Читать онлайн У темного-темного леса бесплатно

Пролог

Панически визжала лошадь. Бедные животные лучше людей ощущали присутствие черной магии, а здесь, у стен Зубастого Замка, ее гнилостный подавляющий душок чуяли даже мы. Истеричное, надрывное ржание отвлекало, верткой змеей ввинчивалось под череп и мешало сосредоточиваться, выматывало. Среди беспорядочного гвалта штурма — воя огненных шаров, звона оружия и грохота бьющего в ворота тарана, именно полный ужаса крик обезумевшего от страха животного был слышен лучше всего.

Зубастый Замок должен был вот-вот пасть. Мы штурмовали его уже второй день, и это были демонски долгие два дня. Черные маги сопротивлялись отчаянно, вцепившись в эти стены магией и оружием. Отступать им было некуда. Им, творящим черные обряды, якшающимся с демонами и режущих людей на поганых жертвенниках, милости не ждать, и снисхождения не видеть. Из таких замков не берут добычи, не продают в рабство дворню и не отпускают за выкуп владетелей. Всех в этом замке ждала смерть в очищающем огне.

И оттого осажденные встали насмерть, щедро поя каждый дюйм отданных стен кровью, что нашей, что своей.

Да только и наши маги не зря ели свой хлеб. Именно поэтому я сейчас стоял укрытый хитрыми чарами и ждал. Ждал, пока на замковой стене появится высокая, одетая в ритуальные просторные одеяния фигура.

Мой лук был уперт рогом в землю, тетива — пуста, а тело расслабленно. Что там происходит вокруг, не моя забота. Мое дело сейчас — высокая темная фигура. Хозяин этих мест. Каждый раз, когда мы были уже близки к тому, чтобы взять главные ворота и, опрокинув сопротивление защитников, ворваться в замок, он появлялся на стене. Он появлялся — и штурм захлебывался, наши откатывались назад, зализывать раны и перегруппировываться.

А некромант, собрав богатую дань нашими жизнями, снова оставлял стены.

Если бы не его поганая магия, Зубастый Замок был бы взят сходу.

Поэтому сейчас я стоял, держа наготове лук, закрытый магами от глаз и волшебства, а передовой отряд герцога Равенского изо всех сил долбил вражеские ворота, выманивая на себя черную тварь.

Если бы еще не эта лошадь…

Он появился, когда я уже почти поверил, что в этот раз обойдется, что вот сейчас, еще немного — и мы победим. Появился — и поле боя на краткий миг замерло. И незримый маятник удачи качнулся, уходя на вражескую сторону. Я вскинул лук. Черный развел руки. Стрела мягко легла на тетиву. Пальцы щипком захватили витую жилу, и она, преодолевая сопротивление мореного дерева, потянула, выгибая, рога лука. Запястье коснулось нижней челюсти и остановилось. Я всей спиной ощутил замершую, напряженную силу, заточенную в теле лука. Маг на замковой галерее — темный контур на фоне ясного неба. Отличная мишень. Проклятая литания, неслышная отсюда, но ощутимая всей шкурой, полилась со стены — и стальное жало совместилось с черным сердцем. Отступник вскинул руки, готовясь спустить на наши головы проклятие — и я отпустил в полет оперенную смерть.

Стрела ушла вверх красиво, как в песне, со свистом рассекая воздух в полном безветрии. И вошла точно, куда метил. Колдун так и не успел завершить свое последнее заклятие, моя стрела успела раньше, оборвав оскверненную жизнь.

И это было последнее, что я видел перед тем, как мир взорвался багровой вспышкой и непереносимой болью, и я перестал быть.

Глава 1

В аудитории было тихо, только перья натужно скрипели, стараясь поспеть за усыпляюще монотонной речью. Уже которое занятие наставник Бельтрам посвящал внимательнейшему изучению труда одного из талантливейших лекарей прошедших веков. Талант лекаря, по моему глубокому убеждению, куда больше простирался в сторону стихосложения, нежели целительства. А вот наш учитель, превосходно владеющий историей данной науки, начисто был лишен дара чтеца, поэтому заритмованные строки навевали сон в два раза быстрее, чем обычная лекция.

Широких знаний человек был этот лекарь, право слово. В одном стихе охватить и моль, и синяки под глазами, и звон в ушах. А что, надо поэкспериментировать. Два последних симптома — распространенная вещь среди школярской братии. Только вот уточнить бы, бычью желчь надо в каких пропорциях с полынью намешать? И стоит ли интересоваться мнением на этот счет наставницы Невены, преподающей нам травоведение?..

Я уже вознамерилась растревожить сонное царство животрепещущим вопросом (заодно хоть кисть передохнет!), как в дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, в аудиторию просунулась лысая голова секретаря Ильфина.

— Прошу прощения, наставник Бельтрам, но директор Паскветэн вызывает к себе Шелу Кассади.

Наградив меня печальным, с оттенком скорби, взглядом по поводу того, что мне теперь не удастся вживую приобщиться к мудрости лекаря прошлого века, учитель кивнул на дверь. Я простеньким заклинанием высушила чернила в конспекте, смела писчие принадлежности в сумку и выскочила из класса, гадая, зачем могла понадобиться директору посреди урока. Серьезных грехов за мной в последнее время, вроде бы, не водилось, заслуг тоже…

Пустынные в час занятий коридоры школы, две лестницы, приемная. Молчаливый секретарь, из которого не то, что объяснения, «здрасте» и «до свидания» иногда было сложно выдавить, сразу прошел за свой стол, а мне только взглядом на дверь указал.

— Директор Паскветэн? — осторожно сунулась я. — Вы меня звали?

— Да, Шела, — старый маг слегка улыбнулся. — Проходи, присаживайся.

Я последовала указанию и опустилась на один из двух стоящих перед массивным директорским столом стульев. Второй тоже не пустовал, но опознать отвернувшегося к окну соседа только по лохматой, неопределенного, светло-пепельного цвета шевелюре мне не удалось. Впрочем, если судить по сумке в его ногах, явно слишком большой для школьных принадлежностей, прислоненному к ней колчану и чехлу с грозного вида луком — вряд ли этот человек мне знаком.

— Кайден, — негромко кашлянул директор, привлекая его внимание.

Лохматая голова чуть повернулась, явив мне хмурый профиль — сдвинутые брови, идеально прямой нос и опущенные уголки губ, теряющиеся в не слишком аккуратной бороде, которая однозначно уже давно росла по своему усмотрению.

— Знакомьтесь. Шела, ученица шестого курса целительского факультета. Кайден, будет обучаться на факультете боевой магии.

Мужчина соблаговолил повернуть голову еще на четверть оборота, чтобы одарить меня беглым взглядом. Мелькнула и пропала, скрывшись за ресницами, блекло-серая радужка, после чего он снова отвернулся. Ну, вот и познакомились!

Я вопросительно посмотрела на директора Паскветэна. Тот ободряюще мне улыбнулся и сцепил в замок лежащие на столе пальцы. С невольным сожалением я отметила, что на тыльной стороне ладоней прибавилось темных старческих пятен, сквозь пергаментно токую кожу просвечивали извилистые вены. Руководитель школы был далеко не молод уже десять лет назад, а последнее время сдавал все сильнее. И хоть разум его был так ясен, что и некоторые юноши могли позавидовать, тело мага подводило. Время — стихия, не подчиняющаяся даже самым могущественным…

— Кайден — человек с очень непростой судьбой, — негромко, сдерживая рвущийся наружу кашель, проговорил директор, — которая оставила немало шрамов на его душе. При этом он является носителем редкого по своей силе магического дара, контролировать который полностью из-за сложившихся обстоятельств не может. Махнуть рукой и не дать этому дару развиться было бы совершенно безумным расточительством, поэтому я убедил Кайдена все же начать обучение в нашей школе, но нам понадобится твоя помощь.

Я посмотрела на мужчину с куда большим интересом, теперь, скорее, профессиональным, а тот продолжал пялиться в одну точку перед собой, будто мы с директором о погоде за окном разговаривали, а не о его проблемах и душевных ранах.

— Я хочу, чтобы ты, во-первых, помогла ему здесь освоиться: все показала, объяснила порядки. А во-вторых, сделала все, что в твоих силах, чтобы примирить Кайдена с его даром и… с самим собой.

При последних словах, мужчина издал какой-то нервный, хмыкающе-фыркающий звук, за что заработал укоризненный взгляд от директора и недоумевающий от меня. Руководитель школы был известен своей привычкой находить и «подбирать» по всему королевству талантливых самородков, которым не повезло по жизни, приводить их в школу и давать этим шанс на счастливое будущее. Да я сама была из таких вот «самородков», но впервые видела, чтобы этот жест не только не встречал благодарности, но еще и сопровождался таким… фырканьем. Точно с головой не все в порядке. Будем работать!

— Возьмешь у Ильфина расписку для кладовщика на получение учебных принадлежностей и постельного белья. Он же скажет, где можно поселиться и выдаст расписание занятий первого курса. Вопросы?

Я помотала головой — нет вопросов!

— Хорошо, — кивнул директор и проникновенно добавил: — Я очень на тебя рассчитываю, Шела.

И я прониклась. Директор Паскветэн уже пару раз прибегал к моему дару для того, чтобы помочь своим найденышам, но так серьезно не просил еще никогда. Видать, и впрямь случай запущенный.

— Можете идти. От занятий ты до конца дня освобождаешься. Но завтра оба на уроках без опозданий.

С секретарем Ильфином разговаривала я. Ну как разговаривала… сказала, что нам нужно, а потом стояла и пять минут в гробовой тишине дожидалась, пока тот найдет и напишет мне все необходимое. Кайден в это время дожидался в коридоре. Стоило мне выйти, как он оттолкнулся от стены, поправив переброшенный через плечо чехол с луком и подхватил сумку. Я посмотрела ему в глаза и очень четко поняла — случай не запущенный, он практически безнадежный.

Этот человек не просто был на грани глубочайшего отчаяния, он уже погрузился в него больше, чем по пояс и целенаправленно тонул, не особенно пытаясь барахтаться.

Жрецы в храмах скорбно твердили — нельзя спасти того, кто не хочет быть спасенным. Медицина возражала — можно. Достаточно пациента усыпить или обездвижить. В крайнем случае — стукнуть по голове. Глядишь, мозги на место встанут и жить захочется.

Я улыбнулась, помахала честно добытыми свитками и поинтересовалась:

— Ты голодный?

— Да нет, не особенно. — Совершенно невинный вопрос мужчину, кажется, озадачил, потому что ответил он на него не слишком уверенно. Зато смотри-ка ты, разговаривает!

— Просто до обеда еще далеко, но можно заглянуть на кухню. У тетушки Беатрис — это наша кухарка — всегда припасено что-нибудь для непутевых, проспавших завтрак.

— Я запомню.

И все. Никаких вопросов, никакого продолжения беседы.

— Ладно, раз не голодный, пойдем покажу тебе, где будешь жить и учиться.

Я развернулась и зашагала по коридору. Кайден пристроился за моей спиной, а не нагнал, чтобы идти наравне. Беседовать в таком порядке было не слишком удобно, но меня это не особенно смущало.

— Тебе, кстати, повезло, ты нечетный вновь прибывший, будешь жить один пока. Мужчины живут в западном крыле. Уроки начинаются после третьего колокола. Первый звенит на подъем, второй на завтрак. Дальше звон означает смену занятий. До обеда их три, после — тоже три, иногда четыре, плюс практики и отработки. Учеба началась всего неделю назад, так что много ты не пропустил, нагонишь быстро…

Кажется, его вполне устраивал мой беззаботный треп и отсутствие необходимости отвечать на вопросы. Нет, так дело не пойдет. Я обернулась, стремительно замедлилась и поравнялась с ним. Мужчина перестроиться не успел, только чуть сбился с шага.

— А ты откуда родом?

— Из Йена.

— Ого! — присвистнула я. — Далековато тебя занесло. Это же самый север. То-то я смотрю, ты такой светленький, не как наши. А я местная — и родилась, и выросла в Вирше, это ближайший город, часах в трех ходьбы…

— Что же ты тогда такая рыжая? — мрачно поинтересовался Кайден.

— Какая есть! — Я гордо расправила плечи и вздернула веснушчатый нос (о, демон бы побрал этот веснушчатый нос!). — Завидовать нехорошо!

— Было бы чему. И без рыжей косы забот хватает.

Я представила эту хмурую бородатую физиономию с косой до пояса и невольно хихикнула. Кайден покосился на меня, кажется, не понимая причину веселья.

— Это для охоты? — Я сменила тему, кивнув на лук и колчан за его спиной. — Боюсь, в школе не пригодится. Разве что сусликов в поле пострелять. В Брейдене не дай бог тебе в живность целиться, обычного оленя от боуги² не отличишь, а подстрелишь фейри — живым не выйдешь.

— И не страшно вам? — Кайден резко замер у окна, вперив взгляд в темную громаду леса, полукругом обнимающего школьный замок.

Я тоже остановилась, невольно озадачившись. Страшно?..

Нет, конечно, Брейденский Лес — таинственный и жуткий Брейден, вотчина фейри и злых духов, место действия жутких легенд, родоначальник всей неукротимой природной магии — по-хорошему должен был пугать. Но когда живешь рядом с ним бок о бок всю свою жизнь, то как-то устаешь бояться. К тому же его обитатели существа хоть и опасные, но свои негласные правила чтут. А с некоторыми вполне можно и поладить, просто подход особый знать надо. Я, и пока в Вирше жила, в лес выбиралась за редкими травами, да по грибы, да по ягоды — фейри против этого не возражали. А уж после того, как переехала в школу, и подавно могла там целый день пропадать.

— Да нет, — я пожала плечами. — Мы привыкли. А тебе?

— Фейри меня не пугают. Темный лес тоже, — он отвернулся от окна и сделал шаг вперед, вынуждая меня продолжить путь.

— А что пугает? — нарочито простодушно поинтересовалась я.

В серых глазах мелькнул вялый вопрос.

— Ну, все чего-то боятся, — пояснила я. — Кто-то темноты, кто-то одиночества. Подружка у меня вот гусениц боится. А ты?

Кайден как-то неопределенно пожал плечами. Глупо было, конечно, вот так сразу на этот ответ рассчитывать, но попытка-то не пытка…

Я некоторое время помолчала. Не так-то просто выводить на разговор человека, который, очевидно, мечтает только о том, чтобы его оставили в покое, а то и просто разговорчивостью не отличается, кто его знает. Он был закован в непроницаемый панцирь отчуждения и равнодушия ко всему миру. А я ходила вокруг него, как лиса вокруг надежного курятника, не зная, с какой стороны подступиться и пробуя на зуб то одну доску, то другую, авось какая и окажется трухлявой.

— А чем ты раньше занимался? До того, как в школу приехал?

— Наемник.

Если краткость — сестра таланта, то этот человек явно метит в гении!

— О-о… — задумчиво протянула я. Да тут вам неограниченный простор для травм как душевных, так и телесных. А еще душевных, вызванных телесными, между прочим! — Лучник?

Кайден кивнул и неосознанно стиснул ремешок колчана, проходящий наискосок через грудь.

— Ну вот, мы пришли! — я выбежала чуть вперед и распахнула перед ним одну из дверей жилых комнат. Все они были однотипные — две кровати, шкаф, рукомойник в углу, на нем кувшин, под ним ведро для стекающей воды. Стол и пара стульев. — Располагайся. За бельем и прочими принадлежностями сейчас сходим к кладовщику. В конце коридора есть маленький фонтан, там можно воду набрать для питья и умывания.

Мужчина небрежно скинул сумку на пол и с куда большей, сразу видно — привычной — осторожностью стащил лук и колчан. Обернулся на меня, стоящую на пороге и наконец-то проявил хоть какой-то интерес:

— А помыться где можно?

— Баня у нас раз в неделю, — с энтузиазмом отозвалась я. — Женская в выходной утром, мужская — после обеда. Но во дворе есть большие кадки с дождевой водой и пара закутков для обливания. Если надо раньше — туда ходят. Зимой холодновато, конечно, но сейчас-то лето в разгаре… Показать? А по дороге как раз в кладовую забежим, там полотенце выдадут.

— Покажи, — кивнул Кайден и, нагнувшись, выудил из сумки чистую рубашку.

— …Еще в лесу озеро Фей есть, очень красивое. И Забытая река. Всей толпой туда не сходишь, но по одному-два человека фейри не гоняют. Там в основном моргены живут и никсы, они довольно дружелюбные. Но вверх по течению лучше не подниматься, да и с ручейками и родниками осторожно обходиться, особенно мужчинам. У школы с лесом Договор, учеников ланнан-ши³ не убивают, но кровушки попьют. В прямом смысле. За нарушение границ.

Про лес и его обитателей я могла соловьем заливаться часами. Если бы еще собеседнику это было интересно.

Хотя… кажется, и интересно. Вроде, слушает, а не просто с отсутствующим видом в пустоту пялится. Взгляд, правда, на гипотетическую угрозу со стороны кровожадных водниц сделался колючим, но все лучше, чем показное равнодушие.

Солнце к полудню еще только подбиралось неспешно, школьный хозяйственный двор был хоть и ярко освещен, но вода с ночи прогреться еще не успела. Кайдена это не смутило. Он сгрузил выданную кладовщиком ношу на скамью, набрал два полных ведра и скрылся за деревянной дощатой дверцей. Сверху только голова да плечи чуть-чуть торчат.

Свесилась с бортика сброшенная одежда, влетело вверх ведро, раздался громкий плеск. Мгновенно потемневшие волосы плотно облепили голову и шею. Кайден встряхнулся и принялся намыливаться, не обращая на меня внимания. А чего обращать? Я вот тут сижу в тенечке, прячу нос от солнышка, никого не трогаю, думу думаю…

Что же за тайна у него такая страшная, что за беда? Директор мне бы и сказал, наверное, да он знает прекрасно, что в таком тонком деле знание иногда враг. Куда лучше, если я к этому знанию сама ключ подберу, заставлю открыться, довериться — тогда и дело пойдет. Вот только подсказывало мне чутье, что будет это ох как непросто.

Я вынырнула из размышлений, только когда скрипнула дверца, и Кайден вышел. В одних штанах — чистая рубашка возле меня, в куче всех вещей, осталась. Надевать ее он, правда не спешил. Вместо этого зачерпнул еще ведро, утвердил его на каменном бортике колодца, стоящего тут же, вытащил из-за голенища нож… и принялся бриться, глядя в темное, волнующееся отражение.

Подперев голову кулаком, я за ним наблюдала, пока мужчина не оторвался от бадьи и не прожег меня недовольным взглядом.

— Ты так и будешь на меня все время глазеть?

— Я не глазею, я сопровождаю, — с достоинством отозвалась я, продолжая беззастенчиво пялиться на широкие плечи, руки, перевитые рельефными мышцами (да, таким не только наши щуплые алхимики, просиживающие штаны в подземельях, но и многие боевики позавидуют!) и линию позвоночника вдоль спины.

И шрамы имеются, куда без них воину. Едва заметный поперек бока — видать, клинок по ребрам скользнул и прочертил. Повезло. «Звездочка» на правом плече — стрела насквозь прошла. С этим он куда дольше, поди, провалялся, да и снова стрелять смог далеко не сразу. А мелких «царапин», уже давно и прочно спрятанных под загаром, поди, и не счесть.

С бритьем было покончено. Кайден выпрямился, придирчиво осмотрел себя в водную гладь, а потом стиснул в кулак распластавшиеся по шее мокрые волосы и ка-ак отчекрыжил одним резким движением большую часть! Оставшееся рассыпалось косыми, неаккуратными прядями. Сжатые пальцы полыхнули огнем, лучник стряхнул пепел с руки и, кажется, вознамерился столь же кардинальным образом «подравнять» оставшиеся лохмы. Правда, когда он снова занес руку, моя душа не выдержала.

— Ты что делаешь?! — страдальчески простонала она.

Кайден обернулся и посмотрел на меня, как на дурочку. А я мельком успела отметить, что зря накинула ему лишний пяток, а то и больше годков. Без пыльной лохматой бороды он выглядел немногим старше меня.

— Стригусь.

Боги, да овец и то с большей аккуратностью стригут!

— Никуда не уходи и ничего не делай, ради всех богов! — взмолилась я. — Сейчас вернусь!

И, не дожидаясь ответа, я подобрала юбку и бегом кинулась в свою комнату.

Когда я вернулась оттуда, запыхавшаяся, зато с ножницами и гребнем, Кайден так и стоял, склонившись над колодцем, будто воспринял мой приказ буквально и даже не шевелился на всякий случай.

Я усадила его на скамью к себе спиной и взъерошила пальцами подсохшие неровные пряди, раздумывая, с чего начать.

И вовсе они не пепельные, как мне показалось сначала. Просто светлые, теплого льняного оттенка. Густые какие. И гладкие. Как у меня от влажности пушиться не будут. Провела гребнем, полюбовалась на мягкую игру солнечных бликов, снова взлохматила…

Что чересчур увлеклась, я осознала не сразу, да Кайден и сам подозрительно притих — не вырывался, не одергивал. Жалко, мне лица его не было видно, то ли просто терпит, считая, что я там делом занимаюсь, то ли понравилось. Между прочим, массаж головы очень хорошо напряжение снимает, а если бы к нему еще и шею, и плечи добавить, то…

Я покосилась вниз, неосознанно прикидывая фронт работ, вздохнула — не поймет! — и принялась за стрижку.

— Ну вот! Хоть на человека стал похож. — Я оглядела результат работы и осталась им крайне довольна. Из мрачного, как демон, лохматого почти деда Кайден превратился в по-прежнему мрачного, как демон, но зато побритого и подстриженного молодого человека.

Лучник запустил пальцы в волосы, провел по ним, примеряясь к новой длине, а потом молча стряхнул остатки обрезков с плеч и потянулся за рубашкой.

— Ты знаешь, почему директор Паскветэн попросил именно меня тебя сопровождать? — я все-таки не выдержала и задала один вопрос в лоб, отчаявшись подобраться хоть на волосок окольными путями.

— Да. — Кайден на меня даже не взглянул. — Редкий дар. Целительница душ, так он сказал. Считает, что ты можешь мне помочь.

— Ты так не думаешь?

Лучник подхватил со скамьи выданное кладовщиком добро.

— Я не думаю, что мне вообще кто-либо может помочь.

— Тогда зачем?.. — Я осеклась не в силах выбрать один из вариантов — зачем соглашаться на мое участие или на учебу, которая совершенно очевидно не особенно его манит? Зачем приезжать в школу?

Он бросил на меня короткий взгляд, который, отражая ясное небо и солнце, сверкнул вдруг пронзительной голубизной.

— У меня есть свои причины. В любом случае, какое тебе до них дело? Я обещал, что буду во всем тебя слушать. И буду. Делай, что считаешь нужным.

Я раздосадовано прикусила губу. Такая постановка вопроса меня категорически не устраивала. Нет, «я буду во всем тебя слушать» — это, конечно, обнадеживает! Но это не то, что мне нужно.

— Ладно. — Я сдалась. — Ты, наверное, устал с дороги. Отдохни до обеда — он через два колокола. Я за тобой зайду и покажу, где столовая.

Кайден скупо кивнул и зашагал прочь.

На занятие по истории возвращаться уже смысла не было, зато я попала на травоведение наставницы Невены, вещавшей нам сегодня о крайне полезных свойствах мха, являющегося прекрасным средством борьбы с различными видами кашля. И поскольку вторая часть занятия была отведена под практику — приготовление поочередно чая и двух видов отвара — я уже предвкушала, как одноклассники будут коршунами бросаться на тех несчастных, кто посмеет кашлянуть в их присутствии.

Кайден открыл мне дверь после первого же стука. То ли так и не поспал, то ли проснулся от колокола. А до столовой мы дошли в гробовом молчании, которое по мере приближения к храму пищи, отнюдь не означало тишину.

— Особых правил, как садиться нет, — пояснила я, пока мы спускались по лестнице к уже толпящимся под закрытыми дверями ученикам. — Но все в основном кучкуются по факультетам. Если хочешь, познакомлю тебя с боевиками. А нет — пообедаем вместе. Кстати, вон твои стоят, в куртках. У них, наверное, совместные практические с демонологами были. Одни призывали, другие выдворяли… — я подумала, и добавила: — Наставники плакали.

Шутка с долей горькой правды оценена не была. Я оглянулась — Кайден смотрел на толпу учеников тяжелым взглядом, и энтузиазма от грядущей встречи с одноклассниками явно не испытывал. А с другого конца коридора мне махала Нольвенн с братцем. Мы всегда ели вместе, но теперь я засомневалась, стоит ли навязывать лучнику новые знакомства. Лучше дать ему немного времени освоиться.

— Подожди минутку, я сейчас вернусь, — протараторила я и поспешила к подруге, чтобы все ей объяснить.

Но не успела я проделать и полпути, как воздух вдруг взрезал вопль боли. Я обернулась — и со всех ног кинулась обратно, разглядев чудную картину: Андер, один из демонологов, согнулся в три погибели и выл, а мой стукнутый на всю голову (теперь-то диагноз я могла поставить точно!) подопечный пальцами ему в шею впился, будто вот-вот позвонки свернет!

Я сама не заметила, как оказалась рядом. К счастью, разнимать драку не пришлось — Кайден уже отпустил своего противника, точнее, отпихнул его к приятелям. А вот теперь самое время вмешаться, а то, кажется, стороны горят желанием продолжить ссору!

Одним слитным движением я шагнула к Кайдену и положила ладонь ему на запястье. Спокойствие. Я спокойна. Пальцы сжали мужскую руку не сильно, не слабо, а так, чтобы он полностью ощутил мое прикосновение. Тепло кожи и мое присутствие. Не более. Не менее. Я на него не взглянула даже, не сказала ничего, но это было и не нужно. Одного движения достаточно было, чтобы присутствующие поняли — он со мной, а Кайден вспомнил, что он, вообще-то обещал слушаться. А я смотрела сейчас только на демонологов.

— Ребят, а что тут происходит? — доверчивого удивления, благожелательности и готовности всех и вся сейчас же вылечить в моем голосе было примерно поровну. Не знаю, что из этого подействовало, но враждебности в позах поубавилось, и напряжение, вроде, пошло на спад. Ну и хорошо, может, еще и миром разведу…

— Этот… — Ренану, второму демонологу, цензурных слов не хватило, и он прибавил пару нецензурных, — Андеру чуть шею не свернул!

— Да я видела, — простодушно отозвалась я. — А что случилось-то?

Они недоуменно переглянулись.

— Толкнул, — отозвался Андер, пытаясь на ощупь разобрать, сколько там у него позвонков в шейном отделе — семь, как положено, или кой-чьими стараниями теперь на один меньше?

Кажется, позвонков было все же семь. И слава Бригите⁴!

— Кто кого? — так же наивно допытывалась я.

Сама же в это время пыталась «прочувствовать» стоящего рядом пациента. Физический контакт облегчал дело — еще и поэтому я не отпускала руку Кайдена. Ну, и опасалась, что он снова кого-нибудь стукнет, не без того. Агрессия в нем пошла на спад, оставив после себя разочарование, раздражение, недовольство собой и слабое сожаление. Пошла на спад — но не исчезла, так и осела на самое дно восприятия тягучей лавой, раскаленной магмой. Кажется, это состояние, которое всегда при нем… Мысленно сделав себе пометку — «Выяснить, врожденное это или следствие травмы, важно!» — я вернулась к разговору.

Выяснилось, что толкнул все-таки демонолог, а потом пошутил, а потом… «А потом» я видела, так что быстренько разговор свернула, рассыпавшись в извинениях-заверениях, и отпустив запястье подопечного, ухватила его за рукав, будничным и совершенно спокойным тоном, без следа той девочки-ромашки, что только что говорила с демонологами, сообщив ему:

— Обед с боевиками отменяется.

И, насмешливо взглянув на недовольного и даже слегка виноватого на вид спутника, добавила:

— Пойдем, о системе наказания нарушителей порядка расскажу.

Остаток дня прошел, к счастью, без приключений. Мы пообедали под мои разглагольствования о правилах и приличиях, после отправились на полную экскурсию по школе с указанием, где у Кайдена завтра какие занятия, а потом разошлись по комнатам. Лучник сказал, что не голоден, на ужин не пойдет и хочет лечь пораньше.

И вот я сидела, сосредоточенно втирала в волосы теплое льняное масло, и думала о новеньком. Приживется ли? У нас здесь все-таки место непростое. И школяры тоже не все обычные люди, даже для магов.

Взять, к примеру, мою подругу Нольвенн. Она из двойни. А наши суеверные селяне считают, что если женщина рожает близнецов — то второй ребенок подкидыш⁵. Ну, и заявили, что отец детишек — фейри. Лучше бы вспомнили, кто их мать, идиоты.

Мама Нольвенн — ведьма. Причем натуральная, деревенская, из тех, кто топнут, подмигнут, пальцы особым образом сложат — и готово. Не всякий образованный маг успеет проклятие снять. Словом, дважды отводила она от своего дома людей — а на третий вышла да спросила, чего мол вам, люди злобные, у моих ворот понадобилось? Они ей и предложили отдать сына по-доброму. Мол, дочь, старшая — та от человека, а сын, младший — Зло от Зла. Дали ей время до заката подумать. Ведьма тогда подумала, поняла, что миром уже не разойдутся, плюнула и вместе с детьми ушла. Никто так и не понял, как сумела незамеченной выскользнуть.

Она-то ушла, а плевок — остался. Так с тех пор в той деревне куры не несутся, молоко скисает, а опара падает. Люди мага позвали, чтобы проклятие снял — а он посмотрел и сказал, что сделать ничего нельзя. Что ведьма земле пожаловалась, земля ее сторону приняла, и ведьма была в своем праве. Так что, только ждать — лет через десять-пятнадцать само пройдет. Ну, или можно в этом месте выжечь все, чтобы земля умерла — но тогда она и вовсе родить не будет…

Нольвенн рассказывала, что те люди их мать потом искали, хотели просить вернуться и порчу снять — да только злопамятная она, их мамка. Так они ее и не отыскали. А как исполнилось близнецам по шестнадцать, так и выставила их мать за порог с котомками и наказом идти в школу магов, и пока не выучатся — не возвращаться. Ну, а когда выучатся — то и вовсе незачем. Вот такие они, деревенские ведьмы. Подружка моя уверяла, что они с братом от матери ведьмовства не унаследовали, и сила у них самая обычная, магическая. Вот только я пять лет с ней жила в одной комнате, и могла бы кое-что порассказать. Если бы, конечно, хотела.

Я снова провела ладонью по волосам, изучила горсть — там осталось всего два волоска. Волосы у меня хорошие. Длинные, но пушистые, легкие. Здоровые, ухоженные. И цветом, и густотой похвастаться можно. Я принялась массировать кожу на голове, втирая в нее и в корни целебное масло. Бадейка с теплой водой стояла тут же — смыть после.

Мысли от Нольвенн, которая, кстати, пока так и не вернулась в общую комнату, снова скакнули к новому моему подопечному. Странный он все-таки. Вроде бы, разговаривает. Шутит даже порой. А сквозь это лицо, как сквозь маску, видна бесконечная усталость. И лес… Я ведь не зря обеспокоилась, как он приживется в школе. Он на лес сегодня из окна смотрел… Как на противника, на врага. Не подберу точное слово, но на тех, с кем собираются жить в мире и согласии, так не глядят. А у нас здесь ведь Нольвенн с братцем — совсем не самые странные, кого можно встретить. Среди наших учеников и потомки фейри есть. Не полукровные, но и этого хватает, чтобы среди людей их побаивались и не любили. А Кайден… По нему видно, что он из таких людей, которые, собравшись уходить за грань, совсем не откажутся прихватить с собой побольше тех, кого сочтут врагами.

Я прочесала пальцами пряди, завернула их в узел и повязала старый платок. Истрепанный, выцветший, не раз штопанный, он потому и не был еще выброшен. Растирая в каменной ступке листья петрушки, смешивая зеленую кашицу со свежей простоквашей, намазывая смесью лицо, я все крутила мысли, как бы подобраться к подопечному поближе. Директор Паскветэн потребовал от него терпеть меня рядом — и он терпит. Даже, до некоторой степени, слушается. Но мне-то нужно не то. Мне нужно, чтобы ему хорошо рядом со мной было, спокойно. Прохладная маска легла на нос, скулы — везде, где отметились злокозненные веснушки. А я легла на кровать.

Надо будет его в лес вывести. Представить Брейдену. Это важно. Лес студентов школы и так узнает, и не тронет без веской причины, но представить будет все-же надежней. Подношение сделать. Показать, кого и как можно, в случае нужды, о помощи попросить. Провести в несколько хороших мест и посмотреть какое его примет. Тут надо подумать, куда вести, а куда пока не стоит. Это — обязательно. А дальше — как пойдет. Если хорошо сложится, то отведу его, пожалуй, к реке. Поляна с корягой у старой ивы — мое место, там мне думается хорошо, и многое лучше видится. Там мне больше удается. Просто полежим, помолчим… А текучая вода на мирный лад настраивает, дурное настроение уносит.

Еще…

Негромкий скрип выдернул меня из мыслей. Нольвенн вернулась. Она проскользнула сквозь узкую щель, тихо прикрыла дверь — и только тут заметила, что я не сплю. Подружка перестала стараться двигаться бесшумно, рассмотрела меня и цокнула языком, восхищенно закатила глаза — красавица! Змея у меня подружка. Я не выдержала, заулыбалась. Спрашивать, где она была, не стала — и так знаю, что на гулянии.

— Ты чего не пришла? Мы тебя ждали, — Нольвенн присела на свою кровать, и начала снимать украшения. Браслет с левой руки отправился в шкатулку, следом за ним — кольца. Подруга склонила голову, принялась вынимать из ушей массивные серьги с подвесами.

Я встала и налила немного теплой воды в чашку.

— Некогда было. Возилась с директорским подарочком.

Нольвенн понимающе улыбнулась:

— И как?

— Все живы, — бодро возвестила я о своих успехах и принялась тщательно смывать подсохшую простоквашу с лица.

Магичка негромко рассмеялась и сочувственно посоветовала:

— Подпои его успокоительным, а то он это упущение быстренько исправит!

Я осуждающе взглянула на нее, уткнулась в полотенце и оттуда возмущенно фыркнула. Смешно ей! Нольвенн хихикнула:

— Не сердись, давай лучше, я тебе воды полью!

Размотав полотенце и прочесав пальцами волосы, я снова склонилась над тазом. Теплая вода полилась струйкой на макушку. Я зачерпнула из широкой плошки мыльной смеси, смазала волосы, вспенила как следует, и Нольвенн снова полила воду из кувшина.

— Ну и рожи сегодня были у наших, когда твой больной Андера скрутил!

Я против воли тоже улыбнулась — не дает ей покоя новенький! Но вот ведь, шальной — не побоялся один против всех ввязаться.

И справился же…

— И практически, одной рукой скрутил! — продолжила развивать полюбившуюся тему подруга.

— Ну, прям уж, одной… — Я старательно смывала масло. Теплая водичка приятно грела затылок.

— Не придирайся, — отмахнулась Нольвенн и мечтательно добавила: — Какие у него сильные руки…

— Так ведь лучник, — рассудительно отозвалась я, промокая вымытые до скрипа волосы полотенцем.

— И какие плечи! — Подруга с урчанием закатила глаза.

— Так ведь лучник!

— А какая спина — м-м-м!

— Нольвенн, сходи на свидание, — душевно посоветовала я, и посмеиваясь, увернулась от подушки, брошенной в меня возмущенной магичкой.

А сама против воли вспомнила, как сегодня днем рассматривала ту же самую спину и плечи… Ну, посмотреть и правда есть на что! И, отогнав неуместные мысли, принялась убирать последствия своих прихорашиваний — ступку с пестом тщательно вымыть, воду слить в ведерко, утром вынесу, таз ополоснуть и поставить на стул — соседке пригодится.

Нольвенн начала распускать шнуровку платья на груди, тихо улыбаясь, и я засмотрелась на нее.

Она ведь откровенно некрасива. Лицо резкое, хищное. Черные косы — густые, блестящие, красивые. Но в складке губ, в разрезе глаз, горбинке носа есть что-то жесткое. И черты, по отдельности вроде бы приятные, вместе не порождают гармонии. Фигура, хоть и хороша — да вот беда, прихрамывает подружка. У Нольвенн отталкивающая внешность — что есть, того не отнять. Но держит себя подруга так, что через час об этом уже не помнишь. И изъян видится изюминкой. Живость характера, сильный стержень, вера в себя и умение подать как достоинства, так и недостатки, перекрывали непривлекательное лицо.

Поклонников у нее было полно — мужчины вокруг вились. Соперничали между собой за ее внимание, и тем самым подхлестывали друг друга. Нольвенн, хорошо зная как свои сильные стороны, так и слабости, не обольщалась этим вниманием, и частенько, насмешливо кривя сочные губы, приговаривала, что много — не всегда хорошо. И гоняла их, не скрываясь. Язвила. Особо навязчивым и вовсе сурово перепадало, в гневе Нольвенн бывала страшна. И все равно, я частенько ловила провожающие ее взгляды. Завидовала, конечно, порой — меня-то так не добивались. И уж если я говорила «нет», пороги потом не обивали и не старались завоевать. А вот Нольвенн могла так взглянуть, что несчастный чуть не замертво падал. Но не уходил.

Завидовала я, правда, как-то не всерьез. Не надо мне этого. Не тот у меня характер, чтобы душевный покой на круговерть поклонников сменить. Их ведь еще осаживать надо, следить, чтобы не переубивались, сортировать — словом, содержать хозяйство в порядке. А я не Нольвенн, мне это в тягость. И представив себя на месте подруги, содрогалась.

Под фырканье купающейся соседки, я вернулась мыслями к Кайдену.

Обязательно надо распорядится на кухне директорским именем, чтобы ему в миску клали больше овощей. И зелени. И… Главное, чтобы тут он сам не взбрыкнул. А то заявит, что мужская еда — мясо, и уговаривай его потом…

А если серьезно, то все это полумеры. И лечить его, пока он не захочет со мной говорить, не получится. Но торопиться нельзя. Поспешу — оттолкну. Лучшее, что я могу для его выздоровления сделать — запастись терпением и ждать…

Я скинула через голову простое домашнее платье, натянула ночную сорочку, и скользнула в постель.

— Сладких снов, Нольвенн.

— Сладких снов, Шела.

* * *

Багрово-алая вспышка. И крик. Дикий, животный, ввинчивающийся в мозг. То ли мой собственный, то ли чей-то еще. Хочется заткнуть уши, но нечем. Рук нет. Да и тела нет тоже. Вместо него только жгучие языки пламени, пляшущие вокруг, тонущие в алых сполохах. И крик. Крик. Крик.

Боги милостивые, да заткните вы уже его!!!

«Сдавайся… покой… тишина… сдавайся… сдавайся… сдавайся…»

Я рывком подскочил на кровати, больно ударившись плечом о стену. Тело горело, сердце тараном билось в грудную клетку, с носа капал пот, меня всего колотило крупной дрожью, а в раскалывающейся на две половины голове все еще звучал эхом отчаянный крик, вперемешку с навязчивым шепотом. Стоило закрыть глаза, как перед ними снова поплыли багровые пятна. Я уронил голову на ладони, с силой стискивая виски, будто надеялся таким образом удержать ее от разваливания.

Спокойно. Спокойно. Вдох. Выдох. Вдо-ох. Вы-ыдох. Медленнее. Еще медленнее.

Еще.

Мне, как всегда, сложно было сказать, сколько времени прошло от момента пробуждения до того, как сердце наконец выровняло ритм, тело вновь стало послушным, а в голове воцарилась звенящая тишина. А еще все чаще мне казалось, что этот момент может и не наступить.

На несколько мгновений я рухнул обратно на кровать, продолжая медленно и глубоко вдыхать свежий ночной воздух, льющийся в комнату из открытого настежь окна.

Мысли упрямо хотели вернуться к прокручиванию в голове жуткой картинки и страшного крика, но я отчаянно сопротивлялся. Нет. Нельзя. Надо думать, о чем-то хорошем. О чем-то светлом. Беда только, что светлых воспоминаний с каждым днем становилось все меньше и меньше. Они блекли и теряли силу.

Я поднялся с кровати и подошел к окну, тяжело опершись руками на подоконник. Выделенная мне комната была на четвертом этаже с видом на лес. Хотя, сдается мне, в этом замке мало комнат, где можно скрыться от этого вида. Черная громадина, простирающаяся до самого горизонта, слегка посеребренная неярким светом молодой луны. Брейден. Вот уж никогда не думал, что меня занесет к границам этого древнего чудища. Впрочем, если в моей жизни и были какие-то планы, судьба виртуозно пустила их коту под хвост.

Стоп. Светлое. Думать о светлом.

Здесь тепло. У нас в Равене даже в разгар лета, как сейчас, редко выпадали действительно жаркие дни и солнце редко грело так, как сегодня, когда я сидел на скамье во дворе. От теплых лучей, касающихся кожи было почти щекотно. Как и от прикосновений лекарки, копошившейся в моих волосах. Одни боги знают, чем она там поначалу занималась — уж точно не стригла — но одергивать и поторапливать ее желания не было. Тонкие пальцы перебирали пряди, чуть дергали расчесывая, и от этого кожу приятно покалывало, а в голове становилось на удивление легко и пусто.

Лекарка. Рыжая. У нас таких считали ведьмами, но здесь, южнее да еще и рядом с морем, которое вовсю бороздили корабли «огненноволосых» иртов такая масть, наверное, редкостью не была. Да и глаза у нее совсем не сияют изумрудным ведьминским огнем. Обычные, карие. И веснушки на носу.

Сколько ей лет? Девятнадцать? Двадцать? Может, и чуть больше — взгляд цепкий, серьезный. Взрослый. Только я в свои двадцать пять все равно себя рядом с ней ощутил чуть ли не замшелым стариком. Ощущение было противное, оттого и захотелось себя в порядок привести.

Целительница душ. Я хмыкнул. Что именно это значит, директор так внятно и не объяснил, но одно я знал точно — душа моя в исцелении не нуждалась. С ней, слава богам, все в полном порядке. Вот голову бы подлечить не мешало, но там, где уже несколько веков не могут найти решение лучшие маги и целители всего мира, неужто совладает зеленая девчонка-недоучка? Будь у нее хоть тысячу раз редкий дар.

Нет, надеяться на него я не буду. Пока что справляюсь сам. А там найдется кому справиться…

Вспомнилась сегодняшняя стычка у столовой. Вот, где я действительно облажался. Но кто бы мог подумать, что черный балахон, едва задевший меня плечом и ляпнувший какую-то невинную шутку, так живо воскресит в памяти день штурма Зубастого замка и проклятую фигуру на его стене.

Кровь ударила в голову моментально, и я даже не помнил, что ответил — но ответил резко и зло, с приятной улыбкой. Мальчишку словно кнутом стегнуло. Он шагнул на меня — и буквально налетел на мой кулак, впечатавшийся в его живот. Щенка согнуло пополам, и я впился пальцами в его шею сзади, чуток пониже затылка. Второй рукой перехватил, завернул за спину его руку — а не пытайся колдовать, гаденыш! — и сжал кисть в том месте, где рука переходят в ладонь. Сильно сжал, болезненно. Потянул немного на себя за шею, надавил на запястье, одновременно заставляя противника выпрямиться, прочувствовать свое полное поражение и прикрываясь им от его приятелей. А то, мало ли, вдруг им в голову придет воспользоваться магией и численным преимуществом?

Один из компании чернобалахонистых все же дернулся было сделать пасс ручонками — и я просто и доходчиво «перекатил» в своей руке тонкие косточки чужого запястья. Пленник взвыл от боли — и его дружки разом растеряли пыл…

Я поморщился, провел ладонью по лицу, чуть сдавив все еще ноющие виски. Вспоминать об этом было неприятно. Молодец, наемник, ничего не скажешь. Силен! Сорвался на малолетних щенков — у них ни опыта еще, ни сил, ни хрена.

Если бы не Шела… не сжавшие запястье пальцы, не ровный, спокойный, излучающий доброжелательность голос…

По крайней мере, она не дура и панику разводить не стала. Как и читать мне нотации на тему «ай-яй-яй, Кайден, ты такой нехороший мальчик». А лекция о том, что у них здесь считалось наказаниями, меня только позабавила.

В лесу, на который я продолжал бездумно пялиться, вдруг начали один за другим загораться разноцветные огоньки. Они вспыхивали то там, то здесь, танцевали светлячками, манили, кружили голову, звали за собой, обещая что-то прекрасное и неведомое.

Я фыркнул и отошел от окна. Не на того напали. Только развлечений и опасных игр с шаловливыми фейри мне для полного счастья не хватало.

Глава 2

Небо сегодня хмурилось. Белесая монетка солнца едва проглядывала сквозь серую хмарь, а распластавшиеся до самого горизонта облака то и дело одаривали всех желающих и не очень мелкой моросью, изредка переходящей в настоящий дождь. Кого-то такая погода, возможно, и не радовала, а вот боевики, наверняка, пребывали от нее в восторге. Они отродясь не сидели за конспектами, лекции если и выслушивали, то только затем, чтобы пойти тут же отрабатывать их на практике, а еще каждый день в любую погоду с утра их выгоняли на полигон для закрепления пройденного накануне и ранее материала.

Ну и просто, чтоб не расслаблялись!

Так что мы, целители, в чьи обязанности входило посменное дежурство на этом самом полигоне, из первых рук знали, какое это сомнительное удовольствие — швыряться огнем, от оного уворачиваться, бегать, прыгать и валяться в пыли в частенько безжалостный даже по утрам летний зной. Уж лучше дождь.

— Ой, смотри, а вон и твой новенький! — жизнерадостно отметила Лоана, с которой мне сегодня выпало следить за тем, чтобы первокурсники факультета боевой магии благополучно дожили до следующего занятия.

«Новенький» Кайден, прославившийся на всю школу благодаря короткой, но на диво яркой стычке с демонологами, быстро стал еще и «моим» среди всех знакомых. Можно подумать, мы по собственной доброй воле вместе столько времени проводим!

— Не мой он, — недовольно буркнула я в который раз. Определение меня не смущало, но напрягало. Не хватало еще, чтобы его услышал сам Кайден. Интуиция подсказывала мне, что такую принадлежность он вряд ли расценит положительно.

Боевики высыпали на полигон кучно, о чем-то переговариваясь, и лишь лучник держался чуть в стороне, выделяясь из толпы не только светлой макушкой. Я тихонько вздохнула — послали же боги упрямца. Ну что ему стоит быть хоть чуточку поприветливее! Ведь мог бы, я же чувствую!

К тому времени, как наставник Одран пояснил ученикам цели и задачи урока, небо разродилось не только мелкой моросью, но и полноценным дождем, часто заколотившим по крыше навеса, под которым сидели мы с Лоаной. Я снова вздохнула и тайком выудила из кармана одну из запасенных заранее морковок. Завтрак завтраком, а наблюдать за зрелищем всегда интереснее с «хлебом».

А зрелище предстало то еще!

Сегодня боевики работали с огнем. Яркие вспышки, ревущие клубы пламени, расплескивающиеся по мишеням, огненные круги, отчаянно шипящие под льющимся с неба водопадом, стелющийся по земле пар…

Темные кожаные куртки — отличительный признак боевиков — служащие своего рода легким доспехом, намокли и заблестели. Вода стекала с облепивших головы волос, по лицам, превращала ровную землю под ногами в грязевое месиво. Сила звенела в воздухе, от нее, как и от вида, перехватывало дух. И не даром, ох не даром, эти дежурства были одной из повинностей, которую будущие целительницы не торопились избегать.

А Кайден справлялся ничуть не хуже других. В чем-то даже и лучше. Не зря директор Паскветэн упоминал про очень сильный дар. Лицо из мрачного сделалось просто сосредоточенным, кажется, происходящее его хоть немного, но заинтересовало.

Когда от простой отработки заклинаний на мишенях боевики перешли к поединкам, я все же заволновалась и вгрызлась в морковку куда активнее, не обращая внимания на смешливый взгляд однокурсницы.

Противники обменивались парой-тройкой ударов и потом, по знаку наставника, менялись. И первые три прошли без особых происшествий. Одному из первокурсников, имя которого я узнать еще не успела, слегка задело ногу, но мокрая ткань защитила от огня не хуже доспеха, и наставник махнул рукой, подскочившей Лоане, чтобы сидела на месте.

А потом все случилось как-то внезапно и очень стремительно.

Когда был подан очередной знак для смены партнера, боевик, стоявший напротив Кайдена успел погасить заклинание, а вот лучник — нет. Не ожидавшего такой «подлости» парня швырнуло наземь врезавшимся в грудь шаром, да еще и протащило по грязи. И на всеобщую беду у пострадавшего сыскался друг-заступник.

