Читать онлайн Хрустальный сад бесплатно

1

Я появился на свет холодным дождливым октябрьским днем тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Мать однажды рассказала мне в припадке откровенности, как она под проливным дождем сама добиралась в тот день в больницу, потому что отец как всегда работал. Сколько его помню, он постоянно пропадал на работе, и днем и ночью. Днем на лесопилке, по вечерам подрабатывал грузчиком сразу в нескольких компаниях. Конечно, с таким-то графиком, где ему взять свободного времени, чтобы уделить его семье. Мать вела колонку в местной газете, давая советы о том, как правильно налаживать отношения и выращивать гладиолусы. Вот вам прекрасный пример – для того, чтобы давать советы, не обязательно в чем-то разбираться. В нашей семье каждый был сам по себе, впрочем, и семьей-то по большому счету нас назвать сложно. Так, собрание людей под одной крышей.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что я стал трудным подростком в определенном смысле этого слова. Я не был дебоширом или наркоманом, неплохо учился и приходил домой вовремя. Вся «трудность» заключалась в том, что никто не знал, как общаться со мной. Люди, окружавшие меня, нагоняли скуку, и чаще всего я молчал, потому что не понимал, зачем вообще открывать рот, чтобы обсуждать такие простые вещи как погода, футбол или просмотренный фильм. В каком-то смысле я был бунтарем, плевать я хотел на общественное мнение. Жил в своем мире, со своими правилами, делал все что хотел и как хотел. Единственный человек, который выносил меня тогда – это Санни (прим. от англ. sunny – «солнечный»). На самом деле его звали Роберт, но никто, ни родители, ни даже учителя его так не называли. Я уже и не помню, откуда у него появилось это прозвище – Санни. Наверное, из-за рыжей шевелюры и веснушек. Санни был пацифистом, и никогда не влезал ни в какие конфликты. Как же для него было важно, чтобы все вокруг его обожали. И его обожали! Позитивный, общительный, как лучик солнца в нашем сером мире. Первая и последняя маска, которую он успел примерить.

Никто не понимал, почему он общается со мной. Казалось бы, что у нас может быть общего? О, у нас было очень много общего. Наша буйная фантазия не давала никакого покоя его родителям. Они ругали его, сажали под домашний арест, запрещали общаться со мной и смотреть телевизор. Мои родители по большому счету моей жизнью не интересовались. Главное пришел к ужину, ну, или хотя бы к завтраку – уже хорошо.

Мы жили на юге Германии в небольшом доме за городом на окраине леса. Здесь прошло наше детство. С рассветом мы с Санни брали велосипеды и уезжали в лес. Построили шалаш, перетаскали туда кое-какие вещи, посуду и даже какую-то еду. Мы разводили костер и готовили на нем рыбу, которую ловили в Дунае. Однажды, прочитав «Приключения Гекльберри Финна», построили свой плот и хотели пуститься на нем в путешествие, но он развалился, проплыв пару десятков метров, и мы чудом смогли вернуться на берег. Помню, боялся воды, наверное, месяц.

Вообще, мы совершали много экстремальных поступков. Прыгали на спор с крыши, разбивая колени и раздирая в кровь ладони. Гоняли наперегонки на велосипедах. Стреляли в птиц из самодельных рогаток, а как-то раз Санни тайком взял у отца воздушку, и мы подстрелили дрозда. Он был такой маленький, беззащитный. Хорошо помню этот момент первого знакомства со смертью. И это странное чувство жалости и разочарования и вопрос: зачем? Просто так? Ради забавы? Но в этом не было ничего забавного, это казалось слишком жестоким. Дрозда мы похоронили и с тех пор больше никогда не охотились на животных. По крайней мере, тогда, в детстве, вместе.

Заводилой из нас двоих был Санни, а я старался ни в чем не уступать ему. Вспоминая сейчас те дни, я замечаю, что Санни всегда ходил по краю, всегда искушал судьбу. Кто знает, был ли у него на самом деле шанс дожить до пенсии.

Потом, когда мы немного подросли, стали играть в футбол за школой с другими ребятами, но я с ними не особо дружил, я не разделял их интересы. Да и пинать мячик мне как-то не особо нравилось. Куда интереснее сидеть ранним утром на скалистом берегу покрытого молочной дымкой Дуная и мечтать о будущем.

«Когда вырасту, – говорил Санни, – стану ученым-археологом, как Индиана Джонс, – глаза его горели, когда он говорил об этом, – буду искать артефакты и попадать в разные приключения». Я же мечтал о том, как найду через пару-тройку лет какую-нибудь работу и стану жить отдельно от родителей, зарабатывать деньги сначала на машину, а потом найду себе красивую девушку и женюсь на ней. И все у меня будет просто, как у всех, как должно быть. Какая наивность! Санни всегда витал в облаках, я же твердо стоял на земле. Я был уверен, что чудеса никогда не происходят с теми, кто их ждет. Я мог рассчитывать только на себя и был почти готов прожить долгую и скучную жизнь, как мои родители, а до них их родители и их родители, и так далее до Адама, или от кого мы там произошли.

Все шло своим чередом, и когда нам было по четырнадцать, мы оба влюбились в одну и ту же девочку. Ее зовут Анна. Она приехала из Берлина. Когда ее родители погибли в какой-то катастрофе, опеку над ней взял дед. Мы думали, что ему лет сто и долго он не протянет, но он был единственным, кто у нее остался. Жизнь обошлась с Анной жестоко, но она не сдавалась. Всегда с улыбкой. До сих пор помню, как впервые увидел ее на пороге класса пасмурным зимним утром. Казалось, она появилась откуда-то из другого мира: ее щеки румянились от мороза, большие голубые глаза блестели и на светло-рыжих кудряшках таяли снежинки. А ее улыбка… За ее улыбку я был готов отдать все на свете, лишь бы она улыбалась только мне.

Санни с ней познакомился первым. Сразу же на перемене он подсел к ней, и они начали над чем-то весело смеяться. Мне стало так обидно, что я выловил его после уроков и, прижав к стенке за школой, приготовился устроить ему настоящую взбучку.

– Оставь Энхен (прим. Aennchen – уменьш. от Anna (нем.)), найди себе другую девочку.

– Но мне нравится эта! – Санни слегка оттолкнул меня, но я продолжал держать его за ворот куртки.

– Мне она тоже нравится.

– Да ты в жизни к ней не подойдешь! – Санни толкнул сильнее, и я едва не потерял равновесие. – Ты никогда ничего не сделаешь, – он толкнул снова, – ты лучше будешь страдать в одиночестве, чем подойдешь к ней…

И тогда я его ударил. Первый раз в жизни. Кулаком. Прямо в лицо. Он опешил и в удивлении уставился на меня. Но я был зол и ударил его еще раз. Вот тогда он дал мне сдачи. Первый его удар пришелся в челюсть, второй куда-то в бровь. Мы повалились на землю и метелили друг друга с переменным успехом, пока оба не выдохлись. Санни сдался первым. Он сидел, прислонившись к стенке, и тяжело дышал. Его куртка порвалась, не хватало одной пуговицы. На разбитой губе запеклась кровь. Думаю, я выглядел не лучше. К тому же начала болеть челюсть, казалось, что он мне ее все-таки выбил.

– Ну ты удивил меня, – сказал Санни. – Вот уж не знал, что ты на такое способен. Вот так, из-за девчонки… – он улыбнулся.

– Я же сказал, она мне нравится, – я сел рядом. Злость прошла, и появилось даже какое-то моральное удовлетворение. Оказывается, мне давно нужно было выпустить пар. – Приглашу ее на дискотеке на день святого Валентина.

– Договорились, – сказал Санни и протянул мне руку. – Мир?

– Мир, – сказал я и пожал его руку. – Прости.

Мне вдруг стало стыдно. Он же мой лучший друг, всегда вместе и все такое, а я веду себя вот так. Кто знает, не дай я тогда волю своим чувствам, вдруг у них с Анной бы что-нибудь вышло? Все могло сложиться иначе.

– Да ничего. Все равно было классно начистить тебе морду, – улыбнулся он. – Для чего еще нужны друзья, – и мы рассмеялись.

Ко дню святого Валентина я готовился очень тщательно. Еще бы, ведь ничего более ответственного, чем пригласить девочку на первый танец, в моей жизни еще не случалось. Я надел свои лучшие джинсы и даже погладил рубашку. Синяки на лице почти прошли, и я снова был неотразим, по крайней мере, мне так казалось. Санни, хотя формально он и отказался от претензий на Анну, вырядился как на свадьбу и даже набрызгался каким-то одеколоном. Какая же нас взяла досада, когда на первый же танец Анну подхватил этот толстяк Мартин. Ладно бы кто, но Мартин! Мы считали его главным уродом в школе, в основном потому, что он везде стремился сунуть свой нос и высказать свое компетентное мнение, но взрослые его обожали. «Такой умный мальчик и сообразительный!» Да еще и проворный, весь вечер он танцевал с нашей девушкой. Санни откровенно веселился.

«Пойдем набьем ему морду, а? – хихикал он, подталкивая меня локтем. – Ну пойдем, а?» Я знал, что он не со зла, и больше не мог на него злиться. Зато мог злиться на весь остальной мир и его вопиющую несправедливость. Если бы я тогда знал, что такое настоящая несправедливость. Скажу сразу, к Анне я так и не подошел, ни тогда на дискотеке, ни вообще до следующего мая. Но об этом позже.

2

В тот год родители Санни отправили его в летний лагерь где-то под Берлином, а я остался дома. Три недели слонялся без дела и не знал, куда себя приложить. Мне было скучно. Компьютер и телевизор меня не занимали, а книги я вообще тогда не читал. Тогда-то и пришла в голову идея рисовать комиксы. Уже не помню, почему и как, но я начал рисовать прекрасных амазонок, которые жили в своей волшебной стране и боролись с армией демонов с помощью магии. Купил тогда десяток разных комиксов и поначалу старался им подражать, а потом стал придумывать сам. Вот так внезапно у меня открылся талант художника.

Конечно же, я рисовал комиксы о ней. О великой воительнице Света, которая боролась за добро и справедливость. Ну что за ирония! Конечно, я мечтал о ней. Только о ней. Конечно, я боялся к ней подойти. Сомнения… Столько времени потрачено впустую из-за сомнений и неуверенности. Я боялся провала. А вдруг она не захочет со мной общаться? А вдруг она посмеется надо мной? Мне казалось, я не переживу этого… Теперь-то я знаю, что способен пережить и не такое.

Но тем летом все шло не так. Санни вернулся из лагеря и не умолкая рассказывал о своих новых друзьях. О том, как они убегали тайком из лагеря и развлекались по ночам в Берлине. Как они познакомились с какими-то взрослыми парнями из университета и те провели их в самый крутой клуб города. Я ревновал и завидовал, такие приключения мне даже и не снились.

Постепенно мы стали отдаляться друг от друга. Санни постоянно пропадал со своими новыми друзьями, которые мне не нравились, а я погрузился в свой комикс. Если бы я только знал, как мало времени у нас осталось, я сделал бы все, лишь бы провести это время с ним. Но я не знал. Мне казалось, что он предал меня. На самом деле, это я, наверное, предал его. Я был слишком поглощен своей личной драмой, чтобы придать значение тем странным и неожиданным метаморфозам, происходившим в нём, хотя и заметил их почти сразу. Санни стал замкнутым, у него постоянно менялось настроение, безудержное веселье тут же сменялось депрессией и даже агрессией. Все думали, что он просто взрослеет, и это всего лишь обычные подростковые проблемы… Но когда придет время забить тревогу, будет слишком поздно.

В тот день мы с Санни сбежали с уроков. Был конец ноября, и шел первый снег. Большими такими пушистыми хлопьями. Мы шли через парк. Рядом со школой тогда был большой и старый яблоневый сад. Тенистые аллеи, пруд с утками и горбатый мостик, деревянные скамейки. Летом там не пройти: под каждой яблоней пикники, влюбленные парочки, художники, любители почитать на свежем воздухе… Зато в тот день там не было вообще никого. Снег валил с самого утра, и ветви деревьев склонялись под белыми шапками. Санни радовался как ребенок. Он бегал по свежему снегу, подхватывал его руками, подкидывал в воздух. Я смотрел на него и смеялся, но вдруг он упал на колени. Его плечи дрожали, и сначала я подумал, что он тоже смеется, ведь я не видел его лица. Прошло, наверное, меньше минуты, но мне показалось, что прошла вечность. Я бросился к нему. Он сидел, зачерпнув ладонями снег, и смотрел перед собой. Из его глаз катились слезы. Первый раз заметил тогда, какие синие у него глаза, как январское небо. А слезы были просто огромны.

«Ты чего?» – спросил я, усевшись рядом.

Он никак не отреагировал и продолжал смотреть в одну точку. Кажется, он даже не моргал.

«Санни, – я слегка похлопал его по плечу. – Эй, что случилось? Расскажи».

Он закрыл глаза и продолжал молчать. Снег падал и таял на его щеках, смешиваясь со слезами. Я был в замешательстве. Никогда не видел, чтобы он плакал. Мы сидели так довольно долго. Джинсы промокли от снега. У него, похоже, замерзли руки, потому что он спрятал их в карманы, но положения не изменил. Я тоже чувствовал, что замерзаю, и хотел было предложить пойти домой, когда Санни заговорил.

– Мы были в том клубе. Человек семь. Только мне и Алексу было по четырнадцать. Остальные были старше, они уже учились в универе. А еще с нами были две девушки. Красивые. Они купили нам пиво и разрешили с ними танцевать. Мы подумали, что это так круто, что мы такие взрослые. А потом они предложили нам попробовать кое-что интересное, чтобы стало еще веселее…

Он замолчал, я терпеливо ждал продолжения. В моей голове рисовались предположения одно страшнее другого, но я не решался просить его продолжить. Сказать честно, я просто не хотел знать правду.

– Они предложили нам какие-то таблетки… – Санни с усилием поднялся на ноги. На его коленях остался мокрый снег, но он даже не отряхнулся. – Я не смог отказаться, – тихо сказал он и зашагал прочь. Я какое-то время продолжал сидеть, пытаясь осознать его слова. Потом встал и пошел за ним.

– Санни, ты… – начал было я, но не смог договорить. Он остановился и медленно повернулся ко мне. До сих пор вижу этот взгляд. Отчаяние, безысходность и страх.

– Я наркоман, Вальтер, – его голос сорвался, он отвернулся и бросился прочь. Я побежал вслед за ним, но вскоре отстал. Мне не хотелось догонять его. Я хотел проснуться. Хотел, чтобы этого разговора не было. Хотел, чтобы прошлого лета тоже не было. Я думал, что мой мир рухнул… Как же я ошибался! Мой мир рухнет чуть-чуть попозже.

Как бы то ни было, но на какое-то время все стало как прежде. Мы снова играли по сети в «стрелялки» и «бродилки», шатались по улицам и играли в футбол за школой. Мы почти не говорили о его зависимости. Изредка на него находило откровение, и он говорил, что хочет бросить, но не знает как. Не знает, кому рассказать об этом, к кому обратиться за помощью. Ведь если об этом узнают в школе, разразится огромный скандал. В лучшем случае его выгонят из школы и отправят на принудительное лечение, а это станет пятном позора для всей его семьи, да и для нашей школы тоже. Его родители, как назло, тогда были заняты своими проблемами. Решили вдруг после пятнадцати лет совместной жизни развестись, вроде как сын уже вырос, а у них вторая молодость началась. Поэтому Санни предпочитал бороться с этим практически в одиночку, и я не мог дать ему необходимую поддержку, в конце концов, мне было всего пятнадцать. Я и понятия не имел, что нужно делать. Лучше всего нам удавалось притворяться, что ничего не происходит.

3

Однажды он подошел ко мне после уроков. На его щеках играл нездоровый румянец, глаза блестели, а зрачки были просто невероятных размеров.

– Пойдем со мной, – шепотом сказал он, его голос звучал прерывисто и хрипло.

– Куда? – спросил я почему-то тоже шепотом.

– Один чувак устраивает тусу, – он придвинулся ко мне почти вплотную, – хочу познакомить тебя с моими друзьями.

– С друзьями? – переспросил я, немного отодвинувшись от него. Никогда не любил, когда нарушают мое личное пространство, даже если это был он.

– Ты их не знаешь, – он придвинулся еще ближе, – но они чумовые ребята.

Я отодвинулся еще и почувствовал, что уперся в стену. Отступать было некуда. Санни тяжело дышал и вопросительно смотрел на меня. Его дыхание было горячим, казалось, будто его лихорадит. Не хотелось идти с ним, но я согласился.

Мы приехали в жилой квартал на другом конце города. Он хорошо знал район и легко ориентировался среди множества одинаковых многоэтажек. Мы зашли в один из домов и поднялись на лифте на пятый этаж. В подъезде было светло и чисто. На окнах стояли цветы в горшках. Как-то совсем иначе я представлял себе наркопритоны. Санни позвонил в одну из дверей. За ней послышались торопливые шаги, замок щелкнул, и в дверном проеме появился парень. В джинсах, рубашка наполовину расстегнута, а волосы взлохмачены. Выглядел он как самый обычный подросток. «Ааа, чувааак, привеееет», – сказал он, растягивая слова и улыбаясь во весь рот. Он протянул руку Санни и похлопал его по плечу.

«Это Вальтер», – представил меня Санни. Парень кивнул мне и закрыл дверь. Санни тем временем скинул куртку и прошел в гостиную, а я немного замешкался в коридоре. Я посмотрел на свое отражение в огромном зеркале, висевшем на стене. Я жалел, что пришел сюда, и это читалось на моем лице. Зрачки у меня были почти как у Санни, только я не был под кайфом.

Квартира явно принадлежала богатым людям. В гостиной, обставленной красивой и дорогой мебелью, сидело несколько подростков. Еще двое парней и три девушки. Они были примерно моего возраста, хорошо одеты. Таких обычно называют золотая молодежь, детки богатых родителей, у которых есть все и они просто не знают, как еще себя развлечь. Санни-Санни, как же ты попал сюда? Мы не принадлежали этому кругу. Нам не дарили на день рождения дорогие тачки и квартиры в городе.

Они обрадовались, увидев Санни. Девчонки тут же бросились с ним обниматься. Когда он успел стать частью их компании? Я почувствовал укол ревности. Закончив приветствия, Санни вспомнил о том, что я все еще стою рядом с ним, и начал представлять меня, но я даже не пытался запоминать их имена. Я ненавидел их. Я завидовал им. Я с трудом мог накопить даже на мопед, а у них было все. Конечно, Санни не мог упустить такой шанс. Конечно, он не мог отказаться от такого общества. Что хорошего оно дало ему? Ничего. Хотя… я тоже не был идеальным другом, раз он променял меня на них.

Они пили коктейли, курили, смеялись, болтали о каких-то вечеринках, о планах на каникулы и прочей чепухе. Я просто сидел и наблюдал за ними, мне нечего было сказать им, даже если бы захотел. Они пьянели на глазах, а мне становилось все противнее и противнее. Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. От сигаретного дыма голова шла кругом. Должно быть, я задремал, потому что меня вернули в сознание чьи-то крики. Кричала одна из девушек, она стояла посреди комнаты и билась в истерике, один из парней держал ее, затыкая ей рот. Вторая девушка потихоньку сползала с дивана. Она стояла одним коленом на полу и держалась руками за стоявший рядом журнальный столик. Она была невероятно бледного цвета и, похоже, задыхалась. Санни осторожно поддерживал ее. Постепенно он уложил девушку на пол, ее била мелкая дрожь, она смотрела перед собой, но казалось ничего не видела. Еще один парень стоял рядом с ней на коленях и пытался померить пульс. Я бросился к ним, но меня оттолкнул третий, у него в руке, похоже, был шприц. Санни поднялся, уступив парню место, и схватил меня за локоть. Он тянул к выходу. «Пойдем, пойдем отсюда», – повторял он. – «Они разберутся, пойдем, нельзя, чтобы нас запалили тут». Санни накинул на меня куртку и практически вытолкал за дверь. Я продолжал сопротивляться и не отрывал взгляда от того, что происходило в гостиной. Они толпились вокруг нее, и я видел лишь ее бледную руку на зеленом ковре, и она казалась совсем безжизненной.

4

На следующий день Санни не было в школе, и я ушел с уроков и отправился к нему домой. Санни открыл почти сразу. Он выглядел больным и измученным, босиком, без футболки, в старых спортивных штанах. Санни огляделся по сторонам, как будто за мной кто-то следил, и впустил в дом. Не говоря ни слова, он прошел в гостиную и плюхнулся на диван. Я снял куртку и вошел вслед за ним. Санни взял пульт и начал переключать каналы. Казалось, он был напуган, озабочен, может быть даже в отчаянии. Он стучал пальцами по спинке дивана и кусал нижнюю губу.

– Ты один дома? – спросил я. Он нервно кивнул в ответ, продолжая смотреть в экран телевизора. Я встал между ним и телевизором. Санни наклонился в сторону, чтобы видеть, что происходит на экране. Сделал он это скорее на автомате, чем из реального интереса.

– Что с ней? – спросил я.

Он медленно поднял голову и посмотрел на меня, прикусил губу, словно размышляя над тем, что сказать.

– Она в реанимации, – наконец сказал он.

– Выживет? – спросил я.

– Да не знаю я, Вальтер! – он бросил пульт от телевизора и встал с дивана. – Если узнают, что мы там были, у нас будут большие проблемы, – он начал ходить по комнате.

– Тебя беспокоят наши проблемы? – после короткой паузы спросил я.

– Конечно! – его голос был полон отчаяния. – А тебя нет?

– У тебя девчонка на глазах чуть не умерла, а ты боишься, что кто-то узнает, что мы там были? – я недоумевал, ее безжизненная рука все никак не выходила из моей головы.

– Да фиг с ней, она сама дура, – Санни махнул рукой.

– Да что с тобой такое? – я подошел к нему и, схватив его за плечи, стал трясти. – Ты кто такой и куда дел Санни? А?

Он оттолкнул меня и присел на край журнального столика.

– А что я могу сделать? Чем я ей помогу? Здесь каждый за себя, каждый думает о своей шкуре.

– Зачем тебе вообще все это надо?

– Что это? – он посмотрел на меня.

– Да все это, – я всплеснул руками, – пьяные тусовки, наркотики…

– Да это же круто!

– А что в этом крутого? Я видел, как той девчонке было круто, просто смертельно круто. Зачем ты вообще меня позвал вчера?

– Хотел показать тебе, что такое настоящая жизнь.

– Настоящая жизнь? Ты это называешь настоящей жизнью?

Я был в шоке, что с ним сделали эти полгода?

– Конечно, это весело, интересно, драйв! – он поднялся и подошел ко мне. – Куда интереснее, чем сидеть вечером дома с каким-то дурацким комиксом.

– Он не дурацкий, – сквозь зубы сказал я.

– А нафига ты его рисуешь? – он подошел почти вплотную.

– Потому что мне нравится это делать, – ответил я.

– Так вот и я делаю то, что мне нравится, – он отошел от меня.

– Только я со своими комиксами вряд ли закончу, как та девчонка, – тихо сказал я.

– А мне плевать, – он почти перешел на крик, – мне плевать, что со мной будет. Зато я видел жизнь!

– Жизнь, ага, – горько усмехнулся я.

– Я беру все, что хочу, а ты не можешь даже подойти к ней. Да ты просто неудачник! – бросил он так, словно плюнул мне в лицо.

– Кто бы говорил.

Я схватил куртку и вышел на улицу, остановился на крыльце, пытаясь застегнуть замок, но он не поддавался. Я был вне себя от злости и обиды. Что с ним стало? Мы были лучшими друзьями, мы понимали друг друга без слов, а что теперь? Эта пропасть между нами становилась все больше и больше. Черт! Я дернул замок еще раз и прижал кулак ко рту. Хотелось закричать. И тут я почувствовал его руку на моем плече. Я обернулся. Он стоял босиком на холодном крыльце и смотрел на меня. «Прости», – тихо сказал он. Мы вернулись в дом.

– Мне сложно контролировать себя, – он сел обратно на диван, уперевшись локтями в колени. – Я срываюсь и причиняю боль близким. Но я не хочу этого. Черт!

– Я не обижаюсь на тебя, – сказал я. – Просто я хочу быть частью этой твоей жизни, какой бы она не была. – Я стоял напротив него, засунув руки в карманы куртки. – У меня нет друзей, кроме тебя.

– У меня тоже, – ответил он.

5

В конце зимы Санни рассказал мне о ней. Мы обедали в школьной столовой. И оба без аппетита, у каждого на то были свои причины.

– Зацени ту девочку, – сказал он мне и кивнул куда-то в сторону. Я посмотрел, куда он указал, и увидел на самом деле несколько девочек. Они были из старшего класса и весело обсуждали что-то.

– Какую именно? – уточнил я.

– Вон ту, с длинными волосами, в зеленом платье.

– Я не вижу такой, – я присмотрелся внимательнее.

– Да как же, у нее такие волосы. Чистая медь. Смотри, она улыбается нам, – он улыбнулся кому-то в ответ.

Но я никого не видел. Девушки, которую он описывал, там не было.

– Посмотри, разве она не красавица? – продолжал улыбаться Санни. – Такая кошечка.

– Кошечка? – я посмотрел по сторонам, пытаясь найти все-таки девушку, о которой он говорил.

– Ну да, похожа на кошечку. Хорошенькая. И глаза такие зеленые-зеленые.

– Санни, здесь нет такой девушки, – мне становилось не по себе, у него явно начались галлюцинации.

– Да вон же она! Она уходит, – он было вскочил, наверное, чтобы броситься за ней, но я удержал его. – Она учится в нашей школе с этого года. Часто вижу ее на переменах. Когда увижу ее в следующий раз, я тебя обязательно с ней познакомлю.

Но следующего раза не случилось. Это произошло в начале марта. Снег уже сошел, но лужи еще не высохли, хотя солнце пригревало совсем по-весеннему. Мы шли из школы. Санни был сильно возбужден, болтал без остановки, постоянно дергал меня за рукав и показывал что-то. Собаки, машины, люди – его занимало абсолютно все. Он радовался как маленький ребенок и спешил поделиться своими наблюдениями со мной. Я лишь рассеянно кивал и поддакивал, мои мысли были заняты Энхен. В то утро я умудрился перекинуться с ней парой фраз и считал это огромным достижением. И тут я увидел ее. Девушку, о которой мне все время рассказывал Санни. У нее действительно были роскошные длинные волосы с медным отливом. Она смотрела прямо на меня и улыбалась. Я замедлил шаг, и, не отрывая от нее взгляда, сделал движение рукой, хотел похлопать Санни, но его рядом не оказалось. Все еще вытянув в сторону руку и глядя на девушку, которая теперь улыбалась как-то зловеще, я остановился и хотел позвать Санни. Совсем рядом я услышал сигнал автомобиля и скрип тормозов, и вдруг раздался крик. Я не сразу осознал, что это кричал я. Санни лежал посреди дороги прямо на мокром асфальте, а в нескольких метрах стояла машина, которая сбила его. Я бросился к Санни, но все происходило как-то слишком медленно, словно не со мной, как будто я наблюдал все это со стороны. Вот я подбежал к нему. Трясу его за плечо. Не понимаю, в сознании он или нет. Его глаза открыты, но он не моргает. Мне кажется, он не дышит. Вокруг собираются люди. Они говорят о чем-то. Кто-то пытается меня поднять, но я вырываюсь. Я хочу помочь Санни. Меня хватают сильнее и куда-то ведут. Что происходит? Я ничего не понимаю. И вдруг наступает темнота…

Меня разбудил мой собственный голос. «Санни». Я подскочил на месте, и оказалось, что я в своей спальне. Часы показывают половину второго ночи. На улице темно, и, похоже, идет дождь. Мне нужно выяснить, было ли это на самом деле, или мне все приснилось. Хоть бы приснилось… повторяю эту фразу, беру мобильник и набираю номер Санни. Оператор сообщает, что абонент недоступен. Иду в спальню к родителям. Они спят.

– Мама, – я тормошу мать за плечо. Она отмахивается и продолжает спать. – МАМА, – тормошу уже более настойчиво.

Она просыпается и смотрит на меня. В ночном полумраке я вижу, как ее глаза расширяются.

– Вальтер, – говорит она шепотом и садится, я вижу, что она испугана.

– Мама, что случилось? – я сажусь рядом с ней на колени.

– Вальтер… – начинает она и замолкает.

– Что случилось, мама?

– Вальтер, Санни больше нет, – говорит она еле слышно, но мне кажется, что она кричит. И эта мысль, словно пуля, пронзает мой мозг. Санни больше нет. Но я отказываюсь в нее верить.

Я все думал, когда же этот дурацкий сон, наконец, кончится. Когда же проснусь, и все снова будет хорошо. Я смутно помню те дни. Плохо помню его похороны. Помню много людей и свежее такое солнечное утро, как будто и не случилась эта страшная несправедливость. Помню его лицо. Спокойное, умиротворенное, почти детское еще. Пятнадцать лет. Всего пятнадцать! Так мало времени и так много планов…

Я очнулся от этой дремы где-то в апреле. Помню, сидел на скамейке в яблоневом саду и рисовал, и вдруг на меня обрушилось осознание, что его действительно больше нет. Меня охватило отчаяние. Такое глубокое и бесконечное отчаяние. Словно оказался на дне глубокой-глубокой ямы, из которой нет никакого выхода. Тьма окружала меня, и я растворялся в ней. Только сердце пыталось сопротивляться, сжимаясь в комок. Закричать бы. Но я не мог. Залезть в самый укромный уголок и исчезнуть, словно меня и не было никогда. Зачем я вообще на этом свете? Кому я нужен? Чувство беспомощности поглотило меня. Я не мог ничего изменить, исправить, повернуть время вспять! Мир поблек без него. Никогда больше не увижу его. Не услышу его голос, его смех. Не пройдемся вместе после школы, не поболтаем о его великих планах…

Мне хотелось выть и лезть на стены. Я перестал есть и спать. Если и засыпал, то мне снился один и тот же сон. Заснеженный сад и он, на коленях, ко мне спиной. Я подходил к нему, он был холоден и неподвижен. И я просыпался от собственного крика.

