло время собираться в путь. Лучше было заручиться помощью горожан, пока воодушевление не угасло. Тянуть не следовало. Торин обратился к главе города и его советникам и объявил, что ему и его соратникам пора выступать к Горе.

Тут глава города в первый раз удивился и даже немного струхнул. И призадумался, – а вдруг Торин и правда потомок древних королей. Ему и в голову не приходило, что гномы действительно осмелятся идти на Смауга: он-то полагал, что это мошенники, которых рано или поздно разоблачат и прогонят. Он ошибался. Ведь Торин на самом деле был внуком Короля Под Горой, – а гномы, которые хотят отомстить или вернуть утраченное добро, идут на все и не останавливаются ни перед чем.

Но глава города был рад избавиться от своих гостей: содержать их оказалось накладно, жизнь в городе с появлением гномов превратилась в нескончаемый праздник, делами никто не занимался. «Скатертью дорога, пусть отправляются погостить к Смаугу – посмотрим, как он их примет!» – подумал он.

– Разумеется, о Торин, сын Трайна, сына Трора! – сказал он вслух. – Время приспело, и вы должны заявить о своих правах! Близится час, предсказанный встарь. Мы окажем вам любую помощь, какая только в наших силах, а вы, конечно, сполна отблагодарите нас, когда вернете свое королевство.

И вот настал день, когда путешественники отправились дальше, – хотя была середина осени и холодный ветер срывал с деревьев пожелтевшие листья. Три больших лодки отошли от причалов Озерного Города, унося к северу гребцов, гномов, мистера Бэггинса и большие запасы провизии. Остальную поклажу погрузили на пони и лошадей и отправили кружным путем по берегу в условленное место. С широких ступеней ратуши, спускающихся к самой воде, глава города и его советники пожелали гномам счастливого пути. Люди стояли на набережных, высовывались из окон и пели прощальные песни. Белые весла с плеском упали на воду, и лодки пошли через озеро. Долгое путешествие к Горе заканчивалось. Единственный, кого эта мысль совершенно не радовала, был Бильбо.

Глава 11. На пороге

За два дня они пересекли Долгое Озеро и двинулись дальше по Бегущей реке. Теперь Одинокая Гора, мрачная и зловещая, возвышалась прямо перед ними. Река была быстрой, и лодки шли против течения очень медленно. На третий день к вечеру, одолев несколько миль вверх по реке, они причалили к левому, западному берегу и выгрузились на сушу. Здесь гномов уже поджидали люди, пригнавшие для них пони и доставившие на лошадях часть припасов и прочие нужные вещи. Путешественники взяли с собой столько поклажи, сколько могли увезти пони, а все остальное сложили в палатке на берегу, но люди из Озерного Города не согласились переночевать здесь, под сенью Горы, даже одну ночь.

– Как-нибудь в другой раз, когда сбудутся песни! – сказали они. В этих диких местах было гораздо легче поверить в дракона, чем в Торина. Впрочем, стеречь запасы в палатке не требовалось, поскольку край был необитаемый и пустынный. Люди собрались в обратный путь, несмотря на то что уже вечерело, – кто верхом по берегу, кто на веслах вниз по реке. Гномы и Бильбо остались одни.

Миновала холодная тоскливая ночь, и путники совсем пали духом. Наутро они сели на пони и отправились дальше. Бильбо и Балин ехали позади, ведя в поводу двух пони, нагруженных тяжелой поклажей, а остальные чуть впереди выбирали дорогу, поскольку приходилось прокладывать путь без тропы. Путешественники свернули к северо-западу от Бегущей реки и теперь постепенно приближались к большому отрогу Горы, тянувшемуся от вершины на юг.

Гномы и Бильбо с трудом продвигались вперед и ехали в полном молчании, медленно и острожно. Кончились песни, смех и звуки арфы. Надежды и гордость, возгоревшиеся было у них в сердцах, пока они внимали на Озере старинным сказаниям, уступили место гнетущему унынию. Путники знали, что странствие подходит к концу, и боялись, что конец может оказаться ужасным. Окрестные земли, угрюмые, открытые всем ветрам, выглядели совершенно безжизненными, хотя в прежние времена, по словам Торина, здесь был зеленый цветущий край. А сейчас лишь кое-где пробивалась чахлая трава, и не было видно ни кустов, ни деревьев – от них остались только обугленные стволы с обломанными ветвями и почерневшие пни. Путники достигли Драконьей Пустоши – и достигли на исходе года.

Тем не менее они добрались до подножия Горы, не встретив по пути ничего угрожающего и не обнаружив никаких следов пребывания дракона, кроме общего запустения и разорения, царивших вокруг его логова. Безмолвные, мрачные склоны Горы уходили ввысь, к темной вершине. Путники разбили лагерь с западной стороны большого южного отрога, оканчивавшегося высоким холмом, который назывался Равенхилл, или Вранов Холм. На холме некогда располагался сторожевой пост, но туда они пока не решились подняться – слишком открытое было место.

Прежде чем искать на западной стороне Горы потайную дверь, на которую гномы возлагали все свои надежды, Торин послал разведчиков осмотреть южный склон, где находились Главные Ворота. Он отправил на вылазку Балина, Фили и Кили, и с ними пошел Бильбо. Они пробрались вдоль серых немых утесов к подножию Равенхилла – в этом месте река, сделав широкую петлю по долине, в которой некогда стоял Дейл, сворачивала от Горы в сторону Долгого Озера. Голый каменистый берег обрывался в быстрый шумный поток, который пенился и бурлил между бесчисленных валунов, и, глядя с высокой кручи, разведчики увидели за узкой лентой Бегущей реки в просторной долине в тени двух отрогов Горы седые развалины древних башен, домов и крепостных стен.

– Вот и все, что осталось от Дейла, – произнес Балин. – Было время, когда здесь звонили колокола, на склонах Горы зеленели леса, а благодатные земли по берегам радовали глаз. – Лицо его помрачнело, голос звучал печально и сурово: Балин был среди спутников Торина в тот день, когда прилетел дракон.

Четверо разведчиков не осмелились идти вверх по реке в сторону Главных Ворот, а только обогнули Равенхилл и, укрываясь за большим камнем, заглянули в долину. Они увидели зияющую черную арку в высокой отвесной скале между двух отрогов. Из Ворот выбегала река, и оттуда же выплывал темный дым и клубы пара. Больше в долине ничто не двигалось – только вода и темные испарения, да изредка перелетали с места на место зловещего вида черные воро́ны. И было тихо – только журчала вода, и порой доносилось хриплое карканье. Балин содрогнулся.

– Вернемся! – сказал он. – Здесь нам делать нечего. И мне не нравятся эти черные птицы. Похоже, это приспешники зла.

– А дракон, значит, жив, лежит где-то под Горой, судя по дыму, – заметил хоббит.

– Дым еще ничего не доказывает, – возразил Балин. – Хотя ты прав, скорее всего. Но даже если он вылетел на охоту или выполз на склон Горы, чтобы охранять подступы к своему логову, я думаю, испарения все равно будут подниматься из Ворот: все залы внутри, должно быть, заполнены зловонным драконьим дымом.

Подавленные, удрученные, разведчики направились назад, в лагерь, под непрестанное карканье ворон над головой. А ведь не так давно, в июне, они гостили в прекрасном доме Эльронда, – сейчас, на исходе осени, казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Гномы и Бильбо были совсем одни в разоренных драконом опасных землях, где больше никто не мог им помочь. Путешествие завершилось, но их цель оставалась такой же далекой и недоступной, как и в самом начале странствия. Уныние охватило отряд. Все были близки к отчаянию.

Как ни удивительно, Бильбо, в отличие от своих спутников, все-таки сохранил присутствие духа. Он часто брал у Торина карту и внимательно ее изучал, разглядывая руны и размышляя о лунных письменах, которые прочитал Эльронд. Именно Бильбо заставил гномов отправиться на опасные поиски потайной двери на западном склоне Горы. Они перенесли лагерь в соседнее длинное ущелье, более узкое, чем огромная южная долина с Воротами над рекой, укрытое между невысоких отрогов. С этой стороны от вершины отходили к западу два длинных кряжа с крутыми склонами, полого спускавшихся к равнине. Западный склон Горы, похоже, не так пострадал от драконьего пламени, и местами здесь даже попадались небольшие зеленые лужайки, на которых могли пастись пони. Из своего нового лагеря, почти весь день скрытого в тени Горы и ее отрогов (солнце заглядывало в ущелье только под вечер, когда начинало склоняться в сторону Мирквуда), путешественники день за днем, разделившись на маленькие отряды, по двое – по трое отправлялись искать тропу, ведущую наверх, к потайной двери. Судя по карте, дверь находилась высоко на склоне Горы, где-то над неприступными скалами в конце ущелья. И день за днем разведчики ни с чем возвращались обратно в лагерь.

Но в конце концов совершенно неожиданно им повезло. Однажды Фили, Кили и хоббит ушли вниз по ущелью и стали взбираться по осыпи на южный отрог. Около полудня, заглянув за большой камень, торчавший на склоне, как столб, Бильбо увидел нечто вроде грубых ступеней, уходящих наверх. Хоббит и гномы в страшном волнении поднялись по этим ступенькам и наткнулись на едва заметную узкую тропку, которая временами терялась, но затем появлялась вновь и бежала все дальше по гребню отрога, пока, наконец, не вывела на совсем узкий скальный уступ, тянущийся на север вдоль склона Горы. Посмотрев вниз, они обнаружили, что оказались на отвесном утесе в конце ущелья, прямо над лагерем. В молчании трое разведчиков двинулись по уступу гуськом, прижимаясь к каменной стене справа. И вдруг стена кончилась – за поворотом открылась маленькая укромная ниша в кольце крутых скал, небольшая площадка, заросшая травой. Проход, через который они сюда попали, не был виден со дна ущелья из-за высоких скалистых обрывов, а сверху, со склона Горы, он выглядел просто как невинная темная трещинка в камне. В нише не было никакой пещеры, прямо над площадкой открывалось высокое небо, но в дальнем конце за зеленой лужайкой вздымалась отвесная каменная стена, которая снизу, у самой земли, казалась такой ровной и гладкой, словно ее складывал каменщик, – но без всяких стыков и щелей.

Ничего похожего на косяки, притолоку или порог; ни задвижек, ни засовов, ни замочной скважины, – однако Бильбо и гномы не сомневались, что наконец отыскали тайную дверь.

Они били по ней кулаками, толкали ее, пихали, умоляли ее открыться, произносили обрывки заклинаний, отворяющих двери, – скала оставалась неподвижной. В конце концов они в изнеможении повалились на траву, чтобы перевести дух, и только когда наступил вечер, разведчики поспешили по тропе обратно в лагерь.

Этой ночью гномы долго не могли успокоиться. Утром они решили еще раз перенести стоянку, оставив на старом месте только Бофура и Бомбура – охранять пони и те припасы, которые привезли от реки. Все остальные направились вниз по ущелью к началу найденной накануне тропы, поднялись по ступенькам, пробрались по гребню и наконец увидели узкий уступ на склоне Горы. С мешками по такому узкому выступу им было не пройти – слева зиял обрыв высотой в сто пятьдесят футов, и внизу торчали острые камни, – но каждый из путешественников обвязал вокруг пояса прочную веревку, и в конце концов они все благополучно достигли заросшей травой площадки.

Здесь они устроили новую стоянку. Все необходимое поднимали на веревках из нижнего лагеря и таким же способом порой спускали в ущелье кого-нибудь из самых непоседливых гномов, например, Кили, чтобы обменяться новостями с караульными или сменить Бофура, которого тогда забирали наверх. Бомбур не пожелал подниматься на скалу ни на веревках, ни по тропе.

– Я на такой тропке просто не помещусь, – сказал он. – У меня там голова закружится, я наступлю себе на бороду, и вас опять станет тринадцать. А ваши веревки с узлами меня не выдержат.

К счастью для Бомбура, насчет веревок он ошибался, как вы еще увидите.

Со временем гномы пробрались по уступу дальше за нишу и обнаружили тропу, уходящую к вершине, но подниматься по ней они не рискнули, да и не видели надобности. Наверху царило безмолвие, которое не нарушали ни птицы, ни что другое, только ветер свистел в трещинах скал. Друзья разговаривали вполголоса, не перекликались, не пели, – таким сильным было постоянное ощущение нависшей угрозы. Гномы, которые возились с потайной дверью, пока ничего не добились. В своем нетерпении они забыли про руны и лунные письмена и день за днем пытались определить, где именно спрятана дверь на ровной поверхности скалы. Они привезли из Озерного Города кирки и другие инструменты и сначала попробовали с их помощью пробиться сквозь камень. Но при первом же ударе кирки отскочили от скалы, так что гномы до крови сбили себе пальцы, рукояти треснули, стальные острия сломались или погнулись, точно свинцовые. Гномы поняли, что все их навыки в горном деле бессильны против чар, хранящих дверь, и вдобавок их устрашил разлетевшийся по ущелью грохот, который много раз повторило эхо.

Бильбо до крайности надоело сидеть на пороге. Собственно, никакого порога здесь не было, просто гномы в шутку так называли травяной пятачок перед каменной стеной, припомнив, как давным-давно, во время незабываемого чаепития у него в норе, Бильбо сказал, что, если они посидят на пороге подольше, то обязательно что-нибудь придет в голову. И вот они сидели и думали или бесцельно бродили вокруг, и в голову им приходили все более мрачные и унылые мысли.

Гномы было воодушевились, когда отыскали тропу, но теперь совсем сникли. Однако они не хотели сдаваться и не собирались уходить от Горы.

Теперь хоббит, как и его спутники, тоже пал духом. Он ничего не делал целыми днями, просто сидел, прислонившись к скале, и из ниши с вершины утеса смотрел на запад – на черную стену Мирквуда за необъятными пустошами и болотами, и еще дальше, туда, где у самого горизонта ему порой мерещились едва различимые очертания далеких Туманных Гор. Если гномы спрашивали, чем он занят, Бильбо отвечал:

– Вы же сами сказали, что мое дело – сидеть на пороге и думать, как попасть внутрь, не говоря уж о том, чтобы пробраться дальше за дверь, вот я сижу и думаю.

Но, боюсь, вместо того, чтобы размышлять о деле, Бильбо думал совсем о другом – о том, что скрывалось в голубой дали за горами, где остался тихий Западный Край, родной Холм и уютная нора.

В траве посредине лужайки лежал большой серый камень, и хоббит обычно сидел, в задумчивости уставившись на него, или следил за неторопливо ползавшими по скалам толстыми улитками. Им, похоже, нравилась заросшая травой ниша с прохладными каменными стенами: этих огромных цепких улиток здесь было довольно много.

– Завтра пойдет последняя неделя осени, – сказал однажды Торин.

– А потом начнется зима, – проговорил Бифур.

– И наступит следующий год, – подхватил Двалин. – И наши бороды дорастут до самого дна ущелья, а дело так и не сдвинется с места. Какой прок от нашего Взломщика? Раз у него есть кольцо-невидимка, пусть покажет, на что способен, – я начинаю подумывать о том, не пройти ли ему через Главные Ворота, чтобы выяснить хоть что-нибудь!

Бильбо услышал, о чем они говорят (он сидел прямо под козырьком скалы, на которой расположились гномы), и подумал: «О всемилостивое небо! Так вот, значит, к чему все идет? Бедный я, несчастный, ну почему, почему я все время должен их выручать с тех пор, как маг уехал? Что мне делать? Я так и знал, что в конце концов меня ждет что-то совершенно ужасное! Неужели мне придется еще раз увидеть эту злосчастную долину Дейла! И эти дымящиеся ворота!!!»

Хоббит так расстроился, что ночью почти не сомкнул глаз. На следующий день гномы разбрелись кто куда: одни спустились в ущелье, чтобы размять пони, другие копошились на склонах. Бильбо весь день просидел в нише. Он уныло разглядывал серый камень, а порой смотрел вдаль, на запад, через узкий просвет между каменных стен. У него было странное чувство, словно он чего-то ждет. «Как знать, вдруг маг сегодня вернется», – подумал хоббит.

Поднимая взгляд к горизонту, Бильбо видел полосу далекого леса. Когда солнце повернуло к западу, на лес упал золотистый отблеск, словно вечерний свет тронул последнюю увядающую листву. Вскоре оранжевый солнечный шар скатился к земле. Бильбо подошел к краю площадки и увидел над лесом тонкий, едва различимый серп новорожденной луны.

И в этот момент он услышал у себя за спиной громкий и резкий хруст. На сером камне посредине лужайки сидел огромный дрозд – почти совсем черный, с густо усыпанной темными точками бледно-желтой грудкой. Крак! Дрозд держал в клюве улитку и стучал раковинкой о камень. Крак! Крак!

И тут Бильбо озарило! Позабыв об опасности, он выбежал на уступ, во весь голос окликая гномов и размахивая руками. Те, кто был выше по склону, сломя голову бросились вниз, спотыкаясь о камни, другие чуть не бегом поспешили по узкому выступу, недоумевая, что случилось, а все, кто стоял под скалой, закричали, чтобы их поскорее втащили наверх (все, кроме Бомбура, разумеется: тот, как всегда, спал).

Бильбо быстро объяснил, в чем дело. Все примолкли: хоббит встал у серого камня, гномы с развевающимися бородами в нетерпении столпились вокруг. Солнце опускалось все ниже и ниже, но ничего не происходило, и надежды искателей сокровищ постепенно таяли. В конце концов солнце село в багряную тучу и скрылось. Гномы застонали, но Бильбо по-прежнему стоял не двигаясь. Узкий серп луны начал склоняться к горизонту. Быстро темнело. И вдруг, когда гномы и хоббит уже совсем отчаялись, из-за облаков, словно указующий палец, вырвался красный луч и через просвет между каменных стен проник в нишу и упал на гладкую поверхность скалы. Старый дрозд, который сидел на высоком уступе, склонив голову набок и поблескивая черными бусинками глаз, вдруг резко застрекотал. Раздался громкий треск. От стены отлетел каменный осколок. В трех футах над землей в скале открылась небольшая дырочка.

Боясь упустить счастливый случай, гномы кинулись к каменной двери и навалились на нее – скала не дрогнула.

– Ключ! – воскликнул хоббит. – Ключ! Где Торин?

Подбежал Торин.

– Ключ! – крикнул ему Бильбо. – Ключ, приложенный к карте! Надо сунуть его в скважину, пока не поздно!

Торин выхватил ключ, висевший у него на шее, и вставил в дырочку. Ключ подошел! Торин повернул его. Щелк! Солнечный луч погас, солнце село, луна исчезла за тучами, небо потемнело.

Гномы дружно навалились на скалу еще раз, и часть каменной стены медленно-медленно подалась. Длинные прямые щели очертили дверь, – вышиной в пять футов, трое могли бы войти плечом к плечу, – которая тяжело и беззвучно распахнулась в глубину туннеля. Из отверстия в скале, подобно облаку, выплыла темнота. За дверью лежал глубокий, непроницаемый мрак – зияющий вход в недра Горы.

Глава 12. Кража со взломом

Гномы долго стояли в темноте перед дверью и обсуждали, что делать дальше, и наконец Торин произнес:

– Настало время, чтобы наш глубокоуважаемый мистер Бэггинс, наш верный соратник, наилучшим образом показавший себя в долгом странствии, хоббит, одаренный необычайным мужеством, несоизмеримым с его небольшим ростом, и необыкновенной находчивостью, а также, если можно об этом упомянуть, небывалой удачей, гораздо большей, чем обычно отпущено судьбой, – итак, настало время, чтобы он, исполнив все то, ради чего он, собственно, и был принят в нашу Компанию, заработал обещанное Вознаграждение…

Вы уже знаете, как изъяснялся Торин в торжественных случаях, поэтому я не стану вас утомлять, пересказывая все, что он еще говорил. На самом деле его речь была куда более пространной. Случай действительно выдался торжественный, но Бильбо не дотерпел до конца. Он ведь теперь тоже неплохо знал Торина и прекрасно понял, к чему тот клонит.

– Если вы хотите сказать, что, по-вашему, я должен первым лезть в потайной ход, о Торин Дубовый Щит, сын Трайна, да удлинится бесконечно твоя борода, – сердито произнес Бильбо, – то говорите прямо! Я могу отказаться. Я уже два раза вас выручил, а это в наш договор не входило, так что, по-моему, я и так уже заслужил кое-какую награду. Но «третий раз все оплатит», как говаривал мой отец. И я, пожалуй, не откажусь. Похоже, теперь я больше верю в свою удачу, чем в прежние времена. – (Бильбо имел в виду времена до того, как отправился в поход, то есть прошлую весну, но ему казалось, что с тех пор минула целая вечность.) – Пожалуй, я загляну туда прямо сейчас, чтобы покончить с этим. Кто пойдет со мной?

Он и не ожидал, что добровольцы станут наперебой предлагать ему свою помощь, поэтому не был разочарован. Фили и Кили неуверенно переминались с ноги на ногу и поеживались, остальные вообще сделали вид, что это их не касается, – и только старый Балин, незаменимый дозорный, всей душой привязавшийся к хоббиту, заявил, что готов войти в туннель вместе с ним и даже пробраться чуть-чуть вниз по проходу, чтобы было кому в крайнем случае позвать остальных гномов на выручку.

Ну что можно сказать в оправдание гномам? Они собирались по-настоящему щедро вознаградить Бильбо за работу. Они его наняли, чтобы он сделал самое трудное, и были совершенно не против, чтобы бедный маленький хоббит взялся за дело, если он согласен, – но все они непременно пришли бы на помощь Бильбо в случае нужды, как поступили в самом начале путешествия, во время приключения с троллями, когда еще ничем не были ему обязаны. Такой уж народ гномы: не герои, зато знают цену деньгам; некоторые гномы – хитрые и коварные, и лучше с ними не связываться, а некоторые – очень достойные, как Торин и Компания, только не стоит ждать от них слишком многого.

За спиной Бильбо в бледном небе над грядой черных туч проступили звезды. Хоббит прошел через волшебную дверь и двинулся по тайному ходу вглубь Горы. Идти по туннелю было нетрудно – не то что по гоблинским подземельям или по извилистым галереям в пещере лесных эльфов. Этот подземный ход строили гномы в расцвете своего могущества и мастерства: прямой, как стрела, с идеально ровными стенами и гладким полом, он неуклонно и плавно уходил вниз, не меняя своей крутизны, – дальше и дальше вниз, в неведомую черноту.

Через какое-то время Балин пожелал Бильбо удачи и остановился: он предпочел подождать там, откуда еще виднелся неясный контур двери, и можно было, благодаря необычайно гулкому эху, различить шелестящий шепот гномов, оставшихся снаружи. Тогда Бильбо надел свое кольцо. Громкое эхо, разносившееся по туннелю, заставило его позаботиться о том, чтобы ступать осторожно даже по хоббитским меркам, совсем без единого звука. Он крадучись двинулся вперед – вниз, во тьму. Бильбо дрожал от страха, но лицо его было решительным и суровым. Ведь он был уже совсем не тот хоббит, который давным-давно выбежал из Бэг-Энда без носового платка. Бильбо обходился без носового платка уже целую вечность. Он проверил, легко ли выходит из ножен кинжал, затянул ремень и пошел дальше.

«Вот и все, Бильбо Бэггинс, – сказал он себе. – Ты дождался. Ты по собственной воле ввязался в эту историю, когда пришли гномы, вот теперь и расплачивайся! Разбирайся как сумеешь! Ой-ой-ой, какой же я дурак! – произнес совсем не туковский голос в его душе. – Не хочу никаких драконьих сокровищ, пусть остаются здесь на веки вечные! Если бы я мог проснуться и очутиться не в этом проклятом туннеле, а у себя в прихожей!»

