Читать онлайн Красный цветок бесплатно

Пролог

ПЛАМЯ ДЛЯ ВЕДЬМЫ

Жизнь начинается внезапно, да и смерть, в большинстве случаев, происходит неожиданно.

Некоторые события чётко разделяют жизнь на «до» и «после».

То туманное утро не обещало стать трагическим. В нём не было ничего особенного.

Старый сундук, служивший мне кроватью, за последние месяцы укоротился настолько, что ноги отказывались помещаться под куцее детское одеяльце. Тёмный, продуваемый всеми залётными сквозняками закуток, от лачуги, где ночевала моя мать с очередным любовником, отделяла лишь тонкая фанерная дверь.

За ней сейчас стояла подозрительная тишина.

Так тихо себя эта парочка никогда не вела. Вечерами они бурно предавались сексу, а утро предпочитали начинать с не менее бурного выяснения отношений.

– Мама? – нерешительно подала я голос, переживая, как бы за проявленное беспокойство не огрести по шее.

Тишина за дверью с каждой секундой тревожила меня всё сильнее.

На мой решительный стук ответа не последовало.

Толкнув дверь, я заглянула в комнату и увидела жуткую картину.

Мать, скорчившись в углу на кровати, испуганно обхватила колени руками. Глаза у неё были полны запредельного ужаса, совсем как у ребенка, потерявшегося на улице.

Рядом с нею лежал на животе её любовник, широко раскидав длинные руки и ноги. У него под лопаткой у него дерзко торчал нож.

Крови почти не было. Лишь несколько багряных капель окрасили сомнительную белизну простыни.

Прежде, чем я успела испуганно завизжать, раскатистым басом ударило по стенам:

– Клойс? Эй, Клойс? Хоть девка тебе осталась отменная, всё равно пора уходить. Давай, поднимайся! Живо!

Сначала я увидела ноги. Огромные. Потом, подняв голову, встретилась взглядом с разъяренным троллем.

Нет, то, что тролли это всего лишь выдумка суеверных северных горцев я знала. Просто мужик, с его широченными плечами и окладистой неухоженной бородой, на тролля походил до невероятности.

Троль замер, исподлобья оглядывая открывшуюся взгляду сцену.

Потом, шагнув к кровати, коротким, заскорузлым пальцем надавил на то место, где у покойника должна была быть сонная артерию, будто нож в спине недостаточно красноречиво свидетельствовал о смерти его напарника или подельника, или кем он ещё там ему приходился?

– Он не дышит! – протянул мужик, обвиняюще глянув на мать. – Он мёртв, слышишь?! Ты!? – повернулся он к ней. – Это ты его убила? Отвечай!

Схватив мать за плечи, он рывком сорвал её с кровати – силища в нём была богатырская, по мелочам не растраченная.

– Хотела, шлюха, чужим добром поживиться?! Сейчас ты у меня узнаешь, как обирать честных людей!

– С ума сошел? – пыталась урезонить его мать. – Зачем мне его смерть? Да у него с собой денег даже расплатиться не было!

– За это ты его и порешила? Да?

На пороге возникли ещё две упитанные рожи. Я, по наивности, подумала, что они вступятся за нас.

Но «рожи» предпочли присоединиться к троллю. Держать сторону слабого редко бывает выгодно, к тому же это часто и небезопасно.

– А ну-ка, ребята, держите-ка шлюху крепче! – приказал тролль свои подельникам. – Я сейчас проучу эту шлюху. А ну, отвечай, зачем ты укокошила нашего друга?

– Да кто ты такой, чтобы меня допрашивать?! – никогда не отличавшаяся кротким нравом, запальчиво выкрикнула мать. – Отвечу, если что, Дознавателю. А ты – ступай к Слепому Ткачу!

Тролль короткопалой клешней ухватил мать за шею.

– Дерзишь, гадина? Много о себе возомнила, маговская подстилка!

Мать хрипела, тщетно пытаясь разжать его пальцы на своём горле.

Напуганная и возмущенная, я применила Силу. Ту самую, что строго-настрого наказывалось таить и прятать.

Рой оранжевых искр полетел в наших мучителей. Магические угольки опалили косматые бороды, кустистые брови, оголяя шишковатые затылки, негуманно лишая вшей законного местожительства. По комнате распространился запах жжёной пакли.

В следующее мгновение мужики уже неслись по коридору, дико подвывая:

– Люди! Ведьма! Ведьма! Пламя – для ведьмы!!!

Мать, жадно ловя ртом воздух, держалась руками за распухающее горло. Я испуганно к ней припала.

– Что же ты натворила, девочка моя глупая? Я же тебя столько раз предупреждала. Но ничего, Одиффэ, ничего… мы выберемся.

– Что мне было делать? – заломила я руки в отчаяние. – Он бы убил тебя!

– Ведьма! Ведьма! Пламя для ведьмы! – ревела собирающаяся под нашими окнами толпа.

Взгляд матери сделался затравленным, почти безумным:

– Вставай! Вставай же! Нужно бежать.

Но сбежать мы не успели. Разъяренная, разгоряченная свора ворвалась в комнату. В считанные секунды нас скрутили и с гиканьем выволокли на улицу. Не обращая никакого внимания на мольбы и просьбы, привязали к столбу.

«Ведьме – пламя! Ведьме – пламя! Ведьме – пламя!» – неслось со всех сторон.

Жутко разевались рты, щелкали зубы.

– Ведьме – пламя!

– Нет!!! – завизжала я, забившись в истерике. – Не хочу умирать!!! Не хочу!!! Не надо, пожалуйста! Не убивайте…

В лицо ударило тухлое яйцо. Разбившись, противной кашей поползло по коже. Потом ещё одно. И ещё. В ушах звенел смех.

Сорвав горло, я уже не могла кричать, и лишь стонала, не в силах увёртываться от метких ударов. Сквозь слезы, размывающие очертания предметов, мы смотрели как наши убийцы разбрасывают вязанки хвороста вокруг шеста.

– Смочи, – советовали безымянные голоса. – А то проклятые прислужницы Слепого Ткача не помучаются как следует. Быстро сдохнут. Никакой потехи.

– Пощадите хотя бы ребенка! – в отчаянии закричала мама.

– Она – ведьма! – прошамкала в ответ старуха, куда больше нас смахивающая на упомянутое создание. – Ведьма! Ведьме – пламя!

Я никогда не забуду, как открывался её ужасный беззубый чёрный рот.

– Гори огнем!

И к раскиданному сухому хворосту полетели пылающие факелы.

Я не могла поверить, что это конец. Сердце билось, а душа надеялась. Тело, молодое, полное сил, не желало сдаваться.

Только когда нас укрыло густым облаком дыма я поняла – никто не пощадит и не спасет, мы сейчас умрем лютой, жуткой, мучительной смертью.

Животный ужас вытеснил все: любовь, чувство собственного достоинства, милосердие, веру в богов и в посмертие. Крик смертельно раненого зверя устремился в небо.

Огонь взлетел, обретая полную силу. Мир скрутился, съежился, словно конфетный фантик, многоцветный и пустой. Осталась боль. Огненные ручьи текли и плясали, прорываясь в легкие, сплавляя кожу, мышцы, сухожилия. Меня разрывало на части, в каждую разорванную клеточку впивались тысячи жадных плотоядных зубов. Я больше не боялась смерти. Из пучины страданий она виделась единственным спасителем, избавителем от непереносимых мук. И я звала Смерть, но она, стерва, не торопилась.

Именно в тот страшный час я начала ненавидеть простонародье, чернь, заставившую меня пройти через страшное воплощение Света – огонь.

* * *

Первым, что пришлось увидеть, придя в себя, было тело моей матери.

Её почерневшие глазницы сочились сукровицей. На лоснящемся, совершенно лысом, будто наполированном черепе лишь кое-где пружинками топорщились редкие волоски – жалкие останки прекрасных, густых кос, предмет зависти многочисленных соперниц.

В воздухе медленно оседали сажа и пепел.

Пока я поднималась на ноги, дрожащая, обнажённая, почерневшая от копоти, люди в немом ужасе наблюдали за этим простым действием.

Ведьм жгли часто. Но мало кому из них удавалось пережить смерть.

Моя боль, моя ярость, мой страх – всё это обернулась огнем. Он послушно пошел к рукам, словно выдрессированный пес по зову хозяина. Обращенное в бичи пламя летело, врезалось в тела недавних палачей.

Один за другим люди рассыпались черным пеплом, кружащимся в воздухе.

Струи-бичи взлетали и били до тех пор, пока не осталось ничего, кроме выжженной земли да высокого равнодушного неба.

* * *

Придет время, и я вновь вспомню колыбельные песни, что пела мать на ночь. Её нежный голос. Серый лес у подножья пригорка, на котором стояла наша деревня. Вспомню, двух запуганных серых мышек, пытающихся выжить во враждебном мире.

Пытающихся, но не преуспевших в своих начинаниях.

Две искорки в костре. Две капельки в бесконечном жизненном море.

Глава 1

НА УЛИЦАХ БЭРТОН-РИВ

Из небытия меня вырвало знание о том, что кто-то живой находится рядом.

Я села, с недоумением оглядываясь вокруг. Тяжелое небо, готовое разродиться дождем, ни о чём мне не говорило. Как я оказалась на этом чёрном обожженном пустыре? Кто я такая? Вспомнить никак не получалось.

Во рту пересохло, горло саднило. Обнаженная, словно в День Страшного Суда, я поднялась, трясясь от холода.

Ветер тоскливо гремел цепями на чёрном, выпачканном сажей, столбе. Большая ворона, прогуливающаяся рядом, заметив подозрительные, с её точки зрения, движения, вспомнила, что она, как-никак птица и, возмущенно взмахнув косыми крыльями, улетела, оставив меня в полном одиночестве.

Доплетясь до красной кирпичной коробки дома, я толкнула дверь. Взгляд выхватил из липкой темноты шаткую лестницу, убегающую вверх, скалящуюся многочисленными острыми ступеньками.

Навстречу поднялся ужасный смрад. Стараясь не обращать на него внимания, преодолевая подкатывающую к горлу тошноту, я поднялась по лестнице с облезлыми перилами на второй этаж, где и столкнулась с худеньким щуплым парнишкой лет четырнадцати.

Заметив меня, он выхватил нож, направил его в мою сторону и замер, как гончая перед прыжком, приготовившаяся отразить нападение.

Острие лезвия слегка вздрагивало в его руке, скорее пугливо, чем кровожадно.

– Девочка, ты кто? – напряженным шепотом спросил он.

Я молчала, не зная, что сказать.

– Скажи что-нибудь, – потребовал паренёк, – чтобы я мог знать, что ты живая, а не мертвяк.

– Я живая.

Голос мой звучал хрипло, будто голосовые связки успели заржаветь, как петли на дверях, которыми давно никто не пользовался.

Мальчишка медленно опустил руку, но не сводил с меня настороженного взгляда:

– Почему ты в таком виде?

Я не совсем поняла, что он имеет ввиду. Мозг мой был девственно чист. Ни понятий, ни имён – неисписанный лист бумаги.

– Прикройся, – бросил он через плечо, поняв, что ответа не дождется. – Нельзя ходить голой.

Пока я озиралась в попытке найти одежду, парень скороговоркой говорил:

– Я тут добрый час околачиваюсь, пока вот не встретил ни одной живой души. Все словно повымерли. Чертовщина какая-то. Дело тебе говорю – чертовщина. Посуди сама, всего один труп, в комнате, что напротив, а спиной ощущаешь легион неуспокоенных духов.

Мальчишка наморщил нос:

– Нужно поскорее отсюда убираться. В таких местах, как это, нельзя оставаться после заката.

Сгущающиеся сумерки обостряли предчувствие опасности и надвигающейся беды, невольно заставляли ускорять шаг. Мы быстро пересекли поле и, обогнув чахлый, грозивший превратиться в сухостойник, перелесок, миновали черту, отделяющую пригород, в котором находилась покинутая нами деревенька от окраины большого города под названием Бэртон-Рив, что означает «Город-на-Реке».

На улице не светилось ни огонька. Насупившиеся двух-трёхэтажные здания, налепленные одно на другое, с окнами, наглухо закрытыми ставнями, напоминали ратное воинство в полных доспехах с опущенным забралом.

Свернув с прямой, как стрела, улицы, мы подошли к задыхающейся речушке, походившей на сточную канаву. В воздухе держались тяжелые миазмы прорванной канализации. Мосток, перекинутый с берега на берег, когда-то ажурный и тонкий, состарился и истончился.

– Зачем нам сюда? – осведомилась я, недовольно рассматривая кожуру с какого – то экзотического фрукта, плывущую по гнилостным стоячим водам.

– Хочу утопить в нечистотах одну надоедливую девчонку, – хмуро ответил паренек.

– Хоть накормил бы, что ли, перед смертью? – буркнула я, усаживаясь на каменную ступеньку лестницы, спускающуюся к затхлой, грязновато-зелёной мутной воде.

Мальчишка присел рядом, достал из заплечного рюкзака корку хлеба и протянул мне. Я её быстренько проглотила, игнорируя неаппетитные канализационные запахи.

– Мы кого-то ждём?

– Ждем, – отрезал паренек таким тоном, что у меня пропало всякое желание задавать вопросы.

От усталости и холода тянуло в сон, и я не видела причин сопротивляться его объятиям. Казалось, глаза я прикрыла всего на мгновение.

Последнее, за что пытался зацепиться ускользающий в сновидение разум, было журчание воды, весело струящейся по камешкам.

* * *

Вода журчала по-прежнему и когда я проснулась. Стемнело. Ночь обещала быть тёмной. Густые тучи полностью покрыли небо, не давая возможности светилам пробиться сквозь толстое одеяло низких облаков. На западе полыхали далёкие зарницы. Ветер набирал мощь и скорость, но сам грозовой фронт был ещё далеко.

Придерживаясь рукой за каменную кладку стены, я спустилась на несколько ступенек. За долгие годы существования набережной лестницы они успели сильно осклизнуть, нога поскользнулась на влажной плесневой шубе и я, не удержав равновесие, упала в воду, с головой уходя в черную, ледяную, затхлую речушку.

Благодарение Двуликим, канава оказалась не глубокой. Немного побарахтавшись, удалось нащупать дно. Отплевываясь, я принялась шарить во тьме руками. Но вместо твердого камня, они наткнулись на ещё мягкое тело утопленника, которым оказался мой недавний спутник.

Я не успела среагировать на жуткую находку, как со спины сильные пальцы сомкнулись на горле, заставляя беспомощно забиться, словно кролика, попавшего в силок. Тело мгновенно сделалось непослушным, будто сотканным из ваты. Перед глазами поплыли алые круги. Не давая прийти в себя, невидимый душегуб стал утягивать под воду, топя, как котёнка. Липкая жижа хлынула мне в глаза, ноздри, горло, заставила лёгкие загореться, будто туда насыпали красного перца. Я все глубже уходила в мягкую бездну.

Подойдя к границе между жизнью и смертью мозг заполнился странными видениями. Мне отчётливо виделось нечто, напоминающее орех.

Я словно бы разделилась на две части. Одна «я» боролась с незнакомцем, не особо надеясь на спасение, вторая бесстрастно разглядывала явившееся видение, наблюдая, как изогнутые извилины наполняются блеском и яркими вспышками. Эти вспышки то возникали, то гасли всё быстрее и быстрее, пока по руслам-впадинкам не потекли огненные реки.

Прошло несколько мучительных мгновений, пока руки убийцы медленно разжались, подарив мне возможность жадно вдохнуть. Он медленно-медленно, словно мы стояли в зыбкой топи, погружался в жижу, его тело слабо дымилось.

Ветер крепчал.

Противный запах, въевшийся в кожу, в липнущие к щекам пряди волос, заставлял вспомнить о чистой воде. Которую, впрочем, Небеса, щедро подарили – с неба обрушился водопад.

Трясясь от холода, достигающего последней косточки в коченеющем теле, я даже не пыталась укрыться от низвергающихся потоков дождя. Укрытие само нашло меня. Стена, к которой я прислонилась в изнеможении неожиданно скрипнула, оказавшись дверью. Поколебавшись, я положила руки на деревянное перекрытие. Дверь задымилась. Через образовавшуюся брешь худенькое тело без труда просочилось внутрь.

Никакого плана у меня не было. Хотелось отдохнуть, поесть и поспать. Именно эти примитивные желания продолжали вести меня вперед в то время как хрупкий разум почти угас. Благом являлось отсутствие обжигающе холодных струй, летящих со всех сторон.

По коридору гуляли сквозняки, но в комнатах оказалось теплее. Я с наслаждением скользнула под одеяло, игнорируя явственный запах плесени. После купания в канализации такие мелочи не смущали.

За ставнями продолжала бушевать гроза. Трясясь от холода и пережитого напряжения, я, свернувшись клубочком, провалилась в сон. Крупные хищные птицы закружились над головой. Их черно-сизое оперенье отливало холодной сталью. То, как безмолвно они летали, совсем низко над землей, вызывало отвращение. Огромная чёрная птица развернулась, нацеливаясь в лицо острыми, как бритва, когтями.

Взмах рукой, и стая полыхнула большим костром, закрывшим небеса.

Зрелище скукоживающегося, как прогорающая бумага, неба, было жутким. Я очнулась. Холодная комната враждебно прислушивалась к сдавленным рыданиям. Неужели это плакала я?

Гроза прошла, но было по-прежнему темно.

Поднявшись, я пустилась гулять по насупившему, недовольному присутствием чужака, дому.

Голод безошибочно вывел на кухню. Отыскав в кладовой парочку головок лука, сыр и затвердевшую булку, я кое-как затравила червячка. Пройдя черед коридор в другую часть помещения, зачарованно замерла на пороге. Потому что оказалась в женском раю – магазине одежды.

Перед большим, сверкающим в рассветных сумерках, стеклом, манерничал красавец – манекен в темном костюме, блестящем черном плаще и шляпе с высокой тульей, с элегантной тросточкой в руках. За манекеном мужчиной жеманно пряталась тоненькая девичья фигурка, запакованная в платье с кринолином, окружившим искусственную талию фестонами белой ткани, натянутой на обруч.

Повсюду в комнате красовались наряды различных цветов, фасонов, на любой случай жизни, для любого времени года и суток. Платья домашние, платья для прогулок, платья бальные, костюмы для верховой езды, пальто, плащи, подбитые дорогими мехами, а также мехами попроще и подешевле. Пеньюары, юбки, сорочки, манто, боа – целые горы прелестных тряпок.

Со всех сторон комнату охраняли высокие зеркала. Их гладкая поверхность отражала стройные аккуратные ряды с вешалками, манекены, тени светильников, столы, лавки, стулья.

Сойдясь с двойником поближе, я с любопытством рассматривала саму себя. При росте в пять футов, судя по всему, вес мой никак не мог превышать девяноста девяти фунтов. Округлые ягодицы мягко перетекали в тонкую талию. Не пышная, но упругая грудь выглядела аккуратной. Округлые плечи удерживали длинную гибкую шею. Силуэт фигуры очертанием напоминал маленькую скрипку.

Лицо с первого взгляда производило впечатление кукольной приторности: прямой носик, мягкие губки, белая гладкая кожа, округлый подбородок в ямочках. Из образа жеманной красавицы выбивались лишь глаза: черные, матовые, без блеска, они напоминали два омута, в которых пряталось нечто злое и сильное, в любой момент готовое вырваться на свободу.

Пройдясь пару раз туда и сюда, я остановилась у платья из набивного ситца с рукавчиками-фонариками и рюшами на груди, с юбкой в пол. Такое вполне под стать дочке горожанина, не слишком богатого, не слишком бедного. Обыкновенного. Поверх платья пришлось набросить плащ с широким капюшоном, отороченным мехом неизвестного пушистого четвероногого зверька.

Переодевшись, я вновь подошла к зеркалу. Из его глубины на меня смотрело сразу два облика: ребёнок и женщина. Обе маленькие и хрупкие, с точенными мелкими чертами лица, с белой мраморной кожей, как у всех рыжих, но без единой веснушки. С тёмно-огненной массой мелких длинных кудряшек, что словно рамка подчеркивали белизну кожи, с неожиданно черными, изогнутыми, как у куклы, ресницами.

Звук приближающихся шагов заставил меня вздрогнув, обернуться.

– Кто здесь? – раздался раздраженный голос.

В неровном утреннем свете выплывшая из сумерек женщина выглядела бледной и сердитой.

– Что ты здесь делаешь? – сдвинула она брови.

Что, интересно, следовало сказать? «Ворую ваши платья?».

– Ходить нагой неприлично. Вот я и решила кое-что у вас позаимствовать.

– Что ты говоришь? – насмешливо протянула негостеприимная хозяйка. – А ну, снимай с себя мою одежду, нахалка, да убирайся прочь!

– Нет.

– Что!? Да я сейчас Дознавателей позову! Я тебя застукала за воровством, да ещё готова по доброте душевной отпустить, а ты?!.. Пошевеливайся, пока я добрая!

– Если я сниму одежду, так или иначе попаду к Дознавателям. Предпочитаю сделать это одетой.

Я направилась к выходу, с порога небрежно бросив через плечо:

– Всего доброго.

Мне не препятствовали.

Возможно, у хозяйки дома, на её счастье, оказалась хорошо развита интуиция.

* * *

Улицы наполнились звенящими голосами. По мощеным улочкам стучали деревянные обода колес, острые женские каблучки, тяжелые мужские трости. Пищали многочисленные детские голоса, хрипло лаяли собаки. Даже деревья явственнее шуршали едва тронутыми осенней кистью золотыми кронами. Кое-где ещё продолжали клубиться клочки разошедшегося к полудню тумана, впрочем, они нисколько не мешали наслаждаться видом.

На высокой набережной реки Рив удобные скамейки, украшенные резными поручнями, приглашали присесть, отдохнуть, понаблюдать за неспешным, размеренным течением вод. Часть города виднелась отсюда, как на ладони: умытая яростной ночной грозой, окутанная не до конца ушедшими снами.

Ещё немного поплутав, удалось выйти к торговым рядам, где бойкие торговки, распахнув ставни, вывешивали свой товар в надежде завлечь привередливого покупателя. Толстые кровяные, копченные, сыроваренные колбасы, душистые головки сыра, ароматные крендельки, толстые сладкие пирожки с золотистой корочкой – всё, что душе угодно было здесь. Чувство голода, вызванное отрадной для взора картиной, пересиливало и гордость, и застенчивость. Потоптавшись немного у порога булочной, я вошла внутрь. Пожелав доброго утра толстухе за стойкой, спросила, не будет ли она столь любезна, не окажет ли мне милость, не угостит ли этой вкусной булочкой?

– Если я стану угощать бесплатно, то разорюсь, – отрезала торговка.

И окинув меня беглым взглядом, добавила:

– Здесь не подают милостыни.

Много позже мне приходилось тихонько раскаиваться в той, самой первой, расправе, совершенной в голодной горячке. Но угрызениям совести, следует признать, всегда не хватало глубины. Уж больно хороши были отвоеванные крендельки.

Собрав булочки в подвернувшийся под руку пакет, я покинула место преступления и вернувшись на набережную, с удовольствием подкрепилась. Недоеденные кондитерские трофеи превратив в крошки оставила в кормушках для птиц. Благодарные пичуги радостно, благодарно чирикали.

Потом, почти против воли ноги сами повлекли меня назад, к булочной, откуда разумнее всего было бы держаться подальше.

У распахнутых дверей уже стояли Дознаватели из Департамента Расследований. Моё внимание привлёк высокий светловолосый мужчина. Впрочем, он не мог не привлекать к себе внимание. Одна его одежда чего стоила: обтягивающие кожаные штаны, черная рубаха, застегивающаяся совершенно непостижимым образом (ни пуговиц, ни крючков, ни шнуровок не прослеживалось, какие-то непонятные металлические штыри да шарики), короткая красная куртка.

Но дело, конечно же, было не столько в одежде и даже не в волосах, белых, как серебряный свет Сиа, не в тонких, резких, соразмерных чертах лица. Всеобщее внимание привлекали глаза, яркие до неприличия, до дрожи в коленках, до мурашек на руках, они выдали в мужчине аристократа и мага. У простых людей такой синевы во взоре не бывает.

Будто привороженная, я, не отрываясь, глазела на дознавателя в вызывающе-красной куртке, когда из булочной вынырнул лысый коротышка с пухлым подбородком, пухлыми маленькими ручками и проницательными глазками-буравчиками, старательно прячущимися за толстыми, как у ребенка, щеками и мясистым носом.

– Увы, маэстро, они не ошиблись. Дерьмо по нашей части, – громогласно оповестил коротышка всю улицу. – Магия, вырви мне упырь селезенку! Плюнь ядовитая гюрза в глаза!

Хрустнув сочной упаковкой, толстый коротышка-дознователь отработанным движением забросил в рот жевательную пастилку.

– И что теперь будем делать? Не носиться же нам с какой-то мелюзгой?

Мужчина в красной куртке улыбнулся, хотя улыбка его никак не затрагивала глаз:

– Раз по нашей части, значит, будем носиться. Ничего не поделаешь.

– И кого только посетила мысль применять Негасимое Пламя, чтобы пришить невзрачную простолюдинку, а? Это ж магия такого уровня, что ого-го! Нет, ну это же как по муравью бомбой садануть. Зачем, спрашиваю?

– Нужно проверить. Причина есть. Нужно только докопаться до неё.

Видимо почувствовав мой взгляд, красавец-блондин резко оборвал фразу и оглянулся.

Я поспешила уйти.

* * *

Бегущие по небу облака поначалу лишь прикрывали солнечное сияние, но, сгруппировавшись в тучу, погасили его полностью. Осенью дни коротки.

Очередное место, куда меня занесли ноги, отнюдь не выглядело презентабельным, хотя назвать его некрасивым не поворачивался язык. Элегантные фронтоны домов кое-где венчали остроконечные шпили, но большей частью это были объемные, выпуклые купола, щедро покрытые сусальным золотом и ляпис-лазурью. Разноцветные стекла отбрасывали радужные блики. Ещё не стемнело, но фонари и рекламные щиты уже переливались огнями с изображениями девиц с высоко поднятой грудью да смазливых юнцов в мокрых рубахах, жадно липнущих к телу.

На улице господствовала особая красота утонченного, болезненно – рафинированного разврата. Красота извращенная, в равных пропорциях вызывающая любопытство и омерзение: огни, мрамор, тела в шёлке одежд, нагота в блеске драгоценностей. Каскад волос, искусно заплетенных и причудливо распущенных; магия округлых грудей и широких плеч; музыка, смех, стоны наслаждения, крики экстаза. Настежь распахнутые, зовущие двери.

На другом конце узкой улицы появился экипаж. Прогромыхал и остановился, покачиваясь на новых рессорах. Дверца бесшумно распахнулась и так же беззвучно закрылась стоило мне оказаться внутри деревянного передвигающегося ларчика, приятно пахнущего свежим лаком.

– Разве я тебя приглашал?

Манерно прозвучавший голос показался мне неприятным.

– Разве нет? – изумленно затрепетала я ресницами. – Вы остановились напротив меня. Вот я и подумала, что это приглашение.

Мужчина кончиком трости бесцеремонно отбросил с моего лица капюшон, чтобы иметь возможность лучше рассмотреть товар.

– На кого ты работаешь, девочка?

– Ни на кого.

– О? Так бывает? – недоверчиво протянул незнакомец. – Ладно, не хочешь говорить, твоё дело. Сколько?..

Я нахмурилась, изо всех сил пытаясь понять, о чём может идти речь. Но память по-прежнему отсутствовала, в голове царили легкость и пустота. Никаких ориентиров, звоночков, намёков.

– Сколько ты стоишь?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Наверное, нисколько.

– Ты утомительна, – вздохнул мужчина.

Прекратив разглядывать ногти, он посмотрел в упор так, словно иголку в бабочку вгонял. Лицо до сего момента почти полностью скрывал высокий воротник, так что я только теперь увидела на глазах мужчины стёклышки очков, заключенных в тонкую сверкающую оправу.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Как не напрягала я память, ничего кроме темноты, пустоты и кружащихся в небе ворон вспомнить не могла.

– Я спросил, – с нажимом повторим мужчина, – как твое имя?

– У меня нет имени, – тихо ответила я.

– Что ж? Инкогнито так инкогнито. Так даже лучше, – неприятно засмеялся незнакомец.

В этот момент карета остановилась.

Мужчина не пытался выказать хорошего воспитания, достойного его высокого положения. Руки мне не протянул. Выбираться из экипажа пришлось самостоятельно.

Помедлив немного на пороге, я прошла в распахнутые двери.

Пустота внутри меня раздражала в той же степени, что и пугала. Я – Никто, иду в Никуда, непонятно зачем. Звуки шагов гулко отзывались эхом от холодных стен и высоких потолков.

Щёлкнув огнивом, мужчина зажег свечи в канделябре. Свет храбро попытался побороть темноту, но был обречен на поражение, лишь умножая количество теней.

– Выпьем?

Я отказалась.

– Вот как? – Пожал плечами он. – Что ж, если прелюдию ты считаешь излишней, я не прочь перейти к главному.

– Пустите!

В первый момент я даже не испугалась, просто стало противно, когда его язык скользким угрем устремился мне в рот, а мокрые холодные губы напомнили отощавших за зиму жаб. Прикосновение рук, жадно шаривших по моим ногам, костлявых и липких, вызвало тошноту. В негодовании я попыталась отпихнуть от себя мужчину. Плечи у него широкие и твердые, он был таким огромным, что в его руках я ощущала себя бесполезной болонкой.

Вот когда я поняла, что не могу так просто остановить его, тогда пришли страх и ярость. Я принялась брыкаться, как взбесившийся жеребёнок. Я изворачивалась, кусалась, царапалась. Но всё было бесполезно. Скорее чисто инстинктивно, поскольку память моя всё ещё спала беспробудным сном, я использовала классический женский прием – ударила мужчину коленом в пах.

Возможно, будь я женщиной, это и сработало бы, но учитывая разницу веса, роста и комплекции, лучше было бы этого не делать. Противнику мой удар был как слону – комариный укус. Только сильнее разозлил и раззадорил.

Зарычав, насильник обнажил дыбящийся, бледно-розовый, влажный, покрытый вздутыми венами, член, показавшийся мне ужасным орудием пытки.

В ужасе я замотала головой.

– Хватит тут девственницу из себя корёжить! – рявкнул он. – Давай! Возьми его в рот.

Теперь я понимаю, что, возможно, мужик на самом деле и не был таким уж чудовищем. Он встретил меня на улице, где на протяжении нескольких веков проститутки всех мастей торгуют своим телом. Он понятия не имел о том, что я оказалась там чисто случайно.

Если бы он только был чуть более чутким и внимательным, это спасло бы ему жизнь, а мне – нервы. Но печальная правда жизни заключается в том, что мужчины вообще редко бывают чувствительными и внимательными, а уж те, кто не гнушается покупать для удовлетворения своей похоти детей – и подавно.

Моё поведение, наверное, казалось ему столь же нелепым, как мне его – возмутительным. На лицо было банальное противоречие и конфликт интересов.

Когда его член приблизился к моему лицу я подумала, что сейчас умру, скончаюсь от гадливости:

– Лучше засунь его себе в задницу, гадёныш!

Мужик с силой прижал мое лицо к своему восставшему жезлу, разом отсекая ненужные ему прения.

У меня не оставалось выбора. Я поняла, что должна сделать. И, не колеблясь, сделала это – сжала зубы на его единственном достоинстве, которым он столь бездумно и опрометчиво тыкал мне в лицо.

Крик боли вперемешку с возмущением резанул по ушам.

Воспользовавшись тем, что меня больше не удерживают, я бросилась в ближайшую дверь. В маленьком коридорчике пряталась тонкая винтовая лестница. Подхватив разорванные, волочившиеся по полу юбки, я помчалась вверх, успев миновать несколько пролетов до того, как руки преследователя кольцом сомкнулись на талии.

– Сука!!! – рявкнул он мне в ухо. – Ты поплатишься!

Откинув голову, я затылком резко ударила ему по зубам, чувствуя, как движение болью отдается во всей голове.

Дужка очков у моего мучителя треснула, по стеклам потянулась тонкая паутинка трещинок. Уж не знаю, как сама, но противник выглядел и жутко, и смешно – без штанов, с волосатыми ногами, с безумно вытаращенными глазами.

Прозвеневший в тишине смех для меня самой стал неожиданностью.

На щеке мужчины задергалась жилка:

– Я тебя убью, трущобная крыса, – пообещал он спокойно, тихим твёрдым голосом.

Смех застыл у меня на губах.

Не теряя времени даром, он замахнулся и попади кулак в цель, возможно, его слова стали бы пророческими, а эти мгновения в моей жизни последними. Но я увернулась, и мы покатились по лестнице.

Уцепившись за поручни, мне первой удалось замедлить падение. Противник поднялся на ноги несколькими ступенями выше. В руке моей словно сам собой загорелся алый огненный шар и направился к моему врагу прежде, чем я успела удивиться такому повороту событий. Магическая огненная плазма не настигла цель, расплескавшись по деревянным панелям дома. Разметались по сторонам горячие языки пламени.

В памяти зашевелилось нечто настолько пугающее и ужасное, что я сорвалась с места, ворвавшись в ближайшую комнату, захлопнула за собой дверь, на миг скрывшей меня и от преследователя, и от огня. В изнеможении прислонившись спиной к ненадёжной преграде, я зажмурилась. Перед глазами мелькали образы убитого мной мужчины и какой-то жуткой беззубой старухи, что-то кричавшей мне.

Что она выкрикивала? Угрозы? Предупреждения? Предаваться воспоминаниям было некогда. Из-за закрытой двери валил ядовитой, удушливый дым, принявшись метаться по комнате, заставляя слезиться глаза. Я закашлялась.

Сильный удар в дверь заставил ту распахнуться, а меня отлететь в сторону.

– Ну, тварь! Где ты?! – ревел мой преследователь, похожий на сбежавший из Бездны темный дух. – Выходи, гадина!

Дым сослужил мне хорошую службу, скрыв от взгляда преследователя. Я успела добраться до окна и распахнуть его. Приток свежего воздуха будто плеснул масла в огонь, языки пламени удлинились, а дым из серого превратился в черный.

Шагнуть на широкий резной карниз было делом нескольких секунд, но ухватиться за водосточную трубу, чтобы без труда спуститься по ней, я не успела. Жесткие пальцы упрямого преследователя, упорно не желающего отставать, обвились вокруг щиколотки и потянули меня назад, в геенну огненную.

Лягаясь, как перепуганная лошадь, я кажется ударила его то ли в лицо, то ли в грудь, после чего его пальцы на мгновение разжались, но для меня это обернулось не спасением, а гибелью. Я кубарем покатилась вниз.

С четвертого этажа.

Глава 2

СПАСИТЕЛЬ

Когда небо и земля резко меняются местами, сложно понять сразу, уцелел ты или нет.

Первое, что я почувствовала, это изумление от того, что мне не больно. А ещё страх, что как только первое шоковое состояние пройдёт, больно всё-таки будет. По крайней мере утонув в чём-то обманчиво мягком встать я не могла, хотя руками и ногами, кажется, двигала.

Потом поняла, что меня держат. Кажется, на руках. И с немым изумлением воззрилась на того, кто удосужился так ловко меня поймать. Да ещё и удержать на весу в придачу. Как такое вообще возможно?

В нескольких дюймах от меня парило нечеловечески белое лицо, на котором ярко выделялись кроваво-алые губы. Для того, чтобы запомнить ещё какие-либо детали облика, я была в слишком смятённом состоянии.

– Вы… вы в порядке? – прохрипела я.

– Я?..

В этот момент дверь распахнулась и, обдавая нас запахом едкой гари, из горящего нутра дома вывалился кошмар моих последних часов.

Интуитивно я сжала пальцы, вцепляясь в одежду моего незвано-негаданного спасителя:

– Помогите, маэстро, – скороговоркой проговорила я. – Не отдавайте меня ему, пожалуйста!

Я не противилась, когда меня поставили на землю.

От преследующего жуткого монстра теперь отгораживало плечо незнакомца.

– Отойдите! – хрипло прорычал тот. – Я не хочу причинять вам вред. Но эта мразь заплатит за то, что сожгла мой дом. Она ещё пожалеет, что на свет родилась.

– Опустите оружие, – прозвучало в ответ.

Голос был тихий, ласкающий, словно бархат, низкий, похожий на мурлыканье большого чёрного кота. Такие голоса женщины слышат в тайных сладких снах чтобы тосковать по ним, просыпаясь.

– Она моя по праву! Я взял её на Улице Удовольствий, в Красном районе. Она не отработала задаток, выставила меня посмешищем, да ещё устроила пожар в придачу!

– Он говорит правду? – чуть повернув голову, спросил мой спаситель.

– Конечно, я говорю правду! – в ярости прорычал надоевший мне до смерти мерзавец.

– Я не к тебе обращаюсь, милый, – угрожающе мягко, с заставляющей холодеть душу насмешкой, проговорил неизвестный. – Я хочу услышать, что скажет эта куколка?

– Не знаю я никаких районов! Мне просто некуда было идти, а на улице так холодно. Я хотела погреться, вот и села к нему в карету, а он… он…

Я не знала, какие подобрать слова для описание тех непристойно-грязных минут, что этот человек заставил меня пережить. От стыда горели щёки.

