Читать онлайн Седьмая казнь бесплатно

Stephen R. Donaldson

SEVENTH DECIMATE

(The Great God’s War)

* * *

Питеру Страубу, Джуди Коллинз, Стивену Ландину и Вэл Эберт, верным друзьям, каждый из которых помог мне по-своему. И, как и всегда, Дженнифер Данстан, любви всей моей жизни.

Пролог

Близилась заря, и звезды тускнели. Принц Бифальт с отрядом, в котором служил, стоял на крутом откосе над долиной, где ожидалось сражение. Воины остановились там, чтобы получить окончательные распоряжения от капитана. Несколько лет назад в отряде немного тяготились присутствием принца, но сейчас он уже стал бывалым воином – одним из них. Пользуясь передышкой, воины сидели на корточках или прямо на земле недалеко от расположения остальных верховых отрядов Беллегера и сменных лошадей на привязи. Элгарт перебрасывал из руки в руку камешек, словно изучая траекторию его полета. Кламат растирал между ладонями землю, пытаясь избавиться от пота. Камуишу, объездчику отряда, взявшему на себя роль балагура, ничего не приходило на ум, и он молчал. В холодном ночном воздухе вокруг голов теснившихся друг к другу воинов, словно тончайшие ореолы, вился пар от теплого дыхания.

Затачивая саблю, принц размышлял о полученном ими задании. Отряд занимал важное место в стратегии Беллегера, на нем сосредоточились надежды на выживание всей страны. Победив сейчас, они получат шанс выиграть войну. Да, отряд устремится в атаку вместе со всей королевской армией, врубаясь в ряды амиканцев. Только цель у отряда совсем не та же, что у прочих. Воинов туда отбирали секретно, секретно тренировали, секретно снабжали оружием, всего в нем служил двадцать один человек, считая капитана и принца, старшего сына короля Аббатора. Когда начнется сражение, они поймут, были ли их усилия последним упованием отчаявшегося или же первым проблеском надежды.

Принц Бифальт решил целиком посвятить себя борьбе за эту надежду. Мысль эта наполняла его восторженной яростью. Он потерял уже слишком много боевых товарищей, слишком много друзей, видел слишком много страданий. Беллегер пришел в запустение. Горе его отца и его собственная боль от того, что сталось с жителями королевства, – эта ноша не переставая давила на плечи принца. Он хотел положить этому конец. И конец наступит – в виде победы или в виде полного уничтожения. Беллегер и Амика находились в состоянии войны уже так долго, что даже деды нынешних воинов забыли те времена, когда два королевства жили в мире. Сейчас подданные Амики и Беллегера встречались только тогда, когда их армии становились достаточно сильными, чтобы учинить новую резню. Жители Беллегера называли такие сражения «пеклом». Как их называли амиканцы, не знал никто. Ниже лагеря Беллегера, вдоль дальнего берега долины, ждали битвы вражеские всадники. Они были во всеоружии, как и всадники Беллегера. Без сомнения, маги Амики уже отыскали на поле боя укромные места, откуда, находясь в безопасности, они будут следить за ходом сражения и убивать. Конечно, и магистры Беллегера сделали то же. Впрочем, битва не начнется до тех пор, пока не рассветет и дневной свет окончательно не разгонит сумерки, пока воины с обеих сторон и их драгоценные теурги не смогут ясно видеть место битвы. Сейчас принц Бифальт и его товарищи ничем не были заняты, они просто ждали, когда капитан Суалиш вернется со своей встречи с верховными королевскими командующими, и ждали рассвета.

Большинство не двигалось, сберегая силы. Некоторые старались занять чем-нибудь руки. Остальные едва шевелились: Камуиш и Новел, Элгарт и Грет, даже Кламат. А вот Флиска просто-таки корежило от нетерпения, но принца это не удивляло. Флиск был самым молодым среди солдат, он еще не участвовал в сражениях, и сегодня ему впервые предстояло погрузиться в это пекло. Его взяли в отряд за быстроту и точность, закрыв глаза на отсутствие опыта. И хотя товарищи и капитан подготовили Флиска насколько смогли, он еще не понимал по-настоящему, каково это – оказаться под дождем стрел, среди бушующих клинков, завывающих амиканцев и рева магии. Принц Бифальт знал о Флиске. Все ветераны знали. Поэтому-то они и терпели постоянные вопросы новичка. На него не прикрикнули и не одарили презрительной усмешкой, когда в темноте он снова спросил о том, о чем не раз спрашивал раньше и на что уже много раз получал ответы: «Сколько сражений ты видел?»

Тот, кому предназначался вопрос, переадресовал его принцу, как сыну короля.

– Два, – резко ответил принц. Шрамы подтверждали его слова.

– Три, – сказал Джек, один из двух всадников, что скоро поскачут плечом к плечу с королевским сыном. Вторым будет Грет, но он никогда не говорил, даже если его спрашивали напрямик.

– Капитан Суалиш, – проскрежетал Элгарт, – утверждает, что прошел пять. – Элгарт был главным циником в отряде и сомневался во всем, кроме очевидного: проворства и храбрости. Амиканский меч оставил на его лице след от границы волос до нижней челюсти, но Элгарт после этого успел убить еще двоих, прежде чем подоспела помощь.

– Ты веришь ему? – Флиск осекся.

Но внезапно, прежде чем Элгарт успел ответить, встрял Бартин:

– Семь. Я семь раз прошел через пекло. – Тут его тон смягчился: – Если б я был уверен, что жена избавит меня от восьмого, я б, право, женился!

Он шутил. Бартин, старейший из ветеранов, был закоренелым женоненавистником. То есть сказать, что он не притронулся бы к женщине ради спасения собственной жизни, было бы преуменьшением. Он не притронулся бы к женщине даже ради спасения жизни своих товарищей. Поговаривали, что в детстве его немилосердно избивала матушка, и по большей части безо всякой на то причины.

Камуиш, как полагается, хохотнул, и к нему присоединилось еще несколько воинов. Впрочем, им было совсем не до смеха.

Поерзав еще немного, Флиск выдавил из себя:

– Семь? Семь раз в пекле? А сколько их всего-то было?

Еще один знакомый вопрос. Флиск знал на него ответ, как и все остальные. Но чтобы успокоить новичка, а может, и просто для того, чтобы заполнить чем-то тишину, Новел ответил:

– Мой отец пережил три.

Новел вправлял кости и сшивал раны; виденные им моря хлещущей крови и кучи раздробленных костей научили его мягкости и доброте.

– А вот четвертое – нет.

Его тон заставил содрогнуться.

– Когда его призвали, война шла уже давно.

На фоне неба, приобретавшего жемчужный оттенок, было видно, как силуэт Флиска кивнул. Вскоре юноша отважился еще на один вопрос:

– Говорят, мы всегда сражались с амиканцами. Но никто не рассказывает почему. Ради чего все это?

– Нам? – пробурчал Элгарт. – Ради выживания. Амике? Кто их знает?

Элгарт, похоже, был единственным здесь, кого интересовало, что же получает ото всей этой войны их враг. Остальным было достаточно знать, что Амика жаждет уничтожить Беллегер. Достаточно было и для принца Бифальта. И все же – он был королевским сыном. Он был несколько более образован, нежели его сотоварищи. Его обучали, а кое-что он читал сам. Впрочем, до сих пор он держал свои знания при себе. Он ждал, сохраняя их до этого момента: через час судьба Беллегера изменится либо в сторону жизни, либо в сторону смерти, либо к будущей победе, либо к окончательному поражению.

– История эта, – начал он таким тоном, словно собирался рассказать о чем-то самом обыденном, – сохранилась в архивах Кулака.

Кулаком называлась высокая королевская цитадель. Когда ее возвели, то назвали Кулаком Беллегера, которым тот потрясает под неумолимыми небесами, но спустя несколько поколений название сократилось до простого – Кулак.

– В них рассказывается, что было время, еще за несколько десятилетий до царствования деда моего деда, а то и того раньше, когда Беллегер и Амика составляли одно королевство.

Окружавшие его воины казались принцу лишь тенями на фоне угасающих звезд, очертаниями, смутными тенями самих себя. И все же принц Бифальт чувствовал, что слушают его внимательно, затаив дыхание.

– Одно королевство, – повторил он. – Должно быть, оно процветало, будучи одарено плодородными полями, густыми лесами, кишащими дичью, и копями, богатыми металлами. Но все это ушло. И вот по какой причине: у короля в те дни было два сына-близнеца. Звали их Фастул и Бригин, и выросли они оба могучими мужами, равными по силе, целеустремленности и желанию власти. Отец гордился сыновьями, повсюду восхваляя их. Когда же они возмужали, то поняли, что стали соперниками друг другу. Хотя они и любили один другого, хотя и давалось им все шутя, они никак не могли разрешить одного-единственного спора. Кто станет у власти после кончины отца? Кто отойдет в сторону?

Оба они были упрямыми, и оба были настойчивыми, и когда их отец и в самом деле скончался, братья нашли только один способ сохранить между собой мир. Они разделили королевство на две части так, чтобы оба могли властвовать над ним. Фастул избрал себе северные земли. Он нарек их Амикой и стал в них править. Бригин же взял себе южные – Беллегер – и стал царствовать там.

Они хотели жить в мире, и они могли бы достигнуть его. Но схожесть братьев стала для них проклятьем. Оба полюбили одну и ту же девушку. Звали ее Малори, и говорят, что в ней соединились все женские достоинства. Братья же превзошли всякую меру в борьбе за ее руку.

К их – да и к нашему – сожалению, они были не вполне одинаковы. В Фастуле проявлялась некая необузданность, которой не было у Бригина. Даже в соревнованиях или на тренировке Фастул часто сражался словно не на жизнь, а на смерть, тогда как Бригин всегда знал, когда остановиться. Поэтому-то Малори и избрала себе в мужья Бригина.

С того времени настоящего мира больше не было. Скрежеща зубами, Фастул на словах признал поражение. Пока весь Беллегер готовился к празднованию свадьбы короля Бригина, Фастул удалился в крепость, выстроенную им, чтобы скрывать в ней свои гордые замыслы. Там он и ждал, готовясь, пока не пришло время церемонии. Тогда Фастул появился в Беллегере с маленьким отрядом солдат, большим кортежем королевских приближенных и… двумя магистрами, переодетыми придворными. Скалясь, как хищный зверь, он явился с придворными на свадьбу, оставив солдат праздновать у городских ворот.

Удовлетворяя любопытство своих поглощенных рассказом товарищей, принц Бифальт пояснил:

– В архивах не сохранились подробности того, что случилось тогда. Войско Амики тайно подошло к Длани.

Отверстой Дланью назывался укрепленный город вокруг Кулака Беллегера.

– Охрана ворот была перебита, так что войско беспрепятственно вступило в город. И в тот самый момент, когда король Бригин наклонился, чтобы, скрепив брак, поцеловать невесту, в зале раздался удар грома. В то же мгновение прекрасное лицо королевы Малори покрыли сочащиеся гноем нарывы, под кожей ее что-то закопошилось, словно черви, плоть ее начала разлагаться.

Принц Бифальт услышал хриплые возгласы удивления, но не прервал рассказа.

– Гнилая кровь хлынула из глаз, носа, ушей невесты. Малори была поражена Казнью Мора. В подвенечном убранстве королева походила на воплощение Чумы. И не отзвучал еще ее предсмертный вопль, как Фастул бросился на своего брата, чтобы убить его.

– К счастью для нас, при дворе Бригина нашлись храбрецы. Они спасли жизнь своего короля. На свадьбе присутствовало много магистров Беллегера. Они поразили заклинателей Амики огнем и молнией. Фастул же не захотел рисковать своими силами ради окончательной победы над Дланью. В каждом квартале лилась кровь, город наполнили ужас и страдание. Горожане не умели постоять за себя. Но магистры короля Бригина были достаточно сильны, чтобы отогнать солдат Амики. Фастул бежал, изведав горечь поражения. Его брат был все еще жив. И Беллегер знал, кто его враг.

С тех пор и до нашего времени два королевства не прекращали войны, мы вновь и вновь сходимся на полях сражений, чтобы защитить себя. Так рассказывают. Амикой все еще правит наследие злобы и необузданности Фастула.

Каждый бывалый воин понимал, отправляясь в очередное пекло, что защищается. Беллегер проигрывал. Каждое сражение проходило на его земле – хотя и не дальше одной лиги от границы, пролегавшей по Предельной реке. Но среди своих товарищей только принц Бифальт знал, что несколько раз за всю эту долгую войну разные короли посылали в Амику эмиссаров с предложением мира. И каждый раз эмиссаров убивали, как только они сообщали о своей цели.

Слушатели принца беспокойно задвигались, не зная, что и думать об этом рассказе. Бартин тихо ругнулся:

– Все из-за женщины.

Элгарт покачивался с носков на пятки. Отшвырнув прочь свой камень, он требовательно спросил:

– Вы верите в это?

Принц Бифальт пожал плечами.

– Это лишь одна из версий рассказа.

Сам он предпочитал другую версию.

– Вот еще одна.

Рассказывают также, что Фастул не приводил с собой заклинателей. Он сам обладал прирожденным даром к Казни Мора. Подобное буйство было в его природе – захлестывающая страсть, которой он не мог противостоять. Своей теургией он уничтожил ту, что отвергла его. Но Фастул не мог убить своего брата точно так же, он израсходовал уже слишком много сил, а кроме того, и магистры Беллегера быстро среагировали на атаку. Потребовалась помощь всего войска, чтобы убраться из города живым.

Тут принц Бифальт объявил:

– Вот этой версии я верю. Она объясняет страсть Фастула к убийству, это дар, которого был лишен Бригин. Она объясняет ту силу, что наследовала Амика.

Принц подумал, что подобное типично для заклинателей. Некоторые из них были вполне добродушны с виду. Но все они заключали в своих сердцах подобное буйство. Вдруг заговорил Новел, и слова его резали, словно ножом:

– Я видел правду. После каждого сражения магистры Амики добивают своих раненых. Они не берут ни пленных, ни заложников. Мы стараемся вернуть каждого, кто еще дышит, а они хлещут своих огнем, или погребают их в разверзающихся разломах, или высасывают из груди жизнь. Они убивают и наших, сколько могут.

Каждый бывалый солдат знал это. Принц Бифальт не был исключением. Его самого уже не раз жгли огнем, по нему хлестал каменный дождь, и он задыхался, пытаясь помочь раненым беллегерцам. Некоторые из этих раненых были его друзьями.

Флиск, разумеется, знал все это. Впервые он услышал только рассказ принца. И теперь принц Бифальт видел, что на лице юноши еще явственнее проступил ужас.

Принцу это понравилось. Флиск будет упорнее сражаться, чувствуя больше страха. Весь отряд будет сражаться упорнее.

После долгой паузы Кламат печально подвел итог:

– Истории ничего не меняют.

Кламат был храбрым воином, известным своей мягкосердечностью. После каждой битвы – раньше или позже – он плакал. Принц видел это.

– Мы сражаемся просто потому, что на нас нападают. Что нам еще остается?

Вернувшись к своей привычной роли, Флиск спросил – и это была скрытая просьба поддержать его:

– Тогда почему же они не подавили нас своей силой? Почему война продолжается?

И вновь отряд ждал ответа от принца Бифальта. В отличие от своих товарищей – даже капитана Суалиша – принц присутствовал на собраниях короля Аббатора с советниками и главнокомандующими.

– Наши заклинатели не хуже их, – ответил принц. – Факт в том, что Беллегер еще держится. Наши магистры останавливают врага тогда, когда мы не можем этого сделать.

Голос принца был мрачен. Многие из его товарищей видели в теургах защитников, даже спасителей. Но не принц Бифальт. Магия Амики вызвала войну. Заклинатели Амики и Беллегера поддерживали ее.

– Но мы не сможем выстоять без них. У Амики больше людей. Либо война менее разорительна там, либо в этом королевстве просто больше жителей.

Изолированному со всех сторон Беллегеру ждать помощи было неоткуда. Амика, насколько знал принц, была менее ограничена.

– В каждом сражении они превосходили нас числом. Возможно, так было не всегда. Но сейчас так. Вы знаете это.

Это была горькая правда, но отрицать ее было невозможно.

– Нам не остается ничего, кроме как сражаться, ведь с такими потерями в каждом пекле мы не можем большего.

И большинство потерь наносит теургия.

– Два года пройдет, три ли или даже четыре, но потом они восстановят достаточно сил для нового удара. Без таких отсрочек у нас не хватало бы людей, чтобы встретить врага. Даже наших магистров когда-нибудь одолели бы. Их слишком мало.

Принц не стал говорить, что их умения весьма ограничены. Вместо этого он решительно подытожил:

– Вот почему мы здесь. Сегодня мы испытаем нашу судьбу. Мы узнаем, сможем ли совершить то, на что не способна магия. Если еще существует надежда для Беллегера, она заключена в наших делах.

Каждый в отряде понимал, что это значит. Они целый год готовились к сегодняшнему дню. Кроме того, последние слова принца Бифальта прозвучали так веско, что заставили замолчать даже Флиска. Неожиданно большинство воинов зашевелились, не выдержав долгого покоя. Заря уже спустилась с противоположных вершин на долину, где ожидалось сражение, и воины начали пересчитывать стрелы в колчане, проверять натяжение тетивы лука, в очередной раз точить сабли или перебирать содержимое седельных сумок.

Вскоре они уже могли различить вражеское войско.

Приглушенный голос предупредил, что идет капитан Суалиш.

После многих совместных тренировок принц хорошо знал своего капитана. Покрытый шрамами крепкий воин с плечами борца и ногами человека, умеющего на них устоять, – Суалиш не терпел неуважения. Он сам всегда подчинялся приказам и ожидал от других того же. Но вместе с тем Суалиш знал, с чем придется столкнуться его воинам, знал лучше, чем любой из них – за исключением Бартина. Опыт научил его тому, когда следует ужесточить дисциплину, а когда отпустить поводья. Кроме того, Суалиш не был стратегом. Он понимал, какой следует отдать приказ своему отряду, но не вполне был уверен, что его исполнение благоразумно – или даже вообще возможно. Была и еще одна сложность: его глубоко укоренившаяся привычка подчиняться членам королевской семьи Беллегера. Присутствие принца Бифальта в отряде заставляло капитана Суалиша нервничать.

Подходя к воинам, капитан окинул их таким взглядом, точно собирался подвергнуть бичеванию тех, кто не вскочил при его появлении. Приблизившись, капитан было заколебался, но затем поймал на себе взгляд принца Бифальта и заметил, что тот слегка кивнул.

К этому времени все воины уже были на ногах.

– Слушать внимательно! – начал Суалиш. – И тебя это тоже касается, Бартин.

Он говорил сурово, стараясь возместить интонацией свои минутные сомнения.

– Скоро мы поскачем в пекло, где воины и получше вас умирали прежде, чем успевали отсчитать два удара сердца. Я сдеру шкуру со всякого, кто вздумает проигнорировать приказы!

Вы знаете, зачем вы здесь. Вы знаете, почему избрали вас. Вы знаете, почему все держится в секрете. Вы знаете, что мы должны делать. Я напомню вам.

Мы впервые покажем Амике наши ружья. Пускай враг посмотрит, на что они способны. Вы выбраны для этого, потому что вы хорошие стрелки. Но вас – вернее, нас – слишком мало, чтобы изменить ход этого сражения. Впрочем, у нас недостаточно ружей, чтобы изменить ход какого бы то ни было сражения. Нам нужно выяснить, могут ли ружья убивать амиканских заклинателей.

– Запомните! – наставлял капитан суровым, хотя и негромким голосом. – Наша задача не сражаться. Нам надо пробиться. Поэтому мы поскачем тройками, – всего в отряде было двадцать воинов и сам Суалиш, – чтобы не мешать друг другу. Мы должны сделать это, несмотря на амиканскую магию, амиканскую тактику, амиканскую кавалерию. Мы должны прорвать их ряды. И мы должны проделать это, ни разу не разрядив ружья. Мы должны держать нашу цель в тайне от врага до тех пор, пока не окажемся на нужном расстоянии от тех укреплений, на которых стоят амиканские заклинатели.

И вот тогда мы откроем огонь. Мы сделаем все возможное, чтобы снять этих теургов. Если мы убьем их достаточно – черт! – даже если мы убьем хоть кого-нибудь из них – в следующей битве мы сможем отплатить за кровь поколений беллегерцев!

Как и его товарищи, принц Бифальт держал винтовку перед собой, уперев приклад из твердого дерева в согнутом локте так, что дуло было направлено точно в небо, чтобы капитан Суалиш видел, что он готов. Пульс стучал как в бою. Принц не боялся погибнуть. Он был не из тех, кто мог отступить или уклониться. Он уже доказал свое мужество. И все же принц признавал, что боится провала. Если его родину не спасут винтовки, ее не спасет уже ничего.

– Мне не нужно добавлять, – прорычал командир отряда, – что нельзя позволить врагу завладеть хотя бы одним нашим ружьем?

Камуиш, Новел и другие кивнули. И хотя объяснение было излишним, капитан Суалиш все же объяснил:

– Есть единственное исключение из приказа. Позволяется стрелять, если нет другого способа уберечь винтовки от рук амиканцев.

Кроме этого, скажу лишь одно. Если кто-то допустит осечку по той причине, что плохо вычистил винтовку или не проверил ее, он не будет наказан. Он, считайте, уже будет мертв.

Воины прошли прекрасную выучку. Они распознали скрытый приказ в этих словах. В лучах поднимающегося солнца каждый вынул обойму из винтовки, проверил сжатие пружины, подающей патроны, затем раскрыл казенную часть ружья, проверил действие спускового крючка и затвора, заглянул внутрь длинного дула. С привычной точностью каждый вновь запер казенную часть, вернул обойму. Затем занялись седельными сумками, подсчетом запасных обойм, и капитан Суалиш получил заверения, что все обоймы были полные.

– Все верно, – сказал капитан. Большего одобрения от него нечего было и ожидать. – Вы знаете свои тройки. Вы знаете свое место в наших рядах. Пора садиться верхом. Прикрывайте друг друга. Берегите ружья. Добейтесь цели, если сможете. Если не сможете, вернитесь живыми. Я не обрадуюсь, если из-за вас мне придется тренировать новых воинов.

Засмеялся один Элгарт, впрочем, и этот смех прозвучал не очень-то радостно и быстро стих. Все собирались группами. Капитан Суалиш и крупный воин по имени Малдер, прирожденный драчун, взяли с собой Флиска, чтобы защитить неопытного юнца. Принц Бифальт вместе с Гретом и Джеком последовал за объездчиком Камуишем к месту, где были привязаны кони.

Пока он шел, кровь пульсировала в его жилах, словно отбивая ритм. Он не получал удовольствия, когда убивал своих врагов, но их смерть была необходимостью. Его оправдывало крайнее положение Беллегера. Его оправдывали нападения Амики. Чем горело сердце принца, чего он жаждал, так это убивать заклинателей.

В каждом поколении их было мало. Большинство появившихся на свет младенцев – и мужского, и женского пола – не обладали даром непостижимой силы. Но заклинатели были могущественны. Это могущество развязало войну, его было достаточно, чтобы не позволить ни Беллегеру, ни Амике победить. Без помощи теургов Беллегер давно бы стерли с лица земли. Оставшиеся в живых были бы принуждены прозябать под господством Амики.

Принц Бифальт верил: всякая магия бесчестна, хуже, чем предательство, хуже, чем мошенничество. Магистр укрывался в безопасном месте и убивал простых людей, не способных к теургии, дюжинами. Лишенные дара магии были беззащитны перед заклинателями. Каждое магическое действие было зверством.

И все же Беллегер не выстоял бы без магии. Магистры оскверняли бесчестием все, к чему прикасались, но они были жизненно необходимы для королевства.

И теперь появился шанс – если использование в бою ружей окажется эффективным, – что принц Бифальт увидит день, когда ни одного амиканского теурга не останется в живых. За следующие два-три года Беллегер сможет сделать более чем достаточно ружей, сотни ружей, тысячи. Тогда, возможно, Амика падет. Подданные короля Аббатора смогут, наконец, жить нормальной счастливой жизнью: мужчины, женщины, семьи. И беллегерские магистры окажутся не нужны, можно будет обходиться и без них.

Если не станет заклинателей, то люди вроде принца Бифальта получат, наконец, право на честную жизнь, ту, которую сейчас, пока его родина подвергалась нападению теургов, принц не мог себе позволить. Он возлагал на винтовку столько же надежд, сколько и весь Беллегер.

Принц и гвардейцы подошли к своим боевым коням. Сначала принц проверил подпругу и прошептал животному несколько успокаивающих слов, а затем укрепил простой кожаный чехол, в котором лежало ружье – оно останется в чехле, у бедра всадника, незаметное до тех пор, пока не понадобится. Наконец принц вскочил в седло, взяв в одну руку поводья, а в другую лук.

Сначала он будет стрелять из лука. Возможно, принцу понадобится каждая стрела в колчане. Затем ему придется положиться на свою саблю – а также на сабли Грета и Джека, – пока один из них, а может, и двое, или все трое не прорвутся за ряды амиканцев: пока он или они не приблизятся к высокой стене из дикого камня, служившей защитой вражеским теургам у противоположного края долины. Вот тогда-то он сможет свободно достать винтовку, и враги узнают, чего по-настоящему стоит старший сын короля Аббатора.

* * *

Все зависело от ружей, все надежды, любое возможное будущее. Но это были не простые мушкеты, которые делают по одному выстрелу, попусту тратя уйму времени на перезарядку. Это были многозарядные винтовки. Принц Бифальт знал об их разработке и каждом этапе улучшения больше, чем любой другой воин Беллегера. Секрет строго охранялся ото всех. Но принц, как один из приближенных своего отца, знал все, начиная с имени того алхимика, который три поколения назад открыл пороховую смесь, исследуя связку истертых бумаг, найденных в дупле старого дерева: они были испещрены замысловатыми схемами, странными рецептами и непонятными терминами. Принц знал и имена кузнечных дел мастера и знаменитого ювелира, с которыми алхимик поделился своим открытием. Принц знал даже имя того подмастерья, которого ранили, когда троим исследователям удалось с помощью пороха выстрелить свинцовым шариком из железной трубки. Король, когда ему доложили об этом изобретении, смог предвидеть открываемые им возможности и настрого приказал засекретить всю дальнейшую работу. Это был прадед принца Бифальта.

А дальнейшая работа заняла много времени. Последующие короли и их советники отказывались использовать ружья, не превосходящие по скорострельности лук. Кроме того, предстояло преодолевать такие сложности, какие раньше не встречались никогда. Следуя указаниям бумаг, найденных алхимиком, кузнецы, мастера по обработке металла и ювелиры сумели разработать сначала патроны, включавшие в себя сразу и гильзу с порохом, и пулю, а затем и казенную часть ружья, в которой патрон закреплялся таким образом, что спусковой механизм воспламенял порох, а после выстрела приводил в действие затвор, который выталкивал использованную гильзу и заряжал новый патрон. Все эти изобретения потребовали нескольких десятилетий.

К сожалению, изготовление железного ствола винтовки поставило более сложную задачу. Год за годом стволы трескались или даже взрывались после одного, двух или, реже, трех выстрелов. Во всем королевстве не было кузнечного горна, способного разогреться достаточно сильно для закаливания железа. Изготавливать мушкеты было проще: их стволы успевали остывать между выстрелами. Но мушкеты не спасли бы народ Беллегера.

Как оказалось, держать работы в секрете было нетрудно. Из-за преследовавших их неудач разработки казались обыденным занятием алхимиков – слишком бесцельными, чтобы поддерживать любопытство беллегерцев, притупленное в разрухе нескончаемой войны. Только вступавшие на трон короли верили в мечту прадеда принца Бифальта – только потому и верили, что пришли в отчаяние.

Исследования не могли выйти из тупика до тех пор, пока один кузнец не догадался попросить помощи магистра. Их совместные продолжительные эксперименты доказали, что с помощью Казни Огня на любом горне можно изготавливать достаточно крепкие стволы, которые выдержат частую стрельбу.

Принцу Бифальту было мучительно сознавать, что его надежды и надежды всего Беллегера зависели от магии. Принц принимал все противоречия своего положения только потому, что ставки были слишком высоки. Беды его народа обессмысливали придирки, касающиеся вопросов чести.

* * *

Когда кони были оседланы, воинов охватило нестерпимое желание ринуться в бой – страху уже не было места. Тройки капитана Суалиша выстроились клином в центре строя беллегерцев. Повсюду толкались лошади, ругались воины, командиры выкрикивали приказания. Когда дневной свет наконец осветил дно долины, обе армии уже стояли лицом друг к другу: беллегерская на южной, амиканская – на северной стороне. Амиканские силы пересекли Предельную реку, так как на этом берегу место было более пригодным для битвы. Долину окаймляли возвышения, покрытые валунами, что давало командующим обеих армий возможность во все время сражения наблюдать сверху за его ходом и направлять свои силы. Валуны помогали и теургам – они атаковали в любое время, не подвергая опасности свои жизни. Кроме того, обе армии полагались на всадников, которые находились в общих рядах ниже укреплений. Для военных действий войскам требовалось ровное место. Нельзя было надеяться, что пехотинцы смогли бы забраться на те откосы, где стояли укрепления, с которых сражались магистры.

Все силы Беллегера в этом сражении, как и всегда в этой войне, были брошены против врага. Других забот не было. Любой звездочет мог бы сказать королю, что мир велик: намного больше, чем земли, принадлежавшие Беллегеру и Амике. Но в Беллегере ничего не знали об этом. Западной его границей служило морское побережье – мелкие воды и множество рифов делало его несудоходным. К югу – горы с зазубренными утесами и высокими пиками, вздымавшимися в небо. Восточную границу очерчивала непроходимая пустыня, на севере же единственной пограничной страной была Амика.

Если жителям Амики было известно больше, никому до этого не было дела. Любые соображения отступали перед необходимостью бороться за выживание.

Здесь, на поле боя, принц Бифальт был одет так же, как и любой из воинов. Никто из стрелков не хотел привлекать внимание к своей особой задаче, к новой тактике. Кроме того, король Аббатор не желал выделять своего старшего сына в сражении, чтобы не подвергать его опасности. Принца нельзя было узнать среди его товарищей: на всех были камзолы и штаны из вываренной кожи, шлемы и нагрудники, отмеченные эмблемой Беллегера – орлом в круге. Все детали вооружения принца – лук и стрелы, сабля и кинжал – ничем не отличались от вооружения прочих беллегерских воинов.

Когда полностью рассвело, в амиканском войске зазвучали рога. Тут же пришли в движение вражеские всадники. На спуске по склону они перешли с легкого галопа на полевой.

Мгновение спустя главнокомандующие короля Аббатора дали свой сигнал. И все беллегерское воинство, а с ним и принц Бифальт, хлынули в долину.

Верхом на защищенных броней конях прекрасно обученные беллегерские кавалеристы ровными рядами неслись вперед, ничего не чувствуя в своих сердцах, кроме отваги. От вида скачущих навстречу амиканцев у принца руки зачесались вынуть ружье. Но у него был приказ, и принц ружья не тронул. Когда он с товарищами приблизился к врагу на расстояние полета стрелы, атаковали амиканские магистры. Неожиданно по передовым беллегерским воинам хлестнул огонь. Казалось, будто он явился из ниоткуда и не подпитывается ничем, но пылало сильнее, чем в кузнечной печи. Воздух наполнился воплями людей и ржанием лошадей. Шкуры и головы превратились в факелы. Плоть кипела и текла, как воск. Кости вспыхивали, как сухие ветви. В одно мгновение погибли десятки беллегерских воинов.

Магистры Беллегера ответили без промедления. Наделенные даром заклятий, они наслали огонь за огонь – и следом другие Казни. Повсюду в амиканских рядах пронесся страшный треск. Кони падали. Под ними разверзалась земля: она поглощала пеших и всадников целиком, ломала ноги коней, пытавшихся увернуться, заглатывала летящих вниз головой, неся смерть и лишь умножая число погибших, когда камень и грязь смыкались.

Внезапно с обеих сторон на воинов обрушился ураганный ветер. Его порывы, словно таранами, сбивали коней и всадников на землю. После ветра пришли волны мора, поражая и животных, и людей, покрывая их сочащимися нарывами. Боль от них была так нестерпима, что некоторые расцарапывали себе лица и даже выдавливали в агонии глаза.

Удивительно, как Беллегер и Амика не изничтожили друг друга еще несколько поколений тому назад. Но власть магии простиралась не беспредельно. Ее границами были дальность и выносливость самих магов. Магистры не могли атаковать друг друга – слишком велико было расстояние между ними. Да и долго поддерживать действие магии не умел никто. Теурги выдыхались после своих атак. Каждая волна была ужасающей, но краткой.

Кроме того, магам мешала их собственная кавалерия. Как только атакующие войска сближались, магистры уже не могли, высвободив силу, не убить своих наравне с врагами. И до полного поражения одной из армий так и не доходило. Сотни воинов погибли с обеих сторон, а принц Бифальт и его выжившие товарищи продолжали бороться со смертью.

Как и в предыдущих сражениях, стратегия амиканцев была проста: убивать беллегерских воинов, и чем больше, тем лучше. Но у Беллегера на этот раз имелась более определенная цель. Прикрываемые яростными потоками огня, страшными ударами, разрывавшими землю, ветром и мором и охраняемые отрядами своих сотоварищей, принц Бифальт и другие стрелки старались прорвать амиканские ряды и добраться до вражеских укреплений.

Принц пускал стрелы до тех пор, пока не увяз в гуще сражения, где лук стал помехой. Тогда, отбросив его, он выхватил саблю и принялся рубить своих врагов.

Под хаотичные крики, боевые кличи и проклятия конь принца скакал по обугленным трупам, огибал калечащие ямы и расщелины в земле, скользил по пропитанной кровью грязи. Всадники, которым был отдан приказ защищать отряд принца, приняли на себя удар почти всех ближайших амиканцев. И все же, чтобы вырваться из лап смерти, принцу приходилось нещадно рубить и колоть саблей направо и налево. Очередной противник отразил его удар, и рука принца с клинком ушла далеко в сторону, но принц использовал это, чтобы зарубить другого амиканца, доверив свой тыл Грету и Джеку.

Вдруг Грета свалили с коня, и какой-то амиканец с широко раскрытым в кровожадном вое ртом прорвался к принцу. Он был совсем рядом. Принц Бифальт остановил его, всадив между челюстей саблю. Разбрызгивая кровь, амиканец умер, но сабля застряла в его черепе. Амиканец скатился на землю, и тяжесть его тела вырвала саблю из рук принца.

Выхватив кинжал, принц продолжал сражаться как мог. Какой-нибудь воин позади него, возможно, постарается забрать ружье Грета. Конь принца Бифальта мчался вперед, с каждым шагом поднимаясь по склону у подножия амиканских укреплений.

И вот внезапно принц вырвался из сражения. Нескольких стрелков оттеснили назад. Другие были слишком осаждены врагами, чтобы сопровождать его. Но никто уже не стоял между ним и последним участком склона, где вздымалась высокая груда камней вражеского укрепления. Здесь и только здесь принц мог найти свою цель и спустить курок. Джек по-прежнему охранял его с тыла.

Чуть левее принц увидел трех воинов из своего отряда, вынырнувших из гущи сражения. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что они обречены, – за их спиной сплотились амиканцы, еще не израсходовавшие свои стрелы. И вот стрелы засвистели в воздухе. Один беллегерец погиб, пронзенный стрелой в спину. Его товарищей сбросили на землю оступившиеся кони.

Но они, быстро оправившись, вскочили на ноги, нацелив на врагов винтовки. Это была необходимость, а не тактический ход. Воины нарушили один приказ для того, чтобы выполнить другой: не дать винтовкам попасть в руки врага. Впервые за всю долгую войну шум сражения прорезали звуки выстрелов. Впервые амиканцев сбрасывал с коней частый ружейный огонь. Амиканские всадники растерянно остановились, словно натолкнувшись на стену.

Беллегерцев, должно быть, видно сверху. Наверняка хотя бы один-два мага подойдут к краю укреплений или поднимутся из своих укрытий, чтобы взглянуть на происходящее. Если к тем двоим стрелкам не подоспеют товарищи, они наверняка погибнут.

Но маги откроются для выстрела принца.

Ружье его бьет намного точнее любого из луков, когда-либо использованных в сражениях. И намного дальше.

Принцу потребовалась пара мгновений, чтобы добраться до вершины того склона, куда он стремился. Пока Джек слезал с коня, чтобы прикрыть принца, тот спрыгнул со своего. Взяв с собой только ружье и сумку с боеприпасами, он хлопнул по боку коня, пустив его прочь, и побежал к валуну, который, как надеялся принц, сможет укрыть его от магии.

Принц быстро оглядел контуры укрепления. Он искал, есть ли между валунами ниши, в которых мог бы стоять какой-нибудь магистр, обозревая поле боя. Вдалеке, сквозь стук своего смятенного сердца, принц слышал резкий треск ружейного огня – это его товарищи пытаются удержать амиканцев, чтобы защитить друг друга, свои ружья и принца. Но принц не отводил взгляда от укреплений. Задержав дыхание, он обыскивал взглядом высоты.

И он нашел: в пробеле между валунами, чуть ниже верхней кромки укреплений, мелькнуло грифельно-серое одеяние магистра. Без колебаний принц Бифальт нажал на спусковой крючок. Ружье взбрыкнуло в его руках, но как только угасла вспышка выстрела, он вновь прицелился.

По разлетевшимся осколкам камня и пыли принц понял, что промахнулся. Впрочем, по счастливой случайности рикошет оказался не менее эффективным, чем прямое попадание. Трепещущая мантия рухнула со стены укрытия. Размахивая руками и ногами, тело хлопнулось о землю и замерло.

Да!

Проталкивая затвором в патронник следующую пулю, принц просматривал скалы в поисках еще одного мага.

Почти сразу же он был вознагражден. Вперед выступила фигура в мантии. На фоне неба она виднелась так четко, словно ее выгравировали там специально, чтобы сделать мишенью принца.

Второй выстрел попал в цель. Из груди теурга брызнула кровь, и он упал назад, пропав из виду.

Да!

И вновь принц взялся за ружейный затвор. И вновь он принялся искать цель.

Если бы он зачем-то решил сосчитать удары своего сердца, он насчитал бы только десять-двенадцать, когда внезапно каждый волосок на его руках встал дыбом, а скальп съежился под шлемом. В то же мгновение принц понял, что сейчас произойдет. Только одна магия начиналась так. У принца было не больше мгновения, чтобы успеть взмолиться: пусть не он будет мишенью этой теургии, пусть магия расплавит пустую землю, не тронув его жизнь и жизнь беллегерских воинов. И сразу с чистого неба сверкнула грозная вспышка молнии, пронзив принца, и он понял, что умер.

Когда этот ужасающий магический разряд ударил в него, принц увидел себя словно со стороны. Он видел, как его кости раскалились, словно железо в кузнечном горне, как его глаза вывалились из глазниц. Принц наблюдал за тем, как плоть стекала с него, оставляя лишь тлеющий скелет. Как будто издалека он почувствовал момент абсолютной агонии.

Затем раздался голос. Он был негромким, но глубоким, словно что-то содрогалось в глубине земли: казалось, он исходил от самого основания мира. Слова произносились как будто вне времени, и вместе с тем каждое слово было таким отчетливым, словно его начертали в сознании принца.

Голос спросил: Ты готов?

Старший королевский сын откинулся на спину, глядя невидящими глазами на амиканские укрепления. Последней его мыслью было то, что он не хочет умирать. Он еще не довел свое дело до конца.

Часть первая

Прошло почти два года с того дня, как принца поразил удар молнии, и он уже видел перед собой смерть, но каким-то непостижимым чудом остался в живых, с того самого дня, как беллегерские винтовки изменили мир. И теперь принц Бифальт и его отряд покидали Кулак Беллегера, без пышных проводов, без громких речей. «Зачем поселять в сердцах людей тщетную надежду, ведь наша затея почти наверняка обречена на провал», – сказал принц своему отцу. И король Аббатор согласился с сыном. Поэтому-то и не было ни трубных звуков, ни развевающихся знамен. Отряд не проходил через ряды придворных. На высоких балконах дворца Кулака не было никого, кроме самого короля, его наиболее доверенных советников и высших командующих его армии. Никто из них не махал уходящим, не кричал воодушевляющих слов. Возможно, кто-то даже тихо выругался.

Но слухи все же ходили. То ли это Столле, неисправимый сплетник, что-то шепнул своей молодой жене, такой же любительнице пошептаться о чужих секретах, как и он. Столле наверняка чувствовал себя вынужденным хоть как-то намекнуть ей на суть дела – ведь он мог и не вернуться. То ли в семье капитана Суалиша случайно услышали обрывок тихого разговора. В любом случае в Отверстой Длани слухи вспыхивали что трут и распространялись со скоростью лесного пожара. Когда принц Бифальт покинул Кулак верхом на своем любимом боевом коне с десятью гвардейцами, двумя подводами с провиантом и одним бывшим магистром – по сторонам улиц, вдоль которых отряд выходил из Длани, стояли толпы. Население Беллегера – по большей части это были обнищавшие торговцы и ремесленники, убогая прислуга и крестьяне, голодные попрошайки и увечные ветераны – ничего не знало о задаче, стоявшей перед принцем. Но они понимали, что принц не оставит ни отца, ни армию из прихоти. Потому-то и собрались проводить его. Если они и догадывались, что принц отправился на поиски некой безымянной силы, которая может спасти их от Амики, то не показывали виду. Они просто молча смотрели, как он проезжает мимо.

На лице принца Бифальта было выражение непоколебимой уверенности. Он не мог дать людям надежду, но и не собирался умножать отчаяние. Принц в сияющем бронзовом шлеме и нагруднике с изображением орла в круге – герба его родины – казался образцом воина, который избавит свой народ от гибели. Единственным намеком на долгое путешествие было шелковое платье, надетое принцем вместо обычного поддоспешника из вываренной кожи, который сильно натирал. У принца было столько воинов, сколько мог отпустить с ним король Аббатор. Каждый из десятерых гвардейцев был ветераном, у каждого, кроме обычного оружия, была с собой винтовка. Запасы и все необходимое для путешествия по незнакомым землям нагрузили на подводы, запряженные парами волов. Управляли ими погонщики, отобранные как за силу и выносливость, так и за преданность своим животным. В отряде состоял и магистр – когда-то могущественный старик-заклинатель, который и теперь еще мог подсказать пару секретов защиты от амиканской магии. Да и сам принц был далеко не беспомощен. Прекрасно подготовленный, опытный, вооруженный, он обладал точеным лицом, проницательным взглядом и несгибаемым характером и понимал отчаянность всего предприятия. Кроме того, принц любил свой народ так же сильно, как любил своего отца. Родина была дорога ему. Во всем Беллегере не нашлось бы человека, который подходил бы для такого задания лучше, чем принц Бифальт.

И все же принц только напускал на себя уверенный вид. Под этой маской скрывались мучительные сомнения. Ни карты с отмеченной целью их путешествия, ни даже точных знаний об этой цели, о самом ее существовании, у принца не было. И даже если им удастся до нее добраться, то велика вероятность, что найденное окажется совсем не тем, что им нужно. Да даже если тем, то, кто знает, сможет ли принц им воспользоваться.

Ведь принц знал границы своих возможностей. И хотя решимости у него было предостаточно, смекалки ему явно недоставало. Принц не принадлежал к тем, кто может перехитрить своих врагов. Свои боевые навыки он приобрел большим трудом и частыми повторениями, а не после внезапной догадки или озарения.

Но у принца были вопросы и посерьезнее. Постигшая Беллегер катастрофа потрясла его до глубины души. Она ставила под сомнение любое мыслимое будущее его народа. И принц чувствовал, что обязан придумать, как ее преодолеть. Это бремя вселяло в него ужас. Больше, чем когда-либо в жизни, он боялся поражения.

Признаки этой катастрофы виднелись повсюду, куда бы он ни поехал. Они оставили след в морщинах на каждом лице, в обветшалых жилых домах, торговых лавках, улицах, в самих стенах! Самые удачливые из торговцев – и те были худыми как щепки. Принц знал, что повсюду виноград гнил на корню из-за того, что за ним не ухаживали, а пшеничные и ячменные поля стояли без дела, так как женщин и здоровых мужей было слишком мало, чтобы засеять их и убрать урожай. Скота стало так же мало, как и здоровых лошадей. Паника первых дней войны, смятение, суета и ярость прошли, сгорели в истощении и лишении следующих лет. Осталась лишь безысходность. Принц Бифальт видел ее во множестве лиц. Его люди боялись даже мечтать о том, чтобы выжить.

Если принц подведет их, они все погибнут.

Катастрофа накрыла Беллегер почти через год после того, как капитан Суалиш со своим отрядом впервые задействовал в битве винтовки, а принц убил двоих амиканских заклинателей. Между закатом одного дня и рассветом другого из королевства исчезла вся магия. Вся магия. Каждый магистр – спал ли он, кутил ли, работал ли – или чем они там занимаются по ночам – каждый магистр вдруг лишился силы. Ни огонь, ни ветер больше не отвечали призывам своих бывших хозяев. Землетрясения, молнии и чума уже не являлись по их зову. За одну ночь в стране исчезли все магические силы.

Результат был разрушителен. Беллегерцы не знали, как жить без магии. Она была важна для их понимания мира, для понимания своего места в нем. Сам принц Бифальт, презиравший теургию, был потрясен. Для него, впрочем, как и для короля Аббатора, как и для каждого, испытавшего на себе ненависть Амики, утрата магии знаменовала начало катастрофы. Завтра могло стать только хуже.

И завтра должно было случиться следующее: окончательная победа Амики, она теперь была гарантирована. Противник был волен направить свою ярость и мощь против Беллегера, когда ни пожелает. В любое время, как почувствует себя готовым, – жертва оставалась беспомощной. Пока беллегерцы оставались в живых, но ожидание смерти было страшнее ее самой.

Конечно, советники и главнокомандующие короля Аббатора уверяли, что Амика все еще владеет магией. И ее заклинатели способны нести разрушения. Другого объяснения не видели. Старый враг Беллегера был его единственным врагом; больше для Беллегера никого не существовало. Что, как не теургия, могло лишить королевство его единственной защиты? И кто, кроме Амики, мог вызвать эту катастрофу? Кому она была желанна?

Чудо, значит, было не в том, что Амика совершила такое злодейство. Ее народ был способен на все. Чудо было в том, что враг Беллегера еще не воспользовался своим преимуществом. Было самое время пожать плоды своего труда. Почему бы не разгромить родину принца Бифальта одним ударом? Это составляло предмет бесконечных и невыносимо долгих споров в палате Королевского совета – почему?

Некоторые советники считали, что Амика пока собирается с силами, достаточными, чтобы сокрушить Беллегер одним ударом. Большинство главнокомандующих армией, как и сам принц Бифальт, были не согласны с этим. Они доказывали, что задержка Амики связана со страхом перед ружьями Беллегера. В конце концов, только немногие имели дар магии. И еще меньше было тех, кто знал, как развить свой дар, и мог это сделать. Кроме того, сила магов была единична. Заклинатель, который умел жечь огнем, не способен был наслать ветер или расколоть землю. Напротив, каждый, кто займет позицию и прицелится, может убить своих врагов с огромного расстояния. Войско, вооруженное винтовками, способно нанести колоссальный вред противнику. Чтобы его одолеть, нужно собрать множество заклинателей, столько, сколько еще не собиралось вместе. Конечно же, Амика опасалась атаковать преждевременно.

По правде говоря, у Беллегера, конечно же, не было такого войска. К моменту катастрофы во всем королевстве насчитывалось не больше нескольких сотен винтовок. Алхимики, кузнецы и золотых дел мастера не могли изготовить их без магии – без Казни Огня. Горны раскалялись недостаточно сильно.

Каждый раз, когда принц Бифальт размышлял об этом жестоком противоречии, ему хотелось рвать и метать. Временами он прикусывал себе губу до крови. Принц не умел горевать, не иначе как гневаясь. Впрочем, в нынешнем своем положении он не мог позволить себе много размышлять о крушении своих надежд. Со временем какой-нибудь амиканский шпион разведает тайную слабость Беллегера. И тогда начнется последняя битва. Нескольких сотен винтовок будет достаточно для того, чтобы защитить королевский город, но не королевские земли. Для спасения всего королевства Беллегеру понадобится теургия.

Вот почему принц отправляется на поиски.

Но тяготили его не только собственные сомнения и угроза его народу. У него были и свои страхи, своя причина как не доверять успеху, так и бояться провала. В мгновение его смерти – в то мгновение, когда он должен был умереть – раздался голос. «Ты готов?» Голос мог принадлежать только заклинателю. Это-то и дало принцу повод думать, что он был избран некой непостижимой силой с какой-то малопонятной целью – и она могла оказаться гибельной для Беллегера. Принц чувствовал свою смерть. Он видел ее приближение. И он не понимал, почему все еще был жив.

Впрочем, об этом принц хранил молчание. Да и кому бы он мог рассказать? Каждый, кто не слышал этого голоса, не поверил бы в него, решив, что голос просто порождение беспорядочного сознания, поврежденного Казнью Молнии.

После катастрофы споры в королевских палатах казались бесконечными, несмотря на всю срочность дела. Советники так долго пережевывали каждый вопрос принца Бифальта, что тому уже казалось, будто его едят заживо. Ему нужно было драться, а совет совершенно не мог определить ход действий. Что мог Беллегер сделать? Он не мог одолеть врага. Он не мог защитить себя. У него не было союзников. Не было и стран или народов, с которыми он мог бы заключить союз. Если по морю на западе и ходили корабли, они не подплывали к труднодоступному берегу Беллегера. Если и существовали перевалы через южные горы – Грань Царства – перевалы, ведущие в населенные земли, то они еще не были открыты. Война с Амикой не оставляла ни времени, ни ресурсов для исследований. Восточные границы Беллегера терялись в безжизненной пустыне, а Амика держала северные. Беллегеру неоткуда было ждать помощи.

Еще в самом начале обсуждения один из младших советников скромно предположил, что Амика, возможно, также лишена магии. Но его предположение только высмеяли. Кто, кроме Амики, мог вызвать катастрофу Беллегера? Кто еще настолько ненавидел Беллегер? Больше никого и не было. Конечно же, в Амику послали шпионов. Собственно, их посылали туда уже несколько поколений одного за другим под самым разнообразным прикрытием. Но мало кто из них вернулся – разве что те, кто не мог доложить ничего стоящего. А теперь не вернулся ни один. Сам этот суровый факт подтверждал, что магистры Амики еще имеют силу. Как иначе амиканцы могли обнаружить и остановить или убить всех шпионов Беллегера? Король Аббатор с его советниками знали, что их страна была слишком слаба, чтобы противиться своей судьбе. У них были на то достаточные причины.

Но вот вперед выступил старик. Когда-то он был могущественным заклинателем и имел большую власть среди королевских советников. Впрочем, после потери магических сил его одолела старческая немощь, и он предпочитал лелеять свои редкие мысли в одиночестве, чем в компании сотоварищей-заклинателей и королевских советников. И все же теперь он явился.

Дряхлость вынуждала старика опираться на шишковатую палку, одет он был в рваную серую мантию, измаранную старческой неловкостью, и весь его облик олицетворял утрату сил. Большинство членов совета отвернулись при его появлении, их смутили и беспомощность старика, и его вид, и дряхлость. Но заклинатель верно служил королю Аббатору несколько десятилетий. Уважение к его прошлому заставило короля обратить внимание на старика, хотя и не могло заставить принца сделать то же.

– Добро пожаловать, магистр Альтимар, – король поприветствовал старика несколько натянутым милостивым тоном. – Ты желаешь говорить? У тебя есть совет, который может вывести нас из нашего тупика?

– Вывести вас, Ваше Величество? – спросил в ответ бессильный заклинатель. – Вряд ли.

Принц Бифальт невольно задержал дыхание, услышав, с каким напряжением и присвистом говорил старик.

– Вы ничего не решаете. Вы не можете ничего решить. Вы не знаете своей беды. Пока вы обсуждаете да обсуждаете, вы проигрываете.

Король Аббатор погладил свою бороду, чтобы унять чувство разочарования.

– Это мы понимаем, магистр. Что мы не можем понять…

– Подумайте, Ваше Величество, – прохрипел, прерывая его, Альтимар, – об этой силе. Силе, которая способна лишить магии целое королевство. Кто владеет подобной теургией? Кто знает, что подобное возможно?

Старик покачнулся. Затем прокашлялся.

– Никто из вас не в состоянии ответить, – угрюмо произнес заклинатель дрожащим старческим голосом. – Никто не может сказать, что это за сила. Никто не знает, где можно найти ответ. Вы даже сомневаетесь, существует ли он.

Разгневанный за своего отца, принц Бифальт не видел причины сдерживаться.

– К чему ты клонишь, старик? – требовательно спросил он. Принц ненавидел каждого заклинателя. – Мы знаем свое невежество. Мы знаем о нем уже давно. Теперь мы обсуждаем не его. Мы должны решить, что делать, несмотря на наше невежество.

– Старик? – теург судорожно дернул головой. В его глазах вновь разгорелись угли когда-то угасшего гнева. На губах заблестела слюна. – Ты назвал меня стариком? Я слышу презрение в твоих словах. Да, я стар. Я уже состарился, когда ты был хнычущим младенцем. Но я обрел мудрость еще задолго до твоего рождения. Я был носителем такой магической силы, какую тебе с твоим слабым воображением и не представить. Я – магистр Альтимар, мальчишка. Сейчас я лишился могущества, но память моя еще сохранилась. По крайней мере, мне удалось вспомнить. И я говорю, потому что больше никто не скажет. Никто и не может сказать.

Король жестом указал своему сыну замолчать.

– Так говори же, магистр. Мы уже наслушались советов шутов и фигляров, которые не стоят даже того, чтобы их повторять. Мы внимательно слушаем тебя. Скажи нам, что ты знаешь. Избавь нас от нашего невежества.

– Старик? – повторил заклинатель. Дерзкое слово не позволяло ему вернуться к прежней мысли. – Я вытянул себя из глубин забытья не для того, чтобы встретить презрение. Ты, мальчишка, заслужил свое невежество. Ты никогда не будешь избавлен от него.

И опять король Аббатор приказал принцу Бифальту хранить молчание. Правитель Беллегера был мудрее сына и умел контролировать свое раздражение. С осмотрительным спокойствием он ответил:

– Ты не встретишь презрения с моей стороны, магистр. Не встретишь. Просто говори. Расскажи мне, что же ты вспомнил.

Хрупкая фигура встряхнулась. Старик снова закашлялся, но вот, наконец, прочистив горло, он произнес:

– Конечно, Ваше Величество. Зачем же еще я пришел?

Вцепившись в свой посох, заклинатель начал грубоватым тоном, словно говорил перед собранием подмастерьев.

– Казней, как известно, шесть. Огонь, конечно же. Ветер. Еще гнойная язва. Трясение земли. Сушь, что вытягивает всю воду из человека или целого отряда, оставляя лишь безжизненные тела. И вселяющая ужас молния. Она раскалывает камень так легко, как если бы он был поленом, и камень начинает гореть. Спросите у любого бывшего магистра. Они вам скажут, что число заклинательных Казней – шесть.

Король молча кивнул. Принц прикусил губу, пытаясь сдержаться. Каждый в палате Королевского совета знал про шесть Казней. Каждый главнокомандующий, как и каждый советник, хоть когда-нибудь служивший в войсках Беллегера, помнил об ужасах, что приносила теургия.

– Впрочем, – продолжал Альтимар, – никто из них не расскажет вам о седьмой Казни. Они не знают о ней. Только я помню.

Это утверждение вызвало среди слушателей заклинателя заинтересованный гул.

– А есть и седьмая? – воскликнул король Аббатор. – Страшно даже подумать, что существует седьмая Казнь – более ужасная, чем те, о которых мы знаем, за которые платили большую цену кровью и болью.

– Как платила и Амика, – ответил магистр, стараясь придать своему голосу властность, – до последнего времени. Мы больше не можем отвечать тем же, что делают с нами, потому что существует седьмая Казнь, и Казнь могущественная. Это сила, не похожая на все, что вы понимаете. Она не наносит вреда плоти, или дереву, или камню. Она не мутит небеса и не потрясает землю. Зато она сводит на нет все меньшие заклятия. Она делает теургов бесполезными.

Мы беспомощны потому, что на нас обрушилась седьмая Казнь.

За этим утверждением не последовало бурной реакции слушателей. Каждый в палате Совета и без того считал, что это заклинатели лишили Беллегер магии. Принц Бифальт был в этом уверен. Никто, кроме теурга, не мог сотворить столько зла. Единственное, что заслуживало внимания, был факт, что это зло имело имя.

К счастью, ум короля был более проницательным. Подавшись вперед и запустив обе руки в бороду, чтобы они не так тряслись, он властно спросил:

– Где хранится это знание? Почему оно нам неизвестно? Как амиканцы обрели его? Как нам его обрести? Если это возможно для наших врагов, значит, возможно и для нас. Как этот секрет был забыт?

Не слушая короля Аббатора, старик отвернулся, словно выполнил королевскую просьбу и больше ему не о чем было рассказывать. И все же, когда король резко воскликнул: «Магистр!» – Альтимар снова повернулся лицом к своему монарху.

– Слишком много вопросов, Ваше Величество, – прохрипел он. – Слишком много. Я стар и бесполезен. У меня нет ответов.

Но прежде чем король успел что-либо возразить, бывший теург добавил:

– Только один.

Где хранится это знание? Где? В книге. Где же еще? Ему следует учиться из книги. Из книги под названием…

Он замолчал, очевидно пытаясь вспомнить. Глаза старика закатились. Он прикусил губу.

– Я помнил еще только этим утром. Я сейчас вспомню. Автора зовут…

Внезапно старик ударил посохом об пол:

– Марроу. Вот как! Я снова вспомнил. Гексин Марроу. Это магистр из тех еще времен, когда знание заклятий было молодо. Или, возможно, потомок первых магистров. Книга Гексина Марроу называется «Седьмая Казнь».

Король отпустил свою бороду и теперь сидел, положив сжатые руки на колени.

– Спасибо, магистр. Еще раз ты доказал свою ценность. Я пропущу другие вопросы, кроме одного – самого важного.

Где эта книга?

Старик опять стал раздражительным.

– И вы спрашиваете об этом? Где хранят такие книги? В библиотеке, конечно же.

Тут старик смягчился. Покашляв немного, он объяснил:

– В книжном хранилище. В великом Архиве магов. Учитель учителя моего учителя обучался там в своей молодости.

Король Аббатор собрал остатки своего терпения, что принцу показалось даже чересчур человеколюбивым.

– А где же это хранилище, магистр?

Альтимар взмахнул рукой.

– Кто знает? Никто из нас там не был. Никто из ваших магистров. Поколениями. Я только помню, что оно существует.

На мгновение старик задумался.

– Если оно еще существует.

Принц Бифальт прикусил губу, чтобы не выдать едкое замечание.

– Но если меня попросят рискнуть и сделать предположение, – продолжал бывший заклинатель, – я бы сказал…

Сердце принца екнуло в груди. На несколько мгновений ему показалось, что старик заснул, стоя на месте. Но вот он вновь встрепенулся:

– На востоке.

Теург, помрачнев, опять повернулся, чтобы уйти.

– Где-то там…

Он медленно заковылял к дверям палаты Совета.

– …на востоке.

Король не стал его задерживать. Принц Бифальт решил, что это было самым большим проявлением милосердия за весь разговор.

* * *

Так и случилось, что два дня спустя принц, отряд гвардейцев и груженые подводы прошли через ворота за укрепления Отверстой Длани, направляясь на восток. Выйдя за стены, отряд прошел по запутанным улицам городка, выросшего снаружи основных королевских укреплений и продолжавшего расти, пока число его жителей не превысило число горожан. Гонимые нуждой беллегерцы постепенно выселялись с пограничья, где бесконечно бушевала война с Амикой.

Из более отдаленных городов, сел и деревушек уже собрали мужчин, тех, кто мог быть воином. Сильные отцы и крепкие сыновья, даже еще годные деды – все были взяты в войска. Со временем, оставшись в слишком малом числе, чтобы обрабатывать землю и самим держать стада, их семьи последовали за ними в поисках работы или милостыни, оставив на севере только самых упорных земледельцев и коневодов, женщин, стариков и детей. Конечно, женщины могли работать столько же, сколько и мужчины. Но без мужчин женщины не могли поддерживать и войско, и королевство. Вскоре они не могли прокормить даже свои семьи. В результате вокруг королевских стен образовался вонючий грязный городок, построенный без плана, без канализации. Еще более нездоровым его делали постоянно пылающие в кузницах огни и мерзкий дым, поднимающийся из мастерских алхимиков. Каждый раз, когда шел дождь, беднота выбегала из-под небрежно сооруженных крыш, а переполненные сточные канавы выливали нечистоты на узкие улицы и переулки.

Принца Бифальта считали человеком с жестким характером. Конечно, он делал все, чтобы стать таким. В том возрасте, когда мальчики начинают обращать внимание на своих отцов, он наблюдал, как боль проедала морщины на лице его отца, как от нее убывала сила его рук, твердость его поступи. За несколько лет принц понял, что боль короля Аббатора была вызвана страданиями Беллегера. Если бы в королевстве царил мир, король был бы мужчиной в расцвете сил. Но шла война, и король постарел и обессилел из-за бедности своего народа и угрозы своим землям. На его плечи давил груз каждой раны, каждой смерти.