Но он, разумеется, не проснулся, а продолжал идти вниз и вниз. Наконец дверной проем у него за спиной скрылся из виду, и Бильбо остался совсем один. Вскоре он почувствовал, что вроде бы стало теплее. «Что там впереди? – подумал он. – Кажется, там, в глубине, какое-то зарево?»

Да, так оно и было. Чем ниже спускался Бильбо, тем явственней разгоралось впереди красноватое свечение. Постепенно свет стал багровым. В туннеле сделалось жарко, клочья пара проплывали у Бильбо над головой. Хоббита прошиб пот. Затем Бильбо различил доносящийся снизу звук – бульканье, словно на огне клокотал огромный котел, и одновременно низкий рокот, точно урчал исполинский кот, – и вскоре понял, что он такое слышит: впереди, в красном зареве, храпел громадный неведомый зверь.

Тут хоббит остановился. Следующий шаг дался ему с трудом – это был самый мужественный поступок в его жизни. Все, что случилось позже – ужасные, грозные, невероятные события, – не шли ни в какое сравнение с этим единственным шагом. Стоя в одиночестве посреди туннеля, он выдержал настоящую битву с самим собой, прежде чем пошел дальше и увидел, какая чудовищная опасность ждет его там, впереди. Как бы то ни было, после недолгих колебаний Бильбо опять двинулся вниз по проходу. Вы можете представить себе, как маленький хоббит подбирается к выходу из туннеля, – отверстию точно такого размера и формы, как дверь наверху, – и выглядывает оттуда. Перед ним открывается просторный зал – видимо, огромный подвал, вырубленный в глубине Горы, или самый нижний из казематов во дворце древних гномов. Здесь царит почти полный мрак, и можно только догадываться, как велико это темное подземелье, однако неподалеку от выхода из туннеля сияет багровое зарево – над тем местом, где лежит Смауг!

Да, там лежал Смауг – исполинский красно-золотой дракон. Он крепко спал: из пасти и из ноздрей вместе с клубами дыма вырывался погромыхивающий храп, но огонь в утробе спящего чудовища едва тлел. Под его лапами и могучим свернутым хвостом и вокруг него со всех сторон, так что на полу не оставалось свободного места, лежали груды сокровищ: слитки золота, драгоценные украшения, самоцветы и серебро, мерцающее красноватым блеском в багровом свете.

Смауг спал, сложив крылья, подобно чудовищной летучей мыши, и откинувшись на бок – так что хоббит видел его длинное бесцветное брюхо в плотной броне из драгоценных камней и золотых обломков, прилипших за время долгого сна на богатом ложе. За спиной дракона, на ближайшей к нему стене, угадывались мечи и копья, рядом смутно поблескивали кольчуги, шлемы и топоры, на полу рядами стояли огромные вазы и чаши, полные золота и драгоценностей.

Сказать, что у Бильбо перехватило дыхание от этого зрелища, будет слишком мягко. С тех пор как изменился язык, которому люди научились у эльфов в те времена, когда весь мир был удивителен и прекрасен, у нас не осталось слов, чтобы выразить такое безмерное восхищение. Бильбо и раньше слышал песни и сказки про сокровищницы драконов, но не мог даже представить себе их истинного великолепия, красоты и таящегося в них соблазна. Его душу пронзила страсть, живущая в сердцах гномов, – и Бильбо застыл, забыв про ужасного стража, зачарованно глядя на груды несметных богатств.

Казалось, прошла целая вечность. Бильбо смотрел, не в силах отвести взгляд, и наконец, почти против собственной воли, вышел из темного туннеля и подкрался к куче сокровищ. На ней лежал спящий дракон, грозный и страшный даже во сне. Бильбо схватил большую чашу с двумя ручками, такую тяжелую, что он едва мог ее унести, и со страхом поглядел вверх. Смауг шевельнул крылом, чуть выпустил когти, его храп зазвучал по-иному…

Бильбо бросился к выходу. Нет, дракон не проснулся, – пока еще он продолжал спать в подземелье разоренной Горы, и ему просто привиделся новый сон о награбленном золоте. Маленький хоббит со всех ног бежал вверх по туннелю. Сердце его колотилось, ноги дрожали еще сильнее, чем на пути вниз, но он крепко сжимал чашу и твердил себе на бегу: «У меня получилось! Теперь я им докажу! Так, значит, я больше смахиваю на бакалейщика, чем на взломщика? Ну, больше мы этого не услышим!»

И он не ошибся. Балин был счастлив увидеть хоббита живым и невредимым. Он встретил его с величайшим восторгом и ничуть не с меньшим изумлением, поднял на руки и вынес из туннеля наружу. Была темная ночь, звезды скрылись за тучами, а Бильбо лежал с закрытыми глазами и переводил дух, радуясь дуновению прохладного ветра и почти не обращая внимания на то, как восхищенные гномы прославляют его, и хлопают его по плечу, и обещают свои услуги и услуги всех своих родичей из поколения в поколение.

Гномы все еще передавали чашу из рук в руки и увлеченно обсуждали, как в недалеком будущем обретут все остальные сокровища, когда в глубине Горы вдруг послышался нарастающий рокот, – словно в недрах потухшего вулкана, задумавшего пробудиться. Дверь потайного хода была прикрыта и заложена камнем, чтобы она не захлопнулась, – но оттуда, от самых корней Горы, по длинному туннелю долетело ужасное эхо, гулкий отзвук громоподобного рева, и грохот шагов, от которых задрожала земля.

Гномы сразу прекратили бахвалиться, утратив уверенность и задор, и съежились от страха. Они совсем упустили из виду, что в подземелье, кроме сокровищ, еще остался живой дракон. Увы, когда живешь бок о бок с драконом, то приходится с ним считаться. Драконы обычно не умеют найти применение своему богатству, но все, что лежит в сокровищнице, как правило, знают наперечет, особенно если владеют награбленным достаточно долго, и Смауг не был исключением из правила. Беспокойный сон (в котором вдруг самым неприятным образом появился какой-то мелкорослый, но удивительно храбрый воин со страшным мечом) постепенно сменился чуткой дремотой, и в конце концов дракон пробудился. В логове чувствовался незнакомый запах. Может, его принесло через ту маленькую дыру? Смаугу эта щель никогда не нравилась, и сейчас он разглядывал ее с подозрением, спрашивая себя, почему он ее до сих пор не завалил. В последнее время ему сквозь сон вроде бы чудилось, что через эту дыру к нему в логово откуда-то сверху долетает слабое постукивание. Смауг вытянул шею, чтобы принюхаться. И тут он обнаружил, что исчезла чаша!

Воры! Пожар! Убийство! Ничего подобного ни разу не случалось с тех пор, как он поселился в Горе! Дракон пришел в неописуемую ярость – в такое бешенство могут впадать только живущие в роскоши богачи, у которых всего с избытком, когда у них вдруг пропадет какая-нибудь запылившаяся безделушка, которая до того ни разу им не понадобилась. Смауг изрыгнул дымное пламя, сотрясая стены сокровищницы, попытался просунуть голову в маленькую дыру, а потом, втянув шею и подобрав хвост, с громовым ревом метнулся к огромным дверям своего логова и ринулся по широким галереям подгорного дворца к Главным Воротам.

Он думал лишь об одном: нужно обшарить всю Гору, схватить вора, растерзать и растоптать! В блеске пламени дракон вылетел из Ворот, река закипела, воды с шипением обратились в пар, Смауг взмыл в воздух и опустился на вершину Горы, окруженный зелеными и алыми языками огня. Гномы услышали посвист громадных крыльев и оглушительный рев и в ужасе прижались к стенам своей маленькой каменной ниши, надеясь укрыться за скалами от высматривающего добычу дракона.

Они бы все неминуемо погибли, если бы опять-таки не Бильбо.

– Быстрее! Быстрее! – шепотом позвал он. – За дверь! В туннель! Здесь оставаться нельзя!

Гномы послушались, но только они хотели нырнуть в туннель, как Бифур отчаянно закричал:

– Мои кузены! Бомбур и Бофур! Мы забыли про них, они внизу, в ущелье!

– Они пропали, и наши пони тоже, и все наши припасы! – застонали остальные гномы. – И ничего нельзя поделать!

– Глупости! – произнес Торин. К нему вернулось королевское достоинство. – Мы не можем их бросить! Мистер Бэггинс, и Балин, и вы двое, Фили и Кили, уходите в туннель, – кто-то должен остаться в живых. А все остальные… где веревки? Скорей!

Это был, наверное, самый страшный момент с начала похода. Наверху между скал гулко гремел ужасающий рев разъяренного дракона. В любую минуту Смауг мог ринуться вниз, изрыгая огонь, или вихрем облететь Гору и обнаружить гномов, которые бешено тянули веревки на краю отвесной скалы. Бофура успели поднять без помех. Бомбура потащили следом, веревки затрещали, но выдержали, и толстяк выбрался на площадку, отдуваясь и тяжело дыша. Затем втащили инструменты и несколько мешков с припасами… И тут появился дракон.

Послышался нарастающий гул и свист крыльев. Багровый свет тронул верхушки скал. Смауг приближался.

Гномы едва успели добежать до туннеля, проскочить за дверь и втянуть мешки, как дракон вылетел из-за Горы на их сторону. Он появился с севера, с шумом, подобным завыванию урагана, рассекая воздух огромными крыльями. Языки пламени лизали каменистые склоны. Его огненное дыхание высушило траву в нише, ворвалось в приоткрытую дверь, жар огня опалил гномов, укрывшихся в туннеле. Дрожащее пламя взметнулось ввысь, на скалах заплясали черные тени. Потом опять воцарилась темнота. Дракон полетел дальше. Пони в ущелье заржали от ужаса, сорвались с привязи и бешеным галопом понеслись прочь. Дракон устремился вниз, развернулся и ринулся за ними вдогонку.

– Конец нашим бедным пони! – сказал Торин. – Если Смауг заметит жертву – спасения нет. Ну вот и все, теперь нам отсюда не выбраться – разве что вы захотите идти по пустоши обратно к реке на глазах у дракона.

Гномы представили себе, что из этого выйдет, и содрогнулись. Потом они отползли подальше от входа и улеглись на полу. Их пробирала дрожь, хотя в туннеле было жарко и душно. Так они и пролежали до самой зари, пока в приоткрытую дверь не просочился бледный утренний свет. Много раз за ночь они слышали то нарастающий, то затихающий рев и свист крыльев: Смауг кружил над Горой, обшаривая склон за склоном.

Увидев пони и следы лагеря, дракон решил, что от Озера по реке пришли какие-то люди и поднялись на Гору из ущелья, где остались пони, – но он не заметил маленькую дверь в скале, а в узкую каменную нишу с высокими стенами не попало смертоносное пламя. Дракон всю ночь обыскивал Гору, но так никого и не нашел. В конце концов рассвет остудил его ярость, и Смауг отправился на свое золотое ложе – спать и набираться сил. Он не забыл и не простил грабежа – он не забыл бы этого и через тысячу лет, когда сам обратился бы в едва тлеющий камень, – но его месть могла подождать. Медленно и беззвучно дракон забрался к себе в логово и прикрыл глаза.

С рассветом гномы немного пришли в себя после пережитого страха. Они поняли, что подобных опасностей не избежать, если у сокровищницы такой страж, и пока рано отказываться от задуманного. Все равно они никуда не могли отсюда уйти, как и сказал Торин. Пони их убежали или погибли, и следовало выждать, пока Смауг ослабит свою бдительность и можно будет рискнуть и пуститься пешком в долгий обратный путь. К счастью, они спасли несколько мешков с припасами и могли протянуть какое-то время.

Гномы долго обсуждали, что делать дальше: они не видели никакой возможности избавиться от Смауга, и Бильбо так и подмывало сказать, что с самого начала эта проблема была слабым местом в их замысле. Но тут – как обычно поступают попавшие в трудное положение – гномы стали недовольно ворчать и укорять хоббита ровно за то, что сначала их так порадовало: что он унес из сокровищницы чашу и вывел Смауга из себя раньше времени.

– А что, по-вашему, должен был сделать взломщик? – сердито сказал Бильбо. – Меня нанимали не драконов убивать, – этим занимаются воины, – а воровать сокровища. Вот я и начал по мере сил. Вы что думали, я за один раз притащу на спине всю сокровищницу Трора? И вы еще жалуетесь! Уж кому теперь жаловаться и ворчать, так это мне! Вам надо было взять с собой пятьсот взломщиков, а не одного. Конечно, такое богатство делает честь вашему дедушке, но меня-то вы и не подумали предупредить, сколько там золота. Да мне потребуется сто лет, чтобы все это вытащить наверх, даже будь я в пятьдесят раз больше, а Смауг – смирным, как кролик!

Тут гномы, конечно, опомнились и попросили прощения.

– И что же вы предлагаете, мистер Бэггинс? – вежливо осведомился Торин.

– Мне пока ничего не приходит в голову – если вы спрашиваете, как добыть сокровища. Все зависит от того, не выпадет ли нам еще какая-нибудь удача и найдется ли способ избавиться от Смауга. Вообще-то, избавляться от драконов – не мое ремесло, но я подумаю, что можно сделать. Хотя я лично ни на что не надеюсь и только хочу домой, туда, где никаких драконов нет.

– Не время об этом говорить! Что нужно сделать сегодня, сейчас?

– Ну, если угодно знать, то я бы посоветовал ничего не делать. Будем сидеть, где сидим. Похоже, что днем мы без опаски сможем выходить подышать свежим воздухом. И со временем, наверное, рискнем снарядить гонцов к реке на склад, чтобы пополнить наши запасы. Но главное, чтобы к ночи все возвращались в туннель. А теперь я вам кое-что предложу. У меня есть кольцо. Сегодня в полдень, когда Смауг, скорее всего, заснет, я проберусь вниз и посмотрю, как он там. Может, дело пойдет на лад. «У всякого дракона найдется уязвимое место», как говаривал мой отец, хотя я не думаю, что он основывался на личном опыте.

Само собой разумеется, гномы с радостью согласились. Они давно уже прониклись глубоким уважением к маленькому Бильбо. А теперь он, по сути, возглавил их отчаянное предприятие и стал строить собственные планы и принимать решения. В полдень Бильбо приготовился во второй раз спуститься в логово. Конечно, ему было не по себе, но все-таки не так страшно, как раньше, поскольку теперь он более-менее представлял, что его ждет впереди. Но если бы он знал побольше о драконах и их коварстве, он бы не чувствовал себя так уверенно и не рассчитывал застать спящего дракона врасплох.

Снаружи ярко сияло солнце, но в туннеле было темно, как ночью. Бильбо пошел вниз. Узкий луч света, проникавший в подземный ход сквозь приоткрытую дверь, вскоре исчез. Хоббит ступал совершенно бесшумно, – тише плывет только дымок на слабом ветру, – и когда подобрался к нижнему выходу из туннеля, почувствовал, что может гордиться собой. Красноватый свет в логове едва брезжил.

«Старина Смауг устал, спит, – сказал себе хоббит. – Увидеть меня нельзя, услышать невозможно. Все в порядке, Бильбо!»

Он забыл или просто не знал об остром чутье драконов. Кроме того, у драконов есть еще одно неприятное свойство: будучи настороже, они дремлют с полуприкрытыми веками и уголком глаза смотрят по сторонам.

Бильбо осторожно заглянул в подземелье. Казалось, Смауг крепко спит: он лежал тихо, темный и неподвижный, и даже не всхрапывал – слышалось только едва различимое шипение, когда из его ноздрей вырывались невидимые во мраке тонкие струйки пара. Бильбо уже хотел выбраться из туннеля, как вдруг заметил, что из-под опущенного левого века дракона вырвался тонкий и яростный огненный луч. Смауг не спал! Он только притворялся спящим! Он наблюдал за выходом из туннеля! Бильбо отпрянул назад и в который раз благословил судьбу за свое кольцо. И тут Смауг заговорил.

– Ну что, вор? Я тебя чую. Я чувствую, что ты здесь. Я слышу твое дыхание. Заходи! Возьми еще что-нибудь, у меня всего вдоволь!

Но Бильбо не был настолько невежественен по части драконов, чтобы согласиться на подобное предложение, и если Смауг надеялся, что сумеет так легко заманить его к себе в логово, то он просчитался.

– Спасибо, о Смауг Ужасный! – ответил Бильбо. – Но я пришел не за подарками. Я только хотел взглянуть на тебя и увидеть, правда ли ты так велик и грозен, как гласит молва. А то мне что-то не верилось.

– А сейчас? – спросил дракон, невольно поддавшись на лесть, хотя не поверил ни единому слову Бильбо.

– Поистине, никакие песни и сказки не в силах тебя описать, о Смауг, Приносящий Величайшие Бедствия! – ответил Бильбо.

– Для вора и лжеца ты неплохо воспитан, – проговорил дракон. – Я вижу, тебе знакомо мое имя, но я не припоминаю по запаху, чтобы мы раньше встречались. Могу я узнать, кто ты такой и откуда?

– О разумеется! Я вышел из-под холма, пробирался по горам и под горами, летел по воздуху. Я странствую невидимкой.

– Нетрудно поверить, – сказал Смауг. – И как же тебя зовут?

– Я – Находящий ключи и Разрубающий сети. Я – Муха с Жалом. Меня избрали для счастливого числа.

– Прелестные прозвища! – хмыкнул дракон. – Но счастливое число не всегда выпадает.

– Я тот, кто топит друзей, заколотив их досками, и живыми достает из воды. Я был в Бэг-Энде, но не попал в мешок.

– В это поверить труднее, – заметил Смауг.

– Я – друг медведей и гость орлов. Я – Получивший кольцо, Наделенный удачей. Я – Оседлавший бочку, – продолжал Бильбо, радуясь своим загадкам.

– Очень хорошо! – сказал Смауг. – Постой, переведи дух.

Разумеется, именно так нужно разговаривать с драконами, когда не хочешь открыть свое настоящее имя (что очень благоразумно) и не хочешь разозлить их прямым отказом (что тоже очень благоразумно). Ни один дракон не устоит перед соблазном поговорить загадками и попытаться их разгадать. Смауг, конечно, не во всем разобрался (ведь он, в отличие от вас, ничего не знал о приключениях Бильбо, которые тот вспоминал), но решил, что понял достаточно, и злобно ухмыльнулся про себя.

«Я еще вчера догадался, – подумал он. – Люди Озера, жалкие торговцы бочками, это их рук дело, чтоб мне быть ящерицей! Я давно туда не заглядывал, но теперь-то я их навещу!»

– Отлично, Оседлавший Бочку! – сказал он вслух. – Наверное, Бочкой звали твоего пони, а может, и нет, хотя он был довольно толстый. Ты странствуешь невидимкой – но не всегда пешком, не всегда. Должен тебе сказать, что прошлой ночью я сожрал шестерых пони, а скоро поймаю и сожру остальных. В уплату за вкусный ужин я дам тебе один полезный совет: не связывайся с гномами, если не хочешь себе неприятностей!

– С гномами? – переспросил Бильбо, притворяясь удивленным.

– Не пытайся меня провести! – произнес Смауг. – Мне хорошо известен запах (и вкус) гномов. Неужели ты думаешь, что я мог сожрать пони из-под гнома и не учуять запаха? Ты плохо кончишь, Вор, Оседлавший Бочку, если будешь водить с ними дружбу! Я не против, коли ты передашь им то, что я сказал. – Но дракон скрыл от Бильбо, что он учуял еще один запах – непонятный и неизвестный ему запах хоббита – и был весьма озадачен, поскольку не знал, с кем приходится иметь дело. – И что же, тебе хорошо заплатили за чашу? – продолжал Смауг. – Не правда ли? Ты не получил ни гроша! Очень на них похоже. Они-то, как я полагаю, прячутся где-то снаружи, а ты, рискуя своей головой, должен тащить им сокровища, чуть я отвернусь? И они обещали, что ты получишь сполна свою долю? Не верь им! Если ты выберешься отсюда живым – это уже будет большая удача.

Бильбо чувствовал, что продолжать разговор становится все труднее. Всякий раз, когда на него падал огненный взгляд дракона, пытавшегося разглядеть собеседника среди теней, хоббита пробирала дрожь и охватывало неодолимое желание выбежать из туннеля, открыться Смаугу и рассказать всю правду. Как видите, Бильбо грозила страшная опасность: он мог оказаться во власти драконьих чар. Но хоббит нашел в себе мужество ответить.

– Тебе известно не все, о Смауг Могучий, – сказал он. – Мы пришли сюда не только за золотом.

– Ха-ха! – усмехнулся дракон. – «Мы»! Ты проговорился! Почему бы не сказать «мы, все четырнадцать», мистер Счастливое Число? Рад слышать, что у вас есть и другие дела в здешних краях, помимо моего золота. Тогда, может, вы не просто впустую потратите время. Кстати, а ты хоть раз задумывался, что будет дальше? Предположим, ты понемножку – лет этак за сто или больше – перетаскаешь все золото наверх. А потом? Что ты будешь с ним делать? Какой прок от него на пустоши? Или в лесу? Интересный вопрос! Тебе не приходило в голову подсчитать прибыль? Полагаю, по условиям договора тебе причитается четырнадцатая часть? А как доставить ее? Какова стоимость перевозки? Потребуется нанять вооруженную охрану, – а сколько придется им заплатить? А пошлины? – И Смауг расхохотался. Он был коварен, и сердце у него было злобное. Он знал, что его догадки недалеки от истины, хотя и предполагал, что это дело затеяли люди Озера и что почти вся добыча осядет в их городе на берегу, который в дни его молодости звался Эсгарот.

Вы не поверите, но бедный Бильбо был совершенно огорошен. До сих пор он думал только о том, как добраться до Горы и отыскать потайной вход. Он не представлял себе, как вытащить сокровища из подземелья, и уж тем более – как довезти свою долю обратно через леса и горы в Бэг-Энд под Холмом.

И сейчас у него в душе зашевелилось нехорошее подозрение: а вдруг гномы не просто забыли, а намеренно упустили из виду этот важный момент и теперь потихоньку посмеиваются у него за спиной? Вот как действуют на неопытных драконьи речи. Конечно, Бильбо следовало поостеречься, – но Смауг был слишком сильным противником и подавлял его волю. И все-таки Бильбо попытался не поддаться дракону и сохранить верность своим друзьям.

– Я скажу тебе, – произнес он, – что золото – это не главное, зачем мы пришли. Через горы и под горами, по воде и по воздуху мы добирались сюда, чтобы свершить Месть. О Смауг, чьих сокровищ не выкупить, разве ты не догадываешься, что вместе с богатством нажил себе немало смертельных врагов?

И тут Смауг захохотал так, что задрожала земля, и Бильбо упал на пол, а наверху в туннеле гномы в страхе прижались друг к другу, полагая, что хоббита постиг безвременный и ужасный конец.

– Месть! – прошипел дракон, и огонь его глаз осветил сумрачный зал от пола до потолка, как багровая молния. – Месть! Король Под Горой мертв, а где его родичи и кто из них осмелится свершить месть? Гирион, Лорд Дейла, мертв, его народ я пожрал, как волк овец, а где сыновья его сыновей, и кто из них посмеет ко мне приблизиться? Я убиваю, когда хочу, и никто не не отваживается принять бой! Я повергал во прах воинов древности, а ныне такие уже не рождаются в мире. Тогда я был молод и слаб. Теперь я стар и могуч, могуч, могуч, Вор из Тени! – злорадствовал Смауг. – Моя броня вдесятеро крепче щитов, мои зубы – мечи, мои когти – копья, удар моего хвоста – как удар молнии, взмах моих крыльев – как натиск бури, мое дыхание – смерть!