Холодный ветер выбивал из моего измученного тела последние остатки тепла. Стараясь хоть как-то удержать его, я обхватила свои плечи руками.

Незнакомец развернулся ко мне уже вполоборота, повернув не только шею, но и корпус. На мгновение померещилось, что глаза его отливают зловещей зеленью, как у кошек, охотящихся в ночи.

– Разве ты не знаешь, для чего мужчины приглашают красивых девочек к себе в карету на ночь глядя? – журчал ровно, как вода по камешкам, его шелковисто-вкрадчивый голос.

Я не знала, что ответить.

– Что ж молчишь?

– Я не пойду с ним. Не подчинюсь ему. Не стану делать то, что он хочет.

– Ясно.

Сейчас я не могу поручиться за то, что мой навязчивый поклонник напал первым, но в то мгновение я в этом не сомневалась. Всё произошло мгновенно. Размытая чёрная тень, словно разлетающиеся в стороны крылья, неясный блик-отблеск. Потом тень уплотнилась, вновь превращаясь в человека, только вместо рук у него были, как мне показалось, острые, изогнутые сизые когти, обагрённые кровью.

Волосы, упав на лицо моего спасителя, скрыли его от меня.

Выпрямлялся он медленно, проводя тыльной рукой по губам. Подняв руку в пригласительном жесте, протянул ко мне узкую ладонь с нервными, тонкими, как у музыканта, пальцами.

Словно зачарованная, я молча смотрела на него, трясясь от холода всё сильнее.

– Спасибо, – выдавила я наконец из себя. – Спасибо, что вступились…что помогли… и что… убили его.

– Я убивал куда более приятных людей за куда меньшие прегрешения, мне это было не сложно. Не стоит благодарности.

Он неторопливо приблизился, кладя горячую руку мне на плечо:

– Мне ты скажешь, как тебя зовут, девочка?

Я замотала головой.

– Нет? – удивленно приподнялись тёмные брови.

– Я не знаю своего имени. Вернее, не помню его.

– Где ты живешь, тоже не помнишь?

– Нет.

– А ты, случаем, не врёшь, куколка?

Я поглядела на него почти обиженно, невольно придвигаясь ближе. Так было теплее.

– В этом мире есть непослушные маленькие девочки, любящие искать приключения на свои очаровательные маленькие попки, – с улыбкой сообщил он мне. – Девочки, сбегающие от родителей из дома?

– Если бы я помнила где мой дом, маэстро, я бы не была сейчас здесь с вами. Я пошла бы туда незамедлительно. Там… там, наверняка, гораздо теплее…

– Да ты совсем закоченела, крошка.

Скинув с себя плащ, он набросил его мне на плечи, сразу же окутав каким-то незнакомым приятным запахом и блаженным теплом. Я благодарно завернулась в столь щедро предложенный подарок.

– Сколько тебе лет ты тоже не помнишь?

Пришлось снова мотать головой. Я не помнила.

– Надо же тебе было вот так, буквально, свалиться мне на голову. Что же теперь с тобою делать, а? – задумчиво протянул он.

– Не знаю.

– Сегодня ночью все три луны слишком ярко сияют на небе, – голос незнакомца зазвучал ещё мягче и вкрадчивее. – Полнолунье Трёх Лун, время Великой Охоты. Знаешь, человеческий детёныш, такие как я, в стародавние времена без жалости пожирали таких, как ты – тёплых, нежных, девственно-чистых. Вас приносили нам в жертву, чтобы мы могли утолить свой вечный голод перекусив ваши тонкие шейки. Это всё упрощало, не находишь? Хотя, о чём это я?.. Ты ведь даже имени собственного не помнишь, что тут говорить о старинных легендах далёких Синих Гор? Ладно, крошка, буду считать тебя своей добычей.

Незнакомец напрягся, прислушиваясь.

– Вот задница тролля! – оскалился он, – Сюда спешит департаментский патруль.

Я ничего не слышала. На улице было темно и тихо.

– Уходим. Быстро!

Подхватив меня на руки мой прекрасный рыцарь небрежно перекинул меня через плечо, будто я была кульком с мукой. Он не побежал по дороге, как я ожидала, а зачем-то прыгнул на стену, легко и ловко взбираясь по ней вверх.

Небо и земля снова перемешались перед глазами. Меня замутило, и я провалилась в темноту, кажется, в очередной раз потеряв сознание.

* * *

Комната, в которой я пришла в себя, была похожа на Знак Вечной Жизни – круглая, словно её не строили, а рисовали. От пола до потолка ниспадали легкие, струящие под лёгкими тёплыми сквозняками, драпированные занавеси. Колышущаяся ткань создавала впечатление неустойчивости, ирреальности пространства.

От металлической жаровни, расположившейся посредине залы, сизой струйкой вился ароматный дымок. Подо мной стлался ковер с длинным ворсом.

– Очнулась?

Я приподнялась на локтях, чтобы увидеть того, кто говорит со мной.

Он стоял над круглым овальным бассейном, над которым поднималось горячее облако пара. Вода стекала из раковины с изображением скалящихся горгулий и с тихом шелестом падала в бассейн. Силуэт моего спасителя словно реял в полумраке пара и света, скупо отбрасываемого светильниками, выполненными в форме сталактитов.

– Не хочешь принять ванну, куколка? Она поможет быстрее согреться. Сейчас ты похожа на замухрышку. С этим срочно нужно что-то делать.

Он поманил меня за собой.

Гладкая смуглая кожа обнажённого рельефного торса влажно мерцала от благовонных притираний, чёрные косы тяжелой волной спадали на плечи и спину, будто у женщины. Треугольное кошачье лицо, с яркими губами и высокими лепными скулами зловеще парило в облаке пара. Оттянутые к вискам глаза с тяжелыми, нависающими веками, щелевидными зрачками, отличались нечеловеческой красотой.

– Ну же? Чего ты ждёшь?

– Отвернитесь, пожалуйста, – стыдливо прикрываясь руками, попросила я.

– Отвернуться? – ухмыльнулся он. – Ты льстишь себе мыслью, что у тебя есть на что посмотреть?

– Если не на что, тем более – отвернитесь. Мне так будет легче.

Рассмеявшись, он повернулся ко мне спиной, первым погружаясь в горячую воду.

Мысль о том, чтобы последовать за ним, казалось невероятной, непристойной до лёгкой тошноты, отчего-то сопровождающейся головокружением. Не раздеваясь, я приблизилась к краю бассейна и, осторожно встав на колени, опустила в воду пальцы.

– Ты боишься воды?

– Нет, просто я… Ой! – возмущенно пискнула я, когда с потрясающей скоростью меня схватили за руку и дёрнули в воду.

– Просто ты ужасная трусиха, да? Вот видишь, это совсем не страшно. Даже приятно.

Его лицо находилось совсем рядом. Я не могла не отметить, что мой спаситель был красив гипнотизирующей, опасной красотой хищников. Странное, непонятное чувство охватило меня, незнакомое, острое. Я не могла понять, приятно оно мне или нет.

Ухмыльнувшись, он набрал пригоршню воды и плеснул мне в лицо, так, что вода противно защипала нос, заставив меня отфыркиваться и отплевываться, а его – рассмеяться.

– Что смешного? – возмутилась я.

Вместо ответа меня с головой окунули в воду, но прежде, чем я успела испугаться, снова отпустили.

– Какого Ткача Слепого?!.. – выругалась я, зло сверкнув глазами.

– Нужно же вымыть волосы? – изобразил он полнейшую невинность.

Я не сопротивлялась, застав в его руках испуганной задеревеневшей куклой.

– Расслабься, – сверкнули в усмешке белоснежные зубы.

Интересно, мне померещилось, или они в самом деле несколько острее обычного?

– Сегодня ты моя гостья. Гостей я не ем.

Он откинулся на край бассейна, вытягивая длинные мускулистые руки с сильными гибкими пальцами вдоль бортиков.

– Малютка, у тебя очень необычные волосы. Словно водоросли, напоенные кровью или рубины, раскатанные на нити… красивые. Когда немного нагуляешь мяса на кости, вполне может статься что красивыми у тебя окажутся не только волосы. Ну что ж, моя загадочная негаданная добыча, – покачал он головой, – у любого существа, пусть даже у дворняжки из подворотни, есть имя. Раз ты не помнишь того, которым нарекли тебя родители, придётся дать его заново. Чтобы такое оригинальное придумать?

В задумчивости он накручивал чёрный глянцевый локон на палец. Почему-то хотелось, чтобы вот так же задумчиво и ласково он касался моих волос, раз находит их красивыми. От этих мыслей щеки начало заливать краской.

– Огонь, подвластный тебе, мои сородичи из Клана называют Красный цветком. Опасно, ярко, красиво. Что думаешь?

– Красный цветок? Странно имя. А тебя как зовут? – спросила я.

Не то, чтобы мне было очень интересно. Просто я хотела отвлечься от мысли о его руках.

– Миарон Монтерэй.

– Красивое имя.

– Тебе оно не подойдет, – насмешливо протянул он. – Давай-ка выбираться из воды, пока кожа не сползла с мяса.

Он поднялся с совершенным бесстыдством, нисколько не рассчитанным на соблазнение, равнодушный и холодный, как если бы я была не живым существом, способным дышать и чувствовать, а такой же статуей, как те, что поддерживают раковину над бассейном.

Набросив на плечи алый с золотом халат, замечательно подчеркивающий и тон его кожи, и цвет волос, он обернулся ко мне, приподняв бровь.

– Прикажешь вытаскивать тебя из воды тем же способом, которым туда затащил?

– Не надо. Я сама. Только… отвернитесь. Пожалуйста.

Скрестив бугрящиеся мышцами руки Миарон с усмешкой покачал головой, но просьбу мою всё же выполнил.

– Одежда на краю ванной. Не задерживайся, милая.

Стараясь унять странное смятение, я торопливо натянула на себя алую тунику, оставленную им для меня. Та была немного великовата. Пришлось перехватить её золотистым жгутом, валяющимся на полу. Вода с волос стекала на спину и грудь, заставляя ткань липнуть к телу, но вокруг было тепло, даже жарко, так что особых неудобств мне это не доставляло.

К тому моменту, как я вышла из ванной, Миарон уже успел приготовить ужин. Или ранний завтрак, кто разберёт?

Прямо на полу растянулась скатерть. На ней аккуратно, в ряд, выстроились чайник с дымящимся кипятком, чашки, пузатый сливочник, сахарница, фарфоровые тарелки с миндальными пирожными, украшенными сочными фруктами.

– Присаживайся, – гостеприимно пригласили меня. – Надеюсь, ты любишь сладкое?

– Может быть. Я…

– Не помню, – закончил он, глядя на меня с усмешкой. – Ну так попробуй и определись ещё раз. Только на этот раз постарайся не забыть.

Миндальное пирожное показалось мне вкусным. Наверное, всё-таки, сладкое я люблю.

Смахнув с пальцев крошки, я перехватила задумчивый, внимательный взгляд Миарона.

– Когда ты придумывал мне имя, ты говори «в моем Клане»? Почему клане? Почему не в семье?

– Потому что я метаморф. Таких, как я, у вас, людей, называют оборотнями. А оборотни живут кланами.

Я прислушалась к тишине в моей голове. Полученная информация ни о чем мне не говорила.

– И что это значит – быть оборотнем? Это значит уметь отращивать длинные когти, как те, которыми ты убил, когда защищал меня?

– Большинство людей считают таких, как я, чудовищами. Люди боятся зверя, который делит с нами душу напополам. Они боятся, что зверь в нашей душе окажется сильнее человека.

– А ты чудовище?

Он ухмыльнулся:

– Да. Чудовище. Но не потому, что зверь контролирует меня. А потому, что я добровольно служу своему зверю. Ты хоть понимаешь, о чём я тебе говорю, милая?

Я старалась слушать его очень внимательно. Мне нравился его голос. Но значение слов от меня ускользало.

Миарон снова приблизился на расстояние вытянутой руки, опускаясь рядом со мной на одно колено, склоняясь ровно настолько чтобы наши глаза были на одном уровне. Рот оборотня напоминал запекшуюся рану, губы выглядели вызывающе алыми, будто он только что напился горячей человеческой крови. От него веяло магнетически-притягательным теплом.

– Чудовищем люди называют ненасытных монстров, – его ладонь коснулась моих волос, мягко скользя по ним. – Монстров, чей голод так трудно бывает утолить…

Я почувствовала, как вторая его ладонь ложится в основании шеи, как алые губы почти касаются моего уха.

– Чьи аппетиты и амбиции непомерны, чей разум не признаёт ни запретов, ни ограничений в поисках жертвы для новых удовольствий.

Я дёрнулась, почувствовав горячее прикосновение его зубов, царапающую кожу на моём горле, в том самом месте где, казалось, как раз и билось сейчас сердце.

– Не надо! – испуганно вскрикнула я, отшатываясь.

Он послушался, отодвинулся почти сразу же.

Прикоснувшись к шее я с удивлением поняла, что она кровоточит. На ладони остался противны липкий след.

– Зачем? Зачем ты это сделал? Решил перекусить? – попыталась пошутить я.

– Считаешь такой исход маловероятным? – он вальяжно раскинулся в трёх шагах, глядя на меня исподлобья и как нельзя больше напоминая сейчас пантеру, терпеливо выслеживающую жертву.

Поза его была подчеркнуто расслабленной, а взгляд тяжёлым.

– Ты людоед?

Он рассмеялся:

– Тебя очень испугает, если я скажу, что знаю, каково на вкус человеческое мясо?

– Да.

– Тогда я не стану распространяться на эту тему. Кстати об аппетите? Съесть ведь можно по-разному, моя милая. Самые примитивные из чудовищ пожирают тела. Те, кто стоят на порядок выше, предпочитают питаться эмоциями или даже душами.

– Питаться душами – как такое возможно?

– Непременно покажу, но только когда ты станешь немного постарше. А пока просто расскажу. Хочешь?

Он хищно подался вперёд, и я снова почувствовала себя беспомощной ланью в когтях у страшного льва.

– Сначала я буду держать в руках твоё сердце. Потом – тело. И лишь много позже дело дойдёт до души…

– Зачем она тебе? Своей мало?

Я говорила, чтобы не молчать, потому что тишина пугала меня сильнее слов.

Я глядела на бугрящиеся мышцы у него на груди, на выступающие острые ключицы, на которых кожа была натянута так гладко, что так и хотелось протянуть ладонь и попробовать, настолько ли она шелковистая, как обещает? И не решалась поднять глаза, боясь встретиться с ним взглядом.

– Зачем мне душа? Что я стану с ней делать?

Его голос звучал по-прежнему саркастично и в тоже время едко, как если бы мужчина внезапно на что-то разозлился.

– Думаю, это обычный вопрос власти. Любовь порабощает людей, превращает их в безвольную жертву, игрушку чужих страстей. Любящий – вечная жертвенная овца на непрекращающемся заклании. Иметь власть приятно, любить – унизительно больно. А вот получать жертву – чудовищно приятно. Это греет.

– Зачем ты всё это мне говоришь? – нахмурилась я.

– Ты спросила, что значит быть чудовищем? Я тебе ответил.

Какое-то время мы сидели молча. Я смотрела на танцующие в жаровне языки пламени.

– Отпустите меня, – жалобно выдохнула наконец.

– Отпустить?.. Зачем? – удивился он. – Да и куда? Тебе же некуда идти.

– Возможно дорога в никуда лучше, чем жизнь с чудовищем?

Взглянув на меня, он снова гортанно рассмеялся:

– Возможно, милая, возможно. Только я тебя никуда не отпущу. Как можно поступить так с невесть откуда свалившейся на тебя добычей? Нет, куколка, из когтей я тебя теперь уже не выпущу.

Глава 3

УЧЕНИЦА ЗВЕРЯ

– Я решил, что с тобой делать, – деловито сообщил мне оборотень, врываясь в отведённые для меня комнаты спозаранку.

Рывком меня подняли с постели и снова всей кожей я ощутила идущий от его тела нечеловеческий жар.

– Иди за мной.

– Но я не одета…

– Ерунда! – нетерпеливо отмахнулся он.

Длинный коридор вывел в тёмную, окруженную белыми колоннами, лишёнными орнамента, залу. В центре, на круглом постаменте, похожем на алтарь, возвышался удивительный ансамбль: белоснежная женская фигура и обнимающий её уродливый великан с лицом, напоминающим причудливую смесь кабана, медведя и химеры.

– Кто это? – спросила я.

– Это? Хантр-Руам, демон боли и запретных страстей, укрощенный рукой Литуэлли, царицы ночи.

– Вы поклоняетесь им?

– К Хантр-Руаму в клане Черных Пантер обращаются перед боем. Во славу его, с именем его, тысячи племен обнажали оружие, стремясь напоить клинок кровью. Летописи клана, в котором я родился, повествуют о великих победах, одержанных в его честь и во славу его имени. О поражениях, правда, скромно умалчивают, хотя и их случалось не меньше. В переводе на твой язык Хантр-Руам буквально означает – Пожиратель Плоти.

– А кто такая Литуэлль?

– Ты никогда не слышала легенд о Хозяйке Бездны, сотканной из того же пламени, что и Слепой Ткач? – удивился Миарон. – Они в широком ходу и у людей.

– Если и слышала, так забыла теперь, – со вздохом откликнулась я.

– Согласно древним поверьям и старинным пророчествам, Литуэлль хранит рубежи между нашим миром и мирами Бездны, подчиняя себе почти все кошмарные порождения, сотворённые её братом. Когда демоница воплотится в наш мир, Врата останутся без охраны, оковы рухнут и наступит Час Часов, Последний День. Стандартная формула конца времён: мир рухнет, спасутся лишь праведники, на всех остальных ляжет жестокая, неотвратимая кара – и бла-бла-бла. У всякого народа есть подобные страшные сказочки на сон грядущий. В них справедливость, пусть и жестокая, рано или поздно торжествует. Должны же несчастные получать удовлетворение за то, что прозябают, в то время как другие живут на полную катушку?

– Ты всему этому веришь?

– Скульптура стоит здесь не символом веры, Красный Цветок. Она олицетворяет как умение отпускать свои дурные стороны, своего зверя, так и умение брать его под контроль, укрощать, сажать на поводок, совсем как Литуэлль держит подчинённого ей Хантр-Руама. Человек без тёмной половины пресен. Человек, растворившийся в гневе страшен, но скучен, ибо примитивен и груб, а не знающий гнева – ущербен. Подчинённой похоти и страстям жалок и мерзок, не ведающий их – бесчеловечен. В любом, самом страшном мраке должен оставаться луч света, как и в любом, самом ярком свете – дрожать островок тьмы. У богов два начала пребывают в равновесии, потому они и боги. Что касается всех остальных – слабых ли, сильных – они мечутся в самоопределении.

Миарон отбросил смолянисто-черную косу, в которую были заплетены его волосы, с груди на спину, и сверкнул оскалом хищной ухмылки:

– Мне кажется, мы достаточно поговорили о великом и общем. Пришло время вернуться к малому и частному – я тебя имею ввиду, куколка. Раз уж ты сама имела неосторожность беспечно свалиться мне на голову я не стану пренебрегать знаком свыше. Ты станешь первой женщиной, которую я допущу в эту комнату. Это не Святилище древних богов, как ты думаешь, милая. Это – учебная арена.

– Учебная арена? – обвела я широкую круглую залу взглядом. – И чему тут учат?

– Убивать.

Неожиданно чеканные строгие черты оборотня исказилось. Между его губами промелькнули острые клыки, из глотки отчетливо вырвалось рычание. Неизвестно откуда в руках Миарона оказался стилет. Лезвие, тонкое, как игла, ослепительно сверкнуло.

– Что у меня в руках?

Вкрадчиво угрозой шелестел его голос, гулко растекаясь по зале эхом.

Слова не дались мне с первого раза, пришлось судорожно сглотнуть, прочищая горло от судороги страха:

– Оружие.

Свет, сосредоточенный на лезвии, завораживал. Холод острия – пугал.

– Ты знаешь, зачем людям оружие, Красный Цветок?

– Чтобы… чтобы убивать.

– Верно. Чтобы убивать.

Точным, как прыжок хищника, отточенным движением, кинжал послали ко мне без всякого предупреждения.

Уклониться я уже не успевала. Я ничего уже не успевала! В ужасе хотелось закрыть глаза, а ещё лучше – лицо руками. Но что-то во мне, что Миарон потом называл внутренним зверем, а я определяла для себя, как Силу, сути которой до сих пор понимаю не лучше, чем сложные законы мироустройства, непонятную мне нотную грамоту или запутанную юридическую казуистику, интуитивно спасая меня превратило пространство в пылающий ветер. Под его дуновением в движение пришло всё – предметы растягивались, звуки искажались, цвета линяли.

И только стилет застыл, искря, переливаясь синим, ослепительным блеском.

В том, другом, наизнанку вывернутом мире, вытянуть руку, перехватить рукоятку, послать стилет обратно, оказалось просто.

Ветер стих. Окружающий мир встал на место.

Миарон уклонился потому, что не был человеком. Человек на его месте был бы мёртв.

Оружие по рукоятку ушло в изображение Хантр-Руама и оборотню пришлось приложить усилие, чтобы извлечь его из камня. Когда это ему удалось, оказалось, что тонкое металлическое жало обкрошилось и потрескалось, утратив кровожадное сияние. По каменному ансамблю пошла тонкая сеть множественных трещинок.

Смерив меня взглядом, в котором удивление мешалось с непонятным мне чувством, Миарон протянул:

– Невероятно.

– Невероятно? – повторила я непослушными, сухими губами, возмущенная до глубины души, от пережитого ужаса находясь на грани истерики. – Невероятно то, что ты напал на меня, без всякого предупреждения, повода и смысла!

Он слегка поморщился, будто услышал фальшивую ноту:

– Говоря на повышенных тонах ты всегда ярко демонстрируешь свою слабость. Старайся этого избегать, Красный Цветок. Итак, урок первый, детка: только в балладах противник заранее предупреждает о нападении. Баллады приятно слушать, только глупо им верить. Внезапность атаки – вот почти стопроцентная гарантия успеха в сражении, глупо этим пренебрегать. Это, во-первых. Во-вторых, в любом поступке смысл есть всегда. Другое дело, что не у всякого хватает прозорливости его разглядеть. В данном конкретном случае я счел тебя ненужной обузой, которую и поторопился убрать. Однако ты сумела убедить меня повременить и не проявлять излишней торопливости. Честь тебе и хвала.

– Ты всерьёз собрался меня убить? – не поверила я свои ушам.

Делая вид, что не слышит меня, оборотень продолжил:

– С предупреждением и смыслом разобрались, ну, а повод?.. К чему зверю повод? Захотелось ударить – я и ударил. Тут-то как раз всё просто. Непонятно другое: как ты сумела сделать то, что сделала – пробить камень обычной сталью, да ещё так, что она вошла в него, как лезвие в масло? Тут мало одной физической силы, которая при твоём росте и весе должна быть минимальной. Тут замешена магия… очень специфичная магия. Кто же такая, Красный Цветок? – в задумчивости он водил остро отточенным ногтем по губам.

– Я доверяла тебе, а ты пытался меня убить…

Я всё ещё никак не могла прийти в себя после случившегося.

– Ну, не дуйся, милая, – ободряюще похлопали меня по плечу. – Я, в свой черёд, верил в тебя и, как выяснилось, не зря. К тому же в мире чего только не случается, мы порой доверяем не тому, кому следует. Предлагаю не вспоминать об опрометчивых решениях, а помириться и пойти завтракать. А за завтраком я расскажу тебе, чем мы тут занимаемся, ладно?

Его рука, опустившаяся мне на плечи и подталкивающая к выходу, не оставляла выбора. Но лишала меня его деликатно и мягко.

Стола не было, мы снова разместились прямо на полу.

– Вкратце расскажу куда и к кому ты попала, – начал Миарон спокойно, будничным тоном. – Я возглавляю негласную Гильдию Убийц, банду наемников, своего рода профессионалов высшего класса. Можно сказать, (хотя лично я не люблю высокопарных слов), что Тени – это виртуозные артисты в своём ремесле.

Блики пламени играли на смуглой коже, придавая и без того резким чертам оборотня демоническую завершенность. А в голосе вновь зазвучали насмешливые, язвительные нотки:

– Скажу тебе по большому секрету, Тени – идеальные марионетки, собственные желания им ни к чему. Я делаю всё от меня зависящее, чтобы способность чего-то хотеть у них вообще отсутствовала. Набираю мальчишек там, где могу, обучаю их. Те, кто в итоге выживают, продолжают заниматься нашим кровавым ремеслом до тех пор, пока не станут достаточно взрослыми или сильными, чтобы представлять опасность для меня лично. Когда такое происходит, я уничтожаю их. Затем все повторяется сначала.

Не донеся кусок до рта, я застыла на последней фразе:

– Но… но в итоге получается, что не выживает никто?

– Всё верно, куколка.

– Тогда зачем?.. Почему они соглашаются?

– Потому что они об этом не знают, – прозвучало в ответ.

Ласково. С насмешливой издёвкой.

– Им об этом я не говорю. А тебе вот сказал. Знаешь, почему? Потому что в отличии от тех, кого без раздумья пускают в расход, ты будет моим шедевром, Красный Цветок. Совершенным оружием. Я отшлифую грани твоего дремлющего дара, о котором пока ещё ты и сама знаешь немного. Когда ты закончишь обучение, равной тебе не будет.

– Какая разница, если, когда всё закончится, вы всё равно меня убьёте?

– Всё будет зависеть от той ценности, которую ты будешь к тому времени собой представлять, милая. Всё зависит только от тебя. Убедишь меня оставить тебе жизнь – будешь жить.

Я смотрела на его красивое улыбающееся лицо и не понимала, шутит он со мной так? Или говорит правду?

– Зачем вам всё это? Эти Тени? Развлекаетесь?

– Отчасти, – кивнул он. – Но в основном это просто бизнес. Да-да, куколка, не делай таких удивлённых глаз. Подобный род занятий приносит хорошую прибыль. Кровь врага стоит недёшево. За убийство платят многие: мужчины, женщины, богатые чаще, бедные – реже. Кто-то из мести, кто-то из ревности, кто-то из злости, но чаще всего из простой, древней как мир, корысти. Все, кому не хватает храбрости, умения или силы выполнить грязную работу самому приходят ко мне и покупают врагу, другу, сопернику, любовнику, конкуренту, отцу или брату путевку на другой берег Вечной Реки. А я, в свой черед, спускаю с поводка Тень, ставлю задачу убрать «заказ» не оставляя следов. Магических или кровавых – неважно. Ни одна ниточка не должна протянуться от заказчика к клиенту. «Тень» работает чисто. Очень чисто. А если нет – умирает быстро.

– Выходит, ваш Хантр-Руам не столько страстный, сколько расчетливый демон? – саркастично протянула я.

Миарон в ответ рассмеялся:

– Выходит, что так. Хотя, знаешь, что, малышка?.. Хантр-Руама ведь почитают как тёмное божество, покрывающее порочные страсти, а что может быть порочнее слепого влечения к наживе? Но сделаю тебе ещё одно признание, раз уж меня потянуло на откровения: не только деньги влекут меня, но и кровь, и боль, и ярость. Отчаяние обреченной жертвы сладко. Знаешь, какое наслаждение испытываешь, удерживая в когтях чужое тело и душу? Стоит раз это пережить и этого уже не заменит ничто! Ничто, кроме нового убийства и новой жертвы.

– Насколько я понимаю, мне-то как раз в ваших играх отведена роль жертвы?

Миарон многозначительно ухмыльнулся:

– Жертва жертве рознь. Убить того, кто слабее тебя, кто не имеет шансов выстоять, много ли в этом чести? Не интересно. Другое дело одержать победу над сильным противником. Сражение своего рода игра, на кону которой лежит не меньше, чем жизнь. Ты даже не представляешь, как скучно порою жить. Особенно в последнее время. Марионетки надоели. Секс, кровь, выпивка – приелись. Даже боль – пресытила. Как порою хочется владеть чем-то настоящим, истинно ценным. Сломать то, что отличается стойкостью, яркостью, цельностью, темпераментом!

– А нельзя не ломать? Так, цельным и ярким, оставить?

Смерив меня непонятным взглядом, Миарон промолчал.

– И что же? – с наивным любопытством спросила я. – Такого противника вы хотите вылепить из меня?

Откинув голову назад, оборотень весело расхохотался:

– Милая моя маленькая куколка, да как тебе такое в голову пришло? Я давно не встречал противников даже среди мужчин, а ты всего лишь женщина. Вернее, станешь ею в будущем.

Стало даже обидно. «Всего лишь женщина!».

– Забудь глупости и перестань воображать невозможное, моя рыжая куколка. Раз уж мы заговорили о тебе, чтобы удовлетворить твоё любопытство, скажу следующее. Большинство детей, обладающих хоть маломальскими магическими способностями, Департамент Магии ставит на учет в том возрасте, когда те ещё пускают слюни и мочатся в штанишки. Если ты до сих пор нигде не засвечена, это будет настоящая удача. Дар у тебя сильный. Вполне достаточный для того, чтобы тобой дорожить. Так что в итоге может быть мы и сработаемся.

Миарон скрестил жилистые руки на груди. Круглые бицепсы даже на вид казались горячими и упругими. А во взгляде сквозила уже неприкрытая жесткая издёвка.

– Благодаря твоей Силе ты будешь самой ценной и самой любимой моей марионеткой. Ну а пока тебе предстоит учиться атаковать и уходить от атаки, читать, плести заклинания, очаровывать, отравлять, соблазнять, карать. Сжигать в жестоком пламени огня и сладком пламени страсти. Словом, учись, дитя! Под моим чутким руководством ты превратишься в очаровательную тварь, равной которой в Эдонии не будет.

* * *

Веря, что у нас с Миароном установилось взаимопонимание я рассчитывала на его особое расположение. То, что это не так, пришлось понять в ближайшие же недели. И принять, превозмогая горечь и обиду.

На момент моего появления в Доме Теней насчитывалось двадцать пять человек. И все они были мальчиками. Так что я с самого начала стала белой вороной в стае.

Поскольку нашего наставника ни в коей мере не заботила вероятность смертельного исхода в процессе муштры, предложенные им уроки отличались крайне высоким травматизмом и большой вероятностью увечий. Так сейчас, например, предстояло пройти полосу препятствий, длившуюся всего-то ничего – около ста футов. Но путь пролегал через выскакивающие под ноги острые копья, рассекающие воздух молоты, беспрестанно мельтешащие лезвия, ножи и заточенные диски.

Когда подошла моя очередь, мне, как и остальным до меня, завязали глаза, натянули специальные браслеты, дезактивирующие магические способности, сделали внушение, мол, прежде чем двигаться вперед, необходимо обязательно сосредоточиться. Без полного спокойствия невозможно использовать такие преимущества, как слух, гибкость, способность быстро передвигаться и молниеносно принимать решения. После чего втолкнули в комнату для испытаний.

За спиной раздался скрип – тяжелая железная дверь затворилась, отрезая от безопасного мира.

Прислушиваясь к мертвой тишине, обступившей плотным кольцом, я старалась дышать тихо и размеренно. Механизмы могли сработать на любое, пусть даже и самое слабое колебание.

Я прислушивалась, но не могла различить ни звука. От напряжения даже в висках застучало. Глухой кровяной гул в ушах нервировал, лишая необходимого равновесия. Чтобы избавиться от подступающей паники, я торопливо сделала шаг вперёд.

А уже второй шаг пришелся на пустоту – пол разверзся под ногами.

Стремясь удержать тело от падения руки инстинктивно ухватились за пролетающий мимо молот. С силой качнуло назад, затем вперед. Амплитуда движения была такой, что уши заломило от свиста. Плечи от резкого рывка чуть не выдернуло из суставов.

Пока я раскачивалась на импровизированных качелях, туда и сюда, рядом свистели диски и лезвия. В какой-то момент влажные ладони соскользнули, и я сорвалась, при падении больно ударившись об пол. Рядом со звоном вылетали заточенные металлические колья, лишь каким-то чудом я успевала вслепую от них увертываться. Распластавшись по полу, приходилось ползти, перекатываться со спины на живот, чуть ли не кувыркаться пока не наткнулась на стену. Лишь тогда с удивлением и облегчением осознав, что испытание успешно пройдено, а на мне нет даже царапины.

Ноги так тряслись, что далеко не сразу удалось на них подняться. Заскрежетала, поворачиваясь на рычагах, тяжелая каменная плита, позволяющая выйти. Согревающее воздействие света я ощутила даже через тёмную повязку.

– Три минуты сорок секунд, – прозвучал голос Миарона. – Впечатляет. Ты молодец.

Похвала приятно согревала душу, хотя никакой заслуги я за собой не чувствовала. Удачное стечение обстоятельств и только.

Я не видела моего спасителя около месяца и надеялась, что он скажет мне что-нибудь ещё. Все равно что, лишь бы хоть что-то. Но он, равнодушно скользнув по мне взглядом, бросил:

– Ступай, переоденься.

И сделал напарнику знак впускать в Комнату Испытаний следующего ученика.

Или жертву, это как посмотреть.

* * *

Естественным наукам, чтению и истории меня обучал Хайсин, престарелый зануда-профессор с ученостью первой степени. По моему мнению старик медленно, но неуклонно приближался к роковой черте, за которой начинается буйное царство маразма. Только одно меня радовало – классная комната, в которой проходили занятия, являлась единственным местом, где сидеть разрешалось за столом, а не на полу.

– Итак, юная маэра, – начинал он каждое занятие с этой стандартной формулировки, – успешно ли вы заучили преподанный на прошлом занятии урок?

Его дребезжащий голос заунывно дрожал в сумеречном, полутемном просторе класса, где кроме нас двоих никого не было.

После этого вопроса я принималась излагать информацию:

– Планета Мирьтэн – Лэо состоит из четырех тектонических плит на которых лежат четыре материка. На материках располагаются семь крупных государств: Эдония, Антрэкон, Мэрикон, Эльферсон, Пирия, Гэстронсон и Фиар. Эдония, хранимая Двуликими, отличается благоприятным климатом, богатой флорой и фауной. Она почти целиком находится в умеренных широтах. На большинстве её территорий климат мягкий, с плавным переходом от одного сезона к другому. Эдония контролируется магами Высшей Гильдии, поэтому различные виды нечисти здесь встречаются крайне редко. А вот виды животных, подчас представляющие опасность для человека, исчисляются сотнями.

Храня в душе надежду на то, что престарелого Хайсина утянет в сон, я стремилась к тому, чтобы голос мой звучал как можно невыразительней и монотоннее.

– С Эдониией соседствует Фиар. В Фиаре поддерживают Черную Гильдию, это единственная страна, в которой Тёмная Магия не стоит вне закона, за что это государство в простанародье получило название Тёмных Земель. За Фиаром раскинулся Антрэкон, простирающийся до крайнего севера. Часть Антрэкона пролегает по горам, среди льдин. Антрэкон населяют проклятые народы, поклоняющиеся Злым Богам. Есть предположение, что именно в Антрэконе находится пресловутый портал Семи Врат, открывающий путь в Междумирье, а через него в любую точку Вселенной, в любой Временной поток. По другим источникам, это вовсе не портал, а Врата Инферно, уводящие в Бездну.

– Портал Семи Врат?..

Хайсин спустил очки на нос и бросил на меня высокомерный взгляд поверх выпуклых линз.

– Врата Инферно?!

Всплеснул старик руками.

– Откуда вы только взяли подобную антинаучную ересь? Кто забивает вашу голову невозможной чепухой?

– Миарон Монтрэй, маэстро, – с улыбкой соврала я.

Ни о чём подобном оборотень никогда мне не говорил. Я сама это прочла в какой-то подвернувшей книжке.

Недовольно кашлянув, Хайсин сделал знак продолжать. Оспаривать слова оборотня достопочтенный не решился.

– Это портал, достоверных сведений о котором не имеется, – четко, без заминки, отчеканила я. – Согласно древним манускриптом, он является мощным артефактом, оставшимся на Мирьтэн – Лэо со времен Смещения Времен и Великих Войн, когда в мир впервые проникли те, кто называл себя фейри.

– Ещё и фейри?

Учитель укоризненно покачал головой.

– Скажите, пожалуйста, маэра, что именно вы должны были приготовить к сегодняшнему уроку?

– Общие географические сведения о Мирьтэн – Лэо, – вздохнула я, нервно теребя прядь волос.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, на мой взгляд, в географии и речи не ведётся о старинных артефактах? Верно?

Пришлось согласиться с очевидным.

– Я заговорила о портале Семи Врат потому, что никаких сведений, кроме мифических, о Черных Землях в официальных источниках нет.

– Тогда рассказывайте о других материках. И сделайте милость, пусть они, во имя Двуликих, будут официальными!

– Мэрикон населяют расы людей и, как я уже сказала, оборотней. А также, естественно, полукровки…

– Полукровки, да будет вам известно, это вовсе не естественно! – возмутился педантичный учёный.

– Но они все равно существуют! – раздраженно пожала плечами я. – Продолжу, с вашего позволения? С севера и востока материк омывается двумя океанами, Лирией и Синтэ.

