Читать онлайн Сердце твари бесплатно

Предисловие к роману Н. Каравановой «Сердце Твари»

…Мы привыкли, что наша Земля – «мир без магии». Мы не верим в чудеса, мы смеемся над «колдунами и волшебниками», почитая (и не без основания) их мошенниками и лжецами. Мы так привыкли видеть везде и всюду только «реальное с настоящим», что не укладывающие в «строго научную картину мира» факты наше сознание просто игнорирует. В лучшем случае придумывает что-то вроде «необъяснимо, да, но лишь потому, что ученые еще не докопались до истинных причин».

Земля как часть Упорядоченного не знала особых тревог, во всяком случае та ее часть, что нам знакома и которую мы именуем планетой Земля, третьей в Солнечной системе. Мы избежали поглощения бездной Неназываемого, нас миновало вторжение козлоногих его слуг, и сейчас, в тревожное время власти Новых Богов, Хедина и Ракота, их битвы и сражения остаются в стороне.

Но за тишину и покой надо платить. Мы пока что забираем в долг; отдуваться приходится другим.

Закрытые миры бросают вызов самой природе магии в Упорядоченном. Они словно угрюмые черные скалы посреди великой реки. А там, где поток и где камни, непременно возникают пороги, водовороты, водопады и прочие прелести. Мы чувствуем, что магия где-то совсем рядом, за углом, за поворотом, порой нам кажется, что мы видим краем глаза нечто, не укладывающееся в рамки повседневности, но…

Мы знаем – оно близко, оно неподалеку. И это действительно так.

Наше спокойствие куплено ценой двух миров, двух частей земной триады, помогающих удерживать в равновесии всю систему. В отличие от Земли, они не закрыты, магия проникает в них, но в каждый по-своему. Мир, где происходит действие «Сердца Твари», обращен в исполинскую свалку. Магия перемешана с остатками технологий, сюда словно сбрасывается «мусор» других, более удачливых миров. Здесь магия соединяется с механикой.

И сюда пришли слуги Хаоса. Они знают – взоры Новых Богов устремлены совсем в другом направлении. Закрытые миры и их непосредственные окрестности всегда оставались тихой заводью, где ничего не происходило. У хаоситов есть цель, и они работают над достижением ее без лишней спешки, но и не медля.

Пришли сюда и поклоняющиеся Спасителю. Оно и понятно – там, где нужда и горе, они всегда сыщут жаждущих утешения.

И есть те немногие, кто не «служит», но встает на защиту. Ибо даже этот безумный мир – их дом, ему отданы их любовь и верность. Враг страшен, но отступать некуда – извечный закон людей.

Пролог

Когда-то здесь текла река. Камни, поблескивающие в тусклом свете луны, четко обозначали ее русло. Плясали по мертвым стволам багровые блики. Небо догорало, точно костер.

Ни ветерка, ни шороха шагов…

На камнях, там, где русло делало излучину, стоял человек и смотрел в небо.

Человек знал, что и река, и мертвый лес за ней, и это грозное небо – все это сон. Не более. И не менее.

– Хорошее место.

Шелестящий голос льется отовсюду. Он – часть пейзажа. Он – и луна, и лес, и камни.

Человек поежился. Слишком уж огромен был черно-красный мир его сна, слишком громки звуки. Но к этому можно привыкнуть. Более того, к этому нужно привыкнуть. Иначе, зачем жить? Ради чего бороться?

Молчание тянется недолго. Оба собеседника знают цену времени и не желают его терять. Вселенная спрашивает:

– Как продвигаются твои труды? Долго ли мне ждать?

– Мы делаем все возможное, – отвечает человек. – Но мастеров мало. Наша армия растет медленней, чем мы бы хотели.

– Люди! Вы всегда обещаете больше, чем способны сделать…

– Мы работаем не покладая рук! Мастерские не простаивают, солдаты тренируются. Но магия… в этом мире она слаба и несовершенна. Если бы я мог…

– Ты всего лишь человек. Помни это. Ты – один из толпы, не больше. Но ты мне нужен, и в этом твоя сила. Понимаешь меня?

– Да, Великий.

– Сила – это не только магия. Сила – это в первую очередь власть. И уж ей-то ты можешь распоряжаться.

– За этот год мы сделали больше, чем за последние двадцать лет…

– Знаю. Но время не ждет. У нас есть враги и помимо белых святош. И ты должен помнить об этом.

– Если бы у нас были…

– Все, что вам нужно – это следовать моей воле! Не правда ли, цена власти и силы не так уж велика?

– Мы следуем твоей воле, Великий. И никто не смеет спорить или возражать. Но, чтобы приблизить нашу победу, нам крайне необходимо…

– Вашим жалким магам нужна помощь? Что ж… я их понимаю. Думаю, вам стоит найти Серую Луну. Запомни это название! Когда-то она принадлежала одной из самых сильных волшебниц. Найти ее будет несложно…

Человек перевел взгляд на ночное светило. Луна над пересохшей рекой действительно казалась серой и мертвой.

– Я понял, Великий. Какие еще будут приказы?

– Слишком много приходится тратить сил. Стоит подумать о новых жертвах, а может, и о строительстве храма. Понимаешь меня?

Человек кивнул.

Глава 1

Ветер играл листьями осин и берез, создавая иллюзию того, что день предстоит прохладный. Но солнце уже вызолотило окрестные скалы, небо стало лазурным, и лишь у горизонта его словно присыпала серебряная пыльца. А значит, сегодня, как и во все минувшие дни, будет жарко.

У подножия поросшего лесом горного склона образовалась круглая маленькая долина с озерцом посредине. Вода в озерце темная, цвета камней, выстилающих дно. Она, как черное зеркало, не рябит и отражает лишь силуэты предметов. Но взгляд досужего путника первым делом занимает не озеро, а небольшое строение в два окна из проржавевшего металла. Дожди и суровые зимы почти доконали вагончик. Его перекосило, прогнили в труху и рассыпались доски ступенек, но стекла в окнах каким-то образом уцелели, и теперь он глядел на мир с мрачноватой мудростью, свойственной всем старым домам.

И озеро, и вагончик, и всю эту похожую на чашку долину, и даже ущелье, по которому сюда можно добраться от западных склонов, лучше всего видно сверху, от трех гранитных скал. Темный гранит возвышается над кронами тоненьких деревьев, но наблюдателю взбираться на самый верх не обязательно, достаточно подобраться к тому месту, где скалы вырастают из земли. Это тоже высоко, но тут деревья не застилают обзор. Сюда даже ведет едва заметная тропа.

Человека, притаившегося в тени гранита, красоты природы интересовали мало. Он проторчал тут с самого рассвета, устал ждать, вспомнил и забыл все известные ругательства и придумал парочку новых. В данный момент он уговаривал себя подождать еще немного и удостовериться, что не зря потратил половину дня на обустройство ловушки – нельзя допустить, чтобы схарматы и дальше шли по его следу. И так слишком долго не удается от них избавиться, прижали к самому городу.

Человек поднес к глазам старый полевой бинокль, подкрутил колесики – показалось, что сбилась резкость. Но нет, древний прибор работал точно. Мастера Ордена научились делать вполне сносные аналоги, но он ни за какие коврижки не променял бы свой бинокль на их изделия. Бинокль помнил руки тех, кто пользовался им раньше, десятки, а может, и сотни лет назад. Парадокс в том, что именно такие древние вещи как раз и создавали ощущение единства мира.

Прошлое шептало – даже для вас еще ничего не кончилось.

Даже здесь, где властвуют разрушение и анархия, где каждый воюет с каждым, а жизнь человека не стоит и мелкой монеты, есть надежда на возвращение лучших времен. В иных мирах Упорядоченного живут такие же люди. Они ничем не лучше нас, но им-то удается создавать что-то новое, сберегать свою историю и делать жизнь немного лучше. А значит, мы тоже это можем. Другое дело, что не очень-то и хотим…

Клим не признался бы в причинах своей привязанности к старым вещам и под пыткой. Он не любил сентиментальность во всех ее проявлениях, так что гнал ее даже из собственных мыслей.

В ущелье ему померещилось движение. Снова взглянул в бинокль.

Точно! Человек с собакой… нет, собак у них две, и людей больше, просто остальные отстали. Жаль… было бы неплохо накрыть всех разом, потом тщательно уничтожить собственные следы и убраться подальше. Поплутать на всякий случай по камням, осыпям и ручьям, и только после этого двинуться в сторону Горного Убежища.

Чуткие все-таки носы у их собак… интересно, что за порода?

Он взял максимальное приближение и навел на ближайшего пса.

– Еще не хватало! – пробормотал вслух.

Морду собаки частично скрывала металлическая полумаска, на груди тоже поблескивали кусочки металла. Мертвяк!

Похоже, генерал Аким счел его важной шишкой. По душу следопытов мастера Дианы они отправили только команду ищеек. Парни, умудрившиеся засветиться в непосредственной близости от лагеря схарматов, исправили ошибку, покрошив преследователей в капусту и закопав в подвернувшемся перелеске. Видимо, это схарматских офицеров многому научило, и теперь они осторожничают.

Клим провел ладонью по бритому затылку – если в отряде кроме мертвых собак есть и мертвые люди, то уйти будет несколько сложней. Мертвяки, которых с недавних пор используют схарматы, не знают усталости, их очень трудно убить, и в темноте они видят не хуже, чем днем. Они никогда не уклоняются от выполнения приказа и не стесняются убивать налево и направо, если вдруг окажется, что кто-то встал между ними и намеченной целью. Клим не обманывал себя надеждой, что у мертвых слуг Схарма есть какая-то другая цель. Отряд ищеек шел за ним уже третий день, отставая примерно на шесть часов. Мастер-разведчик специально вывел их к этой крошечной долине – чтобы сосчитать врагов и по возможности сократить их количество. Первое удалось. Четверо живых, две собаки, два мертвяка. Второе…

Посмотрим.

Клим сосредоточился на управлении механоидом, спрятанным в вагончике. Он был намерен сполна разыграть свой единственный козырь. Ловушку он сделал еще несколько дней назад, когда пришел к неутешительному выводу, что добром нынешний его поход к ставке генерала Акима не закончится.

Риск, однако, был осознанным, и не пойти на него было нельзя. Так же точно, как теперь ему нельзя допустить, чтобы схарматы догадались, что за ними плотно наблюдают. И вовсе не монахи из Спасенного города.

Слово Управления было произнесено примерно тогда, когда механоид заступил на свой долгий трудовой пост, и неопытный мастер непременно потерял бы контроль над наполовину магическим созданием, но Клима даже в Убежище всегда считали одним из лучших. Его мех сразу «вспомнил» необходимые команды, осталось только дождаться.

Вот к озеру выбежал, придерживая на локте взведенный самострел, один из схарматов. У его ноги трусил черный линялый пес-мертвец. Если только зрение и верный бинокль Климу не изменили, это был другой пес. Вот показался еще мертвец – человек. Его легко отличить, он не прячется, не пытается побыстрей достичь укрытия… а вот и второй. А где еще трое живых и пес? Замешкались возле ущелья… поторопить бы их…

Руки сами потянулись к винтовке. Но Клим знал, что он далеко не снайпер, а расстояние было слишком велико, чтобы надеяться на удачу.

А это еще что? Что мертвяк забыл в вагончике?

Клим выругался сквозь зубы, но ждать было нельзя.

Если следом за мертвяком в вагончик заглянет кто-то посообразительней, ме́ха могут уничтожить раньше, чем он выполнит свою задачу. И мастер-разведчик дал команду взрывать.

Взорвался вагончик красиво. Взметнулись к небу куски металла, посыпалась земля, повалил дым. Грохот взрыва докатился даже до укрытия в скалах.

Еще бы, на бомбу ушли две последние ручные гранаты!

Вопрос, где пополнить запас, не стоит – негде. Разве только появится в окрестностях еще одна недоуничтоженная военная база с нетронутыми складами.

Вероятность такого счастья исчезающе мала. Мироздание все больше подкидывает ветхие лачуги или такие вот времянки, как та, что пришлось взорвать. Это на равнине иногда появляются целые города, безлюдные, мертвые, но не пустые, и в них немедленно стекаются тысячи искателей легкой наживы. Здесь – нет. Изредка – руины замка или давно заброшенные деревни. Иногда – какие-то военные объекты, но такие, что их назначение понять не может даже верхушка Ордена. Бараки, хижины – этим полон весь Каменный пояс. А вот чтобы что-нибудь нужное и полезное…

Мощности взрывчатки не хватило, чтобы устроить знатное погребение всем преследователям. Клим с досадой обнаружил, что как минимум один пес оказался слишком далеко от вагончика. И неизвестно, сколько уцелело живых врагов.

Вот они. Двое. И вторая собака.

– Придется топать к городу, – пробормотал Клим, – черта с два они отступятся…

Между тем владелец арбалета что-то скомандовал остальным, и они ушли в заросли кустарника, местами подступавшего к самому озеру.

Похоже, предстояло смириться с тем, что схарматы продолжат идти по следу. Это значит, что он неминуемо потратит остаток дня на заметание следов. Остается надеяться, что в армии Схарма не так много тех, кто знает горы лучше…

И тут схарматы начали действовать. Если бы Клим на минуту отвлекся, он наверняка пропустил бы все интересное.

Вот на свободном пространстве в стороне от дымящихся остатков вагончика появился один из схарматов. Вот он вытряхнул из заплечного мешка что-то маленькое. Поднял, встряхнул. Вот поднял это что-то над головой, и оно кануло в небо, внезапно обернувшись птицей. Птица сделала круг над долиной и устремилась к ущелью. Поймать в бинокль Клим ее не успел, но по полету решил, что это обычный голубь, из тех, что обитают на свалках и в обжитых городах. И сразу после этого оба пса сорвались с места и рванули по следу, не сдерживаемые ни поводком, ни приказом. Люди на свободном пространстве так и не показались.

Клим тихонько выругался, подобрал свое нехитрое снаряжение и покинул укрытие у скал. Собакам потребуется много меньше времени, чтобы сюда добраться.

Спустя час Клим выбрался на один из безымянных перевалов и уже оттуда увидел, что схарматы оказались хитрей, чем он предполагал. Видимо, не зря был выпущен быстрокрылый голубь.

Число врагов вновь выросло до четырех, но теперь они были верхами.

Собак он с перевала не разглядел, и это тревожило.

Клим оценил свою жизнь немного выше собранных сведений и потому решил не рисковать, поскольку до тайника, где он оставил любимый черный байк, оставалось не более пяти километров. В надежности древнего транспортного средства сомневаться не было нужды – год назад Клим лично разобрал его по винтику и собрал заново, избавив от лишних деталей и добавив нужные. Например, ушел в утиль двигатель и бак для горючего. Зачем горючка механоиду, которым движет магия Слова? Опять же, возможность угона сведена к минимуму. Кому нужен мех без Слова Управления?

Мир меняет вещи. Мир меняет людей.

Клим эти пять километров преодолел бегом, и то едва успел. Счастье, что догнал его только один пес. Куда делся второй – Клим даже гадать не стал. Делся – и отлично. С двоими он бы не справился. Он и одного-то одолел с трудом…

Пес догнал его в тот момент, когда он уже запрыгнул на сиденье и дал команду ме́ху двигать вперед.

Зверь напал молча, без лая и рычания. Он был огромен, поджар, шерсть местами вылиняла до кожи. Сразу понятно, что имеешь дело не с живым существом. Зубы клацнули у бедра, тяжелые лапы попытались завалить байк. Клим с трудом удержал машину.

Пес атаковал снова, ему не нужно было время для передышки. И скорости ему было не занимать.

Выстрел из пистолета, как Клим и предполагал, мертвая зверюга даже не заметила. Он попытался все-таки набрать скорость и уйти из узкого лесного коридора в более удобное для обороны место, но горная тропа не оставила шанса.

Деревья по правую руку расступились, открывая прекрасный вид на окрестные долины. Это был крутой обрыв, и отделялся он от тропы лишь небольшой, шага в два, полосой камней. Тропа резко уходила вниз, так что пришлось чуть притормозить. Собака раздумывать не стала. Она просто прыгнула, намереваясь добраться до шеи жертвы. И силищи ей хватило…

Клим едва успел увернуться от клыков, одновременно выкручивая руль. От лап уйти не удалось. Удар был таким, что воздух выбило из легких. Спрыгнул – ничего другого не оставалось. Тварь откатилась в другую сторону, но тут же вскочила на лапы.

Клим вскинул пистолет и всадил в зверюгу все, что оставалось в обойме. Пес показал клыки и снова прыгнул. Не так удачно, как в первый раз, но к этой атаке Клим был готов и успел откатиться ближе к обрыву. Тут уж оставалось одно – не подпустить пса к себе. Если схватит – уже не выпустит.

И все-таки контроль над механоидом Клим не потерял.

А пес был занят своей целью и не обратил внимания на то, как совсем рядом вершится его судьба.

Байк, выправив равновесие, мгновенно развил максимальную для него скорость и ударил уже изготовившегося к новой атаке пса в незащищенный бок. Сильным был удар тяжелой машины, и пес, вовлеченный в общее с ней движение, полетел с обрыва вниз.

Клим, не сразу поверивший, что вышел из переделки целым и невредимым, поднялся и отряхнул плащ.

Над всем Каменным поясом плыла мягкая тишина, разгорался день.

Не поверишь, что всего миг назад здесь разыгрался поединок человека и мертвой твари. Клим решил, что отныне никуда не пойдет без надежного длинного меча или хотя бы копья.

Первым делом он заглянул вниз, под обрыв.

Мертвый пес лежал под обломками байка и не шевелился. Оставалось надеяться, что на этом его жизнь после смерти все-таки закончилась…

Однако не стоило забывать о живых схарматах. Если у них лошади и если им хватит догадливости пустить по следу уцелевшего пса, то шансы у Клима все-таки остаются, но очень небольшие. И значит, надо спешить.

Пустой пистолет он с досадой засунул в кобуру, затем подобрал с земли винтовку, заплечный мешок и бинокль и поспешил вниз по тропе. Следовало попытаться запутать след и побыстрей выйти к городу. Там схарматам никакой нюх не поможет его отыскать. А оставшегося пса, он на это очень надеялся, собьет со следа близость Мертвого кольца, зоны, где непредсказуемо и ненадежно работает любая магия. И классическая, и местная, как говорят мастера – «вырожденная». Та, которую принято называть мастерством Слова.

Город Клим миновал окраинами и остался никем не замеченным.

Так и подмывало, конечно, зайти к Кузнецу и оставить весточку мастеру Дальгерту… но это неминуемо отняло бы еще несколько часов, и Клим воздержался.

И так пришлось пустить в ход все свое мастерство и навыки лесной жизни, чтобы надежно избавиться от погони. Так что к перевалу у Кулешки он вышел уже перед самым закатом.

Он не торопился – так и так пережидать еще одну ночь в лесу. А не в лесу, так в удобном для ночевки гроте неподалеку от тропы. Там редко кто останавливается, потому что редко кто направляется в горы под вечер, но место известное. Иногда охотники ночуют, иногда бродяги или такие же, как он, припоздавшие обитатели Горного Убежища.

Шагов за двадцать он понял, что грот не пустует. Кто-то успел занять его раньше. Досадно, но что делать. Клим решил – хоть новости узнаю, – и без особой опаски направился к гроту.

Навстречу шагнул высокий нахмуренный парень с мечом на изготовку, но меч тут же опустил и убрал с лица всякую суровость: узнал.

– Мастер Клим!

Парня Клим помнил – до недавнего времени он числился в подмастерьях у Дианы, но в начале весны сам стал мастером-следопытом.

– Привет.

– Кто это к нам? О, Клим!

Из грота выбралась невысокая стройная женщина, возраст которой выдавали лишь крошечные морщинки у глаз. Черные и густые волосы убраны в строгий пучок на затылке, простая дорожная одежда сидит на ней как парадная.

Геда. Мастер врачевания. Не самый лучший вариант соседства, но что делать. Он предпочел бы встретить здесь людей незнакомых. С незнакомцем можно говорить о погоде или вовсе не разговаривать. А с мастером Гедой так не получится. С ней они знакомы с детства.

Клим сказал:

– Рад видеть и вас, мастер. Надеюсь, вы впустите переночевать запоздавшего путника?

Геда чуть сощурилась, разглядывая его с ног до головы профессиональным взглядом врача.

– Места хватит, входи.

– Отлично!

На низеньком столе, сложенном из камней и досок у самого входа, стоял помятый котелок с вареной картошкой и две кружки с водой. Клим подхватил из котелка пару картошин поаппетитней и плюхнулся на ворох сена у стены.

Геда, проследив за ним хмурым взглядом, сказала:

– Твоя вахта – утренняя. Разбужу на рассвете.

Клим кивнул. Утреннее дежурство – самое легкое. А ночное Геда взяла себе. Из внутреннего благородства можно было бы отдежурить ночь самому, но Геда не оценит, так что надо использовать возможность нормально отдохнуть.

Он спросил:

– Как дорога?

– Добрались с торговцами, спокойно, только медленно. Но окрестности словно вымерли. Даже их охрана удивлялась – ни разбойников, ни даже просто бродяг. Особенно заметно в окрестностях города.

– Схарматы скоро выступят, скорей всего. Вот народ и попрятался.

Геда достала из рюкзака одеяло и кинула его в дальний от Клима угол. С удовольствием стянула сапоги и уселась в центре лежанки.

Спросила:

– В город пойдут?

– Вот тут есть сомнения. Они больше внимания уделяют изучению старых дорог, ведущих на равнину. Север их вроде не очень интересует. И, будем надеяться, не заинтересует.

– Много их?

– Может, оставим доклад до совета? Там я все в подробностях расскажу. А пока поговорим о чем-нибудь другом.

– Например, о погоде… – невесело подхватила Геда.

Клим вернул ей кривоватую улыбку:

– Я буду спать.

Стянул сапоги, бросил под голову куртку и действительно отключился, стоило закрыть глаза.

Проснулся от легкого прикосновения пальцев к плечу.

Небо едва светлело.

– Когда выходим?

– Часа через четыре будем собираться.

На месте, где вечером устраивалась Геда, тихонько посапывал бывший Дианин подмастерье. Утро было теплым.

– Отдыхай.

Клим уступил даме належанное место и выбрался в рассветный полумрак.

Костер в яме прогорел, краснели угли, как огни далекого города.

Клим подбросил дров, вернулся в грот за котелком. Вытряхнул остатки картошки прямо на стол. Сходил к ручью, принес воды. Все это выполнялось автоматически. Так горожанин спросонок тянется за одеждой, а потом бредет умываться. Когда рассвело, Клим расстелил чистую салфетку и принялся чистить пистолет. Что время зря терять? За этим занятием его и застала Геда. Перед сном она распустила волосы, и теперь они волной лежали на плечах. Без своей строгой прически она выглядела совсем девчонкой. Не скажешь, что это один из самых уважаемых мастеров в своей сфере.

На немой вопрос ответила:

– Не спалось. Предчувствие какое-то нехорошее.

Клим усмехнулся. В предчувствия он не верил.

– Чай будешь?

Геда сходила в пещеру за кружкой, зачерпнула горячего взвара из листьев и ягод. Чай пах смородиновыми листьями и черникой.

Когда-то они вместе учились в орденской школе, и Горное Убежище для обоих стало домом. Но в последние годы встречаться доводилось нечасто. Геда всерьез занялась наукой и много путешествовала по равнине в поисках старых книг. Клим же второй год координировал сферу разведчиков и следопытов Северного Урала.

Педантичность и принципиальность Геды стали легендой еще тогда. Вряд ли с тех пор что-то изменилось.

И точно, отправились ровно в срок. Даже чуть раньше.

Как по часам, в середине дня они вышли на отрезок асфальтовой дороги, что ведет к Горному Убежищу. Размытый и вспученный асфальт среди густого леса казался чужеродным явлением. Из-под его тонкой шкуры кое-где проглядывала щебенка. В одном месте прямо посреди дороги выросла кривая березка.

От сторожки – маленького кирпичного домика у ворот – замахал рукой дежурный ученик. Солнце белило крышу, в воздухе носились пушинки чертополоха и других сорных трав.

– Хорошо здесь, – улыбнулась Геда. – Ничего не меняется…

Отчасти это было так. В их времена ученики старшего круга тоже дежурили у ворот, и сами эти ворота ничуть не поменялись. И совершенно так же из-за старых, в полтора обхвата, сосен виднелись стены корпусов Горного Убежища, тайного места подготовки магов и бойцов Ордена Равновесия.

Климу послышался неприятный шорох в ближайших к дорожке кустах. Кто-то там затаился, стараясь не двигаться и не дышать. Чужаков тут быть уже не могло по определению – магические защиты Ордена их бы не пропустили, взрослым прятаться незачем, значит, кто-то из учеников.

Клим придержал Геду за руку, ее помощник остановился сам, сощуренным взглядом окидывая окрестности.

– Кто-то прячется в кустах, – пояснил разведчик. – Кто-то, кому надлежало бы сейчас быть на занятиях. Эй, там! Выходи, тебя застукали.

Геда, скрестив руки, встала рядом.

В кустах завозились. Затем на свет вышли два ученика. Правда, Клим рассчитывал поймать какого-нибудь школяра первого круга, а уж никак не двоих вполне себе взрослых рыбок. Выпускники или подмастерья. Ай-ай-ай!

– Чем это вы там занимались, молодые люди? – строго спросила Геда.

Парень шагнул вперед и, не отрывая взгляда от асфальта, пробормотал:

– Здравствуйте, мастер Клим… мастер…

– Геда, – подсказал Клим. – Запомните это имя. А это мастер Фаддей.

– Фад, – поспешно поправил его молодой следопыт.

– Итак?!

Парню лет шестнадцать. И самая запоминающаяся его черта – это, безусловно, уши. Хорошие такие, оттопыренные уши. Даже чуть загнутые сверху. Но он стоит, пламенеет этой своей запоминающейся чертой и молчит.

Внезапно из-за его спины отважно выглянула девушка. Решительно нахмурилась, сказала:

– Здравствуйте! Вы все неправильно поняли.

– Что «все»? – приподнял брови Клим.

– Вообще все. Я… мы просто пытались… в общем, вот.

Она подтолкнула парня вперед и заставила его показать левую руку. Рука была неприятно обожжена от локтя до кисти.

– Я пыталась залечить. Но у меня не получается…

– Идиоты, – сказал Клим. – К врачу обратиться не пробовали?

Парень затряс головой. Девушка пояснила:

– Скоро испытания. Если кто-то узнает, нас снимут…

Геда скинула рюкзак и принялась в нем что-то искать. А Клим продолжил допрос с пристрастием:

– Откуда ожог?

Парень не ответил. Взгляда от асфальта он не отрывал. И было ему, похоже, не до всяких интересующихся…

Геда тем временем на чистый бинт нанесла ровный слой желтоватой мази, распределила и протянула лопоухому:

– Придерживай, я зафиксирую. Так откуда травма?

– Подрался, – сквозь зубы сообщил ученик.

Девушка пояснила:

– Вы не подумайте, он не специально, это так получилось.

– Угу, случайное использование магии, – сообщил в пространство Клим. – Надеюсь, вы там, в кустах, не труп закапывали?

Клим наверняка знал, что никакого серьезного членовредительства при помощи магии ученики себе причинить здесь не могут. Холодным оружием – легко, а магией – нет.

Девушка оскорбилась:

– Какой труп? Вы что! Я пыталась ожог убрать! Нам недавно показывали, как это можно сделать при помощи магии. А не получается! Все правильно делаю, а не выходит!

Она зло хлопнула кулаком в ладонь.

– Понятно… вы вообще, чем слушаете на занятиях? С такими выпускниками мы скоро станем не Горным Убежищем, а Горным Убожищем…

Геда перевела:

– В зоне Мертвого кольца, которая, как вам известно, образуется из-за влияния классической магии межмирового Узла на реликтовый магический фон нашего мира, любое магическое воздействие теряет в силе. На территории Убежища – раз в пять.

– Чтобы залечить такой ожог, – с удовольствием закончил Клим, – вам понадобилась бы затрата сил, как если бы вы целый день гору лопатой ковыряли. То есть, поработав над собой и потренировавшись, вы бы справились с задачей. Но лежали бы потом неделю хладными трупами. Все ясно?

– Тогда зачем… – удивилась девушка.

У нее были короткие светлые волосы и голубые глаза.

– Затем, что мир не ограничивается нашей долиной. Конечно, мастерство Слова вам пригодится больше, чем азы классической магии, но есть и такие места, где без соответствующих познаний не обойдешься. Так что там с трупом? Какие повреждения у второго участника вашей драки?

– Никаких, – мрачно сообщил парень. – Мы тренировались, моя попытка была первой.

– Точно идиоты, – поставил диагноз Клим. – Ваши имена? Круг? Ведущий мастер?

– Дамир, третий круг, мастер Зуй.

– Ника, третий круг, мастер Зуй.

– Надеюсь, вы не рассчитываете, что мы унесем эту тайну с собой в могилу?

Лопоухий покраснел до корней волос – видимо, именно на это он втайне надеялся.

– У вас есть время подумать, как будете отвираться, – добавила Геда. – А теперь, Дамир – к врачу, а вы, барышня, на занятия. Быстро!

Молодежь испарилась.

Клим проводил их мрачным взглядом. В любой шутке только доля шутки. Эти ребята, если они действительно выпускники, к выпуску не готовы…

Совет обязал Клима взять подмастерье. И это неминуемо будет кто-то из нынешнего третьего круга. Геда, вероятно, прибыла в Убежище с той же целью…

Мастер Нерин, глава школы и одновременно – регионального Совета магов Ордена, выглядел усталым, но встретил их радушно. Это был высокий седой мужчина лет пятидесяти, школой он руководил почти треть своей жизни, это сделало его спокойным и готовым почти к любым новостям.

Новости у Клима были не из приятных, и он решил их приберечь для личной беседы. Стоило некоторые вещи обсудить с Нерином перед тем, как выносить на совет…

Фад сразу ушел, он не так давно окончил школу, и Нерин все еще вызывал у него легкую внутреннюю дрожь. Геда быстро отчиталась о поездке и тоже попросила разрешения уйти – перед советом ей хотелось хоть немного отдохнуть и привести себя в порядок.

Нерин проводил женщину задумчивым взглядом.

Потер переносицу, повернулся к Климу:

– Слушаю тебя.

– Подробно?

– Подробности оставь для совета.

– Ладно. Но сначала… есть новости из города?

– Две недели назад Даль написал, что все тихо и гладко. С тех пор новостей не было.

– Ну, это ненадолго. Если вкратце, то кто-то снабжает схарматов информацией и финансами. Ну не может маленькая секта за три года превратиться в такого монстра. Они под себя подмяли даже некоторые банды. Я видел поселки, в которых жители рисуют на дверях Схармов Глаз. А ведь рядом белый монастырь. Но самое неприятное – напоследок. Слухи о том, что схарматы каким-то образом заставляют служить себе мертвецов, подтвердились. – Клим поморщился. – Очень наглядно. Какой-то умелец научился вживлять в трупы элементы ме́хов. Кто бы мог подумать, что поделки здешних кустарных магов можно использовать в симбиозе с классической некромантией. Получаются страшные штуки… я, честно говоря, едва сумел от них уйти. И что особенно пугает, избавиться от ищеек удалось, только вплотную подобравшись к Узлу. Вели меня очень плотно. Как будто знали, с кем имеют дело.

– Может, и знали. Точно уверен, что избавился от слежки?

– Я пускал ме́хов. Нет, чисто ушел, но в самый последний момент.

– Ладно. Отдыхай. В полдень – совет.

До полудня оставалось еще несколько часов.

Глава 2

Такая тишина возможна только на пустырях, да еще на старых развалинах, там, где Драконы Времени потрудились на славу, не оставив другим мировым силам ни единого шанса что-то еще изменить или переделать; такая тишина возможна только в ясный августовский полдень, в самый жаркий час, когда над полем цветущего разнотравья густой стеной встает марево, а пыль дороги не беспокоят ничьи сапоги. Она может быть обманчивой, эта тишина. Она может предвещать грозу. Но она всегда безмятежна. Полна стрекота и жужжания, золотистых паутинок и запаха горячей травы.

Она заманивает в себя, заставляет себе поверить.

И вот ты, усталый путник, половину ночи к тому же потративший на несуетные, но утомительные и неприятные дела, внезапно останавливаешься и, запрокинув голову, смотришь, как далеко-далеко, в самой вышине, кружит чернокрылая птица – ястреб или сокол.

Дальгерт чуть улыбнулся. Против солнца любая птица будет казаться черной.

Против солнца даже белое кажется черным… или серым.

Он быстро скинул священное одеяние – белый плащ, украшенный знаками Спасителя, свернул его, взбежал по растрескавшимся плитам на пологий холм. Бетон под ногами превратился в крошку, изломался. Трещины поросли травой, которая к августу превратилась в сухие лохматые щетки. Когда-то был здесь, наверное, дом. И жила в нем не одна семья, а может, целых десять или даже больше. Но те времена давно прошли. И только Хедин знает, вернутся ли вновь.

Дальгерт уже другим, внимательным взглядом окинул горизонт. На дороге – никого, от самого пастушьего хутора и до лощины. У крайних лачуг городской окраины стоит небольшая толпа – должно быть, слушают полуденную проповедь. Но эти не будут глазеть по сторонам. Им нет дела до пустыря. Им и до священника-то нет дела. Просто стоят, ждут, когда можно будет разойтись и заняться привычными дневными делами.

Монастырь… Здание отстроили недавно, на него ушли камни и кирпич десятка старых домов. Теперь оно возвышается над убогими городскими постройками подобно тому, как свиное рыло возвышается над рассыпанным жемчугом – внимательные недобрые глаза все видят и все запоминают.

Сами-то монахи, правда, сравнивают свое обиталище со взрослым человеком, окруженным малыми неразумными детьми, или со старым дубом, что возвышается над юными деревцами и дарует им благодатную тень.

Но этой благодати горожане не видят. Жизнь с появлением белых монахов стала только тяжелее. Теперь уже нельзя, сидя за кружкой в «Вороньем гнезде», рассуждать о причинах Великого Разлома. Даже бабушкины сказки под запретом, ибо много в них ересей и неправды. А помимо обычной охранной подати появилась еще и монастырская десятина.

Шесть лет назад монахи жесткой рукой очистили город от скверны: пылали на площади костры Инквизиции, полнились отступниками камеры в подвале старого здания…

Вне закона оказались старые праздники. Зато одетые в белое монахи без устали рассказывали о благих деяниях своего Бога и о том, что ждет людей в посмертии, если они отринут прежнюю веру и пойдут за Ним.

Знак летящей к небу, крест-накрест перечеркнутой стрелы теперь был всюду. Он был силой – наибольшей силой в городке, и даже сам Гаральд – богатейший и наиболее уважаемый из старейшин – принял веру в Спасителя и привел на посвящение свою жену и старшего сына. А ведь он – от корней Тарна. Все больше было у монахов и послушников работы вне монастырских стен. Вот и Дальгерт вчера перед закатом отправился на пастуший хутор – на молитвенное бдение у постели больного старика.

Ничего и никого. Тихо. Только сокол в высоком небе и травы, замершие под горячими лучами.

Дальгерт спустился с холма так, чтоб его уж точно не увидели из города, вытряхнул из сумки горсть деталей, колесиков и пружинок и принялся быстро мастерить ме́ха – неживого, но послушного воле мастера посланца. Руки сами находили нужные оси и шестеренки, а вот мысли монастырского послушника были далеко отсюда.

Мысли, если их отпустить на волю, летят туда, где в данный момент пребывает сердце. Так что думал Даль не о своей нелегкой работе, не о последних городских сплетнях и планах настоятеля. В тот момент он вспоминал Ильру, дочку Вильдара, хозяина таверны «Воронье гнездо», и улыбался…

Наконец мех-посланец был собран. Существо получилось забавное, похожее на четырехлапого жука с усиками, но вовсе без головы. Жаль, способностей Дальгерта не могло хватить, чтобы заставить его бежать до самого Горного Убежища… но это ничего. Будет достаточно, если «жук» доставит его записку Кузнецу. А уж тот знает, как поступить дальше.

Дальгерт вложил заранее подготовленное послание в футляр и надежно закрепил под пружиной внутри корпуса меха. Тот поводил усиками в ожидании, когда его, наконец, поставят на землю.

Даль шепнул ему нужное Слово и добавил:

– Дорогу ты знаешь, так что поторопись, а то как бы грозы не было.

«Да и мне пора», – добавил он мысленно. Дело шло к полудню, и лучше не задерживаться, чтобы братья не заподозрили, будто он специально тянет время, отлынивая от работы. Святые братья не любили лентяев, так же как мастера школы в Горном Убежище.

Но вот про Убежище и про мастеров пора забыть. Все, все. Перерыв окончен. Надеваем плащик, на лицо – чопорное и неприступное выражение, в руку – четки. Святой брат возвращается с бдения. И очень недоволен тем, что пришлось задержаться.

Он вошел в город у Песьей улицы. В этом районе проживает беднота из мастеровых – те, кому не хватило сноровки или денег обосноваться в центре. Зато на этой улице можно дешево купить готовую одежду, кривоватую, но прочную посуду, кое-какие скобяные изделия, простую утварь и мебель. Когда-то в далекие-предалекие времена на этой улице стоял дом, который Даль мог бы назвать своим. Он не вспомнил бы, какой из этих сколоченных из мусора, собранных из чего попало домишек был его первым пристанищем в этом мире. Из того давнего детства он помнил только деда. Да и то – из-за трубки. Можно сказать, он помнил трубку, которую любил курить дед.

Домики чередовались со складами и сараями, улица петляла, обходя развалины, и было невозможно предугадать, куда она свернет за этим углом, куда побежит после вон того перекрестка. Не самый близкий путь к монастырю, зато есть время подумать…

– О, брат Дальгерт! Обожди меня! Вместе пойдем. Слава Спасителю!

Даль запоздало вспомнил толпу, замеченную с развалин. Он еще предположил, что они слушают полуденную проповедь. Значит, проповедовал им брат Рузан, недавно благословленный святым приором на чин аколита.

Брат Рузан был полноват, туника его топорщилась на животе, а новенькая пелерина оказалась при ближнем рассмотрении укапана чем-то жирным.

– Слава, – вздохнул Дальгерт.

– Если поторопимся, то успеем к трапезе. Долго сегодня говорил, даже охрип… но я-то ладно, а ты, брат, что делал вне стен монастыря в такое время? Или это секрет?

– Да какой секрет! На пастушьем хуторе старого хозяина паралич скрутил. Сын обрадовался, послал за священником. Тот его причастил, исповедовал… а старик раз – и не умер. Уж вторую неделю лежит. Каждый вечер кто-нибудь с хутора прибегает, чтоб служителя послали к старику. Вот брат Никула и шлет нас по очереди. Погоди немного, и до тебя очередь дойдет…

– А правду говорят, что тебя братья предложили приору кандидатом в диаконы? Или врут?

Дальгерт нахмурился. Посвящение в высшие чины могло для него обернуться неприятностями. Роль аколита устраивала его более чем полностью, и двигаться вверх по ступенькам церковной иерархии он совершенно не торопился. Другое дело, что сообщать об этом брату Рузану Даль тоже не собирался.

– Сам я слышал, что речь шла о троих кандидатах, но имена не назывались. До возвращения Магистра еще есть время, так что подождем.

– Ты прав, брат. Не надо пока об этом рассказывать. Я сам слышал, брат Евхарт просил у приора рукоположения, но ему отказали.

– Приор мудр…

– Но теперь брат Евхарт считает, что виноват в этом ты. Что, вообще-то, правда. Если бы не епитимья, которую на него наложили по твоему донесению…

– Евхарт, конечно, человек нужный аббатству, – нахмурился Дальгерт. – Но некоторые его поступки бросают тень на всех нас. Если бы не мое вмешательство, мог бы выйти серьезный скандал.

– А что случилось?

– Думаю, не стоит об этом говорить посреди улицы. Нас могут услышать.

– Вот за это, брат Дальгерт, тебя и не любят. За скрытность твою…

– Ну что ж, на все воля Спасителя.

– На все воля Его. Но ты, брат, будь все же поосторожней. Брат Евхарт может попробовать отомстить. А он, знаешь…

Дальгерт знал. Но относился к проблеме философски. Не было у него в городе ни родных, ни близких, да и в монастыре он за два года ни с кем накоротке не сошелся. Значит, Евхарт если и будет пытаться испортить ему жизнь, то способов для этого найти сможет немного.

У монастырских ворот изнемогали от скуки и жары два мальчика-остиария. При виде приближающихся братьев они подтянулись.

– Слава Спасителю, благ подателю, – поприветствовал правый.

– Слава Спасителю, – согласился брат Рузан.

– Слава, – эхом отозвался Дальгерт.

– Брат Дальгерт, – хлопнул себя по лбу левый остиарий, – тебя еще утром желал видеть отец Леон. Серчал очень. Ты поторопись…

– Пропал обед, – пробормотал Дальгерт. Если от тебя что-то нужно отцу Леону, можешь смело ставить крест на всех своих планах. Леон – один из тех святых братьев, кому еще Эниаррский Великий Магистр высочайше пожаловал святое право Инквизиции. Таких, как этот старец, на Земле единицы. Леона, говорят, побаивается сам приор. Он – личный исповедник старейшины Гаральда. Его желания следует исполнять мгновенно и точно.

Рузан посмотрел на Даля со снисходительным сочувствием. Толстяку еще ни разу не приходилось иметь дела с Леоном, а вот Дальгерт – удостаивался такой чести.

Дальгерт распрощался и почти бегом отправился в покои старого священника.

Старик в белой сутане и на непосвященного человека произвел бы сильное впечатление. Те же, кто знал о его истинном статусе и влиянии, попросту терялись в его присутствии. Дальгерт навсегда запомнил первую встречу с ним.

«Я знаю, что ты молился другим богам. Что привело тебя к Спасителю? Неужели тоже – лицезрение чуда?» Пронзительный хитрый взгляд, казалось, способен читать мысли. «Нет, святой отец. Лицезреть чудо я не был удостоен. Мне рассказал о Спасителе один святой человек. Он был странствующим монахом. Он потом умер».

Легенду его было легко проверить. И потому Даль уговаривал себя: не соври! Ни в единой букве, ни взглядом, ни жестом. Этот хитрый старец раскусит тебя мгновенно.

Монах действительно был. И бандиты Серого действительно вздернули его однажды утром на старой сосне. Просто так вздернули – упрямый был дядька, молился все, просил простить «этим заблудшим овцам» их прегрешения. И взять с него, оборвыша, было нечего…

Леон тогда поверил. И на следующий день приор уже вручил Далю связку ключей – знак его нового служения.

…Окна в комнате были плотно зашторены, в камине над углями вился теплый воздух. Леон мерз. Старость не ссутулила его плечи, он все еще оставался одним из самых высоких монахов аббатства, но вот холод с каждым годом подбирался к нему все ближе, и даже в середине жаркого летнего дня старый священник под сутаной носил шерстяной свитер, кутался в теплые одеяла и по утрам велел топить камины.

Сейчас он сидел в кресле возле стола. На столе горела одна-единственная свеча, но горела необычным, а ярко-голубым, химическим светом. От этого тени по углам казались резче, а кожа самого священника стала белой, словно у мертвеца.

– Ты не торопился, сын мой, – ровным голосом сообщил он вместо приветствия.

– Я не знал, что вы меня ищете, святой отец. Вчера отец Никула отправил меня на хутор, к страждущему старцу…

Леон сморщился, отметая это оправдание.

– Ты мог бы явиться еще на рассвете. Меру наказания тебе я определю позже. Я наблюдал за тобой, мальчик.

«Этого еще не хватало, – подумал Дальгерт. – Старый лис наблюдал за мной… интересно, насколько плотно? Как насчет весеннего визита в горы? Или…»

Однако он сумел удержать каменное выражение лица, и старик продолжил:

– Ты исполнителен. В отличие от многих младших чинов ты выполняешь свою часть работы честно, не пытаясь уклониться даже от таких неприятных поручений, как то, что тебе дал отец Никула. Ты не болтлив. Однако и скрытным тебя назвать трудно – мы знаем о тебе довольно много. Кроме того, ты можешь за себя постоять. Так?

– Как вам угодно, святой отец. Но мне кажется, вы слишком добры ко мне.

– Не слишком.

Старик поднялся, сразу оказавшись выше Дальгерта на полголовы.

– Собор предложил, а приор одобрил, что вера твоя достаточно крепка и ты достаточно знаешь, чтобы принять сан. Не сомневаюсь, в ближайшие дни кто-то из диаконов сообщит тебе эту новость и назначит день хиротонии…

Дальгерт поежился. Он никак не мог взять в толк, к чему такая прелюдия? У Леона есть возражения? Тогда почему он не высказал их на совете? Или он хочет, чтобы Дальгерт знал, что решение сейчас только в одних руках и только от священника зависит его дальнейшая судьба? Зачем он тянет время?

– Это почетно. В твоем возрасте лишь считаные аколиты удостаивались такой чести. Это дает немалые выгоды и, разумеется, почет. Наша церковь пришла в этот мир, чтобы нести здешним обитателям свет Истинного учения, и, скажу тебе по секрету, мы добились немалых результатов, несмотря на то, что путь наш по землям сим длится не так уж долго. И одним из важнейших достижений последних лет стало создание еще одного монастыря к югу отсюда. Сейчас там возведены только стены, но вскоре он станет крупнейшим на многие и многие мили вокруг. Именно там сейчас находится Великий Магистр, и именно там вскоре потребуются молодые энергичные священники, подобные тебе. Те земли богаче, там не столь суровый климат и куда больше возможностей как для созидательного труда, так и для научных изысканий. И там много, очень много людей, которым требуется свет Истинной веры. Они как путники, заплутавшие во тьме, готовы поверить любому, кто несет факел. А наша миссия в том, чтобы этими самыми несущими факел оказались мы, и только мы. В тех местах, как известно, царят язычество и ересь, и лишь нам под силу не просто показать людям свет, но вывести их под солнце, имя которому Спаситель, да славится имя Его.

– Да славится имя Его, – поспешно заполнил возникшую паузу Дальгерт. Он решил, что гадания бесплодны и нужно просто дождаться, когда Леон раскроет все карты.

Священник пожевал нижнюю губу и продолжил.

– Итак, на этой чаше весов почет, блестящая карьера, деньги. Но есть другая чаша. Я предлагаю тебе выбор. Сделать его нужно сейчас, сегодня, здесь. Второй раз ни я, ни кто-либо другой его тебе уже не предложит. Эта чаша – стать легатом Святой Церкви. Одним из тех избранных, кто на землях истинно верующих тайно ищет и пресекает ересь и крамолу. Тех, кто стоит на страже веры там, где не помогает ни Слово Божье, ни Знаки святые. Это путь монаха без ризы. Путь, овеянный не почитанием, но проклятиями тех, против кого направлен будет твой карающий меч… Инквизиция сейчас слаба. Здесь, в Спасенном городе, лишь малый остров безопасности, крошечный в бушующем море хаоса и тьмы. Но в наших силах сделать его оплотом веры. В наших силах, – голос его сорвался на крик, – сделать так, чтобы свет Истинной веры коснулся каждого в этом мире. Изжить порок, изжить скверну колдовства и ведьмачества. Уничтожить в корне слуг дьяволовых – вот наша святая цель. Твой ответ?

Дальгерт чуть склонился в поклоне и прикрыл глаза. Сосчитал до трех. Очень медленно повторил для себя «легат Святой Церкви. Это не сон», и твердо ответил:

– Я согласен.

– Я не сомневался в тебе, мальчик. Однако дела Церкви превыше всего. Хиротония твоя будет отложена. Ибо не может Святая Церковь устами клириков осуждать нечестивцев на смерть, но должна стремиться к тому, чтобы вернуть заблудшую овцу в лоно свое. И все же правда такова: ересь не может быть уничтожена без уничтожения еретиков; а еретиков нельзя уничтожить, если не будут уничтожены также защитники и сторонники ереси, а это может быть достигнуто двумя способами: обращением их в Истинную веру или обращением их плоти в пепел.

Даль свел пальцы в знак почтения и вновь поклонился. В голове крутилось: «Во что я влип? Хедин, во что я влип?..»

Старик внимательно посмотрел в глаза потенциального легата и чуть покачал головой.

– В тебе сильны сомнения, сын мой. Это неправильно. Отринь их! И да благословит тебя Спаситель.

– Что я должен делать, святой отец?

– Пока Церковь не ждет от тебя подвига во имя свое, – Леон улыбнулся. – Пусть все будет по-прежнему. Службы, литургии, проповеди. Бдения. Оставайся прежним, сын мой. Обедай в «Вороньем гнезде», я сам люблю тамошнее пиво. Разговаривай с людьми. Узнавай сплетни и новости. Но теперь все сплетни, что касаются Святой Церкви, излагай на бумаге. Сообщай также обо всех подозрительных людях, которых увидишь или о которых только услышишь.

– Это все?

– Будет тебе и специальное задание. И специальные полномочия. Сейчас спустишься к кастеляну, пусть выдаст списки указаний Магистра и Архипрелата Эниаррского, Понтифика четырех миров, Гията Благословенного и малую святую сферу. Она тебе укажет тех, кто наделен способностью к богомерзкому колдовству, но скрывает от нас эти способности. А вот это… это отныне – твой герб, твой знак веры. Носи его поверх сутаны или у тела, сын мой.

Знак Спасителя, но вписанный в полукружье цветущих веток шиповника – символ Эниаррской Инквизиции. Вот так просто: один разговор в душном кабинете – и ты нежданно-негаданно часть самой грозной из сил Эниарра…

Впрочем, на Эниарре этот красиво украшенный рубинами кулон действительно много значит. Здесь же, в мире нечестивцев и отступников, это просто игрушка. Дорогая и опасная.

Если нужно произвести впечатление на кого-то из прихожан или напугать до полусмерти нерадивого обывателя, то действительно надо носить этот знак поверх сутаны. Если же нужно что-то узнать тайно…

Даль поцеловал знак веры и надел его так, чтобы даже цепочки не было видно.

Кожу обожгло невероятным жаром, но он был готов и не подал виду. С этой силой он справится, не впервой. В день, когда он принял Святой Символ Веры, все было гораздо хуже. Но, так или иначе, хиротония отложена. А значит, игра продолжается. Опасная, но увлекательная игра на самом краю пропасти. Она щекочет нервы, без нее жизнь становится спокойной, но унылой и пресной. Без нее нет будущего.

– Я знал, что ты примешь верное решение, сын мой. Я в тебе и не сомневался. А теперь ступай. И позови брата Аугуста. Пусть принесет еще дров. Что-то сыро здесь…

Даль поспешно вышел.

В голове не укладывалось – вот так просто. Обыденно. Два слова священника Леона – и ты, простой аколит, уже легат Церкви, представитель Святой Инквизиции.

Что-то за этим непременно стоит. Какая-то важная тайна святых братьев, о которой простым чинам и послушникам знать не следует.

«Испытывать же будут, – со стоном догадался Дальгерт, – на силу веры проверять. Этого только не хватало…»

Однако он четко выполнил все пункты плана, обозначенного отцом Леоном, получил высочайшее соизволение диакона покинуть храм и отправился в город.

Это в полной мере соотносилось с заданием старого лиса и соответствовало его собственным планам. Такие новости следует хорошенько обдумать, и желательно так, чтобы вокруг не маячили белые одежды святых братьев.

«Воронье гнездо» – не самая большая, но одна из самых популярных гостиниц Спасенного города. Славится она в первую очередь своей кухней и уютной ресторацией на первом этаже заведения. Ну и конечно, здешнее самодельное пиво – лучшее из того, что варят на многие и многие мили окрест. Овес и солод хозяину доставляют с равнины, и готовит его Добряк Виль по старым, еще коренным рецептам. Ругается на сырье, сетует, что нынешнее поколение никогда не узнает настоящего вкуса, но все равно варит и берет с обывателей двойную цену.

Вильдар утверждает, что помнит Дальгерта еще ребенком, но сам Даль уверен, что это не так: обитатели Песьей улицы в этой части города не появлялись никогда. А уж чтобы с маленькими детьми – это и вовсе немыслимо. Но Виль упрямо стоит на своем.

И многое же хозяин смог простить ему. Многое, кроме одного – белой сутаны и белого плаща.

Десять лет назад, когда миссионеры с Эниарра только пришли в город, а его тогда еще никто не называл Спасенным, их приняли, как принимали многих. Даже лучше, памятуя, что среди жителей было немало почитателей Спасителя. Тогда братьев было не более десяти человек. Старейшины выделили им землю, обсказали условия и законы, по которым живет город, помогли устроиться. Вот только белые братья не собирались мириться с такой ролью. Оглянуться никто не успел, как в одном из самых больших зданий возник монастырь. Монахи принялись проповедовать, явили даже несколько чудес. А шесть лет назад они уже огнем и мечом принялись уничтожать мастеров Слова и целителей, которых именовали не иначе как богомерзкими чародеями и ведьмами.

Их оказалось вдруг много, и они были сильны. И вот жителям уже казалось, что так было всегда.

Иные горожане предпочли отдать своих одаренных чад в монастырскую семинарию, чтобы только уберечь их от ужасов аутодафе. Тогдашний Великий Магистр был жесток, но, надо отдать ему должное, все случаи колдовства были четко доказаны, а доказательства – представлены на суд старейшин. Решение вроде бы принималось обеими сторонами, но на деле всем было ясно, что старейшины так же пасуют перед неведомой и грозной силой монахов, как и простые смертные.

На второй год безраздельной власти, или на четвертый после образования миссии, Святая Инквизиция обвинила в колдовстве, а светский суд приговорил к сожжению жену Добряка Виля. Тогда его не звали еще Добряком. И глаза у него были оба целы, и на правой руке все пальцы были на месте. Когда Дальгерт появился в монастыре, публичных казней стало меньше. Но суд Инквизиции продолжал выносить приговоры, а городской совет продолжал исполнять их. Появился даже палач – специальный человек, исполняющий вердикты судов.

– Спаси тебя Бог, Виль! – поприветствовал Дальгерт, подходя к стойке.

– Меня спасать не надо, – отозвался тот заученно. – Сам разберусь. Садись вон к окну. Сейчас пива принесу. Есть разговор.

– Буду рад помочь.

Добряк Виль в последнее время редко снисходит до того, чтобы поговорить с «отступником от веры отцов». Значит, случилось что-то действительно важное. Что-то, о чем стоит знать монахам, какими бы врагами лично Вилю они ни были.

Место, на которое ему показал Виль, было удобным. Двухместный столик в закутке у стойки бара, у самого окна. Отсюда видно весь зал и в то же время сам наблюдатель остается незаметным. Отсюда к тому же видно всю Лобную площадь.

Хозяин сам принес поднос с двумя кружками фирменного пива и тарелкой мелко порубленного и поджаренного с луком мяса.

– Ждал, что ты появишься еще вчера, – сказал он отрывисто. Левая рука лежит на столе, а правую, трехпалую, хозяин привычно прячет.

– Не мог. Дела аббатства, – пожал плечами Дальгерт. – Я бы и рад заходить чаще…

– Я тебя заклинаю. Оставь Ильру в покое. Она тебе не пара.

– Это твое слово или ее?

– Неужели ты думаешь, что Ильра будет рада человеку, который по доброй воле и собственному желанию надел белый плащ? Она тебя ненавидит. Прошу тебя памятью корней, нашей общей историей, не мучай ее. Ей и без тебя несладко.

– Я понял, Виль.

Это прозвучало настолько двусмысленно, что Дальгерт поспешил добавить:

– Я не буду стараться заговорить с твоей дочерью. Это все?

– Нет. Есть кое-что еще. Вчера ко мне сюда заходил чужак. Якобы он ищет какого-то своего родственника. Но… это был нехороший человек. Тебе такое знакомо?

Вильдар вытащил откуда-то из кармана истертый листок, на котором были нарисованы восемь пересекающихся стрел. А получившаяся из стрел восьмилучевая звезда вписана в полукружье хитро сощуренного глаза.

Глаз Схарма – здесь?

Так. Начинается. Зря, что ли, Леон намекал, что мне не грех бы сюда зайти? Вот оно, что ли, испытание?

– Что это? – Чтобы скрыть заинтересованность, он отпил из кружки. – Хорошее пиво, как всегда.

– Это было на его рукаве. У него кожаная куртка, как у равнинников, светлая. И этот знак словно выжжен на коже. Мне показалось, что он – не просто украшение, а что-то значит.

Виль ждал объяснений, но что Дальгерт мог рассказать? Сказочку про остров Брандей и тамошних черных магов, за которую его в тот же самый миг можно будет тащить на костер? Поделиться новостью, что Схарм, один из слуг Хаоса, входит в силу и собирается вырваться из своего невольного заточения?

У Даля в сумке прямо сейчас лежат списки с документами, в которых перечислены ереси, за которые мирянин должен быть подвергнут суду Инквизиции. По этим спискам, озвучь он то, что только что подумал, – и его можно будет казнить ровно два раза.

– Знак мне незнаком, – медленно сказал Дальгерт. – Но, мне кажется, ты прав… это что-то значит…

– И это не все.

Добряк Виль сощурил единственный глаз:

– Есть еще одна вещь, о которой вам следует знать. Тебе и всему вашему проклятому аббатству. Да, ты настолько ослеплен фокусами их лукавого бога, что перестал уже отличать правду ото лжи, но я не стану щадить твоих чувств. Священники всегда сначала думают о богатстве, золоте, власти, лишь прикрываясь разговорами о высоких материях. Ты, и я это вижу, пока не стал таким, как большинство из них. Раньше, может быть, и они были другими, но сейчас, сейчас! Они же с удовольствием приносят кровавые жертвы своему богу… и называют это почему-то очищением. Не надо мне возражать. Я сам прекрасно знаю, что ты можешь мне сказать. Вы – зло. Но в мире существует зло еще большее. Зло, которое пришло сюда из других миров. И все, кто стоит против него, кем бы они ни были раньше, вольно или невольно становятся союзниками. Так что, если вы, святые братья, встанете против этой силы, я встану рядом с вами. И дочь моя встанет, и десятки других смелых людей в городе.

Даль похолодел. Неужели знает? Хозяин респектабельной гостиницы, никогда в жизни не покидавший родной городок? Знает? Да откуда?

Он на всякий случай отставил стакан. Чтоб не расплескать добро.

– Что же это за зло?

– Черная магия смерти. На Тарне мы встречались с ним, хотя ты не можешь этого знать. Перед самым исходом, во времена, которые многие здесь предпочитают называть легендарными, маги Смерти поднимались над миром. Есть книги, в которых об этом сказано… да это и было не так давно. По историческим меркам, совсем недавно – жалкие две сотни лет назад. Я говорю о некромантах.

Еще не легче.

– Что-то и обедать расхотелось. Откуда новость?

– Идем. Тебе следует самому увидеть.

Даль с неохотой поднялся – предчувствие подсказывало, что вернуться к пиву и жаркому не удастся.

Пока шли на задний двор, Виль объяснил:

– Повадились мальчишки соседские голубей стрелять. Поветрие какое-то! Наделали рогаток… я уж их гонял и уговаривал, чтобы, значит, на площадь шли. Но какое там! Уйдут, а потом снова у меня на заднем дворе шкодят. А вчера прибирался на огороде и нашел. Вот, взгляни!

Вдоль заборчика они вышли к калитке, возле которой потихоньку зарастала сорняками небольшая куча самого разного хлама. В основном осколки битого стекла, какие-то проржавевшие ведра, остатки продуктов.

– Вон оно, – показал он на край кучи. – Вон перья торчат…

Это был дохлый голубь. Но не обычный. Очень необычный. На груди его перьев не было, из-под пуха проглядывал металл. Клюв тоже был сделан из чего-то больше похожего на сталь, чем на кость. Лапы… лапы состояли из кусочков проволоки, стальных спиц, пружин. Когти остро заточены.

На металлической пластинке, прикрывавшей голубиный череп, была четко видна вмятина. Левый глаз тоже пострадал – его было и не видно в мешанине разбитой плоти и перьев.

Такого Даль раньше не видел. Не видел, но слышал. Еще весной он смог ненадолго выбраться в Убежище и там узнал последние новости с юга – у сектантов, что называют себя схарматами, появились мертвые слуги.

Правда, разведчики говорили о людях – мертвецах. Но где люди, там и звери, не правда ли?

Значит, в городе побывал не просто схармат, а еще и одна из созданных ими тварей. А может, и не одна. Издалека птичка наверняка похожа на обычного голубя, так что неизвестно, сколько их тут летало…

– Я заберу это. Мне нужен мешок какой-нибудь…

– В сарае возьми.

В таверну Дальгерт вошел с плотно завязанным мешком в руках.

За стойкой стояла Ильра. Солнце запуталось в ее русых волосах. В зале больше никого не было, и она что-то тихонько напевала себе под нос.

Дальгерт никогда не задумывался, красивая Ильра или нет. Наверное, красивая, раз ему каждый раз, как увидит, хочется ее нарисовать. То, как она улыбается. Или то, как хмурится. Или то, как выговаривает ему за очередную провинность. Было время, когда она улыбалась ему чаще. А теперь при встрече или отворачивается, или каменеет лицом и изображает статую. Но это ничего. Ничего страшного. Она не права, и однажды об этом узнает.

Вот она повернулась на хлопанье задней двери, увидела, что за гость пожаловал в их дом, и песенка тут же умолкла, а улыбка погасла.

Маленькая дань той игре, которую Даль ведет с собственной судьбой. Или же крошечная уступка – иногда заглядывать в «Воронье гнездо» и любоваться тем, как солнце играет в ее волосах, слышать ее голос. Ильре ничего не грозит – ей нет до молодого аколита никакого дела. И вдвойне приятно сознавать, что все упреки, которые она может ему высказать и, возможно, однажды выскажет, – несправедливы.

Даль дружески махнул Ильре рукой и, не задерживаясь, покинул «Воронье гнездо». Мертвая птица и забредший в город схармат – это не игрушки. Об этом нужно как можно быстрей сообщить приору.

Ильра проводила его возмущенным взглядом.

Новое украшение уже не обжигало кожу – вдали от монастыря Дальгерт «договорился» с вещицей тем способом, каким и может только воспользоваться опытный мастер Слова. И сейчас, кажется, наступило время впервые прибегнуть к власти, которой его наделил Леон: слова Добряка Виля крепко засели у Дальгерта в голове. «Вы – зло. Но есть еще большее зло; я говорю о некромантах». Если последователи хаосита Схарма заинтересовались городом, то монахи – это единственная сила, которая может хотя бы попытаться их задержать.

Магам Равновесия иметь под боком белый монастырь и хлопотно и опасно, но священники не идут ни в какое сравнение со схарматами. Если город будет взят, школу в Горном Убежище придется эвакуировать. Не хотелось бы, чтобы до этого дошло. Очень бы не хотелось.

Юноша-остиарий, просиживающий подолы у двери, резко встал, показывая, что дальше двигаться нельзя.

Даль приветливо кивнул ему и остановился.

– Слава Спасителю, Богу нашему, – приветствовал он парня.

Юноша был из новичков. Он суетливо ответил, перекрестился.

– Меня ждут. Дело Святой Инквизиции.

Юноша облизнул губы и тихо попросил:

– Значит, у тебя, брат, должен быть знак…

Дальгерт вытянул на свет кулон и показал его юноше.

Тот ощутимо побледнел и быстро закивал, уступая дорогу.

– Надеюсь, ты понимаешь, – шепнул ему Дальгерт, проходя, – что об этом не стоит никому рассказывать.

Паренек снова истово закивал.

Отец Леон его не ждал.

Дальгерт, который уже уверил себя в том, что все события этого дня – часть испытания, измышленного отцом Леоном, даже слегка растерялся. Но Леон действительно его не ждал.

Он, похоже, и думать забыл о новом легате Святой Церкви. И в тот час, когда Даль с мешком и бумажкой Добряка Виля явился к его покоям, он принимал приора – настоятеля монастыря – и пятерых священников. То есть почти всех, кто имеет реальную власть в аббатстве.

Вот в этот-то избранный круг и ввалился незваным брат Дальгерт.

Святые отцы в удивлении обернулись.

Леон даже приподнял брови. Он был уверен, что в ближайшие дни нового своего подчиненного не увидит.

И вот, пожалуйста.

Даль понял, что отступать поздно. Уверенно, словно имеет полное право здесь находиться, он вышел на середину комнаты, туда, откуда его смогут видеть все собравшиеся, и ни на жест, ни на звук не отступая от канона, поприветствовал их.

Обескураженные священники ответили на приветствие, и Дальгерт, не давая им раскрыть рта и заняться обсуждением его персоны, сразу перешел к делу.

– Братья, я позволил себе ворваться сюда столь спешно и без доклада по безотлагательному делу, которое на меня возложил отец Леон. Прошу вас выслушать меня! Это не отнимет много времени…

– Отец Леон, брат Дальгерт говорит правду?

– Я дал ему некоторое поручение… – медленно, с расстановкой ответил священник, – но я не думал, что он справится так быстро. Однако раз брат Дальгерт считает, что дело настолько спешное, что можно врываться на столь важную встречу…

– Спаситель ведает, я вовсе не думал, что задание отца Леона приведет меня к такой находке. Я смиренно прошу у вас разрешения показать ее вам, ибо вещь эта – нечистая. Однако, увидев, вы поймете, почему я счел необходимым принести ее сюда.

Пока замешательство священников еще не растворилось окончательно, погребенное возмущением, Дальгерт добавил:

– Я бы мог показать это только отцу Леону. Но дело, мне кажется, касается всего клира. Только надо что-нибудь подстелить. То, что я принес, – мертвая птица. Но необычная…

Леон величественно кивнул на маленький столик у окна, больше похожий на кафедру.

Даль вытряхнул голубя из мешка и посмотрел на лица присутствующих.

Трое из священников тут же скривились, будто почувствовали неприятный запах. Хотя от голубя совершенно не пахло – ничем.

– Подойдите поближе и взгляните. Эта тварь – не просто дохлая птица. Над ней потрудились колдуны, и такие, каких мы раньше еще не видели.

– Увольте, – скривился отец Евстатиан. Но остальные не погнушались подойти ближе.

Леон даже перевернул птицу. Раскрыл крыло, изучил маску и лапы.

– Где вы это взяли, сын мой?

– Добряк Виль нашел на своем огороде. Видимо, мальчишки сбили из рогатки. Видите, куда пришелся удар?

– Да, вижу. Что вы об этом думаете, братья?

– Это дело Святой Инквизиции, – высказался издалека бледный отец Евстатиан. Что, в общем, было очевидно.

– Да, – все так же неспешно сказал отец Леон. – Это дело Святой Инквизиции.

– Это не все, – добавил поспешно Дальгерт. – Вчера в городе видели человека вот с таким знаком на одежде.

Он передал Леону замусоленный рисунок.

Леон кивнул.

– Что ж, брат Дальгерт, я не ошибся в тебе. Обожди за дверью. Теперь нам надо посовещаться. А после у меня будет для тебя еще одно задание.

Даль с поклоном вышел.

Глава 3

Схарм весть, откуда взялся этот замок.

Все старые строения откуда-то берутся. Так было, и так будет всегда. Миры умирают, а их обломки сыплются сюда и, словно надгробные камни чужим вселенным, остаются, разрушаясь, осыпаясь песком. Города, одинокие башни, замки, циклопические сооружения без окон, без дверей, лачуги, деревни, церкви неизвестных, но наверняка мертвых богов…

Так говорит Маркус, а он многое видел. Он по равнине путешествовал до самого океана. Именно он, командир ищеек Великого Схарма, и привел отряд сюда.

Руина, конечно. Всех строений – одна старая квадратная башня. От стены остались одни камни, заросшие мхом и мелкой травой, которую Дём, он из местных, именует толокнянкой.

Но если начнется дождь, то будет куда спрятать лошадей, да и будет где самим укрыться. Места-то открытые. Если и есть деревья, то какие-то больные – они с трудом нашли в себе силы перебороть неподатливую, каменистую землю.

Маркус велел поставить шатер так, чтобы башня и огрызок стены прикрывали его от ветра. Но пока предосторожность не оправдалась – дни как по заказу стояли ясные и жаркие, ни ветерка, ни облачка.

Вечернее солнце золотило старую башню и горы над ней. Словно неведомая сила нарочно поместила строение так, чтобы ни один склон, ни одна скала не загораживала от него садящееся светило.

Шатер – в тени, башня – как догорающая свечка.

Разведчик спрыгнул с коня. Это был невысокий поджарый человек в короткой кожаной куртке и кожаных же штанах, расшитых ниже колен металлическими бляхами. Волосы его были забраны в хвост. Когда он улыбался, становилась заметной щербинка между зубами. А улыбался он часто. Правда, никто не назвал бы его улыбку приятной. Это был Карел, один из лучших искателей Правой армии Схарма. Человек степи, он не очень уверенно чувствовал себя в горах, но нюха не потерял, и его по-прежнему высоко ценили командиры.

Карел шел быстро, нахлестывая себя по голенищу свернутой плетью. Взгляд его был мрачен. Вчера случилось то, чего с ним не случалось уже очень, очень давно. Карел потерял след и сейчас должен был сообщить об этом командиру ищеек Маркусу. Оставалось надеяться, что Волк лучше справился с задачей, но что-то подсказывало разведчику, что не одному ему придется оправдываться. Уж больно не простой была дичь, по следу которой шел отряд. И уж больно высоки были ставки.

Рядом, соизмеряя свой бег с поступью человека, двигался пес. Черная шерсть его свалялась и висела клочьями, словно вылинявшая, левый бок вовсе облысел. На морду, как будто для устрашения, надели металлическую маску, оставляющую открытыми нос и глаза. Между ушами маска сужалась. Она лежала настолько плотно, что углы вдавились в кожу, но псу это, похоже, совершенно не мешало.

Маркус встретил разведчика возле шатра. Кивнул Шустрому, чтобы занялся лошадью. Парень понятливо закивал и перехватил повод. Шустрый – салага, его взяли на поиск, чтобы было кому помогать по хозяйству, ну и в надежде, что научится чему-нибудь полезному. Ему повезло, что он остался стеречь лошадей, иначе мог бы лежать сейчас вместе с Ругом и двумя тварями Лека под развалинами древнего строения, взорванного неизвестным шпионом. Они там все могли бы остаться, если бы послушались Волка и пошли прятаться в ржавый вагончик…

Но Маркус словно почувствовал ловушку, приказал отойти. И не прогадал. Хотя трупаков они и потеряли.

Карел проводил Шустрого взглядом и повернулся к командиру.

Тот сказал:

– Значит, ты не нашел след. Плохо.

– Далеко он уйти не мог. Где-то здесь он… наверняка на юг подался.

– На юг… что нам теперь весь Каменный пояс обшаривать твоей милостью? Здесь столько укромных долинок, ущелий… пещеры, опять же. Он может быть где угодно. Что пес?

– Собака, она даже дохлая, все равно собака. Не беру в толк, чем они лучше живых?

– Ее кормить не надо. И убить намного труднее. Значит, все-таки, и пес следа не взял… ладно, посмотрим, что нам скажет Волк. Он должен уже возвращаться. Можешь пока отдыхать.

Карел ушел, Маркус вернулся в шатер. Достал из черной пластиковой коробочки чернильницу и перо и на клочке бумаги убористо написал несколько строк.

Когда закончил, снаружи донесся топот копыт и ржание. Вернулся Волк.

Его задача была проникнуть в городок, что притулился на склонах одной из гор, и выяснить, не там ли скрылся тот, ради чьего поиска снарядили отряд ищеек. Городок по виду маленький и нищий, если парень там, то найти его будет делом техники.

Волк был русым детиной, с крупными чертами лица и розовой прыщавой физиономией.

Свою куртку светлой истертой кожи он скинул, оставшись в черной майке с линялыми буквами неизвестного языка. На поясе болталась кобура, но револьвер у него – Маркус точно знал – не заряжен. В этих местах совершенно невозможно отыскать патроны нужного калибра.

– Приветствую, – махнул ему Маркус. – Докладывай!

– Птица пропала. Я не успел понять, чем ее прикончили. В голову словно гвоздь вбили: думал – на месте окочурюсь.

– Сочувствую, – без малейшего сочувствия в голосе ответил командир. – Нашел чего?

– Не то, что искали, но нашел. Командир, горло бы промочить, а?

Маркус нахмурился, но откинул полог шатра.

Волк, потирая ладони, нырнул туда первым. Следом за ним вошли остальные. Маркус достал из груды вещей стеклянную бутыль, наполненную коричневой жидкостью, и три кружки.

– Ну, за дело наше праведное!

Кружки сошлись боками.

Маркус вытер губы, потребовал подробностей. И Волк не замедлил их сообщить.

– Значит, это. Мага я не нашел. Может, он и вовсе туда не совался. Знаешь, Маркус, я бы так и подумал, если б не голубь. Кто еще мог его вычислить и сбить, как не тот маг? Он Лековых тварей видал, пса угробил. Он знает, что они такое. Но вот следов в городе нет никаких. Я давал местным описания, он человек приметный. Его не видели. Но смотри, какая штука, Маркус! Хочешь, – верь, хочешь – нет, а в городке этом закрепились не кто-нибудь, а белые братья, Орден почитателей Спасителя. Убей меня, если вру. Они держат город. Построили монастырь и два этих своих – храма. Все горожане точно свихнутые. Ворона каркнет – монастырские узнают. Этих белых там… в общем, много их.

– Вот как… белые, значит. Странно.

– Да что странного? Из Мегаполиса их турнули, вот они сюда и…

– Далековато до Мегаполиса. Пятьсот километров не вдруг пройдешь. Нет, Волк, тут другое.

– Почему?

– Слуги Спасителя, как и обычные люди, предпочитают места, где тепло, где нормальная земля, способная подарить урожай, и чтобы зима длилась не по полгода. Значит, говоришь, монастырь… вдвойне странно. Я и не слышал раньше, что они вообще ставят монастыри. Выходит, есть им что-то в этом городе. И это значит, завтра вы отправитесь туда оба. Посмотрите, как и что там устроено. Кто командует, что у них с обороной. Если подумать, вовремя нам попался этот городок. Очень даже вовремя. Ладно, ступайте. Я буду писать доклад.

Разведчики удалились, прихватив бутылку, а Маркус вернулся к своей записке.

Подумал, дописал еще две строки. Взял письмо, тщательно завернул его в кусок прозрачного полиэтилена и плотно перевязал нитью.

Затем вытащил из сумки птицу. Птица была – что игрушка: не двигалась, не дышала и не глядела. Будь здесь Дальгерт, тут же узнал бы родную сестру той твари, что он так небрежно засунул в холщовый мешок.

Не стараясь сохранить пух, похоже просто приклеенный кем-то прямо к стальной пластинке, защищающей грудь птицы, он сдвинул эту самую пластинку вбок. Открылись бурые, влажные ткани. Туда, под пластину, он и всунул свое послание. Задвинул ее на место. Вытер о штаны руки. Пробормотал: «Вроде готово», и вынес тварь на улицу.

Шепнул ей два слова на непонятном языке.

Птица словно ожила, даже шевельнула головой в стальной маске.

– Домой! – приказал ей командир ищеек. – Давай, лети к Леку. И поживее!

Птица расправила крылья и рванула в небо.

* * *

Горячий воздух вился над камнями – погода, совершенно неподходящая для этих мест. Тем не менее вот уже вторую неделю весь Каменный пояс словно сдавлен глухой, тяжелой жарой. И если живым солдатам Правой армии Схарма жара просто причиняет неудобства, то мертвым…

Нет, заговоренным тварям ничего не будет. Однако работа по созданию новых солдат – эта работа встанет, и встанет надолго. Тела становятся непригодными, в них скапливаются газы, ткани теряют пластичность. Чтобы солдат получился каким надо – маневренным, почти неуязвимым и понимающим приказы командира, труп, из которого его предстоит собрать, должен быть безупречно свежим. А в нынешних условиях крайне желательно – умерщвленным здесь же, в лаборатории.

Лек отворил ставню – душно. Легкий ветерок тронул русые вихры, но его силы не хватило даже на то, чтобы поколебать пламя свечки, устроенной на столе.