– А я слышал, – пискнул перепуганный Бильбо, – что драконы обычно мягче снизу, особенно там, где у них… э-э-э… грудь, но у того, кто так хорошо снаряжен, верно, все продумано до мелочей.

Смауг прекратил бахвалиться.

– Твои сведения устарели, – отрезал он. – И сверху, и снизу у меня броня из железных чешуй и драгоценных камней. Никакой клинок не пронзит меня.

– Я мог бы и сам догадаться, – сказал Бильбо. – Поистине, тебе нет равных, Лорд Смауг Непроницаемый! Какое немыслимое великолепие – носить жилет из алмазов!

– Да, это большая редкость, – согласился Смауг, который, как ни смешно, был весьма падок на лесть. Он не знал, что хоббит еще в прошлый раз успел бросить взгляд на его удивительную броню и теперь хотел рассмотреть ее повнимательней, имея на то свои причины. Дракон перекатился на спину. – Смотри! – предложил он. – Что скажешь?

– Потрясающе! Бесподобно! Безупречно! Ослепительно! Изумительно! – восклицал Бильбо, а про себя подумал: «Старый дурак! Да у него в броне слева на груди дырка, и там он голый, как улитка без раковины!»

Увидев все, что хотел, мистер Бэггинс решил поскорее убраться восвояси.

– Не смею дольше задерживать Ваше Великолепие, поскольку вам, несомненно, так нужен отдых, – проговорил он. – После долгого сна, верно, нелегко поймать пони. И взломщика, – добавил он на прощанье и со всех ног бросился вверх по туннелю.

Лучше бы он оставил последнее замечание при себе! Ужасная голова Смауга в мгновение ока оказалась у входа в туннель, и, как ни быстро улепетывал Бильбо, он, разумеется, еще не успел отбежать на безопасное расстояние, когда дракон пустил ему вслед огненную струю. К счастью, вся пасть целиком в туннель не пролезла, но пар и огонь из ноздрей настигли хоббита. Бильбо едва удержался на ногах. Он рванулся из последних сил и, спотыкаясь, побежал дальше, ничего не видя от страха и боли. Он уже хотел поздравить себя с тем, что так умно вел беседу с драконом, но ошибка, которую он допустил в конце, отрезвила его.

«Никогда не смейся над живым драконом, глупый Бильбо!» – сказал он себе, и впоследствии эта фраза стала его любимым присловьем, а в конце концов – общеизвестной пословицей. «Приключение еще не закончено», – добавил он, и это тоже была чистая правда.

День начал клониться к вечеру, когда хоббит, спотыкаясь, выбрался из туннеля и без памяти упал на пороге. Гномы привели его в чувство, промыли и перевязали ожоги, но еще долго на ступнях и затылке у Бильбо оставались проплешины – там, где его обожгло огненное драконье дыхание. Друзья, как умели, старались его подбодрить и, конечно, просили рассказать, что случилось, почему дракон так разбушевался и как Бильбо удалось спастись.

Но хоббит только испуганно озирался, ему было не по себе, и какое-то время гномы ничего не могли от него добиться. Припоминая беседу с драконом, Бильбо теперь чувствовал, что наговорил лишнего, и ему совсем не хотелось об этом рассказывать. Старый дрозд сидел рядом на скале, склонив голову набок, и внимательно прислушивался к разговору. Можете представить себе, в каком отвратительном расположении духа был Бильбо: он схватил камень и бросил в дрозда, – но тот лишь немного отлетел в сторону и сразу вернулся обратно.

– Гадкая птица! – произнес Бильбо со злобой. – Не нравится мне этот дрозд. Мне кажется, он подслушивает.

– Оставьте его в покое! – сказал Торин. – Дрозды – птицы добрые и дружелюбные, а этот дрозд очень старый – может быть, он последний из древнего рода дроздов, которые раньше гнездились в здешних краях. Мой дед и отец кормили их с рук. То были удивительные птицы. Они жили по несколько сотен лет. Как знать, а вдруг этому дрозду лет двести или даже больше и он помнит моего деда? У людей Дейла в те времена был особый дар – они понимали язык дроздов и посылали их гонцами на Озеро и в другие края.

– Ну если он ждет вестей для Озерного Города, то он их сейчас услышит, – проговорил Бильбо. – Только вряд ли там будет кому понимать язык дроздов.

– Да что такое произошло? – хором закричали гномы. – Рассказывай, наконец!

И Бильбо, насколько помнил, пересказал разговор с драконом и признался, в чем дело: его терзали неприятные подозрения, что дракон слишком многое понял из его загадок, а поскольку Смауг еще раньше обнаружил пони и следы лагеря, то он наверняка сделал свои выводы.

– По-моему, он догадался, что мы пришли с Озера и горожане нам помогли. У меня есть ужасное предчувствие, что теперь он туда наведается. И кто только дернул меня за язык, зачем я сболтнул про бочки! В этих краях даже глупый кролик, и тот бы смекнул: где бочки, там наверняка замешаны озерные жители!

– Ну теперь уж ничего не поделаешь, а я слышал, что в разговоре с драконом трудно не ошибиться, – сказал Балин, которому хотелось утешить хоббита. – По-моему, ты просто отлично справился: добыл важные сведения и сам остался в живых – а этим не всякий похвастается, кому доводилось беседовать с такими, как Смауг. Может, мы еще будем благодарить судьбу, что по ее милости узнали об этой прорехе в алмазном жилете старого чудища.

Тут гномы завели речь о том, как следует убивать драконов, и стали вспоминать разные случаи – исторические и легендарные, вероятные и невероятные, а также всякого рода хитрости и уловки, колющие и режущие удары, способы нападения на драконов сверху, снизу и сбоку. В конце концов все согласились, что застать спящего дракона врасплох совсем не так легко, как кажется, и тому, кто попытается это сделать, скорее всего, не сносить головы, а куда проще убить дракона в открытом бою. Шел час за часом, они говорили и говорили, а старый дрозд сидел на скале и внимательно слушал, – и только когда в сумеречном небе проступили первые звезды, он вдруг расправил крылья и беззвучно упорхнул в темноту. И все время, пока гномы спорили, а Бильбо смотрел на удлиняющиеся вечерние тени, тревога его росла, и предчувствие страшной беды усиливалось.

Наконец он вмешался.

– Мне кажется, здесь опасно сидеть, – проговорил он. – Да и какой смысл? Дракон спалил всю траву, уже ночь, становится холодно. И я сердцем чувствую, что он еще нагрянет сюда. Он теперь знает, как я проник к нему в логово, и наверняка догадается, куда выводит туннель. Он разнесет весь склон, чтобы завалить вход в свое подземелье, а если при этом и нас раздавит, то только порадуется.

– Ну зачем же так мрачно, мистер Бэггинс! – сказал Торин. – Если бы Смауг хотел преградить нам путь, он мог бы завалить нижний выход. Почему же он ничего такого не сделал? Мы бы услышали, если бы он этим занялся.

– Не знаю, не знаю! Наверное, сперва хотел еще раз заманить меня к себе в логово, а сейчас, например, решил, что завалит выход после ночной охоты, или просто не желает крушить стены у себя в спальне, – я не знаю, но прошу вас, не спорьте со мной! Смауг может вылететь на охоту в любую минуту. У нас только один шанс спастись – забраться поглубже в туннель и закрыть дверь.

Он говорил с такой убежденностью, что гномы послушались. Они спрятались в туннеле, но дверь пока не закрыли. Это казалось слишком рискованным: ведь никто не знал, как она открывается изнутри и удастся ли ее отпереть, а кому приятно оказаться запертым в подземелье, откуда единственный путь наверх ведет через логово дракона! Кроме того, и в глубине Горы, и снаружи пока все было тихо. Поэтому они еще долго сидели в туннеле у приоткрытой двери и продолжали беседовать.

Слово за слово, разговор коснулся низких намеков дракона относительно гномов. Бильбо с горечью подумал о том, как было бы хорошо, если бы он никогда их не слышал, – или хотя бы сейчас точно знал, что гномы ничуть не кривят душой, утверждая, что сами ни разу не задумывались, что они станут делать, когда золото окажется у них в руках.

– Мы понимали, что затеяли трудное предприятие, – сказал Торин. – Мы и сейчас это понимаем. Но я полагаю, что у нас еще будет возможность решить, как поступить дальше, когда мы завладеем сокровищами. Что же касается вашей доли, мистер Бэггинс, то, уверяю вас, мы благодарны вам от всего сердца, и как только у нас появится что делить, вы сможете сами выбрать четырнадцатую часть и взять что пожелаете. Я понимаю, что вы беспокоитесь о доставке золота, и это вполне объяснимо. Согласен, что трудности велики – здешние края не стали безопасней с течением времени, скорее наоборот, – но мы всемерно постараемся вам помочь и возьмем на себя часть расходов, когда дойдет до того, чтобы везти сокровища. Хотите верьте, хотите нет!

После этого гномы заговорили о великой сокровищнице Трора и о прекрасных и драгоценных вещах, которые помнили Торин и Балин. Они спрашивали себя, а вдруг эти сокровища и по сей день лежат там, внизу, в целости и сохранности? Копья с трижды прокованными наконечниками, с древками, искусно инкрустированными золотом, заказанные для своего войска великим королем Бладортином (почившим много лет назад), которые так и не попали к нему и за которые не поступило никакой платы; щиты, предназначавшиеся славным воинам древности; огромная золотая чаша Трора с двумя ручками, с гравировкой и чеканным узором из птиц и цветов, где лепестками цветов и глазами птиц служили драгоценные камни; позолоченные и посеребренные несокрушимые доспехи; ожерелье Гириона, Лорда Дейла, из пятисот травянисто-зеленых изумрудов, которое он отдал в уплату за необыкновенную кольчугу для своего старшего сына – несравненную кольчугу работы гномов, сплетенную из колец чистого серебра, которая была втрое прочнее стальной. Но прекраснейшим из сокровищ был огромный сияющий белый драгоценный камень, который гномы нашли у самых корней Горы, – Сердце Горы, Аркенстон Трайна.

– Аркенстон! Аркенстон! – словно в полусне бормотал Торин, сидя в темном туннеле и уперев подбородок в колени. – Шар с тысячью граней – он сиял, как серебро в свете огня, как ручей под лучами солнца, как снег в звездную ночь, как дождь на полях луны!

Но чары сокровищницы уже не действовали на Бильбо, и он почти не обращал внимания на то, что говорят гномы. Он сидел ближе всех к двери и одним ухом вслушивался в тишину ночи, чтобы различить первый же отзвук надвигающейся опасности, а другим старался уловить малейшие отголоски эха в туннеле, чтобы за тихим бормотанием гномов не пропустить какой-нибудь подозрительный шорох, долетевший из глубины.

Мрак сгущался, и у хоббита все сильнее щемило сердце.

– Закройте дверь! – умоляюще произнес он. – Я до смерти боюсь этого дракона. Тишина меня куда больше пугает, чем вчерашний грохот. Закройте дверь, пока не поздно!

В его голосе было что-то такое, от чего гномам тоже стало не по себе. Торин, с трудом очнувшись от грез, медленно встал и отбросил ногой камень, не дававший двери закрыться. Гномы подтолкнули каменную плиту – и дверь с лязгом захлопнулась. Что-то щелкнуло. На внутренней поверхности двери не осталось никаких следов замочной скважины. Искатели сокровищ оказались заперты в Горе!

И как раз вовремя! Едва они отошли чуть подальше от входа, как на скалы обрушился страшный удар, словно по склону Горы били тараны из цельных дубов, раскачиваемые великанами. Утесы загудели, по стенам туннеля побежали трещины, с потолка на головы гномам посыпались камни. Что было бы, если бы дверь не закрыли, я боюсь даже подумать. Бильбо и гномы бросились вниз по проходу, радуясь, что остались в живых. За дверью у них за спиной послышался чудовищный грохот и громовой рев разъяренного дракона. Смауг крушил скалы, дробил камни, разносил вдребезги каменные стены ужасными ударами своего могучего хвоста. Место, где стоял их маленький лагерь на высоком утесе, опаленная трава, серый камень, где некогда сидел дрозд, скалы, по которым ползали улитки, узкий выступ – все обратилось в каменное крошево, и лавина обломков рухнула в ущелье.

Дракон, оказывается, украдкой выбрался из логова, бесшумно взмыл в воздух и затем медленно и тяжело, как чудовищная ворона, полетел в темноте по ветру на западный склон, думая застать там кого-нибудь врасплох и обнаружить дыру, через которую проник вор. Но он никого не увидел и ничего не нашел даже там, куда, по его мнению, должен был выходить туннель, – и потому пришел в такое неистовство.

Дав волю своему гневу, Смауг слегка успокоился. Он подумал, что с этой стороны его больше тревожить не станут, и решил, что настала пора свершить еще одну месть.

– Оседлавший Бочку! – прошипел он. – Ты добирался сюда водой, значит, твой след ведет вниз по реке! Мне незнаком твой запах, но если ты не из людей Озера, то они тебе помогли! Они увидят меня и запомнят, кто настоящий Король Под Горой!

В блеске огня он взмыл ввысь и полетел к югу, по направлению к Бегущей реке.

Глава 13. Пустое логово

Бильбо и его друзья сидели в туннеле в кромешном мраке. Их обступала мертвая тишина. Они мало ели и почти не разговаривали. Никто из них не мог бы сказать, сколько прошло времени. Они боялись пошевелиться, потому что громкое эхо разносило по проходу малейший шорох, и даже шепот отдавался в стенах туннеля гулким шелестом. Порой они дремали и просыпались все в тех же темноте и безмолвии. Казалось, прошел не один день. Наконец они стали задыхаться без свежего воздуха, в голове у них мутилось от духоты, и гномы почувствовали, что больше не в силах это терпеть. Они бы, наверное, даже обрадовались, если бы снизу донесся шум, говорящий о возвращении дракона. В тишине им по-прежнему чудилась нависшая угроза. Бильбо и гномы боялись, что Смауг приготовил какую-то коварную ловушку, – но не могли же они вечно сидеть в туннеле.

Торин заговорил:

– Попробуем открыть дверь! Я хочу только одного – вдохнуть полной грудью, иначе я просто умру! Пусть лучше Смауг раздавит меня наверху, чем погибать здесь от духоты!

Несколько гномов встали и попытались на ощупь добраться до двери. Но оказалось, что верхний конец туннеля разбит, засыпан обломками скал, и дверь похоронена под завалом. Отныне ни чары, которым она подчинялась, ни ключ были не в силах ее открыть.

– Мы в западне! – застонали гномы. – Это конец. Мы все здесь погибнем.

Но как раз тогда, когда гномы впали в самое беспросветное отчаяние, у Бильбо почему-то вдруг стало легче на душе, словно у него из-под жилета выпала какая-то тяжесть.

– Ну-ну! – сказал он. – «Пока жив – надейся!», как говаривал мой отец. Помните: «третий раз все оплатит». Я иду вниз. Я уже два раза спускался туда, хотя точно знал, что внизу поджидает дракон, рискну и в третий. Может быть, там сейчас пусто. Все равно, чтобы отсюда выбраться, надо идти вниз. И теперь вам, пожалуй, придется составить мне компанию.

Ничего другого и правда не оставалось. Гномы согласились, и Торин встал впереди всех, рядом с Бильбо.

– Только осторожней! – прошептал хоббит. – И главное – тише! Может, внизу никакого дракона нет, а может, и есть. Не стоит рисковать зря.

И они направились вниз по туннелю. Конечно, гномы не могли идти так же тихо, как Бильбо, – как они ни старались, все равно они шаркали ногами и отдувались, и гулкое эхо усиливало этот подозрительный шум. Хоббит не раз в страхе замирал и прислушивался, но снизу по-прежнему не доносилось ни звука. Когда до конца туннеля, насколько он мог судить, осталось недалеко, Бильбо надел свое кольцо и пошел чуть впереди гномов. Впрочем, кольцо сейчас совершенно не требовалось: их окружала непроницаемая тьма, и с кольцом или без него, все и так стали невидимы. Мрак был таким густым, что хоббит не понял, где кончается туннель: неожиданно у него под рукой оказалась пустота, Бильбо споткнулся и кувырком полетел в зал!

Он лежал ничком на полу, затаив дыхание и не смея пошевелиться, – но ничего не произошло. Наконец Бильбо медленно поднял голову. Он по-прежнему не видел ни единого проблеска в темноте, – только у дальней стены, высоко наверху, что-то вроде бы сверкнуло белым неярким светом. Но это слабое мерцание вовсе не походило на смертоносное пламя, выдыхаемое драконом, хотя в зале висел густой тяжелый драконий смрад, от которого першило в горле.

В конце концов мистер Бэггинс почувствовал, что больше не в силах выносить неизвестность.

– Эй, Смауг, проклятый червь! – закричал он. – Хватит играть в прятки! Зажигай огонь и сожри меня, если поймаешь!

Только слабое эхо отозвалось в темноте.

Бильбо поднялся и тут понял, что не может определить, куда идти и в какой стороне туннель.

– Хотел бы я знать, что затеял Смауг, – пробормотал он. – Нынче днем (или ночью?) его явно нет дома. Если Ойн и Глойн не потеряли трутницы, пожалуй, стоит зажечь огонь и оглядеться, раз уж нам выпала такая удача.

– Эй, мне нужен огонь! – громко закричал Бильбо. – Может кто-нибудь принести факел?

Гномы, которые не на шутку перепугались, когда хоббит оступился и упал, со стуком хлопнувшись об пол, сидели в темном туннеле, сгрудившись в кучу в том самом месте, где Бильбо их и оставил, – неподалеку от выхода в зал.

– Шшш! Шшш! – зашипели они, услыхав его крик, и хоть Бильбо таким образом выяснил, в какой они стороне, но далеко не сразу он сумел еще чего-нибудь от них добиться. Только когда хоббит в нетерпении затопал ногами и как можно громче и пронзительней закричал: «Нужен огонь!», Торин сдался и послал Ойна и Глойна вверх по туннелю достать трутницы из своих мешков.

Через какое-то время в темноте замерцал огонь: показался Ойн с небольшим ярким сосновым факелом, а за ним Глойн, который нес несколько запасных под мышкой. Бильбо подбежал к выходу из туннеля и схватил горящий факел, но зажечь остальные факелы или пойти вместе с хоббитом на разведку гномы не согласились. Торин обстоятельно пояснил, что мистер Бэггинс, согласно их договору, по-прежнему считается Главным Взломщиком и Разведчиком. Если он желает с риском для жизни обследовать подземелье при свете, это его дело. Они подождут донесений в туннеле. И гномы уселись у самого выхода, так, чтобы им было видно, что делает Бильбо.

Они увидели, как темная фигурка двинулась через зал, держа маленький факел над головой. Пока Бильбо был близко, гномы порой различали поблескивание золота и слышали позвякивание, когда хоббит спотыкался о какую-нибудь золотую вещицу. Бильбо постепенно забирался все дальше вглубь необъятного зала, и огонек факела делался все слабее. Затем огонек заплясал, медленно поднимаясь выше, – Бильбо взбирался на огромную кучу сокровищ. Вскоре он вскарабкался на самый верх и пошел дальше. Затем гномы увидели, что хоббит остановился и наклонился на мгновение, но не поняли зачем.

Он наклонился, чтобы взять Аркенстон, Сердце Горы. Бильбо узнал его по описанию Торина, но ошибиться было нельзя, ибо второго подобного камня не нашлось бы даже в такой великолепной сокровищнице и даже в целом мире. Это его белый блеск с самого начала притягивал к себе хоббита. Пока Бильбо взбирался наверх, он все ясней различал впереди бледное светящееся пятно. Постепенно оно обрело форму – то был маленький шар, лучащийся белым огнем. Затем Бильбо подошел ближе, и поверхность шара заиграла неяркими разноцветными искрами, отблескивающими в бесчисленных гранях в трепещущем свете факела. И наконец, когда хоббит остановился, чтобы как следует рассмотреть великое сокровище, которое он отыскал, у него просто перехватило дыхание. Огромный драгоценный камень лежал у его ног: он сиял собственным внутренним светом, – и в то же время, поскольку был огранен и отшлифован гномами, добывшими его в сердце Горы в стародавние времена, он вбирал в себя свет, падающий извне, и возвращал мириадами белых сияющих искр, пронизанных яркими отблесками всех цветов радуги.

Рука Бильбо против воли потянулась к камню, повинуясь его немыслимому очарованию. Камень был большой и тяжелый, маленькие пальцы хоббита не могли его обхватить, но Бильбо поднял его, зажмурился и спрятал подальше в самый глубокий карман.

«Теперь я настоящий вор! – подумал он. – Конечно, я расскажу про него гномам… в свое время. Они обещали, что я смогу сам выбрать свою долю и взять что захочу. Я выбрал бы этот камень, а они пускай забирают все остальное!»

И все-таки на душе у него было неспокойно: Бильбо чувствовал, что истолковал обещание Торина слишком буквально, что Аркенстон, скорее всего, дележу не подлежит и что из-за этого камня еще случатся крупные неприятности.

Хоббит двинулся дальше. Он спустился с другой стороны золотой горы, и гномы потеряли из виду его факел. Но вскоре огонек опять замерцал вдали: Бильбо пересекал подземелье.

Спустя какое-то время хоббит добрался до огромных дверей в дальнем конце зала. На него повеяло свежим воздухом, но сквозняк едва не погасил факел. Бильбо робко выглянул за дверь и различил в темноте величественные галереи и начало широкой лестницы, уходящей наверх, в черноту. Дракона по-прежнему не было ни видно, ни слышно. Хоббит уже собрался повернуть назад, как вдруг маленькая черная тень пронеслась мимо, задев его по лицу. Вскрикнув, Бильбо отскочил в сторону, споткнулся и упал. Факел покатился по полу и погас!

– Кажется, это просто летучая мышь, – растерянно пробормотал хоббит. – Надеюсь, что так. Но что же теперь делать? Где тут восток, где юг, север, запад?

– Торин! Балин! Ойн! Глойн! Фили! Кили! – закричал он во весь голос, но в черном необъятном зале его пронзительный крик прозвучал едва слышно. – Факел погас! Кто-нибудь, подойдите сюда, помогите!

И куда только делось его мужество!

Гномы издалека услышали слабые крики, но разобрали только одно: «Помогите!»

– Что такое стряслось? – проговорил Торин. – Если бы он повстречался с драконом, он не кричал бы так долго.

Они еще чуть-чуть подождали, но ничего подозрительного, свидетельствующего о присутствии дракона, не услышали: в подземелье вообще царила полная тишина, если не считать далеких возгласов Бильбо.

– Кто-нибудь, зажгите еще пару факелов! – приказал Торин. – Похоже, надо идти на помощь нашему Взломщику.

– Да, кажется, настал наш черед ему помогать, – сказал Балин. – Я готов идти. Тем более что сейчас нам, по-моему, ничего не грозит.

Глойн запалил еще несколько факелов, и гномы один за другим выбрались из туннеля. Они двинулись вдоль стены, стараясь идти побыстрей, и вскоре увидели хоббита, который сам пробирался им навстречу. Бильбо сразу почувствовал себя уверенней, когда различил в темноте огоньки факелов.

– Просто пролетела летучая мышь, и я выронил факел, только и всего! – объяснил он.

Гномы с облегчением перевели дух и тут же ворчливо выразили свое недовольство, раздосадованные тем, что волновались без всякого повода. Что бы они сказали, если бы Бильбо прямо сейчас показал им Аркенстон, я просто не знаю. Но даже беглого взгляда на груды сокровищ, мимо которых они прошли, хватило, чтобы у них в сердцах запылала великая страсть гномов, – а когда в сердце гнома, даже самого почтенного, при виде золота и драгоценностей разгорается пламя, он делается неустрашимым, а иногда и свирепым.

