Читать онлайн Последний портал бесплатно

Последний портал

ПОСЛЕДНИЙ ПОРТАЛ

– Подъем!.. Подъем!..

Шевеление на потолке.

За последние несколько дней и эти выкрики, и утренняя активность потолков, смахивающая на продолжение сновидений, стали для участников Магаранского вояжа, организованного турагентством «Реджинальд-Путешественник», обычным делом.

Они самым отчаянным образом опаздывали.

Два портала, Арешанский и Валайский, закрылись преждевременно, чего никто не ожидал. Третий, Равдийский, пока еще функционировал, но находился на отшибе, на южной окраине Магаранского архипелага – глухие, малонаселенные места. Его держали про запас, и теперь все, кто не успел вернуться, устремились на Равду. Если верить прогнозам, он тоже протянет недолго.

Издержки экскурсий в параллельное измерение.

На высоком беленом потолке вяло шевелились потревоженные людским переполохом перекидники, похожие на распластанные листки бумаги одного цвета с грязноватой штукатуркой. Если присмотреться, можно увидеть тонкие клейкие нити, свисающие из середины некоторых «листков» – это те, кому за ночь не повезло, продолжают с флегматичным упорством подстерегать добычу, хотя ночная мошкара уже попряталась до следующих сумерек.

Визг и всплеск суеты: один из перекидников шлепнулся сверху кому-то на голову. Его тут же сбросили на пол, попытались растоптать, но верткая тварь спаслась, забившись под койку.

– Господа не отвлекайтесь, чтобы нам не пропустить очередь и вернуться на Землю! – крикнула женщина в форменном жакете с эмблемой турагентства.

С тех пор как началась катавасия с порталами, ее хорошо поставленный голос сорвался до хрипловато-визгливого, как у лоточницы, торгующей на морозе. Миловидное лицо осунулось и поблекло. Остальные три десятка туристов тоже выглядели не лучше. Общее для всех выражение лихорадочной, как болезнь, спешки и боязни не успеть.

Вояж предполагался всего-то четырехдневный: посещение Дубавы – столицы Магарана, фольклорный праздник, ознакомительная вылазка на опушку Леса, катание на зверопоезде, закупка сувениров, и домой. Тут-то Валайский портал и схлопнулся, буквально перед носом. Была связка между двумя мирами – и нет ее.

– Занимаем места! Завтракаем в автобусе! – надрывая истерзанный голос, командовала сотрудница турагентства.

Как обычно, кто-то замешкался, кто-то задержался в туалете, остальные нервничали.

– Неорганизованный электорат, – заметил с кривой улыбочкой темноволосый парень, обращаясь к своей спутнице, некрасивой, но бойкой блондинке. – Его только пинками...

Та презрительно усмехнулась:

– Электорат, чего ты хочешь!

Словцо прозвучало, как ругательное. Да оно в их устах и было ругательным.

Наконец все устроились, и автобус покатил сначала по городской улице, потом по грунтовой дороге мимо тучных полей, пастбищ, огородов и виноградников, купающихся в солнечной зыби. Золотое царство изобилия, как пишут в рекламных проспектах. Впрочем, изобилие здесь царит в течение того долгого полугодия, которое приходится на конец весны, лето и начало осени. Другая половина долгого года мало напоминает идиллию.

Не стоит путать год и долгий год. В здешнем летоисчислении сам черт ногу сломит. Один долгий год равняется тридцати двум земным, или стандартным, и каждый сезон на Долгой Земле длится восемь лет. Порталы, соединяющие два измерения, открываются в начале лета, в конце закрываются, и потом почти четверть века никакой связи. Отсюда следует, что первые колонисты, перебравшиеся на жительство в новый мир, были рисковыми людьми. Или же им до того опротивела земная политика со всеми ее сопутствующими эффектами, что разнообразные страсти-мордасти, которых, к слову сказать, на Долгой Земле в избытке, не особенно их напугали. И еще отсюда следует, что участники злополучного вояжа, если не успеют вовремя к последнему действующему порталу, застрянут здесь очень надолго.

Дорога привела к прибрежному городку: склады, гаражи и конторы Трансматериковой компании, казармы гарнизона, жилые дома с подворьями. Громадные темные лопухи у заборов наводили на тревожные мысли: казалось, неспроста они вымахали до таких размеров.

Над постройками, принадлежащими транспортной монополии, полоскались флаги с зеленой путеводной звездой и диагональной полосой, символизирующей дорогу. Над казенными зданиями – государственные стяги с Летней короной в венке из цветов, виноградных лоз и колосьев. Фон и у тех, и у других какой придется, праздничное разноцветье.

И вздымалась выше самых высоких крыш береговая стена, сложенная из замшелых бетонных блоков, а за ней маячили кроны вековых деревьев. Лес.

Автобус выехал на площадь с бронзовой статуей в центре и затормозил возле трехэтажного бревенчатого строения с резными карнизами. На крыше реял флаг с символикой Трансматериковой компании.

Высунувшись наружу, сотрудница турагентства спросила у старика, подметавшего мостовую:

– Извините, вы не знаете, когда выходит караван на юг?

– Так он на рассвете ушел. Часа два или даже поболе...

Сразу понятно: этому счастливому человеку не надо никуда мчаться сломя голову.

– Мы что-нибудь придумаем, не волнуйтесь! – повернувшись с бледной улыбкой к туристам, заверила сопровождающая.

Нервным движением одернула жакет, спрыгнула на брусчатку и направилась к двери, похожей на плитку темного шоколада.

Отсутствовала она долго, и пассажиры тоже высыпали наружу. Летняя теплынь, небо дивного райского оттенка, экологически чистый воздух. В конце концов, облажавшемуся агентству «Реджинальд-Путешественник» за все эти удовольствия деньги заплачены!

Над площадью господствовала статуя из позеленевшей бронзы: женщина в длинной складчатой тунике, похожая на античных богинь. У подножия постамента серебрилась в траве россыпь монет. На счастье.

Об этой достопримечательности туристам уже рассказывали. У Трансматериковой компании (в просторечии – Трансматери) есть своя собственная фирменная богиня, которую тоже называют Трансмать. Началось с игры слов, потом зародились суеверия, руководство монополии углядело в этом удачный ход, способствующий укреплению корпоративной культуры. Изваяние божества дальних дорог, покровительницы странников, можно увидеть и в офисах компании, и на площадях. Не то чтобы ей всерьез поклонялись, но караванщики верят, что в трудную минуту она приходит на помощь – отводит опасности, подсказывает направление заблудившимся, бережет машины от поломок.

А чему удивляться? Это же сумасшедший мир, и все в нем с точки зрения нормального человека неправильно.

Чудовищно растянутые времена года.

Острова здешние – вовсе не участки суши, окруженные водой, как предполагается по законам здравого смысла. Вместо океана их со всех сторон окружает Лес – именно Лес, с большой буквы. Моря, возможно, где-то и существуют, но никто из людей никогда их не видел. Над этим сумасшедшими колдовскими дебрями не могут летать ни самолеты, ни вертолеты, ни, на худой конец, аэростаты. Любой аппарат, будь он легче или тяжелее воздуха, упадет вскоре после того, как пересечет так называемую береговую линию.

Кстати, магия здесь не сказки, а реальная сила, и колдуны – считай, представители престижной профессии, зато для программиста или сисадмина работы по специальности не найдется, любая электроника на Долгой Земле мигом приходит в негодность. В общем, все наоборот.

Если на островах, заселенных потомками земных колонистов, с флорой и фауной все в порядке, то Лес кишмя кишит странными растениями и невообразимыми живыми видами. И в довершение всего – агрессивные автохтоны, племена кесу. Эти сладкоголосые сирены, строением тела и пропорциями похожие на людей, но с головы до пят покрытые бархатистой серой шерстью, много, много хуже кровожадных монстров из компьютерных игр. Хотя бы потому, что они, в отличие от последних, настоящие.

Одним словом, сумасшедший мир. Боже не приведи остаться в нем навсегда.

Безумие заразительно, и пассажиры опоздавшего автобуса тоже стали бросать мелочь к подножию бронзовой покровительницы странников. Кто украдкой, а кто и в открытую, не таясь. Пусть она поможет им вернуться домой!

Трое держались особняком. Темноволосый юноша с повадками молодежного организатора и две девушки, похожие друг на друга многоопытным оценивающим выражением, напрочь приклеившимся к их двадцатилетним мордашкам. Марат, Эрика и Олимпия. Между собой они не сказать чтобы очень ладили, но на всех прочих посматривали свысока – троица небожителей, инкогнито спустившаяся на землю. Остальные туристы отвечали на это постепенно усиливающейся неприязнью и гадали, кто это такие. Версий было две: то ли шайка мошенников, то ли дорогие проститутки со своим сутенером.

Их наглые шуточки и бесцеремонные манеры всех возмущали, но связываться никому не хотелось. Сразу видно, что этим троим палец в рот не клади. В глубине души каждый мечтал о том, чтобы они как-нибудь невзначай отстали от группы и потерялись в сумасшедших кущах Долгой Земли.

Они и сейчас были в своем репертуаре: обособившись в сторонке, хихикали и отпускали насмешки в адрес «легковерного электората», который попался на пиар-уловку и швыряется деньгами на радость дворнику с метлой. В этот раз наверняка дошло бы до взрыва, но тут из дверей выскочила зареванная представительница турагентства, преследуемая рослым мужчиной в форме Трансматериковой компании.

– У нас нет ни одной машины на ходу! Понимаете, нет, я ничем не могу вам помочь! Две на ремонте в разобранном виде, третья ушла сегодня утром, что я могу сделать?

– У вас должны быть машины! Должны... – она упрямо всхлипнула.

– Ну, пошли в автопарк, сами убедитесь!

Кажется, он искренне хотел ее утешить.

Ограда автопарка сквозила в конце широкой улицы. За ними увязалась вся группа. Мимо наводящих оторопь лопухов в половину человеческого роста, какие на Земле можно увидеть только в самом раннем возрасте, мимо крепких построек в два-три этажа с разноцветными флагами на коньках крыш. Автобус на малой скорости потащился следом.

Навстречу попалась пара деловитых овчарок в ошейниках с жетонами, они обнюхивали заросли лопухов на предмет нежелательной живности, которая, неровен час, проберется сюда из Леса.

– Эти собаки на государственной службе, – оглянувшись на туристов, дрожащим голосом пояснила женщина из агентства.

Как на экскурсии. Впрочем, они уже это слышали.

Вся толпа остановилась перед оградой.

– Сами видите, ни одной машины, – кивнув на решетку, сказал представитель компании.

На большой, с футбольный стадион, забетонированной площадке выстроились грузовики, тягачи, трамбовщики, бензовозы, пассажирские фургоны, бульдозеры, вездеходы, автоцистерны.

Все верно, ни одной машины, и нет здесь ни намека на издевку. Уйма всевозможной техники на колесах – но для путешествия через Лес нужна таран-машина, ее-то и не видно.

Общий гвалт, ругань, слезы и выкрики. Два варианта: дождаться следующего каравана, который пойдет только через неделю, либо доехать до Равды с пересадками на поездах, ближайший будет через три дня.

Столько ждать? Равдийский портал за это время может закрыться.

Кто-то спросил, нельзя ли просто поехать по просеке и догнать ушедший утром караван? Чистое безумие, покачал головой менеджер из Трансматериковой, мы так не делаем. Вся группа, однако же, за эту идею ухватилась: последний шанс. Женщина из турагентства потребовала, вытирая слезы, чтобы немедленно открыли береговые ворота.

Да, на свой страх и риск, и никто не имеет права их тут задерживать! Им нужно вернуться домой, и точка.

Опять болит голова. Последствие той подставы. Заказчик уверял, что полиция куплена и разрешение на акцию есть, дело верное и безопасное. С утра до обеда постоять с плакатами, покричать «Плесневский, убирайся!», «Плесневского под суд!» – и за это каждому по хорошему куску бабла сразу после мероприятия, наличка уже готова. Откуда было знать, что все туфта, Плесневский успел замириться с властями вплоть до самого верха, а с силовиками никто ничего не улаживал? Их втравили в несанкционированное дерьмо и денег не заплатили. Сунули каждому по символическому стольнику – надо думать, на бинты и зеленку, и то после того, как Аргент несколько дней подряд обивал пороги и донимал заказчика. Вдобавок целые сутки продержали в душегубке, хотя они не какие-нибудь там обманутые вкладчики или разочарованные избиратели, а профи, работающие по найму.

Ола тогда получила дубинкой по голове. В больнице сказали: сотрясение мозга, есть небольшая гематома. Хотя прошел почти год, временами болит, и до сих пор жалко длинного кашемирового пальто, которое порвалось и извозилось в грязи.

Но вообще-то жаловаться нечего, работа у нее не из самых паршивых. В несанкционированную акцию они тогда по случайности вляпались, обычно Аргент принимает заказы от надежных клиентов, которые с верховной властью дружат и с полицией обо всем договариваются загодя. Правда, нередко бывает, что платят в три-четыре раза меньше обещанного, но это уже так, издержки профессии. Чтобы политик – да не обманул? Несмотря на эту специфику, по-любому получается больше, чем у продавщиц в магазине или у клерков-операторов в каком-нибудь офисе средней руки.

Ола даже смогла позволить себе вояж в параллельное измерение. Давняя мечта. Она еще в детстве разглядывала, как зачарованная, снимки здешнего Леса и его странных обитателей: и пугало, и влекло с одинаковой силой. И потом, когда заблудилась в дебрях переходного возраста, когда познакомилась с Аргентом, пригласившим ее в свое «Бюро ДСП» (Движущая Сила Политики – ни больше, ни меньше!), эта тяга все равно не исчезла.

Словно к одному из нервных окончаний привязали тонюсенькую, как волосок, нить, которая то подолгу не дает о себе знать, то вдруг натягивается, и тогда становится тоскливо – хочется все бросить и пойти за ней, даже если она ведет за край земли.

Определение в самый раз. Нить и вправду увела Олу за край Земли – в соседний мир. Минувшим летом, когда выдался период затишья, спроса на услуги ДСП не было, и стало невтерпеж от комариного нытья тоски, она отправилась на консультацию к психологу. Тот посоветовал побывать на Долгой Земле с экскурсией, порекомендовал недорогое турагентство «Реджинальд-Путешественник» – наверняка он с ними в доле, шлет туда всех своих захандривших пациентов.

Ола раздумывала и колебалась: ей вдруг стало боязно очутиться лицом к лицу со своим давним наваждением. А тут как раз подвалил выгодный заказ – серия акций протеста «Молодежь против рекламы контрацептивов», и Аргент мобилизовал всю свою банду, за этой беготней Ола отвлеклась от мыслей о колдовском Лесе. Потом из-за громкого скандала с взятками были назначены досрочные выборы в городской парламент по двум округам, тоже работенки по горло. Ола дотянула до зимы, а на Долгой Земле между тем заканчивалось долгое лето: порталы скоро закроются, успевайте посетить параллельный мир!

Она решила, что дальше тянуть нельзя, иначе эта ноющая комариная тоска рано или поздно ее доконает. Взяла четырехдневный вояж, самый дешевый. Аргент ее отпустил: он понимает, что ребятам надо время от времени отдыхать. Чтобы побольше огня в глазах, чтобы хватало пороху часами стоять на морозе и скандировать лозунги, заражая своим настроением косный электорат. Заказчики предпочитают заводных, энергичных, а конкурентов у ДСП хватает.

Двое этих самых конкурентов, Марат и Эрика, в настоящий момент сидели перед Олой, скрытые высокими спинками кресел. Критиковали турагентство, не предусмотревшее неувязку с порталами – она слышала их резкие голоса.

Отношения с этой парочкой у нее были сложные. Аргент и их босс – соперники, то заказы друг у друга перехватывают, то сшибаются, представляя интересы противоборствующих сторон. Естественно, «банды» тоже между собой на ножах.

Вначале, опознав подозрительно знакомые физиономии, Ола и Марат с Эрикой начали друг дружку подкалывать. Ага, их двое, но Ола все равно не давала спуску. Она симпатичнее Эрики. У той волосы пышные, а у нее черты лица тоньше. И если стрижка под мальчика, то это не потому, что на голове ничего не растет, просто прошлой зимой ей в больнице выстригли плешь, чтобы наложить шов на рассеченную кожу. Ну, после того удара дубинкой. Ола потом сходила в парикмахерскую, иначе было ни то ни се, а сейчас опять решила отращивать длинные волосы. Назло Эрике она кокетничала с Маратом, и тот охотно откликался, даже уговаривал ее бросить «это отстойное аргентово бюро» и переходить к ним в «ДСП-Успех». На физиономию он ничего, но видно, что может быть опасным, об этом Ола ни на минуту не забывала.

С Эрикой поначалу жестоко цапались, однако это поутихло, когда обнаружилось, что их непонятно почему невзлюбили все остальные – эти придурки, этот тупой электорат. Наверное, из-за того, что ощутили их умственное превосходство.

Отсюда и сложности. С одной стороны, они игроки из разных команд, конкуренты, а с другой – надо сообща давать отпор оборзевшему стаду.

За этой изматывающей, хотя и бескровной войной на два фронта Ола попросту проглядела все то, ради чего заплатила деньги «Реджинальду-Путешественнику». Ее внимание почти без остатка было поглощено расчетливым заигрыванием с Маратом, непримиримым соперничеством с Эрикой, придумыванием саркастических замечаний в адрес окружающих придурков. Да еще терпеть косые взгляды, перешептывания за спиной... Почему это скопище обывателей относится к ней так враждебно? Насчет Марата и Эрики понятно, сами виноваты, но к ней-то за что? Ну нет же никаких причин для того, чтобы ее не любили!

То, что происходило на периферии – экскурсия по Дубаве с ее бульварами, каналами и деревянными кружевами, фольклорные танцы вокруг роскошного цветника, дегустация местной кухни, катание на зверопоезде, который и взаправду оказался длинным, как состав метро, здоровенным червяком с твердокаменной шкурой и вонючими полостями-вагонами – все это проскальзывало мимо, как общий фон.

Есть такое кафе, называется «Калейдоскоп», то самое, где она познакомилась с Аргентом. На стенах-экранах постоянно меняются калейдоскопические узоры, отсюда и название. Сидишь за столиком, в темпе ешь, поглядывая на часы, или, наоборот, с кем-нибудь общаешься, и едва замечаешь эти затейливые цветные абстракции. Вот и здесь получилось то же самое.

Даже знакомство с Лесом не оказалось исключением. Сперва, как их привезли на опушку, Ола почти оцепенела, увидев нереально огромные деревья, опутанные массой цветущих лиан, и услышав тягучий шелест, похожий на рокот прибоя, а после стало не до того. Уж конечно, Марат и Эрика сразу начали острить насчет электората, который тупо восторгается живой природой, и тогда она присоединилась к ним, через силу стряхнув незримые щупальца Леса. Щупальца подождали-подождали – и исчезли, оставив после себя сладковатый мятный холодок, потом и он сошел на нет. Никуда не денешься, надо держать марку и выделяться из толпы, особенно если рядом конкуренты.

Тряска на ухабах, как будто весь мир пошел вразнос. Решившийся на беспримерную авантюру автобус с натужным ревом катил по просеке, а Ола, уткнувшись в стекло, вглядывалась в зеленую мглу, полную вкрадчивых движений, переливов светотени, разноцветных брызг – и прощалась со своим наваждением.

После полудня доехали до острова Хинсо. Тамошних жителей это вогнало в шок, а с точки зрения туристов – ну, прокатились по вашему Лесу, ну и что здесь такого особенного? «Без вооруженного конвоя, без таран-машины, да вы сумасшедшие!» Ага, кто бы говорил о сумасшествии в этом давно спятившем мире...

Парень, который был за водителя (местный шофер умыл руки, обронив на прощание, что еще хочет пожить на этом свете), чувствовал себя героем, и все поздравляли его с успешным преодолением первого участка трассы. Все, кроме троицы избранных – у этих, как обычно, иронические ухмылочки, снисходительные гримасы, ничего другого от них не дождешься.

Полтора часа на обед и на посещение туалета (отлучаться в кусты в Лесу – предприятие рискованное), и снова в путь, чтобы до наступления темноты оказаться на острове Магеллани.

Во время обеда в деревенском трактире, слишком тесном для такого столпотворения, наконец-то дошло до открытой стычки с нахальной тройкой.

