Читать онлайн Искатели прошлого бесплатно

Глава 1

Разложенные на столе составные части кофеварки напоминали руины сансельбийского завода-крепости. Тусклые детали перемалывающего механизма, сияющий стеклянный резервуар, бронзовые башенки, пластинки с чеканным орнаментом, загадочные невзрачные штучки (в отличие от декоративных башенок, скорее всего, лишние). Собрать все это, как было, чтобы получился работоспособный кухонный агрегат — заведомо безнадежная затея.

Владельца кофеварки звали Залман Ниртахо. Сколько ему лет, он не помнил. На первый взгляд около тридцати пяти, но, так как принадлежал он к подвиду С, могло быть и восемьдесят, и двести, и больше. Черты лица довольно правильные, кожа изрыта оспинами и рубцами, какие остаются у тех, кто нарвался в Лесу на рой вьюсов. Светлые волосы коротко острижены, взгляд мягкий и нерешительный, с постоянным оттенком вопроса.

Несколько дней назад он совершил убийство, и с него взяли подписку о невыезде. Залману Ниртахо воспрещалось покидать территорию полуострова Птичий Стан, и все бы ничего, но ближайшая известная ему мастерская, где могли починить кофеварку, находилась в другой части столицы, на полуострове Касида. Туда нельзя, да Залману и в голову не пришло бы нарушить закон. Убийство было случайностью, следствием помрачения.

Вечером придет Сандра, кофейный аппарат с башенками — ее подарок, и когда она увидит на столе кучу деталей… Она не обидится, зато опять начнет рассказывать, каким Залман был раньше. Он этого "раньше" совсем не помнит, а она помнит превосходно. Во всяком случае, так она утверждает. По ее словам, "раньше" Залман мог любой механизм, от заводной игрушки до таран-машины, в два счета разобрать, собрать и заставить работать.

Город за большим мутноватым окном напоминал разломанный на куски слоистый пирог. Наползающие друг на друга многоэтажки Птичьего Стана плавились под горячим солнцем, над учреждениями реяли разноцветные флаги с эмблемами, а на переднем плане, за обрывом, стеклянно поблескивало большое двухэтажное здание. Это было нехорошее здание. Оно походило на мнимо неживого полупрозрачного паука, застывшего в ожидании жертвы, или, что еще хуже, на электростанцию. Там прячется кто-то, с кем лучше не встречаться.

Когда Залман сказал об этом Сандре, та отмахнулась: если бы с супермаркетом "Изобилие-Никес" что-то было не так, она бы заметила первая — или он сомневается в ее интуиции? И проверка, предпринятая экологической полицией, дала отрицательный результат, и у Санитарной службы к Никесу никаких претензий. Там не обнаружили никакой опасной живности из Леса, никаких запрещенных растений, ни, тем паче, подлежащих изъятию и уничтожению предметов, сохранившихся после Темной Весны.

А Залман все равно чувствовал, что там кто-то есть. Существо, встреча с которым обернется катастрофой. Поэтому он не ходил за покупками в "Изобилие-Никес", кроме одного раза, когда Сандра настояла, чтобы он посетил нарядный стеклянный супермаркет, дабы убедиться в беспочвенности своих страхов.

Магазин как магазин. Полно народа, полки ломятся от товаров в завлекательных упаковках, улыбчивые юноши и девушки в форменных костюмчиках предлагают что-нибудь продегустировать, сулят подарки, певучими жизнерадостными голосами рассказывают о конкурсах для покупателей. Подосланная Сандрой девчонка из ее свиты затащила туда Залмана во время рекламной акции, они получили бесплатно по пачке печенья и в придачу пробник туалетной воды "Эфра Прекрасная Плюс".

Странные ощущения Залмана после этого не рассеялись. Наоборот, в душных и пестрых торговых залах он еще острее почувствовал присутствие нежелательного существа. Оно находилось где-то рядом, однако ничем себя не выдавало.

В "Изобилии-Никес" тоже была мастерская по ремонту бытовой техники, только Залман туда не пошел бы ни за какие коврижки. Придется ехать в другой конец Птичьего Стана — там, неподалеку от гаражей Трансматериковой компании, он вроде бы когда-то видел на одной из одетых в бетон пыльных улочек нужную вывеску.

Залман сгреб детали в сумку. И с чего ему взбрело в голову, что он сможет самостоятельно извлечь из кофемолки затупившийся нож и поставить взамен запасной? Он не способен к анализу и синтезу, ни умственно, ни на деле. Последствие Темной Весны, как и его амнезия.

Двор напоминал корзинку с цветами, до того был ухоженный и красивый. Несколько человек с ведрами и щетками мыли скамейки, урны и выложенные белой плиткой дорожки, другие опрыскивали водой розовые кусты. Дети и старушки куда-то поисчезали, как бывало всегда во время нашествия орды уборщиков.

Залман побрел к автостоянке, петляя по дворам, чтобы срезать путь. Здесь все было так себе, неразбериха деревьев и путаница веревок с бельем, никаких розариев и мраморных скамеек. Почему такой разительный контраст? Однажды он сказал об этом Сандре, та фыркнула и что-то объяснила, но он уже забыл ее ответ, как много чего забывал.

Женский голос повторял с умоляющей интонацией: "Барсик, Барсик, Барсик…" Когда Залман свернул в этот двор, пожилая особа в линялом халате с оборками прервала свои причитания и обрадовано окликнула:

— Здравствуйте, господин Ниртахо! Котик-то мой опять вон куда залез и вниз нейдет! Пожалуйста, снимите Барсика, это же для вас пять минут, а я вам завтра пирожков принесу…

Рыжий кот — едва заметное пятнышко — сидел на верхушке тополя, вымахавшего выше семиэтажных домов. Залман не мог отказать, если его о чем-нибудь по-хорошему просили. Поставив сумку на разбитые плитки дорожки, он вскарабкался наверх, отодрал котенка от дерева, сунул за пазуху и так же ловко спустился вниз. Все это заняло меньше пяти минут.

Всезнающая Сандра утверждала, что он родился и вырос в Лесу, на крохотном островке, затерянном посреди заболоченной чащобы, и жил там до девятнадцати лет, пока его и троих стариков не снял оттуда проходивший мимо караван Трансматериковой компании, и потом его сразу приняли в Трансматериковую следопытом. Возможно, так и было. Во всяком случае, компания регулярно выплачивала Залману Ниртахо небольшую пенсию — значит, когда-то он действительно там работал.

Котенок успел-таки полоснуть его по руке. Залман это заметил, когда сел за руль. Обрамленная пыльными тополями асфальтовая дорога шла под уклон, потом сделала крутой поворот — и вынесла машину прямо к супермаркету Никеса.

Прорезанный белыми лестницами склон обрыва был покрыт дерном, посаженные там цветы образовали на ярко-зеленом фоне две громадные буквы: АЯ — инициалы Александры Янари, Летней Властительницы Долгой Земли. Выше, над склоном, обшарпанным блекло-желтым миражом высился дом, в котором Залман жил.

Как всегда, в такой близости от "Изобилия-Никес" его охватило предчувствие катастрофы. И проскочить поскорее не удалось — на дороге затор. Одни подъезжают, другие отъезжают, да еще снуют пешеходы, и над этой толкотней разносится речевка, выкрикиваемая звонкими голосами:

Проснулся утром, поел, умылся,

Зарядку сделал, в книги зарылся…

Повествовательная интонация переходит в негодующе-вопросительную, почти грозную:

А фирме будет какой навар?

И после — отметая любые возражения, непреклонно и бодро:

Продай услугу, продай товар!

По словам Сандры, Никес метил ни больше, ни меньше, как в Осенние Властители, и загодя начал готовиться к предвыборной кампании. Расставленные повсюду щиты гласили, что "Изобилие-Никес" — магазин народный и семейный, а еще при нем работает школа юных менеджеров, где лучшие представители подрастающего поколения развивают в себе лидерские качества. Вот они-то, юные менеджеры, и декламировали хором кошмарные стишки, выстроившись в сквере возле магазина.

— Сандра, с этим можно что-нибудь сделать? — спросил однажды Залман. — Обложи Никеса налогами, ты ведь можешь!

— Не могу, — отрезала Сандра. — Для всего нужны законные основания. Лучше внимания не обращай.

От виршеплетства юных менеджеров Залмана коробило, однако навязчивое предчувствие катастрофы было связано вовсе не с этим.

Неказистый автомобиль пробирался по разломам города-пирога, несвежего и заплесневелого, но несмотря на это густонаселенного. Сейчас еще и туристов полно — порталы открыты и до конца лета не закроются.

Когда порталы открывались в прошлый раз, Залман побывал на Земле Изначальной, вместе с Сандрой, которая надеялась, что путешествие "приведет его в чувство". Разумеется, память Залмана за это время растеряла все подробности, но две вещи, особенно его поразившие, он помнил до сих пор. Первое — это невероятные водные пространства, ограниченные лишь горизонтом, что-то невообразимое, нереальное, как во сне. А второе — на Земле Изначальной не было Леса. Тамошние так называемые леса больше походили на одичавшие парки и не имели ничего общего с настоящим Лесом, который есть на Долгой Земле.

Дважды пришлось тормозить, избегая столкновения с туристами, норовившими кинуться под колеса.

"Хотите жить вечно? Тот, кто умирает на Долгой Земле, возрождается для новой жизни!"

Сандра говорила, что автора этой рекламы она бы собственноручно убила. Чтобы он возродился для новой жизни, если сумеет.

Многоэтажки, по большей части желтые, серые, бежевые, отличались друг от друга только рисунком потеков на штукатурке, да еще местоположением черных и фиолетовых пятен волчьего бархата, споры которого заносило ветром из Леса. Если б не эти изъяны, здания выглядели бы однообразными до оскомины.

"Все здесь сварганили наспех, с хорошим запасом прочности, но без затей, — объясняла Сандра. — Надо же было где-то расселить народ после Темной Весны. Вот Танхала была красивым городом! Не в смысле чистеньким и нарядным, а очень своеобразным, с массой неповторимых деталей. Мы там жили, ты не помнишь, а я-то все отлично помню".

Летнее солнце скрадывало тоску типовых улиц — оно заставляло сиять грязноватую штукатурку, вспыхивало во всем, что способно блестеть, вынуждало слегка жмуриться… Залман отвлекся и не заметил, как въехал в пробку — да еще в какую!

Столпотворение автомобилей, в просветах меж ними толкутся пешеходы, гвалт, ругань, а впереди, в солнечном мареве, вздымается, перекрывая улицу, какая-то беловатая гора высотой с двухэтажный дом.

Залман подал назад, но там уже напирали другие машины, и он, сигналя, заехал передним колесом на тротуар.

— Куда прешь? — дверцу рывком распахнул молодой полицейский с ошалевшим потным лицом. — Не видишь, что там?!…….!

Залман растерялся: обычно полицейские разговаривали с ним вежливо, и эта неожиданная атака ввергла его в замешательство.

— На кого орешь, идиот? — к ним подскочил другой страж порядка. — Соображай, бестолочь, на кого орешь, чтоб тебя Мерсмон поимел! Ты хоть соображаешь или что?!

Он грубо отпихнул младшего по званию к витрине магазина игрушек, где сидели куклы в пышных платьях и болтались на ниточках уродливые серые фигурки кесу, и начал выговаривать, за гомоном толпы Залман разобрал только "наша Летняя госпожа" и "будешь отвечать".

Потом старший вернулся к машине и сказал:

— Извините, господин Ниртахо. Деревенщина, недавно с Фосы, никого не знает и вести себя не умеет. Иди сюда, мерсмоново отродье, извиняйся!

Молодой полицейский, красный, еще больше взмокший, что-то смущенно пробормотал, глядя в сторону.

— Ситуация критическая, — снова обратился к Залману старший. — Вы посмотрите, господин Ниртахо, что творится!

Смугловато-белая гора вздрагивала, словно живая плоть. Налетевший с той стороны порыв ветра донес отвратительное зловоние.

— Что это? — спросил Залман.

— Ушлеп. Жрал отбросы на побережье, как обычно, а какие-то мерсмоновы кретины забыли запереть как следует береговые ворота, он и прошмыгнул в город.

Прошмыгнул?.. По отношению к этой вонючей громадине выражение не очень-то уместное. Ушлеп был то ли одним из странных порождений Леса, то ли пережитком Темной Весны — тут единого мнения не существовало. Эта отдаленно человекоподобная гора плоти, абсолютно неуязвимая и очевидно безмозглая, ошивалась в окрестностях Кордейского архипелага и поедала все, до чего могла добраться. Ушлепа интересовала только жратва. По счастью, он не был хищником, хотя сожрать труп или мертвецки пьяного, не способного убежать или уползти — это для него запросто. Изредка он обнаруживал пугающие сверхъестественные способности, но целенаправленно ими не пользовался. Зимой впадал в спячку, в остальные времена долгого года кормился в Лесу и на пригородных свалках, подстерегал машины с продуктами, разорял огороды — к этому притерпелись, как к неизбежному злу, однако Ушлеп на городских улицах — это событие, из ряда вон выходящее.

Жара. Залман выбрался из автомобиля и шагнул в водянистую тень возле витрины, где скалились и подмигивали красными стеклянными глазами игрушечные кесу. Настоящие кесу живут в Лесу, это автохтонная раса Долгой Земли — злобные, коварные, жестокие твари и в придачу людоеды, они были союзниками Мерсмона в его войне против рода человеческого. А Сандра говорит, что первой женщиной Залмана была кесу, якобы он рассказывал об этом Дэнису Кенао, а она подслушала. Наверняка что-то путает или сочиняет.

— Мне бы отсюда выбраться, — встревоженным извиняющимся тоном обратился Залман к полицейскому. — Дело в том, что мне нужно успеть в мастерскую и потом вернуться домой не позже семи, а то вечером ко мне придет Сандра…

Ну, какое бы дело посторонним людям, да еще должностным лицам при исполнении, до его мелких проблем? Однако полицейский офицер неожиданно принял чужую проблему близко к сердцу, проявил участие и заинтересованность.

— Ганс, иди сюда! — окликнул он одного из своих подчиненных. — Это осыпанный высочайшими милостями господин Ниртахо, у него нет времени здесь торчать, давайте по тротуару вот в эту арку — и через дворы. Потом вернешься пешком. Меня зовут капитан Галби, господин Ниртахо. Капитан Галби, всегда рад помочь хорошему человеку!

Он раза четыре повторил свое имя, но к тому времени, как машина, миновав задворки, выехала на Кондитерскую улицу, Залман успел забыть, как его зовут.

Сидевший за рулем Ганс сказал "до свидания" и исчез, Залман перебрался на место водителя.

— Что там случилось? — спросил кто-то.

В арку, из которой они выехали, с этой стороны никого не пускали. Стоявшие здесь полицейские то ли сами не знали, в чем дело, то ли не хотели говорить.

— Там Ушлеп, — выдал тайну Залман. — На улице Лесоборцев, где овощной рынок.

Кто-то ахнул, кто-то принялся ругать береговую охрану. Толстый щекастый мальчик лет четырех разревелся и спросил, всхлипывая, зачем Ушлеп пришел, если никто не хочет с ним дружить.

— Ушлепа создал Мерсмон, чтобы досадить Высшим и людям, — объяснила ребенку пожилая женщина с тяжелым обрюзгшим лицом. — Не будешь слушаться, он тебя съест.

От этой угрозы мальчик зашелся в плаче. Кто-то в толпе перед аркой рассуждал о том, что сегодня разгильдяи из береговой охраны пропустили в город Ушлепа, а завтра пропустят орду кесу или кого-нибудь похуже — гостей из Гиблой зоны. Залман пытался закрыть расхлябанную дверцу — похоже, придравшийся к нему на улице Лесоборцев полицейский что-то сломал.

— Не реви! — прикрикнула на рыдающего мальчишку женщина. — Ушлеп сюда не придет. Идем домой от греха подальше.

— Баба, я не буду плакать, если ты купишь мне Залмана и Эфлу.

— Если будешь хорошо себя вести, куплю Эфру.

— Я не хочу Эфлу, хочу Залмана, в нем шоколада больше!

— Тогда Ушлеп тебя съест, он всегда ест плохих детей!

Дверца все-таки закрылась, и машина тронулась — мимо витрины "Сладкой жизни" с муляжами тортов, конфетными россыпями и прозрачными коробками с парными фигурками: Залман из темного шоколада, Эфра из молочного.

Сандра утверждала, что это он, Залман Ниртахо, был живым прототипом шоколадного Залмана. И охота ей раз за разом повторять такую нелепицу! Все ведь знают, что это сказка, излюбленный сюжет комиксов и кукольных спектаклей.

Жил да был злодей Мерсмон (в отличие от остальных персонажей этого действа, реальное историческое лицо), и сумел он, прикинувшись хорошим, в долгом году пятьдесят девятом (или, если по староземному счету, одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмом от Великой Миграции) стать Весенним Властителем Долгой Земли. Очень скоро тиран проявил свою истинную сущность: все в Весеннем дворце перекрасил в черный цвет, начал угнетать народ, рассорился с Высшими, с помощью черной магии создал Ушлепа и множество других мерзких тварей, завел себе гвардию из кесу, а еще силой взял в жены Эфру Прекрасную — добрую, трудолюбивую и скромную девушку с острова Мархен. Вопиющее попрание традиций: Весеннему Властителю жениться не полагается — подобно Летней госпоже, он обязан дарить своей благосклонностью многих. Моногамия, нерушимые узы брака — это для Осени и Зимы.

Как водится, дамы и девушки грезили о головокружительных флиртах с Весенним Властителем, всячески старались привлечь к себе высочайшее внимание, но Мерсмон объявил, что любит только Эфру и сделает ее своей Весенней Королевой, больше ему никого не надо. После совершения брачной церемонии он публично поклялся ей в верности Нерушимой Клятвой и отдал на съедение кесу тех парней с Мархена, которые когда-то за ней ухаживали, да еще заставил ее на это смотреть. Весенняя Королева плакала, и слезы из ее правого глаза, падая на землю, превращались в алмазы, а из левого — в жемчужины.

Страшные дела творились тогда на Долгой Земле.

Потом Эфра, так и не покорившаяся жестокому злодею, полюбила Залмана — отважного благородного героя. Маленьким мальчиком он потерялся в Лесу, его вскормили и воспитали дикие звери, поэтому он вырос сильным, ловким и бесстрашным. Ради своей возлюбленной он вызвал Мерсмона на поединок, и дрались они три дня и три ночи.

Пусть Темный Властитель одержал верх благодаря черной магии, израненный Залман последним ударом сумел разбить Камень Власти, обеспечивающий тирану неуязвимость. Залмана и Эфру заковали в цепи и бросили в темницу, а на следующее утро казнили. Однако без Камня Власти Мерсмон не мог противостоять Высшим, возмущенным его злодеяниями (по другой версии — восставшему народу), и его, побежденного, заточили в волшебную тюрьму в Кесуанских горах, в самом сердце Гиблой зоны, а герой Залман и Эфра Прекрасная вечно будут жить в людской памяти.

Смягченный вариант для самых маленьких: Залман и Эфра сумели бежать из застенков, возглавили мятеж и остались живы, потому что в самый последний момент подоспели Высшие, которые спасли их и одолели Мерсмона.

Эфру изображали в виде блондинки с сердцевидным личиком и ниспадающими до пят волнистыми волосами, в платье из серебряной парчи, Залмана — плечистым молодцом, похожим на лесного пехотинца с агитационного плаката, Мерсмона — отвратным патлатым типом с мертвенно-бледной физиономией и торчащими из-под верхней губы клыками, как у саблезубой собаки.

Разумеется, эта карамельно-героическая история не имела ничего общего с реальностью — об этом даже Сандра не раз говорила, хотя и продолжала стоять на том, что Залман и есть тот самый Залман.

Глава 2

Площадь Злаков с царственно сверкающей Золотой башней. Здесь-то Залмана и настиг турист-самоубийца. Сиганул со смотровой площадки — и прямо на капот, словно специально дожидался момента. Удар. Ошеломленный Залман вильнул в сторону, чтобы не наехать на отброшенное вперед тело, и до отказа вдавил тормоз.

Алые брызги на лобовом стекле. Старческое тело в пестрой рубашке, полосатых гольфах и широких оранжевых штанах до колена съежилось на асфальте, под ним расплывалась кровавая лужа. Старик добровольно умер, чтобы родиться заново на Долгой Земле, а Залману теперь не добраться до мастерской. Придется Сандре сегодня вечером обойтись без кофе.

— Вы не виноваты, — покровительственно бросил подошедший полицейский. — Еще один тронутый, обычное дело. За автомобиль получите страховку, все они при въезде покупают полисы, — и, поглядев на труп, равнодушно добавил: — Если б не ваша машина, его пришлось бы лопатами отскребать. А вы сами, часом, не носитель МТ? Выражение лица у вас характерное.

— Нет, — возразил Залман. — Я наоборот.

Если он не помнил, что с ним было, то носители МТ помнили то, чего с ними не было. Так называемая врожденная менемотравма: человек появляется на свет с обрывками воспоминаний о своей предыдущей жизни. Или, как объясняла материалистическая наука, с активированными записями в генокоде, унаследованными от предков. На Долгой Земле это достаточно распространенное явление, а на Изначальной — редкое, вот и возникло суеверие, что надо здесь умереть, чтобы после еще раз родиться. Какой-то предприимчивый менеджер из иноземного турагентства додумался использовать это для рекламы, с тех пор и пошло…

Конечно, и кроме туристов-фанатиков бывало всякое. То и дело какая-нибудь девушка объявляла себя новым воплощением Эфры Прекрасной, но при экспертизе выяснялось, что она не только не Эфра, но даже и не носитель мнемотравмы — либо фантазерка, либо истеричка. Случались и судебные казусы, связанные с феноменом МТ, самым нашумевшим из них было знаменитое дело о кастрюле с кредитками.

Некий Джануш Сабари, житель Касиды, мелкий чиновник, совершил кражу: залез в чужой дом, взломал пол в одной из комнат и вытащил из тайника, о котором хозяева дома знать не знали, полуторалитровую эмалированную кастрюлю, доверху набитую мятыми купюрами разного достоинства. Вора взяли с поличным. На суде Сабари заявил, что кастрюля принадлежит ему, он сам ее спрятал — в прошлой жизни, когда был Капитолиной Бачано, свояченицей хозяина ограбленного дома.

Сабари припомнил массу подробностей из жизни Капитолины Бачано, да еще выставил встречный иск: родственники его/ее не любили и преждевременно свели в могилу бесконечными попреками и придирками, из-за них он/она остался старой девой, потому что его/ее использовали в качестве дармовой домработницы и всячески мешали его/ее личному счастью, так что теперь они должны ему/ей компенсацию за моральный ущерб, и никаких прав на его/ее кастрюлю у них нет.

Сабари оказался сварливым и склочным типом, он смаковал мельчайшие обиды, нанесенные родней Капитолине Бачано, и требовал все включить в материалы дела. Процесс тянулся уже полтора долгих года (по староземному счету — около пятидесяти лет), и конца не было видно, поскольку и Джануш Сабари, и представители противной тяжущейся стороны принадлежали к подвиду С.

Накарябав свою подпись под протоколом, Залман взял с заднего сиденья сумку с кофеваркой и побрел по оживленному проспекту прочь от облитой золотом, недобро сверкающей башни, у подножия которой остался труп в луже крови и покалеченный автомобиль.

У него хватит денег, чтобы переночевать в дешевой гостинице. Может, на этот раз улизнуть от Сандры?

Залман отказался от этой мысли: она ведь начнет беспокоиться и черт-те сколько народу поднимет на ноги, чтобы его разыскать. Но дело даже не в этом. Сандра Янари — единственный в этой жизни человек, которому Залман Ниртахо нужен. Не для того, чтобы снять с дерева кошку или поймать забравшегося в квартиру перекидника, а просто так, сам по себе. Иногда она бывает невыносима, но без нее будет пусто.

Он повернул за угол, и тут ему преградило дорогу напоминание о наводящем оторопь стеклянном вертепе: филиал "Изобилия-Никес" на первом этаже большого жилого дома. Вдоль тротуара стояли щиты, приглашающие взрослых в магазин за покупками, а подростков в школу юных менеджеров. Был здесь и групповой портрет бизнес-семейства: глава фирмы Глеб Никес — подтянутый мужчина с добрым улыбчивым лицом, его жена и верная помощница Берта, похожая на счастливую домохозяйку, трое сыновей, четыре дочери — русоволосые, ясноглазые, энергичные, подающая надежды молодая поросль. Сыновей звали Арчибальд, Бертран и Ричард — твердые, мужественные сочетания согласных, у девушек имена тоже были звучные и красивые — Ариадна, Глория, Лидия, Марианна. Сандра считала, что, несмотря на все эти харизматические уловки, у Глеба Никеса нет никаких шансов стать Осенним Властителем.

Угрожающее Залману существо находилось не здесь, но иногда оно сюда наведывается — само пространство хранило неуловимые следы его присутствия. На него нельзя смотреть, с ним нельзя разговаривать, иначе… Даже вообразить невозможно, какая тогда произойдет катастрофа. Это как в детской страшилке: кто-то прячется в темноте под шкафом, и если он оттуда вылезет — рухнет весь мир.

Залман поспешно свернул в закоулок с ветхими домишками, до безобразия заросшими волчьим бархатом. Он бежал от "Изобилия-Никес", словно повинуясь условному рефлексу. Закоулки вывели к полупарку-полупустырю за высокой решетчатой оградой. Рассмотреть можно не так уж много, но видно, что земля там вздыбленная, через овраги переброшены висячие мостики без перил, с раскоряченных деревьев свисают сети, и в зарослях бурьяна кто-то ожесточенно, но молча барахтается, словно пытается вырваться из западни. Сандра терпеть не могла этот парк, а почему — Залман запамятовал.

Впрочем, когда он, пройдя по тропинке вдоль ограды, свернул на заасфальтированную улицу и увидел ворота с табличкой: "Учебный полигон военно-спортивной школы "Пламенный Легион". Директор — Вир Одис", — он все ж таки припомнил, в чем дело.

Пламенный Легион существовал вот уже три, а то и четыре долгих года, его создательница и бессменный директор госпожа Виринея Одис принадлежала к подвиду С. Мальчишек и девчонок там муштровали, как в армии — "для битвы с порождениями Тьмы". Не обходилось без несчастных случаев, иногда с летальным исходом, однако до судебного разбирательства ни разу не доходило: у Легиона были могущественные покровители, хотя нынешняя Властительница и отказала ему в своей поддержке. Не имея возможности сразиться с силами Тьмы, питомцы Вир Одис дрались с юными менеджерами, и эти инциденты, несмотря на негодование родителей, тоже оставались без последствий.

Госпожа Виринея была высокой статной женщиной с чеканными чертами красивого лица и неизменным ежиком русых волос (традиционная стрижка лесного пехотинца). Залман иногда с ней сталкивался, проходя мимо парка-полигона, и вежливо здоровался (ему казалось, что они знакомы, он со знакомыми всегда здоровался, даже если не помнил, кто есть кто), а она не отвечала, только презрительно кривила твердо очерченные губы.

Сандра утверждала, что они действительно знакомы, да еще как! Якобы эта самая Вир была его девушкой — в то время, когда они были молоды, не как сейчас, застывшей молодостью счастливых представителей подвида С, а по-настоящему. Залману не очень-то верилось. Сандра, по ее же собственному признанию, в детстве была в него влюблена, вот и навоображала невесть что: он рыцарь без страха и упрека, дрался на поединке с самим Темным Властителем, и все женщины были его — и дикая кесу, и Эфра Прекрасная, и даже суровая директриса военно-спортивной школы госпожа Одис.

Он уже прошел мимо массивных чугунных ворот, когда те с грохотом распахнулись, и оттуда выбежали пламенные легионеры в пятнистой форме. Колонна по четыре человека, поднимая пыль, потекла по улице — и за угол. По бокам бежали наставники, подгоняя учеников окриками, была среди них и сама Вир Одис. Как Залман понял из их воинственных выкриков, они собирались принять участие в изгнании Ушлепа из города.

Ему тоже следовало поторопиться, солнце уже миновало зенит. Топот юных легионеров стихал вдали, а Залман повернул к трамвайной остановке. На рукаве засохли пятнышки крови. Наверное, испачкался, когда они с полицейским осматривали разбитый капот — или с того раза осталось? Он не испытывал страха перед возможным наказанием, и все же мысль о совершенном несколько дней назад убийстве его мучила. Словно бросили камень в стоячий пруд, и по воде до сих пор расходятся круги.

Древний трамвай еле полз, дребезжа на стыках, пассажиры нервно прислушивались к доносящемуся издали, из-за домов, реву Ушлепа. Какая-то женщина божилась, что видела на помойке в черте города кесу — тощая тварь в лохмотьях, глаза, будто красные уголья, вся покрыта противной серой шерсткой, жрала какую-то тухлятину и отгоняла рычанием бродячих собак, когда те подходили слишком близко. Это было поздно вечером, в сумерках, и когда очевидица, вернувшись домой, позвонила в полицию, ей сказали, что она приняла за кесу обыкновенного бродягу или пьяного, и никто не приехал.

На площади Авиаторов пропал ток, и трамвай встал. Женщина, видевшая кесу, начала ругать электростанцию за перебои, остальные пассажиры ей поддакивали. Залман сидел неподвижно, в холодном поту. Электростанция — это зло, а они так запросто о ней говорят! Электростанция и "Изобилие-Никес". Если то и другое сдвинуть вместе, произойдет катастрофа, но когда пытаешься объяснить это Сандре, та отмахивается.

Слушать дальше было невтерпеж, и Залман выбрался из вагона наружу. Над площадью господствовало белое, как облака в летнем небе, здание Клуба Авиаторов, золоченая табличка сообщала о том, что упомянутая организация находится под высочайшим покровительством. Неизвестно, окажется ли Осенний Властитель поклонником аэростатов, дельтапланов и геликоптеров, которые по неизвестным причинам не могут летать над Лесом, почему и толку от них немного, и будет ли он осыпать авиаторов своими щедротами, но пока что Клуб благоденствовал. У авиаторов было два летных полигона — в глубине Кордеи и на полуострове Танара. Сандра, одержимая дельтапланеристка, пропадала там целыми днями, если обстоятельства позволяли.

"Помнишь, как я в детстве смастерила дельтаплан из деревянных реек и старого брезента? — она так часто пересказывала эту историю, что Залман ее рассказ запомнил, хотя само событие кануло в небытие вместе со всем остальным. — Мне тогда было восемь лет. Я решила стартовать с крыши твоего дома, вы с Дэнисом были во дворе, и я крикнула вам, что сейчас полечу. Как вы перепугались! Ты оставил Дэниса заговаривать мне зубы, а сам полез на крышу. Внизу были сугробы, и у Дэниса лицо было белое, как снег. Он еще так смешно руки расставил — приготовился меня ловить, если прыгну. Да я бы его насмерть зашибла, пушинкой я никогда не была. Пока он меня отвлекал, ты забрался на крышу, подкрался ко мне и сцапал, ты ведь лазил быстро и бесшумно, как лесной кот. Да ты и сейчас так можешь, если тебя хорошенько попросить. Меня наругали, мама плакала. А ты пообещал устроить, чтобы меня прокатили на настоящем дельтаплане, если я больше не буду так делать — и устроил, ты всегда держал слово. Как же мне понравилось!"

Сандра еще говорила, что третий участник этого эпизода, Дэнис Кенао, потом сорвался с какой-то скалы и разбился насмерть.

Пришлось сделать крюк, чтобы обойти стороной стеклянное логово, где стеллажи с продуктами, пирамиды из консервных банок и добрые продавщицы были всего лишь видимостью, скрывающей присутствие существа, чей приход означает катастрофу. Оно давно уже там прячется, ожидая своего часа. Быть может, если Залман сумеет угадать, чье лицо отражается в стенах из толстого цельного стекла, все будет не так страшно? Однако едва такая мысль приходила ему в голову, как он сразу понимал, что это ловушка: он не должен знать, кто это, не должен с ним разговаривать… и не должен думать об электростанции — только при соблюдении этих трех условий все останется, как есть, и непоправимой беды не случится.

Под стеной обрыва, облицованной шершавыми каменными плитами, ютился блошиный рынок: самодельные фанерные прилавки под навесами из распластанных картонных коробок, вымокших под дождем и спекшихся на солнце до состояния папье-маше. Здесь торговали всякой рухлядью, диковинками, завезенными с Земли Изначальной (вроде серебристых с радужным отливом круглых пластин размером с чайное блюдце или наручных часов с ничего не показывающими мутными экранчиками вместо циферблатов), лекарственными и колдовскими травами, безвредной лесной мелюзгой, разрешенной к продаже.

В грязных банках плавали водяницы: мучнисто-белые создания длиной около пяти-шести сантиметров, их головки отдаленно напоминали человеческие — без носа, без ушей, зато с зубастыми ротиками и непроницаемо черными глазами-бусинками. Пара крохотных конечностей походила на недоразвитые ручки, дальше вытянутое тельце сужалось и заострялось — ни ног, ни хвоста. В неволе они чахли и через некоторое время умирали. Бытовало поверье, что они уносят с собой на тот свет невезение своего хозяина, поэтому спрос на них был постоянный.

Залман ускорил шаги, направляясь к ведущей наверх лестнице: если он поддастся на сладкоречивые уговоры и что-нибудь здесь купит, Сандра будет ругаться.

Глава 3

Во дворе уже закончили уборку и теперь раскатывали красные ковровые дорожки с каемками из ослепительно сверкающего позолоченного ворса. Возле подъезда топталось несколько жильцов. Когда Залман подошел, его окликнула сухопарая женщина в цветастых шароварах — Ханелина Сороши, соседка по лестничной площадке.

— Господин Ниртахо, здравствуйте! Можно, мы зайдем вместе с вами? — и добавила, понизив голос: — На вас-то они шикать не будут!

В подъезде проворные девушки в одеяниях дворцовых прислужниц протирали стены, лестницы, перила. На площадке между третьим и четвертым этажом, под потолком, трепетал и шуршал потревоженный перекидник, похожий на взбесившийся носовой платок. Голубовато-белый, под цвет штукатурки, с прожилками, имитирующими трещины — если б сидел неподвижно, его бы нипочем не заметить.

— Гадость какая! — брезгливо охнула Ханелина. — Он же к кому-нибудь в квартиру заберется, куда Санитарная служба смотрит!

И начала ругать молодежь, которая допоздна гуляет и после наступления сумерек оставляет окна в подъезде открытыми, вот сюда и лезет какая попало нечисть. Залман, слушая, не испытывал никаких эмоций. Как обычно. Там, где у других были готовые варианты общепринятых оценок и отлаженные механизмы типовых реакций на все случаи жизни, у него была звенящая пустота — и ничего больше.

— А я, господин Ниртахо, немного удачи себе купила! — поставив на пол раскрытую хозяйственную сумку и нашаривая в расшитом бисером поясном кошельке ключи от квартиры, сообщила Ханелина. В сумке у нее стояла трехлитровая банка с мутной водой, там плавало несколько вялых водяниц. — Люди говорят, от простуды помогает, и от геморроя, и от безденежья, особенно если этих тварюшек бросить в кипяток и сказать три раза: "Отвяжись, худая жизнь, привяжись хорошая!"

Залман закрыл дверь, и ее воркотня осталась на площадке. Сейчас нужно до прихода Сандры попрятать все мелкие вещи, потому что она будет без спросу брать их, теребить, переставлять с места на место, что-нибудь уронит, что-нибудь поломает, да еще начнет шарить в выдвижных ящиках и на полках шкафа. Сандра любила исследовать чужое имущество. Иногда на Залмана нападало недоумение: как же ей удалось, при ее-то вредных привычках, сделать столь блестящую карьеру? Хотя, возможно, именно дурные привычки ей в этом и помогли?

"Жаль, ты не помнишь, какой я была в детстве! — говорила она в ответ на робкие замечания. — Тогда бы ты признал, что сейчас я — сущий ангел".

Отсюда следовало, что ангелы, приходя в гости, роются в ваших личных вещах, свинячат на кухне, грязно ругаются, если им что-то не по нраву, и все переворачивают вверх дном.

"Залман, если после меня что-нибудь не так, ты скажи, мои девчонки мигом все приберут", — примирительно заверяла Сандра.

Только ее девчонок здесь не хватало… Залман не хотел пускать к себе в квартиру эту стаю менад и со вздохом отвечал, что ничего страшного, он сам управится.

И все-таки Сандра была ему нужна. Она оказывала на него такое же воздействие, как ампула нашатырного спирта на человека, погруженного в обморочное оцепенение. Может быть, только благодаря Сандре он все еще помнил, как его зовут.

У Залмана было много бесполезных, но симпатичных вещиц — их приносили хозяева снятых с деревьев кошек и избавленных от перекидников квартир. Он расставлял все это, как ему нравилось, и не хотел, чтобы Сандра трогала, пальцы у нее сильные и цепкие, но не всегда осторожные.

Все лишнее он убрал подальше. В комнате стало голо и солнечно, как перед переездом. То же самое надо сделать в спальне и на кухне, а на овальный стол, покрытый облезающим желтым лаком, положить старый-престарый фотоальбом в истертом бордовом переплете, Сандра его любит. Залман хотел подарить ей этот альбом, но она не взяла: "Я и так все помню, а ты хотя бы на снимки смотри — может, тогда у тебя в голове рано или поздно что-нибудь сдвинется и оживет".

Толку-то смотреть на них… Фигурно обрезанные черно-белые фотографии местами выцвели до белесых пятен, местами потемнели так, что лица людей и детали обстановки стали неразличимы. И не удивительно, ведь после Темной Весны прошло семь с половиной долгих лет — или около двухсот сорока по староземному счету.

Сандру злила эта недолговечность фотографий: "Когда я была маленькая, я видела снимки трехсотлетней давности, прекрасно сохранившиеся! После Темной Весны не уцелело ничего. Ни-че-го, понимаешь? Все архивы пропали, фотоснимки вроде бы остались, но в сильно попорченном виде, с кинофильмами то же самое, периодические издания тех лет запропастились непонятно куда… Знаешь, что это такое? Информационный грабеж!"

"Происки Мерсмона", — подсказал Залман. Это объяснение у всех от зубов отскакивало, даже у него, несмотря на звенящую в голове пустоту.

"Ну да, происки. Только произошло это уже после победы над Мерсмоном. После, понятно? Я-то помню! — слегка раздвинув губы в свирепом оскале, Сандра добавила: — Его победили, а он все равно продолжает вредить, хоть его и заблокировали в Гиблой зоне. Я не понимаю, почему его не приговорили к смертной казни — после всего, что он сделал, после того, что он сделал с тобой? Почему Высшие не хотят его прихлопнуть и заодно уничтожить Гиблую зону, если для них это пара пустяков? Разве для того, чтобы нам жизнь медом не казалась?"

Этот разговор состоялся в одну из минувших зим (Сандра в теплом красном свитере сидела на подоконнике, за окном валил снег), а Залман до сих пор его помнил, вот что странно. Он ведь редко что-нибудь запоминал надолго.

Невнятные серые пейзажи. Групповой портрет: "Коллектив зимнего каравана А-219/87 "Кордея-Лаконода". Год 1887". Большой двухэтажный особняк с пристройками, дом Залмана в Танхале, он до сих пор там стоит, заброшенный. Плохо различимые люди и здания, иногда невозможно понять, что сфотографировано — заснеженная городская улица или проламывающийся сквозь Лес караван.

Под некоторыми снимками — надписи корявыми печатными буквами, объясняющие, что там изображено. "Я и Залман": на фоне светлой стены с лепниной и арочными нишами стоят, держась за руки, взрослый парень и девочка лет восьми-десяти. Вместо лиц невыразительные пятна, деталей одежды не разобрать, видно только, что на девочке пышное кукольное платье с оборками. "Я и Дэнис": та же самая девочка на том же месте держит за руку другого парня. "Залман и Дэнис": снимок слегка перекошен, словно аппарат находился в руках у неопытного фотографа, Залман выше ростом и шире в плечах, а у Дэниса длинные волосы — вот и все различия, индивидуальные черты исчезли.

"Это я!!! Сандра — самая красивая девочка!!!" Из мути эмульсионного слоя проступает решительное круглое личико, торчат две толстые косички с громадными бантами в горошек, и еще один бант, едва ли не больше самой головы, сидит на макушке. Платье с несметным множеством рюшей и оборок, такое пышное, что девочка похожа на шар. Что-то неуловимое — то ли взгляд исподлобья, то ли улыбка-оскал, то ли упрямо встопорщенные косички — придает ей зловещее сходство с нарядно оформленной бомбочкой.

На следующей странице девичий портрет, и под ним, все тем же почерком, лаконичный комментарий: "Вир-командир — дура". Кто это, Виринея Одис в юности или другая девушка — неизвестно, черты лица размыты временем. Во всяком случае, у этой Вир вместо солдатской стрижки под ноль волосы падают на плечи.

А это уже не фотография — роскошная старинная открытка в виде сердечка. Лицо в обрамлении полустершегося серебряного узора безжалостно исчеркано, так что от него почти ничего не осталось, написанные вокруг слова замазаны чернилами или соскоблены бритвой, кое-как прочитать можно только два из них: "сука" и "стерррва". Видимо, это самые безобидные из определений, которыми кто-то наградил Эфру Прекрасную.

Ни оскверненный портрет легендарной красавицы, ни снимок "Вир-командир" не вызвали у Залмана никакого эмоционального отклика. Он закрыл альбом, окинул взглядом комнату в коричневато-желтых тонах и солнечных закатных пятнах: старая деревянная мебель, громоздкий шкаф, полки со случайными книгами. Половину из них натащила Сандра — пособия по самоусовершенствованию, избавлению от психологических проблем, самостоятельному снятию порчи и т. п., она все надеялась, что какая-нибудь чудодейственная методика поможет Залману "снова стать самим собой". Портьеры из золотой парчи — тоже подарок Сандры. Нравится ли ему собственная квартира? Во всяком случае, здесь не хуже, чем в любом другом месте.

Властный нетерпеливый стук.

— Откройте двери настежь, господин Ниртахо, и ждите у порога, — потребовала девушка в церемониальном одеянии летней фрейлины.

Внизу, на лестнице, уже слышались голоса, шуршание одежд. Фрейлина отступила в угол площадки, к Ханелининой двери, и замерла, как статуя. Ее овальное личико в прелестных коричневатых веснушках хранило значительное и торжественное выражение.

Вот, наконец, и Сандра. Головной убор, усыпанный драгоценными камнями всех оттенков радуги (называется, кажется, кокошник), едва не задел верхушкой за притолоку.

— Здравствуй. Извини, мы на сегодня остались без кофе. Твоя кофеварка сломалась.

— Залман, ты чего, совсем тронулся? С каких это пор кофе для меня проблема?

Пока Сандра говорила, чьи-то мелькнувшие позади руки ловко избавили ее от кокошника, а другие руки водрузили ей на голову изящную золотую диадему с рубиновым цветком. После этого сопровождавшие ее девушки вышли, пятясь, и бесшумно притворили за собой дверь.

— Принесите нам кофе! — крикнула вслед им Сандра и негромко, уже обращаясь к Залману, спросила: — Теперь ты что-нибудь вспомнил?

— Нет. Почему — теперь?

— После того как убил тех двух мерзавцев.

— Это вышло случайно. Я не знаю, почему так вышло. Наверное, меня скоро будут судить.

— Да не будут, дело уже закрыто за отсутствием состава преступления. Но ты должен рассказать мне все по порядку — что там было и, самое главное, что ты при этом думал и чувствовал.

— Я ничего не думал, а чувствовал непонятно что. Словно что-то хотело разорвать меня изнутри. Наверное, это был припадок буйного помешательства.

— Вот и рассказывай. Меня интересуют все подробности.

Сандра остановилась посреди комнаты и смотрела на Залмана в упор. Округлое, бронзовое от загара лицо с упрямым подбородком и ямочками на щеках, густые брови вразлет, темные с красноватым отливом волосы заплетены в косу. При плотном сложении и среднем росте она умела казаться высокой, даже когда на голове у нее не было громоздкого кокошника. Разумеется, с начала лета все, кому не лень, пели дифирамбы ее красоте, но правильнее было бы назвать это несколько широковатое лицо не красивым, а привлекательным и энергичным.

— Мне бы поскорее об этом забыть.

— Ты и так много чего забыл. Рассказывай.

— В этом не было ничего интересно. Дикое уличное происшествие.

— Залман, кто я такая?

Этот вопрос Залмана обескуражил: неужели у нее тоже начались проблемы с памятью?

— Ты Сандра.

— Сандра!.. Спасибо, черт тебя подери, я и сама знаю, что я Сандра! Кто я еще?

Совсем растерявшись, Залман принялся перечислять:

— Александра Янари, женщина, принадлежишь к подвиду С, магистр исторических, экономических и юридических наук…

Сандра перебила:

— А еще я Летняя Властительница Долгой Земли, видишь — на мне регалии верховной власти? Это официальное дознание, так что давай, рассказывай!

— Извини, самое главное выскочило из головы… В общем, это было на Тянге, вечером, но солнце еще не село. Я шел по улице, очень пыльной и будто бы заброшенной, хотя она только выглядела заброшенной, там живут. С одной стороны была бетонная ограда, а с другой дома — такие, знаешь, из старых серых бревен, двухэтажные, с разбитыми и заклеенными окнами и всяким хламом на балконах. Когда закричали, я повернулся. Двое мужчин пинали человека, тот лежал в пыли на тротуаре, а кричала седая женщина. Она увидела, что я смотрю, и крикнула: "Да помогите же, пожалуйста!" — и тогда один из тех двоих ударил ее кулаком по лицу. И тут со мной случился этот странный припадок. Я не могу объяснить, но у меня внутри что-то происходило, не физическое, скорее из области эмоций… Или нет, не знаю, эмоции ведь похожи на бледные пастельные краски, а здесь было что-то невыносимое, как рев ураганного ветра. Одного я сбил с ног, другого ударил в горло и сломал ему шею. Двигался я гораздо быстрее, чем они. Первый вскочил, но я снова повалил его и размозжил ему затылок о тротуар. После этого странные ощущения исчезли. Я сказал женщине, чтобы она вызвала "скорую помощь" и полицию, потому что я совершил убийство. Полицейским я показал твой медальон, как ты велела. Они отвезли меня не в тюрьму, а домой, и взяли подписку о невыезде. Вот и все.

— Но какие-нибудь воспоминания о прошлом у тебя после этого всплыли? — ее широко расставленные темные глаза смотрели пристально, словно поймали Залмана в капкан и не хотели выпускать. — Хоть какая-нибудь мелочь?

— Нет. Почему они должны были всплыть?

— Когда я была маленькая, ты был кошмаром для шпаны из окрестных кварталов. Ты в одиночку объявил этим мерзавцам войну — и ты ее выиграл! Они дрожали, услышав твое имя. Они с тобой ничего не могли сделать, а со стороны полиции тебе все сходило с рук, поскольку ты был ценным кадром для Трансматериковой. Ни один отморозок не смел тронуть меня, или Дэниса, или Вир, даже когда ты уходил с караванами, потому что мы были под твоей защитой. Помнишь?

Залман смутно припомнил, что она что-то такое уже ему рассказывала, причем не раз и не два.

— Ну ладно, — разочарованно вздохнула Сандра. — По крайней мере, это происшествие на Тянге говорит о том, что твою прежнюю личность не убили, а только лишь усыпили, и она еще может проснуться. Ты не хочешь съездить в Танхалу, побывать в своем старом доме? Осенью эти кварталы снесут.

— Я дал подписку о невыезде.

— Она уже аннулирована. Дело закрыто.

Сандра отстегнула и бросила на кресло затканный золотистым шитьем церемониальный шлейф, сняла тяжело звякнувшее оплечье из золотых пластинок, украшенных рубинами и розоватым жемчугом. Она утверждала, что ее полное парадное облачение весит не меньше, чем боевая экипировка лесного пехотинца.

— Ты обязательно должен съездить в Танхалу. Я тоже приеду, загляну к тебе в гости, я давно там не бывала.

Залману не хотелось никуда ехать и, пока он придумывал отговорку, Сандра отошла к шкафу, открыла скрипнувшую дверцу и начала рыться на полках, а бесшумно проскользнувшая в комнату фрейлина поставила на стол лаковый поднос с кофейным сервизом на две персоны и полной сладостей вазой.

Глава 4

Вернувшись к столу, Сандра налила кофе в расписные чашечки, вызолоченные изнутри. Залман наугад перевернул несколько страниц фотоальбома. Пожелтевшая от времени обезображенная открытка.

— Я все-таки думаю, что Эфра Прекрасная — это художественный вымысел, — заметил он рассеянным тоном.

— Ты спал с этим вымыслом, — фыркнула Сандра. — И обманутый муж тебя так отделал, что мало не показалось. А я получила образование на деньги Эфры. Нет, она была на самом деле — только совсем не такая, как ее изображают в слащавых сказочках. До чего меня эти сказочки бесят… Красивая — это да, только патлы не до пят, а всего лишь до середины бедер. Стопроцентная гадина! Когда мы в первый раз увидели ее вблизи, мы испугались, все трое — и Дэнис, и ты, и даже я. Она была похожа на ледяную змею, а если заглянуть ей в глаза, на душе становилось холодно и мерзко. Брр, до сих пор противно вспоминать!

Словно желая согреться, Сандра взяла чашку и отхлебнула кофе.

— Но ведь она, как ты говоришь, заплатила за твое образование?

— Ага, опять успел забыть… Ее заслуги тут нет, просто мне досталась из вторых рук целая куча ее драгоценностей. Мерсмон ее обожал и ревновал, как последний псих, но это не мешало ей вовсю гулять. То, что он после свадьбы у нее на глазах скормил своим кесу ее прежних парней с Мархена — чистая правда, об этом вся Танхала говорила, и я сама слышала, как страшно они кричали. Весенний дворец в Танхале давно снесли, а он был громадный, на целый квартал, и я туда часто бегала, хотя это было запрещено.

— Детей, которые забирались во дворец Мерсмона, отдавали на съедение кесу, — припомнил Залман подробность из сказки.

— А это уже враки, — усмехнулась Сандра. — Все-таки Мерсмон худо-бедно заботился о рейтинге и настолько не зарывался. Он отдавал кесу своих врагов, а если во дворце ловили детей — могли уши надрать или выпороть, и родителей штрафовали. Детей пугали тем, что во дворце их съедят кесу, но чтоб на самом деле кого-нибудь съели — о таком я не слышала. Я постоянно там ошивалась, и меня ни разу не поймали. Кстати, то, что Мерсмон приказал все во дворце перекрасить в черный цвет — тоже идиотская байка. Интерьеры там были по-весеннему нежные и красочные, как полагается, и на этом фоне творилась всякая жуть. Я чувствовала, что для вас с Дэнисом дворец — смертельно опасное место, а для меня там нисколько не опасно, только объяснить это вам, таким большим, никак не могла. Все Властители обладают хорошо развитой интуицией, без этого невозможно победить в предвыборных состязаниях, и у меня это качество проявилось еще в детстве. Жалко, что ты этого не понимал.

— Мне самому жалко, — виновато глядя на нее, согласился Залман.

Солнце до половины скрылось за домами, и в комнате, напоминающей тонированную коричневатую фотографию, сгущались теплые сумерки.

— Перестань, — нахмурилась Сандра. — Я тебя не упрекаю, я просто рассказываю про наше общее прошлое. Несчастных Эфриных ухажеров съели кесу, а она, говорят, смотрела на это и даже бровью не повела. По окончании представления Мерсмон галантно подал ей руку, она поднялась с кресла, и сладкая парочка удалилась, как ни в чем не бывало. Бессердечная, холодная, скользкая тварь… Ладно, с Темным Властителем все понятно — если подобное тянется к подобному, он, видимо, нашел в ней свой идеал, на милую и добрую девушку он бы даже не посмотрел. Но что нашел в ней ты, Залман? Ты ведь тоже ее любил! Уже потом, когда у вас с Вир окончательно разладилось. Одну стерву поменял на другую, еще похлеще… И это в то время, когда я сгорала от любви к тебе!

— Прости, — пробормотал Залман.

— Да ладно, не извиняйся. В конец концов, мне тогда было десять лет, и от меня все стрелялись. Но ты все равно мог бы выбирать себе девушек получше. Дэнис — другое дело, он Эфру не любил. По-моему, он просто не рискнул ее отшить, когда она стала вешаться ему на шею. Вначале она обратила внимание на него, он ведь был потрясающе красивый. Ты хоть немного его помнишь?

— Нет, но здесь есть фотографии… — Залман снова потянулся к альбому.

— На них ни черта не разберешь. У него были зашибенно красивые глаза — миндалевидные, изумрудно-зеленые, с темными ободками по краю радужки, вот такие огромные, — Сандра показала — по ее жесту выходило, что глаза у Дэниса были величиной с апельсины. — И чудесные темно-каштановые волосы, у мужчин тогда была мода на длинные волосы. Иногда, если я очень уж приставала, он разрешал мне их расчесывать. В него я тоже была влюблена, я любила вас обоих. С Дэнисом я никогда не вредничала… или почти никогда. Мне было его жалко, хотя я сама не понимала, почему. Наверное, я чувствовала, что он скоро умрет. Но если б не эта сука Эфра, он, может, до сих пор был бы жив… Мы встретили ее в Марсенойском парке, вместе с кесу, которые были ее фрейлинами. То ли Мерсмон ее к женщинам тоже ревновал, то ли опасался, что те будут потакать шашням. Как сейчас вижу этих кесу: матерые серые твари с мускулистыми руками в перстнях и браслетах, красные глаза сверкают, а губы и когти накрашены, как у настоящих фрейлин. Они были вооружены кинжалами и кривыми мечами, роскошные придворные плащи болтались на них, словно тряпки, сорванные с трупов. Мерсмон, видно, понадеялся, что такая зловещая свита не позволит Эфре заводить интрижки направо и налево — черта с два! Эта сучка сразу к нам подкатила и сначала меня угостила конфеткой — чем не предлог для знакомства? — а потом начала приставать к Дэнису. Кесу ждали в сторонке и не мешали ей. Мы опомниться не успели, как она свидание Дэнису назначила — и удалилась со своим серым эскортом, а мы стояли в аллее, среди развалов талого снега, и нас всех троих пробирал озноб, но не от холода, а оттого, что мы увидели вблизи Эфру Прекрасную. Когда мы вернулись домой, ты сломал Дэнису руку.

— Почему? Я разве тоже ревновал Эфру?

— Да нет, у тебя с ней началось позже, а насчет руки — это была моя идея. Отмазка, чтобы Дэнису на свидание не пойти. Он согласился, он готов был на все, лишь бы не связываться с Эфрой. Ходили слухи, что все парни, которых она вот так к себе приглашала, потом вспоминали об этом с ужасом и ничего не хотели рассказывать, только мямлили что-то жалкое и сильно нервничали. А этот мертвящий змеиный взгляд, каким она смотрела на Дэниса — это словами не передать, надо хоть раз увидеть! Ты сказал, что сумеешь сделать чистый перелом, чтобы все хорошо срослось, но никто из нас не подумал о том, что сломать руку — это больно. Дэнис чуть сознание не потерял. В конце концов добрались до больницы, наложили гипс, на другой день я сбегала в условленное место и передала служанке письмо с извинениями, а еще через день мы вывели Дэниса на прогулку. Опять пошли в Марсенойский парк, мы там часто гуляли, и на этот раз нарвались на Мерсмона. Дальше был настоящий цирк, и сейчас было бы весело об этом вспоминать, если бы все не закончилось так плохо.

Мерсмон, хоть и был Темным Властителем, зарабатывал себе популярность, как любой другой политик. В тот день он вышел в сопровождении своих кесу и придворных репортеров — видимо, с целью пообщаться с рядовыми подданными и показать себя милостивым правителем. В парке гуляло много народа, но приглянулась ему наша троица. Вообще-то, мы привлекали внимание. Ты был в форме Трансматериковой компании с нашивками за особые заслуги, ты в ней сногсшибательно выглядел, Дэнис — бледный, несчастный, с рукой в гипсе и все равно очень красивый, да еще миленькая девочка с бантиками, в шубке королевской расцветки, белой с черными пятнами. У мамы с папой не было денег на эту шубку, и я упросила тебя ее купить — за то, что не буду бегать в школу через речку, потому что лед уже начал трескаться. Как выяснилось, Мерсмон еще с коронации отлично нас запомнил. Кстати, вот эти снимки были сделаны в Весеннем дворце на Празднике Коронации, мы ходили туда с твоим фотоаппаратом.

Темный Властитель заговорил с нами очень любезно. Это неправда, что он на всех смотрел букой и злобно щелкал зубами. Когда он хотел произвести выгодное впечатление, харизма у него была — зашибись. Разговаривал он главным образом с тобой, работником всеми уважаемой Трансматериковой компании. Я в это время строила рожи его кесу-телохранительницам, а Дэнис молчал, но в конце разговора Мерсмон спросил, почему у него рука на перевязи, и когда услышал про перелом, сказал, что сможет помочь. Он ведь был не просто Властителем с хорошо развитой интуицией, как я или другие, а крутющим магом, и мог лечить травмы наложением рук. "Завтра сможете снять гипс, — сказал он Дэнису с чарующей улыбкой. — И прошу вас, будьте осторожней!"

Эфра по сравнению с ним была дикаркой, неотесанной девкой. Они друг друга стоили, но Мерсмон умел казаться приятным и благородным, а у Эфры все выпирало наружу, как ее роскошный бюст, она так и не научилась лицемерить. Может быть, тебя подкупила ее искренность?

— Не знаю. А что было дальше?

Сандра рассказывала интересно, и эта история понемногу Залмана захватила, хоть и не верилось, что он сам был одним из ее участников.

— Дальше Мерсмон со своей свитой продолжил прогулку, одаривая благосклонным вниманием попадавшихся навстречу подданных, его штатные репортеры щелкали фотоаппаратами и сочиняли в уме хвалебные тексты, а мы втроем поплелись домой, размышляя, как теперь выкручиваться. На другой день у Дэниса сняли гипс — перелома как не бывало. Эфра сразу об этом пронюхала и прислала любовную записку с новым приглашением на свидание. Мы не знали, что делать, я предложила опять сломать Дэнису руку, на этот раз правую, но вы оба категорически не согласились.

Потом Дэнис исчез. Ты сказал, что с ним все в порядке, а куда он делся — не говорил. Я злилась, потому что хотела знать, даже добралась до твоего дневника, но прочитать ничего не смогла. Ты пользовался стенографией, это была настоящая шифровка. Со злости я исчеркала твой дневник цветными карандашами.

Когда к нам в дом забрались кесу, я поняла, что все это очень серьезно, и лучше ни о чем не спрашивать. Мерсмон узнал о новом увлечении Эфры и прислал их, чтоб они Дэниса съели, но они его не нашли. Ты вышел из себя, я боялась, что ты пойдешь разбираться во дворец, и тебя там тоже съедят, но ты поступил по-умному — подал жалобу руководству Трансматериковой компании. Мол, к тебе в дом незаконно вторглись кесу из темной гвардии Властителя, сломали оконный переплет на втором этаже, напугали ребенка, то есть меня… Хотя я нисколько не испугалась. Трансматериковая — это во все времена была особая статья, даже Мерсмон с ней считался. Получив официальную претензию, он заявил, что вышло недоразумение, и якобы даже наказал своих гвардейцев.

Тут началась гражданская война, и вы с Вир разругались. Она хотела, чтобы ты ушел из Трансматериковой, которая сохраняла нейтралитет, и вступил вместе с ней в Народную Повстанческую армию, а ты не соглашался. Естественно, я подслушивала, хоть ты и сердился из-за этого. Помню, ты говорил, что идея сделать людей и кесу равноправными дружественными расами вообще-то неплохая, но реализовывать ее надо по-другому, а так, как сейчас, Мерсмон только все испортит. И еще говорил, что Мерсмон тебе не нравятся, но его противники, в том числе те, которым симпатизирует Вир, тебе тоже не нравятся, поэтому ты не полезешь в их драку. Вир кричала на тебя и по-всякому обзывала.

Тогда возникла мода делать на правой лопатке татуировку СМ — "Смерть Мерсмону!" — а мерсмонисты, если кого-то с этими буквами ловили, выжигали сверху клеймо каленым железом. Вир тоже сделала татуировку, до сих пор с ней красуется. И у Дэниса были такие буквы, он вернулся, когда Мерсмон убрался из Танхалы. Вир продолжала нас навещать — по-моему, теперь уже только для того, чтобы поругаться.

Потом Мерсмон опять захватил Танхалу, и Вир ушла в подполье, а Эфра мертвой хваткой вцепилась в Дэниса. У меня сложилось впечатление, что она его нарочно подставляет. Она задаривала его кольцами, браслетами, цепочками — вероятно, все эти драгоценности она получала от Мерсмона, и надо же было додуматься дарить их любовнику! Дэнису они были совсем не в радость, а я их у него выпрашивала. Я тогда не понимала, сколько они стоят, но мне такие штуки очень нравились. Он сразу отдавал. Я складывала их в коробочки из-под леденцов и прятала, это были мои тайные сокровища.

А черный цветок на правой лопатке у Дэниса я видела всего один раз — он был величиной с ладонь, похож на орхидею, невероятная прелесть! Татуировка редкой красоты, работа настоящего художника, но Дэнис ее ненавидел, даже не позволил мне хорошенько рассмотреть, сколько я ни ныла. Помню, он говорил тебе, что обязательно от этого клейма избавится. Скорее всего, это Эфра посоветовала сделать одну татуировку поверх другой, чтоб не арестовали, а после ему стало досадно, что уступил ей.

Он в это время уже не с нами жил. Снял где-то квартиру, но к нам приходил часто, иногда оставался на несколько суток, потом опять исчезал. Я спрашивала, почему он не вернется к нам насовсем, а он отвечал, что не может, и сразу переводил разговор на другую тему. Когда я просилась к нему в гости, он говорил — нельзя, и такой у него был несчастный вид… Наверное, хозяева были злые, которые эту квартиру ему сдавали.

С Эфрой он встречался тайком, однако Мерсмон что-то заподозрил, и я несколько раз замечала, что за Дэнисом следят кесу. Я говорила вам об этом, но вы не придавали значения моим словам — вы же были взрослые!

В это время ты тоже начал крутить любовь с Эфрой, она бегала к нам домой вся закутанная, в одежде дворцовой прислуги. Рядом с тобой она становилась похожа на человека и не смотрела на тебя так, как на Дэниса в Марсенойском парке. Она каждый раз совала мне всякие сладости, фрукты из дворцовых оранжерей, пирожные, я их уписывала за обе щеки и все равно не скрывала, что терпеть ее не могу. По-моему, она меня побаивалась. А ты однажды сказал: "Не закармливай Сандру, она и так толстенькая". Ты бы знал, как мне было обидно!

— Я не хотел, прости… — пристыжено пробормотал Залман.

— Ну да, я была упитанным ребенком, — Сандра беззлобно усмехнулась. — Зато потом все ушло в рост, и у меня стала отличная фигура. Я тебе напоминала, как Эфра не понравилась нам в Марсенойском парке, и говорила, что она плохая, а ты на это возражал, что нет, не плохая, просто в ее жизни с самого начала все было неправильно. Я однажды спросила, как же тогда насчет Дэниса, ты как-то странно замялся и сказал, что есть вещи, которые меня вообще не касаются. Вот этого я тебе тоже долго простить не могла! Если меня что-то интересует — значит, оно меня касается. Когда Эфра приходила к нам домой, они с Дэнисом несколько раз сталкивались, но держались друг с другом отчужденно и подчеркнуто вежливо, как посторонние. Должно быть, эта узколобая интриганка считала, что про ее роман с Дэнисом мы не знаем.

Вы из-за нее не ссорились, но ты пытался убедить Дэниса прекратить эти отношения. Ему советовал, а сам не прекращал — меня так и подмывало сказать об этом, но тогда бы ты понял, что я подслушиваю ваши разговоры. Кстати, меня эти разговоры бесили: вы оба строили фразы неопределенно, ни имен, ни местоимений, как будто речь шла о каких-то абстрактных ситуациях, но я-то понимала, что все это о Дэнисе и Эфре. Ты говорил очень осторожно и взвешенно, словно опасался, что твои слова могут поранить Дэниса, как осколки стекла. Ну, совершенно было не похоже, что вы соперники из-за этой мерсмоновой сучки! Меня интересовали подробности, но вы имели в виду, что у стен есть уши, и ни один из вас ни разу не проронил ничего конкретного. Как я уловила, Эфра мучила Дэниса и обращалась с ним, как со своей собственностью, а он и боялся ее, и в то же время нуждался в ней, и от этого ему было плохо. Ты однажды сказал, что все связи между людьми держатся на их внутреннем согласии, и если человек по-настоящему откажется от каких-то отношений, их нетрудно разорвать. Дэнис ответил, что не может отказаться, а мне твои слова показались очень важными, и я их записала к себе в тетрадку. Я тогда начала, подражая тебе, вести дневник, но потом его забросила.

Ты еще предлагал Дэнису бежать с караваном на Лаконоду. Он сказал, что ничего не выйдет, его поймают и вернут, зато теперь у него есть возможность добраться до той самой штуки — и тут вы перешли к обсуждению какой-то кражи. Время было смутное, воровство тогда считалось делом житейским, вроде как сейчас правила уличного движения нарушить, но, насколько я поняла, вы собирались что-то спереть чуть ли не у самого Мерсмона! Благородные разбойники, мать вашу… Узнай Темный Властитель, что двое любовников его жены сговорились его ограбить — вам бы конец, даже Трансматериковая тебя не спасла бы, однако вы оба считали, что игра стоит свеч.

Интересующая вас ценная вещь хранилась в той части дворца, куда просто так не попасть, но у Дэниса был туда доступ. Он сказал, что вынесет эту штуку и отдаст тебе, а ты сделаешь остальное. Вы стали обсуждать, как ее вытащить — она ведь достаточно большая и тяжелая, в кармане не спрячешь, понадобится сумка. Ни разу не проболтались, что это! "Штука" — и все, а я лежала, свернувшись в три погибели, в картонном ящике под кроватью у Дэниса и была готова локти кусать от досады, такое меня разбирало любопытство.

Что вы хотели украсть — для меня так и осталось загадкой. Во всяком случае, стащить пресловутую штуку Дэнис на смог, то ли чуть не попался, то ли даже попался, но ему удалось удрать. Как назло, в тот раз, когда он об этом рассказывал, ты меня застукал и за шкирку вынес из комнаты.

Потом Мерсмона опять вышибли из Танхалы. Эфру он забрал с собой, а эта стерва утащила с собой Дэниса. Мерсмон отступил в Кесуан — туда, где теперь Гиблая зона. Дальнейшее происходило не у меня на глазах, и подробностей я не знаю, но это был уже конец — и гражданской войны, и этой истории. Ты на некоторое время исчез, потом появился снова. Ты больше не был таким веселым, как раньше. Твердил, что Эфра погибла, и что они тебе за Эфру ответят, а когда пришла Вир, вы опять поругались, и на этот раз ты вышвырнул ее из дверей во двор — вот это мне понравилось! Очевидно, у Мерсмона наконец-то лопнуло терпение, и он казнил свою Весеннюю Королеву. Говорят, он после этого сильно переживал и страдал. Ты отправился в Кесуан накануне последний битвы, и чем все закончилось — я узнала только десять лет спустя, когда поступила на исторический факультет Кордейского университета.

Повсюду была неразбериха, люди постепенно приходили в себя после повальной амнезии, но у меня память осталась в порядке, и я раскопала, что хотела. Видимо, после того как Эфру казнили, Дэнис попытался сбежать из Кесуана. Мерсмон выслал за ним погоню, и он, спасаясь от кесу, сорвался со скалы в пропасть, с большой высоты, и разбился насмерть. Хорошо хоть, его не съели…

Сандра печально умолкла, потом продолжила:

— Его похоронили вполне пристойно: полукруглая колоннада из белого мрамора, на плите вместо религиозных символов высечен цветок, похожий на орхидею — такой же, как был у него на правой лопатке. Я думаю, это было последнее желание Эфры перед казнью, и Темный Властитель его исполнил. Могила самой Эфры выглядит скромнее, просто серый камень с ее именем. Я побывала там с нелегальной студенческой экспедицией и видела все это своими глазами. Тогда Гиблая зона еще не была таким гиблым местом, как сейчас, но все равно вернулось нас на треть меньше.

А ты целый долгий год провел в психиатрической лечебнице. Ты действительно вызвал Мерсмона на поединок, уже после гибели Эфры и Дэниса, и ты победил бы, если б он был обыкновенным человеком и дрался по правилам. Он одержал верх, но вместо того, чтобы добить тебя, сам оказал первую помощь. Вероятно, хотел устроить эффектную публичную казнь, да не успел — антимерсмонианская коалиция нанесла решающий удар. Тебя нашли в одной из тюремных камер, ты был избитый, израненный, но шел на поправку. Память тогда потеряли почти все, из-за какого-то пакостного магического оружия. Но с тобой произошло еще и другое — утрата прежней личности, ты стал таким, как сейчас. Мерсмон навел на тебя порчу, и за одно это его надо было прикончить, а не отпускать на покаяние, чтобы он продолжал жить и экспериментировать в Гиблой зоне. Вот этого я не понимаю, ни как человек, ни как более-менее здравомыслящий политик… А с платой за мое образование все просто: помнишь, я говорила, что выклянчивала у Дэниса драгоценности, которые дарила ему Эфра? Я обнаружила, когда подросла, что являюсь обладательницей не просто кучи красивых блестяшек, как я их называла, а ювелирных изделий, каждое из которых стоит целое состояние. Понемногу их продавала, деньги тратила на учебу и другие полезные вещи, я была девочка практичная.

Пока Сандра рассказывала, за окном стемнело. Коричневато-желтую комнату уютно освещала лампа под старым расписным абажуром. Залман знал, что завтра не сможет вспомнить все то, что сейчас услышал, останется только смутное представление о талом снеге, блеске драгоценных камней, окровавленных мордах кесу, каких-то странных и трагических связях между неизвестными людьми — а потом и оно исчезнет.

Сандра вытащила из складок расшитой жемчугом алой юбки плоскую янтарную коробочку с батарейкой внутри, сдвинула рычажок, и по квартире разнесся переливчатый звон. Скрипнула входная дверь, из темной прихожей выступил пожилой царедворец в малиновом костюме и длинном шуршащем плаще, дожидавшийся аудиенции на лестничной площадке.

— Что там с Ушлепом?

— Выманили его из города, моя Летняя госпожа. Подвезли на грузовичке бак со свежими помоями — и он за ним как миленький, как на привязи побежал… Все береговые ворота заперты, виновные будут наказаны.

— Ущерб?

— Не извольте беспокоиться, моя Летняя госпожа, ущерб незначительный.

Залман встал и отошел к окну: черное небо усеяно звездами, внизу светятся окна и фонари, и в ожерелье фонарей сияет стеклянный дворец "Изобилие-Никес". Сандра тоже говорила о каких-то страшных дворцах… но ее история уже начала размываться, словно плеснули водой на непросохший акварельный эскиз.

— Сандра, там кто-то есть, — прошептал Залман, показав на супермаркет, когда придворный откланялся и ушел.

— Конечно, есть. Магазин еще не закрылся, там полно покупателей, и продавцы, и юные менеджеры, будь они трижды неладны.

— Я не о том. Знаешь, там даже по ночам кто-то есть.

— Само собой, ночная охрана. И семейство Никесов живет при магазине, чтобы подчеркнуть свой деловой аскетизм и преданность торговому бизнесу.

— И кто-то еще, без имени, смертельно опасный. Не чувствуешь? Главное, чтобы он не пришел сюда.

— Ну, так укрывайся одеялом с головой, тогда не придет.

Сарказм в голосе Властительницы заставил Залмана устало вздохнуть: вот и верь после этого тем, кто восхваляет непогрешимую интуицию Летней госпожи.

— А еще лучше встряхнись и съезди в Танхалу, — предложила Сандра. — Я не давала добро на снос наших кварталов, но скоро наступит осень, и моя власть закончится. Залман, я серьезно. Там могли сохраниться документы на другую недвижимость в Танхале, за которую ты сможешь получить положенную по закону компенсацию, какие-нибудь ценные бумаги… Надо хорошенько все обшарить, я тебе в этом помогу. В доме наверняка есть тайники, о которых ты забыл. Завтра утром поезжай, понял? Поедешь? Ты скажи, поедешь?

— Ладно, поеду, — сдался Залман. — Может быть, на следующей неделе?

— Завтра. Я так хочу. Я тебя прошу. Послезавтра я тоже туда приеду с официальной инспекцией. Значит, поедешь, без отговорок?

— Да, — Залман капитулировал. — Утренним зверопоездом. Раз это для тебя так важно…

— Вот и хорошо. Кстати, ты помнишь о том, что это я первая придумала приманивать Ушлепа помоями? Помнишь, как мы с тобой от него удирали?

Ничего подобного Залман не помнил.

— Мерсмон, экспериментатор хренов, создал его, а уничтожить не смог, и вначале он слонялся по городу, ни полиция, ни кесу не могли его выгнать. Мы на него наткнулись, когда шли поздно вечером по улице, у нас был пакет со свежими булочками, он их учуял — и за нами. Мы бросали ему по одной, а он слопает — и опять за нами гонится, и когда булочки закончились, все равно не отстал. Я тогда вспомнила про помойку около школьной столовой, и мы побежали туда. Как добежали, Ушлеп стал жрать пищевые отходы из бака и про нас забыл. Мы потом встретили кесу из темной гвардии, которые его искали, и посоветовали выманить помоями за город. Такая была беготня — настоящее романтическое приключение! Я надеялась, что после этого ты в меня влюбишься, но ты продолжал выяснять отношения с Вир. Это было еще до Эфры.

Сандра распахнула дверь на лестничную площадку. На ступенях, застланных ковровой дорожкой, сидели придворные в разноцветных нарядах. При появлении Властительницы свита всколыхнулась, словно потревоженная стая экзотических птиц.

Дождавшись, когда процессия спустится вниз, Залман закрыл дверь, вернулся в комнату. Он все еще помнил в общих чертах эту не вызывающую доверия историю о Темной Весне. С чего Сандра взяла, что у нее не было амнезии, что общая участь ее миновала? Правды в ее рассказе только то, что в детстве она была влюблена в Залмана, а все остальное — плод ее воображения.

Глава 5

Хлынувшее сквозь не задернутое окно утреннее солнце стерло последние остатки вчерашних историй. У Залмана Ниртахо не было прошлого: все, что составляло содержание его жизни, бесследно исчезало, как только переставало быть настоящим. Залман думал, что это, наверное, скорее хорошо, чем плохо.

Вчера он что-то пообещал Сандре. Да или нет?

Да. Сандра прислала за ним дворцовый лимузин, и его повезли на вокзал.

Из сквера около "Изобилия-Никес" доносились звонкие голоса: "Что мы скажем тому, кто за целый день ничего не продал?" — "Дилетант!.. Мечтатель!.. Неумеха!.. У-у-у!.." — "А что мы скажем тому, у кого самые большие продажи?" — "Молодец!.. Мы гордимся тобой!.. Профессионал!.. О-о-о!.."

Эйфорический вопль юных менеджеров повис в утреннем воздухе, как разлетевшиеся во все стороны брызги фейерверка.

— Они всегда кричат одно и то же, — заметила фрейлина Властительницы, сидевшая рядом с Залманом. — Как и пламенные легионеры, только слова разные. Наша Летняя госпожа и тех, и других находит одинаково ограниченными.

Она продолжала развлекать Залмана светскими разговорами, пока лимузин мчался к вокзалу на окраине Птичьего Стана. Затормозить пришлось только один раз, уже в пригороде, перед шлагбаумом — чтобы пропустить двигавшийся к береговым воротам караван Трансматериковой компании.

Впереди шла таран-машина: монстр с гусеницами в человеческий рост, одетый в тусклую, местами помятую металлическую шкуру. Следом ползли бульдозеры, тягачи, бронемашины охраны, и дальше, нескончаемой вереницей — грузовики, автоцистерны, пассажирские фургоны… Наконец показались хвостовые машины охраны, и караван прошел мимо, оставив после себя медленно оседающие тучи пыли.

— Мы не опоздаем, — ободряюще улыбнулась Залману фрейлина. — Говорят, господин Ниртахо, вы тоже когда-то служили в Трансматериковой?

— Я не знаю, — Залман вежливо улыбнулся в ответ, беспокойно щурясь на запыленное солнце.

Поля, огороды, фруктовые сады, вдалеке виднелись люди, занятые прополкой, и поливочные агрегаты, окруженные сверкающими водяными веерами. Потом впереди выросла высоченная береговая стена, сложенная из бетонных блоков, к ней прилепился красный кирпичный вокзал — словно аппликация на серой оберточной бумаге. На площадке стояла пара замызганных рейсовых автобусов и один разукрашенный, экскурсионный. Желтый флаг над зданием вокзала означал, что зверопоезд прибыл, и в настоящий момент идет посадка.

В полутемном зале ожидания никого не было, слабо ощущалась звериная вонь. Арка вывела в пронизывающий стену коридор: все решетки подняты, створки раскрыты, а вонь постепенно усиливается и снаружи, на залитом солнцем перроне, сперва становится невыносимой, но к ней скоро привыкаешь. Не нравится — не езди, и тогда каботажные путешествия обойдутся тебе в несколько раз дороже.

Зверопоезд вытянулся вдоль платформы. С той стороны, где находилась голова, доносились хлюпающие звуки: зверюга жадно всасывала питательную бурду из лохани, которую спустили на цепях в траншею вокзальные рабочие. Шкура гигантского червя пестрела коричневыми, лиловыми, болотно-зелеными, пурпурными пятнами, по ее выпуклостям и трещинам сновали рачки-симбионты. Люди, две с лишним тысячи лет назад колонизовавшие Долгую Землю, тоже вписались в роль симбионтов: они зверюгу кормят и поят, а та их катает в своем чреве — самая дешевая и безопасная разновидность местного транспорта.

На перроне продавали газированную воду и пиво, коробочки с мятными леденцами, ароматизированные салфетки. Туристы фотографировались на фоне зверопоезда, трогали его бока, на ощупь напоминавшие теплый шершавый камень.

Залмана усадили в сегмент-вагон первого класса. Полумрак и вонь, пол устлан толстыми стегаными тюфяками, повсюду раскиданы подушки. Свет сочится сквозь щели в шкуре, которые то расширяются, то сужаются, из-за чего полумрак колышется, словно взбаламученная вода.

Зазвенел гонг, и в вагон сквозь длинную вертикальную щель полезли друг за другом остальные пассажиры. Каждый старался устроиться поудобней, со всех сторон обложившись подушками, которых в вагоне первого класса хватало с избытком, а вещи складывали в багажные ящики и тоже подпирали подушками.

Второй гонг, а затем и третий. Заскрипела лебедка: опустевшую лохань поднимали на цепях. Рывок, скольжение световых бликов, тряска и качка — зверюга ринулась по удобной заболоченной траншее к следующей станции, за следующей кормежкой.

Напротив Залмана уселась смуглая молодая женщина в нарядной кофточке с пятнами пота подмышками и плиссированных шароварах. Двое ее детей затеяли возню, потом младший свернулся калачиком и уснул, а старшему женщина сунула в руки "Мой родной мир" — учебник для начальной школы. Мальчик со скучающим видом листал книжку, полутемный вагон трясло, в дальнем конце оживленно переговаривалась большая компания туристов, по лицам, подушкам и ящикам с багажом прыгали солнечные блики. Залман сам не заметил, как задремал, а проснулся в липком поту, с застрявшим в горле рыданием. Его повторяющийся кошмар — как обычно, когда случается уснуть в духоте, каждый раз одно и то же.

…В этом астматическом кошмаре он бежал по каким-то нескончаемым темным коридорам, или, скорее, катакомбам, напоминающим вагоны зверопоезда, и воздух там был едкий, враждебный, отравленный. Залман дышал через мокрую повязку, прикрывающую рот и нос. Он там был не один, на руках у него лежала женщина, и надо было поскорее донести ее до выхода, пока она не умерла. Кажется, молодая. Нижняя часть лица тоже прикрыта мокрой тряпкой, глаза больные, воспаленные. Волосы заплетены в косу, длинную и толстую, как канат — она свисала и путалась у Залмана в ногах, пока не догадался намотать ее на руку.

— Залман, не бросай меня здесь…

Он не отвечает, бережет дыхание. Возникает представление о другой девушке, которая бойко рассуждает о том, что ОНИ вовсе не обязаны всех подряд выручать. Эти самые ОНИ могли бы спасти Залмана и умирающую женщину, но ИМ нет до них никакого дела.

Женщина хрипит, потом затихает, мертвые белки закатившихся глаз просвечивают сквозь длинные загнутые ресницы. Пошатываясь, едва не врезаясь в стены, Залман бежит дальше с трупом на руках — она ведь просила не бросать ее здесь! Он сильный, он доберется до выхода раньше, чем свалится замертво, а после сделает то, чего ОНИ не хотят, то единственное, чего ОНИ боятся…

В этом сновидении Залман испытывал какие-то неописуемые эмоции, рвущие душу в клочья — как на пыльной тянгайской улочке, когда он совершил убийство. Хоть бы раз приснилось, что он успел вынести женщину на свежий воздух, что все закончилось хорошо… Нет ведь, кошмар повторялся в неизменном виде. Залман чувствовал себя виноватым и никому о нем не рассказывал.

Несколько станций он проспал. Если не считать шумной группы туристов, в вагоне никого не осталось. Женщина с мальчиками тоже вышла, среди подушек валялась забытая книжка "Мой родной мир". Залман взял и начал листать, чтобы поскорее забыть о мучительном сне.

Всем известные картинки с цветными кружочками, которые то находятся на некотором расстоянии друг от друга, то соприкасаются — схематическое изображение параллельных Земель.

Долгая Земля была колонизована жителями Земли Изначальной 66 долгих лет тому назад. В одном долгом году 32 года по староземному счету, каждый сезон — зима, весна, лето, осень — длится 8 лет.

Большую часть территории Долгой Земли занимает Лес, либо же лесоморя с мангровыми зарослями (несколько цветных фотографий довольно плохого качества). Многие растения и животные, обитающие в Лесу, не имеют аналогов на Земле Изначальной. За все это время Лес был исследован, по самым оптимистическим заключениям, процентов на пять, не больше.

Для обитания и хозяйственной деятельности людей пригодны только острова — участки суши, со всех сторон окруженные Лесом, до появления на Долгой Земле человека почти лишенные растительности, за исключением травяного покрова, но впоследствии успешно освоенные флорой и фауной, завезенными с Земли Изначальной. Есть четыре острова-гиганта, каждый из которых окружен множеством средних и мелких островов — Кордея, Лаконода, Сансельба, Магаран. Архипелаги находятся на значительном расстоянии друг от друга, связь между ними обеспечивает Трансматериковая компания (картинка с караваном-автоколонной).

На Земле Изначальной есть множество сложных электронных приборов, а на Долгой Земле все это не работает, но технический потенциал у нас высокий — машины, заводы, шахты, электростанции, телефон и телеграф, кинематограф — потому что упорство и трудолюбие человека способны решить любые проблемы (на фотографиях станки, доменные печи, еще какие-то промышленные сооружения, а также улица с трамваем, вывеской "Кинотеатр" и телефонной будкой).

Начиная с последней трети весны, в течение всего лета и вплоть до середины осени люди занимаются земледелием и снимают один урожай за другим. Часть продуктов отправляется на зимние склады, чтобы подвергнуться там особой долговременной консервации с применением магии, без этих запасов у нас не было бы возможности пережить холодную половину года (цветные снимки полей, плодовых деревьев, красивых композиций из овощей, фруктов и колосьев).

Когда началась колонизация Долгой Земли, в семьях первых поселенцев стали рождаться дети с магическими способностями, благодаря этому проблема сохранения продовольствия была успешно решена. Магов относительно немного, но все же у нас их больше, чем на Земле Изначальной, хотя там народонаселение исчисляется миллиардами. Кроме работы на складах маги занимаются врачеванием, изготовлением полезных амулетов, исследованием лесных феноменов (на фото — громадное складское здание и несколько амулетов).

У людей, переселившихся на Долгую Землю, в новой среде обитания произошли генетические сдвиги, вид Homo sapiens разветвился на три подвида. Подвид А — ускоренное созревание организма, стремительное старение, весь жизненный цикл укладывается в 20–25 лет. Подвид В — никаких отличий от людей, живущих на Земле Изначальной, жизненный цикл составляет 70–90 лет. Подвид С — замедленное созревание организма, первые признаки старения появляются в возрасте 300–320 лет, жизненный цикл занимает около 350 лет. Около 75 процентов населения принадлежит к подвиду В, около 20 процентов — к подвиду С, около 5 процентов — к подвиду А.

Политический строй — конституционная монархия, должность верховного правителя выборная. Осенью и весной правят Властители, поскольку это сезоны перемен, требующие мужской предприимчивости, зимой и летом — Властительницы, так как это сезоны стабильности, и здесь уместнее женский консерватизм. Срок правления — восемь лет. В долгом году 59-ом Весенний Властитель Мерсмон узурпировал власть, разогнал парламент и объявил себя единоличным и бессрочным Властителем Долгой Земли, но был свергнут спустя три года, а период его правления вошел в историю как Темная Весна.

Отвратительная черно-белая фотография, на ней плохо различимый субъект неприглядной наружности — очевидно, Мерсмон. Дальше четыре красочных рисунка: Осенний Властитель в зубчатой золотой короне и парадном одеянии в багряных, древесно-коричневых и золотисто-оранжевых тонах, Зимняя Властительница в белом с серебром платье, отороченном белоснежным мехом, Весенний Властитель, одетый в серебристое, голубое, нежно-зеленое, Летняя Властительница, слепящая буйством ярких красок.

В Лесу живут кесу — хищная туземная раса, обладающая зачатками примитивного разума. Об их образе жизни известно немного: родоплеменной строй, матриархат, охота, собирательство, изготовление простейших орудий труда. Кесу очень агрессивны, людоеды, нападают на караваны и человеческие поселения. Картинка: в кустах прячутся покрытые серой шерстью красноглазые страшилища, вооруженные короткими кривыми мечами, ножами и луками.

Лесная пехота охраняет принадлежащие людям острова и периодически проводит зачистки в окрестностях. Фотографии: вербовочный пункт, бравые лесные пехотинцы на параде, палаточный лагерь на побережье.

Все здоровые молодые люди, принадлежащие к подвидам В и С, проходят военную подготовку в Гражданском ополчении, под руководством кадровых офицеров и унтер-офицеров. На снимке — мальчишки-новобранцы на учениях.

Высшие — это одна из загадок Долгой Земли. Достоверно известно только то, что Высшие — бывшие люди. Они бессмертны и неуязвимы, намного превосходят людей в интеллектуальном отношении, обладают сверхъестественными способностями. Возможно, это просто еще один подвид помимо А, В и С. Превратиться в Высшего может лишь тот, кто обладает особыми, крайне редкими качествами. Определить, есть ли у человека нужные качества, могут только сами Высшие, а для того чтобы стать одним из них, такой человек должен пройти посвящение, но в чем оно заключается — тайна. Здесь никаких фотографий, да и раздел коротенький, всего на четверть странички.

На форзаце карта: четыре тщательно прорисованных архипелага — Кордейский, Лаконодийский, Сансельбийский и Магаранский — разбросанных среди изумрудно-зеленого пространства terra incognita. Трассы караванов обозначены красным пунктиром. Кордея, самый крупный из островов, напоминает кляксу.

В книжку был вложен цветной комикс "Про храброго щенка Тешу" с подзаголовком: "Приложение к журналу "Пламенный легионер", для самых маленьких. Автор — Вир Одис".

Залман комикс тоже пролистал. На первой странице смешной лопоухий щенок Теша с восторгом смотрит на Бесстрашных Псов, которые охраняют собачьи города от порождений Тьмы. На второй странице он просится в игру к щенкам постарше, а те его прогоняют: "Ты слишком маленький". На третьей — из Темного Леса выползают мерзкие твари, и щенки-подростки убегают, поджав хвосты, один только Теша храбро рычит на чудищ. На четвертой монстры со всех сторон окружили Тешу и готовы растерзать, но на пятой откуда ни возьмись появляются Бесстрашные Псы, и начинается битва, а на шестой чудища с оборванными щупальцами удирают в свой Темный Лес, под крыло к Мерсмону. И, наконец, на седьмой странице выстроились в шеренгу Бесстрашные Псы, а вместе с ними в хвосте шеренги — маленький Теша, и на нем залихватски заломленный пятнистый берет, такой же, как у пламенных легионеров.

Пока Залман рассматривал картинки, зверопоезд замедлил ход, проводник крикнул: "Станция Танхала!"

Туристы зашевелились, Залман тоже потянулся за своей сумкой.

Вокзал находился в восточной части полуострова Танара, и перрон был затоплен тенью, падавшей от береговой стены. В зале ожидания висели плакаты, предупреждавшие о близости Гиблой зоны, призывавшие к осторожности и бдительности. У туристов это вызвало прилив энтузиазма, и они стали щелкать друг друга на фоне плакатов, а Залман, не задерживаясь, вышел на привокзальную площадь.

Танхала начиналась сразу же за береговой стеной: позолоченные косыми лучами солнца пустынные улицы, уходящие вдаль, за край мира, заброшенные здания причудливой архитектуры, совершенно не похожие на типовые постройки Птичьего Стана, Тянги или даже Касиды. Размах, от которого сосет под ложечкой. Погруженное в вечный сон прошлое — или, скорее, сон о прошлом: ведь это город, которому две с лишним тысячи лет, бывшая столица, после Темной Весны приговоренная к сносу.

Глава 6

На площади перед зданием вокзала несколько десятков солдат отскабливало и отмывало брусчатку. Не желая мешать им, Залман свернул в боковую улочку с каналом.

Набережная, одетая в растрескавшийся красновато-бурый камень. Над водой торчали наклонные рамы, затянутые проржавевшей металлической сеткой — мало ли, что оттуда полезет (впрочем, полезть-то оно может и по сетке), вода напоминала прокисший суп. Кое-где рам не хватало, словно кто-то их выломал. Дочерна загорелый мужчина в грязной потрепанной одежде ловил сачком водяниц, приносящих удачу, они в такой среде превосходно себя чувствуют. Возле его ног стояла заскорузлая сумка и пара стеклянных банок.

Залман направился к гостиничному комплексу. Единственный жилой квартал в мертвом городе, там есть магазинчики, котельная, кафе, поблизости находятся казармы лесной пехоты. Но все это дальше, сначала надо миновать обветшалые здания в чернильных лохмотьях волчьего бархата, оккупированные птицами, ящерами и перекидниками, наблюдающими за одиноким прохожим из оконных проемов.

Залман неплохо ориентировался в Танхале, как это у него получалось — он сам не понимал. Возможно, Сандра права, и когда-то он действительно здесь жил. Он повернул за угол, зная, что теперь его отделяют от обитаемого квартала всего два поворота. В просвете снова открылся вид на привокзальную площадь. Слева покосившийся каркас какого-то строения, под ним громоздятся обломки бетона и куски помутневшего стекла (обрушилось само, не дожидаясь запланированного сноса), а справа, в медово-золотом закатном свете, вереница стрельчатых арок, и под одной из них кто-то стоит…

Мостовая качнулась под ногами. Ощущение потери опоры. Знакомый силуэт под аркой оставался неподвижным, как будто вырезанный из темного картона.

"Разве из Страны Мертвых возвращаются?.. Наш план сорвался из-за меня. Если бы я тогда не опоздал…"

Эти невесть откуда взявшиеся мысли кружились в голове у Залмана, пока он медленно и неуверенно, словно только вчера научился ходить, шел к ожидавшему его человеку. На периферии мелькнула еще одна мысль: не надо было сюда приезжать.

Солнце било в глаза. Уходящая к горизонту пустая улица, заспиртованная в этом вечернем свете, показалась Залману таким же наваждением, как до боли знакомый силуэт под аркой.

А в следующий момент наваждение рассеялось, и он оторопело уставился на худенькую невзрачную девушку лет шестнадцати-восемнадцати, которая, в свою очередь, испуганно смотрела на него. Мелкие черты бледного личика заурядны и невыразительны. Прилизанные светло-русые волосы. На ней были джинсы и форменная курточка юного менеджера, манжеты подвернуты, выставляя напоказ дистрофически щуплые запястья. Залман никогда раньше ее не видел.

— Я вас не знаю, — пробормотал он, чувствуя, как замедляются удары сердца.

— Я вас тоже не знаю.

У нее и голос был слабый, невыразительный. Никакого повода для тревоги, а он-то принял ее за… За кого?..

— Извините, обознался.

— А, понятно… Ничего, — она вежливо кивнула в ответ.

Инцидент был исчерпан, и Залман направился к гостинице. Всего гостиниц тут шесть или семь, но в одной из них, самой фешенебельной, все окна распахнуты настежь, и персонал носится, как угорелый: там готовят апартаменты к завтрашнему прибытию Летней госпожи со свитой. Из окна на верхнем этаже выпало ведро, грохнулось о тротуар, отскочило, кувыркаясь. Мыльная вода расплескалась темными кляксами с оборками пены. Наверху — взрыв ругани, кто-то кого-то распекал. Обычная неразбериха, какую можно обнаружить с изнанки любого торжественного мероприятия.

Залман обошел опасную гостиницу стороной (вдруг в следующий раз оттуда вывалится не ведро, а уборщица?), миновал два зловеще декорированных отеля в стиле Темной Весны, с лепными черепами по карнизу (в этих заведениях не протолкнуться от туристов с Изначальной), и солидное, без затей, здание, где селились командированные чиновники, ведавшие планомерным разрушением Танхалы. Его целью была самая скромная из гостиниц, на отшибе, окнами смотревшая в неширокий переулок, где асфальт взломан скрюченными мохнатыми растеньицами, напоминающими эмбрионы, а дома на противоположной стороне оплетены узловатым ведьминым плющом. Залман и раньше там останавливался.

Даже здесь царила суета. В холле, рядом с парадным портретом Властительницы в усыпанном самоцветами кокошнике, вешали семейный портрет: Летняя госпожа в юности, с матерью, отцом и сестрой.

Сестру тоже звали Сандрой, словно у родителей не хватило фантазии на другое имя. Элесандрина Янари принадлежала к подвиду В и умерла от старости в возрасте девяноста восьми лет. Сандра-первая вспоминала о ней с досадой, а однажды призналась: "Вообще-то, я несправедлива к Элесандрине, но я все не могу простить ей того, как она у нас появилась. Хоть и понимаю, что она в этом не виновата". "У твоей мамы были трудные роды?" — предположил Залман. "Да какие там роды! Если б она родилась, как полагается, я бы ничего не имела против. Откуда она взялась — это я расскажу как-нибудь в другой раз".

Один из тех разговоров, которые почему-то застряли в памяти. Залман был лишен любопытства, и все же эти загадочные обмолвки Сандры насчет того, что ее сестра появилась на свет не так, как у всех появляются братья и сестры, вызывали у него слабое беспокойство.

Возне с портретом конца не было видно, и он настроился на безропотное ожидание, но тут его заметили и проводили в номер. Лакированная мебель темного дерева, старое трюмо, с потолка смотрят белоглазые лепные маски. Горничная предупредила, что после наступления сумерек открывать окно не следует, и что она еще зайдет позже, чтобы запереть решетчатые ставни.

— С туристами беда! — бросила она уже с порога. — Нарочно все отворяют нараспашку, из интереса. И Мерсмона к ночи поминают, не сплюнув, тьфу, тьфу, тьфу… Одно слово, иноземцы, что с них взять. Подать вам к чаю шоколадных Залмана с Эфрой, господин Ниртахо?

— Подайте, — согласился Залман.

Ночью в окно что-то скреблось, противно царапая коготками по стеклу. Не вытерпев, Залман встал с кровати, подошел и постучал по решетке. Там затихли. Он отдернул занавеску, но заметил в лунном свете только мелькнувшую гроздь мохнатых членистых ножек. Один из тех ночных упырей, за которых туристы с Земли Изначальной готовы платить, не торгуясь, как за экзотику высшей пробы, в то время как жители Долгой Земли с радостью бы всю эту экзотику под корень извели.

К тому часу, как Залман проснулся, гостиница словно вымерла — все ушли на привокзальную площадь, чтобы не пропустить прибытие Летней госпожи и парад, организованный по этому случаю начальством Танхалийского гарнизона.

Он решил, что остался здесь один, но потом обнаружил две живых души в буфете: за стойкой сидел погруженный в полудрему буфетчик, неподвижный и пухлый, словно матерчатый мешок, набитый ватой, а по эту сторону, спиной к залу, стояла девушка в серых плиссированных шароварах, какие вошли в моду с середины лета, и голубой трикотажной майке с тонкими бретельками, и сосредоточенно рылась в сумке.

Залман тоже остановился у стойки и рассеянно озирался, ожидая, когда буфетчик поднимет набрякшие веки и обратит на него внимание. Торопиться некуда, а в этом маленьком зале, обшитом рассохшимися деревянными панелями, так солнечно и уютно… Разве что девушка ему не нравилась. Она слегка сутулила худенькие, с выступающими косточками плечи, а ее жидкие тускло-русые волосы были собраны на затылке в хвост, открывая тонкую шею. Кожа белая, как у водяницы, и вдобавок покрасневшая, местами шелушится — расплата за не увенчавшуюся успехом попытку загореть. Плечи лоснятся от крема. Людям с такой кожей ультрафиолет противопоказан, но летом все девушки хотят быть золотисто-бронзовыми, как Летняя Властительница.

Она никак не могла найти то, что искала, и выкладывала на стойку все новые и новые предметы. Потрепанный блокнотик, никесовская фирменная авторучка, зеркальце в треснувшей эмалевой оправе. Светло-зеленые с черным тиснением корочки — удостоверение подтвержденного психиатрической экспертизой и официально зарегистрированного носителя МТ. Сиреневая расческа, оранжево-голубое удостоверение юного менеджера, черная бархатная косметичка, расшитая блестящим черным бисером. Отпечатанный на гербовой бумаге сертификат об окончании курсов машинописи, стенографии и делопроизводства на имя Лидии Никес. Дешевые часы без ремешка, льготный проездной билет со штампом: "Активный участник антимерсмонианского движения, прошлая жизнь", овальная бирюзовая пуговица…

— Вот, за подкладкой застрял… — пробормотала она, доставая кошелек, а все остальное смахнула обратно в дешевую серую сумку. — Мне, пожалуйста, кофе-глясе и булочку с изюмом.

Лидия Никес. Девушка из стеклянного супермаркета. То-то она ему сразу не понравилась!

Это было еще не все. Когда она взяла свой заказ у очнувшегося буфетчика и повернулась от стойки, Залман узнал ее: это она стояла вчера под аркой неподалеку от вокзала. Что за мысли кружились у него в голове, когда он ее увидел — уже не мог вспомнить, но остался осадок чего-то горького, тревожного… нежелательного.

— Чашку кофе и любые бутерброды, две штуки.

Он ушел завтракать к себе в номер, подальше от Лидии Никес, а потом отправился на прогулку. Не к вокзалу (Сандры он, что ли, не видел?), а куда глаза глядят, по заросшим бурьяном проспектам и заваленным обломками кривым переулкам.

Облезлые щербатые колонны. Под иззелена-белыми кляксами птичьего помета угадывались остатки лепных карнизов и барельефов. Ветхие балконы дожидались только случайного прохожего, чтобы наконец-то обвалиться.

Сандра считает, что современные кордейские города по сравнению с Танхалой выглядят безнадежно провинциальными — странная точка зрения… Хотя, наверное, она имеет в виду не птичий помет, а что-то другое.

И почему она так уверена в том, что ее воспоминания не расходятся с истиной? Ведь когда было последнее сражение, и Мерсмон применил свое адское оружие, отшибло память у всего населения Долгой Земли — об этом даже в школьных учебниках написано. Через некоторое время память у людей более-менее восстановилась (у всех, за редкими исключениями вроде Залмана Ниртахо), но отдельные воспоминания могли потеряться или перепутаться, поэтому кто-то может пребывать в убеждении, что помнит некие факты, а на самом деле ничего подобного не было. Сейчас каждый из переживших Темную Весну считает, что уж он-то запомнил все, как есть. Сколько там противоречий и вопиющих несовпадений — достаточно полистать многочисленные мемуары, чтобы утратить всякое доверие к свидетельствам очевидцев. Об этом тоже написано в учебниках. Пожалуй, единственная история о Темной Весне, относительно которой все пришли к согласию — это незатейливая сказка про Залмана-героя, Эфру Прекрасную и Темного Властителя. Так что Сандра со своим любимым "раньше" наверняка во многом заблуждается, как и остальные горе-очевидцы.

Шорох штукатурного крошева. Шаги человеческие, и человек этот на соседней улице один — такие вещи Залман определял моментально, хоть и не знал, как это у него получается. Это было сродни его умению лазать по деревьям.

Сандра рассказывала, что солдаты Танхалийского гарнизона ловят в развалинах всякую странную мелюзгу на продажу туристам. Вероятно, это солдат. Поравнявшись с боковым переулком, Залман повернулся на звук.

В этот раз он не испугался, увидев Лидию Никес. Впрочем, он ведь уже знал, кто она такая. К тому же вчера на ней были джинсы и куртка — универсальная молодежная одежда всех времен, и она стояла спиной к низко повисшему заходящему солнцу, так что рассмотреть можно было только силуэт, напомнивший чей-то другой силуэт (лучше не бередить это ощущение — больно), а сейчас он отчетливо видел ее всю. В модных плиссированных шароварах, стянутых на лодыжках, и наброшенной на обгоревшие плечи серой шелковой кофточке с пуговками-жемчужинами, угловатая, с красными точками подростковых прыщей на невзрачном лице, Лидия Никес всецело принадлежала настоящему времени.

Залман поздоровался, она тоже с ним поздоровалась. Он двинулся дальше сквозь заросли заполонившей всю улицу жесткой колосящейся травы — где по колено, а где и по пояс. Бросавшие скудную тень балконы держались на честном слове, а в глубине домов, в затхлых потемках, мало ли кто прячется… Замлан остановился, в нем боролись два противоположных чувства: во-первых, ему хотелось поскорее оказаться подальше от Лидии, во-вторых, не хотелось оставлять ее здесь одну, вдруг она попадет в неприятности, как уже не раз бывало… Не раз — это когда? Он же только вчера ее впервые увидел!

Второй импульс пересилил, и Залман повернул обратно. Мелькнуло мимолетное ощущение привычного и правильного.

— Давайте погуляем вместе, — предложил он, надеясь, что Лидия скажет "нет", потому что первый импульс опять возобладал. — Вы видели плакаты на вокзале? Здесь надо соблюдать осторожность.

— Хорошо, давайте вместе, — быстрая робкая улыбка некрасивой девушки. — Я хочу найти улицу, на которой когда-то жила, но вряд ли найду, Танхала большая.

Это была нелепость, очевидная даже для Залмана.

— Как вы могли здесь жить, вам же немного лет?

— Восемнадцать. Я носитель МТ, — помешкав, Лидия усмехнулась. — Как Сабари.

Похоже, что ей не чуждо чувство юмора.

Они пошли рядом по длинной улице, пойманной в зеленые сети ползучих растений, изредка перебрасываясь незначительными фразами. За углом стоял облупившийся щит с планом привокзальных районов Танхалы.

— Кажется, мы вот здесь, — остановившись перед ним, показала Лидия. — Не заблудиться бы…

— Я найду обратную дорогу, — отозвался Залман. — Говорят, я здесь раньше жил.

— Вы тоже носитель МТ?

— Нет, в этой жизни. Я принадлежу к подвиду С и родился до Темной Весны. У меня расстройство памяти. Если вы спросите, что за этим поворотом, я сказать не смогу, а до гостиницы дойду. Непонятно, правда? Мне самому непонятно.

Накинутая кофточка сползла, открыв покрасневшее плечо в лохмотьях облезающей кожи. Девушка поправила ее и объяснила:

— Хотела немного загореть, а вместо этого сгорела. Этот новый лосьон для загара "Бронзовая нимфа" так рекламировали, что я попалась. На самом деле он помогает только тем, у кого кожа и так принимает загар.

— Вам лучше вообще не загорать.

— Я знаю, но иногда хочется стать полной противоположностью самой себе.

Залмана словно бритвой полоснули (от кого-то он уже слышал такие слова!), но это ощущение быстро угасло. Они пошли дальше. Раз уж случай столкнул его с Лидией, хорошо бы ее расспросить: вдруг она что-нибудь знает об опасном существе, которое прячется в здании "Изобилия-Никес"? Просто не может быть, чтоб она ничего не знала, ведь она отмечена печатью того существа — это словно едва уловимый запах или слабый, почти за порогом человеческого восприятия, звук. Залман начал издалека:

— Я живу на Дромадерских холмах, недалеко от вашего супермаркета. Наверное, вы живете где-то поблизости?

— Прямо в магазине.

— Интересно… — пробормотал он, услышав ответ.

— Ничего интересного — маленькие комнатушки, все очень аскетично. У папы с мамой есть шикарная квартира, но она для приема гостей, мы редко там бываем. Я живу с сестрой Марианной, Ариадна вместе с Глорией, а братья — втроем в одной комнате. Когда мы были маленькие, у нас даже игрушек почти не было. Главное — служение семейному бизнесу, нас приучали к этому с пеленок. Нет, я понимаю, что должна радоваться за свою семью, что это настоящий санаторий по сравнению с тем, что бывает у других…

Лидия пожала плечами, отчего кофточка опять соскользнула. На этот раз девушка застегнула ее на верхнюю пуговицу.

— Зато семья у вас, наверное, дружная?

— Не знаю, — ответила она после затянувшейся паузы. — Наша семья похожа на хорошо отлаженный механизм. Никесы — лучшие, где Никесы, там успех, мы должны гордиться тем, что мы Никесы… Не знаю, нужны ли мы друг другу просто по-человечески. Дело в том, что я-то могу сравнивать, потому что помню кое-что из своей прошлой жизни. У меня там были брат и сестра, брат немного постарше, а сестра маленькая. Родителей вспомнить не могу, зато их помню хорошо. Мы любили друг друга и заботились друг о друге, а не о росте продаж и показателей. Вроде бы я влипла в какую-то сложную и жутковатую историю личного характера, и мой брат этого не одобрял, пытался меня переубедить, но все было очень по-человечески. А здесь, если кто-то провинится, устраивают семейный суд, и все тебя хором обвиняют. В последний раз это было со мной полгода назад. Я тогда засиделась в библиотеке, опоздала на рекламную акцию, и мне влетело за то, что я украла у дела два часа двадцать три минуты. Хорошо еще, секунды не посчитали.

— А за то, что вы приехали сюда, вам не влетит?

Залман уже забыл, что собирался у нее выяснить.

— Я ушла из дома. Найду какую-нибудь работу и буду сама по себе. Силой меня вернуть не смогут, потому что я носитель МТ и могу пожаловаться в Психологический контроль, а скандала папа не захочет.

Они обогнули круглое черное здание, на стенах которого до сих пор сияли остатки осыпавшегося зеркального покрытия. Дорогу перебежала серая в пурпурных пятнах ящерица с раздутым зобом.

— Это моя вторая попытка, — продолжила Лидия. — Я уже уходила из дома, когда мне было двенадцать лет. Я тогда пошла в Пламенный Легион, больше некуда было податься, но госпожа Одис на следующий день меня выгнала. Она так и не объяснила, за что. Вначале она одобрила то, что я захотела стать пламенным легионером, а не юным менеджером, но потом сказала, что отщепенцев им не надо, выстроила всех в шеренгу и торжественно указала мне на дверь. Она разговаривала со мной так, как будто я совершила преступление.

— Со мной она тоже не здоровается.

— Я не сильно расстроилась, все равно мне там не понравилось. Просто хотелось чего-нибудь полностью противоположного… Лишь бы мне поскорее работу найти.

Лидия стянула резинку с хвостика. С распущенными волосами она стала похожа на больную русалку из обмелевшего водоема. У Залмана некрасивые девушки обычно вызывали чувство жалости, но Лидия — другое дело: у нее невзрачная внешность была всего лишь оболочкой, под которой пряталось что-то опасное и бездонное, как полынья под хрупкой корочкой льда.

— Если вы хотите перемен, вы могли бы устроиться стюардессой в Трансматериковую компанию, — заметил он вслух.

— Туда берут крепких девушек, а я слабая, и носителей МТ не берут вообще.

— Как вы узнали, что у вас мнемотравма?

Сказав, Залман засомневался — не бестактный ли это вопрос, но Лидия ответила спокойно:

— Когда мне было восемь лет, началась чертовщина с окнами и дверями — мне казалось, что за ними должно находиться совсем не то, что есть на самом деле. Например, снег уже растаял, а у меня было навязчивое представление, как будто за окном лежат сугробы. Еще стали вспоминаться люди и места, которых я никогда не видела и придумать не смогла бы. Меня сводили к врачу, и там сразу поняли, что это МТ. Потом даже определили, что в прошлый раз я умерла во время Темной Весны. Если я обгорю на солнце, правая лопатка у меня сгорает сильнее, чем левая, до волдырей. Врачи сказали, у меня там было клеймо, какое выжигали поверх антимерсмонианской татуировки — это обычный симптом. После экспертизы мне даже выдали справку, что в прошлой жизни я была активным участником антимерсмонианского движения, и я имею право на льготный проезд в общественном транспорте. Я слышала, что среди носителей МТ людей с таким признаком много.

Им пришлось повернуть, улицу перекрывали густые заросли шиповника, усыпанного темно-розовыми цветами. В гуще кустарника кто-то стрекотал — тонкий пронзительный звук, вроде звона в ушах.

— А саму Темную Весну вы помните хорошо? — спросил Залман. — Я так совсем ничего не могу вспомнить.

— Обрывками, — Лидия сорвала травинку. — Одни отчетливые, другие не очень. Помню улицы Танхалы и тающий снег. Не знаю, дожила я или нет до того времени, когда он полностью растаял. Помню брата и сестру, но не помню, кем я сама была в той жизни, девушкой или парнем — кажется то так, то так. Помню дом, где мы жили — большой, много комнат, все это довольно запущенное, но уютное. Помню девушку моего брата, как на картинке. Видимо, она пришла к нам сразу после работы, на ней были шаровары и куртка из грубой темной материи, с серебряным кантом — знаете, как одеваются дворцовые уборщицы и судомойки? Ее лицо порозовело от холода, и она так смотрела на брата, словно волновалась, обрадуется он ей или нет. Описывать ее словами бесполезно, но я бы хотела хоть на одну десятую быть такой же красивой, — в голосе Лидии сквозила даже не зависть, а, скорее, грусть по недостижимому. — Такое впечатление, что мы с ней, если встречались, чувствовали себя скованно, потому что знали друг о друге какой-то компромат. Никакого взаимного шантажа, но как будто она знала про меня что-то такое, что мне хотелось от всех скрыть, а я знала о каких-то ее неблаговидных поступках, и это замораживало наше общение. По-моему, брат был в курсе наших тайн. Если бы у меня в этой жизни был такой же брат! — она вздохнула. — Это все хорошие воспоминания, а есть и плохие. И еще мне со страшной силой запомнился один пейзаж… Громадный широкий каньон, по дну течет вода, а на черных скальных стенах, на уступах, растут деревья с белой корой, их голые ветви свисают вниз, как у ивы. Кое-где лежат остатки снега. Такая высота, что голова кружится, и этих белых плакучих деревьев очень много, по всей противоположной стене сверху донизу. Если бы узнать, где находится это место, и побывать там в этой жизни…

Окружающая обстановка словно спорила с рассказом Лидии: ярое полуденное солнце, буйная зелень, стрекот насекомых и птичий щебет, ящеры, просовывающие морды меж витых прутьев перекошенных балконов, заросли чертополоха и крапивы — наглядное доказательство того, что Темная Весна канула в прошлое и никогда не вернется. Издали доносилась музыка — военный марш.

Лидия тоже прислушалась и заметила:

— Властительница уже приехала.

— Наверное, это интересно — столько всего помнить, — подумал вслух Залман. — Почему это называют травмой памяти?

— Потому что с этим невозможно жить по-настоящему. Я не могу быть просто Лидией Никес — я еще и тот человек, которым я была в прошлой жизни. Вернее, я ни то, ни другое. Знаете, кто обычно становится носителем МТ? Люди, которых убили, или самоубийцы, или те, кто погиб из-за несчастного случая, не успев довести до конца что-то важное. Не помню, как я умерла, но такое впечатление, что мне было тогда лет двадцать или немного больше, и у меня осталось в той жизни какое-то незаконченное дело. Врачи сказали, это типично для носителя МТ, и я должна адаптироваться. Я ходила на специальные курсы, пока не надоело — тогда я сделала вид, что адаптировалась, и мне разрешили больше не приходить. У всех, с кем я познакомилась на курсах, одно и то же. Или, например, Сабари — он стал носителем МТ, потому что даже после смерти не мог забыть о своей кастрюле с кредитками. У других не такие дурацкие причины, но каждого что-то держит.

Мимо проскользнул, едва не задев волосы Лидии, трепещущий клок зеленой паутины. Издавая звук, схожий с тихим жужжанием вентилятора, он описал круг возле фасада кофейного в белесых оспинах дома с разбитым треугольным портиком и исчез в оконном проеме четвертого этажа.

— Что это было?

— Не знаю. Что-то здешнее. Мы далеко зашли, давайте повернем обратно?

Лидия кивком выразила согласие и спросила:

— Вы случайно не знаете какую-нибудь организацию, где нужен секретарь-референт, или машинистка, или кто-нибудь еще? Я быстро печатаю, смогу разобрать и стенографию, и трудночитаемый почерк. Я работоспособная, как все Никесы.

— К сожалению, в организациях я не бываю. Сам я не работаю, живу на пособие — с моей-то памятью…

Залман попытался вспомнить, нет ли у него влиятельных знакомых, которые могли бы пристроить девушку на хорошее место? Да нет, откуда бы им взяться… Только соседи, для которых он достает с деревьев кошек.

Лидия по-прежнему вызывала у него двойственное чувство. С одной стороны, крепло подозрение, что она и есть то самое существо из стеклянного здания, с которым ни в коем случае нельзя разговаривать, а с другой, она вызывала у него симпатию, и послушать ее было интересно.

— Надеюсь, вы найдете работу. А может быть, у вас, как у Сабари, тоже была в прошлой жизни кастрюля с кредитками? — Залман попытался пошутить, хоть и опасался, что шутка получится неловкая. — Тогда главное — вспомнить, где она зарыта.

— Лучше. Алмаз величиной с дыню. Вот такой, — Лидия развела руками, показывая. — Вообще-то, это был не алмаз, а, скорее, кристалл кварца, но какой-то особенный, очень ценный. Выглядел он обыкновенно — необработанный камень, дымчатый с темными прожилками, а на ощупь теплый. Не знаю, настоящее это воспоминание или сон, слишком оно неправдоподобное… Я еще никому об этом не рассказывала. Думаю, все-таки сон, но на основе действительности, потому что человек, которому принадлежал этот камень, есть и в других моих воспоминаниях. Как будто мы находимся в большой полукруглой комнате со сводчатым потолком и огромными окнами во всю стену. За окнами скалы с белыми деревьями, похожими на ивы. Этот кусок кварца лежит на столике из черного мрамора. Человек, который стоит рядом, берет мою руку и заставляет дотронуться до камня кончиками пальцев. Я сразу чувству тепло. Я пытаюсь вырвать руку, тогда он сжимает так, что еще немого — и раздавил бы мне кисть. Он выше меня, худощавое лицо, жесткие складки около губ, длинные светлые волосы, холодные голубые глаза. Возраст неопределенный — наверное, подвид С. Он хочет, чтобы я взяла камень обеими руками, так, чтобы концы кристалла упирались мне в ладони. Я отказываюсь, тогда он бьет меня по лицу. Я чувствую злость, но знаю, что сопротивляться бесполезно. Похоже, мне в той жизни часто приходилось терпеть боль. Сейчас, по крайней мере, ничего подобного нет, поэтому семья Никесов и наша жизнь в супермаркете — просто санаторий по сравнению с тем, что со мной было раньше. После побоев он грубо швыряет меня в кресло и начинает уговаривать, то умоляет, то угрожает. Говорит, что я скоро умру, если не послушаюсь его. И похоже, он оказался прав — мне кажется, все это случилось, может, за несколько часов до моей смерти. Если, конечно, случилось на самом деле, если это не сон и не бред. Он говорил, что еще найдет способ выбить из меня упрямство, но дело тут не в упрямстве. Я боялась взять камень. Я знала, что от этого со мной произойдет что-то необратимое, и я перестану быть собой. Вроде как страх перед прыжком в воду у человека, не умеющего плавать.

Залман почти не слушал — мешала резь в животе. На завтрак он съел бутерброд с сыром и бутерброд с ветчиной. Возможно, ветчина была несвежая? В такую жару…

— Потом кто-то зовет его из-за приоткрытой двери, он уходит. Я сижу в кресле, чувствую, как горит лицо после пощечин, и думаю о том, что мой брат был прав, когда говорил, что я вляпалась в дурную историю. Мне хочется умереть. Вокруг сплошные пропасти и обрывы, только и надо, что дойти до ближайшего… Потом я думаю, не взять ли все-таки камень? Но от мысли о том изменении, которое со мной произойдет, если я это сделаю, меня буквально передергивает. И вдруг я понимаю, что вот сейчас могу этот камень спокойно унести, чтобы отдать брату, всем вокруг не до меня — у них какие-то проблемы, чуть ли не военные действия…

Резь в животе усилилась, да еще голова заболела. Не иначе, Залман подцепил какую-то заразу.

— Я надеваю перчатки, потом срываю с окна гардину и заворачиваю в нее камень. Стараюсь не касаться его обеими руками сразу, хотя и знаю, что перчатки обеспечивают изоляцию. Для того чтобы произошла реакция, нужно взять камень голыми руками с двух сторон, за концы кристалла — мне это объяснял тот человек, который меня бил.

У Залмана потемнело в глазах от нового приступа. Лидия, ничего не замечая, не глядя на него, продолжала рассказывать:

— Я действую лихорадочно, но последовательно, словно выполняю заранее продуманный план. Запихиваю сверток в сумку на "молнии", иду по каким-то лестницам и коридорам. Камень тяжелый, но как будто в той жизни у меня и силы, и ловкости было побольше, чем теперь. Прохожу мимо вооруженных людей, они меня знают. Я боюсь, что меня вот-вот остановят, но вроде бы у меня были какие-то особые привилегии, поэтому никто не интересуется, что я тащу в сумке. Снаружи облачное небо, холодный ветер и белые деревья, их ветви сильно раскачиваются. Мне надо пройти пешком несколько километров, спуститься к реке и найти спрятанный глиссер. В той жизни — или в том сне из той жизни — я умела управлять глиссером. Скорее всего, это был сон. Сейчас, когда я рассказала вслух, все это кажется особенно неправдоподобным. Как будто камень был нужен моему брату, чтобы пропустить через него ток в десять тысяч вольт — это называлось "реакция второго типа"…

Боль, раздирающая кишки, и в придачу рвотные спазмы. Залман с утробным стоном повалился на колени. Лидия наконец-то увидела, что с ним творится, и осеклась на полуслове.

— Инфекция… — выдавил Замлан.

Его вырвало в траву кусками ветчины и чем-то еще.

— Вы сможете встать? — девушка суетилась около него с деловитой расторопностью юного менеджера. — Нам обязательно нужно дойти до гостиницы…

Он беспомощно помотал головой.

— Сейчас, — Лидия сунула руку в карман шаровар. — Подождите, флакон с нашатырным спиртом… Все будет в порядке, нас учили оказывать помощь, если кому-нибудь в магазине станет плохо…

— Но здесь же не магазин… — глядя на нее сквозь пелену слез, измученно возразил Залман. — Как вы мне здесь окажете помощь?

Вместо ответа она сунула ему под нос флакон с нашатырем. Залман из последних сил попытался отодвинуться. То ли спазмы в животе немного утихли, то ли резкий, как удар, запах аммиака перекрыл все остальные ощущения, но он вырвался из капкана боли и дрожащей рукой отстранил руку Лидии.

— Уберите, мне уже лучше…

— Пожалуйста, идемте в гостиницу! — она завинтила пробку и спрятала флакон. — Я одна дорогу не найду. Пожалуйста, вставайте — и потихоньку пойдем обратно.

Залман не мог отказать, если его упрашивали. Через силу он поднялся и побрел по заросшей улице в ту сторону, откуда доносилась бравурная музыка. Лидия шла рядом, даже не пытаясь его поддерживать — все равно не удержала бы — но достаточно было того, что она просила его идти дальше. Боль в животе не отпускала, голова тоже болела. Они кое-как добрались до гостиницы, где по-прежнему никого не было, Залман ввалился к себе в номер и обессилено упал на кровать, застланную вышитым коричневым покрывалом.

— Уходите… — пробормотал он перед тем, как потерять сознание. — Больше со мной не разговаривайте…

Глава 7

Перекидников, ящеров, нетопырей и всякую безымянную жутковатую мелочь из дома повыгоняли, в коридорах и в холле первого этажа постелили красные с золотой каймой дорожки. И все равно было видно, что это мертвая развалина, еле-еле сохраняющая обличье дома, предназначенного для жилья.

Побуревшие стены и потолки, грязные лохмотья обоев, зыбкий скрипучий пол. В солнечном свете меланхолично плавали золотые пылинки, к запаху нагретого гниющего дерева примешивалась слабая вонь звериного помета, как в зоопарке. Несмотря на это, Сандра не отказалась от идеи выпить здесь с Залманом по чашке кофе.

Ей пришлось повысить голос, чтобы очистить помещение от придворных, офицеров и танхалийских чиновников, руководящих сносом брошенного города. Вся эта разряженная в пух и прах орава устроила пикник во дворе, расставив среди травы складные кресла и столики.

— Как они мне надоели! — с гримасой процедила Сандра, отхлебнув кофе.

— Они шумные, — Залман тоже посмотрел на подвижную пеструю картинку, видневшуюся в оконном проеме, перечеркнутом крест-накрест ветхими досками. — А этот дом я все равно не помню.