В общем, Бильбо не пришлось больше их уговаривать – теперь гномы и сами рады были поверить, что Смауга дома нет, и рвались осмотреть зал, пока есть возможность. Каждый из них взял горящий факел. Они бродили по залу туда-сюда, озираясь по сторонам, и постепенно не только забыли свой страх, но и утратили всякую осторожность. Громко перекликаясь, они выбирали из кучи или снимали со стен драгоценные вещи, показывали их друг другу, вертели в руках, ласкали и любовались ими при свете огней.

Фили и Кили на радостях схватили золотые арфы с серебряными струнами (на стенах зала до сих пор висело много прекрасных арф, и дракон, который музыкой не интересовался, к ним не притронулся), а поскольку арфы были волшебные, они сразу же заиграли в лад. Как давно не звучали струны под темными сводами этого подземелья! Но остальные гномы были настроены куда более серьезно: пока младшие играли на арфах, они набивали карманы драгоценными камнями, а то, что не могли унести, со вздохом роняли на пол. Торин не отставал от других, только при этом он все время метался из стороны в сторону и что-то искал – искал и никак не мог найти. Он разыскивал Аркенстон, но пока ничего об этом не говорил.

Гномы сняли со стен топоры и кольчуги и вооружились. Поистине, Торин теперь выглядел по-королевски: на нем была позолоченная кольчуга, перехваченная драгоценным поясом, сплошь усеянным алыми самоцветами, а в руке – топор с серебряной рукоятью.

– Мистер Бэггинс! – позвал он. – Пора выплатить первую часть вашего вознаграждения! Сбросьте старую куртку и наденьте вот это!

И он помог Бильбо облачиться в кольчужку, сплетенную для какого-то юного принца эльфов в стародавние времена. Она была сделана из серебра, прочного, как сталь, которое эльфы называли митриль. К кольчуге полагался пояс, украшенный жемчугом и хрусталем. Легкий шлем из кожи с тисненым рисунком, укрепленный изнутри стальными пластинами, а по ободу усыпанный белыми сверкающими камнями, оказался у Бильбо на голове.

«Я чувствую себя героем, – подумал хоббит. – Но выгляжу, должно быть, нелепо. То-то бы посмеялись надо мной дома, под Холмом! А все-таки жаль, что нет под рукой зеркала!»

И тем не менее мистер Бэггинс не потерял головы при виде сокровищ. Он не так остро, как гномы, чувствовал их притягательную силу, и ему довольно быстро надоело рыться в сокровищнице. Бильбо не сомневался, что гномам это занятие прискучит еще не скоро, а потому сел на пол и чуть-чуть подождал, со страхом гадая, что будет дальше. «Пожалуй, я отдал бы немало этих дивных золотых кубков, – подумал он, – за глоток чего-нибудь этакого для поднятия духа из деревянной чаши Беорна!»

– Торин! – крикнул Бильбо. – Чего мы ждем? Мы вооружены, но ведь и с оружием никто не мог выстоять против Смауга Ужасного! Сокровища еще не отвоеваны. Рано думать о золоте, нужно искать выход! Мы и так слишком долго испытываем судьбу.

– Вы правы! – согласился Торин, опомнившись. – Идемте! Теперь я поведу вас. И за тысячу лет мне не забыть коридоров и галерей этого дворца!

Торин окликнул остальных гномов. Те не без сожаления оторвались от созерцания сокровищ и вместе с Бильбо и Торином вышли через огромные двери, держа факелы над головой и поминутно оглядываясь назад.

Сверкающие кольчуги они прикрыли старыми поношенными плащами, а блестящие шлемы – потрепанными капюшонами. Торин пошел первым, остальные гуськом двинулись за ним – и цепочка крошечных огоньков поплыла по темным проходам, то и дело замирая на месте: гномы останавливались и в страхе прислушивались, не ползет ли дракон.

Древний подземный дворец был опустошен и разрушен, полы и стены пострадали от драконьего пламени и были испачканы слизью, но Торин узнавал каждый коридор, каждый поворот. Они поднимались по нескончаемым лестницам, сворачивали, спускались по гулким проходам, снова сворачивали и снова поднимались по лестницам. Гномы шли дальше и дальше, вверх и вверх по гладким, широким и удобным ступеням, высеченным в лоне Горы из первозданного камня, и по-прежнему все было тихо, никого живого вокруг, только робкие тени прятались по углам с приближением факелов, трепетавших на сквозняке.

К сожалению, ступеньки оказались великоваты для хоббитских ног. Но когда Бильбо совсем выдохся и почувствовал, что больше не в силах сделать ни шагу, лестницы кончились, и потолок внезапно ушел вверх, на недосягаемую для света факелов высоту. Тонкий луч пробился через какое-то отверстие в своде подземного зала, повеяло свежим воздухом. Впереди угадывались громадные двери: наполовину сгоревшие створки криво висели на петлях. Из-за порога через дверной проем проникал тусклый рассеянный свет.

– Это парадный зал Трора, – произнес Торин. – Здесь устраивались пиры и собирался совет. Теперь уже недалеко до Главных Ворот.

Гномы и хоббит пересекли разоренный зал, обходя полусгнившие столы, обугленные перевернутые кресла и лавки. В пыли на полу среди разбросанных кубков, чаш и разбитых рогов валялись черепа и кости. Путники миновали еще одни двери на выходе из зала и вдруг услышали журчанье воды. Сумрак развеялся, стало совсем светло.

– Здесь берет начало Бегущая река, – проговорил Торин. – Она течет вниз, к Воротам. Поспешим за ней!

Из темного отверстия в стене струился бурный ручей. Вода сбегала в узкий глубокий желоб, прямой, как стрела, высеченный в камне искусными руками древних мастеров. Вдоль ручья шла широкая мощеная дорога, по которой плечом к плечу могло бы пройти много гномов. Торин и его соратники бросились по ней бегом, дорога плавно повернула, и – о радость! – им в глаза ударил дневной свет. Впереди высилась величественная арка; на внутренней стороне разбитого, почерневшего портала еще виднелись остатки старинной резьбы. Неяркое солнце, проглядывающее сквозь осеннюю дымку, озаряло долину меж двух отрогов Горы, на каменных плитах у порога лежали золотые пятна солнечного света.

Потревоженные дымом факелов летучие мыши заметались у гномов над головой. Путники в испуге подались вперед – и тут же поскользнулись на покрытых слизью камнях, ставших гладкими от того, что по ним часто проползал дракон. Выбегавшая из Ворот река, шумно пенясь, катила свои воды дальше, в долину. Гномы побросали на землю ненужные теперь факелы и остановились, щурясь от непривычно яркого света. Они стояли в проеме Главных Ворот, глядя вниз, на долину Дейла.

– Вот это да! – произнес Бильбо. – Вот уж не ожидал, что доведется когда-нибудь Выходить из этих Ворот. Я даже не представлял себе, что можно так радоваться солнцу и свежему ветру! Брр! А холодно как!

И в самом деле, дул резкий пронизывающий восточный ветер, возвещающий о приближении зимы. Он врывался в долину из-за отрогов Горы, выл и свистел меж камней и скал. Путники провели много времени в духоте под землей, в нагретом драконьем логове, и теперь дрожали, выйдя на солнце.

Тут Бильбо почувствовал, что он не только падает с ног от усталости, но и умирает с голоду.

– Похоже, скоро полдень, – проговорил он. – Время позавтракать, если найдется чем. Но мне кажется, что парадные двери Смауга – не самое подходящее для этого место. Давайте поищем, где можно спрятаться и спокойно перекусить!

– Правильно! – произнес Балин. – И я, кажется, знаю, куда лучше всего пойти: к старому сторожевому посту в конце юго-западного отрога.

– А далеко до него? – спросил хоббит.

– Я думаю, часов пять ходьбы, и путь будет трудным. Дорога от Ворот по левому берегу реки, по-моему, совершенно разбита. Но взгляните туда: там, где река поворачивает к востоку, огибая разрушенный Дейл, раньше был мост, а дальше, на правом берегу, – крутая лестница. Она выведет нас на дорогу к Равенхиллу. Чуть дальше от дороги отходит тропа, которая поднимается к сторожевому посту. По крайней мере, так было прежде. Но взобраться наверх нелегко, даже если сохранились ступеньки.

– Ой-ой-ой! – застонал хоббит. – Еще столько идти и столько карабкаться по горам без завтрака! Интересно, сколько завтраков, обедов и ужинов мы пропустили, пока сидели в этой мерзкой норе, не ведая, который час и который день?

На самом деле с той поры, как дракон разбил волшебную дверь, прошел всего один день и две ночи (и за это время они перекусили несколько раз), но Бильбо совсем потерял счет дням: долгие часы, проведенные в подземелье, слились для него в одну сплошную ночь, и он не знал, сколько она длилась – день, два или неделю.

– Ну-ну! – улыбаясь, произнес Торин (он опять воспрял духом и позвякивал драгоценными камнями в карманах). – Не стоит называть мой дворец мерзкой норой! Подождите немного, увидите, что будет, когда его вычистят и отделают заново!

– Ничего не будет, пока жив Смауг, – мрачно ответил Бильбо. – Интересно, где он сейчас? Я отдал бы сытный завтрак за то, чтобы это узнать. Надеюсь, он не лежит на вершине Горы, глядя, чем мы тут занимается!

Это неприятное предположение так потрясло гномов, что они сразу согласились с Бильбо и Балином.

– Надо уходить отсюда подобру-поздорову, – сказал Дори. – Я словно затылком чувствую его взгляд.

– Здесь так холодно и пустынно, – подхватил Бомбур. – Вода рядом, но ничего съедобного, кажется, нет. Дракон, наверное, всегда голоден.

– Идем! Идем! – закричали все остальные. – Вперед, на тропу Балина!

Под отвесными каменными стенами, высившимися по правую руку, тропы не оказалось, и путники двинулись по левому берегу реки, пробираясь между камней. Запустение, царившее в разоренной долине, заставило вновь помрачнеть даже Торина. Мост, о котором говорил Балин, давно обрушился, и его каменные обломки стали округлыми валунами в мелкой и шумной реке, но путники без труда перешли ее вброд и по древним ступеням вскарабкались на высокий берег. Вскоре они обнаружили старую дорогу, которая привела их в глубокую лощину, укрытую между скал. Здесь путники немного отдохнули и перекусили: скудный завтрак составили в основном Крам и вода. (Если вам интересно, что такое Крам, то могу лишь сказать, что это нечто вроде сухарей; его точного рецепта я, увы, не знаю. Крам практически не портится и считается питательным. Других достоинств у него нет, разве что грызть его – неплохое упражнение для челюстей. Люди Озера выпекали Крам специально для долгих странствий.)

После завтрака гномы и Бильбо отправились дальше. Дорога ушла от реки, свернув к западу. Высокий кряж, тянущийся от Горы на юг, подступал все ближе. Наконец, путники заметили крутую тропинку, уходившую наверх, и гуськом двинулись в гору. Они поднимались долго и медленно и лишь во второй половине дня выбрались на гребень и увидели опускающееся к западу холодное зимнее солнце.

Тропа вывела их на ровную площадку, с трех сторон открытую всем ветрам, а с севера огражденную высокой скалой, в которой был выбит проход наподобие двери. Отсюда как на ладони просматривались окрестности Горы на востоке, юге и западе.

– Раньше здесь все время стояли часовые, – сказал Балин. – А дверь ведет в караульню, вырубленную в скале. Вокруг Горы было несколько таких постов. Но во времена нашего благоденствия казалось, что нет особой нужды нести стражу, и часовые, вероятно, утратили бдительность, – иначе мы бы заблаговременно узнали, что летит дракон, и все могло бы сложиться по-другому. Я думаю, это неплохое убежище. Отсюда мы сможем следить за окрестностями, оставаясь невидимыми для посторонних глаз.

– Что толку, коли нас заметили по дороге сюда! – произнес Дори, который ежеминутно бросал опасливые взгляды наверх, словно ожидал увидеть дракона, сидящего на вершине Горы, как огромная птица на шпиле высокой башни.

– Придется пойти на риск, – сказал Торин. – Сегодня мы все равно не в силах двигаться дальше.

– Вот именно! – воскликнул Бильбо и уселся на землю.

За дверью оказалась большая комната, где хватило бы места на целую сотню гномов, а за ней – еще одна комнатка поменьше, укрытая в глубине скалы от ветра и холода. Место казалось совершенно заброшенным: похоже, за время владычества Смауга сюда не заглядывали даже дикие звери. Путники побросали на пол свою поклажу. Некоторые тут же улеглись спать, а остальные уселись возле наружной двери и принялись обсуждать, что делать дальше. Но о чем бы они ни говорили, они все время возвращались к одному и тому же вопросу: где Смауг? На западе и на востоке не было видно ничего подозрительного, на юге тоже ничто не говорило о присутствии дракона, но там вдали кружились огромные стаи птиц. Гномы долго смотрели в ту сторону и гадали, что бы это могло означать. Наступил вечер, в небе появились первые холодные звезды, а они так ни до чего и не додумались.

Глава 14. Огонь и вода

А теперь, если вы, как и гномы, хотите узнать новости о драконе, придется вернуться на два дня назад, в тот вечер, когда Смауг разбил волшебную дверь и в ярости полетел к югу.

Почти все жители озерного города Эсгарота сидели по домам, ибо с востока, с черного края ночи, дул резкий холодный ветер, – и только несколько человек, которые любили посмотреть, как в озере, в зеркальных пятнах спокойной воды, зажигаются отражения звезд, проступающих в небе, стояли на набережной. Одинокую Гору почти целиком заслоняли от глаз невысокие холмы на дальнем конце озера, между которыми пробивала свой путь с севера Бегущая река. Только самую вершину Горы можно было увидеть из города в ясную погоду, однако жители Озерного Города редко смотрели в ту сторону, потому что Гора казалась зловещей и мрачной даже при утреннем свете. Но сейчас ее скрывала ночная тьма.

И вдруг на мгновение четкий силуэт Одинокой Горы проступил на фоне ночного неба: зарево тронуло ее остроконечную вершину и тут же погасло.

– Смотрите! – воскликнул один из стоявших на набережной. – Опять свет! И вчера часовые с полуночи до рассвета видели, как там полыхали огни. Что-то там происходит.

– Может, Король Под Горой кует золото, – сказал другой. – Он давно уже отправился на север. Пора, чтобы сбылись и другие пророчества из наших песен.

– Какой еще король? – угрюмо произнес третий. – Не иначе, пламя изрыгает дракон, вышедший на разбой, – единственный Король Под Горой, которого мы знаем.

– Ты всегда ждешь беды! – сказали его собеседники. – То наводнение пророчишь, то ядовитая рыба тебе мерещится. Хоть раз подумай о чем-нибудь веселом!

Внезапно яркий свет блеснул между холмов, и северный край озера вспыхнул золотым огнем.

– Король Под Горой! – закричали стоявшие на набережной. – С Горы фонтаном золото взметнулось до небес! С Горы потекла золотая река!

Повсюду распахнулись окна, люди выбежали на улицы. Весь город вновь охватило бурное ликование. Но угрюмый человек что было духу кинулся к главе города.

– Сюда летит дракон, чтоб мне провалиться! – закричал он. – Рубите мосты! К оружию! К оружию!

Трубы пропели тревогу, эхо откликнулось по скалистым берегам. Веселые песни смолкли, радость сменилась страхом. И дракон не застал горожан врасплох.

Он летел с немыслимой скоростью: вскоре жители Озерного Города увидели в небе огненную искру, которая с каждой секундой росла и разгоралась все ярче. Тут даже самые бестолковые поняли, что в пророчества, кажется, вкралась какая-то ошибка. Но у горожан еще оставалось немного времени. Во всех домах в Озерном Городе запасли воду, все воины вооружились и набили колчаны стрелами, мост, ведущий на берег, срубили и обрушили в озеро. Вовремя! Смауг был уже близко: с севера послышался нарастающий рев, озеро подернулось рябью под ударами страшных крыльев, на волны лег багровый огненный отблеск.

Под крики ужаса, стоны и возгласы людей дракон пролетел над городом и устремился к мосту, – но он просчитался! Моста больше не было, враги укрылись на острове, со всех сторон их окружала глубокая темная вода, – слишком глубокая, темная и холодная, на его взгляд. Если бы дракон попробовал сунуться в озеро, то вода закипела бы, и поднялось бы огромное облако пара, так что туманная мгла окутала бы окрестные земли на несколько дней. Но озеро было сильнее Смауга, и оно погасило бы его огонь.

Дракон испустил громовой рев и снова взлетел над городом. Ливень черных стрел взметнулся ему навстречу. Стрелы защелкали по его броне, застучали по драгоценным камням; подожженные его дыханием древки с шипением падали в воду. Самые яркие фейерверки, какие вы только можете вообразить, не сравнятся с тем огненным дождем, который увидели жители Озерного Города этой ночью. Услышав свист стрел и пронзительное пение труб, Смауг пришел в неистовство. Он обезумел от ярости. Давным-давно никто не осмеливался вступать с ним в бой; никто бы и сейчас не посмел, если бы тот самый угрюмый человек (Бард было его имя) не настоял на своем: теперь он бегал взад и вперед, подбадривая лучников, и требовал, чтобы глава города приказал им сражаться до последней стрелы.

Пламя вырвалось из пасти дракона. Он взлетел выше и сделал над городом несколько кругов. Отблеск его огня озарил озеро. Деревья на берегах заалели, как кровь, как красная медь, по земле от стволов побежали густые черные тени. Дракон устремился вниз, и вновь его встретила туча стрел, но он был в такой ярости, что не обратил на них никакого внимания и даже не подумал повернуться, чтобы подставить под выстрелы чешуйчатую броню. Сейчас он хотел одного: поджечь город.

Пламя вспыхнуло на концах бревен, соломенные крыши запылали, едва он пронесся над ними, хотя перед его появлением все крыши, все стены в Озерном Городе окатили водой. Сотни рук снова и снова сбивали огонь и заливали водой каждую искру. Дракон опять ринулся вниз. Взмах хвоста – и крыша ратуши разлетелась в куски и обрушилась. Неукротимые языки огня взметнулись в ночное небо. Еще один круг над крышами, затем еще и еще – и один за другим рушились дома, объятые пламенем. И по-прежнему ни одна стрела не могла остановить Смауга: их удары тревожили дракона не больше, чем укусы болотной мошкары.

Повсюду люди прыгали в воду. Женщин и детей пытались рассадить в лодки на главной площади. Воины бросали оружие. Плач и стон стояли в городе, где совсем недавно распевали старинные песни о возвращении Короля Под Горой и веселых грядущих днях. Теперь люди проклинали вернувшихся гномов. Глава Озерного Города уже пробирался украдкой к своей большой позолоченной лодке, намереваясь среди всеобщего смятения незаметно уплыть куда-нибудь подальше, чтобы самому остаться в живых. Скоро покинутый город сгорел бы дотла – разве что под водой уцелели бы деревянные сваи.

На это и рассчитывал дракон. Пусть хоть весь город залезет в лодки, думал он, не все ли равно. Он вволю поохотится за ними, когда они поплывут, а остальные потом перемрут с голоду. Пусть попробуют выбраться на берег, – узнают, что их еще ждет. Он тотчас подожжет все окрестные леса, поля и пастбища. Давно уже ему не доводилось так позабавиться, как сейчас, когда он чинил расправу над целым городом.

Но небольшой отряд лучников еще держался среди горящих руин. Их капитаном был Бард – неуступчивый воин с мрачным лицом и угрюмым голосом, которого друзья обвиняли в том, что он вечно пророчит наводнения и другие напасти, но при этом все знали, что он человек достойный и доблестный. Он был дальним потомком Гириона, Лорда Дейла, чьи жена и ребенок после падения города бежали вниз по реке. Сейчас Бард стрелял из большого тисового лука. Он потратил все стрелы, кроме одной. Огонь подбирался к нему все ближе. Другие лучники из его отряда начали отступать. Бард натянул тетиву в последний раз.

Внезапно из темноты выпорхнула какая-то тень и метнулась к его плечу. Бард вздрогнул, – но это оказался всего-навсего старый дрозд. Без страха усевшись на плечо Барда, он пересказал новости, и лучник с удивлением обнаружил, что понимает птичий язык, – но ведь он был родом из Дейла.

– Погоди! – сказал дрозд. – Встает луна. Отыщи прореху в его броне на груди слева, когда он развернется и пролетит над тобой!

Бард замер в изумлении, а дрозд тем временем рассказал ему обо всем, что он видел и слышал на Горе.

Тогда Бард натянул тетиву до самого уха. Дракон сделал круг и теперь возвращался. На этот раз он летел низко, и, когда он приблизился к городу, над восточным берегом озера поднялась луна, и лунный свет посеребрил его огромные крылья.

– Стрела моя! – произнес лучник. – Черная стрела! Я берег тебя до последнего. Ты никогда не подводила меня и всегда возвращалась ко мне. Я получил тебя от отца, а он унаследовал тебя от своих предков. Если ты и правда вышла из кузницы истинного Короля Под Горой, то сейчас бей без промаха!

Дракон опустился еще ниже и развернулся, чтобы промчаться над самыми крышами. В лунном свете его поблескивающее чешуйчатое брюхо, вспыхивающее разноцветными искрами драгоценных камней, казалось белым, – но в одном месте осталось темное пятно. Зазвенела тетива большого тисового лука. Черная стрела ушла вверх и ударила прямо в прореху между чешуй возле левой передней лапы. Удар был страшен, стрела вошла в грудь дракону вся целиком – наконечник, древко и оперение. Дракон издал пронзительный вой, от которого люди на время оглохли, а по берегам озера повалились деревья и потрескались камни. Смауг взвился, будто его подбросило, перевернулся в воздухе и рухнул вниз.

Он упал прямо на город. Корчась в предсмертных судорогах, дракон разметал набережные и дома, искры и угли полетели в ночное небо. Озеро закипело, и во внезапно наступившей темноте над водой поднялись белые облака пара, освещенные луной. Свист и шипение разнеслись над огромным водоворотом – и все стихло. Так пришел конец Смаугу и Эсгароту. Но Бард спасся.

Луна поднималась все выше, все громче завывал холодный ветер. Он скрутил белый туман танцующими жгутами, погнал его на запад косматыми тучами, разметал в клочья и развеял над болотами у опушки Мирквуда. Тогда в лунном свете стали видны лодки – множество черных точек на поверхности озера. Ветер доносил с воды голоса людей Эсгарота, оплакивавших свой погибший город, сгоревшее добро и разрушенные дома. Но если бы они хоть немного пришли в себя и подумали (хотя сейчас трудно было этого ожидать), то признали бы, что на самом деле должны благодарить судьбу: три четверти жителей Озерного Города остались живы, прибрежные леса, поля, пастбища, скот и большая часть лодок уцелели, а дракон был мертв. Но они еще не поняли, что это значит.

Собравшись на западном берегу озера, они плакали и горевали, дрожа на холодном ветру, и вскоре послышались первые гневные возгласы: люди осыпали упреками главу города, который сбежал на лодке одним из первых, когда другие еще были готовы сражаться, защищая свои дома.

– Может, он и умеет вести дела, особенно свои собственные, – ворчали они, – но ему нельзя доверять в трудную минуту.

И все восхваляли мужество Барда и его последний славный выстрел.

– Был бы он жив, – говорили они в один голос, – мы бы сделали его королем. Бард Драконобойца из рода Гириона! Какое горе, что он погиб!

