Читать онлайн Конкурс неприятностей бесплатно

* * *

Пролог

– Слышь, клиент просил это… не тянуть.

– Ну, ежели по просьбе клиента… – Щуплый мужичок в заляпанном темными пятнами халате сплюнул замусоленную цигарку на грязный цементный пол, загремел засовом. Решетка откатилась с металлическим лязгом, и мужичок шагнул внутрь.

Он сразу понял, что мужичок в халате идет к нему. Попятился, пытаясь вжаться в стену своей тюрьмы.

– Не балуй! – с равнодушной строгостью сказал мужичок, подталкивая его к выходу.

Он знал, что выходить нельзя. Доносящийся сквозь решетку запах был отчетливым, сильным запахом свежей крови. Точно так же пахли пятна на халате мужичонки. Он вскинулся, отчаянно пытаясь сопротивляться…

– Не балуй, я сказал!

Резкая боль – и на шее защелкнулось что-то вроде хомута с длинной ручкой, за эту ручку мужичонка поволок его наружу. И тогда он отчаянно, бессильно закричал. Остающиеся в камере ответили такими же жалобными криками, но его уже выволокли, и их вопли разбивались о захлопнувшуюся позади решетку. У него оставалась всего одна, крохотная надежда – те, кто привез его сюда, просто не могли так поступить! Они не могли! Они придут!

Словно кот из засады, грузовичок-фургон выскочил на трассу. Яростно прогудел что-то вроде «Кто не разбежался, я не виноват!» и вломился в поток машин. «Вольво» по-кошачьи поджался, вкапываясь в асфальт всеми четырьмя колесами. В фургоне снова прессанули клаксон, оглушая трассу тревожным гудком, и грузовичок ринулся вперед. Обошел неспешно катящую «Ладу-Приору» – ввжж-ж! Перестроился в другой ряд, вклинившись в щель между новенькой «бэхой» и «Газелью», дернул вперед, обошел «Газель», перестроился снова, насмерть перепугав холеный «мерс», метнулся под носом у «жигуля»… И вылетел на открытую трассу… прямо перед постом ДПС… и, не сбавляя скорости, просвистел мимо.

Взвыла сирена.

– Фургон номер… немедленно остановитесь! – заорали динамики.

Фургон мчался.

По узким сходням его вели через двор к двери металлического ангара. Распахнутая как жадный рот дверь дышала кровью. С каждым шагом запах становился все отчетливей. Туда входить нельзя. Он попытался упереться на сходнях, но режущий горло ошейник не пустил, а сзади хлестнула жгучая боль, заставляя сделать шаг вперед. Помощи не было. Густая темная тень ангара упала на него, заставив мелко задрожать. Тянущий его мужичонка с силой дернул за сковывающий голову ошейник, и ему пришлось шагнуть в дверь.

Старый истертый указатель вынырнул с правой обочины. Фургон помчался еще быстрее – несущаяся следом милицейская машина придавала ему ускорения. На полной скорости грузовичок ринулся в поворот. В борт чувствительно грохнуло, что-то звонко, как отпущенная струна, хрустнуло… задние дверцы фургона распахнулись и теперь летали туда-сюда, колотясь о борта.

– Фургон номер… вы создаете аварийную ситуацию! – взвыла милицейская машина. Окутанная синим светом мигалок, она словно летела над дорогой.

В кузове фургона грохнуло. Из распахнутых дверей посыпалось какое-то шмотье. Округлый кусок металла пронесся над дорогой и врезался в милицейскую мигалку. Синие сполохи погасли, брызнули осколки. Фургон ухнул колесом в ямину – из распахнутых дверей призраком выпорхнуло здоровенное стеганое одеяло и залепило ветровое стекло милицейской машины. Ослепленный водитель отчаянно ударил по тормозам. Визжали протекторы, предсмертно орала сирена – машину повело юзом, и наконец она встала, зависнув одним колесом над ямой. Фургон газанул, стремительно уносясь вперед.

Его впихнули в тесный загончик – стальные перила сжали со всех сторон, не давая ни бежать, ни отвернуться. Он уже не пытался сопротивляться, только дрожь пробегала по коже, заставляла дергаться каждый мускул, и крупные слезы катились из широко распахнутых глаз. Надежды не оставалось. Помощь не придет. Его оставили, бросили… забыли.

Он еще раз безнадежно мотнул головой, когда щуплый мужичонка прилаживал у висков рамку с тянущимися от нее проводами.

– Слышь, чего-то там снаружи сирена орет? – покричали со двора.

– Нам-то какое дело, – проворчал мужичонка, прищурился – правильно ли прилажена рамка – и взялся за рубильник.

Стремительно несущийся фургон вынырнул перед закрытыми железными воротами. Застонали тормоза, фургон понесло в разворот… Вертясь как на карусели, фургон бахнул в ворота – металлические створки ответили густым гулом, передняя фара грузовичка разлетелась вдребезги – и наконец встал. Из распахнувшихся дверей выскочили двое и ринулись к проходной, снося кинувшегося им наперерез охранника.

Глава 1
Саша

Двумя часами ранее

Я прощалась с любимым.

– Я все понимаю! – всхлипывая, бормотала я. – Тебе нужно уезжать! Тут у тебя никаких перспектив, а там совсем другие возможности… Только как же я без тебя? Мы же три года вместе! – Ощущение жгучей обиды захлестнуло меня, прожигая душу, словно на нее медленно капали кислотой. – Я же живой человек, мне больно! Нет-нет, не бойся, я не буду устраивать истерик! – Я крепче сомкнула руки вокруг шеи любимого, не позволяя ему отстраниться. Я знала, что мне его не удержать, но… еще хоть чуть-чуть, хоть минуточку побыть рядом, прижиматься щекой, чувствовать его запах! – Помнишь, как ты вот здесь меня к стенке притиснул? – я смущенно хихикнула. – У меня тогда аж дух отшибло, но все равно я была такая счастливая! А помнишь, как мы в первый раз встретились? Я в тебя сразу влюбилась, вот честное слово! – мой голос дрожал, я поняла, что сейчас снова ударюсь в слезы, и крепко зажмурилась. Губы любимого прижались к моим мокрым ресницам, его теплое дыхание осушило слезы. – Чего уж теперь целоваться-то? – я оттолкнула его. Шмыгнула носом раз, другой, пытаясь взять себя в руки. И ведь ничего не изменишь. Ни-че-го! – Ты хоть скучать по мне будешь? – невольно вырвалось у меня, но я тут же махнула рукой: – Первое время, наверное, будешь… А потом забудешь. Все вы одинаковые! Ой, я ж тебе яблок в дорогу привезла! – спохватилась я. Любимый потянулся к пакету. Ну конечно, кто б сомневался! – Совести у тебя нет! – снова заливаясь слезами, провыла я. – Я ведь тебя люблю! Я в тебе все люблю, я… даже навоз из-под тебя выгребать люблю! А тебе бы только жрать… у-у, жеребец! – и я погладила его по гладкой шелковистой морде. Гнедой дончак фыркнул и снова потянулся к пакету с яблоками.

– Вот что тебе не нравится? – Лида из старшей спортивной группы ввалилась на конюшню, походя сунула морковку выглянувшей из своего денника[1] Симке (она же Семирамида, серая кобылка орловских кровей). – Там конюшня в три раза лучше, корма отличные, он еще знаменитым станет – чем плохо?

– Я его с трех лет заезжала![2] – жалобно проныла я, намекая, что неплохо бы проявить хоть чуть-чуть сочувствия моему горю. Ага, дождешься!

– А ты не знала, что с конем придется расстаться? – весело удивилась эта злая, бесчувственная девушка. – Может, ты и Димку заезжать не будешь? Его ведь тоже когда-нибудь продадут, или обменяют, или другому спортсмену передадут, а твое нежное сердце не выдержит такого потрясения… Ладно, уговорила – беру Димку себе!

– Эй, отвалила от моего Димона, у тебя свой конь есть! – От злости я чуть дверь денника не вынесла, не хуже, чем любимый копытом. Тем более конь у нее – совершенно роскошный ахалтекинец.

– Есть, точно как у всех: сегодня я этого коня выезжаю, а завтра р-раз – и отдали! – пробурчала Лида. – Кончай рыдать, а то солома отсыреет, и займись Димоном, пока хоть он у тебя остался!

Я глубоко вздохнула. Лидка права: работаешь не свою лошадь, не важно, государственную или частную, – будь готов с ней расстаться. А своя лошадь – пока недостижимая мечта. Седло там, краги[3], перчатки родители мне покупают, хотя и это недешевое удовольствие, но лошадь – совсем другие деньги, если, конечно, брать такую, на которой выступать можно, а не просто собственную попу по полям катать. Жизнь – боль.

Я в последний раз обняла любимого за шею, погладила шелковистый лоб с белым пятном звезды, пока он тыкался мордой мне в руки, выпрашивая угощение, изъяла два яблока из принесенного для него пакета и закрыла за собой денник. Симка немедленно высунулась в коридор, требуя свою дань.

– Хорошо устроилась, морда лошадиная, все-то тебя кормят! – я протянула ей яблоко. – А ты скажи: все вы на мне ездите, ваша святая обязанность меня кормить! Ну что же делать, если ты у нас такая хорошая конкурная[4] кобыла, умница девочка… – Я прижалась лбом к ее теплой ласковой морде. – Вот Димку поработаю и приду, потерпи часик. – И я направилась к деннику с надписью «Дипломат».

– Прими! – скомандовала я, и он послушно подался вправо. – Ах ты ж мой хороший, запомнил! – я немедленно сунула ему оставшееся яблоко. Он довольно захрупал, а я достала из ящика щетки и принялась надраивать его роскошную шкуру. – Эй-эй, стоять! – Димка слопал яблоко и плавно так, типа, никто никуда не идет, попытался выбраться из денника. – Во-первых, уважающий себя конь не может появиться на людях недочищенный, как полкартошки. Так что извольте подождать, пока я закончу, сударь! А во‑вторых, без ногавок[5] никуда не пойдешь! – Я присела застегнуть ногавки и огребла хвостом по физиономии. – Уздечку наденем, и я тебя выведу. Нет, дорогой мой, хочешь не хочешь, а если нам с тобой работать, трензель[6] нужен. Я знаю, ты эту железяку жевать не любишь. А яблочки ты жевать любишь? Яблочки – только для тех, кто работает, а кто не работает, тому, извиняюсь, фигушки. Вот молодец! – Я вывела Димку в коридор и тут увидела Лиду, в задумчивости застывшую перед денником.

– Ты что, тут так все время и стоишь? – обалдело выдохнула я, оглядываясь на своего полностью вычищенного и снаряженного Димку.

– Нет, вообще-то я уже успела конюшню по кругу оббежать, – рассеяно обронила Лида. – Сашь, ты Банни не видела?

Я оглядела пустой денник с табличкой «Ганнибал» и отрицательно покачала головой.

– Мне Светлана Викторовна велела его почистить и промять, тут скоро прокатчики кататься приедут… а его нет! – развела руками Лида.

Банни, он же Ганнибал, еще совсем не старый, одиннадцатилетний клеппер, помесь пони и лошади, споко-о-ойный… как пуфик на ножках. И как все клепперы, не сильно высокий – самое то детишек и не сильно толстых мамаш катать. Все девчонки в нашей конно-спортивной школе в первый раз в седло именно на нем садились! Он такой классный – как глянет на тебя из-под челки, так ты ему все отдашь: и сахар из карманов, и морковку из сумки, и йогурт из своего обеда.

– Наверное, кто-то его уже работает… – неуверенно предположила я.

– Ага, а Светлана об этом не знает! – фыркнула Лида.

– Ну, вдруг из старших кто-то взял? – предположила я.

– Разве что Костян, – буркнула Лида, и в голосе ее прозвучало явное неодобрение. Костя и еще Ольга – это наша элита, кандидаты в мастера спорта. Лидка до них пока не дотягивает, но старается.

– Хотя на фига Костику клеппер, если ему Арсенала отдают? – процедила Лида.

Я сочувственно поглядела на нее – не только у меня горе. Арсенал – тот самый ахалтекинец, совершенно потрясающий конь! Барьеры берет чистенько, верхние жерди не сбивает, всадников в автономный полет по высокой траектории не запуливает, в общем, конь-самовоз – в смысле сам неплохо соображает, что на конкурных соревнованиях делать. Конечно, чтоб он таким стал, ого-го сколько труда вбухать пришлось. Но его же не одна Лида тренировала, там и Костик работал как проклятый, и Ольга. А что на чемпионат страны на Арсенале поедет Костик, мы все давно догадывались. Костяну единственному к чемпионату восемнадцать исполнится, а Арсенал даже конкуриста в сто раз хуже способен на первое место вывезти. И будет у нас новый мастер спорта, школе это нужно! Но Лиду я понимала как никто: плевать, чего там нужно школе, за такие соревнования и такого коня убиться можно!

– Не расстраивайся, – пробормотала я. – Ты все равно выступишь, пусть на другом коне, но ты классно ездишь.

– Только хуже Костика! – злобно самокритикнулась Лидка. – Вот и дали бы Арсенала мне! Все-таки берут меня в Англию учиться, – после короткой паузы буркнула она. – С середины сентября можно начинать. И стипендию дать могут… Но это только если будут победы.

– Круто. Поздравляю! – инскренне обрадовалась я.

– С чем? – криво усмехнулась она.

Я в ответ только кивнула. Ну да, принять-то ее в английский колледж приняли – а жить на что? Без стипендии приглашение на учебу так и останется красивой бумажкой. На то, чтоб добыть стипендию, Лидке остается меньше трех месяцев, а Арсенала отдали Костику…

– Светлана Викторовна уперлась – и ни в какую… – Лидка безнадежно махнула рукой.

Ну и чем я могу ей помочь?

– Я сейчас Димку работать буду, – решительно объявила я. – Посмотрю, где Банни, а если увижу Костю, спрошу его!

– Ладно. Только Светлане не говори. – Лида замялась и наконец выдавила: – Когда мне про Арсенала сказали, я того… выступила по полной. Если сейчас еще окажется, что Банни пропал…

Похоже, Лидка и впрямь неслабо выступила, если так тушуется, – конники вообще стеснительностью не отличаются, а Лида даже среди нас виртуоз художественного слова.

– Я пока денник отобью. – Лида взялась за лопату и принялась наводить в деннике чистоту, соскребая с пола навоз и подмокшую солому, а я ухватила Димку за узду и повела ходить.

– Держаться слева на уровне плеча лошади… – как молитву бормотала я себе под нос.

С первым конем, моим любимым, Светлана Викторовна меня всему учила: и как «с земли» работать – ну, когда рядом идешь, и заседлали мы его в первый раз вместе, и на барьер я его при ней повела. А с Димкой, типа, я уже все знаю, сама-сама! Ну да, будто я помню, с чего три года назад с любимым начинала! Вот и мучаюсь: Интернет перетрясла, книжек по лошадиной психологии накупила, и чем дальше, тем больше боюсь сделать что-нибудь не так. А это плохо – лошадь мои бренчащие нервы сразу чует. Конь не собака: даже мелкая чихуа-хуа, по сути, хищник, одомашненный для охоты и защиты человека. А конь хоть и здоровенная зверюга, но травоядная, и сам от всадника защиты ждет. Нет, мой Димон – он и подраться с другими жеребцами не дурак, но стоит появиться чему-то непривычному, так он норовит мне на шею запрыгнуть и всеми четырьмя копытами вцепиться: спря-я-ячь меня, я боюсь! Но если чует, что я сама испугана – все, до свидания, какой от тебя толк? И нечего тут распоряжаться, я, великий и могучий скакун, буду делать, как сам захочу!

– Ты что тут делаешь? – раздался за спиной резкий, чуть гнусавый голос.

Я с перепугу подскочила… а-а, блин, повод дернула со всей дури! Димка заплясал на месте, пофыркивая и мотая головой.

– Спокойно, все хорошо, совсем ничего не случилось! – Руку там, где по ней проехался повод, жгло так, что хотелось засунуть ее в рот по самый локоть. Не переставая поглаживать нервничающего Димку, я обернулась. Ну вот, явление. Не помню ни как называется его должность, ни как его самого зовут, но этот мужик руководит нами от городской администрации. Раньше у нас другой был, мы с ним четыре года жили душа в душу: мы тут, в школе, а он у себя в администрации, разве что Светлана Викторовна к нему с отчетами ездила. А потом были очередные выборы, тот, старый, оказался коррупционер, поэтому уже две недели у нас новый – и таскается сюда через день, зараза такая!

– Я спросил, что ты здесь делаешь? – в голосе этого… Администратора появились визгливые нотки, Димка снова попятился и попытался выдернуть у меня повод.

– Хожу, – коротко буркнула я, пытаясь успокоить жеребца.

– А лошадь зачем за собой таскаешь?

– А зачем мне ходить, если без лошади?

– Если тебе нужна компания, возьми подружку и с ней ходи!

Моя рука замерла на Димкиной шее – я вдруг отчетливо представила, как натягиваю узду на Лиду и, держась у ее левого плеча, шагаю с ней по территории!

– Тут конная школа, сюда не для того приходят, чтоб ходить! Тут скакать надо! – и он выразительным жестом указал на Димку.

Я невольно шагнула вперед, прикрывая коня собой:

– На нем еще нельзя скакать! У него спина слабая!

– И кто ж тебе разрешил выводить больную лошадь?

– Он не больной! – я почувствовала, что офигеваю. – Он еще маленький!

Мужик поглядел на возвышающегося над моим плечом жеребца. Ну да, Димка крупный, но это же не мешает ему быть маленьким!

– Ему всего два с половиной года!

– Лошадь не человек, девочка. – На меня поглядели снисходительно. – Два года – вполне взрослое животное.

– Это кот в два года взрослое животное! А у коня еще позвонки не срослись! – я провела ладонью по Димкиной спине. Спокойно, я же терпеливая, мне потому и разрешают молодых лошадей заезжать. Но с лошадьми проще, лошадь тебя разве что башкой о барьер приложит, а вот люди… – Его сейчас надо с земли тренировать: вот так ходить с ним рядом, учить останавливаться… В бочке работать потихоньку… – и пока этот псих не начал объяснять мне, что лошадь в бочку не влезет, я ткнула пальцем в сторону широкого натоптанного круга с пятачком для человека посредине. – Это вон там, берешь коня на корду… веревка длинная такая… рысь с ним тренируешь, галоп…

– А вот я узнаю, можно ли тебе брать лошадь и делать с ней что в голову взбредет! – угрожающе выдал Администратор.

Тяжело человеку в пятнадцать лет: ты уже видишь все взрослые глупости, но послать по-взрослому еще не можешь.

– Вон наш завуч едет, ее и спросите! – с облегчением выдохнула я.

– Светлана Викторовна? – мужик подозрительно прищурился, глядя на громадного черного коня, в седле которого сидела маленькая женщина в клетчатой рубашке, темных бриджах и крагах. А чего он ожидал – что завуч конно-спортивной школы будет ходить в деловом костюме и с журналом под мышкой? Ага, верхом на Бахтате, который прет как танк и то и дело в галоп сорваться норовит! – Кстати, до сих пор не могу понять: какой учебой она заведует – вашей или лошадячьей?

Ну что ж делать, если ты такой непонятливый!

– Она заведует тем, как мы обучаем лошадей.

Судя по злобному взгляду Администратора, он решил, что я прикалываюсь. А я – нет, все так и есть.

Легкой рысью Светлана Викторовна погнала Бахтата к нам. Из-за ее спины выехал Костя на том самом Арсенале, а за ним Ольга на гнедом орловце, и неспешной рысью двинули к барьерам на конкурном поле. Я невольно залюбовалась. Какие кони, а какая посадка у ребят! Просто песня! Я аж носом шмыгнула – мне до такого еще пахать и пахать.

– Кос… – попыталась окликнуть я и осеклась. Лида же просила, чтоб Светлана Викторовна не знала, и вообще, если Костя Арсенала работает, значит, он точно не брал Банни.

Бахтат подлетел к нам и вкопался копытами в землю буквально в полушаге от меня: морда шкодная, фырчит, косится – дескать, как я вас, а? Я к его фокусам давно привыкла, а мой четвероногий Дипломат и этот двуногий… Администратор шарахнулись. Димку я за повод удержала, а админмужик чуть на два метра не улетел с перепугу! Вот что бывает, если позволять всяким администраторам лазать по территории без уздечки!

– Саш, куда наша коневозка делась? – с седла поинтересовалась Светлана Викторовна.

Нет, я не Саша, меня пора переименовывать в Справочную, Гуглу Яндексовну! То я должна знать, где Банни, то – где коневозка.

– Твоего любимчика пора отвозить, а ни коневозки, ни дяди Гриши…

Дядя Гриша – наш главный ответственный «за все»: и конюх, и столяр, и водопроводчик, и шофер. Вот теперь и любимого он повезет. Я уже собралась впасть в печаль по этому поводу… Стоп. Нет Банни. Нет коневозки. Нет дяди Гриши. Светлана Викторовна не знает, где они. Пропажа Банни из денника выглядела достаточно… странно, а одно-другое-третье и четвертое вместе приобретают прямо-таки зловещий характер!

– У вас тут вообще порядка нет! – процедил Администратор.

Светлана Викторовна обратила на него внимание примерно как на воробья, чирикающего у дороги. С высоты Бахтата она обозревала выметенные до блеска дорожки, конкурное и выездковое[7] поля, сеновал и далекое здание конюшни – словно твердо знала, что под ее требовательным взглядом искомые объекты не замедлят материализоваться. Объекты не замедлили. Ворота школы послушно распахнулись, и внутрь вкатил пропавший фургон-коневозка с дядей Гришей за рулем. Светлана Викторовна тронула Бахтата пятками, и этот хулиганистый супертанк покорно зацокал к фургону.

– Дядя Гриша! – Светлана Викторовна нагнулась с седла – ее возмущенное лицо возникло в окошке водителя, пока задумчивая морда Бахтата тыкалась в лобовое стекло. – Вы куда коневозку гоняли, когда лошадь перевозить надо?

– Так это… Уже! Отвез! – Дядя Гриша высунулся в окошко.

Светлана Викторовна недоуменно оглянулась на конюшню…

– Куда отвезли? Я пять минут назад там была – конь в деннике!

В деннике, в деннике – сама любимого только что там обнимала напоследок. Мы с Димоном потихоньку придвигались поближе с разговаривающим – заодно и от Администратора подальше.

– Как же в деннике, если я его отвез! – дядя Гриша начинал злиться.

– Стоп. Спокойно. – Светлана Викторовна слезла с Бахтата, похлопала коня по шее, давая себе время на это самое «спокойно». – Что-то мы друг друга не понимаем: какого коня и куда вы отвезли?

– Так какого велено куда велено! – возмутился дядя Гриша, но под взглядом Светланы Викторовны взял себя в руки. – Банни! На бойню!

Мои мысли поднялись в галоп, грохоча копытами прямо по черепной коробке. Какая… б-р-р, бойня?! Это же Банни, лапушка-солнышко, зайчик наш копытастый, да первого, кто такое предложил, Светлана Викторовна сама бы на сосиски пустила…

– Банни? Зачем на бойню? – эхом откликнулась Светлана Викторовна.

– Так я думал, все, конец конику, раз ветеринар вчера приезжал… – недоуменно ответил дядя Гриша.

– У Банни обыкновенный запал[8], ранняя стадия, все с ним нормально будет! – Я рванула вперед, волоча за собой Димона.

– Мне-то откуда знать? – забормотал дядя Гриша, затравленно глядя на нашего завуча, на меня, даже на Бахтата… – Не, ну не сам же я придумал его туда везти! Вот, вот! – он нырнул в салон, выдернул из бардачка листок бумаги и принялся совать его Светлане Викторовне в руки. – Под дворник было засунуто, еще вот карандашом приписано – срочно! Я и решил, может, заразное что, чтоб другие лошади не заболели, и рванул…

– Бахтата примите! – рявкнула Светлана Викторовна, ухватила дядю Гришу за ворот рубахи и выдернула из кабины. Для женщины, способной на галопе остановить полтонны разогнавшейся лошадятины, не такой уж это и подвиг. Дядя Гриша пошатнулся, едва не ляпнувшись на асфальт, и замер: мистер Обалдение – руки опущены, рот приоткрыт…

– Кто-нибудь – со мной! – прыгая за руль, скомандовала Светлана Викторовна. Дядя Гриша только шумно сглотнул, ошалело поглядел на зажатый у него в руке листок – ветер трепал уголок с четко видной синей печатью. Так он еще год медитировать будет! А там малыш Банни…

– Держите! – Я сунула поводья Димона дяде Грише, в два прыжка нагнала уже тронувшуюся с места коневозку… Рванула дверцу и ввалилась на пассажирское сиденье.

– Какого черта, Александра?! Я вообще-то дядю Гришу звала! – Светлана Викторовна утопила педаль газа в пол – останавливаться из-за меня она явно не собиралась.

Я подобрала руки-ноги и кое-как устроилась в пассажирском кресле.

– Ну, он как-то… завозился, а мы же вроде торопимся? – Я потянулась за ремнем безопасности. Если прыгаешь в машину на ходу, надо сразу же пристегнуться… пристегнутого пассажира сложнее выкинуть из кабины!

Завуч покосилась на меня и только фыркнула, выворачивая руль. Коневозка вылетела из распахнутых ворот. На повороте на миг открылся двор школы: приплясывающий Бахтат и мой шарахающийся Димон, ошалевший дядя Гриша, скачущая от манежа Ольга, бегущие со всех сторон люди… И только одна фигура оставалась неподвижной посреди этой истеричной движухи: похожий в своем неизменном костюме на серый штрих карандаша, Администратор стоял на дорожке и глядел нам вслед. Выражение его лицо отсюда различить было невозможно.

Картинка мелькнула и пропала, коневозка мчалась по дороге, стремительно загоняя серую ленту асфальта под колеса.

– Почему Банни на бойне? – наконец выдавила я. – Почему дядя Гриша…

– Понятия не имею, – не отрывая глаз от дороги, бросила Светлана Викторовна. – Но выясню… сразу же, как вытащу клеппера оттуда.

– А вы знаете, куда ехать? – заикнулась я.

Светлана Викторовна не ответила, а я чуть не прикусила язык. Каждому, кто имеет дело с большими животными, приходится знать это треклятое заведение – бойню. Просто потому, что природа – она такая равнодушная, что на наше «не хочу, не надо» ей плевать с высокой горки. Не все болезни можно вылечить и не с каждой болезнью лошадь может жить. Но ведь с Банни же ничего не случилось, это же наш Банни… Это он три года назад, в мой самый первый день на конном, нес меня на спине как хрустальную вазу, и я чувствовала его снисходительное «Не бойся, не уроню!». На нем я первый раз прыгнула через барьер – и первый раз грохнулась, а он стоял надо мной и ободряюще сопел, и я знала – не сейчас, так в следующий раз все получится. Да он был моим тренером ничуть не меньше, чем Светлана Викторовна или Петрович!

Фургон заскакал по колдобинам. Ха-ха-чу-о-обратно-на-а-ло-ошадь! Там хоть коленями держаться можно! Наш фургон завалился на бок – меня распластало по дверце, – вильнул тяжелым задом, вырвался на шоссе и понесся, лавируя среди машин, оставляя за собой шлейф гудков, скрежета тормозов и густой, как повидло, ругани водителей.

Сзади вспыхнули синие сполохи и механический голос грозно взвыл:

– Фургон номер… немедленно остановитесь!

– Милиция! – выдохнула я.

– Да, удачно, – кивнула завуч… и вдавила педаль газа в пол до упора. Кенгуриным прыжком коневозка сиганула вперед. Сзади истошно взвыла сирена и полыхающая синими огнями мигалки машина ринулась за нами в погоню. Ни фига себе удача!

– Тебя никто за мной не тянул, – словно отвечая на мои мысли, отрезала завуч и до белизны в пальцах стиснула руль.

Поворот! Я снова повисла на ремне – мы на полной скорости свернули на старую грунтовку. Мелкий щебень яростно забарабанил в днище. Бабах! Позади нас словно крылья развевались – запор сорвало, и теперь задние дверцы фургона яростно колотили в борта, а наружу градом сыпалась незакрепленная снаряга. Дзанг! – вертясь как бумеранг, старая подкова вдребезги разнесла милицейскую мигалку. Сполохи синего света в последний раз ярко вспыхнули и погасли. Шарах! – фургон ухнул колесом в яму, меня тряхануло так, что звонко лязгнули зубы. Мотор взвыл, коневозка завертела колесами, точно распаленный галопом конь рыл землю копытом, и снова ринулась вперед. Выпорхнувший из распахнутых дверей вальтрап[9] развернулся в воздухе, закрыв ветровое стекло милицейской машины. Следом вылетело седло. У Светланы Викторовны только уголок рта дернулся, но она не затормозила, гоня машину прямо к серому забору с торчащими за ним трубами. Неужели это… она… оно? На вид и не скажешь, вроде фабрики обыкновенной. Лента грунтовки уперлась в наглухо закрытые ворота. Светлана Викторовна ударила по тормозам, фургон понесло в разворот.

– А-а-а! – нас завертело, железо заскрежетало о железо, и машина встала, подпирая задом створки.

– Считай, постучалась. – Светлана Викторовна вылетела из-за руля и ринулась к проходной. – Ты сидишь тут! Чтоб никуда!

Ага, щас! Меня вынесло из машины одновременно с ней, но догнать нашу завуч я все равно не смогла. Я ворвалась в узкий коридорчик проходной… Местный охранник – бомжевато-небритый мужик в грязном камуфляже – задумчиво сидел в углу своей стеклянной будки и осмысливал. Нормальная реакция неподготовленных людей на нашу завуч. Конкурным прыжком я сиганула через закрытый турникет и выскочила на бетонный двор. И замерла. Яркий летний день с зелеными деревьями вдоль обочины и чуть пожелтевшей под горячим солнцем травой остался за порогом. Здесь было сумрачно и стоял шум. Он накатывал на меня со всех сторон – механический, неумолимый и равнодушный, безразличный к боли, страданию, отчаянию. Решетчатые загоны, похожие на издевательскую карикатуру на денники в конюшне, были забиты животными. В одном, спрессованные плотно, будто их туда кулаками утрамбовали, стояли коровы. Я увидела блестящий, неподвижный в отупелом покорном отчаянии глаз, потом корова отвернулась и принялась мерно двигать челюстями, пережевывая давнюю жвачку.

Протяжное, безнадежное ржание прокатилось над бетонным двором. В соседнем загоне были лошади. Всего три: лохматенькие пони, будто малыши, жмущиеся к высокой кобыле редкой кремовой, как у нас говорят – изабелловой, масти. Красавица отчаянно взвилась на дыбы… и со всего маху опустила копыта на решетку своей тюрьмы. Решетка ответила громким и каким-то злорадным гулом. Лошадь опустилась на передние ноги, голова ее поникла, ухоженная светлая грива свесилась едва не до земли, и снова заржала – гневно, яростно и безнадежно, на краткий миг перекрывая безжалостный механический шум. Из голубых глаз изабелловой кобылки покатились самые настоящие слезы.

Я заорала:

– Светлана Викторовна, здесь еще лошади! – и повисла на решетке, тряся ее изо всех сил, точно рассчитывала вывернуть на фиг.

Бегущая по похожему на железные мостки проходу завуч остановилась в дверях полукруглого ангара:

– Стой там! Рядом с ними! Не смей за мной ходить! – и нырнула в темный проход.

Я и не собиралась никуда идти – меня теперь отсюда силой не оттащишь! Я вцепилась в решетку, не отрывая глаз от лошадей.

Из проходной выскочили двое милиционеров – выглядели они так, будто побывали в аварии. Ой, а они ведь да, в смысле побывали!

– Девчонка! – оба милиционера притормозили возле меня. – Она, что ли, за рулем была? – они недоуменно переглянулись.

Из дверей ангара птичкой, будто ему придали ускорение сапогом для верховой езды, вылетел мужичонка в заляпанном темном халате. Вцепился в перила мостков, точно боялся, что сейчас его будут отдирать силой… и увидел милиционеров:

– Товарищи менты, помогите! Хулиганят! Убивают!

– Так убивают или хулиганят? Статьи-то разные, – пробормотал молодой милиционер.

– Убивают хулиганским образом! – немедленно откликнулся мужичонка.

– Похоже, наш лихой водила тут!

Светлана Викторовна выскочила на двор. Менты охотничьим прыжком рванули ей навстречу… и замерли.

– С-светлана Викторовна? – заикаясь, пробормотал один. – Это вы тут… хулиганите? Аварийную ситуацию создаете… – выражение лица у него было как у добросовестного школьного дежурного, ненароком отловившего директора, когда тот тайком перекуривал за школой.

– Здравствуйте, мальчики! – Светлана Викторовна мило улыбнулась. – А вы теперь в ДПС?

Точно, они у нас занимались, почти год, когда конную милицию организовывали! Вон тот, кажется, Володя… А этот Сергей! Он еще просил научить его барьеры брать – «чтоб догонять нарушителя, если тот убегает по-за кустам!» Научила, чо! Нормально у него получалось, он даже в соревнованиях пару раз проехать успел, хотя никакого места и не привез.

– Перевелись вот… Володька женился, у меня второй ребенок родился… – смущенно, как не оправдавший надежды любимой учительницы одиннадцатиклассник, вздохнул Сергей.

Ну да, засады вдоль парковых аллей конной милиции устраивать не положено. А то вылетает из кустов лошадь с мигалкой под хвостом – виу-виу-виу, а мент с седла орет: «Превышаете скорость прогулки! Отберу права на пешее хождение!»

– Вас вот теперь ловим… – с упреком начал Володя.

– Так это же замечательно! – перебила его Светлана Викторовна. – Я еще когда мы ехали говорила: удачно, что нас милиция заметила. Вон Сашка не даст соврать!

Я энергично закивала: да-да… хотя я вообще-то думала, это она так мрачно иронизирует.

– Тут совершается преступление! – провозгласила Светлана Викторовна. – Вот! – и она указала на загон, где дрожащие лошади сбились в такую кучу – не поймешь, где чьи грива и копыта. – Хищение собственности!

– Нам их продали! – запротестовал выкинутый из ангара мужичок. – У меня документы есть!

– Поддельные, – отрезала Светлана Викторовна. – За продажу лошадей на убой платят копейки…

– Я прилично заплатил! – явно оскорбленный в лучших чувствах, заорал мужик.

– Три тысячи баксов? – презрительно сузила глаза завуч. – Это только так, по одним статям кобылки, – она кивнула на изабелловую красавицу. – Если у нее приличная родословная и победы в активе – так все пять. А я думаю – чего это у нас цена на колбасу так выросла? А оказывается, за начинку теперь по пять тысяч долларов платят!

Меня передернуло – кони же все слышат! Даже если Светлана на публику говорит, все равно: они не начинка! Они лошади!

– Пони не меньше тысячи каждая, – безжалостно продолжала Светлана Викторовна. – Ну и какой ненормальный продаст… – она сильно надавила на последнее слово, – …лошадей на забой, если за живых можно взять такую сумму?

Деньги – разумно, логично и по-взрослому. А если просто сказать, что не обязательно жрать молодую, сильную, такую красивую… ЖИВУЮ лошадь, в ответ только усмехнутся и начнут говорить об устройстве мира, в котором нет места детской жалости к «ла-ашатке».

– Мы приехали за украденным в школе клеппером… Помните Банни, мальчики? Ну вот… И эти лошади могут быть только ворованными, – заключила Светлана Викторовна.

– Я не только за хулиганство, я еще за клевету подам! – возмутился мужик.

– А еще превышение скорости и аварийная ситуация, – пробормотал Володя, не слишком-то купившийся на разглагольствования Светланы Викторовны.

– Ну и отлично! – спокойствия нашей завуч не могло поколебать ничто. – Если я виновата, лошадей все равно надо отсюда забирать! Они – улики к моим преступлениям, а их тут уничтожат.

Окончательно замороченные, Володя и Сергей переглянулись. Я затаила дыхание. Конечно кобылка и пони никакие не улики… но должно же в мире быть равновесие? Дэпээсники нарушают законы ради всяких крутых с деньгами – почему бы вот этим двоим не вспомнить, что когда-то они были в конной милиции… и немно-ожечко не нарушить закон ради кремовой кобылки и двух поняшек с мохнатыми челками?

– Вообще-то я дочку в вашу школу хотел… – глядя в сторону, буркнул Сергей.

– Для маленьких детей у нас сейчас акция, занятия бесплатные. Только надо пони, а у нас нет… Не было, – обронила Светлана Викторовна.

– Нарушение правил обгона, превышение скорости, создание аварийной ситуации… – засомневался Володя.

– Штраф обязательно, – согласился Сергей. – Но пострадавших нет, так что… Давай выводи вещественные доказательства, все три! – скомандовал он мужику с бойни. – Они переводятся в конно-спортивную школу на содержание – до разбирательства. По заявлению завуча школы, – он ткнул пальцем в Светлану Викторовну.

– Они у меня по документам проходят, как я потом отчитываться буду? – уперся мужик.

– Если окажется, что с лошадьми все чисто, получишь компенсацию, – хмыкнул Сергей.

– Пять… – мужик бросил быстрый взгляд на пони. – Семь тысяч баксов?

– Ты охамел, мужик! – теперь уже разозлился Володя. – Сколько заплатил, столько и получишь – по цене колбасы! Если выяснится, что ты вообще платил! У меня, между прочим, тоже дети будут. И я тоже хочу, чтобы они с лошадьми общались… в природе, а не на бутерброде.

– Такие вы все, менты, – продажные! – выпалил мужик, неохотно направляясь к решетке, за которой сгрудились лошади. – А еще она меня избила!

– Заявление подавай, – следуя за ним шаг в шаг, точно конвоируя, огрызнулся Сергей. – Как баба… – он покосился на Светлану Викторовну, – как уважаемая женщина тебе сапогом под копчик навернула.

Мужик злобно загремел ключами. Стон, вырвавшийся из груди кобылки, заставил замереть всех, даже Сергея с Володей. Пони прижались к кобылке сильнее – они теперь плакали тоже, шерсть на их мордах стала мокрой от слез.

– Они готовятся умирать, – просто сказала Светлана Викторовна и шагнула за жуткую решетку. – Ну, мои маленькие, все хорошо, я же тут… – В карманах у нее, как всегда, нашелся сахар, она скормила по кусочку каждому поняшке. – Ворота пусть тоже откроют, у меня там фургон. – Светлана Викторовна шагнула к кобылке. Та заржала и предостерегающе ударила копытом. Сейчас ка-ак даст… – Надо идти! – тоном неоспоримой уверенности скомандовала завуч и положила кобылке руку на холку. Лошадка неуверенно переступила… и сама рванула вперед, вылетев из клетки. Ворота бойни открывались медленно, неохотно, словно ни за что не желая выпускать своих жертв. Кремовая кобылка ринулась в приоткрывшийся проем, едва не налетела на стоящий за воротами фургон, встала на свечку, отчаянно заржала и, дробно молотя копытами в асфальт, обскакала коневозку по широкой дуге.

– Стой, убьешься! – я с криком рванула за ней…

Лошадка стояла на дороге, нервно пофыркивая, встряхивая гривой и то и дело поглядывая на меня.

– Пони сюда, коневозка у меня на одну лошадь, но они маленькие, поместятся, – командовала Светлана Викторовна. – А кобылку… Саша, придется тебе на ней ехать. Лошадь, конечно, незнакомая, может дать любую реакцию, но я поведу коневозку рядом, если что – помогу.

– У нас ваше седло, – недовольно буркнул Володя, направляясь к брошенной у проходной машине с разбитой мигалкой. – Мы думали, это оно будет уликой! – с некоторым даже упреком в голосе – типа, мы его подвели – бросил он.

Изабелловая кобылка увидела, как он достает седло с заднего сиденья… и клянусь, она выдохнула с облегчением! Помотала головой – совсем как человек, только что чудом избежавший чудовищной, неотвратимой опасности – и сама пошла навстречу!

– С ней уже работали, я так и думала, – шепнула Светлана Викторовна. – Давай седлай ее!

Я шагнула к кобылке не удержавшись, бросила быстрый взгляд обратно на двор. Коровы оставались там, в загоне, такие же покорно-равнодушные, как и раньше, кажется, даже не заметившие разыгравшейся рядом драмы. Их спасти мы не могли, и… это стыдно, но у меня уже просто не было сил страдать из-за них. Я хотела только радоваться за тех, кого мы спасти сумели: поняшек, кобылку эту потрясную, нашего Банни…

Ворота стали медленно закрываться.

– Погодите! – закричала я. – Они же еще не вывели Банни! – я кинулась обратно.

Светлана Викторовна удержала меня:

– Я не могла сразу сказать… надо было этих лошадей вытаскивать… – она не смотрела на меня, хотя я так старалась поймать ее взгляд! – Банни умер, Саша. Мы опоздали… всего на пару минут.

Ворота с лязгом закрылись. Светлана Викторовна отпустила мою руку.

– Мы спасли этих коней, – непонятно кого убеждая – меня или себя, настойчиво повторила она. – Надо доставить их в школу, – и она загремела дверцами, закрывая фургон.

Я забрала у Володи вальтрап, расстелила его на спине кобылки, пристроила сверху седло, сунула под ремень два пальца, проверяя, не слишком ли туго затянуто… и все это на абсолютном автомате, без всякого участия разума. Оперлась о подставленные ладони Сергея, и он подсадил меня на кобылку. И мы поехали вдоль обочины. Мне хотелось выть, рыдать, колотить кого-нибудь, выплескивая свое отчаяние и беспомощную ярость. Разговор с дядей Гришей – секунд тридцать. Машины на дороге. Охранник на проходной. Секунды и миллисекунды, из которых сложились те самые пара минут. На которые мы не успели. Не успели выполнить свой долг – защитить Банни.

Он нам верил. Он был наш. Мы за него отвечали. Мы его подвели.

Я не помню, как мы ехали вдоль трассы. Не помню, как свернули к школе. Изабелловая кобылка, умница, ни разу не взбрыкнула, не шарахнулась от грузовиков. Она просто несла меня по обочине ровной рысью, и в какой-то момент я поняла, что кобылка идет самой настоящей мягкой, ласково покачивающей иноходью, вынося вперед сперва обе правые ноги, потом обе левые, снова обе правые… Обалдеть! Откуда она такая взялась?

Мы въехали в ворота школы – и все кинулись нам навстречу. Бежали Костик, Ольга, Лида, другие ребята с конюшни, бухгалтерша примчалась!

– Какие поники! – звенело над конным двором.

– Ну чисто пряники! – утираясь квитанциями, всхлипывала от умиления наша бухгалтерша.

Лида и Ольга налетели на меня с двух сторон:

– Иноходь! Изабелловая масть! Красавица! – Яблоки, морковки и сахар возникали перед мордой кобылки, она едва успевала деликатно принимать их с ладоней, изысканно наклоняя голову. – Прямо дама, а не лошадь! Вы где ее взяли?

И вот тут прозвучал этот вопрос:

– А где Банни?

Я не ответила. Они просто посмотрели на мою зареванную физию и все поняли. И заплакали тоже.

– Ты это… слезай… – шмыгая носом, выдавила Лида. – Лошадь покормить и почистить надо… Потом ветеринару позвонить…

Не споря, я слезла с седла и даже не пыталась перехватить у них поводья, когда они повели кобылку к конюшне. Я просто стояла на дорожке и смотрела вслед. У меня разом кончились все силы.

Рядом из-за руля опустевшей коневозки медленно, как столетняя старуха, выбралась Светлана Викторовна. И оперлась о борт фургона. Ей что-то говорили, о чем-то спрашивали, она только время от времени кивала или мотала головой. Наконец ее оставили в покое, и мы остались вдвоем. Словно двое потерпевших кораблекрушение после шторма.

– Коневозку в порядок привести… – с трудом, точно язык плохо ее слушался, пробормотала Светлана Викторовна. – Твоего любимого жеребца все равно надо на другую конюшню перевозить… у нас обязательства…

Еще утром расставание с любимым казалось трагедией. А сейчас настоящая трагедия просто случилась.

– Зачем он… – я вытерла плечом слезы. – Зачем дядя Гриша отвез Банни… туда?

– У него был приказ. С подписью и печатью. Он же сказал – под дворник засунули, – бесконечно усталым голосом ответила Светлана Викторовна.

– Чей приказ?! – я мотнула головой и слезы брызнули у меня из глаз, словно это движение наконец освободило их.

– По подписи выходит, что… мой, – криво усмехнулась завуч.

Глава 2
Полина

– Грызть сахар? Какой ужас! Прям как ребенок из очень бедной семьи! Неужели для такой очаровательной девочки у нас шоколадки не найдется? – и она зашуршала блестящей фольгой.

– Нет! – рявкнула девушка лет пятнадцати в замызганных черных брюках, туго натянутой на груди полосатой футболке – тоже в каких-то пятнышках – и с перекинутой через плечо растрепанной русой косой. – Очаровательной девочке шоколад нельзя! От него колики могут начаться.

– Ой, Сашенька, это если переедать! – отмахнулась тетя Ася, увлеченно разворачивая шоколадку. – А от одной ма-аленькой шоколадки ничего не будет!