— Это твой дом. Недвижимость, за которую тебе по закону полагается компенсация. Малость, а приятно. Семь с половиной долгих лет назад здесь разбилось мое сердце.

Для них поставили в холле два кресла и столик с кофейным сервизом, расписанным яблоневыми цветами. Чашки казались такими хрупкими, что их было боязно брать в руки, а когда Залман наконец решился, ему в кофе упал кусочек штукатурки с серого шелушащегося потолка.

Понемногу Залмана одолевала тоска: этот дом, якобы его собственный, вызывал у него почти такое же чувство отталкивания, как наглая стеклянная громадина "Изобилие-Никес".

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Сандра.

— Хорошо, — безразличным тоном отозвался Залман.

Он еще помнил о том, что вчера внезапно заболел во время прогулки, но потом, когда вернулся в гостиницу, все прошло.

— Мой лейб-медик так и не понял, что с тобой было. Он расспрашивал девчонку, с которой ты гулял. Если б инфекция, как ты сказал ей, подскочила бы температура, и тебе не полегчало бы от нашатырного спирта. И анализы у тебя хорошие, ничего не нашли. Что за девчонка с тобой была?

— Ее зовут Лидия. Она юный менеджер и носитель МТ. Я встретил ее на улице, и мы пошли вместе, чтобы она не заблудилась.

Знала бы Сандра, каких трудов ему стоило выудить из памяти подробности, ускользающие, как кусочки льда в теплой воде!

— Она рассказывала о себе, — Залман попытался припомнить, что же именно Лидия рассказывала. — Да, вроде бы у нее была в прошлой жизни кастрюля с алмазами, почти как у Сабари. У всех носителей МТ что-нибудь в этом роде есть. Или даже не с алмазами, а с вот такой дыней…

— Чушь какая-то, — фыркнула Сандра.

— Зато смотри, прошло больше суток, а я до сих пор помню, о чем мы с ней разговаривали! Может быть, я начал выздоравливать?

— Хотелось бы надеяться, — Сандра поднялась с кресла, на ее мантии сверкнули вышитые золотом виноградные грозди. — Давай пройдемся по дому. Попрощаемся…

Грусть в ее голосе застала Залмана врасплох: Сандра редко грустила.

— Погоди-ка! — ее взгляд остановился на участке стены между дверью и нишей с пустыми пыльными полками — обои там вздулись волдырем, словно под ними что-то пряталось.

Сандра вытащила из ножен на поясе церемониальный кинжал с золотой насечкой на клинке и огоньками зашлифованных рубинов на рукоятке, истинный шедевр оружейного искусства.

— Что ты хочешь сделать?

— А сейчас посмотрим, что там… Мы же собирались все перевернуть вверх дном и найти что-нибудь ценное. И если хоть одна морда нам помешает — сразу впадет в немилость!

Последнюю фразу она произнесла громко, с угрозой, в сторону приоткрытой двери. Из коридора донеслось быстрое поскрипывание половиц, словно кто-то в смятении крался к выходу. Ухмыльнувшись, Сандра вспорола "волдырь" и с треском отодрала большой кусок обоев. На стене под ним обосновалась колония клипчиков, похожих на блестящие черные пуговицы. Залман и Сандра зажмурились от взметнувшейся пыли, а клипчики в панике заметались — они плохо переносят солнечный свет.

— Ты их нашла, — прокашлявшись, констатировал Залман. — Но они опять убежали…

— А мне доложили, что в доме ни одной подозрительной твари не осталось! — Сандра стряхнула с одежды пыль. — Пойдем искать дальше.

— Клипчиков? — решился уточнить Залман, хотя и видел, что она раздражена.

— Деньги и ценности. Семь с половиной долгих лет назад ты был обеспеченным человеком, как и все работники Трансматериковой. Куда все это делось? Что-то растащили мародеры — когда из Танхалы всех выселили, их тут шныряло полно, несмотря на патрулирование, а ты в это время лежал в больнице и на собственное имя откликался через раз. Но у тебя в доме были тайники, это я знаю точно. Сейчас последний шанс их найти, осенью наш район снесут. Деятели… — Сандра прошептала ругательство. — Залман, я не знаю, зачем надо было выселять людей из Танхалы. В этом не было никакой реальной необходимости, а во сколько это казне влетело — ого-го! Весенний Властитель Ногельшан, сменивший Мерсмона, был или дураком, или вором.

— Из-за Гиблой зоны, так написано в учебниках.

— В первые годы после Темной Весны еще была возможность отодвинуть ее подальше в Лес. Это я тоже знаю точно. Я ведь была там с экспедицией, мы до самого Кесуана добрались! А потом стало поздно — и недобитый Мерсмон очухался, и Танхала дошла до такой кондиции, что уже ничего не отремонтируешь, только сносить. Кому это было надо?

— Мерсмону.

— Мерсмон в это время был низвергнут, оглушен и развоплощен, как написано в тех же учебниках. Оставим формулировку на совести авторов, хотя интересно бы узнать, что у них подразумевается под "развоплощением", если его так и не убили. Я имею в виду другое, кому из власть имущих это было нужно? Ясно, что среди них были тайные мерсмоновы прихвостни, однако история так и не узнала их имен, вот что обидно.

Странное выражение лица было у Сандры, пока она все это говорила: академически спокойное, словно читает лекцию перед аудиторией, а в глубине темных до грозовой черноты глаз — гневный блеск, как будто она одновременно что-то мысленно отвергает, с кем-то спорит.

В наступившей тишине шуршали за обоями клипчики, занятые поисками нового местожительства.

— Сука твоя Вир Одис, — процедила вдруг Сандра. — Сколько она сюда приходила, и ты был рад-радешенек, только в последний раз ее вышвырнул.

— Она не моя, — возразил растерявшийся Залман.

— Когда-то была твоя.

Повернувшись, Властительница распахнула дверь и шагнула в пыльный золотисто-коричневый полумрак коридора, Залман последовал за ней.

Сегодня ее темные с красноватым отливом волосы были заплетены и уложены венком вокруг головы, а поверх этой прически надета диадема со свисающими на лоб рубиновыми подвесками. Обнаженные плечи прикрывала мантия, заколотая у горла золотым виноградным листом. Корсаж из золотой парчи, плиссированные шаровары из блестящей темно-красной ткани, алые атласные туфельки. Самая подходящая одежда для лазанья по заброшенным домам.

С кинжалом в руке и усыпанными драгоценными камнями ножнами на поясе Сандра смахивала на героиню с театральных подмостков. Впрочем, как и многие представители подвида С, достаточно долго прожившие на этом свете, она великолепно владела и огнестрельным, и холодным оружием. Если какая-нибудь опасная тварь просочится в дом сквозь кольцо охраны — не поздоровится твари, а потом и охране, но никак не Летней Властительнице.

Они взломали несколько мнимых тайников, спугнули стайку похожих на черные мохнатые шарики шмыргалей, поедавших большого, как скатерть с обеденного стола, мертвого перекидника, ободрали с десяток квадратных метров заскорузлых обоев, перемазались пылью — и ничего на первом этаже не нашли.

— Пошли наверх, — вытирая ладони об испачканные винно-красные шаровары, решила Сандра. — Я приказывала починить лестницу. Надеюсь, она в порядке. Хотя, после дохлого перекидника я уже ни на что не надеюсь.

— Может быть, он только что забрался и издох?

— Скорее, его подбросили.

— Зачем? — Залман искренне удивился.

— Чтобы подставить придворного, который отвечал за уборку дома. Они вечно стараются друг дружку подсидеть и комбинируют изощренное интриганство с совершенно идиотскими гадостями. Черт!..

Мантия зацепилась за ржавый гвоздь, торчащий из стены. Залман наклонился, чтобы осторожно освободить тонкую ткань, и его взгляд упал на карандашный рисунок, едва проступающий на потемневших обоях. Криво накарябанная схема — было в ней что-то невыразимо отвратительное, словами это не объяснить и не передать, это намного хуже безобидного, как истрепанный лист папиросной бумаги, дохлого перекидника.

— Видишь? — Залман показал на рисунок. — А это кто мог сделать?

— Я, — посмотрев, ответила Сандра. — Только не сейчас, а давно.

Кружочки, стрелки, непонятные каракули. Вроде бы, ничего особенного, но Залман чувствовал, что картинка эта неприличная, запретная, и ее лучше бы поскорее убрать, пока никому на глаза не попалась.

— Зачем ты рисовала такие вещи? — спросил он тихо.

— Это схема электростанции. Я услышала, как вы с Дэнисом говорите об электростанции, и стала приставать к тебе с вопросами. Тогда ты мне рассказал, как там все устроено, и для наглядности нарисовал на обертке от печенья, а я потом изобразила на стенке.

— Сандра, о таких вещах никто не должен знать, ни один человек, иначе будет катастрофа…

— Да уж, никто! — она сердито и насмешливо фыркнула. — Газовая турбина вращает генератор, в нем возникает электрический ток, который подается на трансформатор, где напряжение повышается до десяти тысяч вольт. Оттуда по высоковольтным линиям ток идет в населенные пункты и на заводы. Ты же сам мне все это объяснял, а теперь готов обделаться, как только услышишь про трансформатор и десять тысяч вольт! Это знаешь что такое? Это психоз.

— Люди должны от этого отказаться… — морщась от внезапной рези в животе, пока еще не сильной, словно бы предупреждающей, пробормотал Залман. — Может случиться катастрофа…

— Естественно — если топливо рванет или турбина встанет. Но за этим следит техперсонал, получают они хорошо и работу потерять не хотят. Ладно, хватит об этом, раз тебя опять так скрутило. Идем.

Катастрофа, о которой говорил Залман, имела другую природу, глобальную, ничего общего с топливом или техническими неполадками, но он не мог облечь это в слова. Держась за живот, поплелся за Сандрой. Та начала рассказывать о своих фрейлинах, разделившихся на четыре фракции в борьбе за ее благосклонность и регулярно подстраивающих друг другу мелкие пакости. Как только внимание Залмана переключилось на анекдоты из придворной жизни, боль исчезла. Когда подошли к лестнице, он уже не мог вспомнить, что испортило ему настроение несколько минут назад. Или нет, все-таки припомнил: это был полурастерзанный шмыргалями дохлый перекидник.

Лестницу починили и застелили роскошной ковровой дорожкой. Они поднялись на второй этаж, в небольшой холл с замусоренной лоджией. Встав в проеме, Сандра милостиво помахала свите, пирующей во дворе на лужайке, дождалась, когда стихнут приветственные возгласы, и повернулась к Залману.

— Здесь была твоя территория. Так-то весь дом был твой, но вы с Дэнисом жили на втором этаже, а я с родителями — на первом. Ты разрешил нам располагаться там, как захотим, и мама с папой так радовались, что нашли доброго домовладельца… Не помнишь?

— Нет.

Остановившись на пороге первой комнаты, Залман оглядывал стены в коричневатых потеках, ржавый остов кресла в углу, чье-то пустое гнездо в стенной нише, слепленное из обрывков газет и книжных страниц.

— Мы ведь были беженцами, приехали в Танхалу с Ваготы — это маленький островок на западе, один из крайних. Там в конце зимы житья не было от кесу, они нападали по ночам и съедали за раз целые семьи. А в столице много было таких, как мы, и папа вначале никак не мог найти работу, и с жильем проблемы. У нас не было денег, чтобы снять квартиру или домик, хватало только на комнату, но хозяева отовсюду нас выгоняли — из-за меня. Я была, скажем так, проблемным ребенком. И неизвестно, что бы из меня выросло, если бы не ты. Мы уже собирались податься в другой город, где жилье подешевле, когда ты пустил нас к себе, даже не за плату, а за помощь по хозяйству. Мама готовила, стирала и убирала, папа делал ремонт. Ты и сам все это умел, но у тебя времени на дом не хватало. Ты еще дал денег, чтобы устроить меня в хорошую школу. Потом папу взяли на работу в автомастерскую, но ты все равно не брал с нас платы, и мы жили как одна семья. Залман, если бы ты очнулся и снова стал таким, как тогда!

Залман виновато развел руками.

— Естественно, я сразу же влюбилась в вас с Дэнисом, — вздохнув, продолжила Сандра. — Дэнис был такой красивый, что любой из моих придворных ему бы позавидовал, и даже любая фрейлина, если бы переодеть его фрейлиной. Жаль, что ни одной нормальной фотографии не сохранилось. А ты был необыкновенный! У тебя из глаз как будто били солнечные лучи, и другие люди рядом с тобой становились лучше — вот это главное. Даже Эфра под твоим влиянием начала понемногу превращаться из ледяной ящерицы в человека. Залман, ты меня многому научил, — она понизила голос и подошла к нему вплотную. — Став Летней Властительницей, я сделала массу хорошего, может, больше, чем кто-нибудь еще из Властителей — так знай, это благодаря тебе. После Темной Весны ты заболел и все забыл, а я как будто приняла у тебя эстафету.

Отвернувшись, Сандра направилась к дверному проему, что находился слева. Здесь над заколоченным окном сохранился карниз, и с него свисала то ли истлевшая штора, окутанная паутиной, то ли просто многолетняя паутина — не разберешь.

— Я злилась и мечтала тебя победить, — говорила Сандра, не оглядываясь. — Чтобы ты увидел, что я тоже умная, и сильная, и смелая, и ни в чем тебе не уступаю, даже могу тебя обойти. Меня как огнем сжигало это желание одержать над тобой верх, вырваться вперед. Я мечтала, вот вырасту — и тогда тебе докажу…

— Но ведь ты победила, — Залману показалось, что она плачет, и хотелось ее утешить. — Посмотри, кем мы стали: ты — Властительница Долгой Земли, а я — душевнобольной.

— Это не я победила, это с тобой разделались, — Сандра повернулась, глаза у нее были сухие. — Я же не этого хотела! Я хотела стать вровень с тобой, в чем-то тебя превзойти, но чтобы ты оставался все тем же Залманом с солнечными глазами, и чтобы ты понял, что тебе не нужны ни Вир, ни Эфра, а нужна я. А кроме того… — помолчав, она усмехнулась. — Это желание непременно победить, выиграть, стать первой — такое ребячество… Я давно это переросла. Мне двести сорок восемь лет, за такой срок можно многое понять и о многом подумать. В этом отношении мы, люди подвида С, находимся в выгодном положении — у нас есть время, чтобы учиться на своих ошибках.

— Не все учатся. А Сабари?

— Я говорю о возможностях, а не о правиле. Человек либо пользуется возможностью, либо нет. А ты, еще когда я была маленькая, говорил, что жизнь — это не спортивные состязания, и когда-нибудь я это пойму. Так и получилось, я поняла.

Планировка на втором этаже была не такая, как внизу: вместо широкого сквозного коридора с дверями по обе стороны — сплошная путаница смежных комнат. В одной из них висела на стене позеленевшая бронзовая рама с разбитым мутным зеркалом, в другой — полусгнивший ковер, при первом же прикосновении распавшийся на куски. Никаких тайников за ними не оказалось.

— Здесь была комната Дэниса, — толкнув заскрипевшую дверь, сообщила Сандра.

Осколки стекла на полу. Скелет кровати с панцирной сеткой. Из трещин в подоконнике торчат зеленые стебельки.

— Ты думаешь, Дэнис когда-то существовал на самом деле? — оглядывая все это, спросил Залман.

— Так же, как я или ты. И он был бы с нами до сих пор, если б не эта любвеобильная мерсмонова сучка!

В соседнюю комнату можно было попасть через кладовку с боковыми полками, тут стоял острый запах звериной мочи.

— Я часто здесь пряталась, а ты, если замечал меня, говорил: "Сандра, брысь!" Знаешь, почему я начала за вами шпионить? Про вас ходили всякие сплетни… Ты был крутой и отчаянный, мог сцепиться в одиночку с целой бандой и всех отлупить, а Дэнис — красивый, изящный, вежливый, он жил у тебя, ты из-за него со шпаной дрался. Ну, и соседи болтали, что у вас не просто дружба… Меня разбирало жуткое любопытство, хотелось посмотреть, как вы это делаете. Мне ведь было восемь лет, и я интересовалась всем на свете. Могу под присягой засвидетельствовать: ничего такого между вами не было, ты спал в этом доме только с Вир, а потом с Эфрой. Зато мне понравились ваши с Дэнисом разговоры, хотя понимала я с пятого на десятое. Залман, если бы ты мог, как тогда, сказать: "Сандра, брысь!" — что угодно бы за это отдала…

— Сандра, брысь, — сказал Залман. Хотелось сделать для нее что-нибудь приятное.

Сандра бросила на него грустный снисходительный взгляд.

— Да разве так это надо говорить?

Она опять зацепилась мантией за гвоздь, нетерпеливо дернула, и блестящая ткань, затканная золотым виноградом, порвалась. Впрочем, мантия все равно выглядела так, словно Властительница с неделю прожила в трущобах и спала, не раздеваясь, на грязном полу.

— Ты неподходяще одета, — извиняющимся тоном заметил Залман.

— Знаю. Одета я так, как предписывает церемониал. Вот закончится лето, и тогда буду носить джинсы, майки, джемпера… И делать, что захочу. Сейчас я себе не принадлежу.

— Зато власти у тебя побольше, чем у любого другого, — попытался утешить ее Залман.

— Это точно, — подтвердила Сандра с непонятным сарказмом. — Власти у меня чуть побольше, чем у любого другого.

В комнате со стенными нишами в форме арок на Залмана нахлынула печаль. В одной из ниш висел грязный прямоугольник в деревянной раме, под ним — кучка перьев и птичьих костей. В другой нише лежали битые черепки.

— Это была картина, пейзаж в Лесу, я ее помню, — Сандра показала на прямоугольник. — Ее нарисовал и подарил один твой коллега из Трансматериковой. Кажется, ты спас ему жизнь… Тихо!

Она замолчала. Пронзительно-тонкий сверлящий звук. Залман не мог вспомнить, что за животное издает такие звуки, но у него проснулось предчувствие опасности.

— Сандра, пойдем отсюда.

— Хрещатка! — Сандра достала из ножен кинжал.

Хрещатка вылезла из трещины в плинтусе — верткая тварь, покрытая колючей серой щетиной. Вытянутое рыльце с бледным пятачком на конце угрожающе шевелилось, красноватые глазки горели, как два уголька. Укус ее для человека не смертелен, но заживает долго и невыносимо зудит — сдерешь с себя кожу вместе с мясом, лишь бы прекратить этот зуд.

Сандра метнула нож. Пригвожденная к полу хрещатка издала оборвавшийся на высокой ноте взвизг и затихла, только лапки продолжали подергиваться. Подобрав керамический обломок покрупнее, Сандра присела на корточки, точным ударом размозжила ей голову, потом вырвала кинжал, огляделась и, не найдя ничего подходящего, вытерла о свою и без того грязную мантию.

— Жалко, что я не Мерсмон, — бросила она сквозь зубы.

— Наоборот, хорошо! — возразил Залман. — Почему — жалко?

— Да будь я Мерсмоном, я бы кое-кого скормила кесу, и в первую очередь — шефа выездной службы безопасности! Жаль, времена и нравы уже не те… Я его в отставку отправлю, хрен теперь найдет приличную работу. Меня могла укусить хрещатка!

— Наверное, она здесь жила. Мы ее потревожили.

— Интересно, как она там помещалась? — Сандра выпрямилась и перевела взгляд на трещину в плинтусе внутренней стенки. — Хрещатки тесноты не любят, им надо, чтобы нора была просторная. Значит, там достаточно большая полость.

Действуя кинжалом, как рычагом, она взломала прогнивший плинтус. За ним зияла щель.

— Фанера, — постучав рукояткой по участку стены над щелью, определила Сандра. — Ну-ка, врежь по этому месту ботинком. У меня туфельки хлипкие.

От удара фанера хрустнула. Намотав на руку мантию (мало ли, что еще там прячется, кусачее и ядовитое), Властительница расшатала и выломала кусок. Открылась зловонная нора, пол усеян обглоданными косточками и катышками помета, а сбоку темнеет что-то большое, округлое.

— Нашла!

Издав победный возглас, Сандра извлекла из норы завернутую в кусок мешковины трехлитровую банку, завинченную проржавевшей металлической крышкой.

— Мама хранила в таких малосольные огурцы. Я в первый раз их попробовала, когда мы поселились у тебя, раньше овощи из теплиц были нам не по карману.

Говоря, она пыталась отвинтить крышку, намертво приросшую к горлышку. В банке что-то лежало — предмет цилиндрической формы, завернутый в тряпку.

Так и не одолев крышку, Сандра стукнула по банке рукоятью кинжала, осторожно взяла сверток, стряхнула на пол осколки.

— Какие-то бумаги. Видишь, не напрасно мы тут перемазались! Или кредитки, или акции…

Ни то, ни другое. Внутри была пачка свернутых и перетянутых резинкой пожелтелых тетрадок, исписанных неразборчивым почерком либо странными закорючками, даже и на буквы-то не похожими. Некоторые страницы исчерканы цветными карандашами — красные, зеленые, желтые извилистые линии. Залман в недоумении смотрел, как Сандра с зачарованным видом перебирает тетрадки.

— Это не ценные бумаги, — произнес он, чтобы нарушить молчание.

— Этому вообще нет цены! — Сандра наконец оторвалась от находки и подняла на него сияющий взгляд. — Залман, ты понял, что мы нашли?

— Какие-то записи.

— Твой дневник! Господи, я и не думала, что он сохранился… Наконец-то хоть один подлинный документ, относящийся к периоду Темной Весны! — она бережно перевернула ветхую страничку. — Ага, у тебя тут упоминаются Лайя и Яранса… Историки за эти записи выложат любые деньги, пойдут на грабеж, на убийство, но я никому не отдам, это мое! Когда-то я мечтала прочитать твой дневник, и теперь он достался мне. Ты ведь не возражаешь?

Она словно спохватилась — надо бы соблюсти приличия, хотя по одержимому блеску ее глаз и по тому, как цепко держали загорелые пальцы в перстнях стопку старых тетрадок, видно было, что ничьи возражения ее не остановят.

— Конечно, возьми себе, — легко согласился Залман.

Глядя на тетрадки, он испытывал неприятное чувство, как будто в глубине души что-то слабо ныло. Если б он нашел их сам, он бы их выкинул.

— Ты тоже обязательно это прочитаешь, но сначала надо все перепечатать и сделать побольше копий.

Сандра опять завернула тетрадки в кусок блеклой шелковой ткани с разлохмаченными кромками и запихнула к себе за пазуху, потуже затянув пояс.

— Пошли.

Парчовый корсаж оттопыривался на груди. Придерживая одной рукой свой трофей, Властительница запахнула мантию.

Глава 8

Жизнь Залмана постоянно дробилась на куски, никак между собой не связанные, разделенные пустотами и трещинами. В этом не было ничего страшного. Наоборот: страшное может произойти, если все эти куски сдвинуть вместе, а когда так, как сейчас — вокруг покойно и солнечно, никаких катастроф, и до чего же хорошо сидеть после обеда на балконе в кресле-качалке, бесцельно просматривая вчерашний выпуск "Полуденного вестника".

Балкон был маленький и захламленный, громоздкое кресло едва помещалось. Облезлые перила пахли нагретым деревом — совсем как в Танхале, в том старом доме, где они с Сандрой нашли за обоями колонию клипчиков и что-то еще. Залман надеялся, что теперь Сандра надолго от него отстанет, а то вечно ей неймется.

Небо над Птичьим Станом было безмятежно-голубое, многоэтажки тянулись к нему в бездумной истоме, а стеклянная глыба "Изобилие-Никес", окруженная машинами и суетящимися фигурками, ослепительно сверкала на солнце.

Замлан проглядывал газету, борясь с полуденной дремотой. С тех пор как он вернулся из Танхалы, ему часто снились тревожные сны — пусть он тут же все забывал, после них оставалось ощущение тоски, беспредметное и мучительное.

Подборка материалов на первой полосе посвящена проблеме Ушлепа. Эту напасть и всевозможными ядами травили, и расстреливали в упор, и тротилом пытались подорвать, а все без толку. Изувеченный монстр уползал в Лес, оставляя за собой кровавый след, а потом опять возвращался здоровехонек. Армия расписалась в своем бессилии, Высшие помочь в уничтожении Ушлепа наотрез отказались, мотивировав это, по обыкновению, тем, что "люди должны решать свои проблемы самостоятельно". Автор одной из статей утверждал, что не все так плохо, Ушлеп приносит кое-какую пользу: поедает органические бытовые отходы, которые в противном случае засоряли бы окружающую среду. Лингвист-аспирант анализировал язык Ушлепа: словарный запас невелик ("хоцца шамать", "дай", "боба", "кака", плюс несколько исковерканных нецензурных слов), зато комбинации разнообразные, на все случаи жизни. Тут же были помещены снимки: Ушлем на фоне разоренного мини-рынка; пара перевернутых автомобилей и возле них опрокинутый мусорный бак, похожий на выскобленный стаканчик из-под мороженого; удаляющийся Ушлеп на загородном шоссе, вид с тыла.

Газета чуть не выскользнула из рук. После сытного обеда (женщина из соседнего дома принесла пирожков с мясом и рисом, а за что, Залман так и не смог вспомнить) его клонило в сон, глаза слипались.

На второй полосе речь шла о воспитании подрастающего поколения и о недавней драке между пламенными легионерами и юными менеджерами. Естественно, легионеры побили менеджеров. Господин Никес выражал по этому поводу возмущение и озабоченность. Госпожа Одис, отвечая ему в хладнокровно-иронической манере, советовала не накачивать панику и не делать из детских игр социальную драму.

А Лидия в той драке не пострадала? Если она тоже там оказалась, наверняка ей досталось больше всех.

На залитой лунным светом заснеженной улице было пусто, характерный шум мордобоя доносился из переулка. Секунду поколебавшись, Залман свернул туда. Все равно торопиться некуда, дома его никто не ждет.

Четверо избивают пятого. Тот пока еще держится на ногах, но видно, что вот-вот упадет, и тогда его будут долго и остервенело пинать. Без шапки, длинные темные волосы разметались, на лице блестит черная в лунном свете кровь — и все-таки это Лидия Никес. Неумелые попытки блокировать удары: так защищается человек, которому кто-то когда-то между делом показывал какие-то приемы.

Четверо принадлежали к той породе людей, которую Замлан не любил. Они всегда нападали стаями — как правило, на одиночек, глумились над жертвами и трусливо удирали от опасных противников. Когда Залман с такой дрянью сталкивался, в нем просыпался воспитанный Лесом инстинкт охотника.

После выстрела двое бросились наутек. Третий замешкался (то ли неопытный, то ли слишком пьяный), Залман врезал ему ногой по пояснице, он упал на четвереньки и проворно пополз за угол. Четвертый неподвижно лежал на утоптанном, в переливающихся алмазных блестках, снежном насте, мохнатая черная куртка усиливала его сходство с убитым животным.

— Пойдем, — Залман повернулся к пострадавшему, держа револьвер наготове и прислушиваясь: вдруг те вернутся? В прошлой уличной стычке его самого чуть не подстрелили. — Я провожу тебя до больницы.

— Спасибо. Идемте отсюда скорее, а то вас привлекут за убийство. Он не шевелится.

— Черт с ним. Если что, Трансмать меня прикроет. Меня зовут Залман, я из Трансматериковой.

— А меня теперь зовут Лидия Никес. По-моему, ты мне снишься.

— Это ты мне снишься.

Они стояли в потоке лунного света, ночная танхалийская улица перестала притворяться настоящей — просто угловатые куски темноты, а он-то принимал их за дома…

— У тебя лицо в крови, — напомнил Залман, понимая, что в этом сне бесполезно искать больницу.

— Еще бы. То, что от меня осталось, подняли из пропасти только на второй день. Он плакал, когда это увидел. Он решил, что это было самоубийство.

— А это не было самоубийство?

— Случайность. Ты же знаешь, какие там тропки, даже для кесу опасно. Там был куст, прямо на отвесной стене, свисал из трещины. Не знаю, как мне удалось за него ухватиться — наверное, сработал инстинкт самосохранения. Охрана до меня почти добралась, но им мешал скальный козырек. Похоже, меня отбросило порывом ветра немного в сторону, в тот день был шквалистый ветер. Одна из них — помнишь, та, которая красила шерсть на лице в синий цвет и носила на шее маленький нож из клыка саблезубой собаки, с золотой рукояткой…

— Иссингри.

— Ее спустили на веревке, и она стала раскачиваться, как маятник, отталкиваясь от скалы, постепенно увеличивая амплитуду. Еще немного, и она бы до меня дотянулась, но тут корни куста начали рваться. Прямо какая-то мистика… — Лидия растерянно обхватила руками плечи. — Этот несчастный куст с четверть часа выдерживал мой вес, и в самый последний момент… Такое впечатление, словно кто-то обрывал ему корешки один за другим. Все вокруг меня поехало, а дальше ничего не помню. Наверное, от шока у меня еще в воздухе сердце остановилось.

— Ты ведь опять живешь, — неловко напомнил Залман.

— Но мне так и не удалось прожить ту жизнь до конца. Хотя, с другой стороны, лучше уж детство в супермаркете, среди коробок с товаром и накладных, чем те отношения… Сейчас со мной ничего такого произойти не может, кому нужна тихая некрасивая девушка?

— Повторяешь прежнюю ошибку. Помнишь наши споры? Не надо подменять внутренние перемены внешними. А я, между прочим, сейчас сплю у себя на балконе… — Залман спохватился. — Ты ушел… ты ушла из супермаркета, где тебя можно найти? Давай встретимся и поговорим после того, как оба проснемся.

— В том-то и дело, что ты бодрствуешь только во сне, а когда ты просыпаешься, ты засыпаешь по-настоящему.

Нарастающий грохот заглушал слова Лидии и заставлял ходить ходуном пронизанную лунным светом пустоту.

— Залман, самое главное! Мне ведь все-таки удалось утащить это и спрятать. Там серпантин, погоню видно издали. Ясно было, что мне от них не уйти, поэтому я… — удары по барабанным перепонкам, и не разобрать, что она говорит. — Как иголка в стогу сена, никто не найдет…

Залман вздрогнул, кресло отозвалось скрипом. И угораздило же уснуть после обеда на солнцепеке! Теперь голова тяжелая, затекшее тело в липком поту, да еще грохот — кто-то колотит во входную дверь.

Пошатываясь, налетая на мебель, Залман потащился в прихожую. Его дверь — не барабан, неужели они этого не понимают?

На площадке стояли две летние фрейлины в платьях с вышитыми гладиолусами (у одной желтые, у другой розовые) и диадемах с подвесками-камеями, изображавшими Сандру в профиль. Летняя госпожа хочет видеть господина Ниртахо. Немедленно. В глазах у обеих сквозило раздражение оттого, что пришлось долго ждать и громко стучать, но они были хорошо вышколены и разговаривали с фаворитом Властительницы с подобающей любезностью.

Поездка до резиденции Летней госпожи на полуострове Касида заняла около двух с половиной часов, а потом была пешая прогулка через парк, над которым сверкали яркой мозаикой и позолотой все восемь башен Летнего дворца. В гуще зелени пряталось множество павильонов, среди них были и мраморные ротонды с колоннадами, и покрытые резьбой лакированные деревянные беседки, и сооружения сплошь стеклянные, неприятно напоминающие "Изобилие-Никес", но Сандра встретила Залмана не в павильоне, а посреди громадного розария, расчерченного каменными дорожками на квадраты. Фрейлин Властительница отослала и, оставшись с Залманом наедине, негромко сказала:

— Мне нужна твоя помощь.

— Кошка или перекидник? — осведомился он, нисколько не удивившись.

— То есть? — ее взгляд стал озадаченным.

— Тебе кошку с дерева достать или перекидник во дворец забрался?

— О, черт! — не то простонала, не то прорычала Сандра. — Нет!.. У меня в штате есть специальные люди, которые присматривают за дворцовыми кошками, и полно бездельников, отвечающих за отсутствие перекидников и прочего. Залман, ты должен разборчиво переписать свой дневник, почерк у тебя — застрелиться можно. Вначале, где ты писал для Вир, все это читабельно, а потом, когда только для себя, ты нарочно стал лепить неразборчиво. И еще надо расшифровать стенографические куски, ты использовал какую-то редкую разновидность стенографии — я подозреваю, что как раз там и есть самое интересное. У меня, знаешь ли, нет времени сидеть и разбирать твою тайнопись. В общем, ты должен это сделать, и поскорее.

— Сандра, прости, я не могу.

Они препирались битый час, и стоявшие в отдалении придворные сгорали от любопытства.

— Ладно, пусть этим займется кто-нибудь другой, — в конце концов отступила Сандра, убедившись, что он не в состоянии это сделать — ни морально, ни интеллектуально. — Тогда найди мне подходящего человека для этой работы.

— Разве тебе некому это поручить? А они? — Залман показал на кавалеров и фрейлин, издали похожих на нарядных кукол.

— Некому, — подслушать разговор никто не мог, и все же Сандра понизила голос. — Ты не понимаешь, о чем идет речь. От периода Темной Весны не сохранилось никаких письменных документов, одни домыслы. Кто-то позаботился о том, чтобы все пропало. Возможно, это было сделано ради того, чтобы уничтожить какую-то конкретную информацию.

— Происки Мерсмона, — подсказал он заученно.

— Может быть, — Сандра недобро усмехнулась. — Главное, что это было кем-то сделано, поэтому я никому не доверяю. Залман, мне знаешь, кто нужен? Какой-нибудь вчерашний школьник, без протекций, без связей. Соседи тебя любят, у них там не найдется внука-отличника или усидчивой и ответственной девочки? Можно, чтобы это был юный менеджер, но только не пламенный легионер, вот этих не надо.

— Эти менеджеры и легионеры мне уже снятся. В каждой газете про них пишут, если не про тех, то про других. Как раз сегодня после обеда я читал статью о драке легионеров с менеджерами, потом уснул…

Залман хотел рассказать ей свой сон, но запнулся — рассказывать-то не о чем, сплошная чепуха. Бывают такие сновидения: пока спишь, все в них кажется понятным, естественным, последовательным, а стоит открыть глаза, и они превращаются в кучу перепутанных обрывочных образов и впечатлений. Его полуденный сон имел ту же природу. Исходная точка — драка пламенных легионеров с юными менеджерами, а дальше пошел невообразимый для здравого ума хаос, да еще как будто разговор с Лидией Никес… Один из тех встречающихся в сновидениях разговоров, которые при попытке припомнить их после пробуждения теряют всякое подобие логики и смысла.

— Залман, пока я своего не добьюсь, я от тебя не отстану. Ты должен кого-нибудь найти мне для этой работы.

Сегодня на голове у Властительницы было украшение, напоминающее модель атома, на перекрученных золотых дугах искрилось множество мелких самоцветов. Ее упрямый взгляд не оставлял никакой надежды: и правда ведь не отстанет.

— Уже нашел! — Залман с облегчением вздохнул. — Есть одна девушка, юный менеджер, она как раз ищет работу. Лидия Никес, я познакомился с ней в Танхале. Она выросла в супермаркете и носит с собой нашатырный спирт.

Сандра открыла отделанный перламутром блокнотик, подвешенный к поясу на нитке жемчуга, и что-то пометила огрызком позолоченного карандаша, а Залман спохватился: зачем он предложил Лидию? С Лидией даже разговаривать нельзя. Это опасно. Это запрещено. В Танхале он с ней немножко поговорил и чуть не умер. Это все равно, что дергать дверь с табличкой "Не влезай — убьет".

— Подожди, она не подходит. Я тебе еще найду, других найду. Я сегодня спрошу у соседей…

То ли они слишком долго простояли на солнцепеке, то ли из-за того, что он начал волноваться, но пейзаж с каменными дорожками крест-накрест, розовыми кустами и группами нарядных людей в отдалении стал вдруг болезненно ярким, до рези в глазах.

— Чем больше, тем лучше, — согласилась Сандра. — Я сама выберу, кого надо. Уложишься до послезавтра? Я пришлю к тебе Оливию — она из тех фрейлин, которым я более-менее доверяю. Только про дневник ни слова, понял?

Вечером того же дня и на следующий день Залман ходил по соседям, смущенно и сбивчиво излагал суть дела (Сандре — ну, той Сандре, которая иногда его навещает, все ее видели — нужен кто-нибудь для работы со старыми бумагами, грамотный, со знанием машинописи и стенографии, парень или девушка после школы), извинялся и просил помочь. Соседи встречали его с редкостным радушием, усаживали за стол, угощали, вовсю расхваливая своих детей, внуков и племянников. Переписывать никчемные заметки — работа скромная, никому, кроме Сандры, не нужная, а люди такой энтузиазм проявляют, и даже не спрашивают, сколько за это заплатят! От их доброты Залману было неловко. Домой он вернулся поздно, с тяжестью в желудке после обильных угощений и списком из четырнадцати имен, который отдал утром Оливии, смуглой желтоволосой девушке с раскосыми глазами.

Прошло сколько-то времени, как будто не очень много (разве за временем уследишь?), и к нему в гости снова нагрянула Сандра. Привезла в подарок новый кофейный аппарат из цветного стекла, с переливчатыми гранеными шариками.

— Ты кого-нибудь выбрала? — спросил Залман, когда она напомнила про дневник.

— Выбрала. Девчонку Никеса.

Залмана охватило нарастающее беспокойство. Что-то пришло в движение, словно покинувший станцию зверопоезд набирает скорость. Он ведь и других ей предлагал! И до сих пор не забыл об этом, что с ним редко бывало.

— Почему ее?

— Она мне понравилась. Умненькая, симпатичная, без всех этих менеджерских ужимок.

— Сандра, лучше не надо!

Скорость уже такая, что все мелькает, вот-вот сольется в размазанный фон — зверопоезд взбесился, и погонщики не могут его остановить. Это изредка, но случается.

— В чем дело?

— Она… она похожа на электростанцию!

— Ну ты и загнул… — процедила Сандра после ошеломленного молчания. — Объясни мне, что общего у Лидии Никес с электростанцией?

Залман пытался объяснить, но не мог подобрать слов, чтобы описать свои ощущения: Лидия — она как запретная территория, озаренная лунным светом, на нее можно смотреть только издали.

— В ней что-то есть, понимаешь, спрятанное внутри… Вот именно, внутри! Поговорить с ней — это значит сделать первый шаг по дороге к электростанции.

— Еще чего-нибудь такого же скажешь или это все? Между прочим, ты ей понравился. Лидия боится мужчин, особенно светловолосых и незнакомых, а ты сразу внушил ей доверие. Она хочет перед тобой извиниться, потому что начала рассказывать о себе, увлеклась и не заметила, что ты плохо себя чувствуешь. Залман, что она тебе рассказывала? Она ведь замкнутая, себе на уме, и на откровенность ее вызвать трудно — это отзывы тех, кто ее знает. О чем она говорила?

— Не помню… — морщась от почти болезненного умственного усилия, виновато пробормотал Залман. — Вроде, про какой-то куст. Да, у нее был куст, и что-то с его корешками было не в порядке, а потом она, кажется, его уронила…

— В супермаркете? — слегка наморщив лоб, уточнила Сандра.

— Да… Или нет, мне это приснилось. Знаешь, как бывает во сне: похоже на связный разговор, а на самом деле — абракадабра.

— Жаль, что не помнишь, а то мне интересно, — она подошла к шкафу, присела на корточки и распахнула нижнюю дверцу.

Залман занервничал: как раз туда он спрятал от нее безделушки, которые обычно стояли на полках в стенных нишах.

— Лидия уже начала работать над твоим дневником, — бросила через плечо Сандра.

Глава 9

Танара — не та территория, где можно в два счета продать недвижимость. Будешь даром отдавать, и то не возьмут. Тем не менее госпожа Ханелина Сороши, соседка Залмана, рассчитывала сбыть свой ветхий домик с палисадником на вершине Рыдающей горы одной туристической фирме: уж больно удобное место для смотровой площадки.

По склонам Рыдающей лепилось много таких покосившихся домишек, отделенных друг от друга окаменевшими огородами и замусоренными пустырями, да еще вилась серпантином разбитая дорога, способная доконать любую машину. Все это серое, заброшенное, наводящее тоску. Задворки вечности.

Наверху было ветрено. И неказистый домик Ханелины, и старый-престарый забор, и крошечные сараи с дырявыми стенами скрипели и пошатывались, вцепившись друг в дружку, чтобы удержаться на месте. Зато вид открывался такой, что ради него стоило тащиться в гору по отвратительной дороге.

На севере купалась в шафранном свете Танхала, издали похожая на обитаемый город, благоустроенный и озелененный, и золотилась лента реки. На западе виднелась гора Пирог, широкая, приплюснутая, с пологими склонами — там находилась база Клуба Авиаторов, над Пирогом парил на привязи аэростат, напоминающий расписное яйцо, и кружило несколько дельтапланов. Вокруг раскинулись заросшие бурьяном пустоши, в прошлом плодородные сельскохозяйственные угодья.

А на юго-востоке и на юге, за двойной береговой стеной с часовыми, пулеметами и огнеметами, пузырилось грязное болото, непрерывно клокочущее, словно бормочущее угрозы. И торчала щетиной белесовато-серая осока, и корячились черные деревья, и стлался туман, и что-то шныряло — не поймешь, то ли оно есть, то ли нет, но посмотришь на это минут пять, и избавиться от привкуса страха уже невозможно. Гиблая зона.

Для иноземных туристов это будет аттракцион на "ура". И конечно, фирма построит удобную дорогу и гостиницу, а Ханелинину развалюху снесет, но Ханелина все равно хотела перед тем, как приглашать покупателей, "привести дом в порядок, чтобы все выглядело по-людски". Для этого она и зазвала сюда Залмана. Известно ведь, что в заброшенных постройках, особенно если до Гиблой зоны рукой подать, селятся всякие твари, и хорошо еще, если сотворены они Господом Богом или природой, а не всеобщим врагом Мерсмоном.

Залман выгнал из домика с полтора десятка перекидников, пару хрещаток, пятнистого серо-желтого ящера (величиной с небольшую собаку, с надменным и разочарованным взглядом опального короля), выводок мохнатых многоножек, одного медузника и колонию нетопырей. Все это убежало, уползло, уковыляло, улетело искать приюта в соседних домишках. Потом Залман собрал в мешок ядовитых слизней и похожих на упругие кожистые подушечки снаксов, плюющихся жгучими каплями. Теперь здесь можно по крайней мере переночевать.

Домик состоял из трех комнат и веранды с разбитыми стеклянными сотами вместо наружной стены, сбоку пристройка с кухней. Вещей немного — безнадежно испорченное старье. Ханелина и ее сестра Руфина (такая же сухопарая и чуть более нервная) занялись приготовлением ужина. Ругве, муж Руфины, с нелюдимым видом бродил по дому и дергал плоскогубцами ржавые гвозди: тоже добро, можно в утиль за деньги сдать. Их сын, длинный нескладный юноша (один из тех, кого Залману предлагали в переписчики для Сандры), маялся в окрестностях — бесцельно ломился сквозь засохший хрупкий кустарник, сшибал прутиком головки чертополоха, пинал какой-то хлам, игнорируя окрики Ханелины и Руфины.

Засунув руки в карманы истрепанной джинсовой куртки, Залман смотрел то на летательные аппараты, резвящиеся над Пирогом, то на далекую панораму Танхалы, то на запретное болото за бетонными стенами. Его снедало беспокойство, и хотелось поскорей отсюда уехать, но он не знал, как объяснить это Ханелине и ее родственникам. С юга вместе с ветром наползало серое облачное стадо, это ускорило наступление сумерек.

Из пристройки доносились громкие голоса Ханелины и Руфины. Они рассуждали о том, что надо жить, как люди, и чтобы все было, как у людей, чтобы никто не мог сказать, что у тебя что-то не по-людски. Слушая их, Залман ощутил тревожный холодок: "Кто же они такие на самом деле, если хотят быть похожими на людей?.." Впрочем, эта мысль забылась, когда позвали ужинать.

Устроились за шатким кухонным столом, застланным газетами. Консервы, холодные пироги, чай (воду привезли с собой), блюдо из мелко нарезанных овощей и кубиков колбасы, залитых острым соусом — это его готовили так долго. За едой Ругве воспитывал сына, указывая вилкой на Залмана: человек сделал полезное для всех дело — человек имеет право на хороший аппетит, и его присутствие за столом можно только приветствовать, а ты ешь в долг, потому что весь день лодырничал, ты пока еще ничего не заслужил.

Когда он замолчал, чтобы откусить пирога, сын, тоже покосившись на Залмана, пробубнил: "Если б со мной спали такие же бабы, как у некоторых…" — и заработал тяжелую оплеуху. Руфина опасливо пробормотала что-то насчет статьи за оскорбление верховной государственной власти, а Ханелина суетливо, с удвоенным радушием, начала потчевать Залмана чаем и своей стряпней.

После ужина он немного посмотрел на окутанную сумерками панораму (на береговой стене включили мощные прожектора, на Пироге мерцали огоньки, все остальное растворялось в серо-синей мгле) и устроился в гамаке на веранде. Здесь вовсю гуляли сквозняки, а с кухни, где зажгли старую масляную лампу, доносилось звяканье посуды и голос Ханелины.

Та говорила, что завтра надо будет подмести в доме, еще раз посмотреть, не осталось ли какого добра — и в путь, чтобы к вечеру вернуться домой. Потом стала рассказывать Руфине о ком-то из своих знакомых: он, конечно, псих, но тихий, добрый, люди о нем дурного не говорят, и безотказный — о чем ни попросишь, все сделает и денег не возьмет, если бы вызывать сюда Санитарную службу, ой-ой-ой сколько пришлось бы выложить, а он то же самое сделал даром, вот и посчитай, как хорошо сэкономили! Руфина что-то отвечала, их голоса убаюкивающее журчали.

Залману снилась комната: четыре стены, пол, потолок, все это условное, из сгустившегося тумана. Он понимал, что видит сон, и не удивлялся. Возле окна появился человек со скрещенными на груди руками. Волосы его казались то темными, то более светлыми, и это еще можно было списать на игру лунного сияния, но лицо тоже непрерывно менялось. То оно было завораживающе красивым, то, через секунду, его черты теряли твердость, становились неправильными и невыразительными. Залман некоторое время наблюдал за этими метаморфозами и наконец не выдержал:

— Выбери что-нибудь одно — или то, или другое.

Жидкие тусклые волосы рассыпались по плечам. Мелкие остренькие черты Лидии Никес.

— Наверное, это суетность, но мне жаль той внешности, которая была у меня в прошлый раз.

— Брось. Это не главное.

— Да, но все равно жаль. Кстати, Сандра стала взрослой.

— И давненько уже! — подтвердил Залман.

— Мне показалось, что при нашей встрече она меня подсознательно узнала. Как ты думаешь, это возможно?

— Не знаю. Я-то узнал тебя сразу, когда увидел около вокзала в Танхале. После того… как это случилось, прошло двести с лишним лет, где тебя столько времени носило?

— Нигде не носило. Все там же. Он меня не отпускал. Мои останки сожгли на погребальном костре, символическую горстку пепла похоронили, но его тоска, его мысли обо мне — все это меня держало, неволя еще хуже, чем при жизни. Восемнадцать лет назад мне удалось вырваться, в один из тех моментов, когда ему было не до меня. Берта Никес как раз рожала, прямо в супермаркете, в подсобке, и я туда влетела, как в отходящий от остановки автобус. Выбирать было некогда. Наверное, это правда, что он никого кроме меня не любил. На первый взгляд, романтично, а на второй — неправильно, получается что-то вроде помешательства на одном человеке.

— Ага, это верно. У нас мало времени, давай оставим в покое представителей мирового зла. Ты сможешь найти то, что спрятал… спрятала?

— Вряд ли… — на призрачном лице Лидии проступило выражение досады. — Их там целые россыпи. Если бы можно было найти, давно бы уже нашли без нас.

— Эта штука не светится, хотя бы чуть-чуть? — спросил Залман со слабой надеждой.

— Нет. Светиться начинает, только если пошла реакция.

— Должен же быть какой-то способ его отличить!

— Это будет третья проблема, — голос Лидии звучал задумчиво, как в те времена, когда она была другим человеком и выглядела по-другому. — Во-первых, сначала нужно туда попасть, во-вторых — сам знаешь…

— Знаю, — Залман помрачнел. — Как только я открою глаза, я сразу перестану что-либо соображать. Это тянется уже много лет, и, похоже, нет никакого лекарства, кроме смерти, но умирать пока не хочется. Главное, я до сих пор не понял, что это такое и когда оно меня накрыло. Если бы я мог освободиться…

Он не успел договорить, ткань сновидения с треском разорвалась.

Лежа в покачивающемся гамаке на темной веранде, Залман ошеломленно сознавал, что во сне опять о чем-то беседовал с Лидией Никес. Эхо собственных фраз еще звучало у него в голове — лишенный смысла набор слов (хотя во сне сказанное имело какой-то вполне определенный смысл, исчезнувший в момент пробуждения), и слова эти распадались на звуки, рассеивались в холодном ночном пространстве. Несколько секунд — и ничего не осталось.

Он не сам проснулся, что-то его разбудило. Наверное, облачное стадо уползло дальше на север, потому что разбитая стена, застекленная толстыми рифлеными шестигранниками, слабо поблескивала, облитая лунным светом. В дырах и трещинах свистел ветер, расшатанный домишко скрипел, под полом кто-то возился, за перегородкой храпели. Это все близкие звуки, неопасные.

Долгий далекий визг, замирающий на нестерпимо высокой ноте. Так визжат не от страха. Так визжат те, кто вселяет страх.

Залман выбрался из гамака. Хотя было холодно, его тело покрылось липким потом. Он подумал об оружии. У него нет оружия. Зато во дворе стоит машина. "Если не можешь дать им отпор — убегай. Только не теряй головы и не позволяй страху пригвоздить тебя к месту". Кто это говорил? Какой-то старый человек, очень большой, с охотничьим ножом на поясе, Залман смотрел на него снизу вверх. Картинка мелькнула и пропала.

Торопливо зашнуровав ботинки, он отворил висевшую на одной петле дверь в соседнее помещение. Спертый воздух, громкое дыхание спящих, храп. В темноте кажется, что стоишь на пороге необъятной залы.

— Вставайте! Надо уезжать отсюда, надо ехать сейчас!

Спящие застонали, завозились, потом кто-то включил фонарик, и зала мгновенно съежилась до размеров комнатушки, где еле-еле помещались четыре подвешенных в ряд гамака и бесформенный шкаф, источенный древоедами до такой степени, что он больше походил на чудовищно разросшийся древесный гриб, чем на предмет мебели.

— Вставайте! — повторил Залман.

— Чего? — сипло спросил Ругве. — Чего посреди ночи? Охренел?

Вдали взвыла сирена.

— Это у береговой охраны, — обеими руками держа у подбородка одеяло, нервно заметила Руфина.

— Там визжали, — объяснил Залман. — Плохо, когда так визжат. Вот, слышите?

На этот раз — целый хор, переплетающийся с низким воем сирены.

— Это боевой визг кесу! — авторитетно заявил отпрыск Ругве и Руфины, гордый тем, что оказался сообразительнее взрослых. — Нам в школе включали запись прослушать.

Почему они, все четверо, до сих пор сидят в гамаках, вместо того чтобы бежать к машине?

— Идемте!

— Ночью тут все равно не проедешь, — буркнул Ругве. — Береговая стычка. Там две бетонных стены с орудиями. Зря мы налоги платим, чтобы нас охраняли?

— Визжали не за стенами. Ближе.

— Почем ты взял? У тебя, что ли, измерительный прибор под черепушкой?

Залман растерялся, не зная, как передать свои ощущения, и тут загрохотал армейский набат, перекрывая все остальные звуки. Это означало: "Спасайся, кто может!", а почему — Залман, как назло, не мог припомнить.

— Прорыв! — побелев, ахнула Руфира. — Спаси нас, Господи!

Наконец-то они засуетились и полезли из гамаков.

— Две стены понастроили, а получается сплошная срань! — цедил Ругве, нашаривая что-то в потемках на полу. — Где мои штаны?!

— Па, главное — пистолет! — крикнул его сын, приплясывая от нетерпения. — Ты же ополченец запаса, где твой пистолет?

Выражение лица у него было испуганное, возбужденное и восторженное.

Ханелина с Руфиной охали и натыкались друг на друга, пытаясь собрать какие-то пожитки.

Залман выскочил во двор и завел машину. Фары включать не стал, чтобы снизу не заметили раньше времени, что на горе кто-то есть.

На стенах по-прежнему сияли прожектора, в их свете метались маленькие фигурки. Болото напоминало кипящую кашу, охваченную мертвенно-голубым мерцанием. Временами оно вскипало особенно яростно, и тогда из него что-то выплескивалось — на одном и том же участке, там как будто плети гигантского ползучего растения перехлестнулись через стену, а потом через вторую стену, и эти побеги шевелились, тянулись, хватали людей, которые, подбегая, что-то бросали и тут же отскакивали назад. Зрение у Залмана было достаточно острым, а полная луна и разгулявшееся люминесцирующее болото позволяли рассмотреть, что происходит. О прорывах из Гиблой зоны регулярно писали в газетах и говорили. Вот, значит, как это выглядит…

Из домика вывалилось остальное общество, и Залман сел за руль.

— Пусти меня! — Ругве взмахнул пистолетом. — Ты псих, твою мать, а я водитель трамвая!

Будто бы подчинившись, Залман вылез наружу, внезапным движением перехватил правую руку Ругве, отобрал пистолет и сунул в карман. Хорошо, теперь он вооружен и сможет защитить себя и этих людей.

— Садитесь скорее, — попросил он, снова занимая водительское место. — Поедем.

Ругве не сдался, попытался вытащить его из машины. Он был грузный и сильный, но неуклюжий. Оттолкнув его, Залман захлопнул дверцу, тогда он обежал автомобиль и забрался с другой стороны. Остальные уже устроились на заднем сиденье, так что Залман сразу же включил фары и рванул с места.

— Псих! — больно пихнув его локтем в бок, прорычал Ругве. — Пусти меня за руль!

Машину чуть не занесло, это было плохо. Залман, не глядя, нанес короткий удар, и Ругве обмяк.

В свете фар мелькали застывшие складки и трещины дороги — все это пыльное, лунно-серое, почти нереальное. Автомобиль трясло.

— Разобьемся же, разобьемся… — вскрикивала позади Руфина.

— Он раньше работал в Трансматериковой! — истово, словно молитву, произнесла Ханелина. — Он нас вывезет…

После этого Руфина замолчала, а ее сын, наоборот, ожил и начал время от времени подавать реплики:

— Ух ты, круто! Классная езда!

Машина мчалась по темной дороге, и это было не страшно: все вокруг неподвижное, каким оно и должно быть. Страшное промелькнуло на последнем отрезке серпантина, около полуразвалившегося кирпичного домика с круглой башенкой вместо второго этажа. Вчера, когда проезжали мимо, возле домика стоял ярко раскрашенный микроавтобус, в каких катаются иноземные туристы, и рядом большая палатка. Все это и сейчас там было. Фары автобуса озаряли копошившуюся группу людей… Нет, не людей, иных существ.

Несколько женщин — грациозно-гибкие, узкобедрые, длинноногие. Казалось, они одеты в облегающие бархатные трико, и на лица натянуты маски из той же ткани. На самом деле это была не одежда, а шерсть, покрывающая их тела. На запястьях сверкали браслеты, серебрились в лунном свете кольчужные безрукавки, к поясам были прицеплены изогнутые мечи, кожаные штаны заправлены в шнурованные сапоги-мокасины.

Они обступили что-то, распростертое на земле, все еще шевелящееся, и, время от времени наклоняясь, отрывали куски когтистыми серыми руками. Глаза горят, рты измазаны кровью. Когда появился автомобиль, они встрепенулись, оскалили клыки. В капот ударил то ли дротик, то ли камень.

Залман не стал тормозить. Вмешиваться бесполезно, здесь уже никому не поможешь, а тех, кто сидит в машине, еще можно спасти.

— Ух ты, кесу кого-то жрут! — с глуповатым восторгом выпалил мальчишка.

— Господи, я и не поняла сначала, что они делают… — пролепетала Руфина. — Господи…

Шоссе, связывающее береговые укрепления с внутренними областями Танхалы, находилось в хорошем состоянии, военные за ним следили. Мчаться по нему в глубь полуострова, пока не кончится бензин, и поменьше смотреть по сторонам — на эти насмешливо подмигивающие бледные огоньки, догоняющие машину, и на студенистые лужицы голубоватого трупного свечения, растекшиеся по земле за обочинами, и на скользящие там, в темноте, мощные ползучие побеги, и на роящихся в воздухе медузников — целые стаи полупрозрачных куполов с пучками мохнатых черно-белых щупалец…

Ругве начал подавать признаки жизни.

— Следующая — Парковая, — пробубнил он, вяло толкнув Залмана влажной толстой рукой. — Пока двери не закроются, не поеду. Трамвай не задница, все не поместятся.

Слева от дороги начала сгущаться и набухать, двигаясь вровень с машиной, какая-то тень. Не разобрать, что это такое. Оно словно играло в догонялки — то забежит вперед, то отстанет, чтобы потом снова обогнать объект преследования.

А впереди на шоссе что-то лежит… Опрокинутый автомобиль, оплетенный протянувшимися из темноты побегами. Когда проносились мимо, Залман расслышал скрежет сминаемого металла.

Тень, которая гналась за машиной, оформилось в нечто более-менее определенное, но трудноописуемое. То ли восемь, то ли десять конечностей. Странно перекрученное продолговатое тело настолько невероятной топологии, что при попытке его рассмотреть возникает резь в глазах, а мозг работает с бешеной перегрузкой и в то же время вхолостую, как колеса на льду. Залман и не смотрел на это, разве что краем глаза. Ловушка.

Впереди словно змеи переползают через дорогу… Это болотные побеги сплетаются в преграду, чтобы поймать машину. Игра окончена.

Он понял, что не успеет проскочить, и все равно не стал гасить скорость. Лучше умереть сразу. На конце взметнувшегося вровень с лобовым стеклом стебля раскрылся темный бутон: огромный студенистый глаз, в зыбком омуте зрачка отражается лунный свет.

— А-а-у-у-а!.. — дурным голосом взвыл Ругве, как раз в этот момент очнувшийся.

Замлан успел заметить, как метнулись в стороны кошмарные побеги — и машина полетела дальше по шоссе, болотная жуть осталась позади.

— Па, ты напугал их! — дрожащим фальцетом выкрикнул мальчишка. — Ты круто заорал, они нас пропустили!

Ругве не ответил: он опять потерял сознание.

Нечисти становилось все меньше, потом она и вовсе исчезла.

Сколько еще ехали, Залман не помнил. Дальнейшее раздробилось на куски. Огни какого-то поселка, и машина уже не мчится, а стоит на месте, кто-то открывает дверцу, помогает ему выбраться. "Давайте сюда носилки!" В отдалении стреляют. Он сидит на полу в каком-то помещении вместе с другими гражданами, ожидающими эвакуации, стульев на всех не хватило. К нему подходит медсестра, чтобы обработать царапину на шее. Спрашивает, откуда взялась царапина, однако этого он не помнит. Медсестра расстегивает ему ворот и наклоняется, чтобы рассмотреть медальон на золотой цепочке. Подарок Сандры. "Если попадешь в полицию, или в больницу, или куда угодно — всем показывай этот медальон, понял?" — Сандра столько раз это повторяла, что он запомнил ее слова. Медсестра кого-то зовет. "Что же вы сразу не сказали?!" Залмана переводят в другое помещение, где народа поменьше и есть свободные кресла. Его усаживают, дают выпить кисловато-сладкого вина. Потом приходит человек с бумажкой и зачитывает список: первая партия эвакуируемых — на посадку в автобус. Услышав свое имя, Залман встает и послушно идет к двери. В кармане что-то мешает. Пистолет?.. Залман отдает его полицейскому:

— Извините, это не мое. Мне запрещено носить оружие из-за умственного расстройства. Я не помню, как он у меня оказался. Возьмите, пожалуйста.

Глава 10

— Двадцать шесть человек погибло и тридцать семь пропало без вести. Туристы думают, что Гиблая зона — это аттракцион специально для них, но у нас-то каждый школьник знает, что пятидесятикилометровая полоса вдоль границы Гиблой зоны — территория повышенного риска. Ночевать там останется только больной на голову турист или набитый дурак. Залман, какого черта ты вообще там делал? Да еще в такой омерзительной компании!

Сандра стояла возле стрельчатого окна апартаментов-люкс в танхалийской гостинице. На ней был длинный приталенный мундир из переливчато-зеленого бархата, с золотыми эполетами и позументами, лосины и высокие сапоги из золоченой кожи. Летняя форма Верховного Главнокомандующего, каковым является Властитель либо Властительница, в зависимости от времени года. Круглое загорелое лицо горело сердитым румянцем.

— А что насчет компании? — спросил Залман, честно пытаясь вспомнить, каким образом его занесло в окрестности Гиблой зоны.

— Ничего особенного, просто личности этого пошиба никогда мне не нравились. Так чем ты вместе с ними занимался на Рыдающей горе?

— Не помню.

— Как оттуда выехал, помнишь?

Он вздохнул и развел руками.

— Уму непостижимо, как ты сумел оттуда вырваться, да еще эту семейку придурков вывез! Наверное, ты на время очнулся и снова стал самим собой. Жаль, что меня не было рядом.

Сандра взяла с подоконника большой чеканный кубок, залпом осушила (апельсиновый сок, она соблюдала здоровую диету — положение обязывает) и направилась к двери, бросив на ходу:

— Пошли.

— Куда? — уточнил Залман уже в коридоре, когда их окружили военные и фрейлины, и стало ясно, что из этой процессии просто так не выберешься.

— Съездишь со мной в танхалийский бункер. Его давно стоило осмотреть, и раз уж мне пришлось незапланировано сюда приехать, сделаем это сегодня.

— Осмелюсь доложить, моя Летняя госпожа, в силу своего местоположения этот древний объект не имеет стратегического значения, — раскатисто произнес огромный важный генерал, который молчком оттер Залмана и пристроился справа от Властительницы.

— Я все еще не получила удовлетворительных объяснений относительно того, почему ваши люди так перепились, что прозевали начало прорыва и не подняли тревогу сразу же, — процедила Сандра.

Генерал стушевался и счел за лучшее затеряться в хвосте свиты.

Кавалькада пятнистых, как здешние ящеры, армейских автомобилей. Резкий запах бензина. Разноцветный лак на ногтях у фрейлины, которая сидит справа от Залмана, а у той, что слева, розовые шелковые перчатки с вышитыми золотистыми звездочками.

Собор, похожий на засохший пряник. Сплошные заросли изжелта-белого шиповника и сорняков в человеческий рост. Приземистое бетонное сооружение — вход в древний бункер.

Внутри было промозгло и темно, всем раздали фонари. Блуждание по лестницам и пустым холодным помещениям. Потом Сандра, после короткого препирательства, отослала свиту, и они остались вдвоем.

— Задвинь засов. Чтобы никто сюда не влез без спросу.

Когда Залман выполнил ее распоряжение, она положила фонарик в нишу, обхватила руками плечи — наверное, мерзла — и негромко сказала:

— Знаешь, где мы находимся? Это самое безопасное место на Долгой Земле.

— Здесь как в погребе. Можно простудиться.

— Когда я была маленькая, я просидела тут больше суток и не простудилась. Правда, нас сюда набилось много, так что было тепло и душно. Ты ведь знаешь о том, что в последней битве с Мерсмоном одна из сторон применила такую жуткую хрень, что все население Долгой Земли на некоторое время лишилось рассудка и памяти?

Это был факт общеизвестный, Залман о нем помнил.

— Были исключения, однако об этом упоминать не принято. Я, например, рассудок и память не теряла. Меня спас волшебный амулет — хочешь, покажу?

Расстегнув мундир, Сандра достала из внутреннего кармана маленький замшевый футлярчик и вытряхнула на ладонь что-то, завлекательно сверкнувшее в луче фонаря. В первый момент Залман подумал о легендарном Камне Власти. Честное слово, он бы не удивился, если б оказалось, что этот чудесный предмет прибрала к рукам Сандра — при условии, что пресловутый магический артефакт существует на самом деле.

У нее на ладони лежало ювелирное изделие редкой красоты: овальный медальон сплошь усеян мелкими бриллиантами, и на этом переливающемся фоне — зелено-голубой стилизованный подснежник из крошечных аквамаринов и изумрудов.

— Похож на тот, который ты мне подарила. Только на моем рубиновый цветок, и он золотой, а этот не золотой.

— Платиновый. Это весенний, а у тебя летний. Такой медальон означает, что его обладатель находится под личной защитой Властительницы или Властителя. Все волшебство заключалось в том, что благодаря его наличию меня пропустили в бункер. Ходили слухи, что Танхала будет обстреляна из дальнобойных орудий, которые Мерсмон выращивал в Лесу, используя магию и биотехнологии. Мама повела меня в подземное укрытие, то есть сюда, а здесь — толпы народа, оцепление, неразбериха. Нас оттерли друг от друга, и мама успела крикнуть, чтобы я пробиралась к убежищу. Мол, я ребенок, меня пропустят. А туда пускали только самых-самых и членов их семей, но у меня на шее висело вот это. Одна из тех безделушек, что я выклянчила у Дэниса. Неизвестно было, кто одержит верх, так что медальон Мерсмона сыграл роль пропуска. Эта блондинистая сучка, эта бледная поганка Эфра из кожи лезла, чтобы Дэниса подставить. Если бы у него обнаружили медальон Властителя, его бы казнили, точнее, отдали бы кесу в качестве провианта. Незаконно присвоить знак высшей милости — тяжкое преступление, сейчас за это можно попасть в тюрьму, а тогда расправа была короткой. Но я была для Эфры неучтенным фактором! Когда я увидела на шее у Дэниса эту красивую штучку, я решила, что должна ее получить во что бы то ни стало. Я начала, как обычно, вздыхать и спрашивать, очень ли ему эта блестяшка нужна, а он без лишних слов снял ее, отдал мне и сказал: "Носи". Так что ты думаешь? Мерсмонова сучка подсуетилась, и дня через два Дэнис опять ходил с таким же медальоном. Второй я не стала выпрашивать, решила не жадничать. Но до чего это было подло — подставлять Дэниса, который ни разу в жизни мухи не обидел! Сучка — она и есть сучка.

Противоречие лежало на поверхности, настолько очевидное, что даже Залман не мог его не заметить.

— Если этот Дэнис был такой хороший, как ты говоришь, почему он дал тебе вещь, из-за которой могли казнить?

— Мне-то ничего не грозило. Я была маленькая. Бывает, что кто-нибудь из тех, кто находится в особой милости у Властителя, отдает свой медальон жене или ребенку, а то даже просит еще один для кого-то из своих близких. Меня бы не съели, только постарались бы выяснить, где я эту вещь взяла. Он мне так понравился, что я не стала прятать его вместе с другими блестяшками, я все время его носила. И он дважды меня спас. Первый раз, когда я вечером на окраинной улице нарвалась на кесу. Они были не из темной гвардии — пришлые, дикие, схватили меня и хотели сожрать, но когда увидели медальон Наргиатага, как кесу называли Мерсмона, это их остановило, они бросили меня и убежали. А второй раз, когда меня пустили в бункер. Так что я и жизнью, и своей здравой памятью обязана подарку Дэниса, — Сандра покачивала на цепочке волшебно сверкающую вещицу, и в ее голосе звучала грусть, от которой у Залмана тоже защемило сердце. — Это несправедливо, что он умер. Он никому не мешал и ни в чем не был виноват. Ладно, вернемся к моей истории. У входа в бункер была кутерьма, и все-таки я пролезла — я была толстенькая, но верткая. В давке мое пальтишко расстегнулось, шарфик съехал, и медальон Весеннего Властителя был на виду, так что офицер, который стоял у входа, сразу схватил меня и запихнул внутрь, а там кто-то другой меня сцапал — и в лифт, вместе с семьями государственных деятелей. Все были нервные, ошалевшие, никто не пытался выяснить, чей я ребенок. Медальон говорил сам за себя, а одета я была, как любимая дочка премьер-министра, опять же благодаря Дэнису. Эфра еще и денег ему давала, он их брать не хотел, но не брать не мог. Как я поняла из ваших подслушанных разговоров, если он по какому-нибудь поводу говорил ей "нет", она распускала руки. Зато я помогала Дэнису от этих денег избавляться, мы с ним шатались по магазинам и покупали для меня все самое дорогое, а потом шли в какую-нибудь кофейню, там я объедалась пирожными и пила самый лучший горячий шоколад. Ты однажды сказал ему, что это зря, что он меня так совсем избалует, а он ответил: "Пусть хоть кому-то будет хорошо, хотя бы ей". Себе он на эти деньги ничего не покупал и в кондитерских брал только кофе, весь десерт был мой. Как сейчас вижу: сидит он напротив за столиком со своей чашкой, бледный, задумчивый, такой красивый, словно это наваждение, а не человек, и в зеленых глазах — такая тоска… Я не знала, как ему помочь. Разве что залезть на крышу и скинуть оттуда кирпич на голову Эфре? Если бы представился случай, я бы так и сделала. Я его предупреждала, что за ним следят кесу, а он сказал: "Не обращай на них внимания". Тогда я поняла, что он про них знает, но ему все равно. А ты мне говорил, что все эти наряды, которые мы с Дэнисом покупаем — не главное в жизни, пусть они у меня будут, но я не должна придавать им слишком большое значение. Я пропускала это мимо ушей, но после поняла, что ты был прав — когда узнала, что Дэнис погиб, а ты попал в больницу и ничего не помнишь. Наряды и украшения у меня были, а вас больше не было. Наверное, тогда и закончилось мое детство.

Глубоко вздохнув, Сандра продолжила:

— Помнишь, я обещала рассказать, как у меня появилась сестра Элесандрина? Сейчас узнаешь. Мы провели в бункере около полутора суток. Никто не понял, что я ребенок из социальных низов, у меня хватило ума не раскрывать свое инкогнито. Потом кто-то объявил, что все закончилось, мы поднялись наверх, и я сразу припустила домой. Никаких разрушений я по дороге не видела, но заметила, что в городе что-то не в порядке. Транспорт не ходил, люди потеряно бродили по улицам, какой-то взрослый мужчина плакал и вслух жаловался, что не может найти свой дом. Когда я прибежала домой, начинало смеркаться. Мама и папа ужинали на кухне, и с ними сидела за столом девочка лет десяти-двенадцати, пухленькая, темноволосая и темноглазая, на ней было красное фланелевое платье в белый горошек. Я видела ее в первый раз, а моя мама угощала ее оладьями и называла Сандрой. "А ты чья дочка? — спросила мама, когда увидела меня на пороге. — Соседская? Садись, покушаешь вместе с нами. Как тебя зовут?" Господи, Залман, как я испугалась… Когда мы Эфру в Марсенойском парке встретили, когда Ушлеп за нами погнался, когда те кесу меня поймали и хотели съесть, я и то не испытывала такого страха!

— Почему? — удивился Залман. — Ты же благополучно вернулась домой.

— Да, но мама и папа меня не узнавали, мое место заняла какая-то чужая девчонка, которую они считали своей дочкой и называли моим именем! Любой ребенок тебе скажет, что это самый худший на свете кошмар. Брр, даже сейчас не по себе… Естественно, я разозлилась, как маленький дьявол, я не собиралась кому-то уступать своих родителей! Я начала показывать, где что лежит, говорила о вещах, о которых не мог бы знать посторонний, притащила из своей комнаты альбом с фотографиями, где мы все вместе. "Да, наверное, ты наша дочка, — согласились в конце концов мои бедные родители. — Но вот она тоже говорит, что наша…" Чужая Сандра хлопала слипшимися ресницами и смотрела так, словно в голове у нее не было ни одной мысли. У мамы с папой вид был не лучше. Я уже поняла, что с ними случилось что-то неладное, и не только с ними — со всеми, кого я видела на улицах. "А может быть, у нас их две? — нерешительно спросил папа. — Как ты думаешь?" "Ну, конечно, две! — с облегчением подхватила мама. — Две Сандры, двойняшки. Не ссорьтесь, девочки, садитесь кушать, а то оладьи остывают". Я показала второй Сандре кулак, но она продолжала молча кукситься. Тогда я сказала, что не собираюсь делиться с ней своими платьицами и куклами, что мое — то мое. "Ты всегда обижаешь сестру", — с упреком заметил папа, и это меня доконало.

— Откуда же она взялась? — спросил Залман. — Я так и не понял.

— Да очень просто. Когда всем шарахнуло по мозгам, девчонка была на улице, где живет и кто ее родители — забыла, стала плакать и искать маму. Видимо, встретила мою маму, которая тоже забыла, как выглядит ее единственная дочка и куда она подевалась. Поскольку Элесандрина отозвалась на имя Сандра, мама обрадовалась, что нашла меня, и повела ее домой.

— А разве настоящие родители Элесандрины ее не искали?

— Наверное, нашли себе какую-нибудь другую Сандру и успокоились. Или не Сандру даже… В те дни много чего перепуталось. Заодно из учреждений испарилась масса документов, это закрепило путаницу. Через некоторое время жизнь наладилась, и память у людей частично восстановилась, а появившиеся в ней провалы каждый заполнял правдоподобными домыслами на собственный вкус. И только те, кто в момент удара находился в этом бункере, помнили все. Несколько сотен человек. Не знаю, сколько среди них было подвида С. Вероятно, кто-то жив до сих пор, но вряд ли помнит Темную Весну так же хорошо, как я. У меня всегда была отличная память, не хуже, чем у тебя до болезни.

— Я всего этого не помню.

— Ты в это время лежал в тюремной камере в Кесуане, покалеченный после поединка с Мерсмоном, а Дэниса уже не было в живых, и Эфры тоже.

— Поединок — это из сказки, — возразил Залман. — Во время поединка персонаж, которого звали, как меня, ударом меча разбил Камень Власти в перстне у Темного Властителя, и после этого добро победило.

— А ты действительно его разбил?

— Сандра, это же вымысел!

— Камень Власти реально существует, — спокойно глядя на Залмана блестящими в полумраке глазами, сообщила Сандра. — Или, по крайней мере, существовал, пока ты не хватил по нему дуэльным мечом. Но я не думаю, что его можно так просто разбить. Вы с Дэнисом о нем говорили, вы называли его также Универсальным Уничтожителем и Активатором. Видимо, с его помощью можно все что угодно уничтожить и что-то там активировать. Когда о нем заходила речь, вы так конспиративно шептались, что я почти ничего не могла расслышать. Думаю, он должен выглядеть, как крупный бриллиант или рубин… Скорее, как рубин цвета крови. Теоретически, ты мог нанести удар с такой силой и точностью, что разрубил перстень, но камень не должен был пострадать, меч ведь не кувалда.

— Неужели ты во все это веришь?

— Похоже, кое-кому очень хочется, чтобы в это никто не верил, — упрямая усмешка-оскал, совсем как на ее детской фотографии в старом альбоме. — Поэтому я в это верю из духа противоречия.

— Камень Власти — это метафора торжества Тьмы, а его уничтожение символизирует победу добра над злом.

— Ага, цитата из программки к детскому спектаклю, на который ты сходил на прошлой неделе, потому что кому-то из твоих соседей некуда было девать лишний билет. Только знаешь, — она понизила голос до чуть слышного шепота, — победа над Мерсмоном не была победой добра над злом.

— Как так?.. — Залман понемногу начинал замерзать, а тут еще Сандра говорит такие странные вещи. — Он же был Темным Властителем, разогнал парламент, установил жестокий режим…

— С ним разделались не за это. Парламент и без него разгоняли несколько раз, и я могу перечислить полтора десятка жестоких режимов, которые были не лучше Темной Весны. У меня режим либеральный, я уважаю свободомыслие и позволяю людям жить так, как они сами хотят — кстати, меня научил этому ты. А если Властительницей станет Вир, она превратит всю Долгую Землю в одну большую казарму, это ее заветная мечта. Многим это не понравится, но Темной Властительницей ее за это не объявят. А уже после Мерсмона Осенний Властитель Сунге отправлял на каторжные работы жен, уличенных в супружеской измене, и ввел смертную казнь за подделку любых документов, даже самых пустяковых, вроде членского билета Общества любителей аквариумных рыбок. А два долгих года назад Летняя Властительница закатывала во дворце такие пьянки и оргии, что гости оттуда на карачках уползали, но в то же время установила крайне жесткую цензуру для театра и кинематографа — не иначе, равновесия ради. Граждане в таких случаях утешаются тем, что, хоть режим и суровый, зато в государстве порядок… даже если на самом деле порядок там и близко не валялся. В общем, зла в истории всегда хватало, но это был ожидаемое зло, на которое общество согласилось. А Мерсмон был оригиналом и бросал вызов общепринятому. Казни сошли бы ему с рук, но то, что он заключил союз с кесу, втрескался в Эфру и публично поклялся ей в верности, хотя Весеннему Властителю полагается менять избранниц каждый месяц, перегрызся с Высшими и разгромил храмы — это ни в какие рамки не лезло и вызвало противодействие. Мерсмон замахнулся на незыблемое, потому и стал Темным Властителем. Заметь, я говорю это без всякой симпатии к нему. За то, что он сделал с тобой, я его ненавижу.

Залман давно уже упустил нить ее рассуждений, вдобавок у него от холода зуб на зуб не попадал.

— Ну, пойдем, — капитулировала Сандра. — Я тоже замерзла.

С Танары она отправилась в Касиду, в Летний дворец, и потащила Залмана с собой. Он вначале вяло отбивался. В толпе придворных он чувствовал себя, как одинокий пешеход среди ревущих, сверкающих, нетерпеливо сигналящих автомобилей на шоссе.

— Ненадолго, — сказала Сандра. — Выпьем по чашке кофе в дворцовой библиотеке, и потом тебя отвезут домой.

Тогда Залман перестал спорить. Он любил сидеть в библиотеках, хотя содержание прочитанных книг забывал, разумеется, на другой же день.

По словам Сандры, когда он жил на затерянном в Лесу островке, для него огромное значение имела хранившаяся там библиотека. Якобы он сам об этом рассказывал. И он очень много знал — не меньше Дэниса, который был студентом Танхалийского университета. Он и ее приучил читать книги и думать над прочитанным. В общем, обычные для Сандры фантазии на тему "раньше": хотите — верьте, хотите — нет.

Дворцовые покои всегда вызывали у Залмана чувство замешательства, но едва он переступил порог библиотеки и увидел стеллажи с книгами, его охватило умиротворение. Он мог бы остаться здесь жить, если б ему разрешили.

Из-за стола поднялась, оторвавшись от работы, девушка-библиотекарь, присела перед Властительницей в низком реверансе. Хрупкое создание в длинном черном платье с небольшим шлейфом, многослойными кружевными манжетами и пышным жабо того же розоватого оттенка, в тон нежному румянцу. Волосы уложены в замысловатую прическу, глаза искусно подведены. На кого она так мучительно похожа?

— Лидия, будьте любезны, сделайте нам кофе.

— Лидия ведь была другая… — прошептал Залман, когда девушка вышла.

— Румяна, тональный крем, шиньон, — так же тихо отозвалась Сандра. — Слава богу, она юный менеджер, учить ее этому не пришлось. Никесы все такие бесцветные, так что не бывать Глебу Никесу Осенним Властителем — тут нужна харизма и своя собственная яркая внешность, косметические уловки не пройдут. Все Властители и Властительницы обладали привлекательной наружностью. Даже Мерсмон — красавцем он не был, но уродом, как его сейчас изображают, тоже не был. Интересное, запоминающееся лицо, я два раза видела его вблизи и отлично помню. Скотина, из-за Эфры, из-за этой дешевки…

За обрамленной лепными розами аркой, где виднелся второй зал с книгами, заклокотала закипающая вода.

— Я понимаю, что надо было сделать ее фрейлиной, — покаянным шепотом добавила Сандра. — Но это было бы хуже, у нее ни зубов, ни когтей, мои девчонки ее заклюют. Я назначила ее на должность младшего помощника библиотекаря — и местечко хорошее, и никто не завидует. Все равно ей надо здесь работать, чтобы найти ключ к твоей стенографической тарабарщине. Где только ты откопал свою тайнопись…

Нельзя. Он не помнил, что понаписал в своем дневнике много лет назад, но нельзя, чтобы Лидия эти заметки расшифровала и прочитала! Мало ли, к какой катастрофе это приведет… Залман точно знал, как будет выглядеть катастрофа: Долгую Землю окутает слепящий лучистый кокон, и мир за считанные минуты необратимо изменится. От одной мысли об этом все его внутренности сжимались в болезненном спазме. Нельзя нарушать запреты, нельзя ничего менять, нельзя…

— Сандра, не давай ей мой дневник, лучше сожги его, а Лидию куда-нибудь отошли. Зачем она тебе нужна?

— Спятил! — раздраженно констатировала Сандра. — Во-первых, если я сказала, что прочитаю твой дневник — я его прочитаю, от корки до корки, а сказала я это, еще когда мне было десять лет. Во-вторых, если я позабочусь о Лидии, это будет правильно.

— Почему ты должна это делать?

— Вот именно, должна, — глядя на сияющее витражное окно, в раздумье подтвердила Сандра. — Как будто я возвращаю кому-то долг, и это хорошо. Хотя не знаю, почему она вызывает у меня такое чувство.

— Она тебя приворожила.

— Ерунда. Меня нельзя приворожить. Просто есть люди, которые мне нравятся, и Лидия в том числе. А у тебя, Залман, в последнее время ум за разум заходит. Знаешь, я тут получила кое-какую информацию, сразу два варианта. С Магарана приехал с последним караваном известный психотерапевт, у него своя оригинальная методика — смесь науки и магии, очень эффективно. И еще старушка-отшельница на острове Белас — говорят, она снимает любую порчу, я недавно про нее услышала. Дай мне разобраться с текущими делами, и мы сделаем еще одну попытку. Может быть, на этот раз повезет?

Залман обреченно вздохнул. Сколько уже было таких попыток… Они наслаивались друг на друга, и все эти найденные Сандрой оригинальные психотерапевты, святые отшельники, старые ведьмы, светила психиатрии, практикующие колдуны сливались в одно существо со смазанными чертами, которое тормошило его, донимало расспросами, вводило в транс, выводило из транса, совершало те или иные манипуляции и после расписывалось в своем бессилии, объясняя неудачу тем, что случай тяжелый.

— Сандра, это бесполезно. Только время терять. Наверное, моя память и моя прежняя личность просто стерлись, и восстановить их невозможно. Не волнуйся, мне и так хорошо.

— Все равно попробуем. Вдруг на этот раз получится?

Лидия уже стояла под аркой с кофейником и двумя чашками на расписном лакированном подносе. Сандра жестом подозвала ее и сказала:

— Принеси еще одну чашку.

Когда она снова вышла, Залман почувствовал раскаяние: он ведь хочет добиться, чтобы ее выгнали с этой работы! Да, он прекрасно видел, что эта тихая невзрачная девушка — безобиднейшее существо, и в то же время в ней просвечивало что-то пугающее. Она вроде здешних окон, ее внешний облик — всего лишь тусклый витраж, за которым скрывается… Но что там скрывается, Залман выяснять не хотел.

Она вернулась с третьей чашкой, подошла к полукруглому диванчику в углу, где устроились Сандра и Залман. Властительница ободряюще улыбнулась ей. Лидия поставила чашку на овальный деревянный столик с инкрустированным венком из дубовых листьев и розовых бутонов, разлила кофе.

— Вы уже знакомы, не так ли? — светским тоном осведомилась Сандра.

— Да, моя Летняя госпожа. С вашего разрешения, я должна поблагодарить господина Ниртахо за его рекомендацию. Я не смела и надеяться получить такую работу.

Безукоризненная придворная речь — видимо, юных менеджеров учат в том числе этому. Голос негромкий, слабый. Залману опять стало стыдно, что он против нее интригует.

— Как продвигается твоя работа? — спросила Сандра.

— Моя Летняя госпожа, насчет стенографических записей я предполагаю, что господин Ниртахо объединил две или три системы в одну и создал свой собственный шифр. Сейчас я ищу к нему ключ.

— Ага, он мог до этого додуматься, — Сандра посмотрела на Залмана так, словно гордилась им. — А со своими помирилась?

— Да, моя Летняя госпожа. Только я с ними не ссорилась, я тогда просто ушла. Они ни в чем меня не упрекали, встретили хорошо. Они рады, что меня взяли во дворец. Папа даже поздравил меня.

— Конечно, у него там еще шестеро, а ты успешно начала самостоятельную карьеру. Не скучаешь вдали от супермаркета?

— Библиотека мне нравится больше.

После нескольких глотков крепкого ароматного кофе смутные страхи отступили, и на Залмана снова нахлынуло умиротворение. До чего же хорошо, что они сидят здесь втроем, словно ни с кем из них ничего не случилось… Только на окнах должны быть не цветные мозаичные картинки, а искрящиеся на солнце ледяные узоры, как раньше.

— По семье не скучаешь? — продолжала приставать с вопросами Сандра. — Если верить твоему папе, у вас такая дружная образцовая семья…

— Да, моя Летняя госпожа, она дружная — как сплоченный рабочий коллектив. Сильной привязанности между нами никогда не было… Но в то же время не было никакой жестокости, никаких лишних сложностей. Папа управляет семьей так же, как своим торговым предприятием. Я по ним не скучаю. Наверное, это может показаться странным, но мне гораздо больше не хватает моих близких из прошлой жизни. Я слышала, с носителями МТ это бывает.

— Разве ты не можешь найти их, как Сабари нашел свой бывший дом и кастрюлю с кредитками?

Упомянув Сабари, Сандра усмехнулась, Лидия тоже улыбнулась:

— Видимо, я помню свое прошлое не так хорошо, как Сабари, моя Летняя госпожа. Тем более что жила я тогда в Танхале. Вряд ли я смогла бы кого-то узнать, даже если они до сих пор живы. Хотя, одного человека узнала бы наверняка, я буквально вижу его мысленно… Жаль, не умею рисовать. Но я бы не хотела снова с ним встретиться, меня с ним связывали сложные и мучительные отношения. Думаю, он давно умер.

Сандра слушала с заинтересованным выражением на лице, поощряя ее говорить дальше. Залман допил кофе и рассеянно разглядывал листья и розы на полированной, кое-где поцарапанной столешнице.

— Мне в последнее время часто снится мой старший брат из той жизни, как будто мы с ним разговариваем, но о чем — не помню. Это началось после того, как я побывала в Танхале. Брата я очень уважала и любила, мне его не хватает больше, чем братьев и сестер, которые есть у меня в этой жизни.

— А мне приснились вы, — водя пальцем по инкрустированному дубовому листу, сообщил Залман, не понимая, с чего это вдруг его потянуло принять участие в беседе, да еще с Лидией.

Девушка смутилась и умолкла, зато Сандра тут же привязалась:

— Что тебе приснилось? Ты должен сказать!

— Ну… — растерявшись, Залман попытался припомнить хоть какой-нибудь клочок бессвязного сновидения. — Лидия в моем сне рассказывала, как она запрыгнула на ходу в отходящий от остановки автобус…

Лидия невольно рассмеялась:

— Что вы, господин Ниртахо, я бы никогда на это не решилась. Я ужасная трусиха.

— А что еще ты помнишь?

Такое бесцеремонное проявление любопытства в разговоре с носителем мнемотравмы было бы неприличным, не будь Сандра Властительницей.

— Помню один странный пейзаж, моя Летняя госпожа: деревья с плакучими голыми ветвями, похожие на ивы, но полностью белые, лепятся к уступчатым стенам громадного каньона, и далеко внизу течет мутная речка. У меня от этой картины кружится голова, а кто-то придерживает меня за плечо и объясняет, что по здешним тропкам человеку не пройти, поэтому мне нельзя гулять без охраны. Облачное небо, кое-где лежит снег…

Лидия говорила, незряче глядя на стеллаж с книгами, а Залман смотрел на Сандру и увидел, как вспыхнули на долю секунды ее глаза. Ни одна из лицевых мышц не дрогнула, а в глубине зрачков — беззвучный взрыв.

— Этот пейзаж буквально врезался мне в память, — продолжала Лидия, не замечая, как поразил Властительницу ее рассказ. — Как будто я там или что-то потеряла, или, наоборот, спрятала… Не знаю. Возможно, меня там убили, хотя своей смерти я не помню. Но я чувствую, что это место имеет для меня огромное значение, и я бы полжизни отдала, чтобы снова туда попасть. Здесь много энциклопедий и книг о природе с фотографиями и рисунками, и когда у меня будет свободное время, я попробую его найти. Хотя бы узнаю, что это за место.

— Здесь полно энциклопедий и чего угодно, только этого пейзажа ты там не найдешь.

— Но, моя Летняя госпожа… — Лидия наконец-то взглянула на Сандру. — Я думала, там есть все, что когда-либо видели исследователи…

— Там есть все, но твоего каньона с белыми горными ивами там нет, — голос Властительницы звучал по-прежнему милостиво, а глаза впились в глаза Лидии, словно приказывая воздержаться от вопросов. — Так что напрасно потеряешь время. К тому же фотографии, сделанные путешественниками, не всегда хороши. Бывало, что у экспедиции, вернувшейся из Леса, все до одной пленки оказывались засвеченными. Думаю, ты никогда не слышала об экспедиции Бергле в тысяча восемьсот девяносто девятом году?

— Слышала, моя Летняя госпожа, — девушка явно обрадовалась возможности показать эрудицию. — Экспедиция группы студентов в Гиблую зону, Вальтер Бергле был руководителем. Их не хотели пускать, но они все равно пошли. Почти все погибли, а те, кто выжил и вернулся, потом сошли с ума.

— Значит, Долгой Землей сейчас правит сумасшедшая Властительница.

— Вы там были?

Теперь она смотрела на Летнюю госпожу с изумлением, а Залман подумал, что Сандра нарочно направила разговор в это русло, чтобы похвастать своим участием в рискованной авантюре.

— Да, — реакция Лидии безусловно доставила Сандре удовольствие. — Вышло нас двадцать три человека, вернулось четырнадцать. Все пленки были засвечены, а карты, рисунки и записи вскоре исчезли непонятным образом. Несколько человек, включая самого Бергле, лишились рассудка — это были те, кто хотел во что бы то ни стало опубликовать отчеты экспедиции. Я не стала следовать их примеру и держала язык за зубами. Раза два-три на мою жизнь покушались, но это больше походило на предупреждение. Происки Мерсмона, злобного врага людей и Высших. Все, что я там видела, я держу в голове, этого мне достаточно. А ты откуда об этом знаешь?

— Из энциклопедии, моя Летняя госпожа. Однажды я хотела посмотреть, что такое барокко, и на статью о Бергле наткнулась случайно. Всего несколько строк мелким шрифтом. Это было, когда я училась в школе.

— Продолжай свою работу.

Сандра встала, Лидия тоже встала и сделала реверанс. Вслед за ними поднялся и Залман, разморенный после кофе, хотя следовало взбодриться. В коридоре Властительница передала его двум фрейлинам и велела отвезти домой. Сидя между ними на заднем сидении лимузина, Залман задремал. Его душила острая смесь запахов — бензин и духи, и он опять провалился в темный лабиринт с земляными стенами, и опять у него на руках была белокурая женщина с замотанным мокрой тряпкой лицом и покрасневшими от едкого воздуха глазами, и опять он не успел добежать до выхода раньше, чем она умерла… Почему этот кошмар всегда заканчивается одинаково?

Машина завернула во двор, одна из фрейлин грациозно выпорхнула наружу и придержала перед Залманом дверцу. Когда они уехали, он вошел в подъезд. Навстречу спускалась Ханелина в цветастых шароварах и вышитой кофточке, вид у нее был изможденный, даже истерзанный.

— Господин Ниртахо! — нервно выкрикнула она в ответ на приветствие. — Я не могу забыть весь этот ужас! Я стала бояться темноты! Кажется, потуши свет — и сразу из всех углов полезет… Мне прописали таблетки, но они не помогают. А вы как себя чувствуете после нашей поездки?

— После какой поездки? — в недоумении спросил Залман, не понимая, что она имеет в виду.

Глава 11

Сандра выполнила свое обещание — сводила Залмана и к магаранскому психотерапевту, и к святой старушке, которая жила в склеенной из картонных коробок лачуге на краю заброшенного огорода на острове Белас. Никакого толку. После этого Сандра надолго пропала. Только однажды позвонила и сказала, что Лидия закончила работу, дневник расшифрован и перепечатан, и она уже начала читать. Голос ее звучал злобно. Залман спросил, отчего она не в духе, а она вместо ответа бросила трубку.

Кажется, это называется — впасть в немилость. Именно так выразилась Ханелина: "Господин Ниртахо, люди говорят, вы впали в немилость?" Залман пожал плечами. Ему было все равно.

Потом Ханелину забрали в психушку, после того как она выскочила ночью на лестничную площадку и стала кричать, что у нее под кроватью сидит кто-то черный, и под шкафом тоже, и под ванной… Она перебудила весь подъезд, и ее увезли на "скорой".

Рассказывали, что свояк Ханелины, водитель трамвая, тоже спятил: когда он находился на маршруте, ему померещилось, что трамвай преследуют мерсмоновы твари — чтобы спастись от них, он погнал на полной скорости и въехал на остановке в другой трамвай. Оба вагона сошли с рельсов и опрокинулись, было много пострадавших, кого-то зашибло насмерть.

А все потому, что Ханелина с родней ездила на южное побережье Танары, когда там случился прорыв из Гиблой зоны. Даже если человек переживет эту жуть, он на всю жизнь останется напуганным. Везет тем, кто еще раньше свихнулся — им Лес по колено! Говоря так, соседи поглядывали на Залмана. Тот не понимал, какой реакции от него ожидают, и на всякий случай вежливо кивал.

В один прекрасный день во дворе появился дворцовый лимузин, и фрейлина сообщила, что Летняя госпожа приглашает господина Ниртахо на базу Клуба Авиаторов на горе Пирог.

В отличие от Рыдающей, невысокий и плоский Пирог находился вдали от береговых стен, и то, что выплескивалось при прорывах из гиблого болота, до его подножия не докатывалось, разве что медузники по ночам досаждали.

Над белым зданием базы реял ало-золотой стяг — это означало, что здесь находится сама Властительница. Залман и его сопровождающая подошли к группе фрейлин и кавалеров, наблюдавших за дельтапланом, который выписывал лихие виражи. Яркий аппарат выглядел необычно, и когда он снизился при очередной фигуре, Залман увидел, в чем дело: позади пилота сидят двое пассажиров, и размах крыла больше, чем у других машин.

Фрейлины ядовито перешептывались о том, что Летняя госпожа изволит катать свою новую фаворитку, которая только что не блюет от такой чести, потому что дико боится высоты, в ней нет ничего особенного, самая настоящая серая мышь, и никто не понимает, чем она приглянулась Летней госпоже…

Наконец тарахтящий, как мотоцикл, дельтаплан сел посреди зеленой лужайки. Пилотом оказалась Сандра, пассажирами — один из придворных и Лидия. Костюм Сандры был расшит галунами, летный шлем украшен драгоценными камнями, все это сверкало в лучах солнца, наполовину утонувшего в розовой облачной перине над западным горизонтом. Жестом приказав свите держаться на расстоянии, она смерила Залмана взглядом и процедила сквозь зубы:

— Сколько грязи ты на меня вылил в своем дневнике!

— Сандра, я не хотел… — от неожиданного обвинения Залман опешил. — Я не знаю, что там написано, все равно извини… Все, что там написано — неправда.

— Да все правда, — она с досадой усмехнулась. — До последнего слова. Я действительно была такая, как ты описал. Когда вся эта история началась, мне было восемь лет, а когда закончилась — одиннадцать, и я была кошмарным ребенком, хуже любого мерсмонова чудища, но ты мог бы изобразить меня поромантичней, как-нибудь приукрасить… Все-таки я была в тебя влюблена! Ладно, обида у меня уже прошла. Ты обязательно должен прокатиться со мной на дельтаплане. Когда лето закончится, мы приедем сюда втроем, и будем летать с утра до вечера, а потом отправимся в турне по всей Кордее, начало осени — прекрасное время для путешествий. Ты будешь за рулем, после твоего подвига во время прорыва на другого шофера я не согласна.

— Ты сказала — втроем? Нас ведь двое…

— Не смогу же я при моем ранге обойтись без секретаря-референта! Пусть я уже не буду Властительницей, я получу пожизненный титул гранд-советника, и мне полагается собственный штат. Но сначала я устрою себе отпуск, это будет потрясающий отпуск, вот увидишь… Залман, самое главное: теперь недолго осталось ждать, когда ты снова станешь самим собой. Есть у меня кое-кто на примете.

— Опять святой психотерапевт, который живет в домике из картонных коробок?

— Ты перепутал, психотерапевт принимал нас в офисе, а в домике была бабушка-отшельница. Этот, о ком я говорю, тоже отшельник, мы к нему завернем во время путешествия. Он наверняка сможет тебя вылечить, с полной гарантией. Идем.

Они пошли к ансамблю белоснежных построек, над которым развевался стяг Летней госпожи, за ними потянулись придворные. Залман бросил взгляд на юг, где виднелась похожая на понуро сидящую собаку Рыдающая гора, а дальше клубился туман над гиблым заболоченным краем. Сандра тоже посмотрела в ту сторону, прищурилась, словно что-то оценивая, и сказала:

— Я приказала разработать защитные костюмы для гражданского населения, на случай большого прорыва. Не такие тяжелые, как доспехи лесной пехоты, но достаточно надежные — от ядовитой слизи, от ножей кесу, от кровососов. Завтра привезут экспериментальные образцы, и все будут их примерять, ты тоже.

— Хорошо, — покорно согласился Залман.

От планов Сандры у него голова пошла кругом. Если она еще чуть-чуть добавит, он вообще перестанет соображать.

Ужин им подали в личные покои Властительницы, сменившей летный комбинезон на платье из вишневого бархата, с парчовым лифом и пышными рукавами. Громоздкий проигрыватель в черном лакированном корпусе, разрисованном райскими птицами, орал так, что они едва слышали друг друга, но Сандра не стала убавлять звук.

— До конца лета осталось всего ничего, — отпив вина, сообщила она хмуро. — Уже вовсю идут состязания между претендентами на Осенний трон. Лидирует Тиберт Вересмар из партии военных радикалов, ближайший соратник Вир Одис, отставной лесной пехотинец. В отставку его выпихнули генералы, для которых он был, как заноза в седалище. Если он победит, Зимней Властительницей вслед за ним, скорее всего, станет пламенная легионерша госпожа Одис. Я имею представление об их программе, они многое переиначат на свой лад. Объявят военное положение, повсюду введут казарменные порядки. Антисоциальными субъектами будут считаться не те, кто бьет и грабит прохожих в темных закоулках, а те, кто не хочет ходить строем. Уж лучше бы Никес, но он Вересмару по всем статьям проигрывает. Залман, я правда ничего не могу поделать. Если я начну любыми честными или нечестными способами противодействовать Вересмару, мне дадут по рукам. Меня уже… скажем так, предупредили. Радикалов поддерживает сильнейшая группировка Высших. Вот, кстати, чего я не понимаю: почему они Вир до сих пор не сделали Высшей, неужели она за столько-то лет не заслужила? — Сандра сцепила унизанные перстнями пальцы и, наклонившись вперед, продолжила: — Вересмар, Вир и компания спекулируют на опасности прорывов, но порождения Гиблой зоны никогда не проникали дальше пятидесятикилометровой полосы, не лезь туда — и все в порядке. А береговой охране надо поменьше пить, тогда лишних жертв не будет. Долгой Земле всегда хватало профессиональной армии, незачем ставить под ружье всех поголовно. У них такие планы, что гражданского населения вообще не останется. Будет элитная армия, просто армия, да еще аутсайдеры — те, кто не сумеет вписаться в эту систему. Вир всю жизнь об этом мечтала — и, похоже, скоро дорвется! Залман, это будет самый жестокий и в то же время самый унылый период в истории Долгой Земли. Ну, ничего… Когда ты опять станешь самим собой, мы с тобой вместе горы своротим.

Она говорила, почти не разжимая губ, и Залман придвинулся ближе, чтобы разобрать ее слова. Со стороны могло показаться, что они любезничают, слушая низкий и страстный, с порочной хрипотцой, голос певицы.

— Не расстраивайся, но я думаю, что вылечить меня невозможно.

— Посмотрим. Ты еще прочитаешь свой дневник — не сейчас, немного позже.

— Я не буду его читать.

— Будешь. Это важно. Многое оказалось не так, как я думала. Помнишь, ты сказал, что Дэнис поступил нехорошо, отдав мне медальон, из-за которого могли казнить?

— Какой медальон?

— Медальон высочайшей защиты. Никакой опасности не было, Дэнис дал мне медальон, полученный от самого Властителя, имеющий законную силу, я ведь была такой сорви-головой — во что угодно могла вляпаться. А я ему даже спасибо не сказала, и теперь уже никогда не скажу.

Протянув руку, Сандра наконец-то убавила хриплую певицу.

— Ладно, пора спать. Имей в виду, завтра утром у нас тренировочный полет втроем — я, ты и Лидия.

— Сандра, зачем? — угнетенно пробормотал Залман.

Он чувствовал: что-то начинает расползаться по швам, и если оно совсем расползется — катастрофы не избежать.

Он и на следующее утро проснулся с дурным предчувствием. После завтрака всем раздали защитные костюмы: куртка и штаны из толстого, в несколько слоев, стеганого материала, высокие сапоги вроде болотных, шлем с прозрачным щитком, как у мотоциклистов. До обеда придворные по приказу Властительницы разгуливали в таком виде, чтобы оценить, насколько эти костюмы удобны. Залмана общая участь тоже не миновала. Сандра заставляла их бегать, приседать, фехтовать на дуэльных мечах и сама подавала пример. Иноземные туристы, высыпавшие из отеля, глазели на это с большим удовольствием.

Залман освоился в костюме за полчаса и все упражнения выполнял запросто. Лидия, которой Сандра уделяла особое внимание, двигалась, как и большинство девушек, неловко, фрейлины жаловались, что костюмы неудобны и сапоги тяжелые.

Только после обеда Сандра разрешила свите переодеться, натянула свой летный комбинезон и позвала Залмана с Лидией кататься на дельтаплане. Свист ветра, металлическая рама подрагивает, мотор оглушительно тарахтит, а внизу — травяные пустоши и развалины Танары, плавно изогнутая серая кайма береговой стены, бескрайний Лес, обезображенный белесым шрамом Гиблой зоны. Чтобы не было крена из-за разницы в весе, с той стороны, где сидела Лидия, раму дельтаплана утяжелили балластом. Покосившись на девушку, Залман заметил, что глаза ее закрыты. Неужели уснула? Наконец Сандра посадила машину.

— Ну, как? — спросила она, когда двигатель умолк.

— Страшно, — открыв глаза, призналась Лидия. — Ничего, я привыкну.

Казалось, они за это время подружились — насколько возможна дружба между Властительницей и тихой застенчивой девушкой.

— Я сверху кое-что заметила, сейчас к нам чертовы гости пожалуют, так что выкинь из головы все лишнее, вспоминай какие-нибудь шлягеры и речевки юных менеджеров.

Залман не понял, почему Сандра так говорит, а Лидия, видимо, поняла, потому что испуганно кивнула. Ободряюще подмигнув ей, Сандра направилась к придворным и техникам.

Гости и правда вскоре пожаловали: пятнистая машина с нарисованными на дверцах факелами, из которой вышли Вир Одис и двое мужчин. Один рослый, с мужественной улыбкой и резко очерченным квадратным подбородком, его фотографии в последнее время часто мелькали в газетах. Другой невысокий, неброской наружности, но его взгляд моментами производил впечатление почти угнетающей силы и энергии. Все они были в форме инструкторов Пламенного Легиона.

Невысокий представил Сандре Тиберта Вересмара, претендента на Осенний трон.

Бронзовое от загара лицо Властительницы разгладилось и стало безмятежно-светским, как на глянцевой фотографии в журнале. Она открыто улыбнулась — словно для того, чтобы продемонстрировать свои жемчужные зубы, ответила что-то любезное и начала рассказывать о защитных костюмах, которыми предполагается снабдить гражданское население Танары. Кандидата в Осенние Властители эта идея восхитила, и он пообещал, в случае своего избрания, поддержать и довести разработку до конца. Потом спросил, нельзя ли ему прокатиться на дельтаплане. Улыбка Сандры стала еще шире: "Отчего же нельзя? Пожалуйста!" — и чуть погодя в воздух взмыли две машины. У Вересмара — оранжево-белое крыло, у Сандры — ало-золотое, она взяла тот дельтаплан, на котором обычно летала в одиночку.

Это было похоже на дуэль. Словно Сандра задалась целью всем показать, что Вересмар как дельтапланерист ей в подметки не годится. Боевые развороты, "горки", пике… Последним трюком они особенно увлеклись, и Вересмар, пытаясь превзойти Летнюю Властительницу, рисковал разбиться, да она и сама подвергалась опасности. Придворные следили за воздушным представлением, затаив дыхание. Лидия сцепила перед грудью тонкие белые пальцы, запрокинула голову и не шевелилась. Вир Одис сурово хмурилась. Напоследок Сандра вошла в такое крутое пике, что зрители ахнули — и второй раз ахнули, когда она из него вышла. Вересмар проделать то же самое не посмел.

Соперники посадили машины, и придворные разразились аплодисментами. У Сандры текла из носа кровь, к ней подскочила фрейлина с кружевным платочком. Вересмар, расстегнув пряжки ремней, подошел и поздравил Властительницу с победой: он восхищен ее отвагой и мастерством, и очень надеется на плодотворное сотрудничество с гранд-советником Янари после наступления осени.

— Вы не сомневаетесь в своей победе? — Сандра улыбнулась. — Однако сегодняшнюю дуэль вы проиграли…

Уверенная улыбка Вересмара на мгновение поблекла.

Прислужницы в шелковых платьях с набивными цветами — у одной ромашки, у другой одуванчики, у третьей анютины глазки — принесли прохладительные напитки и костюм, поскольку кандидат в Осенние Властители очень настойчиво просил показать ему экспериментальный образец.

К Сандре подошел невысокий инструктор пламенных легионеров, приехавший вместе с Вересмаром и Вир Одис, и Залман слышал, как он негромко сказал ей:

— Вы слишком увлекаетесь, моя Летняя госпожа.

— Что за беда, господин Андреас? — улыбнулась Сандра. — Обычное соперничество между уходящим летом и наступающей осенью, разве от нас не ждут именно этого?

— Вы рисковали собственной жизнью, чтобы спровоцировать Вересмара на пике, из которого он не смог бы выйти. Грубая уловка, Властительница. Вы растрачиваете свои силы впустую… так же, как растрачиваете казну на так называемые социальные нужды.

— Ну да, лучше б я отдала эти деньги Пламенному Легиону.

— Это было бы разумней, моя Летняя госпожа.

Господин Андреас слегка поклонился, сделал несколько шагов в сторону — и растаял в воздухе. Придворные словно бы не заметили ни этого чуда, ни того, что он разговаривал с верховной правительницей недопустимым тоном.

— Ты видела? Он исчез! — подойдя к злющей Сандре, прошептал Залман. — Странно, если человек вот так исчезает, правда?

— Это был Высший, — тоже шепотом объяснила Сандра. — Один их тех, кому Мерсмон объявил войну не на жизнь, а на смерть, из-за чего и стал Темным Властителем. Они еще не то умеют. Он пытался прочитать мои мысли, но это невозможно — я еще в детстве запретила кому бы то ни было проникать в мой разум.

— Как запретила? — удивился Залман.

— Категорически. Об этом есть в твоем дневнике.

После исчезновения Высшего обстановка стала более непринужденной. Вересмар надел экспериментальный костюм, взял дуэльный меч и предложил всем желающим тренировочный поединок, один из кавалеров принял вызов. Сандра подозвала Лидию, державшуюся в сторонке от фрейлин.

— Ты последовала моему совету?

— Да, моя Летняя госпожа, у меня уже в голове звенит от менеджерских речевок. Думаю, он меня вообще не заметил.

— Они замечают все, — возразила Сандра.

К ним приближалась Вир Одис, и Сандра шагнула ей навстречу, словно заслоняя собой Залмана и Лидию.

— Прошу прощения, что вмешиваюсь не в свое дело, моя Летняя госпожа, но вы окружаете себя не достойными такой чести людьми.

В отличие от Высшего, Вир разговаривала с Властительницей почтительно, однако в ее интонации было что-то неприятное, старушечье, диссонирующее с обликом этой статной бритоголовой женщины с военной выправкой. Словно Ханелина по секрету рассказывает о том, что соседка с нижнего этажа у себя на кухне развела грязь.

— Объяснитесь, госпожа Одис, — кротко попросила Сандра.

Она была ниже ростом, и крупноватые черты ее лица были не так правильны и красивы, как у Вир Одис, и все же та рядом с ней проигрывала. Сандра походила на сосуд с темным игристым вином, а Вир — на сосуд с горьким лекарством, которое не проглотишь, не поморщившись.

— Еще раз извините, моя Летняя госпожа, но вы напрасно приблизили к себе эту девчонку, — указав на Лидию, все тем же характерным тоном Ханелины произнесла Вир Одис.

— Что вы имеете против моего библиотекаря?

— Ее прошлое, моя Летняя госпожа.

В отдалении на лужайке звенели мечи — это будущий Осенний Властитель демонстрировал придворным свое фехтовальное мастерство.

— То есть?

— Она была в прошлой жизни не тем, за кого себя выдает.

— То есть? — приподняв брови с преувеличенно заинтересованным видом, повторила Сандра.

— Она не по праву пользуется льготой на проезд в общественном транспорте. Она никогда не была активным участником антимерсмонианского движения.

— Тут я всецело полагаюсь на мнение врачей и психологов, которые занимаются проблемой МТ, госпожа Одис. Кроме того, по закону ни один человек не отвечает за свои действия, совершенные в прошлой жизни.

— Кое-какие либеральные законы давно пора пересмотреть, — осуждающую старческую интонацию сменила агрессивная, с нотками скрытого торжества.

— Это что же, часть вашей политической программы? — понимающе хмыкнула Сандра. — Н-да, веселая жизнь ожидает Долгую Землю…

Вир Одис поняла, что невзначай сказанула лишнее. Слегка сузив глаза, она заговорила другим тоном — решительным, полным сдержанного напора:

— Такие, как эта девушка, ненадежны, моя Летняя госпожа, это потенциальные предатели. Долгая Земля находится в состоянии войны, и ей нужны сильные люди — такие, как вы.

— Надо же, вы мне льстите… Только с кем это мы воюем — с примитивными племенами кесу?

— С темными силами, с Гиблой зоной, с Мерсмоном. Вы и сами это знаете.

— Мерсмона заблокировали в Гиблой зоне и превратили в пугало, это не реальная опасность, а всего лишь символ опасности. Ну, устраивает он эти свои прорывы в пятидесятикилометровом радиусе — очень страшно, не спорю, но если у тебя хватит ума до наступления сумерек убраться на шестьдесят километров от берега, тебе уже ничего не грозит. Ушлеп и то наносит нам больше ущерба, чем Мерсмон.

— Материального ущерба, — уточнила Вир. — Подумайте о том, моя Летняя госпожа, что будет, если Мерсмон однажды вырвется на свободу? Зло нельзя окончательно победить, его можно только побеждать раз за разом. Вы видели эту светящуюся слизь, эти черепа на паучьих ножках, эти деревья с внутренностями на ветвях?

— Видела. Довольно-таки по-дурацки все это выглядит.

— Это выглядит страшно, моя Летняя госпожа. Вот против чего мы собираемся вести войну, потому что, если Мерсмон вырвется из Гиблой зоны, такой станет вся Долгая Земля!

— И туристы к нам валом повалят…

— Только встречать их будет некому. Такие, как она, — Вир презрительно мотнула головой в сторону Лидии, — превратятся в зомби, а такие, как я или вы, будут с оружием в руках вести неравную войну.

— Такую уж неравную? В прошлый раз Мерсмон был побежден.

— С большим трудом, и то одержать над ним победу помогла случайность. Вернее, вовремя нанесенный удар по незащищенному месту, который он принял за случайность… — лицо Вир озарила злорадная ухмылка. — Это было устроено со знанием дела! Если б он понял, что это был направленный верной рукой удар, он пришел бы в ярость, и это придало бы ему сил, но его удалось провести.

— Пожалуйста, расскажите подробнее, госпожа Одис. Я ничего об этом не знаю.

— Это был для него хороший удар! Даже злые демоны способны любить, но даже с теми, кто им всего дороже, они будут обращаться отвратительно. В общем, кое-что случилось, как бы самоубийство, — она опять многозначительно ухмыльнулась, — и Мерсмон, не зная всей правды, начал себя обвинять. Можно сказать, что он обрушил свое зло не вовне, а внутрь, на самого себя. А тут еще к нему пришел человек, который те же обвинения высказал вслух, швырнул ему в лицо. Это не было срежессировано теми силами, которые нанесли Мерсмону удар, но произошло своевременно, и этим воспользовались. Парень в общем-то недалекий, что на уме, то и на языке, неуправляемый вдобавок. Слово за слово, у них дошло до драки, и Мерсмон из своего собеседника чуть душу не вышиб. Тот сам напросился, у него никогда не хватало ума понять, что такое субординация. Мерсмону после этой расправы стало не легче, а еще гадостней, тут-то ему и нанесли второй удар — это была уже чистейшая магия. Его сокрушили в тот момент, когда он занимался мысленным самоистязанием. Неизвестно, справились бы с ним или нет, если б он защищался, используя всю свою силу, но его одолели с помощью хорошо просчитанной комбинации, это было умно!

— В общем, интриги, совсем как у моих придворных.

Ирония в голосе Властительницы заставила Вир Одис сменить тон на холодновато-наставительный:

— Я рассказала вам, как Высшие победили зло, угрожавшее всей Долгой Земле. Сейчас это зло сковано и заперто в Гиблой зоне, но если кто-нибудь выпустит его на свободу — неизвестно, что будет… Этого надо бояться. Я надеюсь, моя Летняя госпожа, я не зря все это вам рассказала.

По-военному, на мужской манер, поклонившись Властительнице, она повернулась и пошла к своему товарищу, который беседовал с придворными кавалерами возле машины с факелами на дверцах.

— Спасибо тебе, Вир, — прошептала Сандра. — Господи, какая же ты дура…

Ее глаза цвета темного шоколада блестели так, словно она получила неслыханный подарок.

— Лидия, ты слышала, что она рассказала о Мерсмоне?

— Нет… — тихонько, подавленным голосом отозвалась Лидия. — Простите, моя Летняя госпожа, я не слушала. Я в это время думала о своем прошлом.

— Жаль. Это было интересно.

— А я слушал, — вмешался Залман. — Она ничего не сказала про меня, про поединок и про разрубленный перстень с рубином, в который ты веришь.

Вересмар и Вир Одис опять направились к ним, чтобы попрощаться с Властительницей, как того требовал этикет. Когда автомобиль с эмблемами Пламенного Легиона уехал, служанки в платьях с цветочным рисунком вынесли на лужайку столики и плетеные стулья, расставили фрукты, сладости, вино. Сандра позвала за свой столик Залмана и Лидию. Срок ее правления подходил к концу, и церемониал соблюдался уже не так строго, как раньше. Они сидели втроем в расстегнутых на груди летных комбинезонах, а на площадке между нарядными белыми постройками и оцинкованными ангарами придворные затеяли танцы, к ним присоединились иноземные туристы и авиаторы из Клуба. Квартет музыкантов устроился на открытой террасе отеля — деревянной, недавно покрашенной в белый цвет и уже успевшей облупиться.

— Ты умеешь танцевать? — спросила Властительница у Лидии.

— Нет, — грустно ответила Лидия. — Этому нас в супермаркете не учили.

Залман взял из вазы шоколадную фигурку и повернулся к Сандре:

— Ты прочитала этот дневник, и теперь-то ты понимаешь, что жизнь не похожа на сказку? Там должно быть написано, что у меня с Мерсмоном не было никакого соперничества из-за придуманной Эфры.

— Ну конечно, не было… — согласилась Сандра.

— Вот, наконец-то ты рассуждаешь здраво!

— …ведь Эфра была фиктивной женой Мерсмона. Никакой там безумной любви — это был брак по расчету, сделка двух отпетых циников. Они разыгрывали спектакль перед широкой общественностью, а на самом деле никто никого не ревновал. Мерсмон был крайне заинтересован в ее добровольном сотрудничестве и ни в чем ей не отказывал. По условиям своего контракта Эфра имела право на личную жизнь, и когда у вас началось, Темный Властитель не возражал, лишь бы вы не выставляли эту связь напоказ. Его это очень даже устраивало: он не хотел, чтобы Эфра в него влюбилась, а когда появился ты, эта опасность отпала. И расстались они мирно. Эфра была от тебя беременна, и Мерсмон ее отпустил — его уже загнали в последний раз в Кесуан, и он больше не нуждался в ней, а ты хотел отвезти ее в безопасное место. Вы отправились через Лес к архипелагу, но дальше вам не повезло. Вышло так, что вы попали в норы суслагов с ядовитыми испарениями, ты пытался спасти Эфру, но у нее случился выкидыш, — сейчас Сандра говорила об Эфре с сочувствием, никаких "сучек" и оскорбительных эпитетов. — Поблизости находились Высшие, и ты надеялся, что вам помогут, но они до этого не снизошли. У Вир их наплевательское отношение к неприятностям простых смертных всегда вызывало щенячий восторг! Вы попросили о помощи, и вас послали подальше. Даже Темный Властитель, отпустивший вас домой с припасами и снаряжением, проявил больше гуманности, чем эти вершители судеб мира. Ты все-таки добежал до выхода и вынес Эфру наружу, но к тому моменту она уже умерла у тебя на руках — потеря крови, и сердце не выдержало. Когда ты потом появился в Танхале, ты собирался рассчитаться за нее с Высшими. То-то меня удивляло, что ты говорил "они", а имени Мерсмона вообще не называл. Не было никакой казни.

Сандра продолжала что-то рассказывать, но Залман не слушал. Как будто на небо наползла холодная тень, хотя солнце продолжало ярко светить, и музыканты играли, и придворные танцевали, и в сияющей небесной синеве покачивалось удерживаемое канатами ярко раскрашенное гигантское яйцо.

Все по-прежнему, но исчезла та дремотная безмятежность, к которой Залман привык настолько, что считал ее единственно возможным состоянием. Ему было… больно? Теперь он понимал, что его повторяющийся сон о земляных коридорах не мог закончиться хорошо, потому что оказался правдой, а любое реальное событие имеет только одну концовку, без вариантов.

Стена, отделяющая сновидения от яви, дала трещину, и оттуда тянуло холодом.

"Ты бодрствуешь, когда спишь, а когда просыпаешься — засыпаешь по-настоящему".

От кого он слышал эти слова?

Глава 12

Стояла жаркая безветренная погода, и Залман целыми днями неприкаянно бродил по многолюдным, пыльным, забитым машинами улицам Птичьего Стана, словно пытался от чего-то скрыться. Он не помнил, от чего ему надо скрываться, в голове пустота, но иногда в этой пустоте что-то мелькало, причиняя боль, словно мгновенные булавочные уколы. Похоже на те ощущения, которые возникают в занемевшей руке или ноге, когда к ней понемногу возвращается чувствительность.

Вернувшаяся из психушки Ханелина говорила, что он похудел на лицо и вообще плохо выглядит, не мешало бы ему тоже подлечиться.

Уличная сутолока притягивала его, как иных притягивает алкоголь. К тому же в городе было красиво: повсюду гирлянды разноцветных флажков, играет музыка, после наступления сумерек включают нарядную иллюминацию. Наверное, какой-то праздник, но какой именно — это его не интересовало.

Однажды, вернувшись домой засветло, он сразу прошел на кухню и нерешительно остановился на пороге. Следы вторжения: красные лужицы, напоминающие зеленых пауков клубничные хвостики, россыпь крошек, на одной тарелке — несколько крупных клубничин, на другой — развалины небольшого белого тортика. Пустая бутылка из-под пива. Ни стакана, ни кружки — тот, кто устроил здесь пиршество, пил прямо из горлышка.

Залман в недоумении смотрел на стол: все это не его, откуда оно взялось? Потом пожал плечами, повернулся и открыл дверь в комнату.

На одном из облезлых стульев сидела, наклонившись вперед и опершись локтями о колени, плотная загорелая девушка с короткой стрижкой. На ней были потертые джинсы и голубая трикотажная футболка навыпуск. Гостья смотрела в пол, так что вместо лица Залман увидел копну темных с красноватым отливом волос.

— У меня есть ключ от твоей квартиры.

— Это ты?.. И тортик на кухне тоже твой? Как странно ты выглядишь…

— Отдыхаю, — Сандра выпрямилась на пошатнувшемся стуле, усмехнулась. — Вересмар уже подкатывался ко мне с предложением стать почетным шефом пламенных легионеров-авиаторов. По-моему, он меня еще и хочет! Пока меня откровенно пытаются купить, так что в ближайшее время можем жить спокойно.

— Но ведь ты же самая главная на Долгой Земле…

— Залман, проснись! Долгой Землей теперь правит Осенний Властитель Вересмар.

Залман растерянно повернулся к окну. А он и не заметил, что лето кончилось.

Глава 1

"Вир, ты самая красивая и необыкновенная, самая замечательная девушка на свете! Я люблю Вир Одис, и вчера она сказала, что любит меня — я готов кричать об этом с Башни Вьюги, самой высокой башни Зимнего дворца, чтобы вся Танхала услышала!

Вир, это сочинение я пишу для тебя. Ты хочешь, чтобы я побольше рассказал о себе, но оратор из меня плохой, несмотря на то, что я уже пятый год живу в цивилизованном обществе. Зато читал я много, и сейчас попробую сделать то же самое, что делают писатели. Итак, посвящаю это тебе".

* * *

Залман оторвался от листков с машинописным текстом. Первый удар: только начал читать — и сразу послание, обращенное к Вир Одис! Значит, руководительница Пламенного Легиона действительно была когда-то его девушкой, и он даже собирался кричать об этом с башни… Обескуражено посмотрев на Сандру, Залман спросил:

— Это не шутка?

— Нет. Все, написанное тобой, перепечатано слово в слово.