Давно уже назревало. Кто-то, не стерпев обидного высказывания будто бы в пространство, сделал замечание – и пошла перепалка. Ругань продолжалась и после, когда поехали. Каждому хотелось убить этого самоуверенного мерзавчика и двух наглых шлюшонок, а те за словом в карман не лезли, но скоро стало не до того.

За автобусом увязалась стая саблезубых собак. Мохнатые твари с торчащими клыками мелькали справа и слева, рычали, лаяли, прыгали, норовили вцепиться в колеса. Неизвестно в чью пользу бы все это закончилось, не попадись навстречу патрульный вездеход с острова Магеллани. Псы исчезли в зарослях после первой же пулеметной очереди, а военные проводили автобус до береговых ворот, обозвав благодарных туристов чокнутыми.

Маленькая бревенчатая гостиница благоухала смолистой древесиной. Марат, Олимпия и Эрика без церемоний оккупировали мезонин. Что ж, хотя бы с глаз долой, без них лучше. Остальные разместились в номерах на первом этаже, в неимоверной тесноте. Решетчатые ставни на окнах закрыты – мало ли что за нечисть может залететь сюда в потемках. Два колеса пришлось поменять, и настрой после встречи с лесными собаками у многих был уже не тот, но все равно завтра с первыми лучами солнца – дальше по просеке.

Перевалило за полночь, когда заскрипели двери и раздался голос хозяина гостиницы:

– Господа туристы, кто у вас будет за главного? А то вариант имеется, но, если желаете воспользоваться, езжать надо сейчас!

– Что такое? – сонно встрепенулась сотрудница турагентства.

Остальные тоже зашевелились.

– Утречком в сторону Равды внеурочный поезд пойдет, а вокзал далеко, на другом конце. У меня сродственник там работает, по телефону поговорили. Этот рейс должон был сегодня после обеда пройти, а еще на Милве заметили, что поезд нехороший, придержали его. И правильно сделали – двух часов не минуло, как он взбесился, скотина этакая, и в Лес умотал. Ладно хоть никого не уволок, без людей... Погонщики соскочить успели. Заместо него другой пустили, и тот уж вечером прибыл, с опозданьицем. Решили не гнать на ночь глядя, поэтому дальше он отбывает после рассвета. Если на него успеете, доедете до Равды по-людски, в целости и сохранности. Я специально ради вас родне позвонил и все разузнал! Вот, оказалось, не зря. У меня сынок шоферит, все дороги на нашем острове знает, возьмет за это недорого, по-божески. Ну, как?..

Грузились в автобус в нервозно-веселой спешке. К ней, впрочем, примешивался знобящий холодок: над двором парили, шевеля полосатыми щупальцами, создания, похожие на медуз. Здешние упыри. Яркий свет укрепленных на заборе вычурных фонарей им не нравился, а не то началась бы потеха: такую тварюгу не прихлопнешь, как комара!

– Подождите, – пересчитав своих подопечных, всполошилась женщина из турагентства. – Троих же не хватает...

– Всего нам хватает! – властно перебил пожилой мужчина с солидным брюшком и бесполезным на Долгой Земле позолоченным браслетом-пультом на волосатом запястье. – Все в сборе, поехали!

– Молодняк ваш, который наверху, – спохватился хозяин. – Я сбегаю, разбужу...

– Не надо, – мужчина вытащил несколько купюр и сунул ему, не считая. – Никого не надо будить. Те трое не с нами. Они остаются.

– А... – заикнулся было владелец заведения.

Но тут остальные пассажиры запереглядывались и тоже начали доставать деньги.

Хозяин ретировался наружу озадаченный, зато разбогатевший, с пригоршней ассигнаций – и поскорее на крыльцо, пока медузники не набросились. Если они давно не жравши, их даже электрический свет не остановит.

А многострадальный автобус вырулил на шоссе и помчался через весь остров к вокзалу.

– Суки они! Ну, суки же самые настоящие...

Голос Эрики прозвучал по-детски жалобно.

Трое брошенных на произвол судьбы укрылись под навесом возле двери, заколоченной крест-накрест гнилыми досками. От остального мира их отрезал ливень, обрушившийся из разорванных изжелта-серых небес, но даже сквозь эту плескучую завесу ощущалась характерная для здешних вокзалов звериная вонь. Старые доски крыльца колебались под ногами, как палуба корабля.

«Как будто нас посадили на неуправляемый корабль и отправили в никуда, – подумалось Олимпии. – Вернусь домой – подам в суд! Суки они, суки...»

Все трое сошлись на том, что «забыли» их нарочно. Поезд, на котором уехала остальная сволота, ушел на рассвете, еще до того как они проснулись. Хозяин бормотал что-то неубедительное, отводя взгляд, и некогда было с ним разбираться – следовало ловить машину и мчаться вдогонку.

Несколько часов езды. Магеллани – второй по величине остров Магаранского архипелага, а двигатели у местных машин так себе. Когда, наконец, добрались до цели, выяснилось, что зверопоезда след простыл, следующий ожидается по графику через два дня, и то не в нужную сторону.

– Кто-нибудь что-нибудь предлагает или как? – со злостью спросила Эрика.

От влаги ее волосы еще сильнее распушились, их искусственная белизна ярко выделялась посреди дождевой акварели в коричневых и серебристо-серых тонах. Большой бесцеремонный рот сердито кривился. Ола смотрела то на нее, то на Марата – на его заурядно-привлекательной физиономии успешного молодого функционера буря чувств отражалась скупо, сказывалась привычка к самоконтролю. Главное, не глазеть по сторонам, а то нервы совсем сдадут, потому что в гуще ливня что-то мелькает и приплясывает – верткое, блестящее, ускользающее от взгляда, почти неразличимое среди хлещущих с неба струй.

– Нам нужна машина, – с искренним и вдумчивым выражением, словно не со своими общался, а парил мозги электорату, произнес Марат. – На гусеничном ходу, типа вездехода или танка. Таран-машины прокладывают дороги для караванов, а здешняя армия, которая воюет с кесу, обходится без них. Короче, скидываемся, подкупаем солдатиков и едем на Равду.

Дождь, наконец, иссяк. Повсюду стояли зеркальные лужи – провалы в облачную бездну, которая прячется, должно быть, под мостовой. Там застыли опрокинутые мокрые дома, телеграфные столбы, деревья, заборы. Кое-где водяную гладь рассекали длинные стеклянисто-прозрачные змейки толщиной с мизинец. Ола подумала, что это, наверное, они прыгали под дождем, и самочувствие чуточку улучшилось – хотя бы одну загадку долой. В этом мире, при всем его обманчивом сходстве с Землей, слишком много непонятного и неопределенного.

Рано обрадовались. План Марата, при всей его вопиющей рациональности, оказался неосуществимым.

Вы, ребята, наивные или просто наглые? Совсем господа туристы рехнулись... Армия – это вам не лавочка частных перевозок! Дожидайтесь поезда. Нет, мы не будем ради вас гонять через Лес машину, которая в любой момент может понадобиться для боевых действий против кесу, обращайтесь в гражданские транспортные службы. Идите отсюда на...

Они покинули военную комендатуру, изо всех сил хлопнув дверью, так что с потолка посыпались чешуйки штукатурки и впридачу перекидник, который тут же забился в угол, на глазах темнея под стать половицам.

Попытки договориться с солдатами в трактире тоже ни к чему не привели. Сами-то понимаете, о чем просите?! Это же нарушение Устава, чревато расстрелом! Не паникуйте, никуда ваш портал не убежит. А убежит – невелика беда, здесь тоже можно жить. Оставайтесь, девчонки, с нами, мы вас замуж возьмем!..

Замуж за них ни Ола, ни Эрика не хотели. Ушли из трактира злые. Девушки бормотали ругательства, Марат выглядел сосредоточенным, словно какой-то новый план в уме просчитывал.

Из-за Леса, из-за береговой стены выползали синевато-сиреневые сумерки, напоенные тревожными ароматами. Скоро оттуда же налетят медузники, надо искать ночлег.

– Не ночлег, а машину, – хрипловатым голосом креативщика, который сутки напролет не ел и не спал, жил на одном кофе, но все-таки родил гениальную идею, возразил Марат.

– Как ты это себе представляешь? – буркнула Ола.

– Сели и поехали, вот как. Главное – выбраться за ворота.

– Ты серьезно?

– А у нас есть выбор? – Он по-мальчишески скривился. – Подумай, что будет, если окажется, что мы подвид А! Хочешь в двадцать пять лет состариться?

Это из здешних сюрпризов. Если прожить на Долгой Земле безвылазно три-четыре года – то есть три-четыре нормальных года – ты автоматически становишься участником лотереи, затеянной самой матушкой-природой этого сумасшедшего измерения. Выигрыш – долгая жизнь, триста с лишним лет, причем признаки старения появятся только после того, как перевалит за третью сотню. Таких счастливчиков называют подвидом С. А подвид А – это проигравшие, они стремительно дряхлеют и умирают, и никакое лечение не спасает. Причины мутаций по сей день не выявлены. Можно, впрочем, не выиграть и не проиграть, остаться человеком с обычным сроком жизни, как на Земле – это подвид В. Хуже всего то, что заранее не предскажешь, как повлияют на твой организм здешние мутагенные факторы.

– И работы по нашему профилю не найдем, у них же никакой демократии, – процедила Эрика, пнув подвернувшийся камень.

У камня выросли ножки – не две и не четыре, а несколько пар – и он юркнул в лопухи у забора. Мелкое существо из тех, что таскают на себе свой домик, но при этом бегают проворно, на зависть земным улиткам и черепахам.

– Не скажи, у них ведь конституционная монархия, есть парламент, всякие фракции, – возразила Ола. – Можно пристроиться... Но я тоже считаю, надо прорываться домой. Только что нам будет за угон военной машины?

– Ничего не будет, – агрессивно усмехнулся Марат. – Портал же вот-вот закроется! Доедем до Равды, проскочим на ту сторону, и дальше они нас потеряют, а к следующему долгому лету срок давности пройдет. На Земле никто ничего не узнает. Главное – захватить машину.

– Тогда я «за», – решила Ола. – Пошли захватывать.

Легко сказать. Халатность тут не поощряется, военную технику без присмотра не оставляют. Часовые, колючая проволока, прожектора на вышках... Крохотный плюсик: все эти меры не от людей, а от автохтонов.

Забились в гущу кустарника возле одноэтажной постройки с вывеской над дверью. Что за вывеска, в потемках не разобрать, но, похоже, это магазин, закрытый ввиду позднего часа. Заросли спасали и от чужих глаз, и от медузников – те уже выплыли на охоту, и парочка этих упырей, большой и маленький, вилась поблизости, однако переплетение веток мешало им добраться до людей.

– Они к нам внимание привлекают, – с досадой отметил Марат. – Если что, мы сидим в кустах, потому что их испугались, понятно?

– Кто пойдет за машиной? – поинтересовалась Эрика. – Олимпия, давай ты!

– Почему я?

– Ты же считаешь себя неотразимой! Отвлечешь их, а Марат угонит вон ту бандуру.

«Та бандура» остановилась в полусотне метров от засады, на другой стороне улицы, и была патрульным вездеходом. Четверо парней в шлемах и бронежилетах устроились в решетчатой загородке под низким оцинкованным навесом, возле закрытого ставнями окошка в кирпичной стене. Ставни распахнулись, выпустив наружу волну кухонных запахов и показав ярко освещенную картинку: посетители получили по кружке и по пирогу. Точка быстрого питания для военных.

Окошко снова закрылось. Подвешенный на искривленном кронштейне фонарь золотил ржавые завитки решетки, вокруг него шуршала мошкара. Казалось, солдаты посажены в клетку и выставлены на обозрение любопытствующим ночным обитателям этого мира.

Ола, Марат и Эрика тоже чувствовали себя как в клетке. Начали обвинять друг друга, шепотом переругиваться. Наверху, за просветами в листве, медлительно извивались мохнатые щупальца в черно-белую полоску. Здешние кровососы умеют ждать. Патрульные умяли свой ужин и уехали, и если раньше было боязно, что они заметят засаду, то теперь, без них, стало по-настоящему страшно.

Пустынная ночная улица, темные дома с наглухо закрытыми ставнями, неподвижный завораживающий блеск широко разлившихся луж. Возле фонарей бесятся не только облака мошкары, но и какие-то неведомые создания покрупнее, издали не рассмотришь. Над крышами плавают медузники, высматривая поживу – ни дать ни взять медузы в черной воде, из-за них кажется, что городок давно затоплен и находится на дне морском, поэтому какие тут могут быть машины?

Наваждение развеял приближающийся рокот мотора. Трое туристов вернулись к прежней теме, хотя уже разуверились в успехе своей затеи. Разговоры об угоне помогают бороться со страхом, а сидеть им тут до утра, и желательно, чтобы нервы не сдали.

– Вы хотите криминально украсть у солдат лесной вездеход?

Услышав этот вопрос, заданный негромким голосом, похожим на замирающий перезвон серебряных колокольчиков, они чуть не бросились из кустарника на дорогу.

Застукали с поличным. До этого мгновения никто не подозревал, что их тут, оказывается, не трое, а четверо! Да еще сам этот дивный голос... Ола не знала, что там подумали Марат и Эрика, но у нее мелькнула мысль, что с ними заговорил ангел, спустившийся с кишащих медузниками ночных небес. Ее отношения с религией были прагматичными и взаимовыгодными: постоять пару часов с плакатом типа «Презерватив – враг нации» или «Долой секту» – получить честно заработанный гонорар, дальше этого нехитрого бизнеса дело не шло, но сейчас обстановка располагала.

– Ты кто? – Марат повернулся к полуночному ангелу, выставив перед собой нож, купленный в дубавском магазинчике сувениров.

И сдавленно вскрикнул, когда его руку молниеносно перехватили и вывернули, заставив выпустить оружие.

– Я не враг. Я тоже хочу украсть такую машину. Надо вместе. Не бойся.

Шум нарастал. Из-за угла вывернул еще один вездеход, подъехал, расплескивая лужи, к решетчатой загородке.

– Тихо! – потребовала незнакомка.

На ней был наглухо повязанный темный платок, лицо скрывала маска – то ли натянутый на голову чулок, то ли заправленная под платок вуаль. Это придавало ей сходство с назгулом из «Властелина колец», но назгулы не разговаривают такими чарующими голосами. На руках у нее, несмотря на теплую погоду, были замшевые перчатки.

– Что ты предлагаешь? – шепотом поинтересовался Марат, растирая запястье.

– Они здесь едят, мы подойдем близко, тогда я их избавлю... нет, избавлюсь от них. Мы сядем в машину и через ворота поедем в Лес. В ту сторону, где Равда, на юг. Мне тоже хочется в ту сторону. Вы скажите, что заблудились, я иду позади вас. Надо делать как я сказала.

Четверка новоприбывших получила еду из окошка. Ставни со стуком захлопнулись.

– Надо сейчас! – распорядилась союзница. – Сначала громко зовите на помощь, чтобы солдаты не стреляли.

– Помогите! – крикнул Марат. – Мы здесь, помогите!

Ола с Эрикой подхватили:

– Прогоните этих тварей!

– Они нас сожрут!

– Помогите, пожалуйста!

Все трое умели выдавать предусмотренный сценарием текст бесхитростно и убежденно. В конце концов, они же профи. Не электорат какой-нибудь!

– Кто там? А ну, выходи!

Патрульные высыпали на улицу, оставив еду на столе под навесом. Марат и обе девушки выбрались из кустов на дорогу, на всякий случай с поднятыми руками.

– Уберите своих медузников! – плаксиво тянула Эрика.

– Мы туристы! – вторила ей Ола.

Один из солдат вскинул пистолет. Хлюпающий звук над головами. Упырь метровой длины, с развороченным, сочащимся кровью «куполом» шлепнулся в лужу, суча полосатыми щупальцами, издавая едкий предсмертный запах, от которого защипало в глазах и запершило в горле. Его мелкий собрат улетел.

– Идите сюда!

– У нас еще сумки в кустах, – торопливо сообщила Ола. – Мы ходили, искали приличную гостиницу, и к нам привязалась эта летучая дрянь...

– Ребята, не подбросите до гостиницы? – Марат изобразил смущенную улыбку сильно напуганного, но стыдящегося своей трусости парня. – Или можно, мы хотя бы в этой вашей закусочной до утра переждем?

Ему никто не ответил. Солдаты, внезапно потерявшие интерес к происшествию, расслабленно пошатывались, глядя прямо перед собой безучастными стекленеющими глазами. В свете фар Ола заметила, что у одного из них под нижним веком торчит невесть откуда взявшийся черный шип, а другому такой же вонзился в небритую щеку. Еще секунду назад никаких шипов не было.

Девушка в платке выскочила вперед. Жестокие отключающие удары. Последний из четверых вяло потянулся к кобуре, но сделать ничего не успел – его оглушили раньше.

Инициативу перехватила незнакомка, туристы послушно и торопливо выполняли ее распоряжения. Затащить солдат в кусты. Забрать оружие, шлемы, бронежилеты. Теперь в машину. Она села на место водителя, Марат – рядом, Ола с Эрикой – на заднее сиденье. Внутри тесно и душно, пахнет бензином, порохом, чужим потом, старой кожей.

Как будто смотришь кино и одновременно сама в нем участвуешь. Как будто все это не по-настоящему. Если вникнуть, так оно и есть... Скоро закроются все до единого порталы, соединяющие Землю с Долгой Землей, и о том, что здесь произошло, никто не узнает. Так что можно считать это сном, компьютерной игрой, фильмом с эффектом присутствия, галлюцинацией – одним словом, тем, чего на самом деле не было. Не заморачиваться насчет ответственности и не беспокоиться о последствиях. Если они успеют, все будет списано со счета. Главное – проскочить на ту сторону.

Береговые ворота – арка в бетонной стене, две громадных массивных створки. По бокам пара округлых башен, наверху ярятся прожектора. Угнездившиеся на стыках бетонных плит травинки и ползучие побеги выделяются в их победоносном свете с поразительной отчетливостью, словно в рисованном мультфильме, а пятна «волчьего бархата», здешней неистребимой напасти, похожи на слабо искрящиеся куски шикарной дорогой ткани.

Ола все это видела сквозь мутноватый от грязи триплекс. А ну, как их сейчас разоблачат и арестуют?

Обошлось. Когда появился часовой, Марат, в бронежилете и низко нахлобученном шлеме, приоткрыл дверцу и ответил на заданный вопрос так, как научила неизвестная девушка. Сама она в это время отвернулась и склонила спрятанное под маской лицо, будто что-то высматривала возле торчащего из пола рычага.

Часовой не обратил внимания на неуставную куртку под бронежилетом – а возможно, такие вольности здесь допускаются, если армейская форма пострадала во время прошлой вылазки в Лес и ее не успели привести в порядок. Так или иначе, он не заподозрил неладного. Кивнул, не дослушав, и вразвалку побежал отодвигать засовы. Ола со вздохом облегчения откинулась на истертую кожаную спинку. Ее колотило, как в душегубке после того гребаного несанкционированного митинга.

Вдоль стены тянулась широченная, как автострада, забетонированная полоса. По ней и поехали. Разминулись с другой патрульной машиной, потом слева замаячили какие-то ирреальные развалы, мокро поблескивающие в свете фар – то ли руины, то ли свалка. Скорее, грандиозная свалка. Миновав ее, свернули с бетона в манящую влажную темень. Вырвались.

Неприятности начались на исходе следующего дня, в низине, оккупированной то ли местной разновидностью молочая, то ли кактусами с длинными серебристыми иглами. На поверку эти выросты оказались гибкими, щекочущими, без острых кончиков – скорее похожи на щетину синтетической щетки, чем на колючки.

– Здесь далеко не ходите, – предупредила Эва. – Здесь опасные плотоядные хищники, зато есть текучая вода.

За прошедшие сутки они привыкли к ее манере изъясняться, только Эрика иногда ухмылялась. Сразу ясно, что общераспространенный долгианский язык для Эвы не родной. Для них, само собой, тоже, но они перед началом вояжа воспользовались дополнительной услугой турагентства «Реджинальд-Путешественник»: минимальный гипнолингвокурс – пять тысяч слов плюс грамматические конструкции, гарантия полгода. Хорошая штука эти гипнокурсы, никакой мороки с учебой. Правда, после истечения договорного срока все меркнет и забывается, но, если обратишься повторно в ту же фирму, обслужат со скидкой.