Девушка тут же очутилась перед тетей Асей, оттесняя ее немаленькой такой грудью. Она ей кататься не мешает?

– Девочке совсем нельзя шоколад, – очень тихо и очень жестко сказала она – таким тоном, каким только мой папа с тетей Асей разговаривает.

– Девочка на диете? – растерянно переспросила тетя Ася.

Лицо у этой самой Саши дрогнуло и… закаменело:

– Да. На диете. Худеет перед соревнованиями. Чтоб легче через барьер прыгать.

Я обиделась. Мой папа умный, у него очень много денег. Тетю Асю я пока знаю плохо, она раньше в другом городе жила, а к нам после развода переехала, но она папина сестра, у них одни и те же мама с папой. Значит, тетя Ася не может быть полной дурой, и нечего на это намекать!

– Мы, женщины, и без того вечно на диетах сидим, а тут еще и спорт! – тетя Ася грустно поглядела на батончик. – Ой, а я знаю, что всем спортсменам можно! – Тетя Ася быстро-быстро зашарила у себя в сумке и вытащила… толстенькую, розовенькую, блестященькую… сосиску. И сунула ее лошади.

Все, facepalm! Бабушка с дедушкой не говорили, что тетя Ася подкидыш!

– Чего вы на меня так смотрите? – тиская сосиску в кулаке, тетя Ася огляделась.

– Восторгаемся твоими знаниями биологии, – чуть подрагивающим голосом сказала тетя Наташа, мамина университетская подруга и сейчас какой-то там ученый, в общем, ничем серьезным не занимается, даже непонятно, откуда у нее деньги.

– От мяса мышечная масса растет! Я знаю, я тоже спортом занималась! – тетя Ася взмахнула сосиской.

Лошадка кокетливо выглянула в окошко на дверце своей комнатки в конюшне, повела глазками – о, этот божественный взгляд! – пошевелила своим милым носиком… ухватила сосиску зубками… и потащила из рук тети Аси!

Саша икнула.

– А я говорила! – в один голос закричали тетя Ася и тетя Наташа.

– …что такие большие животные, как лошади, обязательно должны есть мясо!

– …что в этих сосисках одна сплошная соя – считай, растительный продукт!

Мама поглядела на тетю Наташу укоризненно: сосиски эти делает мой папа. Не сам, конечно, он их хозяин. Нет, не сосисок. Завода, где их делают.

Лошадка зажала сосиску в зубах и ушла обратно в свой домик.

– Вы… это… в следующий раз, если лошади что-то даете… давайте на открытой ладони… а то она пальцы зубами прихватить может, – слабеющим голосом выдохнула Саша.

– Совсем? Целиком? – тетя Ася с ужасом посмотрела сперва на лошадку, потом на свои пальцы, будто подсчитывая, все ли на месте.

– Ну сосиску ж взяла… – пряча глаза, пробормотала Саша.

– Она такая! Ми-ми-ми! – Настя, дочка тети Наташи и моя подружка, зажмурилась от лошадкиной мимишности. И твердо добавила: – Такая няшка ничего плохого не сделает.

– Копытом в грудь – конечно ничего плохого, – протянула Саша. – Это ла-ашатки так играют. Вроде как кошечки царапаются.

Мама и тетя Наташа тревожно переглянулись. Сейчас они как за нас испугаются, как не разрешат на лошадку сесть… Я поняла, что не люблю девочку Сашу.

– Осмотрелись? – здешняя завуч шла по проходу, и каждая лошадка выглядывала из своей комнатки, чтоб ее погладили. О-о-о, это так мило! И эта… Светлана Викторовна, кажется, да? Как из аниме, там всегда есть одна такая взрослая героиня, которая вроде бы ничего страшного не делает, но ее все равно все боятся. Только одевается она плохо: в клетчатой рубашке (зачем, когда в магазине снаряжения были специальные такие очень красивые маечки с коротеньким рукавчиком и воротничком стоечкой?) и темных старых бриджах. Я с удовольствием погладила себя по бедрам, обтянутым очаровательными новенькими нежно-розовыми бриджиками.

– Попробуем покататься? – улыбнулась нам завуч.

– А это не опасно? – спросила мама.

Спасибо тебе большое-пребольшое, девочка Саша!

– Они же не одни поедут. Саша ими займется.

– Я должна промять Даму… – Саша кивнула на мимишную лошадку. – И с Димкой поработать.

– С Димкой поработаешь потом, – железным тоном ответила завуч. – Дамой займется Ольга, – она указала на другую девушку, постарше Саши, высокую и худую настолько, что смахивала на шнурок. На Ольге тоже были темные бриджи. Это заставило меня заволноваться. Вдруг это не местные ничего не понимают в одежде, а я со своими розовенькими не в тренде?

– Почему Ольга? – кажется, одними губами, прошептала Саша. – Ведь это я была… там. Я Даму сюда привела!

– Если у Дамы будут победы на соревнованиях, ее не вернут… туда, откуда мы ее взяли, – так же шепотом ответила завуч.

Они явно не хотели, чтобы я их слышала, поэтому я, конечно, вслушивалась изо всех сил.

– У Ольги гораздо больше шансов сделать на Даме первое или второе место. И прекрати пугать прокатчиков – если они не будут платить, наших спасенных нечем станет кормить. Нам отказали в финансировании на Даму и пони, – продолжая непринужденно улыбаться, прошипела завуч. – В общем, катайтесь, получайте удовольствие… – уже громко сказала она. – Если все будет хорошо, можешь даже взять их на прогулку к роще.

Саша посмотрела на нас с выражением злобной покорности судьбе и… попыталась выдавить улыбку:

– Пойдемте, покажу ваших лошадок!

– А почему такие маленькие? – протянула Настя, критически изучая лошадок с мохнатыми челками, выглядывающих из соседних комнаток.

– Это пони: вот Портос… – Саша показала на крепенького толстуна. – А второй – Барбос. – У Барбоса оказалась мохнатая гривка. – И вам они пока что не маленькие. – Саша демонстративно, сверху вниз, разглядывала Настину пушистую макушку. – Раньше у нас в этом деннике клеппер стоял. Он повыше был.

Комнатка для лошадок называется денник, надо запомнить.

– А куда делся? – спросила я. Говорит же, что «был»…

– Его убили, – резко бросила Саша. – И это не ваше дело!

Кто мог убить лошадку? Меня даже передернуло. По поджатым губам Саши было ясно, что она больше ничего не скажет. Она возилась с пониными одежками: тряпочка стеганая на спинку, и седло, и ремешочков на мордочку ужас сколько! Я хотела спросить у Саши, не больно ли поняшкам, но подумала, что нечего быть как тетя Ася. Если бы было больно, разве они б стояли так спокойно? А эти еще вроде как сами подставлялись.

– Гулять хотят мои зайчики, сейчас пойдем… – бормотала Саша. Улыбка у нее была нежная-нежная, а руки порхали! Ладно, подожду пока эту Сашу ненавидеть.

– Так, кто первый? – Саша вывела из денника поника Портосика.

Настя даже слегка попятилась. Я фыркнула. Пони фыркнул мне в ответ. Я засмеялась и положила руку ему на шею – и просто замерла!

– Как… как шелк! – выдохнула я. – Нет, не как шелк… как… как лошадка, воть, как лошадка! – и начала гладить: руку оторвать невозможно – это такое блаженство!

– Дырку протрешь, – проворчала Саша, но уже не так зло. – Дай ему морковку за знакомство, – она протянула мне морковку. Портосик с удовольствием схрупал.

Я ему в следующий раз вагон морковки притащу! А что, папа купит. Пони наклонил голову, так что гривка оказалась прямо у меня под ладошкой, и зачем-то обнюхал мои коленки… На моих розовых бриджах появились две темные мокрые полосы.

– Ой, а что это? – сунулась любопытная Настя.

– А это его сопли, – на лице Саши появилась крокодилья улыбочка.

– Бе-е-е! – Настя отпрянула.

Ну и дура! У моего Портосика даже сопли – не сопли, а сопельки.

– Ладно, подходишь с левой стороны, хватаешься только за седло – поводья не трогать! – и даешь мне ногу! – скомандовала Саша, чуть присаживаясь.

Ну я и дала – оперлась на ее подставленные руки, меня легонько подбросило, и я… СИЖУ. НА ЛОШАДИ! Я на лошади-и-и-и-и!

– Не трогать поводья, сказала! Держишься только ногами! – рыкнула грубая Саша, но я ее почти не слышала, не обратила внимания, как на второго пони посадили Настю. Я на лошади-и-и-и! Решетки денников сразу стали со мной вровень, бетонный пол внизу – не очень далеко, но все-таки, а подо мной… конь! Двигается! Живой! А передо мной его шейка, такая красивая-красивая, и грива – черная, густая, и ушки торчком… На меня он не обернулся, а мне так хотелось увидеть его глаза, я потянулась похлопать по шейке, но тут Саша взяла моего Портосика под уздцы и пони подо мной пошел. Точно перекатилась такая большая теплая волна – шаг-перекат, шаг-перекат. Сзади шумно задышала Настя, а может, ее пони – его поводья прикрепили к моему седлу, вышло вроде связки сосисок. Мы прошли в широко распахнутые ворота конюшни – и яркое летнее солнце после полумрака ударило по глазам.

– Стремена! – рявкнула Саша. – По каблук ногу не засовывай: понесет – как выдергивать будешь? Каблук вниз, носок вперед… И спину выпрями.

– А что, разве может понести? – пролепетала Настя.

– Ну, если ты не будешь его иголкой тыкать, вряд ли. – Саша оглянулась на нас – мы с Настей дружно замотали головами: как можно такому милому делать больно?! – Но ты как, собираешься правильно ездить или мешком в седле висеть? Ему, между прочим, мешок катать тяжелее! – она кивнула на пони. Я немедленно выпрямилась и ногу в стремени подравняла.

Вокруг все было такое… конное! Лошади прыгали через барьеры (со всадниками, конечно, но всадники меня не интересовали), лошади бегали на длинной веревке по кругу, на огороженном поле крупная светлая лошадь красиво что-то выплетала ногами, а сама гордо глядела в другую сторону, будто ей и не интересно, что там ее ноги делают! Громадный черный конь мчался на препятствие, но в последнюю секунду, будто испугавшись, кидался в сторону. Сидящая на нем девушка отчаянно тянула поводья.

– Хулиганит Бахтат, – неодобрительно глядя на эти маневры, пробурчала Саша. – Зря Лидка на него села, не справится она с ним.

– А как с ним справиться? – выворачивая голову, пока мы ехали мимо ограды, спросила я. Он же… огромный! Мой пони рядом с ним – как терьерчик рядом с ньюфаундлендом!

– Старым добрым средством против любого выпендрежа – волшебным пенделем! – усмехнулась Саша.

– Но лошадке же будет больно! – пискнула сзади Настя.

– Хм. Лошадке. – Саша даже остановилась.

По другую сторону ограды мимо нас пронесся Бахтат, а рядом по земле плыла-скакала его тень: еще более огромная и такая же черная. Она на мгновение закрыла нас от солнца – словно все вокруг пригасло, пока волны теней от развевающейся гривы накрыли и Сашу, и нас с Настей, и наших пони. Я увидела, как под гладкой черной шкурой перекатываются мускулы – такие… такие… Человеческие парни отдыхают! Кто видел Бахтата, на того уже всякие кубики на животе впечатления не произведут!

– Ей тоже больно, когда она удержать пытается, – кивая на покачивающуюся в седле девушку, бросила Саша. – По ладоням как огнем, несмотря на перчатки. Полтонны этой «ла-ашатки» могут причинить человеку гораздо больше боли, чем несчастный пятидесятикилограммовый человек – ей.

– Если ей тяжело – чего она не бросит кататься? – воскликнула Настя. Бахтат как раз повернулся, и нам отлично видно было лицо Лиды – блестевшие от пота, выбившиеся из-под защитного шлема волосы липнут ко лбу, губа прикушена…

– Наверное, потому, что она не катается, а ездит верхом? – Саша презрительно глянула на Настю и повела наш караванчик дальше.

– Ну что, девчонки, – сбылась мечта трехдневной давности? Покатались на лошадках?

– Мы не катаемся, мы ездим верхом! – с достоинством обронила я. И впервые смогла поглядеть на своего папу если не сверху вниз, то хотя бы вровень.

Физиономия у Саши стала ехидной, прям как… у моего котэ, когда он папе в ботинки Barker Black нагадил. Она демонстративно покрутила в руках поводья, за которые вела моего Портосика. Ну и что? Я же в первый раз. У меня еще все впереди.

– Не надоело? – усмехнулся папа.

– Нет! – я чуть не подпрыгнула в седле. Не хватало еще, чтоб он нас сейчас увез! Мы его еле уговорили сюда приехать! – Я еще покатаюсь! И поезжу! Мне здесь нравится! Воть!

– Знаешь, на удивление, мне тоже! Роскошное место! – Папа огляделся, глаза его блестели. – Только пахнет странно, – он дернул носом, совсем как Портосик.

– Так лошади… – подергивая плечами от почтительности и даже чуть-чуть покланиваясь, развел руками топчущийся у папы за спиной потертый человечек.

Ничего он не понимает, Портосик очень приятно пахнет! Лучше б штаны свои погладил, а то кажется, он их лошадкам пожевать дает!

– Селитра, – неожиданно буркнула Саша. – Посыпаем по периметру, от змей.

– Тут змеи? – Настин голос испуганно дрогнул, она поджала ноги, точно боясь, что змея сейчас ка-ак подпрыгнет!

Папа насторожился.

Буду девочку Сашу ненавидеть, да-да! Она издевается!

– Змей нет, – наставительно сказала Саша. – Потому что посыпаем. Тут роща… – она кивнула на видневшиеся далеко за оградой деревья. – И залив… – кивок на зеленую полосу осоки у воды. – Заползают иногда, а некоторые лошади змей боятся… – она выразительно покрутила головой. – Даже простых ужиков. Понести могут, лови их потом. Вот и посыпаем.

– Горадминистрация прикладывает усилия, – торопливо вмешался потертый. – Денег тратится – ужас! Это в наше-то нелегкое время…

– Такие затраты… и такие территории… в сущности, ради бесполезных игрушек! – папа презрительно дернул уголком рта.

Саша перестала улыбаться и негромко, но очень внятно обронила:

– Да, в музеях тоже – зал громадный, а картинки только по стенам.

– Тут лошади, а не бабушки в маршрутке, чтоб плотно в кучку сбиваться: им простор нужен! – поторопилась влезть я.

– Ладно, развлекайся… – обронил папа, скользя по Саше невидящим взглядом, как по мебели. – А правда, сколько тут гектаров? – папа зашагал к выходу, снисходительно поглядывая через плечо на семенящего за ним потертого человечка.

– Надо смотреть по документам, – человечек засмущался.

– Вы вроде их куратор от горадминистрации?

– Я недавно! Раньше тут представитель старой, коррумпированной власти сидел.

– И что, нормально коррумпирован был? – их голоса удалялись.

– Ты… с моим папой поосторожнее, – посоветовала я.

– Его сюда никто не приглашал! – воинственно буркнула Саша, мазнула по мне взглядом, но говорить «И тебя тоже!» не стала. Ну да, мы платим, а им нужны деньги.

– Значит, тот потерханный мужик не дал денег на моих няшек? – Я решилась наклониться и погладить Портосика по холке.

– Они пока еще не твои. Откуда ты знаешь, что Администратор… Подслушивала?

– Я всегда подслушиваю. А как иначе узнать то, что я хочу знать, а не только то, что другие хотят, чтоб я знала? А почему денег не дает? Не, понятно, что от жадности! – увидев выражение Сашиного лица, немедленно уточнила я. – Отмазывается чем?

– Они школе не принадлежат – ни Дама, ни пони, – нехотя выдавила Саша. – Мы их неделю назад нашли.

– Где? – ревниво спросила Настя. Я ее понимала: лошади же не колечко на пляже, где их можно найти?

– Там же, где наш клеппер погиб. На бойне, – после долгого молчания шепнула Саша.

– Кто… – я даже договорить толком не могла – ведь это просто невозможно!

– Не знаю, – отрезала Саша. – Но я обязательно узнаю, – и проводила задумчивым взглядом спешащую мимо нас завуча Светлану Викторовну.

– Ка-ак интере-есно! – протянула Настя.

– К роще поедем, или с вас хватит? – Саша одарила Настю неодобрительным взглядом и поторопилась сменить тему.

– Ты говорила, там змеи! – испугалась Настя.

– Ага, гадюки, – равнодушно согласилась Саша и с легким вздохом сожаления добавила: – Только никто из наших их ни разу не видел.

– Все равно не хочу, у меня уже ноги болят! – уперлась Настя.

– А я поеду! – заторопилась я. Пусть болят – я просто не могу сейчас расстаться со своим поником!

– Сама напросилась. Эй, Олька! Покарауль эту мелкую, пока я вторую обратно отведу. – Саша накинула повод моего поника на ограду поля, за которой, очень красиво и торжественно поднимая ножки, выхаживала та самая кремовая Дама.

– И ничего я не мелкая! – обиженно буркнула я Саше вслед, но она даже не оглянулась, вместе с Настей и Барбосиком направляясь к конюшне. Я осталась ждать, не слезая с Портосика. Дама со своей всадницей подскакала с другой стороны ограды, потянулась мордочкой к моему Портосику как к старому другу.

– Какая она красивая! Прям как… пирожное с кремом! – Поверх ограды я погладила кобылку по лбу. Дама деликатно обнюхала мою руку и отвернулась.

– Такая масть называется изабелловой. И выезжена отлично: повода слушается моментально, хлыст ей вообще не нужен… Не знаю, кто ее тренировал, но мне реально свезло – перед областными соревнованиями такое чудо отхватить! – Ольга похлопала Даму по шейке.

– А часто приходится… хлыстом? – поглядывая на свисающий с запястья Ольги тонкий гибкий хлыстик, опасливо уточнила я. Это и есть Сашин волшебный пендель?

– Да-а! Кошмар как часто! – Ольга зловеще округлила глаза. – Видела, в конюшне хлысты висят? Пока лошадь в кровь не изобьешь, тебя к нам не примут, ясно?

Я критически поглядела на так называемый хлыст – широкая кожаная лопаточка на конце делала его похожим на мухобойку. Мдя, потроллить новенькую – святое дело, кто ж откажется.

– Дядя Гриша, ворота открывайте, мы к роще поедем! – издалека донесся Сашин голос.

Глухо лязгнула воротная створка, от конюшни зацокали копыта…

– Ладно, вон Сашка, а нам пора работать… В смысле жестоко избивать лошадь! – исправилась Ольга и демонстративно, чтоб я видела, шлепнула Даму хлыстиком-мухобойкой. Наверное, так младенца по попке шлепают.

Лошадка яростно заржала и вскинулась на дыбы. Вся такая мимимишная, а взметнувшиеся над моей головой копыта были с суповую тарелку – и не говорите мне, что такого быть не может, я сама видела! Лошадь застыла на задних ногах – передние в воздухе, – а я скорчилась в седле своего пони. Это было как… в горах под обвалом! Ты замираешь в оцепенении, а наверху, на скальном карнизе покачивается гигантский валун, и понимаешь, что один удар сердца, два удара – и каменная громада рухнет вниз… копыта опустятся – и вколотят меня в асфальт прямо сквозь седло моего поника. И все равно думать могла лишь о том, как это красиво – вставшая на дыбы кобылка. Светлые хвост и грива развеваются, копыта бьют воздух, а на спине у нее как влитая застыла Ольга – и плевать ей на закон всемирного тяготения, она не падает, лишь вперед подалась! И только опутанные поводьями пальцы – белые-белые, как у статуи! И руки закаменели в неистовом усилии!

Подчиняясь поводу, изабелловая кобылка чуть-чуть, едва заметно повернулась на задних ногах… Для меня снова включили время. Копыта обрушились на ограду в сантиметре от головы моего поника. Верхняя жердь переломилась с сухим треском. Кобылка приземлилась на четыре копыта, вскинулась снова и… Меня обдало ветром, когда она прыгнула через ограду. Грудь кобылы прошлась над острыми щепками сломанной жерди. Я на миг зажмурилась, чувствуя, как эти щепки полосуют кремовую шкуру…

Копыта грохнули в асфальт, раздалось тонкое, болезненное ржание… Кобылка судорожно плясала, роняя крупные темные капли крови. Ударила задом… и снова здоровенные копыта летели прямо на меня! Мой Портосик шарахнулся… Уже разбитая ограда затрещала снова… Дама пронзительно заржала и, вытянувшись стрелой, помчалась к распахнутым воротам школы. Привстав в стременах, Ольга подалась к шее лошади…

– Стой, стой! – В распахнутых воротах заметался какой-то мужик, пытаясь то ли закрыть их, то ли удержать лошадь…

– С дороги! – пронзительно прокричала Ольга. – Я спра-а-авлюсь!

Мужик сиганул в сторону. Грохоча копытами, Дама вылетела за территорию школы.

Мой Портосик заржал, дернул головой, и… наброшенные на колышек поводья с треском лопнули. Поник брыкнул задом – ой-е! Кажется, мой позвоночник вонзился мне же в мозг! Вскинулся передними – ай-е! И со всех копытец кинулся следом за Дамой!

Растянутая, точно на картине чокнутого художника, конюшня промелькнула мимо.

– Тебя-то куда несет?! – из кустов заорал мужик.

Ага, я вот могу остановиться и только из вредности не останавливаюсь!

– Полина-а-а! – кажется, это мама. И папа: – Полина, немедленно стой!

Ой, пап, лучше б ты Портосу орал, вдруг на него твой тон произведет впечатление!

За воротами расстилалось покрытое выгоревшей травой и чахлыми кустиками поле: его отгораживал речной заливчик, заросший по берегам осокой. От заливчика тянулась чахлая полоса деревьев – та самая рощица, к которой мы должны были ехать! За деревьями пряталась трасса, даже отсюда был слышен отдаленный гул машин. По полю к роще широким галопом, какой я только в кино и видела, неслась изабелловая кобылка. Ольга застыла в седле, и понять, пытается она остановить лошадь или просто сидит, было совершенно невозможно! Увидев вдалеке подружку, мой Портосик радостно заржал – и чесанул следом. Тоже галопом! Переброшенные через голову поводья болтались у него под мордой, то и дело норовя попасть под копыта. Я поняла, чем поле отличается от манежа! Оно неровное – то есть совсем! Кочка под копытом – бум! Портосик пошел боком, я начала сползать с седла. Вцепилась обеими руками в луку. Кустик рядом – хрясь! Ветки плетьми обожгли нам ноги – и понику, и мне! Я вякнула, он обиженно заржал – и прибавил ходу. Меня мотыляло в седле, как знамя на флагштоке. Пальцы на луке дрожали и скользили. Коленями, Саша сказала – держаться коленями! И я сжала ноги изо всех сил… Портосик всхрапнул… и понесся, будто я на скором поезде еду! Мир вокруг подпрыгивал и трясся, сливаясь в сплошную мешанину красок: синие мазки неба вертелись, смешиваясь с зеленью травы под копытами и блеском воды в заливе… Если-я-сейчас-что-то-не-сделаю-мне-хана! Я потянулась к болтающимся под мордой пони поводьям… Пони ударил задом, меня швырнуло ему на шею. Он гневно заржал, вскинулся на задние ноги, я отчаянно обхватила его за шею обеими руками. Седло начало сползать набок вместе со мной. Если Портосик сейчас угодит копытом в эту канавку… вот тут-то нам и конец!

Я успела увидеть, как изабелловая кобылка с Ольгой в седле на полном скаку пересекла открытое пространство – и исчезла в рощице.

– Ау-у! – взвыл воздух, и мимо меня с гулом паровоза пронесся громадный конь. Бахтат мчался точно ожившая гора – его грива и хвост развевались, глаза сверкали, выпуклая черная грудь лоснилась на солнце и, казалось, застилала собой весь мир! Портосик шарахнулся с пути гигантского коня, мои мокрые от пота руки скользнули по гладкой шкуре, и я поняла, что сейчас улечу под копыта… Скачущая на Бахтате девчонка даже не оглянулась, только привстала в стременах, хищно вглядываясь в качающиеся ветки, за которыми скрылась Дама со своей всадницей, – и тоже исчезла за деревьями.

– Держись! – ко мне на серой лошади скакала Саша. За ней, прыгая по кочкам, скакал черный джип – наверняка со всем моим семейством. Но Саша успела раньше. Она как акробатка перегнулась с седла и подхватила болтающиеся под ногами Портосика поводья. Портосик еще пытался бежать, но Саша уже навязывала ему свою волю. Толчки и рывки стихли, движение подо мной стало мягким и плавным, мир вокруг перестал крутиться и дергаться, я поняла, что Сашина лошадь уводит моего Портосика на широкий круг. Идущие бок о бок две лошади – большая и маленькая – плавно описали четкую, точно циркулем вычерченную, дугу, внутрь ее вписали еще одну, и еще, закручивая на поле похожую на раковину улитки спираль. И с каждым поворотом голова у меня кружилась все сильнее, руки-ноги дрожали все отчетливей…

– Вот только сейчас не вздумай сверзиться! – рявкнула у меня над головой Саша.

Я судорожно сомкнула пальцы на луке седла… и Портосик остановился. Его бока подо мной раздулись… и опустились. Я попыталась расслабить закаменевшие в судороге мышцы… и мешком свалилась на землю. Пони – маленькая лошадка, когда стоишь с ним рядом, а когда ты с него падаешь, так он ужас какой большой!

Джип заложил крутой вираж, обдав сухой землей и травой из-под колес, и встал. Ой, спасибо, что не задавили меня от большого беспокойства за меня же! Все четыре дверцы распахнулись – прям лепестки цветка на рассвете, – и оттуда, чисто семечки, сыпанули: папа из-за руля, мама с пассажирского, тетя Ася, тетя Наташа, Настя, завуч Светлана Викторовна… последним, сплющенный, будто все сидели на нем, выпал мужик из горадминистрации. И вся эта толпа ринулась ко мне!

Аа-а, помогите! Если меня лошади не потоптали, от любящей семьи я точно не увернусь! Я принялась в темпе подгребать под себя руки-ноги и вскочила. Ну, во всяком случае, попыталась.

– Где болит?! Что расшибла?! – первой до меня добежала мама и принялась ощупывать и вертеть во все стороны. Хоссссподяаа, какое счастье, что тут парней нет, она же меня сейчас раздевать примется на предмет осмотра!

– Как вы могли?! Нарушение техники безопасности! Девочка могла покалечиться! – Администратор наступал на Светлану Викторовну, как домашний попугай на кошку. Та брезгливо пятилась: точно кошка под присмотром хозяйки – сожрать попугая нельзя, терпеть невозможно.

– Девочку надо в больницу! – квохтала тетя Ася – еще одна представительница семейства птичьих. И нашего заодно.

– Девочку не надо в больницу! – выдираясь из маминых объятий, наконец выдохнула я. – Девочке… мне то есть… сперва надо посмотреть, куда ускакала Дама, потом отвести Портосика в денник, а потом заехать в магазин!

– Зачем? – прекращая мять мне кости, изумилась мама.

– Купить черные бриджи! В этих розовых я как полная идиотка! – горестно разглядывая покрытое конскими слюнями, соплями, пятнами навоза и травы бриджики, вздохнула я.

– Ты по-прежнему хочешь сюда ходить? – настороженно спросил папа.

– Могу на велике ездить! – воинственно окрысилась я. – Наш дом вообще-то на другой стороне заливчика… – я ткнула пальцем в отчетливо видные через залив дома нашего поселка. – Если через деревянный мост – двадцать минут. – Узенький деревянный мост был чуть выше по заливу, в отличие от солидного автомобильного, до которого отсюда пилить и пилить.

Светлана Викторовна поглядела на меня с одобрительным интересом. Саша протянула поводья Портосика.

– За Даму не волнуйся, вон ее девчонки ведут, – выпалила она и потерянно добавила: – Лида ведет.

Из-за отгораживающей трассу полоски деревьев действительно появилась та самая девчонка, что пронеслась мимо на Бахтате. Она шла пешком, ведя в поводу двух лошадей – огромного черного жеребца и изящную кремовую кобылку. О-о, они так смотрелись вместе, это был самый потрясающий pairing! И третий, в смысле третья, Лида, тут была совершенно лишняя. А Ольги так вообще не было. И я почему-то не думала, что она просто не хотела Бахтату с Дамой мешать.

Мы стояли, сбившись в кучку: Сашина кобылка, толстенький поник, много-много людей и мужик из администрации в мятом костюме. Они приближались: девчонка и два роскошных коня. Вот они подошли совсем близко. Дама выгнула свою чудную гибкую шейку и тоненько жалобно заржала, будто хотела нам что-то сказать. Держащая обоих коней Лида поглядела на нас большими такими, круглыми глазами – и выдохнула:

– А Ольги нет!

– Мы видим, – впервые открыла рот Светлана Викторовна.

– Вы не понимаете… – беспомощно сказала Лида. – Дама зацепилась поводьями за ветки… а Ольги нет.

– Не может ее нигде не быть! – пожала плечами Светлана Викторовна. – Саша, позаботься о Полине и Портосике! Вы… – она повернулась к папе, – вы нам поможете?

Папа нахмурился, но мама одарила его многозначительным взглядом и согласно кивнула.

– Тогда проедьте на своем джипе вдоль трассы, вдруг девочка после падения туда выбралась. А я верну Даму в конюшню, возьму другую лошадь, дядю Гришу, и мы осмотрим рощу.

– А можно я сразу начну осматривать? – встряла Лида, протягивая поводья Дамы Светлане Викторовне. – Вдруг Олька расшиблась и лежит где-нибудь… А я тут все места знаю! Ну пожалуйста, Светланочка Викторовна! – голос у Лидки нервно подрагивал.

– Не волнуйся! – твердо, будто успокаивая лошадь, бросила завуч, подумала и разрешила: – Ладно, езжай пока, я быстро.

Лидка вскочила на Бахтата, миг – и они снова скрылись в роще.

– Мы ее найдем, – повторила Светлана Викторовна, уводя Даму к конюшне.

Мы искали до вечера. Папа с мамой ездили вдоль трассы. Светлана Викторовна и тот мужик у ворот – дядя Гриша, обыскали всю рощу. Лида рыскала вдоль залива, так что Бахтат был мокрый чуть не по гриву… Ольгу не нашли. И домой она не вернулась.

Глава 3
Саша

– Помогите!

Голос звучал придушенно и тихо, именно эта придушенность заставила меня рвануть от порога конюшни – не иначе как новенькую в деннике притиснули и она выбраться не может! Хотя, судя по сдавленному хрипу, ее не просто боком к стенке прижали, а встали четырьмя копытами на грудь!

– Помогите-е-е-е! – хрип перешел в пронзительный, переходящий в ультразвук вопль. Из денника Дамы пулей вымелась та самая баба с сосиской… тетя нашей новенькой. И как дневное привидение понеслась между денниками, размахивая широкими рукавами шифоновой разлетайки. Я отпрыгнула, давая шифоновой тушке просвистеть мимо, но она вдруг резко свернула – вот бы лошадь научить так поворачивать! – и с разбегу прижала меня к деннику Бахтата. Схватилась за прутья двери, будто боялась, что ее унесет. Огромные, полные ужаса глаза на круглом и бледном, как непропеченный блин, лице оказались прямо напротив меня, и с усилием, как пробку из бутылки, она выдавила:

– Она… не только сосиски ест! Она съела всадника!

– Кого? – обалдело переспросила я.

– Откуда я знаю – она ж его всего съела, до костей! Только сапог остался! – взвизгнула тетушка. – Ваши лошади – людоеды!

Из денника, привлеченный шумом, высунул морду Бахтат… и потянулся губами к вцепившимся в прутья пухлым пальцам. Мне в уши точно бурав ввинтился – тетка визжала самозабвенно, широко раззявив рот и открыв глаза:

– Он хочет откусить мне палец!

– А вы их уберите, пальцы-то! Ему тогда сложнее будет, – предложила я.

Тетка отскочила – прямо к деннику Симки. Кобылка тоже высунула любопытную морду – что за шум, а скачек нету? – и дохнула тетке в прическу. От нового вопля воробьи под крышей дружно встали на крыло – в ворота конюшни их вынесло всех разом: визжащая тетка мчалась по земле, мелко трепещущая крылышками стайка шла поверху.

– Надеюсь, она испугалась не так сильно, как воробьи – мне ж это отмывать! – буркнула я, разглядывая оставшуюся за воробьиной стайкой дорожку из белых отметинок. И побежала к деннику Дамы.

Кобылка изящно переступила копытцами, точно хвастаясь синим, удивительно гармонирующим со шкурой вальтрапом и аж блестевшим от новизны седлом. В начищенных стременах торчал… старый сапог. Один. Из сапога… из сапога свисала оторванная нога – действительно обглоданная до костей. Кости лаково поблескивали в свете ламп.

– Лошадь же не могла и вправду кого-то съесть? – спросил Администратор, на всякий случай держась подальше от денника.

– Проверьте по списку, вдруг кого-то не хватает, – предложила Светлана Викторовна.

– Как, если ваши ученики не соблюдают никакой дисциплины? Приезжают когда хотят, хватают лошадей… руками. Вот что я теперь скажу уважаемому Игорю Петровичу, брату уважаемой Аси Петровны? – при упоминании отца нашей новенькой голос Администратора зазвучал злорадно.

– Скажете, что вы урезали нам финансирование, вот лошадям и приходится… искать подножный корм. – Светлана Викторовна задумчиво поглядела на торчащую из сапога скелетную ногу.

– Это в прежние, коррумпированные времена можно было бюджетные деньги на всяких тварей… распиливать, а сейчас деньги нужны… людям! На национальное и государственное строительство! И международный авторитет страны!

– Раньше мы неплохо работали на международный авторитет страны, – процедила завуч.

– Вы эти совковые воспоминания бросьте – в современном мире никому ваши лошади не нужны! Разве что парочке малолетних дурочек! – Администратор высокомерно задрал головенку с прилизанными волосами. Выглядывающий из соседнего денника Арсенал, видно, решил, что они недостаточно прилизанные и смачно провел по ним языком. Мужик взвизгнул не хуже самой тети Аси.

– А можно одна малолетняя дурочка пройдет? – кротко попросила я. Скользнула мимо него в денник и вытащила из стремени сапог вместе с ногой. – На заднем дворе закопаю… вместе с обглоданными костями предыдущих жертв… и растоптанной сосиской. – Я дернула за скелетную ногу. Со стуком костяшек та выпала из сапога, и я рванула в седловую с сапогом в одной руке и ногой скелета – в другой.

Одно дергающееся в судорогах тело распласталось поверх сундука с седлами, другое, бессильно прижимая ладони к животу, скорчилось в углу. Добьем, чтоб не так мучились: я от порога запустила сапогом в новенькую и навернула скелетной ногой Лидке по спине. Ответом мне был задушенный вой – обе зажимали себе рты ладонями, корчась от хохота.

– Пошутили? – сдавленным шепотом – чтоб не услышали в конюшне – процедила я. – Ладно, эта коза богатенькая тетку запугивает, а ты какого фига участвуешь? Это ж твой скелет! – потрясая гремящей ногой, я приступила к Лидке. Костяные пальчики ткнулись ей в нос. – Ты у нас в биологическом лицее учишься!

– Мой скелет при мне! – выдавила Лидка. – Эту ногу я у биологички взяла!

Две ненормальные снова зашлись в беззвучном хохоте, видно представив, как Лидка изымает ногу у биологички.

– В кладовке! – простонала она. – Там этих некомплектных скелетов… – она помахала рукой, давая понять, что много. – Так почему не помочь хорошему человеку? – она кивнула на новенькую. – Она целый багажник лошадячьей жратвы приперла!

– Тетя Ася живет у нас: у нее от развода душевные терзания… а у нас свежий воздух. И за квартиру платить не надо, – отсмеявшись, выдохнула новенькая.

– Берите с нее за выдыхивание… выдышивание… за ваш свежий воздух – уедет! Ты не могла бы решать свои проблемы дома, а не здесь? – злобно поинтересовалась я.

– Не могла бы, – отрезала она. – Тетя Ася не хочет «быть нахлебницей», – она скроила настойчиво-просительно-простодушную физиономию, явно изображая тетку. – Она нам помогает. Ездит со мной сюда. А потом рассказывает, что тут грязно, плохо пахнет, в навозе глисты, на лошадях опасно, а девочки грубые и постоянно ругаются.

– Вот ж… толстая! – со всем гневом невинно оскорбленной высказалась Лида. – И ничего мы не ругаемся!

Что, в общем-то, правда – слышала я, как она в самом деле ругается, а это так, просто немножко эмоций.

– Мама пока еще держится, а папу она уже зомбировала – он начал выступать на тему, а не запретить ли мне таким опасным спортом заниматься. Сегодня тетя Ася решит добить семейство страшной историей о том, как лошади людей едят… и меня оставят в покое.

Я б в такой ситуации скандалила, обижалась, но так подставить тетку, чтоб та сама себя сумасшедшей выставила и на ее слова никто бы даже внимания больше не обращал, – нет, не додумалась бы!

– Теперь я понимаю, как олигархи народ дурят, – важно сообщила Лида. – Это у них природное свойство, в ДНК прописано, генетически передается.

– Особенности воспитания, – не согласилась я. Новенькая надулась.

– Хочу напомнить, что соревнования приближаются, – в дверь заглянула Светлана Викторовна. – Нам очень нужны победы, если мы хотим сохранить хотя бы то скудное финансирование, которое горадминистрация нам оставила. Костик уже работает Арсенала. А ты… Если Дама завтра-послезавтра будет в норме, готовься на ней по выездке, – скомандовала она Лиде.

– Правда?! Можно?! – Лида замерла, восторженно глядя на Светлану Викторовну.

– Должен же кто-то выступать, – пробормотала та и тут же спохватилась: – Ты отлично справишься, еще полно времени на подготовку. И снимите с Дамы это седло! – бросила она новенькой. – Если седлаешь лошадь без спроса, делай хотя бы правильно – подпруга затянута так, что кобылу скоро пополам перережет, – она кивнула и вышла.

– Поздравляю! Дама для выездки даже лучше Симки, я видела, как Ольга с ней тренировалась!

– Хоть с выездкой все нормально, – Лида ответила мне кривой улыбкой: в сущности, я напомнила, что лошадь она получила только потому, что Ольга исчезла… а соревнования остались. А я и не пытаюсь прикидываться святой! Нечестно: почему на Даме ездит кто угодно, кроме меня? Вон даже новенькая на нее целится!

– Спорим, на конкур она меня на Бахтате засунет? – продолжала бурчать Лида. – Как будто на этом танке можно выиграть! Он же прет куда сам хочет!

Да хоть Бахтат – все лучше, чем как я: все к соревнованиям готовятся, а я денники чищу!

– Недавно ты на нем очень даже неплохо справилась, – откомплементила ее новенькая.

Мы с Лидой переглянулись. Справилась она нормально – с Бахтатом. Но ведь Ольгу так и не нашли. Ее шлем нашли в стороне от того места, где Лида обнаружила Даму, – на уходящей от основной трассы проселочной дороге. Внутри шлем был испачкан кровью. Милиция привозила собак, обыскали все окрестности по нашу сторону залива. Вроде бы нашли свидетеля, видевшего на том проселке «жигуль» с молоденькой девушкой, спавшей на заднем сиденье, но правда ли она спала или была ранена, и была ли это Ольга, никто сказать не мог. На приехавших с милицией Ольгиных родителей мы все старались не смотреть. Слова «маньяк» и «похищение» витали в воздухе, на конный и с конного я теперь ездила только на такси и маялась совестью, что родителям приходится столько денег тратить. А ведь я даже в соревнованиях не участвую!

– А вот я пойду и спрошу насчет конкура! – объявила Лида.

– Может, не надо? – крикнула я ей вслед, но Лидка уже выскочила из конюшни. – Лиде победа нужна не меньше, чем Светлане Викторовне, – пояснила я новенькой. – Из своего биологического лицея она может в Англию поступить, у них специальные факультеты для конников есть.

– Equestrian Department, – кивнула новенькая. Она была в курсе.

– Там победы нужны, чтоб ей грант на обучение дали. А Светлана Викторовна на соревах больше Костика выдвигает… ну и Ольгу… выдвигала.

– Слушай, а вот эти хлысты… – новенькая вдруг показала на стенку, где на крючках ровненько, как по линейке, висели хлысты. Светлана Викторовна у нас выездюк, а все выездюки – психи насчет аккуратности. Я тоже.

– …их каждый может взять? – она зачем-то осторожно, точно боясь обжечься, дотрагивалась кончиком мизинца до хлопушек хлыстов.

– Каждый, – буркнула я. Ну да, какая ей разница, кто и на ком поедет? Ей папочка любую лошадь купит, а надо будет – и любые соревнования.

– На барьерах Ольга была с хлыстом, я помню, – новенькая прикоснулась к пустому крючку. – А потом его нашли?

Я нахмурилась: действительно, одного хлыста не хватало. А ведь этот крючок уже пару дней пустует, вдруг сообразила я.

– Специально хлыст никто не искал. Хотя в роще и вдоль дороги так все облазили, что заваляйся он где-нибудь в кустах – наверняка бы заметили… Хотя у Ольги свой хлыст был! – добавила я. Но ведь и его не нашли, даже с собакой. А правда, куда он делся?

– Пошли снимем с Дамы мое седло! – новенькая опять резко сменила тему. Я только плечами пожала.

– Ой, а поседлала-то, поседлала! – я всплеснула руками – точь-в-точь моя бабушка, когда видит прополотую мной грядку на даче. Не, на самом деле неплохо для первого раза, но новенькая и так от передозировки скромности не помрет. – Снимай! Куда сразу за подпругу хватаешься! Сперва заправь стремена… Седло снимай только вместе с вальтрапом… И поможешь мне ссадины ей намазать. – Лида свинтила к Светлане Викторовне – так не мучиться же лошади! Я вытащила из ящика мазь с антисептиком и принялась обрабатывать царапины от щепок и веток на груди Дамы.

– Что-то не похоже на ссадину.

– Где? – Изысканно-кремовую, точно дорогущее вечернее платье, шкуру Дамы пятнал прямоугольник… ожога! Глубокого, сквозь шерсть и до самой кожи! – Полина! Что это? – я протянула дрожащие пальцы к крупу лошади.

– О-о, как мило! – новенькая глянула на меня исподлобья. – Ты в первый раз назвала меня по имени, а всего-то понадобилось – лошадку поранить! Если всех ваших лошадей перебить захотят, мы даже станем друзьями?

– Совсем офигела?! Что ты несешь! – вскинулась я.

– Седло несу! – пропыхтела она, волоча свою амуницию к седловой. – Я ж не знаю, может, все нормально. Может, это клеймо?

– Тебе тут что, вестерн? Ковбои клеймят диких мустангов, и те с перепугу становятся домашними? Если конь от элитных производителей, ему раньше татуировку делали, а теперь просто чип под кожу вставляют! – заорала я, хотя понимала, что для такой идеи все-таки были основания. Темный ожог на крупе Дамы имел форму небольшого ровного прямоугольника. – Лошадка моя маленькая, как же тебе было больно! Погоди! Ее обожгли – она ржать должна была на всю конюшню! Или понести, если под седлом была! И никто не заметил?

– И ржала, и понесла, – прислоняясь к косяку седловой и с нарочитым старанием обтирая пальцы тряпкой, бросила Полина. – И все заметили.

– И наездницу не нашли, – закончила я. Ожог не свежий, края мягкие – Дама беспокойно переступила от моего прикосновения к больному месту, но шарахаться не стала. Значит, лечили. Кто у нас Дамой занимается? Да кто угодно, кроме меня: и Светлана Викторовна, и дядя Гриша, и Лидка, и Костик… Никто из них про ожог не упоминал. Хотя я тоже про мелкие порезы, царапины и потертости у моего Димона без особой нужды не треплюсь: дело-то житейское…

– Ну и что тогда получается? – прикинула я. – Ольга выперлась из конюшни с какой-то раскаленной штырякой наперевес? Ладно, плевать, что штыряку никто не видел! Так Дама же не сразу понесла, Ольга должна была с этой штукой еще тренироваться – и она не остыла? Штука… – уточнила я. Холод липкой змеей зашебуршился внутри. Никто ведь не знает, где Ольга и… что с ней сейчас. Так что словом «остыть» лучше не пользоваться.

– У Ольги не было штыряки, – очень серьезно заверила новенькая… Полина. И сняла со стены… хлыст. Демонстративно подняла хлопушкой вверх. Я посмотрела на прямоугольник хлопушки, на ожог… Забрала хлыст у Полины и потянулась приложить хлопушку к ранке на крупе. Дама шарахнулась, едва не врезавшись в стену.

– Понятно… что ничего не понятно! – Я уставилась на гибкую хлопушку хлыста. – Как этим… можно обжечь?

Заменить на железную? Все равно идиотизм получается!

– Бывают еще и химические ожоги. Понятия не имею, как это делается в реале! Но наверняка можно.