В этот момент высокий человек выступил из темноты. С его одежды ручьями стекала вода, черные волосы мокрыми прядями свисали на плечи и падали на лицо, глаза горели неистовым огнем.

– Бард не погиб! – воскликнул он. – Он нырнул в озеро, когда враг был сражен. Я – Бард из рода Гириона, я – победитель дракона!

– Король Бард! Король Бард! – закричали люди, но тут глава города стиснул зубы, чтобы они перестали лязгать от холода, и заговорил.

– Гирион был лордом Дейла, а не королем Эсгарота, – сказал он. – Главу Озерного Города всегда избирали из числа старых и мудрых людей, поскольку у нас не в обычае, чтобы городом правили воины. Пусть король Бард правит в своем королевстве – Дейл теперь свободен благодаря его доблести, и Барду ничто не мешает туда вернуться. Кто хочет, может пойти с ним, если считает, что холодные камни под сенью Горы лучше зеленых берегов Озера. Мудрые останутся здесь в надежде отстроить город, а потом наслаждаться покоем и благоденствием.

– Мы хотим, чтобы городом правил Король Бард! – закричали в ответ те, кто стоял поближе. – Хватит с нас старых скупцов и торговцев!

Остальные подхватили их крик, и эхо прокатилось по берегу:

– Да здравствует лучник, долой денежных мешков!

– Я не отрицаю заслуг Барда Лучника! – осторожно произнес глава города (ибо Бард теперь стоял рядом с ним). – Поистине, его имя должно занять самое почетное место в списке благодетелей Эсгарота. Он достоин того, чтобы о нем слагали бессмертные песни. Но почему, почему, о горожане, – тут он вскочил на ноги и возвысил голос, – почему вы во всем вините меня? За что вы хотите меня сместить? Подумайте, кто повинен в том, что дракон пробудился? Кого мы осыпали дорогими подарками? Кому оказали всемерную помощь? Кто заставил нас поверить в то, что старые песни правдивы и наши мечты начинают сбываться? Кто воспользовался нашим добросердечием и доверчивостью? И что же они послали вниз по реке вместо золота в награду за наше гостеприимство? Драконье пламя нам на погибель! С кого мы должны теперь требовать возмещения ущерба, чтобы помочь нашим вдовам и сиротам?

Как видите, глава города не случайно занимал свой высокий пост. Выслушав его речь, люди на какое-то время и думать забыли про нового короля и обратили свой гнев на Торина и Компанию. Со всех сторон послышались резкие негодующие выкрики, и многие из тех, кто не так давно громче всех пел старинные песни, теперь так же громко кричали, что гномы нарочно разбудили дракона и натравили его на город!

– Глупцы! – оборвал их Бард. – К чему тратить слова и гнев на этих несчастных! Они, несомненно, первыми погибли в огне еще до того, как Смауг напал на нас! – И в этот момент его сердце дрогнуло: он понял, что у великой сокровищницы Одинокой Горы теперь нет ни хранителя, ни хозяина, и умолк. Бард вспомнил слова главы города, подумал о возрожденном Дейле и представил себе, как зазвонят его золотые колокола, – если только ему удастся найти сподвижников!

Затем он заговорил снова:

– Сейчас не время ссориться или думать о грядущих переменах. Есть более важные дела. Пока я служу вам, мастер, – но потом, может, и правда, последую вашему совету и уйду на Север с теми, кто пожелает пойти со мной.

И Бард зашагал прочь и присоединился к тем, кто устраивал лагерь и старался помочь раненым и больным. Глава города проводил его хмурым взглядом и остался сидеть на земле. Он долго и напряженно размышлял, но не сказал почти ничего, только крикнул, чтобы ему принесли огня и еды.

Куда бы ни подходил Бард, повсюду он слышал разгоравшиеся, точно пожар, разговоры о несметных сокровищах, которые больше никто не охраняет. Люди надеялись, что скоро возместят все свои потери, обретут богатство и будут жить в роскоши, покупая товары с Юга, и приятные грезы помогли им скоротать эту горькую холодную ночь. Право же, хорошо, что им нашлось о чем помечтать, – ведь пока далеко не у всех была крыша над головой (глава города занял отдельный шалаш) и еды не хватало (даже глава города сидел впроголодь). Многие в эту ночь заболели от холода и горя и вскоре умерли, хотя при падении города не получили ни ран, ни ожогов, да и в последующие дни люди страдали от голода и болезней.

Тем временем Бард взял командование на себя и распоряжался всем по своему усмотрению, хотя всегда от имени главы города. Ему пришлось указывать озерным жителям, что нужно делать, заботиться о том, чтобы их защитить и построить жилье, поскольку зимние холода были уже у порога. Возможно, многие бы погибли этой зимой, если бы не подоспела помощь. Но помощь пришла вовремя, ибо Бард первым делом послал вестников в Мирквуд – просить Короля Эльфов прийти им на выручку, и гонцы Барда встретили войско эльфов на полпути, хотя минуло только три дня с тех пор, как был убит Смауг.

Король Эльфов получил вести о том, что произошло, от своих посланцев и от птиц, любивших лесной народ. Великое смятение охватило пернатых, обитавших в окрестностях Драконьей Пустоши. В воздухе закружились огромные стаи, быстрокрылые гонцы сновали по небу туда-сюда. По опушкам Мирквуда слышался щебет, клекот и пересвист. Новость разлетелась по всему лесу: «Смауг убит!» Перешептывались листья, настораживались чуткие уши. Еще до того, как Король Эльфов выступил походом вниз по реке, вести услышали далеко на западе, в сосновых лесах на склонах Туманных Гор. Беорн обдумывал их в своем бревенчатом доме, и гоблины собрались на совет у себя в подземельях.

– Боюсь, мы больше не услышим о Торине Дубовом Щите, – сказал король. – Уж лучше бы он оставался моим гостем. И все-таки, – добавил он, – нет худа без добра. – Ведь король тоже не забыл, что говорилось в легендах о баснословном богатстве Трора.

Вот почему посланцы Барда встретили Короля Эльфов, который вел на север большое войско лучников и копьеносцев, и вороньё летело за ним по пятам громадными стаями, думая, что начинается война, какой в здешних краях не бывало уже много веков.

Но, выслушав вестников, король сжалился над озерными жителями, поскольку он был повелителем доброго и великодушного народа, и сразу свернул и поспешил к Долгому Озеру, хотя раньше собирался направиться прямо к Горе. Эльфам пришлось идти через болота пешком, потому что на все войско у них не хватило плотов и лодок, однако съестные припасы и прочие необходимые вещи король послал вперед по реке. Впрочем, эльфы – легконогий народ, и хотя у них не было особого навыка ходить по коварным топким тропинкам, ведущим от Леса к Озеру, они одолели этот путь очень быстро. Всего через пять дней после того, как был убит Смауг, они вышли к берегам Озера и увидели разрушенный город. Как и следовало ожидать, их встретили с радостью. Люди Озера и глава города пообещали Королю Эльфов любое вознаграждение в обмен на помощь.

Вскоре они составили план действий. Вместе с главой города на Озере остались женщины и дети, старики и больные, а также некоторые мастеровые люди и многие искусные эльфы – им предстояло рубить деревья и вылавливать бревна, которые сплавляли из Леса по реке, а затем строить хижины, чтобы озерные жители могли перезимовать. Также под руководством главы города стали думать, где и как отстроиться заново, как возвести новый город, краше и больше прежнего. Его решили перенести дальше на север вдоль берега, ибо люди отныне испытывали страх перед тем местом, где лежал поверженный дракон. Не суждено было ему вернуться на свое золотое ложе – холодный, как камень, он навеки застыл на дне озера, изогнувшись на мелководье. И сотни лет спустя исполинские кости в тихую погоду виднелись у берега среди руин в прозрачной холодной воде. Но мало кто отваживался проплывать на лодке над этим проклятым местом, и никто не решался нырять здесь или, дрожа, подбирать драгоценные камни, выпавшие из истлевшего панциря.

А все воины Озерного Города, способные держать оружие, и почти все войско Короля Эльфов отправились походом к Горе. И вот наконец, на одиннадцатый день после падения Эсгарота, их головной отряд миновал каменные ворота на северном конце озера и вышел на Драконью Пустошь.

Глава 15. Затишье перед бурей

А теперь возвратимся к Бильбо и гномам. Всю ночь они несли стражу, сменяя друг друга, но все было тихо, и утром они тоже не увидели и не услышали ничего подозрительного. Только кружившихся в небе птиц с каждым часом становилось все больше. Стая за стаей летели с юга, а воро́ны, оставшиеся возле Горы, с непрестанным карканьем носились над скалами.

– Странно, что происходит? – проговорил Торин. – Время осенних перелетов давно миновало, да и птицы это не перелетные: скворцы и зяблики. А там, вдали, густо кружит вороньё, словно ждет падали после битвы!

Вдруг Бильбо указал пальцем:

– Смотрите! Старый дрозд вернулся! Значит, ему удалось спастись, когда Смауг разнес наш склон. Вот только улитки вряд ли уцелели.

Тут их старый знакомый подлетел поближе, уселся неподалеку на камень, забил крылышками и засвистел. Потом он склонил голову набок, как будто внимательно слушал, а затем снова засвистел и опять показал, что слушает.

– По-моему, он пытается нам что-то сказать, – произнес Балин. – Но я не успеваю ничего разобрать, когда слушаю таких птиц, у них слишком быстрая речь и трудный язык. А ты понимаешь, что он говорит, Бэггинс?

– Не все, – ответил Бильбо (который на самом деле не понял ровным счетом ничего). – Похоже, старикан очень взволнован.

– Ах, если бы это был ворон! – воскликнул Балин.

– А я думал, ты их недолюбливаешь. Когда мы в первый раз ходили в долину, ты косился на них с опаской.

– Так то были воро́ны! И, вдобавок, гадкие, подозрительные и грубые – что ни слово, то брань. Да ты сам слышал, как они нас поносили. Нет, во́роны – это совсем другое дело. Народ Трора когда-то был с ними в большой дружбе. Во́роны часто доставляли нам тайные сведения и получали в награду блестящие безделушки, которые им нравится прятать у себя в гнездах. Во́роны живут долго и помнят все, что им довелось увидеть, и передают мудрость из поколения в поколение. В детстве я знал многих воронов с окрестных скал и холмов. Этот холм называли Равенхилл, потому что на утесе над караульней когда-то гнездилась знаменитая чета мудрых птиц – старый Карк и его жена. Но едва ли птицы их древнего рода до сих пор живут где-нибудь возле Горы.

Только он закончил, как старый дрозд громко свистнул и умчался прочь.

– Мы не понимаем его, но я уверен, что он-то нас понимает, – сказал Балин. – Посмотрим, что будет!

Вскоре послышалось хлопанье крыльев: вновь появился дрозд, и с ним – совсем дряхлый, огромный, почти слепой ворон с плешью на голове. Ворон летел с трудом; он важно опустился на землю, еще раз медленно и тяжело ударил крыльями и скакнул к Торину.

– О Торин, сын Трайна, и Балин, сын Фундина, – прокаркал он (и Бильбо понял, что он сказал, потому что ворон не клекотал по-птичьи, а говорил на обычном языке). – Я – Роак, сын Карка. Вы знали моего отца. Сто лет, и еще пятьдесят, и еще три года прошло с тех пор, как я вылупился из яйца, и Карк уже умер, но я помню все, что он мне рассказывал. Ныне я предводитель больших воронов Одинокой Горы. Нас мало, но мы не забыли прежнего короля. Сейчас почти все мои подданные улетели, ибо с юга пришли великие вести – некоторые будут вам в радость, другие нет. Посмотрите! Птицы возвращаются на Гору и в долину Дейла с юга, с востока и с запада, ибо слух пролетел по земле: Смауг убит!

– Убит! Убит? – закричали гномы. – Убит! Значит, мы зря боялись, и сокровища теперь наши! – Они вскочили и запрыгали от радости.

– Да, он убит, – подтвердил Роак. – Дрозд, да не выпадут никогда его перья, видел это своими глазами, а ему можно верить. Смауг пал в битве с людьми Эсгарота три ночи назад на восходе луны.

Торину пришлось потратить немало времени, чтобы утихомирить гномов. Наконец, он заставил их замолчать и выслушать остальные вести. Ворон подробно описал битву, а затем продолжал:

– Таковы радостные вести, Торин Дубовый Щит. Возвращайся к себе во дворец без страха, все сокровища твои – до поры до времени. Но к Горе собираются не только птицы. Слух о гибели стража сокровищ прокатился повсюду – а легенда о золоте Трора не перестала смущать сердца от того, что ее столько лет передавали из уст в уста. Многие рассчитывают на свою долю добычи. Войско эльфов уже выступило из Леса на север, и за ним по пятам летит вороньё, думая поживиться падалью на поле битвы. Люди на берегу Озера обвиняют гномов в своих несчастьях, ибо они остались без крова, и многие умерли, а Смауг разрушил их город. Они надеются из ваших сокровищ возместить свои потери, неважно, живы вы или нет. Мудрость подскажет тебе, как поступить, но тринадцать воинов из народа Дурина, который судьба разметала по свету, – лишь малая часть от прежнего войска Горы. Выслушай мой совет: не верь главе города озерных людей. Лучше доверься тому, чья стрела сразила дракона, – его имя Бард, он родом из Дейла, потомок Гириона. Он человек сурового нрава, но честный и верный. Мы бы хотели, чтобы всем бедам пришел конец и воцарился мир между гномами, эльфами и людьми. Но за это тебе, скорее всего, придется заплатить золотом. Я все сказал.

Выслушав ворона, Торин пришел в неописуемый гнев.

– Спасибо тебе, о Роак, сын Карка, – произнес он. – Мы не забудем тебя и твоих подданных. Но ни крупицы нашего золота не получат разбойники и воры, пока мы живы. А вы заслужите еще большую нашу благодарность, если будете приносить нам вести о тех, кто приближается к Горе. И еще: я прошу тебя, если есть у вас молодые вороны с сильными крыльями, отправь их гонцами на Север, к нашим родичам, которые живут в горах к западу и к востоку отсюда. Пусть расскажут о нашей беде. А самое главное – пошли вестников в Железные Холмы, к моему троюродному брату Дайну, ибо его народ многочисленен и привычен к ратному делу, и до Железных Холмов не так далеко. Пусть поспешит нам на помощь!

– Я не судья твоим замыслам, – прокаркал Роак. – Хороши они или нет, я сделаю, что смогу. – И он тяжело полетел прочь.

– Назад, к Горе! – воскликнул Торин. – Враг на подходе!

– А еда на исходе! – заметил Бильбо, который никогда не упускал из виду важные житейские обстоятельства. Он полагал, что со смертью дракона приключение, вообще говоря, закончилось (в чем он сильно ошибался), и был готов отдать почти всю свою долю добычи за то, чтобы миром уладить все споры.

– Назад, к Горе! – подхватили остальные гномы, будто и не слышали хоббита, и Бильбо поневоле поплелся следом за ними.

Как видите – если вспомнить, что в это время происходило на юге, – у гномов осталось в запасе несколько дней. Они еще раз обследовали все подземелья. Как и следовало ожидать, войти во дворец теперь можно было только через Главные Ворота – другие двери (кроме узкого лаза в потайной ход) Смауг давным-давно завалил или уничтожил. Поэтому гномы, не мешкая, взялись за работу: они принялись укреплять главный вход и прокладывать к нему новую тропу. От древних каменщиков и рудознатцев в Горе сохранились кирки, заступы и прочие ремесленные орудия, а во всякой работе с камнем гномы по-прежнему были чрезвычайно искусны.

Вороны каждый день приносили к Горе вести о том, что происходит вокруг. От них гномы узнали, что Король Эльфов свернул к Долгому Озеру, – значит, появилось еще несколько дней на возведение укреплений. Вскоре пришла еще одна приятная новость: оказывается, трое пони спаслись и ускакали вниз по Бегущей реке, а сейчас бродили по берегу сами по себе недалеко от палатки с припасами. Поэтому одиннадцать гномов остались заканчивать работу, а Фили и Кили отправились вслед за вороном туда, где паслись пони, поймали их и забрали из палатки все, что смогли увезти.

Младшие гномы вернулись через четыре дня, и к этому времени стало известно, что объединенное войско эльфов и людей Озера выступило к Горе. Но теперь гномы чувствовали себя уверенней: запасов должно было хватить на несколько недель, если расходовать бережно (в основном, конечно, приходилось грызть набивший оскомину Крам, но даже Крам лучше, чем ничего), а в воротах возвели высокую и толстую стену сухой кладки, сложенную из плотно пригнанных каменных кирпичей. В стене гномы оставили бойницы, через которые можно было следить за тем, что происходит в долине, или стрелять, но не сделали никаких дверей. Они вылезали наружу и залезали обратно по приставным лестницам, а все необходимое втаскивали на веревках. Река вытекала из-под стены через низкую арку, но дальше гномы перекрыли старое узкое русло, и под стеной образовалось широкое озеро: вода разлилась от Главных Ворот до обрыва, откуда она водопадом сбегала в долину Дейла. Добраться до Ворот теперь можно было только вплавь или по узкому выступу вдоль утесов справа от озера, если смотреть со стены. Пони подвели к ступеням, поднимавшимся от руин старого моста, разгрузили и, велев возвращаться к хозяевам, отправили без седоков на юг.

И вот как-то ночью в долине Дейла вспыхнули огни – множество огней от факелов и костров.

– Они здесь! – объявил Балин. – Их лагерь очень велик. Похоже, они шли по обоим берегам реки и вступили в долину под прикрытием сумерек.

Этой ночью гномы почти не спали. На рассвете они заметили небольшой отряд, направлявшийся в их сторону. Через бойницы в стене было видно, как пришельцы поднялись по долине и начали медленно взбираться к Воротам по разбитой дороге, заваленной обломками скал. Вскоре гномы разглядели, что отряд состоит из людей Озерного Города в полном вооружении и эльфийских лучников. Наконец, пришельцы вскарабкались наверх, к началу водопада, и замерли в изумлении: они увидели, что перед Воротами плещется широкое озеро, а сами Ворота перекрыты стеной из свежеобтесанных камней!

Воины удивленно переговаривались, указывая на озеро и на стену, и тут их окликнул Торин:

– Кто вы такие? – громко вопросил он. – Зачем пришли к вратам Торина, сына Трайна, Короля Под Горой, бряцая оружием? Что вам надо?

Ему не ответили. Одни воины сразу повернули назад, другие постояли немного, внимательно разглядывая укрепления, и затем тоже направились вниз. В тот же день они перенесли лагерь и встали на восточном берегу реки, между отрогами Горы. Отзвуки песен и голосов разнеслись среди скал, чего не случалось уже много лет. Гномы услышали, как играют эльфийские арфы: эхо прекрасной музыки долетело к Воротам, и воздух будто бы потеплел, а в осеннем ветре Бильбо почудился запах лесных цветов, распускающихся по весне.

Хоббиту нестерпимо захотелось сбежать из темной суровой крепости, спуститься вниз и вместе со всеми пировать и веселиться возле костров. У некоторых младших гномов тоже дрогнули сердца, и кое-кто стал потихоньку роптать: мол, лучше бы все сложилось иначе, хотелось бы встретить этот добрый народ как друзей. Но Торин помрачнел и нахмурился.

Тогда гномы сами достали арфы и другие музыкальные инструменты, найденные в сокровищнице, и завели песнь, чтобы у Торина стало легче на сердце, – но это была не эльфийская песня, а песня гномов, похожая на ту, которую они пели когда-то давным-давно у Бильбо в норе.

В чертог под сумрачной Горой
Король вернулся как герой.
Врагам на страх повержен в прах
Дракон безжалостный и злой.
Наш меч остер, и тверд булат,
И неприступна крепость Врат.
Сокровищ вид сердца бодрит,
И гномы клад свой отстоят!
Здесь силу мощных чар сплетал
Кузнец, пока узор ковал.
Во мгле, в горах, где дремлет страх,
В чертогах гномьих пел металл.
Искусно гномы в нить одну
Свивали солнце и луну,
И звездный рой они порой
С небес низали на струну.
Наш древний трон освобожден,
Стекайтесь к нам со всех сторон!
Средь темных гор назначен сбор,
Все к Королю под сень знамен!
Услышьте, братья, этот зов,
Спешите в край своих отцов!
Здесь у Ворот Король вас ждет
И ждет награда храбрецов.
В чертог под сумрачной Горой
Король вернулся как герой.
Врагам на страх повержен в прах
Дракон безжалостный и злой!

Песня, похоже, понравилась Торину – он улыбнулся и повеселел, и стал прикидывать, через сколько дней к Одинокой Горе подойдет Дайн, если он выступил из Железных Холмов сразу же, как только получил весть. Но Бильбо приуныл и расстроился: песня и последующий разговор показались ему слишком воинственными.

На другой день ранним утром гномы увидели, как отряд копьеносцев переправился через реку и двинулся вверх по долине. Они несли зеленое знамя Короля Эльфов и голубое знамя Озера. Вскоре они подошли к Воротам и остановились под самой стеной.

Торин опять громовым голосом вопросил:

– Кто вы такие? Зачем явились с оружием к вратам Торина, сына Трайна, Короля Под Горой?

И на сей раз он получил ответ.

Высокий темноволосый человек с суровым и мрачным лицом выступил вперед и громко крикнул:

– Приветствую тебя, Торин! Почему ты укрываешься за стеной, как разбойник, который боится выйти из логова? Мы пока не враги, и мы рады, что вы остались в живых. Мы не надеялись вас увидеть, но коль мы встретились, то у нас будет о чем поговорить.

– Кто ты и о чем хочешь поговорить?

– Я – Бард, от моей руки пал дракон, владевший твоими сокровищами. Разве тебе нет до этого дела? Кроме того, я прямой наследник Гириона из Дейла, а в твою сокровищницу попало немало золота и драгоценностей из его городов и дворцов, которые разорил Смауг. Разве нам не стоит об этом потолковать? Далее, в своей последней битве Смауг разрушил дома людей Эсгарота, а я пока служу главе этого города. От его имени я спрашиваю тебя, разве нет в тебе сострадания к бедам и несчастьям его народа? Они помогли тебе в трудную минуту, а ты в отплату навлек на их город погибель, хотя, без сомнения, неумышленно.

Что ж, слова были честные и обоснованные, хоть и прозвучали заносчиво и сурово, и Бильбо уже надеялся, что Торин признает все сказанное справедливым. (Хоббит и не рассчитывал на то, чтобы хоть кто-нибудь вспомнил, что это он, Бильбо, один, без всякой посторонней помощи, обнаружил уязвимое место дракона, – и он не ошибся: никто никогда так и не вспомнил об этом.) Но Бильбо не знал, какую силу обретает золото, которым долгие годы владел дракон, и забыл про великую страсть, разгоревшуюся в сердцах гномов. Торин провел в сокровищнице много часов, и чары золота разожгли его алчность. Он разыскивал Аркенстон, но при этом замечал и другие прекрасные вещи, хранившие память о трудах и печалях народа Дурина.

– Самый каверзный вопрос ты приберег напоследок, как самый главный, – ответил он. – Никто не вправе притязать на сокровища моих предков на том основании, что Смауг, который отобрал их у нас, лишил его крова или убил его родичей. Это золото не принадлежало дракону и не может быть выкупом за его злодеяния. Мы сполна возместим людям Озерного Города стоимость наших припасов и снаряжения и по совести оплатим их помощь – в надлежащее время. Но мы не дадим ничего, ни крупицы, пока нам угрожают. Пока у наших дверей стоит вооруженное войско, мы считаем вас грабителями и врагами. Я спрошу тебя: а какую долю сокровищ вы отдали бы нашей родне и наследникам, если бы обнаружили, что мы погибли и богатства не охраняются?