Окошко это на самом деле – узкая бойница, ставню к нему приделал сам Лек, чтобы уберечь лабораторию от уличной пыли, а себя – от уличного шума. Ему, главному мастеру, командиры даровали почетное право самому выбрать место для мастерских и лабораторий. Он не стал претендовать на полуразвалившиеся домики поселка, а выбрал этот каземат. Солнце сюда добирается только под вечер, днем царит прохлада. Солдаты не докучают, плац далеко, зато места для лаборатории и мастерских ровно столько, сколько нужно. Даже есть где разместить подмастерьев и помощников. И вот он уже третий месяц тут. Третий месяц он не покладая рук трудится на благо и в зачет своего будущего бессмертия. Настоящего, без обмана бессмертия, каковое будет даровано всем, кто проявит себя в спасительной войне за освобождение Великого Схарма.

Про себя он считал, что все это – война, Схарм, миссия, дорога Мудрых – все это лишь красивые слова. Обертка конфеты, которой заманивают простаков. Возможно, конфета внутри – горькая. Даже наверняка во всем этом есть какой-то подвох.

Схарматы говорят, что честны с теми, кто приходит в их армию, и не обещают больше, чем могут дать. Действительно, пока все, что они обещали, выполняется… и это больше, чем мог бы желать Лек.

Потому что бессмертие себе – не поддельное, не условное – он построит сам. Без всяких подозрительных великих магов и непонятных богов. Он все привык делать сам.

Лек улыбнулся. Тайна, не поверенная никому – ни ветру, ни верному человеку, и уж конечно – не обманщице бумаге. Тайна, до которой не докопается ни один из этих недалеких солдат и напыщенных офицеров. Ни один из его помощников. Никто из его учителей…

Тайная цель, к которой он идет всю свою жизнь.

Перебороть смерть. Уничтожить ее, сделать так, чтобы любой человек мог прожить ровно столько, сколько ему хочется. Пока ему самому не надоест.

Сделать человека неуязвимым для оружия – чтобы потеряли смысл убийства.

Это возможно. Более того, в разные времена, даже в разных мирах, маги и алхимики приближались к решению этой задачи. Но они пытались решить проблему, используя каждый – только один инструмент. Пусть совершенный, выверенный веками опыта, ошибок и удач, но один. А проблему – и это знает каждый мало-мальски образованный человек – надо решать комплексно, используя весь доступный инструментарий.

Лек вспомнил бледного мальчонку, которого схарматы притащили ему в мастерскую совсем недавно. Как тот позеленел, впервые увидев на столе обнаженное мертвое тело, и как его тошнило в углу, стоило помощникам приступить к привычной и за минувший год доведенной до автоматизма работе. Таиш – так звали мальчика.

Путь к совершенству долог и тернист. А кто боится грязи, тот никогда не добьется цели. У паренька и вправду хороший потенциал. Но если он не сможет перебороть себя, то так ничему и не научится. Он не только не достигнет цели. Он даже не сможет ее увидеть и осмыслить.

Еще в детстве Лек понял, что тело любого живого существа, мухи, кошки, человека, ничем не отличается от искусственно созданного мастером Слова ме́ха. Оно управляется теми же законами, на него действуют те же силы.

Помнится, он очень огорчился, когда попробовал применить Слово к дохлой крысе, а та так и не выполнила даже самой простой команды и осталась лежать серым трупиком, в специально для нее сделанной коробке. Только позже, много позже, он понял, в чем была тогда его главная ошибка.

Лек втянул горячий воздух. Надо отдохнуть. Хотя бы недолго. Последние дни он не вылезал из лаборатории, расшифровывая схемы и описания из древней инкунабулы. Книга досталась ему, можно сказать, случайно. Несколько месяцев назад равнинники разграбили караван торговца редкостями и позарились на камушки, украшавшие ее обложку. Страницы никто не берег, и то, что отыскали на месте побоища ищейки Схарма днем позже, с трудом можно было бы назвать книгой.

Язык, на котором были написаны немногие чудом сохранившиеся страницы, был ему незнаком. А вот схемы и рисунки, напротив, навевали ассоциации. Он дал задание ищейкам – везде и всюду искать книги с похожими иллюстрациями, и за полгода стал обладателем трех списков со старинных книг, два из которых были переведены на язык, которым чаще всего пользуются равнинники, а один – вовсе был на языке оригинала.

Работа шла медленно, но Лек предчувствовал, что результат того стоит.

Мимо его окошка прошел один из неживых солдат Схарма. Шел он ровно, глядел перед собой. Нес ведра, полные воды. Аккуратно и уверенно. Такие, как он, не ведают усталости и не боятся смерти – чего им бояться, они один раз уже умерли.

А то, что даже свои называют таких солдат тварями Лека, – это временно. Однажды Лек научится работать не только с мертвечиной. Книги, доставленные ищейками, помогут.

И тогда… О, тогда все будет иначе…

Мастер был молод. Ему едва исполнилось двадцать семь лет. Но за свою жизнь он успел многое понять и увидеть.

Из забитого малыша он стал видным ученым, которого внимательно слушали даже старцы, и власть его в стане схарматов была велика.

Он мог вот прямо сейчас потребовать лучший ужин, и еда будет доставлена почти мгновенно. Стоит только намекнуть – и любая из деревенских девок сама прибежит к нему в объятия. Захочет прогуляться…

Впрочем, нет. Последнее – только в сопровождении нескольких воинов. Жизнь мастера слишком ценна, говорят они. Да и что ему те прогулки? Лес, он везде лес. Одинаковый…

Однако книга ждать не будет…

Лек уже собрался вернуться к инкунабуле, как оконный проем мгновенно закрыла тень, а еще через миг на краю стола сложила крылья птица. Это была одна из двух, которых взяли с собой ищейки.

Пару недель назад сторожевые псы – все как на подбор улучшенные Леком – учуяли чужака-соглядатая, пробравшегося чуть не в самый лагерь. Его хотели взять на горячем, но тот что-то почуял и удивительно ловко ушел от погони. Ищейки встали на след. Это было правильное решение. Да, поймать соглядатая было бы неплохо. Но гораздо, гораздо важней было бы выяснить, куда он приведет. Пока было известно, что преследуемый – маг, возможно, мастер Слова.

Вернувшийся голубь мог означать, что задание выполнено.

Лек, поморщившись, вынул из-за грудины мертвой птицы пакет с донесением, убрал «уснувшую» тварь в специально для этого подвешенный у входа мешочек и поспешил к центру поселка, туда, где расположилась ставка Правой армии Схарма.

Генерал Аким выбрал себе самое лучшее, центральное здание. Поселок этот где-то в других мирах пострадал от войны, многие дома были разрушены взрывами, часть из них сохранила следы старых пожаров, но этот высокий дом с двускатной крышей практически не пострадал. Когда армия только пришла сюда, командиры обнаружили внутри погром, разрушенную мебель, оборванные шторы. Все было густо присыпано пылью. И ни следа людей – ни одного свидетельства, что кто-то заходил в дом после того, как он оказался в этом мире.

В поселке тогда жил один-единственный сумасшедший старик. Он выскочил против схарматов с вилами наперевес. Наверное, вообразил себя героем. Его потом закопали в стороне от дороги – слишком старое его тело не годилось в работу мастерской Лека…

Сейчас почти все дома заселены. С армией всегда путешествует много разного люда: повара, маркитанты, конечно же маркитантки, кузнецы, оружейники, слуги, обозники, фуражиры… Десятки людей, от которых зависит успех.

Лек шел по улице мимо клеток с пленными, мимо лавок и караульных постов, мимо отдыхающих офицеров и развлекающихся солдат и с презрением думал, что этот сброд армией может назвать только тот, кто ничего не смыслит в военном деле. Себя он не считал специалистом, скромно претендуя на роль знатока, который прочитал оба известных труда по стратегии и тактике городского боя.

Впрочем, пока Правой армии Схарма сопутствовал успех. А коль скоро успех самого Лека зависит от их достижений, то пусть все так и остается.

У крыльца путь ему преградил дежурный. По случаю жары, парень стоял с голым торсом, с автоматом наперевес. Лек подумал, глядя на него – какой отличный, первостатейный материал для работы!

Но тут же одернул себя – парень-то живой и умирать не собирается.

– Сожалею, – сказал парень. – Но генерал занят и просил его не беспокоить.

– У меня донесение от ищеек. Доставлено голубем. Генерал просил сообщить ему сразу же, как письмо будет получено.

Парень нахмурился.

На его лбу легко было прочесть кружащиеся там мысли – пост покидать нельзя, пропускать посетителя тоже нельзя. Но если правда, что генерал ждет сообщения от ищеек, то стражнику, пожалуй, влетит, если он не передаст новость вовремя.

– Пошли слугу, – посоветовал Лек. – В случае чего, попадет не тебе, а ему.

Парень хмыкнул, стукнул молотком по привешенной у входа железной пластине. По лестнице быстро спустился даже в жару закутанный в черное старичок.

– Известия для генерала! – сказал парень. – Ищейки прислали птицу.

– Генерал ждет этих новостей, – поспешно добавил Лек.

– Знаю, – сощурился старик.

Старик, официально числившийся у генерала Акима секретарем, был на поверку его правой рукой и советником. Лек откровенно побаивался черных буравчиков, которые заменяли секретарю глаза.

– Вы сообщите генералу?

– Генерал сейчас занят. Давай твое послание, я передам.

Лек упрямо качнул головой.

– Генерал просил, чтобы лично в руки.

– Тогда жди. Он, может, еще час будет… занят.

Книги настойчиво звали его вернуться, но и спорить в данном случае было неразумно.

Лек приготовился ждать, но тут ему повезло. Старик внезапно дернул головой, забормотал что-то и вдруг сказал:

– Иди наверх! Тебя ждут.

Генерал Аким любил блеск и красоту. Еще в детстве он с друзьями забирался в какие-нибудь давно заброшенные, расположенные в глухих местах развалины и искал там «сокровища». Тогда редко удавалось найти что-нибудь стоящее – в окрестностях Мегаполиса мало осталось неизученных и необследованных мародерами мест. Но с возрастом все менялось, и теперь походный ли шатер, зимняя ли квартира, ставка ли в постоянном лагере – Акима окружали знакомые, любимые и невероятно дорогие вещи.

Более всего генерал любил артефакты – предметы, назначения которых не мог понять ни он, ни его разведчики. Их можно было много найти в руинах. И самые ценные из распознанных находок хранились здесь же, в личных апартаментах генерала.

При всем при том генерал презирал роскошь. Спал на обычной походной койке, ел за самодельным столом, редко надевал парадный черный плащ, предпочитая простую кожаную куртку – как у его рядовых бойцов, штаны из грубой ткани и высокие черные сапоги со шнурками и пряжками.

Из всех украшений на груди он носил лишь Глаз Схарма.

Генерал поднял на вошедшего смертельно усталый взгляд. Такой взгляд, наверное, бывает у рудокопов, отработавших в забое смену.

– Ищейки прислали птицу, мой генерал, – Лек склонил голову в приветствии. – Вот послание!

Аким нетерпеливым жестом выхватил из рук Лека записку. Быстро пробежал ее глазами. Сказал:

– Ну что же, все к одному. Кажется, пора нашим солдатам испробовать настоящего дела. Как считаешь, многомудрый мастер?

Лек замешкался с ответом, но генерал и не ждал его. Сказал:

– Пора, пора. А то, мне кажется, они считают, что война – это такое время, когда все только и делают, что жрут, пьют и девок портят. А война, тем более такая война… это, многомудрый мой мастер, совсем другое. Скажи-ка мне, готовы твои трупаки вступить в бой?

– Мой генерал, за тех солдат, с которыми я закончил работать, я поручусь. Но их пока мало…

– Так в чем дело?

Лек пожал плечами:

– Не хватает людей; я имею в виду – помощников. Кроме того, такая погода стоит… тела быстро портятся.

– Что, мои разведчики уже мало притаскивают расходного материала? Клетки, насколько помню, полны…

Лек поморщился:

– Такой материал слабо годится в дело. Мускулатуры никакой, обезвоживание, да и вообще…

– Ну так выбери то, что тебе подходит, а остальных – передать экзекуторам. И вниз их сразу, чтоб воздух не портили. Итак, многомудрый мастер Лек, сколько же трупаков…

– Мой генерал, я предпочел бы, чтобы их называли неуязвимыми солдатами…

– Так сколько неуязвимых трупаков ты готов выставить, если мы выступим, скажем, через неделю?

– Готовы двести четырнадцать, – Леку не нужно было сверяться с книгами, чтобы назвать число. – Три сейчас в работе. И если начнем прямо сегодня, то я возьмусь к этому добавить еще троих. Кроме того, двенадцать птиц, четыре десятка собак и два волка. Волков использовать не рекомендую – они даже после смерти плохо поддаются дрессировке.

– Отлично. Маркус отправил людей на разведку. Дождемся результатов и выступим.

– Дозволено ли мне будет спросить…

– Разумеется, мастер.

– Какова цель? Куда выступает армия? Мне необходимо знать, чтобы составить рекомендации командирам.

– Ничего нет проще. Речь о небольшом городке в нескольких дневных переходах отсюда. Там сейчас обосновались монахи, белорясники. Слышал о таких? Слуги Спасителя. Их много там, целый монастырь. Есть где разгуляться. Этот городок – идеальная площадка, чтобы посмотреть, на что способны солдаты моей армии. Ну и твои, неуязвимые, тоже.

– Мой генерал…

– Можешь идти.

Лек откланялся и чуть не бегом вылетел из апартаментов Акима.

На лестнице столкнулся со стариком-секретарем, который вел куда-то мальчика Таиша, но почти не обратил на них внимания.

Он догадался, о каком городке речь.

Да мудрено ли догадаться, если он тут один такой – на сотни километров. Нет, встречается и другое жилье. В основном охотничьи заимки и хутора. Вдоль дороги есть несколько гостиниц, таких старых, что мало кто может сказать, откуда они взялись. Или лагеря равнинников, чей герб – лысоголовый гриф. Тех, что ищут в горах новые, еще не разграбленные руины. Но от них лучше держаться подальше. Они люди без башни, любого убьют и не моргнут глазом.

Город – один. Тот, в котором родился и вырос мальчик по имени Лек. Тот, в котором умерли его родители. Тот самый город, где шпана гоняла его и кидала в него грязью. Город, в котором он начал учиться мастерству Слова. И, наконец, город, где осталась соседская девочка, которую, как он тогда считал, не забудет никогда.

Значит, там теперь обосновались монахи? Да откуда они взялись-то? Здесь, в краю долгих зим! В краю, откуда стараются убраться все здравомыслящие люди! Что им, белорясым, понадобилось там!

Лек подумал, что нужно будет пойти с армией. Увидеть вновь свою улицу, встретиться с теми, кто его еще помнит, а такие наверняка есть, семь лет – не такой уж большой срок. Еще неплохо бы посмотреть, как взвоют под ножами и стрелами его неуязвимых солдат давние обидчики и ненавистники…

И надо будет проследить, чтобы не пострадали те, кто пострадать в этой войне не должен.

Однако следует поторопиться. На подготовку всего неделя, а это мало, очень мало…

Советнику Демиану туго давалась роль доброго дедушки, так что он, в конце концов, ее оставил и говорил с мальчуганом так, как говорил бы с деревенским мужиком или бабой. Медленно, короткими, простыми фразами.

– Ну, Таиш, как тебе живется у мастера Лека? Не бьет, не обижает?

Мальчик замотал головой:

– Прошу вас, господин, не оставляйте меня там…

– Значит, все же обижает?

– Нет, но…

– Тогда ты там останешься.

– Там мертвые… Я боюсь. Говорили, они ночью встают и кровь пьют…

Старик нахмурился:

– Ты решился идти тропой Мудрых. Ты жаждал знаний. Теперь ты можешь их получить. Но никто не обещал, что будет легко. Видишь ли, мальчик. Нам с генералом необходимы эти мертвецы. Но мастер… сам мастер что-то мутит. Затевает что-то. А мы должны знать, что именно. Потому что нет хуже, чем когда твои собственные подчиненные замышляют что-то против тебя. Надеюсь, ты меня понял.

В ответе Демиан не нуждался. Мальчик ему был неинтересен. Единственное, что он мог, – это потихоньку подсматривать за Леком и доносить обо всем, что тот делает и о чем говорит с подчиненными…

Но Демиан не любил разговаривать с пустотой. Ему обязательно нужен был собеседник – даже такой бестолковый, как этот. А говорить вслух старец привык еще в юности. Тогда он сам не понимал, откуда ему в голову проникают странные и прекрасные истины. Ими он пытался делиться с окружающими людьми, но те только смеялись. Блаженный, так его прозвали когда-то. В те времена он жил на окраине Мегаполиса и, как все жители, верил, что это единственный город на Земле. Бывают еще поселки, хижины, хутора – но они несоизмеримо мелки и незначительны по сравнению с городом. С Городом – так его и называли…

Намного позже он стал и умней и хитрей. Под чутким руководством голоса, звучащего прямо у него в голове, он учился говорить так, чтобы ему верили, чтобы за ним шли. И это искусство, искусство красиво и правильно рассказывать, вызывать доверие слушателя, никогда его не оставляло, только требовало совершенствования.

– Есть Боги и Силы, это данность. Можно верить в Спасителя или Губителя, они честные Боги и готовы прийти на помощь тем, кто к ним взывает… можно не верить вовсе ни во что. Поклоняться идолам, духам отцов, как это делают выходцы с Темного Тарна, можно и вовсе почитать Солнце или Луну. Это, мальчик, в мире ни на что не влияет и ничего не меняет. Скажи мне, тебе нравится наша жизнь?

Таиш промолчал. Он знал, что старика нельзя перебивать, он этого не любит.

– Мы бродим, словно нищие, наши одежды шиты из грубой ткани. Мы болеем. Иногда болезни выкашивают целые районы… ах, ты не бывал в Городе и этого не видел. Твое счастье, мальчик, что ты этого не видел. Мы вынуждены, как стервятники, копаться на свалках, выискивая, что бы можно было продать, чтобы купить еду и питье. Находим обломки прошлого и радуемся, как дети. И так живут все. Все, по всему миру!

Он широко указал за окошко, где солдаты как раз начали освобождать клетки от пленных. Пленные стонали, кричали, пытались сопротивляться, словно знали, что их ждет.

– Самое время спросить – кто виноват? Кто сделал мир таким, какой он есть? Кто заставил нас убивать друг друга за еду, одежду, ржавые гвозди и шестеренки? Кто не оставил нам ничего, кроме разора? Есть у тебя ответ, мальчик? Нет у тебя ответа. А у меня есть! Чтобы помешать великим силам, чтобы остановить истинно Мудрых в их борьбе за всеобщее счастье, Боги, которых следовало бы проклясть и забыть, изменили мир. О, они использовали силу, подвластную им, силу распада и тления, чтобы расколоть Землю и сделать ее такой, какой она стала. Чтобы наполнилась она страданием и не было бы никого, кто знал бы правду. Они лукавые Боги и говорят, что все иначе. Берегись слушать тех, кто даже теперь следует их повелению, несмотря на все то зло, которое они причинили. Последователи этих Богов расскажут, что, если бы не их деяние, мир бы погиб, канув в бездны. Они говорят – зло должно быть уравновешено добром, а добро – злом. И поэтому наша Земля стала такой – наполнилась разрушением, живет разрушением, принимает на себя все то, что должно было достаться на долю совсем других миров. Миров, что катаются как сыр в масле. Где каждый нищий богаче наших самых богатых предводителей. Где никто не болеет, а золото льется рекой. Скажи мне, мальчик, это справедливо? Чем ты хуже их детей, которые каждый день спят на мягком, сладко едят и страдают от безделья? Чем ты хуже их? Я тебе отвечу – ничем. Просто два Бога решили за тебя, за меня, за всех, кто сейчас обшаривает развалины и умирает от болезней, что именно нам платить за тех, других. Нам принимать наказание, не важно, виновны мы в чем-то или нет. Им на нас наплевать, этим Богам. Понимаешь, о ком я говорю? Это Хедин и Ракот, Боги Равновесия. Самые лживые и самые несправедливые из Богов… Им важны только их божественные игры. Но есть путь Мудрых. Есть те, кто знает истину и кто понимает, за что мы боремся. Когда Великий Схарм обретет свободу, все изменится. Он сможет сделать так, чтобы то, что причитается нам по праву, нам и досталось. А для тех, кто верно служит его освобождению, награда станет и вовсе высока. Понимаешь меня, мальчик?

Таиш затравленно кивнул.

– Но это долгий путь. Долгий и трудный. И раз ты решил на него встать и воля твоя крепка, то ты должен идти до конца. Так же, как до конца пойду я. И генерал…

– А мастер Лек?..

– А твой мастер…

Демиан нахмурился. Было все-таки в этом молодом, очень талантливом и дерзком творце бессмертных солдат что-то неприятное. Некая гнильца. То, что заставляет усомниться в его искренней готовности служить делу освобождения Схарма.

– Мастер Лек для меня загадка. И я прошу тебя помочь мне с этой загадкой разобраться. Поможешь?

Таиш опустил взгляд. Никто не смеет отказываться, когда приказывает советник Демиан.

Глава 4

– …на пути этом, полном чудовищ, Спаситель был одинок. Но разве не мы – защитники веры – должны стоять на страже паствы нашей? Разве можем мы допустить, чтобы ложь и крамола вновь поселились в сердцах? Враг грозный и неведомый бродит рядом. Враг, имя которому Диавол, слуга которого – Смерть! Укрепляйте дух ваш, ибо сказано – сильному духом да будет ровен путь; крепите сердца ваши…

Дальгерт продолжал говорить заученный текст, а сам тихонько скользил взглядом по мрачным лицам прихожан. Уличная проповедь никогда не была его стихией, но времена настали такие, что даже сам приор выходил на площадь читать Святые Свитки.

Минуло всего пять дней с того часа, как он принес дохлую птицу святым отцам, но те отнеслись серьезно к предупреждению, и Даля не покидало подозрение, что Леон тоже узнал в корявом рисунке Глаз Схарма.

А уж когда на следующий день появились известия о двух чужаках, что расспрашивали жителей окраин о монастыре и монахах… вот тут-то и решили святые отцы, что угроза реальна. И начались ежедневные эти проповеди.

– …и да пребудет в каждом сердце имя Спасителя, Бога нашего, благ подателя, слава Ему и трижды хвала… – закончил он свою речь.

Немногочисленные слушатели осияли себя знаком святого перекрестия, да и начали потихоньку расходиться. Только один человек остался стоять, дожидаясь, когда Дальгерт к нему обратится.

– Слушаю тебя, сын мой!

– Будет война, святой отец?

Прямой вопрос. Кто-то однажды должен был это спросить. На такие вопросы следует отвечать честно.

– Да. Будет война. Но враг наш угрожает не одному только монастырю. Этому врагу не важно, кого убивать…

– Нужно ли готовить оружие? Будет ли объявлен сбор ополчения?

– Братья отправили разведчиков, но пока ни один из них не вернулся. Мы ждем известий. А оружие… оружие готовить надо.

Человек поклонился и ушел.

Даль был уверен, что посланные Леоном разведчики не вернутся уже никогда. Если им только не повезет и они не разминутся с ищейками Схарма.

Ну что же… дело сделано. Можно и отдохнуть немного. Час ранний, так что в «Вороньем гнезде» не должно быть много народу. Зайти, позавтракать. Узнать последние сплетни…

Скоро наступит день, когда нужно будет отправлять отчет в Убежище. А информация вся, как назло, недостоверная, да и Леон теперь часто вызывает его для доклада. И вообще, как-то тревожно на душе, словно впереди ждут неприятности.

Такого рода предчувствия случались с Далем и раньше и, как правило, оправдывались. Но ни разу еще ему не удалось угадать, где именно стоит стелить соломку. В этот раз он даже гадать не стал.

Ноги сами вынесли его на Лобную площадь, к знакомой вывеске. Дверь по случаю жаркой погоды была распахнута настежь.

Действительно, посетителей в заведении Вильдара по утрам бывает совсем мало. Сегодня – так и вообще никого.

Ильра сидит в зале одна, спиной ко входу. По столу перед ней бегает крошечный блестящий паучок. Паучок?

Дальгерт подошел взглянуть, но девушка проворно накрыла насекомое ладонью. Подняла испуганный взгляд и, кажется, испугалась еще больше, узнав Дальгерта.

Он, чтобы выполнить обещание, данное Вилю, отступил на шаг.

Ильра поднялась, сжимая в кулаке свое сокровище, и поспешила за стойку. Во взгляде ее сквозило отчаяние.

– Вам что-то приготовить? – быстро спросила она.

– Завтрак. В это время суток я предпочитаю кофе и что-нибудь легкое… например, омлет с беконом…

Она даже не улыбнулась. Смотрела по-прежнему так, словно Дальгерт ее прямо сейчас потащит на костер. Да что такое? Неужели он правильно догадался и под рукой девушки не просто насекомое, а мех – существо, собранное из крошечных деталей, скрепленное фантазией мастера и оживленное его Словом?

– Ильра, что у вас есть позавтракать, чтобы не готовить, а сразу подать?

– Молоко. Хлеб, сыр…

– Ну вот и отлично. Чего вы испугались? Я не кусаюсь.

– Вы один из этих.

– Это не делает меня зверем.

Она не ответила. Она считала иначе.

В этот момент в зал вошел хозяин. Мрачно взглянул на Дальгерта, прошел за стойку. Ильра подала поднос с нарезанным хлебом и сыром. Поставила на него большую глиняную кружку с молоком.

– Я сяду у окна, – напомнил Дальгерт.

Девушка кивнула, унесла поднос. За стойку уже не вернулась, а не торопясь удалилась за дверь, ведущую во двор.

– Я всего лишь заказал завтрак, – ворчливо сказал Дальгерт хозяину.

Тот кивнул.

Даль оглядел зал, но там по-прежнему было пусто. Вот и хорошо.

– Виль… Ильра – мастер Слова?

– С чего ты взял?

– Она не видела, как я вошел, и играла, запуская по столу механического паучка. Она сама его сделала?

Виль потемнел лицом. Снял с полки кружку, протер. Сказал:

– Выходит так, что жизнь моей дочери в твоих руках. Если святые отцы узнают, нам с ней не жить. Заклинаю тебя, умоляю, не говори никому. Она – это единственное, ради чего я живу. И если с ней что-то случится из-за тебя, из-за твоих неосторожных слов…

– Виль, тихо! Я никому не скажу. Просто интересно…

– Ненужный это интерес. Если ты желаешь ей добра – забудь. Забудь о том, что видел, и…

– Виль, я уже обещал. Я всего лишь заказал завтрак, это все.

– Смотри!

Дальгерт неопределенно кивнул и отправился к столику. Есть расхотелось.

Он посидел, размышляя о случайно подсмотренной тайне. То, что у Ильры есть способности к магии, это и вправду не очень хорошо. И как только она столько лет жила рядом с Орденом, а никто и не заметил… или заметили, но держат в тайне для каких-то своих целей? Уж не ради ли этого отправил его в «Воронье гнездо» отец Леон? Не это ли – суть его испытания?

«Значит, проверку я позорно провалю, – легкомысленно подумал Даль. – Видимо, все же придется покинуть этот уютный и спокойный городок».

Наконец, молоко закончилось, бутерброды тоже, и Даль направился к выходу. Пора возвращаться в монастырь. Сегодня нужно будет прислуживать на дневной мессе…

В дверях он столкнулся с братом Евхартом. От него пахло чем-то кислым, глаза были близоруко сощурены.

– Слава Спасителю, – первым сказал он.

– Слава, – кивнул Дальгерт. Находиться рядом с этим человеком дольше необходимого он не желал. Евхарт, в полной мере наделенный Божьей милостью, был при том человеком беспринципным и мелочным. В монастыре не были секретом и некоторые куда более серьезные его грешки. Однажды Даль сам поймал его на горячем – брат заманил в кладовку и до заикания напугал своими домогательствами одного из семинаристов. Епитимья была тяжелой, но ни отлучением, ни иными карами для проштрафившегося аколита не обернулась.

– Что-то часто я тебя, брат, тут вижу в последнее время, – хмыкнул Евхарт, – уж не приглянулась ли тебе хозяйская дочка?

– Может, и приглянулась, да только мне ничего не светит. Не любит она нас, слуг Спасителя.

– Ну, ты же красавчик, брат Дальгерт. Перед таким ни одна не устоит…

Брат Евхарт неприятно зарумянился, но все же посторонился.

– А это уж ее дело!

На улице было по-прежнему ясно. Солнце поднялось высоко над домами.

И как же было хорошо на площади, свежо и уютно. И безлюдно.

Дальгерт не заметил, каким нехорошим взглядом проводил его брат Евхарт.

Один день сменялся другим. Даже горожане потихоньку успокоились, и уличных проповедников стало меньше. Люди – существа такие, что привыкают ко всему, даже к нависшей опасности, особенно если она ничем «таким» себя не проявляет.

В городе несколько раз уже видели мертвых голубей. И чужаки, пусть и одетые, как горожане, но все равно приметные, в городе появлялись. Здесь ведь каждый квартал, каждая улочка живет обособленно, все друг друга знают, хотя бы в лицо.

Как они когда-то пришли в город по тропам Междумирья – потрепанные войнами беженцы, миссионеры, искатели лучшей жизни, так и поселились здесь, поближе к своим.

Разница в том, что выходцы с Тарна поселились на этих развалинах первыми и до прихода белых монахов были самой большой и уважаемой общиной.

Громом среди ясного неба стало признание на исповеди одного из прихожан, что чужаки ворвались в его дом и под угрозой смерти выспрашивали о жизни и укладе монастыря, да сколько всего монахов, да приходилось ли белым держать оборону…

Это было последней каплей. Приор отправил депешу на равнину и в строящийся монастырь Великому Магистру. Однако ждать ответа быстро не приходилось, и потому в жарко натопленной келье отца Леона что ни день собирался монастырский совет. Иногда на него приглашали и некоторых младших чинов, и Дальгерт догадался, что эти молодые люди имеют второй, тайный статус. Среди них он заметил и брата Евхарта. Удивился про себя, но промолчал. Видимо, возможности этого аколита намного перекрывали его прегрешения…

А еще через день на таком совете появился старейшина Гаральд, как самый уважаемый из горожан и истинно верующий.

Именно на том совете и стала известна страшная новость – к городу движется войско. Его передовые отряды замечены всего в двух дневных переходах. Памятуя о судьбе пропавших, на этот раз посланцы отца Леона не стали приближаться к армии Схарма, наблюдая их продвижение издалека. Это их и спасло.

– Сколько человек для обороны могут выставить старейшины?

Гаральд лишь пожал плечами:

– Как только вернусь, объявим совет, а он, не сомневаюсь, примет решение собирать ополчение. Но сколько народу откликнется…

– Много откликнется, – криво усмехнулся отец Леон. – Эта армия пленных не берет…

Приор распорядился, чтобы диаконы отрядили патрули для охраны границ, и велел открыть оружейную.

Дальгерт видел – плохо дело. Если правда то, что он слышал о Правой армии Схарма, то патрулями и ополчением сдержать ее не удастся. Однако на этом совете его мнения не спрашивали, и приходилось молчать…

А, нет. Сглазил. Взгляд отца Леона уперся в его переносицу словно в мишень.

– Я вижу, брату Дальгерту есть что сказать?

– Есть, святой отец. Я хочу напомнить про мертвых голубей. Помните? Если есть птицы, то вполне возможно, в том войске есть и другие мертвецы. Лошади, люди. Не стоит забывать об этом.

Воцарилось молчание.

– Что же ты предлагаешь, сын мой? – Леон не отводил взгляда, и от этого по спине начали бегать мурашки.

– Предлагаю учитывать это при планировании обороны. Мы не знаем о том, чем они опасны, но мы знаем, что они мертвы, значит, почти наверняка против них будут бесполезны стрелы. Да и огнестрельное оружие. Хотя у нас его мало, так что и говорить не о чем. Надо подумать. Может, волчьи ямы… баррикады… копья…

– Мы это учтем, – кивнул Леон. – Благодарю тебя, брат Дальгерт. Есть ли еще предложения?

Брат Евхарт привстал со своего места и поднял руку.

– С вашего позволения, святой отец… братья… У нас в монастыре хранится одна вещь… вы же понимаете, о чем я. Мы могли бы использовать ее возможности для усиления нашей обороны.

Повисла пауза, а Дальгерт насторожился. Он и раньше знал, что в монастырях Спасителя иногда хранятся наделенные магией предметы. Монахи не использовали их, и Ордену редко удавалось добраться до таких артефактов. Дальгерт, например, впервые за два года услышал, что здесь, прямо у него под носом, хранится что-то такое.

Евхарт облизнул губы:

– Если подумать, то для обороны города мы должны использовать любые средства. Святые Свитки ведь напрямую не запрещают…

Под тяжелыми взглядами священников он стушевался и замолчал.

Леон сказал:

– Возможно, если Спаситель благословит нас… или же у нас не будет иного выхода… но пока я не вижу поводов для паники.

Старейшина Гаральд поднялся, привлекая к себе внимание.

– Слушаю вас, старейшина, – сказал приор.

– Речь зашла о магии. Я хочу добавить, что отчасти согласен с тем, что, возможно, нам понадобятся все силы. Святые отцы… да, мне есть что добавить; хотя возможно, вы примете слова мои за крамолу. Но перед лицом войны… дозвольте мне сказать. Я искренне верю в Спасителя, и в силу Его, и в мудрость Его, иначе не был бы я с вами здесь, сейчас. Не промыслом ли Господним суждено было такому случиться, что у меня, старейшины Тарнской общины Спасенного города, много лет хранится документ… Документ, составленный нашими предками, теми, кто первым появился здесь.

У старейшины пересохло во рту, и он умолк. Леон подбодрил:

– Мы внимательно слушаем тебя.

Дальгерт чуть заметно качнул головой. Никогда бы он не подумал, что старейшина решится отдать святым отцам одну из трех бережно хранимых тайн корней Тарна. Которую – нетрудно догадаться.

– В те давние времена, когда наши предки только ступили на эту землю, здесь, как и сейчас, было множество опасностей. Тогдашние мудрецы, так же как мы, были озабочены сохранением в целости их нового дома…

– Хочешь сказать, здесь есть какие-то магические штуки? – вскинулся отец Евстатиан.

– Не совсем, с вашего позволения, святой отец. Тогдашние маги видели, что сила здесь слабая и странная и что использовать ее так, как было на Тарне, не удастся. И тогда они подготовили все для того, чтобы в час нужды их магический щит мог воздвигнуть любой, кто родом от их корней. Сейчас двадцать четыре камня, расставленные на всех городских окраинах, – просто булыжники. Но если следовать описанному ритуалу, они вспыхнут… в описании так и сказано – вспыхнут слепящим светом и остановят врага.

– Богомерзкая магия, – прошипел Евстатиан, но отец Леон надолго задумался.

– Значит, вести этот ритуал может любой выходец с Тарна?

– Так, святой отец. Я думаю, что это послужит еще одним доказательством силы Спасителя и умножит веру, и укрепит сердца.

– Вера, основанная на лжи, – Евстатиан даже привстал, – что может быть хуже?

– Нет, отец Евстатиан, – мягко сказал приор. – Лжи нет места в наших сердцах и в наших делах. Мы не станем лгать и пастве нашей…

– Опиши свой способ, старейшина, – выждав должную паузу, попросил Леон. – Если нет в нем ересей и поклонения силам богоборческим, если не кроется за ним желания попрать веру Божию…

– Монастырь стоит на древних камнях, и вы лучше меня знаете об этом, святой отец. Только здесь, где ткань миров наиболее тонка, можно совершить действо, о котором идет речь. Нужен доброволец, наделенный способностью к магии, и нужен чтец, что определенными словами и действиями откроет каналы силы. Магия потечет по венам того, кто станет в центре круга и напитает камни. От камней поднимется щит… так написано в свитке. Он задержит и обессилит врага. Но стоять он будет ровно столько, сколько продержится доброволец…

– Доброволец, значит? И много ли таких добровольцев мы сыщем за два дня? – тихо спросил приор. – Люди напуганы. Они боятся кары Инквизиции…

Дальгерт про себя договорил то, что старейшина не решился сказать вслух: «доброволец», скорей всего, погибнет. Потоки магии, разбуженные заклинанием, пройдут сквозь него, выпьют досуха его собственные силы, затянут в свой водоворот… оттого еще ни разу не применяли люди корней Тарна эту защиту. Хотя приходили сюда в прошлом и мародеры и просто лихие люди, лесные разбойники…

И тут кольнуло где-то у сердца – Ильра! Она мастер Слова. Если монахи об этом знают… да нет, чушь. В городе есть с десяток мастеров, работающих легально, имеющих индульгенцию и все права. К кому, как не к ним, идти за помощью монахам и старейшинам? Уж наверняка не к безвестной и наверняка слабой, ничему не обученной девчонке. Но Виля все-таки следует предупредить.

И надо сообщить в Убежище. И так он слишком долго тянул с этим.

Значит, решено. Сразу после окончания совета – к Вилю. Потом – на окраину, оставить в условленном месте собранные сведения. Оставить знак Кузнецу. Но надо быть осторожным, очень осторожным.

Дальгерт с трудом мог удерживать внимание на том, что говорили святые отцы и старейшина. Но никто из присутствующих не смог бы догадаться об этом по выражению его лица. «Держать лицо» его учил Клим, а этот язвительный и заносчивый мастер-разведчик мог с одним и тем же выражением и читать молитву, и рассказывать неприличный анекдот, и признаваться девушке в любви.

Когда совет закончился, Дальгерт не побежал сразу в «Воронье гнездо». Ему очень хотелось так сделать, но он заставил себя задержаться. Поговорить с братом Рузаном о делах казенных, отчитать двух семинаристов за непочтительное поведение, заглянуть в монастырскую трапезную и, посмотрев на размазанные по дну котла остатки каши, брезгливо сообщить дежурному служителю, что пообедает в городе…

За стойкой хозяйничала старшая повариха Виля. Дорогие столики у окна пустовали, а за общим столом приканчивали обед несколько мастеровых.

Даль подошел к стойке.

– Чего желаете, святой отец? – неприветливо спросила она.

– Стакан воды, пожалуйста. А что, хозяина разве нет?

– Он еще с утра отбыл. Поставщик затянул с доставкой муки, вот Вильдар сам и поехал.

– Понимаю. А Ильра?

– А вы не встретились? Она пошла на рынок, вот буквально несколько минут тому…

– Спаси тебя Бог, добрая женщина, – пробормотал Дальгерт и одним глотком допил воду.

Ну что? Попробовать догнать Ильру? Она наверняка не пожелает его слушать. Да и подозрительно это будет выглядеть – священнослужитель в сутане и плаще зачем-то пристает на рынке к добропорядочной горожанке…

Нет. Не стоит. Через час, а то и через два она вернется. А может, и Вильдар приедет от своего поставщика. Вот тогда и поговорим.

Дальгерт вышел на площадь. Куда дальше? Надо побывать у Кузнеца, оставить письма посланнику. Заодно и узнать, благополучно ли была доставлена его предыдущая депеша. Но сначала все-таки домой. Умыться, собраться с мыслями… Ну и по дороге забрать припрятанный на всякий случай пакет материалов, собранных за две недели для Убежища. Святые братья не чураются тайных обысков, и Дальгерт старался не оставлять вещи, которые могут его скомпрометировать, ни в своей монастырской келье, ни в городской квартире.

Кузнец – он и на самом деле кузнец. Перековывает железный хлам на разные полезные орудия. Он был связным еще у предшественника Дальгерта в Спасенном городе.

Предшественник загадочно умер во время хиротонии. Свидетелей таинства, что понятно, не было, а приор огласил тогда, что у брата было слабое сердце и он не выдержал волнений. И непонятно, то ли это правда и таинство ни при чем, то ли очень даже при чем, но монахи решили ни выносить сор из избы. А то ли они и сами ничего не поняли. На всякий случай и Нерин, и Клим, и другие мастера настоятельно советовали Дальгерту держаться от монастыря подальше, чтобы не повторить судьбу брата Онутия…

Даль поначалу так и планировал. Но, прожив в городе с месяц, понял, что просто так, наблюдая за делами белорясников снаружи, он ничего толкового не узнает…

Виль ему говорил: «Вляпаешься в белое, до конца жизни не отмоешься». Ильра, только узнав о его решении стать остиарием, перестала здороваться. Но на самом деле выхода у него не было: реальная власть в городке принадлежит монахам, а значит, и узнать что-нибудь стоящее о целях белых братьев можно, лишь приняв послушничество.

И до артефактов, которые хранятся в монастыре, тоже не добраться, если ты не носишь белую сутану и белый плащ. А артефактов в храмах и тайных кладовых у монахов может быть много – у них к магическим безделушкам свой не очень понятный интерес.

Одно утешает, священники сами никогда магией не пользуются, считая ее за смертный грех, и стараются лишний раз до наделенных волшебной силой предметов не дотрагиваться.

…Хмурый Виль велел освободить комнату. Всего его доброго отношения не хватило бы, чтоб держать в своем доме одного из слуг Спасителя.

К тому времени у Даля уже появились небольшие деньги, и он смог снять комнату на Втором Каменном Спуске. А когда получил ключи – знак служения остиария, – вовсе перебрался в монастырь.

Однако в «Воронье гнездо» продолжал захаживать – и по старой памяти, и чтобы повидать Ильру. А Виль… несмотря на показную неприязнь, Виль все равно каждый раз радовался, когда тот появлялся на пороге. Однажды кто-то из кухарок намекнул, что Виль все еще надеется вернуть своего бывшего постояльца к корням Тарна.

Знать об этом было приятно.

А вот Ильра считала его не оступившимся в выборе юношей, а человеком, который сознательно пошел на предательство. Она каким-то чутьем поняла, что за речами Даля о вере и правде Спасителя нет истинного сопереживания. Что он не то чтобы лицемерит, но и душу в свои слова не вкладывает. Что она могла о нем подумать? Конечно, что он в монастыре ищет не служения высшим силам, а просто имеет некий свой корыстный интерес. Интерес, ради которого он переступил и через веру, и через совесть, и через привязанность близких людей. И сдвинуть ее с этого убеждения было невозможно.

Дальгерт и не пытался. Главное – было знать, что она ошибается. Когда-нибудь, когда тайна перестанет иметь такое значение, он ей об этом скажет. И она не сможет не поверить…

Без каких-либо приключений Даль прошел половину пути до окраины, на которой расположилась лавка Кузнеца.

Эта часть города в давние времена, видимо, была промышленной – остались огрызки кирпичных и бетонных стен, заросшие бурьяном курганы на месте заводских корпусов. Новых домов было мало. Наверное, поэтому Кузнец и выбрал себе такое место для дома. Меньше соседей, меньше возмущения, что шум мешает.

Оставалось дойти всего ничего, меньше половины улицы, как вдруг с каких-то развалин чуть не под ноги Дальгерту скатился знакомый мальчик-пастух.

– Ой, святой отец! Святой отец!.. Это вы…

– Привет, Левик.

– Отец Дальгерт…

Мальчик был бледен, на пыльных щеках виднелись дорожки слез. Он быстро дышал, прерывая слова всхлипами.

– Что у тебя случилось?

– Мой брат… на него напали дикие звери, и теперь… приходил лекарь, сказал, чтоб мы готовились и что нужно звать священника…

Даль нахмурился. Брат пастушка работал у Кузнеца и был одним из тех, кто знал часть правды. Именно он передавал в Убежище сообщения из города. Оставлял их в тайнике, в глубине одного из гротов на берегу реки. Потом кто-то из учеников забирал послания и, если нужно, оставлял другие – с информацией и распоряжениями для тех, кто работает в городе.

То, что говорил мальчик, не было условленным кодом. То ли пацан отчаянно импровизировал, то ли попросту говорил правду, и это грозило большой бедой.

– Пойдем, покажешь дорогу, – сказал Дальгерт.

Мальчик повел его узкой тропкой между развалин. Вдоль тропки наросла крапива. Дальгерту она была не страшна, а вот пастушок, не озаботившийся надеть длинные штаны, то и дело ойкал, получив по ногам колючей плетью.

Они вышли на пустырь, за которым начинался пологий склон, поросший травой. Внизу виднелись сосны и ели, а на середине склона стояла добротная избушка.

Даль раньше никогда здесь не был.

– Мать говорит, он недалеко ходил, носил обед пастухам на Спи-камень. А вечером его эти же пастухи и нашли, когда обратно возвращались…

Дальгерт слушал парня и думал – а не окружен ли уже город? Может, уже и бесполезно что-либо передавать, и в Убежище скоро узнают правду, так сказать, естественным путем? В любом случае, с Кузнецом повидаться нужно. Он мужик мудрый, давно уже связан с Убежищем, может, чего и посоветует. Или найдет другого посланца. Возможно, он знает больше, чем святые отцы.

В сенях было темно. Как во многих старых домах, здесь скопилось много разного хлама, через который приходилось перешагивать очень осторожно, чтобы не оступиться и не упасть. Здесь же хранились хозяйские косы и ухваты. Мальчик открыл низенькую дверь – потянуло съестным, послышались тихие голоса.

– Мам, – позвал парень, – я священника привел!

– Я еще не священник, – поправил Дальгерт. – К сожалению. Ты вот что. Я посижу с твоим братом, Левик. А ты беги в монастырь… я напишу записку, отдашь ее остиарию у ворот. Скажешь, что для отца Никулы. Отец Никула обязательно снарядит с тобой кого-нибудь из священников.

В кухню, просторную комнату сразу за сенями, вышла мать мальчика. Усталая хмурая женщина лет сорока. Равнодушно кивнула Далю, оценивающе посмотрела на своего младшего сына – стоит ли отпускать? Не заблудится ли по дороге? Не пропадет ли?

– Мам, я побегу. Кто еще сходит-то?

– Иди. И да поможет тебе Спаситель…

Что ж. До появления здесь священника из монастыря есть минимум час. Если связной в сознании и может говорить, то нужно выяснить у него все подробности.

– Я покажу, куда идти, – тусклым голосом сказала женщина. – Лекарства ему не помогли, может, хоть ваша молитва поможет…

В комнате, где лежал раненый, было полутемно и душно. Окошко закрыто, шторы задернуты, свечи не горят. Сам парень лежал на высокой старинной кровати с ржавыми железными шарами на спинке и был укрыт одеялом по подбородок.

Голова перевязана, повязка закрывает левый глаз. На правой щеке длинная ссадина. То ли след падения, то ли чьих-то когтей. Парень был в сознании. Единственный глаз настороженно следил за каждым шагом тех, кто находится в комнате.

– Я побуду здесь, – сказал Дальгерт.

Женщина молча кивнула, вышла. Даль подошел к постели.

– Ты…

Из-под одеяла выпросталась рука, но тут же безвольно свесилась. На ней тоже была повязка, и на бинтах – следы свежей крови.

– Да, я. Тихо.

– Предупреди своих, – заторопился раненый. – Предупреди… надо, чтобы кто-то сходил…

– Кто на тебя напал?

– Собаки… стая. Я не мог отбиться… их нельзя убить… страшно…

Даль пресек попытку раненого оторвать голову от подушки. Тот пожаловался:

– Больно…

– Лежи, не двигайся. Когда это случилось? Ты шел обратно?

– Я нес письма… тебе был пакет… они не лают, Даль. Они нападают сразу… и они не дышат. Они мертвые…

Внезапно он схватил Дальгерта за руку.

– Я не брежу! У них стальные зубы и щитки на груди… и на лбу…

– Я знаю. Спокойно! Тебе нельзя так…

– Мне все можно, я скоро умру.

– Откуда ты знаешь?

– Подними одеяло и посмотри, что там… от меня осталось. Лекарь… снял боль, но сказал, что ненадолго. Сказал, что у меня мало времени…

Парень зажмурился и несколько минут лежал так, тяжело дыша.

– Я думаю, тот лекарь – он не простой. Он маг… иначе я бы… не смог с тобой говорить. Уже. Плохо видно. Ты здесь?

– Да.

– Не уходи.

– Я останусь. Скоро придет священник. Говоришь, был мне пакет…

Раненый поморщился:

– Не надо. Я не хочу. Останься ты.

– Я здесь.

– Хорошо.

Подумал и добавил:

– Если потеряю сознание и буду бредить… я могу тебя выдать.

Может выдать, это правда. Даже не в бреду. Если священник спросит на исповеди…

– Знаю.

– Не жалей.

– Мне нужно письмо. Ты сказал, что нес письмо.

– Было… оно там, наверное. У Спи-камня. Я не помню, как меня нашли. Темно…

Дальгерт спросил:

– Окошко открыть? Здесь душно.

– Открой…

Помолчали. Раненый кусал губы, сглатывал. Глаза его были прикрыты. Дальгерт подумал, что он уже без сознания. Но нет.

– Даль, не надо ждать… ты же понимаешь… я все равно умру.

Дальгерт на секунду представил, что душит раненого подушкой.

Те, кто от корней Тарна, знают лучше прочих – человеческая жизнь бесценна. Мертвые не возвращаются. И потому нельзя убивать. Ни врага, ни чужака, ни тяжелобольного, ни раненого. Человек или сам выбирает смерть, или смерть выбирает его – и уводит своими тропами. Однако он давно уже не тот мальчик, которого впервые привели в Горное Убежище и рассказали о дальних силах, о великом Равновесии, его Богах, Хедине и Ракоте, о духе Познания, о Хаосе и магах с острова Брандей.

Он давно перестал примерять реалии Тарна к миру, в котором выпало родиться. И убивать ему уже приходилось. Только это никогда раньше не был прикованный к постели раненый. И это еще никогда не был свой человек.

Потому Дальгерт и тянул время – смотрел, как мучается его связной, мучился сам и никак не мог решиться…

А ведь еще засветло нужно успеть сходить к Спи-камню. Нужно найти потерянное письмо. Что в нем? Новые инструкции? Приказ покинуть город? Или какая-то новая информация о схарматах?

– Где этот Спи-камень?

– Старое кладбище… от него тропа… мы овец водим. Там к реке… и вдоль…

– В ущелье?

– Нет… по реке прямо. Его ни с чем не спутаешь… он один. Голая скала. А под ней луг… трава… сеном пахнет… там…

Даль решился.

Вытащил священный знак Спасителя. Не тот, который ему вручил отец Леон, а свой, старый. В новом еще только предстоит насверлить отверстие, насыпать крупинки грязно-белого порошка. Секрет яда Геда не раскрывает никому. Он действует почти мгновенно.

Даль давно решил, что если попадется, то умрет именно так – до того, как его передадут в руки палача.

Вот только пастух вряд ли сможет проглотить сухие крупинки. Дальгерт нашел стакан, налил немного воды из кружки на столе, высыпал яд и тщательно размешал.

За окном садилось солнце.

Там, снаружи, стрекотали кузнечики, прощаясь с белым днем. Тихо…

В открытое окно долетал слабый запах овечьего навоза и травы.

Он отвернулся от окошка, сделал шаг к постели.

Пастух лежал, вытянувшись, слепо смотрел в потолок. Он не дышал.

Дальгерт с невыразимым облегчением выплеснул отраву за окно. Тщательно вымыл и вытер стакан. И только после этого открыл дверь в кухню.

– Хозяйка…

Женщина кивнула. Она не плакала и казалась очень худой в черном траурном платье. Она все знала еще утром, когда приходил лекарь.

Пришлось посторониться, пропуская ее в комнату.

И в этот момент в дверь застучали. Это вернулся Левик и привел священника.

Старое кладбище – узкая полоска земли, на которой кое-где лежат гранитные или мраморные плиты, испещренные надписями на незнакомых языках, – осталось позади. Дорога к Спи-камню действительно оказалась нахоженной и удобной. И камень в последних лучах уходящего дня Дальгерт узнал сразу. Он действительно там был один такой. Великан играл в камушки, один укатился на луг, да там и остался. Раза в четыре выше Даля, для того, чтобы называться скалой, он еще был слишком мал, но и с другими, рассыпанными неподалеку отголосками великаньей игры, ни в какое сравнение не шел. Вот и было у него свое, особое название. Может, пастухи и дали камню имя, заимев привычку отдыхать в тени его крутых боков.

Было тихо. Действительно, пахло сеном.

Но тишина была недоброй, ветер после жаркого дня казался слишком зябким, а запах – густым. Луг и лес за ним глядели на гостя настороженно.

Дальгерт шел как в разведку. Старался не торчать на открытой местности, от священных одежек избавился еще на кладбищенских плитах, и сам не слышал собственных шагов. Здесь, на севере, светло бывает и ночью. В августе это уже не тот свет, при котором можно читать книгу или разбирать карту, но Даль был рад и этому.

Он без труда нашел место, где на пастуха напали псы. Трава примята, кое-где вырвана, выворочены комья земли.

Легко представить, как здесь все случилось. Даль поежился.

Псы выскочили из зарослей глухого разнотравья, как из-за ширмы… бежать от них было некуда, разве на камень лезть. Но крутобокий камень не оставил жертве никакого шанса. Вот палка, разломанная и измочаленная собачьими зубами. Вот обрывок одежды. Трава, темная от крови. Вот шапка.

Почему псы оставили жертву? Решили, что человек мертв? Или услышали какой-то приказ? Теперь уже никто не ответит.

Даль обошел вытоптанное место, проверяя каждый ком земли. Письма не было. Значит, или забрали пастухи, или тот, кто отдал приказ собакам.

Напоследок Даль поднял шапку. Она намокла от крови, была порвана и вдавлена в грязь овечьим копытом, но под ней лежал порванный, измызганный полиэтиленовый пакет, а в пакете угадывалась бумага.

Даль отошел к камню, от зажигалки затеплил огарок. Торопливо размотал послание…

Пес, видно, трепал его вместе с шапкой. А потом все это вместе попало в кровь. Разобрать хоть что-то не получалось. Даль решил, что сделает это позже, когда встанет солнце. А пока – пора назад. В город. Ему в любом случае нужно вернуться до утренней мессы. В свою очередь, это означало, что Даль не может сейчас тратить время и заходить на Каменный Спуск.

Надо идти к Кузнецу.

Кузнец отворил на нетерпеливый стук, осветил гостя масляной лампой, поморщился, узнав.

– Дальгерт Эстан. Ждал вас вечером. Что вас задержало?

– Я расскажу…

– Пошли в дом. Но тихо! Младший приболел, только уснул.

У Кузнеца большая семья, четверо детей. Он осторожен и внимателен.

В кухне Кузнец поставил лампу на стол. Поправил плотные шторы. Посмотрел вопросительно. Это очень высокий, крепкий мужик с простоватым лицом в обрамлении густой, но короткой бороды. Даль на его фоне выглядел мальчишкой.

Он коротко рассказал о гибели пастуха.

– Плохо, – вздохнул собеседник. – У меня сейчас нет другого надежного человека.

– Он успел передать последние сообщения. Напали на него на обратном пути. Он нес письмо для меня. Письмо я нашел, но оно…

Он показал порванный лист, еще влажный от крови.

– Хочу попробовать разобрать хоть что-то. В город вернуться не успеваю.

– Хорошо. Работай. Я не буду мешать.

Хозяин ушел, а Даль просидел над письмом почти два часа. Смог разобрать лишь несколько слов, да и то не был уверен. «Остаться на месте» и «вероятность осады». Если со вторым все более-менее ясно, то первое вызывало сомнения. После этих слов стоит точка. Что там было до? Предостережение это или приказ? Или вовсе не имеет отношения к Дальгерту лично?

Даль решил, что послушается этих слов и пока останется. Он не любил быть далеко от событий.

Разбудил хозяина – в последнее время опасно оставлять двери незапертыми, распрощался. Короткая ночь тоже собралась уходить, над остатками старых заводских стен плыли сумерки.

Все было как обычно. Только Дальгерту показалось, что брат Рузан посмотрел на него странно, но ничего не сказал, и он отмел это наблюдение как не важное.

Отец Никула дозволил уставшему после бдения аколиту небольшой отдых, и Дальгерт сообщил, что отдохнет в городской квартире, подальше от монастырской суеты.

Усталость была такая, что он упал бы и в келье, но мысль об угрожающей Ильре опасности гнала вперед. В крайнем случае, заплатит Вилю за комнату. Даже если старик затребует двойную цену. Да хоть тройную! Лишь бы впустил.

Площадь пустовала, только горожанин в милицейской повязке околачивался на стороне дома Совета Старейшин.

Главный вход в таверну оказался заперт. Это было необычно, но и только. В этот час, как правило, Виль уже открывается. Даль решил, что хозяин вчера не смог договориться с поставщиком, вот и держит дверь закрытой. А в гостиницу есть и другой вход. Не от площади, а с улицы Старого Тарна. Это самая широкая и ухоженная улица городка, на ней стоят дома уважаемых горожан и старейшин. А с недавних пор – и старших чинов клира.

Даль толкнул дверь, она легко распахнулась. Лестница вела в жилую часть дома, короткий коридор – в зал таверны. Он, не раздумывая, отправился именно туда. Откуда еще начинать поиски хозяина, как не с кухни?

В зале было много света с улицы. В окна лило свет недавно вставшее из-за домов напротив солнце. Было совершенно пусто.

Даль хотел уже уйти, как вдруг увидел Виля.

Хозяин заведения сидел за одним из боковых столиков, перед ним стояла ополовиненная бутылка и стакан.

Что-то случилось, понял Дальгерт. С Ильрой?

– Виль, что слу…

Тот вскочил мгновенно, словно только и ждал услышать этот вопрос. И ударил – так же быстро.

Дальгерт едва успел увернуться, с него слетела вся усталость.

– Виль!

Теперь в него полетел, роняя последние капли прозрачного алкоголя, стакан. Дальгерт отпрыгнул в сторону.

Следующим орудием Добряк Виль избрал стул. Надежный дубовый стул, тяжелый и прочный, разлетелся на дощечки, соприкоснувшись со столом, за который отступил Дальгерт.

Оставшись в руках с единственной ножкой, хозяин так же молча продолжил наступать.

Даль снова увернулся, опасно шагнул вперед, перехватил и вывернул его локоть.

– Виль! Что с Ильрой?!

Он уже догадался, что никакая иная причина не смогла бы настолько вывести хозяина из равновесия.

– Она жива?

Хозяин только дернулся в захвате.

– Я тебя сейчас отпущу. Но обещай, что не будешь стульями кидаться.

– Я тебя убью.

– За что?

– Ты сказал монахам…

– Что?

– Сказал, что она… мастер Слова.

– Нет!

– Больше некому… – в голосе хозяина сквозила горечь. – Я тебе поверил. Думал, в тебе осталось что-то… человеческое. А ты…

Дальгерт отпустил его и на всякий случай отступил назад.

– Ее забрали сегодня утром. Будь проклят, Дальгерт Эстан. Двенадцать поколений твоих предков да отвернутся от тебя…

– Куда забрали? В монастырь?

Конечно в монастырь, куда же еще…

Виль замолчал. Кивнул.

– Это не тебе месть… – Дальгерт отчетливо вспомнил сальную ухмылку брата Евхарта.

А ведь они все уже знали. Весь монастырь. Когда я туда пришел. Когда я разговаривал с отцом Никулой, когда просил отдыха. Они знали. И никто не сказал… даже брат Рузан. Так вот что мог значить его взгляд.

С другой стороны, почему он решил, что Ильру выбрали только для того, чтобы насолить ему? Да кому какое дело…

Евхарт догадывался, что Ильра ему небезразлична. Мог ли он знать, что у нее есть способность к магии?

Даль отвернулся и пошел к выходу, безразлично дослушивая проклятие Виля.

Он придет в монастырь. Он пойдет прямо к Леону. Скажет: «Отец Леон, вам ведомо, что у меня тоже есть способности к богомерзкому колдовству. Я хочу быть добровольцем. Я решил».

И все будет хорошо. И Ильра вернется домой…

Он шел, а усталость, отступившая было во время драки в таверне, с новой силой навалилась на плечи…

Глава 5

Ученикам младшего круга не дозволяется покидать Убежище. Мало ли, какие опасности могут поджидать ребенка в огромном мире. В мире, застывшем в миг разрушения. И конечно, почти каждый малек готов заложить душу за право покинуть уютные стены хотя бы на час.

Высшим пилотажем у учеников первого круга считалось напроситься с кем-нибудь из старших. В былые времена таким способом кое-кто и до города добирался, но теперь все не так. Намного строже. Самое большее, на что можно рассчитывать – это поход к пастухам за новостями и теми немногими товарами, которыми Убежище не могло обеспечить себя само.

Но чаще всего удавалось только побродить по окрестностям, пока старший ученик выполняет задание наставников. Вот и сейчас. Олег ни на что не рассчитывал, когда увязался за Миком «на дело».

Мик таинственно и хмуро молчал, не отвечал на расспросы, тем самым только распаляя любопытство мальчишки.

– Ну скажи! Нам далеко идти? Мне же нужно знать, что взять с собой.

– Недалеко. Ничего не бери. Хотя, возьми воды. Вдруг пить захочешь.

– А что мы будем делать?

– Ты будешь гулять. Только далеко не отходи. А я выполню задание. И пойдем обратно. Тебя наставница отпустила?

Олег сморщил нос. Отпустила. Ага, сейчас!

– Она сказала, чтобы ты подошел и сказал, что я с тобой. Ты же знаешь…

Мик нахмурил сросшиеся брови, почесал пятерней кудряшки на затылке и согласился. Идти и вправду недалеко – в грот по ту сторону Чертова Седла. Часа на три прогулка, если поторопиться. Самое большее, на четыре.

Вышли сразу, как только Олегу дали освобождение.

Жаркий летний денек вступил в полную силу, и так было легко и весело топать с приятелем через лес, что Олег даже забыл про расспросы. Он иногда отбегал в сторону, если казалось, что там черника крупней и слаще. Срывался под еловые лапы за красноголовиком или убегал немного вперед посмотреть дорогу. Мик его не останавливал – пацан все время был на виду, так что и пусть бегает.

Он думал, что Нерин в последнее время почти не отправляет с поручениями учеников. Большей частью Убежище покидают только мастера и ребята из команды Дианы. Следопыты возвращаются хмурые, новостями делятся редко, да и то не с учениками. Это уж потом потихоньку обрывки известий добираются до ушей самой любознательной части населения. И этих обрывков достаточно, чтобы с тревогой оглядывать окрестные склоны и каждый миг ждать нападения.

Олега он о возможной опасности не стал предупреждать. Зачем пугать зря человека, портить такой хороший день? А если на них нападут, то Мику будет чем ответить. Ему недавно начали удаваться простенькие огненные заклинания. А если они получаются на Мертвом кольце, то уж за его пределами помогут обязательно.

Мик повертел амулет, выданный Нерином, чтобы ребята не вляпались в обманки. Обманки нужны, чтобы никто из чужаков не мог найти дорогу к корпусам древнего санатория. Убежище должно оставаться тайной.

Вернулся Олег.

– Смотри, земляника! По второму кругу начала зреть. Здорово, да?

– Да.

– А я следы видел!

– Чьи еще? Медвежьи?

– Дурак. Человечьи. Наверное, охотник шел. С собакой.

– Ладно, Олег. Тогда давай тише. А то вдруг услышит?

Мальчик понял. Замолчал и перестал носиться. Потом все же не утерпел:

– А помнишь, Дальгерт рассказывал про монахов? Что они без всякой магии чудеса умеют… и не устают совсем. Вот бы нам так! Прошептал молитву и…

– Тихо.

Но нет. Треск ветки Мику только почудился.

Когда вышли к гроту, тревожные мысли перестали Олега беспокоить. Скалы здесь сложились, словно специально для лазанья. Когда Мик велел ему не подглядывать, куда именно он пойдет, Олег занялся любимым делом – полез на вершину скалы.

Подъем не был трудным. Когда он обернулся, половина дороги была пройдена. Мика уже не было видно.

Вершина скалы поднималась над лесом, и открывался вид на следующий перевал и вершину Кулешки. Олег представил, что летит над горами на вертолете.

– Командир Огненной Птицы видит под собой цель! Орудия к бою! – приказал он экипажу и поднес к глазам воображаемый бинокль. – По вооруженным отрядам противника…

За вооруженный отряд противника можно было принять разве что Мика. Он как раз выбрался откуда-то из-за груды камней и заторопился обратно, к скале, с вершины которой за ним наблюдал Олег.

Волк увидел мальчишку, когда тот только вылез из темной щели грота, и окликнул Маркуса.

– Пройти за ним? Вдруг чего дельное покажет?

– Думай, что говоришь. Вот-вот наши подойдут…

– Что-то мне кажется, неспроста он тут бродит.

Маркус пожевал губу, размышляя, потом сказал:

– Через пять минут он будет под нами. Пустишь пса. Подождешь, потом обыщешь тело.

– Может, я из лука?

– Практиковаться не на чем? Сиди… стрелок.

Командир ищеек сам достал лук и стрелу. Прицелился, подождал, но так и отложил.

Вместо того, когда тропа вывела паренька прямо под склон, на котором ждали вестей от командования разведчики, дал знак спустить пса.

Мертвая собака рванула вниз не хуже живой.

Жертве удалось удивить Маркуса. В самый последний миг, когда пес уже изготовился прыгать, мальчишка внезапно что-то почуял, обернулся. Испуганно подался назад и выкрикнул короткое заклинание – с его пальцев сорвалось пламя, прянуло в ощеренную морду. Была бы собака живой, может, это и спасло бы мальчишку. Но пес прыгнул раньше, не обратив внимания, что шерсть его опалена и дымится. Прыгнул и начал рвать…

Маркус, вместо того чтобы следить за кровавой драмой под обрывом, вгляделся в лица своих парней. Ни Волк, ни Карел, ни Шустрый взглядов не отвели. Шустрый, правда, побледнел чуть не до зелени, когда пес начал терзать жертву своими усиленными клыками. Мертвому псу пища не требовалась, но они убивали по приказу командира так, как умели убивать при жизни.

«А из парня толк, пожалуй, выйдет», – подумал Маркус о Шустром. И для закрепления эффекта распорядился:

– Шустрый, Волк – сходите вниз. Приведите пса. И посмотрите, что у этого бегуна в карманах. Тащите все, что найдете…

В карманах у паренька ничего не было. А вот в заплечном мешке нашлось много чего интересного. Во-первых, объемистая пачка писем. Ее Маркус отложил. С письмами пусть разбирается этот Акимов старый хорек Демиан. Он в этом хорошо понимает. Еще там лежал хлеб и немного копченой баранины. Еда оказалась очень даже своевременной – запасы, захваченные с собой, давно подошли к концу, а в город они старались не соваться – видели, что монахи вывели на улицы патрули, да и горожане начали проявлять бдительность…

Больше всего Маркуса заинтересовал кинжал. Сделанный из приличной стали, совершенно новый кинжал. Но с характерным узором на рукоятке.

– Я эту картинку уже видел, – сказал он, протягивая находку Волку. – А ты?

Тот пожал плечами:

– Летящий орел. По-моему, ничего особенного.

– Орел или сокол?

– Какая разница?

– Весной убили мага, помнишь?

– Хочешь сказать… может, это просто клеймо мастера?

– И заметь, очень интересного мастера. Мастера, оружие которого мы пока встречали только у наших врагов… да, интересно, куда спешил этот мальчик. Пожалуй, прав ты был, Волк. Можно было бы за ним пойти. Ну, сделанного не воротишь. Как там ужин? Надо быстро поесть да собираться. Наши уже должны быть где-то рядом.

Олег все видел своими глазами. Вот Мик идет быстрой походкой по тропе. Вот наклонился черпнуть ладонью воды из ручья. Вот поправил лямку сумки.

Вот летит черной молнией по склону непонятно откуда взявшаяся здесь собака. Может, того охотника, следы которого он заметил на Седле?

А вот Мик уже бьет огнем ей в морду, и Олег замирает изумленно – Мик ему такого трюка никогда не показывал. Вот сейчас жестоко обожженный зверь заскулит и бросится бежать… Нет! Пес прыгает.

И Мик лежит на тропе, и непонятно, живой ли… пес что-то делает с ним…

Олег трет глаза, еще не веря в то, что увидел.

Он хочет бежать вниз. Он знает, что слабей и что если уж Мик не справился, то куда ему… и все-таки торопится, обдирая колени, слезть на первый приступок…

Олег оглянулся. Вдруг собака ушла?

Но нет. Более того, к псу по склону спешат двое. Неужели все? Спасут, помогут… а если и их так же? Надо предупредить…

Но вот один из них свистнул, и собака подняла морду.

Олег завороженно смотрел, как пес неспешно трусит к позвавшему человеку и спокойно садится на камень.

Вот двое подходят к Мику… переворачивают, смотрят. Нет, они не собирались помогать. Они попросту воруют его сумку. В сумке, наверное, то, за чем Нерин послал ученика в горы. Что-то важное. Олег размазал по щекам слезы и передумал спускаться. Нельзя пока. Пока там эти.

Время тянулось бесконечно. Олег устал ждать, но он не был уверен, что враги ушли. И думал, что стоит ему спуститься, как черный пес его настигнет.

Мик внизу не шевелился, наверное, был мертв. Или без сознания.

Олег ждал, ждал, ждал, пока не дождался: врагов он увидел вовсе не там, где ожидал. Куда дальше от собственного укрытия. Это были четверо всадников. Лошади их не спеша спустились со склона и зацокали, унося вон из долины. Ошибиться он не мог: у ног последней лошади бежал большой черный пес.

Олег прикусил губу и начал спускаться.

Мик был весь в крови. Кровь была везде, на лице, руках, одежде. На камнях. Олег не смог себя заставить подойти ближе, чем на пять шагов. Слезы уже высохли, но что делать, он не знал. То ли бежать в Убежище, нести страшное известие, то ли сначала как-то убрать, унести тело друга с тропы. Тут же дикие звери, тут его нельзя…

Заложить тело камнями? Но как? Не кидать же издалека? А подойти он не сможет. Надо хоть лицо закрыть…

Олег стянул майку, и, зажмурившись, дурея от запаха крови, все-таки подошел. На миг открыл глаза, и понял, что не знает, лицо видит или затылок. Лица не было. Он поспешно бросил майку и опрометью бросился назад, к скалам, к лесу, к Чертову Седлу.

Усталости он не чувствовал. Вообще ничего не чувствовал, кроме одного – желания оказаться как можно дальше от страшного места.

Однако когда склон пошел вверх, бежать стало трудно, и Олег перешел на шаг. И паника как будто ушла. Осталось ощущение опустошенности и боль в груди. Но боль – это от бега. Воздуха не хватает, вот и…

Теперь он просто брел, примечая давным-давно заученные приметы пути. Отмеряя, сколько еще ему идти. Время стало таким же вязким и неподатливым, как воздух.

Через час примерно ноги вынесли его на знакомую поляну. Значит, идти еще минут двадцать… Долго!

Мальчик все-таки запнулся о корень старой ели и упал. Колено отдалось сильной болью. А через секунду над ним кто-то склонился, загораживая свет.

Он услышал:

– Геда! Мастер Геда, где вы там?

– Иду.

Геда обогнала нагруженную корзиной с ягодами ученицу и поспешила на оклик. В голосе невольного помощника ощущалось легкое раздражение. Еще бы нет – старший разведчик вынужден был на время стать простым телохранителем для Геды и нескольких учениц. Что делать, август в разгаре. Надо поторопиться и до дождей собрать все, что может подарить Убежищу суровая северная природа. И никто не уйдет от зоркого ока мастера Нерина, не получив задания на день. Будь ты сопливый новичок или ветеран. Даже ворчливый Зуй не сидит без дела.

Отпускать девчонок без защиты нельзя. Вот и отправили Клима.

Разведчик присел на краю поляны. И был он там не один.

Мальчик лежал на траве, только плечи и голова на коленях у разведчика. Дышит тяжело. На щеках следы размазанных по пыли слез. Обе руки его, видимо, как вцепились в складки Климовой рубахи, так и не отпускают.

– Олег? – позвала Геда мальчика.

Она всегда легко запоминала имена.

Он облизнулся и открыл глаза.

– Что случилось? Говорить можешь?

Мальчик чуть приподнялся, разжал пальцы. Перевел взгляд с Геды на Клима.

– Мика убили. В ущелье. Я видел.

Клим нахмурился, припоминая. А Геда сразу вспомнила невысокого серьезного паренька из тех, с кем непосредственно занимался Нерин.

– Далеко? – разведчик окинул цепким взглядом поляну. Тихо. Только ученица, с которой он уже успел познакомиться, тащит корзину шиповника поближе к тропе.

– За Седлом. Они уехали. Я видел.

– Верхами? – насторожился Клим. – Четверо? Собака была?

Мальчика затрясло. Он кивнул несколько раз, сжав зубы.

– Уехали куда? В какую сторону?

Геда обняла пацана, прижала к себе.

– Тише, тише. Все уже кончилось. Ты выбрался. Справился. Ты молодец.

Клим, словно земле под ногами, повторил:

– Мне нужно знать, куда они уехали.

Геда кивнула.

– Дай ему отдышаться. Сейчас.

Но Олег уже мог отвечать. Он не желал прослыть трусом, особенно ему бы не хотелось, чтобы его трусом считал Клим.

– Сейчас… мы перешли Седло. Стали спускаться. У Мика там было задание от мастера Нерина. Он торопился, но мне сказал не ходить в долину. Я на скалу полез. Там есть такая скала… под ней пещерка, сквозная. По ней в долину удобно. А я наверх, а он вниз. Я пока лез, он ушел уже. А потом я увидел, как собака… а потом люди спустились.

Он не заплакал.

– Я знаю это место. Геда, похоже, пора вам в Убежище. В свете последних событий… очень правильное название у нашей школы.

Геда обернулась, выискивая взглядом своих. Увидела только Нику.

Отошла к склону холма, начала окликать сборщиц шиповника по именам.

Девочки поднялись быстро – работа на жаре их утомила, хотелось поскорей вернуться домой. Пять человек, но старших только двое.

– Ника, подойди сюда. Слушай. Вы сейчас вернетесь в Убежище. Одни. Ты старшая. Возьмете мальчика. Понесете, если не сможет идти.

– Я смогу!

– Без осмотра не могу сказать. Но хромать будешь точно.

– А как же ягоды? – спросила одна из девочек, лет тринадцати.

– Ну, вы не так много набрали. Пересыплете в три корзины, пустые оставите. Потом кто-нибудь заберет. Когда вернетесь, проводите Олега к врачу. Ника, потом лично сходи к Нерину и скажи, чтобы он навестил его. Скажи, что это просила передать я.

– Лучше – я. – Клим поднялся и помог встать мальчику. Тот поморщился, наступив на больную ногу. Но ничего, устоял.

– Клим, я пойду с тобой. Может, Олег все-таки ошибся.

Разведчик кивнул. Он был уверен, что мальчик не ошибся и что лечить там некого, но смысла спорить не увидел.

Так молча и разошлись – ученицы с корзинками и Олегом в одну сторону, Клим и Геда в другую.

Добрались быстро, а место узнали по птицам. Два ворона кружили совсем низко, видимо только-только обнаружили возможный обед. Хватило одного взгляда, чтобы понять – Олег не ошибся.

– Хедин, – шепнула Геда – бедный мальчик… Нерин с ума сошел, послал ребенка…

– Это Седло. Мы на кольце. Он считал, что здесь безопасно.

Она не стала отвечать. Подошла к телу, уже профессиональным взглядом пробежала по ранам.

– Его перевернули. Вряд ли это сделал Олег, значит, хозяева пса.

– Это ищейки армии Схарма.

Первая мысль Клима была – они шли по моему следу. Потом вспомнил, что поднимался по другой тропе, успокоился. Нет, не по его вине пострадал мальчик.

Теперь надо ждать, что схарматы начнут изучать горы.

– Его нельзя здесь оставлять, – сказала Геда.

– И кровь бы неплохо замыть, – хмыкнул Клим. – Я не шучу. Если я прав, мальчик должен был забрать донесения из города. Они наверняка были у парня в сумке. Схарматы не дураки, могут заинтересоваться, кто тут по горам ходит. А маги у них есть. И те, кто интересуется темными школами, тоже есть.

– Откуда ты знаешь?