Видя, как король Аббатор сдает с каждым днем, принц поклялся со всем воодушевлением своей юности, что он не подведет отца. Но теперь принц Бифальт был мужчиной: он знал, что его клятва подразумевала нечто большее, чем ему представлялось сначала. Он знал, чем обернется поражение, не только для короля Беллегера, но для всего королевства. И он знал, что мужчине нужно каменное сердце, когда он встает лицом к лицу с амиканской конницей. И амиканской теургией.

От вида беллегерцев, живущих в таких трущобах, принцу стало плохо. Со своего коня он видел глаза, в которых читалась тяжелая утрата, лица, на которые легли морщины лишений и горя, высохшие руки и ноги, обернутые нищими лохмотьями. Если эти люди были причиной заката короля Аббатора, то они же стали и причиной клятвы принца Бифальта. Если он проиграет или когда он проиграет, именно они заплатят за это.

За все это, как и за саму войну, принц считал ответственной Амику. Условий вокруг Отверстой Длани нельзя было улучшить, пока – вернее, если враг Беллегера не потерпит поражение.

Враждебность Амики была выше понимания принца. Он не уклонялся от нее, но и не мог ее осознать. Того, что он рассказал перед последним сражением своим товарищам, было недостаточно, чтобы объяснить свирепость амиканцев. Обычная легенда, в любом случае все это произошло давным-давно. Но ярость врага Беллегера не ослабевала. Она казалась такой же противоестественной, как и магия. Если бы принц не видел, как амиканцы свирепствовали и сжимались от страха, бросались в атаку и обращались в бегство, истекали кровью и погибали на полях сражений, как обычные люди, принц не поверил бы в человечность их природы.

Несмотря ни на что, принц излучал уверенность, пока подданные его отца провожали отряд. Пока его конь ступал по грязи и нечистотам, пока принц вел своих людей через толпы, голова его держалась высоко, а на лице читалась решительность. Только когда он оставил позади эти улицы, а затем и внешние постройки, а затем и поля, он позволил себе задуматься и засомневаться.

О смутной цели своего путешествия принц смог разузнать лишь немногое с тех пор, как король поручил ему это дело. Один из тех военачальников, что были постарше, показал принцу карту, которая оказалась более подробной, чем те, что он изучал раньше. Карта подтвердила, во-первых, что восточные границы Беллегера терялись в неизмеримой и непроходимой пустыне, тянувшейся на север во владения Амики, а возможно, и еще дальше. Принц, конечно, знал о существовании пустыни. Но ему никогда не приходилось видеть ее: она лежала слишком далеко на востоке, а подготовка к войне против Амики не оставляла ему свободного времени на исследование своей родины. Во-вторых, карта показала принцу, что прямая, проложенная на восток дорога приведет его ближе к амиканским границам. От моря и до пустыни границей между королевствами служила Предельная река. В конце концов, единственной для отряда преградой против врагов останутся ее берега.

Но кое-что для принца прояснилось. Седьмая Казнь была использована против Беллегера. Значит, книга Гексина Марроу должна еще существовать. Значит, и библиотека магов тоже должна еще существовать. Значит, говорил себе принц, единственной его настоящей задачей будет найти эту библиотеку – и выжить во время поисков.

Принц не думал о том, что будет делать, когда доберется туда. Если доберется. Книги и библиотеки, где учились заклинатели, в его понимании не укладывались.

И все же самый сокровенный из страхов принца не оставлял его. На последней встрече с сыном перед его отъездом из Кулака Беллегера король Аббатор спросил: «Готов ли ты?»

Услышав эти слова, так похожие на предзнаменование, принц, не справившись с собой, вздрогнул. Нахмурившись, он ответил:

– Нет, Ваше Величество. Я не знаю, что от меня потребуется. Как же я могу быть готов?

Король положил руку на плечо принца Бифальта.

– Я понимаю, сын мой. То, что я прошу от тебя – то, что просит Беллегер, вероятно, невозможно. Книга, которой, может, и не существует, в библиотеке, которой, может, и нет, в таком месте, которого мы не знаем, на расстоянии, которое мы не можем измерить. Твоя задача, конечно же, неисполнима.

И все же я доверяю ее тебе. Что нам остается?

Стиснув зубы, принц пообещал:

– Я сделаю все, что смогу, ради тебя, отец. Ради Беллегера.

Король Аббатор вздохнул. Как последний вздох умирающего прозвучали его слова:

– Возможно, этого будет достаточно. Это наш единственный шанс.

Наугад пытаясь найти хоть что-то, что поможет ему разгадать то, что не имело разгадки, принц Бифальт принял в свой отряд бывшего заклинателя.

Принцу было досадно от того, что пришлось так поступить. Каждый раз, когда он оказывался рядом с человеком, с легкостью убившим столько людей – да еще и на расстоянии, его мучили воспоминания о морщинах на лице отца и пережитых им самим пеклах. Даже утратившие свои способности теурги напоминали принцу о том, кем они были. Впрочем, ради успеха своего предприятия принц был готов держать себя в руках.

По сравнению с магистром Альтимаром этот бывший заклинатель был не дряхлый старик. Сил ему точно хватало. Хотя глаза его обычно смотрели в землю, а борода придавала лицу довольно унылый и мрачный вид, держался в седле он с легкостью, свободно управлял конем, садился на него и соскакивал на землю без видимых усилий и в целом был весьма расторопен. Вместо обыкновенной для заклинателей серой мантии он носил рыжевато-коричневую рубаху и штаны из грубой шерсти.

Принц Бифальт ничего не знал об этом человеке, кроме того, что он сам вызвался пойти с ними. В отряде бывший заклинатель стал следить за обозом. На все неопределенное время похода он взял на себя обязанности по приготовлению пищи, выдачи припасов и распределению нагрузки на подводы.

Когда бывший заклинатель подъехал поближе, принц Бифальт, стараясь не выказать отвращения, обратился к нему:

– Магистр Слэк…

Но прежде чем принц успел сказать еще хоть слово, седеющий заклинатель перебил его:

– Простите, Ваше Высочество, – сказал он, не поднимая взгляда. – Я больше не магистр. Этот титул символизирует все, что я утратил, и я не могу слышать его, не испытывая боли. Вы окажете мне услугу, если не будете называть меня так.

Принц нахмурился. Он не предполагал, что этот человек – как, впрочем, и любой другой бывший заклинатель – может переживать свою утрату. По правде говоря, принц совсем не размышлял о бедах тех, кто был когда-то могущественен. Они все еще были заклинателями – если не на делах, то в душе. Принца не интересовало, что с ними стало. И тем не менее, этот человек был ему нужен. Принц решил действовать осмотрительно.

– Что ж, Слэк, – продолжил принц, – я назвал твой титул, чтобы выказать уважение, а не напомнить о твоем горе. Капитан Суалиш прикажет моим людям называть тебя так, как тебе угодно.

Но мне хочется кое-что узнать. Может, ты дашь ответ на несколько моих вопросов, если тебя это не затруднит.

Слэк смотрел куда угодно, только не на принца.

– Вы великодушны, Ваше Высочество. Я охотно отвечу вам. Если бы люди забыли, что у меня когда-то была сила… Сам я не могу забыть. Что вы хотите знать?

Принцу Бифальту потребовалось одно мгновение, чтобы выбрать тактику.

– В таком случае расскажи мне… – Он хотел понять, почему магистр, как будто забыв свой прежний статус, служит гвардейцам и погонщикам, только не хотел показаться резким.

– О самом этом событии, Слэк. Неожиданная потеря способностей теурга. Как это случилось с тобой?

Слэк вздохнул:

– В некотором отношении, Ваше Высочество, это напоминает внезапное ослепление. Непредвиденное. Неизлечимое. Мне самому, впрочем, больше нравится сравнение с захлопнутой дверью. Захлопнутой и запертой. Если представить человека – любого – как дом с несколькими комнатами – у кого-то их мало, у кого-то много, то от меня заперли самую прекрасную, самую любимую мою комнату. Ту, где светлее и теплее, где самая роскошная обстановка, самые светлые окна, самый чудный вид. Я потерял великое богатство. Теперь я беден и безутешен.

Такой ответ сбил принца с толку. Он всегда считал, что заклинатели – люди малодушные и злобные. Как иначе могли они выносить тот ужас, что творили на поле боя, те бесчисленные смерти по их вине? А этот человек утверждал, что многого лишился…

Принц Бифальт отбросил осторожность.

– Ты хочешь сказать, ты высоко ценил…

Он прервался, осознав, что даже не знал…

– Каков был твой дар, Слэк? Ты разбрасывал людей ураганным ветром? Или раскалывал землю под их ногами?

На самый краткий миг глаза Слэка встретили пристальный взгляд принца. Но затем бывший заклинатель вновь опустил их к дорожной грязи.

– Моим даром был огонь, Ваше Высочество.

– То есть ты хочешь сказать, – продолжил королевский сын, а в его голове пульсировали воспоминания, – что высоко ценишь свою силу испепелять человеческую плоть до костей?

Бывший заклинатель опять вздохнул и ссутулился, и теперь весь его вид был так же мрачен, как и выражение его бородатого лица.

– Преданность многого требует от жителей тех стран, что находятся в состоянии войны. Нужды короля, королевства и моего собственного дома неразделимы.

Тут он немного расправил плечи.

– Но разве вы не замечали, Ваше Высочество, что у огня есть другие применения, безвредные для людей. То же самое можно сказать и о каждой из Казней, но сейчас не об этом. Жаль, что я не могу верно передать словами, какое это утешение – с легкостью разжечь остывший очаг в конце тоскливого дня. А утешить тем же соседей – я не знаю цены такому дару… или умению спасти их дома от внезапно вспыхнувшего свирепого пожара, ведь я мог погасить пламя так же легко, как вызвать. До того как дверца захлопнулась, я сжигал стерню, готовя поля к севу – я умел жечь так, чтобы огонь не тронул соседние поля или близлежащий лес. После того как исчезли дары, подобные моему, в наших кузнях недостает жара, чтобы ковать железо для винтовок.

Конечно, Ваше Высочество, я высоко ценил то, что утратил. Убийства на войне, которые я совершал, были необходимым злом, и я ежедневно старался его искупить.

И не без воодушевления он заключил:

– Человек только тогда полностью человек, когда он может войти в каждую комнату своей души и испытать радость.

Принц Бифальт не думал раньше о том, о чем рассказал Слэк, да и сейчас не хотел смотреть на это его глазами. Но принц помнил, что собирался быть осторожным, вежливым, ведь ему приходилось полагаться на этого человека. И он постарался найти с ним общий язык.

– Вот еще одно преступление Амики. Если бы наши враги предложили нам мир, то людям с такими дарами, как у тебя, не приходилось бы искать искупления.

Словно бы обращаясь к самому себе, Слэк поинтересовался:

– А разве у нас сейчас не мир, Ваше Высочество?

– Такой мир бывает перед внезапным броском, Слэк, – отрезал принц. – Мир перед броском. Когда Амика будет готова нанести удар, мир снова наступит только после того, как мы все ляжем в могилы.

Седеющий заклинатель уже в который раз вздохнул.

– Как скажете, Ваше Высочество.

Продолжил он более уверенно:

– Но ведь вы позвали меня не для того, чтобы обсуждать мою жизнь. У вас есть еще вопросы, Ваше Высочество?

Принц вернулся к своим изначальным мыслям.

– На самом деле, – ответил он, успокаиваясь, – мне сказали, что ты знаешь какую-то уловку или несколько, которые могут защитить нас в пути. Что это? От твоего знания будет мало пользы, если мы не сможем его применить.

– Это не уловка, Ваше Высочество. – В словах Слэка послышалась обида, хотя бывший заклинатель говорил спокойно.

– Во-первых, это дар, общий для всех бывших заклинателей. Даже не умея применять теургию, мы чувствуем ее приближение. Я смогу предупредить вас об атаке заклинателей.

Услышав это, принц Бифальт даже позволил себе облегченно выдохнуть. Без сомнений, Слэк был ему нужен. Кроме того, теперь он понял, как Бригин, первый король Беллегера, выжил во время предательства своего брата. Нападение Фастула на королеву Малори открылось магистрам короля Бригина.

Но Слэк продолжал.

– Что же до остального… – Он сжался под своей свободной рубахой. – Это простые умения. Я знаток сковороды и кастрюли. Вы и ваши люди всегда останетесь сытыми, насколько это будет возможно. Также я умело готовлю бальзамы и мази для лечения ожогов. А они будут, даже если мы не пострадаем от огня. В пустыне без достаточных запасов воды, без какой-либо тени у нас растрескаются губы, кожа покроется волдырями, наши силы иссякнут. С моими бальзамами и мазями наш путь станет проще.

Каждый ответ седеющего заклинателя показывал его в новом свете. Принц Бифальт не ожидал открыть в нем столько всего. Проглотив свою неприязнь, он заставил себя произнести:

– В таком случае, Слэк, возможно, ты окажешься самым полезным членом нашего отряда.

И эти слова были похожи на правду, если вспомнить предстоящий им путь.

– Теперь слушай мой приказ. Следи за тем, чтобы остаться невредимым. Если появится опасность, мои люди и я встретим ее. Если на пути встанут препятствия, мы справимся с ними. Держись в тылу. Ищи укрытия, где сможешь. Я не хочу потерять тебя.

Бывший заклинатель может пригодиться, если принц не поймет, что написано в книге Марроу.

Как и всякий подчиненный, Слэк пристально смотрел на принца Бифальта, пока тот отдавал приказ. И в глазах бывшего магистра принц заметил что-то похожее на минутное изумление. Правда, оно быстро исчезло, и Слэк отвернулся. Но в его ответе еще звучал отголосок промелькнувшей чуть раньше горячности:

– Как прикажете, Ваше Высочество.

Кивнув, Слэк оставил принца.

«Человек только тогда полностью человек… Если Слэка представить в виде здания, – размышлял принц Бифальт, – то сколько в нем будет комнат? Если те, в которых таилась теургия, теперь запечатаны, то сколько еще осталось доступных? Сможет ли такой человек быть скромным? Или проявлять доброту? Возможно ли это?»

Но принц сомневался. Впрочем, он готов был изменить свое мнение, если Слэк поспособствует успеху их поисков. Если это избавит короля Аббатора от душевных страданий, если спасет Беллегер.

Если только тот заклинатель, чей голос звучал в голове принца, не строит своих смертоносных планов на это путешествие.

* * *

На первом же привале, пока люди и животные отдыхали и подкреплялись, принц сказал о Слэке капитану Суалишу. Принц выбрал своего бывшего командира и учителя, чтобы тот вел отряд стрелков. Такая перестановка облегчила жизнь почтительному от природы капитану. Он понимал дисциплину. Он знал цену приказам. И не в его характере было обсуждать причины, по которым эти приказы отдавались. Он был рад, что ему не приходилось принимать решения, влияющие на исход этого похода.

После того как капитан Суалиш передал своим людям, чтобы те уважали желания Слэка, он и принц обсудили предстоящий путь, оценивая его опасности и достоинства по карте принца Бифальта. Тот факт, что самая прямая дорога приводила отряд вплотную к Предельной реке и границам Амики, представлял определенную опасность. Впрочем, капитан Суалиш отметил, что река в этом месте текла по глубокому ущелью между труднопроходимыми берегами и течение, ускоряясь в нем, было бурным. Здесь не проходили сражения, так как ни одна из армий не могла успешно спуститься в ущелье, пересечь бурную реку и взобраться по утесам на другом берегу. По мнению капитана, такая местность обеспечила бы отряду безопасный проход.

– Вспомните о масштабе, Ваше Высочество, – добавил он, – на карте Амика кажется ближе, чем на самом деле. Если мы будем строго держаться нашего маршрута… – Капитан Суалиш тупым пальцем провел по карте черту. – Мы подойдем к Предельной не ближе чем на десять лиг. Я не вижу в этом ничего опасного.

Но принц Бифальт не разделял уверенности капитана.

– Мы были бы в еще большей безопасности, если б эти неуклюжие подводы не замедляли нас, – проворчал он. – Я хочу идти как можно быстрее, капитан.

Суалиш пожал широкими плечами.

– Мы пойдем быстрее, Ваше Высочество, – угрюмо заметил он, – когда уменьшатся наши припасы. Даже того, что у нас есть, может не хватить. Когда заноют животы, близость Амики нас уже не обеспокоит.

Принц кивнул. Он знал, что его отряд не сможет преодолеть даже незначительные препятствия без достаточных запасов воды, пищи и корма для животных. И все же по лицу принца, словно штормовое облако, прошла тень беспокойства, и когда отряд вновь тронулся в путь, его товарищи старались не попадаться ему под руку.

Дорогу, по которой двигался отряд, в прежнее время использовали часто. Несколько дней пути она оставалась проторенной. Кроме того, шла она в основном на восток, хотя иной раз и делала крюк, чтобы обогнуть холм, овражек или подобраться к броду через небольшие речушки, питавшие Предельную. Отряд двигался так быстро, как только могли тащиться волы.

Земля была плодородна, когда-то это были густонаселенные места. Но теперь повсюду стояли заброшенные или пришедшие в упадок города, пропахшие нищетой села, а многие деревеньки и вовсе были оставлены жителями. Везде были признаки растущего опустошения, производимого войной, и принц Бифальт, видя это, бранился про себя. Он чувствовал, что проезжал разные стадии изнурительной болезни, маленькими шажками приближающей неотвратимую гибель Беллегера.

И от этой болезни было лишь одно лекарство – то знание, что содержится в книге, которую, возможно, они никогда не найдут. Даже если Седьмую Казнь больше ни на что нельзя будет использовать, как только сделать с ее помощью магистров Амики такими же бессильными, как и магистры Беллегера, этого, вероятно, будет достаточно. У Амики больше людей, но у Беллегера есть некоторое количество винтовок. Королевство короля Аббатора, возможно, еще продержится.

Тем не менее принц Бифальт надеялся на большее. Он не знал, сколько секретов хранила неизвестная библиотека. В ней могли скрывать знания или силы, которые возместили бы Беллегеру недостаток винтовок.

Если, конечно, принц с отрядом не погибнут до срока. Если они найдут библиотеку. Если в ней все еще есть книга. Если они смогут ее использовать. Если принц Бифальт избран не для того, чтобы предать свой народ.

Если. Всегда это если.

Хотя принц ехал на испытанном коне, а дорога шла по равнине, ему казалось, будто он продирается сквозь трясины и скачет по ямам. Принцу приходилось постоянно прикусывать губу, чтобы не срываться на каждого, кто заговаривал с ним.

На шестой день, когда отряд со скоростью подвод пробирался через кустарник, которым зарос лесной участок дороги, капитан Суалиш заметил стадо оленей. После короткой охоты Винсид подстрелил крупного самца. Такая удача воодушевила людей принца, а когда под конец дневного перехода Слэк приготовил настоящее пиршество, они совсем воспряли духом. Если бы в подводах были эль или вино, кое-кто к закату хорошенько бы напился.

Той ночью у костра Камуиш, объездчик лошадей, развлекался, рассказывая похабные истории, притом настолько вопиюще невероятные, что скромник Кламат постоянно краснел. Судя по всему, одержимость Камуиша женщинами была сравнима только с его преданностью лошадям, а больше нее было разве что удовольствие, которое он получал, рассказывая о всяких сумасбродных любовных похождениях с несчастливым концом.

В этом отношении старина Бартин был прямой противоположностью объездчика. Его неприязнь к женщинам граничила с ужасом перед ними. В другое время он довольно спокойно работал с Камуишем. Они дополняли друг друга. Но когда Камуиш чувствовал потребность повеселить товарищей, Бартина просто захлестывали волны ненависти. Презрительно хмыкнув, он тогда уходил от костра и с молчаливого согласия капитана вставал на ночную стражу.

В отличие от него, Винсид и Ардвал заливались хохотом. Они были холосты, и Ардвал постоянно искал средство против этого состояния. К несчастью для него – или, возможно, для всех встреченных им женщин, – он был совершенно несерьезен и радовался, скорее, погоне за новой юбкой, чем возможности осесть. Ближайшим его другом в отряде был Винсид, чья мрачная натура выносила смертельный приговор любой погоне за юбками. Винсид редко улыбался, и редко кто видел, чтобы он смеялся, разве что кроме тех моментов, когда Камуиш травил свои байки. Казалось, их с Ардвалом дружба основывалась исключительно на способности дополнять друг друга.

Неженатыми среди стрелков были и молодой Флиск, испытавший пекло только один раз, Новел, костоправ и лекарь, и Элгарт. Флиск слушал, широко раскрыв глаза, удивляясь и не веря. Когда нужно было смеяться, он смеялся робким нервным смехом. Похоже, Флиск чувствовал неловкость от вульгарных шуток конеобъездчика, а может, и просто был нерешителен от природы. Новел же только мрачно хмурился. Он знал слишком много о возможных последствиях приключений, какие описывал Камуиш – болезни, дуэли, разрушенные браки. Про Элгарта же, как всегда, можно было сказать, что он имеет два мнения о том, что слышит. Один глаз светился от радости, тогда как другой смотрел довольно скептически. Если Элгарт не хохотал, то саркастически комментировал истории Камуиша.

Капитан Суалиш женился недавно и просто обожал своих жену и детей. То ли потому, что он был верен им, то ли потому, что у него не хватало воображения, чтобы получать удовольствие от рассказов Камуиша, но капитан уделял им внимания не больше, чем нужно, чтобы вежливо показать отсутствие интереса. Что до новобрачного Столле, его интересовали те сплетни, которыми он мог бы поделиться со своей женой. Он смеялся, когда все смеялись. В остальное время губы его двигались, словно он запоминал то, что хотел потом пересказать.

Воины не походили один на другого, но принц Бифальт доверял им всем. Он выбрал их сам с капитаном Суалишем. Принц тренировался вместе с ними, а с некоторыми и сражался бок о бок. Конечно, у каждого были слабости. Но они доказали свою храбрость и примерную дисциплину. Пока Камуиш балагурил, принц предпочитал стоять в стороне и не обращать на разговор внимания.

В это время он думал о погонщиках. Он совсем не знал их, только имена. Их выбрали за него: отец и сын, которых звали Сплинер и – что очевидно – Малыш, и два брата по имени Хьют и Уинноу. Когда принц заговорил с ними, пытаясь окольно испытать их верность, те, прежде чем отвечать, посмотрели на капитана Суалиша, словно спрашивая разрешения. И все же принц заметил, что погонщики не особо интересовались историями Камуиша. Они привыкли работать, были преданы своим волам. Они могли немного пожаловаться на усталость и неудобства путешествия, но во всем остальном были непритязательны. Должно быть, они были слишком равнодушны, чтобы оценить полет фантазии конеобъездчика.

Наконец Камуиш выговорился, и Суалиш отослал гвардейцев спать. Принц, впрочем, не сразу лег, а вначале вышагивал по лагерю. Себе он говорил, что несет дозор, но на самом деле не мог перестать пережевывать свои воспоминания. Слэк не присоединялся к слушателям Камуиша, и отсутствие бывшего заклинателя вызывало новые вопросы о «комнатах» этого человека – как, впрочем, и любого другого.

Про себя принц знал, что в нем был такой уголок, где всегда находился страх перед вопросом «Ты готов?»

И вот на седьмой день маятник фортуны качнулся в обратном направлении. К этому времени дорогу, по которой шел отряд, совсем развезло. По ней давно уже никто не ходил. Совершенно не к месту прямо посреди нее появлялись кусты. Колеи, которые раньше соединяли отдаленные города и деревни, теперь были забиты камнями или прерывались рытвинами. Ко всему прочему лес сгустился, и деревья росли теперь так тесно, что свернуть в сторону не предоставлялось возможности. Волы тянулись вперед еще медленнее, но и это утомительное движение наталкивалось на трудности. Колесо одной из подвод разбилось после того, как свалилось с камня прямо в рытвину. Для принца Бифальта это было все равно что гвоздь, одним ударом вколоченный в крышку гроба.

Телега была потеряна. В отряде имелись инструменты, необходимые для небольшого ремонта, но не запасное колесо. Колеса с железным ободом и тяжелыми спицами ломались очень редко. Остаток дня стрелки и погонщики провели, распределяя оставшийся провиант, бочонки с водой, связки корма и спальные мешки. С руганью, непристойными шутками, прерываясь только ненадолго, они погрузили самое необходимое на неповрежденную телегу и распределили волов, чтобы те тянули вместе. Принцу с товарищами пришлось, не разжигая костра, разбить лагерь прямо в лесу, хоть это и было опасно.

Капитан поставил среди деревьев троих воинов нести караул. От усталости все, за исключением принца, спали как убитые. С рассветом отряд был готов продолжить свой тяжелый медленный путь.

Фортуна, однозначно, теперь была против них. Прежде чем все всадники сели верхом, одну из лошадей в ногу укусила змея. Должно быть, перебирая ногами, когда их начали седлать, лошади побеспокоили змею – и, без сомнения, она была ядовитой. Конь заржал от боли и шарахнулся в сторону.

Люди принца Бифальта быстро поймали и обуздали его, но даже Камуиш не мог успокоить животное. А его конские лекарства были бессильны против яда. По пене, вырывавшейся из ноздрей коня, Камуиш и принц поняли, что его придется убить.

Им всем случалось убивать лошадей на поле боя, избавляя их от агонии. С животным справились быстро. Только Элгарт ругнулся по этому случаю.

Теперь у отряда недоставало одной лошади.

Волы не могли нести еще больший вес. После того как им добавили груз, они уже едва справлялись с перегруженной телегой. Сплинер и Малыш взяли поводья, а Хьют и Уинноу тянули хомуты, помогая животным по мере своих сил, и все равно подвода еле ползла. Люди капитана по очереди ехали верхом по двое.

Когда отряд наконец вышел из леса, выяснилось, что дальше дорога становилась еще хуже. Теперь это был только след существовавшей когда-то дороги. И все же иногда попадались развилки, которые вели к редким селам, деревушкам и фермам – по большей части, заброшенным. Свернув на юг, отряд отыскал бы пищу и корм для животных, но принц Бифальт не мог позволить терять время. Прикусив губу, он каждый раз выбирал тот путь, который как можно меньше уклонялся от восточного направления.

Дорога все время петляла, и принц терял терпение. Сперва она уклонилась на северо-восток, приведя отряд к заброшенной ферме конозаводчика. Затем, свернув почти прямо на юг, обогнула запустелую усадьбу. И только оттуда потянулась в восточном направлении, лишь чуть-чуть уклоняясь в сторону.

Такие повороты все отдаляли и отдаляли цель. Запасы еды стремительно сокращались, волы выбивались из сил. Принц Бифальт с радостью сошел бы с дороги и направился прямиком на восток, но местность не позволяла этого. Волы еле тащились по дороге, а уж холмы вокруг, заросшие папоротником и разнотравьем, были и вовсе непроходимы для них. Да и на бездорожье могло случиться всякое. Непреодолимые вымоины заставили бы отряд вернуться на прежний путь. Они прошли бы несколько лишних лиг и потеряли бы больше времени.

Раздосадованный и озлобленный, принц вынужден был держаться дороги. Свои поиски они смогут начать только в пустыне, а она – даже по прямой – была еще очень, очень далеко. Причудливые изгибы их маршрута внушали ему опасения, что отряд достигнет границ Беллегера не раньше чем за десять дней.

Все вело к потере времени – времени, за которое амиканцы могут закончить подготовку к смертельному удару по королю Аббатору, запертому в своем городе. И принц был бессилен ускорить свое путешествие.

На следующий же день отряд подошел к деревне, в которой еще жил кто-то, хотя ее плачевное состояние не оставляло никаких надежд. Здесь цеплялись за жизнь несколько семей с детьми. Они показались из укрытий и разваливающихся домов и широко раскрытыми глазами таращились на спутников принца. Когда принц остановил коня, его окружили четыре женщины и трое мужчин с кучкой из шести-семи детей.

Дети, похоже, были разного возраста, но жизнь в лишениях придала им внешнее сходство. Одинаковые разинутые щербатые рты, одинаковые проплешины на головах, одинаковые болезненно тощие тела, прикрытые каким-то тряпьем. У всех в глазах было одно и то же беспомощное выражение, которое не оставляло места удивлению даже после внезапного появления отряда.

После минутного колебания Слэк подъехал к принцу Бифальту.

– С вашего позволения, Ваше Высочество, – пробормотал бывший заклинатель.

Принц кивнул в знак своего согласия, хотя и не понял, к чему клонит Слэк.

Тот сразу же спешился. Подойдя к настороженным взрослым, он тихо заговорил с ними. Похоже, сначала они не хотели отвечать ему. Но потом одна из женщин кивнула в сторону полуразвалившегося дома на другой стороне дороги, а стоявший рядом с ней мужчина указал туда же рукой. Быстро поблагодарив их, Слэк пересек дорогу и вошел в дом.

Капитан Суалиш едва заметным движением приблизил своего коня к принцу.

– Чего хочет заклинатель, Ваше Высочество? – тихо спросил он.

Принц Бифальт оставил вопрос без внимания. Вместо этого он велел:

– Посмотрите на них, капитан.

Крепкий воин вздохнул:

– Обязательно, Ваше Высочество? Мне больно на них смотреть.

– Обязательно, – возразил принц. – Они беллегерцы. Подданные короля. Наш народ.

Сердце принца давно ожесточилось, но сейчас он не мог просто отвернуться. Кроме того, он был скор на решения.

– Их следует накормить.

– Ваше Высочество! – капитан Суалиш запротестовал, но принц оборвал его.

– Разгрузите подводу, капитан. Я приказываю накормить этих людей. Мы выдадим им из запасов на один хороший обед сейчас и еще немного на завтра.

Принц задыхался от ярости, но гнев его был обращен не на капитана.

– Если потом мы будем голодать, я не пожалею, что отдал еду им.

Схватив капитана за руку, принц шепотом, в котором читались досада, раздражение и сомнения, повторил ему на ухо:

– Их следует накормить.

Печаль и жалость делали принца злым.

Его тон убедил капитана Суалиша. Он сразу же подчинился, направившись выполнять приказ.

Принц Бифальт знал, что королевские советники назвали бы то, что он сделал, сумасшествием. Они, должно быть, обвинили бы его в том, что это приведет к гибели отряда. Но их не было здесь. Они только из докладов знали о жизни отдаленных регионов королевства, они не видели того, что видел принц. А он больше доверял мнению своих ветеранов и с радостью наблюдал, как они без колебания подчинились приказу. Даже Элгарт не медлил. С их сердцами и глазами все было в порядке, они все были свидетелями жуткой войны. Если бы они не хотели уберечь народ Беллегера, то их присутствие здесь – да и сам их поход – были бы бессмысленными.

Погонщики же были рады любому поводу, только бы дать отдых волам. И пока гвардейцы выполняли распоряжение принца, погонщики ухаживали за своими животными.

Вскоре вернулся Слэк. Бывший магистр выглядел еще немощнее, чем обычно, но взгляд его уперся принцу Бифальту в грудь.

– Ваше Высочество, – доложил он почти скорбным тоном. – Я поговорил со старейшим из местных жителей. Боюсь, жить ему осталось недолго, но разум его не замутился. Я спросил, знает ли он что-нибудь о библиотеке, о книгохранилище. Может, отец его рассказывал о подобном месте или упоминал, что слышал о нем от своего отца. Но старик только покачал головой. «Книги? – спросил он меня. – Что толку от книг, когда страна умирает с голоду?»

Я заверил его, что король Аббатор не забывает о нужде своих подданных. И оставил умирать.

Не дожидаясь ответа, бывший магистр заспешил прочь, чтобы приготовить обед. Бартин с Новелом уже разожгли огонь. Достав кастрюли со сковородками, Слэк принялся за дело.

Обед был готов, и принц Бифальт наблюдал, с какой жадностью ели выжившие жители деревни. Он не мог оторвать взгляда. С одобрением заметил он, что родители предупреждали детей не набивать рты, зная, что сам он не сумел бы выказать столько выдержки на их месте. Нужда этих оборванцев отдавалась болью в сердце принца. И казалось, что боль эта полностью овладела им.

Если бы в тот момент принц мог уничтожить амиканское королевство одним словом, он бы не замедлил его произнести.

* * *

После того как с едой было покончено и взрослым передали тюк с пищей на следующий день, принц отказался принимать благодарность.

– Мы ничего не сделали, – отрезал он. – Через пару дней ваше положение будет прежним. Мы не можем спасти вас.

– И все-таки вы пришли и были щедры. Вы уйдете, но щедрость ваша останется с нами, – ответила одна из женщин. – Мы не сомневаемся, что этой дорогой вас ведет высокая цель. Возможно, в конце концов вы все же спасете нас.

Принцу показалось, что женщина говорит как-то странно. Будто на непривычном для нее диалекте. Впрочем, это были фантазии. Просто в такой глуши от остального мира, в такой нужде она разучилась говорить. Неестественность ее речи объяснялась тем, что она редко с кем разговаривала, не более того.

Принц не ответил ей, он дал знак своим товарищам тронуться в путь.

Погонщики закричали, понукая волов, те потянули, и подвода со скрежетом сдвинулась с места. Гвардейцы и Слэк сели на лошадей и тронулись – каждый на своем месте в ряду – за капитаном Суалишем и принцем. И отряд медленно – так медленно, что принц Бифальт едва сдерживал нетерпение, – оставил деревушку позади.

Час или два спустя Флиск позвал капитана. Суалиш, принц и их товарищи оглянулись и увидели столб черного дыма на том месте, где находилась деревушка.

– Капитан? – потребовал объяснений принц. Инстинктивно он почувствовал тревогу.

Капитан Суалиш не слишком обеспокоился.

– Костер, Ваше Высочество, – ответил капитан. – Большинство лачуг пустуют, жители могут не жалеть дров. Может, они греются у огня. А может, готовят пищу, чтобы хранилась подольше.

Рискнув кинуть быстрый взгляд на принца, Слэк сказал:

– Пожара быть не может, мы не оставили ни одного уголька, в котором теплилась бы жизнь.

Заверение Слэка и объяснение капитана не рассеяли сомнения принца Бифальта. Он хотел было послать одного из своих людей проверить, все ли в порядке с жителями деревни. С каждым днем пути в нем росло чувство бессилия. Вид голодающих беллегерских детей только увеличил его. И в то же время принц не знал, сколько еще им нужно идти, чтобы достичь пустыни, где ему придется прокладывать путь без единой подсказки карты. Принц не мог себе позволить тратить время и ждать, пока всадник доберется до деревни и вернется к отряду. Нужно было идти вперед.

Проклиная про себя все вокруг, принц повел своих людей дальше.

* * *

Теперь дорога свернула на северо-восток, и шаг за шагом отряд приближался к реке, по которой проходила граница с Амикой. На следующий день принц миновал еще одну деревушку. Она была точной копией той, что он встретил за день до этого, только жителей там не было. Дорога все шла на северо-восток. Изучив карту, принц понял, что до настоящих испытаний еще далеко, а вот до вражеской земли рукой подать. Он чувствовал себя так, словно в его нутро целым полчищем вгрызались крысы, а он не мог ничего сделать, чтобы отогнать их.

На следующий вечер впереди опять показались полуразвалившиеся деревенские дома. Когда отряд доехал до них, там обнаружилось по крайней мере двадцать жителей, остававшихся в этих местах, несмотря на ветхость своих жилищ. Они выглядели не такими жалкими, как те, которых путешественники встретили пару дней назад, но разница была небольшая. Мужчины и женщины были лучше одеты, у детей было больше целых зубов, меньше проплешин на голове, не такие впалые щеки. Но хотя в глазах их и не читалось отчаяние, в еду они вцепились с животной жадностью.

К счастью, среди взрослых была одна старуха, один стареющий мужчина и один совсем древний старик. Когда Слэк попросил разрешения поговорить с ними, принц Бифальт дал его без колебаний. Задержавшись ровно настолько, чтобы отдать капитану Суалишу краткий приказ: «Накормите их», принц сошел с коня и составил компанию бывшему заклинателю.

Почтительно поприветствовав деревенских стариков, Слэк отвел их в сторону.

– Добрые люди, – начал он, а принц слушал, – мы видим, что положение ваше отчаянное. Его Высочество принц Бифальт поделится с вами чем может. А пока его люди готовят пищу, не поговорите ли вы с нами? У нас есть вопрос, или, возможно, даже несколько. Ваши ответы могут помочь нам.

Старуха некоторое время жевала беззубым ртом. Затем ответила голосом, огрубевшим от постоянной нужды:

– Вы господа этой земли. Мы ответим. Мы бы ответили, даже если б вы и не накормили нас.

Звуки произносимых ею слов напомнили принцу необычный выговор женщины, что благодарила его в прошлой деревушке. Но ведь старуха явно голодает, и не стоит следить за тем, как она произносит слова.

Слэк поблагодарил ее, а затем спросил:

– Нам интересны книги… скорее хранилище книг, библиотека или книгохранилище. Слышали ли вы что-нибудь о таком месте? Может, от ваших родителей или дедов? Хоть слово? Рассказ? Легенду?

– Книги? – фыркнул старик. – Какой нам толк от книг? Мы живем, чтобы выживать, больше не для чего. Когда-то мы могли себя прокормить. Сейчас нам не удается и это.

– Но ты здесь не самый старый, – упрекнула его женщина. И принцу Бифальту показалось, что в ее голосе слышится больше укора, чем он ожидал.

– Самый старый здесь Амброст. Может, он ответит. – И она ткнула старца пальцем в ребра. – Если он совсем еще не растерял свой ум.

Амброст встряхнулся. Немного посмотрел, разинув рот, на Слэка и принца. В его водянистых глазах читалась растерянность. Затем, казалось, он собрался с мыслями.

– Книги, – прокаркал он. – Вы говорите, книги?

– Все так, добрый господин, – ответил Слэк спокойно, он владел собой лучше принца Бифальта.

– Большие стопки книг? – настаивал старец. – Целые горы книг?

Слэк кивнул.

– Все так. – В его поведении не было ни намека на нетерпение или волнение.

После долгого молчания Амброст вздохнул.

– Да.

И опять замолчал.

– Вспомни для нас, если тебе не сложно, – убеждал его Слэк, хотя все так же мягко. – Какие легенды ты слышал о целой горе книг?

По тусклому взгляду Амброста было похоже, что он размышлял.

– Книги, говоришь? – пробормотал он. – Книги и магия? Ах да.

Он помрачнел.

– Мой дед рассказывал странные истории об этом, когда качал меня на коленке. Большое хранилище книг у подножия гор. Хранилище, похожее на замок, который водрузили на вершину другого замка, чтобы достичь небес. Заклинатели с невообразимой силой. Такие сказки рассказывал мне мой дед. Я был ребенком. Я слушал. Другие нет.

Принцу Бифальту показалось, что старик рассказывает увлеченно, но он не стал вступать в разговор, он не мог оставаться таким же спокойным, как Слэк.

– Чудесные сказки, – заметил бывший магистр. – Я не удивлен, что они сохранились в твоей памяти. Я бы и сам с радостью послушал их.

Затем он спросил:

– А было ли в них что-нибудь о том, где находится это книгохранилище?

Старец сжал губы. Глаза его бегали, как если бы он пытался выудить какое-то воспоминание. С ликующим видом он произнес:

– Книгохранилище. Великий замок магов. Точно.

Старец резко взмахнул рукой неопределенно в сторону севера.

– Оно в Амике. У гор. Как я сказал.

От ужаса принц сжал челюсти так, что они заболели. В Амике? Амике?

Стараясь казаться спокойным, он сказал:

– Не пугайтесь, если вам покажется, что я недоволен. Вы рассказали нам достаточно… – Ком в горле мешал принцу говорить. – И я благодарен вам. Слэк позаботится о приготовлении пищи.

Мы накормим вас так хорошо, как только сможем. Мне же следует посовещаться с моими людьми.

Принц не мог больше изображать спокойствие. Развернувшись, он направился к капитану Суалишу и лошадям. Он слышал, как за его спиной Слэк выражает благодарность, и у него это получалось лучше, чем у самого принца. Затем бывший заклинатель поспешил присоединиться к приготовлению пищи.

Мрачный взгляд принца Бифальта заставил капитана пойти ему навстречу. Когда они сблизились, принц схватил Суалиша за руку и потащил его в сторону, где их не могли подслушать. Там он отпустил капитана, скрестил на груди руки, чтобы не показывать, что они трясутся, и без предисловий прорычал:

– Они сказали, что книгохранилище… великий замок магов… находится в Амике.

Капитан Суалиш удивленно уставился на него:

– И вы верите им, Ваше Высочество?

Принц подавил в себе желание выругаться:

– Старейший из них слышал сказки своего деда, который, должно быть, сам уже был древним старцем, когда рассказывал их. Дед, может, их выдумал, чтобы придать себе значимости. Как я могу верить ему? Но они беллегерцы, умирающие от голода из-за войн с Амикой. Как я могу сомневаться в них? У него нет причины лгать мне.

Суалиш задумался над сложным положением отряда. Казалось, занимать свою голову вопросами было для него непривычно.

– Причиной, – медленно ответил он, – могло быть всего лишь желание угодить вам. Если у него не было ответа, он мог выдумать его. Может, он боялся, что вы возьмете назад свое обещание накормить их.

– Не думаю, – фыркнул принц Бифальт. – Слэк заверил, что мы их накормим еще до того, как рассказал о цели нашего похода.

А если старик хотел только угодить мне или задобрить меня, – продолжал он с растущим раздражением, – то почему лгать так? Он что, думал, мне доставит удовольствие услышать, что мои поиски безнадежны?

Капитан выглядел озадаченным.

– В таком случае, Ваше Высочество, нам следует решить, верить тому, что он слышал, или нет. Или тому, что он помнит.

Черт! Уставившись в пустоту, принц Бифальт отдал приказ:

– Позови Слэка. Послушаем, что он об этом скажет.

Радуясь, что его освободили от раздумий и необходимости принимать решение, капитан Суалиш развернулся и кликнул Бартина.

Бартин повернулся в сторону Слэка. Бывалый солдат жестами передал приказ. На лице бывшего заклинателя отразилась досада. Но он подчинился. Поручив приготовления Столле и Флиску, он быстрым шагом, на какой был способен, подошел к принцу.

Принц Бифальт кратко изложил свои затруднения: может ли он доверять услышанному о библиотеке и ее местоположении. А затем спросил:

– Как тебе эта загадка, Слэк? Мне нужен совет.

Слэк изобразил колебание. Он нахмурился, посмотрел в сторону, затем сощурился и взглянул в другую, каждый раз избегая прямого взгляда принца. Пальцы его рук сплелись, словно отражая переплетение противоречивых мыслей.

Тщательно взвешивая каждое слово, он произнес:

– Так вот, Ваше Высочество. Если библиотека и в самом деле находится в Амике, это может объяснить, как наши враги добрались до книги Гексина Марроу и изучили ее секреты еще прежде того, как мы узнали о ее существовании.

Тут принц Бифальт вслух выругался – сильно и с присущей ветерану точностью. Дав выход отчаянию и негодованию, принц принял свой обычный сдержанный вид. Отпустив Слэка, принц выждал, пока тот вернулся к своей работе у костра. И тогда опять обратился к капитану Суалишу:

– На мой взгляд, капитан, – принц словно одеревенел: так сильно он боялся потерять самообладание, – наш дальнейший путь ведет на северо-восток.

Суалиш кивнул:

– Вечер близится, Ваше Высочество, а глаза у меня уже не те, что раньше. Да еще и этот холм, – он указал на северо-восточный горизонт, – закрывает собой все. Я могу послать Флиска разведать дорогу на лигу-две вперед. Он самый зоркий из всех нас.

Принц Бифальт кивнул:

– Пошли.

Они вместе вернулись к Слэку и воинам, вокруг которых шумно толпились жители деревни, получавшие свои порции пищи. Уже многие годы эти бедняки не пробовали ничего вкуснее.

По приказу капитана Суалиша Флиск сел верхом и ускакал. Как самый молодой в отряде он очень хотел доказать свою пользу. И, пришпоривая коня, скоро скрылся за холмом.

Мысли принца как будто тоже кто-то пришпоривал. Пока крестьяне, голодные как волки, поглощали свой обед, он приказал заново нагрузить подводу. Когда кастрюли со сковородками были опустошены, тарелки и столовые приборы вылизаны дочиста и было выпито даже чересчур много воды, принц уже был готов продолжить путь. Он ждал только возвращения Флиска.

Он язвительно отослал Слэка выслушивать благодарность крестьян. Ему самому благодарности были в тягость. В голове его вертелись какие-то мысли, но ни на одной из них он не мог полностью сосредоточиться. Придется ли ему силой прокладывать путь через земли своих врагов? Если да, то как он сделает это? Как он сможет пересечь Предельную реку и ее ущелье? И даже если он найдет способ – для себя самого, и своих воинов, и их лошадей, – как ему протащить туда же подводу? И как он собирается достигнуть цели, когда ему будут угрожать опасности Амики?

Как ему определить наверняка, врал ли Амброст?

Наконец принц принял первое свое решение. Он не будет оставаться здесь на ночь. Нет. Крестьянам нужно слишком много еды и воды. Скоро у отряда не останется ни того, ни другого для воинов. Когда Флиск вернулся с докладом, что в лиге после холма дорога разветвляется – один путь продолжает идти на северо-восток, а другой уклоняется на юго-восток – принц Бифальт приказал отряду отправляться в путь. Он рассказал капитану Суалишу о своем намерении разбить лагерь у развилки. Завтра он выберет, куда идти дальше.

Медленно, словно увозя с поля боя раненых и убитых, принц с отрядом покинули деревню, взобрались на отлогий холм и в опускающихся вечерних сумерках скрылись за его вершиной.

* * *

У развилки отряд остановился. Выставили дозорных. Лошадей и волов почистили, дали им корму и привязали. С подвод спустили спальные мешки. Отказавшись от маленькой палатки, разбитой для него как для королевского сына, принц Бифальт постелил себе под звездами. Хотя он и не увлекался астрологией, но понадеялся – вопреки обыкновению, – что медленное небесное колесо направит его мысли в нужное русло. Принц плотно завернулся в одеяла, но заснул ли он в ту ночь, он не заметил.

По оценке принца, он находился сейчас не больше чем в пяти лигах от ущелий Предельной реки, единственной преграды между ним и врагом.

С рассветом принц поднялся и свернул спальный мешок. Посмотрел, как встают погонщики и, переругиваясь, занимаются своими делами. Капитан Суалиш доложил, что дозорные не заметили ничего подозрительного. Слэк быстрее, чем обычно, выбрался из своего спального мешка и пошел готовить завтрак. Принц все еще сомневался в своем решении, но не в его характере было колебаться.

И он отбросил свою неуверенность. Когда отряд наконец был готов продолжить путь и капитан Суалиш спросил, какие будут указания, принц Бифальт сказал только:

– Путь на северо-восток, капитан.

Возможно, ближе к границам Амики или к самой Предельной реке станет понятно, можно ли доверять Амбросту. Единственным вопросом останется, сколько времени он может потратить на поиски переправы, прежде чем опустить руки? Прежде чем признает поражение.

Под какофонию ругани погонщиков, храп и фырканье волов и отдельные замечания гвардейцев отряд пришел в движение.

Не прошло и часа, как Камуиш крикнул, что его конь охромел. Он тщательно осмотрел его, но не нашел никакой раны, которую можно было бы вылечить. Конь просто охромел и больше не мог нести груз. Чтобы он выздоровел, ему нужно было несколько дней отдохнуть. С раздраженного согласия принца Бифальта и удрученного разрешения капитана Камуиш разгрузил коня, сняв с него седло, сбрую и недоуздок, а затем отпустил его.

На все это потратили еще час.

Отряд гвардейцев имел теперь восемь верховых коней на десятерых человек, а сапоги воинов не подходили для долгих пеших переходов. Но принц Бифальт предвидел подобное. С самого начала он предполагал, что придет время – в пустыне, если не раньше – когда кони станут бесполезными из-за необходимости тратить на них воду и корм. По приказу принца в подводе везли по паре мягких сапог на каждого стрелка. В них можно было идти со скоростью волов, не повреждая ноги.

Нещадно кусая губы, принц повел товарищей дальше. Под ритм шагов своего боевого коня он спрашивал себя: вторгнуться в Амику или повернуть? Вторгнуться или повернуть? Ответа не было.

Ближе к полудню Флиск крикнул, снова остановив отряд. Рукой он указал назад в направлении деревни.

Несмотря на расстояние и порывы ветра, на горизонте был виден дым.

Принц Бифальт смотрел не отрывая глаз. Мысли его ходили по кругу, не в состоянии вырваться из него. Какая причина могла заставить крестьян поджечь хотя бы один из своих домов? В предыдущей деревне случилось то же. Совпадение было слишком велико. Ночь, конечно, была холодной, но не настолько же, чтобы объяснить такой большой костер. Запасы дров, в конце концов, не восстановить. Так какого же?..

Еще неохотно признавая опасность, принц послал Флиска вперед – разведать дорогу.

– Скачи скорее, – скомандовал он. – Если увидишь еще село или деревушку, убедись, что она необитаема. Не подходи к ней близко, сразу же возвращайся.

Флиск резко откозырнул, пришпорил коня и помчался галопом.

– Ваше Высочество? – тихо поинтересовался капитан Суалиш. – О чем вы беспокоитесь? Что угодно могло поджечь так деревню. За ней не ухаживали годами. Там все сухо, как фитиль.

Принц Бифальт ничего не отвечал. Словно задержав дыхание, он смотрел на дорогу, на которой уже не было видно Флиска. Затем принц заметил:

– Речь тех крестьян. Звучала необычно. Я не слышал такого раньше.

Пока Суалиш смотрел в сторону, не зная, что сказать в ответ, вызвался старина Бартин.

– Так говорят на севере. Когда я был ребенком – еще до вашего рождения, Ваше Высочество – моя семья жила близ Предельной реки. В одной-двух лигах отсюда дальше на восток. Мы ушли, когда меня призвали в войско. Но пока мы жили там, то разговаривали совсем как те крестьяне. Я узнал, что у меня акцент, только когда оказался в Отверстой Длани.

Принц покачал головой. Всю свою жизнь он провел близ Длани. Он не мог оспорить объяснение Бартина. Но все же этот дым беспокоил его…

Слэк подошел с другим вопросом:

– Раз уж мы остановились, Ваше Высочество, и ждем возвращения Флиска, должен ли я приготовить обед? Животным нужен отдых, а гвардейцы всегда голодны.

Королевский сын ответил на этот вопрос отрывисто:

– Нет. Ничего не снимайте с подвод. Будьте наготове.

От горящей деревни могли загореться трава и кустарник вокруг – это была очевидная опасность. Но разве она его беспокоила? Нет. Как пожар может догнать на таком расстоянии? Конечно, эти места не видели дождя уже недели две самое малое. Но высокая трава повсюду казалась сочной, кусты цвели и кругом пестрели яркие полевые цветы. Принц не верил, что заросшие холмы и низины могли угрожать ему пожаром.

И все же грудь принца сдавило так, будто он задержал дыхание.

На расстоянии вновь показался Флиск. Он бешено гнал коня. Принцу Бифальту не нужно было вслушиваться в то, что тот кричал, чтобы понять причину его спешки. За спиной Флиска он увидел дым, поднимающийся на фоне безоблачного неба.

Все закружилось у принца перед глазами. Мир изменился. Развернув боевого коня, принц рявкнул своим воинам:

– Засада! Нас атакуют!

– Ваше Высочество? – разинул рот капитан Суалиш.

– Дым! – ответил принц. – Это сигнальные огни! Они отмечают наш путь! Нас окружили! Амиканцы знают, где мы!

Его крики привели погонщиков в замешательство. К счастью, единственное, что они должны были сделать в случае сражения – спрятаться под подводами. Стрелки со своим капитаном понимали принца лучше.

Выкрикивая приказы, капитан Суалиш выстроил отряд фронтом к северу. Каждый снял с плеча винтовку, выставив коней по дуге, чтобы защитить, построившись так, что всадники образовали дугу, загораживая подводы, волов и Слэка. Некоторые нацелили ружья в сторону ближайшего холма. Другие, держа винтовки наготове, высвобождали сабли, ожидая рукопашной.

Все они были ветеранами кавалерии, обученными сражаться верхом. Принц Бифальт подумал было, не лучше ли его людям спешиться и так вступить в бой, полагаясь на то, что ружейный огонь прогонит атакующих, тогда как коней во время сражения укрыть за обозом. Но принц не был уверен, что враг появится именно с севера. Тогда отряд должен будет быстро перестроиться.

Небо было неестественно ясным. Казалось, даже слабый ветер утих в ожидании того, что скоро произойдет.

Как же амиканцы узнали? – спрашивал принц и не находил ответа. Кто предал нас? Как они нас нашли?

На некотором расстоянии из укрытия в высокой траве показались двое. Они метнули что-то, что воины отряда принца приняли было за камни, – но камни не могли оставлять дымовой след от горящих фитилей. Бросив, противники сразу же свалились в траву.

Гранаты упали примерно в тридцати шагах перед отрядом. Грохот их взрыва оглушил принца. Казалось, под копытами его боевого коня затряслась земля. Оттуда, куда упали гранаты, взметнулось пламя. Комья земли, пучки травы, щепки от кустарника – все взлетело в воздух, как стая перепуганных птиц. Но беллегерцев взрывы не задели.

Принц Бифальт был потрясен. Было ясно, что амиканцы узнали, как делать порох. Причем амиканские алхимики или воины придумали ему неожиданное применение. В старых бумагах, вдохновивших беллегерцев на создание винтовок, встречались упоминания о подобном оружии. Но мысль о гранатах была отброшена довольно быстро. Оружие, которое надо кидать, не могло представлять угрозы для вражеских заклинателей – расстояние между ними и кидающим было бы слишком мало. А ведь когда Беллегер создавал винтовки и сохранял все это в тайне, основной целью служили как раз амиканские магистры.

Только эта цель, только одна. От нее никогда не отвлекались. Беллегерское упрямство.

Принц считал его самым ценным в жителях своей страны. До этого момента он ничего не опасался. Ни один противник не станет, будучи в здравом уме, растрачиваться на порох, если он может использовать теургию. Значит, в засаде заклинателя не было.

От взорвавшейся гранаты загорелись трава и кусты вокруг. От них повалили облака густого дыма. И вскоре дым цвета пепла и золы закрыл все к северу. Принц Бифальт не мог разглядеть за ним ничего, кроме неясных теней то ли по ту сторону дыма, то ли внутри него.

Инстинктивно принц почувствовал, что эти тени были всадниками.

– Открыть огонь, – проревел он, хотя его люди могли стрелять только наугад.

Винтовки разом гаркнули огнем и свинцом по облаку дыма. Гвардейцы отдернули затворы, выбросив пустые гильзы, а затем задвинули их для нового выстрела. Магазин винтовки нес обойму из шести патронов. У каждого ветерана с собой была сумка со снаряженными магазинами. Если люди принца смогут поддерживать огонь такой же силы, они подавят амиканскую атаку, даже не увидев своих врагов.

Сквозь грохот ружейных выстрелов принц услышал конское ржание. И крик, должно быть, исходивший от атакующего воина.

Из дыма хлынул ливень стрел, люди принца легли, положив и коней, и оборона расстроилась.

Стрелы летели по двадцать за раз. Посылали их искусные лучники, натягивавшие и спускавшие тетиву почти так же быстро, как воины принца стреляли из ружей. Принц догадался, что амиканцы оставили коней позади. Пешком они медленнее всадников, но зато увереннее держат луки и целятся более метко. Да и дым лучше укроет их, если они прижмутся к земле.

Камуиш уже умер, стрела торчала у него из горла. Флиск получил ранение в плечо. Теперь он, как мог, стрелял из винтовки и перезаряжал ее одной рукой. Столле корчился, придавленный своей подбитой лошадью.

Принц Бифальт выстрелил наугад. Снова выстрелил, взяв пониже, и обрадовался, увидев, как упала одна из мутных теней.

Безжалостный ветер погнал дым в сторону беллегерцев. Но тот уже истончался, рассеиваемый ветром, или, возможно, это трава не хотела гореть. Повинуясь внезапному порыву, принц забросил ружье за спину, вытащил саблю и, прикрикнув на коня, послал его в гущу дыма.

Такое сражение было понятно ему: муж против мужа. Это было честно. Здесь ты встречаешь опасность лицом к лицу. Либо умрут амиканцы, либо он. Принц неистово рубил по одну, по другую сторону от себя, он бил, не разбирая, кто перед ним и не останавливаясь. Когда сабля пронзала кого-то, принц не задерживался. Когда она встречала только воздух, принц продолжал скакать вперед. Он зарубил двоих врагов, затем третьего еще прежде, чем прорвался сквозь дым на чистый воздух.

Там, позади сокрытых дымом лучников, принц обнаружил пару десятков атакующих амиканских всадников. Случайные пули уложили троих из них и двух коней. Остальные не получили ни царапины.

В ответ на появление принца Бифальта раздалась вражеская команда. Пять лучников развернули коней, целясь в него.

Принца спасла подготовка. Он соскочил с крупа лошади, отшвырнул в сторону саблю, выхватил винтовку. Ведя беглый огонь из-за своего боевого коня, как из-за прикрытия, принц уложил одного амиканца и задел еще одного прежде, чем закончилась обойма.

Пока он спешно вставлял новую, несколько стрел вонзилось в его лошадь. Заржав в агонии, она повалилась на принца, угрожая подмять его под себя. Принц успел оттолкнуться от нее ногами, грохнувшись за ней. Хотя этот удар и вышиб из легких принца весь воздух, он не позволил себе задержаться хоть на секунду. Он уже принял позицию, чтобы возобновить огонь, скрываясь теперь за своим умирающим животным.

Враг подобрался ближе. Глотая ртом воздух, принц тремя выстрелами уложил еще двоих. Раненый амиканец с товарищем побежали, уклоняясь от его пуль.

Принц не стал обращать на них внимание. Подальше, у другого конца ослабевающей дымовой завесы, он заметил, как лучники пускали зажигательные стрелы. Они целили в подводу, стараясь зажечь ее.

Если отряд потеряет подводу или провиант, поиски принца Бифальта закончатся прямо здесь, вне зависимости от того, выживет ли кто из его людей.

Расстояние было слишком далеким для прицельного огня. И все же принц сделал все, что мог. Он отстрелял последние в этой обойме три пули, целясь в лучников с зажигательными стрелами. Один удачный выстрел свалил коня, заставив амиканца спешиться. Тогда принц вскочил на ноги и устремился вперед, на бегу освобождаясь от магазина и вставляя новый.

Сквозь редеющий дым принц видел свой отряд. Твердый как скала капитан Суалиш верхом на лошади направлял редкий огонь в сторону лучников с зажигательными стрелами. В то же время Элгарт с бочонком воды в руках, стоя в полный рост на телеге, тушил каждую попадающую в цель стрелу.

В следующее мгновение капитан Суалиш с оставшимися стрелками уже справился с лучниками, угрожавшими поджечь подводу. Элгарт сразу же поднял винтовку и открыл огонь по ближайшим амиканцам.

Внезапно атака окончилась. Последние зажигательные стрелы, вероятно, были заранее условленным сигналом. Пешие амиканцы разом развернулись и побежали, стараясь добраться до своих коней прежде, чем их настигнут пули беллегерцев. Одновременно развернулись и пустились в бегство и всадники близ принца. Капитан Суалиш и несколько гвардейцев продолжали стрелять. Они уложили еще двоих, прежде чем остальные вышли из зоны огня.

Капитан приказал прекратить стрельбу. Могли последовать новые атаки, а запас патронов у отряда был ограничен.

Принц Бифальт находился ближе к бегущим амиканцам. Он прицелился. Но прежде чем он спустил курок, его внимание отвлек Слэк.

Выбравшись из-под подводы, бывший магистр метнулся к лошади, взлетел в седло и, отчаянно пришпоривая ее, галопом последовал за амиканцами.

И вновь мир для Бифальта перевернулся. Слэк не мог преследовать силы Амики. Какой вред он способен причинить им? Он лишен теургии.

Он хотел присоединиться к ним.

Бартин выстрелил Слэку в спину, но промазал. Он зарядил еще один патрон и снова выстрелил. Патрон сдетонировал в казенной части, разорвав ствол. Раскаленные осколки металла вонзились в руки Бартина, в его грудь и лицо. Он с пронзительным воплем упал.

Не взглянув на принца, Слэк увеличивал расстояние до преданного им отряда.

Но он скакал недостаточно быстро, принц Бифальт принимал решения быстрее. А гнев только подстегивал его. И делал непоколебимым. Одним быстрым движением принц нацелил винтовку и выстрелил.

Пуля попала в спину Слэка. Бывший заклинатель сразу вцепился в шею коня. А затем перевалился на бок и свалился на землю. Испуганная лошадь убежала.

Никто из амиканцев не вернулся, чтобы спасти своего упавшего союзника. Они не могли противостоять ружейному огню.

Принц подбежал к Слэку. Он слышал за собой стук копыт – то были капитан Суалиш и другой гвардеец, Винсид, но он не стал дожидаться, когда они приблизятся настолько, чтобы прикрыть его. Оказавшись рядом со Слэком, принц перевернул того на спину.

Слэк был еще жив.

Принц мигом присел сбоку от предателя, схватил его за рубашку, вскинул его голову.

– Предатель! Шпион! Как ты посмел?

Принц пристально смотрел на него, но Слэк уже не мог видеть его взгляда. Тусклый туман застилал ему глаза. Он больше не встретится взглядом ни с одним живым существом.

Предсмертным шепотом Слэк выдохнул:

– Я знаю то, что неизвестно тебе. Но не открою этого.

Булькающая в горле кровь подтверждала истинность его слов.

– Но вот что я расскажу. Моим учителем был амиканский магистр.

И вновь мир принца Бифальта перевернулся. Смутные опасения и намеки обрели плоть. Принц пару раз тряхнул Слэка, словно собираясь сломать тому шею.