– Ну и как это, по-твоему, выглядело? Кто-то – кстати, кто у нас такой продвинутый химик? – намазал какой-то фигней хлыст… чтобы испортить Даме шкуру? И как они могли знать, что Ольга возьмет именно этот хлыст вместо своего собственного? И что Дама понесет, а не просто сбросит Ольгу?

– А если этот «кто-то» как раз хотел, чтоб Дама сбросила Ольгу? И чтобы та свернула себе шею.

– Не свернула бы, Ольга классно ездила. Или все-таки бы свернула? – Я задумалась. Лошади существа нежные, боли не любят, а Дама у нас вообще нервная… дама. – А на фига?

– Может, она вот-вот получит наследство от дядюшки-миллионера? – пожала плечами Полинка. – Ты ее вообще хорошо знала?

– Конечно, – уверенно кивнула я. – Она здесь уже год училась, когда я пришла, она мне и седловку показывала, и остальное. Я все ее соревнования видела, на некоторые даже сама ездила…

– А если не здесь? Ну, там, что у нее дома, где она учится?..

– В каком-то техникуме. С родителями у нее все в порядке. Во всяком случае, она не жаловалась… Мы, конечно, между собой треплемся, но так, все больше с лошадьми…

– А треплетесь все больше о лошадях, – заключила Полина. – Ну хоть парень у нее был? Не могли ж вы об этом не трепаться?

– Чего тут трепаться – с Костиком они год встречались, даже на пикники ходили в лес, на ту сторону залива.

– Это который возле нашего поселка? – уточнила Полина. Я кивнула. Лес у миллионерского поселка на той стороне залива не то что наша чахлая рощица – настоящий, там даже грибы-ягоды собирать можно!

– У Костика сейчас новая девушка, а у Ольги никого. Мы ж все мечтаем о парне-коннике – чтоб умный, красивый, образованный и не гад.

Полина поглядела на меня с интересом, а потом заозиралась, точно рассчитывала углядеть тут идеального парня-конника.

– В конном спорте матриархат, – усмехнулась я. – Один Костик – много нас. Только девушки могут удерживать полутонную зверюгу одними коленками… мыть, чистить и вывозить навоз тачками.

– То есть у тебя парня нет? – нахально усмехнулось малолетнее чудовище. – А у меня есть – чемпион области по теннису! До него я с баскетболистом встречалась, но не сложилось. А у Настьки скрипач! Лол! – она захихикала.

Пойду найду стенку покрепче – надо же себя обо что-то убить. Мало того что у этой мелочи тринадцатилетней сапоги стоят дороже, чем все мои шмотки за всю жизнь, так у нее уже двое парней было! А можно мне хоть одного? Хоть плохонького? Ну хоть чтоб не молчать, когда девчонка на два года моложе – так небрежно про парней?

– Девки, трымай портки, ховайся в кусты! – в конюшню влетела злобно-веселая Лида. – Мало нам разного навоза за последние дни привалило – пятиборцы выпендриваться приехали! Сейчас нас припашут по-полному мажориков обслуживать!

Я на новость среагировала в лучшем Лидином стиле. Она одобрительно кивнула:

– А еще культурную из себя строила! Как пятиборцы заявились, сразу в человека превратилась.

– Кто такие пятиборцы? – Полина вертела головой как любопытная сорока, глядя то на меня, то Лиду.

– Спортсмены такие… особенные. Плавают, фехтуют, стреляют, бегают – и все одновременно!

– Плывут и фехтуют? – обалдела Полина.

– Да-а… это было бы круто! – мечтательно протянула я, на мгновение представив себе этих паразитов, плывущих дистанцию в 200 метров… со шпагами в зубах! – Жалко, они не согласятся.

– Стреляют они и правда на бегу: добежал, стрельнул, дальше побежал, – уточнила Лида. – А у нас к конкуру тренируются – барьеры брать.

– Парни, которые ездят верхом и еще умеют кучу всего? – мелкая поглядела на нас в полном обалдении. – Так чем вам плохо? Сама ж говорила…

– Я говорила, что парень должен быть конником и не быть гадом! А пятиборцы… ну полные гады и аж ни разу не конники!

В конюшню не вошла, а ворвалась Светлана Викторовна и отрывисто скомандовала:

– Трое пятиборцев. Седлаете им Симку, Топаза и еще Луидора возьмите у частников, чего он стоит без дела.

– Топаз не вычищен, – мрачно глядя на носки своих ботинок, буркнула я.

– Так вычисти! – раздраженно бросила завуч. – Полиной я займусь сама. Поработаем рысь, потом покажу, как правильно ходить с большой лошадью – Даму возьмем, под седло ее сегодня рано. После того что случилось… – Светлана Викторовна помрачнела, но тут же снова выдавила улыбку: – Сходи в большую седловую, там открыто, принеси недоуздок и чомбур[10].

Взгляд Полины стал затравленным. Все понятно.

– Пошли покажу, – я потянула ее за собой. – Нам все равно в большую седловую надо за амуницией, потому как если у наших суперменов во время тренировки что порвется – штаны например! – обслуга будет виновата! То есть мы!

– Если бесценные пятиборцы дружно повесятся на территории школы, тоже мы будем виноваты – почему столбы вовремя не поспиливали, – пробурчала Лида.

– Чего вы их не пошлете в дальний круиз? – поинтересовалась Полина.

– Ну мы же школа Олимпийского резерва – пятиборцы всегда у нас тренируются. Спорткомитет за их тренировки платит. Школе, конечно, не нам…

Не сильно торопясь – не хватало лететь к этим халявщикам как на пожар! – мы обошли конюшню по кругу. Большая седловая отличается от обычной тем, что в нее нельзя залезть просто так, без разрешения нашей завуч или тренера Петровича. Уздечки и седла, вальтрапы, ногавки, шлемы всадников, запасные краги и даже парочка запасных штанов – там хранится все самое новое, стильное и брендовое. Только для соревнований, ну и для VIP-ов вроде Полинки или пятиборцев.

Я толкнула дверь… и замерла на пороге. Светлана Викторовна поместила в большую седловую все наши материальные ценности. Включая трех переодевающихся пятиборцев.

– Здравствуйте, Сашенька! – ехидно протянул хорошо знакомый голос. Мое личное Господне наказание и тяжкий крест, он же Неподъемный Мешок, небрежно бросил футболку на сундук с седлами. – Вы дверь прикроете… или подождете, пока я и штаны сниму? – и этот гад многозначительно поиграл мышцами на груди.

Да он… Да знала бы я, что он тут… Щеки у меня горели: не от стыда – па-адумаешь, майку он снял! – от дикой злости. Сейчас я захлопну дверь… и вслед мне раздастся регот, вон губы уже подрагивают… Конечно смешно, стою тут как дура…

– Вы нам не мешаете! – из-за спины у меня невозмутимо вырулила мелкая. – Мы тут только кое-что возьмем… Так, где этот чомбур? – она штопором ввинтилась между пятиборцами. – Прошу прощения, вы позволите… Носочки ваши разрешите убрать, мне иначе не добраться… Ой нет, лучше вы сами, а то они у вас тут так аккуратненько… стоят… еще поломаю случайно. Вы их там, в уголочке, к стеночке прислоните… Вот это чомбур, да, Саш? Ах нет, простите, я уже заметила, что это ваши трусы…

Я поняла, что если сейчас отпущу дверь седловой, то тихо сползу на землю. Еще я поняла, что девочки из богатых семейств – это не только дорогие шмотки и дешевые понты! Во всяком случае, эту конкретную девчонку я начинаю обожать!

– Саш, ты заходи и бери что нужно. – Полинка распахнула освобожденный от носков и трусов сундук, широким гостеприимным жестом предлагая мне покопаться в снаряге. – А вы, если стесняетесь… вот вальтрапчиком прикройтесь! – и она сунула пятиборцу в руки ярко-желтый вальтрап.

Мы выходили обратно, расталкивая наваленной на руки амуницией так и не вернувших дар речи пятиборцев.

– Вы шлем поскорее наденьте, – напоследок бросила Полинка моему личному Кресту-Мешку. – А то у вас уши почему-то ужасно красные. Вам их беречь надо, – и захлопнула дверь каблуком сапога. – А теперь бегом, пока им какой-нибудь умный ответ в голову не пришел!

И мы рванули, едва не теряя амуницию по дороге, вихрем ворвались в конюшню, Полинка швырнула седло на пол у денника Топаза, бухнулась сверху и начала хохотать.

– Как я их, а? – она запрокинула голову, смех распирал ее, заставляя подрагивать щеки, растягиваться губы, сиять глаза… – Не прикольно? Или он все-таки тебе нравится?

– Кто? – опешила я.

– Тот пятиборец… Кстати, ничего, мускулы такие… – она выставила руки перед собой, показывая что-то, больше похожее на пивной живот, чем на мускулы.

– У Мешка? – рассеяно переспросила я. Сейчас для пятиборцев у меня в башке точно места нет! Разворошив кучку снаряжения, я протянула Полинке… хлыст. – Между вальтрапами спрятали, могла его и не заметить.

Полинка недоуменно посмотрела на хлыстик – а потом в ее глазах блеснуло понимание.

– Ольгин? – она не столько спрашивала, сколько утверждала. – Ну вот, теперь мы знаем, почему она взяла хлыст из седловой. Кто-то спрятал ее собственный, – она задумчиво повертела хлыстик. – Он все хлысты в седловой своей химией пропитал… а потом вымыл? – продолжала вслух рассуждать она, и я вспомнила, как аккуратно Полинка дотрагивалась до хлыстиков – точно боялась обжечься. – Или только один, и его подсунул Ольге? И она взяла? – она еще подумала и пожала плечами, признавая, что не знает.

Меня пробрала дрожь, словно в такой знакомой, привычно-безопасной конюшне затаилось нечто… жуткое. И ждет. Подбирается. Рядом в деннике часто и нервно переступила с копыта на копыто Дама. В соседнем зафыркал Портосик.

– Ключ от седловой только у Светланы, – выдавила я.

– Только на фига вашей завучихе Ольгу устранять? – критически поинтересовалась Полинка.

– Ну-у… В приказе… отправить Банни на бойню… все-таки ее подпись… – с трудом выдавила я. Мысль об этом не давала мне покоя уже много дней – я ее гнала, а она все возвращалась. – И она даже не сказала… ну, что подделка…

Полинка задумалась:

– Имхо, она взрослая… и начальница… странно, если бы она вдруг стала перед тобой оправдываться. – Полинка еще покрутила хлыст. – Ты лучше Топаза чисть!

– Не командуй! – огрызнулась я. – Ты-то мне точно не начальница, – но за щетку взялась. Если Мешок вовремя не вознесет свой VIP-зад в седло, завуч устроит мне бойню прямо здесь!

– Кстати, почему тот пятиборец – Мешок?

– По совпадению имени Миша… и посадки в седле, – буркнула я.

– Если плохо ездит – чего понты гнет? – резонно поинтересовалась Полинка. Как будто я сама об этом не думала!

– Он в остальном крутой: кмс по плаванию и вроде бы то ли по стрельбе, то ли по фехтованию. К нам они учиться приходят в последнюю очередь, у нас опасный спорт, а пятиборец – создание нежное, тре-епетное, – в такт движениям щетки протянула я.

– Не знаю, как он тебе, но ты ему точно нравишься, – сообщило коварное дитя и невинно похлопало глазками.

Я дернулась, будто мне Топаз копытом на ногу наступил:

– С ума сошла! Я когда ему что-то говорю, он вообще сквозь меня смотрит!

– Поэтому у тебя и парня нет, – умудренно покивала головой наглая мелочь. – Ты их совершенно не понимаешь! Если он крутой, думаешь, ему по приколу девчонку слушаться, вместо того чтоб самому перед ней выпендриваться?

– Мелкая еще семейного психолога из себя строить! – я кинула в нее щеткой.

– Я не мелкая! – с достоинством сообщила эта мелкая, поднимая с пола щетку. – Я изящная. Типа, фея. А Портосик – мой радужный пони, мася моя, вот кому я сейчас вкусненького дам… – и она нырнула в денник ворковать, и щетку мою уперла, между прочим! Могла бы уже и свои купить!

Я поседлала Топаза и повела из конюшни, чтобы наш чудо-мальчик мог его оседлать – взгромоздить себя на пристроенное мною седло. Троица пятиборцев, уже одетая, расслабленно тусовалась у дверей большой седловой – ждала, пока личный транспорт прибудет.

Мы с Топазом остановились позади их тесной компании: ну да, мы не видим не только меня, но и коня тоже, он же такой ма-аленький! Так и будем теперь перетаптываться у них за спинами в шесть ног – две мои, четыре конские?

– Мальчики, достаточно, если я кашляну, или Топазу тоже заржать, чтобы привлечь ваше внимание? – вежливо поинтересовалась я.

Они умолкли на полухохоте, дружно обернулись и изумленно воззрились на Топаза – типа, лошадь заговорила! И наконец соизволили опустить глаза на меня.

– Берейтор привел вашего коня, сэр Майкл! – наконец торжественно провозгласил один. – Скачите же в бой и привезите в Камелот голову дракона! Ну или еще какие-нибудь интересные части тела…

Они снова зареготали, стреляя в меня глазами: ну и когда я начну смущаться? А чего мне смущаться, я и так знаю, что они имеют в виду… лапу. И да – я берейтор! Я воспитываю лошадей, чего вам никогда не светит. Но сейчас я вообще-то ваш тренер! Ну и где ко мне респект и уважуха?

– Парни, а вам тренироваться не надо? – неожиданно раздраженно бросил мой Мешок.

– У меня Лидка – она мне не нравится! – отмахнулся его приятель. – Ругается – жуть, и не потреплешься с ней!

– У тебя Симка! – отрезала я. – Это лошадка такая… – Лидка ему не нравится! С вами не ругаться – вас бить надо, лентяи! – А ты давай в седло! – рявкнула я на Мешка. – Или я увожу Топаза, а Светлане Викторовне говорю, что ты работать отказался.

Его рассеянный взгляд устремился поверх моей головы, последовала пауза, потом он расслабленно двинулся к Топазу, в стиле «никто ничего не говорил, но мне вот тут пришло в голову – а не потренироваться ли?»

– Шагом… только шагом! Едешь до бочки, там я тебя на корду возьму – будем рысь отрабатывать, – бросила я.

– Его на корду возьмут! Девушка знает толк в извращениях! – раздался сзади делано-уважительный шепот.

Мой Мешок метнул злобный взгляд на приятелей, еще посидел – то ли опять делал вид, что меня не слышит, то ли вспоминал, как стронуть коня с места. Наконец шевельнул коленями, Топаз в ответ вздохнул, поглядел на меня: только мы с тобой понимаем, что такое чувство долга! И с величием похоронной процессии мы двинулись к бочке. Навстречу на Портосике так же неспешно ехала Полинка. Оглядела обвисшего в седле пятиборца и одними губами шепнула:

– Таки Мешок…

– Видишь, как девчонка сидит? – не выдержала я. – Все на одной линии: пятка-бедро-плечо…

Ноль внимания, взгляд в пространство.

– Пятку опусти… – мученически выдохнула я.

Никакой реакции.

– Ширинку застегни…

Он быстро глянул вниз.

– Ты меня слышишь! – бурно возрадовалась я, вытаскивая из кармана корду. – Так, давай два круга учебной рысью, потом строевой…

– А может, просто поболтаем? – наконец отрывая взор от горизонта и глядя на меня с высоты коня и своего каэмэсского статуса, предложил он.

Это «поболтаем» имела в виду Полинка, когда говорила, что я ему нравлюсь? Фигня-я-я! Ему не я нравлюсь – ему работать влом!

– Поворачивай-на-круг! – я глянула на него исподлобья. – Только не пили поводом! – заорала я, видя как он дергает голову коня в сторону. – Рот Топазу повредишь!

Умница Топаз двинулся на круг, я встала на центральном пятачке, постепенно разматывая корду. Мешок трясся в седле, снова перестав удостаивать меня вниманием. Правда, посмотреть и без меня было на что! С одной стороны поблескивал залив – на противоположном берегу возвышались загородные дома местных олигархов, Полинкин тоже где-то там, только выше по течению. Ну а с другой Костик верхом на Арсенале шел на систему из четырех препятствий. Разгон! Костик приподнимается в стременах… Ровно за три такта до препятствия – посыл! Арсенал взмывает над барьером, и оба они – и вытянувшийся струной Арсенал, и подавшийся к его шее Костик – как одно целое, порыв и полет! И полутонная громада коня приземляется… легко, изящно, не сбиваясь с ноги! Барьер, еще барьер!

– Выпендрежник! – пятиборец презрительно поглядел на идеально ровную спину Костика, похоже, не замечая как сам пытается выпрямиться в седле.

– Он хотя бы на лошади выпендривается, а ты просто так!

– Выпендривается чем может, потому что больше ничего не умеет! – выпалил мой Мешок. – Спорим, ни нормально плавать, ни там стрелять…

– Прикол в том, что здесь не он учится стрелять, а ты – брать препятствия. Если хочешь в своем пятиборье участвовать, – кротко заметила я. – А как Костик плавает, ты еще увидишь, правда это будет совсем не нормально.

Что я, не знаю, как они с Арсеналом летом тренировки заканчивают? Вон Костик с Арсеналом только успели свалить с конкурного поля, а девчонки уже начали подтягиваться к заливу – так, невзначай, словно у них тут какие-то дела: мелькнула выпасающая сразу двух пятиборцев Лида, даже Светлана Викторовна с Полинкой появились.

В неровный стук копыт Топаза вплелся другой, уверенный и словно бы щегольской, и из-за угла снова появились Арсенал и Костик – оба раздетые! В смысле Арсенал без седла и узды, а Костик – без рубашки и ботинок с крагами, в одних только старых, плотно облегающих бриджах. Девчонки по кустам дружно издали тихий протяжный стон!

Арсенал с Костиком выехали на «наш», попадающий на территорию школы, кусочек берега – здесь широкий речной залив резко сужался, превращаясь чуть ли не в тихую заводь. Чуть дальше – отсюда не видно – он становился таким узеньким, что через него перекинули мостик, тот самый, по которому Полинка и Настя могли добраться к нам на великах. Тихая гладь залива морщилась под ветром, отчего отражающиеся в воде богатые виллы на другом берегу казались рисунком на мятой ткани. Арсенал раздвинул осоку грудью и вошел в воду. Волны лизнули точеные копыта, конь погрузился по бабки – Костик подобрал ноги, ложась жеребцу вдоль спины и позволяя воде подхватить себя. Вода распалась перед плывущим конем на два полотнища. Только голова человека и виднелась на темном фоне лошадиной шеи, мокрые волосы путались с мокрыми прядями гривы.

– Он не плывет, он катается! Это ж как не фиг делать! – возмущенно взвыл пятиборец.

– Вот научишься хоть чему-нибудь, тоже сможешь плавать с лошадьми – тогда сам поймешь, фиг или не фиг, – хмыкнула я. Как всегда – когда профессионал что-то делает, кажется, что это легко, и никто не задумывается, сколько лет тренировок вбухано в эту самую легкость. – Давай работать, – я похлопала Топаза по шее, бросила последний взгляд на плывущего коня… Арсенал переплывал залив, потихоньку выгребая к противоположному берегу – Костик обожал проехаться между дорогими виллами, заставляя местных девчонок (и даже не девчонок) бросаться к окнам. На миг всадник повернул голову, и мне стало видно его лицо…

Я два раза плавала с конем – Костик страховал. Это… кайф, блаженство, которое словами не передать: прохладные речные струи вокруг тебя, а под тобой – громадное могучее тело, точно живой, наделенный чувствами и, да, разумом корабль. Так вот, у плывущего с конем человека не может быть такого напряженного, кажется даже раздувшегося, как у утопленника, лица. И таких пустых, как стеклянные шарики, глаз!

– Топаза держи! – крикнула я, бросая корду и кидаясь к воде. Ломанулась сквозь тугие стебли осоки, по колено вбегая в залив. Вода хлынула в ботинки, каблук провалился в придонный ил… Стиснутые на гриве пальцы Костика разжались… поток подхватил его, смывая со спины Арсенала… Рука Костика судорожно дернулась, потянулась ухватиться, но коня уже рядом не было. Арсенал почувствовал исчезновение всадника… тревожно заржал и попытался повернуть…

«Я хорошо плаваю, я хорошо плаваю!» – забормотала я, кидаясь в воду…

Мимо меня точно пушечное ядро пронеслось. Мой пятиборец на совершенно невероятной скорости ворвался в воду – меня окатило брызгами как от разогнавшейся моторки. В одно мгновение он скрылся под водой… а через секунду вынырнул точно акула, чтобы снова исчезнуть… и выметнуться рядом с бьющимся в судорогах Костиком! Заложил круг, ловко извернулся… ухватил Костика за волосы и поплыл, волоча за собой безвольно болтающееся тело. От берега навстречу ему уже плыли оба его приятеля.

Арсенал тоненько, жалобно заржал! Растерявшийся конь плыл по кругу, не зная, куда ему податься: то ли к берегу, то ли обратно к людям, устроившим позади непонятную возню. С каждым гребком его все сильнее сносило прочь из нашей узкой заводи – прямо на широкую часть залива! Оттуда он до берега не доплывет! Я рванула ногу, выдергивая ее из завязшего в иле ботинка, и как была, в одежде и одном ботинке, поплыла к Арсеналу.

– Стой, куда?! Он выплывет! – взмывая в воде, заорал мой пятиборец.

Не похоже. То ли конь перестал видеть берег, то ли исчезновение всадника так на него подействовало, но Арсенал бессмысленно кружил в воде – и его несло прямо на меня! Отлично! Я потянулась к гриве… Конь покосился на меня налитым, полным ужаса глазом – и заработал ногами…

– Не туда! – отплевываясь, прохрипела я. Перепуганный конь сам загребал прочь от берега, на широкую воду. – Стой, дурашка! – я отчаянно старалась его догнать… Оставшийся на ноге ботинок налился тяжестью. Меня заносило в сторону, мы с Арсеналом кружили в каком-то дурацком танце: он от меня, я вроде бы за ним, но куда-то вбок… Я почувствовала, что начинаю уставать… с трудом обернулась… и увидела берег фиг знает где!

– Арсена-ал! – я попыталась ухватить коня за шею – рука только плюхнула по воде, я забарахталась, почти как Костик.

Темная тень мелькнула подо мной… меня схватили за ногу!

– А-а-а! – завопила я, брыкаясь не хуже Арсенала.

Блуп! – вода передо мной разлетелась, и в брызгах и плеске вынырнул пятиборец:

– Какого брыкаешься? Я с тебя ботинок снимаю! – и он снова нырнул.

Я почувствовала его пальцы на своей щиколотке, а потом повисшая на ноге тяжесть исчезла. «Блин, классные были ботинки!» – успела искренне пожалеть я, когда вода снова расплеснулась и пятиборец стал подталкивать меня к берегу.

– Надо помочь Арсеналу! – я на всякий случай отплыла от него подальше, а то вдруг он меня, как Костика, за волосы утащит. Меня даже удобнее – за косу.

– Сам выплывет! У него инстинкт! – настигая меня в два гребка, рявкнул он.

– Он конь, а не крокодил! Кони переплывают, а не плавают!

Арсенал жалобно заржал. Конь отчаянно пытался поднять голову над водой и с каждым ударом копыт пугался все больше и плыл все хуже… Пятиборец злобно выругался и, легко развернувшись в воде, ринулся на помощь. Арсенал снова заржал и потянулся к человеку, едва не притопив его – пятиборец мгновенно нырнул.

– Тупая лошадь! – снова выныривая, выругался пятиборец.

– Он просто боится!

– Так успокой его – ты же у нас великая конница! – закладывая дугу вокруг Арсенала, крикнул он.

Я не великая… Только вот Арсенал сейчас утонет!

– Спокойно, мальчик! – стараясь говорить непререкаемым тоном Светланы Викторовны, выдала я и, скользнув ближе, положила Арсеналу руку на холку. – Спокойно… – Оглаживать лошадь в воде – это, скажу я вам, то еще занятие! Я начала подталкивать коня обратно к берегу.

Рядом возник пятиборец и положил коню руку на шею с другой стороны. Арсенал шумным дыханием вспенил воду… и поплыл, с каждым мгновением все увереннее и увереннее. Только вот плыть было… далеко.

– Не доплывет! – глотая воду вперемешку со слезами, простонала я. – Они в воде устают быстро… лошади…

– Он сильный, как паровоз! – отфыркнулся пятиборец. – Доплывет как миленький! – и подпихнул Арсенала вперед. Пару мгновений казалось, что он волочет коня на себе…

– Э-ге-гей! – по берегу неслись всадники – Лида на Симке и Светлана Викторовна на Бахтате. Симка громко заржала. Это ржание подстегнуло Арсенала – отчаянно вытягивая морду, он заработал ногами… толчок, еще толчок… и ослабевший конь ушел под воду.

– Не смей, тварь непарнокопытная! – пятиборец рывком вздернул голову коня над водой. – Плыви!

Арсенал поплыл… поплыл… и окончательно пошел на дно…

– А-а-а! – я хлебнула воды, пытаясь кинуться следом…

Вода вспенилась, взбурлила… и из нее воздвигся конь! Спотыкаясь и то и дело роняя голову, на подгибающихся ногах он побрел к берегу по песчаному дну. С распахнутыми попонами в руках завуч и Лида уже бежали навстречу Арсеналу и принялись в четыре руки сгонять воду с его крупа и боков. Я подгребла еще разок, другой… И встала, пошатываясь, по шею в воде. Рядом со мной с фырканьем всплыл пятиборец.

– Надо же, доплыл! – выдохнул он. – Я думал, утонет…

– Чего ж говорил – доплывет?

– Ну и где я был не прав?

Я попыталась сделать то, что уже давно хотела, – стукнуть этого Мешка! Ну замахнулась, да… Ноги у меня подкосились, и я плюхнулась с головой. Сквозь взбаламученную воду увидела шарящую руку, потом меня ухватили – хорошо, не за волосы, а за плечо – и выдернули наверх. Он меня еще и встряхнул, типа, чтоб обтекала быстрей.

– Вы бросили Топаза одного! – на секунду отвлекаясь от обхаживания Арсенала, рявкнула Светлана Викторовна.

– Он не тонул, – невозмутимо отбрил пятиборец.

– А если б вы утонули, оба?

– Оба не могли. А она – запросто, – с достоинством сообщил Мишка.

Завуч метнула на меня мрачный взгляд:

– Костик без сознания. Дядя Гриша повез его в больницу. Арсеналу тоже надо вызвать ветеринара. Лида, ты за мной!. А вы приведете Бахтата в конюшню! – кутая несчастного Арсенала в попону, Светлана Викторовна повела его к школе. Лида вертелась в седле, не зная, то ли и впрямь ехать следом, то ли остаться. Я махнула ей рукой – езжай. И бессильно привалилась к могучему плечу Бахтата.

– Нами заниматься, кажется, никто не собирается, – заключил Миша.

– Тебе тоже вызвать ветеринара? – вяло попыталась приколоться я. Цепляясь за бок Бахтата как за стенку, доползла до стремян и кое-как взгромоздилась в седло. – Ну, чего встал? На ногу мне опирайся и садись сзади.

Мешок… Миша… окинул меня задумчивым взглядом, оценил мои босые ноги, подумал немного, уцепился за седло, запрыгнул на круп Бахтата и… обхватил меня обеими руками за талию.

– Ты что… – я приподняла руки и уставилась на переплетенные на моем животе пальцы. – Так и собираешься ехать?

– А иначе я упаду, – невозмутимо объявил он.

– Ну да… – полчаса назад я бы просто подняла Бахтата на задние – и иди себе пешком! А сейчас неудобно: он, наверное, устал, пока спасал Арсенала… и меня. Я легко торкнула Бахтата пятками, и он неспешно, как запряженный в телегу с бочкой тяжеловоз, повез нас к школе. А я могла думать только о сцепленных на моем животе Мишкиных пальцах. И старалась отлепиться животом от собственной футболки, чтоб не чувствовать этого прикосновения. С меня текло, холодные струйки бежали по бокам Бахтата, а щеки у меня пылали так, что хоть грейся! О том, что Бахтат – неимоверно сильный конкурный конь с тяжелым характером и я вообще-то его боюсь, я вспомнила только у самой школы.

– Миш… Ну ты это… слезай… приехали уже.

Все так же молча он соскочил с крупа и встал рядом, поглаживая Бахтата по гладкой черной шее и странно так поглядывая на меня снизу вверх.

– Ты и правда… классно плаваешь… и бегаешь, – вообще-то я хотела сказать ему «спасибо», но получалось как-то так… – Надо тебя по-настоящему к конкуру подготовить…

– В одном ты оказалась права, – неожиданно сказал он.

Именно я, в целом одном – и даже права?! Ну лестно, че… Осталось только выяснить – в чем именно?

– Как ваш Костик купается – это действительно ненормально.

– Обычно все в порядке! – возмутилась я. – Если не считать, что плавает он с конем. То есть, если по-нашему, все норм! Только сегодня…

– Обычно норм, и только сегодня… – перебивая мое бормотание, задумчиво сказал он. – Что у вас в школе творится?

Я открыла рот… и закрыла. Гибель Банни можно считать жуткой ошибкой, исчезновение Ольги – ее личной проблемой, а сегодняшний случай с Костиком – просто несчастным случаем… Но и то, и другое, и третье разом случайностью быть никак не могло!

Глава 4
Миша

– Желтые не годятся, – доносящийся сквозь приоткрытую дверь седловой Колькин бас звучал безапелляционно, как у Сергея Зверева, делающего прическу Пугачевой. – В них ноги становятся во – как тумбы! Только черные, черные стройнят! Смотри, что я купил!

Последовала пауза… и Олег, мой дружбан Олег, кмс по фехтованию и мастер спорта по стрельбе, восторженно выдохнул:

– Обалденные!

– А то! – со скромным торжеством прогудел Колян. – У них там та-акие классные скидки – я еще и вот взял…

– Какая брендовая вещь! – протянул Олег. – И ка-ак идет!

Направляющийся к седловой немолодой жилистый мужик взялся за ручку двери… и остановился, с интересом прислушиваясь к доносящемуся изнутри разговору.

– Надо будет укладочку сделать! – мечтательно протянул Олег. – Плетешь такие коротенькие косички и фиксируешь их резиночками, я в одном магазинчике видел как раз в тон. И еще челочку наверх поднять!

Так, я не хочу, чтоб меня видели с этими людьми!

Незнакомый мужик заржал… (блин, пора уже отучиться употреблять это слово на конюшне, а то все сразу начинают искать лошадь!) и распахнул дверь. В проеме нарисовался Колька… с трудом балансирующий на одной ноге. На вторую накачанную, перевитую узлами мышц ножищу он сосредоточенно натягивал… черную конскую ногавку. Рядом Олег с интересом крутил такой же черный новенький вальтрап.

– Хороший набор, особенно если со скидкой, – разглядывая эту «картину маслом», кивнул мужик и даже пощупал вальтрап. – Только рано вам думать, как коня перед соревнованием начесывать, – вы ж дальше строевой рыси не продвинулись! Девчонки вам лошадок поседлали – чтоб через пять минут все трое были на поле!

Я влетел мимо него в седловую и захлопнул за собой дверь.

– Две ногавки ты на свои ноги напялишь… конь недоделанный… – прорычал я. – А еще две куда – на руки?

– У Олежки еще две одолжу, – смущенно стаскивая ногавку, пробурчал Колян. – Хорошие ж вещи, надо примерить…

– Ага, вдруг велики окажутся… жеребцу, – закивал я. – Парни, вы офонарели? Вот что мужик про вас подумал?

– Да ла-анна-а тебе, кэп! – вклинился Олежка. – Все мужик понял, тоже ведь конник.

– Тоже? А кто еще? – старательно изумился я. Эти двое вообще ни фига не делают! Одному Лидка не нравится, а второму Ольга, наоборот, нравилась… и теперь он весь в растрепанных чувствах по поводу ее исчезновения.

– Быстро шуруйте в конюшню, а то девки нам устроят!

– Как тебя твоя Саша построила… не, взнуздала! – протянул Колян.

– И заседлала! – многозначительно поиграл бровями Олег.

– А не пошли бы вы оба…

– Да-да, в конюшню!

– Ничего она не моя! – пробурчал я вслед наглой парочке. Хотя раз со мной занимается – значит, моя. В какой-то мере… Ровно как Топаз – мой конь.

Настроение почему-то сразу испортилось. Впрочем, знаю почему: сейчас Сашка опять начнет мне вкручивать, какой я тупой, ничего не умею и делать не хочу… Я свернул к деннику Топаза, ребята отвалили на другую сторону конюшни, откуда немедленно донеслись скандальные вопли Лиды. Фиг с ней, меня моя лошадь ждет… и девушка тоже…

Саши в конюшне не было, только стоял на развязке полностью снаряженный Топаз. А вдруг она заболела после того раза? Или просто на поле ждет? Издеваться будет: типа, сам доехать не можешь? Я поглядел на коня. В ответном взгляде Топаза было явное ехидство – в этой конюшне надо мной издеваются все!

Я боюсь лошадей. Не, не так чтоб ай-яй-яй, сейчас упаду! Просто мне не нравится зависеть от здоровенной скотины, которая явно себе на уме! Плавание и бег – это ты сам, твое тело, подчиняющееся приказам твоей воли. Пистолет – продолжение руки, да и шпага тоже. Но как можно выступать вместе с конем, которому твоя победа на фиг не нужна и вообще неизвестно что стрельнет в башку? Но если я не научусь ладить с этими непарнокопытными, мне от четырехборья к пятиборью не перейти никогда – так и буду спортбомжом, ни туда ни сюда.

Под пренебрежительное фырканье коня я взгромоздился ему на спину. Так, повод между мизинцем и безымянным, вдоль ладони и выходит на указательный… Теперь надо это… дать шенкель. Получите… я сжал ноги на конских боках. Конь стоит. Я подергал повод. Стоит.

– Жалко, друг, у тебя нет стартера, – вздохнул я.

Топаз тоже вздохнул… и нехотя направился вон из конюшни – на ходу он все время тихонько, едва слышно ржал не ржал, а вроде как бормотал. Это неожиданно успокаивало, совсем как урчание кота, когда его чешешь. Мы вплыли на конкурное поле и обнаружили там Кольку с Олегом – тоже верхом, но без неизменной Лиды поблизости – и того самого немолодого жилистого мужика, что шуганул нас из седловой.

– Здравствуйте, де-евочки! – он окинул напряженно застывшего в седле меня насмешливым взглядом.

Я оглянулся – Саша с Лидой наконец появились? На конкурном поле никого, кроме нас, не было.

– Мы это… мальчики. – мрачно пробурчал Колян.

– Что вы говорите! – ласково протянул мужик. – А опаздывать могут только девочки!

Теперь Колькин мрачный взгляд достался мне.

– Я обычно начинающих не беру, – добродушный тон сменился улыбочкой людоеда в процессе разделки тушки. – Но уважаемый мной человек сказал, что вам надо готовиться к конкуру… а дальше дешевых покатушек дело пока не пошло. Придется вами заняться. Меня можете звать Петровичем, меня все так зовут.

«Покатушки» в сочетании с «девочками» звучало совсем стремно. Колька с Олегом почему-то опять уставились на меня: а я что, главная девочка, что ли?

– Так, десять минут шаг, для разогрева, потом десять минут строевая рысь… и не надо делать вид, что вас этому не учили! Потом снова шаг! А вот какого хрена вечнозеленого сидим, глаза вытаращили, как новогодние елки в кадушках? – эхо от его рыка прошлось по всему полю, мячиком отскакивая от препятствий. – Ты, прыщ-с-горы, как собрал лошадь, что у Топаза голова болтается как продукт жизнедеятельности в полете?

Поняв по имени коня, что прыщ-с-горы – конкретно я (вау, рифма!), я потянул повод, заставляя Топаза приподнять голову. Дальше последовала долгая речь, описывающая сложные отношения между мной, поводом, Топазом, длиннющим хлыстом-шамбарьером[11] в руках Петровича, остальными пятиборцами, седлом, оградой, полем и почему-то тучками в небе. Единственной фразой на классическом русском оказалась:

– Не дергай повод – ты должен собрать лошадь, а не башку ему оторвать!

Под неумолчные пассажи Петровича мы двинулись по полю шагом, то и дело меняя направление и аккуратно вписываясь между препятствиями. Топаз-собака-ты-хоть-и-конь-что-ж-ты-делаешь-какого-меня-так-трясет!

– Коленями работай, а не задницей… И на заднюю луку не заваливайся! – немедленно заорал Петрович.

– С Лидкой проще было, хотя теперь я понимаю, в кого она такая матерщинница! – разъезжаясь со мной левым плечом, бросил Колян.

– Не болтать, девочки! – заорал всевидящий-всеслышащий Петрович.

– Мы не девочки! – снова рявкнул Колька и огреб немедленно, метко и едко:

– Ка-анешна, какие вы девочки! До девочек вам еще как до Луны на карачках!

Ровненько и в такт зацокали копыта. На поле выезжали уже знакомый мне Бахтат с еще лучше знакомым Арсеналом, только в седле Арсенала сидела Лида, а верхом на Бахтате – Саша.

«Как бабочка на мамонте», – почему-то подумал я. Чёй-то меня на художественные образа́ прошибло? А еще со вчерашнего дня я знал, какая у Сашенции тонкая талия и мускулистый живот. Пока мы ехали вместе на Бахтате, она все время напрягала мышцы, отталкивая мои руки и давая понять, что совместное бултыхание в заливе не повод для знакомства. А я бы убрал, правда… только пальцы точно свело, наверное, перемерз в воде, хоть и лето.

Девчонки проехали мимо – кони перебирали копытами в такт, легко выплетая ту самую строевую рысь, над которой мы так мучаемся! Я смотрел Саше вслед, на встрепанную косичку в стиле Китнисс[12]. В прошлом году я с девчонкой из балетного училища встречался, Риткой зовут… Не сложилось, стерва была редкостная. Хотя, конечно, осанка, походка – обалдеть. Но даже у нее не было вот такой, как струна, изящной и сильной спины.

– Девочки! – Петрович гаркнул так, что я чуть из седла не вывалился. – Которые по половой принадлежности, а не по жизни! Сашка! Лидка! Я сегодня этих вот соплежуев буду галопу учить, а ну-ка покажите, как это должно выглядеть!

– Сашка ж на Бахтате, Петрович! Она боится! – сложив руки рупором, проорала в ответ Лида и засмеялась.

У Саши вдруг стало строгое лицо, она резко бросила что-то и… выпрямилась, словно глубже погружаясь в седло… потянула повод… Так-так-так-так… ритм копыт Бахтата резко изменился. Тадаа-так-так-тадаа-так-так… Громадный черный конь начал разгоняться, как идущий на обгон джип… Сашка чуть выдвинула правое плечо, а глаза ее вспыхнули сумасшедшим азартом! Бахтат сорвался в галоп. Вж-ж-жж! Меня обдало теплым, пахнущим конским потом воздухом. Грохоча копытами, вороной летел по кругу, он мчался, он отрывался, и не было ему ни препон, ни преград! И вместе с ним летела Саша, а лицо ее было неузнаваемо – светилось каким-то безумным восторгом и хищной радостью!

– Петрович, ослеп?! – с другой стороны ограды подскакала местная завуч Светлана Викторовна верхом на аккуратной, как статуэтка, кремовой кобылке. – Бахтат понес!

– Сашка его держит, – хладнокровно бросил Петрович, с таким же хищным азартом отслеживающий каждое движение коня и всадницы. – На барьер давай!

Саша двинула коленями. Мгновение казалось, громадине Бахтату плевать на приказ маленькой всадницы. А потом бешеная скачка приобрела новый, совсем особый разлет, Бахтат сорвался с правильного круга, подлетел к барьеру… Это было самое прекрасное зрелище на земле, куда там тому выпендрежнику Костику, – громадный черный конь и невысокая девушка взлетели над барьером как… ну тоже как бабочка! Только Бахтат был, наверное, самой крупной и тяжеловесной бабочкой на свете!

– Взяла! – выдохнула Светлана Викторовна.

Лидка издала короткий вопль – то ли восхищения, то ли ревности – и подняла в галоп своего Арсенала. Вытянувшись в струнку, светлый ахалтекинец нагонял вороного. Сашка обернулась на скаку, что-то крикнула… Арсенал скакал рядом с Сашиным вороным… и оба коня одновременно, голова к голове взвились над препятствием!

Две молнии – черная и светлая – просвистели над барьером, дружно ударили копытами в землю и поскакали дальше. Девчонки хохотали. А я… сунул два пальца в рот и пронзительно засвистел!

– Ну класс! – аж подпрыгивая в седле, выпалил Олег и впервые поглядел на Лиду с интересом.

– Класс, а ты не свисти – у школы денег не будет, – кивнул Петрович.

На лицо Светланы Викторовны стремительно набежала тень. То есть она и раньше мрачная была, а тут совсем потемнела.

– Вы у меня всю жизнь денники драить будете! – крикнула она девчонкам. – Не хватало еще, чтоб шеи себе сломали, мало нам неприятностей!

– Сашка очень выросла последнее время… и я не в смысле сантиметров, – невозмутимо хмыкнул Петрович. – Ты чего ее на соревнования не выпускаешь?

– Выпускала два раза, – бросила Светлана Викторовна. – Без особого результата.

– Так с тех пор сколько прошло! – дернул худым плечом Петрович. – Сама знаешь, что за танк Бахтат – его полдня разогревать надо, а девчонка на одном шенкеле в галоп подняла, – и, не дожидаясь ответа, звучно хлопнул в ладоши: – Все, концерт окончен! Девочки, которые и вправду девочки, валят на выездковое поле и работают там. Девочки, которые думают, что они мальчики, учатся поднимать коня в галоп, а кто не научится – записывается в девочки навсегда и с присвистом! А ну, поехали!

И – да, девчонки уехали, а мы поехали. Я лично поехал мозгами минут через тридцать: просто вдруг понял, что ветер хлещет в лицо, а Топаз подо мной идет приличным галопом, причем я вроде как дал ему шенкель, а он послушался. И как только я понял, что все это правда… Петрович объяснил нам, что мы безрукие-безногие и на сегодня у него уже нет сил с нами долбаться, так что мы можем валить на фиг. Ну я лично не свалил, а свалился – кулем из седла. Постанывая и цепляясь за стремена, поднялся. А злобная-тварь-Петрович только бросил:

– Лошадей в конюшню и почистить! Сами! – и ушел, оставив нас с парнями скрюченными в разных позах возле ехидно взирающих на нас лошадей.

– О, девчонки возвращаются! Лидуся! – вдруг жалобным паровозом прогудел Олег. – Отведи нас в конюшню, пожалуйста!

– Отведу, привяжу, почищу, овса задам – и коню, и тебе! – рявкнула жестокая Лида.

Девчонки шли обратно от выездкового поля, уже ведя коней в поводу. Теперь к ним присоединилась та мелкая, что пыталась использовать Колькины трусы вместо корды, с таким же мелким лохматым пони. Под Сашиным жалостливым взглядом я попытался выпрямиться, ноги прошила острая боль, и я снова подвис на седле. И это после прошлого раза, когда я весь из себя был героический спаситель! Мама, роди меня обратно!

– Ты иди потихоньку… – забирая у меня Топаза, тоном заботливой медсестры выдала Саша. – А я Топаза вместе с Бахтатом поведу.

Мелкая Сашкина подружка тактично учесала вперед со своим пони, Лидка, наоборот, отстала – парни хором уламывали ее взять их на буксир.

– Лучше б я, как раньше, с тобой занимался, – передергиваясь от боли при каждом шаге, простонал я. – И откуда этот Петрович только взялся!

– Я его попросила с вами поработать, – Саша развернула коней к конюшне.

– За что?! – взвыл я, хотя и не слишком громко. Услышат парни – убьют. Если я не пришибу ее раньше. – Я ж тебе вроде как жизнь спас! Где благодарность?

– Ну так это она и есть, – невозмутимо объявила предательница. – Ты ж хочешь в этом вашем пятиборье участвовать? С нами вы никогда не научитесь, а Петрович вам быстро… попы в седла вправит. Между прочим, я его два дня уговаривала, даже пирог ему испекла.

Мало того что Петрович поиздевался над нами в свое удовольствие, так ему за это еще и пирог. А мне мало того что боль в ногах, так еще и сервис закончился, коня теперь самому чистить придется.

– Один плюс в тренировках у Петровича все же есть. Ты соглашаешься со мной разговаривать.

Она принялась рассматривать битый асфальт на дорожке к конюшне, точно мы все могли споткнуться: она, два жеребца и я.

– Можно про кино поговорить, – нейтрально предложил я. – Ты какие фильмы любишь?

– Ну… детективы, приключения… Ужастики совсем не люблю.

Класс! Без ужастиков я вполне обойдусь – главное, что не розовые девчачьи сопли в сахаре!

– Так, может, мы… – уже подходя к конюшне, начал я.

Мелкая Сашина подружка вдруг высунулась из дверей и безапелляционным тоном сообщила:

– Вы такие милые, что прям неловко вас прерывать, но тут такое делается! Привяжите лошадей снаружи, а сами быстро сюда!