6

В один из вечеров при свете настольной лампы я рисовал свой комикс. Мою прекрасную Амазонку в пылу сражения с каким-то совершенно отвратительным монстром, но у меня не получалось. Я изрисовал десяток листов и, окончательно разозлившись, разорвал последний. Дверь в комнату открылась и вошла мать, я притворился, что не заметил ее, взял новый лист и нарисовал на нем загогулину. Мать села на край кровати и в молчании смотрела на меня. К загогулине я пририсовал еще загогулину, получилось очертание лица. «Вальтер», – тихо сказала она. Я не отреагировал, набросал пару штрихов, получились плотно сжатые губы и нос. «Я знаю, что тебе тяжело», – продолжила она. Ну да. В нашей семье никогда не принято было общаться друг с другом, каждый жил своей жизнью, и меня это идеально устраивало. Не надо нарушать традиции. Я аккуратно нарисовал один глаз, потом другой. А она тем временем продолжала говорить, что-то о том, чтобы я раскрыл свою душу, что она меня понимает и хочет мне помочь, что готова выслушать все мои проблемы. Вот уж нет! Я добавил ресницы, потом подумал и сделал их длиннее. Раньше вам не интересны были мои проблемы, а теперь вдруг все стало очень важно. «Я знаю одного очень хорошего доктора». Так, стоп, доктора? Я собирался дорисовать кудряшек, но при упоминании какого-то доктора мой карандаш завис в воздухе, и я прислушался. «Альберт очень хороший доктор, он работает с подростками уже почти двадцать лет, он психолог, дети его просто обожают». Альберт, психолог, дети… Бред какой-то. Не нужен мне доктор. Я продолжил рисовать. Так, шея, плечо, рука, в руке меч. Или копье? «Вальтер, я записала тебя на следующий понедельник». Все-таки копье, тогда так, руку надо перерисовать. Она посидела еще какое-то время на краю кровати, глядя на меня. Потом кивнула, то ли сама себе, то ли мне и вышла из комнаты.

В понедельник мы отправились к Альберту. Он был из тех экспертов, которых обожают взрослые и считают, что они очень помогают их детям. Ну-ну. Дети Альберта не любили. Подростки тоже. Я лежал на кушетке в его кабинете, он сидел рядом в кресле и делал какие-то пометки в большом блокноте. Не знаю, почему считается, что лежание на кушетке способствует тому, чтобы раскрыть свою душу незнакомому человеку, которому ты даже не симпатизируешь. Я лежал и рассматривал картину на противоположной стене. На ней был изображен летний луг и маленькая девочка, играющая с большой пастушьей собакой.

«Вальтер, – начал он, – в твоей жизни сейчас нелегкий период, но он вскоре пройдет».

«А вы уверены?» – подумал я.

«Если ты замкнешься в себе, тебе будет сложнее пережить все это. Откройся нам, поделись своими переживаниями, и вместе мы решим, что делать дальше. Мы все знали Роберта, он был хорошим другом для многих и твоя потеря – это общая потеря». Роберта… никто не называл его Робертом. Наша потеря. Да кто ты вообще такой, чтобы рассказывать мне о нем? Мысли проносились в моей голове, но я молчал. «Смерть выбирает не только старых и больных…» Ой, ну надо же. «Иногда она забирает молодых и здоровых, но пути Господни неисповедимы…» Вот давай еще Бога сюда, ага. «Мы должны верить, что там, на небе, ему хорошо…» Ты психоаналитик или священник? «Он ушел, но мы продолжаем жить, мы не должны предаваться печали…» А ты попробуй. «Мы должны находить в себе силы двигаться дальше…» Бла-бла-бла. Он говорил много, взывал к моим чувствам, потом к разуму, потом просто старался задавать какие-то вопросы, но я отвечал только да или нет. Я слышал, как после сеанса, он сказал моей матери, что ему удавалось разговорить и не таких трудных подростков, и посоветовал разговаривать со мной о том, что происходит.

Толку из этого вышло мало. Назойливые приставания с расспросами «для галочки» только больше меня злили. Я продолжал ходить на сеансы терапии, но по-прежнему не хотел разговаривать с Альбертом. Я вообще не хотел ни с кем разговаривать, я хотел, чтобы все оставили меня в покое. Все, что они говорили, пытаясь выразить свое сочувствие, я и так знал. Знал, что Санни больше нет и надо как-то жить дальше. Знал, что когда-нибудь я, наверное, свыкнусь с этой мыслью. Мне нечем было делиться с матерью, которая вдруг вспомнила, что она у меня есть. И уж тем более делиться чем-то с Альбертом, который ничего не понимал в таких трудных подростках как я. Постепенно отвратительные монстры, с которыми боролась моя героиня, стали все больше походить на Альберта и моих родителей.

7

В начале мая один из моих одноклассников, Алекс, устраивал вечеринку на свой день рождения. С одноклассниками у меня были нормальные отношения, я не был изгоем или ботаником, объектом шуток и издевательств, мы просто держались на почтительном расстоянии, и это был мой осознанный выбор. Я никогда особо не стремился стать частью компании, мне вполне хватало общения с одним-единственным человеком – с Санни. Но теперь, без него, в моем мире стало слишком пусто. Бывало, что я не разговаривал ни с кем целыми днями, и вот теперь мне безумно захотелось общения. Настолько безумно, что я отправился на ту вечеринку.

У Алекса был большой и красивый дом за городом, всего в нескольких кварталах от дома моих родителей, но наш дом ему и в подметки не годился. Из открытой настежь двери доносились музыка и смех. Они не сразу заметили, как я вошел и в нерешительности замер на пороге. Их было много, и вскоре они все смотрели на меня. Кто-то с удивлением, кто-то безучастно, но некоторые даже с сожалением. Смерть Санни стала потрясением для всех, пускай и не таким огромным, как для меня. Ко мне тут же подбежали какие-то девчонки и стали наперебой предлагать пиво или какой-то коктейль с водкой. Уже не помню, что тогда выбрал, но опьянел довольно быстро. Я сидел в кресле и невидящим взглядом смотрел на танцевавших передо мной девушек. В одной руке я держал сигарету, в другой стакан с чем-то спиртным. Мне было странно. Голова шла кругом. Я затянулся, и комната растворилась в тумане. Вдруг я оказался на ступенях разрушенного готического храма. С ночного неба крупными хлопьями падал снег. Куда-то вдаль, в темную чащу старых деревьев, уходили мои одинокие следы. «Вальтер… – прошептал кто-то над моим ухом, я обернулся, но никого не увидел. – Вальте-ер…»

Картинка расплылась, и я снова вернулся в комнату. Какая-то девушка сидела у меня на коленях и улыбалась.

«Эй, ты где?» – спросила она. Я посмотрел на нее и ничего ответил. Мне вспомнился Чеширский кот из «Алисы в Стране чудес», когда он исчезал, и оставалась одна улыбка, так же было и сейчас – от девушки осталась только белозубая улыбка.

«С возвращением в реальный мир!» – она похлопала меня по щекам. Но с этим я мог бы поспорить, ибо видение готического собора было куда более реально.

Когда в следующий раз я пришел в себя, оказалось, что танцую нечто латиноамериканское и уже с другой девушкой. Все толпились вокруг нас и дружно аплодировали, со всех сторон раздавались восторженные возгласы и свист. Похоже, я был на высоте. Вот уж не подозревал, что умею танцевать. Мне даже стало весело. Но тут я увидел Анну. Она стояла в другом конце комнаты и смотрела на меня. На ее лице отражалась смесь удивления, недоумения и, кажется, обиды. Наши взгляды встретились, она развернулась и вышла из комнаты. Я остановился в середине очередного па и бросился вслед за ней, стараясь удерживать равновесие. Никогда в жизни так не напивался.

Я вышел на улицу. Запах цветущих каштанов ударил в нос. Я огляделся по сторонам и увидел ее. Анна шла, укутавшись в свитер, хотя было совсем не холодно. Я пошел следом. Ноги меня не слушались, и я постоянно натыкался на неизвестно откуда являвшиеся столбы и деревья. Но я не обращал на это внимания, ведь всего в нескольких шагах шла девушка моей мечты.

– Кто это у нас тут? – я догнал ее и одной рукой обхватил ее за талию.

Анна молча скинула мою руку. Я потерял равновесие и упал. Она вздохнула и помогла мне подняться.

– Да, вот такая я свинья, – сказал я, стараясь идти рядом с ней, – что-то я сегодня перебрал… А почему ты молчишь? – не дождавшись ответа, я продолжил, – Посмотри, сегодня веселится весь мир!

А мир и вправду веселился. В свете фонарей роились мотыльки, словно маленькие эльфы, которых мы с Санни искали в детстве. Звезды танцевали в небе под стройное стрекотание кузнечиков. Заглядевшись на звезды, я запнулся, едва не упал, но успел схватиться за фонарный столб. Продолжая обнимать столб, я затянул какую-то детскую песенку. Если бы мог, то непременно бы еще и станцевал. Анна остановилась и устало посмотрела на меня.

– Идем, – она взяла меня за руку. О, это был самый счастливый момент в моей жизни. Мы шли, держась за руки, словно влюбленная парочка. Ну, по крайней мере, именно так мне казалось тогда, у Анны наверняка остались совсем другие впечатления. Она молчала, но думаю, она улыбалась. Я и не заметил, как мы добрались до моего дома. Оказалось, она знает, где я живу.

– Первый раз провожаю парня до дома, – Энхен улыбнулась мне и попыталась высвободить руку, но я не отпускал. – Мне пора, – мягко, но настойчиво сказала она.

– Я не хочу, чтобы ты уходила, – почти шепотом сказал я и наклонился, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась, и я лишь слегка коснулся губами ее щеки. Ее кожа была нежна как персик и пахла апельсином и шоколадом. Наверное, никогда не забуду это мгновение. Она слегка отодвинулась от меня и тихо сказала: «Спокойной ночи, Вальтер». Я кивнул ей в ответ. Она отвернулась и неспешно зашагала прочь. Если бы я не дал тогда ей уйти, она осталась бы со мной. Но я просто смотрел ей вслед, даже когда она скрылась из вида. Я был счастлив как никогда в своей жизни.

8

Наутро мне было очень плохо. И не только физически. Меня терзало похмелье и смутное чувство стыда за то, что я творил накануне. Особенно меня удручало, что половина событий вообще вылетела из памяти. Зато хорошо помнил Анну, и этот чудесный романтический момент между нами уже не казался таким романтическим. Я корил себя весь день, и к вечеру в моей голове созрело единственное правильное, как я думал, решение. Бежать! И черт меня дернул (как я узнал позднее, это был именно он) реализовать это решение. Я собрал необходимые вещи в рюкзак, достал из копилки деньги, их было немного, но вполне достаточно, ведь почти два года мы с Санни копили на мопеды, и, едва родители уснули, вышел из дома.

У меня не было особого плана. Пришел на вокзал и заскочил в первый попавшийся поезд. Поезд шел до Мюнхена. Людей в вагоне было немного, но я не стал проходить, а остался у входа. Так и простоял почти все три часа, что мы ехали, прислонившись к окну и глядя в ночную даль. Мое сердце радостно и одновременно тревожно трепетало. Приключения! Я был готов к ним и ждал их.

На рассвете я оказался в Мюнхене. Я вышел из здания главного вокзала, и меня встретил город из стекла и металла. Ночью прошел дождь, и на улице было свежо. Капли дождя блестели на окнах домов в лучах восходящего солнца. Было пустынно и тихо. Только грохот мусоровоза отражался от стен. Я стоял и смотрел по сторонам. И постепенно придумал, что же буду делать дальше. Решил сдаться на волю судьбе и идти туда, куда она меня ведет. Посмотрю страну, а то и Европу. Буду останавливаться в городах, больших и маленьких. Найду место по душе и останусь там, устроюсь куда-нибудь на работу и начну новую взрослую жизнь. Я ловил попутки, проходил пешком по несколько десятков километров, ночевал на вокзалах и питался в придорожных забегаловках. Пару раз до меня докопались полицейские, но мне удалось убедить их, что еду в Нюрнберг или Дрезден к любимой бабушке. А один раз чуть не нарвался на банду скинхедов. Хорошо, что я быстро бегаю.

На исходе пятого дня путешествия я оказался где-то между Австрией, Германией и Чехией. Ура объединенной Европе! Я шел пешком по проселочной дороге, пролегавшей среди виноградников, и мечтал о ночлеге. Солнце клонилось к закату. Впереди, на возвышенности, виднелся дом. Небольшой, одноэтажный, выкрашенный бордовой краской. Я подошел ближе и увидел во дворе мужчину. Он стоял ко мне спиной и подрезал розы.

– Добрый вечер, – сказал я ему по-немецки.

– Добрый вечер, – он обернулся и посмотрел на меня. Показалось, что он улыбнулся, но я до сих пор не уверен.

Мужчина был невысокого роста, хорошо сложенный, примерно лет пятидесяти. Короткие темные волосы кое-где уже отметила седина, а его голубые глаза были пронзительные и бездонные, как у хаски.

– Вы не подскажете, здесь где-нибудь можно остановиться на ночлег?

– Ближайший мотель в пятидесяти километрах отсюда, – сказал мужчина, махнув рукой в сторону. – К утру доберешься, – усмехнулся он. Его хох дойч (прим. литературный немецкий язык) был безупречен. – Можешь переночевать здесь, – мужчина кивнул головой в сторону дома.

Я согласился не раздумывая. Спал как убитый и не видел снов. Кровать и подушка казались мне самыми великими изобретениями человечества. Проснулся рано. Мелкий моросящий дождик стучал за окном. В маленькой комнате было сумрачно и прохладно, где-то в углу громко и настойчиво старые часы отстукивали время. Половина шестого. Хозяин ходил где-то в доме, было слышно, как скрипят половицы. Я потянулся и собрался вставать, как вдруг увидел собаку. Я даже вздрогнул от неожиданности. Посреди комнаты сидел большой черный лабрадор и внимательно смотрел на меня.

«Алиша!» – раздался голос хозяина, и собака, подскочив, тут же выбежала из комнаты.

Я оделся и пошел вслед за ней. Через гостиную и на кухню, откуда доносился чудесный аромат свежего кофе. Хозяин колдовал у плиты. Собака со странным именем Алиша уже сидела рядом с ним и видимо ждала завтрака. Не оборачиваясь, хозяин сказал: «Садись». Я смутился, глаза у него что ли на затылке? Я даже не успел поздороваться, а он уже знал, что я здесь.

«Садись», – повторил он еще раз и указал на стол. Там уже ждал завтрак. Яичница, ветчина и свежий хлеб, который, похоже, вот-вот вытащили из печи. Я присел на стул и принялся за еду. Хозяин сел напротив меня и некоторое время молча смотрел, как я ем. Потом он спросил:

– Что ты ищешь в наших краях?

Вопрос меня удивил и озадачил, хотел бы я знать, чего ищу на самом деле.

– Новой жизни, – неуверенно сказал я.

– Новой жизни, – он расхохотался. – Новой жизни, – повторил он, и, качая головой, встал из-за стола. На старой газовой плите закипал кофе в турке, он погасил огонь и начал разливать кофе по чашкам. – А что же твоя старая жизнь?

– Не удалась, – ответил я.

– Сколько тебе лет, парень? – он поставил передо мной чашку и внимательно посмотрел на меня. У него был необычный взгляд, без какого-то особого выражения, сложно было понять его настроение, но как ни странно я чувствовал себя комфортно с ним. Мне казалось, я могу доверять ему. Черта с два мог я ему доверять! Но об этом позднее.

– Пятнадцать.

– Что ж, если ты ищешь новой жизни, у меня есть, что тебе предложить, – он сел обратно на стул и придвинул к себе чашку. – Мне нужен помощник. Работы достаточно, но ты же не боишься трудностей? – он подался немного вперед.

– Нет, – ответил я.

– Я дам тебе кров, пищу, все, что тебе понадобится, в обмен на твое обещание. Ты останешься здесь до ноября, пока не будет собран последний урожай винограда.

– Хорошо.

Он протянул мне руку, и я пожал ее. Его рукопожатие было уверенным и крепким, такой человек не пойдет на компромиссы.

9

Так началась моя жизнь на винограднике. Я работал с раннего утра и до поздней ночи и забывал обо всем. Мне некогда было грустить о Санни и думать об Энхен. Ко мне вернулся сон и аппетит. Я вырос на десять сантиметров и окреп. Мои старые вещи стали мне малы, и Наставник принес новые. Явно сшитые на заказ, старомодного покроя, брюки, рубашки, сапоги… никаких футболок и джинсов, но я не жаловался. Да и новый стиль мне определенно нравился.

Наставник, а именно так он потребовал себя называть, вернул меня к жизни. Он стал для меня кем-то вроде отца. Заботился обо мне. Помню, однажды я провел весь день под палящим солнцем, рыхля землю на виноградниках, а вечером свалился с температурой. Он сразу же достал из шкафа на кухне какие-то банки с травами и приготовил из них совершенно дикий отвар. От его запаха слезились глаза. «Не бойся, он тебя не убьет, он тебе поможет», – говорил он, протягивая мне кружку. И вправду, через десять минут я был снова на ногах и готов к новой работе. Никогда еще мне не было так легко и бодро. «Природа дает нам все, что нам нужно», – говорил он, рассказывая о своих травах. Наставник научил меня, как и где собирать их, какие травы от чего помогают, как приготовить из них отвары, которые не только вылечат любой недуг, но и придадут силы, бодрости и даже очарования.

Наставник многому научил меня. Не припомню, чтобы мой настоящий отец вообще меня чему-то обучал. Наставника же я считал своим другом. Он никогда не читал мне нотаций, не лез в душу и не задавал лишних вопросов. Он принимал меня таким, какой я есть, не пытался исправить меня или сделать менее «трудным». Он вообще не считал меня трудным. Он учил, подбадривая, если мне что-то не удавалось, и никогда не ругал, если я совершал ошибки. При этом я не назвал бы его добрым. Он редко выражал какие-то эмоции и почти никогда не улыбался. Знать бы мне тогда, кто он на самом деле. Хотя это ничего бы не изменило.

Виноградник был в стороне от оживленных трасс и других хозяйств, на много километров от нас не было ни одного человеческого жилища, но Наставник и не разрешал далеко уезжать, я ведь дал ему обещание. Да и не хотелось куда-то ехать, тихий размеренный образ жизни пришелся мне по душе, вся эта сельская романтика и свежий воздух, и никаких условностей, норм поведения, ненужных расспросов и фальшивого сочувствия.

В свободное время, в основном по вечерам, я ездил верхом по окрестностям. У Наставника было пять лошадей. Вороных, породистых. Я кормил их и чистил, убирал в конюшне. За это Наставник разрешал на них кататься. Он научил меня правильно седлать лошадь и держаться в седле.

Помимо лошадей, я нашел в себе еще одну страсть, о которой даже не подозревал. В гостиной Наставника стоял большой шкаф с книгами. Какие у него там были книги! Для ценителей антиквариата они стоят миллионы евро, но у него они просто так пылились на полках. Первые издания Шекспира и Гете, старинные карты Европы, трактаты греческих классиков. Я никогда не был любителем книг, но его библиотека поглотила меня. Я провел сотни часов, перелистывая старые пожелтевшие страницы.

Мой молчаливый компаньон – Алиша – постоянно крутилась где-то рядом. Конечно, если Наставник не забирал ее с собой. Он часто уезжал куда-то по своим делам, в которые меня не посвящал. Да я и не особо интересовался, мало ли какие дела могут быть у фермера. Маленький, наивный я! Ну, как бы то ни было, когда Наставника не было дома, мне приходилось заботиться о нас двоих. С Алишей было просто, наложил собачьего корма в миску и все. А вот мне пришлось осваивать мастерство кулинара. Когда макароны и яичница надоели, научился жарить мясо и тушить капусту. Сколько продуктов было выброшено в мусорное ведро после моих экспериментов! Зато Алише было весело. Мне казалось, что она хихикает надо мной, наблюдая со стула за моими манипуляциями.

Алиша была красивой собакой. Короткая черная шерсть с синим отливом и огромные фиолетовые глаза. Не уверен, что у собак вообще бывают такие глаза. А какой у нее был характер! Своенравная и упрямая, постоянно подшучивала надо мной. То прятала мои вещи, то пряталась сама так, что приходилось искать ее по всему дому. А она в это время тихонечко наблюдала за мной из какого-нибудь укрытия и потом неожиданно нападала. Так что скучать нам было точно некогда.

Однако самое интересное происходило по ночам, когда Наставника куда-то отлучался. Однажды ночью я проснулся от звуков рояля. Где-то в глубине каменных стен неизвестный музыкант рассказывал о своей судьбе. Я в жизни не слышал ничего прекраснее этого. В этой музыке было все: тоска, страсть, гнев. Перед моим воображением вставали ожившие картинки. Мелодия вводила в транс и заставляла уноситься высоко к заснеженным вершинам и падать вниз, во тьму и безысходность. Разве сновидение может быть таким живым? Разве во сне мы удивляемся тому, что спим? У Наставника не было рояля. Откуда бы ему взяться в небольшом фермерском домике? Я встал с кровати и вышел в гостиную. Насколько я знал, из гостиной только два выхода: в мою комнату и направо, в коридор, за которым была кухня и спальня Наставника. Но мелодия доносилась слева, из-за двери, которой раньше не замечал. Я дернул ручку и она открылась. За ней оказался длинный коридор с множеством дверей. Все они были открыты, и призрачный лунный свет освещал все вокруг. Комнаты были пусты, но кое-где попадалась какая-то старая мебель. Мелодия стала громче и заполняла теперь все пространство. За приоткрытой дверью в конце коридора виднелась тонкая полоска света. Оттуда и доносилась музыка. Я заглянул внутрь и увидел часть комнаты. В канделябрах, висевших на стене, горели свечи. У одной из стен стоял рояль. За ним спиной ко мне сидела девушка. Я видел только ее длинные темные волосы. Я хотел приоткрыть дверь пошире, но она заскрипела, и я проснулся. Было уже утро. Алиша сидела посреди комнаты и смотрела на меня. Я потом специально проверил, но двери слева действительно не было. Хотя я слышал рояль еще несколько раз и готов поклясться, что не спал при этом.

Другая загадочная история произошла в последний день сбора урожая. Приближалась середина ноября, ударили первые заморозки. Погода стояла прескверная, холодный ветер пробирал до костей, а низкие и темные тучи наводили тоску. Казалось вот-вот и пойдет дождь, но он все не шел. Мы с Наставником трудились до поздней ночи. Этот урожай был особенно важен для него. Наставник говорил, что вино из такого винограда получается сладким, словно смертный грех, и не сравнится ни с чем другим. Уж в этом-то он разбирался.

Я никогда еще так не выматывался, как в тот день, поэтому уснул сразу же, едва моя голова коснулась подушки. Меня разбудили голоса и смех. Доносились они из гостиной. Я удивился, почему у Наставника гости в такой час, и почему он мне об этом ничего не сказал. Голоса не утихали. Я оделся и выглянул в гостиную. Там было темно и пусто. Теперь казалось, что разговаривают в моей комнате. Странно. Я приложил ухо к стене и прислушался. Они говорили по-английски, и я не понимал половины. Что-то про урожай, про вино и смертных, хотя я не уверен. Я вернулся в свою комнату и попытался послушать оттуда. Голоса реально доносились из стены. И тут прямо перед моим носом из стены возникло лицо. Мужчина средних лет. Он выглядел вполне материальным и осязаемым и совсем не был похож на призрака. Он подмигнул мне и сказал: «Бу!». Я в страхе отпрянул от стены и грохнулся на пол. Он расхохотался и скрылся обратно.

Веселье продолжалось до рассвета, и я так и не смог уснуть. Мне было совершенно очевидно, что с моей психикой все в порядке. То, что происходило, не было сном или фантазией и происходило вполне реально.

Когда рассвело, я позавтракал и отправился в конюшню. Лошадей на месте не было. Неужели Наставник забрал их с собой? Потом прошелся по виноградникам. Все было в порядке. К обеду вернулся в дом и уснул на диване в гостиной. Разбудил меня шум на кухне. Уже стемнело, и на кухне горел свет. Я протер глаза и встал с дивана. Наставник расставлял тарелки на пустом столе. Выглядел он уставшим, но довольным. Алиша лежала под столом, свернувшись калачиком, и слегка помахала хвостом, увидев меня. Я наклонился и потрепал ее по голове. Когда я поднял голову, стол уже был накрыт, а Наставник сидел на своем стуле, подняв бокал с красным вином, хотя прошло всего пять или десять секунд. Сейчас, вспоминая об этом, мне кажется странным, почему я тогда ничему не удивился, а просто взял свой бокал и сел напротив Наставника.

– За сбор урожая, – сказал он.

– За сбор урожая, – ответил я.

Какое-то время мы ужинали в тишине. Меня мучил вопрос, но я не решался его задать.

– Я думаю, настало время рассказать тебе кое-что, – прервал молчание Наставник.

Он откинулся на спинку, и я не сразу понял, что произошло. Окружающее нас пространство расширилось. Мы оказались за длинным дубовым столом в просторном обеденном зале. Каменные стены украшали старые выцветшие гобелены. В огромном камине горел огонь, освещая это мрачное помещение. Перед камином на шкуре какого-то животного все в той же позе лежала Алиша.

Я в восторге озирался по сторонам. Я знал, я знал, что настоящие приключения все время были прямо под носом! Наставник с интересом следил за моей реакцией.

– Это все настоящее? – наконец спросил я.

– Да, Вальтер, дом, в котором ты прожил почти четыре месяца, был простой иллюзией.

– Иллюзией?

– Которую создал ты сам. Я лишь указал тебе направление, а твое воображение дорисовало нужные ему детали. Если ты захочешь, я научу тебя создавать иллюзии и управлять умами людей.

Еще бы я не хотел. Кто бы отказался научиться магии?

– Есть только одно условие, Вальтер, – сказал он. – У тебя нет пути назад. Ты не сможешь вернуться к прежней жизни и к тем, кто знал тебя в ней. Ты готов к этому?

– Мне нечего терять, – я пожал плечами. – Конечно же, я согласен.

Я был возбужден и взволнован, но это было приятное волнение. Эта особая атмосфера средневекового замка, мой Наставник, который оказался настоящим волшебником. У меня было ощущение, что я попал в сказку или что сейчас из-за камина выскочит ведущий известного шоу, а за портьерами скрывается съемочная группа, но ничего подобного не происходило. Наставник наполнил наши бокалы вином и жестом приказал мне встать. Я повиновался, он подошел ко мне и поставил бокалы передо мной. Словно фокусник, он вытащил из рукава длинную иголку и проколов себе палец, капнул несколько капель крови в вино. Затем он протянул мне руку, и я понял, что он хочет сделать со мной то же самое. Словно зачарованный я наблюдал, как капли моей крови растворяются в вине.

Он взял мой бокал и передал его мне. Я сделал несколько глотков и почувствовал, что со мной происходит что-то странное. Сердце словно сковало холодом, оно стало биться медленнее и тяжелее. Постепенно холод распространялся по всему телу. Я замерзал изнутри. Стало трудно дышать, и я жадно глотал воздух. Бокал выпал из моих рук и разбился на мелкие осколки. Остатки вина растеклись по каменному полу. Тело с трудом подчинялось мне, я попытался устоять на ногах, но не смог и упал на колени. Я не почувствовал удара, я вообще уже ничего не чувствовал, но мое сознание было четким как никогда прежде. Я видел и осознавал все, что происходит со мной. Я видел Наставника, который стоял в стороне и внимательно наблюдал за мной. Я видел Алишу, которая замерла рядом с ним и тоже смотрела на меня. Я же становился чистым разумом, ощущал себя вне пространства и времени. У меня не было тела, я не чувствовал ни боли, ни холода, ничего. Вдруг все исчезло, на долю секунды настала тьма и меня тоже не стало.

10

Я глубоко вдохнул и проснулся. Над моей головой простирался красный бархатный балдахин, а сам я лежал на огромной кровати. Напротив меня, в кресле, дремал Наставник. Я сел, и тело тут же отозвалось легким покалыванием. Комната была небольшая. В камине потрескивали дрова. Стены обшиты деревом, а из убранства, кроме кровати и кресла, письменный стол, на котором лежали мои книги, да стул, на котором висели мои вещи. За окном еще темно. Я посмотрел на Наставника и обнаружил, что он уже не спит, а наблюдает за мной. От неожиданности я вздрогнул. На его лице мелькнула тень улыбки.

– Я умер? – спросил я.

– Нет, – ответил он. – Ты просто перешел на новый уровень развития.

– Значит ли это, что я умер физически? – спросил я и подумал: «Ну что за глупые вопросы я задаю?».

– Нет, Вальтер, – он действительно улыбнулся. – С тобой все в порядке. Спи.

Он поднялся со своего места и прикоснулся к моему лбу, в этот же миг я почувствовал, как мои глаза закрываются, и я проваливаюсь в сон.

Я проспал до следующего вечера. Когда спустился в зал, он уже ждал меня. Стол был накрыт и горели свечи. Мы поужинали в полном молчании. В моей голове проносились сотни вопросов, но я не знал с какого начать. Все никак не мог до конца осознать, что это происходит на самом деле. Украдкой я посматривал на Наставника, но на его лице не читалось абсолютно никаких эмоций. После ужина он привел меня в свой кабинет. Здесь было достаточно уютно. Относительно новая кожаная мебель, большой письменный стол и старый книжный шкаф. Не из этого ли книжного шкафа я читал книги?

«Я расскажу тебе то, что ты знаешь давным-давно. Ты становишься одним из нас, Вальтер, – сказал он, усаживаясь за стол. – Я уверен, ты слышал много историй о колдунах и волшебниках. Люди любят сочинять о нас красочные истории, но истинной правды они все равно не знают. А ты узнаешь».

Он рассказал мне о том, что магия дана не каждому, и не каждый может использовать ее в полной мере. Также он поведал о том, что магия на самом деле не делится на черную и белую, а делят ее суа – существа, обладающие и повелевающие ей. Много тысяч лет назад на земле существовала лишь одна раса – человек. Человеческая раса росла и занимала все новые и новые территории. Под влиянием природных условий и нового образа жизни Человек обыкновенный был обречен на то, чтобы приспособиться или погибнуть, и тогда он начал мутировать. Так и появились суа, а также гномы, оборотни, вампиры, и многие другие существа, которые когда-то стали частью народного фольклора, а сегодня они – звезды блокбастеров. Многие из них давно перестали существовать, но самыми живучими, как ни странно, оказались люди, не обладавшие выдающимися возможностями и непревзойденной физической силой. Они яростно уничтожали всех, кто мог представлять какую-то угрозу, пусть даже вымышленную. Они накинулись на тех, кто отличался от них, обладал хоть каким-то интеллектом и имел хоть какие-то особенности, дающие пусть и чисто теоретическое превосходство. В итоге, все кто мог, попрятались, ушли, растворились среди людей, а кто не смог – исчезли навсегда.