— В голове не укладывается…

— Читай. Там еще много чего будет такого, а у тебя времени в обрез, пока эта штука действует.

Перед тем как дать Залману дневник, она заставила его выпить стакан какого-то отвара. Мутная серая жидкость, а если посмотреть на свет, в ней вспыхивают разноцветные искры. И вкус странный, словно напиток многослойный: после первого глотка Залмана чуть не стошнило, потом возникла оскомина, потом язык и десны слегка онемели, а под конец зелье показалось ему густым и вязким, будто горьковатый сироп.

Сандра сказала, что благодаря действию отвара он не забудет то, что сейчас прочитает. Средство безотказное, но ей стоило большого труда раздобыть ингредиенты, и среди них есть запрещенные, поэтому он должен помалкивать.

— Читай! — Сандра нетерпеливо подтолкнула стопку скрепленных скоросшивателем листков. — Я засекла время, когда снадобье перестанет действовать — скажу.

* * *

"Я родился 24 года назад на острове Селина посреди безбрежного Холодного Леса. Остров назвали в честь моей матери Селины Ниртахо, которая умерла при родах, а до нашего появления он был безымянным. Шел последний год весны 58 долгого года, так что лето, осень и зиму уже я видел, а весну — еще ни разу.

До острова добралось восемь человек, считая мою мать — все, кто уцелел после нападения кесу на заблудившийся караван "Кордея-Лаконода". Как ты знаешь, штурманы караванов определяют направление по звездам и по компасу, а следопыты ориентируются по всяким признакам, которых в Лесу хоть отбавляй. Этот караван остался без следопытов: одного из них во время разведки подстрелили кесу, другой спился до белой горячки, третий, их ученик, еще не был достаточно обучен и со своей задачей не справился.

Штурман и его помощник тоже не смогли найти дорогу, так как много дней подряд стояла облачная погода и шли проливные дожди, а компас барахлил. Это факт, что кесу умеют влиять на показания наших компасов, но каким образом они это делают — неизвестно. Одни говорят — колдовство, другие считают, что они приносят для этого намагниченные железные предметы.

Когда они напали, таран-машине и одному из грузовиков удалось уйти. Как раз в это время из-за дождей разлились Протей и Улитка, притоки Хелены, поэтому погоня отстала, а спасшимся людям повезло наткнуться на затерянный в глухомани островок, пригодный для человеческого поселения. Там и прошли первые девятнадцать лет моей жизни.

Мне рассказали, что мама, Селина Ниртахо, перебралась жить на Кордею, когда вышла замуж за моего отца, а на Лаконоду она ездила навестить своих родителей.

Кондрата и Божену я не помню, они погибли в первый же год. Мне было восемь, когда Ансельма унесла лихорадка, и одиннадцать, когда Рустам умер от ран, полученных на охоте. К концу нас осталось четверо: Герман, Фархад, Ганна и я.

Они все вместе заботились обо мне, единственном ребенке в этом маленьком сообществе, а потом, когда я подрос, уже я о них заботился и в одиночку охотился, чтобы всех прокормить. Для меня Лес был родной стихией, ничего другого я не знал, а они, насильственно вырванные из городской жизни, пытались по мере сил к нему приспосабливаться, однако он так и остался для них чуждой средой.

Охотниками были только Рустам и Герман, и они привыкли пользоваться огнестрельным оружием, но патроны скоро закончились. Зато Фархад сделал луки и стрелы, и годам к десяти я стал заправским лучником. Питались мы тем, что удавалось поймать в силки или подстрелить, также грибами, плодами и орехами. Жили в маленькой бревенчатой хижине за частоколом, тут же стояли, потихоньку ржавея, полуразобранные таран-машина и грузовик. Уехать мы все равно не смогли бы, потому что управлять таран-машиной — сложное искусство, а Кондрат, водитель, умер.

У нас было не так уж много полезных вещей. Топливо, кое-какие инструменты, личное оружие, походная посуда. Полным-полно авторучек, ножниц, бритвенных приборов и консервных ножей — груз из второй машины, где также обнаружилось полсотни картонных коробок с книгами. Частная библиотека, завещанная жительницей Кордеи Меганой Петриш Благотворительному центру в Ормосе на Лаконоде.

Эта библиотека сыграла огромную роль в моей жизни. Я вырос дикарем, но очень начитанным дикарем, и к восемнадцати годам знал не меньше, чем мои сверстники, учившиеся в школах. Даже побольше, чем многие из них, потому что я-то учился не по принуждению, а из интереса.

Мои представления о жизни в цивилизованном обществе были обширны, хаотичны и на сто процентов умозрительны. Ты не видела, каким я был вначале — мы с тобой познакомились недавно, за эти пять лет я более-менее адаптировался. Особенно за последний год, благодаря помощи Дэниса, так что напрасно ты против него так настроилась. Но лучше буду рассказывать по порядку.

Библиотека Меганы Петриш не только дала мне образование, она не раз выручала нас. Там нашелся справочник лесных грибов и плодов, с картинками, подробными описаниями и советами, как отличить съедобные от ядовитых. Фархад откопал технический альманах с материалами о древнем холодном оружии, из которого узнал, как самому смастерить лук и стрелы, а Ганна постоянно заглядывала в книгу о целебных и колдовских травах (она, кстати, живет сейчас на Соррене и считается хорошей знахаркой). Так что мое уважение к книгам имеет под собой серьезную основу, это вовсе не "восторг дикаря перед символом человеческой культуры", как ты пошутила. Возможно, без библиотеки мы бы там просто не выжили.

Рассказать про Лес? Он окружал Селину сплошной темной стеной — просека, пробитая нашей таран-машиной, заросла без остатка в первый же год.

Огромные массивы елажника, похожие на скопления грозовых туч. Пестро-коричневые кувшинные деревья под шатрами ветвей, свисающих из "горлышек". Русалочьи хвосты, покрытые плотно прилегающими к стволам кожистыми серо-зелеными листьями, напоминающими чешую. Все это опутано лианами и облеплено грибами-светляками, так что до середины осени у нас была по ночам роскошная иллюминация, как в центре Танхалы по праздникам. Вокруг острова мерцало множество огоньков — голубые, зеленые, фиолетовые, золотистые. Вначале взрослые собирали золотистые грибы-светляки, чтобы использовать в хижине вместо ламп, но потом оказалось, что они привлекают летучих насекомых и вдобавок разъедают бревна до трухи, поэтому пришлось их выбросить.

Летом мы постоянно держали двух-трех носарок, их нетрудно поймать, и в первые годы у нас всегда были молоко, простокваша и творог. Меня выкормили молоком носарки. Мы нередко находили их по утрам обескровленными, с маленькими ранками по всему телу, особенно на шее, и тогда приходилось ловить новых. На ночь мы наглухо запирались, и медузники не могли до нас добраться, а если носарок закрыть в сарае, они начинали реветь и биться о стены — не могут сидеть взаперти, клаустрофобия.

Мне было шесть лет, когда меня искусали вьюсы. Ганна послала нас с Ансельмом за мыльными грибами, те росли на краю болота — сплюснутые светло-серые шары, скользкие на ощупь. Когда я полез туда, где их было побольше, из травы взметнулось облако белесой мошкары. Покусали нас обоих, и кожа отчаянно зудела, взрослые говорили "не расчесывай", но я не смог вытерпеть. Беалдри потом сказала, что от зуда помог бы сок растения ишийя (кто такая Беалдри — об это позже, и надеюсь, что мое знакомство с ней тебя не шокирует). В общем, с тех пор у меня лицо такое, как ты знаешь.

А шрамы на груди — это от когтей рыщака, тогда мне было пятнадцать. Уже выпал снег, дичи стало меньше, и мы с этим рыщаком выслеживали одного и того же грыбеля. У меня был охотничий нож, у конкурента — когти и клыки, но он не смог меня убить, как его сородич убил Рустама. Я победил, и Ганна потом сшила мне куртку из его пятнистой рыжевато-коричневой шкуры, ты ее видела.

В пасмурные зимние вечера, когда только-только начинало смеркаться, Лес выглядел особенно холодным, подстать своему названию. Оловянно-серое небо, темные колючие кроны елажника, замерзшие лианы свисают, как веревки, печально торчат побуревшие русалочьи хвосты. Иногда издали доносился вой саблезубых собак — те мигрировали, преследуя стада носарок и грыбелей. В один из таких вечеров я обнаружил на снегу следы кесу, точнее — следы их мокасин.

Я был совсем маленький, когда Рустам и Герман в последний раз видели кесу в наших краях — те куда-то кочевали, им было не до нас, а теперь пришли новые и поселились по соседству. Я (остальные к этому времени уже не покидали остров) начал соблюдать особую осторожность и по земле почти не ходил, чтобы не оставлять следов — лазил по деревьям, как лесной крикун или рыщак, спускаясь вниз только для того, чтобы подобрать подстреленную добычу.

Кесу все равно про нас узнали, это я понял по отпечаткам на снегу вблизи частокола. Они за нами следили. Не знаю, чем бы это закончилось. Наверное, через некоторое время они бы напали, но тут я познакомился с Беалдри и Хэтэсси, и получил своего рода охранную грамоту.

В тот день я отправился, как всегда, на охоту, подальше от стойбища кесу, и услышал издали вопли крикунов. Знаешь, если я кого по-настоящему ненавижу — так это лесных крикунов и еще тех людей, которые на них похожи. В Лесу все так или иначе друг друга едят — пищевые цепочки, никуда не денешься — и я, охотник, не был исключением, но крикуны, питавшиеся в основном плодами и птичьими яйцами, нередко убивали мелких животных просто так, для развлечения, и вдобавок мучили их перед смертью. Они обладают зачатками примитивного разума, это факт, но лучше б не обладали — тогда от них было бы меньше вреда для остальных обитателей Леса. Нам они тоже досаждали, особенно вначале. Если я заставал крикунов за их любимыми забавами, я их убивал. В скорости и ловкости я не уступал им, к тому же у меня были дротики, лук и стрелы, и со временем они усвоили, что от меня лучше держаться подальше, как от рыщака, медвераха или древесной каларны. В последние три-четыре года они воздерживались от набегов на остров и в Лесу удирали при моем появлении, а я иногда специально на них охотился, потому что злился, если находил изувеченные тельца безобидных мелких зверьков.

Крикуны, которых я увидел на той поляне, так увлеклись, что меня не заметили. Поляна была розовая от снежных водорослей, по ней тянулись цепочкой следы пары мокасин и кровавые пятна, а вокруг множество следов, оставленных крикунами, которые окружили кого-то плотным кольцом в центре открытого пространства. Их там было десятка три, самые крупные ростом с полтора метра.

Длиннорукие круглоголовые твари, покрытые жестким зеленовато-серым мехом, скакали, кривлялись и оглушительно вопили. Я залез повыше, чтобы рассмотреть их жертву. Это оказалась раненая кесу в окровавленной кожаной одежде. Она полулежала на снегу, в левой руке держала изогнутый меч и, видимо, находилась в полуобморочном состоянии, потому что крикуны ее почти не боялись. Никто не решался приблизиться к ней на расстояние удара, но они тыкали в нее длинными палками и тут же отскакивали. Потом их вожаку — за время своей войны с крикунами я научился быстро вычислять вожака стаи — пришло в голову помочиться на врага, остальные эту затею подхватили.

Вир, я действовал импульсивно. Как потом выяснилось, даже будь я искушенным политиком, способным просчитать ситуацию на сотню ходов вперед, я и то не нашел бы лучшего решения, только потратил бы лишние минуты на это самое просчитывание. То, что я сделал дальше, спасло от близкой смерти меня, Германа, Фархада и Ганну и обеспечило нам безбедную жизнь на оставшиеся три года нашего пребывания в Лесу, но тогда я ничего такого в голове не держал. Мне просто хотелось поскорее прекратить то, что я видел, и перебить всю эту вопящую пакость, а что касалось раненой кесу — пусть она умрет спокойно, каждый имеет на это право.

Устроившись поудобней в развилке ствола, я заметил слева на ветке ледяную змею. Ты их видела в террариуме в зоопарке, но там впечатление совсем не то, что в Лесу. Змейка длиной с мою руку обвилась вокруг заиндевелой ветви, узор вдоль спины напоминал изморозь — только вблизи и поймешь, что это такое. На мне была рыщачья куртка, штаны и мокасины из грубой кожи — такой материал ей не прокусить, к тому же, если змею не трогать, она скорее сбежит, чем нападет.

Моя первая стрела пробила горло вожаку. Это самая верная тактика, если столкнешься со стаей крикунов или с бандой шпаны — в первую очередь вывести из игры их вожаков, я всегда так делаю.

У меня было с собой двадцать стрел, и все попали в цель. Уцелевшие твари разбежались. Я уже собирался спуститься, когда услышал внизу шум и, поглядев, увидел под своим деревом еще одну группу из шести-семи крикунов, они показывали на меня и возбужденно верещали. Их плоские заросшие морды с приплюснутыми носами непрерывно морщились, словно мимика была составной частью их речи. Я схватил ледяную змею — надо хватать возле головы, тогда не опасно — и швырнул в них. Это вызвало панику, и они тоже разбежались. Одного крикуна змея укусила, он стал с воплями кататься по снегу, и я добил его, когда спрыгнул вниз.

Я начал собирать стрелы, а крикунов, если они подавали признаки жизни, добивал охотничьим ножом. Кесу за мной наблюдала, не выпуская меча из левой руки, правый рукав у нее был насквозь пропитан кровью. Если честно, я не знал, что с ней делать, и спросил, не надеясь на ответ:

— Ты сможешь или нет добраться до своих?

— Мне надо перевязать раны, мальчик.

Голос у нее был нежный и мелодичный, у всех женщин-кесу приятные голоса, когда они разговаривают нормально, а не визжат.

Помню, я сильно обрадовался: во-первых, проблема решилась, во-вторых, раз она понимает человеческую речь, можно попросить ее, чтобы кесу нас не трогали, потому что мы их тоже трогать не собираемся, а дичи нам на четверых нужно немного.

Ранила ее рогатая древесная каларна. Распорот бок, на бедре рваная рана, правая рука безнадежно покалечена, но Беалдри считала, что это дело поправимое — и, что самое странное, оказалась права, однако я опять забегаю вперед.

Я смазал раны густой черной мазью и забинтовал полосками мягкой ткани, все это лежало в одном из отделений охотничьей сумки Беалдри, сшитой из кожи грыбеля. А мазь хранилась в склянке с завинчивающейся пластмассовой крышкой — я так и не узнал, попала она к кесу как трофей или в ходе меновой торговли, они мастерски умеют уходить от прямых ответов на вопросы.

Беалдри потеряла много крови, и у нее не хватило бы сил дойти до своего стойбища, но неподалеку были заброшенные норы суслагов, там я ее и оставил. Крикуны этих нор боятся — они живут на деревьях, под землю их не заманишь.

Я развел костер. Беалдри знобило, и мне казалось, что она умирает, но она вытащила из сумки свиток белой древесной коры, также небольшую черную палочку, лизнула ее конец узким темно-розовым языком и стала писать на коре, как чернилами — дрожащей левой рукой, неловко и медленно.

Вир, тогда меня это не удивило, но в то время я бы не удивился, даже если б узнал, что рыщак умеет читать и писать. А уже потом, задним числом… Люди ведь считают кесу примитивными дикарями, всего на шаг отошедшими от животных, и при этом закрывают глаза на то, что кесу добывают и обрабатывают металлы, делают очень даже неплохое оружие, инструменты, украшения, посуду, ткут роскошные ковры. У них есть алфавитное письмо, а где письменность — там и литература. Религия у них довольно сложная, они даже меня пытались обратить в свою веру и собирались познакомить с одним из своих богов, но встреча так и не состоялась.

Беалдри написала письмо, я отнес его в стойбище. Чтобы меня по недоразумению не убили, она дала мне шарф из пурпурной ткани — это у них вроде флага парламентера. Я выполнил свою миссию и привел шестерых кесу с носилками. Человеческую речь знала только одна из них — Хэтэсси, дочь Беалдри, и я всю дорогу втолковывал ей, что нападать на нас не надо. Вот тогда я и обнаружил, что с красноречием у меня, из-за отсутствия практики, хуже некуда.

Беалдри положили на носилки, обратно их потащили мужчины-кесу — верзилы с грубыми рычащими голосами, очень дисциплинированные (недисциплинированных, как я потом узнал, представительницы доминирующего пола приносят в жертву своим божествам).

— Оставь себе, — сказала Хэтэсси, когда я хотел вернуть ей дипломатический шарф. — Это канага-бодо, привяжи на ворота твоего поселка. Защита, охрана, мир. Наш народ вас не убьет.

Через несколько дней она пришла ко мне в гости. Мы завтракали в хижине, когда высокий мелодичный голос начал выкрикивать мое имя. Хэтэсси стояла перед воротами, она принесла подарки: пару енати — кесейских мокасин, которые оказались намного прочней и удобней моей кое-как сшитой обуви, и кожаный мешок с табинси — кушаньем из меда, орехов и кусочков сушеных фруктов.

Ты ведь никогда не видела кесу? Хэтэсси родилась в начале минувшей весны — значит, она старше меня лет на шесть-семь. Высокая, с меня ростом, руки и ноги мускулистые, очень сильные. Заостренные уши прижаты к черепу, а клыки видны, только если она улыбается или нарочно их показывает (это неправильно, когда кесу рисуют с торчащими из-под верхней губы клыками). Широко расставленные раскосые глаза с темно-красной радужкой и чуть розоватыми белками. Если б лицо Хэтэсси не покрывала бархатистая серая шерсть, она была бы по человеческим меркам красивой девушкой — черты у нее тонкие, изящные. Надеюсь, она до сих пор жива, не погибла в какой-нибудь стычке или на охоте.

Мы подружились, я много общался с Хэтэсси и Беалдри, которая понемногу поправлялась. В своем племени они занимают высокое положение: Беалдри — вождь, а Хэтэсси — ее наследница. Несколько раз другие кесу бросали вызов раненой повелительнице, желая занять ее место, но Хэтэсси дралась на ритуальных поединках вместо матери и одолела всех претенденток, так что власть не сменилась — к счастью для нас, потому что безопасность нам гарантировала Беалдри, а другая могла бы и передумать.

Крикунов на окрестной территории кесу поголовно истребили — кровная месть. Я ничего не имел против, но мне не нравилось, как жестоко они убивали тех тварей, которых ловили живьем. Правда, в споры я не вступал, чтобы не раздражать кесу, ведь у меня были Герман, Фархад и Ганна.

Беалдри дала мне целебные снадобья, одно из которых очень помогло Герману от артрита, а Хэтэсси научила меня драться на мечах и на ножах, и еще показала приемы рукопашного боя без оружия. Раньше я ничего такого не умел, хотя при случае запросто мог сцепиться с рыщаком или медверахом — но это была, можно считать, драка двух лесных зверей, и только потом, очутившись в цивилизованном мире, я оценил, какую услугу оказала мне Хэтэсси.

Многие вещи до меня дошли с большим опозданием — что правда, то правда. Например, мне стоило удивиться тому, что Беалдри и Хэтэсси знают наш язык. Или тому, что Хэтэсси, когда я показывал ей книги с иллюстрациями, больше смотрела на текст, чем на картинки, словно умеет читать по-нашему, хотя притворялась, что это не так.

Довольно часто Хэтэсси надолго исчезала вместе с отрядом других кесу, они уезжали верхом на оседланных грыбелях. Иногда, возвращаясь после таких отлучек, она угощала меня шоколадными конфетами или плитками шоколада. Я не понимал, что это. Думал, какое-то редкое кесейское лакомство.

Если я задавал вопросы, а Хэтэсси не хотела отвечать, она мастерски переводила разговор на другую тему. Надо сказать, по сравнению с Беалдри и Хэтэсси, представительницами кесейской родоплеменной аристократии, я был неотесанным чурбаном. Я не знал никаких дипломатических уловок, не понимал, когда Хэтэсси иронизировала, не улавливал смысловых нюансов и т. п. У меня не было возможности все это усвоить, потому что в нашей маленькой человеческой семье общение всегда было простым, а разговоры — конкретными, без иносказаний и недомолвок.

Хэтэсси научила меня сескаде — одному из наиболее распространенных кесейских наречий, которое используется у них для межплеменного общения.

Кнай агинаалаки, Вир. В переводе с сескаде это значит: я люблю тебя, Вир.

Когда Беалдри поправилась и окрепла достаточно, чтобы совершить путешествие, она с небольшим эскортом отправилась на юг — паломничество к божеству, которое кесу называют Наргиатаг, это можно перевести как Повелитель. Она верила, что Наргиатаг исцелит ее покалеченную и парализованную правую руку.

Считается, что этот Наргиатаг дал кесу алфавитное письмо и позиционную арифметику, а также научил их выплавлять качественную сталь и седлать грыбелей — в общем, подтолкнул прогресс. Любопытно, что в матриархальной культуре такое важное место занимает мужское божество. Одна из тех загадок, которые обеспечили бы головную боль нашим исследователям, если бы те всерьез интересовались цивилизацией кесу.

Беалдри была уверена в успехе своего паломничества. Я сомневался — я ведь сам бинтовал ей руку на той розовой от снежных водорослей поляне, заваленной трупами крикунов, и знал, насколько серьезна травма — но пожелал удачи.

Вернулась она год спустя. Здоровая, полная сил, и правая рука в полном порядке. Так что я могу подтвердить, что кесу действительно владеют мощной магией — своими глазами видел результаты.

Когда я поздравил ее, она сказала, что Наргиатаг добр и справедлив к тем, кто ему верен, и что он пожелал на меня посмотреть, потому что она обо мне рассказывала, и после праздника Манушеби Хэтэсси меня к нему отвезет.

Вир, вот тогда я всерьез испугался. Я знал, что кесу приносят в жертву богам своих мужчин, и решил, что меня ждет что-нибудь в этом роде. К тому же, разве мог я бросить на произвол судьбы Германа, Фархада и Ганну?

Хэтэсси говорила, что я болтаю глупости, ничего мне не угрожает, я понравлюсь Наргиатагу, и он возьмет меня к себе на службу, а моим старикам будут каждый день приносить еду, Беалдри за этим присмотрит. Иначе я так и проживу здесь всю жизнь, как медверах (по-кесейски — "барьяхму") в своей берлоге, и не увижу ничего нового — неужели я этого хочу?

Я, как умел, возражал, но все шло к тому, что или я поеду с Хэтэсси к этому Наргиатагу добровольно, или меня повезут силой. Так бы и случилось, но то, что произошло дальше, разрушило все связанные со мной планы Беалдри и Хэтэсси, и перевернуло мою жизнь. Иными словами, появился караван "Лаконода-Кордея", который забрал нас с острова".

* * *

— На сегодня хватит, — Сандра забрала листки и спрятала в папку из красного лакированного картона. — Время истекло. Следующую порцию прочитаешь через неделю, снадобье такое, что надо делать перерывы. Интересно?

— Интересно, — согласился Залман. — Только это не про меня.

— Все-таки про тебя. А Ганна после вашей робинзонады действительно стала неплохой знахаркой, и она все еще была жива, когда тебя выписали из той лечебницы. К ней я обратилась в первую очередь. Она сказала, что на тебя навели порчу, и перепробовала разные способы, чтоб ее снять, но ничего не добилась.

— Специалист, которого ты нашла, тоже ничего не добьется.

Залмана клонило в сон.

— Еще как добьется! Хочешь спать? Так и должно быть после этого зелья, а завтра утром проснешься и будешь помнить все, что сейчас прочитал.

Глава 2

"Рев машин мы услышали ближе к полудню, когда маленькое зимнее солнце уже выползло из-за стены елажника. Вначале это был непрерывный глухой рокот, словно посреди зимы разразилась гроза, и гром ни на секунду не умолкает. Я не то чтобы испугался, но по коже поползли мурашки — наверное, от предчувствия близкой перемены.

— Залман, ты что-нибудь слышишь? — спросил Герман. Его узловатые артритные пальцы дрожали.

Я ответил, что уже с полчаса прислушиваюсь, но никак не пойму, что это такое.

— Значит, не мерещится… Это идет караван!

Мне дали ракетницу и выцветший флаг с эмблемой Трансматериковой компании, и я поскорее отправился в ту сторону, откуда доносился шум — с таким расчетом, чтобы выйти им наперерез.

Навстречу мне попалась удирающая каларна — возможно, та самая, которая когда-то ранила Беалдри. В длину метров пять, головные и хвостовые рога торчат, как ножи, в глазах рябит от текучего желто-буро-зеленого узора на лоснящейся шкуре. С каларнами я никогда не связывался и поскорее уступил ей дорогу, но она меня даже не заметила, так торопилась убраться подальше от грохочущей техники. Наконец дремучий елажник поредел, и тогда я увидел ползущую с севера автоколонну.

Вир, это, наверное, самое сокрушительное впечатление за всю мою жизнь. Караван двигался по редколесью, самая большая машина впереди, в клубах снежной пыли, и куски древесных стволов разлетались перед ней, как щепки. Следом шла пара огромных бульдозеров, а за ними по проложенной колее хвостом тянулись остальные машины. Я смотрел на эту картину и хлопал глазами, дикарь дикарем. Уши закладывало от непривычного шума, вокруг таран-машины бушевали вихри снега и щепок. Бледное солнце проглядывало сквозь просвет в облаках, и снежная пыль искрилась.

Я словно оцепенел, но потом опомнился, выстрелил из ракетницы — сигнал бедствия, как учил Фархад — выскочил перед головной машиной и стал размахивать флагом. Вир, сильнее всего я удивился, когда эта надвигающаяся громадина замедлила ход и остановилась! Я увидел чудовищных размеров дисковые пилы в несколько ярусов, самый нижний едва ли не вровень с землей. Из кабины высунулся человек, тогда я подбежал и крикнул:

— Нас четверо, мы здесь живем! Девятнадцать лет назад, караван "Кордея-Лаконода", капитаном был Лоренц Магори!

Как потом оказалось, их трасса проходила западнее, но им пришлось сделать крюк, чтобы не пробиваться через бурелом. Штурман определил координаты острова Селина и нанес его на карту, они также забрали сохранившийся груз — библиотеку Меганы Петриш и коробки с ножницами, консервными ножами, авторучками и бритвенными приборами (Трансматериковая компания щепетильна в таких вопросах).

С Беалдри и Хэтэсси я так и не простился, тем более что Хэтэсси со своим отрядом в это время отсутствовала, и думаю, это было к лучшему. Возможно, она попыталась бы меня задержать.

Герман предупредил, чтобы я никому не говорил о том, что водился с кесу, а их мокасины, мол, нашел в Лесу, — и у меня хватило ума последовать его совету. Ты вторая, кому я об этом рассказываю (первым был Дэнис).

К счастью, обошлось без стычки. Большая часть воинов ушла с Хэтэсси, а у караванщиков предписание: от конфликтов с кесу по возможности уклоняться и вступать в бой только в случае нападения. Достаточно и того, что кесу отыгрывались на караванах за подвиги Лесной пехоты.

Первые сутки путешествия прошли кошмарно: я на собственном опыте узнал, как вредны излишества. Все жалели парня, который до девятнадцати лет жил в Лесу и никогда не пробовал колбасы, сгущенки, маринадов, лапши под острым соусом, халвы, шоколада (тут они заблуждались, Хэтэсси угощала меня шоколадом), не пил водки, пива и портвейна. Жалость выражалась в том, что каждый старался меня чем-нибудь накормить и напоить, в результате я получил несварение желудка, а на алкоголь мой организм отреагировал, как на яд. Врач каравана обругал всех доброхотов и посадил меня на специальную диету, чтобы я привыкал к новой пище постепенно.

Поселили нас в маленьком четырехместном купе. Я был ошеломлен, меня мучили непривычные запахи, не хватало воздуха и простора, вдобавок сказывались последствия отравления. Я лежал на верхней полке, старался отвлечься от дискомфортных ощущений и смотрел в окно, на проплывающие мимо деревья и рыхлые сугробы — снег вперемешку с ветками и кусками древесины. Я не двигаюсь, а Лес уплывает назад, это казалось мне до того странным!

Во время одной из стоянок к нам заглянул помощник капитана.

— Как насчет того, чтобы отработать проезд? — спросил он, усевшись рядом с Германом на нижней полке.

— Если мы что сможем, то конечно… — заговорил после заминки растерявшийся Герман.

— Да я не про вас, а про вашего парнишку. Ему ведь сам Бог велел быть следопытом! Пусть-ка он сходит вместе с нашим следопытом на разведку.

Я обрадовался возможности прогуляться. Заехали мы далеко, и Лес тут был незнакомый. Вдвоем с Игнатом, суровым неразговорчивым стариком (ему перевалило за триста, и лицо у него такое же израненное, как у меня, вдобавок красное от регулярного пьянства), мы отправились вперед на лыжах — определить, где Лес пореже, чтобы для таран-машины было меньше работы. Потом я забрался на верхушку громадного елажника и осмотрел окрестности с высоты — с точки зрения караванщиков это был коронный номер, потому что, как мне объяснили, мало кто из людей умеет так лазить по деревьям.

Герман, Фархад и Ганна бурно радовались и поздравляли меня, а я не понимал, в чем дело, пока не растолковали:

— Тебя возьмут на работу! Мы переживали, куда и как ты дальше, а теперь твое будущее устроено. И деньги у тебя всегда будут, и адвоката, если что, компания предоставит, и медицинскую помощь. Народ дерется за вакансии в Трансматериковой, туда просто так не попадешь, и только следопытов им постоянно не хватает. Для этого Лес надо знать, и не просто знать, а дар особый нужен, так что в тебя они теперь вцепятся! Только не пей, а то следопыты часто спиваются.

В меня вцепились, это правда. Когда прибыли в Танхалу, капитан сразу повез меня в главный офис Трансматериковой на проспекте Ста Созвездий и там передал с рук на руки психологу компании. Вначале меня поместили в больницу, чтобы я прошел медицинское обследование. Больница Трансматериковой компании — это совсем не то, что муниципальные больницы (в частности, тридцать девятая, на которую мне довелось посмотреть в прошлом году, но об этом адском местечке расскажу чуть позже), там уютно, чисто, хорошая еда и внимательный вежливый персонал. Врачи сказали, что со здоровьем у меня все в порядке, и, хотя окончательные выводы делать рано, принадлежу я, по всем признакам, к подвиду С, так что буду жить долго.

Юрист компании тем временем разыскал моих родственников, они нужны были для подписания ученического контракта, поскольку мне еще не было двадцати лет. Оказалось, что мой отец, Фредерик Ниртахо, умер четыре года назад, и его наследство уже поделили. Моя появление стало для родственников неприятным сюрпризом, но юрист предложил им полюбовное соглашение: они подписывают нужные для Трансматериковой бумаги и отдают мне дом в Картофельном переулке (тот самый, где я сейчас живу, его выставили на продажу, но никак не могли найти покупателей), а я отказываюсь от остальных имущественных претензий. Судиться с Трансматериковой — неблагодарное занятие, и они согласились.

Компания, таким образом, обеспечила меня недвижимостью и в то же время лишила доступа к денежной части наследства, так что я был очень заинтересован в работе и в хорошей зарплате. Психолог долго объяснял мне, зачем людям нужна работа и что такое зарплата, но я и без него все это знал — из книг.

Я знал больше, чем от меня ожидали. Вначале я этого не показывал, потому что был почти парализован шквалом новых впечатлений, а потом решил не вылезать без необходимости с почерпнутыми из книжек знаниями, тем более что свои мысли я выражал неумело и коряво, и надо было обладать порядочным запасом терпения, чтобы беседовать со мной на отвлеченные темы.

Учеником следопыта я числился в течение года — именно числился, потому что мои наставники во время рейсов пили не просыхая, и всю работу я выполнял самостоятельно. Заодно помогал водителям и механикам, и учился у них, те ничего не имели против. Когда мне исполнилось двадцать, я самостоятельно подписал постоянный контракт, уже как квалифицированный следопыт.

Я всегда беру в рейс какие-нибудь книги, не пью и не участвую в азартных играх, но поскольку я следопыт и вдобавок "дикарь", большинство согласилось с тем, что я имею право на странности. На насмешки я не обращаю внимания, у меня просто не выработалось привычки так или иначе на них реагировать, а драться со мной, после нескольких прецедентов, желающих нет. Говорят, что дерусь я "как лесной кот, которого кто-то обучил искусству рукопашного боя" (не "кто-то", а Хэтэсси, предводительница воинов-кесу!), кроме того, за драки в рейсе Трансматериковая зачинщиков штрафует. Кому охота и физически пострадать, и без премии остаться?

Мой первый отпуск прошел бурно, об этом стоит рассказать. Случилось это вскоре после того, как я самостоятельно подписал контракт. До тех пор я постоянно был в рейсах, а в промежутках между ними жил в гостинице компании, в двух шагах от Лазурной библиотеки (знаешь, та, что на улице Ясного Неба). Мой дом в Картофельном переулке все это время стоял заброшенный, и вот я наконец-то в него вселился.

Дом мне понравился — большой, двухэтажный, деревянный, он чем-то напоминает Лес, правда? Такое впечатление, что он живет, как Лес, сам по себе и не особенно нуждается в присутствии людей.

В первый вечер, бродя по запущенным смежным комнатам на втором этаже, я не сразу нашел выход к лестнице. И подумал: хорош следопыт — в Лесу не плутаю, а у себя дома заблудился! Я решил снять план обоих этажей, достал из чемодана блокнот и карандаш. Лампочки были вкручены не во всех комнатах, поэтому я носил с собой настольную лампу с желтыми лилиями на абажуре и включал ее то в одну розетку, то в другую.

На середине этого занятия меня прервал громкий стук в дверь (звонок не работал). Это пришла Доротея — ты ее видела, она живет в кирпичном особняке с высоким крыльцом в самом начале нашего переулка.

Она сказала, что заметила свет в окнах и решила узнать, не появились ли хозяева. Где мои родители? А, мне уже двадцать лет, я работник Трансматериковой компании и полноправный домовладелец? Тогда я должен поставить свою подпись под коллективным письмом в полицию от домовладельцев Картофельного переулка и нескольких соседних улиц. Речь идет о банде, терроризирующей окрестности. Если я заметил мусор у себя во дворе и непотребные надписи на заборе — это они. Но тут творятся дела и похуже. Они отнимают деньги у детей, обижают девушек, несколько раз избивали мужчин, которые пытались их приструнить, но не насмерть, а полиция приезжает на вызов, только если кому-нибудь проломят голову. Однажды случилось убийство: нашли труп человека с соседний улицы, который за день до этого выгнал их из своего двора, угрожая пистолетом. Он пролежал до утра, и все списали на несчастный случай — поскользнулся, ударился затылком — но его жена говорит, что на теле было три ножевых раны, а полиции неохота возиться. Это уже четырнадцатое письмо за два года.

— Вы думаете, оно поможет? — спросил я.

— Надо же хоть что-нибудь делать, — вздохнула Доротея, зябко запахнув свою побитую молью рыжую шубу. — Над нами издеваются, это невозможно терпеть!

— Значит, надо от них избавиться. Сколько их?

— Да человек десять… Может, даже пятнадцать!

Всего-то? Ее сбила с толку моя усмешка, и она сухо спросила:

— Вы подпишете коллективное письмо в полицию?

— Хорошо, подпишу. Но это, наверное, бесполезно, лучше я сам с ними разберусь.

— Господи! — она всплеснула руками и выронила листок, которым передо мной размахивала. — И думать не смейте! С вами же что-нибудь нехорошее случится!

— Ничего не случится. Я работаю в Тринсматериковой, я следопыт. Если я кого-то убью, компания эту историю замнет.

Когда я подписал постоянный контракт, меня вызвал господин Бурхард, один из заместителей директора по персоналу, и напутствовал следующим образом:

— Залман, главное — не пей. Молодец, что до сих пор не запил! По улицам ходи в форме, чтобы видно было, кто идет. Нашу форму все знают. В городе всякое бывает, не давай себя в обиду. Компании нужны живые работники, а не мертвые жертвы криминала. Если в порядке самообороны подстрелишь кого-нибудь или зарежешь, не паникуй, Трансмать тебя прикроет, это входит в запланированные расходы на персонал. Только смотри, не зарывайся, а то будешь работать у нас не за деньги, как сейчас, а за кусок хлеба. Понял?

— Нет, — честно признался я.

— Соображай, что делаешь. В Танхале жизнь как в Лесу, и если ты бандита на улице убьешь, кому-нибудь из-за своей девчонки фингал поставишь, у себя дома вору поломаешь руки-ноги — наши адвокаты мигом все уладят, и тебе слова никто не скажет. А вот если ты поколотишь по пьянке господина министра или вломишься во дворец и отымеешь нашу Зимнюю госпожу в ее собственной спальне, тогда Трансмать все равно тебя выручит, потому что ты, сукин стервец, ей нужен, но зарплату — во получишь! — он сложил свои толстые волосатые пальцы в кукиш и повертел им у меня перед носом. — Весь твой заработок уйдет на покрытие накладных расходов, и будешь батрачить на компанию, как каторжник, а вместо отпуска тебя будут держать под арестом, чтоб еще чего не накуролесил. Но я тебя не пугаю, только предупреждаю: думай головой, не наглей и не зарывайся. В Танхале полно всякой уголовной сволочи, а полиция бьет баклуши, и за самооборону тебя наказывать никто не станет. Главное, не пей!

Вспомнив слова Бурхарда, я решил, что ничем не рискую.

— Миленький мальчик, да они же вас убьют! — всполошилась Доротея. — Это не люди, они хуже зверей. Я понимаю, что вы возмущены, любой порядочный человек возмутится, но мы-то что можем сделать? У меня четверо детей, и я постоянно боюсь, как бы с ними чего не случилось. Надо заставить полицию работать, чтобы приняли меры. Все мы, домовладельцы, платим налоги, вот и потребуем… Подпишите письмо, хорошо?

Она близоруко щурилась, высматривая в полумраке холла свою улетевшую петицию. Я поднял листок, поставил свою подпись, вернул ей и попросил:

— Пожалуйста, скажите всем, кто здесь живет, чтобы не вмешивались и не вызывали полицию, если увидят, что я дерусь с бандитами. Это мне помешает, я привык охотиться в одиночку.

— Выбросьте это из головы! Господи, вы насмотрелись фильмов про благородных героев, но кино — это романтика, а жизнь — это жизнь. В жизни героев убивают. Дайте мне слово, что вы не станете с ними связываться!

Наконец она ушла. Немного выждав, я оделся и отправился выслеживать этих людей-крикунов, о которых она рассказывала.

Закоулки у нас темные, а фонари горят хорошо, если через один — ты сама видела. Дома в два-три этажа, можно забраться на любую крышу и оттуда наблюдать, что творится внизу, да еще вокруг пристройки, заборы, кустарник — есть, где прятаться.

В первые вечера я только следил за ними, чтобы узнать, где они живут. В Лесу тоже, если охотишься на какого-то зверя, вначале стоит выяснить, где его нора. И только убедившись, что смогу любого из них найти, когда они не будут этого ожидать, я перешел в наступление.

Стычку я сам спровоцировал. Гогоча на всю улицу, с визгливыми истерическими выкриками (как они напоминали в этот момент лесных крикунов!), они ломали детские качели около дома Доротеи, и так уже наполовину сломанные. Я подошел и сказал, чтоб они отсюда убирались. Понимал, конечно, что не уберутся, но мне нужен был повод.

После всяких там "Чего?", "Повтори, чё ты вякнул?" и непечатных оскорблений кто-то из них крикнул:

— Здесь наша территория!

— Была ваша, теперь моя.

Тогда и началась драка. Их было человек четырнадцать-шестнадцать, парни примерно моих лет, нетрезвые, зато вооруженные ножами и кастетами. На мне была армированная следопытская куртка (между грубой кожей и теплой стеганой подкладкой — кольчужная сетка, я тебе показывал) и специально приобретенный мотоциклетный шлем. В каждой руке по длинному ножу — кесейская техника боя. Они за мной не успевали и достать меня не могли, а я метался среди них, распарывая одежду, нанося поверхностные раны, вожака убил ударом в сердце — он того заслуживал, крайне гнусный был тип.

Убедившись, что каждый так или иначе свое получил, я покинул поле боя, а утром пошел в лавку за хлебом, столкнулся там с Доротеей, и она охнула, схватившись за сердце. Она думала, что я уже в морге, потому что слышала ночью мой голос и шум драки, и знала, что под утро муниципальная машина увезла труп. Она решила, что это меня убили.

Дальше начался второй этап. Я вылавливал их поодиночке и каждому объяснял, что могу его запросто прикончить, причем мне за это ничего не будет. Вот что меня поразило: когда такой человек в стае и когда он сам по себе — это словно две разных личности. Один из них оказался тихим и робким в повседневной жизни подростком, который добросовестно заботился о больной матери и младшей сестренке. Жили они очень бедно, и перед тем как уйти я дал его матери денег — похоже, это его окончательно деморализовало и перепугало. Наверное, если б я его избил, и то был бы не такой сильный эффект.

И еще меня удивило их косноязычие. Если не считать мата и примитивных острот, они двух слов связать не могут, хотя выросли в городе. Я не мастер гладко говорить вслух, но по сравнению с ними я спикер парламента.

Наш район теперь один из самых спокойных и безопасных в округе. Мне еще три-четыре раза пришлось защищать "свою территорию" (в последний раз из-за Дэниса, и это была настоящая локальная война), зато с тех пор здесь тишь да гладь, даже когда я отсутствую. Так что, если все-таки переберешься ко мне жить, не пожалеешь. А Доротея меня опекает, поэтому не удивляйся, что она то пирожки приносит, то компот. Она говорит, все соседи боятся, что я вдруг решу продать дом и съехать".

* * *

— Похоже на приключенческий роман, — поделился впечатлениями Залман. — А про тебя тут ничего нет.

— Я появлюсь дальше, — усмехнулась Сандра. — Вот когда я появлюсь, тогда настоящие приключения и начнутся.

Глава 3

"Несмотря на ровные отношения с коллегами и соседями, я долго оставался чужаком в цивилизованном обществе. Не понимал намеков и подтекста в разговорах, не знал многих вещей из разряда "само собой разумеется", не всегда улавливал причинно-следственные связи между происходящими вокруг событиями. Конечно, можно жить и так, но мне хотелось включиться в эту жизнь по-настоящему. Мне хотелось все понимать.

В промежутках между рейсами я навещал Германа, Ганну и Фархада, но здесь они мне помочь не могли.

Я набросал мысленный портрет человека, в котором нуждался. Лучше, чтобы это был мой ровесник, умный, не раздражительный, не ехидный. Достаточно образованный, чтобы с ним можно было поговорить на любую тему, и чтобы он поправлял мою речь, но не издевался над ней (а то я иногда изъяснялся слишком неуклюже, мешая устаревшие книжные обороты с подхваченными где попало сленговыми словечками). Чтобы он знал всякие тонкости городской жизни, мог объяснить, как себя вести в том или ином обществе, и терпеливо относился к тому, что мне надо растолковывать элементарные вещи, известные каждому ребенку.

И, наконец, последнее: желательно, чтобы он был в этом заинтересован.

Но что я мог бы предложить такому человеку? Деньги? Я чувствовал, что этого будет недостаточно, учитывая, насколько сложный и запущенный у меня случай. Идеальным вариантом, решил я, был бы исследователь, мечтающий об экспедиции в Лес и нуждающийся в опытном проводнике: тогда я стану его проводником в Лесу, а он моим — в Танхале… Но у меня контракт, я не могу ради экспедиции бросить работу.

Я уже начал склоняться к тому, чтобы просто кого-нибудь нанять, гида и гувернантку в одном лице, и тут вдруг очень повезло. То есть, мне — очень, а всем остальным участникам это истории — не очень.

Я шел поздно вечером домой через Пиренейские кварталы (кстати, на Земле Изначальной есть горы с таким названием), и настроение было кислое. Перед этим я болтался по Шахматному бульвару, заходил в кафе, где собираются студенты, и мне так хотелось подсесть к ним, о чем-нибудь поговорить… но чтобы я был не диковинкой из Леса, а таким же, как они, или хотя бы почти таким же. Сейчас это вполне реально (помнишь кафе "Веселая бессонница", где мы с тобой познакомились?), а год назад я мог об этом только мечтать.

Посидев в угрюмом одиночестве за столиком в углу и послушав обрывки их разговоров, я отправился домой. Из бокового переулка доносился шум драки, и я завернул посмотреть, что там.

Типичная для ночной Танхалы сценка: четверо подонков избивают прохожего. Тот пытается защищаться, но видно, что драться не умеет, и сейчас его собьют с ног.

Я уже был злой, а это меня еще больше разозлило. Я попросту вытащил пистолет и уложил того, который показался мне главным в шайке, после чего остальные разбежались.

Пострадавший стоял, пошатываясь, лицо залито кровью. Ясно было, что оставлять его одного на улице в таком состоянии нельзя.

— Пойдем, — предложил я, прислушиваясь, не крадется ли обратно кто-нибудь из сбежавших мерзавцев. — Я провожу тебя до больницы.

— Спасибо, — он посмотрел на мою жертву. — Идемте отсюда скорее, а то вас привлекут за убийство. Он не шевелится…

— Черт с ним, — это ругательство мне нравится, потому что не мат. — Если что, Трансмать меня прикроет. Меня зовут Залман, я из Трансматериковой.

— Дэнис Кенао. Спасибо. Если бы не вы, меня бы убили.

Приближалась полночь. Мы вышли на Масляный проспект и стали ловить такси, но машины притормаживали, а потом проезжали мимо.

— Они боятся, что я кровью обивку испачкаю, — тихим безнадежным голосом объяснил Дэнис.

Он дрожал от холода. На крыше четырехэтажного дома напротив сидела пара запорошенных снегом каменных горгулий, окна одно за другим гасли. Наконец водитель старенького дребезжащего "сигана" сжалился над нами и пустил в машину.

— В ближайшую дежурную больницу, пожалуйста.

Одна из моих дикарских иллюзий: в Танхале по ночам дежурные муниципальные больницы только и ждут случая оказать кому-нибудь медицинскую помощь.

Я долго стучал и чуть не вышиб дверь, Дэнис безучастно стоял рядом. Наконец распахнулось квадратное окошко посередине двери, выглянула заспанная женщина в косынке медсестры, обругала нас и велела убираться, потому что все равно никого нету.

— Эй, ребята, — позвал шофер, оставшийся посмотреть, чем это кончится, — поехали в тридцать девятую около Рыбьего моста. Она всегда принимает, но там очереди большие.

Я подумал: большие — значит, пять-шесть человек, Дэнису придется подождать. Зато он согреется, его угостят горячим чаем… В больнице Трансматериковой компании очередь больше четырех человек считается огромной, и тогда коридорная санитарка заваривает для ожидающих в мягких креслах пациентов фруктовый чай.

Вир, когда я туда вошел и это увидел, я остолбенел. Грязный тускло освещенный коридор показался мне бесконечным, а вдоль стен, на жестких скамеечках, но больше на полу, потому что скамеечек на всех не хватало, сидит множество людей. Мужчины, женщины, подростки, их не меньше сотни, у одних лица распухшие, лиловые от синяков, у других головы обмотаны окровавленными тряпками, у третьих руки или ноги в самодельных лубках. Они тяжело дышат, невнятно ругаются, некоторые стонут, кто-то плачет.

Пока я стоял столбом, Дэнис занял очередь и тоже присел у стены. Его эта картина ничуть не удивила.

Я подошел и сел рядом. Зрелище так ударило по нервам, что у меня ноги обмякли. Если б я был тогда пьяный — решил бы, наверное, что умер и вижу очередь к вратам преисподней, но я не пью, и Бурхард регулярно ставит меня в пример коллегам.

— Что это такое? — спросил я.

— Тридцать девятая больница, травматология. Спасибо за помощь.

Я продолжал сидеть рядом с Дэнисом и тупо смотреть на избитых и покалеченных людей. У коридора все-таки был конец, и там, в сероватой дымке, виднелась лестница.

— Не жди тут со мной. Время потеряешь.

Он только сейчас разглядел, что я такой же, как он, молодой парень, и наконец-то перешел на "ты".

Я тоже смог рассмотреть его, насколько позволяли кровоподтеки и падавшие на лицо длинные темные волосы. Нос не сломан, и то хорошо. Правый глаз так заплыл, что превратился в щелку, а левый — изумрудно-зеленый, красивый, с темным ободком по краю радужки. На лбу, возле корней волос, рассечена кожа, оттуда и кровь, теперь она засохла, разукрасив зловещими разводами опухшее лицо. Кисти рук узкие, изящные, костяшки ободраны до мяса. Одет аккуратно, но небогато, и если те четверо были грабителями — непонятно, чем рассчитывали поживиться.

— Меня все равно убьют.

В его усталом голосе не было ни страха, ни протеста, он просто констатировал факт.

— За что?

— Они сказали, что не любят таких, как я.

Ага, обычная история. Все эти так называемые "люди", похожие на лесных крикунов, предъявляют к окружающим крайне жесткие требования — и горе тем, кто в их стандарты не вписывается!

Дэнис приехал из Касиды, поступил в университет, по вечерам подрабатывал в кинотеатре "Мираж" билетером и уборщиком, там и сшибся с этой компанией. При встречах они выкрикивали оскорбления в его адрес, требовали денег и все в этом роде. Как я уловил, он даже не пытался скрывать, что презирает их, а я по собственным наблюдениям знаю, что люди-крикуны от этого на стенку лезут.

Работу и жилье можно сменить, но они были в курсе, где он учится, и всегда могли его выследить. Он сказал, в полицию обращаться бесполезно. Если б у него были деньги, он мог бы нанять телохранителей, которые разберутся с этой шайкой. Посетители "Миража" несколько раз предлагали ему какую-то высокооплачиваемую работу, но он отказывался, потому что "не хочет с этим связываться" (я подумал, что речь, наверное, шла о том, чтобы ограбить кассу кинотеатра — я бы тоже отказался), а зарплата у него маленькая, и в Касиде они с мамой и бабушкой тоже еле сводили концы с концами.

Он то немного оживлялся, то снова погружался в подавленное состояние. Чтобы отвлечь его, я рассказал кое-что о своей жизни в Лесу, это обычно вызывает интерес. Мы разговорились. Дэнис словно не замечал моих фантастических словесных виражей, хотя сам говорил гладко и грамотно. К тому времени, как подошла его очередь, я понял, что судьба наконец-то столкнула меня с нужным человеком, и теперь главное — не упустить его, а вместе с ним и свой шанс стать таким же цивилизованным, как все остальные.

В кабинете он пробыл недолго, его послали на рентген на второй этаж, и мы пошли туда вместе. За окнами светало. На лестничной площадке стояло прислоненное к стене большое зеркало в прямоугольной деревянной раме — старое, пятнистое, наводящее оторопь, и когда Дэнис увидел свое отражение, ему стало нехорошо.

— Это пройдет, — постарался я утешить его. — Найдем хорошую знахарку, со всякими мазями и бальзамами, через две недели будешь в порядке. Другое дело, если б, как меня, покусали вьюсы, тогда бы на всю жизнь.

Вир, имей в виду, когда у меня прямая речь — я пишу более связно и коротко, чем говорил все это вслух, чтобы не мучить тебя своими тогдашними оборотами и сэкономить место в тетрадке.

Черепно-мозговой травмы у Дэниса не оказалось, но было сотрясение мозга и несколько трещин в ребрах. Ему выдали справку для университета, и мы вышли на улицу.

Ледяное серое утро. По тротуарам мела поземка, при въезде на Рыбий мост через замерзший канал ухмылялись на своих тумбах пузатые каменные рыбины. Я оглянулся на больницу: облезлое желтое здание, со всех сторон окруженное сугробами, словно обложенное ватой.

— Мне на трамвай, — Дэнис сразу начал мерзнуть, зубы у него слегка стучали.

— Лучше поехали ко мне, я вызову врача и знахарку. Дело в том… — я запнулся и смутился, не зная, как покороче изложить суть дела. — Ну, в общем, я тоже хочу предложить тебе высокооплачиваемую работу.

Он отшатнулся. Если б я не удержал его за локоть, он бы поскользнулся и упал. Зеленый глаз смотрел на меня испуганно, с каким-то мучительно-обреченным выражением, так что мне стало не по себе. Наконец он выдавил:

— Ты, конечно, другое дело, но я еще никогда… Можно, я подумаю, ладно?

— Не кинотеатр грабить! — поспешил я рассеять его нехорошие подозрения. — Это будет интеллектуальная работа, я все объясню.

Засохшую кровь он кое-как смыл с лица в больничном туалете, а я нарочно расстегнул куртку, чтобы видно было форменную рубашку Трансматериковой, так что на этот раз мы поймали такси в два счета. Дома я заварил для него чай с целебными травами и кое-как, путаясь в словах, изложил, что мне нужно.

— Хорошо, согласен. Только они все равно от меня не отвяжутся.

Я обрадовался, что он так быстро подумал и принял решение.

— Предоставь это мне. Я решу твою проблему, а ты поможешь решить мою. Надоело быть дикарем. Ты согласишься уйти из "Миража"? Надо, чтобы по вечерам мы ходили вместе в кафе, в театры — в общем, туда, где культурные люди собираются.

— Из "Миража" меня все равно выгонят, с таким лицом я им всю публику распугаю. Залман, ты можешь из-за меня пострадать. С этими бандами опасно связываться, они тебя убьют.

— Это я их убью. И сделаю это в ближайшее время — до рейса, пока у меня отпуск не закончился.

На другой день мы поехали забирать вещи Дэниса из маленькой холодной мансарды, которую он снимал в доходном доме через квартал от "Миража", там и произошла первая стычка. Пока Дэнис складывал учебники и все остальное в два больших потертых чемодана, а я торчал у окна и смотрел на улицу с высоты шестого этажа, подружка одного парня из банды, жившая в том же подъезде, позвонила своим.

Нас поджидали на лестнице, и ты бы видела, что я там устроил! Ты ведь любишь смотреть кино с хорошо поставленными драками — так это было не хуже, честное слово. Больше всего я боялся, что опять достанется Дэнису, у него и так болели треснувшие ребра, хотя вслух он не жаловался.

Когда все было кончено, на площадку выскочила девушка с молодым, но отечным лицом, ярко-малиновой полоской губ и странно неподвижными глазами, как будто стеклянными, она стала сиплым голосом ругать нас и кричать, что сейчас вызовет полицейский наряд. Я сказал, что сам вызову. Внизу я позвонил с таксофона сначала юристу компании, потом в полицию.

— Я спускался по лестнице с чемоданами, — объяснил я, показав на потрепанные чемоданы Дэниса. — Наверное, преступники решили, что там ценные вещи.

Приехал один из наших адвокатов, и дальше с полицейскими разговаривал он, а мне велел не путаться под ногами.

Когда мы вернулись домой, Доротея видела, как мы выходим из такси, и вечером пришла со мной побеседовать. Она вбила себе в голову, что я пустил в дом "какого-то бандюгана", потому что "вон у него какая бандитская рожа, с фингалами, приличные люди так не выглядят". Я сказал, что Дэнис не "бандюган", а студент университета, и назавтра она принесла мне прошлогоднюю газету со статьей о шайке студентов, которые вымогали деньги у пассажиров в трамваях, выдавая себя за контролеров. Она добрая, но суматошная, и считает, что я запросто могу стать жертвой мошенников, которых в Танхале пруд пруди. Впрочем, когда у Дэниса открылся правый глаз и исчезли синяки, он оказался очень симпатичным парнем, и она сразу к нему потеплела.

Побоище на лестнице — это было начало. Они узнали мой адрес (его зачитал вслух один из полицейских, когда составляли протокол, а подружка убитого бандита запомнила) и попытались ночью забраться в дом. Угодили в капканы, расставленные специально для такого случая. Потом было две попытки поджога, но дом защищен от огня: для того чтобы он загорелся по-настоящему, надо сначала разобрать кладку фундамента и достать обереги. В документах на дом об этом сказано, и я имел случай убедиться, что это правда. В первый раз поджигатели успели сбежать, во второй раз я их убил.

Вир, пойми, я не жестокий. Сейчас вот рассказываю — и боюсь, что тебя все это оттолкнет. Наоборот, меня приводит в бешенство бессмысленная жестокость человеческих стай, и я не хочу, чтобы творились такие дела. Пойми, они хотели расправиться с человеком, который не сделал ничего плохого — ни им, ни кому-нибудь еще, расправиться только за то, что он не соответствует их убогому стайному стандарту. И вдобавок, этот человек был мне позарез нужен, чтобы я наконец-то смог по-настоящему включиться в цивилизованную жизнь — я четыре года об этом мечтал, а они собирались этот шанс у меня отнять! Я защищал Дэниса Кенао плюс свои жизненные интересы — и то, и другое достаточно серьезный повод, чтобы действовать так, как действовал я. Хотя не знаю, как ты к этому отнесешься. Я уже усвоил: сколько людей — столько и оценок одного и того же события.

В общем, моими стараниями эта банда перестала существовать, но остались те, кто был с ней так или иначе связан, а мой отпуск подходил к концу (Трансмать будет прикрывать меня до тех пор, пока она во мне заинтересована!), тогда я выловил одного из уцелевших и предупредил:

— Я ухожу в рейс. Если, пока меня не будет, с Дэнисом Кенао что-нибудь случится — пеняйте на себя. Когда я вернусь, убью тех, кто это сделает.

— Откуда ты узнаешь, кто чё сделал? — бегая глазами, спросил этот тип.

— Если не узнаю, перебью всех подряд. Понял?

— Иногда само собой случается… Машина из-за угла или сосулька с крыши на голову… — он ухмыльнулся, хотя видно было, что занервничал.

— Но я-то все равно подумаю на вас.

— Слушай, кроме нас есть другие, всяко же бывает… — похоже, его пугал мой взгляд — глаза в глаза — и он понемногу терял самообладание. — Вдруг с ним чё-нибудь того, а мы ни при чем…

— Тем хуже для вас. Никто мне не докажет, что вы ни при чем, так что молитесь, чтобы с ним ничего не случилось.

Кстати, на тот момент, когда состоялся этот зловещий диалог, говорил я уже более гладко, чем пару недель назад! Дэнис нашел способ исправить мою речь: если я выдавал что-нибудь неудобоваримое, он требовал, чтобы я повторил то же самое на простом литературном языке — и так до тех пор, пока не добивался удовлетворительного результата.

Честно говоря, я так и не понял, что ты против него имеешь. Я помню, это началось в первый же день нашего знакомства, и помню, с чего началось. Ты сказала — свинство, что девушек не берут в лесную пехоту, а нас бы взяли, и ты нам завидуешь. Дэнис на это ответил, что никогда бы не пошел в лесную пехоту. Помню, как вы поспорили: ты яростно нападала, он возражал, а я сидел и хлопал глазами, потому что для меня ваш спор протекал в головокружительно быстром темпе. В драках я двигаюсь быстрее, чем другие люди, но в словесной полемике я, наоборот, медлительный.

Может быть, ты что-нибудь не так поняла из-за того, что испытывала сильные эмоции? Дэнис ведь не говорил, что девушек не надо пускать в лесную пехоту или что тебе там не место, он только сказал, что сам туда не хочет, а это его личное дело.

И неправда, что он откупился взяткой от подготовки в лагере ополченцев во время каникул. Это я за него откупился, потому что мне нужна его помощь, а туда забирают надолго, и еще потому, что ему туда просто нельзя. Я слышал, какие там сержанты, и какие порядки, даже своими глазами видел — когда сдавал нормативы. Я сдал их за день и узнал о себе много нового: "безмозглый громила", "самоуверенный мешок с дерьмом", "мухлевщик, налакавшийся эликсира сверхсилы" (как будто я в нем нуждаюсь!), "недисциплинированный кретин" и т. д. Несмотря на все оскорбления, меня тут же попытались завербовать в лесную пехоту, но я сослался на свой контракт с Трансматерью.

Дэниса там сразу начнут ломать, а ему это противопоказано. Он не пытается подчинять других и в то же время сам не подчиняется, у него и конфликт с бандой вышел в том числе из-за этого. Человека деспотичного он мог бы довести до белого каления — не нарочно, просто потому, что он такой, какой есть.

Когда ему прислали повестку на сборы, я по собственной инициативе пошел к нашему юристу, проконсультировался, кому и сколько заплатить, и все уладил. Обращаться с оружием, стрелять, драться врукопашную — этому и я могу научить, и он потом сдаст нормативы экстерном.

Завтра я ухожу в рейс. Как раз успел дописать, чтобы оставить тебе тетрадку. Кстати, в компании нам обещали билеты на состязания претендентов на Весенний трон — давай сходим, когда я вернусь? Говорят, там будет присутствовать сама Зимняя госпожа. Я ее два раза видел, она красивая, но ты, Вир, еще красивее. Надеюсь, что мой рассказ тебе понравится".

* * *

— Ей понравился мой рассказ? — спросил Залман, когда Сандра забрала у него дневник.

— Нет. Она тебе эту тетрадку шваркнула в лицо или что-то в этом роде, но потом вы опять помирились.

Залман уже третью неделю жил в принадлежащем Сандре особняке в глубине Касиды, она даже все его вещи к себе перевезла.

Еще тут жила Лидия, выполнявшая обязанности секретаря-референта, две старых служанки, садовник и дюжина кошек. Несколько раз Залман слышал, как Сандра и Лидия с тревогой говорят о каких-то реформах, затеянных Осенним Властителем, но в доме гранд-советника Янари все было спокойно, политические страсти бушевали снаружи, за увитой ползучими розами оградой.

Глава 4

"Чуть не получил по физиономии. Чуть — потому что успел отклониться, и тетрадка шмякнулась о стену.

Я не понял, почему Вир так рассердилась. Она ведь тоже не любит людей-крикунов, а сейчас назвала меня убийцей. Я начал объяснять, что те, которые травили Дэниса, были настоящей бандой и занимались уличным разбоем (об этом рассказал потом наш адвокат, замявший эту историю), но она перебила:

— А вдруг те, кого ты убил, никогда больше не стали бы так поступать?

— Наверняка стали бы.

— Откуда ты знаешь? — она с вызовом прищурилась. — А вдруг?

Это сбило меня с толку, однако я нашелся:

— Вир, ты ведь хочешь в лесную пехоту, а там тоже готовят профессиональных убийц. Так почему ты на меня нападаешь?

— Лесная пехота уничтожает кесу и другую нечисть, а ты убил людей!

— Которые были хуже нечисти.

— Почем ты знаешь? Вдруг кто-то из них собирался не совершать больше преступлений, а ты его убил! Таких, как ты, надо останавливать. Тот сержант правильно кого-то назвал безмозглым громилой!

Она повернулась и выскочила из комнаты, шибанув дверью так, что косяк чуть не треснул. Заскрипела лестница, потом донесся удар входной двери. Я подошел к окну. Вир в своем любимом грязновато-белом полушубке лесного пехотинца, купленном на распродаже списанной армейской одежды, размашисто шагала через заснеженный дворик. Ну, просто не может быть, чтобы она так вышла из себя из-за шайки мерзавцев!

Или она догадалась о том, что мы с Хэтэсси, кроме всего прочего, были еще и любовниками? Говорят, у женщин на такие вещи особенное чутье.

Пожалуй, я и дальше буду вести дневник. Мне это занятие понравилось.

Надеюсь, Вир еще вернется. И раньше случалось, что она вот так убегала после какого-нибудь яростного спора, но потом возвращалась.

Она высокая, стройная, красивая. У нее живые, излучающие энергию светло-коричневые глаза (такого же цвета, как скорлупа грецкого ореха) и пышные русые волосы — она то заплетает их в косичку, то распускает по плечам, повязав через лоб кожаный ремешок. Наряжаться она не любит, ходит в поношенной солдатской форме, пятнистой или цвета хаки, которую покупает на распродажах подержанных вещей.

С семьей у нее какие-то сложности, поэтому она снимает комнату в дешевой гостинице. Я приглашал ее жить к себе, но она пока не согласилась.

С ней надо поосторожней, а я иногда делаю глупости. Однажды мы спускались по лестнице, я решил проявить галантность, подал руку, и она рассердилась: "Я не фарфоровая безделушка, не разобьюсь!" Правда, потом сама призналась, что отпугивает парней, и я первый, кто не стал от нее шарахаться.

У меня вертелось на языке, что до Хэтэсси ей далеко (особенно когда та скалила клыки, показывая мне боевые приемы!), но я, к счастью, одумался и не ляпнул это вслух.

Я тоже отпугиваю девушек. Мое лицо, после знакомства с роем вьюсов изуродованное рубцами, их отталкивает, одна Вир не придает этому значения. Плохо только, что мы часто ссоримся. И совета спросить не у кого: у Дэниса опыта в таких отношениях еще меньше моего. Несмотря на симпатичную внешность, у него еще ни разу не доходило до близости с какой-нибудь девушкой, хотя ему скоро двадцать. В общем, тут мы ничего толкового друг другу не посоветуем.

И вдобавок, их взаимная неприязнь. Дэнис, правда, старается вести себя по-джентльменски и не говорит мне о Вир ничего плохого, зато она ругается за двоих. Ее главные обвинения: "слишком изнеженный", "не боевой", "не похож на лесного пехотинца". Дались ей эти пехотинцы!

Надеюсь, что это навязчивое желание подогнать всех под один стандарт у нее пройдет, и что сегодня она ушла не насовсем.

Я только вчера вернулся из рейса. В дороге произошло кое-что странное, и рассказать об этом некому. Разве что Дэнису, но он, как я узнал из оставленной записки, уехал в Касиду навестить маму с бабушкой.

Во-первых, ящик с шоколадками, который чуть мне руку не оторвал.

Когда мы прошли около половины трассы, во время стоянки появились парламентеры кесу и потребовали дань. Почти каждому каравану приходится от них откупаться. Дань — это шоколад, конфеты, сгущенка, парфюмерия, галантерейные изделия, кое-какие инструменты.

Я попросился с ребятами, которые должны были отнести им заранее приготовленные ящики. Капитан вначале не хотел меня пускать ("мало ли, что взбредет в голову этим диким тварям", а если он потеряет следопыта, его разжалуют, и это еще при условии, что караван не собьется с пути), но я сказал, что надену куртку механика и замотаю лицо шарфом, тогда он скрепя сердце разрешил.

Мне хотелось посмотреть на них вблизи. Вдруг там Хэтэсси? То, что у нас с ней было, это, конечно, не совсем любовь, мы оставались чуждыми друг другу существами, но привязанность, взаимный интерес, опьяняющая телесная страсть — всего этого в наших отношениях хватало.

Инициатива принадлежала Хэтэсси. Я так и остался в неведении, нарушила ли она тем самым какой-нибудь запрет своего племени, и подозревали об этом или нет остальные кесу, в том числе ее мать. Не знаю также, зачем ей это понадобилось. Благодарность за то, что я спас Беалдри? Любопытство? Склонность к экспериментам? Для меня, шестнадцатилетнего мальчишки, видевшего женщин человеческой расы только на картинках (пожилая Ганна не в счет), это было таким подарком, что я в то время никакими вопросами не задавался — я просто был счастлив.

Мы устроили себе укромный уголок в заброшенных норах суслагов, натащили туда звериных шкур, кесейских ковровых подушек и хвороста для огня. Хэтэсси еще бросала в костер какие-то высушенные травы, от их аромата мы совсем теряли голову. Потом, когда я стал работать в Трансматериковой, у меня были девушки из тех, что занимаются этим ради заработка, но ни с одной из них не было хотя бы вполовину так же замечательно, как с Хэтэсси.

Я люблю Вир — и все-таки даже сейчас испытываю отголосок того желания, вспоминая Хэтэсси. В пещере, озаренная светом пляшущего пламени, она была похожа на гибкую длинноногую циркачку в сером бархатном трико и такой же маске. В рубиновых глазах горят огоньки, в ушах покачиваются длинные блестящие серьги. Прямой нос, точеный треугольный подбородок, груди — два небольших холмика, увенчанных заостренными темно-розовыми бутонами. Ага, конечно, "отголосок"… Если бы это еще хоть раз повторилось! Так что Вир поделом хотела залепить мне по физиономии.

По колено проваливаясь в сугробы, мы потащили под сень деревьев двадцать ящиков с данью. Сбоку у ящиков ручки, чтобы удобнее нести. Караванный менеджер по контактам с кесу шел рядом налегке, и я спросил у него:

— Что там внутри?

— Как обычно, дешевый шоколад… Залман, ты? Это не твоя работа. Что ты здесь делаешь?

— Я попросился, какая разница? А вы что-то перепутали, шоколад не может столько весить.

— Значит, сгущенка.

— В чугунных банках?

Он повернулся, глаза на худощавом небритом лице сердито сверкнули.

— Я же сказал, это не твоя работа! — менеджер почти шипел, как змея. — Ты следопыт, а не грузчик, не привык таскать тяжести!

Я сильный, и вовсе я не жаловался, только хотел предупредить об ошибке: ни плитки шоколада, ни сгущенка не могут быть такими тяжеленными. Не слушая меня больше, он обогнал процессию и первым вступил под сень узловатых переплетенных ветвей, выбеленных изморозью.

Здесь ожидали кесу. На них были меховые плащи, надетые поверх пушистых шапок бронзовые шлемы, куртки и штаны из выдубленных шкур, с нашитыми металлическими пластинками. Ножны мечей и кинжалов богато украшены — это говорило о высоком ранге их обладательниц.

Из-за деревьев доносилось фырканье грыбелей. Над нами возились птицы, изредка оттуда сыпались снежинки. Приятные мелодичные голоса кесу контрастировали с их угрожающим видом, а голос менеджера по контактам напоминал трепыханье рыбы, выдернутой из проруби. Хэтэсси здесь не было.

Нам велели поставить ящики в ряд на расчищенной от снега площадке.

— Ты посмотри на этого, Яранса. На этого, у которого лицо закрыто до самых глаз.

Кесу говорила на сескаде, и я понял, что речь идет обо мне.

— Враг? — спросила другая, самая рослая в этой компании, ее ножны были особенно роскошными, а широкий кожаный пояс украшали изысканные серебряные узоры.

— Он не похож не врага. Остальные смотрят на нас со страхом и отвращением, даже тот, кто у них командует, хотя он старается это скрыть. А этот — не боится, и отвращения, как другие, не чувствует. Может быть, он слуга Наргиатага?

— Мне не ведомо, так ли это, — отозвалась ее собеседница. — И если так, почему он прячет от нас лицо? Что еще ты можешь о нем сказать?

— Теперь он забеспокоился, — отметила первая. — Давай убьем его и узнаем, каковы на вкус его сердце и печень!

Я напрягся и сунул руку в карман, где лежал пистолет.

— Видишь, он меня понял! — засмеялась кесу.

Они перешли на незнакомое мне наречие, но Наргиатага, упомянули еще несколько раз. Я слышал об этом их божестве от Беалдри и Хэтэсси. Или это не бог, а какое-то вполне реальное существо? Однако эти мысли едва мелькнули. Я приготовился к драке. Желающим попробовать на вкус мое сердце придется дорого заплатить за это удовольствие.

Тут нас позвал менеджер, и мы по протоптанной тропинке потянулись обратно.

— Эй, человек с закрытым лицом, я пошутила! — прозвенел позади серебристый голос — кесу снова говорила на сескаде. — Если ты служишь Наргиатагу, тебе нечего страшиться. Мы расскажем Наргиатагу, что мы тебя встретили.

Менеджер по контактам полиглотом не был, но заметил, что я нервничаю, и всю дорогу меня распекал: и ящик с шоколадками для меня неподъемный, и кесу я испугался так, что чуть не дошло до конфликта, поэтому на будущее я должен заниматься своим делом и не мешать другим; разве как мне, следопыту, понравится, если мне в помощники начнут набиваться грузчики и повара? Еще и капитану пожаловался, тот меня тоже обругал.

Я слушал их рассеянно. Весь этот эпизод похож на ребус, в котором сразу три непонятных элемента (пудовые шоколадки, пресловутый Наргиатаг и разговор кесу), и даже то, что я, сам того не желая, не остался в долгу и подсунул этой Ярансе и ее проницательной подружке встречный ребус — слабенькое утешение.

Она вернулась, но мы опять поссорились. Я люблю Вир, и все-таки не могу согласиться на ее условие.

Лучше все по порядку. Мы целовались в комнате с камышами на обоях, Вир стянула трикотажную солдатскую фуфайку и разрешила целовать свою грудь. Я надеялся, что теперь мы пойдем в постель, однако вместо этого она попросила меня сварить какао.

Пока я выполнял ее поручение, она снова надела фуфайку и с ногами забралась в одно из старых плюшевых кресел с деревянными подлокотниками. Стали пить какао и обо всем болтать. Вир пожаловалась, что гостиница переполнена, в Танхале сейчас много беженцев с окраинных островов, где участились нападения автохтонов, и к ней того и гляди кого-нибудь подселят, если она не согласится платить за свою комнатушку вдвое больше прежнего. А домой она не хочет, вся ее семейка — тупорылые обыватели, лучше жить с кем угодно, чем с ними.

Вот он, мой шанс! Я предложил ей переселиться ко мне.

— С одним условием, — такое впечатление, что Вир ждала этого и заранее обдумала, что скажет дальше. — Сначала выгони Кенао.

— Чем он тебе мешает?

— Он не сможет защитить ни себя, ни других, если это потребуется. Из таких получаются предатели. Если на вас нападут, он струсит, и в драке ты напрасно будешь на него рассчитывать.

— Да я не дурак, чтобы рассчитывать на него в драке! Я же знаю, что драться он не умеет. Он этого не скрывает, а предатель — тот, кто говорит одно, делает другое.

Теперь у меня с речью все в порядке, натренировался за год. Вот только в разговорах я нередко лезу за словом в карман, а собеседник, понятно, ждать не будет.

— Предатель — тот, на кого нельзя положиться, — впившись в меня своими светлыми ореховыми глазами, сердито возразила Вир. — Слабость — это предательство.

— Неправильно. Когда мы жили в Лесу, Герман, Фархад и Ганна были слабее меня, не могли охотиться — так они, что ли, предатели? Я охотился за четверых, они делали другие полезные вещи — это разделение функций. С Дэнисом так же. Я его защищаю, а он научил меня грамотной разговорной речи, объясняет всякие моменты из окружающей жизни. Я четыре года был натуральным дикарем, ты даже не представляешь, как я за последний год изменился!

— Не знаю, каким ты был год назад, но сейчас ты, по-моему, в опеке не нуждаешься.

— Пожалуй, — подумав, согласился я.

— Вот и избавься от этого Дэниса, тогда я перееду к тебе жить. Он ведь больше тебе не нужен.

— Нужен, потому что мы за этот год подружились. Кроме того, ему нельзя отсюда уходить. Если приятели тех бандитов решат, что я его больше не защищаю, они его убьют.

— Залман, ты должен сделать так, как я говорю.

— Нет, Вир, не должен.

— Если хочешь, чтобы я с тобой жила, ты это сделаешь. Или я, или Кенао. Он отлынивает от военных сборов, и тренироваться дома ты не можешь его заставить — какие там нормативы экстерном!

— Это точно, проще будет дать военным еще одну взятку, чем заставить его тренироваться.

— Ага, сам признаешь! — Вир хватила кулаком по подлокотнику так, что ее чашка подскочила. — Он не солдат, покажи ему на дверь!

— Вир, все люди разные. И мне нужен не солдат, а друг.

— И ты еще хочешь, чтобы я вам тут компанию составила! А знаешь, что про вас думают? Сказать?

— Скажи.

— Что вы с ним… — она замялась. — В общем, спите в одной кровати!

— Какая ерунда, — я рассмеялся. — Нет, конечно, кровать у каждого своя. Здесь полно старой мебели, я все лишнее со второго этажа стащил на первый, в нежилые комнаты. И даже если бы у меня дома не хватало мебели, кому какое дело?

— Издеваешься? — прищурилась Вир.

— Я никогда не издеваюсь. Я только хочу сказать, что мебели у меня целая куча, есть четыре лишних кровати, и ты для своей комнаты выберешь, какую захочешь…

Я подался в сторону, и чашка пролетела мимо. По нарисованным камышам растеклась коричневая клякса какао.

Вир вскочила, натянула гимнастерку и джемпер цвета хаки (вначале — задом наперед, так она злилась и торопилась), при этом бормотала сквозь зубы, что, если мать-природа кому-то недоложила в голову мозгов, это хроническое, хоть в Лесу живи, хоть в городе. Я топтался рядом и пытался выяснить, что ей не понравилось, даже рискнул обнять, но она меня оттолкнула и убежала, как вчера. Наверное, она все-таки прочитала в той тетрадке между строк, какими были мои истинные отношения с Хэтэсси.

Через полчаса после ее ухода мне позвонили из компании и вызвали к самому Слейгрицу из Совета Директоров. Он похож на мумию — тощий, бледный, кадык и скулы выпирают так, что того и гляди прорвут сухую истончившуюся кожу. Несколько лет назад он заболел раком, а потом вдруг выздоровел, на такой стадии, когда уже никакой надежды, но вид у него с тех пор остался, как у завтрашнего покойника. Я слышал, он ни разу не проговорился, кто его вылечил. Наверное, эта знахарка, или этот колдун, или этот непризнанный врач-экспериментатор велели ему хранить тайну.

Разговор со Слейгрицем был скользким и вроде как беспредметным. О том, что я, по его мнению, переутомился, но скоро начнется весенняя распутица, и тогда смогу отдохнуть. О том, что в Танхале я натворил достаточно подвигов, чтобы меня пожизненно упекли на каторгу, и спасти меня может только Трансматериковая — при условии, что я проявлю благоразумие и не полезу не в свое дело. О том, что вокруг происходит много такого, что рядовому человеку может показаться странным, но все имеет свою цель и все к лучшему.

Потом Слейгриц вручил мне толстенную пачку денег — "неофициальную дополнительную премию", и спросил, все ли я понял.

Я ответил, что да, все — чтобы поскорее отделаться, хотя, если честно, не понял ни черта. И тут же, пользуясь случаем, попросил три билета на состязания претендентов. Слейгриц рассмеялся болезненным суховатым смехом: "Я рад, что мы с тобой так хорошо договорились!" — и черкнул записку к секретарше насчет билетов.

Они лежат у меня в кармане. Лишь бы помириться с Вир, а то третий билет пропадет".

* * *

— Значит, мы с ней все время то ссорились, то мирились? — спросил Залман. — Какие странные отношения…

— А уж я-то как удивлялась! — с сарказмом, как ему показалось, хмыкнула Сандра. — Знаешь, кем стала Вир? Первым советником Осеннего Властителя по воспитанию молодежи. Они создали Общество Юных Пехотинцев, и туда собирают всех подростков поголовно, с двенадцати лет, в добровольно-принудительном порядке. Пламенный Легион теперь элитная молодежная организация, для самых достойных. Веселые настали деньки, такого на Долгой Земле никогда еще не было!

Глава 5

"Вернулся Дэнис. Я рассказал ему об эпизоде в пути.

— Тебя еще не вызывали в компанию для приватного разговора с угрозами и намеками?

Я так и поперхнулся кофе.

— Ага, вызывали. Откуда ты знаешь?

— Это продолжение истории с шоколадками.

Тогда я пересказал беседу со Слейгрицем.

— Он припугнул тебя каторгой и заплатил за молчание, — расшифровал эту абракадабру Дэнис.

Жаль, я не понял вовремя, что Слейгриц меня запугивает, а то бы огрызнулся.

— Может, угадаешь заодно, что было в тех ящиках?

— Оружие.

— Зачем? — его предположение показалось мне сумасшедшим. — Это не в интересах компании, кесу и так опасны. Помнишь, я рассказывал, что они вытворяют с мечами и ножами?

— Даже показывал, — Дэнис кивнул. — У тебя это тоже выглядит устрашающе. Но допустим, Трансматериковая заключила с ними сделку: они не трогают караваны — и взамен получают оружие, которое позволит им эффективно противостоять лесной пехоте. Как я понимаю, ваша компания заинтересована не в войне с кесу, а в мирном сосуществовании, иначе может получиться так, что ни один караван не дойдет до места назначения. Вот и согласились на компромисс. Но это не обязательно оружие, могло быть что-нибудь другое, тоже запрещенное — например, буровой инструмент. Известно, что в Кесуане полно полезных ископаемых.

О войне за Кесуанские горы время от времени пишут в газетах. Она продолжается уже полторы тысячи лет, и лесной пехоте никак не удается там закрепиться.

— А насчет Наргиатага что скажешь?

— Ничего, — Дэнис усмехнулся. — О кесу я ничего не знаю.

Нас прервал звонок в дверь, это пришла Доротея с домашним тортом. Я пригласил ее в холл на первом этаже, где мы пили кофе около растопленного камина.

— Я вчера видела, как от вас выскочила Виринея, — сообщила она торопливой тревожной скороговоркой. — Разве вы с ней не поладили?

Виринея — это полное имя Вир. Та его не любит: "Слишком женственное, сразу приходит на ум всякая жеманная дребедень, полуопущенные ресницы, платья с рюшами, а мне нужно имя короткое и жесткое, как удар".

— Я пригласил ее жить здесь, но она не захотела.

— Вот-вот, Виринея — девушка сложная, еще неизвестно, какая из нее хозяйка, а в доме нужна женская рука, — подхватила Доротея. — Разве два молодых человека могут содержать дом в порядке? Вы посмотрите, как у вас тут все запущено! Пыль не вытираете, пол не метете…

— Я перед отъездом подметал, — попытался оправдаться слегка струсивший Дэнис.

— А надо каждый день, и два раза в неделю — влажную уборку! — увядающее остроносое лицо Доротеи разрумянилось, голос зазвучал тверже. Уборка дома — одна из ее излюбленных тем. — А что у вас на кухне творится? Вон какой кавардак!

Кухня как раз напротив холла, по другую сторону коридора. Обе двери были открыты. Ну да, беспорядок, потому что мы там еду готовим: я жарю мясо на вертеле, по-охотничьи, как привык в Лесу, а Дэнис делает бутерброды.

— Вам нужны помощники по хозяйству, — подытожила Доротея. — У меня есть кое-кто на примете. Люди честные, добрые, работящие, не какие-нибудь мошенники. Семья беженцев, им негде жить. Залман, им хватит одной-единственной комнатки. Петр и Ева Янари, она будет стряпать и все тут до блеска отмоет, а он у себя на Ваготе был автослесарем и вдобавок плотничать умеет, золотые руки, сделает вам ремонт. Никак не могут найти жилье, их несколько раз выбрасывали на улицу. Жалко, очень порядочная семья, кого попало я бы вам не порекомендовала.

Замолчав, она торопливо отхлебнула кофе.

— Если они такие прекрасные люди, почему их отовсюду выгоняют? — с подозрением спросил Дэнис.

От нападок Доротеи он растерялся, но уже овладел собой и даже заметил подводный камень, на который я не обратил бы внимания.

— Бывают люди, которые не любят маленьких детей, — вздохнув, объяснила Доротея. — У Петра и Евы есть восьмилетний ангелочек, вам эта крошка мешать не будет, вы же на втором этаже, а им выделите комнатку на первом. Залман, вы здесь хозяин, и если что не так — всегда сможете их выселить, но это честнейшая семья, посмотрите на них сами. Давайте, я завтра утром приведу их? Если не понравятся — не пускайте, кто же вас неволит…

Я согласился. Она еще некоторое время расхваливала Петра и Еву Янари, потом ушла, оставив нам торт.

— Доротея похожа на мою маму и бабушку, — сказал Дэнис. — Они такие же суетливые и придирчивые, постоянно из-за чего-нибудь беспокоятся. Я их люблю, но не могу долго выдерживать, хочется смыться. Обе очень красивые, бабушка — подвид С и еще не состарилась, но дед и отец от них сбежали, — он неприязненно сощурился. — Я ни того, ни другого мерзавца ни разу не видел. Когда Доротея начала насчет уборки, меня передернуло — совсем как у нас дома, тема номер один.

— Они только об этом и говорят? — ужаснулся я.

— Не только. Еще о проблемах со здоровьем, о ценах на продукты и о том, хорошо ли я учусь.

Он провел ребром ладони по горлу и откинулся в кресле.

— От меня Вир ушла, — поделился я своим несчастьем. — Надеюсь, еще вернется.

— Наверное, — сдержанно отозвался Дэнис.

Видно было, что ему совсем не хочется, чтобы она вернулась, однако он держал свои эмоции при себе. Ну, почему Вир так не может?

Второй запавший мне в душу дорожный эпизод не имеет никакого отношения к передаче кесу партии контрабанды. Я познакомился с одним из пассажиров, Кирсаном Новашеком, магаранским колдуном. Он ездил по своим делам на Лаконоду, а после решил посетить Кордею.

Мы разговорились, я немного рассказал о себе, а он рассказал мне о Высших. Вир ими интересуется и восхищается, вот я и привязался к нему с расспросами. Кирсан утверждает, что Высшие — вовсе не маги, выучившиеся какому-то особому волшебству, как считает Вир. Высшие — это люди, переставшие быть людьми. Простым постижением тайных наук тут ничего не добьешься, для того чтобы стать Высшим, надо как бы заново родиться.

Во время ночной стоянки мы с ним сидели вдвоем у костра, он угощал меня травяным чаем с огненно-сладким целебным бальзамом собственного изготовления. Вокруг россыпь других костров, в черном небе — слепяще-белый рогатый месяц, машины в темноте похожи на больших дремлющих животных. Искрится снег, из Леса доносится потрескивание — там все время что-нибудь растет, даже зимой, почему здесь и не проедешь без таран-машины.

— Залман, если тебе доведется столкнуться с Высшими, не верь им. Они игроки, играют и с людьми, и друг с другом. Соврать, чтобы выиграть — это для них обычное дело. Ты парень неглупый, но молодой и наивный, а они любят головы людям дурить. По сравнению с нами они всемогущи.

— Почему они не хотят помочь людям, избавить людей от лишних страданий? — я спросил об этом, вспомнив тридцать девятую травматологическую больницу.

— Им нет никакого дела до человеческих страданий. Сами-то они не умирают, не стареют, не болеют. И боятся только одного…

— Проиграть? — подсказал я.

— Не-е-ет, — протянул Кирсан, глядя на меня с хитроватой ухмылкой поверх глиняной кружки. — Если проиграешь, можно отыграться. А Высшие по-настоящему боятся одного-единственного — того, что кто-нибудь вроде тебя доберется до Универсального Уничтожителя.

Я начал возражать, что никакой Универсальный Уничтожитель мне не нужен, я не террорист и не психопат, а он продолжал ухмыляться и больше не проронил на эту тему ни слова, сколько я ни приставал с дальнейшими вопросами.

Зато на прощанье вручил мне визитную карточку.

— Это чтобы ты меня нашел, если понадоблюсь. Чувствую, что мы с тобой еще свидимся. Я собираюсь прожить тут до лета, а потом уже подамся на Магаран, домой.

У меня не идут из головы его слова насчет Универсального Уничтожителя. Я никогда не испытывал желания уничтожить весь мир или отколоть что-нибудь еще в этом роде. Почему он так сказал?

Сегодня утром состоялось знакомство с Янари. Они пришли вдвоем, без ребенка. Нам с Дэнисом они понравились.

Дружная супружеская пара средних лет. Петр — кряжистый бородатый мужчина, немногословный, но приветливый, похож на гнома из детской книжки. Ева — невысокая полная женщина с круглым, добродушным, улыбчивым лицом и аккуратным узлом темных волос на затылке.

Я предложил им перебираться сюда насовсем вечером, потому что сейчас мы уходим. После этого Дэнис отправился на лекции в университет, а я — мириться с Вир. У меня был для нее билет на состязания претендентов и рассказ Кирсана о Высших, еще я купил большую коробку дорогих шоколадных конфет.

Вир переезжала из своей гостиницы, снаружи громадной, а внутри полутемной и тесной, как мышиные норы, в мансарду на улице Ожидания. Встретила меня, как ни в чем не бывало. Я помог ей упаковать и перевезти вещи. Мансарда на восьмом этаже, на другой стороне улицы скалится блестящими стеклами Марленский пассаж. Вокруг вечная сутолока, стены домов оклеены пестрыми плакатами — новенькие вперемежку с выцветшими, полуободранными, на тротуарах месиво грязного снега, шумят и сигналят автомобили. Здесь веселее, чем в гостинице, и комната намного светлее.

Билету и конфетам Вир обрадовалась, но ей не понравилось, что Кирсан отзывался о Высших неодобрительно.

— Какой-то магаранский колдун для них мелкая сошка! — рассуждала она возмущенно и презрительно, прохаживаясь туда-сюда вдоль большого окна с треснувшим стеклом, заклеенным пожелтелыми бумажными полосками. — У него не тот уровень, чтобы понять Высших, а они совсем не обязаны что-то ему объяснять. Может, он давно уже продался темным силам… И Высшие не должны каждому все разжевывать!

Она защищала их так же горячо, как свою любимую лесную пехоту, но потом открыла коробку с конфетами и утихомирилась. Мы опять целовались. Поцелуи с привкусом шоколада. На прощанье она сказала, что будет за меня бороться. А зачем, если я и так ее люблю?

Когда я вернулся домой, Петр и Ева Янари сидели на крыльце с тремя чемоданами и двумя мешками. Я стал отпирать дверь и вдруг услышал:

— А у вас тут какие-нибудь котики-собачки есть?

На меня смотрело снизу вверх существо с круглым розовым личиком и темными глазами-буравчиками. Пальтишко, сшитое из кусков рыжего и коричневого меха, все в снегу, из-под вязаной шапочки торчат две толстых косички с огромными бантами в горошек. Я понял, что это и есть тот самый восьмилетний ангелочек, о котором Доротея говорила с таким настойчивым, немного фальшивым умилением.

— Нету.

— А чего же не завели?!

Вслед за этим сердитым звонким возгласом наступила тишина — такая, что стало слышно, как за забором скрипит снег под ногами у прохожих — а потом я объяснил:

— Я часто уезжаю, вот и не завел. Но ко мне во двор иногда заходит погулять соседская кошка.

— Где она? — девчонка деловито оглядела двор. — У меня есть красивенькое платье от куклы, как раз кошачьего размера!

— Сандра, сначала поздоровайся! — одернула Ева. — Это хозяин дома, господин Ниртахо.

— Ага, здрасьте! Господин Ниртахо — слишком длинное имя, можно покороче?

— Меня зовут Залман, — представился я. — Заходите!

Мы прошли в холл. Петр и Ева почему-то выглядели испуганными, а Сандра, сбросив пальто и шапочку (под ней оказался еще один громадный бант, на макушке), сразу же полезла в чемодан — "за платьицем для кисы". Я показал им, где что находится, в это время вернулся с занятий Дэнис. Сандра бросила потрошить чемодан и уставилась на него, широко раскрыв блестящие глаза шоколадного цвета. Дэнис занервничал и поскорее ушел наверх, его смутить недолго.

— Вот это да! — восхищенно прошептала Сандра. — Кто это?

— Ты как себя ведешь? — нахмурилась Ева Янари. — Нельзя так невежливо разглядывать незнакомых людей.

— Мама, ты видела, какой он красивый?!

— Ты еще маленькая, чтобы так глазеть на красивых молодых людей, понятно? Извините, господин Ниртахо, мы с ней поговорим!

Я решил, что мне тоже пора наверх. Перед тем как уйти, попросил:

— Сандра, не надо надевать на кошку платье. Это будет ей неудобно, и больше она сюда не придет.

Мне до сих пор не приходилось общаться с детьми. Хэтэсси рассказывала, что дети кесу — настоящие чертенята, но я их не видел, в племени из малолетних были только подростки. В конце осени и зимой кесу не рожают, условия не те (у них очень развита контрацепция — всякие травяные отвары и колдовские способы). А человеческих детей я вблизи видел разве что мельком, хотя, конечно, читал о них.

Завтра утром — в рейс, а вчера мы побывали во Дворце Четырех Времен Года, посмотрели один из этапов состязаний претендентов на Весенний трон. Дворец громадный, и все равно там было не протолкнуться: зрители собрались со всех островов Кордейского архипелага, да еще многие специально приехали с Лаконоды, Магарана и Сансельбы. Такое столпотворение бывает раз в восемь лет, когда меняется власть, а в остальное время этот дворец стоит закрытый, служители вытирают пыль в пустых залах и ждут следующих состязаний.

Повсюду зимняя и весенняя символика, сияют многоярусные люстры с подвесками, на стенах цветная мозаика и раскрашенные лепные барельефы. Публика нарядная, как в театре. Мне нравится смотреть на женщин в вечерних платьях, и я хотел подарить Вир красивое платье из черного бархата, с серебряной вышивкой на рукавах, но она рассердилась, пришлось вернуть его в магазин, заплатив неустойку. Зато она согласилась взять вторую половину подарка — бриллиантовое колье.

Скоро я заметил, что фланирующий по коридорам народ с интересом рассматривает нашу компанию, причем не столько меня — следопыта Трансматериковой в парадной форме, сколько Дэниса и Вир.

Направление чужого взгляда, перемены в мимике, признаки тех или иных эмоций — это я всегда замечаю. Сказывается наблюдательность лесного охотника, который, чтобы выжить, должен отслеживать уйму деталей окружающей обстановки. Правда, в Лесу я понимаю, какая деталь что означает, а в городе — чаще всего нет. В городе вокруг меня мельтешит множество непрерывно меняющихся картинок-головоломок.

Вот и вчера во дворце я видел, что на Вир и Дэниса многие обращают внимание, а почему — не знаю.

В толпе мелькнул Кирсан Новашек, мы с ним успели поздороваться, но даже двумя словами не перебросились, потому что наша троица искала буфет, а он вместе с людским водоворотом плыл к лестнице, уводившей в галерею с портретами прежних Властителей и Властительниц, мы там уже побывали.

В битком набитом зале буфета с раскрашенными лепными натюрмортами на стенах я встретил Слейгрица. Мы столкнулись, когда я отправился к стойке, оставив Дэниса и Вир за столиком с лаковой росписью, изображавшей катание придворных на коньках.

В душе я молился, чтобы они не успели поругаться. Естественно, сходить за угощением должен был я. Во-первых, если послать Дэниса, его может задеть то, что он как будто на побегушках у нас с Вир. Во-вторых, из нас троих я самый ловкий, и у меня больше всего шансов пронести сквозь это столпотворение поднос с вазочками мороженого, ничего ни на кого не уронив. Официантов не было — им здесь пришлось бы несладко. Я пробирался к стойке, за которой метались туда-сюда запарившиеся буфетчицы в белых атласных жакетах и венчиках из серебристых снежинок, и на полпути меня перехватил Слейгриц, похожий на покойника в дорогом кремовом костюме.

— Пришел на состязания посмотреть? Я надеюсь, без бутылки в кармане? А то на входе уже несколько человек вашего брата поймали с бутылками…

Во Дворце Четырех Времен Года спиртное под запретом — это ведь не спортивные соревнования, где можно пить и орать все что хочешь, а выборы верховного правителя.

— Ты, кажется, с девушкой сюда собирался? — припомнил Слейгриц. — Где же она?

— Вон там, — я показал. — Видите, за крайним столиком, где на стене изображен позолоченный кувшин.

Он сощурился, потом вдруг ухмыльнулся:

— И кто из них твоя девушка?

Наверное, у него плохое зрение, а очков не носит. Глядя на них издали, близорукий человек может не понять, кто есть кто. Дэнис был в черном свитере и теплых серых брюках — так одеваются и парни, и девчонки, длинные каштановые волосы падали на плечи, а лицо у него такое, что в первый момент можно ошибиться. Вир заплела волосы в косичку, надела пятнистую полевую форму лесного пехотинца без знаков отличия и украшенные блестящими заклепками кожаные сапоги (сильно стоптанные, тоже с какой-то распродажи), ворот у нее был расстегнут, на шее переливалось бриллиантовое колье — мой подарок.

— Девушка — в зеленом камуфляже, — пояснил я. — А второй — это Дэнис, мой друг, он из университета.

Разглядывая их, Слейгриц продолжал ухмыляться и чуть ли не хихикал. Должно быть, сам успел рюмочку пропустить, а меня поучает! Запаха я не чувствовал, но для этого есть специальные пастилки, называются "Антиалкоконтроль".

— А ты, Залман, я смотрю, парень не промах… — заговорщически подмигнув мне, с какой-то совсем уж странной игривой ухмылкой начал господин директор, но тут появилась полная дама в расшитом жемчугом облегающем розовом платье, по-хозяйски сцапала его под руку и увлекла в сторону. Они скрылись в толпе.

Когда я вернулся с мороженым к столику, Вир спросила:

— Кто это стоял с тобой и пялился на нас?

— Один из наших, из Совета Директоров. По-моему, навеселе. Вот будет история, если его отсюда выведут!

— Такого человека не выведут, а уведут потихоньку, — возразил Дэнис.

Как я понял, они с Вир за все время словом не перекинулись. И на том спасибо.

Наши места в огромном Зале Состязаний находились на одном из верхних балконов, под самым потолком. Мы разглядывали в бинокли шестерых претендентов и сидевшую в своей белой ложе Зимнюю Властительницу в белоснежных мехах и алмазной короне.

В программе был диспут, а потом фехтовальный турнир. С балкона невозможно разобрать, что говорят внизу, на выложенной перламутровыми восьмиугольниками арене, так что диспута мы не слышали. Правда, Вир утверждала, что умеет читать по губам, но так и не согласилась пересказать нам, о чем дискутируют претенденты.

— Если б умела, ты бы это доказала, — заметил Дэнис.

— Посмотришь завтра в газете, — холодно бросила Вир. — Я благотворительностью не занимаюсь! Научись сам читать по губам, кто тебе мешает?

— Да все эти словопрения — ерунда, — вмешался я, чтобы пресечь назревающую ссору. — Главное не то, что политики говорят, а что они делают. Точнее, что у них получается. Вот, например, Зимняя госпожа — она и состязания когда-то выиграла, и красивая — настоящая Снежная королева, но это все внешнее. Вокруг столько нищеты и несправедливости, а она, пока правила, даже не попыталась что-то изменить.

— Ты разве социалист? — фыркнула Вир.

— Нет, я работник Трансматериковой компании. Трансматериковая — это, как однажды сказал Дэнис, государство в государстве, и оно о своих людях очень хорошо заботится. Так почему большое государство не может так же заботиться о своих гражданах?

— Потому что большому государству наплевать, хорошо нам или плохо, есть мы или нет, — отозвался Дэнис. — Для него люди взаимозаменяемы, лишь бы имелось в наличии энное количество рядовых граждан, чтобы прокормить верхушку.

— Ты рассуждаешь, как озлобленный малоимущий! — Вир смерила его презрительным взглядом.

— Я и есть малоимущий. И ты тоже.

— А я — нет! — Вир вызывающе вскинула голову, и на шее у нее сверкнули в свете люстры бриллианты.

Ага, ведь она может выйти за меня замуж. Я готов хоть завтра, и тогда она станет женой обеспеченного работника Трансматериковой компании, со всеми вытекающими привилегиями.

— Дэнис, ты студент, — я снова вклинился между ними, как буфер. — Выучишься и найдешь хорошую работу.

— Если выучусь. На первый курс мама с бабушкой десять лет копили. Второй и дальше — еще дороже, а чтобы попасть туда бесплатно, все экзамены надо сдать на отлично. Я готовлюсь, но это почти невозможно. Всего экзаменов четырнадцать.

— Значит, нечего было туда лезть, — хмыкнула Вир. — Не разевай рот на слишком большой кусок!

Она вела себя так, что я почувствовал злость, да еще на нас начали шикать другие зрители.

— Прекрати, — шепнул я.

Вир бросила на меня косой взгляд, отвернулась и прижала к глазам бинокль. В перерыве мы с ней почти не разговаривали, Дэнис тоже был невеселый и молчаливый.

Потом начался фехтовальный турнир. Вир болела за Максимилиана Келларда, потому что он служил в Лесной пехоте, но победил, к ее досаде, другой претендент, Валеас Мерсмон. Кстати, он единственный из шестерых участников использовал кесейские приемы фехтования, только вряд ли это заметил кто-нибудь, кроме меня.

Когда мы получили свои куртки в похожем на лабиринт гардеробе и вместе с толпой вышли на улицу, уже стемнело, в черном небе переливались звезды. Вдали над крышами поднимались льдисто-белые башни Зимнего дворца, подсвеченные снизу прожекторами. Скоро его законсервируют до следующей зимы, а Весенний дворец, где будет жить новый Властитель, находится не очень далеко от наших кварталов, за Марсенойским парком.

Все окрестные улицы были забиты припаркованными автомобилями, трамваи — переполнены, и мы пошли пешком провожать Вир. Когда я сказал "до свидания", она процедила:

— Залман, ты многого не понимаешь. Вся жизнь — это Лес, идет борьба, сильнейшие побеждают, слабые вымирают, и жалеть их нечего!

И сразу, пока никто не успел возразить, нырнула в темный грязный подъезд, победоносно захлопнув дверь у меня перед носом.

Я попросил Дэниса выяснить, что такое Универсальный Уничтожитель. У него, как у студента, есть доступ в библиотеку Танхалийского университета — говорят, там можно отыскать любую информацию.

Я должен узнать, что Кирсан имел в виду".

* * *

— Наконец-то про тебя!

— Ага, — Сандра кивнула. — Путешествовать отправимся сразу, как дочитаешь до конца. Нам надо успеть, пока база на Пироге все еще моя.

— Разве кто-то ее у тебя отнимает?

— Вересмар. Он собирается всю Танару превратить в военный полигон. Летную базу конфискуют, сунув мне положенную по закону компенсацию. Мы обязательно должны туда завернуть и напоследок прокатиться на дельтаплане.

Залман безразлично пожал плечами. Раз ей так хочется — можно и прокатиться

— Жаль, ты не описал здесь самого себя, как ты выглядел со стороны. Ты потрясающе двигался — такой ловкий, быстрый, даже грациозный, как лесной кот или рыщак, я с удовольствием за тобой наблюдала. Но главное — твои глаза, они как будто излучали солнечный свет, и людям рядом с тобой было хорошо. Да не только людям… Я думаю, Хэтэсси тоже привлекало в тебе в том числе это.

Помолчав, Сандра уже другим тоном добавила:

— А Универсальный Уничтожитель — это одно из названий Камня Власти.

Глава 6

"Теперь я понял, почему старые следопыты говорили: "Ты еще ни одной весны не видел, не хлебнул лиха". Марьяжник пошел в рост, и мы потеряли двое суток, продираясь сквозь его трепещущую путаницу. Хуже всего то, что нельзя делать остановок, иначе эти тонкие, но цепкие розоватые веточки за считанные часы оплетут машины так, что мы оказались бы в живом саркофаге.

Мы со штурманом нанесли очаг марьяжника на свои карты. Эта напасть живет недолго, два-три месяца, но пока она не засохла, ее лучше объезжать стороной. Там, внутри, даже неба не видно — сплошная масса шевелящихся бледно-розовых веток.

Дэнису пока нашел только упоминание о том, что Универсальный Уничтожитель — то же самое, что Активатор. У него сейчас мало времени, надо к экзаменам готовиться, но он сказал, что после продолжит поиски.

Утром поймал в шкафу Сандру. В том шкафу, который в комнате у Дэниса.

Погода была мягкая, солнечная, около нуля по Цельсию. В самый раз, чтобы выйти во двор и поупражняться в фехтовании — это входит в обязательные для ополченцев нормативы. Кесейские колдуньи умеют портить своими чарами огнестрельное оружие, да и патроны могут закончиться, и тогда начинается рукопашная, поэтому тех, кто не сдаст положенные нормативы по фехтованию, ожидают всякие неприятности вроде штрафных общественно-полезных работ сроком на полгода.

Дэнис еще спал, я разбудил его и позвал тренироваться.

— А надо? — спросил он жалобно.

— Сам знаешь, что надо. Я-то от тебя отстану, а военные не отстанут. Долг сознательного гражданина и все такое прочее.

— Может, лучше завтра?

— Лучше и сегодня, и завтра, потому что послезавтра я ухожу с караваном. У нас график сдвинулся, чтоб успеть туда и обратно до Коронации. Мне тоже билеты обещали, так что сходим.

— У меня сейчас одни экзамены на уме.

— Сколько нужно заплатить за твой второй курс?

— Много.

— Много — это сколько?

— Не имеет значения.

— Имеет, потому что я заплачу.

— Я у тебя не возьму.

— Почему?

— Не могу.

— Ну, почему?

— Не могу, и все. Я подготовлюсь и сдам экзамены, а если не получится, пойду в учебное заведение подешевле. Спасибо, что ты это предложил, но я не могу.

— Да мне девать эти деньги некуда!

Мы начали спорить, но не так, как с Вир, потому что не злились друг на друга и не ссорились, и все-таки переубедить его я не мог, а он, казалось, готов был расплакаться. С деньгами связано столько сложностей, что у меня голова идет кругом. Причем одни готовы из-за них на любую гадость, а другие, наоборот, проявляют болезненную щепетильность и никак не могут переломить свою чертову гордость, даже если ломать ее на самом деле вовсе не надо, я же предлагал Дэнису деньги просто так, ничего не требуя взамен.

Внезапно я уловил позади шорох, словно чьи-то коготки царапнули по дереву. Я замолчал и приложил палец к губам. Звук повторился, он исходил из полупустого стенного шкафа. Лицо Дэниса мгновенно залила смертельная бледность, а я вынул из ножен на поясе охотничий нож, с которым по старой привычке никогда не расстаюсь.

Хотя весна еще не наступила, Санитарная служба уже вовсю рассылает листовки с предупреждениями о том, что скоро начнут выходить из спячки перекидники, нетопыри и многоножки, повыползают из укромных мест личинки медузников и шмыргалей, и так далее, и тому подобное. Поэтому будьте бдительны, проверяйте свои подвалы, чердаки и кладовки, чуть что — вызывайте местную Санитарную службу!

Эти призывы проиллюстрированы жутковатыми натуралистическими картинками. Доротея говорит, что от таких картинок впечатлительного человека может стошнить, а маленькие дети будут плакать по ночам. Правда, маленькая Сандра не плачет, а рассматривает художества Санитарной службы с жадным, я бы даже сказал, нездоровым любопытством.

Дэнис, видимо, вспомнил об этих листовках, и я тоже.

— Спокойно. Сейчас посмотрю, что там.

Я шагнул к шкафу и распахнул дверцу (слабенькое сопротивление, словно кто-то попытался удержать ее изнутри), приготовившись отскочить или ударить — по обстоятельствам.

На меня смотрела из темной ниши пара сердитых блестящих глаз. Вздохнув, я убрал нож в ножны.

— Что ты здесь делаешь?!

— Только маме не говори, — буркнула Сандра.

Дэнис обессилено откинулся на подушку, лицо у него было такое же белое, как наволочка (Ева не только вкусно готовит, она еще и все наше постельное белье перестирала).

— Теперь видишь, зачем нужно тренироваться? — я решил воспользоваться происшествием в дидактических целях. — Если бы это была не Сандра, а личинка шмыргалей или многоножка-мясоед, тебя спасла бы от укуса только быстрая реакция и способность нанести удар точно в цель.

— Ага, правильно! — поддержала Сандра, выбираясь из шкафа и расправляя свои смявшиеся бантики, белые в красный горошек. — Научишь меня, ладно?

— Сначала скажи, как ты сюда попала?

— Ну… я пришла потихоньку, пока он спал, и залезла в шкаф. Я же там никому не мешала.

— Что тебе там понадобилось?

— Ничего… Просто так…

В конце концов она созналась, сверля меня обвиняющим взглядом — словно это меня изловили в чужом шкафу! — что ей бывает интересно наблюдать исподтишка за жизнью других людей, это вроде кино или театра.

— Лучше книжки читай, — посоветовал я.

— У меня их две, сказки братьев Гримм и "Приключения Лунного кота", я уже на много раз перечитала.

— Идем, я дам тебе новые.

Библиотеку за эти пять лет я собрал большую, там есть и взрослая литература, и детская. Кроме того, что я для нее нашел, Сандра выпросила книгу о дельтапланах, ей понравилась картинка на обложке.

Эта маленькая нахалка заставила нас пообещать, что жаловаться маме с папой мы не будем, а взамен дала честное слово, что не заберется больше на нижнюю полку стенного шкафа в комнате у Дэниса.

— Я чуть не ударил тебя ножом, — напомнил я после того, как помог ей отнести книги на первый этаж. — Ты поняла, что поступила нехорошо, и больше так делать нельзя?

— Поняла, — серьезно кивнула Сандра. — Если сидишь в засаде, надо сидеть тихо-тихо, чтобы тебя никто не застукал.

Что-то я сомневаюсь, что она все поняла правильно.

Вир меня все-таки любит.

Мы полтора часа просидели в маленьком кафе на втором этаже Марленского пассажа, смотрели сквозь стеклянную перегородку на снующих по лестнице покупателей и вспоминали подробности фехтовального турнира претендентов на Весенний трон, причем ни разу не поссорились. Потом пошли к ней в мансарду, там это и случилось.

Комната походила на аквариум, наполненный вместо воды солнечным светом. Гладкая светлая кожа и русые волосы Вир медово золотились. Занавесок у нее нет, но нас и не мог бы никто увидеть — ее дом на улице Ожидания самый высокий.

Я не должен сравнивать ее с Хэтэсси, это будет нечестно по отношению к обеим. Хэтэсси, конечно, более опытная, изощренная и смелая… Зато Вир я люблю, и мы с ней одной крови.

Претендентов-финалистов осталось трое — Максимилиан Келлард, Валеас Мерсмон и Бертольд Ногельшан, и Вир сказала, что перестанет всех уважать, если выберут не Келларда. Он офицер лесной пехоты, один из героев бесконечной войны с кесу. Похоже, я начинаю ревновать. Весна — сезон флиртов, и Весеннему Властителю по традиции полагается флиртовать напропалую со всеми девушками и женщинами, это вроде как неписаный закон.

Традиции — традициями, но если у Вир с ним что-нибудь будет, мне это совсем не понравится.

Сумасшедший рейс. Мы решили во что бы то ни стало обернуться до Коронации, и вдобавок пассажиров на обратном пути было вдвое больше обычного — все они тоже хотели попасть на Коронацию.

Сроки выборов уже прошли, но до возвращения на Кордею мы не могли узнать, кто стал Властителем. Хорошо жителям Земли Изначальной — у них есть радиосвязь, и можно передавать сообщения на какие угодно расстояния. А у нас их радиоприборы не работают, так же как на Изначальной не работают обереги вроде тех, что защищают наши дома от пожаров или машины от случайных поломок. Почему — никто не знает. И телеграф между архипелагами не протянешь: несколько раз пробовали, но обязательно найдется какая-нибудь лесная зараза, которая порвет или перегрызет кабель.

Лишь бы не Максимилиан Келлард! Не хочу, чтобы за моей девушкой волочился Весенний Властитель, и чтобы она благосклонно принимала знаки его внимания. Она говорит о нем с таким восхищением… Пусть будет Мерсмон или Ногельшан — эти двое не особенно ей понравились.

Видели гигантского пустотелого червя-путешественника, они как раз в это время выходят из спячки. Каравану пришлось остановиться, чтобы пропустить его. Похоже, он был бешеный. Ломился сквозь чащу, оглашая окрестности низким трубным ревом и оставляя на сломанных и вывороченных с корнем деревьях ошметки своей шкуры, похожие на каменные сколки. Просека после него такая, словно прошла таран-машина. Возможно, это сбежал один из прирученных и выдрессированных червей — бывший зверопоезд. В конце концов он выбьется из сил и издохнет, если только не почует под снегом соленое болото — источник пищи.

Шум затих вдали, и мы двинулись дальше, опасаясь, что опять с ним столкнемся. Когда начали сгущаться сумерки, послышался грохот, и мы вначале решили: снова эта бешеная скотина, кругами ходит! Но это был не червь-путешественник, а такое, что меньше всего ожидаешь увидеть в Лесу — фейерверк.

Розовые, зеленые, малиновые, синие, золотые мерцающие шары взмывали в темное сиреневое небо над верхушками деревьев и взрывались, рассыпаясь на звезды. И еще с той стороны доносились крики, пение, визг.

Будь тут другой караван, мы бы об этом знали. Может, лесная пехота веселится? Но голоса были женские. Какая-нибудь экспедиция смешанного состава? Так мы сперва и подумали, но это оказались не люди, а кесу, и у них вовсю шла гулянка.

Караван отвернул в сторону, выставив на снег два ящика с конфетами и сгущенкой — у нас всегда есть с собой запас подарков для улаживания случайных недоразумений. Кесу, которые подошли забрать приношения, были настроены не враждебно, хотя выглядели возбужденными. В свете фар сверкали ожерелья поверх дубленых курток, лица раскрашены в разные цвета — у них точно был какой-то праздник. Одна из них крикнула на сескаде: "Яльех, та-вигуна эсса онкиу!" — и рассмеялась звенящим смехом.

"Люди, это наша весна!" Что она хотела этим сказать?

Еще несколько раз мы видели распускающиеся над Лесом огненные цветы фейерверка, но, зная, кто это развлекается, старались держаться подальше. Все гадали, что кесу празднуют — наступление весны? значит, их календарь совпадает с нашим? — и где они взяли пиротехнику.

У меня вертелся на языке ответ на второй вопрос: да у нас же и взяли, и провернул эту сделку господин Слейгриц из Совета Директоров! — но я счел за лучшее промолчать.

Зато заключил с ребятами пари — кто сядет на Весенний трон: три ставки сделал на Мерсмона, победившего в фехтовальном турнире, и две на Ногельшана. Не вижу смысла в пари, так что с моей стороны это был чистейший конформизм, а то начальство сплошь и рядом ставит меня в пример: не пью, дебошей не устраиваю, образцовый работник, из-за этого бывает, что на меня посматривают косо.

Мы выехали из Леса к береговым воротам на восточной окраине Танхалы после полудня. Над воротами растянуто лазурное полотнище с двумя серебряно-зелеными буквами — инициалами Весеннего Властителя. Лишь бы не МК… Мое обычное место — в кабине таран-машины, рядом с водителем, и зрение у меня острое, так что я первый разглядел, что там за буквы: ВМ.

Вот так-то, не видеть тебе, Максимилиан Келлард, моей девушки! Я ухмыльнулся. Водитель и штурман решили, что я радуюсь выигрышу.

Все пошло наперекосяк. Мы опять поссорились.

Вир считает, что Мерсмон победил нечестным путем, Весенним Властителем должен был стать Келлард. Пока меня не было, у нее появились какие-то новые друзья — Вир говорит о них таинственно и с откровенным восторгом — и они будто бы знают совершенно точно, что Мерсмон на состязаниях мошенничал. Возможно, так и есть, но я-то чем виноват? Я ему, что ли, помогал?

Когда мне надоело слушать, какой я зажравшийся, твердолобый, преступно либеральный к чужой преступной слабости (это о Дэнисе), нетерпимый к чужой точке зрения (это о моих разборках со шпаной), и насколько умнее меня те люди, с которыми Вир недавно познакомилась, я молча повернулся и ушел.

Третий пригласительный билет на Коронацию оказался лишним. У Дэниса девушки нет (если б была, я бы выпросил не три билета, а четыре), и на примете никого нет. Я решил, что отдам сверкающий серебряным тиснением радужный прямоугольник первому же встречному, который спросит, нет ли у меня лишнего билетика, но захваченные предпраздничной суматохой прохожие ни о чем не спрашивали. Они ведь не знали, какое сокровище лежит у меня в кармане.

Чтобы развеяться, дошел до своих кварталов пешком. Старые особняки, деревянные и кирпичные, с коваными узорчатыми ставнями и развешанными на фасадах гирляндами весенних флажков, смотрели на меня то ли с сочувствием, то ли с вежливым безразличием. Когда я свернул в Картофельный переулок, мне навстречу попался господин Курконо. Наш непримиримый враг.

Из всех соседей он единственный мечтает о том, чтоб я отсюда съехал, и говорит, что лучше согласится терпеть беспредел уличных бандитов, чем соседство такого порочного типа, как я. Честное слово, я ему не мешаю. Он мне вначале тоже не мешал, закидоны у него начались с год назад, когда здесь появился Дэнис, которого Курконо сразу невзлюбил. При встречах он кричит нам вслед, что нас поглотит геенна огненная, потому что мы отродье бесовское. Я бы его поколотил, но он старый и к тому же чокнутый. Других соседей он тоже по-всякому честит за то, что они не разделяют его религиозных воззрений. Надо сказать, Всевышний в его трактовке крайне неприятная личность.

Курконо и ему подобные считают, что Бог должен быть во всем похож на них — и никак иначе.

— Тьфу, грешник! — он смачно сплюнул на сугроб, а потом злорадно осклабился. — Не видал еще изнанку своего забора?

Ему удалось меня огорошить. Интересно, где у забора изнанка?

— Господь покарал тебя за бесовские дела! — мрачно хихикнул мой недруг. — Посмотри на свой изгаженный забор, позорище непотребное, тьфу! Это тебе за блуд, коему предаетесь в этом доме, не зная стыда, и днем, и ночью! Тьфу! Спаси, Господи…

Если бы… Всего-то здесь и было, что мы с Вир однажды целовались, и потом она чуть не засветила мне в физиономию чашкой с остатками какао. А Курконо, что ли, сквозь стенку этот "блуд" видел?

Я обогнул плюющегося старика, словно он был неодушевленным предметом, и пошел смотреть, что там сотворило его злобное божество с моим забором.

Изнанка — это, наверное, безымянный закоулок, где стоят проржавевшие мусорные баки… Курконо подготовил меня к самому худшему, и я в недоумении уставился на корявую надпись мелом:

Сталовая для Кошек и Сабак

В заборе было проделано два лаза, справа от калитки — побольше, "для Сабак", слева — поменьше, "для Кошек". Из большого лаза выбралась облезлая рыжая шавка, встряхнулась, махнула хвостом и неторопливо захромала прочь, вид у нее был довольный.

Отворив калитку, я обнаружил два загончика, сооруженных из кусков фанеры и картона. Собачий пустовал, на истоптанном снегу лежала обглоданная кость, а во втором серый полосатый котяра что-то уплетал из ярко-красной игрушечной кастрюльки.

— Залман, ты ведь не закроешь мою столовую для кошек и собак?

Сандра смотрела исподлобья, с вызовом. Она была похожа на толстенький глазастый гриб из детской книжки "Полезные и вредные".

— Зачем я стану ее закрывать? Пусть будет. Лишь бы они не передрались между собой у нас во дворе.

— А видишь, я им отдельные залы устроила! Их надо подкармливать, чтобы у них были силы, а то проснутся все эти личинки и медузники, и начнут их обижать. Кошки и собаки пришли сюда вместе с людьми с Земли Изначальной — знаешь, да? Поэтому люди должны им помогать. А драться я не разрешу, я же теперь Королева Всех Кошек и Собак, и они должны меня слушаться.

Серый большеголовый котище закончил трапезу и начал умываться.

— Я столько за этим котиком гонялась, чтобы его в свою столовую затащить! — доверительно поделилась Сандра. — Он сперва не понял, что я хочу как лучше. А собачку я поманила от помойки, и она сразу со мной пошла. Раз я королева, мне нужна корона, ее можно сделать из картона, резинки и золотой фольги. У тебя нет золотинки от шоколадки? Можно вместе с шоколадкой.

— Надо посмотреть.

Я поймал себя на том, что понемногу оттаиваю. После сегодняшнего разговора с Вир что-то у меня внутри смерзлось в ледяной ком, а я вначале даже не заметил.

— Лучше прямо сейчас посмотри, а то забудешь. Только знаешь, почему мне грустно? Я хочу во дворец, на Коронацию Весеннего Властителя, а у нас нет пригласительных билетов. Вот бы туда просто так пускали! Дворец ведь большой-пребольшой, всем бы места хватило, правда ведь?

— У меня есть для тебя билет на Коронацию.

— Правда? — она уставилась на меня пораженно и недоверчиво.

— Вот, держи.

Розовые от холода лапки цепко схватили роскошный глянцевый прямоугольник.

— Настоящий… — хорошенько изучив его, констатировала Сандра. — Только ты сам меня у мамы отпросишь, ладно?

То есть, я должен буду взять ее с собой, под свою ответственность, и присматривать за ней на празднике? Об этом я вообще-то не подумал… Но идти на попятную было поздно.

Ева сказала, что со мной отпустит Сандру куда угодно (боюсь, она меня идеализирует и переоценивает), и сейчас в спешке шьет для нее нарядное платье. Коронация послезавтра.

Снизу примчалась Сандра, спросила, нет ли у меня старых ненужных занавесок или салфеток, с которых можно срезать кружева и оборки для платья. Мне эта идея показалась странной, и я дал денег, чтобы она все, что надо, купила в магазине. Сандра упросила Дэниса сходить вместе с ней (а то вдруг ей не продадут), тайком от мамы, иначе та наругает ее и заставит отдать деньги назад. Ладно, ему полезно прогуляться, а то он в последнее время не отрывается от учебников, все готовится к своим экзаменам.

Они еще не вернулись, а я сижу один в комнате с камышами на обоях, и за окнами понемногу смеркается. Очень хочется пойти к Вир, вдруг получилось бы с ней помириться… Но все-таки не пойду".

* * *

— Разве это похоже на Темную Весну? — Залман попытался облечь в слова нарастающее недоумение. — Везде говорится, что на каждом шагу тогда было что-нибудь страшное, а здесь — фейерверки, твоя столовая, оборки из старых занавесок…

— Страшное еще будет дальше, — ответила Королева Всех Кошек и Собак. — Но всего остального тогда тоже хватало.

Глава 7

"Мои отношения с коллегами заметно улучшились. Теперь я не положительная личность, с которой другие работники компании должны брать пример, а свой парень, потому что на Коронации напился вдрызг и устроил дебош. То есть, на самом деле нет, но когда я рассказываю, как было, мне никто не верит, кроме Дэниса и Сандры.

День был промозгло-мглистый, нижний слой туманного неба почти касался башен Весеннего дворца. Эта громада, разукрашенная голубой, изумрудной, молочно-белой и бирюзовой мозаикой, на глазах разрасталась, заслоняя перспективу, по мере того как мы поднимались вместе с толпой других обладателей пригласительных билетов по очищенной от наледи лестнице, жмурясь от секущей снежной крупы. Сбоку от нас кто-то рассуждал о дурных приметах: мол, несчастливая будет весна.