– Крестьяне, которых мы накормили? Амиканцы? Все амиканцы?

– Жертвы Беллегера, – выдохнул Слэк, давясь кровью. – Они вызвались добровольцами. Чтобы остановить тебя.

– Жертвы? – вскричал принц. – Это мы жертвы Амики!

Чуть не плача от ярости, принц заорал:

– Да мы накормили их!

– Ваша щедрость… – голос Слэка стал уже совсем слабым. Принц перестал трясти его и наклонился к самому его уху.

– Она поразила меня. Но я не мог отказаться от своей задачи.

Ты не должен найти книгу.

Из него вырвался последний булькающий вздох. И затем жизнь покинула его, оставив в руках принца только безжизненно поникшее тело.

Подъехали капитан Суалиш и Винсид. Их кони резко остановились.

– Ваше Высочество, – хрипло проговорил капитан.

Принц отпустил тело Слэка. Он хотел понять что-то, но труп не даст ему ответов. Его трясло от воспоминаний его разговора с тем, кого он считал своим товарищем. «Возможно, ты окажешься самым полезным членом нашего отряда», – сказал ему принц после того, как Слэк произнес: «Человек только тогда полностью человек…» Он не должен был доверять бывшему заклинателю. Ему не следовало выбирать северо-восточное направление.

Не следовало отправлять его на эти бессмысленные поиски. Он не распознал предательство. Он вообразил себе, что бессильный заклинатель может быть честным.

Капитан Суалиш опустился на траву.

– Ваше Высочество, – настаивал он. – Предатель мертв. Нам нужно уходить. Они перестроятся. У них людей больше, чем достаточно. Наши потери…

Принц Бифальт не поднимал головы. Смотреть сейчас на Суалиша и Винсида было слишком тяжело. Его не отпускала мысль о предательстве Слэка. Принц пробормотал чуть слышно:

– Они боятся наших ружей.

Но он знал, что капитан прав. И повторил уже громче:

– Они боятся наших ружей.

Капитан Суалиш пытался было возразить, но принц жестом потребовал его замолчать.

– Винсид, – приказал он, – отправляйтесь за ними. Если сможете, подстрелите одного или двух отставших. Пусть они думают, что мы преследуем их. Но не рискуйте собой. Посмотрите, как далеко они отойдут, прежде чем соберутся снова. Посмотрите, подойдет ли к ним подкрепление. Затем вернитесь и доложите, сколько у нас еще времени.

Винсид кивнул. Его глаза, непривычно сощуренные, смотрели хмуро, и рот искривился в злобной усмешке, обнажив белые зубы. Он потерял своего лучшего друга. Не сказав ни слова, Винсид ускакал прочь по следу, оставленному амиканцами.

После его отъезда напряжение капитана Суалиша немного спало. Капитан подошел ближе к принцу. Прочистив горло, он хрипло произнес:

– Справедливый конец, Ваше Высочество. Пуля в спину – более легкая смерть, чем он заслужил.

Принц Бифальт нетвердо поднялся. Он чувствовал неприятную слабость в ногах, но не обращал на нее внимания.

– Как, капитан? – потребовал он ответа, скрывая слабость за гневом. – Как это с нами произошло? Нам же сказали, что реку с ущельями нельзя пересечь.

Суалиш хрипло ругнулся. Он был так же сердит, как и принц, только по-своему.

– Мы ошиблись, Ваше Высочество, – глухим голосом сказал он. – Вот и все. Мы ошиблись. Мы никогда не проводили разведку у этой границы. Да и зачем? Отсюда нас никто никогда не атаковал. Мы, конечно, могли ожидать предательство и обман – но не здесь же!

Ошибка в расчетах, – заявил он более уверенно, – но это не наша ошибка. Наше командование думает то, что думает их командование. Они не знали достаточно, чтобы предупредить нас. В отряде находился амиканский шпион, и мы с самого начала были уязвимы.

«Верно, – подумал принц, – с самого начала. Потому что мы всегда полагались на магию. Мы и не представляли, как легко сделать нас беззащитными».

Впрочем, вслух он ничего не сказал. Вместо этого он решительно ответил:

– Мы все еще уязвимы, капитан. Сколько наших осталось в живых?

Суалиш посмотрел в сторону. Он весь как-то обмяк. Вновь охрипшим голосом он ответил:

– Пойдемте, Ваше Высочество, и сосчитаем наши потери. Посмотрите, что стало с нами.

Принц Бифальт уже знал, что потери были тяжелые.

Часть вторая

И все же принц не сразу вернулся к подводе и воинам. Сперва он подошел к своему боевому коню – своему павшему любимцу, а потом, обыскав высокую траву, поднял саблю. Только тогда он сел на коня позади капитана, и они поскакали смотреть, какую цену заплатил их отряд.

Принц покинул Кулак Беллегера с десятью гвардейцами. Теперь их было пятеро, и только Суалиш, Винсид и Элгарт не получили ранения. Стрела в плече Флиска не давала ему даже самостоятельно оседлать коня. К счастью, у пятого, Кламата, были только слегка задеты ребра – ничего серьезного. Порез сильно кровоточил, гвардеец морщился от боли, но он заверил принца, что сможет драться, как только ему перевяжут рану.

Среди погибших были Камуиш, а также Новел. Разрыв винтовки убил Бартина в одно мгновение. Ардвал получил стрелу в лицо и сейчас лежал при смерти. Он, вздрагивая, еще изредка вдыхал воздух, но между вдохами застывал.

Последним из погибших был Столле, которого придавила лошадь. Даже Новел при всех своих стараниях не смог бы остановить его внутреннее кровотечение. Столле больше не суждено сплетничать со своей женой. Но пока еще теплилась в нем жизнь и пока он был в состоянии чувствовать боль, гвардеец плакал.

– Она не поймет, – стонал он в перерывах между приступами боли. – Нет, не поймет. Погиб? – заплачет она. – За что? За что? Я не смог объяснить ей.

Капитан Суалиш отгородился от всех. Как человек, который не выносит вида смерти и умирающих, он смотрел на север, разглядывая холмы и ожидая, не появится ли Винсид.

Несмотря на поврежденные ребра, Кламат старался устроить Столле поудобнее. Но уже ничего не могло ему помочь.

Подавленный горем, груз которого он нес с тлеющей яростью, принц присоединился к капитану Суалишу.

Из погонщиков никто не пострадал. Они укрылись за подводой. А вот с животными было похуже. Две лошади погибли, еще одну нужно было освободить от мучений, как и одного быка. Конь Слэка убежал, коня принца убили. У отряда осталось четыре лошади на шестерых и три быка на подводу. Усилиями Элгарта сама подвода и ее груз не получили сильных повреждений.

Принц Бифальт не знал, да и не интересовался тем, сколько погибло или осталось умирать амиканцев. Его заботили только оставшиеся.

Их было достаточно для новой атаки.

– Я вот не понимаю, – протестовал Кламат надтреснувшим голосом. – Как с нами такое случилось? Откуда амиканцы узнали, чем мы занимаемся?

– Шпионы, – огрызнулся Элгарт. – Амике много и не нужно. Одного вполне хватит. Слэк добровольцем присоединился к нам. Он знал, когда мы отправимся в путь. Он знал, в какую сторону мы надеемся пойти. Он мог догадаться о цели нашего путешествия. Шпион передал его сообщение в Амику.

А те крестьяне, которых мы накормили. Эти голодающие и умирающие дети. Эти дряхлые старики. Все они были амиканцами. Они пересекли ущелье и Предельную и пробрались в наши земли, несколько групп таких. Всех их послали, чтобы изменить направление нашего пути. Они нашли заброшенные дома и сделали вид, что живут там. Когда же увидели нас – когда поняли, где мы, – ждали, пока мы не уйдем. Тогда они подожгли дома. Этот сигнал предупредил остальных. Те предупредили воинов, устроивших нам засаду.

Все довольно просто. Если они знали дороги и речные переправы. Они могли перейти вброд. Пешие могли воспользоваться козьими тропами в ущельях. – Элгарт пожал плечами. – А вот коней там не провести. Но у их воинов было несколько дней в запасе. Они могли переправить лошадей по одной.

С дрожью в голосе Кламат спросил:

– Они пошлют еще?

Элгарт фыркнул.

– Им не нужно еще. У них осталось достаточно, чтобы прикончить нас.

Принц Бифальт неожиданно для себя кивнул. Он знал, что Элгарт прав.

Винсида все еще не было видно.

Когда Ардвал скончался, а у Столле кровь забила рот и горло так, что он не мог говорить, капитан Суалиш попытался представить их бедственное положение в другом свете. Он сухо, но довольно громко, чтобы слышали все, произнес:

– Нам повезло, Ваше Высочество, что они не захватили с собой заклинателя.

Принц подумал, что Амика может и получше использовать свою теургию. Понадобится каждый магистр, чтобы одолеть Беллегер. Единственной вселявшей надежду мыслью было то, что книга Гексина Марроу находилась не в Амике. Как и Архив магов. В противном случае засада – как и эти голодающие крестьяне – были бы бесполезны. Врагам и Слэку не пришлось бы рисковать столькими людьми. Они могли бы вовсе не принимать принца в расчет, пока он не попытался бы пересечь границы Амики.

А капитан в то время размышлял о другом. Словно извиняясь, он продолжил:

– Но мы не переживем еще одну атаку. Ваше Высочество, нам следует уйти. У нас есть приказ. Нам нельзя оставаться на месте. Возможно, амиканцы потеряют наш след.

– Король Аббатор, – веско заметил Элгарт, – не знает о наших проблемах. Если мы вернемся, он не станет нас винить. Мы не должны рисковать жизнью его старшего сына напрасно. Возможно, амиканцы позволят нам уйти, когда увидят, что мы возвращаемся. Вряд ли они желают увеличить свои потери.

– Элгарт! – капитан Суалиш был поражен. – Ты хочешь все бросить? Ты собираешься предать доверие своего короля? Ты допустишь на родину амиканских мясников? Я не верю тебе. Не хочу. Элгарт, который пережил пекла вместе с нами и заплатил за это. – Он указал на шрам гвардейца. – Не отступит. Элгарт, который спас подводу, не вернется.

– Но я не тот Элгарт, – ответил стрелок. – Я – этот. – Он хлопнул себя по груди. – Тот, который еще жив. И этот Элгарт хочет услышать, что скажет принц Бифальт.

Но принц ничего не ответил. Прикусив губу, он смотрел на север. Ему нужно было…

За его спиной Столле перестал бороться за жизнь. И Элгарт, несмотря на только что сказанные слова, присоединился к капитану Суалишу и Кламату, которые уже занялись делом. Вместе они сделали, что было в их силах, для умирающих животных и погибших товарищей. Они приложили Кламату бальзам из запасов Новела и перевязали его бок. Затем Суалиш обломил стрелу, вонзившуюся в плечо Флиска, и, вытянув обломок, как смог перевязал рану. Молодой гвардеец побледнел от боли, но не проронил ни звука.

В это время года дневное солнце стояло на небе так, что светило принцу прямо в лицо. Мир в его глазах размывался, а сейчас как раз требовалось видеть все ясно. На мгновение ему показалось, что там, где небо соединялось с вершинами холмов, появилась движущаяся точка. Принц подумал, что ему это только померещилось. Но тут он заметил слабый отблеск на фоне кустарника и высокой травы, словно солнце отразилось в бронзе.

– Капитан, – тихо, почти не разжимая губ позвал принц.

Оставив Флиска на попечение Элгарта и Кламата, капитан Суалиш присоединился к принцу.

– Черт, – выдохнул он. – Это же…

Точка махнула рукой.

– Винсид, – закончил за него принц Бифальт. – Это Винсид.

Элгарт и Кламат тотчас подошли ближе, поддерживая с двух сторон Флиска. Пятеро воинов наблюдали за приближающимся всадником. Они видели, как он бил кулаком по воздуху, и потрясал ружьем в другой руке. Будь он менее угрюмым, он бы, наверное, еще и кричал.

Когда Винсид подъехал ближе, принц, наконец сумел разглядеть, что гвардеец цел и невредим.

Мгновение спустя всадник спешился. Похоже, ему сложно было сохранить свой обычный мрачный взгляд. Время от времени его рот оскаливался в подобии улыбки. А в хмуром лице проглядывало радостное возбуждение.

– Ваше Высочество, – официально обратился он, – я выполнил то, что вы приказали.

Принц Бифальт поторопил его:

– И?

Винсид на мгновение потерял самообладание.

– Конь одного из них был хромым. Я пристрелил его. Были и другие отставшие, но, услышав мой выстрел, они погнали быстрее. Я преследовал их, пока они не спустились в широкую лощину между холмами. Я оставил коня и заполз на вершину, чтобы наблюдать за ними, самому оставаясь невидимым. Как вы и говорили, они собирались вместе. Кричали друг на друга. Считали стрелы. Я заметил шестнадцать воинов на хороших конях.

Принц перебил его:

– Обоз?

– Я не видел, Ваше Высочество. У них не было ни мулов, ни вьючных лошадей. Других амиканцев тоже не было. И я не видел, чтобы они доставали из укромных мест пучки стрел или выкапывали их из земли.

После того как принц Бифальт кивнул в знак согласия, Винсид продолжил:

– Лощина эта в двух лигах отсюда. Но мне это расстояние показалось недостаточным. Они могли слишком быстро вернуться. Я расстрелял целую обойму. Я был слишком далеко, чтобы хорошенько прицелиться, но одним удачным выстрелом я свалил всадника. Остальные рассыпались по холмам вдали. Я не мог проследить за ними, иначе меня бы заметили из лощины.

Принц повторил:

– Они боятся наших винтовок.

– И еще, Ваше Высочество, – добавил Винсид, – амиканцы не вернутся прямо сейчас. Они не знают, где мы можем укрыться.

И он – на мельчайшую долю секунды – позволил себе улыбнуться.

– Когда они пойдут за нами, то будут очень осторожны. Если мы тронемся с места сейчас, не думаю, что они смогут настигнуть нас до заката.

Принц Бифальт хлопнул Винсида по плечу.

– В таком случае мы отправляемся.

Винсид помог ему вернуть твердость. Принц теперь знал, что делать. Он все еще кипел гневом после западни, в которую угодил его отряд, но, кроме ужаса от потерь, кроме горя, где-то на заднем плане своего сознания принц чувствовал желание действовать.

– Мы отправимся сразу, как будем готовы.

Теперь, наконец, он обернулся взглянуть на рану Флиска.

Краска вернулась на лицо юного ветерана. Он держал винтовку, явно намереваясь еще использовать ее в бою. Нижняя челюсть его была выпячена, показывая решимость, превозмогавшую боль. Но принца было не так легко убедить.

Он ровным тоном приказал Флиску покинуть отряд. Кроме того, принц попросил погонщиков послать Малыша на другой лошади присмотреть за гвардейцем. Малыш начал было возражать, но Сплинер затрещиной заставил его замолчать.

– Это обрадует твою мать, – пробормотал Сплинер. – Не дури.

Флиск собрался с силами, чтобы оспорить приказ. Сжав ружье, он начал:

– Нет, Ваше Высочество…

А принц и не думал ему что-либо доказывать. Нужно было уходить. Он перебил юного ветерана новым распоряжением:

– Прочистить винтовку.

Потея от натуги, Флиск попробовал выполнить приказ. Но раненое плечо мешало работать всей рукой. Так и не справившись, он в досаде скривил лицо:

– Простите, Ваше Высочество, – вздохнул он. – Я бесполезен. Я пойду.

Принц Бифальт не мог позволить себе сочувствие.

– Делай только то, что ты можешь, – сказал он. – Не скачи по дороге. Поезжай на юго-запад, подальше от Предельной. Ищи, кто тебе поможет. Если доберешься до короля, доложи ему то, что знаешь.

Строгим тоном он послал Флиска с Малышом в путь.

Как только они ушли, капитан Суалиш с Элгартом перегрузили столько груза с подводы на оставшихся коней, сколько те могли унести. Сплинер, Хьют и Уинноу вновь перепрягли волов так, чтобы те могли вместе тянуть подводу.

Мрачный как туча Винсид остановился у тела Ардвала. Так, чтобы никто, кроме него самого, не слышал, он пробормотал:

– Я уже терял друзей раньше. Но этот мне нравился.

И пошел прочь.

Слова прощания с павшими воинами по традиции беллегерцев были обязанностью принца, и он произнес:

– Кровь ваша отдана за ваших товарищей. Кровь ваша за ваш народ. Кровь ваша за вашего короля. О большем нельзя просить.

Он не знал, что еще сказать.

Когда все спешно перекусили, натянули сапоги, накормили и напоили животных, принц Бифальт решительно сказал:

– Амиканцы больше не причинят нам вреда. Мы не позволим.

– Как же мы остановим их? – спросил Элгарт. Всегда худой как щепка, сейчас он выглядел и вовсе иссохшим и каким-то поникшим, словно засадой амиканцы оскорбили его до глубины души. И хотя только благодаря его сообразительности отряд сохранил запасы и подводу, он не радовался этому. А его поведение теперь было даже вызывающим.

– Мы сделали что смогли. Они все еще превосходят нас числом. И у них есть лошади.

Принц Бифальт пристально посмотрел на старый шрам, прорезавший лицо Элгарта от середины лба до кончика подбородка. Шрам придавал лицу гвардейца какое-то двойственное выражение, как будто разделял самого Элгарта на двух разных людей. Две «комнаты»…

Принц не стал отвечать на дерзкие слова Элгарта.

– Мы оставим эту дорогу, – ответил он, – и свернем на юг, пока не выйдем к другой.

Он говорил о повороте на юго-восток, который они недавно миновали.

– Там будет быстрее.

– И это спасет нас? – фыркнул Элгарт. – Не думаю. В такой траве мы оставим след, по которому даже слепой нас найдет. А амиканцы еще и верхом.

Капитан Суалиш осадил его:

– Элгарт! Ты забываешься. Ты обратился к принцу Бифальту. Он старший сын короля Аббатора. Если не можешь держать себя в руках, то лучше не вмешивайся.

Элгарт про себя выругался. Но все же склонил голову:

– Ваше Высочество.

Но теперь уже Винсид с Кламатом поддержали своего товарища.

– И все же, – осторожно сказал Винсид, – Элгарт говорит правду, Ваше Высочество. Мы не сможем опередить их. Они ударят по нам, как только найдут, что противопоставить нашим ружьям, или поймут, как защититься от выстрелов.

Кламат кивнул, соглашаясь с товарищем.

Капитан Суалиш открыл было рот, чтобы вновь осадить возражавших, но принц жестом остановил его.

– Они не смогут, – ответил он. – Мы обратим против них их собственную тактику.

– И как? – возразил Кламат. – Нас же только пятеро.

Принц Бифальт широко улыбнулся. Он решил, что будет брать с отца пример терпения.

– Они не нападут на нас днем. Ты верно понял, Винсид. Они будут осторожны. При свете дня мы заметим их. Или заляжем в засаде. Они не станут атаковать до наступления ночи. Пока мы не разобьем лагерь. Тогда амиканцы осторожно приблизятся, выслав вперед лазутчиков разведать что да как. А вот они-то не превзойдут нас числом.

Амиканцы укрылись в траве, чтобы застать нас врасплох. Мы сделаем то же самое.

И принц кратко пересказал свой план. А в конце добавил:

– Они и без того уже ушли далеко от своих земель. Они не могут надеяться на подкрепление. Мы убьем их разведчиков или отгоним прочь. Тогда остальные амиканцы нападут все вместе. У них просто не будет выбора. Они не смогут остановить нас другими средствами.

Если мы поймаем их в перекрестный огонь, они узнают, чего стоят наши винтовки против численного превосходства, коней и стрел.

Воины принца были ветеранами. Они поняли, что описанная им тактика может сработать. Элгарт, казалось, сердился одной стороной рта и ухмылялся другой. Винсид стоял мрачнее самой черной тучи. Кламат провел ладонью по лицу, будто стирая с него выражение боли.

– Они постараются снова застать нас врасплох, – предупредил капитан Суалиш.

Принц Бифальт кивнул:

– Постараются. Когда они покажутся, стреляйте метко. Больше одного выстрела – сигнал о помощи, тогда кто-то из нас придет на подмогу. Но не все. Подводу нельзя оставлять без защиты.

И помните: вспышка выстрела укажет врагу, где вы стоите. Стреляйте и уходите. Стреляйте и уходите.

Гвардейцы согласились. Теперь ночной сон только для погонщиков. Впрочем, была надежда, что за одну ночь все закончится.

Как и остальные, принц взвалил себе на плечи свою часть груза: оружие и скатку, сумку с обоймами и кожаную флягу. Когда поредевший отряд был готов, Суалиш скомандовал подводе начать движение. Угрюмые и измотанные, Сплинер и Уинноу защелкали кнутами, погоняя волов, а Хьют потянул за ярмо. С двумя вьючными лошадьми в хвосте тяжелая подвода, сойдя с дороги, с трудом продиралась сквозь заросли травы, полевых цветов и кустарника, сплошь покрывавших землю.

Посматривая назад, принц Бифальт кусал губу, моля небо, чтобы до захода солнца им не попалось какое-нибудь непроходимое препятствие, будь то глубокое ущелье или вышедший из берегов поток. Его не очень беспокоило, успеют ли они добраться до другой дороги или нет. Сильнее всего, даже сильнее быстрого окончания пути, он желал найти место, пригодное для того, чтобы отомстить амиканцам за засаду.

* * *

С наступлением вечера отряд все еще продирался сквозь густую острую траву, исхлеставшую волов по ногам. Хорошо еще, что погонщики позаботились о своих животных, ухитрившись как-то обмотать их ноги, но волы все равно сильно утомились. По расчетам принца Бифальта, отряд прошел не больше лиги – ничтожное расстояние для всадников – а ведь ночь уже надвигалась.

Капитан Суалиш думал дойти до еще с трудом различимого вдалеке низкого крутого откоса, который послужил бы укрытием для подводы. Он обеспечил бы ее защиту с одной стороны. Но принц решил иначе:

– Подвода – наша приманка. Она должна казаться легкой добычей.

Кроме того, принц хотел съесть холодный ужин и отдохнуть, прежде чем он и его люди поползут в укрытия.

– Мы остановимся прямо здесь.

Пока еще не совсем стемнело, принц указал Суалишу и Элгарту, Винсиду и Кламату их позиции в защитном кордоне, который он хотел выставить. По сути, они должны будут укрыться в четырех точках окружности, центром которой станет подвода. Его собственной задачей будет поддерживать того, кому потребуется помощь. Должно быть, зря, но принц не разрешил погонщикам разжечь огонь. Если подводу будет слишком легко обнаружить, амиканцы заподозрят засаду. Затем, когда все поели, а погонщики постелили себе под телегой, принц сел отдохнуть, пока звезды еще не успели развернуть на небе свою непостижимую карту.

Принц горячо надеялся на лунный свет. Он поможет ему и его людям больше, чем врагу.

Небо оставалось безоблачным, и звезды, появляясь на нем, изливали на землю свое тусклое сияние, луна еще не поднялась, но напряжение принца Бифальта настолько возросло, что ему просто необходимо было хоть что-нибудь предпринять. Он шепотом приказал стрелкам проверить оружие и амуницию, а затем разослал их по местам.

Хотя они и не были пехотинцами, но умели передвигаться очень тихо. Расходясь, стрелки еще издавали легкий шорох, но вскоре принц уже не слышал их передвижений.

Принц с ружьем в руках тоже покинул подводу и бесшумно пошел назад по следам отряда. Сердце стучало от рвения и неизвестности. Он был уверен в себе и в своих людях, но ни в чем больше. Он ожидал, что лазутчики пойдут далеко друг от друга, но один из них мог направиться по следу, оставленному подводой. Принц будет готов.

Если они придут.

Когда принц отошел достаточно далеко, чтобы быть уверенным, что увидит лучников прежде, чем они подойдут к приманке на расстояние полета стрелы, он свернул с дороги. Медленно сделав десять шагов через спутанную траву и ветви кустарника, он остановился, оценил видимость, а затем отмерил еще десять. Остановившись, принц Бифальт заполз в высокие луговые цветы. Он направил винтовку в сторону тропы и проверил, что ему видно, а что нет. И постарался расслабиться.

Он надеялся, что разведчики скоро покажутся. А почему бы и нет? Им пока ничего не угрожало. Они полагали, что захватят беллегерцев врасплох.

Время шло. На востоке неторопливо поднялся месяц, внеся легкое разнообразие в звездный свет. Принц Бифальт закрыл глаза, чтобы дать им отдых от бесконечного вглядывания в почти невидимые тени, тени, которые, казалось, передвигались и колыхались, пока он рассматривал их. Принц считал вдохи до тех пор, пока нетерпение не стало переполнять его.

Когда принц снова открыл глаза, ему показалось, будто около дороги он видит тень чуть темнее других. И она как будто даже двигалась. Было похоже на коня со всадником, но принц сомневался.

Звезды светили отовсюду. Месяц окрашивал все в почти незаметный серебристый оттенок. Палец принца слегка надавил на курок. Определенно, эта тень была всадником на коне.

Впрочем, это, конечно же, куст. Вечерний слабый ветер совсем утих, и ни один листик не покачивался на ветвях.

Если принц выстрелит преждевременно, а еще хуже – если он выстрелит впустую, он может выдать свою позицию. Свою тактику. Своих людей.

Твердый как скала, принц не двинул ни единым мускулом.

Треск выстрела, раздавшийся в отдалении, разрешил его сомнения. Обернувшись на звук, тень, которую рассматривал принц, выдала себя. Теперь ошибки быть не могло – это всадник на коне.

В то же мгновение винтовка принца Бифальта ответила еще одним выстрелом. Вспышка ослепила его, но принц быстро пришел в себя. Он сразу понял, что попал в коня, а не во всадника. И тот, и другой опрокинулись в траву и исчезли из виду. Только слышалось лошадиное ржание.

Другие лазутчики могли быстро среагировать и уйти отсюда. Принц услышал один выстрел далеко слева от него, еще один справа, уже ближе. Он не обратил на них внимания. У Суалиша и Винсида больше опыта, чем у него. Элгарт и Кламат стреляют точнее. Никто из них не дурак. Быстро, как только позволяли хлещущая трава и жесткий кустарник, принц бросился к тому месту, где упала тень.

Ему казалось, что он громыхает, как морской прибой, как штормовое море или водопад. Каждый шаг предупреждал врага о том, что он приближается. В любой момент стрела могла пронзить его грудь, и поиски бы прервались.

Принц машинально бросился вбок, быстро перекатился и встал на колени, нацелив ружье. После внезапного броска и под действием опасности его зрение обострилось. Темная мужская фигура, очерченная в ночной тьме звездным светом, убегала вдоль следа подводы.

Во второй раз за этот поход – во второй раз в своей жизни – принц выстрелил в спину.

Несколько ударов сердца, и раздался другой ружейный выстрел. Затем снова тишина. Принц не слышал ничего, кроме собственного дыхания.

Он начал обратный отсчет. Включая его собственные, всего было шесть выстрелов. Пять разведчиков? Все ли они мертвы? Амиканцы и в самом деле послали пятерых? Если бы он был их командиром, он не стал бы рисковать пятью. Не более трех, пожалуй. Да и одного было бы достаточно. Подводу легко найти.

Почему амиканцы послали пятерых лазутчиков? Неужели они настолько отчаялись? Или готовили какой-то новый сюрприз для него, опасность, которую принц не предвидел?

Черт! Неужели враг снова его обхитрил?

Все так же держа ружье прикладом у плеча, принц Бифальт стремительно побежал назад, к подводе.

По дороге к нему присоединился капитан Суалиш. Он хищно улыбался. На мгновение тусклый лунный блеск скользнул по его улыбке. Капитан сумел больше, чем убить одного лазутчика. Он захватил амиканского коня. Ведомый за поводья, тот шел за Суалишем со стороны принца.

Принц Бифальт прикусил губу, чтобы не спросить вслух, почему же они послали столько разведчиков.

В лунно-звездном свете показался Кламат.

– Один, Ваше Высочество, – доложил он шепотом. Взглянув на нового коня капитана, он добавил:

– Лошадь убежала.

Принц промолчал.

У самой подводы их нагнал Винсид. Тяжело дыша, он выдохнул:

– Я завалил одного, Ваше Высочество, но не уверен. Я не нашел тела. Он мог уползти.

– Его конь? – спросил капитан Суалиш.

– Ушел, – ответил Винсид. – Он испугался, когда упал всадник.

– Тогда он не уползет достаточно далеко, чтобы навредить нам, – заявил капитан.

Подводы достигли вместе. И принц, и стрелки чувствовали в неподвижном воздухе запах пороха. Но к нему примешивался и резкий запах крови.

Возвращение Элгарта отвлекло принца. Сухощавый гвардеец доложил о своем успехе:

– Выстрелил на большом расстоянии, Ваше Высочество. Я бы не стал рисковать, но он уходил.

Принц Бифальт покачал головой. Он не понимал. Почему амиканцы послали пятерых человек, чтобы пойти по столь заметному следу.

Внезапно капитан Суалиш зашептал:

– Ваше Высочество! Волы. Их нет.

– Что?! – принц стремительно обернулся.

Под звездным светом он увидел примятую траву, пустое ярмо.

У принца защемило сердце. Животные пропали. Отпущены… или уведены.

Пока в голове принца Бифальта вертелся образ амиканцев, уводивших в ночь волов, капитан Суалиш задал вопрос:

– А погонщики?

Точно, погонщики. Почему они не позвали? Их убили во сне? Всех, что ли?

Или они были на стороне Амики? Тоже предатели, как Слэк?

Принц был готов поставить на них.

Кламат уже лез под подводу.

– Ваше Высочество! – хрипло позвал он. – Сюда!

Три шага, и принц уже рядом с Кламатом. Стоило ему опуститься на локти и колени, как нос его наполнил насыщенный металлический запах крови.

Под телегой лежало двое вместо троих. Ближайший был Хьют. Поперек горла зиял разрез. Трава под головой была пропитана кровью, но она уже не сочилась из раны. Погонщик был мертв.

У второго мертвеца были лук и амиканские одежды: оранжевая головная повязка, оранжевые ножны.

Элгарт обежал подводу. Он вытащил тело, и принц Бифальт спешно осмотрел амиканца.

Как и Хьют, он был мертв. Но не прирезан. Даже при слабом освещении были видны следы ударов. Кроме того, ему сломали шею. Погонщики были сильными ребятами. Они убили врага голыми руками.

Но от Сплинера и Уинноу не было и следа. Они исчезли, как и их волы.

Пока капитан Суалиш чертыхался, принц вновь пытался разобраться в устройстве мира. Погонщики бежали. Или нет? В любом случае они не служили Амике. Это ясно. Смерть Хьюта была тому подтверждением.

– Разведка, – заскрежетал зубами принц. – Как же! Отвлекающий маневр! Они направили на себя наше внимание. Они просто отвлекали нас от этого. А он полз к подводе.

Еще кое-что прояснилось.

– Но не для того, чтобы убить погонщиков. Это нас не остановило бы. Поджог подводы тоже. Мы бы увидели пламя.

Он не мог надеяться увести волов. У нас есть кони, мы бы догнали их. А чтобы их убить, надо было слишком долго повозиться.

Перерезать волу горло – непростое дело. Пронзить так глубоко, чтобы достать сердце, тоже.

– Он собирался подрезать им сухожилия. Тогда нам пришлось бы продолжить свой путь, бросив припасы.

– Точно, Ваше Высочество, – согласился капитан. – Это был бы конец.

– Но волов-то нет, – вставил Винсид.

Принц Бифальт оставил это замечание без внимания. Он не был готов ответить на него.

– Он не подумал о погонщиках, – продолжал он. – Должно быть, он считал, что они будут нести дозор сверху, на телеге, или лягут спать на безопасном расстоянии. Когда он подобрался поближе, Хьют поймал его. В драке он убил Хьюта. Затем Сплинер и Уинноу убили его самого.

– А где тогда Сплинер и Уинноу? – настаивал Винсид.

Элгарт быстро вскарабкался на подводу, быстро осмотрел содержимое.

– Их скаток нет, – объявил он. – Кое-чего из припасов. Одной фляги.

И закончил:

– И корма.

Принц Бифальт кивнул. Его это не удивило.

Капитан пробормотал:

– Я озадачен, Ваше Высочество. Они рисковали жизнью, чтобы спасти волов, а затем бросили нас? Зачем? И почему именно сейчас? У них же был выбор.

У принца не было ответа. Не он подыскивал погонщиков. Он не знал их. Но он инстинктивно доверял им.

– Если они не бежали, – тихо сказал он, – они вернутся на рассвете. В противном случае мы выследим их. Нам придется это сделать.

Мысли его уже были где-то далеко. Принц не ожидал такого коварства, даже от амиканцев – нет, такой жестокости. Такой же, как нападение на молодую невесту короля Бригина. Подрезать волам сухожилия – это быстро. На одной ноге – вполне достаточно. Животные охромеют – и будут ужасно страдать.

Пожалуй, принц Бифальт должен был предвидеть такую опасность. Люди, которые убивают собственных раненых после сражения, которые используют голодных детей в качестве приманки, – были способны на все.

Он резко отвернулся от тел. Обращаясь скорее к ночи, чем к товарищам, принц объявил:

– Это моя ошибка. Я и не представлял, что они выберут такую тактику. Я не планировал защищать волов. В следующий раз мы будем умнее.

Принц говорил твердо, как всегда. Он был не из тех, кто колеблется. Но одна мысль тревожила его. Принц не понимал противника, который способен изувечить волов.

– Ночь длинна, – произнес он, – а им не нужны разведчики, чтобы найти нас. Они, не колеблясь, пошлют новых людей – и придумают новые сюрпризы. Они обязательно атакуют, когда поймут, что всадники не вернутся.

Мы теряем здесь наше время.

«Черт!»

– Мы должны перестроить нашу оборону.

Гвардейцы изумленно смотрели на своего принца, охваченные тем же страхом, что терзал и его. Неужели и в самом деле амиканцы собираются рисковать таким количеством жизней? Неужели они настолько отчаянны? Если да, то почему? Очевидной причины не было. Если враг так боится похода принца, то мог бы с самого начала захватить с собой заклинателя.

Нет. Все их магистры нужны где-то в другом месте. Они обращают в руины Беллегер.

Но одно это не объясняло действия Амики. Теургия могла опустошить весь Беллегер еще прежде, чем отряд принца найдет библиотеку и книгу. У отчаяния амиканцев должна быть другая причина.

Книга, думал он. «Седьмая Казнь» Марроу. Вероятно, она содержит знание, более могущественное, чем он себе представляет. Знание, которое может лишить Беллегер магии, и – да, конечно же, знание, которое, возможно, восстановит магию в Беллегере.

Эта книга позволит Беллегеру одним махом поменяться с Амикой местами. Ведь не только Амика станет беспомощной, но и Беллегер вернет свою мощь.

Такая перспектива кого угодно сделает отчаянным.

В гневе на себя, на Амику, на целый свет принц Бифальт выкрикивал приказы:

– Вперед! Снова в укрытия. Далеко не уходите. Они не станут атаковать дважды с одних и тех же направлений. Я останусь охранять подводу.

Капитан Суалиш, как и королевский сын, был обеспокоен, но он знал свой долг. Он без колебаний указал Элгарту, Кламату и Винсиду их новые позиции. И когда те ушли, тоже скрылся в траве и темноте.

Принц Бифальт быстро вскарабкался на телегу. Там он заменил ружейную обойму. Затвором дослал патрон. Заполнил неполную обойму, взяв пули из сумки. Укрылся среди груза подводы и начал напряженно всматриваться в ночь, следя за всем, что напоминало движение.

* * *

Ночь и в самом деле была длинной. Принц, должно быть, задремал, пока равнодушные звезды вращались над головой. Но при первых звуках конских копыт он сразу же очнулся.

Топот атакующих всадников.

Кони скакали по траве, и звук был тихим, как звук волны, которая все шумит и шумит без перерыва. Копыта коней разрывали траву. Трава заглушала их стук. Сжав винтовку, принц Бифальт поднялся достаточно высоко, чтобы можно было оглядеться. Тени, которые он увидел, были слишком неясными, чтобы уверенно определить, что это, слишком бесформенными, чтобы стрелять по ним. Амиканцы подходили двумя группами с двух сторон. То, что это были именно амиканцы, он убедился только тогда, когда стрелы начали вонзаться в скатки и мешки с продовольствием рядом с принцем.

Мгновение спустя винтовка, издав резкий звук, выпустила язык пламени. Ей ответило другой ружье, и еще одно. Приглушенные крики прорезали темноту.

Все ближе скакали всадники, мчась через цепляющиеся спутанные ветви кустарника, траву, полевые цветы.

Принц и сам выстрелил наудачу, рискуя выдать свою позицию. Единственным ответом ему был только все усиливающийся звук атаки. Зато когда принц выстрелил опять, одна из приближающихся теней нырнула на землю головой вперед.

Винтовки затрещали, потом снова и снова. Принц Бифальт не мог разобрать, достигают ли выстрелы цели.

Затем в гуще всадников зажегся маленький огонек. Он слабо очертил фигуру всадника, приподнявшегося с каким-то шаром в руке – с шаром, от фитиля которого тянулся искрящийся огонь.

«Черт!»

Недалеко от всадника из травы поднялся Винсид. Он тоже увидел пламя и фитиль. И выстрелил, пока всадник еще только бросал, пока шар был еще у него в руке.

Всадник накренился в седле. Он попытался завершить бросок, но не смог совладать с рукой. Неуклюже взлетев, шар с фитилем рухнул, как подбитая птица, к тому месту, где находился Винсид.

Граната разорвалась, поразив ветерана.

Принц не отрываясь смотрел в ту сторону. Его охватила досада. Он совсем забыл о гранатах. Предательство Слэка затмило его память. А страх за волов вытеснил из головы другие страхи.

Если хотя бы одна попадет в подводу…

Мысль о такой возможности захлестнула принца Бифальта. Ни другие мысли, ни страхи больше не беспокоили его. Он полностью доверился своим боевым навыкам, уверенности, полученной благодаря выучке. Его гвардейцы увеличивали скорость стрельбы, а сам принц искал, где в ночи загорится еще один фитиль.

Вот он!

Увидев огонь, принц сразу выстрелил. Но не стал терять время на то, чтобы убедиться, попал ли он во всадника или чтобы посмотреть, куда упала граната. С земли Суалишу, Элгарту и Кламату не было видно все пространство вокруг подводы, а Винсид погиб. Гвардейцы могли только стрелять и надеяться. Принц был обязан защитить обоз.

Где-то разорвалась вторая граната, и тут же принц Бифальт заметил, как третий всадник зажигает фитиль. Принц не медля выстрелил. Всей своей волей он направлял пулю пронзить сердце амиканца.

Выстрел попал в руку, которой всадник держал поводья. Амиканец чуть не свалился с коня, но быстро восстановил равновесие.

Другие винтовки палили по своим противникам, но это было уже неважно. Только амиканец с гранатой имел значение. Быстро передернув затвор натренированной рукой, принц Бифальт вновь прицелился, вновь выстрелил.

Всадник свалился замертво – слишком поздно. Он успел бросить. Вращающийся огонь фитиля прочерчивал в воздухе путь гранаты, дугой летящей к подводе. Взорвавшись, она разрушит…

Без малейшего колебания принц вскочил с места, кинувшись перехватить гранату, словно веря, что может защитить подводу своим телом, словно веря, что одного его порыва будет достаточно, чтобы спасти поход.

Граната взорвалась рядом с ним. Волна швырнула принца на землю с такой силой, словно он свалился с высоты в несколько лиг. Осколки затвердевшей глины вонзились в него еще прежде, чем он коснулся земли. Во второй раз за свою жизнь принц понял, что погиб. Никто не может пережить удара такой силы и таких ранений.

И во второй раз за его жизнь с ним заговорил голос. Он звучал с силой разорвавшейся гранаты, с той силой, с какой принц ударился о землю, с силой последнего удара его сердца. Оглушительный, как гром, и беззвучный, как тишина могилы, он спросил: Теперь ты готов?

У принца Бифальта не было ответа.

* * *

Когда на рассвете следующего дня принц открыл глаза, он увидел рядом с собой капитана Суалиша, сидевшего, прислонясь к одному из колес подводы.

Капитан не обернулся, когда принц Бифальт застонал, пытаясь оторвать голову от земли.

От движения лоб принца пронзила острая боль. Очень быстро она охватила все его тело. Вероятно, рана была глубокой. В любом случае боль означала, что он еще однозначно жив.

Не поднимаясь, принц проверил всего себя: руки, ноги, грудь и живот, на наличие других ран. К своему удивлению – приглушенному, но отчетливому чувству, – он не нашел ни одной. Единственным, что болело, была рана, прорезавшая лоб. Рассветная прохлада усиливала чувство сырости.

Принц знал, что раны на голове обильно кровоточат. Тем не менее, когда он попытался оценить серьезность ранения, он смог понять только то, что ничего не слышит. Мир вокруг онемел. Никто не двигался, не говорил, не окликал. Ветер в тишине волновал траву. Если поблизости и были лошади, то принц их не слышал. И Суалиш дышал беззвучно: плечи его не поднимались, грудь не двигалась.

Принц подумал, не окружен ли он врагами. Но сразу отбросил эту возможность. Никто из амиканцев не оставил бы хоть одного живого беллегерца – и уж точно не оставил бы в живых королевского сына.

Опасаясь вызвать новую боль, принц поднял руки к голове. Он ощутил, как кровь все еще льется со лба. Она текла вниз, прямо ему в уши. И забив их, оглушила его.

С минуту принц провел, обдирая пальцами корку засохшей крови. Затем осторожно приложил ладонь ко лбу и попытался опять поднять голову.

На этот раз он сумел преодолеть боль. Все еще держась рукой за лоб, принц перевернулся так, чтобы подтянуть под себя ноги. И, стиснув зубы, поднялся на колени.

Его движение, казалось, побеспокоило капитана Суалиша. Медленно, словно у пьяного, голова капитана повернулась лицом к принцу. Но пристальный взгляд капитана был безжизненным, в углу его рта застыла кровь. Торчавшая из нагрудника стрела ясно свидетельствовала о его смерти.

Принц Бифальт чуял запах крови. Он был сильнее порохового дыма. Голову раскалывала тупая боль. Взгляд расплывался. Принц ощутил влагу на щеках.

Он отказывался признавать очевидное.

Не обращая внимания на острую боль над глазами, он сделал попытку оглядеться. Подвода осталась невредимой. Но принц не видел ни Кламата, ни Элгарта. Винсид уже погиб. А теперь и капитан Суалиш…

Из его груди вырвался стон. От этого голова разболелась еще сильнее. Неужели он потерял всех своих людей? Всех?

Они были нужны ему. Они были нужны Беллегеру.

Теперь ты готов?

Без всякого сомнения, принц был избран. Уже во второй раз его вырывали из лап смерти. Только магия могла его спасти. Его избрал какой-то маг. Или маги. Заклинатели с силой, превосходящей всю известную ему теургию.

Оставшийся в одиночестве и раненый, он был готов вспыхнуть от гнева.

С тех самых пор, как принц понял причину страданий своего отца – страданий короля, чье королевство погибало, короля, который был бессилен спасти свой народ, – принц действовал со стремительностью лесного пожара. Дров в нем хватало для огня любой силы. Растущие нужда и несчастья Беллегера. Срыв его собственных планов. Предательство Слэка. Смерть за смертью: Новел и Камуиш, Бартин и Столле, Ардвал и Хьют; а теперь еще и капитан Суалиш, который был учителем принца. Отсутствие Элгарта и Кламата – оба вполне могут быть убиты. И ко всему этому уверенность в том, что он избран теургами, которых он не знает, по причине, непонятной для него.

Чувства принца заслуживали другого названия – вроде горя и отчаяния. Но принц уже давно повернулся спиной к собственным душевным ранам. Он попросту не признавал их. Они были не более чем прах. Ветер развеет их. Невзирая на свое ранение, на то, что стоило ему убрать руку, как из раны снова заструилась кровь, принц встал во весь рост на трясущиеся ноги, как встает у столба приговоренный к сожжению.

Окруженный тишиной своего сознания, принц потребовал от пустых небес: «Я нужен тебе? Так приди и возьми меня. Скажи, чего ты хочешь. Позволь мне ответить тебе».

Но никто не отозвался.

От слабости у принца немного помутилось в глазах. Когда же зрение вернулось к нему, он обнаружил, что видит перед собой волов. Они были еще далеко, возвращались со стороны откоса. Их вели Сплинер и Уинноу.

«Беллегерцы», – подумал принц. Погонщики не оставили его. Они спасли волов.

И еще: они не стали бы покидать укрытия, в котором провели ночь, если бы не убедились, что амиканцев больше поблизости нет, что все они либо погибли, либо бежали.

Затем появился еще один добрый знак. Когда погонщики с быками подошли ближе, из густого кустарника, в котором он скрывался, поднялся Элгарт. Закат вспыхнул кровавым отсветом на его шраме, но, похоже, Элгарт был невредим.

Заметив поднявшегося принца, он бегом бросился к нему.

– Ваше Высочество, – задыхаясь, выкрикнул он, приблизившись, – я думал, вы мертвы.

После разрыва гранаты и затекшей в уши крови принц слышал слова будто на расстоянии, хотя и ясно.

– Граната… – вглядываясь в лоб принца, Элгарт с удивлением спросил:

– И это все? Нужно лечить. Несколько стежков. Но это излечимо. Как же вы…

– Элгарт, – перебил принц настолько властно, насколько позволяла ему слабость, – где Кламат?

Гвардеец поморщился.

– Я отослал его разведать северное направление. Капитан погиб. Мы полагали, что и вы тоже. Вы знаете, каков он после сражения. Ему нужно, чтобы кто-нибудь сказал, что делать. Сам я спрятался, чтобы защищать подводу.

И, поколебавшись, добавил:

– Он позаботится о вас лучше, чем я.

Принц кивнул. Каждое движение пронзало его вспышками боли.

– Где амиканцы?

Он чуть не сказал «мясники». Мерзкие. Для любого из беллегерцев подрезать сухожилия вола было бы неприемлемым. Даже больше, чем жестоким – подлым. Таким же подлым, как и предательство Слэка. Как и использовать голодных детей в качестве приманки. Как и сама теургия.

Магия была подлой, потому что с ее помощью заклинатель наносил ущерб, не рискуя собой. Подрезать волам сухожилия точно так же позволяло не рисковать большинству амиканцев. Только лазутчики подвергались опасности, а для похода принца Бифальта – да и для всего Беллегера – их успех означал бы крушение.

Исход был бы тем же, если бы лазутчики использовали гранаты. Одной было бы достаточно. Теперь принц понимал это. Но враги не понимали, посылая лазутчиков. Без сомнения, они боялись, что зажженный фитиль раньше времени откроет их расположение для ружейного огня.

– Ушли, Ваше Высочество, – ответил Элгарт. – Я насчитал десятерых мертвых или при смерти. Остальные ускакали. Они больше не сунутся сюда. Если бы они планировали еще одну атаку, то ударили бы, пока их скрывала темнота.

Принц Бифальт, нетвердо стоявший на ногах, позволил себе прислониться к подводе.

– Нам нужны их кони.

Его собственный голос казался ему очень тихим. Земля словно колебалась. Он потерял слишком много крови.

– Отзови Кламата. Сделай, что сможешь, со мной. Я должен отдохнуть.

Принц медленно сполз на траву. Земля показалась ему мягкой и удобной, и мысли его поплыли. Но он все еще цеплялся за реальность.

* * *

Позже принц выяснил, что у Уинноу было больше опыта в зашивании ран, чем у Кламата. Когда принц Бифальт пришел в себя, он почувствовал несмолкающую режущую боль в голове, но лоб был забинтован и рана больше не кровоточила. Кламат готовил пищу. Элгарт ушел искать разбредшихся лошадей.

«Только трое из нас, – вздохнул про себя принц. Трое прошедших тренировку». И он сам совершенно бесполезен, по крайней мере сейчас. Принц не доверял заверению Элгарта, что атаки не повторятся. К счастью, сейчас гвардейцы могли ехать верхом. Когда отряд вырвался из засады, у них оставалось только две лошади, третью поймал капитан Суалиш. Теперь Элгарт, возможно, поймает еще. Но принц Бифальт не мог держаться в седле. Он был слишком слаб для того, чтобы идти самостоятельно или ехать верхом. Ему придется лежать в подводе.

Если бы погонщики не сохранили волов…

Улегшись среди скаток и связок корма, принц досыта наелся. Пока Сплинер и Уинноу готовили животных к продолжению похода, Кламат разыскал ружье и снаряжение капитана. Ружье Винсида изогнулось так, что было больше непригодно, а обоймы, которые он не успел расстрелять, уничтожил убивший его взрыв. Вернулся Элгарт, недовольный тем, что не смог поймать ни одной лошади. Он тоже поел, погонщики взяли своих волов за поводья, и подвода наконец тронулась.

Обойдя откос, маленький отряд прямо по бездорожью свернул на восток. Юго-восточная дорога была теперь бесполезна. Она не могла бы привести принца к цели. Нет, цель его лежала где-то на востоке. Любая дорога в этих местах уводила бы его в сторону. Принц оставался настороже, пока не увидел, что Элгарт едет перед подводой, а Кламат охраняет тыл. Тогда он позволил себе вздремнуть.

Ему нужно было вернуть силы. Он больше не боялся, что может умереть в походе. Собственно говоря, теперь принц верил, что сам поход будет успешным. Люди или какие-то неведомые силы дважды спасли его от гибели, и они не бросят принца без причины. Но принц хотел, чтобы к тому времени, как его спасители назовут свою цену, у него были бы и разум, и сила.

К тому моменту он хотел быть готов. Он чувствовал, что ненависть его не просто горит, как костер, а полыхает адским пламенем.

* * *

Как Элгарт и предвидел, амиканцы не появлялись. Их потери были слишком велики. Движение подводы замедлял только вес ее груза да бездорожье, по которому пролегал ее путь.

После двух дней отдыха и все возрастающего нетерпения принц Бифальт присоединился к Элгарту и Кламату, ехавшим верхом. На третий день они почувствовали порывы сухого ветра со стороны восточной пустыни. На четвертый трава и кусты стали редеть, постепенно уступая место каменистым участкам и небольшим песчаным холмикам. А на пятый, после неполного часа пути, отряд, поднявшись по склону, впервые увидел раскаленную громаду пустыни.

На границе известных земель принц остановился, чтобы решить, куда идти дальше.

Впереди – от дрожавшего нагретого воздуха трудно было сказать, насколько далеко – принц видел низкие дюны, поднимающиеся к востоку. Впрочем, пока им предстояло идти по утрамбованной глине: перед ними простиралась плоская равнина, обнаженная до основания ветрами пустыни. Здесь колеса подводы не увязнут. И лигу-другую, пока отряд не подойдет к дюнам, волам будет легче тянуть свой груз.

Впрочем, принц Бифальт был в долгу у погонщиков. Ему не хотелось заставлять их идти с отрядом дальше и мучить волов тяжелой работой. В конце концов, им придется вернуться той же дорогой. Изучая предстоящий им путь сквозь туманную, обманчивую, как мираж, дымку, принц решил отпустить их. Он и его стрелки отправятся в путь одни.

Сплинер и Уинноу на приказ принца взять своих животных и винтовку капитана Суалиша и вернуться домой только пожали плечами, так что было даже непонятно, рады ли они этому известию. Похоже, им было безразлично, чем и где они занимаются. Помогая Элгарту и Кламату разгрузить столько провианта, воды, скаток и корма, сколько смогут унести лошади, погонщики, как обычно, ворчали. Покончив с этим, они и не подумали сразу уйти. Вместо этого они задержались, чтобы дать корма волам. Краем глаза они наблюдали за принцем Бифальтом и его товарищами.

Когда гвардейцы были готовы, Сплинер неожиданно попрощался с принцем. Сплинер был крупным мужчиной, не столько высоким, сколько широким в плечах и крепким, как камень. Лицо его скривилось, словно он не привык разговаривать с людьми высокого происхождения – или, возможно, вообще с кем бы то ни было. Рассматривая свои башмаки, погонщик сказал только:

– Я расскажу Малышу. Ему понравится.

Принц Бифальт, к собственному удивлению, кивнул. Как видно, он был способен на благодарность, несмотря на свою непреклонную натуру.

* * *

И вот вскоре принц с гвардейцами, ведя навьюченных лошадей под уздцы, шли по твердой земле к границе пустыни.

Местность была суровой, как принц и опасался, и даже более пустынной, чем он думал. Неожиданно налетал порывистый ветер, он гулял по равнине, но не поднимал ни пылинки. Зато иссушал, словно Казнь Засухи. Очень скоро принц почувствовал, как его глаза пересохли в глазницах. Кожа стала похожа на старый пергамент. Принц приказал двигаться не очень быстро, но жажда все равно отнимала много сил. Вокруг ничего не росло. Никакое живое существо не выползало из-под земли. Казалось, равнину эту выбрали заклинатели ветра и засухи, чтобы позабавиться там, превратив некогда зеленый мир в пустынную обитель смерти.

Не прошли беллегерцы и пол-лиги, как им пришлось расстаться со шлемами. Металл годился только на то, чтобы быстрее изжарить их мозги. Позже путники избавились и от нагрудников – теперь доспехов на них не было. Лишний вес был непереносим.

В течение часа, или чуть дольше, они вели коней под уздцы, а солнце палило все жарче и жарче, и горизонт совсем расплылся в дрожащем воздухе, став до странности недосягаемым. Тогда принц Бифальт объявил привал. Он был готов выпить целое озеро.

Когда он и Элгарт напоили коней, Кламат, отерев со лба пот, сощурился и огляделся. Вскоре, собравшись с мужеством, он обратился к принцу:

– Ваше Высочество, могу я спросить? Ваши карты показывают протяженность пустыни?

Элгарт недружелюбно фыркнул:

– Мы же только в начале пути. Ты что, уже сдаешься?

Но принц Бифальт не собирался отчитывать Кламата. Принц зашел слишком далеко, потерял слишком многих. Он уже устал молча пережевывать свои страхи и разочарования.

– Спрашивай что хочешь, – ответил он. – Мы здесь одни. Наши жизни зависят от нас самих. Мне нет смысла хранить секреты.

Я видел две карты. При себе у меня та, что получше. Она показывает, что мы покинули Беллегер. Но те, кто ее составлял, не знали ни насколько далеко тянется эта пустыня, ни что находится по ту ее сторону. Единственное, что мы можем, – идти до тех пор, пока мы не найдем библиотеку – или не упадем замертво.

Один из тех амиканцев, которых мы накормили… – Принц выругался при этом воспоминании. – Старик по имени Амброст. Он говорил, что библиотека это большое хранилище книг у подножия гор. Хранилище, похожее на замок, который водрузили на вершину другого замка, чтобы достичь небес. Если хоть слово из этого правда, то за пустыней есть горы. Но он же говорил, что наша цель находится в Амике. Она не там. Если бы она была там, эти мясники не стали бы устраивать на нас засаду. Можем ли мы верить ему?

С самого начала наших поисков каждый шаг мы совершали наугад.

Кламата передернуло.

– В таком случае, Ваше Высочество, – спросил он, – как же мы выживем? Эта пустыня выглядит огромной. Воды у нас на три дня, еды на четыре, корма, самое большее, на два. Но кони охромеют на тех дюнах. Нам придется отпустить их.

В его голосе слышалось отчаяние.

– А без них нам не снести столько воды и провианта. Быть может, горы в сотне лиг отсюда.

Мы же погибнем.

Он точно так же мог сказать, что погибнет Беллегер.

И снова Элгарт фыркнул:

– Это ты погибнешь, Кламат, если продолжишь тратить силы на подсчет препятствий. Я не такой дурак. Я предпочитаю неожиданные трудности.

Тут он смягчился. И примирительно улыбнулся одной половиной рта:

– И все же ты прав. Я, может, и переживу тебя на день-другой. Но не больше. Одна только жара способна прикончить меня.

Но взглянув на принца Бифальта, Элгарт продолжил более резко:

– А вот принц не таков. Он не умрет.

Кламат уставился на товарища:

– Как так?

Принц, скрестив руки на груди, ждал ответа.

Сухопарый гвардеец немного поразмыслил и обратился к королевскому сыну.

– Ваше Высочество, – подчеркнуто насмешливо произнес он этот титул, – я молчал и ждал, пока не останется никого, кто мог бы разболтать эту историю. Это не моя тайна. Но Кламат не раскроет ее. И я не раскрою. А уж вы-то точно не раскроете. И сейчас самое время для рассказа, пока я еще не настолько ослаб, чтобы перестать соображать.

Принц Бифальт кивнул в знак согласия.

Элгарт пытливо взглянул на него.

– Та граната должна была убить вас. Я видел это. Вы были слишком близко от вспышки, чтобы выжить. И тем не менее вы отделались только порезом на лбу.

– Ночь же была, Элгарт! – запротестовал Кламат. – Нас атаковали. Амиканцы были повсюду. Как же ты видел…

Элгарт бесцеремонно перебил товарища:

– Более того, – продолжил он, все так же обращаясь к принцу. – Вы не знаете, Ваше Высочество, вы были без сознания, но я был среди тех, кто вынес вас с поля последней битвы, когда мы впервые использовали винтовки. Вы подстрелили двух амиканских магистров. Я был рядом. Я видел, как молния спалила вас до самых костей. Я видел, как вы погибли. Но когда мы прибежали туда, вы были просто без сознания. Молния расплавила камень так, что он превратился в стекло. Она ударила настолько близко, что должна была сжечь вас. А на вас не осталось ни единой царапины.

Кламат разинул рот. Принц Бифальт молча выдерживал пристальный взгляд Элгарта.

В голосе гвардейца слышалась ярость.

– Как же вы тогда выжили, Ваше Высочество? Как вы выдержали взрыв гранаты сейчас?

Неторопливо, с угрожающей интонацией принц ответил вопросом на вопрос:

– Как ты сам считаешь?

– Ответ прост, принц Беллегера, – фыркнул циничный ветеран. – Вас пощадила магия – маги, настолько сильные, что расстояние не помешало им. Вы в союзе с магами.

Я думал тогда, что тот, кто защитил вас от молнии, был амиканцем. Их магистры находились достаточно близко, чтобы видеть, что с вами случилось. Должно быть, они как-то и вмешались. Но теперь я думаю иначе. Когда мы попали в засаду, у амиканцев не было теурга. Никто из магистров не видел, как вы пытались спасти обоз. И тем не менее вас защитили от взрыва, которым наш поход вполне мог окончиться. Мне пришлось поверить, что ваши союзники не служат Амике. Они везде следуют за вами. Они защищают вас потому, что вы в союзе с ними.

Реакция принца Бифальта была молниеносной. Он резко, без предупреждения, ударил Элгарта кулаком по лицу.

Гвардеец упал на землю с такой силой, словно налетел на стену.

Прежде чем он смог подняться, принц Бифальт нагнулся над ним. Не обращая внимания на Кламата, который, прикрыв рот, отступил на шаг, королевский сын поднял кулак, готовясь ударить снова.

– Теперь послушай ты меня, Элгарт, – выдохнул он в гневе в лицо лежащему. – Хорошенько слушай меня и ты, Кламат.

Я – беллегерец. Я умру за своего короля, за свою родину, за любого из вас. Я не предатель. Я не подведу своего отца.

А магия – мерзость. – В принце бушевал пожар. И этот пожар требовал выхода. – Она бесчестна, как и предательство. Магистры устраивают бойню, находясь в безопасности. И потому они так высокомерны. Потому так отвратительны. Посмотрите на Слэка и увидите правду.

Принц вспомнил о беспомощности и боли, измучивших его отца. Он был зависим от теургов, единственной его защиты, хотя они и не могли спасти его королевство.

– Если бы у меня была сила покончить со всей магией в мире, я бы сделал это.

Твое обвинение оскорбительно. Я не согласен с ним. Я не в союзе с магами. Я не служу им.

Принц усилием воли успокоился. Он раскрыл руки в примирительном жесте ладонями к Элгарту.

– Вот еще что. Какая может быть цель у союза с заклинателями? Если это не помощь против Амики, то зачем она? Неужели они отправили меня за тридевять земель только для того, чтобы убить нескольких гвардейцев? Или для того, чтобы накормить нескольких амиканцев? Или ты думаешь, что я завел вас сюда посмотреть, как вы умираете? Зачем? Если я и в заговоре с магами, то и они, и я одинаково безумны, и все, что мы сделали, тоже – исключительно безумие.

Взглянув в сердитое лицо Элгарта, принц отступил назад. И, обращаясь скорее к нестерпимой жаре, чем к своим воинам, произнес угрюмо:

– Меня и в самом деле избрал какой-то заклинатель. Или заклинатели. Все верно, меня защищали. И я слышал голос у себя в голове, и он спрашивал, готов ли я. Я не знаю, как это было сделано и зачем. Всем известны пределы магической силы. Я никогда не слышал о том, чтобы кто-то мог действовать дальше, чем видеть.

Я не готов. Меня избрали, когда я не знал об этом, – принц кричал, потрясая кулаками, – и без моего согласия!

Он замолчал, слушая, как угасает в пустыне эхо его крика. Когда вновь наступила тишина, он продолжил более спокойно:

– Я обещал себе, что отвечу им так, как они того заслуживают. Но, боюсь, не смогу сдержать слово. Я всего лишь человек. Как я могу желать ваших смертей? Вы нужны мне. Если бы у меня в союзниках были маги, маги, не знающие себе равных по силе, то наши товарищи были бы сейчас с нами: Камуиш и Винсид, и капитан Суалиш, и Новел – все они. Я бы разгадал тайну Слэка. И я бы бросил вызов всякому магистру, который попытался бы превратить меня в своего слугу.