«Мы с тобой живем в прекрасное время, Вальтер, – говорил Наставник, – сейчас каждый может быть кем угодно. Времена тайных обществ и вековых секретов канули в Лету. Теперь ты можешь кричать на весь мир о том, что ты колдун, вампир, да хоть лесной эльф, всегда найдутся те, кто поверит тебе и не упечет тебя в психбольницу. Но никто не будет воспринимать тебя всерьез. Мы часть истории и это нам только на руку. Нам больше не надо прятаться и скрываться, мы можем жить среди людей, и они лишь будут считать нас милыми безумцами или фриками, если хочешь. Тебе выбирать, кем ты станешь для них. Запомни еще одно, – сказал он. – Абсолютного зла, так же как и абсолютного добра не существует, по крайней мере, я ни о чем подобном не знаю. Мы сами выбираем, на какой мы стороне. Некоторые из нас навсегда застряли на Перепутье, где нет сторон, и все равны между собой.

– На какой же мы стороне? – спросил я.

– Я тебе так скажу, Вальтер, – ответил он с лукавой усмешкой, – отрицательным героем быть гораздо интереснее.

Сейчас я бы сказал, что быть отрицательным героем проще. Но, несмотря на все разногласия, которые возникли впоследствии между нами, даже после того, как я узнал всю правду о нем, и даже, несмотря на то, как он обошелся со мной и теми, кто был мне дорог, я всегда разделял его философию, всегда видел в нем родственную душу. До сих пор вижу.

Наставник рассказал мне о том, что наша сила проявляется по-разному, мы все можем воздействовать на материальный мир и на разум живых существ, но в разной степени. Моей стезей стало создание иллюзий, Наставник мог первоклассно управлять погодой, в чем я потом не раз убедился на собственной шкуре.

«Ты должен обладать не только сильным духом, но и крепким телом», – говорил он. Он учил меня фехтовать и охотиться. Я изучал боевые искусства и философские учения, иностранные языки и историю, физику и химию. То, что рассказывал мне Наставник, отличалось от того, что я изучал в школе, но было намного интереснее. Я заново открывал для себя знакомый с детства, но абсолютно неизвестный мне мир. Я чувствовал непреодолимую жажду знать больше, уметь больше. Еще, еще, еще! Наставник был приятно удивлен моим рвением и радовался моим успехам.

С началом обучения моя работа на Наставника закончилась и у меня появилось больше свободного времени, которое я с удовольствием посвятил изучению своего нового жилища. То, что я раньше принимал за небольшой, одноэтажный, выкрашенный бордовой краской дом, на деле оказалось огромным средневековым замком, с башнями, с многочисленными каменными лестницами и переходами, с бесконечным числом комнат, дверей и окон. Шаг за шагом я продвигался в изучении этого казуса, и постепенно начал свыкаться с мыслью, что в этом мире даже невозможное возможно.

Наставник занимал всего лишь несколько комнат в южном крыле, остальные пустовали или были заколочены. В темных коридорах на потемневших от времени стенах тускло блестели старинные доспехи. Тяжелые бархатные шторы, расшитые золотом, не открывались уже несколько сотен лет. В замке царило уныние и запустение. Пахло сыростью, плесенью и старостью. Сотни бесценных артефактов прошлого гнили и разрушались от времени. Мне хотелось разобрать завалы, открыть шторы и впустить свежий ветер в эти мрачные каменные стены, но когда я пришел к Наставнику с этим порывом, он мне сказал: «Какая твоя печаль, Вальтер? Этот замок мертв уже много лет. Потрать свое время на обучение. Это для тебя сейчас важнее, чем поднимать пыль и перебирать это старье».

11

Приближалась зима, начинались первые заморозки. Тяжелые тучи нависали над замком, то и дело моросил мелкий холодный дождь, раскрашивая и без того унылый пейзаж в депрессивные черные и бурые тона. С такой погодой нос на улицу лишний раз показывать не хотелось. Впрочем, в замке было не намного комфортнее. Жилые помещения отапливались каминами, а в коридорах гулял ветер, и мне никак не удавалось по-настоящему согреться. Вечно замерзшие пальцы, ноги и пар изо рта – этих ощущений я уже не забуду никогда.

Практически все время я проводил в кабинете Наставника. Когда он бывал дома, то в основном сидел за своим столом и что-то писал, или читал мне лекции, или давал книги на самостоятельное изучение. Книг у него было очень много: и старые, и не очень, с пометками, комментариями, закладками. Он серьезно подходил к моему обучению и спрашивал пройденный материал по всей строгости. Обычно это происходило по вторникам. Наставник садился в кресло у камина и начинал задавать вопросы по всей изученной теме. Наши беседы продолжались по несколько часов. Он заставлял меня думать, анализировать, оценивать и ругал, когда я пытался просто зазубрить наизусть. Мы спорили, шутили, ругались. Славные были времена… Жаль, что продлились они недолго.

Наставник по-прежнему часто где-то пропадал, на день-два, а иногда и на целую неделю. Но я никогда не оставался один. Где-то в замке были слуги, хотя я их никогда не видел. А как иначе можно объяснить, почему каждый день к определенному часу стол в обеденном зале ломился от ароматных и горячих блюд, которыми можно было накормить десяток, таких как я? Почему каждый вечер меня ждала горячая ванна, а каждое утро – чистая и выглаженная одежда? Как они этого добивались без электричества – отдельная загадка.

А еще теперь со мной постоянно была Алиша. Видимо ее задачей было следить, чтобы я не наделал глупостей. Но я их и не делал. Я укутывался в плед и садился с очередной книгой на старый диван перед камином. Алиша ложилась рядом, положив голову мне на колени, и делала вид, что спит. Я поглаживал ее по голове и рассказывал обо всем подряд: о том, что прочитал нового, о том, что мне снилось ночью. Иногда я рассказывал ей о Санни. Со временем я заметил, что мне стало легче вспоминать о нем. Мне казалось, что он все еще жив, где-то там в моей прошлой жизни. Существовала ли она вообще, та другая жизнь, или я прожил здесь сотни лет под завывание ветра в каменных коридорах и потрескивание поленьев в камине?

Недели сменяли друг друга, но я не замечал их. Я жил где-то на краю реальности, поглощенный книгами. Я не знал ни даты, ни месяца, ни даже дня недели.

Как-то ночью меня разбудили вспышки света. Я подошел к окну и увидел вдалеке фейерверки. Новый год наступил. Я прислонился лбом к стеклу, оно было холодным, словно лед. Алиша встала рядом на задние лапы, выглянула в окно. Стало очень грустно. Вспомнился прошлый новый год, когда мы с Санни стояли в толпе людей у ратуши и считали удары часов. Помню, загадал тогда, чтобы Санни бросил наркотики, а в моей жизни произошло хоть что-нибудь интересное. Кажется, я перестарался со своим желанием.

Алиша тихонько заскулила, а я закрыл глаза. Кровь приливала к лицу и пульсировала в висках, в горле пересохло, сердце билось все чаще и чаще, напряжение в голове нарастало. Я вцепился руками в подоконник и практически не контролировал себя. Пол буквально уходил из-под ног, мне казалось, что сейчас заплачу или потеряю сознание, но вдруг стекло треснуло и звонкими осколками разлетелось в стороны. Свежий морозный воздух ударил в лицо, и я отпрянул назад. Самообладание возвращалось, но слишком медленно. Руки дрожали, ноги отказывались стоять. Алиша, прижав уши, наблюдала за мной. Не ранило ли ее осколком? Я осмотрел ее со всех сторон. С ней все было в порядке, зато со мной нет. Правая щека саднила и кровоточила, но я находился не в том состоянии, чтобы заморачиваться на этом, я потрепал Алишу по морде и вернулся в постель. Алиша устроилась рядом и принялась лизать рану на моей щеке. Боль постепенно утихала, а прикосновение ее шершавого языка было даже приятным. Потом Алиша уткнулась носом мне в шею и издала тихий звук. Мне показалось, что она сказала: «Не грусти». Я обнял ее и вскоре уснул.

Наутро я проснулся от стука собственных зубов. Ночевать в комнате с разбитым окном, все равно, что спать на улице. Попытался починить стекло сам, но не смог, моей магии для этого не хватало. Поэтому отправился на поиски чего-нибудь, чем можно закрыть окно. Я долго бродил по комнатам и никак не мог найти ничего подходящего. Алиша ходила за мной черной молчаливой тенью. За комнатой, заваленной кухонной посудой и фарфоровыми сервизами, оказался большой зал. Полуденное солнце пробивалось сквозь занавешенные окна, отгоняя сумрак. По стенам были развешаны старинные мушкеты и шпаги, булавы и копья, мечи и арбалеты.

Одну из стен полностью занимало изображение батальной сцены. На фоне охваченного пламенем замка, в очертаниях которого угадывался замок Наставника, был изображен всадник на вороном коне. Его черные доспехи и темные волосы отливали медным блеском в свете огня. Я вгляделся во всадника, его лицо было перекошено от злобы, а глаза… этот пронзительный, холодный взгляд. Я видел его каждый раз, когда смотрел на Наставника. В одной руке всадник сжимал копье, и его острие пронзало грудь рыцаря, лежавшего на земле. Светлые доспехи и волосы рыцаря были испачканы грязью и кровью, но он еще не был повержен, он словно пытался отразить атаку своим мечом. Я подошел поближе, чтобы разглядеть его. На клинке была красиво выгравирована надпись на латыни, но мне не хватало знаний, чтобы понять ее. Я перевел взгляд на лицо белого рыцаря. Краска выцвела и кое-где облупилась, но его взгляд был очень живым и полным решимости. Мне казалось, что еще мгновение, и он по-настоящему оживет. Я был просто очарован им. Художник, изобразивший этот триумф черного всадника, был явно на стороне белого рыцаря. Также как и я. Мое сердце переполнялось от боли, мне не хотелось, чтобы белый рыцарь умер. Я протянул руку и прикоснулся к его нарисованному лбу. Он был холодным и пыльным. Алиша, которая все это время стояла рядом со мной, неожиданно зарычала и набросилась на меня. Она вцепилась зубами в руку, которой я прикасался к стене. Ее хватка была крепкой, а укус глубоким, но недолгим. Она отпустила меня почти сразу.

«Что же ты делаешь?» – закричал я, потирая запястье, из того места, куда она укусила, шла кровь. Она стояла напротив и внимательно смотрела на меня. – «Сумасшедшая собака», – я замахнулся и хотел ударить ее, но она даже не пошевелилась, – «Ааа, черт с тобой», – я махнул на нее рукой и пошел дальше. Она двинулась следом, но я обернулся и закричал на нее: «Пошла вон! – она замерла. – Не таскайся за мной, тупое животное! Вон!» – она села на месте, а я вышел в другую комнату, со всей силы хлопнув дверью. На голову мне свалился кусок штукатурки, я отряхнулся и посмотрел по сторонам. В заплесневелом углу стояло несколько покрытых паутиной полотен. Лишь спустя несколько лет я узнал, что это были бесценные работы мастеров шестнадцатого века, а тогда я просто закрыл ими окно, чтобы хоть немного согреться.

С Алишей после этого случая мы не общались несколько недель. Она держалась в стороне, и у меня не было никакого желания с ней контактировать. Пускай о ней заботятся эти таинственные слуги, мне такая полоумная собака была не нужна. Все это время Наставник не появлялся дома. Я уже начал волноваться, не случилось ли с ним чего, когда он, наконец, вернулся.

Смеркалось, за окном выла вьюга. Я сидел за его столом и рисовал пером средневековый замок. Мои комиксы остались дома, в Германии, и иногда я жалел об этом. Какие бы сейчас нарисовал приключения для моей амазонки, но у меня не было даже карандаша. Алиша лежала на кушетке в углу и не смотрела на меня. И тут вошел Наставник. Он был одет в летнюю рубашку и шорты, что было на него совсем не похоже и явно не по погоде. Он выглядел отдохнувшим и загоревшим. Алиша сразу же вскочила со своего места и бросилась к нему. «Моя дорогая, – он потрепал ее по голове. – Здравствуй, Вальтер, – он подошел к столу и положил передо мной кипу новых книг. Книги были действительно новые, от них веяло свежей бумагой и типографской краской. Учебники по экономике и праву. Удивленный, я рассматривал их, перелистывал страницы. Они так не подходили этому месту, были так не похожи на все то, что я изучал до этого, словно весточка из другого мира. «Скоро тебе пригодятся такие знания», – сказал Наставник. Я хотел спросить у него что-то, но он был целиком поглощен Алишей. Он стоял перед ней на коленях и гладил ее. На какое-то мгновение мне показалось, что они разговаривают.

Ночью она пришла ко мне и ткнулась в щеку холодным носом. «Просишь прощения?» – спросил я. Она положила голову на передние лапы, ее глаза блестели в темноте. «Ты же знаешь, что я не могу на тебя злиться», – сказал я. – «Только не кусайся больше, ладно?» Она кивнула головой и издала тихий звук. «Скучал по тебе», – я провел рукой по ее голове. Пускай она не могла мне ответить, но я был рад, что она рядом.

12

Утром меня ждал сюрприз. Когда я спустился к завтраку, за столом сидел какой-то паренек. Немного младше меня, года на два, может на три. Одет по-простому, но его внешность, в ней одновременно сочетались восток и запад. Черные восточные глаза и высокие скулы, короткие волосы цвета воронова крыла и загар, который можно получить только в южных широтах. Никогда раньше не видел таких красивых людей, ему и сейчас принадлежат все взгляды. Склонившись над тарелкой, он с аппетитом ел овсяные хлопья. «Привет!» – сказал я по-немецки. Он тут же перестал есть и уставился на меня. Почему-то он очень смутился и даже покраснел. «Привет!» – ответил он, но уже по-английски.

«Вальтер, это Рив, – Наставник появился как всегда откуда-то сзади, – Рив Рейвен (прим. Raven – ворон (англ.)), мой племянник. Рив, это Вальтер, о котором я тебе рассказывал».

Рив кивнул мне. Его чуть раскосые глаза были серьезны, он не улыбался, но выглядел вполне дружелюбно. Я испытывал смешанные чувства: с одной стороны, я был рад встретить хоть кого-то примерно моего возраста, с другой стороны, незнакомцы всегда вызывали у меня определенную антипатию. Кроме того, Наставник, оказывается, что-то рассказывал ему обо мне, а я о нем вообще ничего не знал.

Я сел за стол и придвинул к себе тарелку.

– Откуда ты? – спросил я по-английски. За последние полгода я немного подтянул свой английский и теперь мог неплохо общаться.

– США, – ответил он.

– О, издалека, – сказал я и посмотрел на Наставника, я не знал, что еще спросить у этого странного молодого человека.

– Рив поживет здесь несколько дней, – сказал Наставник, – а потом мы отправим его в Оксфорд или Кембридж. Рив у нас будет юристом.

Рив снова смутился, а я почувствовал укол ревности, я привык за это время, что Наставник мой и только мой. Я даже не думал, что где-то там, за пределами замка у него есть своя жизнь. И какая жизнь!

Больше никто из нас не проронил ни слова. После завтрака Наставник привел меня в кабинет и сказал:

– Я хочу, чтобы ты был подружелюбней с ним. Он пережил тяжелую трагедию, потерял всю семью. Я полагаю, ты способен понять, что это такое, – я кивнул. Я понимал. – Он замкнут в себе и малообщителен. Я хочу, чтобы ты пообщался с ним. Это будет полезно для вас обоих.

Тогда меня поразило, каким заботливым оказался мой Наставник. Сейчас меня поражает, насколько лицемерным и бездушным он был в тот момент.

После завтрака мы с Ривом отправились покататься верхом в лесу. Утро было морозным, иней покрыл деревья и переливался сотнями цветов в солнечных лучах. Хрустальный сад. Безжизненный и холодный. Все это почему-то напомнило мне тот пасмурный день в парке, когда Санни признался в своей зависимости, и мне стало не по себе. Я чувствовал холодный комок в груди, и с каждой минутой он становился все тяжелее и тяжелее. Рив ехал рядом, погруженный в свои мысли. Он смотрел вперед, и его взгляд был холодным и решительным.

– Кто ты? – спросил я.

Он вздрогнул и посмотрел на меня.

– Ворон, – ответил он.

Я помнил, что Наставник, представляя его утром, назвал его Рив Рейвен, тогда я подумал, что это фамилия, но сейчас уже не был в этом уверен.

– Это твое имя?

Рив посмотрел на меня с удивлением и непониманием, но вместо ответа отпустил поводья, и не успел я и глазом моргнуть, как он взмыл ввысь черным вороном. Он сделал несколько кругов над моей головой и вернулся в седло. Его преображение происходило молниеносно – доля секунды и Рив снова сидел в своем человеческом облике, глядя на меня, но уже с интересом.

– Круто, – сказал я единственное, что пришло в голову.

– Что ты умеешь? – спросил он.

Я взглянул в его глаза. Черные, бездонные, никогда не видел таких глаз. Я сосредоточился, долгое время ничего не происходило. Кровь снова потихоньку приливала к вискам и пульсировала все сильнее и сильнее. Голова шла кругом. Опять возникло это странное чувство, будто сейчас потеряю сознание, как вдруг мы оказались посреди тропических джунглей. Я выдохнул. Получилось! Рив с удивлением осматривался вокруг. Прикоснулся к лиане, висевшей над его головой, и в изумлении уставился на меня. «Она настоящая!» – воскликнул он. Чем больше он смотрел и прикасался, тем больше возникало деталей. Появились птицы и змеи, тропики наполнились звуками. Воздух становился все более жарким и влажным. Теперь мою фантазию дорисовывал Рив, так же как и я когда-то дорисовал сельский домик Наставника. Лошади под нами фыркали, я не знал, видят ли они эту иллюзию, или для них мы по-прежнему стоим посреди заснеженного леса. Тем временем Рив спешился и, присев на корточки, стал рассматривать насекомых, которые ползали по земле. «Это великолепно!» – наконец сказал он. Мы снова оказались в зимнем лесу.

– Дядя Генри очень высокого мнения о тебе, – произнес он, забираясь на коня. – Теперь я знаю, почему.

Так я узнал, что настоящее имя моего Наставника Генри или Генрих, но он почему-то решил скрыть это от меня.

– Ты, наверное, хорошо знаешь Генри?

– О, нет, не очень, – ответил он. – Но он очень добр ко мне. После того, что случилось, он забрал меня, хотя вовсе не обязан был это делать. Я благодарен ему за это.

Рив сразу погрустнел, и я решил не расспрашивать его о том, что же такое случилось с его семьей.

Общение с Ривом действительно пошло мне на пользу, я наконец разобрался в мастерстве иллюзий и понял, что это не так уж и сложно, главное создать оболочку, а человеческое воображение наполнит ее содержанием. Мои первые иллюзии были просты и немного нелепы в своей наивности – сказочные дворцы из популярных компьютерных игр, супермаркеты, наполненные людьми, и города, где я никогда не бывал. Рив показал мне множество мелких, но полезных в повседневной жизни трюков, например, как перемещать предметы силой мысли или зажигать огонь. С Ривом было интересно, но мы никогда не говорили о чем-то кроме магии. Он ничего не рассказывал о себе, а я не спрашивал. Я понимал его, мне тоже не хотелось делиться этим с первым попавшимся незнакомцем.

Как-то я спросил его:

– Ты первый раз в Европе?

– Да, – как всегда односложно ответил он, и я уже приготовился к очередной паузе в нашем разговоре, когда он заговорил. Мы были в зале оружия, Рив снял со стены старый меч и теперь вертел его в руках.

– Я никогда не был так далеко от дома, – сказал он, осторожно проведя пальцем по лезвию меча. – Но моего дома больше нет… – Рив взмахнул мечом. – Понимаешь, вороны всегда жили в стороне, у нас был свой остров, и мы не любили чужаков, но где-то раз в пятьдесят лет кого-то из нас отправляли в большой мир. – Он вытянул руку с мечом вперед и посмотрел, как свет играет на потемневшем от времени металле. – Мир меняется быстро, нам нельзя отставать от него. А в этот раз выбрали меня. Я должен был стать учеником частной школы. – Он провел клинком из стороны в сторону. – Меня привезли в Лос-Анджелес и оставили одного. А на следующий день… Я даже не успел познакомиться с классом. Я просто знал, что произошло что-то плохое, и мне нужно вернуться. Вороны очень давно не вмешивались в чужие дела, никому не причиняли вреда, и ни с кем, абсолютно ни с кем не общались. Кто мог сделать такое, я не знаю, – Рив повесил меч обратно на стену. Я был поражен его самообладанием, ни один мускул не дрогнул на его лице, глаза были по-прежнему темны и холодны. – Кто-то уничтожил их всех, каждого, не осталось никого, – он еще раз провел рукой по клинку, – кроме меня. Я найду того, кто это сделал и уничтожу его также беспощадно, – он отвернулся от меча и посмотрел прямо на меня.

Мне стало не по себе, я почти физически ощутил волну холода и ненависти, которая исходила от него. Его глаза горели огнем, но спустя всего мгновение вся враждебность словно испарилась, и он снова стал обычным подростком. Перемена была разительна, словно в нем уживались два разных человека. Пройдет всего каких-то полгода, и я научусь делать точно так же…

Когда он уехал вместе с Наставником, замок стал казаться мне особенно пустым и тоскливым, и хотя рядом была Алиша, мой молчаливый друг, она не могла поговорить со мной. Поэтому ничего не оставалось, кроме как взяться за учебники, которые оставил мне Наставник.

13

Когда сошел снег, я снова вернулся к работе на винограднике, хотя в этом больше не было необходимости, и физический труд на свежем воздухе стал для меня своего рода развлечением, особенно когда на помощь пришла магия. Мне казалось тогда, что моя сила не знает границ. Больше не приходилось прилагать огромные усилия, чтобы вызвать ее, напротив, я едва ее сдерживал. Что творилось по ночам в моей спальне, трудно вообразить. Мир кошмаров, в который я отправлялся каждую ночь и где я чувствовал себя как дома, вырывался наружу. Разбитые стекла, перевернутые столы и разбросанные вещи составляли привычное убранство моей комнаты.

Помимо всех прочих дел я продолжал изучать замок. Бурной майской ночью я добрался до последнего пункта моих исследований – северного крыла. Я стоял у распахнутых массивных дверей и вглядывался в темноту. Молния осветила старинные своды, и раскаты грома гулким эхом разнеслись по замку. Мрак снова окутал меня. Непонятные очертания были едва различимы. Со всех сторон доносились шорохи и странные звуки, от которых стыла кровь в жилах. Я пытался сконцентрироваться. Я знал, что вдоль стен висят канделябры, в замке ведь не было электричества, но Наставника это совсем не беспокоило. Минута, две, десять. Наконец, сотни свечей вспыхнули, потревожив сон летучих мышей, с криками разлетевшихся в разные стороны.

То, что я увидел, поразило меня до глубины души. Длинный широкий холл оканчивался просто невероятных размеров дверями с вырезанным на них фамильным гербом старинного дворянского рода. В одном из заплесневелых углов белели кости прикованного скелета. Между ободранными колоннами стояли статуи некогда прекрасных дам и кавалеров, закапанные воском и хранившие на себе следы прошедших столетий и жизнедеятельности летучих мышей и прочей обитавшей там нечисти. Старинные подсвечники были покрыты пылью и паутиной. Паутина была везде, причудливыми узорами она свешивалась с потолка и оплетала стены. Сморщившись от отвратительного запаха старого плавившегося воска и отчаянно борясь с желанием убежать, я пошел вперед. Звук моих шагов резко отдавался во внезапно наступившей тишине.

Дойдя до конца холла, я обернулся. Там, в начале, сверкали молнии, и неистовствовала природа, а здесь, в этой мертвой тишине, я слышал лишь свое прерывистое дыхание. Меня не покидало ощущение чьего-то присутствия, но я приказал себе не думать об этом и дернул пыльную ручку. Любопытно, что она была сделана в виде головы волка. Ссохшаяся дверь не поддалась, и мне стало интересно. Я отошел на несколько шагов и, закрыв глаза, сосредоточил на ней всю свою силу. Пространство вокруг наполнялось шорохами, и где-то вдалеке вновь стало слышно буйство стихии, но я не обращал внимания. «Двери, откройтесь! Откройтесь, двери!» – словно заклинание повторял я. И они распахнулись. Душераздирающий скрип на пару секунд заглушил все остальные звуки. Воздушный поток едва не сбил меня с ног и погасил свечи. Завывание ветра стало слышнее. Молния осветила комнату. По спине пробежал холодок, и я резко обернулся. Бархатная мгла окружала меня.

Здесь нечего бояться, пытался убедить я себя и вновь зажег свечи. Осмотрелся. Библиотека! Старинная, с высокими потолками, с бесконечными стеллажами и таким количеством книг, что, кажется, за всю жизнь не прочесть. Я подошел к книжным полкам. Вот она, та самая библиотека, которую мое сознание вырвало из иллюзии Наставника. Я и подозревать не мог, что он прячет от меня такое сокровище. Я достал первую попавшуюся книгу и сдул с нее пыль. Старые пожелтевшие страницы слиплись, а когда я попытался расклеить их, рассыпались. Меня охватила тоска, я долго смотрел на переплет книги, размышляя о том, что все имеет свой срок. И эта книга, и моя жизнь, и я не мог позволить себе тратить ее на такие пустяки, как страх, уныние и сомнения. Мне вдруг захотелось взять все, что она могла мне предложить и даже больше. Я вышел из библиотеки в твердой решимости сделать хоть что-нибудь.

Через пару минут я ворвался в кабинет Наставника. Он сидел за столом, обложившись кипой старых книг, и что-то писал длинным черным пером. В комнате пахло табаком, деревом и чем-то горелым. Наставник медленно поднял голову и выжидающе посмотрел на меня.

– Мне нужна практика, – сказал я.

– Что именно тебе нужно? – он продолжил писать, заглядывая периодически в одну из книг.

Несколько мгновений я переминался с ноги на ногу и, наконец, решился:

– Я хочу в город.

Он отложил перо и изучающим взглядом посмотрел на меня.

– Обещай, что ты вернешься до рассвета.

– Ну конечно, куда я денусь?

– Обещай, что ты вернешься до рассвета, – повторил он и протянул мне руку. Я подошел к нему и неуверенно протянул свою. Острое лезвие скользнуло по моей ладони, я слегка вздрогнул от боли. Несколько капель крови упали на стол.

– Обещай, что ты вернешься до рассвета, – повторил он снова.

– Обещаю, что вернусь до рассвета, – ответил я и пожал его руку.

Тогда меня удивило недоверие Наставника, но сейчас я прекрасно понимаю его. Он отпускал юного и неопытного мага в большой мир. Мальчишку, уверенного в своей силе и превосходстве, но который так мало знал о том, что ему со всем этим делать.

Я оседлал коня. Конюшня, кстати, как и виноградники, оказалась вполне реальной. Гроза не утихла, а, наоборот, еще больше усилилась. Я скакал под проливным дождем и был безмерно счастлив.

Через пару часов я был в Праге. Наставник весьма предусмотрительно не сказал мне в день нашего знакомства, что ближайший ночлег через пятьдесят километров находится в Праге. Если бы я знал об этом, он бы не сумел продержать меня на винограднике целый год. Разве что приковать цепями.

Дождя в городе не было, и в небе светила желтая луна. Поплутав немного по темным улицам, я оказался в старом городе. Прага очаровала меня. Старинные узкие и извилистые улочки в желтом свете фонарей. Черные шпили готических соборов. Уличные музыканты и восхитительный запах тушеного мяса и сладкой капусты.

Стук копыт отражался от старых стен. Несмотря на поздний час, людей здесь было довольно много. В основном туристы, они с удивлением провожали меня взглядами. А я чувствовал себя средневековым лордом, осматривающим свои владения. За год мои волосы отрасли почти до плеч, обычно я собирал их в пучок, но сейчас они были растрепаны и мокрыми завитками прилипали к щекам. На мне была рубашка старинного покроя из белого шелка, которую я слегка расстегнул, когда стало жарко в дороге, черные брюки и высокие сапоги для верховой езды. В общем, выглядел я вполне подобающе моей фантазии. Я любовался своим отражением в темных витринах. Я был влюблен. В себя.

Мое триумфальное шествие продолжалось до Староместской башни Карлова моста. Ее темный силуэт с белыми скульптурами выделялся на фоне синего неба. Вместе с группой туристов я пересек проезжую часть и спешился возле памятника Карлу IV. «Да простит, меня ваше императорское величество», – сказал я, глядя на великого правителя прошлого, привязывая коня к ограде.

Когда я прошел под сводами башни и оказался на мосту, меня охватило странное чувство. Наверное, впервые за прошедший год я осознал, что все это происходит на самом деле. Потемневшие от времени скульптуры, брусчатка, фонари, торговцы, музыканты, туристы. Здесь царила совершенно особая атмосфера. Я подошел к каменной ограде и вгляделся вдаль. На том берегу возвышался величественный собор. Его шпиль, подсвеченный сотнями прожекторов, стремился ввысь. Я долго любовался им, вцепившись руками в холодный камень, голова шла кругом. В своей жизни я не видел ничего более прекрасного. Я посмотрел вверх, над моей головой кружили сотни белых чаек, таких призрачных на фоне черного неба. Хотелось поделиться с кем-нибудь своим восторгом, но с кем? Я подумал о Санни, и на душе стало тоскливо и одиноко. Когда я вспоминал о нем в последний раз? Две-три недели назад? Неужели когда-нибудь забуду о нем совсем? Неужели когда-нибудь наша дружба станет просто одним из множества воспоминаний? А ведь я даже не был на его могиле. Даже не попрощался с ним. Я перегнулся через ограждение и взглянул в черную гладь реки. Санни-Санни, обещаю, что никогда тебя не забуду…

Постепенно музыканты разошлись по домам, туристы – по отелям. Рестораны закрылись, улицы опустели. Тогда я и увидел свою первую жертву. Он мне сразу не понравился, есть такие люди, которым непременно хочется сделать какую-нибудь мелкую пакость. Этот был достаточно молод, полноват и совершенно пьян. Он долго и нудно рассказывал что-то на незнакомом мне языке своей спутнице, блондинке в джинсах, рваных по последней моде. Они зашли в бар и сели за столик. Я последовал за ними. Он не затыкался, она слушала его, не перебивая. Возможно, ей даже было интересно. Убедившись, что в баре кроме нас троих и бармена больше никого нет, я создал маленькую иллюзию, чтобы меня никто не заметил, подошел к толстяку и обхватил руками его шею. Я знал, что мои пальцы холодны как лед. Он задрожал. Его лицо отражалось в окне. Он был бледен и шевелил губами, словно пытаясь что-то сказать. Парень попытался вырваться, но я лишь усилил хватку. Я начал шептать ему в ухо, что-то на латыни, и увидел, как его глаза округлились. Он выглядел так, будто его сейчас хватит удар. Его спутница за это время успела несколько раз потеребить его за руку, накричать на него, вскочить со стула, сбегать за официантом и вот теперь они вдвоем стояли над нами и смотрели в замешательстве на него, потому что меня они не видели. И вдруг она ударила его по лицу. От неожиданности я разжал пальцы, и чары развеялись. Я едва успел занять место за столиком, если бы они не были так заняты толстяком, то наверняка подумали бы, что я материализовался прямо из воздуха. Парень же повалился на пол вместе со стулом, но тут же пришел в себя и выругался. Его девушка начала что-то причитать, пытаясь помочь ему подняться, но он грубо оттолкнул ее и кое-как поднялся сам. Официант участливо склонился над ним, и парень помахал рукой – все нормально. Потом они долго сидели и молчали, ничего не заказывая. А я в это время размышлял за соседним столиком, что мне стоит еще много над чем поработать.