На площади перед аркой главного входа видели потасовку: сторонники Келларда пришли протестовать против победы Мерсмона, человек двадцать, а полиция пыталась их разогнать. Трое из них — видимо, с большой досады — отошедши в сторонку, начали швырять в гостей снежками. Сандра захотела тоже слепить снежок и дать им сдачи, но мы с Дэнисом ее не пустили, а к оппозиционерам, вспомнившим детство, ринулся полицейский с дубинкой. Я порадовался, что в этой лихой компании нет моей Вир.

За широченной входной аркой — необъятный вестибюль с лесом колонн из цветного мрамора пастельных оттенков, их капители ветвятся, как кроны деревьев, и "ветви" сплетаются на потолке в нежно окрашенные рельефные узоры. По случаю Коронации и катастрофического нашествия здесь устроили гардероб. Сдав верхнюю одежду, мы пошли бродить по открытым для посетителей залам и галереям, заполненным толпами лесных демонов, ящеров, русалок, эльфов, птиц, гномов, кесу, цветочных фей и прочей экзотической публики, среди которой изредка мелькали человеческие лица — в основном, дворцовый персонал и стража, им масок не полагалось.

Весенний карнавал. Я был в маске рыщака — в сочетании с парадной формой Трансматериковой компании и фотоаппаратом на шее это выглядело впечатляюще, и в придачу шрамов не видно. Дэнис ограничился черной с блестками полумаской, главным образом для того, чтобы спрятать синяки под глазами — единственный пока результат самоотверженной зубрежки. А Сандра была без маски, на этом категорически настояла Ева, сказав, что иначе мы не отыщем ее в толпе, если ей взбредет в голову потеряться.

"Залман, про нее говорят, что она слушается только маму с папой, но это не так, — озабоченным и немного виноватым шепотом предупредила Ева. — На самом деле она никого не слушается. Пожалуйста, не спускайте с нее глаз на Коронации, чтобы она не убежала от вас и что-нибудь там не натворила…"

После такого напутствия я немного нервничал. Мы с Дэнисом с двух сторон держали ее за руки. По крайней мере, узнать ее можно было издали: на ее пышное накрахмаленное платье нашито столько рюшей и кружев, что это сразу цепляет взгляд — вроде того, как за одежду цепляется репей — да еще три огромных белых банта: на макушке и на концах торчащих косичек.

Вначале она вела себя хорошо и удрать не пыталась. Мы нашли малолюдное местечко и сфотографировались на память — будет, что наклеить в шикарный альбом, который недавно презентовала мне Доротея. Снимались без масок. Потом завернули в один из устроенных повсюду буфетов и выпили с Дэнисом по бокалу легкого десертного вина (примерно по 150 грамм, так что никаких пьяных галлюцинаций у меня просто быть не могло!), а Сандру угостили соком и пирожным.

— Здесь, что ли, все бесплатное? — громко поинтересовалась она, заметив, что никто не требует с нас денег.

— Да, мы же в гостях у Весеннего Властителя, — подтвердил Дэнис.

И тогда началось… Эта паршивка накинулась на лакомства так, как будто задалась целью умять все, что было расставлено на элегантно сервированных столиках. Мы не могли с ней сладить, и дворцовая прислуга перед ее напором стушевалась.

— Будешь столько в себя запихивать — лопнешь, — предупредил я шепотом, опасаясь, как бы ей не стало плохо.

Вспомнилось, как я сам обожрался в тот памятный день, когда нас забрал с острова караван.

— Так это же даром! — крикнула Сандра. — Давайте, чего стоите, все налетайте!

Респектабельные демоны, эльфы и ящерицы подались от нас в разные стороны, словно торопясь показать друг другу, что не имеют с нашей троицей ничего общего.

— Ты ведешь себя плохо.

— Как невоспитанная девочка, — поддержал меня Дэнис.

Она что-то протестующее промычала с набитым ртом, но не остановилась.

— Мы из-за тебя Коронацию пропустим!

Это сработало. Ретировавшись из буфета, мы пошли искать, где бы ее умыть. Рожица перемазана взбитыми сливками и шоколадным кремом, ладошки липкие… Пока выясняли у прислужницы в павлиньем кимоно, где здесь дамская туалетная комната, Сандра вырвалась, подбежала к находившемуся в центре зала фонтану из черного металла, с похожими на орхидеи плачущими цветами, перевесилась через бортик и умылась — как будто она не во дворце Властителя, а в каком-нибудь супермаркете.

— Идемте Коронацию смотреть, — потребовала она, снова хватая нас за руки мокрыми холодными лапками. — Надо прийти пораньше, чтоб занять хорошие места!

Места она выбрала первоклассные. Даже не выбрала, а каким-то шестым чувством угадала, потому что не тратила время на то, чтобы оглядываться и сравнивать, а сразу потащила нас на галерею второго яруса Большого Церемониального зала, деловитая и уверенная, словно уже бывала здесь раньше. Мне бы такую интуицию!

Нам все было отлично видно. Победивший претендент в рубашке из серебряной парчи, белых брюках и голубом атласном плаще опустился на одно колено перед Зимней госпожой. Та взяла с бархатной подушки сверкающую самоцветами зубчатую корону Весеннего Властителя и водрузила ему на голову. Он выпрямился, зал ревел и аплодировал. Бывшая правительница сняла и положила на подушку свою корону, тоже под гром аплодисментов, после этого новый Властитель подал ей руку и проводил ее к ложе гранд-советников, а сам направился к арке, за которой находился ярко освещенный Тронный зал.

Длинный небесно-голубой плащ скользил по беломраморному полу, как речная волна. Некоторые из гостей бросали вниз цветы, а кто-то с четвертого яруса метнул темный шар размером с небольшую дыню. Да, я успел заметить, что это был шар, и целью была голова Властителя, но вдруг, прямо в воздухе, круглый предмет превратился в букет нарциссов, рассыпавшихся по мраморным плитам.

Как потом выяснилось, Дэнис и Сандра ничего не заметили, но я-то знаю, что я видел то, что видел. Похоже, я впервые в жизни стал свидетелем настоящего колдовства. Интересно, это с самого начала было задумано, как эффектный фокус, или же кто-то швырнул во Властителя бомбу, сосуд с едкой либо вонючей дрянью, тяжелое ядро, которое должно было снести ему полголовы вместе с короной — а кто-то другой превратил опасный предмет в охапку нарциссов?

— Пошли! — Сандра вцепилась в нас и потянула к выходу. — Скорее, а то придется долго ждать! Мы должны поздравить его, получить подарки и загадать желания!

Она тащила нас за собой, как маленький, но мощный буксир, безошибочно угадывая, куда свернуть и где проскочить, и скоро мы оказались в Тронном зале, вдоль и поперек разгороженном ажурными посеребренными решетками. Они превратили зал в сквозистый лабиринт: входом служила дверная арка, а выход находился возле Весеннего трона, куда по боковой галерее, перекрытой стражниками, прошел Властитель.

Мы попали в число тех счастливчиков, кто успел сразу войти в лабиринт. Извивавшаяся среди серебряных решеток очередь еле ползла, потому что Весенний господин с каждым должен был побеседовать, и еще прорва желающих осталась снаружи, за аркой. Их впускали по мере того, как гости, поздравившие Властителя, через дверь в галерее покидали Тронный зал.

Я запоздало забеспокоился:

— И как мы будем его поздравлять?

Спрашивал у Дэниса — он же все-таки мой консультант по цивилизованной жизни! — но Сандра его опередила:

— Неважно. Как говорила моя бабушка, отбрешемся. Если хотите, я одна за всех поздравлю. Главное — подарки! И желания загадать, чтоб он сказал, исполнятся они или нет. Я загадаю новые коньки, а то у старых мне ботиночки малы, а новые денег стоят. Скоро все начнет таять, чтоб я успела покататься… А ты, Дэнис, свои экзамены загадай. Только маски снимите, поздравлять Властителя надо без масок. Лишь бы он не забыл, что подарки нам должен! Если забудет, мы ему напомним, ага?

Гости — уже не звери лесные, не кесу и не феи, а дамы и господа, стремившиеся засвидетельствовать свое почтение новому правителю — косились на нас с неодобрением.

— Все это регламентировано традицией, — так тихо, чтобы услышал только я, сказал Дэнис. — Когда подойдем к трону, обрати внимание на то, что говорят другие. Несколько вежливых фраз — и достаточно. Он тоже скажет что-нибудь формальное и поскорей нас спровадит, потому что вон какая очередь. Зря мы позволили ей затащить нас сюда.

— Это точно, — согласился я.

Он снял полумаску и спрятал в карман, я тоже снял маску рыщака. Девушки, отгороженные от нас серебряными решетками, перешептывались, разглядывая Дэниса, но он ничего не замечал — наверное, повторял в уме даты и параграфы из своих учебников. Грустный, отсутствующий взгляд человека, понимающего, что его желание неосуществимо.

Времени я не засекал, однако по лабиринту мы двигались долго, и наконец добрались до трона, который стоит на полукруглом трехступенчатом возвышении из зеленоватого с молочными прожилками полированного камня. Весенний Властитель — высокий, статный, плечистый мужчина неопределенного возраста (подвид С), у него гладко выбритое лицо и длинные, прямые светлые волосы. Кроме нас, караванщиков, коротко стригутся только военные, поэтому Вир больше нравятся стриженые парни. Судя по его прическе, Валеас Мерсмон лесным пехотинцем никогда не был. Я опять мысленно ухмыльнулся: хорошо, что не Келлард!

Вообще-то, Властитель не вызвал у меня большой симпатии. Слишком жесткие черты худого удлиненного лица, слишком холодные голубые глаза — но это не тот холод, который порожден спокойствием или безразличием. Ничем не подкрепленное впечатление: этому человеку приходится слишком много всякого скрывать, и он взрывоопасен, как вулкан, до поры до времени спрятанный под ледяной коркой.

Он стоял возле ступеней тронного возвышения и после короткого обмена любезностями с каждым из подходивших гостей вручал подарки — ему передавали их три весенние фрейлины в одеяниях с длинными шлейфами и венках из живых цветов, доставая из коробок, расставленных на изящных позолоченных столиках. Пустые коробки уносили в галерею и оттуда же притаскивали новые, доверху полные. Вся эта многочасовая церемония не могла не утомить Властителя, но он выглядел выносливым и хорошо приспособленным к таким мероприятиям. Он следовал стандартной схеме, экономил силы, и, казалось, ничто не могло сбить его с ритма… Вот именно, что казалось — до тех пор, пока перед ним не очутились мы.

Сандру мы с Дэнисом крепко держали за руки, а то с нее станется полезть в коробку за подарками, не дожидаясь, когда до них дойдет дело. Она и так злилась, что очередь двигается слишком медленно.

Я поздравил Властителя первым, после меня Дэнис, а потом Сандра бойко отбарабанила поздравление, не сводя глаз с вожделенных коробок, оклеенных блестящей цветной бумагой. Все мы, как положено, представились.

— Я слышал о вас, Залман Ниртахо, — голос у Властителя низкий и при этом завораживающий, как медленное течение темной ледяной воды в танхалийских каналах. — Лучший следопыт Трансматериковой компании, дитя Леса, как вас называли в газетных статьях пять лет назад… Вряд ли вы угадаете, от кого я впервые о вас услышал!

Ага, где уж нам угадать… Наверняка ему рассказывал обо мне кто-нибудь из руководства компании, может, сам Генеральный Директор — именно на эту мысль наводила легкая загадочная улыбка Властителя. Или обо мне говорила Зимняя госпожа, прочитавшая в газетах о нашей робинзонаде на острове?

— Вижу, что не угадали. Как вам нравится городская жизнь?

Эти вопросики "нравится" — "не нравится" меня обычно раздражают.

— Она такая же сложная, как жизнь Леса, хотя тут все иначе, — спохватившись, я добавил: — Мой Весенний господин.

Он снова улыбнулся, словно показывая, что готов сделать скидку на то, что я "дикарь", и не ждет от меня изысканных манер, и обратился к Сандре:

— А тебе, Александра, праздник понравился?

— Ага, понравился. Еще корона ваша понравилась, хочу такую же! Наверное, когда вырасту, я тоже стану Властительницей, лучше Летней, я про лето в книжках читала. А что вы нам подарите?

— Что бы ты хотела получить?

— Корону, как у вас, и чтоб на ней всяких блестяшек побольше! И большую коробку самых-самых вкусных конфет! И новые коньки!

Властитель сделал знак девушке в лимонно-желтом с блестками платье, которая стояла возле коробки с подарками для детей. Я думал, что теперь он заговорит с Дэнисом, однако Дэниса он игнорировал. Даже не смотрел на него — то на меня, то на Сандру, как будто нас подошло только двое. Это было попросту невежливо, Дэнис ведь поздравил его, как полагается в соответствии с этикетом.

Фрейлина подала Властителю коробку конфет и детскую диадему, усыпанную разноцветными стразами.

— Это тебе, Александра. Извини, но коньков у нас нет.

— Плохо, что нету, — схватив подарки, буркнула Сандра вместо "спасибо". — Еще надо какую-нибудь сумку, тоже красивенькую! А то в руках таскать неудобно же.

По логике, вслед за этим нас должны были как следует отчитать и прогнать взашей, но этот странный человек с жестким лицом только улыбнулся и снова сделал знак фрейлине в желтом. Такое впечатление, что ему хотелось задержать нас подольше. Почему? Не знаю. Возможно, общение с нами развлекло его, стало передышкой посреди однообразия бесконечной церемонии.

— А вам, Залман, что подарить? — обратился он ко мне.

— Что-нибудь для моей девушки, мой Весенний господин.

— Почему вы не взяли ее с собой?

— Мы поссорились.

— Надеюсь, это поможет вам вернуть ее расположение.

Он протянул мне прозрачную коробочку с брошью в виде серебряного цвета, очень изящно сделанного. Фрейлина между тем нашла детскую сумочку, расшитую ярким бисером — ее получила Сандра, тут же с довольным видом запихнувшая туда диадему и коробку конфет.

— У меня-то целых три подарка! — с торжеством объявила она, оглянувшись на изнывающую в ожидании очередь.

— А у вас тоже есть девушка? — Властитель наконец-то обратил внимание на Дэниса.

— Нет, мой Весенний господин.

— Почему же?

Глядя на Дэниса, он слегка щурил свои холодные голубые глаза — как будто перед ним не человек, а слепящая лампа.

— Не знаю.

— Тогда это вам, — он взял из коробки серебряный цветок, похожий на тот, что достался мне. — Вдруг у вас когда-нибудь тоже появится девушка…

Дэнис вежливо поблагодарил, но видно было, что он немного растерян.

— Теперь вы можете загадать желания, и я скажу, исполнятся они или нет, — предложил Властитель. — Александра?

— Давайте, — уставившись на него сосредоточенно, как в объектив фотоаппарата, отозвалась Сандра.

Я про себя порадовался, что она не сказала "валяйте".

— Исполнится.

Невоспитанная маленькая паршивка счастливо оскалилась.

— Залман?

Я загадал, чтобы мы с Вир помирились. Что еще я мог загадать? Весенний Властитель усмехнулся:

— Исполнится, но подумайте, так ли уж вам это нужно?

Мне стало чуточку не по себе. Помнится, Кирсан рассказывал о колдунах, которые умеют читать чужие мысли…

— Вы получите все, что хотите, — сказал Властитель, взглянув на Дэниса.

— Спасибо, мой Весенний господин.

Тот продолжил:

— Оба ваших желания исполнятся. И то, которое вы загадали… и второе, о котором подумали параллельно.

Дэнис враз побледнел, как будто ему влепили пощечину.

— Не надо! Пусть исполнится только первое.

— Разве я волен отменить исполнение вашего желания? — Властитель словно наслаждался его замешательством. — Я всего лишь прогнозирую, используя свою интуицию, и вы, как человек образованный, прекрасно об этом знаете. Приятно было познакомиться, — он одарил нас общей любезной улыбкой. — Надеюсь, мы еще встретимся, не забывайте о Весеннем дворце.

— Ага, значит, вы приглашаете нас в гости, и мы можем еще сюда приходить? — подхватила Сандра, в то время как мы с Дэнисом, поклонившись и пробормотав предписанные этикетом формальности, потянули ее к галерее.

— Буду рад снова увидеть вас, всех троих.

— А можно, мы прямо завтра придем? — пытаясь вырваться, крикнула Сандра. — С утра пораньше, чтобы побыть здесь подольше?

Весенний Властитель превосходно владел собой, но, я думаю, услышав это, он в душе содрогнулся.

Мы поволокли ее через галерею к выходу, мимо стражников с позолоченными алебардами и штабелей разноцветных коробок. Она упиралась, однако нас было двое, к тому же мы старше и сильнее.

В соседнем зале, где потолок расписан подснежниками по голубому фону, у стены громоздилась куча пустых коробок из-под подарков. На белых атласных диванчиках расположились гости, в углу музыкант в лягушачьей маске наигрывал на мандолине элегическую мелодию.

— Это моё, моё, моё! — крикнула Сандра, потянувшись к серебряному цветку в руке у Дэниса. — Дай это мне!

Ее глаза алчно и нехорошо горели.

— Ты как себя ведешь? — спросил я. — Это подарок Дэниса, тебе своих мало?

— Брошь — подарок для девушки, Властитель дал Дэнису неправильный подарок! Раз у Дэниса девушки нет, я буду его девушкой, и пусть он эту штуку отдаст мне!

— Жадничать нехорошо… — начал я, но тут Дэнис протянул ей цветок:

— Вот, держи.

Она сразу цапнула его и спрятала в бисерную сумку, из которой торчала коробка конфет.

— Зря отдал, она плохо себя ведет, — высказал я свое мнение.

— Она права, это девичий подарок, и я должен поскорее от него избавиться.

— Все равно не стоило отдавать этой вредной малявке. Она обещала, что будет вести себя хорошо.

— Сам ты малявка, — огрызнулась Сандра. — Я еще не сделала ничего из ряда вон выходящего.

Дэнис все еще был бледный, и выражение лица такое, как будто случилось что-то непоправимое.

— Не бери в голову, — заметил я философски. — Подумаешь, на Коронации оскандалились… Ты-то держался прилично, как воспитанный джентльмен.

— Я не должен был об этом думать.

— А я загадала, чтобы мне купили новые коньки! — встряла Сандна. — А вы?

Никто из нас не ответил. Дэнис выглядел подавленным.

Мы пересекли зал, вышли на лестницу — черные и белые ступени чередовались, как клавиши рояля — спустились на пустую площадку. За утопленным в толстой стене арочным окном виднелся Марсенойский парк — там, несмотря на скверную погоду, вовсю шло народное гуляние. Дэнис сделал движение, словно хотел сесть на подоконник, но передумал и прислонился к шахматной глазированной стенке.

— Что случилось? — спросил я негромко.

— Я загадывал, чтобы меня перевели на следующий курс, а это проклятое второе желание само собой всплыло, не нарочно.

Мне показалось, я понял, в чем дело.

— Ты пожелал кому-то зла и теперь жалеешь об этом? Погоди, можно что-нибудь придумать. У меня есть знакомый колдун, Кирсан Новашек, помнишь, я рассказывал? Он мне визитную карточку оставил. Давай найдем его и спросим.

— Я никому не желал зла, — возразил Дэнис. — Это касается только меня. Я хочу, чтобы со мной произошли определенные вещи, и это плохо. Я никогда никому не расскажу об этом, я никогда не буду жить так, как хочу. Иногда это буквально сжигает меня изнутри, иногда затихает. Ты понимаешь, о чем я говорю, или нет?

— Нет.

— Тогда я не буду объяснять, ладно? — его зеленые глаза болезненно мерцали, как при высокой температуре. — Это никого, кроме меня, не касается. Я не должен был думать об этом перед Весенним троном.

— Он же сам сказал, что не исполняет желания, а только прогнозирует. А ты вчера говорил, что все эти пророчества Властителей сбываются пятьдесят на пятьдесят. По-моему, ты просто переутомился со своими экзаменами.

Я не собираюсь лезть к нему в душу. В некоторых областях цивилизованной жизни я до сих пор чувствую себя так же, как человек вроде Дэниса будет чувствовать себя в Лесу: все вокруг непонятно, и попробуй, отличи безвредное от смертельно опасного!

— Забудь о своей учебе хотя бы на пару дней. Такая зубрежка никого еще до добра не доводила. Вот увидишь, если ты отдохнешь, все будет не так драматично, как тебе кажется.

— Учеба тут ни при чем, — возразил Дэнис, и вдруг его глаза испуганно расширились, совсем как в Тронном зале, когда Весенний Властитель заговорил о его желаниях. — Куда она делась?

— Кто? — удивился я.

— Сандра!

Тут и я похолодел. Мы стояли на лестничной площадке вдвоем. Маленькая мерзавка исчезла".

* * *

— Сам ты мерзавец! — бросила Сандра, поглядев, где Залман остановился.

— Я не хотел, — попытался он оправдаться.

— Если б не хотел, не написал бы.

Она что-то достала из разрисованного бабочками черного лакированного секретера и положила перед ним на стол.

— Вот, смотри.

Филигранный серебряный цветок, формой напоминающий лилию.

— Тот самый, — пояснила Сандра.

— А второй куда делся?

— Не знаю. Наверное, ты отдал его Вир, если не потерял в тот же вечер.

— Когда тебя короновали, ты тоже раздавала подарки?

— Само собой. Без этого ни одна Коронация не обходится. Раз в восемь лет, зато какие все счастливые…

Глава 8

"Мы бегом вернулись в зал с подснежниками на потолке. Там ее не было, и расспросы ни к чему не привели — никто ее не видел. Дородная Черепаха в коричневом шелковом балахоне пробормотала что-то вроде "доверили ребенка двум оболтусам" и посоветовала обратиться за помощью к дворцовой прислуге. Мы решили разделиться: я обойду соседние помещения, а Дэнис сообщит персоналу приметы Сандры.

Весенний дворец — это, конечно, не Лес и не закоулки ночной Танхалы, но среди гостей попадались пьяные, а в зале с колоннами из мраморного оникса стражники усмиряли дебошира, пытавшегося утопить в фонтане кадку с фикусом. В ходе схватки с него сорвали маску саблезубого пса, и я узнал одного из наших капитанов, в трезвом состоянии человека рассудительного и степенного.

Вдруг ее кто-нибудь обидит, отнимет подарки… Но потом я подумал, что беспокоиться надо не столько за маленькое чудовище, сколько за тех, кто попадется ей на пути.

Близились сумерки, детское время заканчивалось. Издали доносились, отражаясь эхом от закругленных сводов коридора с плафонами в виде полумесяцев, игривые женские вскрики и смех. Из книг я знал, как проходят такие праздники: после завершения церемонии поздравления начинается бал, атмосфера постепенно становится все более раскованной и фривольной… В общем, Сандре пора домой. И что мы скажем Еве и Петру, если она так и не найдется?

В зале, где покоилась на постаменте лакированная раковина бурой тропической улитки величиной с одноэтажный домик, мне повезло — я увидел ее! Сандра приставала к даме в переливчато-сером плаще и маске кесу, хвастаясь своими трофеями.

— Видите, совсем настоящая корона! — звенел в тишине безлюдного зала ее пронзительный ликующий голосок. — Мне нужна корона, потому что я Королева Всех Кошек и Собак. Я им у нас во дворе столовую устроила, только надо, чтобы они не передрались. Я хочу их подружить. Как вы думаете, получится?

— Наверное, некоторые кошки могут дружиться с некоторыми собаками, — голос дамы напоминал перезвон серебряных колокольчиков, и когда я его услышал, у меня поползли по спине сладкие мурашки.

— Вот ты где!

— Хорошо, что ты нашелся, — невозмутимо заметила паршивка, убирая диадему в сумку. — А где Дэнис?

— Тебя ищет!

— Ну так пошли его найдем, пока он не заблудился.

— Извините, — я отвесил даме поклон.

— Рада осчастливить знакомством. Сегодня прекрасная весенняя погода. Вы, конечно, счастливый отец? У вас очень очаровательный и красивый маленький ребенок!

Она выговаривала слова медленно и старательно, странно строила фразы, но ее волшебный мелодичный голос завораживал, как пение сирены. Как же она выглядит, если у нее такой голос?..

Лицо было спрятано под серой бархатной маской кесу с глазами из красного стекла, на руках — перчатки из серой замши, с декоративными латунными когтями. Длинное, до пят, синее платье — кесу такой одежды не носят, зато на поясе кинжал и изогнутый меч — великолепная имитация! Алюминий, наверное. Шея наглухо закрыта воротом-стойкой. Ни одного обнаженного участка кожи, что позволило бы хоть приблизительно определить ее возраст. Складки и переливы блестящего шелкового плаща скрадывали очертания фигуры, но она показалась мне стройной и гибкой.

Возле выхода я, не утерпев, оглянулся. Ее заслоняла громадная спиральная раковина на постаменте.

— Почему ты ушла без спросу?

— Мне кой-куда было надо, — насупившись, буркнула Сандра.

— А почему не сказала?

— Я стесняюсь о таких вещах говорить. Я, между прочим, девочка!

Мы отправились на поиски Дэниса, нам согласилась помочь дворцовая служанка в курточке и шароварах, вышитых яблоневыми цветами, и растрепанном венке. Пока она выясняла у своих коллег, где сейчас находится второй молодой человек, который ищет потерявшегося ребенка, пока мы петляли по коридорам, я все думал о той даме в маске кесу. Наверное, она приехала с Магарана или Сансельбы, выговор у нее не такой, как у жителей Кордейского архипелага или на Лаконоде, где я бываю с караванами. И говорила она забавно, неправильно, не лучше, чем я сам до знакомства с Дэнисом — это наблюдение усилило мой интерес.

Но вообще-то, дело не в этом, а в ее голосе, и еще в едва уловимом аромате, таком волнующем, ни на что не похожем… Или, наоборот, похожем на что-то, вызывающее сладкую пронизывающую дрожь во всем теле.

Я хотел ее. Прости меня, Вир. Я совершенно ничего о ней не знал, но хотел ее, как ни одну другую женщину, и хватило для этого голоса и запаха.

Весна в голову ударила. Я мог думать только о том, что вот сейчас отправлю Сандру с Дэнисом домой, а сам бегом вернусь в зал с лакированной улиткой, и тогда… Подарю этой даме серебряный цветок, вначале предназначавшийся для Вир. Постараюсь ей понравиться. Упаду перед ней на колени. Лишь бы она согласилась пойти со мной, и неважно, красивая она под своей маской или нет, потому что мне с ней будет хорошо, необыкновенно хорошо… так же хорошо, как было когда-то с Хэтэсси.

Вот именно. Вот кого она мне напомнила запахом и голосом! Она, конечно, не Хэтэсси… но принадлежит к той же расе.

Когда мы поблагодарили весенних прислужниц за помощь и остались втроем, я рассказал Дэнису, кого встретил. Он отреагировал, как человек здравомыслящий:

— Тебе померещилось. Не я один переутомился.

Беготня пошла ему на пользу — за эти полтора часа он ожил и, видимо, выбросил из головы тот дурацкий эпизод в Тронном зале.

— Не померещилось. Я спал с женщиной-кесу. Помнишь, я тебе рассказывал? Я понял, что она кесу, не сознанием, а буквально каждой клеточкой тела, как зверь в Лесу узнает другого зверя.

Он кивнул и взглядом указал на Сандру, которая с живым интересом слушала наш разговор.

— Вы лучше идите домой, а я немного задержусь.

— Я с тобой! — глаза у Сандры загорелись. — Хочу посмотреть! Пусть она маску снимет, а то я никогда не видела живую кесу. Она говорила, как такая ласковая, и не подумаешь, что может кого-нибудь съесть… Давай вместе ее ловить!

Пришлось эту маленькую авантюристку уговаривать. В конце концов она согласилась пойти домой при условии, что я куплю ей новые коньки.

— Лучше те, у которых беленькие ботиночки с пушистеньким белым мехом, ладно?

— Завтра пойдем в магазин, ты покажешь, какие тебе нравятся, и я их куплю — но только если сейчас ты отправишься с Дэнисом домой, и будешь его слушаться, и никуда не смоешься по дороге.

— Честное слово следопыта?

— Да, честное слово следопыта!

Они спустились в зал с гардеробом, захватив с собой мой фотоаппарат, а я бросился по лестнице наверх.

Наверняка ее привел сюда кто-то из людей, дал ей одежду и пригласительный билет, объяснил, как держаться, как разговаривать… Значит, у нее есть любовник-человек, и мои отношения с Хэтэсси — не исключение?

В зале с улиткой ее уже не было. Я нашел ее в другом зале, задрапированном, словно цветным туманом, газовой тканью. Она беседовала с дамой в прозрачной широкополой шляпе и маске медузника, с рассыпавшейся по плечам черно-белой бахромой "щупалец". Впрочем, нет, не она — у той платье синее, а у этой фиолетовое. Я бы повернулся и ушел, если бы не услышал разговор Кесу в фиолетовом платье и Медузника:

— Не правда ли, погода прекрасная, и праздник прекрасновательный?

— Праздник очаровательный, — поправила вторая. — Вы находите, и я тоже нахожу, мы находим погоду прекрасную. О да, к сожалению, пасмурно.

Это было так же похоже на светский диалог, как каракули Сандры — на четкий почерк Дэниса. Зато у обеих сладкие голоса сирен, а если подойти совсем близко — слабый терпкий аромат, присущий женщинам их расы, заставляющий вспомнить о той пещере, где мы так чудесно проводили время вдвоем с Хэтэсси.

— Наргиянси-вар, лип тагираго дакья харсай яльех? — спросил я вполголоса.

"Леди, что вы делаете здесь, среди людей?"

("Наргиянси" переводится с сескаде, как "госпожа", "наргиянси-вар" — множественное число).

Обе развернулись ко мне так стремительно, что их шелковые одежды взметнулись, словно от дуновения сквозняка.

— Мах кай гамо? (Кто ты такой?)

— Адо найкано. (Один из гостей.)

Ощущение угрозы — оно возникло и сгустилось мгновенно, как бывало в Лесу.

— Манайме сафтамут (извините, что помешал), — добавил я на сескаде и попятился к выходу, едва не налетая на других гостей.

Остановился лишь после того, как понял, что никто за мной не гонится. Снял и спрятал в карман маску рыщака — моего лица они не видели, не узнают. Итак, в Весеннем дворце находятся по меньшей мере три кесу… Я снова пошел бродить по залам, присматриваясь к гостям и прислушиваясь к голосам. Нет, их не трое. Больше. И все вооружены — никакая это не алюминиевая бутафория, настоящие кесейские мечи и кинжалы. Кто помог им пробраться во дворец? И зачем? Да, я прожил с ними бок о бок три с лишним года, но я их не идеализирую, знаю о нападениях на окраинные острова и на караваны (правда, в последние несколько лет они караваны не трогали, только брали дань), знаю, на что они способны. Если они собираются устроить здесь резню — весь дворец будет залит кровью, и спасутся лишь те, кому очень-очень повезет.

Скоро я понял, что меня ищут. Церемония в Тронном зале завершилась, вот-вот должен был начаться бал, а я метался по мраморным коридорам и анфиладам залов, спасаясь от гибких хищных бестий с якобы карнавальными мечами. Я хотел жить, хотел удрать от них, и при этом они меня по-прежнему возбуждали!

Во дворце я ориентировался плохо, но они, на мое, счастье, тоже. Мне удалось ускользнуть, прорваться в те ярко освещенные помещения, где несметное множество народа ожидало, когда Весенний Властитель пригласит на танец свою первую избранницу и тем самым откроет бал.

Играла музыка. Я поднялся на галерею и прислонился к стене поблизости от стражников с парадными алебардами. Весь взмок, пока бегал, даже волосы влажные. Рядом со мной болезненно толстый человек в маске бульдога и клетчатом плаще пресыщенным тоном знатока рассуждал о том, что танцы в духоте вредны для здоровья, куда полезней веселиться на свежем воздухе. С другой стороны Райская Птица и Русалка обсуждали чужие костюмы (обыкновенные, немного резковатые женские голоса).

Внизу появился Властитель в рубашке из серебряной парчи, белых брюках и сверкающей короне, длинного плаща на нем уже не было. Оглядев толпу, он подошел к приглянувшейся даме, элегантно поклонился и подал руку.

Народ воодушевленно заорал, зааплодировал, и я тоже невольно издал возглас. Первой избранницей Властителя стала наша с Сандрой общая знакомая с кривым кесейским мечом на поясе!

Я понял, что произойдет дальше, и повернулся к стражникам.

— Сейчас будет покушение. Это не девушка, это настоящая кесу. Она убьет Властителя, и тогда другие кесу, замаскированные под женщин в масках, начнут убивать всех подряд. Остановите бал!

— Выпил-то много? — добродушно осведомился стражник.

— Среди гостей полно кесу, я это знаю точно…

Я осекся и подался к выходу, потому что заметил в галерее движение: ко мне с двух сторон подбирались преследовательницы.

Гремела музыка, Властитель кружился со своей партнершей в стремительном и в то же время плавном танце.

"Хороша у тебя интуиция, если ты до сих пор не понял, что танцуешь со своей убийцей, — подумал я, выскакивая в коридор. — Так что напрасно Дэнис беспокоится, а коньки для Сандры — это просто совпадение…"

Они настигли меня в зале с колоннами из полосатого мраморного оникса. Две Кесу, Медузник и Ящерица. Я пришел на праздник без оружия, а они были вооружены. Ну, что мне стоило тоже захватить нож, обернув его фольгой, словно он игрушечный!

Одна приставила острый, как бритва, кесейский клинок к моему горлу, другая к низу живота. Хоть бы кто-нибудь нас увидел… А ведь если увидят — решат, что мы дурака валяем, и уйдут, чтобы не мешать чужой игре! Еще две кесу завернули мне руки за спину, заткнули рот, набросили на голову чей-то плащ.

Меня куда-то поволокли, потом швырнули на пол. Разговор на сескаде:

— Надо спросить, что с ним делать.

— Может быть, его можно съесть?

— А мне его жалко, — засмеялась третья. — Он говорит на нашем языке!

Одна из них ушла. Я напрягал мышцы рук, пытаясь ослабить путы, но связали меня со знанием дела. Подумал: судя по тому, как со мной церемонятся, резня еще не началась, иначе им было бы все равно, и хорошо, что во дворце нет моей Вир, а Дэниса с Сандрой я услал домой.

Открылась и снова закрылась дверь. Кесу начали шептаться, потом вся четверка рассмеялась нежным серебристым смехом.

Тряпку с моей головы сдернули. Мы находились в небольшой полутемной комнате, задрапированной гобеленами с цаплями и лягушками среди пучков болотной травы. Фон казался серым — то ли из-за полумрака, то ли он таким и был. Меня посадили и прислонили к стене, убрали кляп.

— Выбери, или ты выпьешь это, — стоявшая надо мной кесу показала флягу темного стекла, с коричнево-золотистой наклейкой, — или медленно умрешь.

Другая, присев рядом, приставила нож к моему животу. Острие сквозь одежду вонзилось в кожу. Пока только в кожу.

— Давайте яд.

Я не хотел, чтобы мне вспороли живот. И в голове не было ни мыслей, ни воспоминаний — какая-то сплошная рыхлая пустота.

— Пей! — кесу в маске медузника отвинтила пробку и поднесла к моим губам фляжку.

В нос ударил запах крепкого спиртного. Это пахло, как коньяк — я его никогда не пробовал (до вчерашнего вечера), но запах узнал. Я поперхнулся жгучей жидкостью, однако приходилось через силу глотать. У меня закружилась голова, цапли и лягушки запрыгали по гобеленам, а склонившихся надо мной кесу я видел, словно в тумане.

Та, что держала флягу, выплеснула немного жидкости мне на рубашку, потом заставила допить остатки. Я ждал, когда начну умирать. Кесу затолкала пустую фляжку мне в карман, и после этого меня опять куда-то поволокли. Наконец швырнули на пол, развязали руки.

Двигаться я почти не мог, да еще в глазах рябило от салатных и лиловых квадратных плиток, а если закрыть глаза, в темноте окружающее пространство начинало вращаться с бешеной скоростью. Вдобавок, меня тошнило. Рядом никого не было, кесу ушли. Я понял, что умираю, и тут меня вырвало.

Потом послышались человеческие голоса. Меня перевернули на спину.

— Хор-р-рош! — надо мной склонился крупный мужчина в форме Службы Порядка Трансматериковой компании. — Сколько выпил?

— Я не пил… — язык у меня еле ворочался.

— Оно и видно, что не пил, — эспэшник что-то вытянул у меня из кармана. — Пол-литра коньяка выжрал, вот молодец!

— Это не коньяк, — попытался я объяснить правду. — Это отрава…

— Правильно мыслишь, отрава. Поехали протрезвляться?

— Меня напоили кесу, — я хотел во что бы то ни стало предупредить людей об опасности. — Они ходят в масках кесу, и еще в других масках, а сами настоящие… Гонялись за мной…

— Ага, до белой горячки допился, — жизнерадостно сообщил эспэшник кому-то, находившемуся вне поля зрения. — Парень он просто золотой, только пить не умеет. Давайте сюда носилки!

Вытрезвитель Трансматериковой компании отличается от муниципальных вытрезвителей так же, как наша больница — от тридцать девятой травматологической. Там очень уютно, шикарные душевые, свежее постельное белье, там тебя приведут во вменяемое состояние без всякого ущерба для личного достоинства.

По случаю праздника это приятное заведение было переполнено: несколько десятков человек с Коронации и народных гуляний. Увидел я здесь и капитана, топившего в фонтане фикус. Меня встретили с энтузиазмом: "Наконец-то, Залман, вот теперь ты стал правильным парнем!" Когда в голове прояснилось, я сообразил, что о кесу лучше больше не рассказывать, чтобы не подтвердился диагноз "белая горячка".

Сегодня после обеда меня выпустили. Я ожидал обнаружить в утренних газетах заголовки вроде "Кошмар в Весеннем дворце", "Кесу в городе", "Кровавая Коронация", а там — ничего подобного. Отчеты о празднике, интервью с Весенним Властителем и высокопоставленными гостями, фотографии с бала, светская хроника, список победителей конкурса на самый интересный карнавальный костюм. Курьезы: сторонники проигравшего претендента Максимилиана Келларда забрасывали гостей снежками; бизнесмен Р. так напился, что забрался в фонтан и оттуда плескал водой на проходивших мимо дам; работник Трансматериковой компании Н. так напился, что ему померещились кесу, и он бегал от них по всему дворцу, пока на свалился на лестнице и не уснул. Единственное упоминание… Неужели те кесу приходили на Коронацию только ради того, чтобы потанцевать на балу вместе с людьми?

Дэнис и Сандра мне поверили. Дэнис — потому что достаточно хорошо меня знает, а Сандра — потому что она тоже разговаривала с той кесу и заметила ее странности.

Мы с Сандрой съездили в Марленский пассаж, купили коньки с белыми ботиночками. Дэнис опять засел за учебники, а мне полчаса назад позвонили из компании и сказали, что завтра утром в рейс. Я должен был еще неделю отдыхать, но меня почему-то поменяли местами с другим следопытом.

В вечерних газетах про кесу — ни слова. Наверняка их уже нет во дворце. Я вот подумал, если люди устраивают экскурсии в Лес, почему кесу не могут точно так же устроить экскурсию в город? Просто, чтобы посмотреть на человеческую жизнь, и тогда напрасно я такой шум поднял".

* * *

— Так это у них была экскурсия? — Залман поднял вопросительный взгляд на Сандру.

— Да нет, — усмехнулась та. — Мерсмон протащил таким образом во дворец отборное подразделение своей знаменитой темной гвардии. Они пришли под видом гостей в масках, с якобы бутафорским оружием. Когда началась заварушка, и Келлард пошел брать штурмом Весенний дворец, вместо стражи, которую можно было не принимать всерьез, его встретила личная гвардия Властителя — прекрасно подготовленная, до клыков вооруженная и вдобавок смертельно ненавидевшая лесную пехоту. Что там творилось… Во дворце потом отмывали кровь и делали ремонт — наверное, оттуда и пошла байка, что Мерсмон приказал все перекрасить в черный цвет. А к нам еще и Вир прибежала прятаться — с поджатым хвостом, и уже никаких условий не ставила, лишь бы пустили. Тогда я с ней и познакомилась. Тебя в это время услали с караваном, ты вернулся позже.

Глава 9

"Адский рейс. Караван то форсирует хлюпающую снежную кашу, то пробивается сквозь оплывшие и вновь замерзшие сугробы. А во время разведочных вылазок мы с Тадеушем в таких же условиях гуляем пешком. В компании есть штатная должность "ассистент следопыта": когда мы возвращаемся и стаскиваем разбухшую от ледяной воды обувь, он растирает нам ноги согревающей мазью, делает массаж, поит всякими целебными бальзамами и вообще отвечает за то, чтобы нас не свалила простуда.

Тадеуш — старый следопыт, уже переживший две весны, поэтому меня поставили с ним в пару.

Ребята хвалят меня за то, что я наконец-то взялся за ум и на Коронации повеселился, как уважающий себя парень: принял хорошую порцию коньяка и гонялся по всему дворцу за какими-то девками, а потом меня нашли на лестничной площадке в луже блевотины, мертвецки пьяного. "Это по-нашему!" Я никому не объясняю, как было на самом деле. Да мне и самому эта история чем дальше, тем больше кажется неправдоподобной, почти мистической.

Нередко нам попадаются обширные территории с цветным снегом — розоватым или болотно-зеленым, там расплодились микроскопические снежные водоросли. В первый год минувшей зимы в окрестностях острова Селина творилось то же самое, и снег был розовый, когда мы с Хэтэсси бродили вдвоем по Лесу — это вроде как фон, на котором было нарисовано все остальное, а потом ударили морозы, и Лес побелел, водоросли вымерзли.

Мы с Тадеушем определили, что до Кордеи осталось двое суток пути. Вдалеке стреляют — то одиночные выстрелы, то настоящая канонада. Наверное, лесная пехота проводит весенние маневры. Все удивляются, что за весь рейс кесу ни разу не появились и не потребовали дани: такого еще не бывало. Хотя, природные условия не располагают, и кесу, скорее всего, откочевали туда, где можно переждать это светопреставление.

Вся Танхала охвачена белой горячкой. Бурхард, от которого мне перед рейсом влетело за "безобразный инцидент", вызвал меня к себе в кабинет, угостил кофе и апельсином из оранжереи (похоже, это было завуалированное извинение за то, что в прошлый раз он на меня наорал) и попросил рассказать во всех подробностях, что произошло на Коронации. Я рассказал, не стал только объяснять, почему сразу почувствовал, что те кесу — настоящие. Сослался на свою наблюдательность, на опыт жизни в Лесу и т. п.

— Тебе повезло, что не прикончили, — покачал головой Бурхард. — Ты хоть понимаешь, как счастливо отделался? Не забывай, что вам говорили на инструктаже, и ни во что не встревай.

Этот разговор состоялся сегодня утром, а инструктаж — вчера, сразу, как мы добрались до Танары.

Когда мы через береговые ворота въехали на территорию автовокзала, всех нас скопом, и караванщиков, и пассажиров, собрали в зале ожидания. Правительственный чиновник рассказал о попытке военного путча: Келлард со своими сторонниками напал на Весенний дворец, но Властитель подавил мятеж, приказом Властителя прежняя армия распущена, ополчение упразднено, обеспечивать мир и безопасность теперь будет собственная армия Властителя. Парламент также распущен. Полиция присягнула на верность законному правителю, так что и в Танхале, и в других городах Кордейского архипелага обстановка под контролем. Отдельные части лесной пехоты отказались сдать оружие и начали партизанскую войну, однако гражданское население должно заниматься своими делами и ни в коем случае не поддерживать мятежников. Властитель совершил великое благодеяние — заключил мирный договор с кесу, поэтому нападений больше не будет, беженцы могут вернуться домой, и дальнейшая история Долгой Земли станет историей совместного процветания двух дружественных рас, сумевших преодолеть распри и прийти к взаимопониманию. Пусть никого не удивляет тот факт, что новая армия состоит главным образом из кесу — они прирожденные воины и притом более дисциплинированы, чем лесные пехотинцы.

Народ пребывал в ступоре, словно эта коротенькая лекция, прочитанная усталым пожилым чиновником, всех лишила дара речи. В наступившей тишине Бурхард, который ожидал в сторонке, сложив руки на выпирающем животе, позвал работников Трансматериковой в соседнее помещение для инструктажа.

Он сказал, что компания сохраняет лояльность по отношению к Властителю — а значит, и мы все тоже. Война с кесу нужна лесной пехоте, которая иначе окажется не у дел, а нам нужен мир, чтобы доставлять грузы, почту и пассажиров в срок, чтобы караваны не подвергались нападениям, и неважно, кто и как этот мир обеспечит. Никакой поддержки мятежникам, никаких провокаций в адрес кесу — ни в пьяном виде, ни в трезвом, и чтобы ни один сукин сын не вздумал вмешиваться не в свое дело. В случае любых недоразумений жалуйтесь руководству, никаких личных подвигов. Нас, людей из Трансматериковой, трогать ни в коем случае не будут, этот вопрос уже улажен на высшем уровне.

После Бурхард подошел ко мне и велел заглянуть к нему в кабинет. Вспомнил о пресловутой "белой горячке" и заинтересовался деталями.

Патрули кесу ходят по улицам, кроме кесейских мечей у них винтовки и пистолеты. В каждом наряде — три кесу и один человек. Стычек я не видел, только их следы: вдребезги разбитая витрина магазина и россыпь осколков на тротуаре, выкрашенная белой масляной краской дощатая коробка автобусной остановки, внутри густо заляпанная кровью — и скамейки, и стены в пятнах. Возвращаясь от Бурхарда, слышал за домами стрельбу. Столица охвачена тяжелым томительным напряжением, хотя жизнь вроде бы течет, как раньше.

Вир теперь живет у меня. Она участвовала в пикетах в поддержку Келларда, поэтому ей нужно скрываться. Хорошо, что она догадалась прийти ко мне домой, а Дэнис, Петр и Ева ее спрятали и втолковали Сандре, что о ней нельзя никому ни полслова говорить.

Им также удалось убедить Вир в том, что разгуливать сейчас в обносках лесного пехотинца — это значит дразнить судьбу. Ева перешила для нее одно из своих платьев, Вир в нем отлично выглядит. Жаль, что ей не нравится. Утром я завернул в Марленский пассаж, купил для нее джинсы, два джемпера, две модных блузки, пятнистое меховое пальто — все это понравилось ей больше, чем Евино платье.

С Дэнисом они не разговаривают, хотя, можно сказать, это он ее спас. Когда люди и кесу Властителя, рыскавшие по Танхале в поисках мятежников, позвонили в дверь, объяснялся с визитерами Дэнис: дом принадлежит работнику Трансматериковой компании, и посторонних здесь нет, только он да еще дальние родственники хозяина — семья с маленьким ребенком. Те поверили и ушли.

— Видишь, ты к нему несправедлива, — сказал я Вир вчера вечером. — Ты называла его предателем, а он мог тебя выдать, но не выдал.

— Он предатель, потому что не взял в руки оружие и не пошел с теми, кто выбрал бой насмерть, — ее светлые ореховые глаза непримиримо сощурились. — Подумаешь, заговорил зубы ищейкам… Для этого большой смелости не надо. Пф-ф, это все, что я могу сказать!

Ну, как с ней после этого разговаривать? И все-таки я рад, что мы помирились, и она пришла ко мне жить. Именно это я и загадал в Тронном зале.

О штурме дворца на третью ночь после Коронации рассказала Доротея. Одна из ее дочерей получила место дворцовой прислужницы и была на работе, когда лесные пехотинцы Келларда ворвались туда, рассчитывая повязать стражу, схватить Властителя и заставить его публично признать, что на состязаниях он использовал запрещенные колдовские приемы. Они не знали, что лезут в ловушку, и во дворце их ждут не дождутся заклятые враги.

Стражники, придворные и прислуга сидели под замком — за час до атаки их без церемоний загнали в подвал и заперли. Почему они до последнего момента не замечали, что во дворце находится две сотни кесу? Видимо, Властитель действительно искушен в колдовстве и навел на них чары, я слышал о подобных вещах от Кирсана.

Слушая крики, грохот, стрельбу, леденящий визг, люди вначале подумали, что Весеннего господина взяли в заложники, а лесная пехота пытается его освободить. Потом шум пошел на убыль, дворцовый персонал выпустили из подвала и велели прибрать в разгромленных покоях, а также прислуживать пирующим кесу. Дочь Доротеи говорила, что те рвали убитых и еще живых солдат на куски и пожирали кровоточащее человеческое мясо, это было самое кошмарное, а Властитель даже не пытался их остановить. У нее нервное расстройство и до сих пор дрожат руки, она решила, что во дворец не вернется. Ее уволили без рекомендательных писем и выходного пособия, но она считает, что дешево отделалась. Почти все, кто был в ту ночь во дворце, бросили работу, которую поначалу считали выгодной и престижной.

Петр и Ева опасаются, что дальше будет хуже: такой Весенний Властитель наверняка начнет, как выразился Петр, "всех подряд девок портить". Вир сказала, что убьет его, если он к ней сунется, а я сказал, что в этом случае я раньше сам его убью. Так и сделаю, будь он хоть трижды колдуном, и не посмотрю, что Властитель — пусть только попробует мою девушку тронуть!

Сегодня утром я стоял в натопленной комнате у окна и смотрел на обрамленный наледью клочок серого дня: на рыхлом снегу во дворе угощались из игрушечных кастрюлек две кошки, одни бродячая, тощая, другая Доротеина, холеная и толстая, — когда по мне подошел Дэнис.

— Там опять холодно, — он кивнул на окно. — В начале весны всегда перепады температуры, я читал.

После этого замолчал, словно и хотел продолжить, и не решался. Я подумал, что сейчас он что-нибудь скажет насчет Вир, но ошибся.

— Спасибо. Честное слово, я не хотел, чтобы ты платил за меня эти деньги, и теперь не знаю, что делать, — он выглядел виноватым. — Это же очень много. Спасибо тебе, но не надо было, я же говорил.

Я тупо смотрел на него, соображая, о каких деньгах идет речь.

— Ты, вообще, о чем?

— Ты знаешь, о чем.

— Не знаю.

— Залман, кроме тебя это некому было сделать.

— Что сделать?

— Заплатить за мой второй курс.

Наш диалог напоминал рывки буксующей машины. Наконец я выяснил следующее: вскоре после моего отъезда Дэнис узнал, что кто-то перечислил на счет университета деньги за второй год его учебы — концов не найти, но подозревает он меня.

— Я не стал бы отпираться и морочить тебе голову.

— Тогда кто?

Если он испуган, по нему сразу видно. Вир еще и к этому придирается, а меня такое не раздражает. В Лесу у меня просто не было возможности нахвататься тех стереотипов, которые определяют отношение людей к чужим душевным движениям.

— Может, твой отец?

— Я его ни разу не видел, только на фотографии. Он сбежал до того, как я родился.

— Может, его совесть заела.

— Ему негде взять такие деньги. Мама говорила, он мелкий аферист-неудачник.

— Значит, провернул крупную аферу и разбогател, вот и прислал алименты. Если б я узнал, что у меня где-то есть сын или дочь, я бы тоже так поступил.

Моя версия его успокоила. Он слегка пожал плечами, словно показывая, что его отношение к блудному родителю, двадцать лет о нем не вспоминавшему, все равно остается прохладным.

Экзамены начнутся через неделю. Теперь, когда все оплачено, ему достаточно сдать без неудов, а он уже успел хорошенько подготовиться. Я предложил ему возобновить тренировки.

— Зачем? Армии больше нет, ополчения тоже, больше никто меня туда не загонит.

Хорошо, что Вир не слышала, с каким облегчением он об этом сказал!

— Это нужно тебе самому. Ты еще не забыл, при каких обстоятельствах мы с тобой познакомились?

Жестоко было так говорить, но я все время опасаюсь, что он опять угодит в какую-нибудь переделку. В школе его постоянно обижали, дразнили "принцессой" и "неженкой", а после, когда он работал в кинотеатре, вышла та история со шпаной. Для меня он как брат, и я бы хотел научить его всему, что умею сам, чтобы он мог за себя постоять.

Он согласился вернуться к тренировкам после экзаменов, потом мы заговорили о политике. Теперь ясно, что в тех ящиках действительно было оружие. Видимо, началось это давно, потому что сейчас у Властителя есть хорошо вооруженная и обученная армия, которая ведет бои с не покорившейся лесной пехотой. Получается, что Мерсмон черт-те когда все это запланировал.

Пока не знаю, как к этому относиться. Составить представление о чем угодно я могу только на основе собственных наблюдений, меня научил этому Лес. Вир считает такой подход проявлением ограниченности и хочет, чтобы я позаимствовал в готовом виде ее представления, которые она позаимствовала у своих таинственных друзей. Похоже на то, как она покупает себе на распродажах поношенную одежду лесных пехотинцев, но, когда я об этом сказал (и какой черт потянул меня за язык!), она рассердилась и ответила, что все мы не на том уровне, чтобы что-то понимать самостоятельно, и надо слушать тех, кто выше нас. Это мне совсем не понравилось. Неужели на самом деле она вовсе не такая независимая, какой кажется поначалу?

Пока мы с Дэнисом разговаривали, я уловил шорох за дверью слева. Неслышно подкрался, распахнул дверь. Сандра, потеряв равновесие, качнулась вперед и оперлась ладошками о половицы. Похоже, она сидела, приложив ухо к щели возле косяка, однако принялась яростно это отрицать: якобы уронила здесь красивую бусинку и хотела ее найти.

— Ты мне что обещала?

— Не прятаться больше в стенном шкафу в комнате у Дэниса на нижней полке, — насупившись, отчеканила паршивка. — Ты меня хоть раз там видел?

Крыть было нечем, и пока я соображал, что на это сказать, она с достоинством удалилась, и все три ее королевских банта, уплывая к выходу, укоризненно покачивались.

В Лесу так развезло, что никакая машина не пройдет, поэтому у меня отпуск. Дэнис сдает свои экзамены, а Сандра каждый день бегает в Марсенойский парк кататься на коньках, пока там каток не растаял. Ева боится, что она бегает еще и во дворец, но доказательств нет, кроме одного, косвенного: когда ее в первый раз об этом спросили, она с вызовом заявила, что Властитель, мол, сам приглашал ее в гости, и не только ее, а нас всех троих, так почему бы туда не заглянуть? Ева ахнула и начала пугать ее кесу, потом присоединилась Вир и начала пугать ее темными силами, с которыми Мерсмон якобы заключил сделку. Подошел Петр и тоже внес свою лепту, сказав, что во дворце ее могут обесчестить, на что Сандра, глядя исподлобья, процедила, что ее честь находится в голове, а не там, где папа думает. После этого взрослые стушевались, а она опять куда-то умчалась.

Весенний дворец огромен — ансамбль мозаичных зданий, украшенных лепниной и статуями, соединенных переходами либо состыкованных друг с другом, при этом персонала там сейчас немного. Дворец кишит кесу, люди боятся их. К тому же, среди вновь набранного штата Властитель обнаружил нескольких шпионов Келларда и отдал их кесу на растерзание. Несмотря на баснословные оклады и премиальные, желающих на освободившиеся вакансии — раз, два и обчелся.

Газеты пишут о предстоящей свадьбе Властителя. Невесту зовут Эфра Тебери — девушка из бедной семьи с острова Мархен, работала медсестрой в тамошней больнице, Валеас Мерсмон увидел ее, когда посетил Мархен во время предвыборной кампании, и влюбился без памяти. В газетах есть ее портреты: очень красивое лицо и неправдоподобно роскошная копна светлых волос.

Объявление об их помолвке популярности Властителю не добавило. Весеннему господину полагается флиртовать со всеми женщинами подряд, а он отлынивает от этой почетной обязанности. Возмущается даже Петр, который еще пару дней тому назад опасался, что Властитель, уже показавший себя тираном, начнет насиловать девушек, и даже прикупил на черном рынке на свои последние сбережения несколько штук гранат, чтобы защитить жену и дочь.

В общем, все традиции и устои — вдребезги, Мерсмон ясно показал, что не намерен с ними считаться. А по мне, так пусть женится хоть на Эфре Тебери, хоть на кесу, хоть на лесном демоне, лишь бы не на моей Вир.

Зря я дал Сандре книжку о дельтапланах. Она соорудила на чердаке собственный "дельтаплан" из куска брезента и реек, которые Петр приготовил для ремонта, и чуть не сиганула с крыши. Хорошо, мы с Дэнисом были во дворе (я таки вытащил его поупражняться в фехтовании), и пока Дэнис отвлекал, я залез на крышу и схватил паршивку.

Когда ее конструкцию демонтировали, она разревелась и до вечера ни с кем не разговаривала, но потом согласилась не строить больше летательных аппаратов — при условии, что мы с ней прокатимся на настоящем дельтаплане. Завтра пойду на поклон к Бурхарду: я слышал, у него есть какие-то связи с клубом дельтапланеристов.

Сегодня состоялась свадьба Властителя с Эфрой Тебери, которой он официально присвоил новоизобретенный титул Весенней Королевы. Во время совершения брачной церемонии он поклялся, что никогда не изменит Эфре ни с одной другой женщиной, причем использовал для этого текст Нерушимой Клятвы. Общественность в шоке (то есть, в еще большем шоке, чем раньше). О Нерушимых Клятвах мне рассказывал Кирсан: нарушать их ни в коем случае нельзя, поскольку они обладают магической силой. Не знаю, осмелился ли бы я дать такую клятву, если бы Вир этого потребовала… Петр вначале хотел отнести свои гранаты в оружейную комиссионку, но потом передумал — вдруг какая заварушка начнется.

Катались с Сандрой на дельтаплане. Потрясающие впечатления. Это можно сравнить с тем, как я в первый раз занимался любовью с Хэтэсси, или с тем, как я впервые увидел в Лесу караван, или с моим самым первым днем в Танхале.

Сандра потом ко всем приставала с вопросом, почему дельтапланы и аэропланы не летают над Лесом. Этого никто не знает. Факт, что над Лесом любой летательный аппарат навернется самое большее через 5-10 минут, и существует масса гипотез, почему это происходит. А на Земле Изначальной все по-другому, там они летают повсюду. Порталы, соединяющие наши миры, должны открыться в начале лета, и Сандра уже заявила, что путешествовать мы отправимся все вместе, втроем.

Вир все чаще пропадает неизвестно где, и днем, и по вечерам. Сказала, чтобы я не вздумал за ней следить, и что "с пошлыми любовными интрижками это не имеет ничего общего". Зато она, в отличие от Дэниса, охотно учится у меня приемам рукопашного боя без оружия и фехтованию, каждый день упражняется в метании ножей, носит в кармане пальто пистолет. По крайней мере, я знаю, что просто так ее не обидишь.

Очередная новость — такая, что даже мне стало муторно. Властитель казнил тех мархенских парней, которые раньше ухаживали за Эфрой, всего тридцать семь человек. Говорят, их живьем съели кесу из его темной гвардии, на глазах у Весенней Королевы. В Марсенойском парке было слышно, как они кричали, и все гуляющие оттуда ушли. Дворцовая служанка, подруга Доротеиной дочери, рассказывала, что Эфра даже не заплакала, но вообще-то, если человек не плачет, это еще не значит, что ему все равно.

Эта противная малявка перешла все границы. Вчера мы с Вир были в постели, и вдруг дверца тумбочки трельяжа сама собой с тихим скрипом приоткрылась на несколько сантиметров. По счастью, Вир не заметила.

Потом, когда она ушла в ванную, я натянул брюки, подошел к трельяжу, полуголый и злой, и потребовал:

— Брысь отсюда!

— Мог бы постучаться и разговаривать вежливо, — буркнула Сандра, выползая из тумбочки. Смущенной она не выглядела.

— Когда-нибудь я тебя стукну! Нельзя подсматривать за взрослыми, если они занимаются такими вещами.

— Нельзя заниматься такими вещами, если тебя может увидеть ребенок, — огрызнулась она перед тем, как выскочить за дверь, и уже оттуда крикнула: — Между прочим, твоя Вир мне совсем не нравится!

Боюсь, когда-нибудь я и правда ее стукну.

Мы придумали, как избавиться от маленького чудовища: пристроили ее в школу.

Частная школа, где учились дети Доротеи, считается лучшей в нашем районе. Я не стал объяснять директору, что Янари беженцы, соврал, что Сандра — моя троюродная племянница. Образование она получит хорошее. Я заплатил за все сразу, чтобы она, кроме основного курса, могла посещать факультативные занятия, учиться танцам, ходить с классом в театр на детские спектакли и ездить на экскурсии.

Петр и Ева так благодарят, что мне даже неловко: я же о своих интересах пекусь. Теперь каждый день, кроме выходных, этого чертенка по утрам гарантированно не будет дома, и я смогу не вздрагивать от каждого шороха, когда мы с Вир занимаемся любовью.

Темная гвардия (в народе ее теперь иначе не называют) разгромила храмы, чьи священники нападали на Властителя. Той общине, к которой принадлежит Курконо, тоже досталось. Странно, что мне его жалко. Он ходит расстроенный, притихший, даже на нас с Дэнисом внимания не обращает и ничего больше не кричит нам вслед. Хотя… Жалость — жалостью, но не хотел бы я, чтобы такие, как он, оказалась в силе: я ведь читал о том, что деятели вроде него вытворяли в Европе на Земле Изначальной, еще до того, как были открыты параллельные Земли.

Вир ушла. Не знаю, где теперь ее искать. Мы поссорились из-за Высших. Она сказала, что Высшие против Мерсмона, поэтому он долго на троне не просидит, а потом стала ругать Трансматериковую:

— Ваша верхушка — ренегат на ренегате! Когда ваша компания снабжала кесу контрабандным оружием, никаким нейтралитетом не пахло. У вас в Совете Директоров засел главный предатель — Слейгриц. Это он продался Мерсмону, и теперь из-за него кесу расстреливают наших ребят из лесной пехоты!

Черт, у меня уже выработался условный рефлекс: когда Вир говорит "лесная пехота", хочется кому-нибудь двинуть в челюсть. Желательно, лесному пехотинцу.

— Война идет на равных, обе стороны вооружены одинаково.

— Вот-вот, а если б не Слейгриц, у кесу не было бы огнестрельного оружия, и наши давно бы их отсюда вымели. Он еще ответит за предательство, и Темный Властитель его не спасет. В конце осени Мерсмон вылечил его от рака, и он, так сказать, расплатился… — Вир гневно раздувала ноздри, ее ореховые глаза светились валькирическим светом. — Таких, как он, мы будем казнить!

— Мы — это кто?

— Ты тоже мог бы к нам присоединиться, если хочешь быть вместе со мной.

Присоединиться к "ним" — то есть, делать, что они скажут, и думать, как они велят?..

— Я слышал о том, что Слейгрица кто-то вылечил от рака, — переводить разговор на другую тему я все ж таки научился.

— Это могут Высшие и самые сильные из колдунов, в том числе Темный Властитель. Этот ваш Слейгриц еще поймет, что совершил ошибку!

— Тогда смотри, если бы Слейгрица вылечили Высшие, он не заключил бы сделку с Мерсмоном. Получается, это они сделали ошибку, что не захотели ему помочь, когда он заболел.

— По-твоему, Высшие должны всем подряд помогать?! — она так вскинулась, что даже подскочила на толстом пружинном матрасе. — Да нужен им какой-то Слейгриц! Их помощь надо заслужить, понял? Высшие — это Высшие, и нечего рассчитывать, что они за каждого станут решать его жалкие проблемы!

— Если так, они на мою помощь тоже пусть не рассчитывают.

Вир начала кричать, не давая мне больше сказать ни слова. Потом, не переставая ругаться, побросала свои вещи в сумку и ушла. Все, что я для нее покупал, унесла с собой, поэтому надеюсь, что разрыв не окончательный.

Сейчас я чувствую тревогу за нее напополам с облегчением. Как будто в глубине души я сам хотел, чтобы она отсюда ушла… Не пойму, любим мы друг друга или нет?

Вир я так и не нашел. С горя купил автомобиль, и мы с Дэнисом отправляемся путешествовать. Я хочу навестить Германа, Фархада и Ганну, а он — маму и бабушку в Касиде. Заодно посмотрю Кордею — и центральную область, и полуострова, я ведь до сих пор не видел здесь ничего, кроме столицы.

Уехали, пока Сандра была в школе, а то она просилась с нами, даже сумку с вещами собрала. Побывали в Лозвеге у Фархада. Он живет с семьей сына, работает в мастерской по ремонту домашний техники, часто болеет. Лозвег находится за перешейком, соединяющим Танару с центральной частью острова. Темные бревенчатые дома в три-четыре этажа, вдоль тротуаров — валы грязного снега. Наверное, вот так и должно выглядеть настоящее захолустье. Зато здесь не было никаких заварушек, местные жители только издали слышали стрельбу.

За нами кто-то или что-то следит. Дэнис ничего не замечает, а я это чувствую загривком, шкурой, спинным хребтом — чутьем лесного зверя, каким я был на протяжении девятнадцати лет. Оно появляется с наступлением темноты, когда мы останавливаемся на ночлег, а по утрам исчезает.

Едем по Кордее. Бревенчатые поселки, пустые белые поля, вереницы стеклянных оранжерей по соседству с коптящими небо котельными, железобетонные махины зимних продовольственных складов, лесопарки, заводы, небольшие городишки. До чего не похоже на путешествие по Лесу! В придорожных гостиницах все ругают отвратительную раскисшую дорогу — потому что настоящей распутицы не видели.

Повсюду заставы. Мы показываем специальные пропуска, мне такой выдали в компании, а Дэнису — в университете. С кесу у нас никаких проблем. Я разговариваю с ними на сескаде — безотказный прием! Им это нравится. Каждый раз так и тянет спросить, не знают ли они Хэтэсси-кьян-Беалдри из Холодного Леса, но прошлого приключения мне хватило, чтобы не лезть больше на рожон.

Заехали в Юлузу, в гости к Герману. Его часто приглашают в местные школы, чтобы он рассказывал о Лесе на уроках природоведения. Юлуза — разноцветный городок, затерянный среди заснеженных косогоров в глубине Кордеи. Почти все дома там оштукатуренны: издали, с соседних холмов, Юлуза выглядит, как яркая картинка на листе белой бумаги.

Я подстрелил Соглядатая. Вчера ночью, в придорожной гостинице "Голодный грузовик" между Юлузой и Таммой. Приехали мы туда засветло, я заранее спрятал под подушкой мощный фонарик и пистолет.

Перед сном мы с Дэнисом болтали, как обычно, и я ощутил взгляд со стороны забранного решеткой темного окна, однако виду не подал. Я решил, что непременно эту тварь перехитрю.

Потушив свет, мы продолжали разговаривать в темноте — такие разговоры всегда вызывали у Соглядатая повышенный интерес. Как я и ожидал, оно подобралось поближе. Я почувствовал, что теперь оно смотрит на меня сверху, с потолка. Пора! Резко повернувшись на кровати, я правой рукой схватил пистолет, левой — фонарик, и направил луч вверх.

Оно свисало с потолочной балки и выглядело, как небольшой медузник с белесой полупрозрачной шляпкой, пучком щупалец, захлестнутых вокруг балки, и жутковатым человеческим глазом на длинном стебле. Я навскидку выстрелил, и оно разлетелось на куски.

Дэнис тоже вскочил со своей кровати, луч фонарика ударил ему в лицо, он зажмурился.

— Смотри, какую гадость я пристрелил! — похвастался я.

Мы включили лампу. Это оказался никакой не медузник. Щупальца и клочья шляпки стремительно таяли, превращаясь в белесую слизь, которая тоже как будто испарялась — так не должно быть, это во-первых. А во-вторых, в это время долгого года в наших широтах медузников не бывает. А в-третьих, в природе не существует медузников с человеческими глазами. Они, конечно, странные твари, и ученые до сих пор не поняли, каким образом они летают — даже не летают, а плавают в воздухе, словно рыбы в воде — но они вполне материальны, как те же рыбы.

Задним числом я спохватился, что сделал глупость: стрелять в медузника в закрытом помещении себе дороже — темные пятна после его крови отмыть невозможно, и едкий запах остается надолго, вдобавок, если его внутренние жидкости попадут на кожу, получишь ожог. Но раз он оказался ненастоящий, все обошлось.

Это был Соглядатай — специально выращенное магическое создание, предназначенное для слежки. Я о таких штуках читал, и Дэнис тоже. Они состоят из текучей слизи, поэтому способны менять форму и просачиваться в любую щель.

Прибежал хозяин гостиницы, пришлось дополнительно заплатить за стрельбу в номере. Предъявить в свое оправдание Соглядатая мы не могли — от него не осталось даже мокрого места.

Вероятно, днем эта тварь пряталась в моей же машине. Вопрос, кто ее подослал? Не Сандра ведь!

Вир. Больше некому. Судя по ее загадочным намекам, некоторое время назад у нее завелись необыкновенно могущественные друзья, вот и попросила… Это запросто, если среди них есть хоть один настоящий колдун.

В тот момент, когда в Соглядатая попала пуля, следившая за нами Вир должна была испытать такое ощущение, как будто ей саданули в глаз. Увидимся — извинюсь.

Навестили Ганну в Соррене. Тут совсем рядом было сражение, но сейчас тихо и спокойно, противоборствующие стороны выясняют отношения где-то в других краях.

Похоже, из-за Вир у меня сложилось предвзятое отношение к Келларду и лесной пехоте. Я не желаю им проигрыша, но кесу я тоже не желаю проигрыша. Если разобраться, мне хочется, чтобы выиграли и те, и другие.

Были на Касиде, едем обратно в Танхалу. У Дэниса настроение переменно-тревожное — из-за тех денег. Как выяснилось, его отец умер на Сансельбе три года назад, следовательно, заплатить за университет никак не мог.

Мама и бабушка у него очень красивые. Обе выглядят молодо (подвид С), изящные, темноволосые, с нежной светлой кожей и миндалевидными зелеными глазами. Дэнис поразительно похож на них.

Боюсь, что я вел себя у них в гостях развязно и неуклюже, хотя Дэнис утверждает, что я им понравился.

В какой-то сотне километров от Танхалы угодили в перестрелку между кесу и лесными пехотинцами — как раз посередине проскочили. Я потом насчитал восемь дырок от пуль, и два колеса пришлось менять.

Дэнис нисколько не струсил, так что Вир насчет него не права. И вообще, реальные опасности пугают его куда меньше, чем вещи странные и неопределенные, вроде невесть откуда свалившихся денег или того предсказания Темного Властителя.

Хорошо, что не попали в нас или в бензобак. Механик придорожной автомастерской, до которой мы кое-как дотащились на простреленных колесах, даже решил, что моя машина защищена специальными чарами.

После возвращения Дэнис несколько дней подряд пропадал в университетской библиотеке — и кое-что отыскал.

Текст из рукописной(!) книги:

"Камень Власти, он же Активатор, он же Универсальный Уничтожитель, выглядит как (слово пропущено) камень. Надо (пропуск) при контакте начинает светиться (пропуск) с первой секунды контакта остановить процесс невозможно (пропуск).

Реакция первого типа (пропуск) уничтожает (пропуск) освобождение (пропуск) бессмертие, вечная молодость, способность к абсолютной регенерации — лишь малая часть (пропуск).

Реакция второго типа (пропуск) 10 000 (пропуск) весь мир, со всеми живущими в нем существами (пропуск)".

(Дальнейший текст отсутствует).

— Что ты об этом думаешь? — спросил я у Дэниса.

— Чтобы что-то думать, нужно восстановить пропущенные слова и фразы. Мы же не знаем, что там было написано. Пока удалось восстановить только одно слово. В той книге, откуда я это скопировал, его вписали в квадратных скобках: "Камень Власти, он же Активатор, он же Универсальный Уничтожитель, выглядит как драгоценный камень".

— Само собой, драгоценный, — согласился я. — Каким же еще он может быть?

Слабый шорох — из моей дорожной сумки, задвинутой под кресло.

Я выволок сумку на середину комнаты и уже собирался вытащить оттуда за шиворот Сандру, но она выскочила сама, как на пружине.

— В этот раз мы поедем вместе! Это было нечестно, что вы уехали путешествовать без меня! Я, между прочим, на вас обиделась и всю ночь плакала! А теперь будем искать втроем, по-честному!

— Что будем искать втроем? — растерянно уточнил Дэнис.

— Этот красивенький рубин, о котором вы говорили, Камень Власти! Наверняка это рубин, в крайнем случае алмаз. Я с вами, поняли?

Она отчаянно трясла своими бантиками, ее шоколадно-карие глаза сверкали от возбуждения.

— Марш делать уроки! — сказал я строго.

— Ага, опять без меня хотите? Фигушки, не получится! — она схватила нас с Дэнисом за руки и тонким пронзительным голоском заверещала: — Мы трое, Сандра Янари, Залман Ниртахо и Дэнис Кенао, Нерушимой Клятвой клянемся, что пойдем искать Камень Власти, хоть сейчас, хоть когда я вырасту, несмотря на любые препятствия, мы пойдем, живые или мертвые, клянемся Лесом и перед лицом Леса, клянемся жизнью и смертью, клянемся Камнем Власти, мы пойдем и найдем Камень Власти, а потом… потом… — она было запнулась, но тут же придумала, что сказать дальше, — потом сделаем то, что надо! Лес меня слышал, и кости мертвых меня слышали, и все живое меня слышало, и то, что ни жизнь, ни смерть, меня слышало, и Камень Власти меня слышал! Камень Власти, жди нас, мы придем за тобой втроем, живые или мертвые! Клянемся!

До меня вначале не дошло, так я был ошеломлен этими оглушительно-звонкими воплями, а вот Дэнис понял сразу — он пытался вырвать руку из ее невероятно цепкой лапки, пытался перекричать ее… Куда там!

— Ты что натворила? — прошептал он, когда она замолчала. — Ты же произнесла вслух Нерушимую Клятву!

— Ага! — подтвердила очень довольная Сандра. — И теперь вы обязательно должны взять меня с собой, потому что без меня у вас ничего не получится!

— Откуда ты знаешь Нерушимую Клятву?

— В книжке нашла. Пока вы без меня катались, я рылась в библиотеке у Залмана, он сам разрешил. Нерушимая Клятва мне понравилась, и я заучила наизусть.

— А зачем ты сказала "живые или мертвые"?

— Ну… так драматичней, правда ведь?

— Ты только представь, если кто-нибудь из нас умрет, он должен будет пойти вместе с живыми — в виде зомби или ковыляющего скелета, — нервно усмехнулся Дэнис. — Это же Нерушимая Клятва, и отменить ее невозможно.

— Не надо, ты не умрешь, — посмотрев на него внимательно (выражение ее личика мгновенно изменилось), запротестовала Сандра. — И Залман тоже не умрет, а я и подавно не умру. Мы обязательно найдем Камень Власти, он теперь будет ждать, когда мы придем за ним.

— Сандра, ты поклялась за троих, не спросив нашего согласия, да еще Нерушимой Клятвой, — включился я. — Разве так можно?

— А уезжать без меня — можно? — она сердито тряхнула косичками. — Вы сбежали тайком, пока я ходила в школу!

— Ей только восемь лет, она еще маленькая, — сказал я, когда Сандра ушла. — Может быть, ее Нерушимая Клятва не будет иметь силы?

— Надеюсь.

Мы должны были вовремя остановить ее, но у Дэниса не получилось, а я слишком туго соображал. По закону, восьмилетний ребенок не может считаться дееспособным лицом, однако магические законы и клятвы — совсем другое дело".

* * *

— Твоя клятва невыполнима, — заметил Залман. — Дэнис ведь умер.

— Живые или мертвые, — грустно напомнила Сандра. — А действительна моя клятва или нет, я сама не знаю. Я несколько раз консультировалась у сведущих людей, и одни говорили так, а другие — иначе.

— По-моему, сегодня ты дала мне прочитать больше, чем раньше.

— Если нет осложнений, можно увеличить дозу вдвое, тогда ты сможешь запомнить двойной объем. У нас мало времени.

— А кто заплатил за учебу Дэниса, так и не выяснилось?

— Да сам же Темный Властитель и заплатил.

— Зачем? — Залман в недоумении поднял на нее взгляд. — Чтобы его предсказание сбылось? Там же было столько народа — ну, тех, кому он предсказывал, и как ему, наверное, пришлось суетиться, чтобы у всех все совпало…

— Нет, — Сандра усмехнулась. — У него были другие мотивы. Дальше прочитаешь.

Глава 10

"Мое вынужденное безделье продолжается. Стоят перламутрово-пасмурные дни, теплые и сырые, Марсенойский парк завалило снегом. Сегодня мы сходили туда втроем на прогулку, и вначале все было хорошо, а потом встретили Весеннюю Королеву, и теперь у Дэниса рука в гипсе.

Эфра гуляла по парку в сопровождении кесу. В одной из расчищенных от снега аллей наши пути пересеклись. У нее безупречно прекрасные черты лица и волнистые платиновые волосы — даже не до пояса, еще длиннее, но я бы никогда в нее не влюбился.

Она неторопливо плыла нам навстречу, на ней было белое меховое манто до пят, роскошные волосы распущены, ее облаком окутывал тонкий сладковатый аромат дорогих духов.

— Девочка, не бойся, — обратилась она к Сандре, когда мы вежливо посторонились, — мои фрейлины тебя не обидят, они маленьких детей не трогают. Вот, возьми!

Сандра, вообще-то, нисколько не испугалась, глазела на кесу с жадным, неприличным любопытством. Она впервые видела их так близко. Поверх обычных для кесу кожаных безрукавок, штанов и мокасин у этих были наброшены на плечи плащи весенних фрейлин. У каждой на поясе кривой меч, кинжал и в придачу украшенная стразами кобура. По человеческим меркам они были одеты слишком легко для нулевой температуры, но благодаря своей шерсти они лучше нас переносят холод. Не сводя с них завороженного взгляда, Сандра взяла у Весенней Королевы конфету в золотистой обертке, тут же развернула и запихнула в рот.

— А вы — студент университета, правда? — Эфра повернулась к Дэнису. — Я угадала?

— Да, моя госпожа, — ответил он с учтивым поклоном.

— У вас сейчас каникулы и много свободного времени? Скучаете, наверное? Я тоже иногда скучаю…

Легкомысленная болтовня — и при этом недоброе, отчужденное, какое-то змеиное выражение лица, как у начинающей актрисы, которая играет злодейку и слегка переигрывает.

Ей хочется узнать об университете побольше, поэтому Дэнис должен прийти завтра после полудня к Зеркальному павильону — это здесь, в Марсенойском парке, за катком, там будет ждать служанка, которая проводит его, куда надо.

Дэнис уловил сквозящую в ее взгляде змеиную угрозу, и я видел, что ему не по себе, но он все же пробормотал в ответ что-то вежливое.

— Тебе нельзя туда ходить! — выпалила Сандра, когда Весенняя Королева со своей наводящей оторопь свитой скрылась за поворотом аллеи. — Ты видел, какая она? Похожа на ледяную змею из зоопарка!

— Я и не пойду, — сказал бледный Дэнис.

— А если не пойдешь, она тебе какие-нибудь неприятности устроит, — озабоченно заметила Сандра, пряча в карман разглаженный блестящий фантик от конфеты. — Она же королева!

В кафетериях и бистро на Шахматном бульваре, где даже в каникулы собираются студенты, мы с Дэнисом слышали сплетни об Эфре. Якобы она уже несколько раз назначала свидания симпатичным ребятам из университета. Один из них после этого пытался покончить с собой — вовремя вытащили из петли, сейчас он в клинике с нервным расстройством. Другой бросил учебу и уехал домой, сказав, что в Танхалу никогда больше не вернется. С третьим, вроде бы, все в порядке, но если спросишь его об Эфре — молчит, словно воды в рот набрал, и выглядит пришибленным. Конечно, все они опасаются мести обманутого Властителя, но вряд ли дело только в этом.

— У нас на Ваготе один парень не хотел идти в ополчение и сломал себе руку, — дернув меня за куртку, сообщила Сандра. — Потом сам проболтался, потому что дурак. Дэнису тоже надо руку сломать.

— Не говори ерунды, — возмутился я, но Дэнис неожиданно заинтересовался идеей:

— А что, это выход… Тогда я не пойду к Эфре по уважительной причине. Только сломать нужно так, чтобы кость не на куски, а чистый перелом, чтоб потом нормально срослось.

— Залман сломает! — заверила Сандра. — У него хорошо получится!

— Я вам кто — костолом?

— Пожалуйста, — попросил Дэнис. — Я сам не смогу.

— Это меньшее из двух зол! — важно заявила Сандра.

В общем, я сделал так, как они решили. Заодно узнал, что причинить боль врагу и причинить боль другу — это совсем разные вещи. Дэнис вскрикнул только в тот момент, когда я ударил ребром ладони по его левому предплечью, а потом молчал, стиснув зубы, хотя сильно побледнел, и зрачки расширились.

Мы поехали в больницу — не в тридцать девятую, а в частную, хорошую (я завел специальную записную книжку с такими адресами, вдруг кому-нибудь понадобится помощь). Сандра увязалась с нами, было не до того, чтобы выгонять ее из машины. Перелом оказался чистый, и я вздохнул с облегчением, а то меня всего колотило — наверное, даже больше, чем Дэниса.

Когда вернулись домой, он написал Эфре коротенькое джентльменское письмо с извинениями (поскользнулся на гололеде), и Сандра вызвалась отнести его завтра к Зеркальному павильону: "может, еще такую же конфетку дадут!"

Все наши старания пошли насмарку, но это даже к лучшему — при условии, что Эфра не будет больше приставать.

Мы сегодня опять ходили втроем в Марсенойский парк и встретили там Властителя. Вся эта компания — Мерсмон со своими кесу, горстка придворных, репортеры с фотоаппаратами — вывернула из боковой аллеи внезапно, сбежать мы не успели. Мы с Дэнисом поклонились, как полагается, надеясь, что они пройдут себе мимо, но Властитель остановился и заговорил со мной:

— Залман Ниртахо, если не ошибаюсь? Не скучаете по Лесу?

— Немного скучаю, но распутица скоро закончится, мой Весенний господин.

— Вы и так не теряете времени даром, — он усмехнулся. — Ваша лихая езда по дорогам Кордеи произвела неизгладимое впечатление на всех очевидцев. Вас принимали за автогонщика или каскадера. Не могли же вы научиться этому в Лесу?

— Да я особо и не учился, просто сел и поехал, — ответил я, малость опешив от его осведомленности. — Ребята в рейсе показывали, как управлять машиной, это несложно… — тут я спохватился и добавил: — Права я получил, с этим все законно.

К нам подлетела Сандра — перед этим она отбежала, чтобы скатиться с ледяной горки сбоку от аллеи.

— Здрасьте! Сегодня вы опять раздаете подарки?

— Нет, Александра, сегодня подарков не будет.

— А если б вы всегда носили с собой конфеты и шоколадки, ваша популярность в народе была бы выше, — заявила она авторитетным тоном.

Н-да, наша с ней неотесанность и невоспитанность даже Темного Властителя вгонит в шок!

— Лайя, у тебя есть шоколад? — спросил Мерсмон на сескаде у изящной, невысокой по сравнению с другими кесу.

— Да, Наргиатаг.

— Дай девочке.

Лайя шагнула вперед и протянула плитку "Ванильного королевства". Тыльная сторона кисти покрыта серой шерстью, длинные сильные пальцы, алый лак на острых, слегка загнутых когтях. Сандре полагалось бы испугаться страшной кесу, но куда там! Ее глазенки удовлетворенно блеснули, она почти вырвала у Лайи шоколадку и уже после, с набитым ртом, что-то промычала — при желании это можно было истолковать, как "спасибо". И ведь мы вовсе не голодаем, дома всегда есть шоколадные конфеты!

Я заметил, что Властитель сделал знак репортерам, и в тот момент, когда Сандра схватила угощение, защелкали фотоаппараты. Теперь у паршивки есть шанс попасть в газеты, а Вир, если увидит этот снимок, при встрече обязательно ее отчитает, только напрасно будет стараться — от нашей Сандры все отскакивает.

Но тогда мое внимание было занято не этим. Наргиатаг! Значит, Мерсмон и есть тот самый Наргиатаг — Повелитель кесу, о котором я слышал от Беалдри и Хэтэсси? Или это просто принятое у них обращение к вышестоящему? И еще я узнал другую кесу, тоже стоявшую рядом с ним, широкоплечую и рослую, на голову выше гибкой, как серая ветка, Лайи — ее звали Яранса, и она была среди тех, которым мы передали в Лесу ящики с оружием. Для людей все кесу на одно лицо, но я-то хорошо их различаю и запоминаю.

Властитель начал задавать вопросы о моих впечатлениях от путешествия. Я намеренно изображал законченного дикаря, чтобы не ляпнуть невзначай что-нибудь такое, о чем говорить не стоит. Похоже, он раскусил мою игру, потому что в его любезной интонации моментами сквозила ирония.

— Надеюсь, о празднике во дворце у вас остались приятные воспоминания?

— Сказочный праздник, мой Весенний господин. И спасибо вам за великолепное угощение, особенно за коньяк.

Я постарался вложить в эти слова побольше сарказма. Просто не смог удержаться.

— Это был "Фрапен" с Земли Изначальной. Я рад, что вам понравилось.

Надо было видеть и слышать, как он это произнес — сама доброжелательность! Ничего удивительного, он же на предвыборных состязаниях в стольких дискуссиях одержал верх, а у меня такой практики нет. Одна из кесу ухмыльнулась — возможно, она была в гонявшейся за мной четверке.

Длинный церемониальный плащ из лазурного бархата, расшитый золотыми и серебряными узорами, не очень-то гармонировал с жестким лицом Мерсмона, которое оставалось непроницаемым, даже когда он улыбался. Пожалуй, ему больше подошел бы черный цвет. Хотел бы я знать, как он ухитрился всем понравиться во время предвыборной кампании? Или там без чар не обошлось?

Порыв ветра взметнул его длинные светлые волосы. Он перевел взгляд на Дэниса.

— Что у вас с рукой?

— Перелом, мой Весенний господин. Поскользнулся на гололеде.

До меня вдруг дошло, что Дэниса он до сих пор вовсе не игнорировал! Беседовал со мной и смотрел вроде бы на меня, но в то же время его внимание было намертво приковано к Дэнису. Не знаю, почему я в этом уверен. Почувствовал, вот и все. И означать это может только одно: ему уже донесли о том, что Эфра с Дэнисом флиртовала.

— Я смогу вам помочь, — Властитель положил ладонь на загипсованную руку Дэниса, слегка подавшегося назад. — Не бойтесь, это не больно.

Прошло несколько секунд, и он с улыбкой добавил:

— Вот и все. Завтра можете снять гипс, и прошу вас, будьте осторожней!

Мы поскорее пошли к чернеющим посреди белизны чугунным воротам с шарами — вон из парка, чтобы опять не столкнуться с Эфрой.

Сандра вернулась из школы угрюмая, в синяках.

— Подралась?

— Ага, — она мрачно кивнула. — Не думай, я им тоже показала!

— А что вы не поделили?

Она ответила не сразу.

— Из-за снимка в газете. Ну, где я беру шоколадку… У нас в классе есть мальчик, у которого во дворце съели папу, он был лесным пехотинцем, а у другого папа и брат ушли в повстанческую армию. Они стали меня обзывать и в сугроб толкать, а я им сдачи дала, а они опять…

— Ты зря взяла эту шоколадку. Точнее даже, зря ее выпросила. Ты ведь уже не маленькая. Не каждый заслуживает того, чтобы ты принимала от него подарки.

Она посмотрела на меня серьезно и кивнула.

— Перевести тебя в другую школу? Хотя этот снимок, наверное, вся Танхала видела…

— Не надо, — Сандра помотала косичками. — Школа мне все равно нравится, фигушки я оттуда из-за них уйду. Лучше покажи приемы, которые ты Дэнису и Вир показывал.

Я показал ей блоки и способы освобождения от захватов. Удары показывать не стал — еще укокошит кого-нибудь, с нее станется.

Сандра сказала, что у них весь класс разделился на два лагеря: одни за Властителя, другие за Келларда и лесную пехоту, а она ни с теми, ни с другими, но теперь, после той газеты, дети из семей с промерсмонианскими настроениями зовут ее дружить, а оппозиционеры хотят поколотить.

Съездили с Дэнисом в больницу, сделали рентген, сняли гипс — ни следа перелома. Решили, что в Марсенойский парк больше не пойдем, пусть Сандра без нас туда бегает.

Дэнис получил письмо от Весенней Королевы: опять приглашение на свидание. Лучше бы Мерсмон держал ее под замком, в какой-нибудь из восьми башен Весеннего дворца, как в сказке.

— А давайте, правую руку сломаем? — деловито предложила Сандра.

— Тебе, — буркнул я.

— Мне-то зачем, Эфра же не ко мне пристает!

Ничего, я кое-что придумал. Дэнис исчез. Куда — об этом я в дневнике писать не буду. Впрочем, я и сам ничего толком не знаю, следовательно, выбить из меня эту информацию или извлечь ее из моих мыслей ни одно заинтересованное лицо не сможет.

Хорошо бы все уладилось до того, как у Дэниса закончатся каникулы, а то будет жалко, если он из-за Эфры занятия пропустит.

Сандра добралась до моего дневника и исчеркала его цветными карандашами. Она хотела узнать, куда делся Дэнис, но прочитать стенографические записи не смогла.

Буду теперь дневник прятать.

Ни Дэниса, ни Вир рядом нет, а пить с ребятами неохота. Слоняюсь по городу, разглядываю патрульных кесу. Среди них много красивых. Некоторые мне улыбаются, нарочно показывая клыки.

Очень хочется подойти к какой-нибудь и спросить, что она делает сегодня вечером… Но я еще не настолько дошел до ручки.

Петр устроился в автомастерскую. Теперь с этим проще, беженцы отправились по домам, кое-кто подался в повстанческую армию, и много рабочих мест освободилось.

По этому случаю Ева приготовила праздничный ужин. Мы пировали сначала вчетвером, потом втроем, отослав Сандру делать уроки. После я поднялся к себе на второй этаж.

В путанице темных натопленных комнат что-то поскрипывало, по полу тянуло холодным сквозняком. Мне бы насторожиться, но я был навеселе — мы с Петром и Евой выпили по стакану вина. А вот то, что здесь кто-то есть, я почувствовал сразу, и это меня удивило: обычно Сандра выслеживала нас с Дэнисом или нас с Вир, но какой интерес шпионить за мной, когда я один?

Скоро я понял, где она спряталась: в рассохшемся платяном шкафу, таком старом, что с него осыпаются чешуйки желтоватого лака. Плохое место для засады: там шевельнуться нельзя, чтобы что-нибудь не скрипнуло, я уже ловил ее там.

— Брысь из шкафа!

Сандра сидела молчком.

— Ты же всю одежду мне перемнешь, паршивка вредная!

Никакой реакции.

Я потянул дверцу. Та не открывалась, как будто ее удерживали изнутри с недюжинной силой. Удивившись — как Сандре это удается? — я тоже, не будь дурак, рванул что есть мочи.

Дверца распахнулась, я на миг потерял равновесие и чуть не уселся на пол. А из шкафа на меня смотрела кесу, приглушенный свет настольной лампы отразился в ее прищуренных раскосых глазах с темно-красной радужкой.

Хмель мгновенно слетел. Первая мысль была: поскорее добраться до оружия. В дверях комнаты Дэниса тоже стояла кесу. Мельком подумав, что они пришли арестовывать Вир — и хорошо, что ее здесь уже нет, вовремя мы поссорились! — я отскочил к стене, где висит пара дуэльных мечей, и схватил один из клинков.

Кесу, прятавшаяся в шкафу, оскалила клыки и обнажила свой меч. Наверное, она обиделась на "брысь" и "паршивку вредную".

На пороге смежной комнаты рядом со второй кесу возникла еще и третья. В полумраке, создаваемом настольной лампой, они походили на стройные серые тени.

— Ничего себе, сколько вас к нам пришло! — раздался изумленный звонкий голосок от противоположной двери.

— Сандра, беги! — крикнул я, отражая удар. — Марш отсюда!

Ага, конечно — черта с два она убежит, если здесь так интересно! Вместо того чтобы кинуться наутек, как поступил бы любой нормальный ребенок, она юркнула в комнату и забилась в угол. Значит, из-за нее теперь и мне отсюда не сбежать…

Схватив валявшуюся на полу щетку для одежды, Сандру швырнула ее в кесу, наблюдавших за поединком из дверного проема. Щетка не долетела. Одна из кесу показала клыки и зарычала. Сандра в ответ тоже оскалила зубы и зарычала. Такая реакция вызвала у кесу определенное уважение.

— Злобный детеныш! — вполголоса заметила на сескаде вторая, обращаясь к своей подруге. — Вроде наших.

Если честно, все эти детали я восстановил в памяти уже после, а тогда мне приходилось в сумасшедшем темпе парировать удары — кесу из шкафа была опасным противником. Между тем одна из ее соплеменниц стремительно скользнула через комнату к другой двери. Я подумал, что она может добраться до Петра и Евы, но сделать ничего не мог. Я уже получил несколько порезов, а на кесу — куртка и штаны из грубой кожи, ей хоть бы что.

Через некоторое время третья кесу вернулась.

— Внизу его нет. Уходим.

— Подожди! — восторженно смеясь, крикнула моя противница. — Этот человек дерется совсем как мы! Я хочу посмотреть, смогу ли его одолеть!

— Мелса, ты нарушаешь приказ! — третья повысила голос до гневного визга. — Нам приказано взять другого человека, зеленоглазого, с гладким лицом, и больше в этом доме никого не трогать. Ты будешь наказана, если не подчинишься!

Мелса отступила. Я тоже опустил оружие. У всех трех кесу были еще и пистолеты в кобурах, украшенных сверкающими стразами.

— Пошли! — распорядилась их начальница.

— И только попробуйте еще раз сюда вернуться! — закричала вслед Сандра, грозя кулачком. — Мы с Залманом вам покажем!

В одной из соседних комнат стукнула оконная рама. Наступила тишина.

Они приходили не за Вир, а за Дэнисом. Вот, значит, как… И не имеет значения, что он ни в чем не виноват — Эфра могла наплести Властителю все что угодно.

Написал на двух страницах жалобу на темную гвардию, отнес начальству. Ущерб мелкий: четыре пореза, измятая одежда в шкафу и сломанная оконная рама (старая, прогнившая, все равно ее пора было менять), но я все это въедливо перечислил по пунктам, чтобы хоть как-то досадить Мерсмону с Эфрой.

А если бы Дэнис оказался дома?.. Тогда бы мы с Сандрой не вспоминали о визите кесу, как о безобидном, почти веселом приключении.

Из дворцовой Канцелярии пришел ответ: произошло досадное недоразумение, Властитель сожалеет, виновные понесут ответственность. Бурхард сегодня вызывал меня, дал почитать. Бюрократическая отписка.

Вчера был второй визит. Петр, Ева и Сандра об этом не знают, я не стал их пугать. Во второй раз все было намного хуже, чем в первый.

Поздно вечером я читал в своей комнате при свете настольной лампы, и на меня накатила полудрема — такая, что впору положить голову на книгу и уснуть. Одновременно я почувствовал, что в соседних комнатах кто-то или что-то есть, оно крадется сюда, все ближе, ближе… Я уже различал еле слышные шорохи и поскрипывание половиц. Удивляясь, что меня так развезло, тяжело поднялся из-за стола, вытащил нож, и в этот момент дверь открылась.

Опять кесу. При виде их спать расхотелось, но оцепенение осталось, и нож у меня выбили. Их было четверо, в том числе Лайя и Яранса. Видимо, Властитель всерьез завелся на том, чтобы расправиться с Дэнисом, если прислал на этот раз своих ближайших приспешниц.

С ними также пришел человек, он был одет и вооружен, как кесу, лицо спрятано под глухой серой маской. Судя по манере держаться, важный придворный.

Одна из кесу сделала подсечку, и я очутился на полу. Яранса приставила нож к моему горлу, а Лайя меня обыскала.

— Где Дэнис Кенао? — человек нарочно говорил приглушенно, и я вряд ли смогу при встрече узнать его голос.

— Не знаю. Он ни в чем не виноват, честное слово.

Я попытался объяснить, как было дело, в заключение добавил:

— Видите, он добровольно согласился получить травму, лишь бы не ввязываться в эту историю. Он не представляет никакой опасности для Властителя, ни в политическом, ни в личном плане. Оставьте его в покое.

— Какие отношения вас связывают?

— Он мой консультант по цивилизованной жизни, а я его телохранитель. У нас вроде как симбиоз.

— Что ж, как твой консультант он преуспел — ты произнес блестящую адвокатскую речь.

— Так и было, я не вру.

— Да уж не сомневайся, если начнешь врать — я сразу это почувствую, — презрительно бросил придворный. — Расскажи мне о Дэнисе.

Я рассказал, надеясь, что тем самым отведу от Дэниса угрозу: какой он осторожный, деликатный, старается никому не вредить, прохладно относится к лесной пехоте и, хотя не любит рисковать, ради стоящей цели способен на рискованный поступок. Тут я подумал о том, как он выручил Вир, но вслух не сказал, однако этот тип насмешливо хмыкнул:

— Заморочил головы представителям власти и укрыл мятежницу… Очень интересно.

Мысли он, что ли, читает? Я похолодел.

— Ты недогадлив, но на этот раз угадал, — подтвердил мой собеседник. — Так что хочешь — не хочешь, а я получу от тебя сведения о его местонахождении.

Это было невыносимо мерзко: словно чьи-то холодные пальцы бесцеремонно перебирают мои мысли и воспоминания. Я дернулся, но кесу держали меня крепко.

— Наивный благородный идиот! — процедил придворный со злостью, убедившись, что Дэнис недосягаем. — Ты обратился за помощью к малознакомому магаранскому колдуну, отдал ему сразу весь гонорар — и где теперь твой друг, понятия не имеешь!

— Вот именно, так что вы его не найдете.

Он ударил меня носком ботинка под ребра. Я снова дернулся, острое лезвие предупреждающе впилось в кожу.

— Ты еще не понял, что натворил? Что ж, я тебе объясню. Почти все колдуны, которые занимаются магией всерьез, время от времени ставят эксперименты на людях, и твой приятель Кирсан Новашек — не исключение. Расплатился ты с ним сполна, где его искать — не знаешь. Что теперь помешает ему использовать Дэниса в качестве подопытного материала?

— Он порядочный. Он обещал нам помочь.

Новый пинок.

— Наивность наказуема. А порядочность, которую ты так высоко ценишь — это всего лишь одна из популярных в цивилизованном обществе личин, советую тебе это усвоить. Дэниса надо найти немедленно, пока он не пострадал.

Лицемерие придворного ублюдка выводило меня из себя даже больше, чем побои.

— Ага, чтоб его сожрали на глазах у Весенней Королевы? Скажи своему хозяину, чтобы за своей женой получше смотрел!

Конечно, он опять наградил меня пинком, на что я и рассчитывал. Я закатил глаза и расслабил мышцы.

Яранса убрала кинжал от моего горла.

— Привести его в чувство? — спросила она на сескаде.

Отшвырнув кесу, я вскочил и вмазал мерзавцу по уху: к этому времени действие сонных чар сошло на нет, а от пинков последние остатки оцепенения с меня слетели. Мой противник тоже умел двигаться быстро и ударил под дых, а я ему — в челюсть, но тут меня снова скрутили и оттащили от него. Кинжал Ярансы надрезал кожу, я замер.

— Благородный дурак… — прошипел придворный, ощупывая сквозь маску левую сторону лица. — Что тебе известно об этом Кирсане с Магарана?

— Ни черта не известно.

Он опять принялся шариться в моих мыслях, и это было намного противней, чем процедура обычного обыска. Я весь покрылся липким потом. Наконец это прекратилось.

— Ничего такого, что искупило бы твою глупость…

Он сделал короткий жест по направлению к двери.

Лайя адресовала ему вопросительный взгляд, указав легким кивком на меня. Я понял, что сейчас мне вынесут и тут же приведут в исполнение смертный приговор. Этот человек безмолвно смотрел сквозь прорези серой маски, и я почти физически ощущал его раздражение. Наконец он с досадой бросил на сескаде:

— Ладно, оставьте его.

И они ушли — так же, как появились, почти беззвучно.

В течение некоторого времени я сидел на полу. Потом встал, спустился, пошатываясь, на первый этаж, миновал полутемный коридор с дверями по обе стороны и ввалился в ярко освещенную кухню.

Вернувшийся из мастерской Петр ужинал, Ева чистила сковороду. Не сказав им ни слова — не было сил — я подошел к буфету, вытащил бутылку фруктового бренди (Ева использует его для пропитки коржей), отвинтил пробку и приложился к горлышку. Выпил до половины, рухнул на покачнувшийся табурет.

— Господи, Петр, он запил! — донесся до меня расстроенный Евин шепот. — Говорят же, что все следопыты рано или поздно спиваются…

В дверном проеме маленьким хмурым привидением возникла Сандра в длинной, до пят, ночной рубашке в цветочек. Она сонно моргала.

— Не бери с меня пример, — посоветовал я заплетающимся языком.

— У тебя шея в крови, — она первая заметила то, на что взрослые не обратили внимания.

— Случайно порезался.

Почему меня оставили в живых? Станут ли они следить за мной, чтобы через меня выйти на Дэниса?

Кирсан вызывает у меня доверие, и я не сомневаюсь, что все будет в порядке. Если б сомневался, не обратился бы к нему за помощью.

Вызвали к Бурхарду.

— Пойдешь в рейс на Сансельбу. Западное направление — самое легкое, там уже сейчас можно проехать. Заодно освоишь новый маршрут. Хватит тебе в городе маяться, — он доверительно понизил голос. — Насчет тебя пришло вчера письмо из дворцовой Канцелярии.

— Жалоба?

— Да не сказать, что жалоба. Написали, чтобы за тобой получше присматривали, а то, мол, нецивилизованный ты очень… Что опять натворил?

— Это не я натворил, а они.

Я рассказал о втором инциденте и заключил:

— В общем, мне наставили синяков, но ребра целы, и я этого типа, который командовал кесу, тоже два раза достал — в челюсть и по уху.

Бурхард задал несколько уточняющих вопросов, а потом сокрушенно вздохнул:

— Болван ты, Залман. Нецивилизованный…

— Это он болван и мерзавец! Меня избили в моем же собственном доме, это подсудное дело.

— Залман, кесу, если ты до сих пор этого не знаешь, подчиняются только одному человеку. Те люди, которые ходят с ними в патрулях, не командиры, а вроде консультантов. Командовать кесу могут другие кесу, и еще один-единственный человек, власть которого они признают. Понял? Только один человек может им приказывать!

До меня начало доходить.

— То есть, вы хотите сказать, это я Властителю по уху съездил?

Бурхард скорбно кивнул, глядя на меня из-под полуприкрытых толстых век.

— Ну, какой же ты после этого цивилизованный?

Я заметил, что сводить счеты с Дэнисом из-за фокусов Эфры — тоже нецивилизованно. Тем более что Властитель, допросив меня, мог убедиться в его невиновности, и все равно хочет его разыскать, чтобы учинить расправу и досадить обнаглевшей Весенней Королеве.

У Бурхарда заскоки Мерсмона вызвали сочувствие, и он битый час стращал меня тем, как нашим ребятам, пока те в рейсах, изменяют жены, и сколько на почве ревности преступлений, и сколько из-за этого мороки для адвокатов компании, а закончил напутствием: "Послушай меня, Залман, не женись, пока не перебесишься".

Западный Лес мало похож на Холодный, который простирается между Кордеей и Лаконодой. Елажника почти нет, зато растет много такого, что даже названия до сих пор не имеет. Я завел отдельную тетрадку, в которую записываю свои наблюдения касательно Леса. Рабочий дневник лучше вести отдельно и с личным дневником не смешивать.

(Этой тетрадки в обнаруженном нами тайнике не было. Видимо, Залман хранил ее в другом месте. — А. Я.)

В окрестностях Сансельбийского архипелага добывают нефть, а на островах вдоль восточного побережья Сансельбы находятся нефтеперерабатывающие заводы-крепости. Половина каравана — бензовозы, туда они шли порожняком, обратно пойдут с доверху залитыми цистернами.

В центре острова Сансельба огромным горбом вздымается к небу гора, на вершине которой даже летом не тает снег. Ее здесь видно отовсюду. В первый день мне это понравилось, а потом стало производить угнетающее впечатление, словно эта гора мне чем-то мешала. Наверное, все дело в отсутствии привычки.

Пока меня не было, Сандре исполнилось девять лет. Эта нахалка намекнула, что на день рождения полагается дарить подарки, хотя я уже привез ей ветку кораллового дерева, которое на самом деле вовсе не дерево, а окаменевший наружный скелет животного из Западного Леса. Оно ведет сидячий образ жизни, питается медузниками и другой мелкой тварью, а после смерти превращается в камень. Ветка разлапистая, темно-розовая.

Кажется, в школе у Сандры все уладилось: с помощью показанных мной приемов она отстояла свое право на независимую политическую позицию.

В столице назревают беспорядки. Некоторые религиозные общины, чьи храмы были разгромлены за оскорбления в адрес Властителя, объявили его исчадием ада. Оставшись без храмов, они ушли в подполье и теперь распространяют листовки с хулой на Мерсмона, а также призывают убивать кесу, поскольку те якобы демоны, и организовать священный поход на Весенний дворец.

Отпраздновали Сандрин день рождения — то есть, он уже был, но она захотела еще раз, с моим участием.

О Дэнисе и Вир ничего не знаю. Хорошо бы Властитель поскорее забыл про Дэниса, за прошедшее время Весенняя Королева наверняка обеспечила ему кучу новых поводов для ревности.

Единоверцы Курконо захватили в плен и убили одну из кесу. Ее сожгли заживо — как "демона".

Властитель потребовал, чтобы ему в течение трех суток выдали участников расправы (их там было с полсотни человек), в противном случае будут наказаны все поголовно приверженцы этого религиозного культа.

Срок ультиматума истекает завтра вечером. Меня уже предупредили, чтобы я в это время находился или в здании Трансматериковой на проспекте Ста Созвездий, или у себя дома, и за порог не выходил. Я сказал, что останусь дома, потому что у меня там родственники с ребенком.

Кесу теперь не ходят по улицам в одиночку.

Не знаю, как звали погибшую. Вдруг это была Хэтэсси? От этой мысли я ночью плакал, как маленький. Наверное, я все-таки любил Хэтэсси, хотя думал, что это не любовь.

В жизни все страшно запутано, и вряд ли можно всех друг с другом примирить, но если б реально существовала возможность избавить и людей, и кесу, и остальных от боли и страданий (чтобы все стали, как Высшие, о которых мне рассказывал Кирсан) — я бы сделал ради этого все, от меня зависящее.

Ну, пожалуйста, пусть это окажется не Хэтэсси!

У меня до сих пор стучат зубы, хотя я не считаю себя трусом, и на нервы никогда не жаловался.

Началось с того, что по улицам пополз туман, темный и текучий, как вода, и в нем что-то мельтешило — зыбкое, студенистое, синевато мерцающее, толком не рассмотришь. Это произошло сразу после того, как истек срок ультиматума. Сумерки еще не сгустились, и вообще этот колдовской туман не имел ничего общего с обычными сумерками.

Мы поскорее закрыли все ставни. Петли у них проржавели, потому что зимой, когда медузники и другая теплолюбивая нечисть не водится, захлопывать их на ночь нет необходимости. Сандра, естественно, рвалась наружу — посмотреть, мы ее не пустили. Сидели вчетвером в холле на первом этаже, и вначале была тишина — гробовая, поскольку машин не слышно, а потом мы услышали крик.

Кричали в той стороне, где находится дом Курконо, и мне даже показалось, что я узнал его голос, он ведь при каждой встрече орал нам с Дэнисом вслед всякие малопонятные гадости.

Кричали долго и страшно, как от невыносимой боли. Я не мог это вытерпеть и хотел туда пойти, но Петр заступил дорогу, я его оттолкнул, а он набросился и сдавил мне шею борцовским захватом, да еще Сандра вцепилась в ногу — как клещ, чуть ли не зубами.

Пока я пытался освободиться — осторожно, чтобы не причинить им вреда — Ева суетилась вокруг и уговаривала: мол, соседа я все равно не выручу, и меня самого за компанию убьют. Будь это враги, я бы в два счета их раскидал, но тут я был очень ограничен в своих возможностях.

Они меня, полузадушенного, отпустили, когда крики затихли. Я увидел, что у Сандры вся мордашка заревана.

Выждав еще с полчаса и убедившись, что в окрестностях опять стоит мертвая тишина, мы с Петром взяли оружие (револьверы, я также захватил на всякий случай боевой меч, а он — плотницкий топор) и пошли посмотреть, что случилось.

Стемнело, в придачу воздух был какой-то мутный. Видимо, тот туман все еще не рассеялся. Иногда мелькали призрачные подобия медузников, рыб, амеб, я предположил, что все это Соглядатаи Властителя.

В доме Курконо во всех окнах горел свет, входная дверь была распахнута настежь. То, что от него осталось, лежало на залитом кровью полу в скромной гостиной, под висевшим на стене крестом с распятым Богом. Сдернув со стола скатерть, я прикрыл тело.

По-моему, Курконо и ему подобные на самом деле служат дьяволу своей религии, а не Тому, кто распят на кресте, хотя сами, понятное дело, думают обратное. Но все равно я попытался бы его спасти, если б успел.

Потом мы сходили проведать Доротею с ее детьми и, убедившись, что с ними все в порядке, вернулись домой.

Не знаю, почему меня так знобит. Растерзанные трупы я и раньше видел — и в Лесу, и в городе. Может, это из-за того, что я выходил из дому, когда стоял насланный Темным Властителем колдовской туман?

В Танхале убито несколько сотен человек. Мерсмон утверждает, что он расправился только с религиозными фанатиками, совершившими варварское жертвоприношение, и цивилизованным гражданам ничего не грозит.

Меня вызвал Бурхард, показал очередное письмо из дворцовой Канцелярии — якобы во время карательной акции я "шатался по улицам" — долго тряс кулаком у меня перед носом и пообещал, что в следующий раз посадит под арест.

Те призрачные создания, плававшие в тумане, точно были Соглядатаи, иначе откуда бы кто-то узнал, что мы с Петром ходили в дом Курконо?

Когда Темный Властитель во время той милой беседы рассказал мне в промежутках между пинками, что колдуны ставят эксперименты на людях — он знал, о чем говорил. Плод его собственного эксперимента уже несколько суток болтается по Танхале, пугая прохожих, и успел получить в народе прозвище Ушлеп.

Мы с Сандрой ходили покупать пастельные мелки для уроков рисования, еще взяли в кофейне на Шахматном бульваре свежих булочек с марципанами — и на обратном пути нарвались на эту тварь.

Уже стемнело, над крышами висела, как на картинке, круглая луна, слякотные улицы были залиты светом фонарей (Темный Властитель даром, что Темный, а ночное освещение в Танхале наладил, чего никак не могла добиться от муниципальных служб Зимняя госпожа). Прохожих было не особенно много — большинство боится кесу и старается по вечерам не гулять, это мы с Сандрой такие отчаянные, что нам все нипочем. Трамваи стояли понурой вереницей, так что мы пошли пешком. Думали, скоро доберемся до дома, поужинаем нашими любимыми булочками…

Ушлеп объявился, когда мы свернули на улицу Зрелости. Из-за угла ветхого дома с лепными медальонами на фасаде высунулось огромное — вдвое больше обычного человеческого — мучнисто-белое лицо со скошенным лбом и толстыми вывернутыми губами.

— Дай! — протянуло оно гнусаво. — Дай, вля, хавку! Шамать!

Сандра, вначале судорожно вцепившаяся в мою руку, первая поняла, что это создание имеет в виду.

— Он наши булочки хочет! Не отдавай ему, они же наши!

Ушлеп выдвинулся из-за угла целиком и загородил нам дорогу. Ростом под два метра, голый, весь покрытый гусиной кожей, с тяжелым отвислым брюхом. Я уже знал о нем из газет и от Доротеи, собирающей где попало всякие тревожные новости, и был в курсе, что пули его не берут.

— Иди, вля, на ху! — прогнусавил он с угрозой. — Давай хавку!

— Умеешь быстро бегать? — спросил я у Сандры.

— Ага.

— Тогда побежали!

Громоздкая, неуклюжая, словно слепленная из сырого теста тварь передвигалась скачками, как жаба, разбрызгивая подтаявшую снежную кашу. При каждом прыжке рыхлые белые телеса тряслись. Булочками пришлось пожертвовать, но Ушлеп не отстал. Возможно, он думал, что у нас есть еще. Сандра начала выбиваться из сил, а если бежать домой — он следом за нами вломится в дом… Я разрядил в него свой револьвер под восторженно-подбадривающие вопли спутницы и убедился, что он и вправду неуязвим.

— Побежали в мою школу, — тяжело дыша, предложила Сандра.

— И не жалко тебе школу?

— А у нас там помойка на заднем дворе… С картофельными очистками и выброшенной овсянкой, которую на обеде не доели… Может, ему понравится…

Мы рванули по грязным пустынным улицам к школе.

Эта малявка оказалась права. Ушлеп принюхался, потом засунул голову в бак с пищевыми отходами и принялся, с чавканьем и довольным сопением, поедать содержимое, а мы поскорее ретировались.

— С меня шоколадка, — сказал я Сандре, когда мы, с ног до головы заляпанные грязью, поминутно оглядываясь, шагали по направлению к дому.

— Две, — поправила она. — За выносливость и за интеллект.

На Халцедоновой набережной, возле канала с плавающей в черной воде луной, навстречу попался смешанный отряд из кесу и полицейских.

— Вы Ушлепа ищете? — крикнула им Сандра. — А мы-то знаем, где он — около моей школы на помойке! Он за нами гонялся, мы его туда заманили! Вам надо его помоями за город выманить, и подальше, чтоб не вернулся!

Из сегодняшних газет я узнал, что они так и сделали, так что Мерсмону следовало бы прислать Сандре шоколадный торт.

Но хотел бы я знать, над кем и с какой целою он поставил такой идиотский и жестокий эксперимент?"

* * *

— Тут написано, что Ушлеп под два метра ростом, а ведь он больше…

— Вырос за эти годы, — объяснила Сандра. — Он постоянно растет.

Она со вчерашнего дня выглядела злой.

— У тебя какие-то неприятности? — осторожно поинтересовался Залман.

— У всех неприятности. Вересмар подписал новый закон о высшем образовании. Теперь чтобы куда угодно поступить — хоть в университет, хоть в медицинскую или художественную академию — надо год провести в военном лагере, удовлетворительно сдать все нормативы и представить подписанную командиром характеристику, подтверждающую, что боевой дух у тебя на высоте. Без этого не допустят до вступительных экзаменов. Лидия собиралась в университет, а теперь — хрен, даже моя протекция не поможет. Вересмар этот…

Слушая ее пожелания в адрес Осеннего Властителя, Залман в смущении уставился на распечатку дневника.

Глава 11

"Западный Лес кишит личинками, поедающими древесные побеги и друг друга. Пока тянулась долгая зима, я успел позабыть о том, что Лес — густонаселенная территория. Каждый раз, когда времена года меняются, как будто попадаешь в другой мир.

На Кордее тоже перемены. За время рейса антимерсмонианская коалиция (это лесная пехота во главе с Келлардом, Народная Повстанческая армия, несколько религиозных общин, пострадавших от Мерсмона, а также политические партии, после разгона парламента потерявшие прежнее влияние) при поддержке Высших захватила столицу. Темный Властитель со своей темной гвардией ушел в Лес, куда-то на юг.

В Танхале были уличные бои, одно из зданий Весеннего дворца наполовину разрушено, а башня Пробуждения почернела от копоти — Сандра говорит, она пылала ночью над городом, как чудовищный факел. Священники из коалиции утверждают, что Весенний дворец теперь проклятое место, поэтому после окончательной победы придется построить новый.

Кроме обычных перестрелок, баррикад и взрывов имела место магическая драка между Высшими и Мерсмоном. Почти на протяжении двух суток Танхала была погружена в туман, искажавший и звуки, и очертания предметов, в нем копошилась всякая призрачная нежить. Повсюду скисало молоко, перегорали электроприборы, люди испытывали беспредметную тоску или беспричинное раздражение. Лампы и оконные стекла разлетались вдребезги, а домашние цветы превращались в нечто странное — например, в мясистый крапчатый шар, издающий низкое, наводящее ужас гудение, как произошло с Доротеиным алоэ. Но это были, по словам Кирсана, побочные эффекты.

— Мерсмон — очень сильный маг, — подытожил он, озабоченно щуря блестящие черные глаза. — Высшие смогли всего-навсего выгнать его из Танхалы. Все это время он искал меня, из-за вас он стал моим врагом. Залман, ты должен доплатить мне за риск.

Я доплатил, сколько он сказал, и остался почти без денег. Ничего, скоро получка. После этого Кирсан исчез, прихватив с собой бывший алоэ — Доротея рада была отдать мутировавшее растение в хорошие руки.

С Дэнисом все в порядке, он чувствует себя даже лучше, чем большинство танхалийцев. Когда творилась вся эта чертовщина с туманом, он был каменной статуей и ничего не ощущал, не думал, не помнил, даже не дышал. Его словно бы не существовало, и только поэтому, как объяснил Кирсан, Мерсмон не смог его найти.

В этом превращении живого в неживое есть что-то кошмарное, оно вызывает у меня почти животную панику. Но это, конечно, лучше, чем быть растерзанным и съеденным.

Наверное, Слейгриц сейчас тоже статуя. Трибунал коалиции заочно приговорил его к расстрелу, и его объявили в розыск, а найти не могут. У компании наверняка есть свои штатные колдуны, так что он стоит, окаменевший, в какой-нибудь кладовке или даже в несгораемом сейфе — до лучших времен.

Сандра после колдовского тумана хворала, как многие дети, но уже пошла на поправку и принялась за старое: вовсю шпионит за нами. Когда я рассказывал Дэнису, как Мерсмон меня допрашивал и рылся в моих воспоминаниях, она сидела в стенном шкафу, только не на нижней полке, а на третьей снизу, которая в результате хрустнула под ее весом.

— Что ты здесь делала? — спросил я, убедившись, что серьезных ушибов негодяйка не получила.

— Это правда, о чем ты говорил? — мой вопрос она проигнорировала. — Что кто-нибудь может без спросу читать чужие мысли, и мои тоже?

— Правда. Но я, вообще-то, хотел бы знать…

— Я запрещаю читать мои мысли! — ее круглое личико гневно раскраснелось, кулачки сжались. — Запрещаю всем без исключения, категорически, окончательно и бесповоротно! Мои мысли читать нельзя, это навсегда ЗАПРЕЩЕНО!

Она перевела дух и добавила, сердито и негромко:

— Вот так вот.

Вир тоже появилась. Она вступила в Народную Повстанческую армию, ходит в пятнистой форме с лейтенантскими погонами, и вдобавок постриглась под ноль. Мне жаль ее пышных русых волос, они были красивые.

— Кстати, извини за подбитый глаз, — я постарался, чтобы это не прозвучало, как издевка. — Не нарочно, честное слово. Я думал, обыкновенный медузник.

— Какой глаз? — она изобразила удивление. — Какой медузник?

— Придорожная гостиница "Голодный грузовик" между Юлузой и Таммой, — напомнил я. — Вечер. Медузник-Соглядатай.

— Тебя, Залман, куда-то не туда заносит, — Вир продолжала разыгрывать искреннее недоумение. — Набрался ты, что ли, в этой гостинице?

— Не хочешь сознаваться — не надо, мое дело извиниться.

— Не понимаю, что ты городишь!

Она выразительно пожала плечами с новенькими лейтенантскими погонами. Я и не думал, что она способна на такую убедительную игру.

Вир еще сказала, что последней каплей, переполнившей чашу терпения Высших, стал Ушлеп. Мол, все остальное еще можно понять, если посмотреть на вещи с точки зрения Мерсмона, а Ушлепа ему не простят, это ни в какие ворота не лезет, этого он не должен был делать.

— Почему? — спросил я, когда она умолкла. — То есть, почему именно Ушлеп? Кем он был раньше?

— Обыкновенным дебилом, — Вир недовольно поморщилась, словно я задал неприличный вопрос. — Темный Властитель уничтожил его семью, когда мстил за убитую кесу, это были очень религиозные люди.

Я так и не понял, почему это преступление Мерсмона возмутило Высших больше, чем все остальное, но Вир на мои дальнейшие вопросы отвечала неопределенно и уклончиво, и ровным счетом ничего не объяснила.

Среди ее друзей, с которыми я не знаком, есть кто-то из Высших. Мне не нравится, с каким подобострастным восторгом она об этом говорит: словно двадцатитрехлетняя Вир превращается в маленькую девочку, но не такую, как нахалка Сандра, а в образцово-послушную, безоговорочно принимающую правоту старших, взирающую на них с благоговением снизу вверх. Причем обо всех, кто не принадлежит к числу Высших, она теперь отзывается пренебрежительно, это мне тоже не нравится.

Похоже, я начинаю в ней разочаровываться, и от этого мне грустно.

Подрался с лесными пехотинцами. Убедился, что я круче (их было трое). Нас всех забрали в участок, но меня скоро выпустили, потому что с полицейскими я не дрался, и Трансмать за меня поручилась.

Когда рассказал об этом Вир, она была и довольна, и недовольна. Я все еще ее парень, и ей приятно было узнать, что я в одиночку отлупил троих, но с другой стороны, ей обидно, что какой-то штатский одержал верх над предметом ее восхищения — лесной пехотой.

Ее раздирали противоречивые чувства, и в конце концов она буркнула:

— Наверное, это были новобранцы. Так им и надо, раз не тренируются как следует!

Вир показала мне татуировку на правой лопатке: "СМ!" — это значит "Смерть Мерсмону!" Две корявые синие буквы и жирный восклицательный знак на нежной девичьей коже.

Я не стал говорить, что напрасно она изуродовала себе спину: все равно дело сделано, а сводить татуировку — занятие хлопотное.

Сейчас такая мода. Точнее, мода плюс идеология. Вир настаивает, чтобы я тоже сделал "СМ!" — но я сказал, что не буду. Во-первых, у меня и на спине, и на груди, и на руках полно шрамов — я получил их в Лесу, в разное время и при разных обстоятельствах. Во-вторых, не хочу. Татуировка — это символ. Те, кто в антимерсмонианской коалиции, придают символам какое-то непомерное значение.