Удар пришелся Кайдену в спину, заставил его всего лишь пошатнуться и наверняка был просто намеком — эй, поосторожнее будь! — но этого было достаточно для того, чтобы у моего подопечного сорвало крышу.

Резкий разворот и удар. На этот раз чистой, неразбавленной магией, а не кулаками. Он пришелся на выставленный щит — парень оказался не промах. А дальше уследить за тем, кто и что делает у меня уже не получилось. Кажется, вмешался еще кто-то, вокруг все загрохотало, засверкало, запылало. Лоана вцепилась в мою руку, и я не столько услышала, сколько заметила, как шевельнулись ее губы, шепнув имя Бригиты.

Чтобы остановить этот хаос наставнику Одрану потребовалось не так много времени. Злющий, как демон, он быстро раскидал сцепившихся магов в разные стороны, кого-то удержали друзья-однокурсники.

Я схватила лежащую под боком сумку со снадобьями и лекарскими принадлежностями и кинулась к пострадавшим, пытаясь отыскать взглядом среди измазанных в грязи первокурсников Кайдена, но учитель возник на моем пути, как из-под земли.

— А ну-ка брысь! — сурово рявкнул он. — Потом остолопов осмотрите, чай от ран не помрут, если только от дурости!

После чего он повернулся к нам с Лоаной спиной, тут же про нас забыв.

— Так! Ты, ты, ты и ты, четыре круга по полигону бегом. Кто придет вторым-третьим-четвертым — еще круг. Живо-живо, шевелитесь! Вы сюда не на девок глазеть пришли!

— Но наставник, он первый начал…

— Пять кругов! Бего-ом… марш!

Кайден подчинился самым первым. То ли чувствовал за собой вину, то ли сыграла военная привычка подчиняться приказам, которой у его сокурсников пока еще не выработалось. Однако остальные его быстро догнали и вырвались вперед.

Я сначала заволновалась — может он пострадал куда серьезнее, чем оценил наставник и ему помощь требуется прямо сейчас, а не когда он свалится в грязь без сознания? Но нет, судя по размеренным движениям, ровному темпу, он просто не стремился стать первым и закончить наказание, как можно быстрее. Сомнительное удовольствие месить грязь под дождем для него, кажется, было не таким уж сомнительным.

В итоге, когда он, наконец, добегал свое, весь курс уже давно вернулся к занятию, а Лоана, треща, как сорока, заговаривала зубы последнему пострадавшему, который по сути был первым, ибо с него то все и началось. У парнишки был сильнейший ушиб грудной клетки и лично я подозревала еще и трещину в ребрах.

Наставник, едва глянув на подошедшего к нему с отчетом о выполненном задании лучника, махнул в мою сторону, и я вздохнула — таки царапинами не отделался.

И еще как не отделался!

Куртка и рубашка на левом плече свисали обгорелыми лохмотьями, а сквозь них просвечивала красная воспаленная кожа, уже наливающаяся волдырями. К тому же он еще и прихрамывал.

Мне захотелось застонать — ну вот куда несет этого недоумка, когда он даже щит нормально поставить еще не может?

— Садись, — тем не менее, спокойно произнесла я, указывая на лавку. Совершенно очевидно — нотации здесь не помогут, так чего зря воздух сотрясать? — Ожог сильный… очень больно? Могу настойку корня мандрагоры дать, она…

— Не надо, — процедил лучник сквозь зубы, не глядя на меня.

— Ну и… терпи! — в свою очередь фыркнула я, проглотив куда менее профессиональное «дурак!». — Мне нужно снять с тебя куртку и рубашку, чтобы обработать рану.

Кайден потянулся к завязкам горловины и тут же прошипел сквозь зубы сдавленное ругательство. Ожог, омытый и смягченный холодным дождем начал давать о себе знать жгучей болью, усиливающейся от малейшего движения.

К счастью, помимо отказа от обезболивающего, отбрыкиваться от моей помощи лучник больше не стал. В три руки мы кое-как стащили с него одежду, и все это время он не переставал проклинать все на свете такими цветастыми оборотами, от которых у меня зубы сводило. Я представила, что начнется, когда я стану наносить мазь на ожог и содрогнулась. А потом, не придумав ничего лучше, нашарила в кармане еще одну морковку и, подгадав момент, сунула ему в рот.

Кайден поперхнулся очередным ругательством.

— Свежая морковь очень хорошо помогает от ожогов! — наставительно отчеканила я в ответ на изумленный взгляд.

— При приеме внутрь? — крайне скептически хмыкнул лучник, тем не менее с хрустом откусив от «затычки».

— В том числе, — соврала я, и глазом не моргнув. А что? Убью одной стрелой двух зайцев — и заткну, и полезным для здоровья овощем накормлю!

Веры в серо-стальном взгляде не прибавилось, но морковка оказалась вкусной.

Я сунулась в сумку за мазью на основе еловой живицы, свиного нутряного сала и пчелиного воска.

— Всегда задавался вопросом, — процедил Кайден, когда я начала наносить мазь. — Почему все маги как маги — дунул-плюнул и чудеса, а целители без своих вонючих гадостей ничего и сделать толком не могут.

Я от его слов сбилась с неслышного речитатива заговора и сила, накопленная на кончиках пальцев, смешивающаяся с мазью, в разы усиливающая ее целебное воздействие, бездарно рассеялась в воздухе.

— Потому что ломать не строить — раздосадовано буркнула я. — От ваших дунул-плюнул вон что получается. — Я кивнула на ожог. — Крушить все вокруг — большого ума не надо. Поэтому боевики и учатся три года. А целители — восемь.

Я замолкла на какое-то время, а потом не удержалась и прежде, чем начать заново заговаривать рану, проворчала себе под нос:

— И никакие они не вонючие!

Раздавшийся следом хруст морковки отдавал отчетливой насмешкой.

Сила лилась прохладным ручейком, осторожно касаясь обожженной кожи, помогая ей восстанавливаться в разы быстрее. Она смешивалась с терпко пахнущей сосновым лесом мазью, и та отдавала всю свою целебную силу без остатка. У обычной травницы лечение такого ожога заняло бы не менее недели регулярного ухода. Кайден же, сняв повязку послезавтра, обнаружит лишь небольшое покраснение.

Вот вам и какой от вас толк!

Я продолжала мысленно пыхтеть и бубнить, перевязывая его плечо, когда к нам подошел наставник Одран.

— Ну, что там?

— Все нормально, — мгновенно отозвался лучник.

— Не тебя спрашивают! — осадил его мужчина.

— Ничего страшного, — отозвалась в свою очередь я, затягивая узел бинта. — Пару раз сменить повязку — и следа не останется.

— Отлично, я сообщу наставнице Мадален, пусть отметит это в твоей противоожоговой практике. А вот ты, — он повернулся к Кайдену. — Незачет. Дополнительные занятия по контролю силы и пересдача через неделю. Давай, шуруй обратно на поле, хватит рассиживаться. Поработаешь над щитом пока, для этого и одной руки хватит.

Лучник подчинился без возражений, на лице не отразилось ни малейшего недовольства даже когда пришлось натянуть обратно мокрые и драные рубашку и куртку, хотя приятного в этом, очевидно, было мало. И уже поднявшись, и сделав шаг вслед за наставником в сторону продолжающих занятие однокурсников, он обернулся и посмотрел на меня.

— Спасибо.

То, что к пациенту нужно искать дополнительные подходы, мне было ясно давно. Вот только какие — в голову не приходило. Кайден вежливо, но твердо пресекал мои попытки расковырять его скорлупу, и чем дальше, тем больше казался мне похожим своим непрошибаемым упрямством на осла, которого силой никуда не сдвинешь. А я все не могла подобрать достаточно заманчивую морковку, чтобы подвесить ему перед носом.

И вот пару дней назад, во время беседы с директором Паскветэном, меня осенило. На следующий же день я подкараулила Кайдена после ужина, собираясь хитростью и уловками вытрясти из него обещание показать мне, как он стреляет из лука — ведь я же видела, насколько бережно он относится к оружию, даже в школу с собой привез, хоть тут ему оно не особенно и нужно. Ведь не может это не иметь причин?

К моему разочарованию, хитрость с уловками не понадобились. Стоило мне затронуть эту тему — и подопечный сам признался, что да, ему не хватает постоянных тренировок, но на глазах у всей школы не хочется, не любит он, когда на него толпа народу пялится, и вообще…

Ах, как же была права наставница Мадален, когда говорила нам, что главное — понять, чего хочет человек, и тогда он сделает все, чего хотите вы! Я прямо предложила:

— Кайден, а если я покажу тебе подходящее место — ты покажешь мне, что такое эта ваша стрельба из боевого лука? Ведь один человек — это же не толпа, верно? — я заискивающе заглянула в прозрачные светло-серые глаза.

Он хмыкнул, окинул меня понимающе-оценивающим взглядом и согласился.

Хорошую поляну я знала давно — просторный прогал, чуть вытянутый в длину. Тихое место, куда можно пройти не через главные школьные ворота, а сквозь неприметный лаз в ограде. Школяры здесь бывали редко — компании для гулянок выбирали места ближе к реке и дороге, парочки для свиданий искали уголки поукромнее. То, что надо нелюдимому одиночке для любимого занятия. К ней я и вывела своего несговорчивого подопечного.

Лес здесь словно расступился, давая солнца и простора траве, выкинувшей к середине лета колоски. Сухостоина на дальнем конце поляны, теперь уж и не разберешь, что это раньше было, все еще не упала. Обомшелую корягу, что раньше красовалась чуть ли не в самом центре, кто-то перетащил ближе к границе деревьев. А прямо между двумя мертвыми деревьями, ближе к краю, красовался пень, обросший пестрыми поганками. Я пристально вгляделась в него, потом еще раз обвела взглядом место — все в порядке. Хорошо.

Осталось выяснить, подойдет ли она моему подопечному из его профессиональных, стрелковых соображений — но если и нет, то поискать еще что-то мы всегда успеем. Брейден велик, и человек знающий всегда найдет здесь то, что ему нужно. Я посторонилась и пропустила Кайдена вперед:

— Смотри, как тебе?

Лучник, в отличии от меня, долго рассматривать поляну не стал — мазнул взглядом, и приговорил:

— Отлично.

Деловито бросил куртку на корягу, куда аккуратнее пристроил туда же колчан с луком и стрелами, и принялся мерить поляну шагами.

— Ты только в живое дерево не стреляй, ладно? — спохватилась я. — А то мало ли. Брейден — место не простое…

— Я помню, Шела. — Лучник насмешливо сверкнул на меня глазами. — Ты говорила.

Говорила. А еще сама привела на опушку в урочный час и, положив свои руки поверх его, прошептала положенные слова, разломила жертвенный хлеб. Сама вынула пробку из сушеной тыквы, полной молока и, пролив в лесную траву треть, просила лес взглянуть на этого человека и не вредить ему — если, конечно, он сам не навредит лесу. После я отдала сосуд Кайдену, бдительно проследив, чтобы он отпил не менее трети, запивая свою половину краюхи. Оставшуюся часть подношения мы положили на прогретый солнцем валун, и, постояв немного в тишине, развернулись и ушли. Не оглядываясь.

Все было сделано по правилам, и Кайден тщательно следовал моим объяснениям, но меня так и не оставило ощущение, что он все же не совсем понимает, в какое место явился. А потому, я на всякий случай повторила ему:

— В мертвое дерево, Кайден. Хорошо?

И смотрела на него требовательно и серьезно до тех пор, пока он не дернул углом рта:

— Хорошо.

Я удовлетворенно кивнула, уселась на корягу, и потянула к себе небрежно брошенную лучником куртку. Сложила и пристроила себе на колени.

Кайден взял оставленное возле меня оружие, застегнул на талии пояс с колчаном, достал из чехла лук, расписанный быками и журавлями Эзуса, воина и покровителя воинов. Придирчиво осмотрел. После вынул тетиву, пропустил сквозь пальцы, проверяя, не отсырела ли? Цела ли?

Убедившись, что снасть в порядке, он зацепил петельку на одном конце тетивы за один из рогов, упер его в землю, и надавив своим весом, согнул тело лука, ловко зацепил еще одну петельку за второй рог. Снова осмотрел свое оружие.

Я смотрела на Кайдена, и едва ощутимая улыбка сама собой касалась моих губ.

Я люблю то чему учусь, то, чем буду заниматься всю жизнь, зарабатывая себе на хлеб. Мои таланты больше касаются собственно целительства, милостивая Бригита не отмерила мне великого дара к изготовлению снадобий, но я все равно люблю это занятие. И перед тем, как начать готовить очередное зелье, я точно так же придирчиво перебираю свой инвентарь. Чисты ли разделочные доски? Остры ли ножи? Те ли подготовлены пестики и ступки?

Возможно, это не всегда необходимо — ведь далеко не каждому снадобью важно, в какой ступе оно будут измельчено, в дубовой или бронзовой. Но здесь суть в самом ритуале подготовки. Он не только позволяет убедиться, что все в порядке, он настраивает на нужный лад. Приводит в должное состояние разум, чувства и силу. И когда я методично расставляю-раскладываю ножи и мерные ложки, я вся прихожу в нужное настроение. По-моему, в этом есть какое-то волшебство. Магия без магии.

И потому, я сейчас, как никто, понимала Кайдена, совершающего перед началом стрельбы свой собственный ритуал подготовки. Движения его были привычны и размерены. Отточены годами и закреплены многократными повторениями.

Возможно, по отдельности не все эти действия были нужны сейчас для начала тренировки — но все вместе они были лучнику совершенно необходимы. Они дарили ему успокоение.

Я смотрела и радовалась, что не стала давить на него с целью форсировать лечение, хоть и советовал мне директор Паскветэн. Все же, я оказалась права — он и так оттаивает. Уж лучше я так, потихоньку, полегоньку, без рывков. А теперь, глядишь, и веселее дело пойдет.

Кайден ухватил пустую тетиву, и потянул ее: легко, потом сильнее, и до самой челюсти. Захватил несколько стрел, воткнул в землю у ног. Потянул из колчана еще одну стрелу, наложил на тетиву, плавным движением, будто продолжающим предыдущее, натянул ее — и отпустил. Глухо стукнуло — стрела вошла в сухое дерево, там, где вверху раздваивался ствол, ровно посередине, а Кайден быстрым смазанным движением выдернул из земли еще одну…

Вторая, третья и четвертая стрелы вошли в сухостину еще до того, как прекратила дрожать первая, ровной строчкой от развилки вниз, пятая срезала голову поздней ромашке, последняя ушла в обросший грибами, словно бахромой, пень.

— Ты что творишь, хулиган! А вот я тебе! — противным старческим голосом обругал его пень, выдернул из земли корешок, переломил пополам стрелу и, ловко перебирая высвобожденными гибкими корнями, удрал в гущу леса, бормоча под нос: — Вот тебе и погрелся на солнышке!

Кайден молча проводил ворчливый пень ошалелым взглядом. Я во все глаза смотрела на лучника — ну, приятно же, ради разнообразия видеть его не хмурым, недовольным или безразличным, а вот таким ошеломленным. Тот, вдоволь налюбовавшись видами леса, перевел взгляд на меня.

— Что это было?

— А я тебе говорила!

Мы заговорили разом, и его изумленный возглас слился с моим самодовольным.

Лучник гневно сверкнул на меня глазами — ярко-голубыми на фоне ясного неба — и отвернулся с крайне независимым видом.

Выдернул еще пучок стрел, воткнул на освободившееся место и расстрелял ни в чем не повинную древесину, с такой скоростью, словно от нее зависела его жизнь.

Или рассудок.

И тогда я вдруг поняла, что прямо сейчас лучше и правда оставить его одного. Не потому, что Кайдену в моем присутствии было неуютно, нет. Как раз наоборот, просто потому, что в данный момент для него никого и ничего вокруг не существовало, кроме цели перед глазами, лука в руке, поющей тетивы под пальцами. Еще успеется и поговорить, и понаблюдать. Главное, что сейчас он не тонул сам с собой в глубоком ледяном озере, а наоборот — будто вынырнул на поверхность и жадно хватанул ртом свежий воздух.

И это хорошо. Это правильно. Значит, не только я его к свету тяну, еще и сам тянется, хоть и редко.

Колчан опустел, Кайден отправился доставать стрелы из мишени, и я воспользовалась этим, чтобы его окликнуть.

— Ты не против будешь, если я тебя тут оставлю? Хочу сходить кое с кем повидаться…

Лучник отрицательно мотнул головой.

— Дорогу до школы потом сам найдешь или зайти за тобой на обратном пути?

— Найду.

— Ну и славно.

Я поднялась с коряги и сделала несколько шагов в сторону кленов на другом конце поляны, как лучник меня окликнул.

— Шела! — Я обернулась и вопросительно вскинула брови. — Тебе в лесу одной не опасно?

Забавный вопрос. Мне не удалось удержать улыбку. Только вызвана она была не тем, что он спросил, а внезапным проявлением заботы, которую сам Кайден почти наверняка не осознал. Он ведь тоже остается один, но о себе почему-то не подумал.

— Нет, не волнуйся. Лес не трогает школяров.

Мой подопечный серьезно кивнул и вернулся к прерванному занятию, а я с легким сердцем зашагала по направлению к березовой роще. Давно я не навещала прабабку, думаю, она мне будет рада.

Березовая роща встретила меня музыкальным шелестом, игрой солнечных бликов в трепещущей листве и свежим ветерком, который гулял здесь всегда, даже в самую безветренную погоду, приветствуя каждого прибывшего и обозначая границы владений сильфиды⁶.

Она нашлась в самом центре, где тонкие белые стволы расступались, образуя небольшой, идеально круглый пятачок пустой земли, посередине которого лежал плоский гранитный валун-жертвенник. В Брейден за помощью люди приходили нечасто, разве что от величайшего отчаяния сыскать ее где-либо еще, но каждый знал, что с пустыми руками к фейри и соваться нечего. Даров на камне сейчас не наблюдалось, зато наблюдалась сама Лавена.

Она кружилась в воздухе под музыку листьев, лишь изредка касаясь нагретой поверхности самыми кончиками пальцев и снова взмывая вверх. Радужные стрекозиные крылья за спиной трепетали, отражая солнечные лучи, развевались полупрозрачные, будто сотканные из воздуха одежды, то и дело обрисовывая соблазнительные контуры идеального женского тела.

При моем появлении музыка ветра оборвалась на дрожащей ноте, и сильфида, завершив пируэт, плавно опустилась на камень.

— Шела! Какой неожиданный визит! — А вот старческого брюзжания в звенящем юном голосе хватило бы не на одну ворчливую старушку. Да еще по-совиному желтый, жесткий, мудрый взгляд выдавал в прекрасном видении уже несколько веков совсем не юное создание.

— Прости, — искренне извинилась я, присаживаясь рядом. — Было очень много дел…

— Как его зовут? — тут же деловито осведомилась прабабка.

— Учеба его зовут, у-че-ба! — Я обреченно закатила глаза. Родственники, будь они даже фейри, иногда мало чем отличались друг от друга.

— Ну тогда у тебя нет совершенно никакой уважительной причины, чтобы так беспардонно пренебрегать моим обществом! — Желтые глаза опасно сверкнули. Будь я обычным человеком, то, наверное, улепетывала бы уже со всех ног (даже зная, что это бесполезно, все равно что от ветра убегать), а так только возмутилась:

— Так и когда я должна была к тебе прийти?!

— Вчера. А лучше, позавчера, на всякий случай.

— Да, даже если тебя не было! — едко поддакнула я.

— Да, — кивнула вечно юная бабушка, и мой сарказм пропал даром. Оставалось только вздохнуть и попытаться оправдаться:

— Мне директор нового подопечного навязал. Очень запущенный случай…

— Страх? Неуверенность? Озлобленность?

— Отчаяние… — вздохнула я. — Очень злое отчаяние.

— У-у-у… — сочувственно протянула Лавена. — Но он хоть хорошенький?

— Кто о чем, а фейри все о развлечениях, — поддразнила я.

— Девочка моя, без развлечений в этом мире жить очень скучно. И тебе следовало бы об этом помнить.

— Мне нравится то, чем я занимаюсь!

— Ты просто еще не знаешь, что именно теряешь, — наставительно отрезала прародительница. — А у этого лучника очень красивые глаза.

Я открыла было рот, чтобы возмутиться, к чему был расспрос, если про Кайдена она уже знает, но Лавена стремительно сменила тему и возвращаться к предыдущей было уже бесполезно.

О том, что в моей далекой родне были фейри знали не многие, хоть и многие — особенно маги — это интуитивно чувствовали, даже если не могли это ощущение внятно описать. Кровь не водица, особенно такая кровь. Спустя три поколения в потомке сильфиды не было уже ни крохи магии леса, и, тем не менее, все его жители безошибочно ее узнавали. Лавена сама нашла меня, стоило мне первый раз пересечь границу Брейдена.

Когда рождался ребенок-полукровка, дивный народ сам решал, чего в нем больше — человека или фейри. Во втором случае младенца они забирали, не сильно интересуясь мнением человеческого родителя на этот счет. А в первом оставляли — или же подкидывали — людям.

Среди людей полукровкам жилось нелегко — чужие и здесь, и там. Их не то, чтобы боялись — раз фейри от них отказались, значит, не прижилась в них в нужной степени злая и коварная лесная кровь. А просто относились как к увечным, второсортным, с врожденным неискоренимым изъяном. Не люди ведь — нелюди.

Мои родители в Вирш перебрались из села еще до моего рождения, спасаясь как раз от этого клейма. В матери хоть лесной крови и была жалкая четвертинка, а все равно, когда отец на нее глаз положил, односельчане на него смотреть косо стали. Вот он и не выдержал. Спокойно пожить без шепота за спиной смог, правда, только отец. Мама умерла родами…

А так, полукровок и прочих потомков лесных жителей даже в школу раньше не принимали. Только директор Паскветэн, заняв эту должность, пустил их на порог и тепло принял. Ученики, если поначалу и роптали, то привыкли быстро. Маги вообще быстро привыкают ко всяким странностям. Хотя все равно о родстве с лесом на каждом углу трубить было не принято. Вот и я помалкивала.

— Кстати, ты мне не поможешь? — когда сильфида закончила делиться своими новостями, я полезла в сумку. — Нам тут задание по травоведению дали, а я что-то вообще не понимаю, как это сочетается.

— Ну давай, — с притворным недовольством вздохнула прародительница, которая вообще-то обожала упиваться собственной мудростью и важностью. — Я тут, кстати, еще насчет твоих веснушек подумала, а что, если?..

Остаток дня мы провели, валяясь на камне, обсуждая травы, новейшие и эффективнейшие способы сведения веснушек, Нольвенн и ее ухажеров, и поедая принесенные мной для прабабки гостинцы. Дивный народ при всем своем могуществе совершенно не умел печь булочки с маком.

Возможность заниматься стрельбой пошла больному на пользу, однозначно.

А иначе чем объяснить резкое сокращение количества драк, в которых он успел поучаствовать? Или затеять. И, подозреваю, что я еще не обо всех знала — в конце концов, залечить разбитые костяшки способна не только я, а желающих оказать помощь бравому лучнику среди целительниц было хоть отбавляй! Девичьи сердца трепетали при виде страдающего героя, их хозяйки млели и сладко обмирали, а я скрежетала зубами — вот зачем они его поощряют?!

Вот, если бы вместо этого дурацкого восхищения его драки встречали общим неодобрением, глядишь, он бы сдержаннее себя вел. А так — нотации ему читала одна я. А что такое — одна я, против толпы восторженных поклонниц? Ничего, я так считаю. Воспитательный момент похоронен полностью…

Мысли о том, что воспитывать зрелого мужика, наемника и сложившегося человека занятие бесполезное, я от себя гнала.

Ну, он же не дурак. Не сволочь и не истерик. Ему не доставляют радости чужие боль или унижение. Так какого ж демона он вспыхивает по малейшему поводу?!

А еще, после той прогулки Кайден перестал шарахаться от своего целителя. От меня, то есть. И хоть делиться тем, что его угнетает, тоже не спешил, но это уже был успех. Который я собиралась развивать — и потому, в этот выходной мы с лучником снова шли в лес, на облюбованную полянку.

На этот раз он не надел кожаную куртку факультета боевиков, на нем была зеленая котта с капюшоном, традиционный наряд наемников-стрелков. Колчан с луком и стрелами он сегодня закрепил за спиной, а на поясе висели перчатки. Я спускалась по широкой лестнице первого этажа, и уже видела его, ожидающего меня внизу, когда раздался истошный женский крик.

Я птицей слетела в холл, и выскочила за двери вслед за опередившим меня Кайденом, протолкалась сквозь моментально образовавшуюся толпу — и онемела. Язык присох к небу.

С Грейгом мы дружили на тему веснушек. Он рассказывал мне, какими народными средствами пользовались в его краях — а я делилась премудростью, которую мне щедро сыпали наставники и Нольвенн с Лавеной. Помогало одинаково плохо.

Огненно-рыжий парень, мой ровесник, жутко стеснялся своей девичьей склонности к красоте, и потому давали друг другу советы и делились результатами мы с ним тайно. Встречаясь случайно где-нибудь в одном из школьных переходов обменивались кивками-улыбками, и спешили дальше каждый своей дорогой. Для боевика, он был на редкость приятный — не насмешничал и не задирал нос, не пытался доказать всему миру, какой он великий и непобедимый воин. Веселый, улыбчивый, симпатичный. Однажды на нашу тайную встречу притащил букетик лесных фиалок. Я тогда, помнится, жутко распереживалась, что это ухаживание, и вот тут-то и придет конец нашему замечательному общению, но напрасно паниковала — это был просто знак дружеского внимания. Приятный и, что скрывать, лестный.

А теперь Грейг лежал на каменных плитах двора в неестественной позе, из уголка его рта сочилась алая тонкая струйка, а из груди, пробитой насквозь, вырастал высокий тонкий стебель. Ничего более жуткого я не видела…

И, видно, не только я — в зловещем молчании смотрели мы, школяры вперемешку с наставниками, как вслед за стеблем из раны разворачиваются резные листья, а на вершине побега набухает овальная головка цветка, прикрытая чашелистиками. Смотрели, как раскрывается тугой бутон, как разворачиваются в венчик цветка багровые лепестки.

Получившийся цветок был прекрасен. Меня затошнило.

А от бутона, чудовищного в своей красоте, разносился по широкому школьному двору голос…

Завораживающий, чудесный, журчащий ручьем и звенящий птичьими трелями голос не уступал в красоте пурпурному цветку. Слова его падали на камень певучими хрусталиками и разлетались острыми осколками.

Голос говорил о нарушении Договора.

Голос говорил о том, что была убита фейри — и Брейден требует выдать ему убийцу на суд. И дает на это срок в одну неделю, а по ее истечении Брейден возьмет у школы новую кровь, чтобы маги не забывали — Договоры следует чтить. И так будет до тех пор, пока виновный в нарушении древнего договора не будет покаран — одна жизнь в одну неделю. Если же маги откажутся выполнять требования фейри, и не восстановят нарушенный договор, то Брейден возьмет себе эту землю, и все, что на ней есть так же, как некогда ее и дал…

И как только отзвучал последний звук, как только стихло эхо последнего слова, все вокруг резко пришло в движение.

Кто-то из наставников бросился к телу Грейга, кто-то проталкивался через толпу в сторону главного здания, где располагался директорский кабинет, прочие же, словно опали с них цепенящие чары, принялись сгонять школяров внутрь. Мы, испуганные, растерянные, бестолково толпились, как стадо овец, не знающее, куда идти и не слушающее пастуха. Я же, ко всему прочему, то и дело подымалась на цыпочки, озиралась в попытках найти взглядом Кайдена.

В холле нас всех попросили не расходиться, а успокоиться и подождать немного здесь. Зря они это сказали. Ученики загомонили, какая-то девушка зарыдала, не скрываясь, ей в голос вторила другая, неподалеку мальчишка лет тринадцати в балахоне демонолога кричал, что его отец этого так не оставит…

Я, наконец, сумела отыскать Кайдена — с противоположной от меня стороны, возле стены, мрачного, как и всегда, и почувствовала, как мне легчает, а тошнота, появившаяся еще во дворе от созерцания дивного цветка, отступает. На задворках мелькнула мысль — ну, надо же, а я и не знала, что лесовики так умеют! Мелькнула — и пропала, растворившись в ворохе куда белее насущных забот.

После нас расспрашивали. Кто где был, кто что видел. Кто знает, что случилось или может рассказать что-то полезное. Наставники пытались прояснить ситуацию хоть как-то, собирали сведения по крупинкам, и мне на миг стало их жалко — они ведь знают не больше нашего, но должны как-то справляться с ситуацией, выяснять подробности происшествия, искать подонка.

В то, что убийцей мог быть кто-то из наших, я не верила. Я здесь пять лет учусь, я знаю здесь если не всех, то почти всех, здесь нет, просто не может быть тех, кто способен на подобное! На месте наставников, я бы искала чужака.

Фейри были не слишком щедры на информацию — они не сказали, ни кто был убит, ни как, ни где. Сказали только, когда — ровно семь дней назад, в прошлый выходной. Как при таких исходных данных можно кого-то найти, я не представляю. Да уж, врагу не пожелаешь решать такую задачку.

Хорошо, что я не наставник, и это не мое дело, думала я, а внутри живота клубком собирался страх от мысли, что за неделю наставники могут и не успеть. И тогда лес возьмет новую жертву. Выберет случайным образом — и не помогут здесь ни боевые навыки и умения, ни родство с фейри, ни многочисленные школьные зашиты. Лес пройдет их, не потревожив — я сама слышала, как наставник Йохан говорил наставнице Мадален, что ни один из защитных контуров не был задет.

Я вдруг, внезапно, осознала, насколько беззащитна. Перед силой Брейдена ничто вековые заклятия, наложенные на стены школы, от него не спасут заговоры и обереги. Не удержат двери и замки — как не удержали ворота.

Я совсем отвлеклась от общего опроса, ушла в свои мысли, и очнулась лишь от громкого крика:

— Это он! Это он, он, он убил!

Отметила для себя, что говорящий явно находится в истерике, повертела головой, разыскивая крикуна, и обомлела — смутно знакомый парень-теоретик, третьекурсник, кажется, указывал на Кайдена.

А вокруг нарастал согласный ропот.

Ему припомнили все. Драчливость, нелюдимость, язвительность и неуживчивость. Нет, сначала-то кто-то вспомнил, что в тот день видел, как Кайден собирается в лес, что был вооружен, потом кто-то другой заявил, что мой лучник — вообще, единственный в школе, кто держит боевое оружие, потом… А вот потом начался откровенный бред. Выкрики, обвинения и нарастающий согласный гомон.

Я слушала — и не могла поверить. Эти люди, вообще, вменяемы?! Обвинить кого-то только на том основании, что этот кто-то умеет стрелять? Да они все рассудком тронулись от страха! Ведь ничего, ничего еще не известно — с чего взяли, малахольные, что фейри вообще убили оружием, а не магией, к примеру? Из того, что я лично, знала про обитателей Брейдена, можно было с уверенностью заявить — да чхали они на человеческие мечи и стрелы с присвистом! Так причем здесь наличие (или отсутствие) навыка обращения с оружием?!

Проталкиваясь локтями сквозь плотную толпу ближе к Кайдену, я тихо костерила его сквозь зубы — создал же себе репутацию, полудурок!

А вокруг все было плохо — уровень агрессии возрастал, люди, не отошедшие толком от испуга, накручивали друг друга, подстегивали, и недавний страх грозил вот-вот найти себе выход. И нас тут всего двое — а такую толпу, да еще толпу людей, одаренных магически, я успокоить не смогу. Даже половинную не смогла бы — слишком уж силен накал страстей. Не под силу.

Я уже приготовилась попытаться все же, несмотря ни на что — как пришло спасенье. Оттуда, откуда я совсем позабыла его ждать — а зря. Наставнику Одрану понадобилось всего два слова и один пасс, чтобы охладить горячие головы. Причем, в прямом смысле. Холодом пробрало до самых костей, и даже глубже.

— Молчать всем! — густой низкий бас ударил в уши, и желающих воспротивиться приказу не нашлось.

У меня с плеч словно здоровенная плита упала — пусть пальцы на ногах занемели от холода, а все тело покрылось мурашками, пусть от звуковой атаки боевого наставника заложило уши и заныли зубы, но мой дар целителя душ явно говорил — агрессия пошла на спад. Опасность, что ученики прямо здесь и сейчас устроят самосуд, миновала, спасибо Бригите и наставнику Одрану!

А потом из-за массивной бородатой фигуры боевого мага выступил директор Паскветэн. Обвел собравшихся мудрым, печальным взглядом. И, не знаю, как остальным, а мне сразу стало нестерпимо стыдно, безо всякого магического воздействия. Как я могла подумать, что директор бросит своих учеников на произвол судьбы?

Директор Паскветэн заговорил — и говорил он все то, что я до того думала. Что пока ничего не известно, и рано кого-то обвинять, но он уверен, что до тех пор школяры не станут делать глупости. И после тоже не станут — виновный будет наказан согласно Договору. Ведь все его поняли, верно?

Я сердито пыхтела — конечно, они его поняли! Нашего директора попробуй, не пойми. Он у нас справедлив, но суров. Тем и славен!

Пока я мстительно представляла, что директор Паскветэн сделает с ослушником, если такой вдруг случится, он продолжил:

— И кстати. Кайден, ты ведь был в лесу не один?

— Нет, — буркнул в ответ мой лучник.

Я окинула его придирчивым взглядом и чуть не взвыла. Опять замкнулся! Вид мрачный, взгляд потух, и в линии рта, в набыченных плечах, во всей его фигуре читается обреченность и готовность продать свою жизнь подороже.

Я молча, но от души выругалась в адрес мерзавца, убившего фейри — и разом пустившего демону под хвост весь мой труд. А я недавно как раз отчиталась директору об успехах — и где они теперь?

Пока я проклинала про себя убийцу, допрос продолжался:

— С кем ты был, скажи нам пожалуйста?

— С Шелой, — голос Кайдена подвел. Он откашлялся, и повторил: — С Шелой Кассади. Целительница, шестой курс.

Директорский взгляд остановился на мне:

— Это так, Шела, ты была в лесу с Кайденом в тот день?

— Да! — уверенно и твердо отозвалась я.

— И вы были там вместе все время? — пытливо уточнил директор, пристально глядя на меня.

И неожиданно для самой себя, я и на этот вопрос так же уверенно и твердо ответила:

— Да!

Директор кивнул, будто ни на миг не усомнился в этом, и будничным тоном обратился к остальным:

— Ну что ж, если с этим вопросом разобрались, то пока все могут быть свободны. Расходитесь по своим комнатам, и постарайтесь вспомнить, кто где был в тот день, что видел и что делал. Это может быть важно — нам необходима ваша помощь, и значение может иметь любая мелочь.

С этими словами он кивнул всем и развернулся к выходу. Школяры, словно только этого и ждали, хлынули в разные стороны — к дверям, к лестнице, просто в разные стороны — искать друзей, делиться впечатлениями, обсуждать последние страшные события. Я застряла в этом водовороте, а когда он рассосался — Кайдена в холле не было.

Не-не-не, его нельзя сейчас одного оставлять, он же там себе такого в дурной своей башке наворотит!

Куда он мог деться? Замерев на пару мгновений в раздумьях, я подобрала юбку и бегом кинулась к его комнате.

Я, тяжело дыша, вылетела на нужный этаж, когда лучник уже взялся за ручку двери. Испугавшись, что он там забаррикадируется, и из двойной раковины его уже точно не выковыряешь, я его окликнула.

Кайден обернулся на мой голос резко, зло, раздраженно дернул уголком рта. И взгляд серо-стальной, тяжелый, какой-то неуловимо чужой резанул почти материально.

— Чего тебе?

Сходу ответа на этот вопрос у меня не было, поэтому я просто молча преодолела разделяющее нас расстояние, выравнивая дыхание и судорожно прокручивая в голове возможные слова. Все они казались какими-то неподходящими.

— Я просто хотела…

— В утешении не нуждаюсь, — отрезал лучник, обрывая меня на полуслове.

— …спросить, ты в лесу тогда ничего не видел случайно? — я исправилась на полпути, но выбор темы оказался в корне неверным. Кайден сощурил глаза, и я машинально отметила, как побелели костяшки пальцев, сжимающих ремень переброшенного через плечо колчана.

— Чего вокруг да около ходить? Давай прямо — не я ли прихлопнул лесовичку? Сначала соврала, теперь задумалась? Вдруг не за того вступилась по дурости? — Он не кричал, но тембр голоса набирал обороты, становился все глубже, злее и… страшнее.

За все это время мне не раз и не два приходилось наблюдать и гасить вспышки его ярости, но вся разница сейчас заключалась в том, что направлена она была на меня. И это отчего-то выбило меня из колеи. Я растерянно молчала, а Кайден продолжал наступать — еще и в прямом смысле. Он сделал шаг вперед, прижимая меня к стене так, что показалось, сейчас придушит.

— Что ты от меня хочешь? Поклясться тебе? — помимо дикой злости в его голосе мне примерещилась еще и какая-то совершенно мальчишеская обида. — Или с поклонами в ножки упасть? Благодетельница! Спасительница! Защитница обиженных, обделенных и умалишенных!

Кулак взметнулся в воздух, и, прежде, чем я успела окончательно испугаться, врезался в стену, рядом с моей головой. Как мне показалось, аж с хрустом. А в следующее мгновение Кайден шумно выдохнул, бессильно уронил руку и ткнулся в холодный камень уже лбом. К счастью, не с целью этот камень проломить.

В коридоре воцарилась тишина.

Я чуть помедлила, прислушиваясь к ней, и к насильно выравниваемому дыханию над моим плечом, а потом взяла его за руку. На ссаженной коже уже выступили многочисленные капли крови, а кисть начала наливаться ушибом, способным лишить руку дееспособности на несколько дней. Я накрыла ее ладонями с обеих сторон и начала шептать заговор. Вслух. Последнее было не обязательным, внутреннего речитатива для концентрации и направления силы тоже бы вполне хватило, но мне показалось, что тихое, мерное звучание древних слов сейчас будет явно не лишним.

— Я этого не делал.

Когда я закончила, Кайден оторвался от стены и посмотрел мне в глаза.

— Я верю.

…твердо и уверенно соврала я второй раз за день.

Идти после случившегося в лес было страшновато. Да что там страшновато — попросту жутко. Но мне нужны были хоть какие-то ответы. Хоть на капельку больше сведений, чем то, что мы услышали от зловещего цветка. Правда, прежде чем нырнуть в густую тень под деревьями, я долго собиралась с духом, уверяя себя, что в послании не было ни слова о том, что ученикам теперь запрещено пересекать границы Брейдена.

Ни громов, ни молний. Только зловещая тишина. Уже после нескольких шагов по шуршащему лесному покрову я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Замерла, огляделась, но никого не увидела. По спине пробежал неприятный холодок, я решительно выдохнула, сжала кулаки и зашагала уже быстрее, выбирая кратчайший путь до березовой рощи. Сверлящий взгляд в спину не покидал меня до того самого момента, как смешанная чаща расступилась перед рядом деревьев с белоснежными стволами. А я поняла, что невольно выдохнула облегченно, когда ступила во владения сильфиды.

— Так и знала, что ты придешь, — прозвучавший откуда-то сверху звонкий голос прабабки заставил вздрогнуть и подпрыгнуть на месте.

Она сидела на одной из тоненьких ветвей, подрагивающих от малейшего дуновения ветра — по сути просто висела в воздухе — прислонившись спиной к стволу. Одна нога согнута, другая покачивалась, щекоча кончиками пальцев мелкие зубчики листьев.

— Расскажи мне, что случилось.

— Была убита фейри, — Лавена произнесла это почти равнодушно, но в воздухе ощутимо запахло грозой.

— Это мы поняли. Но кто? Как? И почему вы решили, что виноваты ученики школы? Есть какие-то следы?

Сильфида вспорхнула с ветки и в мгновение ока оказалась прямо передо мной, желтые глаза вперились в мои, будто прародительница меня подозревала в убийстве.

— Ты не просто так спрашиваешь, — отчеканила она.

— Конечно, не просто так! Моего друга убили! Человека, который уж точно ни в чем не виноват. А через неделю вы собираетесь убить еще кого-то. Такого же невиновного.

— Есть еще причина, — фейри отодвинулась.

— В нашей школе нет убийц, — отрезала я. — Все знают о Договоре и чтут его.

— Если бы это было так, тебя бы здесь сейчас не было, — Лавена пожала плечами. — Но ты пришла искать истину. И не для себя. Кого-то обвинили?

Я досадливо прикусила губу — иногда прародительница была откровенно невыносима, хотя бы потому, что уж чересчур проницательна. Не самое приятное ощущение, когда тебя читают, как открытую книгу.

— Моего подопечного. Кайдена.

— Хм… — задумчиво протянула сильфида, поглаживая березовый ствол. — Не исключено. Кандидатура не лучше, не хуже других.

— Расскажи, что вам известно, — снова взмолилась я. — Я не верю, что…

— Ты не хочешь верить. Это разные вещи, — хмыкнула прабабка и поманила меня в глубь рощи. — Пойдем присядем.

Мы снова устроились на камне. Только на этот раз не было слышно музыки, деревья шумели тревожно, а ветер то и дело печально вздыхал, обдавая лицо неприятно холодным дуновением.

— Убили дочь метсавайма⁷, будущую хранительницу, — помолчав, произнесла наконец Лавена, и мне показалось, что в это мгновение даже земля под ногами протяжно простонала.

Даже мне слегка не по себе сделалось. Метсаваймы — могущественные фейри, но это могущество могло и сыграть с лесовичкой злую шутку — она наверняка не ждала нападения. К тому же была еще слишком юна и неопытна. Я помнила, как лес праздновал ее рождение четыре года назад.

А еще это отметало крутившуюся в голове версию, что фейри напала сама и получила по заслугам. Хранителям леса до людей не было никакого дела, если только люди не наносили вред их хозяйству.

— Это сделал маг, — продолжала прабабка, глядя совиными глазами в пустоту. — Он забрал всю ее силу до последней капли.

— Зачем? — невольно озадачилась я. Сила фейри уж больно специфическая. Они с той, что владеют маги, как дети одного отца, рожденные разными матерями. Собственные способности за счет фейри не усилишь — двум сводным братьям родными не стать.

Лавена пожала плечами — на этот вопрос у нее ответа не было.

— Убийство замаскировали. Кусочек ее силы отправили гулять по лесу, будто это сама Сиэла, поэтому все раскрылось не сразу. Метсавайм был в ярости, когда узнал. Он хотел смести школу с лица земли, а то и до Вирша дотянуться. Но мы чтим Договор.

— А с чего вы взяли, что это именно кто-то из школы?

— Мы знаем.

— Откуда?!

Сильфида не ответила. Просто посмотрела на меня долгим немигающим взглядом. И стало ясно — в этом сомневаться не приходится.

— Но если вы знаете это, неужели не можете вычислить убийцу?

— Одно знание другому не равно. Мы, девочка моя, не всесильны.

Я замолкла, кажется, исчерпав насущные вопросы. Сказанное Лавеной совершенно ничего не прояснило, кроме того, что исключило вероятность чудовищного недоразумения. И круг подозреваемых не особенно сужало — убить юную беззаботную фейри не так уж и сложно при должной подготовке. Обмануть всех кусочком шатающейся по лесу силы — тоже. Умно, да, но не сложно. На это способны даже первокурсники. Прикусив губу, я рассматривала носки туфель, выглядывающих из-под подола, и мучительно пыталась понять — ради чего? Мотив мог прояснить хоть что-то…

— У меня тоже есть вопрос, — прервала мои размышления прародительница. — Почему ты уверена, что он невиновен?

Я сморгнула, не сразу сообразив, о ком идет речь. То, что я пришла сюда не только за истиной, но и за оправданием собственного вранья, слегка подзабылось.

— Я не уверена. Я просто не вижу причин, почему виновным должен оказаться именно он!

Бабка продолжала смотреть на меня, явно не считая это пояснение окончательным.

— Я за него вступилась сегодня и хочу знать, что сделала это не зря. Мне это душевного спокойствия прибавит. И веры в человечество!

Сильфида хмыкнула себе под нос и по-кошачьи прищурив глаза, пообещала попробовать выведать что-нибудь еще. Исключительно ради моего душевного спокойствия. И веры, конечно же.

Начало смеркаться. Я покосилась на неумолимо удлиняющиеся тени и засобиралась обратно в школу. Ночной Брейден не особенно воодушевлял меня даже в мирные времена, а уж после всего случившегося — и подавно. Хоть Лавена и заверила, что договор по-прежнему в силе, и ученикам в лесу ничего не грозит.

Но, сделав несколько шагов прочь, я все-таки обернулась и чуть срывающимся голосом задала последний вопрос:

— Я понимаю условия Договора. И очевидно, почему вы заберете жизнь убийцы, кто бы он ни был, и какие цели ни преследовал. Но за что должны погибать невиновные?

— Жизнь за жизнь. — Желтые глаза сильфиды в сумерках отсвечивали, как два фонаря над главным входом в школу. — Смерть убийцы не восстановит равновесия. Каждая сторона должна понести жертву.

— Но если убийцу не найдут в течение недели? Жертв в школе станет больше.

Сильфида на меня не смотрела. Она ласкала кончиками пальцев ветер, словно успокаивала испуганного детеныша, потерявшего мать. Я подождала чуть-чуть и, не дождавшись реакции, повернула к школе.

— Вы нарушили Договор, не мы. Вы виновны. И за то, что он все еще в силе, вам и платить, — прилетело мне в спину.

Больше вопросов у меня не было.

* * *

Мне не хотелось никого видеть.

Я бы не появился на занятиях на следующий день, если бы не подумал вовремя о том, что этим только укреплю всеобщие подозрения в собственной виновности. Неприятный навязчивый голосок в голове твердил, что мне на это наплевать, и пусть катятся они все куда подальше. Но разум все же взял верх.

И я бы не пошел никуда с постучавшейся ко мне после занятий Шелой, если бы не данное директору обещание. Впрочем, когда она сказала, что хочет прогуляться в лес, я вдруг понял, что сам не прочь вырваться ненадолго из замковых стен. Если уж у меня нет возможности убраться отсюда подобру-поздорову, так хоть создать иллюзию побега.

Она привела меня под старую иву на берегу заросшего ряской пруда. Мы уже бывали здесь пару раз, хорошее место. Спокойное. Самое то, чтобы, как целительница, закрыть глаза и предаваться медитативным думам. Если бы только еще медитации мне помогали.

Болела голова. Просто зверски, усиливая застарелое, устоявшееся уже желание умереть. Я прислонился спиной к древесному стволу, оперся на него затылком, и старался лишний раз не шевелиться. Шела, уже некоторое время сочувственно сопевшая рядом (и как только эта девица умудряется чуять всякий раз мое состояние?), тихонько вздохнула и встала на ноги.

На мое неопределенной шевеление — мол, куда собралась — она только дернула плечом:

— Подожди!

Она придирчиво осмотрелась и потянулась к веткам ивы. Большая их часть свисала над самой водой, а те, что были над нами мерно покачивались слишком высоко. Шела поднялась на цыпочки, руки вскинула, пытаясь зацепить прозрачными пальчиками дразняще свисающие ветви. Вытянулась вверх вся, как тетива, надетая на рога тугого боевого лука. Гибкая, тонкая. Против солнца, кажется, на просвет видна. И лучи в волосах запутались.

Я испытал что-то, похожее, пожалуй, на отцовское любование и щемящую тоску. Сдохну скоро — и никогда у меня не будет такой девушки. Только девки гулящие.

Моя лекарка опустила руки, размяла затекшие мышцы, упрямым взглядом выискивая веточку посговорчивее. И вновь потянулась пальцами к зеленой кроне. Молодая грудь упруго натянула платье. Я замер — и даже головная боль заинтересованно притихла. Изогнутая спина, голова запрокинута и рот приоткрыт — так ей легче дышать, увлекшейся. Контур груди, то ли подсвеченный, то ли размытый солнцем. Организм отозвался — слушай, а может, ну его, умирать? Чего мы там не видели?

Я толкнулся и встал, не давая набрать силу неожиданному безобразию. Выше ее на голову с лишним оказался. И как раньше не замечал? Вскинул руку и сорвал ей ветку — бери, раз уж так хочется. Девушка радостно пискнула, и вцепилась в подношение — ну надо же, вот вам и целительница шестого года обучения! Я снисходительно смотрел на ее рыжую макушку, а она сосредоточенно обрывала с ветви листки, а потом вдруг протянула прутик мне:

— На, погрызи!

Видно, на моем лице так явственно отразилось сомнение в ее душевном здоровье, что Шела обиженно пихнула меня локтем в грудь, старательно пряча в глазах смешинки:

— Ивовая кора — хорошее лекарство! Поможет унять головную боль.