Я сделала паузу, созерцая голографическое трехмерное изображение планеты, с её четырьмя материками и пятью океанами.

– Добрых восходов и закатов тебе, Хайсин, – приветствовал Миарон, неожиданно возникая на пороге и тем самым прерывая нашу весьма скучную, хоть и полезную во всех отношениях, беседу. – Как успехи у нашей ученицы?

– Она усваивает науки.

Учитель развел руки в стороны и его балахон, щедро расцвеченный крупными золотистыми звездами, разошелся, выставляя любопытному взору застиранную нижнюю рубаху с опавшими старомодными кружевами.

– Но в этом, с сожалением должен признать, нет её заслуги. Девушка умна от природы, у юной маэры цепкая память, но вот прилежание…

Указующий костлявый перст устремился в куполообразный потолок, где некогда неизвестный художник безуспешно попытался изобразить ночное небо.

– Прилежание, оставляет желать много лучшего.

– Вижу, вы изучаете географию?

Правильно определил Миарон назначение голограммы, вращающейся в воздухе.

– Девица довольно сносно рассказывала о местоположении материков на планете, – отчитался Хайсин.

– Красный цветок, что такое стихии?

– Источники Силы, задающие направление магии, – ответила я, наслаждаясь тем, что легко могу дать ответ на поставленный вопрос.

– Сколько существует стихий?

Вопросы были даже слишком лёгкими.

– Четыре.

– Перечисли.

– Огонь, вода, земля и воздух.

– Сколько существует направлений в классической магии?

– Тоже четыре: ментальность, природа, жизнь и смерть.

– Какие из них можно использовать, как боевые?

– Все, – уверенно ответила я. – Основой боевого искусства может стать любая из стихий, любое направление. В основе ментальной магии лежит воздействие на мозг, способность накладывать чары и мороки, подавлять волю. Направление Природы учит договариваться или управлять природными духами элементалями. Направление Жизнь включает в себя как ментальные, так и природные способности. При нападении данное направление можно использовать таким образом, чтобы заставить ток крови остановиться; точно так же, как при исцелении его ускоряют, насыщая гормонами, тучными тельцами и гемоглобином. О представителях направления Смерть долго говорить не приходится. Оно в основе своей направлено на уничтожение всего живого. Его адепты могут воскрешать мертвых, общаться с духами усопших, а также умерщвлять нежить практически любого уровня.

Миарон ухмыльнулся:

– Хайсин, вы недаром едите свой хлеб. За пару месяцев вам многому удалось обучить девочку. Я доволен.

– Если бы юная маэра обладала достаточным прилежанием… – начал, было, гундеть Хайсин.

– В Бездну прилежание! – рявкнул на него оборотень к моему удовольствию. – И тебя тоже! Убирайся.

Хайсин поспешно исчез, как ветром сдуло.

– Ты его напугал, – прокомментировала я после того, как с удовольствием понаблюдала затворяющуюся за старым занудой дверь.

– Довольно о нём. Мы ведь давно с тобой не виделись, куколка?

Я бросила на него обиженный взгляд. Как будто в том, что он меня игнорировал есть моя вина?

– Хватит дуть губы. Тебе это не к лицу. Сегодня мне припало желание выйти в свет, и я подумал, почему бы не совместить приятное и полезное? Для тебя найдётся работа, милая, – промурлыкал Миарон, приподнимая пальцами мой подбородок и заглядывая мне в глаза. – Посмотрим, так ли хороша ты окажешься на практике, как сильна в теории?

– А просто так, без всяких практик и теорий вы обо мне вспомнить не могли?

– Что?.. – обернулся он, так как уже направился к дверям. – О! Да ты, никак, скучала по мне, моя дорогая? Извини, было много дел. И да, привыкай, обычно я никогда ничего не делаю просто так. И тебе не советую. Развлечения можно прекрасно сочетать с делом, так же, как боль с удовольствием. Увидимся вечером.

Не прошло и двух часов после этого разговора, как мы отправились в путь.

Миарон выглядел весьма импозантно в белом костюме, расшитым серебряными витыми нитями. Широкополая шляпа с пышным пером почти полностью скрывала его кошачье треугольное лицо в густой тени.

Бело-голубой свет первой из лун обратил город в чудесную сказку. Проезжали мы вовсе не по кварталам бедноты, и даже не по районам мещан. Вокруг кружились особняки, жилища потомственных аристократов, отражающие их суть: сдержанное высокомерие, веками копившуюся спесь. Дома, походили на ожившие видения, на грезы, на причудливые фантазии, на спустившиеся с небес облака, сумевшие с легкой руки волшебника принять каменную форму. Особняки сторожили сады, где, несмотря на ранние морозы, продолжали цвести экзотические невиданные цветы. Праздничная иллюминация освещала, а местами подсвечивала чудеса человеческой архитектуры, труды магов, стоившие баснословные суммы, с получением которых, – увы! – у богачей проблем не возникало.

Мы направлялись в «Опера Феери», туда, где собиралось изысканное элитарное высшее общество Эдонии, его сливки – маги, аристократы, представители правящей верхушки, их строгие элегантные жены и яркие, как тропические птицы, блестящие любовницы.

– Ты должна вести себя так, чтобы сойти здесь за свою, – в последний раз проинструктировал меня хозяин. – Надень маску.

Я вздрогнула, когда его прохладные белые пальцы случайно задели мою щеку, когда он помогал мне справиться с завязками.

Площадь перед зданием заполнилась людьми, прогуливающимися в ожидании начала представления. Сияя искусственным светом волшебных фонарей, огнями канделябров, подъездная площадка напоминала расцвеченную игрушку. Свет преломлялся в многочисленных драгоценностях на лебяжьих женских шеях, в бокалах с алым вином или шампанским; сиял и дробился в фонтанных струях. Такого количества нарядных женщин и красивых мужчин я не видела никогда в жизни.

Чинно расположившись в креслах одной из лож, обитых дорогим гасуэльским бархатом, я жадно впитывала в себя атмосферу роскоши, думая о том, что хотела бы остаться тут навсегда, иметь законное право наслаждаться преимуществами и удовольствиями, доступ к которым открывали высокое рождение или материальное благосостояние. Но память, в редкие моменты, когда давала о себе знать, порождала совершенно иные образы: мусорные кучи, облезлую кошку, с которой я делилась жалкими останками скудного ужина, некрасивые лица детей, швыряющих в меня камнями, мужские фигуры, от которых отвратительно несло перегаром.

Верхний свет погасили. Световой круг выплыл на середину сцены, и туда же потащился сладкоголосый тенор, исполняющий партию главного героя. Артист изображал мага-страдальца, одержимого злым духом. Что-то невразумительно тянул на бесконечно высокой ноте о вечной любви, преданной им за минутную слабость, скулил снова и снова, переходя из одной сцены в другую. Действие ещё не успело дойти до середины, а я уже изнывала от скуки. Моя прямая, незатейливая натура не способна воспринимать изысканно-витиеватую аристократическую мораль, приторную эстетику, воплощенную в мелодичную сетку. Пусть гремят барабаны, звенят дикие бубны, задавая динамичный жесткий ритм. Пусть аккомпанемент ревет, неистово, вызывающе, дико, захлебываясь во все убыстряющемся темпе. Я буду счастлива. Но сложные восходящие и нисходящие рулады, замысловато построенные музыкальные фразы, переплетенные главные с побочными, партии, все время заходящие на коду – будь они вовеки неладны! Они усыпляют, уничтожают, заставляют голову болеть во всех местах сразу, предавая душу глубокому унынию.

Потирая ноющий висок, я процедила сквозь зубы:

– Двуликие! Долго ещё он будет выть?

Миарон стрельнул в меня изумленным взглядом:

– Выть?.. Тебе не нравится?

– Чему же тут нравится? – искренне удивилась я. – Визжит, как кошка, которой хвост прищемили.

– Ты просто деревенщина, – с возмущением фыркнул оборотень. – Как можно так отзываться об одном из лучших в мире теноров? О мужчине, от которого даже опытные женщины готовы млеть днями и ночами напролёт?

– Такую выдержку им, видно, опыт-то и даёт. Ладно, потерплю. Куда деваться?

Пытка длилась.

По ходу пьесы герой пьянствовал, совращал женщин и мужчин, дрался с друзьями, убил отца, подставил брата, в кульминационной сцене отравил любимую невесту, в финале зарезал нелюбимую любовницу.

Зал внимал, не шелохнувшись, а меня отчаянно тянуло в сон.

Наконец герой скончался под неистовый взрыв оваций. Перед смертью, в бесконечной арии, длящейся никак не меньше четверти часа, утверждалась мысль о том, что себя нужно принимать со всеми, пусть даже тёмными, сторонами души. Против самого постулата я ничего не имела, вот только изложить его следовало бы короче.

«Браво!!!», – неслось со всех сторон.

– Он неподражаем, – экзальтированно заявил Миарон, тоже рукоплеща. – После такого представления в него влюбится весь зал, без исключения, и мужчины, и женщины. Перед ним совершенно невозможно устоять.

Казалось, он вообще забыл, для чего мы сюда пришли.

Надо же? Садист, торгаш, эстет – и всё в одном лице. Какие ещё сюрпризы таятся в этом странном существе?

Актеры раскланивались, зрительный зал устраивал бурные овации, но словно облако наползло на сцену. Я очутилась совсем в другом месте.

Дети стояли перед полотном, густо измазанном яркими красками. Женщина в чёрно-белом одеянии, служительница ордена Вечной Жизни, объясняла, что на полотне изображена Светлая Богиня, подательница благодати.

Один за другим дети становились на указанное сестрой место и их восхищенные возгласы свидетельствовали о том, что из хаотичного сплетения красочных пятен им удавалось вычленить божественный силуэт.

Богиню увидели все. Кроме меня. Сколько я не смотрела, до рези в глазах, до головной боли, до дурноты – яркие мазки оставались беспорядочными мазками. И только.

– Смотри внимательнее, Одиффэ. Разве не видишь – вот же она! Как можно не видеть?

– Ничего не видит, потому что она грязное отродье Слепого Ткача, – выкрикнул кто-то из зловредных мальчишек.

Ненавижу чувствовать себя исключенной. Ненавижу! Стоя среди толпы, накрытой бешеным восторгом, среди горящих глаз и разгоряченных тел, я чувствовала себя такой одинокой в этом море лиц. Совсем как в том далеком детстве, ускользающем из моей памяти, когда все, кроме меня, узрели Богиню, подающую благодать, а я тупо уперлась носом в глухую стену. И никак мне не понять, в чем секрет.

Не дожидаясь, пока смолкнут овации, накинув плащ, я покинула ложу в состоянии крайнего раздражения.

«Смотри внимательнее, Одиффэ, вот же она!».

Одиффэ?..

Голова закружилась. Я остановилась, судорожно вцепившись в перила.

Одиффэ… Одиффэ Сирэнно…

Неужели я вспомнила собственное имя?! О, благодарю тебя, Благая Богиня, которую мне так и не случилось разглядеть!

Двери распахнулись, и толпа хлынула, стекая по лестнице. Гомон голосов, сухой звук стучащих каблуков заполнили пространство. Стало совершенно неважным, кем я была в прошлом. Важно выполнить то, зачем пришли. Сдать Миарону экзамен, не ударив в грязь лицом.

У меня всё должно получиться идеально, если я не хочу в очередной раз наткнуться на насмешливо-снисходительное презрение во взгляде оборотня. Единственная женщина в его мужском мире я должна была стать сильнее всех если хотела, чтобы меня воспринимали всерьёз.

Лицо мужчины средних лет из толпы удалось выхватить сразу. Рядом с ним вышагивала привлекательная брюнетка в лиловом платье, одной рукой опираясь на спутника, а второй скользя по витым, кованым перилам. Толпа была настолько плотной, что люди, как солдаты в строю, спускались вниз плечом к плечу.

Сердце застучало в ускоренном ритме. Рука крепче сжала кинжал, спрятанный в длинном рукаве.

Расправив складки пышного капюшона из легкой газовой материи, покрывающей голову наподобие шлема, я нырнула в людскую гущу. Оказаться рядом с намеченной жертвой, направить в сердце сталь и Силу оказалось несложно. Остро заточенный клинок нашел сердце. Быстро свернувшаяся в сгустки под действием исходящего от руки жара, кровь закрыла рану, как тампоном.

Уже через мгновение людской поток увлек меня в сторону, а спутница убитого не сразу поняла, отчего он остановился, охнув.

Раздались крики, послышался пронзительный визг.

– Что происходит? – продребезжал чей-то голос в толпе.

– Кому-то стало плохо. Немудрено. Здесь так душно! – прозвучало в ответ.

Миарона я дожидалась в карете. Оборотень не заставил себя долго ждать.

– Трогай, – велел он вознице. – Сработанно чисто, – это прозвучало уже для меня. – Потребовалось время, чтобы дурачье сумело понять, что с Дариньоном приключился отнюдь не сердечный приступ, – посмеиваясь в пышные фестоны кружевного шейного платка, произнес оборотень. – Ты умница, Красный Цветок. Я доволен.

– Мне кажется, я вспомнила своё имя, – прошептала я, поднимая на него глаза.

– Правда? – улыбнулся Миарон. – Это здорово. Сегодня удачный день, куколка.

Улыбка у него была равнодушной, дежурной. Миарон даже не пытался выглядеть заинтересованным. Ему было всё равно, кто я и как меня зовут, главное, что свою функцию я выполнила успешно, согласно его плану.

Я вновь опустила голову. В носу щипало, глаза наполнились влагой. Полученная похвала не радовала.

* * *

На следующее утро Миарон предупредил:

– Полагаю, ты готова стать Тенью и служить мне. Сегодня вечером сможешь это доказать.

Сердце моё забилось от гордости.

Ближе к десяти часам принесли чёрную одежду, обливающую тело с головы до ног как вторая кожа. Фигуры, одетые в точно такие же наряды, жестом приказали следовать за собой, как только я успела облачиться в мрачное, вызывающее одеяние.

Меня привели в уже знакомый зал с изображением Хантр-Руама и Литуэлли на круглой боевой арене. По обе стороны статуи молчаливо застыло с полсотни таких же как я чёрных фигур.

Миарон возлежал на обтянутых алым атласом подушках, раскинутых на небольшом возвышении.

Когда он заговорил, его низкий грудной голос легко заполнил собой гулкое, рождающее эхо, пространство:

– Сегодня я представляю вам шанс развлечь меня. У меня этакий душевный зуд, можете назвать его капризом: хочу видеть хорошую драку, в которой противник зубами отрывает уши противнику. В вашей партии шестьдесят человек в то время как мне нужно не больше пяти боеспособных новобранцев. С самого начала я честно предупреждал вас, что в Дом Теней ведет много дорог, но выйти можно только одним путем – впёред ногами. Что-то подсказывает мне, что желающих пойти добровольно на тот берег Вечной Реки среди вас нет? Что ж? Тогда деритесь. Деритесь, как демоны или боги. Деритесь, как умеете. Деритесь за свою жизнь. Используйте приемы, которым обучали вас здесь или где-то ещё. Если честно, мне наплевать, что вы станете делать и безразлично, кто из вас выживет. Да, скажу напоследок кое-что ещё. Настоящий воин всегда помнит, что бой – это не танец, рассчитанный на зрителя или аплодисменты. Бой это проще, азартнее, страшнее. Суть боя проста. Нужно выжить и для этого уничтожить противника. Обнажить сталь! Вы больше не товарищи и не братья. Вы – враги! А врага нужно уничтожить. Убить! Да придет Светлая Ярость!

Я не верила тому, что слышала. В глубине души я всё ещё надеялась, что это какая-то дурная шутка, игра, пусть и жестокая, но не всерьёз. Не может же тот, кто спас мне жизнь, кормил, поил, обучал целых полгода без колебаний рисковать моим существованием, ставить на грань выживания?

Я была наивна. Двуликие! Как же я была наивна! Но в юные годы быть наивным, доверчивым и любящим, как глупый щенок, естественно.

Я верю, что монстры рождаются на свет тогда, когда все лучшие побеги человеческой души вырываются, словно сорняк. Спустя многие годы, до сих пор, даже став тем, кто я есть, в глубине души я верю, что до той ночи на кровавой арене я не так уж и сильно отличалась от людей. До той ночи я была просто ребёнком, потерянным и желающим угодить тому, кого считала своим спасителем.

Я вошла на арену человеком, но покинула её демоном.

Я даже ни испытывала ярости поначалу. Просто отбивалась. Ярость – сестра страха и отчаяния. Ярость помогает выжить порой в безвыходной ситуации, когда даже надежда сворачивает свои радужные крылья.

То, что происходило тогда на арене, было ужасно. Молчаливая, беспощадная борьба: клинки, кинжалы, стилеты, голые окровавленные руки, смертоносные выпады, отходы, новые выпады. Сталь свистела и – нет, не визжала – пела, входя в плоть. Кто-то падал. Кто-то продолжал драться.

Поначалу смерть вызывала ужас, а кровь – вполне понятное отвращение. Но потом стало происходить что-то совершенно невероятное, непонятное, неожиданное. Чужая боль начала пьянить как вино, поднимать над землёй, словно крылья. Чужая ярость и чужая смерть дарили непередаваемую остроту ощущений. Никогда в своей жизни я не принимала дурманящих средств, но думаю, что те, кто грешил этим, испытывали нечто подобное: экстаз, радость, бешеный прилив энергии. Я буквально чувствовала уходящую жизнь на вкус и этот вкус мне нравился безумно, неописуемо! В то мгновение все Тени виделись сильными, смертоносными, прекрасными и желанными.

Ножи свистели. Я едва успевала уходить в сторону, скользить на ту сторону мира, где люди двигались медленнее, кинжалы перемещались со скоростью улитки, будто рассекали не воздух, а кусок теста. Но даже там, в замедленном режиме, клинков было много. Слишком много. Все не успеть отвести. И тогда вокруг плотной стеной вырос огонь. Он разбегался в стороны, словно круги по воде. При соприкосновении с ним железо легко плавилось и шипело, стекая на пол, оставляя после себя чёрные пятна.

Стоя в эпицентре огромной ветровой воронки, я чувствовала, как замерзаю. Холод рвал тело на части, в то время как по сторонам разбегался не лёд, а пламя.

Один огненный вал. Второй. Третий!

Огонь уничтожали все: сталь плавилась, плоть обугливалась.

Никто уже не дрался между собой. Все сплотились против единого врага – меня. Кое-кто делал попытки отступать, но проснувшийся во мне демон был неутолим и беспощаден. Перешагнув очерченный огнем рубеж, ловко выхватив оружие у нападающего, я воспользовалась им в рукопашной, слишком окрыленная силой, чтобы думать о последствиях. Сталь упоенно вошла в тело. Горячая жидкость потекла по отливающему синевой острию, коснулась моих пальцев и, зашипев, исчезла. Поры жадно впитали её в себя. Струи, реки чужой крови устремлялись к рукам, наполняя меня Силой.

Круглая, как арена, площадь, полыхала яркими языками пламени. Волна безумия отступала.

Вослед ей приходило осознание содеянного. Холод. Пустота.

Миарон стоял, скрестив руки на груди и глядел на меня непроницаемым взглядом. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Но почему у меня было такое чувство, что он прячет он меня свои мысли и чувства, полные вовсе не одобрения?

Пламя плясало между нами, яркое, опасное, отбрасывая золотистые блики на наши лица.

– Я выиграла, – сказала я, вскинул голову, почти с вызовом глядя ему в лицо.

– Я вижу, – кивнул он, ухмыльнувшись, но лишь одними губами.

Раздался зловещий скрип. То потайная пружина привела в действие скрытый механизм, поднимая решётки у клеток, которых раньше я даже не замечала. На арену одна за другой заскользили гибкие черные кошки – пантеры.

Дикие кошки подошли к тем телам, которые не были обращены мной в пепел. Они принялись пожирать их, вонзая свои синие когти, разрывая мясо, сухожилия, отрывая кровавые куски мяса с глухим довольным урчанием.

Одна из хищниц, припав к земле, сверкнула на меня глазами. Я сжалась в комок. Странно, но мысль о той силе, которая только помогла мне расправиться чуть ли не с полусотней мальчишек, даже не пришла мне в голову.

Но руки Миарон обняли со спины, защищая:

– Не бойся, тебя они не тронут. Не посмеют сделать то, чего я не желаю. Этот урок тебе предстоит выучить следующим. Хочешь жить – делай то, что я хочу и так, как я хочу. Ты надолго останешься моей игрушкой, Красный Цветок. Моей самой любимой игрушкой. Моей милой куколкой.

Я дрожала. Кровь, огонь, разорванные тела, рычащие хищники и невменяемый хохот – впору сойти с ума.

Впрочем, был ли он у меня тогда, человеческий разум?

Может быть выжить удалось только потому, что его тогда со мной не было?

Глава 4

КУКЛА СМЕРТИ

Вода стекала в круглый бассейн с нежным воркованием, отбрасывая сияющие блики на голубой мрамор, пронизанный золотыми прожилками. Пар, поднимаясь к потолку, почти сразу же исчезал. Благодаря отличной вентиляционной системе предметы сохраняли четкость очертаний и яркость цветов. Фрески, созданные мастерами, желающими увековечить доблестные битвы, смотрелись в этом месте дико и неуместно. Гораздо благоразумнее было бы поместить их в галерее.

Поднявшись по ступеням, тёплым, словно разогретым полуденным летним солнышком, насухо промокнув кожу, я облачилась в очередной варварский наряд, подобранный для меня Миароном. Бросила взгляд в зеркало, чтобы полюбоваться отражением.

Любоваться, без ложной скромности, было чем. Яркая зелень наряда подчеркивала алые всполохи в густой гриве мелких медных кудряшек, перехваченных драгоценными эльферсонскими нитями. Золото звенело, сопровождая мелодичным треньканьем каждый мой шаг. Оборотень не скупился, следует отдать ему должное.

Собственное отражение, взирало на меня чуть насмешливо, со скрытым вызовом и было до кончиков ногтей творением оборотня, принадлежа ему чуть ли не больше, чем мне.

– Отлично, просто отлично!

Низкий голос с хрипотцой уже привычно мурашками расползался по коже.

– Великолепно выглядишь, моя маленькая огненная ведьмочка! «Смертоносная огнедышащая кукла»! Звучит не плохо, а?

Я с трудом удержалась, чтобы не поморщиться. Миарон отметил это очередной язвительной ухмылкой:

– К сожалению, ты такая деревенщина, что ценить комплименты ты научишься никогда. Если внимание с моей стороны тебя настораживает, успокойся. Будь ты даже в три раза лучше, чем есть, все равно девочки в твоём возрасте не в моем вкусе, и мой интерес держится в рамках чисто эстетических. Ладно, оставим это и поговорим о деле…

Это была вполне в его духе, говорить со мной о деле.

Мы прошли в зал Хантр-Руама, где нашли у подножий алтаря сидящего на полу паренька. Наше появление отвлекло его от разглядывания пожелтевших от времени бумаг, исписанных мелким подчерком.

– Знакомься, Красный Цветок, это Дэйрек. Дэйрек, с сегодняшнего дня будешь работать с напарницей.

Предполагаемый будущий напарник одарил меня неприязненно-изучающим взглядом. Я тоже не стала скромничать, позволив себе пристально его рассмотреть. На вид парню был лет шестнадцать-восемнадцать, черты лица у Дэйрека были невыразительными, весь какой-то пригашенный, будто присыпанный пеплом облик: русые волосы, глубоко посаженные серые глаза, острый тонкий птичий нос, бледная, с серым отливом, кожа. Поза, лицо, взгляд не выражали ничего.

– Присядем, – приказал нам хозяин. – Итак, краткое введение в курс дела? Нам сделали заказ. Некий маэстро, назовем его, Мистер Х, являясь незаконным отпрыском известной фамилии, желает заполучить в руки фамильный родовой артефакт, достаточно древний и сильный, чтобы данный процесс представлял трудность. Изюминка вот в чём – за последнюю пару сотен лет род по прямой линии утратил магические способности при этом, как ни странно, сохранил амулеты, созданные для того, чтобы активировать их. Мистер Х, возможно потому, что является здоровым продуктом множества адюльтеров, а не результатом законных союзов между двоюродными бабушками и дедушками, сносно владеет магий. Но для полного вхождения в Силу ему до зарезу необходима фамильная реликвия – браслет – без которого инициация состояться не может. Такова общая канва. Здесь все понятно, или что-то требует уточнений?

Темы инициаций Хайсин не касался. Самостоятельно же я никак не могла разобраться, почему одному магу для пробуждения скрытых возможностей нужен посох из пустыни, второму – овчинный тулупчик, а третьему никак не обойтись без ведра росы, собранной на заре в пятую ночь третьего весеннего месяца. Но в общих чертах вроде как понятно, так что не стоит лезть вглубь.

Миарон продолжил:

– Прелесть заказа заключается в том, что, поскольку артефакт служит только законным членам семьи (такой вот избирательный ханжа), – ухмыльнулся оборотень, – приручить реликвию у незаконнорожденного отпрыска шансов мало. Возможность появляется лишь при условии, что по прямой линии наследников не остаётся.

– Ты хочешь сказать, мы должны убрать всех законных представителей рода заказчика? – изумлённо протянул Дэйрек.

– Всё верно, – подтвердил оборотень. – Устранить конкурентов, а затем передать клиенту чистую цацку. Будущие страдальцы принадлежат к семейству Пайро-Нэрро. В свое время они владели четвертью суши в Эдонии, – продолжил Миарон. – По степени влиятельности их можно сравнить разве что с Грэсси или Чеаррэ. Но род пришел в упадок. Сегодня осталось не больше десятка представителей.

– И ты предлагаешь пересчитать весь десяток острым ножичком?

Будущий напарник коротким смешком выразил сомнения в адекватности подобных действий.

– «Предлагаю» не совсем верное слово. Оно неправильно характеризует ситуацию, – мягко прошелестел Миарон.

– Не уверен, что можно прикончить с десяток человек, повязанных кровным родством, и не вызвать подозрений у Дознавателей, – с сомнением покачал головой Дэйрек.

– А это уже ваша забота работать так, чтобы не мешали ни любопытные, ни подозревающие. Иначе, – многообещающе растянул в зловещей улыбке кроваво-красные губы оборотень, – подарю ваши головы Слепому Ткачу.

– Пайро – Нерро?

В задумчивости повторила я, невольно задерживая взгляд на острых когтях оборотня.

– Великолепная Гиэнсэтэ, прекрасная куртизанка из Альфийских Садов носит эту фаилими. Её тоже нужно будет уничтожить?

– Увы. Мое восхищение талантами знаменитой танцовщицы не способно отменить приговора, коли есть на то воля Тёмных Богов, – равнодушно пожал плечами Миарон.

– Она содержанка Теи Чеаррэ, Стальной Крысы Департамента, – поделился информацией мальчишка. – Глупо её трогать.

– Кто такие эти Чеаррэ?

– Именитое, могущественное Правящее Семейство Эдонии. Его представители занимают практические все ключевые посты в стране, а также же имеют вес в сопредельных государствах. Их Стальная Крыса юркое, въедливое, докучливо существо. От него порой сложнее избавиться, чем от истинных длиннохвостых.

– Все верно, – отважился мальчишка на дерзкую попытку поворчать. – Миарон хочет сунуть наши головы прямо в пасть дракону.

– Крысы не драконы, – обаятельно улыбнулся оборотень. – Да и кто сказал, что будет легко?

Не удержавшись, я засмеялась. Чтобы не обостряться, предпочла сменить тему. Вернее, вернуть её в прежнее русло:

– Эти Чеаррэ, – вернулась я к интересовавшему вопросу, – они политики?

– Политики, ученые, военные, министры, учителя, шпионы, – да кто угодно! – раздраженной скороговоркой отчеканил Дэйрек. – Нет ни единой сферы, куда не просунулись их фарфоровые кукольные физиономии. Они словно морок – везде и всюду. И лучше бы с ними не связываться.

– Довольно! Ты сказал – я услышал, – угрожающе промурлыкал наш наставник. – Не говори лишнего, милый.

* * *

Выдавшийся пасмурным и дождливым день почти незаметно перетек в вечерние сумерки. Осень повсюду разбросала мягкое золото. Листва, шелковистая, нарядная, упала на выпирающие из-под земли корни древес, отдыхала на почерневших, набухших от нудных дождей дорожках, удерживала в сердцевине естественных чаш драгоценные капли влаги. Раскинувшийся вокруг дома старинный парк огораживала похожая на причудливое кружево чугунная решетка. С первого, со второго, и даже с третьего взгляда парк казался незнакомым с безжалостными, но возрождающими ножницами садовника.

Сам особняк отличался высокомерием, свойственным старым аристократам. В человеческий рост полукруглые окна, стройные фронтоны у входа, вытянутые к небу массивные трубы под красной черепичной крышей – всё имело полный достоинства вид. У подножия широкой лестницы, ведущей к дому, расположился причудливый фонтан, в центре которого дикая нимфа с оголённой грудью застыла в позе, причудливой и эротичной. Из кувшина, что прелестница удерживала над головой, тонкими струйками стекала вода, прочерчивая мокрые блестящие дорожки по соблазнительно-бесчувственному телу. От шеи к груди, от груди к пышным бёдрам, скрытым соскользнувшей мраморной туникой ползла вода вниз до тех пор, пока с тихим шелестом капли не падали в бассейн.

Услышав подозрительный шорох, я поспешила скрыться за одним из толстых стволов платана.

К фонтану спешили двое: прелестная женщина и юноша удивительной красоты. Можно подумать, что, создавая его, боги специально смешали лунный свет Сиа с густой тенью, после чего и соткали эту воздушную светящуюся плоть. Сказочная лучезарная принцесса, переодевшаяся в мужское платье, не могла выглядеть прелестней. Рот чуткий, чувственный и капризный, невольно притягивал взгляд. Блестящие волосы волнами обрамляли тонкое чеканное лицо подобно дорогой рамке. Большие, глубокие ясные глаза, затененными изогнутыми длинными ресницами с первого взгляда казались темным и лишь при более пристальном рассмотрении оказывалось, что радужная оболочка их вовсе не черная, как час восхода первой из лун, а темно-зелёная. Что-то в выражении лица, в движениях изящного тела, которому по прихоти природы никогда не суждено было стать широким и массивным, заставляло меня смотреть на юношу снова и снова. Улавливало душу, как бабочку силок. Затягивало, будто в большую воронку.

Женщина осторожно присела на край бассейна. Широкие атласные юбки на неё выглядели нереальным продолжением причудливого нагромождения мрамора. Драгоценности блестели, сверкали и переливались так, словно звезды стряхнули серебреную пыль, и те обсыпали незнакомку мерцающей пудрой с ног до головы.

Юноша, обхватив руками тонкую талию, прильнул к красавице. Смоляные локоны переплелись с ярко-золотистыми – красивый контраст.

Рука женщины запутались в мягких влажных кудрях мальчика, задержалась на плечах, затем мягко его оттолкнула:

– Тэи может вернуться в любую минуту. Хочешь оскорбить любимого дядюшку? – игриво улыбнулась Гиэнсэтэ.

– Интуиция подсказывает, что любимый дядюшка и без того давно знает, что твою снисходительность мы с ним делим пополам.

– Конечно, он догадывается, – тряхнула головой женщина, нервно похлопывая ручкой веера по ладони. – И – Бездна! – его это мало волнует. Не дуйся, дорогой, и не ревнуй. Тэи такая глубокая личность, что я боюсь в нём утонуть и кануть без вести.

– А во мне ты утонуть не боишься?

Смех женщины вызывал желание поежиться.

– Я не хочу говорить, я хочу – тебя, – проворковала красавица наконец. – Давай поднимемся наверх, застраховавшись от возможных неприятных случайностей, – в мелодичном женском голосе хрустальной трещинкой звучала неприкрытая насмешка. – Не будем терять времени, – порывисто, с грациозностью балерины, сумевшей прославиться на весь мир, Гиэнсэтэ поднялась, оплетая шею любовника руками. – Ведь совсем скоро мы сможем только вспоминать о наших ласках.

– Почему все должно так быстро закончиться? – ласково сжав в ладони руку любовницы юноша вопросительно заглянул ей в глаза.

– Потому что все имеет плохую привычку заканчиваться. И чем ярче момент, тем он короче.

– Но ведь в этом его прелесть! – Ухмыльнулся мальчик мужской улыбкой. – До завтрашнего дня мне нет дела. Главное, что сегодня нам хорошо.

– Жестокий мальчишка!

Тонкий палец, приставленный к губам проказника, заставил его замолчать.

– Удовольствие, знаешь ли, ещё не любовь?

– Есть разница? – тряхнул головой падший ангелочек.

– Есть, – отозвалась искусительница. – Удовольствие – радость тела. Любовь – душевная боль.

– Ну… тогда я выбираю удовольствие.

– Кто бы сомневался в твоем выборе? – засмеялась женщина.

Парочка, взявшись за руки, направилась в дом. Они напомнили мне шаловливых котят, твердо намеренных стащить хозяйские сливки.

Я кралась следом, собираясь подняться на второй этаж. Согласно сведениям, полученным от Миарона, именно там Гиэнсэтэ хранила любимые драгоценности, важные документы и (один шанс на тысячу) пресловутый искомый браслет.

Запримеченная мной ранее витая изогнутая труба послужила отличной лестницей. На балконе скопились сухие листья. Осторожно перешагнув их, чтобы не шуршали, я в нерешительности остановилась. Окно призывно светилось, маня ещё раз бросить взгляд на красивого мальчика. Понимая, что Миарон не будет в восторге от проявленной самодеятельности, все же я повернула совсем не туда, куда собиралась, устремляя взгляд в глубь комнаты.

Горели свечи, озаряя все вокруг теплым трепетным светом. Центр занимала кровать, на которой со всем пылом сражались любовники. Юноша обнаженным выглядел ещё привлекательнее, чем в одежде. Его кожа словно мерцала в полумраке. Гибкое, с упругими, округлыми, твердыми ягодицами, узкими бедрами, длинными стройными ногами мужское тело впервые вызвало чувственное томление, желание прикоснуться, провести пальцами по фарфоровому торсу. Воображение позволяло почувствовать мягкую твердость тугих мышц под ладонью.

Мне впервые довелось наблюдать за столь сокровенным действием. Оно звучало – именно звучало – красиво. Словно танец. Движения женщины становились ритмичнее, жестче, требовательнее. Лицо мальчика, напротив, казалось расслабленным.

Неожиданно юноша повернулся к окну, словно почувствовал мой пристальный взгляд.

– В чем дело? – недовольно спросила Гиэнсэтэ.

– Там кто-то есть.

– О чем ты? – раздраженно повела она круглыми плечиками. – Я – всего лишь куртизанка, ты – любимый наследник; я мелкая сошка, ты – крупная рыбка. Никто к нам не сунется. – Поцеловала она мальчика. – Нам не стоит беспокоиться по мелочам. Разве что Тэи придет раньше времени?.. Ну да он подсматривать не станет.

Каждое движение танцовщицы, каждая ленивая ласка, вызывала во мне ярость. О том, что подобное чувство именуется ревностью, я тогда не знала.

– Ты так напряжен, милый. Выпьем?

Юноша отрицательно покачал головой.

– А я выпью, – проворковала она, разливая вино по высоким бокалам. – Вина с запада освежают и бодрят. Придают сил и обостряют чувства.

– Я и без того свеж и бодр, – отмахнулся парень, потянувшись к халату, висевшему на спинке стула. – Не хмурься, хотя любая гримаска только красит твое милое личико. Я осмотрю дом и вернусь.

– Но я говорю тебе, здесь никого не может быть! Но делай, как знаешь.

– Я скоро приду, – смягчил шалун раздосадованную красавицу страстным поцелуем. – Не скучай без меня.

– Воспользуюсь случаем, чтобы стать ещё краше.

– Это невозможно, – ухмыльнулся мальчишка, отвешивая красавице увесистый шлепок пониже спины.

Не успела дверь закрыться, как Гиэнсэтэ поспешила в ванную, неплотно притворив за собой дверь, чем позволила мне вести мою нескромную слежку и дальше.

Розовая емкость напоминала большую морскую раковину. Женщина в волнах пузырящейся пены смотрелась умиротворенным божеством.

Притаившись в спасительной тени, впервые в жизни приходилось мучиться сомнениями. Я убивала раньше. Но то, что должно было произойти сейчас, сильно отличалось от прежних случаев. Белокурая красавица, в отличие от безымянных жертв, имела лицо и голос, я вдыхала аромат её духов. Она виделась антипатичной, вызывающей досаду и гнев, но – личностью. Гиэнсэтэ перестала быть одной из безликих единиц, легко стираемых с доски бытия.

Я пыталась убедить себя, что с удовольствием увижу, как Серая Госпожа откроет Белые Двери; что мне приятно думать о том, как гибкий стан, влекущий к себе мужские руки, утратит гибкость, глаза поблекнут, светильник души погаснет.

Однако, как настойчиво я себе это не твердила, продолжала чувствовать липкий до холодной дурноты, страх.

– Рийнэ? – позвала женщина, не открывая глаз, – Это ты? Очень кстати. Добавь кипятку. Вода остывает.