К рассвету я вернулся в замок, как и обещал. Уставший и измученный, я практически сразу уснул, и снились мне пустынные улицы Праги и стук копыт по булыжной мостовой.

После этого Наставник еще несколько раз отпускал меня в город. Он разрешил купить вещи, какие мне нравятся, и я сразу накупил себе джинсов, но практически не носил их, старомодные брюки оказались куда удобнее. Еще он разрешил купить байк, чтобы я успевал вернуться к рассвету. И теперь я был таким странным викторианским юношей на ультрасовременном байке. Ох, эти незабываемые мгновения. Пустынная трасса и ветер в ушах, а в голове старая мелодия из начала девяностых: Оседлать ветер и никогда не возвращаться назад, пока не увижу полуночное солнце… (прим. Poison – Ride the wind) Мне казалось, что это и есть настоящая свобода. Как же я ошибался!

В Прагу я влюбился целиком и безвозвратно. Влюбился в ее улочки, в ее потемневшие от времени скульптуры, в ее жителей, всегда готовых перекинуться парой слов о какой-нибудь ерунде, ее туристов, щелкавших фотоаппаратами на каждом углу. Именно на туристов я и охотился, создавал для них призраков и вампиров, устраивал батальные сцены, переносил в прошлые времена и эпохи. Некоторые в ужасе разбегались, некоторые не могли понять, что с ними происходит, некоторые в восторге пытались запечатлеть все, что видели. Домой они, естественно, привозили всего лишь ворох фотографий пустой улицы, я ведь не обладал властью над техникой. Со временем я научился воздействовать на целые группы людей. Так в новостях появились сообщения о том, как на Карловом мосту сразу двести человек наблюдали самого святого Вацлава, расхаживавшего в блестящих доспехах и домашних тапочках. Как на Староместской площади три сотни кошек водили хоровод, а по телевизионной башне ползали младенцы, которых туда поместил местный скульптор. В общем, развлекался, как мог. Мне было можно все, кроме одного.

– Не ходи в их храмы, – сказал мне Наставник, перед тем как отпустить меня в город.

– Почему? Меня испепелит праведное пламя? – спросил я.

– Нет, просто дань уважения к светлым, – ответил он. – Так принято, Вальтер, – сказал он, увидев мое изумление.

– Дань уважения? – переспросил я. – К светлым? А разве мы с ними типа не воюем?

– Времена войн прошли, Вальтер, – сказал он. – Теперь принято заключать соглашения и пакты, на нас трудятся сотни юристов, чтобы все, что мы делаем, оставалось в рамках закона. Ты наверняка помнишь, как в двадцатом веке сразу несколько выдающихся представителей Темных сил пришли к власти в мире людей и натворили таких дел, что пробудили Фемиду от вечного сна. А она, между прочим, спала мирным сном со времен Римской империи и была очень разгневана тем, что ее потревожили. Несладко пришлось всем, и нам, и даже светлым, она создала для нас свод законов, которые мы все теперь должны соблюдать. Прежней свободы больше нет, – с сожалением сказал он.

– А я думал, что силы Тьмы на то и силы Тьмы, чтобы творить зло, – сказал я.

– Просто так творить зло не интересно, – пожал плечами Наставник. – Для всего должна быть своя причина.

14

Спустя год после начала обучения я мог похвастаться хоть и старомодным, но достаточно хорошим образованием. В начале ноября, когда последний урожай винограда был собран, Наставник объявил мне, что мое обучение закончено и настало время представить меня магическому обществу – суа, но прежде мне предстояло пройти испытание.

В тот день он разбудил меня очень рано. Пока я одевался, он задумчиво глядел в окно. Алиша сидела рядом с ним, и как всегда внимательно наблюдала за мной. Оба они были напряжены и сосредоточены.

«Я готов», – сказал я, застегнув последнюю пуговицу на рубашке и накинув пальто.

Он жестом указал мне на дверь. Мы вышли из комнаты, но оказались не в другой комнате, а посреди горного ущелья. Искусство создания порталов мне еще только предстояло освоить. Солнце еще не взошло, и звезды холодно мерцали на небе. Луны не было видно, и черные вершины гор зловеще выступали на фоне синего неба. Мы стояли перед высокими воротами из черного камня, с двух сторон от них горели факелы. Наставник прошептал несколько слов по латыни. Я знал, что это заклинание, открывающее Врата Ада. Ворота раскрылись, и нашему взору предстал город из темного камня. Причудливые здания гнездились на склонах и уходили в самое сердце гор. Город был тих и безлюден.

– Добро пожаловать в Ад! – скептически произнес Наставник и пошел вперед. Он не верил ни в Ад, ни в Рай, и говорил, что их придумали люди. Как ни странно, но я ему верю. Кому как не ему знать об этом? Хотя я снова забегаю вперед. Тогда же я не думал об этом, а как зачарованный, шел за ним.

Мы поднялись по ступеням и вошли в прекрасный и величественный дворец. На входе стража в серебристых доспехах отдала нам честь. В тусклом призрачном свете, струившимся прямо из стен, я увидел огромный зал с невероятно высокими потолками и колоннами. Посреди зала оказалась широкая лестница, ведущая вниз. Мы прошли по ней и там нас встретили еще два стражника. Они раскрыли двери, и мы оказались на пороге мглы. Я почувствовал, как Наставник положил руку мне на плечо. Я оглянулся на него. «Ступай, мой мальчик, я верю в тебя», – раздался его голос в моей голове. Он кивнул мне, и я шагнул вперед. Двери за мной закрылись, и я оказался в кромешной тьме. Постепенно мои глаза привыкли, и я обнаружил, что оказался в маленькой комнатке с четырьмя дверьми. «Они хотя бы предоставляют право выбора», – усмехнулся я и наугад открыл одну из дверей. И понял, что выбора у меня нет. Я стоял посреди заснеженного яблоневого сада. Здесь было тихо и пустынно. В воздухе кружились снежинки. И вдруг я увидел его, он сидел на коленях, склонившись вперед. Мое сердце забилось чаще, но я не мог заставить себя сделать шаг, а просто смотрел на него. Темная фигура оставалась неподвижной. Я не был уверен, что хочу подойти к нему. Более того, я был уверен, что мне явно не понравится то, что увижу.

«Он же твой друг, Вальтер», – раздался детский голос позади меня, и я резко обернулся. Девочка лет восьми в пижамке с мультяшками прижимала к себе одноглазого медведя в заплатках и как-то особенно недобро улыбалась. Видел я уже где-то эту девочку, но не мог вспомнить где.

– Чего ты боишься? – спросила она, тряхнув хвостиками.

– Ничего, – я почувствовал, как вспотели ладони. Девочка мне положительно не нравилась, в фильмах такие вот девочки обычно превращаются в огнедышащих монстров или отвратительных зомби.

– Так не бывает, – она шагнула ко мне, и я стал пятиться назад. – Расскажи мне, чего ты боишься, – она резко прыгнула на меня, я не удержался на ногах и мы вместе повалились на землю. Земля была сырой и холодной, а снег вполне настоящим. Она села на меня верхом и обхватила руками мою голову.

– Кто ты? – я схватил ее руки и попытался скинуть ее с себя, но она оказалась сильнее.

– Меня зовут Энхен, – она улыбнулась так, что у меня мурашки побежали по коже, и постепенно до меня дошло, что это действительно Анна. Та самая Анна, девушка моей мечты, в том самом синем платье, что и на вечеринке у Алекса, а я думал, что забыл о ней за этот год. Анна провела руками по моим волосам и наклонилась ближе. Я почувствовал ее дыхание.

– Почему ты здесь? – тихо спросил я, внимательно разглядывая ее лицо, оно было именно таким, каким я его помнил.

– Я люблю тебя, Вальтер, – нежно сказала она и поцеловала меня. Здесь я, признаюсь, повел себя совершенно глупо. Я ответил на ее поцелуй. Он был обжигающе холодным. Я оттолкнул ее и увидел, что это был Санни. Живой, совсем настоящий. От неожиданности я впал в ступор. Он нависал надо мной и с какой-то усмешкой разглядывал меня. Я знал это выражение лица, он что-то обдумывал. Мне стало жутко. Нужно действовать. Я оттолкнул его, он в изумлении посмотрел на меня. Не дожидаясь его реакции, я толкнул его сильнее и сбросил с себя. Попытался подняться, но он тут же налетел на меня и снова повалил на землю. Его лицо вдруг перекосилось от злобы, и я увидел, что у него клыки, и он метит мне прямо в шею. «Вот еще вампиров не хватало», – подумал я и, наколдовав себе кинжал, я ударил его. Слегка, совсем не хотелось его калечить, но он взвыл и бросился на меня с новой силой. Он словно хотел растерзать меня. Никакой пощады. Я отмахивался, как мог. В конце концов, мне удалось скинуть его с себя и подняться. Он лежал на боку и тяжело дышал. Белый снег под ним постепенно окрашивался в красный цвет. Он истекал кровью. Я стоял над ним, готовый в любой момент отразить новую атаку. Но он не нападал, и мое сердце не выдержало. Я присел рядом с ним и положил руку на его плечо. Он посмотрел на меня. Из его глаз катились слезы.

«Санни», – прошептал я, отбросил кинжал в сторону и хотел взять его на руки. Но он совершенно резко изменился в лице и, запрокинув голову, захохотал. Его адский хохот отражался от деревьев. Я резко отпрянул он него. Но он оказался быстрее и снова едва не повалил меня на землю. Он шипел и рычал. Огромные клыки придавали его лицу звериный оскал. Это был не Санни, это был монстр, которого создало больное воображение того, кто придумал это испытание. Мы боролись не на жизнь, а на смерть.

Голодный, грязный, мокрый, израненный и едва живой я вошел в главный зал дворца. За длинным столом сидел Наставник и улыбался мне. Он так редко улыбался.

Позже, когда мы вернулись в замок, я спросил его:

– Кто создал такую сильную иллюзию?

– Ты, – с удивлением ответил он.

– В смысле?

– Я закрыл тебя в темной комнате, все остальное ты придумал сам. Можно создать Лабиринт смерти, кишащий монстрами и ловушками, – ответил он, – и его сможет пройти каждый. Каждый может преодолеть любые препятствия и победить любых монстров, но не каждый способен встретиться лицом к лицу с тем, что у него здесь, – он приложил ладонь к моей груди, – и победить это.

– Но я ранен, моя одежда в крови, – попытался возразить я.

– Сильные иллюзии могут влиять на физический мир, Вальтер. Ты способен на многое. Ты – Повелитель иллюзий, – он одобрительно похлопал меня по плечу и сказал, – Ступай, переоденься, вечером мы устраиваем бал в твою честь. Сегодня праздник сбора урожая.

15

Я едва помню, как вошел в свою спальню и упал на кровать. Уснул практически сразу. Разбудила меня Алиша, она тыкалась холодным носом в мою руку, свесившуюся с кровати. Где-то в замке играла музыка. Я был совершенно разбит. Я чувствовал себя так, словно никогда в жизни не спал и вряд ли посплю в будущем. Однако пришлось поднять тело с кровати и умыться. Я задержался перед зеркалом. На моей щеке и шее остались следы от когтей монстра с лицом Санни. Они дико болели. Все тело нестерпимо ныло. Одежда, которую я бросил в кучу на полу, была мокрой от снега и пропитана кровью и не только моей. Если бы это все была моя кровь, я бы уже давно помер от потери крови. Разве может иллюзия быть настолько реальной?

Я спустился в зал и даже немного опешил. Сколько же гостей прибыло к моему Наставнику на праздник? Две сотни или три? Дамы в изысканных и немного старомодных платьях. Мужчины в элегантных костюмах. Они переговаривались между собой или прогуливались по залу. Между ними сновали официанты с золотыми подносами, на которых стояли хрустальные бокалы с красным вином. Я остановился в стороне, наблюдая за происходящим, и даже не заметил, как рядом появилась Алиша, время от времени тыкая меня носом, может, подбадривая, а может, просто привлекая мое внимание. Вдруг раздался громкий голос, и я посмотрел по сторонам, пытаясь найти его обладателя.

«Дамы и господа, приветствуйте Правителя Темного царства, Повелителя Темных сил – Генриха Штайнберга!» Раздался гром аплодисментов и на вершине лестницы я увидел Наставника. Улыбаясь, он приветствовал гостей. На нем была роскошная темно-красная мантия, отделанная мехом. Он обвел взглядом толпу и остановился на мне. Наставник кивнул мне и сделал жест, чтобы я подошел. Толпа расступилась. Я проглотил комок, подступивший к горлу, и сделал шаг. Я шел по этому импровизированному коридору и чувствовал, как меня прожигают сотни любопытных взглядов. Не уверен, что то, что происходило в моей голове можно назвать мыслями. Наставник спускался мне навстречу, подбадривая взглядом. Мы встретились где-то на середине лестницы. Он положил руку мне на плечо и объявил:

– Приветствуйте моего помощника – Вальтер Рит – Повелитель иллюзий!

Гром аплодисментов отразился от высоких стен и оглушил меня. Мне казалось, что я теряю сознание, но Наставник сжал мое плечо, возвращая к реальности.

Из толпы гостей вышла пожилая дама в огромном головном уборе из перьев.

«Что умеет твой помощник?» – спросила она.

Наставник слегка подтолкнул меня вперед. Гости замерли в ожидании. Музыка прекратилась. Стало очень тихо. Я понял, что они чего-то ждут от меня, но не понимал чего. Алиша присела рядом и снова ткнула носом мне в ногу. И тут мне в голову пришла идея. Я хотел заставить их поверить, что Алиша – это огромный серый волк, именно на этом я и сосредоточился. Вздох изумления пронесся над толпой. «Удалось», – подумал я и, самодовольно улыбаясь, посмотрел на Алишу, но вместо волка я увидел девушку. В коротком платьице она сидела на ступенях рядом со мной, и ее длинные черные волосы струились по полу. Я не успел даже удивиться, когда пожилая дама произнесла:

«Ты разрушил чары Генриха, ты достоин того, чтобы быть одним из нас!»

Гости снова начали аплодировать, со всех сторон слышались одобрительные возгласы. В одно мгновение я стал звездой вечера. Я хотел сказать что-нибудь девушке, которая пару мгновений назад еще была собакой, но она лишь слегка кивнула мне и одними губами произнесла: «Потом». Меня обступили гости. Они задавали вопросы, рассказывали какие-то истории, спрашивали мое мнение, они полностью поглотили меня, и я забыл обо всем. У меня совсем не было времени думать об усталости, об испытании, о том, что мой Наставник оказался хозяином преисподней.

Последние гости разошлись на рассвете. Серые сумерки окутывали обеденный зал. Причудливые тени, отбрасываемые пылающим камином, плясали на стенах. Перед ним, на коврике, обхватив руками колени, сидела Алиша. Ее длинные черные волосы спадали на пол, а бледная кожа в свете камина казалась загорелой. Я тихо подошел к ней и прислушался, пытаясь понять, спит она или нет. Тишина нарушалась лишь треском горевших поленьев. Вдруг она посмотрела на меня. Ее непропорционально большие сапфировые глаза на узком восточном лице были невероятно красивы.

– Привет, – почему-то смутился я.

– Привет, – девушка подвинулась, уступая мне место. – Спасибо тебе.

– За что? – спросил я, усаживаясь рядом.

– Ты развеял чары Генриха, – она посмотрела на меня. У нее было странное лицо, неэмоциональное, невыразительное, я не мог понять ее чувств.

– Я не этого хотел, – отмахнулся я, – но мне очень нравится такой результат, – я улыбнулся ей. Два года рассказывал ей свои самые сокровенные мысли… Надо же было так вляпаться! – Зачем он сделал это?

– Чтобы я не отвлекала тебя, – она потянулась ко мне, чтобы убрать волосы, упавшие мне на глаза, но я не дал ей этого сделать. Я взял ее за руку, которая оказалась такой маленькой и теплой, и, словно следуя какому-то порыву, придвинулся к ней и поцеловал. Только через мгновение я осознал, что происходит, и удивился своей решительности. Но она ответила мне, и ее поцелуй был теплым и нежным в отличие от того, что было вчерашним утром, но почти таким же недолгим. Она слегка отодвинулась и провела рукой по моей щеке.

– Ты красивый, – сказала она, – и очень мне нравишься, но я принадлежу Генриху.

– Что это значит? – тихо сказал я и попытался снова ее поцеловать, но она приложила палец к моим губам.

– Он мой хозяин.

– Хозяин? – постепенно до меня начало доходить, что что-то не так.

– Я его создание, – сказала она. – И ты его создание и ты тоже принадлежишь ему.

– О чем ты? – спросил я, а про себя подумал: «Да почему же ты говоришь загадками?»

– Он создал из тебя сильного мага, и ты дал обещание служить ему вечно. Ты его создание, ты принадлежишь ему.

Все так просто, и при этом так безысходно. Я не смотрел на этот вопрос с такого угла. Разве я кому-то принадлежу? Раньше я только хотел, чтобы мне кто-то принадлежал. Энхен, Санни, Наставник… Тем временем Алиша продолжала:

– Ты не сможешь от него уйти и пойти против него тоже. Он не одобрит. Он уничтожит тебя.

– Но я не собираюсь уходить от него или спорить с ним, – возразил я.

– Все так говорят, – она пожала плечами.

– Все?

– До тебя здесь были ученики, Вальтер, и после тебя будут. Я его создание, тебе нельзя меня любить.

– Что случилось с ними?

– Разное, – она ловко ушла от ответа, – но если ты полюбишь меня, ты умрешь. Если я полюблю тебя, умру я.

– Все просто, – я хлопнул себя по колену и собрался подняться. Она задержала меня.

– Генрих сказал, чтобы я сразу предупредила тебя. Он возлагает на тебя слишком большие надежды.

Я поднялся и, не оборачиваясь, пошел в свою комнату. Даже забыл ей сказать «спокойной ночи» или «доброго утра», чего там было уместнее. Не раздеваясь, я лег в постель, нужно было столько обдумать, но мой уставший мозг сразу отключился.

Заходящее солнце косыми лучами падало на балдахин моей кровати. Я почувствовал, что замерзаю, повернулся на бок и, не открывая глаз, потянул на себя одеяло. Оно, как обычно, поддавалось с трудом, ведь чаще всего Алиша спала в моей постели. Я улыбнулся и вдруг вспомнил вчерашнюю ночь. Я приподнялся на локте и оглянулся. Она лежала в своей обычной позе, свернувшись калачиком и положив голову мне на колено. Только вот она больше не была собакой. Она была самой настоящей девушкой, ее черные волосы лежали на белых простынях. Она подняла голову и посмотрела на меня. Я не знал, что ей сказать.

– Привет, – прервав молчание, сказала она и улыбнулась.

– Привет, – я улыбнулся ей в ответ, ожидая каких-нибудь объяснений.

– Придется отвыкать от этой привычки, – она поднялась, и я увидел, что на ней короткое черное кружевное платье.

– А жаль, – улыбнулся я и уставился в пол, поймав себя на том, что слишком пристально разглядываю ее.

– Генрих уехал, но наказал мне, чтобы я позаботилась о тебе, – она подошла ко мне, и я увидел, какие длинные у нее ноги. Она взяла меня за подбородок и заставила посмотреть на себя. – Стол уже накрыт в обеденном зале.

– Так точно, сэр, – выкрикнул я, и нервно засмеялся.

Алиша улыбнулась мне и, едва коснувшись моего плеча, направилась к выходу. Я последовал за ней, мучительно пытаясь не думать о ее ногах, таких соблазнительных в этих маленьких отделанных мехом полусапожках.

16

Утреннее солнце искрилось в бесчисленных снежинках, окутавших поля, кусты, деревья и крыши. Я сидел в библиотеке, укутавшись в старый плед, и с увлечением читал. Несмотря на горящий камин, было чертовски холодно. Наступала очередная зима в замке Наставника. Зимы в Чехии не слишком холодные, но система старых каминов, которые никто не чистил уже пару веков, плохо справлялась со своей задачей, но Наставник, казалось, этого вовсе не замечал, и я стойко переносил все невзгоды.

– Вот ты где, – Наставник вошел в библиотеку и огляделся. Я посмотрел на него, ожидая, что он скажет. – Ты даже навел здесь порядок.

Я не смог сдержать улыбку. Я был доволен собой. Почти все лето ушло у меня на то, чтобы привести библиотеку в достойный вид. Я перебрал все книги, снял и сжег старые портьеры, выбросил сгнившую мебель и перетащил сюда кресло из своей спальни. Вымыл огромные стрельчатые окна, и солнечные блики играли на стеллажах, отражаясь от огромной хрустальной люстры, висевшей в центре комнаты. Я победил пыль, паутину и летучих мышей. Хотелось бы назвать библиотеку храмом света и знаний, но, к сожалению, не могу.

– Никогда здесь не был, – Наставник медленно прошелся вдоль одного из стеллажей, проведя пальцами по корешкам книг.

– Как никогда? – удивился я. – Но это же ваш замок!

– Замок достался мне по наследству, – сказал он. – Я был молод, полон амбиций, хотел жить в мегаполисе и не нуждался в этой развалине. Замок принадлежит моей семье уже восемь сотен лет, но построил его Рудольф Справедливый, – он выдержал паузу, внимательно посмотрев на меня, как будто это имя должно было произвести на меня какое-то особое впечатление, но оно не производило. Никогда его раньше не слышал, а должен бы. – Он был одним из самых могущественных светлых магов тех времен, – продолжил он, заметив, что реакции, которой он от меня ожидал, не последовало. – Штайнберги, мои предки, всегда были сильнейшими среди темных магов. Их противостояние длилось много лет, пока, в конце концов, в очередной кровопролитной битве, войско Рудольфа не пало, и замок не перешел в наше владение.

Перед моими глазами медленно всплыла картинка про черного всадника и белого рыцаря из зала оружия. Я еще не успел, как следует сформировать мысль, когда Наставник сказал:

– Да, это они. Генрих Первый, меня назвали в его честь. Мы с ним очень похожи внешне, если ты заметил. И Рудольф.

– Я заметил, – произнес я. – Картина очень реалистичная.

– Пятнадцатый век был богат на великих художников, – произнес он.

– Что же было дальше? – спросил я.

– Штайнберги жили здесь до восемнадцатого века, а потом перебрались в Австрию. Сейчас наша семья разделена на множество ветвей, которые едва общаются друг с другом. Мы разобщены и слабы, – он замолчал, задумавшись о чем-то.

– Почему же сейчас вы живете здесь? – я прервал его молчание.

– После третьего развода, – он улыбнулся мне, увидев, как мои брови полезли вверх от изумления. – Я оставил все наше имущество жене и сыну и переехал сюда. – Мое удивление просто не знало границ, я и представить не мог, что у хозяина Преисподней могут быть простые проблемы смертных. – Элиза, Мартина и Белла, мои жены, были первоклассными ведьмами, во всех смыслах этого слова. У меня от них остался сын, Карл, и дочь, Катаржина, моя рыжая бестия, – на лице Наставника появилась мечтательная улыбка. – Я любил и люблю их всех, но мне трудно ужиться с кем-то. Ты сам знаешь, что это такое. Сложно быть Правителем Темного царства и примерным семьянином, – он усмехнулся, а я смотрел на него. Я и не подозревал, что мой суровый Наставник способен на подобные откровения. Он, тем временем, хлопнул в ладоши и сказал: – Меж тем, я пришел сообщить тебе хорошую новость. Ты едешь со мной в Лондон, – при упоминании британской столицы, я даже подскочил в кресле. – Настало время познакомиться с сильными мира сего.

17

Лондон в тот раз я так и не увидел. Прямо в аэропорту нас атаковали папарацци. Нас было шестеро – Наставник, Алиша, я и трое охранников, папарацци было в двадцать раз больше. «Господин Штайнберг, как долго вы пробудете в Лондоне? Акции вашей корпорации растут, будете ли вы инвестировать в новые месторождения? На вашем заводе в Германии забастовка, как вы прокомментируете это?» – неслось со всех сторон. Штайнберг не обращал на них никакого внимания, с каменным лицом прорываясь к выходу из аэропорта. Алиша наоборот успевала позировать и посылала воздушные поцелуи направо и налево, а я… Я в совершенном ступоре озирался по сторонам, пока Алиша не шепнула мне: «Вэл, расслабься, подумай, какая мордашка у тебя будет в завтрашних газетах». Легко сказать! Все мои мысли крутились вокруг одной: во что же я ввязался?

В мире суа, Генрих Штайнберг был Повелителем темных сил, самым могущественным из всех нас. В мире людей, Генрих Штайнберг был руководителем крупного металлоперерабатывающего концерна и председателем советов директоров в десятках крупнейших корпораций мира. Теперь я понимал, почему он не назвал мне своего имени сразу, если бы я хоть немного интересовался экономикой и политикой, я сразу же узнал бы его. Но я не интересовался. Его лицо смотрело с обложек финансовых журналов и экранов телевизоров. Он давал сотни интервью и участвовал в тысячах проектов. Неудивительно, что он постоянно где-то пропадал. И вот теперь я стал частью всего этого. Я занял должность его ассистента, это что-то вроде личного секретаря. Я сопровождал его везде, следил за расписанием и назначал встречи, выступал от его имени или представлял его корпорацию, участвовал вместе с ним в пресс-конференциях и собраниях акционеров. Моя жизнь состояла из деловых встреч, званых вечеров и банкетов.

Города мелькали за окнами люксовых номеров отелей, и вскоре я перестал обращать внимание. Париж, Лондон, Мадрид… Порой я даже не знал, где нахожусь, но меня это совсем не печалило, наоборот я испытывал дикое наслаждение. Для человека в моем положении не существовало закрытых дверей, ни в мире людей, ни в мире суа, ведь каждый хотел услужить Генриху Штайнбергу, его имя работало лучше любой магии. Очень быстро я оказался в самом центре внимания. Мной интересовались, с моим мнением считались. Никто не находил меня замкнутым и трудным. Мои неуверенность и страх исчезли, и я с удивлением обнаружил, что у меня есть чувство юмора и обаяние. Я научился болтать о мелочах, и это оказалось даже интересно.

Поскольку я стал публичным лицом, мне пришлось немного изменить свое имя и внешность. Теперь меня звали Вальтер Рит. Старомодные рубашки в моем гардеробе сменили современные костюмы, сшитые на заказ у лучших мастеров Европы, зато волосы остались почти прежней длины – чуть выше плеч. Санни непременно пошутил бы, что я закосил под Винсента Вегу (прим. персонаж фильма «Криминальное чтиво»). Эх, Санни, а ведь это была твоя мечта, а не моя…

И мечта эта казалась чертовски привлекательной только на первый взгляд, но на деле вышло так, что мне постоянно приходилось выполнять поручения из разряда «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Соедини меня с тем, найди то, закажи это, едь туда, приезжай сюда… Я сошел бы с ума через месяц, если бы не Алиша. Она сопровождала меня почти везде. Давала подсказки, рассказывала, кто есть кто. Создавалось впечатление, что она знает все на свете. Алиша знала по именам всех политиков, бизнесменов, руководителей. Она легко и непринужденно общалась с самыми высокопоставленными лицами. Не боялась спорить с ними и отстаивать свою точку зрения. Самое удивительное, что они воспринимали ее очень серьезно. Удивительно это было потому, что на вид ей было не больше двадцати, и она всегда носила вызывающие черные платья и туфли на высоченных шпильках. Такими девушками хвастаются перед друзьями, но никак не разговаривают с ними о политике. Я недоумевал, когда и где она успела набрать столько опыта, обзавестись такими связями? Конечно, я понимал, что в какой-то степени это заслуга Наставника. Наверное, когда-то он вывел ее, как и меня, в высший свет, словно маленький кораблик в огромный штормящий океан, но я знал, что Генрих Штайнберг все еще стоит за моей спиной. Он не даст мне утонуть, но и не простит моих ошибок. Или простит?

Проводя много времени с Алишей, я постепенно стал замечать, что у нее были свои странности. Ее лицо передавало очень мало эмоций, но глаза были потрясающе живыми. Они показывали невероятную гамму чувств: темнели, когда она злилась, переливались разными оттенками сиреневого, когда она радовалась. Ее голос тоже был живым и эмоциональным. Когда она хотела, чтобы к ее точке зрения прислушались, то говорила тихо, четко выговаривая слова. Болтая о пустяках, она говорила громче и быстрее. А как она смеялась! Хотя случалось это очень редко, но если уж случалось, то вместе с ней смеялись все, даже если не знали, каким был повод для веселья.