Я не сторонник Темного Властителя, но быть вместе с его противниками мне тоже не хочется. Я пока еще не понял, почему. Надо об этом подумать.

Утром к нам прибежала Калерия, дочь Доротеи — рыжеволосая девушка с нервным миловидным лицом, та самая, что работала в Весеннем дворце.

— Залман, идемте к нам! — выпалила она, задыхаясь. — Скорее! У нас личинка бегает, мама от нее на стол забралась!

Я схватил меч, и мы побежали к старенькому кирпичному особняку Доротеи. Трое-четверо обитателей Картофельного переулка, кто с помойным ведром, кто с хозяйственной сумкой, остановились, провожая нас взглядами. Картинка та еще: растрепанная девушка в наброшенном поверх ночной рубашки расстегнутом пальто и я с дуэльным мечом, поблескивающем в сером утреннем свете.

— Подожди-и-ите меня! — тоненько крикнули позади.

Я ворвался в дом первым, оставив позади и Калерию, и увязавшуюся за нами Сандру. Посреди холла у них стоит большой овальный стол, накрытый вишневой скатертью с кистями, на нем-то и сидела Доротея, прижимая к себе скулящего щенка таксы, а личинка носилась вокруг, дробно топоча по паркету.

Щетинистая колбаса почти метровой длины, тусклые фасеточные глаза, мощные жвалы. Личинка шмыргалей. После двух ударов — в двигательный и дыхательный центры — она издохла на месте. Никто не убедит меня в том, что огнестрельное оружие в таких случаях эффективней холодного, а спецы из Санитарной службы, когда приезжают по вызовам, стрельбу устраивают, как в тире, да еще гордо объясняют: "Работа у нас такая!"

— Из-за плиты выскочила! — всхлипнула на столе Доротея. — Там в стенке дыра… Чуть за ногу не укусила! Я как закричу, а она как шарахнется!

Такса жалобно взвизгнула и лизнула ее в нос.

Я осмотрел дом и обнаружил еще кое-что интересное, готовое выйти из спячки. На чердаке нашлась куколка медузника, похожая на морщинистый лакированный стручок, и несколько гладких полосатых орехов величиной с кулак взрослого мужчины — не знаю, что собиралось из них вылупиться. Перебитых тварей сложил в мешок, отнес на помойку, и соседи опять провожали меня встревоженными взглядами. Сандра бегала за мной, как хвостик, давая полезные советы из школьного курса по весенней санитарно-бытовой профилактике, а потом Доротея усадила нас за стол.

В гости к Калерии пришла ее подруга Инара, села пить чай вместе с нами. У Инары иссиня-черные волосы и красиво подведенные раскосые глаза, она тоже была служанкой в Весеннем дворце, причем уже после окончившегося провалом келлардовского штурма.

— Да, там было жутко, но платили хорошо, а я должна кормить себя и родителей, — объяснила она холодноватым тоном, глядя на меня с затаенным вызовом. — Да, я жалею о том, что потеряла эту работу. Вообще-то, нас, прислугу, не обижали, и Калерия, по-моему, напрасно ушла. Я заработала неплохо, мы какое-то время проживем на эти деньги, и на лекарства маме с папой хватит. А чем занимался Властитель, меня не касается. За хороший подарок я бы легла с ним в постель, — снова острый, вызывающий взгляд, — но он в этом смысле ни от кого из нас ничего не хотел. Не будь у него госпожи Эфры, я бы решила, что он вообще к женщинам равнодушен. Мы еще должны были прислуживать высокопоставленным кесу, но в этом не было ничего особенного. В мои обязанности входило прибираться в комнате у госпожи Лайи, делать ей маникюр и подавать по утрам горячий шоколад — ну и что, она ни разу не пыталась меня съесть.

Я спросил, что за человек Эфра.

— Она нелюдимая и недобрая, какая-то замороженная… Отказалась от фрейлин и камеристок — сказала, что не белоручка и сумеет сама о себе позаботиться. Звонила прислуге, только если надо было корсет зашнуровать. А когда съели ее прежних, ей было хоть бы что, в тот же вечер она нежилась в ванне с ароматной пеной и напевала что-то веселое.

— Наверное, кокетничала напропалую с придворными кавалерами?

— Ни с кем не кокетничала. Она не знает, как это делается, — Инара сдержанно фыркнула. — Да ей и не надо, мужчины и так на нее посмотрят — и сразу тают!

Обнаружив, что я не спешу осуждать ее за службу в "проклятом" дворце, девушка начала улыбаться, ее тон стал непринужденным, и с лица исчезло настороженное холодноватое выражение.

Я еще отметил, что они с Сандрой определенно знакомы — встречались раньше, но обе не стремятся это афишировать. Конечно, они могли сталкиваться и здесь, в Картофельном переулке, я ведь уже слышал от Доротеи об Инаре и о том, что подруга навещает Калерию, но… Скорее, это подтверждает наши подозрения насчет того, что Сандру черти носили во дворец, несмотря на все запреты, и дворцовый персонал эту паршивку знает, как облупленную.

Это был мой третий рейс в нефтяное царство Сансельбы. Я уже начал привыкать к огромной заснеженной горе, господствующей над главным островом архипелага.

И по дороге туда, и на обратном пути нас останавливали кесу из темной гвардии. Караванщиков и пассажиров проверяли на предмет "СМ!" Теперь я понял, почему Бурхард предупреждал: "Если какой-нибудь сукин сын это сделает — не пойдет в рейс, пока не сведет херню за собственный счет!"

Пассажиров, у которых обнаружили буквы, согнали в отдельную группу. Кесу разожгли костер, раскалили докрасна кусок железа и прикладывали к правой лопатке каждому из обладателей татуировки, так что на этом месте оставался страшный ожог. Мы не могли вмешаться, нас обезоружили и держали на прицеле.

Запах горелого мяса, крики боли и мелодичные возгласы кесу, у одной из пассажирок (ее не тронули, поскольку татуировки у нее не было) сдали нервы и началась истерика, и она тоже истошно кричала, заглушая всех остальных. Кто-то из пострадавших обругал кесу матом, а те поняли, что он сказал, и забрали его с собой. Наверное, съели.

Медфургон был переполнен, и врач жаловался, что противоожоговых мазей и бальзамов на всех не хватило.

У Дэниса начались занятия. Пока я был в рейсе, он тоже обзавелся татуировкой "СМ!"

— Послушай, зачем? Я видел, что кесу делали с теми, у кого есть такая штука. Оно тебе надо?

— Пришлось, — он выглядел погрустневшим и недовольным. — Это конформизм, но я не выдержал. У нас в университете житья нет тем, кто ходит без этого фирменного клейма. Все показывают друг другу, хвастаются, и если тебе показать нечего — такого наговорят, что впору пойти повеситься. Я вначале терпел, но надолго меня не хватило. Ничего, я же не собираюсь никуда ехать с караваном…

Он еще сходил в парикмахерскую и постригся. Длинные волосы у мужчин теперь не поощряются — считаются признаком промерсмонианских настроений. На улице за это могут и обругать, и побить, и даже насильно откромсать длинные пряди.

— Ты с этой прической выглядишь еще женственнее, чем раньше, — ехидно процедила Вир, когда его увидела. — Ты нарочно выбрал такую стрижку, чтобы сразу видно, какие у тебя изящные скулы. Если бы ты был настоящим парнем, постригся бы под ноль, как я! Тебя надо в казарму, и чтоб тебя сержант с утра до вечера гонял, и чтобы ты научился чистить сортиры и получать зуботычины, и ползал по-пластунски в дерьме, как я сегодня утром, и чтоб от тебя воняло — тогда бы ты стал человеком!

— Спасибо, что перед тем, как прийти к нам в гости, ты искупалась и переоделась, — прозвучал презрительный голосок из кладовки.

Чертыхнувшись, я вытащил оттуда Сандру и выставил за дверь. Она всегда берет Дэниса под защиту, а крутая Вир, я заметил, перед ней немного теряется.

— Знаешь, я не хочу в твою казарму, но я признаю за ней право на существование, — сказал Дэнис после того, как возня с Сандрой завершилась моей победой. — Пусть будет, если оно кому-то нужно. Почему ты не признаешь права на существование за всем тем, что на вас не похоже?

— Не дождетесь! — глядя на него с агрессивным блеском в глазах, усмехнулась Вир. — Таких, как ты, мы будем переделывать!

Мы с ней все больше друг от друга отдаляемся.

Кажется, я понял.

Мерсмон — классический образец диктатора, деспота и тирана. А его противники борются против насаждаемой им несвободы, но это еще не значит, что они борцы за свободу.

Против несвободы можно бороться за свободу, и против несвободы можно бороться за другую форму несвободы.

Коалиционное правительство, в котором полно религиозных деятелей и военных радикалов, посягает на то, что Мерсмон вообще не трогал: ввело жесткую цензуру для всех видов искусства и литературы, регламентирует детали женской одежды, длину волос у мужчин и даже некоторые моменты в личных отношениях между людьми. Об этих запретах они давно говорили, как о желательном, но недосягаемом, а теперь получили шанс все это претворить в жизнь. В общем, дорвались.

Я не хочу вступать в их ряды. Несвобода, которую насаждают единоверцы Курконо или идеологи лесной пехоты, не лучше той несвободы, которую насаждал Темный Властитель.

Что хуже: под угрозой остракизма вынуждать людей делать дурацкую татуировку или выжигать чужие татуировки каленым железом?

Я ни с теми, ни с другими.

Мы собираемся на остров Хилиус за сластишонами — древесными грибами, из которых готовят домашнее вино и безалкогольный напиток вроде компота. Они целебные, помогают от всяких весенних недомоганий. Дети Доротеи — Калерия, Людмила, Рене и Серж, и с ними Инара, уже туда ездили, привезли пять мешков оранжевых губчатых лепешек, липких от прозрачного сока, густого и сладкого, как мед.

Ева переписала у Доротеи рецепты и сходила на рынок, но там продают червивые сластишоны, лучше мы сами насобираем хороших.

Услышав об этом, Вир сказала, что поедет с нами: "Ребята из казармы откомандировали меня за сластишонами, боевое задание!" В прежние времена я бы обрадовался, а сейчас… Подумал о том, что она всю дорогу будет придираться к Дэнису и донимать меня: "Сделай татуировку", "Вступай в лесную пехоту", "Не воображай, что ты способен понять что-то такое, чего не понимают Высшие" и т. п. Надоело.

Лучше бы вместо нее взять Калерию или Инару — или обеих сразу, потому что Дэнису тоже давно пора найти себе девушку. И с чего я решил, что из-за шрамов на лице не нравлюсь никому, кроме Вир? Калерия всегда очень приветлива, а Инара при второй встрече со мной кокетничала. Может, не все для меня так безнадежно? Однако мы с Вир уже договорились, и поедем втроем. Только хорошо бы она забыла на время путешествия о своей идеологии!

Сандра просится с нами, но Ева не хочет ее отпускать, а я не хочу брать ее с собой. Все-таки она еще маленькая, вдруг мы за ней не уследим.

Хилиус — один из окраинных островов на востоке, эту территорию контролирует лесная пехота. Поедем туда на зверопоезде, они уже вышли из спячки".

* * *

Залман никак не мог вспомнить, пил он когда-нибудь сластишоновое вино или нет.

— Пил, — ответила Сандра, сидевшая в кресле напротив, с двумя кошками на коленях. — Но не в тот раз.

— А что было в тот раз?

— Вир вернулась одна и рассказала, что зверопоезд взбесился, и она выпрыгнула, а вы не успели. Господи, как я ревела…

— Но я ведь остался жив? — пробормотал Залман с легким сомнением.

— Читай, — Сандра взглянула на часы. — Время пока не вышло, ты сегодня еще столько же прочитаешь и сам все узнаешь.

Глава 12

"Сегодня вернулся в Танхалу. Тут все по-прежнему: театр идеологического абсурда и слякоть на улицах.

То, что с нами случилось, похоже на эту сумятицу грязных сугробов, бездонного неба, то голубого и слепящего до рези в глазах, то сплошь туманного, катастрофических оттепелей, жестокого гололеда и пробуждения всякой жути, бесцеремонно утверждающей свое право на существование. Может, в другое время долгого года оно и не могло бы случиться. Съездили, называется, за сластишонами…

Лучше напишу все по порядку. Мне это просто необходимо, а то я словно застрял в каком-то непонятном сне, но если изложу на бумаге — окажусь снаружи, за пределами сна.

Началось с того, что мы втроем — я, Дэнис и Вир — отправились на остров Хилиус. Сластишоны растут в Лесу, в прибрежной зоне вокруг Хилиуса. Это древесные грибы, то ли паразиты, то ли симбионты. Мы взяли тесаки и мешки, немного продуктов, оружие. Решили, что поедем утром, переночуем в гостинице на острове и на следующий день вернемся.

Ни Дэнис, ни Вир ни разу еще в Лесу не бывали. Народная Повстанческая армия, куда вступила Вир, была, по сути, городским подпольем, а теперь они надели форму вроде как у лесной пехоты и занимаются тем, что вылавливают "мерсмоновых прихвостней", патрулируют улицы и ссорятся с полицией. А Дэнис и вовсе человек городской, так что для обоих эта вылазка в Лес обещала стать настоящим приключением.

Что ж, приключение получилось намного круче, нежели они рассчитывали. Нам стоило вернуться домой сразу, как у моего автомобиля заглох мотор на улице Облачных Танцев. Открыв капот, я обнаружил, что какая-то сволочь погрызла оберег, защищавший машину от случайных поломок — погрызла, а сама закуклилась. Я выкинул в грязь у кромки тротуара фасолевидный бурый предмет величиной с куриное яйцо, поднял взгляд и увидел на фонарном столбе черно-белый рекламный листок автомастерской, которая меня ждет не дождется в переулке за углом. Тут же созрело решение: оставить машину у них, взять такси и мчаться на вокзал — может, еще успеем на поезд.

Дома на улице Облачных Танцев грязновато-белые, с горгульями и разбитными кариатидами, а сама улица плавно изгибается, так что машины возникают внезапно, из ниоткуда. Пока я ловил такси, лейтенант Одис цедила ехидные замечания насчет штатского разгильдяйства (мол, в Народной Повстанческой автомобили ни с того, ни с сего не ломаются), Дэнис терпеливо молчал. Часа через полтора мы добрались до вокзала на окраине столицы.

Привокзальная площадь была запружена такой толпой, что я почувствовал оторопь. Я до сих пор не привык к большим толпам — это чуждая мне стихия.

Из-за столпотворения шофер не смог подъехать к зданию вокзала, остановился в тесном, мощеном булыжником проулке и сказал нам, куда идти. В этом районе я был в первый раз. Мое внимание привлекла вереница стрельчатых арок, под которыми устроились лоточники со всяким мелким товаром. Показав на нее, я предложил:

— Давайте, если потеряемся, встретимся под этой аркадой.

Вир хмыкнула и заметила, что теряются только штатские, а Дэнис согласился:

— Хорошо, если потеряем друг друга, встречаемся здесь.

В холодных сводчатых залах тоже царила сутолока, да еще тяжелый звериный запах, как из берлоги — это тянуло снаружи, с перронов.

Оштукатуренные стены залеплены рекламными и политическими плакатами: покупай наборы кастрюль от Лучарви; выявляй и уничтожай магических Соглядатаев Темного Властителя; пальто от Норы Шебоди — самые лучшие; если ты лучше всех — иди в лесную пехоту; не забудь перекусить перед дорогой в кафе "Встреча" в переулке Радостных Встреч; если ты враг Мерсмона — долой длинные волосы, парикмахерская на втором этаже здания вокзала работает круглосуточно.

Карикатуры на Мерсмона, похожие и не очень, а также призывы быть начеку соседствовали с рекламой утепленных женских ботинок, расписных обеденных сервизов и противопростудных настоек, тут же кто-то прилепил листок с надписью вычурным готическим шрифтом: "Властитель вернется!"

Опоздали мы на полчаса. Следующий рейс на Хилиус — завтра в это же время.

— Зверопоезд никого ждать не будет! — наставительно сказала женщина с морщинистым пухлым лицом, смотревшая на нас сквозь мутное стекло справочного окошка, словно печальная рыба из аквариума.

Мы отошли к стене, где злобный Темный Властитель трусливо улепетывал, теряя корону, от целящихся в него из винтовок лесных пехотинцев. Ничего не остается, кроме как ехать домой.

— В казарме вас бы научили не опаздывать, как миленьких! — пренебрежительно фыркнула лейтенант Одис. — Вы бы за это сортир чистили, и ты своими лапами, и ты своими изящными пальчиками.

— Ты-то вместе с нами опоздала, — заметил Дэнис.

— Не моя машина! — находчиво отпарировала Вир. — Это же курам на смех, чтоб личинка оберег погрызла! Когда я расскажу об этом в казарме, все будут смеяться.

— А у вас там, в казарме, одни куры? — осведомился Дэнис невинным тоном.

Мне показалось, что Вир сейчас на него набросится, и я приготовился вклиниться между ними — только драки не хватало! — но тут кто-то сочувственно поинтересовался:

— Опоздали, ребята? За сластишонами собирались?

Рядом с нами остановился парень в форменном комбинезоне погонщика. Он сказал, если мы дадим ему на бутылку пива, то сможем отправиться на Хилиус прямо сейчас, на другом зверопоезде. Этот поезд, вообще-то, пассажиров не берет, его только начали объезжать и приучать к маршруту, но никто не заметит, если мы потихоньку сядем в один из вагонов, а во время остановки на Хилиусе сойдем.

Он повел нас к двери с табличкой "Служебный вход". Через грязные кафельные подсобки, загроможденные бидонами и металлическими контейнерами с наклейками "Корм N 1", "Корм N 2", "Минеральные добавки", мы вышли на запасной перрон.

С одной стороны бетонной цитаделью высилась береговая стена с блестящей наледью и бахромой сосулек наверху, с другой — живой стеной поднимался Лес. Гигантский пустотелый червь-путешественник вытянулся вдоль платформы, он был не слишком длинный — метров двадцать-тридцать, недоросток. Камнеподобная шкура пока еще серо-бурая, пестрые пятна должны появиться на ней ближе к лету.

Воровато оглядевшись, погонщик раздвинул складки диафрагмы, и мы забрались в вагон. Похоже, тут уже катались безбилетные пассажиры: в углу валялось несколько тюфяков и подушек. Сквозь многочисленные щели проникал внутрь свет серого дня, и мы видели друг друга словно в плохо освещенном подземном переходе. Пол шершавый и волнистый, зато теплый. Мы уселись на тюфяк возле стены, и вскоре поезд тронулся. К его звериному зловонию привыкаешь за первые полчаса, тряска тоже была выносимая.

— Если я скажу ребятам и девчонкам из казармы, что ты сказал, когда мы стояли в зале ожидания, они тебя проучат, — вернулась к прежней теме Вир. — Никто не может так отзываться о Народной Повстанческой армии!

— А кто начал первый? — спросил Дэнис.

— А ты научись слушать, что тебе говорят, и не показывать свой гонор! В армии этому учат в первую очередь!

Еще немного — и я попрошу ее замолчать, тогда мы поссоримся. А если б на ее месте была Калерия или Инара, мы бы всю дорогу весело болтали… Изнывая от желания осадить Вир, я прислушивался к доносившимся до нас выкрикам погонщиков, то протяжным, то коротким и резким. Меня что-то слегка беспокоило, и вначале я связывал это с тем, что у меня испортилось настроение из-за Вир, а после понял, что причина другая.

Я не мог вспомнить, как выглядит парень, посадивший нас на поезд. Осталось впечатление, что он примерно мой ровесник и тоже со шрамами на лице — похож на меня, это сразу внушило доверие — но мысленно увидеть его никак не получалось. Деградирую. Следопыт с плохой зрительной памятью — такой же нонсенс, как парфюмер, лишенный обоняния, или глухой дирижер.

— Вы помните, как выглядит наш благодетель?

— Не обратил внимания, — отозвался Дэнис. — Но он показался мне интеллигентным человеком — в смысле, не из тех, кто с первого взгляда вызывает какие-то подозрения.

— За такую наблюдательность ты должен оба сортира дома вычистить! — презрительно ухмыльнулась Вир. — Это вообще была женщина в одежде погонщика. Красивая, кстати. А что, захотела — и пробилась на мужскую работу, вроде меня, я тоже в лесную пехоту пробьюсь.

Здрасьте, приехали… Я вслух сопоставил наши наблюдения, и повисло молчание. На лице Дэниса появилось растерянное выражение, и в зыбком вонючем полумраке вагона было видно, как постепенно бледнеет Вир. Потом она хрипло произнесла:

— На первой же остановке выходим!

Я кивнул.

Остановок не было. Мы мчались и мчались вперед, а потом вагон начало швырять из стороны в сторону, и выкрики зазвучали беспорядочно. Я слышал о том, что зверопоезд может взбеситься, но это, как говорят, большая редкость… До нас долетела команда: "Прыгай!!!" Значит, погонщики потеряли надежду взять его под контроль. Должно быть, мы сейчас движемся по такому участку, где можно спрыгнуть без риска, что зверюга тебя придавит.

Я жестом позвал Дэниса и Вир, мы кое-как добрались до входной щели. Она не открывалась. Пока я то пытался отжать диафрагму, то наугад тыкал ножом в поисках нервных узлов, участок, где погонщики сбежали, остался далеко позади. Наконец я все-таки попал в нужный узел, и диафрагма, затрепетав, раскрылась. Я вогнал нож поглубже. Нас обдавало ледяными брызгами, скользила мимо мельтешащая путаница ветвей — взбесившийся поезд ломился сквозь затопленный подлесок.

В облачном небе открылся подслеповатый желтый глаз солнца, и скоро я определил, что мы несемся солнцу наперерез. На юг. Там территория Темного Властителя. Вир и Дэнису туда ни в коем случае нельзя. Я-то еще мог рассчитывать на то, что меня отпустят, я ведь работник Трансматериковой, и на шкуре у меня нет ничего лишнего, кроме роскошной коллекции шрамов, а у них у обоих — "Смерть Мерсмону!"

Мы вылетели на открытый участок: низина, утыканная редкими кустиками, с оконцами черной воды среди снежного месива. Возможно, болото. Вдали, на востоке, виднелась береговая стена какого-то острова, и оттуда в нашу сторону мчался другой червь-путешественник. Безглазая каменная морда величиной с газетный киоск, за укрепленным на голове прозрачным лобовым щитком виднеются сгорбленные фигурки погонщиков.

— Столкнемся! — побелевшими губами прошептал Дэнис.

Но наш поезд, хоть и бешеный, словно почуял, какая грозит опасность — сбавил скорость и перестал ошалело шарахаться вправо-влево. Или появление здравомыслящего собрата ненадолго привело его в чувство?

Теперь мы двигались параллельно, и разделяло нас всего-то метра полтора. В бугристом серо-буром боку другого поезда открылась щель, оттуда высунулся краснолицый мужчина в форме проводника.

— Что случилось? — гаркнул он, перекрывая плеск и хруст.

— Он спятил! — прокричал я в ответ. — Что нам делать?!

— Прыгать сюда! Живо!

Проводник отступил в сторону. В полумраке полости виднелись бледные лица смотревших на нас пассажиров.

— Прыгаем! — держась за кожистый край диафрагмы, я повернулся к Вир и Дэнису. — Сначала ты, потом ты, потом я.

Плотно сжав губы, Вир кивнула и придвинулась к выходу.

— Допрыгнешь?

Она еще раз кивнула и сосредоточенно прищурилась.

— Давай!

Вир прыгнула — и растянулась на полу, проводник сразу схватил ее и оттащил вглубь вагона, освобождая место для следующего. Она успела вовремя: расстояние между вагонами начало неумолимо расти.

— Скорей! — заорал с той стороны проводник.

— Скорей! — присоединилась к нему Вир. — Залман, давай!

— Готов? — спросил я у Дэниса.

— Нет. У меня не получится.

Из-за того, что промежуток увеличился, шансов у него было меньше, чем у Вир, вдобавок наш сумасшедший поезд начал вихляться. Впрочем, я бы наверняка сумел благополучно перескочить из одного вагона в другой.

— Залман, брось его и прыгай! — крикнула Вир. — Кому он нужен?! Пусть пропадает, прыгай, слышишь!

В глазах у Дэниса появилось обреченное выражение. Он уселся на пол и сказал, глядя на меня снизу вверх:

— Я точно знаю, что не допрыгну. Спасибо за все, что ты для меня сделал. Она права, прыгай скорее, пока еще можно.

Я тоже уселся на пол.

— Так я и дам тебе умереть, ты же мне за квартиру не заплатил!

Эта пудовая шутка заставила его нервно усмехнуться. Потом он пробормотал:

— Будет неправильно, если ты вместе со мной пропадешь.

— Если бы я мог пропасть в Лесу, это случилось бы давным-давно.

Вир вовсю ругалась, проводник тоже что-то кричал. Потом они, следуя по своей проторенной колее, отклонились к юго-востоку, а наша спятившая скотина радостно ломанулась в Лес — прямиком на юг.

Скорость мы набрали, как на гонках. За разверстой в боку вагона щелью сплошной смазанной массой мелькали деревья, маленькое тускло-желтое солнце отчаянно прыгало по облачному небу. Иногда нас швыряло от стенки к стенке — это если зверюга встречала препятствие, которое не могла снести с первого раза — и тогда приходилось держаться за специальные ременчатые петли, продернутые сквозь складки жесткой кожи. Зато от лейтенанта Одис отделались… Стыдно признаться, но эта мысль доставила мне нехорошее удовлетворение.

Прошло несколько часов. Ближе к вечеру поезд вылетел на гребень косогора: крутой откос, внизу — остатки снежной перины и заросли кустарника.

— Прыгаем здесь, — решил я. — Сгруппируйся!

Измученный Дэнис кивнул.

Я попросту вышвырнул его из вагона и следом выпрыгнул сам, со всеми нашими сумками.

Нам повезло, обошлось без переломов и вывихов, только снега набилось за шиворот и в рукава, да еще потерялась в сугробах одна из сумок, мы ее так и не нашли.

Зверопоезд завез нас черт знает куда. На севере и на востоке — хмурый Лес, на западе — заснеженный косогор, с которого мы кувырком скатились. На юге тоже был Лес, а за ним вздымались к облачным небесам горы — громадные, вроде той горы, что на Сансельбе, но там она одна такая, а здесь их целая цепь.

— Надеюсь, это не Кесуан, — убитым голосом сказал Дэнис. — Хотя, на карте к югу от Кордеи в этих широтах нет других горных хребтов, кроме Кесуанского.

— Потопали на север, — предложил я. — Незачем время терять. Нам еще надо найти место для ночлега.

По колено проваливаясь в рыхлый ноздреватый снег, продираясь через кустарник, мы потащились к Лесу. По дороге я отсек тесаком на пробу несколько веток, но для лука они не годились.

— Насколько я помню географию, от Кесуана до Кордеи почти восемьсот километров, — заговорил Дэнис. — У нас еда закончится раньше, чем мы дойдем.

— Да еды здесь сколько угодно! Это как раз не проблема, у нас будет разнообразная белковая диета. Главное, чтобы нас самих не съели.

Я хотел его успокоить, а вышло наоборот. Он занервничал, подобрался, тоже вытащил тесак и начал настороженно озираться.

— Не все, что здесь водится, кидается на людей. Если будешь делать, как я скажу, останешься жив. И вообще, главная опасность — промочить ноги.

На мне была моя следопытская одежда и утепленные непромокаемые ботинки, а Дэнис отправился за сластишонами в джинсах, фасонистой городской куртке и поношенной обуви.

— У тебя теплые кальсоны под джинсами есть? — спросил я, с замиранием ожидая отрицательного ответа.

— Есть.

Уже хорошо… Если простудимся, нам крышка.

Впереди что-то шевелилось. Толстая иззелена-желтая гофрированная особь неизвестной мне разновидности, величиной с собаку, объедала с куста молодые побеги. Заметив нас, она раздулась вдвое и зашипела.

— Спокойно, — сказал я. — Она не плотоядная. Видишь — пугает, чтобы мы ее не трогали.

Пробрались мимо, но Дэнис нет-нет, да и оглядывался на личинку.

— У человека много шансов пройти живым через этот Лес? — спросил он, когда мы вступили под сень деревьев.

— У человека — немного, но я сейчас не человек. Я сам лесной зверь — вроде оборотня, только не физически, как сказочные персонажи, а психологически. В Лесу я вижу, слышу и чувствую, как зверь, я буду охотиться и драться, как зверь. А ты, человек из города, идешь со мной, поэтому шансов у тебя — почти сто процентов, если будешь во всем меня слушаться и не подхватишь простуду.

Переночевали мы на поляне, на подстилке из хвороста. Я разложил по периметру несколько больших костров, проверил, нет ли внутри круга паразитов и других кусачих тварей. В Лесу лучше бы ночевать на дереве, но там огонь не разведешь, и мы бы окоченели. Ничего, всякую лесную живность костры отпугивают, никто нас не тронул. Поужинали захваченными из дома продуктами.

Засыпая, я подумал: хорошо, что не взяли с собой Сандру! Хотя, по-моему, эта маленькая паршивка приспособится и выживет где угодно, хоть в городских трущобах, хоть на прибрежной свалке, хоть в Лесу. Грязная, оборванная, потерявшая человеческий облик — но выживет, будет питаться подножным кормом и мелкими личинками, и огрызаться на хищников, так что те начнут обходить ее стороной.

Наутро у нас все болело после вчерашней поездки. Мы наскоро перекусили и опять побрели на север. По дороге я нашел подходящую палку для дротика и решил, что завтра поужинаем жареной дичью.

Далеко уйти не успели. Вскоре послышался треск ветвей, топот, фырканье грыбелей — и чарующие мелодичные голоса.

— Они идут по нашему следу, — тихо сказал я Дэнису. — Попробуем сбежать. Если догонят, постарайся не показывать страха. Разговаривать с ними буду я, ты молчи.

Шестеро кесу верхом на грыбелях окружили нас на поляне, зеленоватой от снежных водорослей, с неряшливыми черными кучками оттаявшей прошлогодней листвы. Я сразу же заговорил на сескаде, не давая им перехватить инициативу. Сказал, что я из Трансматериковой компании, а это мой друг, и мы не имеем никакого отношения к мятежникам, мы попали сюда случайно, из-за того, что взбесился вабуру (так кесу называют пустотелых червей-путешественников), а теперь хотим вернуться домой, мы никому не мешаем и просим нас пропустить.

— У тебя есть запретный знак на спине? — выслушав, спросила предводительница.

— Нет, наргиянси (госпожа). Могу показать.

Я расстегнул и снял куртку, сунул ее в руки Дэнису (у того слегка дрожали пальцы). Потом стащил свитер. Разделся до пояса. Мне это нипочем — я закаленный.

Удивленные возгласы.

— Это похоже на шрамы, какие остаются от когтей рыщака, — заметила вполголоса одна из кесу.

— Я потом носил куртку из шкуры этого рыщака, наргиянси, — скромно сообщил я.

И начал поскорее одеваться — все-таки холодно.

Судя по звукам, с юга к нам приближалась еще одна группа.

— А у этого человека знак есть? — кесу показала на Дэниса.

— Нет, наргиянси, — соврал я, не моргнув глазом. — Не надо его раздевать, он не привык к холоду, заболеет.

— Тогда вы должны поехать с нами.

— Я могу поручиться, что у него нет знака. Пожалуйста, пропустите нас. Мы же идем вместе, и у меня знака нет, вы сами видели — значит, у него тоже нет, а то бы мы вместе не шли…

— Браво, Залман, блестящая логика!

Услышав этот низкий, с завораживающими интонациями голос, я осекся.

Из чащи на поляну выехала вторая группа. На рослом вороном грыбеле сидел Валеас Мерсмон, Темный Властитель. На нем были куртка и штаны из грубой, местами потертой черной кожи — боевая одежда кесу, и высокие сапоги с посеребренными шпорами. Длинные светлые волосы — предмет издевок карикатуристов антимерсмонианской коалиции — ниспадали на плечи. Непокрытую голову венчал обруч, усыпанный драгоценными камнями — единственное напоминание о том, что перед нами не просто узурпатор, а законно коронованный Весенний Властитель. По обе стороны от него восседали на грыбелях Лайя и Яранса.

Влипли!"

* * *

— Знаешь, ты был насчет меня прав, — заметила Сандра, поглаживая двух кошек, серую и трехцветную, примостившихся у нее на коленях.

— В чем? — спросил Залман.

— Ну, насчет того, что я бы адаптировалась и выжила, где угодно. И если я что-то решила — я это обязательно доведу до конца, так что твое выздоровление теперь только вопрос времени, понял?

Глава 13

"Я молча смотрел на них. А что я мог бы сказать?

— Кенелри, передай остальным, что их нашли, — распорядилась на сескаде Яранса. — Пусть возвращаются.

Одна из кесу приложила к губам спирально закрученный рожок, и по Лесу разнесся пронзительный тоскливый звук.

Значит, нас искали! Причем в поисках участвовал сам Темный Властитель… Можно представить, какого переполоха наделал наш зверопоезд, когда примчался вчера вечером в Кесуан! Небось, там решили, что в окрестностях высадился десант лесной пехоты, как минимум батальон.

— Извините за беспокойство, мой Весенний господин, — я наконец-то вышел из ступора. — Можно, мы пойдем?

— Куда? — осведомился Мерсмон.

— Домой.

— Думаешь, дойдете?

— Почему бы и нет?

— И он, по-твоему, тоже дойдет? — Темный Властитель кивнул на Дэниса.

Я не нашелся, что ответить, а Мерсмон спросил:

— Дэнис, у вас есть татуировка с пожеланиями в мой адрес?

— Да, есть, — Дэнис выглядел сникшим, его голос звучал бесцветно. — Залман об этом не знает.

— Вы арестованы, — сообщил Властитель мягко, почти с сочувствием.

— Я сделал ее, чтобы не выделяться среди остальных, и сожалею об этом, — добавил Дэнис.

— Что ж, раскаяние смягчает вашу вину. Однако никто не позволит вам и дальше разгуливать с татуировкой, оскорбляющей верховную власть, так что придется вас от нее избавить.

Дэнис побледнел, но не произнес ни слова.

— Разве я что-то сказал о каленом железе? — словно отвечая на его мысли, усмехнулся Мерсмон. — Связать их.

Разумная мера предосторожности — если бы мне не скрутили руки, я мог бы создать противникам еще какие проблемы! — но по отношению к Дэнису это было откровенное издевательство, совершенно ненужное. Мерсмон бесстрастно наблюдал за действиями кесу с высоты своего грыбеля, похожего на грозовую тучу.

"Ты же читаешь чужие мысли, поэтому должен знать, что Дэнис ни в чем не виноват, — подумал я. — Ни в том, что у него татуировка — словно ты не в курсе, что такое общественное мнение и давление окружающих! — ни в истории с Эфрой…"

— Залман, не "ты", а "вы", — холодно поправил Темный Властитель.

Кесу подвела грыбеля, заставила его опуститься на колени и, придерживая меня за локоть, усадила в седло. Я ни разу еще не ездил верхом, но почувствовал, что в седле удержусь, хоть руки и связаны. Другое дело Дэнис — свалится ведь, к удовольствию всей компании! Впрочем, я тут же увидел, что до этого не дойдет: к нему подвели грыбеля под двойным седлом, и позади него устроилась рослая кесу, обхватившая его одной рукой за пояс.

Мы поехали в ту сторону, где вздымался к облачным небесам выбеленный снегом горный хребет. Сначала через Лес, потом по заросшей кустарником пустоши. С востока дул пронизывающий ветер. По приказу Властителя Дэнису набросили на плечи подбитый мехом плащ, это неожиданное проявление гуманности меня удивило. Вообще, на протяжении этого недолгого путешествия обращались с нами неплохо. Около полудня устроили привал, хорошо покормили: горячий кофе с ромом из термоса, магаранский сыр, кесейские лепешки. Руки нам на время обеда развязали, но потом связали опять.

За минувшие несколько часов я более-менее освоился в седле и начал расслабленно покачиваться в такт движениям грыбеля, подражая кесу, так что Темный Властитель даже поинтересовался:

— Когда ты научился ездить верхом?

— Только что.

Он отлично знал, что я не вру.

— Пижон. Тебе специально дали смирного грыбеля. Если попытаешься сбежать верхом, твои кости придется собирать по всему Лесу.

Я не стал с ним спорить: будущее покажет, придется или нет.

Головокружительные горные склоны поднимались уже совсем близко. Мы проехали по каменному мостику через быструю мутную речку. Слева, в долине меж двух отрогов, виднелись какие-то здания, невысокие башни, купола… Я чуть не вывихнул шею, глядя в ту сторону, да и Дэнис, хоть и выглядел безучастным с той минуты, как нас взяли в плен, тоже оживился, настолько его заинтриговала эта картина.

— Это Сегелеу.

Низкий голос Властителя заставил меня вздрогнуть, так что я на секунду потерял равновесие (действительно, пижон!), и Дэнис вздрогнул — но его страховала сидевшая позади всадница.

— Ты и не мог о нем слышать, — я не сразу уловил, что Мерсмон, видимо, отвечает на невысказанный вопрос Дэниса. — Это кесейский город, его существование замалчивается. Свернем, тогда вы сможете посмотреть на него вблизи.

Мы с небольшой группой повернули к постройкам, в то время как основная часть отряда продолжала двигаться дальше по горной дороге. Сегелеу лежал в руинах. Среди обломков, сугробов и голого кустарника торчали приземистые каменные купола, разбитые пирамидальные башенки, фрагмент изогнутой галереи, остатки странных изваяний. Властитель вел себя так, словно мы у него в гостях, и он любезно устроил для нас экскурсию по своим владениям. Причем если в прежние разы он разговаривал со мной, игнорируя Дэниса, то теперь, наоборот, обращался главным образом к нему.

— …Сегелеу был разрушен около тысячи лет назад. Он мог бы стать колыбелью кесейской цивилизации, но вместо этого стал памятником человеческой нетерпимости. Вы оба знаете, что это такое, — Мерсмон взглянул на меня. — Шрамы на лице вызывают нездоровое любопытство, грубые замечания, иногда — насмешки…

Я пожал плечами. Некорректный пример. То, о чем он говорит, не то чтобы редкость, но так на меня реагируют одни дураки, с которыми я и сам не захочу общаться.

— Или шрамы на душе, — теперь он посмотрел на Дэниса. — Их не видно, хотя они постоянно причиняют боль.

Дэнис молчал.

— О том самом, что ты от всех скрываешь, — словно отвечая ему, подтвердил Властитель. — Если окружающие узнают о тебе правду, тебя ждут издевки и грязные оскорбления, поэтому ты старательно прячешь свое истинное "я".

— Я никому не мешаю, — тихо пробормотал Дэнис.

— Разве ты живешь по-настоящему, если не смеешь быть самим собой?

Я не понимал, о чем толкует Темный Властитель, но видел, что он намеренно бьет по больному месту.

— Тебе двадцать, и впереди у тебя как минимум три сотни лет, поскольку ты принадлежишь к подвиду С. И все это время ты собираешься вести существование жалкой тени среди людей? Ты заранее сдался, отказался жить в полную силу, в двадцать лет наполовину умер.

Дэнис подавленно опустил голову.

"Заткнись!" — рявкнул я мысленно.

Мерсмон притворился, что "не расслышал", хотя я заметил, как он мельком на меня покосился.

— Залман к тебе привязан — но не так, как тебе хотелось бы. Тебя постоянно мучает страх, что он поймет, кто ты на самом деле, и, возможно, выгонит тебя, тогда ты потеряешь единственного друга.

На бледной щеке Дэниса что-то блеснуло. Это ж надо суметь — несколькими фразами довести до слез взрослого парня, да еще на людях!

— Мстите за татуировку? — спросил я вслух. — А я вот слушаю вас и начинаю жалеть, что себе такую не сделал.

— Похвальное благородство, — холодно усмехнулся Мерсмон. — Ничего не понял, но ринулся на защиту друга.

Сегелеу остался позади, мы ехали через лиловато-серое редколесье у подножия горы. Справа, за деревьями, виднелся длинный каменный вал высотой около двух метров. Внезапно по нему прошло волнообразное движение, и тогда я сообразил, что никакой это не вал, а зверопоезд. Почему-то мне пришло в голову, что это наш зверопоезд, тот самый. Я заметил возле него кесу.

— Вы его поймали? — вырвался у меня глупый вопрос.

— Его и ловить не пришлось, он прибыл туда, где его ждали, — отозвался Мерсмон. — Залман, неужели ты думаешь, что вы бы уцелели внутри взбесившегося вабуру? Или что зверопоезд смог бы прорваться сквозь непроходимую чащу, не травмировав себя и пассажиров, без магической помощи со стороны? И зачем, в таком случае, была бы нужна Трансматериковая компания?

Итак, это было запланированное похищение! И не надо гадать, ради кого оно затевалось… Вир водит знакомство с Высшими, Вир на хорошем счету в Народной Повстанческой, Вир изредка намекала на какие-то известные ей тайны… Но как раз она-то сумела спастись! Можно представить себе досаду Темного Властителя и его приближенных: вместо источника ценных сведений в лице лейтенанта Одис они заполучили двух бесполезных лоботрясов — а с точки зрения политиков и Высших, занятых своей хитроумной возней, мы именно лоботрясы, потому что не хотим участвовать в их играх.

— Ничего фатального, Залман, мои агенты в Танхале найдут другой источник информации, — небрежно бросил Мерсмон и добавил на сескаде: — Завяжите им глаза.

Мы довольно долго поднимались в гору. Свистел в ветвях ветер, то приближался, то отдалялся шум быстрой воды, скрипел под копытами гравий. Когда с моих глаз сдернули повязку, я увидел, что в рыхлое влажное небо добавили темно-серой краски, а за ледником на вершине соседней горы тоскливо и пронзительно, как звук кесейского рожка, горит желто-розовая полоска. Запад в той стороне, надо запомнить.

Мы находились во дворе, обнесенном стеной из каменных блоков. Меня стащили с седла и подтолкнули к какой-то двери, не давая времени осмотреться. Внутри — электрическое освещение. Впрочем, если тут есть горный водопад, не проблема соорудить небольшую электростанцию.

После экскурсии по холодным сводчатым коридорам из полированного камня меня втолкнули в комнату, где наконец-то освободили от веревок. Повернувшись, я увидел Лайю с Ярансой и Темного Властителя: ничего себе эскорт!

— Будешь здесь отдыхать, пока не придет караван с Сансельбы.

Я удивился — с какой стати сюда пойдет караван? — но потом понял. От выгодного рейса наши никогда не откажутся, и, видимо, деятели из коалиционного правительства, обвиняющие Трансматериковую в беспринципности, политической индифферентности и пособничестве Темному Властителю, не так уж далеки от истины.

— Залман, ты редкостный наглец, — ледяным тоном добавил Мерсмон — и вдруг врезал мне в солнечное сплетение, так что парировать удар я не успел.

Я пытался защищаться, но у меня еще не полностью восстановилось кровообращение в затекших руках, а он бил молниеносно, прямо-таки с нечеловеческой скоростью. Яранса и Лайя не принимали участия в избиении, стояли возле двери и спокойно созерцали эту сценку. Наверное, им не привыкать… Наконец ему надоело. Сбитый с ног, я сидел, опираясь ноющей рукой о покрытый ковром пол, а он смотрел на меня сверху вниз — в черной коже, на голове сверкает самоцветами платиновая диадема, прямые светлые волосы свисают почти до пояса, и глаза льдисто мерцают на худом жестком лице.

— Это чтобы ты не забывал, кто ты и кто я.

"Отыгрался за прошлый раз? Зато я тебя тогда в челюсть достал и по уху…"

Это было с моей стороны опрометчиво — мог бы дождаться, когда он уйдет, и потом уже предаваться утешительным воспоминаниям.

— А еще раньше подбил мне глаз. Встать!

— Какой глаз?.. Когда?..

— В "Голодном грузовике". Я сказал, встать.

Я назло остался сидеть, не хотелось облегчать ему задачу.

— Поднимите его.

Кесу грубым рывком поставили меня на ноги, и он мне еще добавил.

— В следующий раз не испытывай мое терпение. Ты мог получить сапогом в лицо.

— Я все-таки не настолько низкого мнения о вас, — возразил я, глядя ему в глаза.

— Пижон, — процедил Темный Властитель. — Благородный герой… Пойми же, тупой дикарь, в реальной жизни благородство встречается один раз на миллион, не чаще.

— Вы можете доказать, что один раз на миллион? Вы, что ли, считали?

Он повернулся и вышел, словно у него терпение лопнуло. Кесу вышли следом за ним и заперли массивную дверь. У меня все тело болело, но переломов и трещин, насколько я мог судить, не было. Видимо, Мерсмон, как и в прошлый раз, не ставил целью меня покалечить. Наверное, на цивилизованного человека такая экзекуция могла бы подействовать угнетающе, но я-то "дикарь" (насчет тупого — спорный вопрос), и еще дело в том, что в детстве меня никогда не били, чтобы унизить. В нашей маленькой общине на острове Селина отношения между людьми были добрыми и терпимыми, жестокости с лихвой хватало в окружающей среде, но то была нечеловеческая среда. Так что побои не вызывают у меня никакой эмоциональной реакции, кроме досады.

А Соглядатай, значит, был Мерсмона, зря я думал на Вир… И зачем ему понадобилось за нами следить? Или он предполагал, что мы путешествуем не просто так, а выполняем какие-то поручения Вир и ее друзей-подпольщиков? Вот же, наверное, локти кусал, когда понял, что понапрасну потерял время! Я злорадно ухмыльнулся и приступил к исследованию своей тюрьмы.

Комната походила на гостиничный номер. За дверью сбоку находился выложенный изразцами санузел — туалет и душевая кабина, я обнаружил, что водопровод в этом обиталище зла работает исправно. Стены были задрапированы кесейскими коврами с цветочным орнаментом, и такой же ковер на полу, кушетка накрыта синим стеганым одеялом с ярлыком сансельбийской фабрики. С потолка свисала люстра молочного стекла, из стены выступал горячий бок чугунной печки. Маленькое стрельчатое окошко забрано толстой решеткой, стекло рифленое, непрозрачное.

Позже две кесу принесли мне ужин. Я съел все, кроме мяса — неизвестно, чье оно! — и попросил что-нибудь почитать. Они где-то раздобыли сборник пьес Бориса Левгера с иллюстрациями Иветты Сао — летящие линии, образы наплывают друг на друга, мне нравится этот стиль. Я спросил, нельзя ли увидеться с Дэнисом, они сказали, что нет.

При других обстоятельствах я бы так и прожил в уютной комнатушке с коврами и теплой печкой до прибытия каравана, и потом в ответ на вопросы о кесуанских ужасах пожимал бы плечами: "не знаю, не видел", но уже на следующий день все пошло кувырком.

У меня был выбор: остаться на своем островке безопасности или выйти наружу — и я выбрал второе. Запертая дверь меня не остановила, я ее попросту вышиб.

Вскоре после обеда я услышал далекий крик, резонирующий под сводами каменных коридоров, и мне показалось, что это голос Дэниса. Он вовсе не такой изнеженный, как утверждает Вир: и когда я сломал ему руку, и в самом начале, когда я подобрал его, избитого, на улице, не было никаких стонов и жалоб. А сейчас он кричал, срывая голос — так же, как Курконо в ту ночь, когда его убивали кесу. Иногда крики замирали, но после это начиналось опять.

В коридоре как будто никого не было. Я попытался выбить дверь, но она оказалась прочная и тяжелая, из твердой, как камень, древесины. Ничего — расшатаю и все равно выломаю… Прошло несколько часов, и дневной свет за похожим на матовую льдину зарешеченным оконцем начал меркнуть, когда я наконец-то справился с первым препятствием. Увидев, какая там рама и какие петли, от души порадовался, что не знал этого заранее — а то бы не поверил, что смогу такую дверь одолеть. Но радость была коротенькая и словно бы механическая: крики Дэниса к тому времени затихли, и я мог только гадать, в каком состоянии найду его… или то, что от него осталось.

Я прислонил дверь к проему (хотя и понимал, что никого это не обманет — даже издали видно, что она именно прислонена, а не закрыта), и начались мои блуждания по замку-в-скале. Темный Властитель загородные хоромы себе отгрохал — зашибись, не хуже Весеннего дворца в Танхале! А может, их еще до него отгрохали, я не знаю.

Здесь были и кесу, и люди, что облегчало мою задачу. Одного из людей я оглушил и раздел, натянул до самых глаз его вязаную шапочку, прикрыл лицо шарфом и надел куртку с поднятым капюшоном — словно только что снаружи, с холода. Его оружие я тоже позаимствовал.

Мне удалось отыскать здешнюю тюрьму — в подвале, естественно. Там снова кричали, но уже не Дэнис, голос был ниже и грубее. Двери стальные, с зарешеченными окошками, в пустом коридоре стоял у стены металлический бак, прикрытый грязной окровавленной тряпкой. Я приподнял тряпку, и меня прошиб холодный пот: свежие кости с остатками мяса, фрагмент чьей-то грудной клетки, кисть руки с короткими волосатыми пальцами и грязью под ногтями, на безымянном — печатка из потемневшего серебра, с эмблемой лесной пехоты.

Из оцепенения меня вывел шаркающий звук шагов. По коридору тащился долговязый понурый старик в рабочей спецовке, с ведром и шваброй.

— Как чувствовал, что этим кончится… — пробормотал он дребезжащим голосом, когда я навел на него пистолет.

— Где Дэнис Кенао?

— Какой Дэнис Кенао?

— Один из тех двух парней, которых привезли вчера вечером. Ему на вид около восемнадцати, зеленые глаза, темные волосы. Что с ним сделали?

— А, этот… Слышал о нем… Так он же не здесь!

— А где?

— Наверху. У Весеннего господина.

— Он живой? Что с ним?

— Знать не знаю. Я убираюсь тока здесь, внизу. Они сейчас кушают, а мне потом за ними прибирать.

— За пленными? — уточнил я.

— За кесу. Пистолета я твоего испугался… Я тута на такое насмотрелся, что пушкой меня не запугаешь. Во, глянь! — он показал на бак. — Знаешь, чего там внутри?

— Уже видел. Отведи меня туда, где держат Дэниса Кенао, тогда останешься жив.

— Иди, если хочешь, сам на мою работу! По-твоему, я до пенсии доживу?

— Точно не доживешь, потому что я тебя сейчас пристрелю.

По-моему, он был немного сумасшедший, и это не удивительно — насмотревшись на такое, недолго свихнуться. Мы поднялись из мрачных нижних коридоров в ярко освещенные верхние, где я уже побывал. Стены там отделаны полированным мрамором, в арочных нишах много интересного: статуи, вазы, сростки кристаллов, покрытые лаком раковины, панцири и скелеты неведомых тварей, но мне было не до того, чтобы все это рассматривать. Попадавшиеся навстречу кесу не удостаивали нас вниманием, зато один хмырь привязался: куда мы прем в это время суток с ведром и шваброй?

— Вот начальник, — показал на меня мой проводник. — Он те все популярно объяснит!

— На генеральную уборку! — огрызнулся я, вспомнив Доротею. — Понял?

Черноусый хмырь злобно ощерился и хотел дать мне по зубам, но я его нокаутировал и запихнул в стенную нишу рядом с недобро оскалившимся скелетом какого-то птицеящера.

— Молодец, хорошо придумал! — хихикнул старикан. — А то его там никто не увидит!

Мы добрались до коридора, где стены и сводчатый потолок из темно-красного камня, а пол выложен черной мраморной плиткой. Тускло сверкали позолоченные дверные ручки, в воздухе витал горьковатый древесный аромат.

— Только по голове не бей, — попросил уборщик. — Она у меня и так не того… Это покои самого Властителя. На кухне болтали, тот парень где-то здесь.

Я попытался приоткрыть одну дверь, другую, третью. За четвертой полумрак, в большом камине пылал огонь — опьяняющий древесный аромат исходил оттуда. Повсюду лежали кесейские ковры, ветвистая бронзовая люстра отбрасывала на потолок причудливую тень. Из ламп светилась только пара переливчатых алмазных бра по обе стороны от широченного ложа, на котором растянулся ничком, уткнувшись лицом в сгиб локтя, обнаженный до пояса темноволосый человек. На его правой лопатке что-то чернело, и я вначале решил, что это ожог. В углу на яшмовом столике стояли вазы с деликатесными плодами и сладостями, початая бутылка дорогого десертного вина, два хрустальных бокала.

Я крадучись подошел к постели, сомневаясь, Дэнис ли это. Вроде бы похож, но ведь он же арестован за оскорбление верховной власти, а эта роскошная комната не особенно смахивает на тюрьму.

Все-таки Дэнис. И на правой лопатке у него не ожог, как я подумал вначале, а большая, с ладонь, татуировка — ошеломляюще красивая черная с серебром орхидея или что-то в этом роде, причем сделали ее так ловко, что незатейливая "СМ!" под ней полностью спрятана.

— Дэнис! — позвал я шепотом.

Он с тихим стоном повернулся и открыл глаза. И тут же поморщился — видимо, ему было больно.

— Залман? Тебе разрешили прийти ко мне?

— Я сам себе разрешил. Мне показалось, я слышал твой голос, и я высадил дверь комнаты, где меня заперли. Это кричал ты?

— Да… Не смог выдержать молча. Меня привязали к кушетке, и Властитель специально приказал мастеру по татуировкам работать так, чтобы боль была невыносимой. Ты видел, что там?

— Декоративная наколка поверх "Смерти Мерсмону!" Цветок. Пошли, у нас мало времени. Где твоя остальная одежда?

— Не знаю. У меня все забрали.

На нем были только джинсы. Я повернулся к уборщику — тот, пока мы разговаривали, подкрался к столику и отщипывал одну за другой огромные сизые виноградины от лежавшей в серебряной вазе кисти.

— Давай сюда свою куртку и ботинки.

— У меня все грязное, — пробубнил старик, блаженно жмурясь, с набитым ртом. По его щетинистому подбородку тек виноградный сок. — Рабочее спецмундирование…

— Давай, живо. Дэнис, тебе придется надеть его одежду. По дороге раздобудем что-нибудь получше.

— Татуировка — это еще не все, что он со мной сделал… — голос Дэниса пресекся, словно он готов был разрыдаться.

Я оглядел его: переломов и ран не видно, разве что несколько штук кровоподтеков, в том числе на шее. Ничего серьезного.

— Дэнис, мы отсюда уходим, удираем, смываемся, рвем когти! Понял?

Он кивнул. Безропотно надел заскорузлые, в застарелых пятнах крови, ботинки и потрепанную спецовку уборщика, только снова поморщился, когда грубая ткань соприкоснулась с воспаленной кожей на правой лопатке. Двигался он так, словно ему было больно, и я забеспокоился, что у него внутри что-то отбито, но, когда спросил об этом, он ответил:

— Ничего, — с таким испуганным выражением, словно он скорей согласится умереть, чем сознается в полученных травмах.

Не было времени выяснять, в чем дело.

— Съестные припасы берем с собой.

Никаких сумок в поле зрения не оказалось, поэтому я вытряхнул подушку из наволочки и сгреб туда со столика деликатесы. Уборщик в последний момент успел выхватить кисточку черного винограда и увенчанное шоколадной розой пирожное.

— Не жмотничайте, ребята! Вы парни молодые, у вас вся жисть впереди, а я такого отродясь не едал — кто же мне даст! А теперича сподобился попробовать…

— Поставить тебе фингал? — предложил я. — Для оправдания, чтобы придирок от начальства не было.

— Не, не надо. Мне и так ничё не будет — я ценный специалист по уборке помещений! А кого они еще найдут на такую работу? Никого. Чтоб за ними убирать, надо быть наполовину психом, потому что нормальный человек тут не выдержит, но только наполовину, иначе что-нибудь напортачишь, а где они другого наполовину психа возьмут? Страшнее, чем здеся, нигде не бывало… Хотя, нет, ребята, вру, вру. В Танхале я полтора года в школьной столовке работал, вот там было хуже… Здесь людей жрут, зато хоть булками с изюмом не кидаются!

Пока он, нервно гримасничая, тараторил, я разодрал на полосы простыню и связал его. Потом снял со стены два висевших крест-накрест кесейских клинка с серебряной насечкой.

— Идем?

В одной руке я держал пистолет, в другой меч, а Дэнис нес наволочку с продуктами и второй меч.

— Наверное, тревогу уже подняли, — шепнул я, когда вышли в коридор. — Угоним грыбеля и уедем верхом. Убивать кесу нежелательно, лучше не давать им поводов для мести. Надо снять с кого-нибудь по дороге теплую одежду и обувь.

Нас перехватили в сводчатом зале с огромным розовым ковром на полу.

— Не стрелять, взять их живыми! — крикнула Лайя, стоявшая на галерее.

На ней была черная кожаная туника, на запястьях и лодыжках массивные браслеты с переливающимися алмазами. Глаза багрово горели на треугольном, с мелкими чертами, сером лице. В ней было что-то кошачье. Я только сейчас заметил, до чего она похожа на Хэтэсси.

— Бросить оружие…! — рявкнул черноусый хмырь, с которым я уже успел пообщаться в коридоре.

— Сам бросай.

Я сунул пистолет в карман (не стрелять, так не стрелять, меньше осложнений, все равно эту ораву не перестреляешь), перекинул меч в правую руку, выхватил из-за пояса нож и шагнул им навстречу. Мимоходом отметил, что Дэнис у меня за спиной бросил мешок с продовольствием и развернулся, тоже с мечом наготове — нужда заставила, сразу вспомнил, чему я учил его в Танхале! Наверное, жалеет, что не тренировался как следует, пока была такая возможность… На меня наступали кесу, я парировал удары мечом и кинжалом. Хмырь грязно ругался, но держался в сторонке.

Нас с Дэнисом оттеснили друг от друга, я прижался спиной к колонне, продолжая обороняться. Вокруг слишком много народа, никаких шансов пробиться к выходу… Потом я увидел, что Дэнис дерется с черноусым, наконец-то вступившим в игру, и тот, как лучший фехтовальщик, одерживает верх. Вскоре он выбил меч у неопытного противника и, осклабившись, упиваясь победой, ударил его кулаком в лицо.

— Гийом! — пронзительный взвизг Лайи прозвучал, как свист рассекающей воздух плети.

Не обращая внимания на меч Гийома, Дэнис вцепился ему в горло. Тот не ждал такого отчаянного нападения, но мигом опомнился и ударил его затылком о колонну. Я бросился вперед, в безнадежной попытке прорваться к ним, и тут увидел, что Лайя прыгнула вниз с трехметровой высоты. Сделав в воздухе сальто, она по-кошачьи приземлилась, вскочила и ринулась к дерущимся. Гийом как раз полоснул Дэниса по груди, а тот, по-прежнему игнорируя опасность, дал ему по физиономии, однако против Лайи у него никаких шансов…

Лайя ударила не Дэниса, а Гийома, заодно выбив оружие.

— Этот человек — собственность Наргиатага, его бить нельзя!

Ее гневный визг чуть не разорвал мне барабанные перепонки. Оттолкнув Гийома от Дэниса, она хлестнула наотмашь по азартно раскрасневшемуся лицу. Черноусый изрыгнул ругательство и попытался нанести ответный удар, но кесу его опередила — в этот раз он получил тяжелым золотым браслетом, усыпанным колючими алмазами. Брызнула кровь. Мне пришло в голову, что эти двое не любят друг друга давно и всерьез.

Дэнис подобрал с пола меч и озирался, пошатываясь, тоже весь в крови. Кесу окружили его кольцом, но не нападали и не подпускали к нему никого из людей. Как назвала его Лайя? Собственность Наргиатага?.. Разве человек может быть чьей-то собственностью?

Меня тоже несколько раз достали, на тыльной стороне левой кисти появился свежий порез, из-за этого рукоятка кинжала скоро стала скользкой.

А на галерее, откуда раньше наблюдала за схваткой Лайя, появилась еще одна зрительница. Я не сразу узнал Весеннюю Королеву: она была в джинсах и свитере, белокурые волосы заплетены в косу, переброшенную через плечо — словно это не супруга Темного Властителя, а обыкновенная девчонка из Танхалы.

— Смотри, это все из-за тебя! — крикнул я. — Ты довольна? Если бы не ты, ничего бы не случилось!

Под аркой возник Мерсмон. В черной с серебряным шитьем рубашке, на голове все та же усыпанная драгоценными камнями диадема — знак верховной власти. Когда он увидел, что за катавасия творится в зале, на его резко очерченном худом лице проступило убийственно мрачное выражение.

— Очень романтично! — процедил он с издевкой, спускаясь по широкой, плавно изогнутой мраморной лестнице.

Шум затих. Кесу, окружавшие Дэниса, расступились.

— Наргиатаг, это сделал Гийом, — сообщила Лайя на сескаде (сам Гийом с распухшим лицом сидел на полу и не мог вымолвить ни слова). — Я его предупреждала, он не подчинился.

— Уберите эту падаль, — кивнув в сторону Гийома, распорядился Властитель.

— Это не падаль, Наргиатаг, а хорошее мясо, — облизнув блестящие темные губы, возразила Лайя.

Тот сделал неопределенный жест и повернулся к Дэнису, по-прежнему сжимавшему меч.

— Ты напрашивался, чтобы тебя убили?

Дэнис сперва молча смотрел на него, потом сказал:

— В каждом человеке много такого, что вам неподконтрольно. И вы все равно ничего не сможете с этим сделать.

Казалось, они продолжают спор, начало которого я пропустил.

— Ты ранен, — неожиданно мягко произнес Властитель. — Пойдем!

Он подошел к Дэнису вплотную, и я так и не понял, что произошло дальше — обезоружил его каким-то приемом или тот сам выпустил меч.

— Залман, брось оружие, — полуобернувшись ко мне, приказал Мерсмон.

Ага, так и бросил… С тех пор как он появился, мы с кесу друг друга не атаковали, однако меч и кинжал с липкой рукояткой я держал наготове.

— Опять испытываешь мое терпение?

Ощущение вроде того, какое бывает, если ударишься локтем — по телу словно пробежал электрический разряд. Пальцы сами собой разжались, вдобавок ноги подломились, и я мешком опустился на заляпанный кровью, безнадежно уделанный розовый ковер.

— Пожалуйста, не надо! — донеслась до меня отчаянная просьба Дэниса.

— …Это кратковременные чары, скоро он придет в себя, — объяснял Темный Властитель, и в его голосе звучала досада — как обычно, когда речь заходила обо мне. — Посадить его на оставшееся время на цепь, как дикого зверя — это будет разумная мера предосторожности!

Меня куда-то поволокли. Руки и ноги не подчинялись, и сопротивляться я не мог, но побежденным себя не чувствовал".

* * *

— Этот новый департамент по воспитанию молодежи во главе с Вир Одис совсем одурел. Вот, смотри, что мне прислали! — Сандра показала, держа двумя пальцами, неприглядную мятую бумажку. — Официальное письмо!

— Такое скомканное прислали? — посочувствовал Залман. — Действительно, нехорошо…

— Да нет, скомкала я сама. Мне, гранд-советнику Янари, рекомендовано подыскать себе другого секретаря-референта, а Лидию Никес отправить в специальный молодежный лагерь для перевоспитания. Эти лагеря — затея Вир. Жалко, что она не доехала тогда вместе с вами до Кесуана…

— Ты не пробовала с ней поговорить?

— А толку-то? — фыркнула Сандра. — Ты сам много раз пробовал — я же слышала, то есть, подслушивала. С ней еще тогда не было смысла разговаривать, а теперь и подавно… Сбылась ее заветная мечта! Лидию я не отдам, пусть попробуют прийти и забрать. Такое впечатление, что Вир за что-то сводит с ней счеты — причем за что-то очень давнее, не из этой жизни.

Бросив смятое письмо в корзину для мусора, она добавила:

— Вир вообще живет прошлым, и так было еще в то время, когда ты писал свой дневник. Может быть, она тоже носитель МТ, и была раньше лесным пехотинцем, которого съели кесу, или что-нибудь в этом роде? Она словно ведет какую-то бесконечную личную войну и хочет всех заставить участвовать в этой войне — причем в последнее время у нее это начало получаться.

Глава 14

"Меня притащили в подвал, в просторную комнату со сводчатым потолком, откуда свисала на цепях люстра с плафонами в виде черепов — простенько и со вкусом.

Из стены напротив большого черного камина торчали кольца, к которым крепились кандалы. Меня швырнули на пол и в два счета заковали, прием занимались этим кесу-мужчины — двухметровые верзилы, похожие на обросшие серой шерстью валуны. Для меня до сих пор загадка, почему они покорно терпят половую дискриминацию: потому что тупые или есть еще какие-то причины? Кстати, я заметил, что клыков, как у женщин-кесу, у них нет.

Их отослали сразу, как они закончили работу. К этому времени я пришел в себя достаточно, чтобы сесть без посторонней помощи. На запястьях и лодыжках кандалы, цепи тяжелые, но достаточно длинные, чтобы я мог гулять по всей комнате.

Глыбоподобные кесейские парни вернулись с дровами для камина и большим ковром (меня без церемоний отпихнули к стене, чтобы раскатать его по полу), еще принесли тюфяк, синее стеганое одеяло из комнаты наверху и деревянный стульчак санитарного назначения с эмалированным судном внутри.

— Сейчас ты получишь лечебную помощь, — сообщила Лайя, руководившая моим водворением в темницу. — Если будешь дергаться, у тебя прибавится порезов, — она усмехнулась, показав клыки, и положила изящную когтистую руку с алым маникюром на рукоятку кинжала на поясе.

Пожилая кесу обработала мне раны и смазала густой темной мазью синяки. Я поблагодарил ее на сескаде.

— Говори по-человечески, — приказала Лайя. — Нам надо учиться в языке… учиться вашему языку. Вот, смотри, это звонок, — она показала на кнопку в стене возле дверного косяка. — Из глупости не трогай. Если ночью будет холодно, позвони. Болеть нельзя. Ты виноват, но тебя отдадут твоим людям живого и здорового.

— Что будет с Дэнисом?

— Он собственность Наргиатага. Из-за тебя Гийом его избил, это плохо.

Камин растопили, комната наполнилась теплом смолистым ароматом горящих дров. Вряд ли я ночью замерзну.

Лайя ушла, но потом вернулась вместе с кесу, которые принесли кувшин с водой, тазик и ужин. Она выглядела рассерженной.

— Извините, нельзя ли еще какую-нибудь ширму, чтобы загородить вот это? — я показал на нехитрый санузел. — Вдруг вы зайдете, когда я буду сидеть на этой штуке…

— Хорошо, можно.

Состроив гримаску, она добавила:

— Пока я заботилась о твоих удобствах, другие пировали. Я все пропустила, они не оставили мне ни кусочка.

У меня хватило ума спросить:

— Ни кусочка чего?

— Гийома.

После этого мой собственный ужин не полез мне в глотку, хотя меню было вполне невинное: лапша со специями, жареная рыба (видимо, из горной речки), хлебные лепешки и травяной чай. Я через силу съел половину лепешки и выпил чаю. Позже притащили ширму из лилового шелка, с вышитыми листьями.

Утром наведался вчерашний уборщик, его зовут Бенедикт. Я извинился перед ним за то, что вел себя грубо, все-таки человек он уже старый.

— Да ладно, не сержусь, — он махнул рукой, такой же заскорузлой, как его ботинки. — Зато хоть энтого черного винограда отведал! И от Гийома избавились… — он понизил голос. — Нехороший был парень, я от него каждый раз ни за что, ни про что зуботычины получал. Он всем норовил сделать, как хуже, даже себе во вред, вот и допрыгался.

— Вы не знаете, что стало с Дэнисом?

— Что с ним станется? Я в верхних покоях не убираю, а теперь меня туда и подавно не пустят. Сожрал, почитай, что плохо лежало…

— Бенедикт, поменьше болтай с ним, — распорядилась кесу в кожаной тунике и облегающих штанах, которая стояла возле двери, широко расставив ноги и скрестив на груди мускулистые руки. — Ты должен здесь прибрать, а не говорить с этим человеком.

— Да, госпожа, — покладисто согласился старик и молча зашоркал веником по кирпичному с шафранными узорами ковру.

Бенедикт и охранница удалились, но в одиночестве я находился недолго. Дверь открылась, и вошла Эфра. Она снова была в джинсах и небесно-голубом свитере, как вчера вечером. Мне не нравились ее поступки, однако, глядя на нее, я холодел от восхищения и ничего не мог с этим поделать: мне редко доводилось видеть такие красивые лица. С ней можно сравнить разве что Зимнюю Властительницу, которая правила до наступления весны (но ту я видел только издали и на фотографиях) или Дэниса (но он парень, и к нему я давно привык).

Стоя возле двери, она меня рассматривала, и сейчас на ее лице не было того отталкивающего змеиного выражения, как при нашей встрече в Марсенойском парке. Когда она спросила, в чем я ее обвиняю, слова вначале застряли у меня в горле, но потом я сбивчиво, словно только вчера вышел из Леса, изложил свое мнение.

— Это все не так, как тебе кажется, — сухо сказала Эфра. — Я не спала с теми, кому назначала свидания.

Мне было без разницы, спала или нет. Я спросил:

— Вы не знаете, что стало с Дэнисом Кенао?

— У него было сотрясение мозга, Гийом треснул его затылком о колонну и располосовал ему грудь мечом. Сейчас он поправляется, Властитель его исцелил. После магического лечения Властителя никакие врачи не нужны — это я знаю по себе. Когда он забрал меня с Мархена, я была, фактически, на всю оставшуюся жизнь покалечена, а теперь у меня идеальное здоровье. Я сама медсестра, в этом разбираюсь.

Она подошла к камину, поставила на чугунную решетку ногу в узком красно-коричневом ботинке, опушенном мехом, по столичной моде. Бросила через плечо:

— Такое, как вчера, я раньше видела только в кино. Ничего себе представление! Если еще раз соберешься сбежать, предупреди, чтобы я не пропустила.

Я промолчал. Уж не знаю, что она подумала, но ей вдруг захотелось меня успокоить:

— Не бойся, за вчерашнее тебя наказывать не станут. Властитель соблюдает все договоренности с вашей Трансматериковой компанией, так что у тебя вроде как дипломатический иммунитет. Как бы объяснить, что это такое… — она слегка наморщила свой мраморный лоб.

— Я знаю, что такое дипломатический иммунитет. В книжках читал.

— А-а… — протянула Эфра. — Ну вот, видишь. Кроме того, Дэнис сказал, что начнет голодовку, если тебе что-нибудь сделают.

— И его голодовка будет иметь значение для Властителя? — я вспомнил о том, как Дэнис кричал, и о том баке со страшным содержимым, который видел в подвальном коридоре, и заодно прикинул, что для колдуна не проблема силком накормить того, кто отказывается есть.

— Спрашиваешь! — хмыкнула Эфра, словно речь шла о чем-то, само собой разумеющемся.

Я ждал, когда она уйдет, и стоял возле стены, скрестив на груди руки. При малейшем движении мои цепи звякали.

— Ты всегда такой нелюдимый? — с вызовом спросила Эфра. — Мог бы вести себя полюбезней.

— Я слышал, что стало с теми, кто вел себя с вами любезно. Их съели на другой день после вашего бракосочетания.

— Тебе-то какое дело? — она недобро усмехнулась, словно желая показать, что уж ей-то до них совершенно никакого дела нет. — Надо же темной гвардии чем-то питаться!

— Почему Властитель окружил себя кесу, а не людьми?

Меня давно уже это занимало, вот и рискнул спросить. В худшем случае она просто не ответит.

— Ну, во-первых, кесу не интересуют индивидуальные склонности того или другого человека, не совпадающие с общепринятой моралью, они ведь чужая раса. Во-вторых, они более дисциплинированы, чем люди. Властитель сразу предупредил, чтобы Дэниса никто пальцем не трогал, и даже если он попытается сбежать — брать его так, чтоб на нем не было ни царапины, а ты сам видел, как Гийом его отделал. Кесу ни за что бы так не поступили. Этот Гийом всем был поперек горла! — она опять усмехнулась. — Достал и людей, и кесу, Лайя с Ярансой давно точили на него зуб, но он был полезен, и Властитель его терпел — до вчерашнего вечера. Спасибо, что вы с Дэнисом его подставили.

— Мы его не подставляли. Он сам проявил инициативу. Наверное, тот еще был тип, если достал даже кесу.

— Почему — "даже"? — Эфра понизила голос. — Для них, между прочим, имеет большое значение, как ты себя с ними ведешь, и они очень внимательно относятся к мелочам.

— Никогда не замечал. Я около трех лет жил рядом с племенем кесу, на островке в Холодном Лесу, и у меня с ними конфликтов не было.

— Значит, ты не давал им поводов для раздражения, — заметила Эфра. — Ты и язык их тогда же выучил?

— Да.

— А ты когда-нибудь бывал на Мархене? — она повернулась спиной к камину и смотрела на меня в упор, теребя кончик толстой косы, перекинутой через плечо.

— Нет. Это ведь окраина архипелага, восток или запад?

— Запад. Одна из тех дыр, где не жизнь, а сплошная помойка. Ничего общего с Танхалой. Островок на отшибе, нравы там строгие, борделей нет, осенью и зимой внебрачные связи под запретом. Местные придурки бесятся от половой неудовлетворенности, и если насчет какой-нибудь девушки пойдут сплетни, что она уже не девушка — можно считать, она пропала. Ее начнут использовать, как подстилку, все подряд, и в полицию жаловаться бесполезно — те ничего не станут делать. Кроме того, у этой мрази круговая порука, и если подать заявление в суд — могут убить, и концов потом никто не найдет, — Эфра говорила холодным тоном, а ее тонкие белые пальцы с перламутровым маникюром нервно перебирали кончик косы. — Не думай, это не какая-нибудь банда преступников, которая терроризировала беззащитный Мархен. Это, так сказать, нормальные молодые граждане, которые потом, остепенившись, где-нибудь работают, по праздникам пьют, служат в ополчении, женятся, заводят детей… Женятся, разумеется, на девушках, сумевших соблюсти свою невинность, а не на тех половых тряпках, которые были в общественном пользовании. Что ты об этом думаешь?

— Думаю, что Мархен — мерзкое место.

— Я выучилась на медсестру и пошла работать в муниципальную больницу. Нищета и грязь, и никаких перспектив. Несколько раз я собиралась что-нибудь себе вколоть, но маму жалела. Потом во время предвыборной кампании на Мархен приехал Валеас Мерсмон, посетил нашу больницу, исцелил нескольких пациентов — и увидел меня. Когда ко мне подошел человек из его свиты и пригласил на встречу, я решила, что мне хотят предложить место дворцовой служанки.

Она перестала терзать кончик косы, прошлась по ковру, бросая на меня странные испытующие взгляды. Я видел, что она из-за чего-то волнуется, и пытался понять, для чего она познакомила меня с этим очерком мархенских нравов.

— Ты по-прежнему меня осуждаешь?

— Я не понимаю вас. И… да, осуждаю. Я согласен, что остров Мархен — отвратительная дыра, но это не оправдывает жестоких поступков тех людей, которые там живут или жили, если вы это имеете в виду.

Она пожала плечами и толкнула тяжелую дверь, но уже на пороге обернулась.

— Залман, про меня говорят, что, когда кесу рвали их на куски, я смотрела на это равнодушно. Так вот, это неправда. Я улыбалась! Я чувствовала себя в безопасности, и мне было хорошо.

После этого жутковатого признания она ушла, а я остался — растерянный, дезориентированный, ошеломленный. Такое впечатление, что она рассказала мне что-то зашифрованное, вроде ребуса. Будь здесь Дэнис, он бы сразу все понял и объяснил, у него с этим быстро, но ситуация с Дэнисом — это еще один ребус, не поддающийся разгадке. Почему его держат в таких необычных условиях? Что его ждет? Мне вспомнился один фильм, где главный герой, попавший в плен, тоже купался в роскоши, потому что его готовили для жертвоприношения. А Мерсмон занимается магией, и Вир утверждает, что он заключил сделку с потусторонними темными силами… В общем, я совсем извелся, а цепи были крепкие, и расшатать вмурованные в стену кольца никак не удавалось.

Через день Эфра снова меня навестила. Когда она вошла в комнату, я почти обрадовался.

— Вы можете сказать честно, Дэниса не собираются принести в жертву в каком-нибудь магическом ритуале?

— Нет, что ты! Если Властителю это понадобится, он возьмет кого-нибудь из пленных врагов, их тут достаточно, — категорически заверила Эфра и добавила: — Дался вам всем этот Дэнис! А я, интересно, кому-нибудь нужна?

Пока я хлопал глазами — как я должен на это отреагировать? — дверь опять открылась, и Бенедикт втащил обитый атласом пуфик, поставил посреди комнаты. После того как он ушел, Эфра села на пуфик и сказала:

— Ты ведь вырос в Лесу? Расскажи о том, как ты жил там.

Я уселся на пол у стены и начал рассказывать. Видно было, что моя история ей нравится: красивое лицо оживилось, и она даже показалась мне симпатичной, несмотря на все то, что я слышал о ней.

После полуторачасового монолога я попытался вернуться к насущным проблемам:

— Госпожа Эфра, мне надо поговорить с Властителем. Он сейчас не занят?

— Не знаю. Сейчас ведь уже поздно? — она взглянула на усыпанный бриллиантами браслетик с часами. — Наверное, твоего Дэниса мучает.

— Что?! — я вскочил, загремев цепями.

— Расскажи дальше, — как ни в чем не бывало, попросила Эфра. — Вы с Германом нашли гнездо с яйцом древесной каларны, и что было потом?

— Я ничего не смогу рассказать вам дальше, — я рванул цепи, но они, как и раньше, не поддавались.

— Да что такое на тебя нашло?

— Вы сказали, он мучает Дэниса!

— Ага. Если б он хоть раз меня так же помучил… — Эфра вздохнула с непонятной досадой. — А ты, что ли, ревнуешь? — ее голос звучал до того грустно, что я на мгновение забыл и о Властителе, и о Дэнисе. — Залман, это ведь несправедливо. Посмотри на меня! Почему, как меня увидит какое-нибудь дерьмо — сразу пускает слюни, а когда попадется кто-нибудь стоящий, так выясняется, что у него другая сфера интересов?

Она меня совсем запутала.

— Какая — другая? Зачем Властителю нужен Дэнис?

— Здрасьте… Я должна сказать это открытым текстом? Я, конечно, медсестра, могу хоть в медицинских терминах…

— Как угодно, только объясните, пожалуйста, что происходит!

— Да я сколько раз уже говорила! Или ты совсем дурак, намеков не понимаешь?

— Не понимаю, — подтвердил я. — Наверное, люди в детстве учатся понимать намеки, а я этому так и не научился, потому что в Лесу мы всегда использовали только точные формулировки. Наверное, в этом и заключается разница между дикарем и цивилизованным человеком. Я много читал, но я дикарь. У меня мышление другое — более простое, более примитивное, чем у вас, и переделать его я не могу.

— Так, значит, когда я рассказывала о себе, что со мной было, ты тоже ничего не понял? — после паузы прошептала Эфра.

Я беспомощно помотал головой.

Она повернулась и медленно вышла из комнаты, так же медленно притворив за собой дверь, но через четверть часа вернулась.

— Залман, извини за "дурака". (Я заметил, что глаза у нее красные — плакала, что ли?) Я постараюсь что-нибудь сделать. Честное слово, постараюсь. Подожди до завтра, ладно?

На следующее утро Лайя зашла проверить, не расшатаны ли кольца и в порядке ли цепи, а после завтрака появилась Эфра.

— Ради тебя я влезла не в свое дело, — сообщила она, улыбаясь. — Властитель разрешил вам с Дэнисом свидание, скоро его приведут сюда.

— Спасибо вам, — поблагодарил я.

— А ты мне за это будешь рассказывать о жизни в Лесу, хорошо?

— Сколько угодно!

Дэниса привела Лайя. Она уселась на пол возле камина, боком к огню — вроде бы и не смотрит на нас, и в то же время следит краем глаза. Она была похожа на изящного серого демона, погруженного в раздумья, и те, кто всерьез сравнивает кесу с демонами, увидев ее в багровых отблесках пламени, сразу начали бы вспоминать свои молитвы.

Дэнис был в теплом черном свитере, немного великоватом, и выглядел неплохо — никаких следов побоев после нашей неудачной попытки побега. Что он о себе рассказал, я здесь писать не буду, он же рассказал не для того, чтобы я пересказывал это устно или письменно, пусть даже в личном дневнике. Я в очередной раз убедился, что не очень-то хорошо понимаю других людей, пока мне напрямую все не растолкуют, и что-то от меня скрыть — пустячное дело. Я-то раньше думал, что Дэнис страдает из-за того, что никак не может наладить отношения с какой-нибудь девушкой…

— Ты разве не помнишь, что говорил в мой адрес Курконо? — спросил Дэнис. — Он и тебя за такого же принимал. Он ведь орал нам вслед именно это.

— Да стану я слушать, что орет каждый псих на улице! Но если бы ты сказал, что тебя это достает, я бы его заткнул. Попросил бы нашего юриста, чтобы компания засудила его за моральный ущерб.

Оказалось, это Властитель анонимно заплатил за учебу Дэниса в университете. И того Соглядатая он за нами послал, чтобы побольше узнать о Дэнисе, а в результате получил в глаз. И он же защитил мою машину чарами (значит, прав был старый механик из автомастерской, который сказал об этом!), благодаря чему нас не изрешетили пулями, когда мы проскочили между ведущими перестрелку отрядами.

— В общем, я не хочу отсюда бежать. Мои взгляды и политические убеждения остались, какие были, я не сторонник его режима, но… знаешь, я ведь только сейчас начал жить по-настоящему, — Дэнис взглянул на меня из-под упавших на лицо волос, и это не был взгляд счастливого человек. — Может быть, это отвратительно… И все-таки теперь я веду ту жизнь, для которой создан. Я останусь здесь, а тебя скоро передадут представителям Трансматериковой компании. Я попрошу его, чтобы с тебя сняли кандалы…

— Вряд ли он согласится.

Завораживающий, как темная вода, низкий голос Властителя нас обоих заставил на секунду замереть — не иначе тот использовал, ради драматического эффекта, какие-то легкие чары. К тому же я не заметил, когда он успел зайти в комнату, что само по себе странно.

Взглянув на Дэниса, он небрежно мотнул головой в сторону двери. Невесело посмотрев на меня, Дэнис вышел, и следом за ним серой тенью скользнула Лайя. Мне это беспрекословное подчинение совсем не понравилось.

— К твоему сведению, Залман, мне здесь все подчиняются беспрекословно.

"Кроме меня".

Я скрестил на груди скованные руки.

— Ты плохо усваиваешь уроки.

Мерсмон опять был в кесейской одежде из черной кожи, драгоценные камни на диадеме Властителя ослепительно горели в свете зловещей люстры с плафонами-черепами.

— Если вы снова хотите драться, снимите с меня оковы и дайте мне дуэльный меч. Так будет интересней для нас обоих.

Он насмешливо хмыкнул. Возникло уже знакомое ощущение, как будто у меня в черепной коробке роются чьи-то холодные бесцеремонные пальцы. Я попытался избавиться от них, вытолкнуть…

— Залман, это делается не так.

— А как? — спросил я сквозь стиснутые зубы.

— Ну, этого я тебе не скажу. Разве что сам найдешь способ… Любопытно, ты осуждаешь меня, но не за то, за что осудило бы большинство. При всей примитивности своего мышления ты поразительно тактичен и либерален, и у тебя вызывает неприятие только то, что ты трактуешь, как проявление жестокости. Это настолько редкая реакция, что я, пожалуй, кое-что тебе объясню. Что ты знаешь о чарах окаменения?

— От них каменеют.

— Молодец! — его жесткие губы иронически искривились. — Что тебе известно о последствиях, осложнениях?

— Я же не колдун, — напомнил я, начиная испытывать глухую злость.

— Правильно, не колдун — то есть, не специалист, однако берешься судить специалистов. У каждого, кто подвергался воздействию чар окаменения, если не принять мер, со временем развивается заболевание, схожее с артрозом — отложения солей, суставы теряют подвижность и постепенно каменеют. Кирсан не предупредил вас об этом, чтобы не потерять клиентов. Существует только одно эффективное лекарство — причинить человеку боль на грани выносимого, достаточно длительную. Кирсан этого не сделал. Полагаю, он побоялся, что ты пришибешь его, если он об этом заикнется. Я исправил его ошибку. Дэнис получил противоядие, в котором нуждался, артроз ему больше не грозит.

— Вы должны были объяснить все это заранее, тогда ему легче было бы вытерпеть.

— Залман, с точки зрения примитивного сознания это звучит ужасно, однако все же попробуй представить себе разницу между игрой в истязания и пресной медицинской процедурой.

"Нет, Кирсана я бы не пришиб. Другое дело — тебя!"

— Вот поэтому и будешь сидеть на цепи, — он усмехнулся, словно чем больше я злился, тем лучше у него становилось настроение, и, оглянувшись на дверь, повысил голос: — Эфра, можешь войти!

Она первым делом присела в реверансе, потом спросила:

— Мой господин, теперь вы разрешите освободить Залмана от оков? Он убедился, что с его другом все в порядке, и будет вести себя тихо.

— Я бы на твоем месте за него не ручался. Вдруг ему взбредет в голову спасти всех пленных или совершить еще какую-нибудь благородную глупость? Он посадит на голодный паек мою темную гвардию и разнесет половину замка до прибытия каравана. Он уже успел вызвать меня на поединок.

— Мой господин, прошу вас, не надо, простите его… — Эфра смотрела испуганно, и меня удивило то, что она так за меня переживает.

— Я не принял вызов, — успокоил ее Властитель. — Раз уж я, как утверждают мои оппоненты, являюсь воплощением абсолютного зла, в этом мире должно существовать и воплощение абсолютного добра, хотя бы одно-единственное, — он насмешливым кивком указал на меня. — Было бы жаль уничтожить такую редкость, правда?

— У него ссадины от оков, — жалобно сообщила Эфра. — На левой руке уже кровоточит. Пожалуйста, разрешите хотя бы забинтовать!

— Снимать с него кандалы нельзя, а в остальном можешь делать с ним все, что хочешь, — уже повернувшись к выходу, бросил Властитель. — На то время, пока он здесь, дарю его тебе.

— Благодарю вас, мой господин! — Эфра просияла.

Если посмотреть, как они общались, она походила скорее на вышколенную секретаршу, какие работают в офисах нашей компании, чем на обожаемую жену.

— Залман, никогда больше не вызывай его на поединок, — попросила она шепотом, подойдя ко мне вплотную, когда дверь за Властителем закрылась. — Вдруг он принял бы вызов?

— Вот и получил бы.

— Нет, получил бы ты! — Эфра напряженно сощурила свои сине-серые, с сапфировым отливом глаза. — Я видела, как ты дрался в холле — ты очень сильный, ловкий и быстрый человек. Как дерется Властитель, я сама не видела, но мне рассказывали. Это что-то жуткое, нечеловеческое. На состязаниях он действительно мошенничал, да только в обратную сторону — дрался с Келлардом и другими вполсилы, так что не нарывайся, пожалуйста. До сих пор он обращался с тобой хорошо, не надо все портить.

— Ага, хорошо! Во-первых, меня похитили самым бандитским образом, во-вторых, когда меня сюда привезли, он меня первым делом отдубасил…

— Тебя никто не собирался похищать. Властителю нужны были Дэнис Кенао и Виринея Одис из повстанческой армии, а ты попал сюда случайно. Я знаю, что у тебя была возможность перескочить в другой поезд. И если бы Властитель избил тебя по-настоящему, ты бы после этого выглядел, как из мясорубки. Ну, пожалуйста, не раздражай его и не делай, как хуже!

Она смотрела так умоляюще, что я не стал дальше спорить. Просто не могу, когда человек так смотрит, особенно если на меня.

Эфра смазала мне целебным бальзамом и перебинтовала запястья и лодыжки. Оковы для этого снимали поочередно, чтобы я не смог освободиться. За время своего детства в Лесу я приучился не обращать внимания на боль и физические неудобства — я ведь то и дело получал какие-нибудь мелкие травмы, а обезболивающих лекарств у нас не было, так что я в этом отношении закаленный. Но все равно лучше, когда этих самых неудобств нет. Жаль, не могу убедить в этом Вир, а то она носится с идеей, что боль для человека полезна, хотя ее собственный опыт в этой области не идет дальше порезанного пальца или ушибленного колена.

По требованию Эфры ко мне в комнату притащили мягкую перину (а то тюфяк показался ей жестким), инкрустированный перламутром проигрыватель с пластинками, два удобных кресла и чайный столик.

— Тебе понравилось мое творожное печенье?

— Вкусное. Ты здесь, что ли, сама готовишь?

Я сильно удивился, у них же целый штат прислуги.

— Вообще-то, нет, просто я хотела угостить тебя своим печеньем.

— А Властитель не рассердится?

— Ты же слышал, что он сказал? Мне тебя подарили! — Эфра усмехнулась. — Залман, я фиктивная жена Властителя. Неужели непонятно?

— Как — фиктивная? Зачем? В народе столько недовольства было из-за того, что Весенний Властитель женился…

— А если бы о нем узнали правду, недовольства было бы в десять раз больше. Это для прикрытия, чтоб у него было оправдание, почему он не флиртует с женщинами, как полагается Весеннему господину — потому что дал Нерушимую Клятву законной жене.

— Но ведь клятва его связывает… — заметил я обескуражено.

— Ну и что? Обрати внимание на формулировку: он поклялся, что не изменит мне ни с одной женщиной, — она подмигнула с видом отъявленной мошенницы. — О молодых людях речи не было.

Ладно, это их дело. Все эти правила, которые регламентируют личную жизнь Властителей и Властительниц, напоминают красочное и запутанное представление. Летняя госпожа должна почаще менять любовников, а Зимняя — быть незамужней дамой или вдовой и соблюдать воздержание. Весеннему господину положено флиртовать и соблазнять, а Осеннему — быть примерным семьянином, и попробуй он заведи интрижку на стороне! Отступления от правил недопустимы, и множество людей придирчиво следит за этим, хотя, если разобраться, на течение их жизни оно никак не влияет. Однако тридцать девятую травматологическую больницу коронованной особе простят, а нарушение священных условностей — ни в коем случае.

— Зачем тогда понадобилось казнить тех, кто ухаживал за тобой на Мархене?

— А это был свадебный подарок, — опять неприятная сухая усмешка, напомнившая о нашей встрече в Марсенойском парке. — Вернее, подарок при заключении сделки. Я попросила у Властителя их жизни, и он устроил так, чтобы это сработало на нашу легенду.

— Зачем? — меня ужаснул ее цинизм.

— Залман, ты помнишь, что я рассказывала о Мархене? Все это случилось со мной. Сейчас мне двадцать пять, а когда было семнадцать, один парень говорил, что любит меня, и я, дура, легла с ним в постель, а он потом разболтал об этом своим друзьям. Меня сделали общей б…, и никто не заступался. Я не скрывала, что мне все это противно, поэтому они меня ненавидели — и все равно пользовались. Я ничего не чувствовала, у меня там, наверное, все нервные окончания поотмирали. И в душе все вымерзло. Мархен — окраинный остров, там часто бывали нападения кесу, кого-то съедали, а у меня это никаких эмоций не вызывало. Набеги кесу и вообще любая катастрофа — это было не страшнее того, что происходило со мной каждый вечер. Мне могли засунуть туда бутылку из-под водки или грязную морковку, это у них было такое чувство юмора.

Я оцепенел, вроде как в том коридоре, когда поднял окровавленную тряпку и заглянул в бак у стены. В книгах я о всяком читал, но когда читаешь — это одно, а когда такое случилось с живым человеком, которого знаешь — совсем другое. И человек этот сидит напротив, ест печенье, разговаривает с тобой… Тут есть что-то от кошмарного сна.

— В Танхале народ был шокирован, когда я получила свой подарок, зато на Мархене все отлично поняли, почему и за что! Меня ведь там, можно считать, принесли в жертву общественному спокойствию: парни расходуют свою энергию, остальные закрывают на это глаза, и все довольны — кроме меня, но до меня никому не было дела. Про Властителя говорят, что он творит зло, но зла и без него полным-полно. Такого, как на Мархене, растворенного в быту — это фраза из какой-то книги, точно не помню. Этот парень, из-за которого все случилось, во дворце плакал и просил у меня прощения, другие по-разному — кто матерился, кто ползал на коленях. Какие они все были жалкие… Но даже если б я захотела, я не смогла бы ничего изменить. Дикими предками кесу были хищники, и если они начали рвать добычу, их уже не остановишь. Ты когда-нибудь пробовал отобрать у кошки кусок мяса? Да я и не хотела их останавливать. Меня же в свое время не пожалели, хотя я просила, чтобы меня оставили в покое. Ты считаешь меня жестокой?

Она смотрела так, словно ждала от меня оправдательного или обвинительного приговора, но я ведь не судья и не моралист, я полузверь из Леса, безнадежно запутавшийся в ребусах цивилизованной жизни. Дэнис, Вир, Эфра — что с ними со всеми творится, и чем я могу им помочь? Если бы я был тогда на Мархене, я бы, конечно, поубивал тех подонков, но что я могу сделать сейчас?

— Теперь я живу хорошо, — снова заговорила Эфра. — В том, что меня окружают кесу, нет ничего страшного. Поссориться с ними я бы не хотела, но я их не боюсь, как другие. Они растерзали и съели тех, кто надо мной издевался, я им за это благодарна. После того, что со мной было на Мархене, людей я боюсь больше — и мужчин, и женщин. На Мархене девушки говорили обо мне гадости, осуждали меня за то, что я будто бы отбиваю у них парней, и при этом поменяться со мной местами ни одна не хотела. Мое прошлое похоже на холодную липкую грязь, но сейчас я немного согрелась и отмылась.

Эфра долила себе в чашку остывшего черного кофе из серебряного кофейника.

— Властитель был первый, кто разговаривал со мной, как с человеком. Не на равных, он ни с кем не общается на равных, но его интересовали мои умственные способности, а не то, что под платьем. Я почувствовала себя так, как будто меня из этой мерзкой вонючей грязи вытащили рывком и держат на весу, и вот-вот бросят обратно — или не бросят, и тогда начнется совсем другая жизнь. Я уехала с Мархена вместе с Властителем, тогда он еще был претендентом, и вначале, пока шла предвыборная кампания, выполняла всякую мелкую работу, как сотрудница в его свите. Никто больше не лапал меня и не называл шлюхой. Один ко мне полез, но я пожаловалась, и ему так влетело, что он после этого даже смотреть в мою сторону не смел — тогда я поняла, что моя жизнь действительно изменилась. А насчет того, что я флиртовала и кому-то свидания назначала — это было не то, что ты думаешь. Я делала это не для себя.

Она смотрела выжидающе, и я пробормотал:

— А для кого?

— По приказу Властителя. Он говорил, кто ему нужен, я заманивала указанного парня во дворец — и дальше мы разыгрывали сценку, словно муж застукал меня с поличным, а потом я уходила. Залман, это было всего несколько раз! И никто их на эти свидания на веревке не тащил, сами прибегали, так что сами напросились… на все, что происходило дальше.

— Но ведь приглашала их ты.

Я тогда подумал: а что, если бы мне такой номер устроили? Хотя я-то, с моей исполосованной физиономией, вряд ли могу кого-нибудь в этом плане заинтересовать.

— Не имеет значения, — ее лицо стало замкнутым и ожесточенным. — Если со мной так можно, почему нельзя с ними?

— Но ведь ты мстила не тем, кто издевался над тобой на Мархене, и даже не таким, как они, а ребятам из университета, вроде Дэниса, который в жизни никого не обидел. Если уж мстить, то по правильному адресу.

Эфра с досадой кусала губы, потом сказала:

— Да ничего страшного с ними не сделалось… Я не могу не выполнить распоряжение Властителя, неужели ты не понимаешь? Залман, я думаю, больше такого не будет, потому что теперь появился Дэнис, а к нему Властитель относится не так, как ко всем остальным. Хватит об этом, ладно? Лучше расскажи еще что-нибудь о себе. У тебя в Танхале девушка есть, да?

Я немного рассказал о Вир: как мы познакомились в кафе "Веселая бессонница" на Шахматном бульваре, где она яростно спорила с компанией студентов о том, нужна ли всеобщая воинская обязанность, и какие странные у нас отношения, похожие на зигзаги машины, несущейся по разбитой дороге.

— А ты, оказывается, консерватор, — заметила Эфра, когда я сказал, что Вир, к сожалению, не любит ходить в платьях.

Я возразил, что никакой не консерватор, просто мне нравится, когда на девушках красивые платья — как на картинках в тех книгах и альбомах, которые я рассматривал в детстве. Для меня это был один из штрихов манящей городской жизни, и я никогда не пытался что-то Вир навязывать.

А картинки для меня значили очень много, потому что давали зрительное представление о цивилизованном мире. В доставшейся мне библиотеке были толковые словари, и я постоянно держал их под рукой, но все равно многие вещи мысленно видел не такими, какими они оказались впоследствии. Например, пишущая машинка представлялась мне агрегатом с рычагами, в которых зажаты авторучки, трельяж — сотами, составленными из мелких зеркал, а трамвайные рельсы — глубокими металлическими канавками посреди дороги.

Когда я об этом рассказал, Эфра стала называть разные предметы и спрашивать, какими я воображал их в то время, это напоминало детскую игру.

После того как она ушла, я долго не мог уснуть — слишком мучительным было все то, что я узнал.

А на следующее утро меня ждал сюрприз: дверь открылась, и Эфра вошла в комнату в пышном платье из серебряной парчи, ее волнистые платиновые волосы были распущены, на голове диадема с крупным цветком из сапфиров и алмазов.

— Нравится? — спросила она, остановившись у порога.

Я вначале онемел от восторга, потом вымолвил:

— Да, очень красиво! У вас тут, что ли, сегодня какой-то праздник?

— Нет, просто захотелось надеть платье… — она загадочно улыбнулась. — Погоди, я тебе еще другие покажу.

И с тех пор она каждый день появлялась в каком-нибудь королевском платье. У нее было облегающее черное с открытыми плечами, и из тончайшей голубой ткани — словно полупрозрачный туман окутывает фигуру, и атласное белое, расшитое жемчугом. Но сама она еще красивей, чем все эти наряды. Если бы я мог понравиться такой девушке… Я понимаю, это не очень хорошо по отношению к Вир (которую, кстати, еще не видел, вернувшись в Танхалу), но не думать об Эфре не могу.

Я спросил, не знает ли она, будет ли иметь силу Нерушимая Клятва, которую дал восьмилетний ребенок. Она обещала разузнать, и на другой день, виновато глядя на меня, сообщила:

— Властитель сказал, что только дурак позволит восьмилетнему ребенку добраться до текста Нерушимой Клятвы, а о последствиях он ничего сказать не может, потому что прецеденты неизвестны. Что-нибудь серьезное?

— Я и есть тот самый дурак, — вздохнул я, тоже виновато. — Надеюсь, для Сандры все обойдется…

— Сандра — та злая маленькая девочка, которая была с вами в парке?

— Да. Только она не злая. Она устроила у меня во дворе благотворительную столовую для бездомных кошек и собак.

— Что у тебя за дом?

— Такой большой, деревянный, второй этаж — настоящий лабиринт. Жаль, не могу пригласить тебя в гости.

— Ну, там посмотрим… Может, я без приглашения приду. А книги по магии ты от этой Сандры лучше спрячь. Хотя, многие вещи оттуда сумеет выполнить как надо только настоящий колдун. На Мархене я кое-что прочитала и пыталась навести порчу на тех парней, но ничего серьезного не вышло. Властитель потом протестировал меня и сказал, что у меня нет способностей к колдовству. Я в него чуть не влюбилась, — Эфра вздохнула. — Он сразу предупредил, чтобы я не вздумала в него влюбляться, но я все равно была на грани… до последнего времени. Недавно я поняла, что люблю другого человека.

Похоже, ее очень интересовало мое мнение. Я спросил:

— У тебя не будет из-за этого неприятностей?

— Нет! По условиям договора, я имею право на личную жизнь, если мне кто-нибудь понравится, лишь бы это не мешало нашей легенде. Причем Властитель сам предложил это условие. Я тогда считала, что никогда не смогу никого полюбить, но теперь знаю, что есть люди, которые стоят того, чтобы их любили.

Она то сплетала, то расплетала пальцы, непонятно из-за чего волнуясь. Я сказал, что очень рад за нее и желаю ей счастья с тем парнем, который ей нравится. Настроение у нее вдруг испортилось, и она ушла. Не знаю, в чем дело. Может, что-то сказанное мной вызвало у нее неприятные ассоциации? Такое ведь иногда бывает, особенно если человеку пришлось пережить много плохого. Впрочем, в тот же день после обеда она вернулась, и мы разговаривали, как раньше, я снова рассказывал ей про Лес.

Я узнал у нее имя кесу, которую сожгли в Танхале религиозные фанатики. Ее звали Регайя. Надеюсь, что Хэтэсси жива.

В цепях я провел около двух недель, и если не считать самих цепей, все было нормально. Мерсмон больше не приходил меня бить. Эфра сидела со мной с утра до вечера, еще Бенедикт каждый день делал уборку, и кесу регулярно, с угнетающей педантичностью, проверяли, целы ли мои кандалы.

Дэниса я после того раза не видел. Эфра говорила, что с ним все в порядке, просто Властитель не разрешает ему навещать меня. Это "все в порядке" не успокаивало. У меня не идет из головы та сценка: Мерсмон властно и небрежно кивает на дверь, и Дэнис молча уходит, бросив на меня невеселый взгляд. Когда я это вспоминаю, у меня возникает предчувствие, что для Дэниса эта история закончится плохо.

Если бы я сумел освободиться и выбить стальную дверь, наверняка бы отправился на экскурсию по замку-в-скале, но мне не оставили шансов на еще один побег.

Однажды Эфра сообщила:

— Караван пришел, завтра тебя заберут. К своей Вир поедешь…

Глаза у нее были мокрые, и я спросил, кто ее обидел, но она не захотела сказать.

Утром кандалы сняли, зато надели наручники, и меня повели по лестницам и сводчатым коридорам к выходу наружу.

Наверху, в небольшом белом холле, возле окна с видом на головокружительный каньон стоял Дэнис, и рядом с ним две кесу.

— Мне разрешили с тобой проститься, — он взглянул на наручники. — Тебя считают особо опасным, поэтому такие предосторожности. Возвращайся домой, ладно?

— А ты?

— Я останусь. Я ведь уже объяснял. Зато здесь хоть в армию не заберут…

Сумасшедшая картинка за окном у человека неподготовленного могла бы вызвать мгновенную встряску вестибулярного аппарата. Спасибо Сандре — из-за нее мне пришлось прокатиться на дельтаплане, так что я подготовленный.

Покосившись на кесу, Дэнис добавил:

— С ней все в порядке. Они похитили для допроса другого офицера повстанческой армии.

Я кивнул. За это время я настолько мысленно отдалился от Вир, что ничего, кроме короткого удовлетворения, не почувствовал.

— Я спрашивал у Властителя насчет Нерушимой Клятвы, которую дала Сандра, — продолжил Дэнис. — Он не смог сказать ничего определенного. Просто еще не было такого, чтобы Нерушимую Клятву произнес ребенок ее возраста. По словам Властителя, у Сандры очень мощный энергетический потенциал. Передавай ей от меня привет.

— Идем! — одна из сопровождающих взяла меня за локоть и подтолкнула к мраморной арке, за которой изгибалась очередная лестница.

Я оглянулся на Дэниса: он шагнул было следом за нами, но охранница удержала его, положив на плечо серую когтистую руку.

— Пока! — крикнул я. — Обязательно еще увидимся!

А на душе скребли кошки.

Во дворе ждали оседланные грыбели. Среди кесу я увидел Эфру в расшитом бисером кожаном костюме для верховой езды.

— Я тебя провожу. Я здесь немного научилась ездить на грыбеле.

Мне опять завязали глаза и сняли повязку только в роще у подножия горы, после долгого спуска.

— До свидания, Залман, — улыбнулась сквозь слезы Эфра. — Мы скоро возьмем Танхалу, и тогда жди меня в гости!

Она опять плакала. Если бы я мог забрать отсюда и Дэниса, и ее тоже… Хотелось высказаться в адрес Темного Властителя, но я сдержался.

Дальше Эфра с нами не поехала, а я вместе с отрядом кесу спустился в долину, где остановился караван — несколько бензовозов и грузовиков.

— Вот ваш человек, — сказала предводительница отряда капитану Шабурову. — Он непослушен, может сбежать и вернуться к нам. Наргиатаг рекомендует (это слово она выговорила медленно и старательно) снять с него наручники на третий день пути и хорошо за ним смотреть.

Разумеется, наручники с меня сняли, едва отъехали на пару километров от места рандеву: Трансматери даже Темный Властитель не указ. Только перед этим капитан Шабуров заручился моим обещанием, что обратно в Кесуан я не удеру. И уже на второй день меня выпустили на разведку вместе с Феликсом, следопытом каравана — зачем они будут меня даром катать?

Свобода и Лес, и никаких больше цепей — от этого я ошалел и опьянел. В Лесу кое-где лежали островки снега, и цвели весенние лианы, и кишмя кишели звери, птицы, теплокровные личинки.

Один раз нам пришлось объезжать громадную, с легковой автомобиль, бурую в розоватых пятнах куколку, лежавшую на прогалине. Интересно, что из нее вылупится к лету? Или не вылупится — ее бугристую поверхность местами кто-то прогрыз, и то, что внутри, похоже, начало гнить.

В другой раз мы заехали на территорию, где разрасталась колония ползучего душителя — это вроде марьяжника, только еще хуже, потому что растение находится в симбиозе с плотоядными полипами, которые пожирают все, что окажется в древесном плену. Таран-машине пришлось задействовать бивень, в этом режиме она горючего жрет немерено, но иначе мы бы не прорвались. Я сидел в кабине на месте Феликса (тот напился на радостях, что у него появился дублер), и пришлось пристегнуться. Бешеная тряска, рывки, надсадный рев двигателей. Мы пробивали коридор, за нами двигались остальные машины, и в моменты затишья водитель цедил, что заказчик, которому доставили груз, в благодарность мог бы обеспечить нам чистую трассу, а капитан, сидевший с другой стороны, возражал, что зря он так, потому что над чертовым Лесом никто не властен.

Мы отправились сначала на Сансельбу и уже оттуда, взяв новый груз, повернули на Кордею, иначе выглядело бы подозрительно, что караван пришел с порожними бензовозами.

В Танхале я первым делом поехал в офис на проспекте Ста Созвездий — оправдываться за прогул, потому что по графику у меня в это время предполагался рейс на Лаконоду. Написал в объяснительной про взбесившийся зверопоезд.

— Не садись в другой раз в левые поезда, — угрюмо глянув на меня, проворчал Бурхард. — Взрослый же парень… Спина-то в порядке?

— У меня там и не было никаких украшений.

— Ну, хоть это хорошо. А то у нас тут один деятель сделал себе — и остался без премии. Побежал в салон удалять, как миленький!

Мне вспомнилась фантастическая орхидея на правой лопатке у Дэниса.

Выйдя от Бурхарда, я спустился в вестибюль. Там в стенной нише стоит бронзовая трехметровая статуя: женщина мощного телосложения в длинной складчатой тунике. Считается, что это изображение Трансматери, и если работник компании попросит у нее удачи, бросив монетку в небольшой фонтан посреди вестибюля, она поможет. Я бросил в воду завалявшуюся в кармане серебряную мелочь и мысленно попросил удачи для Эфры, для Дэниса, для Вир, для Хэтэсси, для Сандры с ее клятвой. Пусть эта бронзовая богиня дальних странствий поможет им, если сумеет. А потом поехал домой, и во дворе меня чуть не сшиб с ног радостно вопящий маленький вихрь. Повиснув у меня на шее, Сандра мне все колени своими ботинками испинала".

* * *

Когда звякнул таймер, отмеряющий время для чтения, Сандры в комнате не было. Залман нашел ее в холле на первом этаже: она беседовала с мужчиной в строгом деловом костюме, сверяли какие-то списки. Среди дорогой мебели и вечнозеленых растений в керамических кадках стояли картонные коробки с яркими наклейками.

Гость кого-то напоминал. Худощавый, сутуловатый, преувеличенно энергичный. Прилизанные тускло-русые волосы, очки в золотой оправе. Широкая менеджерская улыбка, а в водянисто-серых глазах, спрятанных за толстыми линзами, сквозит тревога.

— Все в наличии, — сказала Сандра, когда закончили проверять содержимое коробок. — Спасибо.

И протянула пачку денег. Тот спрятал в карман, не пересчитывая.

— Госпожа Янари, а как там… — он сцепил узловатые пальцы, и тревога хлынула наружу, словно ледяная вода из сорванного крана. Заблудившаяся улыбка теперь казалась совсем уж неуместной.

— Через мой труп возьмут. А это непросто, я их сделаю, как щенков.

Гость начал благодарить.

— Я его, кажется, где-то видел, — заметил Залман, когда он попрощался и ушел.

— Само собой, видел, — подтвердила Сандра. — На рекламных щитах и в газетах. Это Глеб Никес, владелец сети магазинов "Изобилие-Никес". Он считает себя моим должником, потому что я спасаю его дочь от лагерей перевоспитания.

— А это что такое? — Залман показал на коробки.

— Это понадобится для нашего вояжа.

Глава 15

"Съездили с Вир на Хилиус за сластишонами. У нас с ней теперь все кончено.

Она объявилась спустя несколько дней после моего возвращения. Когда начала расспрашивать, я сказал, что мы с Дэнисом выпрыгнули из поезда на первом попавшемся косогоре, но потом встретили кесу из темной гвардии, и его арестовали из-за татуировки, а меня отпустили, и после меня подобрал караван. Полуправда — или, точнее, правда с множеством пробелов.

За сластишонами я сам с ней напросился, из чувства долга. Честно говоря, не очень-то хотелось, но когда она сказала, что у нее скоро будет два выходных подряд, и она собирается на Хилиус, потому что на рынке продают сплошь червивую дрянь, у меня зашевелились нехорошие опасения. Вдруг Мерсмону не хватило сведений, полученных от предыдущего информанта? Тогда Вир похитят, извлекут из ее памяти все, что там есть интересного, а после отдадут на съедение кесу.

Меня неоотступно мучает одна мысль: почему восемь лет назад, в начале зимы, меня не было на Мархене, и я не прикончил тех мерзавцев, которые издевались над Эфрой? Я тогда жил в Лесу, и Мархен для меня был просто словом, названием из потрепанного атласа, но почему не в нашей власти исправить прошлое? Ее день за днем постепенно убивали, а я в то время даже не знал о ее существовании.

Я решил, что должен защитить хотя бы Вир.

В этот раз никаких поездов-ловушек не было. Мы приехали на вокзал вовремя, вышли на грязный бетонный перрон у подножия береговой стены. Вместе с толпой пассажиров, пихавших друг друга локтями и сумками, залезли в вонючий полутемный вагон, похожий на пещеру, и уселись на засаленные тюфяки. Вагон был переполнен, пассажиры сердились и ругались, какая-то тетка обозвала меня "корявой рожей", и галдеж стоял такой, что нам с Вир не поговорить. В углу началась потасовка из-за удобного места: несколько мужчин и женщин в стеганых куртках с капюшонами неловко, но ожесточенно толкались, изощряясь в обидных эпитетах.

Зло, растворенное в быту. Я, кстати, не знаю, откуда эта фраза, но я же не все на свете книги прочел.

Благополучно доехали до Хилиуса, вместе со всеми высадились. Над транспортными траншеями с мутной водой выгнулись пешеходные мостики, дальше — Лес на фоне пронзительно-голубого неба, весь в паутине лиан, усыпанных кремовыми, розовыми, сиреневыми, чайными, бирюзовыми бутонами. На стволах деревьев желтели округлые наросты сластишонов, но вблизи станции осталась одна мелочь, не крупнее медной монеты.

Люди с поезда, подобревшие и повеселевшие, разбрелись по окрестностям. Мы с Вир ушли в Лес дальше всех — я, следопыт, могу себе это позволить.

В чаще на полянке видели драку между саблезубой собакой и громадной черно-желтой личинкой. Тощая, облезлая и, видимо, вконец оголодавшая собака свирепо рычала, пытаясь достать врага клыками, а толстая мохнатая личинка проворно вертелась, плевалась и щелкала жвалами. Недотаявший снег вокруг был забрызган кровью и желтоватой слизью. На всякий случай я вытащил пистолет.

— Можешь меня спасти, как в кино, — пошутила Вир, тоже доставая оружие.

— От этих-то? — я кивнул на дерущихся животных. — Их друг от друга спасать надо.

Вир была в цивильной куртке, теплых спортивных штанах и вязаной шапочке, ничего милитаристического. Мне не пришлось предупреждать ее о том, что в прошлый раз ее хотели похитить, она сама до этого додумалась.

Мы срезали тесаками сластишоны, бросали в мешки и почти не разговаривали. Может, у нее за время моего плена появился кто-то другой? Какой-нибудь молодой офицер из Народной Повстанческой, а то даже из лесной пехоты. И они вместе тренируются, восхищаются Высшими, чистят сортиры… Или, что вероятней, заставляют других чистить сортиры. Общие интересы. А у нас с ней, если разобраться, общих интересов всегда было раз, два — и обчелся.

Набрав два полных мешка, мы к началу сумерек вернулись на остров, время я рассчитал точно. Обе гостиницы привокзального поселка были переполнены, пришлось ехать в городок, расположенный в тридцати километрах от берега. Мне запомнились ряды невысоких домов в синих сумерках, какие-то статуи на перекрестках, озаренный светом газового фонаря лозунг на грязной кирпичной стене: "И если честь тебе дорога — убей Мерсмона, убей врага!"

Как выяснилось, шофер привез нас к себе домой. Я с прошлого раза стал не в меру настороженный, поэтому, сняв верхнюю одежду, после этого пояс с кобурой и ножом надел обратно, спрятав под свитером навыпуск, но мои подозрения оказались беспочвенными — мужик просто хотел заработать.

За ужином Вир приставала к хозяйскому сыну, мальчишке лет девятнадцати, почему он до сих пор не записался в Народную Повстанческую, потом нас проводили в натопленную комнату с двуспальной кроватью. Там все было умопомрачительно пестрое — и полосатые коврики на полу, и занавески на окнах, и веселенькое стеганое одеяло, и простыни в цветочек.

— Жируют! — оглядев эти признаки скромного, чтобы не сказать жалкого, захолустного достатка, с осуждением процедила Вир. — И ничего им больше не надо, воевать с Мерсмоном такие не пойдут! Совсем зажрались!

— Да где зажрались? Один ковер у меня в комнате стоит больше, чем вся эта ситцевая роскошь.

— Вы у себя в Трансматериковой тоже зажрались! Кто Мерсмона обслуживает? Он для вас такой же клиент, как любой другой, даже лучше, потому что платит втридорога, не торгуясь, а вам только того и надо.

Я вспомнил о бензовозах вызволившего меня каравана и оправдываться не стал.

— Погоди, мы за вас еще возьмемся по-настоящему! — пригрозила Вир — и после, без всякой паузы и перехода: — Залман, мы должны расстаться. У нас в жизни разные цели. Я не собираюсь вечно барахраться во всем этом, — она обвела широким жестом цветастую комнатушку, — я хочу стать Высшей! А у тебя всегда были сиюминутные цели: что-то прочитать, на что-то посмотреть, сходить в какое-нибудь кафе на Шахматном бульваре, и чтобы тебя там принимали, как своего. Мелко. Нам с тобой не по пути.

У меня вырвалось:

— Ты готова осуждать любую цель, которая не совпадает с твоей собственной.

— Потому что у тебя нет настоящей цели! Одна ерунда, — она стащила через голову джемпер, под ним оказалась застиранная трикотажная фуфайка в камуфляжных разводах. — Так извини, я с тобой заниматься ерундой не буду. Я хочу стать выше всех этих, которые живут среди своего барахла, — еще один презрительный жест. — Подняться над общей массой и почувствовать, что ты выше этой массы — вот это цель! А у тебя ничего за душой нет.

— Ладно, расстаемся.

Хорошо, что она заговорила об этом первая, иначе пришлось бы мне.

— И спать ляжешь — вот здесь! — Вир показала на диван, накрытый покрывалом с вышитыми букетиками. — Не пытайся меня удержать, понял? В постели с тобой лучше, чем с другими, ты много всяких штучек знаешь, но больше такой номер не пройдет, для меня моя цель важнее!

Меня словно ледяной водой окатили. Так вот почему она так долго со мной оставалась… Хэтэсси меня многому научила — специально объясняла, что и как я должен делать, чтобы доставить ей удовольствие. Моралисты вроде Курконо сказали бы, что она меня развратила, но это чушь. И Вир, значит, снова и снова ко мне возвращалась из-за этого, а я-то думал, она меня любит…

Наверное, у меня был очень несчастный и огорошенный вид, потому что она добавила с торжеством:

— Я уже научилась отбрасывать то, что мешает идти к цели!

Диван с подлокотниками-валиками оказался для меня коротковат, пришлось скорчиться в три погибели. Утром хозяин дома повез нас на вокзал. Было светло, и теперь я смог рассмотреть статуи на перекрестках: это высеченные из серого камня памятники героям-первопроходцам, героям войны с кесу, прежним Властителям и Властительницам.

За окраиной городка начинаются поля, там шла подготовка к посеву морозостойкой весенней пшеницы. На открытом пространстве копошилась уйма народа, плохо одетые мужчины и женщины в рваных перчатках или с голыми красными руками, в раскисшей обуви — они разрыхляли землю мотыгами, разбивали мерзлые комья. За ними надзирали вооруженные люди в форме Народной Повстанческой армии. Я видел, как охранник ударил ногой одного из работников, который шевелился слишком вяло.

— Что это значит?

— Арестанты из столицы, — объяснил шофер. — Их сюда пригнали на помощь сельхозрабочим.

— Это мерсмоновы прихвостни, — добавила Вир. — Пособники зла. И еще пособники пособников зла.

— Как это — пособники пособников? — только и смог удивиться я.

— Ну, есть те, кто одобрял и поддерживал Темного Властителя — это прямые пособники, и есть члены их семей, которые, получается, тоже пользовались плодами — это уже их пособники, — растолковала Вир. — Их всех собрали и используют на весенних общественных работах, потому что трудно найти добровольцев.

— Послушай, это ведь рабский труд!

— А ты что предлагаешь? Денег в казне мало, работа тяжелая, по-хорошему за мизерную зарплату никто не пойдет, вот и взяли тех, у кого рыльце в пушку. Скажи спасибо, что тебя там нет. Ваша Трансматериковая компания отвертелась, потому что без нее не обойтись. Но если ты осуждаешь антимерсмонианскую коалицию за это решение, — она мотнула головой в сторону поля за окном машины, — значит, в мыслях ты тоже самый настоящий пособник зла!

После того как я увидел на Хилиусе эти полчища изможденных "пособников зла" и "пособников пособников", я наконец-то понял, какая разница между Темным Властителем и теми силами, которые ему противостоят.

А никакой.

Это началось, когда я спустился на кухню попробовать Евин сластишоновый компот. Или нет, чуть раньше: у меня вдруг резко испортилось настроение, в душе как будто что-то саднило, но я не придал этому значения и отправился утешаться на кухню.

— Сливки скисли, — пожаловалась Ева. — Разом, словно туда плеснули рассола, ты только посмотри!

Я взглянул на литровую стеклянную бутыль: такое впечатление, что в нее затолкали слоистое облако.

— Может, туда что-нибудь попало?

— Крышка-то была завинчена, а они раз — и свернулись.

Послышался невнятный сердитый возглас Петра, а потом он и сам появился. С расстегнутой ширинкой.

— В туалете лампочка перегорела. Сейчас вкручу новую.

Он прихватил табурет и вышел.

Ева зачерпнула половником золотистого варева из большой кастрюли, налила в кружку.

— Пей осторожно, еще не остыло.

Густое, сладкое и немного пряное. Наверное, вино тоже хорошее получится.

— Вкусно. А Сандра где?

— Убежала в парк. Там поставили новую карусель.

Из коридора донесся резкий хлопок.

Когда Петр появился во второй раз, его правая ладонь была в крови.

— Лампу разорвало, как только я ввинтил ее в патрон!

— Сейчас, — засуетилась Ева, — надо зеленкой…

В холле зазвонил телефон (у меня два параллельно подключенных аппарата, один на первом этаже, другой на втором).

— Залман Ниртахо? — я узнал голос секретарши Бурхарда. — Распоряжение дирекции: всем работникам компании немедленно прибыть в офис на проспекте Ста Созвездий. Автотранспортом не пользуйтесь, ни общественным, ни личным. На улице будьте внимательны и осторожны. Поторопитесь, ждем вас!

Что бы это значило? Я туго соображаю, когда речь идет о головоломках человеческих взаимоотношений, но сейчас нечто происходило в окружающей меня материальной среде. Опасность, вот что это значит! Эфра ведь сказала, что они скоро возьмут Танхалу… Видимо, началось. И Мерсмон в последний момент предупредил своих наиболее ценных деловых партнеров, в том числе наше руководство. Неспроста всех собирают в офисе: ожидается локальное светопреставление — магическая драка между Темным Властителем и Высшими.

"Скоты, могли бы помериться силами не в Танхале, а где-нибудь за городом!" — подумал я, зло швырнув трубку на рычаги.

На кухне Ева обрабатывала мужу порезы.

— Я пошел за Сандрой. Свет не включайте и повыдергивайте все из розеток, сейчас начнется всякая чертовщина. Из дома не выходите, Сандру я сам найду. Я тогда позвоню сюда, если телефонная связь будет работать.

Ева уронила пузырек с зеленкой и разрыдалась.

Колдовского тумана, как тем вечером, когда убили Курконо, на улицах не было, и все равно я чувствовал, что вокруг происходит что-то странное и опасное. Будь у меня на загривке шерсть, она бы встала дыбом.