Приблизившись, я повернула рычаг на кране. Взгляд задержался на руке, отдыхающей на краю ванной. На ней поблескивал зловещий зеленый браслет.

Пораженная, я не сразу сообразила, что широко раскрытые глаза женщины смотрят на меня.

Несколько коротких секунд мы пристально разглядывали друг друга.

– Кто ты?

Голос прозвучал сухо и враждебно. Мягкость и игривость из него исчезли.

На лбу у меня выступила испарина. Обострившийся слух различал, как взрывается оседающая в воде пена.

– Я спросила – кто ты?

Повысила голос Гиэнсэтэ.

– Я… я племянница вашей служанки.

– Тогда подай полотенце, – распорядилась женщина.

Покорно взяв его с сушилки, я вложила полотенце в протянутые руки.

– Я распорядилась дать прислуге выходной, – проговорила женщина, промокая капли влаги. – И вообще, что-то не припомню, чтобы у кого-то из моей челяди были дети?

Набросив на плечи белоснежный пеньюар, женщина отошла к высокому, в человеческий рост, зеркалу. Тонкие кисти с музыкальными пальцами, украшенные кольцами, порхали над подзеркальником, прозрачными склянками с духами, притираниями.

От кровяного гула звенело в ушах. Во рту пересохло. Но я вонзила в неё остро заточённый стилет. Он вошел в плоть легко, будто в масло. Пальцы танцовщицы конвульсивно сжались, стекло в них треснуло. Кровь оросила белоснежные локоны; жирными каплями закапала на стекло.

Рухнув, жертва судорожно задергалась, издавая булькающие звуки. По полу расплывалось вязкое пятно.

Слава Двуликим, Гиэнсэтэ упала лицом вниз, мне не пришлось его видеть!

Легкие торопливые шаги не давали помедлить лишней секунды, торопя убраться вон.

Дверь тряхнули. Ручка крутанулась, затем замерла.

– Гиэнсэтэ? Всё в порядке?

Сорвав с её руки браслет, я метнулась к окну.

Увертываясь от острых колючек, от пронзительного цепкого взгляда, услужливо нарисованного воображением, я бежала не в сторону подъездных ворот, через которые шансов выбраться точно не было, а в глубину парка. Бежала до тех пор, пока воздух, превращенный в лезвие, не начал обдирать мне горло.

Браслет, зажатый в руке, вспыхнул, будто внутри камня загорелось недоброе пламя. Туман, поднимавшийся между деревьями, заставлял светиться обожженную морозом траву, мохнатый мох на деревьях. Густея, он принимал очертания женской фигуры, в которой легко угадывались черты убитой. По мучнистому, искаженному судорогой лицу покойницы пробегали зеленые всполохи. Волосы струились за спиной, сплетаясь с ветвями раскачивающихся ив.

Призрак Гиэнсэтэ, воспарив в воздух, коршуном ринулся вниз. Лицо упырицы, с запавшими щеками, выпяченными безобразными клыками приблизилось вплотную. Я, словно щит, инстинктивно выставила перед собой руку, в которой зажимала роковой браслет. Камень полыхнул и призрак, визжа, отлетел в сторону.

Но это не заставило тварь отступить. Припав к земле, жуткое существо, перебирая конечностями, словно паук, с небывалой скоростью понеслось на меня. Настигнув, сбило с ног. Попытки отбиваться оказались безуспешными. Когти мгновенно прочертили по ногам глубокие борозды, клыки вонзились в плечо, разрывая мышцы и сухожилия. Обожгла боль, растекаясь холодом, проникающим до самого сердца.

«Это конец», – отстраненно подумала я, будто размышляла о ком-то другом, постороннем и чужом. Пока разум пытался смириться с приближающимся концом, тело, задавшись целью выжить, само приняло решение. Пальцы почти привычно вонзились в горящие зеленым ядом глаза ведьмы. Привидение взвыло и отлетело, отчаянно мотая головой из стороны в стороны. Воспользовавшись ситуацией, на четвереньках, я поползла к арке, сплетённой из ив. Отчего-то казалось, если доползу – выживу.

Каждый шаг давался с трудом. Ноги не слушались, руки дрожали, соскальзывали, липкие от росы и крови. Ветви ив уже колыхались над макушкой, когда за спиной раздался очередной отчаянный визг.

Браслет полыхнул зеленым.

Под саднящими ладонями вместо размякшей земли чувствовалась холодная твердость камня. Приподняв ресницы, я поняла, что артефакт перенес меня из южного предместья на одну из улиц Бэртон – Рив. Вокруг колыхались цветные полотнища Квартала Развлечений. Благо ещё, угораздило очутиться не на центре улицы, где почти каждое мгновение проносились экипажи.

Без удивления я наблюдала за стремительно-летящей походкой приближающегося Миарона. Черный узкий силуэт отчетливо выделяется на алом рассветном небе.

– Что ты тут делаешь?! – прорычал оборотень, подхватывая под локти и яростно встряхивая.

В ответ на подобное бесцеремонное обращение тело взорвалось очередными искрами боли.

– Как ты посмела сюда явиться!? – Шипел кот, точно змей.

Я не отвечала. Не могла. Мне было наплевать на его ярость. Всё стало не важным, кроме располосованных тварью ног и плеча, саднящих сильнее с каждым новым вздохом.

Заметив, как кровь фонтаном хлещет и з моих ран, поняв, что только темнота препятствует распространению паники у случайных прохожих, Миарон поспешил укрыть меня под своим плащом.

Словно через воду, видела я реальность: охваченные пьяным оживлением улицы, третьеразрядный бордель, перекошенные лица, узкую лестницу, кружащуюся вереницу комнат.

Швырнув на стол, Миарон сдернул с меня плащ:

– Ого! Ты с драконом, что ли, подралась?

– С нежитью.

– Разожги огонь в очаге, – распорядился Миаирон, отдавая кому-то невидимому властные приказания. – Принеси стерильные бинты.

Опаляло жаром, окатывало ознобом. Плечо ломило, будто злобный зверь впился острыми зубами и не хотел отпускать. Воздух застревал в гортани.

Миарон что-то говорил, но я не понимала, к кому он обращается. Мне хотелось, чтобы меня пожалели или оставили, наконец, в покое – я сама не знала.

Я горела. Снова горела.

«Ведьме – пламя! Гори огнем!!!».

Черные птицы с острыми крыльями многочисленной стаей кружились над головой.

Блеск глаз оборотня завораживал. То, как вытягивались в струнку зрачки, становясь похожими на клыки, внушало трепет. Раскаленный металл прижался к коже, заставляя её шипеть и ежиться. Боль казалось далекой и одновременно пронзительно – острой. Мир взорвался миллионом игл.

Чьи-то руки волокли меня. Мертвецы протягивали трясущиеся в струпьях руки под кровавые струи и жадно пили. Пепел, черным смерчем кружился в воздухе, затрудняя дыхание.

– Одиффэ, не надо! Не убивай моего сына! Вы же выросли вместе! Пощади!!!

«Ведьме пламя! Гори – огнем!»

– Я люблю тебя, – говорил красивый зеленоглазый мальчик, протягивая руки, чтобы нежно обнять. – Люблю тебя!

Говорил это страстно. Но не мне.

Гиэнсэтэ раскачивалась над моей головой на истлевших веревках. С лоснящегося жуткого лица стекали слезы.

Зачем мне был нужен проклятый браслет? Я не могу вспомнить. Не могу! А теперь красивый мальчик возненавидит меня за то, что я убила его танцовщицу. Не хочу, чтобы меня ненавидели. Хочу, чтобы меня любили.

Черные птицы кружились, не спеша улетать. Они чуяли добычу – новый кусок падали. Очередной труп с черными волосами. Кто это? Миарон? Тот красивый зеленоглазый мальчик? Кого я убила? Я не могла вспомнить. Сердце разрывалось от боли; я задыхалась от слез. Хотелось бежать, но веревки накрепко привязали к одиноко стоящему на выжженном пустыре столбу.

Пожиратель Плоти Хантр-Руам смеялся всеми своими звериными ликами.

* * *

Самые злобные твари живучи. Я выжила. Темные Боги по-прежнему меня хранили.

Глава 5

НАЧАЛО ОХОТЫ

«В третий день недели первого осеннего месяца в поместье Нэйро-Окари нашли тело известной куртизанки Бэртон – Рив, блистательной Гиэнсэтэ.

Слава молодой женщины больше основывается на её многочисленных скандальных связях, а не на таланте. Имя танцовщицы связывают со столь высокопоставленными персонами, что те не берут на себя труда скрывать порочащие их страсти.

Дознаватели сообщили специальному корреспонденту о том, что Гиэнсэтэ зарезали в туалетной комнате её особняка, за четверть часа до возвращения Тэи Чеаррэ, её последнего официального любовника. Поймать убийцу до сих пор не удалось, несмотря на все усилия Департамента. По предварительным итогам следствия, убийство заказное, выполнено без магического вмешательства.

Нашему корреспонденту удалось взять интервью у Тэи Чеаррэ, а также его племянника Эллоиссента Чеаррэ:.

Корреспондент:

– Маэстро Чеаррэ, прокомментируйте, пожалуйста, события, произошедшие 13 дня?

Т.Ч:

– Всю имеющуюся у следствия информацию изложила пресс-служба Департамента.

К:

– Около месяца назад в театре «Опера Феери» дерзко зарезали маэстро Ри-Кло. Молва, может быть, незаслуженно, приписывает ему торговлю запрещенными дурманящими средствами? Вы считаете, это могло стать причиной его убийства?

Т.Ч:

– Мне об этом ничего не известно. Адресуйте вопрос уполномоченному лицу.

К:

– Так или иначе то, как были убиты маэстро Ри-Кло и маэра Пайро-Нейро наводит на мысль о хорошо организованной преступной группировке, действующей в городе. Как вы это прокомментируете?

Т.Ч:

– Никак.

К:

– Целым рядом граждан высказывается мнение, что убийства совершаются с помощью магии?

Т.Ч:

– Нашими спецслужбами следы магических действий не были зафиксированы.

Эллоиссент Чеаррэ в ходе беседы был куда более откровенен.

«Могу с уверенностью заверить всех вас, – заявил он, – что, кем бы ни был убийца, после того, как он расправился с Гиэнсэтэ он все равно, что покойник. Чеаррэ не оставляют неотмщенными тех, кого любят. Охота началась!».

Я раздраженно отбросила газету, скомкав её, но даже после этого она продолжала дразниться обрывками фраз.

Последние дни, говоришь? Болонка в локонах, возомнившая себя волкодавом. Преступников ловить, это вам не рога любимому дядюшки наставлять, молодой человек. Здесь надобны храбрость и ум. У вас же в наличии, кроме смазливой физиономии, ничего нет.

Охота? Что ж, побегаем. Конечно, загнать рано или поздно можно любую дичь, от зайца до дракона. С той лишь разницей, что охотиться на драконов в разы опаснее.

Предоставленная самой себе я отчаянно скучала, пребывая в состоянии постоянного раздражения. Бесили и вынужденная неподвижность, и забота Дэйрека. Особенно досаждало безразличие Миарона, не появившегося за время моей болезни ни разу.

Дэйрэк стоически переносил мои капризы. Выдержки парню оказалось не занимать.

– Прочитала? – покосился он на валяющиеся на полу клочки бумаги. – Как только Миарон пошлет нас на дело, Стальная Крыса захлопнет капкан. Наш конец это теперь дело времени.

– После зеленой мертвечины Гиэнсэтэ хорошенькие мальчики Чеаррэ пугают мало, – равнодушно отмахнулась я. – Дознаватели ищут маститых преступников, а не двух ребятишек, вроде нас с тобой. Мы ещё помотаем им нервы. Выше нос, напарник!

На третью ночь после того, как сознание ко мне вернулось, томимая бессонницей и жаждой, я, потянувшись к глиняному кувшину, обнаружила, что он удручающе пуст. Жажда отступать не собиралась. До рассвета оставалось много времени. Пришлось подняться, игнорируя намерения пола убежать из-под ног.

Опираясь трясущимися руками о стену, я шла вперед. И ожидаемо заблудилась. Дом Миарона оставался зловещей загадкой, со всеми его переходами и бесконечно болтающимися занавесками.

Бранясь про себя, обогнув очередной угол, я замерла, обомлев, пораженная увиденным до глубины души.

На полу, стоя на коленях, Миарон и Дэйрек целовались.

Их тела, обнаженные до пояса, блестели то ли от пота, то ли от благовонных масел. Кудрявые волосы Миарона, спадающие до талии, эффектно подчеркивали противоестественную гладкость его кожи.

Оборотень запрокинул шею Дэйрека под таким углом, что, стоило мальчишке сделать хотя бы одно неловкое движение, у него бы позвонки вылетели из суставов. Медленно проведя когтем по его груди Миарон рассек кожу, оставляя на ней глубокий порез, набухающий кровью. Выгнувшись с нечеловеческой гибкостью, языком принялся слизывать струящиеся багряные ручейки.

Дэйрек застонал, выгибаясь под лёгкими ритмичными касаниями.

В ответ из горла оборотня вырвалось нечто, напоминающее голодное рычание зверя и одновременно стон удовольствия.

Поднявшись на коленях, Миарон, к моему ужасу, вскрыл себе грудную клетку, разрывая когтями мышцы, а потом совершил нечто ещё более дикое – прижал лицо любовника к открытым ранам.

Острые когти оборотня сжимали уязвимую человеческую шею. Губы приподнялись, обнажая клыки. Мускулы на руках бугрились, вздымаясь волнами. Зрачки вытянулись, превратившись в узкую тонкую щель.

Попятившись, я ринулась назад, в спасительную тьму.

Жуткая, омерзительная картина продолжала стоять перед моими глазами. Горела на стенах, плыла по воздуху. Лицо Миарона насмешливо скалилось из каждого угла.

Увиденная сцена оказалась в тысячи раз хуже призрака Гиэнсэтэ. Как в мире может существовать подобная гнусность? Куда смотрят боги? Почему не испепелят, не сбросят этот мерзкий мир в Бездну?

Если бы моя смерть могла причинить оборотню хоть тысячную толику той боли, что чувствовала в тот момент я, я удушила бы сама себя собственными руками.

Но ему все равно. Он не ведает ни стыда, ни страха, ни любви.

Будь ты проклят, Миарон. Будь проклят!

Я горела. Я пылала.

Мне хотелось пить.

В итоге всё же удалось взять эмоции под контроль.

Правда, пришлось немало времени убить на самовнушение. Дэйрек – верный товарищ. Без него мне вряд ли удалось бы выжить. Все время, пока я болела, он готовил еду, приносил лекарства, таскал судно. Зная, что я люблю читать, даже рискуя вызвать гнев Миарона, крал книги из его личной библиотеки. Я должна была испытывать к нему благодарность.

Но я её не испытывала. Чувствовала к нему только отвращение.

Замкнутое пространство, полное интриг, стонов и тайн, из которого, как с самого начала доходчиво объяснил Миарон, выйти можно только вперед ногами, угрожало лишить рассудка. С каждым вздохом я пропитывалась ядом, обрастала ненавистью и злобой.

– Прочухалась всё-таки? – нахмурился Миарон, когда у меня хватило храбрости явиться пред его светлые очи. – Пончиком-то тебя и раньше было не назвать, а теперь и вовсе дохлятина.

Вернувшись в комнату, я беззвучно плакала от обиды и бессильной ярости.

* * *

Мы шагали с Дэйреком по притихшему, укрытому снегами, городу. После двух месяцев взаперти сама возможность дышать свежим воздухом казалась мне чудом.

Путь лежал в элитарный бордель для извращенцев где любили развлекаться высокопоставленные особы. В их число входила и будущая жертва, намеченная для нас Миароном. Озвученный бордель оказался единственным местом, куда потенциальный покойничек отправлялся без охраны.

Коротко объяснив специфичность оказываемых в публичном доме услуг, на меня натянули мужской костюм и велели притворяться мальчиком. После чего повели в Весёлый дом с черного хода.

Помещение на первый взгляд ничем особенным не отличалось: повсюду мореный дуб, шпалеры, карнизы, огромные диваны, пушистые ковры, каскады хрустальных подвесок, свисающих с потолка, словно сталактиты. Во весь стенной пролет висели полотна с изображением козлоногих чудищ, только в объятьях фавнов лежали не нимфы, а трепетали обнаженные юные красавчики.

Лакей провел нас в кабинет держателя борделя. К моему удивлению им оказалась женщина. С виду симпатичная особа.

– Заходите, мальчики, – игриво махнула она округлой полной ручкой.

«Мальчикам» не оставалось ничего иного, как подчиниться.

– Дайте-ка я вас рассмотрю?

Её откровенно изучающий взгляд меня нервировал. Похотливое одобрение, светившееся на дне круглых синих глаз, смущало.

– Где ты отыскал такого ангелочка? Он просто душка!

Толстые короткие пальцы игриво ущипнули мой подбородок.

Что скажешь? Ну да, вопреки безапелляционно высказанному оборотнем мнению, я и девочкой была далеко не дурнушкой. А уж в качестве мальчика! Маэра про себя, думаю, радостно подсчитывала выручку, которую надеялась огрести за мой счет.

– Хорош, хорош, – рассматривала она меня со всех сторон, словно молочного поросенка на ярмарке. – Давно в деле?

Я брезгливо дёрнулась от протянутой ко мне руки.

– Строптив? Жаль. Характер в нашем ремесле лишнее. Ну, ничего. Объездят, – неприятно засмеялась держательница притона. – Где ты его отыскал, Рэйк?

– Я его не искал. Он сам на меня наткнулся.

Женщина нахмурилась. Моё поведение её настораживало.

– Ты уже занимался тем, чем намерен зарабатывать?

– Отчасти, – соврала я.

– Сколько тебе лет?

– Двенадцать.

Полагаю, на самом деле мне было никак не меньше четырнадцати.

– Нэд отведет вас в комнату.

Всю меблировку озвученных апартаментов ожидаемо составляла кровать столь обширных габаритов, что на ней без труда могло уместиться несколько лошадей с телегой в придачу.

– Рэйк? – окликнула я Дэйрека, забираясь на перьевого монстра, перевернувшись на живот и подложив ладошку под подбородок. – Мне показалась, или хозяйка на меня запала? Я выгляжу интереснее тебя.

– Смазливее. Это естественно. Для тебя это что, новость?

– Я наивно считала, что толстые тётки не интересуются тощими мальчишками. Тебе уже приходилось терпеть её жаркие объятия?

– Отвали.

– Непременно. Но сначала ответь.

– С чего это ты сегодня такая словоохотливая? – язвительно поинтересовался Дэйрек.

– Приставала или нет?

– Да! Довольна?

– И кто тебе показался интереснее: эта похотливая баба или наш красавец-учитель?

Дэйрек, резко развернувшись, опрокинул стул.

– Что ты сказала?! Слушай, ты!.. Огненная кукла, попридержала бы ты язык. Вам, бабам, лишь бы впустую им чесать. Благо, без костей.

– Не утруждай себе враньем, – уже совсем другим, холодным тоном, прервала его я. – Вас с Миароно я своими глазами видела.

Отворившаяся дверь избавила Дэйрека от необходимости отвечать.

Лакей втащил большую деревянную лохань и ведра с горячей водой. Служанки накапали в воду ароматических масел так, что комната заблагоухала пряными цветами из аристократических оранжерей.

Затем слуги так же молчаливо удалились.

Не сводя с Дэйрека насмешливого взгляда, с вызовом, нарочито медленно, я принялась раздеваться.

– Что ты делаешь? – нервно глотнул он, поспешно отворачиваясь.

– Собираюсь принять ванну. А что?

Я небрежно переступила через невысокие бортики. Горячая вода обожгла кожу.

Как зачарованный, Дэйрек следил как я круговыми движениями намыливала плечи, руки, шею. Кадык на его тонкой шее то поднимался, то опустился.

– Зачем ты это делаешь? – снова повторил он.

– Что именно? – уточнила я.

– Дразнишь меня.

– Дай подумать… может быть, я делаю это потому, что мне скучно? Да и атмосфера располагает.

– А ты подумала, что будет, если сюда войдут? В таком виде тебя даже круглый идиот за мальчика не примет.

– Расслабься. Уже выхожу.

Я быстро облачилась в мужской костюм.

– Ты… что ты думаешь о том… ну, о том, что видела тогда?

Застегнувшись воротник на петли под самое горлышко, я повернулась и пристально поглядела ему в глаза.

– Объясни, зачем мужчине переодеваться в женщину? Зачем ему искать мальчика, похожего на девочку? Кстати, расскажи, как один мужчина любит другого? Они гладят друг друга по щеке? Держатся за руки? Заглядывают друг другу в глаза? Целуют в шейку? Скажи, Дэйрек, вы говорите друг другу нежно: «Я люблю тебя, милый?». Ладно, не напрягайся ты так, – хлопнула я его по плечу. – Не будем ссориться из-за пустяков. Спи, с кем хочешь.

– Тебе все равно?

– А почему должно быть иначе?

Я и сама не понимала, зачем его изводила. Наверное, потому, что до Миарона мне было не дотянуться.

Несмотря на слишком ранний для блуда час, комнаты внизу уже успели заполниться больше, чем наполовину. Мужчины разных возрастов стояли, лежали, сидели, играли в карты и, конечно же, напивались.

Ещё до того, как мои ноги коснулись последней ступеньки на лестнице, большинство лиц в зале обернулись в мою сторону. Взгляды липли к лицу, вызывая желание стряхнуть их с себя, как липкую паутину. Интересно, полусветстким красавицам хоть во сне снилось то внимание, какое доставалось сейчас на долю мифического Одрида Райсона, под именем которого я помпезно выступала?

Бармен немедля наполнил мне стакан спиртным. Горло обожгло при первом же глотке. Дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы. Не сдержавшись, я закашлялась. Чья-то тяжелая длань кувалдой ударила по спине, едва не спихнув со стула.

– Бездна! – вырвалось у меня. – Вы что, решили меня совсем добить, чтобы не мучила … – поскольку проговориться я была не готова, пришлось выкручиваться, – меня эта гадость?

Передо мной стоял блондин. Типичный. С тонким лицом и щегольскими усиками. На тонкогубой губе болталась тонкая сигарета.

– Заказать тебе выпивку, малыш?

– Детям пить вредно.

– Меня зовут Кэрран, – представился он.

– Сочувствую. Вам не повезло.

Встретив вопрос в его взгляде, я пояснила, пожимая плечами:

– Воронье имя.

– А тебя, говорливый ты мой, как звать-то?

– Я не ваш. Вы за меня пока не платили.

Невозмутимо достав из нагрудного кармана сюртука кошелёк, мужчина бросил деньги мне прямо в лицо.

Хлестнув по коже, банкноты веером рассыпались по стойке бара.

Зря он так. Ой, зря.

– Грубо, – констатировала я.

– Вопрос с оплатой на сегодняшний день, надеюсь, мы уладили?

Кэрран шагнул ко мне, раскрывая объятья.

Чтобы уйти от них пришлось ловко перемахнуть через столешницу. Зависшие на столе вверх тощими ножками стулья повалились с грохотом.

Не удовлетворившись содеянным, не зная, как умерить сжигающую меня в последние дни ярость, я ухватилась за стоящую рядом стойку с блестящей на ней горкой фужеров и бросила её об пол.

Тонкое стекло разлетелось вдребезги, разметавшись по полу острыми осколками.

– Так и знала, что с этим красавчиком возникнут проблемы! – Всплеснула руками подоспевшая сутенерша. – У него это на физиономии крупными буквами написано. Простите, маэстро Кэрран. Несносный понесет заслуженное наказание, будьте уверенны!

– Накажите его со всей строгостью. Со всей возможной строгостью, – зло процедил маэстро.

Женщина, крепко схватив меня за руку, направилась к выходу. Но, охваченная бунтарским духом, я отшвырнула её от себя, словно такса зловредную крысу.

– Накажи меня сам. Трус! – прозвенел по зале мой голос.

Кэрран обернулся, наблюдая, как я стремительно пересекаю разделяющее нас пространство.

– Слепой Ткач! Что ты вытворяешь, Одрид? – попытался остановить меня Дэйрек.

Но я и его проигнорировала.

– Что же вы? – остановилась я рядом с Кэрраном, скрестив руки на груди. – Накажите!

Я не планировала ничего подобного заранее. Просто в какой-то момент ясно поняла, что не выпущу живым из помещения никого. Все эти мальчики, мужчины, прислуга, даже сидящая на руках у маэры собачка – обречены.

Движением руки приказала осколкам, рассыпанным по полу, подняться и вонзиться в сухопарую фигуру Кэррана. Стеклянный дождь взметнулся смертоносной крошкой, пробивая тощее тело насквозь, заставляя его нелепо дергаться, как марионетку на веревочках.

Повсюду занимались, затевая пляску, длинные языки пламени.

Взвившись в прыжок, я приземлилась рядом с очередной жертвой. Пробив грудную клетку, вырвала из груди трепещущее сердце. Поры кожи впитали живительные кровяные потоки, а обескровленный холодеющий мерзкий сгусток я брезгливо бросила на пол.

Люди метались, что-то кричали. Пытались разбить окна, но невидимая стена преграждала им дорогу.

Подняв голову, я наткнулась на расширенные от ужаса глаза Дэйрека.

– Что ты делаешь?

– То, чего вы с Миароном хотели: убиваю.

– Но Миарон не приказывал убивать Кэррана! Не приказывал убивать всех этих людей! Парень был безобиднее земляного червя. Слепой Ткач! Это совершенно ненужные смерти! Чего ты добиваешься?

– После такого количества смертей власти больше не смогут игнорировать присутствие Теней в городе, – чистосердечно призналась я.

– Ты не смеешь!

С усмешкой я обвила рукой пылающий зал:

– Уже посмела. Уходи отсюда, Дэйрек. Уходи, пока не стало слишком поздно.

Комнату затягивало чёрным дымом. Кто-то метался в поисках выхода, кто-то дрался. Звенела бьющаяся посуда. Слух терзали крики.

– Я тебе нравлюсь? – шагнула я к очередной своей жертве. – Нравлюсь, да? Перед тем, как ты умрёшь, сладкий, ты узнаешь, что я очень фальшивый мальчик. Знаешь почему? Потому что я девочка.

Продолжая улыбаться, я положила руки незнакомцу на плечи, коснулась его губ своими губами, ощутила кровь руками – каждой порой, каждой клеточкой.

Кровь была сладкой, терпкой. Кружила голову и наполняла Силой.

Юноша без сопротивления погружался в небытие в состоянии расслабленной неги. Сознание его заволакивало ранее принятое зелье, обеспечив почти безболезненный переход на Ту Сторону.

Ладони мои испускали такой жар что сердце его сгорело прямо в груди.

Да примет Хантр-Руам, бог боли и запретных страстей, его заблудшую душу.

Прибывающая Сила кипела, просила выхода, давила с горячим напором. Я отпустила её от себя холодным, леденящим ветром.

Розовым маревом пошел он вдоль стен, заставляя камень пылать словно спичку.

А затем все, что горело в доме – свечи, камины, факелы, осветительные шары, – в одночасье полыхнуло.

Дом взорвался.

Я развернулась и, пройдя через ревущее пламя, вышла на свежий воздух.

Надсадно вопили сирены. Мимо пробегали патрульные служащие, спеша к месту происшествия. Прямо из земли взрывались струями фонтаны, выдавая работу магов водной стихии. Сновали туда и сюда пожарные службы, черпая из вскрывшихся фонтанов воду.

Нужно было уходить. Дело было сделано. Ничего уже невозможно исправить и никого нельзя вернуть. Полученное задание выполнено. Я сделала все, что хотела.

Посмотрим, Стальная Крыса Департамента, так ли ты опасен, как о тебе говорят?

Ловите, ребята, вашего дракона.

Дракон ждет.

Глава 6

ДЭЙРЕК

На небе сияли Сиа и Ириама – Безумие и Ярость. Луны смешивали цвета в одно перламутровое сияние. Город будто оказался на дне светового колодца.

Я летела вперед, как верховой пожар, стремительно и бездумно, оставляя за спиной улицу за улицей. Полы пальто развивались, холод не сдавался в упрямых попытках остудить разгоряченное тело.

Я осознавала, но не чувствовала его прикосновений. Лишь изо рта вырывались белые облачка пара.

– Стойте, – крикнула я возчику несущегося мимо дилижанса.

– Эй, ты шалый!? Жить надоело? – прикрикнули на меня в ответ.

– Мне нужно в восточное предместье.

– Поищи-ка ты кого другого, пацан. Моё время вышло. Домой сворачиваю.

Я пристально поглядела ему в глаза:

– Немедля отвезешь.

Зрачки в его глазах сузились:

– Как прикажите, госпожа.

Город спал. Настороженно, тревожно. Марево от пожара размазалось багряной ядовитой кляксой по тёмному небу.

Дилижанс несся, поскрипывая на поворотах. Зачарованный мною возчик уверенной рукой правил лошадьми. Дома, площади, лавки, деревья, мостки, чуть припорошенные тонким слоем грязного снега, летели, как страницы, перелистываемые невидимой рукой.

За перелеском возвышался он, отец моих ночных кошмаров – пансион.

– Дальше я сама. Можешь быть свободен, – скупо роняли губы, разрывая магическую договоренность.

Дом ощерился чернотой окон. Обуглившийся столб, стоявший посреди двора, всё ещё какой – то ворожбой держался, хотя и грозил каждую секунду рассыпаться.

Пройдя через двор, я ступила в ледяное пространство дома.

Зал, лишившийся толпы бандитов, дешевых проституток и третьесортной выпивки алчно наблюдал за моим вторжением глазами-бутылками.

Миновав лестницу, узкий коридор второго этажа, сундук, на котором провела печальное детство, я остановилась на пороге в комнату мамы.

Тело убитого мужчины никто не удосужился убрать. Оно так и продолжало разлагаться на постели, успев превратиться в бесформенную, влажно – липкую груду. Несмотря на мороз, в воздухе держался смрадный туман разложения.

Я зря пришла. Прощаться не с чем. Прошлое умерло и значило не больше истлевающего на кровати трупа.

* * *

Мы все являемся продолжением чьей – то истории. Счастлив тот, у кого предыстория хорошая. Мне, увы, не посчастливилось.

Анаэйро, дочь кузнеца Риво, приехала в Бэртон – Рив из захолустной деревушки с юга Эдонии, из Белых Рос. Самая красивая, самая строптивая, самая сладкоголосая девчонка во всей деревни – её песня оборвалась встречей со смазливым рыжим колдуном.

Чаровиков простонародье ненавидит люто и по сей день. Дед, узнав о выборе любимой дочурки, наотрез отказался благословить её брак. Мне сдается, умным он был человеком, этот неведомый мне дед.

Мама, наверное, воображала, что попадет в сказку? Рыцарь сделает из неё фею и будет ей чудо-швабра и три коробочки счастья в придачу. Только сказка, как полагается, свадьбой и закончилась. Жилье у молодых не заладилось. Авантюристу-магу быстро приелась оседлая мирская жизнь, прискучило простодушное, горячее обожание молодой жены. Да ещё докучала непреходящая нужда.

Словом, свалил папаша, едва мама забеременела. Как в Бездну канул. Осталась Анаэйро, красавица-девица, дочь деревенского кузнеца, одна-одинешенька. Беременная, да в чужом краю.

Как-то мигом всеми позабылось, что приходился ей маг законным супругом. Ко мне намертво приклеилось клеймо незаконнорожденной, а мать величали не иначе, как маговской подстилкой.

Справедливости ради стоит заметить, что высотой нравов и щепетильной разборчивостью родительница не отличалась. Мужиками не брезговала. Меняла их как перчатки.

Так и жили мы в кварталах, населенных всяким сбродом пока все не закончилось ещё хуже, чем началось.

* * *

Звук шагов заставил поднять голову. В дверном проёме темнела фигура.

– Какая жалкая картина, – констатировал Миарон.

С неторопливой ленцой подойдя ко мне, он опустился рядом на колено.

Я ждала удара, но чудовище не торопилось карать.

– Расскажешь, кто приказал тебе устроить этот кровавый спектакль? – тихим голосом поинтересовался он.

Ответа от меня не дождался.

Когда Миарон заговорил снова, голос его зазвучал резче:

– Ты хоть понимаешь, что натворила?

Я продолжала хранить молчание.

Ладонь Миарона дотронулся до моей щеки, словно привлекая внимание. Голос его был таким же мягким, как и прикосновение:

– Зачем ты это сделала, девочка?

Когда я, наконец, ответила, мой голос звучал тихо, но твёрдо:

– Хочу тебя уничтожить.

Похоже оборотень искренне удивился моему ответу:

– Зачем?

– Я тебя ненавижу! – страстно ответила я.

– Даже как?

Его пальцы в задумчивости играли моими локонами:

– Ненавидишь?

Прищурившись, Чёрный Кот пристально разглядывал меня, словно видел впервые. Под его взглядом я чувствовала себя виноватой предательницей.

– И что прикажешь мне с тобой делать, а? – сокрушённо вздохнул он. – Как в твою голову только мысль пришла уничтожить элитный бордель? Так подставиться? Пора бы уж тебе выучить простой урок: делать можно только то, что я скажу. Ни меньше. Ни больше. Ясно?

– А если не выучу?

Мой голос был по-прежнему тих, но в нём зазвучал неприкрытый вызов.

– Если не ясно, что тогда?

Зрачки в глазах, в которые я глядела, вытянулись в подобие острых лезвий. Но голос Миарона звучал по-прежнему непринуждённо:

– Тогда я тебя сломаю, мой аленький цветочек. Мне этого хотелось бы меньше всего. Не заставляй меня так поступать.

– А если?..

– Не «если»!

Угроза в его голосе стала физический ощутимой.

– Воображаешь, будто сможешь мне противостоять?! С кем ты решила играть, дурёха? Сколько тебе лет?

Я с трудом подавила желанию хлюпнуть носом.

– Сколько? – настаивал Миарон на ответе.

– Четырнадцать.

– А мне – триста пятьдесят четыре. Это ровно в двадцать пять с половиной раз больше. Ты ещё даже не подумала, а я знаю, о чём будет твоя мысль, не говоря уже о твоих действиях. И сейчас в твоих интересах притвориться покорной, а не лезть на рожон.

– Не хочу я притворяться. И не буду! Ты, как полянка-обманка на болоте. Мерещится, вот наступишь – и будет твёрдо, надёжно, безопасно. А на самом деле проваливаешься, летишь вниз и зацепиться не за что! Мираж, Миарон, вот что ты такое. Трескучая пустота! Всё в тебе – сплошной обман! А я так хотела верить…

Обессиленная выплеском эмоций я сникла на полуслове, сдувшись будто проколотый иголкой шарик.

Я уже сожалела об этой вспышке. Жаль, иногда слова и слёзы льются помимо нашей воли.

– Пустота, говоришь? – растягивая слова, повторил Миарон.

Его смешок царапнул тишину.

– Трескучая?.. Как меня только не называли за мою грешную жизнь, но, чтобы – пустотой? Забавная ты, маленькая ведьма.

Вот значит, как? Что ж, тебе виднее. С твоим-то жизненным опытом.

Но придёт время и глядя на меня тебе будет не до смеха, Чёрный Кот. Клянусь.

Голос Миарона наконец-то зазвучал серьёзно, даже жестко:

– Ты понимаешь, куколка, что играешь со смертью, выкидывая такие коленца, как сегодня? Будь осторожней, радость моя. Будь очень осторожна.

* * *

Бодрящий морозец веселил. Мостовая скатертью ложилась под ноги, вызывая острое желание бежать, стуча каблучками.

Легко, без неприятных накладок, мы проникли в дом заказанного клиента. План был выверен до мелочей. Бояться нечего.

Магические светильники озаряли коридор голубым сумеречным светом. Пока мы крались в западное крыло дома, обоняние дразнил аромат сдобы (при такой-то моей любви к булочкам я когда-нибудь непременно стану толстой и красивой).

С вершины лестницы круглый бассейн, в котором возлежал импозантный мужчина преклонных лет, просматривался как на ладони. Наш смертник с видимым наслаждением принимал ванну. Небрежно удерживая в пальцах хрупкую ножку бокала, потягивал красное вино и полагал себя в безопасности.

Мне снова сделалось грустно. Но не выполнить приказ Миарона я не могла.

Кому захочется, чтобы с него прилюдно живьём содрали кожу, как это недавно случилось с одним из наших товарищей по несчастью, проколовшемуся на задании?

Устремив взгляд в сине-зелёную воду, я приказала ей нагреваться.

Сиреневый пар загустел. Рука жертвы соскользнула с края ванной. Хрусталь, жалобно застонал, разбившись.

Сердце мужчины остановилось прежде, чем в кипятке сварилось его тело.

На душе было поганей некуда.

* * *

– Замерзла? – беспокоился Дэйрэк.

Я дорого платила за тот легкомысленный флирт, что позволила себе в сожженном борделе. При каждом удобном случае напарник проявлял ненужную мне заботу.

– Есть хочешь?

Мы проходили мимо вывески над деревянным сараем, непонятно на каком основании означенным как «Ресторан».

– Может, зайдем?