Я ни разу не видел, чтобы Алиша ела. Даже если мы обедали в ресторане, она заказывала себе только стакан воды, но никогда ее не пила. Она объясняла это особой диетой. Еще мне казалось, что Алиша никогда не устает. Даже после долгого дня совещаний и конференций, когда я чувствовал себя, словно выжатый лимон, она была бодра и готова к новым приключениям. Иногда я просыпался утром и обнаруживал, что она лежит рядом и смотрит на меня, но никогда не видел ее спящей. Алиша не страдала от жары или холода. Даже в сорокоградусную жару на испанском побережье, когда с меня пот лился градом, она была свежа, словно весеннее утро. Когда я коченел от холода долгими зимними ночами в замке Штайнберга, она могла сидеть у камина с книгой, лишь слегка укрывшись пледом, и то скорее для красоты, чем для того, чтобы согреться. Я догадывался, что она не совсем человек, а может и вовсе не человек, но когда я пытался расспросить ее об этом, она отшучивалась или говорила загадками. Я терялся в догадках: кто она или что она? Чем больше я об этом думал, тем больше осознавал, что привязываюсь к ней все сильнее и сильнее. Но это была не любовь, а скорее привычная потребность знать, что она рядом, что моя маленькая путеводная звезда не даст мне потеряться в водовороте событий.

О том, что она такое, я узнал в конце зимы. Мы катались на лыжах в швейцарских Альпах. Ехали наперегонки по трассе, Алиша ушла далеко вперед. Иногда она оборачивалась, смеялась надо мной и подбадривала. «Давай, давай!», – кричала она. Я выбивался из сил, ее темп требовал хорошей физической подготовки, до которой я явно не дотягивал. Вдруг Алиша исчезла из вида. Она просто не успела заметить, что снежный склон с одной стороны оканчивался обрывом. Я прибавил шагу и вскоре оказался на краю. Высота обрыва составляла всего лишь несколько метров, но внизу под тонким слоем снега были видны скалы. Алиша лежала лицом вниз и не шевелилась. Руки были раскинуты и все еще сжимали лыжные палки. Одна нога была подвернута, и кусок лыжи торчал из сугроба неподалеку. Я выругался про себя и стал осторожно спускаться к ней. Мной овладевала паника, а вдруг она не выживет? Но Алиша пошевелилась. Сначала одной рукой, потом приподнялась на локте и осторожно села. Сняла с ботинок лыжи и начала отряхиваться от снега. В это время я продолжал спускаться, не отрывая от нее глаз. После такого падения, она должна была переломать все кости, ну на крайний случай получить серьезное растяжение, но она поднялась на ноги, как ни в чем не бывало, осмотрелась вокруг, и помахала мне рукой. Она улыбалась мне, я же чувствовал, что меня охватывает оцепенение. Она двинулась мне навстречу и когда подошла ближе, я увидел, что с ее лицом что-то не так. Две черные и глубокие раны протянулись через ее щеку и висок, они не кровоточили и выглядели жутковато. Как такое возможно? Я остановился.

– Эй, ты чего? – весело спросила она, подходя ближе.

– У тебя… – я показал рукой на ее лицо.

– Что? – она потрогала себя по лицу, провела несколько раз рукой по ранам, но кажется, ничего не почувствовала. – Нужно вернуться в отель, – сказала она. Я кивнул в ответ.

Примерно через час я постучал в ее номер. «Заходи», раздался голос за дверью. Я вошел. Алиша сидела на кровати, свесив ноги, и смотрела на меня. С ее лицом все снова было в порядке. Я сел рядом с ней и взял ее за руку.

– Тебе не кажется, что пора рассказать мне?

– О чем, Вальтер? – спросила она.

– Ты знаешь, – сказал я, сжав ее пальцы.

Она посмотрела на меня и вздохнула.

– Я не человек, Вальтер, – сказала она.

– Знаешь, я подозревал это.

– Меня создал Генрих.

– Как создал? – я заглянул ей в лицо.

– Я кукла, – прямо и просто сказала она.

– В смысле кукла? – не понял я. Шутит она что ли?

– В прямом смысле кукла, – она продолжала улыбаться, – я не живая.

Я разжал ее пальцы и схватил за запястье. Попытался нащупать пульс и не смог. Ее кожа была нежной и теплой и пахла орхидеями, но пульса не было. Я не знал, что ответить. Я думал, что готов к любому ответу, но кукла. Вот так задачка!

– Сколько тебе лет? – спросил я.

– Всегда восемнадцать, – ответила она с улыбкой. Я отметил, что ее лицо было все-таки способно на кое-какие эмоции, однако живыми они не казались, и теперь я понимал почему.

– А на самом деле? Давно вы вместе?

– Около пятнадцати лет, – подумав, ответила она.

– И ты его… игрушка? – спросил я, и выжидающе посмотрел на нее. Я ждал, как минимум пощечины, но она по-прежнему улыбалась. Казалось, она просто забыла переключить режим «улыбки» в режим «гнева».

– Генрих создал меня после развода. Он так тяжело переживал его, Элиза забрала его сына и запретила с ним общаться. Только Элиза способна запретить что-то Повелителю темных сил. Ему было одиноко, ему нужен был друг, собеседник. Ну и остальное все тоже, ты же понимаешь о чем я.

Я понимал и чувствовал, как во мне снова растет это неприятное чувство ревности. Я знал и раньше, какие отношения их связывают, но что он создал ее? Похоже, я попал в очередную историю. Кукла, она или нет, я уже не мог отказаться от своих чувств, Алиша мне безумно нравилась.

18

Банкеты, устраиваемые корпорациями, сменялись банкетами у суа, известных и влиятельных в Темном мире. После современных, кондиционированных, сияющих сотнями огней банкетных залов дорогих отелей, оснащенных по последнему слову техники, с гостями, разодетыми по последнему слову моды, приемы в старинных имениях суа по меньшей мере попахивали нафталином. Эти достаточно мрачные мероприятия проходили при свете свечей и под звуки струнных оркестров. Дамы, даже самые юные, родом из восьмидесятых, старались перещеголять друг друга в платьях викторианской эпохи. Мужчины только-только сняли парики и перестали пудрить лица. Они до сих пор носили красный бархат, как будто 18 век не закончился! От этого маскарада, который поначалу приводил в дикий восторг, теперь же меня просто тошнило.

Дождливым июньским вечером мы сидели в кабинете Наставника в нашем уединенном замке. Он читал новый выпуск финансового журнала, Алиша раскладывала старинные карты, а я стоял у окна и смотрел на капли дождя, стекавшие по стеклу.

– Наставник, – в сотый раз затянул я разговор, – почему общество суа отказывается признать, что двадцать первый век наступил?

– Ты слишком юн, чтобы понимать, Вальтер, – в сотый раз ответил он, перевернув страницу. – Наше общество основано на традициях, которым не одна тысяча лет. Мы не можем их нарушать.

– И поэтому мы должны одеваться в это старое тряпье и притворяться, что электричества нет?

– Вальтер, ты не понимаешь, – не отрывая взгляда от журнала, сказал он таким тоном, как говорят с маленькими непослушными детьми. – Дело не в том, как мы одеваемся, а в том, как мы себя ведем. Дело не только в наших манерах, но и в отношении.

– А если я приду на следующий бал в кедах и джинсах?

– Это будет неуважением к нашему обществу, Вальтер. Так не принято.

– Я действительно ничего не понимаю! – воскликнул я. – Почему мы не можем жить в современном мире и пользоваться его достижениями?

– Но мы можем, – возразил он, – никто не запрещает тебе этого.

– Значит, я могу купить себе машину и провести сюда интернет?

Он посмотрел на меня странно. Уверен, что слово «интернет» было ему знакомо.

– Значит, это все чего ты хочешь? – спросил он.

– Нет, не только, – ответил я, – я хочу, чтобы суа проснулись ото сна и посмотрели вокруг. Человечество сделало огромный прорыв в технологиях.

– Я знаю об этом, – сказал он и снова углубился в чтение.

– Они стоят на пороге открытия «частицы Бога»! – на последнем слове его лицо перекосилось, и он с раздражением посмотрел на меня.

– О чем ты?

– Частицы, от которой произошла наша вселенная, – я подошел к нему, – еще чуть-чуть и они раскроют природу магии, – я склонился к нему и тихо сказал, – еще чуть-чуть и они станут использовать ее сами.

Я знал, что эти слова окажут на него впечатление. Он был известным сторонником «чистой крови», считал, что магом может стать только самый достойный. Мои слова о том, что люди смогут пользоваться силой привилегированных, заставили его задуматься.

– Что ты предлагаешь? – спросил он.

Да, да, да, это был мой звездный час!

– Я предлагаю начать с себя. Вы – Повелитель темных сил, в Ваших руках вся власть, вы можете поставить наш мир с ног на голову! Вам принадлежит сокровище, которое стоит миллиарды денег, а вы позволяете ему разрушаться и приходить в запустение. Давайте вдохнем в этот замок новую жизнь, давайте покажем всем, что двадцать первый век наступил!

Я еще долго кружил по комнате, расписывая радужные перспективы. Наставник отложил журнал и внимательно слушал меня, поглаживая подбородок и одобрительно кивая. Алиша продолжала раскладывать пасьянс и время от времени фыркала или издавала смешки, реагируя на мои слова. В конце концов, Наставник согласился на капитальный ремонт замка, но с одним условием – я не мог нанять лучших дизайнеров и строителей из мира людей, а мог рассчитывать лишь на наемный труд… гномов.

19

Гномы прибыли утром. Группа из шести маленьких человек стояла перед нами в кабинете Наставника. Они переминались с ноги на ногу и исподтишка с любопытством разглядывали меня. Я склонился к Наставнику и шепотом спросил:

– Почему гномы? Я всегда думал, они на той стороне.

– Гномы жили на Перепутье, – ответил мне Наставник, даже не снизив голос. – Расскажи ему, Юджин.

Один из гномов вышел вперед. На нем была простая рабочая одежда – синий комбинезон и рубашка в клетку. Гном откашлялся и начал говорить. Его голос оказался необычно низким и громким для такого маленького создания.

– Гномы жили в горах много веков, пока люди не пришли и свои деревни строить не стали, потом туристы ездить начали. Выживали нас с наших исконных территорий. Поначалу мы обратились за помощью к… – он запнулся и в страхе посмотрел на Наставника.

– Говори-говори, – сказал Наставник и жестом указал, чтобы он продолжал.

– Мы обратились за помощью к светлым магам, но они не смогли нам помочь…

– Видишь ли, – обратился ко мне Наставник, – они весьма ограничены в выборе методов и средств. Мы нет. У них есть нормы морали. У нас нет. Весьма удобно. Продолжай.

– Тогда мы и обратились к господину Штайнбергу. Господин Штайнберг вернул нам наши земли.

– И за это вы теперь его слуги навечно, – закончил я за него. При этих словах Юджин как-то весь съежился и уставился в пол. Говорить такие вещи при Правителе темных сил было запрещено. Но Наставник даже не удостоил меня грозного взгляда, а лишь самодовольно смотрел на гномов и улыбался.

Так я понял, что рамки дозволенного для меня были гораздо шире, чем для других. Наставник не наказывал, а поощрял мою дерзость и теперь я, кажется, догадываюсь для чего, но мы еще дойдем до этого.

Гномы сразу взялись за работу. Они работали в несколько смен, без перерывов и выходных. К моему величайшему удивлению они использовали современные инструменты и технологии. Гномы оказались весьма продвинутыми представителями темного мира и совсем не были похожи на персонажей из старой сказки про Белоснежку. Гномы разгребли вековые запасы и устроили грандиозную свалку во дворе. Я разрешил им забрать, все, что они хотели, а оставшуюся рухлядь мы сожгли на закате.

Костер получился грандиозным. Пламя весело охватывало старые полотна и мебель. Мое сердце ликовало. Повинуясь внезапному порыву, я схватил Алишу, которая стояла рядом, за руки, и мы стали радостно прыгать вокруг костра, словно дети. Наставник наблюдал за нами из окна, я видел его бледное лицо в огненных бликах, но я не боялся испытывать его терпение, я кружил и кружил Алишу, пока все не поплыло перед глазами, и мы, смеясь, упали в траву. И вдруг хлынул ливень. В считанные минуты он потушил огонь, и в воздухе разлился запах мокрого угля и дыма. Пока добежали до крыльца, мы промокли до нитки, вода с нас текла ручьями. Гнев Наставника охладил мой пыл, и мы, лишь улыбнувшись друг другу, разошлись по комнатам. В ту ночь я долго не мог уснуть. Какое-то странное и тревожное чувство не отпускало меня. Где-то в глубине замка играл рояль. Теперь я знал, что это Алиша играет для Наставника, а дождь то затихал, то начинал с новой силой барабанить по стеклу и к утру окончательно прекратился.

Реставрационные работы в замке продолжались уже третий месяц. Возвращаясь из поездок, я встречал тонны штукатурки, запах свежей краски и кучи разнообразных стройматериалов. Отовсюду доносились звуки молотков, пил и дрелей. Работа шла полным ходом. Я обходил комнаты, наблюдая за работой, когда в одном из коридоров столкнулся с Юджином. Он был с ног до головы покрыт штукатуркой.

– Здравствуйте, Вальтер, – радостно поприветствовал он меня, вытирая руку о рабочий комбинезон и протягивая ее мне.

– Здравствуйте, Юджин, – я не слишком охотно пожал его руку. Не хотелось пачкаться об него.

– Вы очень добры к нам, – сказал он.

– Вы выполняете для нас такую работу. Это простая благодарность, – пожал я плечами.

– У вас доброе сердце, Вальтер, – улыбнулся он. – Ваше место не здесь.

– Не тебе указывать мне, где мое место, – я склонился над ним и прошипел ему на ухо. Потом распрямился и, смерив его взглядом, развернулся и зашагал прочь. – Не забывай о своем месте, гном, – бросил я ему, не оглядываясь.

20

Иногда меня тревожили призраки прошлого. Однажды мы с Алишей сидели в одном из берлинских кафе. Я завтракал, она составляла мне компанию. Мы спорили о европейской политике, не помню уже точно, но спор выдался жарким. Алиша разбиралась во многих вопросах. Видимо, Наставнику и вправду нужна была не просто красивая кукла, но и хороший собеседник.

– Ну как ты не понимаешь, Вальтер, – она продолжала настаивать на своей точке зрения.

– Вальтер? – какой-то парень за соседним столиком повернулся к нам и в изумлении уставился на меня. Его лицо было смутно мне знакомо. – Это же я, Ян!

Конечно, Ян – мой бывший одноклассник, я тут же узнал его. Он повзрослел, подрос и отрастил рыжую бородку. Я прикинул, что к этим порам он уже должен был закончить школу.

– Здравствуй, Ян, – сказал я, улыбаясь и ожидая следующего шага, я и не собирался показывать ему, что знаю его.

– Но ты же умер, – вдруг ошарашил он.

Опа! Оказывается, я умер. Однако я не подал вида и спросил:

– Да? А я-то и не знал, Ян, – я оглядел себя. – Я что похож на мертвеца?

– Нет, не похож, – Ян начинал сомневаться, – но я был на твоих похоронах, – (Ага, меня, стало быть, похоронили), – мы все были, – (Все?) – я видел твой… твое тело, – (Было еще и тело??) – Это точно был ты, никто бы не спутал.

– Ян, я живой, – сказал я, – я не умер, меня никто не хоронил, я не знаю, о ком ты говоришь, может я и похож на твоего Вальтера, но я не он. Ты меня, верно, перепутал с кем-то.

– Эмммм… Но… я… – он запнулся, не зная, что ответить.

– Ну, если ты, конечно, не думаешь, что я какой-нибудь зомби, восставший из мертвых.

Какое-то время он, молча, смотрел то на меня, то на Алишу, словно связывая ниточки в своей голове, но что-то там у него явно не стыковалось. Я тем временем, наблюдал за тем, как меняется его лицо, и размышлял о том, что вместо меня похоронили кого-то другого. И этот кто-то был настолько на меня похож, что никто даже не усомнился в моей смерти. От чего я умер? Когда? Как? Я хотел вернуться и проверить все сам, узнать все сам. Я хотел уже встать, но почувствовал руку Алиши на моей руке. Она была тверда и непреклонна. Я посмотрел на нее. Она помотала головой из стороны в сторону. Нет. Не могу вернуться туда. Нельзя.

– Ян, – я посмотрел ему в глаза, – Я соболезную вашей утрате, – главное не моргать, иначе чары не подействуют, – Но ты ошибся, обознался, ты никогда не видел ни меня, ни эту девушку, тебе приснилось. Этой встречи никогда не было. Никогда. Ты слышишь? – он кивнул. – А теперь ступай.

Он встал со стула и отправился к выходу. Я видел сквозь стекло, как он вышел на улицу и огляделся по сторонам. Ян почесал затылок, вспоминая, откуда шел и куда. Наконец что-то вспомнил и вскоре скрылся из вида.

Я повернулся к Алише. Она раскладывала на столе геометрические фигуры из вилок и ложек.

– Тебе что-нибудь известно об этом? – спросил я.

Она сделала вид, что не слышит вопроса.

– Ты что-то знаешь? – я выхватил из ее рук вилку, которую она как раз хотела добавить к остальным. Она подняла голову и тихо сказала:

– Это стандартная процедура, Вальтер, как только ученик соглашается на обучение у Наставника, его связь с прежней жизнью должна быть прервана. Пока есть хотя бы один человек, который ждет тебя или ищет, твоя связь сохраняется, и он не может забрать твою душу. Поэтому необходимо, чтобы все знали о том, что ты умер.

– Значит, это иллюзия?

– Нет, Вальтер, – еще тише сказала она, и мне пришлось наклониться к ней ближе, чтобы расслышать. – Умирает настоящий человек, способом, в котором никто не заподозрит неладного, все происходит максимально естественно и правдоподобно.

Такой поворот событий меня озадачил. Вместо меня умер другой человек, чтобы я мог спокойно продолжать свое темное существование. Мне стало жалко, что я отпустил Яна, хотелось бы узнать подробнее, как прошли похороны, и кто на них был. Скорбела ли по мне Анна? Пройдет не один год, прежде чем я получу ответы на эти вопросы.

21

По вечерам в свободное время мы с Алишей ходили по клубам. В этот раз мы оказались в Барселоне или Ницце, уже не имеет значения. Я сидел за барной стойкой, потягивая коктейль. Алиша танцевала под хиты, популярные тем летом. Она была великолепна. Короткое черное платье, невероятной высоты шпильки и прекрасные длинные волосы. «У Наставника недурная фантазия», – не без уважения подумал я. Зажигательный ритм плавно перетек в лирическую балладу о любви. Алиша подошла ко мне и, схватив за галстук, потянула в самую гущу танцующих парочек. Мы прижались друг к другу и начали танцевать.

И вдруг время остановилось. Я словно проснулся и посреди яркого калейдоскопа событий последних месяцев вдруг увидел ее. Будто впервые я видел эти огромные сапфировые глаза, которые светились счастьем, и эти маленькие пухлые губки, которые так соблазнительно улыбались мне. Мое сердце билось все чаще и чаще. О, нет! Я не мог удержать его. Я должен остановиться, но слишком поздно – наши губы слились в поцелуе. Сколько нежности и страсти было в этом маленьком создании. В создании, которое я не имел права любить.

– Я люблю тебя, – прокричал я ей в ухо.

– Тебя люблю, Вальтер, – прокричала она в ответ. Мы рассмеялись, и я закружил ее в воздухе.

Ту ночь мы провели вместе, и она врезалась в память куда сильнее, чем та пьяная вечеринка, когда я стал мужчиной. К тем порам я уже не испытывал недостатка в девушках. Они приходили и уходили, и я не запоминал их имен и лиц. С Алишей все было иначе. Это были два месяца безудержной страсти, которые слились в один день. И этот день стал самым счастливым в моей жизни.

Утром я завез какие-то важные документы одному из сотни партнеров Штайнберга и оказался совершенно свободен до следующего вечера. Решение пришло спонтанно. Я заскочил в Милан, чтобы забрать Алишу, которая участвовала в открытии очередного модного бутика (да-да, чем только не занималась наша корпорация) и отправиться с ней на пару дней в горы.

– Что ты задумал на этот раз? – Алиша забралась на переднее сидение и поцеловала меня.

– Похищение века, – заговорщическим тоном произнес я.

– Похищение? Подожди, я думала, мы поедем пообедать!

– Нет, малышка, пристегнись, мы отчаливаем! – я подмигнул ей и нажал на газ.

– Эй! А как же Генрих? – с тревогой спросила она, пристегиваясь.

– В это самое время он летит в Аргентину, на супер важные переговоры, до завтрашнего вечера он о нас и не вспомнит.

– Какой ты рискованный, Вэл, – она прильнула ко мне и потерлась щекой о мою щеку. – Куда мы едем?

– Куда глаза глядят. Кстати, там, на заднем сидении подарок для тебя.

– Ммм.

Алиша перелезла на заднее сидение и зашуршала пакетами. Хмыкнула, потом хихикнула, но ничего не сказала. Когда она вернулась обратно, на ней вместо шпилек и черного платья были кеды, шорты и белая рубашка.

– Ты великолепна, – я наклонился к ней и крепко поцеловал в губы.

– Эй, следи за дорогой, – смеясь, она оттолкнула меня.

Уже после обеда я остановился в какой-то маленькой горной деревушке, чтобы перекусить и отдохнуть. Вся деревня состояла из десятка каменных средневековых домишек, растянувшихся вдоль дороги, остатков крепостной стены и развалин замка, который находился чуть на возвышении. Припарковав машину на узеньком пятачке (в горах с парковкой не развернешься), мы отправились в местный трактир с громкой вывеской «Ristorante». В ristorante было тихо. Бармен, он же официант, он же хозяин заведения стоял на стремянке и вкручивал лампочку в замысловатую люстру, сделанную из оленьих рогов. Увидев нас, он в чисто итальянской манере всплеснул руками, поздоровался так, что его наверняка услышали на другом конце деревни, спорхнул со стремянки и, усадив нас за самый лучший стол у окна, из которого открывался вид на горное ущелье, начал в красках описывать меню. Ни Алиша, ни я, толком не знали итальянского, поэтому я заказал практически наугад и видимо не ошибся с выбором. Хозяин одобрительно кивнул и скрылся на кухне.

– Интересное местечко, – я взял Алишу за руки и посмотрел по сторонам.

Ресторан был сделан так, словно это был и не ресторан, а небольшой обеденный зал в охотничьем замке. Стены украшали рога – маленькие и большие – оленей, горных козлов и прочих копытных. В массивном серванте стояли фарфоровые сервизы, а на полу были раскинуты шкуры. В самом центре располагался длинный дубовый стол, покрытый полотняной скатертью, кроме него было еще два стола поменьше и один из них – наш.

– Ради такого стоило меня похитить, – улыбнулась Алиша. – Ты же знаешь, что это самое важное открытие года?

– Знаю, – я поднес ее руку к губам.

– Они сойдут с ума, когда я не вернусь.

– Не беспокойся о них, я обо всем позаботился, – я нежно поцеловал ее пальцы, и она рассмеялась.

Минут через двадцать хозяин ресторана вернулся с кухни с подносом, уставленным тарелками с бульоном и спагетти. Он разложил перед нами столовые приборы и зажег свечку, стоявшую на столе. Я принялся за еду, а он вернулся к вкручиванию лампочек, но поскольку итальянцы любят поболтать, и очень любопытны, вскоре он уже сидел на своей стремянке и рассказывал о том, какой сегодня выдался прекрасный день, как ярко светило с утра солнце и как редко в эти края заезжают туристы. Поскольку мы плохо понимали его слова, он сопровождал их жестами, гримасами, а потом и вовсе разыграл перед нами целое представление, поведав о том, что замок на возвышении есть не что иное, как Замок Прекрасной Мадам, которая была местной титулованной особой и славилась на всю округу своим пристрастием к охоте, азартным играм и плотским утехам. Тут Алиша захихикала, а к моменту, когда Мадам, к глубочайшему сожалению, упала с лошади при каких-то очень загадочных обстоятельствах, а замок сгорел (тоже наверняка неспроста), хохотала вовсю, хлопая при этом в ладоши. Вполне трагичную историю хозяин заведения довел до абсурда, красуясь перед Алишей. Она всегда была центром притяжения в мужской компании. Девушки ее не любили, ведь рядом с ней любая казалась серой мышкой. Кто такое потерпит? Алиша принадлежала всему миру, даже Наставник с этим смирился, куда уж было мне с моей ревностью. Скорее наоборот, я гордился тем, что сердце этой красавицы принадлежало только мне.

Тем временем Паоло (так звали хозяина) продолжал свой красочный рассказ о том, как вот этот самый сервант был спасен из горящего замка. И эти рога. А вот этого оленя Мадам подстрелила прямо в день своей смерти. И хотя сейчас от замка осталось мало чего интересного (ведь его по камушкам растащили местные жители. Ах, да, вот эта стена как раз тех камней сложена. Посмотрите, какая резьба, так уже не делают!), оттуда открывается грандиозный вид на окрестности. А еще тут совсем недалеко есть ну просто неописуемой красоты водопад.

«Я хочу посмотреть», – сказала Алиша.

Я улыбнулся ей. Признаться честно, я и сам пал жертвой красноречия хозяина. Его бы к Штайнбергу в корпорацию, люди пойдут миллионами, чтобы продать свои души. Впрочем, нет, с таким маркетингом они еще приплатят, чтобы их души забрали.

Увидев, что мы заинтересовались, хозяин оживился еще больше и рассказал, что на втором этаже у них есть свободная комната, где никто не живет, и мы можем там остановиться. И для машины найдется место, а еще тут отличный вид, а также завтрак, обед, ужин, сколько хочешь вина, и личный гид в придачу. Когда я спросил, сколько это все стоит, он начал махать руками и утверждать, что не может брать деньги с таких очаровательных молодых людей, но если нам не жалко подарить ему пару евро за гостеприимство, то он отказываться не будет. В итоге, утром я оставил ему все наличные, которые у меня были, всего около пяти тысяч евро, а спустя несколько лет купил тот замок. Сейчас Castello di Ali, как я его назвал, полностью восстановлен и в нем постоянно проводят свадьбы и прочие торжества. Мой управляющий, Паоло, держит меня в курсе событий и говорит, что дела у нас идут неплохо, но я больше никогда не бывал в тех краях, и теперь уже вряд ли побываю. Ну вот, я снова забегаю вперед.

Когда мы вышли из ресторана, небо было сплошь затянуто тучами. Посокрушавшись по этому поводу, Паоло открыл ворота во двор, чтобы поставить машину, и когда дело было сделано, убежал за этим «маленьким birba», который отведет нас к водопаду.

Birba оказался не таким уж маленьким. Лет пятнадцать или даже больше и раз в двадцать менее жизнерадостный, чем его отец. Мальчишка был не особо разговорчив, хотя и говорил по-английски вполне сносно. В основном он молча шел впереди, иногда показывая какие-то примечательные места и не забывая время от времени пялиться на Алишу, которая без шпилек и вызывающего платья выглядела такой милой и хрупкой. Мы шли, обнявшись. Ветер играл с ее волосами и шелестел листвой. Там где тропинка подходила близко к обрыву, открывались действительно красивые виды на поросшие лесом горы. Их макушки были укрыты облаками. Начинался дождь. Мелкий, моросящий, почти осенний, с запахом влажной хвои и земли.

Мы все вымокли, пока дошли до водопада. Капельки стекали с Алишиного носа, но она только хихикала, да и я не обращал на это внимания. Ни дождь, ни водопад, который и в самом деле был весьма красив, ни жидкая грязь, которая хлюпала под ногами – ничто не могло отвлечь меня от Алиши. Легко перепрыгивая с камня на камень, она добралась до середины речушки, в которую с грохотом обрушивался водопад, и, раскинув руки, принялась кружиться, ловя ртом капли дождя. Кто бы мог подумать, что она способна на такое ребячество?

Обратно Алиша ехала на моей спине, чтобы не испачкать кеды и не свалиться, поскользнувшись где-нибудь на мокрой тропинке. Конечно, в ее случае, все эти меры предосторожности были не нужны, но мне нравилось доставлять ей такие маленькие радости. К тому же весила она всего ничего, и изображать для нее «коняшку» было сплошным удовольствием.

Когда мы вернулись в деревеньку, Паоло сразу выбежал встречать нас с зонтиком. Наверное, увидел в окно, как мы спускались по тропинке от развалин замка. Провожая нас наверх, в комнату, он цокал языком, качал головой, сокрушался по поводу погоды и успевал оценивать соблазнительную фигурку моей спутницы. Отведенная нам комната оказалась крошечной. Почти все пространство занимала двуспальная кровать, в углу ютился небольшой шкаф, а рядом с ним маленький столик, на котором стояла бутылка вина и два бокала.

«Ванная прямо напротив, – сообщил Паоло, – если что-то понадобится, я внизу. Ах, да, один момент», – он щелкнул пальцами и скрылся за дверью.

Алиша подмигнула мне, скинула кеды и, забравшись на кровать, выглянула в окно.

– Ну что там? – спросил я.

– Туман поднимается, почти ничего не видно.

Вежливо постучавшись, хозяин вошел в комнату. В одной руке у него был поднос с чашками и заварочным чайником, а другой он катил за собой обогреватель. Мы поблагодарили его и вскоре остались одни. Несколько мгновений спустя я прижимал к себе Алишу под теплым одеялом и только капли дождя, стучавшие в унисон с моим сердцем, нарушали эту блаженную тишину.

Солнечный луч ворвался в мой сон, и я проснулся. Алиша сидела на краю кровати и наливала чай из серебряного чайника с длинным носиком. От чайника по всей комнате плясали солнечные блики.

– Ты проснулся, мой милый, – заметила она и улыбнулась.

– Доброе утро, малышка, – я потянулся и тут же с тревогой спросил, – Который час?

– Не беспокойся, еще очень рано, – она придвинулась ко мне, протягивая чашку.

Я взял чашку и отхлебнул. Мм, это был не чай, а кофе. Алиша тем временем забралась под одеяло и обняла меня.

– Зачем тратить такое утро на сон? – спросила она, невинно улыбнувшись.

И она была права. Тем утром стоило насладиться сполна, ведь оно уже никогда не повторится. Мы наслаждались им, как и каждым мгновением, которое нам выпадало, зная, что любое из них может стать последним. Мы (ну я, по крайней мере) не думали о последствиях. А зачем о них думать, если финал только один? Разве не глупо надеяться на то, что мы сможем дурачить Наставника бесконечно? Ведь он вовсе не глуп, слеп и глух. Он подозревал, что что-то происходит у него прямо под носом…

Алиша – это единственное, что помогло мне не потерять себя в той бесконечной веренице событий. Она стала для меня смыслом жизни. Быть с ней рядом, слышать ее голос, чувствовать ее запах. Никогда раньше я не испытывал такой потребности в ком-то, но мое чувство к ней только-только начинало перерастать во что-то большее. Пока что это была любовь на грани страсти, укол адреналина. Для нее все обстояло куда серьезнее, и однажды она сказала мне об этом.