– Справедливый вопрос, – согласился Бард. – Но вы живы, а мы не разбойники. И кроме законных прав, богатый может иметь благородное сердце, чувствовать жалость и сострадать нуждам тех, кто помог ему, когда он сам бедствовал. Вдобавок другие мои притязания остаются в силе, а ты пока оставил их без ответа.

– Я сказал, что не буду вести переговоры с вооруженными людьми, подступившими к моему порогу! А тем более с народом Короля Эльфов, к которому я не питаю особой любви. Наш спор их не касается. Ступайте отсюда, пока не запели стрелы! Если захотите еще раз поговорить со мной, то сперва отошлите эльфов обратно в лес, где им и следует быть, а потом возвращайтесь, но не забудьте сложить оружие, прежде чем подойдете к воротам!

– Король Эльфов – мой друг, и он выручил народ Озера в час нужды, хотя не имел никаких обязательств перед Озерным Городом, просившим помощи только во имя дружбы, – возразил Бард. – Мы дадим тебе срок одуматься. Пусть мудрость подскажет тебе другой ответ, когда мы вернемся!

С этими словами Бард развернулся и отправился назад, в лагерь.

Прошло несколько часов, и к Воротам опять подошел отряд под знаменами Леса и Озера. Вперед выступили герольды с трубами и протрубили вызов.

– От имени Эсгарота и Леса, – провозгласил один из них, – мы взываем к Торину Дубовому Щиту, сыну Трайна, именующему себя Королем Под Горой! Мы предлагаем ему выбрать одно из двух: либо серьезно обдумать все притязания, о которых было объявлено, либо стать нашим врагом. По меньшей мере он должен выделить Барду как убийце дракона и наследнику Гириона двенадцатую часть сокровищ. Получив свою долю, Бард сам отдаст часть этого золота в помощь людям Эсгарота, но если Торин хочет снискать добрую славу в окрестных землях и расположение соседей, какими пользовались в старину его предки, он также выделит сколько сочтет нужным, чтобы поддержать людей Озера и возместить их потери.

Торин вскинул свой лук с роговыми концами и пустил стрелу в герольда. Стрела вонзилась в щит и затрепетала.

– Если таков твой ответ, – крикнул герольд, – то я объявляю, что отныне Гора в осаде. Вы не покинете ее до тех пор, пока сами не попросите о перемирии и не призовете нас для переговоров. Мы не поднимем на вас оружия, но и не выпустим вас из сокровищницы. Можете есть свое золото, если хотите!

И посланцы поспешно удалились, а гномы остались обдумывать свое положение. Торин пришел в такое мрачное расположение духа, что его соратники, даже если бы захотели, не осмелились бы ему возразить. Но в том-то и дело, что почти все гномы, похоже, были с Торином заодно – кроме разве что старого толстяка Бомбура, и Фили, и Кили. Бильбо, разумеется, не понравился новый поворот событий. Хоббиту давно уже опостылела эта Гора, и ему совершенно не улыбалось сидеть здесь в осаде.

– По всем углам до сих пор воняет драконом! – ворчал он себе под нос. – Меня просто тошнит от этого запаха! А Крам уже не лезет в глотку.

Глава 16. Ночной вор

Дни тянулись медленно и скучно. Гномы почти все время проводили в сокровищнице, перебирая драгоценности и раскладывая их по местам, и теперь Торин заговорил об Аркенстоне Трайна и попросил своих спутников обыскать все закоулки под Горой.

– Ибо Аркенстон моего отца, – сказал Торин, – один дороже, чем целая гора золота, а для меня он бесценен. Аркенстон – единственное из сокровищ, которое я никому не уступлю. Он мой, и я жестоко отомщу всякому, кто осмелится его утаить, если найдет.

Бильбо слышал, что говорил Торин, и не на шутку перепугался, представив себе, что будет, если камень отыщут, – он лежал в узелке со старым тряпьем, который хоббит использовал вместо подушки, – но промолчал, ибо чем более утомительным и невыносимым становилось пребывание в подземелье, тем ясней Бильбо понимал, что у него, кажется, созрел новый план.

Некоторое время ничего особенного не происходило. Наконец, вороны принесли весть, что Дайн, который ведет с северо-востока более пяти сотен воинов Железных Холмов, через два дня вступит в долину Дейла.

– Но к Горе им не удастся подойти незаметно, – сказал Роак. – Боюсь, в долине начнется битва. Не думаю, что это мудро. Твои родичи – суровые воины, но они вряд ли смогут одолеть войско, которое вас осаждает. И даже если они выиграют битву – что тогда? По пятам за ними идут зима и снег. Как ты прокормишься этой зимой без дружеской помощи и поддержки соседей? Похоже, сокровища все же погубят тебя, хотя дракона больше нет!

Но Торин стоял на своем.

– Зима и мороз едва ли будут по нраву людям и эльфам, – ответил он. – Им, верно, расхочется жить в глуши. Как повалит снег да подойдут мои родичи, может, у наших врагов поубавится спеси и они станут сговорчивей.

После этого Бильбо решился. Ночь была черная и безлунная. Когда совсем стемнело, хоббит зашел в комнату, первую от Ворот, где в уголке лежал его узел, и достал из него веревку и Аркенстон, завернутый в тряпицу. Затем Бильбо поднялся на стену. Там стоял караульный – сейчас это был толстяк Бомбур.

– Холодно, просто сил нет! – пожаловался Бомбур, увидев Бильбо. – Жаль, что мы не можем здесь развести костер и погреться, как они в долине, в своем лагере!

– А в Горе довольно тепло, – заметил Бильбо.

– Да уж, наверное! Но мне стоять еще до полуночи, – буркнул Бомбур. – Жаль, что все так получилось. Как мне это надоело! Не то чтобы я думал перечить Торину, да удлинится бесконечно его борода, только он всегда был гном упрямый и неуступчивый.

– А мне надоело сидеть под землей, – сказал Бильбо. – Надоели каменные коридоры и лестницы. Дорого бы я сейчас дал за то, чтобы походить по мягкой траве.

– А я дорого бы дал за то, чтобы глотнуть доброго вина, сытно поужинать, а потом поспать в мягкой постели!

– Увы, пока мы в осаде, я тебе ничем помочь не могу. Но, если хочешь, я готов подежурить вместо тебя. Я уже давно не стоял стражу, и все равно мне сегодня не спится.

– Ты славный хоббит, мистер Бэггинс! Большое спасибо, я не откажусь. Если заметишь что-нибудь подозрительное, не забудь, первым делом разбуди меня! Я лягу в комнате за Воротами, слева, поближе к выходу.

– Не волнуйся, – сказал Бильбо. – Ступай! Я разбужу тебя в полночь, и ты позовешь следующего часового.

Как только Бомбур ушел, Бильбо надел свое кольцо, закрепил веревку и спустился со стены. В запасе у него оставалось еще часов пять. Беспокоиться было особенно не о чем: Бомбур вряд ли проснется (толстяк мог заснуть в любой час дня и ночи и после приключений в лесу все время мечтал увидеть те прекрасные сны), а Торин и остальные гномы занимались своими делами, и вряд ли кому-то из них, даже Фили или Кили, могло прийти в голову подняться на стену не в свою стражу.

Бильбо пробрался вдоль скал по новой тропе, проложенной гномами. Дальше дорога была ему незнакома. Хоббит кое-как спустился в потемках вдоль водопада и наконец оказался возле излучины, где ему понадобилось перейти реку, чтобы попасть к лагерю осаждавших, куда он, собственно, и направлялся. Река здесь была неглубокой, но довольно широкой, и маленький хоббит с трудом отыскал брод в темноте. Однако у дальнего берега Бильбо вдруг оступился: нога соскользнула с круглого камня, и хоббит с плеском свалился в холодную воду. Едва он выбрался из реки, дрожа от холода и отплевываясь, как в темноте замерцали яркие огоньки: несколько эльфов со светильниками в руках явились выяснить, что за шум.

– Нет, это не рыба! – сказал один. – Где-то здесь прячется лазутчик. Закройте светильники! А то они ему больше помогут, чем нам, если гномы отправили на разведку это удивительное маленькое создание, о котором говорят, что он их слуга.

– Слуга, как же! – фыркнул Бильбо и вдруг громко чихнул. Эльфы тут же кинулись на звук, и Бильбо окликнул их: – Светите сюда, если хотите меня увидеть! – Он снял свое кольцо и выглянул из-за камня.

Эльфийские воины в один миг оправились от изумления и схватили хоббита.

– Ты кто? Ты гномий хоббит? Что ты здесь делаешь? Как ты пробрался сюда, мимо наших караульных? – наперебой спрашивали они.

– Я мистер Бильбо Бэггинс, компаньон Торина, если угодно знать, – ответил Бильбо. – Я не раз видел вашего короля, хотя мое лицо ему вряд ли знакомо. Но меня, наверное, помнит Бард, и с ним-то я и желаю поговорить.

– Вот оно как! – сказали эльфы. – И о чем же вы желаете говорить, если не секрет?

– Мои дорогие эльфы, это вас не касается. Но если хотите покинуть здешние безрадостные и холодные земли, – молвил Бильбо, стуча зубами, – и вернуться домой, в родные леса, то ведите меня поскорей к костру, где можно согреться, и поспешите сказать своим предводителям, что мне надо с ними потолковать. У меня всего два часа свободного времени.

Вот так и случилось, что часа через два после побега из Горы Бильбо грелся у жаркого костра перед большой палаткой, а напротив, глядя на хоббита с любопытством и изумлением, сидели Бард и Король Эльфов. Хоббит в эльфийской кольчуге, завернутый в старое шерстяное одеяло, – такого они никогда не видели.

– Как вы понимаете, – говорил Бильбо самым деловым тоном, – так больше продолжаться не может. Мне лично все это до крайности надоело. Я хочу домой, на Запад, где жители несколько благоразумнее. Но, видите ли, у меня в этом деле свой интерес – четырнадцатая доля, если быть точным, согласно письму, которое, к счастью, осталось при мне. – И он вынул из кармана своей старой куртки (которую носил поверх кольчуги) мятое, сложенное во много раз письмо Торина, некогда оставленное под часами на каминной полке!

– Видите, четырнадцатая доля Дохода, – объяснил Бильбо. – Таковы условия. Лично я был бы вполне готов пойти вам навстречу, внимательно рассмотреть все ваши притязания и вычесть из имеющейся добычи то, что вам причитается, прежде чем требовать свою долю. Но вы плохо знаете Торина. Уверяю вас, он так и будет сидеть на золоте, умирая с голоду, если вы не уйдете отсюда.

– Ну и пусть! – сказал Бард. – И поделом ему!

– Разумеется, – произнес Бильбо. – Я вас понимаю. Но, как ни печально, скоро начнется зима, снег и все такое. Станет трудней подвозить припасы. Осмелюсь предположить, что даже эльфам будет нелегко прокормиться в глуши. Кроме того, возникнут еще некоторые осложнения. Вы когда-нибудь слышали о Дайне и гномах Железных Холмов?

– Слышали, но очень давно. А что нам до них? – спросил король.

– Я так и думал. Значит, я располагаю кое-какими сведениями, которые до вас не дошли. Могу вам сообщить, что Дайн подойдет к Одинокой Горе менее чем через два дня, а с ним – по крайней мере пять сотен суровых испытанных воинов: почти все сражались в ужасных битвах во время войны гномов с гоблинами, о которой вы, несомненно, наслышаны. Боюсь, у вас с ними могут возникнуть серьезные разногласия, когда они здесь появятся.

– Зачем вы нам об этом рассказываете? – мрачно спросил Бард. – Вы предаете своих друзей или пытаетесь нас запугать?

– Дорогой Бард! – проговорил Бильбо. – Не торопитесь! В жизни не встречал таких недоверчивых людей. Я просто пытаюсь избавить от неприятностей всех, кому они угрожают. А теперь я вам кое-что предложу.

– Мы слушаем! – сказали король и Бард.

– Вы лучше посмотрите, – произнес Бильбо. – Вот! – И, развернув тряпицу, он достал Аркенстон.

Сам Король Эльфов, который видел немало прекрасных и удивительных драгоценностей, в изумлении поднялся со своего места. Даже Бард, онемев от восторга, разглядывал камень, не в силах отвести глаз. Аркенстон сверкал в руке хоббита – словно шар, наполненный лунным сиянием, окутанный кружевом из света морозных звезд.

– Это Аркенстон Трайна, – сказал Бильбо. – Сердце Горы. И сердце Торина. Он ему дороже, чем целая гора золота. Я отдаю его вам. Так будет проще вести переговоры. – И Бильбо не без сожаления и не без внутренней дрожи протянул Барду чудесный камень. Тот взял его и удержал на ладони, будто не веря своим глазам.

– Но как же он попал к вам, если вы отдаете его как свой? – наконец с трудом выговорил Бард.

– Н-ну, – смущенно ответил хоббит, – он не то чтобы совсем мой, если быть точным. Но, право, я готов отдать за него всю свою долю. Конечно, может быть, я и Взломщик, – они считают, что так и есть, хотя я лично никогда до конца в это не верил, – но даже если я Взломщик, то, смею думать, более-менее честный. А теперь мне пора. Пойду назад, и пусть гномы делают со мной что угодно. Надеюсь, камень вам пригодится.

Король Эльфов с неподдельным изумлением посмотрел на Бильбо.

– Бильбо Бэггинс! – произнес он. – Вы более достойны носить доспехи эльфийских принцев, чем многие, на ком они сидели лучше! Правда, я сомневаюсь, что Торин Дубовый Щит согласится со мной. Думаю, что я все же больше знаю о гномах, чем вы. Примите мой совет: оставайтесь с нами и будьте нашим почетным гостем!

Бильбо поклонился.

– Спасибо, большое спасибо, – ответил он. – Но мне кажется, это было бы неправильно – покинуть друзей после того, как мы столько пережили вместе! А кроме того, я обещал старине Бомбуру, что разбужу его в полночь. Мне и правда пора идти, а то я уже совсем опаздываю.

Сколько ни уговаривали его остаться, Бильбо не согласился. Тогда хоббиту дали провожатых, и король с Бардом почтительно попрощались с ним. Когда Бильбо проходил через лагерь, старик в темном плаще, сидевший у входа в одну из палаток, поднялся и подошел к нему.

– Молодец! – сказал он, хлопнув Бильбо по плечу. – Я всегда говорил, что мистер Бэггинс совсем не так прост, как кажется!

Это был Гандальв!

Впервые за много дней хоббит по-настоящему обрадовался. Правда, он так и не успел задать магу все те вопросы, которые вертелись у него на языке.

– Всему свое время! – сказал Гандальв. – Если я не ошибаюсь, ждать осталось недолго. Тебе сейчас придется солоно, но не теряй надежды! Может быть, ты и выкрутишься. Есть новости, которых не слышали даже вороны. Доброй ночи!

И Бильбо поспешил дальше, недоумевая, однако сильно приободрившись. Эльфы проводили его к удобному броду и перенесли через реку, так что Бильбо даже не замочил ног. На том берегу он простился с эльфами и стал карабкаться к Воротам. Он вдруг почувствовал, что безмерно устал. Однако еще задолго до полуночи Бильбо добрался до стены и залез наверх по веревке – она болталась на прежнем месте, там, где он ее и оставил. Хоббит отвязал ее, спрятал, а потом уселся на стене и задумался, пытаясь представить себе, чем же все это закончится. На душе у него было неспокойно.

В полночь хоббит разбудил Бомбура и в свой черед отправился спать. Он свернулся калачиком в уголке, не слушая благодарностей старого гнома (Бильбо чувствовал, что вряд ли их заслужил), и вскоре крепко заснул, до утра выбросив из головы все заботы и страхи. Ему снились приятные сны: яичница с беконом, если быть точным.

Глава 17. Буря над одинокой горой

На следующий день ранним утром в лагере пропели трубы. Вскоре на узкой тропе под скалами показался гонец. На некотором расстоянии от Ворот он остановился, окликнул гномов и спросил, не согласен ли Торин возобновить переговоры, ибо есть новости и положение изменилось.

– Видимо, подходит Дайн! – усмехнулся Торин. – Они, верно, прознали, что он уже близко, и сразу пошли на попятный. Так я и думал! Пусть пришлют небольшое посольство и оставят оружие, тогда я их выслушаю! – крикнул он через стену.

Около полудня из лагеря выступил небольшой отряд под знаменами Леса и Озера. Десятка два воинов поднимались из долины. У начала узкой тропы они положили мечи и копья и направились к Воротам. Гномы с изумлением увидели, что с отрядом явились и Бард, и Король Эльфов. Впереди шел старик в плаще с капюшоном, державший в руках крепкий деревянный ларец, окованный железом.

– Приветствую тебя, Торин! – произнес Бард. – Твое решение неизменно?

– Я не меняю своих решений оттого, что несколько раз село и взошло солнце! – ответил Торин. – Ты пришел докучать мне пустыми вопросами? Я вижу, что войско эльфов до сих пор не ушло из долины, как я велел! Пока они здесь, нам с тобой не о чем разговаривать.

– Значит, нет ничего, за что ты отдал бы часть своего золота?

– Ничего такого, что можешь предложить ты или твои друзья.

– А что ты скажешь об Аркенстоне Трайна? – спросил Бард, и тут же стоявший рядом старик открыл ларец, достал камень и поднял его кверху. В утреннем свете Аркенстон засверкал в его руке ярким белым блеском.

У Торина просто отнялся язык. В полном замешательстве он изумленно глядел на камень. Долгое время никто не произносил ни слова.

Наконец Торин нарушил молчание. Его голос был хриплым от гнева.

– Это камень моего отца, он мой, – проговорил он. – Почему я должен платить за то, что и так принадлежит мне? – И, не в силах сдержать своего удивления, он добавил: – Но как попала к вам реликвия моего дома? Или мне нет смысла спрашивать у воров?

– Мы не воры, – ответил Бард. – То, что принадлежит тебе, мы отдадим в обмен на то, что принадлежит нам.

– Как он попал к вам, я спрашиваю? – взревел Торин в ярости.

– Я им его отдал! – пискнул Бильбо, смотревший на послов со стены. Бедный хоббит был едва жив от страха.

– Ты! Ты! – закричал Торин и, развернувшись, схватил Бильбо обеими руками. – Ты, жалкий хоббит! Ты, паршивый… взломщик! – загремел он, не в силах подобрать слов от гнева, и встряхнул Бильбо, как кролика. – Клянусь бородой Дурина! Хотел бы я сейчас видеть Гандальва! Будь он проклят за то, что выбрал тебя! Да отсохнет его борода! А тебя я сброшу со стены на камни! – И Торин поднял Бильбо, намереваясь исполнить свою угрозу.

– Стойте! Ваше желание сбылось! – вдруг прозвучал чей-то голос. Старик, державший ларец, откинул капюшон. – Гандальв здесь! И, кажется, как раз вовремя. Пожалуйста, не калечьте моего Взломщика, даже если он вам не нравится. Поставьте его и сперва выслушайте, что он скажет!

– Да вы все заодно! – зарычал Торин и швырнул Бильбо обратно на стену. – Никогда больше не буду связываться с магами или их друзьями! Что ты можешь сказать, ты, крысиное отродье?

– Ой-ой-ой! – произнес Бильбо. – Нет, это совсем никуда не годится! Помните, вы же говорили, что я смогу сам выбрать четырнадцатую часть и взять что захочу. Возможно, я понял ваши слова слишком буквально – я слышал, гномы порой любезнее на словах, чем на деле. А ведь было время, когда вы вроде бы думали, что я принес вам некоторую пользу. Крысиное отродье, ничего себе! Это и есть ваша благодарность и благодарность всех ваших родичей, которую вы мне обещали, Торин? Хорошо, считайте, что я распорядился своей долей, как хотел, и сойдемся на этом!

– Так и будет, – мрачно проговорил Торин. – И лучше, если на этом мы разойдемся! И, надеюсь, что никогда больше не встретимся! – Он повернулся и крикнул через стену: – Меня предали! Вы не ошиблись: я не могу оставить в ваших руках Аркенстон, реликвию моего дома. За него я отдам четырнадцатую часть золота и серебра, хранящихся в сокровищнице, будь то с камнями или без, – но тем самым я выплачу долю, обещанную предателю, и пусть он убирается с этой наградой, а вы делите ее как хотите. Не сомневаюсь, что ему почти ничего не достанется. Забирайте его, если вам дорога его жизнь. Мне он больше не друг! Давай, спускайся к своим приятелям! – произнес он, обращаясь к Бильбо. – Да побыстрей, или я тебя столкну.

– А золото и серебро? – спросил Бильбо.

– Отдадим, когда приготовим, – сказал Торин. – Убирайся!

– До тех пор камень останется у нас! – крикнул Бард.

– Для Короля Под Горой вы ведете себя не слишком достойно, – произнес Гандальв. – Но все еще может изменится.

– Вот именно, – буркнул Торин. И так сильны были чары золота, во власти которых оказалась его душа, что он уже замышлял с помощью Дайна отвоевать Аркенстон, не отдавая обещанной части сокровищ.

Так Бильбо покинул гномов, и за все старания и труды ему не досталось ничего, кроме кольчуги и шлема, которые Торин подарил ему в самом начале. Многие гномы в глубине души сожалели, что им приходится расставаться с Бильбо, и, стыдясь, отводили глаза.

– Всего доброго! – крикнул им хоббит. – Может, мы еще встретимся как друзья.

– Прочь отсюда! – взревел Торин. – Скажи спасибо, что ты в кольчуге, сплетенной моим народом, хоть ты и недостоин ее носить! Ее не пробьешь стрелами, но если ты сейчас же не уберешься, я прострелю твои жалкие мохнатые ноги! Поторапливайся!

– Не горячись! – сказал Бард. – Мы даем тебе время до завтра. В полдень мы вернемся и посмотрим, приготовлены ли сокровища, обещанные за камень. Если все будет без обмана, то мы покинем долину, и войско эльфов уйдет к себе в Лес. А пока – до свиданья!

Отряд возвратился в лагерь, а Торин послал воронов Роака к Дайну с вестью о том, что произошло, – и просил Дайна спешить, спешить изо всех сил.

Прошел день, миновала ночь. Под утро ветер переменился на западный, и стало пасмурно. На рассвете весь лагерь поднялся по тревоге: от дозорных прибежали гонцы с вестями, что войско гномов вступило в долину, обогнув восточный отрог Горы, и подходит к Дейлу. То был Дайн. Гномы шли без привала всю ночь и оказались возле Горы раньше, чем их ожидали. На каждом из воинов Дайна была стальная кольчуга до колен, а на ногах – поножи из тонкой и гибкой металлической сетки, какие умели изготавливать только мастера Железных Холмов. Гномы вообще необычайно сильны и выносливы для своего роста, но большинство воинов Дайна отличались силой и стойкостью, невероятной даже для гномов. В бою они рубились тяжелыми двуручными боевыми кирками; вдобавок у каждого на боку висел широкий короткий меч, а за спиной – круглый щит. Бороды у них были заплетены и заткнуты под ремни. У всех гномов были железные шлемы и подбитые железом сапоги. Лица воинов были мрачны и суровы.

Запели трубы, призывая к оружию людей и эльфов. Вскоре показалось войско Дайна: гномы поднимались вверх по долине стремительным шагом. Между рекой и восточным отрогом они остановились, но небольшой отряд перешел на другой берег и двинулся к лагерю. Напротив лагеря гномы положили оружие и подняли руки в знак мира. Бард отправился поговорить с ними, и с ним пошел Бильбо.