Кроме того, есть общественные движения, недовольные расцветом гипнобизнеса – оно тоже неплохо, «Бюро ДСП» несколько раз перехватывало заказы на организацию пикетов. Можно считать, Ола заработала денег на оплату гипнокурса, простояв энное количество времени с плакатом «Гипнообучение пожирает мозги».

Их соучастница выросла в глуши и с детства шпарила на деревенском диалекте, пока не попала в город и не начала зубрить литературный язык, который для нее все равно что иностранный. То, что с IQ у нее никаких проблем, понятно без всяких тестов, и точно так же понятно – по множеству мелких черточек – что она дикарка самая натуральная, «леди-ковбой», как обозвал ее Марат.

Видно, что словарный запас у девочки богатый, но фразы она не всегда лепит правильно и вместо ходовых словечек нередко использует материал из учебника – это выдает ее с головой. Если Эва совершила какое-то преступление и находится в розыске, об этом наверняка сказано в разосланной ориентировке.

Впрочем, особых примет у нее и без того хватает. Недаром она прячет лицо, даже ест отдельно от остальной компании, укрывшись за вездеходом.

Минувшей ночью, благополучно удрав с острова Магеллани, они часа три-четыре странствовали в потемках. Все дальше и дальше на юг. Броня и триплекс защищали их от того, что творилось снаружи, а там много чего творилось: ночная жизнь Леса, насыщенная малопонятными для людей событиями.

За буреломом, который пришлось объезжать, кто-то низко и протяжно выл – то ли на белую луну, притаившуюся в кронах вымахавших до поднебесья лесных великанов, то ли просто так. В темноте мерцали огоньки – золотистые, голубые, изумрудные, сиреневые – словно там были развешаны разноцветные фонарики. Совсем близко проплыло искривленное замшелое дерево, его ствол и ветви густо облепили грибы с мерцающими шляпками. Вот что это за иллюминация...

Красиво, с тихим восторгом отметила Ола.

Не вслух, разумеется. Не дура. В присутствии Марата и Эрики что-нибудь такое только ляпни!

Она отвернулась к окошку, чтобы Эрика не увидела, как восхищенно блестят у нее глаза. Может, на самом-то деле они ничуть не блестели, но лучше подстраховаться. Репутация – это серьезно.

Хлопанье множества крыльев, похожее на оглушительно громкий шепот – даже гул мотора не смог его перекрыть. Должно быть, вездеход потревожил задремавшую стаю птиц. Их самих Ола так и не увидела, только черные ветки в темноте раскачивались, словно вековые деревья, всполошившись, размахивали сразу всеми своими руками.

Миновали поляну, где лежал полускрытый травой труп какого-то животного, и рядом шла драка: в один бешеный клубок сцепились медузники с глянцевыми шляпками, щетинистые гусеницы-переростки, верткие зверьки, напоминающие земных хорьков, довольно крупные членистоногие создания и по меньшей мере одна саблезубая собака с обломанным клыком. Вся эта куча-мала остервенело выясняла отношения, не обращая внимания ни на выползшего из-под сени деревьев механического монстра, ни на то, что в это самое время до падали добрался выводок шмыргалей, похожих на мохнатые черные клубки.

Сверху плавно спикировал медузник, которого не успевшая свернуться дармовая кровь заинтересовала больше, чем возможность поучаствовать в тотальной разборке. Однако едва он пристроился, оплетя щупальцами шею погибшего животного, как один из «хорьков» с негодующим верещанием выскочил из общей свалки, вцепился зубами в край шляпки и потянул наглеца прочь от еды.

– Это конкуренция, – прозвенел серебристый голосок местной девушки. – Животные совсем как люди.

Марат что-то негромко сказал в ответ. Ола, успевшая более или менее его изучить, подумала, что теперь он будет флиртовать не с ней, а с новой знакомой. Ну и на здоровье. Лишь бы домой вернуться.

Поляна с разыгравшейся на ней драмой осталась позади. Морщинистые стволы в три обхвата. Осколки лунного света на переливчато-черных прогалинах. Стук по крыше вездехода – то ли падают перезревшие плоды, то ли кто-то прыгает.

Чащу сменило редколесье. С правой стороны маячил за деревьями длинный темный забор.

– Там кто-то живет? – спросил Марат.

– Нет, он больше не живет. Ушел в иной мир. Это мертвый поезд.

– Тогда поехали отсюда. Запашок от него, наверное...

– Мы едем. Завтра днем будет погоня, но они нас не найдут.

– Как тебя зовут, ниндзя? – осведомился Марат, выдержав паузу.

– Эвой меня называйте. Я тоже хочу знать, как называют по именам вас.

Они представились, про себя посмеиваясь над ее манерой выражаться.

Остановились после восхода солнца. Несколько часов сна. Когда проснулись, Эвы в машине не было. Все трое ринулись наружу: физиологические потребности требовали удовлетворения, а кабинки с биотуалетом в этом допотопном транспорте не оказалось. Долгая Земля – отсталый мир, и удобства здесь не те, что на родной Земле. Еще одна причина, чтобы не хотеть остаться здесь насовсем.

Еды у них было негусто: две с половиной пачки печенья, четыре плитки шоколада, один апельсин. Зато в ящике под задним сиденьем обнаружили стратегический запас сухарей, копченой колбасы, опять же шоколада с гордым названием «Гвардейский» и несколько банок сгущенки. Раз уж они угнали вездеход – все, что внутри, теперь тоже принадлежит им, это вроде как в компьютерной игре. До Равды продовольствия хватит.

Эва, когда вернулась, предъявила права на свою долю сгущенки и шоколада, остальная провизия ее не заинтересовала. О колбасе она высказалась неодобрительно:

– Копченое мясо – это испорченное мясо, неполезно и невкусно.

– Упертая вегетарианка, – толкнув локтем Олу, шепнула Эрика. – Или из какого-нибудь движения за здоровое питание... От таких жирные заказики иногда перепадают!

Все это тихо, чтобы Эва не услышала.

Как она выглядела – было из разряда загадок. Просторная серо-зеленая куртка наглухо застегнута. Видавшие виды камуфляжные солдатские штаны, высокие шнурованные ботинки. Перчатки, темный платок, вуаль из блестящей черной сетки, настолько мелкой, что под ней ничего не разглядишь. Высокая, длинноногая, стройная – вот и все, что можно сказать об Эве наверняка.

– Почему ты носишь эту паранджу? – не удержалась Ола.

– Что такое паранджа?

– Твоя сетка. Почему ты прячешь лицо? Это, что ли, какой-то обычай?

– Потому что больная кожа.

– Оно не заразное? – насторожилась Эрика.

– Нет, не микроорганизмы, не зараза. Нехорошо смотреть. Из-за этой некрасивой проблемы на лице я имею комплекс неполноценности. Я застенчивая.

– У тебя зато голос красивый, – поддавшись неожиданному порыву, попыталась подбодрить ее Ола. – Такой нежный, мелодичный... Если бы у вас на Долгой было радио, тебя бы туда обязательно взяли.

– Польщена комплиментом, – жеманно, словно кокетничая с мужчиной, отозвалась из-под своей непроницаемой вуали Эва.

– Не расстраивайся, – подхватила Эрика. – По пьяни залезешь в койку с каким-нибудь набухавшимся парнем – и никаких делов, ночью все кошки серы!

Вот это понравилось Эве меньше. Откуда взялся нож, из кармана или из рукава, Ола не отследила. Просто не успела. Стремительное движение – и Эва уже стоит перед Эрикой, заломив ей руку и приставив острие к горлу. Разворот такой, чтобы остальных тоже держать в поле зрения, но Марат, похоже, решил, что в конфликтах между девчонками его дело сторона, а Ола тем более не собиралась заступаться за стервозную конкурентку.

– Кошки серы – это значит, я тоже такая серая? – прошипела Эва. – Какой намек ты хотела обо мне сказать?

– Ты с ума сошла?! Это же выражение такое! Ну, образное... – морщась, оправдывалась Эрика. – Пусти!

– Что ты имела в виду?

– Ну, все кошки по ночам кажутся серыми, потому что темно, а пьяному парню в постели все равно, какая у тебя кожа! Я не хотела тебя обидеть, убери свой дурацкий ножик! Да что вы стоите, скажите ей, что я ничего такого не говорила!

Наконец Эва отпустила ее и спрятала нож. Секунда – и все, Ола опять не поняла, где она его держит. Наверняка ей уже случалось пускать его в ход, и нелады с законом у нее нешуточные, по меньшей мере ограбление банка... Добывает деньги на дорогостоящую терапию? Это объяснение казалось правдоподобным. На Долгой Земле лечением болезней занимаются не только врачи, но еще и колдуны, и если не те, так другие что-нибудь придумают. Вероятно, от этой кожной дряни, из-за которой Эва ходит укутанная, избавиться можно, зато гонорары специалистам – ого-го какие!

Или она таких дел натворила, что ей грозит смертная казнь, вот и решила смыться через портал на параллельную Землю? Тогда ясно, почему прибилась к туристам... Тоже логичное объяснение.

В общем, одно из двух. Но получается, все к лучшему, потому что без Эвы им вряд ли бы удалось украсть машину. Надо иметь в виду, что она вспыльчивая, и постараться с ней не ссориться. Сделав такие выводы, Ола прильнула к окошку.

Там мало что рассмотришь: скользит мимо сплошная масса листвы – сотни оттенков зеленого, свисают лианы, вспархивают птицы. Стволы деревьев облеплены невзрачными при дневном свете грибами, лиловато-серыми или бледно-желтыми, а на этих грибах растут другие грибы, помельче, а на них – совсем крохотные, и так до бесконечности. Изредка попадаются невиданные роскошные цветы – жаль, нет времени разглядеть их как следует. Впрочем, иные из этих цветов вдруг начинали шевелиться, выпускали членистые лапки и уползали в травяные заросли. Олу передернуло, когда она заметила эту метаморфозу впервые. Пожалуй, лучше их вблизи не разглядывать.

Иногда Эва останавливала машину, заглушала двигатель, выбиралась наружу и, опустившись на колени, припадала к земле. Ключ от зажигания она каждый раз предусмотрительно вынимала и забирала с собой.

Слушает, нет ли погони. Ола сразу это поняла, а Эрика начала хихикать и острить, решив, что Эва молится. Правда, она позволяла себе хихикать, пока той не было рядом, а потом мигом замолкала.

«Я сообразительнее Эрики», – отметила Ола с удовольствием.

Марат отмалчивался. Внешняя пассивность, цепкий вдумчивый взгляд, неизменная улыбка с легким налетом фальши. Видно, что он все принимает к сведению и ни с кем не хочет портить отношения. Ола ничего не имела против такой позиции, и все-таки поведение Марата ее беспокоило. Словно он задумал какой-то подвох, но непонятно, против кого и с какой целью. Может, хочет бросить их и укатить в одиночку? Если да, зачем ему это нужно?

Позже, когда небо стало желтовато-розовым с переходом в сиреневый, вездеход остановился в низине серебристых кактусов – хотя на самом деле это были не кактусы, а непонятно что. Эва сказала, что усы у них съедобные, только надо искать молодые побеги, не успевшие затвердеть. На этой стадии они светло-зеленые, а серебристыми становятся, когда засыхают.

Усы оказались вкусными, с кислинкой, и напоминали хвою лиственницы, которую Ола объедала на турбазе в пригородном лесопарке.

Марат отсиживался в машине, Эва таинственно исчезла, захватив с собой ключ. Ола и Эрика увлеклись сочными кисловатыми побегами и остановиться не могли: взыграла та самая жадность, с какой набрасываешься на жареные семечки, или на землянику, или на засахаренный миндаль, а все остальное побоку.

Эва сказала не отходить далеко от машины, но сама-то ушла... И вовсе не далеко, вездеход стоит за теми «кактусами»... Они словно соревновались и, заметив среди сухого серебра прозелень молодых стебельков, сразу кидались на добычу, отталкивая друг друга.

Сами не заметили, как очутились на открытом месте. Или, точнее, на краю не то кратера, не то глубокого оврага в форме воронки. В диаметре около трех метров крутые склоны поросли пучками травы, а на дне как будто свалена ржавая арматура – привезли и выкинули посреди Леса. Присмотревшись, Ола поняла, что это не покореженные трубы, как показалось вначале, а всего лишь засохший кустарник. Путаница изломанных ветвей ржаво-коричневого цвета. Страшновато выглядит. Если туда скатишься, запросто свернешь шею. Первый импульс – поскорее отсюда уйти, но на кактусоподобных растениях, обрамляющих воронку, видимо-невидимо сочных побегов... Агрессивно переглянувшись, девушки принялись наперегонки обрывать съедобные стебли.

Когда почва под ногами заколебалась и провалилась, Ола успела только вскрикнуть. Нет, не только... Еще она успела – не размышляя, рефлекторно – обеими руками вцепиться в подвернувшееся корневище, толстенное, как канат. В этом месте оно петлей выступало наружу, оба конца уходили в землю. Наверное, далеко тянется... Эрика тоже за него ухватилась.

– Оползень... – выдавила Ола.

– Надо выбираться, – тяжело дыша, отозвалась Эрика. – По очереди, чтобы эта штука выдержала. Я первая!

Она дергалась и извивалась всем телом, однако подтянуться ей никак не удавалось. Со стороны это выглядело нелепо, но Ола сама находилась в таком же положении, и ей было не до смеха. Когда Эрика, обессилев, беспомощно распласталась на земляном склоне, она попыталась проделать то же самое. Ага, с аналогичным успехом! И руки начинают уставать... Может, с другой стороны откос не настолько крутой? Еще один вариант: осторожненько сползти на дно, отдохнуть, а потом, собравшись с силами, выкарабкаться наверх. Можно будет наломать ветвей того ржавого кустарника, чтобы использовать их, как рычаги.

Хороший был план... А еще лучше то, что, прежде чем приступить к его осуществлению, Ола догадалась посмотреть вниз.

Ветви шевелились. До поры до времени скрюченные, теперь они медленно распрямлялись, шарили вокруг, словно что-то искали вслепую.

Страх ударил по нервам, как будто шарахнуло электричеством из неисправной розетки.

– Помогите! Марат, Эва! Помогите!

Эрика тоже поглядела вниз, увидела, что за ужас там копошится, и тоже закричала.

Кущи серебристых «кактусов», выше – теплое шафрановое небо. Эта безмятежная картинка прыгала перед глазами, перекошенная и размытая, и никак до нее не добраться, хотя расстояние до края – всего-то полметра, не больше.

Внизу шуршало и щелкало. Бросив еще один взгляд через плечо, Ола обнаружила, что пара узловатых суставчатых «ветвей» с плоскими клешнями на концах тянется в их сторону, все выше и выше, неуверенно ощупывая склон.

Эта пакость их чует, но не видит.

– Помогите!!!

Говорят, что у человека в состоянии аффекта мобилизуются скрытые резервы, и тогда он способен на невероятные подвиги. Ну, и где же этот аффект, сейчас бы в самый раз...

– Помогите!

– Вы две дуры! – констатировал мелодичный голос.

– Эва?! – запрокинув голову, Ола увидела сквозь слезы темный силуэт на краю. – Сделай что-нибудь! Пожалуйста! Скорее!

– Я заплачу, сколько скажешь! – перебила Эрика. – У меня есть деньги и золото, с собой, в карманах, вытащи меня!

Еще один беглый взгляд вниз. Рыжевато-коричневые клешни, отливающие тараканьим глянцем, вот-вот дотянутся и схватят за ноги.

– Эва, помоги! – всхлипнула Ола.

Силуэт исчез. Она ушла? Пока сбегает за веревкой, пока вернется обратно... Сверху посыпались мелкие комки земли, потом из-за края высунулась замотанная платком голова и протянулась рука в грязной замшевой перчатке.

– Руку мне дай! – приказала Эва. – Быстро, иначе смерть.

Сделав отчаянное усилие, Ола подобралась, перенесла вес на правую руку, а левую, исцарапанную и начинающую неметь, подняла вверх. Пальцы Эвы сомкнулись у нее на запястье, словно стальной браслет, обтянутый заскорузлой замшей. Вот это хватка... Затем последовал мощный рывок.

«Да она сильная, как парень!» – потрясенно и счастливо подумала Ола, сознавая, что спасена.

Лежа навзничь, она видела над собой вечернее небо цвета экзотического чая, верхушки ощетинившихся белесыми усами растений, черную рябь поднявшейся мошкары. Сбоку, вне поля зрения, что-то всхлипывало и шуршало, потом раздался пронзительный захлебывающийся крик – скорее животный, чем человеческий.

– Другую спасти не успела, – бесстрастно произнесла Эва.

После чего выдернула нож, по самую рукоятку вонзенный в землю, тщательно вытерла лезвие пучком травы и, приподняв штанину, убрала в ножны, прилаженные к потрепанному кожаному ботинку.

«Она за него держалась, чтобы я не утянула ее вниз, – поняла Ола. – Это не тот, которым она угрожала Эрике, у нее с собой целый арсенал, как у ниндзя. Господи, скорее бы Эрика умерла... Ну, скорее бы, нельзя же так...»

Доносившиеся из ямы крики перешли в пронзительный срывающийся визг, потом, наконец, прекратились. Эва подошла к краю и, придерживаясь за мохнатую лапу «кактуса», поглядела вниз. Ола смотреть не стала. Ее била дрожь, все вокруг казалось померкшим. Ага, солнце почти село, и розоватая желтизна утекла за горизонт, только на западе чуть-чуть осталось, над темной стеной вековых деревьев. Мягко наползающие сумерки, наполненные стрекотом и шуршанием вечерних насекомых, как будто пытались сгладить впечатление от разыгравшейся драмы.

– Эва, спасибо, – шмыгнув носом, пробормотала Ола. – Я тебе должна. Если что, я тебе тоже помогу, можешь на меня рассчитывать, честное слово.

– Ты сказала – Лес тебя слышал, – безмятежно отозвалась Эва негромким нежным голосом. – Здесь нельзя бросать слова. Нарушишь слово – будет плохо.

– Ага, – согласилась Ола, еще раз судорожно всхлипнув напоследок.

Марат дожидался в машине. Бледный, хмурый, вспотевший от страха. Если бы он вместе с Эвой прибежал на крики и принял участие в спасательной операции, Эрика, возможно, осталась бы жива... Поднявшееся возмущение быстро улеглось: каждый за себя, твои проблемы – не мои проблемы и, соответственно, наоборот. По крайней мере, так обстоят дела в среде дээспэшников. Здесь, на Долгой, может, и процветают всякие архаичные понятия типа взаимопомощи и чести, но нас это не касается – мы посторонние, туристы. Мы тут не живем, побывали на экскурсии, а теперь возвращаемся домой, счастливо оставаться.

Ола отвела глаза и ничего Марату не сказала.

Потом он сам начал расспрашивать, что случилось, и пришлось объяснять. Кажется, не поверил.

«Думает, что мы ее убили, – щурясь в ответ на прищур Марата, догадалась Ола. – И ничего не докажешь... Ну и дурак, ну и наплевать. Он ведь тоже не докажет, даже делиться своими дурацкими подозрениями ни с кем не станет, иначе придется сознаться, что мы угнали вездеход. Идея, кстати, была его – если что, я об этом напомню. Но он ни полсловечка никому не сболтнет. Мы будем делать вид, что всего этого не было. То, что сейчас происходит, на самом деле будто бы не происходит... даже без „будто бы“. Мы находимся в виртуальной реальности, которая скоро сотрется, как в том фильме, как же он назывался?.. Поэтому наши поступки, совершенные здесь, на самом деле не имеют никакого значения».

Эти размышления действовали не хуже слабоалкогольного коктейля и помогали отвлечься от саднящих, как свежий порез, подробностей: копошащаяся дрянь на дне воронки, гипертрофированные суставчатые конечности тараканьего цвета, страшный крик Эрики... Надо приучить себя к мысли, что этого не было, но сначала – обязательное условие – надо оказаться по ту сторону Равдийского портала.

Утром Марат и Эва поругались из-за оружия, изъятого у бесчувственных патрульных. Марат требовал пистолет, Эва отвечала, что солдат победила она, поэтому все их оружие принадлежит ей – «это законно». Ему так и не удалось выяснить, где она припрятала трофейные стволы, хотя во время ее утренней отлучки обшарил и ящики под сиденьями, и металлические шкафчики с захватанными дверцами на скрипучих петлях. Видимо, имелся тут еще какой-то неприметный тайник, но для того чтобы его найти, надо было знать, как устроены машины этой модели.

– Думаешь, мы едем на Равду? – с кривой улыбочкой осведомился Марат, вытирая руки ветошью после бесплодных поисков.