– Мертвые псы. Ходячие трупы. Тут не только мастерство Слова. Тут некромантия.

Геда долго молчала.

Потом выдохнула, потерла виски. С усилием отвела взгляд от тела.

– Будем делать носилки? Есть идеи?

Разведчик скинул рубаху на камни, подошел. Поднял мальчика на руки.

– Возьми мои вещи. Нести недалеко, не бойся.

Остановились у одного из гротов.

Клим осторожно спустился в каменную щель, в полутьме ощупал стены. Уложил тело Мика на сухой пол.

Хлопнул себя по карману, вынул зажигалку. Долго искал подходящий камень, нашел. Несколькими резкими линиями на стене нацарапал узнаваемый силуэт летящего сокола. Вышел. Дневной свет показался чудовищно ярким.

Так же молча сдвинул один из камней, положил в основание будущего завала. Геда притащила второй…

Работали до вечера, закончили, только когда могила Мика стала не видна. Тот, кто не знает, не найдет.

Клим отошел к ручью, долго оттирал пот, грязь и кровь. За все это время они не сказали друг другу ни слова, вернулись тоже в полной тишине.

А на следующее утро Нерин распорядился – ни подмастерья, ни тем более ученики больше не должны покидать Убежища. Ни с разрешением, ни без.

* * *

– …и ты считаешь, – с картинной яростью в голосе вопросил отец Леон, – что твоя жизнь равноценна жизни какой-то горожанки? Жизнь легата Церкви, одного из тех, на ком тяжкое бремя сохранения Божьей Правды на Земле?

– Вижу свой долг в том, чтобы защитить любого из паствы нашей, если имею на то возможность, – тихо, но твердо возразил Даль. – Не то ли самое сделал Спаситель, когда принял на себя Бремя земное?

– И ты сравниваешь себя с Богом?

– Я лишь претендую на право следовать его примеру.

Леон поморщился:

– Это все высокие слова. Нет, брат Дальгерт. Я не приму этой жертвы, и на то есть три причины. Хватило бы и одной. Но их три. Во-первых, никто не говорил, что доброволец обязательно погибнет. Я видел этот свиток старейшины Гаральта, в нем ничего такого нет. У избранной посредственные способности. Даже шар показал их не сразу. Так что жизни ее почти ничего не угрожает. О второй причине я уже сказал. Ты сам по себе нужен Церкви. И если горожанке, которая, как мне доподлинно известно, продолжает молиться Богам Тарна, почти ничего не угрожает, то для тебя, Дальгерт Эстан, аколит и деятель Инквизиции, для тебя, боюсь, обряд твоей прежней веры несет куда большую опасность. Понимаешь, о чем я? В полной ли мере ты это понимаешь?

Дальгерт кивнул. Он чувствовал, что это поражение окончательно. И если бы он не пришел сейчас к отцу Леону, а сначала нашел добровольца в городе…

Хотя, кто от корней Тарна добровольно пошел бы на гибель?.. Но это все-таки был бы шанс для Ильры. А теперь нет. Теперь Леон специально проследит, чтобы в тарнском обряде приняла участие именно она.

– Дела города меня мало интересуют. Дела Тарнской общины – в том числе, а это дело – целиком и полностью в ведении Тарнской общины. Но я не могу позволить одному из самых перспективных наших аколитов погубить себя. Вот так, брат Дальгерт. Но и это не все.

Отец Леон выдержал паузу.

– Есть и третья причина. Видишь ли, сын мой. Выбор на эту девушку пал не случайно. Его подсказал нам один из братьев, намекнув, что ты испытываешь к ней особые чувства. И ты пришел сюда, движимый вовсе не благородным желанием спасти заблудшую душу. О, нет. Ты пришел ко мне, ведомый греховной страстью к ней. Страстью, которая может вовлечь тебя во грех и закрыть тебе путь к монашеству. Она уже наложила на тебя отпечаток: вместо того чтобы самому привести сюда эту маленькую колдунью, ты преисполнился желанием выторговать для нее свободу ценой собственной жизни. Подумай о сути своего поступка, сын мой… подумай и покайся…

Дальгерт закрыл глаза. Сосчитал до пяти, снова открыл.

Отец Леон все еще ждал ответа.

– Сейчас, когда вы, отец, открыли для меня всю глубину моего заблуждения, – осторожно подбирая слова, ответил Даль, – я могу лишь благодарить вас за вашу мудрость, щедрость и доброту ко мне. Я виноват и смиренно жду наказания…

– Наказание… – довольно выдохнул старик. – Что ж. Настоящее наказание объявлю позже. А пока ступай на кухню. Спросишь брата Аугуста, он определит тебе сегодняшнюю повинность. А после ужина приходи на совет. Враг уже близко. Гаральд вывел на улицы милицию и выделил патрули, но этого мало. В южной части города возводятся баррикады. Две малые улицы перекопали и по твоему совету внизу воткнули с десяток кольев, против оживших мертвяков.

– Я приду, святой отец.

– Вот и хорошо. Ступай. Пока работаешь, подумай. Может, придумаешь еще что-нибудь этакое. Слава Спасителю.

– Слава Спасителю…

Дальгерт закончил начищать котлы к самому окончанию ужина. Удивился тому, что есть совсем не хочется, а ведь за сутки ему перепал разве только стакан воды вчера в «Вороньем гнезде». Надо было бы сходить в трапезную, да хотя бы ломоть хлеба перехватить, но видеть никого не хотелось, и он решил дожидаться вечернего звона на хозяйственном дворе. Как отзвонят, значит, пора на совет. Но пока тихо, можно позволить себе несколько минут спокойного ничегонеделания. Он привалился спиной к монастырской стене и снова стал слушать тишину: далекие разговоры, звон ведра о стены колодца, крики вечерних петухов…

Но все это было далеко, на самом краю слуха…

А ближе, рядом, было другое. Даль услышал чьи-то шаги и с неудовольствием подумал, что даже здесь ему покоя нет. Этот день, видно, еще не исчерпал списка возможных неприятностей. Он открыл глаза и сел прямо.

Если бы это оказался брат Евхарт, Даль бы знал, что делать. Но это был толстяк Рузан. А ему Дальгерт ничего плохого не желал.

– Слава Спасителю, – пробормотал брат Рузан и без спросу присел на лавочку рядом. Лавочке нипочем никакой вес, хоть три Рузана на нее опустись – она сделана из цельного ствола какого-то циклопического дерева. Из этого дерева сделаны в монастыре четыре такие лавки…

– Слава, – вяло согласился Дальгерт.

Его собеседник кивнул каким-то своим мыслям и сказал:

– Я тебя предупреждал, будь осторожней с Евхартом.

– Да.

– А ты?

– Я был уверен, что ему не к чему прицепиться. Ильра меня терпеть не может.

– Достаточно того, что ты к ней привязался. Он тебя вчера выследил. Даже зашел поговорить с кухаркой, узнать, что ты у нее спросил и почему не стал обедать. Думаешь, он дурак?

– Не все ли тебе равно?

Рузан замялся, явно подбирая слова.

– Видишь ли, брат Дальгерт… ты не задумывался о том, что во всем монастыре только ты один от корней Тарна? Никто больше из вашей общины не пошел в монастырь, хотя кое-кто и принял веру в Спасителя.

– Задумывался. – Даль пожал плечами. – В общине сильны традиции. Когда люди Тарна сюда пришли… они ведь не беглецы, не искатели приключений… у них было с собой все, что они сочли необходимым прихватить из своего мира. И вещи, и книги, и традиции… даже язык. Язык ведь у нас так и сохранился, большинство горожан на нем говорят, а язык равнин для нас – второй. Так уж сложилось… Они не видят правды в Спасителе.

– А ты?

– Моя семья покинула город, когда мне едва исполнилось шесть лет. Мы много где жили. Но прошло время, я остался один. Я слушал всех, кто был согласен меня учить и, в конце концов, услышал о Спасителе. Мне стало интересно. Я вернулся в город. Спрашивал, узнавал, пока не решился сам прийти в монастырь. Назад мне дороги нет – община не считает более, что я от корней Тарна.

– А эта девушка, Ильра?

Дальгерт криво улыбнулся:

– Выходит, отказавшись от прежней веры, мне нужно было отказаться и от привязанностей. Я встретил ее еще до того, как пойти в монастырь: когда только приехал в город, поселился в «Вороньем гнезде». Не могу сказать, что влюбился, но ей было со мной интересно. Она никогда не покидала города, а я видел даже Мегаполис. И мне было с ней интересно. Она рассказывала о том, чего я не знал. О Тарне. Она о нем читала в старых книгах. О жителях города. Я стал остиарием, пришел к ним… и узнал, что Святая Инквизиция сожгла ее мать за ведьмовство. Ильра перестала со мной разговаривать. Поначалу совсем не разговаривала…

Рузан хмуро кивнул.

– Ты для многих загадка. Не слышал? Одни считают, что ты просто хитрец и твоя праведность – показная. Что она мостик, который скорым образом приведет тебя к самым высоким ступеням клира. Кто-то думает, что ты замаливаешь некие прежние грехи. И очень многие здесь ждут, чтобы ты ошибся. Тогда стала бы ясна цена твоей «святости». И вот это случилось. Теперь они ждут, что ты будешь делать. Отступишься ли ты или будешь и дальше пытаться…

– А ты как думаешь?

– Я ведь тоже тебя не понимаю, брат Дальгерт. Вот, например. Сказали, что твоя хиротония отложена. Почему?

– Леон позвал к себе. Я согласился.

– Почему? – потрясенно спросил Рузан.

– Две причины. Первая – Леон меня проверял. Откажись я и, вполне вероятно, следующее утро встретил бы в монастырских застенках. Вторая… влиять на решения Святой Инквизиции невозможно, если ты просто священник.

– Влиять… – шепотом повторил Рузан.

– Я верю в то, что Спаситель не стал бы карать костром человека лишь за то, что тот использовал в целительстве не только травы и порошки, а и приспособления, созданные мастером Слова. Или ты считаешь такую мысль еретической? Могу процитировать Святые Свитки…

– Знаю, что можешь, – с досадой сказал Рузан.

Помолчал. Потом, словно решившись на что-то, спросил:

– Хочешь ее увидеть?

Дальгерт хотел сказать «да». Да, хочу. Но мысль, ясная, как откровение, подсказала: это опять проверка. На силу воли и силу веры…

Позвали святые отцы добряка Рузана, который неспособен понять подтекст обращенных к нему слов… наверняка навешали ему всякой душеспасительной лапши, да и отправили поговорить с оступившимся аколитом…

Он медленно встал. Посмотрел на солнце. Уже скоро зазвонит колокол. Они специально подгадали, чтобы оставить ему такой выбор – или прийти вовремя на совет, или со всех ног бежать к «темнице», в которую заключили «несчастную возлюбленную».

Подставлять Ильру второй раз Дальгерт не собирался.

А потому просто пошел в сторону покоев отца Леона. Уверенной спокойной походкой.

– Даль! – растерянно окликнул его брат Рузан, но тот не стал оборачиваться.

Ничего нового совет не решил. Дальгерт воспринимал происходящее отстраненно, словно оно не имеет к нему никакого отношения. Слушал о плане обороны, слушал о графике и порядке разведения патрулей… о согласовании действий ополчения и монастырских братьев. Один раз только высказался в поддержку приора, предложившего открыть двери монастыря для женщин, детей и стариков, тех, кто захочет здесь укрыться.

Узнал, что завтра с утра ему в патруль – не удивился.

Догадывался, что теперь его будут гонять до тех пор, пока вновь не уверятся в его лояльности. Даль мрачно улыбнулся. Теперь, конечно, ни о какой хиротонии не может быть и речи как минимум год. Пережить бы этот год. Или хотя бы этот день.

Однако все кончается в свой черед. Кончился и совет. Дальгерт вышел на улицу, распрощался. Там в бледном небе светили звезды.

Возвращаться в келью не хотелось. Заснуть он все равно не сможет… Дальгерт находился далеко за пределами усталости.

Вот и затихли шаги последнего священника. Вот во всем монастыре осталось всего два непогасших окошка…

– Брат Дальгерт!

– Брат Рузан… тоже не спится?

– Ты зря мне не поверил…

– Тебя послал ко мне кто-то из священников, чтобы подбодрить и поддержать. А заодно рассказали, на какие адовы муки я себя обреку, если послушаю зов плоти и попытаюсь освободить… ну, понятно. И намекнули, что ты можешь сам все увидеть…

– Спаситель тебя храни, Даль. Я говорил с Никулой, он просил посидеть с тобой, но и только.

– Остальное что же, твоя идея?

– Как сказать… я знаю, где ее держат. Этот бесов ритуал надо почему-то проводить именно здесь, а то бы держали в городе, наверное. У двери там, конечно, стоит кто-то из братьев, но есть же и окно. И я смотрел, там никого нет. Если хочешь, можешь подойти и сказать что-нибудь. Она услышит.

Дальгерту в темноте было плохо видно брата Рузана, но он кивнул.

«Кажется, я совершаю величайшую в своей жизни глупость», – подумал он, следуя за смутным силуэтом.

Там действительно было зарешеченное окошко. Крошечное, у самой земли.

Дальгерт присел возле окна, еще не придумав, что сказать. Рузан шепнул:

– Я на углу буду. Покараулю, вдруг кто пойдет…

Когда он ушел, стало совсем тихо.

Сказать… обнадежить как-то? Но чем, если сам не видишь выхода?

– Ильра, слышишь меня? Не отвечай. С Вилем все в порядке, видел его.

Говорил, а сам думал – там, у решетки, сидит специальный человек и пишет все, что он скажет…

И плевать. Завтра, так или иначе, все решится. Потому что армия Схарма уже должна быть на подходе. Завтра решающий день.

– Я тебя вытащу, – сказал он и поспешил к углу, туда, где ждал брат Рузан.

Тот ничего не сказал, и они вместе пошли к одному из малых входов в здание.

Дальгерт до рассвета промаялся без сна. В постели казалось душно, запахи и звуки были слишком резкими. В конце концов он придвинул кресло к окну и сидел в полудреме, наблюдая, как движется снаружи единственная яркая звезда. На самом деле, не звезда, конечно. Кто-то когда-то рассказывал, что это планета и называется она Юпитер. Планеты – это тоже часть миров Упорядоченного. Наверное, на многих из них живут люди. Строят города, растят детей, сражаются и погибают. Далеко. Так далеко, что жизни не хватит, чтобы добраться.

И тем, кто на них, нет дела, что где-то на другом краю мира стоит монастырь, а в монастыре один бестолковый послушник никак не может решить, что ему делать завтра… что делать и как жить.

Когда начало светать, Дальгерт оделся, взял сумку и вышел на улицу. Там было по-утреннему свежо, над землей стлались тонкие нити тумана. Сонные служители только-только покинули кельи. Их было мало – только те, кто занят уборкой двора, и те, чья очередь работать на кухне. Из открытых окон трапезной слышался звон посуды.

Ворота еще заперты, но если попросить сторожа, то он отворит малую калитку. Дальгерт так и сделал.

У крыльца «Вороньего гнезда» сидел, покачиваясь, пьяница. Внутри горел свет, там еще не все гости разошлись. Зайти Дальгерт не решился, но присел на то же крыльцо, подальше от перебравшего гуляки.

– Не спится, святой отец? – хрипловато спросил пьянчуга. – Горло промочить не хочешь?

Дальгерт не ответил, и это было ошибкой. Потому что гуляка придвинулся ближе и доверительно сообщил:

– Хорошая нынче ночь! Эх, длилась бы и длилась…

– Отчего же?

– Виль людей собрал. Готовятся улицу перекрывать. Задние окна уже все ставнями закрыты и заколочены. Хозяин боится, что стекла бить будут, супостаты. А тут хорошо… тихо.

Пьянчужка помолчал еще с минуту и спросил:

– А ты что внутрь не идешь?

– Боюсь, выставит меня хозяин. Как вот тебя.

– А, это не он меня, это я сам ушел. Там, знаешь, и без меня есть кому пошуметь. И чем же ты так провинился?

Даль неожиданно заметил, что собеседник вовсе не пьян. Да и по одежде нельзя сказать, что он из бедных. Правда, длинный плащ с капюшоном скрывает почти все… но видны и приличные кожаные сапоги на толстой «горной» подошве, и рукава суконной куртки.

Дальгерт из вежливости ответил:

– Да выходит, подставил я их. Его и Ильру. Ильра – это дочь Добряка Виля…

– Значит, это из-за тебя старик с утра как в воду опущенный. Понятно. Ладно, рассказывай.

– О чем?

– Что случилось, как случилось. Может, получится что-то исправить. Только давай отойдем куда-нибудь в сторонку. Нехорошо здесь.

Они пошли вдоль площади. Даль с удивлением увидел, что собеседник превосходит его ростом на полголовы. А когда сидел, казался невысоким.

Дальгерт спросил:

– Почему я должен тебе доверять?

– А почему нет? Я не прошу пересказывать мне орденские тайны, я их побольше твоего знаю. Что тебя останавливает? Может, действительно, тебе стоит глотнуть из фляги? У меня тут есть…

– Ну, раз на тайны ты не претендуешь, скажи хоть, как тебя зовут.

– Это важно? Я могу назваться любым именем, и ты все равно не узнаешь, настоящее оно или нет.

Даль усмехнулся. Но подумал: «А что я теряю? За прошлый вечер я наговорил уже столько, что, если кто-нибудь захочет пристроить меня под суд Инквизиции, он очень легко и быстро добьется успеха».

И он медленно начал рассказывать:

– Есть у нас в обители такой брат Евхарт. Дрянной он человек. Но, видимо, нужен зачем-то настоятелю…

Дальгерт подумал, как бы так помягче рассказать о нездоровом пристрастии этого аколита к молоденьким мальчикам. Но его собеседник нетерпеливо кивнул:

– Параноидальный шизофреник с нарушениями полового влечения. Продолжай.

– Я его однажды и застал за таким… нарушением. Настоятель наложил на него епитимью, но он решил, что я только тем и занимаюсь, что пытаюсь испортить ему жизнь. Я не знал, насколько эта мысль засела у него в голове, и не придавал значения мелким гадостям, которые он устраивал для меня в монастыре. А надо было. Видимо, он решил отомстить мне всерьез…

Рассказывал, а перед глазами шаг за шагом проходили события последних дней. Все разговоры, случайные взгляды, поступки, мысли. Дальгерт и представить не мог, что так хорошо помнит это.

– …Пока я был у постели умирающего, Ильру забрали в монастырь. Ну вот… так все на этот момент и обстоит. Попробую вызволить ее… шансов мало, конечно…

– Ты хорошо представляешь, чем это кончится для вас обоих?

– Я прекрасно представляю, что будет, если я этого не сделаю.

– Имей в виду, Евхарт действовал не по своей инициативе. За ним кто-то стоит, и логичней всего предположить, что это отец Леон. Так что будь вдвойне осторожен, проверка еще не кончилась. А с другой стороны, действовать надо быстро. Сможешь снова с ней поговорить?

– Я даже не уверен, с ней ли я говорил. И вообще, был ли кто-нибудь в той комнатушке.

– Мне нужно ее увидеть. Любым способом, но лучше, конечно, официально.

Даль задумался. Вести обряд будет кто-то из старейшин, это понятно. Монастырь к «языческим мракобесиям» не должен и не станет иметь никакого отношения. Значит, если переговорить с самим Гаральдом, то возможно, он удовлетворит просьбу. А если просьба будет исходить от отца девушки, то он просто не сможет отказать. Хорошо, но…

– И что решит ваша встреча?

– Есть много способов защитить мага от разрушительных последствий его колдовства, и я не буду их описывать. Просто поверь, что такие способы есть.

– Значит, встреча состоится. Пойдем.

Незнакомец не стал расспрашивать, просто отправился следом за Далем.

Они вернулись к «Вороньему гнезду».

Дальгерт замешкался у порога, спросил:

– Хорошо знаешь Виля?

– Сегодня увидел в первый раз.

– Тогда не удивляйся! – он решительно толкнул дверь.

В зале оставались всего трое, и они, конечно, сразу повернулись к вошедшим. Виль резко встал, уперся пальцами в стол. Нахмурился.

– Я, кажется, ясно дал понять, что не желаю тебя видеть в своем доме.

– Тогда выйди к нам. У нас нет времени на ругань, а поговорить надо.

– Вернусь! – кинул Виль своим и подошел к порогу.

Его тяжелый взгляд уперся Дальгерту в переносицу.

– Виль, я виноват во многом, это так. Но я не менее чем ты желаю ее вызволить…

– Да? А что ты для этого сделал? Что ты можешь, мальчишка…

– Я хотел сам стать добровольцем, – пожал плечами Дальгерт. – Но отец Леон нашел целых три причины, чтобы запретить мне это. Община и монастырь не одобряют этот способ защитить город и прибегнут к нему в самом крайнем случае. Они даже надеются справиться своими силами…

– И ты говоришь мне это? Ты? Ты жалок, Дальгерт. Моя дочь с честью выдержит испытание, раз выбор уже пал на нее. Она не станет бежать от опасности, даже если ты посмеешь ей это предложить. Ты что думаешь? Что кровь Тарна превратилась в жидкую водицу и нам так же, как тебе, неведомо слово «честь»? Старейшины приняли решение. Сейчас не важно, что стало причиной именно такого выбора. Если бы жребий пал на кого-то другого, его родные люди так же, как я, переживали бы и сетовали на судьбу, но ни мыслью, ни поступками не стали бы пытаться переложить свою долю на кого-то другого. Ты меряешь всех по себе, так вот знай: таких, как ты, среди нас нет. Ты – изгой. Ты – слуга Спасителя. И ты – не от корней Тарна. Иди вон.

– Виль, выслушай…

– Иди из моего дома!

– Два слова, Виль!

– Пошел вон!

Лицо добряка Виля побагровело. Он стал страшен, единственный глаз налился кровью. Дальгерт решил, что дальше не стоит испытывать терпение старика, ведь уже видно, что он не станет слушать. Он поклонился и молча отошел от крыльца.

Небо совсем посветлело, вскоре уже появятся первые пешеходы. До этого времени надо вернуться в монастырь.

Незнакомец тенью проследовал за ним.

Дальгерт сказал:

– А ведь он прав. Даже предложи я ей побег, она откажется. Она гордая, Ильра. Я не должен был…

– Возможно. А только мне все-таки стоит повидать ее перед обрядом. Если она тебе, конечно, хоть немного дорога…

– Попробую поговорить с Гаральдом, – сказал Даль. Но в голосе его было больше сомнений, чем уверенности в успехе. – Нам придется, похоже, поднять почтенного старейшину из постели…

Вопреки ожиданиям, Гаральд не спал. Более того, его припухшие веки говорили о том, что ночь у него выдалась тревожная.

– Приветствую, брат Дальгерт. Чем удостоился чести видеть вас в столь ранний час?

– У меня просьба к вам, старейшина. Вы, должно быть, слышали, что девушка, которая должна принять участие в магическом ритуале, мне не безразлична. Не важно, правда ли это, но если бы не мстительность брата Евхарта, выбор мог пасть на кого-то другого, а значит, она попала под удар из-за меня. Раз уж судьба распорядилась так, а не иначе… я уверен, она встретит это испытание с честью.

– Так в чем же просьба, брат Дальгерт?

– Я не прошу, чтобы вы позволили мне увидеться с ней, потому что знаю – Ильра считает меня недостойным человеком. И все же… Прошу устроить встречу с ней моему знакомому.

– Кто этот знакомый?

– Он не маг, не относится ни к монашеской общине, ни к корням Тарна… просто меня она видеть не пожелает, а постороннего человека, я надеюсь, выслушает.

– Брат Дальгерт… вы не ответили.

– Мой знакомый ждет вашего решения в приемной. Я могу его позвать, и вы сами убедитесь, что никакой угрозы нашему общему делу в том нет…

– Очень на это надеюсь, молодой человек. А теперь, насколько помню, – вам скоро заступать в патруль? Зовите вашего друга и поторопитесь в монастырь. Насколько я знаю отца Леона, он терпеть не может, когда его подчиненные опаздывают.

Дальгерт поклонился и вышел из кабинета Гаральда в здании Совета Старейшин.

Ему действительно следовало поторопиться.

Его недавний знакомец на прощание кивнул и скрылся за дверью.

«А я его раньше не видел, – запоздало подумал Даль. – Кто он? Местный житель, который просто, так случилось, редко бывает в центре города? Схармат? Да нет, это вряд ли. Но тогда кто?»

Глава 6

– Нет, пожалуйста, не надо… – бормотал помощник мастера Лека по прозвищу Лось.

Бывший помощник.

Лек стоял в углу комнаты и бесстрастно наблюдал, как подходят к несчастному два бессмертных солдата, вооруженные ножами и дубинками.

– Осторожней, чтобы материал мне не повредить! – напомнил Лек.

Сказал он это не солдатам, а тому, кто ими управлял, – молодому офицеру Правой армии Схарма. Парень был бледен и чуть покусывал от сосредоточенности нижнюю губу, но солдаты его слушались беспрекословно.

– Не-е-ет! – завизжал, как баба, проштрафившийся помощник. – Не надо! Я все скажу!..

– Для кого ты делал копии моих чертежей?

– Пожалуйста, мастер… он меня убьет.

– Я тебя убью еще вернее. Так для кого? Офицер, начинайте.

Парень отдал приказ, и один из бессмертных ударил дубинкой. Удар пришелся по ногам. Лось упал на колени.

– Мастер! Прошу вас!

– Так для кого?

Еще удар – на этот раз по спине.

– Не надо!

– Да что вы его, как младенца…

Один из мертвецов дернул бедного Лося за волосы, он распластался на полу; к ударам дубинок добавились удары ногами. Тот попытался спрятать, укрыть голову, но куда там. Избиение продолжалось в молчании несколько минут, потом Лек, поморщившись, дал знак отступить.

– Ну? – грозно спросил он.

Но побитый помощник тихонько поскуливал на полу, ни на что не обращая внимания.

– Поднимите, – велел Лек.

Лося подняли. Его жалкий вид, однако, ничуть не смягчил сердце начальника.

– Для кого ты копировал чертеж?

– Мастер… убейте меня сразу…

– Убить? Тебя? Да еще сразу? Ну нет. Нашей армии нужно много, очень много неуязвимых солдат. Будет жалко выкидывать такой экземпляр.

Лось вновь заорал – на этот раз так, что Лек был вынужден зажать уши. А потом он услышал то, что и хотел услышать:

– Мастер, не убивайте! Прошу! Я все скажу! Губителем клянусь, не хотел я, он меня заставил… сам бы я никогда…

– Кто?

– Мастер Воль… Он велел… обещал, что мы вместе уйдем, что жить хорошо будем. Сказал, что сделает так, что вы ничего не узнаете.

– Значит, Воль. Что же, я с ним поговорю. Кажется, кто-то возомнил о себе больше, чем следовало.

В дверь каземата постучали. Вошел один из слуг – тот самый мальчишка Таиш, что поначалу так боялся трупов.

Он перешагнул порог, увидел избитого Лося и замер в оцепенении, хлопая ресницами. Видимо, его страх перед мертвецами еще не развеялся.

– Мастер! – наконец дрогнувшим голосом сказал он. – Старец Демиан говорит, если вы не поторопитесь, то останетесь здесь. Армия идет быстро. Может, завтра они уже возьмут город.

– Да, знаю. Так, этого связать – и в машину. Можете не церемониться, но шкурку не повредите. Вещи мои готовы?

– Все готово, мастер!

– Тогда едем!

И Лек быстро вышел из тесной комнаты на воздух.

Поселок, в котором еще недавно стояла лагерем Правая армия Схарма, был почти пуст – генерал Аким приказал выдвигаться еще два дня назад. Остались лишь немногие мастеровые и обозники, но и те уже свернули свое хозяйство и готовились выступить.

Лек, первоначально собиравшийся ехать чуть не с головным отрядом, задержался из-за Лося и его попытки скопировать рабочие схемы в мастерской, а еще из-за того, что нужно было довести до ума последнего, двести двадцатого бессмертного солдата.

Теперь придется торопиться и надеяться, что монахи продержат схарматов хотя бы несколько часов. Лек хотел верить, что город не сильно пострадает, особенно старая, каменная часть – где, несмотря на все прошлые обиды, в детстве он видел и много хорошего. И это хорошее было неразрывно связано с одной из главных улиц и с домом напротив…

Большая механическая повозка на трех парах колес ждала у мастерской. В кузов помощники уже сложили большую часть инструментов, сундуки с личными вещами и одеждой. Возле проржавевшей оранжевой кабины, снятой целиком с какого-то доисторического транспорта, скучал старец Демиан – советник генерала Акима.

– Наконец-то, – ворчливо сказал он. – Сколько можно ждать?

– Едем, – повторил Лек. Ему не очень хотелось делить транспортное средство с этим опасным человеком, но выбора не оставалось. Эта повозка была последней.

Один из подмастерьев занял место водителя.

Мертвецы ловко закинули в кузов беднягу Лося и сами забрались туда же. Последним в транспорт забрался офицер. Что-то тихо заскрежетало, затикали зубчатые колеса, и машина тронулась.

Лек смотрел, как исчезают вдали строения поселка, ставшие за несколько месяцев почти родными.

– Скажи, мастер… – вкрадчиво поинтересовался старец, – ты так верно служишь нашему делу. Многие пришли в Правую армию Схарма, потому что Аким неплохо платит. Кому-то нравится быть сильным среди сильных. А тебе ведь, по сути, даже не был предоставлен выбор. Тебя, насколько я помню, забрали из родного дома без спросу…

– Не совсем так, – поправил Лек, пытаясь сообразить, что бы ему ответить, чтобы старик поверил. – Я ждал, чтобы случилось что-то такое, и не стал сопротивляться или звать на помощь. Хотя мог. Однако что мне светило дома? Быть деревенским мастером Слова, собирать из хлама мельницы и плуги? Или прослыть безумцем, который занят тем, что никому не нужно и никогда не будет нужно? Увольте! Мне такая судьба претила. И, мне кажется, я не прогадал. Здесь, в армии Схарма, я смог многое сделать, даже кое-чему научиться. Ваши маги, конечно, не великого ума, но опыт у них есть, да и книги… где бы я еще мог найти такую библиотеку? Так что, в целом условиями я доволен.

– То есть тебе не важно, кому служить, лишь бы не мешали заниматься любимым делом?

Лек вновь поморщился:

– И опять неточно. Да, сначала я служу науке. Но наука в моем лице служит армии Схарма. И служит честно.

Он с гордостью оглянулся назад, где два его изделия несли неусыпную стражу над единственным пленником.

– Я знаю, что нет такого места, где я мог бы сделать больше. Никто не предоставит мне и моим последователям такого поля для экспериментов. Да будет вам известно, недавно я начал работать с живой плотью! Пока тенденции меня радуют…

Настала очередь морщиться старику Демиану.

– Хорошо, что ты это понимаешь, мастер Лек.

Прозвучало как угроза. Но Лек предпочел не обратить на это внимания.

* * *

Туман улегся в чаше долины ровно и гладко, само собой напрашивается сравнение с молоком. Красивые горные склоны рисовались в гаснущем небе четкими контурами. Они еще долго будут видны: в августе ночи короткие.

Клим несколько минут любовался их безмятежной и строгой красотой – с балкона третьего этажа бывшего санатория «Олений Ручей» вид открывался потрясающий, – потом сказал, словно бы в никуда:

– Странное ощущение. Словно мир меняется.

– Пойдем. Ребята ждут, – отозвался из темной комнаты голос Нерина.

Клим затушил сигарету о бортик и выбросил окурок в пепельницу.

– Ну пойдем. Хотя я бы их еще годик в школе подержал…

Мастера вышли в коридор.

– Видел заявки? – усмехнулся Нерин. – Половина выпуска считает, что разведка – их призвание.

– Идиоты.

– Неужто поголовно?

– Разведка равно идиотизм. Диагноз такой: разведка головного мозга.

– А ты что думаешь?

– Мне надо одного. Но я его не вижу. Геде здесь будет кого взять, квалифицированных медиков можно подготовить из любого внимательного недоучки, а старики уже будут плеваться. Им нужны нормальные школяры, а не «разведка».

– Ладно. Сейчас многое станет ясно. Люблю я свою работу… а уж как она меня любит…

Клим ухмыльнулся и удержался от комментария.

Сегодняшняя ночь – и завтрашний день – в Убежище время уникальное. Время, когда сюда собираются все мастера, у которых нет подмастерьев, чтобы выбрать их себе среди выпускников третьего круга.

Мнение ученика при этом учитывается, но только в случае, если ему удается понравиться сразу двум мастерам. В остальном ориентируются на результаты экзаменов и последних, выпускных, испытаний. Во время испытаний мастера успевают познакомиться с претендентами и понять, на что те способны. А сами выпускники – еще раз проверить, правильный ли они сделали выбор. Клим слыл мастером разубеждения. Вот уже пару раз было так, когда он единственный оставался без подопечных. Выражение лица при этом у него оставалось все время одно и то же, но Нерин был уверен, что в душе разведчик безмерно счастлив. Последним успешным птенцом Клима был Дальгерт Эстан, но он-то получил звание мастера еще два года назад.

Сегодня Нерин был настроен все-таки втюхать разборчивому мастеру хотя бы одного выпускника. Лучше, конечно, двух, но это уже из области несбыточного.

– Мастер Нерин, мастер Клим, – поздоровалась, выходя из своей комнаты, мастер Геда. Вид у нее был хмурый.

Геда – мастер Слова, однако магией почти не занимается. Она много сил отдает поиску, расшифровке и переводу на общепринятый язык равнин книг по медицине и химии, найденных в старых развалинах.

Все знают, что учиться у Геды сложно, и мало кто сам выбирал себе такую стезю. Но, так или иначе, Геда успела подготовить уже больше десяти прекрасных мастеров.

– Мастер Геда, – улыбнулся Нерин. – Как настроение?

– Все вам шутки. Мне опять ни одной заявки.

– Тут есть такая беленькая, зовут Никаэ. Помнишь, мы их встретили? – поделился Клим. – Девушка с задатками. И сообразительная. Правда, все равно не слишком далекого ума и рассеянная, но, я думаю, это возрастное.

Геда посмотрела на Клима укоризненно, но тот словно и не заметил. Нерин сказал:

– Я даже, пожалуй, соглашусь. Но, пожалуйста, Клим. Не хами коллегам. И ученикам.

– Почему?

– Из соображений дисциплины.

У входа в большой зал ждали другие мастера. Двое старших – Абер и Евсий, Рома – этому предстояло впервые занять лавку мастера, и Диана. Старший мастер следопытов, мечница. Следопытов в школе уважали, но шли к Диане в основном парни, не слишком наделенные способностями к магии. Диана угрюмо разглядывала ногти. Можно было не спрашивать, о чем она думала – примерно о том же, о чем и Клим. Ну что… выпускников нынче восемь. Мастеров шестеро. Отличное соотношение.

– Идемте, – вздохнул Нерин и распахнул двери.

Комплекс зданий, ставших домом орденской школе, очень древний. Он ничуть не моложе Спасенного города, а ведь корни Тарна живут на тех развалинах не менее двух сотен лет. Если поднять хроники Убежища, то можно установить точно, сколько лет назад оно тут появилось.

Не сказать, чтобы, когда из старых пещер пришли сюда первые мастера Ордена Равновесия, место было уютным и приятным, совсем нет. Но старые бетонные конструкции маги Ордена укрепили, положив на это немало труда и сил. И у них неплохо получилось! За почти триста лет корпуса не обветшали, не прохудилась кровля и не растрескались ступени.

И все же, в некотором смысле, здания были новыми.

Об этом однажды обмолвилась Геда, и многие мастера, часто бывавшие на равнине, подтвердили ее слова. Эти стены выглядят ровно так, как огромное большинство строений, что в наши дни мироздание выкидывает на свою излюбленную свалку. Обветшалые, часто разрушенные бедой или войной дома продолжают возникать по всей планете – брошенные, пустые. И при этом они – словно из одного набора с корпусами Убежища.

Триста лет назад города и дома выглядели совсем иначе.

Этот парадокс занимал и занимает многие молодые умы. Но еще никто не смог ни приблизиться к истине, ни предположить хотя бы одну правдоподобную гипотезу.

Самым главным помещением в Убежище, безусловно, был большой зал. При необходимости в этом зале можно собрать всю школу. Так и случалось дважды в год – на зимние Встречи и на выпускные испытания. Младшие ученики сюда тоже допускались. Правда, редко когда досиживали до конца: усталость брала свое, и наставники потихоньку уводили их, сонных и зевающих. Так сложилась традиция.

Традиционно же в зале стояла полнейшая тишина.

Когда мастера вошли, все уже было готово. Дежурные подмастерья уже рассадили всех согласно статусу, выпускники уже заняли специально для них приготовленную лавку на возвышении. Пятеро парней, три девушки. Тоже неплохое сочетание…

Света в зале было много, горели десятки свечей, мерцали круглые «механические» лампы, созданные мастерами Слова. Лампы эти днем накапливали в себе солнечный свет, а ночью медленно его отдавали. Как раз хватало до рассвета.

Когда вошли мастера, выпускники тут же поднялись. Клим узнал розовые, просвеченные лампой уши одного из выпускников. «Разведчик», подумал он уверенно.

Все заняли свои места, и Нерин начал говорить традиционные, много раз уже слышанные слова о задачах Ордена и обо всех его Сферах. О ловушке, в которой заточен слуга Хаоса, и о том, как он стремится вырваться на волю. О силах, которые пытаются его освободить, и о силах, которые противостоят Ордену. Об Упорядоченном и его мирах…

Неожиданно он закончил так:

– Верить ли в Богов и в каких Богов верить – это каждый из вас решает сам. Но я верю своим Богам – Хедину-мудрецу и Ракоту-воину и я твердо знаю, за что и на чьей стороне мы воюем. Да, воюем, я не впал в маразм и не оговорился. Вы все слышали, Правая армия Схарма выступила к Узлу. Пройдет немного времени, и они там будут. Не стоит обнадеживать себя тем, что монастырь слуг Спасителя надолго сможет их удержать. Взятие города означает, что последователи Схарма получат долгожданный источник силы и смогут много раньше, чем мы рассчитывали, начать активно расшатывать ловушку. То, что им удалось в прошлый раз продвинуться столь далеко, показывает, как слабо мы готовы к прорыву. Потому именно сейчас как никогда нам нужны квалифицированные бойцы и сильные теоретики. Не стоит, конечно, обделять вниманием и другие Сферы, но, видит Хедин, все происходит слишком быстро. А ведь Правая армия Схарма – это далеко не все войско схарматов. И далеко не все, кто, сам того не ведая, занимаются общим делом, делом его освобождения. Вот что я хотел вам сегодня сказать. А теперь – время испытаний. Пожалуйста, подумайте еще раз. Сейчас я буду называть имена мастеров по количеству заявок в порядке убывания. Те, кто желает проходить первое испытание под руководством этого мастера, встают и делают свой выбор. Итак, Мастер Клим. Разведка.

Клим медленно встал. Недобро сощурился.

– Ну, кто тут хотел в разведку?

Из четырех, подавших заявки, встали двое. «Розовые уши» и длинный кудрявый парень, которого, как помнил Клим, звали Арт.

– Мастер Абер, боевые магические практики.

Поспешно встала высокая чернявая девушка.

– Мастер Евсий, магическая теория и практика, магия Слова.

Встали еще двое. Один – спортивного вида паренек и девушка Ника. Та самая, что пыталась лечить ожог лопоухого разведчика магическими средствами.

– Мастер Рома, мастерство Слова.

Вышла небольшая пауза, но потом нехотя встала третья девушка. Невысокая, миловидная, очень хрупкая. Мастер Рома, сам недавно бывший подмастерьем, чуть заметно покраснел. Наверное, заподозрил, что девушка его попросту пожалела. Клим решил, что заподозрил справедливо. Девица тоже слегка зарумянилась.

– Мастер Диана, меч, рукопашный бой, навыки выживания, мастерство Слова.

Встали два оставшихся парня. Оба коренастые, уверенные, спортивные.

– Мастер Геда, медицина, химия, лечебные практики. Поскольку выпускники не оставили вам заявок, выбор на сегодняшние испытания – за вами.

Геда обежала взглядом аудиторию и сказала:

– Ника.

Блондинка поджала губы и перешла от Евсия к ней.

– Ну что же. Мастера, можете уводить ваших сегодняшних подопечных. И да сохранится Равновесие!

– Отлично. За мной, хм… разведчики. Посмотрим, что вы нам разведаете.

Парни переглянулись, оценивая друг друга. Поняли, что придется побороться. Клим еще никогда не брал двоих учеников одновременно. Мастер, словно забыв о них, бодро зашагал к выходу.

Очевидно, выпускники ждали от него каких-то чудес. Испытаний столь же сложных, сколь жутких, и чтобы к тому же в результате все могли оценить их потрясающий успех. Ну да, им было любопытно – еще ни разу никто из прежних подмастерьев Клима, да и тех, кто только пытался стать его подмастерьем, не раскрыл страшную тайну – что именно с ними на испытаниях делают и почему так редко приходит удача…

Клим начал говорить, когда они еще не покинули зал:

– Я знаю, вы готовились к сегодняшнему дню, наверное, тренировались. Это очень неплохо, но, к сожалению, у нас слишком мало времени. За одну ночь мне нужно понять уровень вашей физической подготовки, способность логически мыслить, делать выводы на основе косвенных фактов, ну и кое-что еще, по мелочи. Например, скорость реакции.

В дверях он незаметно подставил ножку Лопоухому, и тот прилюдно растянулся на полу. Ноги еще в зале, остальная часть тела уже в коридоре.

– Н-да… надо быть внимательнее. Имейте в виду, послаблений я делать не собираюсь, и если кто-то считает себя недостаточно подготовленным…

– Простите, – мрачно сказал Лопоухий, – но я останусь.

Кудрявый едва заметно хмыкнул.

– В таком случае поднимемся этажом выше. Итак, я буду задавать простые вопросы, а вы отвечайте. Кудрявый, твой возраст?

– Семнадцать лет.

– Как звали твою бабушку?

– Я не знаю. Я сирота.

– Лопоухий, твое имя?

– Дамир.

– В каком городе родился?

Вопросы сыпались горохом, выбор их был случаен, и Клим постоянно менял фокус своего внимания с одного выпускника на другого. Продолжался этот допрос с пристрастием не менее десяти минут, и все это время компания чуть ли не бежала по коридору, пытаясь поспеть за широким шагом мастера Клима.

Остановились возле широкого окна и двери на балкон.

– Кудрявый, открой! Только тихо.

Оказалось, балкон заперт. Парень провозился с замком минут пять, после чего Клим предложил то же самое сделать Лопоухому. Тот вынул из кармана нож и принялся неумело отжимать язычок замка.

Клим вздохнул, отворил окошко и сделал приглашающий жест.

Последним сам переступил подоконник и оказался на свежем воздухе, на длинной обзорной галерее, опоясывающей весь этаж.

На балконе о чем-то мирно беседовали Геда и ее выпускница.

– Отлично. А теперь таким образом. Кудрявый рассказывает мне про Лопоухого. Все, что успел запомнить. Лопоухий про Кудрявого. Можете минуту подумать…

Стремительная экскурсия по ночному зданию продолжилась. Клим никого не поощрял ни словом, ни жестом, не мешал им перебивать друг друга и подсказывать.

Когда ребята исчерпали закоулки своей памяти, Клим сказал:

– Ну что, Кудрявый. Посмотрим, какова твоя подготовка. Залезай на перила и пройди десять шагов… шучу. Всегда дослушивайте приказ прежде, чем начать его выполнять. Итак, ты у нас будешь прыгать через скакалочку. Приходилось раньше?

– Было такое упражнение…

– Начинай.

– У меня нет скакалки!

– Какая разница, это условность.

Чувствуя, что сходит с ума, парень сделал вид, что в руках у него скакалка, и начал прыгать. Клим меж тем продолжал:

– Умение выдерживать физические нагрузки – в нашем деле не главное. Куда важней при этом продолжать четко и ясно мыслить. На каком мы этаже?

– На третьем.

– Сколько лестничных пролетов нужно преодолеть, чтобы сюда подняться?

– Шесть… нет, семь, еще ступеньки около зала.

– Сколько времени нужно, чтобы преодолеть это расстояние пешком? Бегом?

– Бегом – минута…

– Так, продолжай прыгать. А ты – за мной…

– Это какое-то издевательство, – выдохнул Кудрявый в спину уходящим. Получилось громко, и Клим с удовольствием ответил:

– Естественно. Это именно издевательство, и я намерен оторваться по полной.

– Я не желаю быть мишенью ваших насмешек.

– Ну так вернись в зал. Орден предлагает несчетное число прекрасных профессий. Я тебя в разведку не тянул.

Они остановились на углу.

Клим специально выбрал для испытаний эту галерею – с нее открывается вид на Чертово Седло и дорогу в долину, в которой стоит Спасенный город. Утром пришли известия, что армия Схарма уже на подходе. Но та сторона неба была безмятежно темной.

С ушастым Дамиром они пошли назад. Туда, где Ника выслушивала Геду.

– Ну как тебе? – доверительно спросил он.

– Не впечатляет, – в тон ответил парень. – Я надеялся на что-нибудь более грандиозное.

– До грандиозного еще надо дожить. Смотри, какая попка у девочки!

Они подошли к Нике совсем близко, и та вполне могла слышать их разговор. Дамир кивнул:

– И не только попка…

Ника сделала вид, что не слышит.

Геда у нее что-то спросила.

Ника ответила нарочито громко:

– Я была в городе один раз. Не знаю, что там может быть интересного.

– Она тебе нравится? – спросил Клим.

Тот стушевался, не стал отвечать. И мастер увел его подальше от начавшей сердиться Геды.

Вскоре они вновь оказались около Кудрявого.

– Можешь перестать прыгать. У тебя минута. Надо выбежать из здания и махнуть мне рукой с крыльца. Крыльцо отсюда видно. Вон оно! Начинай. – Он взглянул на наручные часы, засекая время.

Кудрявый метнулся к распахнутому окну и исчез.

– Как думаешь, успеет?

Лопоухий в сомнении покачал головой.

– Спорю, что успеет. На щелбан. Принимаешь?

– Принимаю. Не успеет.

Клим облокотился о перила и стал ждать. Кудрявый выскочил на крыльцо и замахал руками.

– Пятьдесят две секунды, – крикнул Клим. – Уложился, можешь возвращаться. А ты подставляй лоб.

Когда Кудрявый вернулся, экзекуция была уже окончена.

– Кто, по легенде, создал Горное Убежище? Что ты можешь рассказать об этом человеке?

– Это был не человек, – голос у парня после бега слегка дрожал. – Это был гном, кажется. Он был подмастерьем у Бога Хедина… он погиб во времена Первого прорыва… его звали Тефур… Тьефур. Он учил людей и писал книги. Летописи Тьефура – фундаментальная вещь по истории… Только сначала Убежище было не здесь, а по ту сторону гор, в пещерах. Потому что гному с учениками там приходилось прятаться… а потом уж ученики перебрались сюда.

Клим дослушал сбивчивый рассказ и обернулся к Лопоухому.

– Ну что, теперь твоя очередь…

– Но…

– Ты что же, думал, что обойдется? Идемте вниз, на турники.

Клим бросил последний взгляд на горизонт – тот по-прежнему был спокоен.

«Значит, все решится завтра», – подумал он.

Утром, после короткого отдыха, мастера собрались в кабинете у Нерина. Солнце только взошло, и, можно быть уверенными, – вчерашние испытуемые еще нежатся в постелях.

Нерин хмуро оглядел собравшихся. Ему-то удалось поспать от силы час – вернулись следопыты с Чертова Седла. Им пришлось два раза укрываться от разъездов патрулей вражеской армии. Это заставляло задуматься. Конечно, три перевала и пересеченная местность, это хорошая преграда для любой армии, но они подобрались слишком близко, и если зададутся целью, то никакие обманки не помогут защитить Убежище. У Акима одних мертвяков около двух сотен. Кроме того, пришли другие известия, и они были не лучше.

И все-таки встречу следовало начать с чего-то хорошего.

Нерин поприветствовал всех, каждому нашел ободряющее слово и поинтересовался, как успехи у его выпускников.

Первой высказалась Диана:

– Меня устраивают оба. Хорошие парни. Самое то для внешнего круга обороны.

– А ты, Рома, что скажешь?

– А? Да, нормально. Я думаю, у нас все получится.

– Рома, придержи коней! Вам еще и делом заниматься нужно! – хохотнул Клим.

– А сам что? Неужели опять – без подмастерьев?

– Позже выскажусь.

Нерин приподнял брови:

– Тогда Геда.

– Клим был совершенно прав. Хорошая девочка, но с ней еще работать и работать…

Старики, конечно, поворчали, но в целом тоже были довольны.

– Ну? Клим? Теперь уж придется говорить, ты последний.

– Отлично. Значит, так. Кудрявый. Э… выпускник Арт. Очень хорошая память, умеет сосредотачиваться на решении. Физическая подготовка средняя, магическая – полный базовый курс. К сожалению, трусоват. Будет неплохо работать в паре с лидером, но для самостоятельной работы я бы его не рекомендовал. Думаю, что подарю его вам, мастер Абер. Имейте в виду, у него много гонора. Лучше подойдет для долгосрочной работы в одну тему. Ушастого – беру себе. Аплодисментов не надо.

– Кстати, – заинтересовался Евсий, – что ты с ними такое делаешь, что они каждый раз от тебя приходят, словно побитые, и обо всем молчат, как партизаны?

– Я их бью. Вопрос исчерпан? Я могу забрать моего Лопоухого и идти работать?

Нерин приподнял ладонь:

– К сожалению, у нас еще есть о чем поговорить. Две темы, и они взаимосвязаны.

– Схарм? – догадался Абер.

– Да. Точней, эти его «освободители», схарматы.

– Я так понимаю, вопрос обороны города? – оживилась Диана.

– Не столько города, сколько школы. Вчера верховный совет Ордена сообщил, что помощи в обороне Узла от них пока не будет. Без подробных объяснений. Сказали только, что воевать на два фронта – нецелесообразно, а пока наши основные силы появятся здесь, город так и так успеют взять. А если успеют взять город, то и гарантированно начнут пользоваться возможностями Узла, и силы магам понадобятся у ловушки. Так что в эту войну мы не вмешиваемся. Пока.

– И будем терпеть схарматов у себя под боком? – хмыкнула Диана.

– Войны на опережение не получилось. У мастеров такой аргумент: вступим в бой – обнаружим себя. Создать второй такой учебный комплекс с нуля будет трудно, почти невозможно, поэтому мы должны на время тихо исчезнуть. Не стану же я выставлять против схарматов, у которых в войске не менее двадцати взрослых мастеров Слова, наших учеников? Тех самых, которых вы сегодня гоняли? В общем, Орден приказывает на рожон не лезть и начать готовить школу к эвакуации.

В кабинете зашумели, словно там собралось не семь взрослых мастеров, а пятьдесят гуляющих школьников с младшего круга. На Нерина со всех сторон сыпались вопросы – что, как, почему и что можно сделать? Нерин обстоятельно отвечал, а Клим думал, что хочешь не хочешь, а ему придется сходить в город. Посмотреть, послушать. Лучше всего идти как раз во время уличных боев…

Нерин дал коллегам пошуметь, а потом коротко попросил не покидать пока Убежище, а помочь преподавателям, их подмастерьям и ученикам приготовить школу к эвакуации.

Клима такой вариант вполне устраивал. Его ушастый новобранец вовсе не был подарком. Но он был единственным, кого можно начинать обучать уже сейчас.

Нерин обещал сам объявить ученикам о решении мастеров, но Клим счел своим долгом разбудить своих вчерашних испытуемых и объявить им свое решение лично.

Кудрявый расстроился, но в меру. А Лопоухий откровенно ликовал – кажется, заподозрил в себе пяток еще не раскрытых талантов.

* * *

Окраины города здесь, в южной части, казалось, вымерли. То ли жители за ночь успели перебраться ближе к центру, то ли сидели за закрытыми ставнями и ждали неизбежного.

Здесь живет городская беднота. Дома-скворечники, сколоченные из строительного хлама и всего того, что удалось добыть в развалинах. В основном на старых каменных или кирпичных фундаментах, часто длинные, с крохотными окнами, эти домики производили еще более печальное впечатление, чем те, что стоят на Песьей улице.

Правда, здесь было меньше руин, и улицы более прямые и широкие. Но как раз это-то в свете грядущей осады и не радовало.

Дальгерт двигался по одной из этих улиц в составе патруля, отряженного Гаральдом. Он внимательно осматривал дома и переулки, но там все было тихо и глухо – ни собак, ни птиц, ни людей.

Утром, когда только заступил в патруль, он еще застал группы людей, в основном женщин с детьми, медленно бредущих к центру. Но к полудню установилась эта тишина.

– Им еще три дня назад объявили, что будут бои на улицах, но мало кто ушел. Люди боятся мародеров. Надеются отстоять свое имущество, – поделился с окружающим пространством высокий мужик, одетый, по меркам центра, небогато. На руке у него красовалась милицейская повязка.

Никто не ответил. Дальгерт подумал, что он, наверное, тоже не ушел бы. Война – это еще неизвестно, будет или нет. А вот разного рода воришек и грабителей в городе немало. Ладно, обворуют. А ведь и поджечь могут…

Улица заканчивалась огородами и сараями, делилась на проулки и тупики.

Здесь большинство домов было брошено еще раньше. Хозяева их либо умерли, либо нашли средства перебраться в более респектабельную часть города.

– Возвращаемся? – спросил Даль у старшего в патруле.

– Пожалуй. Смотри, вон там, у леса, видишь?

Дальгерт сощурился, увидел – трое всадников, двигаются по дороге от города.

– Наверное, их разведка. Так обнаглели, что уже и не скрываются…

– Значит, скоро начнется. Возвращаемся к канаве.

«Канавой» патрульный ласково назвал вырытый за утро по приказу Гаральда ров посреди улицы. При первом взгляде на это оборонительное сооружение Даль подумал, что зря высказал идею вслух. Но дело было сделано, что тут исправишь? Оставалось надеяться, что поднятые и усиленные магией Слова мертвецы окажутся не сообразительней обычных ме́хов и послушно попадут в ловушку, вместо того чтобы обойти ее по развалинам.

Когда они уже подходили к канаве, увидели, что им навстречу скачет верхами взволнованный паренек в белых одеждах – чтец или остиарий.

– Брат Дальгерт здесь? – крикнул он, не здороваясь. – Отец Леон срочно зовет!

Развернулся и ускакал.

Дальгерт встревожился – что такого могло случиться в монастыре, что там вдруг срочно понадобилось его присутствие? Не такая уж он важная шишка на этой елке. Можно сказать, вовсе не важная.

Поскольку добираться предстояло своим ходом, Дальгерт очень быстро распрощался с товарищами по патрулю и поспешил напрямик. Благо родной город, а особенно его небогатые кварталы он знал как свои пять пальцев.

Вот в этих улочках, которые показались бы запутанными любому чужаку, жизнь еще не успела замереть – торопливо шагали куда-то мужчины, хозяева закрывали окна ставнями, а то и заколачивали их. Кто-то тащил от колодца ведра, кто-то суетливо разбирал на дрова собственный полусгнивший забор. Дальгерт на ходу предупреждал, что опасность рядом, и бежал дальше. Вскоре он из неприметного переулка выскочил на Лобную площадь, а оттуда уже два квартала до монастыря.

На площади торопливо строились ополченцы. Их было много, и площадь сразу показалась Далю маленькой.

Он обогнул эту «армию» по краю и, уже не сдерживая бега, помчался к воротам.

Возле них столкнулся с братом Рузаном, и они вместе вошли на двор.

Рузан взволнованно сказал:

– Кажется, вот-вот начнется. Говорят, уже видны передовые отряды…

– Меня зачем-то вызвал отец Леон. Не знаешь, в чем дело?

– Нет. Меня приставили к беженцам. Тут у нас целая толпа беженцев… и всех надо накормить, всем обеспечить ночлег…

– Понимаю. Ладно, брат Рузан. Да поможет тебе Спаситель.

– Да поможет Он всем нам…

Леон встретил его на главном крыльце.

– Вечно тебя, брат Дальгерт, приходится дожидаться.

– Я был в патруле.

– Понимаю. Итак, у нас есть сведения, что вражеское войско разделилось. Другой цели, кроме как небольшими силами прорываться к монастырю, пока основные отряды заходят с юга, я не вижу. Командовать обороной монастыря я оставляю отца Никулу. Он, безусловно, справится. А ты ему в этом поможешь. Но, брат Дальгерт, у тебя будет еще одна задача. Я не исключаю, что среди беженцев есть те, кто проник в город этой ночью. Они пришли сюда под видом обычных перепуганных горожан, пришли, чтобы предать. Чтоб ударить в спину. Так вот, надо проверить беженцев по спискам привратника. Не забывай также пользоваться святой Сферой – она укажет неучтенных магов. Все ли тебе ясно, сын мой?

– Нужно ли мне идти к отцу Никуле прямо сейчас? Или же проверка горожан – моя основная задача?

– Отметься у отца Никулы и сразу ступай в трапезную. Большую часть беженцев пока разместили там. И да поможет тебе Спаситель.

Дальгерт поклонился и поспешил на двор, где отец Никула раздавал задания монахам и послушникам. Он их уже успел разделить на десятки и назначить командиров…

Ильра ту ночь тоже не спала. Мерила шагами выделенную ей келью, то с ненавистью вспоминала самонадеянного монашка Дальгерта, то вдруг вскидывалась от мысли, что это, скорей всего, последняя ночь ее жизни, а она так глупо ее проводит.

После смерти матери она была уверена, что встретит свою последнюю ночь именно так – в монастыре, под охраной бдительной стражи. Правда, в ночных кошмарах виделись ей тесные подземные камеры и одетый в черное палач. А на деле это оказалась монашеская келья. Маленькая, но даже уютная. Только видно, что здесь давно никто не жил.

И смерть предстоит не на костре и не от рук ненавистных священников…

Раз уж старейшины решили пустить в ход силы древнего Тарна, значит, дело действительно может обернуться падением города.

Такие силы губительны для необученных магов. Они губительны даже для мастеров Слова. А Ильру никогда специально не учили ни защитам, ни магическим приемам. Видимо, старейшины просто выбрали того, кто наименее полезен в деле защиты города. Ильра успела убедить себя, что этот выбор справедлив. И раз уж так случилось, она сделает все, что в ее силах, чтобы защитить корни Тарна, с таким трудом прижившиеся на этой неподатливой суровой земле.

Всю жизнь прожив в окружении людей, связанных сродством, менее заметным, чем родственные связи, но более крепким и значимым – сродством общих корней, общего происхождения, Ильра, конечно, знала все три бережно хранимые от чужаков тайны Старого города. Она знала, что будет требоваться от нее: стать проводником призванных сил, превратиться в русло, по которому они хлынут в мир. Все остальное уже сделали старые маги, предки, создавшие щит. И столько времени, сколько сможет она удерживать в себе этот поток, щит будет напитываться энергией. А значит, от нее зависит, насколько прочным он будет и как долго простоит.

Этот самонадеянный белорясник сказал: «Я тебя вытащу». Ему нет дела до того, что, если не провести ритуал, могут погибнуть сотни людей. Он опять думает только о себе и о своей выгоде.

Кажется, вся ненависть, на которую Ильра была способна, в тот момент была направлена именно на Дальгерта.

А потом кто-то провернул ключ в скважине и дернул за ручку двери.

– Кто там? – окликнула она.

– Госпожа Ильра, вас ждет старейшина Гаральд.

Неужели пора?

Она охнула и открыла дверь. Тощий служитель чуть поклонился ей и предложил следовать за собой. Через минуту они уже входили в маленький светлый зал, стены которого были выбелены, а вдоль них стояли статуи, изображающие святых. Восемь статуй.

Гаральд ждал ее в этом зале, а за его спиной стоял высокий человек, закутанный с головы до ног в длинный серый плащ. Кто это? Чтец, который будет произносить направляющие слова? Маг?

Старейшина печально улыбнулся, приветствуя:

– Вы истинная дочь Тарна, Ильра Зэран, и я горжусь вами.

Ильра, как никогда собранная, тоже чуть склонила голову в приветствии. Так здороваются воины и маги, и она сознательно не стала отвешивать «женский» поклон с приседанием. Сегодня она – орудие Тарна, так к чему условности?

– Я прошу простить мне, что нарушил ваше уединение, однако есть человек, который очень просил меня устроить вам встречу, именно по этой причине я здесь.

– Уже началось? – замирая, спросила Ильра.

– Нет, но отряды врага хорошо видны, они движутся к городу. Думаю, они попытаются войти с марша. Так что, Ильра, согласны ли вы поговорить с этим господином?

– А он кто?

Возникшая было безумная мысль, что это – отец, мигом исчезла. Виль ниже незнакомца, самое меньшее, на голову. Да и Дальгерт, пожалуй, ниже.

Гаральд чуть нахмурился, но покачал головой:

– Ильра, да или нет? Мы в монастыре, и священники все время незримо следят за нами.

– Хорошо, я поговорю с ним. Недолго.

– Я подожду у выхода.

Ни на секунду старейшина не задумался, почему она так бездумно выполняет все просьбы незнакомца, который даже не представился…

– Присядем, – предложил незнакомец.

Ильра огляделась в поисках скамьи и тут же увидела – у двери, через которую они с монахом только что вошли. Верней, монах проводил ее до входа и сразу удалился.

– Снимите капюшон, – попросила Ильра. По правде сказать, ей было любопытно, кто кроме отца и Дальгерта мог пытаться добиться встречи с ней. Да еще и успешно.

– Мне бы не хотелось в этом месте. Мы не знакомы, Ильра Зэран.

– Что же привело вас ко мне?

Незнакомец вздохнул и задал встречный вопрос:

– Ильра, вы боитесь смерти?

– Я видела, как умерла моя мать. Да, я боюсь; но куда больше боюсь, что не справлюсь, что врага остановить не удастся и все окажется напрасно.

– Вы? Не сомневаюсь, вы справитесь. Дело в другом. Видите ли, Ильра… по завершении этой магии физически вы не умрете. Вам никто не причинит вреда. В отличие от варварских обрядов ваших врагов, магия Тарна не требует крови. Но жизнь, которая вам достанется, хуже смерти. Все становится пеплом, мир погружается в серую муть, вскоре исчезают звуки и голоса. Пальцы перестают чувствовать предметы, и остается цепляться только за память, но и она непрочна. Она будет стираться и рассыпаться на клочки, и однажды не останется вовсе ничего, а другим будет казаться, что вы постепенно теряете разум, погружаясь в свой внутренний мир. Они будут стараться спасти вас, но это не даст результата, потому что нельзя вернуть то, что сгорело и только кажется уцелевшим, а на самом деле это пепел. Связи разрушены, но память немного прочней и создает видимость, что все еще можно вернуть, отыграть назад.

Незнакомец говорил как будто даже не Ильре, а самому себе. Смотрел на свои руки – кончики пальцев сведены – и говорил им, пространству между ладонями.

– Зачем вы меня пугаете?

– Чтобы вы до конца поняли, на что идете.

– Предлагаете бежать? Вас не Дальгерт прислал, часом? Я никуда не пойду. Возможно для некоторых долг и честь – это пустой звук, но никто никогда не скажет, что Ильра Зэран предала свой народ из-за страха смерти.

– Не сердитесь. Я не собирался предложить вам ничего недостойного. Достаточно ли будет сказать, что среди дорогих мне людей были те, кто ушел этой дорогой?

Ильра представила, как ее потом, после, возвращают отцу. С пустым взглядом, не отвечающую на вопросы, не способную даже удержать ложку…

Конечно, он будет стараться вернуть ее. И конечно, ему это не удастся. Будет ли для него это лучше, чем если бы старейшины вернули ему труп?

– Я все равно пойду до конца, – тихо сказала Ильра. – Что бы вы ни сказали, на самом деле у меня нет выбора. Не стану же я действительно упрашивать старейшин найти кого-нибудь другого на это место!

– Многие бы так и сделали. А кое-кто предпочел бы совершить самоубийство.

– Среди тех, кто от корней Тарна, таких нет!

– Ошибаетесь, очень даже ошибаетесь…

– Разве что этот предатель Дальгерт Эстан.

– Вы, похоже, совсем не разбираетесь в людях, милая Ильра. Дальгерт Эстан собирался заменить вас. Ему, конечно, не дали.

– Ему было наплевать на людей в городе.

– Это важно? Впрочем, что гадать. Я не прошу вас менять выбор или уклоняться от долга.

– Тогда что?

Незнакомец пошарил за пазухой и вынул оттуда гладкий темный шарик, как раз такой, чтобы уместиться в ладони. Молча протянул его девушке.

Она нерешительно взяла. Шарик оказался целиком вырезан из дерева. Совершенно гладкий, но видно, что его не касалась ни краска, ни лак.

– Вот, возьмите. Держите в руке во время обряда. Когда мир станет серым, он позволит вам найти дорогу назад. Нужно будет только захотеть вернуться.

Беженцев было много и становилось только больше. Кажется, к обедне привратник уже перестал вести учет. Дальгерт понял, что закончит их проверять разве что к концу следующего года, но тогда это будет уже неактуально. Результаты проверки у него самого вызывали большие сомнения: слишком велика была вероятность ошибки. Что может дать короткая беседа? Почти ничего. Заметил только, что людей Тарна в монастыре было очень мало. Семьи старейшин с маленькими детьми, да и то не все. В основном корни Тарна остались верны себе. Даль разрывался между двумя желаниями – оказаться сейчас на окраине, где городское ополчение и монахи вот-вот столкнутся с силами армии Схарма, и быть здесь в тот час, когда старейшины будут вынуждены привести в действие свое тайное оружие. А он должен был бродить между рядами сидящих вдоль стен главных галерей людей и до бесконечности задавать одни и те же вопросы. С этим легко бы справились и мальчики из семинарии, в то время как он – один из немногих здесь, кто действительно умеет драться.

Вероятно, отец Леон специально измыслил ему это поручение, чтобы держать подальше от основных боевых действий. Осталось понять зачем. Но понять причины поступков этого хитрого старого священника почти невозможно. Нет, потом он все узнает. Потом, когда бой закончится, и Леон с презрительной усмешкой расскажет, что, почему и как.

Даль как раз вышел во двор, когда в ворота вбежал послушник с криком:

– Началось! Началось!

Монахи побросали дела и помчались вверх по лестницам, на крышу.

Дальгерт тоже помчался наверх. Оттуда прекрасно виден весь город.

Армия Схарма втягивалась в три неширокие улицы. Смотрелось это впечатляюще. Сначала по узким проулкам двигались чадящие и пылящие транспорты, созданные мастерами Слова. Одному мастеру такого монстра не создать. Дальгерт, проживший в трущобах Мегаполиса без малого год, видел там и такие. Хотя чаще, конечно, ему доводилось встречать маленькие легкие машины для перевозки одного-двух пассажиров. И уж конечно, эти чудовища не были творением рук деревенских мастеров. Тут работали хорошо обученные знатоки своего дела. И работали не год и не два.

На броне располагалось минимум по четыре солдата в шлемах и со щитами. Они временами покидали свои «насесты», и тогда в переулках завязывались короткие стычки, но это не мешало основным силам победно идти вперед.

Благословение силам Равновесия, этих чудовищных транспортов было немного. За ними почти вплотную шел пеший строй. Вдалеке виднелись еще какие-то машины, но их разглядеть мешала география улиц и поднятая сотнями ног пыль.

Почему-то должным образом не сработали стрелки, засевшие на крышах домиков, в развалинах и подворотнях. А потом Дальгерт увидел псов. Они бежали далеко впереди и атаковали все, что казалось им живым. Их рубили, но дело это было почти безнадежное – псы не чувствовали ударов.

– Значит, еще и собаки. Не только голуби.

Дальгерт бросил взгляд вниз, на длинную очередь беженцев. А ведь скоро здесь появятся первые раненые.

Он внезапно сообразил, что наверху очень много людей и большинство из них праздные зеваки. Не вооруженные и практически беззащитные.

Выругался, начал искать глазами отца Никулу. Увидел его подле оружейной и поспешил туда. Придется смириться с тем, что приказ отца Леона будет выполнен не до конца.

Отец Никула спросил:

– Луком владеешь?

– Плохо. Если есть, лучше арбалет или огнестрельное.

– Ну ты замахнулся. У нас на весь монастырь пять ружей. И к ним по горсти патронов. Бери самострел и радуйся, что вообще что-то досталось.

– Беру и радуюсь. Куда мне?

– На крышу. Правое крыло. Там спросишь брата Лариона. И да поможет тебе Спаситель.

Монастырская крыша была окантована парапетом чуть ниже роста взрослого человека, с прорезанными в ней бойницами.

Отец Ларион указал Далю его место на стене, напомнил, чтобы он проверил выданное оружие, и ушел. У выхода на крышу присел мальчик лет восьми – один из тех, кто потом будет подносить боеприпасы.

Толку, правда, от них будет мало. Если чудовищные транспорты доберутся до стен монастыря, то монастырь продержится ровно столько, сколько продержатся ворота.

С того места, где устроился Дальгерт, было видно, как продвигается правое крыло нападавших. Продвигалось оно бойко. Несколько домов у них за спиной уже полыхали. Впереди по-прежнему шли две машины.

Первым серьезным препятствием для них оказался как раз ров. Неуклюжее колесное чудовище не успело затормозить и ухнуло в провал утяжеленной носовой частью. Тот, кто управлял второй машиной, вовремя сориентировался и остановился в поисках объездного пути. С обеих машин ссыпались бойцы, двинулись на засевший за баррикадой первый серьезный заслон. Дальгерт мог поклясться, что увидел залп. Вот только ни одна из отправленных стрел, похоже, не достигла цели – никто из атаковавших не упал.

«Надо укреплять ворота», – подумал он.

На крыше все еще было полно любопытствующих, которые ничем не могли помочь обороне. Ларион, похоже, о них просто забыл. Даль распорядился:

– Всем посторонним покинуть крышу! Находиться здесь опасно!

– Да ладно тебе, – усмехнулся занимавший ту же бойницу аколит. – Бой еще далеко.

– Точно, – спохватился отец Ларион. – Уходите! Вы будете мешать обороне.

Многие послушались.

Баррикаду на улице смяли, почти не потеряв времени. Армия пошла дальше, только у засевшего во рву транспорта осталось несколько человек – вызволять. Да еще несколько человек из числа защитников оперативно собрали покойников и потащили куда-то назад, в хвост процессии.

На этом рубеже армия Схарма не потеряла ни одного солдата.

– Жарко там, – с какой-то тоской сказал сосед.

– Скоро здесь будет еще жарче.

Город не мог похвастаться диковинным транспортом или оружием. Здешние мастера Слова занимались в основном созданием нужных в хозяйстве мелочей – мельниц, самоходных тележек и плугов, кухонной утвари. Что до машин, подобных тем, которых Дальгерт видел в Мегаполисе, то на здешних улицах они бы долго не просуществовали, а центральная часть города невелика, и там вполне можно быстро перемещаться на своих двоих. Старейшины для парадных нужд еще могли выехать в карете, запряженной парой лошадей, но на памяти Дальгерта такое случилось только раз, когда один из сыновей Гаральда женился. Мастера Слова боялись монастыря с его строгими правилами и нетерпимостью к любой магии. Мудрено ли, что их здесь с каждым годом становилось все меньше. Теперь их услуги ох как пригодились бы!

Движение врага замедлилось: они вошли в ту часть города, что строилась на древних руинах и завалах. Ту самую, в которой иногда теряются даже старожилы. Узкие переулки, похожие один на другой, застраивались здесь без всякой системы…

Наступавшие решили проблему просто. И Дальгерт воочию увидел, для чего их машинам был нужен этот тяжелый, треугольный нос. Он просто врезался с наскока в стену ближайшего дома, откатывался назад; строение шаталось и падало прямо на транспорт, но тот словно не замечал придавившей его массы и шел дальше. Солдаты двигались уже по развалинам.

– А первый утюг все еще в яме… – заметил сосед.

– Надо было больше рвов. Но теперь они будут осторожней…

– Это точно. Смотри, раненых несут. А мы все ждем…

К монастырю приближалась процессия из нескольких человек с носилками. Даль рассмотрел, что в большинстве тащили носилки женщины.

Армия Схарма целенаправленно двигалась к центру. За ними стелился черный дым пожаров.

Глава 7

– Брат Дальгерт, брат Толь, брат Нариан – за мной!

Отец Никула придирчиво окинул их взглядом. Кивнул.

– А что случилось? – спросил плечистый брат Толь.

– Нужна помощь санитарам. Не справляются.

– А здесь кто останется?

– Сейчас отступающие отряды подойдут, из них сформируем подкрепление. Они же и вас заменят, когда враг подступит к стенам.

Когда проходили мимо распахнутых дверей церкви, оттуда донесся слитный голос нескольких десятков певчих – служили Долгую мессу.

В коридорах и на дворе было не протолкнуться.

Госпиталь был устроен в залах семинарии. Малый зал оказался уже заполнен, в большом еще оставались места.

– Вот, – окликнул одного из священников отец Никула, – привел тебе помощь.

Священник этот был Дальгерту малознаком. Они встречались изредка на службах, но не более. Кажется, его сюда перевели откуда-то с равнин. Высокий, еще не старый, он немного сутулился. Говорил отрывисто, словно куда-то спешил, а взгляд его был внимательным и цепким.

– Отлично. Вон там, у стены, койки. Надо их собрать и расставить. Негодные откладывайте в сторону. Остальные – в четыре ряда, в середине – проход. Закончите – скажете. Я в соседнем зале.

Работа оказалась несложной, но требовала усилий. Сразу понятно, почему отец Никула выбрал их – из тех, кто стоял на стене, больше никто бы с этой работой не справился. Во всяком случае, быстро бы не справился. Дальгерт никогда не думал, что металлические рамы с натянутой на них сеткой могут быть настолько тяжелыми. Спинки в большинстве проржавели, крючки никак не хотели входить в пазы на рамах, но все же им удалось собрать восемнадцать вполне устойчивых коек. Когда заканчивали последнюю, первые три уже были заняты пострадавшими. Около них хлопотали женщины из горожан. Возле одного сидел священник.

Не успели распрямить спины, как вернулся священник, заведующий лазаретом, и определил брата Толя носить воду для прачечной, а Нариана и Дальгерта – идти к малым воротам, встречать новых пострадавших…

Этим Дальгерт занимался до самого заката.

Раненые рассказывали много. Кое-что Далю казалось откровенным преувеличением, но собак он видел сам, да и самоходные «утюги» тоже.

– Мертвецы идут… – говорил один. – Смотрят мертвыми глазами, бьют без промаха, а самих убить нельзя. Стрелы они из себя вытаскивают, как занозы, а из ран не течет кровь…

– Они своих мертвых лежать не оставляют, – говорил другой. – Может, это не по вере их, но наши-то мертвые им зачем?

– …командир приказал обмотать стрелы паклей, макать в смолу и пытаться поджечь эти «утюги», – делился впечатлениями третий. – Так мы и в кабину попали, где водитель сидел: не горит! Не горит и прет вперед. Похоже, единственный способ с ним справиться – это в яму посадить…

– У собак зубы и когти стальные, и хватает она сразу за горло. И если ухватила, то уж не выпустит…

Дальгерт наслушался этих историй досыта и удивлялся только одному – почему он не там? Почему, если отец Леон считает его виновным? Для чего старый лис его бережет?

По отрывочным сведениям, днем наступление удалось остановить в центре и немного задержать на левом фланге. Но провалившийся в ров «утюг» был единственным успехом тех, кто держал оборону справа, и враг почти сумел зайти в спину защитникам центральной части города. Тем пришлось спешно отступить, и теперь им предстояло сдерживать натиск объединившихся сил противника.

Перед закатом раненых было уже столько, что их начали размещать в коридорах. Запас железных коек тоже был исчерпан.