В большой мутной луже на тротуаре венком кружились окурки и бумажки, сами собой, при полном безветрии, их движение постепенно ускорялось. По рельсам промчался пустой трамвай — без пассажиров, без водителя, исчез за углом, и оттуда послышался грохот: во что-то врезался. В Серебряном переулке, в угрюмом каменном доме, хлопала дверь единственного подъезда, за ней виднелся черный зев с уходящими в темноту белесыми ступеньками. В сторонке топтались мужчина и две женщины — видимо, здешние жильцы, не решались зайти к себе домой, раз такая жуть. Низкие облака застыли над крышами, как серая барочная лепнина.

Прохожие нервничали и торопились, а я так и вовсе мчался, сломя голову, и все эти детали — хоровод мусора в луже, трамвай, дверь — случайно выхвачены из общей панорамы, на самом деле странного было куда больше.

Когда впереди, в конце улицы, показалась чугунная ограда Марсенойского парка, где-то вдали завыла сирена, потом еще одна, а потом загремел набат.

Полицейские выгоняли из парка посетителей, взрослые с детьми спешили к воротам, но Сандры среди них не было.

За кронами деревьев как будто вздулся гигантский мыльный пузырь, по его слегка подрагивающей блестящей поверхности скользили радужные разводы — стоило посмотреть на них, и начинало подташнивать. Я понял, где искать Сандру. Если нормальный ребенок, увидев страшное, бросится к маме или куда-нибудь забьется, то наша паршивка побежит туда, где интересней.

Я обнаружил ее в кустах, в десятке метров от жутковатого "мыльного пузыря", накрывшего площадку с каруселью. На ней было ярко-красное пальтишко и оранжево-бордовая шапочка с помпоном, так что я заметил ее издали.

Она исподлобья разглядывала тошнотворно-переливчатую полусферу, глаза шоколадного цвета сердито блестели.

— Залман, как ты думаешь, что это такое?

— Идем домой!

Она упиралась, потому что хотела увидеть, что будет дальше. Мы сторговались на торте с орехами и кремом-суфле.

Я позвонил с уличного таксофона домой и сообщил, что Сандра нашлась. Ева сказала, что опять звонили из компании, спрашивали, где я. Бросив в прорезь еще один жетон, я набрал номер приемной Бурхарда. Ответил он сам, обругал меня и велел без всяких отговорок явиться в офис.

— У меня дома родственники, между прочим!

— Залман, ты самый недисциплинированный сукин сын среди всех вас, мерзавцев! Если тебя сегодня кто-нибудь не слопает, без премии останешься! У тебя есть полчаса!

— Со мной племянница, ей девять лет, я как раз ее искал.

— Хватай племянницу под мышку и со всех ног беги сюда, понял?

Ревел он так, что Сандра услышала и стала проситься в офис:

— Я там еще не была, хочу посмотреть!

Снова набрав свой домашний номер, я сказал, чтобы за нее не беспокоились, она будет со мной, мы переждем в здании Трансматериковой на проспекте Ста Созвездий.

Расстояние было изрядное, зато дорогу я знаю хорошо. Я много бродил по Танхале, и в одиночку, и, позже, с Дэнисом — он ведь тоже не здешний, с Касиды, так что мы вместе исследовали столицу и заодно пытались знакомиться с девушками. Во всяком случае, в то время я думал, что Дэнис, как и я, мечтает найти себе девушку. Это было еще до Вир. Приставал каждый раз я (поскольку Дэнису оно было на самом деле не надо), и девушки от нас шарахались — мои шрамы плюс моя застенчивость и неловкость все портили. Но Танхалу я теперь знаю не хуже, чем большинство тех, кто здесь вырос (есть неизвестные мне районы, так ведь она громадная!), а уж маршрут от дома до проспекта Ста Созвездий изучил, как свои пять пальцев.

Мы шли кратчайшим путем, срезая углы, через проходные дворы, отклоняясь только для того, чтобы обойти что-нибудь такое, к чему лучше не приближаться. Например, когда мы спустились в подземный переход на Магаранской улице, мы увидели там здоровенное серое животное с тупорылой мордой, напоминающей ботинок, и широко разинутой пастью, в которой торчали редкие и крупные желтоватые зубы. Туша просвечивала, словно была всего лишь сгустком тумана, и, возможно, мы смогли бы сквозь нее пройти. Но при этом тварь хрипела на весь переход, из ее пасти выплескивалась вода или что-то другое, словно ее рвало — и эта жижа, вполне материальная, оседала брызгами на стенах, растекалась лужами по каменным плитам. Мы поскорей повернули обратно.

А в замусоренном проходном дворе, спрятанном за нарядным фасадом многоэтажного дома с полукруглыми белыми балкончиками, возле веревок с бельем, личинка полуметровой толщины, в длину метра три-четыре, остервенело жевала простыню. В Лесу крупных личинок полно, однако в городе такому монстру-переростку взяться неоткуда — его давно бы уже расстрелял наряд Санитарной службы, вызванный бдительным населением.

Мы не стали сворачивать в этот двор. У меня было оружие — револьвер и нож, но глупо лезть на рожон, если с тобой ребенок.

На улицах было не сказать, что совсем безлюдно: часть народа попряталась по домам, а другая часть, наоборот, высыпала наружу — если в четырех стенах творилось что-нибудь неладное.

Когда мы добрались до моста через Арктический канал, начал сгущаться туман.

— Не бойся, скоро придем, — постарался я успокоить Сандру.

— А я и не боюсь, — ответила она, слегка задыхаясь от долгой и быстрой ходьбы.

— Знаешь, почему канал так называется? Это в честь северной страны на Земле Изначальной — там очень много воды и живут белые медведи, они вроде наших медверахов, ты их видела на картинках. "Арктос" на древнем языке значит "север".

— Не заговаривай мне зубы! — строго одернула Сандра. — Лучше смотри по сторонам.

Туман был словно мыльный, с такими же текучими радужными переливами, как тот купол в Марсенойском парке. В нем что-то шныряло, но рассмотреть себя оно не позволяло и нас не трогало. Кто знает, может, если бы на мне была не форма Трансматериковой, а форма лесной пехоты или Народной Повстанческой, оно повело бы себя более агрессивно.

Мы свернули на Виноградную улицу. Знакомое название… Здесь живет кто-то из тех, кого я знаю, и меня приглашали при случае заходить в гости. Виноградная, дом 14, квартира 72 — чей это адрес? Больше я ничего не успел припомнить, потому что в тумане раздался крик, вскоре оборвавшийся.

Свернув под арку, за которой находился проходной двор, мы увидели, в чем дело. Два мертвых тела, мужчина и женщина. Похоже, их убили холодным оружием, а потом сбросили со второго этажа — там мерно хлопала, теряя остатки стекол, балконная дверь.

— Идем отсюда, — шепнул я, потянув Сандру обратно к арке, но тут из подъезда вышла девушка.

Несмотря на холодную погоду, она была в легком платье с оборками, по плечам струились распущенные иссиня-черные волосы. И она держала окровавленный меч.

— Привет, Инара, — пробормотал я.

Так вот чей адрес всплыл у меня в памяти!

— Залман? — она растерянно улыбнулась. — Я несколько раз клала под подушку бумажку с твоим именем, но ты не снился, а теперь, без бумажки, приснился, вот интересно…

— Это ты их?

— Ну да, я! Сон ведь… Пойдем ко мне пить чай с конфетами? Я перед тобой разденусь, во сне можно. Только сначала я должна убить тех, кто светится красным. В этом сне надо убивать.

Я понял, что она невменяема. Ничего, обезоружить и скрутить ее — для меня секундное дело. А потом что? "Скорую помощь" сейчас не вызовешь.

— Это кого ты имеешь в виду? — Сандрин голосок зазвенел от возмущения. — Мое новое красное пальто?!

— Нет, ты не светишься. А эти светились, — Инара указала мечом на трупы. — Сон как игра. Чем больше я убью, тем больше наберу призовых баллов. Это же все не по-настоящему! Но вы не те, за вас баллов не будет.

И на том спасибо. Мыльный туман клубился на высоте третьего этажа, застилая небо, и в обеих арках, жилые многоэтажки были окутаны зловещей радужной пеленой. Стояла мертвая тишина. Потом послышались торопливые шаги, из-под арки выбежали еще две девушки. Я про себя чертыхнулся: сегодня просто какой-то день встреч!

Одна из них была Вир в форме лейтенанта Народной Повстанческой. Другая — подружка Вир, которую я видел несколько раз. Тоже в ладно скроенной камуфляжной форме, но без знаков отличия. Короткая стрижка — не под ноль, как у моей бывшей возлюбленной, а пышная шапка слегка вьющихся каштановых волос, глаза кажутся огромными, такие они живые и сверкающие. Зовут ее Инга.

— Опоздали! — крикнула Вир.

Инара встрепенулась и медленно, как в полусне, шагнула ей навстречу, нацелив клинок в живот — возможно, углядела то самое "красное свечение".

Я предупредил:

— Она сумасшедшая!

Опередив меня, Вир бросилась вперед, уклонилась от выпада. Выхватив из ножен солдатский нож, парировала второй удар и, крутанувшись, сбила Инару с ног, ударив ботинком в бедро. Меч звякнул на асфальте.

Инга, склонившаяся над убитыми, выпрямилась:

— Они погибли. Их не вернут даже те, кто может больше, чем я.

Лицо Инары удивленно и обиженно сморщилось, и она совсем по-детски расплакалась. Плохой сон. Разве в хорошем сне бывает больно?

— Что все это значит? — спросил я.

Инга уставилась на меня своими сверкающими глазищами, а ответила Вир:

— Это значит, что Темный Властитель перешел в наступление и руками вот таких зомби, — она ткнула пальцем в сторону Инары, — убивает наших ребят. Ему противостоим только мы и Высшие, — тут она покосилась на Ингу (значит, та — Высшая?), — или, правильнее, Высшие и мы. Эти ребята, которых убила зомби, служили со мной в НПА.

Инара, сидя на грязном асфальте, жалобно всхлипывала.

— Подожди, Вир, — глядя на меня, в раздумье произнесла Высшая. — Этот парень что-то знает о Мерсмоне!

Властные бесплотные пальцы полезли ко мне под череп. Это уже который раз за мою жизнь — третий или четвертый?..

— Не смей копаться у меня в мыслях!

Черт с ним, с Мерсмоном, но Эфра и Дэнис рассказали мне о себе такие вещи, о каких люди кому попало не говорят, и я не мог отдать их грустные личные тайны кому-то постороннему.

Инга продолжала, не обращая внимания на мои протесты. Я потянулся за револьвером, но рука тут же налилась свинцом и бессильно повисла — предупреждение.

— Я сказал, не смей!

— А вы можете мои мысли прочитать? — вперед красным огоньком выскочила Сандра, встав между мной и Ингой. — Вот угадайте, о чем я сейчас думаю!

Пальцы отпустили. Высшая смотрела на Сандру, ее глаза по-прежнему сверкали, но выражение было не то, чтобы очень довольное. Словно что-то ее неприятно удивило.

— Не получается, ага? — радостно констатировала Сандра после двух-трех минут безмолвного поединка. — Я это сделала специально, чтобы злой Темный Властитель не смог прочитать мои мысли! Я ведь еще маленькая, а злые всегда маленьких обижают!

— Ты правильно сделала, что закрыла свои мысли от чужого вмешательства, — похвалила Высшая — не иначе, чтобы сохранить лицо. — Тебя никто не сможет превратить в зомби, как случилось с этим человекоподобным созданием, — она презрительно кивнула на тихо всхлипывающую Инару.

— Она думает, что видит сон. А давайте, вы ей скажете, что все это не понарошку, а по правде?

— Она не стоит того, чтобы с ней возиться, но можно попробовать.

— Вы ей все-все объясните логично и разумно, ага?

Высшая подобрала меч и несильно ткнула Инару острием в бедро. Та вскрикнула.

— Больно? Боль — это по-настоящему! А это кровь, смотри! — присев, Инга смочила руку в растекшейся по асфальту красной луже и окровавленной пятерней ударила девушку по щеке. — Нравится? Нравится или нет?! Кровь — это по-настоящему! Вот она какая, кровь!

Инара задрожала и заплакала навзрыд, уткнувшись испачканным лицом в ладони.

— Вот тебе кровь! — Высшая встряхнула ее за плечо и перешла на крик. — Можешь еще и на вкус попробовать!

Вир наблюдала эту безумную, на мой взгляд, сценку с безусловным одобрением.

— Не хочу-у-у! Пустите меня домой!

— Не нравится, да?! Это называется смерть!

— Залман, делаем ноги, — заговорщически прошептала Сандра.

Мы потихоньку ретировались, и уже когда вышли на затопленную туманом улицу, со двора донесся жужжащий звук. Инга и Вир тоже выскочили из арки, их преследовал, как мне показалось, рой насекомых, те были словно сделаны из блестящих проволочек. Некоторые вспыхивали в воздухе, их обугленные трупики падали на тротуар, однако мельтешащий рой был слишком велик. Вир и Высшая скрылись в тумане.

— Пойдем дальше? — спросила Сандра.

— Подожди… Надо вернуться и все-таки объяснить Инаре, что это не сон. Пока она еще кого-нибудь не убила.

— Эта уже объясняла и совсем ее заморочила.

— Так я ведь не Высший. Я буду с ней разговаривать, как человек.

Инара, скорчившись, лежала на асфальте около трупов. Измазанное кровью зареванное лицо. Голые руки покрыты гусиной кожей.

— Спаси-и-ите меня кто-нибудь… — бормотала она тонким голосом.

— Инара, это я, Залман, — я посадил ее, отвел с лица спутавшиеся черные пряди. — Ты не спишь. Ты была околдована. Посмотри на меня. Вот я взял тебя за руку — ты ведь чувствуешь тепло моей руки? А на асфальте сидеть холодно. Вспомни и сравни свои ощущения, когда ты спишь и когда бодрствуешь — на что больше похоже то, что сейчас?

В общем, мне удалось привести ее в чувство. Мы проводили ее домой, и я посоветовал из квартиры больше не выходить, пока все не закончится. Боевой меч, принадлежавший ее покойному дедушке-полковнику, висел у них на стене в гостиной, а как она сумела заколоть и сбросить с балкона своих соседей, офицеров НПА — этого Инара не понимала. По ее словам, их дверь перед ней открылась сама, и они почти не сопротивлялись, словно ожившие куклы, но во сне еще и не то бывает.

Мы с Сандрой вышли на улицу и зашагали дальше сквозь колышущийся мыльный туман. Точнее, шагал я, а Сандра бежала вприпрыжку, держась за мою руку, все еще слегка онемелую.

— Я нарочно! — сообщила она с довольной рожицей. — Я сначала проверила, действует ли мой запрет, чтоб никто не мог читать мои мысли, а потом придумала, как ее отвлечь, чтобы мы сбежали. Я видела раньше их с Вир, она вроде нашей учительницы по черчению, которая всем делает бестолковые замечания и на всех кричит.

— Спасибо, я твой должник, — сказал я этому малолетнему психологу. — Я и еще два человека. Не буду говорить, кто это, но ты их тоже выручила.

— Если должник, тогда тортик из пломбира с шоколадом, и потом, когда снега больше не будет — велосипед!

— Хорошо, — согласился я.

Теперь я знаю, что Высшие не умнее людей. Точнее, у людей разный уровень умственных способностей, и у Высших он тоже разный — независимо от уровня их сверхчеловеческих возможностей. Эта Инга, когда она общалась с Инарой, не показалась мне очень уж умной.

В конце концов мы дошли до здания Трансматериковой компании на проспекте Ста Созвездий. Бурхард сразу вызвал меня к себе, чтобы обругать. Я пришел с Сандрой, и пока он меня распекал, та полезла рыться в шкафу с бумагами. Бурхард поперхнулся на полуслове, побагровел больше обычного и поскорее вытолкал нас из своего кабинета.

— Тебя не уволят? — спросила Сандра в коридоре.

— Нет. Следопыта могут уволить, только если он окончательно сопьется. И то пенсию дадут.

— А, тогда все в порядке. Ты же не сопьешься…

В глазах у Сандры вспыхнул охотничий азарт: она заметила в конце коридора офисную кошку.

— Смотри, это чья киса? Можно ее погладить?!

Она кинулась ловить кошку, я бросился за ней. Кошка удрала, а нас догнала секретарша Бурхарда и сказала, что девочку надо отвести в холл 3-А — многие сотрудники взяли с собой детей, их всех устроили там.

— Смотрите, что мне мама вышила! — Сандра распахнула пальто, на ее синем фланелевом платьице слева была вышита кошка, справа — лопоухий пес. — Красиво, ага? Это потому, что я Королева Всех Кошек и Собак!

Телефонная связь накрылась, и дозвониться до Евы с Петром я не смог. Спали мы на полу в спальных мешках, было холодно, потому что батареи остыли.

Сегодня после обеда всех отпустили по домам. Мыльный туман исчез, по улицам разъезжают патрули кесу верхом на грыбелях.

Они взяли Танхалу. Газеты пишут, что "легитимная власть на Кордее восстановлена", "лидер путчистов Максимилиан Келлард убит на поединке законным правителем Долгой Земли", "многие мирные граждане взялись за оружие, чтобы оказать помощь властям в борьбе с мятежниками-угнетателями". Ну, как они "взялись за оружие", я видел на примере невменяемой Инары… Похоже, судебное преследование ей не грозит, но шок она перенесла изрядный.

Не знаю, что стало с Вир. После того разговора в ситцевой комнате между нами все кончено, я ее не люблю, а она, может, вообще никогда меня не любила, и все равно не хочется, чтобы с ней произошло что-нибудь плохое. В последний раз я видел ее на Виноградной улице в компании Инги, Высшей. Надеюсь, та ее в беде не бросила.

Побывал на проспекте Ста Созвездий, узнал новые подробности. Мерсмон, выполняя давний уговор с нашим руководством, защитил здание компании мощными чарами, так что никто из находившихся внутри спятить, как Инара, не мог, и никакая нежить извне проникнуть туда не могла. А Келларда он действительно убил собственноручно — искромсал на кровавые ошметки кесейским мечом, ворвавшись в резиденцию коалиционного правительства. Из-за его колдовства огнестрельное оружие повсюду повыходило из строя и давало осечки (зря я таскал с собой револьвер, от него бы никакого толку), а холодным кесу владеют так, что равных им нет, и они попросту вырезали большую часть вооруженных сил коалиции. Я бы многое отдал за то, чтобы Вир оказалась в безопасном месте!

Бурхард отловил меня в коридоре и снова обругал — мол, племянницу плохо воспитываю. А ребята посоветовали вести себя поосторожней, если встречу Слейгрица из Совета Директоров: тот сегодня наконец появился и на всех подряд крысится. Никто не знает, какая дрянь его укусила — нет бы радовался победе своего союзника, а он ходит злющий, как саблезубая собака, ужаленная вьюсом.

Я видел Слейгрица, все такого же тощего, изможденного, похожего на мумию, в холле с фикусами на четвертом этаже, и сразу рванул от него по коридору, как офисная кошка от Сандры. Я себе не враг. Остальные гадают, что на него нашло, а я, благодаря объяснениям Темного Властителя насчет осложнений после чар окаменения, знаю точно, в чем дело.

Слейгрица наверняка превращали в статую, чтобы спасти от расправы — это самый удобный способ. Окаменевшего человека можно хоть в землю закопать, хоть в канализационном коллекторе спрятать, ему ничего не сделается. А после снятия чар ему пришлось, для профилактики артроза, подвергнуться болевой терапии, так что получил он по полной программе, потому и злится на весь белый свет. Надо обождать, пока он не отойдет после пережитого, а до тех пор лучше не попадаться ему на глаза.

По дороге домой завернул в кондитерскую, купил обещанный Сандре торт с орехами и кремом-суфле. Торт из мороженого куплю потом, чтобы не все сразу, а велосипед мы с ней пойдем выбирать вместе.

Вдалеке что-то горит, над крышами стоит черный столб дыма. Вроде бы, в той стороне находятся казармы и тренировочные комплексы лесной пехоты. Для того чтобы начался настоящий пожар, надо сперва уничтожить замурованные в фундамент обереги, так что без колдовства там не обошлось.

Те несчастные "пособники зла" и "пособники пособников", которых мы видели на хилиусских полях, теперь получат свободу и смогут вернуться домой. Вопрос только, кто займет их место?

Вир жива. Она меня чуть не убила. Или не она, а кто-то другой? Очень хочется верить, что она в меня не стреляла. Или стреляла вместе со всеми, но целилась мимо.

Меня задели две пули. Будет теперь на два шрама больше.

Она пришла вечером, когда начало темнеть, на ней был рыжий длинноволосый парик и длинное пальто с большими золочеными пуговицами в виде желудей. В первый момент я ее не узнал. Еще и меховая шляпка с букетиком цветов из лакированной кожи — совсем не в ее вкусе.

— Залман, ты должен нам помочь. Иначе нас всех сожрут, понимаешь? Нас объявили вне закона — это значит, мы теперь не граждане, а пища для кесу.

— Мы — это кто? И как я могу помочь?

— Элита НПА. Все мы активные борцы с темным режимом, все с татуировками, все засветились в антимерсмонианских чистках. Нас ищут, ловят, понимаешь? — мы стояли в полутемной прихожей, ее глаза загнанно блестели, а накрашенные губы двигались быстро, с присущим ей изяществом. — Высшие не могут нас отсюда вытащить, Темный Властитель всю Кордею накрыл магической паутиной, которая их не пускает. Нам надо выйти за пределы этой паутины, и тогда нас заберут. Залман, нам надо попасть на остров Сагода, это на крайнем северо-востоке.

— А зверопоезд туда не ходит?

— Поймают. Мерсмон все контролирует.

Я вздохнул. Мне давно уже полагается отпуск, и при последнем разговоре я сказал об этом Бурхарду.

— Ты и так прохлаждался две недели в Кесуане, в экзотической обстановке, — проворчал тот.

— Ага, в застенке, в кандалах, и легитимная власть в лице Тем… то есть, Весеннего Властителя отделала меня, как грушу для битья.

— Что-то ты подозрительно бодро об этом рассказываешь, — недоверчиво заметил Бурхард.

— Я даже на Кесуанские горы толком не посмотрел, только один раз видел в окне каньон, как на картинке. Я, честно, устал. Это не обычная усталость, а стресс, и мне нужен отдых.

— Только не снимай стресс запоем! Подумаем насчет отпуска. И не подавай этой маленькой негодяйке, которую ты сюда приводил, дурной пример. Дети всегда берут пример со старших.

Скажу завтра Бурхарду, что ухожу или в отпуск, или в запой.

— Вир, завтра я кое-что улажу, и тогда буду свободен. Чтоб у каждого была подходящая одежда для Леса, оружие, спички, запас продуктов на несколько дней и медикаменты для оказания первой помощи — полный комплект. Сколько вас?

— Человек двести-триста. Я приду за тобой завтра в это же время.

Ни на улицах, ни в трамваях (пришлось петлять и ехать с пересадкой) мы не вызывали ненужных подозрений. Я был в своей следопытской экипировке, словно ухожу в рейс, и со мной дама, одетая модно, броско, с налетом безвкусицы — вроде как провожает. На мятежников не похожи, кому какое до нас дело?

Вир оделась с умом: взгляд сначала цеплялся за ее блестящие пуговицы-желуди, потом перескакивал на претенциозный искусственный букетик на кокетливой шляпке. А лицо — рыжая челка лезет в глаза, губы ярко накрашены; те, кто знаком с Вир Одис, прошли бы в двух шагах от нее, не поздоровавшись.

Тревожные разноцветные сполохи озаряли город, за домами грохотало, в темнеющем небе вспыхивали и медленно угасали огненные узоры, звезды, мерцающие облака — это развлекались кесу, празднуя свою победу, они обожают фейерверки. В кондитерских и кофейнях их было полно, а посетителей-людей — раз, два и обчелся ("пособники", наверное). Излюбленная диета кесу — сырое мясо и сладости. Я подумал: когда вернусь после этой авантюры, надо будет поторопиться с тортом из пломбира с шоколадом, который я задолжал Сандре, пока темная гвардия не смела все подчистую.

Местом сбора была заброшенная котельная на окраине Танхалы, неподалеку от береговой стены. Оттуда за стену вел подземный ход — не иначе, прокопали загодя, как путь к отступлению на случай проигрыша. Вир подтвердила мою догадку. Прибывающие переодевались в походную одежду, брали рюкзаки и ныряли с фонариками в лаз — молча, деловито, с несвойственной штатскому народу дисциплинированностью.

Потайной ход оказался узким, с отсыревшими деревянными подпорками; его прорыли и укрепили кое-как, на скорую руку, не сегодня-завтра все там обвалится, если уже не обвалилось. Осклизлые земляные стены блестели в свете фонариков, под ногами хлюпала вода. Впереди шлепнулся с потолка пласт земли, обдав людей брызгами.

— Халтурщики! — вырвалось у меня. — А если нас тут завалит? Для себя же строили!

— Это не мы строили, — возразил, не оборачиваясь, шагавший передо мной парень.

— А кто?

— Интернированные. Пособники зла.

— Так… И что будет, если они сообщат властям о вашей лазейке?

— Они ничего никому не сообщат, — бросил парень, чуть замешкавшись с ответом.

— То есть, вы их убили? — осмыслив информацию, уточнил я.

Похоже, им сильно не понравилось, что я сказал об этом напрямую. Парень зло буркнул:

— Нет, отправили на заслуженный отдых с памятными подарками!

А Вир, шедшая следом, веско произнесла:

— Залман, ты так и не научился понимать, что такое необходимость!

— Помнится, кто-то осуждал меня за то, что я убивал всяких уличных подонков, ведущих стайный образ жизни.

После того как я узнал историю Эфры, моя неприязнь к людям этого сорта стала на порядок сильнее. Опять таких встречу — опять прикончу, и никто мне не докажет, что это неправильно.

— Потому что ты делал это без цели! — запальчиво возразила Вир. — Ты боролся с людьми, а не с явлением, а мы боремся против темных сил.

— И для этого убиваете людей направо и налево?

— Ты же сам понимаешь, что они донесли бы Мерсмону о нашем запасном ходе!

Тупиковыми спорами с ней я был сыт по горло и потому промолчал.

Наш марш-бросок через Лес продолжался восемь с половиной суток. По ночам спали посменно, как принято у лесной пехоты — две трети отдыхают, треть дежурит — и все равно больше двадцати человек погибло. Все они были горожане, а я не мог уследить за каждым. Я держался рядом с Вир, чтобы хоть ее уберечь от лесных ловушек и довести до финиша.

Наконец мы вышли к береговой стене Сагоды. Островок необитаемый, почва там неплодородная, сплошной камень, однако стену все равно построили. Вир сказала, там есть охотничьи заимки, заколоченные склады, которыми давно не пользуются, и был раньше небольшой гарнизон лесной пехоты.

Послали вперед разведчиков. Вернувшись, те сообщили, что засады нет, и в крепости тоже никого нет, на всей Сагоде ни души, но условный знак на месте — можно заходить.

Когда они закончили доклад, Вир и еще несколько парней и девушек — командиры — обменялись быстрыми взглядами: друг на друга, на меня, снова друг на друга… Я понял. Не своим медлительным человеческим умом, а звериным чутьем, которое столько раз меня выручало.

Отталкивая и сшибая с ног тех, кто попадался на дороге, петляя зигзагами, я бросился к Лесу, под защиту деревьев. Вслед мне палили из всех стволов. Ну да, я свою задачу выполнил — довел героев Народной Повстанческой до пункта назначения, и они решили, что теперь самое время доблестно меня ухайдакать. На всякий случай. Как тех "пособников зла", которые построили им хлипкий подземный ход.

Одна пуля задела левое плечо, другая — правое бедро. Как хочется верить, что Вир не стреляла, только делала вид, что стреляет… Пули прошили мякоть, но кости остались целы, и до темной колючей стены елажника я добежал.

Эти идиоты начали на меня охотиться, теряя драгоценное время — они шли по кровяному следу, а я из-за них не мог остановиться и перевязать раны. Я старался уйти как можно дальше в Лес, надеясь, что они одумаются и повернут обратно: заблудиться тут — дело пяти минут, а опытного проводника (то есть, меня) у них больше нет. Но они увлеклись и продолжали преследование! Как будто забыли, зачем они вообще сюда пришли, главное — загнать и добить раненую дичь.

Потом произошло то, чего следовало ожидать: у них начались какие-то проблемы в тылу. Беспорядочная стрельба, вскоре захлебнувшаяся, крики — уже не азартные, а панические.

Я решил, что отделался от них. Остановился и кое-как забинтовал раны, для чего пришлось раздеться, стуча зубами от холода. Только успел натянуть обратно пропитавшуюся кровью одежду — кусты затрещали, и на поляну выломился Эрнест, рослый блондин, который шел впереди меня по подземному коридору. Увидев искомую добычу, он осклабился.

— Я тебя догнал! — от погони у него окончательно зашел ум за разум. — От меня не уйдешь, понял?!

И дальше — несусветный мат.

— Ругаться-то зачем? — спросил я.

Мы держали друг друга на прицеле.

Он опять выругался — видимо, от избытка чувств.

— Зачем тебе меня убивать?

— Ты ведь не с нами? А кто не с нами, тот против нас, того в расход!

Я по глазам понял, что сейчас он нажмет на спуск, и нажал первый. Это была честная дуэль

Сам не знаю, каким чудом я остался жив. Голова кружилась от потери крови, вдобавок начался жар с ознобом. Зато через день я наткнулся на траншею зверопоезда, побрел вдоль нее и дотащился до острова Эсаха, где находится городок Эсаха и несколько деревень. В местной больнице мне перевязали раны. Потом пришел поезд — они ходят на Эсаху дважды в неделю, и я смог вернуться в Танхалу.

С вокзала отправился в больницу компании. Там меня положили под капельницу, вколов перед этим антибиотики и что-то еще. Я дремал в тепле и покое, когда за дверью послышались голоса.

Голос медсестры:

— Вы хотите навестить Залмана Ниртахо?

Голос Бурхарда:

— Я хочу его убить!

Он ворвался в бокс в халате нараспашку, подскочил к кровати и замахнулся, словно собираясь отвесить мне оплеуху. Я рефлекторно заслонился, опрокинув загремевшую блестящую стойку, иголка выскочила из вены.

— Господин Бурхард! — крикнула медсестра. — Перестаньте, пожалуйста, или я позову дежурного врача!

— Сукин сын! — глядя на меня налитыми кровью глазами, прошипел Бурхард. — Поправишься — поговорим!

Выпросив у медсестры карманный календарик, я все оставшееся время считал и пересчитывал дни: вроде, уложился в свой отпуск, прогула нет, с чего же его так разобрало?

Он снова пришел на четвертый день и взмахнул у меня перед носом роскошным листом радужной гербовой бумаги с печатью Канцелярии Весеннего дворца.

— Вот!.. Здесь написано, как ты, сукин сын, провел свой отпуск! Мятежников по Лесу выгуливал, и они же тебя подстрелили! За такое преступление полагается смертная казнь, ты это соображаешь или нет своей тупой башкой? Принимая во внимание твою социальную незрелость, — Бурхард заглянул в листок — видимо, цитировал, — а также учитывая твою ценность для Трансматериковой компании, Властитель тебя помиловал, но компании настоятельно рекомендовано наказать тебя в административном порядке. Целый год премии не увидишь, как своих ушей, понял? И как только все заживет — в рейс, никаких больше отпусков! А то знаем, зачем тебе, стервецу, нужен отпуск… И за лечение из зарплаты вычтем. Ты эти две пули по собственной дурости схлопотал — вот и расплачивайся.

Я подавленно молчал. Меня мучил вопрос: стреляла Вир или нет? И второй: удалось ли ей спастись?

— Ну, чего ты скис? — негромко, уже совсем другим тоном спросил Бурхард. — Денег жалко? У тебя, паршивца, и без премий зарплата не маленькая. А мы должны официальный ответ написать и сообщить, какие штрафные санкции на тебя наложены. Лучше радуйся, что счастливо отделался! Зачем ты вляпался в это дерьмо?

— Там была моя девушка.

— А, эта… Хочешь умный совет? Найди себе другую девчонку.

Вчера меня выписали из больницы, но я должен через день ходить на перевязки. Сегодня обнаружил в почтовом ящике письмо от Вир.

"Залман, здравствуй.

Я нахожусь в безопасном месте. Где — не скажу. Нас было 287 человек, спаслось 156, и мы продолжим борьбу с Темным Властителем. Мы ее продолжим, даже если нас останется десять человек, пятеро, двое. Остальных накрыло из-за неразберихи, которую ты устроил. Если ты считаешь, что мы были по отношению к тебе не правы, и осуждаешь нас, ты последняя сволочь. Бывает, что нервы рвутся, как натянутые струны, и тогда приходят неоднозначные решения. Если ты этого не понимаешь, ты пособник зла. Но я надеюсь, что все-таки понимаешь.

Мы будем бороться до победного конца. Прощай.

Вир.

P.S. Смерть Мерсмону!"

Купил Сандре торт из пломбира.

Как только меня долечат, уйду в рейс, а потом снова в рейс, и снова, и снова — как обещал Бурхард. Оно и к лучшему будет.

Ходил сегодня утром на перевязку, а когда вернулся, Ева встретила меня в прихожей.

— Залман, она ждет наверху. Пришла час назад и сказала, что не уйдет, пока тебя не увидит. Я не знаю, что делать, не могла же я не пустить ее в дом… — Ева говорила испуганным шепотом. — И что теперь будет? Она сказала, что любит тебя. Хорошо, если на улице ее никто не узнал, а то донесут ведь… Она пришла в платке, с замотанным лицом, но все равно опасно. Что теперь делать?

Вернулась, значит… У меня уже все перегорело, а она вдруг решила начать сначала. Или она пришла сделать то, что не удалось им в Лесу около Сагоды — убить меня?

Предчувствуя многочасовые изматывающие объяснения (при условии, что она меня сразу не застрелит!), я поплелся к лестнице.

— Если ей опять нужно, чтобы я какую-нибудь шатию через Лес проводил, ни за какие пироги больше не соглашусь. С меня хватит. Свари, пожалуйста, нам с Вир кофе покрепче.

— Залман, это не Вир! — глядя на меня круглыми от тревоги глазами, шепнула Ева.

Я уже начал подниматься по скрипучим ступенькам, когда до меня дошел смысл сказанного.

Не Вир? Кто же тогда?

Она стояла у окна и смотрела в щелку меж задернутых занавесок. Волнистые платиновые волосы ниспадали до середины бедер. Увидев эти волосы, я застыл на пороге, у меня дыхание перехватило.

Эфра повернулась.

— Я же говорила, что приду к тебе в гости! Залман, раз ты намеков не понимаешь, говорю открытым текстом: я тебя люблю, и я от тебя не отстану, даже если ты начнешь меня выгонять. Я тебя люблю!

Я пошел к ней, прихрамывая, через зыбкую, расплывающуюся комнату.

— Идем сюда, — она потянула меня к дивану. — Ты ведь ранен.

— Ты ушла от Мерсмона?

— Почему — ушла? Отпросилась. Во дворце ремонт, не до церемоний, но вечером я должна туда вернуться. А сейчас полдень, у нас полно времени.

— У тебя не будет из-за этого неприятностей?

Я дотронулся до ее шелковистых платиновых волос. Мне еще в Кесуане отчаянно хотелось их потрогать.

— Нет. Абсолютно никаких. Властителю очень даже удобно, если у меня кто-нибудь появится, а то он опасался, что я влюблюсь в него и начну создавать проблемы. Ему ведь нужна фиктивная жена, а не настоящая. Залман, я тебя люблю.

Эфра прикоснулась к моей исполосованной шрамами щеке. Пальцы у нее были нежные и прохладные.

— Я тоже тебя люблю.

Вокруг нас бесновался ураган — идеологические и политические разборки, коррупция, колдовство, Темный Властитель, Высшие, гражданская война — а нам не было до всего этого никакого дела".

* * *

Шум в холле. Не просто шум — грохот.

Первая мысль: добрался таки до него тот нематериальный ураган, о котором он написал невесть сколько долгих лет назад в своем дневнике.

Потом снизу донесся взрыв голосов.

— Залман! — позвала Сандра.

Выскочив на лестницу, он обнаружил внизу целую толпу.

Несколько юношей и девушек в форме Пламенного Легиона, один из них сидит на полу, среди цветных глазированных обломков. Хорошая была ваза, с Магарана.

Лидия прижалась к стене, ее тускло-русые волосы разметались по плечам, и сейчас она особенно похожа на больную русалку. Рукав кружевной кремовой блузки разорван.

Из дверей опасливо выглядывает пожилая служанка в вышитом переднике.

Сандра стоит посреди холла, на ней вишневое кимоно с бледно-розовыми магнолиями. В лучах солнца, бьющего в окна с запада, сверкают рубины в золотой диадеме гранд-советника.

— Это мой телохранитель, — Залман понял, что Сандра представляет его незнакомым молодым людям, и слегка поклонился. — Он признан недееспособным, поэтому не отвечает за свои действия. За убийство ему ничего не будет. Залман, по моей команде убьешь, на кого я покажу.

— Как — убью?.. — опешил Залман.

— Шею свернешь, — невозмутимо пояснила Сандра. — Начнешь вот с этого, — она кивнула на юношу, сидевшего среди обломков магаранской напольной вазы. — Мерзавец хотел совершить изнасилование в моем доме.

— Нет, нет!.. — тот покраснел, как свекла, и отчаянно замотал головой. — Я это… Нужна она мне… Это хотел, не то…

— Госпожа Янари, вы нас неправильно поняли, — вмешалась бойкая плотная девушка с мальчишеской стрижкой и грамотной речью отличницы. — И Кайберта вы ударили, не разобравшись, он не это имел в виду, а совсем другое. Мы пришли забрать для перевоспитания Лидию Никес, у нас есть бумага с печатью. Вы должны отдать ее нам.

— Я — должна? — не повышая голоса, переспросила Сандра. — Я — вам — должна? Вы целой шайкой вломились ко мне домой, порвали кофточку на моей секретарше, побили предметы домашний обстановки — иначе говоря, устроили погром. Это уголовно наказуемое деяние.

— Вы же сами толкнули Кайберта на эту вазу! — запротестовала отличница.

— А кроме того, разговариваете со мной в оскорбительно грубой манере!

Быстрое движение — и на солнце блеснул клинок дуэльного меча. Сандра выхватила его из-под кимоно с магнолиями, и Залман подумал, что это получилось у нее эффектно, как в театре.

— Кто из вас примет вызов и ответит за нанесенное мне оскорбление?

— Вас никто не оскорблял! — у девушки, вступившей в прения, побелел кончик вздернутого носа.

— Вы продолжаете разговаривать со мной недопустимым образом. Или вам неизвестно, кто я такая?

Ну да, Сандра ведь важная персона… Залман попытался припомнить, какой она носит титул. Что-то очень значительное, на самой вершине социальной лестницы. Кажется, в дневнике об этом было… Ага, вспомнил!

— Неужели вы не знаете? — раз его сюда позвали, стоит внести свою лепту в наведение порядка. — Она Королева Всех Кошек и Собак, и вы должны вести себя с ней, как подобает!

— Слышали, кто я? — Королева Всех Кошек и Собак крутанула сверкающую "восьмерку".

Легионеры попятились, начали в замешательстве переглядываться, потом дружно подались к выходу. Кайберт прополз несколько метров на карачках, вскочил, опрокинув кресло, чуть не врезался в косяк и вывалился в коридор следом за товарищами.

— Они решили, что у нас тут сумасшедший дом! — с явным удовольствием заметила Сандра, убирая клинок в ножны под полой вишневого кимоно.

— А разве нет? — машинально пробормотал Залман.

— Ушли! — с облегчением вздохнула прильнувшая к окну служанка.

— Они вернутся, — тихо сказала Лидия.

Она так и стояла у стенки, словно приклеенная.

— Вернутся через две-три недели, — Сандра поддала носком замшевой туфельки черепок вазы. — А нас тут уже не будет. Мы уедем раньше.

Глава 16

"Вчера получил премию — в первый раз с тех пор, как меня наказали за содействие мятежникам. Я уже больше года не делал записей в дневнике. Не до того было: много рейсов, а когда я в Танхале, ко мне приходит Эфра, и опять не до того.

С Эфрой у нас все по-другому, чем было с Вир. Наверное, потому, что она меня любит. Для Вир на первом месте ее контакты с Высшими, ее идеология, ее увлечение лесной пехотой, а для Эфры главное — наши отношения. При этом ей нет дела до того, что происходит в обществе, и о политике она рассуждает довольно-таки цинично, без сочувствия к кому бы то ни было. Как будто зимой на Мархене часть ее души превратилась в кусок льда и до сих пор не может оттаять.

Иногда у Эфры появляется навязчивый страх, что из-за той мархенской истории я начну ревновать ее или относиться к ней плохо. Это была бы типичная реакция, но у меня нет типичных реакций — я ведь вырос в изоляции, и условные социальные рефлексы, они же предрассудки и стереотипы, не были внедрены в мое сознание. Поэтому, кстати, когда я попал в Танхалу, я поначалу не мог усвоить, за какие оскорбления надо сразу бить собеседника по физиономии, а за какие не надо, пришлось даже список составить. Лезть в карман и сверяться со шпаргалкой, а потом уже отправлять оппонента в нокаут — со стороны это выглядело дико, но несколько раз именно так я и поступал. Когда рассказал об этом Эфре, она стала смеяться и надолго успокоилась.

Нашу связь можно описать примерно так: мы с ней во всем очень разные, но мы словно жители одной страны, и на территории этой страны различия не мешают нам понимать друг друга.

А с Вир мы как будто были гражданами враждующих государств. За этот год я получил от нее три письма: сплошные лозунги, как в тех листовках, которые они клеят по ночам на стены домов (расклейщиков ловят и съедают патрули кесу — это смертники, которыми НПА сознательно жертвует, хотя их писанину мало кто читает). Не знаю, зачем Вир отправляла мне эти письма. Я рад был узнать, что она жива, но известие о себе можно было прислать и не в такой казенно-пропагандистской форме.

Эфра обычно приходит ко мне по утрам, ночевать остается изредка, если во дворце в это время нет бала, официального приема или еще какой-нибудь церемонии, требующей ее присутствия.

"Залман, я твоя жена, а во дворце я работаю, — объясняет она с грустной улыбкой. — Ты водишь караваны Трансматериковой компании, а моя работа — изображать Весеннюю Королеву".

Сандра давно уже не бегает во дворец. Туда сейчас запросто, как раньше, не попадешь — всякие магические завесы и ловушки для незваных гостей, устроенные Темным Властителем. Я там побывал со специальным пропуском, Эфра показала мне свои комнаты — настоящие королевские покои, по эскизам лучших мастеров интерьеров. Огромные зеркала в серебряных рамах, мозаичные полы, хрустальные люстры, на стенах фрески, изображающие цветы (и лесные, и те, что люди привезли с собой с Земли Изначальной), немыслимо роскошная ванная — а Эфра говорит, что мой дом ей все равно нравится больше.

На обратном пути столкнулся с Мерсмоном. Эфре надо было сделать парадную прическу для какой-то вечерней церемонии, ее ждал парикмахер (работы на час, такие у нее волосы!), и меня повела к выходу кесу из ее свиты.

В отделанном дымчатым мрамором коридоре (не знаю, почему эти гладко отполированные стены вселяют тревогу — то ли серые разводы так действуют, то ли там какие-то чары) мы встретили Мерсмона. Пренебрегая традицией, предписывающей, как должно выглядеть Весеннему господину, он постоянно одевается в черное с золотым или серебряным шитьем — словно для того, чтобы укрепить свое реноме Темного Властителя. Все весенние атрибуты он уступил Эфре.

Увидев верховного правителя, я поклонился и вежливо поздоровался, хотя не питаю к нему симпатии. Во-первых, казни и жестокие карательные акции против островов, поддерживающих мятежников. Во-вторых, его обращение с Дэнисом, тот мне кое-что рассказывал.

Дэнис тоже по большей части живет во дворце, но я у него в гостях ни разу не был: это личные апартаменты Властителя, куда для посторонних доступ закрыт. Иногда Мерсмон отпускает его пожить у меня — на день-другой, даже, бывает, на неделю. "Он понимает, что иначе я могу сойти с ума", — лаконично объяснил Дэнис.

Куда бы он ни пошел — хоть на лекции в университет, хоть ко мне домой, хоть гулять с Сандрой (паршивка в последнее время повадилась таскать его по магазинам и выпрашивать подарки), его повсюду сопровождают кесу-телохранители — аласигу, способные следовать за своей жертвой либо за охраняемым субъектом незримо, словно тени. Правда, глазастая Сандра все равно их заметила и уже несколько раз озабоченно предупреждала нас, что кесу из темной гвардии выслеживают Дэниса, чтобы убить (если б хотели убить — давно бы убили, вместо того чтобы столько времени "выслеживать"!).

Моего интеллектуального багажа еле-еле хватает на то, чтобы изворачиваться и бормотать что-нибудь более-менее вразумительное в ответ на ее расспросы о Дэнисе — она ведь отлично чувствует, что с ним что-то не так. Но не могу же я выложить десятилетней девочке правду об отношениях Темного Властителя и Дэниса!

Тот хорошо ладит с людьми до тех пор, пока общение идет на равных, мы с ним за все время ни разу не поссорились. А если на него давить, он начинает сопротивляться — вначале нерешительно и вежливо, потом все отчаянней, из-за этого они с Вир то и дело сшибались, и если б его забрали в армию, он был бы не жилец на этом свете.

С Мерсмоном их точно нелегкая столкнула: их связь вылилась в какой-то затяжной извращенный поединок, причем перевес заведомо на стороне Темного Властителя. Дэнис мне такое рассказывал, что в голове с трудом укладывается. Например, отхлестать человека плеткой, перед тем как заниматься любовью — это нормально? Да попробовал бы кто-нибудь со мной такой номер выкинуть, костей бы не собрал! А если бы все-таки собрал, так и понес бы их в охапке до тридцать девятой травматологической.

Известно, что Мерсмон умеет исцелять — хоть от простуды, хоть от рака, хоть переломы или раны залечивать, но я бы вряд ли додумался до того, что такую способность можно использовать во зло. Несколько раз бывало, что он Дэниса по-страшному избивал, а потом исцелял, так что никаких следов не оставалось. Насколько я слышал, ни с кем больше из своего окружения Весенний господин таким образом себя не ведет: он умеет держать в повиновении и людей, и кесу, не прибегая к кулачным аргументам, но похоже на то, что в своей власти над Дэнисом он не уверен. Видимо, опасается его потерять — и бьет почем зря. Потому что, несмотря на весь свой перевес, окончательно победить Дэниса он не может. Иногда я начинаю бояться, что однажды он его убьет.

А насчет вытатуированной на правой лопатке поверх "СМ!" черной орхидеи Дэнис говорит, что все равно от этой мерзости избавится, хоть кислотой сведет.

Лаконоду сейчас на сорок процентов контролируют повстанцы и Высшие (Вир тоже где-то там, на севере), и я предлагал ему бежать туда с караваном — это я без проблем устрою, как раз моя трасса — но он отказался.

— Поймают, — Дэнис ответил шепотом, покосившись на плотно задернутое окно (там была безлунная весенняя ночь, и в темноте затаились стерегущие его аласигу). — Страшно подумать, что он со мной сделает за попытку побега. Во-вторых, если меня на Лаконоде отловят вербовщики из НПА, там будет хуже, чем здесь. Мне все печенки отобьют, и они так и останутся отбитыми. В конце концов я не выдержу, застрелю кого-нибудь или сам застрелюсь. Еще я не хочу бросать университет. И еще… — он замялся. — В общем, я и хочу от него сбежать и в то же время не хочу, понимаешь?

— Не понимаю, — честно признался я. — Ладно, если надумаешь — только скажи, мигом организуем. Кстати, ты уверен, что он тебя не приворожил? Он ведь колдун, для них это запросто.

— Вряд ли. Дело не в этом.

Из-за всего вышеизложенного я плохо отношусь к человеку, заступившему мне дорогу в отполированном до блеска дымчатом коридоре, который плавно заворачивал налево. Откуда-то тянуло сквозняком, ток воздуха шевелил длинные светлые волосы и черный с серебряными узорами плащ Мерсмона.

— Залман, ты все так же нецивилизован и невежлив, — произнес он своим низким зачаровывающим голосом в ответ на мое приветствие.

— Я с вами поздоровался, — огрызнулся я. — Вежливо поздоровался!

— Я имею в виду твои мысли.

Дэнис говорит, что те мысли, которые думаешь в данный момент, Властитель может прочитать без труда, этого даже не почувствуешь. Ощущение "пальцев под черепом" возникает, если кто-то пытается добраться до твоих прошлых или подсознательных мыслей.

— Не могу же я их контролировать.

— Давно пора научиться.

"Ага, все твои придворные и приближенные наверняка научились. А я не собираюсь. Так же, как не собираюсь быть для тебя полезным".

— Ты для меня уже полезен, — он смерил меня насмешливым взглядом. — Хочешь ты этого или нет.

— Каким это образом? — спросил я вслух.

— Эфра не согласилась бы на кого попало. Для того чтобы она перестала проявлять ко мне ненужный интерес, я должен был предложить ей взамен благородного рыцаря высшей пробы, и ты подвернулся очень кстати. Ради этого я сохранил тебе жизнь в Лесу около Сагоды.

— Как это?.. — тут я действительно удивился.

— Когда вы туда пришли, сработали, скажем так, сторожевые контуры. Тебе не обязательно знать подробности, но я позаботился о том, чтобы ты не получил смертельных ранений и чтобы тебя не тронули животные, которых неизбежно должен был привлечь запах крови.

Я вспомнил, как туго мне пришлось тогда в Лесу. Если это была помощь, то слишком скупо отмеренная. С другой стороны, он ведь не был мне что-то должен, а я спасал от расправы его врагов, так что спасибо и на том, что он не дал мне умереть. Я вслух поблагодарил его, решив, что это будет правильно.

— К тому же, Дэнис нуждается в поддержке, которую получает от тебя и от Александры.

"Вот как? — я опять изумился. — Значит, ты понимаешь, что такое доброта, и насколько это важно для большинства людей?"

— Глупо чего-то не понимать, — усмехнулся Темный Властитель. — Но заметь, понимание не равняется безоговорочному приятию или согласию. И когда ты, наконец, усвоишь, что ко мне даже мысленно надлежит обращаться на "вы"? Залман, это последнее предупреждение. В следующий раз будешь наказан.

Наверное, тут стоило пробормотать какие-нибудь извинения, однако я смолчал.

— Как видишь, ты мне поневоле полезен, — продолжил Властитель. — И если встанешь на мою сторону, во многом выиграешь, так что рекомендую подумать. Я хорошо награждаю своих союзников, а также тех, кто мне верно служит.

"Зажравшийся работник Трансматериковой монополии", как обозвала меня однажды Вир, выслушал это предложение без интереса. У меня и так зарплата не маленькая и есть все, что мне надо!

— Не все, — усмехнулся Мерсмон. — Я ведь могу предложить тебе то, о чем ты даже мечтать не смеешь. Ты знаешь о том, что у тебя довольно красивые черты лица?

— Какое это имеет значение?

— Ты прав, сейчас — никакого. Но если бы тебя не покусали вьюсы, ты был бы весьма привлекательным молодым человеком.

Он протянул руку и прикоснулся к моей щеке. Пристает, что ли?.. Я не испугался, скорее сильно удивился. Условного рефлекса, включающего страх в таких ситуациях, у меня нет, а кроме того, еще не было случая, чтоб я не сумел за себя постоять.

— Нет, Залман, не то, о чем ты подумал. Это не домогательства, просто маленькая демонстрация моих возможностей. Посмотри завтра утром в зеркало.

После этого он пошел дальше по коридору, а мы с моей провожатой пошли своей дорогой, и я так и не понял, откуда там тянуло сквозняком. Возможно, это был не обычный поток воздуха, а что-то, связанное с охранными чарами.

Когда я вернулся домой, место на щеке, до которого он дотронулся, начало зудеть, и я решил, что он навел на меня порчу в отместку за то, что я ему мысленно перечил — на то и Темный Властитель! Смазал бальзамом от кожных раздражений, это помогло.

Маленький шок я пережил утром, когда увидел свое отражение в зеркале над умывальником. На левой щеке появился участок нормальной гладкой кожи размером с двадцатисантимовую монету. Кожа, как у большинства людей, а не та разодранная и кое-как зарубцевавшаяся плоть, из-за которой от меня прохожие в темных переулках шарахаются. И никакого зуда больше не было.

Я долго это разглядывал. Так вот что имел в виду Темный Властитель: он может сделать мое лицо таким, каким оно было бы, если бы меня в детстве не покусали вьюсы!

Но взамен — стать его слугой, беспрекословно выполнять его приказы, изменить свое отношение к тем вещам, которые мне не нравятся? Я сразу понял, что не соглашусь, но как же мне было тоскливо тем утром… Возможность избавиться от уродства — вот она, только руку протяни. А воспользоваться нельзя.

Потом это прошло, лишь временами тоска накатывает. Но я все равно не хочу ему служить, поэтому каждый раз стараюсь поскорее переключиться на другие мысли".

* * *

Прервав чтение, Залман встал и подошел к зеркалу. Ага, вот он, участок здоровой кожи на изрытой шрамами левой щеке — так с тех пор и остался.

— А, вон ты докуда дошел? — спросила Сандра — она сидела за другим концом овального дубового стола и бегло просматривала газеты. — Для меня было загадкой, откуда это взялось, а ты не говорил. Не теряй времени, читай дальше.

* * *

"Попал в историю на Лаконоде. Вернее, мы попали вчетвером: я, Кириак — дублер водителя таран-машины, Михас — шофер грузовика и Джон — механик.

Мы пошли гулять по Ривероне, лаконодийской столице. Группой, потому что по одиночке нельзя, нас всех ознакомили под расписку с приказом руководства. В Ривероне люди пропадают. Говорят, одиноких запоздалых прохожих съедают здешние кесу или крадут вербовщики из Народной Повстанческой армии.

Столица Лаконоды меньше Танхалы, но там такое хитросплетение каналов и мостиков — настоящий водяной лабиринт. И ландшафт холмится — обычное дело, если половину какой-нибудь улицы занимают марши истертых каменных ступенек. И полно домов-перевертышей: с этой стороны он одноэтажный, а с другой — целых три-четыре этажа.

В таком доме и находилась харчевня, откуда нас в двенадцатом часу ночи вытолкали вышибалы, после того как Джон захотел спеть и на середине уснул, уронив голову в тарелку с омлетом, а Кириак полез в драку с парнями за соседним столиком, которым не понравилось пение Джона. Я был почти трезвый, Михас — относительно трезвый, и мы стали ловить машину. Поймали микроавтобус — так оно выглядело в первый момент, а на самом деле те, кто сидел в микроавтобусе, поймали нас.

Вербовщики НПА. Работали они четко и слаженно: дали каждому по темени, и очнулись мы уже связанные, в каком-то гараже. Охранник, паренек лет семнадцати, восторженным ломающимся голосом сообщил, что наш долг — вступить в Народную Повстанческую армию и отдать свои жизни в борьбе с Мерсмоном, а другого долга сейчас ни у кого нет и быть не может.

Джон спал счастливым пьяным сном, Кириак злобно матерился. Михас лежал, свернувшись, и молчал, его лица я не видел. Меня разбирала досада, и я начал спорить с охранником, но это было все равно, что препираться с патефонной записью. Исчерпав свой запас пламенных лозунгов по третьему разу, парнишка ушел. В течение некоторого времени я пытался разорвать сыромятные ремни, потом понял, что это безнадега. Михас начал тихонько насвистывать сквозь зубы сложную переменчивую мелодию, и я, помню, удивился его самообладанию.

Интересно все-таки, почему противники Мерсмона, которые столько говорят о своих светлых целях, не гнушаются грязными и подлыми средствами? Темный Властитель, по крайней мере, пытался меня по-честному купить — думаю, если б я согласился на сделку, он бы привел мою несчастную физиономию в соответствие с исходным проектом, как обещал. Другое дело, что я не хочу ему продаваться. А эти — сцапали случайных прохожих на улице и поставили перед фактом: будете воевать на нашей стороне, и знайте, что ваши жизни — ничто, главное — наша победа.

Пройти подготовку в их лагерях, а потом при первом удобном случае сдаться в плен? Это не так просто, как кажется. Для кесу пленные люди — прежде всего пища. В основной своей массе они народ достаточно дикий, и разбираться, кто ты такой, не станут. Те кесу, которые окружают Мерсмона — это интеллектуальные сливки: Лайя, Яранса и им подобные научились вести себя, как придворные дамы, но намного важнее то, что они читают книги и усваивают знания, накопленные другой расой. А те, кто воюет в окрестностях Лаконоды, в большинстве настоящие дикарки, они убьют меня до того, как я успею что-либо объяснить. Но вряд ли мне позволят с ними объясняться. Я слышал о том, что отряды, сформированные из не-добровольцев (то есть, из похищенных людей), НПА использует, как пушечное мясо, и за ними всегда идут бойцы-надсмотрщики, которые стреляют в тех, кто пытается дезертировать или сдаться.

В затхлой темноте гаража вспыхнул слабенький ночник, это положило конец моим размышлениям. На животе у Михаса сидел громадный паук с черными шипастыми лапами, от него-то и исходило это зыбкое голубоватое мерцание.

Кириак сдавленно вскрикнул, но я успел отреагировать до того, как он заорал по-настоящему — перекатился, извернулся и ударил его связанными ногами.

— Тихо! — прошипел я. — У Михаса — Защитник, это наш единственный шанс!

Он понял и кричать благим матом не стал.

Эфра мне тоже предлагала Защитника, но я, если честно, побоялся. У меня нет стандартного набора социальных страхов, однако вместо них есть другие, привитые Лесом. Никогда не соглашусь носить под кожей куколку или спору чужого существа, пусть даже магического, пусть даже его единственное предназначение — защитить меня в случае опасности. А то видел я в Лесу трупы животных, выеденные изнутри незваными квартирантами…

Михас перевернулся на бок, и Защитник своими зазубренными лапками проворно разрезал ремни у него на запястьях, потом побежал освобождать ноги. Двигалось это создание совсем как настоящий паук.

— А нас? — нетерпеливо спросил Кириак, когда Защитник, закончив работу, замер на полу, словно испускающий голубоватое свечение экзотический ночник.

— Эта штука работает, как заводная игрушка, и выручает только своего хозяина, — объяснил я шепотом. — Освобождать нас придется самому Михасу.

Что он и сделал, вытащив из хитро замаскированного потайного кармана миниатюрный складной ножик. А Джон так и не проснулся.

Михас посадил Защитника на дверь и начал тихо высвистывать новую мелодию. С замком паук справился в два счета.

— Кириак, его тащить тебе, — шофер показал на храпящего Джона. — Я должен свистеть, а Залман — наша главная убойная сила.

Кириак не сильно обрадовался, но делать нечего. Не оставлять же Джона вербовщикам. Парень он хороший. Художник. Рисует акварельные пейзажи и портреты — посредственные, правда, но он ни на что не претендует, просто ему это нравится. По характеру спокойный, дружелюбный. Вот только поет отвратительно, хотя очень громко и с душой.

Мы вдвоем помогли Кириаку взвалить его на спину.

Охранников было трое, включая моего оппонента. Я оглушил их, связал и отволок в то помещение, где держали нас. Микроавтобус, видимо, укатил за новой добычей, и никакого транспорта, на предмет позаимствовать, ни в гараже, ни во дворе не нашлось. Зато появилось еще двое охранников — с автоматами. Одного застрелил я, второго убил Защитник: Михас издал короткий резкий свист, и тот превратился в мерцающий снаряд, влепившийся в бледное лицо парня, рванувшего с плеча автомат. На этом силы Защитника иссякли, и его призрачная жизнь закончилась. Автоматчик, так и не успевший дать очередь, повалился, конвульсивно дергаясь, на заиндевелую землю, в его залитое кровью лицо намертво вцепился паук из черной проволоки.

— Где ты взял такую штуку? — хрипло спросил Кириак, когда мы на несколько кварталов удалились от злополучного гаража, с виду неказистого и неопасного.

— Одна колдунья сделала. Он у меня с зимы, да раньше нужды не было. Отдал за него бешеные деньжища, зато пригодился.

Джона мы несли по очереди, и вначале он был тихий, как мешок, а потом начал приходить в себя и все порывался спеть, пришлось заткнуть и завязать ему рот его же собственным шарфом, а то двигались мы с тяжелой ношей медленно, и если бы вернулся тот чертов микроавтобус — нам бы несдобровать.

В четвертом часу утра на неприветливой горбатой улочке нас арестовал полицейский патруль: тащим куда-то бесчувственного человека с кляпом во рту — ясное дело, злоумышленники!

Внятно объяснить, где находится криминальный гараж, мы не смогли, и нас до обеда продержали в холодной каталажке, а потом приехал капитан Чедеш, опознал нас и забрал под расписку.

Будет, о чем рассказать Эфре.

Проспавший все интересное Джон пообещал, протрезвев, что обязательно подарит каждому из нас какую-нибудь из своих картин.

Вчера наш караван вернулся в Танхалу, и всем четверым влетело от Бурхарда. Зато на собрании, которое было сегодня утром в большом актовом зале на проспекте Ста Созвездий, Клаувец из Совета Директоров отозвался о нас с похвалой: вот, мол, какая в Трансматериковой компании корпоративная культура и взаимовыручка!

Снег выбелил наш двор, тротуары в Картофельном переулке, крыши соседних домов. Говорят, он всю первую половину весны будет то появляться, то таять, и по-настоящему потеплеет только года через полтора.

Сандра с утра убежала в школу, Петр ушел на работу, Ева — за продуктами, и я слегка удивился, когда в дверь позвонили: ни Эфру, ни Дэниса я сегодня не ждал. А когда увидел, кто пришел в гости, остолбенел без всяких чар окаменения.

Она стояла в слепяще-белом проеме — высокая, стройная, совершенно не изменившаяся с тех пор, как я в последний раз ее видел, хотя прошло семь лет. На ней была грубая кожаная куртка, такие же штаны с позолоченными заклепками и высокие, до колен, шнурованные мокасины.

— Все это время для меня важно было знать, что ты где-то есть, — сказал я на сескаде.

Хэтэсси в ответ рассмеялась своим мелодичным смехом. Я посторонился, впуская ее в темную прихожую.

— Ты все такая же.

— А ты другой, стал больше и сильнее. Взрослый. То, что менялось у меня, глазами не видно.

Она говорит по-нашему с акцентом, как и раньше, но ее словарный запас заметно увеличился. В армии Темного Властителя она занимает высокий пост, и в течение последнего года была на передовой, на севере. Так совпадало, что в Танхалу она приезжала в то время, когда я отсутствовал, и мы не могли встретиться. О моей личной жизни она не спрашивала, но у меня сложилось впечатление (сам не знаю почему), что ей известно о моей связи с Весенней Королевой.

Я показал Хэтэсси свой дом, потом предложил перекусить.

— Есть домашние котлеты, копченая колбаса…

Она состроила гримаску.

— А, ты по-прежнему ешь только сырое мясо?

— Или сладкое.

— Сладкого сколько угодно. Помнишь, как ты в первый раз угостила меня шоколадными конфетами с орехами, и я гадал, на каком дереве это чудо растет?

Хэтэсси опять засмеялась.

В холодильнике почти целую полку оккупировала коробка с половиной дорогого торта, который принесли позавчера Дэнис и Сандра. Дэнис не хочет брать у Темного Властителя деньги на карманные расходы, и для Мерсмона это лишний повод применить насилие: о чем идет речь, неважно, главное — заставить. А Сандра, вбившая себе в голову, что Дэнис любовник Эфры, и это она его обижает, с энтузиазмом помогает ему от "нехороших" денег избавляться. Чего только у нее нет! Я не знаю, чего у нее нет. Во всяком случае, все, что можно купить в столичных магазинах, они уже скупили.

Сладкое подорожало, потому что запасы какао-бобов, сахара и прочего кондитерского сырья, сделанные прошлой осенью, подходят к концу, к тому же спрос увеличился — спасибо темной гвардии. Но для Сандры дороговизна не препятствие, и тортик они с Дэнисом притащили такой, что Ева за сердце схватилась. Третий день едим.

Боюсь, Сандра растолстеет, она и так упитанная и кругленькая. Посоветовал я Дэнису лучше маме с бабушкой деньги отправлять, а он ответил, что уже много переслал им, и они начали беспокоиться, что он пошел по отцовским стопам и стал мошенником — в отличие от беглого папы, удачливым. Теперь они сильно переживают, что Дэнис не сегодня-завтра попадется на какой-нибудь афере, и его посадят в тюрьму.

"Не могу же я сказать им, с кем сплю", — добавил он с кривой усмешкой.

Что ж, уцелевшей половины роскошного тортика Сандре не видать — сейчас мы с Хэтэсси его умнем или я плохо знаю кесу.

Еще я сварил какао, налил в графин золотистого сластишонового вина, и пиршество мы устроили наверху, а то Ева, вернувшись из магазина, могла бы испугаться, увидев мою гостью.

— Хэтэсси, хотя бы ты мне скажи, почему вы признали Мерсмона своим повелителем? Он ведь человек.

— Не просто человек. У него великая колдовская сила, ему подчиняется живое и неживое. Наргиатаг многому научил мой народ — легкому письму, быстрому счету, новым приемам в кузнечном деле, — она говорила, мешая человеческую речь и сескаде. — Показал, где искать хорошую руду, серебро и самоцветы. Научил выплавлять сталь для мечей и ножей, делать седла, стремена и упряжь для грыбелей. Он лечит больных и раненых. Он дал нам человеческое оружие, и теперь люди-солдаты не могут убивать нас, как раньше. Это большое добро для всех кесу, потому он и повелитель.

— Я был на Лаконоде и попал в плен к вашим врагам, они хотели сделать меня своим солдатом, — рассказал я чуть позже, наливая в высокие хрустальные бокалы сластишоновое вино. — Я боялся, что, если потом сдамся, ваши меня сразу съедят. Мне повезло, удалось сбежать.

— Если так случится снова, и враги Наргиатага заставят тебя сражаться на их стороне, ты можешь сдаться и сказать нашим воинам, что ты собственность Хэтэсси-кьян-Беалдри-эбо-Сеямэкори. Запомнил? — она повторила свое полное имя, которое я слышал впервые, еще раз. — Тогда тебя не убьют, а отправят ко мне, — взяв бокал, она добавила: — Я не ем людей, это запрещает моя вера. Но таких, как я, пока еще мало.

У кесу появилось религиозное учение, утверждающее, что одна и та же душа может вселиться и в кесу, и в человека, и в некоторых животных — этих животных тоже нельзя употреблять в пищу, есть можно только мясо заведомо неразумных тварей.

— Вас не преследуют за такие взгляды?

— За что нас могут преследовать? — она удивилась.

— Так ведь идет война, и если вы откажетесь убивать, кого прикажут…

— Ты не понял, — возразила Хэтэсси. — Убивать не запрещено. Я могу убить на поединке другую кесу, могу убить рыщака, если он нападет на меня в Лесу, могу убить человека. Но я не убью человека для еды, хотя раньше так делала. Я начала думать об этом после того, как узнала тебя, и когда я встретила проповедницу-ламси, моя душа сама раскрылась навстречу мудрости ламси.

Она говорила, а я смотрел на ее прелестное треугольное лицо, словно обтянутое серой бархатной маской, на гибкий стан (сбросив куртку, она осталась в вышитой тунике из тонко выделанной кожи коньячного цвета), на сильные изящные руки — и испытывал нестерпимое желание, совсем как семь лет назад. Ничего не могу с этим поделать. Она была моей первой женщиной, и телесное влечение к кесу у меня, видимо, на всю жизнью.

Хэтэсси поглядела на меня поверх бокала с золотистым напитком на донышке (я вдруг некстати вспомнил о том, что сластишоны мы собирали вместе с Вир), и в ее раскосых рубиновых глазах вспыхнули знакомые огоньки. Она усмехнулась.

Ушла она до того, как Сандра прибежала из школы, а Ева, гремевшая посудой на кухне, так и не увидела, кого я провожаю.

— Вы с Эфрой сожрали весь мой торт! — упрекнула Сандра, когда вернулась домой.

— Не с Эфрой, — возразил я. — Она сегодня не приходила. И не весь, а только ту половину, которая была в холодильнике.

— Там была здоровущая половина, мог бы оставить кусочек. Вон какие у тебя глаза виноватые!

Ну да, виноватые… Но виноват я не перед этой маленькой нахалкой, а перед Эфрой — ведь мы с Хэтэсси занимались не только тем, что Сандрин торт ели.

— Ничего, придет Дэнис, и новый купим, — утешилась Сандра. — Там еще один был, который мне понравился, такой же большой, только не белый, а шоколадный, но Дэнис сказал — сразу оба много.

— Не совестно тебе жадничать?

— Я не жадничаю. Мы с Дэнисом еще благотворительностью занимаемся — ходим везде и даем деньги бедным и голодным, а они говорят, что будут молиться за нас.

Ева тихонько вздохнула. Она давно уже смирилась с тем, что воспитывать это чудовище с бантиками — занятие безнадежное.

Собирая ложкой из коробки оставшиеся от торта крошки, Сандра деловито поинтересовалась:

— Как ты думаешь, Залман, будет нам какой-нибудь толк от их молитв?

— Чего не знаю, того не знаю.

— Лучше, если будет, ага? Пусть тогда хорошенько молятся. Мы ведь Камень Власти должны найти и не отдать тем, кто захочет его у нас отобрать.

Мы с Дэнисом ввязались в уличную драку на задворках Марленского пассажа, в одном из тех бетонных закоулков, где паркуются фургоны, подвозящие товар.

Был поздний вечер, мы бродили по Танхале и разговаривали, как раньше, разница только в том, что теперь нас во время таких прогулок сопровождают аласигу, изредка мелькающие в темноте, словно зыбкие порождения лунного света и тени.

Вообще-то, драки, как таковой, не было. Несколько подонков пинали сбитого с ног прохожего, еще несколько стояли вокруг с бутылками пива и смотрели на это, как зрители. У меня револьвер на шесть выстрелов, а их было, как минимум, вдвое больше, причем некоторые тоже держали пистолеты — видимо, на случай постороннего вмешательства.

Я вытащил револьвер, прикидывая, в кого стрелять.

— Подожди, — шепнул Дэнис. — Задействуем мою охрану.

— Разве ты можешь им приказывать?

— Я им выбора не оставлю. А ты позаботься о жертве.

И в следующий момент он шагнул на площадку, озаренную светом газовых фонарей.

— Прекратить!

Развлекавшиеся молодчики лениво удивились: надо же, кто-то протестует! Не полицейский и даже не магазинный охранник, а какой-то случайный парень или девушка (при ночном освещении не сразу разберешь, кому принадлежит это поразительно красивое бледное лицо, тем более что волосы у Дэниса уже отросли до плеч).

Один что-то сказал и замахнулся на него пустой бутылкой, подписав тем самым смертный приговор и себе, и остальной банде. Это я видел краем глаза, поскольку бросился вперед, расталкивая тех, кто стоял на дороге, и упал на пострадавшего, прикрыв его своим телом — иначе была вероятность, что аласигу его тоже прирежут под горячую руку.

Пару раз меня пнули, а потом — свист стали, стук подошв по бетону, вопли ужаса и боли. Аласигу убивали молча. Кто-то пытался в них стрелять, но дело ограничилось бессильным щелканьем курков: все они владеют чарами, выводящими из строя огнестрельное оружие.

Несколько раз меня что-то несильно стукнуло по спине, как будто роняли картофелины. Осторожно повернув голову, я увидел на бетоне отрубленную человеческую кисть, рядом с ней валялся револьвер.

Все закончилось в считанные секунды. Приподнявшись, я посмотрел, в порядке ли Дэнис, потом перевел взгляд на потерпевшего: хорошенькое дело, если я его зашиб, рухнув сверху, как леопардовый рыщак с дерева на пробегающего мимо грыбеля!

Немолодой мужчина, аккуратно и консервативно одетый. Лицо разбито, но жив, и даже в сознании.

— Все в порядке, — я постарался его успокоить. — Мы доставим вас в больницу.

— Ты сделал плохо! — предводительница аласигу нежным контральто выговаривала Дэнису. — Больше так делать нельзя! Плохие люди могли тебя убить.

— Извините, наргиянси Иссингри, но его тоже могли убить, — Дэнис показал на прохожего, который с моей помощью сел (правое предплечье вывихнуто или сломано).

— Тебе нельзя умереть. Запрещено. Ты принадлежишь Наргиатаг.

— Я принадлежу самому себе, и буду поступать так, как считаю нужным.

Серая с серебряным маникюром рука сгребла Дэниса за куртку, словно хотела встряхнуть, но все же не встряхнула, пальцы разжались.

— Я все буду докладывать Наргиатаг, — предупредила Иссингри.

При свете вычурных фигурных фонарей я наконец-то рассмотрел ее как следует: рослая, широкие плечи, тонкая талия, глаза густо подведены синей краской, бархатистая шерсть на лбу и на скулах тоже выкрашена в синий цвет, в ушах бриллиантовые сережки — не кесейские, из столичного ювелирного магазина.

— Иссингри, — обратилась к ней на сескаде одна из аласигу, — мы можем съесть их сердца? Это ведь не запрещено…

— Можем! — глаза Иссингри вспыхнули. — Сладка случайная награда!

Я понял так, что это была цитата из какого-то кесейского стихотворения.

Демоноподобные существа, стремительные и алчные, бесшумно ступая в кожаных мокасинах по забрызганному кровью бетону, начали вскрывать своими клинками грудные клетки убитых людей. Хруст костей, влажное хлюпанье раздираемой плоти. Дэнис зажмурился, чтобы не видеть, что они делают. Спасенный нами прохожий тоже отреагировал адекватно: потерял сознание.

Закончив пиршество, аласигу снова растворились в окружающей нас темноте, тогда мы с Дэнисом привели пострадавшего в чувство и кое-как дотащили, поддерживая с двух сторон, до Марленского пассажа — он работает допоздна, там есть таксофоны и медпункт.

Наш случайный знакомый оказался человеком состоятельным, и его увезли в частную клинику. Его зовут Йозеф Гершевич. Пока ждали машину, он успел рассказать, что владеет на Кордее рыбоконсервным заводом, несколькими речными вокзалами и целой флотилией лодок, барж, прогулочных яхт и глиссеров. Зимой, когда реки скованы льдом, этот бизнес замирает, а с наступлением весны возрождается. Он вручил нам свою визитную карточку и приглашал в гости: если захотим, сможем бесплатно покататься.

Жаль мне тех дворников, которым пришлось убирать сегодня утром в закоулках за Марленским пассажем. Там после нас такое осталось…

Дэнис узнал от Мерсмона и рассказал мне, кто такой на самом деле Ушлеп. Ничего себе номер! Я ждал любого, самого дикого объяснения, только не этого…

Ушлеп вырос в полтора раза по сравнению с тем, каким он был, когда мы с Сандрой встретили его поздним вечером на улице Зрелости. Обитает он в прибрежной зоне и жрет что ни попадя. Людей обычно не трогает, только однажды напал на зверопоезд — вернее, не захотел уступить дорогу зверопоезду, и тот на полной скорости в него врезался. Один из погонщиков умер на месте, многие пассажиры получили травмы, и после того, как всех оттуда эвакуировали, покалеченный поезд пришлось добить. А Ушлеп уполз в Лес, полураздавленный, и уже через неделю снова был замечен на прибрежной свалке, живой и здоровый.

Да что там поезд — Дэнис сказал, сам Властитель пытался его прикончить, но не добился успеха. Ушлеп бессмертен.

Теперь я понимаю, почему Вир не хотела объяснить мне, в чем дело: это же скандал на высшем уровне!

Мы потерпели фиаско. Я долго ничего не писал в дневнике из соображений конспирации, а теперь уже все равно.

В руках у Темного Властителя находится ключ к решению множества проблем, но ему нужна безграничная власть над Долгой Землей, а для того чтобы решить проблемы, надо от власти отказаться. Личные преимущества для него дороже всего на свете. Впрочем, все остальные, ему подобные, тоже ничуть не лучше.

Началось все с драки на задворках Марленского пассажа, когда мы с Дэнисом спасли от своры бандитов Йозефа Гершевича. Тот понемногу поправляется, а мы втроем (куда же без Сандры!) регулярно ходим на его речной вокзал покататься на глиссере — и это, пожалуй, единственное светлое пятно в этой истории.

— Мне надавали по физиономии за то, что рисковал своей бесценной жизнью, — мрачно сообщил Дэнис, когда появился неделю спустя после происшествия около пассажа. — Но главное сейчас не это. Я такие вещи узнал… Только сначала проверь, ее здесь нет?

Она стояла на цыпочках за шелковистой желто-коричневой портьерой, прижавшись к стене так, что вот-вот продавит штукатурку, и ее дыхание было абсолютно беззвучным. Вот из кого получилась бы настоящая аласигу!

— Брысь отсюда!

Она с неторопливым достоинством прошествовала к двери, напоследок, оглянувшись через плечо, буркнула: "Ваша Эфра — дура!" — и бросилась наутек.

После этого Дэнис рассказал — и про Ушлепа, и много чего еще.

— Я эту штуку видел. Знаешь, если бы она просто так где-нибудь валялась, ни за что не пришло бы в голову, что это такое. Кесу о ней тоже знают и называют ее окаменевшим сердцем Леса — красиво, правда? Причем у них есть легенда, что, когда Лес получит его обратно, весь мир изменится, но оживить окаменевшее сердце сможет только пришлый народ. Иначе говоря, люди. Властитель забрал его у остальной шайки, вроде как присвоил корпоративную собственность — это одна из причин конфликта, — Дэнис говорил еле слышным шепотом, так что даже мне, с моим острым слухом, приходилось напрягаться, чтобы разобрать каждое слово. — Он привел меня туда, где оно лежит, все объяснил и велел взять обеими руками, а я не смог. Страшно стало. Он сказал, что не хочет меня потерять, вдруг меня случайно убьют или даже не случайно. Долго уговаривал, но я не согласился, и он опять отхлестал меня по физиономии, так что кровь из носа пошла.

Я спросил:

— А если бы ты знал, что изменишься не один, а вместе со всеми — что тогда?

Дэнис долго молчал, потом ответил:

— Тогда другое дело.

Наш план обретал четкость постепенно, мы продумали все детали — кроме последней, самой существенной: как это самое сердце у Властителя выкрасть? Для этого я должен пробраться в Весенний дворец, миновать все охранные барьеры…

— Ты не пройдешь, — возразил Дэнис. — Некоторые из ловушек убивают на месте или могут покалечить, во дворце уже было несколько несчастных случаев. Но он настроил их так, чтобы я не пострадал, поэтому лучше пойду я. А ты будешь ждать в машине. Я вернусь, и сразу поедем, куда надо.

Я засомневался — какой из Дэниса вор, но он сослался на папу-афериста и сказал, что должны же у него быть хоть какие ни на есть наследственные способности. И вообще это не кража, а восстановление справедливости, ведь Темный Властитель присвоил то, что должно принадлежать всему населению Долгой Земли.

Кстати, за этот год Дэнис научился, назло Мерсмону, частично закрывать свой разум, хоть ему и достается за это — и был уверен, что преждевременное разоблачение нам не грозит.

Наконец мы решили, что готовы, и он с утра отправился во дворец, а я поставил машину у ограды Марсенойского парка и стал ждать. Долго ждал. Нервничал. Уже начало смеркаться, когда к машине подошел кто-то, закутанный в темный плащ с низко надвинутым капюшоном. Я обрадовано встрепенулся и распахнул дверцу, но под капюшоном сверкнули красные глаза. Это оказалась Лайя, а не Дэнис.

— Уезжай домой, — она смотрела на меня сверху вниз. — Дэниса увидишь завтра. Наргиатаг велел передать тебе, что ты дурак.

После этого мелкого оскорбления она повернулась и пошла обратно к громаде Весеннего дворца. Из облачного хаоса наверху сыпался снег, и казалось, что Лайя в развевающемся плаще, удаляясь, одновременно растворяется в белом мареве. У меня внутри тоже все замерзло.

Во дворец меня не пустили. Я вернулся домой, уснуть даже не пытался и внутренне готовился к самому худшему, но на другой день — то есть, позавчера — ближе к вечеру Дэнис появился. Живой и невредимый, только осунувшийся.

— Попался, — шепнул он. — Там бы кто угодно попался. Можно горячего кофе? А то до сих пор не могу прийти в себя.

У него под глазами залегли тени, и пальцы, если присмотреться, мелко дрожали. Я сделал ему кофе покрепче, выдворил Сандру, и тогда он рассказал, что произошло.

— Эта штука лежит в комнате, где весь пол усыпан битым камнем и обломками статуй. Я еще в прошлый раз удивился, и решил, что все это после ремонта осталось, а убирать специально не стали, для маскировки — кому придет в голову искать что-то ценное среди строительного мусора. Оказалось, не так. Это на самом деле трупы.

Он держал чашку с кофе двумя руками, словно хотел согреть пальцы, и чашка слегка подрагивала.

— Каменные? — уточнил я.

— Да. Я вошел туда, сделал шаг, другой — и вдруг почувствовал, что каменею. Со мной ведь это один раз уже было. Процесс занимает несколько секунд: сначала застывают ноги, потом холод поднимается к сердцу, потом отключаешься — словно проваливаешься в холодную темноту. Очнулся я уже в другой комнате, на ковре. Он склонился надо мной, и когда увидел, что я пришел в себя, первым делом съездил по физиономии. В общем, как обычно… Я вначале сильно мерз, как бывает после окаменения, целый час не мог отойти от камина. Мне принесли горячего глинтвейна, а потом он снова повел меня в ту комнату. Показывает на обломки и спрашивает: "Как по-твоему, что это такое?" Я отвечаю: "Разбитые статуи", — хотя уже чувствую, что здесь какой-то подвох. Он тогда ухмыльнулся и говорит: "Это твои предшественники. Считается, что окаменевший человек неуязвим, но статую всегда можно разбить, надо только взять кувалду потяжелее. Будь на твоем месте кто угодно другой, здесь бы прибавилось щебня!" — и снова мне по физиономии. Потом еще сказал: "Осчастливить весь мир — ну, конечно, разве вы с Залманом могли додуматься до чего-то другого? Расскажи Залману о том, что ты здесь видел. Все это были агенты моих противников, в том числе профессиональные воры и довольно способные колдуны, но это не спасло их от ловушки. А теперь перейдем к полезному и приятному, — тут его голос стал вкрадчивым и появилась та улыбка, от которой меня всегда бросает в дрожь. — Об осложнениях после чар окаменения ты ведь уже знаешь, верно? Так что сейчас пойдем лечиться. Возражений не будет?" Схватил меня за шиворот и поволок по коридору. Кто попадался навстречу, даже не удивлялись, обычная сценка. Ну, дальнейшее рассказывать не обязательно… — подняв зябким жестом чашку, Дэнис отхлебнул кофе. — Знаешь, он не принимает нас всерьез, и когда-нибудь это его подведет. Рано или поздно мы сделаем удачную попытку.

Я кивнул, подумав: хорошо, что Дэнис из-за всего этого не сломался.

Послезавтра мне в рейс, а завтра поедем вместе с Сандрой на речной вокзал кататься на глиссере. Сандра в спасательном жилете похожа на пузатый красно-белый поплавок.

Иногда у меня появляется ощущение, что наш мир вот-вот разлетится на куски".

* * *

Звякнул таймер.

— Ты оказался прав, — сказала Сандра, заглянув в текст. — Наш мир действительно разлетелся на куски, и из этих кусков сложили другой мир — тот, в котором мы сейчас живем. Не сказать, что он интересней прежнего, зато его проще контролировать. Читать тебе осталось еще на один раз, и конец у твоего дневника, к сожалению, грустный.

Глава 17

"Они ушли.

Пока я ходил с караваном на Лаконоду, антимерсмонианская коалиция при поддержке Высших захватила Танхалу, и Темный Властитель отступил в Кесуан. Весенний дворец опять разгромили. Все восемь башен разрушены, вокруг зданий с зияющими дырами оконных проемов и разбитой лепниной громоздится россыпь обломков, особенно много белых и бирюзовых.

— Дэнис приходил попрощаться, рано утром, когда я в школу собиралась, — рассказала Сандра, непривычно тихая и грустная. — Тебе передавал привет. Мы разговаривали всего минутку, а во дворе его ждали кесу. Их было много, в этот раз они даже не прятались. Когда он вышел, они его окружили и увели. Я им из окна рожу состроила и показала язык, а одна увидела и оскалилась, но я нисколечки не испугалась. Залман, после этого он больше не приходил. Что они с ним сделали?

— Ничего страшного. Честное слово, я знаю точно, что он жив. Они увезли его с собой в Кесуан.

— А, значит, это были Эфрины кесу? — она быстро додумалась до правдоподобного объяснения. — Тогда понятно. Только знаешь, он прощался так, как будто насовсем. Я потом долго плакала.

Меня навестила Вир — теперь уже в форме капитана НПА, очень уверенная и властная. Если судить только лишь по манере общения, не принимая во внимание все остальное, кесейская военачальница Хэтэсси-кьян-Беалдри-эбо-Сеямэкори по сравнению с ней робкая школьница.

— Мы победили! — сообщила Вир с торжеством, глядя на меня так, словно это я был разгромленной вражеской армией. — Все Высшие объединились и надавали пинков Мерсмону, загнали его в Кесуан, он оттуда носа показать не смеет!

— Ага, всем скопом победили одного — герои, ничего не скажешь.

Темный Властитель не вызывает у меня симпатии, но было бы, чем гордиться… Другое дело, если бы кто-то из Высших одолел его на дуэли один на один — вот это я бы зауважал.

Вир обиделась и начала развивать теорию, что зло в принципе неуничтожимо и непобедимо, поэтому даже половинчатую, кратковременную победу над ним можно считать великой победой. У меня сложилось впечатление, что, хотя зло ей не нравится, она в то же время преклоняется перед ним почти в такой же степени, как перед Высшими.

— А ты знаешь, где сейчас Дэнис Кенао? — спросила она с затаенным ехидством.

— Не в курсе. Куда-то уехал.

— Зато я знаю! И мне известно, какой позорной ценой он купил свою безопасность.

— Да ничего он не покупал, все было иначе.

Она презрительно отмахнулась.

Вот еще одна разница между Эфрой и Вир: Эфра слушает и понимает то, что ей говоришь, а Вир как будто ничего не слышит — с ней сплошь и рядом получается игра в "глухие телефончики".

— Кстати, из каких стратегических соображений вы загнали Мерсмона в Кесуан, где находятся, во-первых, залежи всякого ценного сырья, а во-вторых, его цитадель и резервные склады?

— Когда его выбили из Танхалы, он отправился в Кесуан, — буравя меня недобрым взглядом, процедила Вир. — Такие, как ты, Залман, у нас в НПА сортиры чистят! Очень полезное упражнение для мозгов, особенно для некоторых… Сразу пропадает желание умничать и задавать вопросы.

Скоро она ушла. Сказать, что за время своей службы в Народной Повстанческой армии она изменилась — не совсем то. Примерно так: раньше ее лицо напоминало незавершенный карандашный эскиз с налетом тайны, а сейчас словно кто-то с нажимом прорисовал по этому эскизу четкие, определенные, грубоватые черты, и то, что получилось, мне совсем не нравится.

Собираюсь в Кесуан. Договорился на работе насчет отпуска, купил у Гершевича глиссер с мощным мотором и вместительным резервуаром. Я смотрел карту: до Кесуанских гор можно дойти по рекам. Возьму с собой побольше бензина, а съестных припасов понадобится немного — я, что ли, в Лесу не прокормлюсь? Сделал лук и стрелы, во время стоянок буду охотиться.

Главное — ускользнуть от патрулей и от Сандры. Особенно от Сандры! Но я уже отвез все, что понадобится, на речной вокзал, и маленькое чудовище ничего не знает о моих планах.

Я должен увидеть Эфру, как можно скорее. Перед тем, как я ушел в рейс, она вела себя немного странно: выражение лица, интонации, жесты — все в ней стало чуть-чуть другим. Более мягким? Более созерцательным? Более значительным? Все это вместе плюс что-то еще. Напоследок она сказала, что у нее, кажется, есть для меня сюрприз, но я узнаю, в чем дело, когда вернусь. Вот и вернулся…

Что ж, я отправлюсь туда, где она сейчас находится, и никто меня не остановит. Их лозунги и грызня за власть мне уже поперек горла! К черту все это, мне нужна моя жена.

Вырезал вымпел из куска пурпурной ткани, укреплю его на носу глиссера: флаг парламентера, чтобы кесу в меня не стреляли.

Выбраться с архипелага вместе с глиссером оказалось труднее, чем я думал. Танху днем и ночью патрулируют военные катера, и еще там установили бакены, меж которых натянуты цепи. Опасаются высадки кесейского речного десанта.

Меня выручил Михас. У него есть знакомые среди контрабандистов, которые добывают в Лесу всякую запрещенную всячину для продажи колдунам, коллекционерам и иноземным туристам (туристический сезон наступит летом, когда откроются межмировые порталы). Они вытащили мой глиссер в Лес, минуя кордоны, через какую-то свою лазейку, и доставили в условленное место на берегу Танхи, а я добрался туда пешком.

Допытывались, куда и зачем я направляюсь, и в конце концов я сказал им, что Темный Властитель забрал с собой мою девушку. Они тогда решили, что я немного чокнутый, но пожелали мне удачи.

Сижу на песчаной отмели, варю в котелке рыбину на ужин. На берегу растут покрытые побуревшей прошлогодней чешуей русалочьи хвосты, возле воды их особенно много.

Я уже третий день в пути, Кордея осталась далеко на севере. Глиссер в режиме глиссирования идет быстрее, чем прокладывающая трассу таран-машина, однако река местами сильно заросла — на таких участках приходится глушить мотор и грести веслами или пользоваться шестом, петляя среди торчащих из воды деревьев с ходульными корнями, стеблей и коряг. Хорошо еще, сейчас не сезон для речной травы, какая заполонила летом два притока Хелены неподалеку от нашего островка (кесу называют их Лийгла (Злая) и Исчажаму (Задумчивая), а на картах они обозначены как Протей и Улитка). Именно из-за этих речных дебрей возможно только сухопутное сообщение между архипелагами.

Над водой поднялся туман, и за этой завесой кто-то тяжело плещется. На случай, если он полезет на берег и захочет меня сожрать, держу под рукой острогу.

На юге уже взошла зеленая звезда Странников — путеводная звезда караванов, а справа от нее серебристыми точками проступила Летучая Мышь. Холодные лилово-серые сумерки постепенно сгущаются, но я еще успею дописать, что хотел.

Когда я покидал столицу, она мало чем отличалась от весеннего Леса с его кишащими личинками и выходящими из спячки монстрами. Коалиция объявила, что с изгнанием Темного Властителя настоящая борьба с Тьмой только начинается, и я бы понял, если б они призывали каждого бороться с Тьмой в самом себе, но имеется в виду другое: следить за окружающими и обо всех промерсмонианских действиях, высказываниях, настроениях сообщать в органы НПА. Мол, только так мы победим зло!

Слейгриц опять скрывается, и с ним исчезло еще несколько человек из руководства компании. НПА их ищет, но найти не может. Доротея сказала, что Инару арестовали, как и весь остальной дворцовый персонал. В общем, охота на ведьм. Эфре и Дэнису нельзя было оставаться в Танхале.

На дверях офисов НПА висят специальные ящики — для доносов и для денежных пожертвований. На каждом надпись: "Твой вклад в борьбу". Это похоже на какую-то сумасшедшую игру.

А так называемых "пособников зла", или "мерсмоновых прихвостней", довольно много: все те, кого правление Темного Властителя по каким-либо причинам устраивало больше, чем порядки, заведенные коалицией. Недовольны бизнесмены, которые из-за перемены власти понесли убытки, государственные чиновники, изгнанные с работы, часть творческой богемы — потому что новое правительство разродилось еще одним пакетом запретов и предписаний в области искусства, еще хуже, чем в прошлый раз. Прежнее коалиционное правительство возглавлял Келлард, он всяких маразматиков и религиозных мракобесов вроде Курконо по мере сил сдерживал (мне об этом Вир говорила), а теперь его нет, и у них стало больше влияния.

Я ничего не имею против религиозных людей. Буддистов, например, уважаю. Но некоторые религии стремятся всем навязать свое и все подмять под себя — тут нет ничего общего с Бесконечностью, Богом и духовным самосовершенствованием, это все та же политика. В правительстве засели как раз такие. Они плохо ладят между собой (не могут договориться, чье учение истинное) и на ножах с той группировкой Высших, к которой принадлежат друзья Вир — таким образом, отчасти нейтрализуют друг друга, и то хорошо.

Допустим, я-то в случае крайней нужды смогу уйти в Лес и жить там вольным охотником, а всем остальным куда деваться?

Эфра погибла. Я у себя дома, в Танхале, но завтра на рассвете снова отправляюсь в Кесуан. Я должен довести до конца одно дело, хотя знаю, что ее это не вернет.

Виноват прежде всего я сам. Наверное, нам следовало остаться в Кесуане. Меня оттуда никто не гнал, хоть я и сказал Мерсмону, что сохраняю нейтралитет, сославшись на правила для работников Трансматериковой компании.

Кесейский патруль накрыл меня во время пятой ночевки на берегу Бераны, когда до гор было рукой подать. Я заговорил с ними на сескаде и сообщил, что я собственность Хэтэсси-кьян-Беалдри-эбо-Сеямэкори. Ничего особенного, я-то знаю, что мы с ней просто друзья, и не придаю такого непомерного значения словам, как большинство других людей.

В отряде была колдунья, она с помощью магии связалась с кем-то из замка-в-скале (мне не позволили увидеть, как она это делает), и после ответа меня повезли туда, спрятав глиссер на берегу.

Хэтэсси во время большого сражения была ранена, но сейчас уже поправилась. Она подтвердила, кто я такой, а потом меня привели на допрос к Мерсмону. Допрос — это одно название, на самом деле он просто рылся в моих мыслях, как и в прошлые разы.

— Ты не намерен драться на моей стороне, и все равно проделал такой путь… — произнес он задумчиво, убедившись, что я не шпион коалиции и не диверсант.

— Я приехал к своей жене.

— Ты приехал к моей жене, — усмехнувшись, поправил Темный Властитель.

— К своей, — тут я не собирался ему уступать. — Эфра вам не жена, она только работает у вас в должности Весенней Королевы.

— Хорошо, пусть так. Раз уж ты сюда добрался, ты сможешь быть мне полезен, — эти слова он выделил иронической интонацией, намекая на один из наших прошлых разговоров. — В качестве психотерапевта.

Это меня обескуражило, и я буркнул:

— Какой из меня психотерапевт…

— Надо признать, довольно-таки неплохой, учитывая, что никакой профессиональной подготовки ты не получал.

Я не мог разобраться, продолжает он иронизировать или говорит всерьез.

— Общение с тобой благотворно влияет на Дэниса, — объяснил Властитель. — В последнее время он часто находится в подавленном состоянии.

— Если кого-то каждый день бить, он не то что будет в подавленном состоянии — из окна прыгнет с десятого этажа.

— Залман, ты позволяешь себе лишнее.

— Раз я, по-вашему, психотерапевт — то есть, вроде врача — вы должны считаться с моими рекомендациями. Не бейте Дэниса. Это мое требование.

Мы уставились друг на друга. Пронизывающий взгляд его ледяных голубых глаз тяжело выдержать, и все-таки я выдержал. Мне показалось, что кого он сейчас побьет — так это меня, но он сдержался. Наверное, понял, что это будет глупо, все равно что кинуться с кулаками на врача или знахаря, если его совет тебе не понравился.

Ко мне приставили охрану, зато поселили не в прежней комнате с цепями, а в шикарно обставленных апартаментах наверху (ковры — кесейские, мебель, видимо, доставили с Кордеи заказные караваны нашей компании). Я каждый день мог общаться и с Эфрой, и с Дэнисом. Мы даже гуляли по окрестностям. Головокружительные горы с ледниками, ущелья, каньоны, везде растут плакучие белые ивы — "оанаго" по-кесейски.

Мой глиссер перегнали к замку, и однажды мы рискнули прокатиться по Беране — я, Дэнис, Иссингри (начальница охраны Дэниса) и еще две аласигу. Кончилось это плохо, потому что течение там сильное, мы чуть не перевернулись. Эфра, смотревшая на нас с берега, переволновалась, а Мерсмон потом сказал, что утопит меня, если я еще раз вытащу Дэниса на такую водную прогулку. Но там, вообще-то, можно плавать, просто у нас опыта маловато, мы ведь привыкли кататься по спокойной воде. Когда Иссингри села к рулю, а две другие кесу взялись за весла, мы быстро добрались до берега. У кесу лодки другие — выдолбленные из цельного дерева, и весла тоже сделаны по-другому. Глиссер они раскритиковали.

Эфра сказала, что ждет ребенка. Мы с ней ушли из Кесуана из-за этого. Замок-в-скале время от времени подвергается магическим атакам со стороны Высших, которые хотят достать Темного Властителя, а он эти атаки отражает, но все это может повлиять на плод во чреве матери, вызвать мутацию. Среди кесу беременных нет, а Эфре Властитель советовал сделать аборт, но она не захотела.

— Когда я работала в мархенской больнице, я там видела в гинекологическом отделении… таких детей, — рассказывала она, глядя на меня покрасневшими от слез глазами. — Тогда мне это было все равно, как и все остальное. Властитель сказал, пока он в порядке, но дальше может произойти все, что угодно. Властитель говорит, можно устроить безболезненный выкидыш, без осложнений, а мне жалко… Он ведь там живой, — она приложила руки к животу. — Маленький, но живой, и уже все чувствует.

— Если я отвезу тебя в Соррену к Ганне, у нее ты будешь в безопасности, — предложил я. — Она и роды принимать умеет. Это она меня выходила, когда я родился. Ты могла бы жить у нее под видом ученицы. Главное — добраться до Соррены.

— Почему — под видом? Если она знахарка, я бы к ней по-настоящему в ученицы пошла, — Эфра улыбнулась сквозь слезы. — Лишь бы Властитель нас отпустил.

Он уступил, когда его попросил об этом Дэнис.

— Вы собираетесь сделать глупость. Здесь вы под моей защитой, а на территории коалиции вас могут арестовать, как пособников и прихвостней.

— У меня есть план, — буркнул я.

— Такой же гениальный, как твой план совершить кражу со взломом и осчастливить, не размениваясь на мелочи, все человечество?

Я промолчал.

Насчет глупости, как я теперь понимаю, он был прав, но мы с Эфрой должны были попытаться спасти нашего ребенка. Тогда я подумал именно об этом, и она тоже.

— Вы сумасшедшие. Если вы уцелеете, в чем я сомневаюсь, мне придется, видимо, признать свое отцовство? — он слегка приподнял тонкую светлую бровь.

Мы переглянулись.

— Это наш ребенок, и пусть он лучше так и считается нашим, — сказал я.

— Если это возможно, мой господин, — тихим умоляющим голосом добавила Эфра.

— Что ж, тогда я дам тебе официальный развод, с приличествующими алиментами и титулом. Надеюсь, ты по-прежнему останешься главным украшением моего двора?

Она опустилась на колени, на плиты черного мрамора, который, как я теперь знаю, добывают там же, в Кесуанских горах, и стала благодарить.

Отослав ее, Властитель сказал, что напрасно я послушал женщину, и что у меня еще есть время передумать, но я уже принял решение и менять его не собирался.

— Если вы не возражаете, я отвезу Эфру в безопасное место и потом вернусь сюда. Я ведь нужен здесь, как психотерапевт?

— Ну конечно, вернешься, — он одарил меня еще одной презрительной ухмылкой. — Чтобы украсть сокровище, которое, по вашему мнению, принесет людям счастье и вечное благоденствие! Если при следующей попытке вы с Дэнисом проявите хотя бы малую толику изобретательности, я буду приятно удивлен. Интересно, догадаешься ли ты захватить с собой то, без чего у вас нет даже мизерного шанса на успех?

До меня до сих пор не дошло, что он имел в виду. А тогда я сказал:

— Оно действительно принадлежит всем, как воздух или солнечный свет, даже если вы так не считаете.

— Залман, берегись моих противников. Если они узнают, что у тебя на уме — а они, как и я, могут прочитать твои мысли — ты обречен. Тебя сочтут самым опасным человеком на Долгой Земле… после меня, разумеется.

Я сказал, что учту. Он спросил:

— Дать тебе Защитника?

От такого предложения меня передернуло.

— Спасибо, не надо! Чтобы какая-то тварь сидела у меня под кожей и дожидалась своего часа…

— Дурак несчастный. Никто, кроме тебя, не отказался бы от такого подарка. Мои магические создания сильнее и надежней, чем чьи бы то ни было.

— Они такие же, как личинки-паразиты. И тоже питаются клетками человека, в котором живут, а захотят — могут сожрать тебя изнутри. Знаете, я в Танхале смотрел очень старое кино с Земли Изначальной, называется то ли "Странные", то ли "Чужие", там были существа вроде одичавших Защитников, и к концу фильма живых людей почти не осталось…

Я хотел пересказать ему сюжет, чтобы он все понял, но он оборвал меня и сказал, что видел этот фильм, и что Защитник, созданный из моей собственной плоти и жизненной энергии, не может причинить мне вреда или подвести меня, так что фобия у меня глупая.

С галереи из черного мрамора, в которой мы стояли, было видно, как Эфра идет через зал к арке, выводящей на лестницу. Сердце у меня сжалось — может, это было предчувствие, что у нас с ней все закончится плохо? — и полезли в голову всякие мысли насчет того, что развод Властителя — это скандал, и вдруг он решит отправить Эфру в ссылку или что-нибудь похуже…

— Не беспокойся. Буду играть роль безутешного благородного покинутого супруга, который тщетно надеется на возвращение любимой жены и всех поражает своим великодушием по отношению к счастливому сопернику. Если преподнести это, как надо, это поднимет мою популярность, а вам обоим придется мне подыгрывать.

Возле арки Эфра остановилась, посмотрела на нас и исчезла из поля зрения. Какая она была волшебно красивая в тот момент, когда стояла, запрокинув лицо, и ее платиновые волосы светились на фоне зеркально-черного мрамора! А Мерсмон видит в ней всего лишь полезную помощницу…

— Не понимаю я вас, Властитель, — это у меня само собой вырвалось. — Я имею в виду Эфру.

— Я тебя, Залман, тоже не понимаю, — он усмехнулся. — Я имею в виду Дэниса.

Что ж, каждому свое.

Он советовал мне хорошенько подумать, потому что маловероятно, что мы благополучно доберемся до Кордеи. Я сказал, что Эфра так решила, а мое дело сейчас — защищать ее и ребенка.

— Ты рассуждаешь, как дикарь. Даже не рассуждаешь, а слепо следуешь инстинкту.

— Лес меня сделал наполовину зверем, и я, наверное, действую, как зверь, который должен позаботиться о своей подруге и потомстве. Только, знаете, в некоторых ситуациях примитивная звериная логика правильнее изощренной человеческой.

Он не согласился.

Вообще, за это время мы с ним несколько раз по-крупному спорили и никогда не приходили к согласию. Мерсмон говорил, что поскольку он — воплощение зла, а я — воплощение добра, так и должно быть. Но это неверный подход, мы ведь не персонажи какого-нибудь фильма про добро и зло, а живые люди.

Он издевался над моей аргументацией, зато не швырялся в меня всем, что под руку подвернется, как это делала, распалившись, Вир во время наших с ней споров, таких же непримиримых. Из-за этого с ней тяжело дискутировать: надо одновременно и думать (а я при словесной полемике соображаю медленно), и уворачиваться, чтобы что-нибудь в голову не попало (хорошо хоть, на скорость реакции не жалуюсь).

Наши диспуты с Темным Властителем протекали цивилизованно, обычно за чашкой кофе, и чашки при этом по комнате не летали. Дэнис два-три раза присутствовал, но молчал, это были вроде как поединки, когда третий участник не должен вмешиваться.

На следующее утро после того разговора мы отправились в путь. Нам дали двух верховых грыбелей и двух вьючных с припасами. На глиссере быстрее, но там тряска, вибрация и риск искупаться в ледяной воде, Эфре все это было противопоказано.

Когда мы уезжали, видел во дворе замка Хэтэсси. Я помахал ей на прощание, и она отсалютовала мне кинжалом.

В течение трех дней мы ехали с отрядом кесу, патрулировавшим окрестности. Потом они повернули в сторону, а мы двинулись по прямой на север.

В Лесу зеленеют только хвойные деревья, у лиственных почки еще не раскрылись, зато вовсю цветут весенние лианы и подснежники всех разновидностей. Мы ехали сквозь массу цветов всех оттенков радуги, они были и справа, и слева, и под копытами грыбелей, и у нас над головами. Эфра каждый день плела себе венок, и кто бы, глядя на нее, усомнился в том, что она Весенняя Королева! А мне приходилось среди всей этой зачаровывающей красоты постоянно напоминать себе, что это все тот же Лес, и вокруг полно опасностей, так что я должен глядеть в оба.

Нам попался овраг, в котором среди бледно-желтых и бледно-розовых цветов с длинными загнутыми лепестками лежали приплюснутые студенистые шары величиной с бочку. Внутри каждого виднелись чьи-то полупереваренные потроха и в придачу существо, напоминающее головастика-переростка.

Еще мы наткнулись на паутину швакров — полотнища, натянутые меж деревьев. Кое-где висели белесые коконы с добычей, по большей части маленькие, но были и большие, в человеческий рост.

— Каким же должен быть этот паук? — пробормотала, озираясь, Эфра.

— Вот таким, — я показал, разведя большой и указательный пальцы. — С полтинник размером. Швакры маленькие, но их очень много, и действуют они всем роем. Не бойся, днем они спят в дуплах деревьев. Поворачиваем!

Мы сделали большой крюк, объезжая это место.

— Надо экономить еду, — заметила она во время одной из наших последних трапез. — Я посадила себя на диету, чтобы не начался токсикоз, но хватит ли этого до Кордеи…

— Насчет еды не беспокойся. Ты вышла замуж за первобытного охотника! Дичи у нас будет — завались, но мясо придется подолгу варить или нарезать тонкими ломтями и хорошенько прожаривать. Я умею по-всякому готовить, тебе понравится.

— А когда приедем в Танхалу, я сама буду для тебя готовить. Я у мамы научилась. Она живет в Танхале, после свадьбы я забрала ее с Мархена и купила ей хорошую квартиру в столице. Познакомлю вас, ладно? Она обрадуется, что я наконец-то вышла замуж по-настоящему.

— Хорошо, только мы едем не в Танхалу, а в Соррену, к Ганне. Если хочешь, я туда к тебе маму привезу. В Танхале сейчас работает сумасшедший аттракцион под названием "Оглядись вокруг и найди побольше врагов".

Потом погода испортилась, началась весенняя буря с градом и шквалистым ветром.

То, что было до этого, я помню отчетливо и во всех подробностях, словно рассматриваю картину с массой тщательно прорисованных деталей. А дальше все смазанное, затемненное. Наверное, так и должно быть, потому что мы с Эфрой оказались в пограничной области между жизнью и смертью, и я вернулся оттуда в мир живых, а ее унесло в противоположную сторону.

Сперва небо заволокло, потом поднялся ветер — такой, что Лес гудел, словно расстроенный потусторонний орган. В воздухе бесновались вихри цветочных лепестков, лианы хлестали по стволам, как оборванные веревки. Даже толстые, как дворцовые башни, тысячелетние гиганты начали стонать и раскачиваться, что уж говорить о других деревьях — то там, то здесь какое-нибудь не выдерживало и с треском падало.

Один из наших вьючных грыбелей взбесился и убежал, другому перебило хребет рухнувшим стволом, и я его пристрелил.

Какое дерево в следующую минуту сломается — заранее не угадаешь, и в Лесу негде было укрыться, но в той местности, где мы находились, было много суслажьих нор, и одну из них я заприметил незадолго до того, как разыгралась непогода. Мне удалось найти это место. Грыбелей в нору не затащишь, поэтому я снял с двух оставшихся поклажу и привязал их возле необъятного старого елажника, а мы с Эфрой, продрогшие, исхлестанные, исцарапанные, спрятались в земляных катакомбах. Воздух был затхлый и слегка едкий, но не настолько, чтобы отравиться. На всякий случай я сделал из шарфов защитные повязки, смочил их водой из фляги, и мы стали дышать через мокрую ткань.

Вскоре хлынул ливень с градом. Внутрь потекла вода, потом вход в нору обвалился, и нас тоже чуть не завалило, мы едва успели отступить вглубь. Пару сумок я успел схватить, в одной из них лежали фонарики на батарейках, так что свет у нас был.

Мне показалось, что откуда-то из соседних ответвлений земляного лабиринта доносятся человеческие голоса. Эфра тоже услышала. Встретить людей в глубине Леса, на таком расстоянии от островов — это почти невероятно: либо они из каравана Трансматериковой компании, либо какая-то экспедиция, либо лесная пехота.

Я пошел посмотреть, кто там. Это оказались Высшие. Среди них были Инга — та самая, что "логично и разумно" объясняла Инаре разницу между сном и явью. Пещеру, в которой они находились, озаряли повисшие в воздухе световые шары.

Я потихоньку ретировался. Они меня наверняка заметили (на то и Высшие!), но преследовать не стали. Я вернулся к Эфре, и мы пошли по извилистому коридору искать другой выход. Было холодно. Из влажных стен выпирали корни, одни толще моей руки, другие тонкие, похожие на заскорузлое кружево.

Дышать стало труднее, Эфра пожаловалась на плохое самочувствие. У нас начали слезиться глаза. Я приподнял повязку: воздух нестерпимо едкий, надо поскорее найти лаз наружу. Эта отрава сама по себе не смертельна, но, если потеряешь сознание, потом не очнешься, и сердце может не справиться с нагрузкой, а у Эфры оно работало за двоих.

Приняв решение, я повел ее в ту пещеру, где видел Высших. Глухие голоса, вдали брезжит свет. Они все еще были там и, похоже, не испытывали никаких неудобств из-за ядовитых испарений, хотя ни противогазов, ни даже повязок у них не было. Трое мужчин и две женщины, считая Ингу.

— Пожалуйста, помогите нам, — попросил я, поддерживая Эфру под руку. — Нам нужно срочно отсюда выбраться.

— Кто вы такие, чтобы рассчитывать на нашу помощь? — спросил худощавый парень с удлиненным лицом, в расшитой галунами куртке фехтовальщика.

— Она ждет ребенка, — объяснил я.

— И ты считаешь, это достаточная причина, чтобы мы помогли ей, соучастнице Мерсмона, и тебе, не вставшему ни на чью сторону? — поинтересовалась Инга с такой интонацией, словно говорила со сцены. В отличие от прошлого раза, сейчас в ней не было ничего истерического — только холодное превосходство, никаких других эмоций. — Надо сначала доказать, что ты достоин нашей помощи!

Скоро я понял, что никуда мы с этой мертвой точки не сдвинемся, а Эфре становилось все хуже и хуже. Тогда я попросил хотя бы показать, где выход.

— Сам ищи, — сказал мужчина, показавшийся мне самым старшим в этой компании — невысокий, с молодым лицом, проседью в волосах и глазами проницательного старика. — Человек должен сам решать свои проблемы.

— Вы никогда никому не помогаете, — прохрипела Эфра, пошатнувшись. — Когда надо мной издевались на Мархене, я молилась, чтобы мне кто-нибудь помог, а вам было наплевать. И сейчас то же самое… Будьте вы прокляты!

Инга рассмеялась холодным театральным смехом, невысокий к ней присоединился. Остальные смотрели на нас отчужденно и равнодушно.

Мне стало ясно, что мы только время даром теряем, тогда я подхватил Эфру и потащил в коридор. Без них найдем выход.

У нее заплетались ноги, она чуть не упала.

— Залман, мне больно… Господи, как больно… Живот…

— Потерпи, — я испугался, но старался этого не показывать. — Выберемся. Назло им выберемся.

Она застонала, а потом пробормотала обрывающимся голосом:

— Залман, у меня все потекло… Это выкидыш!

Меня самого трясло, но я все-таки сумел, обвязав фонарик шарфом, закрепить его у себя на голове на шахтерский манер, взял Эфру на руки и быстро пошел, почти побежал по извилистому земляному коридору. Главное — добраться до выхода. Кажется, я мысленно обращался к Лесу и просил его не брать жизнь Эфры, это ведь не она, а я ему задолжал, я водил караваны, которые продирались сквозь его живую плоть, убивая все, что не успевало или не могло уступить дорогу.

— Залман, не бросай меня, — хрипло попросила Эфра. — Ох, как больно… Пожалуйста, не бросай меня здесь…

Как будто я мог ее бросить! Дышать становилось все труднее, даже сквозь тряпку чувствовалось, до чего едкий воздух.

Этот бесконечный бег по земляному лабиринту снится мне почти каждую ночь. Эфра умерла у меня на руках до того, как я нашел выход, и в каждом из этих снов я заново переживаю ее смерть".

* * *

— Я тоже! — Залман оторвался от листков и поднял взгляд на Сандру. — Я часто видел этот сон и думал — обыкновенный кошмар, ненастоящий, а он оказался настоящий…

— Так часто видел, что запомнил? — уточнила Сандра. — Ты мне об этом не говорил.

— Я не знал, что надо сказать. Ты не спрашивала.

— А сейчас тебе что снится? Ну, в последнее время?

— Всякая ерунда про Лидию.

— Какая ерунда? — она заинтересовалась. — Интимные сцены?

— Нет, что ты… Она во сне рассказывает, как что-то не то выбросила, и говорит, что мы вместе должны пойти это искать, потому что надо найти, — Залман беспомощно развел руками. — Вот такая ерунда… Наверное, это на той помойке за "Изобилием-Никес", где их главный супермаркет. Знаешь, там мусорные баки стоят на огороженной площадке? Но это все во сне…

Сандра еще на середине начала нетерпеливо хмуриться и, едва он сделал паузу, потребовала:

— Читай, сегодня ты должен закончить.

Залман снова перевел взгляд на машинописный текст. В груди у него слабо, но болезненно ныло.

* * *

"Дальше — затемнение. Я нашел выход и сидел возле него, рядом с мертвой Эфрой. Кажется, до следующего дня. Потом выбрался наружу. Вокруг бурелом, стволы деревьев облеплены цветочными лепестками. Я не хотел закапывать ее в мокрую землю, кишащую червями и личинками, а хвороста для костра не было. Помню, куда-то пробирался, взвалив ее на плечо, и все видел размыто, потому что плакал, а потом сидел около нее посреди сырой поляны и убивал любую тварь, которая пыталась к ней подойти, от личинок-падальщиков до саблезубых собак.

Наверное, я так бы и умер на той поляне от истощения, если бы не отряд кесу. Не из тех, с кем я лично знаком, но они знали про нас с Эфрой. Чем-то напоили меня из фляги, тогда я почувствовал себя лучше и все им рассказал. Кесу натащили мокрых веток, посыпали каким-то порошком, сверху положили Эфру, и вспыхнул погребальный костер. Дыма почти не было, и пламя странное, бледно-розовое — кесейское колдовство. Сгорело все очень быстро. Пепел они собрали в кожаный мешочек, на котором вышиты магические символы, и сказали, что отвезут в Кесуан, чтобы Весеннюю Королеву похоронили там по человеческому обряду.

Предлагали ехать с ними, я отказался. Я еще тогда решил, что сделаю дальше, и надо было вернуться в Танхалу, чтобы выяснить некоторые вещи. Кесу дали мне оседланного грыбеля, немного еды и дюжину патронов для револьвера, а то у меня ничего не осталось.

До Кордеи я добирался долго. Грыбеля по дороге сожрали саблезубые собаки — стая была большая, и я залез на дерево, а его спасти не смог. Патроны у меня к тому времени закончились. Путешествие помогло мне прийти в себя, хотя нельзя сказать, что я исцелился. Это как с моими шрамами: рана заросла, но на ее месте остался рубец.

В Танхале все по-прежнему. Антимерсмонианская коалиция распалась на несколько фракций, которые воюют между собой. Единодушны они только в том, что надо покончить с Темным Властителем, из-за всего остального идет жестокая грызня. Поливают друг друга в газетах и листовках — тут и серьезный компромат, и нелепые оскорбительные стишки, и карикатуры, я каждый день выгребаю из своего почтового ящика на калитке целую кучу этой свежеотпечатанной пакости. Случаются между их сторонниками и вооруженные стычки. В Кесуане обстановка была… культурней, что ли? Хотя там, конечно, цитадель зла, а здесь — считается, что "оплот добра". Во всяком случае, они называют себя поборниками добра, но даже если тысячу раз назвать осла кошкой, он все равно не замяукает, что бы ни утверждал тот древний политик с Земли Изначальной.

Написал в дневнике крамолу — теперь меня есть, за что арестовать.

Несколько раз звонили из компании, но на проспект Ста Созвездий я не пошел, у меня другие планы. Я должен рассчитаться за Эфру.

Нельзя сказать, что я ненавижу Высших. Мое отношение к ним скорее можно определить, как отсутствие уважения.

Похоже, они истово соблюдают одну-единственную заповедь: не помоги.

"Делай что угодно и будь кем угодно, только не помогай тем, кто об этом попросит — никогда, ни под каким видом. Если кому-нибудь поможешь, от тебя сразу убудет!"

Проклятие Эфры все-таки их достанет, хоть они и смеялись. Я об этом позабочусь. Моя месть будет бескровной, никто не умрет, но я уничтожу то, что они ценят превыше всего. Как и предсказывал Кирсан, я сделаю то, чего они больше всего на свете боятся.

Вчера приходила Вир, мы с ней подрались.

Вначале она спросила, где я был, и я сказал, что бродил по Лесу, охотился, отдыхал от города. Потом Вир начала, как обычно, превозносить Высших, глядя на меня с затаенным вызовом, и тогда меня прорвало. Я изложил, что о них думаю.

— Да ты перед ними просто щенок, понял? — возмутилась Вир. — Все мы против них слепые щенки!

— Нет, Вир. Насчет себя думай, как хочешь, тебе виднее, а я — человек. Перед кем угодно. И я знаю, кто такой на самом деле Ушлеп.

— Что? — она сперва не поняла, недоверчиво сощурила свои светло-ореховые глаза.

— Ты слышала, что я сказал? Я в курсе, кто такой Ушлеп.

— Откуда ты знаешь?

— Осведомленные люди рассказали. И я в грош не ставлю всех тех, кто подобен Ушлепу.

Глядя на меня пристально и яростно, она потянулась к кобуре. Я позволил ей достать пистолет, а потом его выбил. Вир меня ударила, но я швырнул ее в другой конец комнаты, на бордовый плюшевый диван, подобрал пистолет, разрядил и бросил к ее ногам.

— Забирай и уходи отсюда.

Она схватила оружие, сунула обратно в кобуру и снова кинулась в драку. Я не бил, только блокировал удары. Скрутил ее и потащил к выходу. По лестнице мы спускались с грохотом. Сандра, делавшая уроки, выскочила из своей комнаты, увидела, что происходит, и обрадовано завопила. Она даже забежала вперед и распахнула перед нами входную дверь, облегчив мою задачу. Вир пыталась вырваться или двинуть мне коленом в пах и вовсю ругалась, но я дотащил ее до двери и вышвырнул во двор.

Упав, она сразу вскочила, словно на тренировке, посмотрела на меня, повернулась, ничего не сказав, и пошла к калитке. Открыла ее пинком, со стуком захлопнула за собой.

Вообще-то, я как чувствовал, что рано или поздно мы с ней продеремся из-за Высших. Не из-за того, что у нее завелся другой парень или у меня другая девушка, а именно из-за Высших. Давно к этому шло.

— И не появляйся у нас больше! — крикнула с крыльца Сандра. Кстати, ей уже одиннадцать лет.

Завтра на рассвете отправляюсь в путь. Опять по рекам на глиссере, его доставят на место те же самые контрабандисты. Дневник спрячу дома, в тайнике. Вначале хотел сжечь его в камине, потом передумал. Вдруг когда-нибудь пригодится".

* * *

— Все? — спросил Залман.

— Все, — подтвердила Сандра. — Последняя запись. Это был наш мир, который в одночасье исчез. Они даже из Танхалы всех поголовно выселили и распихали по другим городам и поселкам, хотя народа там жило полтора-два миллиона, судя по косвенным данным — так считает большинство исследователей. От Темной Весны уцелела в нетронутом виде только лживая легенда Мерсмона и Эфры. Ты помнишь прочитанное?

— Да.

До чего это странно — помнить длинную-предлинную историю со всеми именами, рассуждениями, подробностями. Он ведь привык к тому, что в памяти у него почти пусто, что никакой памяти словно бы и не существует.

На душе было тягостно. Читая, он как наяву увидел поляну, усыпанную черными обломанными ветками и мокрыми лепестками, и посреди поляны — мертвую Эфру. Жутковатый продукт воображения или давным-давно потерянное воспоминание?

— Хорошо, что ты не бросил дневник в камин. У меня после тех трех лет в твоем доме осталась куча загадок, и я думала, что никогда не узнаю ответов. Например, однажды вечером к нам домой приходил важный пожилой господин, одетый, как правительственный чиновник высокого ранга. Его облаяла одна их тех бездомных собак, которых я прикармливала, а за углом его ждал лимузин, блестевший в желтом свете фонаря. Он спросил Дэниса Кенао. Я подкралась, спряталась за одеждой в прихожей и стала подслушивать. Гость валялся у Дэниса в ногах, рассказывал о какой-то крупной растрате и оправдывался, что взять эти деньги его вынудили обстоятельства. Он просил Дэниса его спасти, потому что за такую кражу Властитель его казнит, отдаст на съедение кесу. Я не понимала, каким образом Дэнис может кого-то спасти от Темного Властителя? Чиновник плакал и говорил о своей семье, как им без него будет плохо, и не соглашался встать с колен, но потом пришел ты и, недолго думая, поднял его за ворот шубы — знаешь, такая длинная шуба с большими золотыми пуговицами, на которых была, по-моему, эмблема какого-то министерства. Ты крикнул маме, чтобы она принесла валерьянки, а после заметил меня и выгнал, но вы еще долго о чем-то тихо разговаривали втроем. Не знаю, чем закончилась история с этим несчастным казнокрадом. Видимо, в верхах знали об истинном раскладе личных отношений в Весеннем дворце, и он приходил просить Дэниса о заступничестве. А дом наш в Танхале недавно снесли. Жалко, хотя он все равно бы рано или поздно развалился.