– А куда? – отозвалась Ола.

– Туда, куда нужно ей. На юг – допустим, но вопрос еще, на какой юг... – Многозначительно помолчав, он продолжил: – Бензин кончается, сегодня хочешь не хочешь придется завернуть на заправку. Впереди по курсу Манара. Если что, запомни: Эва нам угрожала, заставила принять участие в нападении на солдат, сказала – иначе зарежет, а потом взяла нас с собой как заложников. Сориентируешься на месте. В общем, имей в виду... – Он нервно подмигнул и отвернулся, словно никакого разговора между ними не было.

До Манары доехали после полудня. Эва проинструктировала, что сказать, если возникнут вопросы: вездеход купили подержанный, законная сделка, военные иногда продают старую технику фермерам с отдаленных островов и прочим желающим.

Ола с Маратом переглянулись: эх, знать бы об этом раньше... Впрочем, у них все равно не набралось бы денег на такую покупку. Армейская машина, пусть даже списанная – это не какой-нибудь там бросовый сувенирчик!

Вид у заляпанного грязью вездехода был вполне неказистый: сойдет за отслужившую свой срок рухлядь.

Опять зарядил дождь, и береговая стена Манары выплыла навстречу, словно обнажившееся при отливе основание бетонного мола. Твердыня из мокрых серых плит, покрытая пятнами фиолетово-черного «волчьего бархата» и нежной прозелени; циклопическая арка с бронированными двустворчатыми воротами.

Из забранного решеткой оконца спросили, кто такие. Ола ответила, как научила Эва: фермерша с Хибины и с ней двое попутчиков.

Помнится, мелькнула недоуменная мысль: почему Эва сама не захотела разговаривать с береговой охраной? Смущается? Но тут ей нечего комплексовать – такой чарующий музыкальный голос мог бы принадлежать разве что ангелу или сирене!

Дождик жемчужный, моросящий, ни намека на ветер. На улицах людно: провинциальный час пик. Бензоколонка располагалась по соседству с автомастерской – приземистым зданием из темного кирпича, местами крошащегося, как надкушенная вафля. Несмотря на ветхий экстерьер, внутри кипела работа, из-за ржавых решеток, перекрывающих громадные арочные проемы, доносились голоса и лязг инструментов.

А на другой стороне улицы – трактир с открытой верандой под блестящим навесом, все столики заняты, пахнет жареным мясом, луком, тушеной капустой. Хорошо бы там пообедать или купить еды в дорогу. Сейчас, когда вернется Марат... У него еще в пути схватило живот, и он мужественно терпел, время от времени страдальчески гримасничая, а как только доехали до места, замогильным голосом сообщил, что больше не может, и сбежал в туалет при трактире. Олу это порядком насторожило: если у него кишечная инфекция – никакой гарантии, что она не подцепила то же самое. Пока никаких симптомов не наблюдается... Вроде бы не наблюдается...

Они с Эвой стояли около вездехода и ждали своей очереди на заправку. Эва была дико напряжена, даже воздух вокруг нее казался наэлектризованным. Ола взяла ее за руку, та ответила легким благодарным пожатием. Боится, что вот-вот нагрянет полиция?

Судя по всему, известие о нападении на патруль и угоне военной машины еще не дошло до Манары. А если и дошло, с теми злоумышленниками их не отождествляют. Заправиться, запастись какой угодно едой – и рвать отсюда.

Спустившийся с веранды нетрезвый парень пересек улицу, остановился в двух-трех шагах от девушек. Несколько секунд глядел, засунув руки в карманы когда-то хорошего пиджака, потом поинтересовался:

– Красавица, чего это вы прячетесь? Болеете, что ли?

– Это не заразное! – с вызовом ответила Ола. – Не твое дело, вали отсюда!

Парень бессмысленно ухмыльнулся, поморгал красными веками, пожал плечами и потащился прочь.

Подошла их очередь. Эва опять язык проглотила, так что общаться с чумазым техником пришлось Олимпии. Про себя чертыхнулась: у одного диарея, у другой ступор – хороша банда угонщиков!

– Марата не ждем, – чуть слышно прошелестела Эва, когда баки были заполнены. – Едем обе... да, едем двое, без мужчины.

– Все-таки не бросать же его здесь... Он же тогда не доберется до портала... Да вот он идет!

Марат появился на пороге трактира. Бледный, но, похоже, его отпустило.

– Тогда сейчас я тоже туда сбегаю, – решила Ола. – Уложусь в пятнадцать минут, только, чур, без меня не уезжать! Тебе купить вкусненького?

– Шоколад. Другого не надо.

Марат подошел, вымученно улыбаясь. Губы у него слегка дрожали, и в придачу щека подергивалась – тик, раньше такого не наблюдалось.

– Я почти в порядке. Ты куда?

– Туда же – и за провиантом. Тебе чего-нибудь взять?

– Шутишь?

– Ага, желудочной минералки, если она там есть. Не бойся, я в темпе.

Ну и туалет у них, надо сказать... В целом ничего, чистенький, но до того густонаселенный, что оторопь берет. Хорошо близоруким – они перед тем, как сюда завернуть, могут снять очки и всех этих экспонатов не увидят.

На потолке шуршат перекидники, фактурой и расцветкой повторяющие потрескавшуюся шероховатую поверхность штукатурки. Один из них не удержался, свалился в открытый бачок, и теперь то отчаянно барахтается, то расправляется на воде, словно намокший лист бумаги. По кафельной плитке ползают серые призраки мокриц и плоские кляксы в черно-красную крапинку, величиной с ноготь. И еще что-то осторожное, деликатное, не желающее выставлять себя напоказ, притаилось за тронутыми ржавчиной водопроводными трубами. Впору сюда туристов на экскурсию водить, за отдельную плату!

А когда Ола посмотрелась в зеркало – хм, не так уж плохо она выглядит, несмотря на вчерашний кошмар, губы яркие, хотя и не накрашены, и в глазах прибавилось авантюрного блеска – из-за рассохшейся деревянной рамы высунулся и тут же спрятался живой мохнатый шнурок пронзительно-оранжевого цвета.

Да уж, в таком туалете не расслабишься... И никто до сих пор не настучал в местную Санитарную Службу! Привыкли.

Бегом купить еды в дорогу. Деревянные столы, суровые стулья с высокими спинками, люстра в виде железного колеса, утыканного по ободу тусклыми электрическими лампочками. Посетители одеты неброско, никакой индивидуальности... В мегаполисах Восточноевропейской Конфедерации так одеваются самые опустившиеся из бомжей, которые уже на все забили, а здесь – вполне благополучные граждане. Лозунги типа «Выделяйся!» или «Не дай смешать себя с толпой!» у них не в ходу, и наряжаются они только по праздникам. В больших городах вроде Дубавы, Танхалы, Ривероны с модой обстоит еще куда ни шло, хотя меняется она не так быстро, как на Земле, а те, кто живет в глуши, да к тому же по соседству с Лесом, о ней вообще не вспоминают: для них главное, чтобы одежда была удобной и добротно сшитой. Ола на эту тему читала перед вояжем, для общего ознакомления.

Если она тут застрянет, она тоже лишится индивидуальности... Подумав об этом, протестующе поежилась, упрямо вздернула подбородок и направилась к двери, таща увесистый полиэтиленовый пакет с еще тепленькими пирогами, шоколадными конфетами, яблочным соком и минералкой. На розовой этикетке значилось, что минералка заговоренная и расстройство пищеварительной системы снимает в два счета.

За полосой кустарника с мелкой листвой, сверху зеленой, с изнанки темно-красной, виднелся забрызганный грязью бок вездехода, наполовину заслоненного еще более грязным грузовиком. Дождь закончился, зато скандал был в разгаре. Кто-то в кого-то въехал или клиента обсчитали? Взбудораженная толпа, все галдят, кое-кто повытаскивал оружие – здесь, на Долгой, на него никаких запретов, ходи хоть с ножом любой длины, хоть с пистолетом, хоть даже с мечом, как сбрендивший ролевик.

– Что за разборки? – поинтересовалась Ола у невысокого парня в пятнистой от грязи штормовке, зато вооруженного револьвером с золотой насечкой.

Ответить тот не успел.

– Тихо! – перекрыл общий гомон густой мужской голос, такой властный, что все разом смолкли. – Назови свое имя!

В толпе Ола чувствовала себя как рыба в воде: в конце концов, она специализировалась именно на работе с толпой, на митингах, уличных заварушках и живой агитации. Пока обладатель министерского баритона излагал свое требование, она успела пробраться вперед, бесцеремонно протискиваясь между тесно стоявшими людьми, дружески улыбаясь и кивая, если на нее оглядывались. Это столпотворение перекрыло всю дорогу, не лезть же напролом через кустарник! Она не собиралась задерживаться – ее с нетерпением ждут, и пакет тяжеленный – но, увидев, что происходит, так и приросла к месту.

На пятачке, со всех сторон окруженном публикой, друг напротив друга стояли двое: Эва и мужичок средних лет, одетый так же неважнецки, как все остальные, лысоватый, бледновато-смуглый, с претенциозной бородкой.

– Скажи, как тебя зовут! Кто ты такая?

– Я с Хибины, Эва Бариче, – голос звучал глухо, как будто за то время, пока Ола ходила в трактир, девчонка успела подхватить простуду. – У меня на Хибине есть ферма. Что вам нужно?

– Ты врешь. Я знал Эву Бариче, ее год назад съели кесу. Открой лицо!

Ола заметила Марата, стоявшего за спинами у парней из мастерской, вооруженных ломиками и гаечными ключами. Наверное, он в курсе, что случилось и почему этот потрепанный хмырь с бородкой испанского гранда привязался к их союзнице.

Хмырь театрально сверкнул глазами и выбросил вперед руку. Всего-навсего жест, как в пантомиме. К Эве он не прикоснулся, даже дотянуться до нее не смог бы – их разделяло расстояние в несколько шагов – но она упала на колени, словно получила подсечку.

– Скажи свое настоящее имя! – На этот раз от его выкрика у Олы слегка заныло в ушах. – Твое имя!!!

– Эвендри-кьян-Ракевшеди, – с рычанием, как будто борясь с собой и выталкивая слова через силу, выдавила девушка.

По толпе пронесся изумленный вздох. Ола тоже удивилась: какое, оказывается, странное у нее имечко...

– Открой лицо!!!

Механически подняв руку, Эва сдернула платок вместе с вуалью. Толпа снова потрясенно ахнула, и Ола на этот раз заодно со всеми.

С лицом было все в порядке: высокие скулы, тонкий нос, небольшие заостренные ушки, слегка раскосые миндалевидные глаза. Только о коже ничего не скажешь – ее просто-напросто не видно, как будто она сплошь покрыта серым бархатом. Бордовый цвет радужки и обнажившиеся в страдальческом оскале острые клыки не портили общего впечатления. Наверное, она была красивой девушкой – если все это считается красивым по меркам ее расы.

– Пристрелить ее!

– Кесу в городе!

– Убить эту тварь!

– Повесить на воротах!

– Стойте! – «Психолог», как определила его Ола, повысил голос, перекрикивая толпу. – Не мешать! Эвендри-кьян-Ракевшеди, кто ты в своем племени?

– Даго-ракау, – нечеловеческое лицо с мелкими тонкими чертами исказила напряженная гримаса. – Воин-ученик.

– Каков твой возраст?

– Одна весна и одно лето.

Ола перевела ответ в привычные единицы измерения: получается, около шестнадцати. Совсем девчонка... У кесу процветает матриархат, и по меркам своего народа она принадлежит к сильному полу. Хотела самоутвердиться в глазах взрослых, украв у людей вездеход?

– Кто-то научил тебя говорить на нашем языке и водить машину, – задумчиво произнес «психолог». – С этим мы разберемся... Эй, сейчас она потеряет сознание, тогда вы ее свяжете – ты и ты, поняли? Не набрасываться, не пинать, сначала нужно допросить!

Он снова вскинул руку – неторопливым жестом человека, уверенного в том, что никто ему не помешает довести начатое до конца. Но ему помешали.

Зачем она это сделала? Нет, правда, зачем?

На профессиональном сленге это называется «флэш-данс», и до сих пор в активе у Олы был всего один такой смертельный номер. Прошлой осенью, во время предвыборных гонок, когда попал в переплет из-за своей строительной аферы крупный политик, которого непонятно почему прозвали Скельсом, известный также как Скельс-Вонючка. После очередной встречи с электоратом его окружила на улице толпа облапошенных акционеров – те требовали денег и не пускали Скельса к машине, а полиция не лезла, потому что загодя получила от его конкурентов гонорар за невмешательство.

День, как на заказ, выдался зыбкий, сумрачно-слякотный: что ни случись – кровь тут же будет смыта, следы затеряются в месиве грязи, участники происшествия бесследно исчезнут посреди круговерти мокрого снега, в складках тяжелых туч, которые за ближайшим углом провисают до земли.

Пострадавшие не желали слушать никаких обещаний и все больше распалялись. Порвали бы и Вонючку, и его охрану, но кто-то догадался позвонить Аргенту, чтобы тот оперативно прислал своих ребят.

Ола тоже была в той группе. Они попросту оттянули внимание толпы на себя: один начал скандалить из-за якобы случившейся карманной кражи, другой заорал насчет распродажи бытовой техники со скидками, третья изобразила родовые схватки. В общем, импровизировали, кто во что горазд, создавая сумбур и обеспечивая клиенту возможность ретироваться под шумок.

Скельс, хоть он и Вонючка, с Аргентом расплатился сполна. Даже ему было ясно, что случай не тот, чтобы нарушить уговор, иначе в следующий раз никакой тебе скорой помощи.

Тогда Ола рисковала за деньги. За очень хорошее бабло. А сейчас ее словно толкнуло изнутри – и она рванулась вперед, в круг. Мгновенное озарение: надо оказаться на линии между Эвой и «психологом». Этот хмырь крут, сразу видно высококлассного профи, но Ола тоже профессионалка со стажем работы в ДСП три с половиной года! Она знала, что надо делать, но хоть убейте, не знала, зачем она это делает.

– Это как это так?! – пошел флэш-данс, побольше истерики в голосе, и вопить погромче, чтобы у всех в ушах зазвенело. – Это что получается, мы же вместе ехали, я же думала, что она человек!

«Психолог» отшатнулся. Что бы он ни собирался сотворить, из-за неожиданной помехи все пошло насмарку.

Справа мелькнуло лицо Марата – бледное, ошеломленное, раздосадованное.

Пакетом пришлось пожертвовать. Зазвенело бьющееся стекло, продукты высыпались на землю, это на секунду-другую зафиксирует внимание тех, кто стоит в переднем ряду.

За спиной – всплеск возгласов и шум драки. Не оглядываться!

– Почему нас об этом не предупредили?! – вцепившись в «психолога», закричала Ола. – Мы туристы, мы здесь за все деньги платим, в том числе за нашу безопасность! Мы пожалуемся!..

Он все-таки оторвал ее от себя, оттолкнул с такой силой, что она упала. Больно ударилась бедром. Повернулась, морщась. Эвы на прежнем месте уже не было.

Звуки выстрелов. Люди вокруг суетились, вразнобой говорили, ругались. Некоторые зажимали резаные раны, меж пальцев сочилась кровь. Видимо, Эва, избавленная от парализующего воздействия «психолога», сразу выхватила свои ножи и прорвалась через толпу, она же быстрая, верткая... На исход в этом роде Ола и понадеялась, когда решилась на флэш-данс.

Сидя на земле, среди раздавленных пирогов с вылезшей начинкой и растоптанных конфет в розовых и лиловых обертках, она продолжала нести околесицу, истерически всхлипывая – сейчас это самый верный способ самозащиты. Ее ругали, обзывали дурой. Марат тоже подошел, остановился над ней, глядя с нехорошим понимающим прищуром.

Догадался. «Психолог» – его называли Казимиром – бросил на нее тяжелый взгляд, от которого заныли зубы, но потом устремился в ту сторону, где звучала теперь уже отдаленная стрельба.

Ола поднялась на ноги, начала отряхиваться. Ее как только ни обложили, однако до рукоприкладства не дошло. Похоже, все, кроме Марата и Казимира, решили, что она просто идиотка набитая, сумасбродная туристка, что с дуры возьмешь... На ближайшее время лучше не выходить из образа.

– Продукты пропали, – глуповато и жалостливо улыбаясь, сказала она Марату. – Ненавижу эти пакеты, сами из рук выскальзывают.

– Ты что натворила? – прошипел Марат.

Около них уже никого не было: одни погнались за Эвендри-кьян-Ракевшеди, другие под навесом, где стояли облезлые белые скамейки, оказывали помощь раненым.

– Поехали отсюда. Я смотрела справочник, на Манаре береговых ворот три штуки. Через эти нас могут не выпустить, надо уходить через другие. Ну, стартуем?

Он кивнул, соглашаясь, хотя глядел на нее едва ли не с ненавистью. Что бы ни случилось, главное – успеть к порталу. Когда они окажутся дома, все, что здесь было, потеряет значение.

– Зачем тебе это понадобилось?

Вездеход катил по крапчатой розовато-серой брусчатке, от которой рябило в глазах. Дома с металлическими балкончиками, похожими на арфы. Три-четыре этажа. Только один раз попалась восьмиэтажка с облупившейся позолотой на решетчатых оконных ставнях.

– Тренировочное упражнение. Хотелось посмотреть, получится или нет. Где бы я еще могла так попрактиковаться? Слушай, какая разница, если мы едем домой?

– Это была кесу. Они для здешнего населения то же самое, что для нас террористы или маньяки-убийцы.

– Скорее как индейцы в Северной Америке – ну, как те, которых показывают в кино. Я не понимаю, из-за чего ты лезешь на стенку?

– Надо сначала думать, потом действовать! Я это Эрике сколько раз объяснял... Я не спрашиваю, что стало с Эрикой, но сейчас из-за твоего сольного номера нам грозят большие неприятности. Если бы ты работала не у Аргента, а у меня, я бы тебя уволил! Артистка чертова... Я еще вчера догадался, кто такая эта Эва. И ты могла бы догадаться, если бы немного подумала. Разве ты не слышала о том, что у женщин кесу необыкновенно мелодичные голоса? Я сыграл расстройство желудка, а сам переговорил с персоналом трактира и попросил их вызвать сюда местного колдуна. Казимир – колдун. Если что, я тебя прикрывать не буду, выкручивайся сама! Зачем, спрашивается, зачем?..

– Что стало с Эрикой, я уже говорила. Не хочешь – не верь, хрен буду оправдываться, не на суде. Да что ты завелся, я просто должна была посмотреть, получится или нет!

Вездеход в очередной раз содрогнулся, Марат выругался. Ола время от времени поглядывала на его бледный профиль. Озабоченный, сосредоточенный, глаз прищурен, в углу рта брезгливая складка. На лбу, под размазанной темной прядью, блестят капельки пота. Ему впервые пришлось управлять настолько примитивным и вместе с тем настолько убойным рыдваном: нужно смотреть в оба, чтобы не смять ненароком припаркованный у обочины легковой автомобиль, не своротить киоск на углу – шедевр деревянного зодчества, украшенный лакированной резьбой, не задавить громадную пятнистую свинью, неохотно уступившую дорогу наползающей махине. И одновременно с этим он злился на Олу. На его месте она бы тоже злилась.

– Сначала надо думать, потом экспериментировать, вы же этого не понимаете! Продвигаются те, кто думает, а вы всегда будете пушечным мясом! Если они эту зверушку не поймают, они вспомнят о тебе, и я из-за тебя страдать не собираюсь. Зачем ты сделала такую глупость?

– Да брось, Марат, ты же сам говорил: все, что здесь было – не в счет.

– Это если мы отсюда вырвемся, но мы пока еще здесь! Спрашивается, зачем тебе это понадобилось?

Ола на миг представила себя в роли его жены – и ужаснулась. Бр-р, не надо, не надо... С таким свяжись – замучает упреками и поучениями по каждому мало-мальскому поводу. А что бы он сказал, если бы понял, из какой области пришли смутные импульсы, подтолкнувшие ее к этой выходке? Но он, к счастью, ничего не понимает, поэтому пусть себе ругается, переживем.