Оборону схарматы прорвали глубокой ночью. Дальгерт в тот момент спал. Несколько бессонных ночей привели к тому, что он отрубился, едва упав в постель. Хорошо, догадался двери не запирать. Разбудил его встревоженный брат Рузан:

– Город горит! Наши отступают к монастырю! Скоро приступ…

Дальгерт плеснул в лицо холодной воды, поправил одежду. Подумал, что стоило бы побриться, но как подумал, так и забыл. Подхватил выданный отцом Никулой самострел и поспешил на крышу.

Ночь дышала неожиданным холодом и ветром. Звезд видно не было.

На крыше снова толпился народ, но на этот раз Дальгерт решил, что спорить – не его дело. У «его» бойницы уже стоял другой служитель, в темноте он не смог рассмотреть чин. Даль огляделся в поисках отца Лариона, но не увидел.

Кто-то громко читал молитву, кто-то ругал кастеляна, впотьмах выдавшего сутану на два размера меньше, чем нужно. Кто-то перешептывался о предстоящем бое.

В свете пожаров южная часть города была хорошо видна; северная затаилась во тьме, ждала своей участи.

Дальгерт смотрел, как враг движется к Старому городу: еще три квартала идти… теперь два квартала…

Два квартала до круга, обозначенного камнями предков. До условного щита.

Это может означать, что Гаральд начал или вот-вот начнет вести обряд.

Только взглянув на три уцелевшие самоходные машины, Даль подумал, что стрелы, пущенные с крыш, ничего не решат. Прорываться враг будет через ворота – и только через ворота. И вперед пойдут мертвецы и собаки, а уж потом, на подготовленное пространство, войдут живые…

Командуй Дальгерт атакой, он бы так и сделал.

А это еще что? По одной из темных, не тронутых пожаром улиц движутся люди. Отставшие при отступлении монахи? Горожане?

Он сам себе ответил – ага, а самоходную махину они взяли с боем. Нет, это враг пытается вывести к монастырю без боя большой отряд. И им это, возможно, удастся. Если зрение Дальгерту не изменило, отряд уже пересек незримую границу. Надо предупредить командиров… где, Ракот его задвинь, отец Ларион? Стоит ли его дожидаться или пойти искать? Ага, в темноте тут кого найдешь…

Дальгерт указал на опасность ближайшему стрелку, и на всякий случай поискал взглядом свободные бойницы, но нет. Каждую защищали по два человека, да еще этажом ниже отдыхает, дожидаясь своего часа, смена. Похоже, Дальгерта уже вычеркнули из защитников крыши, так что он решил спуститься к главным воротам. Если серьезный бой и начнется, то только там. А возможно, там он найдет и кого-нибудь из командиров.

Ворота были закрыты. Их укрепили дубовым брусом, опустили черную, обитую железом решетку. Да, выглядит она внушительно, но вряд ли устоит против той техники, что привели схарматы…

У ворот дежурили бойцы из городского ополчения. Даль спросил, где командир, и получил ответ, что его зачем-то срочно вызвали на Малый двор.

Он прикинул время и решил, что успеет туда сходить до того, как начнется штурм ворот, потому что вероятней всего и Ларион там, и другие командиры…

Ветер задувал все сильнее, а стоило Дальгерту оказаться в центре Большого двора, как с неба на голову упала первая капля дождя.

На Малом дворе стояли факельщики из городских, обозначая полукруг. Перед ними о чем-то совещались священники.

Но людей в мирском платье было здесь намного больше.

Где-то неподалеку бубнил молодой чтец, читал псалом «К Спасителю о защите слабых».

Ветер трепал пламя, дождь полил уже ощутимо. Вдали вспыхнула зарница.

И тут совершенно отчетливо, словно кто-то проговаривал текст у него в голове, Дальгерт услышал:

– Вода, питающая корни Тарна, земля, питающая корни Тарна, воздух и свет, без которых не выживут ростки. Сила ваша запертая, сила ваша освобожденная, пройди сквозь преграды все, защити и помоги нам. Богами старой веры и Богами веры новой я призываю тебя, сила, дарующая и отнимающая…

Слова древнего языка, слышанные десятки раз, заученные наизусть… никто из чужаков их не знает и не понимает их соли.

Невольно он подошел ближе. Читал сам Гаральд, и у Даля шевелились губы в такт словам Второго Обращения…

Под ногами просыпалась, нагревалась земля. Сквозь булыжник кое-где начал сочиться слабый голубой свет, обозначая тонкие линии-лучи. А в их перекрестье стояла Ильра. Туда не дотягивался свет факелов, и Дальгерт не мог разглядеть ее как следует. Просто силуэт в просторном одеянии ненавистного ей белого цвета.

Света становилось больше, особенно в центре. Голос Гаральда звучал ровно и спокойно. Стихли все лишние разговоры – взгляды, как и голубые лучи, все скрестились на девушке. Никто не обращал внимания на разразившийся ночной ливень.

Неожиданно Далю померещилось движение за спиной. В шуме дождя он ничего не мог услышать, но его словно подтолкнул кто.

Он резко обернулся и успел увидеть человека под аркой входа. Человек быстро опустил руки и метнулся назад, во тьму. Даль вскинул арбалет, но куда там – незнакомец скрылся за пеленой дождя. Секунду стояла полная тишина, а потом кто-то крикнул:

– Убит! Гаральд убит!

И, словно вторя этому голосу, из-за монастырских стен раздался дружный многоголосый крик – видно, отряд врага и их чудовищная машина добрались-таки к монастырю…

Сверху ответили воплями «Ура!» и «За Бога! За Веру!». Засвистели стрелы.

Ворота сотряс первый удар.

Командиры, простые воины, факельщики – все кинулись к воротам. Дальгерт оглядел двор, где на камнях лежало мертвое тело старейшины, а над ним склонились двое монахов.

Может, жив еще, мелькнула мысль. А Ильра? Что с ней?

Ворота затрещали под следующим ударом. Их надо удержать! Непременно надо! Иначе погибнут все те, кто пытался укрыться от ужасов городского боя за этими прочными стенами. Дальгерт додумывал свою мысль уже на бегу.

Ильра сидела на корточках в потоке ливня, подставив лицо потокам воды.

Дальгерт решился тронуть ее за плечо. Девушка распахнула глаза и дернулась, чтобы отстраниться. Не удержала равновесия и упала в уже скопившуюся на площадке грязь.

«Ну конечно. Лучше измараться, чем позволить мне до себя дотронуться». Он усмехнулся и галантно протянул даме руку.

Она, не обратив на это внимания, поднялась.

«Ну и что дальше?»

А дальше отец Никула должен приказать, чтобы беженцев уводили подземным ходом за реку. А если он не прикажет? У кого еще есть ключ? У привратника?

Надо было это начать делать, как только стало ясно, что город мы не удержим.

А когда это стало ясно? Да только что. Только что, когда старейшина Гаральд погиб, не завершив обряда…

– Дальгерт… – голос ее прозвучал хрипло, словно у Ильры пересохло горло. – Дальгерт, ты знаешь текст! Ведь знаешь! Пусть ты надел сутану и отрекся от прежнего. Хочешь, я встану на колени? Пожалуйста, прошу тебя… дело нужно довести до конца.

Еще один удар, закончившийся страшным скрежетом и треском. Даже отсюда это было хорошо слышно.

Ну, Дальгерт Эстан? Неужели все было напрасно? Все попытки ополчения сдержать врага, все смерти? Жертва, которую принесла Ильра? И которую сейчас должен принести ты? Будешь тянуть время, и здесь уже никто не спасется. Приди хоть сам их Бог…

– Дальгерт! Я умоляю… нельзя так…

Он решился.

– Не плачь. Тебе нужно сосредоточиться. Подожди, я скажу пару слов этим господам, и мы продолжим начатое.

Он обернулся к служителям, которые, оказывается, все еще не могли понять, жив ли старейшина или уже не дышит.

– Братья! Похоже, ворота нам не удержать. Но в чем виновны люди, которые искали здесь защиту, а отыщут, похоже, смерть? Спаситель велит нам печься о слабых, и я думаю, пришло это время…

– Брат Дальгерт! Я давно об этом думаю. Но ведь приказа не было?

– Командирам сейчас не до чего, они ведут оборону. А ведь нужно не только горожан вывести, есть еще госпиталь…

– Выводить раненых узким подземельем? Не лучше ли оставить их, надеясь на милость победителей?

– Не лучше ли их сразу убить из милосердия? – рявкнул Даль. – Старейшина умер. Оставьте его. Спасайте живых! И да поможет вам Спаситель!

Даль вернулся к Ильре. Она уже стояла в центре маленького круглого пятачка, к которому прихотливо стекалась сложная каменная мостовая Малого двора.

– Готова? – улыбнулся девушке Дальгерт. Он хотел ей многое сказать. И в другой раз, может, сказал бы. Но время утекало песком сквозь пальцы. Не было времени. – Ну, тогда начали. Вода, питающая корни Тарна, земля, питающая корни Тарна, воздух и свет…

* * *

Мастер Нерин искоса посмотрел на разведчика. Клим как обычно курил на балконе, имея вид монументальный и очень уверенный. Не скажешь, что ему только что сообщили очередные неприятные новости.

– Перед тем, как выводить учеников, надо проверить дорогу. Сейчас из разведчиков у нас только ты. Понимаю, что в город тебе попасть хочется больше.

Над Чертовым Седлом висела пелена тумана, но мастеру чудилось, что снизу этот туман отсвечивает красным. Пожары над городом полыхали еще до заката.

– Это дело одного дня. Надеюсь, на новом месте все готово?

Нерин вздохнул:

– Новое место – это хорошо забытое старое место. Возвращаемся в исторические катакомбы…

– Ненадолго.

– Кто знает. Если Узел схарматам понравится, они к нему присосутся, как клещ к поросенку. Мы готовим ме́хов, чтобы хотя бы часть поклажи не тащить на себе, но их тоже кому-то надо будет водить. И придется сделать несколько заходов.

– Нерин, дай мне день. Я знаю город, знаю, чего ждать от схарматов. Узнаю новости и вернусь.

– Если твой парень жив, он в монастыре. То есть в относительной безопасности.

– Кроме Даля там еще трое моих людей. Хочу проверить, не оставляли ли сообщений.

– Ладно. Увидим. Главное сейчас – вывести младших ребят.

Клим расплющил сигарету о перила и кинул в пепельницу.

– Где ты берешь эту дрянь?

– Места надо знать.

– Кстати, как твой Дамир?

– Как… как петух.

– В смысле?

– Гордый, тупой и готовый в бульон. Да ничего, думаю, он скоро начнет разбираться что к чему. Талант притираться, устраиваться и входить в доверие – редкостный.

– Звучит не как комплимент.

– Это потому, что наш Дамир пока пытается на мне оттачивать эти свои способности.

– Не сбежит он от тебя?

– Ага, как же. Быть подмастерьем у Клима – это статус. Все завидуют, то-се. Посмотришь на него через год – не узнаешь.

– Дожить бы.

– Доживем. Только отпусти меня в город.

– Сначала выведем малышей. Потом вернемся к этому разговору…

* * *

Сколько прошло времени? Дальгерт не ответил бы. Он повторял в детстве еще заученные слова и смотрел, как оживают камни. Как заполняется серебристым сиянием двор. Света стало столько, что он начал резать глаза, в его потоках Ильра казалась тоненькой свечкой. Когда он закончил Третье Обращение, девушка вскинула руки, и от нее вверх поднялся ослепляющий луч света. Где-то там, в вышине, он раскрылся зонтиком и помчался навстречу похожим лучам, текущим от камней.

От главных ворот начался поспешный отход защитников: их теснили ворвавшиеся через пролом псы и мертвецы. Сейчас они войдут в Малый двор, закроются и эти ворота. Наступит небольшая передышка: Большие ворота не так велики, чтобы в них мог без проблем втиснуться «утюг» схарматов.

Значит, ворота Малого двора нападающие начнут ломать сами, без поддержки тяжелой техники. А это – время. Время, которое необходимо, чтобы братья перешли галереями по крышам к Большому двору и попытались проредить ряды нападающих. Даль оглянулся на Ильру – она держала щит. Больше здесь ничего уже сделать нельзя. И остается одно – бежать к воротам, к деревянной лестнице на верхнюю галерею, и оттуда наконец открыть свой личный счет в этой войне.

Он так и сделал.

Внизу метались отсветы факелов. Холодный дождь лупил не переставая, но это совершенно не заботило нападавших. Они методично теснили к воротам Малого двора жалкую горстку оставшихся защитников крепости. Часть их, не обращая внимания на отступающих, уже пыталась разнести парадные ворота главного здания.

Дальгерт помнил, что вчера их изнутри заложили мешками с песком, оставив для своих нужд лишь узкие боковые входы. Что ж, это тоже сможет задержать врага на какое-то время.

На галерее над воротами было темно, сухо и людно. Защитники крепости не жалели стрел. Дальгерт даже увидел, что их усилия не были напрасны – некоторые из атакующих все-таки падали, но мало, очень мало. А потом он убедился, что из упавших большинство вскоре поднималось и двигалось дальше, вершить свои темные дела. Дальгерт попытался стрелять по ногам, но это оказалось неэффективно, сложно целиться. Пробежали мальчики с ведрами смолы. Кто-то подготовил стрелы, увитые паклей. Неподалеку отрывисто скомандовали «запал», и арбалетчики отступили назад, давая простор лучникам с зажженными стрелами. С крыши главного здания кто-то начал стрелять из ружья. Видимо, стрелок был мастером – Даль увидел, как на землю упала, неприятно дергаясь, крупная собака, а потом и один из атакующих.

Запалы не то чтобы кому-то повредили, но обозначили мишени. Из некоторых мертвецов торчало уже по нескольку стрел.

Дальгерт изредка оглядывался на двор – Ильра продолжала держать щит. И это было удивительно… и радостно. Значит, еще здесь, живая. Еще есть за что сражаться.

В арке главных ворот ворочался транспорт схарматов, довершая разрушения. Больше пока в пролом никто не рвался, значит, все желающие уже здесь. Их не так и много, десятка четыре, но убить их очень сложно, и размен вовсе не в пользу защитников.

Арка главных ворот рухнула, подняв пыль и оглушительный шум, и «утюг» наконец-то ворвался во двор, который сразу показался маленьким и тесным.

Кто-то передал приказ покинуть галерею. Ну еще бы, сейчас чудовище начнет долбить эти ворота, и никому мало не покажется…

Дождь мешал рассмотреть детали, но то, что врагов стало меньше – радовало неимоверно. Дальгерт прикинул, не получится ли как-то добраться до кабины, в которой наверняка сидит управляющий железным чудовищем мастер Слова. Выходило, что если повезет, то изловчиться можно, а если удастся остановить ме́ха, то полдела сделано…

И поэтому, когда все бросились выполнять приказ, Даль, напротив, подобрался поближе к предполагаемому месту удара. Осталось только рассчитать прыжок и толкнуться до того, как «утюг» начнет рушить стену.

– Куда! – крикнул ему кто-то, неразличимый во тьме. – Назад!

Но тот, кто управлял монстром, выбрал именно этот момент для удара, и Дальгерт, даже если бы захотел выполнить приказ, все равно не успел бы этого сделать.

Немного не рассчитал, поскользнулся на железной броне, но все же смог удержаться. Пока машина сдавала назад, он подтянулся и оказался сидящим на корпусе, прямо за кабиной. Ему даже хорошо была видна макушка водителя.

Он размахнулся и приложил незадачливого мастера Слова колодкой арбалета. Тот посунулся вперед, и Даль, недолго думая, скользнул в кабину.

У потолка качалась тусклая лампа в оплетке, спереди водителя защищали поднятые стальные щитки. Должно быть, такой щиток раньше был и сзади, но во время долгого пути по городу «утюг» его успел потерять.

Что оказалось неожиданностью, это наличие пассажира. Молодой человек в черной куртке с вышитой на груди знакомой эмблемой – Глазом Схарма – сидел на маленьком сиденье в нише, глубоко уходящей под броню. Из такого не вдруг вылезешь. Даль, не раздумывая, выпустил в парня стрелу – последнюю.

Более не обращая на него внимания, Дальгерт вернулся к водителю.

Удар был не сильный, скорей неожиданный, так что тот если и потерял сознание, то ненадолго.

Мастер Слова оказался щуплым мужичком с редкой бородой и лицом, изрытым какой-то кожной болезнью.

Дальгерт от души хлопнул его по щеке, и тот сразу открыл глаза. Вздрогнул, вытаращился на послушника, приставившего к его шее острый и длинный нож.

А потом он увидел труп на заднем сиденье и тут же закаменел – понял, что пощады ждать не следует.

– Ты мастер Слова?

– Д-да.

– Догадайся, что мне от тебя нужно?

Тот только дернулся.

– Слово Управления и Слово Разрушения. Быстро!

– Не…

– Быстро, я сказал!

Тот забормотал едва слышно, и Дальгерту пришлось переспрашивать два раза.

Слово Управления, к сожалению, было завязано на жизнь самого мастера, так что Даль был вынужден надежно связать его, заткнуть ему рот промасленной тряпкой и отправить в объятия покойному пассажиру. Сам он занял место водителя и обнаружил шлем и защитные очки. Надел их, возрадовался. Мастер позаботился об удобстве ночного вождения – в этих стеклах все было видно как днем. В том числе оставшихся ходячих мертвецов. Этих было около двух десятков, да еще несколько уже уложенных пытались подняться с травы.

– Покатаемся, – пробормотал Дальгерт, – поиграем в догонялки. Ну, поехали, чудовище…

И подкрепил просьбу словом Управления. Машина дернулась и пошла.

Вскоре на дворе остались только размазанные, втоптанные в грязь тела.

Дальгерт направил машину к разрушенным главным воротам и по привычке уже взглянул в небо.

Трепещущего прозрачного зонтика там больше не было.

Ильра сделала что могла.

Значит, тебе осталось тоже сделать что можешь…

Даль с разгону загнал машину на гору битого камня. Потом она скоро пошла вниз. Навстречу возможному врагу…

Но далеко уехать не успел. Мастер каким-то образом смог избавиться от кляпа, и хрипло выкрикнул Слово Разрушения. Механизм умер, и машина встала.

Арбалет был разряжен, а убивать мастера голыми руками Дальгерту не хотелось. Оставил как есть. Ох и высказался бы Клим, узнай он о таком благодушии бывшего своего подмастерья! Но Клим не узнает.

Даль поспешил назад. В голове бродила только одна связная мысль – увидеть в последний раз, проститься… Ильра, оказывается, была ему куда дороже, чем он думал сам. А может, стала дороже в эти последние дни, когда замаячила вероятность и в самом деле ее потерять.

Пробегая через Большой двор, он старался не смотреть под ноги. Ворота Малого оказались заперты.

Ну что, не стучать же теперь…

Он поспешил к одной из дверей, ведущих в главное здание.

На удивление, ему открыли. На пороге стоял брат Толь с факелом в руке.

– Ну ты даешь! Я как увидел, что ты вниз упал, думал, все, конец… хранит тебя Спаситель…

Даль привалился спиной к стене – отдышаться. Подождал, пока Толь задвинет все засовы и вернет на место упоры, и сказал:

– Щит погас. Значит, они двинулись к центру…

– Отец Никула приказал уводить беженцев. Святые отцы, оказывается, казну еще утром вынесли. Видать, оставим мы монастырь… жалко-то как…

Даль покачал головой:

– Это небольшой отряд был. Против основных сил мы не продержимся.

Толь уже шел вперед, к своему боевому посту над этой самой калиткой.

Распрощавшись с ним, Дальгерт поспешил в Малый двор. У ворот возились братья, наспех укрепляя их камнями и бревнами. Место, где совсем недавно стояла Ильра, было пусто. Где она? Унесли в госпиталь? Или положили бездыханное тело в церкви, среди других, не переживших осаду?

Уже у входа он обернулся, окидывая двор прощальным взглядом, и вдруг увидел темный силуэт на фоне каменной кладки, в углу, на лавке, сделанной из цельного бревна. Что-то заставило его вернуться и подойти.

Кто-то перенес ее сюда, спрятал под навесом крыши от бегущей с неба воды. Даже не пожалел своего белого плаща. Она полусидела, привалившись к стене, глаза закрыты, мокрые волосы облепили лоб и щеки. Показалось, что они мешают, и Даль нерешительно отвел прядку в сторону. Ильра дышала неглубоко и ровно, словно спала. Дальгерт знал – когда она откроет глаза, в них не будет ни искорки от прежнего ее взгляда. Она ничего не будет узнавать и никогда никому не ответит. Больше не сощурится от гнева, не обзовет, никогда ничего не попросит…

Но она будет жить и дышать. Сколько-то дней, месяцев, может даже – лет.

И ничего не надо говорить – поздно. Не услышит и не поймет…

Глаза защипало, и Даль быстро заставил себя сосредоточиться на другом. Что делать прямо сейчас? Уходить? Попытаться добраться до Горного Убежища?

А зачем? Все новости там и так вскоре будут известны. Какие могут быть новости? «Значит, останусь. Буду драться, насколько хватит сил. Чтобы беженцы смогли уйти как можно дальше. Видишь, Ильра, я остаюсь. А тебе… даже такой тебе… здесь делать нечего».

Он подхватил девушку на руки, она показалась ему очень легкой, как будто вместе с магией ее покинула и добрая часть материи, и поспешил под крышу.

Коридоры были пусты. Беженцы покинули их совсем недавно, на полу остались следы их пребывания – осколки посуды, забытые подстилки и тряпки.

Далю послышалось, что в церкви кто-то есть, и он туда заглянул.

Мерцали свечи. На коленях перед святыми ликами стоял священник и тихо читал молитву. Дальгерт не стал заходить. Вход в подземелья – на кухне, туда и надо торопиться.

На полпути встретил брата Рузана. Полненький аколит торопился ему навстречу.

– Дальгерт! Живой, слава Спасителю! Давай скорее.

– Брат Рузан, я решил остаться. Надо их хотя бы немного задержать…

– Да ты что, убьют же!

– Не страшно. Я хочу тебя попросить. Позаботься об Ильре, пожалуйста. Больше мне просить некого…

– Хорошо, но она же…

– Я прошу тебя, сделай что можешь.

– Я помолюсь…

– Вряд ли ей это поможет: она не верит в Спасителя. Но все равно, спасибо.

Рузан принял Ильру на руки. Сказал:

– Поможет тебе Спаситель, брат Дальгерт. Что бы ты ни затеял…

Даль кивнул и поспешил обратно к воротам Малого двора.

Он не знал, что брат Рузан опоздает. Что священники обвалят подземный ход как раз в тот момент, когда он только начнет спускаться по лестнице. Он не мог догадаться, что в обычной жизни нерешительный и не очень уверенный в себе аколит решит во что бы то ни стало исполнить его просьбу и все-таки выберется в город через пролом главных ворот…

Глава 8

Светало. Они шли вдоль извилистой пустой улицы, где были закрыты все окна и ставни. Слуга Спасителя в белом плаще вел Ильру за руку. И это было неправильно: белые монахи – враги. Им нельзя верить…

На душе пусто. От всех чувств осталась только усталость. Усталость была гирями, привязанными к ногам. Ильра шла только потому, что служитель тащил ее вперед.

И холодно. Дождь продолжал потихоньку оплакивать наполовину сожженный город. Словно и не было двух месяцев непривычной для этих широт жары.

Долго ли продолжался путь, она не знала, думала, что всегда. Ночь сменилась хмурым утром, одни дома сменялись другими… и были серыми, серыми…

Но что ей до того?

Ильра пошевелила рукой, за которую ее бесцеремонно тащил служитель.

– Погоди!.. Я не могу больше.

Белый замер, словно налетел на стенку. Обернулся. Лицо у него было… сказать, что изумленным – ничего не сказать. Но Ильре было все равно.

– Ох! Знал бы Дальгерт!.. – выдохнул аколит – Как вы?

– Дальгерт? – Ильра нахмурилась, пытаясь собраться с мыслями. – Так это он вас просил вывести меня?

– Не злитесь на него, Ильра. Он там остался. Может, уже и не живой…

Ильра не поверила. Не живой, как же. Дальгерт Эстан, эта хитрая лживая бестия…

– Монастырь пал, мы выбрались в последний момент…

– А город?

– Сгорело много домов на южной окраине. Кажется, в центре тоже что-то горело. Но здесь все тихо. Есть шанс выбраться.

Ильра присела у стены ближайшего дома. Идти дальше она не могла.

– Идемте же! – настойчиво попросил белый. – Если нас найдут, то не выживем.

Ильра потерла виски. Бежать? Куда? С белыми монахами? Да нет, она не сможет…

«А этот служитель хочет помочь, но его-то точно убьют, если только увидят одежду… а на мне тоже все белое… тоже убьют… а если снять плащ, то ничего… странно, конечно, в белом платье с коротким рукавом под дождем и по грязи… но ведь пожары были… кто в чем выскакивал…»

– Вы идите, – сказала она. – А я домой пойду. У меня отец волнуется.

– Я обещал, что пригляжу за вами.

– Уже приглядели. А вам оставаться опасно…

– Ильра…

– Да тут если дворами, то до моего дома недалеко. Я сейчас отдохну и пойду. Правда, так будет лучше. Город они взяли. Что им еще? Дойду потихоньку.

– Что я могу для вас сделать?

– Как вас зовут?

– Брат Рузан.

– Не надо ничего… постарайтесь им не попасться…

– И вы постарайтесь. Да хранит вас Спаситель, хоть вы ему и не молитесь…

– Идите, – сказала Ильра твердо. – Пусть лучше ваш Спаситель поможет вам.

Она поднялась. Нужно было, чтобы монашек обязательно увидел – ей помощь не нужна, она справится сама. Или она не от корней Тарна?

Отошла на десяток шагов, обернулась. Брат Рузан стоял в переулке и смотрел ей вслед. Взгляд его отчего-то был очень печальным.

Она махнула ему на прощание и поспешила скрыться из глаз.

За поворотом стянула с плеч монашеский плащ. Задумываться, откуда он у нее вообще взялся, не было никаких сил. Взялся. Такая вот данность. Посмотрела, куда бы засунуть. Приглянулся деревянный ящик, выставленный кем-то на улицу. Скатала, выкинула. Каким бы мокрым он ни был, а все-таки сохранял у тела немного тепла. Теперь стало совсем плохо. Ильра сжалась от холода, но не остановилась.

* * *

Дальгерт очнулся от того, что ему на голову вылили ведро воды.

Голова отозвалась звоном – вчера, когда схарматы уже прорвались в Малый двор, ей основательно досталось. Осталось пожалеть, что досталось не насмерть… и постараться жить дальше.

– Эй, тут один шевелится! – оглушительно крикнули над головой.

И, уже однозначно ему, приказали:

– Давай! Поднимайся, святоша! И без фокусов!

Даль на пробу пошевелил рукой. Правой. Получилось. Сдерживая стон, перекатился на бок, поднялся.

Перед глазами все поплыло. Он чуть снова не упал, едва успел в падении схватиться за того, кто его нашел. Устоял, но получил чувствительный тычок.

– Ты… встань прямо! Давай, вперед двигай, живее.

Вперед – это на Малый двор, на свежий воздух. Свежий воздух, это хорошо. Он словно состоит из капелек стылой воды. Его можно пить…

А небо серое, пасмурное.

В углу у стены лежали кучей тела погибших в ночном бою защитников монастыря. Большинство – ополченцы. Даль с горечью подумал, что монахи в большинстве успели уйти. Кроме самых уж невезучих и тех, кого оставили прикрывать отход… и тех, кто сам захотел остаться. Хотя, он, наверное, был один такой идиот…

У стены жались два мальчика-остиария. Одному лет двенадцать, другому, по виду, и того меньше. Наверное, из тех, что подносили на стены и крыши стрелы.

Дальгерта подвели к ним.

– Стой здесь.

Он послушно встал, но стоило схармату уйти, с тихим стоном опустился на скамью. Итак, монастырь захвачен. Правая армия Схарма взяла город…

Муть в голове медленно вращалась, мешая думать. Хорошо бы только Рузан выполнил обещание. Да нет, он не может не выполнить; значит, Ильра в безопасности, что бы дальше с ней ни случилось. Надо дать этой мысли исчезнуть из памяти, уйти на второй план. Это не самая важная на сегодня мысль. Самая важная – собраться, сосредоточиться и искать выгоду. Что хорошего может быть в том, что ты в плену у схарматов? Ничего… совершенно ничего.

Запрокинул голову, уставился в серую хмарь: так проще, так хотя бы не мутит.

Первым делом надо избавиться от дурноты – она мешает думать. И пить хочется…

С крыши бежала струя дождевой воды.

Он протянул руку, дождался, пока ладонь наполнится, поднес к губам. Вода показалась сладкой. И было ее мало…

Пришлось повторить операцию. Потом еще раз повторить. Пока звон в ушах не притих хоть немного.

Он заставил себя вновь вернуться мыслями к основной задаче: что делать дальше? Что выгодно в этой ситуации? Сначала, что выгодно с точки зрения сбора информации для Горного Убежища…

Вариантов на самом деле два. Или героически умереть, поминая в прощальной молитве Спасителя. Или попытаться выжить… и что? Выбраться? Идти к Убежищу, как собирался раньше?

Что выгодно тебе лично? Это понятно. Выжить. А дальше? Если Ильры нет… и нет никого, кто смог бы быть заложником, чтобы повлиять на тебя… Что толку бежать?

Ладно. Выжить… это простая цель. Как ее добиться? Наверное, будут допрашивать? Что сказать на допросе? Отовраться, попытаться уверить врага, что попал к ним в руки по ошибке? Ну да. И плащ со знаками Спасителя надел с утра случайно… нет, это не пройдет, это даже не вариант, о котором можно думать. Гордо молчать? Нет. Можно придумать лучше…

Ох и сложный это вариант. Вариант за гранью морали. Но он не только оставит тебе шанс. Он даст возможность работать в городе и дальше.

Впрочем, в таком состоянии о своей игре и думать нечего. Нужен отдых. Нужно собраться с мыслями. Даль набрал еще немного воды и плеснул себе в лицо.

Ворота были вынесены и лежали у стен бесформенными фрагментами досок и решеток. В свободное пространство ровным строем вошло несколько схарматов, одетых одинаково – в длинные серые плащи очень простого кроя, с капюшонами на лицах.

Следом появилась группа весело болтающих офицеров. Один отделился от этой группы, все еще посмеиваясь, подошел к лавке, на которой сидел Дальгерт.

– Почему уселся? – спросил он резко. – Ну-ка, встать!

Даль очень осторожно поднялся. Сообщил:

– По голове досталось. Решил присесть, чтобы все здесь не заблевать.

– Когда я говорю – молчать! – нахмурился офицер.

Дальгерт решил его не злить. Не ответил.

– Имя, род, звание?

– Дальгерт Эстан. Легат Церкви Спасителя. Инквизитор.

Остиарии покосились на него с интересом. Они не знали. Офицер тоже на секунду потерял дар речи от неслыханной удачи.

– Инквизитор?

– Да.

Дальгерт вытянул на свет знак Святой Инквизиции Эниарра.

Камушки, изображающие цветы шиповника, заинтересовали офицера куда больше, чем их сакральное значение. Он протянул руку, дернул знак веры к себе. Кожаный шнурок натянулся, но не лопнул. Офицер вынул нож и аккуратно разрезал его. Подвеска перекочевала к новому владельцу.

Он злорадно ухмыльнулся, глядя Дальгерту в лицо. Но тот лишь чуть приподнял бровь – дескать, что дальше.

– Посмотрим, что запоешь в подвалах, – с досадой бросил офицер и оглянулся, кому бы отдать приказ.

Но, кроме серых плащей, здесь уже никого не было.

Офицер, так же презрительно морщась, спросил:

– А это кто?

– Это семинаристы. Сироты, взятые на опеку монастырем.

– Я не сирота! – вскинулся один из парней, и Дальгерт ему мысленно зааплодировал. – Меня забрали силой, чтоб батя монахам не вредил!

– И ты веруешь во Спасителя?

Парень потупился. Потом изрек:

– Спаситель добр, люди злы.

– А если я тебе сейчас скажу: «Сними сутану, иди домой», пойдешь?

Глаза у пацана вспыхнули надеждой:

– А можно?

– Ну, снимай. А если я скажу, что на нее надо помочиться? Станешь?

– Спаситель добр… – нерешительно сказал парень. – Ежели ему угодно меня спасти… проведя через унижение…

Даль прикрыл глаза. Ну что стоило ему соврать? Ведь не отпустит же. Поглумится, поиздевается, а потом, хорошо, если просто посадит под замок…

– Ну, значит, ему угодно. Давай. Снимай свою одежку…

Тот суетливо распустил завязки альбы, скинул ее, принялся скидывать облачение. Наконец остался в одних коротких льняных подштанниках.

– Ну? И чего остановился? Продолжай. Я сказал, надо это обоссать…

У паренька задрожали губы. Но он потянулся руками к шнуровке на поясе. Руки тоже тряслись.

– Не издевался бы над ребенком, – нехотя встрял Дальгерт.

Офицер обернулся, зло сощурился.

– Твое счастье, белый, что у меня настроение хорошее…

– Ты же все равно не собираешься его отпускать.

– Я сказал, отпущу, если сделает.

Дальгерт не стал возражать. Все, больше он ничем помочь не сможет…

Остается надеяться, что этот молодой офицер так же легко ведется на «слабо», как иные простые смертные.

Струя мочи уперлась в одежду. Паренек стоял, отвернувшись от всех. Но было видно, как часто вздрагивают его плечи.

– Вера во Спасителя учит терпению, – чуть слышно сказал Даль.

Когда дело было сделано, офицер распорядился:

– Пошли вон, оба! Увижу еще раз – убью!

Мальчишки убежали.

– Я их отпустил, – зачем-то напомнил офицер Дальгерту. – А ты, руки за спину, и пошел.

– Куда?

– Я покажу. Подвалы у вашего монастыря знатные. Хорошие подвалы, своих инструментов не нужно, все есть…

Дальгерт боялся, что его сразу передадут палачам. Что называется, зря боялся. Его заперли в отдельной крохотной клетушке, в которой, кроме лавки и ведра, ничего не было. Он опустился на лавку и вновь попытался понять, что делать дальше. Как себя вести, что говорить, как говорить…

Отдохнуть ему дали несколько часов. В камеру никто не заходил. Часть этого времени Дальгерт честно проспал, часть – сидел, вслушиваясь в звуки в коридоре за дверью. Там было людно – кто-то ходил, скрипели петли, хлопали створки.

Темнота его не пугала и не давила – он прекрасно помнил, где что в этом каменном мешке.

Когда за ним пришли, Дальгерт, по примеру многих заключенных, мерил шагами камеру. Двое дюжих молодцов с факелами в руках встали у входа, третий распорядился:

– Руки за голову! Выходи!

Дальгерт не заставил себя приглашать два раза. Вышел, огляделся.

Он здесь бывал. В этих подвалах, правда, в последнее время мало кто содержался – горожане прониклись серьезностью намерений монахов и стали намного осторожней применять магию. Хулить Спасителя они и вовсе зареклись.

На памяти Дальгерта костер на Лобной площади пылал лишь четыре раза, но этих четырех ему хватило, чтобы запомнить навсегда каждый шаг и процедуры дознания, и ритуальной передачи преступника светской власти, и самой казни. В подвалах содержались и те, чьи преступления против веры были не так страшны. Некоторым из них позже удавалось выйти на свободу. Безумцами, калеками, нищими, но выходили. Чтобы потом сгинуть в неизвестности.

Дальше по коридору – пыточные камеры. Эти комнаты, вырубленные в цельной скале, куда древней не только самого монастыря, но и города. Во всех трех – неровные бугристые стены, удерживаемые черными от времени и копоти балками и подпорками. Все разделены на две части – палаческую и чистую. В чистую во время дознания приходили служители Церкви Спасителя: сам инквизитор, секретарь, наблюдатели, свидетели.

В палаческой проходил процесс дознания.

Дальгерта втолкнули в ближайшую камеру, провели мимо оградки, за которой уже собралось несколько любопытных.

В палаческой части дожидались своей участи двое монахов. Едва на них глянув, Даль чуть не задохнулся – и резко принял решение. Одним из них был отец Евстатиан. Вороватый ублюдок, один из преподавателей семинарии. Истеричный, самоуверенный садист, сторонник телесных наказаний, которые часто исполнял собственноручно. И при этом один из богатейших членов общины.

Второй… Дальгерт его тоже узнал. Тот священник, что распоряжался госпиталем.

Высокий, прямой, худощавый, с плохо выбритым лицом. Как получилось, что он остался в монастыре? Не успел уйти со всеми? Не захотел уходить? Или… или священники, уходя, бросили раненых?

Монастырского палача не было, вместо него распоряжался собственный палач схарматов.

Против воли ноги стали ватными при виде разложенных на столе инструментов. Даль сжал зубы и подошел к пленным, не дожидаясь напутственного тычка.

– Ну, опробуем здешний арсенал, – громко сказал кто-то из чистой части. – Длинного – на дыбу! Эти пусть смотрят и думают над ответами…

Дальгерта все-таки подтолкнули к железной скамье, устроенной у той стены, что напротив входа. Отсюда подсвеченная факелами дыба просматривалась во всей красе.

Отца Евстатиана к скамье пришлось тащить – ноги ему отказали…

По левую руку генерала Акима сидел старец Демиан. По правую – верный командир передового отряда, получивший ранение, но выживший. Именно его трудами была обеспечена такая быстрая победа.

И небывалая удача! Удалось поймать живыми аж трех важных монастырских чинов. Аким улыбнулся: Даже одного инквизитора, а уж это вовсе из области несбыточных мечтаний!

Генерал окинул взглядом троих святош и сделал выбор. Толстый старик и без пыток во всем признается, чего и не совершал. А молодой, по уверению одного из офицеров, – инквизитор. Его надо поберечь… наверняка много знает и наверняка имеет представление, куда припрятано храмовое убранство и утварь…

Но попугать его тоже нужно. А то стоит, глазами стреляет, словно и не боится ничего…

И Аким приказал поднять на дыбу худого священника, которого отловили в здешнем госпитале. Раненых в госпитале было мало. В дальней части на маленьком столике горела свечка подле нательного Знака Спасителя, а рядом, молитвенно сложив ладони, на коленях стоял этот святоша.

Священнику тем временем связали руки. Протянули в петлю длинную цепь. Он молчал. Только губы беззвучно шевелились – молился, видать.

Аким дал знак поднимать.

Когда руки начали выворачиваться, священник хрипло закричал. Но Аким смотрел не на него, а на тех двоих, что дожидались своей очереди.

Инквизитор сидел очень прямо, не отрывал взгляда от пытаемого, губы его тоже быстро что-то шептали. Толстяк зажмурился и заткнул ладонями уши. Отлично.

Аким встал со скамьи и дал знак ослабить цепь.

– Имя? Чин? – потребовал он ответа.

Священник промолчал.

Пошла потеха, подумал генерал и велел готовить угли.

Священника потянули во второй раз, и он снова закричал. На этот раз крик длился дольше. У инквизитора руки сжались в кулаки, а второй священник вдруг тоже заверещал высоким голосом. А потом неожиданно наклонился вперед и его начало рвать. Видимо, хорошее было у этого святоши воображение. Представил, небось, как его самого на дыбу подвесили. Аким вновь приказал ослабить цепь и повторил вопросы.

И вновь не дождался ответов.

– Поднимай! – велел он палачу.

Тот выполнил приказ, на этот раз – ногой удерживая цепи, которыми были скованы лодыжки священника.

Слабонервного толстяка трясло. Он тяжело дышал. Когда священник на дыбе закричал в третий раз, толстяк внезапно схватился за облачение на груди и начал его неловко тянуть. Лицо его налилось багровой кровью. Не успел Аким ничего решить, как тот захрипел и упал на только что им самим изгаженный пол.

Один из помощников палача подошел посмотреть, что там, и растерянно сообщил:

– Мастер, а этот-то совсем помер!

– Вот те на, – потер переносицу палач. – И приступить к нему не успели, а он копыта отбросил. Слабые людишки…

– Это он со страху, небось, – решил вставить слово помощник палача. – Такое, я слышал, бывает…

– Слышал, – передразнил его палач. – Надо не «слышать», а знать. Знал бы я, что у него сердчишко слабое, по-другому бы работал…

– Уберите! – распорядился Аким. – И продолжайте, чего замерли!

«Хедин, Бог Равновесия, ты знаешь, я никогда ничего не прошу. Что бы ни выпало на мою долю, я справлюсь. Я сам выбрал этот путь и знал, куда по нему можно прийти, и я не прошу ни послаблений, ни уступок. Но сейчас… помоги этому священнику. Дай ему выдержать пытки. Его Бог любит, когда страдают во имя его. Он не станет облегчать боль мученика. Но, пришедший обманом и зовущий за собой еще большим обманом, он все же в доверии у многих честных людей. Я не прошу милости. Только справедливости, хотя ее и не бывает…»

Дальгерт и вправду никогда не молился. Кто от корней Тарна, те знают, что выпрашивать что-то у высших сил недостойно и некрасиво. Словно крошки подбирать с пола после пира у господ. Те же, у кого в душе вера в Силы Равновесия, знают еще крепче: просить Богов не нужно. Равновесие вещь хрупкая. Любое воздействие может его нарушить. И уж конечно, Боги это понимают не хуже, чем люди. А уж если Боги вмешиваются в дела людей напрямую, значит, миру грозит нешуточная беда.

Впитав с детства оба эти понимания, Дальгерт не молился. Ему было странно, что слуги Спасителя молятся постоянно, что у них на каждый случай есть свое обращение к Богу… и если священник молится искренне и страстно, то Бог ему отвечает, ниспосылая чудеса и благодати…

Он выучил эти молебны. Он знал чуть не наизусть Священные Свитки и произносил заученные слова, как урок, бездумно и отрешенно.

Священник висел на вывернутых руках. Голова его свесилась, он больше не кричал, только стонал тихонько, как стонет в подворотне побитый пес.

Помощник палача вылил ему в лицо ведро воды, но тот не пришел в себя.

– Снимайте, – сморщился генерал.

Потом перевел взгляд на Дальгерта:

– Ну что, святоша? Готов повторить подвиг? У тебя большие шансы стать святым мучеником.

* * *

– Собрались?

– Жду свое подмастерье. Оно застряло в поисках куртки.

Нерин ухмыльнулся, но комментировать не стал, видел, что Клим уже сам не рад, что выбрал Дамира.

– Невеселый у нас получился праздник. Сначала Мик, теперь вот эвакуация.

– Все не осада.

Клим еще раз посмотрел на часы. Он дал подмастерью на сборы двадцать минут и предупредил, что если он не уложится, то мастер уйдет один. Двадцать минут подходили к концу. Что там было собирать на один дневной выход, он представить себе не мог. Но раз уж сам назначил время, приходилось ждать.

Нерин секунду помолчал, сменил тему:

– Помнишь мальчика, Олега? Поговори с ним.

– Зачем?

Нерин пожал плечами:

– Врач говорит, могут быть проблемы. Хочу знать твое мнение.

– Я не детский психиатр.

– Тебе сложно?

– Его приятеля у него на глазах загрызла огромная дохлая собака. Кто угодно мог свихнуться. Пусть врачи разбираются.

– Жаль. Хороший мальчик.

Клим оглянулся на Чертово Седло. Над перевалом висел туман. День обещал быть прохладным.

Нерин распрощался, ушел. Разговор оставил неприятный осадок. Почему – следовало бы разобраться, но как раз в этот момент явился Дамир. За плечами его возвышался плотно набитый рюкзачок.

Первая мысль была – заставить прямо сейчас перебрать имущество и лишнее выкинуть. Но времени и так много ушло. Да и… пусть-ка потаскает. В следующий раз трижды подумает, что нужно брать с собой, а что – и не стоит. И Клим промолчал.

Было уже далеко за полдень, а они с Лопоухим еще даже не добрались до тоннеля. Казалось, Дамир поставил целью совершить все возможные ошибки на местности, какие только можно. Клим не мешал ему набивать шишки, только единожды предостерег идти по удобной на вид тропе, проложенной в чащобе медведем. Чем черт не шутит – вдруг там-таки берлога?

Лопоухий краснел, сопел, но пер к цели, как танк. Когда взобрались на очередной склон, парень просто упал на большой серо-зеленый валун и закрыл глаза, всем видом показывая: дальше не сдвинется.

Клим констатировал: натертая нога, расшибленное колено (полез через бурелом, надеясь сократить путь), накусы от мошки и комаров по всем открытым частям тела. Это парень приобрел, пока не покинули зону леса. Здесь, в царстве низкорослых березок, комарья было меньше.

Понаблюдал, как секундная стрелка завершила круг, и пошел дальше. Не оглядываясь. Через десяток шагов услышал за спиной нарочито громкое сопение. Вот уж чего, а упрямства у Лопоухого не отнимешь. И с имуществом своим Дамир так и не расстался. Может быть, просто не догадался, а может, опять же упрямство сыграло роль.

Спуск был короткий – разведчик специально так проложил маршрут, чтобы выйти строго над тоннелем.

Это архитектурное сооружение было ровесником города, если не старше. Облупившийся бетон, раскрошенный корнями деревьев, навевал опасения, что если туда войти, то там и останешься. Ощущение это было обманчивым – тоннель за последние лет десять почти не изменился. Дно его по-прежнему было усыпано мелкой щебенкой, поверх которой ржавели две искореженные железные полосы.

Клим оставил Лопоухого за камнями, сам спустился осмотреться. Нет, зря Нерин переживал – никто здесь не ходил, никому до этого места не было дела. Значит, осталось немного. Пройти под горами, убедиться, что нигде не случилось обвала и путь свободен, и вернуться старой тропой на базу.

Что-то все же беспокоило Клима… на уровне ощущений, как будто он делает вовсе не то, что нужно. Но как ни крути, а эвакуация Горного Убежища – задача первоочередная. Врагов поблизости нет, тоннель свободен.

Так в чем же дело?

– Стой, Дамир. Перекур.

Клим действительно вытащил сигарету и прикурил. Дамир в изнеможении плюхнулся на первый подвернувшийся камень. Снял рюкзак, приготовился слушать. Клим иногда позволял себе короткие познавательные лекции на самые разные темы. Слушать его было интересно – мастер умудрялся в любой, даже самой банальной ситуации найти неожиданный поворот.

Но разведчик молчал. Курил и словно прислушивался к чему-то. Пели птицы, в траве что-то стрекотало и жужжало. Это насекомая жизнь еще не сообразила, что теплым дням пришел конец.

– Самая опасная часть пути, это как раз вход в тоннель, – наконец сказал мастер. – Может, в этом дело? А может, надо было поговорить с мальчиком.

– А что случилось?

Ответом Дамиру было неопределенное пожатие плеч.

– Давай-ка потратим полчаса. Поставим сигнальных ме́хов. И я тут над ними еще поколдую…

– Да зачем? Здесь же нет ни хуторов, ни поселков. Схарматы сюда не сунутся.

– Сунутся. Да расслабься, это недолго. Заодно покажешь, как умеешь работать с механоидами. Можешь, кстати, начинать.

Дамир поспешно полез в рюкзак и вытянул оттуда большую холщовую сумку. Запас мастера Слова на все случаи жизни.

Из сумки высыпал на колени горсть деталей, кусочки проволоки, колесики, пружинки.

Потом, поколебавшись, вынул оттуда же толстую учебную тетрадь.

Клим смотрел на суетливые движения подмастерья и пытался разобраться, что его тревожит.

Получалось, что дело вовсе не в защите тоннеля. Хотя, конечно, идея пришла здравая…

* * *

Палач окинул Дальгерта заинтересованным взглядом. Похоже, дыба его уже не привлекала в качестве инструмента.

– Имя? Чин?

Даль быстро ответил, не давая палачу шансов стимулировать его каким-либо из инструментов:

– Дальгерт Эстан, слуга Спасителя, легат Святой Церкви, инквизитор Эниаррского Понтификата. Знак предъявить не могу, забрал кто-то из ваших офицеров.

Аким медленно кивнул.

– Принимал ли ты участие в защите крепости?

– Принимал.

«Теперь главное – не перегнуть палку. Я испуган (кстати, действительно испуган!), но не до смерти. Я очень хочу жить, люблю деньги и власть. И себя тоже очень люблю. Ох и страшно же…»

– Так что вы хотели? Чтобы монастырь сдался без боя? Тут каждому было что терять.

– Тише, ты! – ворчливо возмутился палач. – Разговорчивый больно.

– Господа! Если вы гарантируете мне жизнь, я вам расскажу все, что пожелаете, и о монастыре и о монахах…

– Еще условия ставит, – пробормотал палач.

– Мне не интересно, – хмыкнул Аким.

Он видел этого пленного монашка насквозь: надеется выторговать жизнь, предав своих. Вот сейчас завертится, заюлит, начнет набивать себе цену. Сколько он уже видел таких в своей жизни! Гораздо больше, чем тех, которые, как давешний священник, будут молчать и под пытками, даже если им пообещают жизнь…

Палач деловито подошел, связал руки. Не сзади, как тому священнику, спереди. Это внушало некоторые надежды.

Акима удивило, почему пленник молчит, и он спросил:

– Страшно, монашек?

– Страшно.

– Видимо, недостаточно.

Дальгерта подвели к дыбе, на которой так недавно висел священник из госпиталя. Он подумал – не буду кричать. Что бы ни делали, не буду…

Палач так же деловито приладил цепь. Проверил ее. Крутанул для пробы колесо.

– Ну? Начинай! Рассказывай!

– А смысл, – процедил Даль сквозь зубы. – Так и так умирать…

– Смысл есть… – усмехнулся Аким.

Дальгерт не ответил. Он ждал команды, по которой его вздернут наверх.

Помощник палача опустил в раскаленные угли железную трубу. Даль зажмурился, предчувствуя, что выполнить данное себе обещание не сможет…

…очнулся в камере. Кажется, раскаленной железкой его приложили раза три, не больше. Этого хватило выше головы, и теперь было больно даже шевелиться. Он лежал на полу. Вспомнил только, что до камеры доковылял все-таки сам. И упал сам – когда оказался в полной темноте, промахнулся мимо лавки, ударился.

У него так больше ничего и не спросили. Побили, словно для острастки, прижгли спину – и выдворили. Кости остались целы, суставы – тоже. И хотя болью отзывалось любое движение, это еще была не та боль.

Его щадили – значит, считали, что он может для чего-то сгодиться.

Поверили ли они в его страх и желание спастись любой ценой? Должны были поверить – он и сам искренне верил в это, когда висел, привязанный к дыбе…

Если поверили, что дальше? Попытаются поговорить? Договориться?

Дальгерт решил просто ждать, что будет дальше. Ждать, пытаться выжить, пытаться выбраться… или продолжить работу в городе. Как-то жутко было предположить, что из пяти человек остался только он один. Из четверых, вспомнил он связного. Из четверых.

Отсчитывать время он не мог. Время тянулось и тянулось патокой, густым вязким потоком. Попытки заснуть обернулись неудачей, и Даль встретил своих тюремщиков на ногах. Один из них сладко зевал, из чего Дальгерт заключил, что сейчас раннее утро.

На этот раз его вели наверх, изредка подбадривая тычками в спину. Даль старался, чтобы эти тычки не достигли цели, и это ему до поры удавалось.

Только от последнего уйти не удалось – когда его втолкнули в покои, в которых расположился их главный. Тот самый, что вчера задавал дежурные вопросы.

По дороге Дальгерта облили водой, чтобы не пачкал в помещении, так что ввалился он к командиру схарматов не только грязным, но и мокрым.

Раньше он тут не бывал: главарь устроился в апартаментах приора. Конечно, ничего ценного – ни книг в дорогих окладах, ни золоченых скульптур, ни занавесей – тут не осталось, но и того, что было, хватало, чтобы представить, как это должно было выглядеть…

Даль вытер лицо рукавом сутаны, огляделся. Сегодня здесь были кроме самого главного схармата еще двое – старик в черной хламиде без капюшона и высокий молодой человек в пропыленной куртке. У него была некрасивая редкая бородка, а на тонких губах играла улыбка, которая Дальгерту очень не понравилась. Образ дополняли светло-русые вихры.

– Как провел ночь? – усмехнулся схармат. – Мягко ли спалось?

– Ну, все не на улице.

– Значит, говоришь, ты согласен ответить на некоторые наши вопросы? Почему?

– Я мог бы сказать, что по нашей вере каждая жизнь драгоценна и что Спаситель в милости своей дает мне шанс, но я скажу, что мне просто дорога моя подпаленная шкура. А еще мне не хочется терять то, чего удалось достичь со святыми отцами. Я неплохой специалист и могу предложить свои услуги вам. Какая разница, какой плащ ты носишь, если работа все равно остается одной и той же?

– И на что мне инквизитор?

– Судите сами. Я знаю почти все или очень многое о приоре и высших монастырских чинах. Я знаю в лицо всех священников и диаконов. Кроме того, я знаю городских старейшин и некоторые их тайны. Знаю, где могут находиться ценности, которые священники не успели забрать, убегая из монастыря. Знаю по именам всех мастеров Слова, работавших в городе с официального разрешения монахов… этого достаточно? Кроме того, я сам – мастер Слова. Меня знают в городе – я некоторое время ведал хозяйственными закупками.

– Одна похвальба.

– Вы спросили – я ответил. Можете меня испытать…

– В таком случае… ты упоминал о ценностях, которые якобы здесь припрятаны.

– Понимаю. Могу с ходу указать пару тайников, но про остальные придется подумать.

– А ты подумай, подумай…

– Я знаю, – внезапно сказал молодой человек, пощупывая бородку, – какое испытание ему предложить. Таким способом мы узнаем, говорит ли он правду или измыслил какую-то хитрость, и избавим его от искушения вернуться к своим… заодно и посмотрим, насколько далеко он готов зайти…

– Что за способ? – непритворно оживился Аким.

– Все просто. У нас в подвале еще много монашков сидит, сколько я знаю. Мы же все равно хотели, чтоб народец здешний попугать, устроить казнь на площади? Вот пусть он своих собратьев сам и кончает…

– А что, мне нравится, – усмехнулся командир схарматов.

– Я не палач.

– Ну, выбор у тебя небольшой… или участвуешь в этом представлении, или же сам встаешь с ними в один ряд. После такого тебя священники уж точно обратно не примут. И, сам подумай, тебе никаких искушений, одна только выгода. Поселишься в своей же келье, будешь и дальше там жить. Мастера Слова нам нужны. Но пока вернемся к разговору о монастырском имуществе. Говоришь, знаешь два тайника; покажешь их мне… как тебя?

– Дальгерт Эстан.

– Так покажешь?

– Осмелюсь задать вопрос… как мне к вам обращаться?

– Можешь называть меня генералом. Я – генерал Правой армии Схарма Аким.

Дальгерт осторожно поклонился. Генерал хохотнул:

– Знатно тебя вчера приложили? Так вот, имей в виду. Попытаешься как-то навредить нашему делу… хотя, что ты можешь?.. Так вот. Или попытаешься бежать. Или попросту соврешь – будет намного хуже.

– Я понял, генерал.

Акиму это понравилось, но Дальгерт сказал еще:

– У меня только одна просьба… хочется как-то поменять эти тряпочки на что-то более пристойное.

– Наглый. Мне нравится. Мастер Лек, вы примерно одной комплекции. Поделитесь с нашим новым… союзником… нормальной одеждой. Я так понимаю, своей у него пока нет.

– Я верну, – мрачно сказал Дальгерт. Перспектива стать палачом заставляла ежиться. Не успел стать инквизитором у священников – на тебе полной чашей! Будешь палачом у схарматов.

Тайники действительно не пустовали. Это немного подняло настроение и генералу Акиму, и его приспешникам. Они выкатили из подвала бочонок драгоценного красного вина и полдня праздновали победу.

Дальгерту штаны мастера Лека оказались впору, а вот от куртки он отказался. Он и от рубахи бы отказался, будь его воля: спину нестерпимо жгло.

Даль к празднующим не присоединился: солдаты на него пока еще косились. Но за утро он выяснил, как в подвалах располагаются пленники. Узнал, кто такой мастер Лек, и ужаснулся, поняв, что именно он и есть главный создатель армии мертвецов. Которых, к слову, уцелело не более трех десятков. Зато именно благодаря им армия Схарма потеряла всего около полусотни убитыми и ранеными. И это – за всю кампанию. Больше всего при взятии города погибло горожан – ополченцев и тех, по чьим улицам шли победоносные силы освободителей Схарма.

Даль выведал, сколько вообще схарматов вошло в город. Даже установил, в каких именно кельях расположились командиры победоносной армии…

В общем, все сделал для предварительного отчета. Осталось найти способ добраться до глухих окраин, все это расписать поподробней и отправить сообщение в Убежище.

Но и этот сбор информации не смог отвлечь его от главного ужаса дня – предстоящей вечером казни. Верней, как оговорился генерал Аким, это будет справедливый суд и казнь…

Такой же, наверное, справедливый суд вершили инквизиторы над своими жертвами. В каком-то смысле схарматы были честней белых священников. Они четко знали, кого и за что обрекают на смерть. Инквизиция казнила за случайно оброненное непочтительное слово, за попытку применять колдовство без лицензии, подписанной приором. И никогда ничего не делала собственными руками. О, инквизиция лишь доказывает вину, приговор исполняет светская власть! Ложь и лицемерие.

К вечеру на площадь согнали всех жителей окрестных кварталов. Дождь закончился, но по-прежнему было холодно и ветрено: улица пропахла гарью. В ночь штурма сгорела гостиница «Воронье гнездо». Вся сгорела, дотла.

Крыша и второй этаж провалились внутрь, лишь окна первого этажа глядели на происходящее тоскливо и слепо.

Схарматы не только расчистили место на площади, но и сколотили два помоста. Один – со скамьями, для командования и их приближенных, второй – для тех, кого предстояло осудить. Осудить на смерть. Как же иначе.

Люди толпились вплотную к помостам, и Дальгерт старался не смотреть туда, чтобы случайно не встретиться взглядом с кем-нибудь знакомым.

«Я же не смогу», – думал он.

Впрочем, на лице эта паническая мысль у него не отражалась. Даже руки не тряслись.

Притащили из монастыря кафедру инквизитора и длинную скамью для свидетелей. Видимо, чтобы дополнительно поиздеваться над монахами.

За кафедру встал тот черный старик, который утром был с Акимом. Дальгерта и еще двоих не знакомых ему горожан усадили на скамью… впрочем, так ли уж незнакомых? Оба они были старейшинами кварталов города. Даль затруднился бы сказать, каких именно – городской Совет большой. Но он их обоих помнил. Неужели же они тоже согласились кого-то убить, казнить… только чтобы выжить и сохранить власть и статус?

Ночь Ильра провела в подворотне, недалеко от пожарища. Это было заднее крыльцо пустующего дома – крошечный пятачок сухого пространства, на котором можно устроиться, если только подтянуть к себе колени. Так сидеть даже не очень холодно…

С рассветом отправилась к соседям. Горло душил кашель, она чувствовала, что начинается жар. Но тут уж ничего не поделаешь.

Соседей дома не было. Ставни закрыты, на дверях – замки. Скорей всего, они пытались укрыться в монастыре. Значит, нужно идти до кварталов Тарна, а это через площадь.

Все-таки она добрела. Здесь тоже многие дома были заперты. Но у Тэванов мерцало окошко, и Ильра решилась постучать. Свеча в окне – это древняя традиция. Она означает, что в доме готовы принять любого, кто попал в беду. На далекой родине однажды ночью такое могло случиться с любым.

Открыл дверь незнакомый паренек в длинной, не по размеру рубахе. В руках он держал свечу, и ее свет делал его еще более щуплым.

Кивнул Ильре, как старой знакомой, посторонился.

– Я покажу дорогу.

– Я…

– Идемте!

Она покорно последовала за пареньком.

На верхнем этаже, в комнате с плотно задернутыми шторами собралось человек двадцать: взрослые, детишки, старики. Было душно и наконец-то тепло. Горели свечи.

Люди молчали. Многие дремали, устроившись кто где.

Мальра Тэран составила с большого сундука коробку с игрушками и глазами указала Ильре – садись!

Она кивнула и с облегчением села. Парень, который проводил ее в комнату, принес жестяную кружку, над которой тянулся пар. Ильра поблагодарила его взглядом.

Таковы люди Тарна – всегда приходят на помощь, всегда встречают вместе любую напасть. Главное – дождаться света.

Согретая горячим взваром, она провалилась в тяжелый сон, в котором она снова брела по городу со священником в белой сутане, но на этот раз священником был не брат Рузан, а Дальгерт. Идти с ним ей не хотелось, но он все равно, стиснув зубы, молча, тащил ее куда-то вперед. Солнце садилось, улица не кончалась, и так было, пока она не открыла глаза.

В висках стучала кровь.

В комнате осталось человека три. Слышались тихие голоса, но вслушиваться Ильра не стала. Во сне затекла спина, и распрямиться оказалось великим наслаждением, если бы не скрутивший ее тут же кашель.

Говорившие замолчали. Явилась Мальра, принесла еще кипятка и несколько сухарей: видно, в доме экономили еду. Правильно. Неизвестно, когда откроется лавка. Да и откроется ли? Обжигаясь, Ильра сделала глоток. Что же дальше? Хозяева, конечно, не прогонят.

Пожалуй, ночь, а может, и пару ночей она еще погостит здесь. Но не больше. Или придется стать частью приютившей семьи. Такова традиция, принесенная с Тарна, традиция, возникшая не на пустом месте, а рожденная суровой необходимостью.

Но если она так поступит, не останется никого в мире от ветви Зэран, а это неправильно.

– Мальра, вам помочь?

– Да уж управились. Отдыхайте, Ильра. Ах да. Я приготовила вам одежду. Это тонкое платье теперь годится только на тряпки.

Девушка поняла, что сейчас заплачет. Она не надеялась на такую щедрость: свеча в окне обещает лишь приют и безопасность на ночь.

– Благодарю.

Одежда – длинная шерстяная юбка, рубаха, явно мужская, и вязаный протертый до дыр на локтях свитер – была теплой и сухой. Ильра переоделась, подвернула рукава. Голова из-за простуды работала плохо, но сидеть одна в комнате она не могла. Сказала:

– Мальра, я пойду пока. Порасспрошу соседей, вдруг кто про отца слышал?

– Да все слышали, – ответила хозяйка. – Они ведь как защищались! Улицу перекрыли, положили кучу врагов. Просто кучу… вот те озлились, дом-то и подожгли.

– А люди? Что, убили всех?

– Вот это не знаю. Это соседи рассказывали, я там не была.

– Все же пойду, расспрошу.

Она сразу пошла к дому. Подумала – может, не все здание сгорело? Может, если обойти, посмотреть… хоть какой-то угол, подсобка. Если там найдется хоть какое-то укрытие, следующую ночь она проведет под своей крышей… в последний раз.

Через окна фасада она видела обрушившиеся балки и куски крыши. Но с другой стороны все казалось не так безнадежно: сохранилась даже черная дверь на кухню.

Ильра зашла. Там, внутри, в глубине развалин что-то, наверное, еще тлело, потому что воздух был горячим и сухим. Под ногами густо лежал пепел.

Сощурилась. Стараясь не испачкаться, прошла немного вперед. Но дальше хода не было. Крыша рухнула вся, целиком. Рухнул и весь второй этаж. Видны только черные обгорелые балки да свинцовое небо меж них.

Вот и все. И нет у тебя больше дома. Ничего больше нет…

Она вышла на улицу. Расспрашивать людей о ночной осаде гостиницы было страшней всего – ну как скажут, что Добряк Виль погиб? И что тогда?

Но никто ничего толком не знал.

Старый приятель Виля позвал Ильру пообедать. Он участвовал в этой заварухе и клялся, что когда здание загорелось, Виль был еще жив. Они даже вынесли из огня какие-то вещи. Но потом пришли солдаты, и стало ясно, что бой будет проигран. Все, кто защищал баррикаду и гостиницу, отступили, как было оговорено, по разным улицам. С тех пор он никого из друзей не видел. Зато видел развалины и искренне Ильре сочувствует. И если ей некуда пойти, он может приютить ее у себя.

В тесной комнате было не прибрано. Кровать здесь была только одна, она же заменяла хозяину стул: приятель Виля жил бобылем.

Когда вышла на улицу, начинался вечер. Людей стало больше, открылась хлебная лавочка. На площади спешно достраивали помосты. Подле них уже стояли люди.

Значит, будет казнь. Надо уйти отсюда побыстрей… или остаться? Вдруг там, среди заключенных, и ее отец? Хотя бы попрощаться…

Потом оказалось, что площадь покинуть у нее и не вышло бы. Завоеватели не теряли время, обходили дома, силком выгоняя людей на улицу. Ровно так, как в самом начале вела себя Инквизиция. Люди по привычке выходили.

Ильра не стала толкаться в толпе. Она боялась казней. Осталась стоять чуть в стороне, за спинами любопытных. Сунула руки под мышки, сжалась, пытаясь унять озноб.

Кружилась голова, то и дело накатывал кашель. И даже опереться не на что. И не присесть. Лица людей, фигуры, все расплывалось. Но взгляд почему-то все время возвращался к помостам.

Вот появились те, кто будет вершить казнь… и те, кто будет на нее смотреть с высоких, привилегированных мест. Вот если бы вся эта толпа сейчас взяла в руки камни… да если бы начала кидать в них…

Ильра даже зажмурилась, представляя, как бы было славно…

Но никто, конечно, камней кидать не стал. А потом она даже подумала, что есть в мире справедливость. На помост вывели троих монахов. Их белые одежды были изодраны, испачканы землей и кровью. Выглядели они жалко. Особенно первый, который без посторонней помощи не мог стоять. Ильра пригляделась и поняла, что знает еще одного человека на этом помосте. Вон он. На отдельной лавочке подле кафедры инквизитора…

Зря переживал брат Рузан. Такие подлецы и предатели, как Дальгерт Эстан, выкручиваются из любой ситуации.

Она подула в замерзшие кулаки. Толпа подалась вперед, к помостам, увлекая ее за собой, и она побрела. Сопротивляться не было сил. Хотелось тихонько лечь и умереть…

Первым был монах, которого вчера вздергивали на дыбу. Старик в черном балахоне занудно зачитал короткое обвинение. Вынес приговор.

– Казнь через расстрел. Приговор будет приведен в исполнение немедленно инквизитором Эстаном.

Дальгерт на негнущихся ногах подошел к кафедре. Поднял взгляд на жертву.

Показалось? Или этот полуживой священник ему едва заметно кивнул?

Не показалось. Смотрит из-под редкой челки и шевелит разбитыми губами. Хочет что-то сказать? Попросить?

– По нашему обряду… – хрипло сказал Дальгерт, – могу я… подойти…

– Никогда еще не приходилось убивать, а? Инквизитор?

– Казнь еретиков осуществлялась светской властью, – ответил он.

– И что? К каждому будешь подходить? Он плюнет тебе в рожу – и будет прав.

– Не знаю.

– Ладно. Пойдем.

Священник был немолод. Ночь, проведенная в монастырских застенках, еще добавила ему возраста. Будто перед Дальгертом глубокий старик.

Руки с вывернутыми суставами висели плетью вдоль тела. Но стоял священник сам. Его лишь чуть поддерживал молодой схармат, и был от этого явно не в восторге.

А вот глаза монаха смотрели остро и внимательно.

Даль не знал, что сказать. Зря он вообще сюда пошел. Чтобы время потянуть? Смешно.

– Знак Спасителя… возьми. Передай…

Дальгерт протянул руку, вытянул на свет висящий на шее священника массивный деревянный символ. Не было на нем ни единого камушка, ни кусочка ценного металла. Поэтому схарматы на него и не позарились.

– Кому?

– Тому святому отцу… лысому… который терпеть не может своих учеников… передай, что луна ушла… серая…

– Как его зовут?

– Передай, я раскаиваюсь.

«Кому? Кому передать? Какому святому отцу? – Мысли Дальгерта метались, а руки меж тем очень осторожно сняли с шеи священника знак и поднесли к губам. – То я делаю? Нет? Хедин, что дальше?»

– Я передам.

– Главное теперь – не промахнись.

Последнее он сказал твердо. И с какой-то такой интонацией, что Дальгерт без слов вернулся к кафедре. Взял арбалет. Не промахнись…

Дальгерт не видел, как сорвалась толстая арбалетная стрела, но слышал, как выдохнула толпа. Он знал, что не промахнется.

Не промахнулся и во второй раз, и в третий.

– Ну, вот и все, – довольно сказал старик. – Теперь дай поупражняться другим…

– Я вижу еще одного священника, – очень тихо сказал он. – Убежал, поменял сутану на одежду горожанина. Зовут брат Евхарт. Вон он стоит, в первом ряду. Единственный, кто положил руки на помост.

– Ты его ненавидишь?

– Да. Согласитесь, это очень маленькая просьба…

Евхарт почему-то в тот момент стал средоточием всех зол.

Старик незаметно подозвал распорядителя, шепнул ему что-то.

– А ты садись, садись пока. Тебя позовут.

Даль, ничего не видя перед глазами, сел. Уж лучше бы сегодня казнили его самого…

Руку кололо. Он опустил взгляд: святой знак. Стрела, перечеркнутая крест-накрест. Как он сказал? Передай тому святому отцу, который ненавидит своих учеников… Не Евстатиану же. Евстатиан не лысый. И уже умер…

Он говорил, как будто хотел скрыть от старика и второго схармата имя священника. Зачем скрывать?

Вопросы всплывали и так же медленно ложились на дно. Дальгерт даже не пробовал искать на них ответ. Словно это был уже не он, а какой-то совершенно другой человек. Священник из госпиталя, Даль не знал его имени и теперь уже не узнает, все время вставал перед глазами. Что означает – луна ушла? Почему он раскаивается? В чем?

Когда замертво упал третий священник, Ильра поняла, что стоит, закрыв лицо ладонями, и все равно смотрит. Ни отвернуться, ни убежать, как в дурном сне. Всего минуту назад она еще надеялась… почему-то надеялась, что в этом человеке осталось хоть что-то от прежнего Даля. Того, который пришел в «Воронье гнездо» чуть больше двух лет назад. Веселый, нищий, открытый. А может, он уже тогда умел предавать? Так же спокойно и деловито, как сейчас предавал слуг Спасителя?

Она смотрела, как уверенно, медленно Даль подошел к черному старику, обменялся с ним несколькими словами, положил оружие. Сел.

Неужели он не понимает, что только что сделал? И ради чего? Неужели только ради того, чтобы спасти свою никчемную продажную шкуру?

Виски ломило, не было ответа на вопросы. Одно желание – перестать видеть… и слышать… забыть. Оставить в памяти только того, прежнего…

Вот поднялся со скамьи еще один человек. Тоже взял арбалет. Вывели троих арестованных. Эти вели себя иначе, чем монахи. Пытались вырываться, корчиться, охрана их удерживала с трудом. Одного такого буйного они даже приковали к стене цепями, чтобы не мешал целиться непривычному горожанину…

Толпа замерла в ожидании.

И в этот момент тишины она очень ясно услышала тихий оклик:

– Ильра! Ильра Зэран! – позвал кто-то рядом изумленно и радостно.

Обернулась. Неподалеку от нее стоял человек, которого она не видела уже лет пять или шесть. Человек, когда-то в одночасье пропавший из города. И вот вернувшийся в тот самый момент, когда ей уже казалось – в мире остались только одни чужие, незнакомые люди.

– Лек! – прошептала она, мгновенно забыв о том, что творилось на помосте. – Лек…

Он сделал шаг навстречу. Улыбнулся неловко и сразу покраснел. Как в юности, покрылся пунцовыми пятнами.

Он протолкался к ней, положил руки на плечи. Она пошатнулась – если бы не толпа, давно бы, наверное, упала. Лек поддержал, неловко обнял.

Она улыбалась сквозь слезы, чувствуя невероятное облегчение. Наконец рядом снова есть кто-то, с кем можно поговорить, кто не обидится на ее нечаянную прямоту, кто помнит ее еще ребенком…

В те времена Лек жил по соседству. Это он когда-то первый угадал в ней талант мастера Слова и научил, что сделать, чтобы ее игрушки двигались.

Лек был намного старше, лет на пять. Но почему-то сверстники его недолюбливали. Ильра не понимала причин этой жестокости и часто его жалела.

Когда ей исполнилось пятнадцать, он пытался ухаживать за ней, но как-то неловко и отстраненно, словно по обязанности. Все больше пропадал в сарае, который гордо именовался мастерской.

А отец говорил: «Ох, дочка, поосторожней ты с этим парнем, что-то с ним не так».

«Не так» было много чего. Но Лек притаскивал откуда-то книги, и показывал ей разные хитрости мастерства. С ним не было скучно.

– Ильра! Живая! Я, как увидел, что гостиницу сожгли, не надеялся уже…

Она молчала, позволяя уводить себя из толпы.

Там, за спиной, кто-то кричал с помоста:

– Прошу вас… нет! Пусть стреляет монах! Пусть стреляет монах!

Там гудела толпа, и что-то выкрикивал распорядитель.

У Ильры кружилась голова, ей было уже не важно, куда и с кем она идет. Лишь бы отсюда. Лек вел ее сквозь толпу и настойчиво говорил что-то. Но разобрать удавалось лишь немногие слова.

– Ну… мы потом поговорим, ладно? Знаешь, что? Пойдем сейчас ко мне? Отдохнешь. Расскажешь, как жила. Ну? Соглашайся? Или…

Лек помрачнел, остановился. Заглянул в ее глаза:

– Ильра… у тебя семья, муж?

– Нет.

– Тогда пойдем. Пойдем-пойдем. У меня и вино есть…

Он снова повлек девушку в сторону от помоста, от ужаса и смерти. Вопросов больше не было. Сил – тоже. Усталость и болезнь сделали свое дело – Ильра не глядела по сторонам. Она и ноги-то переставляла с трудом…

В миг тишины, в то мгновение, когда вся площадь замерла не то в ужасе, не то в предвкушении новой смерти, Дальгерт услышал оклик где-то совсем близко:

– Ильра! Ильра Зэран!

Он не должен был этого услышать. Слишком коротким было мгновение, слишком много людей собралось.

Тихий оклик был как пощечина. Знакомое имя резануло. Ильра? Здесь? Откуда, как?

Он невольно вскинул взгляд и увидел. Вот же она. Вот она отвернулась, тоже ища взглядом того, кто ее окликнул. Вот увидела. Вот двинулся к ней тот, кто ее позвал…

Живая. Не потерявшая себя, не погибшая во время битвы, не ушедшая со священниками…

А потом Даль узнал его. Человека, позвавшего Ильру.

Ее обнимал и вот сейчас собирался увести с площади не кто иной, как мастер Лек. Тот, кто создает армию мертвецов. Тот, кто придумал для Даля столь страшный способ доказать чистоту своих намерений.

Это тебе за монахов, холодно сказал рассудительный внутренний голос.

Дальгерт перевел взгляд на край помоста, где совсем недавно лежали ладони брата Евхарта.

Никого там уже не было. Почувствовал что-то и скрылся.

Казнь, по ощущениям Дальгерта, длилась бесконечно. Приговоренных было девятеро, по три на каждого палача, но оба городских старейшины стреляли из рук вон плохо.

– Прошу вас! Пусть стреляет монах! Я не хочу так…

Приговоренный каким-то образом вырвался из рук стражников и кинулся почему-то не к краю помоста, а в ноги черному старику:

– Не надо! Пусть монах! Пусть сразу!..

Демиан лишь поморщился, жестом приказав вернуть жертву на место.

Один из старейшин умудрился выпустить в приговоренного десять болтов. Шесть из них даже попали, но раны не были смертельными, и жертва несколько минут еще корчилась от боли, пригвожденная к деревянной стенке, пока последний выстрел все же не оборвал мучения.

Даль только повторял про себя благодарение всем богам, живым и мертвым, что среди этих девятерых не было тех, кого он хорошо знал.

Но даже все самое страшное однажды заканчивается. Он обнаружил себя идущим в окружении схарматов к монастырю. Один из них даже хлопнул его по плечу – дескать, молодец, справился.

Генерал Аким встретил Дальгерта у входа в монашеский корпус.

– Хорошо стреляешь, – похвалил он.