И уставилась выжидательно. Испытания она на мне проводит, что ли? Вот нахалка! Но упрямиться не стал — зажал в зубах палочку и, снова устроившись в корнях старой ивы, мерно грыз ее, под умиротворяющий плеск реки и шелест листвы.

Шела сегодня тихая была. Нотаций не читала, в душу не лезла, прикрываясь ненавязчивыми беседами, просто сидела, обхватив колени руками и смотрела на воду. Неподвижная вся, только пушистый кончик рыжей косы от ветра колыхался и щекотал колоски травы.

И от этого даже появлялось ощущение, что она не в качестве очередного душеспасительного сеанса меня сюда потащила, а просто так. Посидеть рядом, помолчать каждый о своем. Насколько это было близко к истине — я не имел ни малейшего представления, но думать так мне нравилось. Это давало чувство какого-то внутреннего равновесия и… нормальности.

Если бы еще она мне поверила…

Когда в наступающих сумерках мы засобирались обратно в школу, я отбросил в сторону измочаленный прутик и только тогда с некоторым удивлением отметил — голова не болела.

Глава 3

Иногда меня удивляла гибкость человеческого разума. Вроде бы, с момента показательного убийства Грейга прошла всего пара дней, а эта утрата уже начала бледнеть. Еще только вчера ночью я шмыгала тайком носом в своей постели, а сегодня утром уже бегала по школьным переходам из класса в класс, и замок мерно гудел голосами школяров и наставников. Нет, про эту смерть не забыли — но рана начала затягиваться.

Отчасти, такому отношению способствовал возраст большинства обитателей нашего славного заведения — отчаянно молодые, они всерьез не верили в собственную смертность. Но по большей части это было заслугой преподавателей, заваливших своих подопечных с головой учебой, чтобы нам некогда было предаваться хандре и раздувать панику.

Наставница Мадален в этом вопросе выделялась усердием даже на общем фоне. Целители всех восьми годов обучения падали с ног от нагрузки. Не знаю, кто как — но лично я, возвращаясь в комнату, валилась на кровать, и мечтала лишь о том, чтобы меня никто не трогал. Часов двадцать, хотя бы. Увы, мечтам моим сбыться было не суждено. На следующий день гонг будил учеников рано утром, и гнал на занятия, где заботливые преподаватели снова закапывали нас в знаниях с головой.

О том, что происходит в школе за пределами учебных классов, я узнавала от Нольвенн. Их куратор не был столь сногсшибательно заботлив, как наш, и у подружки оставалось немного времени и сил на общение.

Так, к примеру, я узнала, что, лишившись подозреваемого в лице Кайдена, общественное мнение нашло новых виновников всех наших нынешних бед. На этот раз возможными виновниками оказались демонологи, всей специальностью. Ничего удивительного, в сущности: демонология — направление очень узкое, склонность к нему встречается не слишком часто и популярностью не пользуется, даже среди магической братии. Очень уж «неаппетитная» это профессия. Никогда ее представители не ходили в общественных любимчиках.

Услышав об этом, коллегам-демонологам я посочувствовала, но с изрядной долей облегчения. Меня, все же, очень беспокоила возможность того, что случившееся попытаются поставить в вину Кайдену. Что у кого-нибудь взыграет ретивое, и жажда справедливости пересилит уважение к директорскому запрету. А что мой лучник может сотворить, загнанный в угол, я боялась себе представить.

Еще в школе стало известно, что убита была молоденькая метсавайма. Я не делилась полученными от бабки сведениями, но не была удивлена, когда эти слухи разошлись среди школяров. Глупо было бы думать, что только у одной меня есть личные связи с лесом. За время обучения они успевают появиться практически у всех. Кого-то с Брейденом связывало, как и меня, родство разной степени близости. Кого-то деловые или дружеские отношения, а кого-то и романтические.

В конце концов, парни — это всегда парни, и будь они хоть сто раз маги, но все равно будут падки на экзотическую девичью красу, а лесовички — прекрасны, все как одна. Либо умеют такими показаться. И они вовсе не прочь подарить свою благосклонность симпатичному и горячему молодому человеку. Тоже, те еще ценительницы мужской красоты.

И все же, кому могла помешать метсавайма? Или кто из школы мог додуматься совершить такое — намеренно переступить через Договор, прекрасно осознавая последствия?

Занятая этими мыслями, я привычно делала ежевечерние дела, когда в дверь постучали. Вернее — стукнули. Судя по всему, кулаком.

Я открыла дверь и ахнула. Но не от удивления, а от веса лучника, рухнувшего мне навстречу. С ловкостью, которой сама бы от себя не ожидала при иных обстоятельствах, я успела прихватить за куртку запнувшегося о порожек Кайдена, и отступила назад. Он выровнялся и, не доверяя неверным ногам, оперся спиной о стену.

— Кайден, где ты был?! — задохнулась от ужаса я, разглядывая его шатающуюся фигуру.

Избили? Прокляли?!

— У демонологов!

— Что вы там делали?!

Нет, некоторые подозрения у меня были, да и запах я уже опознала, только вот в голове у меня догадка не укладывались.

— Пили! — триумфально выдало мое великовозрастное чадо.

Ну вот. Лучше бы прокляли! Ну кто? Кто в здравом уме пьет с демонологами?

— Что вы пили? — Кайден начал оседать, и я принялась его тормошить — похлопала по щекам, распустила шнуровку рубахи на шее, потом принялась с силой растирать кончики пальцев и мочки ушей, пытаясь привести в чувство. Ну, или хотя бы удержать в сознании.

— Не знаю, но оно горело!

Ну, и что мне с ним делать? Он сейчас уснет прямо здесь, и дальше что?

Я растерянно разглядывала взрослого, сильного мужчину, наблюдавшего за мной из-под полуопущенных ресниц, и решительно не представляла, как следует поступить в этой ситуации. Нужно отметить, такое со мной случалось не часто.

Что ж, выставить его из комнаты и бросить отсыпаться в коридоре, на голых каменных плитах, мне не позволят совесть, целительское призвание и бережное отношение к собственному труду — я в этого белобрысого балбеса столько сил вложила, что просто жаль с ними так небрежно обращаться. Пожалуй, моей девичьей чести не случится особого урона, если он переночует на мой кровати.

С этой ироничной мыслью, я подступилась к подопечному:

— Кайден… Пойдем, я тебя в постельку уложу. — Я поднырнула под его руку, пристроила ее себе на плечи, сама ухватила его свисающую кисть одной рукой и обняла за талию другой, придерживая и страхуя. Мысленно вознесла благодарность спецпрактикуму для целителей, где нас учили и не такому. Ну, великая Бригита, не оставь в трудный час дочь свою!

Толкнула плечом в подмышку, рывком тронула с места, перехватила поудобнее и уже совсем собралась вести свою добычу к месту употребления по назначению, хе-хе, как неведомая сила крутнула меня на месте и припечатала к стене.

Светло-серые глаза, с более темной окаемкой смотрели на меня в упор. Кайдену пришлось наклониться для этого, но сейчас мы были на одном уровне. Глаза в глаза.

— Я. Её. Не убивал.

— Тише, тише! Т-ш-ш-ш! — я положила руку ему на предплечье, осторожно погладила.

Он дернул головой, потом локтем, скидывая не столько мою ладонь, сколько попытку его успокоить. Пьяное тело качнулось, чуть не повело хозяина в сторону, и он вынужден был разжать железные пальцы, впившиеся в мои плечи, опереться ладонью на стену над моей головой.

Как ни странно, но страшно мне в этот раз не было. Было немножко смешно, немножко интересно, что он мне скажет, пока ядреная выпивка демонологов развязала ему язык. А еще — было странно тепло. И душе — оттого что он пришел именно ко мне доказывать свою невиновность — и телу. От лучника тянуло жаром. Приятно, но непривычно… Я смутилась этих своих мыслей, и порадовалась, когда он продолжил:

— Я знаю, ты мне не веришь. Ты притворилась, а сама… Только я. Её. Не убивал. Понятно тебе?

Он склонился ко мне еще ближе, и мы стояли теперь нос к носу, почти уткнувшись друг в друга. Я не утерпела. Подняла вторую руку, погладила его по голове, мимоходом взворошив льняное богатство.

— Понятно, понятно, — и сама удивилась, насколько ласково прозвучали эти слова. — Идем спать?

Тяжелая голова упрямо мотнулась под моей ладонью:

— Ты мне веришь?

И я отозвалась:

— Верю…

В этот раз, кажется, не врала…

Кайден уткнулся лбом в мой лоб, и успокоено затих. А я наконец сумела перехватить лучника, пострадавшего в бою с самопальным пойлом демонологов, и отвести его к узенькой койке, пять с лишним лет служившей мне постелью.

Он послушно улегся и моментально провалился в сон — и я только тогда сообразила, что поторопилась. Прежде чем укладывать здоровенного мужика в постель, нужно было заставить его раздеться. Во-первых, я бы с удовольствием посмотрела, а во-вторых, теперь мне придется самой как-то раздевать лежачее тело.

Ладно. Пойдем от простого к сложному.

Сапоги поддались легко, и я радостно бросила их на пол, с некоторым изумлением изучив вывалившийся из левого голенища кинжал. Хотела подобрать и сунуть обратно, но передумала — кто его знает, что эти агрессивные и мнительные боевики могут навесить на оружие? Особенно мой, контуженый. Оставила лежать на полу, только тем же самым сапогом под кровать запихнула — чтобы не наступить случайно.

Кстати, а почему Кайден кинжал в левом сапоге держит, он же правша? Я с интересом оглядела растянувшееся на моей кровати тело.

— Так ты у нас обоерукий, что ли? — я улыбнулась, а Кайден промолчал. Сон держал его крепко.

Снять куртку было уже сложнее, но, повозившись, я справилась, и повесив ее на гвоздик в углу, перешла к самому интересному. К рубашке.

Распустила завязки на запястьях, шнуровку на шее, и так ослабленную мною при попытке расспросить Кайдена, и призадумалась. Как бы мне так изловчиться, и стянуть с него рубаху?

— Знаешь, ты мог бы мне помочь! — укоризненно сообщила я спящему подопечному и принялась за дело.

Само собой, Нольвенн именно этот момент выбрала, чтобы вернуться домой. Любой другой момент был бы недостоин Нольвенн!

— О! Разврат? — радостно и плотоядно воскликнула магичка.

— Да! Не видишь, я тут разнузданной страсти предаюсь! С бесчувственным телом, — пропыхтела я, стоя одним коленом на кровати и пытаясь протянуть еще чуть-чуть вверх задранную на лучнике рубаху. Дело продвинулось до лопаток, и намертво застопорилось.

— Странный выбор, подружка! — продолжала глумиться Нольвенн.

— А когда они в сознании, я стесняюсь! — с непередаваемым сарказмом отозвалась я и с силой дернула ткань. Она опасно затрещала, но не поддалась.

Нет, ну надо же было намахать такие плечи!

Я свирепо взглянула на Кайдена. Ну, почему он не разделся сам?! Я устала, я взмылилась, и мне откровенно неловко оттого, что рядом находится его голый живот, расчерченный гладкими сильными мышцами.

Нет, хватит с меня, оставлю в рубахе — пусть спит как есть! Я попыталась стянуть ее назад, к штанам — и чуть не взвыла от досады. Ткань скрутилась в плотный жгут, и теперь расправить ее, придавленную к постели спиной лучника, не представлялось возможным.

Нольвенн, застывшая посреди комнаты, с азартом наблюдала за неравной битвой, но помогать и не думала. Только с советами лезла:

— Да срежь ты ее!

Я с сомнением посмотрела на рубашку:

— Жалко! Хорошая же, почти новая. И с вышивкой вон…

Нет, будь Кайден ранен — я бы ничуточки не сомневалась, но портить целую вещь, только потому, что кое-кто напился?! Против этого протестовала вся моя натура. Лучше я сейчас попробую его приподнять…

— Нольвенн, помоги! — не выдержала я.

— Нет уж! — яростно замотала головой подруга, и я призадумалась, а подруга ли она?

— Нет-нет-нет, и не проси! Это твоя оргия, не моя! — и с этими словами она демонстративно уселась на свою кровать, явно приготовившись наслаждаться зрелищем дальше.

— Вот верно в народе говорят: «Не имей сто подруг, а имей сотню слуг!», — обиженно буркнула я, и попыталась обхватить Кайдена за плечи, чтобы приподнять. Не-а, никак. Вялое тело вываливалось из рук.

— Кажется, в народе говорят как-то не так! — захихикала магичка, достала из сумки яблоко и с хрустом в него вгрызлась.

— Ну, так у них, наверное, и подруги не такие! — огрызнулась я.

Мне немедленно тоже захотелось яблока. Кисловатого, твердого, сочного. Рот наполнился слюной. Я сдула выбившуюся из косы прядку, прилипшую к носу, и укоризненно взглянула на Нольвенн. Та лишь насмешливо приподняла черные брови. Учись, мол, целительница. Познавай, как горек твой хлеб.

Я возмущенно фыркнула и вернулась вниманием к Кайдену. В шнуровке на груди виднеется шнурок с кругляшом какого-то амулета, из сильных, но не сложных, рубаха задрана почти до самых подмышек. Хорош!

Какой-то он все же неподъёмный, на практикуме по целительству «условно раненые» из числа проштрафившихся школяров все же полегче были. Хотя они и не такие здоровенные. А этот вымахал!

Я снова попыталась приподнять Кайдена за плечи, и в этот раз даже кое-чего добилась. Правда, не того, на что рассчитывала — потому что лучник, не просыпаясь, дернул меня за руку, повалил на себя, и обеими руками обхватил сверху, как будто стальными обручами сковал. Я ошпаренной кошкой рванулась из этих объятий, и он разжал руки, выпустил.

В противоположном углу комнаты, повалившись на кровать, давилась хохотом Нольвенн. Метнув в нее испепеляющий взгляд, я опасливо изучила своего подопечного с надежного расстояния.

Нольвенн, откашлявшись от яблока (выходит, не только хохотом она давилась!) соскользнула со своей постели, то и дело принимаясь снова хихикать, изъявила готовность помочь.

— Я за подмышки приподниму, а ты рубашку одернешь! — скомандовала магичка, заходя к Кайдену в изголовье.

— Ага, а почему это я, а не ты? — трусливо пискнула я, и Нольвенн снова расхохоталась.

— Уж больно он у тебя рукастый! И хваткий. И вообще, твой пациент — тебе на острие атаки и вставать!

Я с грустью констатировала, что пациент действительно мой, и, чувствуя себя приговоренной к смерти через удушение в объятиях, приблизилась к Кайдену.

В этот раз операция прошла без сучка, без задоринки, рубашка, не придавливаемая больше лопатками лучника, послушно одернулась, и я смогла выдохнуть с облегчением.

Спать буду с Нольвенн, твердо подумала я, сидя рядом с подругой на ее кровати и отбирая у нее изрядно покусанное яблоко.

Так и порешили.

— Давай его разрисуем! — шепнула мне на ухо магичка, когда мы уже улеглись.

— Нольвенн, нам же не по шесть лет! — возмутилась я. И подумав, добавила: — Да и нечем, — напрочь смазав этим все впечатление от предыдущего заявления.

И еще долго, устроившись в обнимку на узкой койке, мы шептались и пихались локтями, как в далеком-далеком детстве могли бы возиться с сестрами, которых ни у нее, ни у меня не было.

* * *

Я проснулся от едкого запаха дыма. Вдохнул — и закашлялся, не находя в себе сил сделать повторный вдох. Кашель душил, скручивал легкие, я скатился с кровати на пол, вспомнив о том, что чем ниже, тем легче дышать, и обжег ладони о раскаленный камень.

Школа горела.

Языки пламени карабкались по стенам, облизывали окна, в мгновение ока пожирали мебель, превращая ее в обугленные головешки. Магическое пламя, поглощающее массивные стены из толстого серого булыжника так же легко, как и деревянную мебель.

Глаза нещадно слезились, кожа, казалось, лопалась от жара, а в ушах стучала кровь, перебивая рев пламени, но я упрямо пополз к окну. В голове настойчиво билось желание жить и осознание, что выбраться через дверь я уже не успею. Третий этаж — на смерть не разобьюсь, а сломанные ноги — куда лучшая участь, чем быть сожженным заживо.

Тем не менее, когда я, пошатываясь, поднялся, оперся на подоконник, не обращая внимания на языки огня, укусами касающиеся рук и лица, земля показалась чрезмерно далекой, будто я стоял на вершине огромной скалы.

Да защитит меня Эзус!

Я даже не спрыгнул — скорее вывалился из окна, почти теряя сознание от забившего все, до самого горла, дыма. И оттого приземлился не на ноги, а на спину, только чудом не сломав позвоночник. Вскинул глаза на пылающую громаду школы и обомлел — на ее месте полыхал Зубастый Замок.

В момент осознания этого дикого, противоестественного факта голова взорвалась оглушительным шепотом. Он ввинчивался в мозг, причиняя невыносимую боль. Я катался по траве, зажав уши и орал, срывая голос, но не мог перекричать, заглушить этот шепот, как раньше. Он утягивал за собой… а над головой раздался страшный треск, и я понял, что еще несколько мгновений — и меня погребет под горящими развалинами. Навсегда.

— Кайден… Кайден… Кайден… — шепот вдруг переплавился в звенящий беспокойством голос. Чистый, звонкий, обрушившийся на замок ледяным водопадом. Я вздрогнул, когда искрящаяся волна докатилась и до меня, скрывая с головой…

И проснулся.

Первым, что я увидел, когда открыл глаза, была Шела.

Целительница сидела на краю кровати и старательно меня тормошила. Плечи с силой, неожиданной для такой хрупкой на вид девицы, тряхнуло еще пару раз, прежде чем она заметила, что ее старания таки увенчались успехом.

Девушка замерла, не убирая рук и озабоченно вглядываясь в мое лицо. А я, мучительно превозмогая головную боль, слабость и тошноту пытался понять — какого беса она забыла в моей комнате?

Взгляд скользнул с ярче проступивших в лунном свете веснушек по потолку, стене и неожиданно напоролся на еще одну девицу. Подружку, Нольвенн. Она сидела на кровати, завернувшись в одеяло и смотрела на меня широко распахнутыми глазами, будто видела впервые.

Так. Какого беса я забыл в их комнате?

— Кайден? Ты в порядке? — Шела переключила мое внимание обратно на себя.

Мысли в голове путались, метались, бились друг о друга и разлетались звенящими осколками. Я понимал, что меня все еще слегка потряхивает и не верил, что в очередной раз обошлось — настолько неминуемым все в этот раз казалось.

Я кивнул, садясь и скидывая тем самым ладони лекарки, в глубине души прекрасно понимая — до в порядке мне, как до края света пешком, и она это отчетливо видела и чувствовала.

Молча поднявшись, я нашарил на полу сапоги, натянул их и, пошатываясь, направился к двери, провожаемый двумя удивленно-обеспокоенными взглядами. И даже сделал несколько шагов по коридору, уже почти возблагодарив богов за то, что никто меня не удерживал и ни о чем прямо сейчас не расспрашивал, и тут в спину мне прилетел оклик.

Нехотя обернувшись, я увидел, как Шела прикрывает за собой дверь комнаты и нагоняет меня, как была — с взлохмаченными распущенными волосами, в длинной рубахе, неслышно ступая босыми ногами по холодному каменному полу.

— Ты куда?

По коридору промчался ночной ветерок, ворвавшийся в окна, и лекарка зябко обхватила себя руками за плечи.

— К себе.

— Тебя проводить?

Предложение вызвало у меня нервный смешок. Я смерил ее взглядом с растрепанной рыжей макушки до поджатых от холода пальцев ног, и Шела торопливо, но при этом очень воинственно исправилась:

— Только туфли надену — и провожу!

— Не надо.

— Но мне не сложно! И потом, я могу…

— Не надо, — повторно отрезал я, отворачиваясь — прямо сейчас на нее смотреть было почему-то просто невыносимо. — Возвращайся в кровать. Извини, что разбудил.

— Тебе часто снятся кошмары?

Вопрос я оставил без ответа, вместо этого просто зашагав прочь — от целительницы, ее беспокойства и ввинчивающегося в душу карего взгляда.

События прошедшего вечера и ночи постепенно восстанавливались в памяти.

С демонологами мы совершенно внезапно сошлись на почве всеобщей подозрительности. Их кто-то обвинил, я, вспомнив, как еще недавно так же безосновательно тыкали в меня, вспылил и прояснил людям, что они в корне неправы, и все закончилось приглашением присоединиться к пьянке.

Вообще-то пить мне было нельзя. Категорически. И уж тем более столько. Но отчаянные ребята в черных балахонах заверили меня, что у них тут через одного проблемы с контролем сил — как собственных, так и тех, с кем по воле судьбы приходится работать, и торжественно вручили испещренную рунами цацку. В течение первого часа я еще не особенно верил в то, что она работает, но, чем больше прислушивался к себе, тем больше понимал — не обманули. В голове было легко, как никогда за последний год. И в итоге я с упоением окунулся в веселую школярскую попойку…

Убедившись, что никакие озабоченные целительницы меня не нагоняют, я остановился и потянул за висящий на шее шнурок. Амулет, которого, по заверениям демонологов, им хватало на полгода, у меня выгорел напрочь за несколько часов, вместе со своей защитой снеся почти под корень еще и мою собственную, что едва меня не угробило. И не только меня.

Если бы Шела меня не разбудила… каким только ветром меня к ней-то занесло?

«Верю…». И тонкие пальцы, успокаивающе взъерошившие волосы.

Надо же, от идиотских пьяных порывов, оказывается, тоже бывает польза. Как отключился, я уже не помнил, но это, пожалуй, особого значения и не имело.

В висок стукнула, напоминая о себе, боль, и мысли снова вильнули в привычное мрачное русло. Внезапно всколыхнувшаяся надежда на то, что не все потеряно, и есть шанс зажить нормальной жизнью, была растоптана еще более жестоко, чем предыдущие. Судьба старательно тыкала меня лицом в безрадостную действительность, с каждым разом вкладывая в удар все больше силы. И я не был до конца уверен, насколько меня еще хватит это терпеть.

* * *

То, что Кайдену снятся кошмары, меня не особенно удивило. На фоне всех его проблем, помноженных на обширный военный опыт, было бы куда страннее, если бы они ему никогда не снились. Но вот то, что он отказался отвечать на вопрос, как часто…

Да и разбудившие нас с Нольвенн крики были слишком уж душераздирающими. Правда, не исключено, что и ядреная выпивка демонологов сыграла в этом свою коварную роль.

В общем, в копилку кайденовских удручающих симптомов добавился еще один, правда, что с ним делать я пока не знала. Вряд ли мне удастся уговорить его каждый вечер пить на ночь чай с медом, липой и ромашкой. Впрочем, в его случае — это вряд ли и поможет. Кошмары — следствие, а не причина.

Примерно так я рассуждала, поднимаясь после занятий в кабинет к вызвавшему меня директору Паскветэну.

— У меня есть поручение для вас с Кайденом, — с порога сообщил он мне.

Директор выглядел усталым и крайне озабоченным. Еще бы. До следующего выходного оставалось три дня. Время утекало сквозь пальцы, а убийца так и не был найден. И похоже, у учителей не было даже ни малейших зацепок на этот счет.

— Завтра нужно подняться вверх по реке, к фо-а⁸. Ты знаешь, что школа закупает у них речной жемчуг для алхимиков, водоросли для целителей, и рыбьи кости для рунников. Завтра — срок очередного обмена. Раз Договор еще в силе, они наверняка будут ждать. Ты упоминала, что Кайден с удовольствием ходит в лес — будет лишний повод.

— Хорошо, директор Паскветэн, — только и кивнула я, а что тут еще скажешь? В одном он прав, с занятий мой подопечный сбежит с большим удовольствием.

— Как продвигаются дела?

Вопрос был будничный. С отчетом я была не так давно, но, очевидно, раз уж я все равно стою в кабинете, то стоит поинтересоваться нет ли новостей.

— Он вчера с демонологами напился, — несколько смущенно признала я, и в выцветших стариковских глазах тут же сверкнуло нешуточное беспокойство, а потому я тут же добавила: — Но ведь это хороший знак? Что он с другими школярами сходится?

— Шела-Шела, — директор покачал головой. — Еще не хватало, чтобы он у нас в беспробудное пьянство впал, в его-то состоянии. Постарайся ты его держать подальше от демонологов с их сомнительными алхимическими экспериментами.

Я бы поинтересовалась ворчливо, как именно я должна удерживать от чего-либо и кого-либо этого лба упрямого и здоровенного, но вынуждена была признать, что доля истины в словах директора все же была. Выпивка с отчаянием дружит крепко, как бы и впрямь не сорвался…

Мне самой тоже хотелось задать директору Паскветэну вопрос — что там с убитой метсаваймой? Как планируют искать убийцу? И что будет со школой, если его так и не найдут?

Но смелости не хватило. Я пообещала выполнить задание завтра в лучшем виде и отправилась на поиски лучника, чтобы сообщить ему радостное известие — учеба отменяется.

Кайден нашелся во внутреннем дворе, на скамье под стеной, увитой плющом. И во всей его позе, во всей фигуре застыло отчаяние. Я молча села рядом и откинулась на оплетшие стену побеги, затылком прижалась к нагретой ласковым солнцем опоре. Прикрыла глаза.

Прислушавшись к чужому дыханию, к биению чужого сердца, постаралась выровнять свое дыхание — с его дыханием, и свой пульс — с пульсом Кайдена. И, когда ощутила, что мои ритмы пришли в согласие с его, попробовала расслабиться. Почувствовать всей кожей, всем телом, как хорошо, как тепло мне здесь и сейчас. Как согревают меня, касаясь, солнечные лучи. Как легкий ветер шевелит мои волосы, принося с собой далекие ароматы летнего леса. А когда тепло и покой пропитали меня полностью, осторожно, по одному, расслабила пальцы правой руки, что судорожно вцепились в дерево скамьи. Чуть переменила положение тела, отпуская напряжение. Прислушалась к себе — и одновременно к своему соседу. Дыхание выровнялось. Глубокое, спокойное. Пульс ровный.

Ну, не молодец ли я? Ай да умница, ай да великий целитель!

Голос Кайдена проник в мои мысленные самолюбования:

— Больше так не делай.

Я улыбнулась:

— Хорошо.

Он перекатил затылок в мою сторону, посмотрел насмешливо сверху вниз:

— Ну, и чему ты улыбаешься?

Я прижалась виском к теплой опоре, и отозвалась:

— Да вот, удружил мне директор Паскветэн. Подсунул пациента — мало того, что мнительный, драчливый, неуживчивый, целителей не любит, лечиться не хочет, так еще и чувствительность обостренная!

Он хмыкнул в ответ. Как мне показалось — очень самодовольно.

Выговаривать вот так Кайдену, расслабленно сидя рядом и глядя на него снизу-вверх, было одно удовольствие — он хоть и щурился ехидно, но не отпирался и не огрызался.

Да и вообще — чего бы мне не улыбаться? Хоть мою хитрость и заметили, а все же, свое дело она сделала. Из взгляда Кайдена ушла беспросветная тоска, помягчели закаменевшие плечи и расслабились судорожно сжатые челюсти. Разошлись брови. Сквозь меня, сквозь мою податливую целительскую сущность, уходила в землю чужая боль. А что пациент недоволен — ничего. Меня не радовать его приставили, а лечить.

За прошедшие недели Кайден отъелся, отоспался, и теперь внешне ничто не напоминало о случившейся с ним беде. Я рассматривала его, и отмечала произошедшие со времени его появления в школе перемены. Ну, и просто любовалась — чего скрывать. Хорош, все же. Красив грубоватой мужской красотой. И недаром в прошлые выходные две магички с теоретического подрались в умывальне, выясняя, которая в этот раз пойдет с ним в паре на полигон работать.

Мои губы снова против чуть дрогнули в улыбке — в итоге, в пару с лучником поставили Невена, братца моей соседки и подруги.

Кайден уперся в меня подозрительным взглядом. Я заулыбалась шире — недоверчивый какой! Не верит, что я больше не стану тайком его настроение перехватывать. Зря это он. Раз обещала, что не буду — значит, не буду.

…мало, что ли, у целителей других уловок?

Все же зря я тревожилась о том, как он приживется в школе. Даже несмотря на эту волну обвинений. Она как нахлынула с паникой, так и утихла быстро, когда я за него вступилась. С демонологами вон замирился, и пусть дружбы особой у него ни с кем из мужской части школяров не сложилось, но относились к нему с уважением. Хоть и с осторожностью, как к мандрагоре, которую опасались трогать даже некоторые опытные травники, услышишь стон покидающего землю корня — и смерть неминуема… Девушки же умирали от восторга. Еще бы!

В нашей школе хоть и не было установлено единого возраста обучения, но столь взрослых учеников было не так уж и много. Как правило, дар открывался все же раньше — а те, в ком сила проснулась уже в зрелом возрасте, далеко не всегда желали оставить налаженную жизнь, привычное ремесло, дающее надежный кусок хлеба, и идти в школу магов учиться невесть чему. Так что, если проявившаяся магия не доставляла хлопот, то на нее обычно махали рукой. Вот так и выходило, что учили наши наставники в основном молодежь и вовсе детвору. Нашим девицам, особенно теоретичкам и целительницам, которые дольше всех профессией овладевают, с ними скучно. А тут — такой красавец! И неженат, и в самом брачном возрасте. Да какой лихой! А то, что новенький оставался безразличен к стараниям прелестниц, их еще больше раззадоривало.

Да и не только удаль, мужская стать и равнодушие к женским чарам заставляла трепетать девичьи сердца. Наблюдательный, ловкий, привычный к нагрузкам, Кайден легко нагнал отставание в обучении в две недели, и теперь шел вровень с прочими школярами. Мог бы и получше многих учиться, я чувствовала, да это вообще заметно было всем, кто дал бы себе труд присмотреться — но не хотел. Он делал ровно столько, сколько требовалось, чтобы от него отстали. Оставили в покое. Не трогали. И это тоже меня беспокоило.

Сколько бы я не смотрела — все не могла понять, что он делает со страстью, от души, а не только, потому что «так надо». Разве что дерется вот. Ну, и из лука стреляет.

В ученицы к нему напроситься, что ли?

Я вздохнула, и уточнила у Кайдена:

— Голова болит?

Он согласно прикрыл глаза, ресницы дрогнули чуть ощутимо. Я вздохнула:

— И молчит! Рядом полный факультет целителей, а он молчит, ну, вы такое видели?! Разворачивайся, давай!

Не переставая ворчать, я заставила его сесть ко мне спиной, сама пристроилась рядом и притихла, пристроив по два пальца ему на виски с обеих сторон. Расслабилась, отпустила все переживания и ощущения, кроме тех, что испытывала здесь и сейчас. Сосредоточила внимание на кончиках пальцев, там, где они касались теплой гладкой кожи. Сплела нужное заклинание и позволила ему протечь сквозь меня в чужое тепло. Место, где мои пальцы касались его кожи нагрелось, стало ощутимо горячеватым. Я посидела еще немного, прислушиваясь к состоянию пациента и проверяя свою работу.

Все хорошо, можно отпускать.

Разорвала контакт, и с удивлением ощутила, что за время работы руки успели затечь.

— Знаешь, с твоей стороны было бы мило быть чуть пониже ростом! — сообщила я лучнику, демонстративно разминая плечи и предплечья.

Кайден ошеломленно развернулся ко мне.

О, это глубокое мужское негодование, читаемое даже в развороте широких плеч! О, это непередаваемое выражение лица! Никогда не устану им любоваться.

Заодно и от тоски-печали отвлеку. Но высказать все, что имелось у лучника сказать по этому поводу я ему не дала. Ну, не хочется мне про себя глупости слушать.

— Директор предложил нам с тобой завтра прокатиться по реке до общины фо-а, — сообщила я до того, как он успел раскрыть рот, и в двух словах пересказала, зачем именно нам туда надо. — Поедешь?

Лучник кивнул, не переставая разглядывать меня как какую-то диковинку.

— Не болит больше? — заботливо уточнила я, разглядывая его в ответ.

Кайден прислушался к своим ощущениям, и покачал головой, не найдя даже отголосков боли.

— Ты особо не радуйся, это просто обезболивание, оно не лечит болезнь, а лишь убирает ее симптомы, к тому же довольно сильное, и часто им пользоваться нельзя! — серьезно предупредила я, и без перехода спросила, — Расскажешь мне о своих кошмарах?

Глаза боевика опасно сощурились, ноздри дрогнули, и я улыбнулась, соскакивая с лавочки и оправляя юбку платья:

— Имей ввиду, поездка на весь день, так ты поесть с собой возьми!

И, не дожидаясь пока окончательно сбитый с толку боевик придет в себя, ускользнула в двери, ведущие в девичье крыло, а Кайден так и остался сидеть на скамье, осмысливая изменение своих планов на завтра и мою неповторимую и подкупающую манеру общаться.

И уже подымаясь по лестнице на свой этаж, спохватилась, что не попросила Кайдена научить меня стрелять из лука.

Ну и ладно, будет еще время, а на сегодня ему и без того потрясений достаточно!

Погода стояла прекрасная. Месяц остролиста продолжал радовать нас всех ясным небом, легким ветерком, яркой листвой, играющей с солнечными лучами. Жемчужная — одна из рек Брейдена — топорщилась от этого ветра мелкой рябью и сияла, как рыбья чешуя. Мерный плеск весел негромко стелился над водной гладью, а я, прищурившись, любовалась драгоценным блеском срывающихся капель… да, чего греха таить, украдкой еще и тем, как вздувались мышцы на руках Кайдена. По случаю теплой погоды рубашку он закатал много выше локтя, и взгляд нет-нет да и цеплялся за приятное женскому глазу зрелище. А чтобы лучник, не дай боги, не заметил моего праздного наблюдения, я, сидя на корме лодки, старательно его пону… подбадривала!

— И-и раз! И-и два! И еще немножечко, еще чуть-чуть!

— Я сейчас тебя на весла посажу! — Кайден сверкнул на меня снова ярко-голубыми глазами.

— Меня нельзя, — резонно возразила я. — Во-первых, я грести не умею, а во-вторых, мы бы тогда поплыли вниз по течению, а не вверх. И вся твоя работа насмарку!

— Зато какое моральное удовлетворение, — буркнул лучник себе под нос.

— От издевательств над беззащитной девушкой?!

— Где ты в этих местах найдешь хоть одну беззащитную?! Да, кстати, если верить нашим северянским байкам, то и с девушками тут тоже негусто…

— Что за байки такие? — встрепенулась я, пропустив мимо ушей сомнительный комплимент.

— Да так…

— Ну расскажи!

— У нас поговаривают, что возле Брейдена живут только ходячие мертвецы, да бабы-полуфейри с коровьими хвостами. На мертвеца ты не особенно похожа, так что… — Кайден с интересом присмотрелся к складкам платья, разложенным на скамье.

Я резко нагнулась и, от души зачерпнув пригоршню прохладной речной воды, плеснула ему в лицо. Кайден расфырчался, замотал головой, как взбрыкнувший конь, но выглядел при этом страшно довольным.

Вообще он сегодня с самого утра был в непривычно приподнятом настроении. То ли теплая погода, наконец, чуть растопила холодную северянскую душу, то ли его так порадовала возможность вырваться из замковых стен на целый день, то ли эффект от моего вчерашнего вечернего вмешательства еще не до конца выветрился. А может просто, сам того не заметив, он привык к моему присутствию и перестал расценивать малейшую фразу как попытку вывести на откровенность, а потому не сжимался чуть что в ощетинившийся иголками клубок.

Таким моментом точно надо пользоваться!

— Кайден.

Лучник настороженно зыркнул иcподлобья. Тяжелый жизненный опыт уже приучил его к простой истине: чем ласковее мой голос, тем большую гадость я приготовила.

А сейчас я говорила о-о-очень ласково.

— Кайден, а расскажи мне о своих кошмарах!

Да, подлый прием — но что делать? В любом другом случае он от этого разговора сбежит, в самом прямом смысле, а вот с лодки никуда не денется.

— Шела. Отстань!

Я насторожилась — голос лучника был столь же ласков, как и мой собственный. А взгляд — еще ласковее.

Не теряя надежды добиться-таки своего, я залилась сладкоголосым соловьем:

— Ну, Кайден, ну в этом же нет ничего такого уж страшного, и мне просто нужно знать, что тревожит твою душу, чтобы лучше тебе помочь, и…

— Шела. Утоплю!

Я одарила его возмущенным взглядом и снова плеснула водой, на этот раз еще и побольше.

Вместо того, чтобы опять смешно расфырчаться, лучник рывком выдернул весла, уложил их поперек лодки и приподнялся в мою сторону с явно угрожающим намерением. Да все это так стремительно, что я от неожиданности перепугалась и среагировала еще раньше, чем что-либо произошло. Небольшой сгусток чистой энергии, который должен был просто отбросить Кайдена обратно на его место, как бы говоря, что отдельно взятые целительницы крайне против утопления, лишил лучника и без того шаткого равновесия. Он взмахнул руками, опрокинулся назад и с громким плеском ушел под воду, щедро окатив оной лодку.

Я ойкнула и перевесилась через бортик, опасно накренив, закачавшееся на волнах судно. Прошла секунда, другая, а мокрая голова злющего, как демон, Кайдена, угрожающая мне немедленным утоплением через повешение и четвертование, из воды все не появлялась.

Бригита всемогущая! А вдруг он плавать не умеет?! Да брось, Шела, какой наемник не умеет плавать? А вдруг вот этот конкретный не умеет?! Кто их знает, этих северян, может, они там вообще не плавают! Утопнет, и что я директору скажу? Избавила пациента от отчаяния кардинально и навсегда?

И только я уже собралась воззвать к водяничкам, чтобы вернули мне подотчетного лучника желательно хотя бы не совсем захлебнувшимся (а дальше я уж сама откачаю!), как водная гладь вздыбилась бугром. Кайден вынырнул стремительно, одной рукой уцепился за лодку, другой за меня, я успела увидеть, как коварно сверкнули серые глаза, а в следующее мгновение с громким визгом плюхнулась в речку.

…когда спустя некоторое время мы оба, мокрые — хоть выжимай, тяжело дышащие, с водорослями в волосах и за воротом, выбрались на берег, захлебываясь то кашлем, то смехом, то взаимными обвинениями, выяснилось, что дурачество обернулось серьезными потерями. Мы остались без лодки с товаром для фо-а, которая, избавившись от пассажиров, благополучно уплыла обратно, я лишилась обеих туфель, а Кайден одного сапога.

— Дурак! — вынесла вердикт я, выпутывая из распустившейся косы — неплотно завязанная лента в воде тоже сползла — кусок цепляющихся за волосы склизких водорослей.

— Я?! Ты первая начала! — Кайден стащил рубашку через голову и принялся ее отжимать.

— Я-то случайно!

— Случайно сбросила меня с лодки магией?

— Ты меня напугал!

— Я хотел передохнуть и спину размять!

Мы возмущенно уставились друг на друга и оба, почти сразу же отвели взгляд, чтобы вконец не расхохотаться. Хотя Кайден веселился, возможно, еще и по другой причине. Видок у меня, должно быть! Платье мокрое, тяжелое, к ногам липнет, волосы сосульками висят, с носа из-за них капает…

— Давай я тебя высушу, что ли, — «смилостивился» начинающий боевой маг, встряхнув отжатую рубашку. Та взлетела еще влажной, а вот опустилась уже сухой.

Не дожидаясь моего ответа, он сделал какой-то пасс в мою сторону… и спустя мгновения я поняла, что явно неприличный! Потому что от разом погорячевшей одежды повалил густой пар, и я буквально ощутила, как встают дыбом распушившиеся беличьим хвостом волосы.

Лучник такого умопомрачительного эффекта и сам, очевидно, не ожидал, потому что сначала изумленно сморгнул, и только потом торопливо нырнул в ворот рубашки, пряча в ней неукротимый смех.

Мне ужасно захотелось его чем-нибудь стукнуть. Да побольнее! А потом лечить самыми противными и вонючими лекарствами и самыми болезненными методами! Долго! И медленно! Злорадно убеждая, что так и надо!

Что-то, наверное, отразилось в моем взгляде, потому что Кайден вдруг отступил, явно вознамерившись куда-то слинять.

— Ты куда?

— За лодкой. Течение медленное, может, еще успею нагнать.

— Не надо. — Я со вздохом решила, что сейчас силовой перевес, к сожалению, на стороне лучника (ничего, я терпеливо подожду, пока его кто другой покалечит, чтобы лечить!), а поэтому отодвинула планы мести. — Сейчас вернем…

Подойдя к реке, я опустилась на колени и коснулась раскрытой ладонью водной глади.

Погладила, пошепталась с волнами немного…

Лодка появилась минут через пять. Плыла себе, мерно покачиваясь, вверх по течению, и никаких гребцов в ней не было. Поравнялась с нами, и вильнув бортами, повернулась носом к берегу. Тут-то и стало видно, что поднималась вверх по течению она вовсе не сама по себе, а побуждала ее к тому плывущая рядом девушка. Из воды виднелись лишь голова и плечи, но с первого взгляда было видно — девушка невысокая, хорошенькая и очень молоденькая. Хрупкая и беззащитная.

Ах, как обманчив первый взгляд… Нет, таки прав был Кайден — беззащитных девушек здесь днем с огнем не найти.

Дэноэла, при всей ее видимой нежности и хрупкости, тяжелую двухместную лодку, на совесть груженую товаром, гнала без особых трудностей. Просто придерживая ладонью за борт.

Волосы водяницы, в отличии от моих, красивыми влажными прядями лежали на мраморно белых плечах и на высокой (совсем не рыбьей) груди. Крупные чешуи, влажно блестящие подводным серебром на ключицах и чешуйки помельче, на скулах до висков, подчеркивали нечеловеческую природу красавицы. Дивно хороша!

Если не знать, во что это прекрасное тело превращается под водой.

Дэноэла придержала лодку за пузатый бок, дождалась, пока я понадежнее ухвачусь за борт, и перехвачу веревку.

— Может быть, вам все же помочь? — уточнила она, продолжая утренний разговор — я тогда сразу предупредила, что в этот раз к общине фо-а мы доберемся сами, и помощь русалок нам не понадобится.

Голос журчал ручьями, пел капелью. А вот когда я одна была, он звучал почти обычно, почти по-человечески. Я чуть покачала головой — вот ведь, вертихвостки. И не важно, есть у них хвост, или нет, водные они или воздушные!

— Спасибо, мы сами! — непреклонно отказалась я от щедрого предложения русалки.

— «Мы»?! — сдавленно протянул-прошипел у меня за спиной Кайден.

Я сдержала улыбку и шагнула с берега в лодку, осторожно придерживая юбку платья. От стремительной сушки ткань загрубела, стала неприятной. Да и подсела, кажется — по крайней мере, в груди определенно стало теснее. Что там у меня с волосами, мне и представлять пока было страшно — с моими прекрасными, любимыми, ухоженными волосами!

Нет уж. Никакой помощи — грести будет сам!

И я ни за что не признаюсь, что в таких случаях попросить русалок о помощи самое обычное дело, так делали все школяры, расплачиваясь какой-нибудь ерундой — яркой лентой, нарядным гребнем или каким-нибудь зельем из тех, что в реке не добудешь, тут уж как договоришься. Кстати, о ленте.

— Дэноэла, а ты мою ленту не видела? И туфельки. И сапог! — я с надеждой заглянула в прозрачные светлые глаза с вертикальным кальмарьим зрачком.

Русалка отрицательно качнула головой, и с любопытством уточнила у меня:

— Поискать?

Я огорченно вздохнула, отказываясь. В том, что она способна найти уплывшие вещи, я ничуточки не сомневалась, зрение у водяницы куда лучше, чем у человека. Благодаря удивительному строению глаз, они и под водой, и даже в темноте способны разглядеть оброненную иголку, но… Чем я расплачиваться-то буду?

Пришлось мысленно проститься с потерей — а какая лента была, какая лента! Чудесного темно-бордового цвета, с мелким жемчугом и вышивкой на концах, которую делала лично Нольвенн, еще на третьем году обучения. Они тогда как раз графические заклинания проходили… Туфли тоже было жалко, с практической точки зрения, они даже и важнее ленты — в чем я ходить буду? В школе босячкой не побегаешь! Но…

Ленту я любила, берегла — очень уж она к этому платью цветом подходила, да и вообще. Вот жалко, и все!

Кайден, смерив меня насмешливым взглядом, ехидно хмыкнул и обратился к водянице:

— Найди, пожалуйста, — и протянул ей ножик с костяной ручкой.

Водяница заинтересованно стрельнула в него взглядом, и улыбнувшись — мол, не нужен мне твой нож, так отыщу, что с вас взять, сухопутных, выпрыгнула из воды почти вся, и извернувшись играющей рыбиной, ушла под воду снова, плеснув напоследок по речной глади широким хвостом.

* * *

В мокрых сапогах сидеть было противно. Сушить их магией я не рискнул, кожа — не ткань, потрескается еще, поэтому они теперь красовались рядом с товарами для фо-а и туфлями Шелы. Целительница снова восседала на корме, поджав под себя босые ноги, недовольно сопела, бросая на меня укоризненные взгляды, и пыталась пальцами разобрать спутанные пряди волос. Ярко-рыжая копна светилась на солнце огненным ореолом и без сопротивления даваться в руки хозяйке не желала. Да еще и расшалившийся ветер, то и дело выдергивал пушистые локоны из пальцев, заставляя лекарку шипеть ужом и еще больше ненавидеть меня и мою благотворительную сушку.

Мне же едва удавалось сдерживать рвущуюся наружу ухмылку, без которой наблюдать за этой девицей было попросту невозможно. А воспоминание о мокрой ткани, предательски облепившей все изгибы женского тела, но при этом оставляющей простор для фантазии, я старательно гнал прочь. Бесстыдно выставленные напоказ прелести фейри, пусть и приятные глазу, куда меньше будоражили воображение.

— И почему мы не могли воспользоваться помощью русалки? — Гребля меня вовсе не раздражала и порыкивал я на понукающую меня целительницу что сейчас, что тогда больше из принципа, но некоторое любопытство все же терзало.

— Физические нагрузки полезны для здоровья! — наставительно ответствовала Шела.

— Да меня наставник Одран и так каждый день с утра до ночи гоняет.

— Значит, мало гоняет! — фыркнула лекарка, вплетая в косу возвращенную из речных глубин ленту. — Ты в курсе, что до предела вымотанные люди спят без сновидений? А если тебе снятся кошмары…

Вот упертая! Дались ей мои кошмары! Да они вообще с усталостью или ее отсутствием никак не связаны.

— Мне снится огонь, — буркнул я, отворачиваясь. — Довольна?

Не то, чтобы я наивно полагал, что в ответ на это целительница кивнет и успокоится, но все равно досадливо поморщился, когда она азартно вцепилась в подачку. Ну кто меня за язык тянул?

— Просто огонь? Или пожар? Или ритуальный костер? Или сожжение?

— Все.

— И ты… горишь?

— И я.

— И?..

— Во время последнего штурма, в котором я участвовал, мы брали замок некромантов-демонологов. Замок был сожжен дотла со всеми его обитателями. Живыми и мертвыми. Все. Не о чем здесь больше разговаривать.

Я твердо посмотрел ей в глаза, давая понять, что тему продолжать не намерен. Шела смотрела на меня, прикусив губу, но вины в ее взгляде не было — только глубокая задумчивость. А я порадовался, что вовремя прикусил язык и не уточнил — как горел замок я не видел. Я даже не видел, как закончился штурм… потому что умер чуть раньше.

Краем глаза я заметил какое-то движение вдоль бортика, покосился туда и вздрогнул. Мутноватая речная вода, как по волшебству, вдруг сменилась кристально прозрачной — можно было разглядеть каждую ракушку, каждую песчинку на дне… каждый выбеленный временем и песком человеческий череп, каждый скелет, застывший в отчаянной, тянущей руки к водной поверхности позе.

Шела проследила за моим взглядом и совершенно спокойно отметила:

— Добрались, наконец.

Все хорошее настроение скатилось с меня прохладной речной водой. Я против воли напрягся, чувствуя, как под кожей начинает разгораться все еще чужая и непривычная магия. Зловещая атмосфера места пробирала до костей — казалось даже, что и лес по берегам стал темнее, и тишина — мертвее, и солнце — тусклее.

Два белоснежных, невероятной красоты жеребца на берегу, мирно щиплющие травку, вскинули головы при нашем появлении и проводили лодку немигающим взглядом — белая радужка, узкая вертикальная полоска зрачка.

Мне категорически не нравилось, куда я приплыл. Более того — мне категорически не нравилось, куда я привез Шелу.

— Кайден?

Прохладные пальцы сжали запястье. Я вздрогнул и перевел взгляд на наклонившуюся ко мне целительницу.