Заказав запечённую в сыре с яйцами ветчину, горячий грог для Дэйрека и горячий шоколад – для меня, мы уютно расположились у очага, в уголке, который сочли укромным. Хозяин поначалу глядел на нас волком, но золотой, перекочевавший из рук Дэйрека в его заскорузлую ладонь заметно улучшил характер трактирщика.

В тепле щеки Дэйрека раскраснелись, он выглядел милым. Сладкий шоколад привёл меня в хорошее настроение. Вдруг пришла в голову шальная мысль, что напарник – это хорошо и полезно не только на задании.

– Дэйрек, скажи, тебе никогда не приходила в голову мысль сбежать отсюда?

– Сбежать?.. – ошарашенно повторил он.

Потом в задумчивости сощурил глаза:

– Зачем? А главное – куда? Думаешь, кто-нибудь где-нибудь будет ждать нас с распростёртыми объятиями?

– Хуже, чем здесь ведь всё равно не будет.

– А чем тебе плохо? Живёшь, как принцесса.

– Принцесса? – возмутилась я.

Хотя, кто его знает? Может быть, у них жизнь тоже не сахар?

– Это невозможно, – решительно заявил Дэйрек.

Для убедительности даже головой помотал.

Но меня это не убедило.

– Что невозможного? Просто однажды взять и не вернуться к нему. Всё! Или тебе так нравится, когда он тебя имеет, как щенка, на половичке, даже не удосужившись в кровать пустить?

Я уже пожалела, что завязала этот разговор. Но теперь, раз уж завязала, необходимо было заставить Дэйрека сделать, как я хочу. Иначе он сдаст меня своего любовнику и нашему общему патрону.

– Послушай, Дэйрек, – взяла я его за руку. – Мы все для него лишь смертники, он даже не скрывает этого. Но если уж умирать, так лучше в попытке обрести свободу. Я не хочу брести к смерти, словно овца на бойню. Ты спрашиваешь: куда нам идти? Да куда угодно! Мир велик. В нём дорог сотни тысяч. Пойдём, прошу!

– Не хочу.

Я отняла руку:

– Может быть, ты любишь его?

– Не люблю.

– А меня – любишь? Я нравлюсь тебе?

В глазах Дэйрека светилось сомнение в том, правильно ли он меня понимает? И я пошла ва-банк:

– Пойдем? Я дам тебе всё что ты захочешь: буду другом, любовницей, сестрой. Пожалуйста, Дэйрек, давай попробуем?

Дверь в таверну распахнулась. При виде тех, кто вошёл, Дэйрэк, рассерженно зашипев, нырнул лицом в чашку. Разговор, к моей великой досаде, пришлось прервать.

Я уже встречала этих мужчин, толстого коротышку с большими залысинами на лбу и его красавчика-босса. В последнем сразу был виден маг с примесью крови дивных народов. Люди такими красивыми, как этот блондин, не бывают.

– Накинь капюшон, – посоветовал мне Дэйрек. – И перестань на него таращиться.

– В моём случае таращиться на него вполне уместно, – парировала я. – Кто же не полюбуется на подобное чудо? Давай, брат, допивай свой грог и пошли.

Мужчины расположились через три столика от нас. Хозяин поспешно юркнул к ним, угодливо изгибая спину.

– Чего изволите, маэстро Чеаррэ?

– Принеси – ка выпить.

– Тэи, – фамильярно обратился коротышка к красавчику. – Не думаешь, что у нас столько же шансов поймать тут след, как крестьянину в чистом поле ухватить Жар – Птицу за хвост?

– Тихо, мой друг, тихо.

Голос вызывал в воображении ощущения кристальной родниковой воды, от которой зубы ломит и перехватывает дыхание.

– След я уже ухватил. И он вёл именно сюда.

Я напряглась.

Взглянув на Дэйрека, поняла, что он разделяет мои опасения.

Глаза Дознавателя, синие, холодные, заскользили по залу, что-то выискивая.

– Пора сматываться, – едва слышно процедил сквозь зубы Дэйрек.

Я читала, что Стальная Крыса Чеаррэ был сильнейшим ментальным магом. Он ощущал нас, но не мог вычленить, выхватить из общей толпы. Подняться сейчас было самоубийственно. Нас и без того невыгодно выделяли рост и возраст, а меня – ещё и пол.

У меня сложилось впечатление, будто мои мозги взвешиваются и прослушиваются, и хорошо ещё, что эту операции Чеаррэ проделывал разом со всеми в зале. Только это-то и спасло.

Стараясь «не фонить», я прилагала все усилия к тому, чтобы думать о семье, которой у меня не было: папаше – пропойце, замученной непосильным трудом матери, о младшей сестренке, старшем братишке и старом псе.

Я так старательно держала картинку, что не заметить её ненатуральность мог разве что идиот.

Теи идиотом не был. Его взгляд задержался на мне.

Лучше бы я вообще ни о чём не думала!

– У этого ребенка странное лицо, – будто в трансе сорвалось с губ Стальной Крысы.

– Какого ребенка?

Его напарник обернулся.

– А, ну да. Красивая девочка. Как думаешь, выпивку нам когда-нибудь принесут?

Положив монеты на стол, мы направились к дверям. Я кожей ощущала упирающийся мне в спину взгляд мага.

– Двуликие! – выдохнул Дэйрек как только между нами и злосчастным рестораном пролегло два-три квартала. – Мы влипли! Стальная Крыса лучшая ищейка во всей Эдонии. Угораздило же нарваться прямо на него! Что теперь будет?

Мне тоже было страшно, но вслух я сказала:

– Пока Стальная Красы неплохо выпивает и закусывает в третьесортной забегаловке и всё.

– Пьет и закусывает?! Пьет и закусывает, говоришь?! Да он теперь злой, как черт, от такого закусывания! Небось их светлость привыкла к самым изысканным яствам.

– Тебя, при любом раскладе, убьет не Стальная Крыса. И, кстати, все случившиеся отличный повод подумать о моем предложении. Нам нужно бежать Дэйрек. Поверь мне, нужно.

* * *

– Читаешь?

Рука, дрогнув, выронила книгу.

– Не слишком ли позднее время для чтения, куколка? Тут, в библиотеке, такое скудное освещение. Легко испортить глаза.

Миарон приблизился:

– Я искал тебя.

– Зачем?

– Хотел поинтересоваться твоим мнением. Ты, случайно не знаешь, зачем Дэйреку понадобились деньги?

Повисла пауза. Я с напряжением прислушивалась к тиканью ходиков на стене, упрямо надеясь, что буря минует.

Не миновала.

Миарон продолжал ждать моего ответа. Пауза затягивалась.

– Не знаю, – слова давались с трудом.

Я не любитель лгать. Особенно когда уверена в том, что моя ложь изобличена.

– Не знаешь, да? Какая жалость! Тогда, может быть, попробуешь догадаться, моя хорошая, зачем ему потребовалось расписание портовых переходов? Тоже не знаешь? Ну и уж, конечно, ты понятия не имеешь о том, зачем ему понадобилось продавать мои подарки?

Я не обманывалась ласковым звучанием его голоса. Это было, как пить яд мелкими глотками, и думать: в какой момент начнёт действовать?

– Я задал вопрос.

– Я не знаю!

– Не знаешь? – протянул он. – А я знаю. Полагаю, вы теперь с Дэйреком одна команда.

Голос Миарона был сплошная патока, но, как штиль предвещает бурю, так и эта мягкость была игрой кошки с мышкой перед решающим ударом.

– Команда, играющая против меня.

Я не могла заставить себя посмотреть Чёрному Коту в лицо. Поэтому сосредоточила все свое внимание на кружевном жабо на его рубашке.

– Одиффэ?

Я вздрогнула. Миарон никогда не называл меня по имени. Всё «Красный цветок да Красный цветок».

– Я предупреждал.

Рука Миарона сомкнулась на моей шее.

– Говорил, что ты пожалеешь, если будешь проявлять непокорность. Но ты не слушала. Дисциплина в нашем ремесле – всё. И я никому не позволю устраивать саботаж. Даже тебе.

– В чём конкретно ты меня обвиняешь? – с вызовом глянула я.

Миарон нехорошо ухмыльнулся:

– Зачем ты всё это затеяла? Станешь утверждать, что любишь Дэйрека? Он так нужен тебе?

– Не люблю, но он мне дорог. Достаточно дорог для того, чтобы бороться с тобой за его душу. Ты считаешь его подвластной тебе игрушкой – игрушкой, живущей для твоего удовольствия. Удивлён, что у него оказались иные желания, учитель?

– Что ты знаешь о желаниях, девочка?

Его спокойствие действовало на меня как масло, пролитое в огонь. Я злилась всё сильнее.

– Как это свойственно женщинам: ставить на кон чужую жизнь ради никчёмной ревности. Но на этот раз ты зашла слишком далеко. Ты перешла черту, Красный Цветок. Кому-то придётся за это заплатить.

Миарон направился к выходу.

Дрожа, я поднялась на ноги:

– Что ты намерен делать?

– Дэйрек умрёт, – небрежно бросил он через плечо.

– Только попробуй тронуть его!

А что я могла ещё сделать? Только кричать в отчаянье.

Миарон замедлил шаг, но не обернулся.

– Только тронь! Я переверну твой мирок, сброшу его в Бездну к Царице Кошмаров! С твоей помощью я узнала, до какой жестокости может дойти мужчина. Тронь Дэйрекаи я покажу тебе на что способна женщина, доведённая до крайности. Я…

– До вечера, Одиффэ.

* * *

Благие Боги, как же я его ненавидела.

Хотелось надеяться, что его слова были пустой угрозой. Вот только… только Миарон никогда впустую не угрожал. Его слово ещё ни разу не расходилось с делом.

Не зная, как следует молиться Благим Богам, я всё твердила: «Сделайте так, что Дэйрек остался жить! Пожалуйста!».

Но молитвы были лицемерием, жалкой попыткой самообмана. Я это осознавала.

В глубине сердца я знала, чем все кончится. Дэйрека заставят заплатить за то, чего в его жизни никогда не было – за женщину.

Будь ты проклят Миарон. Будь. Ты. Проклят.

* * *

Высокие черные сапоги, мелькнувшие перед глазами, заставили выйти из транса.

В руки мне вложили холщовую сумку.

– Что это?

Дрожащими руками я развязала тесёмки и достала окровавленную голову Дэйрека.

Руки инстинктивно отшвырнули её от себя и с глухим стуком голова покатилась по полу. Незрячий остекленевший взгляд обратился к высокому, затерявшемуся в тенях и занавесях, потолку.

Даже после смерти в Доме Теней не суждено увидеть неба.

– Нет!!! – Завыла я, обхватывая себя руками. – Чтобы ты сдох!!! Чтоб ты сдох, тварь проклятая!!! Дэйрек! Дэйрек!

Я вопила во всю силу моих легких, будто и впрямь надеясь докричаться, вернуть напарника заполошными криками.

Миарон бесстрастно следил за моими бессильными метаниями.

– Когда закончишь с истериками, избавься от этого.

Кончиком сапога он поддел голову Дэйрэка.

– Приятных снов, моя дорогая.

Глава 7

ПОЕДИНОК СО ЗВЕРЕМ

Не знаю, хотел ли Миарон убийством Дэйрека внушить мне трепет или напугать? Если да, то он просчитался. Но вот влюблённость, жившая в моём сердце; влюблённость, даже неосознанная мной до конца – она была им уничтожена.

Я твёрдо решила мстить. Я просыпалась и засыпала с этой мыслью. Даже если мне придётся удавиться самой, чтобы удушить его – я это сделаю.

Тем временем уставшую от грязи землю укрывало снегом.

Снег шёл и шёл. За окнами с успокаивающей монотонностью мельтешили жирные снежинки. Улочки, деревья, дома покрывались льдом. В вечерних огнях город выглядел как драгоценный камень. Нарядно. Красиво.

Недели не прошло со дня убийства Дэйрека, как Миарон представил мне нового напарника – темноглазого смуглого юношу. По тому, как вытягивались в струнку его зрачки, ошибиться с определением расы не было возможности: оборотень.

– Это Хорот, – представил Миарон.

Когда этот Хорот глядел на Черного Кота, то глаза его словно светились от вожделения.

Ревновала ли я? Если в основе ревности лежит жажда обладания, то нет.

Я не хотела Миарона. И от него ничего не хотела – ни извинений, ни искуплений.

Меня могло удовлетворить только одно: его смерть. Всё просто. Ничего лишнего.

День за днём я копила силы для «броска кобры», понимая, что промахнуться не имею права. Лишь в неожиданности атаки моё единственное преимущество. Второго шанса не будет.

А ещё я понимала, что в одиночку мне не справится с врагом. Силы неравны. Мне нужен союзник. Кто-то могущественный, коварный, сильный, обладающий правом настигать и карать. И тогда я вспомнила о Стальной Крысе, о Теи Чеаррэ, ищейке из Департамента.

Миарон в последнее время так налегал на веселящие зелья, что был просто невменяем. Он то развлекался со своими любовниками, то дрался с ними. Вечером ласкал их тела, а днём садистки полосовал острыми когтями. Оборотень полностью съехал с катушек. Создавалось впечатление, что даже сам Хантр-Руам предпочитал с ним дело не иметь.

А я убивала почти каждый вечер. Выбирала жертву навскидку, без всякой логики.

Не сразу, но стала замечать, что каждая отнятая жизнь увеличивала мой магический потенциал.

А ещё каждый раз, возвращаясь в Дом Теней, я оставляла за собой тоненькую магическую ниточку, лёгкий след для избранного мной охотника.

Число жертв уже приближалось ко второму десятку, а зима к последней декаде, но несмотря на обилие кровавых следов, Департамент против Дома Теней ничего не предпринимал.

Выйдя из терпения, я решила пойти ва-банк.

* * *

В тот вечер я почувствовала след поисковой магии ещё до того, как подошла к старому бару. На улице ею был пропитан каждый кирпич, каждая пылинка-снежинка. Тени плясали на чистом снегу. Из окон доносились разные звуки: крики, мужской и женский хохот, стук посуды, удары кия по бильярду.

– Эй, девочка, тебе сюда нельзя. Ты…

Я сжала пальцы в кулак, представив, как ломаю шейные позвонки охраннику, и он мешком повалился с сугроб, глядя в небо уже пустыми глазами.

Толкнув дверь, вошла в бар и спустилась вниз, в подвал, откуда шёл магический фон.

В подвале было холодно. Холоднее, чем на улице. Свет бежал по ряду темных коробок, оплетённых паутиной.

Над голубой светящейся чашей склонялся уже знакомый мне коротышка – напарник Стальной Крысы. Почувствовав чужое присутствие, толстяк обернулся.

При виде меня глаза у него удивлённо распахнулись:

– Кто ты, девочка? Что здесь делаешь? Сюда нельзя.

Конечно же, он меня не испугался. А кто бы испугался? Маленький рост и кукольное личико ввели в заблуждение не его одного.

– Уходи отсюда немедленно, – рыкнул он. – Некогда мне тут с тобой возиться.

– Преступника ищите?

– Убийцу. Довольна? А теперь пошла вон.

– Убийца – это я.

– Ты? – ухмыльнулся он. – Убийца? Чей, если не секрет?

– Твой.

Я попыталась продемонстрировать трюк с охранником, но ничего не вышло.

Чаша с голубым светом вспыхнула ярче, а то, что до сих пор было мною невидимо (магический посыл) превратилось в плазму, плывущую по воздуху. При соприкосновении щита и плазмы раздался взрыв, обрушивший стену.

Вокруг стоял оглушительный грохот. Сверху сыпались камни, и я подумала, что это конец.

Но в следующую секунду чья-то рука подхватила меня. Перед глазами мелькнули светлые волосы – Стальная Крыса закрыл меня сначала своим телом, а потом – своей магией. Мы оказались внутри синей сферы будто в стеклянном шаре и падающие камни, дерево, плиты не причиняли вреда.

Сфера исчезла, как только прекратился камнепад.

Разрушения оказались не такими уж масштабными. Дом держался, рухнули перекрытия в подвале. Но одна из гранитных плит придавила толстяка. Запылённые ботинки беспомощно выглядывали из-под груды камней. Хоть и не так, как планировала, но я его всё-таки убила.

Оно того стоило? Хотелось верить, что да. Теперь Теи Чеаррэ точно поставит на уши весь Департамент, но отыщет убийцу своего друга. Хочу я того или нет, карусель завертелась. Отступать поздно.

Пока Чеаррэ пытался помочь другу я воспользовалась моментом и тихонько удалилась.

Скоро, очень скоро блондин придёт за мной. Прямо в Дом Теней. Сюрприз, учитель!

Зелёный свет Ириамы успел смениться голубоватым свечением Летоса. Пейзаж вокруг казался нарочито выстроенной декорацией к развязке затянувшейся драмы.

Тихо-тихо, как Миарон учил нас, стараясь сливаться с естественными тенями, скользила я по коридорам. Бесконечные занавески исступленно взвивались, стараясь попасть в лицо. Я и не думала увертываться от хлёстких касаний.

Миарон развалился у подножья статуи Хантр-Руама. Оборотень был в стельку пьян. До такой степени одурманенным я его даже в последнее время не видела.

– Миарон?

Медленно-медленно, он повернул голову в мою сторону. Бескровные губы растянулись, обнажая острые клыки, но на улыбку этот оскал нисколько не походил:

– Ты?

От низкого рокочущего голоса по спине бежали мурашки.

– Зачем ты здесь, цветочек мой аленький? Отчего не спится?

– Пришла тебе сказать, что только что убила напарника Стальной Крысы. Практически у него на глазах. Как только ищейка Департамента поймёт, что его другу не помочь, он придёт по моему следу сюда.

Лицо Миарона оставалось безмятежным. Он словно не слышал моих слов.

– Ты понимаешь, что я говорю?

В ответ он разразился хохотом.

– Это смешно?! Он придёт, уничтожит тебя и всё, что ты создал за эти годы.

Отсмеявшись, Миарон скрестил руки на груди.

– Ты считаешь, куколка, тем, что посадила мне на хвост этого белобрысого пижона, отважно разрушила мою жизнь? Спешу тебя разочаровать: Дом Теней не тайная услада души моей. Скорее лишь очередной коммерческий проект. Способ заработать деньги.

– Я вовсе не хочу разрушать твою жизнь, – возразила я. – Я хочу отнять её.

– Ты непомерно скромна в своих желаниях, огненная ведьмочка. Предпочитаешь играть по– крупному? А ставки-то вытянешь?

Его покровительственно-снисходительный тон был как соль на раскрытые раны.

– Ну, твои кровожадные желания, конечно, можно понять. Я такое исчадие Бездны! Просто воплощение зла. Я заслуживаю смерти. Желательно мучительной. Безусловно от рук рыцаря в белых доспехах, рыцаря без страха и упрёка. За что такая страстная ненависть? А, куколка?

– За то, что оторвал Дэйреку голову.

– Да я ж не знал, что она была тебе так дорога! Знал бы, оторвал ему что-нибудь другое. Менее для тебя ценное…

– Прекрати! – потребовала я.

– Если признаю, что погорячился, ты простишь меня? У нас нет времени на долгие разговоры. Патруль из Департамента твоими стараниями уже, должно быть, направился в нашу сторону.

Я попятилась от протянутой ко мне руки.

– Вот как, значит? – сжал он губы. – Продолжаешь упрямо жаждать моей смерти? А как же простая человеческая благодарность? Каким бы я не был с другими, признай, с тобой я сама доброта? Взял тебя с улицы, привёл к себе в дом, обогрел, откормил. Жить научил.

– Перестань надо мной насмехаться!

– Странные у тебя понятия о шутках. Я серьёзен. Так серьёзен, что самому смешно. Мне так весело. И станет ещё веселее, как только придёт твой Белый рыцарь. Ау-у! Где ты-ы-ы? Что-то как-то не торопишься на выручку невинным, а? Давай, поспеши. А то даме не терпится получить ещё одну голову в свою коллекцию. А поскольку она читала лишь правильные сказки, то верит, что добро в твоём лице победит зло, роль которого исполняет ваш покорный слуга, – Миарон отвесил шутовской поклон. – Но, куколка моя, звездочка, кисонька, – тебе не приходила в голову мысль, что это не рыцарь мне – я ему горло перегрызу?

В звериных глазах плескалась боль. Нечеловеческая. И не звериная. Непонятная и от того – пугающая.

– Не приходило в голову, что ты не только меня – но и его подставляешь? Маленькое огненное чудовище с бездонными глазами! Кукла без души! Мне следовало бы свернуть тебе шею в первую же секунду нашей встречи, а не глядеть на твоё личико день за днём. Ты стала наваждением. Я словно болен тобой… ничто не способно меня удовлетворить: ни похоть, ни смерть, ни кровь, ни даже боль! И наяву, и во сне, даже в наркотическом дурмане я продолжаю видеть твои мягкие девственные губы, твои волосы – живое пламя. Лицо, милое, как у ребёнка с глазами в которых ежесекундно свет борется с беспросветным мраком. Жестокие глаза древнего демона.

В том, как он тянулся ко мне, было нечто жуткое. Люди никогда так не передвигаются. Отвратительно, словно насекомые, и по животному грациозно.

– Я всегда презирал женщин. Презирал их власть над мужчинами. Она казалась мне достойной насмешек. Продажное мясо разного цвета, разукрашенные дуры! Слабые, капризные, глупые. В них нет вызывающей прелести, того нерва, что есть у совсем молоденьких юношей. Первой гибкости ветвей, цветочного стебля. Тела мальчишек подобны лучшим инструментам, способны равно воспринимать как боль, так и наслаждение. Но с той поры, как ты здесь, ни один самый страстный, самый прекрасный любовник не способен меня воспламенить. Я вижу тебя за любым из них. Я знаю, они не умеют драться так, как дерешься ты – свирепо и нежно. Ни один из них не бывает столь холоден, бесчувственен, смертоносен, как холодна, бесчувственна и смертоносна ты, мой ядовитый Красный цветок!

– Как много слов, – скривилась я. – Только они бессмысленны. Ты безумен, Миарон. Вот-вот петля затянется на твоей шее, а ты о любовниках говоришь?

– Когда же и поговорить о любви, как не на пороге смерти? – рассмеялся он. – Ладно, договорим позже, в безопасном месте.

– Я никуда с тобой не пойду.

Миарон сделал шаг навстречу, заступая мне дорогу к выходу.

– Да неужели? – поднял бровь оборотень – Брось! Не глупи. Ты не можешь мне противостоять.

– Я могу попытаться.

– Попытаться? – в голосе его звучало насмешливое недоумение. – Одиффэ, это будет более, чем неравный бой. Я оборотень, ты – всего лишь человек. Я мужчина. Ты – даже ещё не женщина. На что надеешься?

– На себя. На случай. На удачу.

– Что ж? Если ты так решила? Всегда мечтал пасть от руки сумасшедшей рыжей девицы, охваченной грозным духом мщения.

– Ты даже не представляешь, как я мечтала о возможности уничтожить тебя. Мечтала об этом, когда убивала ни в чем не повинных мальчишек, безликих клиентов. Когда училась владеть орудием и огненным источником. Я хочу твоей крови. Я хочу видеть твою смерть!

Ярость переполняла меня, как вода – кувшин. С рук непроизвольно сорвался огненный пульсар, ударяя в противника.

Миарон то ли до конца не верил в мои намерения, то ли был просто слишком пьян – но он не успел среагировать. Удар попал в цель.

Оборотня отбросило к стенке с такой силой, что он остался лежать неподвижно.

Я бросилась к поверженному врагу в надежде добить его, пока тот не пришёл в себя.

Я безумно хотела крови. Того пьянящего восторга, который вкушала в тот миг, когда она, алая и горячая, растекается по моей коже, проходит сквозь неё. Тот, ни с чем не сравнимый, приток Силы! Я хотела именно его крови, именно его боли.

Клинок легко вошёл в ничем не защищенную грудь.

Сколько ночей я верила, что мгновение, когда моя ладонь сожмется вокруг его черного сердца, станет счастливейшим в моей жизни? Согласно выпестованным мечтаниям, я опустила руки в растерзанную грудную клетку.

Застонав, оборотень резко открыл глаза, приходя в сознание. От боли его зрачки сузились, превратившись в две змеиные полоски.

Моя рука касалось трепещущей огненной мышцы в его груди. Его сердце как птичка билось в моей ладони.

Языки пламени поднимались, по трепещущим занавескам взбегая к потолку. Зал заволакивало дымом. В носу нестерпимо щипало.

Оставалось одним движением вырвать его из тела.

– Что же? – насмешливо прохрипел враг. – Давай, Красный цветок! Возьми то, что дважды принадлежит тебе по праву: победителя и владычицы. Что медлишь? – прорычал он.

Я глядела ему в глаза.

Я ненавидела его всем сердцем.

Но я не могла заставить себя убить его.

Все Демоны Преисподней!!!

Осторожно высвободив руку, я поднялась с колен.

– Нет, – покачала я головой. – Я не могу.

Глаза Миарон заполнялись мраком:

– Добей меня!!! – рявкнул он.

– Не хочу.

– Добей, глупая девчонка! Поверженного врага нельзя щадить! Поднявшись, он станет в три раза опаснее!

– Стальная Крыса найдёт тебя. И меня тоже. Мы больше не встретимся.

– Не уходи! – прорычал он. – Одной тебе не выжить!

– Не выживу – так не выживу. Цена такой жизни как здесь не высока. Смерти я не боюсь, учитель.

– Я найду тебя! Я превращу твою жизнь в разбитые осколки! На каждом из них будет кровоточить кусок твоей души!.. Одиффэ! Вернись!!!

– Прощай, учитель.

Сиа погасла. Город, по которому я шла, утопал во тьме.

Я знала, что по моему следу двигаются лучшие ищейки Департамента и понимала, что шансов уйти у меня нет. Но я была счастлива, потому что я была свободна.

Ничего не боялась. Ни за кого не отвечала. Никому ничего не была должна. Надо мной – только Двуликие и звёзды.

По-настоящему в любом из миров свободен лишь тот, кому нечего терять.

Глава 8

ТЕИ ЧЕАРРЭ

Я шла по улицам, погружённым в хрустальные грёзы Эти бесконечные улочки! В них так легко затеряться, особенно когда тебя никто не ищет. Помню, как присела на скамью, отдохнуть на минутку и меня тут же сморило, утянуло в ледяной сон, как в омут.

Очнулась я оттого, что меня немилосердно трясли. Жандарм со сна показался устрашающе-огромным.

– Девочка, ты меня слышишь? – гудел он, как царь-колокол.

А я никак не могла определиться с тем, что означает его интонация? Ругался он? Или волновался?

– С ума ты, что ли, сошла, спать на снегу?! Насмерть замерзнуть ж можно. А ну, вставай, негодница. Вставай немедленно! Кому говорю?

Длинные усы топорщились над пухлой губой при каждом слове.

– Как тебя зовут? Что так смотришь? Имени своего не помнишь, что ли? Черт знает что такое! – посетовал новый знакомый, смачно сплюнув в снег. – Ладно, это… тебе нужно туда, где тепло. Пусть в участке с тобой разбираются те, кому положено.

Завернув в колючую, дурно пахнущую, но тёплую дерюгу, меня забросили в неприглядное нутро кареты с характерными черными косыми полосами: официальный знак низшей иерархии Департамента.

Грохоча деревянными колесами по оледенелой, мощенной мостовой, жуткий тарантас послушно покатился за каурыми лошадками, явно успевшими повидать на своем веку немало трудностей и передряг.

– Отвезите меня к Теи Чеаррэ, – попросила я.

Толстяк изумленно покосился на нахальную меня.

– Чего? – переспросил он, нахмурившись. – С ума сошла, что ли? Аль мозги повымерзли? Вот, ну, делать Чеарре больше нечего, как возиться с побирушкой?

– Свяжитесь с ним, – настаивала я. – Он должен меня искать.

– На месте разберёмся, – буркнул страж порядка.

В приемной было тепло. В воздухе витал запах добротной кожи, пряностей, заморских фруктов. Мне всучили горячий напиток, сладко пахнущий шоколадом с корицей, и усадили на обитый кожей диван.

С глубоким удовольствием я выпила одну за другой три порции. Когда поставила опустевшую чашку на прозрачное стекло столешницы, та звякнула, заставив женщину за канцелярским столом поднять, оторвавшись от бумаг, что заполняла тонко очиненным гусиным пером.

Она одарила меня безликой дежурной улыбкой:

– Ещё чашечку?

– Нет, спасибо, – отказалась я.

Поднявшись, я подошла к окну. С этого места было не только прекрасно видно, но и отлично слышно все, что происходило в соседней комнате. Толстый жандарм стоял навытяжку перед невидимым собеседником, возможно, находящимся за многие мили отсюда, и непрестанно, подобострастно кивал.

Голос невидимого начальства четко проговаривал:

– Повторяю: действуйте предельно осторожно. Если это существо то, за кого себя выдает, оно очень опасно. Категория «С», не меньше.

Существо! Не девочка? Ни даже просто «она»? Существо! Да ещё с непонятной категорией.

Женщина встревожено следила за мной взглядом, не осмеливаясь мешать «существу», пока я пересекала комнату. Дойти до двери я не успела. Новый знакомый, несмотря на крупные габариты и оплывшие контуры, героическим образом успел переместиться из соседней комнаты, расположив бренное тельце между мной и входной дверью.

Послать слабенький магический импульс в сторону незадачливого тюремщика, так, чтобы не принести ему непоправимого вреда, оказывается, сложно. Гораздо сложнее, чем просто шарахнуть со всей дури, обращая в труху и неприятные воспоминания.

Моего «слабенького» удара хватило, чтобы беднягу припечатало в стену.

Приложившись затылком о каменную твердыню, мой спаситель сполз вниз и распластался на полу живой недвижимостью поверх половичка.

В воздухе повисло пыльное облачко от выбитой штукатурки. Истошно взвыла сигнализация.

Женщина, видимо сделав неправильный вывод, что я не уйду, пока ею сытно не отобедаю, принялась так старательно вжиматься в стену, словно всерьез намеревалась обернуться кирпичиком в кладке. Сопровождая сие действия слабым попискиванием. Не видя смысла мешать её упражнениям по овладению магическим навыком трансформации, я закрутила головой, прощупывая возможные пути отступления.

Но выхода не было. По лестнице уже грохотали тяжелые сапоги новых преследователей.

Швырнув, как метательный снаряд, пучок света в окно я заставила стекла брызнуть острыми, переливающимися роем искр, осколками.

В комнату ворвался бодрящий порыв ветра, заиграв моими волосами и раскидав по полу оставленные без присмотра листы бумаги.

Был последний, пятый, этаж. Прекрасно осознавая, что могу разбиться насмерть, все же не мешкая, я опустила ноги за подоконник, и оттолкнулась от него двумя руками. Приготовившись к тому, что маневр, скорее всего, не удастся. Почти сочувствуя беднягам, которым с отвращением придется соскребать мой расплющенный трупик с мощенной мостовой.

Но мне и в этот раз несказанно повезло. Внизу, двумя этажами ниже, виднелась плоская крыша соседнего здания. Едва не сорвавшись мне удалось, балансируя на самом краю, удержаться на ней.

Ветер обжигал лицо, сбивал с дыхания.

Новый отчаянный прыжок.

Я не разбилась только благодаря огромному сугробу, наметенному у стены. Обернувшись снеговой подушкой, он смягчил удар.

Выбежав на Площадь Трёх Дев я, не раздумывая долго, влетела в седло случайно попавшейся под руку гнедой лошади. Зверюга вздыбилась, перебирая копытами, изо всех сил стремясь выбросить из седла дерзкого седока.

Чувствуя, что умениями наездника зверя мне не покорить, я призвала Силу. От рук побежали искры. Лошадь жалобно заржала и, подчинившись, понеслась с места в карьер. С немыслимой скоростью, словно пламенная Сила подарила ей невидимые крылья.

Мы летели в одной упряжке с ветром. Наперегонки с Серой Госпожой. На мгновение показалось, что обгоняем. Уходим! И есть шанс вырваться.

Только одно мгновение…

А в следующую секунду воздух вероломно обернулся стеной, в которую мы всадились со всего размаха.

Дух занялся. Небо перевернулось. Но каким – то чудом я, всё же, не сломала себе хребет. Чего, увы, нельзя было сказать о несчастной лошади.

С чутких, тонких бархатистых губ в снег летела клочьями пена. Карие глаза закатывались. Животное надрывно хрипело, его бока ходили ходуном.

Я приблизилась к ней, дрожа всем телом. Изо рта вырывались белые облачка пара и застывали в воздухе, соединяясь с кружащимися, отливающими слабой зеленью, снежинками.

– Прости, – прошептала я, – прости. Я не хотела причинить тебе вреда. Мне так жаль.

Мужской силуэт словно сплелся из кружащихся вихрем снежинок: чёрно-синий силуэт бело-зеленом фоне. Клинок, изрезавший ткань реальности – Стальная Крыса.

Ветер развивал волосы вокруг его лица и фалды плаща вокруг его ног. Всё вокруг двигалось, но сама фигура выражала твердость и неподвижность.

Мужчина рассматривал меня так, как рассматривают опасное хищное животное редкой породы.

– Добрый вечер, маэра, – поприветствовал он меня. – Вы заставили меня бегать за вами несколько месяцев. Ну вот мы и встретились.

Я невесело усмехнулась:

– Не моя вина. Я сделала всё, от меня зависящее, чтобы ускорить нашу встречу. Но вы, маэстро, были столь нерасторопны.

– Признаюсь, я просчитался. Никак не мог подумать, что кровавым маньяком-убийцей, терроризирующим город, окажется юная и прекрасная дева.

Потянувшись к внутреннему карману, Теи Чеаррэ достал сигарету и затянулся едким табачным дымом:

– Я была лучшего мнения о служащих в Департаменте. Вы не только медленно бегаете, но вы ещё и плохо думаете. Приходиться лишь удивляться, как, при таком подходе к делу, власть всё ещё находится у вас, а не перешла в руки организованной преступности.

– В вашем положении разумнее было бы не дерзить, а просить о снисхождении.

– В моём случае ждать снисхождения глупо. Мне уже приходилось сталкиваться с понятием власть имущих о милости, и я прекрасно понимаю, что в лучшем случае вы меня просто быстро убьете. А в худшем меня ждёт Солёный Город. Так что не вижу причины пресмыкаться.

Сигарета истлела. Окурок полетел в сугроб, прочертив в воздухе кривую линию.

Повисла тяжёлая пауза. Мы словно играли в гляделки – как канат перетягивали.

– Чего вы ждете, маэстро? Я – то самое «существо», чудовище из Бэртон – Рив, что вы искали. Это я прикончила одну из ваших любовниц, устроила пожар в борделе на Сэро – пэн – Кэро и перебила кучу всякого сброда. Это меня ваш смазливый племянник клялся убить на каждом перекрестке, перед каждым корреспондентом. Не медлите. Арестовывайте. Я готова.

Стальная Крыса какое-то время он сверлил меня взглядом.

– Далеко отсюда, – задумчиво проговорил он, – цветут алые цветы. Всё в них пленительно: гибкие стебли с капельками росы; лепестки, сомкнутые неплотно и нежно, будто губы перед поцелуем; насыщенный цвет, словно под нежной пленкой переливается огненная магия. Дурманящий, лишающий воли, чарующий Красный цветок – макироллэ.

– О чём вы, маэстро? – нахмурилась я.

Я никогда не сумею понять мужчин. Я ног и рук от холода не чувствую, к смерти готовлюсь, а он мне про алые цветики рассказывает?

– Ядовитей макироллэ на свете цветка не существует. На его яд антидотов нет. Но мало кто знает, что, выпуская яд, цветок гибнет сам. В этом проявляется великая мудрость бытия.

Чего он хотел добиться от меня этой прочувствованной метафорой? Глубокого раскаяния? Или просто время тянул?

– Как тебя зовут? – спросил он.

Я не видела смысла скрывать своего имени:

– Одиффэ.

– Ну так вот, Одиффэ, я не собираюсь тебя арестовывать. Это бессмысленно. Несовершеннолетний маг, нигде не зарегистрированный, никем не обученный – ты нашим законам ты не подсудна.

– Значит, вы просто убьёте меня?

– Может быть, ты и чудовище, но ты всё равно ещё ребенок. Надо бы, но – нет. Рука не наляжет. Если только ты меня к этому не вынудишь, напав первой.

– Даже и не надейтесь на это, маэстро, – невесело усмехнулась.

– Вижу, силы твои на исходе? Ты устала, замёрзла и, должно быть, голодна. Идти тебе, наверняка, некуда.

Удручающая правда. Спорить не имело смысла.

– Приглашаю тебя в себе гости, маэра. Продолжим общение в более комфортной обстановке?

Приглашение было озвучено исключительно из приличия. На самом деле мне в вежливой форме отдавали распоряжение следовать за собой. Но я и тому была рада. По крайней мере, меня не собирались убивать на место – есть повод для оптимизма.

Теи Чеаррэ нарисовал в воздухе незнакомый магический символ и зелёные снежинки, будто полог занавеса, разошлись в стороны: в воздухе повисла мерцающая дымка, свидетельствующая о наличии переходного портала.