22

Солнечные лучи искрились в голубой воде залива. Мы сидели в одном из многочисленных прибрежных кафе. Она задумчиво болтала трубочкой в бокале с коктейлем, а я сосредоточенно изучал меню, изредка поглядывая на нее. Она хотела поговорить со мной о чем-то наедине, но я специально притащил ее сюда. Я думал, шумная толпа не даст ей собраться с мыслями, но она вдруг заговорила:

– Вальтер, – тихо сказала она.

– Да? – резко ответил я и тут же смутился от своей резкости.

– Увези меня отсюда, – почти одними губами произнесла она.

– Конечно, малышка, – я улыбнулся ей. – Тебе не нравится Франция?

– Мне здесь плохо, – ее голос дрожал, но лицо не выражало абсолютно никаких эмоций.

Я так и не привык к этой ее особенности, по спине побежали мурашки. Но это была девушка, которую я любил, и поэтому я взял ее за руку и спросил:

– Поедем в Испанию или Италию, а?

– Мне все равно куда, – она сжала мои пальцы, и, склонившись ко мне, еле слышно прошептала, – увези меня от Генриха.

– Что? – я просто не поверил своим ушам.

– Увези меня от Генриха, – повторила она.

– Ты предлагаешь сбежать от него? – она кивнула. – Вдвоем? – она кивнула еще раз. – От Штайнберга? – на всякий случай уточнил я.

– Да, – ответила она. – Я больше не могу быть с ним, не могу играть в его маленькую куколку. Я хочу быть с тобой, только с тобой, – она смотрела на меня с мольбой, и сжимала мою руку так, что мои пальцы побелели.

– Ты понимаешь, чего ты просишь? – спросил я ее.

– Да, – ответила она. – Я прошу, чтобы ты увез меня подальше от Генриха.

– И предал его?

– Да, – ответила она после небольшой паузы.

– Ты понимаешь, что на свете нет места, где Штайнберг нас не найдет?

– Да.

– Ты понимаешь, что нас ждет только один финал?

– Да.

– И ты этого хочешь? – с удивлением спросил я.

– Да, – ответила она громче, чем следовало. Несколько человек обернулось. Девушка, беседовавшая о чем-то с официантом, с особым интересом уставилась на нас. На какое-то мгновение мне показалось, что я узнал ее. Эти волосы с медным отливом, глаза, усмешка. Я моргнул и потряс головой. Показалось.

– Алиша, – я взял ее за руки и склонился к ней. – Ты хочешь прожить счастливую, но короткую жизнь…

– С тобой, – перебила она меня. – Я никогда не испытывала такого чувства, которое испытываю к тебе, я хочу быть с тобой.

Я посмотрел на нее. Я не был уверен, что так же сильно разделяю ее чувства. Я не был уверен, что готов к тому, о чем она меня просит. Я старался подобрать слова, как бы мягче сказать ей об этом, и не мог.

– Вальтер? – позвала она и посмотрела мне в глаза.

– Алиша, – сказал я и замешкался, – Алиша, – я прокашлялся, – ты просишь слишком много. Ты хочешь, чтобы мы пошли на предательство, чтобы мы обрекли себя на верную смерть, сейчас, именно сейчас, когда весь мир принадлежит нам…

– Но Генрих знает, – она вновь перебила меня, я почувствовал, как меня прошиб холодный пот.

– Что знает? – осторожно уточнил я.

– Что у меня есть кто-то кроме него…

– Он знает кто? – мое сердце почти перестало биться.

– Нет, – сказала Алиша, и мне сразу полегчало. – Но когда-нибудь он узнает, я не хочу больше обманывать его и скрывать мои чувства.

Я молчал и смотрел на нее. Зачем же ты топишь меня? Зачем требуешь от меня невозможного?

– Ты меня не любишь? – она прервала молчание.

– Конечно, люблю, глупышка, – попытался я смягчить ситуацию, – давай подождем с побегом от Наставника, давай для начала съездим куда-нибудь, развеемся, а потом решим, что будем делать.

Алиша молчала, я знал, что не такого ответа она ожидала, но это было лучшее, что я мог ей предложить. В конце концов, она сказала:

– Хорошо, пусть будет так.

Я попросил у Штайнберга небольшой тайм-аут и увез ее в Рим. Я приезжал сюда много раз, но едва видел город за тонированными стеклами автомобилей. Теперь, оказавшись на его кипящих жизнью улицах, я словно побывал в нем впервые. Рим поразил меня своим великолепием. Каждый камень, по которому мы прошли, дышал историей. Каждое здание, которое мы видели, могло рассказать свою легенду, и не одну. Античность, готика, классицизм и модерн – здесь смешались все стили и эпохи. Колизей и Витториана, Пантеон, некогда храм всех Богов, и Ватикан, центр мирового католицизма. Мы просыпались под нескончаемые звуки сирен и отправлялись в гущу толпы, впитывать эту невероятную атмосферу Вечного города. Я был поражен мощной энергетикой Рима, я чувствовал подъем сил и нескончаемый восторг от его улиц, домов, статуй, храмов и итальянцев. О, итальянцы! Шумные, позитивные, они заражали своей жизнерадостностью и оптимизмом. Здесь не было места унынию и печали, и я думал, что Алиша оставит свои мысли о побеге, но я ошибся.

Однажды ночью я проснулся внезапно, то ли от кошмара, то ли от звука в темноте. Я сел на широкой кровати нашего люкса и прислушался, но тишину нарушал лишь звук проезжающих машин. Алиши не было в номере. Серебряный свет лился сквозь щель между занавесками. Я потянулся, встал и вышел на террасу. Полная белая луна стояла над городом. Ее призрачный безжизненный свет заливал все вокруг, и было что-то угрожающее во всей этой картине. Я поежился, не то от ночной прохлады, не то от вида Алиши. Она сидела неподвижно на плетеной скамейке, обхватив колени руками. Ее лицо в лунном свете казалось совсем бледным, глазницы глубокими и темными. Я кашлянул, она обернулась, снова поежившись, я подошел к ней.

Пристроившись рядом, я обнял ее за плечи и стал глядеть на крыши домов. И вдруг над нашими головами раздался гром, его тяжелые раскаты разошлись во все стороны. Налетел холодный ветер, в одно мгновение небо затянуло тучами, и хлынул ливень. Мы вскочили со скамьи и бросились к двери в номер. Совсем рядом с нами ударила молния, раскрошив каменный пол. Дверь была заперта. Я попытался разбить стекло локтем, но стекло оказалось ударопрочным. Алиша в испуге прижималась ко мне. Другая молния ударила совсем рядом, разбив вдребезги цветочные горшки, стоявшие по краям террасы. Я пытался сосредоточиться и открыть дверь с помощью магии. Дождь заливал мне глаза, холодные струи текли по спине. Любой человеческий замок уже давно бы поддался, но я совершенно точно противостоял силе, более мощной, чем моя собственная. Еще несколько молний ударило совсем близко. В нас полетела каменная крошка и глиняные осколки ваз. Алиша дрожала всем телом, я знал, что она не чувствует дождя, и это был страх. «Это Генрих, это Генрих», – то и дело повторяла она. Если бы она могла, я думаю, она бы заплакала, я слышал это в ее голосе.

Меня охватила злость. Я обернулся и, раскинув руки, закричал: «Если ты хочешь нам что-то сказать, выходи сам, – молния промелькнула прямо перед моим носом, и я почувствовал легкий запах озона, но не отступил ни на шаг, – Я не боюсь ни тебя, ни твоего светопреставления», – крикнул я еще громче. Ветер был такой силы, что почти сбивал с ног, Алиша крепко обхватывала меня руками сзади и прятала лицо. Я дождался очередной молнии и усилием мысли направил ее в окно позади нас. Стекло разлетелось на мелкие осколки, поранив меня и задев Алишу. Я толкнул дверь, и оказалось, что она вовсе не была заперта. Мы забежали в комнату, и стало тихо. Я оглянулся и увидел, что на улице снова светила луна. Мокрые осколки стекла, керамики и камня блестели в ее призрачном свете. Алиша сидела на полу, в ее огромных темных глазах был ужас. Мой мозг лихорадочно работал, надо было найти выход, придумать решение.

– Мы должны вернуться к Штайнбергу, – наконец сказал я.

– Нет! – закричала Алиша.

– Это было предупреждение, – я встал на колени рядом с ней, – уничтожить нас не составит ему труда. Мы должны вернуться и поговорить с ним.

– Нет, Вальтер, нельзя, – в ее голосе слышалась мольба, – он не пощадит нас.

– Слишком поздно, – тихо сказал я и, проведя рукой по ее мокрым спутавшимся волосам, поднялся. Я прошел в ванную, с меня все еще текла вода, из мелких ссадин сочилась кровь. Я встал под душ и закрыл глаза. В номере хлопнула дверь. Алиша ушла, но не я знал куда.

Через пару часов я сидел в самолете и уже утром был в замке Штайнберга. Я нашел его в кабинете, он стоял у окна и явно ждал меня. На улице поливал дождь, было темно словно поздним вечером.

– Отпустите ее, – тихо сказал я.

Он поднял брови и ничего не ответил.

– Я прошу Вас, – сказал я громче.

Наставник вздохнул и, отвернувшись от меня, посмотрел в окно. Струи дождя стекали по стеклу.

– Я знал, что когда-нибудь этот день настанет, – сказал он. – Знал, что ты не сможешь противостоять своим инстинктам. Знал, что ты захочешь забрать ее у меня, просто потому, что ты берешь все, что хочешь.

– Я люблю ее, – возразил я.

– Любишь? – он посмотрел на меня через плечо и отвернулся обратно к окну. – Почему же ты сейчас здесь, а не с ней?

– Потому что я пришел просить Вас отпустить ее.

– И ты думаешь, что я отпущу ее?

– Да, – я ответил, не раздумывая.

Он расхохотался.

– Твоя дерзость впечатляет, – произнес он, – но ты не получишь ее. Ты убьешь ее.

За окном сверкнула молния, и послышались раскаты грома.

– Нет, – твердо сказал я.

– Нет? – он отошел от окна и сделал несколько шагов в мою сторону.

– Нет, – я сжал кулаки.

– Тогда я убью тебя, – тихо сказал он.

Я вздохнул и развел руками:

– Значит, это моя судьба.

Он очень долго и внимательно смотрел на меня. Я был полон решимости, я был уверен, что он ничего мне не сделает.

– Тебе была уготована великая судьба, – сказал он, – мне жаль, что ты оказался таким глупцом. Как ты себе представляешь жизнь с ней? Когда-нибудь ты состаришься, а она не изменится никогда. Она всегда будет куклой. Ты готов к этому? – я промолчал. – Ты можешь стать хозяином этого мира, – он подошел ко мне почти вплотную, – у тебя может быть все, что ты захочешь – деньги, слава, сотни, тысячи женщин, – шептал он мне в ухо. – Если ты избавишься от нее, я забуду об этом твоем проступке, и ты по-прежнему будешь моим помощником. Или… я могу позволить тебе уйти с ней, но я лишу тебя твоей силы, и до конца своих дней ты будешь влачить жалкое существование среди людей. Поверь мне, ее не хватит надолго, она уйдет от тебя, она не сможет жить простой жизнью. Она променяет тебя на кого-нибудь более молодого, красивого, богатого. Предав однажды, она предаст снова. Ты возненавидишь ее за это. Будешь проклинать ее и себя до конца своих дней.

Я слушал его и понимал, это не просто слова, в них есть горькая доля правды.

– Подумай, чего ты хочешь на самом деле, – сказал он, – Я буду ждать твоего решения, а теперь ступай, найди Алишу и сделай то, что велит тебе сердце.

Он отошел от меня и вернулся к столу. Я был свободен, я не мог поверить, что он давал мне право выбора, я не мог доверять ему, но что мне оставалось? Я вернулся в Рим, в наш разгромленный номер и нашел там записку от Алиши. Она предлагала встретиться в полночь у храма Сатурна на Римском форуме.

23

Я сидел на ступенях разрушенного храма, прислонившись спиной к колонне. В траве стрекотали цикады. Большая желтая луна вставала над древними развалинами. В тени триумфальной арки бесшумно появилась Алиша. Прижимая к груди какой-то предмет, она, словно зачарованная, медленно ступала босыми ногами по древним камням. Ее платье было грязным и изорванным в клочья, а на щеке красовался огромный шрам. С кем же ты воевала, моя девочка? Ее губы шевелились, но я не слышал слов. Я встал и шагнул ей навстречу. Алиша остановилась и, не проронив ни слова, протянула мне предмет, который сжимала в руках. Кинжал. Я взглянул на нее.

– Это Хранитель душ, – пояснила Алиша, глядя на кинжал, его рукоять, выполненная в виде странного животного, похожего на ящера, сверкала в лунном свете сотнями рубинов и изумрудов, – Он избавляет души суа от вечных скитаний, он заберет мою душу и…

– Не говори ничего, – процедил я сквозь зубы, – я не позволю тебе этого сделать.

– Это сделаешь ты, – спокойно сказала она. – Ты должен, у тебя нет другого выхода.

– Разве ты не понимаешь, что именно этого от нас хочет Штайнберг? – прошептал я.

– У нас нет другого выхода, – повторила она.

– Выход есть всегда, – сказал я.

Моя решительность, с которой я пришел к Наставнику, таяла с каждой секундой. Противостоять ему было куда проще, чем противостоять ей.

– Ты знаешь, что ты должен это сделать, – она взяла мою руку, в которой я сжимал кинжал, – он не тронет тебя.

– Но я не хочу жить без тебя!

Я был на грани отчаяния. Я провел весь день в размышлениях, как мне остаться со Штайнбергом и не потерять Алишу, но толкового решения так и не нашел.

– Я увезу тебя и скажу ему, что тебя больше нет, – сказал я.

– Он не поверит тебе, – ответила Алиша. Она была само спокойствие, в ее темных глазах не было и намека на страх и неуверенность. – Он чувствует меня, он меня создал, ты забыл?

Я ничего не ответил, лишь посмотрел на нее и провел пальцами по ее лицу. Такая нежная и теплая кожа. Алиша, если бы только ты была живой…

– Он никогда не простит меня, – тихо сказала она, – но он ничего не сделает тебе, он любит тебя больше, чем меня.

– Глупости!

– Ты нужен ему больше, чем я, Вальтер, – все так же тихо, но твердо продолжала она. – Если ты не сделаешь этого сейчас, он все равно заставит тебя сделать это. Пожалуйста, помоги мне, Вальтер. Освободи меня, спаси мою душу.

– Я не могу, – прошептал я, глядя на нож. – Я люблю тебя.

– Я прошу тебя, – в ее голосе впервые послышалось отчаяние, – я умоляю тебя, сделай это, если действительно любишь.

Я стоял перед нелегким выбором, Штайнберг преподал мне самый важный урок в моей жизни – думать о последствиях. Зачем, зачем я поддался ее очарованию? Зачем я позволил себе вскружить ей голову? Мне некого было винить в том, что происходило. Я сам разрушил все, что мне удалось построить за это время. Кто сказал, что мне все можно, и наказание никогда меня не настигнет?

Я переводил взгляд с нее на кинжал и обратно. Мне казалось, она требует от меня невозможного. Я не мог, не мог ее убить! Как? Как??? Думай, думай, думай!

Краем глаза я видел, как неподалеку, в тени старых развалин, собираются какие-то темные фигуры. С другой стороны, на Капитолийском холме стояло еще несколько.

– Они пришли за нами, Вальтер, – прошептала она. – Прошу тебя, не дай им забрать меня, – она вцепилась в меня руками. Я прижал ее к себе и поцеловал. От нее пахло орхидеями. Она была такой маленькой и хрупкой в моих объятиях. Я слегка отстранился от нее и, продолжая придерживать ее одной рукой, занес руку с кинжалом над ней.

– Я люблю тебя, – шепотом сказал я, – Прости меня, – и я вонзил кинжал в ее грудь.

Она обвила руками мою шею, и я снова целовал ее, осторожно опуская ее все ниже и ниже, пока не почувствовал, что мое колено коснулось каменных ступеней. Она становилась все легче и слабее, и внезапно я осознал, что практически лежу на ступенях, прижимаясь к холодному камню, и из моих глаз текут слезы. Алиша исчезла, исчез нож, исчезли тени, наблюдавшие за нами, и я оказался один на развалинах древнего храма. И только желтая луна безучастно смотрела с высоты на мое горе.

24

Полуденное солнце просачивалось сквозь жалюзи. Где-то за окном хлопнула дверца машины, и завелся мотор. Я вздрогнул и проснулся. Сел на кровати, потирая виски. Алиша… Сон или реальность? Ее не было в комнате, но это ни о чем не говорило. А что если это была реальность? Я рывком соскочил с кровати и вышел на террасу. С улицы доносились голоса, музыка и шум то и дело подъезжавших и отъезжавших машин. Молоденький мальчишка-мойщик препирался с продавцом газет, стоявшим на углу. Четверо парней и девушка, сидя в новом супернавороченном джипе, благодушно посмеивались над своим другом, покупавшем у уличного торговца газировку и хот-доги. От этого безмятежного вида мне стало еще тоскливее.

Я вернулся в номер. В номере царил бардак, вещи были разбросаны, на полу лежали осколки стекла. Мой взгляд упал на отражение в зеркале, и это отражение заставило меня ужаснуться. Волосы были взлохмачены, глаза провалились, лицо покрыто щетиной и к тому же имело болезненный желтоватый оттенок. Я с отвращением отвернулся от зеркала, снял с себя покрытую пылью рубашку и бросил ее на кровать. Судорожно вздохнув, я присел на край кровати и обхватил голову руками. Как я буду жить без нее? Как?! Второй и последний раз в жизни Вальтер Рит плакал.

Я вернулся к Наставнику. Не то, чтобы я хотел этого на самом деле, я просто поехал в аэропорт, купил билет и прилетел в Прагу. Все происходило словно на автопилоте, не помню, чтобы я четко осознавал, что делаю. Тем не менее, я снова был в замке, снова в его кабинете. Я сидел в кресле, глядя на темнеющие в камине угли. Он стоял, прислонившись к столу, и смотрел на меня. Молчание продолжалось несколько минут, а может и часов. За окном барабанил дождь.

– Я знал, что ты не ослушаешься меня, – наконец сказал он.

– Я выполнял ее просьбу, – тихо отозвался я, не глядя на него.

– Манипулировать людьми, – усмехнулся он, – это так просто.

– Значит, это Вы внушили ей эту идею? – спросил я, по-прежнему глядя в камин.

– И не только эту, я внушил ей мысль о Хранителе душ и даже позволил забрать его.

Я посмотрел на него, во мне постепенно закипала злость.

– Вы сами наказали себя, дети мои, – расхохотался он.

Я вцепился в подлокотник кресла, борясь с порывом броситься на него.

– Я дал ей слишком много ума и свободы, – сказал он, и я заметил, что он сразу как-то постарел и осунулся, – прекрасный пример того, что добро никогда не остается безнаказанным, – он опустился в кресло напротив меня. – Я потратил долгие годы, прежде чем нашел такого как ты. Дал тебе все, вывел тебя в высшие круги нашего общества и наделил почти безграничной властью. Я разрешил тебе все, а ты покусился на единственное, что было тебе запрещено – на мою Алишу. Неужели тебе совсем не знакомо понятие благодарности?

Его голос был сухим и холодным. За окном бушевал ветер, крупный град застучал по стеклу.

– Виноград погибнет, – тихо сказал я.

– Мне все равно, – он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Мне жаль, что все так вышло, – почти шепотом сказал я. Он усмехнулся. – Я не хотел влюбляться в нее, но я не смог, – я поставил локти на колени и обхватил голову руками.

– Ты на темной стороне, здесь нет места для дружбы и любви, – донесся до меня его голос.

– Но вы же любили! – воскликнул я и посмотрел на него, он по-прежнему сидел, закрыв глаза.

– Но это не сделало меня счастливым, – сказал он. – Мы созданы не для счастья, Вальтер. Мы одиноки в нашем темном мире.

– Ненавижу одиночество, – выдохнул я.

– Ты привыкнешь к нему, – ответил он.

– Я не хочу.

– Сколько еще друзей и любимых тебе нужно потерять, чтобы ты понял, что это все не твое? – он открыл глаза и посмотрел на меня.

Я почувствовал, как кровь приливает к моему лицу.

– Что вы знаете об этом?

– О, твой прекрасный рыжеволосый юный друг, – протянул он, и мое сердце забилось быстрее, – из него вышел бы отличный темный суа, если бы в нем была хоть капелька магии.

– Это вы убили Санни? – спросил я быстрее, чем эта мысль сформировалась в моей голове.

– Он был честолюбив, самовлюблен, – продолжал он, проигнорировав мой вопрос, – совсем такой же, как ты. Только ты до последнего пытался изображать из себя правильного, а он вытащил всю свою демоническую сущность наружу.

– Это вы убили Санни? – повторил я свой вопрос. – Это вы заставили его принимать наркотики?

– О, нет, что ты, наркотики – это была полностью его идея, мне даже не пришлось подталкивать его к этому.

– Но под машину-то он попал не случайно, – сквозь зубы процедил я.

– Он мешал тебе двигаться дальше, – сказал Штайнберг.

Я не помню, как это произошло, но через мгновение он лежал на полу вместе с перевернутым креслом, а я нависал над ним и собирался перекусить ему шею. Я знал, что он видит сейчас огромного огнедышащего волка. Он тяжело дышал, пытался сопротивляться и насылал на меня какие-то свои иллюзии, но я не поддавался. Я разжал челюсти и практически укусил его, когда окно над моей головой разлетелось на сотни осколков, и меня поразил удар молнии.

25

Сквозь сон я почувствовал, как меня пробирает холод, а тело тяжелеет и немеет. От этого странного ощущения я окончательно проснулся. Открыл глаза и почти сразу же зажмурился, свет показался слишком ярким. Попробовал пошевелиться, но руки и ноги почти не слушались. Было такое чувство, словно в тело вонзилось несколько сотен иголок. Подо мной было что-то очень твердое, холодное и мокрое. Попробовал снова открыть глаза, оказалось, что лежу на ступенях замка. Темные дубовые ворота передо мной были наглухо закрыты. Ночью, похоже, поливал нехилый ливень. Кругом были лужи, одна из них собралась под моим онемевшим телом. Из-за этого моя одежда была мокрой насквозь. От холода начали стучать зубы. Я попытался подняться. С четвертой или пятой попытки мне это, наконец, удалось. Почти. Ноги наотрез отказывались стоять ровно, спина не разгибалась, глаза почти ничего не видели. Шаг, еще шаг, нужно размять конечности, чтобы хоть как-то вернуть чувствительность. Для этого потребовались невероятные усилия. Я поднял голову и посмотрел на окна замка. Они были темны и безжизненны. Значит, он выбросил меня, размышлял я, не убил, а просто выбросил, как ненужную тряпку. Я бросил последний взгляд на замок и побрел прочь, через лес, к автомагистрали. Я ожидал, что серое небо, угрюмо нависшее над лесом, разверзнется и меня поразит молния, или хлынет ливень, но ничего не происходило. Я был разбит, опустошен и унижен. Мысли бесформенными призраками возникали и исчезали в моей голове.

Через какое-то время я вышел к дороге и почти сразу поймал попутку. Пожилая семейная пара с удовольствием согласилась подвезти меня до Праги. Им было невдомек, что везут они вовсе не милую и скромную ученицу колледжа, домой к родителям.

Я остановился в отеле. Представился пожилым американским туристом, путешествующим по Европе. Проспав почти сутки, я отправился в город. Возвращение в Прагу оказалось совсем не триумфальным, как в тот, первый раз. Я шатался по улицам, словно городской сумасшедший, заглядывал в витрины и здоровался с прохожими. Я гнал прочь мысли об Алише, заставляя себя забыть то, что я натворил. Иногда получалось. Я ждал, когда Наставник меня найдет. Ждал, когда он придет убить меня. Я думал, что он задумал какую-то страшную расправу надо мной и ждал, когда же она меня настигнет.

Ожидание убивало меня. Время текло невероятно медленно. Проходили дни, но мне казалось, будто проходили недели. Я не мог спать, не мог есть, не мог сосредоточиться ни на чем. Ожидание путало все мысли. Странным образом, я не чувствовал к Наставнику ненависти и злобы, я не жаждал мести. Я скучал по нему, и меня это пугало. Неужели я стал таким монстром, что смерть двух близких мне людей не заставила меня воспылать жаждой мести? Неужели мое сердце превратилось в кусок хрусталя и больше ничего не чувствует? Хотя что-то я все-таки чувствовал, маленький твердый комок в груди приносил почти физическую боль. Иногда хотелось кричать и лезть на стены, а иногда – свернуться калачиком и умереть.

Спустя несколько недель я понял, что Наставник выбрал для меня самое страшное наказание. Он просто добавил меня в список игнорируемых, сделал изгоем общества суа. Тогда я решил, что раз моя жизнь продолжается, надо с ней что-то делать. Думаю, мне не хватало домашнего тепла и уюта, поэтому я купил пятикомнатные двухуровневые апартаменты с видом на Влтаву, нанял лучшего дизайнера в городе и бригаду рабочих из Украины. Я ходил по самым дорогим мебельным салонам и покупал самые дорогие материалы и сантехнику. Хотел было поставить золотой унитаз, но передумал, подумал, что это будет уже слишком. Проблем с деньгами я не испытывал, ведь по-прежнему я мог убедить всех в том, что я миллиардер, а когда у них не сойдется бухгалтерия, никто и не вспомнит, что у них был такой клиент, как Вальтер Рит.

Ремонт длился почти два месяца и полностью захватил мои мысли, но в тот день, когда я в последний раз проводил Янку, моего дизайнера, и рабочих, и закрыл за ними дверь, я опустился на кожаный диван в своей суперсовременной гостиной, и мысли вернулись ко мне. В воздухе витал запах новой мебели, свежей краски и чистящих средств. В наступившей тишине я слышал лишь тиканье часов, висевших на стене. У меня не было друзей, чтобы пригласить их на новоселье. У меня не было врагов, чтобы они лопнули от зависти. Я был одинок как никогда прежде. Я так мало ценил друзей, когда они у меня еще были. Алиша доверилась мне, попросила моей помощи, а я не смог, не захотел ее защитить. Похоже, моя любовь к ней была лишь очередной иллюзией.

26

Наступила осень. Холодный резкий ветер гнал листву и обрывки газет по улицам. Погода хмурилась, а вместе с ней хмурились и прохожие, кутаясь в осенние плащи.

Ночи стали темными и холодными. В такие ночи я сидел в гостиной своей берлоги, смотря телевизор или слушая радио для полуночников, или то и другое вместе. Предварительно я обшаривал все шкафы, чтобы проверить, не прячется ли там кто-нибудь. Во всей квартире горел свет, с некоторых пор я боялся темноты. Подсознательно я продолжал надеяться на то, что Алиша каким-то образом вернется. Осознанно я никогда об этом не думал, и вообще старался не вспоминать об Алише и обо всем произошедшем, так как это не приносило мне ничего, кроме боли и страданий. Я ни с кем не общался и целыми днями один бродил по городу. Те, кто знал меня прежде, теперь ни за что не узнали бы меня, я был серой тенью самого себя, призраком Вальтера Рита. Я почти совсем перестал разговаривать. Исключение составляли лишь редкие походы в магазин. Перспектива умереть голодной смертью меня почему-то не прельщала.

Постепенно я стал приходить в себя и почувствовал вкус к жизни. Я не хотел умирать и не хотел встречаться с Наставником. Я вновь захотел увидеть мир, посмотреть города, в которых я бывал лишь проездом, узнать что-то новое, научиться чему-то новому, встретить новых людей, и, может быть, завести новых друзей. Хоть Штайнберг и считал, что они мне противопоказаны. Пока меня ждет хотя бы один человек, он не мог забрать мою душу, поэтому я решил начать с малого. Я нанял домработницу. Пришлось немало поискать, прежде чем я нашел именно то, что мне надо. Татьяна приехала откуда-то с Востока. Тогда ей было под пятьдесят, и я мог ей доверять. Отдавая ключи от квартиры, я сказал ей: «Я уезжаю на какое-то время по делам в Западную Европу, и не знаю, когда вернусь, но вернусь, так или иначе. В это время я хочу, чтобы ты приходила сюда раз в неделю и следила, чтобы все было в порядке. Если кто-то будет меня искать, можешь смело отвечать то, что я тебе сказал. Деньги будешь получать на банковский счет. Каждый месяц десятого числа, оговоренная нами сумма будет поступать на твой счет, независимо от того, что может произойти со мной, до тех пор, пока ты сама не закроешь счет или мы не договоримся о каких-то изменениях. Время от времени я буду звонить тебе сам. К сожалению, не могу дать тебе номеров, чтобы ты могла связаться со мной. Это все. Я надеюсь, что у вас все будет в порядке». Она кивнула мне и сказала: «Хорошо». Надеюсь, что она поняла хотя бы половину из того, что я ей сказал.

27

Поскольку зима была в самом разгаре, а я зиму не любил по многим причинам, я отправился туда, где ее не бывает. В Египет, а именно в Каир, посмотреть на пирамиды. К моему глубочайшему удивлению Каир оказался не захудалым городишкой, затерянным в пустыне, а современным мегаполисом с офисными центрами, пятизвездочными отелями и даже метро. Однако в старом городе за прошедшие века мало что изменилось: узкие улочки с перенаселенными многоквартирными домами и сотни старых мечетей, но что удивило меня больше всего, так это то, что с окраин этого невероятного города были видны те самые знаменитые на весь мир пирамиды, построенные четыре с половиной тысячи лет назад.

Я поселился в небольшой гостинице недалеко от старой части города и по утрам меня будили крики муэдзинов, призывающих к молитве. Я завтракал и отправлялся на прогулку по древним улочкам. На одной из них обнаружился рынок антиквариата. Торговцы кричали на разные голоса, зазывая покупателей, хватали за руки и наперебой предлагали свои товары. Одна из лавочек меня особенно заинтересовала. Продавец, одетый в черные одежды, ничего не кричал и никого не зазывал, а прилавок был завален старинными и явно магическими артефактами. «Неужели темным суа можно просто так торговать на базаре?» – подумал я, внимательно разглядывая продавца и его товар. Среди множества ножей и амулетов мое внимание привлек серебряный кинжал, украшенный бриллиантами и рубинами. Хранитель душ. Я осторожно взял его в руки. Почти такой же, как был тогда у Алиши, но в то же время совсем другой, он был тяжелее, темнее и рукоятка нагрелась на солнце. Подделка.