– Что ж, Ваше Высочество, – пробормотал Элгарт, прежде чем Кламат успел что-либо вставить. Не спуская глаз с принца, он поднялся на ноги, одной рукой потирая синяк на щеке.

– Вы ответили мне.

Я весь противоречие, две половины, – он потер шрам. – Каждому это видно. Отчаяние и настойчивость. Любопытство и гнев. А еще я скор на решения. Временами даже слишком. Я часто говорю прежде, чем думаю. Обвинять вас было глупо. Я сожалею.

Принц Бифальт кивнул:

– Мне незачем хранить секреты, – повторил он. – Особенно сейчас, на волосок от смерти. – Жестом он указал на пустыню. – Теперь вы знаете мой. Я не виню вас за ваши сомнения.

– А у вас тяжелый кулак, – ухмыльнулся в ответ Элгарт.

Принц, сохраняя спокойствие, повернулся к нему:

– Моя ноша тяжела. Она изнуряет меня. Она приводит меня в бешенство. Я знаю, кто я. Я знаю, что я избран. Но я не понимаю почему.

– Вы старший сын короля, – рискнул предположить Элгарт. – Наследник короля Аббатора. Если вы не сможете совершить то, чего хотят от вас эти маги, никто не сможет.

– Ну-ну, – фыркнул принц Бифальт, – конечно. Но почему меня избрали тайно? Почему этот голос раздается только в моей голове? Почему эти заклинатели не поведали о своих желаниях моему отцу?

Одна сторона лица Элгарта, казалось, выражала пристальное внимание, а другая хмурилась.

– У меня нет ответа, Ваше Высочество. Чего вы боитесь?

Принц процедил сквозь зубы:

– Я могу придумать только одно объяснение. Да, я сын и наследник моего отца. Больше никто не сможет причинить Беллегеру больше вреда. Никто другой не сможет настолько помочь Амике. Если это не причина, по которой меня избрали, то я не вижу другой, чтобы делать из этого такую тайну.

– Ваше Высочество? – тихо спросил Кламат. – Вред Беллегеру? Как же так?

Принц Бифальт не ответил. Его внимание было сосредоточено на Элгарте.

Теперь уже обе половины его лица хмурились.

– И вы уверены, что эти заклинатели из библиотеки?

– Это их Архив, – ответил принц. Магистр Альтимар так сказал. – Откуда же еще им быть. Больше неоткуда.

После долгой паузы Элгарт кивнул:

– Как скажете, Ваше Высочество.

Принц Бифальт наконец повернулся к Кламату.

– Ваше Высочество… – начал было Кламат, но сразу же остановился, явно сбитый с толку. Выждав немного, Кламат признался:

– Я не знаю того, что знает Элгарт. Я этого не понимаю. Какой вред вы можете причинить Беллегеру? В этой пустыне? – Воин глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – Вы – мой принц. Мой король – ваш отец. Это я понимаю. Покуда я жив, я последую за вами. Что же еще я могу?

Бросив быстрый взгляд на Элгарта, стрелок рискнул добавить:

– Только, Ваше Высочество… если позволите просить вас… Не бейте больше Элгарта. Он мой товарищ. Я служу вам, а он мой друг. Я не смогу сделать между вами выбор.

Принц сдержал улыбку:

– Не буду. Я был не прав. Мы беллегерцы. Мы не должны драться друг с другом. И если я ударю его еще раз, если я забудусь – Элгарт может ответить мне ударом. Если он поступит так, значит, у него будет на это достаточная причина, да даже если и нет. В любом случае, как видишь, твой выбор не такой уж и сложный.

Конечно, хмурый напуганный взгляд Кламата и кислая улыбка Элгарта были слабым утешением для принца Бифальта. Но оба они – ветераны Беллегера. Его люди. Он мог бы набрать других попутчиков, но лучше бы все равно не нашел.

Теперь, когда он открыл свою самую глубокую тайну, принц мог пройти еще лигу по выжженной солнцем равнине, прежде чем жара и жажда убьют в нем способность думать.

* * *

Ближе к вечеру принц с товарищами достигли дюн. После нескольких шагов по сыпучему песку они поняли, что кони их будут здесь бесполезны. Слишком тяжелые, они увязнут копытами в песке. И еще прежде чем взобраться на ближайший гребень, охромеют от истощения, если до этого не переломают ноги. Да и тащить противящихся животных наверх было бы слишком тяжело для беллегерцев.

Принц знал, что придется отпустить коней, он и не раздумывал об этом. Ему не хотелось смотреть на их потуги и мучения. И все же он сожалел о том, что другого выхода нет. Теперь принцу, Элгарту и Кламату придется на своих спинах нести припасы – сколько поднимут, едва ли даже половину от оставшегося. Ноги их, как и копыта лошадей, будут увязать в песке, и с каждым шагом силы их будут таять. А солнце продолжит свою безжалостную осаду. Жажда их будет все расти, а запасы воды убывать, пока они не начнут сходить с ума. Кроме того, Слэк говорил об ожогах. Без мазей и бальзамов предателя беллегерцы изжарятся на солнце так, что кожа их покроется волдырями и начнет отслаиваться.

Дав коням побольше корма, чтобы те наелись до отвала, путники подготовили свои собственные ноши: скатки, воду – сколько могли унести, запасы черствого хлеба, копченого мяса и сушеных фруктов. Из своих и без того небольших мешков с одеждой они захватили с собой только сорочки, чтобы было чем прикрыть головы. Оружие взяли все: кинжалы, сабли, винтовки и сумки со снаряженными обоймами и запасными патронами.

Когда Элгарт и Кламат были готовы, принц Бифальт повернулся спиной к лошадям, равнине и Беллегеру и медленно побрел вверх по дюне. Что им еще оставалось делать? Принц был избран. Заклинатели, призвавшие его, не уступят сейчас. Ему нужно было знать почему. И нужно было спасти свой народ. Пожар в его груди требовал выхода. И погасить его можно было, только завершив поиски и сбив спесь с тех, кто призвал принца.

* * *

Медленно, шаг за шагом поднимались путники по западным склонам, потом осторожно, с трудом удерживаясь на ногах, спускались по восточным – так они одолели две дюны, прежде чем силы окончательно оставили их. Они опустились на песок в ложбине перед очередным подъемом. Гребень за их спиной закрывал солнце – и путники вытянулись в тени, дарующей относительное спасение. Через час опустится ночь. Ее прохлада принесет еще большее облегчение. Песок вокруг них уже отдавал свой жар. И все же воины чувствовали себя небольшими печами, сохранявшими солнечное тепло, когда солнце уже покинуло этот мир.

Спустя некоторое время принц хриплым голосом объявил:

– Мы не вынесем этого. Нам нужно что-то поменять.

Когда придет ночь, мы попытаемся перевалить через еще одну дюну, может, через две. Я надеюсь на три. А затем укроемся, закопавшись в песок.

Скатки защитили бы от песка да и от холода.

– Так мы будем отдыхать все утро. И постараемся не передвигаться при дневном свете. А в темноте будем идти как можно дольше, пока нас не оставят силы.

– Приспешник заклинателей, – пробормотал или, скорее, тихо проскрежетал, Элгарт. Больше он ничего не говорил.

Шатаясь, как старики, трое испытанных воинов выпили немного воды. Они погрызли жесткий хлеб, сморщившиеся сушеные фрукты, кусочки копченого мяса. Снова отпили воды. А затем, каждый где был, растянулись отдыхать до тех пор, пока темнота и звезды не накроют пустыню.

Оглушенный усталостью, принц Бифальт не сразу разобрал, что Кламат что-то говорит.

Гвардеец, похоже, и сам не понимал, что делает. Голос его был тихим, неотчетливым, сиплым, как у блуждающего в мечтах или не очнувшегося ото сна. Он не просил, чтобы его выслушали. Может, он и сам себя не слышал. Но из его слов можно было понять, что Кламат думал об утверждении принца Бифальта. «Магия – это мерзость».

– Там, где я родился… – тихо рассказывал Кламат, – три дня конного пути до Длани. Крестьяне по большинству. Коневоды. Пшеница и ячмень. Не так процветали уже, как бывало. И там был целитель.

Я никогда не слышал, чтобы его называли по имени. Он всегда называл себя целителем, никак иначе, но он не лечил сломанные кости или поврежденные конечности. Он не мог предотвратить загноение раны одним касанием. Если кто падал с жеребца и разбивал себе голову, он не обращал на того внимания. Он говорил, что не может лечить большинство болезней. И все же он был целителем. Лихорадка отступала, когда он возлагал руки. Озноб. Сыпь. Зараза. Даже чума. Любой недуг, у которого нет видимой причины – любой, кроме сумасшествия и идиотизма. Любой недуг покидал больного, когда целитель того желал.

Я знал одного человека. Друг моего отца. У него на боку была опухоль. Твердая такая и горячая на ощупь. Боль скрутила его так, что он ходил согнувшись, как пьянчужка. Целитель провел с ним целый час, постукивая по животу. По одному часу раз в четыре дня, или в пять. И все. Спустя две недели он уже смог ходить прямо. Через четыре боль и опухоль прошли. Просто прошли.

Или женщина. Я знал ее только в лицо. Целый город знал ее лицо. У нее был жуткий нарост на горле. Он становился все больше, она могла глотать только воду. Еду не могла. Даже жидкую кашу. Целитель предложил ей свою помощь, но она отказалась. Она думала… – Кламат ненадолго замолчал, а затем признался: – Не знаю я, чего она думала. Но она теряла вес, пока кожа не обвисла, и силы все исчезли. Она передумала.

Она сидела на пороге своего дома. Каждый прохожий мог видеть, что целитель вовсе не домогается ее. Он просто держал руку на этом наросте да кивал головой и что-то приговаривал себе под нос. Он делал так по часу в день, пока она не смогла питаться супом. Тогда он стал ходить к ней через день. Раз в три дня. Раз в четыре. Наконец нарост исчез, как и опухоль друга моего отца.

Он был целителем. Мы думали, что он был целителем, и только. Но когда король призвал его на войну… – Кламат вздохнул. – Тогда мы узнали, что он был магистром. Его даром была Казнь Мора.

Не поднимая головы с песка, Элгарт взглянул на принца Бифальта.

– Целитель, говоришь? – проскрипел принц. – Это ничего не меняет. Магия есть магия.

Он говорил шепотом. Его горло слишком пересохло, чтобы выразить всю горячность его слов. Принц забыл, что говорит с Кламатом. Он вспомнил Слэка. В каждом слове ему слышалось эхо объяснения Слэка. Признания Слэка.

– Она отвратительна. Неестественна. Жестока.

«Если представить человека – любого – как дом с несколькими комнатами – у кого-то их мало, у кого-то много, то от меня заперли самую прекрасную, самую любимую мою комнату».

– Когда твой целитель пошел на войну, он дюжинами уничтожал людей и животных. Они умирали в страшной агонии.

«Нужды короля, королевства и моего собственного дома неразделимы».

– И делал он это, сам находясь в безопасности.

«Человек только тогда полностью человек, когда он может войти в каждую комнату своей души и испытать радость».

– Если он сражался за Беллегер, то это было его единственной добродетелью.

Но попытки Слэка «искупить» привели его к предательству. Когда он говорил о «нуждах короля, королевства и дома», он говорил об Амике.

Этого принц не понимал. Чего бояться Амике? Ее магистры не потеряли своей силы. А у Беллегера нет книги Гексина Марроу.

Кламат ничего не сказал. Похоже, он и не слышал.

Когда тень сгустилась, а над головой появились первые тусклые звезды, Элгарт приподнялся на одном локте. Вглядываясь в темноту, он рискнул спросить:

– Вопрос, Ваше Высочество. Простое любопытство.

Принц только кивнул, стараясь сберечь силы.

– Вы говорили, – начал Элгарт, – что покончили бы со всей теургией, если б могли. Но Беллегер зависит от нее еще со времен появления первых магистров. – Он неясно взмахнул рукой. – Ну, столетия и столетия тому назад. Без нее мы окажемся в затруднительном положении, даже если перестанем воевать с Амикой. Мы и так уже в затруднительном положении. Вы же видите. Мы все видим это.

Что бы вы сделали, если б у вашего сына оказался дар? Положили бы конец и его силе?

Принц Бифальт вздохнул, совсем как Кламат недавно. Он не думал об этом. Он просто ненавидел теургию. Но у него был ответ.

– У меня не будет сыновей. И дочерей. Я не женюсь. Если мои враги-заклинатели не позволят мне умереть, то они же не позволят мне и жить. Они постараются использовать меня. И либо преуспеют в этом, либо потерпят неудачу. Если они преуспеют, я потеряю себя. Если же потерпят неудачу, то вряд ли позволят мне уцелеть.

Элгарт смотрел все так же пристально.

– Не сомневаюсь, Ваше Высочество. Я верю вам. Но мне все еще любопытно. Позвольте, я задам свой вопрос по-другому. Есть ли предел вашей ненависти? Вы можете представить такого заклинателя, которому бы вы оставили его силу?

Несколько озадаченный, принц ответил:

– Я дал уже свой ответ, но ты его не принял. Я постараюсь сказать то же самое по-другому. Моя ненависть ограничена тем, что она моя. Должен ли я говорить, что я только человек? Один из людей? Мои желания тщетны. Я не правлю миром. Я не правлю Беллегером. И если по каким-то превратностям судьбы после кончины моего отца я стану королем – если мои враги сохранят мне жизнь, – мы все еще будем в состоянии войны с Амикой. Мои желания останутся такими же пустыми. И я буду нуждаться в магистрах – если смогу их достать.

Разве ты забыл о нашей цели? Я хочу лишить Амику теургии. Это верно, безусловно. Но это не закончит войны. Это только сделает ее несколько более справедливой. У нас есть винтовки. У Амики больше людей. Война будет продолжаться. Мы не сможем покончить с ней до тех пор, пока не устроим все так, чтобы у Беллегера была магия, а у Амики нет.

К удивлению принца Бифальта, Элгарт язвительно хмыкнул.

– В таком случае я ошибался в вас, Ваше Высочество. Вы называете магию бесчестной, но вы не уклоняетесь от нее. Вы только хотите снять это бесчестье с плеч Амики и возложить его на плечи Беллегера.

Это был удар ниже пояса, у принца внутри что-то екнуло. Он не говорил, что желает родине бесчестья. Как мог его товарищ так извратить смысл его слов? Да что Элгарт о нем думает?

С самого рождения принца воспитывали для войны с Амикой. Как и на поле сражения, он ответил вызовом на вызов.

– Ты снова оскорбляешь меня, – отрывисто сказал он. – Ты хочешь, чтобы я сомневался? Ты думаешь, я начну колебаться? Нет. Не начну. Я не брошу своих поисков, не откажусь от выполнения приказа моего отца только потому, что ты вздумал составить обо мне плохое мнение.

Элгарт снова издал свой невеселый смешок.

– Прошу простить, Ваше Высочество. Я не собирался оскорблять вас. Я только любопытствовал.

Правда, временами любопытство сродни отчаянию. Или гневу. Оно сжигает изнутри. Жизнь воина трудна. Вы знаете это так же хорошо, как любой другой солдат. Тренировка, снова тренировка, а затем сражение и смерть. Бывают дни, когда любопытство – это все, что у меня остается. Оно сдерживает отчаяние. Поэтому я удовлетворяю его, когда могу.

Я бы хотел еще узнать, какие будут ставки, когда вы встретитесь лицом к лицу с теми магистрами, что требуют, чтобы вы были «готовы».

Принц отвернулся, недовольный как допросом Элгарта, так и собственным невежеством.

– Как мне ответить? – тихо проговорил он в сгущающуюся темноту. – Я не могу даже представить, какая у них цель. Они спрашивают, готов ли я, но не открывают, к чему я должен быть готов.

Мы уже говорили об этом. Почему я был избран? Почему втайне? Если меня сберегают от смерти, то почему не защищены мои товарищи, которые тоже охраняют мою жизнь? Ты знаешь мой страх. Я был избран для того, чтобы нанести Беллегеру роковой удар. – Принц содрогнулся. – Они хотят сделать меня предателем.

Но, несмотря на всю свою силу, они не знают меня.

Принц Бифальт решил не обращать больше на Элгарта внимания, но ответ он услышал.

– Если вы нужны им, Ваше Высочество, вы со временем узнаете ответ. Если они настойчиво сохраняют вам жизнь и спрашивают, готовы ли вы, а затем не скажут, чего они от вас хотят, значит, они психи.

«Точно, психи, – подумал принц. – Или сам я псих. Других вариантов нет».

Даже во тьме пустыня плодит галлюцинации. Неясные тени дюн словно извивались под тусклым светом звезд. Это, как и расспросы Элгарта, не давало принцу Бифальту покоя.

Часть третья

Следующие два дня путники изо всех сил боролись с безжалостной пустыней. Они с трудом брели вверх и вниз по дюнам – в основном по ночам, отдыхая под тонким покровом своих сорочек, пока солнце висело над головой. Ближе к вечеру с особенно высокой дюны они впервые разглядели горы – зубчатую полосу на востоке. Но расстояние до них было еще очень далеким. Прищурив глаза, принц Бифальт всматривался вперед и явственно понимал, что острый голод и растущая жажда не позволят его отряду достичь их. Их тела будут лежать среди песков, пока ветры не засыплют их или пока солнце не оголит их кости.

Принц вспомнил о том могучем заклинателе, что выбрал его. «Если ты собираешься и дальше спасать меня, спаси сейчас».

Отряд не продержится дольше следующего дня.

Затем ландшафт изменился. Когда на третий день солнце поднималось над горными вершинами, путники с трудом спустились с последней дюны и оказались на голом, непокрытом песком камне. Невдалеке опять поднимались дюны, скрывая из виду горы, но в этом месте ветер по какой-то прихоти вымел в пустыне полосу достаточной ширины, чтобы по ней могла пройти целая армия. Полоса тянулась на север и на юг, но не по прямой: она извивалась плавными и резкими поворотами, словно ее приспосабливали под прихотливые изгибы пустынных дюн.

Идти по полосе было бы легче. И если беллегерцы решатся на это, то ненадолго сберегут свои силы.

Прямо посередине шла дорога, несколькими поколениями, а может, и столетиями укатываемая колесами повозок и протаптываемая копытами лошадей. Местами колея была довольно глубокой, и повсюду камни были сбиты сотнями и тысячами железных подков.

Принц Бифальт, покачиваясь, остановился прямо у дороги. Какое-то время он не мог найти слов.

Элгарт нашел их за него.

– И что теперь? – спросил худощавый гвардеец.

И в самом деле, что теперь? Принц, моргая, вглядывался в расплывающиеся очертания дороги, смотря то в одном, то в другом направлении. Полуголодный и измученный жаждой, он был слишком истощен, чтобы спросить, кто проложил ее здесь. Или как она здесь оказалась. Но «что теперь» – он понимал. Если верить тому, что они слышали, библиотека магов находится на востоке, но дорога не вела в том направлении. Конечно, она обещает еще день-другой жизни. Если он отбросит эту возможность, то потратит вместе с товарищами последние силы на новых дюнах. Но если он пойдет по дороге, то в какую сторону: на север или на юг? Какое направление приблизит его к Книгохранилищу?

Принц Бифальт разрешил свои раздумья, позволив себе опуститься на камень.

Бросив свой груз, Элгарт и Кламат присоединились к нему. Кламат повесил голову, закрыв обгорелое лицо ладонями. Элгарт взял свою кожаную флягу, быстро сделал два глотка и передал остальное товарищам. Кламат уже опустошил свою, он пил больше, чем принц, который смог сохранить то немногое, что у него осталось, на самый крайний случай.

Спустя некоторое время принц прохрипел:

– Укрытие.

По его примеру стрелки натянули над головами запасные сорочки, пропотевшие и жесткие. А затем все трое растянулись на спинах, стараясь собрать остатки своих сил.

Принц не мог думать. Жара стояла беспощадная. До него не долетало ни дуновения ветра, хотя слабый шепот зыбких песков говорил, что на вершинах дюн все же есть какое-то движение воздуха. Губы принца потрескались и кровоточили, в горле першило, покрытая волдырями кожа потела, теряя драгоценную влагу. Солнце жгло так сильно, что принц решил, что его поиски – поиски будущего Беллегера – теперь уже точно подошли к концу. Люди его были при смерти. Он не мог требовать от них большего – как и от коней, и от погонщиков с быками. И принцу оставалось только верить в помощь избравших его магов, умолять о ней или страшиться ее. Если они хотят, чтобы он предал свою родину, принц найдет способ расстроить их планы. Но сперва они нужны ему, чтобы выжить. Без помощи Элгарт и Кламат умрут. Да и сам он умрет.

Принц лежал в пустыне с высохшими глазами, и ему хотелось плакать по Винсиду, по капитану Суалишу и Новелу, и Камуишу, по Бартину, Столле и Ардвалу. Ему хотелось плакать и по Хьюту, которому перерезали горло. Все они отдали свои жизни, чтобы помочь ему, а он ничего не добился. Но пустыня не приемлет слез.

Принцу казалось, что он слышит стук копыт по камню, и ему хотелось плакать по его любимому боевому коню, который пал, пронзенный множеством стрел. Но раньше, когда конь был жив – да, когда он был жив, принцу нравилась его сильная спина, он любил его скорый бег, его послушный нрав. В разгаре безумных битв конь разделял с ним опасности. Стук его копыт все еще звучал в памяти принца…

…и в его ушах.

Некоторое время принц размышлял о том, издают ли миражи звуки. Путают ли они все чувства или только зрение? Затем он резко откинул сорочку с лица и сел.

Там, на юге, на колее виднелась фигура всадника.

Галлюцинация. Как такое может быть? Никто не будет странствовать по этой пустыне. И уж точно не один.

И тем не менее принц ясно слышал, как подковы цокают о камни до тех пор, пока всадник не остановился. Принцу показалось, что тот внимательно смотрит на него. Потом всадник развернул коня и ускакал прочь. Стук копыт был настолько отчетливым, что сомнений не оставалось.

Через пару мгновений и конь, и всадник скрылись за поворотом.

Кламат поднял голову, словно с трудом пробуждаясь от глубокого сна. Моргая слипающимися глазами, он пробормотал:

– Что там? Ваше Высочество?

Элгарт уже сидел, с подозрением глядя на юг.

– Всадник? – задыхаясь, прохрипел он. – Это был всадник? Здесь?

– Сбежал, – ответил ему принц. Его охватило нездоровое желание смеяться. – От нас.

Вид троих умирающих наполнил всадника ужасом.

– От нас!

Какое нелепое предположение. Если бы у принца оставались еще силы, он бы громко рассмеялся.

Элгарт нахмурился.

– Не думаю. Кто станет убегать от нас здесь? Он, должно быть, разведчик. Может, верховое сопровождение. Он отправился предупредить своих. Они вернутся с подкреплением.

– Чтобы помочь нам? – простонал Кламат. – Они должны помочь нам.

– Помочь нам или убить нас, – тихо проворчал Элгарт в ответ. – Одно либо другое.

Но принц Бифальт задавался другим вопросом. Что вообще какие бы то ни было всадники делают в этой пустыне? Они появились по волшебству? Или маги послали их?

Трясущимися руками он поднял винтовку. Дрожа всем телом, принц открыл казенную часть, сделал слабую попытку выдуть песок из дула и вставил снаряженную обойму.

– Зачем, Ваше Высочество? – жалобно спросил Кламат. – Зачем нам сейчас винтовки?

– Помочь нам или убить нас, – эхом отозвался принц. – Я не хочу, чтобы незнакомцы думали, что мы беззащитны.

Зачем кому-то здесь путешествовать? Какие у них могут быть невинные цели?

Кламат со вздохом подготовил свою винтовку. Элгарт сделал то же самое, но с меньшей неохотой.

Принц Бифальт вместе со своими товарищами сосредоточенно смотрели на юг. Никто из них не попытался подняться на ноги.

Вскоре опять послышался стук подков. Слишком нестройный для одного коня. И слишком звонкий, чтобы быть звуком отдаленного грома.

Из-за поворота показались трое всадников, скакавших легким галопом, они приближались.

– Оставаться на месте, – приказал принц Бифальт, с усилием поднимаясь на ноги. – Ничего не делать, чтобы они не увидели в нас угрозы.

Ружье он держал поперек груди так, чтобы дуло ни на что не было направлено.

Приблизившись, всадники замедлились. На бедрах у них висели тяжелые сабли, а через плечи были перекинуты ремни с метательными ножами. Головы всадников покрывали тюрбаны, с которых свисала кисея, закрывавшая рты и носы. На незнакомцах были свободные рубахи, алые пояса, цвета морской волны широкие штаны, заправленные у лодыжек в черные тупоносые сапоги. Бронзовый цвет кожи всадников, казалось, проникал в их глаза, придавая им желтоватый оттенок. Принц никогда не видел никого подобного. Без сомнения, они не были амиканцами. Но принц не имел ни малейшей догадки, откуда они могли прийти сюда или куда они направлялись.

Один из них держал в руках что-то похожее на флягу. Возможно, внутри была вода. Принц Бифальт не мог оторвать от нее взгляда.

Главный из них подвел своего коня на несколько шагов ближе. Взмахнув рукой, он начал говорить. Говорил он многословно, и произносимые им без пауз слова походили на поток, журчащий по гладким камням. К сожалению, ни одно из них не было понятно путникам, это был чужой им язык. Принц не знал его.

Принц, с усилием расправив плечи, поднял голову. Засохшими губами с запекшейся на них кровью он хрипло выговорил:

– Я принц Бифальт, сын Аббатора, короля Беллегера. Мы заблудились. Нам нужна помощь.

Глаза говорившего всадника раскрылись от удивления.

А! – воскликнул он. – Этот язык. Я знаю.

Несколько неловко он продолжил:

– Ты пришлец. Издалека. Путник. Я Сути аль-Сури, главный страж каравана. Вы большая нужда. Щедрость господство богов. Караванщика тоже. Путешествие опасное. Щедрость делает незнакомец другом.

Узри!

Новым взмахом руки всадник указал на своего товарища с флягой, который сразу же подъехал ближе. Спешившись, он отвесил глубокий поклон – жест, который принц Бифальт счел бы при дворе короля Аббатора открыто подобострастным. Затем незнакомец предложил путникам флягу.

Принц учуял запах воды еще прежде, чем услышал ее плеск.

Элгарт и Кламат уже стояли по сторонам, проигнорировав его приказ оставаться на месте. Элгарт охотно принял флягу, раскупорил ее и пил, пока вода не потекла у него по лицу. Затем он передал флягу Кламату.

От одного вида такого количества воды у принца Бифальта закружилась голова. Он постарался достойно ответить на полученный им поклон:

– Ты знаешь наш язык, Сути аль-Сури, – выговорил он. – Твоя щедрость спасла нас. Мы…

– Пей, – приказал страж неожиданно повелительным тоном. – Говорить потом. Ты думать, мы бессердечны? Мы много щедры. Жди. Жди, смотри.

На своем беглом языке он излил еще одну речь, на этот раз обращаясь к другому своему спутнику. Кивнув, тот развернул коня и рысью ускакал в обратном направлении. Вскоре он пустил коня полевым галопом и пропал из виду.

Принца не нужно было просить дважды. Взяв флягу у Кламата, он опрокинул ее и пил воду, чувствуя, как с каждой каплей в него вливается жизнь, пока не пришлось остановиться, чтобы вдохнуть. Сразу же у него на лбу каплями выступил пот. Он с блаженством ощущал его жжение на заживающей ране и прохладу на коже. Принц уже забыл, что такое бывает.

Сути аль-Сури одобрительно оскалил зубы, которые, контрастируя с его бронзовой кожей, будто блестели.

Дрожа одновременно от облегчения и слабости, принц Бифальт передал флягу обратно Элгарту. Тощий гвардеец снова отпил, а за ним и Кламат. И опять принц – прежде чем вернуть флягу ожидавшему стражу, он сделал изрядный глоток.

Со вторым глубоким поклоном страж вновь сел на коня.

Теперь принц Бифальт ответил беллегерским поклоном, обращенным к предводителю незнакомцев.

– Сути аль-Сури. – Он старался говорить насколько возможно отчетливо. – Примите нашу благодарность. Нужда наша велика. И если вы еще предложите от щедрости вашей, мы с радостью примем это.

– Еще? – Главный страж в притворном удивлении приподнял брови. – Заверяю вас. Будет еще. Изобилие будет. Помощь всей нужде. Караванщик желает новости. Весь караван приветствует вас. Немного жди.

Королевский сын снова поклонился. Покопавшись в своей памяти в поисках правил приличия, он добавил:

– Я не назвал своих спутников. Это Элгарт и Кламат.

Гвардейцы поклонились, как до этого поклонился их принц, а он сам внимательно рассматривал Сути аль-Сури и пытался обдумать ситуацию. Если караван с караванщиком были такими щедрыми, как обещал главный страж, беллегерцы могли позволить себе воспользоваться предлагаемым гостеприимством по крайней мере на день. Принц задавался многими вопросами, но ни один из них не был таким же неотложным, как спасение жизни.

Услышав имена стрелков, Сути аль-Сури кивнул. Но рассматривая их, он вдруг нахмурился. Ему в голову явно пришла какая-то мысль, не беспокоившая его раньше.

Принц постарался предвосхитить неудобные расспросы.

– Позволь объяснить, – прохрипел он, – мы ожидали близкой смерти. Мы пришли из далеких земель. Мы не знаем этой пустыни. Мы и не представляли, что здесь есть торговый путь. Вы для нас чудо. – Он не стал добавлять «или результат магии». – Откуда вы пришли? Куда вы идете? Кто ваш народ? Кто с вами в караване?

Пока принц говорил, Сути аль-Сури хмурился все больше. Вместо того чтобы ответить, всадник чуть раздраженно спросил:

– Ты держишь странная трость, сын короля. Зачем? Оружие? Жезл? Магия?

Принц Бифальт решил, что не стоит врать, стараясь скрыть свое преимущество, ложь не была в его натуре – да и не соответствовала его положению. Возможно, знание, что он и его люди могли быть опасны, послужит им защитой от непредсказуемых действий и намерений незнакомцев. Принц предостерегающе взглянул на Кламата и Элгарта, а затем обратился к главному стражу.

– Это винтовка, Сути аль-Сури. – Принц протянул ее, как и прежде направив дуло в пустоту. Видя недоумение стража, он объяснил:

– Это как лук, стреляющий свинцовыми стрелами.

Выражение лица главного стража стало скептическим. Его товарищи смотрели, не понимая.

Вздохнув про себя, принц спросил:

– Ты не хотел бы посмотреть, как оно действует?

– Да! – отрывисто сказал страж. – Покажи лук. Покажи свинцовые стрелы.

Через плечо принц Бифальт приказал:

– Ты, Элгарт. Ты лучший стрелок.

Элгарт кивнул. Пока принц изо всех сил пытался удержаться на ногах, гвардеец со шрамом отошел на пару шагов от своих спутников и стражей. Там он подобрал кусок гравия размером с кулак и установил его на другой стороне дороги: мелкая цель с двадцати шагов – принц сомневался, мог бы он попасть в такую. Держа одной рукой винтовку, Элгарт вынул обойму и поднял ее над головой.

– Стрелы, – провозгласил он. Затем гвардеец вставил обойму на место, щелкнул затвором.

Кламат закрыл руками уши, приглашая всадников проделать то же самое, но они и не пошевелились.

Одним плавным движением Элгарт приложил приклад к плечу, прицелился и выстрелил.

Звук от выстрела эхом отразился от дрожащих теней каменистой дороги. Оба стража сильно вздрогнули, напуганные грохотом и удивленные тем, что цель разлетелась на куски. Кони шарахнулись в сторону, и всадникам пришлось унимать их.

Когда кони успокоились, а отголоски выстрела смолкли, принц Бифальт сказал:

– Наши ружья помогают нам выжить. Возможно, они смогут оказать и вам услугу. Есть у вас враги?

В ответ Сути аль-Сури излил поток слов, похожий на брань. Затем он со своим спутником развернули лошадей и, пустив их полным галопом, исчезли из виду.

Принц подавил в себе желание крикнуть им вслед. Ему, без сомнений, была нужна их помощь. Но зачем кричать? Если стражи ускакали потому, что испугались, никакие слова не смогут вернуть их назад. Стоило ли показывать ружье? Возможно, нет. Но если и так, то теперь принц уже не мог ничего исправить. Как и все прошлые ошибочные решения, это будет мучить его до тех пор, пока не сменится новым. И это новое может оказаться гораздо хуже.

– Они воду забрали, – с несчастным выражением пробормотал Кламат. – Это же нечестно.

Элгарт хмыкнул:

– Они вернутся. Они никогда раньше не видели ружей. Им нужно предупредить караван. Получить новые указания.

Им придется пройти этой дорогой. Здесь, через дюны, другой нет. Но они могут попробовать взять нас в плен или убить еще прежде, чем покажется караван. А вот это опасно.

– Согласен, – сказал принц Бифальт, размышляя вслух.

– Тогда нам нужно уходить, – простонал Кламат. – Постараться укрыться. Угадать, откуда они придут.

– Нет, – ответил принц. Если уж ему суждено принимать неверные решения, то так тому и быть. Он не может перестать быть самим собой. – Наша единственная надежда – остаться здесь. Пусть они увидят, как мы беззащитны, несмотря на наши винтовки. Пусть увидят, что мы полагаемся на их милость.

Стражи хорошо знают эту пустыню и с легкостью перехитрят нас. Нельзя обманывать в этом самих себя. Пытаться спрятаться – бесполезно.

Кламат поник, но Элгарт слегка ткнул его локтем:

– Держись, Кламат, – теурги до сих пор хранили принца. Они и снова спасут его. А может, спасут и нас. Может, они подумают, что мы нужны ему.

От этого предположения, несмотря на жару и неотступную сильную жажду, принца Бифальта пробила дрожь. Он был согласен с Элгартом, но он боялся последствий.

* * *

Час спустя на вершине дюны позади торгового пути появился всадник, напоминающий Сути аль-Сури. Посыпавшийся позади беллегерцев песок свидетельствовал, что всадник был не один.

Принц и его воины, укрывшись сорочками и держа винтовки поперек коленей, наблюдали за дорогой. Они не поднялись.

Принц ожидал, что их попытаются окружить, но признаков других стражей не было. Вместо этого из-за южного поворота показалась упряжка из четырех лошадей, тянущих необъятную разукрашенную повозку с железными ободьями на колесах и тяжелыми рессорами. Принцу показалось, что повозка была размером с небольшой дворец. Стенки ее украшали резные, ярко разрисованные позолоченные знаки. Над входом качались серебряные фонари. Оконные шторки из эластичной кожи призваны были защищать пассажиров повозки от солнца. Сам король Аббатор не путешествовал в такой роскоши.

Старые колеи позволяли коням тянуть повозку со сравнительной легкостью, несмотря на ее размер и громоздкость. Заметив принца Бифальта, Кламата и Элгарта, погонщик поднял руку в приветственном жесте, но не замедлил хода.

Из одного окна повозки быстро взмахнула шелковым платком гибкая женская рука и тут же исчезла.

Принц Бифальт переборол желание подняться на ноги. Он позволил себе только коротко махнуть в ответ на жест погонщика и потом еще раз на взмах платка.

Правда, затем он перестал махать, увлекшись разглядыванием каравана.

Показалась следующая за повозкой телега. Длиной она была в несколько раз больше той подводы, которую принц отослал обратно, а нагружена в два раза выше. Колеса ее были просто огромны, и тянули ее шесть странных животных с бивнями, похожими на кабаньи. Они были крупные, как быки, и косматые, как овцы. Туго натянутая холстина скрывала груз. Двое погонщиков на высоких скамьях не давали подводе отставать от передней повозки.

Затем показалась новая крытая повозка, менее пышная, чем первая, но такая объемная, что вместила бы в себя семью из восьми человек. То, что ей недоставало позолоты и резьбы, с лихвой возмещалось лентами и вымпелами. Они развевались на каждом краю и углу, где только можно было их за что-то прицепить. Все они были ярко раскрашены, причем по-разному. Повозка, двигаясь по колее, легко поспевала за телегой.

Первые три экипажа оказались только началом каравана – такого длинного, что принц Бифальт раскрыл в изумлении рот и позабыл про жару. С дюжину или более того подвод и крытых повозок ехали друг за другом. Некоторые из них были нагружены товарами или провиантом, некоторые накрывал тент вроде шатров кочевников, другие прогибались под весом хитроумных механизмов, о назначении которых можно было только гадать. За ними одна за другой следовало пять повозок, наспех сколоченных из грубых, неотесанных досок, создававших впечатление, что их соединили случайно, по какой-то немыслимой прихоти. Подпрыгивая на неровностях колеи, эти повозки стучали с громкостью ударов молота о наковальню. За ними тянулся длинный ряд телег, похоже, предназначенных для карнавала, правда, принц не мог понять назначение их причудливых форм или прочитать кричащие надписи на их стенках. А за ними следовало еще больше новых телег, подвод и крытых повозок, таких же пестрых, как и те, что уже проехали мимо. Их было слишком много, чтобы сосчитать. Некоторые тянули кони или волы, другие – неизвестные животные с бивнями.

Все вместе они создавали впечатление, что несколько отдельных караванов соединились в точке сбора далеко на юге и теперь идут рядом, защищая друг друга или следуя за одним проводником через пустыню. Это впечатление подкрепляло множество разрозненных стражей, человек, по крайней мере, пятьдесят. Все они напоминали Сути аль-Сури своей одеждой, оружием, бронзовым оттенком кожи и желтоватыми глазами.

Когда карнавальные повозки приблизились к месту, где сидел принц Бифальт, к нему верхом подъехал сам главный страж. Если это его принц видел на дальней дюне, то он успел спуститься, пока внимание принца было приковано к каравану. Сути аль-Сури явно устал, но больше не хмурился.

Прочистив горло, он объявил:

– Караванщик говорит, не бояться винтовка. Все безопасно. Приветствие готово.

Так как принц, Элгарт и Кламат только молча смотрели на него, страж энергично закивал:

– Идем!

Элгарт тихо пробурчал:

– А какой у нас выбор?

– Никакого, – ответил королевский сын, – если мы, конечно, хотим остаться в живых.

А что еще он мог сделать, пока маги не открыли себя?

Он со стоном поднялся на ноги. Покачиваясь, он стянул с головы пропитанную потом засохшую сорочку и засунул ее за пояс. Когда Элгарт и Кламат с трудом присоединились к нему, принц повесил винтовку за плечо, а с ней и остатки своей ноши: сумку с боеприпасами и скатку. Надеясь, что Сути аль-Сури поймет жест, принц со звоном поправил саблю, чтобы клинок плотнее лежал в ножнах.

Главный страж каравана развернулся, показывая дорогу, и беллегерцы последовали за ним, шатаясь, словно были бесплотными миражами.

Сути аль-Сури проводил их к повозке, шедшей позади карнавальных подвод. Повозка эта была достаточно высока, чтобы в ней могла поместиться лошадь, но из-за необычной длины ее потолок казался низким. Когда главный страж приблизился к ней, широкая дверь скользнула в сторону, но принц не разглядел в тени, кто открыл ее.

Около повозки Сути аль-Сури сошел с коня.

– Входите, – указал он беллегерцам. – Отдых здесь. Вода. Пища. Покой тоже. Исцеление. Сон.

И после небольшой паузы добавил:

– Нет вреда. Это Сути аль-Сури обещает. Караванщик обещает.

Принц Бифальт мельком встретил взглядом неуверенный кивок Элгарта, остекленевшие глаза Кламата. И подчинился главному стражу.

Одному за другим провожатый помог путникам залезть в темноту.

Дверь сразу же задвинулась, отгораживая палящий зной. На мгновение принц Бифальт ослеп. Но когда его глаза, привыкшие к раскаленному солнцу, вновь начали видеть, он заметил несколько маленьких масляных ламп, освещавших длинное помещение.

– Ваше Высочество? – спросил Кламат.

У принца не было ответа.

Воздух здесь был блаженно прохладен – возможно, из-за того, что вдоль стенок стояло несколько сосудов с водой. На полу лежало шесть тюфяков, на одном из которых явно кто-то спал. Остальные пустовали. Там же стояло несколько баков: если в них тоже налита вода, беллегерцы смогут не только напиться, но и умыться. То там, то тут на полу стояли бронзовые подносы с разнообразными плодами и жареным мясом. А также с хлебом, чей запах принц Бифальт не мог ощутить из-за песка и пыли, забивших его нос. Рядом с каждым подносом стояло по кувшину с элем.

По всему было видно, что хозяин каравана собирается сдержать слово и помочь нуждающимся путникам.

У одного конца повозки согнулись четыре фигуры. Принц Бифальт догадался, что это были женщины, хотя капюшоны и плащи скрывали их фигуры. Согнутые спины и склоненные головы делали их похожими на старух. Говорили они тихо, на языке, который принц не смог распознать, хотя и понял, что он не походил на язык Сути аль-Сури. С путниками они больше общались жестами, приглашая тех утолить голод и жажду.

По их речи принц Бифальт понял, что караван собрал людей не из одной единственной неизвестной ему земли.

Усилием воли принц заставил себя спросить, есть ли у него причины подозрительно относиться к этому готовому пиршеству. Но люди его не сомневались. Кламат опустился на колени возле подноса и начал набивать рот фруктами. Элгарт схватил графин и пил прямо из него так, словно никак не мог напиться. Когда же ему пришлось сделать паузу, чтобы вдохнуть, он одобрительно хмыкнул.

Принц скорее упал, чем сел, и потянулся к кувшину. К собственному стыду, ему не удалось даже поднять его – так сильно дрожала рука. Тогда принц потянулся к фрукту, разделенному на дольки – похоже, мандарину. С фруктом получилось лучше. И когда принц почувствовал, как в его пересохшие рот и горло вливается сладкий сок, он нашел в себе достаточно сил, чтобы поднять кувшин.

Затем он ел и пил, как и его воины, жадно, позабыв об осторожности, о фигурах в конце повозки, о том, что он не знает, куда его везут или почему. Единственной его мыслью было утолить свою жажду и насытить голод.

И вот длительное напряжение мышц и перенесенные лишения дали о себе знать, и внимание принца ослабло. Он и не заметил, как три женщины в капюшонах поднялись на ноги. Они не обращали на себя его внимания до тех пор, пока одна из них не встала перед ним на колени. В руках у нее были губка и чаша с водой. Намочив губку, женщина начала смывать с лица принца пот, песок и грязь многих дней пути.

Где-то на задворках своего сознания вымышленный принц Бифальт остановил ее, настояв на том, чтобы самостоятельно о себе позаботиться. Настоящий королевский сын позволил женщине делать все, что она ни захочет. И когда она сняла груз с его плеч и начала расстегивать одежду, он не воспротивился. Ощущение влаги и легких поглаживаний заставили принца забыться, и он заснул, сам того не заметив.

* * *

И все же, проснувшись, принц тут же насторожился и внутренне собрался – и быстро понял, что он отдохнул и его вымыли. Завернувшись в мягкий муслин, он лежал на одном из тюфяков. Голова его покоилась на подушке, ноги и руки были вытянуты. Принц не сразу понял, почему он чувствует себя так, будто его сотворили заново. Но вскоре сообразил, что исчезло ощущение жары и боли от самых сильных из ожогов, заменившись на покалывающее чувство прохлады. Женщина не только помыла его, не только помогла уснуть, но и обработала его ожоги.

Под муслином принц лежал полностью обнаженный. Осознав этот факт, он тут же встревожился. Впрочем, приподняв голову и оглядевшись, он нашел рядом свое оружие, сумку, скатку и сапоги. Одежда его свисала с веревки, протянутой поперек одного конца повозки. Даже при тусклом свете ламп было заметно, что она постирана.

Опустив голову на подушку, принц полежал еще немного, стараясь собраться с мыслями. Его прежние сомнения не исчезли, и он не знал, куда приведет его караван. Странно, но то, что его и его людей спасли, не доставляло ему утешения. Для принца это было еще одним невероятным эффектом теургии.

Решив расспросить обо всем женщин, принц перевернулся и встал на колени, обмотавшись муслином. Но одного беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что их не было, как не было и того мужчины, который раньше спал рядом. Принц Бифальт, Кламат и Элгарт остались одни.

И тут принц заметил, что повозка не двигается.

Кламат все еще спал на своем тюфяке, но Элгарт уже проснулся. Увидев, что принц встает, гвардеец сел.

– Вы удивлены, Ваше Высочество? – Со сна он говорил неторопливо. – Я – да. Говорят, тепловой удар вызывает невероятные сны. Может, это бред.

Принц Бифальт не нашел, что ответить на это. И вместо ответа спросил:

– Ты видел, как вышли женщины?

Элгарт покачал головой:

– Их не было, когда я проснулся. Но повозка уже не двигалась. Должно быть, они вышли, когда мы остановились.

И немного помолчав, он добавил:

– Похоже, сейчас вечер. Караван разбивает лагерь.

– В таком случае, – решил принц, – мы должны поговорить с караванщиком. Если он знает наш язык не лучше Сути аль-Сури, то у него должны быть другие переводчики. Куда идет этот обоз? Нам повезло встретить его, но, возможно, эта встреча удаляет нас от нашей цели.

Он порылся в поисках кошелька.

– Кое-что я смогу купить. Но этого может не хватить.

– Если, – заметил Элгарт, – наша цель существует.

– Она должна существовать. – Принц Бифальт вернулся к старым размышлениям, чтобы заставить себя думать. – Амика использовала Седьмую Казнь против нас. Они где-то выучились ей. Но если книга хранится у них самих, то наши поиски не угрожают им. Они не стали бы заманивать нас в ловушку.

Элгарт кивнул:

– В таком случае книга остается там, где амиканцы нашли ее.

Тени, отбрасываемые светом ламп, казалось, резче делили его лицо по линии шрама.

– В таком случае библиотека должна существовать. Как вы и говорите.

Но это не поможет нам.

Элгарт подумал немного, а затем спросил:

– Этому каравану известно о библиотеке? А если наши хозяева ничего не знают о ней? Если они, допустим, слышали о ее существовании, но не знают, где она находится? Мы не можем полагаться на них.

Принц покачал головой:

– Что-то они знают. Просто должны.

Мир больше, чем мы думали. Этот караван тому доказательство.

Сути аль-Сури был сам тому доказательством.

– И магия способна на большее, чем мы думаем. Как иначе заклинатели смогли оставить меня в живых на таком расстоянии? Как иначе могли они говорить у меня в голове? Их силы превосходят наше представление о них.

– Отсюда следует… – спросил гвардеец.

– Отсюда следует, что эти заклинатели действовали с целью спасти нас. Как иначе помощь могла прийти как раз тогда, когда мы были на пороге смерти?

Или провала?

– Пустыня обширна. Караван проделал долгий путь. Слишком большое совпадение.

Наши спасители были посланы. Если их и не научили – или если они не знают, что их научили, – значит, маги подгоняли или тормозили караван, чтобы он настиг нас тогда, когда наше положение стало отчаянным.

После недолгого молчания Элгарт осторожно заметил:

– Это я понимаю, Ваше Высочество. Караван может не знать о библиотеке, но ее заклинатели точно знают о караване. Они знают о нас.

Но наш вопрос остается без ответа. Если наши хозяева не имеют представления о библиотеке, как они смогут помочь в наших поисках? А если имеют, то станут ли помогать нам?

Принц Бифальт развел руками.

– У меня нет ответа. Мы должны узнать от караванщика и его людей, где мы остановились. Нам нужно понять их отношение к нам. И все это сделать осторожно. Они сами могут оказаться теургами. А если и нет – если они ничего не знают, – могут возмутиться, что их использовали маги. Или заподозрить в чем-нибудь нас.

Сути аль-Сури обещал теплый прием, но мы не можем ожидать, что караванщик станет доверять незнакомцам с ружьями.

Теперь Элгарт хмурился обеими половинами своего лица, разделенного шрамом, но он не стал спорить.

– Я понимаю, Ваше Высочество, – повторил он. – Но мне это не нравится. Нас слишком мало. Да с пол-дюжины стражей Сути аль-Сури подавят нас числом. Как мы можем доверять им?

– Они могли оставить нас умирать, – возразил принц.

Элгарт вздохнул:

– Как скажете, Ваше Высочество.

Пока принц Бифальт вставал на ноги и собирал вещи, Элгарт пошел будить Кламата.

Сняв с веревки одежду, принц Бифальт обнаружил, что пустынный воздух полностью высушил ее. Он оделся, радуясь ощущению чистой ткани на исцеленной коже. И тут же пожалел о выброшенных доспехах. Но быстро отбросил эту мысль. Как и все сожаления, она бесполезна. Он тот, кто он есть, и он сделал свой выбор.

Тяжелая винтовка в руках и сумка на плече вновь придали принцу уверенности. Его родину еще не завоевали только потому, что они изобрели винтовки. Он, Элгарт и Кламат еще живы благодаря винтовкам. Пусть мир, как небеса, несказанно велик и несказанно неведом. К принцу вернулись силы, и его винтовка, готовая к бою, при нем – он еще не побежден.

Пока Кламат поднимался да вдвоем с Элгартом готовился выйти наружу, принц Бифальт предупреждал их:

– Мы зависим от милости караванщика и его людей. Нам нельзя никому угрожать, нельзя никого оскорблять. Нас приняли как гостей. И мы будем вести себя как подобает гостям. Мы не должны ничего рассказывать о наших поисках. Мы не знаем, как они на это отреагируют.

Мы должны принимать за должное все, с чем ни столкнемся, пока не поймем, что это за люди, куда они идут, чего хотят и требует ли их щедрость чего-нибудь взамен. Если их цель совпадает с нашей, я предложу им любую услугу, какую буду в состоянии оказать. Если нет, нам все равно нужна их помощь. Без пищи, воды и хоть каких-нибудь указаний по маршруту мы потеряемся в этой пустыне.

Кламат выслушал предостережение с испуганным видом.

– Они же не бросят нас, Ваше Высочество? Сути аль-Сури сказал, что «боги» любят щедрость. Я не знаю, что такое «боги», должно быть, верховные маги. Но караванщик тоже любит щедрость. Как они могут повернуться к нам спиной?

С неожиданной для него добротой Элгарт ответил товарищу:

– Еще слишком рано беспокоиться. Сегодня ничего не решится. Пока у нас нет причин сомневаться в их щедрости. Просто улыбайся и кивай. Наслаждайся тем, что тебе дают. Слушай. Если то, что услышишь, встревожит тебя, доложи наедине. Принц решит, что делать дальше.

Кламат, нахмурившись, рассматривал своего товарища со шрамом поперек лица. А затем признался:

– У нас слишком много врагов. И я убил уже слишком многих. Я слишком часто видел, как умирают беллегерцы.

Он рискнул взглянуть на принца Бифальта, но затем вновь повернулся к Элгарту:

– Я буду драться, если так нужно. Но эти люди были добры с нами. Я надеюсь ответить им тем же. Может, они предложат нам дружбу.

– Я не ожидаю дружбы, – заявил принц. Ему не терпелось покинуть повозку и встретиться со всем этим множеством самых разных чужеземцев, путешествующих с караваном.

– Этого слишком много для расспросов. Мы не знаем языка Сути аль-Сури. Мы не сможем понять, что бы он ни рассказал нам. Но мы должны помнить, что мы гости.

И нескладно добавил:

– Мы должны помнить и быть благодарны.

Не желая больше оставаться на месте, принц подошел к двери и отодвинул ее в сторону.

Шум толпы и свет костров встретил его, словно, пока он спал в повозке, караван превратился в суетливый город.

При свете последних лучей заходящего солнца и костров для приготовления пищи принц увидел повозки, телеги и подводы, стоявшие полукругом друг подле друга. Они были распряжены, коней, быков и тех странных животных поблизости не было, а люди сновали туда и сюда. Везде, насколько принц Бифальт мог видеть, он замечал полукруги, образованные самыми разнообразными средствами передвижения, внутри полукругов толпились люди, путешествующие вместе. Недалеко стояло пять шатких, бедно сделанных повозок, около которых находились исключительно мужчины. Одеты они были в мантии мышиного цвета, повязанные веревками. Волосы у всех были выбриты в виде тонзуры. Двигались они степенно и важно. Принц Бифальт не видел, чтобы они разговаривали друг с другом. Но, заметив его, они все как один повернулись и поклонились.

Напротив них большим полумесяцем стояли празднично разукрашенные повозки, изрыгавшие из себя целую толпу людей, которые напоминали друг друга разве что своей причудливостью. Некоторые из них явно только прислуживали другим, но большинство принадлежали к многоликой касте актеров: клоунов, акробатов, людей-змей, жонглеров, атлетов, танцовщиков. Костюмы их были броскими и необычными – одни настолько огромные, что полностью скрывали человека, другие же настолько короткие, что оставляли на виду почти все. Люди эти были шумными и свойскими, и по их многоязыким крикам, поминутно раздававшимся то там, то здесь, можно было предположить, что собрались они из самых разных королевств или племен. При появлении принца Бифальта из их бушующей толпы послышались громкие выкрики и присвистывание.

Еще один полукруг составляли уже виденные принцем повозки, крытые тентами. Близ них люди чистили оружие и готовили пищу, и все они были похожи на Сути аль-Сури: с такой же бронзовой кожей и желтоватыми глазами, с таким же оружием и в такой же одежде. Конечно, это были подчиненные ему стражи каравана. И то, что спали они в шатрах, говорило об их кочевом образе жизни. Заметив принца, они прямо, без утайки начали его рассматривать. Впрочем, у принца появилось отчетливое впечатление, что их больше интересовало его ружье, чем он сам.

Между этими и другими полукругами на открытом пространстве примерно в пятьдесят шагов шириной возвышалась высокая груда дров для костра, который пока не разожгли. Позади нее на противоположном конце площади принц разглядел еще несколько повозок. Одной из них была та самая, пышная, которая вела караван, другой – повозка с лентами. С ними стояли и прочие, все они были замысловато украшены. Вокруг них взад-вперед спешили слуги, но никого из хозяев видно не было.

Передовая повозка, догадался принц Бифальт, принадлежала караванщику. Но другие – везли ли они богатых торговцев? Принцев, как и он сам? Высокородных дев, путешествующих с целью заключения выгодных браков?

До сих пор в мире принца существовали только Беллегер и Амика. Здесь он увидел, насколько маленьким был этот мир. А ведь он успел заметить только небольшую часть всего каравана. Других повозок не было видно, и других подвод, включая те огромные, закрытые телеги, что следовали за ведущей повозкой, как и те, что перевозили непонятные конструкции. По-видимому, они, как и тягловые животные, составляли границу большого лагеря, как и подводы, перевозившие более привычные товары, провиант и другой груз.

Только вблизи принц Бифальт насчитал пять различных племен и по крайней мере в два раза больше типов одежды. Слишком много. Столкнувшись лицом к лицу с таким разнообразием, намного превосходящим то, что он видел раньше, принц почувствовал неожиданное желание вернуться назад. Инстинктивно он хотел упасть на свою лежанку и спать там, пока мир вновь не сожмется до своих более понятных размеров.

Но за его спиной стояли глядящие по сторонам Элгарт и Кламат. Элгарт рассматривал все с охотой и любопытством. Возбуждение Кламата, наоборот, очень быстро превратилось в детское удовольствие от вдруг открывшегося ему чуда. Они тоже никогда не видели столько разных людей. Они никогда не видели и столько людей сразу, кроме, разве что, в Отверстой Длани… да когда мчались в пекло.

Повесив ружье на плечо, принц Бифальт шагнул вперед из дверного проема, спрыгнув на землю.

Когда Элгарт и Кламат присоединились к нему, из-за одной из повозок показался Сути аль-Сури, он подошел к ним. Из оружия у главного стража каравана была только сабля. Свой тюрбан он снял, распустив по спине длинные волосы. Похоже, не в его характере было скрывать эмоции. По его лицу стремительно пробежали изумление, любопытство и настороженность.

Приветственный поклон его был глубоким, но быстрым. Выпрямившись, страж ждал ответа от гостей каравана.

Принц поклонился, но не так низко. А после того как его спутники последовали его примеру, церемонно произнес:

– Вы оказываете нам честь, Сути аль-Сури. Наши жизни в ваших руках. Мы надеемся вернуть вам вашу щедрость, но мы не знаем ваших обычаев. Мы не знаем, что вы примете.

Главный страж каравана широко улыбнулся, затем нахмурился.

– Идем. – Он указал жестом на площадь вокруг груды дров. – Потом говорить. Сейчас ужинать.

По тому, как он держал себя, можно было предположить, что он понял не все из сказанного принцем.

Там, на площади, широким кругом были расстелены большие ковры, чтобы удобнее было сидеть на камне. Множество мужчин и женщин, одетых так разнообразно, что, наверное, можно было насчитать около полудюжины разных покроев платья, суетились у мест для сидения или разносили кувшины и подносы, появляясь из расставленных полукругами повозок или выходя откуда-то между ними. По всей видимости, это была караванная прислуга, хотя – как и всюду в караване – они были выходцами из разных стран.

Вскоре начали прибывать и сами путешественники: несколько погонщиков, личные слуги, сопровождавшие богато разодетых господ, актеры и их помощники. Были и другие, чье положение определялось не так легко, как те люди с тонзурами и в перевязанных веревкой мантиях.

Подчинившись Сути аль-Сури, принц Бифальт и его воины присоединились к растущей толпе. Впрочем, сделав несколько шагов, принц остановился. Надеясь увидеть кого-нибудь, кто мог бы оказаться караванщиком, принц осматривал людей, убеждая себя, что не затеряется среди них.

– Идем, – повторил главный страж. – Идем.

Принц остался на месте.

– Могу я задать вопрос, Сути аль-Сури? – И, не дожидаясь разрешения, спросил: – Ваш караван большой. Откуда пришли все эти люди? Куда они идут?

Какого рода торговлю ведет караван, что ему приходится пересекать эту ужасную пустыню? Как на таком расстоянии торговцы и властители общаются друг с другом? Как эта дорога связана с магами? Они позволили проложить ее? Вдохновили ее создание? Она была нужна им?

Осторожное выражение на лице Сути аль-Сури превратилось в неприязненно угрюмое. Угрожающе угрюмое?

– Юг-север, – кратко ответил он. – Север-юг. Год путешествуем.

И прежде чем принц Бифальт успел спросить что-то еще, что прояснило бы этот краткий ответ, главный страж указал на его ружье.

– Винтовка, – потребовал он. – Ваши люди. Сколько?

Угрюмое выражение на лице стража уже без сомнений выражало угрозу. Принц недооценил своего провожатого. Но он не позволил себе выказать ни малейшего признака сожаления. Глядя Сути аль-Сури прямо в лицо, принц постарался ответить ему тем же тоном.

– Достаточно.

Главный страж отступил назад, с его языка сорвался неуправляемый поток слов родного наречия. Но тут он, казалось, вспомнил, зачем он здесь. Поклонившись во второй раз, он повторил:

– Потом говорить. Сейчас ужинать. – И после мгновенной паузы добавил: – Приказ караванщик.

Не смягчая тона, принц Бифальт ответил:

– Я не хотел оскорбить тебя, Сути аль-Сури. Я больше не буду тебя спрашивать.

Страж кивнул. Выражение его лица говорило о том, что он успокоился.

Но длилось это недолго. Потом Элгарт сказал:

– У меня есть вопрос.

Тон его был насколько возможно небрежным.

– Те люди, – он указал на них подбородком. – Бритые головы. Веревки вместо поясов. – Он имел в виду мужчин в мантиях. – Кто они?

Принц Бифальт хотел было стукнуть гвардейца. Только усилием воли он заставил себя не выказать свое неудовольствие. По всей видимости, Элгарт не мог сдержать своего любопытства. А принц сам сказал своим людям, чтобы они вели себя как гости. Гостям вполне естественно задавать вопросы.

Хмурое лицо Сути аль-Сури выражало неодобрение.

– Монахи, – отрезал он.

Почти одновременно Элгарт и Кламат спросили:

– Что такое «монахи»?

Сын короля подавил стон.

Хмурое лицо стража изменилось. Теперь было видно, что он пытается подобрать нужные слова на языке, который едва знает. Наконец он выдавил в ответ всего три слова:

– Дарят жизни богам.

А затем решительно повторил:

– Потом говорить. Сейчас ужинать.

И повернувшись к путникам спиной, он большими шагами направился к не разожженному костру.

Принц Бифальт сразу же последовал за ним. А через плечо гневным шепотом скомандовал:

– Молчите. Он теряет терпение. Он оскорблен. Не сердите его.

– Но Ваше Высочество, – прошипел Кламат, – «боги»?

Элгарт едва слышно добавил:

– Он хотел сказать, что они поддерживают жизнь богов? Или они отдают богам свои жизни?

Кипя от злости, принц отрезал:

– Не сейчас.

И, шагая впереди своих людей, он последовал за Сути аль-Сури к толпе, рассаживавшейся по кругу на разложенные ковры.

Страж провел беллегерцев к незанятому ковру. На многих уже, скрестив ноги, сидели мужчины и женщины. Молчаливые люди с выбритой макушкой – монахи – сидели, окутанные своим достоинством, на собственном ковре. Торговцы и знать с богато одетыми наложницами или женами устроились удобно и свободно, заняв достаточно для себя места. Празднично разодетые люди, наоборот, уселись очень близко друг к другу, словно стараясь добиться, чтобы на каждом ковре их уместилось как можно больше. Они беспрерывно шутили и пихались, громко разговаривая севшими от смеха, лишений и недоедания голосами, создавая сложную какофонию из разноязыких слов. Другие устроились, где смогли найти место. Женщины с кожей цвета эбенового дерева сидели рядом с мужчинами, чья кожа отливала оттенком лунного света, девы, скромно закутанные в плащи рядом с их кавалерами, украшенными перьями, матроны с дерзкими взглядами рядом с погонщиками в хлопчатых рубахах и холщовых штанах.