— Все хорошо, — проникновенно произнесла она, с ласковыми убедительными нотками в голосе, будто разговаривала с маленьким ребенком. — Договор все еще в силе, здесь не опасно.

— Они, поди, тоже так считали. — Я кивнул за борт, где черепа и кости теперь выстраивались в причудливые скульптуры, имеющие мало общего с очертаниями человеческого тела.

— Для учеников школы — не опасно, — разумно поправилась лекарка. — Никто в Брейдене не способен переступить через условия Договора. Если он еще в силе, значит, он в силе. Фо-а — не самые приятные создания, я согласна, но школяров они не трогают.

Очередная стремительная тень промчалась под водой. На этот раз я успел разглядеть длинный шипастый хвост и серебристую гриву. В груди и под кожей заворочалось дремлющее пламя, пощипывая язычками ладони и кончики пальцев. Община фо-а насквозь провоняла угрозой всем чужакам, и эта угроза выводила меня из себя.

На очередном гребке весла вдруг увязли в воде, будто та враз загустела, и лодка, дернувшись, застыла на месте. Я обернулся и увидел, как прозрачная гладь за спиной вскипела белой пеной и из нее, медленно и величаво показалась сначала голова с узким безносым лицом и глазами, как у лошадей на берегу, затем такие же узкие и костлявые плечи, на которых волнами лежала роскошная серебристая грива, тощий торс, плавно переходящий в чешуйчатый шипастый хвост. Я где-то слышал, что фо-а могут превращаться в прекраснейших девушек и юношей, чтобы заманивать жертв в свои водоемы, но для нас он не расстарался. То ли потому, что заманивать не собирался, то ли потому, что уже…

— Поворачивайте, — бесстрастно объявил фейри, уставившись на нас немигающим взглядом.

— Но сегодня день обмена! — Шела поднялась на ноги, не обращая внимания на неустойчивую опору. — Мы привезли…

— Обмена не будет. Поворачивайте.

— Это какое-то недоразумение, — лекарка нахмурилась. Вот дурная девица, сдались ей эти товары. — Договор…

— Договор не позволяет мне прямо сейчас пустить ко дну вашу лодку вместе с вами и украсить эти берега двумя новыми черепами, — скрипучий нечеловеческий голос фо-а ввинчивался в мозг. Я стиснул зубы и прикрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание. Уймись, она знает, что делает. — Но он не обязывает меня вести дела с его нарушителями. Поворачивайте, а не то…

Если бы он просто в третий раз повторил приказ, я бы плюнул на все, шикнул на лекарку, развернул лодку и убрался бы подобру-поздорову из этого места, подавляющего в душе все человеческое. Но фейри вздумал угрожать.

Я вскочил на ноги, рывком разворачиваясь, но лодка даже не шелохнулась. Фо-а оборвал фразу на полуслове и перевел взгляд с Шелы на меня. На миг в нем мелькнула доля заинтересованности, но быстро исчезла под ледяной коркой равнодушия.

— Ты же не собираешься нарушить Договор повторно, — уголок тонких бледных губ дернулся в усмешке, — человек.

От нестерпимого желания испарить эту надменную гадину я почти взорвался. Взгляд заволокло кровавой дымкой, в висках пульсировало: «Угроза. Убить». Я стиснул кулаки, чувствуя, как их охватывает жаркое пламя, и вдруг мне в спину прилетел удар.

Вернее, в первое мгновение мне показалось, что меня ударили по голове. От обрушившегося на меня спокойствия даже в глазах потемнело, ноги подкосились, я покачнулся и был подхвачен твердой целительской рукой.

— Мы уедем. — Голос Шелы звучал как в тумане. — Отпусти лодку.

Я тряхнул головой, пытаясь прийти в себя, — получилось не ахти. Насильно внедренное чувство, подавившее бушевавшую до этого бурю, связывало по рукам и ногам, не позволяя ни пошевелиться, ни сосредоточиться. Если вчера лекарка легким ювелирным касанием подправила мой настрой, то сейчас у нее в руках оказался тяжелый кузнечный молот, никак не меньше.

— Извини, — плывущее сознание выхватило до предела серьезный карий взгляд, кажется, она удерживала меня за шею, чтобы заглянуть в глаза. — Я не успела придумать ничего другого. Ты же на него чуть не набросился, сумасшедший! На фо-а! В его общине! Да тебя бы в одно мгновение растащили по косточкам, которые они так любят…

Равнодушие и оцепенение отступали медленно и неохотно. Лодка, влекомая течением, возвращалась к школе сама, владения фо-а уже давно скрылись из виду, а Шела, все еще бледная от испуга, продолжала на меня ворчать:

— Он же нарочно нас провоцировал. Есть те, кто ждет не дождется возможности смести школу с лица земли вместе со всеми ее обитателями. А мы бы с тобой и этого уже не увидели.

Тонкие пальцы гладили меня по волосам, по щекам, по плечам, медленно впитывая излишки практически убийственного спокойствия, и оно постепенно развеивалось, возвращая мне меня.

— Что это было? — озвучил я, едва удалось разомкнуть губы. Целители, чтоб их! Что лечить, что калечить горазды.

— Вообще успокоительное. — Шела, решив, что я достаточно оклемался, отдернула руки и перебралась обратно на свой конец лодки. — Ну, перестаралась немножко! Но его вообще сложно в нужных пропорциях рассчитать, там столько нюансов… скажи спасибо, что я первый порыв не воплотила! Очень хотелось, знаешь ли!

— И какой был первый?

— Веслом по голове, — чистосердечно призналась добрая и милая целительница душ. — Но не успевала дотянуться и пришлось вот…

— Уж лучше бы веслом, — в свою очередь пробубнил я, снова мотая головой, словно надеялся таким образом вытрясти из нее остатки чужого вмешательства.

Удивительно, но злости на лекарку не было. Совсем. Впрочем, и на себя тоже. Нарывался в этот раз фейри, а не я и, если что, он получил бы по заслугам. Я повел плечами — тело, вроде, снова слушается — и взялся за весла. Надо вернуться в школу скорее. Хватит с меня на сегодня беззаботных прогулок.

— Кайден.

Я метнул в лекарку недовольный взгляд. Даже если я на нее и не злюсь, это вовсе не значит, что она должна об этом знать. Она смотрела на меня пристально-пристально и на лице читалась глубокая задумчивость, не сулившая мне ничего хорошего.

— Как давно ты маг?

— Какая разница?

— Не с детства. — Не получив ответа, Шела не растерялась, а продолжила беседу сама с собой. — Иначе у тебя вряд ли были бы проблемы с контролем дара, да и вряд ли ты бы вообще взялся за оружие. Наемники сражаются в первую очередь за деньги, а не за идею, а магам платят больше. Значит, дар проявился не так давно, что вообще-то происходит крайне редко. Бывает, что магия крепко спит в теле носителя, и он о ней даже не подозревает — так у обычных людей рождаются дети со способностями — но она может проснуться в моменты глубокого потрясения или ужаса. Ты сказал, что тот штурм был последним, в котором ты участвовал, это случилось тогда, да?

Отпираться не было особого смысла, поэтому я только кивнул.

— Расскажешь?

На мгновение мне захотелось. Отчаянно захотелось. Очень уж убедительным был ласковый голос, очень проникновенным взгляд… но потом я представил неконтролируемый ужас в карих глазах, и поспешное бегство, и… нет, если директор не посчитал нужным поставить ее в известность — значит, так и надо.

— Ну и ладно, — Шела совсем по-детски надула губы и скрестила руки на груди. — Но я все равно когда-нибудь все узнаю!

Тут я и не подумал бы спорить.

Когда-нибудь точно узнаешь. Правда, в этот момент тебе лучше находиться от меня подальше.

Глава 4

Сейчас я уже жалел, что устроил это треклятое купание.

Хотя, кажется, все началось раньше. Гораздо раньше.

Я постарался вспомнить, когда начал думать о приставленной ко мне целительнице как о женщине. Девушке.

Нет, что она вполне красивая, я отметил сразу, еще в первый день. Но тогда красота её меня не тревожила. А теперь — не давала покоя.

Да, я видывал и красивее — и не только видывал! — но Шела… Ее не хотелось просто зазвать на сеновал, чтобы весело провести вечерок. В ее присутствии хотелось привести себя в порядок, чтобы не тащить грязь сапогами в ее чистый дом. Моя мать, и тетка Мюррей, и еще некоторые женщины из далекого прошлого, в котором у меня был дом и будущее, были такими. Матери. Хранительницы очага. Хозяйки.

Согревающие, дарующие жизнь, убавляющие скорби. Шела была из таких. Она призывала меня к порядку одним своим присутствием, видом. Она дарила мне покой. И лишала его.

Перед глазами вставали картинки, вроде бы невинные в своей простоте, но… Тонкое запястье с просвечивающими голубоватыми жилками. Ямочка меж ключиц. Рыжая прядка, выбившаяся из косы, и щекочущая нежную щеку…

Я тряхнул головой, пытаясь избавиться от этих мыслей.

Длинные ресницы, взлетевшие вверх и тут же прикрывшие, спрятавшие быстрый взгляд в мою сторону. Тень, упавшая на переносицу. Протянуть руку, да и стереть ее с белой кожи — что может быть проще? Что может быть сложнее.

Нельзя, не твоя, недопустимо.

Мысли о целительнице поглотили меня всерьез. Настолько, что я пропустил засаду.

Смутно знакомый боевой маг заступил мне дорогу в пустынном отнорке коридора. И тут же еще двое его приятелей подошли со спины, отрезая мне путь к отступлению.

Дурачье. Не нюхавшее крови дурачье.

— Ну, что, урод, вот мы и встретились. Здесь директора нет — защищать тебя некому! — заводила сказал, как сплюнул, и улыбка наглая, вызывающая, расползлась маслянистым пятном по его лицу.

Я промолчал, только чуть шевельнулся, меняя положение ног на более удобное.

— Ну, с мужчиной-то драться — это не малолетней лесовичке горло резать!

Восприятие поменялось, и я больше не полагался на одно только зрение — слух, привычно обострившийся в момент опасности, подсказал, что двое, стоящие сзади, не шевелятся и не нападают. Они и не нападут — первым бить будет этот. Они считают себя правыми. Защитники. Благородные мстители. Те, кто воздаст убийце и предателю по заслугам.

Ду-ра-чье.

Они всё не могли решиться, и оттого их лидер накручивал себя и приятелей. Бросал мне в лицо обвинения, подначивал, пытался заставить ударить первым — или хотя бы оправдываться. Дать им подтверждение их правоты. Я же молчал.

Не пытался решить дело миром — не выйдет, они не для разговоров меня ждали. Не пытался вырваться и сбежать — много чести, соплякам. Сами прут — сами и напорются.

Мне не нужно было заводить себя, чтобы ввязаться в драку. Здесь, в школе, у магов-школяров здорово затянулось детство. Во внешнем же мире взрослеют быстро — жизнь бьет крепко и учит безжалостно. Я мог расшвырять этих самозваных мстителей в любой момент, и не делал этого единственно из нежелания бить первым. Потому что после драки будет разбирательство — и тогда виноватым окажусь не я. Я не дам им снова вывернуть вину на меня, хлюпая разбитыми носами и гнусавя «мы просто хотели поговорить!».

Злость нарастала медленно, поднималась, закипала… И это было хорошо, потому что после Зубастого Замка я стал вспыхивать, как факел. А теперь, выходит, снова понемногу учился владеть собой.

…а может, это все еще не отпускало меня ядреное Шелино успокоительное.

Мальчишка шагнул на меня, собираясь то ли толкнуть-пихнуть плечом, то ли уже достаточно взвинтил себя, чтобы ударить, но я не собирался выяснять, что там у него на уме. Качнулся вбок, пропуская движение мага, перехватил его запястье, да и завернул ему же за спину, сзади охнули, шарахнулись в сторону, потянуло силой. Кто-то из приятелей моего соперника собирался применить магию и моя собственная сила, с которой я толком так и не свыкся, отозвалась на это сразу же.

Уши разом словно заложило, и крик «А ну, пусти его!» приправленный бранью, я услышал словно сквозь толстый слой ткани. Мир выцвел до черно-серого, окрашенного в бледно-алый сполохами чужой силы.

Огненный ком внутри меня распух и готовился вспыхнуть, разойтись во все стороны кольцом, кругом по воде от упавшего камня. Заполнить собой тесный закуток школьного коридора, сжечь, испепелить дотла все, чего коснется, вырваться и понестись дальше по тихому вечернему замку…

— Отставить! — звучно громыхнул густой бас.

Наставник Одран не снизошел до применения магии, обошелся одним голосом — но до того властно обошелся, что ощущение чужой силы за спиной исчезло, будто схлопнулось. Я убедился, что мой пленник тоже проникся, и выпустил его. Отступил и вытянулся перед наставником в струнку, поедая его преданным, но туповатым взглядом.

Мир постепенно обретал цвета, моя магия, не подстегиваемая больше опасностью, успокаивалась.

К сожалению, наставник Одран, в отличии от моего старого капрала, на лесть не купился и зыркнул в мою сторону зло, недовольно.

Я намек понял правильно и дурака валять прекратил. Кинул быстрый взгляд на своих недавних противников — вид у всех троих виноватый и упрямый разом, будь я их командиром, они бы у меня за один только этот вид отравились дружно в карцер, шагая в ногу.

Наставнику Одрану, видимо, он по душе тоже не пришелся.

— Что здесь произошло? — вкрадчиво спросил он, и щенки гордо вскинули головы, расправили плечи, давая понять, что умрут, но не скажут…

…чтобы через несколько минут, сдувшись под тяжелым взглядом молчащего боевика, начать чирикать наперебой.

Я слушал, и изумлялся. Кажется, я и в их возрасте был умнее и изворотливей, по крайней мере, придумал бы себе оправдание на случай, если попадусь. И уж точно не сдался бы так быстро. А эти… Только рукой махнуть.

Наставник же, слушая их, мрачнел на глазах. И махнуть рукой ему явно не хотелось. Я испытал легкое злорадство, и тут же подавил его, когда боевик повернулся ко мне.

— Как ты?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я ожидал, что он захочет узнать мою версию происшедшего, которая, кстати, от слов мальчишек почти не отличалась, но не вопроса о моем самочувствии.

Честно прислушался к себе, и ответил:

— Уже нормально.

А чего врать? Наставник Одран не Шела, с помощью приставать не станет. Боевик кивнул, принимая к сведению мой ответ, и повернулся к своим ученикам.

— Теперь вы. Вы хоть понимаете, что вы наделали?

Вроде бы и не громко спросил. Ласково. Но вдруг стало ясно — маг зол. Он просто в бешенстве. Обвел троих провинившихся школяров взглядом и заговорил. Размеренно. Спокойно.

О том, что мои противники, выпускники-третьекурсники, напали школяра первого года обучения.

Напали втроем на одного. Подло, со спины. Наплевали и на запрет директора, и на кодекс чести боевого мага. Более того, они собирались применить магию в драке — что строжайше запрещено уставом школы. Они забыли все, что два с лишним года вбивал в их головы наставник Одран.

Еще бы боевик не был в бешенстве.

Маг повернулся ко мне:

— Ты свободен, — и, кивнув своим подопечным, скомандовал. — За мной!

И, развернувшись, вышел в основной коридор, из которого и появился.

Свободен так свободен. Я пожал плечами, и пошел к себе.

Сами перли — сами и напоролись…

Интересно, куда, все же наставник Одран шел на ночь глядя?

Если мы своей несостоявшейся дракой испортили ему вечер, то я парням не завидую. Расстроенные планы еще никому не добавляли благодушия.

* * *

Идея заглянуть на огонек к наставнику боевиков появилась у меня давненько, а вчерашний разговор насчет кошмаров меня в ней только укрепил. Но страшно было. Наставник Одран, при желании, мог напугать до нервной икоты весь Брейден, со всеми его жутищами — очень уж он непростого характера мужик. Он до школы где только не побывал, видел многое и вообще впечатление производил зверя матерого, бывалого. И лезть к нему с советами, как следует воспитывать будущих боевых магов, было чревато. Хотя бы потому, что у целителей тоже была предусмотренная учебным расписанием физическая подготовка. Как правило, сам маг до занятий с нами не снисходил, присылал кого-нибудь из старших личных учеников, но, если его как следует разозлить, мог и исключение сделать. Бывали прецеденты.

Потому, одна к нему идти не решилась. Взяла с собой Нольвенн в качестве поддержки и отвлекающего маневра.

— Наставник Одран, можно вас на минуточку? — я поймала мага на полигоне, когда занятия у одной группы школяров уже закончились, а у другой пока не начались.

— Чего тебе, Шела? — добродушно улыбнулся огромный, как спригган⁹ в боевой форме, наставник.

— Я по поводу Кайдена, — отозвалась я, давя в себе робость и пытаясь выглядеть достойно и уверенно. — Мне нужно с вами поговорить.

— Ну… — наставник Одран окинул скептическим взглядом меня, Нольвенн, недовольно поджал губы. — Ну, пойдем.

И кивнул головой в сторону лавок, где во время занятий ожидали своего времени дежурные целители. Нольвенн осталась ждать, где стояла. Бригита всемогущая, надеюсь, она сообразит позвать на помощь, если наставник начнет отрывать мне голову! Потому что выглядит он явно недовольным.

Я малодушно оглянулась на подругу. Она смотрела нам вслед заинтересованным взглядом. Тревоги за мою судьбу или готовности, в случае чего, заслонить меня грудью, в этом взгляде не ощущалось. А ощущалось в нем явное женское одобрение. Я глазам своим не поверила, но так оно и было. Неужели, Нольвенн нравится этот здоровенный бородатый мужик?

Высокий, и в ширину хватит разделить на двоих, а то и троих, мужчин вполне нормальной комплекции. Руки в обхвате, как моя талия. Темная короткая борода. Низкий голос. Попробовала оценить его женским взглядом.

Мама, как страшно!

Я не хочу об этом думать, я сюда за другим пришла!

Задавив панические мысли, оглянулась еще раз на подружку — так и есть, на него смотрит, извращенка! — я постаралась думать о своих проблемах. Вернее, о проблемах Кайдена, но последнее время как-то выходит, что проблемы Кайдена, это мои проблемы — спасибо, директор Паскветэн!

Боевик опустился на скамейку, похлопал ладонью рядом с собой. Я послушно села, расправила складки платья, и замялась, мучительно подбирая слова для начала разговора.

Наставник Одран, поняв мои затруднения, заговорил сам.

И я, с некоторым удивлением, услышала, что оказывается, мы, девушки, иной раз приходим просить наставника за сердечных друзей. Что нам, девушкам, кажется, будто наставник Одран специально над парнями издевается, и именно над ее разлюбезным — злее всего. И того мы, выходит, не понимаем, что боевой маг — профессия опасная. Что боевого мага, оказывается, и убить могут!

Со все возрастающим изумлением слушала я мягкую речь громадного бородача, и могла поклясться своей силой, что за ласковостью голоса наставника Одрана крылась издевка. Не знаю, по какой причине он просто не давал приходившим к нему дурехам по шее, но, по всему видно, достали они его до последней невозможности!

Я только глазами хлопала, а маг продолжал издеваться:

— Боевой маг рискует жизнью, девочка. И чтобы его не убили в первом же бою, сейчас, в школе, его не просто гонять в хвост и в гриву нужно, на нем кататься надо!

— Так и я о чем! — нашла я наконец возможность вставить словечко в монолог наставника. — Вы на нем явно не докатываетесь!

И вывалила скопом свои наблюдения и соображения по этому поводу.

О том, что его подопечному снятся дурные сны, наставник Одран не знал.

Обсуждать содержание кошмаров Кайдена я отказалась категорически, а вот как у него складываются отношения с однокурсниками, и как ему дается боевая магия, особенно, в части с огненными заклинаниями, выяснила досконально.

Убедившись, что я не прибежала к нему, чтобы покудахтать над беззащитным цыпленочком, а вовсе даже явилась по целительской надобности, наставник подобрел, стал благодушен и на вопросы отвечал охотно. И вот что странно выходило. По его словам, как раз огненная часть заклинаний и давалась Кайдену легче всего. Не было у него ни страха перед огнем, ни внутреннего конфликта с ним. А ведь должны были бы быть.

Если, конечно, кое-кто наглый мне не соврал.

— Ну, и чем ты еще теперь собираешься портить жизнь своему подопечному? — поинтересовалась Нольвенн, когда мы, распрощавшись с наставником Одраном, возвращались в свою комнату.

— Я ее не порчу! Я ее насыщаю! — отперлась я от обвинений. — Я хочу, чтобы он взялся меня учить стрелять из лука.

— Какая немыслимая жестокость! — подружка закатила глаза. — И ты что, думаешь, он согласится?

— Ну… я ему предложу уроки в обмен на отмену зелья, которое я его заставляю принимать, а он терпеть не может. Думаю, тут он не устоит.

Нольвенн покосилась на меня недоверчиво.

— Что-то такая безответственность на тебя не похожа.

— Да это настойка Каламадео, ее все равно больше недели употреблять нельзя, — отмахнулась я и смущенно призналась: — Собственно, если бы это ему помогало, оно и через три дня заметно было бы, но я надеялась…

— Какое немыслимое коварство! — И на этот раз в ее голосе звучало отчетливое восхищение.

Я вздохнула — на что только не пойдешь ради здоровья пациента!

План немыслимой жестокости и коварства прошел без сучка, без задоринки. По дороге на нашу стрельбищную поляну после занятий я решительно выдвинула условия сделки, и Кайден даже не сильно сопротивлялся. То ли зелье было настолько противное, то ли новая обязанность — не настолько. И теперь передо мной стояла еще одна задача. О том, как лучше всего устроить это дело, я размышляла уже больше недели, и вот теперь момент настал…

— Я хочу пригласить тебя на праздник.

Рука дрогнула, и стрела, сорвавшаяся в этот момент в полет, вонзилась в ствол дерева на целую ладонь дальше от центра. Кайден одарил меня крайне неодобрительным взглядом. Ой, да можно подумать я не знаю, что он способен и десять стрел всадить одна в другую! Или он о своей репутации перед ромашками печется? Так они вон от ветра рукоплещут стоя.

— На какой еще праздник? — Лучник уже успел неплохо меня изучить, а потому уже по одной фразе понял, что тема сейчас поднята крайне серьезная и отвертеться от нее не удастся. А потому он не потянулся за следующей стрелой, а уселся на корягу рядом со мной, прикрыв глаза и подставляя лицо солнышку.

Я изумленно сморгнула.

— Так Лугнасад¹⁰ завтра! Ты что, забыл?

— Забыл, — так спокойно признал Кайден, что я сразу поняла — не шутит. Вот только как можно забыть про один из главных праздников в году, у меня в голове не укладывалось.

Хотя, если подумать, я же не знаю, как давно он пребывает в этой своей отгороженности от окружающего мира, тут немудрено и сбиться со счета дней, если каждый из них превращается в медленное и неотвратимое погружение в отчаяние. А уж в таком состоянии глазеть на то, как другие радуются жизни…

Но именно поэтому мне хотелось, чтобы он пошел. Только не смотреть, а самому радоваться. Я была уверена, что смогу его утянуть в круговорот праздника и отвлечь от дурных мыслей. Да выпихнуть его на состязание стрелков для начала — и там уже пойдет как по накатанной! А не выпнется, так я сама вызовусь, пусть смотрит и смеется.

А еще поэтому я его приглашала. Не заставляла, не просила, а просто звала не как пациента, а как… друга. И мне действительно хотелось, чтобы он пришел.

— Так пойдешь? — уточнила я, в отличие от Кайдена наоборот — отклоняясь назад и пряча нос в тени дерева.

— Зачем? — Один глаз приоткрылся и покосился на меня крайне испытующе.

— Просто так. — Я пожала плечами. — У меня в тот день все равно практика в Вирше у местного целителя. Она обычно с утра до вечера, но в праздники он нас всегда пораньше отпускает. Да и гуляния там будут все равно до самого утра. Состязания всякие, танцы, ярмарка… ты бы мне лук помог выбрать! А я бы тебе город показала. Да и до школы потом не скучно было бы одной идти. Нольвенн с Невеном решили, что не хотят в этом году в такую даль топать и закатят здесь празднование, а у Элары, с которой мы дежурим, там ухажер… да и вообще. Было бы здорово, если бы ты пришел. Нет, если, конечно, тебе тоже не хочется идти так далеко…

Окончание фразы скорбно повисло в воздухе. А Кайден, помедлив, ответил:

— Хорошо.

— Ты придешь? — я не поверила своим ушам. Нет, не то, чтобы я сомневалась, что смогу его уговорить… но не так быстро же!

— Приду. — Уголки его губ чуть дрогнули в улыбке, после чего он оттолкнулся от коряги и стремительно поднялся на ноги.

Вскинутый лук, чуть прищурившийся взгляд, и морщинки в уголках глаз, обманчиво-легкое натяжение тетивы — я, казалось, выучила эти жесты так, будто наблюдала за ними всю свою жизнь — а спустя мгновение белое оперение уже подрагивало в сухой коре четко посередине между первыми двумя.

— Еще перчатки, — глубокомысленно добавил Кайден, придирчиво изучая с расстояния дело собственных рук. И, уловив мое недоумение пояснил: — Надо будет тебе купить. Поранишь или сотрешь пальцы, кто надо мной издеваться будет?

— Лечить! — праведно возмутилась я. Они с Нольвенн сговорились, что ли?!

— Ну да, я так и сказал, — хмыкнул лучник, и я, не удержавшись, швырнула в него недоплетенным венком.

Кайден, конечно же, увернулся, а венок мне с пыхтением пришлось поднимать самой. Я подобрала с травы недоделку и покосилась на вновь увлекшегося стрельбой лучника. Что-то неуловимо изменилось после вчерашней поездки к фо-а, но я никак не могла понять что, хоть это что-то и казалось важным. А может, я уже просто придумываю? И привыкла настолько тесно отслеживать его самочувствие за эти недели, что теперь настороженно реагирую на малейший, совершенно незначительный нюанс настроения?

Не будь параноиком, Шела. Если бы это действительно было важно, ты бы точно знала, а не гадала на ромашках.

Я вернулась на корягу и, затянув чуть распустившуюся от полета косу венка, продолжила плетение. Волью силы в стебли с лихвой, чтобы до послезавтра не завяли, и отдам Нольвенн на завтрашнее гуляние, на ее черных волосах белые цветы дивно смотреться будут.

— Шела, ну посмотри, пожалуйста! Вот помру во цвете лет от неизвестной болезни, ты же себе этого не простишь!

— Знаю я, от какой болезни ты тут помираешь, воспаление хитрости, называется, — буркнула я, отдраивая лекарский стол и стараясь не обращать внимания на приставучего пациента. — Лечится крапивой по мягкому месту, как утверждает наша наставница.

Леан был мне другом детства. Настолько, насколько дружны между собой соседские детишки — пока толком не понятно, кто из пронесшейся ватаги мальчишки, кто девчонки — не разлей вода, а когда одни начинают вплетать цветы да ленты в косы, а другие мутузить друг друга по поводу и без, дружба куда-то незаметно исчезает. С полгода назад сосед вдруг решил, что совместные вылазки в лес и таскания друг друга за лохмы из-за неподеленного яблока были однозначными проявлениями страсти, и теперь старательно караулил меня на каждом городском дежурстве, чтобы попытаться соблазнить очередной выдуманной болячкой. Наверное, считал, что, осмотрев его прекрасное тело, я тут же воспылаю прежними чувствами. Не то, чтобы сильно ошибался — за лохмы мне его оттаскать и без осмотра хотелось!

Обычно меня выручал строгий целитель Падриг, который терпеть не мог, когда его подручных отвлекали всякие праздно шатающиеся молодцы. Но сейчас он, забрав Элару, ушел помочь повитухе со сложными родами, а меня оставили наводить порядок. День клонился к закату, гуляния на улицах набирали обороты, и Кайден должен был вот-вот прийти, а тут этот…

— Шела, а Шела, а пойдем со мной на праздник? Я тебе пряник куплю!

Он бы еще этим пряником у меня перед носом помахал, как косточкой перед собачонкой. Я закатила глаза и продолжила Леана игнорировать.

— Я тебя потом даже до школы провожу, — голос становился все вкрадчивее. — Утречком.

— Без тебя есть, кому провожать, — не выдержала я и выпрямилась, уперев руки в бока.

— Врешь ведь! Да хватит тебе ломаться. Вы, девицы, любите себе так цену набивать, но я-то знаю, что…

Он сделал шаг в мою сторону, я уже приготовилась и его одаривать убойной дозой успокоительного (хотя вот здесь и веслом было бы не грех воспользоваться!), но в этот момент дверь отворилась, и в дом зашел Кайден. Он замер на пороге перевел взгляд с меня на Леана, потом обратно и спокойно уточнил:

— Я рано?

— В самый раз! — Я не сдержала радостной улыбки. — Сейчас я только сумку заберу.

Я метнулась за ней в каморку, где лекарь держал рабочий инструмент, а когда вернулась, Леана в комнате уже не было, только мой лучник косяк подпирал с крайне невинным видом.

Дом лекаря стоял совсем недалеко от рыночной площади, где с обеда вовсю шла ярмарка. С наступлением темноты торговцы свернут свои лотки, и гуляния переместятся за городскую стену, на ближайший холм. Ну а пока ярмарочная толпа еще вовсю шумела я была решительно настроена купить себе лук, даже если Кайден скажет, что здесь нет ни одного приличного. А то с него станется пожалеть о поспешном согласии и передумать, а я ищи потом новый способ подобраться к нему поближе.

Прохожие кивали мне, старой знакомой, кто с интересом, кто с подозрением косились на Кайдена. В Вирше все друг друга знали, чужаку тут незамеченным не остаться, да и мастью лучник выделялся среди в большинстве своем темноволосых южан. Сам же Кайден глазел по сторонам пусть и без особого любопытства (да и было бы на что глазеть на самом деле), но зато и без привычной злобной настороженности, которая часто у него проявлялась в новом месте.

Лука при нем не было, куртка боевиков тоже осталась в школе — обычный парень в толпе гуляющих. Мне очень хотелось взять его за руку, чтобы случайно не разделиться, но под многочисленными заинтересованными взглядами это было как-то неловко.

— Как день прошел? — неожиданно поинтересовался Кайден, пока мы выглядывали по сторонам лавку оружейника. Я даже сморгнула удивленно — обычно это мне из него сведения вытягивать клещами приходилось.

— Хорошо. Спокойно. Сегодня все слишком праздником заняты, чтобы на болячки внимание обращать, а вот завтра у целителя Падрига работы будет выше крыши, а в школе выходной, и учеников ему не пришлют.

— Завтра уже выходной… — задумчиво повторил лучник.

Я кивнула слегка недоуменно — что его так озадачило? — и только потом сообразила. Неделя прошла. Все как-то так закрутилось-завертелось, что время пролетело совершенно незаметно, а ведь убийца так и не был найден. Значит, завтра Брейден заберет еще чью-то жизнь.

Возвращаться в школу резко расхотелось, хотя все прекрасно знали: от фейри не убежишь. Пока школа стоит на их земле, они возьмут свою плату.

— Па-аберегись! — позади раздался истошный вопль.

Задумавшись, вместо того, чтобы отскочить в сторону, я обернулась, а в следующее мгновение Кайден ухватил меня за талию и дернул на себя, убирая с дороги несущегося во весь опор скакуна. К счастью, толпа была не слишком густой, а крик своевременным, потому что следом послышались проклятия на голову идиота, плохо привязавшего лошадь, а не хруст костей под копытами.

— Не зевай, — буркнул Кайден над ухом, не торопясь меня выпускать. И только убедившись, что больше никакой опасности рядом не наблюдается, он опустил погорячевшую — даже через ткань это ощутилось — ладонь.

Рано я решила, что он расслабился.

— Оружейник, — объявил вдруг лучник и, ухватив меня за руку, уверенно потащил за собой.

Я с некоторым запозданием сжала пальцы, обхватывая его уже просто теплую, а не горячую ладонь, и послушно засеменила следом. И глядя на широкую спину, ловко лавирующую в людском потоке, я вдруг поняла — а ведь Кайден мне нравится. Мне понравилось, как он прижал меня сейчас в толпе, уберегая от опасности, мне нравится держать его за руку. Мне нравится проводить с ним время, смотреть на него, прикасаться. И зря — ой зря! — я посмеивалась над попытками наших девиц привлечь его внимание.

Открытие было внезапным, и что мне с ним делать дальше, я придумать не успела, потому что мы-таки добрались до оружейного развала, и Кайден выпустил мою руку.

— Шела, — приветственно кивнул мне дядька Бастиан. Он жил через два дома от нашего, а его младший сын работал подмастерьем у моего отца. — С чем пожаловала? У меня тут ножи появились охотничьи, хороши! Отличный был бы подарок твоему старику.

— Нет, — я мотнула головой. — Нам бы лук…

Торговец смерил Кайдена оценивающим взглядом с ног до головы, словно примерял на него свой товар. Лучник в ответ хмыкнул и качнул головой в мою сторону.

— Ей. Показывай, что есть.

— Ты в охотницы, что ль, решила податься? — дядька Бастиан нырнул под прилавок, разумно рассчитав, что вряд ли у меня найдутся деньги на лучший, выставленный для заманивания покупателей товар. — Это в Брейдене-то?

— Просто хочу научиться. — Я с тоской представила, как при первой возможности оружейник побежит докладывать отцу, приукрасив все яркими деталями собственных наблюдений и выдумок, и подобный допрос предстоит по второму кругу.

— Ну-ну, — торговец хитро посмотрел на Кайдена и выложил перед нами пять луков, как для меня, так кроме оттенков цвета и простенькой резьбы, ничем друг от друга не отличающихся. — Выбирай, красота, какой на тебя смотрит.

Я беспомощно перевела взгляд на лучника, и Кайден только улыбнулся — едва-едва, уголком губ — и взял в руки ближайший к нему лук.

Дальше нам с дядькой Бастианом оставалось только смотреть. Мне — восхищенно и с затаенной гордостью. Ему — тоскливо и обреченно: этого покупателя не надуешь, лишнюю монетку не сдерешь, да и вообще, дай Луг, хоть что-нибудь бы купил, а не забраковал вообще все, ославив на всю округу. К другому торговцу люди, конечно, не пойдут — нет тут другого — но засмеют ведь! А то и цену сбивать начнут бойчее за «негодный» товар.

Кайден каждый лук осматривал вдоль и поперек, вертел, сгибал, нюхал — на зуб, разве что, не пробовал! Лицо сосредоточенное, серьезное и при это довольное-е. Словно ему в руки не пару гибких деревяшек вручили, а девицу-красавицу, согласную на любой каприз. Да и гладил он отполированную древесину, будто нежные женские изгибы, не иначе.

В итоге из пяти проверку прошли только два, которые Кайден мне и протянул.

— Выбирай, какой в руку ляжет.

Первый лук мне показался невесомым. Хотя это, наверное, по сравнению с кайденовским. Тот мне тоже довелось в руках подержать. Подержать — все удовольствие. Тетиву на этом звере я бы не натянула, как следует, даже двумя руками, не говоря уже об одной. Я подцепила кончиками пальцев перевитые жилы, вскинула лук и повела кисть к щеке, искренне надеясь, что выглядит это хотя бы капельку похоже на плавный и стремительный жест Кайдена. Выпустила. И тетива оскорбленно задрожала — как так, а стрела где?

Я покосилась на лучника — взгляд вполне себе одобрительный, а не скептический, и даже не обреченный. Это меня приободрило, и второй я «примерила» уже увереннее. Откровенно говоря, разницы особой не ощутила. В итоге ткнула в первый, польстившись на выжженный, а не вырезанный узор.

Оставшейся «мелочевкой» вроде стрел, наконечников, колчана Кайден занимался сам. Мне оставалось только расстаться с несколькими звонкими монетами из кошелька под традиционные причитания дядьки Бастиана о том, что ради такой умницы-красавицы-почти-родственницы продает вещи буквально себе в убыток.

Приобретения лучник тоже взвалил на себя, после чего мы зашагали к городским воротам — до холма, где будет проходить празднование предстояло еще дойти.

— А Йен похож на Вирш? — полюбопытствовала я, держась к Кайдену поближе, а то мало ли какие тут еще бешеные лошади носятся.

Лучник отрицательно мотнул головой.

— Он больше. И дома совсем другие. Полностью каменные.

Я окинула взглядом родные фасады — выбеленные стены и темные балки под наклоном или крест-накрест, резные ставни с трикветрами, над дверями — подковы от незваного вторжения фейри, на дверях — поистрепавшиеся с Имболка соломенные кресты Бригиты. Все было настолько привычным, что даже невозможно было представить, что где-то — иначе.

— А ты по дому не скучаешь?

— Ты много наемников с домами знаешь? — хмыкнул Кайден.

— Да я как-то вообще мало наемников знаю… А разве?.. — задать еще вопрос я не успела. Бросив «погоди-ка» Кайден стремительно нырнул поперек людского потока куда-то в сторону.

Я растерянно застыла, на мгновение потеряв его из виду, а потом заметила светлую макушку у кожевенного лотка. Ладно, погодить так погодить, мало ли чего ему там понадобилось.

Каково же было мое удивление, когда вернувшийся Кайден протянул мне… перчатки. Простенькие, без узоров, но из прекрасно выделанной оленьей кожи — даже на вид удобные и эластичные. Точно. Он же говорил, что они нужны, чтобы пальцы защитить.

— Ско…

— Это подарок, — оборвал мой вопрос Кайден и ухмыльнулся. — За издевательства.

— Лечение! — разом насупившись, буркнула я и, наклонив голову, чтобы спрятать улыбку, сделала вид, что засунуть перчатки в сумку не так-то просто.

Вещи мы спрятали по дороге к холму — сгрузили в кусты да навесили отвод глаз, так что в веселую праздничную кутерьму влились уже налегке. На вершине холма на жертвеннике была сложена десятая часть сегодняшнего урожая — дар Лугу. Благодарность за уже данное и просьба не обидеть и в дальнейшем, а у подножия раскинулись столы с городским угощением, стояли бочки с пивом и сидром, звенела музыка, шли шутовские потехи и состязания. Когда совсем стемнеет тут же в ночное небо взовьются костры, через которые будет прыгать молодежь. Кто в одиночку — покрасоваться силой и храбростью, кто парами — проверить любовь на прочность. Я похлопала по кошелю на поясе, убеждаясь, что не забыла переложить туда из сумки мазь от ожогов.

Гул возбужденных голосов навалился со всех сторон, волынка перекликалась с бомбардой, завлекая всех, кто не стар душой, кто молод и полон сил, в разудалую джигу, голоса певцов летели над головами людей, уговаривая пить сидр — сегодня можно, сегодня нужно, славься, Луг!

Мимо пролетел в танце Леан, в паре со смутно знакомой девицей с соседней улицы, и я пихнула локтем Кайдена, кивнула на танцующих, и перекрикивая шум, попеняла своему спутнику:

— Какие вы, все же, мужчины непостоянные! Переменчивые! Только что на праздник меня зазывал — а уже другую обнимает!

Кайден хохотнул, и я, глядя в светлые серые глаза, невинно обронила:

— И, главное, ушел, не дождавшись… Не знаешь, почему?

— Понятия не имею, — отозвался Кайден, и его ответный взгляд был до того чист и безмятежен, что я не выдержала, расхохоталась, уткнувшись лбом в крепкое плечо.

Кайден разбойно ухмыльнулся в ответ, легонько приобнял одной рукой, сжав на краткий миг мою талию, и тут же отпустил на волю.

Вот ведь, балбес! И не признается же, за что Леана шуганул. Но спасибо ему за это преогромное!

Я ухватила Кайдена за руку, и потянула к столам с угощением, к бочкам с сидром — перехватим чего-нибудь, а там можно и развлекаться идти.

Друг на друга мы старательно не смотрели — но заговорщицкие улыбки не сходили с лиц у обоих.

У бочек с сидром людей было полно — народ перемещался от одного столат к другому, обменивался мнением, у кого в этом году как напиток удался, стукался глиняными кружками, которые можно было купить тут же, за самую мелкую монету. Я лишней монеты пожалела, и решила, что мы с Кайденом будем пить из одной кружки — все равно я много не выпью, и лучника от себя этой ночью не отпущу — мало ли, что его болячка может натворить во хмелю? Нет уж, надо бдеть!

Вот и буду бдеть. И пить с ним из одной кружки.

Лучник и не возражал — он уже сам ухватил меня за запястье и потащил вдоль ряда пузатых бочек, задерживаясь ненадолго то у одной, то у другой, принюхиваясь, и таща меня дальше. А я не упиралась, радостно шла, порой, не удержавшись и начиная пританцовывать под летящую над холмом музыку. Что он там вынюхивал — я и близко не представляла, пахло, как по мне, везде одинаково — яблочно, хмельно, одуряюще!

Кайден выбрал наконец и, дождавшись нашей очереди, протянул нашу одну-на-двоих кружку щедрому хозяину, орудующему здоровенным черпаком. Дядька Гикель, распевающий во весь голос вслед за музыкантами «Пей сидр!», улыбнулся мне, кивнул как старой знакомой, щедро плеснул светлого душистого напитка, протянул наполненную до краев посудину мне, а не Кайдену — я улыбнулась в ответ, приняла с поклоном и благодарностью.

Пригубила хмельное питье, одобрительно кивнула и передала сидр Кайдену, сжимая глиняные бока обеими руками, улыбаясь ему искренне и радостно. Широкие мужские ладони легли поверх моих, лучник принял кружку из моих рук, залпом опорожнил ее до дна, с победным кличем вскинул над головой, переворачивая кверху дном, показывая, что она пуста — и народ вокруг одобрительно засвистел, загалдел, хлопая в ладони. Я заулюлюкала вместе со всеми, завизжала, глядя в смеющиеся светлые глаза.

И снова моя кисть утонула в мужской руке, и снова я кожей чувствовала твердые мозоли на жесткой мужской ладони. А волынки пели, и бомбарды не умолкали вслед за волынками, и джига сама просилась в ноги, и перекликались между собой певцы — пей сидр!

Лугнасад — щедрый праздник, Лугнасад — долгая ночь.

Я сама не заметила, как мы очутились в круговороте танца — переплетались пальцы, мир кружился, я взлетала птицей, когда сильные ладони, обхватив меня за талию, вскидывали вверх, и с замиранием сердца падала вниз под собственный смех.

— Больше… не могу! — объявила я, рухнув на широкую скамью возле порядком опустевшего праздничного стола.

Сердце колотилось как бешеное, щеки горели, ноги подкашивались, попытки использовать ладонь в качестве веера особого облегчения не принесли. А едва запыхавшийся Кайден только посмеивался, прихлебывая сидр из непонятно откуда взявшейся кружки.

Ее-то я у него и отняла, жадно припав к холодной, покрытой капельками влаги, глине.

— Тебя развезет, — хмыкнул лучник, не пытаясь, впрочем, посудину у меня отобрать.

— Иди в лес! — ласково посоветовала я, оторвавшись лишь на мгновение, а, опустошив кружку, тут же подскочила. — Я слышала в этом году петушиные бои вместо кулачных решили устроить. Пойдем посмотрим?

И, не дожидаясь ответа, уже привычным жестом ухватила лучника за руку и потащила туда, где обычно устраивались всяческие состязания.

Сегодня там соревновались умельцы стрелять из лука (Кайден в их сторону глянул и только скептически фыркнул), мерялись силой подниматели тяжестей, ребятня покоряла высокий, смазанный салом, шест в надежде заполучить красующуюся на вершине корзину со сластями. А обещанные петушиные бои, очевидно, стали главным развлечением, потому что самая большая толпа собралась вокруг хлипкого плетеного загона, и сквозь крики, ругань и улюлюканье птичий клекот едва пробивался.

Нам повезло: при нашем приближении плотный круг слегка расступился, выпуская одного из проигравших с петушиной тушкой подмышкой, всклокоченной бородой и яростным взглядом, обещающим предателю незавидную участь завтрашнего супа. Так что нам удалось проскользнуть в образовавшуюся брешь и занять место почти у самого плетня, позади трех возбужденно подпрыгивающих мальчишек.

За кулачными боями я наблюдать не любила. Наверное, издержки профессии — на каждый удар у меня в голове только строчки конспектов всплывали, лекции наставников, да применимые в том или ином случае лекарства. Вот здесь можно приложением капустного листа отделаться, а тут без шепотка не обойтись, а этот вообще теперь месяц не сможет рабочий инструмент в руку взять.

Петухов лечить не придется, их было не жалко. А один из тех, которых выпустили вот только что, ну до того напоминал одну наглую тварь, добрых полчаса гонявшую меня по двору в детстве, что я с большим бы удовольствием посмотрела, как разлетаются по площадке его рыжие перья.

Жаль только, его противник был раза в полтора мельче, раза в два ощипаннее и совершенно не вызывал доверия. Душа не выдержала, и я, нашарив в кошеле мелкую монетку, кинула ее устроителю, перекрикивая гул голосов:

— На черного!

По толпе пронеслась череда смешков и диагноз «вот баба-дура».

— Это правильно, — ухмыльнулся рядом Кайден. — Я тоже рыжих не люблю.

Я только пихнула его локтем в бок, не отрывая взгляда от «арены».

Отмашка. Петухов стравили, отпустили, и тут же округу огласил яростный клекот и хлопанье крыльев, а обе птицы взвились в воздух, сталкиваясь грудью. Закружился пух — черный, рыжий, разноцветный, оставшийся с предыдущих боев. Я азартно вцепилась в Кайдена, шепотом приговаривая: «Ну давай, давай…».

И к всеобщему удивлению, рыжий вдруг неловко опрокинулся, тут же получил несколько ударов клювом и счел за благо удрать от не в меру драчливого противника. Толпа взорвалась хохотом, глядя, как ощипанный черный, горделиво топорщит воротник вокруг шеи и зыркает на людей то одним, то другим глазом.

— Эй ты! — перекрыл вдруг этот хохот оскорбленный рев. — Ты, рыжая! Ведьма! Ты моего петуха сглазила!

Гомон резко стих и взгляды всех обратились… на меня. Вслед за тыкающим в мою сторону бугаем по другую сторону круга.

— Знаю я тебя, школярка! Видел, как ты наговор свой злобный шептала! Прокляла! Испоганила! У-у, ведьма!!

— Я маг! — искренне оскорбилась я и только потом запоздало сообразила, что не на то оскорбляюсь. Хоть за ведьмоство, хоть за магию в состязаниях по головке никто не погладит…

Но это же смешно, ничего я не делала!

Только порядком перебравший мужик и несколько его сотоварищей считали иначе.

— Ведьма! — по новой взревел обиженный хозяин рыжего и на этот раз даже не один.

— Шела, пусти, я объясню этому доброму горожанину разницу между магами и ведьмами, — прошипел над ухом Кайден, выдергивая руку из моих пальцев и протискиваясь вперед мимо мальчишек. Те задрали головы и смотрели на меня, открыв рот, будто увидали диво дивное.

Лучник пересек круг так стремительно, что никто и ахнуть не успел, а повисшую тишину спустя мгновение нарушил звук удара и почти одновременно с этим раздавшийся хруст. Я охнула и заозиралась в поисках стражей порядка.

Бугай отлетел назад, угодив в вовремя подставленные руки, взревел и кинулся на Кайдена. А за ним еще несколько таких же горячих голов. И спустя несколько мгновений на петушином поле образовалась такая свалка, какая петухам и не снилась. Кажется, кулачные бои заменить на птичьи не получилось…

Мне одновременно хотелось обреченно зажмуриться — добделась! — и в то же время самой сломя голову кинуться в кучу-малу, вытаскивать оттуда нерадивого пациента. Нет, за Кайдена в драке я не переживала совершенно, а вот за то, что с ним сделают, если он обидчиков поджарит — еще как!

Когда городские стражники, наконец, соблаговолили оторваться от кружек с сидром и пивом и вмешаться в происходящее, драка уже успела набрать масштаб и перерасти в праздничную народную потеху под названием «Набей недругу рожу под шумок». В итоге и разнимание драчунов, и выяснение, кто прав, кто виноват, отчаянно затянулось.

Я, наконец, отыскала взглядом Кайдена, который что-то яростно втолковывал нашему главному стражнику, и его изначального противника, и с облегчением убедилась, что первый на вид не сильно пострадал, а второй, по крайней мере, не вопит, что помимо ведьмы тут еще и ведун на него накинулся.

— Хорош мужик! — одобрительно крякнул рядом знакомый голос.

Тетка Маэлан, наша соседка напротив, всеми уважаемая матрона, мать десятерых мальчишек и одной девочки, смотрела в том же направлении, что и я.

— Ты с таким не пропадешь!

— Да я не… — попыталась я оправдаться. Еще не хватало, чтобы до отца донесли, что я уже чуть ли не замужем.

— Дурень ты, Шела, — сурово оборвала меня тетка. — Когда такой мужик зовет, надо идти!