Кто знает, сколько дают за детоубийство? Судя по Сашиному разъяренному взгляду – она идет в сообщники. Хотя лучше бы в кино.

– Ну, Полинка, я тебе сейчас устрою! – прошипела она, пытаясь всучить мне поводы коней.

– Я тоже хочу! – возмутился я. И только когда мы уже привязали лошадей и сами рванули внутрь, сообразил, что делаем именно то, что чего Полинка и хотела.

– Тихо вы! – шикнула она. – Топочете хуже лошадей! Давайте за мной! – и на цыпочках прокралась по коридору пустой конюшни к обшарпанной фанерной двери кабинета завуча. И прильнула ухом к щели.

– Тебе родители не говорили, что подслушивать плохо? – прошептал я – не хватало, чтоб завуч попалила нас вместе с наглой малолеткой!

– Конечно плохо! – прошипела девчонка. – Хорошо подслушивать – это на расстоянии три километра с помощью спецустройств, мой папа обычно так делает! Вы слушать будете, или мне еще поучить вас плохому?

– Все, я таки ее убью! – я шагнул вперед, когда Саша удержала меня:

– Погоди… Знакомые голоса… – и приникла ухом к двери.

Если она и дальше будет держать меня за руку, можно и поподслушивать. Я тоже прижался к двери, стараясь расположиться поближе к Саше – ее глаза оказались прямо передо мной, и… губы тоже. А ведь я уже с девчонкой целовался – с Риткой. А Саша тоже уже… или еще? Удастся раскрутить ее на это дело или… Ее губы вдруг вытянулись трубочкой… но не для поцелуя, а будто она присвистнуть хотела, а глаза широко распахнулись, и она стиснула мою руку… А? Чего? Не понял…

– Школа практически не функционирует! – сквозь щель в двери был слышен противный мужской голос.

– Что вас не устраивает? У нас тренируются дети, пятиборцы вот, по договоренности со Спорткомитетом…

«Пятиборцы – вот, – мысленно согласился я, – и даже ближе, чем вы думаете».

– По выходным – группы иппотерапии. Наконец, у нас спортивные победы – что еще требуется от конно-спортивной школы?

– Вот-вот… В условиях жесточайшего кризиса и настоятельной необходимости проведения реформ тратить государственные деньги на ваше бессмысленное учреждение! – брюзгливо проскрипел мужик.

– Это кто? – косясь на дверь, одними губами спросил я у Саши.

– Администратор, – так же одним губами выдала она, одновременно руками изображая над головой то ли рога, то ли корону. Короче, то ли местный черт, то ли местный царь, в общем власть, чтоб ее…

– Представитель администрации считает спорт бессмысленным, – донесся из кабинета вкрадчивый голос завуч.

– Вы что – футбол? – возмутился Администратор. – Вы собираете стадионы? У вас фанаты с флагами бегают? Спо-орт они! Ну хоккей еще спорт, ну там всякие боксы… А другие-прочие скалолазатели с кониездителями – явные пережитки прежней, коррумпированной власти и прожиратели государственных средств! Я за вашими лошадями все время наблюдаю – так и жрут, так и жрут, бюджетными деньгами хрустят, дармоеды!

– Лошадей не трогайте, пожалуйста! – голос у Светланы Викторовны стал как… свист хлыста, аж страшно. – У нас отличные конкурные лошади, призеры, бесценный генофонд…

– С лошадками вашими… бесценными что-то странное, – подхватил тему Администратор. – Сперва история с этим… – слышно было, как он шуршит бумагами, – …клеппером Ганнибалом, которого зачем-то продали на бойню. А денежки непонятно где, по документам не проходят! – злорадно пропел он.

– Мы оба прекрасно знаем, кто продал Банни на бойню, – устало сказала Светлана Викторовна.

– Наверное, тот, кто подписал документы на продажу? – невинно протянул Администратор.

За дверью повисло долгое, тяжелое такое, как подвешенный над головой кирпич, молчание.

– Я даже не знаю – удивляться вашей наглости или как? – наконец вздохнула завуч.

– Давайте держаться в рамочках, уважаемая Светлана Викторовна! – важно объявил Администратор. – Вместо одной пропавшей лошади вы вдруг привозите трех… а по сметам они у нас не проходят, то есть корма незаконно жрут… и бойня претензии предъявляет, говорят, вы лошадей у них украли! С техникой безопасности тоже не очень: мальчик вон в больнице лежит. А в крови у него, между прочим, обнаружен наркотик! Допинг принимают ваши спортсмены, а вы говорите – дети!

– Какой допинг? Зачем бы Костику допинг на тренировке? – изумленно переспросила Светлана Викторовна. – То есть он вообще не принимает ничего такого!

Сашка по другую сторону двери прерывисто вздохнула. У нее что-то было с этим Костиком? Нет, вот зачем я его вытаскивал?! Топить таких Костиков, как по деревням лишних котиков!

– Уж не знаю зачем, – уклончиво ответил мужик. – Но информация о пристрастиях ваших так называемых спортсменов уже в Спорткомитете – будут разбираться, какой он кмс и как свои звания добыл!

– Кто ж ее так шустро передал, эту информацию? – в голосе завуча проскользнуло шипение разъяренной кошки.

– Активисты. Неравнодушные люди, настоящие борцы с коррупцией, – гордо объявил Администратор.

– Семнадцатилетний коррупционер Костик, – саркастично бросила Светлана Викторовна.

– С коррупцией надо бороться с самого раннего возраста! Надо еще выяснить, какую роль ваш Костик сыграл в исчезновении девочки… как ее… Юли!

– Ольги, – поправила Светлана Викторовна.

– Милиции уже тоже все известно: наркоман в коллективе – это, знаете ли, для них зацепочка. Вас, Светлана Викторовна, я, конечно, понимаю – неохота на старости лет за кражу лошадей сесть… или за организацию наркоманского притона.

Атмосфера по ту сторону фанерной двери стала настолько зловещей, что у меня аж ухо закололо.

– Ни денег, ни репутации! – вещал мужик. – Но все можно обсудить, договориться… Есть деловые люди, при деньгах…

– Вы имеете в виду спонсоров? – настороженно спросила Светлана Викторовна.

– Это при прежней, коррумпированной власти спонсировали всякую… мутотень, а сейчас все по европейским стандартам – бизнес и еще раз бизнес!

– По европейским стандартам, конный спорт очень популярен. Спорт королев, – все еще сопротивлялась Светлана Викторовна.

– У нас как у независимой европейской страны – свои независимые европейские стандарты, – отрезал Администратор.

– Так при чем тогда ваши деловые люди, если они не собираются нас спонсировать?

– Ну, Светлана Викторовна, голубушка… – явно подражая кому-то, затянул мужик. – Я думал, у нас наметилось… взаимопонимание. – В очередной раз воцарилось многозначительное молчание, только тихо шелестели бумаги. Полинка, как брошенный щенок, заметалась у закрытой двери, отыскивая щелочку, достаточно большую, чтобы приникнуть к ней глазом… и с тихим хрустом впечаталась лобешником в старую фанеру.

– Что там шуршит? – неожиданно громко спросил мужик.

– Может, ребята лошадей привели, – раздался стук отодвигаемого стула и звучные шаги – каблуками ботинок по бетону.

Стремительный вихрь движения охватил коридор – аж солома взметнулась. Светлана Викторовна распахнула дверь… Посмотрела направо – пустой коридор, налево – пустой коридор. Сквозь верхнюю решетчатую часть ближайшего денника ей приветливо фыркнул гнедой двухлетка.

– Никого здесь нет, – бросила она через плечо.

– Как же никого – а мы? Самые главные люди! – типа, пошутил Администратор. – Если уж мы не договоримся…

– Я подумаю над вашими словами, – процедила завуч. – А сейчас мне, извините, надо работать.

– Работа – это важно. Пока она есть, – насмешливо одобрил мужик. – Так что подумайте, Светлана Викторовна, главное, чтоб до чего разумного додумались. А я пока поеду, засиделся тут у вас. Увидимся… – Мужик неопределенно помахал Светлане Викторовне и, подобрав портфель под мышку, деловито почесал на выход.

Светлана Викторовна глядела ему вслед, пока он не скрылся в залитых солнцем дверях конюшни.

– Тренеров, конюха и наездников сюда. Всех, даже новичков, – негромко бросила она, повернулась на каблуках и с треском захлопнула за собой хлипкую фанерную дверь.

Пару мгновений в конюшне царила настороженная тишина. Потом дверца денника качнулась, из-за нижней цельнометаллической части поднялись головы – моя, Сашина… от Полинки один только высокий хвост торчал: ну, мелкая – она и есть мелкая.

– Она знает, что мы здесь? – с почти суеверным страхом глядя в сторону кабинета, прошептала Полинка.

– Надеюсь, она не знает, что это именно мы, – Саша обняла гнедого за голову, погладила по носу. – Спасибо, Димка, умный мальчик, тихонько стоял, не шалил, маленький, я тебе завтра яблочко принесу.

Ага, я тоже благодарен этому «маленькому», что он бухнул свое копыто не прямо мне на руку, а в целых двух миллиметрах от нее! Стараясь не стукнуть металлической дверью, мы выскользнули из конюшен и зашагали к конкурному полю.

– Что он такое нес? – Саша возмущенно размахивала руками. – Костик – наркоман, он что-то сделал с Ольгой? Люди какие-то деловые… Чего ему вообще надо?

– Им всем всегда одного надо – бабла! – влезла Полинка. – А вот на чем конкретно он собирается его получить… – она пожала плечами.

Я свернул к то ли задирающимся, то ли клеющим Лидку парням. Своего обожаемого Петровича пусть Саша берет на себя.

И без того крохотный, кабинет сейчас казался спичечным коробком, набитым жуками. Мы с парнями жались к стенке – на лампе под потолком было бы удобнее, но она меня не выдержит. Противоположную стенку подпирали Петрович с дядей Гришей, в единственном облезлом кресле шло тихое агрессивное шуршание – там каким-то чудом умостились Лида, Полинка и Настя. Саша устроилась прямо на полу, обняв колени. Не надо было мне лезть в кабинет первым, смог бы сманеврировать так, чтобы она опиралась на мои ноги.

Светлана Викторовна перебирала бумаги на столе – складывала их в аккуратную кучку, подравнивала края… и тут же начинала по одному листику перекладывать на другую сторону стола.

– У меня сложилось неприятное впечатление… что нашу школу хотят закрыть, – наконец отрываясь от бумаг, делано-равнодушным тоном обронила она.

Ого, а она не тянет… коня за гриву! Лидка резко вскинула голову, дядя Гриша неловко переступил с ноги на ногу, Петрович мрачно скрестил руки на груди.

– Это еще не точно! И мы поборемся, – взмахивая рукой, точно держала в ней хлыст, отрубила завуч. – Конечно, лучше нам найти спонсоров… – Она снова увлеклась бумагами, старательно не глядя на Полинку.

Девчонка печально вздохнула:

– Я попробую, но… – она с сомнением покачала головой. – Не знаю…

Светлана Викторовна молча кивнула, давая понять, что приняла и ее обещание, и ее сомнения:

– Но рассчитывать на это мы не можем. Нам нужно доказать администрации, что мы полезны, а для этого единственный путь – соревнования.

– Захотят – закроют. Начальство – оно что угодно может, – пробурчал дядя Гриша.

– Победителей закрыть сложнее, чем проигравших: мы сможем обратиться в Спорткомитет, на телевидение, мало ли куда еще… Но для этого надо как минимум быть победителями, – она впервые подняла голову и уперлась в нас взглядом таким жестким, словно наждаком по физиономии провела. – Все помнят, что через две недели мы принимаем открытый региональный чемпионат? Победители войдут в сборную области и поедут на чемпионат страны. Учитывая, что мы школа Олимпийского резерва, а все остальные – частные конюшни, еще неделю назад у нас были самые высокие шансы. Но сейчас самые лучшие… – она покосилась на Лидку и исправилась, – двое лучших наших спортсменов… выбыли.

– Костик очнулся? – мрачно спросила Лида. Что об Ольге никаких вестей мы все и без того знали.

– Его держат без сознания. Что-то там с внутричерепным давлением, – махнула рукой завуч. – Похоже, Арсенал все же успел ударить его.

Мне показалось или все и правда посмотрели на меня? Эй, народ, а совесть? Как смог, так и вытащил, какие претензии?

– Все на каникулах, парней у нас вообще не осталось, – вот теперь завуч точно уставилась на меня.

Неужели просекла, кто подслушивал? Ё-ё, если она пожалуется нашему тренеру по пятиборью, он меня закопает, выкопает, заставит пробежать тысячу метров и на финише закопает снова!

– Петрович, как? – спросила завуч. – Сможет кто-нибудь из этих молодых людей прыгать?

– Лишь бы не с моста! – вырвалось у меня.

Петрович одарил меня мрачным взглядом, и я понял, что лучше мне завтра прыгнуть. Через барьер.

– Так или иначе, на лошади или под лошадью… Не научу, так прикончу, – пообещал Петрович.

Блин, мост сразу как-то обрел привлекательность!

– Отлично! Значит, через две недели вы, все трое, едете на чемпионат! – и она хлопнула ладонью по столу.

Стою. Хватаю ртом воздух. Если глаза у меня такие же большие, как у Кольки с Олегом, значит, они вот-вот не поместятся на морде.

– Рисковая ты баба, Светлана Викторовна, – меланхолично выдал Петрович.

– Спокойно! – окриком, как разгулявшегося жеребца, она заставила рокот голосов смолкнуть. – Костика мы в первый раз выпустили на соревнования после месяца тренировок – и какой всадник вырос!

– Так то ж совсем детские были! – пробурчал дядя Гриша.

– А сейчас конкурентов практически нет! – завуч взмахнула стопкой листков. – Народу раз-два и обчелся, и все подали заявки после того, как Костик выбыл! Если там не затесалось какого неизвестного самородка, все они такие же олухи и неучи, как и наши!

– Спасибо большое от олухов и неучей, – я прижал руку к сердцу.

– Но при этом вы трое – опытные спортсмены, знаете, как с мандражом справляться…

Еще бы знать, как справляться с лошадью!

– Арсенала дадите? – сам не веря, что сейчас это говорю, выпалил я.

– Эй, крутой мальчег, ты не охамел? – вскинулась Лидка.

– Погоди, Лид… – поморщилась Светлана Викторовна. – Дам Арсенала, Топаза и Симку! Поставим вам легкий класс, там максимальная высота препятствий – сто сантиметров. Такое Арсеналу – тьфу и растереть копытом, ты, главное, в седле крепко держись, а он вывезет! Топаз с Симкой тоже не подведут, так что, если повезет…

– …мы получим свой разряд по конному и сможем наконец полноценно перейти в пятиборье. А остальное доберем потом тренировками, – бросил я парням. Колян с сомнением покачал головой, но возражать никто не стал – понимали, что это наш шанс!

– Арсенала ему? – Лида стала раздуваться… буквально как в мультиках – надулись щеки, поднялась на вздохе грудь, даже плечи, кажется, раздулись как воздушные шары. – Я, значит, впахивай, а этот…

– Получишь ты Арсенала! – рявкнула Светлана Викторовна. – Парней поставим первыми, потом детей… Арсенал успеет отдохнуть – и ты едешь на нем конкур! А еще у тебя Дама на выездку!

– Дама такая гладительно-целовательная лошадь, что если дяденьки из администрации увидят, как она ножками пируэты выделывает, ни за что школу не закроют, – задумчиво проговорила Полинка, дитя вредное, но житейски мудрое. – Главное, чтоб среди этих административных дяденек случилось достаточное количество тетенек.

– Тетенек обеспечим, – энергично кивнула Светлана Викторовна. – Не исключено, что с дитями, лишь бы погода не подвела. А ты тридцать пять сантиметров уже берешь?

– Она сегодня с Портосиком пятьдесят пять взяла, – тихо сказала Саша.

– Поедешь в детской группе. Ты… – она перевела полный сомнений взгляд на Настю. – Наверное, не захочешь?

– Почему? Захочу! – неожиданно вскинулась Настя и тут же мечтательно протянула: – Ка-акая я крутая буду в школе!

– Не круче меня! – ревниво отбрила Полинка.

Светлана Викторовна поморщилась, но одергивать их не стала.

– С Дамой работает Лида, а график тренировок с Арсеналом согласуете с Мишей, – закончила она. – Петрович, проследи, чтоб они сами не уморились и коня не заездили.

Лида шумно выдохнула… и на глазах у нее заблестели слезы:

– Вы думаете, я… справлюсь?

– Мы в тебя верим, – мрачно буркнула Светлана Викторовна и тихо вздохнула: – Что нам еще остается.

Я попытался перехватить взгляд Саши – а она что думает насчет всей этой авантюры? – но она на меня даже не посмотрела. Мне был виден только ее профиль – четкий и строгий, как на медали. Моя девушка… ну, мой недавний тренер… отчаянно старалась сохранить хладнокровие. А ведь Светлана Викторовна ничего не сказала про Сашу! Может, не успела еще? Ну так уже пора!

– Ах да, Саша… – точно прочла мои мысли завуч. – Как в берейторе я в тебе уверена, но соревнования… – она с сомнением пожала плечами. – Но если хочешь, можешь взять… Бахтата. – Она решительно сгребла свои бумаги и направилась к выходу из кабинетика. – И я очень прошу вас… – она остановилась в дверях. – Никаких происшествий! Совсем никаких! Если кто-нибудь опять пропадет, утонет, убьется… да просто споткнется – нас закроют и никакие победы уже не спасут!

Взрослые гуськом потянулись из кабинета.

– Да-а-а, подруга… – трезво, без всякого хныканья протянула Лида. – Прикольно. Вот уж точно: мои проблемы с Бахтатом – теперь твои проблемы с Бахтатом. Эй, вы, девочки Сью из Ener-G Horse Riders![13] Надо еще сена лошадям натаскать! Шевелитесь, я одна этот стог переть не буду!

– Помалкивала бы уже, звезда конкура – на всю голову дура! – немедленно окрысился Олег.

– Ты вон вообще не умеешь прыгать, а через две недели на соревнования лезешь! – одернула его Саша.

– Так я ж по жизни гений! – буркнул Олег. – Мы не напрашивались, ваша Светлана все сама решила!

– Правда, парни, помогите сено принести, окажите помощь слабой девушке! – велел я.

– А давайте она будет феминистка и наша помощь ее только обидит? – с надеждой предложил Колька.

– Феминистки – это такие девочки, которых вывели американские мальчики, чтоб самим ничего не делать? – поинтересовалась Лида. – Сено несите, жеребцы стоялые!

– И-го-го, – печально согласился Колька, и они умелись.

– Ваша завуч не сильно в Лиду верит – раз даже нас задействовала? – прикинул я.

– Ну, пару раз на кураже Лида неплохо проехала… – Судя по сдержанному тону, той парой раз успехи и закончились. – Хуже всех здесь, похоже, езжу я. Настолько плохо, что Светлана решила меня убить!

– Она не может заставить тебя ехать на Бахтате! Не хочешь – не скачи, – робко вмешалась Настя.

– Ты что?! Я б даже на верблюде поехала, не то что на Бахтате! И она это прекрасно знает!

Я невольно кивнул: тут я Сашу понимал полностью. Из-за таких мелочей, как угроза убиться, от соревнований не отказываются.

– Она ж сказала, ей не нужны происшествия. На соревнованиях тем более, – рассудила Полинка. – Значит, она и правда рассчитывает, что ты справишься. Я только сомневаюсь, что победы спасут школу.

– Не понимаю, зачем Администратору нас закрывать? – Саша пожала плечами. – Сам он чем руководить будет?

– Я тебя прошу! – Полина поморщилась. – Школу он закрывает уж точно не для того, чтоб сэкономить для городского бюджета деньги на закупку сена. И свою зарплату. Нашел какую-то выгоду… Жалко, меня здесь еще не было, когда Банни пропал! – Полина стукнула по ручке кресла. – А ведь я просила – поехали! Нет, мама уперлась. «Опасный спорт, без папы я не могу принять такое решение…» – передразнила она. – А папу пока раскачаешь…

– Банни потеряли и Даму с пони нашли раньше, почти на неделю, – прикинула Саша. – Тебя ведь уже на Портосика посадили.

– А новый Администратор когда к вам приперся? – спросил я.

– Недели за две до Банни… – Саша нахмурилась, вспоминая.

– Норм! Присматривался, – энергично кивнула Полина. – Потом придумал, как на закрытии наварить… или подсказал кто… И начал, типа, создавать причину. Банни, Ольга, Костик…

– Допустим, с Банни он подделал подпись Светланы Викторовны… А как он Ольге пропитанный химией хлыст подсунул? – покачала головой Саша. – И чем пропитал – он что, великий химик? А сама Ольга куда делась? Менты говорили про машину на проселке… Администратор был тут – мы все его видели. Ольгу увез сообщник?

Хлыст с химией? Ничего себе дела тут творятся!

– По нынешним временам нанять кого-нибудь на похищение – не фокус, – рискнул влезть я. – Даже и недорого. Я сам пару парней знаю. – У нас стрельба в пятиборье, а где оружие, там разные типы крутятся. – А Косте наркоту тоже Администратор подсунул? – Что местный выпендрежник и правда ширялся, я не поверил ни на секунду. Нарики в кмс не выходят. А вот подстава – штука знакомая.

– Где его вещи? Их кто-нибудь смотрел? – выпалила мелкая.

Саша растерянно поглядела на меня, я пожал плечами – я откуда знаю? С нами он не переодевался.

– Обычно мы тут, на конюшне оставляем…

– Так, может, они тут и лежат? – Полинка отпихнула Настю и выкарабкалась из кресла.

– Н-не знаю. Его родители вроде ничего не забирали…

– Так пошли посмотрим, вдруг чего поймем! – с энтузиазмом выпалила Полина.

Надо разобраться, что тут творится, а то прикроют школу – и плакала моя подготовка к пятиборью: цены частных конюшен мои родители не потянут. А потом темнеть начнет… Сашу того… домой проводить. А то и на такси отвезти. Я на мгновение застыл, лихорадочно пытаясь телепатически, на расстоянии подсчитать деньги в кармане оставленных в большой седловой джинсов.

– Идешь? – Саша подтолкнула застывшую в проеме малу́ю в спину…

Она качнулась от толчка и тут же втянулась назад. Вцепившиеся в оба косяка пальцы были белыми-белыми… Я глянул мелкой поверх плеча… Рядом прерывисто выдохнула Саша.

На конюшне было полутемно. От забранных под решетки лампочек падал слабый свет, в котором то растворяясь в сумраке, то отливая чешуей на свету, струились, переливались змеи. Клубок змей, туго спутанный, точно его вытряхнули из мешка посреди коридора, начал медленно расползаться… поднялась треугольная головка, затрепетал раздвоенный язычок. Гибкое тело неспешно скользнуло на границе света и тени, устремляясь к денникам. Притихшая конюшня наполнилась звуками: испуганным фырканьем, перестуком копыт, стукнула дверца, словно кто-то из коней уже пробовал – а нельзя ли дать деру.

Тсссш-ш-ш! – тускло поблескивая, змеи сочились в разные стороны…

У ног Полинки медленно и неумолимо поднималась на хвосте… кобра! Как у факиров в мультиках. Неподвижная чешуйчатая морда, налитый стоялым безумием глаз, язык, то появляющийся, то исчезающий в щелястой пасти… Кобра покачивалась, как цветок под ветром, и ее капюшон завораживающе раздувался…

– Полинка, только не шевелись! – выдохнула Саша.

– А я, похоже, рэп танцую? – голос ее истерически дрогнул, девчонка держалась на самой грани. Я покосился на оказавшуюся рядом со мной Настю – еще один источник возможной истерики. Но та только зачарованно глядела на змею – видно, оцепенела девчонка от страха. Быстрее надо, пока кто-нибудь из них не сорвался.

– Я беру Полинку под мышки и дергаю назад, а ты захлопываешь дверь! – пробормотал я.

Саша даже не ответила – она просто медленно и аккуратно протянула руку, берясь за край двери. Не, встречаться можно только со спортсменками, с ними и змеи не страшны! Стараясь двигаться так же плавно и скользяще, как треклятая кобра, я обнял Полинку со спины и сцепил пальцы у нее на груди. С Сашей было бы приятнее. А то, понимаешь, никакого удовольствия от змеи под ногами!

В один миг змея словно подросла, поднявшись до незащищенных сапогами Полинкиных колен…

– Давай! – я рванул девчонку на себя. Из груди Полинки вырвался пронзительный визг… Ее сапоги мелькнули у кобры перед мордой… Змея прянула вперед и… вцепилась Полинке в каблук. Толстой блестящей лентой кобра взмыла в воздух, вслед за нами влетая в комнату… Со всей дури Саша шарахнула дверью!

Чвяк! Фанера припечатала кобру к косяку с такой силой, что мне показалось – змею расплющило! От удара дверь слетела с петель, с грохотом шарахнувшись об пол. Снова – чвяк! Змею придавило к полу… Сашка с визгом вскочила на дверь и подпрыгнула на ней – раз, другой… Придушенное шипение смолкло… и возобновилось снова. В опустевший дверной проем заглядывала вторая змея.

Настя белкой взлетела на узенький подоконник. Хорошая реакция у девчонки!

– Остальные на стол, живо! – заорал я, запуская во вторую змею каким-то кубком. Грохотнуло – попал, змею снесло, но она тут же вынырнула снова, закручиваясь кольцами над чашей кубка. Оживший символ медицины, блин!

Ни черта полезного у этих конников – у моего тренера по пятиборью в кабинете шпаги висят… Я точно помнил, что у двери стояла лопата, но там змеи! Змеи – лопата, лопата – змеи… Я рванул в коридор, перемахнул змеюку у порога, с грохотом приземлился у лопаты, подхватил, развернулся… Бамц! Метнувшаяся вперед змея впечаталась в лопату. Прямым выпадом я пригвоздил ошалевшую змею к стене. Посыпалась штукатурка.

Пол коридора тек и шевелился, игра теней и света не позволяла понять, скольком там этих змей! Лошади сходили с ума, заражая истерикой одна другую – конюшню наполнило отчаянное ржание и грохот копыт. Гибкое тело скользнуло под дверь денника – и сумрак ожил! За решеткой двери блеснул кроваво-красный глаз и вздыбилась громада мрака – Бахтат взвился на дыбы! Черной тучей взвилась грива, разрывом молнии блеснули оскаленные зубы, и громадные копыта замолотили по змее. Я кинулся коню на помощь – извивающийся клубок преградил мне дорогу. Я шарахнул лопатой – переливы света и тени сыграли со мной дурную шутку – промахнулся, змея атаковала, теперь уже отпрыгнул я… Двери конюшни с грохотом распахнулись…

– Что у вас тут… – спросил стог сена на ножках… Лидка увидела змею… и с размаху накрыла ее сеном. – А ну стоять! Стоять всем! – яростно заорала она. – Брось лопату! Ты ж ее убьешь!

– Что? – я и впрямь замер.

– Это ж настоящая рогатая гадюка, ты соображаешь, сколько она стоит? – Лида тоже схватила стоящую у входа лопату. – Ведро, мне нужно ведро… Ага! – она ухватила ведро.

Я тупо хлопал глазами – Лидка бесстрашно ворошила сено лопатой, загоняя эту самую рогатую гадюку в ведро. Хлоп! Ведро с шипящей змеей накрыли тряпкой и завязали.

– Чего встал? Второе ведро бери, поможешь! – накинулась она на меня.

– Я? Ловить… этих? – меня аж передернуло.

– Пусть ползают? – хладнокровно сбрасывая очередную змею с лопаты в ведро, поинтересовалась Лида. – Или слиняешь, как твои приятели, и мне тут самой не только сено, но и змей таскать? Не боись, лихой пятиборец, я насчет чешуйчатых ориентируюсь. Я от лошадей балдею, а биолог наш в лицее – от пресмыкающихся, у нас при кабинете знаешь какой террариум!

Я крупно сглотнул… но в конце концов, я капитан команды и обязан подавать пример… даже если моя команда уже удрала на последнюю маршрутку! Я взялся за ведро. Из дверей кабинета выглядывали бледные как стенка Саша с Полиной. Из-за Сашиного плеча таращилась Настя.

– Ну? – требовательно спросила Лидка через полчаса работы по отлову живых змей и запихиванию в мешок дохлых – причем над каждой дохлой эта психованная причитала, как над родной бабушкой, разве что в причитаниях над бабушкой про ядовитость еще услышать можно, а вот про цену – уже нет. – И где вы взяли это богатство, на котором я заработаю «отлично» по биологии до конца моих школьных дней? Случайно они заползти не могли, потому как если степная гадюка у нас водится, то куфия плосконосая… – она постучала по ведру со змеями, – должна была на этот большой змеиный сборняк из Азии шуровать.

– Надо же… успела… Спешила, видно… со всех этих… ну, со всего тела, – только и мог сказать я.

Глава 5
Полина

– Прыжок, и-и-и… Барьер взят! Какой успех, дамы и господа! Полина Щербакова заходит на параллельные брусья! Одно, всего одно препятствие отделяет ее от победы!

Я подалась вперед и… помчалась быстрее! Ветер бил мне в лицо, полосатые красно-белые брусья неслись навстречу.

– Вот сейчас, сейчас… Еще немного… Прыжок! О не-е-ет! – бравурный голос комментатора сорвался на трагический вопль. – Препятствие не устояло перед порывом нашей спортсменки, и Полина Щербакова задними копытами сносит верхнюю жердь! И-и… навстречу ей распахивает гостеприимные объятия… главная лужа нашей конно-спортивной школы!

– А-а-а! – растопырившись лягухой, я падала прямо в матово поблескивающую черную воду. Плюх! – липкая грязь полетела мне в физиономию.

– Но дальше будет хуже! – радостно успела проорать комментаторша.

Сбитая жердь качнулась на опорах раз, другой и…ляпнулась вниз, чувствительно приложив меня поперек лопаток.

– И еще хуже! – завопила комментаторша.

Я только успела повернуть голову…

– А-а-а! – судорожно дрыгая руками и ногами, на меня летела скакавшая следом Лидка.

– Бе-едная Полина Щербакова! – с трагическим надрывом взвыла комментаторша. – Ее сплющенным в лепешку тельцем мы будем укрывать няшечку-Портосика вместо вальтрапа! Повезло ей, что в этот забег спортсменки… не брали с собой лошадей! – Настя торжественно взмахнула заменяющим микрофон пластиковым стаканчиком и изящно раскланялась. Переполненные трибуны разразились бурными аплодисментами – в смысле торчащие на конкурном поле три калеки демонстративно захлопали.

– Вот сейчас кому-то наподдам, будешь знать, какие у меня копыта! – отплевываясь грязью, пригрозила я этой самозваной комментаторше.

– Если ты мне наподдашь, я твою фотку «вконтактике» поменяю, – парировала Настя. – Вот эту… – она вывела на экран мобилки меня, гордо восседающую на Портосике. Красавцы, с какой стороны ни посмотреть: хоть с моей, хоть с лошадиной! – На вот эту… – ехидно протянула Настька, проводя пальцем по экрану. Лужа на новой фотке смотрелась неплохо. А я как-то терялась на ее фоне. Сливалась, да…

А Настьку жалко, хороший был у девушки телефон. Она, правда, еще не знает, что он «был», но вот-вот узнает!

Лидка все еще сидела посреди лужи и самозабвенно хохотала. Ей смешно! Мне б тоже было смешно, если б это я плюхнулась на нее, а не она на меня.

– Светланочка Викторовна, а почему девочки прыгают без лошадей? – Ответственная дамочка из горадминистрации смахнула капельку грязи с подола костюма и поправила зажатый под мышкой кожаный деловой портфельчик.

– Жалеют, – с совершенно невозмутимой физиономией выдала наша грозная завуч. – Наш уважаемый куратор так срезал смету на корм, что девочкам неловко перегружать лошадей.

– Морить животных голодом? – ответственная дамочка вскинулась. – Не по-людски, уважаемый… э-э… – она запнулась, явно пытаясь вспомнить, как потертого мужика из администрации зовут.

Ну понятно, насколько он у нынешней администрации уважаемый. Как я и думала.

– Все она вре… – завопил Администратор, но под убийственным взглядом завуч взял себя в руки и хрипло процедил: – Светлана Викторовна шутит.

– Шучу, – согласилась Светлана Викторовна. – Но если смету урежут еще раз, лошади так ослабеют, что нам придется носить их на себе. Конкур без лошадей помогает лучше понять душу лошади, – обращаясь только к даме, продолжала завуч, – познакомиться с полосой препятствий… – она усмехнулась. – Просто развлекаются девчонки.

– Развлекаются! – возопил мужик из администрации. – Что без лошадей, что с лошадьми! В наше сложное, не побоюсь этого слова, судьбоносное время мы не можем тратить деньги на развлечения! Лучше… асфальт положить!

– На деньги, которые мы выделяем на конную школу, проблему города с асфальтом не решить!

– Хоть какой-то участок заасфальтировать, – уперся мужик. – Чтоб люди увидели разницу между нами и предыдущей, коррумпированной властью!

– Подкупать избирателей противозаконно, – строго оборвала его дама. – Мы стремимся, чтобы люди поддерживали нас искренне и бескорыстно. Ну закроем мы школу, ну положим за эти деньги кусок асфальта – им же может понравиться! Людям… Они начнут требовать еще – и что мы станем закрывать тогда? Из каких средств класть следующий кусок, вы подумали? А лошадки такие милые! – И административная дама зацокала каблучками к прогуливающейся в леваде[14] копытной Даме.

Администратор потрусил за ней. Наверняка в прошлой жизни он был беспородным, но хорошо обученным барбосом. Сегодня ему хоть репьяхи из шерсти повычесывали, в смысле вместо потертого костюма на нем красовался новенький, от Patrick Hellmann, любимца отечественных чиновников. Позапрошлогодней коллекции, но все-таки.

– Что ж он в нас вцепился, как бульдог в тряпку? – беспомощно глядя ему вслед, пробормотала Саша.

– За воротами поговорим. Я тут приняла кой-какие меры… – шепнула я и уже громко сказала: – Ты обещала, что мы к роще поедем – я ведь Лидку обогнала!

– Ну да, она первая приземлилась в эту лужу, – проворчала Лида. – Если ты так классно скачешь сама, зачем еще лошадь между ног засовывать?

– Только кони, только хардкор! Чего я вас вообще жду, сама поеду кататься!

– Самостоятельная стала! Кого еще недавно тетушка сюда чуть не за ручку водила? – проворчала Саша.

– О, и правда! – Лидка огляделась, точно высматривая тетю Асю. – Не видать тетехи! – и вопросительно уставилась на меня.

– Не, ну что со скелетной ногой – моя работа, родители просекли сразу…

– Не твоя, а моя! – ревниво проворчала Лида. – Я с этой ногой чуть какую-то бабку до инфаркта не довела. В маршрутке в сумку за деньгами полезла, а нога через край свесилась – прямо у нее перед носом…

Ах-ах, злая Саша! Ногу нашу забрала – а от нее еще могло быть столько радости! Пячаль-бяда…

– Короче, папа сказал, что если тетя Ася такая наивная и внушаемая, мне безопаснее будет ездить одной!

– Ага, но не верхом и не к роще! – проворчала Саша. – Не хватало, чтоб ты тоже там во что-нибудь вляпалась. Ладно, едем, только грязюку смой!

Я лихо отдала честь, вскочила на Портосика, и мы поскакали к конемойке – огороженной бетонной площадке. Там, вооружившись шлангами с разбрызгивателями, уже обливали друг друга закончившие тренировку пятиборцы. Мишка и Колян направили рассеянные струи воды на меня.

– Спасибо, мальчики, вы такие няши!

– Няша – это болотная жижа, – буркнул Мишка, ладонью стирая с бока Портосика стекающую с моих штанов коричневую грязь. – Скачи отсюда… пока всю няшность с тебя не смыли.

– Грубый ты. А Саша девушка мимишная, – мы дружно посмотрели в ту сторону, где мимишная Саша закрутила губу пытавшемуся козлить Бахтату. – Бросит она тебя, – безжалостно объявила я, за что тут же получила в лицо струю воды из шланга. Ну и спасибо: в такое пекло – самое оно! Под прикрытием рассеянных струй я свесилась с бока Портосика и прошептала: – Ты бери коня и выезжай – Саша нас ждать будет. Поговорить надо, – и, наскоро обтерев Портосика, неспешно поехала к воротам.

Школа была переполнена лошадьми. Коневозки начали прибывать еще вчера, распугивая вальяжных школьных котов и призывая к исполнению долга прикормленных дворняжек. Закутанные в попоны лошади спускались по сходням, словно знатные дамы с борта корабля, девчонки метались как наскипидаренные – и я вместе с ними! – размещая коней по денникам, как по номерам отеля. Сейчас навстречу мне шло форменное чудо – араб-полукровка! Тонконогий красавец с вполне прогнозируемым именем Шахид, прикрытый ярко-желтой попоной, неторопливо шествовал, окруженный свитой из наездницы, деловитой Светланы Викторовны, явно наслаждающейся обстановкой админдамы, и пыхтящего, как забытый на огне чайник, Администратора.

– …всем хорош, но жеребцует – страх! – говорила Светлане Викторовне наездница. – Вы передайте девочкам, чтоб они его из денника без меня не выводили, а то на леваде столько хорошеньких кобылок, он непременно сорвется – представляете, что с ним ваши жеребцы сделают?

Мдя-я, гарачий арабский мушшина! А вот хочу себе такого! Ничего, это вопрос мы дома поднимем и не опустим, пока чего хочим, того получим. Только для этого неплохо бы на первых соревнованиях каку-никаку медальку наездить. А ведь если школу прикроют – эти соревнования могут стать моими первыми и последними в жизни. Не позволю! Моя школа, мои лошадки. Тренеры тоже мои.

– Так какие меры? – поджидающая за воротами Саша аж подпрыгивала в седле от нетерпения. – Киллера Администратору наняла?

– И ведь она считается доброй девочкой! – доверительно нагибаясь к уху Портосика, поделилась я. – Вон по бедному Банни до сих пор горюет…

– Так то ж конь! А этот Администратор… даже не человек. Фу! – скривилась Саша.

– Консультанта я пригласила, консультанта! – вскричала я. – Поможет нам разобраться!

– Мент? Или частный сыщик? А он твоему папе не настучит, что ты тут расследования ведешь?

– Сто процентов! – хмыкнула я. – Потому что это не мент и не частный сыщик, а много круче! Сейчас только Мишку дождемся и поедем встречать!

– Мишу? – Саша обернулась к воротам, где уже виден был скачущий на Арсенале пятиборец, и тут же принялась сосредоточенно поглаживать Бахтата по шее – конь аж обернулся на нее удивленно: типа, что вдруг за нежности?

– Ну и чего вы тут затеяли? – Миша подскакал к нам.

– Все то же самое, школу защищаем, можно сказать, грудью! – я направила Портосика вдоль залива.

– Защищалку сперва отрасти, мелкая! – и тут же уставился на Сашу, словно проверяя, все ли в порядке у нее с этой самой «защищалкой». Сашка смутилась до помидорных щек и погнала Бахтата, заставляя его обойти и меня, и Мишкиного Арсенала. Мишка уставился на ее туго обтянутый бриджами зад, то опускающийся, то поднимающийся над седлом. Гипноз, чессло! Вы смотрите на качающийся блестящий шарик… Вы смотрите на ходящую туда-сюда попу…

Всякие моральные тетеньки, типа учителя-воспитатели, всерьез утверждают, что парней в девушках интересуют не попы и прочая анатомия, а ум, скромность (ага-ага!) и эти еще… женственность и нежность, бр-р-р! Ну как их попы не интересуют, я прям щас наблюдаю. Только вот прикол – самые классные парни далеко не всегда достаются девчонкам с лучшими попами и грудью. Пока кавайные няшки шастают по косметическим салонам, запредельно повышая собственную кавайность, крутых парней успевают расхватать девчонки, которые учатся с ними в крутых школах, или занимаются спортом, или еще чего… Получается, моральные тетеньки не то чтоб совсем не правы? Вот и пойми парней, что у них в головах делается.

Саша быстрее закачалась в седле, точно пытаясь уйти от Мишкиного взгляда. Бахтату идея ускориться явно понравилась, он энергично порысил вперед… прямо навстречу солидно переваливающейся вдоль тропы гусиной стайке.

– Бахтат, нет! – натягивая повод, завопила Саша, но было уже поздно.

Из стайки выступил здоровенный гусь – в байкерского стиля ошейнике! Металлические шипы и заклепки сияли на фоне снежно-белых перьев. Гусь вытянул шею и загоготал. Бахтат гневно заржал в ответ, упрямо, по-бычьи, нагнул голову и двинулся на того, кто осмелился бросить ему вызов. Черный конь грозно пер на белого гуся. Тот и не думал уступать – наоборот, растопырил крылья и зашипел.

– Эй, ты, лошадь! Уйми своего коня! – курносая девчонка примерно моего возраста мерила гневным взглядом и Сашу и Бахтата.

– Быстро убрала с дороги свой суповой набор, пока Бахтат его не потоптал! – возмутилась Саша. – И тебя заодно!

Клекот гуся стал откровенно угрожающим, девчонка уперла руки в бока…

– Эй-эй! Я тоже мечтаю сделать с ней что-нибудь нехорошее: правда, в моих мечтах фигурируют асфальтовый каток и бетономешалка. Но пока отложим – это и есть наш консультант. Знакомьтесь: Катерина.

– Она? – с непередаваемой интонацией переспросила Саша, глядя на Катьку с высоты Бахтата.

– Вот эта? – с еще более непередаваемой интонацией повторил Мишка.

– Нет, ее гусь! – разозлилась я.

– Ты даже не въезжаешь, до какой степени права… – пробормотала Катька, весело поглядывая на надменно созерцающих ее всадников. – Полинка хотела затащить сюда моего старшего брата, а не меня, но Вадька… скажем так, занят.

– Ага. Вместо мента ты позвала пацана… а вместо пацана явилась его младшая сестрица… с гусем.

– Хорошо, хоть не бабушка с курицей! – подхватил Мишка.

Да что б вы еще понимали!

– Ее брат – самый крутой программер в нашем лицее! – выпалила я. – А его «Игра в детектив» порвала Инет!

– И по этому поводу его младшая сестра знает, как вести расследования, – заключила Саша.

– Представь себе, знает! – Историю, как наш лицей избавился от нескольких очень… особенных преподов, я им рассказывать не собираюсь[15]. Я и сама не знаю, как именно Катька с Вадькой в этом замешаны, но занятную движуху вокруг них я тогда просекла. И выводы сделала. Видимо, правильные, раз уж Катька согласилась прийти, а не послала меня далеко-далеко. – Что я вам доказываю? Не нравится – валите обратно в школу и причитайте: злые дядьки хотят нас закрыть, бла-бла-бла! А я делом займусь!

– Касательно злого дядьки, который хочет вас закрыть, – Катька перешла на деловой тон. – Я все-таки уговорила Вадьку провести на него полный поиск, включая закрытые базы данных. – Она вытащила из кармана джинсов флешку и придержала ее на поднятой руке. – Учти, за эту информацию будешь мне должна! Я подумаю, что с тебя стрясти, но порцией мороженого не отделаешься. – Она наконец положила флешку на мою протянутую ладонь. – И флешку вернешь, а то Севка с меня шкуру спустит.

– Твой парень? – насторожилась я. Мне, конечно, ужасно интересно было узнать, что на флешке, но Севка… Кто такой, почему не знаю? Раньше у Катьки даже намека на парня не прорисовывалось.

– Так, друг… – тон у Катьки был очень особенный, переводится как «еще-не-мой-но-будет-тьфу-тьфу-чтоб-не-сглазить!» Саша от этого ее тона дернулась и покосилась на Мишку. Н-да, пичалька. – Если вкратце… – снова перешла на деловой тон Катька, – этот ваш куратор от горсовета при жизни… ну пока он еще был человеком, а не депутатом… был волонтером, гражданским активистом, короче – борцом за все хорошее против всего плохого. Вот его от какой-то там политической партии в горсовет и удепутатили.

Я фыркнула – я без всякого взлома баз данных, по одному костюму все про него поняла.

– Он среди остальных депутатов – как деревенский на тусовке мажоров. Ездит общественным транспортом и галдит против коррупции. По-моему, назначить его в вашу школу… это они в горсовете вроде как прикольнулись. Типа, никому не надо, а ему сойдет, – теперь уже Катька фыркнула, явно не испытывая никакой жалости к бедному зачмуренному депутату. – Но три дня назад он вдруг открыл валютный счет в банке и посетил несколько автосалонов – машину подбирать изволил.

И это я тоже поняла – по его новому костюму!

– Счет в офшоре? – уточнила я.

– В ближайшем банке! Навряд ли он понимает, что такое офшор. Да и сумма только ему от большой черноземности кажется серьезной, а на самом деле – так, ерунда, – деловито уточнила Катька.

Ох, любопытство у меня чешется – аж свербит! У Катьки мама – медсестра в поликлинике, даже не в каком-нибудь элитном центре, а к деньгам они с братом относятся… даже не как я, а скорее… как мой папа. Может, Вадька на своей игре круто поднялся? Когда-нибудь я обязательно разберусь.