Дальгерт нейтрально кивнул. Ни говорить, ни тем паче обсуждать последние события он ни с кем не хотел. Хотел пойти куда-нибудь и тихо удавиться.

Генерал сморщился.

– Пойди вниз, возьми вина. Скажи, я разрешил. Сегодня ты мне больше не нужен. А завтра с утра приходи. Обсудим кое-что…

Даль снова кивнул.

Вина… может, и стоит. Какая теперь разница?

Ильра выжила, сказал он себе. Ильра с этим… схарматским колдуном. Почему так вышло? Она же не знает, какой он…

Ты, что ли, лучше?

Нет, но это не причина опускать руки. Надо увести ее отсюда, здесь она пропадет.

И это все, что нужно сделать? Точно уверен?

Есть еще люди. Те, кого по каким-то причинам не казнили сегодня, но их могут казнить, как только схарматам понадобится освободить подвалы. А схарматы здесь надолго.

Почему надолго? Зачем им этот город, что они тут забыли? Тюрьму Схарма? Место заточения мага далеко отсюда. Они об этом наверняка знают.

«Может, они как-то узнали про Узел? Могли узнать. Тогда они и вправду здесь задержатся. Да что я… если даже изначально они про Узел и не знали, то рано или поздно все равно узнают. Они весьма рьяно взялись расспрашивать пленников».

Даль потряс головой и понял, что стоит возле своей монастырской кельи, тупо разглядывая доски.

Откуда пришел, туда и вернулся. Он толкнул дверь, только радуясь, что никто из захватчиков не позарился на его аскетическое жилье.

Сел за стол, положил перед собой руки. Стал их разглядывать, словно чужие. Потом спохватился, запер входную дверь, задернул штору. Сразу стало темно.

Чиркнул спичкой, зажег свечу. Хорошо, что никогда не ленится менять их в подсвечнике…

Обыденное это движение вызвало истерический смешок – за стенами мир успел перевернуться кверху тормашками, а здесь все как было, когда он уходил. Словно время остановилось.

Стоило перестать бегать, перед глазами снова оказался тот священник. «А теперь – не промахнись!»

Дальгерт снял священный символ и вгляделся в него. «У них что, чем выше ранг, тем крупней колода на шее? Судя по этой штуке, ты какую-то важную шишку грохнул. Выкинешь теперь?» – «Надо уважать последнюю просьбу умершего. Если встречу того священника, то передам. Да ничего, карман не тянет». – «А у тебя карман-то есть?» – «Пусть на шее пока болтается. Потом найду куда пристроить».

Действительно, массивная на вид штука, но то ли полая внутри, то ли из какого-то особого, легкого дерева. На себе он подвеску почти не ощущал…

Дальгерт другим, внимательным взглядом осмотрел знак. Может, за последней волей погибшего крылось не столько сентиментальное чувство, сколько желание кому-то что-то отдать? «Я раскаиваюсь… луна ушла». Для кого-то эти слова не пустой звук.

Что может быть в таком вот тайничке? Драгоценности? Прощальный привет? Что туда вообще может убраться?

Даль покрутил деревяшку так и эдак, хмыкнул, заметив тонюсенькую щель.

Чтобы обнаружить, в какую сторону и как хитро нужно сдвинуть крышку, понадобилось с четверть часа.

В тайничке лежал плотно свернутый листок папиросной бумаги, исписанный торопливой, но твердой рукой.

Даль развернул лист. Пробежал первые строчки. Затем вернулся к имени адресата. Руки внезапно крупно задрожали, и понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с собой.

Письмо начиналось так: «Клим, я вычислил твоего парня. Надеюсь, он переживет осаду и сможет выбраться из города. Попробую с ним передать это письмо…»

Глава 9

Лек расположился в просторном помещении, которое раньше занимал кто-то из важных церковных иерархов. Здесь была и большая удобная кровать, и стеллажи с книгами, и стол.

Правда, в основном книги были богословские, некоторые и вовсе на непонятных языках. Он устроил Ильру, сходил в подвал и принес немного вина. Ильра выпила его одним глотком, как воду.

– Ложись, – предложил Лек. – Тебе нужно отдохнуть.

Она кивнула. Кажется, она плохо представляла, где находится и что происходит.

Лек подумал – это и к лучшему. Пусть привыкнет.

– А я еще поработаю. У меня теперь будет много работы, – сказал он ей ласково.

Она не стала спорить, сняла давно промокшие башмаки и забралась на кровать. Заснула мгновенно.

Лек несколько минут стоял и любовался ее спящим профилем: такая в тот час она была беззащитная и маленькая. И полностью в его власти…

Вспомнилось, что помощники уже должны бы распаковать инструменты и рабочих ме́хов из лаборатории. Значит, нужно поторапливаться. Узнать, где устроился кузнец. Выяснить, есть ли в городе толковые ювелиры, и договориться с ними. Те, что уже в его распоряжении, не справляются. Узнать, есть ли пригодный для работы материал, и если есть, то какого качества. Генерал Аким не жалея пускал в дело его бессмертных солдат, и результат получился не слишком приятный – из них уцелело чуть больше трех десятков. Значит, нужно снова садиться за схемы, искать способ решить проблему. Надо усилить магическую защиту. Надо подумать, можно ли использовать новые формулы, и если использовать, то как…

Лек, когда на него накатывала волна энтузиазма, переставал замечать все вокруг. Утро или вечер, обедал он или только вчера позавтракал. Когда он работал, дело затмевало все мелкие житейские неудобства. Потому он, вдохновленный и преисполненный неясных надежд, спустился в отведенное ему под мастерские крыло.

Двое младших подмастерьев выносили мусор. Больше никого видно не было. Лек сам принялся распаковывать и расставлять по местам то, что не удосужились распаковать и расставить его подчиненные. Потом он наткнулся на сундук с рабочими материалами последней серии и забыл про уборку – ему пришла в голову интересная идея…

Пришел в себя, когда в окно начал литься слабый утренний свет. Оглядел последствия своей ночной деятельности и подумал, что сегодня обязательно нужно будет собрать всех помощников и проинструктировать их… и подвалы навестить…

Здесь все должно сверкать! Сегодня он, наконец, покажет Ильре и расскажет о том, над чем работал и чем жил все эти годы.

Когда пришел, она уже не спала. Стояла у окна, обхватив себя за плечи.

– Отдохнула? – спросил он у ее спины.

– Лек, где мы?

– У меня. Я тут поселился… конечно, это не самая удобная комната, но зато мастерские близко.

– Мастерские… ты мастер Слова?

– Я больше, чем мастер Слова. Погоди немного, позавтракаем, и я тебе тут все покажу…

Ильра обернулась. Глаза у нее были воспаленные. То ли от болезни, то ли плакала. Сказала утвердительно:

– Это монастырь. Ты один из захватчиков. Ты пришел с ними…

– Они называют себя схарматами. Привыкай, скоро весь город будет знать это слово. Мы служим Великому Схарму. Он древний маг, познавший путь Мудрых…

– Мне надо домой.

– Погоди! Куда ты пойдешь? Ты же больна и устала. И… я тебя столько не видел! Ну, скажи, куда ты торопишься?

– Лек, правда. Я не могу здесь…

– Пообещай, что позавтракаешь со мной. Или нет! Погостишь у меня хотя бы день. Могу поспорить, там, в городе, тебе даже пойти будет некуда. Прости, но… я же видел, твой дом сгорел.

Лек подошел, робко взял ее за руку. Заговорил горячо и быстро:

– Я тебе клянусь, чем хочешь! Здесь тебя никто не обидит! Меня уважают! И тебя будут уважать! Ну, Ильра, останься. Хотя бы на день. Пожалуйста!

Она замотала головой, но тут же пошатнулась и ухватилась рукой за кровать. Даже если захочет, далеко не уйдет…

– Бедная моя… ты же, наверное, давно ничего не ела! Сейчас! Садись к столу… не надо стоять…

Он усадил ее почти силком:

– Погоди, сейчас пошлю за завтраком.

Выглянул в коридор, кого-то окликнул.

В комнату вошел… вошло…

Девушка с ужасом смотрела на сероватую кожу, лоб, закрытый металлическим щитком, пустые, стеклянные глаза. И конечно, никакого дыхания.

Мертвец.

От него словно повеяло холодом.

– Принеси завтрак для двоих. Из общего котла. И побыстрее.

Мертвый ушел. Ильра сидела, закрыв лицо руками.

Он спросил:

– Испугалась? Не бойся, он не укусит.

– Лек… он мертвый…

– Ну да. Мы работаем с мертвыми тканями уже довольно давно. Но его зато практически невозможно убить.

– Боги…

Лек почувствовал ее страх, почувствовал, как ей нужна сейчас его поддержка и защита… это было приятное ощущение. И еще была гордость за хорошо выполненное дело.

– Ильра, представь, какие это замечательные слуги. Они немногословны, исполнительны, все понимают. Они намного маневренней и долговечней обычных механоидов. И мы уже умеем делать их с разной специализацией, представляешь?

– Они же… Лек, они ведь были людьми… живыми людьми. А вы их так…

– Да, я понимаю, к этому трудно привыкнуть. Я называю их неуязвимыми солдатами. И я уже придумал, как их сделать еще надежней.

– Боги, Лек… еще и это. Вы сожгли город, вы хуже, чем убийцы…

– Я предпочитаю говорить, – серьезно сказал он, дотрагиваясь до ее локтя, – что мы освободили город от белой заразы. Подумай, разве эти монахи кому-то нравились?

Она опустила глаза. Не нравились. Она их ненавидела. Всех до единого. Но у нее была причина, еще какая, а ведь…

– Многие в него верили. В Спасителя. Что Он придет, и прекратятся наши мучения земные, и заберет Он все праведные души с собой… чтобы… не помню.

– Так ты жалеешь, что мы их слегка прищучили?

– Мой отец пропал. Во время ночного боя. Он защищал площадь…

– Видишь! Твой отец защищал площадь. Другие тоже сражались. А что сделали монахи? Они же забрали все ценное и сбежали! Бросили вас! Нет, Ильра. Тут не о чем жалеть. Просто сейчас разруха, и всем кажется, что раньше было лучше. Это всегда бывает, когда приходит что-то новое. Вот увидишь! Скоро здесь все изменится…

Она могла бы сказать – вы тоже начали с казней. Чем вы лучше? Но мысли никак не хотели выстраиваться в аргументы. Она только знала, что ей плохо. Что ей надо отсюда уйти, а Лек не понимает…

Лек принял ее молчание за согласие. Улыбнулся.

– А ты училась? Занималась хоть немного? Я бы тебя мог взять к себе. Я тебе покажу. У меня сейчас такие лаборатории! Помнишь наш сарай за домом? Как же мне сейчас смешно его вспоминать!.. У меня же еще подмастерья. И два десятка простых помощников!

Он говорил восторженно и увлеченно, не замечая, как испуганно смотрит на него девушка.

Вернулся мертвый слуга. Расставил тарелки и кружки. Ильра старалась не смотреть.

– Он совсем не пахнет, – с гордостью сказал Лек. – У него усилены кости и поставлена дополнительная защита. Посмотри, он даже красив… по-своему, конечно.

Ничего красивого в ходячем трупе не было. Но Ильра не решилась возражать. Раскрасневшийся Лек был похож на одержимого.

– Ну что же ты! Ешь! Все остынет…

– Пусть, – она сглотнула, – пусть он уйдет.

– Выйди за дверь. Жди приказа.

Мертвец ушел.

Лек сказал, словно уговаривал сам себя:

– Ты привыкнешь! Ты обязательно привыкнешь.

Генерал Аким стоял у окна и смотрел, как двое его парней распределяют пленных.

Весь большой двор был заполнен: сюда в беспорядке сваливали те ценные и нужные вещи, которые схарматы притащили из города. Блеяли привязанные под самым окном козы. На них никто не обращал внимания.

Лек тоже был там. Отыскивал себе подходящий материал.

Аким краем глаза посмотрел на стоящего у того же окна бывшего инквизитора. Выглядел он бледным, уставшим и собранным. Аким удовлетворенно улыбнулся – не то что вчера. Стреляет, конечно, парень хорошо. Но против правды не попрешь – казнь произвела на него сильное впечатление.

– Ну как?

Инквизитор поморщился.

– Плохо. Вы же собрались здесь остаться надолго. Но делаете все, чтобы усложнить себе жизнь…

– Это почему?

Он кивнул на строй изможденных пленников.

– Эти люди – не просто расходный материал для мастера Лека. Это в потенциале выживание всей армии Схарма.

– Мы можем обойтись поставками с равнин.

– Да ну? Тащить караваны через горы? Это хлопотно и дорого. А тут все под боком. Дать обещание горожанам, что их не тронут, договориться со старейшинами… они пойдут на любое соглашение, потому что уже напуганы вчерашним представлением. Монастырь брал очень приличную десятину, ее хватило бы на содержание армии. А если еще и понизить немного этот побор, то можно рассчитывать и на благодарность населения.

– Складно, да не ладно, – хмыкнул Аким. – Мы готовимся к войне, большой и серьезной войне. Этот городишко, так, пробная попытка. Хотелось посмотреть, чего стоят в деле мои парни, да и твари Лека тоже.

– Твари Лека, – задумчиво повторил Дальгерт.

– Так их у нас называют. Это не только трупаки. У него еще птички, собачки, даже два волка есть. Талантливый парень!

– Талантливый, – эхом отозвался Даль, наблюдая, как «талантливый парень» отбирает из толпы парней помоложе и помускулистей.

– А ты что предлагаешь?

– Перестать грабить. Вы не знаете здешний народ. Они могут долго терпеть, но если однажды поднимутся… народный бунт – это страшная штука.

– Поднимутся, эти? После того, что мы им тут показали?

– Убивать можно и не штурмуя крепости. Вам ли не знать. Кинжал в спину, отравленная еда. Драка в подворотне. Мало ли, что может случиться с человеком?

Генерал поморщился. Вообще-то он думал, что не позже, чем через неделю, армия вернется назад, к оставленным квартирам. Однако теперь это было нецелесообразно. Как ни крути, а бывший инквизитор был прав в том, что армии в этом городе зимовать. Нужно многое сделать, и в первую очередь – восполнить отряды тварей. Они очень хорошо себя показали в бою, но для решения основной задачи их надо гораздо больше.

– Если будет нужно, я отдам Леку весь город…

На этот раз инквизитор промолчал.

Аким вздохнул.

– Говоришь, знаешь в лицо всех здешних этих… старейшин?

– Знаю.

– Вот и отлично. Надо их всех собрать…

– У вас в подвалах тоже могут быть нужные люди. То, что они воевали против вас, разумеется, заслуживает наказания, но если вы дадите амнистию, хотя бы некоторым… это тоже поднимет вас в глазах обывателей, не находите?

– Сдается мне, ты переживаешь о ком-то конкретном…

– Возможно, в тех подвалах есть и мои знакомые. Я скажу вам об этом, а вы сами решите, что делать.

– Хорошо. Значит, собрать старейшин… и амнистия. Еще идеи есть?

Дальгерт хмыкнул. Идеи? Сто идей. Тысяча идей!

За день они побывали в мастерских и в лабораториях. Ильра, обмирая от отвращения и от какого-то болезненного любопытства, под руководством Лека пробудила от сна мертвого голубя. Голубя можно было принять за живого только издалека – пух у него давно поредел, местами вылез, а перья в крыло были вшиты грубой нитью.

Лек не оставлял ее ни на минуту. Он хвастался. Наконец-то нашелся человек, который непредвзято и по достоинству оценил бы его идеи и его достижения. Он даже загадал, что непременно расскажет ей о самой сокровенной своей мечте. О тайне, к которой он подобрался так близко, что она уже дышит ему в щеку…

Близость Ильры его завораживала. Каждый ее жест он с нетерпением ловил и запоминал. Кажется, ужас делал девушку еще краше, и он изредка позволял себе ее немного пугать. Совсем чуть-чуть, чтобы повторился в глазах этот внезапный блеск, чтобы замерло, сбиваясь, дыхание…

Вечером Ильра попыталась распрощаться, но Лек это предвидел. О, нет! Теперь он ее не отпустит! Теперь она всегда будет рядом.

– Ильра, я понимаю, тебе здесь непривычно и страшно… но там, в городе, намного хуже. Там пожары. Там… мне трудно об этом говорить, но солдаты – люди грубые, они еще не отошли от своей победы… могут обидеть… и никто не вступится. Прошу тебя, умоляю… я не хочу снова тебя потерять… не могу тебя отпустить туда одну.

Она зажмурилась. Сказала тихо:

– Лек, ну пойми…

– Пойдем, – решительно сказал он. – Я приготовил тебе комнату вдали от схарматов, здесь, на втором этаже. Здесь тихо, никто не ходит. Она чистая, там у монахов никто не жил…

Комната была монашеской кельей, небольшой, светлой, с окошком на закат. Окошко забрано решеткой, но есть и стекло, и ставни.

Ничего лишнего – стол, табурет, кровать и пара сундуков. В одном все еще были какие-то потрепанные тетради, исписанные от руки, второй был пуст.

– Смотри! Потом будешь класть свои вещи.

Ильра кивнула. Она поняла уже, что просто так Лек ее не отпустит. А может, он и прав. Там, снаружи, солдаты грабят город. Там опасно, лучше переждать… хотя бы до тех пор, когда уйдет противная, принесенная простудой слабость.

А Лек… Временами он был ее прежним Леком. Тем неуклюжим, неловким, скромным парнем, который когда-то ее учил мастерству Слова и которому она когда-то нравилась. Временами он ее попросту пугал. То, чем он занимался, вызывало отвращение и страх.

– Ну вот… я пойду? – спросил Лек, оглядывая комнату. Что бы сюда еще принести? Цветы?

– Конечно. Доброй ночи…

Ушел. Потом облизнул губы и прильнул к щелке. Понимал, что это неправильно и, может быть, немного стыдно, но сделать с собой ничего не мог. Да и что такого? Посмотрит немного, и все…

Ильра устала больше от переживаний, чем от ходьбы. Задвинула ставень, зажгла свечку. Стянула тяжелую, пропахшую потом одежду. В свете единственной свечки она казалась Леку сделанной из воска или из фарфора. Она словно светилась изнутри. Лек понял, что сейчас задохнется, и поспешно отпрянул от щели. Голова кружилась. Он, как пьяный, добрался до своей комнаты, нашел кружку с недопитым вином, осушил залпом. Ну все. А теперь – в мастерскую! Сегодня попробуем поработать с живым материалом. Если его выкладки верны, то может получиться что-то невероятное! Лишь бы не потерять это быстрое, яркое настроение, этот кураж…

На второй день рядовые схарматы перестали на него коситься. На третий, после успешного совещания с выжившими городскими старейшинами, генерал похвалил его за хорошую идею в присутствии многих приближенных. Но Даль все еще медлил. Он проверял каждый свой шаг, старался быть на виду. Он обменивался с солдатами скабрезностями насчет монахов, не отказывался от грязной работы, но сам на нее не напрашивался и, уж конечно, всячески пытался закрепить свой статус при генерале. Аким заимел привычку спрашивать его мнения о тех решениях, что связаны с городом. А потом еще и потащил его в подвалы, уточнять, чья амнистия лучше примирит его с городскими и торговыми главами.

Искушение было очень сильно. Но Даль понимал – его будут проверять и перепроверять. Потому в тот раз был предельно честен. И во второй раз тоже. Вообще, недоволен пока что был только Лек – предвидел, что вскоре поток живого материала для его работы оскудеет. Но генерал велел ему не отчаиваться, а перерабатывать пока то, что уже скопилось.

И все же из третьего каземата ему удалось вызволить несколько человек помимо родственников и членов семей городского Совета. И еще. Он, наконец, узнал, в каком из подвалов содержат Добряка Виля и его товарищей по обороне гостиницы.

В караул и на простые патрули Дальгерт не ходил. Он стал чем-то вроде личного консультанта генерала Акима по городским делам. Это не очень нравилось давним сподвижникам генерала – черному старичку по имени Демиан и двум командирам. Лек тоже, можно сказать, возвысился. Ему выделили целый этаж в бывшем учебном крыле и позволили еще расширить штат помощников.

Спуститься в подвалы под благовидным предлогом Далю удалось лишь на третий день после того, как он обнаружил Виля.

Был вечер, и дежурный офицер распорядился выяснить состояние пленных. Если появились трупы, то вынести. О больных сообщить.

В подвалы левого крыла пошел один из помощников Лека, в правое – Дальгерт. Ему в помощь выделили пару тварей. Никто не возражал: подвалы – место сырое и нездоровое.

Дальгерт открыл камеру, приказал заключенным встать вдоль стены. Мертвяки по его жесту остались снаружи.

Даль поставил фонарь на пол, спросил, есть ли больные. В ответ услышал гробовое молчание. Ну понятно. Углядел Виля. Он стоял, ссутулившись, на краю шеренги.

– Ты! – приказал Дальгерт. – Выйди вперед.

Хозяин сгоревшей гостиницы остался стоять, где стоял, подслеповато щурясь на свет.

Даль лихорадочно думал. Мертвяки, конечно, мертвы. Но не факт, что они немы. Оно конечно, до сих пор от них не слышал и слова, а с другой стороны, и нужды такой еще не было. А слух у них хороший. Команды слышат издалека.

Если, вопреки ожиданиям, твари умеют говорить, информация почти наверняка сегодня же будет у Лека, а то и у самого Акима.

– Слушай сюда, старик. Хочешь, чтобы твоя дочурка и дальше оставалась живой и здоровой, выполняй все мои команды!

– Ильры нет, – прохрипел Виль. – И ты, паскуда, это прекрасно знаешь.

Виль плюнул под ноги. Вероятно, потому, что доплюнуть до стоящего у начала шеренги Даля ему не удалось бы.

– Выйди вперед, я сказал. Я не собираюсь препираться.

Виль остался на месте.

Дальгерт позвал мертвяков.

– Смотрите, чтобы никто не дернулся.

Он подошел к старику и вытолкнул его вперед. Ну понятно, ссадины, следы ударов. Но стоять может.

– Да, Леку ты не сгодишься, – сказал он задумчиво. – Староват.

Добавил быстрым шепотом:

– Будьте готовы этой ночью. Перед рассветом.

Он нарочито болезненно толкнул старика к стене.

Тот громко сказал:

– Я понял, понял… про Ильру правда?

Дальгерт не стал отвечать. И так как бы не оказалось, что наговорил лишнего. Неизвестно, знал ли старик Лека раньше.

– Идем дальше, – сказал он своему молчаливому эскорту. Уходя, провернул ключ в скважине два раза – один раз вперед, другой назад. Задвинул все три железных засова.

Вряд ли кто до ночи сюда сунется. Зато в назначенный час Далю не нужен будет ключ, чтобы отпереть эту камеру.

Пленных никто не считает, никто толком не знает, кого куда распихали и какие камеры заполнены, а которые, так или иначе, уже опустели. Надо, кстати, подкинуть Акиму идею. Пусть устроит перепись заключенных. Но не сейчас, а позже, завтра.

А выйти из монастыря можно разными путями. Кроме тех, что ведут на два монастырских двора, есть и тайные. Один – в подземный ход, сейчас обрушенный монахами. Другой – к обрывам, к реке. И про него Дальгерт никому не рассказывал…

План был рискованный и строился лишь на повсеместном разгильдяйстве, царившем в армии Схарма.

Но времени мало – эйфория от блестящей победы уже немного схлынула, начали налаживаться связи с городом… еще немного – и дело дойдет до усиления дисциплины…

Дойдет, обязательно дойдет. Но не прямо сегодня.

Сегодня основные входы в подвальные помещения никто специально не охраняет. Есть охрана во дворе, есть – на входе в бывшую трапезную. Есть караульный пост на верхнем уровне, где у монахов хранился запас вина и снеди. Что еще надо?

Дальгерт покинул монастырь еще до заката.

Его никто не остановил. Ну правильно, к кому ему податься в городе? Как бы ни прирезали от избытка чувств. Но все равно, шел осторожно, выжидая, не проявится ли какой-нибудь наблюдатель.

Но никому не было особого дела до Дальгерта Эстана, вздумавшего провести ночь в своей городской квартире…

Про нее никто из схарматов, к слову, тоже еще не знал.

В доме все было примерно так, как неделю назад, когда он сюда заходил в последний раз. Шторы задернуты, пыль, на столе – обрезки бумаги и нож.

Даль провел остаток вечера и половину ночи за написанием отчета. К нему же приложил и записку от неизвестного священника. Теперь он уже мог читать ее спокойно. Священник перечислял в ней артефакты, хранящиеся в миссиях общин Спасителя по всей территории большой равнины. Список был короткий. Среди прочего упоминалась и Серая Луна, Дальгерт понял, что именно она «ушла» и что именно в этом раскаивался автор записки. Особо отмечалось, что это только те предметы, вокруг которых святые братья заметили нехорошее шевеление. От предложений солидного выкупа до попыток банально украсть.

Наконец, глубокой ночью работа была окончена. Дальгерт тщательно упаковал убористо исписанные листы, обернул в кусок полиэтилена, на всякий случай, от дождя, и туго перевязал.

На улице сильно похолодало, город спал. В разрывах облаков быстро летели звезды. Ну что, все ли продумано?

Наспех составленный план ему уже не казался сколько-нибудь надежным. Слишком много звеньев у цепочки, слишком велика вероятность, что одно из них окажется слабым. Но другой план придумывать поздно.

Река привычно несла свои воды под высоким берегом, продолжала размывать остатки плотины. Дальгерт с трудом смог отыскать тропку, что ведет вниз, к самой воде.

Днем эта тропа казалась ему достаточно широкой. Ночью все выглядит немного иначе, чем днем. По берегу идти стало легче. Да и светлей, хотя луна выглядывала из-за туч очень редко и почти не светила. Дорога известна: семинаристы, да и многие служители, бывало, ходили на речку купаться.

Неприметная дорожка привела его к высокому серому камню, скрывающему зев тайного хода. За маленьким гротом начинались ступени. Дальгерт поднялся на ощупь, нашел нишу с факелами и свечками. Затеплил одну. Дорога предстояла не длинная, но проход узкий, а временами идти было нужно, низко кланяясь полу. Пологий подъем закончился деревянной дверью, запертой на щеколду со стороны монастыря. Даль вынул из сумки нож, просунул в щель и аккуратно откинул щеколду. Итак, вот они, подвалы. Верней, пока это только еще кладовка, в которой палачи и тюремщики держали вышедшее из строя имущество. А следующая дверь уже вела в коридор.

Дальгерт тихонько выглянул – никого. Где-то далеко впереди догорает оплывшая, забытая кем-то из охраны свечка…

Слева и справа вдоль стены тянулись одинаковые двери. За каждой из них наверняка кто-то есть, но устраивать тотальный побег пока в планы Дальгерта не входило.

Пропадет десяток экземпляров потенциального мяса для Лека, и может, никто не спохватится: подвалы пока еще пополняются регулярно. А массовый побег – это уже серьезно. И никакие аргументы бывшего инквизитора уже не спасут. Он сейчас в армии Схарма единственный, кто и монастырь знает, и может иметь причину, чтобы устроить такой побег…

Он поморщился, глядя на себя со стороны. Разве можно решать, кому жить, кому нет? Все здесь живые. И никто не заслужил участи стать тварью Лека.

Когда-то Клим зверел от того, что его подмастерье не может отрешиться от чужого горя. Не умеет проходить мимо и отказывать в помощи. Дальгерт упрямо возражал – разве это кому-то мешает? Я не справляюсь с работой? Наставник хмуро объяснял, что опасность в этой ситуации грозит самому Далю и что однажды умение оценивать ситуацию объективно вступит в конфликт с жалостливостью, и тогда подмастерье влипнет так, как никогда не влипал до этого. Влипнет, потому что не сможет договориться с совестью. Дальгерт был уверен, что всегда есть третий выход, и до определенного момента даже его находил. Но убитые монахи… нет, пока он не в состоянии ни забыть об этом, ни простить себя. И вот снова. Сколько из тех, что заперты сейчас в подвалах, погибнет под пытками? Скольких убьет Лек?

Дальгерт мог бы их сейчас спасти. Запертые замки – ерунда. Можно вернуться в кладовку, взять топор и просто их выбить. Люди, что здесь заперты, понимают, какая судьба им уготована, и когда солдаты Схарма придут подавлять бунт, те будут сопротивляться. И можно быть уверенным – они продержатся достаточно долго, чтобы большая часть сумела уйти к реке.

Думал так, а сам неслышно шел вперед по коридору. По той лишь причине, и нужно быть честным с собой, что иначе ему тоже придется уходить по реке. И тогда у него не будет никаких шансов хоть как-то помочь Ильре, когда ей понадобится помощь.

Виль и его товарищи заперты довольно далеко от этого подземного хода. Свечка осталась позади, Дальгерт успел несколько раз свернуть, когда неожиданно услышал шаги на лестнице, ведущей в верхние подвалы. Он быстро задул свою свечу и отпрянул, но тревога оказалась ложной. Человек не стал спускаться вниз. Зашуршала одежда, послышался легкий вздох, и почти тут же по ступеням зажурчало. Дальгерт переждал, пока охранник уйдет, и двинулся дальше. Нужная дверь теперь была рядом.

Засовы открылись легко, без скрипа. Дальгерт шепотом окликнул:

– Виль, вы готовы?

– Пришел, – констатировали из-за двери.

– Возьмитесь за руки, света пока не будет. И – ни звука!

Он нашарил в темноте чью-то протянутую руку и указал направление. Товарищи Виля молчали, старались даже не дышать.

Дальгерт помнил дорогу очень хорошо, но боялся, что те, кто идут за ним, случайно разомкнут руки, налетят друг на друга или что-нибудь уронят…

Но обошлось. Даль затеплил свечку от той, что все еще мерцала в коридоре. Показал глазами, куда идти.

Дверь кладовки ничем не отличалась от других дверей, но он всегда любил воду и был не дурак поплавать. И уж ее-то, дверь, ведущую к реке, ни с какой другой перепутать не мог…

Когда вышли на речной берег, утро как раз начало подсвечивать быстро бегущие облака. Поднялся ветер, и пламя свечки заметалось, стало маленьким и хрупким. Даль его погасил. Впервые окинул взглядом своих спутников. Они устало опускались на камни, кто-то стоял, ежась на ветру.

– Не стоит задерживаться, – напомнил Дальгерт. – Рассвет. Могут увидеть со стен…

– Парень, ты кто? – спросил один из них.

Вместо лиц – смазанные пятна. Это и хорошо. В случае чего не сможет никого опознать.

– Виль потом скажет. Вы идите.

Виль хмыкнул:

– А я тоже не знаю, кто. Я за этот день знаешь, сколько всего передумал…

Он замялся, и Даль сразу понял, о чем он хочет, но не решается спросить.

– Я не соврал. Кто такой Лек?

– Жил один у нас по соседству… странный парень, умный вроде, но такой… скользкий.

Даль кивнул:

– Он – создатель этих оживших мертвецов.

– Да, я помню, он все время… то крысу дохлую, то еще… а в чем дело?

– Видимо, они с Ильрой были знакомы. Она сейчас с ним. Ничего больше не знаю. Пока не знаю.

– С ним?

– Да, здесь, в монастыре. Но мне к ним не подобраться, он тут важная персона.

Остальные уже ушли далеко по берегу. Можно не бояться, что их заметят.

– Кто ты, Дальгерт Эстан? – медленно спросил Добряк Виль. Спросил словно через силу, так проверяют верность самой невероятной из гипотез.

Что же, он знал, что до этого вопроса может дойти. Значит, теперь уже жизнь Дальгерта Эстана будет в руках хозяина сгоревшей гостиницы.

– У меня есть квартира в городе, можешь пока жить там. Вот адрес и ключ. Там есть еда, какая-то одежда, всем можно пользоваться. Виль, у меня к тебе просьба. Ничего особенно трудного, но сам я в ближайшее время сделать этого не смогу, а сделать надо.

Виль понял, что прямого ответа не получит, и не стал настаивать.

– Я слушаю.

– Вот пакет. Его обязательно сегодня же нужно отнести по этому адресу…

Дальгерт вынул из кармана и протянул собеседнику еще один кусочек бумаги. Он надеялся, что дом Кузнеца пережил маневры армии Схарма. Или хотя бы сам хозяин пережил.

– Спросить Кузнеца. Если дом сгорел, или скажут, что Кузнец там не живет, или что он не принимает заказы, надо пакет уничтожить.

Виль молча кивнул. Забрал Дальгертову посылку, сунул за пазуху измызганной, но еще прочной рубахи. В прощании поднял руку и ушел. Даль дождался, когда он скроется из глаз, и тоже двинулся, стараясь идти как можно ближе к обрыву – стало уже совсем светло.

Начался дождь, но Олег упрямо продолжал сидеть под елью возле сторожки. Дежурный подмастерье уже пару раз звал его в тепло, но мальчик упрямо мотал головой. Ему казалось – только отвернешься, и Клим успеет проскользнуть мимо.

Или придумывалось совсем жуткое. Что разведчик и вовсе не вернется из города. Что с ним случится что-то такое. Как с Миком. Или вернется, но не захочет разговаривать с мальчишкой. Или появится кто-то другой, у кого более важные дела, и Клим уйдет.

Он не рассчитывал время, это не имело смысла. Сегодня часть учеников первого круга уже отправилась на новое место, значит, завтра и ему отправляться. Но шанс встретить старшего разведчика, когда он только возвращается в Убежище, все еще остается. И Олег был готов его использовать, что бы ни говорили по этому поводу остальные. Донимали комары, сырая трава вымочила ноги по колено, было зябко, но он упрямо ждал.

Дождался, когда небо потемнело от хмурых облаков, что опустились к самым макушкам сосен. Клим, чуть прихрамывая, шел по дороге. Торопился.

Олег выбрался из своей засады, окликнул:

– Мастер, подождите!

Тот послушал, остановился.

– Вы меня помните?

– Ты Олег.

– Да. – Мальчик замялся. Он долго придумывал, как подойдет к мастеру и что ему скажет, но с таким трудом найденные аргументы вдруг перестали ему казаться убедительными.

– Ты что-то хотел спросить? – попытался помочь ему Клим.

Олег с облегчением кивнул. Спросить он тоже хотел. Но не это было главным.

– Вы были в городе? Вы видели Дальгерта?

– Дальгерта? Вы знакомы?

– Это он меня привел в Убежище. Так вы его видели?

Клим пожал одним плечом:

– Не удалось.

Мальчик понятливо кивнул. Попросил:

– Научите меня драться!

– Что?

Олег хотел сказать «пожалуйста» и объяснить, зачем ему это нужно. И еще сказать, что это важно, и что он не трус и не слабак, и будет все делать, что скажут, даже если надо будет вставать в пять утра…

Но это вот «что?» прозвучало так холодно и даже презрительно, что Олег проглотил готовое сорваться слово. Сказал:

– Извините.

Можно было уходить.

Он и пошел, быстро, в сторону корпусов. Но не успел сделать и трех шагов, как из-за спины услышал:

– Тебе снится собака.

Настало время Олега оборачиваться и пялиться в удивлении на мастера. Он нехотя ответил:

– Снится. Они говорят, что я трус.

Клим поморщился:

– Хочешь накостылять однокашникам? Чтоб не дразнили?

– Нет. Ну их… хочу, чтобы, когда понадобится, у меня получилось лучше, чем у Мика.

Клим продолжал хмуро смотреть прямо в глаза мальчику, и ему стало неловко. Он сказал:

– Навалять им тоже хочу. Они говорят, Мик не справился с какой-то шавкой…

– Понимаю.

Теперь в молчании Клима крылась надежда, и Олег замер, ожидая.

– Пойдем, что тут стоять. Слушай меня внимательно. Сейчас ты пойдешь на учебную площадку. Найдешь мастера Диану. Скажешь, что это я тебя прислал. Скажешь, что хочешь брать дополнительные уроки фехтования и рукопашного боя. Постарайся быть убедительным. Попроси, чтобы с тобой позанимался… – Клим обрадовался, что не забыл имя молодого мастера, – Фаддей. Запомнил?

Олег кивнул, стараясь не выдать разочарования. Конечно, ему хотелось брать уроки у самого Клима, но если подумать, то у старшего разведчика и так забот хватает.

– Отлично. И передай, что я иду к Нерину. Пусть тоже придет. Потом сходи за мастером Гедой, знаешь, где ее искать? Ей тоже передай.

– Благодарю. Я все скажу. Я пойду?..

– Беги.

Олег умчался, а Клим, тихонько матерясь, отправился к крылечку бывшего административного корпуса. Работать доброй феей ему не нравилось и редко доводилось.

А тут еще повредил руку. Пусть не сильно, но болезненно. И новости такие, что хочется кого-нибудь убить. Мальчишке повезло, он вовремя помянул Эстана: вот этого своего агента Клим прибил бы сейчас с особой жестокостью. Счастье, что его нет под рукой…

Как назло, Нерина в кабинете не оказалось. Пришлось устроиться на подоконнике в холле первого этажа.

Геда отправила Нику в библиотеку, а сама заторопилась к Нерину. От новостей из города зависел план эвакуации. Медицинское оборудование предстояло отправлять одним из первых, и все врачи и подмастерья школы уже начали готовиться к переезду.

Разумеется, дело только в этом, сказала себе Геда, которая весь день поглядывала в окно, сетуя, что из ее кабинета не виден перевал Чертово Седло.

Вымыла руки, наскоро поправила прическу. Возможно, у Нерина уже собрался весь совет, ведь неизвестно, сразу ли Олег побежал ее искать или где-то задержался?

У входа столкнулась с Дианой. Мечница так спешила, что не успела переодеться после тренировки. Рядом с ней, тоже в тренировочном костюме, пыхтел Дамир.

Кивнули друг другу, вместе вошли в корпус.

У окошка, полусидя на подоконнике, разместился Клим. Правой он придерживал нездоровую левую руку.

Геда хищно сощурилась, приказала:

– Ну-ка, показывай!

Клим неопределенно махнул здоровой рукой:

– Я сам тебе скажу, что у меня вывих. Был. Диана, у тебя кто-то дежурил на Седле?

– Двое.

– Плохо дело. Они зачем-то сунулись к городу… В общем, та же история, что с мальчиком. Я надеялся, что не наши. Оба погибли. Окрестности продолжают патрулировать с мертвыми собаками. Предупреждали же…

Диана побледнела и промолчала. Геда потребовала снова:

– Покажи руку!

– Отстань. Так, вижу знакомые уши. Дамир, как успехи?

– Нормально.

Диана кивнула, подтверждая.

– Тогда свободен. Считай, у тебя свободный вечер.

Когда за понятливым Дамиром закрылась дверь, Клим спросил:

– Где Нерин?

– Сейчас придет, – нахмурилась Диана. – Вы зря психуете.

– Я не психую, а тороплюсь. Пойдем наверх.

Долго ждать не пришлось – мастер Нерин появился меньше чем через минуту.

Молча открыл двери, молча пропустил коллег.

Уселись по разные стороны стола. Нерин кивнул, мол, докладывай, какие еще неприятности. Хороших вестей он не ждал.

– Связной погиб.

– И?

– Я был у Кузнеца.

– Да что я из тебя все, как клещами, тяну!

– Этот ублюдок остался в городе.

– Кузнец?

– Какой Кузнец? Эстан, чтоб ему. Передал доклад. Истерический.

– Есть что-нибудь полезное? – вяло спросил Нерин.

– Только то, что этот идиот выжил и продолжает работать. В основном непризнанным святым. И еще немного палачом.

– Палачом. Угу. Дальгерт Эстан.

Клим поморщился:

– Я сам чуть не свихнулся. Тут такое дело… вот. Смотри.

Клим положил перед мастером записку незнакомого священника.

Тот прочитал. Спросил:

– И что?

– Мой бывший подмастерье его убил. Прилюдно. На площади. Схарматы приказали.

– Что?

– Влад на словах просил передать, что раскаивается и что «луна ушла». Очевидно, это он про артефакт, который хранился в монастыре. В его же записке есть некая Серая Луна, думаю, он об этом. Странно, что ни о чем таком не докладывали ни Онутий, ни Эстан. Если бы это была какая-то мелочь, Влад бы про нее не стал вспоминать перед казнью. Значит, это что-то серьезное. Причем такого свойства, что простым послушникам об этой Серой Луне знать не полагалось. Вы ведь тоже о ней не слышали?

– Нет.

Диана успела вставить свой вопрос:

– Кто такой Влад?

Нерин нахмурился и медленно ответил:

– Когда-то был у нас такой мастер. Разведчик, опытный. Мастер Слова. Потом он внезапно уверовал во Спасителя и ушел к белым братьям. И лет десять уже от него ни слуху ни духу. А тут вот какая история.

– Клим прав, он считал ее чем-то важным. Раз перед смертью о ней вспомнил, – потерянно сказала мечница.

– Да. – Нерин потер виски. – А что пишет Даль?

– Что убедил командиров схарматов договориться с горожанами. Что те, похоже, будут здесь зимовать. Имена тут… описания некоторые. А, да, еще Лек. Мастер Слова, который поднимает мертвецов. Есть набросок портрета, есть устное описание… и скажу я вам, чем-то этот Лек насолил нашему Далю. Говорит, было бы неплохо его ликвидировать. Кстати, он считает, что армия остается в городе в основном потому, что им нужно пополнить запас тварей. Их осталось около тридцати, не считая собак и птиц. Все-таки монахи армию Акима потрепали. Рекомендует эвакуировать школу. Советует к городу не соваться…

Нерин сказал:

– А с рукой-то у тебя что?

– Ничего страшного. Уходить пришлось быстро, повредил по пути. Было бы серьезно, сам бы первый к Геде прибежал.

Нерин скептически усмехнулся. Но не стал спорить.

К тому времени из Убежища уже вывезли кухню, запас провизии и самую необходимую часть учебной библиотеки. Остальные книги надежно упаковали и спрятали в подвалах большого корпуса.

Завтра-послезавтра отбудут ученики.

Останутся только некоторые преподаватели, подмастерья и сам Нерин.

По его прикидкам, еще дня четыре, и можно закрывать Убежище.

Клим сказал:

– А я бы остался. И еще человека три бы. Присмотреть здесь. Вдруг кто из наших объявится.

– Оставайся. Возьми вон Дамира своего.

– Я так и собирался сделать.

Глава 10

Дальгерт шел вдоль ряда потрепанных, усталых людей. Некоторые все еще были в драных белых сутанах.

«Этот сон никогда не кончится, – думал он. – Это теперь всегда будет повторяться, и я буду вынужден каждый раз кого-то убивать или обрекать на смерть… хотя, нет. Теперь схарматы осторожничают. Им нужен запас свежих трупов для Лековых мастерских. Просто так не убивают…»

За сбежавших горожан никто ответственности не понес. Во-первых, никто доподлинно не помнил, были ли они вообще в этой камере, а во-вторых, оба дежурных клялись, что никто мимо них ночью не проходил ни в ту, ни в другую сторону.

Этих притащили из города солдаты армии Схарма. У них был приказ – тащить в монастырь всех, кто хоть немного был бы похож на священника. Вот они и тащили. За каждого святого брата полагалась награда, а если удавалось отловить кого-то из высших чинов, то и немалая награда.

– Ну? – нетерпеливо спросил Аким.

– Первый, брат Дуарий. Аколит. Собирался стать священником. Второй. Отец Марус. Диакон. Известен скрытностью и умением хапнуть чужого. Надо, кстати, обыскать его келью, там наверняка может быть припрятано много интересного. Третий… этого не знаю.

Знал. Отец Филион. Добрый старик, занимался со старшими семинаристами историей. В дела клира особо не вникал, зато любил свой предмет. Сейчас на нем была одежда простого горожанина, и Дальгерт рискнул.

Стоявший рядом парень зло покосился на него и открыл рот, чтобы опровергнуть. Даль ему этого сделать не дал, с удовольствием разоблачив юнца в пристрастии к посещению интересного заведения мадам Люси. Что адепта вовсе не красило.

Аким только хохотнул.

За спиной Дальгерта встрепенулся Лек. Сказал:

– Этого придержите для меня.

Дальгерт двинулся дальше. Всего стояло у стены девять человек. Можно сказать с уверенностью, что четверо достанутся Леку, еще двоих, возможно, отпустят восвояси, а судьбу троих решат позже, исходя из надобностей армии.

Филиона и еще одного, действительно к монастырским делам непричастного субтильного мужичка, солдаты с улюлюканьем проводили до дверей.

Даль мысленно добавил маленький белый камушек на ту чашу весов, которая в его фантазиях обозначалась знаком плюс. Чаша эта безнадежно висела высоко над воображаемой поверхностью, перетянутая другой. Той, что обозначается минусом. И лежит в ней всего один большой черный камень.

– Знал я того мужичка, – внезапно сказал Лек. – Которого отпустили. Он и вправду не монах. Он сапожник.

Дальгерт повернулся к магу, стараясь удержать спокойное выражение на лице.

– А второго тоже впервые вижу.

– Вы отсюда родом?

– Да, жил здесь… – кисть Лека сделала неопределенное движение, – раньше. Правильно, что вы помогаете нам.

– Чем могу. Я-то прекрасно знаю, от чего зависит моя жизнь и благополучие.

Дальгерт дернул плечом – рубцы на спине только-только начали заживать.

Лек оценил шутку, растянул губы в улыбке.

– Вы знаете, что у вас есть способности к магии?

– Пару раз мне говорили об этом. Но я не очень-то поверил и никогда не учился.

– Есть-есть! Хотите пойти ко мне в помощники?

– Если генерал разрешит, то почему нет?

Даль отвел взгляд, чтобы Лек не догадался, насколько его заинтересовало это предложение. Быть в мастерских, значит, быть ближе к Ильре. И успеть помочь, если ей вдруг понадобится помощь. Хотя… откуда он знает, может быть, она счастлива с этим Леком?

Даль украдкой взглянул на своего собеседника и усомнился.

Не может же она не видеть, какой он? Или может? Женщины – существа непознаваемые и доверчивые…

– Эй, инквизитор! Тебя генерал зовет!

Дальгерт приветливо махнул рукой Леку и поспешил на зов. Рядом с Акимом стоял черный старик Демиан. Советник Демиан.

С каждым днем пребывания в Правой армии Схарма Далю все больше казалось, что командует здесь вовсе не генерал, а этот остроглазый хищный дед, цели которого понять невозможно, потому что совершенно невозможно оценить его поступки.

– Отлично, – сказал Аким. – Все в сборе. Идем в первую допросную. Но прежде того… скажи-ка, Дальгерт, ты не знаешь, с чего это слуги Спасителя вздумали строить монастырь так далеко на север от обжитых земель?

Дальгерт пожал плечами.

– Я спрашивал, но ответы были уклончивы. Можно предположить, что это как-то связано с магией, а может, дело в городе. Я уже говорил, десятину они брали очень серьезную, люди их слушали. А может, есть и другие причины.

Луна, вспомнил Дальгерт. Как ни крути, это некий магический артефакт. Если священник не ошибся. И хранилась она именно здесь. А «ушла», выходит, с отцом Леоном и другими?

– Вот и выясним! Пошли!

Акиму пытки не нравились. Другое дело – он любил получать сведения быстро и в полной мере, потому и часто прибегал к услугам палачей, не усложняя себе жизнь такими изысками, как предварительное расследование.

Даль же чувствовал, как утолщается, превращается в броню шкура его души. Он ее себе даже представлял иногда – лохматую, заляпанную грязью, толстую. Такую просто так не прошибешь…

А Леку – и это Даль заметил чуть ли не в первый день – в подвале нравилось. Он это никак не показывал, но всегда присутствовал на допросах. Садился так, чтобы все рассмотреть, и глядел без отрыва, как загипнотизированный.

Далю хватило одного взгляда на то, что лежало на полу камеры, и ему чуть не стало плохо. Не стало, потому что, наверное, привыкать начал. А Лек только облизнулся.

Аким крикнул палача. Тот посадил жертву на обычный стул, опрокинул на него ведро воды и велел:

– Спрашивайте!

Вероятно, этого служителя Даль встречал раньше, но узнать его было невозможно. И видно, что оставлять его в живых никто не собирается. Да он, наверное, и сам не ждет… смерть – это тоже избавление от боли.

Он отвечал монотонным тихим голосом. Так, как будто это не имеет никакого к нему отношения. Он рассказывал все. Обстоятельно, короткими рваными предложениями. Все, что знал, и немного больше.

Это место, на котором сейчас монастырь, маги называют Узлом. Оно, как тайная печать, соединяет Землю с иными мирами. Здесь средоточие странных сил. Древние амулеты становятся сильней и сами заряжаются. Здесь не рушатся связи вещей и ближе престол Спасителя. Здесь, и только здесь, должен быть дом Бога на Земле…

– Так это портал? – выкрикивает черный старик. Взгляд его становится диким и радостным.

Нет, это не портал. Возможно, он здесь и образовался бы, но никто из служителей монастыря не ведал, как этого добиться. Да им это и не нужно. Им вообще-то магия не нужна. Зачем магия там, где помогает одна лишь сила веры? Просто – истончена ткань миров. Просто реальности лежат близко одна к другой.

– Но тут может быть портал?

Наверное. Никто не знает.

– Лек! Ты можешь справиться с этой задачей?

– Я мастер Слова. Не думаю… это вопрос классической магии. Но, возможно, есть книги…

Демиан не дослушал:

– Аким! Слышишь меня? Он знает! Он сможет тебе ответить!

Генерал встал, сказал нетерпеливо:

– Приберите здесь!

Лек поспешил выйти следом за командиром. Дальгерт тоже ни на миг не задержался. В голове крутилось: «О ком это? Кто такой «он», который знает? Вот так, на вскидку, взять и рассказать, как открываются порталы в иные миры, это кем же нужно быть?»

На дворе в растерянности огляделся и тут же услышал голос Лека:

– Ну что, идете ко мне? Пойдем, покажу, как там все устроено.

Дальгерт не стал спорить. Мастерские Лека его притягивали давно. Потому что, как бы странно и страшно ни выглядели результаты его трудов, а все же такого раньше никто никогда не делал. Магия – это одна из величайших сил мира, и, похоже, именно сейчас и здесь создается какой-то новый, странный ее вид. Пройдет немного времени, открытия Лека изменят мир. В какую уж сторону – неизвестно, но изменят точно.

Лек открыл первую дверь и широким жестом пригласил своего экскурсанта.

– Это у нас комната, где мы готовим тела. Сейчас здесь пусто – я вношу изменения в процедуру. Но вообще, работаем сразу с несколькими. Это важно, когда работа идет потоком. За этой дверью сидят ювелиры. В нашем деле каждая деталь имеет значение, так что у меня на довольствии три ювелира и три кузнеца. Хочешь посмотреть?

Дальгерт кивнул – в пустой прозекторской было жутко.

Следующая комната была светлой и больше всего походила на классическую мастерскую мастера Слова. Совсем юный подмастерье протирал пыль с полок и приборов.

– Моих солдат выгодней содержать, чем живых. Жалованья они не требуют, кормить их тоже не нужно. В сущности, работа мастеров Слова – усилить системы, заложенные природой, защитить уязвимые части тел, улучшить функционал. Уже сейчас они не устают, способны выполнять простую работу любой тяжести. К сожалению, пока они несообразительны, и с этим вряд ли что можно сделать…

Он посмотрел на Дальгерта – ну как? Впечатляет?

Тот не преминул польстить:

– Я вообще не понимаю, как они у вас так хорошо понимают команды. Они разговаривают?

– О! Я над этим бился несколько лет! Получилось, что одной магией Слова проблему решить невозможно, понадобились знания других магических школ, а, как известно, они плохо совместимы. Но нам удалось получить весьма многообещающие результаты. Кстати, простые солдаты – это, в общем-то, тупиковая ветвь. Я приступаю к созданию более сложных… э… созданий. Уже есть схемы транспортных средств: мертвые ткани, защищенные магией от разложения, намного долговечней аналогов, созданных из металла. Можно как угодно модифицировать форму изделия.

Даль, чтобы не трепать себе нервы, даже не стал это транспортное средство представлять.

– В дальнейшем, – открывая следующую дверь, сказал Лек, – я считаю, мы сможем намного облегчить жизнь людям, ведь исчезнет необходимость в похоронах, все тела уйдут в работу. Тела животных тоже! Сколько бегает бездомных собак, они убивают друг друга, дохнут, а могли бы практически до бесконечности приносить пользу! А здесь, собственно, происходит сборка механических элементов, которые мы потом интегрируем в трупы.

В этой комнате работали. Деловито и быстро собирали элементы костяков, какие-то проволочные сетки, щитки. Лек шел вдоль ряда мастеров-сборщиков. Даль старался не отстать… и неожиданно увидел Ильру.

Она стояла у окна. Бледная, уставшая… невероятно красивая, в косом луче ненадолго выглянувшего солнца.

Лек заметил его интерес, похвастался:

– Это моя девушка, Ильра. Хочешь, познакомлю?

– Мы немного знакомы, – чуть громче, чем следовало, сказал Дальгерт. Ильра вздрогнула, подняла взгляд.

От неожиданности резко отшагнула назад, в тень.

– Мой прекрасный враг, – поприветствовал ее Дальгерт, отвешивая безупречно галантный поклон.

– Лек, что он здесь делает? – звенящим голосом спросила она. – Я не желаю видеть это… ничтожество!

Дальгерт чуть приподнял брови:

– Ну-ну. Кажется, я не сделал вам ничего плохого.

– Уходите! Не хочу вас видеть…

Даль вновь поклонился и с усмешкой отступил назад по проходу. Мастера оторвались от своих дел, принялись оглядываться.

Ну вот она и стала не любить тебя еще больше. А казалось совсем недавно – куда уж больше! Но главное, главное – жива. И, в общем-то, здорова.

Когда вышли из мастерской, Лек, довольно потирающий руки и даже немного зарумянившийся, поинтересовался:

– За что это она вас так?

Даль тяжко вздохнул:

– Вы же помните, я служил Спасителю. А она нас, белых братьев, терпеть не могла. Инквизиторы ее мать сожгли. Это и было-то задолго до моего появления! А она все меня обвиняет.

– Понимаю. Пойдем дальше? Покажу еще одно интересное место. Дело в том, что некоторое время назад я столкнулся с очень важной проблемой. Чтобы получить качественного бессмертного солдата, тело должно быть безупречно свежим. Двухдневные трупы нам уже не подходят. Как решить эту проблему? Содержать пленников в камерах? Но это дорого, кроме того, они болеют, умирают, даже, бывает, убивают друг друга. Решение нашлось на стыке обычной магии целительства и той, которую некоторые называют некромантией. Мы как бы замораживаем тела, останавливаем токи крови и токи магических сил. Они почти перестают дышать и могут в таком состоянии находиться, без преувеличения, веками. Потом, когда нам нужно, мы можем или вернуть человека в его естественное состояние, или же довершить начатое, чтобы в дальнейшем сделать его непобедимым воином армии Схарма.

Просторная комната заставлена деревянными ящиками, словно гробами. Дно каждого ящика устлано войлоком. Но почти все они стояли пока пустыми.

Лек, словно в оправдание, сказал:

– Зелье довольно сложно в приготовлении. Так что пока нет реальной необходимости заполнять это хранилище. Ну что, будете у меня работать?

– Если генерал позволит.

– Ну вот и отлично!

Ильра проводила взглядом Лека и Дальгерта, аккуратно поставила на подоконник деталь, которую все это время безотчетно сжимала в руке. На ладони остался белый след. Вырваться не удастся…

Позавчера она попыталась это сделать. Вышла на двор, а дальше… если бы Лек не заметил и не пошел за ней, дело могло кончиться плохо. Офицеры запретили солдатам бесчинствовать в городе, усилили дисциплину, и они все еще были злы на столь несправедливое решение.

То, что она решила уйти поздно вечером, было ошибкой, двор не был пуст. Солдаты заметили ее, окружили. Предложение весело провести ночь в их компании было самым приличным из прозвучавших, и только появление Лека немного остудило солдат.

Вчера она, наоборот, попыталась выбраться из монастыря утром. Двор был пуст, но ворота оказались заперты, а привратник объяснил, что никто не имеет права покидать территорию без приказа генерала.

Тогда-то она и поняла окончательно – она пленница: и, выходит, виновата в этом сама – сама пошла с Леком, сама позволила себя уговорить…

Правда, пленницей она была почетной. В пределах мастерских она могла заходить в любую комнату. Ей не возбранялось разговаривать с мастерами и подмастерьями. Лек оставался предупредительным и вежливым, правда, всегда искал и находил причину для того, чтобы она еще немного у него погостила.

В городе опасно. Дом сгорел. Что случилось с отцом – неизвестно. Торговля стоит, цены на продукты выросли до небес… как будешь жить, во что одеваться? Скоро зима!

Не единожды она прямо попросила его – отпусти! Но Лек словно не слышал.

И так продолжалось уже несколько дней.

Правда, простуда ушла. Это единственное, что радовало.

…Дальгерт. Что означало его появление в мастерских?

Ответа не было. Ильра быстро покинула комнату, заперлась у себя. Пусть ей не выбраться. Но и в ее маленькую келью без ее ведома тоже никто не войдет! Тюрьма – значит, тюрьма.

* * *

Солнце катилось к закату. На площадке у клумбы в ряд стояли потрепанные самоходные тележки. Два мастера Слова уже их осмотрели и признали годными.

На новое место на этот раз отправлялось все, что в прошлые рейсы не увезли из медицинской части – какие-то записи и инструменты. В этой группе должны были ехать и Геда с ученицей и двое ребят, приболевших во время эвакуации основной части учеников. Одним из этих двоих был Олег – долгое сидение в дождь под елкой не прошло даром. Диана и ее парни молча укладывали в одну из тележек свое имущество. Они пойдут сопровождением и завтра вернутся за последней партией случайно забытого, но жизненно необходимого имущества.

Клим помог Геде увязать мешки на ближней тележке. Дамир, вздыхая, стоял в стороне. То, что все уезжают, а он остается, означало, что Клим затеял для него что-то неприятное.

Караван двинулся.

А через два часа по тропе от ручья поднялся запыхавшийся Олежка.

Клим как раз вышел из корпуса покурить, и потому мальчику не пришлось тратить время на поиски.

Мастер выбросил окурок на клумбу и поспешил навстречу. История повторялась. Больше всего он боялся, что пацан не сможет ничего толком объяснить, но пришлось признаться себе – Олег справился на «отлично».

– Они на нас напали в лесу, могу показать по карте. Если бы не собака, мы бы отбились, наверное. Но Диана приказала отступать наверх. Вещи мы бросили. Те, солдаты, они из книг костер жгут…

Клим его перебил:

– Подожди. Отдышись. Так, хорошо. А теперь скажи, у вас все живы?

Олежка ощутимо вздрогнул, качнул головой.

– Не знаю. То есть, когда я уходил, было трое раненых. Но… – он поднял взгляд на Клима, договорил тяжело: – Кана собака рвала.

Досталось же мальчишке за одну только неделю! Но ведь каким-то чудом переборол себя и держится. Как же не хочется тащить его в горы с собой. А и здесь оставлять… раз схарматы свободно шастают по кольцу, то и старым обманкам и ловушкам особой веры нет. Да и неизвестно, когда еще удастся вернуться. И удастся ли? Может, придется отступать через горы к старым пещерам, в которых когда-то, в самом начале эпохи, и появилась школа Ордена? Нерин сказал – катакомбы. Да, так оно и есть. Тесно, темно, неуютно.

Значит, ему волей-неволей нужно снова преодолеть этот путь.

– Олег, ты сильно устал?

– Не очень. Мы пойдем обратно, так?

– Да. Но сначала все-таки покажи на карте, где примерно вас атаковали. Может, удастся как-то незаметно туда подобраться. Ну, еще возьмем кое-какое снаряжение и моего подмастерья. Ты не против?

– Там собака.

Клим вздохнул и признался:

– Ну что – собака. Один раз я с ней справился, думаю, справлюсь и второй.

– Правда?

Во взгляде мальчика мелькнуло недоверие.

– Столкнул с обрыва механоидом. Она разбилась. Пошли, время не ждет…

Клим вручил Дамиру пистолет и два мотка веревок, а сам вдобавок к привычному короткому мечу взял двуствольное ружье.

Он бы и Олегу что-нибудь подобрал, да жаль, кроме пары слишком тяжелых мечей, ничего не нашлось. Чтобы он не чувствовал себя обделенным, Клим отдал ему моток тонкой веревки. Проинструктировал:

– Дамир идет впереди. Дорогу ты помнишь, но будь внимателен и клювом не щелкай. Я иду замыкающим. Олег, если начнется стрельба, ложишься и ждешь, пока закончится. С тропы не сходить!

Вышли сразу, так что солнце едва успело зайти за деревья. Не разговаривали.

Уже в сумерках, когда до места оставалось совсем немного, Клим велел сойти с тропы и двигаться по склону вверх.

Место недавнего сражения увидели внезапно: просто в какой-то момент деревья расступились и показалась внизу длинная поляна. Через нее шла основная тропа. И была она далеко, так что перевернутые тележки казались не больше спичечной коробки. Там, внизу, горел костер, возле него хозяйничали двое. Неподалеку от огня на дороге лежал пес.

– Сколько их?

– Не знаю. Было не меньше десятка.

Дамир опасно приблизился к краю склона.

Значит, отчего-то они решили достать укрывшихся людей, не пожалели времени. А по тропе не пошли. Почему? Тропу эту за несколько рейсов изрядно натоптали, она должна быть хорошо видна.

– Почему они не пошли по тропе? – спросил он.

Клим, подумав, ответил:

– Их десять, наших девять. У наших, кстати, тоже оружие есть. Думаю, просто решили действовать последовательно. Тропа от них не убежит, направление знают. Да, думаю, так.

– Тогда где остальные схарматы?

– А остальные, по идее, делают примерно то же, что и мы. Ищут способ добраться до добычи, не обломав когтей. Поэтому тихо.

– А мы дальше-то пойдем? – дрогнувшим голосом спросил Олег.

– Вы пока – нет. И я прошу, тихо!

Он растворился в ночи, как привидение. Дамир в тот момент ему остро позавидовал.

Время шло, напряжение постепенно уходило, становилось привычным. Потому выстрел показался им невероятно близким и громким.

Дамир первым рванул туда, куда, по его представлениям, уходил Клим.

Олег жалобно окликнул:

– Куда ты?! Клим же…

Он хотел напомнить – им велели сидеть на месте, но Дамира уже и след простыл.

Мальчик стиснул в руках доверенную веревку и побежал за ним.

Не прошло и пары секунд, как раздался второй выстрел. Уж теперь точно где-то рядом.

Перед тем, как выскочить на поляну у обрыва, Дамир все же притормозил, но это уже не могло помочь. Бесшумно и быстро из-за границы листвы к нему выскочил огромный пес.

Подмастерье зажмурился и выстрелил. Один раз, другой… пес не обратил внимания, прыгнул. Дамир едва успел откатиться.

– В ноги! – Не своим голосом закричал из-за стены листьев Олег.

Но как стрелять собаке в ноги, если нужно уворачиваться от ее пасти? Пасть клацнула челюстями у самого лица. Дамир снова увернулся, пес успел прихватить лишь полу куртки.

Снова выстрел – и снова без результата.

– Назад! – страшно крикнул кто-то над самым ухом.

Пес прыгнул, изготовившись схватить за шею, но его прыжок внезапно прервался. Зверь отлетел в сторону, встал, отряхнул шкуру.

Из кустов на дальней стороне поляны вышли двое. Две тени. Люди? Мертвецы?

Между собакой и Дамиром стоял Клим.

Пауза длилась не больше мига. Потом пес снова бросился, а те двое, что вышли на свет, одновременно обнажили мечи. Клим ждал прыжка, и потому легко ушел в сторону, развернулся, ударил. Меч прошил тварь насквозь, ушел в тело неожиданно легко, по самую рукоятку. Собака завертелась, задергалась, то ли желая выдернуть оружие, то ли это так уходила из нее чудовищная не-жизнь.

Двое двигались к Климу обманчиво ровным шагом.

Клим разрядил в голову пса свою двустволку. Не спасли даже металлические щитки. Пес дернулся и замер. Меч снова оказался в руке разведчика. Вовремя!

Дамир сам не заметил, как оказался под неверной защитой кустов. Рядом Олежка, закусив губу, проделывал какие-то манипуляции с веревкой…

С поляны долетел звон мечей.

Дамиру было страшно туда выглядывать, и он напустился на Олежку:

– Ты с ума сошел? Нашел время…

Тот сглотнул слюну, прошептал:

– Я сделал петлю. Если накинуть на шею и дернуть… но мне сил не хватит.

Когда-то давно Дамиру такой трюк удавался. Он, не дослушав, схватил свернутый в три петли конец и метнулся обратно, туда, где двое мертвяков теснили Клима к обрыву…

Света хватало, чтобы разглядеть все в подробностях. Всю эту маленькую поляну, оба склона, деревья. Пса, у которого все еще изредка подрагивали лапы, и троих схлестнувшихся в молчаливой схватке людей.

– Они мертвые… – разглядел противников Клима Дамир.

Но рука уже раскачивала петлю, а глаз искал удобный момент для броска.

Вдруг впереди, то ли на соседней такой же полянке, то ли ниже, кто-то снова выстрелил.

– Кидай… – шепнул Олег.

Дамир кинул петлю, когда Клим увел меч мертвеца в сторону. Кинул удачно, захватив плечи врага, дернул. Мертвец покачнулся, Клим двумя мощными ударами отсек врагу голову, но видимо, открылся второму, потому что коротко вскрикнул, отступил, оберегая плечо, и ушел в глухую оборону.

– У меня три патрона, – пожаловался Дамир.

– Не надо. Попадешь еще в Клима.

– Да я думаю – если там стреляют, то в кого? В наших?

– Да.

– Вот. А у меня три патрона.

Дамир потянул к себе веревку. Можно было попытаться проделать тот же трюк и со вторым мертвецом. Но веревка застряла на трупе, не хотела соскальзывать.

Клим кружил по поляне, противник теснил его к обрыву.

Что делать? Что еще сделать? Долго это продолжаться не может. Надо его отвлечь. Кинуть что-нибудь…

Дамир окинул взглядом поляну, но она не прибавила ему вдохновения. Увидел сухую березу – от ствола на небольшой высоте отходила ветка. Повис на ней, обломил. Отломал макушку и выскочил на поляну, туда, где уже у самого края пытался устоять Клим.

Размахнулся, ударил своей березиной врага поперек спины.

Олег зажмурился.

Мертвяк развернулся, не останавливая движения, нанес удар по неожиданно возникшей помехе. Дамир начал уклоняться, но куда медленней, чем нужно. Тогда Клим со всей дури толкнул тварь к обрыву. Вниз, без вскрика, они канули оба.

Олежка подскочил к краю – но в кромешной тьме ничего не было видно.

Рядом всхлипывал Дамир. Ему все-таки досталось, пусть и не в полную силу – по руке, которая держала палку. Меч мертвяка рассек мышцы плеча, порез обильно сочился кровью.

Снова грохнул выстрел. Он-то и вернул парню способность соображать.

– Где-то тут, наверное, еще шестеро.

– Клим умер? – настойчиво спросил Олег.

– Не знаю.

– Мы пойдем за ним?

Дамир думал целую минуту.

– Там двое наблюдателей и собака, – наконец сказал он. – Давай сначала посмотрим, – может, получится добраться до наших. Ты помнишь дорогу?

– Нельзя же его так… это он из-за нас…

– Олег… ну пойми ты. Потеряем время и никому не поможем.

Он поднялся, опираясь на свою подрубленную палку. Смотал снятую с обезглавленного трупа веревку. Труп неприятно водил руками, но подняться не пытался. Дамир порадовался, что сейчас темно и подробностей не видно.

– Пойдем, – позвал он. – Куда дальше?

Где-то метров через триста они увидели фонарь. Обычный керосиновый фонарь, закопченный и тусклый, чадил на пне, возле которого сидел, тяжело дыша, человек в темной куртке с капюшоном.

Дамир поежился. Стрелять вот так в ничего не подозревающих людей ему еще не приходилось. Но думал он недолго. Вспомнил Клима. Вспомнил тех, кто сейчас ждет помощи… вскинул пистолет, тщательно прицелился, выстрелил.

Олег рядом громко втянул сквозь зубы воздух, но промолчал.

Человек захрипел, соскользнул на землю, замер. Минуло несколько секунд, в свете фонаря появился еще один. Он настороженно водил стволом по кустам. Дамир снова выстрелил – не столь удачно: пуля задела плечо. Ответ последовал незамедлительно. Олег упал, внезапно вспомнив напутствие Клима. Да, нечего безоружному делать в перестрелке.

Дамир снова прицелился, но враг тоже не был дураком. Отступил в тень, за сосновые стволы.

Дамир замер, ожидая, что враг или выйдет на свет, или еще как-то себя проявит.

Но тот не выдавал себя ни единым звуком. Может, ушел? Или прямо сейчас пытается зайти к ним со спины?

Дамир пошарил в карманах – там у него всегда лежали разные полезные детали для будущих ме́хов. Он подбирал их, где только мог. Впрочем, так делали почти все, кто хоть немного знаком с мастерством Слова. Под руку попалось увесистое колесико. Дамир размахнулся и кинул его в кусты за своей спиной. Колесико коротко прошуршало по веткам и затихло. Никакого ответа.

Парень выдохнул и осторожно двинулся к обрыву, низко наклоняясь к земле.

Увидел под собой костер и двоих схарматов подле него. Нет, троих! Вот он, третий, торопится откуда-то слева. Стрелок? Или это совпадение?

Двое оживились, выслушивая известия, вскочили, подошли ближе к скале.

Наверное, все-таки он.

Дамир вернулся к фонарю, прикусив губу, осмотрел тело. Ну, как осмотрел – перевернул, пощупал пульс, к своей радости, пульса не обнаружил. Он не чувствовал себя в состоянии еще и добивать раненого схармата.

Склон был темен и казался пустым. Но наверняка это единственное место, откуда можно хотя бы теоретически добраться до своих. В ином случае, стрелок выбрал бы более удобную точку.

– Мастер Геда! – окликнул Дамир. – Мастер Диана!

– Кто здесь?

Казалось, Диана говорит из-за соседнего пня. Совсем близко, даже голос повышать не нужно.

– Дамир и Олег. Вы по веревке подняться сможете? Мы, похоже, прямо над вами.

– Двое раненых, один тяжело. – Ответила Геда. – Клим с вами?

– Нет, – отозвался подмастерье. Голос его не слушался. – Мы не знаем, что с ним. Он дрался с мертвяком и упал с обрыва.

– Ясно, – сказала Диана. – Разговоры потом. Давайте вашу веревку.

Подъем отнял час времени и все силы. Олег все это время следил с обрыва за схарматами. Дамир доверил ему свой пистолет с последним патроном.

Но те, видно, решили, что на помощь попавшим в осаду путникам пришло большое подкрепление. Они ушли в тень, но костер не погасили. Их второй мертвый пес так и лежал все это время, охраняя тропу. Возможно, они кого-то ждали. А может, это были мертвецы.

Дамир порывался остаться искать Клима, но Диана выговорила ему, и он всю дорогу до Убежища молчал. Сама мечница с подмастерьем остались маскировать остатки тропы и ставить сторожевые ловушки.

Клим прокладывал дорогу так, чтобы на осыпях потенциальные преследователи легко могли ее потерять. Похоже, эта предосторожность в ближайшее время сыграет очень важную роль.

Они вернулись в Убежище уже засветло.

А еще часа через два откуда-то совсем с другой стороны, из самой чащи, явился неубиваемый Клим.

Доплелся до Геды, упал в кресло:

– Учебное пособие по полевой хирургии заказывали?

И отрубился.

Геда попробовала освободить его от одежды и констатировала, что шуткой здесь и не пахнет. И это при том, что как раз медикаменты и оставшуюся часть оборудования они и отправили последним рейсом. Лежит оно теперь на повороте тропы под скалой. Наверняка там и останется лежать, если схарматы не заинтересуются.

Слава Хедину, хоть бинты остались…

* * *

Лек поймал себя на том, что ему нравится устраивать Ильре неожиданные встречи с его новым помощником. Она сразу как-то оживала, в глазах появлялся гневный блеск, и грудь начинала вздыматься под одеждой чаще.

Дальгерт не скрывал, что эти нечаянные встречи его забавляют, но не больше. Был он не просто наделен способностями к магии Слова – он легко и быстро запоминал азы, и вскоре Лек стал доверять ему все более сложные операции. Трупов он тоже не боялся, скорей относился к мертвым с понятной брезгливостью и этим отличался от многих и многих других его помощников.

Ильра же… она вела себя странно. То хандрила целыми днями и запиралась в комнате, никого не желая видеть. То вдруг начинала вспоминать прошлое. В ее рассказах зримо возвращалось то, что Лек от всей души хотел забыть… и это бесило.

Учиться не отказывалась, но была рассеянна, думала все время о чем-то другом. Иногда, когда Ильра пыталась заниматься в мастерской, Лек заходил в ее комнату, дотрагивался до ее вещей и представлял себе, как однажды придет сюда хозяином. Как будет гладить ее руки и шею, а она будет улыбаться. У нее такая красивая, стройная шея, такая тонкая, гладкая кожа…

Сердце замирало, опьяненное фантазиями, и Лек выскакивал вон, раскрасневшийся и возбужденный. А потом бежал вниз, в его секретную, тайную лабораторию, и работал, работал…

В этот раз снова ничего не получилось. Почему? Он все делал, как надо, и был уверен в этом! Что было не так? Лек посмотрел на располосованное тело на столе, на непослушные механизмы и грязно выругался. Тело умерло во время операции, несмотря на магическую поддержку и частичный стазис.

Усталый и раздраженный, он поднялся в большие мастерские. Работали только трое из десятка мастеров, и он наорал на них, потому что решил, что они отстают от графика. Злость хлестала через край. Ну почему, почему, когда кажется, что победа уже близка, вдруг оказывается, что где-то была допущена ошибка и теперь снова нужно начинать все сначала?

В коридоре увидел Ильру. Она разговаривала о чем-то с одним из помощников. Как-то слишком уж мило она с ним общалась и как-то слишком близко стояла.

Взбешенный Лек подлетел к ним. Ударил собеседника Ильры по лицу. Тот в изумлении отпрянул.

– Иди к себе!

Ильра удивилась:

– Лек! Что происходит?

– Ничего. Ничего особенного!

– Лек, мне больно!

Он обнаружил, что сжимает ее запястье чуть не со всей силы. Принудил себя разжать пальцы.

– Что с тобой? – тихо спросила она.

– Ничего. – Губы были словно деревянные, в душе разливалась горечь. – Извини.

– Я пойду, ладно?

– Нет. Стой. Стой…

Лек легонько коснулся ее щеки.

Ильра застыла изваянием. Не отстранилась, но и не показала, что ей приятно… Лек с досадой убрал руку.

– Ладно. Иди.

– Доброй ночи.

Ушла. Ровно и независимо. Лек улыбнулся – пальцы еще помнили прикосновение, бархатную гладкость ее кожи…

Дальгерт видел, что с Ильрой происходят неприятные перемены. Она еще больше похудела. Часто плакала. Несколько раз порывался спросить, что с ней, и каждый раз душил идею в корне. Единственное, что позволил себе, это перебраться жить поближе. К мастерским. Ну, разумеется, к мастерским…

Впрочем, похоже, неприятности были не только у Ильры. Лек ходил раздраженный, срывался на всех подряд, требовал ускорить темпы. Один раз избил до крови и синяков Таиша, что у него бегал в младших учениках, даже выбил зуб. Дальгерт при этом не присутствовал – слышал рассказы и видел последствия.

Кроме того, расстроенным, не выспавшимся и хмурым выглядел генерал Аким. Его вообще стало редко видно. Часть обязанностей по общению с городскими старейшинами он свалил на самого Дальгерта, часть – на старика Демиана. Делами армии чаще занимались старшие офицеры, чем он.

Демиан тоже редко показывался, но поскольку он так вел себя и раньше, это Даля не сильно беспокоило.