В следующее мгновение мы пересекали сияющий порог. Преодоление пространства ощущалась словно вспышка. Потом мы погрузились в холодную влажную мглу. Импульсивно я постаралась сделать шаг назад и воздух сразу же уплотнился. Было такое чувство, будто мы с Теи, как муха, увязли в сиропе. Неприятное ощущение.

Рывок вперед.

В ушах завыл ветер. Вдалеке пророкотали раскаты грома. Мгновение – и всё стихло.

Мы лежали, распластались по снегу.

– Ох! – сокрушённо выдохнул Теи.

Он первый выбрался из сугроба и теперь развлекался тем, что стряхивал с пижонского плаща налипший снег.

Оглядевшись, я заметила затаившийся в конце природной аллеи нарядный маленький домик. Такими их любят изображать на зимних праздничных картинках: окна избушки завешены расписными ставенками, из трубы гостеприимно валит дымок.

– Добро пожаловать в мою холостяцкую берлогу, чудовище из Бэртон-Рив, – шутливо поклонился Теи.

Дверь за нами закрылась, отрезая от пронизывающего ветра и неприятного, давящего на нервы, зеленого света третей луны – мертвенной Ириамы.

Домик и внутри оказался невелик. Комнатки в нём были крошечными. К каждой прилагалась туалетная комната с ванной, наполняющейся горячей водой из серебряных и золотых рычагов.

Тело отогрелось в ароматной воде. Я наслаждалась ощущением чистоты и свежести, тепла и безопасности.

Маленький домик, затерявшийся среди трескучих холодов, бесконечных сугробов и падающего снега на время стал верным пристанищем.

Я словно попала, наконец, домой. Я была почти счастлива.

Глава 9

ТЕНИ С ТЁМНОЙ СТОРОНЫ

– Доброе утро, ребёнок. Как спалось? – приветствовал меня Теи на следующее утро, когда я спустилась к завтраку. – Кошмары спать не мешали, чудовище?

– Нет, – в тон ему отозвалась я. – У этого дома отличная энергетика.

Вальяжно растянувшись на диване, уютной ракушкой свернувшимся напротив камина, для пущего комфорта закинув ноги на спинку мебели, мужчина потягивал вино прямиком из бутылки. Как заправский выпивоха со стажем, но с этакой томной аристократичной небрежностью.

– Познакомьтесь, дамы, – сказал он. – Сантрэн, это Одиффэ, наш знаменитый в последнее время сумасшедший убийца из Бэртон-Рив. Одиффэ, это Сантрэн Чеаррэ – Глава клана Чеаррэ, член Высшей Магической Гильдии, депутат Парламентской Делигации и Высшего Совета Эдонии. Словом, очень высокопоставленная особа.

– Благодарю за рекомендацию, – кивнула Сантрэн.

Это была высокая, хрупкая женщина с черными, как смоль, прямыми волосами и удивительно яркими, зелёными кошачьими глазами. Взгляд у неё не столько завораживал (хотя кто его знает, как он действовал на мужчин?), сколько замораживал.

Сантрэн мне не понравилась. С самого первого взгляда. Она показалась мне враждебно настроенной и опасной.

– Скажите, а кормить сегодня будут? – спросила я. – У меня два дня во рту маковой росинки не было.

Тэи хмыкнул. Наверное, алкоголь уже вступил в реакцию с голубой аристократической кровью:

– Будь моя воля, тебя бы ещё, как минимум, три дня не кормили.

Я ни на минуту не поверила в серьезность его намерений заморить меня голодом.

– Кстати, завтрак ты проспала. Обедаем мы не раньше часа пополудни, – продолжал издеваться он.

Я терпеливо всё сносила. С надеждой на завтрак.

Проследив за указательным перстом вредоносного дознавателя остановила взгляд на подносе, стоящем на соседнем столике, крытым кружевной салфеткой. Под салфеткой оказалось нечто странное, но распространяющее вполне съедобный запах.

– Что это? – подозрительно повела я носом.

– Кройули.

Судя по консистенции и запаху, кройули при жизни было скорее мясом, чем растением.

– Попробуй, – посоветовал Тэи, заметив мою нерешительность. – Тебе должно понравиться. Жаль только, что Сантрэн готовит исключительно при помощи магии. Магия делает пищу ненатуральной, но есть можно.

Кройули в самом деле оказался мясом. Странным, не жареным, не вареным, словом, весьма специфичным.

– Кто такой Миарон? – неожиданно поинтересовалась Сантрэн. – Это имя постоянно мелькает в твоем разуме.

Я вздохнула. Врать не только не имело смысла, но было опасно в моём положении.

– Хозяин Дома Летящих Теней. Оборотень. До недавнего времени он был моим наставником, хозяином и учителем.

– Ты любила его?

Сантрэн терпеливо ждала, пока я раздумывала над ответом.

– Я была вынуждена считаться с ним, – решив, что честность в данном случае лучшая политика, призналась я. – Он был сильнее.

– Но ты его не любила?

– Как это: любить? Что за смысл вы вкладываете в это понятие?

Чеаррэ переглянулись между собой, словно (а может быть и на самом деле) обмениваясь мыслями.

– Что-то не так? – встревожилась я, заметив облако недовольство, скользнувшее по лицу Теи.

– Ты бы продолжала убивать дальше, если бы оставалась со своим учителем? – ответила Сантрэн вопросом на вопрос.

– Да, – не колеблясь ответила я.

– Почему?

– В этом мире, если не убиваешь ты, значит, убивают тебя.

Брови её изумленно приподнялись, как крылья у бабочки.

– Кем была твоя мать? – прозвучал очередной вопрос.

Слабо шелестел огонь в камине, неторопливо облизывая сухие поленья, перед тем как с тихим хрустом переломить их огненными клыками.

– Никем.

– Так не бывает? – заметил Теи.

– Если ты не оставляешь в жизни следов ты никто. Моя мать была никем.

– А твой отец?

Теи пытался мягкостью тона смягчить бестактность допроса.

– У меня никогда не была отца.

– Ты его ненавидишь? – снова вклинилась в разговор Сантрэн.

– Нельзя ненавидеть того, кого нет. Не утруждайтесь попытками залезть ко мне в душу.

– Почему?

– Потому что там тоже ничего нет. Я мало что помню, знаю немного, а понимаю и того меньше. Лучше скажите, вы намерены сдать меня властям?

Чеаррэ снова переглянулись. На сей раз в их взглядах сквозила снисходительная насмешливость.

– Мы и есть власть, – напомнил Теи.

– Вы отдадите меня в Департамент?

Сантрэн вздохнула:

– У нас нет другого выхода. И тебе нечего бояться.

– Конечно! Чего бояться?! – взорвалась я. – Всего-то засунут в какую-нибудь катакомбу где станут изучать, словно зверюшку! Это же почти не больно, не так ли? Думать не смейте, будто я покорно начну прыгать для вас с тумбы на тумбу. И сотрудничать с магами Департамента в качестве подопытной курицы тоже ни за что не стану!

– Ладно, – Тэи не смог полностью изгнать тень раздражения из голоса, – ты не желаешь сотрудничать с органами опеки Департамента. Не желаешь подчиниться писанным для всех законам. Не желаешь становиться подопытным кроликом. Так чего же ты, в таком случае, желаешь?

– Остаться с вами.

– Девочка скромна в желаниях, – саркастическим прокомментировала ситуацию ситуацию. – А если мы тебя сейчас просто прихлопнем по-тихому? Во избежание неприятностей? Что тогда?

– Смерти я не боюсь. Жизнь пугает меня гораздо сильнее, особенно если это жизнь в Департаменте.

Чеаррэ хранили молчание.

– Скажите, вы когда-нибудь просыпались, не помня своего имени?

– Случалось, – рассмеялся Теи. – Среди Чеаррэ подобное, увы, к стыду, к нашему, не редкость.

– Без памяти? – настаивала я на изложении собственного варианта истории. – Наделенные нечеловеческой силой в сочетании с мощным инстинктом выживания? Скажите, кто из вас знает, что такое мрак? Без проблеска надежды и искорки любви? Мрак, в котором некуда идти, не к чему стремиться и в котором так легко потеряться? Зная, что всем, в принципе, безразлично, жив ты или умер; злой ты или добрый? Я та, кем меня сотворила не судьба, не боги, а люди.

За окном по-прежнему мелькали снежинки. Бросив взгляд в окно, я подумала о том, что теперь всегда буду любить зиму. Всегда! Даже когда в этом мире меня больше не будет я стану любить зиму в других мирах.

Впрочем, мечтать некогда. Нужно действовать.

И быстро, если на самом деле не хочу, чтобы меня препарировали, точно розовую мышь.

Во второй половине дня крупные хлопья снега превратились в острые колючие иголки. Снег залипал и без того небольшие окошки так, что разглядеть за ними что-либо становилось совершенно невозможно – сплошные хвосты белой вьюги.

Я так усиленно делала вид, что интересуюсь библиотекой, что мне поверили.

Книжная коллекция в холостяцкой берлоге Теи была мрачновата. Гравюры в огромных фолиантах все сплошь чёрно-белыми, изображающие чудовищ из Тёмного Мира: огромные пауки-ткачи, оборотни в стадии половинчатой трансформации, кони с клыками, птицы с человеческими глазами, замки на фоне грозового неба и лабиринты, где люди метались с перекошенными от ужаса лицами.

Специфично.

Отбросив книги, я поспешила выбраться из дома. Ноги резво несли вперед. Ветки над головой потрескивали, снег под ногами похрустывал. От резкого запаха смолы кружилась голова.

Для меня хвоей пахла свобода. Неприятно пахла. Мне не нравилось.

На западе с севера наплывала лиловая туча. Ветер по верхушкам деревьев бил тяжелой плетью. Тропинка, по которой мгновение назад ещё вились червячки поземки, пропала. Напрочь. Словно никогда не петляла между деревьями.

Поначалу я не только не испугалась, но даже не насторожилась. Ну, подумаешь, сбилась с дороги? Лес-то на то и лес, чтобы время от времени в нём немного заблудиться.

Но вскоре я стала замечать: что-то не так. В зловещем свисте ветра, бьющегося среди деревьев, то ли впрямь слышалось, то ли только мерещилось злобное рычание. Ряды деревьев походили на неприветливых тюремщиков. В равномерном их покачивании чудилось нечто зловещее, колдовское.

«Спать, спать, спать», – завывал ветер.

«Спать, спать, спать», – соглашались деревья.

Я непуглива. Но странный липкий страх подползал, словно хищник, разъяренно нахлестывая себя по бокам. Все труднее становилось справляться с малообъяснимым мороком.

Не помню, в какой именно момент я пришла к выводу, что морок – это не морок? Он обрастал плотью, воплощался, перетекая их бесплотного кошмара в явственную реальность.

Снег пошёл волнами. Сугробы текли, обретая очертания зверей. Огромные, чуть ли не с теленка, белоснежные волки, пригибаясь, выползали с утробным рычанием из сгущающихся теней. Я бросилась к дереву, со страху напрочь позабыв о том, что в моём боевом арсенале есть кое-что, что прекрасно плавит не только снег.

Спустя четверть часа огромная волчья стая рыла снег, скребла лапами дерево, на вершине которого я в отчаянии болталась.

«Спать, спать, спать», – продолжал уговаривать жестокий лес.

Из дрёмы вырвал лошадиный храп и женский возглас. Волки рыча припали к земле и бросились в сторону новой, видимо, показавшейся более доступной, добыче.

Снег встретил Сантрэн роем искр, из которых пытались выплыть, воплощаясь, новые снежные фигуры.

В ответ сферическими кругами рванулся изумрудный огонь. В нем звери задергались, пойманные в ловушку, искажающей их силуэт, растягивающей их во все стороны, развоплощающей до тех пор, пока чудовища не распадались на части, снова обращаясь в неподвижные сугробы.

– Одиффэ? – позвала Сантрэн, подхватывая юбки и безошибочно направляясь к дереву, на ветке которого я свила своё гнездо. – Ты цела? Хвала Двуликим! Спускайся! Да побыстрее, сделай одолжение.

Я ощутила себя круглой идиоткой.

Какого черта, в самом деле, я не применила огонь?!

Одеревеневшее с испуга на морозе тело сделалось неуклюжим. Я едва не сорвалась с ветки. Подоспевший вовремя Теи помог удержаться на ногах.

– Ну, что? Удрала? – Ехидно щуря глаза, ухмыльнулся маг мне в лицо.

– Обсудим это позже, – потупившись, предложила я.

– Ладно. Обсудим. Если выберемся отсюда. На вот, выпей, – протянул он мне фляжку.

Жидкость просочилась в горло, заставив закашляться. А затем спасительное тепло разлилась по всему телу.

– Магические волны в пространстве снова меняются. Нужно торопиться, – предупредила Сантрэн.

Лес мрачный и холодный, не излучал, по моему мнению, никаких «волн в пространстве». Может быть, я не правильный маг? Я ничего такого не чувствовала.

Дикий пронзительный вой, раздался сразу со всех сторон. Казалось, возопил сам воздух. И земля, и небо, и взбесившийся снег орали, голосили на разной высоте заставляя зажимать уши руками.

– Что это?! – вопила я вместе со всеми, но мой голос терялся в общем пронзительном крике.

Вокруг засияли зеленые нити, тонкие, точно паутинки. Полностью звук от восприятия они не отрезали, но дышать стало возможным.

– Сдается мне, что у нашей медноволосой малышки удивительная способность находить неприятности, – смеялся Теи. – И, увы, не только на свою очаровательную попку. Маэры, нужно уходить. Долго мой щит против этих тварей не выстоит.

Мы проваливались в сугробы почти по пояс. А вокруг нас творилось что-то невообразимое: лай, визг, крик ветра, клекот птиц (эти – то откуда?!).

– Раздери Хаос всех низших фейри! – прорычал Тэи, останавливаясь. – Бегите! Я постараюсь их задержать.

Мой протест захлебнулся в порывах ветра, клубах снега, разбился о железную волю Сантрэн – она почти силой тащила меня вперед, не давая возможности остановиться или хотя бы обернуться.

Рывок. Всего один.

И вот уже мы стоим на тропе под безоблачным небом, а закат мирно чертит алые полосы. Ни звука. Ни рыка. Тишина. В конце тропинки тёплыми огоньками подслеповато светит домик, срисованный прямо с зимних открыток.

Я в полном недоумении обернулась к Сантрэн, ожидая разъяснений происходящему, но услышала лишь новые указания?

– Ты сейчас войдешь в дом, плотно закроешь дверь, зажжешь камин и свечи – все, что только сможешь отыскать, поняла? И, чтобы не случилось, из дома не выходи. Ясно?

Я кивнула. По инерции. На самом деле ничего было не ясно, но не время было сейчас задавать вопросы.

Ткань реальности снова подёрнулась рябью. На мгновение далекий вой, рёв костра, запах паленого мяса стали отчетливо явными – на мгновение краткое, как блеск зарницы. И вновь – ничего. Уютная тишина. Только уже без Сантрэн рядом.

Все в домике выглядело чистеньким, мирным, уютным. Часы показывали половину пятого.

Я подошла к зеркалу.

«Ничего не понимаю. Мне страшно», – сказала я своему отражению.

Тёмная Сторона, тропинка на Межу, Междумирье – призрачная реальность, населенная навьями, упырями, нечистью, низшими фейрами и демонами. Темная сторона словно грань между миром живым и миром мертвых – пространство, заселённое исключительно тёмными духами.

Почему я попадаю туда с противной регулярностью? Ведь считается, что на это способны только архимаги, да и то лишь с помощью сложнейших магических ритуалов, которые, (в книгах прямо не написано, но догадаться легко) требуют обильных кровавых жертвоприношений? А я просто прогулялась между деревьями!

Ни Теи, ни Сантрэн всё не появлялись, и я начала волноваться. Чтобы скоротать время, согрела воду в чайнике. Наверняка, Чеар*рэ захочется попить горяченького после снежного ада, где он сейчас пребывает. Чай лучшее лекарство от холода.

Свечи под моим взглядом загорались и мерцали слабыми огоньками.

Темнота сгущалась.

Тишину хотелось драть ногтями.

В очаге раскололось сгоревшее палено и вновь дикий вой, рыкание, лай и сокрушительные удары ветра сотрясли стены. Я опрометью бросилась к двери, широко распахивая её вопреки всем запретам.

Сантрэн волоком тащила по земле Тэи. Несмотря на видимую изящность, в бессознательном состоянии он, был, судя по всему, отнюдь не легоньким.

За спинами Чеаррэ материальная реальность двоилась и троилась, выгибалась – прогибалась во все стороны.

По воздуху шли сферические круги, обретающие различные формы и очертания.

Свет отступал. Стремительно таял, словно воздух вбирал его в себя, проглатывая, а взамен низвергал мрак.

Чем меньше оставалось света, тем быстрее черные тени обретали клыки и когти, отнюдь не призрачные, нацеленные в мягкую человеческую плоть.

– Не смей выходить из дома!!! – закричала Сантрэн. – Вернись в дом! Держись на свету!

Одна из теней рванулась вперёд.

Сантрэн попыталась защититься боевым пульсаром. Пока свет ярко-изумрудной сферы чертил дорожки, монстры шарахнулись в сторону. Но свет быстро погас и огромный черный клыкастый монстр, не то волк, не то тигр, прыгнул ей на спину.

Сила пришла стремительно, как поток, когда вода прорывает плотину. Вскинув руки к небу, я послала огонь; – больше, больше, больше! Столько, сколько смогла зачерпнуть их нескончаемого, бесконечного, смертоносного источника.

Огонь пришел не ветром, не светом, не ударной волной, как приходил всегда. Он пришёл чем-то большим. Чем-то намного большим – просто огромным! Словно само солнце упало в глаза, в руки, вспыхнуло в моём теле.

Вспышка Света – короткая, но ослепительно яркая. Выжигающая мозг и сердце.

Столб света охватил меня, сжигая.

Кто-то кричал, заходясь в крике.

Кто-то горел.

«Ведьме – пламя!».

Растворяясь в ослепительно белом туннеле, – падая или взлетая? – я продолжала слышать голос Сантрэн.

Потом свет отступил и меня окутала прохладная влажная мгла.

Впервые напоминая о том, что сама по себе темнота она вовсе не Зло, а всего лишь отсутствие Света.

Иногда – благое.

Глава 10

ВОСПИТАННИЦА СВЕТЛОГО ХРАМА

Придя в себя, я обнаружила, что нахожусь в уже знакомой, жарко натопленной комнате. Той самой, что Теи выделил мне в своем холостяцом убежище под личные апартаменты.

Скользнув взглядом по камину, окну, ковру, где робко играли оранжевые отблески пламени, я задержала его на фигуре в кресле, склонившейся над книгой. Заметив, что я очнулась, Сантрэн отложила книгу в сторону, предварительно заложив её гусиным пером.

– Как самочувствие? – осведомилась она.

Навскидку вроде все было в порядке. Нигде ничего не болело. Я сделала попытку приподняться на руках и сесть, опираясь на гору подушек.

– Что со мной?

– Перерасход магической энергии. Обычное для новичков дело.

– Это опасно?

– Да. Но, если не погибаешь на месте, потом достаточно легко восстанавливаешься.

– Где Тэи?

– Вернулся в город. Ему необходимо разобраться с твоим хозяином и учителем, а ещё с парочкой других неприятностей, масштабом помельче.

– Миарон жив?

Я не знала, что больше испытывала при мысли об этом облегчение или досаду?

– Пока, да, – поделилась информацией Сантржн. – Но не думаю, что это надолго.

– Кто на нас напал? – спросила я.

– Тени.

– Тени? Никогда бы не подумала, что они таиек кровожадны.

– Только если это тени Фейра, бессмертные твари, порожденные Мраком. Магия, даже Высшая, перед ней бессильна. Но они, на наше счастье, не разучились бояться света.

– Повезло нам.

– Мы обязаны тебе жизнью, – вздохнула Сантрэн.

Похоже, мысль об этом не очень грела её.

– Пока ты болела, – молвила она со вздохом, – я много раздумывала над тем, что делать с тобой дальше. Надеюсь, ты поймешь и примешь мое решение? Взять тебя в Семью я не рискну. Ты чем-то напоминаешь неизученное проклятье, лишь Двуликие знают, как начнешь действовать и в какую сторону рванешь? Передавать Департаменту тоже не выход, особенно с учетом категорических возражений с твоей стороны. Остается возможность обеспечить тебе пребывание в Храме Света. Одна из моих кузин, является там Матерью-настоятельницей. Она выразила согласие оказать содействие в получении места воспитанницы для тебя. Сёстры помогут обрести необходимые знания, навыки, умения, используя которые, со временем, ты сможешь занять определенное положение в обществе. Мы сочиним правдоподобную легенду, взяв за основу реальные имена и события. Никто, даже если и докопается до сути твоего происхождения, не сможет доказать, что дочь Анэйро Сирэнно, рожденная от мага Санрэно как-то связана с кровавыми событиями, произошедшими в Бэртон – Рив.

Я вздрогнула: Хранительница Клана Чеаррэ выказала потрясающую осведомленность о моем происхождении, назвав даже имя моего отца.

– Поживешь там несколько лет, – мягко продолжала Сантрэн. – Обучишься хорошим манерам. Научишься, наконец, ладить с людьми. А дальше, я найду тебе подходящего мужа…

– Мужа? А без мужа – никак? Я не хочу выходить замуж, – заявила я.

– Ну, тогда, скажем, годика через полтора-два, я могу помочь тебе поступить в одну из Магических Академий.

– Моя мать не любила магов. Она бы этого не одобрила.

– А ты, конечно же, хочешь прожить жизнь так же, как прожила её твоя мать? В Восточных Кварталах? – со зловещим спокойствием поинтересовалась Сантрэн. – Нет? Я так и думала. Но тогда тебе придется либо удачно выйти замуж, либо сделать карьеру – других дорог к благополучию в нашем мире нет. Кстати, а почему твоя мать не любила магов?

– Наверное, судила всех по моему отцу, – предположила я. – Мама не уставала говорить, что все маги – моральные уроды. Мол, обычные людские чувства для них скучны и неинтересны. Им обязательно перчинка нужна, вроде крови или половых извращений. Что жить нормальной жизнью магам некогда. Убивают лучшие годы на «развитие Силы», «завоевания могущества», «поиски артефактов». Таращатся до икоты в хрустальные шары, пока сами не превращаются в живые мумии.

Сантрэн засмеялась:

– Отчасти всё так и есть. Но мы можем себе это позволить. Маги живут долго.

– А у вас, маэра? – спросила я. – У вас есть семья? Дети?

– Детей нет. Но есть многочисленные братья, кузины, кузены, племянницы и племянники. Их дюжина дюжин. Маги нормальные люди, Одиффэ. Они любят, ненавидят, боятся, живут, умирают. Сила она как талант, понимаешь? Кто-то рождён поэтом, кто-то музыкантом, кто-то певцом, ну а кто – то как мы – магом. В этом нет ни вины, ни заслуги. Тебя определяет то, как ты используешь свой дар и ничто иное.

Я опустилась на подушки, стараясь подавить вздох:

– Конечно, Храм Света – это не императорский дворец. Но он, в конце концов, лучше, чем Департамент.

В любом случае, выбора у меня не было.

Одна видимость.

* * *

Телепорт, которым мы воспользовалась для переноса, сократил дорогу не меньше, чем на три четверти пути. Дальше, подобно простым смертным, пришлось передвигаться с помощью повозок различной степени комфортности, запряженных лошадьми. Данное обстоятельство только радовало: телепортация позволяет выигрывать во времени, но существенно проигрывает по части обогащения впечатлениями. Хотя, следует признать, острыми впечатления от тряской дороги не назовешь. Скорее уж они были утомительными.

Все крупные населенные пункты мы, что оговорится, «пролетели». Остаток пути пролегал через глухие приграничные леса. Дороги здесь были такими, что даже нечистики забегать не решались. Нас не тревожили ни разбойники, ни дознаватели. Дикие звери и те брезговали тратить драгоценное время на поедание двух глупых женщин, которых непонятно какая нужда гнала через хмурый, заснеженный, спящий лес, едва удерживающий на вершинах набухшее мерзлой водой небо.

Тропка, ведущая вперед по ледяному насту и державшаяся в данной реальности лишь благодаря магическим усилиям, вывела нас к скалам. Между острыми вершинами, словно воронье гнездо, торчал, разросшись в стороны, подобно опухоли, Храм Света.

Я с недоумением рассматривала громоздкое монолитное строение, больше походившее на военную крепость, чем на церковь – толстые стены, узкие окна, похожие на бойницы, множественные остроконечные башни.

Ранняя весна сама по себе неприглядная пора. В этом же краю она превратилась в бесконечное, растянутое, размытое, неясное пятно. Такое количество камня, припорошенного грязным осевшим снегом, буквально давило на плечи. Ветер пронзительно визжал, застревая между скалами.

– Это, в самом деле, он? – пораженно спросила я. – Храм богини Света?

– Удивлена?

– Я представляла его себе иначе. Более гармоничным, что ли? Ну, там всякие белые высокие колонны, воздушные арки, фонтаны, цветы, флаги. А здесь, все такое, прости Двуликие, страшное.

– Храм Света – это фактически аванпост на границах с Фиаром. Достоинство его заключается в способности отразить или пережить вражеское нападение. При необходимости он способен вместить в себя более полутора тысяч человек, нуждающихся в укрытие, что, конечно же, куда важнее картинного фасада. Ты знаешь, официально между Фиаром и Эдонией войны нет, но в здешних краях нет и мира. Люди не понаслышке знают о том, что такое чёрная магия и её порождения. Сиобрян Дик*Кар*Стал некромант и чернокнижник, возглавляющий Гильдию Темных, на подвластной ему территории узаконил кровавые ритуалы и жертвоприношения демонам. Отголоски всего этого непотребства докатываются и сюда, в приграничный край. Пару раз в году тут полыхает буквально все. Поэтому храмы тут напоминают не дворцы, а крепость. Не до финтифлюшек, сама понимаешь?

– Ты, конечно же, совершенно случайно забыла упомянуть обо всем, об этом раньше? – поежилась я.

– Свет нужнее всего во Тьме. Они всегда рядом.

* * *

Сантрэн передала меня с рук на руки матери-настоятельнице Светлого Храма. Пожелав удачи, наказала слушаться старших и упорхнула, оставив по себе горько-сладкий след в душе, как недостижимая мечта.

Массивное и неприглядное снаружи, внутри жилище оказалось просторным, безукоризненно чистым и уютным. Все в нем было продумано до мелочей. Здесь даже мышей и тараканов не травили, считая сие действие жестоким. Для существования этой живности отводились специальные участки. Сестры использовали наговоры, нарочно составленные для того, чтобы мышки-полёвки не болели и уж тем паче, не распространяли заразу. Помимо грызунов в обители проживало огромное количество всякой живности: кошки, собаки, раненные волки, лисицы, потерявшие ориентир совы, летучие мыши, незамерзшие на зиму ужи и лягушки. Я уже не говорю о коровах, быках, овцах, козах, курах, индюшках, лошадях, осликах, мулах! Да такого подворья, как у Светлых Сестер не было у лучших фермеров Эдонии. Кто-то приносил пользу, кто-то жил из милости, кого-то с трудом терпели, но абсолютно всем хватало места.

А ещё за все за этим приходилось ухаживать.

Воспитанниц в Храме Света оказалось около двух сотен. Большинство являлось отпрысками благородных семей, увы, незаконнорожденными. Их дальнейшая, судьба, подобна моей, была спорна и туманна, таинственна и неясна.

К новой жизни приноровиться удалось далеко не сразу. Распорядок был следующим. Утренние часы посвящались наукам, после трудились на кухне, ферме, либо в коровниках, как простые крестьянки. Послеобеденные часы отводились под зубрешку уроков. Вечером нас муштровали до одури, прививая светские манеры, в перечень которых в обязательном порядке входили: этикет, танцы, риторика и личная корреспонденция – так замысловато обзывалось искусство переписки с поклонниками и любовниками в высшем свете. Все это было так, на всякий случай, если вдруг у кого-то из родителей внезапно проснётся совесть, и они великодушно дадут своим теневым отпрыскам возможность ступить на навощенные паркеты роскошных дворцовых зал.

Привыкнув к насыщенной жизни, когда всплески адреналина приходилось переживать чуть ли не каждый час, я поначалу тяжело переносила пресное однообразное существование в Храме Света. Устав от людского общества, частенько сбегала за монастырскую ограду в поисках иллюзорной свободы и одиночества. Примостившись на голых скалах, наблюдала за малолюдным пейзажем, сдобренным яркими закатами, окрашивающими плоскогорье у подножия горы в яркий цвет. Следила за тем, как парили в вышине в поисках добычи зоркие хищные птицы. Мечтая улететь из этого пустынного, дикого, тоскливого края как можно быстрее.

На скалах кое-где пробивалась полусухая, острая, как бритва, трава, беспрестанно колеблемая ветром.

Ветер неустанно теребил волосы и полы плаща, выдувая остатки тепла. Но всего этого было мало, чтобы заставить покинуть добровольно избранный пост.

Сбежав ото всех, я любила представлять, что одна-одинешенька на краю девственного, безлюдного мира. И стоит сделать шаг вперед, как я окажусь далеко, в непонятном, но интересном месте.

Одиночество, конечно, было иллюзией. Не говоря о самих Сёстрах-наставницах и их воспитанницах, моих однокашниц, вокруг постоянно сновали люди. В нескольких километрах от нашего «гнезда» находилась большая деревня, местными единогласно признанная «городом».

Крестьянских поселений по округе можно было насчитывать десятками. А ещё был Орден Огня, чьими адептами являлись исключительно мужчины. Стоило ли удивляться тому, что они тесно сотрудничали и постоянно соперничали с Сестрами Света.

Противостояние было почти забавным.

Поначалу я никого не признавала. Сестры шипели на меня, как гусыни и старались призвать к порядку.

В ответ я даже не брала на себя труд дерзить или огрызаться – просто игнорировала.

Но время шло. Сестры орали на нас благим матом, но мы уже знали – они это любя.

Постепенно я свыкалась с новой жизнью, даже вошла во вкус, отдавая должное царящему здесь порядку Опрятный, светлый, немного чопорный, но добрый женский мир в конце концов пришелся мне вполне по душе.

Училась я, как всегда, прилежно и с интересом. В моей возрастной группе из тридцати девчонок по успеваемости я оказалась второй. Но поведение, по общему мнению, оставляло желать лучшего.

Чего мы только не придумывали с девчонками? Выкрашивали двери во все цвета радуги. Подвешивали пузыри с водой к потолку с тем, чтобы последние изливались на головы случайным прохожим под их возмущенные, отнюдь не благодарные, крики. Ловили серых мышек-полевок, усыпляли грызунов сонным заклятием, вычитанным на досуге в одной из библиотечных книг, а затем укладывали сладко посапывающих мышек досматривать восьмой сон в тапочки к Светлым Сестрам. Иногда, во избежание эффекта привыкания, мышек заменяли пауками, крысами или клопами. Результат, в любом случае, всегда был оглушительно-громким.

За очередное «запретное» заклинание мне как-то раз пришлось просидеть целые сутки в одиночной келье – наказание, которое в Храме Света не применяли, наверное, со дней его основания. Даже и не знаю, кому пришлось тяжелее, мне или сестрам, вынужденным привести сей приговор в действие.

Перед «заключением» меня отчитывали три четверти часа, обозвав извращенкой, аргументировав это мнение фактом, что даже самому злобному магу, не пришло бы в голову применить Темную Магию в средоточии Света для достижения полученного результата. Талантливая Умница Я выбрала для очередной затеи один из сложнейших темных обрядов. Правда, кровь мы не использовали, круг Силы не рисовали, полночи не дожидались, даже лунные фазы на соответствие не проверяли. Просто плеснули сцеженным коровьим молоком на первый попавшийся камень, да и прочли вслух выписанные из подвернувшейся древней книги слова. Звучали они карябающей слух зубодробильной абракадаброй.

Посмеялись, да и пошли ужинать.

Но смеялись мы в тот вечер последними. Все остальные кричали громко и надрывно. Все останки тел на территории храма ожили и начали передвигаться. От кого, чего осталось, тем и двигали. На скотном дворе громыхали ободранные кости, в кастрюльках и на сковородках металось мясо. Даже колбаска и та рвалась из кладовки убежать.

Вообще-то, на мой взгляд, ситуация была не лишена юмора. Но его мало кто оценил.

Пожар быстро погасили. Тьму разогнали. Останки вернули на положенное место и даже съели. Чуть позже, когда страсти поутихли.

Светлые выходили из себя, пытаясь дознаться, откуда мы взяли необходимое для обряда количество «жизненно важной человеческой жидкости»?

Продолжая горланить, подозреваю, они и сами не верили, что у нас была возможность воспользоваться пресловутым «ведром человеческой крови». Понимали, болезные, что даже если бы мы и перебили подчистую население местных деревенек, у нас все равно не было приспособлений, позволяющих собрать у жертв требуемую «жизненно важную жидкость» горяченькой.

Да и с тем фактом, что все деревенские жители живехоньки и целехоньки, ничего поделать оказалось невозможным.

Сестры восхитились талантом преступниц, оказавшимися способными провести ритуал высокого уровня сложности, но их восхищение не смягчило наказания. Меня без права помилования отправили поразмыслить над плохим поведением.

Я поразмыслила. Прониклась глубиной морального падения. Покаялась, как предписано уставом. И затаилась на целую неделю.

Целую неделю все в Храме происходило, «как надо» и «как положено». Воспитанницы были чистыми ангелами.

Но хорошее не может длиться вечно.

Весна клонилась к исходу. Дикие яблони и вишни благоухали так сладко-опьяняюще. Зелень за высокими заговоренными стенами вдохновляла на подвиги.

А ещё снились сны. В них звучал Зов – голос, неведомо куда влекущий. Настойчивый, мягкий. Колдовской.

Словом, мы сбежали. Просто вырвались из заточения как три обезумевших от счастья маленьких духа.

День выдался солнечный и ясный. Лес казался юным, приветливым и веселым.

– Слышишь духов? – мечтательно щурясь, кружилась одна из моих приятельниц, мечтательница Мари.

Она тянулась руками к первоцветам, срывала их и подбрасывала оборванные лепестки в воздух. Ей казалось ужасно романтичным.

– Одиффэ, ты видишь их?

Я не видела. И врать не хотела.

– Но ведь ты ведьма! – возмущалась Мари. – Ведьмы должны видеть духов!

– Не знаю, что там кому ведьмы задолжали, но я вижу то же, что и ты: дорогу, лес и синее небо.

Не прошли мы и пол лиги, как встретили крестьянина, направляющегося по торговым делам в город. Мужик с ленцой нахлестывал каурую лошадку, неторопливо трусившую по узкой дорожке.

– Здорово, – поприветствовал он нас.

Девчонки испуганно притихли, бросая на меня выразительные взгляды.

Так случилось, что в нашей троице роль Верховной Жрицы досталась мне. Естественно, ну я же – ведьма. Впрочем, роль я исполняла с превеликим удовольствием, открыв для себя, что, оказывается, обожаю командовать.

– Здорово, добрый человек, коль в самом деле добр, – отозвалась я, выходя вперёд. – Далече путь держишь?

– Да, таки, в город.

Мужик ухмыльнулся в густые, пшеничного цвета, усы.

– Ярмарка там, чай. А вы не туды ль же торопитесь, а? Дело-то молодое, ясно. К милому дружку, чай, а? Подвезти что ль?

– Подвези, коли добр. Но учти, платить мы тебе не станем, – предупредила я. – Нечем.

– Да что вы? – отмахнулся мужик. – Я о том речи не веду. Забирайтесь-ка в повозку, чего стоять? Тама вона в кульке и ядра есть, погрызите, коль зубы спортить не пужаетесь.

Мы упрашивать себя долго не заставили. Попрыгали за деревянные бортики тряской крестьянкой тарантаски, запустили каждая по пятерне в указанные мужиком кульки. Словом, разместились со всем доступным по местным меркам комфортом.

Ядра оказались хорошо прожаренными, вкусными.

Мужик легонько тронул лошаденку вожжами, и та потрусила вперед.

– Вы откель? От Сестер из Храма, чай?

– Догадливый, – фыркнула Айриэт.

– Магички-то среди вас есть?

– А то? – снова отозвалась Айриэт.

– Это хорошо, – удовлетворенно кивнул мужик. – Хорошо. О лесах-то здешних какая дурная слава ходит? А посмотреть на него сейчас, на родимого, весь ведь из света сделан. Из чистого Света! А стоит только чуть засумеречничать, такое выползает, спаси Ие*хи*Аль, Богиня Пресветлая и Благая! Спаси и помоги остаться в здравом разуме!

– А что выползает? – спросила Айриэт. – Мертвяки? Так это же банально.

– Банально, говоришь?

Крестьянин недобро покосился и сплюнул.

– А ты их видала? Мертвяков – то? Банальных?.

– Нет, – покачала темной макушкой подружка.

– То-то и оно, что нет.

– А вы, добрый человек? Вы видели?

Мариллисса обожала страшные истории.

– Видел, провалиться мне в Бездну к Слепому Ткачу! Как вот тебя сейчас вижу – видел. Двуликие прокляни на века, коли вру!

Мужик правой рукой истово очертил у себя перед носом размашистый круг. Чуть в ухо Айриэт не заехал. Та едва успела уклониться.