– Банк и номера счетов – все на флешке, – хладнокровно сообщила Катька. – В принципе, можно и pin-код раздобыть, но это уже на самый крайняк, все-таки незаконно… Хотя он жаловаться не будет, а то ведь еще спросят: откуда деньжищи?

– Со взятки, вестимо… – откликнулась я.

Саша с Мишкой ошалело глядели на Катьку. Ага, а вы думали у меня крыша отъехала – не знаю, с кем связываться?

– А тот, кто ему эти деньги дал, найдет другого, – покачала головой я. – Нам нужно понять, кто заказчик и зачем ему надо закрыть нашу школу.

– Тогда поехали посмотрим, – решительно кивнула Катька. – Кто покатает меня на лошадке? – она оглядела нас троих.

– Я, наверное, – поглядев сперва на смущенно обмахивающегося хвостом Портосика, потом на скалящегося Бахтата, пробормотал Миша и протянул руку. Катька вцепилась в нее, я специально спрыгнула с седла, чтоб ее подсадить…

– Прикинь, на лучшем жеребце конюшни поедешь! – пропыхтела я.

– Я ценю! – Катька нахально прильнула к Мишкиной спине – типа, она держится.

– Нет, мелкие – это что-то! – ошалело выдохнула Саша.

– Жалко, мы с Полинкой еще не можем на мелких наезжать. Разве что как они бессовестно ходят на горшок в детсадике? – нахально ухмыльнулась Катька. – Харли, ты с нами или с гусаками потусуешься? – эта ненормальная повернулась к своему гусю. Тот в ответ что-то гоготнул, очевидно Катька его поняла и махнула в ответ рукой: – Ладно, только отсюда не уходи. Ну, мы едем?

И мы неспешным шагом двинулись обратно к конюшне.

– А что, классно! – оглядывая окружающий мир с высоты крупа Арсенала, заключила Катька. – А вот эти лошади… их задорого распродать можно?

– В среднем тысячи по три каждая. Но это теоретически, – ответила ей Саша. – А практически… раньше покупателями были школы вроде наших и конезаводы, но сейчас если их не закрывают, то денег на покупку все равно нет. Частные конюшни тоже разоряются – лошадь не тот расход, на который люди могут пойти в кризис. А продажа за границу… – она вздохнула. – Там свой кризис – перепроизводства лошадей. В Америке даже бойни снова разрешили, – она неприязненно поджала губы, явно не считая кризис достаточным оправданием.

– Значит, на самих лошадях не заработаешь, – протянула Катька. – Конкуренты у вас есть, такие, у которых вы этот… последний пучок соломы отнимаете?

– Одно крыло нашей конюшни под частных лошадей отдано, у нас их штук двенадцать. Если нас закроют, лошадей владельцы по частным конюшням раздадут, а это плата за постой, за корма, за работу тренера и берейтора. А это уже десятки тысяч долларов!

– В день? В неделю? – быстро переспросила Катька.

– В год! – возопила Саша.

– Несерьезно, – Катька тряхнула волосами. – Машина, которую ваш депутат приглядывал, больше стоит.

Наши кони медленно вступили на территорию школы. Неуклюже поболтав ногами, Катька соскользнула с бока Арсенала и, уперев руки в бока, огляделась – взгляд у нее был оценивающий. Прошла вперед – мы тоже спешились и вели лошадей в поводу: такая получилась лошадино-человечья процессия. Катька постояла у левады, с явным удовольствием разглядывая коней. Я уже хотела ее подергать, когда она сама повернулась ко мне:

– А за тем ангаром тоже ваша территория? И вон те два стадиончика?

– Это конюшня, а то конкурное и выездковое поля. А еще выход к заливу, и вон то тоже наше, там мы с лошадьми гуляем…

– Так чего ты мне голову морочишь? – лениво поинтересовалась она. – Сама ведь отлично понимаешь, зачем вас закрыть хотят.

Я мучительно сморщилась, будто мне в рот целый лимон затолкали и выплюнуть не дают.

– Я надеялась, ты что-то другое скажешь.

– А может, вы и нас, темных, просветите? – обозлился Мишка.

– Территория у нас большая, – буркнула я. – В пределах города, транспорт сюда доходит, с другой стороны – два элитных поселка. Короче, если ликвидировать имущество школы, шикарное место для торгового центра получится.

– Здесь? – Саша растерянно огляделась, точно впервые видела леваду и поля. – А лошадей куда?

Я обхватила своего Портосика за голову, а смотрела на леваду, где, наряженные в кокетливые попонки, гуляли и Дама, и Барбосик…

– На бойню они больше не попадут! Что бы мне ни пришлось для этого сделать! – сказала я… и это была правда. Украсть, убить… особенно если этого, из администрации…

– Кто предложил вашему Администратору взятку, я вам не скажу. – Катька развела руками. – Вадька подключился к видеокамерам в горсовете: в кабинет ходили разные люди, но на прием они не записаны, в компьютере секретарши не значатся, кто такие – пока неизвестно.

– Такой лакомый кусочек – даже если сейчас отобьемся, найдутся еще желающие… – Мне было тоскливо.

– Так что, ничего не делать? – жалобно-агрессивно вскричала Саша и посмотрела на Бахтата – кажется, ей хотелось спрятать громадного жеребца в карман.

– Ну… есть, вообще-то, кто может вам помочь… – Катька поколебалась, но все-таки вытащила из кармана рюкзачка визитку.

Я протянула руку… прямоугольник перехватил Мишка. Я покрутила ладонью туда-сюда… ну ясно, мужчина решил проявить инициативу.

– Детективное агентство «Белый гусь», – прочитал он.

– Вадька для них кое-что по компьютерам делает, – торопливо пробормотала Катька и снова уставилась в сторону левады, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.

– Я знаю, там мужик крутой! – уважительно сказал Мишка. – Только бабки дерет, нам с тобой, Сашка, взять негде! Это разве что для миллионеров!

Саша вопросительно покосилась на меня.

– Эй, деньги все-таки у папы, а не у меня! Правду сказать я не могу, меня тогда сюда вообще не пустят, а что наврать на такую сумму, я не знаю!

– Не такие там и ТАКИЕ суммы, – Катька вдруг расстроилась – аж слезы на глаза навернулись. – Ну, Севка… – почему-то злобно пробормотала она.

Хм, опять этот Сева. Реально, вокруг столько любопытного!

– Пошли сядем, – Катька кивнула на беседку, где устраивали посиделки с тортиком. Мы привязали лошадей снаружи. – Держи, ты мечтала о подслушивающем устройстве, – она протянула мне что-то вроде мелкой пуговички. – Самодел, конечно, но работает. Лучше всего подбросить в карман костюма – судя по данным с кредитки, у подозреваемого он всего один. На флешке программа, грузишь ее хоть на планшет, хоть на мобильник и слушаешь. Записать разговор тоже можно. Только это… за гаджет придется заплатить, – она виновато вздохнула.

– Не волнуйся! – хватая шпионскую штуковину, радостно закивала я. – Я понимаю, что ты их не у себя в кладовке ваяешь из мусора с радиорынка.

У Катьки вдруг стало такое лицо… она судорожно закашлялась.

– В общем, может, засечете заказчика, – кхекая в кулак, выдавила она. – Хотя дело нетипичное, – и, видя наши вопросительные взгляды, пояснила: – Продать лошадь на бойню по поддельному документу – из-за этого школу не закроют.

– Если он точно был поддельный, – мрачно буркнула Саша. – А не наша Светлана тоже замешана.

Катька поглядела заинтересованно.

– Ей завуч не того коня дала, вот она и бесится, – не обращая внимания на Сашкино возмущение, отрезала я.

– Прикольно, как у вас это важно – ло-ошади! – с некоторым даже уважением протянула Катька. – А может, кто-то гадит как раз лошадям… или всадникам? А то – похищение, химические вещества, змеи…

– Вот именно, змеи! Если б Лидка в биологическом лицее не училась, они б всех лошадей покусали! Или те бы просто от страха с ума сошли! И я вместе с ними, – тихо добавила Саша.

– А я о чем? – кивнула Катька. – При рейдерском захвате собственности обычно жгут или бомбу подбрасывают.

– Откуда ты знаешь, что типично, а что нет? – я постаралась, чтоб мой вопрос звучал равнодушно.

– Кино, телик, детективы, – быстро перечислила Катька. – Хозяин «Белого гуся» иногда рассказывает. Ладно, типа, была не то чтоб сильно рада помочь… но большой проблемы это не составило. Опять же Харли с родней потусовался. Заодно еще с этой вашей Лидкой поговорю насчет ее лицея. Кажется, я все-таки уговорила маму, что учить меня на программиста смысла мало. Со следующего учебного года хочу переводиться, – она встала и потянулась. – В общем, если что не так – звоните, – она кивнула на лежащий на столе прямоугольник визитки и торопливо добавила: – Попрошу Вадьку, чтоб он насчет вас с детективом договорился.

– Вы что здесь делаете? – из-за привязанных у беседки лошадей вынырнул Администратор. – Почему посторонние на территории?

Он что, нас преследует?!

– Потому что соревнования, – тоном бесконечного долготерпения выдала появившаяся из-за крупа Бахтата Светлана Викторовна. Судя по мученическому выражению лица, админмонстр ее уже достал до полной невменяемости. Даже дама из администрации вид имела утомленный и с явным удовольствием переключилась на поглаживание Портосика.

– А нечего шляться: оставили лошадей – и вон с территории, – воинственно бросил Администратор. – Вот почему лошади не в конюшне?

– Потому что в конюшне они застаиваются и болеют. Имущество страдает, – сквозь зубы процедила Светлана Викторовна.

– Лошади не имущество! – дружно выпалили мы с Сашей.

– А вот тут, милые, вы ошибаетесь! – с явным удовольствием оборвал нас Администратор. – Лошади – имущество школы! Подотчетное!

– Ладно, ребята, почистите лошадей, накройте попонами и… отпустите на леваду, чтоб завтра они были в форме, – тяжко вздохнула Светлана Викторовна.

– Я тоже пойду… Лиду поищу, – словно специально для нашего Администратора пояснила Катька, шагнула через порог беседки и… зацепившись носком кроссовки за стесанный порожек, рухнула прямо на него, обеими руками ухватившись за лацканы его пиджака. Администратор взвыл и принялся отдирать от себя Катьку, будто вцепившуюся шавку.

– Что вы делаете?! Вы ударите девочку, она и так ушиблась! – с редким единодушием завопили наша завуч и дама из администрации и кинулись к Катьке. Катька с криком отпрянула от Администратора и испуганно метнулась к Светлане Викторовне. Лежавшая на столике пуговичка подслушивающего устройства исчезла. Нагрудный карман костюма Администратора слегка топорщился, будто в него только что лазали. Катька – cool!

– Мы лошадей уведем, – тоже выбираясь из беседки, пробормотала я.

– С тобой все в порядке? – Светлана Викторовна хлопотала над Катькой. – Зеленку и бинт у меня из кабинета принесите!

– Не надо ничего, – страдальчески запротестовала Катька.

– Видите, с девочкой все в полном порядке, она просто испугалась! – фальцетом взвизгнул Администратор.

– Вас испугалась!

Интересоваться развитием скандала мы не стали, похватали лошадей под уздцы и заспешили в сторону конюшни.

– Портосика моего почистите, – на входе в конюшню бросила я. Мишка с Сашкой дружно набрали воздуху – высказать мнение насчет тех, кто увиливает от чистки. – А я буду слушать, что там наш Администратор против нас затеял, – сурово оборвала я, плюхаясь на сундук со снарягой. Вытащила свой мобильник и Катькину флешку и деловито заелозила пальцами по сенсорам. Парочка еще некоторое время грозно нависала надо мной – они такие милые, когда вместе меня ненавидят! – но скандалить не стали – через мгновение я услышала шарканье щетки по конским бокам.

– Ты там музыку слушаешь?

Терпение закончилось, надо мной стоял злобный Мишка со щеткой в руках.

– Пение! – фыркнула я. – Поет… прям как Стас Михайлов в эмпэтришнике тети Аси! И все про то, что школу закрыть надо! – я протянула ему один наушник.

– Я этих лошадей скоро реально возненавижу, – донеслось оттуда едва слышное бормотание. Глаза у топчущейся рядом Саши моментально стали белые от злости. – Жируют, четвероногие… а человек хоть пропадай! – В наушнике раздалось громкое сопение, а потом такой трубный звук, что мы с Мишкой дружно шарахнулись, чуть не порвав провод наушников.

– Бр-р! Что это было? – шало спросил Мишка.

– Что-что, – отлавливая болтающийся наушник, пробурчала я. – Высморкался он так!

– Давайте договоримся – если он в туалет пойдет, мы его там подслушивать не будем, – снова заправляя свой наушник в ухо, фыркнул Миша.

– А если он там самые коварные планы обсуждает? – я поймала Мишкин издевательский взгляд и возмутилась: – Многие на унитазе по мобиле разговаривают!

– Что-то он не торопится пока обсуждать свои коварные планы. Наверное, без унитаза никак, – буркнул Мишка. – Куда это он прется?

– А я знаю?

В наушниках доносился шорох быстрых шагов по асфальту – топ-шшарх-топ…

– Вы что тут делаете? – рявкнули от дверей, и мы с Мишкой снова шарахнулись, растягивая шнур мобилки.

Посмотрели на наушники. На двери конюшни.

– Вам не надоело одно и то же спрашивать? – на правах дочки своего папы огрызнулась я.

– А вам не надоело бездельничать? – завопил стоящий в дверях Администратор. – Зачем вам эта школа – на мобилочках играть? Вам что велели сделать?

– Отвести коней в леваду, – пробурчал Миша.

– Вот и ведите! Кому сказано, марш-марш!

– Дайте хоть попоны взять! – Я закутала своего Портосика и, прижимая наушник к уху, потащилась за ребятами и конями к леваде. – Зачем он остался в конюшне? Что ему там надо?

– А он остался? – удивился Мишка. – Мне казалось, он оттуда нас выгнал.

– Вот именно! Я хочу знать, что он там будет делать!

Стук-шур-стук! – каблуки ботинок постукивали по бетонному полу, шуршала под подошвами солома. Тихонько лязгнуло, потом стукнуло.

– Слушайте… Мне кажется… он в какой-то денник лезет! – сообразила я.

– Че-то мне это уже не нравится, – буркнул в ответ Мишка, останавливаясь у левады. Отодвинул закрывающие проход жерди и звучно хлопнул Арсенала по крупу. – Давай, мальчик, шуруй гулять! Давай, Бахтат, ты тоже!

В наушнике раздался легкий скрип открывающейся двери денника и тихое бормотание:

– Хорошая лошадь, хорошая… Симпатичная…

Администратор вдруг решил погладить «хорошую лошадь»?

Наши жеребцы ступили в леваду, Бахтат неспешной рысью пошел вокруг своего табуна, проверяя наличие и почтительность к признанному вожаку. Дама кокетливо заржала, изгибая шейку, Симка ревниво всхрапнула…

– Хорошая лошадь, на морковку, иди сюда, ну иди… – бормотал в моих наушниках Администратор.

– Лучше нам глянуть, что он там в конюшне делает, – я положила Портосику руку на холку. – Заходи, маленький… – шагнула за воротца левады…

– Иди, иди, лошадь… Шевели копытами, скотина! – раздалось в наушнике, и послышался бойкий перестук копыт.

Этот диверсант что, лошадь выпустил?!

– Портосик, быстрее давай! – встревожено поглядывая на темный провал дверей конюшни, я потянула пони за собой, оказавшись вдруг в самой середине заинтересовано наблюдающего за нами табуна. – Мне бежать надо…

И поняла, что бежать уже никуда не надо. Ярким пятном проступая сквозь тьму, в развевающейся ярко-желтой попоне из конюшни выметнулся… конь. А этот Администратор все – «лошадь, лошадь»!

Вальяжной рысью арабский жеребец процокотал по дорожке, замер, точно прекрасная статуя – каждая мышца под гладкой шкурой играла в свете солнца, запрокинул точеную голову и весело заржал. И эти предательницы на леваде, эти… кобылы стоялые, да! Ответили заезжему красавцу долгим призывным ржанием. Араб сорвался в галоп и ринулся прямо к нам.

Грохот копыт по дорожке – дзанг-дзанг! Развевающаяся ярко-желтая попона – фыррр! Летят по ветру грива и хвост – я невольно прижала руки к груди. Араб скакал так, так… что сердце разрывалось от красоты этого зрелища! Взвился в прыжке и… махнул через ограду левады – желтая попона плеснула победным знаменем. Блин-блинский, если он так прыгает, он завтра все призы возьмет, даже Арсенал без шансов!

Араб приветственно заржал… и ринулся, казалось, прямо ко мне. Вокруг закружился водоворот конских боков, грив, хвостов, спин… на миг я потеряла араба из виду – перед глазами возник светлый круп Симки. На ее кокетливо изогнутую шею легла голова араба. Я увидела эту сухощавую, точеную морду прямо над собой, увидела блестящий глаз…

Бешеное, на грани рева, ржание располосовало воздух, и, грудью разгоняя свой табун, Бахтат помчался к наглому пришельцу.

Я вдруг поняла, что стою посреди левады одна, лошади метнулись в разные стороны, пропуская гневного вожака. Предательница Симка извернулась, выворачиваясь из-под головы ухажера, толкнула меня плечом – я кубарем полетела на общипанную траву левады – и, провокационно заржав, отскочила в сторону. Я едва только успела свернуться комочком, закрываясь руками. Бахтат пронесся надо мной. Громадное копыто впечаталось в землю в сантиметре от моей головы – ярко сверкнула кромка подковы. Бахтат налетел на наглеца, посмевшего претендовать на его кобыл, и впился зубами ему в холку. В лицо мне брызнули капли, крупные и темные, как переспелая малина, резко запахло кровью. Араб заржал от боли и взвился на дыбы. Навстречу ему вскинулся Бахтат.

Я скорчилась на земле, а надо мной громадой до самых небес вздымался угольно-черный жеребец. Он был… большой. Огромная башка – где-то высоко-высоко, громадные копыта, сверкающие железными ободками подков, ножищи, брюхо и… Запрокинув голову, я завороженно смотрела на Бахтатово брюхо и понимала, что вот это – последнее, что я вообще увижу в жизни, потому что сейчас мне раскроят голову. Жеребцы столкнулись с неистовым ржанием и ухнули на все четыре копыта – по земле пробежала дрожь. И снова начали вздыматься на дыбы…

– Полька, катись оттуда! – заорал знакомый голос, перед моим носом мелькнули ботинки, и Сашка с размаху швырнула горсть песка Бахтату в морду. Сиганула в сторону, ухватила меня за шкирку и поволокла к ограде. – Ходу-ходу!

Араб торжествующе заржал и ринулся на ослепшего соперника. Через ограду ударила струя воды. Рассеиватель был сорван, и струя била из шланга под таким напором, что резиновая кишка извивалась и дергалась как живая, норовя вырваться у Мишки из рук, а он водил шлангом как автоматом: на араба, на Бахтата, снова на араба, и по Симке заодно, чтоб хвостом не крутила. Симка обиженно заржала и, задрав этот самый хвост, поскакала вдоль ограды. Сашка с размаху пнула меня ботинком под зад, заставляя ужом просочиться под нижней жердью… и нырнула следом. Мы кубарем выкатились из-под ограды и… рухнули друг на друга, тяжело, с присвистом дыша.

– О-отпусти, задушишь, – наконец выдохнула Саша, и я поняла, что все это время цеплялась за нее, будто боясь, что неведомая сила засосет меня обратно, под копыта табуна. С трудом, так что аж слышала, как собственные кости скрипят, я разжала пальцы и провела ладонью по лицу.

– Аццкий отжиг! – тупо пялясь на покрытую алыми разводами ладонь, прохрипела я.

– Лошади девочку забили, девочку копытами забили! – раздались крики, я подняла голову и… увидела Администратора: он глядел на меня со странной смесью ужаса, облегчения и сожаления, словно и радовался и огорчался, что я выбралась из-под копыт живой. Рядом дамочка из администрации судорожно прижимала к груди свой портфельчик – в ее устремленном на лошадей взгляде больше не было и миллиграмма умиления, она смотрела так, будто это не Бахтат, а какой-нибудь инопланетный «Чужой».

– Никто меня не забивал, – мои слабые возражения перекрыл новый вопль:

– Шахид! Шахидушка, что с тобой! У него холка в крови! – наездница араба бесстрашно махнула через ограду, очутившись в самой середине табуна. Неловко поджимая переднюю ногу, мокрый, мелко дрожащий араб жалобно заржал.

– Ножку повредил, мальчик мой? – Она кинулась коню на шею, обняла… и повернулась к нам – от источаемой ею ярости стало аж больно: – Вы соображаете?! Ему же на чемпионат Европы ехать! Я же предупреждала, что его нельзя выпускать! Кто его выпустил? Кто? – она обвела нас бешеным, как у Бахтата, взглядом и выхватила телефон. – Я немедленно звоню в страховую компанию! Пусть они сами с вами разбираются! Вам это даром не пройдет!

Администратор расплылся в широкой, как Днепр, блаженной улыбке.

Глава 6
Саша

– С богом! – Петрович шлепнул Бахтата по крупу. Тот шумно вздохнул – типа, ладно-ладно, уговорили! – и неспешной рысцой двинулся мимо трибун к стартовым воротам.

– Александра Нестеренко на Бахтате! – торжественно провозгласила в микрофон дама из администрации, кажется вновь возлюбившая «милых лошадок» и свою роль главного громкоговорителя соревнований.

Я поплыла над беснующейся толпой: мимо бледной от волнения Светланы Викторовны, мимо Полинки с Настей, прыгающих и размахивающих руками, мимо одобрительно показывающей большой палец Лидки, мимо других девчонок из нашей школы, мимо ревниво поглядывающих на меня соперников, мимо восторженно свистящих пятиборцев и Мишки, вовсе не свистевшего, зато глядевшего мне вслед так… так… Мимо аплодирующих трибун, где в первом ряду сидят мои родители, а папа с камерой аж извертелся, стараясь не упустить ни одного моего движения, – и я понимаю, что разговоров «А может, ну его, этот конный?» больше не будет, потому что мы с Бахтатом… прекрасны!

Мой огромный черный конь рысит, потряхивая роскошной гривой, и мышцы играют под гладкой, блестящей шкурой, а в седле поднимаюсь и опускаюсь такая маленькая изящная я: ноги в светлых бриджах сжимают могучие бока жеребца, и подчеркнутая строгим черным рединготом талия у меня узенькая, в рюмочку, а спинка безупречно прямая, а лицо под шлемом строгое, а обтянутые перчатками руки твердо держат поводья. Мы вплываем в стартовые ворота, выверенным движением я отвожу руку и отвешиваю в сторону судейской трибуны безупречный поклон, и Бахтат… ах ты ж умница мой! Он вдруг вспоминает, что когда-то с ним занимались выездкой, и тоже кланяется судьям – гордо и с достоинством, как и положено могучему жеребцу! А потом так же гордо и с достоинством разворачивается к судьям задом, гордо и с достоинством задирает идеально вычесанный, роскошный черный хвост… и гордо и с достоинством кладет громадную ароматную кучу, вполне достойную такого могучего жеребца!

Аплодисменты смолкают… а потом на трибунах начинают ржать. Люди, не кони. Папа вертит камеру, точно хочет убедиться: а не примерещилось ли ему? Административная дама на судейской трибуне брезгливо тянет бумажный платочек из пачки, наш неуважаемый куратор кривится, будто не знал никогда, что у коня под хвостом. Даже возглавляющая судейство наша директриса, старая конница (если честно, очень старая!), появлявшаяся в школе только в дни больших соревнований, едва заметно усмехнулась.

– С-с-скотина ты, Бахтатушка! – чувствуя, как слезы щекочут в носу и туманят зрение, выдохнула я.

А ведь с утра все так хорошо начиналось! И солнышко светило, и гирлянды флажков развевались над трибунами, и кони гарцевали. И Полинка на своем Портосике проехала детскую программу если не идеально, то лучше остальных, и даже Настя – нет, ну кто б ожидал! – хоть Барбосик и обносил ее два раза мимо препятствия, умудрилась пройти дистанцию до конца и выйти на третье место (при пяти участниках, но все равно молодец девчонка!).

А уж Мишка! Как он скакал! Ну фиг с ним, что к первому препятствию он попытался Арсенала на рыси вместо галопа подвести – бедный конь чуть не офигел от такого новаторского предложения и поспешно завалился в сторону! Будем считать, один обнос – ничего страшного, дальше-то они выправились! Я как сумасшедшая прыгала у ограды поля, а Арсенал взмывал над барьерами, а потом мы бежали к ним, радостно вопя, и я впереди всех, и с разбегу кинулась на шею… коню. Ну а что, кто соревновался – тому и обнимашки, Арсенал все сам сделал, Мишка просто хорошо отработал свою роль мешка в седле. И нечего ему лыбиться, будто такой великий конник! Привел Арсенала свежим и почти не уставшим – и молодец, теперь Лидка его поводит и сможет ехать.

А пока мы стояли у ограды и смотрели выступления соперников, и я делала вид, что не замечаю, как Мишкино плечо прижимается к моему – ну увлеклась я, пытаюсь результаты на ходу подсчитать.

– Очень сильные соперники! – Администратор вдруг возник рядом – физиономия его лучилась довольством.

– Да не особо… – старательно изобразила равнодушие я. – До Арсенала пока никто не дотягивает. Повезло нам, что Бахтат того араба погрыз.

– Неспортивно так говорить, – физиономия у Администратора стала будто он подавился!

– Наоборот, очень даже спортивно. Спорт – чтоб выигрывать, это я вам как каэмэс говорю, – ехидно подхватил Мишка.

В другом случае я бы ему не спустила насчет его шансов выиграть (кто жердь копытом сбил? И не говорите мне, что Арсенал!), но не при Администраторе же! Административный мужик злобно пожевал губами, глядя на нас так, что сразу понятно было – уж чего-чего, а выиграть он нам не желает!

– Так может, кто-то из вас араба и выпустил – специально, чтоб избавиться от соперника? Глубоко коррупция пустила корни – даже среди детей! – он покачал головой. – Боюсь, как честный человек, я вынужден буду сообщить это предположение представителю страховой компании! – Теперь уже он с удовольствием посмотрел на мою перекошенную физиономию. – Ну, мне пора возвращаться в жюри! Удачи вам! – Это прозвучало как «Чтоб вам шею сломать!».

– Он думает, я не знаю, что это он араба выпустил? – Я изо всех сил вцепилась Мишке в руку – мне надо было за что-то держаться, чтоб не сигануть за этим мерзавцем следом и не припечатать каблук моего сапога ему пониже спины.

– Вообще-то он думает, этого никто не знает, – морда у Мишки была странно довольная, как у стырившего лишний кусок сахара поника.

Тут я обнаружила, что тискаю его ладонь обеими руками, и почувствовала, как медленно краснею, будто изнутри приливал кипяток: потеплел лоб, щеки, шея, а потом что-то горячее затеплилось в груди… На нас упала тень… и рядом появилась заинтересованная морда Бахтата.

– Нет, это не парень, это молдаванин какой-то, хуже татарина! – заорал у нас над головами Петрович. – Девчонке на старт пора, а они тут ручки пожимают, как политики!

Я сдавленно пискнула, отбросила Мишкину руку, будто разогретый в печке кирпич, и торопливо выхватила у Петровича поводья Бахтата.

– Ну татарин с молдаванином еще ладно – политиком чего обзываться? – буркнул Мишка, баюкая затисканную мной руку у груди.

– Понаговаривайся мне еще – депутатом станешь! – пригрозил Петрович. – А ты – быстро в седло! Маршрут хоть помнишь?

Подскочившая сбоку Полинка сунула мне листочек с последовательностью препятствий.

– Да помню я! – выпалила я, взвилась в седло и… тут поняла, что не помню! Господи, какое там первое препятствие?!

– Дай листик, дай! – заорала я, потянувшись к Полинке.

– Поздно! – рявкнул Петрович, хлопая Бахтата по крупу. – С богом!

Вот мы поехали к старту, и этот танк копытастый немедленно опозорился! Администратор гадский… и Мишка… и Петрович орет… и Бахтат… гм, тоже нехорошо себя ведет…

Зазвенел колокольчик, стартовые воротца распахнулись. «Господи, я уже даже не о победе прошу, какая при таких делах победа! Дай хоть гит[16] пройти и не опозориться!»

– Скачи! Вести себя не умеешь, так хоть скачи! – со всей ненавистью к их мужскому роду, хоть двуногому, хоть четвероногому, прошипела я, торкая Бахтата, и… он рванул!

Рысь? Какая там рысь, какой там постепенный разгон! Спина Бахтата подо мной выразила глубочайшее презрение – да-да, меня шибануло этим презрением через седло и насквозь, так что аж в нос ударило! – и этот танк, по недоразумению прикинувшийся лошадью, принял чуть не с места карьерным галопом! Научила на свою голову! Единственное, что я могла сделать, – развернуть его на маршрут. Мгновение мы боролись – все, сейчас мне засчитают сопротивление лошади, и привет! – как вдруг, точно передумав, Бахтат ринулся к первому препятствию. Если я правильно помню, какое из них первое! Ма-ама, я не помню! Бахтат, мерзавец, что ж ты делаешь! Заходим на препятствие… какое там заходим – залетаем мы, типа бомбардировщика на цель! Бахтат, шею тяни! Я – сдвинуться вперед! Бахтат поднялся в прыжок, и все связные мысли, что делать лошади, что делать мне, куда – руку, куда – ногу, выдуло встречным ветром. Время сорвалось с часов и начало идти по своим, неведомым человеческому роду законам. Словно на четкой, роскошной цветной фотографии я видела голову Бахтата, лепестки ушей, разлет гривы – каждую волосинку! – и приближающуюся кромку препятствия. Торчащие по обеим сторонам флаги раздувались пузырями, заворачивались, вздымались ме-едленно и значительно, точно я смотрела кульминацию крутого боевика. А земля подо мной скользила плавно и торжественно, будто не мы прыгали, а ее аккуратно поворачивали под копытами Бахтата!

Бух! Меня тряхануло так, что если бы голова не была пристегнута шлемом – наверняка бы улетела в трибуны. Мы приземлились. Вдвоем: я не свалилась Бахтату под копыта, и препятствие позади тоже устояло, – то есть мы его взяли! С трибун несся пронзительный визг, почему-то напоминавший – отдаленно – голос мамы, но этого, конечно, быть не могло: не стала бы моя сдержанная мама так визжать! Бахтат, не шибко интересующийся, болтается ли еще у него в седле какая-то там девчонка, поскакал дальше. Наверное, так себя чувствуешь на крыше поезда – под тобой большое, страшное, горячее, быстрое… несется! Высоко! От дичайшего ужаса у меня перехватило дыхание, почти бессознательно я стиснула поводья… трибуны, лица, ограда, конские морды, флаги – все слилось в мешанину пестрых красок, невнятных, будто во сне, и единственной связной мыслью было: следующее препятствие – «калитка»! На мое счастье, Бахтат и сам пер в ту сторону, иначе не знаю, смогла бы я его завернуть… Давай, Бахтатушка, первые препятствия – самые легкие, всего-то на метр прыгнуть надо… Бахтат презрительно фыркнул – на метр ты хочешь? А как насчет полтора? И мы снова взлетели.

Яркое, как апельсин, летнее солнце плеснуло мне в лицо пригоршню золота, свежий прохладный ветер пах самой прекрасной в мире смесью конюшни, кожи, металла, зелени и сухого сена, людского и лошадиного азарта, и я вдруг поняла, что и впрямь лечу в невероятно стремительном, но мягком галопе, мечте каждого конника, когда и держаться не надо – скачка сама тебя держит. И конкурное поле с высоты прыжка вдруг словно обернулось нарядной открыткой, а мы уже перемахнули «калитку» и понеслись дальше.

«Давай, танк мой дорогой, середина маршрута, вот теперь сложное пойдет!» И мы дали, вот честное слово, как мы дали! «Стенка»? А мы летим! «Оксер»? А мы скачем! «Пирамида»? А нам все нипочем! А если я перепутала маршрут? Э-хой, ну, значит, перепутала, не обратно же возвращаться! А если Бахтат разгромит препятствие, и будет остановка времени, и придется ждать на поле… какое там ждать – я его остановить не смогу, и все поймут, что лошадь мне не повинуется… Ну не разгромил же пока, скачи, Бахтат, скачи!

Последнее препятствие, «крестовина», словно вынырнуло навстречу, и я вдруг вся сжалась: разом исчезла пьянящая радость, а отпустивший было страх прыгнул на меня не хуже, чем Бахтат через барьер. Потому что так просто не может быть – ведь у нас же скорость какая, и ни обноса, ни сбитых препятствий. Значит, сейчас собьем. Или с маршрутом я ошиблась. Или мне только кажется, что мы несемся как вихрь, а на самом деле движемся тяжеловесной такой солидной трусцой… непонятно, правда, как получается прыгать… Но какая-то гадость обязательно должна быть!

Бахтат сиганул через «крестовину»… и мы вихрем пронеслись мимо финишного флажка. Я услышала рев, вопли, завывания… И поняла, что, типа, приехали. Доехали. Потянула поводья… классно я буду выглядеть, если сейчас Бахтат со мной на спине усвистит в синюю даль. Но Бахтат неожиданно легко перешел на рысь, завернул… и встал, весело потряхивая гривой, шумно фыркая и кося на меня шкодливым глазом.

– Ах ты ж… – в сердцах выпалила я. – Чудо мое расчудесное… гений конкура… чтоб тебя! – я похлопала его по шее. Навалилась слабость, как после воспаления легких, руки и ноги стали точно тряпками набитые, и болела обтягивающая эти тряпки кожа. Я потянула ремешок шлема – он вдруг сильно, до боли начал сдавливать голову. Ухватилась за седло… и принялась сползать по боку Бахтата, неуверенная, что смогу устоять на ногах, даже если вцеплюсь в коня обеими руками.

– А-ах! – меня подхватили под плечи и колени, и я поняла, что Мишка держит меня на руках.

– Сашка! Ты потрясающая! – и он завертел меня как на карусели, а я дрыгала ногами, изо всех цепляясь за его шею:

– Пусти! Уронишь, псих ненормальный!

– Не пущу! Нет, ну как ты ехала, как ехала – ты бы сама видела! Ничего, я все заснял!

– Это я все заснял, и не суйтесь со своим мобильным против почти профессиональной камеры, молодой человек! И отдайте сюда мою дочь! – Меня, как морковку из грядки, выдернули у Мишки из рук, папа сгреб меня в охапку, сбоку с визгом налетела мама – нет, оказывается, это она тогда визжала! – но и им тоже не дали меня потискать: в нас врезалось пушечное ядро – сперва одно, потом второе, и на мне повисли Полинка с Настей.

– Тут вам что – цыганский табор хромую кобылу по дешевке продает? – рявкнул Петрович и выдернул меня из толпы поздравляющих. – Ты это видела? – Он сунул мне под нос секундомер, точно я террористка, а секундомер – легкомысленно брошенная мной без присмотра бомба. – Время свое, говорю, видела?

Я посмотрела. Я офигела.

– Это… что получается…

– Что скорее всего ты выиграла, – Петрович расплылся в неудержимой улыбке… и хлопнул меня по плечу так, что меня чуть не снесло. – Еще, конечно, шесть человек после тебя. Но вряд ли кто дотянет, даже Лидка. Чтоб Бахтат тебя зауважал – дорогого стоит. – Петрович оглянулся на ехидно ухмыляющегося черного зверя – вокруг него уже хлопотали Полинка с Настей. Бахтат поглядывал на них удивленно – ни «няшенькой», ни тем более «милым зайчиком» он себя не считал, – но заботу принимал благосклонно. Петрович огрел меня по другому плечу: – Будешь работать как следует – года через три-четыре не хуже Светланы станешь!

– Лучше, – у меня за спиной стояла Светлана Викторовна и облегченно улыбалась, точно сбросила тяжелый груз. – Зачем нам ученица, которая как мы? Надо, чтоб лучше, – она едва коснулась отбитого Петровичем плеча, и я почувствовала, что сейчас или зареву, или проеду маршрут еще раз, но уже без Бахтата. Ну почему они все такие классные?!

– Наталья Зорина на Амазонке, частная конюшня «Мустанг», – зарокотал микрофон административной дамы, но, перекрывая ее, заорал другой, со стороны выездкового поля:

– Начинаются соревнования по выездке! Тренеры, участники – готовность! Предупреждаем всех и сразу, чтоб потом без обид: больше тридцати пяти секунд задержки – дисквалификация! Тренеры, участники… Первая – Лидия Смирнова на Даме!

Мишкины дружки-пятиборцы провели за собой Даму под выездковым седлом. Светлана Викторовна кивнула и быстрым шагом двинулась к выездковому полю.

– Бежим Лидку смотреть! – завопили девчонки и исчезли.

– Расслабься! – буркнул Петрович и сам увел Бахтата.

Родители попытались уволочь меня на трибуну, но я отбилась и тоже рванула к выездковому полю. На душе торжественные фанфары и буханье барабана перемежались печальненькой такой скрипкой – было кайфово, но мой триумф закончился, все переключились на Лидку. В спорте это норма – главнее тот, кто выступает сейчас.

– Сколько тебя ждать? – буркнул вынырнувший из толпы Мишка. – Так всю Лидку пропустим! – Подумал и исправился: – Ну не всю, но некоторую ее часть.

Я невольно притормозила: если он снова примется хватать меня на руки, то я буду против! Очень сильно буду против… хотя и не на самом деле. Я невольно потерла ладонь о ладонь, точно ощущая в них прикосновение к его шее… Что я несу! Совсем с ума сошла – с чего бы он стал ни с того ни с сего хватать меня прилюдно, без всякого повода… А если бы с поводом… Я покосилась на Мишку – и увидела, что он точно так же, краем глаза, рассматривает меня. Я мотнула головой, кажется съездив его косой по носу, и ввинтилась в толпу у ограды, изо всех сил пробиваясь вперед.

– Извините! Пропустите, пожалуйста! – раньше бы не решилась вот так, в наглую… но не сейчас, когда следом шел Мишка и его взгляд буравил затылок так, что выбившиеся из косы мокрые завитки на шее, казалось, пускали пар под этим взглядом. Я надавила плечом и очутилась у самой ограды. Сзади донесся шум, бормотание чье-то гневное:

– Парень, ты оборзел!

И в ответ Мишкино твердое:

– Извините, но тут моя девушка!

А не торопишь ли ты события, Мишенька?

Так или иначе, толпа позади меня колыхнулась… и Мишка очутился за спиной, его руки легли по обе стороны от моих. Я запрокинула голову, глядя на него снизу вверх – мой затылок уперся ему в грудь. Мгновение мы смотрели друг на друга… а потом дружно уставились на выездковое поле, где изабелловая Дама с элегантной черно-белой Лидой в седле сплетали изящный геометрический танец лошади и всадницы. Один раз Лида все-таки спутала схему езды.

– А-Кони-Ели-Наше-Сено-Поздно-В-Феврале… – невольно забормотала я «напоминалочку» для последовательности букв – узловых точек, между которыми должна двигаться лошадь. Услышать меня, конечно, Лида не могла, но она выправилась, уже чистенько перешла с прибавленной рыси на собранную, сделала вольт[17], закончила программу и шагом на свободном поводе вывела Даму с поля. Публика аплодировала.

– Нормально, – кивнула я.

На самом деле от Лиды с Дамой ожидали большего, а теперь все зависело от соперников: если они поедут хуже – быть Лидке в призерах. Мы принялись проталкиваться вдоль ограды и вывалились из толпы чуть не Даме под копыта. Лидка соскочила с седла и… швырнула поводья Дамы мне в лицо!

– Ты! – ненавидяще выдохнула она. – Отхватила первую в жизни медальку? Довольна? А что подругу подсидела – плевать?!

– Лид, ты чего? – опешила я.

– А то ты не понимаешь! Ты отняла у меня конкур! – взвизгнула Лида. – Кто на вас рассчитывал? Никто! И откуда вы только взялись с Бахтатом твоим! – Она повернулась на каблуках и бросилась прочь.

– Всегда тут были, – обалдев от ее нападения, пробормотала я.

– Вы это специально! Специально! – оглянувшись на нас, страстно выкрикнула Лидка.

– На самом деле мы почти случайно… Бахтат разогнался… – Я чувствовала, как у меня в глазах закипают слезы.

– Ты еще извинись перед ней, что классно проехала! – издевательски предложил Миша.

– Ты не понимаешь… Ей нужнее. Я тебе говорила… или это я Полинке? Лиду берут в Англию, в «лошадный» колледж, а там стипендия…

– Всем нужнее, все чего-нибудь хотят: и я, и парни из команды, и ты, и Лидка, и Полинка! Спорт – такая работа, всем, кто в ней участвует, всем нужнее, иначе и спорта бы никакого не было! Это ж додуматься: не выигрывать, чтоб подружечки не обижались! Почему вдруг выигрывать должна она, а не ты? Ты что – неправильная какая-то?

– Давай отведем Даму в конюшню, – не стала спорить я. Потому что он прав. Но все равно – радость отравлена. Почему, если у тебя радость, в конце концов оказывается, что она за чужой счет? А если я буду непрерывно страдать и стану вечным лузером – у кого-то счастья прибавится? У моих родителей точно нет – даже наоборот!

– Белла! Белочка моя, это ты! – на шею Даме кинулась незнакомая девчонка. – А я смотрю – наша Донна Изабелла выступает, слышу – какая-то Дама, даже засомневалась – только чего сомневаться, когда это наша Белочка! – и она смачно поцеловала Даму в нос. Кобылка радостно всхрапнула, явно узнавая. – Зачем вы ей имя сменили – а племенное свидетельство как же? И выступала как-то не очень… Это ты на ней выездку? – она внимательно поглядела на меня и тут же сама помотала головой. – Не, не ты, дылда какая-то… Правда, Белочка чудо? Мы ее под выездку готовили, она все знает и все умеет. А пони наши тоже у вас или еще где? – и вопросительно уставилась на меня.

Неожиданная тишина была… как хрустальная, ее не могли разрушить ни рокот микрофона от конкурного поля, ни шум трибун.

– Бр-р-р! – я помотала головой, надеясь, что гудящие под черепной коробкой мысли сложатся хоть в какое-то подобие узора, как в детском калейдоскопе. – Ты кто?

– Я? Ната… Я Белочку с жеребенка заезжала, да… – Девчонка поняла, что требуются еще какие-то пояснения, и с удовольствием затарахтела: – У моих родителей конюшня, ну как конюшня, скорее ферма: если и коровы, и козы, и куры с утками – так это уже не конюшня. А конюшня при ферме, просто для себя, ну еще в прокат, и двух чужих лошадей мы держали, а четыре так свои: Белочка, два пони и мерин еще, но он старенький уже… А сейчас же ведь кризис, да? – она вопросительно посмотрела на нас, точно ожидая подтверждения, что действительно кризис. – Корма там, ветеринар, коваль, то-се… В общем, дорого. Ну, папа крутился, то-се, ну потом банк стал кредит требовать, ну понятно – чем совсем без дома остаться, лучше конюшню продать, она ж самая затратная, никакого дохода с нее, одно только удовольствие, – она тяжко вздохнула. – А сейчас с удовольствиями туго. Коров всех продали, двух коз только оставили, на сыр, еще уток и кур, ну сад-огород… У нас знаешь какая малина – во такая, да! – она сжала вместе два кулака, демонстрируя, что малина у них с хорошее яблоко. – А лошадей, конечно, тоже продали, я хотела Белочку оставить, но по справедливости мерина оставили, потому что он старенький уже, кто ж его по-хорошему купит, а Белочка и поники молодые и такие красавцы… – она гладила лоб кобылки.

Хлы-ыст! Мы выезжаем на соревнования без хлыста, но сейчас мне как никогда нужен хлыст, чтобы бить, бить, бить до крови, до обморока эту тарахтелку, эту папину дочку с фермы, которая заезжала нашу Даму (тьфу, Белочку!) с жеребенка – с жеребенка! – а потом сама, своими руками отдала на смерть! А теперь гладит как ни в чем не бывало!

– Поэтому вы продали их на бойню? – сжимая и разжимая кулаки, прохрипела я и лягнула девчонку в ногу.

– А-аай! – не ожидавшая такого, девчонка с размаху плюхнулась на дорожку, Дама шарахнулась, волоча узду по земле, а я прыгнула на девчонку… и повисла, дрыгая ногами в воздухе – Мишка сгреб меня в охапку и приподнял, не давая кинуться на эту дрянь, мерзавку, убийцу…

– Пусти меня! – завопила я. «А вот когда он меня на руки брал, мне больше нравилось… Блин, о чем я думаю!» – Пусти немедленно, я ее убью!

– Непрошибаемая у тебя логика, Сашка! – пропыхтел Миша, стискивая меня еще крепче, так что мои собственные локти мне чуть не в почки вдавил!