– Мы – посланцы Дайна, сына Найна, – объявили гномы, когда их спросили, кто они и зачем пришли. – Мы узнали, что возродилось древнее королевство, и спешим к нашим родичам в Одинокой Горе. А вы кто такие и почему вы стоите, словно враги, под укрепленными стенами? – Что в переводе с вежливого и несколько старомодного языка, каким принято говорить в таких случаях, попросту означало: «Вам тут делать нечего. Мы все равно пойдем дальше, так что выбирайте одно из двух: или посторонитесь, или мы будем драться». Гномы намеревались пробиваться к Горе между ее восточным отрогом и излучиной реки: им казалось, что этот узкий проход не очень хорошо защищен.

Бард, разумеется, отказался пропустить гномов к Воротам. Он хотел сперва получить золото и серебро в обмен на Аркенстон, поскольку не верил, что Торин исполнит свое обещание после того, как к осажденным подойдет такое могучее подкрепление. Дайн снабдил бы своих сородичей припасами: ибо гномы привычны к тому, чтобы носить тяжести, и почти все воины Дайна, несмотря на то, что они шли ускоренным маршем, кроме оружия, несли с собой огромные мешки. С такими запасами Торин и Дайн смогли бы продержаться в Горе еще много недель, а к тому времени подоспели бы новые гномы, а потом еще и еще, поскольку родичей у Торина оставалось немало. Кроме того, получив подкрепление, гномы могли бы расчистить, укрепить и удерживать другие ворота, и тогда осаждающим пришлось бы взять Гору в кольцо, а для этого их войска было недостаточно.

Ровно так и рассудили гномы (недаром вороны-вестники летали взад-вперед между Дайном и Торином). Но пока путь к Горе преграждало войско людей и эльфов, и посланцы Дайна не стали продолжать перебранку и удалились ни с чем, огрызаясь себе в бороды. Бард сразу послал к Воротам своих гонцов, но никакого золота там, конечно, не оказалось. Едва гонцы подошли на расстояние выстрела, как со стены полетели стрелы, и воины Барда в смятении поспешили назад. Весь лагерь гудел, словно там готовились к битве, а гномы Дайна уже продвигались вперед по восточному берегу реки.

– Глупцы! – сказал Бард. – Они подошли под самую Гору! Может, эти гномы и сведущи в том, как сражаются в копях, но они не умеют воевать на земле. У них по правому флангу в скалах скрывается много наших лучников и копьеносцев. Говорят, будто у гномов неплохие кольчуги. Ну что ж, сейчас мы это проверим. Ударим на них с двух сторон, не мешкая, чтобы они не успели перевести дух!

Но Король Эльфов сказал:

– Нет, я не хочу начинать битву из-за золота, если можно ее избежать. Гномам все равно не пройти к Горе, пока мы их не пропустим, а если они что-то предпримут, мы сразу это заметим. Будем надеяться, что какой-нибудь случай еще поможет кончить дело миром. Если же, к несчастью, завяжется бой, – что ж, за нами численный перевес.

Но король не учел, что он имеет дело с гномами. Их сердца пылали неистовым гневом при мысли, что Аркенстон оказался в руках осаждающих. Они догадались, что Барду и его друзьям не хочется вступать в бой, и решили сразу же перейти в наступление, пока их враги собрались на совет.

Неожиданно гномы без предупреждения молча бросились на прорыв. Зазвенели тетивы, засвистели стрелы. Войска были готовы сойтись.

И тут произошло нечто еще более неожиданное и ужасное – стало быстро темнеть! Черная туча закрыла небо. Надвигалась буря: яростный ветер зимней грозы донес раскат грома, эхом прокатившийся меж отрогов Горы, вспышка молнии озарила вершину. А ниже грозовой тучи появилась еще одна, летящая к Горе темным вихрем, – но не по ветру: черное облако приближалось с севера, будто огромная стая птиц, такая плотная, что между крыльями не оставалось никакого просвета.

– Стойте! – вскричал Гандальв. Никто не понял, откуда он появился. Воздев руки, он стоял один между строем наступающих гномов и сомкнутыми рядами воинов, ожидающих неприятеля. – Стойте! – крикнул он громовым голосом, и белое пламя, подобное молнии, ударило из его посоха. – Надвигается беда! Увы, раньше, чем я думал! Идут гоблины! Их ведет Болг, предводитель гоблинов Севера, чей отец был сражен в Мориа твоей рукой, о Дайн! Посмотрите! Летучие мыши, как туча голодной саранчи, несутся над его войском! Гоблины скачут на волках, и стая варгов идет следом за ними!

С каждым мгновением, пока он говорил, делалось все темнее. Смятение охватило изумленных воинов. Гномы остановились, с ужасом глядя в небо, эльфы громко закричали.

– Сюда! – позвал Гандальв. – У нас еще есть время держать совет. Пусть Дайн, сын Найна, поспешит к нам!

Так началась ужасная битва, которой никто не ожидал. Впоследствии ее назвали Битвой Пяти Воинств. На одной стороне сражались гоблины и свирепые волки, на другой – эльфы, гномы и люди.

На самом деле гоблины уже давно собирались начать войну. С тех пор как был убит Главный Гоблин Туманных Гор, их неприязнь к гномам переросла в смертельную ненависть. Между всеми их городами, крепостями и поселениями засновали гонцы: гоблины решили, что пришло время захватить весь Север. Тайно они собирали необходимые сведения, под всеми горами ковалось оружие и снаряжались войска, к назначенным местам по всем ущельям стягивались отряды и один за другим выступали в поход. Они передвигались скрытно, лишь под покровом ночи или по туннелям в глубине гор. Наконец под великой северной горой Гундабад, где находилась столица гоблинов, и в окрестных долинах собралось огромное войско. Гоблины готовились бурей обрушиться на южные земли. Тут они узнали о гибели Смауга и обрадовались. Ночь за ночью они стремительными бросками продвигались по горным тропам и подступили с севера к Одинокой Горе по пятам за гномами Дайна. Даже вороны не знали об их нашествии, пока гоблины не спустились с гор и не вышли в разоренные земли, простиравшиеся между Горой и северными холмами. Что было известно Гандальву, трудно сказать, но маг, очевидно, не ожидал такого внезапного нападения.

Гандальв, Бард и Король Эльфов собрали совет, и Дайн теперь сидел рядом с ними: гоблины – общие враги, и с их появлением все остальные распри были забыты. Вот что предложил Гандальв. Единственная возможность одолеть гоблинов – заманить их в долину между отрогов Горы, а самим занять позиции выше по склонам, на восточном и южном кряжах. Но при этом оставалась опасность, что гоблины, если их войско достаточно велико, могут перебросить часть своих сил в соседние долины, оттуда подняться на Гору и ударить сверху в тыл воинам на обоих отрогах. Однако у союзников уже не было времени на то, чтобы обсудить какой-нибудь другой план или послать за помощью.

Гроза пронеслась, укатившись на юго-восток, но из-за гребня восточного кряжа показалась туча летучих мышей. Вскоре она закрыла все небо и закружилась над долиной, опускаясь все ниже, вселяя ужас в сердца.

– К Горе! – закричал Бард. – Займем склоны! По местам, пока не поздно!

Эльфы встали на Южном отроге по его нижним склонам и в скалах у его подножия, люди и гномы – на Восточном отроге. Бард с самыми проворными из людей и эльфов вскарабкался на гребень Восточного отрога, чтобы посмотреть на север. С той стороны у подножия Горы все было черно от наступающих полчищ. Вскоре их передовые отряды, свирепые и быстрые всадники на волках, обогнули Восточный отрог и с воем и дикими кличами устремились к Дейлу. Горстка храбрых воинов Барда, рассыпавшись цепью, преградила им путь, чтобы создать видимость сопротивления, и многие из них пали, сдерживая натиск гоблинов, прежде, чем остальные отступили и скрылись в скалах по обе стороны долины. Как и рассчитывал Гандальв, все войско гоблинов, собравшееся у конца Восточного отрога позади своего авангарда, взбешенное неожиданным сопротивлением, теперь в ярости рванулось вперед. Огромная беспорядочная орда под бесчисленными черными и красными знаменами ринулась вверх по долине, чтобы сокрушить врага.

Это была страшная битва. Самое ужасное из всех приключений Бильбо, во время которого он больше всего сожалел о том, что вообще угодил в эту историю, – иными словами, такое, которым впоследствии он более всего гордился и которое с самым большим удовольствием вспоминал, хотя в этой битве он не совершил ровным счетом ничего героического. Собственно говоря, как только начался бой, Бильбо надел свое кольцо и исчез из виду, что, впрочем, не избавило хоббита полностью от опасности. Волшебное кольцо подобного рода не гарантирует вам полной защиты при нападении гоблинов, оно не отвращает летящие копья и шальные стрелы, но все-таки оно помогает ускользать от врагов и, кроме того, выручает в том случае, если какой-нибудь гоблин, оказавшийся рядом, присматривает, чью голову можно снести мечом, – вашу он попросту не заметит.

Первыми в битву бросились эльфы. Они ненавидят гоблинов холодной и ожесточенной ненавистью. В сумраке их мечи и копья сияли ледяным огнем от смертоносного гнева, направлявшего удары эльфийских воинов. Как только огромная орда наступавших гоблинов заполнила долину, эльфы выпустили ливень стрел, и каждая сверкнула в полете гибельным пламенем. И сразу за этим тысяча эльфийских копьеносцев вступила в битву. Гоблины оглушительно взвыли. Скалы и камни почернели от гоблинской крови.

Едва гоблины сумели остановить натиск эльфов, как с противоположной стороны долины донесся гортанный раскатистый клич. С возгласами «Мориа!» и «Дайн, Дайн!» в бой бросились воины Железных Холмов. Боевые кирки гномов обрушились на врага, а следом – длинные мечи людей Озера.

В рядах гоблинов началось смятение, но только они развернулись навстречу наступающим гномам и людям, как получившие подкрепление эльфы ударили снова. Многие гоблины уже отступали в беспорядке вниз по реке, пытаясь выбраться из западни; их собственные волки уже стали кидаться на них, разрывая трупы и раненых. Казалось, победа близка, – но тут сверху послышались громкие яростные крики.

Враги действительно взобрались на Гору с противоположной стороны и заняли весь склон над Воротами, и все новые гоблины торопливо спускались по скалам, не обращая внимания на тех из своих, кто с воем срывался с отвесных утесов в пропасть. Теперь большие отряды врагов атаковали отроги Горы сверху. С каждого отрога на Гору вели тропы, а союзников было слишком мало, чтобы долго удерживать их против лавины врагов. Надежда на победу померкла. Пока удалось отразить только первый натиск черных полчищ.

Битва продолжалась. Разбежавшиеся гоблины возвратились в долину. Туда же примчалась, рассчитывая на поживу, вся стая варгов, а следом явился Болг со своей дружиной – огромными гоблинами, вооруженными кривыми мечами. Близился вечер, грозовое небо скоро мог поглотить ночной мрак, и по-прежнему громадные летучие мыши с писком кружили над головами людей и эльфов и, словно упыри, набрасывались на павших и раненых. Бард, оборонявший Восточный отрог, шаг за шагом отступал под ударами врагов. Эльфийские лорды вместе со своим королем отчаянно защищались на Южном отроге, возле сторожевого поста на холме Равенхилл.

Неожиданно раздался громкий боевой клич, и в Воротах пропела труба. Они забыли про Торина! Часть стены, сдвинутая рычагами, с грохотом обрушилась в озеро. Король Под Горой бросился вперед через пролом, и за ним последовали его соратники. Вместо старых капюшонов и плащей на них теперь были сияющие доспехи, глаза гномов сверкали красным огнем. В сгустившемся сумраке королевские доспехи Торина тускло отблескивали золотом.

Гоблины, засевшие выше по склонам, начали сбрасывать камни на головы гномам, но Торин и его соратники добежали до водопада, спустились в долину и ринулись в бой. Волки и гоблины, оказавшиеся у них на пути, падали мертвыми или обращались в бегство. Торин рубил своим топором направо и налево. Казалось, великий гном неуязвим для оружия врагов.

– Ко мне! Ко мне, эльфы и люди! Ко мне, о мои родичи! – взывал он, и его голос гремел над долиной подобно рогу.

Вниз по склонам, не соблюдая боевого порядка, ему на помощь кинулись все гномы Дайна. За ними устремились многие люди Озера, и Бард не смог удержать их, а с другой стороны долины на врагов бросились эльфийские копьеносцы. В Дейле гоблинов разбили наголову, огромные темные груды их отвратительных трупов остались среди развалин. Варгов разогнали, и Торин обрушился на гоблинов из дружины Болга. Но он не мог прорваться сквозь их заслон.

Позади него, на поле битвы рядом с убитыми гоблинами уже полегли многие гномы и люди, и многие прекрасные эльфы, которые могли бы еще долгие века жить без печали в своем Лесу. Чем дальше пробивался Торин вниз по долине, тем шире она становилась, и натиск его отряда постепенно ослабевал. У него было слишком мало соратников, а фланги не защищены. Вскоре враги перешли в наступление, и отряд Торина оказался в окружении гоблинов и волков. Гномам пришлось встать в кольцо, чтобы держать оборону. Дружина Болга с воем налетела на них, как волна, накатывающаяся на песчаный остров. Союзники не могли помочь Торину, ибо гоблины с удвоенной силой ударили с Горы на оба отрога и теснили людей и эльфов на каждом кряже.

Бильбо с горечью взирал на то, что происходит в долине. Он занял позицию вместе с эльфами на Равенхилле: отчасти потому, что отсюда было больше шансов спастись, а отчасти (по зову туковской стороны своей души) – потому, что в последней отчаянной схватке он предпочитал защищать Короля Эльфов. Я забыл сказать, что и Гандальв тоже был здесь: он сидел на земле, словно бы в глубоком раздумье, и, как я полагаю, готовился устроить под конец какой-нибудь волшебный взрыв.

Казалось, что конец уже близок. «Теперь недолго осталось, – думал Бильбо. – Гоблины скоро захватят Ворота, а нас всех убьют или сгонят в долину и заберут в плен. Обидно до слез, что все оказалось зря, а ведь сколько всего пришлось пережить! По мне, лучше бы уж старый Смауг лежал, как лежал, на своих злосчастных сокровищах, чем то, что теперь будет: все получат эти гадкие твари, а гномы погибнут – и бедный старина Бомбур, и Балин, и Фили, и Кили, и все остальные тоже, и Бард погибнет, и озерные люди, и веселые эльфы. Бедный я, несчастный! Я много раз слышал всякие песни про битвы – конечно, я понимаю, что и поражение может приносить славу. Но, похоже, это очень неприятно, чтобы не сказать мучительно. Как бы мне хотелось сейчас очутиться где-нибудь подальше!»

Ветер разорвал тучи, и на западе вспыхнула алая полоса заката. Заметив, что стало немного светлей, Бильбо обернулся. И тут он издал громкий крик, и сердце его застучало: он увидел высоко в небе темные тени – маленькие, далекие, но величественные темные тени на фоне закатного зарева.

– Орлы! Орлы! – закричал Бильбо. – Орлы летят!

Его глаза редко ошибались. Орлы летели по ветру с запада, ряд за рядом, великое войско, собравшееся, должно быть, изо всех гнезд северных гор.

– Орлы! Орлы! – восклицал Бильбо, прыгая от радости и размахивая руками. Эльфы не могли его видеть, но услышали. Вскоре они подхватили его крик, и их голоса эхом разнеслись по долине. В изумлении многие воины подняли взгляд к небу, хотя пока еще ничего не было видно ни снизу, ни с восточного кряжа.

– Орлы! – еще раз крикнул Бильбо. И в этот момент камень, пущенный откуда-то сверху, тяжело ударил его по шлему. Бильбо рухнул на землю и лишился чувств.

Глава 18. Обратный путь

Когда Бильбо пришел в себя, он увидел, что остался совершенно один. Он лежал на каменной площадке на Равенхилле, и поблизости не было ни души. Над ним сияло холодное и светлое безоблачное небо. Хоббит промерз до костей и дрожал, а голова у него горела, словно в огне.

«Что случилось? – подумал он. – Кажется, меня пока рано считать одним из павших героев. Но, наверное, все еще впереди».

Он с трудом сел и огляделся. Похоже, в долине не осталось живых гоблинов. Когда в голове у хоббита слегка прояснилось, он заметил, что внизу, среди камней, ходят эльфы. Бильбо протер глаза. Лагерь людей и эльфов стоял на прежнем месте, и возле Ворот что-то происходило, темные фигурки сновали туда-сюда. Вроде бы гномы разбирали стену. Но было совсем тихо – ни голосов, ни эха победных песен. В самом воздухе чувствовалась скорбь.

– Наверное, мы все-таки победили, – пробормотал Бильбо. – Оказывается, в этом больше печали, чем радости.

Вдруг он увидел поднимающегося по тропе человека.

– Эй, – позвал хоббит слабым голосом, когда человек выбрался на площадку. – Эй! Какие новости?

Человек остановился неподалеку от Бильбо.

– Чей это голос среди камней? – озираясь, спросил он.

И тут хоббит вспомнил про свое кольцо! «Ну надо же! – подумал он. – Вот незадача! Не всегда выгодно быть невидимкой! Если б я вовремя снял кольцо, я бы, наверное, провел ночь в постели, в тепле и уюте!»

– Это я, Бильбо Бэггинс, спутник Торина! – крикнул он, торопливо сдирая кольцо с пальца.

– Как хорошо, что вы здесь! – воскликнул человек, подходя к Бильбо. – Вас уже давно ищут. Вас бы сочли погибшим – а наши потери очень велики, – если бы маг Гандальв не сказал, что в последний раз слышал ваш голос где-то на Равенхилле. Меня послали сюда посмотреть. Вы сильно ранены?

– Кажется, мне попало по голове, – ответил Бильбо. – Но, к счастью, у меня есть шлем, и голова оказалась крепкая. И все же мне плохо, а ноги как соломенные.

– Я отнесу вас в лагерь, – сказал человек и с легкостью поднял Бильбо на руки.

Человек шел уверенно и быстро. Наконец он поставил хоббита на землю перед палаткой в Дейле. У входа в палатку стоял Гандальв с рукой на перевязи. Даже маг, и тот был ранен, и вообще во всем войске союзников мало кто остался невредим.

Гандальв обрадовался, увидев Бильбо.

– Бэггинс! – воскликнул он. – Ну надо же! Жив, невзирая ни на что! Я Очень рад! А то я уже начал тревожиться, поможет ли тебе на этот раз твоя удача! Страшная вышла история, нам едва удалось выстоять. Но сейчас не время об этом рассказывать. Идем! – произнес он печально и сурово. – Тебя ждут. – И Гандальв повел Бильбо в палатку.

– Торин! – промолвил маг, переступив порог. – Я привел его.

Да, там лежал Торин Дубовый Щит, весь покрытый ранами, а на полу возле его ложа валялись изрубленные доспехи и зазубренный топор. Бильбо приблизился, и Торин поднял взгляд.

– Прощай, славный вор, – сказал он. – Я ухожу в чертоги ожидания к моим праотцам, чтобы пребывать там до той поры, когда мир обновится. Я оставляю все золото и серебро и ухожу туда, где они не нужны, и потому хочу, чтобы мы с тобой расстались друзьями. Я раскаиваюсь в том, что сделал тогда, у Ворот. Я бы хотел взять обратно свои слова.

Бильбо в глубокой печали преклонил колено.

– Прощай, Король Под Горой! – проговорил он. – Какое это горькое, грустное приключение, если ему суждено так закончится. Никакое золото не возместит утраты. Но я рад, что делил с тобой тяготы и опасности, – это великая честь, и больше, чем заслуживает любой Бэггинс.

– Нет! – произнес Торин. – У тебя больше достоинств, чем ты думаешь, о сын счастливого Запада! У тебя есть мудрость и мужество – в нужной мере. Если бы все мы превыше золота и сокровищ ценили доброе угощение, пиры и песни, то в мире было бы меньше печали и больше радости. Но каков ни есть этот мир, – печальный или веселый, – я его покидаю. Прощай!

И Бильбо ушел из палатки, и долго сидел один, укутавшись в шерстяное одеяло, и – верите или нет – горько плакал, пока не выплакал все глаза и совсем не охрип. У маленького Бильбо была добрая душа. Еще много дней хоббит не мог ни шутить, ни смеяться. А когда Бильбо кончил плакать, он сказал себе: «Какое счастье, что я вовремя очнулся. Лучше бы, конечно, Торин остался жив, но я рад, что мы с ним расстались по-доброму. Какой же ты все-таки дурак, Бильбо Бэггинс, так ничего и не получилось из твоей затеи с камнем: как ты ни старался купить мир и спокойствие, все равно была битва. Но в этом уж ты не виноват».

Позже Бильбо узнал, что случилось в долине после того, как он лишился чувств, – но хоббит больше опечалился, чем порадовался. Он устал от этого приключения. Ему до боли в сердце хотелось домой. Но с этим пришлось еще немного подождать, поэтому я пока расскажу вам о том, как кончилась битва.

Орлы давно заподозрили, что гоблины собирают войска: передвижение отрядов в горах не могло ускользнуть от бдительного взора громадных птиц. Поэтому Великий Орел Туманных Гор созвал огромное воинство своих подданных. Орлы издали почувствовали, что грядет великое сражение. Они устремились к Одинокой Горе на крыльях бури – и появились как раз вовремя! Орлы очистили склоны Горы от врагов – некоторых гоблинов сбросили со скал, а других, обезумевших от страха, согнали вниз, навстречу мечам и копьям людей и эльфов. Вскоре на Горе не осталось ни одного живого гоблина, и воины смогли спуститься с отрогов на помощь сражавшимся в долине.

Но даже вместе с орлами союзники уступали числом гоблинам и волкам, и было похоже, что им не выстоять против вражьих полчищ. Однако в последний момент на поле битвы явился сам Беорн. Никто не знал, откуда он взялся. Беорн пришел один, в обличье медведя, – казалось, что от ярости он стал огромен, как великан.

Его рев был подобен барабанному грому и грохоту пушек. Беорн расшвыривал гоблинов и волков на своем пути, как солому и перышки. Он обрушился на врагов с тыла, словно удар молота, и прорвался сквозь их кольцо. Гномы, сплотившиеся вокруг своих лордов, еще держались на невысоком покатом холме. Беорн наклонился, поднял Торина, пронзенного гоблинскими копьями, и вынес его из битвы.

Затем он вернулся и с удвоенной яростью ринулся в бой. Никто не мог устоять перед ним, и никакое оружие его не брало. Беорн разметал дружину Болга, а его самого повалил наземь и растоптал. Гоблинов обуял ужас, и они ударились в бегство, а союзники, получившие нежданную помощь, воспряли духом и бросились их преследовать. Почти никому из гоблинов не удалось спастись. Многих загнали в Бегущую реку, а тех, кто бежал на запад или на юг, оттеснили в болота Лесной реки, и там сгинули почти все гоблины, которым удалось вырваться из долины Дейла. Оставшиеся оказались во владениях лесных эльфов, и многие были убиты, а последних уцелевших гоблинов эльфы заманили вглубь леса, в непроходимые сумрачные дебри, откуда никто из врагов не выбрался. В песнях потом рассказывалось, что в тот день нашли свою гибель три четверти гоблинов Севера, и в горах на долгие годы воцарился мир.

Союзники выиграли битву еще до наступления ночи, но когда Бильбо вернулся в лагерь, погоня еще продолжалась, и в долине оставались в основном раненые.

– А где же орлы? – спросил хоббит у Гандальва вечером, лежа под кучей теплых одеял.