– А дело, значится, так было. Еду я, значится, из города. Частенько я по этой дороге туда и сюда-то катаюсь, и всегда без приключений складывалось. А тем днем все шиворот на выворот шло. Вот, ну всё! Я вона ещё и из-за ворот-то не выехал, а жинка – то моя, Оська, заголосила. Оно, вишь, молоко в крынке возьми, да и скисни…

– И что? – с неподдельным интересом спросила я, не умея в толк взять, какое отношение скисшие молоко имеет к будущей встрече с мертвецами, о которых, вроде как, должен пойти рассказ.

– Как это – что? – искренне возмутился мужик моей малограмотностью. – Оно ведь и неразумному мальцу понятно: коли молоко в крынке скисает, это значится, за порогом либо ведьма прошла, либо ещё нечисть какая. Уж удачи не жди – не будет!

– А, – протянула я, несколько озадаченная.

– Ну, так, скока Оська не голоси, и хоть сердце у самого не на месте, а ехать, значится, надо. Запряг я, значится, мою каурку вислоухую, жинке наказал, что б, ежели что, не баловала, хозяйство вела исправно и себя блюла честно.

– До вашего приезда, что ль, не баловала-то? – Айриэт, бедняжка, аж покраснела, от мужественной попытки не расхохотаться. – Горячая, знать, у тебя жинка. Ты пореже её оставляй.

Крестьянин поглядел на нас, прыскающих в кулаки, с укоризной:

– У вас, у баб, все на одно мозги налажены. Э! – погрозили нам пальцем. – Вертихвостки!

– Ты, мужик, обиды не держи, – хихикая, выдавила я из себя. – Мы ж не самом деле дурного-то, не думаем. И баба твоя, наверняка, честная да работящая. Ты дальше рассказывай.

Мужик попался не злобливый, в раз сменил гнев на милость.

– Сходил, я значится, на могилку к предкам…

– Ну, простился ты со всеми. Дальше то, что было? – не могла не съязвить Айриэт.

– А дальше я, значится, как и было положено, в город поехал. Дорога вот, как сейчас была – тихая такая. Птички поют. Солнышко светит. Я аж сам запел. Еду. Хорошо так, привольно! Словом, я пока до города, значится, доехал, про крынку совсем забыть успел. А торговля в тот день их рук вон плохо пошла. Мало того, что я по дороге два кувшина разбил, так ещё перекупщики, туды их в дышло кочергой, цены перебили. Сбавили – дальше и некуда. Гады! Похлещи любого упыря…

– Да ты, дядька, про мертвяков рассказать обещал, – напомнила Айриэт. – Что перекупщики гады, мы без тебя сызмальства знаем.

– Ага! – кивнул крестьянин головой. – Ну, так еду, значится, я назад. Выручка в кармане с гулькин нос. Настроение – хуже и некуда. Оська моя баба скандальная. Сама в город ни ногой. Где двери в большую хату открывают, не знает. Но, как меня учить – у-у! Такой, значится, в неё энтузиазм с интеллектой вселяются: караул кричи – не поможет.

Еду, значится, готовлюся к плешине, которую жинка-то моя, выручку за три месяца увидав, проест на моей головушке. К гадалке не ходи – прогрызет, волчица дикая. И не замечаю, как лес другой совсем стал. Почитай, будто вовсе не по своему краю еду. Темный он, весь, темный – аж жуть! А уж до чего тихий, девки! До чего тихий!

Мужик почти уже шептал, создавая атмосферу. Загадочно так, зловеще шелестел. Мы даже головы в плечи втянули, предвкушая жуткий ужас.

– Будто все в нем повымерло напрочь. Ни веточка не хрустнет. Ни листик не шелохнется. Ручьи – и те не звенят. Даже травка не шуршить. Глянул я тут на небо, а там…

– Мертвецы? – тоненько ахнула Мари, рукой за левую грудь хватаясь.

– Тьфу!!! – смачно плюнул дядька. – Дура девка! Да какого ляда мертвецы на небе-то делают? Они тебе, чё? Гуси-лебеди?!

– Но что ты там, на небе, увидел-то тогда?

– Знамо чё, – весомо сказал мужик, указательный пальцем целясь в небо. Аж приосанился. – Луну!

Тут мы не выдержали. Смеялись до слёз. От хохота даже бока заболели.

Каурка вислоухая побежала. Рванула вперед, тяжело приседая на все четыре конечности сразу, как заяц. Я такого аллюра у лошадей не то, что не видела – представить не могла. Выглядела она настолько дикой, что самим бежать хотелось, ломясь через длинные стебли трав, покрытые мелкими приставучими колючками.

Мужик кряхтел, путаясь в вожжах, заваливаясь на спину. Чертыхаясь и матерясь, он пытался остановить свою животинку.

– Ну, девки, вашу мать! – рычал он. – А ну вон отседа! Ишь, чё удумали?! Лошадь пугать! Я с ними, как с родными, а они?! Нахалки.

– Прости, добрый человек.

Все ещё давясь смехом, раскланялись мы с ним.

Крестьянская телега исчезла из вида, скрывшись за кустами дикого боярышника, а мы продолжили свой путь.

Какое-то время беззаботно шагали вперед, посмеиваясь, перебрасываясь шутками. Но мало-помалу игривое настроение испарилось. Лес передумал казаться дружелюбным. Деревья щурились вслед с угрожающей насмешкой, словно перешептываясь за спиной: «Подождите! Вот-вот стемнеет, и тогда, тогда, тогда…»

Тропинку медленно затягивало вьюнком. Она едва держалась среди травы, необычайной густой и сильной для последнего весеннего месяца.

– Недаром у этого леса нехорошая слава, – подавлено проговорила Айриэт. – Есть в нем нечто зловещее.

– Во всех лесах есть нечто зловещее, – постаралась я успокоить подругу. – Поэтому крестьяне и рассказывают сказки, в которых лес населен различными злобными духами.

– Но в этом лесу, если сбиться, можно оказаться в Фиаре, – возразила Мари. – А это вам уже не сказки.

На это возразить было нечего.

Мы продолжали кружить, не желая признать очевидного.

Тем временем хищно подкрадывался вечер. Огненное яркое солнце раздувалось, спускаясь вниз, и вскоре спряталось за верхушками деревьев. От земли струилась белая дымка туманистых испарений.

– Мне кажется, мы заблудились, – высказала наконец вслух общие опасения Мари. – И я пить хочу.

– И я, – поддержала Айриэт.

– Поканючим немного позже, – предложила я, – а сейчас нужно приготовиться к ночевке. Иначе спать придется на ногах.

– И как мы будем к ней готовиться?

Все с надеждой смотрели на меня. А я сама впервые в жизни в лесу заблудилась и что делать, представляла не лучше ихнего.

– Прежде всего, наберем дров, – авторитетно заявила я, не желая сдавать лидерские позиции.

– Как же мы разожжем костер? У нас даже огнива нет.

– Вот об этом как раз можно не беспокоиться.

Моя улыбка была самой, что ни есть, лучезарной. – Зачем вам огниво, если у вас есть я? Но хватит стоять без толку. Вперёд! Приспосабливаемся к дикой природе.

Мы направились к разлапистому кусту пушистого папоротника, создающего иллюзию прикрытия. Поскакав дикими козами, сделали вокруг него полянку, слегка утрамбовав ногами землю. Затем пошли собирать хворост для костра.

Ломясь через густой, колкий сухостойник, над которым вилась невидимая паутина с мерзкими пауками, я поняла, что не люблю лес. Не люблю гораздо сильнее, чем город, горы, Дом Летящих Теней и Храм Света вместе взятые. В лесу холодно, голодно, темно, сыро. Еды – нет. Воды – нет. Котелка – нет. Руки кровоточат. Через каждые три шага приходится оборачиваться, опасаясь потерять ориентир из-за бесконечных веток.

А ещё комары с постоянным: ж – ж – ж!

Когда всем показалось, что дров достаточно, мы развели костёр. Пламя занялось, ровненько, как по линеечке.

– Упыри, они же, как звери, огня бояться. Все огня боятся. И просто, когда костер горит, на душе спокойнее, – радовалась Мари.

В кругу света стало не только спокойнее, но и теплее. Вот только голод, жажда и комары донимали по-прежнему.

Особенно доставалось от последних.

– Есть хочется, – чуть ли не хныкала Мари.

Мы с Айриэт в очередной раз на неё зашипели. Но вообще-то Мари была права. Я уже говорила, что свобода хороша лишь в теории, а на практике зачастую ума не приложишь, что делать с этим счастьем?

– Н – да, – продолжая отмахиваться отощавшей от хлестких взмахов туда и сюда, веткой, заметила я. – Сейчас лежали бы себе в кроватках, под одеялами. Второй сон досматривали. И какая муха нас укусила? Зачем мы сбежали?

– Ты же ведьма! – снова завела Мари любимую мелодию. – Придумай что-нибудь, а?

– Что придумать?

– Что-нибудь, что поможет нам хотя бы от этих проклятых насекомых избавиться!

– Могу зажарить живьём, – предложила я. – Подойдёт?

– А других методов, менее радикальных, нет? – вздохнула Марилисса.

– К сожалению – нет, – пожала плечами я.

– Может быть, ляжем спать? – последовало очередное разумное предложение. – Когда спишь, есть не так сильно хочется.

– Ложитесь. Я покараулю, – великодушно предложила я.

Свернувшись калачиком рядышком, немного поворочавшись, девчонки подозрительно быстро стихли.

Сиа, серебристая, острая, словно крестьянский серп, разрезала небо на части. Она проходила по высокой дуге, почти посередине неба, чистая и бесстрашная, самая моя любимая из трёх лун. Настолько яркая, что на землю от неё падали чёткие черные тени. Десятки, сотни, тысячи теней от каждого тонкого дерева, от каждого трепещущего листика.

Поближе пододвинувшись к костерку, я постаралась укрыться от ночной прохлады.

Подбрасывая в огонь топливо, подумала: не слишком ли быстро убывают наши запасы хвороста?

Лес стоял тихий. Нереально тихий. Ну, хотя бы птицы в нём должны водиться? Или дикие звери? В диком лесу всегда полно всякой живности. А мы же словно попали в парк, охраняемый егерями. Даже жаб, вечных спутниц весны в болотистых, влажных краях, неслышно. Не летали майские жуки, которых в любом лесу в эту пору пруд пруди.

Вот и комары стихли. Их бесконечная тоска по крови, сопровождаемая тонким нытьем, больше не докучала нам.

А потом на меня навалилось странно чувство. Мозг полностью выключился, как бывает в пограничном состоянии перед сном. Но я всё равно помню, как поднялась и пошла вперёд.

Земля под ногами напоминала большого ёжика, сплошные иголки и колючки. Меня это нисколько не смущало. Я продолжала брести вперёд сквозь колючие заросли, не думая ни об оставленных подругах, ни о возможной опасности. Шла так уверенно, будто что-то во мне знало дорогу и не сомневалось, что я двигаюсь в правильном направлении.

Впереди забрезжило оранжевое мерцающее пятнышко костра. Потом я услышала мужские голоса.

– Вы уверены, что сможете держать демона под контролем, государь? Фактически, мы ведь не знаем, с чем придётся иметь дело.

– Не беспокойся, я справлюсь. Главное, чтобы Зов подействовал.

Костёр пылал ярко, давая достаточно света для того, чтобы рассмотреть разговаривающих мужчин.

Один был мужчина в полном расцвете лет, второй – совсем молодой, почти юноша. Тот, что старше, темноволос, высокий и худой, как жердь.

Второй гибкостью, мягкостью и плавностью движений напоминал танцора. У него были примечательные волосы. Рыжие.

– Чего проще, государь, провести ритуал во дворце, где для подстраховки всегда можно скормить оглодавшим демонам парочку верноподданных? – усмехнулся Рыжий. – А здесь, если все пойдет наперекосяк…

– У этой игры есть правила, друг мой, – тихо ронял слова мужчина в чёрном, чем-то неуловимо напоминавший паука. – Демон, на которого мы охотимся, во дворец не придёт. Я вообще не уверен, что Зов сможет дотянуться. А время не ждёт. Оно почти на исходе.

Сухая ветка хрустнула под моей ногой.

Оба мужчина замерли, как бывает в момент опасности и развернулись в мою сторону.

Я нисколько не сомневаюсь, что они видели меня так же чётко, как я – их.

Тот, что был темнее и выше двинулся мне навстречу, останавливаясь в нескольких шагах.

Чётко очерченные губы разомкнулись и полились слова заклинания. Туман, заволакивающий моё сознание, начал сгущаться. В последний момент я попыталась вырваться из этой сети, но было уже поздно. Меня утягивало в сон.

Последнее, что я помню, у зачаровавшего меня мага были черные, как крыло ворона, волоса. И непривычная стрижка – волосы спадали на лицо острыми, рваными прядями. Блики огня играли на белой, как у классической нежити, коже.

Веки мою сомкнулись, колени подгибались.

Последнее, что я помню, как чьи-то руки подхватили меня, не давая осесть на землю.

Мысль о том, что же теперь будет с моими подружками была последней, растворившейся в ярком сне, содержание которого я не запомнила.

Глава 11

КОРОЛЬ ФИАРА

Открыв глаза я с удивлением воззрилась на потолок.

Это был особенный потолок. Совсем не такой на какой привыкли смотреть простые смертные. Он сразу заставлял проникаться к себе уважением.

То был потолок небожителей. Потолок с большой буквы.

По центру свисала огромная люстра, напоминающая водопад из хрустальных подвесок. Стеклянные свечки устремлялись вверх, стеклянные бусинки-дождинки плавно изгибались, словно вставшие торчком тараканьи усики. Стекло витиевато, причудливо изгибалось, искрило, переливалось. Сияла даже самая малюсенькая, самая неприметная среди других капель-сестер, дождинка.

Вокруг люстры простиралось кремово-белое потолочное поле. На стенах оно сменялось буйством красок: виньетки из цветов, розетки из цветов, медальоны из цветов и букетики. Цветы размером поменьше и размером побольше. Цветы синего, белого, алого, желтого цвета. Цветы оптом. Цветы в розницу. Цветы прямо, бочком, вверх ногами (читай стеблем). Цветы, цветы, цветы…

Кровать, на которой я покоилась, тоже была выполнена с размахом. Находиться в ней в одиночестве было крайне неприятно, и я поспешила оставить сей одр.

Выбравшись из удушающих пышных складок балдахина с золотыми кистями, не без любопытства оглядела остальную часть комнаты.

По отношению к кровати они играла ту же роль, что и рамка по отношению к картине: интерьер здесь был морской раковиной, кровать – жемчужиной.

Взгляд скользнул по стенам, задержался на камине, облицованном инструктированными золотом черными плитами. Наткнулся на нарядное зеркало в золотисто-белой раме, висящее над бюро.

Этажерки под цветы, с прекрасными фарфоровыми вазами, в отсутствие хозяйки, – увы! – пустовали. Маленькие, похожие на игрушки, тумбочки навевали на мысль о множестве спрятанных женских побрякушек: гребнях в дорогостоящих роговых чехлах с инкрустациями; баночках и коробочках с притираниями; шкатулках с драгоценностями.

Кремовые пушистые ковры, по которым в продуманном беспорядке раскидали маленькие подушечки и пышные пуфы, предлагали расслабиться и отдохнуть.

Всё вокруг было изящным, воздушным и женственным.

Совершенно не сочеталось с черной фигурой, неподвижно застывшей в кресле.

Пышное жабо и манжеты, обсыпанные крошкой из драгоценных камней, зловеще искрились в полумраке, словно пыльца сказочных фей.

– Кто вы такой? – поинтересовалась я, скрещивая руки на груди. – Что я здесь делаю?

– Я Сиобрян Дик*Кар*Стал, – насмешливо представился господин в чёрном. – Слышали о таком?

– Ваше Величество, – присела я в почтительном реверансе.

– Избавьте меня от проявления ложного почтения. Вы здесь не за этим.

Я покорно выпрямилась, продолжая с любопытством рассматривать Воплощенное Зло.

– А зачем я здесь?

Мне, кстати, было вправду интересно.

Бровь монарха-некроманта саркастически изогнулась. Но он мне не ответил. Лишь сверлили задумчивым взглядом.

Я стояла перед ним чуть ли не навытяжку, не зная, что делать.

Черный Властелин был фигурой масштабной, с ним считались лица, рядом с которыми я была как свечка перед солнцем. Он – Тёмный Владыка, не только король, но и официальный Глава Тёмного Ковена. А кто такая я? Простой серый обыватель. Простому серому обывателю бывает не слишком уютно в обществе полубогов.

Тяжелый взгляд сумеречно-серых, как камни, глаз, мне удалось выдержать, не отводя взора.

– Что ты помнишь? – поинтересовался он.

– Помню, как наткнулась на вас в лесу, и вы меня заколдовали.

Его Величество какое-то время задумчиво меня разглядывал.

– Почему ты пришла в то место?

– Мы с подругами заблудились. Потом я увидела свет и… – под его тяжёлым взглядом слова сами собой замерли на губах.

– Ты увидела свет? – переспросил он. – Или ты пришла потому, что слышала что-то?

– Что я могла услышать?

– Может быть что-то вроде песни? – предположил он. – Колдовской зов?

Я не знала, что и подумать и совсем не знала, что отвечать. Меня словно притянуло к тому месту, но никаких голосов я не слышала.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Одиффэ.

– Одиффэ? Назови твоё второе, фамильное имя? – потребовал он.

– Сирэнно.

Сиобрян Дик*Кар*Стал неподвижно застыл, отвернув от меня лицо, словно бы не желая, чтобы я прочла его выражение.

– Сколько тебе лет, Одиффэ?

– Пятнадцать минуло в апреле.

Он выдохнул и шевельнулся, будто вырываясь из оков вынужденной неподвижности.

– Добро пожаловать в мой дворец, Одиффэ Сирэнно. Будешь моей гостьей до тех пор, пока Сантрэн Чеаррэ не прибудет к нам с визитом и мы не решим твою дальнейшую судьбу.

– А где я нахожусь?

Серые непроницаемые глаза вновь скользнули по мне взглядом:

– Простонародье называет этот замок Девичьим. А ещё – Замком Слёз.

Говорящее название. Надеюсь, мне здесь плакать не придётся?

Замок Слез – так называли обитель, в которой король-некромант держал свою супругу. Держал до тех пор, пока не сжил со свету.

Вообще всё, что мне известно о монархе Фиара, сводится только к плохому: колдун, злодей, убийца, губитель невинных. Ходили упорные сплетни о том, что Их Темнейшество собственноручно извёл собственную семейку под корень: батюшку, старшего братца с его молодой жёнушкой, младшего брата, по счастью, не женатого. Даже единственного сына удосужился не пощадить, а запер где-то далеко в лесах, таких же густых и непролазных, как Дикий, в котором мы с подругами так некстати заплутали.

В общем, я угодила в очередную неприятность. И рассчитывать теперь могла только на помощь людей, которым явно не было до меня никакого дела.

– Почему вы думаете, что Сантрэн приедет за мной? – спросила я.

Сиобрян откинулся на спинку стула, мазнув по мне взглядом:

– Мне удалось навести о тебе справки. Некоторая информация показалась не столько интересной, сколько полезной. Оказывается, в Храм Света тебя упрятала именно она, Сантрэн Чеаррэ. Забота о ближнем или нижестоящем существе, вещь, конечно, похвальная. Но подобных похвальных прецедентов в жизни этой древней особы никогда не случалось. Она никому не оказывала личной протекции. Ни разу за все шестьсот лет, истекших со дня её рождения. Вот я и задаюсь вполне логичным, на мой взгляд, вопросом – почему? Почему Хранитель Клана Чеаррэ так заинтересована в судьбе какой-то девчонки? И может ли так случиться, что девчонка, которой лично интересуются такие люди, была «какой – то»? Самое интересно, что, как не пытался я раскопать твое прошлое до возникновения в твоей биографии Светлого Храма – мрак. Полный. Темнее, чем в инферно. Из вышесказанного вытекает новый вопрос: кого могла прятать Сантрэн столько лет, с такой тщательностью?

Я с интересом на него смотрела, увлеченно предвкушая продолжение. А потом до меня дошло, что именно он имел ввиду.

А что ещё можно было подумать? Кого могли прятать Чеаррэ в Храме Света, как не своих незаконнорожденных отпрысков?

Интересно, Сантрэн подумала о том, что её действия могут быть истолкованы таким образом?

– Нет, – покачала я головой. – Вы не правы. Я не Чеаррэ. Я – Сирэнно.

– Ты будешь тем, кем тебя назначат, дорогая моя девочка. А в данной ситуации подобный исход выглядит вполне логичным и взаимовыгодным.

Я непонимающе моргнула:

– Что вы хотите этим сказать?

– Я давно обдумывал возможность предложить Чеаррэ брачный союз.

Я всё ещё не понимала.

– Подобный союз для обоих сторон чистая выгода. Я заткну пасть этим стервятникам, дав им надежду на возможное престолонаследование в Фиаре в будущем.

– Зачем вам давать Чеаррэ подобного рода надежды?

– Хочу получить отсрочку в нападении Эдонии на Фиар.

– Минуточку! Разве это Эдония нападает на Фиар? А случаем всё не наоборот?

– Увы, нет. Как бы не преподносили этот факт политики-эдонианцы, именно они проявляют агрессию и экспансию по отношению к Фиару, – невозмутимо, но не допускающим возражения тоном, царственно заявили мне.

– Позвольте усомниться…

– Можете сомневаться сколько угодно, только факт остается фактом: Эдония вот уже несколько лет держит Фиар в экономической изоляции, стягивает войска к нашей границе и устанавливает силовые артефакты исключительно из благородных побуждений?

– Мы вынуждены так поступать, – заученно ответила я.

– Именно этой пропаганды придерживаются у вас в Эдонии? – усмехнулся Дик*Кар*Стал. – И вижу, тебе неплохо промыли мозги. Но всё же, надеюсь, придёт время, когда ты станешь иначе смотреть на проблему.

– Когда это будет, – отмахнулась я.

– Когда станешь королевой Фиара, разумеется, – невозмутимо заявил он.

– Королевой?.. Я?!

– Ну, разумеется. Я говорил о брачном союзе между домом Дик*Кар*Сталов и домом Чеаррэ. Помнишь?

– Но я не Чеаррэ, – растерянно выдохнула я, вовсе не обрадованная открывающейся перспективой.

– Думаю, что Сантрэн это устроит. Со временем, девочка, ты поймешь простую истину: не так важно, кто мы такие на самом деле. Главное, какими нас видят другие.

– Но зачем?.. Почему – я?

Ответа так и не прозвучало.

* * *

Прохаживаясь по длинной галерее, я следила за уходящим солнцем. Стрельчатые окна беспрепятственно пропускали косые лучи и те спешили лечь к моим ногам. Небо пламенело.

Со времени нашего разговора с Их Величеством прошло четыре дня. Целая вечность, если провести это время в золотой клетке. Первоначальные опасения, что Чеаррэ забудут откликнуться на вызов Дик*Кар*Стала сменились тревогой по поводу того, как они отнесутся к моей безумной эскападе?

Сантрэн приняла вызов и приехала. Кланы вступил в переговоры. Значит ли это что официально я теперь Чеаррэ?

Вот она, вершина желаний!

Где счастье? Счастья – нет! Чувствовать себя разменянной монетой в чужой игре, платой за чужой мир было, мягко говоря, неприятно.

Любому, даже самому бесконечному ожиданию приходит конец. Двустворчатые двери в конце галереи отворились. Как из портала, возникла величественная, несмотря на невысокий рост, фигура Сантрэн. Она шла подобно кораблю под всеми парусами – легко, ровно, быстро.

Поравнявшись, она окинула меня взглядом:

«Следуй за мной», – прошелестело в голове.

Войдя в отведённые мне покои, мы, наконец, остались одни и смогли поговорить.

Сев в кресло, Сантрэн щёлкнула пальцами и в её руках материализовался фужер, до краев наполненный вином.

Пригубив его, она расслабилась:

– Многое в Фиаре спорно, но здешние вина неподражаемы. Присядь, дорогая, – попросила она. – Ты же не собираешься вот так стоять навытяжку весь разговор? К слову за то, что ты здесь оказалось, тебя следовало бы хорошенько выдрать. У тебя дар попадать в неприятности, – она заговорщицки мне улыбнулась. – И красиво из них выбираться.

– Вы согласились с предложением Фиарского Владыки?

– Согласилась, – кивнула Сантрэн. – А разве разумно было отказываться?

– С вашей стороны, наверное, неразумно, – гневно скривилась я.

– А с твоей?

– Вы даже не спросили моего мнения!

– А зачем? О чём тут спрашивать? Стать королевой для жительницы Восточных окраин Бэртон – Рив разве не предел мечтаний?

– Что-то не припоминаю за собой подобных больных фантазии! У меня много недостатков, но честолюбивые мечты среди них не числятся, – я с трудом держала себя в руках. – Вы хотя бы сказали Его Величеству что я вовсе не Чеаррэ? Что я вам не родственница?

– Дик*Кар*Стал лучше мне знает кто ты такая и откуда. Но для всех остальных отныне ты моя незаконнорожденная дочь.

– Даже так? – с горечью выдохнула я. – А разве вы не боитесь, что это больно ударил по вашей репутации?

Сантрэн поглядела мне в лицо долгим, очень серьёзным взглядом:

– Моя дорогая, если бы я только могла иметь детей, такая мелочь, как репутация, меня бы заботила меньше всего. Я слишком долго живу на свете, чтобы не знать истинную цену людской молве.

Она посмотрела на свет сквозь бокал, чуть покачивая его в длинных пальцах.

Вино в фужере заплясало в надежде выплеснуться за край, но не преуспело в этом.

– Мы расскажем, что я не спешила афишировать твоё существование, так как хотела, чтобы у тебя было нормальное детство. Но теперь, когда обстоятельства складываются подобным образом, когда у тебя есть возможность получить корону Фиара, я должна, несмотря на некоторые юридические трудности, официально признать свою плотью и кровью.

Я поймала себя на том, что нервно тереблю складки пышной юбки и заставила себя опустить руки.

– Ты злишься на меня? – тихо спросила Сантрэн. – Ну! Будь же благоразумна? И справедлива. Это не моя воля, не моё желание привели тебя под эту крышу. Подумай о том, дорогая, что если бы ты вела себя так, как положено девочкам твоего возраста, то твоя жизнь складывалась бы куда более просты образом. Ты сама ослушалась сестер, сама сбежала из Храма – и вот результат.

Насколько Сантрэн тогда лицемерила, я узнала лишь через много лет. Но тогда её доводы показались разумными. Всё правильно – я сама.

А с другой стороны, какая разница? Почему бы и нет?

Так что брачный контракт о заключении свадебного союза между государем и Властелином, Его Величеством королем Фиара Сиобряном Дик*Кар*Сталом и Одиффэ Чеаррэ, единственной и незаконнорожденной дочерью Главы Клана и Хранителя Чеарэта был подписан к концу недели.

По условиям договора я должна была надеть, согласно свадебным обычаям, обручальные кольца, браслеты и диадему в срединный летний месяц того же года, как только мне минет семнадцать (то есть через два с половиной года).

Моим приданным становились крупные денежные средства, парочка древних артефактов и северные земли, примыкающие к Проклятому лесу.

Согласно данному контракту наши совместные с Дик*Кар*Сталом дети, дабы такие появятся, не могут считаться наследниками короны, пока жив, Фабриан Дик*Кар*Стал, сын Сиобряна и Синьиэры Дик*Кар*Стал, признанный наследник Фиарского трона.

В случае, если Фабриан Дик*Кар*Стал умрет бездетным, трон должны будут наследовать мои будущие дети.

Если же и они вдруг умрут бездетными, корона, по условиям договора, отходила семейству Чеаррэ.

Стоя между Сиобряном и Сантрэн, волком и змеёй, я ощущала себя кошкой на раскаленной крыше. Каждый из них преследовал свои интересы. Каждый надеялся владеть мной полностью и безраздельно. Как вещью. Используя для малопонятных и совершенно не интересных мне, целей.

* * *

Мы уезжали из Фиара в карете, запряженной четверкой лошадей. Кони были прекрасной вороной масти – подарок мне от царственного жениха.

Вороные дружно чеканили копытами шаг, расстилая по ветру шелковистые гривы.

Они неслись вперед, закусив удела. Сильные, порывистые, гордые. Созданные Двуликими для свободы. Им бы широкой грудью разрезать высокие волны трав, а не тревожить колючую пыль городских дорог, пеплом оседающую в горле и забивающую легкие.

Каждая из этих лошадей стоила состояния. Я, правда, не видела между чистокровными рысаками и другими четвероногими гривастыми созданиями никакой разницы. Лошадь она и есть лошадь – красивейшее творение Двуликих, в независимости от родословной и себестоимости.

Ну, так я дикарка. Что с меня взять?

Уже в пути Сантрэн сообщила мне, что к Сестрам и своим подругам в Светлый Храм я больше не вернусь. Мы направлялись в Чеарэт. Туда, где живут всемогущественные, сиятельные Чеаррэ.

Лошади неслись вперед.

Глава 12

ЭЛЛОИССЕНТ

Тяжелые тени, лежащие у подножия гор, дремучие леса Фиара с глубокими чёрными озерами, зловонными болотами, полными гнилостных испарений – всё осталось позади. Взгляд радовался светлому ситцевому пейзажу. Бескрайние поля уходили в край неба, долины перемежевывались перелесками.

Дом возник из ниоткуда, выплыл, словно материализовался. Незатейливая красота края сменилось иной картинкой, пожалуй, даже перенасыщенной красками. Благоухали пышные бутоны, били струи фонтанов, летали невиданные яркие диковинные птицы.

К дворцу вели высокие террасы, соединенные беломраморными ступенями. Их сторожили вековые деревья.

Это был воплотившийся рай. Совершенство окружающей действительности производило ошеломляющее впечатление.

– Этот дом наше сердце, Одиффэ, – проникновенно сказала Сантрэн.

Прихожая в Чеарэте создавалась, видимо, по контрасту с Чеарэтовским парком. В стены, облицованные мерцающим черным мрамором, вмуровали мифических чудовищ, изрыгающих пламя.

Одна комната в этом дворце была больше другой. В помещениях при желании можно было устраивать конные гонки. Полом служил камень, меняющий цвет в зависимости от освещения, стены – из непрозрачного хрусталя. Стоило приблизиться к ним, как возникал дверной проем. Этакая заколдованная карусель зачарованных дверей.

В продуманно-хаотичном беспорядке по залам разбросали кушетки, кресла с высокими спинками, пуфы. Декорацию дополняли туалетные столики, на которых высокомерно расположились кувшинчики, графинчики, баночки, фужеры и прочие стеклянные безделушки, заполненные жидкостями.

Стоило нам с Сантрэн войти, как все разговоры стихли. Так по мановению палочки дирижера умолкает хор. Так, сопровождаемые настороженным молчанием, Сантрэн и я неторопливо шествовали вдольд – л – и – н – н – о – г – о – п – р – е – д – л – и – н – н – о – г – о стола.

Лица Чеаррэ, виделись мне размытыми пятнами.

Взгляд невольно отмечал белоснежную, жесткую от крахмала, скатерть. Сервировку стола, сдержанную и утонченную, составленную по самым строгим канонам этикета. Одновременно свидетельствующую как о хорошем вкусе челядинцев, так и о материальном благополучии хозяев.

– Дорогие мои, – пробился к сознанию звенящий, кристально чистый голос Сантрэн. – Позвольте представить вам Одиффэ Чеаррэ, мою дочь.

Я присела в заученном до автоматизма реверансе. Изо всех сил старалась не горбиться и не опускать глаз, чувствуя на себя вопросительные, недоумевающие, любопытные взгляды.

Мощная как порывы урагана, ментальная семейная магия сотнями холодных иголочек колола мозг. Даже виски заломило.

Звучавшие голоса сливались в нестройную музыку. Женский смех. Тихий меланхоличный мужской голос. Журчание переливаемого из пузатой темной бутылки в мерцающий хрусталь вина. Сияние свечей в высоких канделябрах. Отраженный блеск. Подчеркнутая ненатуральная радость. Давящая на нервы, подавляющая роскошь.

– Ты не ешь? – лицо Сантрэн оставалось бесстрастным. – Попробуй. Мясо великолепно.

Усилием воли заставив себя взять нож и отрезав кусочек от куска, лежащего на тарелке, я обнаружила, что это нечто весьма напоминает резинового кроуйли. И отодвинула от себя тарелку.

Чеаррэ, было много.

Все они, без исключения, были красивы. Настолько красивы, что создавалось впечатление, будто их племя искусственно выводилось с целью утолять потребность в прекрасном у других существ. Все, как один, имели точеные, правильные черты лица; огромные яркие глаза; насмешливые губы, высокие скулы, водопад струящихся волос.

Создавалось впечатление бесконечного исполнения одной и той же музыкальной темы. Словно, нарисовав прекрасный образ, пленившись им, Двуликие снимали и снимали копии, заполняя Чеарэт, Бэртон – Рив, Эдонию.

Взгляд невольно задержался на черноволосом юноше с фарфорово-бледным лицом. Старый знакомый? Юный любовник мертвой Гиэнсэтэ!

С нашей последней встречи локоны его отрасли, превратившись в пышную, вызывающе роскошную шевелюру.

Эллоиссент ответил мне долгим, пристальным, заинтересованным взглядом.

Я тогда ещё не знала, что также он смотрит на любую, мало-мальски смазливую особу женского пола.

После ужина молодежь перешла в музыкальную залу. Центральное место здесь, естественно, по праву принадлежало роялю. Большому, белому, с перламутровыми клавишами. Его сторожили, взяв в круговую оборону, высокие, полукруглые окна, куда с любопытством заглядывала многоглазая звёздная ночь.

В отличие от меня, ночи идея послушать музыку, кажется, нравилась? Она клубочком свернулась в тени мягких диванов, распласталась по пушистым ворсистым коврам. Оживляла огромные картины. Таилась. Прислушивалась. Внимала.

Утомленная дорогой и всеобщим любопытством, оправданным, но малоприятным я, перешагнув низкий подоконник, очутилась на галерее, увитой алыми розами.

Три луны ярко сияли с неба. Зеленый, серебряный и сиренево-розоватый цвет, переплетаясь, сливались в нечто феерическое, невообразимое, тревожащее и прекрасное одновременно.

Сев на ступени, я устремила взгляд в яркое разноцветье.

– Красивая ночь.

Мягкий тенор окутывал плечи кашемировой шалью.

Светлый костюм юноши, прислонившегося к колонне, мерцал, подобно крыльям бабочек. Завитки волос спадали на лоб, придавая облику отчаянно-дерзкое обаяние.

– Простите? – высокомерно отодвинулась я, стремясь за надменностью скрыть растерянность.

– Я говорю, – приподняв стрельчатые брови, повторил Эллоиссент, – ночь сегодня красивая.

– Красивая.

Пришлось согласиться с очевидным.

– Вам понравился дом?

– Понравился.

Я, как всегда была само красноречие. Но что поделать? Я так и не научилась вести светские беседы.

Эллоиссент тихо хмыкнул.

– Ты со всеми так разговорчива, кузина? Или я чем-то успел тебя прогневить?

– Боюсь, что со всеми, – вздохнула я.

Он остановился рядом и, положив руки на перила, облокотился на них.

– Ты произвела фурор.

Я смерила его удивлённым взглядом.

– Я?

– Ты, – кивнул он всё с той же улыбкой, что казалось мне тогда ужасно загадочной. – В Чеарэте редко появляются новые лица в столь почти что зрелом возрасте. Незаконнорожденные у нас случаются, тут ты не исключение. Как без них при нашей-то семейной склонности к различным эскападам? Но ты дочь Сантрэн. И огненный маг.

– Что удивительного в последнем?

– Тебе не говорили? У Чеаррэ профилирующая стихия вода, случается, что ветер. Но огненных среди нас не бывает. Каким был твой отец?

– Не знаю. Я его никогда не видела, – ответила я, смерив собеседника прохладным взглядом. – А это нормально задавать столь бестактные вопросы.

– Ну мы же родственники? – засмеялся он.

Я веселье не поддержала.

– Ну ладно. Это, наверное, и вправду ужасно бестактно? Но ведь интересно, что за мужчина мог вскружить нашей Сантрэн голову настолько, чтобы подарить ей такую красавицу как ты? Да к тому же передать тебе огненный дар вопреки нашей стихии? Должно быть, он был примечательным человеком.

– Вряд ли, – покачала я головой.

– А ещё ты первая рыжая в нашем роду, – ухмыльнулся Эллоиссент мне в лицо.

– Я не рыжая! – возмутилась я.

– Правда? Ну, нет так нет. Как скажешь. Даже если сказанное твоими прелестными устами противоречит очевидности.

– Прелестными? – повторила я.

Взгляд мой задержался на его губах, на вид полных, упругих и твёрдых.

Заметив, что он перехватил мой взгляд, я с досадой почувствовала, что краснею.

Эллоиссент снова усмехнулся:

– А знаешь, ведь для того, чтобы лучше узнать друг друга, иногда необязательно вести долгие разговоры? Я знаю способ лучше.