Ола вернула долг. «Ты сказала – Лес тебя слышал». Кем бы ни была Эва, она спасла ее от того кошмара в яме. Могла ведь и не спасать... Другое дело, что долги надо отдавать с умом, когда оно тебе выгодно, а делать это себе во вред – глупость несусветная. Ола поступила, как самая последняя альтруистка. У дээспэшников это оскорбительное словечко, и произносят его всегда с ухмылкой, с уничтожающей интонацией. Пусть тебя обзовут кем угодно, лишь бы не альтруистом! Это близко к «лоху» или «доброй душе», только еще хуже. В общем, такое дно, что дальше катиться некуда, и если Аргент узнает, что Ола совершила альтруистический поступок, он ее без разговоров вышвырнет на улицу.

Изображать альтруиста, ломая комедию перед электоратом – это другое дело, и у многих политиков это коронный прием, но есть вещи, которые простительны, только если они совершаются понарошку.

Судя по всему, Марат не догадывался об ужасной подоплеке ее поступка.

«Даже не подозревает, что рядом с ним сидит падшая женщина, – подумала Ола, припомнив выражение из какого-то исторического фильма с нарядной мебелью, шпагами и каретами. – Ох, что бы он сказал, если бы все понял...»

Правда, «падшими женщинами» называли за другое – если с кем-нибудь переспишь не в браке, но суть та же: постыдное деяние, после которого тебя с позором изгоняют из приличного общества.

Пусть Марат и дальше считает ее безбашенной девахой, которая отмочила черт-те что эксперимента ради, без всякой задней мысли. Главное, не переигрывать, а то он почувствует симуляцию.

Но зачем, на самом-то деле? Сказать об этом не вслух, про себя, делая вид, что заинтересованно смотришь сквозь забрызганное грязью лобовое стекло на загородную дорогу, уползающую мимо полей к прояснившемуся бирюзовому небу.

Затем, что надо было вернуть долг. Затем, что Лес хотел, чтобы она это сделала.

Отсюда следует, что Ола, по всей вероятности, начала потихоньку сходить с ума.

Неприятности поджидали их в городишке возле южных береговых ворот, в сумерках похожем на скопище грибов величиной с дом. Нелегкая дернула Марата остановиться около непрезентабельного ночного ресторанчика, окруженного венцом уютно-тускловатых электрических фонарей, и спросить дорогу. Сколько рассуждал о том, что сперва нужно думать, потом действовать – и нате вам! С другой стороны, эта Хаяла с ее домами-поганками оказалась не такой уж маленькой, могли бы всю ночь по ней колесить. В загородной местности не заблудишься, на каждом перекрестке указатели, а здесь как будто соорудили ловушку-лабиринт для наивных туристов.

После путешествия по приветливому сельскохозяйственному царству, в отсутствие погони и прочих наглядных проблем, они расслабились самым непростительным образом, и когда вышедший из ресторанчика парень предложил показать дорогу, никакого подвоха не заподозрили. Обрадовались...

Аборигену было около двадцати пяти, если только он не принадлежал к подвиду С – тогда могло оказаться и в десять раз больше. Подвыпивший, но не то чтобы пьяный, хорошо одетый (с поправкой на местные вкусы), к тому же в дорогих кожаных ботинках, внушающих доверие. Глаза нагловатые и веселые, слегка затуманенные после пирушки.

Он уверял, что дорогу проще показать, чем рассказать, у него приятель живет неподалеку от этих самых ворот, сейчас он за ним сбегает, пара минут. Исчез в заведении, спустя четверть часа вернулся с приятелем – таким же приличным молодым человеком.

Между тем сумерки сменились тяжелой предгрозовой мглой, в отдалении рокотало. Серебряные всплески в небе, предшествовавшие грому, производили на Олу странное впечатление. Тревожное – не то слово. Каждый раз, когда сверкали эти холодные, как блеск ножа, сполохи, у нее ныло в области солнечного сплетения и по коже пробегали мурашки. Вдобавок дикое напряжение, словно каждый нерв слегка подрагивает. До сих пор у нее никогда не наблюдалось такой метеозависимости! А Марат определенно ничего похожего не чувствовал, только злился из-за наметившейся задержки.

Грозовой фронт надвигался на Хаялу с юга, из-за береговой стены. Кто же в такую погоду сунется в Лес, кроме правонарушителей, у которых есть веский повод поскорее смыться с острова? Да и рискованно туда соваться... Добровольные провожатые (один уселся за руль, другой устроился на заднем сидении рядом с Олой) тоже высказались на тему погоды: первый заметил, что «эту грозу, колдуны гребаные, кто-то вызвал», второй, глубокомысленно хмыкнув, с ним согласился.

Почему ни она, ни Марат не обратили внимания на автомобиль, который от самого ресторанчика висел у них на хвосте? Марат, сидевший рядом с водителем, всю дорогу, должно быть, прикидывал и прокручивал, как бы поубедительнее соврать береговой охране, да еще нервничал из-за этой атмосферной пакости, наползающей с той стороны, куда им предстояло отправиться. Олу тоже занимали другие вещи – отвратительное самочувствие и заигрывания соседа, который норовил то руку ей на колено положить, то за талию приобнять. Она его отпихивала, а он ухмылялся и продолжал свои поползновения. Вдобавок можно было и не понять, что это слежка: машина преследователей временами отставала, исчезала, потом снова возникала из-за угла. Никакой уверенности, что это не множество случайных попутных автомобилей, а каждый раз один и тот же. После Ола поняла, что их целеустремленно сопровождали, а тогда, на темных малооживленных улочках, просто отметила, что кто-то еще едет в ту же сторону, и не придала этому значения. Они ведь дээспэшники, а не секьюрити, у них другой профиль.

Береговая стена – сплошная темная полоса повыше иных домишек. Когда сверкали молнии, она высвечивалась на фоне клубящихся туч и казалась сокрушительно величественным сооружением. Это окончательно усыпило бдительность: вот же, почти приехали! Значит, и пресловутые ворота где-то рядом.

Окраина. Строения поредели и съежились до одного-двух этажей, вдоль улицы потянулись дощатые заборы. На окнах ставни, глухие деревянные или узорчатые металлические, свет почти везде потушен – наверное, чтобы молнией не шарахнуло, хотя крыши утыканы громоотводами, как подушечки для иголок.

Еще поворот. Заросшие бурьяном ничьи огороды. Фрагменты покосившихся гнилых заборов. Впереди – кирпичное сооружение, покрытое то ли белесой коростой, то ли остатками штукатурки.

До береговой стены уже рукой подать. Молнии лупят совсем близко, и какая-то из них, безусловно, угодила куда не надо – оглушительный треск и грохот всех заставили вздрогнуть; потом провожатые начали строить предположения, что бы это могло быть.

Вездеход повернул к той вконец запаршивевшей кирпичной развалюхе, словно так и договаривались. Надо переждать грозу, объяснил парень, сидевший за рулем. Все равно пока не закончится, никто не побежит открывать ворота. Марат что-то пробормотал в ответ, соглашаясь. Ола в очередной раз отпихнула приставучего соседа и с облегчением откинулась на спинку сиденья, обтянутого засаленной кожей. Наконец-то отпустило! Непонятные мучительные ощущения, связанные, очевидно, с грозой, исчезли так же внезапно, как и появились.

Проехав под аркой в раздолбанной кирпичной стене, вездеход остановился посреди внутреннего дворика. В свете фар блеснуло битое стекло. Кучи мусора.

– Пошли пока в дом, – позвал парень. – Там лампа есть.

Первые капли тяжело шлепались на броню, на головы, на землю. Наверное, каждая из них величиной с кофейную чашку.

Ола все еще наслаждалась наконец-то вернувшимся нормальным самочувствием, прислушиваясь к отдаленным крикам и вою сирен, когда пьяный ухажер облапил ее и потянул к крыльцу. Другой присел на корточки, принялся шарить под ступенькой, светя карманным фонариком. Нашел ключ, отпер дверь, и та с берущим за душу скрипом распахнулась.

Под аркой сверкнули фары, из темноты выплыл легковой автомобиль, остановился рядом с вездеходом. Вышли еще трое парней.

Первый укол беспокойства: это все больше напоминало затасканный эпизод из криминального кино. Ола с Маратом начали требовать, чтобы их немедленно проводили к воротам, но момент был упущен, стоило спохватиться раньше.

Сумбурная борьба под канонадой редких, но увесистых дождевых капель. Ола подвернула ногу, вдобавок получила кулаком в подбородок, так что внутри что-то хрустнуло и во рту появился привкус крови.

Первым перестал сопротивляться Марат. Спросил, чего им надо. Как выяснилось, тут уже знали, что в Яниге по вине двух гребаных туристов от колдуна Казимира сбежала кесейская лазутчица; пусть на Долгой Земле нет радиосвязи, зато на островах есть телефонные и телеграфные линии. Туристы эти еще и вездеход у военных украли – кто его найдет, получит от властей денежную премию, а самих преступников объявили вне закона.

«Ага, чтобы самосуд – и никаких официальных прецедентов, которые в будущем смогут повредить туристическому бизнесу, – продолжая с беспомощным упорством вырываться, подумала Ола. – Им будет удобней, чтобы мы просто исчезли, чтобы никаких концов...»

Марат валил все на нее, оправдывался, заискивающе улыбался. Трое новоприбывших запихнули его в свою машину и увезли в сырую темноту за аркой – Ола решила, что убивать.

Ее втащили в большую обшарпанную комнату. С потолка сиротливо свисает слепяще яркая лампочка. В оконных рамах торчат осколки. Впрочем, ставни закрыты, и кажется, что здесь вообще нет ни одного окна. Кое-какая престарелая мебель. Воздух затхлый, пахнет отсыревшей древесиной, гнилью, чем-то прокисшим.

В углу – широкий матрас, накрытый рваным ковром непонятного цвета, на него Олу и швырнули.

Каждый предмет одежды она отдавала с боем. Когда-то начинала ходить на курсы женской самообороны, около месяца, потом бросила. Напрасно бросила... Парни гоготали, им было весело.

Вернулись те трое, что уехали с Маратом. Насколько можно было понять из обмена репликами, он все-таки сумел до некоторой степени их обработать, и его отпустили: «Отвезли за Осиные пустыри, напинали и оставили, пусть идет, куда хочет, все равно не он виноват, а девка». Выкрутился за ее счет.

Еще они рассказали, что колдовские молнии разбили вдребезги береговые ворота, и сейчас там устанавливают временные щиты. По словам солдат, кто-то выскочил наружу и сиганул в Лес – и как будто не человек это был, а кесу. Возможно, та самая. Она, говорят, в Яниге угнала машину, перехватить не успели. Значит, рванула сюда, в Хаялу, а здесь ей помогли, и это паршивей всего, потому что помогал человек, какой-то мерзавец-ренегат из колдунов. Его тоже видели, возник из темноты и нарисовал на створках ворот знаки, притягивающие молнии. Часовые стреляли, но пули, естественно, ушли мимо, кто же попадет в колдуна! И никто его не опознает, потому что он, сука, перед вылазкой замотал лицо черной тряпкой. Спорим, и сама гроза эта гребаная – его работа!

Предательство колдуна, который якшается с кесу, вызвало взрыв негодования и лавину экспрессивной ругани. Об Олимпии на некоторое время забыли, но, когда она попыталась отползти к двери, прихватив с собой джинсы и кроссовки, этот маневр заметили. Один пнул ее так, что она покатилась по полу, остальные радостно заржали.

Дождь забарабанил по ставням в полную силу. Двое парней сходили забрать из багажника ящик с пивом и успели насквозь промокнуть.

Задвинули ржавый засов на входной двери. Кто-то спросил, взяли или нет ключи от зажигания из машины и краденого вездехода, а то всякое бывает... Взяли. Да в такую погоду никто не пойдет шататься по окраине; к тому же теперь, когда береговые ворота раздолбаны, из Леса всякая погань поналезет. Вот именно, подхватил тот, который беспокоился о ключах, поэтому вдруг найдутся желающие хапнуть чужой транспорт, тем более что за вездеход награду отвалят! Там же все развезло, возразил другой, поедешь – увязнешь, и мы тут до утра застряли. Зато пиво есть, и девка есть.

Они занялись Олой. Противно было до тошноты. Сам по себе половой акт – в общем-то ничего особенного, если ты уже не девочка, а девочкой Ола не была с четырнадцати лет. Но их глаза, ухмылки, высказывания – вот это настоящее дерьмо, это хуже всего.

Внезапно все настороженно замерли, даже тот, который в этот момент был на ней. Не только дождь по ставням стучит – еще и в дверь кто-то колотит.

Мелькнуло фантастическое предположение: вдруг это Марат решил не бросать ее в беде и вернулся? Но, во-первых, как он мог бы ее выручить, один против пятерых, а во-вторых, чтобы такой как Марат – и не бросил в беде... Несмотря на все доводы против, абсурдная надежда продолжала трепыхаться – или это просто жилка на шее дергалась, нервный тик.

– Открывай!

Голос куда более низкий, чем офисный тенор Марата.

– Чего надо?

– Укрыться от дождя, – с угрожающей интонацией отозвался визитер.

– Да ты сначала культурно разговаривать научись! – обиделся тот из парней, который перед этим больше всех матерился. – Вали, куда шел!

– Открывай, дверь сломаю! А сначала машину разобью!

Переглянувшись, они повытаскивали оружие. Насильник застегнул ширинку и присоединился к остальным. Двое встали по обе стороны от двери, тогда один из оставшихся отодвинул засов и проворно отскочил назад.

Как только гость переступил через порог, из засады на него набросились... И сразу осели на пол. Он держал по ножу в каждой руке и ударил одновременно вправо и влево. Если не насмерть, то близко к этому.

Остальные открыли стрельбу. Вернее, попытались это сделать, но у всех троих пистолеты дали осечку.

«Вода попала в стволы», – предположила Ола, измученно и растерянно моргая.

Пара секунд – и еще двое агонизируют. Пятый, отшвырнув бесполезный пистолет, тоже выхватил нож, но руки у него дрожали, и голос тоже дрожал:

– Ты чего?.. Мы что тебе сделали?!

– Если я велел открыть, надо открывать сразу, – процедил победитель, перед тем как нанести последний удар.

Его противник не успел парировать, с животным стоном повалился ничком и еще какое-то время скреб ногтями грязные половицы. Не обращая больше на него внимания, гость посмотрел на Олу, словно раздумывая, не стоит ли ее тоже прирезать.

– С-сп-пасибо, – выдавила Ола.

Похоже, это был правильный ход.

Сумрачно оглядевшись, парень вытер ножи о бархатную безрукавку, валявшуюся возле ящика с пивом. Закрыл дверь, за которой колыхалась водяная завеса, задвинул засов.

Ола наблюдала за ним, съежившись на испачканном липкой субстанцией матрасе. Может, он окажется еще хуже, чем эти отморозки, вместе взятые... Получил в качестве трофея голую девчонку и несколько уцелевших бутылок пива – нетрудно догадаться, что будет дальше! А ей больно, словно там, внутри, все содрано до мяса.

Сбросив на пол чью-то куртку, висевшую на спинке хромого стула, покрытого потрескавшимся черным лаком, он пристроил на ее место свою, основательно промокшую. Потом неприязненно поглядел сверху вниз на девушку и с раздражением бросил:

– Ты бы хоть оделась, что ли...

– Да, да, сейчас, – два раза подряд благодарно кивнув, пробормотала Ола.

Каким бы грубияном он ни был, насиловать ее не собирается, это главное.

Кое-как натянула трусы. «Молния» на джинсах сломалась, зато пуговица на месте. Лифчик почти не пострадал. Футболка с логотипом «Реджинальд-Путешественник» – подарок от туристической фирмы – разорвана сверху донизу, но концы удалось завязать в узел.

Одновременно с этим она исподтишка наблюдала за парнем. Тот извлек из ячейки ящика бутылку, пренебрежительно сощурился, поставил обратно. Не любит он пиво... Достал из кармана своей куртки, висевшей на стуле, небольшую глянцево-черную фляжку с золотыми переливами, открутил пробку, сделал несколько медленных глотков. Судя по фляжке, что-то дорогущее. Коньяк, наверное. Откинулся на спинку стула, вытянул ноги, словно капитулировав перед навалившейся усталостью.

Когда Ола, уже одетая, доковыляла до серого кресла у стены – не понять, от грязи оно такое или это его исходный цвет – парень открыл глаза и потребовал:

– Расскажи, кто ты такая.

Начала соображать, что выдать и как это преподнести, а он с усмешкой, от которой кому угодно стало бы неуютно, добавил:

– Лучше правду.

Ладно... Раз он перерезал пять человек только за то, что его не пустили спрятаться от дождя, вряд ли у него шибко идиллические отношения с законом, так что закладывать ее он не побежит. А что касается награды за вездеход – пусть забирает на здоровье. От этого гроба на колесах надо держаться подальше, словно она вообще ни при чем.

Ола рассказала всю историю, как есть, несколько раз подчеркнув, что до самого последнего момента не знала, кто такая Эва, а на автозаправке в Яниге у нее просто истерика началась. Но это пусть, а самый скользкий момент – то, что они с Маратом так по-дурацки угодили в западню. Стыдно ведь, что новый знакомый о ней подумает... Попались, как дети, как электорат на посулы кандидата в парламентарии! Впрочем, она упомянула, что с началом грозы ее развезло хуже некуда, могла бы и вовсе отключиться. На этом месте слушатель, до сих пор сидевший с непроницаемой скучающей физиономией, неожиданно заинтересовался, начал задавать уточняющие вопросы, а Ола и рада была увести разговор подальше от своего глупого промаха.

– Ты понимаешь, почему испытывала такие ощущения?

– Метеозависимость. Хотя со мной это в первый раз... Из-за стресса.

Он презрительно искривил угол рта, как будто услышал явную глупость, и произнес задумчиво, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней:

– Что же с тобой делать?

– В любом случае спасибо за то, что ты для меня уже сделал. Когда ты сюда ворвался, это было потрясающе!

Ола постаралась выдать благодарную и восхищенную улыбку самой высшей пробы, но его, похоже, не волновали улыбки спасенной девушки. Сощурив холодные голубые глаза, он что-то обдумывал, глядя сквозь собеседницу. Хотя стоит чему-нибудь в этой комнате шевельнуться – наверняка заметит.

Ола наконец-то рассмотрела его как следует. Очень молод, примерно ее ровесник – лет двадцать или двадцать с небольшим. Рослый, широкие плечи, мускулистые руки. Черты худощавого продолговатого лица правильными не назовешь, но они, пожалуй, скорее привлекательные, чем нет – по крайней мере, сейчас, когда выражение задумчивое, а не злое. Светлые волосы почти до пояса – ей бы такие... Он их отжал и отбросил назад, с кончиков уже не капает, но все еще мокрые, прилизанные – долго будут сохнуть.

– Когда закончится дождь, я тебя отведу.

– Куда?

Он не ответил, а переспрашивать она не рискнула. Так и сидели, пока шум дождя не начал стихать.

Светловолосый парень натянул отсыревшую куртку, накинул капюшон и выволок наружу все пять трупов, один за другим. Пока он с ними возился, Ола надела ветровку с выдранной «молнией» и заодно обнаружила, что ходить может разве что через силу – щиколотка распухла, при каждом шаге болит. Нижняя челюсть тоже ноет, но это сейчас не так важно.

– У меня нога не в порядке, – сообщила она испуганным и в то же время деланно бодрым голосом. – Ничего, до машины как-нибудь дохромаю.

– Нельзя на машине. Будет проверка, остановят. Пойдем пешком.

– У меня там, кажется, вывих или растяжение.

– Растяжение. И трещина в челюсти.

– Думаешь? Надо будет сделать рентген...

– Я тебе это и без рентгена скажу. Еще травмирована слизистая, занесена инфекция. Ладно, с этим сейчас разберемся, а все остальное потом. Ложись на матрас.

– Ты, что ли, медик? – поинтересовалась Ола, укладываясь.

Он опять презрительно усмехнулся. До чего несимпатичная привычка – спрашивать безапелляционным тоном и в то же время не отвечать на чужие вопросы.

Ола потянулась к пуговице, но парень остановил – «не надо» – и положил ей руку на низ живота. В следующий момент она выгнулась дугой, закричала от боли. Как будто у него из ладони ударил огонь! Длилось это две-три секунды, потом он убрал руку, боль затихла.

– Что ты сделал?

– Выжег заразу. Теперь быстро заживет.

После этого небрежного пояснения он вышел, и Ола решила, что ее бросили на произвол судьбы, но парень вскоре вернулся с большим куском брезента. Автомобильный тент, изъятый, вероятно, из багажника машины похитителей.

– Я тебя в это заверну. О том, что здесь было, никому ни слова, понятно?