Принц Бифальт заметил, что среди сидевших не было ни одного человека с тем же бронзовым оттенком кожи, как в племени Сути аль-Сури. Хотя несколько стражей и бродили среди повозок и телег, да и их предводитель оставался поблизости, большинство их них, должно быть, несли службу, охраняя лагерь. Даже в этой безжизненной пустыне, судя по всему, существовали опасности, достаточно серьезные, чтобы угрожать каравану.

Принц не мог представить, какие они, если, конечно, это не теургия.

Он неторопливо уселся на ковер, оставленный для него и гвардейцев. Скрывая свою неуверенность под привычной бесстрастной маской, он снял с плеча винтовку и сумку, отстегнул от пояса ножны с саблей и сложил все это позади себя – жест, который должен был обозначить его мирные намерения. Затем принц кивнул Кламату и Элгарту, чтобы они проделали то же самое.

Гвардейцы, усевшись по сторонам от принца и сложив позади себя свое оружие, постарались расслабиться, тогда как принц делал все возможное, чтобы уверенно сыграть доставшуюся ему роль почетного гостя. На всей площади не было ни одного места настолько же свободного, как его. Все путешественники, не исключая даже слуг, смотрели на него так, слово ожидали, что он внезапно исчезнет, вспыхнет пламенем или впадет в безумие. Похоже, он казался им таким же чудным и необыкновенным, как и они сами – беллегерцам.

Очутившись в центре такого внимания, став предметом стольких домыслов и подозрений, Кламат оглядывался вокруг себя с неприкрытым возбуждением. Восстановив силы водой, пищей, лекарствами и сном, он с удовольствием, граничащим со счастьем, впитывал все удивительное. Предоставь его принц самому себе, он бы наверняка попытался заговорить с ближайшим чужестранцем. Интерес Кламата к «богам», похоже, был уже забыт.

Элгарт был более замкнут, но очарование его новизной увиденного не было оттого менее живым. Если он и разделял порыв принца Бифальта уйти из этого большого собрания людей, свидетельствующего о широте мира, то он не показывал этого. Его пристальный взгляд быстро скользил по каждому человеку, по каждой группе, словно накрепко запоминая их. При каждом обрывке чужой речи Элгарт вскидывал голову, словно стараясь понять, что было сказано.

А принц сосредоточился на поисках хоть каких-нибудь признаков хозяина каравана. Но он не видел никого, кто занимал бы более высокое положение, чем остальные путешественники, никого, кто давал бы указания караванной прислуге.

В круг вошел человек с факелом, чтобы зажечь костер. По этому сигналу к коврам строем двинулись слуги, несущие кувшины с водой, чистые полотенца и подносы, чтобы все путешественники и гости могли омыть руки. Принц Бифальт последовал примеру сидевших рядом с ним и положил использованное полотенце на поднос. Когда же ритуал окончился, другие слуги разнесли тарелки, столовые принадлежности и медные кубки, а затем начали обносить гостей большими блюдами с едой, чтобы те могли выбрать себе по вкусу.

Кухня напоминала то, что беллегерцы совсем недавно ели. Тем не менее, когда к ним поднесли блюда, принц осознал, что снова проголодался. Одного приема пищи было недостаточно, чтобы возместить несколько дней скудных порций. Принц из вежливости вначале взял себе немного, но потом, увидев, сколько навалили Элгарт и Кламат, позволил и себе положить больше. Сути аль-Сури заверил его, что он и его люди – гости и что они в безопасности. По крайней мере, один вечер они могли рискнуть и не отказывать себе в удовольствии.

После мяса, фруктов и хлеба вернулись кувшины, теперь до верха наполненные темно-красным вином. Пламя костра разгоралось все выше, кубки наполнялись. Увидев, с каким удовольствием пьют его соседи, принц попробовал вино и нашел его столь же необычным, как и обстановка, в которой оно подавалось. Вино обладало пряным запахом специй и чего-то еще, чего принц не знал. Но оно было приятно на вкус, и он сделал несколько небольших глотков, надеясь, что они не затуманят его сознание.

Элгарт и Кламат были не настолько осторожны. Пили они с таким же воодушевлением, с каким ели, и часто поднимали кубки, спрашивая еще вина. Не так давно у принца Бифальта возникло бы желание отдубасить их обоих. Теперь же он не видел препятствий для подобных излишеств. Он сам сделал столько же, сколько они, вынес столько же, потерял столько же, добыл столько же. И все же главная ответственность за успех похода лежала на нем. И ноша недоверия тоже.

А еще принц не мог забыть, что жизнь его больше не принадлежала ему самому. Ее требуют заклинатели, которых он не знает, обладающие силой, которую он не в состоянии представить. Если Кламат и Элгарт съедят сегодня слишком много или напьются допьяна, он может оставить их отсыпаться, пока сам будет искать ответы на свои вопросы. Они могут выболтать подробности, которые сам принц предпочел бы не раскрывать, или задать вопросы, которые могут позже навлечь беду, но сами они останутся в безопасности. Все безопасно. Присутствие бдительного Сути аль-Сури и других стражей было гарантией того, что гостеприимство караванщика не пустые слова.

Принц ел досыта, пил скупо и ждал, что произойдет после общего ужина.

Вскоре до него дошел жар костра, и принц начал потеть. К его счастью, ему не пришлось ждать долго.

Из группы слуг и стражей на площадь вышел высокий человек – очень высокий. Кожа его была цвета полированного эбенового дерева, и общее впечатление маслянистости и глянца усиливалось тем, что торс его был обнажен. Как и макушка головы, торс был начисто лишен волосяного покрова. Одеждой вышедшему служил длинный отрез хлопковой многоцветной ткани, который он обернул несколько раз вокруг талии, затем по разу вокруг каждой ноги и наконец закрепил его кожаным ремешком. Человек был босым и безоружным.

Одного взгляда на него было достаточно для принца Бифальта, чтобы понять, что человек этот обладал исключительной силой. Возможно, он и был без оружия, потому что не нуждался в нем.

Подойдя к беллегерцам, незнакомец поклонился принцу, а затем встал на колени на край ковра и сел на пятки. Улыбнувшись, он обнажил ряд крепких, ослепительно белых зубов, контрастирующих с его черной кожей.

Глубоким голосом, в котором слышались отзвуки далекой лавины, он сказал:

– Сути аль-Сури сообщил мне, что вы – принц Бифальт, сын Аббатора, короля Беллегера. – Он говорил на языке принца Бифальта без акцента и без ошибок. – Мой хозяин, Сет Унгабуэй, господин этого каравана, просит об удовольствии составить ему на час компанию. Ваши люди могут остаться здесь или насладиться вечером, как сочтут удобным. – Он улыбнулся еще шире. – Будут танцы. Многие наши девицы танцуют восхитительно.

Захваченный врасплох, принц Бифальт в изумлении уставился на говорившего. Необычность этого человека, его сила заинтересовали, но и взволновали его. Принц знал, что от него ожидали ответа, но никак не мог его придумать. Он едва собрался с мыслями, чтобы кивнуть головой.

Эмиссар хозяина каравана рассмеялся:

– Похоже, вы удивлены тем, что мы понимаем друг друга. Эту загадку легко объяснить. Я переводчик Сета Унгабуэя. Я говорю на всех известных языках, как, собственно, и на всех прочих. Наш добрый главный страж имеет, без сомнения, благие намерения, но его тарабарская версия твоего языка недостаточна для приятной беседы и полного понимания.

Для удобства можете называть меня Тчуи.

Принц, издав не приличествующие его титулу звуки, все-таки справился с голосом.

– Благодарю, – сказал он, когда вновь пришел в себя. – Ты в самом деле удивил меня.

Принца удивляло все в этом караване.

– Мы сейчас находимся далеко от нашей родины. Я не ожидал ни щедрости вашего караванщика, ни твоего знания нашего языка.

Пытаясь собрать осколки своего достоинства, принц спросил:

– Скажи, а слово «Тчуи» означает «переводчик»?

Его собеседник вновь засмеялся:

– Это и в самом деле только для удобства. Мое имя слишком сложное, чтобы произносить его ради простой вежливости, и именование меня полным именем вызовет только смущение своим обилием. Меня вполне устраивает именоваться Тчуи.

Переводчик повторил свой вопрос:

– Вы примете приглашение Сета Унгабуэя? Его любопытство не меньше вашего и так же безвредно. К тому же он сочтет себя грубым, если не поприветствует вас лично. Увы, его состояние не позволяет присутствовать на подобных празднествах.

Принц Бифальт хотел спросить – его состояние? Он хотел спросить – празднествах? И больше, чем это, он хотел спросить, не использовал ли Тчуи слово «безвредно» с двойным значением. Собственная цель принца – как и цель его поисков – могла как сама пострадать от вреда, так и нанести его.

Но в доброжелательности Тчуи принц чувствовал нетерпение. Или, возможно, принц Бифальт просто боялся силы переводчика. Вернув своему лицу бесстрастное выражение, но при этом оставаясь напряженным внутри, принц ответил:

– Конечно, я приму его предложение. Я буду рад встретить человека, спасшего наши жизни.

И все же принц помедлил. Вместо того чтобы встать, он наклонился близко к Элгарту. Тихо, но отчетливо он сказал стрелку:

– Час. Не больше.

Затем, доверив смекалке Элгарта истолковать эти, на его взгляд, вполне понятные слова, принц Бифальт подобрал свое оружие и встал.

Тчуи при виде винтовки и сабли принца удивленно приподнял брови, но возражать не стал. Изящно жестикулируя, он провел беллегерца вокруг костра мимо переполненных ковров на противоположную сторону площади.

Оттуда до пышной повозки караванщика было не более двадцати шагов. Несмотря на то что они шли быстро – а принц старался не отставать от широко шагавшего Тчуи – позади них собралось несколько человек. За пару шагов от принца следовали Сути аль-Сури и один из монахов с выбритой макушкой. Вскоре к ним присоединился человек, по богатой и яркой одежде которого можно было предположить, что он предводитель карнавальных повозок – может, их глашатай или распорядитель. Вдобавок ко всему следом за принцем и Тчуи следовали две женщины. Одна была ростом едва выше ребенка и носила скромный плащ белого шелка, волосы ее были распущены, а сомкнутые руки она прятала в рукава. Другая, повыше, с желтоватой кожей и смелыми глазами, оделась ярко и довольно открыто, что придавало ей схожесть с высматривающей добычу куртизанкой.

По всей видимости, они тоже были приглашены к хозяину каравана. Возможно, Сет Унгабуэй имел разные причины говорить с каждым из них – или же он хотел, чтобы эта публика послушала его гостя из Беллегера.

Возле повозки Тчуи остановился. Люди, следовавшие за ним, тоже встали, и переводчик повернулся к ним лицом.

– Подождите, принц. – Принц Бифальт почувствовал, как голос Тчуи пробирает его до костей. – Сет Унгабуэй – хозяин каравана. Здесь его воля. Но он с радостью примет совет избранных. Эти достойные пользуются привилегиями своей прозорливости. Они повелевают своими людьми в караване.

Долгие представления могут быть неудобны среди незнакомцев, особенно если каждый говорит на своем языке или если они плохо владеют вашим. Я назову их вам сейчас, чтобы гостеприимству Сета Унгабуэя не мешали условности.

Принцу Бифальту показалось, что у него перехватило дыхание. Он плохо подготовился к трудностям и лишениям своего похода, но сейчас он был готов и того хуже. Сын своего отца, он все же был только солдатом. Он чувствовал себя совершенно не готовым играть выпавшую ему здесь роль – роль дипломата, прощупывающего намерения других и скрывающего свои.

Он с усилием отнял руки от оружия, чтобы принять любезность Тчуи.

Переводчик объяснил значение слов «принц Бифальт», «король Аббатор» и «Беллегер», произнося их с разным звучанием и окончаниями. Когда пятеро советников обозначили свое понимание, Тчуи сказал принцу:

– Сути аль-Сури вы уже знаете. Народ его – эль-Альгреб, кочевники южных степей, искусные всадники, следопыты и разведчики. Уже много поколений они охраняют караваны здесь и в других землях. Уже много лет они оказывают эту услугу и господину Унгабуэю.

Человек с ним – монах из ордена Поклонения Многим. Они не используют имена и редко говорят, но когда он дает совет, мы высоко ценим его. Члены ордена путешествуют повсюду, где это возможно, в поисках мира.

Монахи, подумал принц Бифальт. «Дарят жизни богам». Как и его люди, он не понимал этого пояснения, данного главным стражем каравана.

Но Тчуи продолжал:

– С ними Аллеманский Танцовщик, которому принадлежит возглавляемая им труппа с великолепным названием «Карнавал Большого Мира». Он проникает в суть того, что не подвластно опыту монахов и кочевников.

Переводчик дал принцу Бифальту время отвесить каждому поклон. Затем он продолжил.

Эти достойные женщины иного рода. Ты можешь решить, что они жрицы, хотя сами они избегают таких слов. Это Амандис, святейшая служительница Духа. – Он указал на низенькую женщину. – Она еще просит добавлять, что она ассасин. – Тчуи хохотнул. – Не завидую тому мужчине, который будет легкомыслен с нею. Ее способности изумят вас.

Ее спутница, или напарница, или соперница – это Фламора, служительница Плоти, тоже святейшая. Она учит миру тех, у кого хватает ума учиться. Хотя их порядки различны, они никогда не расстаются с Амандис. Они считают, или по крайней мере так мне представляется, что ограждают друг друга от крайностей.

Улыбаясь так, словно он угрожал своими белыми зубами – или обещал что-то – высокий переводчик спросил:

– Вас устраивает присутствие советников Сета Унгабуэя, принц Беллегера?

Принц кивнул еще два раза:

– Я солдат, – хрипло ответил он. – Я не знаю света.

Слова вроде «монах» или «жрица» были для принца, как и слово «боги», – он не мог догадаться об их значении.

– При дворе моего отца их приняли бы с большей теплотой, чем та, которой могу их одарить сейчас я. Возможно, они и мне дадут неоценимый совет.

Тчуи учтиво перевел. Принцу Бифальту казалось, будто переводчик говорил на нескольких языках сразу. Тем не менее, его поняли. Монах еще ниже склонил голову, Аллеманский Танцовщик улыбнулся с искрой удовольствия в глазах, а Фламора облизала свои чувственные губы. Ассасин кивнула, не подняв взгляда, тогда как по лицу Сути аль-Сури пробежала целая гамма чувств, причем не только дружелюбных.

– Теперь я объявлю о твоем прибытии, – сказал Тчуи принцу. Развернувшись, он подошел к двери повозки, открыл ее и взошел по ступенькам, освещенный волной ослепительно яркого света.

– Господин Унгабуэй, – торжественно произнес он, – я привел принца Бифальта, сына Аббатора, короля Беллегера. Он принял ваше приглашение.

Повинуясь жесту главного стража каравана, принц Бифальт взошел по ступеням и оказался в парадной повозке караванщика.

На пороге, впрочем, он замер на месте, в который раз за день переполненный впечатлениями. При блеске дюжины светильников принц рассматривал помещение, более роскошное, чем любая из палат Кулака Беллегера. Пол устилали мягкие, как пух, богатые ковры. Стены, кроме тех мест, где были прорезаны окна, покрывали то ли бронзовые, то ли золотые листы. Потолок был изысканно разрисован звездами. С каждой стороны помещения было по двери, инкрустированной драгоценными камнями и серебром, но принц был слишком ошеломлен, чтобы гадать, что скрывается за ними.

Стульев не было. Вместо них повсюду лежали сатиновые подушки, одни изумрудных оттенков, другие сапфировых, они были разбросаны по полу или свалены грудами у стен. Между ними стояли подносы из кованой меди с кувшинами и кубками, тоже изысканно гравированными.

Принц Бифальт не мог представить, что в одной повозке огромного каравана, вставшего лагерем посреди бескрайней пустыни, может уместиться столько богатства. И если только в одной повозке караванщика его столько, то сам караван должен быть просто бесценен, или оценен дороже, чем Беллегер с Амикой вместе взятые.

Пораженный увиденным, принц не заметил обитателей повозки. Но Сути аль-Сури слегка подтолкнул его локтем, чтобы дать место советникам Сета Унгабуэя, и принц вышел из оцепенения. Его взгляд скользнул по четырем молодым женщинам, стройным, в скромных плащах цвета охры, с кожей коричневого оттенка и волнистыми волосами. Но плащи слишком плотно окутывали их фигуры, скрывая от посторонних глаз, поэтому взгляд принца не задержался на них надолго. Вместо этого он остановился на том, кому принадлежала повозка, и тут-то принц от изумления уже совсем неучтиво раскрыл рот.

Сидевший на возвышении из подушек возле дальней стены был самым толстым человеком, которого когда-либо видел принц Бифальт, настолько толстым, что казался слишком тяжелым, чтобы стоять на ногах. Даже когда он сидел, живот его прикрывал колени. Щеки его свисали на шею, а мочки ушей – до самых плеч. Свет ламп отражался в его заплывших жиром глазах, похожих на узкие щелки не толще булавки. Голова была напрочь лишена волос, включая брови и ресницы. Тело было полностью закутано в длинные отрезы муслина цвета охры.

Тчуи встал возле него на колени, и это подсказало принцу, что он-то и есть караванщик. Теперь все стало ясно: он не посещал пиры и не покидал своей повозки для приветствия гостей просто потому, что не мог. Это и было его «состояние». Только по коричневатому цвету кожи и по чертам его лица – насколько их можно еще было разобрать – принц догадался, что он мог бы быть отцом молодых женщин.

Улыбаясь впечатлению, произведенному на принца Бифальта, переводчик обратился к своему хозяину еще на одном незнакомом языке, в шуршащих звуках которого принц узнал только свое имя, имя отца да «Беллегер». Затем черный переводчик продолжил:

– Принц Бифальт, я представляю вам Сета Унгабуэя, хозяина этого каравана и всех, кто сопровождает его. Он выражает свое удовольствие видеть вас. Он всегда рад узнать о новых землях. И он рад появившейся у него возможности поделиться своими благами с тем, кто оказался менее удачливым, чем он.

Насколько понимал принц Бифальт, Сет Унгабуэй не произнес ни звука – губы его не шевельнулись.

Пока принц Бифальт пытался выжать из себя ответ, в повозку вошли советники караванщика. Трое из них сели на подушки возле стен: монах ближе к Тчуи, Амандис и Фламора – среди молодых женщин. Нечувствительный к иерархии и титулам Аллеманский Танцовщик развалился в небрежной позе напротив и провел немало времени, раскладывая подушки так, как ему казалось удобнее. Сути аль-Сури остался стоять у двери.

– Господин Унгабуэй, – сказал наконец принц Бифальт, – с того времени, как ваш главный страж нашел нас, мои люди и я увидели много удивительного. Мы были почти что мертвы, и тем не менее теперь мы здесь. Нас накормили и дали нам отдохнуть. Мы окружены такими народами и такими повозками, которых мы никогда раньше не видели. Ваша щедрость выше нашего разумения.

Как возможно какому бы то ни было каравану пересечь эту ужасную пустыню? Что заставляет вас следовать этой дорогой? Должны же быть и более доступные земли, с которыми можно торговать. Размеры вашего каравана заставляют нас предполагать, что таких земель очень много. Господин Унгабуэй, вы внушаете нам трепет.

Беллегер скромная страна. У нее нет ничего, что сравнилось бы с такой роскошью и покоем.

Перебарывая неловкость, которую он ощущал, играя свою роль, принц Бифальт заключил:

– В нашем королевстве чудеса совершаются только теургией.

Сет Унгабуэй, похоже, кивнул. По крайней мере, тело его вздрогнуло. Он издал отчетливый шипящий звук.

Сразу же одна из этих женщин – его дочерей? – поспешила к нему, вытерла ему губы тонкой тканью и вернулась на свое место.

Ухмылка Тчуи, как и все его поведение, выражала едва скрываемое веселье.

– Хорошая речь, принц Беллегера, – произнес он басом, от которого задрожали кожаные занавески, – и приятная для слуха. Без сомнения вы найдете ответы на многие вопросы. Тем не менее, рискуя показаться неучтивым, я должен напомнить вам, что вы – гость господина Унгабуэя. Его любопытство следует удовлетворить первым.

– Как и мое, – сказала святейшая служительница Плоти, неожиданно заговорив на языке Беллегера. – Преимущество солдат в том, что они тренируют свою силу. – У нее был соблазнительный голос, похожий на прохладный источник посреди оазиса. – Его выносливость, должно быть, поразительна.

– И оружие, – вставил Сути аль-Сури. – Винтовки. Свинцовые стрелы. Никогда не видел.

Тчуи отмахнулся рукой от этих комментариев.

– Расскажите нам о своей родине, принц. – В его голосе безошибочно чувствовались властные нотки. – Опишите нам Беллегер. Где он находится? Как живут его люди? И что такое теургия?

Любопытство господина Унгабуэя растет. Возможно, что однажды он решит изменить маршрут своего каравана, чтобы посетить и ваши земли.

И снова караванщик не произнес ни слова. По крайней мере, принц Бифальт ничего не услышал.

Принц задался вопросом, кто на самом деле управляет караваном. Несмотря на свой вес, Сет Унгабуэй вел себя скорее как марионетка. Если только дар его переводчика понимать языки не распространялся на чтение мыслей…

Нет. Если бы Тчуи умел читать мысли, он не стал бы задавать вопросы. Он и без того знал бы все секреты принца Бифальта.

И все же принц обратился к тучному хозяину:

– При всем моем уважении, господин Унгабуэй, я не соглашусь с вами. Мои люди и я потерялись. Вы – нет. Мы не можем путешествовать через пустыню. Вы можете. Нас мало. Вас много. Кроме того, вы знакомы с землями, о которых мы и не слышали. Я не имею преимущества перед вами. Я задавал вопросы не с целью оскорбить вас. Я задавал их из своей нужды.

– Еще одна замечательная речь, – заметил, наклонившись вперед, владелец карнавальных повозок, – но неискренняя. – Он тоже знал язык принца Бифальта, хотя и говорил с особенным акцентом. – Господин Унгабуэй ваш хозяин. Вы связанны его гостеприимством. Если вы откажете ему в его любопытстве, то вы откажетесь и от его гостеприимства.

Сет Унгабуэй неуклюже повернул голову в сторону Тчуи, было похоже, что ему тяжело двигаться. Тчуи наклонился ближе к нему. Казалось, что эти двое совещаются, хотя принц и не слышал слов.

Когда они закончили, переводчик выпрямился.

– Принц, – сказал он, – Ваше прямодушие по сердцу господину Унгабуэю. Будьте уверены, что он также не хотел оскорбить вас. Тем не менее он настаивает на первоочередности своих вопросов. Он не может помочь вам должным образом, пока не поймет вашу нужду, ее природу и важность. Вы же не с неба свалились нам под ноги. Вас пригнала сюда злая нужда. Вы появились здесь по долгу службы своему королю или были изгнаны? Подобного рода различия значимы для нас. Они могут повлиять на отношение к вам всего каравана.

Когда вы подробно расскажете о себе, господин Унгабуэй поймет, как отвечать.

Пока принц Бифальт, нахмурившись, пытался разобраться, что ему можно говорить, а чего не следует, Тчуи более мягким тоном продолжил:

– Будьте покойны, принц. Сядьте. Отложите оружие. Отпейте вина. Ни вам, ни вашим людям ничего здесь не угрожает. Если вы связаны гостеприимством господина Унгабуэя, то и сам он тоже. Не бойтесь ничего. Говорите свободно.

Словно опровергая только что сказанное переводчиком о безопасности, служительница духа, Амандис, выпростала из рукава одну руку. На мгновение в ее маленьких пальчиках мелькнул метательный нож, настолько острый, что, казалось, мог бы перерезать и луч света. Затем нож и рука исчезли.

– Тише, сестра, – прошептала Фламора. – Не спеши так. Грех портить такое тело, как у него.

Принц Бифальт нахмурился, но потом выдохнул. Когда рядом с ним сидит ассасин, за спиной стоит главный страж каравана, а напротив двое гигантов, один из которых слишком силен, чтобы его можно было остановить, сомнений не оставалось. Конечно же, его долгом, вполне естественным, было принять требования. Опустившись на подушки, принц снял с плеча винтовку и сумку с боеприпасами, отстегнул саблю и положил их рядом, так, чтобы можно было дотянуться.

Когда принц уселся, одна из молодых женщин опустилась на колени рядом с ним. Взяв с ближайшего подноса кувшин, она наполнила кубок тем же темно-красным вином, которое принц уже пробовал раньше, и вложила его ему в руки.

В то же время ее сестры подали вино своему отцу, Тчуи, Фламоре и Аллеманскому Танцовщику. Похоже, они знали, что монах и ассасин не пьют, а Сути аль-Сури стоял на страже. Молодая женщина, прислуживавшая Сету Унгабуэю, поднесла кубок к его рту, а когда он опустел, убрала его. Затем четыре сестры вернулись на место.

Принц Бифальт поднял кубок в честь хозяина – проявление беллегерского уважения – и пригубил вино. Оно оказалось еще приятнее, чем принц помнил, и прежде чем отставить кубок, он отпил от него еще немного. Ощущая свежее покалывание на языке, принц приготовился говорить.

Глядя прямо в булавочные глаза караванщика, принц твердым, как железо, голосом заговорил:

– Господин Унгабуэй, я расскажу вам о Беллегере.

Лежит наше королевство далеко на западе. Вступив в пустыню, мы вышли за пределы наших карт. Беллегер когда-то был изобилующей страной, но долгая война истощила его. Наши потери опустошили нас. Поколениями наша борьба велась на равных. Теперь же она стала губительна для Беллегера. Король Аббатор послал меня и моих людей найти ответ, как спастись от грядущей гибели. Нас было шестнадцать, когда мы вышли. Четверых я отослал с новостями к королю. Остальные погибли.

– Тяжелые утраты, – вставил Тчуи. – Я начинаю понимать ваше положение. Но вы сказали, что раньше были на равных с вашим врагом. Какие силы привели к тому, что вы на грани гибели?

Принц Бифальт сжал кулаки, но остался верен своему решению.

– Когда я сказал «теургия», я мог выбрать и другое слово. Это «магия». У наших врагов есть магия. У нас – нет. Наши враги используют против нас чудовищные силы, огонь и мор, землетрясения и молнии. У нас есть только ружья. И наших ружей очень мало. Они не могут противостоять магии.

– Странно, – вставил слово Аллеманский Танцовщик. – Вы говорите, чудовищные силы? – Он взглянул на монаха. – Я не знал, что орден Поклонения Многим почитает богов, чью силу можно использовать для решения исхода войн.

Принц хотел спросить – даже потребовать ответа – что значит «богов»? Они почитают заклинателей? Но Тчуи властным жестом заставил владельца карнавальных повозок замолчать, а принца Бифальта продолжить свой рассказ.

И снова переводчик наклонился ближе к Сету Унгабуэю. Хотя караванщик не повернул головы и не проронил ни слова, Тчуи кивнул ему в знак согласия.

Затем он обратился к принцу:

– Ваше тяжелое положение и в самом деле достойно сожаления. Кто ваш враг?

– Амика, – с силой произнес принц, – королевство к северу от Беллегера. Они не прекращают своих нападений уже так долго, что сама цель войны давно стала бессмысленной. Нам известна причина их вражды, но мы не знаем, почему она не ослабевает до сих пор. Мы знаем только, что не вынесем этого больше.

– Вы объяснили многое, – высказалась Фламора. – Мое сердце сжимается от ваших несчастий. – В ее ясных глазах читалась искренность. – Столько храбрых мужчин убито. Сильных мужчин. Достойных. – Тут она изящно нахмурилась. – Но вы не объяснили свое присутствие здесь. Как ваша попытка пересечь эту ужасную пустыню поможет вашему народу выжить?

Принц Бифальт позволил себе открыто вздохнуть. Он подозревал, что ответить на этот вопрос будет ошибкой, но и не видел другого выбора. Потея от жара светильников, принц уверенно произнес:

– В нашем народе ходят легенды о хранилище знаний. Возможно, это библиотека. Возможно, что-то другое. Но если оно существует – если легенды не врут, – оно находится в горах к востоку отсюда. Мы ищем его. Там, возможно, мы найдем, как изменить нашу судьбу. Другой надежды у нас нет.

К его удивлению, эти слова, казалось, были неожиданным ударом для слушателей – возможно, даже угрозой. Какое-то время все молчали. Тчуи, похоже, совещался с караванщиком, хотя было незаметно, чтобы Сет Унгабуэй отвечал ему. Пятеро советников сидели недвижно, с тревогой ожидая чего-то. Принц Бифальт почувствовал приближение какой-то большой опасности. Он не мог вместить ее. Он едва осмеливался дышать.

Потом Сути аль-Сури тоном, в котором слышалось отвращение, произнес:

– Свинцовые стрелы. – И тогда оцепенение прошло. Аллеманский Танцовщик начал поправлять одну из своих подушек. Служительница Плоти что-то зашептала Амандис на незнакомом принцу языке. Движением глаз Сет Унгабуэй потребовал еще вина. Одна из молодых женщин поднялась, чтобы наполнить его бокал и поднести его ко рту отца.

Пока она прислуживала караванщику, монах сделал то, что принц Бифальт не мог от него ожидать: он поклонился, коснувшись лбом пола. Затем он принял свою прежнюю позу: голова опущена вниз, взгляд сокрыт.

Зычно прокашлявшись, Тчуи объявил:

– Принц Беллегера, вы дали свой ответ. Теперь ответят вам. Спрашивайте, что вы хотите узнать.

Итак, теперь пришел черед принца Бифальта. Он почувствовал, как сердце бьется у него в груди. Он хотел узнать, где караван подобрал его: естественный вопрос, возможно, невинный, но совершенно пустой. Ему незнакомо ни одно название здесь, какое бы ни произнес переводчик. Этот мир был незнаком принцу. К тому же у него имелся и более важный вопрос. Он мог бы привести его к решению той загадки, которая так волновала Беллегер.

Произнося каждое слово с точностью, присущей воину, он начал:

– Господин Унгабуэй, я бы хотел понять, как вы можете путешествовать так свободно. У вас много стражей. Их число говорит мне, что вы сталкиваетесь с опасностями, но я не могу придумать, что угрожает вам здесь. Разбойники не станут подстерегать свою жертву в пустыне. Враждебное войско не дойдет сюда. Сама пустыня защищает вас. Только заклинатели могут нанести вред в таком месте.

И все же в Беллегере мы понимаем, что стражи не защитят от заклинателей, которые могут ударить на любом расстоянии, сами оставаясь в укрытии. – Принц осторожно мешал правду с ложью. Он уже понял, что другие теурги не ограничены расстоянием подобно бывшим магистрам Беллегера или Амики. – Чем же в таком случае облегчен ваш путь? Что сохраняет караван?

Я не могу придумать никакого другого объяснения, господин Унгабуэй, кроме того, что ваши стражи нужны в других землях. Здесь не они хранят ваши жизни. Здесь вас сохраняют заклинатели.

Последовавшая за этим тишина была еще более тяжелой, чем в предыдущий раз. Тчуи, не сказав ни слова, встал на колени около караванщика. Казалось, он не дышал. Губы Фламоры шептали молитвы. Уже в обеих руках Амандис принц видел метательные ножи. Монах, что странно, смотрел прямо на принца. Даже дочери Сета Унгабуэя нервно заерзали на подушках.

– Однажды укушенный змеей, – с подчеркнутой медлительностью произнес владелец «Карнавала Большого Мира», – видит змею в каждой тени.

Аллеманский Танцовщик замолчал. Тчуи взглядом заставил его закрыть рот.

Принц Бифальт услышал, как за его спиной обнажилась сабля. Он инстинктивно потянулся к ружью, но тут же убрал руку. Мускулы его напряглись, ожидая удара. Он бы не успел помешать Сути аль-Сури убить его на месте.

Светильники, казалось, источали невыносимый жар.

Неожиданно засмеялась Фламора, засмеялась мелодично, словно звон колокольчика.

– Если бы вы смогли отыскать библиотеку своих легенд, как бы вы использовали полученное вами знание?

Принц Бифальт ответил без промедлений:

– Мы разобьем Амику так, что ее народу придется либо покориться нам, либо погибнуть.

Слова его повисли в воздухе, словно обретя собственную жизнь. Принц проклинал самого себя. Он сказал слишком много, раскрыл слишком многое. Гнев его и страх притупили осторожность.

Мгновение спустя принц впервые услышал голос Сета Унгабуэя. Караванщик говорил глухим фальцетом, словно он привык разговаривать только с маленькими детьми. И все же слова были вполне разборчивы, а тон даже суровым:

– Знание, которое вы ищете, – произнес он, – это знание магии. Вы хотите использовать его против Амики. Мы не можем помочь вам.

Больше он ничего не сказал.

Потрясенный до глубины души, принц резко возразил:

– Тогда вы их союзники! Вы помогаете им против нас. Вы хотите уничтожить Беллегер!

Принц ожидал, что за такое обвинение его убьют. Он ожидал удара саблей Сути аль-Сури в спину или кинжала служительницы Духа, пущенного ему прямо в глаз. Но он не сдвинулся с места, хотя ему и хотелось схватить свою винтовку. Потрясение его было слишком сильным. Те заклинатели, которым нужен был принц, послали этот караван, чтобы спасти его и его людей, когда они были на краю смерти. Как ему могли отказать? Как его поход мог закончиться неудачей именно сейчас?

Даже рожденный и обученный в Амике не может убить сидящего беллегерца, который не пытается защититься.

В любом случае удара не последовало. Вместо этого – странное дело – напряжение в совете спало, словно советники Сета Унгабуэя были удовлетворены, словно получили необходимые им ответы на вопросы, которые принц не понял. Как-то грустно улыбаясь, переводчик поднялся на ноги.

Возвышаясь над гостем караванщика, Тчуи твердым голосом произнес:

– Вы ошибаетесь, принц. Мы не знаем ничего об Амике. Мы никогда не были в тех местах. И мы никогда не участвуем в войнах. Если мы и не можем помочь вам, мы не будем стоять у вас на пути. Мы рады видеть вас своим гостем. Мы рады видеть ваших людей нашими гостями. Вы можете оставаться у нас или покинуть нас по собственному желанию. Если хотите, можете искать библиотеку своих легенд. Остаться с нами, быть нашим гостем или идти, куда пожелаете – выбирайте сами. В любом случае никто не поднимет на вас руку.

Аудиенция окончена. Сути аль-Сури?

Главный страж каравана тут же со стуком вложил свою саблю в ножны.

– Идемте, принц, – казалось, он говорил немного натянуто. – Танцы ждут. Вино. Девы. Удовольствие. Потом спать. – Он жестом указал на дверь. – Идемте.

В крайнем замешательстве принц Бифальт поднял свое оружие и встал. Что он еще мог? «Мы разобьем Амику»… Лучше бы он этого не говорил. Это было ошибкой. Он раскрыл слишком многое. Но принц не мог придумать, как исправить свою ошибку. Смущенный неудачей, принц не стал пытаться изобразить вежливость, когда покидал повозку.

Но он не вернулся к костру. Он был самим собой. Принц ждал в темноте глубокой ночи при свете пламени костра, под шум инструментов, танцоров и пирующих зрителей – он ждал, когда выйдут советники Сета Унгабуэя.

Когда они стали спускаться по ступеням, принц пропустил монаха, женщин, служащих Духа и Плоти и владельца «Карнавала». Принц не обратил внимания и на главного стража каравана, отсылавшего его к костру. Когда же появился Тчуи, принц Бифальт резко схватил огромного переводчика за локоть.

Дерзко встретив улыбку человека, который мог бы уложить его одним ударом, принц потребовал:

– Твой дар к языкам. Ты говоришь на всех известных тебе языках, как, собственно, и на прочих. Ты знаешь даже мой язык. И, похоже, ты читаешь мысли своего хозяина. Разве это не магия? Будешь ли ты отрицать, что имеешь дело с магией? Будешь ли отрицать, что ты сам – маг?

Тчуи нахмурился:

– Однажды укушенный… – начал было он. Затем его взгляд прояснился, и он захохотал. – Да, принц, – ответил он сквозь смех, – я буду отрицать это. Как и мое имя, что я назвал вам, мои заверения, будто я «говорю на всех известных мне языках», это всего лишь для удобства. Правда требует больших объяснений.

Мой дар – это изучение языков. Я изучил, как и почему образуются языки. Это позволяет мне овладевать новыми, когда требуется. Но я не могу колебать земли, или низводить огонь с небес, или видеть с большого расстояния. Во мне нет магии.

Принц Бифальт не сдался.

– И все же ты бегло говоришь на нашем языке. Ты наверняка слышал его прежде, чем нас обнаружил Сути аль-Сури. Ты должен был слышать его. Он сам говорит лишь немного. Если ты не знаешь о Беллегере, ты должен знать Амику. Или знать торговцев, которые торговали с Амикой. Беллегер не торгует. Как же иначе ты можешь говорить с нами?

Принц хотел спросить: «Как тебя обратили против нас?»

Но вызов принца не тронул Тчуи. Вновь рассмеявшись, переводчик ответил:

– Я знаю ваш язык, принц, потому, что слышал, как вы разговаривали со своими людьми. Я выучил его от вас.

– А как насчет этого шута из «Карнавала»? – запротестовал принц. – Как насчет Фламоры?

Все с той же улыбкой Тчуи парировал:

– Откуда мне знать? Возможно, они встречали торговцев, как вы и предположили. Они много путешествуют. Если вам это так важно, спросите у них. У меня нет для вас ответа.

Сказав это, он повернулся, с легкостью высвободил свою руку и оставил беллегерца кипеть от ярости в одиночестве.

Принц Бифальт не знал такого бранного слова или проклятия, которое могло бы выразить его разочарование – или страх перед тем, что он разочарует своего отца. Застарелая боль научила короля Аббатора терпению. Сгорая от желания оправдать доверие отца, принц не выучил того же урока. Когда Сути аль-Сури снова отправил его к костру, принц подчинился, так как не знал, что еще он мог сделать.

А еще он не мог представить, когда или как переводчик подслушал его разговоры с Элгартом и Кламатом.

* * *

Гвардейцев принц нашел на том же ковре, на котором и оставил. Тарелки с едой уже забрали, а вот кувшины с вином остались. К сожалению принца Бифальта, было понятно, что Кламат и Элгарт выпили слишком много, чтобы помнить о его коротком приказе. Если бы принц не вернулся, они бы еще несколько часов не спохватились и не стали бы его искать.

Гвардейцы поприветствовали его охмелевшими голосами, но тут же с прежним интересом обратились к происходившему вокруг. Отблески пламени плясали в возбужденных глазах Кламата, наблюдавшего за танцующими так, словно больше для него ничего в мире не существовало. Элгарт смотрел вокруг более рассеянно. Но и на его шраме мерцали огненные блики костра, у которого танцевали девушки. Он и Кламат уже очень долго были без женщин. Но Элгарт еще увлеченно слушал музыку, и руки его хлопали по коленям, повторяя сложные ритмы танца.

Принц Бифальт подавил в себе стремление отчитать своих спутников. Он наказал им вести себя как подобает гостям. Да и не так уж давно он и сам был таким же. Он понимал, чем они очарованы. Молодые женщины, одетые в изящные соблазнительные платья, при свете костра под черным небом казались таинственно очаровательными. Они вертелись, мелькали и высоко подпрыгивали, словно в исступлении. Их партнеры – по большей части молодые люди с обнаженной грудью – двигались с плавной внезапностью и силой оленей. Они кружили девушек, подбрасывали и ловили их, менялись ими, следовали за ними с жадностью влюбленных. А что за музыка: тамбурины, кимвалы и барабаны вели за собой мелодии экзотических струнных инструментов и пронзительных флейт, создавая гармонии неожиданные и резкие, воодушевляющие и тоскливые.

Многие из караванных путешественников разделяли высокую оценку Кламата и Элгарта. Снаружи кольца расстеленных ковров – по большей части все еще занятых – собралась толпа зрителей: десятки, а то и сотни погонщиков, гуртовщиков, работников, актеров, торговцев и лавочников, семьи – народы из шести, или восьми, или десяти разных стран. Некоторые пришли просто посмотреть, по другим было видно, что они с охотой присоединились бы к танцу, если б только могли разучить шаги и попадать в ритм.

Окруженный таким количеством людей принц чувствовал себя одиноким, отделенным от остальных темнотой, окутавшей его душу. Он так и не узнал, где находится, куда он идет или где может быть библиотека. Ему так и не удалось раздобыть какую-нибудь помощь себе или Беллегеру. Среди шума и безумия страх и отвращение принца стали всеобъемлющими. Они относились уже ко всему каравану и ко всему тому, чем занимались путешественники. Принц не заговорил со своими товарищами, когда вновь занял свое место рядом с ними. Увидев, что его кувшин полон, он решительно отпил. Затем упер локти в колени, положил голову на ладони и попытался думать.

Положение его было безнадежное. Притом с самого начала. На каждом шагу принц принимал неправильные решения. А здесь, где он думал получить надежду, получить то, в чем нуждается Беллегер – помощь, знание, магию, – его просто-напросто отвергли. Так остаться или покинуть караван? По своему выбору? Все просто замечательно. Замечательная речь. Но как ему сделать этот выбор? Он не знал, где уже побывал караван и куда он направляется. Он не мог догадаться, где ему искать Архив магов… Да он и не дойдет до него без пищи и воды, а пищей и водой мог снабдить его только караван.

И это были еще не все трудности. Теперь принц не сомневался, что Сет Унгабуэй и его советники поддерживают отношения с заклинателями. Орден Поклонения Многим. Боги. Дух и Плоть. Заклинатели защищали караванщика, или общались с ним… или он сам был одним из них. Как и другие. Тчуи. Монах. Амандис. Фламора.

Принц нужен заклинателям живым. И все же они – или кто-то другой? – не хотят, чтобы он смог найти их. Неужели никто из них не поможет ему спасти его народ?

Принц снова отпил.

Все бессмысленно.

Одна девушка выпорхнула из общего танца и встала перед Кламатом. Протянула руку. Дрожа от восторга, Кламат принял ее. Музыканты заиграли еще громче. Девушка повлекла его в круг танца. И через секунду принц уже потерял гвардейца из виду.

Что ж, почему бы и нет? У принца Бифальта не было причины запрещать стрелку веселиться, ведь тот этого так сильно желал.

Принц рассматривал кувшин. Оказалось, что тот был снова полон. Снова магия: никто не подходил к нему.

Это было новое вино. С каким-то необычным привкусом. Принц сделал один глоток. Затем еще один. На привкус можно и не обращать внимания.

Вдруг Элгарт принял какое-то решение. Он поднялся и пошел по направлению к музыкантам.

Они, казалось, поняли его без слов. Один из них подал ему набор барабанов, похожих на перевернутые и перевязанные вместе небольшие горшки. Сев среди музыкантов, Элгарт зажал барабаны коленями и начал стучать по их коже ладонями. Принц Бифальт не мог разобрать, держал ли он ритм, но другие барабанщики закивали в знак одобрения.

Замечательная речь. «Мы рады видеть ваших людей нашими гостями». Кламат и Элгарт найдут себе место в караване. В отличие от капитана Суалиша, Камуиша, Новела и слишком многих других, они будут жить. Сет Унгабуэй, может, позволит им служить в караванной страже. Если, конечно, они не забудут, как пользоваться винтовками… или не откажутся от них…

Принц выпил еще. Ему здесь нет места. Он подчиняется приказу отца, необходимости Беллегера и своей собственной природе. На эту одну ночь он будет пить и спать. Утром он пойдет покупать или выпрашивать продовольствие, если не у Сути аль-Сури, то у одного из многих торговцев. Затем он направится в сторону гор. Если заклинателям он нужен живым, то они проведут его точно так же, как провели караван. Что им еще остается?

Более проницательный, должно быть, выбрал бы остаться с караваном на несколько дней. Он расспрашивал бы до тех пор, пока понемногу не разведал бы что-нибудь полезное, даже если каждый ответ содержал бы только крупицу того, что нужно. Фламора должна быть откровенной. А Аллеманский Танцовщик, скорее всего, чрезмерно уверен в себе, чтобы уметь держать язык за зубами. Но принц Бифальт не был этим проницательным человеком.

Кувшин принца снова оказался наполненным. Принц продолжал пить. Привкус начинал ему нравиться.

Из волнующегося моря танцоров, оставив товарищей, вышла и подошла ближе молодая женщина. Она в одиночестве немного покружилась перед принцем. С каждым ее движением пламя костра просвечивало через легкие, струящиеся одежды, очерчивая фигуру, желанную, словно солнечный восход после сражения. Затем она остановилась. Грудь ее вздымалась и опадала с дыханием. Глядя на принца, девушка протянула руку.

Принц Бифальт избегал смотреть ей в глаза. Он не принял ее руки.

Неуверенно нахмурив брови, девушка опустилась на колени. Она была так близко, что могла бы коснуться лица принца, хотя и не делала этого. Она вновь протянула ему руку. Ее блестящие глаза звали его с собой. Она обещала большее, чем танцы.

Вместо того чтобы принять ладонь девушки, принц схватил ее за запястье и притянул ближе. Ему хотелось сжать девушку так сильно, чтобы выжать всю правду из ее хрупких костей.

– Скажи мне, – проскрежетал он хриплым, яростным голосом человека, которому было нестерпимо больно. – Откуда ты родом? Куда ты направляешься? Ты знаешь заклинателей?

Девушка отвернула лицо. Всем телом она старалась вывернуться из его рук. Хотела освободиться.

Принц сжал ее сильнее.

– Отвечай мне, – потребовал он. – Мне нужны заклинатели. Мне нужны их книги. Скажи, где я могу их найти.

Ему показалось, что девушка заплакала.

Сразу же к девушке подошли двое мужчин. Они были молоды и сильны. По их нагим торсам струился пот. Их глаза горели гневом. Они погрозили принцу сжатыми кулаками.

Принц выпустил девушку. Подняв вверх руки, он дал молодым людям понять, что не держит оружия.

Бросая на принца сердитые взгляды, молодые люди подняли девушку на ноги и вывели прочь.

Снова оставшись один, принц Бифальт дрожал от гнева. Выпив еще, он выплеснул остатки вина. Затем, качаясь, поднялся на ноги.

– Канальи! – взревел он, перекрывая грохот танцующих ног, визг музыки. – Вы живете в праздности! У вас нет забот! Вы пируете в безжизненной пустыне! Вы хлещете эль и вино там, где нет воды! Вы радушно принимаете гостей, но сердца у вас нет!

Моих людей убивают!

В этот момент чья-то рука коснулась плеча принца.

– Хватит, принц, – сказал Сути аль-Сури. – Наше вино крепкое слишком. – Голос его был необъяснимо спокойным. – Вам спать.

И будто слова главного стража или его прикосновение были заклинанием, – старший сын короля Беллегера провалился в темноту.

Часть четвертая

Принц спал и не чувствовал времени. Он ощущал лишь темноту вокруг и совершенный покой, а сомнения и страхи остались где-то далеко-далеко. Сон укачивал его в своих крепких объятиях, принцу было уютно и ничего не хотелось больше. Огонь в его сердце уже догорел – или его погасили. Принц не желал просыпаться.

Однако мало-помалу у принца появилось смутное ощущение того, что прошла уже чуть ли не вечность. Много часов, возможно, дней. В какой-то момент ему придется проснуться. Конечно, придется. Этого нельзя избежать. Но пока он спал, он хотел только спать.

А в мире сознания его ждала неисполнимая обязанность.

И все же нега и покой оставили принца. Сам того не сознавая, он начал видеть сон: нечто без формы, без очертаний, без значения. Сначала это были всего лишь огненные мазки краски, скачущие, как пламя. Затем постепенно принц понял, что ему снится огонь. Кухонный очаг? Костер? Адское пламя в сердце кузнечного горна… или его собственного сердца? Принцу было безразлично. Это только сон. Бессмысленный сон. Но вот принцу стало казаться, что это его самого поджаривают заживо.

И все же он продолжал спать. Он ворочался во сне, дергал головой, бил кулаками по твердой, словно тюремная стена, поверхности. Он стонал, скрежеща зубами. Но продолжал спать, и, несмотря на попытки убежать от огня, ему снилось, что он горит.

Он бессознательно цеплялся за этот мираж, пока громовой голос не сотряс его до костей. Как гром, как грохот рушащегося мира голос пророкотал:

«ТЕПЕРЬ ты готов?»

Чувствуя жгучий огонь, принц начал освобождаться от морока.

Он не мог открыть глаза. Он спал слишком долго, а солнце было слишком жгучим. Но он понимал, что лежит на чем-то жестком, понимал, что это был камень, камень, изрытый колеями и ямами, древний камень, с которого ветра пустыни уже давно смели всю пыль, весь песок, всю жизнь. Принц покрывался потом, палящий зной словно придавливал его к земле, он чувствовал запах запекшегося песка и понимал, что лежит в пустыне. Он ничего не слышал, кроме шепота далекого ветра, легкого шуршания песка, и знал только, что он совершенно один. Ему не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что Элгарта и Кламата увезли от него.

Наконец принц понял, что караван ушел. Его оставили умирать.

Столько обещаний гостеприимства. Его опоили и бросили, потому что он раскрыл свое желание избавить Беллегер от Амики. Он слишком много говорил о заклинателях. Он дал Сету Унгабуэю повод считать себя опасным – или караванщик получил наставления от своих хозяев, или же у него с ними существует соглашение о таких, как принц…

…или его все еще испытывают. Все еще требуют заявить о своей преданности тем, кто хочет владеть им.

И пока принц Бифальт лежал там, на беспощадном камне, под яростным солнцем, ему пришло ужасающе ясное осознание. Разве не обладали силой те заклинатели, чьи голоса призывно звучали в его голове? Конечно, и еще какой. Пусть они сколько угодно насылают Казни. Пусть им расстояние и смерть не преграда. У него тоже есть сила. Он может лежать, где он лежит, и умирать от солнца. Если его враги действительно хотят от него чего-то добиться, пусть сами приходят к нему. А если не придут, он смешает их планы простым отказом двигаться.

К несчастью, то, что он осознал, и в самом деле ужасало. Оно раскрывало слишком многое. Когда принц уверился в том, что его смерть – дело его выбора, он вдруг понял: он не может или не хочет следовать этим путем. У его врагов была и другая сила, другая власть, которой лучше бы у них не было: власть спасти или уничтожить его родину. Он думал о бедственном положении Беллегера. Все его мысли были об этом. Принц легко мог представить, что его противник разочаровался в нем. Он сам был слишком упрям. Если им нужен беллегерец, они могли найти кого-то поуступчивей. Вызывая старшего сына короля Аббатора, они были согласны использовать свою силу – но до какой степени? У принца Бифальта не было никаких догадок на этот счет. Он был уверен только в том, что, если истощит их терпение, ему позволят умирать, где ему будет угодно. В таком случае Беллегер погибнет.

И эти мысли помогли. Принц не мог развернуться спиной к своему отцу и к своему народу. Хотя правда и уязвляла его, он не мог сложить свою ношу. Сама его жизнь была лишь перышком, которое не перевесит нужды Беллегера. Принц слишком хорошо знал, что заклинатели могут сделать со своими жертвами.

Сжав зубы, принц протер от сна и песка глаза. Он перекатился на бок, оттолкнувшись ногой, затем на грудь. Подсунув под себя руки, он оперся о них и, до боли сдирая кожу о твердый камень, поднялся настолько, что смог встать на колени. Тогда, наконец, он открыл глаза.

Понадобилось долгое время, чтобы принц смог проморгаться: глаза раздирало от иссушающей жары. Теперь он мог оглядеться. Вокруг него было именно то, чего он ожидал и боялся. Караванная дорога, правда, немного иная, чем та, которую он помнил: теперь она часто петляла из стороны в сторону. Но камень под ногами был тот же – расчищенный древней силой, изборожденный многочисленными повозками, расколотый и выскобленный железными подковами, стучавшими по нему десятки столетий. С обеих сторон на востоке и на западе высоко вздымались дюны, недоступные, словно баррикады. Над их вершинами играл ветер, но он не приносил утешения в долину. А солнце палило так, что казалось, этого жара было достаточно, чтобы ковать ружейные стволы. Душный воздух дымкой поднимался вверх, придавая небу тусклый серо-коричневый оттенок.

Не осталось ни признака того, что караван Сета Унгабуэя побывал здесь. С юга на север каждая пядь дороги была пуста – ни мусора, ни покрытых копотью от огня камней, ни остатков золы. Караван увез с собой, а может, уничтожил даже отбросы. Не было видно никого, кто наблюдал бы за тем, как принц Бифальт поднимается на колени.

Оружие у него тоже забрали. Не осталось даже кинжала. Исчезли фляжка, сумка с боеприпасами, спальный мешок. Не было ничего, чтобы прикрыть голову.

Был ли он теперь готов? А то как же? Он был готов давать обещания, которые не собирался исполнять. Теперь он не назвал бы бесчестным нарушить слово. Те, кто с такой легкостью призывал и бросал его, не были достойны благородного обращения.

Измотанный этим мерзостным чувством, как и жаждой, и слабостью, принц заставил себя встать. Он не сомневался, что его услышат.

Горло его сильно пересохло и, казалось, не могло издать ни звука. Язык и губы будто закостенели. Но он – принц Бифальт, старший сын короля Аббатора. Он заставил себя говорить.

– Я сдаюсь, – признал он. Даже сам он едва слышал свой собственный тихий хрип. – Я готов. Скажите, чего вы хотите от меня. Я выслушаю вас. Я сделаю то, что смогу.

И, чтобы быть честным с собой, добавил.

– Теперь я готов.

Затем принц снова упал на колени, склонил голову и невозмутимо принялся ждать изнеможения или спасения.

* * *

Принц лежал лицом вниз, неуклюже растянувшись на камнях, сам не осознавая этого, когда вдалеке послышался голос Элгарта.

– Ваше Высочество! – звал гвардеец. – Они говорили, что вы живы, но я не верил…

Высокий песчаный склон заглушил его слова. Затем послышался частый звук копыт скачущего полным галопом по дороге коня. От жары и жажды принц не мог разобрать, идет ли звук с восточной или западной стороны.

С большим усилием приподняв голову, он увидел сквозь дымку знакомые очертания верхового. Всадник, похоже, вел второго коня под уздцы.

– Ваше Высочество! – повторил гвардеец. Он быстро спрыгнул с коня. Он с силой перевернул принца и приподнял его голову. Скосив глаза, принц Бифальт увидел перед собой кожаную фляжку. Запахло водой.

Принц взял фляжку дрожащими руками. С помощью Элгарта он поднес ее ко рту и стал пить сладкую живительную влагу.

Боль во рту и в пересохшем горле проходила, на лбу принца вскоре выступили бусины пота, в это время Элгарт обмахивал его большим квадратным шелковым платком, который потом обернул вокруг головы принца Бифальта. Вода и тень вернули королевского сына к жизни. Это было блаженство.

Элгарт сел напротив своего командира, все еще поддерживая фляжку.

– У меня есть еда, Ваше Высочество. – Он говорил, словно обращался к человеку, для которого даже простые слова могли быть непонятными. – Я принесу ее, когда вы сможете сидеть без посторонней помощи.

После паузы он добавил:

– Ваше поражение приняли. Они послали меня привести вас. Привести в Последнее Хранилище.

Принц избегал смотреть в глаза своему товарищу. Он не выдержит его испытующего взгляда. Даже простые слова не достаточно просты. Он не знает, как понимать их.

– Последнее? – удивился принц. Потом забыл об этом.

И задал первый пришедший ему на ум вопрос:

– Кламат?

– Он скачет к королю.

Стрелок со шрамом осторожно помог принцу Бифальту сесть.

– У него послание. Он скажет королю, что ваши поиски увенчались успехом. От вашего имени он попросит короля не предпринимать ничего против Амики до вашего возвращения. Беллегер будут охранять. – Элгарт беспомощно пожал плечами. – Я не понимаю всего этого. Но так я слышал. Я видел, как уезжал Кламат.

– Через пустыню? – прокаркал принц.

– Ему обещали легкую дорогу. У него есть карта. И он был рад подчиниться. Он доверял тому, что ему рассказали. – И уже язвительно Элгарт добавил: – Он вообще слишком легко доверяет. Это в его природе.

Принц Бифальт кивнул. Он чувствовал, что уже не может ничего остановить. Ему придется соглашаться на все. Как сказал Кламат: «У нас слишком много врагов. И я убил уже слишком многих. Я слишком часто видел, как умирают беллегерцы». Конечно, он был счастлив нести послание, которое, как казалось, положит конец войне.

Теперь принц Бифальт собрался с силами, чтобы спросить:

– Ты нашел ее? Библиотеку?

Элгарт, уверившись, что принц был в состоянии сидеть самостоятельно, отнял от него руки. Потом поднялся на ноги.

– Поешьте Ваше Высочество. Вы еще слишком слабы, чтобы сидеть в седле.

Сделав шаг в сторону, Элгарт, казалось, растворился в пустынной дымке.

Но он очень быстро вернулся. Снова сев, он развернул промасленный холст. Скосив глаза, принц Бифальт увидел виноград, абрикосы и хлеб.

Хлеб пах так ароматно, словно был только что из печи. Сочные сладкие фрукты просто таяли во рту. В его тело, как песня, вливалась жизнь. Он верил, что сам способен выбрать конец своей жизни. Он все еще верил. Конечно же, в бою он без страха смотрел смерти в лицо. Но он никогда ее не желал. И теперь он ее не желал. Пусть только его поражение приведет к равенству сил Беллегера и Амики.

Вода и еда придали принцу достаточно сил, чтобы двигаться. К нему возвращалась способность думать. Первый голод был удовлетворен. Теперь принц, уже не набрасывавшийся жадно на фляжку, а только время от времени подносивший ее ко рту, встретил пристальный взгляд Элгарта.

– Ты нашел ее? – слова еще вырывались с трудом. Голос принца дрожал, словно тот был готов расплакаться. – Библиотеку? Хранилище?

Под палящими лучами солнца шрам, разделявший лицо Элгарта, казался неестественно бледным. Он выдавал противоречивые эмоции, захлестнувшие гвардейца. Облегчение? Тревогу? Взгляд Элгарта стал беспокойным, и это сбило принца с толку. Элгарт нашел его живым. Что же могло волновать его теперь?

Гвардеец покачал головой:

– Нет, Ваше Высочество. – Он говорил необычайно осторожно. – Мы не нашли ее. Нас отвезли туда. Туда направлялся караван. Если бы вы не сделали что-то, оскорбившее караванщика… или не прервали танцев вспышкой гнева…

Принц Бифальт вспомнил. Он обвинил Сета Унгабуэя в том, что тот способствует уничтожению Беллегера. Он в гневе и отчаянии накричал на танцующих вокруг костра. Без сомнения, господин Унгабуэй чувствовал себя в праве…

Скривившись, Элгарт прервался. Вместо того чтобы продолжить свой рассказ, он стал оправдываться.

– Кламата и меня опоили. Должно быть, и вас. Нас, по крайней мере, точно. Когда мы очнулись, караван уже был у ворот замка. Замка, похожего на гору, выстроенного, словно гора, до самого неба. Мы…

– Подожди, – приказал принц. Мысли его ползли вяло. Они не поспевали за Элгартом. – Если ты не видел дороги, то как ты нашел меня?

Элгарт отвернулся.

– Мне, как и Кламату, дали карту. Легкий путь через дюны. Легкий для лошадей. Скакать не больше нескольких часов. Но он слишком узкий для повозок. Караван не смог бы пройти там.

– Подожди, – повторил принц Бифальт. Он хотел понять то, что услышал. – Ты говоришь, что видел, как уезжал Кламат? Он уехал раньше тебя? – Неужели в тоне Элгарта появилась неуверенность? – Почему?

По всей видимости, за его появлением здесь и спасением принца стояло что-то неприятное.

Элгарт изучающе смотрел на голый камень.

– Следующим утром, после того как мы очнулись от нашего дурманного сна, – неохотно сказал он, – после того как караван подошел к библиотеке, Кламата отослали к королю. Он сразу же поехал. Караван ушел на следующий день. А меня держали в замке. Обращались довольно хорошо. Еда там, эль, вино. Комната хорошая. И больше ничего еще два дня. Совсем ничего, пока меня не послали вам на выручку.

Гвардеец резко повернул лицо к принцу Бифальту, открывая свою досаду. Свой позор.

– Ваше Высочество, я был в ярости. Я подвел вас. Я боялся, что вы погибли. Убиты, тогда как нас с Кламатом оставили в живых. Я пытался разыскать караван прежде, чем он успеет уйти. Я требовал заклинателей – или их слуг – или каких-нибудь других посетителей. Я ругался и угрожал. Со мной было мое ружье. Я мог бы убить кого-нибудь из них. Но меня оставляли без внимания. Заботились обо мне, безусловно. Черт, Ваше Высочество! Они были добры со мной. Делали все, что мне нужно. Но так ни разу и не ответили. Я не мог найти вас. И меня не выпускали из замка. Вплоть до этого утра.

Тогда со мной заговорили. Он назвал себя магистром Авейлом. Он приказал мне привести вас. Он сказал, что вы «готовы». Ведь так, не правда ли? «Готовы»? – Когда принц Бифальт кивнул, Элгарт продолжил:

– Он дал мне карту с отмеченной тропой.

Я обругал его. Я знал наверняка, что вы уже погибли. Вас предал караванщик. Он предал всех нас. Никто не в состоянии выжить в пустыне так долго. Но этот заклинатель, похоже, не понимал меня. Ваше Высочество, он, похоже, даже не слышал меня. Он просто повторил, что вы готовы. И приказал привести вас.