— Так не зовет же!

— Так потому, что ты дурень, — припечатала соседка, постучала мне пальцем по лбу и зашагала прочь. Столько народу на празднике, некогда ей тут одну меня уму-разуму учить.

Несколько мгновений я обалдело смотрела ей вслед, а когда повернулась обратно, Кайден уже направлялся в мою сторону. При ближайшем рассмотрении вид у лучника оказался весьма потрепанный — капюшон зеленой котты наполовину оторван, скула опухла и грозила превратиться в синяк на пол-лица, и он неосознанно покручивал слегка поврежденное запястье.

Я открыла рот, чтобы в который раз выговорить ему за несдержанность, посмотрела в честные глаза и закрыла. Бригита с ним, с Кайденом! Накапайте мне кто-нибудь успокоительного.

— Тебе передают самые искренние извинения, — лучник улыбнулся, тут же скривился и потер ушибленную скулу.

Я недоверчиво покосилась за его спину. Бугай, встретившись со мной взглядом, сплюнул на землю и сердито удалился.

— Дурень ты, — вздохнула я, подытожив самое ценное из урока тетки Маэлан и, протянув руку, коснулась кончиками пальцев покрасневшей щеки. — Пойдем сядем куда-нибудь. Посмотрю.

Ночь вокруг один за другим начали освещать высокие костры. Справедливо рассудив, что энергию взвинченных и разгоряченных мужчин надо направить в какое-то другое русло, мудрые женщины потащили своих избранников кто к столам, кто к уже почти пустым бочкам с сидром, кто проверять чувства на прочность. Один за другим взмывали над жадно тянущимися к темному небу языками силуэты. Кто в одиночку с визгом или боевым, подбадривающим самого себя, воплем. Кто парой, крепко держась за руки: не отпустишь, удержишь — быть вам всегда вместе.

Усадив Кайдена на скамью, я осторожными касаниями, снимала отек с его скулы, завороженно глядя, как пляшет отражение пламени в серых глазах, пока лучник наблюдал за прыгунами. Что-то все-таки не договаривает он про тот замок. Упомянул он его не просто так, в этом сомнений не было, но и всей правды мне точно не сказал. И можно было бы попытаться снова спросить сейчас, пока он такой открытый и расслабленный, но…

Думать сегодня про данное директору обещание и свой целительский долг, видеть, как искрящийся смехом взгляд зарастает ледяной коркой отчуждения, не хотелось категорически. Успеется еще. Сегодня — праздник.

Я опустила руки и улыбнулась.

— Пойдем еще потанцуем?..

К школе мы подходили, когда по далекому горизонту уже растянулась желто-рыжая полоса, а густо-синее небо становилось все прозрачнее. Почти весь путь мы проделали молча, но молчание это не было неловким, а скорее каким-то даже уютным. Кайден нес мой лук, а я напевала себе под нос праздничные мотивы и гонялась за светлячком, который оказался ручной зверюшкой корригана¹¹. Увидев, кого к нему привел питомец, представитель маленького народца только сердито крякнул и исчез, обрушив на меня из пустоты ворох сухих листьев, которые я потом еще полдороги вытряхивала, хихикая, из волос и одежды.

Кайден проводил меня до самой комнаты, отдал лук и стрелы.

— Спасибо, это был чудесный вечер, — улыбнулась я и, поддавшись порыву, приподнялась на цыпочки и обняла его.

Лучник неуверенно коснулся моей спины.

— Да не за что… — невнятно пробормотал он.

Я чмокнула его в щеку и, разом застеснявшись, отстранилась.

— Надеюсь завтра тебя увидеть, — голос чуть дрогнул, в очередной раз волной накатил страх перед грядущей расплатой с фейри. — Можно будет сходить на гранитный пляж, там такой вид…

Кайден только молча кивнул, а потом вдруг вскинул руку и коснулся моих волос. Я неосознанно втянула голову в плечи, а лучник выпутал из копны застрявший дубовый листик и вручил мне. Наши пальцы в который раз за вечер соприкоснулись, и сейчас мне показалось, что вот-вот что-то случится…

Но ожидания не оправдались. Бросив мне невыразительное «до завтра», Кайден повернулся спиной и зашагал прочь по коридору. А я стояла и смотрела ему вслед с листиком в руке и глубоким разочарованием в душе.

* * *

Я брел по лесу пошатываясь и не особенно разбирая, куда, собственно, иду. Сердце гулко стучало в висках, перед глазами плыло, кости ломило, все тело горело и подчинялось с трудом. Минута слабости — короткое, казалось бы, совершенно невинное прикосновение — обернулась самыми неприятными последствиями и обычные методы борьбы с ними отчего-то не помогали.

Хотя я сам себе вру. Какая уж там минута, весь этот поход на праздник — был одной большой глупостью. Захмелел я задолго до того, как выпил первую кружку праздничного лугнасадовского сидра и куда быстрее, чем отведав горящей выпивки демонологов. Стоило выйти на улицы праздничного города с лекаркой, взять ее первый раз за руку — как тут и пропал. Прежняя, казалось бы, давно забытая жизнь, та, что не только до Зубастого Замка, а еще до того, как я отправился наемничать, вскружила голову, затуманила сознание, заставила позабыть обо всем… и потянуться к той, кто так легко это пьянящее ощущение дарила.

Беспечный идиот.

Я настолько увлекся, что даже не заметил, в какой момент тело начало выходить из-под контроля. Теперь опомнился, да, но толку?

Стоило не то, что закрыть глаза — моргнуть! И в голове тут же всплывал образ целительницы — румянец на щеках, смеющиеся карие глаза, приоткрытые губы… шея с тонкой прозрачной кожей, грудь, обтянутая зеленой тканью…

Я прислонился к дереву, запрокинул голову, судорожно глотая воздух. Пальцы вцепились в ворот котты, с трудом распустили шнуровку.

Спокойно. Не надо об этом думать. Думай о другом. О постороннем.

Куда меня вообще занесло? Березовую рощу в Брейдене мне видеть еще не доводилось…

— А кто это тут у нас…

Свесившаяся из кроны дерева фейри едва не схолопотала сгустком пламени в лицо. Каким образом, мне удалось удержаться — осталось загадкой. А может, не зря все-таки Шела со мной время тратит? Шела…

— …такой темпераментный? — игриво закончила она, спорхнув на землю.

Сильфида. Хрупкая, будто из хрусталя. Кажется, что лунный свет сквозь нее проходит. Зато силы в этих существах — горы свернуть можно.

— Отвали.

Где-то в глубине души я осознавал, что с лесным народцем лучше придерживаться правил вежливости, но в данный момент мне было совершенно не до них.

Глаза фейри, не мигая, светились в ночи, как две желтые луны.

— М-м-м… — протянула она, втянув носом воздух, и сделала шаг вперед, прижимаясь ко мне вплотную. — Какой мужчина.

Пальчики с по-звериному острыми ноготками прошагали по моей груди.

— Неужели этот мужчина не хочет весело провести время, вместо того, чтобы дуться тут в одиночестве на весь белый свет?

Я открыл было рот, чтобы послать «утешительницу» далеко и надолго, но что-то заставило меня промолчать. От лесной девы пахло мокрой листвой, кружащим голову, послегрозовым воздухом, а не сушеными травами и лекарственными зельями. Она была выше и стройнее, с обманчиво-хрупким телосложением молодой осины. Вот только в светлых, почти белых и совсем ни капельки не рыжих волосах запутался дубовый листик.

Я закрыл глаза и запустил пальцы в густую копну, нащупывая, выпутывая его. Яростная сила во мне, грозившая смести все преграды при одной мысли о близости с Шелой, отозвалась приливом, но далеко не таким сокрушающим. Да и… в конце концов, уж кто-кто, а лесные девы в силах защитить себя самостоятельно. Фейри удовлетворенно хихикнула и прижалась к моим губам.

— Приходи еще, — промурлыкала сильфида, расслабленно нежась на мягком шелестящем ковре из мха и палой листвы, пока я натягивал сброшенную кое-как одежду.

Спина противно ныла от свежих царапин, в голове звенело, а на душе было отвратительно пусто. Я хотел отрицательно мотнуть головой, но потом подумал о завтрашнем первом уроке стрельбы. И об обещанной прогулке на гранитный пляж. И о случайных столкновениях в коридорах. Посиделках под ивой. Новых встречах, избежать которых не получится.

— Приду.

Глава 5

Первый утренний гонг, извещающий школяров, что новый день настал, я встретила без сна.

Мне не спалось этой ночью — вертелись в голове мысли, не давали покоя.

Что не так со мной? Почему ушел Кайден? Ведь я не ждала обещаний или что меня прям здесь и сейчас замуж позовут, вот еще глупости какие. Но для поцелуя чем я не вышла-то?

А как выветрился из моей головушки праздничный сидр и вместе с ним глупая обида, то уже другие тревоги навалились, прогнали сон.

Если бы наставники выяснили, кто виноват в нарушении договора — школярам бы объявили, хотя бы для того, чтобы успокоить. Значит, убийцу метсаваймы так и не отыскали. А значит, сегодня должно было стать в школе на одного ученика меньше.

Кого мы утром не досчитаемся? Кто лишится жизни за чужое преступление — и ради жизни всех остальных?

И не одну меня одолевали эти мысли. В коридоре, собираясь на завтрак, спускаясь по широким лестницам, расставляя миски и плошки на широких столах в общей столовой, я вертела головой, высматривая друзей и приятелей. И всюду видела школяров, занимавшихся тем же самым.

Нольвенн я проверила с самого утра, пока она мирно спала в своей кровати. С девчонками с нашего этажа пересчитались сразу после гонга, в коридоре у спален. И с облегчением выдохнули — все целы! Целителей своего курса собрали отчасти на лестнице, отчасти у дверей столовой, и староста Керьен, убедившись, что пришли все, и все живы, очень старался держаться равнодушно и безразлично, но я видела, как распрямилась его спина и выровнялась осанка, будто тяжкий груз с себя свалил. Теперь же, в столовой, я искала широкие плечи и белобрысую макушку. Скользнула взглядом по черной, встрепанной шевелюре Невена, и ощутила, как лопнул один из тревожных обручей, сковавших сердце.

Кайден сидел за дальним столом боевиков, спиной к стене и лицом к залу. Взъерошенный, хмурый, он сосредоточенно поглощал завтрак, не глядя по сторонам, лишь бросая нетерпеливые взгляды в сторону дверей, и меня окатило, омыло облегчением, как морским прибоем в прилив.

Славься Бригите, цел!

Лучник, ощутив мое внимание, поднял голову от плошки с мясной кашей, встретился со мной взглядом — и разом будто посветлел лицом, черты помягчели, согретые мимолетной улыбкой. Я улыбнулась ему навстречу, так же быстро и успокаивающе, и мы оба занялись завтраком. На двери Кайден больше не смотрел.

Мои все живы — благодарение богине-покровительнице, простирающей длань свою над непутевой дочерью.

Кто же? Кто?

Я работала ложкой, но вкуса еды не чувствовала. Окидывая столовую тревожными взглядами, я пыталась на глазок определить, все ли на месте. Умом понимала, что это бесполезно, но сдержать себя не могла. Выхватывала из толпы взглядом то одно, то другое знакомое лицо, ненадолго успокаивалась — и этот в порядке! — но вскоре снова скользила по школярам тревожным взглядом.

Да я не одна такая была нынче, большинство учеников больше выглядывало друзей-приятелей, чем ело. И в их лицах я видела отражение собственного вопроса.

Кто же? Кто?

По окончании завтрака у выхода из столовой собралась изрядная толпа, воздух полнился возбужденным гулом.

— Наши все, — деловито сообщила мне Нольвенн, завтракавшая со своими теоретиками, отводя от бледного лица толстую косу, украшенную голубой нарядной лентой.

— И наши, — отозвалась я, высматривая среди школяров Аэль, старосту лекарей седьмого года обучения и по совместительству подругу Тадека, старосты восьмикурсников.

Аэль сама подошла к нам с Нольвенн, ее волновало то же, что и всех сейчас:

— Что у вас?

— Все живы, — отозвалась я. — И даже после праздника в городе никто не задержался.

— Еще бы, — едко хмыкнула Нольвенн, — Попробовал бы кто-то при нынешних обстоятельствах загулять!

Мы с Аэль понятливо переглянулись — старосты еще накануне предупредили всех, отмечающих Лугнасад в Вирше, что любого не вернувшегося в срок загрызут живьем, и фейри ждать не станут.

— Теоретики-выпускники в полном составе, — бодро отрапортовала Нольвенн, когда два вопросительных взгляда скрестились на ней

— Наши восьмикурсники — тоже, — опередил наш вопрос Тадек, подошедший к Аэль.

Я благодарно улыбнулась им и огляделась. Вокруг нас успела собраться небольшая группа из старост разных курсов, даже демонологи в кои-то веки не игнорировали общее настроение. Боевики, алхимики, рунные маги. Со стороны теоретиков подошел Невен, встал рядом с сестрой.

По всему выходило, что все школяры сегодня живы и здоровы, а тем, кто не совсем здоров, винить в хвори следует не злокозненных фейри, а щедрый Лугнасад — но от похмелья пока не один школяр не умер.

В душе несмело разгоралась надежда — а может, все обошлось? Может, наставники успели, в самый-самый последний момент нашли негодяя, отвели удар? Или, может, вышло так, что выбранный жертвой осилил отбиться, справился с угрозой, бывает же и так? Лес силен — но не всесилен!

Невен, немного потолкавшись с нами, кивнул сестре и ушел, пообещав вечером заскочить к нам в гости. Нольвенн проводила его взглядом, в котором гордость читалась без особого труда, и пояснила мне:

— Наставник Йохан дополнительные занятия по теории защитных заклинаний дает для желающих. И охота Невену законный выходной на эту ерунду тратить? Лучше бы боевой магией занялся, если уж так неймется…

— А по боевке разве тоже дополнительные занятия есть? — мимоходом удивилась я, глядя на пробирающегося сквозь толпу к выходу лучника.

— Ага, — откликнулась Нольвенн, глядя туда же, куда и я.

Кайден шел, уверенно раздвигая школяров, но в дверях случился затор, и лучник был вынужден сбавить ход — да, видно, слишком резко остановился. Шедший сзади невысокий плечистый рунник налетел на него, толкнул в спину. Кайден развернулся зло, агрессивно — и я уже было совсем собралась мчаться разнимать их (вот только драки сегодня и не хватало, и без того все взвинченные!), как лучник вдохнул, выдохнул, и с очевидным усилием задавил первый порыв. Рунный маг виновато пожал плечами, и ребята вполне мирно разошлись.

Я тоже выдохнула — сама не заметила, когда успела затаить дыхание.

Кайден снова повернулся лицом к дверям, неспешно продолжил движение к выходу, и только тогда я заметила, что на его рубашке на спине появилось продолговатое пятнышко. Небольшое, но, без сомнения, красное.

Злобно прошипев сквозь зубы нечто ругательное, я выдрала у Нольвенн свой локоть и двинулась вслед за своим драчливым недоразумением.

Нет, вот интересно, и когда он все успевает-то?! Ведь вчера с праздника он вместе со мной вернулся — и был цел и невредим! А все, что ему на гуляниях рассадили — я тогда же и залечила.

У-у-у, болячка неуемная, никакой ему магии! Буду лечить без применения силы — и пусть мается, пока его ушибы, синяки да ссадины заживают.

С этими мыслями я и проталкивалась к выходу из столовой, усердно работая локтями. Может, и излишне усердно — настроение у меня нынче было такое.

Выскочила, наконец, в коридор, я повертела головой, выискивая лучника, и успела заметить, как он свернул к лестницам на жилые этажи. Ага, отлично! Полная решимости отловить нерадивого пациента и вылечить, несмотря на возможное сопротивление, я отправилась следом.

— Кайден! — окликнула я его, достигнув подножия лестницы.

Он обернулся, и я с облегчением отметила, что движется он свободно, спину не бережет, так что, может, зря я всполошилась, и нет там ничего серьезного.

— Подожди, у меня вопрос к тебе есть — попросила я, и лучник покладисто остановился — и даже принялся спускаться с лестницы мне навстречу.

Я перехватила его за локоть, отвела в сторону, чтобы не мешать школярам, когда те примутся расходиться после завтрака, и, предусмотрительно не выпуская цапнутой руки, вкрадчиво спросила:

— Кайден, а что у тебя со спиной?

Лучник попытался сделать вид, что не понял меня, переспросил удивленно:

— А что у меня со спиной?

Я побуравила его пронзительным взглядом, но ничего не добилась — сдаваться на лечение добровольно больной не собирался.

— Ну, а если все хорошо — то ты ведь не будешь возражать, если я на нее посмотрю? Веришь, нет — я здоровых спин уже, считай, шестой год не видела! Все больные да больные…

Теперь уже Кайден вперился в меня сердитым взглядом, но сказать ничего не успел.

— Ив! — раздался от лестницы голос наставника Одрана.

Я завертела головой, разыскивая загадочного Ива, и только когда мой недобровольный собеседник повернулся на голос, запоздало вспомнила, что Ив — это он. Кайден Ив!

Я отпустила рукав рубахи лучника, давая ему возможность спокойно говорить со своим куратором, но далеко не уходила, намереваясь перехватить жертву, как только наставник ее выпустит.

— Доброго дня, наставник Одран!

— Будьте здоровы, почтенный наставник!

Наши с Кайденом приветствия слились в одно, но нестройное.

— Вот что. — Низкий голос боевика привычно заполнил все свободное пространство вокруг, и мне примерещилось, что стекла в окнах звякнули, — Мы решили, что в этом году второй и первый курсы на практику отправятся совместно и на неделю раньше, так что готовьтесь.

Я расстроенно вскинула голову, вперившись взглядом в наставника Одрана, но промолчала, а Кайден лишь понятливо кивнул. Судя по всему, ему было просто все равно — неделей раньше, неделей больше. Мне вот все равно не было — я рассчитывала, что успею ему с собой кой-каких снадобий приготовить. А теперь в зельеварню разве пробьёшься?

— Остальные ваши где? — уточнил маг. — В столовой?

И на наше дружное «Да, наставник Одран!» ответил кивком:

— Отлично. Я как раз туда — сейчас всем и скажу.

И ушел — прямая спина, русые волосы, свернутые в тугой узел и подстриженная волосок к волоску борода. Я проводила его взглядом и бдительно прихватила рукав Кайдена. И не зря — тот как раз собирался сбежать, но пойманный с поличным, застыл на месте, глядя на меня обреченно и насмешливо разом. Я выпустила рукав. Заботливо его разгладила. И, положив руку сверху на его запястье, заглянула в светлые глаза, и проникновенно поведала:

— Вот что. Либо ты сейчас идешь в мою комнату и даешь мне посмотреть твою спину — либо я иду к директору Паскветэну, и сообщаю, что ты меня не слушаешься!

И с мелочным удовлетворением отметила, как сердито сверкнул взглядом и вскинул в шутовском жесте поражения руки мой подопечный. После чего крутнулась на пятках, и пошла к нашей с Нольвенн комнате, ничуть не сомневаясь, что лучник, пусть недовольный и взъерошенный, но все же следует за мной.

Этот раунд я выиграла. Ох, и отольётся мне еще этот выигрыш!

Я так увлеклась противостоянием с Кайденом, что почти позабыла про тревогу. Почти совсем поверила — обошлось. И потому, когда уже почти возле самых дверей в комнату на нас с лучником налетел Невен с совершенно ошалелым видом, понимание, что не обошлось, ударило вдвойне сильнее.

Встрепанный, взъерошенный Невен ухватил меня за локти, встряхнул:

— Где Нольвенн?

И не успел Кайден разъяснить неразумному теоретику, почему не следует трясти его личную целительницу, ошарашил нас вестями:

— Лес взял наставника Йохана!

Мы вчетвером сидели в нашей комнате и Невен прихлебывал из чашки травяной отвар. В комнате висел густой запах успокоительного сбора, так и не пригодившегося мне на праздновании Лугнасада. Братец Нольвенн рассказывал нам, что знает.

И пусть знал он не так, чтобы много — ровно столько, сколько и остальные школяры, ходившие к наставнику на вольные занятия, но все равно, побольше прочих.

— Мы его во внутреннем дворике ждали. Обычно в подвале занимаемся, а в этот раз он хотел что-то интересное показать. Ну, мы и ждали его, хоть он и задержался здорово. Потом решили сходить к нему, уточнить — занятие сегодня вообще будет, или нет? Посчитались — выпало мне идти, я и пошел. — Невен одним глотком допил остатки сбора, сморщился от попавшей в рот травы, — Шела, ты чего туда набадяжила? Гадость какая!

Я уже набрала воздуха, чтобы срезать неблагодарного, но Кайден, развалившийся рядом со мной на кровати, просто пнул его ногой, не поднимаясь с места. Невен снова скривился — тяжелый сапог ощутимо приложил его по голени — и понятливо исправился:

— Ладно не гадость — но все равно ведь не помогает! — и, с надеждой переводя взгляд с меня на сестру и обратно, спросил: — Девчонки, а у вас ничего покрепче нет?..

Я возмущенно фыркнула, а Нольвенн, скрестив руки под грудью, сурово отрезала:

— За чем покрепче — это к демонологам! Дальше рассказывай давай!

Ее близнец разочарованно вздохнул, и продолжил:

— Я к нему пришел, постучался, ручку подергал — дверь закрыта. Ну, не ломиться же к наставнику в дом, верно? Хотел уже уйти и сказать нашим, что никого не нашел и занятия не будет, а тут на меня наставница Мадален налетела. Они же вроде как…

Невен бросил на меня быстрый испытывающий взгляд, и я дернула плечом — да знаю, знаю я, что у нашей наставницы роман с первым школьным теоретиком, об этом только ленивый не знает, и что? Она самостоятельная женщина, свободная магичка, с кем хочет, с тем и живет!

Братец Нольвенн сделал вид что моего негодования не увидел, и продолжил:

— Ну, я возьми, да и спроси — когда наставник Йохан вернется, нам его ждать? — Невен помрачнел, и взгляд его опустился в кружку, где на дне так и болтались спитые травы успокоительного сбора. — Она всполошилась сразу. К двери метнулась, а там что — там как было заперто, так и осталось, она меня погнала, сама кого-то звать принялась через артефакт, вокруг суматоха поднялась, гам, все бегают, шумят. Директор прибежал, Одран. Двери вскрыли — а он там… Наставник, оказывается, всех со вчерашнего вечера предупредил, чтобы его не тревожили, он ночью работать будет, попробует защиту так поменять, чтобы Лес ее пройти не смог. Он давно над таким работал, а вчера испытать собирался.

Плечи Невена опустились, сгорбились, и сам он весь как-то поник:

— Тут наставник Одран меня заметил, гнать начал, велел идти, сказать нашим, чтоб расходились, но я все равно успел одним глазком в комнату наставника Йохана заглянуть — там все паутиной затянуто, сверху донизу. Не помогла, выходит, защита…

Мы еще немного посидели, помолчали, думая обо всем, что случилось, а потом Невен поднялся:

— Пойду я, пожалуй, и впрямь к демонологам загляну. Спасибо вам, девчонки! — с тем и покинул нас. Нольвенн подхватилась и умчалась следом — то ли для того, чтобы предотвратить грядущую пьянку, то ли чтобы возглавить… Все же, весть о смерти наставника даже мою непрошибаемую подружку изрядно потрясла. Мы, школяры, как-то привыкли считать наставников всемогущими и неуязвимыми. А ведь он еще был ее учителем на первых курсах.

Когда я вынырнула из раздумий, Кайден уже тоже собирался уйти, но я опомнилась раньше:

— Куда это ты? Стоять, резвый! Рубаху снимай и спиной ко мне!

Кайден, с выражением крайней досады и разочарования на лице, выпустил дверную ручки и покорно потянулся снимать одежду.

Пока он валялся на кровати, на светлой ткани появилось еще несколько маленьких пятнышек. И этот упрямец еще будет говорить мне, что с ним все в порядке!

Кайден стянул с себя рубаху, с лицом недовольным и сердитым выдернул руки из рукавов, скомкал ткань в неровный ком, зашвырнул на мою кровать, не дожидаясь новых понуканий развернулся спиной и замер, уставившись куда-то под потолок, где были развешены вперемешку мои травы для просушки и незаконченные артефакты Нольвенн.

Лучник смотрел на мой потолок, я — на его спину, и не знаю, о чем размышлял он, а я думала о том, какая же я ду-у-ра-а-а.

Всемилостивая Бригита, ну он же большой мальчик! Ему не двенадцать, и даже не девятнадцать, ему двадцать пять. У него есть личная жизнь. Он наемник треть этой жизни. Почему я решила, что он сам не может определить, какие раны опасны для него, а какие нет? Решила Шела, что умнее всех — так получай. Мне было дико неловко. Как будто я в чужую спальню вломилась и под одеяло нос сунула, да не по целительской надобности, а из праздного любопытства.

Длинные царапины. Четыре с одной стороны, три с другой. Слишком глубокие, чтобы быть оставленными ногтями человеческой женщины.

А еще было обидно. Я не ожидала, что это будет настолько обидно. Я вообще не ожидала, что это будет. Только вчера, на гуляниях, я поняла, что мне нравится Кайден, да не поняла, насколько.

И теперь, когда красные борозды от лопаток к ребрам на мужской спине поведали мне, где недавно был мой лучник и чем он там занимался, собственная боль, и обида, и недоумение стали для меня неожиданностью. И приятного в ней было мало.

А ведь придется еще и расспросить его кое-о-чем…

Бригита, покровительница лекарей, за что мне это?

— И кто это был? — стараясь, чтобы голос звучал как можно более безразлично и даже чуть насмешливо, спросила я.

Кайден перестал пялиться в потолок, и развернулся ко мне. Лицо его из недовольного стало агрессивным.

— А с какой стати я должен отчитываться? — нехорошо прищурившись, поинтересовался он. — Ты мне что, мамочка, чтобы моих подруг считать? Или, может, в школе это под запретом, а я и не знал?

Я сложила руки на груди и надела на лицо выражение «многомудрая целительница знает, что пациент неправ, но великодушно позволяет ему высказаться». А когда яростный порыв лучника выдохся, иронично уточнила:

— Все сказал? А теперь послушай меня, — набрала в грудь побольше воздуха и начала перечислять. — У спригганов ядовитые когти, дриада, если обитает в стволе дерева с ядовитым соком, несет его яд на своей коже, паутинники — один из которых, кстати, убил наставника Йохана — сами по себе не ядовиты, но в местах, где они живут обычно полно едкого секрета их спутников — пауков, на всех растениях, и если ты повалялся там спиной… Водяницы и русалки тоже сами по себе ядовитых когтей не имеют, но, ради всемилостивой Бригитты, Кайден. Они же живут в воде! У них и без яда под ногтями чего только не отыщется! Некоторые фейри смазывают ногти трупным ядом, как того требуют их традиции, а другие просто ядовиты для человека по своей природе…

У меня закончился воздух в легких и вместе с ним закончились примеры и терпение. Уговаривай его, как маленького. Он развлекается, а заботится о последствиях его удовольствий должна я! Потому закончила я несколько жестче, чем собиралась:

— Итак, кто это был?

Кайден смутился. Нет, не буду врать, что он покраснел — но вид у него определенно сделался пристыженный.

— Сильфида, — неохотно сознался он.

А я почувствовала, как у меня сердце от неожиданности пропустило удар. Да быть того не может!

— Это какая сильфида? — безразличным тоном спросила я, отходя от усмиренного подопечного к рабочему столу, и собирая на поднос все, что мне понадобится. Мне было жизненно необходимо разорвать расстояние.

— Из березовой рощи, — отозвался лучник, пытаясь изогнуться и рассмотреть свою спину. Потом взглянул на меня. — Это важно?

— Нет. Но дополнительно обеззараживать твои царапины не понадобится — достаточно простого промывания, — утешила я Кайдена, поманив его к себе.

Это потрясающе! Из всех сильфид Брейдена он напоролся именно на мою прабабку!

Я держала лицо. Промывала корпией, смоченной в отваре ромашки, царапины на широкой сильной спине, обрабатывала их заживляющей мазью и отчаянно старалась не разреветься.

Дура ты, Шела, дура.

До двадцати годочков дожила, не влюбляясь — и на тебе, сподобилась! Поздравляю.

Терпи уж теперь, уговаривала я саму себя, ловко помогая Кайдену одеться и не смазать лечебное снадобье со спины. Терпи! Вот выставишь лучника за порог комнаты — там можно будет и нареветься, а пока терпи, Шела. Держи лицо.

Кайден ушел сразу же, совершенно очевидно раздосадованный всей ситуацией. Он только в дверях помедлил немного, будто собирался что-то сказать. И даже сказал — сообщил, что пойдет стрелять на поляну. Но у меня осталось четкое ощущение, что истинно крутившегося у него на языке я не услышала.

Стоило двери за ним закрыться — и я почувствовала, как медленно отпускает мое лицо застывшая иронично-дружелюбная маска. Вместо того, чтобы выкинуть окровавленную корпию, вылить отвар, сполоснуть плошку, я без сил опустилась на кровать и схватилась за голову. В прямом смысле — сжала виски ладонями и зажмурилась. Глаза под веками щипало. От обиды, от досады, от злости. На Кайдена, на себя, на бабку.

У-у-у, карга старая! Почему у всех бабки как бабки — пекут гостинцы, вяжут шарфы, всеми силами пытаются пристроить внуков и внучек «в хорошие руки» — а у меня такая, что и сама этими в эти «хорошие руки» не прочь упасть. Да она Вирш помнит еще селом на пять домов, а все туда же — со школярами резвиться!

Реветь прямо сейчас я передумала. Подскочила и решительно направилась в березовую рощу, еще не до конца понимая, какие именно претензии предъявлю родственнице, но точно зная, что выяснить отношения хоть с кем-нибудь мне сейчас просто жизненно необходимо.

— …Как ты могла?!

— Дорогая, но я же не знала, что это твой мужчина! — Лавена на мою эмоциональную, но малосвязную речь только удивленно вскинула брови.

— Он не мой! Но ты все равно не должна была его… того… этого… не должна была!

За моим беганьем по кругу и трагическим вырыванием волос на голове, сильфида наблюдала с живым интересом и задумчиво подытожила:

— Как у вас, у людей, все сложно…

Я обессиленно привалилась к шершавому березовому стволу, запрокинув голову и разглядывая трепещущие резные листья. «Ш-шела, ш-шела…» — шептал проносившийся в них ветер. Мою маму звали Шиль, а бабушку Шарлеза, уж не обошлось ли и тут без прабабки, бдящей, чтобы не позабыли лесное наследие?

— Ну и что мне теперь делать? — беспомощно спросила я у тонких ветвей.

— Рассказать ему? — невозмутимо предположила сильфида.

— О том, что он кувыркался с моей прабабкой?!

— Вообще-то я имела в виду твои чувства. Но так даже интереснее… Я бы с удовольствием посмотрела.

Я метнула в язву гневный взгляд, искренне жалея, что под рукой нет ничего потяжелее. Если бабушке можно соблазнять моего… лучника! То и мне можно кидаться вещами в бабушку! Должна же в этом мире быть хоть какая-то справедливость?

Справедливость в виде березового листочка, медленно спланировала на белую макушку, да так там и осталась, украсив очаровательный художественный беспорядок.

Все ясно. Нет ее. Не-ет!

Я оттолкнулась от ствола и села рядом с Лавеной на жертвенник, скинув туфли. Низкие колоски травы щекотнули пятки.

— Как там в школе? — вдруг поинтересовалась сильфида, будто невзначай.

— Смертью больше, — мрачно отозвалась я.

Несколько мгновений меж белых стволов царила тишина, только ветер продолжал нашептывать мое имя, звать за собой в прозрачную высь. А потом Лавена выдала:

— Уезжай.

— Что? — Я споткнулась и потеряла нить собственных зарождающихся размышлений о том, как у нас, у людей, и правда все сложно.

— Уезжай из школы. За море. Сила Брейдена велика, но не безгранична. Если пересечешь пролив, он уже не дотянется. И лучника своего с собой забери, — тонкие губы тронула легкая улыбка.

«Твоими стараниями он теперь уже точно не мой!» — очень захотелось пробубнить мне. Одно дело, когда тебе предпочли другую девицу, и совсем иное — когда фейри. О любви тут и речи не идет, конечно, да только единожды в лес за этим делом наведавшись, школяры на человеческих девушек уже иначе смотрят. Оно и понятно, мало кто может сравниться красотой с лесными девами, а уж искусности им и подавно не занимать, и они-то точно не попытаются накинуть на мужское запястье ленту¹² и лишить вольной молодецкой жизни.

— Не уеду, — буркнула я вместо этого.

— Из-за лучника? — удивилась прабабка. — Да найдешь себе другого — краше прежнего!

— Не из-за лучника. — Я нахохлилась, хотела пояснить, но не успела. Лавену мой отказ чем-то явно задел, потому что она продолжила:

— Пообещаешь уехать, я тебе покажу, где непенф растет.

Услышав волшебное слово, я даже встрепенулась на мгновение. Непенф — трава забвения, редчайшее растение, которое даже в Брейдене-то днем с огнем не сыщешь. О-о-о, если бы она мне в руки попалась, я бы такое могла сделать! Такое! А ведь и Кайдена можно было бы попытаться им вылечить — мощнее средства от печалей нет.

Радужные мечты поблекли, не успев заиграть всеми красками.

— Не уеду, — печально повторила я. — Это от леса можно убежать за соленое море, а от школы не убежишь. Мы же клятву магическую приносим в начале обучения — не разглашать, не оставлять, долг сполна исполнить… Она только после обязательной отработки на благо королевства снимается. Так что… не покажешь травку, да?

Я грустно вздохнула.

— Покажу, — ответно вздохнула Лавена — что ж с тобой поделаешь, дите глупое-неразумное? — Приходи послезавтра, она в самую силу войдет.

Мы сидели на алтаре — две одинаково понурые фигуры, болтали босыми ногами. Веселого в этом было мало, но не нарушать же сложившуюся традицию?..

А по другой традиции, стоило мне засобираться обратно в школу, как в спину прилетело:

— А лучника-то ты от себя далеко не отпускай, — совершенно серьезно посоветовала Лавена. — Не пожалеешь! — И довольно зажмурилась.

И я не знала, чего мне в этот момент больше захотелось — самой под землю провалиться или родственницу туда затолкать!

Заниматься стрельбой с Кайденом я в этот день так малодушно и не пошла, и лук, вернувшись в комнату, запихала под кровать — с глаз долой. Умом я понимала, что обижаться на него не за что — никакой иной приязни, кроме дружеской, он ко мне не проявлял. Но сердце требовало подуться хотя бы денек, выплеснуть пар, набубниться мысленно и забыть.

Именно с этим я и легла спать вечером — завтра встану и мне будет совершенно все равно с чьими прабабками Кайден в лесу развлекается.

План был хорош! За исключением одного маленького недостатка — он с треском провалился. Стоило увидеть светлую макушку в столовой, встретиться взглядами, привычно улыбнуться, приветствуя, как сделалось очевидно — все равно мне не стало. Так что на занятия я отправилась в еще более мрачном расположении духа, чем накануне.

Наставница Мадален, строгая и собранная, как и всегда, без тени скорби на лице, будто и не случилось вчера страшной трагедии в школе и у нее лично, вошла в класс легким стремительным шагом, окинула нас беглым взглядом, пересчитывая по головам и не обращая внимания на наши невольно сочувствующие взгляды заговорила:

— В скором времени ученики первого и второго курсов боевого факультета отправляются на практику. В обязанности целителей шестого курса входит обеспечение каждого из них, а также сопровождающих их целителей необходимыми лекарственными материалами, поэтому в ближайшие несколько дней наши занятия будут иметь в первую очередь практическую направленность. Сегодняшний урок мы посвятим изготовлению мазей. Кто может назвать мне те виды мазей, которые могут пригодиться боевым магам в полевых условиях?..

Не знаю, как там в полевых, а в лесных им ромашка от царапин пригодится! Мысленно пробубнила я, вскидывая руку, чтобы ответить.

После короткого штормового опроса, составления списка необходимых лекарств и освежения в памяти их рецептуры, наставница разбила нас по парам и выдала каждому по рецепту. Мне с Эларой, с которой нам вообще везло работать вместе, досталась жреческая мазь — простая по составу, но в изготовлении требующая внимательности. Ее необходимо было делать на огне, убирая, когда кипучая пена грозится поползти через край, и возвращая затем для дальнейшей готовки. Отвлечешься на мгновение — испортишь и посуду, и очаг, и результат, и дальше, пока не отчистишь все, к изготовлению не вернешься.

Откровенно говоря, я бы с куда большим удовольствием сейчас выслушала лекцию, или изучила что-то новое. Рутинная, давно знакомая работа, когда руки все сами делают, давала волю мыслям вместо того, чтобы от них отвлекать. Если бы это было занятие с наставницей Ивоной, то можно было бы поболтать тихонечко с напарницей под стук ножей, мерный шорох пестиков в ступках, негромкое шипение варева в горшочках и шелест перебираемых трав. Но наставница Мадален праздные разговоры не поощряла.

Она ходила по классу — от одного стола к другому — бдительно следя за приготовлениями. Знания знаниями, работу ученики делали привычную, но ошибаться свойственно и многоопытным старцам, не то что школярам шестого года обучения. А это не просто опытные образцы, а лекарства, которые отправятся вместе с боевиками на учения, где чего только не случается. Впрочем, с представителями этого факультета и в повседневной жизни чего только не случается.

Я вздохнула и принялась закидывать кусочки пчелиного воска в кипящее масло.

А все осложнялось тем, что лучника, в отличие от лука, под кровать не запихнешь. Кайден оставался моим пациентом, и просто прекратить с ним общение я не могла. Даже не столько из-за просьбы директора, сколько из профессиональных принципов. Только-только прогресс наметился! Как он сдержался вчера у столовой, а? Да и если посмотреть на инцидент с моей прабабкой с целительской точки зрения, то это ж тоже прогресс — нормальные здоровые потребности нормального здорового мужчины.

Я зажмурилась и косой помотала на всякий случай, выкидывая из дурной головушки видения, которым места в ней совершенно определенно не было. Сыпанула сваренный и растолченный желток в горшочек, и будущая мазь тут же вспенилась, норовя выскочить за края.

Да в конце концов, что я сапожник без сапог какой! Целительница душ, тьфу! Раз первый план с треском провалился — нужен другой.

Для продолжения занятий с Кайденом в прежнем ключе душевного равновесия мне сейчас определенно не хватает. Да и вообще как-то сложно настраивать на мирный лад того, кого покусать хочется! Какой отсюда вывод? Надо это самое равновесие обрести. А для этого мне нужно что? Немножко времени. Как только открутиться от встреч, чтобы Кайден не понял, что я откручиваюсь?

— Шела!! — прошипела мне на ухо Элара, хватая вместо меня мое варево и сдергивая его с очага. Пузырьки пены замерли вровень с краем — еще мгновение и не сносить бы мне головы. Наставница Мадален за такую невнимательность точно бы…

И тут меня озарило.

После занятия я подошла к наставнице, подсчитывающей результаты нашего труда.

— Да, Шела? — Она дала понять, что меня заметила еще до того, как я открыла рот, но глаз от рядов баночек и свитка с записями не оторвала.

— Наставница Мадален, а вам на отработках после занятий помощь не нужна?

Здесь я все-таки удостоилась беглого удивленного взгляда. Отработки на то отработками и были, что на них школярам приходилось расплачиваться трудом за шалости да провинности, и добровольно на них уж точно никто не рвался.

— Просто я слышала, что практика у боевиков внезапно передвинулась, наверняка не все готово, а мне не повредит кое-что в памяти тоже освежить и…

— Приходи в травницкую после занятий. Поможешь другим с сортировкой, — коротко кивнула наставница, и я, воспрянув духом, покинула класс. Ну вот теперь не придется придумывать глупые отговорки. А лишняя работа, глядишь, поможет и от лишних мыслей избавиться.

Так что, когда отзвенел последний гонг, я только забежала в комнату — предупредить Нольвенн, что «угодила» на отработки (а уж она-то донесет до Кайдена) и тут же помчалась на четвертый этаж.

Наша травницкая мне нравилась. Светлая комната с просторными шкафами, высокими окнами и густым душистым ароматом сена. Травы заготавливали частично школяры во время плановых занятий, частично школа закупала их у травницы в Вирше, а часть выбиралась нерадивыми учениками из окошенной на территории школы травы. Близость к лесу дарила многим растениям особые свойства, да и вымахивали они здесь в мгновение ока и в большом разнообразии — не пропадать же добру! Полынь, зверобой, ромашка и прочие неприхотливые травки особых условий сбора не требуют — коси все подряд и выбирай потом.

Шебаршиться в подвядшей зелени сегодня выпало помимо меня еще четверым счастливчикам. Двоих я хорошо знала — алхимички-пятикурсницы, Оненн и Марзина, они жили через комнату от нас с Нольвенн. А вот парней только в лицо. Один был из демонологов, а другой — рунник, выпускник, кажется.

— Шела! — отчего-то заухмылялся при моем появлении будущий демонолог. — Ты чего Кайдена к нам больше не пускаешь? Мы ж вернем в целости и сохранности!

— Директор не велит! — отрезала я, раздосадованная напоминанием. Я вообще-то сюда про него забывать пришла! — Говорит, вы и так все слегка чокнутые — выпивка вам все равно что вода. А боевикам нужен трезвый разум и здравый рассудок.

— Просто признайся — ревнуешь!

— Я ему не нянька, и уж тем более не подруга. И дела мне до его похождений нет! — огрызнулась я, скрестив руки на груди.

— Злая ты какая, а еще лекарка. — Демонолог озадаченно почесал в затылке, явно не подозревая, чем вызвал такую вспышку.

Подружки-алхимички захихикали, да и рунник улыбнулся, правда, из мужской солидарности — едва заметно. Я же хмуро плюхнулась на один из стульев перед широким рабочим столом, заваленным травой и подгребла себе первую порцию. Кайденовское бешенство оно, кажется, заразное! А то чего еще я вдруг на людей бросаться стала? Надо мне самой травок попить, нервы успокоить.

Воодушевленные моим примером, а — куда вернее — сообразившие, что сено само себя не переберет, а выйти мы отсюда сможем, только когда на столе не останется ни травинки, и остальные приступили к работе.

Разговор завязался почти сразу же — под него работается веселее, да и общая наболевшая тема имелась. К тому же среди нас обнаружился нежданный кладезь ценных сведений в лице Оннен, которая сегодня случайно подслушала разговор двух наставников, и теперь жаждала им поделиться:

— А вы знаете, что директор Паскветэн в Лугнасад в Брейден ходил на переговоры с фейри? — выпалила она, стоило всем рассесться, убедилась, что проблески знания на наших лицах отсутствуют и продолжила: — Я сама слышала! Он хотел об откупе для школы договориться да только не вышло ничего. Лес торговаться отказался.

— Ну еще бы! — фыркнул демонолог. — Где вы вообще слышали про фейри, идущего на уступки? У них все по правилам: чуть в сторону шагнешь — сгинешь.

— С другой стороны, попытка-то не пытка, — рунник пожал плечами. — Что еще прикажешь делать? Три лучших окрестных следопыта с наставником Одраном место гибели метсаваймы по травинке перебрали — и ничего. Помяните мое слово, убийца, кто бы он ни был, уж точно — не ученик. Не припомню у нас гениев, способных обвести вокруг пальца не только весь Брейден, но и наставников.

Я задумчиво кивнула его словам, откладывая в сторону голубоватую ветвь полыни и проводя пальцами по тонким желтеющим стеблям.

— Ага, вот все так думают! — Марзина недовольно покачала головой. — А если все-таки ученик?

— Тогда ему маскировочные чары зачтут без сдачи! — усмехнулся рунник. — Зачтут и сдадут лесу.

— Или зачтут посмертно, — хохотнул демонолог.

— Ага, виртуозное вранье тоже можно смело засчитывать, — фыркнула Оннен. — Меня наставница когда допрашивала, чуть всю душу не вытрясла — где была, что делала, каждый шаг по минуткам, а если не могла припомнить, так тут же начинала что-то себе так строчить, что у меня от испуга аж память возвращалась.

Это да, всю неделю наставники по одному беседовали с учениками, пытаясь вызнать у них, кто где был, кто что видел. «Кто кого убил», — добавил злобный внутренний голосок. Нас с Кайденом сам директор допросил еще в первый же день и отпустил с миром. Но то ли дознаватели из наставников не ахти какие, то ли среди школяров убийцы и впрямь не было. Правда, легче от этого как-то не становилось. Думать о том, что кто-то из наших мудрых и всеми уважаемых наставников так легко и непринужденно поставил под удар жизни ни в чем не виновных подопечных было еще жутчее.

— А ты, Шела, что по этому поводу думаешь? — Марзина повернулась ко мне, вертя в пальцах поникший колокольчик.

Я неопределенно пожала плечами. Ничего хорошего не думалось. Что если убийцу не нашли по горячим (хотя, по справедливости, за неделю-то уже прилично остывшим) следам, шансы найти его с каждым днем становились все призрачнее — думалось. Что пока все еще держатся, но очередное убийство, и в школе вполне может начаться паника — думалось. А вот хорошего — не думалось совершенно. Вот только все это плохое они и без меня каждый себе соображают, только вслух не говорят. Ни к чему беду вслух кликать, глядишь — и обойдет стороной.

— Думаю, его найдут. Куда мы тут все денемся? Рано или поздно — точно найдут. Но лучше бы, конечно, пораньше…

— Хватит уже об этом, — негромко обронил рунник, словами, как ножом, вспоров повисшее молчание. — Сколько можно языками беды полировать? Лучше о хорошем поговорим.

Он повернулся ко мне и спросил:

— Шела, ты как Лугнасад отметила?

— Отлично. Чуть не сожгли! — бодро поделилась я и успела перехватить у ошалелого парня соцветие тысячелистника, которое он чуть не уронил в горку с листьями бузины. — А ты как?

— А он известно, как! — радостно хихикнули две подружки с другой стороны стола и принялись наперебой рассказывать: — До следующего праздника вся школа будет вспоминать, как он на спор выпил очередной эксперимент демонологов, который они изобрести-то изобрели, а вот пробовать и сами не решались! А потом полез на крышу — там костер жечь и через него прыгать. Мол, чем не холм? Только не долез! Он же по стене лезть вздумал — и ввалился в окно! А та-ам! Наставница Мадален! Она его спросонья с самим демоном, наверное, перепутала, как запустит в него жгучим перцем — и кто бы знал, что наставница под подушкой жгучий перец хранит?.. Но в общем, так он здесь сегодня и оказался.

Рунник, на радостный пересказ девицами творимых им непотребств, только беззлобно усмехнулся:

— Охота была бы глупости повторять!

— Так они их только повторяют, а вы — вытворяете, — не утерпев, куснула я.

Но злость моя на весь мужской род от парня отскочила, не задев:

— Нет, ну правда — чем нынче в городе Луга привечали? — он склонил темноволосую голову на бок, уставившись на меня с интересом.

Я вздохнула, и велев самой себе не вредничать, принялась рассказывать, подытожив:

— Словом, как всегда — пили и пели. Потом дрались, потом драчунов лечили!

— Да ты тоже, можно сказать, гордость школы! Не каждой школярке честь выпадает стать причиной лугнасадовсой драки, — парень сверкнул темно-вишневыми глазами, а я снова выхватила у невнимательного ромашку, которая чуть среди крапивы не оказалась. — Кстати меня Тонан зовут.

Я кивнула — мол, рада знакомству. И вновь в травницкой воцарилась тишина — только травы шуршат.

Остаток отработки прошел то в ней, то под хихиканье шепчущихся подружек, то в разговорах ни о чем — о природе, о погоде, о жестокой несправедливости суровых наставников и непростой школярной жизни.

И меня слегка отпустило. Ну ведь правда, все идет своим чередом, мир не перевернулся. Подумаешь одна неудачная влюбленность! Она, может, и первая, но, поди, не последняя, взять вон хоть Нольвенн. У нее этих любовей… а у меня — любимое дело, редкий дар и вообще я умница. Да? Да!

На выходе из травницкой, когда наставница Мадален, проверив результаты трудов, отпустила нас на волю вольную, меня ухватила за локоть Марзина.

— Шела, слушай… ты сказала, что ты Кайдену не подружка. Но ты же хорошо его уже знаешь, да?

Хорошо знать Кайдена? Ха, очень смешно. Я вопросительно приподняла брови.

— Скажи, как ему понравиться? — искренне взмолилась алхимичка.

Я участливо взглянула на товарку по несчастью. Эк мы нынче кучно собрались!

— Крылья отрасти, — сочувственно посоветовала ей. — Или там чешую хотя бы…

— Лесовички? — обреченно и понятливо догадалась девушка и печально вздохнула — это диагноз.