За Дальгертом, казалось, никто специально не присматривал. Он, бывало, свободно выходил в город, и ни разу не приходилось ему отчитываться на тему, где был да что делал. А видел и примечал много. Видел, как город потихоньку оживает. Видел, как с центральной площади вывозили на больших неуклюжих ме́хах, арендованных городской управой у схарматов, обугленные доски и как привозили свежий тес. К людям старался не подходить – много раз слышал, как жители шепчут в его спину проклятия.

Однажды увидел Виля. Старик ждал кого-то на перекрестке. Даль встретился с ним взглядом, и тот медленно опустил веки. Следовало понимать так, что он исполнил просьбу. Теперь бы Кузнец не сплоховал, передал сообщение…

Однажды в монастыре случился маленький переполох: с севера вернулись разведчики. Оттуда никто не ждал никаких неприятностей, а поди ж ты. Потеряли двоих живых и двух бессмертных бойцов, одного пса. Маркус шипел и ругался: его люди, как ни искали, не смогли отыскать след на осыпях. Даже пес не смог.

Часть добычи к тому же эти глупцы сожгли – оправдывались тем, что это были бумаги, исписанные неизвестными каракулями.

Лек с огромной радостью прибрал медицинские инструменты и «усыпленных» лабораторных ме́хов.

Генерал значения стычке не придал. Однако Маркус, один из самых уважаемых разведчиков Правой армии Схарма, как клещ вцепился в принесенный короткий меч. Более того, выждав момент, показал его Демиану, и тот тоже развел бурную деятельность по осмотру всего добытого в городе оружия.

Окольными путями через третьи руки Дальгерт смог узнать причину такого пристального интереса.

А причина была проста. На простом длинном мече из всех украшений было одно клеймо в форме летящего сокола. Клеймо это ставил оружейник Ордена, и то, что схарматы им заинтересовались, было вовсе не хорошо. Но тут уж ничего не поделаешь. Разве что предупредить Убежище, чтобы по возможности пользовались неклейменым оружием.

В ночь после той большой проверки Дальгерту приснился странный сон. Он даже был не уверен, действительно ли это сон.

Вроде он снова в пыточной камере, и снова на дыбе висел тот священник.

На лавках кто-то сидел, но Даль не обращал на них внимания. Он болезненно ждал повторения виденного однажды сюжета…

И тут услышал, как будто из-за спины:

– Жалкое зрелище.

Пришлось обернуться. Вместо схарматов и Лека в чистой части стоял только один человек. Дальгерт не сразу его узнал – никогда не видел без сутаны. Да и выглядел священник намного моложе. Сейчас на нем была кожаная куртка из тех, какие шьют здешние умельцы, удобные штаны из грубой ткани и серая фуфайка с большим вырезом на вороте.

– Мне это часто снится, – развел руками Дальгерт. – Наверное, до старости так будет.

– Странно, что не казнь.

– Казнь я плохо помню.

– Молодец, кстати, хорошо стреляешь.

Священник и не перешагивал через ограду, а каким-то образам оказался рядом с Далем. И это почему-то его совершенно не испугало.

– Знаешь, почему я здесь?

– Нет. Но я нашел ваше письмо. И передал адресату.

– Благодарю. Для меня это было важно…

– Вы разведчик? Вы из Убежища?

– Был когда-то.

Похоже, священнику при жизни редко удавалось поговорить с кем-нибудь по душам, и он приготовился к обстоятельному рассказу. Даля это вполне устраивало. Он тоже в последнее время испытывал острый недостаток в адекватных собеседниках.

– Десять лет тому назад случилось мне работать в Мегаполисе. Это не слишком относится к делу. Замечу лишь, что тогда, не то что сейчас, сбору и обработке информации о потенциальных помощниках слуг Хаоса уделялось не так много внимания. Время было спокойное, все вроде бы жили своими проблемами…

Дальгерт внимательно выслушал историю о том, как молодой разведчик попытался выполнить работу за погибшего наставника, ошибся и был почти убит. Но его подобрали слуги Спасителя, выходили, поставили на ноги.

– Тогда-то я и решил, что вижу свое истинное… предназначение. Спаситель представлялся чем-то большим, теплым, важным. В изначальном понимании слова «отец». Н-да. Но старая-то закалка продолжала брать свое, я не мог полностью перестать думать, сопоставлять информацию. А потом меня отправили сюда. Я был на хорошем счету, и кто-то где-то решил таким вот образом меня наградить за верное служение…

Дальгерт кивнул. По мере рассказа у него копились вопросы. Десятки вопросов, из которых только предстояло определить главные.

– А здесь у меня словно пелена спала с глаз. Все встало на места. Причина, как я думаю, в Узле, в том, как он влияет на людей. Знаешь, больше всего я боялся такого посмертия, какое предлагает Спаситель. Не того, о котором вы втирали прихожанам. Другого. Он ведь приходил ко мне. Уже после. Предлагал повиниться и вернуться к нему. А мне все равно куда, хоть в Нифльхель, только не… ладно, не об этом речь… Я же две с половиной недели искал способ поговорить с тобой… – он усмехнулся, – и видишь, даже удалось. Немного не во плоти, правда.

– Я не верил, что это возможно.

– Да ты и сейчас, я вижу, думаешь, что все это тебе снится.

– Ну…

– Все просто: Спаситель надо мной не властен, я от него отрекся. Другие… знаешь, легенды многих религий говорят, что призрак жертвы может найти своего убийцу, так вот, я проверил – может. Трудновато, но если очень захотеть, то все возможно. Так что эту маленькую отсрочку мы с тобой получили вполне законно. У тебя есть вопросы ко мне. Спрашивай.

Дальгерт хотел первым делом спросить про Серую Луну, но с языка зачем-то сорвалось:

– Как вас зовут? Звали?

Призрак пожал плечами:

– Если тебе так важно… Влад. Но может, ты наши оставшиеся минуты потратишь на какие-нибудь более значимые вопросы?

– Что такое Серая Луна?

– Слуги Спасителя не пользуются магией, им достаточно одного только Божьего благословения… да кому я рассказываю, ты и сам все знаешь. Но они очень не любят, когда кто-то где-то оказывается сильнее. Не Богом данной силой сильнее и не от врожденного таланта, а вот такими приспособлениями, созданными магами иных миров, чтобы упростить себе жизнь. И потому мы искали такие вещи и прятали их, хранили от, скажем так, неправедного использования. Луна была здесь, в алтарной части храма. Ее украл незадолго до штурма один из аколитов и, как я понимаю, унес в город. Может, продать хотел. Это было бы нетрудно сделать: Серая Луна – это камень, вставленный в серебряный кулон.

– Кто украл?

– Его зовут Евхарт, неприятный такой парень.

– Вот оно что… Он ведь был на казни. Стоял в первом ряду.

– Братья толком не знали, что не так с этой подвеской. А я потратил некоторое время и разобрался. Он напитан магией, можно сказать, состоит из нее, но эта магия – серая. Нейтральная. Просто одно из свойств измененной материи. Ею может воспользоваться и мастер Слова, и слуга Хаоса, и некромант, и целитель. И магия переймет свойства той, с которой работает волшебник. Станет продолжением его собственной силы. Понимаешь?

Даль понял. И искренне пожелал брату Евхарту уйти куда-нибудь подальше от схарматов, прихватив с собой ворованную безделушку. Кто-нибудь из своих его потом обязательно найдет…

Кой демон он обратил внимание Демиана на этого сопливого извращенца? Хотя, может, и обойдется. Вряд ли старик всерьез займется исполнением прихоти новоиспеченного подчиненного генерала Акима.

– Мне пора, Дальгерт Эстан. Да и тебе пора просыпаться. Больше не увидимся. Климу привет.

Он развернулся и ушел в черный коридор. Даль рванул следом, но там, конечно, никого уже не было…

Проснулся оттого, что солнечный луч добрался-таки до его лица.

Глава 11

– …что-то решать. Если там кто-то выжил, а там наверняка кто-то выжил, соваться по старой тропе будет опасно.

Диана сидела в изножье кровати и повторяла прописные истины. Клим страдал молча – добросовестная Геда отправила на новое место почти все медикаменты и теперь пыталась лечить пострадавшего в бою героя чистыми бинтами и добрым словом. Впрочем, самую неприятную рану она зашила весьма ловко и безжалостно. Клим каждый раз на перевязках думал, что припомнит ей эти пытки.

– Значит, нужно искать другую дорогу. На самом деле, можно ведь не тоннелем идти, а через перевалы. Если принесете карту, я вам даже покажу, через какие.

– Угу. С двумя лежачими больными через перевалы… – хмыкнула Геда.

– Снимешь швы, и я вполне смогу сойти за ходячего…

– Сейчас, разбежалась. У нас кончаются продукты, и кончатся они намного раньше, чем я смогу тебя выпустить на волю. Грибы, правда, пошли, но в окрестностях Убежища их мало, а в лес я ребят не пускаю. Опасно.

– Все равно придется. И поохотиться придется. Как бы только наши не рванули сюда узнавать, что случилось. С мертвецами трудно бороться, особенно если они нападают неожиданно. Вот сюрприз-то кому-то будет.

– Сходить бы к городу… – задумчиво сказала Диана. – Знаю, опасно. Но нам ведь и не надо в сам город. Нам любой хутор, или выселки, или деревню. Прикупили бы крупы, может. Или…

– Не вздумай!

– Клим, да перестань, – нахмурилась Геда. – Все равно некому идти. Не детей же посылать.

Диана добавила:

– Я бы сходила.

– Если они, вопреки здравому смыслу и всяким магическим иллюзиям, все же придут сюда, нам понадобится каждый боец.

Мечница не спорила, она и сама понимала, что Клим прав.

– Ну, поброжу тогда по горам. Может, зайца подстрелю. Не могу я без дела сидеть. У нас в городе кто-нибудь остался? Может, он…

– В городе только Даль. Сидит у схарматов. Насколько понимаю, в город его выпускают, но вряд ли выпустят из города. Кузнец же даже пальцем не шевельнет сейчас – у него семеро по лавкам, половина дома сгорела, сам хромой. Да еще патрули что ни день шастают. Окраина же. Ладно, барышни. Поболтали и… давайте делом займемся.

– Я в лес, – сказала Диана. – Вернусь к вечеру, не теряйте.

Клим прикрыл глаза в знак того, что умывает руки и что «он предупреждал».

Геда, печально хмыкнув, отправилась грести по сусекам и искать, чем же таким сегодня накормить их потрепанную компанию.

– Ты куда это с топором?

Дамира никто не просил приглядывать за младшими, это как-то само получилось. Да, Клим даже в таком плачевном состоянии каждый раз измышлял ему задания, но выполнял он их далеко не в полную силу. Ему было тревожно – он чутко ловил разговоры старших, пытался найти свое, единственно правильное место и не находил. Работа с архивными документами, которую навязал Дамиру наставник, казалась чудовищно ненужной и неуместной. Потому он часто отвлекался, бросал все, выходил на улицу. Убеждал себя, что приглядывать за двумя школярами – это тоже работа.

Олега он считал чем-то вроде своего подопечного – не зря же они вместе недавно участвовали в ночной спасательной экспедиции. Мальчик казался ему молчаливым и угрюмым. С ним трудно было найти общую тему для разговора, и потому доглядывать за ним парню нравилось особенно.

Вот и в этот раз.

Олежка остановился, удивленно посмотрел на старшего товарища, ответил:

– Мне разрешили взять топор.

– Зачем?

– Хочу сделать кол.

Какой еще кол? Дамир спустился на террасу:

– Для чего?

– Против пса. Если мертвая собака снова нападет, то я подумал, ее лучше всего колом. В пасть или в бок.

– Сюда никакая собака не доберется. Не бойся.

Мальчик угрюмо кивнул, но видно было – от своей идеи не отказался.

– А где ты собрался рубить? – попытался зайти с другой стороны Дамир.

– Осины везде полно, ее не жалко. Я прочитал, что от мертвецов надо из осины.

– Сказки ведь!

– Да что такого? Я никому не мешаю…

– Ну иди.

Дамир проводил мальчика взглядом. Он видел, что опять ни на шаг не приблизился к пониманию его характера. Нужно было возвращаться к ненавистным бумажкам, а он все медлил, медлил…

Диана не вернулась ни к вечеру, ни под утро. Все понимали, что это может значить, но вслух не говорили. Молчаливое ожидание действовало на нервы.

Весь следующий день собирали грибы в окрестных буераках. Даже не собирали, а выискивали. Эти полудохлые червивые сыроежки еще и прятались так, будто знали о своей судьбе…

А вечером все по уже сложившейся традиции набились в комнату к Климу. Все, кроме мастера Слова, который чувствовал себя намного хуже, чем разведчик, и за которого Геда волновалась всерьез. Трое подмастерьев, два младших ученика, Геда, Клим. Совсем не та компания, с которой можно пытаться уйти в новое Убежище по горам. И все это понимали.

Подмастерья Дианы, правда, храбрились, повторяя, что окрестные горы они знают лучше чем свои пять пальцев и дорогу в любом случае найдут. Но Клим взял с них слово, что они не покинут территорию, пока есть хоть слабая надежда дождаться помощи… или хотя бы возвращения Дианы. Геда не стала ничего говорить при учениках, но положение с продуктами было аховое. Еще немного – и есть будет нечего… никакие грибы не помогут.

Она разливала по кружкам травяной чай – хоть с этим подножным добром не было никаких проблем.

– Может, правда попытаться добраться до ближайшей деревни? Парни бы справились, – тихо сказала она, чтобы разрядить нависшее молчание.

– Уйдут, и кто здесь останется? Два калеки, дети и… и ты. А в одиночку идти нет смысла. Да и вообще, плохая идея. Схарматы наверняка обчистили все окрестности – армия у Акима большая даже помимо мертвяков. Я сомневаюсь, что даже наши давние поставщики согласятся что-то продать. А уж подмастерьям, мальчишкам, которых никогда раньше не видели…

– Но надо же что-то делать? – тихонько спросил Дамир.

– Геда, сними повязки, я сам схожу.

– Не может быть и речи. Ты нам живой нужен. А в город сходить – это совсем не вариант?

– Мы просто тянем время, – с досадой сказал один из Дианиных парней. – Рано или поздно идти придется…

Все эти разговоры повторялись из раза в раз, из вечера в вечер. И сегодня ничего нового не прозвучало.

Разве что Олег спросил:

– А Дальгерт?

– Что «Дальгерт»? – раздраженно ответил ему Клим. – Дальгерт сидит в монастыре, считай, в плену у схарматов. Что он может сделать? Прошло несколько дней, мы даже приблизительно не знаем, что там происходит.

И, пожалуй, только Дамир мельком подумал, что как-то слишком быстро Олег ушел. Но не придал значения. Ну, расстроился человек, решил побыть один, с кем не бывает?

Хватились его уже в сумерках.

А когда стало ясно, что его нет нигде в Убежище, и вовсе наступила тьма.

Клим, услышав новости, только сказал:

– Если своей головы нет, чужую не приставишь.

Нарочито равнодушным, сухим тоном. Словно судьба мальчика его совершенно не волновала.

Ту ночь все так и просидели в его комнате. Так что даже пострадать в одиночестве не удалось.

Снова набежали тучи, принесли дождь и холодный ветер. Это было напоминание: скоро сентябрь. В косах берез поселилась седина, люди кутались в теплые вещи и старались пореже выходить под дождь.

Дальгерту такая погода нравилась. Можно, не мозоля никому глаза, постоять на открытой галерее, подумать. В мастерские идти не хотелось – там витийствовал Лек. Что-то у него опять шло не так, и он винил в этом всех, кто попадался на глаза.

Светились многие окна: в такую пасмурную погоду в кельях темно. Мок двор, у разрушенных ворот скопилась большая грязная лужа. Даль поморщился от промозглого холода и решил, что с него хватит, надо идти к огню. И надо уже позаботиться о теплых вещах на зиму. Пожалуй, этим можно заняться прямо сегодня.

Он спустился с галереи, миновал трапезный зал, легко ответив на приветствие дежурного солдата. Над входом кто-то уже намалевал углем Глаз Схарма.

Поднялся к мастерским, послушал, не орет ли где-нибудь Лек. В мастерских деловито переговаривались мастера, никаких следов лишнего шума.

С Леком Дальгерт столкнулся на лестнице.

Глаза мастера лихорадочно блестели, на щеках горел яркий румянец, одежда казалась растрепанной. Лек всегда очень заботился о своем внешнем виде, и Даль мимолетно подумал – с Ильрой повздорил, что ли?

Все в мастерских знали, что дела у Лека на личном фронте идут неважно. Насколько неважно, Даль не расспрашивал. Не хватало еще собирать сплетни об Ильре. Жива, здорова, уже хорошо. А что выбрала этого…

Это ее дело. Разумеется, только ее… ты-то сам сделал все, чтобы она не выбрала тебя.

И правильно сделал. Помнишь, чем для нее в прошлый раз кончился просто намек на то, что она может тебе нравиться?

Лек проскочил мимо, едва заметив идущего навстречу помощника. Дальгерт проводил его взглядом и поплелся на жилой этаж.

Дверь комнаты Ильры была распахнута настежь. Стул перевернут, на полу разбитая кружка. Даль, ругая себя и повторяя: «Это не твое дело!» – заглянул внутрь. В окно глядело хмурое небо, на подоконник из-за неплотно прикрытой рамы натекла лужа.

– Эй, – позвал Дальгерт, хотя уже видел, что комната пуста.

По дороге ему встретился только Лек, значит, с жилого этажа Ильра не уходила.

Дальгерт, продолжая себя уговаривать, что делает глупость, что люди часто ссорятся и ничего в этом нет такого страшного, прошел коридор до конца, до лестницы, ведущей в квадратную угловую башенку. Башенка эта – не более чем удобный выход на крышу левого крыла. Пустая коробка с двумя окнами, даже не застекленными.

Дверь на крышу оказалась распахнута, в нее косыми струями залетал дождь. Тучи ползли низко, прижимались к горным склонам, окунали их в туман…

Дальгерт огляделся и тут же увидел Ильру. Она стояла на краю огораживающего крышу парапета. Смотрела ровно туда же, в затянутую туманом даль за рекой.

Постояла немножко, переступила за парапет и теперь была уже снаружи, видимо, нашла какой-то приступок, на который можно поставить ноги. Руки лежали на оградке.

Впоследствии Дальгерт так и не смог вспомнить, каким образом умудрился преодолеть полных двадцать метров до того места, где она стояла. Как ухитрился перегнуться через парапет и поймать за пояс платья уже срывающуюся вниз девушку. И самой главной загадкой было, как он умудрился ее удержать и даже через какие-то секунды вытянуть на свою сторону парапета.

Ильра вырывалась неумело, но яростно. Ей удалось разбить Дальгерту нижнюю губу и прокусить кожу на плече. Ничего не оставалось, как прижать ее к себе и постараться оттащить подальше от края крыши.

– Пусти!

– Тсс! Тише!

Дальгерт отпустил ее, только когда добрался до сомнительного укрытия башенки. Сырое это, промозглое помещение, тем не менее, защищало от дождя.

Ильра успела вымокнуть, волосы свисали мокрыми сосульками вдоль щек, как тогда, в день, когда она разбудила древнюю магию Тарна… в день, когда он ее чуть было не потерял в первый раз.

Что же такого сказал… или сделал Лек, что она потеряла голову и побежала прыгать с крыши? Через столько дней, проведенных вместе. Они же и раньше ссорились, об этом знала вся мастерская. Или дело вовсе не в Леке? Тогда в чем?

– Ильра, что случилось? Что он сделал?

Подняла взгляд. Огромные, широко распахнутые глаза без тени страха. Дальгерту очень не понравился этот отчаянный, безнадежный взгляд.

Он мог бы, пожалуй, многое ей сказать. И что смерть – штука необратимая. И что все можно исправить, кроме, опять же, смерти. И что живой человек может бороться, а мертвый – только гнить в могиле. И что «подумай! Неужели у тебя уж совсем нет ничего, ради чего стоит жить?»… многое мог бы сказать. Но дыхание перехватило, и получилось только попросить, даже не надеясь на ответ:

– Пожалуйста…

Она ответила. Глубоко вдохнула, сказала деловито:

– Зря вы меня остановили. Если бы я умерла, всем стало бы легче.

Потом подумала и пояснила:

– Он хотел, чтобы я стала его любовницей. А я не могу.

Дальгерта словно мешком по голове ударили. Он даже взгляд отвел, чтобы она не догадалась, какой эффект произвели ее слова. Он-то думал, она давно уже с Леком. Почему он так решил? Как вообще в голову могло прийти?

Голос стал жалобным, словно она уговаривает саму себя:

– Я не могу, мне все кажется, что от него пахнет трупами. Он даже смотрит на меня, как на очень удачный будущий труп.

– А что же… раньше он не звал… не предлагал… – Даль сам поразился, насколько изменился его голос.

Она покачала головой.

– Так вы из-за этого…

– Он сказал, – Ильра отвернулась, – что у меня все равно нет выбора. Что он может со мной сделать все, что захочет. И что мне некуда пойти. Он сказал, что я такая же, как вы. Я предала свой народ, так же, как это сделали вы, чтобы спасти свою жизнь, и теперь там, в городе, нет никого, у кого я могла бы попросить помощи. Он ведь был прав. Я действительно…

Она отошла к широкому окошку, подняла лицо к небу. Холодный дождь принялся прилежно смывать подобравшиеся слезы. Не оборачиваясь, она резко договорила: – Он сказал, что если я откажусь, он убьет отца.

– Он не сможет, – ответил Дальгерт.

Ильра замерла, закаменела тоненькая спина, облепленная бесформенными складками намокшей одежды.

– Вы что-то знаете. – Не вопрос, утверждение.

– Да.

– Он уже умер, так? Не молчите! Мой отец уже умер?

Дальгерт растерялся:

– Да с чего вы взяли? Лек солгал вам, что может убить Виля. Это не в его власти. Виль жив, я на днях его видел в городе. Кажется, он даже собрался отстраивать гостиницу.

Ильра обернулась, прикрыла рот ладонью:

– Тогда зачем… – прошептала сквозь пальцы.

– Чтобы вы остались с ним. Чтобы вам не захотелось никуда от него уходить. И ему нравится, когда плохо тем, кто рядом. Тот еще урод…

– А вы меня вытащили.

– Чтобы вы жили.

– Зачем? Вам это зачем?

– Не знаю. Но ведь теперь у вас нет резона прыгать с крыши?

– Я вам не верю. Вы могли соврать только для того, чтобы я… не прыгала.

– Мог бы, если бы догадался и если бы было время подумать. Виль живет на Втором Каменном Спуске, дом номер шесть. Там прямо на стене написана цифра. Нужно подняться на второй этаж.

– Так вы знали…

Дальгерт с явной неохотой ответил:

– Я был уверен, что вы тоже знаете.

– Вы думали, что я его любовница. Лека.

– Он так сказал.

– Вы так думали и все равно стали меня вытаскивать.

Дальгерт усмехнулся. Словно огромный камень упал с души. А Даль и не знал, что этот камень вообще был…

– Вы сейчас можете совершенно спокойно уйти отсюда и никогда больше не возвращаться. Забыть, как страшный сон. Только постарайтесь пока поменьше появляться на улице. Лек, конечно, сам не рискнет вас преследовать, но может кого-нибудь послать. Боюсь, что в третий раз меня может не оказаться рядом.

– В третий?

– Во второй. Я оговорился.

Она кивнула. Подошла на два шага, оказалась рядом. Потребовала:

– Посмотрите мне в глаза!

Даль приподнял брови и выполнил просьбу.

Изучающий, словно ищущий какие-то невидимые ответы, этот взгляд был намного лучше, чем тот, которым она его приветствовала в самом начале разговора.

Улыбнулся: поверила.

– Вы лучше, чем хотите казаться.

– Еще не хватало. Ильра Зэран, я вам не друг. Пусть это так и останется. Я вас очень прошу.

– Смеетесь.

– Ну конечно, смеюсь. Боги, какое счастье, что вы убираетесь отсюда! Хоть одной проблемой меньше.

– Все равно, благодарю.

– Потом поблагодарите. Рекомендую вам побыстрей собраться и покинуть эти гостеприимные стены, пока Лек занят в лаборатории. Если вы не хотите, конечно, столкнуться с ним еще раз.

– Я пробовала уйти, но меня не выпустили. Они никого не пускают.

– Я провожу. Собирайтесь.

Она снова кивнула. Легко открыла дверь, ушла. Дальгерт остался на крыше один.

Стоял минут пять, вглядываясь в серую влажную хмарь. Радость быстро угасла, осталось равнодушие и ощущение полнейшей безысходности. Хоть самому вставай на парапет и сигай вниз.

Дальгерт зло улыбнулся – не дождетесь! Ему еще есть чем заняться по эту сторону реальности. Есть ради чего жить.

* * *

Диана вернулась только под вечер третьего дня. И даже Клим не стал язвить по поводу ее небольшой прогулки за дичью – пришла она не одна, а с одним из мастеров-следопытов Ордена. Следопытов отправил Нерин, узнать, куда запропастилась последняя группа из Убежища. В одной из долин группа наткнулась на свежие следы, один из группы ушел проверить, кто это ходит в непосредственной близости от тоннеля. Вышел на патруль схарматов и поспешил вернуться.

Однако его товарищи уже покинули долину и неизвестно, то ли отступили назад, то ли ушли к Убежищу, то ли и вовсе попали в плен.

Следов борьбы на месте их стоянки не было, это обнадеживало. Следопыт прикинул, что ближе будет идти к Убежищу. Вскоре понял, что ошибся. Видимо, слуги Схарма всерьез занялись изучением подступов к городу. Он несколько раз натыкался на патрули, успел во всей красе рассмотреть оживших мертвецов, и людей и собак, едва не погиб, когда под его ногами внезапно начался обвал, но отделался сломанной ногой.

И, тем не менее, смог незамеченным сделать довольно большой отрезок пути. Когда он встретился с Дианой, двигаться мог уже с большим трудом.

Так их в Убежище снова стало девять.

Клим вкратце рассказал о событиях последних дней. Теперь за обоими путями – и горной тропой, и отрезком старой асфальтовой дороги – днем непрерывно присматривали. Ночью вступали в силу многослойные магические защиты, но днем, и это было сделано нарочно, эти защиты или вовсе не работали, или были максимально слабы. Иначе в Убежище не смогли бы найти дорогу даже свои…

Причем поодиночке не рекомендовалось отходить даже в кустики поуединяться, не то что по грибы или на охоту. Диана, кстати, принесла-таки двух зайцев. Чем всех слегка подбодрила.

Однажды утром к Климу в комнату пришел Дамир. Сказал:

– Я считаю, это было бесчеловечно – оставить мальчика без всякой помощи. Он там один погибнет. Я мог бы…

Клим его перебил:

– Героически сдохнуть рядом?

– Я мог бы его догнать по свежим следам. И вернуть.

Клим несколько секунд смотрел на своего подмастерья, словно не узнавая. Тот не понял этого взгляда, добавил:

– Олег поступил глупо, но устраивать воспитательные эксперименты, когда на кону жизнь… даже от вас я такого не ждал.

– Воспитательные эксперименты… – с какой-то даже нежностью сказал Клим, – прекрасно. Послушай сам себя! Ты бы остановил! Ты обожравшегося хомячка остановить не в состоянии, не то что…

– Ну не я. Кто-то еще. Вообще нужно было вдвоем идти.

Клим нахмурился.

– Так, дружок. Иди-ка ты, займись делом, с которым можешь справиться. Возьми у Геды бумагу и нарисуй мне анализ ситуации. Так, как ты ее видишь. И, ради собственного здоровья, пиши разборчивей…

Дамир ушел, пламенея ушами. Клим остался бессильно бранить свою нелегкую долю – его бы воля, он бы сам догнал Олега. И мало бы ему не показалось…

Клим даже близко не мог представить, что могло толкнуть мальчика на столь безрассудный поступок. Скорей поверил бы, что это кто-то из Дианиных подмастерьев не выдержит долгого ожидания и жизни впроголодь и отправится совершать подвиг.

Но потом вспомнил последний разговор, и мозаика, кажется, сложилась.

Он спросил про Дальгерта. А Даль для него – не просто какой-то чужой человек… об этом стоило вспомнить, прежде чем высказываться насчет плена и других возможных неприятностей…

К сожалению, проверить эти догадки у него возможности не было.

А Олег тем временем почти без приключений миновал и Чертово Седло, и перевал у Кулешки и вышел на пастушью тропу. Это самая короткая дорога к городским окраинам. В тот день шел непрерывный холодный дождь, но мальчик считал, что такая погода ему только на руку – меньше шансов встретить патруль схарматов.

Неприятности начались, когда он уже думал – все. Самая сложная часть пути пройдена.

Улица была пуста, дома стояли обугленные и пустые, казалось, тут уже много недель не было ни одного человека. И мальчик расслабился. Перестал прятаться, перестал выбирать самые укромные и тайные пути.

Завернув за очередной поворот, он наткнулся на патруль.

Молодой схармат, скучавший под навесом чудом уцелевшей крыши, заметил его издали, спрятался и, выбрав удачный момент, ловко ухватил за воротник.

* * *

Лек стоял посреди мастерской и рвал в мелкие клочки белую тряпку – не то косынку, не то наволочку. Губы его непрерывно шевелились, кожа была серой. Помощники, которые не успели под благовидным предлогом смыться, сидели тише мыши и наблюдали последствия молчаливой истерики старшего мастера.

Дальгерт, кажется, был первым, кто осмелился спросить у Лека, что случилось.

Он окинул помощника бешеным взглядом, домучил-таки свой платок и сказал:

– Пошли! А вы все – работайте! Генерал недоволен – мы отстали от графика.

То, что отстали исключительно по вине самого Лека, который больше времени проводит у себя в лаборатории, чем в мастерских, его совершенно не беспокоило.

Дальгерт, стараясь удержать на лице сочувствующее выражение, шел за мастером. Остановились они у двери в комнату, отведенную Ильре.

Лек с силой ударил кулаком по косяку. Посмотрел Дальгерту в лицо мятущимися блестящими глазами. Тихо сказал:

– Я же все для нее делал. Я готов был отдать ей все, что у меня есть…

– Поссорились?

– Что? Нет… – он хмуро улыбнулся. – О, нет, мы не ссорились. Я же ее люблю. Она всегда знала, что я люблю ее. Для меня было наградой видеть ее каждый день. Дотрагиваться до ее кожи, видеть улыбку. Я… может быть… уделял ей мало времени. Но мне нужно было работать, ведь я стараюсь только ради нее одной. Я хочу, чтобы она жила вечно, чтобы всегда была такой же юной и прекрасной, чтобы ей не грозили никакие болезни, чтобы не было страшно никакое оружие… Она не могла меня бросить. Нет-нет! Она меня не бросит никогда…

Даль смотрел на Лека и видел перед собой сумасшедшего, полностью погруженного в свои фантазии. Почему раньше он не замечал этого? Почему считал, что лихорадочный блеск в его глазах появляется лишь тогда, когда он создает новое чудовище?

Оставалось надеяться, что Ильра никогда больше не попадет в его поле зрения и у него никогда не будет возможности воплотить эти фантазии наяву.

– Может, вернется? – все же кинул он с должным сочувствием.

– Не знаю… мне кажется, есть кто-то, кто нашептывает ей про меня всякие мерзости. В последнее время она стала такой… странной. Недоверчивой. Но я все исправлю. Я ее найду. А вы мне поможете. Поможете ведь?

– Ну конечно. Я помогу.

Нельзя спорить с сумасшедшими. Но произнести это было очень трудно.

– Хорошо. Я надеялся, что вы не откажетесь. Дальгерт, я должен вас попросить об одолжении… у меня есть тайна. Тайная работа, о которой никто, кроме нас двоих, не должен знать. Это дело всей моей жизни, и я надеюсь в ближайшее время завершить труды. Но у меня не получается! Не выходит! Я не вижу ошибки, я все делаю правильно, но результат! Результат не оправдывает ожиданий. Другой кто-то махнул бы рукой. Кто-то сказал бы, что я напрасно извожу самый лучший материал… если генерал узнает, он будет в гневе. Но я не из таких. Я не остановлюсь! И я сделаю ей этот подарок. Нам с ней… схарматы – жалкие дилетанты! Они не знают, что такое настоящая сила и настоящая власть! А я знаю. Сила и власть на самом деле ничто по сравнению с бессмертием. Тот, кто властен жить вечно, сможет получить все, что пожелает. Рано или поздно, тем или иным способом, но добьется. Я хорошо знаю, о чем говорю. Я слишком давно иду к этой цели. Пойдем! Пойдем, я покажу…

«Надо», – сказал себе Дальгерт. Надо согласиться. Эта тайна может стоить очень дорого. В любом случае, это тот поводок, который однажды остановит Лека. Опять же, это способ узнать побольше о дальнейших планах схарматов.

Однако спуститься в секретную лабораторию Лека они не успели – прибежал запыхавшийся дежурный и сказал, что их ждут в допросной.

– Притащили пацаненка с окраин, – пояснил он. – Говорит, что местный. Но, наверное, врет. Одет странно, обувь у него не то что у местных, крепкая. Говорит странно.

Пришлось отложить визит в подвал. И, как вскоре оказалось, – не зря.

Генерал Аким считал, а Демиан его в этом поддерживал, что вид пыточных инструментов как нельзя более способствует откровенности подозреваемого, потому большая часть допросов происходила там же, где проводились пытки.

На этот раз никого пытать не собирались. Да и подозреваемый был не подозреваемый, а так – пойманный на окраине малец. Последствие перестраховки дежурного патруля. Уж как мальчику удалось обойти все ловушки и заставы – только Богам известно, но как-то удалось. Только нельзя сказать достоверно, явился ли он с одной из глухих нищих окраин, до которых еще не добрался ни один схармат, или вовсе пришел откуда-то из лесу…

Дальгерт вошел в камеру. Ему хватило одного взгляда, чтобы узнать в угрюмом оборванце мальчишку, которого он когда-то сам привел в Убежище. Мальчика звали Олег. Только-только перебравшись жить в город, Даль подобрал его, нищего и голодного, у стен монастыря. Мальчик умирал от воспаления легких.

Позже оказалось, что у Олега есть способности к магии, и Дальгерт отвел его в Горное Убежище, надеясь, что там он найдет свой новый дом.

Даль узнал Олега, но хуже было то, что и Олег его узнал.

И если на лице Дальгерта не отразилось никаких чувств, то мальчишка распахнул глаза и, прикусив губу, принялся разглядывать знаки на его куртке. Конечно, он успел хорошо узнать, что такое Глаз Схарма.

– Предатель… – прошептал мальчик и отступил на шаг.

«Этого не хватало», – успел подумать Даль.

Демиан хищно сощурился:

– Знаешь его? Он тебя, похоже, знает.

– Видел раньше.

Олег в ужасе уставился на Дальгерта. Легко было представить, какие мысли крутятся в голове мальчишки. «Неужели Даль предал Орден? Неужели сейчас выдаст и меня?»

– Жил на окраине. В монастырь по воскресеньям бегал, на молебны. Местная голытьба у монастырских ворот повадилась милостыньку просить, вот он как раз из таких.

Даль подошел ближе, вглядываясь.

Так… били, но не сильно. Видимо, больше пугали, чем били. Что он им успел сказать? Да что он вообще здесь делает? Или… был не один? Да нет, глупости. Кто из мастеров, да и зачем, потянет в захваченный город мальчишку?

– Зовут Олег.

– Дальше!

– Род не назову, он не от корней Тарна.

– Говорит, раньше жил на северных выселках… – сунулся молоденький офицер с Глазом Схарма на налобной повязке.

– Которые погорели? Вполне возможно.

Олег только хлопал ресницами, переводя взгляд с одного на другого.

Даль рассказывал чистую правду – когда-то он Олежку именно на паперти и приметил. Оставалось надеяться, что Олег схарматам тоже не сильно врал.

– Где вы его подобрали? – спросил Демиан у офицера, приведшего мальчика.

– Так на пожарище. Шел в сторону города.

– Может, ты нам прояснишь, – задумчиво спросил старик, – как он там мог оказаться?

– Как-как… думаю, что об этом нужно спрашивать не у меня и не у него, а у тех кретинов, которые караулят дороги. Как он шел?

Офицер пожал плечами:

– Да просто шел. По центру улицы.

Даль перевел укоризненный взгляд на Демиана:

– Ну? Надо давать вздрючку этим остолопам… мимо них армия пройдет – не увидят…

Демиан перевел взгляд на мальчика.

– Твой черед отвечать. Учти – соврешь, я сразу замечу. Где и при каких обстоятельствах ты встречался с этим человеком? – он кивнул на Дальгерта.

– А что такого… – пробормотал тот, потупившись. – Все если деньги просят.

И добавил дрожащим голосом:

– Боженька милостив…

«Переигрывает, – мысленно охнул Дальгерт. – Ох, заметит старик!»

Но тот продолжал допрос как ни в чем не бывало.

И видно было – ответы Демиану не нравятся.

– Значит, ты пошел сюда, чтобы…

– Да не шел я к вам, – прошипел он. – Я дом искал…

– Какой дом? – удивился Демиан.

– Где жили… зима скоро. Все болеют… я подумал, может, после пожара что осталось…

– Спорим, он собирался не только на своих углях пошарить, а и на соседских? – хохотнул генерал Аким.

– И ты хотел найти что-нибудь ценное… для вас. Так? Что бы ты стал делать дальше?

– Если одежду, то забрал бы. А остальное бы продал. У нас еды мало.

При этом он почему-то поглядел на Даля.

– А сейчас где живете? – хмыкнул старик.

Олег очень умело изобразил смущение.

– Нигде. Бродяжим мы.

– Дальгерт, тебе есть что про него еще сказать?

– Да что я, следил за ними? Диаконы велели с крыльца гонять, так они устраивались вдоль стены. Если интересно, могу показать где.

Видимо, показания совпали. Но если всерьез тряхнуть окраины, то через какое-то время будет ясно, что мальчишку там не видели уже пару лет.

– Я бы его еще придержал… надо проверить его слова. Наши патрули на севере опять кого-то подстрелили. И опять это клеймо на оружии…

– И у этого? – заинтересовался Даль.

– У этого – новые штаны. И обувь. В такой удобно по горам ходить, и стоит она недешево. Если бы вправду голодал, продал бы башмаки, неделю бы было что жрать…

Дальгерт подумал, предложил:

– Может, в подвал пока?

Лек облизал губы:

– С вашего позволения… он может мне понадобиться…

Демиан хмыкнул:

– Забирай. Мне не жалко.

Лек запер мальчишку в подвале своей мастерской.

Демиан уверился, что мальчик врал. Врал складно, правдоподобно… и все же недостаточно убедительно. Во всяком случае, для него, Демиана, советника генерала Акима. Других-то ему удалось убедить.

А Дальгерт подыгрывал… словно нарочно давал подсказки. И они совершенно точно были знакомы ранее. Имя совпало, совпали какие-то мелкие детали. Может, конечно, все, что они рассказали, правда. Но почему мальчишка так остро отреагировал на появление бывшего инквизитора? Так истово верует во Спасителя? Нет, не клеится что-то в этой истории. Да и сам Эстан. Зачем он кидал мальчику эти фразы-подсказки? Неужели ему было дело до, как он сам сказал, оборванца с паперти? За неполный месяц Дальгерт Эстан показал себя человеком расчетливым, во всем ищущим свою выгоду.

Правда, раньше эта выгода была очевидной – спасение жизни, сохранение статуса… может быть, стремление набрать вес в городском сообществе.

Он и теперь на рожон не лезет, лишнего не просит и вроде бы весь на виду. Но что, если вдуматься, он сейчас имеет за свою помощь? Кстати, помощь эту трудно переоценить. Город так и не взбунтовался, удалось наладить обеспечение армии продуктами и другими необходимыми вещами, но в чем выгода? Что ему нужно в армии Схарма? Он не присягал генералу, не присягал священному для каждого схармата знамени, так что трудно предположить, что им двигают подданнические чувства.

Значит, должно быть что-то другое.

А раз мальчишка этот может быть связан с теми непонятными горцами, которые, кстати, в состоянии убивать «бессмертных» Лековых тварей… а Дальгерт связан с мальчишкой…

Стоп, сказал он себе. Перед тем, как начать действовать, нужно все тщательно проверить. Именно в тщательной проверке любой, даже самой надежной информации, кроется залог успеха. И за это время нужно постараться Дальгерта не спугнуть.

Глава 12

Ильра смотрела на родной город, словно через искажающее стекло. Все казалось обычным, привычным, таким, как раньше. И при этом было необратимо другим.

Улицы стали еще уже и грязнее. Дома, которые и раньше не поражали прямыми и строгими формами, казались вовсе сараями, особенно те, что на окраинах. Много нищих – после пожаров десятки людей лишились жилья. На торговой площади лишь несколько лавочников разложили товар, большая часть рядов пустует.

Ильра не торопилась пойти по тому адресу, что дал ей Дальгерт. Не хотелось почему-то. И так уже поймала себя на том, что постоянно возвращается мыслями к их разговору на крыше. Все так странно сложилось…

И то, как он ее тащил от опасности, молча и зло. И то, как потом пытался успокоить – притиснув к себе и приговаривая: «Тихо, тихо!» Какие-то мгновения это длилось, а вспоминается почему-то постоянно.

Чтобы разобраться с собой, она почти весь вечер бродила по городу подальше от монастырских стен, благо дождь почти совсем перестал. И только в час, когда жители начали зажигать свечи, медленно побрела по адресу, который назвал Дальгерт.

Виля она встретила за полквартала от дома. Он ее не замечал, шел себе потихоньку мимо зеленной лавки, смотрел под ноги.

Совсем не такой высокий и сильный, уже немного сутулый. И прихрамывает. А раньше не хромал…

Она обогнала его и встала на пути – чтоб уж узнать все разом. Что он о ней думает, как встретит, что скажет…

Слова Лека о ее предательстве все еще не давали покоя. Она ведь и на самом деле пошла с ним, слугой Схарма. Жила в захваченном схарматами монастыре…

– Дочка… – выдохнул Виль, мгновенно ее узнав. – Девочка моя…

Квартира, в которой он теперь жил, была маленькой и уютной. Всего одна комната, кухня и уборная. Из окошка видна старая береза и изгиб улицы. По улице течет поток блестящей грязи.

Виль ни о чем не спрашивал. Молча нашел для нее сухую и чистую одежду, молча приготовил нехитрый ужин.

Потом долго рассказывал сам. О том, как они перегораживали улицы и пытались отстоять площадь. И потом, когда были вынуждены отступить в гостиницу. О том, как враг прокатился по площади, имея на острие атаки огромные механические машины, и двинулся к монастырю, оставив за собой огонь и трупы. О днях в схарматском плену не сказал ни слова – кроме того, что они были. Взгляд его настойчиво спрашивал – а ты?

Ильра обняла отца и сказала:

– Помнишь Лека? Он жил недалеко от нас…

– Помню. А что с ним?

– Это он делает мертвых солдат. Каждый день. У него мастерские, с ним работает много народу. И Дальгерт Эстан. Я была там, он хотел меня научить этому. Говорил, что у меня талант.

– Дальгерт?

– Нет, Лек. Помнишь, он все пытался оживить крысу. Пока она у него не протухла. Он потом нашел способ… и теперь совершенствует…

Старик вздохнул, накрыл ее ладонь своей широкой ладонью:

– Ну, теперь-то все это закончилось, да? Теперь никто из них до тебя не доберется.

– Дальгерт сказал, что мне лучше не выходить пока из дому. Он думает, что Лек будет меня искать.

– Эстан – мастер давать очевидные советы, – нахмурился Виль. – Но, похоже, мы у него в долгу… это ведь он тебя вывел из монастыря, так?

– Да. Это оказалось несложно. Почему ты спросил?

Виль вместо ответа задал свой вопрос:

– Значит, ты встречалась с ним… и что ты о нем думаешь?

– Не знаю. Я не хотела его видеть. И, что бы он ни сделал потом, он все равно… ты знаешь, что он расстреливал на площади священников? И помогает Леку. И он входит в окружение генерала Акима…

Виль улыбнулся.

– Но ты не уверена? Вот и я тоже теперь ни в чем не уверен. Ладно. Заканчиваем разговоры… ночь на дворе.

Дальгерт сидел в полнейшей темноте – двери заперты, шторы задернуты – и пытался восстановить в памяти весь этот день, от начала до конца. Где он ошибся? Чем вызвал подозрения Демиана? Насколько сильны эти подозрения?

С утра – он мог бы поклясться – все было еще как обычно. А в допросной старик цеплялся уже больше не к мальчику, а к нему. И скорей всего, именно его, а не Олега в ближайшие дни он будет проверять. Значит, нужно играть на опережение. Надо успеть вывести пацана, подготовить материалы для Убежища. Надо найти в городе место, где он мог бы спрятаться на время… и предупредить Виля, чтобы он сменил адрес: в квартире на Втором Каменном, в связи с последними событиями, теперь будет небезопасно.

С Олегом проще – еще во времена, когда он был священником, Дальгерт обзавелся несколькими адресами на разных окраинах. Любой из них подойдет. «Значит, делаем так. Отправляем Олежку к Вилю – с предупреждением. Сам он пусть пока сидит в городе и никуда не суется. Если мне придется срочно убираться отсюда, схарматы начнут рыть землю и проверять всех встречных-поперечных. Сейчас самое срочное – это передать в Убежище все про артефакты. Рассказывать ли про Серую Луну? Угу, мне приснился мертвый священник и раскрыл страшную тайну. И те копии записей Лека, которые удалось сделать за время «ученичества», тоже надо передать. Возможно, кто-то найдет способ справиться с тварями без дополнительных жертв…»

Столько всего нужно сделать, и так мало времени. А завтра еще Аким ждет на совете городских старейшин…

Даль нашарил спички, затеплил свечу. Придвинул к себе стопку тонких папиросных листов и начал короткий доклад. Он рассудил, что бумаги передаст с Олегом. Если сам сможет выбраться, то не переломится и повторить. А если не сможет, так хоть доклад до места доберется.

Когда поставил точку, до рассвета было еще далеко.

– Ну, вот и пора.

Подхватил свечку, сунул в печь остатки бумаги, поджег.

Отправился в подвал, в котором они всего несколько часов назад заперли мальчика.

В мастерских было темно и пусто. Все давно спали.

Олег словно ждал его – мрачно сидел в углу камеры, обхватив руками колени. На шум поднял взгляд и тут же вскочил, узнав посетителя.

– Как ты здесь оказался? – спросил Даль.

Мальчик хмуро потребовал:

– А ты? Ты что же, теперь с ними?

– Примерно в той же степени, в какой раньше был с белыми монахами. Ты явился сюда, чтобы задать мне этот вопрос? Только за этим? Бо́льшую глупость придумать трудно. Ну?

Олег пристыженно отвел взгляд. Свечка горела так ярко, что Далю показалось – он видит, как по щекам мальчишки растекается румянец. Пришлось даже напомнить, что время уходит и его нельзя терять.

– Дальгерт, мы влипли. Сидим в Убежище, нет ни продуктов, ни лекарств. Выбраться не можем, двое тяжело ранены. Связи с мастерами нет, а все удобные дороги патрулируют эти…

– Ты не ответил.

– Что я могу ответить? Нам нужна еда и лекарства…

– Что-то я сомневаюсь, что Нерин настолько сошел с ума, что отправил за провиантом ученика младшего круга.

Олег, не поднимая взгляда, пробормотал:

– Кому-то надо было пойти. А я самый бесполезный для обороны Убежища. И я знаю, как справиться с собаками.

– Значит, сам решил попробовать. Понятно.

– Школу эвакуировали, я был с предпоследней группой. Мы наткнулись на схарматский патруль. Мне удалось выбраться по верхней тропе и сходить за помощью… вот так и получилось, что нас в Убежище оказалось девять…

– Обстановка?

– Сейчас?

– Нет, вчера. Будешь долго думать, явится Лек и сделает из тебя ходячий труп.

– Убежище все еще магически прикрыто. Без меня их восемь. Из старших мастеров Клим, но он серьезно ранен, он один прибил двоих трупаков, представляешь?

– Олежка, без деталей!

– Клим ранен. Еще Геда, но у нее из лекарств только бинты, и то их мало. А раненых двое. Диана ушла в горы за дичью и пропала. Я подумал, что если никто сам не решится, то все пропадем…

– Я надеюсь, ты понимаешь, что это было детское решение.

– Я дурак. Знаю. Я ведь больше всего хотел узнать про тебя. Клим сказал: может, ты в плену. Думал, найду Кузнеца…

– Про Кузнеца забудь. Имей в виду, этот старик, Демиан, у схарматов поважней генерала Акима. И он заинтересовался твоей легендой. Так что слушай и постарайся ни на шаг не отступать от инструкции. Это важно. Сейчас ты идешь сразу на Второй Каменный Спуск, находишь дом номер шесть. Этаж второй. Стучишь… там живет человек по имени Виль. У него на глазу повязка, не перепутаешь. Скажешь ему, что он должен как можно быстрее, лучше прямо сегодня, перебраться в другую квартиру. Там оставаться будет смертельно опасно. Скажешь, что это я тебя послал. Далее. В квартире есть тайник. Под подоконником нужно вынуть доску, гвозди – одна видимость. Там ключи и адреса квартир, которые для меня снимают в городе. Один ключ тебе, другой Вилю. Третий заберешь с собой. Тайник не закрывай. Дальше. На выходе я тебе отдам бумаги, которые нужно передать в Убежище. Но это не значит, что нужно прямо сейчас туда бежать. Скорей всего, схарматы просто не дадут тебе этого сделать. Думаю, ждать придется недели две. Может, меньше. Сидеть тише мыши. Никуда не ходить, ни во что не ввязываться. Твоя цель – выжить и передать бумаги. Уяснил?

– Да. А ты?

– А у меня еще дела есть…

Немного. Забрать кое-что из мастерской, из той части, которую Лек запирает и в которую можно попасть только по его личному приглашению. Забрать уже подготовленные копии с докладов патрулей. Они, опять же, в тайнике, но в той келье, где он жил раньше. Сжечь все это добро. Еще закончить кое-что по мелочи…

Утра должно хватить. А после встречи со старейшинами можно, пожалуй, и распрощаться со схарматами.

За утро, кажется, он никак не должен пересечься ни с Демианом, ни с кем другим из окружения генерала. Демиану нужен хотя бы день, чтобы все проверить, а значит, можно не спешить и действовать аккуратно.

Чтобы его не сразу хватились, чтобы дать фору и Олежке, и Вилю, и себе любимому.

– Все, – сказал Дальгерт. – Готов? Тогда пошли. Рассвет уже…

Солдат у ворот сладко просыпал утреннее дежурство. Дальгерт не стал его будить.

Демиан отпустил докладчика и нахмурился – ничего нового узнать не удалось. Не удалось даже найти родню этого Олега, впрочем, нищих и бездомных в городе столько, что немудрено. С ними надо что-то делать. Может, собрать, да и… тех, что подойдут Леку, отдать ему в мастерские, а остальных…

Аким вчера медитировал почти три часа и смог узнать намного больше, чем удавалось ранее. Видимо, помогло благотворное воздействие этого странного места. Чтобы расширить канал и создать устойчивый портал в один из магических миров Упорядоченного, нужна энергия, много энергии. Кроме того, нужна кровь мага. А верней сказать – нужна жизнь мага. С этим может выйти заминка. Магов в городе извели еще монахи. Вариант с принесением в жертву кого-то из своих мастеров Слова не рассматривается. Маги на особом счету, и если кто-то из них пострадает без доказанной вины, с остальными договориться будет почти невозможно. А маги Правой армии Схарма нужны. Без них вся затея с освобождением великого чародея не стоит выеденного яйца.

Потому было бы неплохо вину доказать. И единственный маг, пусть он всего лишь начинающий мастер Слова, которого действительно есть шанс поймать на горячем, – Дальгерт Эстан. И вроде все про него известно… и люди, знавшие его еще мальцом, в городе нашлись…

Только к другим непонятностям добавилась еще парочка. Например, где он провел годы юности? Известно, что он был в банде Серого, но это уже не так давно. А до этого? По косвенным замечаниям, пару лет провел аж в Мегаполисе. А до этого жил в какой-то глуши с родителями. Но и тот и другой факт известен лишь со слов самого Эстана, подтвердить, правда ли это, не сможет никто.

Демиан прошелся по комнате, хмуря лоб.

Все же, связь его с мальчишкой, которого утром притащили от заставы, очевидна, и он этого не отрицает. Вроде бы стоит отыскать связь пацана и клейма на оружии, и все – дальше доказывать будет уже ничего не нужно. Придется расспросить мальчика с пристрастием, а это отнимет время…

Старик вернулся к столу, раскрыл папку, подписанную «Клеймо птицы». Первым лежал рисунок этого самого клейма. Талантливый, старательный рисунок одного из помощников Лека. По нему видно, что это именно сокол и что он из тех, что в этих широтах не водятся, – кречет или балабан… мощная птица.

Перевернул лист. Еще рисунок. А это уже кинжал, найденный – Демиан сверился с записями – у убитого псом пастушонка. Рисунок на рукояти тот же, но намного мельче и хуже выполнен. Под листком – несколько страниц, исписанных аккуратным убористым почерком. Причем прочитать записи так и не удалось. И это не шифр – это, похоже, буквы какого-то неизвестного языка, что неудивительно: даже в городе есть общины, которые с непонятным упорством пытаются сохранить остатки самобытной культуры, традиции каких-то своих замшелых предков. И символы эти здесь уже ничего не значат, и боги их мертвы, но они все тянут и тянут ниточки памяти из тех мест, что когда-то в прошлом назывались домом…

Бумаги нашли у пастушка. Помнится, Маркус тогда предположил, что это – не что иное, как доклад. И тащил его мальчишка в горы…

Кому? Кому-то, кому очень интересно, что же происходит в городе.

Эти таинственные «кто-то». Сильней ли они армии Схарма? Может, они только ждут удобного момента, чтобы провести свою атаку?

Еще. Были какие-то записи, найденные на одной из горных троп. Большую часть разведчики сожгли, когда поняли, что прочесть их невозможно. Но образец точно привозили. Надо найти и сличить. Не почерки, так хотя бы начертание букв и слов…

А почерк – это мысль. Надо найти где-нибудь образец почерка Эстана. Конечно, шанс, что записи, найденные у пастуха, сделаны его рукой, весьма невелики, но чем Губитель не шутит?

Тут ему в голову пришла еще одна идея. Да такая, что Демиан подскочил и велел немедленно позвать дежурного офицера. Тот явился, зевая во весь рот.

– За утро перетряхнуть мне весь город! Найти человека по имени… э… Евхарт. Он бывший монах.

Порылся в записях, добыл оттуда очень неплохой карандашный портрет брата Евхарта. Художник аколита не пощадил – все прыщики были на месте. Чуть опущено левое веко. Водянистый, устремленный сквозь собеседника взгляд.

Художником был Эстан. После того, как он пристрелил священников, он специально попросил Демиана найти этого человека. Найти, чтобы убить.

«А мы его найдем и расспросим».

– К завтраку чтобы информация была. Чую, в городе он. Затаился… все они затаились.

– Убить? – спросил простодушный офицер.

– Доставить сюда. И без членовредительства. Мы его здесь, если что, повредим…

Офицер убежал исполнять распоряжения, а Демиан, довольный собой, отправился спать. Значит, завтра – почерк, мальчишка, Евхарт. Попадется этот Эстан, никуда не денется! Уже попался.

С мальчиком, правда, сразу определиться не получилось. Мастер Лек запер его где-то в подвалах под мастерскими и отбыл в город еще до завтрака. Видимо, все же не удержался, отправился искать свою красавицу.

Зато один из подмастерьев добыл листок из папки с работами Эстана в мастерской. Почерк был крупный, размашистый, но все же очень и очень похожий на тот, другой. Не сто процентов, как говорится, а где-то восемьдесят. Но это очень и очень хорошая вероятность…

А тут случилась и еще одна радость – солдаты приволокли на двор сопротивляющегося и блеющего что-то непонятное, дрожащего человека, в котором без всякого труда можно было узнать брата Евхарта. Нет, ни в чем не соврал Эстан, ни в единой детали.

Неприятный, тухлый человечек. Вертится ужом, скулит. Пытается что-то для себя выторговать. Такого и пытать не нужно – достаточно показать инструмент.

Вспомнился толстяк, который умер от одного вида пыток. Этот, должно быть, такой же. Главное, значит, не пережать…

– Я все отда-а-ам! – причитал бывший слуга Спасителя. – Я все скажу! Не губите, умоляю! Прошу вас! Хотите – расскажу секреты Инквизиции? Хотите, покажу тайный ход в подземелья? Тут есть тайный ход! Я вам даже ее… только пощадите…

В этот момент на двор вышел Эстан – на ловца и зверь бежит! Выглядел он неважно, словно тоже ночь не спал. Одежда его была растрепана, волосы стояли дыбом.

– Что за шум? – спросил он хмуро. Потом увидел Евхарта. Ощутимо вздрогнул.

Усмехнулся:

– Решили все-таки меня порадовать, советник Демиан? Благодарю…

– Не спешите.

Демиан подошел ближе к бывшему аколиту, вгляделся.

– Кстати, Эстан, у вас очень меткий взгляд. Вы рисуете, словно специально этому учились…

– Мать немного умела. Правда, бумаги у нас было мало, зато угля – хоть ложкой ешь. Я тренировался на стенах и других не очень нужных поверхностях.

Евхарт продолжал монотонно тянуть свое «я все отдам», и оба собеседника перевели взгляд на него.

– Что ты можешь отдать? – хмыкнул Демиан. – Что у тебя есть, кроме твоей жалкой жизни.

– Знания, – засуетился аколит, – знания дорого стоят. Поверьте! Я знаю такие тайники, о которых никто не знает! Я даже знаю, где хранил отец Леон свои регалии…

– Вы их нашли, – кивнул Дальгерт Демиану. – Помните, Священная стрела с рубинами. Вся из золота.

– Да, было такое…

– Подземный ход… – уже очень неуверенно сказал Евхарт.

– Под рекой, – кивнул Даль. – Монахи через него ушли, а потом обрушили. Я показывал.

Евхарт посмотрел на него с ненавистью. Даль по глазам увидел – сейчас расскажет про ход к реке, и тогда у Демиана возникнет резонный вопрос, а почему такой последовательный в своем предательстве Эстан не рассказал про этот незначительный, но важный со стратегической точки зрения лаз?

И тогда он перебил уже набравшего воздух аколита:

– Нужно что-то более серьезное, чтобы выжить. Более значимое.

Такая вещь у Евхарта есть. Если только сон не был ложным, у Евхарта есть нечто, что надолго сможет отвлечь Демиана от копания в биографии некоторых подозрительных личностей. Лучше бы, правда, Евхарт придумал другой вариант. Если схарматы разберутся в назначении Серой Луны, им наверняка удастся создать портал.

«Не будем загадывать, – одернул он себя. – Еще ничего не решилось…»

Но Евхарт заглотил наживку целиком и полностью:

– У меня есть… есть! – пролепетал он. – Есть… я сам хотел! Я бы отдал ее! Правда! Клянусь Спасителем! Она мне не нужна. Вот!

Подвеска была женским украшением. Массивный серебряный круг, покрытый мелкой вязью не то узоров, не то рун, окружал серую матовую сферу камня. В глубине камень казался чуть розоватым. Все это было прикреплено к изящной цепочке сложной вязи из потускневшего от возраста серебра.

Демиан, прищурившись, внимательно осмотрел украшение, протянул Дальгерту:

– Видел его раньше?

Тот чуть качнул головой:

– Не видел, но знаю, что иногда в монастырях хранятся магические предметы. Священники не любят магию, ибо эта сила не от Бога, и стараются сделать так, чтобы такие предметы не попадали в руки ни магам, ни простым горожанам. Я подозреваю, что перед нами один из магических… ну, я бы назвал это амулетом. А уж откуда он у брата Евхарта, я судить не могу. Украл, наверное.

Демиан увидел, как побледнело, чуть не позеленело лицо аколита, и понял, что Эстан догадался верно.

– И для чего эта штука служит? – задумчиво спросил он.

Евхарт облизнулся и быстро ответил:

– Для магии. Отец Леон про нее предпочитал не говорить, но когда упоминал, то с большим уважением…

– Кто это – отец Леон? – равнодушно переспросил Демиан.

– Глава Инквизиции, – вставил слово Дальгерт. – Вы про него слышали много раз. На допросах в том числе.

– А, да, действительно. Я понял, что для магии. Не понял, как оно работает.

– Надо предложить Леку разобраться. Думаю, он справится – у него столько книг…

– Так и сделаем. Ну что, Эстан? Все еще жаждешь его прикончить?

Даль окинул взглядом стоявшего на коленях аколита. Кроме брезгливости, он в тот момент не испытывал ничего. Но кивнул – оставлять эту мерзость в живых было нельзя.

– Принести тебе арбалет?

– Угу, и подождать, пока побольше народу соберется. Мне не понравилось быть палачом. Но если нужно, я его убью. Не здесь только, а где-нибудь… где не так людно. А лучше бы отдать его Леку. Что материалу пропадать?

Евхарт закричал так, словно его уже тащили разделывать. Двое солдат подхватили его под руки и повели к подвалам. Дальгерт попрощался со всеми кивком и уже развернулся, чтобы уйти, как услышал брошенное в спину:

– Эстан! Напишите мне все, что знаете об этом человеке. Возможно, он нам еще пригодится не только в качестве мяса, но и как источник столь необходимой нам всем информации…

Дальгерт, не оборачиваясь, кивнул.

Ощущение, что петля затягивается, стало почти физическим. Скоро из нее выскользнуть будет очень и очень сложно. Или вовсе невозможно.

Нужно было спешить.

Адрес Олег нашел без труда. В столь ранний час на улицах никого не было, но он на всякий случай избегал открытых пространств. Покосившийся дом на Втором Каменном действительно украшал огромный каллиграфически выведенный номер. Окна были темны. Радовало лишь то, что никакого палисада, никакой ограды у дома не было, просто крылечко, такое же перекошенное, как весь дом. Второй этаж казался даже просторней первого из-за балкончика, опасно нависшего над крыльцом.

Отогнав мысль, что он будет делать, если парадная заперта, Олег толкнул дверь. Зря опасался – скрипнув старыми петлями, та гостеприимно распахнулась.

В прихожую лился свет от единственного маленького окошка. В его лучах плясали пылинки. На одной из дверей первого этажа висел массивный замок, другая, очевидно, вела на хозяйскую территорию и была заперта изнутри.

Олег не стал задерживаться. Он боялся, что кто-нибудь поймает его сейчас за руку и спросит: «А что, мальчик, ты тут делаешь? А может, ты хочешь что-нибудь украсть?»

Лестница оканчивалась старой, обитой кусочками ткани и кожи дверью. Возле нее тянулся шнурок с кольцом, недвусмысленно намекая – звоните!

Дернул кольцо. В глубине комнат раздался глухой звон.

Сначала там, внутри, было совсем тихо. Он даже потянулся к кольцу еще раз, когда уловил тихие шаги и неразборчивый шепот. Из-за двери заспанный мужской голос спросил:

– Кто там?

Олег быстро ответил придуманной по дороге фразой:

– Меня послал Дальгерт Эстан. Меня зовут Олег, мы с вами раньше не встречались. Это срочно.

Скрипнула, открываясь, задвижка.

На Олега в дверную щель смотрел одноглазый высокий мужчина лет пятидесяти или старше. Волосы его торчали дыбом. Конечно, он только что проснулся.

В руке он держал незажженную свечку.

– Дальгерт сказал, вас зовут Виль.

Виль отошел на шаг, уступая дорогу:

– Давай, заходи. Что еще он сказал?

– Просил передать, что в этой квартире оставаться может быть опасно. Я думаю, он боится, что его арестуют, а эту комнату он снимал сам, без посредника. Хозяева знают его имя.

– Вот как… – медленно проговорил Виль. – Значит, он боится…

– Ну да. Я думал, мы уйдем из монастыря вместе, пока темно, но у него, он сказал, там еще какие-то дела. Вы за него не волнуйтесь, – поспешно добавил Олег, увидев мрачное выражение на лице Виля. – Он выберется. Он знаете из каких переделок выбирался?

Виль усмехнулся:

– Не знаю. Я в чужие дела не лезу. Значит, просил только предупредить?

– Ну, не совсем. У него здесь, в комнате, есть тайник. Можно, я посмотрю?

Олег думал, что Виль живет один, но оказалось – нет. Из комнаты выглянула девушка, такая же сонная, как сам Виль. Рыжеватые волосы волной падали на плечи, и была она лишь немногим выше Олега. Пушистые ресницы. Олег ее узнал – видел в альбоме рисунков, который как-то показывал всем Даль. В альбоме было много портретов самых разных людей. А ее портрет встречался раза три.

Девушка поздоровалась, подожгла от своей свечи ту, что держал в руке Виль. Украдкой она разглядывала гостя, но ни о чем не стала спрашивать, только представилась:

– Я Ильра. Вильдар мой отец.

Виль сказал:

– Мальчика зовут Олег. Его прислал Эстан. Он предупреждает, что нам нужно отсюда убираться.

Ильра посмотрела на мальчика с новым интересом:

– Ты давно с ним знаком? С Далем?

– Ну, почти три года. Я потом расскажу, если позволите. Можно я…

– Конечно, – сказал Виль, пропуская его в комнату.

Олег уверенно подошел к окну, наклонился, нащупал доску. Убрать ее и на самом деле получилось легко и быстро. Он пошарил в открывшейся нише, там очень быстро обнаружилась варежка-голица. Сквозь ткань прощупывались ключи. Ну вот и отлично.

Он вытряхнул содержимое варежки на стол. Как Даль и говорил – три ключа, три записки с адресами. Олег, не разворачивая, протянул один из ключей Вилю, второй взял себе. Третий тоже положил в карман – Дальгерт сказал забрать, но не сказал, выкинуть или просто пока хранить у себя.

– Про эти дома никто из схарматов ничего не должен знать, – сказал он.

– Щедро, – все с той же непонятной усмешкой сказал Виль. – Непонятно только, с чего бы.

Олег нахмурился:

– Не спрашивайте. Если Дальгерт сказал, значит, так надо. Я его очень подвел, когда сунулся в город. И если у него получится исправить… в общем, я намерен исполнять все его распоряжения в точности. Чтобы еще больше все не напортить.

Хотя, куда уж больше, подумал про себя.

– Ты знаком с ним дольше, – задумчиво сказала Ильра. – Какой он?

– Дальгерт? Он лучший, – без раздумья ответил Олег.

Ильра отвернулась к окну и несколько секунд внимательно изучала там что-то. Потом предложила:

– Позавтракаешь с нами?

Олег прислушался к себе и понял, что завтрак ему просто необходим.

* * *

Демиан вошел в комнату генерала. Тот выглядел усталым и измученным. Ну еще бы. Связь с Великим и людям, наделенным магическими способностями, дается нелегко, а уж простым смертным и вовсе долго в таком режиме не выдержать.

Аким молод и амбициозен, он ни за что не отдаст никому право напрямую общаться с Великим Схармом. Так что он сам виноват в своем нынешнем состоянии. Возможно, через какое-то время можно будет подумать о замене генерала. Но еще не сейчас. Может, зимой. А может, и еще позже.

Генерал кивнул помощнику, предложил сесть. Сам же остался стоять, невзирая на изможденный вид.

– Ну что? Узнал что-нибудь новое? – не здороваясь, спросил Демиан.

– Да. – Аким налил себе воды и залпом выпил.

Демиан знал, что после сеанса во рту всегда сухо. А тут еще, судя по запахам в комнате, командир Правой армии Схарма пытался стимулировать свои способности посредством воскурения ядовитых трав.

Аким меж тем продолжил:

– Монастырь здесь поставили не просто так. Монахи знали тайну. Это место древней самой древности… здесь когда-то был каменный лабиринт, словно печать силы, соединяющий э… он сказал… триединый мир. Я не понял, что это значит. Здесь тонка граница между слоями реальности, и магия работает лучше. В прошлый раз он обрадовался. Помнишь, я рассказывал. Он сказал, что мы сможем даже без сильных магов открыть здесь портал. Но важней сейчас не это. Важней то, что здесь доступна магия иномирья, и мы сможем зарядить все амулеты и другие магические штуки, которые удалось собрать. Сила их нам понадобится, как только настанет пора вступить в открытую схватку. Он сказал, как получать силу непосредственно от Хаоса. Но нужно настроить и расширить канал.

– Сказал, что для этого опять нужна кровь мага? У нас нет столько лишних магов.

– У нас вообще нет лишних магов. Нет, на этот раз просто сильные переживания. Страх, боль… в сочетании с ритуалом и любым простеньким амулетом, который и раньше питался силой Хаоса.

– У нас есть один лишний маг. Я пришел как раз, чтобы о нем поговорить…

– Ты про Эстана? Леку он нравится. Да и вообще, он очень полезен.

– Тем не менее он не давал присяги. Суди сам, я сейчас перечислю только факты. Итак, он чистокровный потомок ветвей Тарна. Эта община самая многочисленная в городе, они сохранили веру своим прежним Богам, и крайне редко можно услышать, чтобы кто-то из них добровольно покинул город. Очень сильны у них семейные связи. Но семья Эстан нарушает традицию и переселяется на какой-то затерянный в горах хутор. Парень вырастает вдали от общины…

– Не вижу ничего странного.

– Это предыстория. Дослушай.

– Может, позже? У меня голова раскалывается.

– Позже может оказаться поздно. Итак, он возвращается в общину два с небольшим года тому назад и пару месяцев живет с соотечественниками душа в душу. Потом внезапно уходит в монастырь. Этот шаг отталкивает от него практически всех друзей и знакомых.

– Ты сам говоришь, он долго жил вдали от общины. Что им делить?

– Ну допустим. В монастыре он делает успешную карьеру, получает звание легата Святой Церкви Спасителя. У него были все возможности покинуть монастырь вместе с другими беженцами по подземному ходу. Он этого не делает. Почему?

– Это естественно. Насколько я успел его узнать, он мог остаться, чтобы вместе с другими смертниками задержать наше наступление…

– Тогда как это соотносится с тем, что он совершенно спокойно предает священников, открывает нам все монастырские тайны, помогает укрепиться здесь? Очень, кстати, толково помогает! Из страха? Нет, не из страха. Если бы это было так, он сбежал бы отсюда при первой возможности. Корням Тарна не было бы никакого дела до того, что он прикончил троих священников на площади. А прочие горожане не стали бы повышать голос, когда за ним стояла бы их община. Так?

– К чему ты ведешь? Извини, я плохо соображаю сейчас, – язвительно заметил генерал. – Есть из-за чего.

– Я к тому, что не только нам, но и Эстану от нас было что-то надо. Как до того ему было что-то надо от монахов. Именно потому он и пришел в монастырь, а вовсе не из-за того, что внезапно уверовал во Спасителя. И мне хотелось бы знать, что именно он там искал. А теперь я тебе расскажу еще несколько занимательных историй. И не только расскажу, но даже и покажу…

Он раскрыл перед Акимом папку, где на первом листе был тщательно нарисован знак летящего сокола.

Даль не успел. На его беду, Лек вернулся из города часом раньше и сразу встретился с Акимом. А тот потребовал привести в допросную Олега.

Когда обнаружилось, что кто-то забрал его раньше, не понадобилось даже сличать почерк.

Собственно, его и не арестовывали специально. Просто дождались, когда он соберется в город. Дежурный сказал: «Эстан, мне приказано тебя не выпускать. И еще, тебя очень хочет видеть генерал Аким».

Даль кивнул. Похвалил себя, что догадался уничтожить все, что не удалось передать с Олегом.

От Акима он вряд ли уйдет живым… остается вырываться с боем.

Дальгерт быстро выхватил меч – разрушенные ворота показались ему невообразимо далекими. А ведь всего-то оставалось пройти несколько метров…

Но дежурный был начеку. Ощерился, словно мог предвидеть такой поворот событий. Сталь ударила о сталь. И тут оказалось, что Дальгерт недооценил Демиана.

Откуда они взялись, до зубов вооруженные схарматы, из каких укромных углов? Из кустов, из-за груды серых камней?

Выросли словно из-под земли. Подняли взведенные арбалеты, не оставляя ни единого шанса прорваться к выходу.

А у ворот выстраивались Лековы твари…

Даль сжал зубы и молча бросился в атаку. Живым сдаваться он не собирался.

Судьба распорядилась иначе.

Любого, даже самого лучшего бойца можно задавить числом. Особенно если в бой вступают мертвые солдаты, которым не нужно щадить свою шкуру, зато дан приказ – ни в коем случае не убивать…

К Акиму его сопровождал конвой из двоих солдат. Оба четко соблюдали приказ не вступать с Дальгертом в разговоры и всю дорогу молчали как рыбы. Даже друг другу не высказали ни одного предположения.

Генерал встретил его кивком. Даль отметил, что Аким, похоже, болен – с каждым днем его состояние все ухудшалось.

Перед генералом на столе лежали три документа. Даль их узнал и понял, что на этот раз простой беседой дело вряд ли ограничится.

Первым был листок, кем-то вынутый из его тетради записей в мастерской Лека.

Второй он сам писал несколько часов назад – подробный рассказ о монастырских проделках брата Евхарта.

А вот третий… лист из его собственного доклада, написанного для Горного Убежища. Он присмотрелся и немного успокоился. Доклад был старый. Кажется, тот, что он отправил через Кузнеца перед самой осадой. Значит, не дошли письма до адресата…

– Узнаешь?

Все три листа были исписаны одним почерком, и это было видно даже неспециалисту. Хотя текст с первого листа и был выполнен торопливо и размашисто, а кусок доклада писался на папиросной бумаге очень убористо и аккуратно.

Дальгерт кивнул. Какой смысл отпираться?

– А этот знак узнаешь?

Поверх бумаг лег рисунок – летящий сокол.

– Нет. Вот это – впервые вижу. Хороший рисунок.

– Такое клеймо было на рукояти кинжала того, кто нес вот эту страничку.

К чему эти разговоры? Или они до сих пор не уверены…

Терять Дальгерту было нечего. Он решил придерживаться прежней легенды до конца.

Аким вытянул третий лист и вновь положил его поверх рисунка.

– Возможно. Мне нечего на это сказать: раньше я такого не видел. Что же до этой бумаги… несколько месяцев назад у меня пропали письма, которые я писал старому другу моего отца. Он умер прошлой зимой, с тех пор мне писать некому. Это кусочек такого письма. Я удивился, когда увидел его у вас.

– Да, проверить твою правоту будет сложно… эти буквы ни на что не похожи. Что за язык?

– Один из старых языков Тарна. А начертание букв – выдумка. Мать рассказывала, что они с отцом придумали его, чтобы писать друг другу записки, которые не смогли бы прочитать взрослые. У нее была очень строгая семья.

– Ты же прочитаешь это для меня?

– Это личное письмо, в нем нет ничего особенного.

– В таком случае мы сделаем это сами. Мне только нужен шифр – какая буква какой соответствует в начертании Тарна.

Даль нахмурился:

– В письме – рассказ о том, как я живу здесь, в городе. Человек, которому я писал, считал, что я совершил глупость, решив стать священником. Я пытался его разубедить. Несколько писем вернулись ко мне разом, когда стало ясно, что старик умер. Вот их-то и украли.

Дырявая была идея. Но это первое, что пришло Дальгерту в голову.

– Мне нужен полный текст. И шифр. А знатока ваших языков мы найдем, не волнуйся…

Даль пожал плечами и промолчал.

Аким окинул его взглядом. Сказал:

– Это ведь ты утром вывел вчерашнего мальчишку? Зачем?

– Мне не хотелось, чтобы над ним ставили опыты. Это же я виноват, что вы его заподозрили в чем-то.

Аким печально покивал. Потом распорядился:

– В подвал его. И передайте Демиану, что я согласен. У нас действительно есть один лишний маг.

Даль не успел даже дернуться – его, чтобы избежать проблем, просто ударили по голове чем-то тяжелым.

Очнулся уже в камере.

Глава 13

В том, что предостережение Дальгерта Эстана имело под собой основания, они убедились на третий день. Из предместий по заказу Виля прибыла новая партия леса. Новый глава общины искренне пытался сделать все, чтобы «Воронье гнездо» поскорей было отстроено заново. Он даже договорился со схарматами – и за немалую мзду, – чтобы воспользоваться их техникой.