Слуга дал мне еду и коней. Он дал мне ваше оружие. Я выехал из ворот. По карте я нашел вас.

Элгарт снова отвернулся.

– Мы в плену у магистров. Выхода нет. Мы должны вернуться в замок. Если не вернемся, то погибнем. Карта заканчивается этим местом. У меня слишком мало воды и пищи, чтобы путешествовать по дюнам.

Ваше Высочество… – Его голос на мгновение задрожал. – Они послали меня убедиться в вашем поражении. Чтобы вы служили им. Я не знал, что делать, потому и повиновался. Если вы были живы, я обязан был вас найти.

Принц Бифальт ничего не мог ответить ему. У него совсем не осталось слов. Он выжил, спал в пустыне… Несколько дней? Несколько дней? Это невозможно.

Разве что с помощью магии.

Теурги услышали его. По всей видимости, они приняли его поражение. Теперь он был в их власти.

Принц не мог притворяться удивленным.

Но он был в их власти с самого начала, был их игрушкой. Он понимал Элгарта. Они оба воины. В глубине души они были все равно что братья. На месте Элгарта принц сделал бы то же самое, что сделал гвардеец.

Вместо того чтобы напрямую ответить ему, принц спросил:

– Ты знаешь, сколько ты проспал?

Элгарт нахмурился:

– Ваше Высочество?

– Ты и Кламат, – настаивал принц. – От ночи танцев и до того, как ты оказался перед дверьми Хранилища – сколько дней прошло? Ты знаешь? Пусть даже твое вино было отравлено. Ты знаешь, сколько прошел караван, пока ты спал?

Воин озадаченно покачал головой:

– Я спал. Когда я проснулся, я чувствовал себя хорошо. Я думал, что настал следующий день. Разве могло пройти больше времени? Но сейчас я уже так не уверен. Мог пройти и один день, а могло и с десяток.

Принц Бифальт вздохнул:

– Но ты же не погиб от голода, пока спал, не умер от жажды. Зелье не повредило тебе. Подумай только. Если ты и сам не знаешь, что с тобой произошло, откуда ж знать мне? Это сильное зелье, Элгарт. Сильное и страшное. Оно, должно быть, хранило мне жизнь до тех пор, пока ты не был послан ко мне.

Те, кто дал его мне, знали его силу. Ты не знаешь ее.

Он хотел сказать ему: «Что еще мог ты сделать? Не сомневайся в себе. Вини заклинателей. Для них наши жизни – все равно что пешки в игре. Мы и останемся пешками, пока не узнаем, чего они хотят от нас».

Мало-помалу лицо Элгарта приобретало знакомое выражение, он уже не выглядел смятенным.

– Ваше Высочество, я думаю, – медленно начал он, – я начинаю понимать, почему вы хотите избавить мир от магии. Она делает беззащитным всякого, кто не владеет ею. А тех, кто владеет, перестают заботить чужие жизни.

Принц кивнул в ответ на свои мысли. Без магии, думал он, мы были бы мертвы – а Беллегер беззащитен. Если эти магистры были в союзе с Амикой, если они хотели причинить вред Беллегеру, то почему они избрали меня? Почему они сохранили мне жизнь?

Все, что они могли сделать с ним или для него, было бессмысленно. Для магистров он был всего лишь шахматной фигурой. Им было не о чем беспокоиться, пока он не понимал правил игры.

Он отпил еще воды. Затем вернул фляжку товарищу. Потом протянул руку.

Элгарт помог ему подняться. Но когда принц встал, гвардеец в нерешительности остановился. Опять неловко избегая взгляда своего командира, он спросил:

– Ваше Высочество? Что вы будете делать? Ведь они – заклинатели – они верят, что вы сдались. Вы подчинитесь им? Вы предадите Беллегер? Если они потребуют?

Принц Бифальт оперся о плечо Элгарта. Ветеран был для него всем, что осталось от родины. Даже Кламат теперь где-то далеко. Принц сказал то, что сказал бы сейчас и своему отцу:

– Я понятия не имею, чего они хотят от меня. Они для меня загадка. Проклятие. Я ничего не понимаю, кроме данного мне задания. Я буду искать книгу Марроу. Если мне удастся найти ее, я узнаю, что, по их мнению, означает мое поражение. Я попытаюсь завоевать их доверие. Возможно, тогда, они отдадут мне книгу.

Но я ничего не буду делать во вред Беллегеру, или нашему народу, или нашему королю. Если они решат, что я нарушил свое слово, я согласен вынести последствия. Я не считаю бесчестным лгать подобным людям.

Элгарт рассматривал северный горизонт.

– В таком случае, я ваш, Ваше Высочество, – мрачно сказал он. – Тогда, в дюнах, я подвергал сомнению ваше отвращение к магии – или к магам. Теперь я разделяю его. Делайте то, что должно быть сделано. Я буду верен вам.

Принц Бифальт снова кивнул. От беллегерского гвардейца он ничего другого и не ожидал. И все же поддержка Элгарта оправдывала его. Она делала его сильнее.

Кламат доберется до короля Аббатора – принц Бифальт в этом не сомневался. Заклинатели помогут ему. И король не будет действовать против Амики. Он поверит, что Беллегер в безопасности, по крайней мере на время. Он верит в своего старшего сына, как верил в него с самого начала.

Если бы принц мог с самого начала понять, какую игру затеяли маги, использовавшие вместо фишек жизни простых людей, – если бы он мог избежать ловушек, неверных ходов…

Принц был из тех, кто привык отвечать вызовом на вызов. Таким он себя знал. Он и сейчас не дрогнул.

Получив обратно свое оружие, то есть когда винтовка и сумка с боеприпасами вновь успокаивающе повисли за плечом, сабля на бедре, а кинжал за поясом, принц попытался сесть на лошадь, которую Элгарт для него привел. Удалось ему это только с помощью товарища. И вот, злой и нетерпеливый, принц поехал по каменной дороге рядом с Элгартом навстречу тем, кто хотел причинить вред его родине – его поиски достигли кульминации.

* * *

Принц сказал бы, что дюны непроходимы для лошадей. По крайней мере, пешком он, изможденный, не прошел бы. Но Элгарт провел его в обход пологого склона к тропе, скрытой между песчаными горами. Песок там был утрамбован, подножие холмов казалось достаточно твердым. Ветер, что кружил над дюнами, должен был уже замести тропу песчаными наносами, но она оставалась такой же чистой, как и караванная дорога. Хотя пустыня и защищала библиотеку от любого случайного путника, заклинатели постарались, чтобы избранные посетители и слуги смогли легко их достичь.

Петляя между дюнами, тропа поднималась вверх. Каждый раз, когда впереди на севере появлялся просвет, принц видел, что они приближаются к горам. Горы росли удивительно быстро, словно сами шли ему навстречу.

Пил принц скупо, не слезая с коня. Ел осмотрительно мало. Его настрадавшееся от жары тело понемногу восстанавливало жизненную силу.

Его спутник молча ехал впереди, указывая путь. Время от времени он справлялся по карте, хотя принцу казалось, что дорогу видно достаточно хорошо. В ответ на вопрос принца Элгарт пояснил:

– Другие тропы, Ваше Высочество. Если нам понадобится отступать, то разветвления собьют преследователей. Здесь некоторые обозначены. – Элгарт выругался. – Но они не идут на запад. И эта карта заканчивается караванной дорогой.

И внезапно добавил:

– Мы никогда не сможем отсюда выбраться, если не придумаем, как выжить в пустыне.

Принц сжал зубы.

– В таком случае, – ответил он, – это будет твоей задачей. Моя цель – книга Марроу. И маги. Твоя – карта получше.

– Я понял, Ваше Высочество.

В голосе Элгарта слышался гнев. Королевскому сыну это понравилось.

* * *

Путь их показался принцу Бифальту долгим, но уже два-три часа под солнцем привели всадников на широкое выметенное ветрами плато у подножия горы. На ней-то и находился Архив магов.

Это было широкое открытое пространство, более чем достаточное, чтобы вместить длинный караван Сета Унгабуэя, а может, и два таких. И все же оно казалось маленьким по сравнению с высоким замком, высеченным прямо в скале. Выше массивных деревянных дверей – единственного видимого входа – были укрепления, которые легко могли бы вместить сотню защитников, хотя принц не видел ни одного. А еще выше нависал огромной массой замок, или цитадель, вмещавшая заклинателей и их библиотеку.

Принц Бифальт машинально натянул поводья, остановив коня, и уставился на замок.

Хранилище было целиком построено из белого камня – такого белого, что, отражая дневной свет, он даже слепил глаза. Как плато, так и укрепления были гладкие, без единой щели, скорее вырезаны в скале, чем выстроены из камня. Казнь Землетрясения в руках сильного магистра не смогла бы поколебать этот замок, как не смогло бы ни одно из осадных устройств, известных принцу. Зато выше укреплений все выглядело по-другому. Прищурившись от всего этого блеска, принц мог различить отдельные сегменты или уровни, похожие на непомерно огромные колеса, положенные одно поверх другого. Все они были белые, все идеально округлые – и каждое чуть смещено по отношению к соседним. На взгляд принца, такое нависающее здание выглядело беспорядочно, непредсказуемо. Оно не прислонялось к горе, опираясь на нее. Но и не отклонялось в сторону. При этом размер уровней или плит сохранялся. В результате получалось что-то похожее на стопку монет, неровно выстроенную неловкими пальцами ребенка – если, конечно, ребенок этот был во много раз больше гиганта, а каждая монетка была толщиной с четырех крупных мужчин, стоящих на плечах друг у друга. Вид у замка был небрежный и величественный одновременно.

Глядя на него с разинутым ртом, принц Бифальт только и выдавил:

– Какого…

Но Элгарт понял его.

– Я не знаю, Ваше Высочество. – Он явно был раздосадован. – Когда меня держали здесь, я не поднимался выше укреплений. Я хотел исследовать. Искать… если я и не мог ничего больше, то я хотел найти кого-нибудь, кто сказал бы мне, сколько я уже пробыл там, или где были вы, или чего они хотят от меня. Черт, да я был бы рад увидеть даже Сути аль-Сури. Или одного из этих барабанщиков. Но я был удручен случившимся. – Он со злобой выделил это слово. – Точнее говоря, мне не запрещали. Слуги были слишком вежливы, чтобы отказать в чем-то напрямую. А я не очень-то доверял своей безопасности, чтобы открыто выступить против них. Я не узнал ничего полезного. Я даже не знаю, где они держат лошадей.

– Книги, должно быть, – задумчиво произнес принц, разглядывая нагромождение этажей. Он думал – тысячи книг. Много тысяч. Он может искать всю оставшуюся свою жизнь.

Неужели в каждом из них хранятся книги? В каждом?

Элгарт посмотрел на принца с выражением ужаса, смешанного с благоговением.

– Не может быть, – запротестовал он. – Во всем мире не хватит книг, чтобы наполнить эту башню.

Принц Бифальт мог бы сказать: «Если хватит, то эта библиотека словно еще одна пустыня». Пустыня, где вместо песка – слова. Он затеряется там так же, как затерялся несколько дней назад. Но он этого не сказал.

Пока эти раздумья, словно солнечные лучи, выжигали из головы принца все остальные мысли, над плато пронесся трубный звук. Скорбный, как похоронная музыка, минорный тромбон эхом отозвался в дальних дюнах. Когда же звук угас, тяжелые ворота Хранилища начали открываться.

Беззвучно, как-то неотвратимо распахнулись они, словно во сне. Их створки разошлись ровно настолько, чтобы дать проход двум людям. Затем они замерли.

– Вот, Ваше Высочество, – прошептал Элгарт. Он сжал винтовку, но не стал снимать ее с плеча.

Принц Бифальт положил ладонь на рукоять сабли. Сам того не осознавая, он задержал дыхание.

Не спешиваясь, беллегерцы смотрели, как из ворот показались два человека. Держась за руки, они подошли к принцу и гвардейцу.

Один был пухлый, безмятежного вида, с неопрятными всклокоченными волосами и чувственной улыбкой над безбородым подбородком, среднего роста. Морщинки в углу глаз и очертание его улыбки говорили о том, что он привык к удовольствиям и наслаждениям. Его спутник, напротив, был сердитым горбуном мрачного вида с горьким выражением лица. Плечи у него были, как у кузнеца, а руки, словно кривые ветви дуба. Очевидно, кипя безответным гневом, он почти тащил за собой своего более мягкого товарища, преодолевая сопротивление его неспешного шага.

На них обоих были грифельно-серые мантии заклинателей.

– Магистр Авейл, – быстро прошептал Элгарт. – Тот, толстый. Другого я не знаю.

Принц заставил себя отпустить саблю. Кивнув своему спутнику, он неуверенно спрыгнул с лошади.

С видимой неохотой Элгарт оставил в покое винтовку, спешился и подошел ближе к принцу.

На расстоянии в пять шагов посланцы замка остановились.

– Принц, – произнес улыбчивый человек голосом, похожим на довольное урчание, – я – магистр Авейл. Друг мой – магистр Раммидж. Добро пожаловать в нашу библиотеку, наше Последнее Хранилище. Мы рады вашему прибытию.

Магистр Раммидж, похоже, рад не был. Никто из заклинателей не поклонился в знак приветствия.

И снова принц Бифальт удивился – последнее? Но мысли его не остановились на этом. Теурги требовали его внимания.

Так как они не удостоили его поклона, принц просто кивнул им.

– Вы знаете, кто я, – резко ответил он. – Вы призывали меня. Я здесь для того, чтобы выяснить почему.

Ничто в лице магистра Авейла не указывало на то, что он слышит слова принца. Зато горбун перехватил руку своего товарища и, нахмурившись, начал постукивать пальцами по ладони магистра Авейла.

– Ах да, – словно только что поняв, вздохнул магистр Авейл. Улыбка его стала еще шире. – Неучтивость следует принять так же, как и уважение. Она говорит мне, что вы не боитесь нас. Я доволен. По грехам моим я совершенно глух. Я не услышу, даже если рядом со мной выстрелит пушка.

– Это объясняет, – шепнул Элгарт.

– Поэтому, – продолжал низенький и пухлый заклинатель, – как и по своей безграничной доброте, магистр Раммидж помогает мне. – Он бросил взгляд на их сомкнутые руки. – Увы, он совершенно нем. Он не может произнести ни звука. Когда он хочет, чтобы его поняли – что случается, впрочем, редко, вынужден это признать, – я говорю за него.

Не желая показывать удивление или сомнение, принц Бифальт ответил горбуну:

– В таком случае, магистр Раммидж, прошу, заверьте магистра Авейла, что я не боюсь вас. Я просто нетерпелив – и жду ответа. Я хочу знать, зачем я здесь.

Магистр Раммидж оскалился так, словно ему захотелось узнать, какова на вкус кровь принца. Его пальцы быстро что-то писали на ладони второго заклинателя.

Когда послание было завершено, магистр Авейл рассмеялся: смех его был таким же благожелательным, как и его улыбка.

– Как и мой товарищ, принц, – сказал он, – вы опрометчивы. Вы здесь по нескольким причинам, каждую из которых вам прояснят. Тем не менее, ясность – это задача, требующая усилий, а вы, к прискорбию, изнурены. Вы потеряли ценных спутников, вас предали, ваша сила ушла. Мы не будем беспокоить вас ни нашими заботами, ни вашими, пока вы не поправитесь. – Заклинатель лучился блаженством. – На настоящий момент нетерпение и отсутствие уважения не сослужат вам добрую службу, хотя и то и другое будет принято здесь. Ваш гнев – это любовь, названная иначе.

На эти слова принц Бифальт не нашел, что ответить. Его гнев был любовью? Сама мысль была безумной. Эти заклинатели видели то, что происходит за тридевять земель, обладали такими познаниями, что и представить себе нельзя. Их сила была неизмерима. Но если они верили, что в какой-то тайной комнате принца есть любовь к ним, они не знали его. Они совершенно его не понимали.

От этой мысли у него стало легче на сердце. Их невежество давало ему преимущество, которого он не ожидал.

И в то же время принц не мог отрицать, что безумно устал.

Магистр Авейл подождал немного, не начнет ли принц Бифальт говорить – или магистр Раммидж постукивать по его ладони. Потом он продолжил со своей невозмутимой любезностью:

– Вы примите наше гостеприимство, принц? Вы найдете, что оно менее двусмысленно, чем гостеприимство Сета Унгабуэя. Он, конечно, честен в своем роде, но верен он нам, а не незнакомцам, встреченным по чистой случайности. Пока вы будете с нами, вас не отравят и не причинят никакого другого вреда.

Такое объяснение поступка караванщика ответило на один из многих вопросов принца Бифальта. Он не был доволен им полностью, но сейчас, когда он был так изможден, этого казалось достаточно.

– Мы примем, – ответил он. – Вы что-то имеете на мой счет. Вы не тронете нас, пока не дадите мне шанс послужить вам.

Но мы оставим наше оружие.

По какой-то причине горбун не стал передавать эти слова. А улыбающийся заклинатель и не попросил его. Вместо этого он жестом указал на ворота.

– Идемте с нами, принц. Вы и ваш преданный товарищ не пожалеете, что стали нашими гостями. – Он снова хихикнул. – Конечно, если это не будет вашим выбором.

Вместе с магистром Раммиджем они развернулись, все так же держась за руки.

Принц Бифальт и Элгарт обменялись взглядами. Ухмылка гвардейца отражала то, что было у принца на сердце, но королевский сын, как мог, старался скрыть свои мысли за непроницаемой маской. Ведя в поводу коней, они последовали за хозяевами.

* * *

Когда беллегерцы зашли внутрь, ворота за ними закрылись, отгородив их от известного им мира. Пустыня внезапно стала такой же недоступной, как и Беллегер. Но тьма продолжалась недолго. Сразу же по стенам зажглись ряды больших факелов, и принц увидел, что магистры ввели его в похожий на пещеру зал. Пол там был из полированного камня. Арочный потолок повис на такой высоте, что с трудом просматривался. В стенах виднелись многочисленные двери, разные по высоте, ширине и отделке. Несколько широких лестниц вели наверх. Мебели не было – людей почти тоже. Зал был настолько велик, что в нем могло разместиться целое войско. Если потребовалось бы, здесь полностью укрылся бы караван Сета Унгабуэя. Только благодаря величине и многочисленности факелов зал можно было увидеть целиком. И только их яркий свет притуплял тревожные ощущения принца Бифальта, которому казалось, что здесь опаснее, чем на поле боя, когда враг бросает в тебя гранаты и молнии, – так же опасны были и сами силы, сохранившие ему жизнь, когда он был за много лиг отсюда.

Несколько слуг поджидало появления магистров и их гостей. К неприятному своему удивлению, принц отметил, что все они были так же одеты и пострижены, что и те, кого Тчуи и Сути аль-Сури назвали «монахами». И мужчины, и женщины носили мантии мышиного цвета, подвязанные веревками, а волосы их были стрижены и выбриты на манер тонзуры. «Орден Поклонения Многим» – так переводчик назвал их. Многим кому? Богам, как намекал Аллеманский Танцовщик? Чертям? Заклинателям? Книгам, в конце концов? Принц Бифальт не имел ни малейшего понятия.

Склонив голову и потупив взор, двое из монахов подошли к путешественникам, чтобы взять их лошадей, которых тут же отвели к ряду широких дверей. Когда двери распахнулись, принц почувствовал густой запах конюшен: душные запахи конского навоза, мочи, пота, смешанный с более тонкими ароматами кожи, воды и зерна.

Принц Бифальт и его спутник остановились посмотреть, куда уводят лошадей. Теурги же не стали останавливаться. Таща за собой своего более медленного товарища, магистр Раммидж вел магистра Авейла глубже в зал. Когда принц решил, что достаточно запомнил, чтобы потом узнать вход в конюшни, он и Элгарт пошли за хозяевами.

Маги направились прямо к лестнице в дальнем конце зала. Впрочем, на полпути, увидев спускавшуюся по другой лестнице фигуру, они остановились. Обернувшись, они оказались к ней лицом к лицу. Это была женщина. Подойдя к подножию лестницы, оба мага поклонились, – магистр Раммидж ниже, чем магистр Авейл.

Женщина была невысокой: принцу Бифальту она едва доставала макушкой до подбородка, волосы ее были распущены. Скромный белый плащ закрывал женщину от горла до лодыжек, а сомкнутые вместе руки были спрятаны в широких рукавах. У принца перехватило дыхание, когда он узнал в ней Амандис, титулованную Тчуи «святейшей служительницей Духа» – а также ассасином.

Должно быть, она присоединилась к каравану, направляясь к Книгохранилищу. А значит, Фламора, напарница или соперница этой наемницы, святейшая служительница Плоти, вероятнее всего, тоже была здесь.

Но у принца Бифальта не было времени гадать, сколько еще путешествовавших с караваном могли окончить свой путь в этой башне. Плавной грациозной походкой Амандис подошла ближе. Не обратив внимания на поклоны магистров, она повернулась к беллегерцам. Без предисловий, тихо, но решительно она заявила:

– Элгарт. Ты пойдешь со мной.

Как и Фламора, она знала язык Беллегера.

Принц и его товарищ со шрамом застыли на месте. Если Элгарт просто смотрел на женщину, то принц Бифальт сухо произнес:

– Госпожа, я не знаю, как обращаться к вам. Вы не жрица, хоть вас и именуют «святейшей». Если я и пренебрегаю полагающейся учтивостью, я не хочу оскорбить вас.

Элгарт мой гвардеец. Он останется со мной.

Амандис бросила на него быстрый взгляд, затем вновь повернулась к сухопарому ветерану. Интонация ее не изменилась:

– Это была не просьба.

Принц повернулся к теургам в поисках поддержки, но не получил ее. Улыбка магистра Авейла оставалась все такой же безучастно отрешенной. Магистр Раммидж щерился подобно волкодаву.

Сверкнув на Амандис взглядом, принц Бифальт ответил:

– Он не подчиняется вашим приказам. Как и я.

Служительница Духа все так же пристально смотрела на Элгарта. Недвижимо, как камень.

– Моих навыков достаточно, чтобы убить вас обоих на месте. – Казалось, ее что-то забавляло. – Это веская причина подчиниться моему слову? Мне продемонстрировать?

Казалось, она и не двинулась с места, но теперь она как-то очутилась совсем рядом с Элгартом. Одна худая рука прижимала кинжал к горлу гвардейца. Другая удерживала Элгарта на месте, впившись ему в плечо.

– Ваше Высочество! – задыхаясь, прошептал Элгарт.

Черт! Принц Бифальт как можно быстрее скинул с плеча винтовку.

Но еще прежде чем он передернул затвор, кинжал исчез в рукаве ассасина. Показывая, что руки ее теперь пусты, Амандис отступила на шаг.

– Демонстрация, – сказала она принцу все тем же веселым голосом, – ничего больше. Вы провели точно такую же для Сути аль-Сури. И цель ваша была тогда, думаю, точно такой же. Никакого вреда вашему спутнику. Здесь это запрещено.

И, равнодушно выдержав сердитый взгляд принца, она добавила:

– Он мне нужен. Это для него равно приказу, как и для вас.

Стук сердца отзывался у принца Бифальта в гортани. Оно скакало, словно язык пламени.

Краем глаза он увидел, как магистр Раммидж что-то настукивает на ладони магистра Авейла.

В тот же момент дородный заклинатель прочистил горло:

– Смею заверить вас, принц, – пророкотал он, – каждая служительница Духа связана данным ей словом. Ему не причинят вреда. Да и для достижения тех целей, ради которых вы пришли сюда, не требуется его присутствие. Кроме того, у него есть и свои цели, и ни ваша власть над ним, ни ваше присутствие рядом для их исполнения неважны.

Принцу хотелось взреветь. Отпустить затвор и открыть огонь. Магистры знали, зачем Амандис нужен Элгарт – это было очевидно. Ее секреты оставались секретами только для него и его товарища.

Но принц Бифальт не успел выплеснуть свое негодование. Элгарт внезапно произнес:

– Ваше Высочество, будьте осторожны. Мы гости. Не оскорбляйте их. Здесь мы слишком многого не понимаем. – Он глубоко вдохнул, задержав дыхание, а затем быстро добавил:

– Я пойду с ней. Может, я найду то, что нам нужно. Карту получше.

Дрожа от ярости, принц пытался успокоиться. Ему нужно помнить о своей цели. Отчаянное положение Беллегера. Боль его отца. Бедствия королевства не уменьшились от одного только послания, с которым отправили Кламата. Их лишь приостановили. Все пока зависело от того, что сделает принц здесь.

Резким движением вскинув на плечо винтовку – чтобы Амандис и магистры не увидели, как дрожат у него руки, – принц кивнул в знак согласия:

– Хорошо, тогда иди, – проскрежетал он. – Не смей рисковать. Мы поговорим об этом позже.

Уголки губ Амандис сжались, скрывая улыбку. Так и не удостоив заклинателей своим вниманием, она отвернулась. Словно скользя или плывя по воздуху, она пошла обратно тем же путем, что и пришла.

Почувствовав на себе сердитый взгляд принца, Элгарт, скривившись, признался:

– Любопытство. Зачем я могу быть хоть кому-то здесь нужен?

И он отправился догонять служительницу Духа.

Изрыгая про себя проклятия, принц Бифальт вновь присоединился к своим хозяевам. Держа перед глазами улыбку магистра Авейла и хмурый взгляд магистра Раммиджа, он дошел с ними до дальнего конца зала. Что бы ни случилось, он собирался показать самодовольству толстого и злобе горбуна, что в нем было больше, чем они предполагали, когда избирали его. Но его собственная «демонстрация» – если она и получится – может подождать. Тайные намерения ассасина не помешают его поискам. Его задача требовала от него большего, чем решимость и гнев. Она же призывала его следовать примеру терпимости короля Аббатора.

Подражать ему или притворяться.

* * *

Поднявшись по широкой лестнице, теурги провели принца по системе запутанных коридоров и дверей, вниз по другой лестнице, вверх по третьей, длиннее и уже первых двух. По дороге они встретили нескольких слуг, ни один из которых не поприветствовал магистров или их гостей. Больше они никого не видели. Его хозяева, как решил принц Бифальт, вели его в отдаленную часть своих владений. Они собирались изолировать его. Они не хотели, чтобы он нашел путь назад, или разговаривал с кем-либо, или мог положиться на помощь какого-либо иного провожатого.

Однако когда они добрались до отведенной принцу комнаты, они встретили там нескольких монахов: трех женщин и дух мужчин. Один из них открыл дверь. Другие провели принца в просторную комнату, обставленную удобной мебелью, с мягкими коврами на полу и веселым огнем в очаге, приятно согревающим в прохладе толстых каменных стен Последнего Архива. Склонив голову и опустив взгляд к полу, монахи показали ему кровать с изысканно вытканным покрывалом, письменный стол с запасом бумаги и перьев, полки, уставленные книгами на странных языках, ванную комнату и уборную, кадку с горячей водой. На низеньком столике рядом с письменным столом стоял кувшин с вином, а также готовая трапеза под серебряной крышкой. Так как комната находилась в глубине замка, окон не было. Вместо них стены украшали разнообразные шпалеры, изображающие сцены и образы, которые для принца ровным счетом ничего не значили.

Заклинатели остановились у порога. Магистр Раммидж сразу же развернулся и ушел. А магистр Авейл подождал в дверях, пока не удалились слуги-монахи. Тогда он сказал:

– Располагайтесь поудобнее, принц. Здесь вам дадут все, что нужно, пока вы восстанавливаете силы. За вашими дверьми останутся слуги, но входить они не будут. Просите всего, что вам ни понадобится. Грязную одежду отдавайте им. Они почистят ее. Вам сошьют новую, похожую. Еще вина, пищи, дров, горячей воды – все вам принесут. Ваша единственная задача – восстановить жизненные силы.

Когда они вернутся к вам, когда ваши мысли прояснятся, скажите об этом слугам. С этого времени мы начнем разбираться в вашей путанице.

Принц Бифальт не стал отвечать впустую: магистр Авейл все равно бы его не услышал. Он стоял и сердито глядел на заклинателя, пока тот не ушел и за ним не закрылась дверь. Тогда принц подошел к двери и, к своему облегчению, обнаружил, что ее можно запереть на задвижку. Никто не застанет его врасплох, пока он тут.

Закрыв дверь, принц сдался голоду и жажде.

* * *

Остаток того дня и весь следующий принц Бифальт отдыхал. Усталость его была больше, чем он сам бы себе признался. И она наделяла его терпением. А удобная обстановка комнаты успокаивала. Кровать дарила крепкий сон. Сдержанное внимание библиотечных слуг радовало. Принц ожидал постоянного беспокойства, но обнаружил, что страх этот был беспочвенным. Заклинатели обещали, что послание Кламата защитит Беллегер. Пока они держали свое слово, он мог позволить потерять немного времени. Он мог позволить себе насладиться тишиной своего одиночества, восстанавливая силы.

Принц часто ел и много пил, долго спал. Ему нравилось ощущать чистую одежду на чистой коже. Когда он не спал, то проводил время, начищая и затачивая оружие. Но принц не забыл о своей цели. Дважды он открывал дверь и говорил слуге, что хочет поговорить с Элгартом. Если гвардеец не может прийти к нему, то принц хочет, чтобы его самого отвели к товарищу.

Слуга – в первом случае это была женщина, во втором мужчина – кивал, не говоря ни слова, и сразу же уходил, по-видимому, чтобы сообщить о желаниях принца. Но ответа так и не последовало. Гвардеец не появился. А монах, через которого принц передал послание, не вернулся. На их место встали другие слуги.

Такое отсутствие ответа – по сути отказ – раздосадовало его, но ненадолго. Раздраженный принц снова принялся есть, выпил еще вина и, к собственному удивлению, свалился на кровать и заснул.

Ближе к концу второго дня принц все же забеспокоился. Время от времени он ловил себя на мысли, что ему недостает зеркала. Он хотел изучить свое лицо, хотел увидеть, есть ли на нем те же морщины, вызванные потерями и безнадежностью, что избороздили лицо его отца. Принцу казалось, что они обязательно должны били появиться. Но в его комнате не было зеркала – как и любой другой отражающей поверхности.

Принц начал расхаживать по комнате, вспоминая во всех подробностях свою последнюю встречу с королем Аббатором. Он запомнил каждое слово так ясно, словно они с отцом прощались навсегда.

«Твоя задача, конечно же, неисполнима. И все же я доверяю ее тебе. Что нам остается?»

«Я сделаю все, что смогу, ради тебя, отец. Ради Беллегера».

«Возможно, этого будет достаточно. Это наш единственный шанс».

Принц Бифальт считал недопустимым подвести такого человека – своего отца, своего короля – да еще и так много выстрадавшего за страну и ее людей.

Тем вечером он принял решение. Почувствовав, что его клонит в сон, он, вместо того чтобы улечься в кровать и заснуть, подошел к двери, отпер ее и обратился к монаху, ожидавшему снаружи.

– Скажите магистру Авейлу, – с меньшей властью в голосе, чем хотел, произнес он, – что я буду готов утром.

В ответ на поклон слуги принц затворил дверь и тогда уже отправился спать.

* * *

Заснул он легко, как и всегда здесь. Зато впервые за его пребывание в замке смог потом вспомнить свой сон. В этом сне он ехал рядом с бывшим магистром Слэком, потерявшим свой дар и предавшим Беллегер. Принц задавал вопросы, а Слэк отвечал. Так отчетливо, как-то особенно – может, угрожая, – как бывает только во сне, Слэк говорил: «Человек только тогда полностью человек, когда он может войти в каждую комнату своей души и испытать радость».

Во сне принцу Бифальту это утверждение показалось лживым. В нем скрывалось противоречие. Каждой комнатой? Разве ни в одной из этих комнат не было преданности Беллегеру или верности королю Аббатору? Разве Слэк был неспособен ценить жизни тех, с кем он путешествовал, или тех голодных детей, которых использовали как приманку для западни? Он признался, что его учитель был амиканцем. Должно быть, он сам был амиканцем, шпионил всю свою жизнь. Но если так, то, притворяясь беллегерцем, он потерял свой дар – который, по его словам, он так высоко ценил – после того, как Амика использовала Седьмую Казнь. Разве ни в одной из его комнат не было возмущения тем, что сделала его родина?

Когда принц проснулся, он чувствовал себя бодрым, как языки пламени. В нем снова кипели сила, решительность и готовность рисковать.

Умывшись и одевшись, принц растворил дверь, чтобы принять завтрак от одного из своих слуг. Но ожидавшая его там женщина не держала в руках поднос. К его изумлению, она поклонилась, показав выбритую макушку своей головы, и тихим голосом произнесла:

– Если вам угодно, принц, я провожу вас в столовую. Там вы сможете позавтракать вместе с другими гостями. Когда поедите, к вам придет магистр Авейл.

Принца Бифальта застали врасплох, его захлестнули жажда действий и тревога. «Другие гости»… наверняка это Амандис. Будет там и Элгарт. И прочие, хотя бы немного знакомые по каравану Сета Унгабуэя. Кто-то, к кому не так страшно будет подойти, как к Амандис. Может, Фламора, святейшая служительница Плоти? А если и не они, то какой-нибудь разговорчивый книжник?

Отбросив сомнения, принц прихватил оружие и приказал женщине вести его. Больше всего прочего его привлекала возможность поговорить с Элгартом. С таким грузом ответственности за плечами принц хотел чувствовать себя менее одиноким. Любопытство Элгарта и его умение быстро думать успокоят принца.

Ветеран со шрамом поклялся ему в верности.

Принц не пытался запомнить дорогу, по которой его вели. Он был уверен, что заклинатели не позволят ему блуждать в одиночку по переходам башни. За ним всегда будут приглядывать, куда бы он ни пошел. Иначе он может нечаянно натолкнуться на один из секретов Последнего Архива.

Поэтому мысли принца блуждали где-то далеко, пока слуга-монах вел его по незнакомым коридорам, вверх и вниз по нескольким небольшим и одной длинной лестнице, через комнаты, меблированные под гостиные и – совсем неожиданно – ввел его в шумный зал: сапоги и сандалии стучали по каменному полу, тарелки и столовые приборы клацали, подпрыгивая на подносах, гости на разные голоса гудели, занятые тихой беседой, или выкрикивали что-то в пылу оживленного обсуждения.

По сравнению с громадой, служившей входом в Хранилище, зал этот был небольшим, – но только при таком сравнении. Потолок был достаточно высок, чтобы под ним мог вместиться всадник, держащий еще одного человека у себя на плечах. От стены к стене длинными рядами тянулись столы на козлах. По обеим сторонам от них было расставлено множество стульев, каждый из которых освещала затененная лампа. Высоко вверху горели факелы, а через широкий проем в дальней стене в зал проникали отблески очага и несмолкающий суетливый шум кухни.

Провожатый указал принцу Бифальту на стол, уставленный тарелками, столовыми приборами, кружками и подносами. Следовало подготовить поднос и отнести его на кухню, получить порцию, затем вернуться в зал, выбрать стул и приняться за еду. Но принц не обращал внимания на эти наставления. Он, окруженный звоном посуды и гулом голосов, молча рассматривал людей.

Зал был не полон: он мог бы свободно вместить еще столько же гостей, сколько в нем уже находилось. А было здесь, по подсчетам принца, около сотни мужчин и женщин. И почти все поражали воображение принца, как в свое время Сути аль-Сури, или как Сет Унгабуэй, или участники «Карнавала Большого Мира» Аллеманского Танцовщика. Одни были завернуты в изысканные плащи, а волосы их торчали в разные стороны какими-то шипами. Другие по-варварски кутались в меха, словно в книгохранилище было для них неприятно холодно. Несколько человек позвякивали тяжелыми доспехами. И совсем уже немногие были и вовсе без одежды, если не считать набедренной повязки да веточек с бусинами в волосах. У некоторых за спиной висели двуручные мечи, у других – целая гирлянда коротких дротиков. Люди с черной, коричневой и желтой кожей сидели вперемежку с белокожими, некоторые из которых были настолько белы, что выглядели альбиносами. А еще попадались такие – чаще женщины, – которые то ли с рождения имели кожу голубого цвета, то ли красили ее так. У кого-то в самых необычных местах виднелись татуировки и искусственные шрамы.

За дальним столом одиноко сидел магистр Раммидж, поглощавший завтрак с жадностью дикого зверя. Заметив заклинателя, принц Бифальт скривился и сразу же перевел взгляд.

С первого осмотра он нигде не нашел Элгатра. Как и Амандис. Он узнал только нескольких монахов за ближним столом. По своей одежде, тонзуре и осанке они ничем не отличались от слуг библиотеки. Но лица их были знакомы принцу после недолгого пребывания в караване. А в одном из них принц безошибочно опознал того монаха из ордена Поклонения Многим, который был в числе советников Сета Унгабуэя.

Во второй раз принц просматривал зал уже медленнее, внимательно выискивая в толпе знакомые лица. Он все еще надеялся найти Элгарта. Но если бы здесь оказалась Амандис, он постарался бы не приближаться к ней. Впрочем, очень скоро внимание его оказалось приковано к человеку, в одиночестве сидевшему за четыре стола от него у противоположной стены.

В одно мгновение принц Бифальт вспыхнул, как костер.

У человека была желтоватая кожа, как у народа принца, такие же острые черты лица. Он носил навощенную козлиную бородку и усы, так любимые воинами вроде него. На лбу была повязана лента – ярко-оранжевая, избранный его монархом цвет, по которому можно опознать своих в смятении кровопролитной битвы. С пояса свисали кожаные ножны того же оранжевого оттенка. В них находился длинный, слегка искривленный клинок, похожий на скимитар.

Это был амиканец.

Глаза принца налились кровью. И сквозь ее алую пелену он увидел, как в пылу битвы под летящими пулями и стрелами бежит Слэк. Он увидел, как разрывает взрывом Винсида, как Камуишу в горло попадает стрела, увидел капитана Суалиша, пронзенного в самое сердце, Бартина, убитого собственным разорвавшимся ружьем. Он увидел Хьюта с перерезанным горлом. Принц был так взбешен, что не мог дышать, даже не замечая этого, он видел взрывы и дым гранат…

Этот человек не был магистром. Не он выбрал принца Бифальта, чтобы тот совершил предательство. Но он был амиканцем. Его народ воспользовался Седьмой Казнью против Беллегера. К тому же принцу нужен был хоть какой-нибудь выход для его глухой тоски, для его беспредельного разочарования, его гнева, его страха перед тем, что заклинатели Архива могут сделать с ним и его народом, какая-то возможность исполнить обещание, данное отцу. Ему было нужно…

И принц побежал, с саблей в руке. Как можно быстрее он обогнул торец четвертого ряда столов, помчался между рядами стульев. Он сразу хотел и не хотел, чтобы его враг увидел его заранее. Принц не стал бы вонзать саблю в спину сидящего воина, но он горел желанием захватить амиканца врасплох.

Его природный враг. Не заклинатель, который может предать его смерти одним словом, а воин, как он. Тот, кого принц мог убить.

За десять шагов до своей цели принц увидел пустой стул. Не замедляя шага, он запрыгнул со стула на крышку стола. Быстро пробежал среди расставленных тарелок и светильников, мимо удивленных гостей, схватил саблю двумя руками и замахнулся ею. Каждым своим напрягшимся мускулом он чувствовал, как его переполняют сила и справедливость, гнев, взращенный кровью и болью поколений…

…но его переполняли и сомнения. Смерть любого амиканца была справедливой. Где угодно, только не здесь. Здесь были магистры, которые нуждались в принце Бифальте, чтобы добиться поражения Беллегера. Здесь были такие степени власти и уровни предательства, которые он не мог оценить. Он даже не приблизился к этой оценке. Пролитая здесь кровь амиканца могла окончить его поиски еще прежде, чем он что-то поймет. Еще прежде, чем он узнает, каковы реальные ставки.

Стук сапог по столу заставил амиканца рывком поднять голову. Принц Бифальт хотел, чтобы это стало последним движением в его жизни. Как только амиканец вытащит свой меч, каждое сомнение станет бесцельным.

Готовый убивать, принц резко остановился перед своим врагом.

Амиканец подался назад на своем стуле. Свет ламп и факелов высветил страх и бешенство в его глазах. Мышцы в углах его скул сжались, словно кулаки. Но амиканец не потянулся за своим клинком. Он намеренно сложил руки крест на крест на груди.

Вызов смерти.

Принц Бифальт вспомнил Камуиша и Новела, капитана Суалиша и Бартина. О да, он помнил о них. Но еще ярче, чем воспоминания о своих погибших товарищах, были его воспоминания о Слэке. Об умирающих от голода детях.

И он помнил о своем отце. Как часто король Аббатор учил его: «Думай, прежде чем говоришь»? Как часто его король повторял: «Говори, прежде чем делаешь»? Как часто он называл принца – с любовью и болью – «мой сын»?

Амиканец отказывался защищаться.

Король Аббатор постыдился бы теперь своего сына.

Понимание, что он не может зарезать врага, который отказывается защищать самого себя, привело принца Бифальта в бешенство.

– Вытащи меч, – взревел он. Это был крик такой силы, что, казалось, разрывал ему горло: – Дерись и умри!

Амиканец выпятил подбородок. В глазах его блеснула злоба.

– Убей меня, – прорычал он, обнажая зубы. – Давай, покажи им правду. Беллегерцы мясники. Только мясники могли создать такое жестокое оружие, как вот это… – На мгновение он от злости забыл нужное слово. – Как это ружье.

– Это мы мясники? – взревел принц. – Вы убиваете своих раненых!

– Только для того, – возразил амиканец, – чтобы беллегерцы не пленили и не пытали их.

Это было уже слишком. Ударь принц Бифальт сейчас, и он провалит свое задание, подведет своего короля, свой народ. Но он не мог проглотить ложь своего врага. Он просто не мог. Он был тем, кем он был.

Беллегер не пытает раненых амиканцев. Ни разу никто не был взят в плен.

Принц медленно поднес клинок к самой шее амиканца. Его противник был воином, борцом. Если его спровоцировать вытащить меч, то принц оправдает свои действия перед самим собой. Может, и перед своим отцом.

Но противник не поддался на провокацию. Он отвел глаза…

…и быстрее, чем принц Бифальт мог бы замахнуться, руки его и клинок замерли так внезапно, словно он врезался ими в стену. Мучительно болезненный удар, от которого, похоже, были сломаны оба запястья, отбросил принца от амиканца. Он приземлился спиной на дальний край стола, выронив саблю.

Принц мог бы свалиться со стола, прямо на колени другим гостям спиной вперед. Но кто-то каменной хваткой держал его за запястья. Его удержал от падения еще один мучительно болезненный рывок.

От сильного удара у принца сдавило в груди. Но он еще не чувствовал боли. Он был оглушен, у него перехватило дыхание. Ошеломленный от ярости и недостатка воздуха, принц не видел склонившуюся над ним фигуру, она казалась ему лишь неясным пятном.

Затем принц шумно втянул в себя воздух и узнал магистра Раммиджа.

Горбун стоял на столе, все еще держа запястья принца одной тяжелой рукой. Должно быть, он схватил их сзади. Хватка заклинателя была слишком сильной, чтобы из нее можно было вырваться. В злорадном взгляде из-под нахмуренных бровей читалась ненависть. Читалось бешенство.

От замешательства и негодования принц Бифальт едва заметил показавшегося магистра Авейла.

Теперь принц наконец почувствовал боль в запястьях. И в спине. Должно быть, приземляясь на край стола, он повредил ребра или позвоночник.

Амиканец стоял напротив него с той стороны стола. Принц ждал, когда мелькнет меч его врага. Но руки амиканца были пусты. Он только бросил на принца один яростный взгляд. Затем повернулся к заклинателям с таким выражением на лице, словно его предали.

Пытаясь закричать, принц Бифальт прошептал:

– Он амиканец!

Амиканец заорал так, что слова его эхом отозвались вокруг:

– А он беллегерец! Я не угрожал ему! – Сжав зубы, он процедил: – Я видел, как он входил, но я не коснулся меча! Даже когда он вызывал меня на бой, я не коснулся.

Магистр Раммидж кивнул – то ли амиканцу, то ли принцу.

В сильном волнении подошел магистр Авейл.

– Ой-ей, – пропыхтел он, сверху вниз уставившись на принца Бифальта. Волосы его были растрепаны, от улыбки не осталось и следа. – Неужели я забыл объяснить, что мы не потерпим насилия среди наших гостей?

Амандис говорила: «Здесь это запрещено».

– Это моя ошибка. В Хранилище мы все друзья, какие бы ни были у нас намерения.

Магистр Раммидж не терпит, когда нарушаются принципы гостеприимства.

– Я не касался своего меча, – опять повторил амиканец. – Это и есть ваше гостеприимство? Я доверял ей. Я уважал ее. А этот беллегерец не уважает.

Свободной рукой горбун схватил магистра Авейла за руку и начал настукивать послание.

Пухлый теург попытался подбодрить:

– Успокойтесь, генерал. Ничего не бойтесь. Я говорю, это моя ошибка. Когда принц принял наше приглашение, мне показалось, что нет серьезной причины сомневаться в его готовности. Я не подумал предупредить его.

Но если в этом нет его вины, то уж точно нет и вашей. Вы наш гость, как и он. Магистр Раммидж не потерпит, чтобы вы причинили вред друг другу.

Магистр Раммидж без предупреждения отпустил запястья принца Бифальта. Его руки упали на стол, и принц сквозь сжатые зубы застонал от неистовой боли.

– Идемте, принц, – продолжал магистр Авейл. – Я прослежу, чтобы вас вылечили.

Принц Бифальт попытался скатиться со стола. Он хотел подтянуть под себя ноги, но они не слушались его. Как сквозь пелену он увидел, что амиканский генерал вновь занял свое место за столом.

Через мгновение туда, где он только что стоял, сквозь толпу любопытствующих протиснулся знакомый монах, советник Сета Унгабуэя.

– Если позволите, магистры, – пробормотал он. Склонив голову, он скорее рассматривал поверхность стола, чем заклинателей или принца. – Я поручусь за него. У принца повреждена спина. Запястья его сами не заживут. И я знаю его, хотя и немного. Я провожу его к врачевателям.

Магистр Раммидж быстро настучал по руке своего глухого товарища. Почти сразу же к магистру Авейлу вернулась улыбка.

– Спасибо вам, – ответил он монаху. – Это щедрое предложение. Гнев его уляжется, если он поговорит с кем-то, кто может и слышать, и отвечать.

Отвесив поклон, монах ордена Поклонения Многим обошел вокруг стола и оказался около принца Бифальта. Горбун схватил принца за плечи, сам поднял его и поставил на ноги. Монах тут же поймал принца за руку, удержав его от падения.

Руки принца Бифальта повисли по сторонам. Ему казалось, что к ним подвесили бруски железа, которые растягивали сломанные кости запястья. В спине, похоже, каждое ребро было вывихнуто. Даже лучшему хирургу Беллегера, скорее всего, пришлось бы оставить его калекой. Монах легко подталкивал его, но принц и не думал двигаться до тех пор, пока магистр Раммидж, скрежеща зубами, не схватил саблю принца и не вложил ее со стуком в ножны у него на поясе. Тогда принц позволил себя увести.

Последним усилием воли он удержал себя от того, чтобы обернуться на амиканца.

Принц не мог представить себе, почему его враг оказался здесь. Он был не первым амиканцем, посетившим эту библиотеку. Кто-то до него прочитал и усвоил «Седьмую Казнь» Марроу. Что еще нужно Амике, чтобы удовлетворить свою жажду разрушить Беллегер?

Но мысли его путались от нестерпимой боли. Он не замечал, куда свернул монах, когда они вышли из столовой, по каким коридорам они шли. Он не слышал, как монах шептал: «Уже скоро, принц. Уже скоро». Не в силах как-то смягчить боль в запястьях, принц сосредоточился на том, чтобы несколько ослабить нагрузку на спину и ступал осторожно, почти волоча ноги по полу.

Что означает «поручусь за него»? Эти слова принц не понимал.

* * *

Наверное, они недолго шли по коридорам Последнего Хранилища. Но принцу Бифальту показалось, что почти вечность. К тому времени, как они добрались до места назначения, принц валился с ног. Без поддержки монаха он не мог даже стоять.

Монаха, который не произнес ни слова, пока принц путешествовал с караваном Сета Унгабуэя.

Библиотечный лазарет оказался просторной и хорошо освещенной комнатой, но никак не чистой. Грязь, перья, бусины и подозрительный порошок были на полу повсюду. Внутри стояло всего две койки с засаленными от пота и пропитанными кровью матрацами. Хирургического стола не было, как не было и набора ножей, зондов, медицинских пил, как не было видно и запасов бальзамов, мазей и вообще каких-либо лекарств. Вместо этого по всем стенам тянулись полки с кучками мелких костей и больших перьев, грязных мешочков с бисером или порошками, разнообразными трещотками да тряпицами, которыми, похоже, уже перевязали не одну кровоточащую рану, даже не выстирав.

Койки были свободны. В комнате находился только один человек. Он был из тех, что ходили обнаженными. И на нем тоже была только набедренная повязка. Как и у них, у этого в волосы было вплетено множество бисера и перьев. Кроме того, руки, торс и ноги незнакомца испещряли татуировки. Каждая изображала искалеченную разными травмами человеческую плоть.

Принц Бифальт невольно отпрянул в ужасе. Перед ним стоял дикарь.

Дикарь одарил своего пациента презрительным взглядом. Более уважительно взглянул на монаха, хотя тот даже не оторвал от пола своих глаз. Затем дикарь развернулся и занялся изучением своих полок.

Едва выговаривая слова, принц спросил:

– Это кто?

Он хотел спросить, чем занимается этот человек.

– Амика – маленькая страна, – тихим голосом отвечал монах, – но Беллегер еще меньше. Этот целитель совершил путешествие длиной в год, он пересек океан для того, чтобы учиться у этих магистров и их книг. Теперь он расплачивается за данную ему возможность, считая это своим долгом.

На языке его народа, он – шаман. Другими словами, у него есть магический дар. Но это не одна из Казней. Его магию нельзя использовать во вред.

Любая из Казней имеет два предназначения. Одно несет благо. Другое может причинить вред или даже убить. Но магия шире, чем ты знаешь. Казни – это лишь небольшая доля собранных здесь знаний.

За свое путешествие принц Бифальт уже усвоил, что магия превышает его представление о ней. Голос, звучавший у него в голове, и неоднократное спасение его жизни многое рассказали ему о магии. А в караване Сета Унгабуэя принц открыл для себя, что сам мир намного больше, чем он мог себе представить. Теперь, раненый и озлобленный, он понял, что это для него слишком. Если мир чересчур велик для того, чтобы осознать это, то сам Беллегер окажется слишком мал для того, чтобы его можно было ценить. Принц отказался дальше думать об этом, он закрылся от таких мыслей. И, даже не попытавшись представить себе королевства, лежащие в годовом пути на той стороне океана, принц ухватился за свою цель.

Преодолевая боль, он потребовал ответа:

– Заклинатели скрывают эти знания?

Он имел в виду: скрывают для себя?

– Они сохраняют их, – поправил его монах. – Они безвозмездно делятся ими с каждым, кто не использует их во зло.

Тут уже принц Бифальт почувствовал под собой твердую почву.

– Вы ошибаетесь.

Если его представление о размере вселенной – и Беллегера – и поколебалось, одна истина осталась прежней.

– Они поделились Седьмой Казнью с Амикой. Амика использовала ее для того, чтобы увереннее уничтожить Беллегер.

Пока принц Бифальт и монах обменивались этими репликами, дикарь, или целитель, выбрал из своей коллекции мешочек и две трещотки. Прежде чем монах успел ответить, целитель подошел к принцу, открыл мешочек и швырнул зловонный порошок тому в лицо.

Принц Бифальт попытался было уклониться, но не смог удержаться от того, чтобы вдохнуть его.

Сразу же принца охватил приступ кашля: настолько сильный спазм отвращения, что казалось, будто мышцы груди были готовы разорваться.

К счастью, приступ быстро прошел. А вместе с ним исчезла и боль в спине. Еще один-два вдоха причиняли боль в груди, но затем прошло и это.

С презрительной улыбкой дикарь, он же целитель, снова отвернулся. Потрясая трещоткой, он начал топтаться по маленькому кругу – снова и снова. При этом он издавал глубокие горловые звуки. Похоже, он пел.

Принц Бифальт смотрел в изумлении. Он не мог сопротивляться. Его парализовало. При каждом повороте шамана принц видел его закатившиеся вверх глаза: только влажный блеск белков.

То ли из-за звуков песни, то ли из-за неравномерных ударов трещоток сознание принца вращалось вслед за кружением шамана. Оно все шло кругом и кругом, пока наконец совсем не погасло.

* * *

Час или два спустя принц пришел в себя, очнувшись от сильной вони, исходившей от застарелых пятен на матраце. Он лежал на одной из замызганных коек. Пытаясь сбежать от запаха, принц свесил ноги с койки и сел. Моргая со сна, принц осмотрел лазарет.

Татуированного дикаря не было. Монах ордена Поклонения Многим сидел на другой койке, закрыв глаза, словно находился в глубоком раздумье.

Мгновение спустя принц осознал, что способен сидеть прямо, и спина у него больше не болит. Он осторожно подвигал пальцами. Потом, вздрогнув от предчувствия, повращал запястьями. Опухоль спала. Кости были на своих местах. Боль ушла. Ладони и руки были сильными, как и всегда.

…«Другими словами, у него есть магический дар». У принца не было другого объяснения. Этот шаман лечил лучше любого беллегерского лекаря.

Тревожная мысль. Она свидетельствовала о ничтожестве Беллегера. Хуже, она свидетельствовала еще о том, что магистр Раммидж мог дать волю своей силе в любое время. Последствия не придется терпеть долго. Конечно, если он не решит убить свою жертву на месте…

Принц Бифальт попробовал подвигать шеей. Снова повращал запястьями. Убедился, что у него все еще не забрали оружие. Оно лежало недалеко от него на полу. Затем переключил свое внимание на монаха.

Тот, казалось, почувствовал пристальный взгляд принца. Он открыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул. Но так и не взглянул на своего соседа. Тихо, как всегда тихо, он спросил:

– Вы удовлетворены, принц?

Удовлетворен? Принц Бифальт удивился. Чем удовлетворен? Тем, что его исцелили? Да. Тем, что магия шамана не может приносить вред? Нет. Тем, что он может доверять гостеприимству Последнего Книгохранилища? Да никогда!

Тем, что амиканец, которого он хотел убить, прибыл сюда по какой-то невинной причине? Абсолютно нет.

Пытаясь избавиться от этих болезненных воспоминаний, принц прочистил горло, а затем сказал первое, что пришло ему в голову:

– Шаман исцелил меня. – Он повращал запястьями, демонстрируя, что они выздоровели, согнул и разогнул пальцы. – Но он презирает меня. Я видел это в его глазах. Он лечил меня не потому, что я был ранен. Он лечил потому, что оплачивал свой долг. Я принц Беллегера, старший сын короля Аббатора. Цель моего путешествия благородна. Она также и жизненно важна. С чего он взял, что я заслужил его презрение?

Принц думал: «Как он смеет презирать меня? Значит, этому учат заклинатели, те, кто имеет власти больше, чем короли и принцы?»

Монах, казалось, сжался под своей мантией.

– Его дар – исцеление ран. Он знает только то, что вы рассердили магистра Раммиджа. С его точки зрения, такое безрассудство заслуживает презрения. Он не видит вас.

И после недолгой паузы монах добавил:

– Этот дар – мой.

Принц Бифальт хотел было спросить, откуда дикарь мог узнать, что это горбун сломал ему запястья. Но затем он догадался, каков будет ответ. Сила магистра Раммиджа обеспечивает соблюдение запрета на насилие. Только у него есть власть – или наклонность – причинять вред каждому, кто нарушит это правило.

Встряхнув головой, принц задал другой вопрос.

– А что вы видите? Что вам говорит ваш дар?

Монах не задумываясь, ответил:

– Я вижу ваше замешательство, принц. Вы воюете сами с собой. Ваш противник не Амика. Он внутри вас. Но вы не знаете этого.

Принц ожидал совсем другого. Он резко рассмеялся.

– Нелепость! – возразил он. – Если вы видите это, ваш дар – заблуждение. Я служу моему королю и моему народу. Я служу ради выживания Беллегера. Амика не успокоится, пока не уничтожит или не поработит нас. Это моя война.

Монах что-то тихо и задумчиво промычал. Не поднимая глаз, он спросил:

– Как же они уничтожат вас?

Принц не видел причины сдерживаться. Проявлять дипломатию здесь не требовалось. Осмотрительность с орденом Поклонения Многим не требовалась. Какое бы положение монахи ни занимали где-то еще, здесь они, по крайней мере некоторые из них, были всего лишь слугами.

– Они нас уже уничтожили, – ответил принц. – Они наслали на нас Седьмую Казнь. Она рассеяла всю нашу магию. Теперь у нас остались только винтовки, но их недостаточно.

– И в самом деле отчаянное положение, – кивнул монах. – Но оно не объясняет ваше здесь присутствие. Зачем вы забрались так далеко, когда вы нужны там, чтобы защищать вашу родину?

– У нас есть винтовки, – настаивал королевский сын. – Амиканской армии не так-то просто будет одолеть Беллегер. И все же их магия в конце концов погубит нас. Меня послали за Седьмой Казнью для Беллегера. Если лишить наших врагов магических сил, мы станем с ними на равных.

– А! – понял монах. – «Седьмая Казнь». Одна из книг Гексина Марроу. И, конечно же, у Амики нет винтовок. Так что же вы, принц, сделаете, когда уравняете чаши весов?

Принц Бифальт знал ответ. Ответ был уже готов у него.

– Они не будут уравнены. У нас слишком мало винтовок. Их сложно изготавливать без Казни Огня. – Принц хотел сказать «невозможно». – А людские ресурсы Амики кажутся безграничными. У них всегда есть люди. Наше же население сильно уменьшилось. Поколение за поколением мы выставляем на поле сражения все меньше воинов.

Нашему врагу не нужна магия, чтобы одолеть нас. Они сметут нас с лица земли, как только поймут, что у нас недостаточно винтовок, чтобы остановить их.

Казалось, монах обдумывал положение Беллегера. Вскоре он заметил:

– И тем не менее, вы считаете, что Седьмая Казнь может спасти вас. В противном случае ваше путешествие не имеет смысла.

– Я думаю, может, – стоял на своем принц. – Как я уже говорил, она покончит с амиканской магией. Но я надеюсь также вернуть силу нашим магистрам.

У него не было другого объяснения отчаянности тех поджидавших его в засаде амиканцев, которые перебили более половины его отряда.

– И тогда наши жестокие потери будут отомщены.

Монах на мгновение поднял взгляд на принца Бифальта. Однако принц ничего не увидел в его глазах. Монах смотрел на принца так, словно того здесь не было.

Опустив глаза обратно в пол, монах спросил:

– Будет ли такая победа честной? Вы бедствуете в борьбе, в которой обманом преимущество оказалось на стороне Амики. Будете ли вы оправданы, когда преимущество перейдет на вашу сторону?

– Это будет справедливо, – парировал принц. Но честность заставила его признаться: – Но я понимаю вас. Я обдумал ваш вопрос. Может, вы поймете меня. Неравная победа не будет честной, если она добыта магией. Не может быть чести в мире, пока существует магия. Не может быть чести, пока один убивает другого или овладевает им без опасности для себя самого потому, что жертва его беззащитна. Дары магистрам даются не в равной мере. Те, кто не обладает даром, беспомощны не по своей вине. Монах, я ненавижу магию. Я презираю ее высокомерие. Я не терплю ее силы, развращающей тех, кому она принадлежит. Магия бесчестна. Если бы я мог, я бы избавил мир от нее.

– Но не прежде, – мягко предположил монах, – чем Беллегер победит Амику.

– Да! – отрезал королевский сын. – Я не стану приносить мой народ в жертву моей вере. Я не высокомерен. Амика должна быть сломлена. Она должна сдаться.

Подобрав подол мантии, монах поднялся на ноги. Взгляд его блуждал по полкам шамана, стенам лазарета. Он медленно пошел к выходу.

Правда, у выхода монах еще раз повернулся к принцу. Взгляд его был потуплен в пол.

– Что ж, принц Бифальт, – мягко сказал он, – старший сын короля Беллегера, я буду настаивать на том, что я вижу. Вы утверждаете, что ненавидите магию, но вы обманываете самого себя. Если овладение магией – не самое сильное ваше желание, то уничтожение Амики ничего вам не даст. Равное соперничество – вот что удовлетворит вас. Вы не выберете бесчестье для себя. Вы не выберете бесчестье для своего народа.

Принц Бифальт подавил всплеск гнева.

– И снова нелепость, – возразил он. – Борьба Беллегера – это не только вопрос чести. Она унесла множество жизней. Да, жизней беллегерцев – но и амиканцев тоже. Скажите, вы видели, как Амика обращается со своими людьми? Вы знали, что амиканцы убивают своих раненых после каждой битвы? Вы знали, что они терзают своих собственных детей голодом, жертвуют ими для того только, чтобы сделать из них приманку?

Монах кивнул:

– Я не видел. Это, должно быть, ужасно.

– В таком случае, – заявил принц, – вы пытаетесь судить то, что не понимаете. Я допускаю, что средства борьбы, которые я желаю заполучить, бесчестны. Я признаю бесчестность. Цель, которую я пытаюсь достичь, справедлива. Она необходима.

Вот это удовлетворит меня.

Монах вздохнул:

– Я не сужу, принц. Орден Поклонения Многим никогда не судит. Я только спрашиваю вас. Если дело ваше справедливо, то почему же от службы ему вы приходите в ярость? Вам нужен гнев, чтобы загасить ваше осуждение самого себя? Неужели вы уже развращены?