– Ты что, офигела совсем, чокнутая, да?! – сидя на земле, заорала девчонка. – Какая бойня? Кто б это наших лошадей на бойню продал, ты что – вообще? А вообще да – вообще! Ну совсем! – потирая ушиб, прохныкала она. – Лягаешься хуже лошади… к-коза…

– И еще лягну! Была б я коза, я б тебя и забодала! – я пыталась пнуть Мишку по ноге, чтоб он меня выпустил, но он как-то удивительно ловко переступал и все держал! – Хватит прикидываться! Мы их на бойне нашли, всех троих, чудом, считай!

Это чудо стоило нашему Банни жизни… но поников и Даму спасло. И никакая она не Белочка!

– Ты врешь! – Девчонка перестала тереть колено, посмотрела на меня… перевела взгляд на Мишку и жалобно попросила: – Ты скажи: она ведь врет, да? Она ж у вас того… ненормальная, да?

– Насчет нормальности ничего гарантировать не могу…

Я снова попыталась добраться каблуком до Мишкиной ноги.

– А так – все правда! Насчет бойни, – закончил он. – Хочешь, спроси Светлану Викторовну, она завуч здешний.

Девчонка вдруг вскрикнула так, что даже в шуме соревнований на нее стали оглядываться люди, вскочила, кинулась к Даме, обхватила ее за шею, уткнулась лицом в гриву: то ли спрятать хотела, то ли сама спрятаться. Я прекратила вырываться – уж очень этот жест был знакомый. Я ведь и сама так, когда боюсь за лошадь.

– Похоже, девчонка не при делах, – негромко сказал Мишка – руки на моей талии он почему-то разжимать не торопился.

– Может, она и нет, – злость не хотела отпускать: так разозлиться и ни на кого не выплеснуть – это ж просто для здоровья вредно, хоть денники беги чистить, ох они у меня заблестят! – Значит, родители ее…

– Ты моего папу не знаешь! – вытирая глаза гривой Дамы, пробурчала девчонка… как ее, Ната? – Он телят из соски выкармливал, когда у нас корова заболела, а ты говоришь! Никогда бы мой папа… А уж мама!

– Хорошо, когда человек уверен в родителях! А то у взрослых бывают свои идеи насчет правильно-неправильно. И насчет того, что нам надо знать, а чего – нет, – высказалась материализовавшаяся рядом Полинка.

– Опять подслушивала? – буркнул Мишка.

– Не опять, а снова, – наставительно сообщила мелкая. – Смотрю, тебя тут Мишка вроде как похищает – сейчас через седло перекинет и увезет, – она выразительно покосилась на сомкнутые на моей талии Мишкины ладони, тот медленно и явно неохотно разомкнул руки.

Пожалуй, накопившуюся злость я сорву на Полинке. Ну или на Мишке – чего он ее слушает?!

– Думаю, дай поучаствую – а тут такой разговор занимательный. – Полинка повернулась к Нате: – Ты давай рассказывай: как ваши, теперь наши, лошади очутились на бойне?

– Я не знаю! – на слезе крикнула та. – Мы их нормальному мужику продали, он нам честно сказал, что не для себя покупает! Потом перепродаст! Он мало давал, и мы хотели лошадей в хорошие руки, но уже из банка приходили, срочно деньги были нужны, но ведь понятно же – кто станет породистых лошадей на мясо продавать? – Она поглядела возмущенно, будто мы бы стали. – Я как Белочку увидела, так и поняла, что он в школу перепродал. Он же и племенные свидетельства взял, и по прививкам. Зачем племенные свидетельства на бойне?

– К колбасе приложить. Вместо сертификата качества, – отрезал жестокий Мишка.

– Вы сами у него спросите! – взвилась Ната.

– И где мы его найдем? – фыркнула Полинка.

– Так в судействе на конкуре! Вон сидит! – она ткнула пальцем в судейскую трибуну. – И Белочка здесь, и он здесь, а вы мне про бойню!

Единственным мужчиной на трибуне конкура был наш расчудесный, всеми нежно любимый Администратор.

– Когда он у вас лошадей покупал?

– Ну в начале июня! – воскликнула Ната.

– К нам его назначили в начале июня, – кивнула я.

– Мужик стал приглядываться к бизнесу. Для начала – на стороне. – Полинка задумчиво кривила рот, будто пережевывала мысль. – Наверняка к нему сходится вся статистика по конюшням. А он не такой дурак, каким кажется: сразу с госсобственностью связываться не стал, начал с частников, с бойней познакомился.

– Вот бы он с ней на самом деле познакомился! И не говорите, что я жестокая! Я ж не предлагаю его тупым ножом заживо потрошить, как он того заслуживает, даже согласна как лошадям – сперва гуманно поджарить мозги электричеством!

– Еще неизвестно, сколько он коней вот так на бойню перепродал – кризис-то у всех, – прикинула Полинка.

Электричество отменяется. Только тупой ржавый нож.

– Потом понял, что на разнице «тут купил – там продал» не заработаешь, особенно если на бойню продавать – там цена вдвое меньше, чем под седло. Решил попробовать забрать себе всю сумму… и начал с Банни, – продолжала рассуждать Полинка. – Тогда получается… Банни он продал просто так? В смысле просто ради денег, а не для того, чтоб ликвидировать школу?

– А школу он из любви к искусству ликвидирует? – хмыкнул Мишка. – Тоже ради денег.

– Это разные деньги! – затрясла головой Полина. – На рейдерский захват школы у него заказчик должен быть, не может же он сам. Или может? – она замерла, взгляд устремлен вдаль, рот приоткрыт – Полинка выглядела так глупо, что сразу стало понятно, как напряженно она думает. – Если он взял кредит… Может, и нет заказчика? Нет, ерунда! Кто ж позволит кому попало такое классное место отхватить! Отберут!

– Что они друг у друга отберут, нас не касается, главное – чтоб у нас школу не отобрали! – возразила я.

– Ребята, а вы странные – вам это уже говорили? – вмешалась Ната.

– А ты помалкивай! Проскочила твоя с жеребенка выращенная Белочка мимо бойни – и радуйся! – Зла моего на нее не хватает. Разве ж можно вот так лошадей отдавать? Деньги им были нужны!.. Племенные свидетельства у них взяли!.. – Копии племенных у вас хоть сохранились?

– Да, у папы в компьютере, – растерянно ответила девчонка.

– Ну так давай свой телефон – вам потом наша завуч позвонит!

– Ладно… – Ната начала диктовать номер мобильного. Над полем загудел микрофон, и уставший голос буднично объявил:

– Соревнования по конкуру окончены!

– Я из-за вас не досмотрела! – огорчилась Ната. – Зато Белочку повидала! Пошли, награждение пропустим!

– Так еще не сейчас, после выездки, всех сразу! – крикнула я, и зря: Ната исчезла так же стремительно, как и появилась. Вот так ошарашила, как дубинкой по башке, и смылась.

Из толпы к нам уже бежала Настя:

– Лидину езду видели, нет? Ну не ужас-ужас-ужас… но ужас. Она на заднюю луку сползала, представляете?

– Мы-то представляем, а ты уверена, что отличаешь заднюю луку от передней? – процедила я. Лидка на меня сегодня наехала, но слушать, как ее поливает девчонка – чуть больше двух месяцев на конюшне…

– Я, между прочим, не совсем тупая! – отрезала Настя. – У меня третье место будет!

– А у меня – первое, – ревниво буркнула Полинка.

– А я теперь буду больше тренироваться – мне понравилось места занимать. Папа уже все деньги на телефоне выговорил – так хвастался, и подарков наобещал кучу, завтра поедем в торговый центр!

– Вот увидишь, что я со своих еще стрясу! – усмехнулась Полинка и по-хозяйски провела ладонью по шее Дамы.

Сразу стало обидно: одно первое место – и она уже рассчитывает, что ей купят лошадь? И горько: видно, нам с Дамой быть вместе совсем не светит. Хотя свою лошадь Полинка точно убережет – может, и к лучшему, если Дама ее будет.

– К Лидке не подходите, она сейчас на людей кидается, – предупредила Настя. – Все ей виноваты! Она Арсенала пыталась пнуть, ее Петрович скрутил!

А вот это уже позорище, не ожидала от Лиды.

– Пошли Даму… Белочку… Даму быстро отведем, а то потом награждать начнут, а золотой медалистки и нет! – хмыкнула Полинка. – Если что, я это не только о себе, о тебе тоже! – она ткнула меня локтем в бок.

– Ах-ах, какая честь, золотая медалистка детской программы снизошла до меня, убогой! – буркнула я, и мы повели Даму к конюшне.

С судейской трибуны спускались судьи: наша директриса шла последней, тяжело опираясь на палку. Когда-то она была чемпионкой Союза по конному троеборью – выездка, конкур и кросс. Троеборцы очень круты, но, глядя на нее, и впрямь поверишь: пойдешь в троеборцы – угробишь и себя, и лошадь. Мы с Мишкой одновременно шагнули вперед, подавая ей руки.

– Спасибо, милые, – тяжело опираясь на Мишкино плечо, пропыхтела она. – Отличные в этом году ребятки! – кивнула она выскочившей из толпы Светлане Викторовне. – Как ты, Светочка, решилась девочке Бахтата дать? И надо же, поладили! Расцвела у нас новая конница, расцвела!

Я млела. Такие слова от спортсменки ее уровня – это больше чем медаль!

– У мальчика тоже способности есть, хотя ему еще работать и работать, – она покивала Мишке, тот неуверенно заулыбался… Ничего, я ему еще объясню, какая это честь, если директриса сказала, что он способный!

– Не пойму только, Светочка, зачем было заявлять этих двоих вне конкурса? – Медленно, как всегда, директриса захромала дальше. – Девочка точно была бы сейчас с золотой медалью.

– Почему – вне конкурса? – Светлана Викторовна недоуменно улыбнулась. – Я заявку больше недели назад оформила: Михаил Савельев на Арсенале, Александра Нестеренко на Бахтате – нормально, на конкур…

– Я хоть и старая, но еще не в маразме, отлично помню, что в заявке прочитала! Уважаемый! Господи, как его зовут? Не помню… – Она призывно замахала рукой, подзывая к себе Администратора, трепавшегося со второй «судейской» дамой, владелицей конюшни «Мустанг», с которой пришли наши главные соперники. – Документы у вас? Позвольте взглянуть!

У Администратора вдруг начали подергиваться уголки губ – как на первое апреля, когда видишь, что вот-вот сработает твой прикол, – и он почесал к нам. Владелица «Мустанга» как на привязи потянулась за ним.

– Мне это все не нравится, – буркнул Мишка.

– Вот, пожалуйста, твоя заявка, – директриса перелистнула прозрачные странички файловой папки, коротко остриженный ноготь уперся в наши с Мишкой фамилии в конце отпечатанного на принтере списка. Напротив и правда стояла пометка «вне конкурса». И синяя печать поверх размашистой подписи Светланы Викторовны.

Чувство было точно такое, как если на прыжке вылетаешь из седла, кувыркаешься через голову лошади и грохаешься оземь. Пытаешься встать, а мир вокруг кружится и дергается, а тело на несколько мгновений, прежде чем ушибы начнут болеть, становится как набитый сеном мешок.

– Это не моя заявка. И подпись… я совершенно точно помню, что я расписывалась синей ручкой – еще подумала, что они с печатью в тон, – а здесь черная.

– Света, не позорься! – косясь на владелицу «Мустанга», бросила директриса. – Здесь не шпионский роман!

– Но как же, если это не моя заявка! – закричала Светлана Викторовна. И смолкла. Посмотрела на Администратора в упор. Тот широко и нагло улыбнулся ей в ответ. – Хорошо… Ладно… – Она скользнула по мне взглядом, отвернулась и твердо отчеканила: – Тогда больше всего баллов набрала Лида на Арсенале?

– Может быть, может быть… – кокетливо-веселеньким тоном откликнулся Администратор. – Если только Арсенал пройдет проверку на допинг.

– Какой еще допинг?! – теперь уже в один голос орали завуч и директриса.

– Ну как же, был прецедент с мальчиком Костиком, а раз был – мы должны реагировать. Вот еще по выездке, с этой лошадью, Дамой… Так ведь и непонятно, чья она, а если за школой лошадь не числится, так может ли школа считаться победителем? – Администратор аж таял от удовольствия, каждое его слово стекало медленно и весомо, как капли меда с ложки.

– Мы оформили документы на Даму! – закричала Светлана Викторовна.

– Какие документы? У меня никаких документов нет.

– Па-азвольте! – вдруг влезла владелица «Мустанга». – Арсенал у вас на допинге, Дама не ваша… Выходит… выиграли мои лошади? – она расцвела улыбкой. – Я всегда знала, что с вашими победами нечисто!

– Что значит – нечисто? – грозно стукнула палкой о землю директриса.

– А вы не кричите. Вот всегда эти коррупционеры кричат, когда их выводишь на чистую воду! – меланхолично заметил Администратор.

– Пойдем, – Миша взял меня за руку и повел в сторону конюшен. Дама тихонько зацокала в поводу. Полинка заметалась, не зная, то ли бежать за нами, то ли остаться. Мы шли через толпу, и все окликали нас:

– Сашка, поздравляю, отлично проехала!

– Миш, для первого раза просто круть!

– О, вон наша победительница, поздравляю, Сашенция!

В денниках конюшни, обихаживая своих и чужих лошадей, возились девчонки. Некоторых я по два месяца не видела, – мне бы поговорить, хоть бы поздороваться, а я… даже не соображаю ничего! Я отвела Даму на место и начала снимать амуницию. Слезы туманили глаза: как же так? Я же… выиграла! Что за глупости, какое «вне конкурса»? А со всех сторон так и неслись поздравления, и на меня уже стали поглядывать с любопытством, удивляясь, чего это я прячусь за лошадью и не отвечаю.

– Пойдем, здесь поговорить все равно не удастся, – Мишка оттеснил меня и принялся торопливо стягивать с Дамы ногавки. – Мы за сеном сходим, – громко сказал он, забрасывая снарягу в седловую.

– Ого! А за каникулы тут, оказывается, прогресс наметился! – промурлыкали от одного денника. – Не ходи, селянка, на сеновал! – зловеще предупредили от второго.

Лицо у Мишки застыло как каменное, и он выволок меня с конюшни. И снова вокруг сновали люди, Мишка мрачно молчал на раздающиеся со всех сторон поздравления, так что, когда яркий свет праздничного дня сменился прохладным полумраком сеновала, я обессилено плюхнулась на самый краешек здоровенного, уходящего под потолок сенного стога и утонула в пушистой сухой траве.

– Как думаешь, Светлана все исправит?

Мишка плюхнулся рядом, выдавив в сене еще одну глубокую ямку. Вытащил длинную сухую травинку, сунул ее в рот и уже через нее промычал:

– Ничего Светлана уже не исправит. Лидку, может, и отмажут… со временем. А мы с тобой в этот раз мимо медалек пролетели.

– Но это же ошибка, это… – Я попыталась приподняться на локтях, но сено спружинило подо мной, опрокидывая навзничь.

– Никакая не ошибка. – Мишка продолжал задумчиво грызть травинку. – Я сам нес нашу заявку в судейскую коллегию и по дороге ее просмотрел.

– Зачем?

– Потому что я давно в спорте и знаю, какие могут быть ошибки. Мы с тобой были в нормальной заявке, и – да, подпись была синей, а не черной ручкой. Так что можешь даже не подозревать нашу завуч, что это она Банни на бойню отправила.

– Думаешь, этот… – я дернула головой в сторону двери: там, за дверью, было много народу, но Мишка наверняка понял, что я имею в виду Администратора. – Подделал ее подпись? Он что – мастер фальшивок?

– Зачем? Так, как он подделал, я тоже могу – кладешь обе бумажки на окно и под стекло переводишь.

– Но его же легко поймать! Отправить подпись на экспертизу – и все! А еще мы слышали, как он того араба специально выпустил!

– Не смеши, – Мишка смачно выплюнул травинку. – Тебе тут что, CSI – команда экспертов?[18] У нас людей убивают безнаказанно, а ты рассчитываешь на экспертизу из-за сданного на бойню клеппера? Максимум, чем гад рискует, это что деньги за Банни не удастся в карман положить. А с арабом так вообще: пустил лошадку погулять – что такого?

– За людей я не отвечаю, – пробормотала я. – Люди сами по себе. А лошади нам верят. Они же… беззащитные, бездомного кота хоть подобрать могут… или подкормить – а кто подберет никому не нужную лошадь?

Я повернулась на другой бок, к Мишке спиной. Если хочешь, чтоб тебе посочувствовали, чтоб преисполнились возмущения, надо говорить о людях. О директрисе, для которой школа – единственное, что привязывает ее к жизни. О Светлане Викторовне, Петровиче или дяде Грише, которые останутся без работы. Даже о Мишкиной спортивной карьере можно. А о лошадях – только с конниками. Для других лишившаяся дома лошадь вполне может стать колбасой… и продолжать приносить пользу людям! А все остальное не стоит внимания.

Мишка завозился в сене, а потом мне на плечо легла его теплая и какая-то… большая ладонь, он притянул меня к себе, прижимая спиной к своей груди, и ткнулся носом в косу.

– Ничего… – прогундосил он, и от его дыхания шее под косой стало тепло. – Соревнования – черт с ними, а за лошадей мы еще поборемся.

Надо бы высвободиться – что за обнимашки! Но Мишка был теплым и уютным, как одеяло утром в зимнее воскресенье, и мне казалось, что если я сброшу это одеяло, то замерзну прямо на летней жаре.

– Мы победим? – спросила я, очень надеясь, что он скажет «да», ну хотя бы просто скажет…

– Не знаю, – после недолгого молчания ответил он.

Чтоб тебя, с твоей честностью!

В приоткрытые двери сеновала слышно было, как загудел микрофон, слова смазывались, угадываясь лишь потому, что мы знали, что сейчас скажут:

– Детская программа… Полина Щербакова… пони Портос… Первое место!

– Ваа-а-а! – толпа откликнулась гулом.

– Молодец Полинка! – снова мне в волосы пробубнил Мишка. Я дернула плечом: Полинка молодец, но мне-то щекотно!

– Юношеская программа… – микрофон снова загудел, как сказочная баньши где-нибудь на башенных зубцах шотландского замка. – Наталья Зорина на Амазонке, частная конюшня «Мустанг»… Первое место!

Дальше следовало мгновение недоуменной тишины, а потом ор, свист, я отчетливо представляла налетающего на судей Петровича… В драку он не полезет, там же директриса, но материться будет. Слезы текли по лицу, а нос заложило сразу и напрочь. Ори не ори, а сейчас эта девчонка на своей Амазонке поедет круг почета, ей нацепят медаль, а лошади прикрепят розетку из лент. Яркая розетка смотрелась бы на Бахтате как орден.

– Все еще будет… – прошептал Мишка, поглаживая мои вздрагивающие плечи. – На самом деле эту девчонку даже жалко: вроде как победила, а все на нее смотрят, типа, чужую победу украла. После такого можно вообще навсегда перестать выступать.

– У нас столько своих проблем, что она мне как-то не особо интересна. Ее «Мустанг» никто закрывать не собирается, – я шмыгнула носом. – А у нас ни одной победы – и все из-за этого административного гада! – Слезы снова побежали у меня по щекам. – Наверняка он и Ольгу выкрал, и Костика подставил! Чтоб показать, что мы ни на что не способны и незачем на нас деньги тратить! А Лидку не тронул – не ожидал, что она выиграет. Ну и меня…

– Тогда и меня… Логично, – признал Мишка и, обхватив меня за плечи, перевернул лицом к себе. И кончиком пальца снял слезу с ресницы. – А потом увидел, как ты ехала… и подсуетился с заявкой. Так что гордись, а не реви! – так же пальцем он надавил мне на подбородок, заставляя поднять голову, и вдруг легко, почти неощутимо, точно специально, чтоб я не заметила, коснулся губами моих губ.

– А-ах! – Я замерла, изумленно глядя на него, а он продолжал спокойным, совершенно невозмутимым тоном, так что я даже подумала: поцелуй мне почудился!

– Вообще-то из-за одного проигрыша целую школу не закрывают: ха, иначе б у нас в стране футбольных полей не осталось! Я уже договорился – если что, наш тренер официальный запрос пошлет: типа, а где ж нам, бедным, тренироваться? А здания: конюшни, сеновал этот? Они ж все на балансе, на отчетности и прочей бюрократии, их просто так не спишешь, – уверенно заявил Мишка. – Ну что ты, малыш, не грусти!

Он потянул меня к себе, и я поняла, что тот поцелуй мне не примерещился и сейчас меня поцелуют всерьез, по-настоящему, и… что мне с этим делать?

– Я не малыш! – губы к губам прошептала я, и на решение – целоваться или отказаться – оставались считаные миллиметры и доли секунды, а яростный жар прокатывался от пяток и до лба и со лба обратно до пяток, и сердце колотилось – бух-бух…

Бух! Из-под сена ударил похожий на фейерверк фонтан пламени.

– А-а-а! – ухватив меня в охапку, Мишка скатился с сена. Бух! Бух! Из-за его плеча я видела, как сквозь доходящий до потолка сенный склон тут и там, словно желто-оранжевые гейзеры, пробиваются всплески пламени. В нос ударил запах горящей травы, он был приятным, я невольно вздохнула полной грудью… и захлебнулась дымом. Над громадным стогом закружились смерчи золы, теперь уже пахло отвратительно. Сухая трава зашевелилась, стремительно занимаясь пламенем.

– Мотай отсюда! – Мишка толкнул меня к дверям, а сам метнулся к висящему у входа огнетушителю. Дернул что-то на верхушке… оно не дергалось. Совсем. Дико матерясь, он зажал огнетушитель между ногами, потянул что-то похожее на кольцо… Огнетушитель лязгал о бетонный пол и не поддавался. Стог полыхал уже весь, с глухим «блямс» лопнуло толстое стекло под потолком.

– Чтоб… – Мишка шваркнул огнетушитель в сторону, тот с грохотом перекатился с боку на бок. – Ты еще здесь? Бежим! – и, схватив меня за руку, рванул к двери. Мы вылетели наружу – из темного сеновала на яркий свет, под празднично реющие флаги, успели увидеть шумную, сверкающую толпу… пестрые летние наряды публики, даже пару шляпок в подражание английскому дерби, строгие черно-белые костюмы наездников, развевающиеся гривы коней и лоснящиеся бока вороных, гнедых, каурых, серых…

Сеновал грохнул. Старое, тяжелой кирпичной кладки здание как-то непристойно пошатнулось, точно восточная танцовщица бедрами вильнула… дверь вылетела. Мишка швырнул меня на дорожку. Тяжелая створка, вертясь, пронеслась над нами – будто самолет над головой – и рухнула под копыта незнакомого гнедого. Конь взвился на дыбы, а из дверей сеновала выметнулось пламя.

– Валите отсюда! – мимо нас пронесся Петрович. – Лошадей уводите, лошадей!

Мгновение испуганной тишины сменилось лихорадочной деятельностью. Всадники вскакивали на коней и напрямик, прыжками через ограду, гнали их прочь из школы, уводя от разверзающегося за спиной огненного безумия. Мимо моего носа дробно прогрохотали копыта. Я стряхнула прижимающую меня к дорожке Мишкину руку, оглянулась…

Петрович подскочил к старому, еще советских времен, ярко-красному ящику с песком, ударом лопаты сбил замок… В узких окошках сеновала металось пламя, и весь он был приземистый такой, основательный… огнедышащий, словно враз превратился в гигантскую печку. Петрович отбросил лопату.

– Тут уже не поможешь, главное, чтоб на другие здания не перекинулось! Тащите огнетушители!

Громко хлопнуло раз, другой, третий… Я услышала отчаянное пронзительное ржание! Меня подбросило как пружиной, и я кинулась к конюшне!

Я обогнула угол, вылетела ко входу… ворота конюшни были наглухо закрыты. Скобы засова пусты, я рванула, металлические створки загрохотали и… не открылись. Черные глазки замков насмешливо пялились на меня – ну-ну, дергай-дергай… Доносящееся из конюшни ржание стало еще отчаянней.

– Там девчонки внутри! – завопила я.

– Мы не внутри, мы тут.

Я крутанулась так, что съездила кого-то косой по носу. Виденные мной в конюшне девчонки все были здесь – одна даже со щеткой в руках!

– Мы выскочили награждение посмотреть, – виновато пробормотала одна.

Еще бы не виновато! Если б они остались там, внутри горящей конюшни… они могли бы спасти лошадей! Я снова рванула бегом.

– Стой, ненормальная, куда! – заорал сзади Мишка, но мне некогда было ему объяснять. Я пронеслась мимо здания – наверное, сам Мишка так не бегал на своем пятиборье! – и выскочила к задней стене. Наверху зияло коричневое от многолетней грязи окошко. Лежавшая у стены длиннющая деревянная лестница оказалась еще и жутко тяжелой, выскальзывала из рук как живая.

– Что ты делаешь? – подскочившая Полинка вопросы хоть и задавала, но, слава богу, ухватилась за лестницу не дожидаясь ответов.

– К окну давай! – Рывком мы вздернули край лестницы в воздух, она закачалась, противно шарпая по облезлой штукатурке, и наконец уперлась в окно. – Держи крепко! – я прижала Полинкины руки к ступеньке… и рванула по лестнице вверх. Лестница отчаянно скрипела и качалась, норовя при каждом шаге оттолкнуться от стены и завалиться назад, унося меня за собой. Мутное стекло, в котором моя физиономия даже не отражалась, возникло прямо передо мной, я сдернула свой скаковой редингот, швырнула его на стекло и изо всех сил саданула локтем. Руку пронзила острая боль, лестница закачалась, и я отчаянно вцепилась в край окна. Обернула кулак рединготом и ударила снова. И еще. Из рамы сыпались зазубренные грязно-коричневые осколки: боль в руке не имела значения, но мысль, что придется пройтись животом по острию стекла, вызывала ужас. Снизу вопила Полинка – наверное, осколки падали на нее. Лошади внутри не ржали, они истошно кричали, захлебываясь ужасом. Я извернулась и скользнула в окошко. Бриджи затрещали – где-то все-таки остались куски стекла, но…

– А-а! – я с воплем уже летела вниз. Попыталась приземлиться на четвереньки… бетонный пол встретил меня могучим ударом по всему телу. Мгновение я еще лежала… пол такой тепленький, приятный… Теплый? Меня аж подбросило. Дверь в кабинет Светланы Викторовны была охвачена огнем. В деннике бесновался Бахтат, молотя копытами по запертой решетчатой двери. Заходясь жалобным ржанием, метались в своих денниках кони, из соседнего крыла конюшни тоже тянуло дымом.

– Тихо, тихо… – я сорвала со стены огнетушитель и попыталась, как Мишка, дернуть кольцо наверху… ничего – только огнетушитель тянул руки как тяжелая металлическая чушка. Они что, специально сделаны, чтоб ими пользоваться нельзя было?!

– А-а-а! – новый вопль, и из окошка на бетонный пол вывалилась Полинка.

– Сдурела?! Ты на фига сюда полезла?! – заорала я.

– А сама?! – огрызнулась мелкая. – Брось его, ни один огнетушитель не работает, – и кинулась к дверям. С маху шарахнула ладонью по створке – та только качнулась. – Ключи где?!

– У Светланы. Запасные там! – я кивнула на кабинет. Прогоревшая дверь повисла на одной петле, пламя металось по кабинету так, словно там был спрятан какой-нибудь огневыплевыватель и, в отличие от огнетушителя, он работал.

– Никакого… толку… – молотя чушкой огнетушителя по замку, выдохнула я – дверь качалась но не поддавалась. Пламя выметнулось из кабинета, словно петлей аркана охватило стенд с фотографиями и побежало по стене. Фотографии чернели и корчились в огне, там была и моя: с Ольгой и Лидкой – я им тогда до плеча доставала, с Петровичем… с Банни.

– А-а-а! – с яростным воплем я шарахнула огнетушителем по дверям… и створки ударили меня в ответ. Металл прогнулся, вспучился и… и зарычал. Я шарахнулась, едва не влетев спиной в пламя…

– Свалите, дуры, там Мишка пробивается! – в окошке, пытаясь пропихнуть сквозь узкую раму накачанные плечи и бюст, отчаянно ворочалась Лида.

– Мишка? Ничего себе, он что, Годзилла? – захлебываясь дымом, проперхала Полинка.

За дверью раздалось рычание… и жуткий удар сотряс двери снова. Раздался скрежет сминаемого металла, что-то хлестко лопнуло, и в пролом сунулся измятый и ободранный бампер коневозки. Двигатель снова зарычал, фургон сдал назад… удар! Двери рухнули внутрь. Мы с Полинкой уже бежали вдоль денников, сбрасывая засовы.

– И-го-го! – Бахтат метнулся к выходу, заплясал в проеме – дым клубился, завивался прядями, сливаясь с вороной гривой, – и требовательно заржал, зовя табун за собой.

– Скачи уже! – я с оттяжкой шлепнула Даму по крупу, гоня в проход. Бахтат взвизгнул и куснул кобылу за холку – с обиженным ржанием та проскочила сквозь выбитую дверь и исчезла за завесой дыма. Смутными тенями мимо скользили лошади – Полинка гнала пони, вынырнула прихрамывающая Лидка (протиснулась-таки!), держащаяся за гриву Арсенала, а я все бежала, распахивая денники один за другим…

– Всех вывели, сматываемся! – Мишка, заляпанный сажей, черный и страшный, выскочил из дыма.

Тонкое жалобное ржание из дальнего конца конюшни мгновенно опровергло его слова. Мы рванули туда… Симка стояла перед распахнутой дверью денника и багровым, полным беспредельного ужаса глазом косилась на пляшущие в разбросанном по полу сене огоньки… Сено вдруг занялось разом, вспыхнуло, чадя дымом.

– Пошла! – вцепляясь ей в гриву, заорала я. Мишка подскочил с другой стороны. – Пошла, ну!

Испуганная лошадь вскинулась на дыбы.

– Мы ее не выведем! – заорал Мишка.

Дым впереди уже стоял сплошной стеной, я почувствовала, как кружится голова, а легкие судорожно пытаются втянуть воздух. Похоже, мы и сами отсюда не выберемся!

Издалека громовой трубой прогремело ржание Бахтата – и Симка не смогла ослушаться приказа своего жеребца! Она рванула вперед – мы с Мишкой вцепились в гриву. Плотная, словно монолитная, стена дыма обхватила нас, выедая глаза, лишая шанса вздохнуть… Только бы не выпустить гриву! Я словно в забытьи перебирала ногами. Сбоку дохнуло яростным жаром… и я поняла, что все, привет – Симка завела нас в пламя.

– Сашка! – заорали рядом, меня сгребли в охапку, в лицо ударил сладкий, потрясающий, офигительный… нормальный воздух, и плевать, что в нем хлопья сажи носятся! Меня на руках держал мой папа, а рядом захлебывалась слезами мама, и до фига народу вокруг…

– Сумасшедшая! – тряся меня как котенка, заорал отец. – Ты куда полезла – жить надоело?!

– Лошади… – я облизала обожженные губы.

– Черт с ними! – выкрикнул папа.

– Не черт! – упрямо сказала я и извернулась у него на руках. Где Мишка?

Из дыма медленно выбрались две фигуры… Ну да, носить на руках его не положено, поэтому Мишка героически и с полным соблюдения своего мужского… гм… достоинства, висел на Петровиче.

– А вот нате вам, мамаша, хахаля вашей дочки, а мне бежать надо! – Петрович словно куклу сунул Мишку в руки моей маме.

– Как… хахаля? Саша? – мама растерянно замерла, поддерживая Мишку под спину – до плеч она не доставала. Я шустро изобразила умирающую. Мишка лающе закашлялся. – О господи, мальчик мой, ну как же вы туда полезли… Давайте садитесь сюда, сейчас я вам водички…

– Пап, я тоже слезу, – попросила я и показательно подрыгала ногами.

Папа ревниво посмотрел на Мишку, но все-таки спустил меня наземь. Болезненно морщась от начинающих саднить ожогов и боли в руке, я уселась рядом с пятиборцем. Папа исчез и вскоре вернулся с замызганным одеялом, которым укутал мои плечи. На Мишку косился злорадно: типа, а тебе фиг! Одеяло по жаре и при пожаре, конечно, сильно нужная вещь, но спорить я не стала, натянув его на плечи.

– Не лей на конюшню, тут уже не поможешь! Сюда давай! – Петрович бегал вокруг конемойки, где пятиборцы работали шлангами, заливая водой землю, траву, дорожки вокруг конюшни и сеновала. Оба здания яростно пылали, выбрасывая клубы дыма и снопы искр, внутри что-то рушилось, и новые огненные плевки взлетали в празднично-голубое небо. Черные бабочки золы реяли в воздухе, садясь мне на подставленные ладони.

– Ни один огнетушитель не сработал! – зло бросил папа. – Вот что у вас в школе творится?

Рядом раздался короткий, задушенный и очень злой всхлип. Светлана Викторовна глядела на пожар, и лицо ее было так неподвижно, что если бы не этот всхлип, я бы и не поняла, что она плачет. Возле нее, скрестив руки на набалдашнике своей палки, замерла директриса.

– Что, Сашка? – появившаяся вдруг Полинка ткнула меня в плечо так, что я покачнулась. – Есть женщины в русских селеньях, которым всегда не везет: то кто-то коня не привяжет, то кто-то избу подожжет? – ее дергало от ненормальной, истеричной веселости.

– А Настя где? – огляделась я.

– Домой удрала, – отмахнулась Полинка.

– Правильно сделала! Единственная разумная девочка! – воинственно объявил папа. – Мы тоже уезжаем, Саше надо в больницу! Я сейчас такси вызову.

Я решительно скинула с плеч одеяло и встала: обожженная кожа натянулась, я тихо зашипела сквозь зубы… Ничего, жить можно, после падения иногда хуже бывает.

– Знаете, папа-мама, у нас тут вроде как аврал. Так что в больницу чуть-чуть потом, – и перебивая их крики, припечатала: – Если реально хотите помочь, надо коней на леваду загнать, туда огонь не дотянется, и проверить, все ли на месте, – и пошагала туда, где Бахтат нежно положил голову на шею мелко дрожащей Симке – серая шкура кобылы четко выделялась на его вороной.

И почему-то меня не остановили, не выругали и не отправили домой мерить температуру и пить горячий чай – мамин метод лечения от всех болезней. Включая отвагу на пожаре, ага.

– Не хватало еще, чтоб она дома командовать начала, мало мне тебя! – только и буркнул папа. – Которая тут эта самая левада?

Издалека доносился вой сирен – пожарные ехали. Потом мы собирали лошадей, и ветврач соревнований чуть не заработала нервный срыв и копытом по голове, пытаясь осмотреть каждую, потом стали возвращаться те, кто ускакал, примчалась милиция и начала опрашивать, и что-то громко и попеременно кричали им завуч и директриса, админдама безуспешно пыталась стряхнуть с костюма копоть, а наш Администратор гнусно лыбился. Потом мы грузили в коневозки приехавших лошадей и выяснилось, что Мишка выбил двери конюшни не нашим фургоном, и снова начали орать: Мишка, Петрович, хозяин фургона, зачем-то подключился мой папа – и переорал всех.

Только к концу дня мы поняли, что Дамы и обоих пони нет – они бесследно исчезли.

Глава 7
Миша

– Я не могу на ней ездить! Она свечит![19]

– Ни под кем Симка не свечит, а под тобой вдруг начала? Самую тихую кобылу дали! – Лидка дернула поводья, серая кобыла только укоризненно вздохнула и выразительно повела кроткими очами – ну да, тихая она, спокойная, не видно разве? – Поводья проверь! Подпругу тоже. Ты ей где-то больно делаешь.

– Сама проверяй! – Настя, с головы до ног изгвазданная землей и зеленью после недавнего катапультирования из седла, швырнула хлыст Лидке под ноги. – Я уже три раза проверила! И перепроверила! А она свечит!

Демонстративно фыркнув, Лидка и правда принялась проверять узду, седло, стремена. По напрягшейся спине видно было – уверенность, что сейчас она торжествующе закричит: ну вот же затянуто/передавлено/натирает (нужное подчеркнуть), постепенно исчезает.

– Просто ты безрукая! И безногая – коленями нормально работай! Не вались из седла как куль! Свечит – на шею ей ляг, чтоб опустилась.

– Я там скоро кровать поставлю, у нее на шее! – обычно тихая, как сама Симка, Настасья вдруг развоевалась: то ли от удара об землю стеснительность вылетела, то ли это на нее третье место на соревнованиях так подействовало.

На губах у Лидки зазмеилась коварная улыбка:

– Есть один метод: сделаешь – ей больше в жизни не захочется на свечку встать, – она заговорщицки поманила Настю к себе, всем видом обещая посвятить в тайные секреты мастерства. Заинтересованная Настя сунулась поближе, Лидка наклонилась и громким шепотом выдохнула: – Яйцо!

Настя шарахнулась:

– Что – яйцо?

– Если лошадь начинает свечить под седлом… – размеренным лекторским тоном продолжала Лидка, – ты размахиваешься… и как стукнешь ее сырым яйцом по затылку! Скорлупа – хрясь! Желток, белок течет, лошадь офигевает… И делай с ней потом что хочешь!

– Правда? Ой, Лидочка, спасибо тебе большое! – Настя рванула к Симке. Взлетела в седло… и погнала прямо к воротам школы.

– Куда понесло?! Кто разрешил?! – заорал от ворот дядя Гриша.

– Сейчас вернемся! – прокричала Настя, гоня коня прямо к импровизированному мини-рыночку, который бабки из ближайшей деревни устраивали тут в расчете на родителей, привозивших девчонок на занятия. Груши из своего сада, домашний творог… Настя перегнулась с седла, протягивая деньги… и через минуту уже шагом ехала обратно, одной рукой придерживая поводья, а в другой бережно держа целлофановый кулечек… с коричневыми домашним яйцами.

– Умпс! – Лидка шумно сглотнула… и наконец прогундосила: – А я как раз собиралась ей сказать, что единственная проблема – где взять яйцо в тот самый момент, когда лошадь встает на свечку.

– Из кулечка. Целлофанового. Настя с яйцами… – пробормотал я, наблюдая торжественный въезд Настюхи в ворота.

– Пошляк! – огрызнулась Лидка.

– Чего я пошлого сказал – разве что «Настя»? – невинно поинтересовался я.

Солнышко весело поблескивало на натянувшемся под тяжестью яиц кулечке.

Настя остановила Симку рядом с нами, озадаченно посмотрела на Лидку, на кулечек, снова на Лидку:

– Слушай, а как с ними на галоп переходить? Они ж побьются!

Я уткнулся носом в плечо и тихо затрясся.

– А про галоп никто ничего не говорил, метод – только если свечит, – ласково сказала Лидка.

Все, тихо не получится! Я взвыл от хохота. Лицо у Настьки стало… интересное.

– Прикололись? Очень весело, да: Настя дура, на все ведется? – выпалила она и выразительно взмахнула кульком с яйцами…

Тень от кулька метнулась над головой лошади. Похоже, для Симки это было уже слишком. Пожар, вместо нормального денника в леваде ночевать приходится, люди злые, суматошные, бегают, орут, молотки стучат, теперь еще всадница эта… руками не по делу машет… Симка заплясала и… встала на свечку!

Настя истошно завопила, зависая параллельно земле, ноги у нее начали отвисать назад, чтоб не вывалиться снова из седла, она попыталась ухватить лошадь за шею… Кулек с яйцами описал полукруг и… вмазал Симке промеж ушей. Лошадь на миг застыла, балансируя на задних копытах… качнула головой… зацепившийся за уши прозрачный пакетик вывернулся… и бело-желтая масса потекла Симке по лбу и в правый глаз. Звук, изданный кобылой, больше всего походил на изумленный всхрюк… и она грянулась обратно на все четыре копыта. И помчалась вдоль ограды, мотая башкой и то и дело подпрыгивая!

– Ну что сказать… – глядящая на это чудное зрелище Сашка выдавила слабую улыбку. – Не знаю, как с одного яйца, но если десятком по башке приложить, свечить действительно перестает.

– «А про галоп никто ничего не говорил», да? – передразнила сама себя Лидка и с воплем кинулась в погоню за козлящей кобылой. – Симка, стой! Настька, повод набери, чтоб она голову подняла!

Меня сложило пополам. Саша глядела на меня сверху вниз, губы у нее подрагивали. Смеяться я перестал, зато понял, что, глядя на нее, лыблюсь как полный идиот. А у меня есть девушка, да!

– Что ты смотришь, как мой кот на сметану? – Сашка нервным движением заправила выбившуюся прядь за ухо – кончик уха медленно краснел.

– Мур-р! – я изогнулся, будто хотел потереться об ее ногу.

Она отскочила и поглядела на меня испуганно – уши и щеки стали как фонари:

– Сдурел?! Увидят!

Ха, пусть смотрят – у меня теперь есть девушка!

– Сашка-а… А у тебя раньше парень был?

Саша нервно покосилась на меня – ну чисто норовистая кобылка, серьезно, похоже! Круг общения влияет.

У классных девчонок в пятнадцать лет парень есть всегда. А вот у парня в семнадцать… с этим делом случаются напряги. Если, конечно, не считать балетную Ритку, с которой мы встречались всего-то два дня и которая бросила меня эсэмэской, потому что ей, видите ли, в театре, прям на премьере, крутой мажорик подвернулся. Показывали мне, кстати, того мажорика: курносый белобрысый хиляк, но, говорят, при бабках. И имя еще такое поганое – Сева. Но говорят, он ее тоже бросил, чуть ли не на первом свидании, и уж мне-то Ритку точно не жаль[20]. Зато теперь моя девушка – красавица-спортсменка и вообще крутая. Как она через окошко в конюшню влезла! Ну и я вроде тоже нормально справился с той коневозкой. Я пощупал плотную повязку под футболкой – об руль меня при ударе в ворота нехило приложило, – а потом погладил Сашку по перевязанной руке:

– Болит?

Она сжала и разжала торчащие из-под уже слегка грязного бинта пальцы:

– Пройдет. Завтра-послезавтра, говорят, вообще можно будет снять. Поников мы не уберегли… И Даму… – на глазах у Саши снова показались слезы.

Она второй день или мечется как ошпаренная, пытаясь пропавших лошадей отыскать, или ревет.

– Зато остальных лошадей спасли, – примерно в 150-й раз за прошедшие 48 часов повторил я (примерно по три раза в час выходит, а ведь ночевали мы каждый у себя дома!).

– Мы то же самое себе говорили когда Банни погиб, а Даму с пониками вытащили, – Саша всхлипнула. – А теперь они опять…

– Ну с чего ты взяла, что они на бойне?

На бойню мы уже ездили – ворваться внутрь не получилось, послали нас… дальним маршрутом, так ничего и не узнали.

– А где? – слезы ручейками текли у Саши по щекам. – Куда еще ОН мог их деть?

ОН – это Администратор. Подслушивание за ним, гадом, тоже ничего не дало – хотя бы потому, что все два дня он проторчал тут, в школе, у нас на виду. Издевался, точно!

– Пошли в конюшню, а? Чего без дела торчать? – предложил я. Вообще-то всех участников героического спасения конюшни разной степени ушибленности от уборки освободили. Но лучше горелые остатки выгребать, чем смотреть, как Сашка себя мучает, – когда она при деле, то хоть ненадолго забывает о пропавших лошадях.

Мимо нас провели гнедого дончака – его хозяйка, старательно держа сочувственное выражение на лице, распрощалась со Светланой Викторовной, завела коня в фургон и с явным облегчением вздохнув, уселась рядом с водителем. Фургон выкатил за ворота.

– Все, это последний, – провожая его тоскливым взглядом, пробормотала Саша. – Всех частников забрали.

– Будет где школьных лошадей поставить, – попытался утешить ее я. По принципу «поищем хорошее в большой куче… неприятностей». Действительно, второе, более ухоженное крыло конюшни, где держали своих лошадей частники, почти не пострадало. Повезло, иначе пришлось бы еще от страховщиков отмахиваться.

Раскуроченные мной двери конюшни вынули из петель, а горелые обломки свалили у входа – из кучи торчал наполовину сгоревший стенд с фотками. Неповторимый запах «лошадятины» задушило гарью. Бетонный пол пытались отмыть, и теперь вместо ровного черного слоя его украшали липкие разводы. Опустевшие денники с закопченными решетками дверей выглядели жутко. Из прогоревших дверей седловой свисали перекореженные черные сопли, некогда бывшие вальтрапами, попонами, упряжью… Сашка судорожно вздохнула:

– Где мы возьмем деньги на ремонт? ЭТОТ… все сделает, чтоб нам ни копейки не дали.

Какой ремонт? ЭТОТ – монстр из администрации – точно нацелился на закрытие школы. Директриса – и впрямь крутая тетка, из тех, кто взбесившегося жеребца взглядом к порядку призвать способна, – активно окучивала городскую администрацию, но… Во времена наших родителей ко всяким чемпионам прислушивались, а сейчас бабки рулят.

– Лошадей не отдадим, – словно молитву повторила Саша.

– Не отдадим, – кивнул я. Даму, пони, беднягу Банни… их тоже никто не собирался отдавать, но вот… нету же! Мы их подвели… надо сберечь хотя бы уцелевших.