Залман этот дом не помнил. Только описание из дневника: большой, деревянный, со скрипучей лестницей, на первом этаже — темный коридор и двери по обе стороны, на втором — путаница смежных комнат. Хороший, наверное, был дом.

— Жалко, — согласился он с Сандрой.

— Нельзя сказать, что в этих заметках ты был на сто процентов беспристрастен. Определенные субъективные моменты заставляли тебя на некоторые вещи смотреть сквозь пальцы. Когда о кесу говорят, что они жестокие и кровожадные — это чистая правда, они такие. И людей они сожрали больше, чем пирожных в танхалийских кофейнях, но для тебя они были прежде всего женщинами, причем более желанными, чем женщины нашей расы. Последствие твоего первого опыта с Хэтэсси, — Сандра понимающе усмехнулась. — Ты не хотел убивать их и вел себя с ними, как джентльмен. Похоже, на многих кесу это действовало неотразимо, так что тебя они в разряд "просто еда" не зачисляли. И знаешь, я еще поняла, откуда взялась народная сказка про Темного Властителя, Залмана-героя и Эфру Прекрасную.

— Откуда?

— Из фольклора контрабандистов. Большинство из них по натуре романтики, у них много всяких баек и песен. Наверное, ты бы тоже подался в контрабандисты, если бы тебя не прибрала к рукам Трансматериковая. Ты ведь им кое-что рассказал, остальное они додумали, приукрасили, разыгранная Мерсмоном и Эфрой фальшивка тоже пошла в дело — и сказка готова. Герой, красавица и злодей, все как полагается. В условиях того информационного хаоса, который воцарился после Темной Весны, она привлекала своей однозначностью, словно единственная твердая кочка посреди болота. Ну, и завоевала популярность. Потом ее литературно обработали, состряпали социальный продукт… Вот так и делается история для учебников.

Глава 18

Смеркалось, но они все еще дежурили на улице по ту сторону узорчатых ворот — несколько пламенных легионеров в новеньких пятнистых формах, подростки лет четырнадцати-шестнадцати. Они приходили сюда каждый день с плакатами: "Все как один!", "Кто не в строю, тому не верь!", "Ненадежных — перевоспитать!" Сандра называла это "психологическим прессингом".

Они хотели, чтобы им отдали Лидию Никес, но прорваться за ворота больше не пытались. Стояли снаружи, на выложенном красноватой брусчаткой тротуаре — до обеда одна группа, потом их сменяли другие. Стычек не было. Королева Всех Кошек и Собак ходила в кимоно и с дуэльным мечом, легионеры ее боялись.

Им не терпелось домой, они переминались с ноги на ногу, кое-кто украдкой поглядывал на часы. Посмотрев на них, Залман пошел к увитому ползучими розами дому.

В темном коридоре он услышал негромкий повторяющийся звук — словно вжиканье ножниц в парикмахерской. А раздвинув занавес из лакированных деревянных бусинок, из-за которого пробивался электрический свет, увидел, что происходит: Сандра стригла Лидию, сидевшую на табурете перед трюмо.

— Сандра, зачем?

Если с длинными волосами Лидия была похожа на больную русалку, то мальчишеская стрижка превратила ее в заморыша из городских трущоб.

— Так удобней, — пояснила Сандра, отступив на шаг и разглядывая свою работу. — Во время путешествия мы не будем вылезать из защитных костюмов, голову не помоешь, даже спать придется в костюмах, это же полевые испытания. Видишь, я тоже постриглась покороче.

Ей, в отличие от Лидии, такая стрижка шла. Темные с красноватым отливом волосы лежали красиво, как на рекламном снимке в журнале, крепкая загорелая шея открыта, движения текуче-плавные, быстрые, ловкие. Залман попытался сравнить ее с описанием из дневника: упрямо насупленная круглолицая девочка с торчащими косичками и тремя большими бантами в горошек — но это мысленное усилие сразу иссякло. Его способность сравнивать одно с другим была почти полностью уничтожена, как и все остальное.

Когда Лидия смела в совок срезанные волосы и вышла, его охватило беспричинное беспокойство.

— Сандра, куда мы поедем?

— У нас большая программа. Будем повсюду показывать экспериментальные костюмы и читать лекции о защите населения от порождений Гиблой зоны. И еще на дельтаплане втроем прокатимся.

— Надо держаться подальше от электростанций, — он понизил голос до шепота. — Иначе — катастрофа, понимаешь? Лидию нельзя пускать на электростанцию!

— Да мы туда и не собираемся. Мы будем заниматься общественно-просветительской работой, я согласовала наш маршрут в министерстве просвещения и воспитания. Завтра покажу тебе план, там все по пунктам расписано, и никаких электростанций. Разве что завернем по дороге к этому целителю, который у меня на примете, — она сжала загорелый кулак с золотыми перстнями. — Душу из негодяя вытрясу, но заставлю его тебя вылечить!

— Так он негодяй? Может, тогда не стоит с ним связываться? — засомневался Залман.

— Еще как стоит, — отрезала Сандра.

Глава 1

Третья или четвертая по счету остановка. Еще один городишко, опоясанный бастионами складских построек из потемневшего кирпича, таборами гаражей, рельсовыми путями с мучнисто-белесыми от пыли грузовыми трамваями. И городской парк такой же, как повсюду: ухоженные клумбы и аллеи, облупленная раковина эстрады, деревянный амфитеатр на полторы тысячи зрителей.

— Будьте осторожны, — предупредила Сандра. — Вир приехала.

— Какая Вир? — не сразу понял Залман. — Из дневника?

— А по-твоему, есть какая-то еще? Вторая Вир — это был бы полный звездец! — бывшая Властительница фыркнула. — По мне, так даже одной многовато.

Статная женщина в пятнистой форме Пламенного Легиона, с факелом на рукаве, официально поздоровалась с гранд-советником Янари, а Залмана и Лидию проигнорировала. Залман рассматривал ее с удивленным любопытством: аккуратно вылепленный бритый череп, презрительно сжатые губы, глаза цвета скорлупы грецкого ореха — а на правой лопатке у нее должна быть татуировка "СМ!" Живая иллюстрация к дневнику.

Местный чиновник объявил собравшейся публике, что сейчас выступит с речью госпожа Вир Одис, ветеран легендарной Народной Повстанческой армии, и загрохотали аплодисменты.

— Набежало много легионеров, поэтому ее так шумно приветствуют, — вполголоса бросила Сандра, выглядевшая недовольной.

Вир говорила жестко, в ее тоне сквозила угроза. Обитатели Центральной Кордеи расслабились и забыли о Мерсмоне — еще бы, здесь, в глубине громадного острова, даже медузники редкие гости! Но безопасность — это иллюзия, и мирная жизнь — иллюзия, на самом деле война со Злом не закончилась, она всего лишь затихла до поры. Если повнимательней присмотреться к окружающим, обнаружишь среди них и зомби, готовых в любой момент стать марионетками темных сил, и затаившихся пособников зла (кстати, о таких субъектах обязательно нужно сообщать в ближайшее отделение Пламенного Легиона), а в сумерках вокруг нас шныряют Соглядатаи из Гиблой зоны, выискивают потенциальных предателей…

Выступившая вслед за ней Сандра коротенько и жизнерадостно рассказала о защитных костюмах, необходимых всем и каждому, раз вокруг кипят такие страсти, а потом позвала на сцену Залмана, и они вдвоем разыграли поединок на тренировочных мечах, продемонстрировав, что в костюме можно делать все что угодно. Вышла Лидия. Сандра пояснила, что гражданское население тоже предполагается снабдить средствами индивидуальной защиты и спецодеждой, которую при необходимости можно носить, не снимая, в течение нескольких суток.

После этого, как и в прошлые разы, на сцену потянулись желающие поглядеть на костюмы вблизи. Сандра всем улыбалась и охотно отвечала на вопросы. На бледном личике Лидии застыла искусственно-оживленная улыбка промоутера, презентующего новый товар. Залман стоял, как манекен в витрине магазина, терпеливо дожидаясь, когда суматоха закончится.

Наконец толпа любопытствующих схлынула, и к ним опять подошла Вир Одис.

— Могу вас поздравить, госпожа Янари, — ее голос звучал все так же сухо и жестко. — Осенний Властитель одобряет проделанную вами работу. Приказ о массовом производстве костюмов, безусловно, будет подписан, и дотацию вы получите. Но мне нравится не все… — последнюю фразу она произнесла многозначительно, с нажимом.

— Мне тоже, госпожа Одис, — Сандра ответила ей лучезарной официальной улыбкой. — Пока еще рано говорить об успехе. Перед тем как приступать к массовому производству, надо хоть раз опробовать костюмы в условиях прорыва из Гиблой зоны. Наш следующий пункт — Макарена, потом еще несколько городов, и, наконец, Танарский полуостров. Если очередной прорыв произойдет, когда мы там будем — посмотрим, чего на деле стоит мой проект.

— Вы готовы рисковать ради успеха, это хорошо. Но другой вопрос, хотят ли риска ваши ассистенты и можно ли на них положиться? — Вир сделала паузу. — Насчет испытаний в полевых условиях не беспокойтесь, как только будет готова опытная партия — мы оденем бойцов береговой охраны на границе с Гиблой зоной. В армии с этим просто: приказано — сделано, не худо бы всем так научиться. Не нравится мне кое-что другое, госпожа Янари… — еще одна пауза. — Ваши ассистенты.

— Они прекрасно справляются.

— Они могут вас подвести, — Вир повернулась и теперь смотрела на Залмана в упор. — Этот человек психически болен! В последний год лета он совершил убийство на Тянге, но в лечебницу его почему-то не поместили, в нарушение закона.

— Я ничего об этом не помню, — беспомощно признался Залман.

— Вот-вот! Он же невменяем! Что вы на меня так смотрите? Вы хотя бы знаете, кто перед вами?

— Да, знаю. Я читал о вас.

Сандра за спиной у Вир сделала страшные глаза и погрозила ему кулаком. Залман озадаченно уставился на нее, не понимая, что означает эта пантомима.

— О вас много пишут в газетах, госпожа Одис, — вступила в разговор Лидия. — Мы читали публикации.

— А тебя никто не спрашивает! — прикрикнула Вир. — Есть люди и есть отбросы общества, ты всегда была отбросом. Госпожа гранд-советник, такие помощники могут вас подвести. Откажитесь от них, и взамен я пришлю вам пламенных легионеров, которые с удовольствием будут участвовать в вашем проекте с костюмами.

— Залман, Лидия, вы лучше идите, — ровным голосом распорядилась Сандра.

Девушка быстро пересекла сцену, сбежала по боковой лесенке и уселась на траву около куста жасмина. Залман, спустившийся следом, видел ее со спины — скованная, напряженная поза. Он прислонился к подножию деревянной раковины, выкрашенной белой масляной краской, и бездумно наблюдал, как расходятся остатки зрителей и переливается на ветру блестящая листва деревьев под аквамариновым небом. Со сцены доносились приглушенные голоса:

— Прошу вас объяснить, в чем дело, госпожа Одис. Допустим, Залману вы до сих пор не можете простить того, что он тогда спустил вас с крыльца, но что вы имеете против дочери Никеса?

— Ее место — в лагерях перевоспитания. Есть те, кто знает и понимает больше, чем мы с вами, и они тоже так считают. Лидия Никес получила отсрочку на время вашего турне, потом мы все равно ее туда заберем. А что касается того, о чем вы вспомнили — вы тогда были ребенком и вряд ли могли правильно оценивать происходившее вокруг. Никто меня с крыльца не спускал, я сама ушла.

— Что сделала вам Лидия? Что-то настолько ужасное, что вас перекашивает каждый раз, когда вы ее видите…

— Да, ужасное, — помолчав, подтвердила Вир — тихо, с застарелой горечью. — Представьте себе, что есть награда, на которую могут рассчитывать только самые достойные, в том числе вы. И вдруг кто-то отнимает у вас саму возможность ее получить, из-за последнего ничтожества достойные никогда не будут вознаграждены по заслугам!

— Что именно сделала Лидия? — настойчиво повторила Сандра.

— Она взяла то, к чему даже прикасаться не смела. Не в этой жизни, но ей этого никогда не простят.

— Взяла — и что дальше?

— Выбросила! — похоже было, что Вир произнесла это слово сквозь сжатые зубы, со свистом. — Представьте себе неграмотного вора, который украл ценную книгу в единственном экземпляре и вышвырнул в попавшийся по дороге мусорный бак!

— Но ведь потом, наверное, эту самую награду нашли?

— Нет.

— С ума сойти…

— Вы не спасете Лидию от лагерей перевоспитания. И пусть она хоть покончит с собой — когда она родится снова, мы ее снова вычислим и снова туда отправим. Ее преступление принесло слишком большой вред, так что возьмите себе другого секретаря-референта, госпожа Янари.

Ступеньки боковой лесенки заскрипели, и Залман увидел Сандру. А Вир Одис спустилась по другой лестнице, прошла, по-военному печатая шаг, мимо опустевшего амфитеатра и свернула в дубовую аллею.

Сандра остановилась перед Лидией, сорвала веточку с жасминового куста. Мрачно сообщила:

— Вир совсем чокнулась. Знаешь, какие у нее к тебе претензии? В прошлой жизни ты украла у нее заслуженную награду и выбросила в мусорный бак. Мар-р-разм…

— Такого я точно не делала.

— За это она хочет упрятать тебя в лагеря перевоспитания. Беспокоиться рано, что-нибудь придумаем. И еще Залмана невменяемым обозвала! Сама она невменяемая и всегда была такая.

— Она действительно невменяемая, — подойдя к ним, поддержал Сандру Залман. — То, что Лидия взяла и выбросила что-то важное — это из моего сна, а она говорила так, как будто это случилось в настоящей жизни!

Лидия испуганно смотрела на него снизу вверх, ее невзрачное застывшее личико в обрамлении защитного шлема напоминало маску, которая того и гляди не выдержит внутреннего напряжения, расползется на куски… открыв совсем другое лицо. Залман хотел сказать об этом вслух, но в то же время чувствовал, что это запретная тема, хотя никто вроде бы не запрещал ему говорить.

— Пошли! — позвала Садра. — Нам пора ехать.

Пока машина мчалась по шоссе, мимо пышных виноградников и полосатых огородов, он почти забыл о встрече с Вир Одис: то ли было, то ли не было — не поймешь.

Вечером показывали костюмы в Макарене, около белого фонтана на городской площади. Среди публики стояли юноши и девушки в форме Пламенного Легиона, с плакатами: "Александра Янари, избавьтесь от предателей!", "Долой ненадежных!", "Гранд-советник, послушайте совета: расходный материал — в расход!"

Сандра была злая-презлая — это Залман в буквальном смысле почувствовал на собственной шкуре, когда дело дошло до показательного фехтовального поединка. Вначале он растерялся и пропускал удары, но потом у него само собой получилось подхватить ее темп. Когда они закончили, зрители разразились шквальными аплодисментами.

В гостинице Сандра решила сэкономить и сняла один номер на троих. Как обычно, спали не раздеваясь. Сандра и Лидия устроились на широченной двуспальной кровати с резными спинками, и Сандра положила на тумбочку возле своего изголовья пару револьверов и нож, а Залману велела развернуть кушетку поперек двери.

— Боюсь, что ночью к нам вломятся, — пояснила она, когда он спросил, зачем.

— Кто?

— Грабители. Чтобы экспериментальные костюмы украсть. Государственная дотация — жирный кусок, каждому охота захапать.

— Как же их украдешь, если мы их не снимаем?

— Вместе с нами, понял? Поэтому если что — просыпайся и бей всех подряд, отвечать буду я.

Разбудили его посреди ночи тихие голоса, и он рывком сел на кушетке с мыслью: "Вот и пришли злоумышленники!" — но тревога оказалась ложной. Разговаривали Сандра и Лидия, озаренные светом расписного ночника.

— …Что за куст?

— Это мой детский кошмар. Когда я была маленькая, он мне часто снился. Мама рассказывала, я плакала и бормотала, что, когда у куста оборвется последний корешок, я умру. Потом психолог-адаптер, которая со мной работала, объяснила, что куст для меня — символ жизни. Она заставляла меня рисовать кусты, у которых много-много корней, и мы с ней смастерили картонный кустик с ниточками-корешками, которых тоже было очень много. Эти занятия помогли, но не до конца. Иногда он все равно мне снится, причем самого сна, что там было, я не помню, знаю только, что все корни обрываются, и после этого я умираю, — Лидия всхлипнула. — Извините, сейчас пройдет…

Они сидели в обнимку на кровати, в уютном круге света от ночника, защитные костюмы делали их похожими на полицейских-спецназовцев. Только спецназовцы не плачут. В коридоре было тихо, за деревянными панелями стрекотали и шуршали какие-то насекомые, на стене тикали ходики. Решив, что злодеев, замышляющих отнять у Сандры дотацию, поблизости, очевидно, нет, Залман опять растянулся на кушетке и закрыл глаза.

Через день доехали до Таммы, со всех сторон осажденной дымящими заводами. Сам небосвод над ней был грязноватый, и окраинные дома потемнели от копоти, зато представитель местной администрации, встречавший гранд-советника Янари, похвалился, что у них тут не приживается никакая лесная нечисть вроде медузников или разносящих заразу шмыргалей, которые поедают не только падаль, но еще и продукты, оставленные без присмотра. Так что нет худа без добра.

После Таммы, когда проезжали мимо большого оранжерейного хозяйства, Сандра сообщила:

— Где-то здесь был "Голодный грузовик".

— Придорожная гостиница из дневника?

Целый городок стеклянных сооружений, пара законсервированных котельных — пока в них нет нужды, они начнут работать, когда похолодает и наступит долгая зима. Вдали, в просвете меж блестящих на солнце оранжерей, виднелись бревенчатые дома.

— Поселиться бы здесь, и чтобы никто меня не достал…

Залман, сидевший за рулем, видел в зеркальце грустное бледное лицо Лидии.

— От этой маньячки Вир здесь не спрячешься, — возразила Сандра. — Но есть другие варианты.

На перешейке, соединяющем Центральную Кордею с Танарой, находилась застава. Госпожу Янари позвали в ветхий казенный домик заполнять документы, Лидия осталась в машине, Залман выбрался наружу.

Справа высилась бетонная береговая стена в фиолетовых и чернильно-черных пятнах волчьего бархата, отделенная от заасфальтированной дороги зарослями крапивы и лебеды, метровыми лопухами, да еще непролазной путаницей малинника, жимолости и шиповника. Слева зеленел бурьян в человеческий рост. Впереди торчал полосатый шлагбаум. Казарма и домишки заставы в медовом вечернем свете выглядели такими старыми, словно их построили еще до Темной Весны и с тех пор ни разу не ремонтировали.

По ту сторону шлагбаума собралось несколько солдат, с любопытством глазевших на машину. Из домика доносился полный энтузиазма отрывистый голос офицера, расточавшего комплименты то ли Сандре, то ли защитному костюму.

— Дня через три-четыре мы поедем обратно, — услышал Залман ее ответную реплику. — Если будет ваше дежурство, еще увидимся!

Глава 2

Иссиня-белая луна светила так ярко, что видны были метелочки неподвижной темной травы. А что происходит в ночном небе, не разберешь: то ли облака там, в вышине, плавают, то ли медузники.

И почему Сандре взбрело в голову непременно прокатиться на дельтаплане при полной луне? Да еще втроем, да еще с грузом: она зачем-то привязала под сиденьями три больших рюкзака и в придачу длинный футляр, а на мачте и на хребтовой трубе приладила пару объемистых матерчатых мешков, от которых к пилотскому месту тянулись веревки.

— А это зачем? — поинтересовался Залман, которого она заставила помогать.

— Так нам будет удобней. Сам увидишь.

Лидия ни о чем не спрашивала. Стояла в сторонке и молча смотрела то на возню вокруг дельтаплана, то на большую круглую луну, истекавшую серебряным соком.

В опаловом лунном свете блестела оцинкованная крыша ангара и белели постройки, отданные под базу Пламенному Легиону. Возле построек маячили смутные фигуры — наблюдали, но не приближались.

— Эй, вы, подойдите сюда! — окликнула их Сандра.

Те подошли. Легионеры, лет по шестнадцать-восемнадцать.

— Как вы думаете, для чего нужен этот ночной полет? — строго спросила гранд-советник Янари, и после прозвучавших вразнобой предположений задала новый вопрос: — Прорывы когда бывают?

— По ночам!

— В темноте!

— Правильно, по ночам. С дельтаплана обзор лучше, чем с береговой стены, и если вести воздушное патрулирование, врагу труднее будет застать нас врасплох. Но прежде чем какую-то идею предлагать, надо проверить ее на практике, что мы сейчас и сделаем. Почему мы летим втроем? Будет целесообразно, чтобы экипаж патрульной машины состоял из пилота и двух стрелков, тогда дельтаплан превращается в полноценную боевую единицу, способную сражаться с порождениями Гиблой зоны во время прорыва. И еще мы берем с собой балласт — это имитация того груза, который придется поднимать каждой нашей машине в боевой обстановке. Все понятно?

Взрыв воодушевленных возгласов — легионеры привыкли выражать свои эмоции бодро и дружно.

— А теперь марш в казарму! Хватит нарушать дисциплину.

Наконец-то Залман узнал, почему они полетят кататься ночью! А им с Лидией Сандра ничего такого не объясняла… Или объясняла, но он успел забыть?

— Командир, а нас вы научите летать?

— Я сказала, марш спать! — рявкнула гранд-советник Янари.

Легионеры ушли. Из домика, пристроенного к ангару, доносились громкие нетрезвые голоса, желтели в темноте зарешеченные окошки — там вовсю шла пьянка, Сандра поставила техникам и сторожам ящик пива, специально купленный в Лозвеге, последнем городке перед въездом на Танару.

Слегка ежась в своем костюме от ночной прохлады, Залман огляделся: раскинувшийся внизу полуостров тонул во тьме, лишь кое-где виднелись горстки электрических светляков, да на юге, за ровной полосой береговой стены, мерцало туманное голубоватое зарево.

— Давайте сюда, — позвала Сандра. — Пора!

Залман и Лидия подошли к дельтаплану. В лунном свете, скрадывавшем изъяны, лицо Лидии казалось нежным и почти привлекательным. Залмана опять кольнула совесть: девушка ничем не заслужила его неприязни, но что он может поделать, если эта неприязнь каждый раз включается сама собой, как будто у него внутри кто-то поворачивает рубильник?

А загорелое, здоровое, несколько широковатое лицо Сандры словно отлито из бронзы. Вспомнилось описание из дневника: статуя Трансматери в вестибюле здания на проспекте Ста Созвездий — "бронзовая богиня дальних странствий". Наверное, она была похожа на Сандру. Не на тогдашнюю, с бантиками, а на эту, взрослую.

— Лидия, — девушка вздрогнула, когда Сандра заговорила, — ты ведь догадалась, чего я хочу, и каким будет наш дальнейший маршрут?

Та кивнула.

— После Танары поедем на остров Хаба, — вмешался Залман (перед ужином, пока Сандра пропадала в ангаре, он от нечего делать изучал программу турне). — Потом на Фосу, потом на Реньякан…

Обе покосилась на него, но ничего не сказали.

— У тебя есть выбор, — Сандра опять повернулась к Лидии. — Я делаю, что решила, а для Залмана это последний шанс, но ты еще можешь передумать и остаться. У тебя вся жизнь впереди.

— Разве это будет жизнь? — Лидия усмехнулась, поглядев на жасминово-белое здание бывшей гостиницы, в котором скрылись легионеры.

Эта усмешка вызвала у Залмана странное ощущение узнавания — что-то страшно далекое, но знакомое — и тут некстати заболела голова, болезненное давление на виски, ему сразу стало не до отвлеченных ассоциаций.

— Еще я хочу увидеть тот пейзаж, о котором говорила вам — помните, в библиотеке?

Теперь уже Сандра молча кивнула.

— И в-третьих… — Лидия запнулась, как будто стесняясь продолжить. — В общем, я с вами.

— Тогда слушайте внимательно, — Сандра понизила голос. — Никаких гарантий, что я смогу посадить машину, как надо, но у нас два парашюта. Как только мотор заглохнет, я их открою, и мы спланируем. Я уже отрабатывала такую посадку, пока Залман читал дневник, ничего страшного.

— Сандра, не прибедняйся. Когда ты не могла посадить дельтаплан, как надо? — боль была короткой, к Залману быстро вернулась способность слушать и задавать вопросы. — И что такое парашют?

— Скоро увидишь.

Он хотел добавить, что, если с мотором что-то не в порядке, лучше отложить полет на завтра, но тут в домике возле ангара хор пьяных мужских голосов истошно и немузыкально затянул:

Когды-ы-ы я-а-а укрощал зверопой-и-изд,

Говорила, что ждать меня буди-и-ишь!

А вернулси-и-и из Лесу калекой,

Ты сказала, что больше не люби-и-ишь!

Должно быть, так же орал песни художник-самоучка Джон из Трансматериковой компании, о котором Залман-из-прошлого написал в своем дневнике.

— Зачем ты их напоила?

— Чтобы не совали нос, куда не надо. Они, в отличие от легионеров, не совсем дураки. Ну, давайте! Закрыть щитки шлемов, по местам и пристегнуться. Сейчас мы сделаем то, чего до нас никто не делал!

Придирчиво проверив, хорошо ли Залман и Лидия застегнули страховочные ремни, она устроилась в пилотском кресле. Затарахтел двигатель, дельтаплан помчался, подпрыгивая на ухабах, по заросшей травой столешнице горы Пирог, потом оторвался от земли и начал набирать высоту, но внезапно рухнул вниз, как лифт с оборванным тросом. Натужно взвыл мотор, и перегруженная машина снова устремилась в ночное небо.

"Чуть не разбились, — подумал Залман. — Наверное, надо было испугаться. Жалко, не успел…"

Двигатель надсадно ревел. На расстоянии вытянутой руки промелькнула стайка полупрозрачных медузников. Полосатые щупальца кровососов беспокойно затрепетали, когда в их гущу чуть не врезалось механическое чудище. Секунда — и они остались позади, за компанию с сияющей серебряной луной.

Со всех сторон зияла чернильная бездна, и звезды подмигивали, словно были заодно с Сандрой, вечно одержимой какими-нибудь сумасшедшими затеями. Та, что маячила впереди, самая крупная и яркая из всех, походила на зеленый глаз небесной кошки. Может быть, это и есть звезда Странников — путеводная звезда караванов, которая всегда висит на юге и помогает штурманам и следопытам определять направление? Если она путеводная, ничего удивительного, что Сандра держит курс прямо на нее.

Внезапно все вокруг заволокло туманом, и одновременно стало светлее. Внизу простиралось без конца и края то ли опаловое озеро, то ли болото. Над его поверхностью стлалась мерцающая голубоватая дымка, местами из нее щетками торчали заросли осоки, кроны корявых черных деревьев.

Этот странный водоем не отличался спокойствием — то там, то здесь на его поверхности вспухали и медленно оседали мутновато-молочные, в радужных переливах, пузыри. Какие-то существа — верткие, не рассмотришь — спешили на всякий случай спрятаться от низко летящего дельтаплана. Одни кидались в гущу высокой болотной травы, другие прыгали в омуты: не то ныряли, не то в панике топились.

Звезд больше не было, осталась одна-единственная, еле различимая сквозь туман зеленая искорка прямо по курсу.

Мотор начал давать перебои, в один из моментов опасной тишины Залман услышал, как Сандра выругалась. Расстилающийся внизу опаловый пейзаж ему не нравился. Красиво, но непривлекательно. Красота, несовместимая с жизнью.

А впереди стеной поднимался Лес, тоже окутанный зыбким мерцающим маревом. Двигатель заглох, и дельтаплан начал было падать — в объятия болота, которое только того и дожидалось — но содрогнулся от двойного рывка и завис в воздухе.

— Парашюты! — услышал Залман торжествующий возглас Сандры и увидел у себя над головой громадный матерчатый колокол, соединенный дюжиной тонких тросов с мачтой.

Так вот что такое парашют!

Постепенно снижаясь, дельтаплан поплыл к чернеющему впереди Лесу. До опушки оставалось с полсотни метров, когда шасси коснулись мокрой почвы, и пологое скольжение сменилось немилосердной тряской по кочкам. Потом машина остановилась, и пассажиров накрыло парашютом.

— Выпутывайтесь, живо! — приказала Сандра. — Пока кто-нибудь не начал нас есть!

Она выбралась наружу первая, вытащила из-под сидений длинный футляр, достала оттуда боевой меч в ножнах и прицепила к поясу.

— Залман, это тебе, — она показала на второй такой же меч. — И револьверы берите. Да шевелитесь, мы не в городском сквере!

Подавая пример, Сандра пристегнула к поясу одну кобуру справа, другую слева. Лидия сделала то же самое, не переставая озираться.

Залман тоже осматривался. Над искривленными деревьями, которые росли на болоте поодиночке или жутковато живописными группами, парило сонмище медузников. Большие и маленькие, одни размером с кулак, у других купола метрового размаха. В толще стекловидных шляпок смутно виднелись внутренние органы, а мохнатые щупальца непрерывно шевелились, словно черно-белые заросли, трепещущие на ветру… хотя никакого ветра нет, полный штиль.

Воздух был напоен тяжелым и затхлым болотным запахом.

"Куда это мы попали?"

У Залмана мелькнула мысль, что они, наверное, залетели внутрь облака — если из облаков идет дождь, почему бы там не оказаться болоту? — но здесь ведь еще и Лес, а он растет на земле. Значит, они все-таки не на небесах…

От перенапряжения заболела голова — так бывало всякий раз, когда он упорно пытался выстроить причинно-следственную цепочку — и тут Сандра крикнула:

— Мы пришли с миром!

Обращалась она не к Залману и не к Лидии, а к несметному рою медузников над мерцающим болотом.

— Я Александра Янари, бывшая Летняя Властительница Долгой Земли, теперь гранд-советник. Мы с вами дважды встречались, когда я была маленькой девочкой. Надеюсь, вы меня помните?

Непонятно, вспомнили ее медузники или нет. Во всяком случае, они на это заявление никак не отреагировали.

— Со мной Залман Ниртахо, его-то вы наверняка должны помнить, и Лидия Никес, мой секретарь-референт, носитель МТ — возможно, с ней вы тоже знакомы, — теперь Сандра повернулась к Лесу и разговаривала с деревьями. — Не знаю, известно вам это или нет, но при последней смене власти у нас произошел политический переворот, и для нового режима мы все трое — персоны нон грата. Если вы не против, мне бы хотелось встретиться с вами и кое-что обсудить. Если вы меня услышали, дайте, пожалуйста, какой-нибудь знак!

Она замолчала. Медузники, болото и мрачные деревья тоже хранили молчание.

— Надеюсь, что вы не откажетесь со мной поговорить, — Сандра перевела взгляд на безобразно распухший гриб-светляк, примостившийся на башнеподобном древесном стволе. — Пропустите нас, пожалуйста, к вашей резиденции, мы пришли с миром.

Вновь наступила тишина, нарушаемая хлюпаньем и клокотанием на болоте да вкрадчивыми шорохами в глубине Леса.

— Н-да, немного обидно, — пробормотала Сандра тихонько. — На оркестр и ковровую дорожку я, конечно, не рассчитывала, но чтобы нас совсем уж проигнорировали… Неужели наше вторжение было недостаточно эффектным?

Она взглянула на дельтаплан, накрытый парашютом, словно чехлом. Второй парашют, прикрепленный к хребтовой трубе, лежал в темной болотной луже бесформенным ворохом ткани и уже успел намокнуть.

Теперь, когда Сандра закончила свою речь, Залман наконец-то смог задать главный вопрос:

— Где мы?

— В Гиблой зоне, где же еще? Или в Гиблой стране, как ее иногда называют.

— В Гиб… Где?!…

— На медузников не обращайте внимания. Когда щитки шлемов закрыты, костюмы защищают от них на сто процентов.

— Сандра, но послушай… Не слишком ли далеко ты зашла с испытаниями своих костюмов? Чтобы ради этого лезть в Гиблую зону…

— Да совсем не ради этого. Я все продумала и спланировала заранее, не беспокойся. В конце концов, здраво мыслить я училась у тебя.

— Ага, видно, что у меня… — Залман покосился на роящихся над мерцающим болотом кровососов. — Я же невменяемый!

— Когда-то был вменяемым. И скоро опять им станешь — ради чего, по-твоему, я затеяла эту игру? Мы идем в гости к Мерсмону. Он навел на тебя чары — он их и снимет. Надеюсь, он согласится это сделать. Я ведь раньше считала, что вы с ним Эфру не поделили, а когда прочла твой дневник, поняла, что произошло на самом деле. Видимо, ты добрался до Кесуана уже после того, как погиб Дэнис, и ты обвинил Темного Властителя в его смерти. Вы оба находились в стрессовом состоянии, и дошло до драки, вдобавок он шарахнул в тебя заклятьем. В последний момент он, видимо, опомнился и оказал тебе помощь, но это касалось только физических травм. Ликвидировать заклятье он не успел, потому что началась последняя атака Высших на Кесуан. Он мог вообще не заметить, что ты пострадал от заклятья, если это получилось у него непроизвольно — я слышала, с колдунами такое бывает, поэтому лучше их не злить. Мы доберемся до него и попросим, чтобы он тебя вылечил. Вы не были соперниками, и, судя по записям в твоем дневнике, он не испытывал к тебе ненависти, поэтому я думаю, что все получится. Ты снова станешь самим собой, понял?

Это обещание не вызвало у Залмана никакой реакции, кроме слабого отголоска тревоги и тут же оформившейся мысли, ясной и настойчивой, словно лозунг или рекламный призыв: "Пусть все останется, как есть!"

— Мне хорошо, как сейчас. Если я стану тем, который писал дневник, всякое может случиться, хоть какая-нибудь катастрофа… Ты меня даже не спросила. А Лидию ты зачем с нами взяла?

— Она сама так захотела, — Сандра взглянула на девушку.

— Вир Одис хочет отправить меня в лагерь перевоспитания, — объяснила Лидия. — Там заставляют жить так, что жизнь теряет всякий смысл. Я не совершила никакого преступления, но туда отправляют без суда — считается, что это не тюрьма, хотя на самом деле тюрьма. Лучше уж в Гиблую страну. Кроме того, я хочу увидеть кесуанские каньоны с белыми горными ивами.

— Да, понимаю… — неуверенно согласился Залман.

Обе названные причины показались ему равно значительными.

— Пошли, достанем рюкзаки, — опять начала командовать Сандра. — Мы должны дождаться Тима, нашего проводника, но если он в течение суток не объявится, отправимся без него.

— В Гиблой стране живут люди? — удивилась Лидия.

— Нет, он контрабандист. Ведет меновую торговлю с кесу. Темного Властителя он ни разу не видел, зато рассказывал о кесейской колдунье — она очень крутая, неплохо говорит по-нашему, главная над всеми здешними кесу. Она защитила Тима чарами, благодаря которым его здесь ни одна тварь не тронет, никакая трясина не затянет, никакое упавшее дерево не пришибет. Он таскает сюда периодические издания и новые книги, кофе, коньяк — видимо, все это для Властителя, плюс еще сладости для кесу и всякие промышленные изделия, а взамен получает сувениры из Гиблой зоны, за которые недурно платят колдуны и чокнутые коллекционеры, — вполголоса рассказывая, Сандра вытащила из-под сидений рюкзаки, достала нож и начала резать парашютные веревки (она их называла "стропами"), велев Залману и Лидии помогать. — Как он пробирается туда и обратно — мечта экстремальщика! Ему приходится пару километров ползти на четвереньках по заброшенным канализационным трубам, да еще рюкзак с товаром за собой волоком тащить. Несколько раз он пытался завязать, но без этих вылазок в Гиблую страну такая тоска на него нападает, что хоть вешайся. Скорее всего, та серая колдунья навела на него манящие чары. Сматывайте стропы — они очень прочные, в дороге могут пригодиться.

Из водяного оконца, окруженного щетинистыми кочками, высунулась круглая черная голова. Залман показал на нее пальцем, и она сразу исчезла с тихим всплеском.

— Мы должны вести себя неагрессивно и миролюбиво, но если деваться некуда — защищаемся, — проинструктировала Сандра вполголоса. — Кстати, я оставила записку, что мы отправились в Гиблую зону, чтобы продержаться тут несколько дней и проверить пригодность костюмов. Героизм и все такое… Это на случай, если вдруг придется вернуться, чтобы нас пособниками не объявили. Имейте в виду.

— Наверное, придется, — кивнул Залман. — Здесь такое место, что пройдут разве что самые крутые, подготовленные… Одних медузников вон какое скопище, а что прячется в Лесу — еще неизвестно.

Глаза Лидии, сматывавшей веревку торопливыми нервными движениями, беспокойно блеснули за прозрачным щитком.

— Нет, — возразила Сандра. — Крутые и подготовленные здесь не пройдут. Бывали попытки карательных рейдов в Гиблую зону, и кончалось это всегда одинаково — никто не возвращался. Здесь пройдет только тот, кому позволят пройти. Кстати, вы разве не заметили, что мы до сих пор живы?

Залман с сомнением огляделся. Живы-то живы, но с одной стороны простирается окутанное недобрым сиянием опаловое болото, с другой поднимается к небесам черный Лес — такое впечатление, что мертвый, и звезд не видно, только луна просвечивает сквозь туман размытым блестящим кружком, а в воздухе плавает тьма-тьмущая медузников… Да кто же заберется в такое место по доброй воле? Они определенно сошли с ума, все трое.

Глава 3

Тим появился, когда начало светать. Точнее, когда померкла мертвенная болотная иллюминация, и туман, пронизанный лучами невидимого солнца, окрасился в розоватый цвет.

Вначале послышался еле слышный шорох, потом на опушку вышел, крадучись, худой человек с настороженными запавшими глазами. На поясе охотничий нож, за плечами рюкзак. Он выглядел неприкаянным оборванцем, но его одежда, грязная и потрепанная, была сшита из дорогой джинсовки высшего сорта, с удобными кожаными нашлепками и добротной прострочкой, и высокие шнурованные ботинки стоили недешево. Изможденное лицо на первый взгляд казалось нездоровым, однако никаких болячек на сероватой коже не было. Гиблая страна, хотя и наложила на Тима свой отпечаток, до сих пор его щадила, благодаря чарам кесейской колдуньи.

Пока ждали, Сандра рассказала, что узнала о его противозаконном промысле давно, еще до того, как стала Летней Властительницей, и решила его не сдавать — вдруг когда-нибудь пригодится. Вот и пригодился. О нем мало кто знает. Считается, что он старьевщик и собирает утиль на прибрежных свалках.

Говорил он хрипло, то и дело переходя на шепот, словно опасался кого-то разбудить. Сразу предупредил, что, если нападут кесу, защитить путешественников он не сможет. Его кесу не трогают, и конфликтовать с ними он не должен — это одно из условий его неписаного контракта.

— Если хотите, госпожа Янари, пошли. Выведу вас обратно. Они здесь голодные, злые.

— Я скажу им, что иду с визитом к Наргиатагу.

— Они по-человечески не поймут.

— Ты ведь немного знаешь их язык? Вот и переведешь.

— Если послушают… — с сомнением покачал головой Тим. — Они дикие. Ну, дикари, понимаете? Умная только их главная колдунья, но она здесь бывает редко. Я вас до реки доведу, как договаривались.

Лес вокруг выглядел неживым: черные скрипучие деревья в пятнах плесени, голые ветви и стволы покрыты окаменевшими наростами причудливой формы. С веток свешивались лианы, усыпанные цветами блеклых оттенков — одни поражали утонченной вычурно-хрупкой красотой, другие, угрожающе крупные и мясистые, внушали опаску, и от их сладковатого трупного запаха не было никакого спасения.

Пресловутые черепа на паучьих ножках, которыми славилась Гиблая зона, при близком знакомстве оказались разновидностью головоногих моллюсков. Мучнисто-белые череповидные твари с круглыми темными глазами сновали по веткам и лианам и, похоже, опыляли пахнущие мертвечиной цветы. Тим подтвердил, что они питаются нектаром, и добавил, что они вообще-то неагрессивные, кусачими становятся только во время прорывов, когда их выплескивает на Танару. Сам он ни разу не видел прорыва, его всегда предупреждают загодя, чтобы он в это время не приходил.

Под ногами хлюпала сырая гниль.

— Правила хорошего тона не позволяют, заявившись в гости, критиковать эстетические предпочтения хозяев, — угрюмо цедила Сандра. — А то бы я сказала… Двести с лишним лет назад, когда я ходила в Кесуан с экспедицией, это был Лес как Лес.

— Экспедиция в Кесуан? — переспросил Тим. — Не слышал…

— О ней мало кто слышал. Студенческая авантюра. Все участники были отчаянными ребятами, и ни один из них не взял бы на такую прогулку свою девушку, но я не была ничьей девушкой — сама по себе. И тоже отчаянная, любому дала бы сто очков вперед, школа Залмана.

Тим покосился на Залмана, и Сандра добавила:

— Ты ведь не видел, каким он был до того, как заболел.

— Как вы искали дорогу?

— Шли вдоль реки. Мы и сейчас пойдем тем же маршрутом, так что не заплутаем.

На них пока никто не нападал, но вскоре возникли неприятности другого рода: у Лидии появилась на коже красноватая сыпь, и в придачу начался аллергический насморк. Плексигласовые щитки от нездоровых испарений не спасали, да и от естественных потребностей человеческого организма никуда не денешься: приходилось расстегивать костюмы и обнажать определенные участки тела. Тим проинструктировал, как выбирать "хорошее место для этого дела, чтобы тебе в задницу что-нибудь не вцепилось, извините, госпожа Янари и девушка".

В походной аптечке, которую захватила Сандра, были антиаллергические препараты, но против здешней хвори они не очень-то помогали, разве что ослабляли зуд.

— С насморком даже лучше, — с вымученной улыбкой сказала Лидия. — Теперь я, по крайней мере, запахов не чувствую.

Ближе к вечеру появились кесу.

Залману вдруг показалось, что в молочном тумане, заполняющем просветы меж деревьев, кто-то прячется. То же самое показалось и Тиму, он остановился, сделав предостерегающий жест. Черные стволы тут стояли редко, но на расстоянии в пару десятков метров видимость пропадала.

— Что там? — спросила Сандра шепотом.

— Они.

Они выступили из-за деревьев, сразу взяв людей в кольцо. Шестеро или семеро. Выглядели они оборванцами подстать Тиму: истрепанные кожаные туники, штаны и мокасины, местами порванные и небрежно зашитые, лоснились от грязи. Зато на поясах, кроме ножей, висели кривые мечи в потертых ножнах. Существа были тощими и поджарыми — кто бы сомневался, что они голодные! Под серыми шкурами рельефно выступали мускулы, раскосые глаза алчно горели на почти человеческих лицах — почти, если бы не шерсть, напоминавшая грязноватый бархат, и не форма заостренных ушных раковин. Большинство принадлежало к женскому полу, но двое, более крупные и без мечей, определенно были мужчинами.

Все они двигались легко, словно танцоры, с угрожающей грацией. У Залмана мелькнула мысль — даже не мысль, а мимолетное впечатление — что эти странные женщины очень привлекательны.

— Тим, переводи! — приказала Сандра. — Мы пришли с миром, мы идем в гости к повелителю Гиблой страны. Хотите шоколада?

Тим начал произносить слова, смысла которых Залман не улавливал. Похоже, когда-то он знал все эти слова, но забыл, что они означают. Как обычно, от напряжения заболела голова.

Когда проводник замолчал, одна из кесу ответила высоким хрипловатым голосом, хищно щуря и без того раскосые алые глаза.

Выслушав, Тим растерянно повернулся к Сандре:

— Она говорит, если бы повелитель ждал гостей из человеческой страны, им бы сказали, но им ничего не сказали, поэтому они съедят и вас, и ваш шоколад. Я вас предупреждал!

— Скажи, что, когда Наргиатаг об этом узнает, у них будут серьезные неприятности.

Тим еще не успел договорить, когда огромный длиннорукий мужчина-кесу с сеткой белесых шрамов на шерстистом черепе оттолкнул его, так что он не удержался на ногах и упал в слякоть. Кольцо начало сжиматься.

— Стойте! — крикнула Сандра. — Нельзя, не приближаться!

Бесполезно, подумал Залман. Она ведь Королева Всех Кошек и Собак, а не королева кесу, эти красноглазые существа не станут ее слушаться.

Тим, ничуть не пострадавший от падения, проворно отполз за деревья, волоча за собой замызганный рюкзак. Кесу не обращали на него внимания.

Сандра и Залман (что-то в нем отлично знало, что надо делать) одновременно выхватили револьверы, а Лидия — с некоторой задержкой.

Ничего, кроме сухого щелканья курков.

— Залман, меч! — сбрасывая рюкзак, прорычала Сандра. — Лидию прикрывай!

Когда они обнажили мечи, кесу не стали нападать всем скопом. По одной противнице на каждого, остальные стоят и смотрят.

— Залман, это шанс, мы должны сделать их всех! — произнесла Сандра скороговоркой.

Это не особенно отличалось от их показательных поединков во время турне по кордейским городам, разве что здесь под ногами хлюпает, и надо смотреть, чтобы не запнуться о торчащий корень, и в процеженном сквозь туман водянистом свете клинки блестят не так, как на солнце, по-другому.

Все бы ничего, но Лидия не умела драться, как Залман и Сандра, у нее даже меча не было — какой ей от него прок? Прыгнувшая к ней кесу, оценивающе поглядев на ее вооружение, достала из ножен кинжал. У Лидии на поясе тоже висел нож, однако она о нем даже не вспомнила. Она попятилась, кесу издала пронзительный победный возглас.

— Не трогать ее! — в отчаянии взвыла Сандра. — Она не участвует!

Кесу приняли это за боевой клич — Тим ведь сбежал, и переводить было некому. А если бы даже и поняли, это бы их не остановило.

Сражаясь со своей кесу (та дралась, как демон, даже хуже, как голодный демон), Залман боковым зрением видел, что кесу, напавшая на Лидию, повалила девушку на землю и занесла нож. Лидия закричала.

Странный крик — казалось, он состоял из непонятных слов, интонация то повышалась до визга, то понижалась.

Кесу с кинжалом отскочила от своей жертвы, как ошпаренная.

Те, с которыми сражались Залман и Сандра, тоже начали отступать, словно им вдруг расхотелось драться дальше.

Сандра подскочила к Лидии.

— Ты не ранена?

Та смогла ответить не сразу:

— Нет…

— Что ты им сказала?

— Ничего.

Девушка говорила слабо и хрипло — видимо, сорвала голос.

Кесу сбились в кучку и возбужденно совещались, сверкая на людей красными глазами. Потом тот верзила, который отшвырнул с дороги Тима, двинулся вперед, раздраженно ворча и отпихивая тех, кто пытался его удержать. Он сделал шаг, другой, третий, и внезапно земля содрогнулась, между кесу и людьми с влажным чавканьем раскрылась трещина. Оттуда тянуло могильным холодом, внутри что-то шевелилось — не то черви, не то побеги. Верзила застыл на месте. Одна из женщин-кесу схватила его за руку, потянула назад, и на этот раз он не сопротивлялся.

— Похоже, за нами все-таки признали статус гостей, — пробормотала Сандра удовлетворенно. И злорадно крикнула отступающим в туман демонам Гиблой зоны: — А могли бы получить по шоколадке!

Те без перевода не поняли, а то бы совсем расстроились.

Лидия сидела, ссутулившись, ее била дрожь, на лбу выступила испарина.

— Я и не думала, что в школе юных менеджеров учат кесейскому языку, — остановившись над ней, заметила Сандра. — Все-таки что ты им сказала?

— Я… просто кричала… У меня было чувство, что, если я закричу именно так, меня оставят в покое. Это пришло само собой — знаете, как иногда вспоминается бессмысленный стишок, заученный в детстве? Но я никогда раньше не слышала этих слов.

Убрав меч в ножны, Сандра отстегнула от пояса флягу.

— Хлебни-ка. Холодный сладкий кофе с бальзамом. И успокойся. Думаю, даже если они вернутся, то только для того, чтобы принести извинения.

Зияющая в сырой земле трещина постепенно закрывалась. Залман подошел и заглянул внутрь, но ничего толком не рассмотрел: влажная темная масса, пронизанная как будто пульсирующими сосудами. Деревья в этом гиблом Лесу мертвые, а земля под ними живая, и ждать от нее можно чего угодно… Когда он об этом подумал, по спине поползли мурашки.

Кто-то пробирался обратно. Залман развернулся в ту сторону, держа наготове меч — машинально, без мыслей — но, увидев Тима, опустил оружие.

С опаской посматривая на Лидию, проводник присел в сторонке на корточки, выдрал пучок бледной травы и начал счищать грязь со своей заляпанной одежды.

— Ты понял, что она сказала этой серой шпане? — как ни в чем не бывало, словно он никуда не исчезал, спросила Сандра.

— Девчонка… э-э, госпожа Лидия им угрожала.

— Что именно сказала госпожа? Давай подстрочный перевод, слово в слово! Лидия, ты ведь не возражаешь?

— Да, переведите, пожалуйста, — растерянно попросила Лидия.

— Ну, она крикнула, что является собственностью Наргиатага — их повелителя, и если кто причинит ей хоть мелкий вред, Наргиатаг его потом живого или мертвого достанет и шкуру спустит. А после еще несколько слов, которых я не знаю.

— Какая у тебя степень МТ? — деловито поинтересовалась Сандра у Лидии, когда проводник закончил.

— Вторая, — испуганно глядя то на нее, то на Тима, ответила девушка.

— Раззявы эти эксперты. Не вторая, а четвертая. При четвертой степени носитель МТ способен пользоваться знаниями и навыками, полученными в прошлой жизни. Думаю, сюда же можно отнести и внедренные пароли. Кесу — хищники, охотничий инстинкт у них может взыграть неожиданно, особенно если это не культурное меньшинство, способное к самоконтролю, а дикое большинство. Чтобы защитить своих приближенных-людей, Мерсмон внедрял им в подсознание специальные фразы-пароли, которые при определенных обстоятельствах выскакивали сами собой, хотя человек кесейского языка не знал и не смог бы вспомнить пароль произвольно. Лидия, ты очень вовремя воспользовалась паролем, который тебе засадили в прошлой жизни. И я, между прочим, нисколько не удивлена, это подтверждает мои догадки.

Во время этой речи Лидия то краснела, то бледнела, потом нерешительно выдавила:

— Госпожа Янари…

— Сандра! — перебила Сандра.

— Что?.. — Залман встрепенулся и начал озираться. — Ты это кому? Ты же здесь одна Сандра, других нету…

— Называй меня Сандрой, а его Залманом, — сказала Сандра. — Это будет правильно… учитывая, кем ты была раньше. Неужели ты до сих пор этого не понимала?

— Я это поняла, еще когда расшифровывала дневник. Просто не хотела говорить. Считается, что носители МТ часто сочиняют о себе лишнее, чтобы вызвать интерес, все равно их рассказы невозможно проверить. Я сталкивалась с людьми, которые заранее ждали от меня именно этого, поэтому привыкла все держать при себе.

— А Вир, кстати, в курсе, кто ты.

С наступлением сумерек Лес окутало призрачное мерцание. Светло, почти как днем, небо виднеется клочками — вместо него на высоте семи-восьми метров от земли сплошной массой колышется мохнатая черно-белая бахрома. Это щупальца медузников, слетевшихся к человеческой стоянке, так что вверх лучше не смотреть. Как Сандра и обещала, костюмы спасали от кровососов, и тем оставалось только виться в воздухе: видит око, да зуб неймет. Тима они тоже не трогали, его защищали чары.

На другой день вышли к реке. Хотя, какая это река? Топкий берег и полоска холодной темной воды не шире городского канала, дальше — сплошной туман, кое-где чернеют вздыбленные коряги. Тим утверждал, что это и есть Танха. Сандра с ним расплатилась, и он поскорее исчез от греха подальше, сказав на прощанье, что без спутников ему здесь ходить спокойней.

По его словам, воду из Танхи можно пить, перед этим хорошенько прокипятив. Сандра велела Залману наломать сухих веток — "ты лучше меня знаешь, какие нужны для костра, положись на свой инстинкт". То, что он насобирал, горело хорошо, и вода в котелке весело бурлила.

— Говорят, в Гиблой зоне все отравлено, а Тим здесь воду пьет, и мы пьем, — заметил он неуверенно, щурясь на пляшущий оранжевый огонь.

— Насчет отравы — ерунда, — возразила Сандра. — Если бы воздух и вода были по-настоящему ядовиты, кесу здесь бы не выжили. До чего они деградировали… Эту шатию, на которую мы сегодня нарвались, с темной гвардией не сравнить. Те, которых я видела в детстве, были чистоплотны, пользовались косметикой, говорили на двух языках, умели читать и писать. После своего поражения они до безобразия одичали. И не только они… — Сандра огляделась, слегка сморщив нос. — Вся эта гадость в лучших традициях ужастиков с Земли Изначальной — я не нахожу слов! Зачем Властителю этих мест понадобилось губить Лес и разводить грязь в таком масштабе… Ладно, молчу.

— По-моему, это проявление тоски, — тихо сказала Лидия. — Знаете, гос… Сандра, может оказаться, что он уже много лет находится в подавленном состоянии, и тогда неизвестно, сможет ли он снять чары с Залмана. Когда мы сюда пришли, мы как будто погрузились в омут печали. Я слышала, что сила колдунов во многом зависит от их душевного состояния…

— На этот случай у меня есть для Мерсмона бомба. Такая, что она его из могилы поднимет.

— Где у тебя бомба? — Залман забеспокоился (с Сандры станется!) — В рюкзаке?

— Вот здесь, — усмехнувшись, она постучала согнутым пальцем по своему лбу.

Шутит, наверное.

После ужина (целебный кисловатый чай, галеты и сыр) она поинтересовалась:

— Лидия, что такое Ушлеп?

— Не знаю, — девушка посмотрела на нее виновато. — Не помню. Я не так уж много из той жизни помню.

— Жалко. Я-то думала, что хоть теперь получу ответ… Давай поговорим так, чтобы Залман нас не слышал? Ему не все можно слушать, от некоторых разговоров ему становится плохо.

— Так случилось летом в Танхале, когда мы с ним познакомились, — Лидия покосилась на Залмана. — Повторно познакомились… Я сразу почувствовала к нему симпатию и доверие, как будто давно его знаю. Я тогда еще не понимала, что мы действительно давно знакомы, но меня словно прорвало, я много чего о себе понарассказывала, и вдруг Залман плохо себя почувствовал. Речь как раз шла о моем самом последнем воспоминании оттуда.

— Ага, понятно… Я бы тоже хотела об этом услышать. Залман, ты пока спи, потом поменяемся — мы будем спать, а ты дежурить.

Устроившись на охапке веток, накрытых сверху стеганым спальником, Залман завернулся в брезентовый плащ. Черные траурные деревья, опутанные лианами, словно цветочными гирляндами, несметный рой шелестящих медузников, опаловый туман, трава, похожая на щетину — ко всему этому он уже успел привыкнуть. Окружающая среда может быть всякой, в том числе такой. Тревожило его другое: по ту сторону костра сидят Сандра с Лидией и о чем-то шепчутся — может быть, об электростанциях?.. Глядя на них, Залман почувствовал, что это сумасшедшее путешествие добром не закончится.

Глава 4

— …Мне запомнилась твоя фраза о том, что хорошо бы стать полной противоположностью самому себе. Дэнис два или три раза говорил об этом Залману в моем присутствии… То есть, когда я сидела в засаде. Лидия Никес во многом противоположность Дэнису Кенао: пол, семья, цвет волос и глаз — все другое, но разве это настоящая противоположность, если человек, даже родившись заново, все равно остается самим собой?

— Наверное, нет. Не настоящая. Это вроде как сменить одежду. Но если по одежке встречают, для других ты меняешься до неузнаваемости, и то, что случалось с тобой раньше, больше случиться не может.

— Кстати, ты, кажется, говорила, что этим летом в Танхале вы с Залманом встретились под аркадой около вокзала?

— Да.

— А помнишь, из дневника: однажды вы договорились встретиться там, если потеряете друг друга. По-моему, вот это уже мистика…

Их голоса звучали в тумане приглушенно, а сами они маячили в молочной дымке, впереди и справа, двумя размытыми силуэтами. Залман старался не упускать их из виду. Сандра велела ему поймать что-нибудь на ужин: пусть здешний Лес и гиблый, в нем наверняка водится хотя бы мелкая дичь, иначе кесу, которые тут ошиваются, было бы нечего есть — они ведь постоянно нуждаются в мясе.

В раздумье стоя над большой мутной лужей, Залман с сомнением разглядывал лежащее в ней существо: глянцево-черное, размером с батон, по бокам несколько пар толстых членистых ножек. Ножки вяло шевелились — оно живое. Понравится ли такая дичь Сандре и Лидии?

Теперь они вспоминали какую-то лампу из его дома и спорили, что было нарисовано на абажуре: рыбы, или бабочки, или рыбы, похожие на бабочек. Надо позвать их и спросить, станут ли они есть эту флегматичную штуку с ножками.

— Залман! Бегом сюда!

Интонация у Сандры такая, словно что-то случилось.

Подбежав, Залман увидел, что они с Лидией не одни. Опять кесу — но не те, что в прошлый раз. Эти были не такими грязными и оборванными, и как будто не проявляли агрессивных намерений.

Одна стояла впереди — рослая, статная, талия стянута широким кожаным ремнем с узорчатыми заклепками. Лицо крест-накрест исполосовано шрамами: раны нанесены таким образом, что глаза и черты лица не пострадали, но на щеках и на лбу остались длинные белесые рубцы. Пальцы унизаны потемневшими серебряными перстнями, вдобавок Залман заметил у нее на когтях облезающий розовый лак, а в мочках ушей рубиновые серьги. Она производила впечатление аристократки. Залману показалось, что лет ей уже немало, хотя возраст кесу трудно угадывать, под серой бархатистой шерстью морщин не видно.

Четверо ее спутниц держались в нескольких шагах позади.

— …А это Залман Ниртахо, мой телохранитель, — представила Сандра, словно продолжая разговор, начатый до его появления.

Залман отвесил вежливый поклон. Рубиновые глаза оглядели его оценивающе, и их обладательница снова перевела взгляд на Сандру.

— Я послана встретить вас, — произнесла она мелодичным контральто, с сильным акцентом. — Вы пойдете со мной к Наргиатагу.

— Прекрасно, — Сандра ответила на это приветливой официальной улыбкой. — Как мы должны к вам обращаться?

— Мое имя — Иссингри.

— Иссингри?!

Оживленная реакция людей заставила кесейскую аристократку изобразить на лице недоумение.

— Я читал о вас, — сообщил Залман.

Иссингри вновь посмотрела на него, и возникло ощущение, что она смотрит не только глазами — словно невидимый клинок пронзил его мозг. Это длилось с полминуты, потом ее взгляд обратился на Сандру, потом на Лидию, которая на шаг отступила, хотя Иссингри не делала угрожающих жестов и не двигалась с места, потом снова на Сандру.

— Мой разум закрыт, но я объясню, в чем дело, — нарушила Сандра сгустившееся молчание. — Когда-то мы знали одну кесу по имени Иссингри, в то время, которое люди называют Темной Весной. Эта Иссингри была аласигу и охраняла Дэниса, который был… — секундная заминка, — …приближенным Наргиатага. Залман хорошо ее знал, и он тогда вел дневник — то есть, делал записи на бумаге обо всем, что с ним происходило. Недавно мы нашли его дневник и прочитали, там написано об Иссингри. Когда мы услышали ваше имя, мы подумали — не вы ли это были? Если мы повели себя невежливо, приносим вам свои извинения.

— Это была я.

— В то время в доме у Залмана, где часто бывал Дэнис, жила маленькая девочка — может быть, вы ее помните? Это я. Иногда я вас видела.

— Я тебя помню. А у него в душе туман, он совсем не помнит, что было.

— Да, у меня в голове пусто, — сообразив, что речь идет о нем, извиняющимся тоном подтвердил Залман.

— Не пусто, а туман, — возразила Иссингри. — Пусто когда нет ничего, а в тумане все есть, но ничего не видно.

— Значит, его заболевание излечимо? — Сандра тут же ухватилась за это пояснение.

— Ты хочешь быстрый ответ? На твой вопрос нет быстрого ответа. Наргиатаг пожелал вас видеть, и мы пойдем в Кесуан, — Иссингри посмотрела на Лидию. — У меня к тебе счеты — так сказать правильно? Твой поступок был плохим, но я не сделаю тебе вред. Ты — рэуману.

— Что значит рэуману? — спросила Сандра.

— Тот, кто вернулся из Страны Мертвых и не забыл себя.

— У нас их называют носителями мнемотравмы.

— Ваш народ любит запутывать, — с оттенком превосходства заметила Иссингри.

Пока шел этот разговор, Залман изо всех сил старался не упустить то важное, о чем надо сообщить Сандре, и сумел таки удержать это в памяти.

— Сандра, там в луже кто-то сидит, черный, с лапами, — выпалил он, когда все замолчали. — Я не знаю, дичь или нет — вдруг ты не станешь такого есть. Пошли, сама посмотришь.

— Я попросила Залмана найти что-нибудь съедобное, он ведь бывший охотник, — объяснила Сандра кесу. — Если нам нужна еда на вечер, стоит посмотреть. Как скоро мы доберемся до Кесуана?

— Четыре дня. Акайди пойдет с Залманом и посмотрит его дичь.

Иссингри что-то добавила по-своему, и одна из кесу выступила вперед, бросив Залману:

— Идем.

Он до сих пор помнил, где находится та лужа, и ее обитатель никуда не уполз.

— Махицергун, — определила Акайди. Акцент у нее был сильнее, чем у Иссингри. — Хорошее, нежное мясо.

Потом покосилась на Залмана и добавила:

— Но люди лучше.

Надев пару перчаток из толстой кожи, она достала нож, ловко отсекла махицергуну дергающиеся лапки и бросила тушку в сумку, висевшую на ремне через плечо. По дороге обратно они нашли еще трех таких же.

— Лапы — яд, — снизошла Акайди до лаконичного комментария.

Левое запястье у нее было забинтовано, а на кожаной куртке вышиты черным блестящим бисером ветви с листьями, но кое-где нитки порвались, и отдельных фрагментов не хватало.

— …Они здесь живут, но не служат Наргиатагу и ничего не знают. Эти кесу молодые и глупые. Совсем молодые, как она, — Иссингри показала на Лидию, сидевшую рядом с Сандрой.

— Иначе говоря, на нас напала молодежная банда? — уточнила Сандра.

— Да, банда. Некультурные. Везде таскают с собой мужчин, очень нехорошо. Как это сказать по-человечески? Бесстыжие девки, вот они кто! Будут так играть и дожидаться, что я их отсюда выгоню.

Остальные собирали махицергунов и хворост для костра. Акайди к ним присоединилась, Залман тоже стал помогать.

— …Я тебя видела, когда вы пришли сюда после конца войны, — доносилось из-за деревьев контральто Иссингри. — Я была здесь. Я тогда убила два человека, одного съела. Вы не знали, что я здесь. Ты это время мало меняешься.

— А руины города Сегелеу мы так и не видели, — сказала Сандра. — Я о нем узнала недавно, из записей Залмана.

— Сегелеу сейчас нет. Там камни, мелкие-мелкие, вот такие. Человеческие повелители разрушили Сегелеу, когда закончили войну.

Пауза.

— Иссингри, не надо на меня так смотреть. К этим человеческим повелителям, как ты их называешь, я отношусь не лучше, чем ты. А ребят из нашей экспедиции ты убила напрасно. Мы приходили сюда только для того, чтобы увидеть Кесуан.

— Они… как это надо говорить… полезли, куда нельзя. Я могла убить всех, но всех других не убила, потому что понимала ваш разговор.

Белое мясо махицергунов кесу ели в сыром виде, а люди сварили в котелке. Сандра сказала, это похоже на крабов, которых ей довелось попробовать на Земле Изначальной. Потом она достала из рюкзака пакет с молотым кофе, сахар и шоколадные конфеты, а после кофе Иссингри сварила для Лидии антиаллергическое снадобье из каких-то своих порошков.

Дальше путешествовали в долбленой кесейской лодке, длинной и узкой, расписанной разноцветными символами прихотливых начертаний. Она скользила в тумане, лавируя среди коряг и серых травяных островков — без весел, без мотора, без руля, на такой скорости, что поначалу было страшно, а потом все привыкли. Сандра говорила, что Иссингри управляет лодкой силой мысли.

— Иссингри, что стало с Ярансой и Лайей? — спросила она на очередной стоянке, после ужина.

— Их убили.

— А Хэтэсси-кьян-Беалдри-эбо-Сеямэкори из Холодного Леса?

— Ее тоже. Всех убили. Какое слово называл Наргиатаг… Геноцид. Осталась я одна. Потом сюда пришли кесу из дальних лесов, чтобы учиться колдовать. Они пришли осенью, когда выпал снег, раньше была только я. Люди называют кесу — убийцы, но человеческие повелители тоже убийцы.

— Тогда ты и получила эти раны? — со смесью любопытства и сочувствия спросила Сандра.

— Это? — Иссингри прикоснулась к своей скуле. — Нет, эти раны я сама. Знак вины, знак ошибки, — она сверкнула глазами на Лидию, и в глубине ее зрачков вспыхнули на мгновение багровые огоньки.

К Лидии она относилась по-особенному: с куда большей заботливостью, чем к Сандре или Залману, и в то же время в ее интонациях и взглядах, обращенных на девушку, сквозил постоянный упрек.

— Я охраняла Дэнис, которого кесу называли Дийнэ, — продолжила Иссингри. — Он сбежал. Была атака человеческих колдунов-повелителей на души кесу, очень сильное колдовство. Наргиатаг называет — ментальный удар. Люди это не чувствовали, и Дэнис ушел. Когда мы очнулись, мы его догоняли, но он ушел далеко и сорвался с тропы, где обрыв. Люди неловкие. Но Дэнис еще держался за куст маурсог, когда мы прибежали, и я спустилась на веревке, чтобы его спасать. Он не должен был падать. Я сделала чары, чтобы его руки не разжимались. Даже если он потерял сознание, он бы продолжал держаться — такое колдовство, понимаешь?

Сандра кивнула. Она подалась вперед и слушала с жадным любопытством, а Лидия сидела, словно окаменевшая. Залман подумал, что речь идет, наверное, о том зеленоглазом Дэнисе, о котором он читал в дневнике.

— Куст маурсог оборвался. Это не может быть, у маурсог сильные длинные корни, они держатся глубоко, и никакой ветер не отрывает их от скалы. А у этого все корни порвались, как гнилые веревки. Я не успела совсем немного, Дэнис упал в пропасть вместе с маурсог и разбился.

Иссингри в упор посмотрела на Лидию, потом перевела взгляд на огонь.

— Так вот что это был за куст… — тоже взглянув на Лидию, пробормотала Сандра.

— Я взяла кинжал и порезала себе лицо, как надо по обычаям аласигу. Наргиатаг сказал, чтобы я уходила прочь, иначе он может меня убить. Я ушла далеко на юг, в дикие дальние леса, и жила там двадцать лун, а потом пришли кесу с севера, они говорили о победе врагов Наргиатага и о геноцид в Кесуане. Тогда я решила, вернусь, посмотрю. Живых не было, только много-много костей и черепов кесу, и ржавые обломки оружия. Есть колдовство, чтобы кости, камни, вещи показали прошлое, и я увидела, как они умирали. Еще я узнала, что Наргиатага человеческие колдуны убить не смогли. Он отменил мое изгнание и принял мою помощь. Человеческие повелители долго не знали обо мне, — Иссингри ухмыльнулась, мелькнули острые клыки. — Я аласигу, умею прятаться, быть невидимой. Я нарушила их план, и мне сладко об этом знать. Они думали так, что Наргиатагу никто не поможет вернуть силу, но я пришла и сделала то, чего они не хотели. Я для них кость в горле.

На четвертый день пологий берег с топкой отмелью сменился каменной стеной, теряющейся в тумане. Стало темнее, словно в очень пасмурный день. Потом был пробитый в скале туннель — когда лодка вошла в него, с обеих сторон вынырнули не то змеи, не то головы каких-то подводных тварей, напоминавшие обтянутые бледной кожей коровьи черепа на длинных тонких шеях. Они поднимались над черной водой на два-три метра и меланхолично покачивались. У каждой пара сияющих рожек, их свет озарял своды с торчащими вниз громадными зубьями, покрытыми белесым налетом.

— Сталактиты, — сказала Лидия тихо.

Змеи, что ли, так называются?

А Сандра заметила:

— Они у вас сразу и фонари, и стражи? Удобно.

С Иссингри она болтала запросто, ее не смущали ни клыки, ни то, что Иссингри кесу и вдобавок могущественная колдунья. Впрочем, вспомнил Залман, она ведь Королева Всех Кошек и Собак, поэтому ей можно все.

После туннеля снова мчались вдоль отвесной скалы под открытым небом — или, вернее, под покровом тумана. Кое-где на уступах росли чахлые плакучие деревья с белой корой и узкими серовато-зелеными листьями.

Вода была быстрая, бурная, но кесейской лодке это не мешало. Завернув в небольшую бухту, она подошла к каменному причалу.

Шершавые гранитные тумбы с проржавевшими кольцами. На потрескавшихся плитах лежал полусгнивший остов то ли еще одной лодки, то ли небольшой яхты, а дальше стояло изваяние ящера с мощными лапами толщиной в человеческий торс и злобной выщербленной мордой. Над площадкой нависал туманный балдахин, и вырубленная в волглой стене лестница уводила за пределы видимого.

Когда проходили мимо ящера, тот слегка шевельнулся, повернул голову. Лидия вздрогнула, а Залман подумал: вот, значит, как, не каменный он, а живой… или здесь, в Гиблой стране, одно другому не мешает?

Дорога, выложенная брусчаткой, с чахлыми деревьями по обе стороны, поднималась в гору. Потом впереди выросла скала или здание, очертания которого скрадывал все тот же молочный туман. Отчетливо вырисовывался только центральный фрагмент — словно кружок, протаявший в обледенелом окне: широкая лестница в несколько маршей, почти сплошь разбитая, за ней белая стена с высокой аркой, обрамленной рельефным орнаментом, и возле края лестницы стоит одинокая фигура в темном плаще.

— Наргиатаг ждет, — объявила Иссингри. — Идем!

Еще один персонаж из того дневника, подумалось Залману, их становится все больше и больше.

Тот, кто разбивал вдребезги ступени, вряд ли имел в виду, что этой лестницей и в дальнейшем будут пользоваться. Приходилось подниматься зигзагами, огибая поврежденные участки. Сандра выглядела рассерженной, и Залман расслышал, как она тихонько цедит:

— Мог бы спуститься и встретить на середине… Или церемониал не для него писан!

Человек, ожидавший наверху, кутался в плащ из черного меха, словно ему было холодно. Высокий, широкоплечий, длинные светлые волосы спутаны, как будто их давно не касалась расческа, но худое, с резкими чертами лицо гладко выбрито. Это бледное лицо, хотя и было лишено признаков возраста, выглядело изможденным, как у тяжелобольного. Холодные голубые глаза ("ледяные", вспомнилось Залману прочитанное определение) изучали и оценивали, но не выдавали никаких чувств.

— Я рад приветствовать вас у себя в гостях, — низкий завораживающий голос, как и было написано в дневнике. — Меня здесь уже больше двухсот лет не навещали приятные гости… Я имею в виду, гости из страны людей, Иссингри, — добавил он, взглянув на кесейскую колдунью.

— Я тоже рада вас видеть, — светски улыбнулась в ответ Сандра, — и сожалею о том, что наша встреча не произошла чуть раньше, на середине этой лестницы — как принято, когда общественные деятели нашего ранга наносят друг другу визиты.

— Гранд-советник Янари, если бы я мог спуститься по этой лестнице вам навстречу, я был бы счастливейшим человеком на Долгой Земле, — на бледных до синевы губах мелькнула ироническая, с налетом затаенной горечи усмешка.

— Ну, может, я придаю церемониалу слишком большое значение, — Сандра снова обезоруживающе улыбнулась. — Говорят, с новоиспеченными гранд-советниками это бывает, вроде возрастной болезни. Спасибо, Валеас, что вы послали Иссингри нас встретить, а то бы мы долго до вас добирались.

— Валеас?.. — он изумленно вскинул бровь. — Меня уже целую вечность никто не называл по имени.

— А как еще-то? В настоящее время вы не являетесь коронованным Властителем Долгой Земли, и гранд-советником никогда не были — тоже не годится. По отношению ко мне вы не Наргиатаг, я ведь не кесу, а Мерсмон — это по нынешним временам не имя, а ругательство. Остается называть вас Валеасом, а вы меня можете Александрой, как при наших прошлых встречах, помните?

— За эти семь с половиной долгих лет в нашем мире произошли поразительные перемены, — интонация Темного Властителя была вежливой, но самую малость насмешливой. — Многое исчезло и появилось много нового, нет больше ни прежнего Кесуана, ни прежней Танхалы… За эти годы изменилось все, Александра, кроме ваших манер.

Похоже, Сандра не нашлась, что сказать. В кои-то веки, обычно с ней такого не бывает… А потом, может, и нашлась, но не перебивать же Мерсмона, который уже обратился к Лидии:

— Вас я особенно рад видеть, — возможно, это было вежливое лицемерие, потому что радостным он не выглядел, хотя говорил мягко, словно с ребенком, которого надо успокоить, или с неизлечимо больным человеком. — Вы носитель МТ, если не ошибаюсь?

— Да. Я помню вас.

— Мне есть, за что перед вами извиниться. Лидия, здесь вы в полной безопасности. Все кошмары Гиблой страны подконтрольны нам с Иссингри, так что ничего тут не бойтесь. Насколько я знаю, вас преследуют, и вам нужно убежище — считайте, что вы его получили.

— Спасибо, — поблагодарила Лидия каким-то бесцветным голосом.

— Меня вам надо бояться в последнюю очередь, — с грустной улыбкой добавил Мерсмон.

— Кажется, я напоследок вас обокрала. Если это был не сон.

— Не сон, но вы унесли предмет, который лично для меня уже выполнил свое предназначение, к тому же вы крайне удачно выбрали место, чтобы его выбросить. Его так и не нашли, и мои оппоненты остались ни с чем.

— О чем идет речь, можно поинтересоваться? — вмешалась Сандра.

— Побеседуем позже, около камина, за бутылкой вина. Не возражаете?

Темный Властитель повернулся к Залману, рассеянно слушавшему их беседу.

— Залман, мне жаль видеть тебя в таком состоянии.

Тот нерешительно развел руками, не зная, что на это сказать, и на всякий случай поклонился.

— Валеас, разрешите поймать вас на слове? — мрачно, почти с угрозой произнесла Сандра. — Если вам жаль, не согласитесь ли вы вернуть его в нормальное состояние? Семь с половиной долгих лет — достаточный срок для мести за что угодно. Это ведь ваша работа?

— Александра, с чего вы взяли, что моя?

Глава 5

Коридоры и залы выглядели, как после погрома. Все разбито, ободрано, покорежено. Зал с остатками ажурных галерей, когда-то облицованный зеркально-черным мрамором (Сандра предположила, что это, должно быть, тот самый зал, который упоминается в дневнике), напоминал каменоломню, и приходилось глядеть в оба, пробираясь среди обломков. Когда Иссингри, проводив их в комнаты, более-менее пригодные для жилья, удалилась, Сандра сбросила рюкзак на пол и едко заметила:

— За столько лет здесь можно было самую малость прибрать! Я понимаю, что они остались без прислуги, и бригаду ремонтников сюда не заманишь даже двойными премиальными, но этот кавардак, сохранившийся после Темной Весны в неприкосновенном виде — оно все-таки слишком!

— Здесь надо сделать ремонт, — поддакнул Залман.

Он произнес это машинально, думая о другом. Его чувства были растревожены, словно с ссадины содрали засохший струп. Дневник — это литература, которая не имеет права превращаться в реальность… А здесь именно это и происходит! Залман уже не мог вспомнить, как он сюда попал, но твердо знал, что началось все с дневника.

— Ты об этом при Мерсмоне и Иссингри не скажи. А то тебя же и заставят делать ремонт. Понял? Мало того, что тебя соседи постоянно эксплуатировали, теперь еще и эти на шею сядут. Я займу ту комнату, где на стене сохранился кусок зеркала, хорошо?

Защитные костюмы наконец-то можно было снять: в замке, по крайней мере, сухо, и не водится никаких кусачих тварей. Вернулась Иссингри, сказала, что купальня для гостей готова, они пойдут туда все вместе или по очереди? Сандра и Лидия отправились первыми, а Залману велели подождать.

Он сидел в теплом предбаннике и разглядывал остатки разбитой мозаики на стенах: белые рыбы на темно-красном фоне, повторяющийся геометрический узор. Из соседнего помещения доносился голос Сандры:

— Какая роскошная коллекция шампуней! Это все Тим таскает?

— Человеческий комфорт — это хорошо, — дипломатично отозвалась Иссингри. — Вот это — холодная вода, это — горячая. Надо смешивать.

— А как вы греете воду?

— Колдовство.

Присмотревшись, Залман обнаружил, что лампа в полукруглой стенной нише — не лампа вовсе: растение или животное, похожее и на медузника, и на гриб-светляк. Испускающий золотистое свечение живой колокол на лоснящейся толстой ножке стоял в глиняной чаше, как комнатный цветок в горшке.

Потом в предбанник вышла Иссингри, закутанная в синий махровый халат с капюшоном, шерсть у нее была мокрая.

— Я уйду в моя комната, мне теперь надо камин. Найдете дорогу сами?

— Сандра найдет, — решил Залман. — Кто здесь все так расколошматил?

— Слуги человеческого добра, — на сером лице Иссингри появилась надменная, презрительная и непримиримая гримаса. — Раньше, когда Темная Весна и война, Наргиатаг нам говорил: искусство и книги уничтожать нельзя, за это будет наказание, потому что эти вещи вне войны. Для кесу, которые служили Наргиатагу, был такой запрет. А человеческие повелители это не запретили, они приводили сюда своих слуг-людей, которые уничтожали все подряд. Я это видела сама, когда совершила колдовство и заставила вещи показать прошлое.

Она ушла, оставив Залмана наедине с живой лампой. Чуть позже появились Сандра и Лидия.

— Иди, купайся, — сказала Сандра. — Мы пошли сохнуть. Иссингри обещала, что к нашему приходу будет растоплен камин. Я нарисую мелом на стене стрелки, чтобы ты не заблудился — знаешь, как в детской игре?

В купальном зале было три мраморных бассейна, разбитых и заваленных обломками, и две больших ванны из нержавеющей стали, с остатками потемневшей позолоты, на ножках в виде массивных звериных лап — они могли похвастать вмятинами, но расколотить их так и не смогли. В симметрично расположенных нишах сидело еще два светильника, на изуродованных стенах поблескивали в полумраке островки цветной мозаики, а в нишах с полками стояли флаконы с наклейками кордейских и иноземных фирм.

Водопровод не работал: трубы покорежены, краны сорваны. Взяв ведро, Залман наполнил ванну водой из двух больших медных котлов, установленных на каменных плитах. Пока он мылся, один из сияющих грибов затрепетал и померк, вызвав сумятицу среди враз оживших теней, но вскоре успокоился, его свет снова стал ровным.

После купания Залман побрился перед висевшим на стене зеркалом, все необходимые принадлежности нашлись на полках. Из-за шрамов щетина у него росла островками, так что небритый он выглядел, по словам Сандры, "хуже, чем отвратно".

Гостевые комнаты нашлись быстро, по меловым стрелкам и доносившимся из глубины коридора голосам. Сандра и Лидия, обе в свитерах и джинсах, сушили свои короткие волосы возле камина. Запах был приятный, смолистый — не то, что в здешних заболоченных лесах.

Потом за ними пришла Иссингри, на ней была туника из серебристой парчи и кожаные штаны с вышитым узором, серебряные перстни и браслеты, когти покрыты перламутровым лаком, на поясе изогнутый кесейский меч и кинжал. Она держалась с непринужденным достоинством истинной аристократки.

Вчетвером спустились по лестнице устрашающе аварийного вида (Иссингри заверила, что благодаря "хорошему колдовству" ничего здесь не обвалится) и дошли до зала, где был накрыт стол и ждал гостей хозяин замка. Несмотря на пылающий в камине огонь, он все так же кутался в длинный меховой плащ, словно никак не мог согреться.

Здесь тоже присутствовали следы погрома, но хотя бы обломков и мусора по углам не валялось. Кресла черного дерева, с вытертыми бархатными сиденьями, выглядели так, словно их нашли на свалке, притащили домой и кое-как подлатали. Зато на столе белоснежная скатерть, и посуда красивая — глазированная керамика с необычным орнаментом, чеканные серебряные кубки. Темный Властитель любезно объяснил, что это кесейская посуда.

На блюдах лежало копченое и жареное мясо (все это лесная дичь, тактично обронил хозяин, у нас с Иссингри разное меню), кесейский сыр с пряностями, плоды экзотического вида (это из тропиков, попробуйте, Лидия, когда-то вы их любили). Дорогие вина с Кордеи, Магарана и даже с Земли Изначальной.

От камина исходили мощные волны тепла. Раскрасневшаяся Сандра стянула свитер и повесила на спинку кресла, оставшись в алой шелковой блузке с золотисто-красными пуговицами. Поправила свою съехавшую набок рубиновую диадему гранд-советника.

— А вам, Валеас, в вашей медвераховой шубе не жарко?

— Я почти забыл, что это такое, — усмехнулся Мерсмон.

— Вы ведь знаете, о чем я хочу вас попросить? — Сандра глядела на него в упор.

— Догадываюсь.

— Если вы снимете с Залмана свое заклятье, я с вами расплачусь… в разумных пределах.

— Александра, еще раз повторяю, я не накладывал на Залмана никаких заклятий.

— Тогда что с ним случилось?

— Его сделали неопасным, только и всего. Чтобы он не перевернул весь этот мир вверх тормашками, — Темный Властитель прохладно и сухо рассмеялся, откинувшись в скрипнувшем кресле. — Вам известно, что именно произошло в последний день Темной Весны?

Залман увидел, как Сандра насторожилась.

— Вы применили какое-то хреновое магическое оружие, в результате у всех подряд посносило чердаки и отшибло память. Ну, почти у всех. Я тогда была в бункере под Танхалой — те, кто туда набился, не пострадали. Видимо, бункер хорошо заэкранирован или просто находится ниже того уровня, где проходила граница зоны поражения.

— Рад за вас. Только не я применил, а против меня применили, иначе им не удалось бы со мной справиться. То, что пострадали остальные — побочный эффект. Потом пострадавшим оказали необходимую помощь… всем, кроме Залмана. Насколько я могу судить, на него также навели дополнительно кое-какие чары, чтобы совсем уж никакого риска, — Мерсмон сцепил длинные, сильные, нездорово бледные пальцы. — Видимо, Высшие рассудили, что это будет надежней, чем убить — в последнем случае он мог бы вернуться из Страны Мертвых носителем МТ.

— Возможно, вы говорите правду, а возможно, и нет, — не сводя с него пристального взгляда, медленно произнесла Сандра. — Мы с вами, Валеас, никогда не стали бы Властителями, если бы не умели передергивать факты. Залмана обнаружили в тюремной камере избитого, с переломанными костями, полуживого — тоже не ваша заслуга?

— Вот это уже моя. Он пришел сюда и обрушил на меня шквал обвинений, как справедливых, так и необоснованных. Я не сдержался, но никаких чар с моей стороны не было, только заурядное рукоприкладство. Когда я овладел собой, я сразу же оказал ему помощь, так что он должен был вскоре поправиться. Его нашли в надежно запертой камере, но он лежал там под капельницей, в гипсе и в бинтах с целебными мазями. Я не стал исцелять его полностью, чтобы он за несколько дней на постельном режиме немного остыл, но расправляться с ним я не собирался. Вероятно, продержал бы его взаперти, сколько понадобится, а потом отпустил на все четыре стороны. У меня никогда не возникало желания его уничтожить… хотя каждый раз, как мы сталкивались, я не знал, что с ним делать.

— Вы сможете ему помочь?

— К сожалению, нет.

— Не можете или не желаете? — уточнила Сандра.

— Если б я мог, я бы его вылечил хотя бы ради того, чтобы досадить моим противникам. Но это не в моих силах — так же, как я не мог спуститься по той лестнице вам навстречу. Или вы не знаете о том, что я пленник?

— Да, но… — Сандра нахмурилась. — Гиблая зона разве не ваша территория?

— Я контролирую Гиблую зону, или Гиблую страну — это звучит лучше, не правда ли? — но сам я заперт на небольшом клочке пространства. Высшие не заинтересованы в моем побеге. Я постоянно испытываю достаточно мучительные ощущения, боль и пробирающий до костей холод, и мне приходится много сил тратить на защиту от этой дряни. Если я попытаюсь исцелить Залмана, придется направить силу в другое русло — тогда боль станет невыносимой, и я потеряю сознание раньше, чем доведу процесс до конца.

— И вы не можете освободиться? — Сандра раздосадовано стиснула кулаки. — Вы же считаетесь самым сильным колдуном на Долгой Земле!

— Александра, я только этим и занимаюсь. Но заклятья, которыми я опутан, мои невидимые оковы, нельзя разрушить одним махом. Их можно снять постепенно, слой за слоем, однако я не успеваю закончить работу — Высшие приходят сюда и возобновляют разрушенные чары, так что нужно все начинать заново. Иссингри каждый раз приходится исчезать, — он взглянул на кесейскую колдунью, — и вам, Лидия, придется прятаться вместе с ней, если вы пожелаете остаться. Но в остальное время здесь не опасно, не беспокойтесь.

— Почему же они вас не убьют? — прищурилась Сандра. — Или почему не лишат вас памяти, не повредят ваш рассудок, как это проделали с Залманом?

— Они бы с превеликой радостью, но это невозможно, поскольку я сам — тоже Высший.

В первый момент Сандре не удалось скрыть изумления, и она уставилась на собеседника округлившимися глазами, но потом овладела собой и с королевским достоинством выпрямилась в кресле, как и подобает бывшей Летней госпоже.

— Никто из них не смог бы справиться со мной один на один, — Мерсмон невесело усмехнулся. — Даже сейчас… Они заявляются сюда вшестером-всемером и действуют слаженно, сообразно принципу "наша сила в единстве". В первый раз им пришлось, ради того чтобы оглушить меня и наложить первоначальное заклятье, обрушить удар на довольно обширную территорию, не считаясь с последствиями. Иссингри повезло, она тогда находилась далеко на юге, вне зоны поражения.

— И у вас нет среди Высших союзников?

— Меня от них с души воротит, от всех без исключения.

Этот неожиданно грубый оборот нарушил впечатление от безукоризненно культурной речи Мерсмона — словно машина, мчавшаяся по гладкой дороге, наскочила колесом на камень — и Залман поглядел на него обескуражено.

Сандра налила в серебряный кубок вина, сделала несколько медленных глотков, вид у нее был угрюмый.

— Валеас, можно еще вопрос? Почему ваша Гиблая страна — именно такая, как есть, зачем вам вся эта сырость и несусветная гадость?

— Это следствие противоборства между мной и моими оппонентами. Побочные эффекты.

— Во время прорывов вы затрачиваете массу энергии, неужели освободить Залмана от чар будет труднее?

— Александра, это процессы разной природы — управление магическими созданиями, что можно сравнить с манипулированием механическими инструментами, и работа духа в чистом виде. Если бы вы были колдуньей, вы бы это понимали.

— При прорывах вы крушите все без разбора и убиваете всех подряд, — заметила Сандра мрачно. — Зачем?

— Вы несправедливы, не всех подряд, — невозмутимо возразил Темный Властитель. — Во время одного из последних прорывов я видел на Танаре Залмана — он сидел за рулем машины, спасавшейся от моих созданий. Я узнал его и пощадил.

Залман начал вспоминать, о чем идет речь, и что это была за машина. Так и не вспомнил, но на всякий случай поблагодарил:

— Спасибо, что вы меня не убили.

— В былые времена ты сказал бы что-нибудь другое, — ухмыльнулся Мерсмон.

— Видите, что с ним сделали? — с горечью подхватила Сандра. — Во что его превратили эти избранные сволочи, эта продвинутая мразь…

— Александра, я разделяю ваше сожаление, но меня здесь поражает не столько плачевное состояние Залмана, сколько его сила — то, что он вопреки всем ожиданиям сохранил остатки достоинства, крупицы рассудка и способность хотя бы в грубом приближении действовать адекватно. В отличие от вас, я знаю, что это за чары и как они работают. Человек, подвергшийся их воздействию, будет ходить под себя, путать кофейник с ботинками и нечленораздельно мычать. Сопротивляемость Залмана выходит за всякие рамки. Те, кто совершил над ним эту операцию, наверняка были разочарованы результатом.

— Подонки, мразь, самодовольные индюки… Жаль, что они бессмертны.

— Таковы игры, в которые играют Высшие, — безучастно заметил Мерсмон, наливая себе коньяка.

— Игры играм рознь. Если вспомнить, какой грязный и подлый трюк они применили, чтобы обыграть вас…

— Когда-нибудь отыграюсь. Я сильнее, чем любой из них, и рано или поздно каждый участник получит подарок не хуже того заклятья, каким они опутали меня.

— Так вы знаете не все? — Сандра театрально распахнула свои блестящие глаза шоколадного цвета. — Валеас, вы опять меня удивили!

— Александра, прошу пояснить, что вы имеете в виду.

— Да кое-какие подробности последних событий перед вашим поражением, — у Сандры был вид игрока, пошедшего ва-банк. — Вижу, что вы об этом не знаете… Я и сама узнала недавно, в конце лета. Если кто-то с кем-то конфликтует, это их внутреннее дело, но укокошить ни в чем не повинного человека, чтобы свести счеты со своим врагом — вот это уже крайне грязный прием!

Залман заметил, что Иссингри тоже заинтересовалась, в глубине ее раскосых глаз зажглись настороженные огоньки.

— Я могла бы пересказать по памяти этот любопытный разговор, но лучше показать его, как есть, чтобы ни одна деталь не потерялась. Придется попросить Лидию или Залмана, они тоже присутствовали. Если кто-нибудь из них вспомнит эту сценку, вы сможете все увидеть и услышать?

— Никаких проблем, — заверил Мерсмон. — Если информация находится в оперативной памяти, и ее отдают добровольно, у респондента не возникнет неприятных ощущений. Лучше попросить об этом небольшом одолжении Лидию — полагаю, ей будет проще что-то вспомнить, чем Залману.

— Я тоже так думаю, — кивнула Сандра.

— Что я должна вспомнить? — спросила девушка немного испуганно.

В этом мрачном зале она выглядела особенно жалкой и потерянной. Бледное лицо, тонкая шея, коротко стриженые волосы невыразительного цвета и в придачу слегка растянутый ворот свитера — все это придавало ей вид беспризорного подростка, заблудившегося в недрах обветшалого архитектурного памятника.

— Тот день в конце лета, когда мы ездили на Пирог и вместе с Залманом катались на дельтаплане. Потом туда приехали Вересмар и Вир Одис, и с ними некий Андреас, Высший. Помнишь, мы стояли втроем, и сначала мне Высший нахамил, а потом к нам подошла Вир, мы с ней разговаривали, и она кое-что рассказала?

— В целом помню, но без деталей, а половину вашего разговора с Вир Одис я вообще прослушала.

— Не имеет значения, — вмешался Мерсмон. — Ваша память хранит все до последней мелочи, и я смогу, если не возражаете, взять эту информацию.

— Хорошо, — выражение ее лица стало сосредоточенным. — Насколько могу, вспомнила.

— Иссингри, тебя это тоже касается, — шепнула Сандра.

Больше никто не произносил ни слова, но вдруг холодные голубые глаза Мерсмона жестко сузились, на скулах напряглись желваки. Залман решил, что наконец-то он стал хоть немного таким, каким и полагается быть Темному Властителю из общеизвестной легенды — как в кино! С Иссингри произошла еще более разительная перемена: если до сих пор она вела себя за столом, как дама из высшего общества, то теперь оскалила клыки и глухо зарычала.

— По-моему, они не были заинтересованы в том, чтобы вы об этом узнали, — удовлетворенно подытожила Сандра.

— А что случилось? — повернулась к ней Лидия, смущенная метаморфозой, постигшей радушных хозяев замка.

— Тебя убили, — объяснила Сандра спокойно, словно речь шла о самых обыденных вещах. — Твой куст не сам собой оборвался, ему помогли. И Вир мне почти открытым текстом об этом сказала, когда пугала своими любимыми страшилками.

— Они подписали себе приговор… хуже, чем смертный, — низкий голос Мерсмона звучал жутковато, словно надвигалась темная ледяная волна. — Высшие не умирают, и каждого из них я заставлю об этом пожалеть. Если они рассчитывают, что я буду их пленником вечно, они жестоко ошибаются.

— Валеас, помогите Залману. У него, как и у вас, счет к этим мерзавцам — и за Эфру, и за то, что они сотворили с ним. Представляю, как они будут кусать локти, если вам удастся его вылечить!

— Вам сейчас лучше удалиться к себе, — голос Мерсмона снова стал любезным, хотя выражение лица оставалось пугающим. — Увидимся завтра. Вино и фрукты заберите с собой, у нас тут есть передвижной столик…

Овальный столик на костяных суставчатых ножках, стоявший у стены, ожил и подобрался к обеденному столу. На него скользнула ваза с тропическими плодами, три кубка, початая бутылка десертного вина… Когда свободного места не осталось, он заковылял к дверному проему. Поблагодарив хозяина, Сандра потянула Залмана и Лидию к выходу.

— Интересно, как эта штука будет по лестнице подниматься… — пробормотала она в мраморном коридоре с грязным полом и ветвистыми трещинами на стенах.

— Он сказал, что не сможет меня вылечить, — виновато напомнил Залман. — Видишь, все напрасно. Не расстраивайся.

— Посмотрим. Я засадила ему такую дозу допинга, что он теперь просто обязан что-нибудь придумать!

По лестнице столик вскарабкался, приседая и сгибая ножки в суставах, ухитрившись ничего по дороге не растерять.

— А кости-то у него настоящие, — заметила Сандра вполголоса. — Берцовые.

Когда добрались до комнат, она переставила всю снедь на обыкновенный стол из полированного нефрита, почти целый, если не считать царапин на столешнице и отбитого куска сбоку.

— Ну, ваши впечатления?

— Здесь не так страшно, как я думала, — первой ответила Лидия, с опаской косясь на костяной предмет мебели, пританцовывающий посреди комнаты.

— На дневник не похоже, — высказал свое мнение Залман. — И на сказку о Темном Властителе не похоже. Гиблая страна, а все какие вежливые…

— Лично я получила большое удовольствие. Ты здесь больше не нужен, пшел вон! — Сандра без церемоний вытолкала ходячий столик в коридор и прикрыла дверь. — Валеас Мерсмон — интересный и обаятельный собеседник, безукоризненно воспитанный… А Иссингри, пока прячет клыки, ничуть не уступает придворным дамам — и, надо заметить, она куда более образована, чем большинство из них. В то же время именно эта приятная парочка устраивает прорывы и отвечает за все те ужасы и убийства, которые происходят во время прорывов. Вот так-то…

Сандра скрестила на груди руки и свела брови, так что между ними наметилась складка. Потом неожиданно усмехнулась:

— Вир добилась именно того, чего боялась! Она тогда сказала, что Темный Властитель словно в спячке, и будет плохо, если он проснется. В результате, благодаря полученным от Вир сведениям, я его, можно сказать, разбудила. Надеюсь, теперь он задаст жару ее покровителям, или наставникам, или как она там называет своих почитаемых и обожаемых отморозков…

— А это будет хорошо? — спросил Залман, изо всех сил стараясь не упустить нить ее рассуждений.

— Не особенно, — Сандра снова нахмурилась. — Но если та шайка и дальше будет править Долгой Землей, это будет не лучше, поэтому выбора нет. Реальной властью обладают только Высшие, я в этом убедилась, пока была коронованной марионеткой. Одно могу сказать определенно: хозяин этого аварийного замка вызывает у меня меньше отвращения, чем все остальные вместе взятые Высшие, которых я видела.

Глава 6

Снилось что-то ползучее, сырое и тягостное подстать здешним туманам. В Гиблой стране все пронизано кошмарами. Вырвавшись из их объятий, Залман долго лежал с открытыми глазами, разглядывая в утреннем свете, сочащемся сквозь разбитое окно ("у нас никакой медузник нет, и другие такие гости нет", — заверила вчера Иссингри), комнату, отмеченную следами вандализма.

Деревянные панели на стенах вдоль и поперек расколоты трещинами — до состояния хаотической мозаики. Кое-где зияют дыры, обнажая каменную кладку. Пулевые отверстия в лепных розетках на высоком потолке — симметричные, словно кто-то упражнялся в стрельбе от нечего делать.

Еще и тоска, то ли его собственная, то ли здешняя, всепроникающая, как студеный утренний воздух.

В соседних комнатах проснулись Сандра и Лидия, потом приковылял вчерашний столик с горячим завтраком. Позже пришла Иссингри и позвала всех к Темному Властителю.

Тот ожидал их в другом зале, тоже вдребезги разгромленном. Колонны безжалостно побиты, от причудливых капителей уцелели отдельные фрагменты растительного орнамента. В центре белого помещения, словно черный цветок на снегу, стояло вырезанное из блестящего черного камня кресло с двумя каменными же чашами на подлокотниках, наполненными переливчатой жидкостью. На нем не было ни царапины — первый неповрежденный предмет обстановки из всего того, что они видели в этом замке. Залман подумал, что это, наверное, трон Темного Властителя, по цвету подходит.

Тут же стояло пять натерпевшихся от жизни кресел — те самые, что были вчера в обеденном зале. И рядом знакомый столик на костяных ножках, на этот раз не с угощением, а с кувшинчиком, разрисованным непонятными яркими символами, и грубовато вылепленным глиняным кубком.

— Ваш престол? — с любопытством оглядев все это, осведомилась Сандра.

— Приспособление для релаксации. Возможно, оно сегодня нам понадобится. Прошу.

Мерсмон сел в одно из обыкновенных кресел и, дождавшись, когда все устроятся, заговорил:

— Есть один гарантированный способ вылечить Залмана, причем вся процедура займет самое большее несколько минут. Нужно дать ему в руки Камень Власти.

У Залмана заныло под ложечкой.

— Легенда гласит, что этот Камень Власти вы носили в перстне, и Залман во время последнего поединка расколол его ударом меча.

— Александра, его было бы затруднительно носить в перстне, — Темный Властитель отчего-то развеселился. — Это какой же понадобится перстень… Да и поединка никакого не было, я ведь уже рассказывал. Была жестокая драка двух мужчин, доведенных до срыва перенесенными потерями. И самого Камня на тот момент у меня уже не было. Залман потребовал, чтобы я отдал его, а мне и отдавать-то было нечего. Видите, в легенде все переврали.

— Ну, а что такое Камень Власти? Его также называют Универсальным Уничтожителем и Активатором, — глаза Сандры возбужденно вспыхнули — еще бы, она ведь на этом Камне с детства помешана! — И вы уверены, что он разрушит чары, которыми связан Залман?

— Абсолютно, — усмехнулся Мерсмон. — Они сгорят в мгновение ока. Собственно говоря, этими чарами его связали единственно ради того, чтобы он не смог добраться до Камня Власти — для Высших это была бы катастрофа, сравнимая с гибелью мира.

Под ложечкой заныло сильнее. Мелькнула мысль, что злодей из легенды на этом не остановится и обязательно скажет вслух то, чего говорить нельзя.

— Вы сами — Высший, — напомнила Сандра.

— Мне терять нечего… кроме своих оков. Как древним пролетариям с Земли Изначальной. Знаете, кто это такие, или нужен небольшой исторический экскурс?

— Валеас, я, к вашему сведению, историк, я бывала на Земле Изначальной, неплохо знаю историю и нашего мира, и нашей прародины, — выражение лица у нее стало почти свирепым, как на детской фотографии в альбоме. — Давайте о Камне Власти!

— А может, лучше о пролетариях? — робко предложил Залман. — Я же не знаю, кто это такие…

Все что угодно, лишь бы они не продолжали об этом страшном Камне в его присутствии.

— Залман, помалкивай и слушай, — оборвала Сандра. — Речь идет о твоем выздоровлении!

О выздоровлении или нет, но боль из солнечного сплетения расползалась вниз, постепенно усиливаясь. Того и гляди начнутся кишечные колики.

— Валеас, где находится Камень Власти? Когда мне было восемь лет, я поклялась Нерушимой Клятвой, что я его найду. Где он?

— На дне пропасти. Не особенно далеко отсюда, можно дойти пешком, но сама пропасть — как на краю света. Дэнис в свое время решил, что это будет самое подходящее для Камня место, — Мерсмон взглянул на Лидию.

— Так это был Камень Власти?.. — пробормотала та.

— В рукописной книге, которую Дэнис нашел в библиотеке Танхалийского университета, было сказано, что Камень Власти выглядит, как драгоценный камень, — напомнила Сандра. — Текст был сильно поврежден, и "драгоценный" исследователь вставил вместо пропущенного слова, как наиболее логичный вариант.

— Логика его подвела. Там было не "драгоценный", а "обыкновенный". Выглядит он, как мутноватый, с темными прожилками, кристалл кварца, — теперь Мерсмон бросил быстрый испытующий взгляд на Залмана. — Вот такой большой, крупнее кирпича — сами понимаете, не для перстня.

Раздирающая резь в животе и тошнота. Залман попытался встать — надо любой ценой отсюда уйти! — но вместо этого начал сползать на пол, руки и ноги почти не слушались. И шум в ушах, словно от дождя.

— Так я и думал, — донесся до него сквозь этот шум холодный голос Темного Властителя. — Неужели бы они не подстраховались!

И возглас Сандры:

— Залман!

Опередив ее, Мерсмон рывком поднял Залмана и швырнул на трон из черного гладкого камня — довольно грубое действие, зато боль и тошноту как выключили. А подскочившая Иссингри налила из кувшинчика в глиняный кубок густое маслянистое снадобье, поднесла к его губам.

— Пей! Вот это пей быстро!

Напиток обжигал горло, хотя не был горячим. И не спиртное, что-то совсем другой природы… По всем телу выступила испарина, зато он почувствовал себя лучше.

— Лиарбе, наргиянси, — поблагодарил он Иссингри на сескаде.

— Тавана кео, — усмехнулась та, показав на секунду клыки.

Ее ответ можно было перевести примерно как "ради нашего общего торжества".

— Господи, Залман, какое у тебя выражение лица… — каким-то странным севшим голосом произнесла Сандра. — Ты что, выздоровел?!

— Похоже… Только, знаешь, не совсем. Я почти ничего не помню, кроме своего дневника, сплошной туман. Зато голова работает.

Он попытался встать, но Темный Властитель грубо толкнул его обратно.

— Сиди! Это называется — голова работает… Как был, так и остался дикарем. Пока ты сидишь в этом кресле, наложенные на тебя чары частично нейтрализованы. Руки положи на подлокотники, спиной и затылком прислонись к спинке кресла. Времени у нас немного — до тех пор, пока не испарится зелье из чаш.

— А потом? — спросил Залман, холодея.

— Потом вернешься в прежнее состояние. Я понимаю, что ты не хочешь, но это зависит не от меня. Что-нибудь помнишь о Камне Власти?

— Помню я вообще не больше, чем до сих пор. У вас нет какого-нибудь средства, чтобы восстановить мою память?

— Единственное известное мне средство — Камень Власти, так что сиди спокойно и слушай, — Мерсмон вернулся на свое место. — Камень превращает людей в Высших. Для этого достаточно взять его в руки определенным образом — так, чтобы концы кристалла упирались в ладони, дальше все произойдет само собой.

Лидия собиралась что-то сказать, но передумала.

— Да, я хотел сделать Дэниса Высшим, — подтвердил Мерсмон. — У меня было предчувствие, что он скоро погибнет, и я пытался это предотвратить. Сложность заключалась в том, что Дэнис ни в какую не соглашался на метаморфозу. Он боялся, что перестанет быть человеком — у многих людей этот комплекс развит достаточно сильно. В конце концов я пригрозил ему пытками и дал время на размышления, но тут как раз и произошел тот эпизод… — Темный Властитель снова покосился на Лидию. — Видимо, Дэнис решил, что нет Камня — нет и проблемы.

— Но ведь они с Залманом хотели стащить у вас этот Камень, — напомнила Сандра. — Залман, зачем он, в таком случае, вам понадобился? Что он может еще?

— Не помню. Что-то очень важное, и это связано с электростанцией, с током. Жалко, что я не написал об этом в дневнике. Если б не те записи, я бы сейчас ничего о себе не знал. Уничтожать мир мы не собирались, это наверняка.

— Вы и не могли бы с помощью Камня Власти уничтожить мир, — сказал Мерсмон. — Он годится только для одной цели — переводит любое существо на следующую ступень развития, это его единственное предназначение. Ничего другого он не делает.

— Тогда почему Универсальный Уничтожитель? — хмыкнула Сандра.

— Потому что уничтожает природные и искусственные ограничения, связывающие на данный момент того, кто пожелал им воспользоваться. Активатор — потому что активирует потенциальные возможности. Надеюсь, теперь все понятно?

— И он также помогает добиться власти — отсюда его основное название?

— Власти над собой, над своими скрытыми силами. Никакой другой властью Камень не наделяет.

— Тогда из-за чего был весь этот сыр-бор? — она смотрела на Темного Властителя недоверчиво, слегка прищурившись. — Валеас, вы что-то не договариваете!

— И при чем тут электростанция? — добавил Залман.

Он знал, что он знает тех, кто сидит напротив. О Мерсмоне, Иссингри и Сандре он читал в дневнике. Да, и Сандру он все-таки знает лучше, чем остальных — множество повторяющихся впечатлений, наслоившихся друг на друга и в силу этого доступных вопреки туману, прячущему воспоминания. А хрупкую некрасивую девушку в лиловом свитере зовут Лидия, с ней случилось что-то трагическое, непоправимое, равнозначное смерти. О себе он помнил только то, что читал в дневнике, причем не сами события, а прочитанный текст.

— Камень Власти был обнаружен вскоре после прихода на Долгую Землю колонистов с Земли Изначальной, и первые Высшие появились случайно. Довольно быстро они разобрались в том, что с ними произошло, и взяли ситуацию под контроль. Высших немного. Если приводить точные цифры — шестьдесят четыре человека, Дэнис мог бы стать шестьдесят пятым. Камень Власти они берегли, как зеницу ока, но от меня не уберегли — я в конце концов забрал его, не считаясь с их соображениями. Есть три группировки Высших, об этом вы, Александра, знаете. Они заключили между собой так называемый Договор о Равновесии, который предполагает сохранение равной численности группировок, нераспространение тайной информации, соблюдение определенных запретов. В настоящий момент одна из группировок, назовем ее Воители, добилась силового перевеса и отдельные пункты договора нарушает — пока еще осторожно, с оглядкой. Это покровители нынешнего Осеннего Властителя. Две другие группировки, Монахи и Консерваторы, очень этим недовольны. Воителям попросту скучно, и они бы не прочь найти кого-нибудь, с кем можно повоевать — если не в этом мире, то за его пределами, или, на худой конец, с Монахами и Консерваторами. Монахи полагают, что это Бог наделил их сверхчеловеческими способностями, чтобы они построили на Долгой Земле светлое царство праведников. Вы хорошо знаете историю Земли Изначальной? Если бы не Воители с Консерваторами и не Договор о Равновесии, у нас тут начался бы такой разгул инквизиции, какого Европа никогда не видела. Однако им приходится, скрепя сердце, мириться с существованием колдунов в человеческом обществе и ограничиваться агитацией против использования магии. Я сказал — в человеческом обществе, и это не лишняя оговорка: пресловутый Договор защищает только людей. Кесу от Монахов натерпелись. Это Монахи разрушили Сегелеу и еще несколько кесейских городов — в настоящее время на Долгой Земле ни одного не осталось. Враждебное отношение кесу к людям также во многом было спровоцировано действиями Монахов. Возможно, без них история нашего мира была бы менее кровавой. И наконец, Консерваторы — противники перемен, сторонники размеренного сверхчеловеческого существования в свое удовольствие, но с соблюдением всех традиционных условностей. Именно они выступили инициаторами заключения Договора. Меня сделали Высшим Консерваторы — в свое время я сумел произвести на них благоприятное впечатление и войти к ним в доверие, о чем они позже, понятно, пожалели.

— А как же ваши нетрадиционные предпочтения? — бестактно поинтересовалась Сандра. — Консерваторы смотрели на это сквозь пальцы?

— Я, как и вы, рано научился закрывать свой разум. Я пошел еще дальше: научился имитировать чувства и реакции, каких на самом деле не испытывал — своего рода психологический камуфляж. Видите ли, ни одна из группировок Высших не примет в свои ряды человека, в чьей лояльности невозможно убедиться. Вас, Александра, они никогда бы к себе не взяли.

— Плевать хотела, — она слегка оскалила зубы — не хуже Иссингри, только острых клыков не хватает.

— А теперь скажите, какой процент людей, по-вашему, можно с помощью Камня Власти сделать Высшими? — Мерсмон сцепил пальцы и с затаенной насмешкой улыбнулся, словно заранее был уверен в неправильном ответе.

— Наверняка больше, чем шестьдесят с хвостиком человек, — первой отозвалась Сандра. — Думаю, процентов двадцать, если не тридцать.

— Не угадали. Лидия, ваш вариант?

— Наверное, половину… — видно было, что внимательный взгляд Темного Властителя ее смущает.

— Тоже мимо. Залман, ну, хотя бы ты-то назовешь точную цифру?

— Процентов семьдесят или даже восемьдесят.

У Залмана вдруг возникло ощущение, что вокруг него с бешеной скоростью вращается невидимый вихрь, но рева не слышно, и не чувствуется ни малейшего дуновения, как будто его ограждает звуконепроницаемая стеклянная стена.

— А ведь когда-то знал… Всех.

— То есть как — всех? — пораженно переспросила Сандра.

— То есть, всех людей без исключения, и всех кесу, и все живое на Долгой Земле. Это главная тайна Высших.

— Значит, давно пора это сделать, — резко произнес Залман.

— Слышали, Александра? Вот за это его и лишили разума и памяти. Залман, ты неисправим. Если бы не защита, о которой я позаботился, ты бы сейчас выл от боли и корчился на полу. Напоминаю об этом на всякий случай, чтобы ты не вздумал в пылу дискуссии вскочить с кресла.

— Залман, так вы для этого хотели украсть Камень?

— Наверное.

Если бы он хоть что-нибудь помнил… Зал такой белый, словно все здесь и правда слепили из снега (а потом решили разрушить, но не довели дело до конца), и впечатление усугубляется тем, что Темный Властитель кутается в меховой плащ. Шкура черного магаранского медвераха. Эти магаранские медверахи водятся повсюду, не только в окрестностях Магарана.

— Для того чтобы такому воздействию подверглась вся Долгая Земля, через Камень нужно пропустить электрический ток большой мощности, порядка десяти тысяч вольт. Тогда начнется реакция второго типа — в отличие от реакции первого типа, при которой Высшим становится отдельный человек.

Кажется, что вихрь, беснующийся вокруг каменного кресла с чашами на подлокотниках, вот-вот до него доберется. Женщина-кесу (привлекательная, кстати, несмотря на шрамы) щурит свои раскосые демонические глаза так, словно она этот вихрь видит.

— Вы правы, Александра, именно это Залман и собирался сделать. Подарить всем бессмертие и могущество, избавить мир от страданий… Любопытно, что о себе он вообще не думал. Это большая редкость, и я с интересом наблюдал за ним. У меня рука не поднялась бы его убить или превратить в то, чем он стал. Он заразил своей идеей Дэниса, тот был склонен к абстрактному гуманизму и тоже увлекся этой чудовищной авантюрой, несмотря на страх перед неминуемой метаморфозой в случае успеха. Когда я указывал Дэнису на это противоречие, он начинал изворачиваться и нагромождать доводы, которые рассыпались от малейшего толчка. Однажды Дэнис попытался стащить Камень, но попал под действие охранных чар и окаменел.

Об этом Залман читал в дневнике. А до самих воспоминаний не добраться, как будто он человек без прошлого.

— Эти попытки меня даже не раздражали, только развлекали. Двое мальчишек не могли меня обыграть, к тому же вы, Александра, своей клятвой за троих заведомо обрекли Залмана и Дэниса на провал. Фактически, вы наложили заклятье. Если бы, когда Дэнис пошел за Камнем, в ожидавшей его машине вместе с Залманом сидели вы, я бы отнесся к этому чуть серьезней.

— Залман, мне до смерти хотелось, чтобы вы взяли меня с собой. Я же была маленькая.

Привстав, Сандра заглянула в чашу с перламутровой субстанцией.

— У нас еще есть немного времени, — успокоил Мерсмон. — Залман, помнишь наши споры?

— Нет… Но в моем дневнике есть запись о том, что мы с вами спорили.

— Я тогда объяснил тебе, что после активации Камня по второму типу проблемы, неравенство и страдания никуда не денутся. Мир преобразится — да, но люди лучше не станут. В качестве примера я сослался на группировки Высших и на того Высшего-одиночку, который по сей день продолжает досаждать всей Кордее. Ты был вынужден признать мою правоту.

— Что еще за одиночка-Высший, который всем досаждает? — Сандра недоуменно прищурилась.

— Неужели не догадываетесь? О нем каждый знает с детства, так что в популярности он может соперничать со мной.

— Не Ушлеп ведь!

— Почему — не Ушлеп? — Темный Властитель ухмыльнулся. — Вот вам доказательство того, что Камень Власти воздействует на всех без исключения. Ушлеп — полноценный Высший, не хуже Воителей, Монахов и Консерваторов. Надо сказать, они были смертельно оскорблены… Пытались уничтожить несчастную тварь, но убить Высшего не в силах даже другой Высший. Сложнее всего было отобрать у него Камень после завершения эксперимента — кристалл ему, видите ли, понравился. Его несколько раз забрасывали в экваториальные мангровые джунгли, чтобы не болтался на глазах у людей и не позорил небожителей, но он всегда возвращается в родные места.

— Итак, если Камень Власти задействовать по второму типу, всем будет в некотором смысле счастье, и все поголовно станут бессмертными и офигенно могущественными полубогами? — подытожила Сандра. — Ну и ну, что-то не верится…

— И правильно, что не верится. Приятно побеседовать со здравомыслящим оппонентом. В природе идет непрерывный круговорот жизни и смерти, остановка этого процесса и вечная консервация всех ныне живущих в неизменном состоянии — не в интересах природы. Вы, разумеется, в курсе, кто такие лесные колдуны?

— Обижаете, Валеас. Лесные — это маги, у которых, помимо всего прочего, особая связь с Лесом, они могут черпать из него силу, приказывать животным и всякое в этом роде.

— Знаете о том, что я тоже принадлежу к их числу?

— В некоторых, э-э, пардон, сказках о вас об этом упоминается.

— Об истинном предназначении так называемого Камня Власти я узнал довольно давно. Еще до того, как стал Высшим. Мое внедрение в их компанию отчасти было авантюрой лесного колдуна, который решил во что бы то ни стало добраться до Камня и выполнить волю Леса. Бессмертными полубогами становятся те, кто снимает сливки, используя силу Камня лично для себя. Если провести реакцию второго типа, вся Долгая Земля со всем ее населением перейдет в новую фазу, на другой этап существования. Насчет поголовного бессмертия сильно сомневаюсь, но, по всей вероятности, у людей исчезнет дробление на подвиды и увеличится срок жизни, вдобавок возрастут способности к регенерации. А Высшие свои исключительные преимущества утратят и станут вровень с остальными, малопривлекательная для них перспектива. Зато для Леса это насущная необходимость, в противном случае он начнет постепенно загнивать и гибнуть — к сожалению, этот процесс уже пошел.

— Вот оно как… Что касается последнего тезиса, я об этом слышала от сведущих людей, не так уж вы меня удивили.

— Почему вы передумали выполнять волю Леса? — перебил Залман.

— Потому что перед этим следовало провести реформы, — спокойно и прохладно парировал Мерсмон. — Время у меня было. Тогда его было в запасе достаточно… Вслед за активацией Камня по второму типу на некоторый срок наступит период общей неразберихи, повсеместного волшебства, свистопляски вероятностей. Верховная власть с опорой на армию кесу позволила бы мне удержать ситуацию под контролем, не допустить кровавых сшибок между людьми и кесу, а также организовать оборону от тех порождений Леса, которые не разумней Ушлепа, но будут не в пример опасней, если наделить их новыми возможностями.

— Вы все это объясняли Залману с Дэнисом? — как бы невзначай полюбопытствовала Сандра.

— Нет, поскольку оно их не касалось.

— Вы привыкли действовать в одиночку. Не в команде. А Высшие, может, по отдельности против вас и шавки, но они объединились — и, заметьте, победили.

— Будете мне мораль читать? — без всякой угрозы, почти приветливо, осведомился Темный Властитель.

— Да Боже меня упаси читать вам мораль, разве я похожа на тех, кто любит таскать воду в решете? Речь о Залмане. Каким образом можно окончательно избавить его от этой пакости?

— Для того чтобы вылечить Залмана и восстановить его память, надо найти Камень Власти. Ничего другого порекомендовать не могу.

— А вы, небось, рассчитываете воспользоваться Камнем, чтобы освободиться от связывающих заклятий, верно, Валеас?

— Я не ставлю вам никаких условий и желаю успеха, — его лицо оставалось непроницаемым — бледная изнуренная маска, готовая пойти трещинами, как капители здешних колонн, и полные холодной энергии голубые глаза. — Невелика вероятность, что вы найдете Камень. Ущелья в Кесуане бездонные, кусков кварца там несметные россыпи, и он с виду ничем от них не отличается.

— Есть же, наверное, какой-нибудь магический способ? — заметила Сандра полуутвердительно.

— Вы думаете, если б такой способ существовал, Высшие до сих пор бы им не воспользовались? Магия тут бессильна. Но Камень Власти запоминает того, кто прикасался к нему в последний раз, однако по какой-либо причине не совершил метаморфозу. Между Камнем и таким человеком устанавливается связь неведомой природы — до момента, пока тот не превратится в Высшее существо. Поэтому никто из Высших не в состоянии его найти, разве что Дэнис мог бы это сделать.

— Ага! — Сандра взглянула на худенькую девушку в лиловом свитере. — Значит, Лидия найдет.

— Я сказал, Дэнис, а не Лидия. Тот Дэнис, который погиб. У носителя мнемотравмы эта способность не сохраняется. Если бы все было так просто, Высшие давно бы уже схватили Лидию и заставили найти Камень, однако они в курсе, что это невозможно.

— Но у нас есть хоть один малюсенький шанс его найти?!

— Что ж… Один малюсенький есть. Мы с Иссингри могли бы сделать так, что Лидия обретет способность найти Камень, — Темный Властитель и кесу обменялись взглядами. — Способ, которым Высшие воспользоваться не могут, древняя кесейская магия.

— Ну, так сделайте! — потребовала Сандра.

— Не торопитесь. Во-первых, это крайне сложное колдовство — высший пилотаж, как выражаются ваши коллеги-авиаторы на Земле Изначальной. Но кесу такие вещи иногда делают. Во-вторых, успех во многом будет зависеть от самой Лидии, от ее согласия, от силы ее желания. На девять десятых это будет ее колдовство, Иссингри только ей поможет. Лидия, я объясню вам, о чем идет речь, и потом вы хорошенько подумаете, договорились?

Девушка робко кивнула, ее испуганные бледно-серые глаза напоминали Залману невзрачных мотыльков.

— Подозреваю, это что-то рискованное… — в раздумье протянула Сандра.

— Крайне рискованное, — подтвердил Мерсмон. — Магический процесс займет несколько суток, и после того, как он начнется, его уже нельзя будет остановить и повернуть вспять. Если у Лидии не хватит воли и желания, она погибнет. Поэтому я не собираюсь уговаривать ее или оказывать на нее давление, и вас, Александра, тоже прошу этого не делать.

О чем они спорят? Залман упустил нить их рассуждений, и на душе было неприятно, словно он только что совершил что-то запретное — перешел улицу в неположенном месте или унес из магазина пачку печенья, не заплатив продавцу.

— Знаете, Валеас, я бы никогда… — сердито начала Сандра, но вдруг осеклась. — Залман, что с тобой? Ты опять?..

Она заглянула в сияющую черную чашу на гладко отполированном подлокотнике, потом в другую.

— Уже все?!

— Все.

— Ну, еще хоть немножко! Он же был совсем таким, как раньше…

— Александра, эту субстанцию трудно приготовить, у меня ее больше не осталось.

— И вы совсем ничего не можете сделать?

— Да ведь я и так сделал невозможное, — с легкой сожалеющей усмешкой возразил Темный Властитель. — Но вы не колдунья, чтобы это оценить. По крайней мере, мы убедились в том, что чары, наложенные Высшими, Залмана не сломали, он все тот же дикарь-альтруист без страха и упрека. Залман, теперь можешь встать с кресла.

— Спасибо, — поблагодарил Залман, поднимаясь. — А то здесь твердо сидеть.

Он увидел, что Сандра плачет. Почему?.. Она никогда не стыдилась своих слез, хотя плакала редко.

Не обращая больше на них внимания, Мерсмон повернулся к девушке.

— Лидия, нам надо побеседовать с глазу на глаз. Я расскажу, о каком колдовстве идет речь, во всех подробностях, и потом вы сами примете решение. Идемте.

Лидия встала, нерешительно оглянувшись на Сандру.

— Э, постойте! — та мигом вытерла слезы и с подозрением уточнила: — Валеас, что еще за разговоры наедине? Девчонка несовершеннолетняя, я за нее перед родителями отвечаю!