– Конечно. Не дура. Кстати, как тебя зовут?

– Реджи.

Ола вначале поверила, что он и вправду Реджи, но потом сообразила: он же просто прочитал надпись на разорванной футболке! Как раз половина имени на виду.

Когда вышли на крыльцо, спохватилась:

– Надо взять из вездехода мою сумку с вещами.

– Сумку я не понесу.

– Ну, хотя бы документы и деньги оттуда забрать, и еще мелочевку. Я надену другую куртку и распихаю все в карманы. Реджи, пожалуйста!

Он скорчил злую физиономию, но все-таки уступил. Пока лазил за сумкой, Ола увидела в падавшем из дверного проема свете отвратную картинку: трупы лежат в ряд под кирпичной стеной, их частично облепило что-то черное, мохнатое, шевелящееся.

– Реджи, это что такое?!

– Шмыргали, – равнодушно пояснил тот, выбираясь из вездехода. – До утра обглодают, одни скелеты останутся.

Господи, если бы ему не пришло в голову укрыться от дождя в этой развалюхе, на их месте могла быть Ола... Впрочем, представлять себе неосуществившиеся варианты и переживать по этому поводу – никчемное занятие. Поскорее переодеться, рассовать по карманам самые нужные вещи. Потом Реджи закутал ее в брезентовый чехол и взвалил на плечо. Испугалась: вдруг уронит... Не уронил. Напоследок она успела бросить взгляд на своих недавних мучителей: шмыргалей стало больше – наверное, слетелись со всей округи – сплошная колышущаяся масса, из-под которой торчат окоченевшие ноги в ботинках, а лиц не видно.

После этого она ничего больше не видела, только слышала размеренный звук шагов, чавканье грязи. Куда Реджи ее несет – в больницу, в лабораторию? Он проявил заинтересованность, когда услышал о ее реакции на грозу, как будто персональная ценность Олы мгновенно выросла с нуля до весьма приличного показателя, но какой в этом смысл, и хорошо это для нее или снова какая-нибудь пакость? Чувство времени исчезло. Непонятно, сколько они уже так идут... Все равно в этом ненормальном мире время растяжимое, как резина. Потом она услышала низкий хрипловатый голос Реджи с характерной для него повелительной интонацией:

– Эй, подойди сюда!

– Чего? – опасливо отозвался другой мужской голос.

– Держи вот это.

Она почувствовала, что ее передают из рук в руки.

– Пошли, – приказал Реджи.

«Он не просил помочь и ничего не объяснял. Такое впечатление, что просто окликнул первого встречного – и теперь тот тащит вместо него багаж, то есть меня!»

Два раза их останавливали и спрашивали, «что это такое».

– Мешок с картошкой, – отвечал Реджи. – Из ямы на огороде. Бабка меня прибьет, если без картошки домой вернусь. Ей все равно, какая погода.

Как это ни странно, ему верили.

«Неужели не видно, что не мешок это, а завернутый человек? – изумлялась про себя Ола. – Здесь, что ли, все такие тупые? Или Реджи их гипнотизирует?»

Его спутник и вовсе молчал, словно воды в рот набрал.

Наконец Реджи взял у него Олу и велел возвращаться домой, шепнув на прощание:

– Забудь об этом.

Понес ее дальше сам, но вскоре остановился. Несколько ударов – как будто ногой в дверь. Через некоторое время откликнулся дребезжащий старушечий голос:

– Иду, иду! Не колоти, безобразник!

Лязг замка. Скрип.

– Кого опять сюды приволок? – протестующе ахнула старуха. – Ну, смотрите, что делает, и хоть бы какой стыд имел... Тут тебе что – притон? Почему ты всегда их ко мне волокешь?

– Потому что я тут живу, – огрызнулся Реджи, укладывая Олу на пол.

– Живет он тут... Гнать тебя надо поганой метлой! Куда ложишь, волоки его к себе на второй этаж! Тута тебе не притон! Матери нажалуюсь, охальник! Творит что хочет, совсем от рук отбился...

– Это девушка, – он развернул брезент, и Ола зажмурилась от яркого света.

– И правда, девка... – склонившись над ней, констатировала старуха.

Вылитая баба-яга: мясистый крючковатый нос, седые космы, коричневое морщинистое лицо, а глаза под кустистыми бровями неожиданно умные, острые, проницательные.

– Та самая туристка с Земли Изначальной, которая помешала Казимиру, – вполголоса добавил Реджи. – Посмотри сама, что это такое.

– Тьфу ты, обормот! Девка – это тебе не что, а кто!

После этого Ола сразу почувствовала к старухе симпатию, несмотря на ее типично ведьмовскую наружность.

Та впилась в нее изучающим взглядом, потом распорядилась:

– Ставь воду для отваров.

Это было сказано уже другим тоном – серьезным и деловитым, словно врач дает инструкцию младшему медперсоналу, и Реджи безропотно двинулся к двери.

– Не наследил? – бросила ему в спину ведьма.

– Нет.

У Олы в глазах рябило от убранства комнаты: лоснящийся бархат, люстра из разноцветных стекляшек, оплетенная извилистой резьбой старая мебель, малиново-золотая роспись по черному лаку. Из дверного проема поплыл густой запах трав, и глаза сами стали слипаться. Напоследок мелькнула мысль: «Как же я теперь доберусь до портала?»

Пробуждение среди наползающих друг на друга пестрых ковриков, бокальчиков с потускневшей глазурью, этажерок с истрепанными книгами и разлапистыми древесными корнями. Как будто ничего не болит. С улицы доносится шум, словно там происходят спортивные состязания или масштабный мордобой.

На ней была чужая хлопчатобумажная кофта в горошек, отделанная ветхими кружевами. Левый голеностоп перебинтован – профессионально, как в травмпункте.

Ступая осторожно – никаких болезненных ощущений, однако не могло же все так быстро сойти на нет – Ола добралась до окна, отодвинула тяжелую штору с вышитыми золотыми букетами. Вот это картинка! По улице носится животное, похожее на кабана с дикобразьими иглами, а двое мужчин в форменных комбинезонах Санитарной Службы и полицейский стреляют в него, но попасть не могут. Прохожие жмутся к стенам. Жаль, нет кинокамеры... Впрочем, с кинокамерой она бы намучилась: цифровая видеотехника на Долгой не работает, и те, кто хочет поснимать, берут с собой аппаратуру, изготовленную по технологиям двадцатого века, а там никаких встроенных компов – вроде как сам пользователь вместо компа.

Свинобраз скрылся за углом, преследователи побежали за ним.

Ола потрогала подбородок: не больно. Кажется, дешево отделалась.

Психологические терзания затихли еще вчера. Насильники были убиты у нее на глазах, каждый пережил напоследок пусть коротенькую, но агонию – такая развязка хоть кого бы удовлетворила, так что можно выбросить мерзкий инцидент из головы и подумать о насущном. О возвращении домой.

Дверь не заперта. Пол застелен разноцветными циновками, по стенам висят пучки высушенных трав. Из проема в конце коридора доносятся голоса:

– ...Идет сюда. Я бы эту девку взяла в ученье... Жалко, нельзя ее тут оставить, пока переполох не уляжется. Слышь, может, хотя бы она тебе по нраву придется? Не из нашенских, иноземная туристка... Ты глянь, она и телом ладная, и лицом пригожа, а что волос у ей на голове мало – не беда, отрастут...

Собеседник что-то буркнул в ответ, и на этом диалог прервался, потому что Ола остановилась на пороге и поздоровалась. Вчерашняя старуха приветливо осклабилась в ответ, а Реджи – тот едва удостоил гостью взглядом. На нем были добела вытертые джинсы и черная атласная рубашка, волосы стянуты на затылке, под глазами тени.

– Поди отдохни, – вздохнув, посоветовала старуха. – Завтра утречком уйдете, к тому времени и девка поправится. А покуда выспись, да перед этим отвара попей. Ишь, глаза-то красные, ровно у кесу... Вы, молодые, силы экономить не умеете.

Реджи удалился молча. Хозяйка сокрушенно покачала головой, словно извиняясь за его манеры, и проводила Олу в «умывальную комнату», а после дала длинное шелковое кимоно с малахитовыми разводами, усадила за стол и принялась угощать какао, чаем с душистыми травами, всякими лакомствами.

Звали ее Текуса. Она была не прочь оставить девушку у себя, если та не успеет уйти на Землю через Равдийский портал – Ола это быстро уловила и слегка забеспокоилась. Неплохо, когда есть запасной аэродром, но вдруг старуха, увлеченная своими непонятными планами, не захочет ее отпустить?

– Не боись, у нас тут хорошо, и каждое время года на свой лад хорошее, – расхваливала Текуса свой мир. – Оно, конечно, иные в зимнюю пору бедствуют, но такие, как мы с тобой, хоть летом, хоть зимой живут припеваючи.

– Что вы имеете в виду? – вылавливая позолоченной ложечкой с витым черенком клубничину из сливок, осторожно спросила Ола.

– Ведьма ты. Да еще к Лесу отзывчива, а таких мало, кому лесное колдовство доступно, по пальцам перечесть... Этот бандит потому и приволок тебя ко мне.

– Если б я была ведьмой, не вляпалась бы в такую историю.

– А неученая потому что! Ну, это дело наживное, всему выучишься... Вишь, гроза-то вчера особенная была, колдовская, но простой человек не почуял бы, а опытный колдун опять же почуял бы по-другому, без хвори. Когда ты о своих недомоганиях сказала, он смекнул, что к чему – тут он молодец, мигом все схватывает. Окромя того, Казимир знатный специалист, и не будь ты ведьма, не смогла бы перебить его чары.

В общем-то, лестно... Жила себе и не подозревала о собственном потенциале.

– А кто вызвал вчерашнюю грозу?

– Кому надобно было, тот и вызвал, – безразлично обронила старуха, подливая к себе в чашку сливок из серебряного кувшинчика, с одного бока покрытого темноватым налетом, с другого до блеску начищенного. – У кажного свои дела...

У Олы мелькнула мысль, что Текуса и Реджи к этой искусственной грозе еще как причастны! И Реджи не случайно оказался вчера вечером поблизости от береговых ворот, и в дом так бешено ломился потому, что потерял много сил и нуждался в отдыхе – иначе, наверное, свалился бы на улице. Разделавшись с пятерыми подонками, он в течение некоторого времени находился в полуобморочном состоянии; Ола вспомнила, каким измученным было его жесткое худощавое лицо, когда он с прикрытыми глазами развалился на стуле. Наверняка это он нарисовал на воротах колдовские знаки, притянувшие молнии, и помог Эвендри-кьян-Ракевшеди сбежать. Но такие догадки лучше держать при себе.

Дипломатично поинтересовалась:

– Сколько лет вашему внуку?

– Двадцать второй пошел, ежели по стандартному считать. Не внук он мне. Ученик. Страсть до чего способный, но невоспитанный, как есть бандит. Мать у него настоящая дама, служила при дворе Зимней Госпожи, а этот вона какой – уж сама поглядела! Вишь, мать его еще во младенчестве чужим людям отдала, которые и колотили кажный день почем зря, и куском попрекали, оттого злой вырос.

– Что же она так поступила?

– А нельзя было иначе. Спасала она его, проклятье отвела. Кабы не это, он бы еще малым дитем помер. Глянь вот, какая была его мать, когда служила придворной дамой у Зимней Госпожи!

Старуха с театральным кряхтением выбралась из-за стола, выдвинула нижний ящик солидного темного комода с выпуклыми завитками. Ола думала, что она покажет портрет, но та вытащила и встряхнула, расправляя, тончайшую, словно из молочного тумана сотканную накидку, расшитую жемчугом и серебряными узорами, напоминающими изморозь на стекле.

– Вишь, церемониальное одеяние, – с уважительным вздохом пояснила Текуса. – Вона как одевалась, пока жила во дворце и по молодости да по глупости не попала в беду. Это она мне подарила, я ведь учила ее премудрости, и с бандитом ейным уже одиннадцать лет маюсь. Ох, намаялась... Так-то он по всем статьям хорош – и собой видный, и силы хоть отбавляй, и работы не боится, и в ученье все на лету схватывает, но неотесанный, как рыло подзаборное! А еще то плохо, что к девкам у него нет интересу, – она заговорщически понизила голос. – Завлекла бы ты его, а? Я вижу, он тебе приглянулся, вот и перевоспитай парня, доброе дело сделаешь.

– Мне домой надо, – жалобно отозвалась Ола, разглядывая умопомрачительную накидку: такая вещь дает некоторое представление о стиле придворной жизни!

– Зачем тебе домой? Здеся лучше, а у вас там все неправильно.

Она испугалась, заподозрив, что Текуса постарается ее задержать.

– Вдруг я подвид А?

– Никак не А, уж это я бы сразу углядела. Вот не скажу пока, В или С... Будь ты из наших, тоже враз бы определила, никаких делов, а с вами, иноземными, поначалу неясно. Ежели С, тогда совсем хорошо – будешь такая, как я.

Это не вдохновляло: стать такой же бабой-ягой – совсем не хочется.

– Да ты не боись, я же не всегда была старая, – усмехнулась Текуса, как будто прочитав ее мысли. – Чего хочешь, если я уж пятый стольник разменяла! А стариться начала, когда мне за триста сорок перевалило, до того была покраше тебя, мужчины да парни за мной стаями бегали. Раз ты способная по колдовской части – наверное, все-таки С, но боюсь соврать. Поживем – увидим.

– Я обязательно должна вернуться.

– Тьфу, уперлась! Да что у тебя там есть, чтобы туда возвращаться?

– У нас высокие технологии, компьютеры, телевидение – без этого невозможна полноценная жизнь. Кроме того, у меня работа с хорошей зарплатой, с перспективами...

– Шаромыжная у тебя работа. А здесь колдуньей станешь, люди будут уважать.

– Почему вы решили, что шаромыжная?

– Оно в тебе читается, будто в книге, – старуха скривилась, отчего усилилось ее сходство с гротескной бабой-ягой. – Такой дрянью занимаешься, что никакого другого названья этому делу нету. А за все приходится платить – рано или поздно, не в этой жизни, так в последующей. Одумайся, девка, повороти на другую дорожку...

Ввязываться в дискуссию не стоит. Во что бы то ни стало добиться, чтобы ей помогли добраться до портала!

– Я обязательно об этом подумаю. Но я все-таки человек своего мира, и даже если решу эмигрировать на Долгую Землю, сначала мне надо побывать дома, решить некоторые вопросы...

Она постаралась искренне улыбнуться. Текуса смотрела на нее с откровенным осуждением.

За окном в добротной раме – новый всплеск шума, крики, собачий лай. Те же и увязавшаяся за ними дворняжка, только теперь работники Санитарной Службы и полицейский уже не гонятся за свинобразом, а сами от него убегают. Наверное, расстреляли впустую весь боезапас.

– Что это за свин такой экзотический? – спросила Ола, чтобы сменить тему.

– А зверь лесной. Ворота вчерась порушились, вот и набежало в город зверья.

Утром, едва солнце озарило изнутри клубящуюся в небесах перламутровую хмарь, Реджи и Ола уже стояли под навесом сквозистого бревенчатого сооружения и ждали рейсовый автобус до Пахты. Ола запоздало спохватилась: так и не узнала, как Реджи на самом деле зовут. Старуха ни разу не назвала его по имени – или «бандит», или «негодник».

Он не проявлял желания общаться и попытки завязать разговор игнорировал, в лучшем случае цедил что-нибудь односложное. Хам. Если позавчера, после той резни, Ола боялась, что он начнет приставать, то теперь ей уже хотелось, чтобы он пошел на сближение.

«Черт побери, если ты спас девушку, это тебя кое к чему обязывает! Живете в своей дыре без телевидения, откуда же культуре взяться...»

После это здравой мысли она отвернулась к пустырю, где теснились мокрые от росы лопухи с устрашающе мощными черенками. Похоже, под шершавыми листьями королевских размеров что-то притаилось, потому что временами они сами собой начинали шевелиться. Дальше, по ту сторону бетонной дороги, стояли двухэтажные дома с крутыми черепичными крышами на европейский манер и лепными звериными мордами на оштукатуренных фасадах – вроде того, в каком живет Текуса. Все это подернуто постепенно тающей жемчужной дымкой, словно компьютерный спецэффект. Засмотревшись, Ола пропустила тот момент, когда к ним подошли.

– Где ты был позавчера после захода солнца?

Полицейский и двое из Санитарной Службы, но не те, которые играли в догонялки со свинобразом. Видимо, после неприятности с воротами множество таких групп патрулирует город на предмет незваных гостей.

Блюститель закона был круглолицый, пухлощекий, с несерьезным вздернутым носом. Отсутствие внешней брутальности он компенсировал пронизывающим взглядом и суровой речью: все жестко, все схвачено. Старший из представителей Санитарной Службы, здоровенный детина, с подозрением косился на лопухи, всем своим видом показывая, что его забота – несанкционированная флора и фауна, а не люди. Зато другой, совсем еще мальчишка – стажер, наверное, – расстегнул кобуру, агрессивно уставился на Реджи и занял такую позицию, чтобы отрезать ему путь к бегству, если дойдет до задержания.

Так как Ола, обидевшись на спутника, отступила в сторонку, на нее не обратили внимания. Вероятно, даже не поняли, что они вместе. Текуса заставила ее повязать косынку из розового шелка, и стриженую туристку, причастную к угону вездехода, в ней не признали.

– На огород за картошкой ходил, потом вернулся домой, лег спать, – хмуро выцедил Реджи. – В чем дело?

– На огород – в сумерках?

– Да мне хоть в полночь, разница невелика.

– Не ты береговые ворота снес?

– Оно мне надо?

– Где был во время грозы?

– Что вы, в самом деле, от него хотите? – Ола выступила вперед, скроив смущенную плаксивую гримасу. – Извините... Со мной он был, просто я попросила его никому не рассказывать... Я заблудилась, мы встретились на улице и потом вместе прятались от этой жуткой грозы. Я не местная, здесь проездом, и мне попадет, если дома узнают, что я была ночью с незнакомым парнем, – она шмыгнула носом, как будто готовилась разреветься. – Честное слово, мы всю грозу провели вместе, на какой-то улице... Не знаю, на какой, но это, по-моему, далеко от ворот.

– Ладно, вот что... – полицейский недовольно поморщился. – Придешь в участок, напишешь объяснительную – где был, чем занимался, с точным временем. Ворота разбились из-за ворожбы, однозначный факт, и колдуны, кто на позавчерашнее число находился в Хаяле, должны подтвердить свое алиби. Про тебя всякое болтают... Ну, пошли, шуганем, что там шебуршится!

Патрульные двинулись вдоль края заросшего пустыря. Реджи бросил на Олу мимолетный взгляд – скорее угрюмый, чем благодарный.

– С тебя коробка конфет! – игриво шепнула девушка.

Он искривил губы в злой ухмылке. Все понятно, говорить «спасибо» нас в детстве не научили... Оскорбленная, Ола уже приготовилась сказать это вслух, но тут стажер из Санитарной Службы повернулся и кинулся обратно – с таким решительным выражением на лице, словно сейчас с ходу полезет в драку.

– Ты дал промашку, – сообщил он вполголоса, остановившись в двух шагах перед Реджи. – Ты приказал мне все забыть, а я кое-что помню! Нереально, как сон, но все-таки помню.

Его старшие товарищи подобрали суковатые палки – после недавней грозы на земле валялось полным-полно веток – и начали шуровать в подозрительных лопухах.

– Не знаю, о чем ты, – равнодушно произнес Реджи. – Можно подробности?

– Знаешь.

Парень был на полголовы ниже и уступал ему в мышечной массе, но лицо яростно пылало – как у школьника, вступившего в борьбу за справедливость. Светловолосый колдун смотрел на него с затаенной усмешкой, слегка сощурив рысьи глаза. Он заметно оживился, этот неожиданно всплывший конфликт заинтересовал его больше, чем возможность поболтать с Олой.

Из-за чего сыр-бор? Уж не этого ли парня Реджи заставил в ту ночь тащить «мешок с картошкой»? Вряд ли, решила Ола, тут что-то другое, счеты посерьезней.

– Я не отвечаю за чужие сны.

Ну и пакостная у Реджи усмешка: как будто и пытается успокоить оппонента, и в то же время подначивает, да и голос слишком уж вкрадчивый.

– Зато отвечаешь за свои грязные делишки, которые были наяву.

В лопухах кого-то спугнули.

– Франц, давай сюда! – окликнули парня.