– Некоторые участвуют в погоне, – ответил маг. – Но большинство возвратились к себе в гнезда. Они не пожелали задерживаться и улетели с рассветом. Дайн подарил их предводителю золотую корону и поклялся орлам в вечной дружбе.

– Жалко. То есть я хочу сказать, жалко, что мне не удалось их увидеть, – сонно пробормотал Бильбо. – Но, может, мы еще встретимся с ними на обратном пути. Ведь я скоро пойду домой, правда?

– Как только пожелаешь, – ответил Гандальв.

Но на самом деле прошло еще несколько дней, прежде чем Бильбо пустился в обратный путь. Гномы похоронили Торина глубоко под Горой, и Бард положил ему на грудь Аркенстон.

– Пусть камень покоится здесь, покуда стоит Гора! – сказал Бард. – Да принесет он удачу народу гномов, который отныне будет здесь жить!

Король Эльфов оставил на могиле Торина Оркрист, эльфийский меч, который у Торина отобрали в плену. В песнях поется, что меч мерцал в темноте, если приближались враги, поэтому гномов Одинокой Горы никто не мог застать врасплох. Теперь здесь утвердил свой трон Дайн, сын Найна, который стал Королем Под Горой, и со временем еще много гномов собралось к нему в древние залы Трора. Из двенадцати соратников Торина в живых остались десять. Фили и Кили пали в битве, заслоняя Торина собой и своими щитами, ибо он был старшим братом их матери. Десять гномов стали подданными Дайна, и Дайн распорядился сокровищами как подобает.

Конечно, уже не могло быть и речи о том, чтобы спутники Торина – Балин, Двалин, Дори, Нори, Ори, Ойн, Глойн, Бифур, Бофур, Бомбур – и Бильбо – поделили их так, как они договаривались перед походом. Но Бард получил четырнадцатую часть от всего золота и серебра, хранившихся под Горой. Ибо Дайн сказал:

– Мы должны честно исполнить обещание павшего, а он теперь владеет Аркенстоном.

Даже четырнадцатая доля сокровищ Горы была немыслимым богатством, превыше богатств многих из смертных королей. Большую часть золота Бард послал главе Озерного Города и щедро наградил своих друзей и сподвижников. Королю Эльфов Бард подарил изумруды Гириона, которые ему возвратил Дайн (это были самые любимые драгоценные камни Короля Эльфов).

А Бильбо Бард сказал так:

– Это богатство – в равной мере мое и ваше, хотя старый договор и утратил силу, ибо многие участвовали в том, чтобы добыть и отвоевать сокровища. Но хоть вы говорили, что готовы отказаться от всего золота, какое вам причиталось, я не хочу, чтобы слова Торина, в которых он после раскаялся, оказались правдой: будто мы не дадим вам достойной награды. Я хочу одарить вас богаче всех.

– Вы очень добры, – отвечал Бильбо. – Но без сокровищ мне, правда, как-то спокойнее. Я просто не знаю, как довезти домой эту кучу золота, чтобы не драться из-за него всю дорогу. И не знаю, что делать дома с подобным богатством. Мне кажется, лучше, если оно останется у вас.

В конце концов хоббит все-таки согласился взять два небольших сундучка – один с золотом и один с серебром, – такие, чтобы их мог увезти крепкий пони.

– А больше я все равно не смогу потратить, – сказал он.

Наконец, пришло время расставаться с друзьями.

– Прощай, Балин! – сказал Бильбо. – Прощай, Двалин! Прощайте, Дори, Нори, Ори, Ойн, Глойн, Бифур, Бофур и Бомбур! Пусть никогда не поредеют ваши бороды! – И, обернувшись к Горе, добавил: – Прощай, Торин Дубовый Щит! И Фили! И Кили! Пусть никогда не изгладится память о вас!

Гномы, стоявшие в Воротах, низко ему поклонились не в силах вымолвить ни слова. Наконец Балин произнес:

– Всего доброго! Да сопутствует тебе удача, где бы ты ни был! А если вздумаешь погостить у нас, когда наши залы вновь станут прекрасны, то пир мы поистине закатим на славу!

– Если вам доведется бывать в наших краях, – сказал Бильбо, – пожалуйста, заходите ко мне, не стесняйтесь! Чай у меня в четыре, но любого из вас я рад видеть во всякое время!

И он отвернулся.

Эльфы выступили из Дейла обратно к Лесу. И хоть их потери, как ни печально, были довольно велики, но многие радовались тому, что теперь в северных землях воцарится мир и наступят светлые и веселые дни. Дракон был повержен, гоблины разбиты, и лесные воины уже мечтали о новой счастливой весне, которая придет на смену зиме.

Гандальв и Бильбо ехали вместе с Королем Эльфов, а рядом с ними шагал Беорн, в человеческом облике, и всю дорогу смеялся и громко пел. Они достигли края Мирквуда чуть севернее того места, где из леса выбегала река. Однако Гандальв и Бильбо не пожелали входить в лес, хотя король уговаривал их погостить у него во дворце. Маг и хоббит решили идти кружным путем вдоль опушки и обогнуть лес с севера, по пустошам, лежавшим между Мирквудом и Серыми Горами. Дорога предстояла долгая и утомительная, но теперь, когда с гоблинами было покончено, она казалась более безопасной, чем темные лесные тропы. Да и Беорн тоже собирался идти в обход.

– Прощайте, о Король Эльфов! – сказал Гандальв. – Да будет весел этот зеленый лес, пока мир еще достаточно молод! Да будет весел и счастлив весь ваш народ!

– Прощайте, о Гандальв! – ответил король. – Вы всегда появляетесь там, где вы нужнее всего, когда вас никто не ожидает, – пусть же так будет и впредь! А я рад видеть вас в своих залах, чем чаще – тем лучше!

– Я прошу вас, – проговорил Бильбо, запинаясь и переминаясь с ноги на ногу, – примите этот подарок! – И хоббит достал ожерелье из жемчуга и серебра, которое Дайн преподнес ему на прощанье.

– Чем я заслужил такой дар, о хоббит? – спросил король.

– Ну, понимаете, – смущенно пробормотал Бильбо, – понимаете, я бы хотел… э-э-э… отблагодарить вас за ваше… э-э-э… гостеприимство. Видите ли, взломщикам тоже бывает совестно. Я выпил немало вашего вина и съел много вашего хлеба.

– Я принимаю ваш дар, о Бильбо Великолепный! – сурово и веско произнес король. – И я нарекаю вас Другом Эльфов. Будьте благословенны, и да не укоротится никогда ваша тень (а то ремесло взломщика окажется слишком легким)! Прощайте!

И эльфы направились к себе в лес, а Бильбо пустился в долгий обратный путь – к дому.

Конечно, хоббиту пришлось испытать еще немало тягот и приключений, прежде чем он добрался домой. В Диком Краю в те дни и без гоблинов хватало опасностей. Но сейчас у Бильбо были прекрасные проводники и защитники – и Гандальв был рядом, и Беорн шел с ними большую часть пути, – поэтому никаких особенных неприятностей по дороге не случилось. Близилась Середина Зимы, когда путники, обогнув лес, наконец подошли к дверям дома Беорна, и Гандальв с Бильбо остались там погостить. Середину Зимы справили шумно и весело. По приглашению Беорна люди окрестных земель сошлись пировать у него в доме. Последние уцелевшие гоблины в Туманных Горах теперь в страхе прятались по самым глубоким пещерам, варги исчезли из лесов, поэтому люди могли путешествовать без опаски.

Впоследствии Беорн стал предводителем людей этого края и принял под свою руку земли между Горами и Лесом. Говорят, что его потомки даже спустя много поколений умели превращаться в медведей. Некоторые из них слыли людьми злобными и свирепыми, но большинство характером походили на Беорна, хотя были поменьше ростом и не такие могучие. При них оставшихся гоблинов выбили из подземелий в Туманных Горах, и в Дикий Край пришел долгожданный мир.

Когда наступила прекрасная весна и землю согрело ласковое яркое солнце, Бильбо и Гандальв простились с Беорном. Конечно, хоббит всей душой стремился домой, но владения Беорна он покидал неохотно, поскольку весной в садах вокруг дома цвели не менее удивительные цветы, чем в разгар лета.

Оставив позади много миль, Бильбо и Гандальв поднялись в горы и наконец оказались на том перевале, возле которого их в прошлом году захватили гоблины. Но в этот раз путешественники взошли на перевал утром и, оглянувшись, увидели бескрайние земли, раскинувшиеся внизу в свете белого утреннего солнца. Позади лежал Мирквуд, синий вдали, а по ближнему краю – даже по весне темно-зеленый. У самого горизонта едва виднелась Одинокая Гора. На ее вершине поблескивал еще не растаявший снег.

– Снег укрывает землю после огня, и даже драконам приходит конец! – произнес Бильбо и повернулся спиной к Горе и ко всем своим приключениям. Туковское начало в его душе с каждым днем засыпало все крепче, а бэггинсовское брало верх. – Я хочу только одного: поскорей очутиться в своем кресле возле камина! – сказал он.

Глава 19. Снова дома

Было первое мая, когда двое путешественников спустились с гор к началу тропы, ведущей в долину Ривенделл, к Последнему (а с этой стороны – Первому) Гостеприимному Дому. Опять был вечер, пони устали, особенно тот, который вез поклажу, и всем хотелось отдохнуть. Они поехали вниз по тропе, петляющей по крутому склону, и Бильбо услышал, как в лесу под деревьями поют эльфы, словно они так и не переставали петь с тех пор, как он покинул долину, – а когда всадники добрались до лесных полян внизу над рекой, эльфы запели новую песню, очень похожую на ту, которой они встречали путешественников в прошлый раз:

Дракон уничтожен,
Поломаны крылья.
Ах, как он ничтожен,
А был он всесильным!
Пусть клады и троны
В забвение канут,
Мечи и короны
Легендами станут —
Не вянут здесь травы
И пляшут здесь тени,
Звучит средь дубравы
Эльфийское пенье.
Скорей! Ти-ли-ти-ти!
В долину спешите!
Здесь звезды лучистей,
Чем все самоцветы,
Луна серебристей
Старинной монеты,
И яркое пламя
Прекраснее клада
Во тьме под горами.
Куда вы? Не надо!
Скорей! Ти-ли-ти-ти!
В долину спешите!
Куда вы так поздно,
Под ношей сгибаясь?
А здесь блещут звезды,
В реке отражаясь.
Откуда унынье?
Устали так где вы?
Поют вам здесь ныне
Эльфийские девы.
Скорей! Ти-ли-ти-ти!
В долину спешите!
Ти-лили-ти-ти!
Ти-рили-ти-ти!
Ха-ха!

И с этим эльфы долины Ривенделл вышли из-за деревьев и приветствовали путешественников, а потом проводили их через мост к дому Эльронда. Путников приняли очень радушно, и многие пришли этим вечером послушать об их приключениях. Рассказывал в основном Гандальв, потому что хоббита клонило ко сну, и он помалкивал. Ему-то почти вся история была известна, поскольку он сам в ней участвовал. Он поведал магу обо всех своих приключениях на обратном пути и в доме Беорна. Однако порой Бильбо приоткрывал глаза и слушал, так как Гандальв время от времени сообщал некоторые подробности, которых хоббит не знал.

Так, из разговора Гандальва с Эльрондом Бильбо наконец выяснил, какие были у мага неотложные дела. Оказывается, он ездил на большой совет белых магов, знатоков древней мудрости и светлых чар, – и в конце концов им удалось выгнать Некроманта из его темной крепости на юге Мирквуда.

– Теперь лес станет более приветливым, – говорил Гандальв. – Надеюсь, Север на долгие годы избавлен от этого зла. И все-таки мне бы хотелось, чтобы его вовсе изгнали из мира!

– Воистину, это было бы хорошо, – ответил Эльронд. – Но боюсь, что его не удастся изгнать отсюда ни в эту эпоху, ни еще много эпох спустя!

После истории об их путешествии настал черед других историй, а потом новых, и новых, и новых, – историй о том, что было недавно, и о том, что бывало в древние времена, и о том, чего вообще никогда не было, – и, наконец, голова Бильбо склонилась на грудь, и хоббит сладко уснул.

Проснулся он в белоснежной постели. В открытое окно светила луна. А под окном, на берегу реки, большая компания эльфов во весь голос распевала звонкую песню:

Споем все, кто весел, споем же все вместе!
Пусть ветер разносит хорошие вести.
А месяц на небе – как серп в звездном поле,
И ясная Ночь вся в цвету на престоле.
Танцуйте, кто весел! Станцуем с друзьями!
Трава мягким шелком лежит под ногами,
Река в серебре, до рассвета далече.
О, как весел май! Весела наша встреча!
Теперь пойте тише, пусть сладкой дремотой
Забудется странник, отринув заботы.
Сплетем ему сон, беспечальный, счастливый,
Баюкайте путника шелестом, ивы!
Сосна, не вздыхай, помолчи до восхода,
Река, приглуши свои шумные воды.
Потише, потише, терновник с ольхою!
Пусть все кругом полнится тихим покоем!

– Эй, Веселый Народ! – крикнул Бильбо, выглядывая в окно. – Вы на луну посмотрите – который час ночи? Право, ваша колыбельная и пьяного гоблина разбудит! Но все равно спасибо!

– А твой храп разбудит даже окаменевшего дракона – но все равно спасибо! – засмеялись они. – Скоро рассвет, а ты спишь с начала ночи. Ты, наверное, уже исцелился от усталости.

– Даже краткий отдых в доме Эльронда очень целителен, – отвечал хоббит. – Но я намерен исцеляться как можно дольше! Еще раз доброй ночи, мои прекрасные друзья! – И Бильбо снова отправился спать и проснулся далеко за полдень.

За несколько дней, проведенных в доме Эльронда, усталость прошла без следа, и Бильбо еще не раз танцевал и перебрасывался веселыми шутками с эльфами – и рано утром, и поздно ночью. Но теперь он не хотел задерживаться даже в этой прекрасной долине, так его тянуло домой. Поэтому через неделю он попрощался с Эльрондом, поднес ему несколько небольших подарков, которые тот согласился принять, и вместе с Гандальвом отправился дальше.

Как только они выехали из долины, небо перед ними на западе потемнело, в лицо подул ветер, и вскоре полил дождь.

– Веселый месяц май! – пробормотал Бильбо, отворачиваясь от дождевых струй. – Но легенды и сказки теперь позади, и мы возвращаемся в родные края. Наверное, это первая весточка оттуда.

– Дорога впереди еще длинная, – заметил Гандальв.

– Но это дорога домой, – ответил Бильбо.

Они спустились по крутой тропе вниз, к реке, отмечавшей границу Дикого Края. Если помните, ее надо было переходить вброд, и путешественники не без труда переправились на тот берег: вода в реке поднялась, поскольку с приближением лета в горах таял снег, а сегодня вдобавок целый день лил дождь. Вечерело, но Бильбо и Гандальв продолжали путь.

Странствие подходило к концу. Они возвращались той же дорогой, по которой ехали год назад, но теперь с ними не было гномов, и путники больше молчали, – и, к счастью, на обратном пути им не встретилось никаких троллей. За каждым поворотом открывались знакомые места, и Бильбо вспоминал, как они тут проезжали и о чем говорили прошлой весной – ему казалось, что с тех пор прошло лет десять, – и, конечно, он сразу узнал то место, где пони убежал в реку, а они свернули в лес и попали в скверную переделку с Томом, Бертом и Биллом.

Чуть в стороне от дороги Бильбо и Гандальв откопали спрятанное тролльское золото, год пролежавшее нетронутым.

– Мне и так сокровищ на всю жизнь хватит, – сказал Бильбо. – Может, лучше ты его возьмешь, Гандальв? Я думаю, ты найдешь ему применение.

– Конечно, найду! – проговорил маг. – Но лучше разделим золото поровну! У тебя могут быть непредвиденные траты.

Они пересыпали золото в мешки и навьючили их на пони, чем те остались очень недовольны. После этого странствие сильно замедлилось, поскольку почти весь путь они шли пешком. Но хоббита это не огорчало – ведь было так приятно брести босиком по зеленой траве! Уже наступил июнь, и стояла жаркая солнечная погода. Бильбо шел и утирал пот красным шелковым носовым платком (нет! не своим: из его собственного запаса ни один не уцелел, и этот платок ему одолжил Эльронд).

Но поскольку все на свете имеет конец, и наша история тоже заканчивается, то однажды настал день, когда путники добрались до тех мест, где Бильбо родился и вырос, где каждый холм, каждое дерево он знал с детства, как свои двадцать пальцев на руках и ногах. Бильбо и Гандальв поднялись на пригорок, и хоббит увидел высящийся вдалеке родной Холм. И тут он остановился и произнес:

Ведут дороги все вперед,
Им нет конца и края.
Среди лесов, среди болот
Бегут они, петляя,
К пещере в толще гор и скал,
Где солнца нет в помине,
К ручью, что моря не видал,
А пересох в пустыне…
Бегут дороги в дождь и в зной,
По мхам и бурелому
Вперед – под солнцем, под луной,
Но все ж вернутся к дому,
И тот, кто шел в огонь и мглу
Опасною дорогой,
Увидит вновь ручей и луг
У своего порога.

Гандальв посмотрел на него.

– Мой дорогой Бильбо! – произнес он. – С тобой явно что-то случилось. Ты уже совсем не тот хоббит, каким был раньше.

Они прошли через мостик, мимо мельницы над рекой, поднялись на Холм и оказались прямо у двери в нору Бильбо.

– О небо! Что здесь происходит? – вскричал Бильбо в изумлении.

У двери толпился народ, – причем как внушающий, так и не внушающий доверия, – и все шастали туда-сюда, входили и выходили, и даже ноги не вытирали о коврик!

Но если Бильбо был поражен, то как же удивились остальные присутствующие! Дело в том, что Бильбо вернулся домой в разгар аукциона. На калитке висело большое объявление, в котором красными и черными буквами ясно значилось, что двадцать второго июня господа Грабб, Грабб и Барроуз продают с торгов имущество покойного Бильбо Бэггинса, эсквайра, из норы Бэг-Энд под Холмом в Хоббитоне. Начало аукциона ровно в десять утра. Сейчас близилось время ленча, и большинство вещей уже продали по сходной цене, а проще сказать – за бесценок, как часто бывает на распродажах. Саквилль-Бэггинсы (семейство кузена Бильбо) тем временем измеряли комнаты в норе, чтобы проверить, как встанет здесь их собственная мебель. Короче говоря, Бильбо уже признали «фактически покойным», и далеко не все обрадовались, когда выяснилось, что факты, оказывается, были неправильно истолкованы.

Об удивительном возвращении мистера Бэггинса еще много дней толковали и под Холмом, и за Холмом, и по ту сторону Реки. А юридическая волокита и вовсе затянулась на несколько лет. Много воды утекло, прежде чем было наконец решено, что мистера Бэггинса можно считать живым. Дольше всего в этом пришлось убеждать тех, кто выгодно приобрел на Распродаже нужные в хозяйстве вещи. В конце концов, чтобы не тратить время на долгие разговоры, Бильбо решил просто откупить назад большую часть своей мебели. Но почти все серебряные ложки бесследно исчезли. Честно говоря, Бильбо подозревал, что это дело рук Саквилль-Бэггинсов. Они же, со своей стороны, вообще отказались признать вернувшегося Бэггинса настоящим и с той поры были с ним в натянутых отношениях. Ведь им так хотелось поселиться в его прекрасной норе!

Кроме того, Бильбо обнаружил, что пропали не только серебряные ложки – пропала его репутация. Правда, он стал Другом Эльфов и приобрел добрую славу у гномов, магов и тому подобного народа, временами заглядывавшего к нему в нору, – но он перестал считаться почтенным хоббитом. Все соседи находили мистера Бэггинса немного «странным». Только его юные племянники и племянницы (со стороны Туков) придерживались иного мнения, но старшие родичи (даже со стороны Туков) не одобряли их дружбы с Бильбо.

Впрочем, я вынужден признать, что мистера Бэггинса, как ни странно, это ни капельки не волновало. Он был вполне доволен жизнью, и чайник, закипающий на огне у него на кухне, теперь пел даже еще мелодичнее, чем в былые спокойные времена, до незабываемого чаепития с гномами. Свой меч Бильбо повесил на стену над камином. Кольчуга сперва красовалась у хоббита в прихожей, выставленная на всеобщее обозрение, но в конце концов Бильбо отдал ее в музей. Почти все золото и серебро он потратил на подарки, порой самые неожиданные (чем до некоторой степени и объясняется привязанность к дядюшке племянников и племянниц). О своем волшебном кольце Бильбо никому не рассказывал, поскольку пользовался им, как правило, если его заставали дома нежеланные посетители.

Он начал писать стихи и порой ходил в гости к эльфам, и хоть многие хоббиты, покачивая головами и постукивая пальцем по лбу, сочувственно приговаривали: «Бедный старина Бэггинс!», и почти никто не верил его рассказам о приключениях, Бильбо жил счастливо до конца своих дней, – а жизнь его была очень долгой.

Как-то осенним вечером, через несколько лет после возвращения, Бильбо сидел у себя в кабинете и писал мемуары. Он думал назвать их «Туда и Обратно: путешествие хоббита». Вдруг у дверей зазвонил колокольчик. В гости заглянул Гандальв, а с ним пришел гном – не кто иной, как Балин!

– Входите! Входите! – обрадовался Бильбо. Они расположились в креслах у камина. Балин заметил, что мистер Бэггинс завел себе новый жилет, чуть пошире прежнего (и с пуговицами из чистого золота), а Бильбо увидел, что борода Балина стала длиннее на несколько дюймов и он носит роскошный пояс, украшенный драгоценными камнями.

Разумеется, хозяин и гости принялись вспоминать былые приключения. Потом Бильбо спросил, как нынче дела на Севере, в окрестностях Горы. Оказалось, что дела идут как нельзя лучше. К Барду, в заново отстроенный Дейл, переселились многие люди с Озера, а также с юга и запада. Вокруг Дейла, по берегам Бегущей реки, снова раскинулись плодородные поля, на бывших пустошах по весне распускаются сады и щебечут птицы, а осенью в долине собирают богатый урожай и задают праздничные пиры. Новый Озерный Город процветает, жители его благоденствуют, по реке вверх и вниз перевозят товары. Эльфы, гномы и люди окрестных земель живут в большой дружбе.

Прежний глава Озерного Города кончил плохо. Бард дал ему много золота, чтобы возместить потери озерных жителей, но поскольку глава города был из тех людей, которые легко подхватывают драконью болезнь, то вскоре у него случился острый приступ, и он присвоил почти все золото и бежал, а потом умер от голода где-то в глуши, когда все спутники его покинули.

– Новый глава города – более мудрый человек, – сказал Балин. – Горожане расхваливают его на все лады, ибо нынешнее процветание – это во многом его заслуга. В новых песнях поется, что при нем наконец забили золотые фонтаны и потекли золотые реки.

– Значит, старые пророчества как-то исполнились! – воскликнул Бильбо.

– Конечно, – кивнул Гандальв. – Почему бы им не исполниться? Ты ведь не утратил веры в пророчества из-за того, что сам помогал им сбываться? Уж не думаешь ли ты, что ваши приключения хорошо кончались только по чистой случайности и удача сопутствовала тебе лишь для того, чтобы ты остался цел и невредим? Вы замечательный хоббит, мистер Бэггинс, и я вас очень люблю, – но помните, что вы маленькое создание, а мир велик!

– Вот и прекрасно! – улыбаясь, произнес Бильбо и передал Гандальву табакерку.

Продолжить чтение