Мне оставалось только согласно кивнуть. Диагноз.

* * *

Забавная штука жизнь. Совсем недавно я желал видеться со своей бессменной целительницей как можно реже, чтобы ее присутствие не раскачивало и без того хрупкое душевное равновесие. Видно, кто-то из богов подслушал мои мысли — занятая, наравне со всеми, подготовкой снадобий для нашей практики, Шела почти не отходила от котла. За последние несколько дней мы виделись раз пять, да и те мельком. И что? Ох, и смеялся, видимо, мой небесный благодетель!

Я задыхался. Мне ее не хватало. Я с трудом сдерживался, чтобы не начать искать встречи. Кружил по своей комнате, уговаривая себя — нельзя, нельзя, опасно! Опасно, в первую очередь, для нее! Говорил сам себе, что ей это не нужно, ей жить и жить — к чему ей покойник? Да еще такой опасный. И вновь и вновь ловил себя на том, что ищу ее взглядом. В коридорах. В столовой. Во дворе. Одергивал себя — и не мог пересилить. Уходил к себе, и кружил, кружил по своей комнате, не в силах ни успокоиться, ни изменить что-либо.

Кошмары, пошедшие вроде бы на убыль после лекаркиных снадобий и разговоров ни о чем, вернулись вновь. И я снова горел во сне, снова пламя летело во все стороны ревущим кольцом. Клубился, полз по полу и стенам черный удушливый дым. Я снова и снова летел со стен Зубастого Замка, которого больше не было в мире, но который так и остался в моих кошмарах.

Вместе со снами вернулся и шепот.

Присутствие Шелы подтачивало мой самоконтроль. Ее отсутствие сносило его напрочь.

В те разы, когда мне не снились кошмары — я видел во снах Шелу. И были это такие сны… Уж лучше бы снились кошмары — по крайней мере, с ними понимание, что случившееся всего лишь сон, было благом. А не выматывало душу тоской и безнадежностью.

А еще, мне стало казаться, что целительница меня избегает. Раньше она всегда находила время для того, чтобы поговорить наедине хоть раз в день, называя это почему-то лечебными сеансами — а теперь даже на ею же выпрошенный урок стрельбы не пришла. И свежую порцию снадобий, которые назначила мне для улучшения сна и самоконтроля отдала не сама, а через куратора Одрана.

Я дважды пытался поговорить. Первый раз, получив лекарства, ощутимо отдающие магией Шелы не от нее, а от наставника. Подстерег ее возле дверей в их с Нольвенн комнату, и попытался выяснить, все ли с ней в порядке? Не случилось ли чего? Мало ли… И получил в ответ извиняющийся взгляд:

— Вот, с этой вашей перенесенной практикой, времени совсем нет! Наставница Мадален поставила на заготовки всех, до кого дотянулась — и то зашиваемся. От котла головы поднять некогда.

Выглядела она и впрямь не очень — под глазами залегли тени, сама осунулась. И без того тоненькая, моя целительница стала и вовсе прозрачной. Вина кольнула острой иглой — ведь это ради того, чтобы обеспечить боевиков-практикантов лекарствами, наставники заставили целительниц-старшекурсниц работать на износ. А на смену вине, волной пришло злое раздражение. Кому вообще понадобилось сдвигать сроки? Оставили бы все как есть — и прекрасно успели бы подготовиться! И вообще, ладно остальные, но при чем тут Шела? Она и так, стараниями директора, достаточно загружена!

Затолкать гнев поглубже удалось не сразу. Но, когда Шела попыталась обойти меня и скрыться в комнате, я все же спросил:

— А из лука стрелять учиться ты уже передумала? Я тебя ждал…

Извиняющийся карий взгляд стал виноватым:

— Кайден, миленький, прости, а? Я хочу, очень хочу, но… Сейчас не могу. Никак! Давай перенесем? Все равно вы скоро уедете, а пока вернетесь — я как раз все забуду!

Она схватила меня за рукав, и я почувствовал, как под этим щенячьим взглядом из головы выветриваются, вместе с вопросами и подозрениями, все обитавшие там мысли, оставляя блаженную звенящую пустоту. Невинное прикосновение, запах трав и снадобий, смешанный с собственным тонким запахом Шелы — и я поплыл. Кровь, отхлынувшая от опустевшей головы, скопилась в совсем ином месте.

Моя целительница еще раз бросила на меня виноватый взгляд из-под ресниц, и шмыгнула к себе, а я остался стоять посреди коридора. С неуловимым ощущением, что вот сейчас мы говорили о разных вещах.

Попытка сбросить напряжение в Лесу, ни к чему не привела. Хоть сильфида, такая же переменчивая, как и сама ее ветреная стихия, выставила меня из рощи без объяснений, стоило лишь мне там появиться — необласканным из Брейдена я не ушел. Да только легче мне не стало — и пусть тело получило свое удовольствие, на душе скреблись кошки. Душа рвалась туда, сияли внутренним светом карие глаза, и где рыжие прядки норовили выбиться из косы.

Второй раз я попытался поговорить со своей целительницей перед отъездом… Лучше бы не пытался!

Весь последний день, перед отбытием на практику, нас гонял наставник Одран.

С возницами, нанятыми школой в городе, наставник говорил сам, нам же достались другие дела. Меня и еще пару ребят, из тех, что потолковее, куратор заставил проверить прибывшие в самый момент наемные подводы, на которых повезут школяров, конскую упряжь и самих лошадей. Мы втроем грузили заранее собранные припасы на неделю на обе группы… Словом, предотъездная суета затянулась до вечера.

Отпустили нас уже по сумеркам. Уезжать, не попрощавшись, мне не хотелось, и я поспешил в женское крыло. Шел, и боялся, что приду не вовремя, потревожу ее сон. Или что она с соседкой убежала гулять. Или что ее вызвала к себе в помощь строгая наставница Мадален — доделывать спешно последние снадобья. Или…

Сотню страхов себе придумал, сотню препятствий, что могут помешать ее увидеть, поговорить — а все равно, не отгадал.

Она открыла дверь не сразу. Сначала на мой стук раздался ленивый голос Нольвенн:

— Кого там еще к ночи принесло?

А после моего ответа — двойное девичье ойканье, Шелино «Подожди минутку!» и плеск воды. И только позже дверь открылась, и в коридор выскользнула сама Шела — с влажными завитками потемневших волос вокруг свежеумытого лица.

— Что случилось? — спросила она меня, спохватившись, смущенно поправилась, — Здравствуй!

И улыбнулась мне мягко, чуть извиняюще, ласково. И такая она была родная, такая близкая, манящая — что я забыл, все что хотел сказать. Всё забыл, все слова, которые знал.

— Да я… Да все нормально, просто… Я сказать хотел, мы уезжаем, ты тут… Ладно, я, наверное, пойду…

Я развернулся, и, крепко закрыв глаза, костеря себя в мыслях на все лады, шагнул прочь — подальше от своего позора.

— Кайден, постой! — окликнул меня встревоженный ее голос.

Я остановился, но не обернулся — не хватало еще, чтобы Шела увидела мою красную физиономию.

— Ты попрощаться приходил? — тепло спросила целительница за моей спиной.

— Угу, — отозвался я.

— Гладкой вам дороги и удачной практики. Счастливого пути, Кайден.

— И тебе счастливо оставаться, Шела! — отозвался я, наконец, оглянувшись.

Шела еще раз улыбнулась, вернулась в свою комнату, и из-за неплотно прикрытой двери я расслышал голос Нольвенн:

— Да он у тебя златоуст! И это он еще трезвый такой речистый! А пьяного, я помню, и вовсе не переслушаешь!

Дверь прикрылась до конца, и что ответила ехидной соседке моя целительница, я уже не услышал.

Так и ушел в свою комнату, и всю дорогу, пока шел, а потом пока собирал вещи, что понадобятся мне в будущую неделю, мучительно пытался вспомнить — что же я такого им, пьяный, наговорил?

Так тогда и не вспомнил.

Да и сейчас, трясясь в подводе по дороге к месту прохождения практики, тоже не вспомнил. Но теперь меня больше, чем этот вопрос, занимало другое.

В толпе тех, кто вышел проводить уезжающих, Шелы не было, не такая уж там густая толпа была, чтобы я ее не увидел — но показалось или нет, что когда мы уже выезжали со двора, в дверях женского крыла мелькнул подол зеленого платья и рыжая коса?

Глава 6

С отъездом боевиков на практику в школе сделалось гораздо тише и даже как-то тоскливее. Пустые места на скамьях в столовой создавали неприятное ощущение, что по школе пронеслась эпидемия. В коридорах отчетливо не хватало мелькания темных кожаных курток среди цветастого ученического разнообразия. Вот только боевики и раньше на практику уезжали, а такие ощущения меня посетили впервые. А еще я обнаружила, что внезапно совершенно не знаю, чем занять вечер после выполнения всех учебных заданий.

И, вроде бы, заданий меньше не стало, но зазубривая признаки отравления вехом ядовитым, зовущимся так же цикутой, я то и дело ловила себя на тянущем, едком чувстве пустоты в середине груди. Язвительная Нольвенн утверждала, что это изжога.

Если бы — уж чего проще было бы, настоять на кипяченой воде корень желтой горечавки, сдобрить силой, отцедить да и пить себе за пол часика до еды… Вот только, от душевной маеты горечавка не помогает.

Для себя я решила, что за те дни, что отведены боевикам для практики, я должна разобраться со своими чувствами. Ведь не то беда, что случилась со мной безответная любовь к лихому лучнику-наемнику, а то беда, что она мне работать мешает.

Сколько раз за последние дни я собиралась подойти к Кайдену? Не важно, для чего — поговорить, или помолчать, и то, и то ему лечение. И каждый раз, прислушавшись к себе, отступалась. Не было сейчас в моей душе ни покоя, способного принять и растворить, отдать земле чужие беды. Не было там и ласкового тепла, чтобы согреть и утешить страждущего.

Я чувствовала себя перебаламученным озером — чувства били ключами, взвесью подымалась обида.

Целителю душ в таком смятении к больным лучше и близко не подходить — все равно, не поможешь. Дай Бригитта, хуже не сделать!

Мелькнула у меня было мысль, пойти к директору Паскветэну покаяться, признаться в своей несостоятельности — но подняла голову цеховая гордость. И я самой себе отмерила срок до возвращения болезного моего боевика с практики. Если и тогда не смогу к лечению вернуться — придется, и впрямь, с повинной идти.

Я в который раз попыталась вчитаться в лечебные рекомендации, и поняла, что уже десять минут таращусь в одну и ту же строку, но, хоть убей, не вспомню, что же там написано. У-у-у, Кайден! Один ущерб от него — ни работы, ни учебы!

Я с досадой захлопнула конспект.

Пойду, прогуляюсь, пожалуй.

Я одернула платье, поправила косу и, повертевшись перед небольшим серебряным зеркальцем, недавним подарком Нольвенн неведомо от кого, упорхнула из комнаты. Подружка осталась сидеть на кровати, уткнувшись в собственные записи, и на мое прощание лишь буркнула что-то невразумительно.

Моя бессменная соседка в последние дни что-то совсем посмурнела. Еще ядовитее, чем прежде стала. И приключилось это с ней ровно тогда же, когда и со мной. И пусть имя того, ради кого разогнала она всех своих ухажеров, Нольвенн мне открывать не желала, я и сама могла сказать с уверенностью — уехал ее сердечный друг на практику точно так же, как и моя невзгода уехала. Наверное, я могла бы, хорошенько подумав, и сама назвать имя — в конце концов, тех, кто может позволить себе делать столь дорогие подарки, среди уехавших не так и много. Но я уважала желание самой близкой своей подруги сохранить тайну, и потому не совала нос туда, куда меня не звали.

Погруженная в мысли о том, что происходит вокруг Нольвенн, я отвлеклась и выпустила из виду, что происходит вокруг меня. Прямо передо мной, если быть точной. И спохватилась, лишь когда налетела на кого-то, и чужие руки прихватили меня за локти, оберегая от падения.

— А я все гадал — заметишь или не заметишь? — Тонан смотрел на меня с высоты своего роста, и смешливо щурил глаза-вишни.

— Ой… — смутилась я, чувствуя, как краснею. — Привет! И извини…

Я добавила к словам покаянную улыбку, и парень, выпустив мои руки, ответил:

— Да это ты извини, я специально на пути встал, если честно.

Он отступил в сторону, давая мне пройти, и неспешно побрел рядом:

— Ты такая сосредоточенная была, что я не удержался! — обаятельная улыбка рунника свела на нет мое раздражение, еще до того, как оно успело зародиться.

— Тонан, а ты к кому пришел? — спросила я, гадая, к кому из наших школьных прелестниц собрался наведаться в гости рунник. — Я тебя в женском крыле раньше не видела.

Если он к Нольвенн, то я ему сочувствую. С появлением таинственного боевика, подруга сделалась до отвратительного правильной, недрогнувшей рукой разогнала всех ухажеров, и ухажеры послушно разошлись. А те, которые упорствовали — так, и вовсе, разбежались.

— Да к тебе и шел, — радостно отозвался рунник и на мой вопросительный взгляд пояснил: — Шела, мне помощь твоя нужна!

Мой взгляд из вопросительного стал недоумевающим: чем, вообще, я могу помочь руннику третьего года обучения? За лечением к недоученным целительницам такие уже не идут. Подобную ошибку совершают лишь первогодки, а столь опытные школяры, как Тонан, предпочитают справляться с болезнями своими силами или, если уж припекло, идут в больничные покои. Там, правда, дежурят те же самые недоучки-целительницы, но зато — под строгим надзором бдительных наставниц, которые не дадут разгуляться цеховому фанатизму. Да и ошибку, если что, вовремя заметят и исправят…

— Ты не могла бы подтянуть меня в травологии? Очень надо! — парень оставил шутки, и теперь говорил, вроде, серьезно. И с пылом добавил: — Я этот зачет своими силами не сдам!

Я смерила его еще одним взглядом, на сей раз скептическим, и на всякий случай уточнила:

— А вам травологию разве не на втором курсе читают?

— На втором, — охотно подтвердил мои подозрения третьекурсник. — Вот, со второго и сдаю!

— Тонан. — Я посмотрела на него серьезно и немного осуждающе. — И вот с такими успехами в травологии ты лезешь в окно к наставнице Мадален?

И покачала головой, пытаясь передать всю свою скорбь о несовершенстве этого мира.

Рунник расхохотался, и, прихватив меня за руку, повел по коридору. Надо же, а я и не заметила, когда успела остановиться.

— Думаешь, успехи по предмету прибавили бы мне шансов? — смешливо уточнил он у меня.

— Ты всегда можешь провести повторный эксперимент — если, конечно, сдашь зачет! — с невинным видом посоветовала я, стараясь не хихикать, представляя лицо наставницы Мадален. И то, чем она встретит гостя во второй раз.

— Мне это окно до выпуска припоминать будут! — весело сообщил мне Тонан.

— Почему же, — рассудительно отозвалась я. — Думаю, что и после выпуска — тоже! А куда мы, кстати, идем?

Спохватилась я только когда рунник предупредительно открыл передо мной дверь во внутренний двор школы.

— Не знаю, это ты куда-то идешь, — легко отозвался он.

— Ну… — протянула я, — Я просто гуляю.

— А я просто с тобой гуляю! — рунник пожал плечами, и потянул меня к скамейке возле каменного колодца посреди двора, под сенью старой яблони. — Пойдем туда?

Я кивнула — мне, в общем-то все равно было, куда идти. Лишь бы мысли о Кайдене из головы выветрить. Кайден…

Я нахмурилась, и, расправив платье, присела на скамью. Из колодца, закрытого деревянными створками, тянуло сыростью, дерево шумело листьями над головой. Вечер застенчиво заглянул в школьный двор и разлил вокруг прозрачные летние сумерки. Я вздохнула всей грудью, впитывая накопленное за день миром тепло и вечерний покой…

Хорошо, все же. Давно надо было оторваться от учебы. Если и стоит с кем-то поделиться своей маетой — так это с миром. Он примет, он поймет.

Тонан, опустившись рядом на скамью, подобрал из-под ног прутик, принялся бездумно чертить им на земле. Я с интересом скосила глаза вниз. Круг, черточка, черточка, скобка… Рожица на земле сперва улыбнулась до ушей-бубликов, потом показала язык. Я улыбнулась смешным каракулям.

— Ну так как, поможешь? — я перевела взгляд с художеств на художника. Он смотрел на меня внимательно и спокойно.

— Да помогу, конечно. Что мне, жалко, что ли? — я пожала плечами и улыбнулась руннику.

И спохватилась что пока мы гуляли и болтали, сумерки уже совсем сгустились, на небо густо высыпали звезды, а я сижу на лавочке в потемках с парнем, который мне не друг, не родич, да и вообще, нехорошо как-то. Чужой же человек, хоть бы в компании сидели — так нет же, вдвоем. Решит еще что-нибудь не то.

— Спасибо, Тонан. Мне уже пора, так что я, пожалуй, пойду.

— Я провожу. — Рунник подхватился со скамьи.

— Зачем? — Я недоуменно повела плечом. — Тут идти-то!

— Мало ли! — туманно пояснил свои мотивы Тонан и пошел рядом со мной назад, в женское крыло.

Уже возле дверей моей комнаты, когда я собралась прощаться, он произнес, скорее утвердительно, чем вопросительно:

— Завтра вечером, да?

Я снова неопределенно пожала плечами и поправила его:

— Днем. После занятий.

Он в ответ просиял, будто я только что сообщила, что зачет ему прямо завтра самолично выставлю и, махнув рукой на прощанье, легко пошагал в сторону лестницы. Я улыбнулась ему вслед и покачала головой.

Нольвенн ждала меня в комнате, так и уткнувшись в конспект, как перед моим уходом. Только светляка в лампе зажгла. Я достала с полки над кроватью свою лампу, легким прикосновением засветила магический огонек — светлый, но безопасный, дающий совсем мало жара. Пристроила его на тумбочку рядом с собой, и снова взялась за конспект. Теперь признаки отравления цикутой укладывались в голове гораздо легче.

Надо же, всего четверть часа на свежем воздухе, а как помогло!

— Нольвенн, — спросила я подругу спустя некоторое время. — Ты не знаешь, у нас разве переводят с курса на курс, если не все зачеты сданы?

— Если предмет не профильный, то да. — Она пожала плечами. — У вас на первом году рисование было?

— Смутно припоминаю, — отозвалась я.

— Вот у вас, целителей, с незачетом по рисованию на второй курс перевели бы. А у теоретиков — нет.

Я задумчиво кивнула.

— А почему ты спрашиваешь? — спохватилась подруга.

— Да так, — я перелистнула страницу в конспекте. С нового листа на меня смотрел собственноручно коряво нарисованный вех ядовитый с подписями. — Рунник один знакомый говорит, что травологию с прошлого года сдает.

— Пфе! — высказалась всезнающая Нольвенн. — Им эта травология нужна не больше, чем тебе рисование. У них на весь курс каждый год только два-три человека ее прилично сдают. Очень узкий предмет.

Нольвенн пошарила по покрывалу рядом с собой и извлекла на свет яблоко, придирчиво изучила его и продолжила:

— Просто, по окончании обучения, в дипломе будет указано, что он не имеет права изготавливать специализированные сборы на продажу. Вернее, не будет указано, что он такое право имеет. Вот для себя — пожалуйста! — подруга вгрызлась в круглый желтый бок, прожевала, и закончила, — Но, по правде говоря, мало кто этим занимается. Это же надо заготавливать: искать, собирать, сушить… Проще купить у профессионального травника, да и дело с концом. Будешь яблочко?

Я кивнула, и соседка, перегнувшись, нырнула под кровать. Порылась в стоящей там корзинке, вынырнула и бросила мне гладкий, полупрозрачный плод.

— А что такое? — уточнила Нольвенн еще раз.

Я надкусила дружеский дар, и ощутила сладкий с кислинкой сок, твердую яблочную мякоть. Сглотнула, и задумчиво поделилась:

— Тонан, третьекурсник, просит ему помочь с зачетом.

— Тонан, Тонан… Тонан Фарр? Высокий, шатенистый и смешливый?

Я неуверенно кивнула:

— Фамилии я не знаю, а по описанию похож.

— Боевое и оборонительное направления, смешанная специализация, — авторитетно сообщила соседка. — У этих работа стоит столько, что нет никакого смысла лично по лесам шляться.

Мы переглянулись и понимающе друг другу улыбнулись.

— И этого погонишь? — вздохнула Нольвенн, уже отчаявшаяся пристроить упрямую подругу в надежные мужские руки.

— Ну-у-у… — протянула я. — Этот не наглый. И на шутки не обижается. Посмотрю пока.

Я вынесла вердикт, а сама подумала — а что? А вдруг, да и срастется, сладится у меня с добродушным веселым парнем! Не все же мне рыдать, пока другие по свиданьям бегают!

А Кайдену я все равно не нужна. Вот и нечего о нем думать!

После занятий я сначала заскочила в библиотеку, потом в травницкую, потом к себе в комнату, потом… Словом, к назначенному времени я немного опоздала.

На ходу торопливо доплетая косу и завязывая ленту в затейливый узел, я прижимала локтем сумку со всякими нужностями и утешала себя тем, что я же девушка, мне можно чуть-чуть опоздать, и я же совсем слегка!

А в итоге, класс, в котором мы с Тонаном уговорились заниматься, встретил меня полумраком и тишиной. Я шагнула вперед, вертя головой и пытаясь отыскать взглядом своего ученика, открыла рот, чтобы позвать, и тут кто-то схватил меня сзади.

— Бу! — сказал мужской голос, но поняла я это уже когда мой визг прекратил метаться по пустой просторной комнате, а Тонан разогнулся после приступа хохота.

Силовую волну, выпущенную мной для самозащиты, кстати, мерзавец развеял, просто приняв на раскрытую ладонь.

Я свирепо сопела, яростно жалея, что не огневичка и не могу испепелить шутника на месте. Ну, надо же, нашел время, когда пугать! Вся школа с ужасом ждет следующего нападения фейри, и только Тонан Фарр веселится!

Рунник веселился так заразительно, что, глядя на него, я и сама почувствовала, как губы мои губы расползаются в улыбке. На всякий случай, сжала их покрепче, чтобы предательницы меня не выдали. Парень, успокоившийся было, скосил на меня взгляд и снова прыснул.

Ну, и что с ним делать? Кайдена я в такой ситуации просто стукнула бы по белобрысой макушке тяжеленым фолиантом, взятым в библиотеке, и пусть бы только попробовал увернуться! Но то Кайден, Кайден свой, родной и привычный, и…

И где он сейчас, как он там? Все ли с ним в порядке? Не нажил ли неприятностей на буйную головушку, не мучается ли после очередного приступа?

Тоска остро кольнула в сердце, и подступившую было улыбку смыло, как водой. Тонан, уловивший, как я переменилась в лице, прекратил смешливо фыркать, посыпал извинениями и обеспокоенными вопросами, как сушеным горохом. С усилием взяв себя в руки, я отогнала тревожные мысли и кое-как выдавила мстительную улыбочку. Она подействовала на рунника лучше, чем любые заверения, что все в порядке.

Устроившись за первым столом, я принялась раскладывать на нем взятые в травницкой мешочки, сверточки и пакетики с составляющими будущих снадобий.

— Ладно, весельчак, — проворчала я. — Давай посмотрим, чему ты за три года научился! Итак, в каком из трех пакетов тысячелистник собран по правилам?

Я придвинула к нему три холщевых мешочка безо всяких пометок.

Тонан придвинул мешочки к себе, поворошил траву в одном, в другом. Выудил из каждого по очереди по небольшой веточке, растер в пальцах, принюхался. Напоследок выставил все три сбора в ряд, и, прикрыв глаза, над каждым поводил ладонями, чуть шевеля пальцами, словно ловил восходящие от травы потоки воздуха.

Я с интересом ждала итога.

Наконец, Тонан открыл глаза, сложил руки на столе, и вынес приговор:

— А они все по правилам. В первом — молодой, не цветший. Во втором — листья, собранные в пору цветения, на утреннюю росу, а в третьем — то же, что и во втором, но ночного сбора.

Я молча забрала все три мешочка с тысячелистником, аккуратно уложила обратно в сумку, а затем развернула и придвинула к нему небольшой пакетик с тонко истолченным порошком:

— Что здесь?

Парень, азартно сверкнув на меня глазами-вишнями, притянул лист к себе.

К исходу получаса я уже с уверенностью могла сказать: Тонан не мог сдать травологию только потому, что не хотел ее сдавать. Он с легкостью определял, где травы годные, а где пересушенные, что входило в подсунутый мною смешанный сбор и из чего состоял тот самый порошок. До тех пор, пока травы да сборы имели хоть малейшее касательство к руническому искусству, ни один недобросовестный травник не смог бы подсунуть ему дурной товар. Парень точно знал, чего хочет и как это должно выглядеть.

Но как только дело доходило до вопросов о том, где и что растет, какие травы любят тень, а каким нужна влажность, какое растение с каким соседствуют в природе, да по каким приметам их искать следует — рунник скучнел, терял интерес, и лицо его делалось страдальческим и несчастным. Да даже если растение просто не было связано с рунами — и то уже плавал.

Немного погоняв его по самым неудобным вопросам и отомстив за свой недавний испуг, я твердо уверилась — хотел бы Тонан сдать зачет, непременно сдал бы. И мысленно хмыкнула — что ж, Тонан Фарр, хочешь выучить кучу ненужной тебе информации, выучишь! И чарующе улыбнулась сидящему передо мной парню:

— Добро пожаловать в мир трав!

А вечером на школу обрушилась гроза. Светлое до того небо заволокло обложными тучами, воздух похолодал, и где-то далеко, за лесом, за рекой, над морем заворочался в хмурой вышине гром.

Нольвенн, поглядывавшая в окно еще до появления первых признаков непогоды, нервно покружила по комнате, и даже неизлечимая ее хромота, кажется, отступила. Подруга любила грозу. Вот и нынче не усидела в комнате под защитой каменных стен — вздохнула, бросила на меня виноватый взгляд, да и удрала неизвестно куда. В непогоду, на ночь глядя. Бедовая. И она еще клянется, что ведьмовства ей не досталось!

А гроза приближалась. Шла на школу от леса, чернеющего громадой до горизонта, и молнии, ослепительно белые, рогатые, впивались, кажется, в самую землю. Мир на краткий миг становился светлым-светлым, а небо — сиреневым, а потом все гасло, и тогда на землю обрушивался гром. Как будто небо раскололось, разбилось, рухнуло. Раскат стихал, и мир оставался ослепленный, оглохший. Беспомощно замерший. Дождь хлестал упругими струями. Белые известняковые стены, вымощенный булыжниками двор, скамейки и колодец. Молнии, падающие с неба, становились все ветвистее, и гром следовал за ними все скорее. Все вокруг становилось то сиренево-белым, то темным и непроглядным. А следом рушился гром, как будто яростный великан бил гигантское било. И ветер. Хлесткий, порывистый. Он стелил плети дождя над землей, срывал листья с яблони над колодцем. И стихал. И тогда небесная вода снова падала отвесно.

Здесь, на открытой галерее, куда я выбралась посмотреть на грозу, было безопасно, и ветер не задувал сюда дождь — разве что, я сама высунусь, перегнусь через высокие перила, потянусь ладонями к бушующей непогоде. Мне и хотелось — умыться дождевой водой, что может быть для девичьей красоты полезнее — да не решилась. Очень уж жуть меня разбирала. Бежала по спине, подымала дыбом волоски на руках. Покрывала гусиной кожей.

— Это от холода! — сказала я себе, и сама себя не услышала.

Молния и гром ударили почти разом. Гроза стояла над самой школой. Я поежилась и ушла под надежное прикрытие коридора, а потом и вовсе — в нашу с Нольвенн комнату, в которой подружка, бессовестное ведьмино семя, оставила меня одну.

Ненастье лютовало всю ночь, и пусть я старалась не слушать, укрывшись теплым одеялом от всепроникающих холода и сырости, укрыв голову подушкой, но все равно слышала грохот грома и, кажется, даже сквозь сон и закрытые веки видела блеск молний из-под запертых ставень. И лишь перед рассветом все, наконец, затихло.

А утром, выйдя во двор по дороге на занятия, я увидела не только умытый, причесанный ливнем мир.

Я увидела и другое. Тонкий зеленый росток, пробившийся меж камней, которыми вымощен был двор. Каменная брусчатка, укрепленная заклинанием, раньше никогда не уступала рвущимся к солнцу побегам, а тут, надо же, подалась. И плющ за одну ночь разом здорово вымахал.

Я покачала головой, и пошла дальше, то тут, то там подмечая мелкие признаки, знающему взору говорящие многое.

Лес еще не наступал, нет. Но вполне отчетливо поторапливал. Предупреждал о том, что силы, скреплявшие Договор, все слабее, и скоро, скоро Лес может хозяйски войти в кольцо школьных стен. А пока шлет своих предвестников.

Боги, хоть бы уже скорее нашли того, кто убил метсавайму. Сил уже нет ждать, на кого в следующий раз падет жребий. Кому придется платить за чужое преступление и своей кровью скреплять истончающиеся печати, что держат Договор…

Одно радует — Кайден уехал. Кого бы не выбрал Лес, это будет не он!

Сегодня в школе только и шептались о последствиях грозы, все отмечали мелкие изменения в привычной обстановке, и я готова была поклясться, что в какой-то момент видела, как мелькнул за окном зеленый колпак корригана. Кажется, Брейден начинал терять терпение и жалким людишкам намекали, что надо бы и поторопиться с расследованием, а то того и гляди расследовать уже будет некому.

Но привычный распорядок дня, занятия и новые знания, ледяное спокойствие учителей дарили некое успокоение и веру в то, что все образуется. А вечером, я отправилась в лес с ответным визитом. Прабабка подробно объяснила, где и как собирать непенф, и в уже сгустившихся сумерках я выскользнула из комнаты, накинув на плечи плащ с капюшоном — небо хмурилось и поплакивало время от времени мелким дождиком.

— А куда это мы? — вынырнувший из-за угла Тонан заставил меня подпрыгнуть и схватиться за сердце. Да он меня до приступа доведет!

— Ты что, следишь за мной? — проворчала я, поправив на руке пустую корзинку и обходя его справа.

Парень круто развернулся и зашагал рядом.

— А если и так? — глаза-вишни лукаво сверкнули.

Я только головой покачала, несколько смущенно, если признать, и продолжила путь.

— Так куда? — Рунник не отставал, хотя вопрос был совершенно праздный. Даже первокурсник мог ответить, куда на ночь глядя с корзинкой может собираться целительница — уж точно не по грибы да по ягоды!

— Травка редкая сегодня зацветает, — призналась я. — Иду собирать.

— Я с тобой, — тут же решил Тонан и, поразмыслив, добавил не слишком вопросительно: — Можно?

— А если нельзя? — поддразнила я. Против компании я в общем-то не возражала.

— Откажешь страждущему получить зачет школяру в толике практики?!

Сколько скорби было в этом голосе. Я невольно улыбнулась и благосклонно кивнула — так уж и быть.

Так что из школы мы вышли вместе. Мелькнула мысль — что подумает случайный знакомый, увидевший нас в окно? Мелькнула и пропала. А и пусть думают. Я девушка свободная, могу ночами гулять с кем мне вздумается!

Лес встретил нас пением сверчков и комариным писком. Светляки, висящие у каждого над плечом, разгоняли темноту лишь на пару шагов. Можно было бы сияние, конечно, и усилить, но ночь в Брейдене — это не просто темнота. Мало ли кого можно привлечь своим присутствием. Ночью с сумерками в каждом фейри просыпается страшный зуд творить шалости, так что задурить-заиграть могут так, что только с рассветом опомнишься на другом конце леса и будешь еще неделю до школы добираться. И такое у нас бывало.

— Не то, чтобы я в накладе, — произнес Тонан почти шепотом, не нарушая шуршащую лесную тишину, а гармонично в нее вписываясь, — но почему ты не возразила? Мне казалось, травники над своими редкими делянками как над сокровищами трясутся, абы кому не покажут, не подпустят.

— А в этом случае смысла нет, — отмахнулась я. — Непенф не просто трава, а трава волшебная. Где сегодня растет, там завтра ее уже не будет, некоторые страждущие годами за ней гоняются, а мне повезло — фейри знакомая подсказала. Так что приди ты туда завтра хоть с оравой друзей и лопатами — не найдешь ничего.

— Ясно… — протянул рунник и на мгновение в его голосе мне почудилось разочарование. — А далеко она вообще?

— Да нет, не очень, — охотно отозвалась я. — Пройдем мимо Большого Дуба, потом через ручей Снов и… ой!

Выйдя на знакомую прогалину, я резко остановилась, будто наткнулась на стену. Знакомое, не единожды исхоженное, ничем в общем-то не примечательное место изменилось неузнаваемо. Куда ни глянь — чахловатое разнотравье, мох на полуистлевшем стволе дерева, вытоптанный кружок земли — все скрылось под белоснежным ковром ландышей. Склоненные колокольчики покачивались на неощущаемом ветру, блестящие упругие листья бодро торчали вверх, разбавляя белую цветочную пену.

Ландыши? В это время? Да и откуда вообще?

— Я смотрю, ты здесь давно не проходила, — хмыкнул за спиной рунник, но не стал заставлять меня задаваться вопросами и тут же пояснил. — Это место, где убили метсавайму. Дань памяти. Кажется, это были ее любимые цветы.

У меня от словосочетания «место, где убили» по спине пробежал неприятный холодок. Волей-неволей воображение нарисовало в голове картину — юная фейри, беззаботно порхающая в одной ей известном танце, а за ее спиной злобно оскаленная рожа с занесенным охотничьим ножом. Глупое воображение, право-слово, ну какой идиот пойдет с ножом на фейри?

Значит здесь? Здесь все началось?

Я стояла неподвижно, сама не знаю почему завороженная видом. Простые белые цветы, которые охапками из леса таскали девушки весной и по всей школе лился тонкий аромат, который не перепутаешь ни с каким другим.

— Они здесь не так давно, — Тонана мой ступор совершенно не озадачил, он продолжил стоять за моей спиной. Близко, почти на грани прикосновения. — Фейри сначала дождались, пока присланные школой люди прочешут здесь каждую травинку-пылинку. Школяры-то тоже бегали сюда, в надежде разглядеть то, чего не разглядели наставники да следопыты. — В голосе парня звучала ощутимая ирония. — Но разом прекратили, когда в одну ночь цветы выросли. Топтать их смельчаки вряд ли найдутся.

Я кивком поблагодарила его за разъяснения и присела на корточки, кончиками пальцев коснувшись хрупких колокольчиков. Что-то где-то в глубине души тоскливо, скорбно заныло от этого прикосновения. Даже жалкая восьмеринка лесной крови отзывалась на зов — приглашение почтить память.

Брейден помнит. Брейден знает. Брейден чтит — звенело в ушах. Чужакам-нарушителям — смерть. Плата за жизнь — жизнь. Хранитель Договора проследит за его исполнением до того самого момента, как чаши весов вновь не выровняются. Брейден помнит. Брейден знает. Брейден чтит…

— Шела? — голос рунника выдернул меня из странного медитативного состояния. Я рывком поднялась и боязливо прижала к груди руку, только что ласкавшую ландыши.

— Извини, задумалась, — я виновато улыбнулась. — И откуда только ты все знаешь?

— А я от природы любознательный! — Тонан ответил мне задорной улыбкой. — Удивительно, что ты не знаешь. В школе-то сейчас и разговоров только про это все, сама слышала на отработке. Ученики сами носом землю роют, лишь бы следующей жертвой не стать.

— Да у меня голова другим забита, — отмахнулась я.

— Чем это? — В его голосе сквозило нескрываемое любопытство.

— Делами! — Я гордо задрала нос. Ну не сердечными же переживаниями делиться с приятным парнем. — Уроки готовлю для некоторых отстающих рунников.

Тонан вскинул руки в жесте «сдаюсь», и мы продолжили путь.

Вот только за шутливым разговором мысль о поляне меня не отпустила. Никогда до сих пор мне не удавалось испытать такое острое чувство родства с лесом. До сих пор толика лесной крови оставалась лишь не самым приглядным моментом биографии, о котором не стоит кричать на всех углах, да периодически выгодным наследством в виде помогающей прабабки. И я никогда не слышала о Хранителях Договора. Логично, конечно, что раз Договор есть, то кто-то следит за его исполнением, но кто они? И не могут ли они помочь отыскать убийцу?

— Тонан, а ты слышал о Хранителях Договора? — А почему бы и не спросить у этакой всезнайки?

Но рунник посмотрел на меня удивленно.

— О ком? Это что за звери?

— Ну… директор разве не с ними ходил в лес насчет убийства беседы вести?

— Не-а. — Он подал мне руку, помогая перебраться через поваленное дерево, перегородившее путь. Ладонь оказалась не уже, чем у Кайдена, но не такая мозолистая, и, отчего-то, не такая надежная… — Он с метсаваймом говорил и с лесными Старшими. А ни про каких Хранителей я ничего не знаю.

Сделав в уме пометку для нового разговора с гулящей родственницей, я свою ладонь из его руки выпутала и поудобнее перехватила корзинку.

Сбор травы много времени не занял. Да и лишняя пара рук, откровенно говоря, пригодилась. Собирать непенф надо было быстро, пока волшебная травка не «опомнилась» и не исчезла, втянувшись в землю, будто ее и не было. Тонан мои указания исполнял в точности, но от рунника халатности я и не ждала — их работа невнимательности не прощает.

А вот обратный путь у нас вышел долгим. Прямые хоженые тропы вдруг сделались извилистыми, а иногда и вовсе замыкались в круги. Мимо Большого Дуба мы прошли три раза, прежде, чем фейри наигрались и выпустили нас на свободу. И тогда мы с Тонаном обменялись одинаково обеспокоенными взглядами — пошалить лесовики и раньше любили, но никогда не морочили ученикам головы так долго, когда всерьез начинаешь задаваться вопросом, а удастся ли выбраться из замкнутого круга. А прощальное хихиканье в ветвях звучало совсем недобро.

Я думала, что Тонан покинет меня почти сразу за школьными воротами, но он настоял на том, чтобы проводить до самой комнаты, прикрывшись таинственным «мало ли что!», и отнекаться мне не позволил, отказавшись до того момента возвращать корзину с травой. И я шла по коридору рядом с ним, высоким, привлекательным, веселым, и думала — хороший же парень! Замечательный же! Не чета всяким хмурым лучникам с кучей душевных травм и неуравновешенностью. Ну, плечи не такие широкие, так ведь не в плечах же счастье?

За такими размышлениями я и не заметила, как мы преодолели весь путь до комнаты. Очнулась только когда улыбающийся рунник с шутливым поклоном протянул мне корзинку.

— Спасибо за науку, наставница! Век не забуду доброты твоей неземной!

Я сама невольно расплылась в улыбке, вот ведь дурень. Тонан распрямился, глаза-вишни задорно сверкнули, а в следующее мгновение он качнулся вперед. Это не было стремительное, резкое движение, которое мне не удалось бы предотвратить. Нет. Да и я с самых ворот предполагала, что что-то такое случиться может, и все равно сердце стукнуло громче, подпрыгнуло, в какой-то момент я даже думала вскинуть руки, остановить… но в руках была корзинка, а в душе стойкое желание кое-что для себя понять.

Он поцеловал меня даже не в губы, в уголок — быстро и легко. Отстранился, ухмыльнулся.

— Спокойной ночи, Шела!

И, взмахнув рукой, зашагал по коридору прочь.

Я несколько мгновений постояла, глядя ему вслед, а затем зашла в комнату.

Свет, как ни странно, горел. Нольвенн, накинув шаль на плечи, сидела на кровати, уткнувшись носом в какие-то свои записи, при моем появлении вскинула голову и заговорщически улыбнулась:

— Ну? Как?..

Я только вздохнула.

Очередной выходной снова подкрался незаметно, как бы его ни ждали, затаив дыхание. Директор Паскветэн накануне объявил нам, что происходящее в школе взято под королевский контроль, и в скором времени сюда прибудет человек от его величества, который примет участие в расследовании. Наверное, эта новость должна была нас всех приободрить, но я облегчения не почувствовала. Какое тут облегчение? Человек приедет не сегодня, не найдет по щелчку пальцев того, по чьей вине гибнут школяры и наставники, а значит, завтра кто-то может снова не проснуться. Я могу не проснуться. Или Нольвенн. Или Невен. Или Тонан…

Да и что он сделает, этот человек, спустя столько времени там, где лучшие маги королевства по горячим следам не справились?

И снова тревожное утро, и пересчет по головам. Этот жив, тот жив. Там живы, здесь живы. Школяры все? Все! Наставники?..

Тоже все.

А потом первое счастливое недоумение сменилось страшной догадкой — боевики, отправившиеся на практику. Мы все как-то логично заключили, что раз они не сбежали, а уехали в запланированную школой ежегодную поездку, то плата, взымаемая Брейденом, их минует: зачем гнаться за группкой школяров, которые скоро вернутся, когда под боком их разгуливает куда больше?

Но лес рассудил иначе. И только потом до нас дошло, что это снова был урок и демонстрация силы — не убежишь, не скроешься. Выдайте нам убийцу, иначе спасения не будет никому и нигде, пока мы сами его не найдем.

Методом исключения.

Связи с уехавшими на практику у школяров не было, наставники хранили молчание и, глядя на их хмурые лица, вопросы задавать никто не решался. А может быть, нам — тем из нас, кому действительно было важно узнать имя — просто было страшно услышать его в ответ.

А потому спустя два дня, ко времени возвращения боевиков, во двор высыпала почти вся школа. Девчоночьи лица в этот час отличались особенной бледностью, теребились в пальцах ленты, пояски, кусались губы. Нольвенн рядом со мной выглядела совершенно, как обычно, но я заметила, как мелко подрагивают пальцы опущенной руки. Я сжала ее ладонь, и подруга ответила мне таким же пожатием.

Разноголосый писк нескольких первокурсников, забравшихся в башню над воротами: «Едут!» — пронесся по толпе гулким шепотом, но прошло еще много долгих волнительных минут, прежде чем первые всадники обоза — наставники Одран и Фингар — показались во въездной арке. А следом за ними — телеги с сидящими на них школярами.

Рядом тихонько выдохнула Нольвенн, и я порадовалась за подружку, кто бы ни был ее таинственный обожатель.

Толпа нехотя расступилась, позволяя повозкам проехать. Каждому куда больше хотелось наоборот придвинуться плотнее, вглядеться в лица… мне было проще — я высматривала льняную макушку.

…и как-то так получилась, что вместо макушки я напоролась на цепкий серый взгляд. Дыхание на мгновение перехватило, и я почувствовала, как губы невольно расползлись в улыбке. Живой!

Он улыбнулся в ответ. Привычно, сдержанно, больше даже смягчившимися чертами лица, чем губами. Улыбка эта была совсем не похожа на широкую добродушную ухмылку Тонана, но от нее у меня в груди что-то радостно и одновременно тоскливо заныло.

А потому спустя полчаса я рыдала в комнате на плече у Нольвенн, жалуясь соседке на глупое девичье сердце, которое ну никак не хочет синицу в руках. Журавля в небе ему подавай, и хоть ты тресни!

* * *

За это время Шела стала еще красивее.

Глупо, но у меня сердце в живот ухнуло, когда нашел среди встречающих ее фигуру. И нашел, и смотрел — жадно, голодно, пока она сама меня не увидела. Лишь когда она сама меня увидела, я сумел взять себя в руки, перестать пожирать ее взглядом.

Радость, написанная на ее лице, разом и окрылила счастьем, и полоснула огнем по незажившей ране.

Девочка моя. Нежная, теплая. Лучик солнечный. Как ты тут? Все ли у тебя хорошо? Не обижал тебя тут никто без меня?

Я, наверное, единственный, кто после смерти однокашника от руки фейри-водяницы не в ужасе был, а испытал облегчение. Мне даже стыдно не было, когда понял, о чем думаю. «Слава богам, не она!»

Шела уже осталась позади, школяры-практиканты сгрузились с телег и прошли внутрь школы, а я все думал о том, что сказал бы ей — если бы мог.

Наставники загодя предупредили нас, что сразу по возвращении в школу нам, не разбредаясь, следует пройти к директорскому кабинету. Там нас расспросят о случившемся несчастье и отпустят мыться и отдыхать — для школяров, вернувшихся с практики, всегда готовят баню и трапезу. Обе группы боевиков-практикантов сгрудились в коридоре, смешавшись со школярами, которые никуда не ездили, и теперь спешили обменяться новостями.

Мне повезло — меня опросили и отпустили с миром в числе первых.

Я вышел из директорской и повертел головой — ну, точно, неподалеку мелькнул жгуче-черный хвостик Невена.

— Как тебе первая практика? — поинтересовался теоретик, протолкавшись через скопление боевиков.

Я хмыкнул.

— Бывали в моей жизни поездки и лучше. — И, подумав, справедливости ради признал: — Но и хуже тоже бывали.

Невен понимающе усмехнулся.

— Как тут у вас дела? — поинтересовался я у него в свою очередь.

— Демонологи опять сварили какую-то сногсшибательную дрянь и напоили всех желающих. Сами тоже пили — и ничего, а вот у всех остальных какие-то идиотские цветные последствия. У кого-то пятна на коже, у кого-то волосы цвет сменили, у одного вообще — глаза. Алхимики бешено исследуют, что же такого коллеги-демонологи насочиняли и почему на них самих не подействовало, а остальные трясутся и ждут — пройдет или не пройдет? Всем страшно, но к наставникам идти трусят — уже столько раз запрещали с демонологами пить, что в этот раз точно всех на месте поубивают.

— И что, наставники пятнистых школяров не заметили? — развеселился я.

— А, — махнул рукой Невен, — там все одеждой прикрыть можно. Наставники, на самом деле, ерунда. Куда страшнее, если целители узнают. Наставники что? Ну, поругают и накажут. А эти гарпии на препараты растащат, как нечего делать…

Я хохотнул — вот тут и не поспоришь, по Шеле знаю. Если вцепится, то не отобьёшься. Пока кусок мяса не вырвет, не отстанет.

— Кстати, про целителей. — Я воспользовался удачным моментом, чтобы задать наконец свой вопрос. — Я тут Шелу во дворе видел — что-то она бледная какая-то. У нее все в порядке?

И весь подобрался, когда Невен, вместо ожидаемого мной «Да тебе показалось, наверное — все у нее в порядке!» взглянул на меня быстро, неуверенно. Словно сомневался — кто я такой, чтобы мне всё рассказывать?

— Да как тебе сказать… — с сомнением протянул он, видно, так и не определившись, — Скорее да, чем нет.

Ответ теоретика мне не понравился. Тут как раз из директорской приемной в очередной раз выглянул секретарь — шикнуть на гомонящих школяров и потребовать, чтобы уже опрошенные боевики расходились и не галдели. Я кивнул Невену на прощание, пожал руку и поспешил по коридору в знакомом направлении.

Разговор с Шелой я решил не откладывать в долгий ящик — все равно, столовая и баня откроются только после того, как наставники опросят всех уезжавших школяров. Как раз успею.

Раздражение вскипело мгновенно и теперь клокотало и бурлило, как каша на слишком сильном огне. Я уехал на неделю, а тут уже бездна знает, что творится.

Каменная лестница вниз, в большой круглый холл, где нас, школяров, собирали для объявлений и построений, створчатые двери, мощеный булыжником колодец обширного внутреннего двора и увитые дикими лозами белые стены школы. Я стремительно мерил шагами привычный уже маршрут, на ходу отвечая на приветствия и не обращая внимания на попытки меня задержать и разговорить.

— Кайден, куда ты так спешишь? — с приветливой улыбкой поинтересовалась смутно знакомая девица, неудачно перегородив мне дорогу. Звали ее то ли Марика, то ли Миранда. — Расскажи, что у вас случилось? А то мы здесь так за вас переживали!

— Не могу, милая, тороплюсь, во как! — Так и не вспомнив ее имени, я попилил себя ладонью по горлу, показывая, как именно спешу. — В другой раз, хорошо?

— Как скажешь! — кокетливо согласилась девушка, и мне наконец удалось ее обойти.

Я миновал двор и вошел в Школу уже через другие двери. Теперь сапоги гулко стучали по каменным плитам.

Снова лестница, только в этой части замка деревянная, и вот он, третий этаж девичьего крыла. Я толкнул дверь с вырезанным на ней соломенным крестом — символом Бригиты, и решительно вошел в комнату Шелы и ее соседки. Обе красавицы обнаружились тут. Моя целительница сидела на кровати с ногами и хлюпала носом. Ее подруга, магичка с теоретического, пристроилась тут же и, приобняв рыжую за плечи, что-то ей негромко, но очень усердно внушала.

— П…привет, — растерянно обронил я.