– Тебя, кажется, зовут. Иди, а то выговор схлопочешь.

– Дело не такое, чтобы судиться, и я все равно ничего не докажу, но ты со мной будешь драться насмерть, понял? Хоть на мечах, хоть на ножах...

– Ты со своими снами вконец помешался. Я же тебя как цыпленка зарежу. Лучше угомонись и живи дальше.

– Если не примешь вызов по-хорошему, я при свидетелях плюну тебе в морду! – сиплым от ненависти шепотом пообещал парень.

– Франц, чтоб тебя, иди скуриллу ловить! – заорали с пустыря. – Уходит!

Из лопухов выскользнула переливчато-черная капля величиной с собаку средних размеров, она двигалась стремительными рывками – то вправо, то влево. Патрульные замахивались на нее палками и проворно отскакивали, если дистанция сокращалась. Пассажиры, стоявшие на остановке, подбадривали их азартными выкриками. Внезапный прыжок – и скурилла уже на бетонной полосе, но тут почти синхронно прозвучало два выстрела, капля остановилась, конвульсивно задергалась. Преследователи добили ее палками, особенно свирепствовал Франц – словно перед ним злейший враг. Не иначе, представлял, что это не скурилла, а Реджи. Выехавший из-за домов автобус вильнул в сторону, объезжая кроваво-черную кляксу на бетоне.

Франц снова подбежал к ним, пробормотал, как невменяемый, задыхаясь:

– Запомни, что я сказал!

И бросился догонять своих.

– Интересная у тебя жизнь, – заметила Ола, искоса поглядев на Реджи.

– Не жалуюсь, – буркнул тот.

Народу в салоне с грязноватыми плиссированными шторками на окнах было немного. Устроились на заднем сиденье, подальше от остальных пассажиров. Автобус тронулся.

– В следующий раз пришибу, – еле слышно пообещал Реджи.

– Да в чем дело?

– Кто тебя спрашивал, когда я объяснялся с полицейским?

– Я же хотела как лучше! – Ола с трудом выдерживала его тяжелый взгляд. – Обеспечить тебе алиби...

– Не ври, если не умеешь. Если бы рядом находился колдун, способный читать мысли, тебя бы застукали на лжи. Полиция иногда практикует такие ловушки.

– Во-первых, не знала, могли бы предупредить. И сам-то ты тоже морочил ему голову!

– Мои мысли не прочитаешь. Есть приемы защиты, есть также приемы умственного камуфляжа... Пока не научилась, помалкивай.

Ола проглотила обиду. Спустя примерно полчаса, когда солнце поднялось выше и выбралось из перламутровой зыбучки на простор лазурных небес, она предприняла еще одну попытку завязать беседу:

– Будешь драться на дуэли?

– С кем? – спросил Реджи сквозь зубы.

– С этим парнем, Францем.

– Еще чего... Он сегодня же сляжет с лихорадкой, а когда очнется, уже не вспомнит ни о каких снах и претензиях. Не лезь не в свое дело.

Лучше не развивать эту тему. Ола догадалась, с чего он такой злющий: видимо, переживает из-за допущенной ошибки. Франц ведь сказал: «ты дал промашку». Задетое самолюбие – это серьезно.

– А почему они от скуриллы шарахались?

– Она плюется жгучей слизью.

– То-то все трое были в перчатках... У них так полагается по правилам?

На это Реджи ничего не ответил и весь остаток пути хранил неприязненное молчание.

Пункт назначения – городок Пахта на западной окраине Манары. Там есть станция зверопоездов, можно сесть на проходящий до острова Хибина.

– Это вам по дорожке, – ворковала Текуса. – Слезете, не доезжаючи, а дальше прямиком через Лес.

– По Лесу гулять пешком опасно, – засомневалась Ола, вспомнив брошюры для туристов, живописующие лесные ужасы.

– С этим бандитом можно, – старуха махнула сухой коричневой рукой. – Он к лесной магии способный – как его мать, как я, как ты, и обучен уже многому. Главное, в Лесу во всем его слушай и не своевольничай.

Скудно освещенный вонючий зал с растрескавшимся бетонным полом. Плакаты на беленных известкой стенах гласили:

«Поезда не дразнить!»

«Пассажирам заходить в зону кормления строго воспрещается»

«За вещи, упавшие в транспортную траншею, администрация ответственности не несет»

Перед полукруглым окошком кассы очередь из нескольких человек. Пока Реджи брал билеты, Ола изнывала от беспокойства. Вдруг возникнет какая-нибудь помеха: или нагрянет по их души полицейский патруль, или нарисуется еще один желающий свести с Реджи непонятные, но жестокие счеты... Или объявят, что поезд взбесился, и тогда уж точно никто никуда не уедет.

Ничего не произошло. Через туннель они вышли на платформу по ту сторону береговой стены. Зверопоезд даже отдаленно не напоминал железнодорожный состав: как будто тянется параллельно перрону невысокая галерея без окон, с темными овальными проемами вместо дверей, обитая морщинистой кожей – местами серой, местами коричневой, в пестрых пятнах плесени. Эта штука походила скорее на примитивное экзотическое сооружение, чем на транспортное средство или живое существо.

С той стороны, где находилась голова, доносились чавкающие звуки и лязг цепей: пустотелый червь-путешественник поедал честно заработанное угощение. В ожидании, когда закончится его трапеза, пассажиры слонялись по платформе, наслаждаясь относительно свежим воздухом. У Олы екнуло в груди, когда среди них мелькнул Марат. Он, точно он! Осунувшийся, в грязной куртке, с подбитым глазом, без багажа.

Время от времени он тревожно озирался, но Олу, кажется, не узнал. И не удивительно, где ее узнать – в низко повязанной косынке, с рюкзаком за плечами, да еще в компании местного парня... К тому же Марат, скорее всего, считает, что ее уже нет в живых.

– Что случилось? – осведомился Реджи.

Ага, общаться не хочет, едва замечает ее присутствие, а чуть что – сразу обратил внимание!

Подавив праведное возмущение, Ола объяснила:

– Вон тот парень, Марат, тоже турист из наших, мы вместе доехали до Манары. Помнишь, я рассказывала?

Реджи поглядел, изучая и запоминая, потом отвернулся.

Кормежка закончилась, объявили посадку.

Туловище гигантского пустотелого червя делилось на сегменты – их, не мудрствуя, называли «вагонами» – и Реджи с Олой, посмотрев, куда направится Марат, сели в другой вагон.

Возможно, Марату повезет добраться до Равды раньше, чем заветная дверца закроется. Возможно, Ола тоже ухитрится благополучно вернуться домой. И если они когда-нибудь в будущем встретятся, оба сделают вид, что незнакомы, ни слова друг другу не скажут, поскорее разойдутся в разные стороны. Ола знала это с совершенной определенностью. Подлость, пусть даже имевшая место в «несуществующем» мире, не может быть аннулирована. В этом знании было что-то страшноватое, неприятно взрослое. И еще: Марат тем вечером пострадал сильнее, чем она. Как он унижался, лебезил – это надо было видеть! Она-то что – молча сопротивлялась, пока была в состоянии, потом пришел Реджи и всех перерезал. Главное, она не унижалась, поэтому ничего, если разобраться, не потеряла, а от Марата как будто откололся кусок – и это уже невосстановимо. Тоже взрослое знание, немного пугающее. Между прочим, взрослеть форсированными темпами – это в ее планы не входило, она отправилась в Магаранский вояж не за этим.

Вагон – продолговатая полутемная полость, вся в кожистых складках. Пассажиры сидят на тюфяках, багаж лежит в специальных ящиках. Сквозь щели в толстой шкуре – их довольно много – внутрь проникает дрожащий солнечный свет. Запах, как в зоопарке... Ладно, можно привыкнуть.

– Реджи, а как мы сойдем? – оторвавшись от невеселых взрослых мыслей, спросила Ола. – Как ты поймешь, где выходить, здесь же нет окон?

– Подобрал тебя на свою шею... – сквозь зубы вымолвил Реджи, не скрывая свирепой досады.

«Все равно не отстану, – с нарастающим ожесточением решила девушка. – Хамло. Чем тебя можно заинтересовать, на что поймать?..»

Через некоторое время он бросил:

– Выпей отвар.

И протянул стеклянный пузырек.

– Зачем?

– Лекарство.

– У меня уже ничего не болит.

– Ага, конечно... Это потому, что я нахожусь рядом и держу твой организм под контролем.

«Смотри-ка, на длинную фразу расщедрился!» – мрачно отметила Ола, глотая противное содержимое склянки.

Надо что-то предпринять, растормошить его. Даже когда он бессовестно издевался над Францем, это больше походило на нормальное человеческое общение, чем его поведение по отношению к ней.

Прошло еще около часа, и он предупредил:

– Подъезжаем. Готовься на выход.

Надевая рюкзак под удивленными взглядами других пассажиров – до станции-то еще далеко! – Ола пыталась предугадать дальнейшие действия Реджи. Не угадала. Он не стал ни рвать стоп-кран – интересно, есть у этой зверюги стоп-кран, спрятанный где-нибудь в складках шкуры? – ни предлагать мзду проводнику. Поезд сам замедлил ход, остановился, в боку раскрылась перепончатая диафрагма.

– Наружу!

Реджи подхватил ее за локоть, и они вместе шагнули в душистые травяные заросли. Диафрагма тотчас сомкнулась, зверопоезд пополз дальше, исчез за деревьями. Мутная зеленоватая вода в транспортной траншее плескалась, постепенно успокаиваясь, на ее поверхности играли солнечные блики. Ола жмурилась после вагонного полумрака.

– Как ты устроил, чтобы поезд остановился?

– Приказал ему остановиться. Идем.

Это путешествие по Лесу стоило того, что ей пришлось тут перетерпеть. Еще как стоило! Она была... счастлива? Ола не привыкла думать о жизни в таких категориях, но слово было самое подходящее. Среди этих буйных трав, лиан, древесных стволов, выпирающих из земли старых корней, окрашенных мягкой прозеленью теней и столбов горячего медового света ей было так хорошо, как никогда раньше. Вот именно ради всего этого она и отправилась на Долгую Землю! Теперь можно со спокойной совестью вернуться домой.

Реджи скользил рядом с непринужденной кошачьей грацией. Или, скорее, с леопардовой – крупноват он для кошки. Еще в вагоне, прежде чем надеть свой рюкзак, он извлек оттуда и приладил за спиной пару коротких узких мечей в лакированных ножнах, так что рукоятки торчали над плечами. Впрочем, оружие ему до сих пор так и не понадобилось. Один раз из норы, прикрытой стелющейся разлапистой листвой, высунулась заросшая бурой шерстью оскаленная морда внушительных размеров, за которой угадывалось в смрадной темноте подобравшееся мускулистое туловище, но Реджи только посмотрел на зверя – и тот втянул голову обратно.

На ночлег остановились на прогалине с мягкой травой. Развели небольшой костер.

Небо прямо-таки роскошное – сумеречно-сиреневое, с золотистыми облаками на западе. Сплошная масса деревьев окутана прохладным вечерним маревом, скрадывающим очертания, и стрекочут на разные лады невидимые насекомые. Наверху темными пятнышками маячат медузники – один, другой, а вон еще парочка – но людей они словно не замечают. А напротив сидит вполне себе привлекательный парень, который, хоть убей, все попытки Олы завязать флирт игнорирует с ледяным безразличием, ноль градусов по Кельвину.

Пытаясь добиться какой ни на есть ответной реакции, она начала рассказывать обо всем вперемешку. О своей квартирке на двадцать четвертом этаже, малогабаритной, зато нашпигованной всевозможной умной автоматикой. О колоссальных автомобильных пробках, из-за которых, если не хочешь опоздать на важное мероприятие, надо выходить из дому пораньше и бежать до места бодрым аллюром («поэтому не удивляйся, что я в ходьбе такая выносливая»). О постоянной борьбе с компьютерными вирусами – отовсюду лезут, никакого от них спасу. О том, как во время несанкционированной акции ее стукнули дубинкой по голове и потом сутки продержали в переполненной душегубке («а раньше у меня волосы были не хуже твоих, не думай!»). О других публичных акциях, за которые, наоборот, недурно платили, хотя и меньше обещанного, но тут уж ничего не поделаешь, клиентура такая, одно слово – политики.

Глядела она мимо Реджи, на Лес, но в какой-то из моментов перевела взгляд на озаренное оранжевым пламенем лицо собеседника – и обнаружила, что тот внимательно слушает. Наконец-то... Глаза у него стали хищные, рысьи. Такими же глазами он смотрел на Франца из Санитарной Службы, а теперь – на нее! Ола даже осеклась от этой разительной перемены.

– Расскажи о своей работе, – скорее потребовал, чем попросил Реджи, когда пауза затянулась.

Болтать о ДСП с непосвященными – это строго-настрого запрещено, за это как минимум выгонят из бюро и больше ни в одну такую организацию не возьмут, не говоря о прочих непредсказуемых неприятностях... Но ведь никто не узнает, последний портал скоро закроется, и для обитателей Земли эта соседняя реальность бесследно исчезнет. А кроме того, ни на что другое Реджи не ловится!

И она взахлеб рассказывала, а Реджи с жадным интересом слушал.

– Мы не мелкая лавочка, мы получаем заказы со всей Восточноевропейской Конфедерации. Когда парламентские выборы, вообще не передохнешь... Ну, знаешь, там есть, за что биться! Власть у депутатов, конечно, с ограничениями, не то, что президентская, но все равно влияние громадное. Сколько им бизнес за всякие решения отстегивает... Понимаешь, они одновременно и марионетки, и хозяева.

– Затраченных усилий стоит только верховная власть, – негромко произнес Реджи, слегка искривив рот в своей фирменной презрительной усмешке.

– Не скажи, если ты попал в парламент – во-первых, ты до конца жизни обеспечен очень даже нехило, пенсия будет офигенная, всякие льготы, еще взяток нахапаешь... Это вроде как самый главный выигрыш в лотерею, и мы им этот выигрыш на блюдечке преподносим. Разные там закулисные интриги, скрытые рычаги тоже имеют значение, но фокус в том, что свои рычаги есть у каждого, кто не придурок, а баллотируется всерьез, и они между собой как бы на равных, а мы для наших клиентов создаем перевес. Еще многое зависит от личного фактора, от имиджа, а то среди кандидатов иногда попадаются такие кадры, которые даже вытягивать бесполезно. Конечно, лучше работать с теми, у кого хорошие шансы.

– Если бы я пришел к вам, как клиент, как бы ты оценила мои шансы?

Ого, ничего себе вопросик!

– Ну, харизма у тебя однозначно есть, это большой плюс, а над имиджем надо основательно поработать. Запомни: что бы ты ни делал – это все туфта, главное – что и как ты говоришь, как себя преподносишь. У тебя, извини, манеры не очень-то... Выражение лица недружелюбное, это отпугнет избирателей. Тебе надо научиться улыбаться – по-настоящему, приветливо и фотогенично, а не угрожающе ухмыляться, как ты умеешь. Еще ты некультурно ешь, чавкаешь во время еды, как зверь, для будущего политика это минус. И когда общаешься с людьми, надо говорить «спасибо» и «пожалуйста», выражать симпатию к электорату – хотя бы во время предвыборной гонки, а потом, когда тебя уже выбрали, можно опять на это забить. Короче, научись пользоваться своей харизмой, стань приятным собеседником, грамотным лидером – и вперед! – Ола улыбнулась собственной шутке.

Реджи как завороженный смотрел на огонь, в его зрачках плясали оранжевые отблески.

С утра заросли были окутаны нежнейшим перламутровым маревом, и небо стало белесое, словно его сплошь затянуло тополиным пухом. Ола не могла решить, какой Лес нравится ей больше – сегодняшний или такой, как вчера. И наверняка у него еще много других обликов... По выступающим из тумана ветвям ползала всякая причудливая мелюзга: увидеть что-нибудь в этом роде на экране компа было бы очень даже любопытно, а вживую – оторопь берет.

Ола поглубже надвинула капюшон старой брезентовой куртки, которую дала ей Текуса, а то вдруг что-нибудь упадет с ветки – да и за шиворот. Они довольно-таки крупные, по пять, по десять сантиметров, и напоминают скорее население кораллового рифа, чем обыкновенных насекомых. Или это не насекомые? Интерес боролся с отвращением, она больше смотрела по сторонам, чем на впереди идущего спутника, и прозевала тот момент, когда он остановился. Налетела с разгону, заставив его сделать еще один шаг вперед, и только тогда обнаружила, что их тут уже трое.

На пригорке, поросшем трехлепестковыми белыми цветами, стояла женщина, похожая на Реджи, как родная сестра. Тот же тип внешности, но в более удачном варианте: если Реджи, при всем его мрачноватом шарме, красавцем не назовешь, то ее узкое продолговатое лицо показалось Олимпии невероятно изысканным, как на старинной картине из тех, что хранятся в музеях и в частных коллекциях. Прямые светлые волосы завидной длины – тоже точь-в-точь как у него. Свободная черная рубашка навыпуск, штаны заправлены в поношенные полусапожки. На макушке повязана черная шелковая косынка, на такой манер, как у мультяшной ведьмы. Никакого оружия... разве что в рукавах или на поясе под рубашкой.

– Вал, я не спрашиваю, где ты столько времени болтался и почему опять ушел, не предупредив. Меня интересует только одно: почему перед тем, как пуститься во все тяжкие, ты не расчесал Рыжика?

– Он убежал, – буркнул Реджи, который на самом деле оказался Валом.

– Мог бы поймать! – обвиняющим тоном возразила незнакомка. – Мне пришлось битый час распутывать колтуны. Его надо вычесывать каждый день.

– Я не один, – извернулся Вал. – Со мной девушка, ее зовут Олимпия.

– О... – Женщина словно только теперь заметила Олу. – Здравствуйте, приятно познакомиться, Изабелла, – и снова обратилась к собеседнику: – Ты применил чары, отводящие взгляд? Провел даже меня!

Парень сдержанно ухмыльнулся. Видно было, что похвала этой Изабеллы ему небезразлична.

– Она с Изначальной.

– Еще один сюрприз... – Светловолосая шагнула вперед, взяла Олу за руку, ее лицо озарила теплая улыбка. – Я очень рада, что у Вала наконец-то появилась девушка, давно пора...

– Ма, это не то, что ты подумала, – угрюмо процедил Реджи-Вал.

«Ма? – изумилась про себя Ола. – Ей же двадцать пять, не больше! Хотя если она С...»

– Жаль, – вздохнула Изабелла. – Ну что ж, идемте...

Бревенчатый дом на холме посреди затуманенного Леса, вокруг – кольцо сараев и частокол с вырезанными из дерева масками то ли демонов, то ли зверей.

Внутри странновато, но симпатично. Ни плесени на стенах, ни паутины по углам, как можно было ожидать, поглядев снаружи на старую потемневшую постройку. Невообразимая смесь предметов из разных жизней. На полу растрепанные травяные циновки, зато занавески на окнах из потускневшей серебряной парчи. Мебель простая, грубо сколоченная, а перед громадным зеркалом в лакированной черной раме – и как его только притащили сюда через Лес! – разложены на столике первоклассные косметические принадлежности из дорогих наборов, шпильки и гребни, украшенные драгоценными камнями, целое столпотворение изящных флакончиков с туалетной водой. С допотопными сундуками соседствует распотрошенный ноутбук: кто-то удовлетворял свою природную любознательность. Множество книг, и лежат они как попало, на полках, на сундуках, стопками на полу.

На стенах развешано холодное оружие – кинжалы, кривые сабли, мечи с замысловатыми гардами. Впечатляет, а все равно пушка надежней... Потом Ола вспомнила, как пистолеты тех уродов дружно дали осечку: наверное, Вал применил тогда какие-то колдовские чары. Все-таки не факт, что пушка лучше клинка – по крайней мере, в этом сумасшедшем измерении.

«Мне же надо домой, надо поскорей мчаться к порталу, а я здесь время теряю!» – Эта мысль, как внезапный визг тормозов за спиной, заставила ее разом напрячься и запаниковать.

– У тебя есть время, – взглянув на нее, мягко сказала Изабелла. – Еще несколько дней. Равдийский портал закроется не сегодня и не завтра. Можешь мне поверить, иногда я предчувствую будущее.