На мгновение принц застыл, раскрыв глаза. Затем он расхохотался. «Неужели он обвиняет меня – меня! – в том, что я осуждаю сам себя? В том, что я прячу это осуждение за ширмой своего гнева? Он не знает меня».

Принц совершал ошибки. И сознавал их все. Но гнев его не принадлежал к ним. Он был чем-то более честным – он был оправдан. Нескончаемые крушения надежд принца и беспомощность Беллегера оправдывали его. Только безумный не чувствовал бы того же, что чувствует принц, не верил бы в то же самое.

Под смех принца Бифальта монах вышел из лазарета.

Веселье на какое-то время облегчило состояние принца. Оно отстояло его в его собственных глазах. Но оно не разрешило ни один из его вопросов. И когда веселье утихло, принц спрятался за уверенность, он поднял оружие и встал. Если он найдет слугу-провожатого, то отправится с ним к кому-нибудь из заклинателей, который, может, и ответит на его вопросы. А не найдет – вернется в столовую. Он так и не позавтракал. Ему придется сжать в кулак всю свою волю, чтобы не обращать внимания на амиканца.

Впрочем, в одном смысле он не знал себя самого. В самые неожиданные моменты принц вспоминал, что сказал ему Слэк.

Почему принца преследовали слова человека, предавшего его и Беллегер?

* * *

Служанка ждала принца в коридоре у дверей лазарета. Она и отвела его обратно в столовую. Хотя принц четко заявил ей, что хочет поговорить с кем-нибудь, кто занимает высокое положение в этой библиотеке – с любым, кто не глух и не нем, – служанка не ответила. У входа в столовую она жестом указала ему внутрь, но не пошла с ним.

Принц Бифальт обнаружил, что зал уже почти опустел. Он видел не более дюжины мужчин и женщин, сидевших далеко друг от друга, и никто из них не был ни Элгартом, ни Амандис, ни кем-либо еще, кого принц знал. Если кто и заметил его, то не подал и вида. Только шум с кухни заверил принца, что он еще может позавтракать.

Принц наполнил свой поднос на шумной и душной кухне, сел у дальнего стола и начал есть. Так как выбора у него не было, он сосредоточился на том, чтобы продолжить восстанавливать силы.

«…только тогда полностью человек…»

Черт! Этот теург-предатель, видимо, проклял его.

* * *

Принц ел быстро, как воин перед сражением. Но он еще не закончил, когда в столовую вошел его враг. Амиканец сразу же пошел мимо столов прямо к нему.

Нервы принца Бифальта напряглись до предела. Он схватился за рукоять сабли, частично вытащил ее из ножен, проверил на плече винтовку. Затем усилием воли положил обе руки на стол, чтобы их было хорошо видно. Каждая мышца его была готова к действию, но он только смотрел, как приближается его враг.

Пройдя мимо стульев, амиканец встал напротив принца – между ними теперь был только стол. С каменным выражением в лице и сложенными за спиной руками он произнес раздражающе ровным голосом:

– Беллегерец.

Изображая непринужденность, принц отклонился на спинку стула. Выдерживая прямой взгляд своего врага, он краем глаза наблюдал за его сложенными руками на случай, если тот внезапно нападет. Нахально и требовательно принц процедил:

– Зачем ты пришел, амиканец?

Тот пожал плечами, и принца передернуло от предвкушения. Но амиканец не высвободил рук. Только в его ответе прозвучали саркастические нотки:

– По всей видимости, я должен понести покаяние за то, что ты напал на меня. У заклинателей нелепость сходит за причину. Но я их гость. И я не могу отказаться. Я должен показать столько доброжелательности к ним, сколько я в состоянии переварить сам. Это не много, но я делаю все, что могу. Они сказали мне отвести тебя к… – Он замялся на мгновение, затем снова пожал плечами. – Думаю, он владыка Хранилища. Он архивариус.

Принц Бифальт нахмурился, чтобы скрыть, как сильно бьется у него сердце. Оставив руки на столе, он поднялся со стула.

– Магистр Раммидж, – сказал он разборчиво, – ненормальный. Я не хочу, чтобы мне опять ломали кости. Как и ты, я готов переварить сколько могу. Я принимаю твое предложение.

Амиканец приподнял брови. Похоже, его удивило поведение принца. Возможно, он ожидал, что тот откажется. Может, он даже хотел этого. Грубое «нет» подарило бы ему еще одно свидетельство против беллегерца. Оно бы точно освободило его от необходимости соблюдать приличия. Но теперь он пожал плечами, кивнул. Развернулся – какая заманчивая мишень! – и пошел прочь.

Последовав за амиканцем, принц позволил себе хищно оскалиться. «Архивариус, – подумал он. – Хранитель книг. Он ответит мне».

Теперь принц внимательнее запоминал свой путь по башне. Он предвидел необходимость самостоятельно найти дорогу к библиотеке и из нее – а затем к большому залу у входа и конюшням. В то же время он пристально наблюдал и за идущим на шаг впереди него амиканцем. Слишком многого он не понимал. Они прошли два поворота и поднялись по лестнице, настолько длинной, что, миновав ее, они оказались выше внешних укреплений, и тут принцу пришла в голову мысль: узнать побольше о своем положении в Последнем Книгохранилище.

Надеясь неожиданным вопросом вызвать честный ответ от своего провожатого, принц спросил:

– Тебя вызвали?

Враг его остановился на лестнице, оглянулся через плечо:

– Вызвали? Нет, меня послали. Кто станет меня вызывать? Король Смегин возложил на меня этот долг. – Казалось, он вооружился спокойствием на века. – Если бы я знал, что мне придется мириться с присутствием беллегерского мясника, я бы отказался от этого задания.

Раздразненный прозвищем «мясник», принц Бифальт чуть было не закричал: «Да почему?» Почему король Смегин посылает сюда своего человека, когда Седьмая Казнь уже обеспечила им поражение Беллегера? И почему амиканцы называют беллегерцев мясниками? Кровавую бойню всегда устраивали именно амиканцы. Люди короля Смегина убивали своих раненых. Они использовали своих детей, чтобы заманить неприятеля в западню. Они пытались подрезать поджилки быкам. А король Фастул безжалостно уничтожил Казнью Мора королеву Малори во время ее свадьбы с братом Фастула.

Но принц не высказал ничего из того, что было у него на сердце. Он не хотел открывать противнику все свои мысли. Это дерзкое прозвище было лишь провокацией, не правдой.

Как можно более саркастично он возразил:

– Смотрю, тебе нравится называть нас мясниками. Удивлен, что ты оправдываешь себя с такой легкостью.

Гнев наконец промелькнул в глазах амиканца. Оскалив зубы, он сошел вниз на ступеньку, хотя руки держал все так же, скрестив на груди.

– Я назвал вас мясниками, – прорычал он, – потому что вы и есть мясники. У вас винтовки, но их вам недостаточно. Ты пришел сюда, чтобы найти что-нибудь для еще большего преимущества. Естественно, что мой народ называет вас мясниками.

Тут амиканец опять совладал с собой. Уже тише он с усмешкой сказал:

– Когда наши дети плохо себя ведут, родители грозят, что их заберут беллегерцы. Дети этого боятся больше порки. Беллегерцы – самая страшная для них угроза. Мы сражаемся только для самозащиты. Мы процветали до того, как Беллегер попытался отнять у нас то, что принадлежало нам. И мы снова будем процветать, когда Беллегер перестанет существовать.

Принц Бифальт сжал зубы, чтобы не закричать. Такое обвинение было отчасти правдивым, и это смутило его. Неужто Амика сражалась только для самозащиты? А вот это – ложь. Зато тот факт, что амиканские родители пугают детей именем своего врага!.. Принц не ожидал столько честности. Он не был готов.

И он не знал, что ответить.

Прикусив губу, принц промолчал. Он скрестил руки на груди, показывая тем, что не потянется за оружием. Что еще ему оставалось сделать? Пугают детей, значит? Он хотел тут же убить амиканца. Хотя бы попытаться. Если он поторопится, то может успеть, прежде чем магистр Раммидж прибьет его самого. Но в таком случае его поиски окончатся кровавой безрассудной резней. И его народ лишится последней надежды.

Амиканец не удостоил принца нового взгляда. Отвернувшись, он повел сына короля Аббатора дальше, вверх по лестнице и по залам замка. Этот переход позволил принцу Бифальту отдышаться и успокоиться – не поддаваться влиянию слов амиканца, – прежде чем они дойдут до места.

Неожиданно они оказались перед дверным проемом без дверей или служителей. За порогом располагалась комната раза в два больше той, в которой помещался принц. Комната была ярко освещена, но не факелами и не лампами. Поперек двускатной крыши шел ряд окон, наполнявших пространство утренним светом. В одной из стен были еще окна, через открытые ставни которых виднелись замковые укрепления. После нескольких дней, проведенных в закрытых помещениях, от такого количества солнечного света у принца Бифальта зарябило в глазах.

Проморгавшись, он начал разглядывать комнату.

Из мебели в ней были только длинный стол на козлах, похожий на те, что стояли в столовой, более дюжины высоких табуретов, как попало расставленных между столом и принцем, а напротив – с той стороны стола – массивное кресло, такое тяжелое, что казалось, его невозможно было бы сдвинуть с места. Стол покрывало беспорядочное нагромождение книг и свитков – томов в десять, а то и более вышиной. Книги валялись и повсюду в комнате, словно их отбрасывали в сторону. Без всякого видимого порядка стопки перевязанных тесемкой бумаг перемежались с томами в изящно украшенных кожаных переплетах. Книжки размером не больше ладони лежали вместе с фолиантами, открыть которые было бы не под силу ребенку.

Глубоко в кресле, так, что над книжным беспорядком виднелись только его голова и плечи, сидел старик с длинными волнистыми волосами и густой бородой. И волосы, и борода были белы, как белы были и бельма, закрывавшие его глаза. Он был слеп, как летучая мышь.

– Беллегерец, – без околичностей объявил генерал, – это архивариус Последнего Книгохранилища. Магистр Марроу.

Не сказав больше ни слова, амиканец развернулся и вышел из комнаты.

Принц не мог отвести глаз от заклинателя. Он совсем позабыл о своем противнике. Он забыл об учтивости. Вся дипломатия вылетела из его головы.

– Марроу? – неуверенно спросил он. – Гексин Марроу?

– Принц Бифальт. – Слепец обернулся на голос своего посетителя, словно точно зная, где тот стоял. – Вот и вы наконец. И я очень рад приветствовать вас у себя.

Интонацию, с которой он это произносил, трудно было разобрать: в ней переплелись нотки дружелюбия, мягкости и вместе с тем вспыльчивости и приближающегося гнева. А выражение его слепого, наполовину скрытого бородой лица, было непроницаемым.

– Гексин Марроу – это мой дед в шестом колене. Но не архивариус. Слишком был занят своим исследованием да написанием книг. Я Сирджан Марроу. Я присматриваю за его наследием. Помимо всего прочего, конечно.

Возьмите стул. Отдохните и успокойтесь. Я отсюда чувствую ваш страх. У вас скоро ноги начнут дрожать.

Заклинатель был прав. Каждый мускул принца Бифальта напрягся. Сирджан Марроу, хранитель книг – двери к будущему Беллегера, к благу или ко злу. С трудом пытаясь собраться с мыслями, принц сел. К счастью, табурет оказался достаточно высоким, чтобы видеть архивариуса. Принц не мог отвести от него глаз.

Никто из обитателей замка не называл его по имени.

Кивнув принцу, магистр Марроу спокойным голосом произнес:

– Вы хотели поговорить со мной.

Принц Бифальт пытался справиться с мятущимися мыслями. «Осторожность, – напоминал он себе. – Скрытность». Он встретился лицом к лицу с человеком, одно слово которого могло стереть его с лица земли. С человеком, который уберегал его от смерти для того, чтобы как-то использовать. С человеком, который не заслужил доверия. От принца здесь требовались умения дипломата, не воина. Он не хотел повторить ошибку, сделанную им в повозке Сета Унгабуэя.

Но не в природе принца было изворачиваться и хитрить. Он мог быть только тем, кем он был.

Стараясь изо всех сил, он ответил:

– Я так понимаю, магистр, это вы хотели поговорить со мной.

Про себя он спрашивал: «Расскажи, старик, чего ты хочешь?»

– Конечно, хотел, конечно, хотел, – ответил архивариус, снисходительно взмахивая рукой. – Но у нас много времени. Вы могли и отказаться. Мы давали вам для этого возможности. Зачем же вы пришли сюда?

Вспомнив тот голос, который он слышал только у себя в голове, принц Бифальт заставил себя сохранять спокойствие.

– Вы были настойчивы.

Магистр Марроу кивнул:

– Конечно, были. И сейчас ничего не изменилось. Но и вы настойчиво добиваетесь своей цели. Мы-то можем подождать.

Впрочем, тон его предполагал, что особенно долго ждать он не готов.

Принц смерил заклинателя взглядом.

– Аббатор, король Беллегера, мой отец, дал мне поручение. Я стараюсь исполнить его.

– Вы должны исполнить его. – Заклинатель каким-то образом произнес это с интонацией сразу спокойной и нетерпеливой. – Это ваш долг.

В чем же оно заключается?

Королевский сын попытался начать еще раз.

– Я мог бы объяснить все более четко, если бы знал, зачем вы вызывали меня.

«Почему именно меня? Почему не какого-нибудь другого беллегерца? Бывшего магистра, более умелого? Королевского советника, более проницательного?»

Магистр Марроу опять взмахнул рукой.

– Чепуха. Вы наш гость. Мы славимся своим гостеприимством. Ваши цели первостепенны. Мы постараемся помочь вам. Позже мы решим, сможете ли вы помочь нам.

Это был соблазн, перед которым принц Бифальт не мог устоять. Собрав все свое мужество, он напрямик ответил:

– «Седьмая Казнь» Гексина Марроу. Мне нужна она. Если я смогу, я воспользуюсь ею.

Хотя магистр Марроу и приподнял брови, в тоне его голоса не слышалось удивление.

– Вполне обыкновенная просьба. Я ожидал чего-то большего. Чего-нибудь, что изменит мир, вы ведь так возмущены.

Конечно, я покажу вам книгу. Нет ничего проще. А зачем она вам нужна?

Принц почувствовал, что ему предстоит сложная задача.

– Беллегер погибнет без нее.

– И все? – тон теурга предполагал разочарование. – Я должен был догадаться.

И он поспешно добавил:

– Ну конечно же, конечно. Идемте со мной, принц. До сих пор вы были окружены четырьмя стенами. Вы еще не видели библиотеки.

Он с легкостью отодвинул в сторону свое кресло и поднялся на ноги.

Заклинатель оказался выше, чем предполагал принц Бифальт, по крайней мере, на голову выше самого принца. С виду только наличие бороды и слепота отличали его от магистра Авейла и магистра Раммиджа: одежды и сандалии были точно такими же, как и у них. Зато если пухлый заклинатель лучился спокойствием, а горбуна постоянно подстегивали ненависть и гнев, то магистр Марроу был сама властность.

Огибая стулья, заклинатель пошел к выходу.

Принц Бифальт поспешил следом. Беспокойный стук его сердца напоминал ему, что архивариус слишком охотно откликнулся на его просьбу. У магистра Марроу были другие причины и помимо гостеприимства. Доверял ли он капитуляции своего гостя – своей жертвы? Принц не верил этому.

«Позже мы решим, сможете ли вы помочь нам». Это походило на какое-то испытание. Еще один вызов.

Выдал ли его тот монах, что отвел его в лазарет? Или Элгарт раскрыл Амандис слишком много? Знали ли здесь магистры о том, что он ненавидит магию? Знали ли они, что принц жаждет полного поражения Амики?

Следуя за архивариусом по нескольким проходам на широкий лестничный пролет, ведущий наверх башни, принц Бифальт укрепился в своем решении. Его проверяют? Так он и сам может проверить их. Даже в бою принц не был из тех, кто способен перехитрить своих противников. Но он умел найти их слабое место – и сделать это знание своим преимуществом.

Впервые принц задался вопросом, можно ли использовать Седьмую Казнь для того, чтобы лишить самих магистров Хранилища их магической силы.

Захватывающая возможность. Превосходное наказание за все то, что было сделано с ним – за все то, что теургия и высокомерие сделали с его миром. И все же принц отогнал эту мысль. Она была обманчива. Несмотря на заверения магистра Марроу, принц не очень-то верил, что ему дадут книгу. Заклинатели не обучают своим секретам лишенных дара. Подобные архивариусу ценят свое превосходство. И даже если принц получит «Седьмую Казнь» в свои руки, может оказаться, что он не в состоянии прочесть ее. В мире слишком много непонятных языков, на которых говорят чужеземцы. Книга Марроу может быть написана на одном из них.

И даже если принц ее прочтет, сможет ли он ее использовать? У него нет дара магии.

Его цель требовала запастись терпением.

Впереди него архивариус с неестественной для его возраста легкостью поднимался по лестнице. Принц взбежал следом. И, поднявшись на ту ступень, на которой стоял слепой маг, попытался провести свою проверку.

Без околичностей принц спросил:

– Один из ваших гостей амиканец.

Он имел в виду – самое меньшее один. И он не первый.

– А, да, – тон магистра Марроу был каким-то необъяснимо веселым. – Генерал Форгайл. Он возглавляет почетную гвардию амиканского монарха. И поведение его лучше вашего.

Принц Бифальт оступился. Он беззвучно ругнулся, но сразу взял себя в руки.

– А почему он здесь?

– Спросите его самого, – ответил заклинатель.

– Он не скажет мне.

В этом принц был уверен. Генерал Форгайл уже ответил ему, ничего не раскрыв.

Архивариус, не останавливаясь, продолжал свое восхождение.

– А вы бы сказали ему? Если бы он спросил вас?

«Проклятье», – подумал принц.

– Нет. Он мой враг.

– В таком случае, – заключил магистр Марроу, – у вас нет причин жаловаться.

Принц Бифальт в изумлении посмотрел на заклинателя. В досаде он прошипел сквозь зубы:

– А кто жалуется? Я не жалуюсь. Я спросил вас, почему он здесь. Я и в самом деле спрашивал его. Настоящего ответа он мне так и не дал.

«И мы снова будем процветать, когда Беллегер перестанет существовать».

– Если вы не хотите отвечать мне, я поставлю свой вопрос несколько иначе.

Сколько амиканцев, подобных ему, уже приходило до меня?

Магистр Марроу, казалось, посмеивался про себя, забавляясь любимой игрой.

– Спросите у него самого.

Принц одной рукой сжал рукоять сабли. Другой схватился за плечевой ремень, на котором висела его винтовка. Архивариус насмехался над ним. Принц знал это, но не мог на это ответить. Снова расстроенный неудачей – бесконечно расстроенный неудачей, – принц сосредоточился на ступеньках.

«Только книга, – говорил он себе. – Только книга имеет значение». Когда она будет у него, когда он отвезет ее в Беллегер – у него появится время подумать о том, как отплатить за унизительный вызов сюда.

Наконец он и его провожатый добрались до вершины лестницы. На этом этаже воздух был разреженным, и дышалось с трудом. На лбу принца выступили капельки пота. Старик-заклинатель, наоборот, дышал легко, и каждое его движение говорило о почти неисчерпаемой жизненной силе.

Несмотря на слепоту, магистр Марроу уверенно повел принца вдоль изогнутой стены к главному входу, чью арку украшали вырезанные в камне таинственные знаки. Следуя за архивариусом, принц Бифальт и сам вошел внутрь.

Они стояли на полу одного из огромных кругов или колес, которые он рассматривал, когда только подходил с Элгартом к Хранилищу. Полом здесь служила круглая, ничем не покрытая каменная плита, гладко отшлифованная за столетия и такая огромная, что вполне могла быть единственным основанием всего этажа. Места было столько, что вдоль стен помещалось не меньше двадцати уже знакомых столов на козлах. У каждого из них стояло достаточное количество стульев, некоторые из которых были заняты мужчинами и женщинами. Поодиночке или в небольших группах, они сосредоточенно склонялись над книгами, представляя все вместе пестрое собрание тех народов, которых принц Бифальт видел в столовой. Было среди них и несколько монахов, и еще меньше дикарей вроде того шамана. Большинство было одето изящно и затейливо. И все же некоторые мужчины и женщины здесь носили простые мантии заклинателей.

Лишь немногие из учеников подняли головы, когда вошли магистр Марроу и принц. Другие так и остались сидеть, склонившись над заинтересовавшими их книгами.

Книги эти они, должно быть, взяли из книжных шкафов, расставленных вдоль стен. Это были десятки шкафов разной величины: одни настолько высокие, что до верхних полок можно было добраться только с помощью лестниц, другие же – широкие и глубокие – предназначались для хранения свитков. Кое-где виднелись пустые места, обозначавшие, откуда были взяты сейчас книги. Большинство шкафов было заполнено полностью. Принц Бифальт никогда в своей жизни не видел столько книг в одном месте. Черт, да он и книжных шкафов столько не видел…

Собственно, это был только первый этаж библиотечной башни, первый сегмент из множества нагроможденных друг на друга гигантских колес. Принц мог сосчитать их все. Над тем местом, где стоял он с архивариусом, было прорезано широкое отверстие, идущее через все этажи и позволявшее увидеть их все, плиту за плитой, вплоть до самого сводчатого потолка. На каждом этаже отверстие было огорожено высоким парапетом, напоминавшим балкон. И на каждом этаже были такие же столы на козлах, такие же стулья и такое же множество книжных шкафов.

Оттого что принц всматривался вверх, у него закружилась голова, словно он глядел не на потолок, а в невероятно глубокую яму. Принцу пришлось склонить голову и расставить ноги, чтобы мир вокруг него перестал кружиться.

Когда он снова посмотрел наверх, стало уже немного полегче.

Теперь принц мог разглядеть, чем освещалось это огромное помещение. В далеком потолке был прорезан ряд мелко застекленных окон, пропускающих внутрь дневной свет. По краям каждого проема между этажами пониже парапета было установлено множество ламп. Все они горели с какой-то неестественной яркостью – и даже не дымили. То ли заправлены они были особенным, бездымным маслом, то ли огонь в них был магическим.

После дальнейшего исследования принц понял, почему этажи библиотеки не были выстроены ровно друг над другом. Эта кажущаяся неправильность позволяла добраться до каждого этажа по деревянным спиральным лестницам. Но принца озадачило, почему заклинатели решили провести лестницы внутри этой гигантской дыры вместо того, чтобы пустить их вдоль стен. Создатели Хранилища могли сконструировать башню так, как им хотелось. Значит, они по какой-то причине хотели сохранить толщину и крепость стен.

Защитить книги в случае штурма?

Принц Бифальт знал, что мир больше, чем он мог себе представить. Навязанная против его воли, эта мысль тревожила и раздражала его. И все же он не представлял какой-либо достаточно могущественной силы, которая могла бы осадить – не говоря уже о том, чтобы нанести вред – Архиву магов. Последнему Книгохранилищу.

Тем не менее принца успокаивала мысль, что у библиотеки есть враги. Если местные магистры считали, что им нужно охранять свои драгоценные знания, то, значит, их сковывал страх. Они не были уверены в своем превосходстве. Несмотря на власть своих нечеловеческих даров, они были вполне обыкновенными людьми в одном отношении: они могли бояться.

Принц Бифальт не хотел бы встретиться с такой ужасной силой, которая могла угрожать библиотеке. Он ничего не хотел о ней знать. Он уже повидал столько всего, что было выше его понимания. Но его успокаивала мысль, что такая сила могла существовать.

Всякого, кого можно напугать, можно и победить.

Магистр Марроу прервал фантазии принца:

– Там, – сказал архивариус, указывая вверх. – Все книги моего предка. Они на семнадцатом круге. Книга, что вам нужна, там. Идемте.

Не дожидаясь ответа, заклинатель уверенным шагом направился к ближайшей спиральной лестнице.

Теургов Хранилища можно испугать. Магистра Раммиджа можно испугать.

Внезапное воодушевление придало принцу сил, и он поспешил за своим провожатым.

Впрочем, на одном воодушевлении он не смог далеко забраться. Подниматься по лестнице оказалось более утомительно, чем ожидал принц. Он хорошо поел, основательно отдохнул. И все же его легкие и мускулы еще не обрели свою привычную натренированную выносливость. А архивариус взял быстрый шаг. Прошло совсем не много времени, как принц начал задыхаться. Вскоре только силой воли он мог заставить себя дышать спокойно. Несмотря на целеустремленность, шаги его замедлились.

А заклинатель поднимался по-прежнему быстро. Слепой старик уже на целый этаж обогнал своего гостя, когда наконец остановился. Спокойным, без ноток нетерпения голосом он окликнул своего спутника:

– Уже скоро, принц. Не торопитесь. Спешить некуда.

«Насмехается над старшим сыном короля Беллегера… Проклятье!»

Желая узнать, сколько он прошел, принц Бифальт взглянул вниз – и чуть не закричал. Пол виднелся на невозможно далекой глубине. То ли расстояние магическим образом увеличилось – ему казалось, что прошли они намного меньше – то ли разреженный воздух повредил его рассудок. Нижние этажи вращались, ступени под ногами наклонились. Сама библиотека насмехалась над ним. Если бы принца не ограждали перила лестницы, он кувырнулся бы головой вниз, к своей погибели.

Здесь слишком много книг…

Последнее хранилище было таким же высокомерным, как и сами магистры. Оно заключало неестественное количество самого разного рода силы, неизмеримые возможности. Маги-хранители считали, что раз они могут делать все, что угодно, у них есть право делать все, что угодно. Они могут определять жизнь и гибель королевств и не винить себя за свой выбор.

Набрав побольше воздуха, пытаясь удержаться на ногах, принц Бифальт напряг все силы, чтобы собраться с духом. Он старался противостоять бесчисленным кругам и спиралям библиотеки, хаосу начертанных здесь слов. Он ненадолго устало присел на ступени, обхватив голову руками и глубоко дыша. А когда возобновил свой подъем, то чувствовал легкое головокружение, словно что-то толкало его назад.

– Вот и вы, – произнес архивариус, когда принц, наконец, присоединился к нему. Если он и улыбался, то за бородой этого не было видно. – Мы стоим сейчас выше любой точки Беллегера. Намного выше. Воздух здесь и в самом деле разрежен. Вы еще не привыкли к нему.

Он предлагал принцу Бифальту оправдание, но тому оно было ни к чему. Тяжело дыша он ответил только:

– Книга.

– Конечно, – кивнул магистр Марроу. – Книга. «Седьмая Казнь» Гексина Марроу.

В тоне его читались в равной степени недовольство и какая-то веселость.

– Она здесь.

Жестом указав куда-то за собой, заклинатель развернулся и пошел прочь от балкона.

Как принц и догадывался, балкон был настолько широк, что вмещал довольно много столов и еще больше стульев, и при этом оставалось свободное пространство перед вплотную стоящими друг к друг у стены книжными шкафами. Кроме двух женщин в одеждах магистров, больше никого здесь не было. Заклинательницы сидели с книгами в нескольких столах друг от друга, а когда мимо них прошли архивариус и принц Бифальт, даже не подняли голов. Поглощенные чтением, они сидели так неподвижно, так тихо, что напоминали изваяния. И как будто даже не дышали. Если бы принц не видел, как одна из них переворачивает страницу, он бы решил, что они просто незаметно умерли за чтением. Если слепой архивариус не слышал их или не помнил, как проводил их сюда, он наверняка не догадался бы об их присутствии.

Дойдя до нужного места, магистр Марроу остановился. Повернувшись к книжным шкафам, он развел руки в стороны.

– Здесь, – провозгласил он, – полное собрание сочинений Гексина Марроу. Они все здесь. Он прожил долгую жизнь и записывал все. Все. Горы бумаги. Полки и полки заметок. По большей части беспорядочных. Многие из них совершенно бесполезны.

Пока архивариус говорил, принц разглядывал полки, пытаясь прочитать заглавия книг или узнать имена авторов. Но ему все еще не хватало воздуха, и буквы перед глазами расплывались.

– К счастью, – продолжал заклинатель, – они не все бесполезны. Каждый раз, когда исследования приводили его к важным заключениям, он заставлял себя упорядочить свои мысли и писал очередной том. Все «Казни» хранятся здесь. Все они написаны таким ясным языком, что только неграмотный болван не сможет понять их.

И словно вопрос этот не носил ни оттенка грубости, он спросил:

– Вы ведь грамотны, принц?

Не дожидаясь ответа, заклинатель устремился к полкам.

– А здесь, – провозгласил он, – «Седьмая Казнь» моего предка.

Достав из шкафа книгу, он протянул ее в направлении своего гостя.

Дрожащими руками принц Бифальт взял книгу и повернул передней стороной обложки к себе.

Она была в кожаном переплете, таком толстом, что он напоминал боевой доспех – этот том мог бы остановить пулю. Имя автора и заголовок были выполнены глубоким тиснением, покрытым такой густой позолотой, что казалось, буквы мерцают. Их нельзя было не разобрать. Принц не мог ошибиться.

С глупым – он и сам понимал это – выражением принц пробормотал:

– Это не та книга.

Еще одна проверка. Уловка.

Предательство.

– Нет? – воскликнул архивариус. – Но это же нелепо! Это должна быть она.

С крайним недовольством архивариус вырвал книгу из рук принца. Ладонями, пальцами он исследовал ее со всех сторон. Затем он отставил руку с книгой и сощурился, словно мог видеть через свои бельма.

– Это какая-то бессмыслица! – воскликнул он. – Это невозможно. Я знаю эту книгу. Я знаю их все. Это работа Силана Эстервольта. «Трактат о производстве артиллерийских орудий наиболее простыми средствами». Она относится к четвертому кругу.

Внезапно прижав книгу к груди, заклинатель добавил совсем другим тоном:

– Хотя, возможно, она и заинтересует вас.

Сглатывая на каждом слове, словно ему хотелось плюнуть в магистра Марроу, принц Бифальт осмелился:

– Ошибка…

Конечно же книга заинтересовала его. Без магии Беллегеру понадобится всякая защита – и, конечно же, пушки. Но его послали сюда не за артиллерийскими орудиями.

– Ошибка? – перебил его архивариус, немедленно раздражившись. – Что это вы имеете в виду?

– Ее положили сюда по ошибке, – сдержанно пожал плечами принц. – Какой-нибудь слуга…

– Это невозможно! – повторил заклинатель. – Это какая-то бессмыслица. Вы насмехаетесь надо мной, принц. Каждая книга, взятая с этих полок, возвращается мне. Ее не ставят обратно. Ее относят в мою комнату. Я сам возвращаю ее на положенное ей место. Откуда же еще мне знать, где в этой библиотеке лежит каждый свиток, каждая книга и каждый листок.

Теперь принц Бифальт был уже уверен, что над ним сыграли какую-то шутку. Он отбросил осторожность.

– Я не насмехаюсь над вами, – возразил он. – Это вы насмехаетесь надо мной. Здесь не было ошибки. Вы играете со мной. Вы с самого начала знали, что книги нет на месте.

– Бессмыслица, – магистр Марроу проскрежетал какое-то непонятное проклятие. Нахмурившись, подобно туче, он опять развернулся к книжному шкафу.

– Вот здесь! – Он указал на книгу слева от места, оставленного «Трактатом о производстве артиллерийских орудий наиболее простыми средствами», – «Шестая Казнь» Марроу.

Принц прочитал название книги на корешке. «Шестая Казнь». Принц прочитал имя автора. Гексин Марроу.

– А здесь, – продолжал архивариус, – «Пятая Казнь». А здесь, – он указал справа от пустующего места, – «Восьмая Казнь». И дальше – «Последняя Казнь».

Он перечислял заглавия, словно отчетливо вытесненные буквы на корешках сами доказывали его честность.

Кипя от гнева, принц читал надписи, на которые указывал слепой заклинатель. Восьмая Казнь? Последняя? Если седьмая из них лишала магии, то какое же зло скрывается за остальными? Что может быть хуже?

«Человек только тогда полностью человек…»

– «Седьмая Казнь», – настаивал архивариус, – должна быть рядом с другими. Она всегда стоит там. Я привел вас сюда, потому что был уверен: она здесь.

Для принца причина отсутствия книги была очевидна. Сжав кулаки, он сурово произнес:

– Значит, она у Амики.

– Что-что? – Старик развернулся лицом к принцу. Тон его был даже более чем удивленным, в нем слышались нотки досады: – Как Амика могла заполучить ее?

Не «почему» – «как». Словно «почему» было вполне ясно. И только «как» имело смысл.

Не стараясь уклониться, принц Бифальт выдержал невидящий взгляд магистра. Он закусил губу, чтобы не высказать то, что было у него на уме.

Эти заклинатели заключили союз с Амикой ради разрушения Беллегера. Архивариуса удивила точность предположения принца Бифальта. Ему досаждала возможность раскрытия.

Но магистр Марроу очень быстро вернул свое прежнее самообладание. Неожиданно успокоившись, он согласился:

– Да, ошибка. Моя ошибка. Другого объяснения просто нет. Вы же видели мою комнату, эти груды на письменном столе. Все эти книги принесли ко мне, чтобы я расставил их по нужным местам. «Седьмая Казнь» должна быть там.

Я слишком отвлекся. Я забыл…

Заклинатель развел руками – жест примирения.

– Примите мои извинения, принц. Нужная вам книга точно находится там. Ее не уносили из Последнего Хранилища. Нет. Я бы почувствовал, если бы это произошло. Острая боль здесь, как рана, – он похлопал себя по груди. – Когда я найду книгу, я передам ее в вашу комнату.

И чуть ли не смиренно добавил:

– У того, кто изучает магию, необычное чувство юмора. Мы находим забавным не то, что другие. Я совсем не собирался насмехаться над вами.

Принц фыркнул про себя. Сжав зубы, он хранил молчание. Никогда он не презирал магию и магов больше, чем сейчас.

* * *

Хотя самым большим желанием принца Бифальта в то время было избавиться от компании магистра Марроу, он все же последовал за слепцом вниз через библиотечные круги к жилым этажам башни. И пока он спускался по спиральной лестнице, решимость его набирала силу. Он претерпел уже больше унижения, чем был готов вынести. Принц пожалел о своем желании быть дипломатичным. Он держал язык за зубами только потому, что хотел дождаться возможности, когда останется с магистром один на один – без посторонних ушей.

И вот, наконец, он со своим провожатым оставил бессчетное число книг позади, и ему показалось, будто он почувствовал, как всю их тяжесть сняли с его плеч. Хотя, возможно, это была тяжесть его собственного невежества. Без всякого сомнения, его нельзя было даже сравнить с этими людьми, которые знали так много, которые так презирали обычных людей, чьей единственной ошибкой было случайно родиться без дара. На этом этаже принц уже дышал свободнее. Он расправил плечи, поднял выше голову и временами останавливался посмотреть, куда ставит ноги. Чувствуя себя уверенней на лестнице, которая не шла по кругу, на этажах, не нуждающихся в парапетах, принц заговорил сразу, как только убедился, что оказался наедине с магистром.

– Я задам вам один вопрос, – неожиданно заявил он. – Ответ на него удовлетворит меня на время, пока я не получу книгу в свои руки.

Остановившись, старик вскинул брови.

– Когда, – потребовал принц Бифальт, – вы скажете мне правду?

Магистр Марроу вздохнул.

– Тогда же, когда и вы, принц. Когда и вы.

Заклинатель махнул рукой. Сразу же из бокового прохода появился слуга.

– Этот монах, – сказал заклинатель, – проводит вас к вашей комнате. С меня уже хватит вашего общества на сегодня. В столовую не возвращайтесь. Еду будут приносить вам каждый раз, как вы попросите. Я не намерен больше рисковать – вдруг ваша вспышка повторится. Магистр Раммидж во второй раз уже не будет так мягок.

Повернувшись к принцу спиной, архивариус пошел прочь.

Не намерен? Принц Бифальт не был намерен себя сдерживать.

– Когда мы снова встретимся, – крикнул он вдогонку архивариусу, – я спрошу, почему вы боитесь.

Магистр Марроу ничего не ответил. Похоже, он и не слышал.

Ругаясь самыми страшными проклятиями, принц позволил отвести себя обратно в свою уединенную комнату.

* * *

У двери он все же остановился.

– Послушай меня хорошенько, монах, – сказал принц своему провожатому. – Скажи магистрам, что мне нужно поговорить с моим товарищем, Элгартом. Пусть его приведут ко мне. А если нет, я заставлю магистра Раммиджа изувечить меня. Я буду постоянно заставлять его увечить меня, пока либо сам не умру, либо Элгарта не доставят ко мне.

Ему нужно было поговорить с единственным во всем замке человеком, который понимал сложность его выбора и у которого была та же цель, что и у него.

Ему нужно было удостовериться, что Элгарт жив и здоров. И что заклинатели не переманили его на свою сторону.

И ему нужна была карта. Если архивариус сдержит свое слово, принц собирался сбежать из Последнего Хранилища. Каким угодно способом. Если получится.

Ничего не обещая, слуга почтительно поклонился.

Слуга ушел, и принц Бифальт, войдя в свою комнату, захлопнул за собой дверь и запер ее на задвижку. Затем схватил бутылку с вином и пил, пока не начал задыхаться от его кислого привкуса.

«…я передам книгу в вашу комнату».

Принц не верил ничему, что сказал ему магистр Марроу. «Седьмую Казнь» ему не принесут. Она уже в Амике. Или у генерала Форгайла. Архивариус солгал. Он и не прекратит лгать. Слэк научил принца Бифальта тому, что дар магии был также даром лжи. И если принц не выучил этот урок у Слэка, то ему преподали новые уроки в караване Сета Унгабуэя.

Вначале принц решил напиться до беспамятства. Но потом он отставил эту отчаянную мысль. После всех неудач он все же надеялся переговорить с Элгартом. И на случай, если ему приведут его последнего товарища, принцу понадобится ясный ум. Он – принц Бифальт, старший сын короля Беллегера. Он будет ждать, пока не притупится боль его разбитого сердца.

Часть пятая

И все же чувство беспомощности грызло его. Грызло до самых костей, как ненасытный хищник. Когда принц наконец услышал стук в дверь, он подошел к ней пошатывающейся походкой, словно у него только что случился припадок.

Отодвинув защелку, принц Бифальт рывком раскрыл дверь – перед ним стояла маленькая стройная фигурка Амандис, служительницы Духа. С распущенными волосами, завернутая в свой скромный плащ, сцепив руки под рукавами, она молча и серьезно смотрела на него.

От неожиданности принц Бифальт сначала только глупо смотрел на нее. Он еле подобрал слова:

– Где Элгарт?

Она не ответила. Вместо этого Амандис начала наступать на принца, пока ему не пришлось отойти в сторону. Тогда она вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

Принц хотел было снова спросить, где Элгарт, но, взглянув на Амандис, передумал. «Моих навыков достаточно, чтобы убить…» Принц почувствовал облегчение, когда она остановилась.

Произнося слова с характерным для нее грубым акцентом, Амандис сказала:

– Вы угрожали магистрам. Они не потерпят этого. – Амандис разглядывала лицо королевского сына, словно хотела видеть его выражение, когда вонзит в сердце принца свой кинжал. – Я пришла по их просьбе, чтобы потребовать вашего отказа от угроз. Если вы будете настаивать на том, чтобы провоцировать магистра Раммиджа, ни их, ни ваши цели не будут достигнуты.

Мысли бешено вращались в голове принца как от прихода Амандис, так и от того, что она ему сказала. Даже находясь в своей комнате, принц был в ловушке библиотечных кругов. Стараясь удержать равновесие, он уцепился за первый пришедший в голову ответ.

– Что вы знаете о моих целях?

– О вашем товарище, Элгарте, мы сами позаботимся. – Во второй раз принц услышал в грубом акценте ассасина что-то, похожее на веселость. – Если я хочу чего-то добиться, я приказываю. Фламора убеждает. Вместе мы узнаем то, что нам нужно. Но мы не рассказываем это другим. Это знание принадлежит не нам, чтобы мы могли его раскрывать.

Она предложила прийти вместо меня. Но я так понимаю, что вами управляет самоуверенность. Вы бы не приняли ее. А вот выслушать меня вы не откажетесь.

Слова Амандис звучали оскорбительно. С вызовом. А значит, это его устраивало. Подтянувшись, принц Бифальт снова взял себя в руки. Со своей обычной уверенностью и привычной ему властностью принц спросил в ответ:

– Чего вы хотите от Элгарта? Он не представляет для вас угрозы. Никто из нас не угрожает вам. И он верен мне. Больше, он верен Беллегеру. Чего вам от него нужно?

Он имел в виду: какой уловкой или каким искушением вы заставили его выдать мои намерения?

Амандис не ответила на его вопрос. Вместо этого она сказала:

– Мы сейчас говорим о вашей угрозе магистрам, принц. Мне нужно ваше слово, что вы не исполните ее.

По ее требовательному тону было ясно, что Амандис не станет колебаться и добьется исполнения своего приказа, пусть даже через кровь и боль.

– А я хочу получить ответы, – парировал принц. – У меня много вопросов. Не буду задавать их все. Но вы ответите мне на некоторые из них. Это будет цена за мое слово.

Все так же глядя принцу прямо в глаза, Амандис выпростала из рукавов ладони так, чтобы принц увидел кинжалы. Некоторое время она вращала ими, словно жонглер, демонстрируя свое искусство. А затем снова спрятала.

– Спрашивайте, – приказала она. – На некоторые я отвечу – если, конечно, мои ответы не выдадут секретов магистров. Мы с Фламорой не выдавали вас – или Элгарта. Магистры заслуживают того же уважения. Их секреты принадлежат не нам, и не нам их раскрывать.

– Хорошо. – Остерегаясь ее клинков, принц отошел еще на шаг. Он отвел взгляд от ее глаз в поисках стула. Пытаясь показать, что не опасается ее угроз, принц демонстративно сел.

– Расскажите мне, какие у вас цели. Что вам нужно от Элгарта?

Амандис слегка нахмурилась, возможно, чтобы скрыть самодовольную ухмылку. Она ничего не ответила.

Принц непроизвольно скривился. Но тут же, вспохватившись, взял себя в руки.

– Он выполнил то, что я просил?

Амандис опять ничего не ответила.

– Если вы распоряжаетесь им, то почему не привели его с собой?

На этот вопрос она, наконец, обратила внимание.

– У нас слишком мало времени. – Ее акцент звучал, словно удары топора по дереву. – Он способный ученик, но ему предстоит еще многому научиться. Когда он не тренируется со мной…

– Многому научиться? – перебил ее принц. – Он ветеран сражений. Он неоднократно бывал в пекле. Он буквально тонул в крови убитых им врагов. Не думаю, что вы можете сказать то же самое о себе. Чему такому вы можете научить его, чего он еще не знает?

Служительница Духа проигнорировала это замечание.

– …он с пользой проводит время с Фламорой, – закончила она.

– Да ну? – прыснул принц Бифальт. – Чему же она его учит?

– Тому, чему не могу научить я, – ответила Амандис.

– Это без сомнения. – Принцу очень хотелось сжать кулаки. Но вместо этого он сложил руки на груди. – Вы делитесь своими навыками. Она делит с ним постель. Но вы так ничего и не объяснили.

Глаза ассасина вспыхнули.

– Вы ничего не поняли! Я учу его выбирать. Она учит его любить жизнь. Вместе мы учим тому, что только тот, кто любит жизнь, может выбрать достойную смерть.

Сын короля пропустил это высказывание как полнейшую чушь.

– И все же вы так ничего и не объяснили.

Он имел в виду: почему вы вообразили, что ему нужны ваши уроки?

Амандис пожала плечами:

– Задавайте стоящие вопросы. Может, тогда вы получите стоящий ответ.

Принц внезапно хлопнул ладонями по бедрам.

– Хорошо. – Он встал, глядя на Амандис сверху вниз. – Чего боятся эти магистры? Они делают вид, будто боятся меня, но я не угрожаю им. Элгарт тоже. Беллегер им не угрожает. Беллегер и Амика, вместе взятые, не смогут даже поцарапать стены этой башни. Осада не ослабит ее. Никакое войско не повредит ей. И все же эта библиотека – крепость. Она неприступна. Землетрясение не поколеблет ее стен. Если та гора, что возле нее, развалится, библиотека останется стоять.

Ты ассасин. Ты должна понимать меня. Это Хранилище создавали те, кто боится. Скажи мне, чего?

К его удивлению, Амандис позволила себе улыбнуться. И это выглядело настолько необычно, что делало ее похожей на маленькую девочку.

– А сами не догадываетесь, принц? – Грубый акцент словно дразнил его. – Библиотека называется Последним Хранилищем. Разве не очевидно? Здесь нет секрета.

Амандис снова приняла строгий вид. Не дожидаясь ответа, она продолжила:

– Наши магистры не управляют тем миром, который вы знаете. Влияние их огромно. Оно простирается по всему материку. Но они не управляют им.

А есть и другие материки. На этих материках существуют королевства, державы, княжества и конфедерации без числа. Одни из них живут в мире. Другие втянуты в мелочные войны. Некоторые стали империями. В одних почитают монахов и служителей. В других осуждают как еретиков – пытают и казнят. И во всех землях – близких и далеких, больших и маленьких, с жестокими или добрыми правителями – живут мужчины и женщины, обладающие магическим даром.

Магистры Последнего Книгохранилища почитают знание. Библиотека – их храм. Ради нее они борются за мир. Знание может процветать только во времена мира. В мирное время караваны – как у господина Унгабуэя, например, – привозят книги. Они привозят рассказы, ученых и странников. К нам добираются и другие путешественники. Они жаждут знаний и получают их, как равно и отдают сами.

Во время войны все совсем по-другому. Знание теряется. Его храмы разоряются. Книги уничтожаются. Тайны забываются или оказываются под запретом. Поэтому-то – чтобы сохранить сокровище знаний – Хранилище и выстроено как крепость.

Другие заклинатели в других землях имеют свои цели. Они служат другим убеждениям. Некоторые жаждут власти ради самой власти или ради славы. Другие предпочитают тиранию и сами стремятся стать тиранами. Еще кто-то боится всякого знания, которым они не обладают. Они боятся, что их невежество делает их беззащитными – перед завоеванием, рабством или смертью.

И таких людей немало. – Тон ассасина стал более резким. – Они хотят избавиться от того, чего боятся, или хотят единолично обладать этим. У них тоже есть крепости. Некоторые из них могущественны. И опять настанет день, как уже случалось тысячелетия тому назад, когда они возьмут Хранилище в осаду. Но они не просто нападут с войском. Как и раньше, они будут испытывать его всеми возможными способами, пока крепость наконец не падет. Пока она не будет окончательно разрушена.

Это Книгохранилище называется Последним, потому что магистры, охраняющие его, не смогут снова сбежать. Они не воины. Они не смогут одолеть своих врагов. В прошлые столетия, когда силы, собранные против них, стали слишком велики, они тайно бежали. Но сейчас уже нет безопасного места, где они могли бы собрать сокровища своего знания. Нет места, так же удаленного, как эта библиотека, так же защищенного пустыней и горами.

Вы понимаете, принц? – спросила Амандис. В ее голосе звучала хорошо различимая горечь. – Магистры боятся не вас. Ваша война не угрожает им. Они боятся вашей слабости. Беллегер не сторожит своих границ. Вы – широкая дорога для их врагов.

Принц Бифальт слушал не перебивая. Но слушал он вполуха. Уже не в первый раз принцу казалось, что он нащупал то шаткое основание, на котором стоял. Но масштаб описанной Амандис вселенной поразил его настолько, что ощущался чуть ли не как физическая боль. Границы были разрушены до основания, будущее представлялось размытым, как мираж. Принц не мог представить, какое место он займет, когда могучие заклинатели с далеких материков смогут пересечь широкие океаны, чтобы развязать войну. Какую роль он может сыграть – незначительный принц маленького королевства, у него-то и для защиты своей земли есть только ружья.

Но затем он взял себя в руки. Вне зависимости от его положения, значимости или незначительности, принц мог быть только тем, кем он был. Выбор отсутствовал. Масштаб мира не изменил ни его задачи, ни того, почему он взялся за нее. Принца касалось только то, что он мог понять. Он безжалостно повторял себе, что далекие континенты и враждебность неизвестных магов не имели к нему никакого отношения. Его проблемы все были здесь. Беллегер ослаб потому, что Амика обрушила на Беллегер Седьмую Казнь Марроу – и в этом был виноват не принц, не его отец и не его народ. Вина за это полностью лежала на тех магистрах, которых защищала Амандис.

И когда принц заговорил, он произнес:

– И этим они оправдывают свою подлость и лживые дела? – Голос его стал громче. – Оправдывают то, что презирают всех, не обладающих даром магии с рождения?

Принц хотел кричать, но простой крик не выразил бы всего, что в нем накипело. Ему были нужны слова, острые слова, которые ранили бы глубже клинка.

– Оправдывают то, что они принуждают несогласных следовать своей воле? Они сами тираны. Они только притворяются, будто не управляют, чтобы скрыть весь размах своей власти.

Служительница Духа какое-то время изучала его. Ее глаза, выражение ее лица, осанка – ничего не выдавало ее мыслей. Только тон.

– Это и есть ваш ответ? – холодно поинтересовалась она. – В таком случае я посоветую магистрам изгнать вас. Вы бесполезны для них. Вы бесполезны для Беллегера. Вам нет здесь места.

Принц Бифальт терпел достаточно. И он не собирался терпеть еще. Он был старшим сыном короля Аббатора. Он не позволит себе опустить руки только потому, что границы его мира изменились, только потому, что кто-то пытается его запутать и заставить забыть о преданности королю и Беллегеру. Магистры послали сюда Амандис, чтобы испытать его. Снова испытать его. Он ответит им тем же.

Одним рывком принц выхватил из ножен саблю и направил свой удар на шею ассасина.

Как он и ожидал, его клинок не коснулся ее. Еще прежде принц увидел быстрое движение. С невозмутимой легкостью Амандис отошла в сторону.

Но на удар не ответила. Она не достала кинжалов. Она ничем не угрожала ему.

– Это, значит, ваш ответ? – снова настойчиво спросила она. Спокойствие укутывало ассасина, как ее плащ.

Удовлетворившись на первое время, принц вернул саблю в ножны. Он не сводил с ассасина пристального взгляда.

– Нет. – Он нахмурился, чтобы скрыть свое восхищение. Ее бездействие сказало ему все, что он хотел знать. – Это было испытание. Меня самого постоянно испытывали без какой-либо на то благородной причины. Ты пришла, чтобы опять испытать меня. Я знаю, что ты можешь убить меня. Навыки твои похвальны. Теперь ты знаешь, что я не боюсь рисковать. Ты знаешь, что я не боюсь тебя.

Хотя принц и не сказал этого вслух, он узнал, что магистры боятся потерять его. Он должен был поверить, что враг их могуществен.

– А кроме того, – закончил он, – я хотел, чтобы ты заслужила мой ответ.

Этого она добилась. Ее самообладание – как и боевые навыки и сдержанность – было безупречно.

– Я даю тебе свое слово, – заверил принц ассасина. – Я не выполню своей угрозы. Я не буду гневить магистра Раммиджа. – Глубоко внутри принца трясло от ярости, но голос его оставался твердым. – Я подчиняюсь правилам этих тиранов. Я найду другой способ добиться своего.

«Когда вы скажете мне правду?»

«Тогда же, когда и вы, принц».

Его отец не одобрил бы действий своего сына – но он бы их понял.

На мгновение во взгляде Амандис промелькнуло удивление. Но оно быстро прошло: и принц Бифальт подумал, не показалось ли ему это. Кивнув ему в ответ, ассасин повернулась и пошла к двери.

Но там она остановилась.

– Доверьте Элгарта нам, – сказала она, выходя. – Ему ничего не угрожает, если только вы ничего не придумаете.

Не произнеся больше ни слова, Амандис ушла.

Принц смотрел ей в след. Казалось, прошло много времени, прежде чем он вспомнил, что нужно запереть дверь.

Принц сразу понял, что это угроза – угроза или предупреждение. Только он не мог решить, в чем она заключается.

* * *

Прошло несколько часов, прежде чем новый стук заставил принца подойти к двери.

За это время он успел убедить себя, что ему можно ждать только лжи и обмана. До его разговора со служительницей Духа принц верил, что она не унизится и не станет лгать. Теперь он знал больше. Ее заявления, что магистр Марроу и его друзья теурги боялись слабости Беллегера, были по меньшей мере бесчестными. Они сами – причина этой слабости: они снабдили Амику Седьмой Казнью. По какой-то причине, которую принц Бифальт и представить себе не мог, они желали поражения Беллегера. И если они могли убедить или чем-то приманить женщину вроде Амандис, или приказать ей, чтобы она лгала ради них, значит, в них не было правды.

Необычное чувство юмора? Без сомнения, магистры находили забавным потешаться над теми, кто был слабее их, над лишенными дара – над людьми вроде принца – над людьми, которых так легко можно было повести по ложному следу.

Это, без сомнения, и было сутью непрямой угрозы ассасина.

Эти выводы приводили принца в бешенство, но они же и успокаивали его. Они помогали ему очистить свое сердце от иллюзий, вспомнить, каким суровым он всегда старался быть, несмотря на все свои ошибки. Он больше не мучил себя вопросом, принесут ли ему и в самом деле книгу Гексина Марроу. Слово архивариуса ничего не стоило. Книги не будет.

Между тем принц Бифальт оставил свой гнев. Он найдет ему лучшее применение, когда представится такая возможность.

Подходя к двери, за которой кто-то стучал, принц ожидал увидеть за ней слугу, принесшего еду.

Но это был не слуга. В коридоре в одиночестве стоял глухой магистр Авейл. Обеими руками он прижимал к своему выдающемуся вперед животу тяжелый том. Волосы на его голове напоминали картину кораблекрушения. И он то ли потерял, то ли забыл нацепить свою обычную улыбку. Ее отсутствие говорило о душевном смятении заклинателя.

А может, это был признак честности? Вряд ли. Заклинатель пришел сюда, чтобы предложить более изысканную ложь, такую, что волновала даже его самого.

Придерживая дверь так, чтобы магистр Авейл не смог войти, принц Бифальт просто смотрел на него пустым взглядом.

После некоторых сомнений пухлый заклинатель протянул принцу книгу.

Принц взял ее, даже не взглянув. Он намеренно продолжал смотреть прямо на магистра.

Магистр Авейл прокашлялся.

– Принц, – несколько неуверенно начал он, – ни один архивариус еще не позволял книге покинуть Последнее Хранилище, но она теперь ваша. Делайте с ней что захотите. Если вы сейчас не понимаете, зачем мы дали ее вам, то, возможно, поймете со временем. И, возможно, однажды вы сочтете нужным вернуть ее.

Принц Бифальт ничего не ответил. Магистр Авейл не мог слышать его, и принц не видел причины бросать слова на ветер. Вместо этого он отпустил пухлого заклинателя, махнув рукой. Затем, и не пытаясь смягчить свою грубость, затворил за ним дверь и задвинул щеколду.

Только тогда он наконец взглянул на книгу.

Принц не почувствовал ни малейшего удивления, когда увидел, что это была не «Седьмая Казнь» Гексина Марроу. Это был «Трактат о производстве артиллерийских орудий наиболее простыми средствами» Силана Эстервольта.

Все ясно. Еще одна проверка.

И тем не менее это новое свидетельство двуличности магов не вызвало его возмущения. Принц не расхаживал по комнате, не кипел от ярости, не пил – то есть не жалел впустую об ошибках. Ему вполне хватало знать, что он твердо стоит на своих убеждениях.

И он помнил слова Слэка:

«Человек только тогда полностью человек, когда он может войти в каждую комнату своей души и испытать радость».

Как воина, принца заинтересовали артиллерийские орудия. На крайний случай, такие пушки смогут защитить Кулак Беллегера, если Отверстая Длань будет потеряна. Усевшись на ближайший стул, принц открыл трактат Эстервольта и начал читать.

* * *

Еще прежде чем отправиться спать, принц понял, что Силан Эстервольт имел в виду под «наиболее простыми средствами». Это означало, что пушку можно было изготовить и без Казни Огня – да и вообще без какой-либо магии. Впрочем, не без этой книги. Наставления оказались слишком сложными, а еще в книге помещалось так много схем, что принц Бифальт и не тешил себя надеждой, будто запомнит их. Но он понял достаточно для того, чтобы поверить в возможность этого. Для такого производства потребуются умелые кузнецы, золотых дел мастера, алхимики и, вероятно, даже ювелиры. Но оно было возможно.

Знание это было, конечно же, бесполезно. Оно не спасло бы Беллегер. Принц не мог покинуть Последнее Хранилище до тех пор, пока ему не назовут причину, по которой его сюда вызвали, до тех пор, пока он не согласится на требования заклинателей или не откажет им. До тех пор, пока он не достанет «Седьмой Казни» Марроу. Впрочем… Конечно же, обладание «Трактатом» Эстервольта смогло бы развернуть ход войны в их пользу. Пушки возместили бы Беллегеру утрату магии. С их помощью можно было бы прорвать ряды амиканцев, позволив Беллегеру сохранить людей. Поэтому принц изучал книгу, но только для того, чтобы сосредоточиться на чем-нибудь, пока его не стало клонить в сон. В целом она помогла ему сохранить решимость на потом, что бы его ни ожидало.

Следующим утром принца Бифальта разбудила женщина, она принесла ему поднос с завтраком. Принц сказал ей, что желал бы поговорить с магистром Марроу. Чтобы его слова звучали вежливее, он добавил «если магистру это удобно». Женщина кивнула, обещая передать его просьбу. Мелькнувший взгляд выражал удивление. Принц поблагодарил ее.

Вот оно. Уверенный, что сделал все возможное и архивариус вскоре позовет его к себе, принц ел с аппетитом, выпил больше воды, чем вина, искупался. Одевшись в новую одежду, сшитую слугами замка, он почистил ружье, уделив особенное внимание механизму, выбрасывающему использованные гильзы из казенной части и подающему новые патроны. Работая, принц от скуки размышлял, можно ли приспособить такой механизм к пушке. В конце концов он решил, что нельзя. Орудие, описанное Эстервольтом, само должно быть тяжелым – и такими же должны быть «пули» для него. Если добавить к нему подобный ружейному механизм, то пушка станет такой тяжелой, что ее нельзя будет ни передвинуть, ни даже нацелить.

Занятый своей работой и своими мыслями, принц не сразу заметил новый нетерпеливый стук в дверь. Принц вскочил на ноги. Сердце его часто застучало. Дрожащими руками он проверил кинжал, закрепил на бедре саблю, забросил сумку с боеприпасами за плечо, повесил ружье за другое. Ему пришлось задержать дыхание, чтобы отодвинуть задвижку и отворить дверь, и не вздрогнуть, если придется столкнуться с новым разочарованием, с очередным крушением своих надежд.

За дверью оказалась та же женщина-монах, которую принц послал со своей просьбой. Опустив голову, она сказала, что архивариус готов принять его.

Пока принц Бифальт шел за ней, сердце его колотилось так, что, казалось, выпрыгнет из горла. Огонь жег его жилы. «Теперь, – думал принц при каждом шаге. – Теперь».

«Когда вы скажете мне правду?»

«Тогда же, когда и вы, принц».

Теперь он узнает, честен ли с ним хоть на каплю магистр Марроу. Возможно, высокомерный старик и вовсе не способен на это. Несмотря на то что принц оставался невеждой во многих вопросах, сам он считал, что его знаний хватает, чтобы отличать правду от лжи в Последнем Хранилище. Конечно же, он научился не доверять чему бы то ни было, похожему на обещание.

На этот раз путь через обитаемые этажи башни казался бесконечным. Принц ничего не узнавал, кроме разве какой-нибудь очередной лестницы. Но в конце этого пути он оказался у того же знакомого порога, у входа без дверей и стражей, что могли бы пропустить его в кабинет архивариуса. Там монах откланялся и оставил принца самому объявлять о собственном приходе.

Принц Бифальт глубоко вдохнул, затем выдохнул. Непроизвольно поправил оружие. И вошел к заклинателю.

За три шага от заваленного книгами стола на козлах принц остановился. Уверившись, что старик знает о его присутствии, он холодно сказал:

– Я готов. Давайте испытаем друг друга.

– Ага. – Магистр Марроу сидел в своем кресле за столом и перекладывал с места на место какие-то книги. Несмотря на свою слепоту, заклинатель делал вид, что внимательно смотрит на принца поверх стопок книг. – Принц Беллегера. Принц-буян. И как же мы будем испытывать друг друга?

– Я не лгал вам, – заявил принц Бифальт. Он говорил так, как пристало человеку, чьи намерения никогда не меняются. – И все же, – признался он, – я не до конца был с вами откровенен. Я скажу вам, зачем пришел сюда. Это станет моим испытанием. Ваш ответ испытает вас.

Магистр откинулся в кресле.

– Ага. – Он снова вздохнул. – Вы начинаете интересовать меня. Ответьте сперва на один вопрос. Почему же вы не говорили об этом раньше?

Принц не колебался.

– Я не знал, чего вы хотели от меня. Как я мог доверять вам?

Бибилотекарь подумал немного, затем сдался:

– Справедливое замечание. Я не доверял вам. Что же вы расскажете мне теперь?

Сын короля уже думал, как ответит на этот вопрос. Он был готов.

– Мне нужна книга Гексина Марроу. Вы знаете, что Амика использовала ее, чтобы лишить Беллегер магии. Книга нужна мне, чтобы возродить мой народ. Но я хочу большего. Я хочу в ответ лишить Амику магии. Я хочу разбить амиканцев, сломить их так, чтобы им не осталось ничего, кроме как сдаться. Я хочу уничтожить Амику как королевство. Если мне не удастся, они обязательно сделают то же самое с нами. Кроме того… – Принц подавил неожиданное желание соврать. – Я надеюсь отплатить вам за дерзость ваших вызовов. Вы не спрашивали моего согласия. Я не давал его.