У Виля сохранились почти все сбережения – перед осадой он предусмотрительно зарыл все ценности на бывшем гостиничном дворе, так что подлинной нужды он не испытывал. Другое дело, что почти все ушло на закупки материалов и наем машины. Те, кто от корней Тарна, никогда не бросают своих в беде, так повелось с древности. Так что рабочей силы было вдосталь и за считаные дни удалось не только расчистить площадку до фундамента, но и положить несколько звеньев бревен.

Виль с утра до ночи пропадал на строительстве и немудрено, что он одним из первых узнал новость – на Втором Каменном Спуске дотла сгорел старенький доходный дом. Виль почему-то был уверен, что это именно тот самый дом, но все-таки послал одного из многочисленных помощников удостовериться.

А следующим утром на рыночной площади из уст в уста передавалась еще одна ошеломляющая новость: схарматы поймали и разоблачили предателя! Врагу не привыкать было – до того он так же легко предал белых братьев.

Имя Дальгерта Эстана трепали на каждом углу. Говорили, что он то ли убил кого-то важного, то ли украл что-то нужное. Люди говорили – поделом. Многие вспоминали расстрел на площади. Кто-то, особенно свои, презрительно говорил, что, если кто-то предал один раз, он будет продолжать предавать до бесконечности, и схарматы сами виноваты, что ему поверили.

Виль поймал себя на том, что хочет возразить им – и не находит слов. Тогда он на себя разозлился. Нужно было подробней расспросить мальчика Олега. Жаль, что у них не было времени на долгие разговоры.

Быстро позавтракав, Виль отправился к знакомому портному прикупить нормальной одежды для дочери и для Олега, который в плену у схарматов потерял и башмаки, и куртку, и рубашку. Остались только обтрепанные и порванные штаны. Когда он вернулся, они уже увязали в узлы все, чем Виль успел разжиться, и были готовы уходить. Короткое прощание в прихожей, и вот уже разошлись – каждый своим путем. И вряд ли еще хоть раз встретятся. А жаль.

Виль всегда хотел, чтобы у него родился сын. Но скупые Боги Тарна подарили ему лишь одного ребенка – Ильру. И все равно изредка со вздохом поглядывал на чужих мальчишек.

…Ильра восприняла новости вроде бы спокойно. Но Виль видел, что спокойствие это – кажущееся. Она весь день была рассеянна, ходила, запинаясь, а потом не спала полночи.

Эта квартира была просторней той, на Втором Каменном. Две комнаты и кухня, в которой можно даже встречать гостей, с большим столом и правильно сложенной печкой – все, что нужно для их маленькой семьи.

Еще она была далеко от центра, в районе, куда редко забредали осторожные схарматы. Конечно, до строительства добираться стало дольше, но зато можно не беспокоиться о дочери.

Ильра теперь могла сама ходить на здешний маленький рынок. Соседями их оказалась большая семья с тремя детьми. Вилю эти люди понравились, хотя к корням Тарна они не имели никакого отношения, а детишки, все трое, носили на шее деревянные знаки Спасителя. Ильра даже пару раз уже играла с ними, и Виль видел, как ей это нравится…

Смотрел и невольно думал, дождется ли когда-нибудь внуков. Со знакомыми парнями Ильра всегда была приветлива, но нельзя сказать, чтобы кого-то особо выделяла. Пока в ее поле зрения не появился Дальгерт Эстан.

Но он ушел к священникам, и Ильра его возненавидела. А с тех пор, кажется, не было никого, кто бы тронул ее сердце.

Когда Виль ушел, Ильра начала действовать, словно кто-то более мудрый стоял у нее за плечом и нашептывал. Спрятала волосы под темный платок, оделась так, чтобы ее трудно было узнать, и отправилась на рыночную площадь. Она уговаривала себя – я только поспрашиваю. Я только послушаю, что люди говорят.

Шли дни большого торга: хозяева собрали урожай и готовились обменять его на рынке на другие нужные припасы.

От века в городе ходили металлические деньги самого разного достоинства. Больше ценились те, что из серебра. Золотых монет никто никогда не видел – знали только, что и такие бывают. А мелочь была самой разной. С портретами людей и изображениями гербов. С непонятными надписями, коронами, листьями…

Цены определялись торговым эквивалентом – чаще стоимостью скотины или шерсти, так что они в основном удерживались на одном уровне.

Однако гораздо чаще на рынке шла меновая торговля. Все знали, что хитрые дельцы могут и обмануть. Сказать про ценную монету, что она ничего не стоит, или обменять ее на мелочь.

Ильра, всю жизнь прожившая при отцовой гостинице, прекрасно разбиралась во всех тонкостях торговли, так что на рынке чувствовала себя уверенно.

Она подходила к лоткам, делая вид, что заинтересована в товаре, даже спрашивала цену – чтобы завести разговор. Как правило, словоохотливые торговцы с радостью делились последними сплетнями, и за десять минут она получила сразу несколько противоречивых версий истории ареста Дальгерта Эстана.

Она уже собиралась так же тихонько вернуться домой, как вдруг на площадь на высокой самоходной машине, блестящей новыми деталями, въехал глашатай в сопровождении солдат. Схармат носил белую налобную повязку со странным глазом на лбу.

Сплетники уже придумали, что через этот глаз на мир может взглянуть их проклятый бог.

Мех медленно въехал в самый центр торгового ряда, но надо отдать должное тому мастеру Слова, который им управлял. Он не задел ни единого лотка, не уронил ни одной лавки. Остановился.

– Горожане! Все, кто слышит меня! Узнайте сами и передайте другим!

Толпа затихала, оборачиваясь на звук. Глашатай выкрикивал слова в большой синий рупор.

– Воля Схарма превыше всего. Никакая ложь не пройдет незамеченной под его взглядом. От имени генерала Акима сообщаю вам, что лжец и предатель, именуемый Дальгерт Эстан, был разоблачен нами и полностью признал свою вину. Во имя справедливости, а также для того, чтобы ни у кого более не возникло желания лгать пред взглядом Великого Схарма, генерал Аким приказал выставлять пленного на всеобщий позор в Малом монастырском дворе каждый день от полудня и до захода солнца. Малый двор монастыря открыт. Любой может прийти и увидеть! Узнайте сами и передайте знакомым! Да здравствует генерал!

Машина покинула застывший в оцепенении рынок.

Торговец, рядом с которым в тот момент стояла Ильра, сказал с сожалением:

– Эх, я бы сходил глянуть…

Она увидела, что желающих «глянуть» нашлось немало. Они вроде бы неторопливо, а целенаправленно шли туда, куда уехал мех.

– Эй, красавица, а ты что, плачешь? Не надо. Говорят, дрянь-человек этот Эстан. Говорят, была у него девка тут в городе. Так он ее сам схарматам отдал на поругание. Так что и нечего его жалеть.

Ильра поспешно кивнула.

Конечно, нечего. «Ильра Зэран! Я вам не друг. И пускай это так и останется». «Ты знаком с ним дольше. Какой он?» – «Дальгерт? Он лучший!»

– Ненавижу, – прошептала она, отступая от лотка. – Дальгерт Эстан, если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!

Она медленно пошла вместе с другими. Вверх по старой широкой улице к обрушенным, да так и не отремонтированным монастырским воротам.

Ради такого случая ворота Малого двора были распахнуты настежь. Там уже собралась немалая толпа, но от столба, на котором подвесили за руки «лжеца и предателя», людей отделяло оцепление, вооруженное арбалетами, а кое-кто – и ружьями.

Ильре не составило труда подобраться ближе. Ее словно вели за руку, чтобы показать что-то важное. И она не сопротивлялась. Хотя больше всего на свете ей хотелось закричать: «Я передумала! Я не хочу смотреть!» – и немедленно оказаться дома.

Она остановилась во втором ряду. Побоялась показаться на глаза солдатам оцепления. А ну как кто-нибудь узнает?

Даль висел, низко опустив голову, лица не разглядеть. Почему-то первым делом она увидела руки – кисти в крови, вырванные ногти. Синяки, ожоги и следы ударов – по всему телу. Из одежды – только нижние штаны, заляпанные грязью. И еще одна вещь бросилась в глаза: на шее его болтался на шнурке мешочек из серой холстины. На первый взгляд ничего особенного, но стоило Ильре присмотреться, как она почувствовала неощутимый могильный ветер, идущий от него.

Вышел палач с небольшим ведерком в руках. Плеснул воды в лицо жертве.

Тот очнулся. Ильра видела – он шевельнулся, тверже вставая на ноги. Поднял взгляд. Если бы она не знала точно, что это Дальгерт, никогда не узнала бы его под этой черной чудовищной маской из засохшей крови, синяков и ссадин. Он глядел на толпу и словно ее не видел…

Тот незримый, кто привел ее сюда за руку, заставил ее отвести зачарованный взор от Дальгерта и перевести его на тех, кто пришел сюда посмотреть на пытки. И тут же увидела.

Лек тоже был тут.

Стоял у стены, за оцеплением, там, куда не сунулся ни один горожанин. Руки скрещены на груди, взгляд прикован к пленнику. Губы чуть приоткрыты, на щеках – румянец. Она стала потихоньку перемещаться в ту сторону. Ее охотно пропускали – ну как же! Освободилось место в первых рядах.

Выбралась из толпы, обогнула ряд оцепления. Да, с этой стороны тоже все прекрасно видно…

Увидела, как из толпы в жертву полетел камень. Метатель промахнулся, но толпа одобрительно загудела. Так, что солдатам Схарма пришлось даже приподнять оружие – для острастки.

Больше никто кидать камни не рискнул.

Ильра подобралась ближе и тихонько окликнула:

– Лек!

Он тут же оторвался от созерцания. Взгляд заметался по толпе.

– Лек! Это я! Я тут.

Увидел.

Подошел, взял за руки, заглянул в лицо:

– Ты вернулась! Я знал, знал, что ты ко мне вернешься!.. Мне столько нужно тебе сказать! Идем!

Он чуть не силой потащил ее к калитке, ведущей в здание.

«Что же я делаю!» – подумала Ильра, но отступать было поздно.

Наконец они оказались на галерее над воротами в Малый двор.

– Ильра! Я так рад…

– Лек… я пришла, чтобы просить тебя. Я никогда ничего у тебя не просила.

– Для тебя – все, что угодно.

– Пожалуйста… не убивайте его. Не убивайте Дальгерта Эстана.

– Ты его любишь? – с горечью спросил Лек.

– Нет. Я… не знаю, что я чувствую. К тебе… к нему. Я сейчас стараюсь быть честной, извини, если скажу что-то неприятное. Он когда-то оказал мне… услугу, которую трудно переоценить. Я не хочу оставаться должницей, понимаешь?

– Понимаю… – медленно сказал Лек.

– Ты мне поможешь?

– С одним условием. Ты останешься здесь, со мной.

– Лек, ты же понимаешь, что если даже я останусь… я не смогу любить тебя. Да и ты сам. Неужели ты хочешь, чтобы забылось все то хорошее, что у нас было в детстве и в юности? Ты же тогда был благородным человеком, тебе хотелось сделать мир лучше, неужели ты и это забыл?

Она говорила горячим быстрым шепотом, не отрывая взгляда от лица Лека. И он, в конце концов, не выдержал, отвел глаза.

– Я не прошу ничего такого, – мягко, словно уговаривая, сказал он. – Но Ильра. Мне без тебя плохо, я даже работать не могу, думаю только о тебе. Останься. Останься со мной, как друг, как помощница. Как… сестра. Никто не заходил в твою комнату, там все по-прежнему. Ильра…

Он несмело взял ее за руку. Она едва сдержалась, чтобы не выдернуть из его холодных влажных пальцев свои.

– Хорошо, – сказала она. – Я останусь. Но мне нужно предупредить отца. Он чуть с ума не сошел, когда думал, что я умерла. А ты… выполнишь мою просьбу.

– Решено. К отцу пойдешь сейчас?

Она кивнула.

– Он сейчас на строительстве. Но я не хочу с ним встречаться. Ты же знаешь Добряка Виля. Может и запереть, и не выпустить. Я напишу ему записку и оставлю дома.

Она бросила короткий взгляд на площадь: показалось, что от мешочка на шее Дальгерта до нее вновь долетел леденящий душу ветер.

Оказалось, палач вновь окатил его водой. Хотя Даль вроде бы был в полном сознании.

– В воде соль, – пояснил Лек. – Это больно, когда соль попадает в открытые раны. Пойдем, я провожу тебя, чтобы стражу не волновать. Возвращайся. Буду ждать тебя вечером у больших ворот.

Когда она вернулась, на Малом дворе уже никого не было. Лек, как и обещал, встретил ее у ворот. Во время ожидания он развлекал беседой дежурного. Настроение у мастера Слова было прекрасным.

Он сказал:

– Я поговорил с Акимом.

– И что?

– Он обещал, что убивать его не будут. Через какое-то время его наверняка отдадут мне. И ты решишь, что с ним делать дальше. Ну как? Хорошо я придумал?

Она кивнула.

– Но генерал сказал, что несколько дней все равно будет его выставлять туда. Знаешь, Ильра, оказывается, этот узор на каменной кладке монастырского двора не просто украшение! Это линии древнего магического знака, лабиринт! Представляешь! Там, где стоит столб, – самое средоточие магии.

Ильра кивнула. Она только сейчас сообразила, что столб поставили ровно там, где стояла она сама, когда давным-давно, целую жизнь назад, старейшины и монахи объединили силы, чтобы защитить город от врага. Не защитили…

– А этот ублюдок, как ни крути, маг. Аким нашел способ использовать его магические способности для наших целей. Боль заставляет его сознание открыться, и магические каналы начинают течь через него. Пусть тоненькой струйкой, но сила находит дорогу к нашим амулетам. И если так будет продолжаться, скоро не будет войска, способного противостоять Правой армии Схарма.

– И тебе это нравится?

Лек удивился:

– Конечно! Мы создаем новый мир там, где другие только разрушают. Мы создаем новую магию. То, что вы называете мастерством Слова, на самом деле ведь тоже магия. Но полуразрушенная, несовершенная. А я меняю ее. Я соединяю ее с другими школами и получаю невероятные результаты. И всякий раз нахожу возможность увеличить свои знания. Когда-нибудь они мне пригодятся. Знаешь, это же я придумал пустить во двор зрителей. Может, их эмоции не так сильны, как у жертвы, но их много, и все их внимание направлено именно туда, куда нужно. И канал становится стабильней! Это, кстати, на пользу… – Лек кивнул на столб. – Амулеты быстрей зарядятся. Пойдем. Я принес ужин. И вино. Помнишь, какое здесь вкусное вино?

– Помню.

* * *

Четвертый день, пятый. Неделя.

Клим бешено хромал по комнате, злясь, что Геда забрала сигареты. Их и так осталось три пачки. А кончатся – и как дальше жить? Запас он пополнял раз в несколько месяцев, как правило, в Мегаполисе или на флаговых рынках. Барахольщики, конечно, задирали цену, но Климу всегда было что им предложить.

А тут – и не сдохнуть, и не покурить. А в голове тикают часы, ведя неумолимый отсчет.

Следопыт из нового Убежища поделился новостями. Оказывается, монахи и другие беженцы из города вышли к развалинам небольшого поселка в одной из долин. Ручьев и мелких речушек там было несколько, и монахи устроили в поселке большой лагерь. Однако часть горожан попыталась вернуться. Их схарматы убили.

Еще он сказал, что Нерин просил Клима никуда не срываться, а быть на месте. Защита Мертвого кольца – штука сильная, схарматы, если не будут знать точной дороги, добраться до корпусов школы не смогут. С этим Клим, пожалуй, был согласен. Мертвое кольцо – зона вокруг Узла, узкая полоса, в которой, естественно, конфликтуют магия, проникающая через Узел из других миров Упорядоченного, и вырожденная магия мастеров Слова. В этом круге слаба и дает сбои и та, и другая сила. Зато и магические создания, будь то твари Лека или простые ме́хи, самовольно в эту зону стараются не соваться. Ну к этому комплекту на границах круга мастера еще в древние времена добавили свои фирменные защиты. И отвод глаз, и миражи, и пугающие звуки…

Клим и так не собирался никуда срываться. Да и не смог бы. Теперь их, малоподвижных инвалидов, стало трое. Так что нечего и думать идти к тоннелю.

Диана завела манеру охотиться на птиц. В связи с этим в убежище успели попробовать весьма разнообразную пернатую дичь, которая, к большому сожалению, почти вся была слишком мелкой.

Пока можно было собирать по территории грибы, подмастерья их собирали. Ягоды, в основном черника и брусника, тоже шли в дело. Два несчастных кедра, росших сразу за главным корпусом, весьма удивились такому вниманию к своим персонам – ученики собирали шишки. И все-таки это была капля в море. Над Убежищем висела угроза большого голода.

Сейчас еще ничего, а вот зарядят дожди…

Клим выздоравливал. Сдержанно бранился, выговаривал Геде за попяченные сигареты, волновался за Олега и выздоравливал.

Жадно ловил все новости, которые рассказывали дежурные, пытаясь в однотипных описаниях скучных вахт уловить хоть какой-то намек. Знал, что это бессмысленно, злился теперь уже на себя… и все-таки ему было лучше.

Через неделю после ухода Олега – был туманный вечер – из города пришли новости.

Пришли сначала в лице бледной Геды. Мастер врачевания ворвалась в его комнату без стука. Спросила:

– Идти можешь?

– Что случилось?

– Пошли вниз. Из города пришел твой агент, Кузнец. С трудом вырвался. Надо, чтобы ты тоже его послушал.

Клим, большую часть времени честно соблюдавший требования врача, резко сел. Потянулся за одеждой. Геда помогла.

Он хотел спросить, знает ли она уже что-нибудь. Но промолчал. Еще немного, и сам все узнает.

– И как Кузнец? Здоров?

– Принес немного провианта. Крупа, хлеб, молоко. Да, сам здоров. Страху только натерпелся. Он не один. С семьей.

Клим выругался. У Кузнеца жена и четверо детей. Один – совсем кроха. Что его подвигло бросить дом и, смертельно рискуя, пробираться в горы? Да еще с семьей. Что-то, что выходит из ряда вон. И грозит ему немедленной расправой со стороны схарматов. Такая угроза реальна, если…

Он выпрямился, оставив попытку зашнуровать ботинок. Посмотрел на Геду. Спросил коротко:

– Даль?

Геда кивнула. Отвела взгляд. Когда Клим тяжело поднялся, пошла рядом, чтобы в случае чего не дать упасть. Он не оставил ей такой возможности – шел медленно, но ровно.

В пустом зале собрались уже все, кто не был в тот час на дежурстве. Клим подошел к Кузнецу, пожал его широкую ладонь.

– Рад видеть живым.

– Я сам рад, – хмыкнул тот. – Не знаю, как удалось уйти…

– Рассказывай. Медленно и подробно.

– Эстан был осторожен.

– Знаю.

– У меня о нем только сплетни. Ну и то, что сам видел. Я был на рынке, когда они позвали полюбоваться пленником. Многие пошли. В общем, я думаю, на этот раз он не уйдет живым.

– Я тебя прошу, медленно. Четко. Дамир, бери бумагу, записывай.

– Хорошо. Два дня назад пошел слух, что Дальгерт арестован. Причины назывались очень разные, но мой знакомый поговорил с одним из схарматов и узнал – все случилось из-за мальчика. Они с окраины притащили мальчишку. Заподозрили, что он не из города. Допрашивали. А Эстан его каким-то образом вывел.

Клим переглянулся с Гедой. Оба вспомнили Олега.

– Может, еще что-то совпало. Мой знакомый, чтобы не показаться навязчивым, не стал расспрашивать.

– Ладно. Дальше.

– А дальше я понял, что если они возьмутся за Эстана всерьез, то нам жизни в городе не будет. Велел жене готовиться. Пошел на рынок, закупить в дорогу еды. А там глашатай… Я не удержался, сходил посмотреть…

Геда обнаружила, что вцепилась в ладонь Клима.

Длинное описание сложного пути семейства Кузнеца по горам они слушали уже в полном молчании. Только Дамир скрипел ручкой по листам бумаги.

Когда Кузнец замолчал, взял слово Клим.

– Сюда схарматы добраться не должны. Какое-то время мы будем тут в безопасности. Ника, покажите нашим гостям комнаты. Пусть выберут, где им будет удобней жить.

– А что дальше? – упрямо спросил Дамир.

– А дальше мы будем ждать. Нерин тоже понимает, что мы тут без продовольствия долго не продержимся. Он пошлет помощь, как только подвернется случай. И как только станет ясно, что эта помощь действительно доберется до цели.

– А Даль? А Олег?

Клим не ответил. Нечего ему было ответить.

Будь тут хотя бы пара боевых магов. Хотя бы один боевой маг…

Мастерство Слова – дело хорошее. Достойное. Но против вражеской армии малоэффективное. Особенно здесь, в Мертвом кольце. Хотя… Даль упоминал какой-то тайный подземный ход, который он якобы не показал схарматам…

Будь Клим здоров, он, пожалуй, рискнул бы. А так, и думать нечего. И никого из тех, кто сейчас собрался в Убежище, нельзя туда отпускать. Иначе придется оплакивать и его тоже…

– Знаете что, – очень громко сказала Геда. – У меня на попечении три человека, которым нужен постоянный медицинский уход. Если вы желаете прибавить мне работы, можете продолжать геройствовать. Но запомните одно. Я не мастер Лек. Мертвецов поднимать не умею. И если вам нечем заняться прямо сейчас… отдыхайте, Губитель вам ежа в анус!.. Потом не до отдыха будет. Дамир. Сунешься с территории один – и я сама тебя порву. И обратно сшивать не стану!

Она поискала глазами, на кого бы еще наорать, но оказалось, что остальные уже толкутся у выхода. Дамир тоже поспешил исправить свою оплошность.

Когда за ним закрылась дверь, Геда впервые посмотрела в глаза своему пациенту.

– Проводишь? – грустно спросил он. – Если буду падать, так хоть в твои объятия.

– Язва ты.

Но он говорил совершенно серьезно. Другое дело, что никому не оставлял шанса догадаться об этом.

Геда со вздохом помогла ему подняться. Пробудившаяся вдруг нежность к этому не слишком приятному в общении человеку пугала ее саму.

* * *

Дня через два Ильра остановила Лека.

– Что у него спрашивают?

Дело было после долгого дня, за который она успела просмотреть несколько страниц старинного анатомического альбома и попробовать собрать что-то посложней проволочного жука.

Получился очень крупный механический жук. Он послушно бегал по столу, повинуясь приказам. Он был умный, различал право и лево, умел приседать на всех четырех ножках и вставать на две задние. От альбома ее немного мутило. Но она все же прилежно прочитала все статьи и комментарии, что были изложены на первых двух страницах. Слова, что любое новое знание ей когда-нибудь может пригодиться, запали девушке в душу. Кроме того, все это отвлекало ее от навязчивых мыслей о Дальгерте.

Лек наблюдал за ней с улыбкой. Она словно снова стала прежней. Будто и не было размолвки. Он даже подумал – а что если действительно? Дать этому Эстану шанс… пусть живет. Благодарность Ильры стоит большего. Или?

Все его подопытные в особой лаборатории были обычными людьми. Не магами. А у Эстана – способности. И не маленькие. Что если попробовать с ним… вдруг получится? Тем паче что после пыток в подвале он может и не выжить. А так он получает уникальный рабочий материал, Эстан – шанс прожить еще несколько лет, а Ильра избавляется от своего долга. Знать бы, что она задолжала Эстану?

– Лек, ты задумался?

– А?

– Я спросила, зачем его пытают? Что хотят узнать?

– Ну, есть некие записи… язык, по его словам, одного из корней Тарна, а вот буквы – полностью вымышленные. Генерал хочет знать, что в этих записях. А он отказывается переводить.

– Это так важно?

– Есть еще доказательства его вины. Так что он получил по заслугам. Тебе его жалко?

– Живой же человек…

– Понимаю. Ты всех жалеешь.

– Это плохо?

– Нет. Конечно, нет.

– Можно мне его увидеть? Не на площади, а так.

– Да зачем?

– Лек… это трудно объяснить. Мне нужно знать, что он выживет.

– Я же обещал.

– Почему ты мне не разрешаешь?

– Там грязно. Воняет. Палач не уносит инструменты… там тебе не место.

– Каким бы он ни был, он от корней Тарна.

– Ваши старейшины, помнится, объявили его человеком без рода.

– Безродных много, Лек. Но кровь-то остается кровью. Он один из нас.

– Хорошо. Пойдем.

– Сейчас?

– Днем его опять выставят на Малый двор.

Лек знал, что в камере наверняка до сих пор работает палач. Работает на публику: зритель в последние дни всегда один, брат Евхарт. Он уже открыл все свои тайны, даже секрет подземного хода к реке, о котором почему-то умолчал Дальгерт.

Может потому, что сам планировал покинуть монастырь этой дорогой?

Ну, теперь уж точно не удастся.

Однако священника продолжали исправно таскать на экзекуции. Страх бывшего слуги Спасителя был столь велик, что позволял понемногу подзаряжать предметы, наделенные магией Хаоса, даже здесь, в стороне от сердца лабиринта.

– Что, решил развлечь подружку? – игриво спросил встретившийся в нижнем коридоре помощник палача.

– Вы закончили? – удивился Лек.

– Да монах в обморок грохнулся. Через час еще поработаем.

Ильра облизнула пересохшие губы.

– У нас нынче такой клиент, что приказано, чтобы осторожно, без увечий. И чтоб его надольше хватило. Я и то удивляюсь…

– А он что? – спросил Лек.

– А он, в последнее время, только и знает, что твердит «Ильра, Ильра». Видать увидел знакомую, когда висел на дворе.

Лек в удивлении посмотрел на свою спутницу.

– Я Ильра, – сказала та. – Почему он меня зовет?

– Да, может, не зовет. Просто твердит. Он редко сейчас в твердой памяти бывает.

Лек нахмурился:

– Мне он нужен в твердой памяти, и вы это знаете. Так что поосторожней. И вот еще что. На сегодня завязывайте. Попугайте этого идиота чем-нибудь другим. Что, у вас в подвалах ни одного смертника нет? Только выберите из тех, кто для мастерской не подходит. Я проверю.

Помощник палача пожал плечами.

– Другого так другого. А мне знаешь что нравится? Как клиент дергается, когда видит этого монашка. Прямо его перекашивает всего…

– Ладно, мы пойдем.

Помощник палача кивнул и удалился.

– Вот так, – почему-то смутился Лек. – Нам противно, а для него это ежедневная работа. Идем.

В камере было светло. Даль лежал на ворохе подгнившего сена, не шевелился. Рядом на табурете стояли какие-то тюбики, баночки, флаконы.

– Это средство для заживления ран, – сказал Лек. – Если бы его время от времени не подлечивали, он бы умер раньше, чем ты ко мне пришла. Аким очень злой был. А Демиан просто в бешенстве. Пожалуй, я действительно буду настаивать, чтобы его перевели ко мне. Пусть думают, что я готовлю тело к работе.

Ильра не слушала. Подошла, присела так, чтобы видеть лицо Дальгерта. Глаза его были закрыты, а губы шевелились, беззвучно повторяя одно и то же слово.

Она скорей догадалась, чем прочитала по губам свое имя.

Мир перед глазами начал расплываться. Она мигнула, чтобы вновь вернуть утраченную четкость предметов, и почувствовала, как на руку упала капля. Быстро провела по лицу. Под пальцами была влага. Лек увидит, будет злиться. Да и пусть злится.

Она так и не решилась дотронуться до Дальгерта – испугалась нечаянно причинить боль. Поднялась, отряхнула колени. Сказала:

– Пойдем.

– Насмотрелась?

– Да. Да. Пойдем отсюда скорей. Больше не могу.

– Не плачь. Было бы о ком плакать.

– Лек, ты обещал. Он должен жить.

– Я помню.

Глава 14

– Плохо выглядишь, мастер Лек, – сказал Демиан зловеще. Лек откровенно боялся старика и всегда старался держаться от него подальше. На этот раз не удалось. Старик явился в мастерские сам, без предупреждения.

– Много работы, – пробормотал мастер, изо всех сил давая понять, что торопится.

– Понимаю, понимаю. Однако вам придется уделить мне несколько минут. Я, если позволите, Лек, тоже занимаюсь делом, и у меня тоже мало времени.

– Да, конечно.

– Пройдем в кабинет?

Лек послушно отворил двери комнаты, в которой обычно работал с бумагами и где хранил некоторые, не особенно ценные, тома своей библиотеки.

– Итак…

– Еще двенадцать будут готовы через два дня. Мы действительно делаем все, что можем. Но материал…

– Да, материал. Что там с Эстаном? Что-то я не вижу его среди наших доблестных солдат.

– С ним сложнее, – пролепетал Лек. – Он поступил… в весьма неважном состоянии, мы с поврежденными тканями не работаем. Пришлось ждать некоторое время, когда восстановится…

– И?

– Я сейчас разрабатываю принципиально новую модель. Собираюсь именно на нем опробовать эту схему. То, что у него способности к магии, играет нам на руку – до этого момента я не знал, как сделать систему стабильной.

– Ну-ну. И когда можно будет посмотреть на результат?

– Сейчас самая сложная, операционная стадия. Думаю, не раньше, чем через пару недель. Но верней всего – через месяц.

– Через месяц… долго. Ну, месяц так месяц. Но уж не дольше. И вот еще что… нужно увеличивать поток. Те сорок солдат, которых ты сделал на данный момент, это прекрасно, но это мало. Надо чтобы, когда перевалы весной откроются, у нас было не менее полутысячи мертвых бойцов. Материал я тебе найду. Начнем с местных тюрем, потом посмотрим. Но шел я к тебе по другому поводу. Меня интересует кулон, который мы дали тебе на изучение. Ты разобрался? Что это?

Лек улыбнулся на этот раз даже с некоторым превосходством.

– О, это… да, думаю, мне удалось проникнуть в секреты этого камня. Хотя, если позволите, я вам скажу, что это вряд ли камень. И вряд ли его родина – наш мир. Скорей всего, его доставили из таких мест, где токи сил мощней, а маги во много раз сильнее. Этот амулет не нужно заряжать. Он сам – скрученная, запертая магия. Я даже думать боюсь, кто смог ее так скрутить и запереть, возможно, такое подвластно только Богам… так вот, силы его велики, но не беспредельны. Он отдает их понемногу, подстраиваясь под индивидуальные свойства того мага, который с камнем работает. Его магия приспосабливается настолько, что ее невозможно отличить от силы самого мага. Она действует так, как если бы полностью принадлежала ему. Она никогда не отдает больше, чем он сам единовременно может дать. Зато она почти безгранично увеличивает время своего применения. Маг не устает, не теряет силы. Он может работать на пределе возможностей столь долго, сколько хватит его физических сил, которые, кстати, тоже можно поддерживать магией… я пробовал. Очень удобная штука. Но для обычных людей совершенно бесполезная.

– Очень хорошо, очень. Для нашей борьбы именно это и нужно. К сожалению, я должен просить ее вернуть. Если ты говоришь, она одноразовая…

– Я этого не утверждаю. Только предположил, что в нашем мире ее трудно будет зарядить.

– Это почти одно и то же.

Старик протянул руку ладонью вверх. Лек нехотя отдал ему подвеску.

Небрежно сунув добычу за пазуху, Демиан вышел, напомнив на прощание, что нужно работать быстрее.

Лек прикрыл за ним дверь и обратил внимание, что пальцы у него дрожат.

Он налил себе стакан разбавленного вина. Как ни крути, а ускорять темп придется. А это значит, придется ставить к работе недоученных новичков, что грозит непременными ошибками, браком. Впрочем, усталость опытных мастеров грозит ровно тем же.

Он, немного успокоившись, посмотрел на часы. Пора? Или можно потратить еще несколько минут на отдых? Нет, все-таки пора.

Магия ждать не любит.

Про месяц он Демиану солгал. Работа будет закончена через две недели. Но нужно было оставить себе хоть какую-то фору для маневра, если вдруг что-то пойдет не так…

Постепенно, шаг за шагом Лек создавал шедевр. Шаг за шагом он приближался к своей великой мечте о бессмертии и неуязвимости. Он стоял на пороге открытия и выкраивал каждую минуту на то, чтобы уточнить что-то, упростить схему, найти новые, альтернативные источники магии. И на этот раз – он чувствовал! – все идет как надо.

Да, действительно, пришлось долго ждать, когда зарубцуются раны, оставленные палачом. Но это заняло не так много времени, как могло бы: палач старательно исполнил приказ не калечить жертву. А магия еще и ускорила процесс восстановления организма.

Все металлические детали давно были готовы. Все же, это была пятая попытка соединить магию Слова, некромантию и магию целительства так, чтобы в результате получился человек будущего – сильный, выносливый, бессмертный, неуязвимый для магического и обычного оружия. С последним было больше всего проблем. Если неуязвимость от магии еще можно было как-то прописать в формуле Слова, то с обычным оружием, пожалуй, предстоит бороться только силами мгновенного заживления. И магическим ресурсом для этого станет сам организм. Для этого он должен был быть живым, но с живой плотью отказывалась работать некромантия. А без нее не было надежды сделать солдата бессмертным…

И все же все препятствия были преодолены. На идею его навела технология долгого сна. Лек решил, что ему по силам, замедлив, практически остановив, течение жизни в организме, соединив этот самый организм с механическими элементами, обратиться к магии смерти и заставить ее работать в согласии с другими силами.

Стабилизировать эту триединую систему должна была магия самого будущего солдата. Но до этого момента еще очень долго.

Лек сполоснул стакан, поставил его на место. Времени действительно мало. А если все получится с Эстаном, то технологию можно будет еще отработать на ком-нибудь из подмастерьев. Среди них есть люди рисковые. А еще больше тех, кто Леку обязан жизнью. Среди них добровольца тоже можно будет найти. И только потом, когда все будет несколько раз проверено и перепроверено… когда Ильра научится работать с человеческой плотью, живой и мертвой… потому что никому другому он свою жизнь доверить не сможет… только тогда можно будет подумать о собственном перерождении.

О, тогда он, наконец, сможет покинуть схарматов. Тогда он ничем не будет им обязан, и они никак не смогут его остановить. И Ильра… она, конечно, тоже станет бессмертной. Это будет прекрасная, бесконечная жизнь только для них двоих. Жизнь, которую они проведут бок о бок…

Лек спешил вниз, в свою тайную лабораторию, и мечтал о том, как все будет прекрасно, когда, наконец, он воплотит свою дерзкую и прекрасную мечту.

* * *

В начале сентября неожиданно снова установилась ясная и теплая погода. В один из таких дней в Горное Убежище прорвался целый караван – с грузовыми механоидами, медицинским оборудованием, провиантом.

Клим встретил их на ногах. Он старательно делал вид, что не нуждается ни в каком особом лечении, Геда ворчала, но удержать беспокойного пациента на месте никак не могла. Да и не хотела. Деятельный Клим обходился ее нервам намного дешевле.

Гости задержались всего на одну ночь. После короткого совещания, которое собралось и на этот раз в комнате Клима, было решено, что за перевалы под охраной четверки боевых магов отправятся все больные и раненые, а также Кузнец с семейством. Сопровождать больных будут Геда и Ника. Диана и ее подмастерья сказали, что останутся: в городе еще человек пять из тех, кто знал про Убежище и теоретически мог попытаться сюда добраться. Клим, дослушав все доводы, заявил, что они с Дамиром тоже остаются.

Никто почему-то не стал возражать. Провианта доставили недели на две безбедной жизни – новое Убежище обустроилось, заработала ферма, открылись склады, так что дальнейшее голодание им не грозило.

Когда все разошлись, Геда задержалась, чтобы тщательно проинструктировать пациента о дальнейшем лечении: теперь-то были и лекарства, и швы она уже сняла, так что если пациент сам не приложит все усилия, чтобы умереть, то он выживет…

Когда она замолчала, Клим спросил:

– Сегодня твое дежурство?

– Да собственно… я отпустила Нику. Все пациенты на пути к поправке, не думаю, что наши услуги кому-то могут срочно понадобиться.

– Значит, ты свободна. Может, останешься?

Геда в удивлении посмотрела на Клима, но тот лишь развел руками, признаваясь, что сам не понимает, откуда вдруг взялась эта идея.

– Завтра уедете, – наконец придумал объяснение. – Здесь будет скучно и одиноко.

Она все молчала.

– Понял, что сказал глупость. Извини.

– Да нет, – с едва заметной смешинкой в голосе ответила Геда. – Я, пожалуй, приму это предложение… но с одним условием.

– С каким?

– Ты не будешь требовать, чтобы я вернула сигареты.

– Женщина! Ты разгадала мой коварный план. Что же делать?

– Значит, без сигарет я тебе не нужна?

На мгновение Клим стал серьезен.

– Нужна.

– Ну, тогда…

– Еще условие?

– Тогда я запру дверь. Здесь людно.

* * *

Лек потер воспаленные глаза. Несколько бессонных ночей, проведенных в лаборатории, – и вот он, почти готовый результат. Только на месте недавних разрезов остались розовые рубцы…

Нет, пожалуй, нужно еще многое поменять. Металл кое-где пришлось вывести наружу. Это никуда не годится. Его новый солдат не должен ничем (ну почти ничем!) отличаться от человека. А тут пришлось его обрить наголо. Затылок и виски прикрывал стальной щиток – иначе не получалось закрепить некоторые механические детали. Ладони с тыльной стороны… щитки над лопатками и плечами… сюрприз для врага – острые как бритва стальные ногти…

Нет, от этого надо будет избавляться. Этакие украшения ни ему самому, ни Ильре ни к чему.

…а в целом он весьма похож на себя. И самое главное – на последней стадии, когда Лек прекратил подпитывать тело магией – он не умер. Это значит, условие Ильры выполнено в полной мере.

Осталось теперь его разбудить. И объяснить его новый статус…

Лек улыбнулся: теперь этот человек полностью в его руках. Слово Создания, и Слово Управления, и Слово Разрушения, все, на чем построена и держится магия, поддерживающая жизнь в этом теле, – все принадлежит единолично мастеру Леку.

И, конечно, Ильре. Если она того пожелает…

Мастер еще раз проверил по записям в альбоме, все ли он сделал правильно, не отступил ли от расчетов, собственноручно выполненных месяц назад. Он знал, что не ошибся. Это чувство знакомо всем, кто привык доводить до конца долгий и сложный творческий труд. Предчувствие. Ощущение, равное по силе будущему триумфу. Пророческое видение того, что еще немного – и созданное тобой чудо начнет жить своей особой жизнью, отделенной от опеки мастера.

Лек прищурился, разглядывая бесстрастное, гладко выбритое лицо своего первого поистине живого мертвеца.

Дальгерт не дышал – ему это не нужно. Его сердце не билось – но он был жив. Его нельзя убить ядом – слишком медленно течет кровь. Его невозможно убить оружием – магия целительства мгновенно реагирует на любое повреждение. Враждебное колдовство не сможет воздействовать на него в полную силу – потому что его нельзя в полной мере отнести к миру живых… При этом, по задумке, он должен сохранить память. И мыслить должен примерно так же, как мыслил раньше. При жизни. Интересно, удалось ли этого добиться? Если нет, то все было зря…

Слово «тварь» Леку внезапно не показалось обидным. Тварь – то, что он сделал. Что сотворил сам, своими руками. Тварь Лека – звучит уважительно и серьезно.

Что же. Осталось немного. Привести его в сознание. Оценить результат на деле.

Прямо сейчас?

Лек посмотрел на себя в зеркало. Встрепанный, осунувшийся, словно больной.

Да он Ильру уже два дня не видел! Нет. Нет, она достойна того, чтобы первой… оценить… понять… присутствовать в великий миг его, Лека, победы. Победы над самой смертью…

А если неудача? Что, если Эстан не вспомнит себя? Что, если придется все начинать заново?

Столько трудов…

Да нет, нет, быть этого не может! Все получится. Он проверил и перепроверил расчеты десятки раз. Ошибки быть не может.

Значит, завтра, решил Лек. Завтра мы сделаем это вместе.

Была глубокая ночь. Сентябрь перевалил за середину…

…Где-то капала вода. Монотонно. Одна капля в несколько секунд.

Но источник звука – вне поля зрения. В поле зрения другое. Тонущая в тумане улица, серый камень. Чахлые кусты, мусор, тревожимый неощутимым ветром.

И Он.

Печальные, все понимающие глаза. Кроткая улыбка.

Бог, которому ты никогда не молился.

Бог, слуг которого ты убивал.

Бог, который зачем-то пришел к тебе. Спросить за содеянное? Что ж, он в своем праве.

И ты чуть склоняешь голову в приветствии. Ты признаешь, что ему есть что тебе сказать.

Во взгляде Бога тихий укор:

«Суета мира отвращает от веры многие сердца… и люди теряются, забывают себя и забывают, что Бог есть добро».

«Да, я слышал. Но что есть добро?»

«Добро есть милосердие. Добро есть любовь. Ты сам пришел в мой храм. Ты сам решил служить мне. Ты пил святое вино и ел святой хлеб. Неужели эти слова ничего для тебя не значат?»

«Но разве, чтобы быть милосердным, нужно непременно служить тебе?»

«Через любовь к Богу приходит любовь к ближнему».

«Ты Бог. Что тебе до нашей любви или нелюбви?»

«Я пекусь о каждом, в чьем сердце есть свет Истинной веры».

«Влад служил тебе. Он в тебя верил».

«Он сам выбрал такой путь. Путь мученика. В конце этого пути он мог бы встать рядом с моим престолом. Мог бы быть одним из святых. Но он отрекся. Падение его было ужасным…»

«В этом ли милосердие?»

«Вера, укрепленная испытанием, становится тверже гранита. Он мог бы творить истинные чудеса. Но разве мы говорим о нем? В каких Богов веришь ты?»

«Зачем вера тому, кто знает? Я не верю в Богов. Я верю Богам… или не верю».

Взгляд Бога вновь становится печальным:

«Значит, мне ты не веришь?»

И столько кроткого отчаяния в этом взгляде, что хочется все бросить, забыть, покаяться. Поклясться идти за Ним, куда бы ни повел…

Бог опускает взгляд. Отворачивается и идет в туман. На сердце пусто и горько: это не ты отвернулся от него. Это Он отвернулся от тебя…

Тают очертания города, превращается в пряди тумана, исчезает уличный мусор…

…Грозовое небо низко нависло над пустым долгим полем. Тут ни ростка, ни цветка – черная сухая земля, поднятый ветром песок.

Тарн называли Темным сами его обитатели.

Ты никогда не видел родину предков, но безошибочно угадываешь ее. Тарн Штормовой. Тарн Грозный…

Идет сухая гроза.

Стоит захотеть – и ты будешь частью этой силы.

Боги Тарна не страшны и не величественны. Они – это души тех, кто был до тебя. Они и есть корни Тарна.

Те, кто хранил семьи от гибели. Предупреждал о бурях. Подсказывал верные решения.

Неужели пришло время и тебе раствориться в этом вихре?

– Это не страшно. Люди городов потихоньку забывают заветы предков, но и они однажды приходят, чтобы почувствовать истинную свободу. Свободу помогать живым, тем, кто дорог. Сражаться за них, быть щитом между ними и теми силами, что от века стремятся разрушать и уничтожать.

Черные одежды развеваются на ветру. Взгляд этого Бога ясен и спокоен. Все, что он говорит, он говорит вслух – так, как говорил бы любой смертный.

Корни и ветви Тарна – это часть одного Дерева. И Богу нет нужды лукавить.

– Если ты здесь, значит, у тебя есть и право, и возможность остаться…

Что же. Это почти то, чем ты занимался всю сознательную жизнь, ведь так? Быть щитом, бороться с силами Хаоса, защищать близких.

В словах Бога нет подвоха. И эта сухая буря на самом деле уже сейчас – часть тебя. Ты ведь и от этого никуда не убежишь, все-таки от корней Тарна.

Спрашиваешь:

– Что будет, если я откажусь…

Бог понимающе усмехается:

– Мы не делим время на «сейчас» и «потом». Когда придешь, тогда и придешь. Главное – найди дорогу.

– О да.

Этот новый голос тебе кажется знакомым, и ты оглядываешься в поисках его источника.

Да, конечно, вы встречались раньше. В ночь, когда схарматы подходили к городу, а община и монахи собирались пожертвовать Ильрой, чтобы воздвигнуть над городом недолговечную, но мощную защиту…

Ты не знаешь имени этого мага. Но он сдержал обещание – Ильра пережила убийственный ритуал…

– Это достойное решение, Дальгерт Эстан. Но вот своевременное ли?

Что-то не так у него с глазами. Но под капюшоном их почти не видно. Да и темно.

Спрашиваешь:

– А у меня есть выбор?

– Выбор всегда есть. Ну что? Пойдешь туда? Или еще поживем?

– Поживем… – эхом ответил Дальгерт.

И очнулся.

В мире, кроме темноты, был еще красный неровный отсвет и ощущение жара. Зато не хватало чего-то привычного и неприятного, без чего немыслимы и день, и ночь.

Он понял, что лежит на гладкой ровной поверхности, а тела касается какая-то ворсистая ткань. Потом вспомнил, что уже просыпался так несколько раз и, просыпаясь, каждый раз думал, что этот раз последний. Почему?

А, мастерская Лека. Его отдали Леку.

Память волной прокатилась по телу, и сразу стало понятно, что именно исчезло – не было боли. Как будто ее убрали, отменили, выключили. А казалось, теперь она будет всегда. К боли нельзя привыкнуть, можно лишь научиться терпеть. Но этот предел был давно уже пройден. Даль знал о себе, что он не может долго терпеть боль.

– Встань! – сказал ему ломающийся от волнения голос.

Он зашарил руками, пытаясь избавиться от покрывала, и только после этого догадался открыть глаза.

Красные отсветы давали две яркие свечки, горевшие недалеко от лица. Лек действительно стоял у двери и смотрел на него пристальным, прищуренным взглядом. Так оценивают работу. Хорошо ли вышло, нет ли дефектов.

Дальгерт попытался вздохнуть, но у него не получилось: он не ощутил притока воздуха, не почувствовал, как им наполняется грудь…

«С этого момента можешь считать себя покойником», – сказал он себе. Интересно, остальные мертвецы тоже сохраняют память?

Кажется, от таких открытий полагается пугаться. Или даже впадать в ужас. Дальгерт не почувствовал ничего, словно и не с ним это происходит. Он продолжал отстраненно изучать себя. Сердце не бьется. Нет усталости. Мысли текут… обычно. Никаких новых желаний.

Он поднялся с низкой лежанки. Посмотрел в глаза мастеру. Ну, что скажешь? Нравится результат многодневных трудов?

– Что ты сделал?! – прошептал кто-то рядом.

И уже в полный голос:

– Лек! Ты же обещал! Что ты наделал?

Ильра. Она почему-то была здесь, в этой комнате. Почему он раньше не заметил?

Как она тут оказалась? Зачем? За что?

Ильра повернулась к мастеру и попыталась ударить его по щеке. Лек без труда перехватил ее руки и с крайним удивлением, даже с обидой, сказал:

– Ильра! Да ты что? Успокойся! Он жив. Даже лучше! Его теперь замаешься убивать…

Она застыла. Перевела взгляд на Даля. Он поспешно опустил глаза.

Из одежды на нем была только набедренная повязка. Спасибо и на том. Зато Дальгерт увидел свои руки – ровно такие, как у прежних Лековых тварей – с защищенными запястьями и пальцами…

Именно в этот момент все вернулось. Страх – не за себя, а за нее. Память – она услужливо напомнила, как в пыточной камере изо дня в день только ее имя не давало сойти с ума, потому что ни лицо, ни голос он уже не мог заставить себя вспомнить. Понимание, чем он стал – одним из десятков марширующих по Большому двору трупов… глухая боль в сердце – странно, оно не бьется, а боль все равно есть – тоска по отрезанному прошлому, по друзьям…

Ее взгляд все равно ощущался так, словно он материален. Ужас и жалость – вот что она испытывает, глядя на него. Именно эти чувства он теперь будет вызывать у всех, кто его знал раньше…

– Ильра, подумай! Все так, как ты хотела. Он жив!.. Ты же ненавидела его! Посмотри. Я обещал, что ты сама, если захочешь, сможешь решить его судьбу. Я отдам тебе Слово его Жизни и Слово Разрушения. Хочешь? Он будет твоим слугой. Из моих солдат… из моих тварей получаются прекрасные слуги. Исполнительные, молчаливые и верные. Да, он не дышит… ну, почти не дышит, но это ничего не значит – его кровь – все равно кровь живого человека. Магия позволяет ему говорить и даже думать. Эй, ты! Ты меня слышишь?

Дальгерт сначала ответил, а потом уже подумал, что надо было попытаться промолчать. Попытаться не выполнить приказ. Узнать границы своей свободы.

– Слышу.

– Как твое имя?

– Меня звали Дальгерт Эстан.

– И будут продолжать так же звать. Ты не мертвец. Ты все помнишь? Твоя память не пострадала?

Даль не ответил.

Лек нахмурился:

– Когда я спрашиваю, надо отвечать!

В этот момент кто-то начал от души дубасить по двери лаборатории.

А вслед за ударами разнесся еще и голос:

– Мастер! Мастер! Откройте! Срочно! Вас зовет генерал! Если не поторопитесь, он придет сюда…

Лек, выругавшись, метнулся к двери. У самого выхода обернулся:

– Ильра! Прошу тебя, дождись. Я вернусь и все объясню! Клянусь, тебе мой план понравится! Только не уходи…

Он убежал. Но снаружи дверь все-таки запер. На всякий случай.

Когда шаги на лестнице стихли, Даль посмотрел Ильре в глаза.

Испуганная и заплаканная, в сером платье чуть ниже колен, Ильра стояла там, где Лек ее оставил – между Дальгертом и дверью лаборатории.

Что бы с ним ни случилось, она не должна умереть. Надо, чтобы она выбралась из города. Зачем она вернулась в монастырь? Что ее заставило пойти на этот безрассудный шаг?

И он неожиданно для себя получил ответ. Как будто Ильре удалось прочесть его мысли:

– Он обещал, что тебя не убьют. Я поверила, а он нашел, как сделать так, чтобы это не выглядело ложью…

Нельзя верить Леку.

Ильра подошла ближе, так, что стала видна каждая черточка ее лица, блики в глазах, искры на прядках волос. Усталая, решительная…

Еще мгновение быть рядом. Хотя бы раз сказать слова, давно уже живущие в душе и отчаянно рвущиеся наружу. Слова, которые ты так удачно научился заменять этой высокомерной формулой: «мой прекрасный враг». Хотя бы раз быть искренним, не играть привычную роль обаятельного негодяя. Роль, придуманную специально и только для нее, в которую она всегда верила…

Сказать ей об этом сейчас – причинить еще немного боли, и только.

Дальгерт сказал:

– Беги отсюда, девочка. Беги как можно быстрее.

Он сам поразился, как ровно и обыденно звучит его голос. Видимо, магия делает его таким: магия сейчас работает вместо гортани, связок, легких…

Она кивнула. Как-то ей удалось одновременно кивнуть и не отвести взгляда.

– В горах на севере, за Чертовым Седлом, есть место, где можно укрыться. Оно называется Горным Убежищем. Попасть туда трудно. Но если будет совсем плохо, если не будет другого выхода, ты все-таки попробуй. Тебе там должно понравиться…

– Кто ты, Даль?

Он нехотя пожал плечами.

Он мог бы рассказать. Но это опасное знание. Опасное и теперь уже совершенно ненужное. Когда-нибудь в Горном Убежище, если она туда доберется, ей расскажут…

– Не хочешь говорить…

– Не хочу, чтобы тебя убили.

В замке провернулся ключ, вошел бледный Лек. Сказал:

– Ильра, прошу тебя, ступай к себе. Генерал требует предъявить результат моей работы. Так что мне нужно еще немного времени, чтобы довести здесь все до конца. И нужно немного прибрать – генерал не любит, когда в рабочем помещении бардак.

Она в последний раз обежала помещение взглядом, вышла. Но пошла отнюдь не к себе. Ее снова словно кто-то вел за руку, заставляя совершать то, о чем она, может, и думала… может, и каждый день помногу раз думала… но вот решилась бы сделать или нет в любой иной ситуации? Шла и повторяла: а мне ведь не страшно. Словно делаю что-то по плану. Старому, надежному, уже не раз опробованному плану…

…Лек запер дверь. Бросил Дальгерту:

– Не ожидал, что так повернется?

– Не ожидал.

– Ты уже достаточно разбираешься в мастерстве Слова, чтобы понимать, – не будешь выполнять все мои приказы и станешь трупом без всяких особенных свойств.

– А вы уверены, мастер, что этот вариант намного хуже?

– Думаю, да.

– А я собираюсь попробовать…

– Через час нас ждет генерал Аким. Если ему не понравится моя работа, мне несдобровать. Но тебе тоже достанется. И достанется так, что неделя в компании палача покажется отдыхом в раю.

– А вот это уж мое дело.

Интонации Лека внезапно стали повелительными. Он встал у стены, скрестив на груди руки, и скомандовал:

– Выйди вперед. Встань ровно.

Даль не сдвинулся с места.

– Решил упорствовать? Ну-ну…

И вновь не последовало ответа: если уж начал бунт, так надо идти до конца.

Лек произнес несколько неразличимо-сложных слов. Тело отозвалось немедленной судорогой и болью, от которой Дальгерт пошатнулся и был вынужден ухватиться за край стола.

– Так понятней? – спросил Лек улыбаясь. Улыбка у него была жуткая. Лек мог долго смотреть на то, как корчится на полу его жертва. – А так?

Словно кости выворачивают в суставах, немыслимо выкручивают руки и ноги…

Сознание померкло почти сразу… и почти сразу вернулось. Лека в комнате не было.

Дальгерт поднялся с пола, посмотрел на свои руки. Там, где металл соединялся с живой плотью, виднелась засохшая кровь. Красная, обыкновенная кровь. Человеческая.

Пожалуй, если единственным средством манипуляции у Лека является боль, то можно попытаться даже в этом неприятном существовании найти некоторые плюсы… например…

Мысль показалась ему идиотской – какие плюсы? То, что тебе не удалось окончательно умереть в тюрьме, – это не плюс. Разве что попытаться продолжать работать… теперь уже в новом статусе. Теперь никто не сможет усомниться в его лояльности. Ну да. Написать Климу записку: «Удалось проникнуть в ряды армии мертвецов. Остаюсь на связи»…

Ильра. Вот ради нее, ради того, чтобы помочь ей выбраться, стоит продержаться еще несколько дней. Потом Клим о ней позаботится. Она, похоже, потенциально сильный маг… такие Убежищу нужны.

Отворилась дверь, ворвался бледный Лек.

– Пошли! – скомандовал он. – Не будешь выполнять приказы – повторю порку. Не будешь слушать генерала – просто убью. Приказ первый – молчать, пока к тебе не обратятся прямо. Приказ второй. Ко мне и к генералу обращаться «господин». Отвечать коротко и четко. И только правду. Иначе, сам понимаешь…

– Я понял, господин. – Голос, как и раньше, звучал совершенно гладко. На этот раз Дальгерт мог только порадоваться этому.

Голос идеального слуги.

– Тогда приказ третий… а, Губитель тебя… пошли на склад. Возьмем тебе одежду. Время почти вышло!

Глава 15

Канистра с керосином была тяжелой. Ильра тащила ее, пятилитровую, двумя руками. Считала про себя:

Сейчас все в мастерских… через час мастера пойдут на обед, значит, есть чуть меньше часа. Запах у керосина резкий, его могут почувствовать, нужно будет очень быстро все сделать…

На складе ее требованию никто не удивился – Лек использовал керосин в светильниках и чтобы заправлять горелки. Сколько попросила, столько и дали. Она с удовольствием записала в книге – для мастерских Лека.

В буквальном смысле – для мастерских.

Пришлось смириться, что поджечь сразу все мастерские ей не удастся. Но уж прозекторскую…

И Леков кабинет, в котором, кстати, всегда полно бумаг…

Ах, добраться бы еще до его лаборатории в подвале. До той самой, в которой она была всего раз и которая всегда заперта. Вот где пламени будет на чем разгуляться!

Девушка на время оставила канистру у себя в комнате. Теперь надо попытаться добыть ключи от кабинета. Лек чаще всего оставляет их в своей комнате, когда не носит с собой. Но в кабинет он не заходил минимум пару дней, так что ключ должен быть на месте. Ну вот, а повод пробраться к Леку в комнату можно отыскать простой. Например, ей понадобилась та книга по анатомии, которую она ему недавно вернула… или…

Вот только где искать Лека?

Прислушалась к себе и решила, что начать поиски следует с секретной лаборатории. Прошло не слишком много времени, он может быть все еще там…

Но Лека в лаборатории не было. Двери ее были распахнуты, изнутри тянуло запахом воска и пыли…

Удача!

Пусть не получится выполнить все задуманное, но это место нужно уничтожить в первую очередь.

Ильра спокойно вернулась к себе, спокойно забрала керосин. Спустилась в лабораторию.

Ничего за эти минуты не изменилось.

На столе лежала раскрытой толстая тетрадь, сшитая из нескольких более тонких тетрадей и альбомов. Страницы пестрели формулами и записями, выполненными аккуратным почерком Лека.

…А вот это лучше всего забрать с собой. Может быть, она когда-нибудь сможет понять то, что там изложено. Может быть, она сможет исправить хоть что-то из того, что сделал Лек.

Книги из шкафов, связки бумаги, тетради, альбомы, чертежи – все на пол, на стол! Все облить вонючей жидкостью из канистры. Чтобы не обжечься самой, пролить по полу дорожку керосина. Поджечь от свечи. Захлопнуть дверь. Теперь главное – не спешить. Еще никто ничего не заметил, еще никто не свяжет тебя, спокойно идущую по коридору в сторону прозекторской, и начинающийся двумя этажами ниже пожар.

Вот и комната, отведенная для подготовки тел к операции. Сейчас тут никого не должно быть. Последнюю партию бессмертных солдат Лек сдал вчера, а инструкции мастерам для следующей партии еще не подготовил. Инструкции зависят от того, как отнесется генерал Аким к его последнему изобретению.

Так что если внутри кто и есть, то не живые люди. А мертвецов не жалко.

Ильра толкнула дверь – та легко открылась. Эту комнату никогда не запирали. Она оказалась права, здесь тоже ни души. Только закрытые серой дерюгой трупы у стены. Шесть покойников – шесть будущих солдат, которым она обеспечит куда более правильную судьбу. Обрызгала керосином грубую ткань. Запалила крайнюю тряпку, быстро вышла. Пустую канистру оставила внутри.

Теперь к себе. Спрятать Лекову тетрадь в сумку. В ту же сумку кинуть узелок с подаренными Леком украшениями – она их ни разу не примерила, но теперь они пригодятся, чтобы купить удобную для путешествия одежду и обувь.

Пора.

Кажется, она сделала все, что могла.

Вышла на пустой грязный двор – снова моросил холодный дождь, и обитатели монастыря старались не высовываться наружу.

Оглядела крыло, в котором располагались мастерские. Пожалуй, только ее взгляд и заметил, что из окна цокольного этажа у самой земли тянется слабый черный дым.

Неужели огонь все еще не разгорелся? Неужели она ошиблась и все было напрасно?

Она усмехнулась этой легкой неуверенности. Все получилось. Просто нужно было раскрыть окно. Тогда приток воздуха был бы больше…

По Малому двору бродили горожане – Аким продолжал подвешивать к столбу отловленных преступников, но никто из них не вызывал у публики особого интереса. Слившись с одной из праздных компаний, она покинула монастырь.

Акиму понравилось, как показал себя новый его солдат. По настоянию Лека, он влил в Дальгерта кружку сильного растительного яда – и яд не подействовал. Проткнул ему руку ножом. Рука даже не дернулась, а рана затянулась на глазах.

Выслушал замечание, что убить его теперь очень трудно и единственный верный способ – это произнести вслух Слово Разрушения, которое уничтожит магические связи механических элементов в его организме. Или еще можно воткнуть во все жизненно важные органы по мечу и оставить оружие в ранах. Через какое-то время это должно подействовать.

Дальгерт бесстрастно выполнял приказы, попутно запоминая все, что говорил Лек. Судя по этим словам, если Дальгерт хочет получить самостоятельность, хотя бы частичную, то сам Лек должен умереть.

А генерал забавлялся. Он испытывал возможности своей новой игрушки, попутно рассуждая о дальнейших планах армии Схарма.

– Нам нужно торопиться, чтобы к весне иметь надежную и мобильную армию мертвецов. Лек, образец прекрасен, но таких много не надо. Им можно будет поручить разведку местности, переложить на них командование отрядами бессмертных солдат… возможно, кое-какие другие функции… их ведь тоже не нужно кормить? Нет? Отлично! А что с умственными способностями? Не исчезают? Кстати, это мне напомнило…

Аким отошел к конторке, вернулся со знакомым письмом.

– Наконец-то мы узнаем его содержание… итак…

Дальгерт стоял напротив окна и безучастно смотрел на льющийся там дождь… и на робкий черный дымок, сочившийся от одного из нижних окон. Дымок становился все гуще, а потом оказалось, что он сочится вовсе даже не из одного окошка, из нескольких. Это крыло отведено мастерским. Сказать? Ну уж нет. Пусть разгорится сильнее…

Аким сунул ему в руки письмо:

– Читай.

– Слушаюсь, господин…

Пробежал глазами первые строки:

– …возможно, это имеет отношение к несчастному случаю с монахом. Это окончание строки, начатой на предыдущей странице. Хочу подробней рассказать об этом аколите, брате Евхарте…

Наконец случилось то, чего ждал Даль. Из-за чего старался читать медленней: в дверь забарабанили.

– Генерал! Генерал, откройте! Пожар!

Аким метнулся к двери, Лек – к окну.

Черный дым струился к низкому небу, смолянистый и густой.

– Мастерская… – с болью прошептал Лек. – Мои книги… Ильра… – Он сорвался с места, чуть не оттолкнув с дороги генерала, и исчез в дверном проеме.

Аким обернулся:

– А ты что стоишь? Почему не предупредил?..

– Не было приказа, господин. – Какое счастье, что голос теперь всегда звучит так, словно Дальгерт беседует со старым приятелем о погоде. – Кроме того, мне запрещено начинать разговор первым.

– Так. Отправляйся в мастерские, там нужна твоя помощь. Раз ты бессмертный и все такое. И с этого момента в экстренных случаях всегда предупреждай об опасности.

– Да, господин.

И Даль бегом покинул помещение, не выпуская из рук злополучное письмо…

* * *

Темные подземные ходы, кое-где все еще выложенные трубами и силовыми кабелями в ветхой растрескавшейся изоляции, казались лабиринтом. В давние времена, когда от умения прятаться зависела жизнь Олега, он часто спускался в старые колодцы. Там иногда удавалось найти что-нибудь ценное, вроде стеклянной посуды и монет. Правда, жил он совсем в других районах, так что на этот раз пришлось прокладывать путь заново.

Олег все эти дни был осторожен. Старался ни с кем не разговаривать, на рынок сбегал только единожды.

Дело было день на четвертый после побега, ребром встал вопрос о еде, и мальчик решил продать хозяйский металлический кувшин и пару стаканов.

На рынке только и разговоров было, что о пойманном предателе, и Олег до вечера ходил сам не свой – то придумывал, как выручить Даля, то, наоборот, – как самым лучшим образом выполнить его приказ.

Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, из-за чего Дальгерта заподозрили, из-за чего он попал в плен. Конечно, из-за того, что тайно вывел его, Олега, за стены монастыря…

Но Даль приказал переждать две недели и отнести Климу бумаги…

Может, хоть так можно искупить вину?

Мальчик потратил несколько дней, чтобы найти надежный подземный ход, позволяющий преодолеть охраняемые схарматами городские окраины.

Найти-то нашел…

Но уйти никак не мог решиться. Вина давила на сердце, заставляла сомневаться в правильности того, что он делает. Ведь, кроме него, спасать Дальгерта попросту некому. Нет в городе никого, кто решился бы на такое.

Разве что Кузнец…

Но про него Даль тоже приказал забыть.

Или он тогда просто не знал, что будет арестован?

Олег несколько раз пробирался к монастырю, наблюдал за тем, как меняются караулы на разрушенных воротах, как туда входят, а потом беспрепятственно выходят горожане. Они приходили смотреть на пленника. Но никому из них и в голову не придет ему помочь…

Однажды увидел, как от ворот идет угрюмый Виль, и тихонько пошел следом. Оказалось, Виль поселился далеко на окраине. Мальчик долго не решался к нему подойти. Вильдар казался ему старым и страшным.

В день, когда стало известно, что Дальгерта передали в мастерские, Олег все-таки решился. Он дождался трактирщика за углом его дома и подошел, когда тот у порога нашаривал ключ.

– Здравствуйте, Виль… вы меня помните?

Тот кивнул, пустил мальчика в дом.

Они весь вечер просидели у печки за разговорами. Олег взахлеб рассказывал старику о Дале, о Горном Убежище, об Упорядоченном, о силах Хаоса и силах Равновесия. Рассказывал путано, постоянно меняя тему, словно убеждал себя: Дальгерт не может погибнуть так вот просто! Это не для него…

Виль тоже рассказывал. Об Ильре. Но сказать ему особенно было нечего. Он за все эти дни не получил от Ильры ни одной записки. Как на работу ходил он к монастырю, в надежде хоть мельком ее увидеть. Но это так и не удалось. Потому Виль больше слушал мальчика, слушал его рассказ как добрую сказку, и старался в нее поверить.

Олег так и заснул у печки, свернувшись калачиком в старом вытертом кресле.

Виль отнес его на кровать и прикрыл одеялом.

Мальчик жил у него еще три дня.

А потом распрощался – так надо было. Надо было сдержать данное Дальгерту слово и отнести Климу большой сверток с бумагами.

Что будет потом – не важно. Может быть, он снова сюда вернется.

Виль не стал его удерживать. Собрал в рюкзак сколько мог припасов, проводил до ворот. Обнял мальчишку на прощание – все не мог отделаться от мысли, что у него мог бы быть вот такой же сын…

Олег забрался под землю и несколько минут сидел в темноте, обхватив колени.

На сердце было тяжело. И больно было уходить от Виля, который словно не видел за мальчиком никакой вины. А может, заранее все ему простил.

Дорога не показалась ему ни дальней, ни трудной.

Без всяких приключений он за день добрался до первого из трех перевалов, там и заночевал. Оттуда город был виден как на ладони. Олег весь вечер любовался пожаром, случившимся в монастыре. Красивый был пожар, жаль, его успели потушить еще до заката. Наверное, помог усилившийся дождь.

* * *

Ильра с час бродила по городу, пытаясь понять, не идет ли кто за ней. Понять это ей так и не удалось, так что она все же свернула к дому, в котором они с Вилем жили после того, как сгорела квартира на Втором Каменном Спуске.

Ключ оказался там, где его обычно и прятал Виль – в изломе ржавой трубы над дверью.

До ночи Ильра сидела одна, в темноте. Так и не решилась зажечь свечи до самого прихода отца. Тот увидел ее. Обнял молча. Несколько секунд так и стоял, прижимая дочь к груди. Потом сказал:

– Тебя ищут. Сначала сказали, что ты сгорела в пожаре, потом – что ты его и устроила. Теперь везде, на всех перекрестках схарматы… так это правда…

– Да. Я подожгла эти проклятые мастерские. Так давно нужно было сделать…

– Тише. Расскажи, как все было, я подумаю.

Ильра рассказала. Она не вдавалась в подробности, но Виль все равно понял из ее рассказа больше, чем она хотела ему сказать.

– Вот как… – сказал он. – Твой приятель Лек жаждал бессмертия. Только для себя?

Ильру передернуло:

– Для меня тоже. Но не сразу. Он хотел еще что-то изменять и совершенствовать. Чтобы железки из тела не торчали.

– А что Дальгерт? Ты его видела… он мертв?

– Лек говорит, что нет. Но отец, это не жизнь, это так… страшно. Он даже говорит, словно обращается к кому-то другому, а не к тебе.

– Бедная моя… – вздохнул Виль. – Отдыхай. Свет не зажигай, я вернусь утром.

– А ты куда?

– Поговорю со старейшинами. Нам нужен мох – мешков двадцать. И до снегопада надо успеть поставить гостиницу под крышу. А это означает, нужен сосновый брус. В общем, без поездки в лес никак нельзя обойтись. Мы, кстати, расширили зал и добавили еще пару комнат на втором этаже; однако без подорожной меня из города никто не выпустит, а если ехать, то завтра. Совсем я стал старый, забыл днем до городского Совета дойти.

Виль подмигнул дочери и ушел.

Вернулся действительно только под утро.

– Ну и разворошила ты, дочь, муравейник, – покачал он головой. Пожалуй, будет трудно, но мы справимся. Вот, держи.

Виль последовательно вынул из сумки широкие рабочие штаны небольшого размера, черную мужскую майку и куртку из плотного сукна, в каких ходят строители в дождливую погоду. Последней со дна была извлечена войлочная шляпа с вислыми полями. Под такой удобно прятать и лицо и прическу.

– Так. Теперь ты – племянник моего приятеля, Алькена, помнишь его?

Ильра вспомнила человека, у которого ночевала однажды, после того как в первый раз убежала из монастыря.

– Ну, отлично. У тебя есть брат… э… ну, скоро познакомитесь. Я попросил вас съездить в лес за мхом. Мы тебя в возке спрячем. Но на случай, если начнут все проверять, будешь племянником Алькена. Выберетесь за город, сразу распрощаетесь. Он действительно займется мхом, а ты… слушай меня внимательно. Тебе нужно будет перейти реку. В любом месте. Затем идти от реки к горам, пока не выйдешь на старую дорогу. По ней свернешь налево. Запоминаешь?

– Да.

– Двигаться придется дня три. Выйдешь к так называемому флаговому рынку. Это место трудно с чем-то перепутать. Там торгуют в основном мусорным товаром – тем, что находят в развалинах и в древних городах. Я дам тебе письмо для одного моего старого знакомого. Зовут его Слав, он скупает всякие непонятные изделия древних. Зачем уж они ему… Я ему напишу, чтобы он о тебе позаботился. Надеюсь, старик еще жив. Как только схарматы уменьшат бдительность, я сам туда доберусь. Тогда и будем думать, что дальше. Ну как?

Ильра улыбнулась:

– Хороший план. Когда отправляться?

– Прямо сейчас. Пока дождик кончился.

Дождь действительно на время приутих. Дорога их пролегла в стороне от монастырских стен, так что оценить деяние рук своих Ильре не довелось.

А результат был впечатляющим – весь первый этаж и несколько помещений этажа цокольного выгорели полностью. Правда, по счастливой случайности никто не погиб – кроме тех, кто и без того был мертв…

Схарматов на заставе у крайнего дома оказалось трое. Один тщательно изучил, чуть не обнюхал, подорожную. Двое других рванули осматривать телегу, но приуныли, когда выяснилось, что выезжают отнюдь не торговцы с товаром. Они лишь убедились, что в телеге кроме цепей, мешков и инструмента, ничего нет, и дали «добро» на выезд.

Когда строители поедут обратно, дежурить будет уже другая смена, так что вопросов, куда делся у зодчего еще один племянник, возникнуть не должно.

Накрапывал редкий дождь. «Дядюшка» бормотал, что древесина не успеет просохнуть и что торопиться – последнее дело, но бормотал скорей для виду.

Алькен довез Ильру гораздо дальше, чем они договаривались с Вилем, – за вырубку, чуть не к самому Белому ручью. Объяснил тем, что здесь отличный мох, и чистый, и собирать удобно. Ильра его искренне поблагодарила, подхватила на плечи заполненный дорожными припасами мешок и поспешила к реке, на прощание взмахнув рукой.

Решила, что удобней всего будет идти вдоль ручья – ручей наверняка знает самую короткую дорогу. Оказалось, что ошиблась – берега заросли какими-то вредными кустами, невысокими, но густыми и непролазными. Так что, побродив в зарослях с полчаса, выбралась обратно на сухой берег под кроны пожелтевших берез и осин.

Повезло, что голоса она услышала еще издали.

Двое ругались, двигаясь напрямик к реке. Ругались, как равнинники, зло, громко и непонятно. Один грозно выговаривал другому, тот вяло отбрехивался.

Ильра метнулась к здоровенному выворотню, торопясь укрыться в яме под корнями упавшей ели. Укрытие неожиданно оказалось надежным. Дерево упало недавно, и убежище это еще не успел присмотреть для себя ни один дикий зверь.

– …пустили бы собаку, и дело с концом…

– Заткнись. Пустят они собаку или нет, а твое дело – смотреть в оба. Десять к одному, что девка еще в городе. Но мало ли.

– Пес нашел бы ее по запаху за час! Если мы каждого беглеца будем так искать, вся армия только этим и будет заниматься, ни на что другое времени не хватит. Что, опять в буреломы лезть?

– Надо будет – полезешь. Ладно, пошли к реке. Может, хоть там есть какие следы.

В голосе его слышались обреченные интонации.

Значит, к реке нельзя. Надо уйти вверх по ручью, по воде. Это может сбить собаку со следа. Где-то она слышала или читала, что вода уносит запахи.

Ручей течет с северных склонов. Там, за грядой есть перевал Чертово Седло. Это самый высокий перевал в окрестностях, и название многие знают. Но ходит ли там кто-нибудь? Она про такое не слышала.

Голоса давно стихли. Ильра подождала еще несколько минут и побрела обратно по своим следам.

Вода в ручье была ледяная, а обувь сразу промокла, но другого пути не было. Если схарматы станут патрулировать реку, то идти туда – самоубийство. Значит, придется поверить Дальгерту. Поверить в то, что где-то там, за Чертовым Седлом, есть люди, которые примут тебя и смогут помочь… и, может быть, выслушают твою историю…

Поверить хотелось. Правда, куда идти после перевала, она не знала. Но решила, что подумает об этом позже.

Вода сверху, вода снизу, в низинах – редкий синеватый туман…

* * *

Ущербный механоид Дамира сделал несколько неверных шагов по асфальту и упал. Мертвое кольцо вокруг Узла делало слабой любую магию, но в данном случае дело было не в этом.

– Внимательней! – скомандовал Клим.

Парень словно очнулся. Тряхнул головой, забормотал Слово. Несчастное создание поднялось и, пошатываясь, сделало еще несколько шагов. Встало посреди дорожки враскоряку – ни туда ни сюда.

Мастер нахмурился. Подошел, вглядываясь в сочленения и суставы несчастного меха. Вздохнул:

– Ладно. Забирай своего уродца. Завтра еще раз попробуешь. А сейчас иди-ка ты выполни мое специальное задание.

Парень замер. Специальное задание – это будет выше его сил. Он и так едва держится. Последние ночи Дамир не спал.

В тот день, когда Клим прямо приказал ему не покидать Убежище, он придумал отправить за перевалы, в город, маленького меха-разведчика.

Механоид найдет кого-нибудь из работающих в городе мастеров, тот прочитает записку, которую Дамир вложил в специально для этой цели приделанный контейнер, и напишет подробный ответ. Мех вернется. И наконец-то у них будет достоверная информация о том, что происходит.

Клим вроде бы не заметил его приготовлений.

Дамир чуть усмехнулся – еще бы он заметил! Был, знаете ли, немного занят…

Это ж даже представить трудно, как они вообще могли сойтись – Клим и Геда. Хотя, если подумать, мастера очень вовремя переключили внимание друг на друга: у Дамира выдалась целая спокойная ночь на то, чтобы заняться делом. Мастерство Слова ему всегда давалось неплохо.

Правда, оказалось, что поддерживать работу механоида дистанционно – вовсе не одно и то же, что «вести» его, когда он находится в поле зрения. Именно по этой причине Дамир не спал уже третью ночь и был на редкость невнимателен к словам наставника.

– Что за задание?

– Иди-ка ты спать.

– Что?

– Спать, я сказал. Немедленно. Ты мне нужен живым и дееспособным. Иначе от нашего здесь пребывания нет никакого смысла.