В доме находился кто-то еще, по меньшей мере, один человек. Колыхнулась межкомнатная штора из потрепанного вишневого бархата, и Ола увидела, что вовсе это не человек: существо с гибким и стройным девичьим телом, но покрытое с ног до головы гладкой шерстью пепельного цвета, с когтистыми пальцами, заостренными эльфийскими ушками и монголоидным разрезом глаз. На ней были шаровары из темной материи и зашнурованная на груди безрукавка, расшитая черным, изумрудным, винно-красным бисером, а на когтях – лак самого ходового розового оттенка, последнее поражало больше всего.

Эвендри-кьян-Ракевшеди чинно поздоровалась, назвав Олу по имени.

«Ага, кто бы теперь сомневался, что ворота на Манаре разнес Реджи, или Вал, или как его там еще... Стоп, они же мысли читают и знают, что я знаю! Но ведь я и сама в этой истории по уши...»

Обед – просто объедение. И опять эта смесь стилей: простецкие глиняные миски и аристократическое столовое серебро сногсшибательной работы. Осталось, наверное, с тех времен, когда Изабелла была придворной дамой в Танхале. Пришли два кота, Рыжик и Уголек: один – оранжевый потомок персов, шерсть волочится по полу, другой – типичный ведьмин кот, гладкий, угольно-черный, похож на пантеру в миниатюре. К хозяйке и к Эвендри они самозабвенно ластились, по отношению к Валу проявляли сдержанность, гостью изучали, сохраняя дистанцию.

– Тебе нравятся кошки? – спросила Ола у Эвендри.

– Кошки красивые, – улыбнулась кесу.

Изабелла и Вал беседовали вполголоса, обмениваясь непонятными для непосвященных обрывками фраз. Ола насторожилась, уловив, что речь зашла о ней.

– Что ты об этом думаешь? – с набитым ртом поинтересовался Вал.

– Ужас что такое, – сокрушенно отозвалась Изабелла. – Но потенциал есть. Ты хорошо сделал, что захватил ее с собой.

«Хм, ужас – это обо мне? – дипломатично глядя в миску, подумала Ола. – С чего бы?»

Потом начались уговоры.

На Долгой Земле есть Лес с коренным населением – сородичами Эвендри, и есть острова, где живут потомки земных колонистов. По словам Изабеллы, жизненно важно, чтобы между ними не было четкой границы – линии фронта. Надо поддерживать баланс, а для этого нужны люди, которые любят Лес и не смотрят на него, как на враждебную силу. Таких немного даже среди колдунов, хотя колдуны, способные на внутренний контакт с Лесом, находятся в более выигрышном положении, чем их коллеги, лишенные этого качества. Встречаются такие и среди обыкновенных людей – они становятся сборщиками ценных трав, следопытами караванов на службе у Трансматериковой компании, погонщиками зверопоездов, а то и художниками, рисующими лесные пейзажи. Разное социальное положение, разные характеры, несхожие взгляды на жизнь и моральные принципы – но все вместе они образуют ту прослойку, благодаря которой нет войны между Лесом и людьми. Ола тоже принадлежит к их числу, хотя и родилась на Земле Изначальной, вдобавок она прирожденная колдунья. Неужели ей не хочется остаться здесь?

– Что будет, если я откажусь? – осведомилась Ола, ожидая, понятное дело, более или менее жесткого ультиматума.

– Ничего. Будешь жалеть об этом у себя на Изначальной, жалеть и тосковать. Портал закроется, и вернуться сюда ты сможешь через четверть века, не раньше. Подумай хотя бы до завтра.

Вот и все, и никаких угроз... Отсутствие давления иногда обескураживает почище любого прессинга.

Еще Ола узнала, что Эвендри принадлежит к знатному роду, все равно что принцесса или княжна, и сейчас она в бегах, а Изабелла предоставила ей политическое убежище.

– От врагов? – с сочувствием спросила Ола.

– От своих, – усмехнулась колдунья. – От взрослых. Будет ее высочеству выволочка за эту авантюру с машиной... А ты умница. Очень важно то, что выручили ее люди. Если бы Эвендри на Манаре убили, это вызвало бы очередное обострение отношений. Между кесу и государственными карательными отрядами постоянно происходят стычки, эта ежедневная война то затухает, то разгорается. Перманентная ничья. К счастью для людей, кесу ведут боевые действия небольшими разрозненными группами и не могут объединиться в армию – у них для этого не тот образ мышления.

– Человек мог бы их объединить, – вскользь заметил Вал, который перекладывал на пол коробки и мешочки, громоздившиеся на древнем рассохшемся сундуке в углу.

– Вряд ли найдется человек, у которого это получится, – безучастно отозвалась Изабелла, потом неожиданно нахмурилась и уже другим тоном, в котором сквозила тревога, добавила: – Вал, это скверная идея, это приведет к большим потрясениям и жестокостям с обеих сторон.

Тот повернулся, внимательно посмотрел на мать, но ничего не сказал и продолжил свои раскопки в углу.

Изабелла глубоко вздохнула, сплела тонкие нервные пальцы.

– Что бы я ни говорила, ты все равно сделаешь то, что сделаешь, – она как будто обращалась к самой себе, голос ее звучал печально.

– А вы на чьей стороне?

– Ни на чьей. На обеих сразу. Я сохраняю нейтралитет, промежуточное положение между теми и другими, и стараюсь, насколько от меня зависит, смягчать противостояние. Я посредница, дипломат... Хотя никто не давал мне верительных грамот.

Вал откинул тяжелую крышку и начал выкладывать на пол старые пожелтелые книги.

– Что ты ищешь? – заинтересовалась его действиями Изабелла.

– Тут вроде было что-то об этикете и о поведении за столом. Мне все это надо.

– Замечательно... – пробормотала колдунья с одобрением и в то же время с легкой опаской. – Посмотри еще в северной комнате на красной этажерке, там есть «Правила хорошего тона для молодых людей», школьное издание, и «Искусство куртуазной беседы» без обложки.

– Угу, – отозвался Вал – не куртуазно, зато с энтузиазмом. Отложил кое-что в сторону, остальное свалил обратно в сундук.

«Мое облагораживающее влияние! – заметила про себя Ола. – Не иначе у него созрела светлая мечта баллотироваться в депутаты, и мальчик решил привести в порядок свой имидж, чтобы с ходу электорат не распугать...»

Впрочем, она позволила этой мысли оформиться уже после того, как Вал ушел из комнаты, прихватив стопку книг.

– Кажется, ты надоумила его заняться политикой, – озабоченно пробормотала Изабелла. – К сожалению... Но сделанного не воротишь.

– Думаете, у него совсем нет шансов?

– Думаю, он горы своротит, чтобы добиться своего, и не посчитается с тем, что эти горы кого-нибудь раздавят. Боюсь, натворит он дел... Я знаю, это я виновата, что он стал таким какой есть, но у меня не было другого выхода, – она словно оправдывалась перед Олой. – У каждого своя опасная территория, и для него это любовь. Я нередко предчувствую, что случится дальше, и когда Вал родился, я уже знала: он должен вырасти без любви, иначе умрет в раннем детстве. Я отдала его на воспитание в семью одного отставного сержанта, в отвратительную семью... Он там жил до десятилетнего возраста, а когда опасный период миновал, его забрала к себе Текуса. В той семье с ним обращались грубо и жестоко, и он до сих пор ненавидит военных, что особенно плохо – всех без разбору. Три года назад того сержанта и его старшего сына кто-то заколол поздним вечером на задворках усадьбы, заподозрили Вала, но он сумел доказать свое алиби.

«Липовое было алиби, – мысленно хмыкнула Ола. – Да ты и сама это понимаешь».

Изабелла печально посмотрела на нее, отвела взгляд, продолжила:

– Когда мы встретились после разлуки, он был уже подростком. Нелюдимым, угрюмым, дерзким... Он признал целесообразность того, что я сделала, но, пока я жива, не сможет мне этого простить. Ладно, я еще тогда решила: лучше пусть он не любит меня, чем рано умрет.

– Он же все-таки общается с вами... – сознавая, что это звучит малоубедительно, напомнила Ола.

– У меня можно многому научиться. Что касается колдовской силы – тут он далеко меня превосходит, потенциал громадный, но кроме силы в чистом виде есть еще знания, которых Валу пока не хватает. Ты тоже могла бы стать моей ученицей.

Учиться за компанию с Валом? А что – наверное, это их сблизит... Ола впервые призадумалась об альтернативных вариантах своего ближайшего будущего.

– Нет, – грустно покачала головой Изабелла. – Я была бы только рада, если бы ты ему понравилась, но не хочу обманывать, этого не произойдет.

– Что, совсем безнадежно?

Кивок.

– Понятно... Тогда я все-таки домой.

– Встретишь другого. У нас есть из кого выбирать, не то что в ваших мегаполисах. Когда я познакомилась с отцом Вала, я совсем потеряла голову... Он был караванщиком с Лаконоды, простой механик, но такой потрясающий парень! А я тогда состояла в свите Зимней Властительницы. У нас началась такая любовь, что я махнула рукой на свое общественное положение, и нисколько об этом не жалею. Придворные дамы Зимней Госпожи не имеют права на подобные приключения, и со службы меня с позором выгнали, тогда я уехала с Кордеи на Магаран.

– А отец Вала?

– Думаю, он нашел бы меня, если бы захотел, – невозмутимо ответила Изабелла. – У него на Лаконоде была семья. Ты знаешь о наших обычаях?

– Ну, в целом да. Летом и весной нравы свободные, а осенью и зимой строгие, и для граждан, и при дворе сезонного монарха.

– По закону меня могли приговорить к исправительным работам, но поскольку я колдунья, решили не связываться и не доводить дело до суда, обошлось изгнанием.

– Колдунов не судят?

– За уголовные преступления судят, а если что-нибудь несерьезное – улаживают неофициально, с поблажками. Разве там, у себя, ты можешь рассчитывать на такие привилегии?

Все подводит к одному... Как бы повернуть, чтобы она не тянула время, а наоборот, помогла добраться до портала?

– Давайте я лучше вернусь сюда в начале следующего долгого лета? Мне будет сколько... сорок четыре – по-моему, совсем не поздно, чтобы учиться на колдунью. Обязательно вернусь и тогда стану вашей ученицей, обещаю вам.

К счастью, Изабелла вряд ли имеет представление о том, чего стоят обещания дээспэшников.

– Меня здесь уже не будет, – спокойным, даже будничным тоном возразила та. – Меня убьют в конце осени, когда ляжет первый снег. Не знаю, где и каким образом это произойдет, но после первого снега все обрывается.

– Кто? – растерянным шепотом спросила Ола, немного напуганная этим признанием. – Он?..

– Нет, я же сказала, он знает, почему я с ним так поступила, и оценил разумность моего поступка. А когда меня убьют, он наконец-то простит – и, боюсь, захочет за меня отомстить. Месть плоха тем, что заодно с виновными страдают невиновные.

– Вам же удалось сделать так, чтобы Вал не умер в детстве, так разве нельзя что-то придумать, чтобы вы тоже спаслись?

– Смотря кто твой противник. Или, вернее, смотря кто или что тебе противостоит. В случае с Валом это была просто роковая мозаика событий и взаимосвязей, я без труда вычислила, как ее можно разрушить, а здесь... – Изабелла запнулась, сощурила глаза – голубые, как у ее сына, но не холодные, а наполненные теплым аквамариновым светом и, пожалуй, немного беспомощные. – У меня противники серьезные.

– Другие колдуны? – допытывалась Ола. – Или кесу?

– Нет. Не важно. Кое-кому не нравится, чем я занимаюсь – живу в Лесу, дружу с кесу, изучаю кесейскую магию... Но убьют меня не за это. Мне предстоит случайно – или, возможно, не совсем случайно – узнать такое, что мои будущие убийцы хотят сохранить в тайне.

– Так не узнавайте эту информацию, и все!

– Если я не в курсе, о чем идет речь, я вряд ли вовремя пойму, какого знания мне следует избегать.

Вот так проблемка! Ола могла только смотреть на нее с сочувствием, ничуть не притворным.

– Не беспокойся, для тебя никакой опасности не будет, – мягко добавила Изабелла. – Это коснется только меня и больше никого.

– Мне бы все-таки нужно домой, – для приличия немного выждав, сказала Ола.

– Подумай до утра, ладно? Если не передумаешь, Вал проводит тебя к порталу. Надо, чтобы ты решила остаться с нами по доброй воле, обучение лесной магии плохо сочетается с принуждением. Только имей в виду, это очень важный для тебя выбор. У себя на Земле ты занимаешься неправильными делами, хуже проституции. Ты похожа на замусоренную лужайку. Трава и цветы пока еще пробиваются сквозь наваленную сверху дрянь, но если так будет продолжаться, скоро они совсем зачахнут. С течением времени мусора становится все больше, отдельные участки мертвеют. У тебя есть возможность изменить свою жизнь, хорошенько подумай! Боюсь, к следующему долгому лету от тебя уже ничего не останется, хотя формально ты по-прежнему будешь живым человеком...

Ола не передумала.

После завтрака вместе с Валом отправились в путь верхом на грыбелях – эти местные животные выглядели как помесь лося и лошади. Удалось удивить остальное общество: они-то предполагали, что городская девчонка с Земли не умеет ездить верхом, и Реджи-Вал, само собой, заранее скроил раздосадованную мину – типа, связался и теперь всю дорогу ее опекай, – но в этот раз Ола взяла реванш! Позапрошлым летом она три недели отдыхала на загородной конной базе и вовсе не была новичком.

Вначале проехали через тихое царство белоствольных деревьев-арок, поросших побегами с мелкой беспокойной листвой. Похоже на плоды генетического эксперимента... Когда Ола сказала об этом, Вал подтвердил: говорят, что много лет назад эту разновидность создали кесейские колдуньи.

Изогнутые стволы мягко белели в приглушенном солнечном свете, и настроение было мягкое, умиротворенное – как будто Лес ласково уговаривал ее остаться. Пусть не старается, у нее свои планы! Вот если бы начал уговаривать Вал – тогда бы, наверное, не устояла... Он не сделал ни единой попытки. Видимо, считает, что мелкое лицемерие – это ниже его достоинства. Что ж, спасибо и на том, что не стал морочить голову, как поступил бы на его месте почти любой дээспэшник.

Ола уже поняла, что не нужна ему, и никогда не будет нужна, и той ночью в Хаяле она осталась жива только благодаря своему «колдовскому потенциалу», вызвавшему у него интерес. А иначе он бы ее убил, не моргнув глазом, как ненужную свидетельницу.

После полудня сквозистую рощу древесных арок сменили заросли «русалочьих хвостов»: стволы с заостренными верхушками, покрытые плотно прилегающими листочками, напоминающими чешую. Трава внизу была темная, ветвящаяся, косматая.

Вспоминая Изабеллу, Ола испытывала смесь сочувствия и раздражения. Она, хоть и колдунья, похожа на выдвиженцев от тех общественных организаций с либерально-гуманистическими программами, у которых ни гроша денег, никакой солидной поддержки, проблематичные отношения с верховной властью и нулевые шансы на победу. С такими клиентами ДСП не работает, и если бы Изабелла Мерсмон решила попытать счастья на парламентских выборах, Ола ни за что бы на нее не поставила. Другое дело ее сын: этот, пожалуй, мог бы выиграть... Завербоваться к нему в команду – перспективное начинание.

– Хорошо, мне пригодится твой опыт, – как ни в чем не бывало, словно она произнесла это вслух, отозвался Вал. Таким тоном, будто он работодатель и берет ее к себе в штат.

Ола хотела сказать что-нибудь вроде «Нехорошо подслушивать чужие мысли!», но вместо этого спросила:

– А сколько заплатишь? Я профи, мои услуги стоят дорого!

– Внакладе не останешься.

«Мамочки, да он же всерьез! И это я натолкнула его на мысль о борьбе за власть, на то я и ДСП... Кто мы с ним такие – двое вчерашних тинейджеров, девчонка из мегаполиса, которая с утра до вечера носится как угорелая, чтобы заработать на кусок хлеба с маслом, и парень из долгианского захолустья, поболтали о том, о сем, о политике, такая болтовня все равно что игра... А он взял и завелся с пол-оборота, как будто из этого может что-то получиться!»

Реджи-Вал искоса взглянул на нее – на этот раз с иронией, как будто она подумала глупость.

Переночевали в Лесу, утром добрались до Равды. Грыбелей Вал расседлал и отпустил.

– Их не сожрут какие-нибудь рыщаки, или медверахи, или саблезубые собаки? – спросила Ола, припомнив самых популярных здешних хищников.

– Они под защитой, – усмехнулся Вал. – Когда понадобятся, придут на мой зов.

Портал находился недалеко от Эбы, единственного на этом острове городка. Обширная площадка, огороженная металлической решеткой, посередине еще одна разомкнутая полукруглая ограда – там и располагается связка, соединяющая два измерения. С виду совсем не впечатляет.

Вокруг теснятся постройки, возведенные в начале долгого лета, одни бревенчатые, другие кирпичные. Чего здесь только нет: таможня, склады, торговые представительства, офисы туристических агентств, магазины, закусочные... Большая часть этих заведений уже закрылась, окна заколочены, на дверях замки: до свидания, до следующего сезона! Впрочем, народу кругом достаточно, спешащие домой туристы все прибывают и прибывают. А к западу от портала раскинулся рынок – стеклянные и дощатые павильончики, лотки под вылинявшими полотняными навесами. Там тоже пока еще людно, хотя пустующих мест хватает.

– Пошли, покажу, где я буду сидеть, – позвал Реджи. – Если передумаешь и вернешься, ищи меня на рынке. Налево от ворот, прилавок под лиловым тентом.

– Подрабатываешь торговлей с лотка? – удивилась Ола.

– Это занятие дает массу полезных впечатлений.

Расстегнув потрепанную кожаную сумку, он начал выкладывать на прилавок свой товар. Лакированные панцири неведомых зверушек, вырезанные из благоухающего ароматного дерева фигурки и шкатулки, желуди величиной с кулак – обычная сувенирная мелочь.

– Ну, счастливо! – бросила Ола.

Возле ворот обернулась и помахала ему на прощание. Вал помахал в ответ, улыбнулся – да так приветливо, что она глазам своим не поверила. А после поняла: это же он начал применять на практике ее советы! Быстро учится... С такой улыбкой хоть для предвыборного агитационного листка снимайся, пройдет на ура.

Не оглядываясь больше, Ола пошла к порталу. Одежка на ней местная, дурацкая, но документы с собой, это главное, и деньги тоже уцелели. Она успела, все-таки успела...

Забегаловка на семнадцатом этаже торгового центра «Бестмегаломаркет». На четвертом этаже кафе получше, но там собрался на еженедельную встречу здешний Клуб Покупателей, и Олу не пустили, потому что у нее нет членской карточки. Пришлось подняться на верхотуру. Тут тоже неплохо: тепло, сухо, кофе горячий – что еще нужно, когда снаружи, за давно не мытой стеклянной стеной, клубятся зимние облака, высятся неухоженные многоэтажки, суетятся далеко внизу автомобили и пешеходы, и плывут мимо зыбкие вихри метели, с утра набросившейся на город.

Ола торчала здесь уже шестой час. Или, кажется, даже седьмой. Купила нормальную одежду и мобильник, переоделась, накрасилась в туалете, связалась с Аргентом – «хорошо, что появилась и отзвонилась, завтра проводим акцию „Скажем нет спиртосодержащей парфюмерии“, в поддержку министерской инициативы, подходи».

– Ага, буду, – пообещала Олимпия.

А потом, вместо того чтобы спуститься в подземку, поднялась на семнадцатый этаж. Кофе у них на три с плюсом, но это не важно. Главное, что отсюда виден портал, занимающий место бывшего сквера на задворках «Бестмегаломаркета»: площадка за полосатой оградой, вокруг полицейское оцепление.

Срок визы, между прочим, до сих пор не истек, а что касается уважительного предлога, так она же дээспэшница и в придачу ведьма, чтобы она – и не прорвалась... Но после уже не переиграешь. Навсегда отказаться от преимуществ современной цивилизации?

Какой-то из двух миров должен исчезнуть. То есть на самом деле останутся оба, но для Олы один из них как бы исчезнет. Надо выбрать, который.

И если бы еще было достаточно времени на размышления, а то ведь портал в любую минуту может закрыться! Нужно решать сейчас, именно сейчас, не откладывая: идет она туда или спускается в метро.

От этой дилеммы у Ола разболелась голова. Хватит тянуть, надо принять окончательное решение... Вот только сначала она допьет свой кофе, то ли пятую, то ли шестую по счету чашку...

Продолжить чтение