Сам не знаю, когда для меня все изменилось: на соревнованиях или еще когда Петрович загонял нас на барьер по тыщу раз за тренировку. Но лошади больше не казались мне такими неправильными паровозами себе на уме, так и норовящими устроить подлянку. Впервые в жизни я почувствовал, что нас на дистанции двое и что Арсенал подо мной так же отчаянно хочет победить, как и я! Честное слово, он мне после гита еще и выговаривал: фыркал чего-то, бурчал, ушами недовольно стриг…

– Ты его слушай, – на полном серьезе сказал тогда Петрович. – Арсенал лучше меня научит.

– Я по-лошадиному не понимаю, – попытался отшутиться я.

– А ты задницей слушай, очень понятливая часть тела, – в своем репертуаре отозвался Петрович.

– Если наших лошадей сюда ставить, прибраться надо, – переходя на опустевшую территорию частников, сказала Саша. – Ты лопатой, а я тачку придержу, на большее я все равно сейчас не способна.

А круто ЭТОТ за нас взялся – что по лошадям, что по наездникам полный погром: мы с Сашкой в бинтах, Костик на подозрении по допингу, Ольги вообще нет… Легче всех отделалась Лидка – ей бриджи прожгло, ну и золотые медали просвистели мимо нее, как Бахтат на галопе.

Мы закончили с денником съехавшего дончака – остальные стояли чистые еще со вчера. Сашка прошлась веником внутри короба для снаряжения, рассеянно заглянула в соседний – раньше на частной половине конюшни все короба стояли тщательно запертые, стерегли конское добро, а теперь хозяева съехали и замки с собой увезли. Сашка пошуровала веником в одном, во втором…

– О, кто-то забыл… – она вытянула за лямку блеклый вылинявший рюкзак… и вдруг начала стремительно бледнеть.

– Саш, плохо? – я ухватил ее под локоть.

– Даже не знаю, – промямлила она. – Просто… Это Костиков рюкзак, он с ним на тренировки таскался.

В общем, я всегда подозревал, что именно с Костиком Сашка раньше и встречалась – иначе чего б она его вечно нахваливала? А он выпендриваться начинал, стоило ей оказаться поблизости. И рюкзак его она сразу узнала.

Саша рывком расстегнула молнию, пошарила внутри, пересыпая всякую мелочь: ключи, скомканные бумажки… и вытащила со дна термос. Внутри что-то булькало.

– Ну и почему Костиков рюкзак здесь? – она взвесила термос на руке, а потом быстро, не раздумывая, отвернула крышку и поднесла термос к носу.

– Сдурела?! – я вырвал термос у нее из рук, жидкость внутри плюхнула. – Еще отпить попробуй! – и принялся закручивать крышку обратно.

– У Костика в крови нашли наркотик, а мы знаем, что Костик наркотики не употреблял, значит… – она перевела взгляд на термос. – Если ЭТОТ что-то Костику подлил, спрятать рюкзак здесь самое оно – у частников никто бы искать не стал.

– Давно мог рюкзак просто выкинуть, – буркнул я.

– Ничего подобного! – Сашка энергично замотала головой. – Допустим, он сюда зашел… и сумел незаметно сунуть рюкзак в открытый ящик. А забрать не получилось: или хозяин рядом, или ящик заперт, тут у некоторых знаешь какие замки были – как в сейфе! Снаряга же дорогая.

– Чего тогда сейчас не забрал? – я махнул на открытые короба.

– А тут все равно народ – только сейчас никого, и то мы! – не вполне логично, но в целом понятно возразила Саша.

Я вскинул палец к губам. Тихие, едва различимые шаги – словно кто-то заглянул в дверной проем. Надо спрятаться, а то торчим тут, как прыщи на носу… Поздно! Крадущиеся шаги сменились стремительным бегом, у входа метнулась тень, и кто-то перепуганным зайцем выскочил из конюшни.

– Не похож на Администратора – больше на кого-то из наших! – с термосом в руках я рванул следом, за мной, размахивая рюкзаком, топотала Саша. Мы вылетели из конюшни, солнечный свет стегнул по глазам, на миг ослепляя, и… я с разбегу врезался в Полинку.

– Ну и какой же зверь бежит на ловца? – невозмутимо поинтересовалось едва не затоптанное дитя. И сама ответила: – Легко раненный кабан!

– Сама ты… – я завертел головой по сторонам, пытаясь понять, кто же мог так шустро смыться. Никого поблизости. Кроме самой Полинки.

– Мы… – тяжело дыша, выпалила Сашка, – Костиков рюкзак нашли! Спрятанный! А там термос!

Я метнул на Сашку предостерегающий взгляд. А если у Администратора есть сообщник в школе? Вдруг именно Полинка с ним связана? Сашка только молча покрутила пальцем у виска, но я на всякий случай убрал термос от жадных Полинкиных лапок.

– Ой, пичалька, я у твоего бойфренда под подозрением! – восхитилась наглая малявка. – Только в отравлении Костика или во всем остальном тоже? Ольга, змеи, конюшня, поники пропавшие…

– Нет! – запротестовала Саша.

– Что – нет? – немедленно уточнила эта нахалка. – Не под подозрением или не бойфренд? – и, не дожидаясь ответа от снова покрасневшей Саши, деловито поинтересовалась: – Подслушивать вместе с подозреваемой будете? А то там Администратор к Светлане приехал, и вид у него такой – типа, иду в последний бизнес-бой. Или я сама? – Она зашла в конюшню и уверенно повернула в сторону частного крыла.

– Портосика она бы в жизни не обидела! – Сашка ткнула меня локтем в бок. – Или Даму – она ее вообще выкупить хотела!

– Хотела, – бросила Полинка через плечо, и мордаха у нее стала мрачная. Она плюхнулась на относительно чистый короб и заправила в ухо наушник, бормоча: – Ну вот так уже нормально подслушивать, не то что раньше – ухо к двери: полная антисанитария и отсутствие комфорта.

– Эй, а нам?

– Один! – Полина демонстративно приподняла беленький наушничек.

– Мы его не поделим! – возмутилась Саша.

– А вот Мишка не возражает, – промурлыкало наглое дитя и уткнулось носом в экран мобилки.

– Дай… Я… Ты… – некоторое время мы с Сашей вытаптывали неуклюжий танец вокруг наушника. Сашка краснела все сильнее, я почувствовал, что сейчас тоже в помидоры подамся… Парень я или кто? Я дернул Сашку за руку, усаживая рядом с собой на короб, и… притянул ее голову к себе. Она попыталась упираться…

– Ты слушать хочешь? – рявкнул я. Думает, мне легко!

– Ну да, ну да, ничего личного! – уткнувшись в экран, пробормотала Полинка.

Пороть. Как в старину, на конюшне. То есть подходящее место у нас уже есть. Стараясь сохранять полную невозмутимость, я притянул Сашку еще ближе к себе… И почуял ее запах: как всегда лошадей и прячущийся под ним другой, ее собственный… На мгновение голос в наушнике стал просто неясным шорохом, вроде шебуршания мухи на окне.

– О дает мужик! – хмыкнула Полинка. Мы с Сашей дернулись, покосились друг на друга… отвели глаза и постарались вслушаться в доносящиеся из наушника голоса.

– …страховкой, значит, интересуетесь, Светлана Викторовна… – издевательски протянул Администратор. – А пожарные эксперты сказали, что конюшню подожгли… Я вашу коррупционную схему насквозь вижу! – Администратор взвизгнул так, что у меня аж в ухе засвербело. – Отлично придумано: сами спалили, а страховку на ремонт теперь между собой распилите? Не выйдет! Страховала вас администрация, и деньги эти в городском бюджете нужнее!

– Вы… вы обвиняете меня в поджоге?! – в голосе завуча звучало такое крайнее изумление, что ясно было – такая идея даже не приходила ей в голову.

– А кого? Не меня же… – очень серьезно объявил Администратор… и вдруг у него вырвался короткий напряженный смешок.

– Неопытный еще. Шантажировать не умеет, нервничает, – с уверенностью дочки своего папы обронила Полина.

– Поджечь школу только вам выгодно, Светлана Викторовна! – донеслось из наушника.

– Вы такой мерзавец… что я даже не знаю, как это осмыслить! – Светлана Викторовна не возмущалась, она только удивлялась, точно не могла поверить, что слышит это наяву.

– Хотите свалить с больной головы на здоровую? – голос Администратора был исполнен укоризны – прям как у актера нашего ТЮЗа в роли строгого учителя, ругающего школьника за двойку. – Глядите, с чего все началось: вы отправляете на бойню одного коня – а возвращаетесь с тремя. Сразу понятно, что тут нечисто – или на перепродаже рассчитывали руки нагреть, или еще на чем. И вышло бы у вас все, да только не на такого напали! Не позволил я на баланс этих ваших незаконных лошадей взять, и не позволю, вот и выходит, что вы тут уже два месяца на территории государственной школы делаете свой частный бизнес: детишек там катаете и всяко разно…

– Что мы на пони и Даме зарабатывали, им даже на сено не хватало!

– Это вы так говорите! С вами, коррупционерами, дело известное: все вы бедные, несчастные, а потом глянешь – а сами по всем углам дворцов понастроили!

– Дворцы по углам – это сильно, – одобрила Полина.

– И детишки у вас соответствующие: то наркотиками балуются, то пропадают, а у одного так вообще полная сумка пистолетов!

– Он лазил в мою сумку! – я чуть не сверзился с короба.

– У тебя полная сумка пистолетов? – Сашка выронила наушник.

– А базука есть? – немедленно поинтересовалась Полинка.

– Это пневматика! Спортивная! – вызверился я. – У нас все пукалки еще с советских времен, а в городе один мужик есть, любое старье может в порядок привести. Я к нему должен вечером заехать!

Я собирался вопить и дальше, но Полинка властно вскинула руку, призывая к молчанию.

– А в свете этих пистолетов и змеи в конюшне совсем по-другому смотрятся! – важно вещал Администратор. – Террористическая организация!

– У тебя разрешение на пистолеты было? – шепотом, будто нас могли услышать, спросила Полина.

– Почему было? Есть! С печатью, как положено! В той же сумке, в кармашке лежит! – возмутился я.

– Ну точно – было, значит, – вздохнула Полинка. – Больше нету.

– Тогда и поджог конюшни логично выглядит! – продолжал распаляться административный мужик. – А под шумок незаконных лошадок сплавили, небось немаленькую сумму в карман положили и думаете, все шито-крыто? Только я все-е-е сфотографировал! Вот, вот они… все передам в компетентные органы!

– Ну хватит! – что-то грохнуло – по ходу, завуч приложила кулаком по столу. Ничего так у нее удар. – Что касается фотографий и компетентных органов… – раздался скрежет отодвигаемого стула, хлопнула дверца шкафа. – Вот это приказ насчет бедного Банни… – в голосе Светланы Викторовны проскользнул отголосок боли, а я явственно представил, как кривится Администратор. – Будто бы подписанный мной. Ксерокс. Оригинал со-о-овсем в другом месте. А вот заключение экспертизы, что моя подпись подделана. Тоже ксерокс. Выяснить, кто подделал, несложно, достаточно сличить почерк всех имеющих доступ к документам, а их не так много.

Дальше следовало мрачное, наполненное сопением молчание.

– Идем дальше, – теперь уже неприкрытое торжество слышалось в голосе Светланы Викторовны. – Что у нас здесь? А, копия чека из зоомагазина, где вы змей купили. И запись с их камер наблюдения: ваша физиономия прекрасно видна!

– Во дает наша Светлана! – рядом со мной восторженно ухнула Сашка. – Свое расследование провела!

– Светлана? Ха! – Полина обожгла Сашку взглядом. – Она до сих пор гадает, с чего вдруг зоомагазин прислал ей видео. Я попросила Катьку, а та уговорила брата провести массированный поиск через видеокамеры. Что бы вы без меня делали, лузеры!

– Надеялись, за несчастный случай сойдет? Всех окрестных ядовитых змей – включая тех, что у нас не водятся! – вдруг обуяло желание навестить нашу конюшню? – в голосе завуча яда было не меньше, чем у тех змей. – Оч-чень умно! Почти как с арабом… это ведь вы его из денника выпустили?

– Ты отдала Светлане запись, как он араба выпускает? – я пихнул Полинку локтем.

Та мотнула головой:

– Прямо в страховую отослала, – прошептала она, будто боясь, что те, кого мы подслушиваем, тоже могут нас услышать. – Хотя запись все равно официальным доказательством не считается. Мало ли с какой лошадью он там разговаривает.

Мы замолчали, потому что в наушниках снова раздался голос Светланы Викторовны:

– Ну а теперь вас, может быть, интересует, где оригиналы всех этих ксероксов? Вы тут компетентными органами грозились – так вы с ними скоро встретитесь, потому что вчера наша директриса передала все в прокуратуру! – фраза прозвучала как свист рассекающего воздух хлыста.

В кабинете повисла долгая, звенящая тишина…

– Хи-хи… – сказал Администратор… и вдруг зашелся хохотом, немножко деланым, немножко нарочитым, но буйным и радостным.

– Что вы клоуна строите? – процедила Светлана Викторовна.

– Не строю, а искренне веселюсь! – задорно объявил мужик. – Экспертизу она провела! Чек она нашла! Заявление она подала! Ты б хоть тыквой своей трухлявой подумала – лошадку на колбаску пустили, вот проблема! Кому это интересно?

– Почему вы мне тыкаете? – растерялась Светлана Викторовна.

– Потому что ты дура, – равнодушно бросил Администратор. – Вот это твое заявление в прокуратуру? – в наушнике раздался шелест бумаги и снова долгая, потрясенная пауза. – Тоже ксерокс, как ты любишь! – захихикал Администратор. – Не боись, оригинал так в прокуратуре и лежит. И еще десять лет лежать будет! – он опять захохотал. – Подумаешь, важность какая – лошадки! Тут борьба с коррупцией на миллионы долларов идет, а она со своими копеечными лошадьми лезет! – и снова хохот. – Вы против кого прете, курицы… не, кобылы тупые, ты и директриса твоя? Думаете, если я по незнанию… ну, пока не ориентировался, что тут к чему и как у вас на этих самых лошадях дела делаются… пару ошибочек совершил… так вам меня прихватить удастся? Да никто даже внимания не обратит, сколько б там ваша директриса с палкой своей по кабинетам ни ковыляла! И на ученичков ее бывших, и на поклонников… тоже мне, чемпионка! – даже не рассчитывайте! Не видать вам этой школы как своих ушей, ясно?

– А на похищение одного ребенка и попытку отравить другого тоже не обратят? – прошипела завуч.

– Делишки свои на меня сваливаете? – шипение в голосе Администратора было ничуть не хуже. – Так я тебе скажу: мне плевать, что вы тут со своими детишками делаете, хоть на органы их пускаете, хоть на мясо вместо лошадей, а меня подставить не выйдет!

– Подставить?! – голос Светланы Викторовны зазвенел. – Верните Ольгу! Вы же не совсем дурак, должны понимать, что если дело начнут раскручивать, вам не то что денег за нашу школу не видать, вам и этой… воли век не видать!

– Да это я тебя засажу! – от рева Администратора даже наушник завибрировал. – И директрису твою, и ученичков, с допингом и сумкой пистолетов, и лошадок на колбасу пущу, всех до единой! Колбасу эту выкуплю и тебе в тюрягу носить буду, поняла?!

Я вскочил с короба в конюшне.

– Стой! Куда? – девчонки повисли у меня на руках.

– Чего вы всполошились! – искренне удивился я. – Я ему ничего плохого не сделаю: только челюсть сломаю, ноги, правую руку и пару ребер.

Челюсть – чтоб пасть не разевал, ноги – чтоб сюда не шлялся, руку – чтоб ничего не подписывал, а ребра – чтоб ему было чем заняться в свободное от остальных повреждений время!

– Я все поняла! – голос Светланы Викторовны стал будто неживым. – Вы не просто выкрали девочку, чтоб нас шантажировать. Вы ей… вы с ней что-то сделали! – И раздался грохот.

– Отойди от меня, ненормальная! – как резаный завопил Администратор. – Не знаю я ничего про вашу Ольгу!

Лопнул, натянувшись, проводок, наушник остался у меня в пальцах – мы втроем рванули к выходу. Высыпали из конюшни на яркий свет солнца… Из здания школы стремительно, словно ему придали ускорения хорошим пинком под зад, вывалился Администратор. Рукав его первого, и, похоже, пока единственного, дорогого костюма висел на ниточках, под глазом стремительно, как в мультиках, наливался красками фингал.

– Кобыла тупая! – орал он. – До старости сидеть будешь, хулиганка! – И, выхватив телефон, как ковбой – кольт, гаркнул в трубку: – Все подтвердилось! Тут… разгул коррупции! Наркотики, похищения, терроризм! Пособники предыдущей бандитской власти! Сплошной коррумпированный терроризм!

Воздух наполнился ревом сирен, а на дороге перед воротами школы замелькали синие огни мигалок.

– Они что… в засаде сидели? – беспомощно спросила Сашка.

– Похоже на то, – процедил я.

В ворота въезжали машины. Парочка заливающихся сиренами милицейских, следом – немолодой, но солидный черный джип с надписью «Генпрокуратура», потом еще один джип, новехонький, аж сверкающий, за которым следовал старенький, гремящий внутренностями пикап, цвет которого невозможно было разглядеть под слоем грязи. Последним ехал фургон, похожий на наши коневозки, только побольше. Из распахнувшихся дверец пикапа сыпанули совсем молодые ребята – накачанные и бритоголовые, и тощие субтильные ботаны, и вроде обыкновенные, то ли старшеклассники, то ли студенты первых курсов. Из новенького джипа вылетела дама средних лет в деловом костюме – на ярком солнечном свете в ушах ее резко и зло сверкнули крупные бриллианты. Взмахивая руками как наседка крыльями, поцокотала каблуками к парням. И только потом из машин с мигалками начали выбираться милиционеры, а из джипа прокуратуры – тоже немолодой, солидный мужик с толстой папкой в руках. Лишь фургон-коневозка остался у распахнутых ворот, и из него никто не вышел.

Выскочившая на порог Светлана Викторовна замерла, судорожно прижимая руки к груди. Человек из прокуратуры огляделся, едва заметно улыбнулся, завидев пасущихся в леваде лошадей, и устало спросил:

– И кто тут нас так настойчиво вызывал на разгул коррупции и сплошной терроризм?

– Я-я-я… – Администратор выдвинулся вперед. – Я вызывал! По поводу здешнего начальства! Невозможно терпеть…

– Вы у нас кто? – устало поинтересовался прокурорский чиновник.

– Я? Начальство, – гордо ответил Администратор.

– Вас невозможно терпеть? – уточнил человек из прокуратуры.

– Да! – вырвалось у Саши с такой страстью, что прокурорский чиновник невольно усмехнулся.

– Нет! – пронзительно возопил Администратор. – Я от городской администрации, а это местные, это они тратят госсредства, содержат наркоманский притон…

Столпившиеся за спиной чиновника непонятные ребятки из пикапа во главе с бриллиантовой дамой демонстративно загудели, возмущенно качая головами.

– Тихо, тихо, – прокурорский чиновник вяло махнул рукой. – Разберемся. Вы местное руководство? – обратился он к Светлане Викторовне. Та кивнула. – Сотрудники где? – Та кивнула сперва на торопливо шагающего от левады Петровича, потом на выглядывающую из окошка административного здания бухгалтершу. На вынырнувшего из-за угла дядю Гришу с вилами в руках все посмотрели с опаской.

Администратор немедленно тявкнул:

– Видите, он вооружен!

– Он конюх, – вздохнула Светлана Викторовна. – Это его рабочий инструмент.

– Разберемся, – повторил прокурорский чиновник. – А это кто? – теперь он уже кивнул сперва на нас, потом на мчащихся следом за Петровичем Настю с Лидкой.

– Дети. Ученики нашей школы, – в голосе Светланы Викторовны звучала глухая безнадежность.

– Это все гнилые отмазки! – Из молодых людей высунулся низкорослый, но крепкий парень в спортивных штанах и черной футболке с черепом и костями на груди. – Какой из него школьничек, здоровый чувак! – и ткнул пальцем мне в грудь.

– И девки! Гы-гы! – Здоровяк в слишком теплом для летней жары спорткостюме, с гладкой и плоской как блин физией вылупился на Сашку. Та нырнула мне за спину.

Они всерьез думают, что можно пугать мою девушку и тыкать в меня грязными конечностями у нее на глазах? Я опустил глаза на палец… Аккуратно, как нервная барышня дохлую жабу, отодвинул его в сторону:

– Что здесь делают эти малолетние недомерки? Или это теперь у нас милиция такая?

Судя по физиономиям, оказавшиеся в задних рядах менты обиделись. А судя по метнувшемуся к моему носу кулаку, малолетние недомерки обиделись еще сильнее. Не уворачиваться стоило изрядных усилий – все-таки у меня рефлексы. От удара мою голову дернуло назад, на футболку закапали крупные темно-красные капли.

– Мы тебе не малолетки! Мы гражданские активисты, с такими, как ты, боремся! – орал недомерок.

– Мишка! – вопили девчонки, и Светлана Викторовна, и бухгалтерша. Врезавшийся в толпу Петрович явно жаждал крови. Милиционеры разом вцепились и в него, и в рвущегося ко мне недомерка. Саша вцепилась в меня, пытаясь зажать мне нос краем своей футболки. Я вцепился в нее – нечего тут перед всякими футболку до моего носа задирать!

– Замечательно. Просто превосходно, – манерный голосочек Полинки был как ведро холодной воды на голову. – Гражданские активисты… – она насмешливо посмотрела на этих самых активистов. – …избивают несовершеннолетнего, – и демонстративно покрутила мобилкой с фото на экране.

– Отдала мобилу, быстро! – вырываясь из рук ментов, прохрипел накинувшийся на меня парень.

– И отжимают мобилки у девочек, – благовоспитанно-любезным тоном пропела она. – Хорошо, что я успела отослать фотку родителям, правда? – поинтересовалась она у прокурорского чиновника.

– У нее тоже мобилка! Она звонит! – вдруг взвизгнул здоровяк и принялся тыкать пухлой рукой в сторону Светланы Викторовны. – Коррупционерам никуда звонить нельзя! Мы же с вами боремся, а вы звоните! – брови на его блинной физиономии поднялись недоуменным домиком.

– Я звонила родителям одной из наших девочек, – опуская мобилку, устало пояснила Светлана Викторовна. – Думаю, детей отсюда лучше убрать.

– Причем всех, – буркнул прокурорский чиновник, окидывая неодобрительным взглядом толпу молодых людей и многозначительно косясь на бриллиантовую даму.

– Чтоб вы тут без нас коррупционеров за взятку отпустили?! – недомерок выкручивался из рук ментов. Бриллиантовая дама только бойко закивала.

– Кровными скакунами взятка? – вздохнул чиновник, снова поглядывая в сторону левады, где паслись лошади. Только Бахтат черным монолитом застыл у ограды, настороженно глядя на людей.

– Я бы дала, – сказала Светлана Викторовна. – Все равно нашу школу хотят уничтожить, так хоть лошадей… пусть даже не в хорошие – хоть в какие-нибудь руки!

– Вопрос школы не в моей компетенции, – мрачно буркнул прокурорский чиновник.

– Светлана Викторовна может не волноваться, пристроим лошадок. До разъяснения, – сладенько протянул наш Администратор и, злорадно улыбаясь, помахал оставшемуся у самых ворот школы фургону-коневозке.

Стекло водительского сиденья опустилось… и наружу высунулся мужик в затерханной кепке и сером рабочем халате – сам тоже серый, неприметный, с невыразительным, будто смазанным лицом. Только при виде этого серого мужика глаза у Сашки стали совершенно безумные.

– Я его знаю! – сдавленным шепотом выдала она. – Видела! На бойне, – и она попыталась кинуться на Администратора.

– Видите? Они же просто хулиганы! – завопил тот.

Теперь мы с Полиной повисли уже на Сашке.

– Где там эти ваши родители? – раздраженно бросил прокурорский чиновник.

На дороге, как по заказу, появился очередной черный джип – ну да, где два, там и третий. Рассыпая щебень из-под колес, джип подкатил к столпившимся людям, и из него выскочила болтливая тетка, время от времени появлявшаяся с Полинкой.

– Полина, о чем ты думаешь? Хорошо, что я подошла к телефону, твоей маме в ее положении совершенно нельзя волноваться!

– Братика ждем? – Я ткнул Полинку локтем, она в ответ скривилась: судя по взгляду, гримаса относилась не к грядущему прибавлению семейства, а к тарахтящей тетке.

– Еще это фото ты прислала – какая-то драка, хорошо, что я стерла прежде, чем твоя мама увидела…

Недомерок в черной футболке гнусно ухмыльнулся.

– А я говорила, что конный спорт опасен! Ну что вы стоите? Полина, Настя, быстро в машину!

– Еще троих ребят надо забрать, Ася Петровна, – вмешалась Светлана Викторовна.

– А… э… – тетя Ася оглядела по очереди Лидку, Сашу, меня и демонстративно поморщилась. – Их же потом заберут?

– Нет, мы скажем, что мы все – дети, которых вы подкинули в стойла, и останемся у вас жить, – пробурчал я.

– Мальчик с разбитым носом тоже с вами? Ну хорошо, хорошо, Полиночка, не надо на меня так смотреть. Если б ты хоть немножко меня слушалась… – продолжая причитать, она полезла в джип.

Лидка шагнула к машине и остановилась:

– Светлана Викторовна, вы едете? – отчаянно оглядываясь на завуча, выпалила она.

– Боюсь, что я… не смогу, Лидочка, – вымученно улыбнулась Светлана Викторовна.

– Поедет она, поедет, – ухмыльнулся Администратор. – Только в другую сторону. Поглядим, кого еще из вашего здешнего начальства с собой прихватит. Воровство, а еще и похищение – серьезная штука.

– При чем тут Светлана Викторовна?! – Лидка уже орала.

– Прокуратура разберется…

– А лошади? Вы чего с лошадьми сделать хотите, вы…

Если она сейчас матом крыть начнет, станет только хуже.

– Тащите ее в машину! – шикнул я на Полинку с Настей. – Я могу забрать свои вещи? То есть они не мои, а принадлежат спортфедерации…

– Улики вытащить хочет, коррупционер конный! – заорал недомерок в черной футболке.

– Получите после разбирательства, – бросил прокурорский чиновник.

– А тренироваться нам с чем?

– Сказали же тебе – после разбирательства… Ох вы и получите! – ухмыльнулся Администратор. – Эй, еще одна телефонная барышня! Ты-то куда звонишь?

Сашка быстро и тихо что-то говорила в свою мобилку.

– Девочке. Маленькой, – неожиданно спокойно ответила она. – Предупредить, чтоб не ехала зря на тренировку, родителям и так тяжело ее возить. Ну мы едем или как? – даже не думая упираться, Сашка шагнула к джипу.

– А ну дала телефон, быстро! – вдруг заорал Администратор и вырвал мобилку у Саши из рук. Та не сопротивлялась, только повернулась к мужику из прокуратуры и хладнокровно поинтересовалась:

– Ему можно так делать?

Тот сделал вид, что не слышит.

– Больно ты спокойная, – лихорадочно тиская Сашин телефон, прошипел Администратор. – Не орешь, истерик из-за своих любимых лошадок не закатываешь. Посмотрим, кому тут… – он нашел список звонков и нажал на последний.

– Ну что? Я все поняла, не дура! – раздался по громкой связи голосок очень маленькой девочки, даже младше Полинки.

– Это ты так думаешь, – буркнул Администратор и с размаху шмякнул телефон Саше в ладонь.

– Девочки, езжайте уже, только хуже делаете, – простонала Светлана Викторовна.

– Правда, девчонки, валите. Мы тут сами разберемся, – попросил молчащий до сих пор Петрович.

– Ладно, Петрович, ты только не дерись, – весело сказала Сашка.

– Я думал, ты скажешь – не матерись, – грустно усмехнулся тренер.

– Я не прошу невозможного. – Сашка мазнула взглядом по Администратору и нырнула в салон джипа. Тетя Ася торопливо захлопнула дверцы, джип развернулся и ринулся прочь от школы.

– Чего сидите как на похоронах? – с какой-то истеричной веселостью спросила Сашка.

– А ты чего веселишься как ненормальная? Наших лошадей хотят убить! – взвизгнула Лидка.

– Это у вас все так ругаются? – тетя Ася демонстративно повернулась к сидящей рядом Полине. – Неудивительно, что у вас там милиция!

– А ты молчи, кошелка старая! – со слезой в голосе завопила Лидка.

– Тихо-тихо-тихо! – Саша обхватила ее обеими руками за плечи. – Спокойно, Лидуш! А милиции в наше время каждый попасться может, – наставительно обратилась она к тете Асе. – Вон, например, не вам палкой машут?

Впереди, на повороте на трассу, стояла милицейская машина, дэпээсник в бронежилете выразительно помахивал палочкой, приказывая остановиться.

– О-ой, ну что им надо, я же совершенно не умею с ними общаться! – расстроенно протянула Полинкина тетка и неуверенно предложила: – Как думаешь, может, нам просто проехать мимо, а твой папа потом с ними разберется?

– Если ты хочешь, чтобы милицейская машина с мигалками гналась за нами, время от времени постреливая по шинам… – невозмутимо предостерегла Полинка. – Может, ты считаешь, что маму, в ее положении, это повеселит?

– Мне не нравится твой тон! – бросила тетя Ася, но все-таки аккуратно припарковала джип у обочины, рядом с милицейской машиной. Стекло возле нее поползло вниз, и в рамке окна возникло лицо молодого дэпээсника. – В чем дело, э-э… – тетя Ася замешкалась, раскапывая затерявшееся в памяти обращение, и наконец выдавила: – …командир? – и натужно улыбнулась.

– Сержант… – дэпээсник неразборчиво пророкотал фамилию. – Права и техпаспорт, пожалуйста!

– Да-да, конечно! – Тетя Ася не глядя пошарила в бардачке. Шарила, шарила… Тяжко вздохнула, оторвала взгляд от мента и сунула в бардачок нос. И снова шарила, шарила… – Ничего не понимаю! – Она вынырнула наружу и физиономия у нее была растерянная. – Я точно помню – тут лежали! Полинка, ты не видела… – она попыталась заглянуть под сиденья.

– Выйдите, пожалуйста, из машины, – голос дэпээсника стал как штанга в качалке – тяжелый и металлический.

– Незачем мне выходить – я точно знаю: документы где-то тут! – возразила тетя Ася. – Дети, ищите!

– Выйдите-немедленно-из-машины!

– Ася, если ты попытаешься запереться и отсидеться, они решат, что ты террористка, и начнут в нас стрелять! – предположила Полина.

– А так они решат, что я дура! – возразила тетя Ася.

– О! – дружно, в один голос выдохнули мы.

Тетя Ася бросила злобный взгляд почему-то именно на меня (надо полагать, как на единственного парня в компании – должен же кто-то быть виноватым во всем?), распахнула дверцу и выбралась наружу со словами:

– Мобилку мою хотя бы найдите, я немедленно позвоню твоему отцу…

– Ходу! – скомандовала Сашка и выпрыгнула из машины. Я выдернул Настю из салона, как морковку с грядки. Впереди меня Полинка уже мчалась к роще, замешкавшаяся Лидка догнала нас в три прыжка.

– Дети, стойте! Полина! Настя! – По асфальту нервно зацокотали каблучки, но этот звук тут же покрыл рык дэпээсника:

– Гражданочка, остановитесь сейчас же! Мне что, в вас стрелять?

– Вы что, не видите – дети убегают?! – завизжала тетя Ася.

– От хороших родителей дети не убегают, к хорошим родителям дети за помощью обращаются, – довольно прогудел дэпээсник. – Откуда я знаю, может, вы их вообще похитили?

Дальше я не слышал – мы нырнули в рощу, и редкая стена деревьев отгородила нас от дороги.

– У нас его дочка учится – я ей позвонила, – задыхаясь на бегу, прохрипела Саша. – Это Сережа, он с Дамой и пониками помогал. Что ему, сложно машину на трассе остановить? Тем более без документов.

– Не такая она глупая – без документов выезжать. – Полинка потянула за торчащий из кармана краешек водительских прав. Выглядывающий рядом телефон тоже, видно, был тети-Асин, так что появление Полинкиного папы нам в ближайшие полчаса не грозило.

– Молодец, быстро соображаешь! – не останавливаясь, бросила ей Саша.

– Ну так конница! – гордо фыркнула в ответ Полинка.

– Сюда давайте! Выберемся как раз позади левады! – Лидка свернула с дороги, рванув напрямую через рощу. Ветки хлестали нас по лицу, кроссы путались в траве. Вздымая пыль от прошлогодней листвы, мы скатились в овражек, выбрались наверх и… с разбегу чуть не вывалились прямо к нашей леваде. С другой стороны левады к ограде привалились двое – не иначе как гражданских активистов сторожить оставили. Мимо них легким галопом носился Бахтат, точно чуял грозящую его табуну опасность. Остальные лошади сбились в кучу и нервно кружили на месте, словно ожидая атаки.

Я раздвинул кусты, вглядываясь в открывающуюся картину. Раздалось пыхтение… и с двух сторон меня стиснули разгоряченные, тяжело дышащие Саша и Лидка. Ну… правду скажу, приятно, че… Даже Лидка. Хотя Саша лучше!

Пыхтение раздалось снова… Чвяк! Меня вдавило во влажную траву – прямо мне на спину навалились две тушки.

– Слезьте с меня немедленно! – прохрипел я. Настька с Полинкой нехотя сползли с моей спины, оттеснив от меня взрослых девчонок. Вот счастье: их локти и коленки вместо Сашиной… гм… да… Заразы мелкие, в общем!

– Чего делать? – азартно просопела Полинка.

– Вы пока сидите здесь! – вытирая мокрое от ее сопежа ухо, буркнул я. – А я быстро шастану во‑он туда… – я показал на приоткрытое окошко административного здания. – Я там сегодня переодевался. И вытащу свой рюкзак с пистолетами!

– Какой еще рюкзак?! – возмутилась Саша. – Лошадей надо вывести, пока этот, с бойни, их не забрал!

– Если наши пистолеты застрянут в прокуратуре, мой тренер прикончит меня без всякой бойни, собственными руками, – резонно возразил я. – Вытащу, вернусь и сниму тех двух лохов, которые у левады ошиваются. А вы спокойно уведете лошадей.

– Чем снимешь, меткими выстрелами? – съязвила Саша.

Вот что бывает, когда твоя девушка была твоим тренером, – она до сих пор меня недооценивает!

– Лучше подумайте, куда мы лошадей потом денем!

– К ней! – Сашка ткнула пальцем в Полину. – Что? – увидев, как мелкая стремительно мрачнеет, вскинулась Саша. – Ты ж сама говорила, что родители лошадь обещали и что даже стойла оборудовали. У вас и охрана есть.

– Ага, и родители у меня тоже есть, – пробурчала Полинка, старательно отводя глаза.

– Тебе придется их уговорить, – решительно отрезала моя девушка. – Только на одну ночь – директриса найдет, где лошадей пристроить, – никакая администрация не доберется. Но сейчас их просто некуда девать – ко мне на четвертый этаж они не влезут! – почти взмолилась Саша.

Полинка с Настей переглянулись… все еще мрачная, Полина неуверенно кивнула:

– Ладно. Только сейчас я иду с тобой!

– Зачем? – опешил я.

– Затем, что я легкая, ты меня подсадишь, я твой рюкзак быстро вытащу – и ходу, а сам ты два часа провозишься, пока лезть будешь! – Пригибаясь за тянущейся вдоль дорожек живой изгородью, она чесанула к зданию.

– Навязалась на мою голову! – прошипел я, на полусогнутых ковыляя следом.

Мы проскочили к задней стене. Приоткрытая створка заветного окошка торчала у меня над головой.

– Давай! – поднимая ногу, будто собираясь садиться в седло, шепнула Полинка. Я сложил ладони лодочкой, подбросил действительно легкую девчонку вверх… она навалилась животом на подоконник и… замерла, упираясь носками сапог в стену.

– Привет! – сдавленно процедила она. – Я и не знала, что тут кто-то есть!

– Так я это… караулю! – прогудели из комнаты.

– Правильно, – немедленно согласилась Полинка. – Ты это… рюкзачок мне во‑он тот подай, пожалуйста.

Совсем офигела от наглости девка! Зачем я с ней связался – сейчас тот, в комнате, как заорет!

Сверху раздались тяжелые шаги, скрип половиц… и из окна высунулся здоровяк в спорткостюме, что на Сашу лыбился. В руках он держал… мой рюкзак.

– Этот, что ли? – густым басом спросил он.

– Точно! – Полинка обеими руками ухватилась за рюкзак. – Вот спасибо!

– Э, погоди… – здоровяк вдруг замер, не выпуская рюкзака и хмуря лоб в мучительных раздумьях. – Мне ж велели караулить.

– Так от коррупционеров, а не от меня, чессло! – возмутилась Полинка и… соскользнула с подоконника, повиснув на рюкзаке. Я вцепился в пояс ее джинсов, рванул… Торчащий из окна здоровяк попытался удержать рюкзак и вместе с ним кувыркнулся через подоконник. Я прыгнул ему на грудь и аккуратно приложил головой об асфальт. Здоровяк слабо хрюкнул… и глаза у него закатились.

– Ты его совсем убил или частично? – очень хладнокровно поинтересовалась Полинка.

– Минут пятнадцать-двадцать пролежит, – прикинул я.

– А я думала, ты только со шпагой можешь, – ухмыльнулась девчонка.

– Иногда и вручную приходится, – пробурчал я, закинул рюкзак на плечо и, снова пригибаясь за изгородью, дернул к леваде.

Полинка сосредоточенно семенила следом – с размаху вписалась лобешником мне в спину, когда я остановился и быстро присел за живой изгородью. Сквозь изрядно обкусанные лошадьми ветки кустов была отлично видна облокотившаяся об ограду парочка: граждански активный недомерок, снисходительно втолковывающий что-то нервному очкастому ботану. Губы у меня сами собой растянулись в радостно-умильной улыбке. Ах ты ж мой хороший, как же ты вовремя тут оказался! Я пощупал свой разбитый нос. Видеокамер тут нет… а справедливость на свете есть!

– Что там Сашка говорила насчет меткого выстрела? – Я покопался в рюкзаке и торжественно вручил Полинке пистолет: – Нажимать вот здесь, но не раньше, чем я подберусь поближе! – и почти сладострастно потянул из живой изгороди деревянную рейку, к которой заботливый дядя Гриша привязал покосившийся куст.

– Красивые животные – лошади, – очкатый ботан задумчиво глядел, как за оградой мечется черный жеребец. – Как думаешь… девчонка та правду кричала, что их теперь на бойню отправят?

– Откуда я знаю? – с раздражением ответил низкорослый парень в черной футболке с черепом и костями. – Что теперь, из-за этих четвероногих здешних коррупционеров отпустить? Их давить нужно! Если б не коррупционеры, наша страна знаешь бы как жила? У каждого бы все было: и жратва самая лучшая, и машины, и… И лошади тоже, не только у всяких коррупционеров, а у каждого!

– А теперь, получается, ни у кого не будет – если на бойню? – озадачился очкарик.

– Зато лучшее будущее будет! – рявкнул низкорослый. – Без коррупционеров и вообще террористов!

– Террористы! – вдруг выдавил очкарик и… ткнул пальцем напарнику в живот. Там медленно ползла вверх алая точка лазерного прицела. Поднялась на грудь, скользнула по лицу, сонной мухой переползла на кончик носа и двинулась к переносице – парень в футболке свел глаза, пытаясь отследить ее неспешное движение. Точка метнулась ко лбу.

Пшшш! – донеслось негромкое шипение, и точка замерцала короткими очередями, то затухая, то разгораясь. Очкарик заорал и сиганул в сторону.

Я выкатился из кустов и сунул ему рейку между ног. Очкарик полетел кубарем.

– Руки за голову! Ты у меня на прицеле! – скомандовала выскочившая из кустов Полинка и, чтоб он не сомневался, ткнула дулом лазерного пистолета ему между лопаток. Очкарик вытянулся на дорожке, дисциплинированно заложив руки за голову.

Из кувырка я выскочил под носом у опешившего недомерка. Ага-ага, вот нос твой меня в первую очередь и интересует.

– Ангард! – скомандовал я, взмахивая гибкой рейкой. Полинка ж хотела шпагу!

– Мушкетера изображаешь? – презрительно фыркнул недомерок и, как молодой бычок, выставив голову, ринулся на меня.

Ну, если ты не понимаешь, что может сделать хороший фехтовальщик с помощью простой палки, то кто ж тебе… гм… санитар?

– Финт! – Рейка метнулась противнику навстречу, заставляя его шарахнуться в сторону, чтоб не нанизаться на нее глазом. Он вскинул руку, пытаясь принять на нее мою палку! Мне б таких противников на соревнованиях, я был бы даже не чемпион, а бог! – Ремиз! – я атакую под поднятую руку, со всей силы в диафрагму… – Туше! – ага, скорей даже – тушите свет, я ему дыхание сбил.

Из примыкающего к ограде леска уже вылетели девчонки, Сашка скользнула под нижней жердью и рванула прямиком к Бахтату.

– Арсенала Мишке оставь, а ты Топаза бери, он трусливый! – рявкнула она на Лидку. – Настька, ты самая легкая, давай на Димона!

– А седло? – пискнула Настя.

– Без седла, я тебя учила!

Мой противник судорожно дернулся, пытаясь развернуться к леваде. Совсем офигел: будь у меня настоящая шпага, я б ему ухо отрезал! А так… Край рейки вмазал ему под ребра – недомерок взвыл. Мимо вихрем пронеслась Полинка, на ходу сунув лазерный пистолет мне в руку. Поднырнула под ограду, с Сашкиных подставленных ладоней взвилась на спину Симке…

– Все, мне некогда! – Пистолет в одной руке, рейка в другой… я сделал выпад… рейка с глухим чвяком ткнулась противнику в нос! Кровь хлынула на футболку с черепом и костями, парень скукожился, зажимая нос ладонями. Я попросту шарахнул его рукоятью по загривку, сунул пистолет за ремень джинсов… прыгнул на ограду… и с нее – на подскакавшего Арсенала!

Офигеть, получилось! Такой я, блин, Зорро! А без поводьев чем рулить?

– Пошел! Не отставай! – Сашка погнала Бахтата на круг по леваде… Арсенал подо мной дернулся, едва не вывалив меня под копыта, и галопом рванул следом. Симка и Димон уже скакали за вожаком.

– Эй, сто-ой! Это наши лошади, за них бабки плочены! – по дорожке к леваде бежал мужик с бойни.

Откуда за его спиной взялся Петрович, я так и не понял, тренер словно соткался из воздуха… удар кулаком пришелся точно в центр широкой кепки мужика.

– Гоните! – гаркнул Петрович и оглушительно засвистел в два пальца.

– Держись со мной! – крикнула Сашка Насте, высылая Бахтата на ограду. Молодой жеребец покорно поскакал за разогнавшимся вожаком – неумолчно визжащая от ужаса Настька болталась на его спине, отчаянно стараясь удержаться. Два коня – громадный вороной вожак и гибкий, как хлыст, молоденький двухлетка – почти одновременно взвились над оградой… на миг зависли над верхней жердью… и приземлились по другую сторону.

– Он взял! – ликующе заорала Сашка. – Димка прыгнул, прыгнул!

Лидка уже гнала Топаза к ограде, Полинка на Симке сиганула следом. Задние копыта шарахнули по жерди, та задрожала, серая кобыла заржала от боли, но все-таки сумела опуститься на все четыре и следом за остальными скрылась в лесу. Я дал Арсеналу шенкель… Мгновение мне казалось, что мы летим – он над оградой, а я над ним, загребая ногами воздух. Земля ударила Арсеналу в копыта, его спина подалась подо мной, давая прочувствовать задницей весь рельеф позвонков! Жеребец грудью проломился сквозь кусты, и мы помчались догонять табун!

– Давай на дорогу! – Сашка наклоняется под хлещущими ветками. – А то сухожилия коням повредим!

Мы свернули за Бахтатом… и я понял, что сберечь сухожилия коням – это прекрасно, а вот выезжать из леса на дорогу – реально плохая идея! По дороге мчался тот самый новехонький джип… с гражданскими активистами. На мой вкус, даже слишком активными. Из распахнутых окон вырвался многоголосый торжествующий вой. Джип пронзительно загудел у бедного Арсенала под хвостом! Лошадь мне пугать?! Всех убью – один останусь!

Я выхватил из-за пояса пистолет, извернулся – я сейчас слечу на фиг! – вскинул руку… Алый блик прицела сверкнул в лобовое стекло – и я увидел перекошенную рожу нашего Администратора! В следующий миг он ударил по тормозам. Джип повело боком, он впилился багажником в зеленую поросль у дороги, взревел мотором, забуксовал колесами, рассыпая сухой грунт…

Я швырнул пистолет обратно в рюкзак, и сжал колени, высылая Арсенала в погоню за девчонками. На миг я забыл обо всем, любуясь своей девушкой: сильные ноги стискивают бока громадного жеребца, надетая поверх футболки ковбойка развевается, коса расплелась, и волосы реют на ветру, глаза сверкают… Она хоть видела, как я джип шуганул?