Весь мой боевой настрой разбился вдребезги, как упавший на камни кувшин. Моя целительница на меня и взглянуть не пожелала — отвернулась, утирая рукавом заплаканные глаза, пряча лицо. Подружка ее подняла на меня взгляд, разом раздосадованный и недовольный:

— Чего тебе?

Я растерянно топтался посреди комнаты, чувствуя себя дурак дураком, большим, неловким и каким-то неуместным, что ли?

— Что у вас случилось? — и сам услышал, каким несчастным голосом это сказал.

Шела так и не повернулась, а Нольвенн взглянула еще неласковее, чем раньше.

Я разозлился: да что здесь произошло? Почему они обе молчат?

— Что у вас случилось? — еще раз спросил, только в этот раз уже рявкнул так, что и целительница моя голову подняла. — Шела, кто тебя обидел?

Подняла — и снова уткнулась носом с свои руки, сложенные на коленях. А Нольвенн только рукой махнула:

— Иди уже, защитничек, — и с этими словами встала и принялась выпихивать меня из комнаты. — Тебя только тут и не хватало до полного слезоразлива.

Я не знал, что делать — то ли насесть на Шелу, и не отступать, пока мне не объяснят, что произошло, то ли убраться и не смущать девушку еще больше, и от этого, от растерянности, позволил чернявой теоретичке оттеснить меня к дверям.

Дверь внезапно распахнулась во всю ширь, и в комнату ввалился вечно взъерошенный Невен. Чуть не налетев на меня, он в последний момент затормозил. Его сестра подтолкнула меня к открытой нараспашку двери, и я сдался, уступил. Сам разберусь!

И уже из коридора услышал:

— А что это тут было? — любопытным мужским голосом.

И недовольное девичье:

— Все вы, мужики, одинаковые…

Так. А вот теперь это мне окончательно разонравилось.

Я молча развернулся и пошел из девичьего крыла, на ходу перебирая недавнюю сцену и злясь все больше.

В конце концов, это никуда не годится. Нет, одно дело, когда тайны есть у меня — это серьезные, весомые тайны. И причины их соблюдать у меня тоже серьезные и весомые. Но какие тайны могут быть у этой свиристелки? Какого демона у нее глаза на мокром месте, я спрашиваю? Я задал ей простой, понятный, вопрос — что случилось? Значит, должен получить ответ. И нечего от меня скрываться. И портить мне настроение — и так устойчиво паршивое. В конце концов, это не я получил задание от нашего всемогущего директора, верно ведь?

Случайный школяр, попавшийся на пути, оценил выражение моего лица и резво отскочил из-под ног. Не так уж много времени мне понадобилось, чтобы приучить их, кому тут следует давать дорогу!

Добравшись до общего холла, я притормозил.

Эх, жаль, Невен сейчас у девчонок. Ну да ничего, он не единственный доступный источник информации. Я обвел холл взглядом, успокаиваясь и выискивая знакомые лица. Здесь сейчас царил прохладный полумрак и кучковались школяры, общались, шумели, обсуждали дела и занятия… Ага, вот, шумная компания демонологов вперемешку с алхимиками, вон знакомый целитель со второго курса, и Марика-Миранда крутится тут же, перебравшись со двора. Имени ее я так и не вспомнил, но оно мне не очень-то и понадобиться.

Ну, для начала сойдет. С богами!

Я с широкой, приветственной улыбкой шагнул в школярское море и влился в шумную компанию главных школьных возмутителей спокойствия.

* * *

Невен всегда любил новости. Новости его тоже любили — если где-то что-то случалось, то дороги непременно приводили Невена к происшествию. Пусть случившееся его вовсе не касалось, пусть он и понятия не имел, о том, что где-то что-то произошло — пути, по которым ходил ведьмин сын всегда сплетались так, чтобы привести его новостям.

И, вопреки всеобщему мнению, Невен вовсе не был болтуном. Невен им казался.

Он мог трепаться, не закрывая рта, он мог часами травить байки и дурацкие истории, но никогда не рассказывал лишнего. Потребность ведать жила в нем отдельно от потребности рассказывать, зато рядышком с умением молчать.

Хотя и рассказчиком он был знатным — поэтому, когда Невен ввалился в нашу с Нольвенн комнату, чуть не врезавшись на пороге в Кайдена, я порадовалась — раз пришел, значит, есть, чем поделиться, и сейчас нас ждет очередная история. Смешная, или глупая, или полезная — неизвестно пока, мало ли, какими путями нынче ходил Невен? Вот и отвлекусь от ненужных мыслей.

— Так что это было, а? — Наш гость сверкнул на сестру любопытным зеленым глазом и увернулся от ее воспитательного подзатыльника.

— Ладно, понял! — примирительно вскинув руки, заверил он нас обеих, а потом, переведя взгляд с одной на другую, предложил: — А хотите послушать, какие наши боевики дурни?

Про дурней-боевиков я бы сейчас послушала охотно, зато Нольвенн с неудовольствием поджала губы. Но поздно — брат ее, плюхнувшись на кровать, поближе ко мне и подальше от грозной сестрицы, уже уселся на любимого конька.

— Практику наши воители проходили у Костьего провала. Оттуда на это время гарнизон снимают частично и отправляют по домам, на побывки.

Я не утерпела, пихнула рассказчика в бок — во-первых, Невен развалился на моей кровати, как на своей собственной, и это никуда не годилось, а во-вторых, очень уж издалека начал. Про то, что боевики-практиканты на две недели вставали в охранение при проклятой пропасти, из которой частенько вылезала разная пакость, мы и без него знали. Как и про то, что тамошний владетель, герцог Арморикский, поставил вокруг провала отряд стражи, а к страже приставил трех магов — тоже знали. Караул этот должен был, в случае, если из провала полезет нечисть, либо своими силами погань изничтожить, либо тревогу поднять, передать в ближайшие села и города, в столицу сообщить.

Нольвенн прыснула, а Невен сделал вид, что тычка моего не понял и повествования не ускорил. Но с постели убрался, за стол пересел. Я поправила смятое покрывало и постаралась скрыть улыбку.

— Так вот, когда практиканты приезжают, гарнизон возле провала уменьшают вполовину, а магов и вовсе обоих отпускают. И правильно — толпа боевиков-недоучек любую нечисть если не повоюет, так затопчет.

— Не ври, — беспардонно перебила его Нольвенн, — магов возле Провала трое дежурит!

— А вот и нет! — с торжеством в голосе откликнулся Невен. — Урезали караул, слишком уж накладно троим платить!

— А вот и да, маги по двое дежурить отказались — опасно, да и тяжело!

— Так. — Невен обвел своих слушательниц тяжелым, но неубедительным взглядом. — Вы слушать будете? Или, может, вы и без меня все знаете?! А?

— Будем, будем! Да рассказывай уже, балабол! — на два голоса отозвались мы с подругой.

Невен назло нам повозился на стуле, устраиваясь удобнее и продолжил:

— Ну, приехали наши боевики, лагерем встали, местные маги нашим наставникам быстренько доверенный герцогом пост сдали и свалили. Вояки тоже, и остались у провала только наши и те из стражи, кому не повезло. Первые дни все путем было, какая-то мелочь пыталась из провала сунуться — но наши так радостно к ней кинулись, что она сама обратно в провал свалилась. Нежная очень нежить оказалась. Ну а в выходной к охранению вокруг пропасти селяне из ближних деревень подошли. Там в этот день торжище небольшое собирается, и наших практикантов заранее о том предупредили. Селяне из ближних деревень еду да всякую нужность воинам на торг привозят. У наших-то боевиков, понятное дело, денег особо нет, вот они и сидели себе в холодке под деревьями, а наставники, и те из школяров у кого при себе монета-другая завалялась, торжищу отошли.

Невен невесело усмехнулся, помолчал, и, видя, что мы обе уже готовы наброситься на него с кулаками продолжил:

— Словом, остались наши дурни боевые без присмотра. Сидят в теньке, мух лопухами отгоняют, и тут подплывает к ним селянка. И уж до того хороша, что прямо глаз не отвести. Коса песочная до попы, глаза синие-синие, и сама-то телом так пышна, что прямо дух замирает. Ах, добрые молодцы, спасибо вам за защиту, за то, что сон наш и покой бережете! Говорит и кланяется да так, что все богатство бабское чуть из выреза не вываливается. И нашим бы в глаза девице посмотреть — да куда там. За ворот пялились. Выпрямилась селяночка, да и протягивает нашим крынку — испейте, говорит, отважные заступники.

Невен зло хмыкнул, стукнул себя по колену:

— Парни рассказывают, что они ту крынку друг у друга чуть из рук не рвали, но Иржин, со второго курса, быстрее прочих оказался, первым успел. Он всегда был скор на подъем… Подхватил у девки из рук крынку и глотнул от души.

У меня сердце замерло — так Невен рассказом заворожить сумел. Нольвенн рот ладонью горестно прикрыла, я в косу свою вцепилась и, хоть все, что могло случиться, уже случилось, все равно взмолилась про себя — всемилостивая Бригитта, отведи! Да поздно уже, не сжалится богиня, не раскроет над несчастным свою оберегающую длань.

Невен откинулся на стену за спиной.

— Иржин с первого глотка замертво упал. А селянка зашипела, что твоя змея. Тогда-то наши и разглядели, что и зрачок у девки узкий, и зубы острые, рыбьи… Наставники прибежали — да что уж теперь. Водяница рассыпалась брызгами и водой в реку ушла. От самого Брейдена приплыла, тварь, не поленилась. — И прибавил после задумчивой паузы: — А в крынке мертвая вода была.

Я погладила косу, которую успела истрепать в мочало. Все же, наглые они, фейри, да бесстрашные. Могла ведь водяница просто выплеснуть мертвую воду на любого из боевиков. Могла и подстеречь школяра, отбившегося от товарищей. Так нет — намеренно покрутилась около магов, как будто дразнила. Как будто понять давала, чего стоят маги против Леса. Да что там, как будто. Так все и было.

Лес снова напомнил школе, что от него не спрятаться, не скрыться. Фейри просочатся во всякую щель, обманут любую стражу. И гнева Леса не избежать, просто уехав. Каждую неделю будет умирать кто-то, чтобы заплатить свое жизнью за чужое преступление. Каждую неделю школа будет терять одну живую душу — и так до тех пор, пока виновный не будет наказан.

Или пока не рухнет Договор.

Думать об этом было нестерпимо, а не думать не получалось.

Договор слабел. И этому появлялись все новые и новые доказательства. У соседки из комнаты справа пропали туфельки — и нашлись в другой комнате, в конце нашего коридора, в горшке с питьевым отваром мяты и малины. Марзине ночью шкодники заплели волосы во множество мелких косичек, да не просто так, а вплели в них полураспущенную скатерть. Всем крылом расплетали, да и то еле расплели.

В мужском крыле тоже не обошлось без происшествий. На третьем этаже ночью все до единой комнаты снаружи подперли притащенными с кухни чурбаками. Весь этаж. Каждую дверь. Они так всем этажом на занятия и опоздали.

Но тут, если по-честному, я не уверенна, что в том была Леса вина. Третий этаж в мужском крыле занимали почти целиком демонологи, а они у нас всеобщие любимчики — тут и без фейри найдется, кому двери чурбаком подпереть.

А если говорить про практикантов — то, выходит, и вовсе не важно, распознали бы ее наши боевики или нет. Для того, чтобы забрать намеченную жертву, водянице вовсе не нужно было ее напоить. Она просто издевалась.

* * *

Сам дурак. А чего я ждал? Что Шела всегда будет свободна? Рано или поздно рядом с ней все равно появился бы кто-то, кого она оценила бы. Кто-то, кому повезло бы назвать мою целительницу — своей. Я же всегда об этом знал. И не надеялся ни на что. Я просто…

Я просто дурак.

И не думал, что это произойдет так скоро. Хотя стоило. Особенно тогда, когда подруга Шелы стала ругать мужчин.

Гнев закипел во мне моментально. Вот урод! Ему такая девушка доверилась, а он!

А ведь казался нормальным парнем.

Я стрелой пронесся по коридору, повернул на лестницу, взлетел по ней, проскочил этаж насквозь, спустился… Метался по школе, не признаваясь самому себе, что ищу счастливчика, не ценящего выпавшей ему удачи. И неожиданно наткнулся на Тонана Фарра во внутреннем дворе школы.

Подонок трепался с приятелями под увитой плющом стеной. Самообладания еще хватило отозвать его в сторону, к колодцу, но когда он подошел и с улыбочкой спросил, чего я хотел…

Зависть, и ревность, и ярость, что он посмел довести до слез мою — мою! — Шелу ударили в голову, и я, ухватив подонка за грудки, как следует его тряхнул:

— Если ты, сволочь, еще раз обидишь Шелу… Если из-за тебя она опять заплачет!

В глазах щенка мелькнула не вина, не понимание — гнев. Удивление. Как будто, я был неправ. Как будто, я не имел права на вмешательство.

Остатки самоконтроля снесло в Бездну, и я, выпустив из одной руки его воротник, ухватился освободившейся рукой за ремень, и рывком подняв соперника, перевалил его через каменный борт колодца, который кто-то раскрыл, да так, открытым, и бросил.

Хладнокровно позволил грузу скользнуть в провал, перехватил жертву за щиколотки и ощутил, как увесистое тело, скользнув вниз, оттянуло мне руки.

Со стороны, где стояли его приятели, раздались вопли, откуда-то уже бежали на помощь, кто-то стоял совсем рядом, и не решался вмешаться — мне было плевать.

Искушение разжать пальцы было велико. Отпустить — и сказать, что так и было.

Подержав ублюдка в колодце некоторое время, я вытащил его обратно. Поставил на ноги, и придавив локтем горло, прижал спиной к одному из столбов, держащих крышу сруба. Щенок рассадил скулу о камень, рубаха разорвалась возле шнуровки, но он не кричал и не пытался отодрать мою руку, только смотрел с яростной ненавистью. Я надавил локтем чуть сильнее:

— Если она еще раз из-за тебя заплачет — шею сверну, как цыпленку. Ты меня понял, урод?

И сам не поверил, что это шипение — мое.

Ослабил нажим, и сопляк ответил, как выплюнул:

— Понял! — Он рванулся из рук, полоснул взглядом взбешенного зверя, крикнул куда-то в сторону: — Все нормально! У нас тут… свои дела!

Я вздернул губу в беззвучном оскале, развернулся и ушел. Бешенство схлынуло, оставив после себя опустошение, тоску и зависть к этому удачливому мальчишке. Где-то в глубине души, на самом ее дне, ворохнулся стыд. Я задавил его воспоминанием о заплаканном лице своей целительницы и размашистым шагом вышел за школьные ворота.

Пожалуй, мне лучше проветрить голову.

* * *

Невен ушел, оставив после себя настроение странное до крайности: тревожное, беспокойное. Ну, зато слезы по Кайдену и по безответной любви лить больше не хотелось.

Мы с Нольвенн до самых сумерек просидели в задумчивости и в молчании, перебирая каждая свои мысли. А как завечерело за окном, так Нольвенн собираться стала: косы заново переплела, вплела в них ленты шитые, нарядные. Платье переменила, и рубаху под платье вздела тоненькую, из праздничных, что не всякий день из сундука доставала.

Я аж заулыбалась, глядя на прихорашивающуюся подругу. Давно, ой, давно она такой не была — целую неделю! Она, вдевая в ушко серьгу, перехватила в зеркальце мой взгляд — и улыбнулась в ответ. И без слов было понятно, куда она с таким тщанием собирается.

Меня так и подмывало спросить ее, кто же ее счастливый избранник, но Нольвенн в зеркальце хитро отвела взгляд. Я чуть не взвыла с досады. Поняла, что не скажет, коза прыгучая!

И ведь нравится ей, паршивке, что любопытство меня гложет. Я возмущенно засопела, и тоже собираться стала. Серег да ожерелий надевать не стала, не для кого мне наряжаться, а вот косу переплела, и платье оглядела — не слишком ли мятое?

Убедившись, что выгляжу опрятно, я крутнулась на пятках и ушла, так и не сказав вредной подруге ни слова. Мне, может, на свиданки бегать и не к кому, но и другие дела найдутся. Решила ведь, что как вернется Кайден, так и возьмусь за ум, за лечение.

Вот и не буду откладывать — найду его и расспрошу, как изменилось его состояние за неделю, хватает ли ему зелий, не нужно ли восполнить запас. И, самое главное — а принимал ли он вообще те зелья без надзора?

Вот только Кайдена я найти не успела. На полдороге перехватил меня Тонан, мой добровольный ученик, и попросил о разговоре. Я согласилась, и он, взяв за руку, отвел меня в укромный угол двора, подальше от внимательных школярских глаз.

— Шела, я тебя чем-то обидел?

Тонан сегодня был непривычно серьезен. А еще щеголял внушительной ссадиной на лице.

Я растерялась:

— Да нет, с чего ты взял? — И потянулась к его скуле. — Давай залечу!

Парень перехватил мои руки, отвел от своего лица. Я улыбнулась и хотела уже пошутить о разумных старшекурсниках, не доверяющих целителям-недоучкам, но Тонан не дал. Держа меня за запястья, бережно, но сильно, и глядя в глаза, рунник все так же серьезно продолжил:

— Шела, ты замечательная девушка. Ты мне очень нравишься. Если я тебя чем-то обидел — просто скажи мне, и я постараюсь все исправить. И поверь, что это не было сделано специально.

Я потеряно моргнула:

— Тонан, что… Да с чего ты взял? — тихо и недоуменно повторила я.

Он продолжал смотреть испытующе и серьезно.

— Ты действительно на меня не обижаешься?

Я покачала головой:

— Нет.

— Но, если бы такое случилось, если бы я тебя обидел, ты бы мне сказала? — рунник впился в меня испытывающим, цепким взглядом.

— Наверное. — Я пожала плечами. — С чего бы мне молчать?

Я потянула на себя руки, и Тонан разжал пальцы, освобождая меня из захвата. Я снова потянулась к ссадине, но парень не дался, отвел лицо.

— Шела. — И пристальный взгляд впился, кажется в самую мою душу. — Ты будешь со мной встречаться? Согласна стать моей девушкой?

Я растеряно отвела взгляд, замялась. Кажется, этот разговор случился раньше, чем я надеялась, и раньше, чем я успела к нему подготовиться. Заблеяла беспомощно:

— Тонан, понимаешь… Я… Но… — Я вскинула на него глаза и, собравшись с духом, выпалила: — Тонан, дело не в тебе, ты хороший, очень хороший, но я…

Он смотрел грустно и понимающе.

— Все ясно. — И улыбнувшись мне через силу, я явно это видела, продолжил: — Ладно, иди, Шела.

— Подожди! Дай я хоть лицо тебе залечу…

Рунник отмахнулся:

— Да брось ты! Ерунда, само заживет.

Развернулся и пошел куда-то широким стремительным шагом.

— Тонан! Ты куда? — окликнула я и сама поморщилась, как глупо это прозвучало.

Рунник же обернулся, ухмыльнулся в ответ невесело:

— Да так. Дела есть…

Глава 7

— Лавена, а кто такой Хранитель Договора?

Сильфида, не ожидавшая от меня столь непринужденной темы для разговора, поперхнулась березовым соком (и какая разница, что на дворе совсем не месяц ивы) и посмотрела на меня из-за этого крайне укоризненно. И промолчала.

— Бабушка? — ядовито окликнула я.

Лавена передернула плечами, но глухонемой прикидываться перестала, пока ее до истинного звания вслух не повысили.

— Зачем тебе? — лениво бросила она. Настолько лениво, что это было явным намеком на ответ «да незачем, по глупости спросила, прости неразумную, о прекраснейшая из сильфид!».

— Надо, — упрямо настаивала на своем неразумная я.

— Это фейри, — покладисто отозвалась бабка и вернулась к соку.

— Ну праба…

Порыв ветра швырнул мне в рот пригоршню березовых листьев, а желтые глаза угрожающе сощурились, но я, к ее величайшему сожалению, весь страх уже давно потеряла, а потому, отплевавшись, продолжила:

— Ну скажи!

— Тебе лучше с ним не связываться, — Лавена поджала губы. — Все, что ему известно, Старшие до вас уже донесли.

— А почему он не сам?..

— Хранитель не выносит людей, но именно это помогает ему следить за исполнением договора. Ты, по глазам вижу, вознамерилась к нему сунуться — и думать забудь, сожрет.

— Договор все еще в силе, — возразила я. — И вообще я же услышала ландыши, а значит…

— Ты — человек, — жестко отрезала сильфида.

— А то вот мои шансы помереть от лесной расплаты в школе равны нулю! — пробубнила я. — Тебе не все равно, кто меня сожрет — Хранитель или спригган?

— Спригганы не жрут, они… — Лавена оборвалась на полуслове, сообразив, что я ее провоцирую и поджала губы. — Вредная девчонка, никакой тебе больше травы.

— Никаких тебе больше булочек с маком. Можно подумать, в лесу больше спросить не у кого! — в свою очередь надулась я и, спрыгнув с камня, зашагала прочь.

Я успела удалиться уже на приличное расстояние, как шелест листьев над головой вдруг донес до меня едва слышное: «Сухой дуб за Озером Фей. Сама ищи».

Усмехнувшись, я шепнула ветру слова благодарности и поспешила на свой первый в жизни урок стрельбы.

Мои терзания насчет Кайдена разрешились как-то в один день. Я вдруг проснулась утром, наткнулась взглядом на оставшиеся с вечера на столе конспекты и поняла — это никуда не годится. В конце концов, я без трех лет целитель! И негоже цеховую честь ронять, поддавшись глупым девичьим порывам. Что же теперь пациентов-то перебирать что ли — этот нравится, его лечу, этот обидел — его не буду? Я, может, еще десять раз влюбиться успею, пока того самого встречу, а из-за внезапного увлечения отказываться от такой прекрасной практики, такого запущенного случая! Дура ты, Шела, дура!

Я даже улыбнулась тогда до ушей, ругая себя мысленно. Вспомнилось разом, как от нас, целителей, школяры шарахаются и малейший подозрительный прыщик прячут.

В этот же день мы об уроке и условились, и чувствовала я себя сейчас крайне гордо и воинственно, направляясь от бабки на знакомую поляну, когда за спиной по лопаткам непривычно постукивали колчан с луком.

Кайден дожидался меня сидя на коряге. В одной руке у лучника было древко, в другой нож. Он легко скользил по светлому дереву и тончайшая, почти невидимая глазу стружка падала на землю. Услышав шаги, Кайден отложил незаконченное древко в сторону и, вскинув голову, пронаблюдал за моим приближением. Серые глаза на этот раз отсвечивали отчетливой зеленью, отражая траву, листву над головой и традиционную котту.

Я сглотнула, напомнила себе о собственной наирешительной решимости и приветственно улыбнулась.

Об их драке с Тонаном мне, конечно же, донесли. Все та же Марзина живо интересовалась, что это — или кого это? — они не поделили. С Тонаном мне заговаривать, чтобы узнать, было неловко, да и незачем, когда у меня в полном распоряжении имелся строптивый пациент. Я была готова к тому, что это ценное знание придется из Кайдена вытягивать раскаленным клещами, как всегда, и крайне удивилась, услышав спокойный ответ:

— Ты из-за него плакала.

Я удивленно сморгнула. Потом вспомнила, как лучник завалился к нам сразу после приезда и был стремительно вытолкан подруженькой, пока я безуспешно прятала красный нос, на котором от огорчения даже веснушки пропали. Пока я это переваривала, Кайден глядя на мое ошеломленное лицо даже развил тему:

— Мы же друзья, разве нет? И если кто-то считает, что вправе безнаказанно обижать девушку, за которую некому заступиться, то это его проблемы.

Мне очень хотелось хлопнуть себя ладонью по лбу и громко и очень тоскливо простонать «ой, дураааааак!», но демонова профессиональная этика — что б ее! — не позволяла.

— Я не из-за него плакала!

— А из-за кого? — совершенно невозмутимо поинтересовался лучник, и я тут же представила, как у него перед глазами начинает возникать список возможных обидчиков, а на груди у каждого из них рисуется мишень с красной кляксой в центре.

Я почувствовала, как у меня невольно забегали глаза, а щеки начали наливаться предательской вишневой краской. Мысли метались, как лиса в курятнике с перекрытыми ходами, к которому уже бежит дед с топором наперевес.

— Не твое дело! — наконец сердито отрезала я, злясь куда больше на себя, чем на него.

Кайден, очевидно, это прекрасно понял, потому что даже не пытался спрятать пляшущие в глазах смешинки, и вообще выглядел отвратительно довольным собой. Как там сказала тетка Маэлан? Дурень ты, Шела!

— Спина провисает!

Я послушно попыталась исправиться, но стало только хуже. Кайден вздохнул, подошел ко мне ближе, положил руки на плечи — и меня будто обдало жаром сквозь платье. Колючие искорки побежали под кожей, и я с трудом удержала невозмутимое выражение на лице. Кайден же лишь чуть надавил мне на плечи, заставляя скруглить спину.

Урок стрельбы из лука шел уже полчаса.

Сначала Кайден сказал мне взять мой лук, натянуть тетиву, отпустить, расслабляя по одному пальцы. А когда я наигралась, велел отложить лук — и начался сам урок. Мой пациент и одновременно — наставник, терпеливо объяснял мне, как стоять.

Вот уж не думала, что это имеет значение — сам-то Кайден стрелял, кажется, из любого положения, даже и на ходу, если нужно. Ну, да что уж тут — ясно же, что это умение, отточенное годами, а новичкам следует быть скромнее.

Мне никак не получалось удержать спину в нужном положении. Кайден, посмеиваясь, показывал на себе, поправлял словами — но, стоило мне отвлечься на Кайденовы объяснения, спина снова выпрямлялась, плечи расправлялись, и Кайден принимался ругаться и называть мою осанку неправильной.

В глубине души я была с ним в корне не согласна, и считала неправильной как раз ту осанку, что он пытался мне навязать. Но, что поделаешь — я ведь сама напросилась на эти уроки.

Леченье требует жертв, мысленно напомнила я себе, и ссутулилась так, как показал Кайден.

Выпрямила левую руку, согнула в локте на уровне челюсти правую, стараясь держать их так, чтобы они образовывали прямую линию, проходя через спину.

— Шела, пойми, ты стреляешь не рукой. Рука, как раз, должна быть расслаблена. Ты доводишь тетиву плечом. И спиной. Если ты будешь прикладывать усилие руками — они у тебя очень быстро отвалятся.

Я, сосредоточенно кивавшая его словам, на последней фразе встрепенулась.

— В каком смысле — отвалятся?! — спросила его с ужасом, мысленно перебирая все известные мне типичные травмы лучников.

Ничего такого не припоминалось, но я не так чтоб много раненых лучников видала. Честно говоря, только одного, и того — в голову. Но, в любом случае, про отвалившиеся руки — это, как мне кажется, больше к мечникам!

Кайден посмотрел на меня с насмешливым укором:

— В смысле, устанут и занемеют, Шела!

Я чуть смутилась, но признаваться не стала — в конце концов, кто их, лучников, знает? И нечего меня морочить!

Спина, воспользовавшись тем, что я отвлеклась, снова выпрямилась. Я поймала обреченный взгляд своего наставника, и смутилась чуть больше. Кайден пробормотал себе под нос:

— Н-да, это будет несколько сложнее, чем я думал…

Я его очень хорошо понимала. Как никто другой! У меня у самой пару месяцев назад появился пациент, с которым всё оказалось сложнее, чем я думала.

— Ты совсем не чувствуешь свое тело, — укорил меня он, снова нажимая ладонями на плечи.

И был не прав — вот как раз сейчас я чувствовала свое тело очень даже хорошо. До последней жилки, по которой роем сыпанули огненные искры.

— Ладно, попробуем по-другому! — решил Кайден, и подвел меня к ближнему дереву.

— Встань к нему боком. Не вплотную, отступи на шаг. Обопрись раскрытой ладонью.

Я послушно выполняла указания моего лучника — встала, как он велел, оперлась об дерево левой рукой.

— Перенеси вес на ближнюю к дереву ногу. Так, вторую вообще можешь расслабить. Стой так. Как будто ты с кем-то болтаешь, и просто оперлась для удобства, — он окинул меня придирчивым взглядом, и самыми кончиками пальцев поправил мою распрямленную руку, — Прямее локоть, не сгибай. А теперь, сосредоточься на ощущениях в спине. Постарайся почувствовать свою спину. Чувствуешь?

В данный момент я чувствовала свою руку. И лучше всего — в тех местах, где ее коснулись пальцы Кайдена. Я выдохнула, стараясь отвлечься от ненужных, вредных, но таких цепких ощущений. Постаралась ухватить вниманием то напряжение, что собралось сейчас в спине. От руки-опоры — до плеч, лопаток, позвоночника. Ощутила.

И Кайден понял:

— Запомни это ощущение. Именно так должны быть напряжены твои мышцы, когда ты собираешься стрелять. Руки — направляют. Доводит — спина. Поняла?

Я молча кивнула.

— Вот и хорошо, — мягко отозвался Кайден, — Давай попробуем еще раз.

Я послушно выпрямилась, стала в стойку, честно пытаясь восстановить в памяти недавние ощущения. Выпрямила руку. Ладонь еще хранила следы, оставленные бугристой корой.

Сжала левой ладонью воображаемый лук, правой рукой потянула на себя несуществующую тетиву, пока не коснулась кулаком нижней челюсти, следя, чтобы напряжение все время сосредотачивалось между лопатками, чтобы усилие шло оттуда.

Напряжение послушно сосредотачивалось, где надо. Кисти, вроде бы, расслабились. Я оглянулась на Кайдена, ожидая от него похвалы.

Лучник смотрел на меня, и выражение его лица я не смогла уверенно распознать. А в следующий миг, поймав мой взгляд, Кайден мученически вскинул брови:

— Шела, спина!

Я начала подозревать, что на лице его было написано не одобрение, как я уже размечталась.

— Что — спина, вот, что — спина? — насупилась я.

— Не надо ее так прогибать! — в голосе у строгого наставника звучало неприкрытое страдание.

О, боги, да что я делаю настолько не так, что его так разбирает?!

— Кайден, что тебе не нравится? — не выдержала я, и задала вопрос, который открывал простор для ехидных ответов, и позволял, наконец, поругаться и продолжить урок, сбросив напряжение.

— Да не то, чтобы мне не нравилось, — пробормотал он себе под нос, обескуражив меня окончательно. — Ладно. Сейчас объясню. Бери лук!

С некоторой настороженностью, я взяла в руки оружие, собственноручно купленное.

Неспроста он так взбодрился, ой, неспроста!

— Становись в стойку, — продолжил командовать Кайден. И, когда я подчинилась, велел, — Натягивай тетиву!

А стрел, кстати сказать, не выдал. Жадина! Я послушно натянула тетиву, и удивилась упругой силе, сосредоточенной в незамысловатой на вид оструганной деревяшки. Она подалась мне, сначала легко, а потом — неохотно, но я все же довела тетиву до удобной ямки под скулой, что должна служить при стрельбе разом опорой и стопором. Довела и замерла, чувствуя себя суровой бесстрашной воительницей.

— Да, так хорошо, — похвалил меня придирчивый учитель. — Вот так ты обычно и стоишь. А теперь посмотри на тетиву и на себя.

Я послушно перевела взгляд, куда велено, и поняла, наконец, что Кайден имел ввиду. Мою грудь. Ту самую, по которой непременно хлестнула бы тетива, вздумай я ее сейчас отпустить.

Я мучительно покраснела, а Кайден, ощутимо надавив мне на плечи, заставил менять прогиб спины до тех пор, пока затянутый тканью холмик не перестал маячить на пути у свитых в тугой жгут шелковых нитей.

— Вот это — правильная осанка! — с глубоким удовлетворением подвел итог Кайден и убрал руки с моих плеч.

И, пока по моей спине сыпались горячие искры, продолжил, как ни в чем не бывало:

— Пошли, попробуешь стрелять.

Я с облегчением посеменила за ним, к коряге, на которой были сложены мои вещи.

Там, в моей сумке, нахально брошенной поверх Кайденовой, ждали своего часа перчатки. Я сидела на бревне, и зажав лук между коленей, натягивала перчатки, когда щекой почувствовала взгляд. Вскинула голову — так и есть, Кайден смотрел на меня, и был серьезен и хмур.

— Что? — растерялась от этого взгляда я.

— Шела, а может, плюнем на эти уроки? — интонации Кайдена были просительные, уговаривающие. — Ну, зачем тебе уметь стрелять?

Да незачем, в общем. Но что поделать, если один упрямец по-другому не поддается мне никак?

Ничего этого я не сказала, просто молча смотрела на Кайдена. Он присел передо мной на корточки, и, проникновенно глядя в глаза, завел:

— Шела, ну, это же не твое. Тебе — лечить, жить спокойно, руки беречь… А стрелять и без тебя найдется, кому!

Я покивала, соглашаясь со словами Кайдена. Исключительно разумные были слова — чего бы и не покивать? И ответила:

— Ты обещал? Учи!

Поднялась, лук перехватила, и замерла, ожидая, когда он смирится со своей печальной участью и поймет, что отступать я и не подумаю. Кайден мрачно буркнул себе под нос нечто не слишком лестное о моем упрямстве, и я с удовлетворением поняла, что победила.

— Шела, травмируешь руки — и мы прекращаем уроки, — буднично, как о решенном, сообщил мне лучник, и я поняла, что присуждать себе победу поспешила.

Вот ведь, упрямец! А самое обидное, что я могла бы его заставить продолжить меня учить даже в этом случае, все же, данное слово связывает — вот только, толку от этих занятий уже не будет. Закроется.

Что ж, значит, обойдемся без травм.

Я сосредоточенно выслушала указания Кайдена — как накладывать стрелу, как целиться, как спускать тетиву, и в соответствии с указаниями выстрелила. Стрела клюнула землю в паре шагов от моих ног, а тетива звучно щелкнула по коже перчатки.

— Шела, мы договаривались! — тут же вскинулся мой недобровольный наставник.

— И ничего мы не договаривались, ты единолично так решил, это во-первых, а во-вторых… — я торжествующе сдернула с рук перчатку и покрутила перед носом у Кайдена пальцами, без малейших следов покраснения, — Речь шла о травмах! А у меня — все в порядке!

И встав на цыпочки, нос к носу, пропела ему:

— Что, съел, умник? Мне перчатки Нольвенн защитила!

Кайден, с высоты своего роста смерил меня взглядом от кончика носа до туфель, и, как ни в чем не бывало, отозвался:

— А раз все в порядке, чего занятие прервала? Учиться надоело? Нет? На позицию!

Подавив желание треснуть нахала луком, я крутнулась вокруг себя, и, натянув перчатки, не дожидаясь команды, наложила стрелу на тетиву и отправила ее в полет.

Она клюнула землю ничуть не менее позорно, чем первая. Я сделала вид, что не слышу приглушенного смешка сзади.

Покачав головой, Кайден подошел и встал за спиной.

— Шела-Шела! Что же ты такая торопыга?

Ой, кто б говорил! А кто Тонана в колодец сунул, не разобравшись? Высказываться вслух я не стала, только фыркнула несогласно и вздернула подбородок повыше.

— Колючка!

Я могла поклясться, что в его голосе звучало что угодно, но не осуждение. Улыбка была в нем и одобрение. Я быстро обернулась, чтобы проверить свою догадку, и неожиданно чуть не уткнулась носом в подбородок Кайдена, потянувшегося ко мне, чтобы поправить стойку. Он замер. И мир вокруг замер тоже. Перестал быть, сузился до крохотного клочка земли, где умещались лишь мы двое…

Кайден опомнился, отстранился. Молча. Кадык его судорожно дернулся, как будто он пытался то ли сказать что-то, то ли сглотнуть сухим горлом.

— Сам ты чертополох, — буркнула я, стараясь скрыть свое разочарование и огорчение.

Вот чего он от меня шарахается? Я ж не заразная… И ничего от него не требую — ну и зачем он так?

Кайден едва заметно выдохнул, и напомнил:

— Доводим — плечом! И кисть длинная, не круглая.

Я поспешно исправилась, не желая добывать себе новые замечания. Очень хотелось поплакаться ему, о том, какая я бедная, и что у меня противные стрелы лететь не хотят, но я задавила это желание в корне, отлично понимая, что это в других случаях Кайден мне охотно сочувствовать готов, а нынче радостно ухватится за возможность свернуть занятия.

Нет уж! Буду героически превозмогать трудности молча.

А поплачусь вечером, Нольвенн.

Встала в стойку. Вскинула лук. Так, что он там говорил? Тетиву отпускать плавно, не бросая, а позволяя просто соскальзывать с расслабленных пальцев?

Третья стрела отправилась в полет чуть более удачный, чем у двух ее сестер, и ткнулась в землю у самых корней сухостоины-мишени.

Ну, это уже успех, я так считаю!

— Лук чуть выше, — негромко подсказал Кайден. — Отслеживай цель по линии, проведенной от твоей кисти к мишени через наконечник.

Я сосредоточенно угукнула, и наложила на тетиву новую стрелу.

В землю у моих ног были воткнуты еще с полдесятка.

Расстреляю эти — и пойдем в школу. Если Кайден не скажет возвращаться, сама предложу. А то что-то у него настроение испортилось, то ли надоело со мной возиться, то ли еще что.

Так что, хватит, пожалуй, для первого раза. Не пережать бы.

Я прицелилась и отпустила тетиву. Стрела пролетела над поляной, отчаянно вихляя хвостовым оперением, и воткнулась в мишень. В самый краешек, но все же.

Странно. Мне думалось, она и до середин поляны не долетит — упадет. Я оглянулась на Кайдена, и залюбовалась. Все же, опешившее выражение лица идет ему необыкновенно!

— Что это было? — спросила я у признанного мастера стрельбы из лука.

Он озадаченно подвигал бровями:

— Самому хотелось бы знать…

Пятую стрелу я брала с опаской.

Она ушла в полет не совсем удачно, тетива сорвалась с пальцев чуть раньше, чем следует, и, по моим ощущениям, «оперенная смерть» должна была бесславно плюхнуться чуть ли не у самых моих ног, но не тут-то было.

Стрела, почти коснувшаяся трав кованым наконечником, передумала и по плавной дуге ушла в цель, вонзившись в нее снизу. Я, конечно, не ахти какой стрелок, но что-то мне подсказывало, что такое поведение для стрел не естественно. Наверное, это лицо Кайдена с застывшим на нем изумлением, наводило меня на такие мысли.

— Ты что, колдуешь? Стрелы зачарованы? — подозрительно уточнил у меня дорогой друг.

После чего сходил и выдернул стрелу из сухого ствола, вместе с предыдущей ее удачливой сестрицей.

Я растерянно пожала плечами. Даже если я не колдовала — нет причин считать, что до такого не додумался кто-то другой. В конце концов, это отлично объяснило бы поведение стрел!

Внимательно изучив их со всех сторон, мы оба пришли к выводу, что никто их не зачаровывал, и стрелы самые обычные. Наиобычнейшие!

Я положила на тетиву одну из четырех, оставшихся у моих ног, и неуверенно оглянулась на Кайдена.

— Стреляй! — сурово кивнул мне лучник.

Я выстрелила. Стрела снова вильнула в полете, и вошла в середину мишени.

— Ну, и что это значит? — растерянно спросил у меня Кайден.

Настала моя очередь пожимать плечами:

— Может, это значит, что я очень меткая? Прирожденный стрелок!

Ответный взгляд лучник полный скепсиса, я простила, списав на его скверный характер и недостойную, но объяснимую, зависть, и выдернула новую стрелу из земли. У моих ног осталось их лишь две.

Этот выстрел удался лучше, я сама это ощутила — стрела сорвалась вперед с упругой силой, обещающей ровный полет, а не скорое падение. Вот только, прошла бы она чуть правее мишени, если бы ни таинственная сила, подправившая направление, заданное мной.

Рассматривая дрожащий хвостовик восьмой стрелы, я почувствовала, что в душе моей шевелятся смутные подозрения.

Не дожидаясь команды от Кайдена, я сделала два последних на сегодня выстрела, и оба — с одинаково хорошим результатом.

Подозрения в моей душе сменила твердая уверенность.

Хорошо, все же, иметь родню в Лесу. Например, бабушку. Тесно связанную с ветром заботливую бабушку.

Заботливая бабушка — залог вашей меткости!

…кошелка старая.

Мы с Кайденом переглянулись и, не сговариваясь, принялись собираться. Он пошел за стрелами к дереву, а я, уперев лук в землю и своим весом надавив на один из рогов, сняла со специальной засечки петельку тетивы. Отпустила, и дерево, уставшее быть согнутым, с облегчением выпрямилось.

— Подожди! — окликнул меня Кайден, когда я собралась убрать свернутую тетиву в сумку.

Я подняла голову, и вопросительно посмотрела на него. Кайден поднял с поваленного бревна свою куртку, и достал из-под нее какой-то предмет. Когда он протянул его мне, я увидела, что это колчан. Сшитые вместе два куска жесткой кожи, длинный плетеный ремень и «язык», защищающий от дождя содержимое.

Я смутилась, невесть отчего, и моего самообладания хватило лишь на то, чтобы пробормотать:

— Благодарю! А мне и отдариться нечем…

И получить в ответ широкую ухмылку:

— Да было бы за что! На практике время было свободное — вот и сделал.

Странно, но от этих слов я смутилась еще больше.

И, неожиданно для самой себя, я встала на цыпочки и, прижимая к сердцу дорогой подарок, коснулась губами мужской щеки. На короткое мгновенье, и сразу отступила, отвернулась, сделав вид, что ничего необычного не произошло, и вообще — ничего не было.

С удивившей меня саму ловкостью, я засунула в колчан лук и стрелы, убрала тетиву. Перекинула через плечо ремень и подхватила свою старенькую сумку. И лишь тогда решилась обернуться к Кайдену:

— Ну что, пойдем, что ли? Ты готов?

Он стоял, как и стоял. Даже не шевельнулся с того мига, как я отвернулась. От моего вопроса он будто очнулся, и подхватив с бревна свою куртку, буркнул:

— Да, пойдем!

И мы пошли. А я сделала себе зарубку на память — еще раз наведаться в березовую рощу. А то одна карга совсем совесть потеряла. Ну, или что там у этих фейри её заменяет?

Мы шли по лесу в тишине. Вид у лучника сделался совсем смурной. Он шел чуть впереди — вроде и со мной, а вроде и отдельно. Может, вспомнил дурное что? Состояние его все же значительно улучшилось по сравнению с тем, в котором он прибыл в школу, но расслабляться не стоило, до исцеления еще далеко, да и отъезд на практику и мое перед этим увиливание от обязанностей могли сказаться.

— Кайден, а тебе раньше доводилось учить?

— Было дело, — он отозвался неохотно, каким-то шестым чувством всякий раз понимая, когда я вытягиваю его на разговор в лечебных целях.

— А кого?

— Молокососов одних в городской дружине. Недолго, правда.

— Почему недолго? — Я ускорила шаг, нагоняя его.

— Уволили.

— За что?

— Да так…

— Ну расскажи! — пусть вытягивать ответы из него приходилось клещами, он их, тем не менее, давал. А ведь раньше дерево было легче разговорить! Особенно когда оно — дриада.

— Командира с верхушки башни свесил, — буднично признался Кайден.

— Как свесил?! — ахнула я.

— За грудки.

— Ты чокнутый. — Уточнять, что восклицание не было конкретизирующим вопросом, я не стала.

— Именно с этими словами меня из дружины и выперли.

— И что ты дальше делал?

— Да ничего, втащил обратно. Не убивать же за идиотизм-то.

В голову стало закрадываться подозрение, что кое-кто надо мной издевается.

— Когда из дружины уволили!

— А. Наемничать пошел. Сначала нанялся к лордику одному, он как раз на границу отбывал, а потом примкнул к отряду известному… Там отличные лучники обитали, и слава у них громкая была. Так что, когда меня после одной стычки в пограничье позвали к «Веселым Братьям», я пошел.

— А лордик что?

— Да ничего, отпустил. Еще и денег сверх положенного дал!

— Кажется, я понимаю его мотивы… — пробормотала я себе под нос.

Лес расступился, открывая перед нами стены школы — серые снизу и выбеленные с темными перекрестьями балок на верхних этажах. Сердце кольнуло тревогой — показалось, или раньше расстояние до этих стен было больше? Я сделала пару шагов и поняла, что Кайден отстал.

— Ты иди, — бросил он в ответ на немой вопрос в моем взгляде. — Я еще постреляю.

Я готова была поклясться, что пауза перед последним словом мне не примерещилась. Молча крутанувшись на пятках и зло стиснув тетиву на груди, я зашагала в школу, чувствуя спиной какой-то тяжелый взгляд.

— Постреляет он! — фырчала я спустя полчаса, яростно намешивая в миске очередное «орудие» в борьбе с веснушками. — Знаю я его «постреляю»!

Нольвенн валялась на кровати и смотрела на меня с явным сочувствием. И еще более явной умиленной насмешкой. Мои душевные терзания ее одновременно и огорчали, и радовали — дождалась же! Наконец-то!

— Скажи, тебе когда-нибудь мужчины изменяли?..

— Ну… Шела, я могу тебя утешить! — Я уставилась на подругу с надеждой. — Формально — это не измена! — выдала Нольвенн и едва успела пригнуться, когда в неё полетела миска с медом и пророщенными ростками пшеницы.

— Ну вот, посмотри, что ты наделала! — расстроенного сказала я, обозрев комнату, заляпаную пятнами маски. — И как теперь это все отмывать?

Подруга, выглянула из-под одеяла, ошарашенно хлопая ресницами.

То, что у Элары были новости, стало ясно всему шестому целительскому курсу, когда она влетела на урок по истории лекарского дела с десятиминутным опозданием, красная, запыхавшаяся и с глазами, выражение которых могло сулить как вселенскую катастрофу так и свалившееся на нас неземное счастье. Если бы историю вела наставница Мадален, выставила бы за дверь нерадивую, но наставник Бельтрам только сухо покачал головой да махнул рукой — садись, мол, да побыстрее. И сокурсница верткой рыбешкой нырнула на свободное место рядом со мной. Однокашники наградили меня завистливыми взглядами, а класс вновь наполнил глубокий, объемный голос наставника, сегодня вещающего нам об открытиях, сделанных во время величайших катастроф в истории человечества.

— В годы Естианской чумы, когда в столице погибало до пяти тысяч людей ежедневно, настоящим спасением стало изобретение королевским целителем широко известных ныне «мешочков Бригиты» — специальным образом зачарованного сбора трав, который отпугивал болезнь и значительно сокращал шансы ей заразиться. Именно благодаря «мешочкам» удалось остановить распространение чумы на север и восток, а затем постепенно вымести черную смерть с улиц города…

— Ты не представляешь, что там случилось! — Элара не дала мне даже задать вопрос и сама заговорила жарким шепотом, склонившись над столом и усиленно создавая видимость работы. Вместо строк конспекта на лист ложилась каракульная вязь. — Королевский посланец обвинил в убийстве наставника Одрана!

Я в этот момент только занесла перо, руки от изумления дрогнули на белую поверхность черной медузой шмякнулась клякса.

«Человек короля», обещанный нам директором Паскветэном приехал буквально вчера. В школе седого уже, но еще не старого мужчину с недовольным взглядом встретили, как ни странно, без особого энтузиазма. Если до сих пор никакого толку, что он-то изменит? И нате вам…

— Кого? — ошарашенно переспросила я. Может, послышалось?

— Наставника Одрана, — охотно повторила Элара, смакуя новость.

— Быть не может! — Все мое прилежание испарилось, и лекция была мгновенно забыта.

— Во-во! И все так говорят. Еще вчера на любого виновника были согласны, а теперь головой качают — да быть не может, чтобы он. А если подумать, он-то самое то! Боевик — раз. Да еще и бывалый, не на одной войне тертый, прежде чем к нам в школу-то подался…

Наставник Бельтрам, проходя мимо нас, постучал по столу, и Элара пристыженно затихла. Плавная речь вновь завладела нашими умами.

— Не только болезни служили толчками для развития лекарского дела. Кровопролитные войны, катаклизмы природного и магического характера помимо разрушений и смертей несли в мир добытые на их фоне знания. Все вы слышали о Кириенской трагедии, когда получивший свободу демон, повелевающий моровыми поветриями, уничтожил три города прежде, чем маги смогли его остановить ценой сотни жизней демонологов и боевиков. Но именно для борьбы с ним целителями были созданы маски, на некоторое время задерживающие смертельный яд, разлитый в воздухе. Они и по сей день успешно применяются во многих отраслях…

Голос отдалился, и я, не утерпев, дернула однокашницу под столом за платье — ну, что еще?

— Он же и со следопытами место осматривал — два! Может, они поэтому ничего и не нашли? А еще исходя из опросов учеников, которые еще в самом начале делали, кто-то видел, как он в тот день в лес ходил! И потом туда шастал частенько, чего раньше за ним не наблюдалось.