— Вы опасаетесь, что я начну приставать к девушке? — холодно удивился Мерсмон. — Александра, даже в лучшие времена я никогда не позволял себе ничего подобного.

— Я опасаюсь, что вы примените к ней какие-нибудь чары.

— Наоборот, я буду уговаривать Лидию тщательно взвесить все за и против. Я ведь уже сказал, для успеха необходимо ее добровольное согласие, более того — ее горячее желание добиться запланированного результата, иначе ничего не получится, — посмотрев на встревоженную девушку, он добавил: — Но я могу предложить компромисс: мы с Лидией побеседуем в другом конце зала, а вы будете наблюдать за нами издали.

Сандра уступила, и они отошли вдвоем к стрельчатому оконному проему, за которым клубился опаловый туман. Девушка присела на подоконник, ее плечи были слегка ссутулены, поза выглядела скованной и напряженной. Темный Властитель в черном меховом плаще нависал над ней как будто с угрозой, его длинные спутанные волосы зловеще шевелились на сквозняке, в то время как стриженая головка Лидии над широким воротом свитера выглядела трогательно беззащитной.

— Классическая картинка… — пробормотала, глядя на них, Сандра.

Потом она принялась донимать расспросами Иссингри, но та отвечала неопределенно, одними и теми же словами насчет "старого-старого кесейского колдовства", словно не понимала, чего от нее добиваются. Отчаявшись что-либо вытянуть из кесу, Королева Всех Кошек и Собак начала тормошить Залмана: что он чувствовал, пока сидел в черном каменном кресле? Да только что он мог об этом сказать? Нехорошее кресло, и чувствовал он там что-то нехорошее, неправильное — словно то ли его самого, то ли весь мир вывернуло наизнанку. Одним словом, злые чары.

Сандра потихоньку свирепела.

Ждать пришлось долго, но наконец Мерсмон и Лидия вернулись. У Лидии горели глаза. Тревожная деталь. Когда глаза горят у Сандры или у Иссингри — это в порядке вещей, но чтобы у Лидии… А по лицу Темного Властителя не поймешь, доволен он разговором или нет.

— Я согласилась, — сообщила Лидия. — Мы обязательно его найдем.

— Сначала вы очень хорошо подумаете, как я вас просил, — мягко произнес Мерсмон. — А теперь вы должны пойти с Иссингри, она сделает необходимые пробы. Ничего болезненного, не бойтесь.

Иссингри и Лидия ушли вперед. Сандра хмуро допытывалась у Мерсмона, что он задумал, Залман плелся за ними, разглядывая черный косматый мех плаща.

— Вы, конечно, захватили с собой походную аптечку?

— Естественно, — буркнула Сандра. — Меня интересует…

— У вас есть поливитамины и препараты с микроэлементами?

— Есть, но…

— Прекрасно, я все это заберу. Понадобится для Лидии. Процедура будет сложная, магия напополам с древней кесейской биотехнологией. Разумеется, если Лидия не передумает.

— Использование незарегистрированных биотехнологий запрещено законом, вы в курсе?

— Александра, мы в Гиблой стране, и законы здесь устанавливаю я. Кстати, как вам удалось добиться, чтобы Залман удержал в памяти прочитанный текст, да еще такой длинный?

— Я поила его зельем Варсанга.

— Вероятно, кое-какие ингредиенты вы приобрели у наших контрабандистов?

— Где взяла, там взяла. Неважно. Зачем для Лидии эти препараты?

— Чтобы укрепить кости и немного нарастить массу тела. Вы же не станете отрицать, что она физически истощена? Еще раз повторяю, все будет происходить с ее согласия и по ее желанию, это необходимое условие успеха.

Темный Властитель учтиво кивнул и исчез в боковом проеме, оставив их в уже знакомом коридоре.

— Слыхал? — Сандра раздраженно повернулась к Залману. — Я еще и свою аптечку должна ему отдать!

Глава 7

Когда-то он жил в городе. Там были трамваи, магазины, рекламные плакаты, квартира на седьмом этаже, с выцветшими желтыми обоями и захламленным балконом, и в окна светило солнце. Он пока еще все это помнил.

Бредовый зал с колоннадой по окружности не имел ничего общего с той жизнью, безопасной и правильной, где ходят по рельсам трамваи. Окон в зале не было, освещали его создания вроде медузников — они свисали с перекошенной люстры, напоминавшей подводную корягу. За изуродованными колоннами, словно черные водоросли, колыхались тени.

В центре, под люстрой, стоял большой ржавый чан с мокрой глиной, около него — Иссингри и Лидия.

— Дай руку! — приказала кесу, взяв со столика блеснувший нож.

Лидия протянула дрожащую тонкую руку.

— Это уже черт знает что… — процедила Сандра, подавшись вперед.

— Стойте, — негромко бросил Мерсмон. — Ничего страшного, для колдовства требуется немного ее крови.

Иссингри полоснула по предплечью, в чан начали падать темные капли. На лице девушки застыла напряженная болезненная гримаса.

— Люди слабые, — с ноткой превосходства заметила Иссингри. — Хватит.

— Забинтовать надо, — все так же злобно пробормотала Сандра.

Мерсмон подошел к Лидии, взял ее за руку. Кровотечение прекратилось.

— Вот так, и никаких бинтов не понадобится. Видите, порез уже закрылся.

— Теперь размешивай хорошо, — указав на чан с забрызганной кровью вязкой массой, потребовала Иссингри.

Безропотно опустившись на колени, девушка принялась голыми руками месить содержимое. На ней были джинсы и майка, под бледной кожей вырисовывались хрупкие косточки. На лбу выступил пол, а она даже вытереть его не могла — руки по локоть в глине.

— Я хоть помогу ей, — Сандра с угрожающим видом начала стягивать разноцветный полосатый джемпер. — Все-таки я сильнее…

— Нельзя, — снова остановил ее Темный Властитель. — Лидия должна все сделать сама, это одно из необходимых условий. Она слепит ванну, которая в течение нескольких суток будет для нее своего рода плацентой.

— Зачем это нужно? — уставившись на него в упор, спросила Сандра.

— Затем, чтобы она смогла найти Камень. К тому же после этого она станет здоровее и физически крепче. Она знает, что должно произойти дальше, во всех подробностях.

— Знает, но мне не говорит, — Сандра угрюмо сверкнула глазами.

— Что ж, Лидия всегда была скрытным существом. Могу я попросить вас с Залманом удалиться в библиотеку? Иссингри скоро начнет петь заклинания, ваше присутствие будет мешать.

Залман ничего не имел против. Сандра что-то проворчала сквозь зубы и потом, в коридоре, передразнила:

— "Могу я вас попросить!…" Да если бы не риск, что он нас вышвырнет, мы с тобой, Залман, оттуда бы не ушли. Боюсь, задурил он девчонке голову.

— Лидия не глупая, — возразил Залман. — Она юный менеджер, и в школе хорошо училась, и расшифровала мой дневник — ты сама сказала, что это была сложная работа.

— А, это все из другой оперы… Ты посмотри на нее: тихая некрасивая девочка, ни разу в жизни ни с кем не целовалась — это в девятнадцать-то лет! Неуверенная в себе, закомплексованная. Я знаю Никесов — прекрасные в общем-то люди, но своих детей они продвинутым воспитанием так замордовали, что мало не покажется. Молодой представитель семейства Никесов обязан быть совершенством, идеальным менеджером, лучшим из лучших и все такое прочее. Тот, кто не идеален, должен чувствовать себя виноватым. А Лидию вдобавок угораздило родиться прямо в супермаркете, потому что Берта Никес, даже когда была на сносях, самоотверженно трудилась на торговом поприще. Представляешь, Лидии постоянно твердили, что это накладывает на нее особые обязательства перед семейным бизнесом! Было бы странно, если бы у нее не развился хор-р-роший комплекс неполноценности. Ну, и плюс невыигрышная внешность… Залман, такая девчонка согласится на что угодно. А Валеас с ней просто шелковый, смотреть приятно — одно название, что Темный Властитель. Я не знаю, о чем они говорили, она не хочет рассказывать. Дело усугубляется тем, что они в прошлой жизни любили друг друга. Это, знаешь, как подводное течение, более сильное, чем течение на поверхности реки. Вот и получается, что я втравила Лидию в неприятности, ведь это я ее сюда притащила.

Они дошли до комнаты с книгами и журналами на стеллажах, сколоченных из обломков разномастной мебели. Это и называлось библиотекой. По словам Иссингри, прежнюю библиотеку сожгли враги Наргиатага, когда взяли замок. Здесь были узкие стрельчатые окна, а что маячит дальше, в тумане — толком не рассмотришь.

Небо начало темнеть, а туманная пелена — опалово мерцать, когда в комнату заглянула Лидия, перемазанная глиной. Она едва не падала от усталости, но собиралась в купальный зал, а потом сразу отправилась спать. Ужина ей не полагалось, она должна была поститься.

Перед сном Сандра исчезла. Вернувшись, рассказала:

— Я ходила в этот круглый подвал с колоннадой. Лидия слепила под руководством Иссингри кособокую емкость — выглядит, как производственный брак, но Иссингри, кажется, довольна. Они с Валеасом сейчас там, что-то колдуют, и без церемоний меня выдворили. Если бы из кого-нибудь вытрясти, что они задумали…

Она терпеть не могла, когда ей не хотели объяснять, в чем дело — это Залман знал давно. Одно из тех немногих знаний, которые оказались сильнее его беспамятства.

К утру глина затвердела и высохла.

— Лидия, прошу вас прислушаться к своим чувствам и еще раз подумать, — негромко и мягко заговорил Мерсмон. — Если вы сомневаетесь в том, что вы действительно этого хотите — лучше так и скажите, отложим на будущее. Не бойтесь обмануть чьи-либо ожидания. Если вы погибнете, это будет намного хуже, чем более или менее длительная задержка.

— Сейчас, — сказала Лидия, когда он закончил. — Я хочу найти Камень. Хочу, чтобы Залман выздоровел. Хочу получить обратно ту жизнь, которую у меня когда-то отняли. Хочу, чтобы снова была свобода для всех, как летом, пока правила Сандра, а не только для пламенных легионеров. Разве этого мало?

— Как вы похожи… на себя, — усмехнулся Мерсмон. — Хорошо, приступим.

Отвернувшись, Лидия начала неловко и торопливо раздеваться. Со спины она была похожа на тщедушного подростка тринадцати-четырнадцати лет. Оставив одежду на полу, она легла в глиняную ванну, и Залман, стоявший вместе с Сандрой возле колонн, больше ее не видел.

Иссингри запела. Ее глубокое контральто с вибрирующими переливами, от которых слушателей пробирал мороз, напоминал Залману бездонное ночное небо с серебряными искрами далеких звезд. Один из стоявших в стороне высоких сосудов с двумя ручками по бокам сам собой поднялся в воздух, подплыл к ванне, накренился, оттуда хлынула какая-то жидкость. За ним последовал второй, третий, четвертый. Сандра шагнула было вперед, но передумала и осталась на месте. Низкое мелодичное пение кесу размывало контуры предметов и событий — странное ощущение… и уже почти не верится, что где-то есть трамваи, газетные киоски, асфальтовые тротуары… Все это, если разобраться, вовсе не такое незыблемое, каким оно до сих пор казалось. К ним темной тенью приблизился Мерсмон.

— Вам не следует здесь оставаться.

— А Лидия? — угрюмо спросила Сандра. — Что с ней?

— Можете на нее посмотреть — одно мгновение, молча.

— Залман, ты здесь подожди, — шепнула Сандра. — Она же там голая.

Они с Мерсмоном подошли к ванне и сразу вернулись обратно, а потом Темный Властитель, не церемонясь больше, обоих силком потащил к выходу. Залман подчинился, он и сам хотел уйти, не нравилось ему здесь, а Сандра, кажется, упиралась, но не преуспела.

Мерсмон остановился только после поворота в третий коридор.

— Пока Иссингри поет, вам нельзя там находиться, — повторил он не терпящим возражений тоном. — Ради вашей же безопасности.

— У меня возникло чувство, как будто она стирает границы реальности, — призналась Сандра.

— Именно это она и делает, — подтвердил Темный Властитель. — Это поможет Лидии справиться с ее задачей.

— Но ведь Лидия спит?

— В общепринятом понимании слова — да, спит. Ей сейчас и не нужно бодрствовать.

— Она так и будет лежать в воде? У нее ведь только лицо на поверхности, вдруг начнет ворочаться и захлебнется…

— Когда в жидкости сформируются капилляры и прорастут под кожу, мы зальем ее с головой. Мы с Иссингри будем безотлучно около нее дежурить, по очереди. Сейчас я должен туда вернуться, а от вас требуется только одно: чтобы вы не мешали.

Несколько дней прошло в напряжении. Сандру не пускали посмотреть на Лидию, а она все равно туда рвалась, и кончилось это тем, что их с Залманом заперли. В их распоряжении остался небольшой боковой коридор с пятью комнатами и холодным каменным туалетом. Их кормили, приносили воду для умывания, молчаливые мужчины-кесу (в отличие от женщин, лишенные клыков) по утрам растапливали камины, однако ни Мерсмон, ни Иссингри не появлялись. Сандра кипела от злости. Вести созерцательную бездеятельную жизнь, как Залман, она не умела, и к тому же считала, что надо немедленно что-то предпринять.

Наконец их навестил Мерсмон — любезно, как ни в чем не бывало, сообщил, что самый сложный этап позади, все идет, как запланировано, с Лидией все в порядке, но посмотреть на нее пока нельзя. Через два-три дня процесс завершится.

— Поскорее бы, — хмуро буркнула Сандра.

— Я сам с нетерпением жду результата. Надеюсь, Высшим не придет в голову заявиться сюда раньше обычного срока, чтобы выяснить, что здесь происходит. У нас множество охранных контуров, так что Иссингри каждый раз успевает скрыться. В случае нападения вы уйдете вместе с ней, но как быть с Лидией… Надеюсь, успеем.

— Вы не сможете ее защитить? — в лоб спросила Сандра.

— Каждый раз, когда они приходят, у нас не обходится без небольшой драки, но заклятья, которыми я связан, дают им возможность парализовать меня болью. Здешний разгром — следствие наших регулярных стычек. Навещают меня примерно раз в полгода по староземному счету, так что наводить здесь порядок нет смысла.

Залману смутно припомнилось: Сандра что-то об этом говорила… Ага, вот оно!

— Сандра сказала, я должен сделать у вас в замке ремонт. Ну, потому что соседям в подъезде я все время помогал, и здесь так же надо…

Мерсмон удивленно приподнял бровь.

У Сандры выражение лица сначала стало зверское, а потом она закатила глаза к потолку, словно Залман ляпнул не то.

— Я не это имела в виду! Ладно, проехали. Валеас, когда здесь была наша экспедиция, почему вы не пошли на контакт?

— Мне тогда было не до контактов. Я в то время был заперт в маленьком персональном аду, в коконе боли, а Иссингри пыталась меня вызволить.

— А что вы скажете о расправе с теми участниками экспедиции, которые после хотели опубликовать материалы?

— Александра, это Высшие заинтересованы в том, чтобы запутать и похоронить сведения о прошлом — и о Камне Власти, и заодно о моей деятельности. Известная вам легенда гласит, что я намеревался, цитирую, "погрузить всю Долгую Землю во тьму", однако у меня были иные планы. Я хотел создать более многогранную культуру, чем та, что была до сих пор, прекратить войну между людьми и кесу, обеспечить параллельное существование двух несхожих, но взаимно терпимых цивилизаций — человеческой и кесейской. Из-за того, что мой эксперимент не удался, проиграли многие. В том числе те, кто сейчас об этом не подозревает и считает меня злодеем.

— Валеас, а как насчет массовых убийств? Лесная пехота Келларда, неугодные вам религиозные общины?

— Я уничтожал тех, кого использовали в игре мои противники. Лесная пехота — это люди Воителей, религиозными фанатиками управляли Монахи. С моей стороны было бы глупо с ними церемониться.

— А Консерваторы на кого опирались?

— Они держались в стороне, что не помешало им принять участие в последнем сражении. Их излюбленный контингент — добропорядочные обыватели. До последнего времени они были в силе, но сейчас их серьезно потеснили Воители.

Мерсмон достал плоскую флягу темного стекла, с роскошной золотисто-коричневой наклейкой, отвинтил пробку, сделал несколько глотков.

— Крепкая штука, — заметила Сандра. — Пьете?

— Греюсь. Высшие от спиртного не пьянеют, вы об этом знаете? Зато оно согревает кровь. Цепи, которыми я скован, холодны, как лед, и я постоянно ощущаю этот холод.

— Почему вы не сделали Высшими никого из кесу? Ярансу, Лайю, Иссингри? Ведь тогда бы вы вряд ли оказались в таком положении. Наверное, они пришли бы вам на помощь.

— В этом случае был бы слишком велик риск для людей. Я-то знаю кесу достаточно хорошо… Что бы там ни утверждала легенда, я никогда не мечтал извести под корень весь род человеческий.

— И к тому же хотели сохранить единоличный контроль над своим лагерем, правда? Разве это не главная причина? Если Высшие делают кому-то добро, то по чайной ложке в год. Или за хорошую плату — бухгалтерия у вас, как в супермаркете у Никесов. Шрамы у Залмана вы так и не убрали, хотя для вас это была пара пустяков.

— Александра, я убрал бы их, но Залман должен был меня об этом попросить. А он ни о чем не просил, несмотря на то, что очень хотел от них избавиться.

— Вот-вот, я как раз об этом. А сейчас уберете?

— Он сделает это сам, когда станет Высшим, — взглянув на Залмана, усмехнулся Мерсмон. — Не буду лишать его этого удовольствия.

Залман почувствовал себя слегка не в своей тарелке. Глупость какая… Он ведь сумасшедший, кто его сделает Высшим?

Сандра продолжала привязываться с вопросами к Темному Властителю:

— Камень Власти поможет вам освободиться от оков?

— Это не его функция. Мои оковы — внешние и, несмотря на все неудобства, душу и разум не затрагивают. Я в состоянии освободиться самостоятельно, лишь бы у меня был для этого достаточный запас времени. Если бы удалось бежать отсюда и где-нибудь укрыться от Высших, я бы эту проблему решил. Но те же цепи не позволяют уничтожить заклятье, привязывающее меня к небольшому клочку пространства. Александра, вы, насколько я помню, любите подарки?

— Смотря какие. Смотря от кого и по какому случаю.

— Думаю, мой подарок вам понравится. Сейчас я сменю Иссингри на посту около Лидии, и она немного отдохнет, а потом отправится в те помещения, которые находятся за пределами моей невидимой клетки. Она должна принести оттуда кое-какие вещи. Если желаете, можете составить ей компанию, вам будет интересно. В качестве компенсации за ваше заключение, чтобы вы не слишком на нас сердились.

— Думаешь, мне такой компенсации хватит? — хмыкнула Сандра после того, как Мерсмон ушел. — Ты, Залман, пойдешь в эти руины с нами. Может, что-нибудь хорошее найдем…

Сандра угадала, это оказались самые настоящие руины. Все полуразрушенное, как после взрыва. Лазили туда впятером — Иссингри, Сандра, Залман и двое мужчин-кесу, которых колдунья взяла с собой в качестве рабочей силы.

Нагромождения обломков, застарелая копоть на стенах, зияющие посреди коридоров провалы, дырявые потолки, обрывающиеся на середине лестницы и вдобавок какая-то анемичная поросль, напоминающая хлипкие бледные грибочки на тонких ножках. Среди этого хаоса порой попадались фрагменты, словно выхваченные из пригодных для жизни интерьеров: узорчатый чугунный диванчик на огрызке лестничной площадки или вырастающие из растрескавшейся стены бра в виде тюльпанов красного стекла, покрытые слоем пыли, но не пострадавшие.

Иссингри интересовала одежда, оставшаяся в одной из заброшенных комнат. Она вытаскивала из развалин шкафа, когда-то покрытого индигово-синим лаком и расписанного понизу серебряными ирисами, джинсы, рубашки, джемпера, придирчиво рассматривала и откладывала, что сохранилось получше.

— Иссингри, это для кого? — заинтересовалась Сандра. — Наргиатагу по размеру не подойдет, он выше и крупнее.

— Надо, — ответила кесу кротким мелодичным голосом. — Очень надо.

Сандра некоторое время задумчиво наблюдала за ней, потом начала давать советы:

— Про белье не забудь, и еще возьми носки. А эту плиссированную рубашку брось, они двести с лишним лет назад вышли из моды. Теплые носки тоже бери. Ага, и вот эти кроссовки.

Иссингри ее слушалась. Видимо, решила, что человек разберется в человеческой одежде лучше, чем она.

Отобранные вещи сложили в две большие матерчатые сумки на "молниях", которые дали тащить кесу-носильщикам. Как будто возвращались с барахолки или с распродажи в универмаге. На обратном пути Сандра заглядывала во все попадавшиеся по дороге комнаты и тоже прихватила для себя какие-то женские тряпки. Местами от лестниц почти ничего не осталось, приходилось пользоваться веревками с крючьями. Ничего, лазить умели все.

— Я выяснила, почему у мужчин-кесу нет клыков, — сообщила Сандра после ужина. — Иссингри сказала, клыки им подпиливают и зашлифовывают сразу, как те вырастают. А знаешь, почему у них такая дискриминация и матриархат? Потому что способности к колдовству есть только у женщин-кесу, это у них генетическое.

В ней появилось что-то беспокоящее. Вроде бы такая же, как всегда — энергичная, загорелая, каштановые брови вразлет, живые блестящие глаза — но что-то в ее облике бередило душу.

— К Высшим я теперь отношусь еще хуже, чем раньше. Если бы не их стремление все захапать и сгрести под себя, мой сын бы не умер.

— Разве у тебя был сын? — удивился Залман.

— Был. Ты его знал, но не помнишь.

Что же все-таки тревожит его в Сандре?.. Она стояла вполоборота у разбитого окна, в костюме из бордового бархата — жакет и длинная юбка с разрезом сбоку, маленькие позолоченные пуговицы, причудливая золотистая вышивка. В талии жакет едва ли не лопался по швам, а на груди, наоборот, морщился складками. Этот костюм Сандра нашла в одной из комнат в необитаемой части замка и по возвращении переоделась, потому что ее собственная одежда давно просилась в стирку.

— С ним что-то случилось? — спросил Залман, сглотнув застрявший в горле комок.

— Ничего не случилось. Он дожил до восьмидесяти шести лет и умер от старости. Просто он принадлежал к подвиду В, а я — С. Некоторые говорят, что появление подвида С стало причиной личных трагедий, мол, люди не должны жить и оставаться молодыми так долго, потому что другие, их близкие, живут гораздо меньше. Залман, это чушь! Почему выравнивание обязательно должно происходить по худшему варианту? Правильно, чтобы все долго жили и оставались молодыми. И если бы Высшие не решили придержать Камень только для себя, мой сын сейчас был бы жив. Он не хотел умирать, это было неправильно! Если бы… Ладно, молчу, а то вдруг тебе опять станет плохо.

Ему и так было плохо. Бордовый костюм вызывал у него острое щемящее чувство.

— Залман, что с тобой? — Сандра испугалась. — Опять приступ? Я же ничего такого не сказала…

— Твоя одежда. Когда на нее смотришь, хочется плакать. В первый раз вижу такую одежду. Странно, правда?

— Ох… — она закусила губу. — Иссингри сказала, это костюм Эфры. Наверное, у тебя с ним связаны какие-то воспоминания? Я зря его взяла, извини. Раз так, сейчас переоденусь.

Сандра вышла, а Залман озадаченно глядел в туманное окно: в дневнике про костюм из бордового бархата ни слова не было.

Еще три дня их держали взаперти, потом пришла Иссингри и сообщила, что "колдовство получилось", можно пойти посмотреть. В ее раскосых глазах светилось торжество.

— Они думают нас удивить, а я не удивлюсь, — усмехнулась Сандра, причесываясь перед осколком зеркала. — Залман, я знаю, что они сделали! Понятия не имею, как им это удалось, но что они затеяли, я догадалась еще во время экспедиции за одеждой.

Она тщательно подвела глаза, надела свою диадему. Появилась Иссингри в сверкающей парчовой тунике, и втроем они отправились в "покои Наргиатага". По дороге Залману подумалось: какие же это покои, если там все вдребезги? Но кесу называла их именно так.

В белом зале с черным мраморным троном ждали двое: Мерсмон в своем неизменном меховом плаще и молодой человек лет семнадцати-восемнадцати, стройный, темноволосый, симпатичный, совершенно неуместный в этом фантасмагорическом полуразрушенном замке, окутанном колдовскими туманами. Одет он был по-городскому, неброско, но хорошо, и всецело принадлежал к той жизни, где есть тротуары, телефоны и магазины, а свет загорается после щелчка выключателя — это Залман почувствовал в первый же момент. Равно как и то, что парень очень опасен. Не сам по себе, но его осеняла тень электростанции, его присутствие предвещало катастрофу.

— Привет, Лидия! — широко улыбнувшись, поздоровалась Сандра.

Залман начал непонимающе озираться: где же она Лидию тут увидела?

Лидия так и не появилась. Из-за предчувствия теперь уже неминуемой катастрофы состояние Залмана было рассеянным и тревожным — как будто накрапывает дождь, и его холодная поблескивающая морось штрихует все вокруг, стирая разницу между важным и неважным.

— …Это колдовство действует не на всех, только на носителей мнемотравмы — рэуману, как называют их кесу, — рассказывал Сандре Мерсмон. — У рэуману есть два варианта существования на выбор, кесу давно об этом знают. Отсюда и пошло поверье о том, что кесейские шаманки умеют воскрешать мертвых.

Молодого человека они называли Дэнисом. Глаза у него были изумрудно-зеленые с более темным ободком по краю радужки — как у того Дэниса, о котором написано в дневнике.

— Как у тебя с памятью? — поинтересовалась Сандра.

— У меня теперь двойная память, — ответил Дэнис. — Я помню то, что помнила Лидия, и то, что было со мной. Вспомнил даже, как я сорвался… И место, где выбросил Камень, смогу показать точно.

— А Танхалу помнишь? Ту Танхалу, в которой мы жили?

— Помню, — он улыбнулся.

— Здорово. Помнишь кондитерскую на углу Изразцовой и Большой Горчичной, где продавались офигенные взбитые сливки в шоколадных чашечках?

— Она так и называлась — "Шоколадная чашка". Мы с вами туда часто заходили.

— Давай на "ты". Ведь ты же больше не Лидия, и ты был взрослым, когда я была маленькая.

— Все это прекрасно и трогательно, — с оттенком иронии прервал их Темный Властитель, — но вы должны как можно скорее найти Камень Власти. Иначе от вас самих останется одно лишь приятное воспоминание.

— Они могут узнать, что здесь происходит? — сразу посерьезнев, спросила Сандра.

— Я могу поручиться за то, что в Гиблой стране чужих Соглядатаев нет, но Высших наверняка разбирает любопытство, и они строят предположения. Ваш перелет наделал достаточно шума. Кто-нибудь из них может догадаться о наших планах, врагов не следует недооценивать.

— Залману не станет плохо, когда он увидит Камень?

— Станет. Но к завтрашнему утру я приготовлю для него снадобье, которое ослабит болезненные ощущения. Если бы я мог, пошел бы с вами, однако мне из этой клетки не выбраться, — Мерсмон усмехнулся так, что Залману стало жутковато — хотя, наверное, сквозящая в усмешке угроза предназначалась не ему, а тем, кто засадил Темного Властителя в клетку. — С вами пойдет Иссингри, спуститесь туда вчетвером. Как только найдете Камень, вы должны немедленно им воспользоваться, все четверо. Ты тоже, понял?

Тяжелый взгляд Властителя остановился на Дэнисе. Тот что-то тихо пробормотал и кивнул.

— Сейчас вам предстоит выслушать лекцию, — продолжил Мерсмон. — Эти знания вам понадобятся, чтобы противостоять Воителям, Монахам и Консерваторам. Когда вы станете Высшими, вы вспомните в полном объеме все то, что видели, слышали, изучали в этой жизни — или даже в обеих жизнях, — он опять взглянул на Дэниса. — Поэтому запоминать, что я говорю, не обязательно, единственное условие — не спать.

Залман и захотел бы — не смог бы уснуть. У него снова ныло под ложечкой, и вдобавок его снедала тревога, похожая на моросящий дождь. Он попытался было уйти, но его не пустили. А Сандра и Дэнис слушали Темного Властителя с интересом, Сандра еще и вопросы задавала.

Наконец лекция закончилась, и тогда Сандра начала рассказывать анекдоты о Высших, с которыми ей приходилось общаться, пока она была Летней Властительницей. Пересказала также эпизод с Ингой и Инарой из дневника, добавив, что у Воителей убийственные критерии разумного и логичного. Залман не понимал, над чем смеются остальные, но тоже улыбался за компанию, хотя на душе было неспокойно.

— Вам, парни, хорошо, никаких проблем, — заметила Сандра, когда приковылял столик с помятым серебряным кофейником и чашками, — а мне еще предстоит объяснять Глебу Никесу, куда делась его дочь!

— А действительно, куда подевалась Лидия? — подхватил Залман.

Глава 8

После завтрака Сандра надела свой защитный костюм.

— Собирайся. Прошвырнемся по окрестностям.

— На гору полезем? — посмотрев в окно (там маячила в тумане большая темная гора), предположил Залман.

— Наоборот. В пропасть. Вместе с Иссингри и Дэнисом. Я слышала, кесу лазают, как цирковые акробатки, вот заодно и поглядим. Не беспокойся, это будет самая обыкновенная прогулка.

В ее тоне сквозило что-то фальшивое — так заманивают к зубному врачу или на вечеринку с малоприятными гостями. Залман насторожился.

— Лишь бы этот горе-альпинист опять не сорвался, — добавила Сандра. — По-моему, прошлого раза ему за глаза хватит.

— Какой альпинист?

— Дэнис. Вот интересно, если я скажу Никесам, что Лидия решила сменить воплощение в соответствии со своей предыдущей инкарнацией — эти здравомыслящие люди меня поймут, как ты думаешь?

— Наверное, нет. Я не понял. Заумно слишком.

— Вот именно. И еще мне не нравится, что он ночевал не с нами, а у Валеаса. Опять начинаются эти старые игры… Хотя, конечно, нельзя в чужой монастырь со своим уставом.

— Здесь не монастырь, — рассеянно возразил Залман, пытаясь рассмотреть очертания горы за утопленным в толстой каменной стене разбитым окошком.

— Это точно, не монастырь, — едко процедила Сандра.

Казалось, она из-за чего-то волнуется, но старается это скрыть.

— Все будет в порядке, Сандра. Вот увидишь.

— Хотелось бы надеяться… — она прислонилась к стене возле дверного проема, обхватив руками плечи. Из-за костюма создавалось впечатление, что плечи у нее шире, чем на самом деле. — Ставка такая громадная — и твое выздоровление, и все остальное… Ладно, об этом сейчас не надо. А Лидия была такая хорошая девочка, не спала с кем попало… Ничего, у Никесов еще шестеро осталось, как-нибудь переживут.

Потом пришли Темный Властитель, Иссингри и Дэнис. Залмана заставили проглотить полкубка жгучего напитка — будто бы лекарство. Сандра спросила насчет альпинистского снаряжения, Мерсмон ответил, что вместо него будет кое-что получше. Иссингри и Дэнис были в кесейской одежде из грубой темно-коричневой кожи с заклепками. Кесу меч не взяла, зато ножей у нее было несколько, некоторые довольно странной формы. А Сандра захватила свои револьверы.

Снаружи было безветренно и промозгло, вместо неба низко нависала непроглядная мутно-белая толща, так что не поймешь, на открытом пространстве находишься, или в громадном зале, заполненном белым дымом, или на небесах в облачной стране.

— Ни черта не видно, и подобраться может кто угодно, — вслух резюмировала Сандра. — Красота!

— Это хороший туман, — нежным контральто возразила Иссингри. — Защита. Прячет нас от врагов. Все видно, смотри!

Она выбросила вперед руку, проделав едва уловимое сложное движение кистью (Залман заметил, что перламутровый лак на ее слегка загнутых когтях почти весь облез), и в опаловом мареве открылся коридор.

— Туман послушный, — пояснила кесу. — Здесь давно никто не ходил, а раньше была тропа. Идем. По этой тропе ты ушел в Страну Мертвых, помнишь? — она посмотрела на Дэниса.

— Тогда не было тумана, — он неуверенно озирался. — Если бы я мог увидеть остальное…

— Придем к той пропасти, о которой ты сказал, и дальше будешь искать.

— А нам это правда нужно? — осторожно поинтересовался Залман.

Его одолевало навязчивое ощущение, что неплохо бы им прямо сейчас повернуть обратно.

— Пошли! — Сандра схватила его за руку и потащила за Иссингри и Дэнисом.

Они долго шли по извилистому туманному коридору, каменистая почва то повышалась, то понижалась, то снова повышалась. Наконец остановились, и когда туман, повинуясь жесту Иссингри, раздался в стороны, оказалось, что впереди находится то ли древний мост без перил, то ли естественный скальный гребень, и по обе стороны от него зияют пропасти, тоже заполненные туманом.

— Это было здесь, — сказала Иссингри.

— Здесь, — словно эхо, подтвердил побледневший Дэнис.

— Вспоминай, куда бросил. Я тебя страховать.

Они вдвоем ступили на гребень или мост, Сандра потянула Залмана следом. Мимо ног что-то скользнуло, шурша по камням, как будто проползла змея. Залман посмотрел: толстый узловатый побег — один его конец терялся позади, в молочной мгле, другой извивался, словно ручная тварь, возле высоких шнурованных мокасин Иссингри.

— Смотри!

Сандра кивнула.

— Здесь, — Дэнис остановился и показал на левую пропасть.

— Идите сюда, — оглянувшись, позвала кесу. — Будем спускаться вниз.

Ползучий побег поднялся, как змея на хвосте, и разветвился на четыре щупальца, каждое захлестнулось вокруг пояса одного из участников прогулки. Иссингри посоветовала:

— Надо держаться, чтобы не висеть головой вниз.

— Такие же штуки вы используете при прорывах, — заметила Сандра.

— Да, они удобные, — отозвалась кесу.

Стебель со своей ношей медленно опускался. Сбоку он выбросил еще один побег, набухший и развернувшийся в огромный мясистый лист, который предохранял висящих гроздью пассажиров от шорканья о скалу и от знакомства с торчащими из расселин кустами, похожими на дикобразов. С другой стороны клубился туман.

— Наргиянси Иссингри, зачем вам нужны прорывы? — спросил Дэнис.

— Справедливость. Или не так, иллюзия справедливости, потому что справедливость не существует. Зачем убили мой народ?

— Во время прорывов достается не тем, кто это сделал.

— Неважно, — возразила кесу обманчиво кротким нежным голосом.

— Когда я задала тот же самый вопрос Валеасу, он откровенно признался, что иначе здесь слишком скучно, — сообщила Сандра. — Воздержусь от комментариев… Ладно, я хоть сделала доброе дело — придумала защитные костюмы. Они, правда, понадобились мне самой для этой экспедиции, но всем остальным тоже пригодятся.

— Костюмы хорошие, — миролюбиво согласилась Иссингри.

Спуск продолжался так долго, что Залман задремал. Потом Сандра встряхнула его:

— Эй, проснись! Прибываем на первый этаж.

Какой же это первый этаж?.. Россыпь мокрых темных камей. Разбросанные пожелтелые кости — вроде бы, звериные. Сыро, сумрачно, только сплошной туман наверху опалово мерцает.

Руки и ноги занемели, так что Залман мешком уселся на камни. Сандра и Дэнис последовали его примеру, а Иссингри, поглядев на людей сверху вниз, подошла к скальной стене, приложила к ней ладони и замерла, как будто к чему-то прислушиваясь.

— Словно у врат Преисподней, — заметила Сандра вполголоса.

— Ага, — согласился Дэнис. Его изумрудные глаза ярко выделялись на бледном лице. — Я уже придумал, что буду делать дальше, если здесь ничего не получится — в менеджеры пойду, в какой-нибудь супермаркет. Меня хорошо натаскали.

— Во-первых, как ты устроишься на работу с документами на имя Лидии Никес? А во-вторых, так тебя отсюда и выпустят… Лучше найди Камень.

— Я знаю. Это я просто так сказал. Найду обязательно, я его чувствую, это похоже на тепло от батареи. Он в той стороне.

Дэнис показал в туман, и у Залмана от этого жеста почему-то защемило сердце. Ничего не надо здесь искать — но разве они его послушают!

Сандра встала и начала разминаться.

Вернулась Иссингри, молча сгребла Дэниса за ворот кесейской кожаной куртки и тоже поставила на ноги.

— Сейчас будешь искать. Надо быстро. Есть что-то плохое. Я не могла связаться с Наргиатаг — это много странно, потому что здесь все наше.

— Наргиянси Иссингри, пожалуйста, не делайте так больше, — напряженным голосом попросил Дэнис.

Кесу ощерила клыки и снова схватила его за куртку.

— Когда ты упал и разбился, я жалела, что не могу тебя оживить, чтобы медленно резать на куски. Из-за твой поступок нас победили. Наргиатаг молчал и не ел, в нем как будто погас огонь, люди это называют — он сломался. Если бы это не случилось, победили бы мы, ты можешь это понимать? От горя силы уходят. Я знаю, тебя убили, но ты сам помогал им тебя убить, потому что ушел. И я теперь должна быть к тебе вежливой? Быстро ищи то, зачем мы сюда пришли!

Сникший Дэнис хотел что-то сказать в ответ, но передумал. Когда Иссингри его отпустила, он несколько секунд стоял, словно к чему-то прислушиваясь, потом шагнул в сторону.

— Иссингри, у меня есть, что тебе возразить, но спорить лучше будем потом, — хмуро произнесла Сандра. — Скорее, так скорее. Залман, пошли.

Залман чувствовал себя плохо. Ноги начали заплетаться, как у пьяного, внутренности ныли, хотя настоящей боли пока не было, и на том спасибо. Его присутствие здесь — ужасная, катастрофическая ошибка, это все равно что ездить в трамвае без билета, или совать пальцы в розетку, или притащить из Лесу домой живого медузника… Он еле плелся, а когда Дэнис показал на грязный продолговатый камень с заостренными концами и сказал: "Вот он!" — внутри и вовсе что-то оборвалось, и Залман обессилено опустился на землю.

Поскольку он ожидал катастрофы, его не удивило, что Дэнис в следующий момент пошатнулся и упал, и то же самое произошло с Иссингри. В тумане прозвучало пять или шесть резких хлопков. Или сначала были хлопки, а потом уже Иссингри и Дэнис упали?.. Сандра выхватила оба револьвера.

"Это она их убила? — удивился Замлан. — Зачем?"

Странно, что все происходит в обратной последовательности: сначала они падают, и уже после Сандра хватается за оружие… Хотя, на то здесь и Гиблая страна.

Чей-то голос — как ему показалось, знакомый — приказал:

— Брось оружие! Или хочешь к ним присоединиться?

Сандра бросила револьверы.

Из тумана выступило несколько человек в пятнистой одежде. Среди них была Виринея Одис — Вир из дневника, стриженая под ноль поклонница лесной пехоты. Она с торжеством улыбалась, остальные тоже выглядели довольными.

Сандра выругалась, длинно и грязно. Вообще-то, она могла сказать вслух все, что угодно, но так отвратительно ругалась редко, только по особым случаям.

— Вы проиграли, бывшая Летняя Властительница, — усмехнулся невысокий моложавый мужчина с пронзительным взглядом.

— Бывает, Андреас, — ответила Сандра холодным тоном. — В Дэниса-то зачем было стрелять? Он никому ничего плохого не сделал, и вы отлично об этом знаете.

— Такие, как он, другого не заслуживают, — презрительно и непреклонно произнесла девушка с пышной шапкой темных волос. — Это справедливое наказание за его связь с Мерсмоном.

— А ты, Инга, сама что ли хотела залезть к Валеасу в постель, да он тобой пренебрег? Господи, до чего же вы мелочный народ… Рассуждать о справедливости вы горазды, но какое вы имеете к ней отношение?

Инга — она ведь тоже из дневника! Несмотря на близкое к обмороку самочувствие, Залман сумел отстраненно удивиться.

— Мы — составная часть справедливости, — ответил тот, кого Сандра назвала Андреасом. — Или солдаты справедливости, если тебе так больше нравится. Мы просчитали твой план и до сих пор не вмешивались, потому что были в нем заинтересованы. Камень Власти наконец-то найден, а тебе предстоит встреча с кордейской службой безопасности. Вероятно, тебя ждет тюремное заключение или ссылка. У Темного Властителя в данный момент крупные проблемы — другая наша группа сейчас находится в замке и проводит внеплановую операцию по обезвреживанию. Связывающие его заклятья будут восстановлены и усилены, зло не вырвется на свободу.

— Допустим, Валеас Мерсмон — зло, но неужели вы себя считаете добром?

Похоже, Сандра овладела собой, и даже угроза тюремного заключения не слишком ее напугала. А Залману по-прежнему было плохо.

— Мы противостоим злу, и ты об этом знаешь, — резко бросила Инга.

— Вы противостоите своим идеологическим противникам, — возразила Сандра. — Я не отрицаю того, что Темный Властитель — зло. И того, что добро, в принципе, существует, я тоже не отрицаю. Раз бывают такие люди, как Залман — значит, оно обязательно где-то есть. Но вы-то какое имеете к нему отношение? Если разобраться, вы никому добра не делаете. Валеас Мерсмон хотя бы для кесу сделал кое-что хорошее, и в его плане сосуществования двух цивилизаций, по крайней мере, был размах, а от вас никому никакой пользы.

— Ты не можешь судить о нашей деятельности, — оборвал ее кто-то из Высших (Залман уже понял, что все они, кроме Вир, Высшие).

— Да почему же не могу? Другое дело, вам неохота, чтобы кто-то со стороны объективно оценивал вашу деятельность — эту бессмысленную возню на протяжении веков, от которой в жизни людей ничего не меняется.

— Объективность — это ограниченная человеческая выдумка! — на этот раз Сандру перебила Вир. — Какой пользы ты хочешь от Высших — чтобы они решали за людей их проблемы, со всеми нянчились? Этого не дождетесь! А тебя вон куда завела скользкая дорожка — в Гиблую зону, к сговору с Темным Властителем! Мне тебя жаль. У тебя были хорошие задатки, и если бы твоим воспитанием занималась организация вроде Пламенного Легиона, из тебя могло получиться что-нибудь стоящее. Но ты в детстве брала пример с двух аморальных шалопаев, некрасиво шпионила за старшими, обжиралась сладостями, и я помню тот знаменитый снимок в газете, где ты берешь у Лайи обагренный кровью шоколад! Это был твой первый шаг по скользкой дорожке. Когда ты была маленькая, твои любимые слова были — "это мое"! Вот и доигралась…

— Ну, давай детство вспомним! Как ты мне люто завидовала… Да, я была маленькая, толстенькая, вредная, обжиралась сладостями, а ты — взрослая, красивая, таскала в кармане пистолет, спала с Залманом, и все равно даже в те времена до меня тебе было, как земле до неба. Потому что у меня есть то, чего у тебя нет и никогда не будет.

— Зато среди моих друзей нет педиков!

— А помнишь, Вир, как я обошла тебя на состязаниях за Летний трон?

— Теперь это не имеет значения, — жестко сказала Вир (Высшие — четверо мужчин и две женщины — больше не вступали в разговор, предоставив ей самостоятельно разбираться с Сандрой). — Камень Власти нашелся, я сейчас возьму его — и тогда тебе до меня будет, как земле до неба!

— Ошибаешься. Тебе даже Камень Власти не поможет. Вир, ты навеки останешься щенком Тешей из твоего поучительного комикса для малолетних легионеров, и всегда будешь смотреть снизу вверх на больших собак. Это у тебя хроническое. У тебя при одном упоминании о Темном Властителе поджилки трясутся, а я его не боюсь, мы с ним пили кофе и мило беседовали.

— Ему в ближайшее время будет не до кофе, — Вир злорадно ухмыльнулась. — Да и тебе в тюрьме тоже.

— Найму хорошего адвоката, — хладнокровно решила Сандра. — Процесс у меня получится такой же громкий, как у Сабари.

— Тебя будет судить военный трибунал, — в глазах у Вир опять блеснуло злорадство.

— А если вернуться к пресловутым вопросам добра и зла… Интересно, что даже Темный Властитель — то есть, зло — признает ценность истинного добра и относится к нему с определенным уважением, он ведь не пытался убить Залмана или разрушить его личность. Но вы — другое дело! Для вас представление об истинном добре невыгодно, поскольку при сравнении сразу вылезает наружу вся ваша фальшь и никчемность. С Мерсмоном вы воевали за власть, давайте уж будем называть вещи своими именами! Власть и ваши привилегии — это святое, это единственное, чем вы по-настоящему дорожите. Такие люди, как Залман, вам очень мешают. Во-первых, нежелательно, чтобы вашу братию с ними сравнивали — баланс не в вашу пользу. Во-вторых, план Залмана относительно Камня — это самое страшное, что вы можете вообразить. Сверхъестественные способности будут у всех — катастрофа хуже победы Темного Властителя! Ну, какой же ты Высший, если во всей округе не найдется ни одного низшего?

Высшим не нравилось, как Сандра с ними разговаривает. Их суровые лица не предвещали ничего для нее хорошего, но ответила ей снова Вир Одис:

— Да уж, сравнения с Залманом никто не выдержит! С этим блаженным идиотом, который сидит на земле и пускает слюни, на него даже пулю тратить не пришлось. Ты посмотри на эту живую развалину!

— Это вы его таким сделали, — сведя брови так, что между ними обозначилась резкая складка, прошипела Сандра.

— Залман, мы нашли в сейфе у Янари перепечатку твоего дневника. Я все прочитала, — Вир подошла к нему ближе, ее светлые глаза цвета скорлупы грецкого ореха смотрели с неприязнью. — Такого я не ожидала! Я думала, что мой соперник — Дэнис, он хотя бы с виду похож на человека. Я думала, что тебя надо от него спасать, и старалась, как могла. Но если бы я знала, что это Хэтэсси-кьян-Беалдри, я бы тебя пристрелила!

— Мой сейф распотрошили? Молодцы! — хмыкнула у нее за спиной Сандра.

— Да, я тоже читал дневник, о котором вы говорите, — окончательно растерявшись под этим враждебным взглядом, пробормотал Залман. — Там написано, что я любил Хэтэсси. Мне кто-то сказал, что ее убили. Жалко.

— Ему жалко! — выкрикнула Инга, сердито тряхнув копной вьющихся волос. — А ты знаешь, какие дела творила эта Хэтэсси во время войны? Не те вещи, чтобы слабонервным на ночь рассказывать!

— Началось, — ухмыльнулась Сандра. — Совсем как тогда с Инарой… Давай, Инга, блесни интеллектом!

— Мы достаточно тебя слушали, Янари! — гневно произнес кто-то из мужчин.

Залману показалось, что сейчас все они начнут Сандру бить. Превозмогая слабость, он поднялся на ноги, шагнул вперед, чтобы ее защитить — и тут каменистая земля сразу в нескольких местах взорвалась черными фонтанами.

Глава 9

Это были не фонтаны, а масса насекомых вроде пауков — они мгновенно облепили с ног до головы всех Высших, так что те превратились в шевелящиеся черные клубки.

— Наконец-то! — удовлетворенно процедила Сандра.

Ее эта напасть не тронула. Две твари покрупнее, тоже выбравшиеся из-под земли, устремились к Дэнису и Иссингри, каждая вцепилась своей жертве в запястье.

Залман смог сделать пару шагов и снова упал, ободрав ладони о камни.

Атакованные роем насекомых Высшие вели себя, как обыкновенные люди — кричали, хрипели, метались, кто-то самый сообразительный начал кататься по земле, давя тварей. Хитиновые панцири лопались с мерзким хрустом.

— Сандра, видишь! — Залман показал на Дэниса и Иссингри — те начали подавать признаки жизни. — Надо убрать этих, которые их кусают. Возьми револьверы, стреляй!

— Все в порядке, они их лечат. Это Валеас прислал медицинскую помощь. Где чертов Камень?!

Сандра озиралась, скаля зубы совсем как кесу.

Одному из Высших удалось освободиться, насекомые с него осыпались мертвыми комочками, но сам он был весь в крови и вдобавок без глаз.

Иссингри дернулась и рывком села — словно от инъекции адреналина. Окинула свирепым взглядом происходящее, потом метнулась вперед и обеими руками схватила продолговатый грязный кристалл, валявшийся в куче других камней. Обвившаяся вокруг ее запястья членистая тварь, видимо, сочла свою работу выполненной, перепрыгнула на спину к Дэнису и впилась ему в шею.

Высшие один за другим избавлялись от пауков. У того, кто освободился первым, снова появились глаза, и раны исчезли, только вместо пятнистого комбинезона болтались окровавленные лохмотья.

Кристалл в руках у Иссингри наливался изнутри сиянием — и вдруг вспыхнул, будто лампа, а через секунду и сама Иссингри начала светиться, словно превратилась в стеклянное изваяние, наполненное золотистым светом.

Двое Высших, мужчина и женщина, склонились над неподвижной Вир и что-то с ней делали. Еще трое заняли позиции вокруг преобразившейся Иссингри, лица у них были холодные, озабоченные, ожесточенные.

Инга шагнула к приподнявшемуся в луже крови Дэнису и нанесла удар ногой в грудь — так, что хрустнула кость, а слетевшие с кончиков ее пальцев молнии поразили двух членистоногих лекарей. Сандра бросилась к ней, но помешать не успела, Высшая развернулась и ударила ее кулаком в живот.

— Сука… — растянувшись на камнях, выдавила Сандра.

— Смотри, что ты натворила! — Инга показала на Иссингри. — Высшая-кесу, только этого нам не хватало!

И присоединилась к тем троим, которые стояли вокруг светящейся фигуры, непонятно чего дожидаясь.

Залман мог только смотреть, словно зритель в театре, находящийся вдобавок в полуобморочном состоянии. Он не понимал, что означает вся эта суета на окруженной туманом площадке. Единственное спасение от катастрофы — ничего не понимать. Клочья мыслей, чувств и ощущений кружились, словно остатки разорванного письма на ветру.

Сияющее изваяние снова превратилось в Иссингри с грязноватым кристаллом в руках, и на нее сразу набросилась четверка Высших. Сцепились в рычащий клубок — так собаки дерутся за кость, отнимая ее друг у друга.

На площадке появился еще один парень. Выглядел он неважно: рукав расшитой золотыми галунами фехтовальной куртки наполовину оторван, голова размозжена, причем в ране что-то шевелится — фиолетово-серое вещество понемногу втягивается в трещину, кусочки растерзанной плоти слипаются друг с другом, закрывая обнаженную кость. С оторопью поглядев на свалку, новоприбывший обратился к тем двоим, которые возились с тихо стонущей Вир:

— Нам нужна помощь. Еще кто-нибудь. Мы не можем справиться с Мерсмоном, он сопротивляется, как бешеный зверь. Как будто его силы утроились!

— Отрежь у этого голову, — коренастая женщина с властным грубоватым лицом указала на Дэниса. — Возьми с собой и покажи Мерсмону. Это все, что надо сделать.

Выдав эту жутковатую инструкцию — быстро и бесстрастно, словно речь шла о парковке машины или приготовлении салата — она снова склонилась над Вир.

Парень шагнул к Дэнису, на ходу вытаскивая нож из-под короткой бархатной куртки, но Сандра вцепилась ему в ногу и, дернув, повалила на землю. Тот замахнулся на нее ножом, однако ударить не успел, потому что в этот момент клубок дерущихся разлетелся в стороны, Иссингри в прыжке выбила у фехтовальщика нож и наступила парню на запястье, а после на горло — с хрустом, отчетливо прозвучавшим во внезапной тишине.

— Отдыхай, человеческая падаль! — кесу пинком отшвырнула изувеченное тело.

Андреас, прижимая к себе окаянный Камень (который лучше бы никогда не находили — но разве кого-то здесь интересует мнение Залмана!), подскочил к Вир. Ее посадили, поддерживая, и вложили кристалл ей в руки. Залман успел заметить на ее израненной, едва прикрытой лохмотьями спине, на правой лопатке, татуировку "СМ!" — а потом Вир тоже превратилась в сияющую статую, как перед этим Иссингри.

Кесу присела около Дэниса, положила ладонь ему на грудь.

— Этого человека убивать нельзя, — она обвела взглядом Высших, ее глаза горели, как два багровых угля. — Все хорошо понимают, что я сказала? Когда-то давно я была его телохранитель, и вы меня подставили, так по-человечески говорят. Вы все будете за это платить. Не усугубляйте вашу расплату. Можно сделать так, что Высшие тоже чувствуют боль, я умею это сделать. Если никто больше его не трогать, тем лучше для вас.

Оставив Дэниса лежать не земле (тот издал слабый стон и пошевелил рукой), Иссингри выпрямилась и шагнула к Вир. Высшие тоже придвинулись ближе.

— Иссингри, ты не будешь диктовать нам условия, — сказала Высшая, посоветовавшая отрезать Дэнису голову.

— Ты сказала правильно, только грамматическая частица "не" лишняя, — кесу обнажила клыки. — Я буду диктовать вам условия. Те, кто сюда приходили возобновлять оковы Наргиатага, долго на меня охотились и были недовольны, что не могут меня найти. А теперь я доставлю им такое удовольствие, они со мной встретятся.

— Ты так и останешься слугой Мерсмона, хотя сама стала Высшей? — с оттенком насмешки поинтересовался Андреас.

Он выглядел спокойным, в отличие от Инги и кое-кого еще.

— Неправильное слово, — возразила Иссингри. — Я давно не слуга. Другие отношения. Когда-то я служила Наргиатагу, потому что так было хорошо для мой народ, хорошая жизнь, хорошее будущее, а потом вы нас победили, и он потерял все, и я потеряла все и всех, кого знала. Это был горький опыт. Потом мы с Наргиатаг долго были вместе в Гиблой стране. В это время у нас появилась дружба — такая, как у них, — она показала на Сандру, Залмана, Дэниса, — или как у вас между собой. Я понимаю твой вопрос. Если я слуга, для вас можно не бояться, что я буду продолжать помогать Наргиатагу теперь. Но дело хуже, чем ты думал — так?

— Мерсмон человек, а ты кесу, разве вы можете доверять друг другу?

— Вопрос о доверии сложный и вечный, и его надо рассматривать со всех сторон, потому что…

Не завершив фразу, Иссингри прыгнула к Вир, которая в этот момент вернулась в свое обычное состояние, но Высшие были начеку, и опять завязалась драка.

Парень в фехтовальной куртке очнулся и сел, массируя шею. Судя по тому, как он морщился, он испытывал если не боль, то по крайней мере ощутимые неудобства. Он вытащил из-за пазухи два метательных ножа, и тут Сандра, дотянувшаяся до револьвера, нажала на спуск. То ли она промахнулась, то ли фехтовальщик отвел пулю — и вслед за этим метнул ножи: один в нее, другой в Дэниса. Однако его состояние оставляло желать лучшего, а на Сандре был армированный защитный костюм, так что убить ее наповал не удалось.

У нее вырвался стон, и словно в ответ хлестнул по барабанным перепонкам леденящий кровь визг — боевой визг кесу. Похоже, в придачу к обычному акустическому эффекту Иссингри вплела в него какие-то чары, потому что подействовал он даже на Высших. А сама она одним прыжком оказалась возле Сандры и сунула ей в руки что-то серое, продолговатое. Секунду спустя Сандра начала светиться.

"И она тоже…" — с тоскливым чувством подумал Залман.

Но это было не главное. Собрав остатки сил, он позвал:

— Иссингри… Посмотри, Дэнис… Там нож, как у Сандры…

Иссингри, хотя и находилась довольно далеко от него, услышала, да только помочь Дэнису ей не позволили. Высших теперь, вместе с Вир, было семеро, не считая сидевшего на земле фехтовальщика, и они окружили кесейскую колдунью, как стая саблезубых собак разъяренного рыщака.

Залман заметил, что из земли вылезла еще одна членистая тварь — здешний доктор, но фехтовальщик тоже ее заметил и поразил молнией раньше, чем она успела оказать Дэнису помощь. После этого парень завалился назад, а из горла у него торчал странный серебристый нож, формой напоминавший плоский цветок — один из ножей Иссингри. Надо сказать, случилось это вовремя: еще чуть-чуть — и Высший метнул бы свой третий нож в Залмана. А сейчас у него начались проблемы — он хрипел и сучил ногами, обливаясь кровью, движения становились все беспомощнее, пальцы, которыми он хватался за страшный серебристый цветок, покраснели и скрючились, как от сильного холода.

— Иссингри, спасибо!

Сандра снова выглядела, как Сандра. Поднялась легко, словно ее не били.

— Тавана кео, — Иссингри еще одним странным ножом, похожим на блестящую бабочку, полоснула по горлу Высшего, рванувшегося к Сандре. — Мне редко нравится кто-то из людей, но ты мне понравилась. Будем с тобой много разговаривать. Дийнэ еще живой, — она показала на Дэниса. — Умирает. Дай ему Камень, тогда не умрет. Я удержу эту свору.

Вокруг дерущихся воздух рябил и переливался, это было неприятно для глаз и вселяло страх. Да и двигались те слишком быстро, не уследишь. А фехтовальщик скрючился и оцепенел, как будто замерз на жестоком морозе.

Сандра с Камнем очутилась возле Дэниса.

— Сандра, нет! — закричали из вихря дерущихся, Залман узнал голос Вир. — Только не ему!

Иссингри не пускала Высших добраться до Сандры и Дэниса, да только дело все равно выглядело безнадежным: Дэнис был без сознания, и привести его в чувство, чтобы он смог взять Камень, никак не удавалось.

К ним подскочил Андреас, однако отнять Камень не успел — ему в спину между лопаток вонзилась сверкающая металлическая звезда. Он не упал, но его как будто скрутило судорогой.

Бросив на него беглый свирепый взгляд, Сандра перевернула Дэниса, схватила его безжизненные руки и с обеих сторон прижала к заостренным концам кристалла. Камень начал светиться — и Дэнис тоже.

Залман услышал, как Сандра пробормотала:

— Ну, разве я не умница? А Мерсмон до этого не додумался!

Потом она вскочила на ноги и закричала:

— Иссингри, получилось!

"Сколько от нее шума…" Эта мысль мелькнула, как стекающая по оконному стеклу капля дождя. Залман и не хотел глядеть на страшный светящийся кристалл, и глаз от него отвести не мог.

После вопля Сандры драка прекратилась. Высшие — несколько людей и одна кесу — стояли и смотрели на новое изваяние из золотистого пламени.

— Для реакции первого типа совсем не обязательно, чтобы человек находился в сознании, — объяснила аудитории Сандра. — Валеас должен мне за это торт величиной с журнальный столик. Где возьмет — его проблема.

— А не подавишься? — со злостью спросила Вир.

— Если и подавлюсь, невелика беда. Я же Высшая.

Женщина, которая предлагала отрезать Дэнису голову, подскочила к Андреасу и вырвала хищную серебристую звезду у него из спины. Оказавшись в следующее мгновение около парня в фехтовальной куртке, выдернула у того из горла вторую похожую штуку. Удержать их она не смогла, почти сразу бросила на землю, ее лицо исказила гримаса, как будто ей пришлось голыми руками схватить что-то раскаленное или, наоборот, обжигающе ледяное.

— Давай, Рауль! — присев около фехтовальщика, потребовала женщина. — Я здесь, я тебе помогаю.

Отброшенные звездообразные лезвия сначала по земле, потом по воздуху скользнули к своей хозяйке, прямо в протянутую руку.

— Сегодня я могу позволить себе косметическая операция, — сообщила Иссингри. — Этот маленький негодяй больше не умрет, он становится Высший, и знак моя старая ошибка следует убрать. Это делается вот так просто, — она провела по лицу ладонью. — Шрамов нет! Мало какие люди умеют видеть, что мы красивы.

— Тогда и клыки заодно убери! — ядовито посоветовала Инга.

— О, нет, — с нежным смешком возразила кесу. — Ты дура. Клыки прекрасны.

Рауль очнулся и что-то нечленораздельно промычал.

— Подожди, пока в горле все зарастет, — ворчливо посоветовала женщина.

Он не хотел ждать и хрипло, с клокотанием, выдавил:

— Тарасия, надо в замок Мерсмона… Подмога нужна… Чтобы ты, или Андреас, или Конрад… Там Темный…

— А здесь кесу и эта раздолбайка! — озабоченно отозвалась Тарасия. — Думаю, мальчишку можно в расчет не брать, хотя досадно, конечно. А вот этого давно пора ликвидировать…

Она посмотрела на Залмана.

Правильные тяжеловесные черты (такие лица даже в двадцать лет выглядят зрелыми и многоопытными), умные холодные глаза пожилой начальницы. Кожа гладкая, ни морщинки, и в коротко подстриженных светло-русых волосах нет седины, но кажется, что эта женщина никогда не была молодой — в отличие от Инги, которая производит впечатление импульсивной девчонки, хотя ей как минимум двести с лишним лет.

"Она меня убьет, и тогда катастрофы не будет".

Тарасии не удалось осуществить свое благое намерение. Туман, до сих пор инертный, ожил, придвинулся ближе и поглотил Залмана. Сплошная белесая мгла, ничего не видно.

— Не знаю, достала я его или нет…

— Это штучки Мерсмона! — Рауль снова мог разговаривать внятно. — Он отбился от ребят, если способен управлять своими тварями и туманом! Давай, лучше мы с тобой туда, это важнее. Там нужен кто-нибудь, кто владеет боевой магией на твоем уровне.

На этот раз он убедил Тарасию. Та крикнула:

— Конрад, Андреас! Мы с Раулем в замок, поможем ребятам отутюжить Темного Властителя! — в ее интонации звучал хорошо отрепетированный задор — так командиры подбадривают солдат. — Не упустите Камень!

Мелодичный смех Иссингри, потом ее же голос:

— С тобой все-таки стало то, от чего ты столько много отказывался! Разве это плохо? Выдерни из себя этот нож, это не самое лучшее украшение.

— Как?.. — растерянный голос Дэниса.

— Вот так! — это уже Сандра. — И теперь живо регенерируй, Валеас объяснял нам, как это делается. Ну сколько можно валяться в луже крови?

— Вы еще с ним намучаетесь! — с ехидцей предрекла Вир.

— А Залман где? — спросила Сандра.

— В тумане, — отозвалась кесу. — Чтобы его не убили.

По рукаву Залмана карабкалось противное членистое создание, ощупывая усиками плотную ткань. Залман попытался его стряхнуть, но оно удержалось и ужалило в запястье.

— Александра и Дэнис, поздравляю вас! — произнес приветливый мужской голос. — Вы прошли все испытания, и теперь я могу сказать вам: добро пожаловать в наши ряды! Разногласия позади, теперь вы члены нашей команды.

— Вот те на! — воскликнула Сандра. — Андреас, за такое "добро пожаловать" надо морду бить. Поглядел бы ты на себя со стороны!

Кто-то из Высших тоже запротестовал:

— Зачем они нам? Янари еще можно бы взять, но от нее жди сюрпризов, а это существо неопределенной половой принадлежности… Нас же Консерваторы засмеют!

— Марк, помолчи. С Консерваторами теперь тоже будет другой разговор. Все Высшие-люди должны сплотиться. Или вы не понимаете, что произошло? Посмотрите, кто стоит перед нами! Для тех, кто до сих пор не понял, объясняю: это Иссингри. Кесу. Высшая.

— По-моему, Андреас, меня все они знают, — заметила Иссингри, жеманно, как придворная дама, растягивая слова. — Зачем такая излишняя церемония представления?

— И с чего ты решил, Андреас, что мы будем с вами заодно? — осведомилась Сандра.

— Александра, перестань, — Андреас говорил все тем же доверительным и доброжелательным тоном. — Я знаю, что ты никогда не снимала с себя ответственности за судьбу человеческого общества, и надеюсь на твое чувство долга. Ты нам нужна, гранд-советник. Нам предстоит вместе работать, вместе решать проблемы…

— Тебя ждет жизнь трудная, но интересная, — поддержала Инга. — Не пожалеешь, если к нам присоединишься.

Вон как Высшие с Сандрой заговорили… Наверное, все-таки поняли, что она не кто-нибудь, а Королева Всех Кошек и Собак. Залман почувствовал себя лучше, силы возвращались — то ли благодаря целебному укусу членистоногой твари, то ли потому, что из-за тумана он больше не видел Камня.

— Мы примем обоих, — сказал Андреас. — Дэнис, подумай, у тебя появился шанс начать новую жизнь, за которую не придется краснеть. Тебя нельзя винить в том, что ты стал таким, как есть. Ты вырос без отца и не получил мужского воспитания, в школе тебя обижали, постоянная нищета тоже сыграла свою роль, а потом ты столкнулся с Мерсмоном и стал жертвой отвратительного насилия, наверняка он еще и приворот использовал. Все это в прошлом, тебя никто не обвиняет. Мы тебе поможем, у тебя будет жизнь, достойная настоящего мужчины. Мы найдем тебе девушку… От тебя сейчас требуется только одно — чтобы ты сделал правильный выбор.

— А как насчет Залмана? — спросил Дэнис.

— Мы вернем его на Кордею, и он сможет дожить отведенный ему срок тихо и мирно, ни в чем не нуждаясь.

Туман начал трястись, как студень.

— Мы хотим его вылечить. Он должен стать Высшим, чтобы выздороветь.

— Дэнис, это невозможно, — Андреас все еще говорил мягко. — Залмана Ниртахо нельзя делать Высшим ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах.

Пытаясь выбраться из трясущегося тумана, Залман зашарил руками по земле и наткнулся на ползучий побег — дряблый, обмякший.

— Тогда ваше предложение меня не интересует.

— Понял? Катитесь, куда подальше! — вмешалась Сандра.

— Что ж, если вы хотите стать изгоями — ваше дело, — в голосе Андреаса появились жесткие нотки. — Дайте сюда Камень!

Ответила опять Сандра:

— Хрен получишь!

Туман колыхался и рвался на куски, в нем появились просветы — словно в скисшем молоке, которое вдобавок размешивают невидимой ложкой.

— Они сделали Наргиатаг боль и усиливают свои заклятья, — предупредила Иссингри. — Так бывает каждый раз, и оттого туман слабеет. Берегитесь!

Скисший туман отхлынул, тогда Залман снова всех увидел. Его тоже увидели, но Иссингри метнула две серебряных звезды — и повернувшихся к нему Высших, Ингу и стриженого под ноль парня, скрутили жестокие судороги.

Кристалл был у Сандры.

— Отдай Камень! — подступая к ней, потребовала Вир.

— Это мое, понятно? — ухмыльнулась Сандра.

Высокий темнокожий мужчина бросил в Иссингри огненным комком величиной с грецкий орех. Эта штучка вначале выглядела неопасной, но, прилипнув к бедру, растеклась огненной пленкой, кесу яростно рычала и не могла ее с себя содрать. Темнокожий кинулся к Инге и ее товарищу по несчастью.

Шагнувшему к Сандре Андреасу загородил дорогу Дэнис. Андреас сгреб его и с размаху треснул лицом о скалу — раз, другой… А на Сандру наступало сразу двое противников, Вир и загорелый поджарый парень, но к последнему, хромая, приблизилась Иссингри — сзади, так что он ее вовремя не заметил — вцепилась в него, швырнула на колени и прижала лицом к своему пылающему бедру. У Высшего вырвался отчаянный крик: огненная пленка переползала с Иссингри на него, словно живая.

Темнокожий в это время вытащил ножи-звезды из тел своих товарищей и, кривясь от боли, которую эти кесейские орудия ему, по-видимому, причиняли, изготовился метнуть их в Залмана. Иссингри и Дэнис не могли помешать, а Сандра находилась слишком далеко, и перед ней маячила Вир в боевой стойке.

"Вот и все", — понял Залман.

Никаких эмоций эта мысль у него не вызвала: все так все.

— Залман, лови! — крикнула Сандра, что-то швырнув ему через головы противников.

Сработал рефлекс, и Залман поймал темный снаряд в воздухе. Обеими руками.

Глава 10

…Вся прожитая жизнь раскрылась, словно многолепестковый цветок, и разлетелись вдребезги заклятья, оковы, барьеры, и по капиллярам вместо крови побежало солнечное пламя… Наверное, так должна себя чувствовать электрическая цепь, в которой выбило предохранители, но ток несусветной мощности каким-то сверхъестественным образом продолжает идти, все сжигая и плавя…

Когда это закончилось, первым приветствием от необыкновенно яркого окружающего мира стал пинок, сокрушивший Залману ребра. Кто-то выхватил у него Камень.

Вскочив, он вернул пинок высокому темнокожему Конраду и сшиб подсечкой державшего кристалл Марка (он знал всех Высших в лицо и по именам — Мерсмон во время своей "лекции" показывал их в магическом зеркале и о каждом говорил несколько слов, насчет сильных и слабых сторон).

Боль в ребрах быстро утихла. Марк перекатился и отпрыгнул, так и не выпустив Камня. Отшвырнув в сторону налетевшую Вир (хоть бы она не лезла в эту драку, ради прошлой дружбы!), увернувшись от брошенного Конрадом огненного шарика (магическая штучка, поэтому причиняет боль, которую не перекроешь, как при обычном ожоге), он настиг Марка, врезал ему под дых и отобрал кристалл.

Дэнис сидел на земле и приводил в порядок разбитое лицо. Сандра и Андреас дрались врукопашную. За те восемь лет, пока Сандра была Летней Властительницей, у нее много чего накопилось против этого Андреаса, а теперь наконец-то представилась возможность с ним посчитаться. Дралась она не хуже, чем лесной пехотинец из элитного подразделения, но, в отличие от Вир, без надобности не выставляла свою крутизну напоказ.

Фабиан (в далеком прошлом — геологоразведчик, наткнувшийся на Камень и ставший первым Высшим по прихоти случая) лежал навзничь и глухо, по-звериному, стонал, его лицо походило на горящую маску. Инга, прикусив губу от напряжения, делала над ним какие-то сложные пасы руками. Зря старается, убрать этот липучий огонь может только Конрад.

Иссингри нигде не было видно.

— Залман, отдай Камень.

— Он мне еще понадобится. Ты лучше Фабиану помоги. Если б ты не швырялся здесь, чем попало, он бы сейчас не мучился.

С двух сторон приближались Марк и Вир, но тут Сандра очутилась рядом с ним, оставив Андреаса в одиночестве.

— Что, проиграли? — оскалилась Сандра. — В свое время вы так испугались Залмана, что проглядели главную опасность — меня. Все вышло по-моему! Залман выздоровел, и повторить этот номер с ним вы уже не сможете.

— Как же ты себя любишь… — осуждающе произнесла Вир, пританцовывая на месте в боевой стойке.

— Да, люблю. И себя, и кое-кого еще, иначе я не организовала бы эту авантюру. А ты, Вир, не любишь никого, даже себя. Ты обожаешь только свой мускулистый идеал в камуфляжной форме, живые люди для тебя взаимозаменяемы, и ты без сожалений отбрасываешь тех, кто идеалу не соответствует. Это ж надо — влюбиться в манекен! Ну и продолжай в том же духе, у тебя впереди вечность.

Пока она говорила, Конрад присел возле Фабиана и попытался снять "маску". Ничего не получилось.

— Да скорее же! — поторопила Инга.

— Эта кесейская тварь что-то изменила в структуре липучки! Придется повозиться… Никто не предполагал, что такое возможно.

— Хочешь сказать, что она круче тебя?

— Ее учил Мерсмон, — бросил Конрад, сосредоточенно колдуя над Фабианом.

— А Иссингри где? — тихо спросил Залман.

— Отправилась в замок, как только ты засветился, — ответила Сандра. — Сказала, что дальше мы справимся без нее.

К ним подошел Андреас.

— Александра, ты серьезный противник! — он улыбался так, словно все мелкие недоразумения наконец-то улажены к общему удовольствию. — Залман, я надеюсь, ты парень необидчивый? Тебе пришлось преодолеть много трудностей, но трудности для того и существуют, чтобы их преодолевать. Ты доказал свое право стать Высшим. А Камень вам больше не нужен, и вы должны вернуть его нам — законным хранителям.

— Нужен, — возразил Залман. — Осталось еще кое-что сделать.

— У нас не принято решать важные вопросы, игнорируя мнение большинства, — голос Андреаса звучал приветливо, но твердо. — Мерсмон пренебрегал этим правилом — и плохо кончил, как вам известно. Мы готовы принять в свою команду еще одну девушку и двух парней, но при условии, что вы готовы наши правила уважать.

— Скорее наоборот, одного парня и двух девушек, — ехидным тоном поправила Вир.

Она выглядела помолодевшей, словно снова стала той девчонкой, в которую Залман когда-то влюбился в танхалийском кафе "Веселая бессонница".

— Допустим, присоединимся мы к вам — и что дальше? — прищурилась Сандра. — Будем вместе делать вид, что решаем проблемы мировой важности, изображать видимость благородной и рискованной деятельности, играть в преодоление невероятных трудностей? И, само собой, охранять свое исключительное положение и свои привилегии — вот это уже всерьез, без дураков. Скучно. Играйте без нас.

— Ты отлично все сформулировала, — согласился Залман.

— Мы не навязываемся, только имейте в виду, что потом будет поздно, мы вас уже не примем, — Андреас говорил ровно, не выказывая раздражения. — И Камень Власти вам все-таки придется отдать. То, что вы задумали, будет катастрофой для Долгой Земли, вы этого не понимаете?

— Переменой, а не катастрофой, — возразил Залман.

— Катастрофической переменой. Люди не готовы к такому преображению мира, к тому, что все они станут по меньшей мере подвидом С, к нескончаемой молодости и почти абсолютной регенерации. Звучит заманчиво, а на деле получится большая неразбериха, и все жертвы будут на вашей совести.

— Неразбериха будет только вначале, потом все освоятся в новых условиях, и она уляжется. А поскольку у всех возрастет уровень регенерации, жертв будет немного. Тянуть дальше нельзя, в Лесу уже начались необратимые процессы — и одного долгого года не пройдет, как мы окажемся в дерьме, а то вы об этом не знаете! Уже следующая весна принесет кучу неприятных сюрпризов. Об этом говорит не только Валеас, которого вы всяко заклеймили, а еще наши маги и ученые с Изначальной. Инга, помнишь Йонаса Кормеля, иноземного эколога-неформала, которого ты убила пять лет назад? Он тогда рвался поговорить со мной о своих расшифровках голоса Леса, но ты подсуетилась и прихлопнула его прямо у меня на празднике в Эоловых Чертогах. Зря старалась, я все равно узнала, что он хотел мне сказать. Плевали вы на жертвы, давайте уж начистоту — вы просто не хотите скатиться с верхушки пирамиды.

Хорошо, что Сандра стоит рядом — из нее ответы выскакивают мгновенно. А ему, как и прежде, требуется хорошенько все обдумать, чтобы найти нужные слова. Ничего, уж теперь-то он научится быстро думать и спорить, как надо.

Конрад все-таки управился со своей огненной липучкой, скатал ее в шарик и спрятал в рукав. Фабиан перестал выгибаться дугой и стонать, начал залечивать ожог.

— Новые возможности получат не только люди, — продолжал гнуть свое Андреас. — Также кесу, животные, насекомые, растения. Вы можете себе представить, что это будет за мир? Неужели вам хочется жить в таком мире? А с деградацией Леса мы как-нибудь управимся, на то мы и Высшие. У вас есть шанс принять участие в решении этой проблемы.

— У нас есть шанс не допустить ее возникновения, — Сандра передразнила его интонацию.

Дэнис встал. Лицо перемазано кровью, совсем как тем морозным вечером, когда они с Залманом познакомились на глухой танхалийской улице. Длинные темные волосы спутались и слиплись. В кожаном костюме с заклепками он выглядел, как один из тех ребят, которые гоняют на байках по бездорожью. Как будто навернулся вместе с мотоциклом в кювет, но чудом уцелел. Сделав первый шаг, он поморщился: больно, не довел процесс заживления до конца.

— Не только растения и насекомые, — тревожным тоном, словно вот теперь-то речь зашла о вещах по-настоящему страшных, поддержала Андреаса Вир. — Еще ограниченные обыватели… И Сабари — он тоже станет Высшим! И вечно будет судиться из-за своей кастрюли с кредитками, которую спрятал в подполье в прошлой инкарнации, это вы можете себе представить?

— Ну и что? — пожал плечами Залман.

Дэнис завершил лечение и направился к друзьям.

— Нельзя, чтобы такие, как Сабари, тоже стали Высшими, неужели вы не понимаете?

— Господи, Вир, мне бы твои проблемы! — усмехнулась Сандра. — Речь о том, что весь наш мир стоит на развилке — следующий этап развития или деградация, а у тебя на уме одно, как бы Сабари не стал Высшим. Надо же так ущербно мыслить…

— Нельзя уравнивать всемогущество и кастрюлю с кредитками! — впившись в нее непримиримым взглядом, отчеканила Вир.

— Сильно сказано. Знаешь, послушав тебя, я окончательно убедилась в том, что Камень Власти сверхчеловеческие способности людям дает, но мозгов никому не добавляет.

Дэнис поравнялся с Конрадом. Тот стоял в расслабленной позе, и казалось, все его внимание было поглощено спором, но вдруг он шагнул вправо, оказался рядом с Дэнисом и заломил тому руку за спину. В пальцах у темнокожего Высшего вспыхнул огненный шарик, он держал его в сантиметре от шеи Дэниса.

— Не двигаться! Залман, положи Камень на землю, и отойдите вместе с Янари подальше, к границе тумана, тогда я отпущу мальчишку. Если что-нибудь выкинете, он за это поплатится. Вы не успеете мне помешать.

— Он Высший, — Залмана захлестнула досада (надо было всем троим держаться вместе!) — Ты не сможешь его убить.

— Убить не смогу, но ему будет очень больно. Он будет плакать, выть, корчиться, но спастись от боли не сможет, и это будет продолжаться до тех пор, пока вы не вернете нам Камень. У вас есть десять секунд.

— Ты действительно его отпустишь? — спросил Залман, стремясь выгадать время.

Вместо того чтобы сразу пустить в ход огненную липучку, Высший угрожает. Вряд ли из соображений гуманности: скорее, он принял к сведению предупреждение Иссингри и рассчитывает уладить дело шантажом, не нажив дополнительных неприятностей.

— Мне он не нужен, и я не получу особого удовольствия от его страданий. Нам нужен Камень.

Вир злорадно ухмыльнулась, и у Залмана мелькнуло желание отвесить ей затрещину. Но сейчас не до нее.

— Залман, не отдавай, — сдавленно произнес Дэнис. — Они его куда-нибудь зашвырнут, так что никто больше не найдет. Уходите с Камнем. Я выдержу, я же знаю, что смогу потом регенерировать.

— Не храбрись, — спокойно посоветовал Конрад. — Огненная липучка — это слишком даже для такого искушенного мазохиста, как ты. А представь, что это будет тянуться час… неделю… месяц… Ты сойдешь с ума от боли, от этого не застрахованы даже Высшие.

— Конрад, лучше прекрати это и отпусти его, — голос Сандры напоминал рычание. — Ты за это ответишь. Я тоже обзаведусь каким-нибудь персональным оружием, вроде твоих шариков или ножей Иссингри, и ты будешь первым, на ком я его опробую, обещаю тебе!

— Александра, все что угодно, — в тоне Конрада не было ни злости, ни издевки, только убежденность в своей правоте. — Но сейчас вы должны отдать нам Камень. Мы не можем допустить, чтобы вы устроили катастрофу. Когда он начнет кричать, вы станете сговорчивей. Десять секунд истекло, даю вам еще три секунды. Раз…

На счет "два" один из валявшихся у него под ногами булыжников взвился в воздух, разинул зубастую пасть и повис на руке, целиком заглотив кисть вместе с огненным шариком. Каменные челюсти сомкнулись. Конрад выпустил Дэниса, тот отступил в сторону — с растерянным видом, словно не мог поверить в свое избавление. Залман и Сандра рванулись вперед и через долю секунды были около него. Залман держал под мышкой Камень и не спускал глаз с остальных Высших, а Сандра врезала каблуком в челюсть Конраду, который тряс рукой, пытаясь избавиться от кусачего булыжника, и потом сердито повернулась к Дэнису:

— Нельзя быть таким растяпой! Ты же не в городе по улице гуляешь.

Тот подался назад и слегка зажмурился, словно в ожидании удара — видно, что рефлекторно, бессознательно. Сандру это еще больше разозлило.

— Я не Валеас, я тебя не стукну! Кстати, если ты и теперь позволишь ему себя бить, это будет вообще ни в какие ворота… Сколько можно быть жертвой? Тебя Залман учил драться, а потом еще Иссингри по приказу Валеаса обучала тебя приемам самообороны, она мне рассказывала. Сейчас ты все это помнишь и можешь, потому что ты Высший. И пожалуйста, будь внимательнее!

— Извини, — пробормотал Дэнис.

— Я же говорила, вы с ним намучаетесь! — крикнула Вир.

Конрад быстро пришел в себя после удара и пытался заставить каменную тварь разжать челюсти, но пока не преуспел. Огненные шарики ей были нипочем. Напрасно Конрад тыкал в нее ножом: камень и камень.

Остальные пятеро Высших окружили Залмана, Сандру и Дэниса, вид у них был мрачный.

— Это говорит о том, что наши в замке сравняли счет, — кивнув на Конрада, заметила Сандра.

— "Наши"! — с сарказмом повторил Андреас. — Итак, у Темного Властителя появились новые слуги!

— В данной ситуации он повел себя порядочнее, чем вы, — ответил Залман.

— Да вы хоть понимаете, что он преследует собственные цели? По-вашему, он помогает вам из каких-то сентиментальных соображений? Ошибаетесь! Ему нужно, чтобы вы его освободили.

— У нас с ним не было такого уговора.

— А уговор и не нужен, для этого достаточно вашего наивного гуманизма. Иссингри не сможет его освободить, и ваших новых способностей на это не хватит, даже если вы объедините усилия. Но если Залман осуществит свою глупую мечту и активирует Камень Власти по второму типу — тогда сама реальность будет кипеть, как вода на огне, и связывающие Мерсмона заклятья ослабеют. Либо он освободится сразу, либо по крайней мере порвет цепи, удерживающие его на месте, сбежит, где-нибудь спрячется и постепенно избавится от остального. Вот на что он рассчитывает! Он просто использует вас, чтобы вырваться на свободу.

— Что ж, за то, что он нам помог, он заслужил амнистию, — невозмутимо сказала Сандра. — Как вы считаете, ребята?

— Ага, — кивнул Залман.

— Вспомните, дурачье, Темную Весну! — Андреас начал сердиться — или перестал прятать свое раздражение под показной бесстрастностью. — Вспомните, сколько преступлений у него на совести! Он опасен для всех и для каждого.

— Но вы не учитываете того, что после реакции второго типа все будут сильными, и он никому не сможет причинить такой вред, как тогда.

На это раз Залман возразил раньше, чем Сандра. Она дополнила его мысль:

— В измененном мире он будет не более опасен для окружающих, чем какой-нибудь зарвавшийся политик-авантюрист в настоящий момент. Его сила будет уравновешена той силой, которую получат все остальные.

— Высшие, как и обыкновенные люди, не равны между собой, — сухо сообщил Андреас. — В измененном мире Валеас Мерсмон по-прежнему останется одним из самых могущественных колдунов Долгой Земли и крайне опасной личностью.

— Тем хуже для вас, — Сандра откровенно ухмылялась. — Вы же не за других боитесь, а за себя! Что-то будет, когда он до каждого из вас доберется — вот что вас беспокоит!

Пятерка Высших начала надвигаться на них.

— Дэнис, дерись, как тебя учили, — скороговоркой потребовала Сандра.

Драка не успела начаться. На окруженной туманом площадке появились двое мужчин неопрятного вида, в черных рясах — Монахи, а также мужчина и женщина в элегантных городских костюмах — из тех, кого Мерсмон называл Консерваторами.

Хорошо им, у них есть каналы для мгновенного перемещения в пространстве. Надо будет потом создать себе такие же, и побольше… Наверняка Высшие не раз бывали в этом ущелье, искали Камень Власти, но он не давался им в руки — ждал Сандру, Залмана и Дэниса, потому что Сандра когда-то поклялась, что они придут за ним, а потом сделают то, что нужно.

Думая об этом, Залман параллельно не спускал глаз с противников. Консерватор, которого звали Альфред Рунге (у этой группировки в ходу имена и фамилии, в то время как Воители и Монахи обходятся одними лишь именами, и Виринея Одис теперь просто Вир, как августейшая особа на Земле Изначальной), поглядел на сценку и произнес:

— Господа, вы в своем репертуаре… Существует же Договор! Почему вы нам ничего не сообщили?

Он держался, как джентльмен, столкнувшийся с низостью и невоспитанностью окружающих, причем не особенно этим удивленный.

— Чтобы вы, господа, под ногами не путались, — процедил сквозь зубы Андреас.

— У Конрада, кажется, проблемы, — насмешливо заметила спутница Рунге Джиллина — красивая, черноволосая, с миндалевидными, как у Дэниса, глазами.

Темнокожий Высший все еще не избавился от каменной твари. Издали казалось, что у него на правой руке боксерская перчатка.

— Госпожа гранд-советник и эти два молодых человека… они уже? — осведомился Консерватор.

— Уже, уже, — буркнула Инга, всем своим видом демонстрируя презрение к хорошо одетому субъекту с хорошими манерами.

Один из Монахов, оглядев новоиспеченных Высших, на секунду задержал взгляд на Дэнисе и прошептал, украдкой перекрестившись: "Тьфу! Спаси, Господи, от греха!"

— Госпожа Янари, примите мои поздравления, я всегда был вашим поклонником… — начал Рунге с улыбкой светского обольстителя, но Андреас его оборвал:

— Альфред, я уже их поздравил. У нас три новости: хорошая, плохая и очень плохая.

— Хорошую новость я вижу — Камень нашелся, — угадал Рунге. — Плохая — наши неофиты не хотят его отдавать. Ничего, мы их уговорим. А третье что?

— Нет, Альфред. Плохая новость — появилась Высшая-кесу.

Теперь уже оба Монаха начали креститься и забормотали молитвы. Рунге холодно бросил:

— Следствие вашей самонадеянности и безответственности. Какая же новость самая плохая?

— Это Иссингри.

Черноволосая женщина ахнула, но потом овладела собой и нахмурилась. Монахи зашептали молитвы еще истовей.

— Закончилась спокойная жизнь на Долгой Земле, — сокрушенно вздохнул Альфред Рунге, сразу скисший и утративший лоск.

— Закончилась, — жестко ухмыльнулся Андреас. — Назревает большая заварушка.

— А вы и рады!

Сандра тем временем вытащила из кармана свернутую сумку из прочной ткани, на "молнии", Залман затолкал туда Камень и повесил сумку на плечо.

— Все равно придется отдать, — колюче усмехнулась Вир.

Пока Андреас переругивался с Консерваторами и Монахами, его команда стерегла Залмана, Сандру и Дэниса. Не прорваться. Да и прорываться некуда, не в туман ведь. Перепалка начала стихать, еще немного, и Высшие, придя к шаткому согласию, сообща нападут на похитителей Камня, но тут из внепространственного канала на площадку вывалилось двое новых лиц. Хотя, "лиц" — это как сказать… При виде появившейся парочки Залману стало не по себе. Стояли плечом к плечу, и он почувствовал, как содрогнулся Дэнис.

Первый-то был еще ничего… В пятнистой форме, стриженый под ноль, плечистый. Вернером его звать. Все, вроде, в порядке, только шею пересекает кровавая полоса, и голова сидит немного криво, словно перекошенная пробка на флаконе с сорванной резьбой. А вот второй, или, вернее, вторая… На руках Вернер держал обезглавленное тело в пятнистых лохмотьях. Женское, судя по обнаженной груди. Под левой грудью зияет рваная рана величиной с кулак, из обрубка шеи капает кровь, но тело все еще живет, шевелится.

— Только без обмороков, — испугавшись за самообладание товарищей, шепнул Залман. — Видите — оно живое!

И тут же подумал, что данный факт вряд ли может кого-нибудь успокоить.

— Вот… — вымолвил Вернер.

— Если ты некрофил, совсем не обязательно повсюду таскать с собой расчлененку, — фыркнула Сандра. — Гадость какая… В каком морге ты это взял?

Ага, она в норме, обрадовался Залман, у нее всегда были крепкие нервы, еще с детства. Покосился на Дэниса: тот побледнел, но терять сознание или прощаться с завтраком не собирался.

— Это не гадость, — возразил Вернер. — Это Тарасия…

— Что случилось?

— Положи ее…

— Вернер, вы из замка? Что там?

— Спаси, Господи…

— Докладывай обстановку!

— Мы вас предупреждали!

Вернер пошатнулся — то ли под шквалом вопросов, то ли от слабости — и выдавил только одно слово:

— Иссингри…

Сумятица возгласов. Залман произнес, почти не разжимая губ:

— Приготовьтесь. Когда они отвлекутся, ныряем в туман.

Вернер бережно опустил Тарасию на землю (над ней сразу склонились Андреас и Инга) и начал рассказывать, гнусавя и запинаясь:

— Там ситуация критическая, без подкрепления никак. Рауль с Тарасией когда вернулись, мы сладили с Мерсмоном, довели его до отключки. Думали — все, готово, и тут появилась эта серая тварь. Она своим кривым мечом снесла головы Тарасии, Раулю и мне. У них там чан с кислотой стоит, и голову Рауля она туда зашвырнула. Он на четвереньках дополз и хочет достать, а кислота все разъедает. Он без головного мозга соображает плохо… А я свою схватил — и обратно присобачил.

— Оно и видно, что присобачил, — заметила Сандра. — Криво сидит, поправь!

Вернер машинально подчинился.

— Все равно криво, — констатировала Сандра с удовольствием. — Перед зеркалом надо.

— Когда мы проводили такие мероприятия совместно, ничего подобного не случалось, — сухо отметил Рунге.

— Видите, у Тарасии рана? Иссингри вырвала и слопала ее сердце, а голову куда-то запрятала. Она там совсем разошлась, визжит и хохочет на весь замок, так что у них с потолков последняя штукатурка падает. И Мерсмон очухался, хотя раньше не бывало такого, чтоб он сразу же очухался. Морда в крови, патлы его длинные в крови, а сам тоже смеется, как сумасшедший. Когда его в последний раз видели смеющимся? В общем, у них там сегодня праздник… Не знаю, что с остальными, выбрался еще кто-нибудь или нет. Я Тарасию схватил — и сюда. Она регенерирует помаленьку… Без мозгов это дело медленно идет, контроль плохой.

— Для Тарасии невелика разница, с ними или без них, — Сандра ухмыльнулась.

— Зря издеваешься, она такая же Высшая, как ты, — одернула ее Инга.

— Не такая же. У меня есть голова на плечах.

— Тарасия — мудрая и сильная колдунья, и то, что она оказалась в таком положении, исключение, а не правило, — возразила Инга сердито.

— А все потому, что вы без молитвы туда пошли! — упрекнул кто-то из Монахов.

— У меня каменеет рука! — раздался встревоженный возглас Конрада. — Эта дрянь с сюрпризом… Уже до локтя! Да рубите же кто-нибудь, Андреас!

— Бежим! — шепотом скомандовал Залман. — Не терять друг друга, вперед!

Сорвавшись с места и проскочив мимо не успевших отреагировать противников, они нырнули в туман.

Глава 11

Опаловая мгла. Залман ничего не видел, но чьи-то цепкие пальцы сжимали его запястье.

— Порядок, я держу вас обоих за руки, — услышал он голос Сандры. — Скажите что-нибудь!

— Я здесь.

— Я тоже, — отозвался Дэнис.

Откуда-то сверху донесся мелодичный смех Иссингри.

— Наконец вы поняли, что надо сделать. Бегите по коридору. Быстро, они за вами погонятся. Через туман им не пройти, но будут дожидаться снаружи. Коридор приведет к лифту.

Залман в первый момент удивился — откуда Иссингри знает, что такое лифт? — но потом вспомнил, что она ведь тоже когда-то жила в Танхале и насмотрелась на блага человеческой цивилизации.

В тумане открылся уходящий в бесконечность коридор с зыбкими сводами и каменистым полом. Бежали долго, Залман локтем прижимал к боку сумку с Камнем: главное — не потерять. Наконец коридор уперся в скалу, из мерцающего марева свисали уже знакомые ползучие побеги.

— Я-то думала, у них настоящий лифт, — разочарованно хмыкнула Сандра.

— А здорово это — столько бегать и не уставать, — улыбнулся во время подъема Дэнис.

— Так это нормально, — отозвался Залман. — Что в этом странного?

— Для тебя — нормально. А я никогда раньше так не мог, ни в этой жизни, ни в той.

"Лифт" высадил их на краю каньона в незнакомой затуманенной местности. Тишина, где-то далеко внизу журчит вода. Замка не видно, неба тоже не видно, вокруг растут белоствольные горные ивы с чахлыми остренькими листочками.

— Погоня нас потеряла — это хорошо, — озираясь, сказала Сандра. — Но пешком мы будем тащиться до Кордеи черт знает сколько, даже при наших новых возможностях. А собственными внепространственными каналами мы пока не обзавелись… Валеас говорил, что это очень сложная штука, и не каждый Высший умеет их создавать. Нас трое, и хоть кто-нибудь один это сможет, но сейчас экспериментировать некогда. Мне нужен телефон!

Последнее слово она произнесла с особенной интонацией, властно выбросив руку к ближайшему засохшему дереву. Вспухший на стволе нарост оформился в нечто, напоминающее настенный телефонный аппарат без диска.

— Получилось! — удовлетворенно отметила Сандра и сорвала трубку. — Иссингри?.. Я понимаю, у вас там идет мордобой и всякие прочие радости жизни, но нам срочно нужен транспорт до ближайшей электростанции… Спасибо!

Аппарат выглядел так, словно его вырезали из старой, тронутой гнилью древесины, вместо провода — засохший тонкий побег. Положив трубку, Сандра сообщила:

— Она сказала — ждите.

— Лучше не оставлять следов, — посоветовал Дэнис.

— Телефон, исчезни, — приказала Сандра.

Нарост расплылся, снова превратившись в обыкновенное утолщение на корявом стволе.

— Вы, кстати, можете то же самое, Валеас на всех эти чары навесил. Помните, он об этом говорил? Как и всякое дарёное колдовство, оно рано или поздно закончится, но, по-моему, он не поскупился. Будем пользоваться вовсю, пока можно!

Послышался нарастающий шум, потом из тумана выдвинулось что-то длинное, темное, сбоку в нем раскрылась щель.

— Это для вас транспорт, — сообщил бесплотный голос Иссингри.

— Я и не думал, что зверопоезда могут ползать по горам, — произнес вполголоса Дэнис, забираясь в вагон.

— Так он зачарованный, — возразила Сандра. — Такой где угодно пройдет.

Внутри все как в обычном поезде: полумрак, сильный звериный запах, на полу валяются стеганые тюфяки для смягчения тряски. Диафрагма закрылась, и пустотелый червь-путешественник рванулся вперед — на сумасшедшей скорости, судя по тому, как свистел в щелях ветер.

— Вабуру довезет вас до Кордеи, дальше не сможет, — голос Иссингри звучал из округлой выпуклости на потолке. — В углу есть вода, если хотите умываться и пить. Желаем удачи, а сейчас меня ждут наши гости.

— Ух ты, с переговорником, как в поездах на Изначальной! Залман, помнишь?

Теперь он помнил все, в том числе путешествие вместе с Сандрой в иное измерение прошлым летом, и все чудеса Земли Изначальной, и сверкающий элегантной отделкой экспресс "Париж-Прага", совершенно не похожий на живой поезд, появившийся на свет из найденной в Лесу личинки и выдрессированный людьми.

Высшие тоже могут проходить через порталы и посещать параллельные измерения, но там их способности сильно ограничены: у них быстро восстанавливаются поврежденные ткани организма, и они не стареют, а все остальное — как у обыкновенных людей. И для Изначальной это несказанно хорошо, иначе они еще и туда бы полезли со своими играми.

Посмотрев на Сандру, Залман улыбнулся:

— Ты стала такая красивая!

— Наконец-то заметил, — она тоже улыбнулась. — Лучше поздно, чем никогда.

— И все такая же рисковая. Ты чуть не зашибла меня Камнем Власти.

— А что оставалось делать? Ждать, когда Конрад в тебя чем-нибудь швырнет? Я не сомневалась, что ты поймаешь Камень. Реакция начинается в первое же мгновение, поэтому не было опасности, что ты его не удержишь, если уж схватил. А кроме того, Камень, по-моему, хочет, чтобы мы довели дело до конца.

— Ты сильно рисковала, когда дразнила Высших.

— Это было частью плана, — Сандра ухмыльнулась. — Валеас обещал прислать помощь, если они нападут, но для того чтобы его создания смогли незаметно к нам подобраться, надо было отвлечь Высших. Я постаралась их разозлить и полностью завладела их вниманием — что и требовалось. Как видишь, я все сделала правильно.

Дэнис выволок из угла большую металлическую флягу с водой, начал смывать с лица засохшую кровь и грязь. Когда он прикоснулся ладонью к кожистой стенке вагона, а потом отнял руку, там блеснуло овальное зеркало. Это как фокус с телефоном, понял Залман.

— Нас еще накачали допингом и защитили всеми мыслимыми чарами, благодаря этому Иссингри и Дэнис не умерли сразу, когда их изрешетили пулями.

— То-то я удивлялся, — отозвался Дэнис.

— Об этом сказали только мне, потому что мой разум наглухо закрыт. Если бы Высшие прочитали это в ваших мыслях, нам бы звездец с похоронной музыкой.

Закончив умываться и расчесав волосы, Дэнис уселся на тюфяк.

— Теперь я, — Сандра встала. — Я тоже хорошо вывозилась.

— Интересно, это поезд тот самый, на котором мы в прошлый раз прокатились, или другой? — негромко произнес Дэнис.

— Другой, — решил Залман. — Тот, наверное, давно сдох. Они живут по пять-шесть долгих лет, я читал, а прошло больше.

Сандра умылась быстро, вернулась на свое место и объявила:

— Парни, я старше вас, поэтому вы должны меня слушаться.

— Это я старше, я же вот такой тебя помню, с тремя бантами…

— Залман, я не о возрасте, я имею в виду осмысленный жизненный опыт. Ты семь с половиной долгих лет жил, как компьютер в спящем режиме — помнишь, мы с тобой видели компьютеры на Изначальной? А о Дэнисе и говорить нечего… Не обижайся, но ты в тот раз прожил немного и сейчас еще очень молод. В общем, я побольше вашего знаю о политике, о криминале, о человеческой подлости и о подлости Высших. Как вы думаете, чем мы будем заниматься после того, как провернем активацию Камня по второму типу?

— Постараемся успокоить народ и все объяснить.

— А потом посмотрим, что и как изменилось, интересно же будет, — добавил Дэнис.

— Не-а… Мы будем бегать и прятаться. Соображаете, почему?

— Высшие, в смысле, пока еще Высшие, начнут за нами гоняться, чтоб отлупить. Чтобы не так обидно…

— Залман, ты слишком хорошо о них думаешь. Отлупить — это само собой, но гоняться за нами будут не поэтому. Валеас Мерсмон вырвется на свободу. У них у всех есть основания его бояться. Высшего нельзя убить — это да, но не факт, что они останутся бессмертными после активации Камня. И вы уже видели, что может сотворить один Высший с другим, Иссингри и Конрад наглядно это продемонстрировали. Что могут предпринять Высшие, чтобы спастись от мести Темного Властителя? Думайте!

— Они будут настороже, — ответил Залман. — Соберутся вместе, дадут ему бой и попытаются опять его скрутить, как в прошлый раз.

— Маловероятно, что у них это получится. Лично я бы поставила на Валеаса. Еще?

— Постараются с ним не встречаться, — сказал Дэнис. — Дождутся следующего лета, когда откроются порталы, и удерут на Изначальную. Пусть у них там не будет такого могущества, как здесь, у Властителя там тоже не те возможности. Когда наши маги бывают на Изначальной, они сохраняют способности к колдовству, но силы у них при этом не те, что дома. К тому же с Изначальной можно улететь на какую-нибудь другую планету, где есть человеческие колонии — в общем, смыться очень далеко, так что никто не найдет.

Сандра закатила глаза к потолку вагона и невнятно чертыхнулась.

— О чем я и толкую! Вы думаете, как Залман Ниртахо и Дэнис Кенао, но чтобы противостоять таким, как Андреас, Тарасия, Альфред Рунге, нужно научиться думать, как Андреас, Тарасия, Альфред Рунге, иначе вы не сумеете предугадать их действия. Я этому научилась, когда полезла в политику, там тоже грязи по уши. Они постараются взять в заложники кого-нибудь, кто Валеасу небезразличен, и будут защищаться, используя шантаж: не трогай нас — тогда мы не будем его мучить. Дошло, кого я имею в виду?

Залман понял, куда она клонит.

— Послушай, мы этого не допустим! — заверил он, с сочувствием глядя на сникшего кандидата в заложники.

— Активируем Камень — и сразу наутек, — подытожила Сандра. — И не подаем виду, что у нас такой план. В этом фирменном поезде нет риска, что Андреас и компания нас подслушают, но как только доедем до места, на эту тему больше ни слова. И ты, Дэнис, не будь таким растяпой, бери пример с Залмана — его врасплох не застанешь.

— Сандра, не надо так, — заступился Залман. — Я другое дело, я же вырос в Лесу, охотился, со зверьем лесным дрался… Меня ставить в пример некорректно. А вообще, она права, — он опять посмотрел на Дэниса. — Если тебя сцапают, сложно будет что-то сделать, поэтому надо, чтобы не сцапали.

— Валеас, я понимаю, что у вас гости, и вы сейчас очень заняты, но, думаю, потом вы прослушаете наш разговор, — Сандра обращалась к пустому пространству полутемного подрагивающего вагона. — Надеюсь, примете к сведению все, что я сказала. А ты, Залман, избавься, наконец, от этих шрамов, сколько можно! Зеркало вон там, видишь?

Умывшись водой из фляги, Залман присел перед сумрачно поблескивающим овалом. Сделать кожу здоровой и гладкой, словно не было той встречи с роем вьюсов на болоте в Холодном Лесу… Это, если разобраться, та же регенерация. Спустя несколько минут он оторопело уставился на свое изменившееся лицо, чужое — и в то же время отдаленно знакомое.

— Получилось? — нетерпеливо крикнула Сандра. — Повернись!

И, когда он повернулся, расплылась в радостной улыбке:

— Какой симпатичный! Правда, Дэнис?

— Правда, — подтвердил Дэнис, немного приободрившийся.

— Теперь слушайте, — она снова заговорила деловитым тоном. — Нас, безусловно, ждут и на Кордее, и на других островах. Высших мало, им повсюду не успеть, поэтому они мобилизовали верных людей. Те будут встречать гранд-советника Янари — меня все знают, Залмана Ниртахо, особая примета — шрамы на лице, и очень красивого молодого человека, темноволосого и зеленоглазого. Мы не должны сходить с поезда в таком виде. Помните, что Валеас говорил о смене облика? Высший запросто может стать таким, каким он был в любой из моментов своей жизни, так что я, пожалуй…

Не договорив, она как-то странно содрогнулась, и в следующее мгновение Залман увидел перед собой маленькую девочку, полненькую, круглолицую, розовощекую, с двумя туго заплетенными косичками. На ней было нарядное платье в оборках и три белых банта в красный горошек — на торчащих косичках и на макушке.

— Тебе, Залман, меняться не надо, без шрамов тебя не узнают, — тонким требовательным голоском сказала девочка. — Только одежду смени. Чары, которыми снабдил нас Валеас, позволяют мигом это сделать. Помнишь, как это делается? А ты, Дэнис, лучше стань Лидией, у тебя ведь две жизни на выбор. Возраст — одиннадцать-двенадцать лет, тогда мы их точно заморочим.

Повернувшись, Залман обнаружил рядом еще одну девочку, немного постарше, худенькую, бледненькую, угловатую, русые волосы собраны в хвостик на макушке. На этой был форменный костюмчик юного менеджера.

— Такими нас точно не ждут! — шкодливо ухмыльнулась маленькая Сандра.

Поезд летел по туманным землям Гиблой страны на бешеной скорости, но особой тряски не было. Время от времени во фляге всплескивала вода.

— Ты что-нибудь помнишь о том, как превращался… тьфу, как превращалась в Дэниса в той глиняной ванне?

— Немного помню, но описать это словами сложно, — Лидия улыбнулась.

— А улыбка у тебя одна и та же в обоих вариантах. Но раньше я не обращала внимания на то, что у тебя улыбка Дэниса, потому что лица ничуть не похожи. Интересно, наверное, быть двумя разными людьми и помнить сразу обе жизни, хотела бы я такое попробовать!

— Тебе все хочется попробовать, — заметил Залман. — Нисколько не изменилась.

— Жизни я помню скорее даже не две, а три.

— Это как?! — глаза Сандры зажглись неистовым любопытством.

— Третья была во сне. После того как я родилась в семье Никесов, я начала каждую ночь попадать в Отхори — кесейскую Страну Снов и Кошмаров, там я снова становилась Дэнисом Кенао, и у меня было как будто два параллельных существования — одно во сне, другое наяву. Не знаю, почему так получилось. Кесу в таких случаях говорят — Дар Леса. Но я об этом забывала каждый раз, когда просыпалась, поэтому до сих пор считала, что мне вообще никакие сны не снятся, кроме того кошмара про куст.

— А мне ведь снилось, что мы с тобой встречаемся и разговариваем, — припомнил Залман.

— Так оно и было, но ты тоже после пробуждения забывал эти разговоры, из-за своей болезни. А к тебе, Сандра, было не пробиться из-за чар, наведенных Высшими. Все-таки нельзя сказать, что они тебя недооценивали, раз не давали нам встретиться.

— А я знаю, что ты пыталась… или пытался, черт, не поймешь, как тут выражаться, в общем, мне присниться.

— Властитель сказал?

— Даже не тепло, угадывай дальше. Кстати, не сможешь устроить мне экскурсию в Отхори? Во сне, я имею в виду. Жуть до чего хочется там побывать.

— Не знаю, сохранилась ли у меня эта способность, но если нет, обратись к Иссингри. Она в Отхори как у себя дома. А мне нужно заснуть, чтобы узнать, могу ли я бывать там по-прежнему и гулять, как раньше, по чужим снам. Может, теперь, когда я сразу и Лидия, и Дэнис, мне там больше нечего делать, Лес дал — Лес забрал.

— Ну уж нет, дрыхнуть мы сейчас не будем, — решила Сандра. — После проверим.

По вагону запрыгали просочившиеся сквозь щели солнечные зайчики: Гиблая страна осталась позади, поезд, сбавив скорость, мчался по одной из транспортных траншей. Потом он остановился, диафрагма раскрылась. Залман, Сандра и Лидия выскочили на перрон. Сумка с Камнем висела на плече у Сандры, украшенная яркой аппликацией, изображавшей земляничные цветы и ягоды — со стороны казалось, что в ней лежит что-то объемное, но не тяжелое, вроде любимой плюшевой игрушки.

— Что за поезд? — в замешательстве бросился к ним дежурный по перрону. — Не по расписанию…

— У проводника спросите, — Лидия показала в сторону вагона. — Он, кажется, пьяный.

А поезд уже тронулся. Дежурный уставился ему вслед, обескуражено моргая.

Щурясь от яркого солнца — все трое от него отвыкли, пока гостили в Гиблой стране — они нырнули в бетонную арку. В полупустом зале ожидания Залман скользнул взглядом по большому зеркалу, висевшему между портретом Осеннего Властителя в парадной военной форме и расписанием зверопоездов.

Молодой мужчина довольно привлекательной наружности (лицо мало того, что другое — оно вдобавок показалось ему простоватым, наивным, раньше это скрадывали шрамы) и с ним две девчонки: глава семейства с дочками, ничего общего с теми злоумышленниками, которых выслеживают внимательные люди в штатском. Эти профи оглядели Залмана бегло, без интереса, а сопровождающую его мелюзгу и вовсе не удостоили вниманием.

Да, но через минуту-другую они спохватятся, поскольку эти трое прибыли на подозрительном поезде…

— Скорее! — поторопила Сандра. — Нас мама ждет, она будет ругаться, если мы опоздаем!

Они уже выбежали на привокзальную площадь, когда послышались окрики.

— Машина!

Сандра указала пальчиком на мощный зеркально-зеленый "деккерзен", и пустой автомобиль, сорвавшись с места, подлетел к ним, дверцы распахнулись. Выбежавшие следом профи пытались стрелять, то ли в Залмана, то ли по колесам. Сплошные осечки.

— Я их обезоружила, — сообщила Лидия.

Залман сел за руль, девчонки забрались на заднее сиденье. Машина помчалась по шоссе.

— Неужели их не предупредили, что стрелять в нас нет смысла? — удивилась Лидия.

— Они по привычке, — объяснила Сандра. — А может, и не предупредили, когда это Высшие выдавали людям всю необходимую информацию? Маскарад больше не нужен, превращаемся обратно!

В зеркальце Залман увидел, что позади вместо двух девочек опять сидят Дэнис и взрослая Сандра. На Дэнисе была кесейская кожаная куртка с заклепками, только без кровавых пятен и дырок от пуль, а на Сандре — кимоно из алого шелка, расшитое золотыми цветами и листьями, и на голове сверкала рубиновая диадема гранд-советника.

— Мы должны расшибиться в лепешку, но сделать то, что нужно. Я не хотела говорить об этом в поезде… Иссингри, конечно, очень милая, но как Высшая она крайне опасна не только для Высших — черт с ними, так мерзавцам и надо, но и для остальных людей тоже, вот это уже плохо. Помогли ей мы, и теперь для нас только одно оправдание — если мы активируем Камень Власти для всех, чтобы никто не остался беззащитным.

Дэнис кивнул. Залман пробормотал "ага", лавируя между попутными и встречными машинами: это Касидианский тракт, движение здесь всегда оживленное.

Автомобиль развалился, когда въехали в Чезем — городок неподалеку от Чеземской электростанции, с домами из желтоватого кирпича и посаженными вдоль пыльных плитчатых тротуаров акациями.

Высших было десятка полтора. Не видно ни Андреаса, ни Конрада, ни Тарасии, ни Альфреда Рунге, ни отца Варфоломея — лидера Монахов. Те, кого Мерсмон охарактеризовал, как самых сильных, находятся где-то в другом месте. Вероятно, в кесуанском замке. Зато Вир здесь. И все при мечах.

— Надо удирать, пока не подтянулись остальные, — вскочив и отшвырнув пинком дверцу машины, бросила Сандра. — Я здесь была, нам в левый переулок. Оружие!

В руке у нее появился армейский меч, в другой — небольшой круглый щит, которым она заслонила висевшую на плече сумку с Камнем. Залман выхватил из воздуха кесейскую изогнутую сайгра'и и кинжал с замысловатой гардой, позволяющей захватывать и ломать клинки противника, а Дэнис — такой же комплект, как у Сандры. Оружие из замка-в-скале. До последнего момента не очень-то верилось, что можно просто протянуть руку — и взять его сквозь пространство, как инструктировал Темный Властитель.

— Подождите! — заговорил оливково-смуглый брюнет с элегантно подстриженной бородкой (Мануэль Кегерьян, Консерватор). — Мы хотим предложить вам компромисс: вы отдаете нам Камень — и взамен получаете статус самостоятельной группы со всеми правами, предусмотренными Договором о Равновесии. Госпожа Янари, подумайте над нашим предложением!

Они отступали к левому переулку. Высшие сжимали кольцо.

— Если вы активируете Камень запретным способом, Мерсмон порвет свои цепи, — продолжал увещевать Мануэль Кегерьян. — Это будет катастрофа!

— Если вы это сделаете, и все поголовно станут Высшими, обыватель и сутяжник Сабари тоже станет Высшим, — зловеще поигрывая мечом, подхватила Вир. — Как раз сейчас в суде идет очередное слушание его дела. Сабари шагнет в золотой век с кастрюлей кредиток под мышкой — вот это будет настоящая катастрофа!

— Кого что волнует… — хмыкнула Сандра. — Рванули!

Рвануть в переулок им не дали. Завязалась драка. Они держали "треугольник", прикрывая друг другу спины.

Залман отметил, что прохожих поблизости нет, все разбежались, только в окнах виднеются лица. Хоть это хорошо — никто из случайных людей не пострадает.

И можно не обращать внимания на порезы: эта ерунда затягивается раньше, чем успеешь потерять достаточно крови.

Наверняка против них пытались использовать колдовство — те из Высших, кто не полез в драку, а держался позади — но оно разбивалось о защитные чары Валеаса Мерсмона.

— Ты же не умеешь драться на мечах! — крикнула Вир, наступая на Дэниса, а потом отступая от Дэниса. — Кто тебя научил?!

— У меня были первоклассные учителя — Залман и Иссингри.

— Залман, Сандра, видите, это несправедливо! — она снова ринулась в атаку. — Он не хотел тренироваться, а теперь дерется не хуже тех, с кого семь потов сошло! Камень уравнивает таких, как он, и таких, как я!

Ее голос, полный досады, то сливался со звоном клинков, то вновь начинал звучать отчетливо.

— Высших больше не будет! — Сандра все же дралась лучше, чем Дэнис или Вир, перед ней плясало размазанное серебристое сверкание. — Будут просто люди, зато на новом уровне! Неужели никому из вас не интересно?

— Нарушится мировое равновесие! — выкрикнула беловолосая женщина с породисто-изящным остроскулым лицом (Эрнестина Шталь, из Консерваторов).

Сандра фыркнула:

— Придумай что-нибудь получше, чтоб я поверила!

Залман дрался молча, хотя Кегерьян и еще двое Консерваторов пытались вызвать его на разговор, а один из Воителей матерно оскорблял. Зато именно ему удалось прорвать кольцо, обезоружив с помощью хитроумной гарды и серьезно ранив двух противников — для того чтобы залечить разрубленную наискось грудную клетку или распоротый живот, Высшим понадобится некоторый запас времени — и резким ударом по голени сбив с ног третьего, налетевшего в результате на Эрнестину.

Они бросились в подворотню. Остальные устремились следом, но Сандра швырнула им под ноги горсть не то бусин, не то горошин, и под аркой на пути у погони взметнулись бледные побеги с хищно извивающимися отростками-щупальцами. Услышав крики, Залман оглянулся: кого-то из Высших побеги разрывали на куски.

— Что это?

— Валеас дал.

За проходным двором грелась на солнце широкая тихая улица с раскидистыми акациями. Вдали медленно ползли два трамвая, друг за другом, выдерживая дистанцию — там находилось кольцо. В кафе под выцветшим навесом сидело несколько человек с кружками пива, из расписного ящика лилась незатейливая заигранная мелодия.

Посетители уставились на выскочивших из подворотни людей: трое с мечами, вдобавок на Сандре диадема гранд-советника и алое с золотым шитьем церемониальное одеяние.

Музыка смолкла. Кафе уже осталось позади, когда из распахнутого окна донесся возглас:

— Опять ток отключили, суки! Второй раз за неделю!

Трамваи замерли. В лучах послеполуденного солнца печально поблескивали рельсы. Вдоль стены ближайшего дома хромала на трех лапах тощая серая кошка с обрубком хвоста.

— Они вывели из строя электростанцию! — догадался Дэнис.

Остановившись посреди улицы, трое беглецов смотрели друг на друга.

— С них станется все электростанции по кирпичику разнести, — хрипло сказала Сандра. — Чтобы никто никогда не смог активировать Камень по второму типу. Человеческие проблемы для них — ерунда. Еще таких оправданий наворотят, что все будут их благодетелями считать!

— А мы сами это не сможем? — от волнения Залман начал говорить сбивчиво, как в первые годы своей цивилизованной жизни. — Ну, электрический ток сгенерировать… Мы его создадим, как эту новую одежду, а что он через нас пойдет — ничего, мы же теперь Высшие, нам не страшно.

— Десять тысяч вольт?.. — с сомнением спросил Дэнис.

— Да сколько угодно, хоть миллион! — Сандра поставила сумку на мостовую, рванула "молнию". — Беритесь за руки!

Она взялась за один конец кристалла, Залман — за другой.

— Замыкаем цепь! — Сандра схватила за руку Дэниса. — Десять тысяч вольт!

Вдали замелькали бегущие люди, из ближайшего переулка тоже кто-то выскочил. Залмана встряхнуло, как от прикосновения к оголенному проводу. Он увидел, что у Сандры и Дэниса волосы поднялись дыбом и начали искрить.

— Залман, ты всегда был дурако-о-ом!.. — долетел до него пронзительный крик Вир.

И тут Камень налился изнутри сиянием ярче солнечного — а потом это сияние хлынуло наружу.

Кристалл то ли вырвался у них из рук, то ли просто исчез, но это уже не имело значения. Они парили в океане теплого золотистого света, вокруг виднелись еще какие-то неясные фигуры.

— Только не расцепляйтесь, — деловито посоветовала Сандра. — Чтобы нам друг друга не потерять.

— Зачем мы столько бегали с этим Камнем, если все так просто? — ошеломленно произнес Дэнис. — Мы же могли прямо в Кесуане это сделать. Да это, наверное, даже один человек смог бы, и никакая электростанция не нужна.

— Просто раньше это никому не было нужно.

А Залман думал о том, что клятва Сандры наконец-то выполнена, и его давнее решение тоже выполнено, мир изменился… но в новом преображенном мире не будет ни Эфры, ни Хэтэсси — их не вернуть, они навсегда остались в прошлом. От этого к сознанию победы примешивалась грусть.

Потом сияние схлынуло. Они снова стояли посреди улицы с акациями, и в нескольких метрах от них стояла Вир — совсем юная, по плечам рассыпались пышные русые волосы. Наверное, ей давно уже хотелось их отрастить, да не позволял принцип.

Хромая серая кошка, застигнутая мировым катаклизмом под стеной дома, от неожиданности встала на все четыре лапы и подскочила на месте. Ее покалеченный хвост дрогнул, вытянулся до нормальной длины и настороженно шевельнулся. Решив, что на сегодня потрясений хватит, кошка юркнула в ближайший подвальный лаз.

— Видишь, Вир, все в порядке, — улыбнулся Залман. — Теперь все стали Высшими, даже кошка.

Скривившись, Вир процедила:

— И Сабари тоже…

Глава 12

На закате следующего дня в окрестностях свалки, что неподалеку от Птичьего Стана, прятались двое парней и девочка лет восьми с большим бантом на макушке, белым в красный горошек.

— Интересно, сколько еще за нами будут гоняться? — Дэнис взглянул из-под упавших на глаза темных волос в сторону береговой стены. — Хорошо бы в город, посмотреть, что там…

— Все идет так, как я прогнозировала, — тряхнув косичками, произнесла тоном эксперта маленькая Сандра. — Судя по тому, с каким остервенением нас ловят, Темному Властителю удалось от них удрать. Они в панике, и ради защиты своих шкур готовы на крайние меры. Баланс пока не в нашу пользу, но это ненадолго. Погодите, скоро Валеас залижет раны, избавится от остатков заклятий — и начнет гоняться за ними, тогда станет веселее. А теперь я нам пироженки слеплю…

Подобрав треснувшую пластмассовую формочку, она принялась делать из грязи куличики, приговаривая:

— Вот эти будут шоколадные, эти — с клубничинами, а эти — с кремовыми розочками… С самой большой розочкой — мое!

— Когда ты, наконец, повзрослеешь? — наблюдая за ее возней, пробормотал Залман.

— Да хоть прямо сейчас!

Мгновение — и она превратилась во взрослую Сандру, в джинсах и трикотажной голубой рубашке с вышитой хризантемой.

— Так лучше.

— А зачем? — она усмехнулась. — Разве мне с вами что-нибудь светит? Дэнис ждет не дождется свидания с Валеасом — посмотри на него, даже не отпирается, а ты наверняка начнешь волочиться за всеми встречными кесу. Что мне еще остается, если не впасть в детство… Готово! — ее куличики превратились в пирожные на фарфоровом блюде. — Угощайтесь, пока нас не застукали. Я еще и кофе сделаю.

Зачерпнув из лужи какой-то влажной дряни, Сандра сложила руки "лодочкой", а когда раскрыла — на ладони стояла миниатюрная чашка ароматного черного кофе.

— Из помоев?.. — нерешительно потянувшись за ней, засомневался Дэнис.

— Какая тебе разница? Держи!

— Как у тебя это получается? Это ведь не чары Властителя, а что-то вообще непонятное. Ты уверена, что не отравимся?

— Угу, — она кивнула с набитым ртом. — Я думаю, это Дар Леса — за то, что мы выполнили мое обещание. Кушайте, пока есть возможность. То, что мы больше суток не спали, еще куда ни шло, а с голодухи у нас не хватит сил быстро бегать.

— Натворили мы дел… Интересно, что будет дальше?

— Поживем — увидим, — Залман взял у Сандры вторую чашку. — По-моему, все в порядке. Смотрите, ничего не исчезло, все на месте — и город, и Лес, и небо… Лес еще лучше стал, это сразу видно. И солнце садится на западе, как было до нашей катастрофы. Мир изменился, но никуда не делся. Я даже думаю, что некоторые нарочно будут жить, как раньше, как будто ничего не случилось, не обращая внимания на перемены, потому что им больше нравится, когда все привычно.

— И бывшие Высшие попробуют объявить себя правительством Долгой Земли, — добавил Дэнис.

— Ага, — отхлебнув кофе, подхватила Сандра. — И по новой сцепятся с твоим Валеасом, потому что узурпировать власть он тоже не дурак. Я же говорю, весело будет! Но главное — то, что теперь никого запросто не убьешь, и у каждого на порядок больше возможностей жить так, как ему захочется.

Залман первый заметил движение вдали среди мусорных куч.

— Кажется, нас обнаружили. Уходим.

— М-м… — Сандра энергично кивнула, запихивая в рот остатки пирожного, и снова превратилась в маленькую девочку с торчащими косичками, в розовом платье с оборками. — Будем играть в догонялки, побежали!

2004–2011