– Ты был потрясающий! – оглядываясь на меня, прокричала Саша.

Ура! Не зря старался!

– Я б тоже драпанула, если б на меня твой Мишка в темном лесу вылез! – проорала с другой стороны Полинка. – И пистолет тут ни при чем!

Тьфу, зараза ехидная!

– Они вернутся! – откликнулся я. Первый страх пройдет, сообразят, что пистолет у меня спортивный… и снова в погоню. – Только теперь вместе с ментами! Надо убираться!

– Тут мостик на нашу сторону залива! – прокричала Полинка. – Прямо к моему дому! Я по нему на велике езжу!

Бахтат забрал влево, мы оставили дорогу и, невольно сбиваясь на рысь, поскакали через изрытое, поросшее жесткой травой и редкими кустами поле к заливу.

– Только не ногой в яму, только не в яму… – точно заклинание, шептала Саша, беспокойно оглядываясь на лошадей. Я озирался назад. Мы проскакали вдоль берега…

– Этот мост? Совсем офигела?! – в ярости оглядываясь на Полинку, заорала Лида.

Мост был. Перекинутый в самом узком месте нашего заливчика, крепкий деревянный мостик другим концом упирался в отделанную кирпичом мини-набережную на другой стороне, за которой виднелись черепичные крыши дорогих домов… Только мостик этот был хорош для пешехода. Ну, для велосипедиста. И слишком узкий для коня, особенно такого громадного, как Бахтат!

– Я… Я не сообразила! Я привыкла… – забормотала Полинка, бледнея и растерянно озираясь. Впервые я видел самоуверенную малявку такой несчастной.

– Не сообразила она! Вот что бывает, когда малолеток слушаешь! К большому мосту, быстро! – рявкнула Лидка.

– Поздно!

Вдалеке луч солнца отразился от лобового стекла – джип вылетел из рощи, за ним с воем мчалась милицейская машина.

– Давай, Арсенал! – я наклонился к уху коня. – Мы с тобой уже такое делали!

Я дал шенкель… Арсенал на мгновение замер, по телу его прокатилась густая дрожь, уши испуганно стригли…

– Ты же чемпион! Давай им всем покажем! – я снова стиснул его бока коленями, мягко высылая вперед, он сделал один неуверенный шаг, второй… и вдруг ринулся в воду и поплыл, рассекая грудью гладь залива.

– На разгоряченной лошади! – взвыла сзади Сашка… потом я услышал плеск, фырканье… точно подводная лодка пронеслась – Бахтат проплыл мимо, ревниво покосился на Арсенала огромным темным глазом и вырвался вперед. Сашка плыла рядом, держась за холку. Арсенал наддал, на полкорпуса обходя вожака… и с изяществом балерины перебирая копытами по кирпичным ступеням набережной, вылез из воды на другой берег. Они взмывали из реки один за другим: Бахтат с рушащимися с него водопадами, Топаз, Симка и Димка с похожей на выстиранного мышонка Настей на спине.

В брызгах воды и грохоте копыт наш табун понесся к перегораживающему дорогу шлагбауму – лошади одна за другой перемахнули пустяковое препятствие.

– Куда?! Кто?! – из будки выметнулся охранник.

– Здрасьте, дядя Коль, я домой, а тетя Ася потом подъедет, ее ДПС задержала-а! – на прыжке прокричала Полинка…

Лошади галопом понеслись по тихой сонной улочке между дорогих домов, обитатели которых, заслышав грохот копыт, бросались… к наружным видеокамерам.

Полинка вырвалась вперед и вскинула руку с пультом. Цельнометаллические ворота в самом высоком и глухом заборе начали медленно отворяться.

Глава 8
Саша

Ворота плавно разъезжались: вот между ними появилась тонкая полосочка, вот она стала шире, еще шире… в проеме возник толстый, как бревно, пушистый рыжий кот. Одно краткое, точно застывшее мгновение кот пялился на нас круглыми, как фары, глазищами…

– Мря-а-а! – дикий вопль, хвост трубой, усы стоймя, шерсть дыбом – кот взмыл в воздух и растворился в пространстве.

Топаз проскочил ворота, мы ворвались за ним. Навстречу, как картина из рамы, распахнулся то ли садик, то ли парк, настолько ухоженный, что ему вполне удавалось притворяться диким. Никаких глянцевых, как из каталога, стриженых лужаек, зимой продуваемых всеми ветрами, а летом превращающихся в раскаленную сковородку. Тенистые деревья, кусты, островки нежных цветов, вроде бы без всякого порядка растущих среди травы… и коты. Скачут среди кустов, солидно шествуют по веткам, делая вид, что им вовсе не любопытно наше появление, плавным крадущимся шагом возникают из-под резной веранды…

Раздался пронзительный многоголосый лай, и из-за веранды вылетела собачья стая, разномастная настолько, что рябило в глазах: впереди несся породистый ротвейлер – смерть ворам, гроза бомжам! – а последней скакала типичная собачка Тяпа, хвостик бубликом. Стая, звонко лая, заметалась у коней под копытами.

– Теперь понятно: когда Полинка говорит – мой кот, надо спрашивать, какой из ста пятидесяти! – заворачивая Арсенала подальше от ротвейлера, проорал Мишка.

– И ничего не сто пятьдесят! – Полинка натянула поводья. – На самом деле всего десять котов и шесть собак! Ну, еще котята у Мурыськи и щенки у Толстухи, но они пока не считаются!

Собаки лаяли, коты орали, кони замешивали копытами ухоженный газон, Бахтат ярился, вызывая псов на бой…

Восседающая в кресле-качалке Полинкина мама отложила заковыристо-воздушное вязание, отряхнула пестрый сарафан, оперлась на резные перила, и-и…

– Фу! – рявкнула она так, что ротвейлер присел на задние лапы, коты растворились в кронах деревьев и даже Бахтат заплясал перед верандой, виновато тряся гривой.

– Тяф! – в наступившей тишине громко сказала собачка Тяпа и смущенно спряталась за ротвейлера.

– Обычно, когда твоя дочь притаскивает в дом очередных котов-псов-хомячков… – сообщила сидящая в соседней качалке Настькина мама, поднимая глаза от лежащего на коленях ноута, – появляется моя дочь с криком: «А можно нам тоже хоть одного?» Надеюсь, хотя бы на коней это правило не распространяется?

Раздался топот копыт, и в ворота влетела Настька на роняющем хлопья пены Димоне. Соскользнула по гладкому боку и ринулась вверх по ступенькам веранды с криком:

– Мамочка, лошадок на колбасу хотели! За коррупцию! Можно мы хоть одну лошадку оставим себе, ну хоть самую маленькую, ну можно, ну ма-ама-а!

– Что здесь происходит? – Окно этажом выше распахнулось, и оттуда высунулся Полинкин папа. Из-за его плеча заинтересованно выглядывал накачанный парень, судя по ремням кобуры поверх рубашки – охранник.

– Прискакали дети на коррумпированной колбасе, – тяжко вздохнула Полинкина мама. – Надо полагать, хотят ее спасти.

– От чего? – поинтересовался сверху окончательно замороченный папа.

– От превращения в эту самую колбасу, – покорно вздохнула мама.

Я поняла, что пора вмешаться:

– Вы… извините нас, пожалуйста, – я спрыгнула с Бахтата и на всякий случай положила руку ему на холку, чтоб не вздумал хулиганить. Черный жеребец выщерился на меня, но стоял как вкопанный, даже копытами газон не месил. – Мы бы ни за что не стали навязываться, просто у нас не было другого выхода…

Ну да, не было другого выхода, чем ввалиться в чужой дом с лошадьми!

– Это совсем ненадолго, завтра их уже начнут разбирать… – если, конечно, я дозвонюсь директрисе. Если директриса договорится с частными конюшнями. Если Администратор не сможет добиться возвращения лошадей на бойню как украденного имущества. Много-много «если».

– Асю куда дели? Она вроде за вами поехала, – из окошка поинтересовался Полинкин папа.

– А, ее в милицию забрали, – небрежно ответила Полинка.

– Ты сдала мою сестру в милицию? – устало поинтересовался папа. Странно, сейчас, на своей территории он вовсе не производил впечатления надутого индюка – просто мужик, замотанный работой и семьей.

– Ничего подобного! – старательно возмутилась Полинка. – Я ж не виновата, что она права забыла!

– И они сейчас лежат у нее в комнате? – настороженно спросила Полинкина мама.

– Ага! – нагло согласилась Полинка… и чухнула в дом – сквозь распахнувшуюся дверь видно было, как она бежит по лестнице.

– Дорогой, ты можешь быть доволен – наша девочка явно умеет добиваться поставленной цели, – негромко, точно в пространство, бросила Полинкина мама.

Настькина мама, тетя Наташа, показательно стучала по клавишам ноута. Я принялась разбирать гриву Бахтата, Мишка изучал копыта Арсенала… Как-то все, включая собак, дружно оказались при деле. Наверное, как честный человек я должна сознаться – по большому счету тетю в милицию мы сдавали на пару, и вообще, я Полинкин тренер, значит, за нее отвечаю. Так, будем считать, что я человек нечестный! Потому как для Полинки проделки с тетей сойдут за порчу семейного имущества, а для меня даже не знаю – хорошо, если просто за большую наглость.

Из-за все еще распахнутых ворот раздалось гудение, и во двор зарулила процессия: впереди, будто муравей, тянущий толстую гусеницу, катила милицейская машина, а за ней на буксировочном тросе обиженно тащился джип. Дверца джипа распахнулась, оттуда стремительно вылетела тетя Ася и завопила:

– Игорь, я права дома забыла!

Мне показалось – или Полинкины родители издали едва слышный облегченный вздох?

– Иди быстро дай этим милиционерам взятку, и пусть они меня отпустят! А еще я потеряла Полину – точнее, она сама потерялась, такая активная девочка. А еще этим милиционерам, которым ты должен дать взятку, пришло сообщение, что в лесу орудует банда – на лошадях и с пистолетами! Ой, а тут столько лошадей… Это они-и! Банда-а! – тетя Ася издала уже слышанный мной когда-то сиренный вопль. – Они взяли всех в заложники! Спасите меня, спасите! – и принялась дергать дверь милицейской машины.

Милиционеры не открывали – тети Аси они явно опасались больше, чем банды.

– Я сейчас спущусь! – покричал из окошка Полинкин папа и тихонько добавил: – Держитесь, парни!

Следом за папой из дома выскочила Полинка.

– Я думаю, лошадей банды нужно отсюда убрать, – слегка поморщившись при взгляде на истоптанный газон, сказала ее мама. – Пока тетя Ася не вызвала ОМОН. Давайте их на задний двор.

– Ой, а может, на стоянку? Там и навес есть, – вдруг ощутимо задергалась Полинка.

– А джип – к нам в спальню? – поинтересовалась Полинкина мама. – Ты хотела конюшню – вот и давай туда сколько встанет, а остальных подумаем, как пристроить! Но на заднем дворе!

– Вы… нас не прогоните? – еще не веря, спросила я.

– Замученных котиков и плачущих собачек, укоризненно глядящих на нас с мониторов, с экранов мобилок и даже из телевизора, мы уже по Полинкиной милости проходили, то же самое с лошадьми я не выдержу. Но вы обещали, что это ненадолго!

– Лошадей… надо бы вытереть. И чем-то накрыть, – пробормотала Лидка.

Хорошо, что сказала, я бы не решилась.

– Пледы! И покрывала! – скомандовала Полинка. – Мамочка-мамуленька! – она умоляюще сложила ладошки.

– Хорошо-хорошо, разберемся! – мама властным жестом указала в сторону заднего двора.

За домом пряталась натуральная псарня. Рядом возвышалось невиданное строение, которое иначе, как котярней, не назовешь – там ночевали обитающие в саду коты. Дальше следовал сетчатый загончик с какой-то «птичностью». А за ним возвышалось новехонькое – рядом еще стояли тачка и ведро с раствором – здание красного кирпича, в котором безошибочно угадывалась конюшня. От нее уже и пахло как от конюшни.

– А может, я сама лошадей поставлю, а вы тут подождете? – Полинка странно переминалась, будто хотела ринуться к конюшне и одновременно бежать прочь.

– Так конюшня же! Хочу посмотреть! – Я кинулась чуть не бегом. Меня как волной несло: мы вырвались, ускакали, и Полинкины родители нас не прогнали, и даже ее папа воспринял наше появление спокойно… теперь точно все будет класс! Директриса и так борется, а если еще Полинкины родители подключатся… Пусть хоть Бахтат, Димон, Топаз, и Арсенал с Симкой уцелеют, раз мы такие… лузеры ничтожные, что Даму с пониками не уберегли!

Я влетела в конюшню… с яркого дневного света в полумрак… и замерла, хлопая глазами, как сова наоборот.

– Фр-р-р! – негромко донеслось из ближайшего стойла, и что-то большое завозилось там… и в следующем стойле… и в следующем… – Фр-р-р! – знакомый запах обжитой конюшни привычно защекотал ноздри.

– А свет тут зажечь можно? – чувствуя, как пересыхает в горле, выдавила я.

Полинка отлепилась от дверного косяка, посмотрела на меня мрачно, негромко посопела и щелкнула выключателем. Электрический свет залил конюшню и тех, кто возился в новехоньких, еще попахивающих краской и свежеоструганным деревом денниках. Я протянула руку сквозь решетку дверцы… и погладила мягкий шелковистый нос, ткнувшийся мне в руку.

– А у меня ничего нет… Бахтату скормила… – пробормотала я. Лошадка укоризненно фыркнула – типа, зачем же Бахтату, он и так большой! – и тут до меня дошло, в смысле по-настоящему, от глаз до мозга, что же я такое вижу! – Дама-а-а! – заорала я, вешаясь на дверцу и пытаясь обнять лошадь то ли сквозь решетку, то ли вместе с решеткой! – Ты жива! Портосик, Барбосик! – я заметалась от денника к деннику, то лихорадочно ощупывая карманы, в надежде найти завалявшийся кусок сахара, то пытаясь хоть кончиками пальцев прикоснуться к жестким челкам пони, то бросаясь обратно к Даме, то тряся запертую решетку.

Замершая на пороге конюшни Лидка прижала руки к груди и только судорожно, будто икая, повторяла: – Ой! Ой!

– Живые! – я ухватилась за дверцу денника и запрыгала под недоуменным взглядом Дамы. Плевать, пусть даже лошадь думает, что я сумасшедшая, главное, что лошадь эта – живая! Такое чувство, что вот-вот и я взлечу и буду бегать в этой конюшне по потолку… Стоп! А как наши лошади попали в ЭТУ конюшню?

– Ты-ы-ы… – я повернулась к Полинке. Верхняя губа у меня дергалась, как у рычащей собаки. – Это все ты… – я закашлялась. Слов, которые мне хотелось вывернуть на Полинкину голову, было так много, что они сбились в горле комом, не давая друг другу вырваться наружу. – Я из-за коней с ума сходила… Светлана наша, директриса… – наконец прохрипела я. – Искали, на бойню ездили… А они все это время были здесь?! Полинка, ты… Мало нам урода, который заплатил Администратору, чтоб нашу школу закрыли, так еще и ты!

– Мы приняли вас и ваших… питомцев, – раздался холодный голос, – а ты позволяешь себе оскорблять мою дочь и меня? – в дверях стоял Полинкин папа, держа на руках стопку пледов. За ним – Полинкина мама, тоже с какими-то тряпочками в руках, Настькина мама, охранник с полной тачкой конской еды…

Я невольно попятилась:

– Я… я вас не оскорбляю, я не вас… – забормотала я. Ой, плохо как получилось: если он сейчас обидится и выгонит нас, мы окажемся с лошадьми на дороге, а там Администратор нас враз найдет…

– Вообще-то она оскорбляла меня, – вмешалась Полинка. – И это наши с ней дела – мои и моей тренерши! А вот почему ты, пап, принял ее слова на свой счет? – и тихо, почти шепотом добавила: – Я два месяца разыскивала того самого… урода, который хочет закрыть нашу школу. Шпионила, подслушивала, подглядывала… лошадей воровала… А это ты? – В голосе ее было неверие и… одновременно абсолютная вера, точно вот сейчас у нее наконец совпали все кусочки сложной мозаики, все буквы кроссворда!

– Полина! – вскричала ее мама. – Игорь? – она повернулась к мужу.

– Ты подслушивала?! – изумился Полинкин папа. – Милая моя, тебе не кажется, что ты берега потеряла? Лезешь во взрослые дела…

– Папа! – Полинка орала. – Ты или не ты?

– А я что, скрывал? Пожалуйста, могла спросить – я б ответил! Я занимаюсь полезным делом! Полезным взрослым делом! – заорал в ответ Полинкин отец. – Здесь нужен торговый центр! Ты сама жаловалась, что за колбасой приходится в город ездить! – бросил он жене. – Продукты, одежда… стройматериалы! Моло́чка и сосиски с наших заводов! А вы мне тут тычете в нос никому не нужными развлечениями? Да-а, наша экономика без лошадей пропадет! – саркастически протянул он.

– Чтоб наша экономика не пропала, обязательно надо что-нибудь разрушить? – так холодно, что мурашки по коже сыпанули, поинтересовалась Полинкина мама. – Например, первое в жизни дело, которому наша дочь отдалась со всей страстью души?

– Для души мы рядом с торговым центром церковь построим – можешь на плане посмотреть! – выпалил папа и растерянно-обиженно поглядел сперва на Полинку, потом на ее маму. – Я же все ради вас! Ради семьи! Чтоб у вас все было: дом, шмотки, любая учеба, поездки за границу, я не знаю, машины, яхты…

– Угу… кровные скакуны… – тон у Полинки был даже не холодный – мертвый. – Этих лошадей, которых я люблю, ты убьешь… а потом предложишь мне купить любую лошадь, какую я захочу.

– Я тебе уже предложил! – снова заорал папа, наткнулся на Полинкин взгляд и выдохнул: – Не говорил я, чтоб этих твоих лошадей убивали, пусть они будут живы-здоровы, какая мне разница!

– Ты просто велел нашему Администратору расчистить землю под строительство, – тем же мертвым, как старая прошлогодняя листва, тоном продолжала Полина. – С живыми лошадьми это труднее, сперва их проще убить. Пара человеческих трупов тоже не помеха. Мой, например.

– Какой еще… Что ты выдумываешь?! – взвился папа.

– В первый день, когда мы в школу приехали, похитили Ольгу – меня понес пони, я чуть не разбилась. Змеи могли меня покусать так же, как остальных. Пожар в конюшне – я там была. А араб меня вообще чуть не убил. Если б не Саша…

– Какой… араб? Террорист? – растерялся папа.

– Жеребец, – сухо усмехнулась Полинка. – Твой… агент… специально его выпустил, чтоб устроить несчастный случай на леваде и прицепиться к технике безопасности. А попалась я.

– Насчет Ольги вашей я вообще ни при чем, я в тот день эту вашу школу в первый раз увидел! – Папа сделал шаг, точно хотел прижать Полинку к себе, но та только шарахнулась. Он остановился, потерянно опустив руки. – А про остальное ты не рассказывала!

– А если б ты узнал – оставил бы школу в покое? – Полинка вдруг села на корточки, обхватив себя руками, будто у нее заболел живот. – Вы бы просто запретили мне туда ездить. Сперва чуть не убили меня, и без лошадей осталась бы тоже я.

– Да я его просто уничтожу! – взревел Полинкин папа. – Кто ему разрешил рисковать моей дочерью?!

– Себя тоже уничтожишь? – Полинкина мама присела рядом с дочерью и обняла ее за плечи. – Ты заплатил за уничтожение конной школы, в которой занимается наша дочь, и думал, ее это не коснется? Ребенка – за торговый центр? Кем пожертвуешь в следующий раз? – и она демонстративно положила руку на округлившийся живот.

Меня дернули за руку.

– Я думаю, мы здесь лишние, – шепнула Настина мама и повела меня к выходу из конюшни. Гурьбой мы высыпали наружу, оставляя Полину, ее родителей – и наших лошадей тоже! Настина мама плотно закрыла дверь, отрезая несущиеся изнутри голоса. Мы с Мишкой поглядели друг на друга – и дружно попытались придать лицам мало-мальски осмысленное выражение.

– Я щетки успела прихватить, – только Настя была довольна и деловита. – И одеяла. – Она уже свалила притащенный Полинкиным папой ворох пледов на землю. – Вы ж хотели лошадьми заняться. – Она поглядела на растерянно кружащий по двору табун – Бахтат уже воевал с каким-то котом – и ухмыльнулась: – Как только пожар начался, Полинка сразу сообразила, что это ж-ж-ж неспроста, – а чего там соображать, понятно же! И что до лошадей обязательно попытаются добраться – очень они сильно мешают пустить территорию школы в дело. Всех лошадей вытащить у нас бы не получилось, но Дама и поники второй раз на бойню попасть не должны, хватит с них ужасов.

– Но я же Полинку на пожаре видела! – только и смогла пробормотать я, шалея от свалившийся на меня инфы. – Она не могла лошадей увести!

– Ну я увела! – невозмутимо пожала плечом девчонка. – Никто не обращает внимания на Настю, девочку-колокольчик, типа, блондинку, хоть и русую! – Настя подергала себя за рассыпавшиеся по плечам волосы, и улыбка ее вдруг стала жесткой и острой, как край металлического листа. – Я вот думаю: может, мне в разведку податься?

– Если не будешь так стараться, чтоб тебя в конце концов оценили, можно и податься, – ее мама звучно щелкнула Настю по носу. – Как тут надо чистить? – она потянулась за щеткой…

– Ты не умеешь, это дело профессионалов, – обиженно потирая нос, Настя выхватила щетку у мамы. – У Полинки всего два комплекта, так что по щетке на человека. Тебе… мне, Мишке… Лид, ау, тебе щетка нужна?

Лида обнаружилась на дальнем конце двора рядом с Арсеналом – она обнимала коня за шею и казалась одинокой, точно она последняя конница во Вселенной. Я вздохнула: вот и Лидке плохо, а если вспомнить о Костике и Ольге… хотелось реветь. И кто бы подумал, что весь этот кошмар нам устроил Полинкин папа? И когда это все закончится?

Мобилка в кармане моих джинсов издала тонкую трель…

– Саша? – раздался неуверенный девчоночий голос. – Это Катя говорит, которую Полинка к вам на конный приводила… Насчет информации про вашего Администратора… Полинка мне звонила раз пять – как на пожар, а я не могла ответить. Теперь я ей звоню, а она сбрасывает.

– У нее… семейные проблемы, – сказала я. И тут же сообразила, зачем Полинка могла так отчаянно названивать непростой девочке Кате, таскающей в кармане подслушивающие устройства. – Мы тут Костиков термос нашли… ну, парня, который будто бы наркотики принимал и чуть не утонул вместе с лошадью. Нельзя как-то проверить, что в этом термосе – не зря же его так тщательно прятали?

Если она скажет отдать ментам – мы в пролете. Менты приезжали вместе с Администратором закрывать школу.

– А прятали наверняка в таком месте, где только ваши, из школы, могли? – вздохнула в трубке девочка Катя.

– Откуда знаешь?

Нет, ну ведь правда – откуда?

– Я вроде говорила, что в биологический лицей хочу переводиться? – вдруг равнодушно обронила Катя.

А это здесь при чем?

– Вы в курсе, что он на самом деле химико-биологический? Там прямо на первом этаже фотки висят местных крутяков – победителей олимпиад. А в центре – их лучшая выпускница, суперзвезда, которая не только в биологии, но и в химии офигенно шарит, три года подряд все олимпиады выигрывала. Она в нашем химико-технологическом первая в списке поступивших, их ректор за этим лично следил. И зовут эту крутую девушку… – она смолкла, давая мне самой додумать.

Химический ожог на боку Дамы. Наркотик в крови у Костика. Химико-биологический лицей.

– Я тебя поняла, – даже не поблагодарив, я нажала отбой. Правильно я говорила тогда Полинке: на конном не очень интересуются, кто как живет вне конюшни. Иногда это выходит боком. Вот как сейчас. – Лидка! – на весь двор заорала я.

Лидка взвилась Арсеналу на спину и бросила коня в галоп. Миг – и она скрылась за домом.

– Уходит! – крикнул Мишка…

– Бахтатик, миленький, ну еще разочек, последний! – я рванула к вороному. На полном скаку мы с Бахтатом обогнули дом. Ворота стояли распахнутые – в них застыла милицейская машина, оба знакомых дэпээсника, Сергей и Володя, высунули головы из окон и обалдело глядели на дорогу, по которой уносилась Лидка на Арсенале.

Что может она, могу и я.

– Бахтат, родной, давай!

Вороной взвился над машиной. Точно в замедленной съемке, под копытами промелькнула желтая крыша машины, ошеломленные лица ментов… Бахтат приземлился на асфальтовую дорожку… и его хвост хлестнул милицейскую машину по бамперу.

– Берегись! – вдруг заорал Сергей.

По дороге на полной скорости летел джип – сквозь лобовое стекло мне отлично была видна перекошенная рожа Администратора. Он увидел, что я смотрю на него, ухмыльнулся жутко, почти безумно… и втопил педаль газа до упора, бросая машину прямо на нас. Бахтат метнулся в сторону.

Тяжелая, дышащая горячим металлом и человеческой яростью махина просвистела в паре сантиметров от крупа Бахтата. Сквозь открытое окно до меня донесся яростный крик Администратора – он бешено закрутил руль, поворачивая джип.

Бабах! Бабах! – шина с грохотом рванула, будто джип наскочил на мину. Его завертело, новехоньким блестящим бортом он проскрежетал по забору, стесывая краску до металлического блеска, и снес хромированной мордой… бампер милицейской машины.

На дорожке, широко расставив ноги и держа на вытянутых руках пистолет, стоял охранник из будки у шлагбаума.

– Имею разрешение на оружие! – при виде милицейской машины отбрасывая пистолет в сторону, выкрикнул он. – А эти шлагбаум проломили! На полной скорости! Вдруг убийцы, а у нас тут бизнесмены и политики живут!

Из ворот вылетел Мишка на Топазе:

– Жива? Догоняй!

– Хватайте их, они лошадей украли! – с диким воплем Администратор выскочил из машины… прямо в объятия разъяренных дэпээсников.

– Лошади его волнуют! Ты нам машину разнес! И девочку чуть не задавил!

Ему заломили руки за спину и швырнули на капот.

– Он у меня руль отобрал! Я не могла сопротивляться, я слабая женщина! – как белка из дупла, высунулась с заднего сиденья тетка из гражданских активистов и тут же спряталась.

– Надо хозяина позвать, они ему забор раскурочили! – помогая держать брыкающегося и непрерывно орущего Администратора, настаивал охранник.

Я злорадно усмехнулась: забор – фигня! Администратор так сильно хотел денег от Полинкиного папы, что… подставил Полинку, и не один раз, чуть человека (меня!) под самыми воротами не задавил… Прямо иллюстрация на тему «неумеренная жажда бабла до добра не доводит». Потому что Полинкин папа теперь его засадит и ключ выкинет, хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя виноватым. Я развернула Бахтата и погнала его за Мишкой, несущимся на Топазе к далекой кромке леса. Черный вожак завидел развевающийся впереди хвост… и наддал так, что через пару минут мы обошли Топаза как стоячего.

– Она в лесу! – крикнул вслед Мишка.

В лесу – это плохо, лес на этом берегу – не наша жиденькая роща, тут реальная чаща! Бахтат вломился в подлесок. Впереди по узкой тропинке скакал конь. Нет, я Лидку точно убью – по лесу Арсенала гонять! А если он о корень споткнется, ноги переломает?

– А-а! – короткий вопль, и Лидка улетела в кусты – нависающая над тропой ветка вынесла ее из седла. Я соскочила с Бахтата – привязывать нет времени, остается только надеяться на гонящегося за нами Мишку и сообразительность самого жеребца.

Прихрамывающая Лидка ломилась сквозь кусты – гибкие ветки хватали ее за одежду, путались в ногах. С громким стоном она грянулась оземь, вскочила…

– Лидка, стой, хуже будет! – прохрипела я. Непривлекательное обещание! Зато честное. Я запуталась в ветках, рванулась… Лидка бежала впереди, хромая и отчаянно оглядываясь – я видела ее мокрое от пота лицо с прилипшими ко лбу волосами.

Ветки захрустели снова – на узенькую тропку перед Лидкой вывалился исцарапанный, будто его коты драли, Мишка.

– Тебе сказали «стой» – вот и не рыпайся! – Он уперся ладонями в колени и с хрипом перевел дух. – Я, конечно, драться с тобой не буду, ты девушка…

Лидка вделала Мишке по зубам коленом. Он сдавленно хрюкнул, хватаясь за челюсть, и завалился набок, я только успела увидеть его круглые от изумления глаза. Я сиганула Лидке на спину, обеими руками вцепилась в шею и попыталась придушить. Лидка качнулась, точно как лошадь, и опрокинулась на спину. Соскочить я не успела. Меня шарахнуло о дорожку, вышибая дух, острый корень воткнулся в позвоночник… Лидка извернулась, вцепилась мне в волосы и со всей силы приложила головой об землю. Перед глазами вспыхнул фейерверк. Сквозь сверкающие звезды и ленты огня над Лидкой возникла темная фигура… сдернула Лидку с меня, заламывая ей руки за спину.

– …но девушки тоже должны меру знать! – впечатывая Лидку в ближайшее дерево, закончил Мишка.

Давясь рвотными спазмами, я поднялась на четвереньки – кусты передо мной качались как в бурю, тропка ходила ходуном.

– Где… Ольга? – я давилась противной липкой слюной. – Это ведь ты… да? Куда ты ее… дела?

– Ты отвечай, – Мишка стукнул Лидку о ствол дерева – сверху посыпалась старая труха. И, видно учтя мой недавний опыт, предусмотрительно добавил: – Лучше будет.

Лидка молчала. Кое-как цепляясь за прогибающиеся ветки, я поднялась на ноги – Мишка следил за мной тревожным взглядом, но Лидку не отпускал.

– Лид… Если Ольга жива… Ты ж, значит, ее кормила все время… Не скажешь, где ее спрятала… она там умрет!

– Ни фига! – вдруг выпалил Мишка. – Если кормила – она тут, близко, просто этот берег не обыскивали, потому что искали совсем в другой стороне, все ж думали, что Ольгу по проселку увезли! Мы ее теперь все равно найдем! – бросил он Лидке. – А про тебя скажем, что ты специально не призналась, где Ольга! К похищению еще покушение на убийство! – и крепче прижал Лидку к сосне.

– Там… тропинка… – наконец выдавила Лидка, кивая на заросли.

Я вломилась в кусты. Едва заметную полоску земли, проглядывающую сквозь заросли травы, сложно было назвать тропинкой – она то появлялась, то пропадала, а может, просто у меня голова кружилась.

– Ольга-а-а! – не столько держась, сколько повисая на перегородившей дорогу ветке, прокричала я. Мне показалось – или в ответ донесся слабый, едва слышный возглас. Я бросилась вперед. Сквозь густую листву темнело какое-то сооружение. Строительный вагончик!

– Ольга-а! – Я подскочила к двери – в бурой от ржавчины засовной скобе болтался новехонький навесной замок.

– Погоди! Сейчас! – из чащи вывалился Мишка. Поперек голой груди и плеч у него тянулись набухающие кровью длинные царапины, зато Лидкины запястья стягивала разорванная на полосы футболка. Мишка толкнул связанную Лидку к гулко загудевшей металлической стене и с размаху опустил на замок валявшийся у вагончика булыжник.

– У нее должен быть ключ!

– На-фига-мне-ключ! – в такт ударам выдохнул Мишка. Изъеденная ржавчиной скоба крякнула и развалилась пополам, ухнув наземь вместе с целехоньким замком. Мишка рванул заскрежетавшую дверь…

В нос ударил запах – так пахнут бродяги, спящие на теплотрассе. Внутри завозились, лязгнуло железо, в темноте опасливо блеснули глаза… На плотно накачанном пляжном матрасе кто-то лежал – из-под наброшенного сверху шерстяного одеяла к скобе в стене тянулась старая велосипедная цепь. Этот самый «кто-то» приподнял голову, засаленные волосы упали с грязного лица…

– Сашка? – слабо позвал знакомый голос.

– Ольга! – я метнулась к ней, попыталась поддержать – истерически плача и смеясь, Ольга начала заваливаться на меня.

– Где тут мой верный камешек? – Мишка склонился над цепью.

– Почему? – поддерживая висящую на мне Ольгу, я повернулась к торчащей у распахнутой двери Лидке.

– А почему все им?! – истерично завопила Лидка. – Мне Арсенал был нужнее! Вот кто ей мешал нормально свалиться, когда Дама на дыбы встала? Сломала бы себе руку или ногу, полежала бы в больнице, как Костик, и все! Нет, вцепилась как клещ! А мне что – отступать? Вы знаете, сколько я в лаборатории сидела, чтоб от нее избавиться? – она кивнула на Ольгу. – Я когда ее догнала, смотрю, мы в роще одни… ну и вмазала ей по башке!

– Ты первая поехала Ольгу искать! – вспомнила я. – А вместо этого перетащила ее на другой берег – вот почему Бахтат был весь мокрый! А шлем бросила у дороги, чтоб все думали, что Ольгу по проселку увезли!

Лошади все знали… Если бы только Бахтат и Дама могли говорить!

– Как же тебя в Полинкином поселке не увидели?

– Па-адумаешь! – хмыкнула Лидка. – Я ж не по улицам перлась, а в объезд. Летом, в будний день – кому там вообще смотреть? Тамошние бабы с детьми летом по заграницам, а мужья, если свой бизнес пашут, так в городе ночуют, – мне Костик рассказывал, он через поселок на Арсенале ездил.

– А Костика ты опоила, чтоб он на Арсенале утонул? И Арсенал чуть не погиб!

– Случайность, – отрезала Лидка. – И не утонул же! Полежит в больничке, только здоровье поправит! И с этой тоже ничего страшного не сталось… – Лидка кивнула на Ольгу. – Сытая, здоровая, я, между прочим, следила! – в голосе Лидки проскочило заметное раздражение, что ей пришлось так напрягаться. – Ну пожила тут… Вроде как в затяжном турпоходе побывала! А я бы выиграла, получила стипендию и в Англию умотала, ни одного лишнего дня бы не задержалась! И записку бы оставила, где ее искать. Вот тебе бы на электронку и послала.

– Какая стипендия, Лидка? Ты НЕ выиграла, помнишь?! – выпалила я.

– Потому что ты вылезла со своим Бахтатом! – Лидка попыталась лягнуть меня, Мишка перехватил ее и снова приложил спиной о стенку вагончика.

– Ну да, всегда кто-то мешает: не Ольга с Костиком, так я с Бахтатом! Зачем, Лидка? Зачем ты вообще это сделала? Ты же, оказывается, гений по химии, тебя уже, считай, взяли учиться…

– В наш химико-технологический? – в голосе Лидки звучало обжигающее презрение. – С победами я могла учиться в Англии! Я хочу жить в нормальной стране, понимаешь? А не в такой, где гадина жадная, вроде нашего Администратора, может за свою выгоду всех лошадей перебить!

– Ты чем лучше?! – заорала я. – Он наших лошадей убить хотел, а ты Костика в больницу отправила, Ольгу тут держала… Ты училась с ними вместе, ездила, ты… а сама… – я махнула рукой, мне просто не хватало слов! И наконец выдавила: – Я все думала, откуда берутся такие люди, как Администратор. А тут ты…

– Охренела?! – Лидка дернула связанными руками и гневно воззрилась на меня. – Где Администратор – а где я? Он же ради выгоды, а я…

– А ты Ольку в этом вагончике бескорыстно заперла? – насмешливо поинтересовался Мишка. – Тогда тебе пора в психушку! – Лидка только бешено сверкнула в ответ глазами. Мишка равнодушно пожал плечом: – Давай выбираться отсюда. – Он подхватил Ольгу на руки. – Ты только ничего такого не подумай! – строго сказал он. – Ты Кольке нравишься, а не мне!

– Ну и где же он тогда? – обхватывая его руками за шею, слабо улыбнулась Ольга.

– Ха, эти двое сегодня не пришли! Колька от злости башкой стенку протаранит, когда узнает, что тут было!

Мы шли по тропинке, Лидка время от времени упиралась, как коза, и мне приходилось дергать ее за связанные запястья. Лошадей мы нашли там же, где оставили: в мире и согласии три жеребца объедали кусты. Мишка бережно поднял Ольгу на спину Топазу и… захлестнув ремень вокруг связанных Лидкиных запястий, вскочил на Арсенала.

– Ты чего? Хочешь, чтоб она бежала за конем, как татарская полонянка? – охнула я.

– Надеюсь, ты не собираешься ее защищать? – он подтянул Лидку за ремень.

– И не подумаю! – процедила я. – Пусть с ней Светлана разбирается, а еще лучше – директриса. Если они решат сдать ее ментам… – я пожала плечами, – то так ей и надо! Надо же еще доказать, что Костик никакой не наркоман!

– Не проблема, я термос, в который она наркотик подлила, припрятал – разберутся, – бросил Мишка.

Лидка фыркнула и попыталась гордо задрать нос, но Мишка дернул ремень и ее впечатало в бок такого желанного Арсенала.

– А ты, может, впереди меня сядешь? – искушающе предложил Мишка и похлопал Топаза по холке. – Ну, типа, победитель со спасенной… – он кивнул на Ольгу, – пойманной злодейкой… – он снова дернул Лидку, – и прекрасной дамой?

– Фиг тебе! – я взобралась на Бахтата. Земля все еще шаталась под ногами, а с его спины я точно не упаду. – Я тоже тут победительница и поеду сама!

– Ничего-то ты не понимаешь в торжественных выездах! – плавно трогая Топаза, пробурчал Мишка. – Но в кафе мы пойдем праздновать это дело?

– Ну пойдем, – обгоняя его, бросила я через плечо.

– И целоваться будем? – большим наглым кошаком муркнул он вслед.

– Ого, сколько я всего пропустила! – слабо хихикнула Ольга.

– Заткнитесь! – рявкнула я и пустила Бахтата вперед.

Въезд в ворота Полинкиного дома все равно получился торжественным. К нам кинулись все: Полинкина мама, Настина мама, менты, охранники… На мгновение воцарился жуткий галдеж, потом Лидку утащили в одну сторону, Ольгу – в другую, даже лошадей Настя увела, и толпа схлынула, оставив на пустой веранде только съежившуюся в кресле-качалке Полинку.

Я поднялась к ней и села в соседнее кресло. Мишка прислонился к перилам. Скрип-скрип – качалка. Скрип-скрип.

– Прикол в том, что замешаны в этом деле оказались все. Лидка убирала конкурентов, чтоб поехать в Англию. Администратор хотел взятку. Твой папа – торговый центр. А ты… – я хмуро покосилась на нее. Мне она могла сказать, что Дама и пони живы? – Ты воровала лошадей, – закончила я.

Полинка судорожно вздохнула и вдруг тихо запела:

– Ходят ко-они над рекою, ищут ко-они во‑одопо-ою…

Мы с Мишкой мгновение подумали и подхватили:

– А к речке нейдут – больно берег крут!

– Вот и пры-ыгнул конь була-аный… С этой кру-учи окая-а-анно-ой… – тоскливо тянула Полинка.

Окошко над нами с треском распахнулось:

– Я уже сказал – сохраню я твою проклятую конюшню! – гаркнул сверху Полинкин папа.

– А иначе нам придется держать всех этих лошадей тут, – откликнулась из соседнего окна мама.

– Но синяя река больно глубока! – проорала в ответ Полинка. – А ведь если бы я не захотела ездить верхом, он бы вообще школу не увидел и не придумал бы вместо нее торговый центр строить, – вздохнула Полинка. Помолчала и добавила: – А если бы наша школа приглянулась кому-нибудь другому, а не моему папе, мы бы ничего не смогли сделать.

– Ерунда, – отрезала я. – Не знаю, как насчет школы, а лошадей мы спасли бы и без него. Даже если б твои родители не пустили нас на ночь – все равно б увели! Лидку поймали и Ольгу нашли тоже мы. И доказательства против Администратора собрала ты.

– Половину территории школы отец все равно заберет, – после нового, долгого молчания буркнула наконец Полинка.

– Что?! – я вскочила, качалка крутнулась у меня за спиной.

– То! Если он школу оставит в покое, за нее другие возьмутся – очень проект денежный. А папа ее впишет в торговый центр, будет местной фишкой. Ну там каток, кинотеатр, боулинг, и еще лошади – ни у кого такого нет! Катания, свадьбы на лошадях, дни рождения… Даже соревнования проводить обещал, типа, светские мероприятия. Как дерби в Англии.

– Чтоб она пропала, эта Англия, не могу уже про нее слышать! – выпалила я. Хотя Англия, конечно, ни при чем, живет себе своей жизнью и не знает, что тут у нас ради нее делается! – Ну… полшколы лучше, чем ничего.

– Он в прошлом году музыкальную школу ликвидировал – тоже, наверное, кто-то ее любил. А я даже внимания не обратила, – Полинка вдруг вскочила и заметалась по веранде. – Почему лошади, соревнования, победы – это все детские игры, несерьезно? А торговые центры, взятки и бабки, которые даже в руки взять нельзя – они существуют только цифрами в банковских компах, – это важно, это по-взрослому? В чем разница? Я что, когда вырасту, тоже так думать буду? – По щекам Полинки покатились слезы.

– Если не будешь, плохая из тебя выйдет миллионерша, – хмыкнул Мишка.

Я кинула на него многообещающий взгляд – обещающий много раз по шее! – и прижала Полинку к себе. Девчонка всхлипнула и ткнулась мне носом в плечо.

– А может, наоборот, хорошая! Как раз такая, как надо! – поглаживая ее по волосам, как Бахтата по гриве, сказала я. – Поживем – увидим.

1 Денник – отдельное просторное стойло для верховых лошадей.

2 Заезжать – в конном спорте – учить лошадь реагировать на команды.

3 Краги – накладные кожаные голенища для езды верхом.

4 Конкур – конные состязания по преодолению препятствий (барьеров).

5 Ногавки – элемент конского снаряжения, предохраняют ноги лошади от механических повреждений, поддерживают сухожилия и связки.

6 Трензель – деталь уздечки, состоит из грызла и двух колец, за которые трензель крепят к щечным ремням уздечки. Вкладывается в рот лошади, помогает поворачивать ее голову влево-вправо, вверх.

7 Выездка – дрессура, высшая школа верховой езды, «танец лошади под дудку всадника», т. е. выполнение лошадью фигур, поворотов, смены аллюра и т. д. по определенной программе.

8 Запал – у лошади – заболевание легких.

9 Вальтрап – стеганое покрывало под седло, предохраняет спину лошади от натирания.

10 Недоуздок – то же, что удила, но без трензеля: не мешает лошади, позволяет вести ее рядом. Чомбур – короткий шнур, «поводок» для лошади, цепляется к недоуздку.

11 Шамбарьер – длинный хлыст на гибкой рукоятке, применяемый дрессировщиками в цирке и на манеже. Длина рукояти обычно около метра, а длина самого хлыста – от двух до двух с половиной метров.

12 Китнисс Эвердин – героиня трилогии книг Сьюзен Коллинз «Голодные игры» и снятых по ним фильмов.

13 Ener-G Horse Riders – игра-симулятор для портативной консоли. Главная героиня, девушка Сью, получает в подарок лошадь и начинает готовить ее к скачкам – ухаживает за ней, учит ходить рысью, галопом и т. д.

14 Левада – огороженный загон с травяным покрытием для выгула лошадей.

15 Волынская И., Кащеев К. 11 врагов IT-сыщика. – Москва, 2008, изд-во «Эксмо».

16 Гит – завершенное прохождение маршрута от старта до финиша. Препятствия должны преодолеваться в определенной последовательности, с которой участников знакомят только перед соревнованиями. Результаты подсчитывают по завершении гита всеми участниками. В число препятствий входят калитка – отвесное препятствие, составляющий элемент свободно висит на стойках; стенка – высотное препятствие в виде глухой стены из деревянных блоков; оксер – комбинация из параллельных брусьев; пирамида, она же тройник – три параллельные жерди; крестовина – брусья крест-накрест, и т. д.

17 Прибавленная и собранная рысь различаются в основном длиной шага лошади. Вольт – элемент выездки, движение по кругу.

18 CSI–Crime Scene Investigation, криминалистическая лаборатория с высококлассными экспертами из популярного американского телесериала «C.S.I.: Место преступления» (2000 – наст. вр.).

19 Свечит – делает свечку, вскидывается на задние ноги.

20 Прочитать об этой истории можно в книге И. Волынской, К. Кащеева «Поймать звезду». Москва, 2011, издательство «Эксмо».

Продолжить чтение

Читать онлайн Конкурс неприятностей бесплатно

* * *

Пролог

Глава 1Саша

Глава 2Полина

Глава 3Саша

Глава 4Миша

Глава 5Полина

Глава 6Саша

Глава 7Миша

Глава 8Саша