– Здесь нет подделок, господин, – сказал продавец, его голос был тихим и хриплым, а глаза – полностью черными без белков.

– Я держал в руках настоящий Хранитель душ, я знаю, что это такое, – ответил я, положив кинжал на место.

– Что господин скажет об этом? – он достал из-под прилавка сверток из черной ткани и развернул его. Солнечный свет на мгновение ослепил меня, и я увидел потрясающей красоты кинжал. Он был небольшим, с тонким лезвием и рукояткой, выполненной в виде нераскрывшегося бутона и инкрустированной сапфирами и бриллиантами. На лезвии была выполнена надпись на неизвестном мне языке. Я осторожно прикоснулся к нему, он был холоден, словно лед.

– Что это? – спросил я.

– Это копия. Хранитель душ из Потерянного города суа, – ответил он.

Потерянный город суа. Я припоминал, что видел эту главу в одной из книг в библиотеке Наставника, но пролистал ее, подумав, что это все детские сказки.

– Чего ты морочишь мне голову? – я начинал терять терпение, – город суа уже три тысячи лет как потерянный!

– Смельчаки иногда его находят, – ответил он.

– Ах, смельчаки, – я схватил кинжал с прилавка и приставил к его горлу, – значит, говоришь, он работает, кинжал этот, забирает души, да?

Продавец в ужасе смотрел на меня. Он стоял, подняв руки, и боялся пошевелиться. Никто не обращал на нас внимания, видимо такие дела здесь были частым явлением, либо он насылал на них чары, я же никак не старался скрыться.

– Если господин убьет меня, моя душа никогда не найдет покоя, прошу вас, господин, – умолял он.

– Да? – я отвел руку от его горла и посмотрел на кинжал, я практически не чувствовал его в своей руке.

– Конечно, – сказал он. – Хранитель душ забирает не все души. Если это сделает человек в порыве гнева, то душа никогда не найдет покоя, если это сделает человек бесчувственный, то Хранитель сам решит брать ему душу или нет, а если человек любящий, то Хранитель вернет душу на землю и она снова будет среди живых.

Пока он говорил, я разглядывал конжал и почти его не слушал, но последние слова заставили меня прислушаться.

– Что ты сказал? – переспросил я.

– Душа вернется к живым, – повторил он.

«Алиша!» – выдохнул я. Есть шанс. Не может быть. Знала ли она? Знал ли Штайнберг? Я почувствовал, холодок пробежал по моей спине, а сердце забилось с бешеной скоростью. Я должен ее найти, но как? Где?

– Ее душа теперь живет в другом теле, – сказал продавец.

– Да кто разрешил тебе подслушивать мои мысли! – я перепрыгнул через прилавок и оказался лицом к лицу с ним. От него пахло сыростью и гнилью. – Ты кто такой вообще? – я схватил его за горло.

– Господин смел не по годам, – услышал я его голос в своей голове, и еще больше усилил хватку, – без Генриха Штайнберга вам стоило бы опасаться Скарабеев.

– Это я бы опасался на твоем месте, – сказал я сквозь зубы и оттолкнул его. Я не заметил копья за его спиной. Черт, я совсем не собирался его убивать. Я огляделся по сторонам и перепрыгнул обратно через прилавок. Какое-то время я смотрел на Хранитель душ, а потом прикрыл его тканью и пошел прочь. Я должен был найти Алишу.

Я вернулся в отель и залез в интернет. На мой запрос поисковик выдал четыре миллиона ссылок на одноименный американский фильм ужасов, который не имел никакого отношения к тому, что я искал. Такие древние и тайные знания могли храниться только в таких же древних и тайных источниках. Я не мог постучаться к Наставнику и попроситься на пару часов в его библиотеку. Мне нужно было найти другую библиотеку, такую же древнюю и большую. На ум приходило только одно – Ватикан. Отправляясь туда, я нарушал сразу несколько строжайших запретов. Но куда уж там, я пытался убить Правителя Темных сил, никакие законы мне были не писаны.

28

Оказаться снова в Риме было сложнее, чем я предполагал. Каждая улица, каждое здание, каждый камень напоминали мне о ней. Я хотел провести как можно меньше времени в городе и поэтому сразу отправился в Ватикан. Зимой здесь было совсем мало туристов, и очередь в собор Святого Петра не тянулась на несколько километров, как летом. На сайте музеев Ватикана я прочитал, что часть архивов доступна для общего пользования, и очень надеялся, что найду то, что мне нужно, потому что иначе пришлось бы наслать такую иллюзию на всех обитателей этого маленького государства, на которую я вряд ли был способен.

Я прошел в музеи с группой студентов из Португалии. Нам показали стеллажи с книгами и манускриптами, рассказали, как работать с каталогом, прочитали лекцию о правилах безопасности и оставили на целый час наедине с бесценными работами прошлых столетий.

Каталог показал десяток ссылок по запросу «хранитель душ» и только один труд оказался действительно полезен. Это была рукопись пятнадцатого века на латыни с иллюстрациями. Я перелистывал старинные страницы пинцетом и вглядывался в почти выцветшие буквы. Я не понимал и половины. Но если я правильно понимал, то Хранитель душ действительно возвращал души любимых, но их обладатели зачастую не помнили ничего о своей прошлой жизни. Иногда души могли выбирать себе тело другого человека, который находился на грани жизни и смерти. Знала ли об этом Алиша, когда выбирала центр города с населением в два с лишним миллиона человек?

Я так не хотел оставаться в Риме, но оказался привязанным к нему на целых полгода. Я обошел все больницы, морги и полицейские участки. Сотни людей выходили из комы, не помня ничего о себе. В тот день, когда Алиша умерла, таких было несколько десятков. Я нашел их всех, но все они со временем приходили в себя, и память возвращалась. Я уже начал сомневаться, что Алиша могла быть жива. Сомневаться в том, что моя любовь была достаточно сильна, чтобы вернуть ее к жизни.

Во время своих поисков я познакомился с одной весьма любопытной парочкой при не совсем обычных обстоятельствах. Я сидел у стойки бара, потягивая газировку. До двадцати одного, когда я смогу легально покупать алкоголь, мне оставалось еще три года, а использовать иллюзии для такого мелкого повода не хотелось. Я думал о винограднике Штайнберга. Как ни странно, но меня волновало, нашел ли он себе нового помощника для этой почетной миссии.

– Привет, блондинчик, – услышал я голос над ухом и почувствовал, как чья-то рука обняла меня за плечо.

Я обернулся. Девушка была старше меня и не отличалась особой красотой. Даже короткие вьющиеся волосы и заносчиво вздернутый носик не добавляли ей привлекательности. Я улыбнулся ей.

– Позволь мне угостить тебя коктейлем, – сказала она, поигрывая с моими волосами.

– Угостить меня?

Девушка была одета броско, но дешево, вряд ли у нее было много денег, чтобы поить меня коктейлями. Думаю, она догадывалась, что у меня-то как раз деньги водились, ведь на мне были вещи из дорогих бутиков. В Риме просто невозможно устоять перед соблазном одеваться стильно.

– Может, для начала я приглашу тебя на танец? – я взял ее за руку и повел в самый центр танцпола. Она оказалась примерно моего роста. Чувствуя ее горячее и влажное дыхание на моей шее, я закрыл глаза и вдохнул сладкий аромат ее духов, дезодоранта и пота. Такая живая, с Алишей все было совсем иначе. Неожиданно я почувствовал, как кто-то оттаскивает меня от нее. Я развернулся и получил удар в лицо такой силы, что едва не потерял равновесие, но тут же пришел в себя и ответил обидчику. Вот и пригодились уроки восточных единоборств, которым учил меня Наставник. Парень был силен, а я изворотлив. Народ толпился вокруг и радостно подбадривал нас. Охранник стоял в стороне, почесывая лоб. Почему-то он не решался разнимать нас. Вскоре мы оба устали, но никто не хотел сдаваться.

– Ты кто такой? – спросил я, отвешивая ему удар.

– Я ее парень, – он отразил удар и заехал кулаком мне в челюсть.

– Ну да, – я тряхнул головой и со всей силы съездил ему по лицу, так что тот чуть не упал. – Хочешь, я расскажу тебе о твоей девушке? – я еще раз вдарил ему, – она бегает за каждым парнем, у которого есть хоть какие-то деньги, – он увернулся.

Парень сразу сник.

– Да знаю… Извини.

Позже, когда мы сидели в баре и пили граппу, парень сказал:

– Меня зовут Андре.

– Вальтер, – протянул я ему руку. – Было приятно познакомиться.

– Взаимно, – благодушно улыбнулся Андре.

Оказалось, что они студенты из Франции и изучают искусство в Риме. Мы стали общаться. Они постоянно таскали меня по музеям, выставкам и соборам. Если я и оскорблял таким поведением чувства светлых суа, они ни разу даже не намекнули на это. Хотя иногда я ловил их удивленные и неодобрительные взгляды. Они прекрасно знали, кто я, ведь я и не думал скрываться.

С Андре я нашел много общих интересов, а вот с девушкой, Лиззи, у нас не заладилось. Ей не нравилось, что я подружился с ее парнем. Она познакомилась со мной, чтобы позлить Андре и заставить его ревновать, а теперь мы вдвоем злили ее и подтрунивали над ней и ее поведением. Вообще у них были достаточно странные отношения, они жили вместе, но могли не общаться по несколько дней, или же разругаться в пух и прах, а наутро вести себя так, словно ничего не случилось. Да и напоминали они скорее просто друзей, чем влюбленную пару.

Андре и Лиззи снимали маленькую квартирку недалеко от центрального вокзала, и я часто бывал у них дома. В тот день мы отмечали успешную сдачу экзаменов, и вино лилось рекой. Мы с Андре сидели на диване и болтали о разных пустяках. Лиззи стояла у стеллажа с книгами и разбирала свои университетские тетради, и тут я заметил среди них что-то очень знакомое.

– Подожди-подожди, – я подошел к ней.

– Что? – спросила она.

– Покажи тетради.

– Зачем? – засмеялась она, но тетради передала. – Думаешь изучать искусство?

Я перебрал тетради и почувствовал, как у меня в горле пересохло. Передо мной была пара потрепанных разноцветных журналов. Я нерешительно взял их и пролистал. Сначала медленно и задумчиво, потом быстрее и в итоге остановился на первой странице. В верхнем углу стояла надпись на французском языке. Я провел по ней пальцами и перечитал еще раз вслух. Потом в недоумении уставился на Лиззи.

– Я не понимаю… – произнес я. С обложки на меня смотрела прекрасная предводительница амазонок верхом на огненном коне. Ее светло-рыжие волосы развевались на ветру, а голубые глаза дерзко смотрели прямо на меня.

– Любимому и потерянному навеки, – перевела она на английский, – от А.С…

– Но как? Почему? – я запустил руку в волосы. – Почему? – я потряс журналами перед ней.

– Что почему? – спросила она в недоумении.

– Откуда они у тебя? – я резко придвинулся к ней, продолжая сжимать журналы в одной руке. Она в испуге отпрянула и уперлась спиной в стеллаж, керамические безделушки слегка зазвенели. Андре с интересом наблюдал за нами.

– Откуда? – повторил я свой вопрос, более тихо.

– Они продаются на каждом углу, – сказала она. – Они мне понравились, и я купила их.

Я опустился обратно на диван, продолжая сжимать в руках свои комиксы.

– Прости за этот выпад, – тихо сказал я. – Я не знал, что она их опубликовала. Я не знал, что она вообще о них знает.

– Кто? – спросила Лиззи.

– Девушка, которую я когда-то любил, – тихо сказал я.

– Так это ты нарисовал? – спросила она и села рядом со мной на диван. Я посмотрел на нее. Какая борьба происходила у нее внутри. Ей нравились мои комиксы! Но она не созналась бы в этом ни за что на свете. Я кивнул.

– Ты очень-очень круто рисуешь, – сказал Андре. – Она все уши прожужжала мне этими комиксами.

Лиззи бросила на него испепеляющий взгляд. Была бы она суа, на месте Андре осталась бы кучка пепла. Я откинулся на спинку дивана. Я так боялся к ней подойти, боялся, что она отвергнет меня. Мне и в голову не приходило… Я провел рукой по ее изображению на обложке комикса. Я и представить себе не мог, что она могла меня полюбить. Все-таки у меня был шанс стать счастливым, если бы не Штайнберг… Как он сказал? Друзья мне противопоказаны? Я в замешательстве посмотрел на Лиззи, потом на Андре и поднялся с дивана, бросил еще один взгляд на журналы, передал их Лиззи и, не прощаясь, вышел из квартиры. Я слышал, как они звали меня, но я не обернулся.

Апрельская ночь пахла цветами, мысли путались в голове, и до меня дошло, что я иду к вокзалу, чтобы поехать к Анне и разобраться во всем этом. Осознав это, я резко остановился. Что же я делаю? Я не могу вернуться домой. Что я им скажу? Кто я? Они похоронили Вальтера Ротфельсена два года назад, я не был готов заявить об обратном. Кроме того, Алиша… Я должен был найти мою малышку, где бы она ни была. Я вернулся к Андре и Лиззи и наслал на них иллюзию, что ничего не случилось.

29

Догорал теплый весенний вечер. Торопливые, деловито-беззаботные римляне заполонили улицы. Я подъехал на своей новой машине с откидным верхом к зданию вокзала. Вскоре увидел Лиззи. Все те же потрепанные джинсы и та же маечка с блестками. Она сняла ветровку, перекинула ее через руку, поправила сумочку и не спеша пошла по улице. В другой руке она несла дорожную сумку.

– Привет, – крикнул я ей, помахав рукой.

Она остановилась и, стараясь не показывать своей радости, холодно сказала:

– Ты не по адресу.

– Ты не рада меня видеть? – с притворным огорчением спросил я.

– Ты угадал, – язвительно улыбнулась она и пошла дальше.

– Вот так, значит, встречают старых друзей? – я подъехал к ней ближе. – А я тебе подарок купил, уверен, ты будешь в восторге.

– Спасибо, не надо, – ответила она, глядя перед собой.

Я остановил машину и догнал ее. Отобрал у нее сумку и пошел рядом. Мы быстро шли по улочке между старинными высокими домами. С моего лица не сходила усмешка.

– Ты уже придумала, как отомстить Андре? – весело спросил я.

– Я уже придумала, как отомстить тебе, – она злобно посмотрела на меня.

– Как интересно, – ухмыльнулся я. – И что же ты со мной сделаешь? Зарежешь или…

– Задушу своими руками, – отчеканивая слова, сказала она.

– Но это же скучноооо! – разочарованно протянул я, убеждаясь в очередной раз, какая же скудная фантазия у некоторых человеческих индивидуумов.

Я тоскливо посмотрел по сторонам. Когда Андре предложил мне встретить ее на вокзале, я сразу же согласился, мне нравилось доводить Лиззи. Еще в первый же вечер я задался целью сбить с нее спесь.

После этой короткой перепалки мы шли, не разговаривая, до самого их дома. Я поигрывал ключами, и это действовало ей на нервы, но она не сказала ни слова.

– Простите, синьор, вы не подскажите который час? – обратился ко мне молодой человек в футболке и натянутой на глаза кепке.

– Да, конечно, – ничего не подозревая, я взглянул на часы, – половина… – в этот момент острое лезвие ножа вошло в мой левый бок. Несмотря на пронзительную боль, я отреагировал моментально, тут же схватил парня за горло и приподнял над землей. Кепка слетела, и я увидел, что у него были черные без зрачков глаза.

– Навозники, – с презрением прошипел я.

– Мы уничтожим тебя, – задыхаясь, прохрипел парень, извиваясь всем телом.

– Удачи, – недобро улыбнулся я, шейный позвонок хрустнул, и я разжал руку, обмякшее тело глухо ударилось об асфальт. Лиззи стояла рядом, зажав рот обеими руками, и в ужасе смотрела на парня, который словно сломанная кукла лежал на асфальте.

– Звони скорей в больницу, – сказал я ей.

– Как ты? – с тревогой спросила она, приблизившись ко мне.

– В порядке, так, небольшая царапина, – как бы в подтверждение я задрал рубашку и показал ей небольшое ранение. Она не знала, что это всего лишь иллюзия и на самом деле я просто истекал кровью. – Ну же, чего ты ждешь? – с нетерпение спросил я.

Она вбежала в подъезд.

– Забудь, – прошептал я ей вслед. – Забудь, – я огляделся по сторонам и заставил тело парня исчезнуть.

Едва не теряя сознание, я вернулся в отель. Достал чемодан и вытащил из него одежду. На самом дне лежало несколько пакетиков с разными травами. Ох и непросто было убедить таможенников, что в них нет абсолютно ничего противозаконного. Корень мандрагоры. Дальше. Я отшвырнул очередной пакетик в сторону и, наконец, увидел то, что искал. Я порвал наволочку (пускай руководство отеля запишет это на мой счет), и кое-как перевязав рану, потерял сознание.

Когда я очнулся, в номере было темно. Капли дождя стучали по стеклу. Тело затекло от долгого лежания в неудобной позе, одежда была насквозь мокрой, и меня лихорадило. Я попытался подняться, но не смог, тогда ползком добрался до ванной и, стянув с себя все вещи, забрался под горячий душ. Рана жутко ныла, бинт был насквозь пропитан кровью, соком травы и чем-то еще. Кинжал был непрост. Эти мерзкие насекомые пытались меня отравить. Значит, око за око, зуб за зуб. Что ж, они крупно пожалеют об этом.

Спустя несколько дней, немного оправившись, я упаковал чемоданы и заказал билет на самолет до Египта. Лиззи и Андре я так и не сообщил о своем отъезде.

Белое маленькое такси подъехало к входу в отель. Швейцар помог низкорослому таксисту поставить чемоданы в багажник, и такси стремительно помчалось в римский аэропорт. Я с грустью смотрел на проносившиеся за окном улицы, и меня не покидало чувство, что вряд ли когда-нибудь снова вернусь сюда.

30

Знойный день клонился к концу. Окна в комнате были распахнуты, и с улицы доносился тот привычный городской шум, который можно услышать и в Нью-Йорке, и в Париже, и во множестве других городов. Каир не был исключением. Утомленный перелетом, я лежал на кровати и обдумывал план мести. Медлить было нельзя, мое состояние ухудшалось, и я боялся просто не успеть. Кроме того меня никак не оставляла мысль, что то случайное убийство торговца не могло заставить их принять такие меры. Смерть Вальтера Рита могла сыграть кому-то на пользу или же это всего лишь мое чересчур раздутое самомнение?

На следующий день, отправив по почте посылку для Лиззи с немного вульгарным вечерним платьем из красного шелка, которое я купил для нее еще в Риме и, вооружившись респиратором и средством от насекомых, я отправился в штаб-квартиру Скарабеев – самых безобидных жуков и самых безжалостных террористов на свете.

Желтый свет фонарей падал на полуразвалившиеся стены храма Осириса, выстроенного кем-то из древних правителей Египта. В его мрачных, оплетенных паутиной, подземельях проводили Скарабеи свои страшные эксперименты.

Отвлечь охрану не составило особого труда, и вскоре я спускался по каменным ступеням в самое логово террористов. Темная лестница упиралась в тускло освещенное помещение. Я прислонился к стене, наблюдая за происходящим. Посреди большой квадратной комнаты, стены которой были исписаны древними иероглифами, стояло несколько столов, уставленных ультрасовременной техникой. Это была настоящая лаборатория по производству ядов и взрывчатых веществ. Скарабеи знали в этом толк. Выглядели они как простые ученые, в защитных очках и масках, только халаты у них были не белые, а черные. Боевые Скарабеи тусовались этажом выше, но в моем состоянии я был не в силах их одолеть, поэтому и спустился сюда, чтобы избавится от всех сразу. Они не замечали меня, слишком занятые своей работой. Один из них, похоже, самый главный, прохаживался между ними и время от времени заглядывал кому-нибудь через плечо или делал какие-то замечания. Я вышел из укрытия, но прошло несколько минут, прежде чем он заметил меня.

– Ты! – воскликнул он, несколько «ученых» взглянули на нас, но тут же снова вернулись к своим микроскопам и кипящим колбам.

– Вы не ждали меня, – я приготовился к атаке, но атаковать меня никто не собирался.

– Как ты смеешь приходить сюда? – спросил главный по-английски с диким акцентом, в его голосе слышалось презрение.

– Вы хотели убить меня, – ответил я, – зашел с ответным визитом.

– Она была права, – высокомерно усмехнулся он, – твоя дерзость не знает ни возраста, ни статуса!

– Кто она?

Вместо ответа Скарабей выхватил армейский нож и бросился на меня, я среагировал медленнее, чем хотелось, и он сумел припереть меня к стенке, едва не проделав во мне еще одну дырку. Удар коленом, локтем, еще и вот так. Я не выбирал приемы, да и какая разница, когда такое состояние подразумевает теплую постель, а не драки с превосходящим по силе противником. Да, он был сильнее меня, но, черт возьми, я ведь Повелитель иллюзий! Швырнув вперед флакончик с пестицидами, я надел респиратор и сделал последний рывок. Вместе мы повалились на один из столов. На пол посыпались колбы и бутылки, едкий дым усилился и окрасился в разные цвета. Я отобрал у противника нож и всадил по самую рукоятку в его грудь. – Анубису привет, – мысленно кивнул я ему и поспешил прочь, прихватив пару блокнотов со стола.

– Будь ты проклят, – раздался за моей спиной его последний крик. Я уже практически был на улице, когда ударной волной меня отбросило на несколько метров. Взрыв был грандиозным, любое современное здание разлетелось бы на мелкие кусочки, но храм выстоял, только часть стен обрушилась, ну и может быть, перекрытия.

Я добрел до отеля, переоделся и сразу лег в постель. Казалось, будто меня переехал, по меньшей мере, грузовик, но я чувствовал странное умиротворение с каким-то налетом тоски. Из открытого окна веяло сладким цветочным запахом и доносилось пение уличных музыкантов. Неужели вот так и закончится история великого Повелителя иллюзий? В чужой стране, в одиночестве, из-за каких-то ничтожных тварей. Так глупо. Так обидно. Мне же всего восемнадцать, жизнь только-только начинается! Я умру, а они будут также петь за окном. Встречу ли я там Санни? Где моя Алиша? В каких мирах будет скитаться моя душа? Мое сознание медленно погружалось в небытие, и я уже не чувствовал боли и не слышал звуков. Я шел по усыпанной хрустальным снегом дорожке меж безжизненных стеклянных деревьев. В этом мире не было тепла, света, звуков – не было ничего, время словно остановилось, но мне было уже все равно…

31

Палящее солнце стояло в зените, и в маленьком деревянном домике, затерявшемся посреди австралийских равнин, было, наверное, ничуть не лучше, чем в Аду. Я сидел, сложив ноги на стол и откинувшись на спинку стула. Как же надоело это дерьмо. Я затушил недокуренную сигарету о край стола и бросил ее на грязный, заплеванный пол. На окне, которое никто никогда не мыл, билась муха. Да, заткнешься ты когда-нибудь! Я со злостью схватил со стола стеклянную пепельницу, переполненную окурками, и бросил в нее. Пепельница ударилась о деревянную раму и разбилась. Муха, сердито жужжа, улетела в другую комнату и присоединилась к другим мухам, облепившим все окна. Я снова откинулся на спинку и, зевнув, огляделся. До чего докатился? Сижу здесь, в этой дыре, курю дешевые сигареты и жду этого кретина. Зря я вчера погорячился, что у меня денег нет что ли? А он теперь, бедняга, до Нового года их искать будет… А ведь Новый год совсем скоро. В Праге, наверное, сейчас снег идет. Вспомнив этот старинный европейский город, я улыбнулся. Где-то там у меня есть свой дом. Интересно, Татьяна, или как там ее, еще бывает там? Я не следил за ее счетом уже десять лет, деньги перечислялись каждый месяц без моего участия.

Я поднялся с кресла и прошел в спальню. Постель была смята. Свинья. Я с отвращением посмотрел вокруг. Прямо напротив кровати висело большое, засиженное мухами зеркало. Человек, смотревший на меня оттуда, не был Вальтером Ритом. Его загорелое, обветренное и обросшее щетиной лицо было покрыто пылью и лоснилось от пота. Грязные длинные волосы были кое-как собраны в пучок. Дорогая шелковая рубашка перепачкана помадой и кровью. Вальтер Рит всегда так следил за собой. Я задумчиво потер подбородок. Надо выбираться отсюда. Пора домой.

Десять лет я скитался по миру, пытаясь убежать от себя и своих воспоминаний. Не особо успешно. Нет нужды вдаваться в подробности о том, как я провел эти годы. Спросите в любой злачной забегаловке где-нибудь на Кубе, слыхали ли они когда-нибудь кто такой Терри-псих? Уверен, они расскажут вам не одну сотню занимательных историй. Терри-психом прозвал меня Густав, старый пройдоха, у которого я однажды обучался пиратскому промыслу. Почему псих? От нечего делать я лез во все авантюры, всегда был у всех на виду и никогда не скрывался. А зачем? Разве кто-то сумеет поймать Повелителя иллюзий? На самом деле я специально привлекал к себе внимание. Ждал, когда отзовется кто-нибудь из прошлой жизни. Мой Наставник или та загадочная «она», которую упоминал Скарабей в своей предсмертной речи, но от них не было никаких вестей. Как не было вестей и об Алише. Если честно я не занимался ее поисками с тех самых пор, как чуть не сдох в Каире, и столько же времени не бывал в Европе.

И вот теперь я стоял у окна, глядя на темные воды Влтавы. Крупные пушистые снежинки тихо кружились за окном. Солнце село, и город медленно погружался в туманную мглу. Моя квартира, в которой я едва ли прожил месяц, казалась мне пустой, холодной и чужой, несмотря на картины и всякие антикварные или просто интересные штучки, которые я покупал по всему свету и присылал сюда. Татьяна отлично выполняла свою работу, все было аккуратно расставлено и блестело чистотой.

Уже совсем стемнело, но я все продолжал стоять и не мог оторваться от снежинок. Меня переполнял какой-то детский восторг. Десять лет не видел снега. Внезапно в комнате включили свет, и идиллия разрушилась. Я с раздражением обернулся. На пороге стояла пожилая женщина и с подозрением разглядывала меня. Она постарела, но я узнал ее и улыбнулся.

– Татьяна!

– Пан Вальтер, – женщина выронила ключи, – неужели это вы?

– Да, Таня, я вернулся, – я подошел ближе. – Думал, что увижу здесь полное запустение, но…

– Я ждала вас каждый день, пан Вальтер. Вы сказали, что уедете надолго, но я и представить себе не могла, что настолько. Да ведь вы кормили меня все эти годы!

– Как ты изменилась, – я оценивающе поглядел на нее.

– А вас я даже не узнала, – он взглянула в мои глаза и почему-то смутилась. Я уже не был тем восемнадцатилетним мальчиком, который нанял ее когда-то.

– Я даю тебе выходной сегодня, – сказал я. – Приходи послезавтра.

– Но послезавтра Рождество, – возразила она.

– Ах, да, совсем потерял счет дням. Хорошо, приходи после праздников.

– До свидания, пан Вальтер, – улыбнулась она. – Счастливого Рождества! – крикнула она, уже стоя на пороге.

– Счастливого Рождества! – я крикнул ей вслед.

Рождества… Я усмехнулся. Я почти забыл, что у людей есть такой праздник.

Я шел по заснеженной мостовой и полной грудью вдыхал морозный зимний воздух. Снежинки таяли и стекали по щекам, но я не обращал на внимания. Я объехал всю Азию, Америку и даже Австралию и все равно испытывал все тот же восторг, который переполнял меня, когда приехал сюда впервые, верхом на вороном коне. Вот где, оказывается, я оставил свое сердце – на этих мощеных брусчаткой улицах, сверкающих сотнями рождественских огней.

Я вернулся домой уже поздней ночью и почти сразу же уснул. Мне снился цветущий весенний сад. Легкий ветерок покачивал ветви. По небесной лазури плыли белые облака. Где-то вдалеке я слышал звонкий детский смех. Дети – это маленькие ангелы. Почему-то вспомнились мне слова продавщицы цветов из Италии. Я проснулся, улыбаясь. Посмотрел в окно и увидел, как яркие звезды холодно поблескивали на небе. В комнате было зябко, я поежился и поглубже укутался в одеяло. Ангелы. Но почему из ангелов вырастают демоны?

Утром мне не захотелось вставать, и я провел в постели, наверное, неделю, пока не пришла Татьяна. Я лежал на кровати, развалившись на шелковых подушках, и отчаянно боролся с желанием закурить. На прикроватной тумбочке лежала пачка сигарет, которые я купил еще в Сиднее. По телевизору шел какой-то фильм, за десять лет моя ультрасовременная плазма безнадежно устарела. Такая жалость. Рядом с кроватью стояло несколько подносов с остатками еды из службы доставки, мне было лень отнести их даже на кухню. Я не брился и не принимал душ уже несколько дней. Я слышал, как Татьяна ходит по квартире, шурша какими-то пакетами и двигая мебель. Она заглянула в комнату, увидела меня и, смутившись, отвела глаза.

– А, Татьяна, – я равнодушно посмотрел на нее и переключил канал, показывали новости спорта.

– Добрый день, пан Вальтер, – поздоровалась она и поспешила уйти. Я окрикнул ее, и ее голова снова появилась в проеме двери.

– Меня никто не искал?

– Не знаю, пан, – она пожала плечами.

– Иди, – я устало откинулся на подушки и щелкнул пультом. Интервью с известным политиком. Я знал его, он был одним из людей Штайнберга. Интересно, где он сейчас, мой Наставник? Знает ли он о том, что я вернулся? Снова заглянула Татьяна, старательно отводя взгляд, она сказала:

– Вы бы прогулялись, пан Вальтер, – предложила она. – Вы меня, конечно, извините, но у вас здесь как в свинарнике.

– Я уже ушел, – улыбнувшись ей, я потянулся и встал с кровати.

32

Уже зажглись фонари, когда я, основательно промерзнув, возвращался домой. Тут я заметил, что на углу на месте старенького кинотеатра выросла целая «империя развлечений», как гласили золотистые буквы на крыше, под названием «Самум». К ярко освещенному парадному входу то и дело подъезжали дорогие машины. Из них выходили элегантные дамы в дорогих шубках и деловые мужчины с толстыми кошельками. У дверей стоял темноволосый швейцар и добродушно улыбался всем приезжавшим. Я поднялся по ступеням.