– Уничтожить Амику? – переспросил магистр Марроу. – Отплатить нам? Вы меня изумляете. – Правда, тон его голоса был не особенно-то изумленным. – Ваши желания предосудительны. Вы жаждете крови. Впрочем, эти желания пусты, – сразу же добавил он. – Вы не можете удовлетворить их. И все же я не укоряю вас. Конечно, ваши мысли почти не движутся вперед, они не подсказывают вам верных решений. Вы находитесь под влиянием заблуждения, которое сбивает вас с пути. Вы разве не разговаривали с генералом Форгайлом?

– Когда? – отрезал принц. Даже если б он мог, он не стал бы и подходить к амиканцу. Но тут у него было хорошее извинение. – Вы же сами запретили мне. Когда мы с вами расставались вчера, вы наказали мне оставаться в своей комнате.

Архивариус все так же смотрел на него своим невидящим взглядом. Но тон его изменился:

– Действительно, так я сказал. Прошу извинить меня. Я поторопился, – признал он.

Переложив еще несколько книг, похоже, в попытке найти повод отвлечься от своего промаха, заклинатель ответил на вопрос, который принц Бифальт задал еще день назад:

– Генерал с нами уже год или около того. Слова его почтительны. Слушает он со вниманием. Но он непреклонен. Он никак не перестанет просить. А когда он не просит, то проводит часы в библиотеке.

Первые десять уровней открыты для всех, но его интересует только четвертый. Именно там мы храним сочинения по различным воинским искусствам. Его аппетит ненасытен. Он изучает использование траншей и редутов. Он поглощает трактаты по стратегии и тактике осады. Он ищет специальные знания в области осадных машин. Он сравнивает различные тактики прямого столкновения. Он проглотил каждую книгу, посвященную клинковому и древковому оружию. И все же то знание, которое он ищет, все время ускользает от него.

Архивариус неожиданно впился глазами в беллегерца.

– Больше чего бы то ни было, принц, генерал Форгайл жаждет получить ту книгу, которую я дал вам. Ему нужен «Трактат о производстве артиллерийских орудий наиболее простыми средствами» Силана Эстервольта. Я сам спрятал этот том между «Казнями» Гексина Марроу, чтобы он не смог найти его.

Принц Бифальт удивленно вытаращил глаза.

– Зачем? – У него было гораздо больше вопросов, чем он мог бы задать. Он выбрал самый простой: – Зачем ему столько знаний? Они не нужны ему. У Амики достаточно людей, чтобы разбить нас. Наши винтовки не выстоят против магии. Их слишком мало, чтобы противостоять армии. Ему не нужно…

– Ему нужно, – заверил заклинатель. И тут же поправился: – Он считает, что ему нужно. У его народа нет секрета изготовления ружей. У них ничего не вышло. Генерал считает, что им нужна какая-то защита против беллегерских ружей.

– Но почему? – повторил принц. Мысли его слишком перепутались, чтобы он был способен задать хоть какой-нибудь другой вопрос.

Магистр Марроу вздохнул:

– Вот это и есть ваше заблуждение. Правду за правду, принц. Амика не лишала вас магии. Ни один амиканец и в глаза не видел «Седьмой Казни». И уж точно не генерал Форгайл. Амика сама была лишена магии. Как и Беллегер, Амика не может использовать ни одну из Казней. Это наших рук дело. Это мы лишили магии оба королевства. Амика невиновна в вашей утрате.

«Мы»?.. Мир вновь поплыл у принца перед глазами. Даже каменный пол, казалось, поехал у него под ногами. Это уже было похоже на угрозу. Потеряв от потрясения самообладание, он запротестовал:

– Вы лжете!

Архивариус пожал плечами.

– Когда у меня есть причины лгать, я лгу не сомневаясь. – Если он и занял оборонительную позицию, то не показывал этого. – Но раз уж мы решили испытывать друг друга, ложь не служит моим целям. Вот эта книга. – Он взял том из ближней стопки. – Она не покидала моего кабинета.

Заклинатель держал книгу так, что принц видел ее обложку. Буквы были отчетливо вытеснены на переплете.

Гексин Марроу.

«Седьмая Казнь».

Вот она – цель, ради которой принц Бифальт претерпел все, что выпало на его долю, потерял многих своих людей, вынужден был терпеть страдание своего народа.

Так вот он, тот секрет, которым дразнил его Слэк перед своей смертью. Слэк знал, что в Амике нет магии.

Архивариус не отдал ему книги.

Пока принц Бифальт стоял разинув рот, в смятении, а внутри него рос гнев, Сирджан Марроу продолжал:

– Амика уже некоторое время осознавала, что потери Беллегера не меньше ее собственных. Амика проницательнее вас. Их шпионы искуснее ваших. – По мере того как заклинатель говорил, голос его становился все более строгим. – Но амиканцы понимали также, что и злоба ваша никак не меньше их собственной. Если бы это было не так, они уже давно захватили бы вас. А теперь у вас появились ружья. Вот почему генерал Форгайл разыскивает «Трактат» Эстервольта. Он верит, и не без причины, что люди – это еще не все. Его народ страдает так же, как и ваш. Не меньше воинов расстались с жизнью. Не меньше и голодающих детей. Вы воображаете себе, что вы слабее своего врага. Они думают обратное, и у них больше на это причин. У них нет винтовок. Они подозревают, что вы не можете изготовить еще, но они не знают, сколько у вас уже готово для того, чтобы уничтожить их.

Заклинатель сделал небольшую паузу, чтобы следующие его слова прозвучали более значимо:

– Без пушек Амика не сможет противостоять Беллегеру. Теперь это знание принадлежит вам. Вы хотите уничтожить своих врагов? У вас есть для этого средства.

Принц Бифальт едва слышал заклинателя. Потрясение его было огромным: ярость делала его глухим.

– Это вы! С самого начала вы были нашим настоящим врагом. Вы ответственны за нашу слабость. – Кровь бурлила в его венах. – Зачем?

Он хотел спросить: «Как вы посмели? Откуда в вас столько высокомерия?»

– Я бы предпочел считать, – ответил магистр, – что цель наша очевидна.

– Она не очевидна. Она не правильна!

Теперь была очередь удивляться магистру Марроу. Он приподнял одну бровь.

– Как так?

Принц Бифальт собрался. Если он не мог осадить старика или просто пристрелить его, он мог обрушить на него свою честную ненависть.

– Вы называете правильным положением вещей, когда у одного есть дар, а у другого нет? Когда один может без опаски убить другого? То, что вы решаете жить или умереть людям, с которыми даже никогда и не встречались? Неужто по случаю рождения вы обладаете добродетелью?

Магистр снова пожал плечами.

– Да это ни правильно, ни неправильно. Это просто факт. Мир не изменится сам по себе для того только, чтобы удовлетворить вашу страсть к справедливости.

– И все же, – продолжал бушевать принц. – вы называете правильным вмешиваться в судьбы королевств – выбирать, кто из них останется, а кто погибнет, – для того чтобы в мире царила ваша воля. Это вы-то, а ведь вы – всего лишь человек, обладающий таким талантом, которого другие лишены.

«Человек только тогда полностью человек…»

– Правда на моей стороне, – возразил серьезным тоном архивариус, – потому, что сила на моей стороне.

Но затем тон его смягчился.

– Вы не хотите понимать. Вами все еще управляют заблуждения. Я вижу, что просто обязан поведать вам ту правду, которую вы не принимаете.

Моя сила – это магия. Власть моя простирается на магию – и, следовательно, на тех, у кого есть дар к магии. Он она не господствует над желаниями. Даже над желаниями тех, чей дар я сам уменьшил или увеличил. Я не могу сделать выбор за них. Я не могу сделать выбор за вас. Я могу только подтолкнуть вас к той альтернативе, которая выгодна мне. Ваш разум – как и любой другой разум – закрыт для меня. Я не могу ни читать его, ни изменить его. Я не могу навязывать вам принятие того или иного выбора, если вы сами отвергаете его.

«…когда он может войти в каждую комнату своей души и испытать радость».

Похоже, магистр Марроу был на этот раз честен. По крайней мере, его слова звучали правдиво. Конечно же, принц мог выбрать одинокую смерть в пустыне. Но это был единственный выбор, который ему позволили. Служи нам или умри.

Возмущение принца не позволяло ему задерживаться на софистике заклинателя.

– И это ваша правда? Этого недостаточно. Она не извиняет вас. Вы сказали, что я могу выбирать, но вы не сказали, какого выбора вы хотите от меня. Эту правду вы держите при себе.

Чего может стоить ему отказ помимо смерти? Что сможет дать ему его согласие помимо рабства?

– Зачем я здесь? Зачем вы вызвали меня? И не говорите мне, что я здесь ради книги Эстервольта. Не говорите, что я желаю победы Беллегеру. Это было бы ложью. Я не поверю этому.

В ответ заклинатель угрюмо нахмурился. Голос его звучал тверже адаманта.

– Очень хорошо. Вы требуете ответа. Так получите его. Мы хотим, чтобы вы стали послом Беллегера в Амике. Мы хотим, чтобы вы обсудили условия мира с Амикой. Мы хотим, чтобы вы заключили мир. Вы старший сын своего отца. Амика должна выслушать вас. Ваш отец сам выслушает вас. Но он не согласится на мир, если вы не убедите его. И Амика не согласится.

Принц Бифальт глотал воздух, словно рыба, вытащенная на берег.

– Мир с Амикой? – Дерзость архивариуса оглушила его. Высокомерие Сирджана Марроу не знало границ. – Вы хотите, чтобы я выпрашивал мира?

Архивариус фыркнул:

– Что ж, если вы предпочитаете в таком ключе думать о сохранении Беллегера…

– Нет! – сразу же вскрикнул принц. – Расскажите мне всю правду. – Потрясение разжигало его гнев все больше. Принц словно горел. – Вы требовали от генерала Форгайла просить мира у Беллегера?

– Я пытался, – ответил магистр. – Он отказался. И я не мог его винить. Почему, как вы думаете, почти никто из ваших шпионов и совсем никто из ваших послов не возвращался вот уже несколько поколений? Они были убиты. Королей Амики не интересовал мир. Они желали только победы. А теперь у вас есть ружья. У Амики их нет. Преимущество на вашей стороне. Король Смегин казнил бы генерала, если бы тот заикнулся о мире.

Принц Бифальт отмел это предположение. Оно отвлекало. Конечно, оно было верным, но не честным. Беллегер был почти опустошен – у Амики было больше людей. Ружья – еще не вся правда. Они не оправдывают ни того, как маги использовали принца, ни того, что сталось с его людьми.

Принц процедил:

– И все же вы принимаете моего врага как почетного гостя, тогда как меня вы пытаетесь принудить к согласию. Я уже сыт по горло вашими заговорами и полуправдами. Ответьте просто.

Что вы будете делать, если я откажу вам? Если же я приму ваше предложение, останусь ли я чем-то, помимо вашего орудия?

Принц и сам не был бы полностью человеком, если бы не мог «войти в каждую комнату своей души и испытать радость».

Магистр Марроу развел руками. Похоже, он считал свою позицию безупречной.

– Если вы согласитесь, то согласитесь потому, что это вы выбрали такой путь. Это будет ваше решение. Условия будут ваши.

Мир сохранит Беллегер. Война – нет. Зачем же вам отказываться? Мир не превратит вас в орудие. Он сделает вас спасителем своего народа.

– Нет, – повторил принц. Он не кричал. В словах не было нужной страстности. Они вылетали из него, как брызги крови от режущего клинка. – Я не позволю, чтобы судьба Беллегера решалась теми, кто не рисковал своими жизнями ради нее. Вы не принимаете участия в нашей войне. Вам нет дела до того, что станется с нами. Вы добиваетесь мира не ради нас самих. Вам нужна выгодная для обороны граница, только и всего. Вам нужны вассалы для вашей собственной войны. Когда она начнется, мы станем вашим буфером на западе. Нас принесут в жертву магам, которые жаждут вашего уничтожения. Я не буду вашим слугой. Я не буду добиваться мира на ваших условиях. Я не стану навязывать их моему народу. Они бесчестны. В них нет благородства.

Архивариус снова приподнял бровь.

– Вы разговаривали с Амандис, – заметил он. Без сомнения, она красноречива. Но она служительница Духа, ассасин. Мир ее – навык и убийство. Мир ее – война. Наш мир – это знание. Знание требует мира. Мы стараемся окружить себя миром так, чтобы не было войны между магами.

Да, наши мотивы отличаются от ваших. Да и как они могут быть одинаковыми? Но они не преуменьшают ценность вашего согласия – или бесчестия вашего отказа.

«Вот оно, – подумал королевский сын. – Теперь я, наконец, получу правду».

– И все же я отказываюсь, – повторил принц Бифальт, твердый как камень. – Мы заслужим нашу судьбу. За нас не будут выбирать.

– И вы принесете в жертву свой народ? – Старик, казалось, был сбит с толку, словно он не ожидал такого ответа. – Вы предпочитаете войну? Вы согласны превратить Беллегер в руины?

– Я их в жертву не приношу, – прорычал принц Бифальт. – Вы приносите. Сила на вашей стороне. Для вас я не более чем пешка. Вы не можете винить пешку в том, что она сделала неудачный ход. Вы испытывали меня. Теперь испытывают вас. Что вы сделаете со мной?

Магистр Марроу внезапно стукнул по столу обеими руками. Опершись на них, он поднялся со стула и наклонился ближе к принцу. Его слепые глаза искали беллегерца.

Принц Бифальт не дрогнув выдержал взгляд слепых глаз. В то же время он почувствовал, что он уже не один на один с архивариусом. Краем глаза он различал смутные очертания магистра Авейла и магистра Раммиджа, которые стояли в нескольких шагах за его спиной, каждый со своей стороны.

Он не стал обращать на них внимания. Магистру Марроу нужны свидетели? Ему нужны защитники? Они используют против принца теургию? Пусть попытаются. Есть они тут или нет – это ничего не меняет.

Прежде голос старого заклинателя был строг. Он был суров и непреклонен. Теперь же сила его гнева была сравнима с гневом принца.

– Сделаю с вами? Ничего. Вы глупец. Мы не станем утруждать себя ради того, чтобы погубить вас. Но мы не принимаем вашего отказа. Вы понимаете только вражду и борьбу. Что ж, пусть так и будет. Я предлагаю решение, которое вам доступно. Сделку. Способ заслужить то, что случится с вами. Наши разногласия разрешит поединок чести. Вы будете сражаться насмерть против того бойца, которого изберу я. Если вы одержите верх, я отдам вам «Седьмую Казнь» Марроу, и делайте с ней что хотите, – во благо или во зло себе, как сочтете нужным. Я дам вам и книгу и способность использовать ее тайны. Если мой боец убьет вас, это меня не остановит. Неудача с Беллегером не смешает мои планы. Я обращусь к Амике. Но знайте одно, принц, – предупредил он, – меня не интересует справедливость, честность или правосудие. Я не обещаю вам надежды.

Магистр поднялся в полный рост, сердито воззрившись на человека, посмевшего бросить ему вызов.

– Выбор за вами. Заслуживайте свою судьбу. Соглашайтесь или деритесь. Поезжайте в Амику и добивайтесь мира либо рискуйте жизнью ради своих желаний. Одно либо другое. Только выбирайте сейчас. Мое терпение закончилось.

Выбор ваш, – заключил он, – если вы верите, что он у вас есть, то вот в чем: вы можете оседлать коня и покинуть замок. Захватить с собой книгу Эстервольта. У вас будет средство уничтожить Амику, но вы не сможете воспользоваться им. Вы не доберетесь живыми до дома. Мы оставим вас блуждать по пустыне, пока солнце не превратит ваши кости в пепел.

Принц Бифальт понял магистра – «обращусь к Амике». Заклинатель имел в виду, что поможет Амике разгромить Беллегер. Со смертью принца трактат Эстервольта перейдет к генералу Форгайлу.

И все же сын короля Аббатора не колебался. Никогда еще прежде он не был так уверен в себе, как сейчас. В голове у него была только одна мысль. Зачем же еще был он рожден? Зачем же, как не для этого случая, клялся он в верности своему отцу, своему народу, Беллегеру?

Глядя прямо в мутные глаза Сирджана Марроу, принц ответил:

– Я буду драться.

И повернулся к двери.

Когда принц проходил мимо других заклинателей, он заметил выражение печали на лице магистра Авейла. В глазах толстячка стояли слезы. Ухмылка горбуна сверкала злобной жаждой возмездия. Принц кивнул им обоим без выражения, стараясь скрыть, как сильно бьется его сердце.

И все же, когда принц покинул кабинет архивариуса, он позволил себе возликовать, словно одержал трудную победу. С каждым шагом ярость в его жилах все больше и больше походила на музыку. Трубный глас.

Наконец-то – наконец-то! – принц нашел свой путь. Он увидел настоящее лицо заклинателей. И у него теперь появился шанс смирить их!

* * *

Рвение принца сохранялось все то время, пока слуга вел его обратно в комнату. Однако когда дверь за ним затворилась и была заперта и когда он возбужденно отмерил шагами расстояние комнаты от стены к стене, мысли его повернулись к предстоящему испытанию, и настроение принца изменилось.

Принц не знал, кого магистры изберут своим бойцом. Он знал только, что состязание будет несправедливым, бесчестным, пристрастным. Но как именно несправедливым? Как именно пристрастным? Какое-то время смысл предупреждения Сирджана Марроу ускользал от него. С точки зрения принца, любая битва один на один будет неравной – он сам окажется в более выгодном положении. Сражаясь с амиканцем, принц не опустился бы до того, чтобы выстрелить в него из винтовки. Зато в более грозного врага – магистра Раммиджа, например, или незнакомца из неизвестной земли, или даже в Амандис – принц выстрелил бы, не колеблясь. Имея в патроннике пулю, он смог бы убить так же внезапно, как и любой заклинатель. Одного выстрела было бы достаточно для того, чтобы победить своего соперника. Если бы этот выстрел и не окончил бы сразу бой, то ранение дало бы принцу время для перезарядки.

Или у архивариуса был наготове какой-нибудь другой боец? Кем бы он ни был, его ждет та же судьба.

Почему же тогда магистр Марроу предупредил его?

Потребовалось много времени и шагов от стены к стене, прежде чем у принца появилось совсем другое понимание политики архивариуса, угрозы архивариуса. От этой новой мысли принц остановился на месте как вкопанный.

Он мог бы спасти Беллегер и не рискуя жизнью в поединке чести. Ему же дали книгу Эстервольта. У него уже было средство разрушить Амику. Его враги лишены магии. Все, что требовалось Беллегеру, – это достаточное время, чтобы изготовить пушки.

И тогда…

Принц Бифальт тяжело опустился на ближайший стул. Даже сев, он чувствовал себя так, словно потерял равновесие.

У него не было причин рисковать в поединке чести. Ему не нужна была Седьмая Казнь. Даже без книги Марроу победа Беллегера была уже очевидной. Архивариус сказал многое. Королевский сын мог бы спасти свой народ обычной ложью.

Простое «да». Я буду послом от Беллегера. Я буду выпрашивать мир. Магистры не поняли бы, что обещание его лживо. Они могли говорить в его голове, но не могли читать его мыслей. Магистр Марроу сказал об этом. Если бы они знали, что у него на сердце, они не стали бы вызывать его. Им не нужно было бы испытывать его или обманывать, самим лгать ему.

Без сомнения, заклинатели усомнились бы в его уступчивости. Но они в конце концов приняли бы ее. Что им еще оставалось? Правда оказалась бы скрытой от них до тех пор, пока он не вернулся бы в Беллегер и не начал бы готовить свой народ.

Простая ложь. Ложь, которую принц никогда бы не подумал произнести.

Почему он не произнес «да»? Стал ли он теперь слишком благороден для того, чтобы проглотить неправду? Теперь, после того как он бесчестно задумал сдаться в пустыне, заявив, что он «готов»? После того как он уже не раз признал, что ему нужна теургия – сила, которую он презирает, – для победы над Амикой?

Задаваясь такими вопросами, принц испытывал какое-то незнакомое ему доселе чувство. Он назвал его желанием съежиться. Возможно, это был стыд. Но у принца был уже готов ответ. Заклинатели сами достаточно часто лгали. Они могут и снова солгать. Они могут оставить у себя книгу Гексина Марроу после того, как принц убьет их бойца. И если бы принц солгал, что согласен добиваться мира, это не отличалось бы ничем. Магистры могли и тогда отказать ему в «Трактате» Эстервольта. Они могли только изображать свою добросовестность. Принц не считал их честными людьми. Что сделали они для того, чтобы заслужить это?

И все же, именно тогда, когда принц спорил так сам с собой, он понял, что обманывался насчет своего доказательства. Он упустил самую важную правду – правду о нем самом, о принце Бифальте.

И эта правда заключалась в том, что принцу по горло надоело бесчестие. Надоело бесчестие его собственных намерений. Надоело надеяться одолеть Амику, обесчестив собственный народ. «Вы воюете сами с собой». Надоела ложь, манипуляции и испытания. «Неужели вы уже развращены?» Надоело прогибаться под чужие цели.

Принц выбрал поединок чести вместо лжи, потому что хотел, если сможет, жить как честный человек – и умереть так же, если не сможет жить. Вот в этом и была правда.

Монах ордена Поклонения Многим попытался сказать ему…

Если принц проиграет своему бесчестному противнику, цена будет высока. Но если он победит, награда тоже будет высока. В любом случае принц будет самим собой. Бесчестие останется уделом магистров – не его. Он решил быть твердым. Так было нужно Беллегеру. Так было нужно его отцу. Но принц и не представлял, что ему придется выбирать между будущим своего народа и своей собственной честью – или что этот выбор будет настолько мучительным.

Не было таких яростных слов, чтобы выразить чувства принца. Мир был слишком велик. Принц был слишком мал, чтобы соответствовать требованиям мира.

Теперь принц наконец-то понял, что магистрам было, в сущности, все равно, кто победит в войне Беллегера с Амикой. Для их целей – создания выгодной для обороны границы – одно объединенное королевство подходило так же хорошо, как и два, живущих в мире – и неважно, будет это Беллегер или Амика. Если они добивались мира, то они добивались его только для того, чтобы возможная оборона западных границ стала сильнее.

И все же теперь заклинателям нечего было терять в сражении принца с их бойцом. Если принц погибнет – Амика захватит Беллегер или магистры победят Беллегер другими средствами. Если принц убьет своего противника, то Беллегер захватит Амику. Этот поединок, как и отказ принца служить послом мира, как и его упущенная возможность солгать – как и любой возможный исход его поиска «Седьмой Казни» Гексина Марроу – все только приближало бы заклинателей к исполнению их желания.

Принц Бифальт содрогнулся, он не видел выхода из расставленной ему ловушки. «Правда на моей стороне потому, что сила на моей стороне». Остались ли у принца в запасе комнаты, которые он не посещал? Стоил ли он еще чего-то? Насколько еще мог он унизиться? Принц не верил в это. Ему придется драться. Ели он погибнет, поиски его будут бесплодны. Если выживет, то вскоре узнает, сколько еще своих обещаний теурги собираются нарушить.

«Они больше не нарушат ни одного обещания», – промелькнула мрачная мысль. Они отошлют его с обеими книгами – Силана Эстервольта и Гексина Марроу. Они скорее принесут в жертву Амику, чем позволят войне продолжаться. Любой исход, который не означал бы конец сражениям, ослаблял бы западный рубеж.

И конечно же, они не признают себя виновными, что бы ни случилось. Уничтожение Амики – или Беллегера – будет на совести принца, не их. Он избрал этот путь, не они.

Эта мысль была столь же горькой, как и желание съежиться.

* * *

Затем принц начал гадать, когда его вызовут на бой. Он не был готов. Он чувствовал себя как выжатый лимон, словно он спорил с Сирджаном Марроу несколько дней. Зевая, он легко перекусил, выпил немного вина и лег спать. Заснул он очень быстро.

В его снах Слэк нескончаемо повторял: «Человек только тогда человек. Человек только тогда человек. Человек только тогда человек». Но принц не понимал, что хочет сказать ему бывший заклинатель.

В конце концов слова в его голове превратились в стук, который оказался на самом деле стуком в дверь. Выбравшись кое-как из постели, принц заковылял открывать вызывавшему его.

За дверью он обнаружил того монаха, который изучал его в повозке Сета Унгабуэя, безымянного монаха ордена Поклонения Многим. На подносе он принес солдатский завтрак – как раз то, что принц Бифальт и сам выбрал бы перед сражением.

Радуясь про себя тому, что у него будет время проснуться, пока он ест, принц жестом пригласил монаха к себе в комнату.

Монах молча вошел. Поставив поднос, он подобрал мантию и сел на ближайший стул. Там он и ждал, склонив голову, пока принц усаживался, наливал и пил из кувшина холодную горную воду и ел свой завтрак.

Постепенно принц Бифальт сбросил с себя как сонливость, так и впечатление, навеянное сном. Почувствовав себя бодрее, он просто спросил:

– Когда?

Монах соединил руки на коленях.

– Когда вы будете готовы. – И через мгновение он добавил, так же не поднимая глаз: – Магистр Марроу находит эту необходимость неприятной. Он хотел бы, чтобы все это побыстрее закончилось. Но я поручился за вас, принц. Вам не обязательно торопиться.

Королевский сын и не собирался торопиться. Он еще пожевал и отпил воды, и только тогда опять заговорил:

– Вы предложили «поручиться» за меня. Без сомнения, у меня есть причина быть благодарным вам, но я не знаю, что это значит.

Склоненная голова монаха не могла полностью скрыть его улыбки.

– Когда вы вышли из повозки господина Унгабуэя, – ответил он, – Тчуи рассказал вам, что у монахов ордена Поклонения Многим нет имен. Это истинная правда. Впрочем, временами даже нас необходимо как-то называть. Для удобства, как говорит Тчуи, вы можете называть меня Отцом. Служащие здесь монахи мои сыновья и дочери в ордене. Если вам хочется более конкретного титула, то пусть я буду Третьим Отцом.

Третьим Отцом? Принц Бифальт хотел было спросить, что это означает, но монах не прервал своей речи.

– Предлагая поручиться за вас, – пояснил он, – я сделал себя ответственным за ваши действия.

Принц нахмурился.

– Что же я могу сделать, чего так боятся эти заклинатели?

Третий Отец на какое-то мгновение встретился с принцем взглядом, затем снова опустил глаза.

– В свое время, – кротко произнес он, – они покровительствовали генералу Форгайлу. Теперь у них новые заботы.

Вы скоро выйдете на поединок чести. У вас есть и винтовка, и сабля. Предположим, вы поднимите свою винтовку и выстрелите, но не в своего противника, а в кого-нибудь из стоящих рядом. В генерала Форгайла? Магистра Раммиджа? Незнакомца? Будет ли это случайным выстрелом? Может, вы захотите отвлечь своего противника? Кто знает? Или, предположим, в суматохе сражения вы пораните кого-нибудь саблей. Конечно же, случайно.

В таких случаях вина за это будет на мне, не на вас. Я понесу ответственность за ваши действия. Я понесу наказание или возмездие вместо вас.

Ошеломленный, принц Бифальт огрызнулся:

– Проклятье! Такое невозможно терпеть! Мои действия – это мои действия. И ответственность за их последствия тоже нести мне. Да как вы?!

Он не мог найти слов, чтобы выразить свою обиду.

Монах кивнул.

– Мое предложение сдержит вас, – спокойно промолвил он. – Вам придется теперь подумать обо мне, а также и о своем гневе.

– Нет. – Принц презрительно хмыкнул, справившись с собой. – Оно развяжет мне руки. – Мысль была нелепа. – Теперь я могу убить кого захочу.

Принц мог бы сказать: «Если вы такого низкого мнения обо мне, вы так же слепы, как и архивариус».

Третий Отец пожал плечами.

– Может быть, так. А может, и нет. Я видел войну, которую вы ведете внутри себя. Мне достаточно того, что я сделал свою ставку.

Когда вы кинулись на генерала Форгайла, моей первой мыслью было, что вас нужно защищать от самого себя. Вы знаете слишком мало и осмеливаетесь на слишком многое. Но теперь… – Монах развел руками. – Ваши обстоятельства изменились. Вы сами изменились. Я взял вас на поруки, потому что надеялся, что вы сумеете договориться с самим собой. Я надеялся приблизить развязку вашей внутренней войны. А риск для меня не имеет значения.

– Вот именно – не имеет значения, – согласился принц Бифальт. – Ваши рассуждения – пустая болтовня. Ваше сдерживание не влияет на меня. Я выбрал свой путь. Магистры не подчинят меня. Их ложь и полуправда не подчинят меня. Мне были открыты и другие пути, но я не видел их или они оскорбляли меня. Конечно, я глуп. Но я не настолько глуп, чтобы сражаться бесчестно на глазах у зрителей, обладающих силой, что в состоянии разрушить Беллегер.

Монах снова кивнул – похоже, каким-то своим мыслям.

– В таком случае, возможно, есть что-нибудь еще, о чем вы хотели бы поговорить.

Такая перемена в разговоре смутила принца.

– Что-нибудь еще?

Третий Отец рассматривал пол.

– Вы столкнетесь со смертью, – осторожно произнес он. – Возможно, смерть коснется Беллегера. Возможно, нет. Вашей собственной смерти уже достаточно. В таких случаях некоторые раскрывают свои сердца. Они вспоминают свои грехи, то, о чем сожалеют, и просят прощения. Они ищут утешения. Или хотят выразить свои чувства тем, кто будет оплакивать их уход.

Я монах ордена Поклонения Многим. Скажите мне все, что может утешить вас. Ваши слова будут священны для меня. Ни одна живая душа не узнает о них, если только вы сами не попросите меня передать их от вашего имени.

Новая мысль заставила принца Бифальта вскочить на ноги – внезапное озарение осенило его, возможность, которой он раньше и не представлял. У принца не было секретов, которые он еще не раскрыл, и он не желал повторяться. Прощение не интересовало его. Утешение тоже. И все же было нечто, что мог бы сделать для него как раз такой человек, как Третиий Отец.

Ваши слова будут священны…

– Поясни, монах, – принц не хотел, чтобы слова его звучали грубо, но пульс бился в самом горле. Говорил он с трудом, словно голос пробивался через преграду. – Можешь ли ты передать послание моему отцу, королю? Передать его частным образом?

Ни одна живая душа…

Монах кивнул.

– Возможно, не напрямую. Но нет такого места на этом континенте, куда бы не смогли проникнуть мои сыновья и дочери. Ваши слова достигнут вашего отца. Они будут священны для любого монаха, который понесет их.

– А если послание мое – это не слова? – настаивал принц. – Если это предмет? Мой отец получит его? И магистры не будут знать? И они не вмешаются?

Третий Отец нахмуренно рассматривал сапоги принца Бифальта.

– Предмет, который и будет посланием? Я не знаю, что на это сказать. Конечно, никто не узнает о нем от нас. Но предмет?

Какое-то время принц Бифальт пристально смотрел сверху вниз на безымянного монаха, нет, сам принц не сомневался, но монах – насколько он решителен? Затем принц прошел к письменному столу. Вернувшись, он протянул монаху «Трактат» Силана Эстервольта.

– Это книга? – На мгновение удивление охватило монаха. Он забылся настолько, что даже посмотрел прямо в лицо принцу Бифальту. – Она принадлежит Последнему Хранилищу!

– Она не принадлежит, – возразил принц. – Магистр Авейл отдал ее мне. Он сказал, что она моя. «Делайте с ней что захотите». Это его слова.

«Если вы еще не понимаете…»

– Магистры не смогут возразить.

Это и есть мое послание. Орден Поклонения Многим сможет доставить ее королю Аббатору, моему отцу?

Третий Отец сразу же вновь склонил голову. Словно совещаясь с самим собой, он пробормотал:

– Они узнают о пропаже. Пустой гордыней было сказать, что моя жизнь ничего не стоит. Вы сумели придать ей слишком большую цену. Орден Поклонения Многим служил Последнему Хранилищу со своего основания. Я служил библиотеке, когда бы это ни потребовалось. Но теперь я по своему собственному желанию предложил взять вас на поруки. Если магистры увидят в том, чего вы добиваетесь, намеренное злодеяние – если они увидят в этом преступление, – вы останетесь невиновны. Вина будет на мне. Цену их недовольства или гнева придется платить мне. Их гнев может пасть на орден.

Они не позволят мне вмешиваться в вашу войну с Амикой.

– Это оправдание. – Теперь голос принца Бифальта стал резким. Гнев его, словно хворост, был готов разгореться от первой же искры. – Это не ответ.

Я не могу приказывать вам. Я не обвиняю вас. Я спросил только потому, что спросили вы. Это было ваше предложение, Отец.

Монах не поднял головы, но в его сгорбленных плечах и искаженных чертах лица явственно читалось душевное смятение. У него вырвался тихий, подобный стону, звук – он боролся сам с собой.

– Мои клятвы, – вздыхал он. – Я дал слишком много клятв. Как же я могу выбирать между ними?

Но сражение это было коротким. Опершись руками о колени, монах поднялся со стула. Избегая пристального взгляда принца Бифальта, он неуверенно произнес:

– Как вы и сказали, принц, я сам предложил. Взамен вы преподали мне урок смирения – урок, который я заслужил по своей гордыне.

Дайте мне эту книгу. Я не стану просить своих сыновей и дочерей. Если я останусь в живых, я передам ее лично в руки вашего отца.

Принц Бифальт онемел от удивления, а может, и от торжества. Он доверил монаху средство, которое приведет к поражению Амики. Он сделал все, что мог, чтобы защитить свою родину на случай, если боец, выставленный магистром Марроу, убьет его.

И принц почувствовал гордость. Он мог честно признаться себе, что не ожидал так много от себя самого, от того, кем он стал, – человека, почувствовавшего в себе позыв съежиться, затаившись в одной из своих комнат, человека, отвернувшегося от сравнительной безопасности лжи.

Зажав под мышкой книгу Эстервольта, Третий Отец направился к двери, открыл ее и кивнул принцу следовать за ним. Они уже слишком долго заставили слепого архивариуса ждать.

Принц Бифальт последовал за ним без колебаний.

* * *

Солдат не только по подготовке, но и по своему характеру, принц Бифальт, следуя за монахом, проверял оружие. Закончив проверку сабли и кинжала, он достал из сумки с боеприпасами полную обойму, резким движением вставил ее на место и затвором послал один патрон в патронник. Затем он помахал руками и наклонился в разные стороны торсом, чтобы размять мускулы.

Привычные действия, подобные этим, были сродни медитации. Они помогали сосредоточиться, настраивали рассудок на битву. В бою принцу понадобится весь запал его гнева. Но он не мог позволить ярости заглушить свои навыки – или возможность выбора.

Через несколько десятков шагов принц понял, что Третий Отец ведет его к замковой столовой.

Он не знал, почему магистры выбрали именно этот зал, но одобрял их выбор. Если понадобится уклоняться от противника, большие размеры столовой подойдут как нельзя лучше. А если будут нужны препятствия для защиты, принц мог бы использовать длинные столы. Все, что затрудняло атаку противника, давало принцу время, нужное, чтобы выстрелить из винтовки и вновь перезарядить ее.

Подходя к цели своего пути, принц с монахом слышали все усиливавшийся гул голосов. По всей видимости, заклинатели хотели присутствия публики. Это принц тоже одобрял. Свидетели его достойного поведения станут защитой для Третьего Отца. И тогда, если монаха ни в чем не обвинят после состязания, он мог бы – или ему разрешат – покинуть Последнее Книгохранилище.

По громкому нестройному шуму голосов, доносившемуся из столовой, принц понял, что публики собралось много.

И все же оказалось, что принц не был готов к размерам собрания. Когда он и Третий Отец подошли к растворенным дверям входа, принц увидел толпу, состоявшую из более чем нескольких дюжин обитателей замка, посетителей и слуг, возможно, более чем из нескольких сотен. Под высокими потолками, освещенными пылающими факелами, зал казался даже больше, чем в прошлые посещения принца. Все стулья и столы на козлах были убраны в сторону, так что вдоль стен хватало места для множества зрителей, обступивших пустое пространство вроде арены в центре зала. Когда столько людей сразу говорили на самых разных языках – причем говорили громко, чтобы собеседник мог услышать, – получался гул, похожий на гул пекла. Не хватало только боевых кличей, воплей падающих людей и коней, лязга оружия.

Третий Отец встал у порога. Жестом он остановил принца Бифальта на шаг позади себя. Из-за множества голов и плеч принц мог видеть довольно мало. Впрочем, он разобрал кучки дикарей, похожих на библиотечного лекаря, группы людей в варварских мехах, и многочисленных воинов в латах. Принц мог разобрать также несколько дюжин мужчин и женщин в изящных плащах, плавно спадающих с плеч, с напомаженными волосами, уложенными в странные прически.

Повсюду мелькали монахи – слуги и другие сыновья и дочери Третьего Отца. И весь зал пестрел людьми со всевозможными оттенками кожи – от черного и коричневого до неестественно белого и даже голубого. Виднелись и клинки самого разного типа.

На расчищенном месте посреди арены стоял один только магистр Марроу. Он не двигался. Голова его была опущена, заклинатель молчал и ни на что не обращал внимания. И все же, несмотря на его молчание, поза его выдавала крайнее нетерпение. Архивариус стоял спиной к монаху и принцу Бифальту. Возможно, он и не подозревал, что они уже тут.

Первый раз бегло осмотрев собравшихся, принц не узнал отдельные лица. Но затем внимание его, словно магнитом, было привлечено к желтоватой коже, запоминающейся козлиной бородке, усам и оранжевой головной повязке генерала Форгайла.

Как и многие вокруг него, амиканец был при оружии. Но, в отличие от прочих, свой кривой меч он держал обнаженным в руке. Свет от факелов языками пламени плясал на полированной стали клинка.

«Если это его избрал архивариус, – думал принц Бифальт, – то бой будет честным: в него вступят два заклятых врага». На некоторое время принц рьяно набросился на эту мысль. Но затем ему пришлось заставить себя отказаться от нее. Архивариус обещал ему бесчестный, несправедливый бой. И принца слишком часто уже вводили в заблуждение. Он ожидал предательства. Ему не позволят встретиться со своим естественным врагом. Вместо того чтобы устремлять гнев на амиканца, принц с большей тщательностью стал изучать собравшихся.

Вскоре он заметил магистра Авейла и магистра Раммиджа. Пухлый и горбун стояли плечом к плечу, то ли подталкивая, то ли удерживая один другого. И опять их руки были сомкнуты.

Практически сразу магистр Раммидж словно ощутил на себе взгляд принца Бифальта. Он мрачно посмотрел в ответ и ухмыльнулся. Движение его руки подсказало принцу, что горбун сейчас общается со своим спутником. Вздрогнув, магистр Авейл тоже посмотрел в сторону принца.

Это послужило сигналом. После кивка горбуна магистр Авейл произнес: «И вот, – тем самым голосом, который принц слышал у себя в голове – это был тот голос, который вызвал его. Он не доходил до его ушей. – Среди нас лучший воин Беллегера. Или худший. – Слова звучали совершенно беззвучно. – Принц Бифальт готов».

Зал мгновенно утих. Беседы и обсуждения прекратились. Архивариус вскинул голову. Пламя всех факелов одновременно вспыхнуло, поднявшись вверх. Пухлый магистр говорил прямо в мысли каждого из присутствующих. Такой силой он обладал…

Внезапная тишина как кулаком ударила принца Бифальта в грудь. Свет и тьма замелькали в его глазах. На какое-то мгновение сердце принца, казалось, перестало биться. Затем оно снова застучало, уже торопясь, словно нагоняя запоздание. Магистр Марроу повернулся в сторону принца, и тот вновь ощутил желание съежиться. Принцу пришлось заставить себя стоять ровно, держа плечи отведенными назад, а голову высоко поднятой.

Что же происходило с ним?

Принц слишком хорошо понимал это. В тот момент, когда он упустил свой шанс спасти Беллегер простой ложью, он скрепил печатью свою судьбу, сам того не осознавая. Он как-то открыл в себе новую дверь, которую теперь не мог закрыть.

«Лучший воин Беллегера… или худший».

Принц Бифальт был уже близок к отчаянию. Теперь он понимал, что боец, выбранный архивариусом, будет его последним испытанием. И испытанием не от магистров – в этом бою он сам будет испытывать себя.

Доказывая, кто он.

Несмотря на свою слепоту, Сирджан Марроу словно рассматривал Третьего Отца и принца. В то же время ничто в его осанке или выражении лица не показывало этого, нельзя было понять, на кого обращен взгляд его невидящих глаз. Когда он решил, что в зале установилась достаточная тишина, он кивнул магистру Авейлу.

Все тем же голосом – голосом, который раздавался в каждой голове, хотя сам говорящий не произносил ни слова, голосом беззвучным и грустным – глухой заклинатель объявил: «Мы не одобряем насилия, но нас вынудили прибегнуть к нему. Вас созвали сюда стать свидетелями поединка чести. Принц Бифальт рискнет своей жизнью ради могущества своего народа. Его противник будет сражаться за надежду на мир».

Остальные слова заклинатель произносил уже вслух, и они зазвучали более по-человечески. Почти терпимо:

– У нас нет церемоний для освящения подобного события. Нас еще ни разу не доводили до принятия подобных решений. Но мы настаиваем на честном поединке. Поэтому нам нужны поручители.

Глядя теперь скорее в толпу, чем на Третьего Отца и принца, магистр Авейл спросил:

– Кто поручится за принца Бифальта?

Монах вздохнул. Приложив ладонь к груди принца, Третий Отец велел ему оставаться на своем месте. Затем монах пошел, прокладывая себе путь через толпу, к самой арене. Там он остановился.

Книгу Эстервольта, которую монах все еще держал под мышкой, было прекрасно видно.

Магистр Марроу, должно быть, мог учуять присутствие книги. Его удивление было написано на его лице:

– Вы? – с нажимом спросил он. – Почему вы?

Впрочем, он не договорил. Грозно нахмурившись, он опять кивнул магистру Авейлу.

– Кто поручится, – спросил глухой заклинатель, все так же грустно, – за бойца от Последнего Книгохранилища?

В толпе с противоположной стороны началось движение. Мгновение спустя на расчищенную площадку вышла Амандис.

Как и всегда, она была закутана в скромный белый шелковый плащ. Руки ее, как обычно, были сомкнуты под рукавами.

Увидев ее, генерал Форгайл ухмыльнулся, словно теперь поверил, что получит желаемое. Уверенной рукой он с легкостью вставил меч обратно в ножны.

Принц Бифальт, напротив, медленно, с облегчением вздохнул. Его противником была не она. Принц мог полагаться на свое ружье в случае поединка с Амандис, но он совсем не хотел ее убивать. Он бы предпочел сражаться с магистром Раммиджем, пусть даже горбун владеет чудовищной силы магией.

Но служительница Духа была не одна. С ней вышла и Фламора, служительница Плоти. Принц не видел ее с тех самых пор, как они оба сидели в повозке Сета Унгабуэя.

Ее появление вызвало восклицания и вздохи у многих мужчин. Некоторые из женщин начали беспокойно переминаться или отвернулись. Соплеменники или родичи врачевателя – дикари – принялись чертить в воздухе какие-то тайные ограждающие жесты, а затем закрыли руками глаза.

Фламора опять была одета довольно провокационно, выставив напоказ гладкие бедра и грудь, она вызывала страстное желание. Туманный взгляд ее и улыбка, устремленные на принца Бифальта, словно манили его.

При виде Фламоры у принца перехватило дыхание, но не от вожделения. Нет, он почувствовал тревогу. Возможно, он должен был испытывать благодарность за то, что это не она боец магистра Марроу. Поединок с ней был бы абсолютно бесчестным, несправедливым, пристрастным – причем для принца. С ассасином он мог бы сражаться: Амандис была более чем в состоянии защитить себя. Единственным оружием Фламоры, напротив, были только ее блестящие глаза, дразнящая улыбка, вызывающие одежды, ее призывная женственность. Если бы принц даже только ранил ее, позор лежал бы на нем до самой могилы.

И все же принц не испытывал благодарности. Впервые ему пришло в голову, что он догадывается, кто будет бойцом от библиотеки.

Эта мысль терзала его, вгрызаясь все глубже, словно ненасытная крыса, и чувство тошноты подступало к горлу.

Две служительницы встали напротив Третьего Отца на краю арены. Обе они поприветствовали монаха: Амандис торжественным поклоном, Фламора игривым реверансом. По-прежнему не поднимая головы и не отрывая взгляда от пола, Третий Отец ответил женщинам поклоном, столь же церемониальным, как и поклон ассасина.

Слепой заклинатель, возвышавшийся, словно башня, в центре расчищенного пространства, ждал, пока зрители, выразив свои самые разные чувства, успокоятся. Когда в зале снова наступила полная тишина, архивариус в третий раз кивнул магистру Авейлу.

Глухой заклинатель, произнося слова обычным голосом, а не тем, который звучал в головах слушателей, приказал:

– Бифальт, принц Беллегера, выйдите вперед.

Проклиная себя за то, что никак не успокоит дыхание и свои дрожащие руки, сын короля вошел в зал. Ему хотелось препятствий, хотелось расталкивать мужчин и женщин из толпы в стороны. Грубая сила помогла бы ему пробудить гнев. Но зрители, казалось, сами исчезали с его пути. И вскоре принц, чувствуя только как набатом бьется его сердце, встал сбоку от Третьего Отца.

Гнев, поддерживавший его последние дни – нет, последние годы, – иссяк. Если принц был прав, если он верно определил, кто будет его противником…

Монах, не взглянув на принца, подтолкнул его к центру арены.

Принц Бифальт подчинился. Он выбрал свой путь и принял его. Как и каждый его выбор, этот, возможно, был ошибочным. Лучше понять, рассудить спокойнее, поступить осмотрительней – ему следовало это сделать. Наверное, принц заслуживал такой исход. Но он был тем, кем он был. Более того, ему было необходимо быть тем, кем он был, без туманной лжи и тайных намерений.

Принц хмурился, избегая смотреть на кого бы то ни было. Он едва взглянул на магистра Марроу. Он не хотел видеть ни хмурое неодобрение архивариуса, ни жадное предвкушение генерала Форгайла, ни открытое презрение дикарей из племени врачевателя. С потупленным взглядом принц шел все вперед, пока не понял, что находится в десяти шагах от слепого заклинателя. Там он и остановился.

Магистр Авейл вновь заговорил:

– Боец со стороны Последнего Книгохранилища, выйди вперед.

Принц не испытал удивления, только тошнота подступила к горлу, когда он увидел, что из толпы на арену выходит Элгарт.

Одной только этой уловкой магистры полностью обезоружили старшего сына короля Аббатора. Бесчестно, несправедливо, пристрастно. Принимая их условия, принц совершил нечто худшее, чем просто ошибку. Он стал виновником преступления, предательства.

Когда Элгарт поравнялся со служительницами, Фламора легко коснулась его руки, поцеловала в щеку, Амандис приказала что-то суровым тоном, махнув вперед. Принц не слышал ее. Тишина оглушала. Тишина, словно барабанным боем, отзывалась в пульсации его вен. Погребальным звоном…

Молчание зрителей заполнило весь зал. Принцу Бифальту приходилось бороться за каждый глоток воздуха. Наблюдая, как приближается гвардеец, он чувствовал, что внутри у него что-то сжимается; Элгарт, как и он чуть раньше, остановился в десяти шагах от архивариуса.

Элгарт, как и принц, был одет в то, что сшили для него слуги башни. Оружие у него было такое же, как и у его командира: сабля и кинжал на поясе, ружье за плечом, сумка с боеприпасами за другим. Элгарт, опустив глаза, выжидающе стоял напротив своего противника. Принц Бифальт всматривался в лицо своего товарища, но не видел в нем ничего, кроме решимости.

Магистр Марроу молчал, позволив беллегерцам одно мгновение просто постоять друг против друга. А затем голосом, сиплым от досады, скомандовал:

– Насмерть. Судьба королевств в ваших руках. Честь ваша в ваших руках.

Взмахнув своей мантией, слепой заклинатель развернулся и широкими шагами пошел прочь, присоединившись к магистру Авейлу и магистру Раммиджу.

Пальцы Элгарта дернулись, но он не потянулся к оружию.

Принц Бифальт искал в себе хоть какую-нибудь искру, которую он мог бы раздуть в пламя. Ему нужен был гнев. Принц пытался представить, как он требует от Элгарта ответа: это ли, наконец, вся правда? Намеревался ли ты предать меня с самого начала? Встать на сторону этих заклинателей?

Элгарт клялся ему…

Но пока принц безуспешно пытался найти какое-нибудь справедливое обвинение своему бывшему товарищу, Элгарт поднял голову. Их взгляды встретились.

В глазах Элгарта принц увидел сильную боль. Он увидел в них решительность и непоколебимость. Принц знал храбрость Элгарта. Гвардеец достаточно часто доказывал ее, сомнений не оставалось.

Шрам на его лице говорил о том, что душа его рвалась на части.

Этот взгляд лишил Бифальта, принца Беллегера, последней его надежды. Душевное смятение и виноватый вид Элгарта – о да, вид у него был виноватый, это было так же хорошо видно, как и его душевное смятение – заставили принца сопротивляться своему собственному отчаянию. Он не мог драться с одним из своих людей, с человеком, который поклялся ему в верности, которому он доверял охранять свои тылы. Он не мог драться ни с одним из беллегерцев, а Элгарт был более чем просто подданным своего короля. Он был товарищем принца. Бок о бок с принцем Бифальтом он без страха встречал стрелы и гранаты, кровавую битву в ночи и ужасы пустыни.

Но принц не мог и позволить такому человеку убить его. Эту ношу Элгарт будет носить до тех пор, пока ее тяжесть не раздавит его. И это будет означать гибель Беллегера.

«…только тогда человек…»

Дрожа каждым мускулом, принц Бифальт вынул из ножен саблю и со звоном швырнул ее на пол. Избавился от кинжала. Взяв винтовку, достал обойму, затвором вытащил из патронника пулю и положил винтовку с обоймой к своим ногам. Уронил сумку.

Беззащитный, дрожащий, словно трус, принц подошел к Элгарту и встал так близко, что смог положить руки на плечи своему товарищу.

Элгарт наблюдал за принцем с изумлением, даже с ужасом. Но не дрогнул. Ветеран проходил через пекла и мужество свое получил не даром. Оба беллегерца были окутаны тишиной. Казалось, что они одни в этом зале с высокими потолками. Даже свет факелов не падал на них, он вырывал из темноты только шрам Элгарта. Шрам горел, словно именно в этом месте сплавлялась воедино разделенная природа гвардейца. Принцу Бифальту потребовалась вся его сила, чтобы хрипло спросить:

– Ты согласился?

– Да, Ваше Высочество. – Голос Элгарта был тверд, как гранит, и хрупок, как сланец. – У меня оказалось больше общего с Кламатом, чем я думал. Я так много узнал! Столько важного, Ваше Высочество. Жизнь стала важна для меня. Я хочу покончить с войной и убийствами.

Я пришел сюда с вами, потому что поклялся вам в верности. Вы мой командир. Мой принц. Я дал вам свое слово. Я не хочу сражаться с вами. Но если это потребуется, я нарушу свое обещание, – и умолящим тоном добавил: – Ради Беллегера, Ваше Высочество.

– Неужто ты слеп, Элгарт? – возразил принц. – Моя смерть разрушит Беллегер.

– Возможно, – ответил гвардеец. – Моя смерть разрушит Амику. Так или иначе мы точно покончим с войной. А когда не будет войны, тогда и убийства остановятся. – С каким-то отчаянием в голосе он настаивал: – Она должна прекратиться. Если она не прекратится, то сама борьба разрушит нас.

Я не считаю, что смерть предпочтительнее, чем амиканцы.

Время шло, а королевский сын все воевал сам с собой. Эта война казалась нескончаемой. У принца уже не осталось нераскрытых комнат. Он был уверен, что сможет убедить своего отца. С помощью Элгарта, конечно. Король Аббатор поймет, что мир с Амикой лучше смерти. Но Элгарт не знает правды о магистрах библиотеки. Им было безразлично, кто победит в войне Беллегера. Они искали мира для самих себя. Они вызвали принца, вводили его в заблуждение, лгали ему, потому что нуждались в удобной для обороны границе против своих собственных врагов. Мир между Беллегером и Амикой не прекратит убийств. Он только изменит того, кто несет смерть.

И все же принц Бифальт не мог позволить себе убить Элгарта. Он не мог. И он не мог позволить Элгарту убить его самого.

Если бы Беллегер и Амика стали союзниками, у них было бы больше шансов на выживание.

Другого выхода не оставалось. Принцу нужно будет дать обещания, которые он собирался сдержать.

А потом…

Что потом? Этого он не знал.

Пока принц жив, он будет подвергать сомнению всякое свое действие. Это и была правда о нем. Ему придется смириться с этим. И ему придется столкнуться с последствиями своих действий, хотя он пока и не представлял с какими.

За время этого молчания взгляд Элгарта менялся: сильная душевная боль отступила, ей на смену пришло замешательство. И когда оно стало напоминать любопытство, принц Бифальт сделал свой выбор. Не убирая рук с плеч своего товарища и все так же глядя ему прямо в глаза, он признался:

– В таком случае я проиграл. Я не тот человек, которому доверял мой отец.

Это признание, казалось, вытянуло из него последние силы. Принц еле держался на ногах. Когда он обратился к магистрам, ему пришлось вцепиться в гвардейца, чтобы не упасть.

Хриплым от напряжения и отчаяния голосом он произнес слова клятвы:

– Я сделаю то, что вы просите. Я стану послом Беллегера в Амике. Я буду добиваться мира.

На короткое время тишина вокруг него словно сгустилась. Принц будто действительно остался в одиночестве, будто рядом никого не было, в одиночестве, как он себя и ощущал: брошенным друзьями и опустошенным. Даже его отец, король, мог сейчас отречься от него.

И тут кто-то начал аплодировать. Несколько человек присоединились к нему. И в следующее мгновение весь зал взорвался аплодисментами. Они заполнили его, подобно грому, грохоту землетрясения, раскатам колеблющегося мира.

Сердитый взгляд магистра Раммиджа стал мягче, а его глухой товарищ просто залучился от радости. Архивариус только кивнул, но осанка его стала менее напряженной, плечи расслабились.

Принцу Бифальту все это было досадно. То, что так много людей радостно приветствовали его поражение, было досадно – и все же он не договорил. Требовалось смирить себя еще ниже.

Принц пытался продолжать, но его совсем не было слышно, пока не вмешался магистр Авейл. «Пожалуйста, – проговорил в сознание каждого гостя пухлый заклинатель. – Послушайте дальше».

Потребовалось некоторое время, чтобы зрители подчинились. Но в конце концов тишина была восстановлена.

– Я сделаю так, – продолжал настаивать принц, – но это ни к чему не приведет. – Голос его звучал сердито. – Они не будут вести со мной переговоры. Они убивают каждого беллегерца, появляющегося на их землях. Они убьют меня прежде, чем я смогу хоть что-то сказать.

Магистр Марроу покачал головой. Тихо, словно он хотел, чтобы только принц Бифальт услышал его, он возразил:

– У вас есть средства убедить их.

Принц понял его. У него была книга Эстервольта. Беллегер мог изготовить пушки. Досада его еще не прошла.

Повысив голос, слепой заклинатель продолжал:

– Генерал Форгайл, вы слышали принца Бифальта. Каков будет ответ Амики?

Ответом амиканца был гнев. Неистовство сверкнуло в его глазах, словно зажженная граната. Выхватив свой меч, генерал держал его наготове, словно собираясь поручиться за свои слова наточенной сталью. Острым, как и его клинок, голосом он резко ответил:

– Этот беллегерец пытался убить меня, когда я не давал ему для того повода. Я не притронулся к моему мечу, но он все равно хотел меня убить. Амика не будет вести с ним переговоры. Если он придет к нам, мы не оставим его в живых. Нам не нужен мир.

Магистр Марроу ничего не ответил. Никто не произнес ни слова.

Принц Бифальт вздохнул, но он не поколебался. Он пал слишком низко, и было поздно сворачивать с пути.

Он не смотрел на меч своего врага. Глядя только на магистров, принц сказал монаху, через плечо:

– Третий Отец, у вас «Трактат о производстве артиллерийских орудий наиболее простыми средствами» Эстервольта. – Принцу пришлось сильнее опереться на Элгарта, но гвардеец с легкостью держал его вес. – Я просил вас передать книгу королю Аббатору, «который, возможно, не простит своего сына». – Теперь я прошу вас передать ее генералу Форгайлу. Он вроде как искал ее.

По толпе прокатилось удивление: быстрые приглушенные возгласы и резкие движения, но все это было недостаточно громко, чтобы заглушить шаги монаха, выходившего на арену.

Принц Бифальт почти непроизвольно повернулся посмотреть. Его собственное удивление было не похоже на удивление зрителей. Они не ожидали подобной просьбы со стороны принца, не ожидали, что у монаха окажется нужная книга. У принца же были другие причины удивляться. Принц был поражен, увидев, как идет Третий Отец: с высоко поднятой головой, ярким блеском в глазах и с широкой улыбкой.

Перейдя через арену, монах подошел к генералу Форгайлу. Официально поклонившись, Третий Отец протянул ему обеими руками книгу Эстервольта. Голос его был уверенный, чуть ли не гордый:

– Полагаю, вы искали именно это знание. Теперь оно ваше, генерал, если пожелаете.

Смятение амиканца было ясно видно в каждой черте его лица. Еще мгновение назад он был переполнен яростью. Теперь мир его перевернулся. Он поднял свой меч, словно пытаясь защититься от дара принца Бифальта, от этого жеста мира со стороны Беллегера. Но теперь все в зале смотрели на него с тем же неодобрительным подозрением, с каким прежде рассматривали принца. Постепенно генерал Форгайл признал невозможность своего положения. Заглушенные проклятия клокотали в его горле. Король определенно послал его в Последнее Книгохранилище не для того, чтобы наживать новых врагов. Зачем же еще он вел себя так уважительно? Так покорно? Вспышка ярости не добудет ему здесь союзников. Он побежден простым непредсказуемым жестом.

И он не мог оставить без внимания предложение принца. Ему были нужны эти пушки…

В непривычном для себя волнении он вложил меч обратно в ножны. С заметным усилием генерал разжал кулаки, чтобы взять книгу.

Он запоздало ответил на поклон Третьего Отца.

Элгарт обеими руками держал принца Бифальта, не давая тому упасть. Все в зале ждали ответа амиканца.

Уставившись на том Эстервольта, генерал Форгайл вертел его так и сяк, словно желал убедиться, что это и в самом деле именно та книга, которую он искал. Наконец он сумел взять себя в руки. Нахмурившись, он поднял голову.

Обращаясь скорее к магистрам, чем к принцу, генерал сухо произнес:

– Я мало что могу обещать. Я не могу говорить от лица своего монарха.

И после непродолжительной борьбы с самим собой добавил:

– Но одно я обещаю. Если принц Бифальт окажется в Амике, ему не причинят вреда.

С трудом сглотнув, генерал закончил:

– Я поручусь за безопасность принца.

И снова собрание разразилось аплодисментами. Принц слышал легкий добродушный смех, пару саркастических замечаний и присвистываний, но все это не имело для него никакого значения. Без поддержки Элгарта принц уже, должно быть, свалился бы на пол. Но падение его еще не достигло предела.

На этот раз магистр Авейл не стал успокаивать зал. И принц Бифальт не мог довести свое поражение до конца, пока публика не затихла сама по себе.

Когда же его голос наконец смог перекрыть утихающий гомон, принц завершил свое испытание.

– Если Беллегер и Амика заключат мир, я вернусь сюда за «Седьмой Казнью» Гексина Марроу.

Его народ наконец получит возможность изменить свою несчастливую судьбу. И если у Беллегера будет такая сила, Амике она тоже понадобится. Во имя чести…

– Возможно, генерал Форгайл составит мне компанию.

Вот теперь принц закончил.

Зато другие не закончили. Элгарт обнимал его, вполголоса выражая удивление, благодарность, нескончаемое облегчение. Какие-то незнакомые ему люди из тех народов, о которых принц и не слышал, похлопывали его по спине, поздравляя. Подошел врачеватель Книгохранилища и встал перед ним. Кивнув в знак одобрения, дикарь положил ладонь себе на сердце, затем убрал ее. Своими собственными руками Третий Отец принес кувшин с элем, поднять который принцу Бифальту не хватило силы.

Когда первый натиск доброжелателей схлынул, подошли служительницы Духа и Плоти. Улыбка, скривившая губы ассасина, казалось, говорила: вам повезло, что вы остались в живых. Фламора поцеловала принца в губы: краткое благоухающее прикосновение, придавшее ему сил достаточно для того, чтобы поднять кувшин и пригубить немного эля. Затем принц отпил еще немного. В конце концов, он мог стоять и без поддержки Элгарта.

Взглянув в сторону магистров, принц Бифальт увидел, как архивариус ухмыляется себе в бороду, а его слепые глаза светятся триумфом. Принц почти слышал мысли Сирджана Марроу.

Теперь у нас будет буфер на западе. Наконец-то.

Его вид напомнил старшему сыну короля Аббатора о том, что у него есть и другие обещания, которые он должен выполнить. Однажды, сам еще не зная как, он собьет спесь с этих магов.

Было ясно, что это случится нескоро. Но принц не собирался забывать. Возможно, когда Беллегер наберет силу, он найдет какой-нибудь способ отплатить за высокомерие призыва Последнего Книгохранилища.

Продолжить чтение