— Да в тот день в лес кто только не ходил, — буркнула я, а потом, еще больше насупившись, добавила: — Да и у мужиков причин туда бегать бывает больше, чем достаточно. Особенно у боевиков.

Отчего-то верить в виновность сурового наставника боевого факультета не получалось совершенно. Казалось бы, нашли! Радость, ликование! Ан нет…

— Ну да, лесовички их прилюбливают сильно, — Элара хихикнула и продолжила, покосившись на наставника Бельтрама. — Но самое интересное-то, что дальше было. Когда этот королевский посланец наставника обвинил, он руки на груди скрестил, ка-ак посмотрел на него сверху вниз и спокойно заявил: «Вины за мной никакой нет, но коли иного преступника господин сыскарь не видит, то выдавайте Брейдену. Может, хоть моя смерть чем-то делу поможет и на гада этого укажет. До завтра только подождет дело? А то мне зачет у третьего курса принять надо». Так и сказал, представляешь? Ему тут смертный приговор вынесли, а он — зачет! Директор Паскветэн после этого призадумался, говорят, глубоко. А потом сказал посланцу еще искать-думать, мол, до седьмого дня время есть пока, рубить с плеча последнее дело. Да и зачет иначе принять, и правда, некому. Третьекурсники они у-у-у!

— Угу-у, — протянула я, краем уха прислушиваясь к лекции.

— Сыскарь такому решению не обрадовался, — Элара склонилась еще ниже и крутила у лица кончик каштановой косы, скрывая губы под пристальным взглядом наставника. — Спросил, а что если за то время, что думают, сбежит убивец? Может, под замок его? Директор на это только улыбнулся и сказал, что и хорошо, если сбежит. Далеко уйти не успеет, от гнева Брейдена на континенте не спрячешься, а мы зато будем уверены, что не погубили невиновного.

— Ты откуда хоть все это знаешь-то? — мимолетно удивилась я. Что-то вряд ли все эти разговоры перед школярами разговаривались.

— Мне Эрика сказала, а ей — Саймон, а Саймону — Лаллок, а дальше я не знаю! Но поговаривают, что Ривана с директорским секретарем крепко дружит, — однокашница задумчиво прикусила кончик косы.

Я покосилась на наставника Бельтрама, теперь вещающего нам о буквально на днях случившемся (каких-то тридцать лет назад!) землетрясении, вызванном не иначе как самим Лугом.

— Как думаешь, это правда он убил?

Я пожала плечами. Мы об этом узнаем сразу после выдачи виновника Брейдену. Договор сейчас висит на волоске, и, если он восстановится со смертью убийцы, это почувствуют все, даже школяры, не говоря уже о фейри. А если не он… то на седьмой день в школе будет на две потери больше.

После урока однокурсники облепили Элару, как пчелы — цветущую липу. Я едва успела выскользнуть за пределы сомкнувшегося круга и почти бегом бросилась на четвертый этаж, где надеялась отыскать Нольвенн. Новость жгла язык и требовала поделиться и обсудить ее немедленно.

Подружка как раз выходила из класса, когда я подлетела к ней, ухватила за локоток и оттащила в сторону. Вот только разговор пошел совершенно не так, как я ожидала. Вместо того, чтобы задумчиво поцокать языком и выдвинуть свою версию насчет вероятности или невероятности такой кандидатуры в главные школьные злодеи, Нольвенн молча побледнела, глядя на меня широко открытыми глазами, словно не веря услышанному.

Я насторожилась и даже на полшажочка попятилась. Рефлекторно. Благо пять лет в тесной комнатушке бок о бок крепко вбили мне в голову: бледнеет магичка не от волнения, не от удивления, не от испуга — эти эмоции с Нольвенн вообще имели мало чего общего. Бледнела она от гнева.

Воздух с шумом вырвался из тонких ноздрей, костяшки стиснутых в кулаки пальцев побелели, в темных глазах заплескались опасные искры разбушевавшейся магии. Я сделала еще шажок назад и присмотрела себе столб. Хороший столб. Широкий. Надежный. Главное — добежать!

— Да как он посмел?! — голос ведьминой дочки шипел разъяренной гадюкой. — Боги, какой идиот! Нашел виноватого! Он бы еще директору обвинения выдвинул! Да его самого на съедение Брейдену надо отправить за такие идеи!

И тут до меня дошло.

Частые отлучки. Загадочный вид. Зеркальце. И облегченный выдох, когда вернулись боевики. Он ведь прозвучал рано. Очень рано. Как только в воротах появился самый первый всадник.

— Да я ему!.. — мое освещенное неожиданным озарением лицо Нольвенн оставила без внимания. — Сейчас все скажу!

Она круто повернулась на каблуках, и я едва успела ухватить ее за руку и лихо завершить поворот, чтобы подружка снова оказалась ко мне лицом. Колдовские глаза полыхнули гневом, но я только крепче стиснула ее запястье.

— Ну-ка пойдем со мной, — уверенно и спокойно произнесла я и потянула магичку за собой в женское крыло. И да простит меня наставница Ивона, но дело тут серьезное и отлагательств не терпящее, потом придумаю какое-нибудь оправдание.

Нольвенн слабо трепыхнулась, но подчинилась. Не буду врать, без крохотной толики дара тут не обошлось. Ну да ничего, оно на благо.

Едва мы оказались в комнате, Нольвенн встрепенулась.

— Эй! Ты чего меня утащила?

— Если бы не утащила, ты бы уже глупостей наделала! И договорить не дала, а уже понеслась куда-то, голова бедовая. — Я на всякий случай подперла дверь спиной. — Так что, во-первых, ты — зараза! Могла бы и сказать! А во-вторых, не пори горячку, подожди.

— Чего ждать? Казни? — Слова с ее губ снова слетели с угрожающим присвистом.

— Никто прямо сейчас его казнить не собирается. — Голос мой звучал ровно и убедительно. — Директор наш не дурак и без весомых доказательств лесу никого не выдаст, я уверена. А весомых у сыскаря этого королевского нет, иначе откладывать это дело никто бы не стал. Ему дано указание искать дальше — вдруг да найдет иного убийцу, и все разрешится само собой. А не найдет… ты сейчас лучше сядь, да подумай, да вспомни, где сама в тот день была, с кем, что делала. Чтобы если вопросы начнут задавать, не загубить все дело.

— Сама-то белобрысого своего без раздумий выгородила, — зло фыркнула Нольвенн, но я почувствовала, что мои слова все же подействовали, и огрызание это было больше для порядка.

— Белобрысого, — я благополучно опустила «моего», — чуть прямо там на месте и не разорвали на клочки. Благо обвинения прозвучали сгоряча от перепуганного школяра, а не от королевского посланника, который неизвестно что там нарасследовал себе. И неизвестно, как возьмется за тех, кто решит его авторитетное мнение под сомнение поставить.

Нольвенн сочла, что на этом аргументе и не зазорно уже будет сдаться, и медленно опустилась на кровать.

— Ох, Шела… — вздохнула она, обхватив себя руками за плечи.

И я, только что жаждавшая рассказов и объяснений, все поняла прекрасно и без них. А потому просто молча присела рядом и уложила темноволосую голову себе на плечо, приобнимая.

Все будет хорошо, подруженька, все наладится. А у меня сегодня после занятий есть дело. Очень важное дело в лесу — надо отыскать один дуб…

Задача оказалась не из простых. Никогда до этого я не замечала, сколько оказывается в Брейдене дубов! А вот сухими дубами он не баловал. Я привидением бродила туда-сюда по указанному Лавеной участку не меньше полутора часов, с каждой минутой все больше сомневаясь в разумности решения заявиться сюда в одиночку. Скоро стемнеет, начнут вылезать из своих схронов сумеречные жители — и раньше большие любители поиздеваться над загулявшими школярами, который так глубоко в лес забирались довольно редко — а уж сейчас и подавно они не выпустят меня отсюда просто так. Да только кого бы я взяла? Вся идея-то заключалась в том, что хранитель может быть благосклоннее к той, в ком течет лесная кровь, вряд ли он обрадуется, если я притащу с собой сопровождение в лице ненавистных людишек.

Правда, эта часть Брейдена была на удивление пустынна. Я захватила с собой яркие бусы, чтобы при случае выменять их у корригана на ценные сведения, но даже эти вездесущие коротышки куда-то запропастились, вот и бродила я среди деревьев, все больше предаваясь унынию и злясь на вредную прабабку.

И когда я уже плюнула на затею и решила вернуться завтра, чуть пораньше, очередные осины расступились, и я оказалась на крохотной поляне, посреди которой возвышался громадой (как его вообще можно было не замечать?!) старый дуб. Его кора давно побледнела, ссохлась и пошла уродливыми трещинами, однако ветви щеголяли густой листвой, пусть и желтовато-коричневой. От пробегающего ветерка ствол поскрипывал, а листья шумели сухим осенним стрекотом, совершенно не похожим на радостный шум зелени.

А в центре дуба было дупло. Большое и жутко черное. Эта чернота была какой-то неестественной, пугающей, затягивающей в себя. У меня по спине пробежал холодок, но, невольно поежившись, я сделала шаг в сторону дерева. Не отступать же теперь?..

— Людям здесь не место. Уходи, — проскрежетала вдруг чернота в дупле дуба сварливым старческим голосом. Если судить по нему, Хранитель оказался Хранительницей. И гостям она была и впрямь совершенно не рада.

— Я только хочу спросить… — Я замерла на месте, не решаясь сделать еще один шаг.

— Плохо слышишь, человечка? Я сказала — уходи!

В голосе звучала такая угроза, что мне с трудом удалось побороть желание кинуться прочь со всех ног, махнув рукой на попытку докопаться до истины.

— Просто это очень важно! Это касается убийства метсаваймы, Лавена сказала…

— Старая карга совсем из ума выжила, подсылать ко мне свое паршивое семечко?

— Она не подсылала. — Терпение, только терпение. Она просто добивается, чтобы я сорвалась или сбежала. Многие фейри любят устраивать испытания подобного рода. — Я сама пришла. Скажи, откуда ты знаешь, что убийца был из школы?

— Я проклята на знание, человечка. Я та, кто скреплял Договор. Нас хотели обмануть, но древние чары не обманешь. Убийца понесет наказание даже если он будет последним, кого заберет Брейден. Убирайся, нет сил больше выносить твой мерзкий человеческий дух.

— Еще только один во…

Договорить я не успела. В темноте дупла на мгновение проступило жуткое старушечье лицо, а потом мне в лицо дунуло прелым воздухом, перед глазами поплыло, и высохший дуб растворился, будто его и не было. Над головой начало стремительно темнеть — черные клубящиеся тучи поглощали ясное небо, погружая лес во мрачный сумрак.

Я попятилась прочь с жуткой поляны, но, едва развернулась, напоролась на колючие ветви шиповника, непонятно когда успевшего вырасти за спиной. Налетевший ветер, хлестнул по ним платьем, и растение намертво вцепилось в ткань. Я дернулась в сторону в попытке высвободиться — подол затрещал, но выдержал, а шиповник выпустил добычу.

Лишь на мгновение.

Все новые и новые кусты вырастали вокруг, цеплялись за платье, царапали кожу, дергали за волосы, хлестали по ладоням, которыми я испуганно прикрыла глаза. Я не понимала, что происходит и как мне выбраться из этой ловушки, металась, натыкалась на новые шипы, уже почти плакала от боли и бессилия…

Огненный сгусток вылетел откуда-то из темноты, словно из пасти дракона. Ближайший куст вспыхнул свечкой, следом в мгновение ока занялись остальные. Пламя сожрало шиповник — не успела я и глазом моргнуть. А потом потянулись ко мне…

Воззвать к Бригите с последней молитвой я не успела. Чьи-то сильные руки дернули меня за плечи, рывком возвращая из кошмара в реальный мир.

Вечерняя лесная свежесть, прозрачные сумерки ясного дня, цветочные ароматы вместо забивающего легкие дыма, а вместо скрипа сучьев и рева пламени…

— Шела! Шела, посмотри на меня! Что случилось? Шела!

Я запоздало всхлипнула и уткнулась носом в грудь Кайдена, обхватив его за пояс. Ладони, почти до боли стискивающие мои плечи, скользнули по спине, прижимая меня теснее. А потом принялись гладить по волосам под какой-то неразборчивый успокаивающий шепот, и постепенно, сотрясающая все тело крупная дрожь унялась.

Кайден?.. Но как тут оказался Кайден?

Я резко отстранилась, опасаясь увидеть перед собой какой-нибудь очередной обман разозленной фейри, но нет, это и правда был мой лучник с нешуточным беспокойством в глазах. А я оказалась на нашей стрелковой поляне. Отчаявшись заставить меня уйти по собственной воле, злобная карга взяла и выкинула меня на другой конец леса силой, не забыв при этом хорошенько наказать, чтобы впредь неповадно было донимать ее расспросами.

— Шела, что с тобой стряслось, как ты здесь оказалась? — Кайден снова взял меня за плечи. — Я чуть тебя не пристрелил, когда ты возникла из ниоткуда посреди поляны. А вокруг тебя какой-то зеленый туман, я его случайно…

Губы затряслись. Теперь мне хотелось плакать уже не от страха, а от облегчения. Я беспомощно смотрела на него, не находя слов, и лучник, не дождавшись ответа, со вздохом притянул меня обратно, позволяя снова спрятаться от всего окружающего мира и даря ощущение абсолютной защищенности.

— Ты вся исцарапана. — Шершавый палец коснулся щеки, заставив поморщиться. — Кто это сделал?

— Так я тебе и сказала. — Что-то наконец встало в голове на место, возвращая дар речи, а может я просто слишком сильно испугалась, что он ломанется на поиски обидчика и ведь, не дай Бригита, найдет! — Я тебя еще не долечила, чтобы хоронить!

Но подметил он верно. Испуг перекрыл все другие ощущения, но теперь, когда он отступил, я начала чувствовать, как все тело зудит и саднит. Иллюзорные ветки оказались не такими уж иллюзорными. И как бы хорошо мне сейчас ни было в этих объятиях, надо было вернуться в школу, обработать царапины — со злобной твари станется и ядовитые колючки на меня наслать. Убить не убьет, конечно, но растянет заживление на недели.

И рассказать Кайдену, что случилось, пока он тут пол-леса не спалил, потому что кожа под рубашкой, к которой я прижималась лбом, становилась с каждым мгновением все горячее.

— …но выяснить ничего толком не удалось, кроме…

— Какого… — Кайден проглотил окончание и исправился: — Почему ты пошла туда одна?!

Мы сидели в нашей с Нольвенн комнате. Я старательно обтирала многочисленные царапины заговоренным отваром ромашки, лучник слушал меня, сидя на кровати, до сих пор не перебивал, хоть я и чувствовала всей кожей закипающую в нем ярость.

— От этого духа сами фейри стараются по возможности держаться подальше. А людей он просто не переносит. Так что у меня одной было куда больше шансов…

— Ты сама человек.

Сложенный вчетверо лоскут белой ткани утонул в теплой жидкости медового цвета. Я подержала его там немного, отжала под негромкое журчание капель, медленно провела по длинной ссадине на левом предплечье. Кайден ждал.

— На восьмую часть — нет, — негромко призналась я.

И снова тишина. Аромат отвара. Плеск капель.

— Фейри? — переспросил Кайден, и мое сердце нервно подпрыгнуло — но ни нотки брезгливости в его голосе не было, только удивление.

— Сильфида, — кивнула я и решилась поднять на него глаза.

— Та… из березовой рощи?

Я кивнула. Вид у лучника сделался крайне растерянным и даже ошарашенным. В какой-то момент в глубине души всколыхнулось ревностное злорадство и захотелось ляпнуть что-нибудь вроде: «Прабабка о тебе очень тепло отзывалась!». Но я этот недостойный порыв подавила, пусть и с некоторым трудом, а вместо этого, как ни в чем ни бывало, продолжила про прогулку в дебри Брейдена:

— Но это все равно не помогло. Она не захотела отвечать на вопросы. Хоть и промелькнуло в ее словах кое-что любопытное. Когда я спросила, почему она так уверена, что это кто-то из школы, она сказала, что просто знает, несмотря на то, что лес хотели обмануть. Как думаешь, что это могло значить? Как обмануть?

— Полагаю, попытаться обмануть — это попытаться отвести подозрения от школы, — Кайден за предложенную тему тоже уцепился с облегчением.

— Но как? Ни переодеванием, ни чарами Договор не обманешь.

Лучник откинулся назад, вытягивая ноги и упираясь затылком в стену.

— Кто считается виновным за наемное убийство — исполнитель или наниматель? — задумчиво произнес он.

Я встрепенулась. А в этом есть смысл! Не удивительно, что наемник об этом подумал, а мне и в голову не пришло. Ведь и правда, если кто-то из школы нанял постороннего человека, чтобы убить фейри, то он вполне мог рассчитывать на то, что этот посторонний человек на себя «вину» и перетянет.

— Слушай, если ты прав, то это может серьезно помочь в расследовании! — Я позабыла про тряпку и отвар и повернулась к Кайдену. — Что-то мне подсказывает, что надо заплатить немалые деньги, чтобы найти того, кто согласиться убить фейри в Брейдене. Вряд ли многие в школе могут похвастаться таким состоянием.

— Возможно, — кивнул лучник. — Но расплатиться можно и услугой.

Вот надо было ему такую гениальную мысль испортить!

Я засопела и вернулась к обтиранию. Составить список богачей в школе куда проще, чем тех, кто может оказать тебе сложную магическую услугу. Маги, большей частью, узко специализированы. Редко кто получает сначала одну специальность, затем другую. Демонологи, бывает, отучиваются потом еще три года на боевом. Или теоретики — благо учеба там пусть и одна из самых тяжелых, зато относительно быстрая. Убить юную беспечную фейри может почти любой маг, а вот вызвать демона, или создать сложный алхимический эликсир, или исцелить запущенную болезнь — далеко не каждый.

В итоге гениальное открытие оказалось не таким уж гениальным…

Впрочем, круг подозреваемых оно все же сужало. Скорее всего, убийца схоронился среди учеников старших курсов или наставников. Вряд ли у начинашек есть, что предложить взамен на подобную услугу, да и деточек богатых родителей в школе не так много…

Я коснулась царапины на шее, поморщилась. Одна из самых длинных шла ниже, через всю лопатку, да и спину прилично саднило — самой не дотянуться, а Нольвенн бродит неизвестно где, и неизвестно, когда вернется. Дай Луг, чтобы она сейчас не творила страшное ведьмовство на голову королевского сыскаря.

Поколебавшись несколько мгновений — а, чего он там в конце концов не видел! — я повернулась к Кайдену.

— Ты мне не поможешь?

Лучник с готовностью выпрямился и вопросительно вскинул брови.

— Мне спину самой не протереть.

Взяв плошку с ромашкой и тряпку, я подошла к кровати и сунула их лучнику в руки. Села к нему спиной. Глубже распустила уже расшнурованный ворот, чтобы стянуть платье сначала с одного плеча. Потом с другого. Спустила ниже, до талии. Следом нижнюю сорочку. Перекинула волосы через плечо…

И замерла, кусая губы, стараясь не сжиматься в комок под пристальным взглядом, казалось, прожигающим во мне дырку.

Кайден медлил. Но когда я уже вознамерилась поинтересоваться ворчливо, на что он там любуется — на художественную роспись лесовички, что ли? — холодная тряпка коснулась первого зудящего следа.

* * *

Боги, за что?! Луг всемогущий, Эзус безжалостный, Бригита милостивая… чем я вас так прогневал?

Узкие плечи. Белая кожа, исчерченная красными штрихами. Тонкая незабранная прядь рыжих волос, струящаяся по позвоночнику…

Во мне кипело, клокотало, грозилось выйти из берегов и затопить все вокруг уничтожающим пламенем злое бешенство на ту, кто посмела сделать это с моей лекаркой. И одновременно с этим другое, не менее сильное желание.

Боги, за что?!..

Контур щеки, подсвеченный розовым закатным светом из окна, дрогнул, и я торопливо прижал смоченный в отваре лоскут ткани к самой высокой царапине. Только не оборачивайся. Не смотри на меня. Я не выдержу.

Сквозь влажную тряпку прикосновение смазалось, но шум в голове не отступил, только усилился при виде скользящих по коже капель.

…сцеловать их, прижаться губами к уже подсохшей ранке…

…слизнуть кровь — сладкий-сладкий вкус…

…подняться выше, коснуться бьющейся жилки на шее…

…впиться в нее, оставляя красный след на белой коже…

…прижать к себе…

…вдавить в кровать хрупкое податливое тело…

…сорвать стон…

…крик…

Перед глазами поплыло. Кровь громко и гулко стучала в ушах. Я уже не понимал, какие из мечущихся в голове мыслей мои, а какие — результат близкого срыва. Слишком близкого.

В очередной раз поднесенная к коже тряпка вспыхнула прямо у меня в руках. Шела ойкнула, обжегшись, обернулась, прижимая платье к груди. Но я на нее уже не смотрел.

Плошка упала с коленей, когда я подскочил, с громким стуком покатилась по полу, добавляя силы головной боли, сдавившей виски стальным обручем. Ручка двери обуглилась под пальцами…

Прочь. Прочь. Подальше. Как можно дальше.

— Кайден!..

Оклик эхом пролетел по коридору, но не остановил.

Как можно дальше. В лес.

* * *

Я беспомощно застыла в дверях комнаты, цепляясь за сползающее платье, силясь понять, что случилось. Только что Кайден был пусть и зол на лесовичку и отчасти на меня — но вполне вменяем, а потом вдруг меня окатило такой волной совершенно неконтролируемой ярости, что аж в ушах зазвенело. Он вскочил и вылетел из комнаты, будто за ним гнались слуа — мертвое воинство. Расплескался по полу отвар, запахло паленой тканью и жженым деревом. Что он там себе напридумывал?

Бригита милосердная, он же не кинется сейчас «бить морду» фейри, как тому мужику на празднике? Убьется же, дурень!

Я торопливо натянула обратно порванное платье, не тратя время на переодевание, и кинулась следом с решительной мыслью, что сегодня и прямо сейчас я вытрясу из него все. Костьми лягу — но вытрясу. Хватит с меня блужданий вокруг да около. Если я до сих пор не заслужила его доверия, то нет смысла и дальше пытаться. Мы давно уже шагнули за грань отношений между целителем и пациентом. Я же вижу, что он обо мне печется — пусть и не так, как мне хотелось бы. А значит, пусть признается! Или…

…или…

…или я обижусь!

Я прикусила губу в истерическом смешке от собственных глупых угроз и ускорила шаг.

Но не преодолела и половины пути до жилища старой фейри.

— Не туда спешишь, — раздавшийся сверху звонкий голос прабабки заставил подпрыгнуть и схватиться за сердце. — Он у Озера Фей.

Я вскинула голову — Лавена с невинным видом девчонки-подростка сидела на ветви высокого клена и болтала ногами в воздухе.

— Откуда ты?.. — начала было я и тут же махнула рукой. — А! Неважно! Спасибо.

Повернулась и помчалась в другую сторону под заливистое хихиканье в шелесте листьев над головой.

И только на подходе к озеру я замедлила шаг, вдруг задумавшись — если Кайден не умчался мстить фейри, то зачем он умчался? Вспышка ярости, конечно, совершенно не намекала на внезапное желание приятно провести время с очередной лесовичкой, но…

Я учуяла запах воды еще до того, как между деревьями мелькнула зеркальная гладь и серебристые кроны прибрежных ив. И замерла в густой лесной тени, не торопясь выходить на просвет, потому что Кайден был там. И в подтверждение внезапных мрачных мыслей — он был не один.

Русалка наполовину высунулась над поверхностью, опершись на берег, и что-то ему втолковывала с манящей улыбкой. Жемчужная кожа сияла в лесных сумерках, а распущенные волосы цвета морской волны едва-едва скрывали прекрасное, без малейшего изъяна тело…

Она приподнялась, почти вылезая на берег, потянулась к лучнику вполне недвусмысленно. Но Кайден вдруг отстранился и отрицательно мотнул головой. Оскорбленная дева верткой рыбешкой соскользнула в воду и исчезла, напоследок громко хлопнув по воде хвостом и обдав мужчину, оскорбившего ее отказом, целым веером ледяных брызг.

Лучник подскочил, ругнувшись. А затем вдруг начал раздеваться. На землю полетела намокшая куртка, следом рубашка и сапоги, а за ними и штаны. А я по-прежнему стояла в тени и пялилась на него, не в силах ни прервать, ни отвести взгляд.

…красивый он все-таки, любовалась бы и любовалась. Даром на него эти вертиховстки с моей прабабкой во главе слетаются, как пчелы на вереск…

Громкий всплеск эхом разнесся по окрестностям. Кайден с головой нырнул в озеро, не обращая никакого внимания на холод. Вынырнул он уже в нескольких метрах от берега и поплыл, высоко приподнимаясь над водой в мощном гребке. Несколько раз он нырял, пропадая надолго, я даже начинала волноваться, не надумала ли отомстить ему обиженная водяничка — утопить не утопит, Договор все же, но напугать может изрядно, запутав в водорослях или отвернув от поверхности. Но затем он выныривал, вскидывал голову, закрывая глаза и жадно хватая ртом воздух. А потом снова плыл и снова нырял.

Наконец, Кайден выбрался на берег, мелко подрагивая от холода, торопливо обтерся рубашкой и швырнул на землю огненный шар. Язычки пламени затрепетали в полупальце над травой, разгоняя окончательно сгустившийся сумрак. Лучник натянул штаны и сверху куртку прямо на голое тело, сел на землю и, не мигая, уставился на пляшущее пламя.

Я, не раздумывая больше, вышла из тени, пересекла поляну и села напротив. Теперь нас разделяли только рыжие языки огня, жадно лижущие воздух в поисках наживы. Кайден наверняка заметил мое приближение издалека, но даже не шелохнулся и не поднял на меня взгляд, продолжая смотреть куда-то вглубь костра.

И вид у него был такой несчастный, потерянный и отчаявшийся, что у меня разом пропало все желание закатывать ему скандалы и выдвигать ультиматумы. Поэтому помолчав несколько мгновений, я просто попросила:

— Расскажи мне.

Кайден продолжал недвижимо сидеть — упершись локтями в колени и сцепив руки в замок. Потом медленно поднял одну, устало протер лицо, взъерошил мокрые волосы.

— Я одержим. Уже больше года, — он заговорил. Тихо, невыразительно, не глядя на меня, просто желая освободиться уже от груза, камнем висящего на сердце. А я даже не удивилась. Я просто слушала. — Во время того штурма, о котором я тебе рассказывал, моей задачей было устранить некроманта. Демонолога вернее, но тогда я и не знал, кто такие демонологи. И я это сделал, вот только маг в тот момент вызывал в мир демона… я не силен в этих магических материях, и не знаю, как и почему так получилось, но демон вместо окружающего мира оказался во мне. Я был при смерти, с месяц провалялся в полусознательном состоянии, а когда все-таки пришел в себя…

Кайден снова потер лоб, провел ладонью по лицу, будто таким образом пытался стряхнуть с себя липкий след неприятных воспоминаний.

— Поначалу сдерживать его было не так уж сложно, и голос, звучащий в голове был слишком чужим, чтобы к нему прислушиваться. Но постепенно стало все труднее отличать, где я, а где он. Тогда появилась магия. А потом он с легкостью стал перехватывать сильные яркие эмоции — злость, ненависть, желание… что-нибудь заполучить. Тогда меня нашел директор Паскветэн. Я не знаю, как он это сделал, но он пришел ко мне, сказал, что знает, что со мной происходит и предложил помощь.

Он замолк. Магическое пламя, разделяющее нас, горело ровно, не трещало, не вспыхивало искрами, а от этого создавалось ощущение какой-то нереальности происходящего. А может быть, это потому, что я боялась поверить в услышанное.

Все объяснялось так просто. И так страшно. Передо мной, за стеной рыжего пламени, сидел мертвец. Не жилец. Одержимость встречалась исключительно редко, но, тем не менее, всем было известно — такие люди смертельно опасны, потому что подчинить себе демона не удавалось еще никому, как и никому — извлечь его из носителя. Кто-то держался дольше, кто-то меньше. Но рано или поздно, любой срывался, и безжалостная потусторонняя тварь невероятной силы получала в свое полное распоряжение человеческое тело и становилась почти неуязвимой, а человек в этом теле переставал быть.

Пара случившихся трагедий преподала людям хороший урок — одержимых убивали сразу же, как только удавалось вывести их на чистую воду. Незадолго до срыва изменения в поведении человека становились слишком заметны, и тогда их уничтожали без жалости и раздумий.

Объяснялось многое — и глубочайшее отчаяние, и бесконтрольные вспышки, и склонность к огню. И молчание директора о действительной природе «болезни» моего подопечного — тоже объяснялось. Откуда ему было знать, как я прореагирую на новость о том, что он притащил в школу смертельную угрозу для всех окружающих?

Но, Луг всеведущий, на что он рассчитывал? Что целительнице-недоучке удастся справиться там, где потерпели поражение лучшие демонологи и известнейшие ученые мужи? Я не могла сообразить вот так вот сразу, занимались ли целители, хоть обычные, хоть с моим даром, этой проблемой, здесь надо будет покопаться… но что-то мне подсказывало — вряд ли. Демоны — проблемы демонологов, боевых магов, на крайний случай, а мы можем разве что подлатать пострадавших.

— Можешь уйти, — Кайден вполне логично озвучил выводы, к которым должен был прийти любой здравомыслящий человек после такого открытия. — Я пойму.

Я и впрямь поднялась. Увидела, как он обреченно закрыл глаза, не желая наблюдать за моей удаляющейся фигурой. Размечтался, гер-рой! От целителя только две дороги — либо в светлую жизнь без боли и страданий, либо в могилу. И в последнем направлении ты, как что-то мне подсказывает, все еще не торопишься.

Он вздрогнул, когда я, опустившись на колени за его спиной, прижалась к нему всем телом, обхватила за шею, коснулась щекой щеки.

— Вот вроде такой большой, а такой глупый.

Кайден замер каменным изваянием, кажется, он даже не дышал, не в силах поверить, что ему не мерещится. Что я не растаяла в белесых ручейках тумана, незаметно прокравшегося в лес. Что из него не вынырнут на смену мне лучшие боевые маги и демонологи школы, чтобы отправить на тот свет опаснейшую тварь.

А потом его напряженные плечи расслабленно поникли, голова чуть откинулась назад, упираясь затылком в мое плечо, а горячая ладонь легла поверх моего запястья, с благодарностью принимая это объятие поддержки.

Мы простояли-просидели так какое-то время, прежде чем я с сожалением выпрямилась и поднялась, разрывая тесный контакт.

— Надо возвращаться в школу, — пояснила я, нарушая чуткую тишину. — В лесу теперь не так безопасно, как раньше, лучше не искушать судьбу лишний раз. Да и вообще… — протянув руку, я взъерошила мокрые волосы все еще сидящего лучника. — Холодно. Мне с тобой и так забот хватает, чтобы еще и пневмонию тебе лечить. Или насморк. Между прочим, неизвестно, что хуже, ибо в лечении последнего современное целительство практически бессильно!

— Ну и кто из нас двоих еще сумасшедший, — поднимаясь, произнес Кайден с едва тронувшей губы улыбкой. — У меня-то по крайней мере оправдание есть.

— Судя по твоим рассказам, ты и до демона был не самым разумным человеком, — «обнадежила» его я. — А нам, целителям, без доли здорового сумасшествия по жизни в принципе нельзя, а то наступит нездоровое!

На это лучник только покачал головой. Кажется, он еще до сил пор не верил до конца, что я не убегу от него, оглашая округу паническими воплями. И по правде говоря, я и сама до конца в это не верила, вспоминая пройденный на уроках материал по одержимости. И пока мы молча шли в школу, в голове один за другим прокручивались страшные примеры истории.

Кириенская трагедия, о которой буквально на днях вспоминал наставник Бельтрам. Она была одной из самых жутких, слишком силен оказался вырвавшийся на свободу демон. Салмонский погром. Тогда срыв случился как раз в тот момент, когда маги прибыли уничтожить надвигающуюся угрозу. Тот демон повелевал землей. Сильнейшее землетрясение разрушило практически целый город — уцелели только северные окраины — восемь из десяти опытных, сильных магов погибли.

А Кайдену, значит, достался демон огня…

Что случится, если я не справлюсь?

От этой мысли страх, крохотным червячком закопошившийся в сознании при одном только слове «одержимость», начинал раздуваться до размеров огромной лесной змеи. Перед глазами против воли пронеслись видения школы, гибнущей в пламени, от которого плавятся даже камни, в ушах зазвучали крики сгорающих заживо людей. Вновь всколыхнулось раздражение и злость на директора, а также решимость — прямо завтра пойду к нему и потребую объяснений. И указаний! Директор Паскветэн мудр, он ни за что не стал бы так рисковать своим детищем, своей школой, школярами, многих из которых он сам, лично сюда привел, открывая дорогу в жизнь. Значит, у него был какой-то план, какая-то идея, как я могу Кайдену помочь. Отчаяние — дело одно, купировать его у меня почти получилось, но вот на вселившуюся в лучника тварь это никак не повлияет, разве что поможет чуть отсрочить срыв…

Я так глубоко погрузилась в свои мысли, что, когда над головой раздалось резкое уханье совы, тонко вскрикнула от неожиданности и неосознанно отшатнулась в сторону Кайдена, под его защиту.

Лучник ничего не сказал, только улыбнулся покровительственно и тепло, а потом взял меня за руку, совсем как на далеком, уже почти забытом празднике в честь всемогущего Луга.

Рука была теплой. Не горячей.

Глава 8

Боги, очевидно, краем глаза наблюдали за происходящим на бренной земле, потому что на следующий день меня с первого же урока вызвал к себе директор Паскветэн, лишив необходимости самостоятельно искать возможность с ним увидеться. Еще никогда я не бежала в директорский кабинет с таким энтузиазмом. И только перед самой дверью напомнила себе умерить пыл, и для начала выслушать для чего же директор меня позвал, а только затем наседать на него с собственными вопросами.

— Доброе утро, Шела.

С нашей последней встречи директор, кажется, еще сильнее сдал. Скулы заострились еще больше, кожа на них казалась пергаментной. Тени под глазами стали совсем уж черными — свалившиеся на Школу беды, верно, стоили директору доброй доли здоровья. Пальцы мелко подрагивали, и хоть от старого мага по-прежнему исходила уверенность и некоторая властность, хоть чувствовалось, что ясности ума он не утратил, но тело, земное тело его подводило. Лекарства от старости еще никто, увы, не изобрел, а все эти смерти отнюдь не прибавляли ему здоровья и душевного равновесия.

Что случится со школой, если его, одного из величайших алхимиков нашего времени, вдруг не станет? От этой мысли я терялась. Наставники у нас были прекрасные, но представить на месте директора Паскветэна кого-либо из них у меня не получалось. Все же если кому-то и под силу разобраться со всем и вернуть в школу мир, то это ему. В этом я была убеждена.

— Как там Кайден? — директор начал издалека. Ради того, чтобы узнать об успехах-неудачах с лучником, он меня с уроков не сдергивал, а значит, настоящая причина вызова в другом. Ну да ничего, эту тему мне не терпится обсудить.

— Он вчера рассказал мне все, — ответила я, твердо глядя магу в глаза, чтобы не оставить сомнений, какое именно «все» имелось в виду.

Эта новость словно бы даже придала директору сил. Он расправил плечи и подался вперед.

— Прекрасно. Это заняло чуть больше времени, чем я рассчитывал, но что поделать, нам достался упрямец, не так ли? И я так понимаю, за его жизнь прямо сейчас я могу не беспокоиться?

— Я никому не скажу, — покорно подтвердила я. — Но, директор, я не понимаю… вернее, я понимаю, почему вы не рассказали сразу, но что я могу сделать? Одно дело лечить душевные травмы, но здесь-то речь не о них!

— Это смотря с какой стороны подходить к вопросу, — маг улыбнулся с легким снисхождением. — Что есть одержимость? Демон вселяется в тело, но овладевает-то он душой человека. Не подчинив себе разум, чувства, хозяином ему не стать. А это как раз по твоей части. Шела, я не буду лгать, у меня нет твердой уверенности, что ты сможешь Кайдену помочь. Как ты догадываешься, подобных экспериментов еще никто не проводил — слишком редкая болезнь, слишком редкий дар. Но я предполагаю, что мы можем попытаться. Ты можешь попытаться. Твоя задача не изгнать демона, а очистить от него душу Кайдена. Отгородить ментальной стеной. Запереть в каком-нибудь темном углу подсознания. Оборвать ниточки связи. Тебе виднее будет, что из этого можно осуществить. Я также не скрываю — будет непросто. Тебе надо постичь новые грани своего дара, копнуть глубже, намного глубже, чем раньше. А такая глубина погружения в чужую душу чревата определенными рисками…

Я только кивала в такт его словам, уже наполовину уйдя в собственные размышления.

Целителей душ никто не обучает. Не потому, что дар редкий и набрать даже один курс практически непосильная задача, нет. Просто этот дар нуждается не в обучении, а в практике. В неустанной, неусыпной. Что правильно, а что нет мы чувствуем интуитивно. Но слова директора меня озадачили. Глубже? Что значит глубже?

— Собственно, очень хорошо, что именно сейчас этот разговор всплыл. Мне нужна твоя помощь, Шела. А для тебя это будет прекрасной возможностью потренироваться.

Директор снова помолчал, я почтительно внимала.

— Шела, ты еще молода, и не застала, но королевский дознаватель, господин Гелес, тоже был учеником нашей школы. Я его помню. Очень талантливый мальчик.

Я хмыкнула — «мальчик» нынче успел заработать брюшко, лысину и мою нелюбовь. А учитывая, что нелюбовью к нему нынче воспылала и Нольвенн — как бы господину Гелесу, в добавок ко всем нынешним красотам, еще какой приятностью не обзавестись. Бельмом вот, к примеру. Нет, вычислить виновную он сумеет, я думаю — раз уж директор Паскветэн о нем такого высокого мнения. А вот снять наведенное — не уверена. Ведьмы, они такие.

Голос директора отвлек меня от мрачных мыслей:

— Словом, его прислали не просто так. Он — доверенное лицо короля, человек для особых поручений. На его счету немало разрешенных щекотливых дел и запутанных загадок. И, поверь, королевское доверие не упало ему в руки само. Но нынче… Нынче, я думаю, он ошибся.

Я удержала согласное восклицание, даже одобрительно кивнуть себе не позволила, но уж меня-то директор мог бы и не убеждать — я и сама всецело с ним согласна. Дознаватели и иже с ними могли думать, что им угодно, я же чутью Нольвенн доверяла безоговорочно. Если она убеждена что наставник невиновен, значит, так оно и есть.

А директор переплел сухие пальцы замком и продолжил:

— Гелес и в школе демонстрировал прекрасные задатки и склонность к магостроению, а сейчас и вовсе прославился как создатель одного из лучших заклинаний для поиска. Большинство своих разработок он держит в секрете.

На этих словах директора я понимающе кивнула — еще бы. Маги дорожат своими секретами, да это и правильно. В конце концов, каждый вправе сам решать, как распорядиться своей собственностью.

— …вот и при поиске убийцы применил нечто, о чем раньше никто не слышал, — директор хмыкнул. — Я даже не знал, что так в принципе возможно. Заклинание Гелеса собрало остаточные эманации с места убийства метсаваймы, обрывочные следы ауры и что-то еще, известное только создателю заклинания. В итоге, оно указало, что убийство определенно совершено человеком, а не кем-нибудь из иных созданий. Таким человеком, которому это не внове. Что человек этот половину жизни провел в пути. Из того, что нам известно, только наставник Одран имеет такой опыт. Он служил в одном из передовых отрядов королевской армии в неспокойное время, исколесил все границы, участвовал в несчетном количестве боев, а в школу ушел на заслуженный покой после очередного серьезного ранения.

Директор слегка усмехнулся. И верно, назвать покоем место обитания юных магических дарований на краю темного страшного леса может только сумасшедший.

— Я пытался с ним поговорить, — печально продолжил директор Паскветэн, — но господин королевский дознаватель отказывается меня слушать. Он уверен в своем творении. А я — нет. Заклинание новое. А значит, возможны накладки. Гелес сам признался, что раньше его где-то применить не доводилось.

И тут мне очень захотелось хлопнуть себя по лбу. С этой всей демоническо-кайденовой кутерьмой я совершенно забыла, что хотела рассказать директору о своем походе к Хранительнице и о тех выводах, к которым мы пришли. Даже если вдруг это самое заклинание сработало и правильно, вряд ли оно копало так же глубоко, как древний Договор, а значит, указывала не на заказчика, а на наемника и им кто-то из школы быть никак не мог!

Директор выслушал меня крайне внимательно, с нешуточным беспокойством во взгляде.

— Ты очень рисковала, Шела, — он осуждающе покачал головой. — Ты же прекрасно знаешь, что к фейри ты имеешь какое-то отношение, только потому что твоя прароительница тебя приняла, как свою. Для остальных ты — человек, чужачка. Но, конечно, то, что тебе удалось узнать — очень ценно. Однако сообщить об этом Гелесу я пока не могу. Твоим словам он не поверит, и будет иметь все основания, учитывая твое происхождение. Я подумаю, как лучше эти сведения до него донести, а пока… пока, Шела. — Голос директора окреп, и больше в нем не было старческой надтреснутости. — Я бы хотел, чтобы ты проверила результаты расследования господина Гелеса.

Я проверила? Я — проверила?! Результаты расследования? Но… Я же целитель! Пусть теоретики проверяют, я сама директору Нольвенн приведу. Да и вести не придется — она сама прибежит. А еще лучше, пусть проверяют преподаватели. Там, небось, и посильнее господина Гелеса маги есть. Почему целительница? Да и потом, кто я такая, за доверенным человеком короля, опытным взрослым магом, работу проверять!

Я не смогу! Я не справлюсь!

— Что я должна делать? — ответила я, и сама удивилась, как твердо прозвучал мой голос.

Директор встал — и вместе с ним расправилась внутренняя сила, долгие годы помогавшая этому человеку управляться с нелегкими обязанностями директора нашей школы, помогать, наставлять, опекать…

Хм, а я, кажется, здорово поторопилась записать директора Паскветэна в старики — он у нас еще огого!

— Я хочу, чтобы ты заглянула в душу наставника Одрана, — совершенно обыденно сообщил мне этот удивительный человек.

И пока директор объяснял, что от меня требуется, пока он повторно объяснял, только уже другими словами и напирая на «зачем», господину Гелесу, пока мы с королевским дознавателем шли коридорами школы к наставнику Одрану, чтобы заручиться его согласием на проведение ритуала, я размышляла.

Нет, я, конечно, всегда подозревала, что дар мой куда многограннее, чем кажется на первый взгляд, и что я способна на большее, чем поднять настроение да залечить душевные раны разной степени тяжести, но заявление директора открывало для меня новый мир. Новый, опасный, чуть пугающий, но жгуче любопытный мир.

Об опасностях наш директор предупредил меня сразу же. Проникнуть в душу — это не в соседний город прогуляться. Начиная с того, что для этого требуется погрузиться в глубочайший транс, из которого, бывает, люди и не выходят, заканчивая тем, что не зря говорят «чужая душа — потемки», обратную дорогу можно и не сыскать.

И он, не скрываясь, признался, что изначально надеялся, что я проникнусь бедой Кайдена и действительно захочу ему помочь, а потому соглашусь на это мероприятие, но лезть в голову человека, одержимого демоном — дело вдвойне рискованное, и раз уж подвернулся случай убить двух зайцев одной стрелой, почему бы им не воспользоваться? И я свои силы испытаю на человеке уравновешенном и спокойном, и правильность выводов дознавателя проверим, спасем невиновного, коли он таковым является.

Мысль эта преисполняла меня ощущением собственной важности. Пусть всю школу на непричастность (или причастность…) мне проверить, увы, не по силам, но свой вклад в поиски убийцы я внести могу.

Утвердившись в этой решимости, я задумалась уже о другой стороне вопроса, мимоходом возблагодарив вредную прабабку. Сонный транс меня не особенно пугал, у меня, на счастье, имелся козырь в рукаве под названием непфен, который этот этап облегчить и обезопасить мог значительно. А вот что ждет меня дальше…

В размышления эти я ушла так глубоко, что выдернул меня из них только суровый голос наставника Одрана.

— Я не согласен.

Оказывается, пока я тут думу думала, господин королевский дознаватель успел уже выложить нашему главному боевику, с чем мы пожаловали.

Как это — не согласен? Что значит — не согласен?! И это после того, как мы с директором Паскветэном уговорили господина Гелеса допустить меня к задержанному наставнику?

— Господин Гелес, а вы уведомили школярку Кассади, чем чреваты такие эксперименты? Если у девочки сердце не выдержит — новое вы ей вставите? Или может, вы уже создали заклинание, которое защитит ее от кровоизлияния?

— Не преувеличивайте, господин Рейз, — едко отозвался королевский дознаватель, — Риск подобного исхода не велик, и всеми нами уважаемый директор Паскветэн лично рекомендовал прибегнуть к этому способу.

— Я не согласен.

— То есть, вы признаете свою вину, господин Рейз? Вы ведь понимаете, что если не сумеете доказать вашей невиновности, то к исходу недели вас выдадут Брейдену, как убийцу? Подумайте хорошо!

— Я не согласен.

— Полно вам! — вспылил дознаватель, теряя терпение. — Ничего девчонке не станется! Максимум — небольшое магическое истощение!

Произнести «Я не согласен» в четвертый раз я наставнику боевиков не позволила, вмешавшись в разговор взрослых магов без их дозволения:

— Господин Гелес, позвольте, я поговорю с наставником Одраном наедине?

Королевский дознаватель вперился в меня тяжелым, пронизывающим взглядом, и я уже не в первый раз прочувствовала, насколько пугающее впечатление может производить этот лысенький невысокий толстячок.

Пробуравив меня подозрительным взглядом, господин Гелес неохотно обронил:

— Ладно, — и покинул комнаты.

— И чего было глазами зыркать, запугивать, все равно ведь у вас в голове я с вами один на один буду! — доверительно пожаловалась я наставнику Одрану, оставшись с ним вдвоем.

— Шела, ты не понимаешь, насколько это опасная идея, — не принял шутки боевик. — Ты видела когда-нибудь, как умирают от кровоизлияния в мозг после неудачного ритуала?

Я растерянно моргнула, и наставник зачел это за отрицательный ответ:

— А я видел. И не хотел бы увидеть, как такой смертью по моей вине умирает не успевшая пожить девушка.

— А вы что, знали других целителей душ? — заинтересовалась я.

— Нет. — Он досадливо поморщился. — Это был другой маг и другой ритуал, но, поверь, его смерть не стала от этого менее мучительной. Без моего добровольного согласия на вмешательство у тебя ничего не получится, а я не соглашусь. Даже не лезь со своими уговорами.

— Хорошо, — легко согласилась я, — не буду. Я тогда скажу Нольвенн, чтобы она действовала, как считает нужным? — И, не моргнув глазом, продолжила: — В прошлый раз я ее удержала, а если она узнает, что вы от моей помощи отказались, даже и не знаю, как поступит! Как думаете, господин королевский дознаватель способен распознать, что ему лгут, если Нольвенн заявит, что в тот день с вами была?

Ну, что же это за день такой, а? Чего они все меня глазами прожигают? Всемилостивая Бригита, ты видишь, какую несправедливость дочь твоя претерпевает?!

— Ладно, — выдавил наставник Одран, закончив испепелять меня взглядом и скрежетать зубами. — Если ты так хочешь рискнуть головой — твоя воля. Я тебе свой ум в голову вложить не могу!

Я с самым скромным видом, опустив очи долу, прошла к двери, открыла ее, и позвала:

— Господин королевский дознаватель, наставник Одран согласен на проведение обряда слияния душ.

А про себя с тоской отметила, что ох, и отольется мне сегодняшняя вольность. Если все пройдет благополучно, и с наставника боевиков будут сняты все обвинения, ох, и припомнит он мне все это! А учиться мне еще, без малого, три года…

Прихотливо курился белый плотный дымок над жаровней.

Покои наставника Одрана были просторны — не чета школярским, три комнаты да спальня, и я предусмотрительно попросила завесить двери и окна спальни плотными занавесями. Нечего целебный дым выветривать. Не так уж много у меня трав, чтобы ими без толку разбрасываться. Не так уж велико мое умение, чтобы позволить сквознякам драгоценные минуты у навязанного травами сна отгрызать…

Я молча сжала длинные ручки жаровни и принялась обходить комнату по солнцу, стараясь отрешится от устремленных на меня внимательных взглядов.

А зрителей собралось немало. Директор Паскветэн, поручившийся за меня словом и именем и тем самым добившийся разрешения от го