– Добрый вечер, сэр, – швейцар распахнул передо мной позолоченную дверь.

– Добрый вечер, Шоколад? – я прочитал имя, которое было вышито на его форме.

– Да, сэр, – гордо ответил он.

Шоколад. Я усмехнулся про себя. Белокожий парень из Восточной Европы был меньше всего похож на шоколад, даже на белый.

Я вошел внутрь. Здесь все дышало роскошью и богатством. Где-то играл оркестр. Ко мне сразу же подлетела официантка, одетая, словно африканская принцесса. В одной руке она держала меню в кожаной обложке.

– Добрый вечер, сэр, могу я предложить вам столик на одного или для компании?

Я немного растерялся, слишком отвык от всего этого за последние годы.

– Пожалуй, я сяду там, – я кивнул в сторону стойки, за которой молоденькая девушка колдовала над коктейлями.

Я оставил пальто в гардеробе и прошел к барной стойке, сел на высокий стул и огляделся. Люди вокруг меня ели, пили, танцевали, и я чувствовал себя чужим на этом празднике жизни.

– Доброй ночи!

Я обернулся и увидел, что девушка за стойкой улыбается мне. Я улыбнулся ей в ответ.

– Вам чего-нибудь согреться? – спросила она по-немецки.

Я посмотрел на свои закоченевшие пальцы.

– Кофе, пожалуйста, – я снял пиджак и, аккуратно свернув, положил его на стул рядом.

– Да, конечно, – она принялась насыпать кофе в кофе-машину.

Я с любопытством разглядывал ее. Короткая белая туника, подпоясанная золотым ремешком, на голове что-то похожее на золотую тиару, а каштановые волосы заплетены в причудливую косу. Девушка поставила передо мной чашку, и я заметил, что у нее карие глаза.

– Спасибо, Адриана, – сказал я, прочитав имя на ее бейджике.

– Пожалуйста, – ответила она, замешкавшись.

– У тебя очень красивое имя, Адриана.

Она смутилась, покраснев до самых ушей.

– Спасибо, – она принялась протирать стойку.

– Я извиняюсь, если смутил вас, – я пододвинул к себе чашку и вдохнул аромат кофе.

– О, нет, что вы, не извиняйтесь, – она скрылась за стойкой, и я услышал, как зазвенели бокалы.

– Адриана, – позвал я.

– Да? – она выглянула из-за стойки, и мне показалось, что в ее глазах стоят слезы.

– Расскажи мне, как оказалась такая прелестная девушка с итальянским именем и превосходным немецким в этом роскошном чешском заведении? – спросил я.

Она поднялась, огляделась по сторонам, пожала плечами и заговорила. Ее голос был тихим.

– Я работаю тут не так уж давно, а вообще много мест сменила за эти десять лет, пришлось поездить по Европе…

Знакомая история. Я осторожно прикоснулся к ее руке, она не одернула ее, и только внимательно наблюдала за мной, продолжая говорить, но я почти не слышал ее. Ее рука оказалась холодной и немного влажной. Я поднес ее к губам и вдохнул ее запах. От нее пахло кофе и ванилью. Я закрыл глаза и прикоснулся губами к ее руке. Наверное, она думает, что я какой-нибудь псих, сейчас моргнет охраннику, и он выкинет меня отсюда прямо в морозную ночь, как Штайнберг. Но она этого не делала, она наклонилась ко мне, и ее лицо оказалось так близко, что я почувствовал ее дыхание.

– А потом господин Штайнберг привез меня сюда, – сказала она.

Я открыл глаза. Штайнберг?

– Господин Рит? – рядом со мной возник официант.

– Да, – я был в замешательстве, откуда он узнал мое имя?

– Для вас записка, – он передал мне свернутый листок и я, отпустив руку девушки, развернул его.

«Уважаемый господин Рит, – было написано в записке крупным уверенным почерком, – мы глубоко почтены Вашим визитом. Мы будем весьма польщены, если вы соизволите подняться к нам и выпить с нами бокал вина. С уважением, Гэрет Прайс и Генрих Штайнберг».

Штайнберг! Сказать, что я был в шоке, значит ничего не сказать. Я давно не испытывал такой гаммы настолько противоречивых чувств. Я был обрадован, возбужден, напуган, обескуражен. Я ждал этой встречи столько лет! Мне казалось, мое сердце выскочит из груди и убежит в неизвестном направлении.

В отделанном красным бархатом лифте я поднялся на третий этаж. Темнокожий охранник пристально посмотрел на меня поверх газеты и вновь углубился в чтение. Длинный коридор, освещенный множеством изящных кованых подсвечников, оканчивался резными дверями из красного дерева. Я вошел. В небольшой приемной никого не было, тогда я постучал.

– Войдите, – раздался из-за дверей сухой мужской голос.

Я открыл дверь и вошел. Офис Гэрета Прайса занимал почти весь этаж. Все четыре окна выходили на оживленный перекресток. Стены, отделанные под дуб, украшали известные репродукции Рембрандта и Сезанна. Два письменных стола стояли в разных углах друг напротив друга. На полу лежал пушистый бежевый ковер, а справа от входа располагался точно такой же бежевый мягкий диван.

– Рад тебя видеть, Вальтер, – Штайнберг поднялся с дивана.

– Я тоже рад Вас видеть, Наставник, – ответил я, пожимая его руку.

Наше рукопожатие продолжалось очень долго. Сколько раз я представлял себе эту встречу, что скажу ему, как буду вести себя, но увидев его, я понял, что прежней ненависти к нему больше нет. Я пристально рассматривал его. Штайнберг постарел, появилось больше седых волос и морщин, но выглядел он все еще бодро. Он разглядывал меня с не меньшим интересом, словно оценивал, сравнивал с тем, кого когда-то знал.

– Вальтер, это Гэрет Прайс, наш посредник в мире людей, – закончив рукопожатие, он представил меня человеку, который все это время терпеливо стоял рядом с ним.

– Очень приятно, – ответил долговязый и грубоватый Прайс на мое рукопожатие.

– Прошу, присаживайся, – Штайнберг обратился ко мне, указывая на диван, – Гэрет, налей вина нашему гостю, – повернулся он к Прайсу.

Тот открыл створки шкафа. Такого широкого выбора спиртного в одном баре я еще никогда не видел. Я присел на диван. Штайнберг был сама учтивость. В самом деле, так легко притворяться, будто ничего не случилось.

– Сама судьба привела тебя сегодня в «Самум», – сказал он и, посмотрев на часы, вдруг что-то вспомнил. – Прошу, идем со мной.

Мы поднялись с дивана, прошли через коридор и вошли в лифт. Но лифт пошел не вниз, как я ожидал, а вверх.

– Мы отменили заклинание, – пояснил Штайнберг, – теперь есть только один вход в Преисподнюю, и он находится на четвертом этаже крупнейшего развлекательного комплекса в Европе. На этаже, которого, как ты понимаешь, нет.

Двери лифта в этот момент раскрылись. Перед нами простирался длинный коридор со сводчатыми потолками. Приглушенный свет сотен электрических свечей освещал отделанные гранитом и мрамором стены. Ремонт здесь, похоже, закончили совсем недавно.

– Так, где же ты пропадал все эти годы? Мы не виделись пять… шесть лет?

– Десять, – подсказал я. Не может быть, чтобы Наставник ни разу не вспомнил обо мне. – Путешествовал по миру.

Штайнберг распахнул двери, и я невольно зажмурился от яркого света. Открыв глаза, я подумал, что Хозяин, очевидно, ошибся дверью, но нет, это был главный зал дворца, только готика уступила место модерну. На одной из стен висел десяток мониторов, но все они были выключены. За длинным столом сидел, откинувшись на спинку кресла, молодой человек.

– Я рад, что ты вернулся, – сказал Штайнберг, направляясь к своему месту во главе стола.

– Даже, если я вернулся, чтобы убить тебя? – спросил я.

Он обернулся и внимательно посмотрел на меня.

– Что же, если тебе это удастся, – пожал плечами он. – Я стар, Вальтер, и прожил достаточно долгую и достойную жизнь. Только прежде, чем ты что-либо сделаешь, позволь рассказать тебе кое-что, – он отвернулся и продолжил путь. – Мой план чрезвычайно прост, – говорил он, – темные силы объединятся для борьбы с общим врагом.

– Объединятся? – с сомнением спросил я, ведь я знал, что взаимоотношения между силами Зла оставляли желать лучшего.

– Силы Тьмы объединятся, – Штайнберг повернулся ко мне. – И ты поможешь им в этом. Мы будем объединять Царство тьмы не речами и голосованием, а железом и кровью, как говорил мудрый Бисмарк, – он взял со стола распечатку и передал ее мне.

Я усмехнулся про себя, значит, мне удалось тогда достучаться до него, чтобы он впустил новый век в это нафталиновое общество.

– Но разве у нас есть враг? – спросил я.

– Нет, – просто ответил он. – Но ведь завести его недолго, – усмехнулся он. – Рив будет твоим помощником.

Мы с Ривом обменялись взглядами. Я сразу узнал его, он гостил у нас несколько дней в замке Наставника. Рив заметно повзрослел, но почти не изменился. Правда за долгие годы в северных широтах его загар сошел, и оказалось, что у него очень белая кожа, и из-за этого его восточные глаза казались еще выразительнее. Его взгляд был по-прежнему холодным, хотя губы слегка улыбались. Позже я узнал, что таким образом он выражает свои самые радостные эмоции. Рив поднялся со своего места и уступил его Штайнбергу.

– Почему ты думаешь, что я соглашусь на это? – спросил я у Штайнберга, пока он усаживался в кресло.

Он улыбнулся мне. Рив присел рядом и наблюдал за нами. Я продолжал стоять.

– Почему-то мне кажется, что тебе все равно сейчас нечем заняться, и тебе это будет интересно, – сказал Наставник.

– И все? – я прищурил глаза и с недоверием посмотрел на него. – Никакого шантажа и угроз?

Рив пошевелился и посмотрел на Штайнберга, похоже я по-прежнему был единственным, кто мог позволить себе такие вольности с Правителем Темных сил.

Штайнберг благодушно рассмеялся.

– Ты свободен делать, что хочешь, Вальтер, – сказал он. – Ты выплатил свой долг передо мной много лет назад. Ты можешь выйти в эту дверь и больше никогда сюда не возвращаться или можешь остаться и узнать, что я могу тебе предложить.

Я задумался, верить ему было нельзя в любом случае, но предложение остаться звучало весьма и весьма заманчиво.

– Для меня очень важно сотрудничество с таким сильным суа, как ты, – сказал он.

– И ты сможешь мне доверять?

– Вальтер, Вальтер, – снова рассмеялся он, – какой же ты все еще наивный. Доверие в нашем мире – это всего лишь слово из семи букв, которое ничего не значит.

– Какой мне от этого прок? – спросил я.

– Я покажу тебе, – он кивнул Риву и тот нажал на кнопку на столе, которую я раньше не заметил. Свет в комнате погас, и над столом появилось объемное изображение логотипа одной известной IT-корпорации. Я улыбнулся.

– Двадцать первый век, Вальтер, – услышал я голос Наставника, – как ты и хотел.

33

План Штайнберга был безупречен и весьма привлекателен. Он намечал грандиозную заварушку, и я хотел, да что там, я жаждал оказаться в ее эпицентре. В какой-то степени меня беспокоило, почему он сохранил мне жизнь тогда, когда я уничтожил бы его, не раздумывая, и сейчас посвящает меня в свой план, который вынашивал определенно не один год. Да и какой план! Объединение Темных сил против некоего мифического врага? Это ведь совсем не в его стиле. Что же он задумал на самом деле? Я просто обязан был найти ответ на этот вопрос. Кроме того я ни на секунду не сомневался, что даже если он позволит мне сейчас уйти, моя свобода не продлится долго, и в следующий раз он уже не будет спрашивать, хочу я на него работать или нет. Предлагая выбор, он, как всегда, не оставлял никакого выбора. Я должен был принять его предложение и, как ни странно, хотел этого. Что ни говори, все-таки со Штайнбергом приятно работать.

После презентации мы с Ривом спустились в ресторан. Рив шел немного впереди меня и, подойдя к барной стойке, он наклонился над ней и прошептал что-то Адриане на ухо. Она рассмеялась, и он слегка поцеловал ее в губы. Перестав наблюдать за ними, я присел за столик и взял меню. Цены в этом ресторане были заоблачные.

– Закажем что-нибудь? – спросил Рив, усаживаясь напротив меня.

– Пожалуй, – протянул я, просматривая меню. – Давно вы вместе? – я едва заметно кивнул в сторону Адрианы, которая разливала алкоголь по маленьким стопкам.

– Почти полгода, – ответил он.

– А Штайнберг знает?

– Я не знаю, – он постарался, но не смог скрыть удивления, – я не думаю, чтобы он интересовался…

– Он привез ее сюда.

– Да, около года, но откуда ты знаешь?

– Какие у него с ней отношения? – спросил я, игнорируя его вопрос.

– Да никаких, если они парой слов перекинулись…

– Осторожней с ней, – я посмотрел ему прямо в глаза.

– Почему? – он уже даже не пытался скрыть удивления. – Что с ней не так?

– С ней, думаю, все в порядке, – тихо сказал я, – а вот Штайнберга следует опасаться, – добавил я еще тише.

– Но ты-то его не опасаешься, – так же тихо ответил он. – Круто, наверное, иметь такого папашу, – чуть громче сказал он и откинулся на спинку стула, на его лице появилось подобие улыбки.

Настала моя очередь удивляться.

– Папашу? – спросил я.

– Ну да, он же твой отец, ведь так?

– С чего ты взял? – я недоумевал. Что за игры у этого Штайнберга?

– Ну, он же называет тебя сыном, – сказал Рив, словно о чем-то само собой разумеющемся. Я развел руками и не нашел, что сказать. – Каждое лето я гостил у него, – продолжил он, – и он мне часто рассказывал о тебе и называл тебя сыном… так я и подумал…

Опа… Что-то мне не верилось, что Наставник настолько сентиментален. Я внимательно посмотрел на Рива, но у него было повода лгать мне.

– Что он рассказывал обо мне? – спросил я.

– Да всякое, – протянул он, – он так гордится тобой.

Все это было слишком странно.

– А где я был все эти годы? Он рассказывал тебе? Куда я уехал? Что случилось?

– Он сказал, что ты захотел набраться опыта, посмотреть мир, и он отпустил тебя.

– А Алиша?

– Кто это, Алиша? – спросил он.

Я посмотрел на него. Он рассказывал ему обо мне, но никогда не говорил о ней. Он так любил ее, я был в этом абсолютно уверен. Неужели он так и не простил ее измены? И неужели он, правда, любил меня больше, чем ее? Какого же черта здесь происходит?

– Мы оба любили ее, а она выбрала меня, – после некоторых раздумий ответил я.

– Ого, – он выдохнул, наклонился ко мне и шепотом спросил, – Ты увел девушку у дяди Генри?

Не знаю почему, но я рассмеялся.

– Мой юный, очень юный друг, – сказал я, – я перешел столько дорог Генриху Штайнбергу, что меня удивляет, почему он до сих пор позволяет мне это делать.

К нам подошел официант, и мы заказали выпивку. Я похлопал себя по карманам джинсов и вспомнил, что на мне был пиджак, когда я вышел из дома. Я почесал подбородок, пытаясь вспомнить, где его оставил и вдруг увидел, как Адриана передает мой пиджак официанту и указывает в мою сторону. Она улыбнулась мне, и я улыбнулся ей в ответ. Просто очередная симпатичная девчонка, я бы почувствовал, если бы это была действительно моя малышка. Я был уверен в этом.

«Ваш пиджак, господин Рит», – почтительно сказал официант, протягивая мне пиджак. Я едва кивнул ему, достал из кармана пачку сигарет и закурил. Какое-то время мы сидели молча. Принесли выпивку, и я выпил свою порцию виски одним залпом. Рив наблюдал за мной, держа свой бокал с красным вином.

– Трудно тебе пришлось? – спросил он.

– Не сложнее, чем тебе, – я усмехнулся, выпустив сигаретный дым в потолок.

Рив кивнул и задумался, возможно, он хотел спросить что-то еще, но не решался. Хм, он стал разговорчивей с нашей последней встречи, но все равно такой отстраненный, такой холодный, словно экспонат в музее, а не живой человек.

– Мне пора, – вдруг сказал он. Я проследил его взгляд и увидел, как Адриана, махнув ему рукой, скрылась за дверью с надписью «для персонала». – Увидимся.

Я кивнул ему на прощание. Потом посидел еще какое-то время, обдумывая события прошедшего вечера, и к полуночи вернулся домой.

34

В течение следующих пяти дней я повидал больше народу, чем за прошедшие десять лет вместе взятые. Вместе со Штайнбергом и Ривом Рейвеном я побывал на пяти пресс-конференциях, четырех званых ужинах, семи производственных совещаниях и одном торжественном открытии нового предприятия в глобальном концерне Штайнберга. За это время мы посетили шесть европейских городов, и я даже успел засомневаться, что в сутках всего двадцать четыре часа.

Утром шестого дня я вошел в кабинет Гэрета Прайса. За одним из столов сидел мужчина средних лет и что-то писал.

– Добрый день, – поздоровался я на чешском.

– Добрый день, – ответил он по-английски, бросил на меня быстрый взгляд и, отложив ручку, поднялся со своего места.

– Вальтер Рит, – представился я.

– Джонни Крафт, – он улыбнулся и пожал мою руку. – Но прошу вас, называйте меня Джонни, терпеть не могу официальностей.

– Хорошо, Джонни, – я улыбнулся ему в ответ, он мне сразу понравился. Открытый, приветливый, жизнерадостный, он был полной противоположностью своего партнера по бизнесу – Гэрета Прайса.

– Я бы хотел увидеть Гэрета, – произнес я, – или может быть Штайнберг заходил?

– Не знаю, я их не видел, – пожал плечами Джонни. – Присаживайтесь, – он указал на диван и, нажав на телефоне кнопку громкой связи, сказал: «Тина, сделай нам две чашки кофе».

– Значит, вы работаете с мистером Штайнбергом? – спросил он, прислонившись к своему письменному столу.

– Да, – ответил я, устраиваясь на диване, – а вы?

– Это заведение построено на деньги мистера Штайнберга, – ответил он. – «Самум» принадлежит мне только на бумаге, – в его голосе появилось сожаление, но он тут же снова улыбнулся и весело посмотрел на меня. Вошла Тина с подносом, на котором дымились две чашки ароматного кофе. Сначала она подошла ко мне, а потом уже отдала вторую чашку Джонни. – Мы с Гэретом крупно прогорели во время кризиса, мистер Штайнберг буквально дал нам вторую жизнь, пригласив сюда. Знаете, мистер Штайнберг очень странный человек, я обычно со всеми нахожу общий язык, даже с Гэретом, – он развел руками, – но это совсем другой случай.

– Да, с ним трудно, – усмехнулся я.

– Еще я слышал, что многие его друзья связаны с преступным миром, – испытующе глядя на меня, протянул он.

– Почему вы говорите мне об этом? – улыбнулся я.

– Вы производите впечатление порядочного человека, Вальтер. Могу я называть вас Вальтер? – спросил он.

– Конечно, – по-прежнему с улыбкой ответил я. Знал бы ты, Джонни, что порядочный человек, который сидит напротив тебя, объявлен политическим преступником в девяти странах. – Все мы с чем-то связаны, Джонни, – произнес я.

Он улыбнулся, но вместо ответа произнес:

– Добрый день, мистер Штайнберг.

Наставник поздоровался и без лишних предисловий протянул мне конверт. Я поставил чашку на столик, стоявший перед диваном, и заглянул внутрь. В конверте лежал билет на утренний рейс в Стокгольм и диск. Очередное задание – со Штайнбергом не заскучаешь.

Все снова было как прежде, только теперь вместо Алиши меня везде сопровождал Рив Рейвен. Он следовал за мной черной тенью и был все так же молчалив и замкнут в себе, но я быстро привык к нему, и он мне нравился. За десять лет многое успело измениться, и снова втягиваться во все это оказалось гораздо труднее, чем я думал. Высший свет, сверкающий бриллиантами и спортивными автомобилями, больше не манил меня. Слава больше не кружила голову. В этом мире было так много условностей и так мало свободы, которой я наслаждался в последние годы. Я снова был в центре внимания, только тогда я был лишь юным и подающим надежды протеже Штайнберга, теперь же я стал участником таинственных событий, которые связали нас троих десять лет назад. До меня доносились слухи один невероятнее другого. Штайнберг объявил, что Алиша погибла, выполняя его поручение, и я чуть не погиб вместе с ней, и поэтому отправился набраться опыта и потренировать свои навыки. Но в эту легенду не верил никто. Считали, что мы с Алишей сбежали и скрываемся где-то в Южной Америке или, что Штайнберг давным-давно нас уничтожил. И вот я появился живой и невредимый и, как ни в чем не бывало, занял свое место рядом со Штайнбергом. Это вызвало еще больше слухов и сплетен, но мне не было до них никакого дела.

Всю зиму и первую половину весны я находился под пристальным вниманием людей Штайнберга. Думаю, он ждал, что я снова выкину чего-нибудь эдакого, но я был настолько смирным и послушным, что удивлял сам себя.

35

Было прекрасное апрельское утро. Я стоял у распахнутого окна в офисе Гэрета Прайса и Джонни Крафта с чашкой горячего кофе и беседовал с Джонни. Вошел Штайнберг. В одной руке он нес потертую кожаную папку. Без лишних приветствий и предисловий он передал ее мне, а сам сел за стол Гэрета и, набрав несколько символов на клавиатуре, уставился в монитор, периодически щелкая мышкой. Пришел проверить электронку или почитать последние новости из Преисподней? Мы с Джонни переглянулись и почти одновременно пожали плечами. Я поставил чашку на подоконник и открыл папку. На первой странице была приклеена старая слегка выцветшая от времени фотография седовласого мужчины средних лет с желтыми и хищными, как у волка, глазами.

– Это Вульф, – сказал Штайнберг, не отрываясь от экрана, – вожак волчьей стаи. Думаю, тебе будет интересно с ним познакомиться.

«Думаю, тебе будет интересно» – в этой фразе весь Штайнберг. Нет, он не заставлял меня ехать к волкам, нет, он не приказывал, он предполагал, что меня это заинтересует. В нем умер великий педагог, он знал, что я ненавижу приказы и никогда их не выполняю. Я улыбнулся. Естественно, я хотел познакомиться с Вульфом.

День выдался солнечный и теплый. Пустынная блестящая лента шоссе стремительно убегала вперед и пряталась среди высоких сосен. Я постукивал пальцами по рулю своей новой темно-синей авто последней модели в такт звучавшему по радио хиту прошедшего лета. Невольно мне вспомнился золотой песок колумбийских пляжей и контрабандные грузы колумбийских картелей. Отличное вышло бы сочинение на тему «Как я провел лето».

Особняк в стиле «ретро» – логово Волков – находился в стороне от оживленных трасс, в пригороде. Среди жителей этих мест ходило немало слухов о странных, нелюдимых обитателях особняка. И хотя в эти сплетни никто не верил, рассказывали и слушали их всегда с большим удовольствием.

Я поднялся по ступеням. Дверь была не заперта, но я для приличия постучался. Подождав некоторое время, и не дождавшись ответа, я вошел. Небольшая прихожая освещалась единственной тусклой лампочкой.

– Эй, есть кто дома? – крикнул я, расстегивая плащ. Я бросил его на вешалку и заглянул в гостиную. Навстречу вышли два волка и, рыча, остановились напротив меня, готовые напасть в любую минуту. Я присел на корточки и осторожно протянул руку к одному из них. Он еще больше ощетинился, но я осторожно прикоснулся к его носу. Он продолжал рычать, но не нападал на меня. Тогда я осмелел и провел рукой по его голове. Он клацнул зубами и я подумал, что вот-вот и он меня цапнет, но он перестал рычать и опустился на задние лапы. Продолжая гладить волка, я поманил второго, который по-прежнему стоял в стороне. Тот подошел ближе, и я принялся гладить и его. Совсем как домашние собаки.

– Могу я вам чем-то помочь, Повелитель иллюзий? – прозвучал приятный женский голос где-то надо мной.

Сначала я увидел черные лакированные сапоги, потом длинные ноги и короткое шерстяное платье с закрытым горлом, а потом увидел ее глаза, точно как у Вульфа, желтые и пронзительные. Она была чуть старше двадцати, но ее волосы были совсем седые с серебристым отливом.

– Да, мисс Кендра, – я встал, – я хотел бы поговорить с вами, наедине, – добавил я, выразительно посмотрел на волков.

– Проходите, – она пожала плечом, приглашая меня жестом в гостиную, – но, боюсь, я ничем не смогу вам помочь.

В комнате было тепло и уютно. Многочисленные шкафы, стоявшие вдоль стен, были завалены всякими безделушками. Посреди комнаты лежал коричневый ковер. На большом старом диване беспорядочно валялись подушки и какие-то детские плюшевые игрушки. В жаровне весело потрескивали угли. Над камином висела семейная фотография в рамке, на ней улыбался вожак волчьей стаи – Вульф, а на его коленях сидела маленькая девочка в розовом платьице с кружавчиками.

– Я знаю, что волки больше не хотят иметь с нами дел, – произнес я.

– По этому вопросу вам стоило бы обратиться к Вульфу, – посоветовала девушка, присев на диван.

– Я над ним не властен, – я сел рядом с ней.

– Я тоже, Повелитель иллюзий, – улыбнулась она, – хотя он мой отец. Гиблое дело, господин Рит. Волки никогда не пойдут ни за Генрихом Штайнбергом, ни за кем-либо еще из суа.

– Даже за мной? – я облокотился на спинку дивана.

– Даже если бы вы были одним из нас.

– Я волк не по крови, я волк по духу, – заговорщическим тоном произнес я.

– Это и есть ваша знаменитая магия, Повелитель иллюзий?

– Никакой магии в отношении таких очаровательных девушек как вы, Кендра, – понизив тон, сказал я.

– Ах, это просто природное обаяние! – воскликнула она, засмеявшись.

Я улыбнулся и развел руками. Я не собирался сразу бросаться в переговоры и требовать встречи с Вульфом. Старый волк никуда не денется, а вот другой возможности пообщаться с его прелестной дочерью может и не представиться. Пару часов мы проболтали о всяких пустяках. Я уже собирался уходить и флиртовал с Кендрой в коридоре, застегивая пуговицы на плаще, когда увидел Вульфа. Он стоял на другом конце коридора и пристально рассматривал меня. Я поздоровался с ним, но вместо ответного приветствия он жестом указал мне следовать за ним и скрылся за дверью. Мы с Кендрой переглянулись, в ее глазах читалось удивление. Я снова снял плащ и пошел вслед за ним. Кендра осталась в коридоре. За дверью оказался кабинет. Здесь было не менее тепло и уютно, чем в гостиной. На многочисленных полках стояли книги и фотографии в рамках. Вульф сидел за огромным письменным столом, сложив руки на груди. Он выглядел точно также как и на фотографии пятидесятилетней давности. Интересно, когда бессмертные встречаются через пару сотен лет, что они говорят друг другу? Привет, хорошо выглядишь, сменил прическу? Уж не за тайной ли твоего бессмертия, Вульф, послал меня Штайнберг?

– Я ждал тебя, Вальтер Ротфельсен, – сказал он.

– Вы знаете мое настоящее имя? – спросил я.

– Я знаю о тебе больше, чем ты сам, – он указал взглядом на что-то позади меня.

Я обернулся и офигел. Вся стена была увешана портретами разных людей и эпох. Здесь были и средневековые рыцари, и придворные кавалеры в напудренных париках, и джентльмены в цилиндрах и даже один мужчина в твидовом пиджаке с кожаными заплатками на локтях. Все изображенные люди были чем-то похожи между собой, светлые волосы, черты лица, глаза. В самом центре висел портрет рыцаря в белых доспехах, и я сразу узнал его. Я видел его на фреске в замке Наставника. Рудольф Справедливый, примерно так назвал его Штайнберг.

– Рудольф был могущественным магом, – произнес Вульф, – наполовину волк, наполовину суа. Настоящий лидер, амбициозный, решительный.

Я повернулся к Вульфу. Он сидел все в той же позе и, прищурив глаза, смотрел на портрет.

– Когда все остальные сдались, – говорил он, – он боролся до конца, но Штайнберги оказались сильнее. Я был там, сражался с ним бок о бок, но когда он понял, что мы не осилим их, он отправил меня, чтобы я забрал Изабеллу и увез ее как можно дальше от Штайнбергов. Изабелла была совсем малышка. Я растил ее как собственную дочь. Наверное, ты думаешь сейчас, зачем я рассказываю тебе все это? – он посмотрел на меня, я ничего не ответил. – Твой род пошел от Рудольфа и его дочери Изабеллы.

Был бы я прежним подростком, то открыл бы рот от удивления, но я лишь взглянул на него с определенной долей скептицизма и сказал:

– Это просто невероятно.

– Штайнберг выбрал тебя не случайно…

– Но откуда вам известно, что я именно тот самый потомок этой самой Изабеллы? – спросил я, присаживаясь в кресло, стоявшее у стола.

Мой вопрос прозвучал довольно дерзко, но Вульф засунул руку в один из ящиков стола, порылся немного, достал книгу и протянул ее мне. Книга была большой, достаточно увесистой и отпечатанной в типографии всего лишь лет десять назад. На обложке не было названия, но на первой странице размещалась часть родословной, начинавшейся с Рудольфа Справедливого. После родословной шли описания всех, кто был в ней указан. В основном краткие и сухие сведения, когда родился, умер, чем занимался, на ком женился. На одной из последних страниц я нашел и себя. Под заголовком Вальтер Ротфельсен была моя фотография, на которой мне было лет восемь. Я помнил эту фотографию. Нас тогда фотографировали еще зачем-то всем классом, только вот не помню зачем. Ниже была приведена моя краткая биография: «Дата рождения: 28 октября 1986 года. Место рождения: г. Ульм, Германия. Краткая характеристика: малообщителен, выдающихся способностей в какой-либо области не демонстрирует, имеет талант к рисованию, магических способностей не отмечено». Последняя фраза была несколько раз подчеркнута зеленой ручкой, и после нее стояло несколько вопросительных знаков. Здесь же было подписано от руки: «Связь с Г. Штанбергом??? Повелитель иллюзий?????». Я потер подбородок и перечитал написанное еще раз. Я