– Я дееспособен.

Клим чуть сощурился и нарочито медленно провел прямой удар в живот. Так тренер показывает неофитам новые приемы боя – чтобы каждый сумел рассмотреть детали и смог потом повторить…

Дамир не успел уклониться. Он успел только сделать удивленное лицо и упасть на мокрую траву газона.

– Ты не дееспособен, – резюмировал Клим. – Иди спать.

Так и получилось, что на вечернее дежурство мастер заступил один. И именно он, уже в сумерках, встретил у поворота дороги измотанного, еле идущего Олега.

С собой у него был небольшой, ровно по силам, рюкзак. Одежда тоже была не той, в которой месяц назад он отправился в путь. Похоже, мальчику действительно удалось добраться до города и выбраться оттуда.

Всю дорогу до корпусов Олег молчал. Он, кажется, даже не обрадовался, что добрался до Убежища, – шел, ссутулившись, глядел себе под ноги, не поднимая головы. Клим попытался забрать рюкзак – не отдал. Яростно мотнул головой и зашагал быстрее.

Мастер решил пока ему не мешать. Посмотреть, что он будет делать дальше. Олег и раньше иногда замыкался в себе. Впрочем, Клим его почти не знал.

Олег остановился возле бывшего бассейна. Спросил отрешенно:

– Кто сейчас в Убежище?

– Я, Дамир, Диана, ее подмастерья. Что случилось?

– Где мы можем поговорить?

– Все?

Олег задумался.

За месяц он похудел, и, кажется, немного подрос. Волосы не стрижены, висят сосульками. Глаза прячет.

Покачал головой:

– Наверное, нет. Вы им потом расскажете, когда я уйду.

Начало показалось Климу многообещающим. Он чуть заметно кивнул:

– Пойдем ко мне.

В комнате Клим зажег свечку. Предложил:

– Располагайся. Я сейчас вернусь.

Олег устроился на краешке кресла, словно ему пора уже было куда-то спешить, но и остаться стоять после приглашения он счел невежливым.

Клим подумал, что новости будут не из приятных. Однако до наступления темноты кто-то должен наблюдать за дорогой. Ночью ни враги, ни друзья до Убежища не доберутся, но пока небо еще светлое, случиться может много чего.

Клим разбудил Дамира, проспавшего глубоким сном часов восемь. Жаль было будить парня, но не Диану же поднимать – он сменил ее всего пару часов назад.

Дамир протер глаза. Услышал:

– Ну что же. Пришло время твоего первого самостоятельного дежурства. Что делать – ты знаешь, место – основная дорога, поворот. Время – до темноты. Ах да. Время на сбор и одевание – минута. Вперед!

За месяц обучения Дамир привык к самым неожиданным поворотам событий. Клим, казалось, задался целью первым делом отучить его удивляться. И он на самом деле не высказал удивления. Оделся, наскоро попрощался и убежал.

На бегу попытался восстановить связь с потерянным мехом – безрезультатно. Пошли насмарку плоды трехдневного бдения, но Дамир поймал себя на том, что не жалеет. После отдыха затея уже не казалась такой перспективной. Наоборот.

Клим проводил его взглядом и вернулся к себе. Олег сидел в той же позе, но теперь у него на коленях лежала холщовая сумка. Мальчик ее вытащил из рюкзака. Вон он, рюкзак, стоит у дверей, лямки развязаны…

Было в мальчишке что-то, чего раньше Клим и не заметил бы, а заметив, посчитал бы не важным. И готовое сорваться с губ требование развернутого доклада так и не было озвучено.

Клим сел напротив – кресел в комнате было четыре, их притащили сюда, когда мастер был лежачим больным, для удобства всех, кто приходил посовещаться. Подождал минуту, не начнет ли Олег рассказывать сам. Но он молчал, только нервно теребил ремень своей сумки.

Мастер осторожно спросил:

– Ты здоров? Есть хочешь?

Олег замотал головой. Не считал он собственное здоровье или еду чем-то важным. Сказал резко:

– Не надо со мной так говорить. Словно ничего не случилось. Пожалуйста. Я сейчас все объясню.

Клим ждал объяснений минуту, потом все-таки сказал сам:

– Итак, ты отправился в город.

Мальчик кивнул. Потом быстро вынул из сумки толстую связку листов. Протянул:

– Вот. Дальгерт просил вам передать.

– Благодарю. Значит, все-таки вы встретились.

– Да.

– Это все, что ты хотел мне сказать?

– Нет.

Он собрался с духом и медленно и четко произнес:

– Вы были правы, мастер. Я не должен был уходить из Убежища.

– Хорошо, что ты это понял.

– Я во всем виноват. Дальгерта арестовали из-за меня. Я… это я его, получается, убил…

Клим сосчитал в уме до пяти. Ему двенадцать лет. Всего двенадцать.

– Даля убили?

– Нет. Его отдали Леку, но это все равно, что убили.

– Я понял. Так…

– Я пойду. Я передал записи. То, что я сделал, нельзя прощать. Я должен уйти.

– Я, я, я… – с отвращением передразнил мастер. – Ставишь себя в центре событий? Неужели тебя, юноша, это приключение ничему не научило?

– Научило. Мне нельзя доверять ничего важного, я слишком дорого обхожусь Убежищу.

Клим с великолепным презрением спросил:

– Значит, ты считаешь, что Дальгерт зря рисковал жизнью и, вероятно, погиб, пытаясь вывести тебя из монастыря?

– Нет. Но… как я буду смотреть в глаза остальным?

– Будешь, – жестко сказал Клим. – Я не знаю как. Вероятно, тебе будет тяжело. Может быть, будет стыдно. Не знаю.

Он встал.

Посмотрел на Олега сверху вниз:

– Это не то наказание, которое бы ты сам назначил себе, я знаю. Однако уйти сейчас – значит забыть обо всем, что тебя связывает с Горным Убежищем. Стереть из памяти друзей и врагов. Даля – он тоже часть этой твоей жизни. Даже меня, хотя подозреваю, что обо мне ты забыл бы с легкостью и удовольствием. Занятия на боевой площадке. Костры. Магию. Ты уверен, что готов вычеркнуть все это из своей жизни?

– Я думал, мне больше нет здесь места.

– Твое место там, где тебе хочется быть. Там, где живет твое сердце. Да, сердце – опрометчивый советчик. Ты его слушай, но решает пусть разум.

Клим, неспособный на долгие душеспасительные беседы, поморщился и с удовольствием добавил:

– Если этот разум у тебя, конечно, есть…

Олег зажмурился. Мастер не дал ему придумать достойного ответа:

– В соседней комнате есть диван и постель. Ключ на столе. И не плачь, ради Хедина. Сейчас-то что плакать?

Глава 16

Перекрытия между этажами прогорели и обрушились, так что добраться до того места, где раньше была лаборатория, Лек долго еще не мог. Больше всего он боялся, что именно там он найдет обгорелые останки любимой женщины.

Он оплакивал книги и записи, погибшие в пожаре, оплакивал Ильру… но в конце концов стало ясно, что она не сгорела: не может человек сгореть так, чтобы не осталось ничего, даже костей. И в других помещениях монастыря ее тоже не нашли.

Он не верил. До последнего не верил в ее предательство. Разве Ильра могла сотворить такое? Разве она могла своими руками погубить все то, что он создавал по крупице долгие-долгие годы?

Бессмертные солдаты по его приказу несколько раз уходили в пламя, и каждый раз возвращались ни с чем: Ильры нигде не было.

Они вытащили из огня несколько бесценных книг – края обгорели, но текст сохранился почти полностью. Значит, его удастся скопировать…

Но куда больше книг и альбомов погибло в огне. Все его собственноручные расчеты и записи… все выкладки…

Думать об этом было больно.

Хорошо, что хоть книги, не имеющие отношения к его тайной работе, хранились в кабинете и не пострадали. И механические мастерские уцелели, и экспериментальные площадки…

Зато сгорела последняя партия подготовленных тел.

А потом стало известно, что незадолго до пожара Ильра выписала на складе пять литров керосина. А обгорелую канистру бессмертные солдаты нашли в выгоревшей прозекторской.

Это был удар, который трудно перенести. Пожалуй, Лек быстрей бы смирился с ее смертью, чем с предательством. Но доказательства были неопровержимы.

Он приказал явиться Эстану. Тот по чьему-то недосмотру продолжал жить в своей прежней комнате. Хотя, по большому счету, жилье ему теперь было не нужно. В сне и пище он не нуждается, так что и кровать, и стол – лишняя мебель. Разве, если писать что-нибудь надумает. Но что ему писать?

Дальгерт явился сразу. Он стал невероятно пунктуальным, обстоятельным во всех мелочах. Никогда не противоречил, не спорил, не острословил. Идеальный слуга-подручный… и совершенно никакой собеседник.

Стоило Эстану переступить порог, как Лек выкрикнул ему в лицо:

– Она ушла! Она бросила меня! Она предала меня! Я делал для нее так много… Я выполнял все ее просьбы, а она… она посмела меня предать. Отвечай!

– Насколько я знаю, Ильру Зэран ищут по всему городу.

– И не найдут! Это ты виноват. Она возненавидела меня из-за того, что я испытал на тебе свою новую магию. Скажи, ну скажи, почему? Ведь ты жив. Это было главное условие. Ты теперь бессмертен, ты можешь почти все! Тебе не страшны огонь и вода… не страшно, даже если твое сердце прошьет арбалетная стрела! Ты выживешь! Что ее не устроило? Ты даже помнишь всю свою прежнюю жизнь! Ведь помнишь?

– Помню, господин.

– Вот! А она все равно предала меня! Это она все сожгла. Она убила… она уничтожила нашу мечту… втоптала в грязь мою любовь и надежду… Я ненавижу тебя. Я убью тебя! Нет, я сделаю иначе. Слышишь! Я сделаю иначе! Иди за мной!

Лек выскочил из комнаты и помчался в сторону центральной части здания. Дальгерт без труда его догнал. Они остановились у двери в покои генерала Акима. Последние дни генералу сильно нездоровилось, и он не появлялся на людях. От его имени говорил советник Демиан.

Лек зло улыбнулся и постучал костяшками пальцев о косяк.

– Войдите, кто там? – раздался слабый голос генерала.

– Это я, Лек.

Мастер отворил дверь и вошел, следом зашел Дальгерт.

– Прошу прощения, мой генерал, что вынужден беспокоить вас. Но у меня дело.

– Слушаю.

– Нужно ее найти. Ильру Зэран.

– Мои люди ее ищут.

– Не так! Ее нужно обязательно вернуть! Она предала меня, она не должна жить. И она – тоже потенциальный маг. С ее помощью тоже можно… заряжать амулеты. Так, как вы это делали, используя его! – Лек кивнул на Дальгерта. – Я хочу, чтобы вы ее нашли. Я хочу, чтобы ей было так же больно, как было мне, когда я увидел, во что превратилось дело всей моей жизни… нужно, чтобы по следу пошли наши мертвые солдаты. Нужно, чтобы с ними были псы. Мои бессмертные собаки отыщут ее вернее, чем любые живые… ну что? Вы это сделаете?

– Говоришь, она маг…

У Акима кожа стала сероватой от болезни, а глаза казались воспаленными.

– Да, мой генерал.

– У меня есть идея получше. Жизнь мага нужна, чтобы открыть портал в иной мир. В мир, где существует нормальная магия, а не это ваше недоделанное мастерство Слова. Демиану при помощи Серой Луны удастся провести ритуал. Старик знай сетует, что ему не хватает сил на серьезное колдовство. Теперь-то хватит… И тогда… когда портал откроется, мы сможем узнать путь к Схарму. Истинный путь укажет его талисман, который хранится у меня. Ему нужен только источник силы. Глаз Схарма снова сможет видеть и укажет нам путь!

– А Ильра? – сощурился Лек.

– О, это очень сложный и долгий ритуал. Тебе должно понравиться.

– Так я могу отправить по следу пса?

– Возьмешь пять тварей… тьфу, бессмертных твоих…

– Можно – тварей. Мне нравится это слово.

– Пять тварей и пса. Командовать отрядом будет мой разведчик – Маркус. С ним пойдет его четверка. И ты, мастер, если хочешь.

– Я хочу, чтобы он пошел. – Еще один кивок в сторону Дальгерта. – Это из-за него она меня предала. Предала нас всех. Я хочу, чтобы именно он притащил ее обратно и бросил к вашим ногам.

– Понимаю твое желание… что ж, пусть так и будет. Действуй. Потом доложишь о результатах мне и Демиану – я скажу ему, чтобы он начал готовить ритуал.

Ильра не знала, правильно ли она идет. Может быть, она свернула, заблудилась. Может, и вовсе плутает все время в одном небольшом лесу… с тех пор, как через перевал перетек и начал спускаться в долину густой туман, она уже ни в чем не была уверена. Старалась идти вверх, пока это было возможно. Когда она оказалась возле величественных, растрескавшихся и совершенно незнакомых скал, поняла, что ничего такого на ее пути быть не должно. Все же ближайшие окрестности родного города она знала неплохо.

Попыталась обогнуть скалы, и в результате больше километра пробиралась по каменистой осыпи. Потом случайно вышла на тропу. По таким тропам пастухи водят овец и коз на горные луга. По этой тропе она шла до темноты.

Ночью ветер разогнал тучи и туман, и видимость стала лучше. Правда, города с приютившего ее склона видно не было. Зато во всей красе встал перед ней высокий, заросший лесом и освещенный почти полной луной, перевал Чертово Седло. И был он близко, казалось, еще немного и она, сама о том не подозревая, взобралась бы на него.

Ильра устроилась на ночь под кроной пышной ели. Ветки надежно укрыли ее от ветра и возможного дождя, вот только от холода укрыть не могли. Она всю ночь просидела, сжавшись и обхватив колени руками. В ту ночь в горах случились заморозки и выпал иней. Утро окуталось туманом, а когда туман ушел, небо было ясным и чистым.

Весело золотило солнце кроны деревьев и опавшую листву. Но Ильре было не до красоты осеннего пейзажа. Она торопилась взойти на перевал. И правильно делала. Потому что в городе Лек собрал следопытов, и живых и мертвых, и черный пес с линялыми боками и медной маской на облезлой морде уже пытался взять след…

Ильра шла наугад. Утро развеяло тайные ночные надежды. Нет там впереди ничего, кроме полупустого осеннего леса. Но не останавливаться же теперь? Не идти же обратно в город сдаваться на милость схарматов? Где прервется ее бег – не очень важно. Гораздо важней то, что пока есть силы, она будет идти. Живой в их руки она сдаваться не собирается.

С перевала оценила проделанный путь. Показался он ей одновременно и огромным и коротким… и невозможно представить, сколько ей еще предстоит идти. Впереди вырастала новая гряда. Правда, она была существенно ниже пройденной.

Диана первой увидела, как на огрызок асфальтовой дороги у поворота вывалился человек. Именно что вывалился: в этом месте были высокие обочины, сплошь покрытые плотным кустарником. Вот из этих-то кустов человек и выпал. Скатился кубарем на дорогу, да так там и остался лежать.

Диана дала знак подмастерью оставаться на месте и двинулась к упавшему. Тот уже завозился, пытаясь встать. На поверку человек оказался молодой женщиной, переодетой в обтрепанную мужскую одежду, – во время падения с него слетела шляпа, высвободив тугую, до лопаток, золотистую косу. Пока Диана шла, женщина успела сесть, потирая ушибленный локоть.

Она показалась Диане смутно знакомой. Но не из своих – это точно. Может быть, заблудилась. В горах недолго заблудиться.

Когда поднялась на ноги, стало ясно, что она ниже мечницы почти на голову. Незнакомка окинула ее быстрым взглядом, сказала:

– Я ищу Горное Убежище. Это здесь?

– Кто вы?

Эта невысокая усталая путница не казалась Диане опасной. Но откуда она может знать об Убежище? Может, она подмастерье кого-то из боевых магов? Может, мастера, охраняющие ловушку Схарма, узнали что-то важное и отправили ее предупредить… да, но тогда ей следовало идти не сюда, а в старое место. Еще на север, потом на запад. Да нет, по возрасту не подходит. И все-таки, откуда Диана знает ее лицо?

– Я Ильра Зэран. Если вы из тех, кого я ищу, вам должно быть знакомо имя Дальгерта Эстана…

Диана кивнула.

Она уже знала все, что рассказал Климу Олег.

– Это хорошо. Тогда вы должны меня выслушать…

– Не на дороге же. Идемте.

Мечница, наконец, вспомнила, где могла видеть это лицо. Ильра сама подсказала: в альбоме набросков Дальгерта. Весной он приезжал ненадолго в Убежище, и время его визита случайно совпало с ее приездом. Даль всегда неплохо рисовал, и особенно ему удавалось поймать настроение, выражение лица человека, отчего портреты получались удивительно узнаваемыми.

Диана дала знак подмастерью, остаться на дежурстве, и повела девушку к корпусам.

Первое, что они увидели, когда оказались на территории Убежища, был Олег. Он сидел на бордюре возле давно высохшего бассейна.

Ильра узнала его, махнула рукой. Тот в удивлении вскочил:

– Ильра?!

– Вы знакомы? – удивилась Диана.

– Да. – Олег подошел ближе. – Здравствуйте, Ильра. Как вы здесь?..

– Я расскажу…

– Мы идем к Климу, – бросила Диана. – Идешь с нами?

– Не знаю. Он не хочет меня видеть.

– Клим?

– Мне так кажется.

– Глупости. – Диана тряхнула головой. – Он за тебя волновался.

Диана не задержалась и на секунду, чтобы продолжить разговор. Пришлось Олегу нагонять.

Они свернули к высокому зданию, каких Ильре раньше видеть не приходилось – такие в городе не сохранились. Наверное, это было самое старое здание из всех виденных ею. Серое, в четыре этажа, собранное из квадратных плит, словно карточный домик, но, видимо, прочное, раз пережило столько веков. По высоте оно не уступало монастырю.

Диана, не задерживаясь, толкнула входную дверь. Все трое поднялись на два этажа, прошли по узкому коридору, пока не остановились у одной из комнат.

Диана постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.

Клим был у себя. Сидел, внимательно проглядывая мелко исписанные листочки. Поднял взгляд на вошедших. Встал.

Диана кивнула ему – утром они уже виделись – и пропустила вперед Ильру.

Мастер окинул гостью внимательным взглядом. Сказал:

– Вы от корней Тарна, скорей всего рода Зэран или Этван.

– Ильра Зэран. Как вы догадались?

– С Тарна в город перебралось не так много семей. И только две с севера. У вас светлые волосы, значит, вы относитесь к одной из них. Мое имя – Клим. Когда-то Дальгерт Эстан был моим подмастерьем. Это ведь он рассказал вам, как сюда добраться?

– Да.

– Он с ума сошел, – пробормотала Диана.

– Проходите, присаживайтесь. Все, все, нечего стоять в проходе. Угостить мне вас нечем…

– Клим, что случилось? – сощурилась Диана.

– Потом почитаешь отчет этого зас… извини. Ничего, если я закурю?

– Геда все-таки вернула тебе…

– У каждого уважающего себя наркомана должна быть заначка.

Клим, очевидно, нервничал, то и дело виновато поглядывая на гостей. Достал сигарету, но закуривать не стал, а принялся крутить в пальцах.

Наконец медленно произнес:

– Извините. Я вас слушаю.

Ильра поспешно достала из сумки толстую тетрадь, сшитую грубыми нитками и кое-как переплетенную.

– Вот. Это тетрадь Лека. Все его записи и разработки. Я ее украла и подожгла мастерскую. Теперь он долго никого не сможет покалечить… но, мне кажется, они будут меня искать. Я старалась путать следы. И все-таки вряд ли это их надолго задержит. У них собаки…

– Можете объяснить подробней?

– Два дня назад я подожгла мастерские Лека. Так было нужно. Если бы вы знали, что он там делает с людьми…

– Мы знаем, – вставил слово Олег, – он поднимает неуязвимых мертвецов.

– Не только это. Он задумал стать бессмертным. И несколько лет потратил на то, чтобы добиться результата. Сначала он научился делать солдат из мертвых, он называет их бессмертными. Потом стал пробовать с живыми людьми. Это страшно, я видела. Я знаю. Для своих экспериментов он выбрал Дальгерта.

– Даль жив? – медленно спросил Клим.

– Это нельзя назвать жизнью.

Она посмотрела Климу прямо в глаза.

– Он помнит. Мне кажется, он все понимает…

Клим устало сощурился. Сказал:

– Значит, так. Сведения, которые передал Даль, очень важны для Ордена. Думаю, эта тетрадь важна не менее. Я не вижу, для чего мы здесь еще можем оставаться, особенно в свете того, что Ильру могут преследовать. В связи с этим предлагаю покинуть Убежище. Чем раньше, тем лучше. Попробуем перейти гряду южнее тоннеля. Сколько времени вам нужно на сборы?

– У меня все собрано, – бледно улыбнулась Ильра.

– А вы будете отдыхать. В нормальной постели. Хотя бы небольшой отдых вам необходим.

– Я подниму Дамира, – сказала Диана. – Олег, пойдем.

– Пойдем.

Клим прикрыл за ними дверь. Спросил:

– Кто он вам? Даль?

Ильра чуть пожала плечами.

– Не знаю. Я же вообще ничего не знаю, он никогда не объяснял. И про вас… он сказал, что если будет совсем плохо и некуда пойти, то за перевалом Чертово Седло есть Горное Убежище. И все. Он не оставил мне шанса узнать себя. Хотя, когда он только появился в наших краях, мне казалось, что мы друзья.

Клим все же сунул многострадальную сигарету в рот. Похлопал по карманам в поисках зажигалки. Не нашел. Сказал:

– Идемте, я покажу вам комнату, где можно пару часов поспать. Вам это нужно.

Когда вышли в коридор, Ильра снова спросила:

– Кто он? И вы все. Почему все так сложилось?

– Мы – Орден Равновесия. Мы мним себя теми, кто стоит на страже самого существования нашего мира… Мира разделенного, но единого. Мы пытаемся понять, как повернется мировая ось от того или иного события, и надеемся постелить соломки там, куда этому миру в случае чего предстоит падать. Мы гордецы, и свято верим, что от нас зависят судьбы Вселенной. Я непонятно говорю, да? Все просто. В неустойчивом мире, расколотом когда-то в чудовищном магическом эксперименте, сохранились силы, которые не прочь его уничтожить, вернуть в лоно великого Хаоса. Мы пытаемся сделать так, чтобы эти силы не одержали победы. Для этого некоторым из нас приходится совершать странные и, с точки зрения обычных людей, неблаговидные поступки.

– И Дальгерт…

– Должен был постоянно находиться при монастыре, узнавать планы служителей Спасителя, их тайны. Искать артефакты, наделенные магической силой. Удобней всего было это делать, став аколитом. Но это был очень опасный путь. Спаситель силен, и если бы Дальгерту грозила хиротония, он бы был вынужден покинуть монастырь. Спаситель – Бог суровый в своей доброте и врагов карает нещадно. Ильра, если вы захотите, вы все узнаете, рано или поздно. А сейчас вам лучше отдохнуть. Впереди очень сложная дорога.

* * *

В городе пес закономерно не смог взять след, слишком много прошло времени. Маркус ругнулся, но оставалась надежда, что девица таки смогла выбраться из двойного кольца схарматов. Разведчик окинул свою новую команду довольным взглядом. Шустрого на этот раз он решил не брать – парень неважно себя чувствовал вторую неделю, зато остальная команда – как на подбор. Дём, он вообще из местных, должен знать горы. Волк и Карел опытные следопыты. А если добавить пятерых мертвяков – одинаковые серые плащи по самые пятки, одинаковые капюшоны скрывают лица, – то их отряд и вовсе трудно будет кому-либо одолеть. Тварей вел немногословный пожилой мастер Слова. Еще он вел пса. Пес был тот же самый, что себя так прекрасно зарекомендовал в начале августа. Маркус усмехнулся – подумать, что ли, над кличкой?

Командир ищеек пришел к мысли, что сначала нужно проверить очевидные варианты. Например, не смогла ли искомая девица раздобыть себе где-то дорожную грамоту совета городских старейшин. Для скорости просто вывели пса на каждую из четырех застав… верней, на три. До четвертой дойти не успели, мертвый пес взял след.

След вывел к ручью. Вода вызвала у собаки понятную растерянность, но чутье подсказало Маркусу, что надо двигаться вверх по течению, и он не ошибся. След нашелся вновь, метров через пятьсот, там, где к ручью подступают серые камни старой осыпи. С того момента собака больше не сбивалась.

А вскоре Маркус убедился – девица шла на север. В те странные, заколдованные места, которые они пытались изучить все последние недели. Туда, где водились люди, способные убивать тварей Лека и у которых на оружии было клеймо в виде летящего сокола.

Лек не соврал – усталости почти неживое тело не чувствовало. Дальгерт шел вместе с мертвецами, неотличимый от них, в таком же, как у них, сером, простого кроя плаще. Пес вел маленький отряд уверенно и быстро. И в этом была странность. Такое впечатление, что Ильра в какой-то момент узнала самый короткий и легкий путь через перевалы. Она уверенно держалась той дороги, по которой когда-то сам Дальгерт шел вниз. Магия ли, чутье, везение – но она не попала ни в одну из подготовленных мастерами ловушек и иллюзий. Задержать ее мог разве что туман или сильный дождь…

Ни тумана, ни дождя не намечалось, и отряд шел по застывшему в неподвижности, прошитому мягким солнечным светом лесу, прозрачному и золотистому, словно нарисованному каким-нибудь древним художником в далекие времена.

Мастеру Слова, ведущему тварей, приходилось хуже всего. Не был он готов к таким нагрузкам и то и дело просил передышки. В результате раздраженный Маркус велел ему оседлать какую-нибудь из тварей. Мастер обиделся и дальше уже старался не ныть. Идея прокатиться верхом на мертвеце ему не понравилась.

К вечеру миновали три перевала. Дальгерт знал, что до корпусов Убежища уже совсем недалеко. Маркус, которого, что ни говори, этот стремительный бросок по горам тоже измотал, распорядился о ночном привале. Но пока светло, отправил в разведку Дёма и Волка.

Мертвецов расставили охранять сон живых. Самим-то тварям спать не надо. Даль обнаружил, что стоять, не двигаясь, ему стало удобно и легко – не то что при жизни. Он стоял, поглядывая на свет костра в отдалении, и боролся с желанием убить их всех немедленно. Может, не дожидаясь, когда они заснут…

Он даже прикинул реальные возможности. Если первым убить мастера Слова, то твари ничего ему не смогут сделать. Они будут и дальше стойко охранять лагерь от внешнего врага. А с живыми он, пожалуй, справится и в одиночку. Но реализовать идею он не успел, вернулись разведчики.

Солнце как раз скрылось за склоном Кулешки.

Волк доложил:

– Впереди, совсем недалеко, жилые строения. Можно предположить, что обитаемые.

Маркус, выслушав новости, передумал ночевать в лесу, он поднял отряд, и все двинулись дальше.

А потом командир ищеек и вовсе узнал тропу, на которой когда-то им довелось зажать отряд непонятно что делающих здесь людей – причем тем людям каким-то образом удалось от него уйти. На этот раз все будет иначе.

То, что строений, о которых говорил Волк, они так по пути и не увидели, Маркуса заботило мало: он планировал захват.

Решение было принято минуты за две.

– Мастер, разделимся. Вы берете тварей и идете прямо. Здесь удобная тропа. Идете как можно быстрей. Мой отряд обойдет противника с тыла. Там есть каменистый участок, очень неприятный для тех, кто на нем окажется во время атаки, а миновать его очень трудно. Постараемся там-то их и остановить.

Даль прикинул, насколько они могли отставать от Ильры, и встревожился. Пожалуй, они с Маркусом думали одинаково. При условии, что маги Убежища решили действительно отступать этой тропой, а в самом начале пути вариантов мало, то сейчас их может разделять всего часа два или даже меньше.

Мастер отдал команду, и молчаливые мертвецы очень быстрым шагом двинулись по тропе. Даль шел среди них так же ровно и уверенно, приготовив к бою меч.

Маркус же поведет разведчиков верхней дорогой, более короткой, но почти непреодолимой для механоидов…

Отряд они нагнали, когда на тропу пролились первые лучи рассвета. Место, о котором поминал Маркус, давно уже было позади.

* * *

Олег устал, но не подавал виду – Ильре-то досталось всего чуть больше часа на отдых. И ничего, идет, не жалуется, так что и он тоже должен. Тем более что вот-вот уже нужно будет сворачивать с тропы в сторону горных перевалов. Непонятно, почему Клим медлит. Могли бы уже давно свернуть, но нет…

Клим шел сразу за его спиной. Он не подгонял Олега и не напоминал, что нужно торопиться, но тот лопатками ощущал толкающий вперед взгляд.

В какой-то момент разведчик скомандовал:

– Давайте-ка бегом.

И пришлось бежать по узкому участку тропы, идущему над обрывом.

Только когда над головами снова сомкнулся лес, Клим дал отбой:

– Передышка – три минуты.

– А что не так? – задыхаясь, спросил Дамир.

– Хочу сам выбрать место для боя. Боялся, что нам навяжут обрыв. Но вроде проскочили.

– Уверен, что за нами вообще кто-то идет? – хмыкнула Диана.

– Да. Все, пошли. Если повезет, скоро повернем на запад…

Повернуть они не успели.

Только бдительность Клима спасла маленький отряд от немедленной гибели: в какой-то момент он словно услышал далекий оклик и обернулся. А обернувшись, увидел бегущие к ним по склону фигуры в темных длинных плащах и скомандовал к обороне.

Место было не то чтобы очень хорошим – но несколько солидных камней давали шанс укрыться безоружной Ильре и вооруженным пистолетами подмастерьям Дианы.

Рядом с Климом бесшумно появилась сама мечница – ее клинок сверкнул в свете убывающей луны.

Расстояние между ними начало сокращаться, и вдруг впереди на тропе кто-то глухо вскрикнул. Видимо, досталось одному из парней…

Клим не видел шансов – к нему приближалось пять тварей. Это при том, что всего месяц назад его укатали всего двое. Однако этот бой не предполагал плена.

И не было разницы, отправит он сейчас на помощь подмастерьям Диану или они погибнут на этом фланге. Равные возможности, равные шансы…

Клинки встретились.

Мертвецы нападали без криков – целенаправленно и спокойно. У них, в отличие от магов Ордена Равновесия, впереди была вечность…

– Клим! Мастер Слова!..

Подсказка долетела непонятно откуда. Голос он тоже не успел разобрать, но все-таки урвал момент, чтобы взглянуть по сторонам. Увидел мастера почти сразу, за спинами мертвяков. Он стоял чуть в стороне от тропы, скрестив на груди руки. Его силуэт обливала ярким светом ущербная луна.

Чтобы его достать, нужно преодолеть сопротивление пяти…

Нет.

Двоих.

Трое, идущие последними, отчего-то схватились между собой.

Диана взяла на себя атаки правой твари, Климу досталась левая. Ему вспомнилось, как однажды – и тоже ночью! – ребята свалили мертвяка при помощи аркана. Может, стоило взять с собой парочку подготовленных веревок…

На этот раз предстояло справиться с трупаком без помощи отважных подмастерьев, но один – это все-таки не два. Это возможно.

Внезапно грохнул выстрел, и мастер Слова упал на землю. Кто стрелял?! Только бы не насмерть…

Если насмерть, то с него и некромант не стребует Слово Разрушения. А так есть шанс остановить атаку.

Невероятно, но один из троих мертвяков, сцепившихся друг с другом, свалился и замер. Клим попробовал оттеснить своего противника назад по тропе, но тот равнодушно пропускал колющие удары. Напротив, нужно было постараться и не дать своему мечу завязнуть в плоти твари…

– Олег, Разрушение!

Кто кричит, откуда? Что это значит – не важно. Не сейчас. Сейчас главное – избавиться от мертвого солдата. А долго так продолжаться не может – недавно зажившие раны уже дают о себе знать…

И словно отозвавшись на эту его мысль, мертвец качнулся вперед, накалывая себя на его меч и роняя собственное оружие. Ноги его подкосились, он упал. Упал и тот, кого пыталась прикончить Диана, и третий…

Остался только один мертвяк. В свете луны выпрямился, поднял руки, показывая, что атаковать не собирается. Скинул капюшон.

Клим перевел взгляд на мастера Слова. Рядом с ним на коленях стоял Олег.

Что с остальными? Он поймал себя на том, что попросту боится проверять. Если парни Дианы еще хоть что-то могут на мечах, то Дамир всегда больше преуспевал в делах магических…

Единственная выжившая тварь медленно преодолела расстояние до мастера. Сказала:

– Привет, наставник.

– Даль!

Клим, щурясь, вгляделся в лицо бывшего своего подмастерья. Кажется, Дальгерт чуть улыбался. Мастер сжал его плечи и от души встряхнул:

– Все-таки живой…

Еще полгода назад Клим себе такого поведения не позволил бы. Полгода назад он бы еще выговорил Дальгерту за все совершенные им ошибки, и мнимые и реальные. Видимо, за последние месяцы случилось что-то такое, что изменило мастера.

И не сказать, что изменения эти Дальгерту не понравились.

Поправлять наставника ему совсем не хотелось. Но он все же сказал:

– Не могу сказать однозначно. У вас-то все живы? Маркус шел за Ильрой.

Клим выпустил плечи Дальгерта и вернулся в реальность.

На тропе было уже почти светло.

Олег продолжал что-то делать возле мастера Слова. Диана успела уйти вперед, в поисках парней.

– Пойдем, посмотрим.

Опасения были не напрасны – Ильры нигде не было. Диана перевязывала голову своему подмастерью, Дамир лежал неподвижно у одного из огромных камней.

Клим склонился над ним – парень дышал, но был без сознания. Снял с пояса фляжку, побрызгал подмастерью на лицо. Тот со стоном открыл глаза.

– Руки-ноги целы? – спросил Клим. В сумерках были еще плохо видны подробности.

– Они только Ильру забрали… я не смог помешать.

– А что про голову не спросите, мастер? – задумчиво осматривая шишку на лбу у Дамира, поинтересовался Дальгерт.

– А головы у него в комплекте не значится. Диана, Олег, идите сюда.

– Мастер Слова, – напомнил Даль. – Наверное, еще жив.

Клим подошел к Олегу. В руке у мальчика был пистолет:

– Ему больно! Я не знаю, что делать. Я не думал, что будет так…

– Добить, – сказал Дальгерт издали. У него к Лековым помощникам был особый счет.

Клим молча склонился над раненым. Мастер был в отключке. Но важнее было то, что пуля пробила живот. Может, Геда при наличии нормального оборудования и справилась бы. У нее своя, особая магия, она умеет ускорять заживление ран и снимать боль. Но где Геда?

Действительно, милосердней добить, подумал он. Даже если Диана вдруг решит тащить его за перевалы, вряд ли он доживет до квалифицированной помощи.

– Дай пистолет и иди к остальным, – вздохнул Клим.

Олег в ужасе взглянула на мастера.

– Иди. Потом поговорим.

Послушался. Через несколько секунд прозвучал выстрел. Сухо, как плеткой. Все молчали. Ждали, когда вернется мастер. И что скажет.

Клим сказал:

– Диана, поднимай ребят. Надо двигаться.

Дальгерт заметил:

– Я – назад.

– Подожди.

– Дальгерт, – сказала Диана, – ты должен идти с нами.

Тот пожал плечами:

– Ильра – у них.

– Идите, – нахмурился Клим. – Я догоню.

Диана, что-то смекнув, начала подгонять побитых подмастерьев. Те и не сопротивлялись. У одного болела голова, у другого из-под наспех сделанной повязки на плече сочилась кровь, а Дамир сильно хромал и придерживал левый локоть. Только Олег, сделав пару шагов, внезапно вернулся.

Сказал Далю:

– Возьми меня в город. Я Вилю обещал…

Дальгерт серьезно ответил:

– Я не устаю и не отдыхаю, а ты уже еле ходишь. Олег, я не могу тебе ничего обещать, но если хочешь, передам Вильдару, что ты о нем беспокоишься.

– Передай.

Олег опустил плечи и поспешил туда, где его ждали Диана и подмастерья.

– Ох и вскружил ты девчонке голову… – вздохнул наставник.

Даль удивился:

– Кому?

– Ильре, конечно. Или есть еще претендентки?

– Да с чего…

– Она ради тебя, дурака, устроила пожар в мастерских, похитила записи этого твоего приятеля, мастера Лека, и двое суток плутала по горам только потому, что ты намекнул ей, где искать Убежище. Ведь, поганец, мог дать четкую инструкцию, куда идти, что сказать… ты понимаешь, что там заблудиться – плевое дело?

– Начинается, – голос без интонаций, но мимика, кажется, стала еще богаче. Во всяком случае, тоску во взоре Даль исполнил безупречно.

Солнце выкрасило небо в бледную синь. День обещал быть ветреным и ясным.

Клим посмотрел туда, где начинался рассвет. Сказал:

– Прогуляюсь-ка я до города. Не составишь компанию?

– Клим, я сам справлюсь.

– Отважная попытка, молодец. Но что-то мне подсказывает, что вдвоем гулять будет веселее.

И Даль не стал спорить. Тем паче что Диана и подмастерья через час, самое позднее – через два будут уже в старых пещерах. И можно предположить, что, сдав с рук на руки побитых ребят, она тоже соберется погулять до города. И скорей всего, соберется не она одна.

На всякий случай Клим подобрал себе такой же серый плащ с капюшоном, в каких у генерала Акима с недавних пор стали ходить все бессмертные солдаты.

– Как в прежние времена, – заметил Дальгерт, когда солнце уже четко обозначило на камнях их тени.

Клим не поверил.

В прежние времена Дальгерт был другим человеком. Да и сам-то Клим… как-то слишком часто, непозволительно часто мыслями возвращался к Геде, мастеру врачевания, вспоминая прежние и придумывая будущие встречи…

В прежние времена Дальгерт был другим человеком.

Или просто – был человеком. А теперь что же? Перестал им быть? Что он думает и чувствует? Что собирается делать? Это-то и придется обсудить, но позже. Как планирует жить дальше? Что для него эта девочка из городской общины Тарна и чем он стал для нее? Если раньше мастер мог читать своего подмастерья как книгу, теперь оставалось только гадать, принимая за основу его живую мимику. Но вот беда – Дальгерт Эстан всегда был очень неплохим актером.

Глава 17

– Что-то мастера не видать, – пробормотал Дём.

С мертвецами идти было бы проще. Нагрузили бы на них поклажу, и дело с концом. А так – приходилось плестись по буеракам, терять драгоценное время.

– Про мастера забудь, – огрызнулся Маркус. – Нет его, все.

– А как же твари?..

– Нет мастера, нет трупаков.

Они сошли с тропы почти сразу. Маркус объявил, что знает местность и что если кто-то вздумает их преследовать, то лучше осложнить им задачу.

На самом же деле…

Он не мог поручиться на все сто, но ему во тьме почудилось, будто одна из тварей взбунтовалась и напала на других. Скорей всего, это ему действительно показалось, но если на их след встанет тварь…

Пес, Слово которого было за каким-то лешим тоже доверено пропавшему мастеру, погиб ровно в тот момент, когда Маркус собрался пустить его в дело. Просто упал на бегу – и все. Словно всегда был линялым трупом.

Похитить Лекову девку оказалось не так и сложно. Пока Волк и Дём отвлекали внимание охранявших ее парней, сам Маркус накинул девице на шею веревку и потихоньку отступил с добычей за камни. Добыча, конечно, попыталась вырваться, но несильный удар тяжелым по затылку утихомиривал и не таких противников.

Тащили ее по очереди.

Волк, правда, уже трижды предлагал ее прибить и бросить в лесу – а генералу сказать, что она попала под удар во время драки. Маркус эти разговоры пресек, так что дальше шли молча. После долгого ночного перехода сил было мало. И все же Маркус чувствовал – любая остановка может привести к катастрофе. Он подгонял своих людей, и они, наконец, тоже прониклись ощущением опасности.

Ильра пришла в себя примерно в полдень. Схарматы как раз переходили ручей.

Маркус велел остановиться, набрал в ладони воды и плеснул в лицо пленнице. Едва она сфокусировала взгляд, он потребовал:

– Пойдешь сама! И быстро!

Стало немного легче.

К городу вышли совсем другим путем – по узкому безымянному ущелью к западу от обжитых окраин. Время близилось к закату, Ильра едва переставляла ноги. Но и сами ищейки готовы были падать от усталости. Если бы не близость дома, то, пожалуй, решились бы устроить привал…

Появление в городе двух вернувшихся из дозора бессмертных солдат никого не удивило и не озадачило. И документы у них никто не подумал спрашивать – все знают, что трупаки не разговаривают, и вообще, в состоянии понимать только простые приказы.

В одной из узких и грязных улиц городской окраины они распрощались с плащами. Полезную одежку, правда, выкидывать не стали, а тщательно свернули и уложили в рюкзак Клима. Дальгерт сказал:

– Сейчас зайдем в гости к одному хорошему человеку. Нужно предупредить общину, что понадобится их помощь.

– Общину?

– Те, кто от корней Тарна, никогда не бросают своих в беде…

Вспомнив собственный горький опыт, он добавил:

– Правда, считаться своим – это большая честь, которую трудно заслужить.

Клим не стал спорить. В гости так в гости.

Виль вернулся со строительства за час до их появления. Новостей от Ильры он, конечно, не ждал. Но каждый миг боялся известий от схарматов о том, что беглянку поймали. Весь город знал, что ее ищут. Все ветви Тарна потихоньку гордились ею и лишь при встрече с солдатами Схарма держали постные мины. Виля несколько раз таскали на допросы, но поскольку никто уже давно не видел его рядом с дочерью, схарматам пришлось утереться.

Обыск на строительстве и в квартире схарматам тоже ничего не дал. Честная соседка призналась, что хорошо помнит дочку Виля, но она уж больше двух недель не появлялась. На том они и успокоились.

Даль дождался, пока соседка созовет детей обедать и двор снова станет пустым. Только после этого они потихоньку пересекли его и вошли в дом.

Хозяин, прикрыв свечку рукой, выглянул в дверную щель.

– Виль, извини за беспокойство, – тихо сказал Дальгерт. – Это важно.

Тот помешкал секунду, но дверь отворил.

– Эстан.

– Мой друг и наставник – Клим, – представил Дальгерт.

– Входите. Ужинать будете?

– Я теперь не ужинаю. А Клим не откажется.

Старик молча ушел в кухню.

Разведчик шепнул:

– Он тебе не рад.

– Это отец Ильры, хозяин «Вороньего гнезда».

– Понятно.

– Проходите в комнату, молодые люди.

Послушались.

В квартире у Виля было чисто и как-то необитаемо. Из нового Даль отметил только шторы. Плотные шторы из грубой ткани. Наверное, они часто бывают задернуты…

Вот и сейчас.

Виль поставил на стол тарелку разжаренной бобовой каши и кружку молока.

Пояснил:

– Сам я успел поужинать.

Они терпеливо дождались, пока тарелка опустеет, и только после этого приступили к делу.

– Виль, мне нужно много всего тебе рассказать, но времени нет. Потому я оставлю с тобой Клима, он умеет рассказывать гораздо лучше, чем я. Самое главное – Ильру все-таки схватили. Возможно, ее уже вернули в город, возможно, вот-вот вернут. На сей раз все куда хуже – Аким и Лек злы на нее за пожар, но не это самое неприятное. Генерал желает открыть в монастыре постоянный портал в мир, где магия так же естественна… как она была естественна на Тарне. Для этого им нужно принести в жертву мага. Лек считает, что Ильра – идеальный для этого вариант. Я сейчас отправляюсь туда. Если уж Ильра при помощи канистры керосина смогла надолго их остановить, то бессмертная тварь, я надеюсь, сможет сделать не меньше. Но ей, вероятно, нужно будет где-то укрыться… и не у тебя. Поговори со старейшинами.

Клим задумчиво сказал:

– Как мы узнаем, когда они начнут открывать портал?

– Аким, а куда больше Демиан и Лек любят зрелища. Мне кажется, дело будет происходить на Малом дворе ближе к завтрашнему полудню при большом стечении народа. Но если нет, я найду способ сообщить.

– Тогда толпа действительно будет не маленькой, – ощерился Виль. – Очень большая будет толпа. Просто весь город придет полюбоваться…

– Думаю, этой ночью я поброжу у обеих дорог, что ведут на север. У застав. Там так хорошо дышится по ночам. Может, кого знакомого встречу… – решил Клим. – Почтенный Виль, вы не подскажете, где смогут остановиться на ночь… мм… так… думаю, Нерин, Зуй, кто сейчас еще из стариков может явиться? Евсий? Пожалуй. А также Диана – она не упустит случая – и Геда. Итак, пять человек и я?

– Пора. – Дальгерт поднялся.

Клим его остановил:

– Подожди. У тебя хоть какой-нибудь план есть? Что будешь делать?

Дальгерт поморщился:

– Какой план? Мы же ничего не знаем, кроме места действия. Что за ритуал, как проводится, кто там будет из их командиров? Буду действовать по обстановке. В крайнем случае, немного прорежу их ряды. Пойду.

– Место действия – это уже немало. Виль, у вас есть бумага? Карандаш?

– Держите.

Клим передал карандаш Дальгерту. Нарисовать схему Малого двора не составило большого труда:

– В оцеплении стоят твари. В один ряд, спиной к жертве. Командиры схарматов обычно любуются зрелищем вот отсюда, справа. Другие обитатели крепости могут подойти слева или выйти на галерею над вот этой стеной, которая отделяет Большой двор от Малого. С крыш видно плохо, так что зрители туда не ходят…

– Ну что же, есть над чем подумать…

План обсуждали больше часа. Пока обсуждали, всплыли самые невероятные варианты – например, самим, прямо этой ночью, открыть портал и организовать через него побег. Поминалась даже Дикая Охота, но Клим не был уверен, что магия призыва сработает и что Древний Бог явится мгновенно.

Да и никогда раньше он этой магией не пользовался. Хотя формулу знал – как все, кто завершил ученичество и стал полноценным мастером одной из Сфер Ордена.

Наконец пришли к более или менее приемлемой версии. В ней все равно были дыры, и многое строилось на допущениях. Но время поджимало: после полуночи Дальгерт не сможет попасть на территорию монастыря.

Так что он все же распрощался.

Виль поднялся проводить. В прихожей у двери, смущаясь, сказал:

– Сам-то, смотри, не пропади.

Дальгерт невесело подмигнул:

– А мне уже не страшно.

И ушел.

Дальгерт потихоньку присоединился к одному из последних патрулей, возвращавшихся с обхода. Если надвинуть поглубже капюшон, то и сам Лек даже вблизи не отличит его от обычной твари. Он не стал торопиться с докладом, заночевал в каземате, где коротали ночи бессмертные солдаты, и вскоре был вознагражден новостями.

В Большом дворе Аким собрал всех схарматов, не занятых срочными делами, и выспренно объявил о предстоящей завтра в полдень публичной казни и особо – об открытии портала в иной мир. Солдаты привычно приветствовали новости многоголосым воплем.

Немало удовольствия Дальгерту доставила возможность полюбоваться обгоревшим крылом, в котором когда-то были мастерские. Но каждый раз, когда взгляд возвращался к столбу, на котором так недавно приходилось висеть ему самому, Дальгерту хотелось кричать. Только не Ильра. Не она. Нельзя этого допустить – и он никогда этого не допустит…

На рассвете Даль увидел ее. Девушку вывели к столбу, но подвешивать не стали – скрутили руки за спиной и привязали так, чтобы она никуда не могла уйти. Губы разбиты, одежда порвана.

Если сейчас подойти, разрезать веревку, вывести…

Нет. Уже не выйдет. Уже появились арбалетчики. Вот идет, широко зевая, Лек. Заходит в каземат, произносит Слово и приказ: и двадцать тварей тянутся к выходу. Дальгерт пристраивается в пару к одному из трупаков. Лек расставляет их вдоль края узора, выложенного камнями мостовой.

Дальгерт оказывается третьим по левой стороне. Ильру ему не видно. Зато прекрасно виден весь двор, все зеваки, стремящиеся посмотреть на сразу два объявленных зрелища. И ведь еще не ясно, которое интереснее…

Ближе к полудню на двор стали пускать горожан. Они входили, стараясь подобраться поближе к оцеплению, и среди них Дальгерт видел много знакомых лиц.

Были тут и старейшины всех городских общин.

Были те, кто от корней Тарна. Их было больше даже, чем кого-то другого. Мелькнула мысль – словно пришли проститься. Хотя знал, что мысль глупая, неправильная, предательская.

Был Клим. Его Дальгерт узнал в заросшем черной бородой сутулом оборванце. От оборванца, видимо, пованивало, потому что вокруг Клима образовалось пустое пространство.

Пришел Аким. У правой стены для него вынесли широкую лавку. Аким выглядел еще хуже, чем два дня назад, когда Даль видел его в последний раз.

Появился Лек – весь в черном. Устроился у стены по правую руку генерала. Руки его нервно перебирают какую-то веревку, бегают по ней – два больших белых паука.

Где Демиан?

Когда дежурный солдатик взбежал на колокольню и ударил молотом по краю Большого Плакальщика, оповещая, что наступил полдень, когда на площади стихли все звуки, и даже ворона, устроившаяся на крыше, перестала каркать, Дальгерт понял, почему старика нет в поле зрения.

Оказывается, это ему предстояло вершить ритуал.

Монотонный глухой голос произнес несколько слов на языке, которого доселе плиты двора не слышали.

Народ ахнул, на площади стало темней, белый день вдруг стал днем серым.

Дальгерт дернул с пояса нож – один из двух, что полагались к экипировке бессмертного солдата, – стремительно разворачиваясь к столбу.

Синий свет лился прямо из-под ее босых ног – знакомый синий свет, но тусклый в лучах так окончательно и не померкшего полудня.

Демиан стоял подле Ильры, он только что нанес ножом надрезы чуть выше локтей. Рубаха на груди была разорвана, и там, пониже ключиц, уже сочились кровью тонкие красные линии.

Маг начал оборачиваться, уловив шорох за спиной, – и с руки Дальгерта мгновенно сорвался нож. Демиан захрипел и упал в синее свечение, из рассеченного горла потоком хлынула кровь. Хлынула прямо на белые камни лабиринта, стала черной в мертвенно-синих лучах.

Аким вскочил с лавки, пытаясь укрыться, но второй нож столь же быстро достиг цели. Генерал беззвучно упал на камни.

А Даль был уже подле столба, закрывая собой привязанную девушку и готовясь вступить в схватку.

В толпе кто-то истошно закричал, тут же началась давка: те, кто были ближе всего к оцеплению, попытались отпрянуть назад. Но им мешали те, кто стоял дальше и еще не понял, что случилось.

И тут, как по команде, в бой вступили мертвецы.

Их целью было защищать площадку от внешнего врага. Такой враг появился в виде напирающей толпы. Синхронно взметнулись мечи.

Даль выбрал мгновение, чтобы перерезать веревки на запястьях Ильры.

Черная кровь Демиана все еще текла по камням, пробуждая непонятные узоры света над лабиринтом грязно-белых линий.

Кто-то из зевак захрипел, падая. И тут в бой вступили маги. Сначала Даль увидел вспышку желтого пламени справа от себя, и один из мертвецов задвигался, как будто в безумном танце, – магическое пламя, не чета обычному, просто так его не погасишь. Должно быть, это дело рук Евсия – старый мастер прекрасно владел боевой огненной магией, хоть и не любил ее использовать.

Еще одна вспышка превратила в факел только что врубившегося в толпу мертвеца. Нерин? Очевидно, он.

От потеков черной крови вверх стал подниматься серебристый не то дым, не то туман.

Даль попытался отвести девушку в сторону, но она плохо могла двигаться, а времени почти не было – ему пришлось и самому вступить в бой против двоих врагов.

На колокольне кто-то истово и бессистемно начал звонить.

Время замедлилось. Дальгерт увидел, как, пригибаясь, Лек пытается скрыться в здании. Оба ножа уже нашли цель, кидать меч – остаться безоружным…

Неужели никто не видит?!

Серебристый дым превращается в серую гладкую колонну, и только тут приходит понимание – это и есть портал. Видимо, крови Демиана оказалось больше чем достаточно…

Дальгерт отталкивает от себя очередного убитого схармата. Мертвецы его не трогают – видимо, родственная магия сбивает их с толку. И Даль пользуется возможностью.

Говорите, бессмертный солдат? Мертвеца нельзя второй раз умертвить?

А если отрубить голову? Без головы это просто кусок шагающей плоти, а без руки с мечом эта плоть еще и почти безопасна. Но бить нужно в сустав – укрепленные сталью части тела прочны и не желают отделяться.

Что-то толкнуло в бок – стрела! Мешает двигаться. Сломать. Следующий! Ну, где же этот следующий! Вот он. Мертвый солдат наседает на Клима. Тому с трудом удается сдерживать атаки. Подойти сзади. Ударить поперек спины. По ногам. По шее. Заставить врага замедлиться, дать наставнику крошечную передышку.

Еще удар по шее, на этот раз удачный.

Крик:

– Даль, уводи девочку! Уводи отсюда Ильру!

Понимание: Клим прав. Если сейчас кто-то из схарматов до нее доберется, ему будет очень просто ее убить.

На площади полно мертвых тел и тел неживых… где же она?

Бегут схарматы, отрезая путь к воротам.

На галерее строятся арбалетчики.

Даль оставляет наставника наедине с очередным мертвецом.

Видит – к порталу бегут двое схарматов – кажется, это младшие командиры. Встать на пути. Не дать прорваться…

Один падает, другой выхватывает меч. Где Ильра?

Оружие встречается с оружием, в звоне тонут крики и брань. Даль бьет противника ногой в пах и тут же добивает. Где Ильра?

Увидел.

Над площадью внезапно – залп арбалетных стрел. Кто-то сообразил организовать оборону. По счастью, стрелы минуют Ильру, но это знак. Один из следующих выстрелов может достичь цели.

– Ильра!

Она не слышит.

– В портал! – кричит Клим. – Уходите в портал!

Путь к воротам отрезан. А теперь – и к своим будет не пробиться, у схарматов еще есть свежие бойцы… Клим прав!

Добежать, помочь подняться и последним усилием втолкнуть в серую муть портала.

Нерин последовательно поджег еще троих мертвецов и скомандовал отступление.

Бессмертных солдат Лек за два месяца успел сотворить больше пяти десятков, да плюс те, которые уцелели после первой осады, – если они все поднимутся, это будет многовато даже для таких опытных магов, как они с Евсием.

Надо только сделать так, чтобы схарматам какое-то время было не до города. А через какое-то время сюда прибудет глава Ордена и отряд магов посолидней двух давно уже отошедших от дел стариков.

Меж тем портал начал зримо развоплощаться. Вот серый монолит стал уже полупрозрачным, вот стала видна монастырская стена за ним. Вот он и вовсе растаял; остался двор, заваленный телами, арбалетчики на стене да с десяток мертвых солдат, уже оттеснивших со двора пятерых магов и примкнувших к ним горожан.

Нерин выбрал подходящее окошко и сосредоточился, наводя огненные чары. Евсий одобрительно кивнул и проделал тот же фокус с другим окном.

– Стену бы обвалить, – пробормотала Диана, принимая у Клима одного из бессмертных солдат. В узком проходе развороченной арки двоим мечникам развернуться было трудно, и они старались меняться, прикрывая боевых магов.

– Есть шанс, что нас зацепит, – пожал плечами Зуй. – А так – почему нет?

– Отходим вправо. И можно рушить, – решил Клим. – У главных ворот нам делать нечего, а калитку, через которую впустили горожан, я смотрю, уже кто-то запер. Но это не проблема.

– Не проблема, – меланхолично согласился Нерин, выпуская в эту самую калитку небольшой огненный шар. Шар взорвался, разметав дверь в щепы.

Маневр удался даже лучше, чем рассчитывали.

Монахи сэкономили на материалах и сделали эту внутреннюю стену не сплошь каменной. Видимо, надеялись, что враг не прорвется в Большой двор, и ее всерьез не придется удерживать. Внутри оказались склады. Причем один из них как минимум был пороховым.

Клим присвистнул, когда добрый кусок стены вместе с арбалетчиками взлетел на воздух, а Нерин, недолго думая, скомандовал отход.

Да, пожалуй, теперь Правой армии Схарма еще долго не оправиться. А может, о ней скоро и вовсе все забудут…

А вот Лек жив – это плохо. И это, видимо, придется кому-то исправить…

Взрыв воодушевил горожан на повторную атаку.

В пролом ворот Большого двора, в развороченную калитку хлынули вооруженные и очень злые горожане. Видимо, накопилось у них за два месяца много вопросов к армии Схарма. А может, тем доставалось сейчас и за монахов, и вообще за все плохое, что только может случиться с людьми на Земле.

И одним из тех, кто вел в бой горожан, был одноглазый Добряк Виль – отец Ильры.

Клим остановился, привалившись к какой-то стене.

Усталость внезапно взяла свое. Все-таки не мальчик уже – не спать по три ночи да с ходу крепости брать…

Нерин увел куда-то остальных – то ли дальше заниматься поджигательством, то ли отдыхать. Клим знал, что горожане справятся сами: еще ночью оговорили вариант с захватом мастерских и уничтожением оживленных тварей Словом Разрушения.

Мастера Слова без командования вряд ли будут готовы на подвиг. Скорей всего, они предпочтут отдать крепость.

Клим провел рукой по лицу – это только предположение. Только предположение. Есть еще Лек. А как поступит он – никто не может предугадать. По записям Дальгерта, Лек псих, и его с трудом мог контролировать даже Демиан.

Но независимо от того, кто нынче победит, дело сделано. От Правой армии Схарма не осталось почти ничего.

Это «ничего» тоже многое может. Устроить акцию возмездия и расправиться с безоружными горожанами, например. Или поджечь город. Или… да можно предполагать до бесконечности. Но через год, да нет, следующей уже весной, о Правой армии как о боевой единице никто не вспомнит…

Жаль, что у Схарма полно последователей помимо Акима и его советника.

Клим поморщился – кроме усталости пришла погостить старуха-боль и сообщила, что мастера-разведчика в этом бою тоже потрепали. Вкупе с предыдущим комплектом дырок в шкуре это может быть серьезно.

Он вспомнил адрес Виля и отправился туда. Смутно помнил, что там ждет своего времени мастер Геда.

* * *

Лек не глядя кидал в мешок книги и инструменты. Время! Времени было мало. Сколько еще продержатся мертвецы? Быстро маги их одолеть не смогут. Но меч – это всего лишь меч, рано или поздно он может быть выбит или сломан. Выносливости бессмертным тварям не занимать – но вот физическая сила их лишь немногим превышает ту, которая была свойственна телу до смерти.

Именно по этой причине он старался пускать в дело только молодых сильных мужчин. Ничего, все еще удастся восстановить, все удастся исправить!

«Они сожгли мои записи, они уничтожили лучшие мои образцы, но я еще жив! И моя память при мне. Я все восстановлю, и мир дрогнет, когда в бой вступят новые десятки армии тварей Лека… Я, только я поведу их!»

Лек окинул взглядом опустошенный кабинет.

В дверь заглянул бледный помощник.

– Мастер, мы готовы!

Лек выбрал лучших. Тех, без кого будет невозможно начать работу на новом месте. Они спасутся. Они уйдут из города, вернутся в старый лагерь и смогут начать все заново.

Набралось пять человек. И еще мальчик, которого он так недавно считал никчемной обузой, – Таиш. Таиш оказался старательным учеником, любознательным и сообразительным. Он теперь уже не шарахался от покойников, как бывало раньше. Пожалуй, он достаточно смышлен, чтобы перенять весь объем знаний Лека…

Остальных придется бросить здесь – пусть выкручиваются сами. Как это ни печально, но большую группу беженцев могут заметить и попытаться уничтожить.

С собой он взял только двух тварей, чтобы было кому нести самый важный груз – книги и инструменты.

– Тогда идем!

В этот момент здание потряс взрыв такой силы, что с потолка посыпалась штукатурка, а пол ощутимо тряхнуло. Стекло со звоном разлетелось на осколки, и вместе с осколками в окно влетело облако пыли и копоти.

– Бери мешок! – скомандовал Лек.

Сам подхватил второй такой же мешок и рванулся к выходу.

По коридору бежали испачканные в копоти люди – арбалетчики Правой армии меняли позицию. Вряд ли это им поможет: из-за окон слышался многоголосый вопль взбунтовавшихся горожан. Человека, который командовал бегущими, Лек узнал только по голосу – это был Маркус, командир ищеек.

– Вниз, вниз! – повторял он помощнику. – Быстрей!

Тайный подземный ход вывел их к реке. Пятеро живых маялись в ожидании. Твари, как им и положено, стояли неподвижно.

– Идемте!

Лек четко знал, что делать дальше. Солдаты Схарма смеялись над ним, когда он каждый раз на новом месте просил их предоставить ему помещение с потайным выходом.

До поры предосторожность казалась лишней, но в монастыре, в окружении враждебно настроенных горожан мастер чувствовал себя зверем, задремавшим в ловушке. И потому неподалеку, на глухой окраине, где уже много лет никто не жил, он спрятал то, что обязательно пригодится, если нужно будет уходить быстро и одному.

Он не питал иллюзий – если бы запахло жареным, схарматы в самую последнюю очередь вспомнили бы о нем и его мастерских. Разве что Аким бы приказал… или Демиан. Но и тот и другой, к несчастью, мертвы. Мертвы от руки собственноручно им, Леком, созданной твари. Неблагодарной, мерзкой твари, которая не смогла оценить всех тех перспектив, что перед ней открыло ее новое существование.

Лек запоздало вспомнил про Слово Разрушения и даже произнес его вслух, хотя и не был уверен, что слово сработает. Слишком большое расстояние отделяло его сейчас от Малого двора.

…Мастер хорошо знал дорогу, а его помощники и подмастерья полностью ему доверяли. Маленький отряд скоро миновал остатки дамбы и неприметной тропой поднялся в город. Улицы здесь были пустынны. То ли все здешние жители отправились воевать в монастырь, то ли привычно затаились по углам. Это Лека не интересовало.

Полуразрушенный дом закрывал собой сколоченный из строительного хлама большой сарай. Лек дал знак, чтобы подмастерья открыли ворота, а сам быстро отомкнул замок и сказал Слово Управления. На свет из сарая выкатилась машина. Открытый кузов, высокая кабина, шесть мощных колес – машина была собрана из древних деталей, она и сама уже была стара – многие элементы требовали замены. Но, к сожалению, она была единственной, которую согласился выделить Леку Аким. Генерал и без того не понимал, зачем мастеру транспорт. Не по городским же улицам ездить?

– Грузимся!

В кузов покидали груз и забрались все, кроме Лека. Ему управлять машиной. Никому другому это важное дело он бы не доверил. Впрочем, сегодня любая магия ему давалась легко – ведь на шее висит с таким трудом добытая Серая Луна.

Лек успел снять ее с трупа Демиана в самый последний момент, когда свалка, как пожар, захлестнула весь двор.

И было еще кое-что, о чем он пока запрещал себе даже думать.

То, что досталось ему легко и просто.

То, о чем он и мечтать не смел.

Истинный Глаз Схарма.

Амулет, который носил, не снимая, генерал Аким.

Как было не воспользоваться случаем и не забрать его у безнадежно мертвого уже генерала? Но об этом после, после!

Нужно спешить. На улице осень, скоро зима. Времени очень мало, а до Мегаполиса даже на транспорте ехать долгие километры. Ехать придется, если в старых мастерских не удастся найти провианта и других запасов, нужных, чтобы пережить зиму.

Заночевали прямо на дороге, разве что натянули над кузовом полог да достали одеяла. Лек долго не мог заснуть. Впечатления минувшего дня будоражили его память, а когда все же заснул, сон его был странным и тревожным.

Во сне к нему пришел Великий Маг.

Великий Маг долго и вежливо говорил с ним, внимательно выслушал то, что случилось в монастыре, и похвалил за догадливость и предусмотрительность.

Великий Маг, как ни странно, был доволен поворотом событий.

Жалел только о том, что пришлось оставить Узел.

– Но мы туда вернемся, – сказал он. – Рано или поздно. А сейчас, мой верный мастер Лек, слушай, что надо делать…

И Лек слушал, с каждым мгновением проникаясь мудростью собеседника и глобальностью его планов.

* * *

Запах летней травы и дождя. От него можно было сойти с ума после черного ужаса, боли и крови. Если так пахнет смерть, то она, Ильра Зэран, согласна. Смерть, вот она, я. Иди…

Открыла глаза. Небо смотрело на нее ласково и мягко. В небе были белые облака.

Она чуть повернула голову и увидела Дальгерта. Он сидел чуть поодаль, спиной к ней. Капюшон скинут, и виден металл механических элементов, таких же, как у прочих тварей Лека. Над металлом – короткий ежик темных волос. Уже отросли…

Захотелось дотронуться, да так, что она невольно сжала руку в кулак. Нельзя.

Потом увидела, что серый плащ его в нескольких местах продырявлен. Неужели же все эти удары достигли цели?

Ильра заставила себя подняться и подойти.

Даль обернулся. Легко поднялся на ноги. Сказал обычным, ровным голосом:

– Пойдем!

– Куда? Зачем?

Он чуть нахмурился:

– Подальше от Узла. Лек может попытаться меня достать, и, в отличие от всех прочих, у него это получится. Коль скоро он знает мое Слово Разрушения…

Ильра поежилась, мгновенно представив, что бы сделала она, если бы ей угрожала такая опасность. Оглядела окрестности. Пологие холмы перемежались лесом. Тени облаков скользили по глади трав, как по глади волн, и мир был зеленым: в его глаза еще не заглядывала осень. Не верится, что здесь кому-то может быть плохо или больно, – такой покой вокруг и так огромна свобода…

Даль выбрал направление вроде бы наугад, но вскоре они вышли к ручью. Ильра шла, краем глаза посматривая на своего спутника, и с каждым шагом все меньше понимала, что ей делать и как с ним разговаривать. Так, словно ничего не случилось? Смешно. Они оба знают, что «случилось». И много всего разного. Что был разговор на монастырской крыше и молчание в пыточной камере. И тишина тайной лаборатории Лека, и выбор в лесу – куда идти. В неведомое Убежище, о котором упомянул Даль, или на флаговый рынок, как советовал отец.

Бедный отец…

Ручей был вовсе не таким, как она привыкла. Темная вода омывала яркий желтый песок, по ней скользили тени близких деревьев. Звенели насекомые.

Дальгерт остановился, снял ботинки, скинул плащ. Зашел по колено в ледяную воду. Зачерпнул пригоршню, поднес к лицу, умылся. Ильра зачарованно смотрела за его действиями. Вдруг до нее дошло, что ей сказал Дальгерт, что он имел в виду: он не сможет вернуться. Возвращаться для него равносильно смерти, потому что Лек точно знает, кто истинный виновник побоища на Малом дворе. И он никогда не упустит шанса убить Дальгерта. Ведь для этого ему нужно просто сказать Слово.

Меж тем Даль выбрался из ручья и принялся шнуровать обувь. Такие обычные действия.

– Подожди.

Выпрямился, чуть приподнял брови: что?

Ильра набрала побольше воздуха, сказала:

– Я тебе мешаю? Мы ведь сейчас можем разойтись и больше никогда не встречаться. Если хочешь, я уйду. Ты и так сделал для меня столько, что мне до смерти не расплатиться. Я же вижу, что ты даже смотреть на меня не хочешь… и все время молчишь.

Он опустил взгляд и несколько мгновений так и стоял, думая о чем-то своем.

Потом медленно, тяжело подбирая слова, сказал:

– Голос… мертвый. Я тоже. Но если можешь… не прогоняй.

Чуть развел руками – «вот так». Отвернулся и быстро пошел дальше, под сень деревьев.

Ильра его видела с того места, где осталась стоять: он сел в корнях старого пышного дуба – так, чтобы солнечный свет падал на лицо.

«Он считает себя мертвым. Он уже все решил за нас обоих. А что он мог решить? Что он знает обо мне? Что он знает о себе, чтобы принимать такие решения?

Он знает, – внезапно поняла она, – что я его жалею. И не очень понимаю.

Он знает, что я ему благодарна и что поверила ему.

Знает то, что говорил ему Лек и что говорил Виль».

Но жалость – ничего не стоит. Благодарность это только слово, которым мы расплачиваемся, когда отплатить нечем. Слова других людей – звон монет в чужом кармане. В них есть правда, но чужая, а не твоя. А доверия и понимания слишком мало – это всего лишь утешительный приз, такой же, как прикосновение лучей солнца к щекам в миг мгновенного покоя, когда одно дело закончено, а другое еще не начато. Дальгерт Эстан гордый. Ему не нужен утешительный приз.

– Не в этом дело, – неожиданно услышала она от воды.

Оглянулась – там, на кочке за кустом осоки, возле поросли густого ивняка, скрывающего весь ближний берег, и вправду кто-то был.

Сделала шаг, чтобы разглядеть человека, который как будто подслушал ее мысли. Не может же быть, чтобы она сказала все это вслух? Почему-то не испугалась. А потом даже узнала его.

– Вы пришли за своим амулетом? Я сейчас…

Зашарила по карманам в поисках деревянного шарика, который когда-то помог ей сохранить жизнь и рассудок. Она привыкла держать его под рукой и крутить в пальцах – шарик придавал уверенности и спокойствия.

Ильра спустилась к воде и с легким сожалением отдала магическую безделушку владельцу.

– Вот.

– Благодарю. Я сказал, что дело вовсе не в вас, Ильра Зэран. И не в том, что вы чувствуете по отношению к нему. Ваш друг, к несчастью, вас не обманул. Его действительно сейчас трудно отнести к миру живых. Его сердце не бьется, кровь не движется. Нет дыхания. Он и вправду почти по всем признакам – мертвец. Однако он вас любит. Понимаете?

Ильра возразила:

– Он никогда…

– Вспомните камеру.

Гнилая солома, вонь. Твоя жалость и боязнь прикоснуться к тому, что почему-то называется Дальгертом Эстаном, но притом на него совсем не походит… и губы, которые безостановочно повторяют одно и то же слово.

– Вспомните, о чем вы сами думали у столба, когда на Малом дворе собиралась толпа.

Ильра попыталась вспомнить – но почему-то вместо того видела две яркие свечи и снова лицо Дальгерта, и его ровный – мертвый? – голос: «Беги отсюда. Беги как можно быстрей!»

– Что же мне делать? Что я могу сделать?

– Будьте рядом – и он справится сам. Я мог бы сказать, что любовь умеет творить чудеса, но на самом деле все проще: система, созданная Леком, в этом мире нестабильна, и самым слабым звеном, как ни странно, является магия стазиса, верней, некромантия, которую Лек применял для замедления процессов разрушения органики. На Аррет она держалась благодаря свойствам той реальности. Здесь же магия смерти, примененная к живым тканям, не сможет долго сопротивляться естественному ходу событий, это противоречит ее сути, и рано или поздно она разрушится. У вашего друга воли к жизни больше, чем достаточно, так что это случится скорей рано, чем поздно. Он любит – и он любим. Во всяком случае, я на это надеюсь.

– А кто вы?

Незнакомец усмехнулся:

– Поздновато вы об этом спросили. Прощайте, Ильра Зэран. Вряд ли мы с вами еще увидимся. Ах да… будьте осторожней – не стоит разгуливать по долинам Атили так беззаботно. Эти места, конечно, заселены мало, но в лесу встречается всякое.

Поднялся с облюбованной кочки, надвинул на лоб капюшон просторного плаща. В прощании поднял руку и ушел по едва заметной тропке в зарослях густого ивняка за спиной. Уже через пару шагов незнакомец полностью исчез из вида.

Ильра постояла, вглядываясь в тропу и раздумывая, не пойти ли следом? Осталось столько вопросов без ответа… и самый главный, наиважнейший из них – что же дальше? Как быть? Что делать?

Дальгерт все так же сидел в корнях старого дерева и, не щурясь, смотрел на солнце. Ильра присела рядом. Увидела, как спокойно поверх складок плаща лежит его рука. Защищенная сталью тыльная сторона ладони. В гладком металле отражалось небо и деревья.

Неожиданно решилась дотронуться, словно раньше кто-то запрещал. Металл был теплым и гладким. Дальгерт не пошевелился. Спросила:

– Даль, что будем делать? Искать ночлег?

Улыбнулся, наконец, возвращая взгляд с синих небес.

– Ты видела сокола? Вон там, над холмами!

Вдали кружила птица, но Ильра не разобрала бы с такого расстояния – белая она или черная, ворон это или действительно сокол.

– Да.

– Это хорошо.

– Даль…

– Все хорошо. Ты жива, и я могу быть рядом. Значит, все хорошо – настолько, насколько это возможно. А то, что мне придется вернуться, об этом подумаем позже. Вряд ли здесь под каждым кустом натыканы межмировые порталы.

Вернуться…

Кто-то, кажется, думал, что Дальгерт предпочтет остаться по эту сторону только потому, что это для него безопасней. Кто-то опять ошибся. Не в его характере быть далеко от событий, и он, конечно, вернется. Может быть, чтобы отомстить Леку. А может, чтобы и дальше проживать чужие жизни ради каких-то непонятных, но высоких целей. Но и Даль не прав. Ох и не прав же он!

– Нам придется вернуться. Нам обоим. Даль, у меня там тоже много кто остался.

– Лек?

Она вскинула возмущенный взгляд и увидела, что Дальгерт смеется. Одними глазами, чуть склонив голову набок.

Поднялся и помог подняться ей.

– Пойдем?

– Куда?

– Не знаю. Куда-нибудь. У нас с тобой сегодня огромный выбор…

Эпилог

– …Убитыми они потеряли больше сотни. Ранеными… никто не подсчитывал. Кстати, один из их младших командиров сумел-таки сколотить приличный отряд и выбраться из города. Горожане их не преследовали. Ты вообще слушаешь меня?

Геда с удовольствием затянула последний узелок на повязке. Но руки не убрала. Напротив, пробежала ласковыми пальцами по спине под свитером. Стоять так в обнимку было и приятно, и странно: слишком много случайных зрителей вынуждено наклоняться, чтобы подобрать челюсть.

– Слушаю.

– Как мы и думали, мастера Слова сами уничтожили своих тварей, лишь бы не отдавать их врагу. То есть нам. Лек и еще несколько человек с ним сбежали. У него была припрятана машина на окраине.

Клим обнял Геду за плечи, притянул к себе. Может, это и не настоящая любовь, кто знает, какое значение в это слово вкладывают поэты. Но как же он по ней скучал, оказывается.

– Эй, – усмехнулась Геда ему в плечо. – Я обещала Нерину познакомить тебя с новостями. А ты не слушаешь…

– Я знаю, что все хорошо.

– Даль…

Клим коснулся губами ее виска.

В этот момент кто-то постучал костяшками пальцев по косяку – дверей у комнаты не было. В монастыре, разгромленном во второй раз, целых дверей и особенно окон осталось вообще очень мало. Оба обернулись. На пороге стоял Нерин.

– Хорошо, что вы здесь, – сказал он так, будто ничуть не удивлен. – Идемте, прибыла почти вся верхушка Ордена, так что нам докладывать, что за безобразие мы тут устроили. Подозреваю, вопросы будут ко всем участникам событий.

Клим нехорошо улыбнулся:

– У меня к ним тоже есть вопросы. Почему, когда дело уже сделано, они явились прямо с запредельной скоростью, а когда была нужна помощь…

– Есть причины. Помнишь список артефактов, о которых писал Дальгерт? Амулеты, обереги, которые хранились в храмах Спасителя?

– Украли?

– Четыре из пяти. Пятый – Серая Луна. И ее тоже никто не видел… и это еще не все. Кстати, поздравляю. Вероятно, в ближайшее время штаб Ордена переберется к нам. Магистров очень волнует вопрос магической защиты школы. Считают, что мы безобразно провели эвакуацию. В общем, идемте. Будем думать, как жить дальше.

– Понятно. Идем?

Они с Гедой так и шли через весь монастырь в обнимку, собирая недоверчивые и попросту изумленные взгляды…