Губы юноши, алые и чуткие, дрожали в подначивающей улыбке.

– Нет, – тряхнула я головой.

Но в следующее мгновение оказалась вынуждена сдать доминирующие позиции, попав в горячее кольцо его рук.

Это был первый мой поцелуй. К радости моей, он оказался упоительно сладким.

Горький аромат дорогого парфюма окутывал, как облако и тонко обольщал.

Опыт и темперамент Эллоиссента выбивали почву из-под ног, заставляя тело пылать, а дух – томиться по ещё ни разу не пережитому, но уже влекущему.

Видимая мальчишечья хрупкость оказалась иллюзорной. Тело у Эллоиссента было тренированным, поджарым и гибким, словно сплетенным из тугих веревок.

Голова закружилась и, начав задыхаться, я разомкнула объятия. Подняв глаза, я в упор смотрела ему в лицо, снизу – вверх.

Оно было по-настоящему красивым.

Красивый мужчина – красивый, а не привлекательный, – явление противоестественное. В красоте Эллоиссента вообще не было изъянов. Правильность черт не портилась слащавостью, слабым подбородком или излишней мягкостью выражения. В ярких глазах светился острый ум. В складке губ, жесткой, упрямой, чуть насмешливой, читалась любовь к авантюрным. Надменная посадка головы, гордый разворот плеч, густая грива волос, непокорно спадающая на высокий лоб, лепные скулы – всё в нём было совершенно.

– Кузина Одиффэ…

От одного его голоса кожа покрылась мурашками.

– Ты сводишь меня с ума.

Я не успела ничего ответить и слава Двуликим. Сказать какую-нибудь глупость не хотелось, а для острот в голове было слишком много тумана.

– Эллоиссент? – окликнул незнакомый голос. – Эл! Тебя ищут. Тётушка Сантрэн желает побеседовать, узнать получше о вашей поездке с Заколаром в Солёный Город. И я бы на твоём месте не стал заставлять её ждать.

– Уже иду, – нехотя откликнулся Эллоиссент. – До встречи, – коротко пожал он мне на прощание руку.

– До встречи, – едва слышно выдохнула я.

Несколько восхитительно-коротких мгновений мы с ним глядели друг другу в глаза. При этом мир казался полным красок, запахов, звуков.

А потом он отвернулся и ушёл, оставляя меня в одиночестве грезить в лунном сиянии.

Глава 13

РОДСТВЕННИКИ

После ванны я закуталась в уютный тёплый халат. Забравшись с ногами в удобное кресло раскрыла книгу, собираясь предаться чтению. Том был тяжёлый, в красивом красном переплёте с золотым теснением.

«Легенды о Сотворении Мира», – гласило название.

Мне это показалось полным бредом, но я продолжала читать дальше:

«Вселенная многогранна. Смерти нет. Есть грань перехода из вещества в энергию. Энергия первична по отношению к материи.

Творец есть чистая энергия. Он не разделяется на Добро и Зло, ибо Бог есть Добро и не знает Зла.

Чтобы началось движение, необходим предмет и причина. Творец для начала движения создал человека и дал ему стремление искать Бога. Чтобы заставить Человека искать Творца, Бог оставил частицу Пустоты в сотворенном мире – Зло.

Чтобы видеть и разделять Зло от Добра, Творец создал воплощающих их в себя Свет и Тьму, ангелов и демонов.

Ангелы следят за соблюдением законов, обеспечивая возмездие, поддерживая справедливость и равновесие во Вселенной.

Демоны держат под контролем бесов. Они же ответственны за появление искушений, противясь или подчиняясь которым, человек определяет себе место во Вселенной.

Между ангелами и демонами находятся существа, что держат разделы между мирами, делая переход рубежей невозможным – хранители. Когда Хранители проходят процесс воплощения, миры, хранимые ими, уязвимы. Это время кармических узлов».

У меня в глазах замелькало от этих многочисленных «чтобы-чтобы» и я перевернула несколько страниц.

«Любая Стихия поддаётся распаду и заражению. Загнивает вода, несут болезненные миазмы ветра, хранят заразу земли, теряя плодородие и поддаваясь коррозии.

Огонь заразить нельзя. Поэтому Конец Времён придёт Огненным Смерчем.

Огнем миры начинаются – в огне сгорают.

Когда придёт Хранительница Литуэль, Мир-Трёх-Лун станет воплощенной Бездной».

В дверь постучали.

Оказалось, родственникам (родственницам) не спалось. Кузина Астарэль (яркая брюнетка) и кузина Сиэлла (нежная блондинка) пришли ко мне с жестом доброй воли.

– Мы планируем завтра поехать на пикник. Здесь неподалёку есть очень живописные развалины. Хочешь с нами? – спросила блондинка. – Погуляем, посмотрим на окрестности. Может быть погадаем – зададим духам пару вопросов.

– О чём гадать? – пожала плечами я.

Девушки переглянулись:

– О будущем. О любви. Даже если тебе не то, не другое тебе ни интересно – старинные развалины всегда любопытны сами по себе.

Я согласилась. Как-никак, с роднёй нужно налаживать отношения.

* * *

Утро выдалось солнечным, но воздух ещё не прогрелся. Бодрящий воздух румянил щёки. Предписанные этикетом туалеты, столь эффектно-элегантные, не спасали от зловредного ветерка, задувающего с севера.

Мы с радостью забрались в карету.

Дорога гладкой лентой стелилась под ноги, пробегая мимо подлеска. Большая часть деревьев в нём уже успела покрыться зелёной лиственной дымкой. Дикие низкие яблони поймали в узловатые ветви ароматное белое облачко цвета. Теперь цветочная фата дрожала под порывами ветра. Особо пугливые лепестки сдаваясь, падали в острые пики сухостойника.

Тонкая тропинка, вьющаяся между молоденьких березок, вывела нас к одичавшим кустам алых рододендронов и густо разросшейся крапиве, окружавших останки древних развалин.

Судить, на что строение было похоже изначально, было трудно – здание разрушилось до основания.

– Войдём в подземелье? – предложила Астарэль.

Достав из ридикюля тонко заточенный стилет, девушка принялась чертить круг на земле. Закончив, несколько раз обошла фигуру по ходу солнца, нараспев произнося неизвестное мне заклинание.

Запел ветер. Чувствовалось как воздух сгущается, наполняясь электрическими зарядами. Сверху, снизу, со всех сторон, – ритмично, гулко, загрохотали барабаны.

А спустя мгновение у наших ног образовался зияющий чернотой провал.

– Вход в курган, – прокомментировала Астарэль.

Лестница, по которой мы спустились, закончилась быстро. Пахло плесенью и гнилью. Оранжевая сфера над моей ладонью светилась тускло, почти не давая света.

Сверху посыпались мелкие комья земли. Вход, через который мы вошли.

– Что происходит? – испуганно пискнула Сиэлла. – Такого никогда случалось!

Словно в ответ на её голос из темноты что-то зашептало и задышало.

Не сговариваясь, мы с Астрэль одновременно ударили огнем и водой. Соединившись, две враждебные стихии превратились в густой пар, лишив нас возможности видеть да, вдобавок, угрожая обжечь.

Пламя упрямо расходилось от пальцев, растекаясь по воздуху.

Какая-то бескостная потусторонняя нечисть принялась кататься по полу, стремясь зарыться в землю. На миг пространство превратилось в сверкающий, переливающийся огнями, тоннель. Потом всё стихло.

– Что это было?

– Понятия не имею, – отозвалась Астарэль. – Мы приходили сюда раньше много раз. Тут всегда было чисто.

– Давайте лучше обсудим, как выбраться отсюда? – предложила я.

Астраэль нахмурила белый лобик, изображая мыслительный процесс. Потом изрекла:

– В нашей ситуации проще всего было бы создать портал переноса.

– Умеешь? Создавай.

– Но до сих мы разбирали эту магию только в теории. Никто из нас на практике порталы не строил, – пояснила Сиэлла. – Это сложный и опасный процесс. Суть перенос в том, что тело распадается на частицы в одном месте, чтобы собраться заново в другом. Малейшая ошибка и, в лучшем случае, из тебя выйдет косая, хромая уродища. В худшем – очнешься фаршем.

– В худшем вообще не очнёшься, – подытожила Астарэль.

Повздыхав, она всё же принялась чертить новые сферические круги.

– Боюсь, придется использовать магию крови.

– Магию крови? – возмутилась Сиэлла. – Но это относится к разряду Черной магии.

– А что поделать? – пожала плечами Астарэль. – Придётся рискнуть.

Через несколько секунд мы втроем кропотливо капали кровью на прорисованные линии. Старательно, как первоклассники, выводящие в прописях первые закорючки-крючочки.

Как только мы встали в центр начерченной геометрической фигуры, круги вспыхнули ярким синим светом.

Затем раздался взрыв, оглушительный и громкий. И мы словно полетели куда-то. А может быть, начали падать. Специфические ощущения.

Я пришла в себя от ощущения покалывания в ладонях – под руками был ворс дорогого обассадийского ковра. Спустя мгновение пришло понимание, что я стою на коленях, попирая золотистые медальоны и алые розочки, а за моей спиной безбожно чертыхается Астарэль.

Поднявшись на ноги, я пришла к печальному осознанию что, обильно измазанная грязью и копотью, с колтуном вместо волос, в лохмотьях вместо платья, – словом, перещеголявшая бы на конкурсе уродов самое причудливое огородное пугало, я предстала прямиком под светлые, ясные, насмешливые очи Эллоиссента Чеаррэ.

Бездна!

Рядом, кряхтя и постанывая, принимали вертикальное положение злополучные подруги по несчастью.

Такие же нарядные, как я.

При виде моего эскорта Эллоиссент поспешил завернуться в пышный халат, пряча красивую наготу от нежданно-негаданно нагрянувших сестричек.

Целомудренный вид он пытался принять тщетно, картину слишком портили голые грудастые красотки. Вид трясущихся белых ягодиц отчего-то вызвал во мне приступ неконтролируемой агрессии.

Взмах рукой – и золотисто-алые тряпки балдахина полыхнули, стекая сверху искристым огненным дождем. Ещё взмах и кожу проституток украсили дымящиеся ожоги. Волосы шлюх задымились и в воздухе распространился запах паленой шерсти.

В следующую же секунду ударом водяной струи меня опрокинуло на пол. Элоиссент героически выступил вперед, закрывая собой своих отчаянно визжащих дам.

Герой? Хм-м! Проверим?

Мои огненные бичи ударили по противнику.

Вода, хлынувшая из воздуха, рассеялась веером мелких брызг, сложилась в синий упругий хлыст, раскрутившийся навстречу моему, огненному.

Хлыст Эллоиссента перехватил мой бич прямо в воздухе. На мгновение две стихии сошлись и слились, в другое рассыпались: один – огненными искрами, второй – каплями воды.

Эллоиссент словно играючи отразил мою атаку, что меня разозлило ещё сильнее.

Сделав ложный выпад, я вновь ударила столь стремительно, что противник не успел ни закрыться, ни увернуться. Огонь кольцами обвился вокруг его тела, танцуя на обнажённых участках кожи.

Эллоиссент бросился вперед и сбил меня с ног.

Мы покатились, по полу, схватившись, как два зверя. Я в попытке отбиться, он – в попытке меня удержать.

Наконец Эллоиссенту удалось положить меня на обе лопатки.

Я чувствовала его на себе вес его горячего, трепещущего тела. Алые губы оказались в опасной близости, лишая меня разума.

– Какого чёрта?! – тихо рыкнул он на меня. – Что ты творишь?

Я услышала вкус его боли. Зверь во мне радостно заурчал в предвкушении удовольствия.

Так, наверное, чувствует себя тигр, держа в когтях лань и собираясь её разорвать. Нежная, упругая плоть, с мягким звуком расходилась под руками, кровь била горячим фонтаном.

Водные брызги, ударили в лицо. Прохлада отрезвила. Я, с удивлением смотрела на собственные окровавленные руки.

– И что это было?

Слова Эллоиссенту давались с явным трудом.

– А ты горячая штучка, – выдохнул он, поднимаясь и помогая подняться на ноги мне. – Кто-нибудь объяснит, что происходит? – обратился он уже к кузинам. – Как вы здесь очутились? Я не ожидал визитов и наивно предполагал, что могу располагать своим временем. Вы врываетесь, устраиваете погром! Едва не убиваете бедных девушек, повинных разве в том, что хорошо выполняют свою работу…

Мы с Астрэль фыркнули с насмешливым раздражением почти одновременно.

Эллоиссент с вызовом, холодно поглядел в мою сторону. Я в ответ брезгливо поджала губы.

– Теперь-то мы точно знаем, Эл, какой практикой ты загружен. Уверена, тётя Сантрэн тоже будет рада узнать об этом.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, Астарэль, но мне, кажется, или у вас действительно неприятности? – парировал Эллоиссенс.

В этот самый момент голые девицы, спрятавшиеся под балдахин кровати, сочли момент подходящим чтобы оттуда выбраться.

Перехватив мой взгляд, Эллоиссент очень мило покраснел. Кстати, ему это идёт.

– Красавицы, – сказал он своим проституткам, – на сегодня наше свидание закончилось. Возьмите за труды и забудьте всё то, чему стали свидетелями.

В пухлые жадные девчачьи лапки полетели увесистые кошели со звонко поющей монетой. После чего девицы мигом испарились.

– Ну, дорогие? – повернулся Эллоиссент к нам. – Кто из вас окажет мне посильную помощь в перевязке? Может быть ты, Одиффэ?

Наши взгляды снова встретились.

В глазах Эллоиссента светилась дерзкая провокация, вызов.

Я отказалась под тем предлогом, что не умею лечить людей. Могу только калечить их.

– Ладно, черт с тобой! – прошипела Астрэль. – Давай сюда бинты! Перевяжу, чтобы в глаза не бросалось, чем ты тут развлекался, пока чуть концы не отдал.

– Я развлекался? – засмеялся Эллоиссент. – Кстати, девочки…

Эллоиссент поморщился. Видимо, сестра милосердия из Астарэль была неважная.

– Давайте договоримся? Вы не расскажее Сантрэн где и с кем меня нашли, а я промолчу о том, как вы применяете пространственные порталы. Я вообще о них ничего не скажу. Даже вскользь упоминать не буду. Ладно?

* * *

Разбрасывая по кабинету зеленые молнии пронзительных взглядов, гневно сведя брови, Хранительница Клана вполне сносно имитировала гнев.

Впрочем, я не исключаю того факта, что Сантрэн злилась вполне искренне.

Она принялась орать на нас сразу же, как закрылась дверь. не давая возможности любопытным прислушаться к намечающемуся скандалу.

– Отвечайте, кому из вас в голову пришла светлая идея отправиться в склеп? Зачем понесло вас в эту трухлявую вековую пыль?

Сантрэн прошлась перед нами, как генерал перед новобранцами.

– Что молчите? Я слушаю!

– Мы не хотели ничего плохого, тетушка, – робко подала голос Сиэлла. – Мы только хотели погадать, и…

Умению держать паузу у Сантрэн могли бы учиться лучшие политики и актеры:

– Вы хотели погадать?

Масленым голосом протянула Сантрэн.

– Я правильно вас поняла? Ну и? У кого собирались выпытывать судьбу и сердечные тайны? У полуразложившейся органической массы с полным набором клыков и когтей без крупицы разума? Так?

Сиэлла опустила ресницы.

– Я поражаюсь вашей глупости. Двуликие! За что такое наказание? – презрительно передёрнула плечами Сантрэн. – С чего вы взяли, что у вас хватит мозгов выпутаться живыми и невредимыми из этой нелепой передряги? Рисковать разумно, а в ряде случае даже и неразумно, но ради цели – это одно. Это я могу понять, принять, одобрить! Но вот так, нелепо, отправляться в качестве жеста добровольной воли на закуску трупам? Увольте!

Возразить оказалось категорически нечего.

– Каждая из вас получит наказание, – внезапно успокоившись, закончила Сантрэн. – А теперь ступайте вон.

* * *

Что должна чувствовать девица, осознав, что постель её занята молодым человеком, прекрасным до неприличия? Смущение? Робость? Радость?

Я ощутила глухое недовольство.

– Что ты тут делаешь? – скрестила я руки на груди.

– Зашёл извиниться, – мягко прозвучало в ответ.

– Извиниться? За что тебе передо мной извиняться, Эллоиссент?

– Можно просто Эл. А насчёт того, за что?.. Да за всё. Ты не должна была этого видеть. Я обидел тебя, я понял. Но я этого не хотел. Эти девушки – они ничего не значат.

Я холодно смотрела на Эллоиссента, с неприязнью раздумывая о том, что, если бы, не дай бог, оказалась в его объятиях, это бы тоже ничего не значило?

– А что значит? – мой голос звучал глухо и отрывисто.

– Наше многообещающе знакомство много значит. Диалог с тобой, кузина, много значит. Он обещает быть очень интересным.

– Интересным? Что ты имеешь ввиду?

Эллоиссент улыбнулся:

– Мне так понравился аванс, что ты дала мне в галерее. Понравился наш сегодняшний поединок. Люблю жесткие игры. А ты?

– Не знаю. Мне кажется, что не очень.

– Думаю, ты себя недооцениваешь. Большинство женщин кровь отвращает, боль – пугает. А тебе нет. Я тоже люблю боль.

– Любишь боль? Это как? Что может быть приятного в боли? – брезгливо скривилась я.

– Не нужно делать такого лица. Знаешь, в мире существует немного вещей, способных лишить людей самоконтроля. Наслаждение и боль к ним как раз и относится. Они в равной степени заставляют забываться. Тебе, я чувствовал это, я знаю, нравится причинять боль, мне нравится её принимать. Мы могли бы стать идеальной парой.

– Таким обходным маневром ты предлагаешь мне стать твоей любовницей? – возмутилась я. – Осмеливаешься мне такое предложить прямо в лицо? После утренней сцены? Я уже не говорю о кровосмешении.

– Кровосмешении? – удивился Эллоиссент. – О чём ты говоришь? Мы с тобой родня дальняя. Чеаррэ живут долго, да и плодятся так часто, что нелегко разобраться кто кому и кем приходится. Не считая особых случаев, мы легко доживаем до пятисот лет, сохраняя при этом молодость, красоту и репродуктивные функции. У любого из Чеаррэ такое количество родственников, что подчас мы даже не знаем друг друга в лицо. Так о каком кровосмешении может идти речь? Что плохого в том, что мы пытаемся найти равного среди равных?

– Другие люди, выходит, нам не ровня? – насмешливо вопросила я, несколько уязвлённая его словами.

– Нет, не ровня. Они – другие. Они прогорают, как свеча – так быстро, что проследить не успеешь. Ты же знаешь, как мы действуем на смертных? Иссушаем их души, пресыщаясь прежде, чем игра успевает по-настоящему нас увлечь. Мы для них как смертельный яд. Они для нас, как мотылек для пламени – пылинки, прогорающие не запоминаясь. Думаю, любить друг друга для нас вовсе не порок – это жизненная необходимость. Инстинкт выживания, если хочешь.

– То есть, если бы я не была Чеаррэ, ты бы сегодня сюда не пришёл?

Он поглядел на меня с явным недоумением:

– Ты делаешь странные выводы, Одиффэ.

– Я делаю правильные выводы, Эллоиссент. Знаешь, что? Ты до тошноты самоуверенный тип. И нечего тут стоять, играть бровями и ухмыляться. Давай-ка, убирайся из моей комнаты.

Толкнула я его в плечо, понуждая продвинуться к двери.

– Ладно, – согласился он с улыбкой. – Сегодня пусть будет по-твоему. Но мы ещё вернёмся к этой теме. Когда ты немного повзрослеешь, кузина. А пока – спокойной ночи, Одиффэ.

Губы Эллоиссента на миг согрели мягким прикосновением мой лоб.

В следующее мгновение я оказалась в полном одиночестве со смутным чувством разочарования в душе.

Бедные мужчины! Как сложно им бывает угодить нам, если мы сами-то не в состоянии разобраться с собственными желаниями?

Глава 14

ПОЕДИНОК И ПОЦЕЛУЙ

Чужие смерти, сточные канавы, бесправие и жестокость нищеты – всё это, казалось, навсегда осталось в прошлом. Если временами меня и посещали призрачные видения умершей матери, Дейрэка или Гиэнсэтэ, я стремилась поскорее задвинуть их в дальний уголок памяти. Мертвецов воспоминаниями не оживить, так к чему напрасные слёзы?

И уж тем более я не желала вспоминать о Миароне. Возможно, это суеверие, возможно, глупо, но даже наедине с собой я не произносила его имени. Даже шёпотом. Даже мысленно.

Жизнь впервые мне улыбалась и хотелось успеть насладиться всем, что она готова была подарить.

Мне нравилось вставать одной из первых в доме и убегать в парк, чтобы гулять там на восходе солнца. Нравилось следить за тем как попервоначалу робкие солнечные лучи разгораются всё ярче и ярче, одерживая беспрекословную победу над мраком.

Нравилось грезить о счастливом будущем. Раньше я не могла позволить себе такой роскоши.

Иногда прогулки были пешими, иногда верховыми, но пешей или конной была прогулка, я зачастую мечтала, фантазировала или размышляла об одном и том же предмете – Эллоиссенте Чеаррэ.

Его появление в моей жизни многое изменило до неузнаваемости.

Примером могло служить отношение к музыке. Раньше я её не любила, а теперь готова была часами прислушиваться к мелодии, текущей из-под его белых пальцев.

Чеаррэ музицировали каждый вечер. Это было сродни ритуалу: облачиться в вечерние туалеты, отужинать за сервированным дорогой посудой и изысканными яствами столом, блистая драгоценностями в сиянии свечей. Потом перейти в музыкальный зал и наслаждаться там музыкой и беседой на любую тему: литература, поэзия, научные открытия, политика или будничные сплетни.

Эллоиссент прекрасно смотрелся в смокинге. Белоснежная рубашка подчёркивала строгую черноту его волос, белые манжеты туго обтягивали кисти рук, порхающих над клавишами.

На чёрном рояле красовались пышные бутоны белоснежных пионов. Тонкие лепестки дрожали в такт музыке. Мелодия струилась подобно аромату.

В огромном зале с высокими потолками пробегали сквозняки. В окна капли дождя просились настойчивым стуком. Тонкий профиль отражался на чёрном мокром стекле. Длинные изящные пальцы летали над перламутровыми клавишами рояля.

Настолько же, насколько в музыкальном зале Эллоиссент был томным, лиричным и чувствительным настолько же в фехтовальном классе он был резок, быстр и ловок.

В боевых спарингах Эллоиссент неизменно одерживал победу над своим противником, а ведь все Чеаррэ, без исключения, слыли отличными бойцами.

Боевым приёмам их, как и магии, обучали с колыбели.

Спуститься в фехтовальную залу и наблюдать, как легко, будто бы танцуя (и в самом деле скорее танцуя, чем сражаясь), Эллоиссент отбивает бесконечные кванты и квинты, переходит от атак к контратакам, тоже стало одним из излюбленных моих удовольствий.

Это было чистым наслаждением – видеть его гибкие, сильные, ловкие движения. Слышать звон стали. Наблюдать, как он пляшет в опасной близости от тонкого треугольного лезвия.

Сердце моё в такие моменты трепетало то ли опасения, то ли от надежды, что эта сталь вопьется в его тело, пустит алую, горячую кровь.

Я сама хотела бы сразиться с ним. Сразиться и победить. А после по-звериному торжествовать победу, прорисовывая по белой коже наливающиеся кровяными каплями царапины. Чтобы кровь его остывала на моих губах. Чтобы мои руки чувствовали сопротивление терзаемой плоти.

Человек во мне не соглашался с желаниями твари, во мне живущей. Человек возмущался, ужасался, отказывался принять свою чёрную половину.

Тварь подчинялась. Что ещё ей оставалась делать?

Эллоиссент, несколько раз перехватывая мой пристальный немигающий взгляд, пытался со мной заговорить. Но я сразу же разворачивалась и уходила.

Не знаю, чего я боялась больше. Того ли, что он прочтёт мои тайные мысли или желания? Или того, что я могу попытаться осуществить их на деле?

То утро выдалось солнечным и свежим. Весна врывалась в распахнутые окна ветром, наполненным горьким запахом поздней сирени. Легкомысленные солнечные зайчики скакали с места на место, вычерчивая на плиточном полу дополнительные узоры.

После разминки все выстроились по боевым линиям, приняв боевую стойку.

Учитель ровным голосом вещал:

– Фехтование это необыкновенно красивый, изящный и романтичный вид спорта. Но одновременно это и древнее боевое искусство, прекрасное и смертельно опасное.

– Подумать только? – попыталась сдуть со лба непокорную прядь Сиэлла, участвующая со мной в спарринге. – Что тут важнее: «красивое» или то, что «опасное»?

– История фехтования уходит вглубь веков. Уже у древних людей была книга о принципах упражнения с оружием. В Фиаре и Антрэконе именно фехтование получило известность, как зрелищное искусство. В Черных землях созданы целые школы по владению холодным оружием. В Эдонии оно есть непременный элемент воспитания, и носит, как вам известно, классовый характер.

– Он нарочно зудит? – увернувшись от выпада Сиэллы, скривилась я.

– Учит нас не отвлекаться на мелочи.

– Бездна! Тут хочешь-не хочешь, поневоле прислушиваешься к его болтовне.

– Рапира, коей вы имеет честь сражаться, есть разновидность шпаги, – продолжал учитель. – Она слишком легкая для того, что нанести ею рубящий удар. Поэтому рапира способна только колоть.

– Конечно, без него мы этого не знали? – первый раз переходя от защиты к наступлению, выдохнула Сиэлла.

Она уже начала уставать и делала досадные промахи. Я не спешила ими пользоваться. Давала ей фору.

– Клинок рапиры граненный. Поскольку тонкое острие легче воткнуть в отверстие или щель лат, то клинок классической сабли, предназначенной рубить, сузили. В результате модификации оружие значительно потеряло в весе, зато теперь дамы могут участвовать в сражениях. В то время как древняя классическая сабля была бы им не по плечу.

Выбив оружие из рук Сиэллы, я положила конец нашему с ней поединку.

Отсалютовав противнику, направилась к выходу. И уже в дверях столкнулась с Эллоиссентом.

Причина его опоздания была очевидна. От него за версту несло вином и пряными женскими духами.

– Маэра? – вежливо поклонился он мне.

Я попыталась его обойти, но Эллоиссент заступил дорогу.

– Похоже один только мой вид способен испортить тебе настроение, кузина? За что такая немилость? Чем я тебя обидел?

– Не воображай о себе много, мне нет до тебя дела. Дай пройти.

– Подожди убегать, – сжал он мою руку. – У меня интересное предложение.

– Интересное? Сомневаюсь.

– Устроим поединок со ставками?

– Что это такое?

– Если в спарринге выиграю я, ты меня поцелуешь. Если ты – я выполню любое твоё желание.

Я поморщилась:

– Действительно, ну очень интересно предложение. И совсем неожиданное.

Продолжая улыбаться, Эллоиссент вытащил рапиру, вставая в боевую позицию.

Я первой начала атаку.

Эллоиссент не слишком усердно прикрывался, разыгрывая галантность.

Подобно многим другим он меня недооценивал. К тому же он был пьян.

Серией молниеносных ударов мне удалось быстро загнать его в угол и выбить клинок из его не твердой кисти. Крестообразным движением, рассекая рапирой воздух, я двумя ударами превратила его рубашку в ровные белые ленточки. Ещё замах и грудь противника покрылась тонкими неглубокими царапинами, почти так, как я мечтала.

Короткой подсечкой сбив его с ног, я в следующий момент загнала клинок в пол, впритык к тому месту, от которого любой нормальный мужик, предпочитает держать лезвие подальше.

Обескураженные и разъярённый Эллоиссент волком глянул на меня исподлобья.

Опустившись на одно колено, склонившись к его лицу так, что нас разделяло всего несколько дюймов, я выдохнула ему в лицо:

– Чтобы реально оценить противника нужно иметь трезвую голову. Иначе всё, что ты сможешь делать в оставшиеся сотни лет твоей бесполезной жизни – это только целоваться.

* * *

Платье из бледного серебристо-зеленого шёлка, расшитого мельчайшими, стёртыми в блестящую пыль, драгоценными камнями, мерцающими в складках, будто роса на лепестках, стоило похвалы. Фасон его был предельно прост. Красота заключалась в переливах материи да россыпи драгоценностей. Но стоило облачиться в подобную простоту, как она превращала тебя в фею, явившуюся в мир прямиком из снов.

– Посмотри, как прелесть. Ну, посмотри же! – щебетала Сиэлла. – Не верю, что такое может оставить кого-то равнодушным. Это же настоящее произведение искусства!

Как не старалась я сделать вырез декольте менее глубоким, фасон платья упрямо открывал верхнюю часть груди, оставляя обнаженными плечи.

Горничная присела в реверансе, протягивая последний штрих туалета – веер и мы поспешили вниз, к гостям.

Первые лица прибывших я ещё пыталась запомнить, но людской ручеёк, стекающийся в залу, быстро прискучил свыше всякого терпения.

Люди беспрестанно входили и входили. Каждый что-то говорил. Фраза звучала за фразой, реплика за репликой.

Среди шелков и вееров, магических шаров, запаха духов, пенящихся вином фужеров, я чувствовал себя деревянной куклой. Спина ныла от бесконечных реверансов, ноги ломило от каблуков. Становилось все труднее удерживать на губах неживую улыбку.

Разворот, поклон, улыбка; разворот, поклон, улыбка – пытка мнилось бесконечной.

Поток людей, казавшийся неиссякаемым, все же стал потихоньку редеть. Не успела я порадоваться замаячившей свободе, как предо мной в церемониальном поклоне склонилась неуклюжая юношеская фигура:

– О, маэрэ, – обратился он к Сантрэн, – не сочтите за дерзость восхищение несравненной красотой вашей дочери. Среди блестящих созвездий, которым нет равных, она сияет, подобно солнцу.

Если бы не присутствие Хранительницы, я бы показала этому павлину в перьях настоящее «сияние». Но присутствие Сантрэн вынужденно улучшало мой характер. Я уныло поплелась через залу, «оказывая честь» – открывать танец, именуемый шахриз.

Он состоял из серии семенящих шагов и череды низких реверансов. Скучный, бесконечный, полный достоинств, до легчайшего поворота светский – этикет в хореографическом варианте.

За одним приглашением следовало другое. Кавалеры сменялись. Я ни с кем из них не пыталась быть милой. Напротив, сыпала колкостями, какие только приходили в голову. А голова у меня устроена таким образом, что гадостей в ней помещалось немало. При этом я даже не пыталась затачивать произносимые фразы до уровня остроумия. Позволяла репликам сочиться откровенной злостью, не щадящей самолюбия собеседника.

В ответ же получала одни улыбки.

Может быть они тут всё идиоты? Или им и вправду нравится такое поведение?

Одиффэ Чеаррэ вообще, как я успела заметить, прощалось гораздо больше, чем простилось бы Одиффэ Сирэнно. Дурной нрав здесь оборачивался эксцентричностью, дурной вкус – пикантностью, злой, яростный характер – горячностью и прямолинейностью.

– Прекрасно выглядишь, кузина.

Эллоиссент на бал почему-то предпочёл выглядеть менее безупречным, чем в обыденной обстановке. Волосы у него были растрепаны, рубашка распущена, а щёки лихорадочно пылали.

– Окажите честь, маэра. Подарите мне танец.

– Ты пьян? – возмутилась я, наконец догадавшись, отчего у него такой расхлёстанный вид.

Его ладонь крепко обвилась вокруг моей талии:

– Пошли танцевать. Учти, на сей раз я не приму отказа.

Да я и не думала сопротивляться. Он был единственный, с кем я сама хотела танцевать.

Мы упоённо закружились по комнате. Голову заполнил золотистый туман.

А когда вальс закончился мы выскользнули на веранду и стали целоваться, как сумасшедшие. Его руки почти грубо сомкнулись на моей талии, я цепляла за его плечи, как вьюнок за стену, чувствуя под ладонями горячие толчки сердца, сильные и быстрые.

Между колонами Сиа чертила серебристые полосы.

Мы целовались упоённо, позабыв обо всём.

Эллоиссент обладал редким для юнцов даром умел быть то грубым, то нежным, интуитивно выбирая правильное настроение. От рук его на теле оставались синяки, от поцелуев трескались губы, и голова кружилась всё сильней.

Наполненная дурманящими запахами ночь томила ожиданием чего-то таинственного, к чему я до конца ещё не была готова.

– Что здесь происходит? – надменно прозвучал замораживающий голос Сантрэн, заставивший нас мгновенно отпрянуть друг от друга.

Неторопливо приблизившись, Хранительница Клана окинула нас взглядом.

– Дитя мое, поправь, пожалуйста, платье, – велела она мне.

– И ступай к себе, – добавила она, как только я привела себя в порядок. – А ты, Эллоиссент, следуй за мной.

Так банально закончился столь многообещающий вечер.

Глава 15

ЗАКОЛАР ЧЕАРРЭ

После бальной сцены на балконе Сантрэн чутко следила за тем, чтобы наши пути с Эллоиссентом пересекались как можно реже. Мы с ним почти не виделись. Эллоиссента то и дело заставляли отлучаться из Чеарэта.

Но почти каждое утро то на прикроватном столике, то на подоконнике, то у себя на подушке я обнаружила букетик алых цветов, коробку конфет и другие маленькие, приятные сюрпризы.

Жизнь в Чеарэте протекала отнюдь не в праздности. Дни свои мы проводили в полезных деяниях. С нами занимались лучшие учителя и мастера, обучая теории магии, проводя практические занятия. Ещё были боевые искусства, история, чистописание. Даже вышиванию гладью и крестиком пришлось учиться (подозреваю, то было тайной местью Сантрэн).

Результатом того, что я очень люблю утром поспать, являются бесконечные опоздания. Наставники успели привыкнуть к этой моей особенности и даже не слишком возмущались.

Однажды утром учительскую кафедру вместо привычного учителя занял высокий человек в чёрном.

Блондин, что редкость в семье Чеаррэ.

– Здравствуйте. Извините за опоздание, – сказала я. – Можно войти?

Холодные голубые глаза с неподвижностью рептилии уставились на меня.

– Одиффэ Чеаррэ, если не ошибаюсь?

Голос был таким же неприятно-замораживающим, как и взгляд.

– Да, маэстро.

– Вы, маэра, видимо из тех людей, кто считает, что дисциплина существует лишь для того, чтобы её нарушать?

Наши взгляды встретились. В зелёных глазах незнакомца читалась не просто неприязнь, а почти ненависть.

– Могу я сесть, маэстро? Или вы предпочтете, чтобы я покинула класс?

– Входите, маэра. Присаживайтесь. Для вас повторюсь: мы обсуждаем меру ответственности у власть имущих и чувство вины.

Ледяной взгляд вновь обжёг меня ненавистью. Будто обвинял в чём-то.

– Что это за тип? – шепотом спросила я у Астарэль, устраиваясь за партой.

– Заколар Чеаррэ, – прозвучало в ответ.

Жуткий тип возвышался над притихшим классом как жертвенный алтарь над чёрными магами.

– Ни для кого из вас, дорогие племянники и племянницы не секрет, что моё появление в доме является предвестником бед. Как и Теи Чеаррэ, прозванный вами за глаза Стальной Крысой, я отвечаю за безопасность Клана.

В классе было двадцать семь человек, но даже звуков дыхания не было слышно. Все мы напряженно вслушивались.

Что и говорить? Держать внимание Заколар умел.

– Итак, в контексте нашего разговора вопрос первый. Если вы погибнете при тех или иных обстоятельствах, кто в этом виноват?

– Зависит от того, кто поспособствовал печальному событию, – попробовал ответить Керриаль.

– Ответ не верный, племянник. Ваша гибель – это целиком и полностью ваша вина. Ответственность за свою жизнь в первую очередь несёт сам человек. Беспечность, порожденная тем, что мы не смогли вовремя отразить нападение, предвидеть опасность или отразить её – это наша вина. Только глупец ждёт защиты. Человек разумный обеспечивает её себе сам. Ожидая снисхождения от противника, вы зачастую подписываете себе смертный приговор. В драке, как и в жизни, нужно готовиться к наихудшему развитию событий и соответственно реагировать. Обучая, я не собираюсь ни опекать, на щадить вас. Возможно, кому-то из вас я могу показаться жестоким? Но придёт время, и вы поймёте – мои уроки были лучшими. Вопрос второй: если вам обманули, чья в том вина?

– Исходя из вышеизложенного – целиком и полностью наша?

– Верно. Потому что доверять людям нельзя. Никому. Никогда. А в первую очередь тем, кто стремится к одной с вами цели. Нельзя заключать союзы и с противником.

– Если так следует относиться к союзникам, что же тогда делать с врагами? – спросил кто-то.

– Нужно стремиться к победе, – прозвучало очередное предположение.

– Не следует стремиться одержать победу над врагом, – сказал Заколар. – Врага нужно не победить, а уничтожать. Без пощады. И как можно быстрее.

У меня возникло стойкое ощущение, что где-то это всё я уже слышала.

На самом деле я не на минуту не забывала от кого и где. С практической точки зрения данная философия ни разу меня не подвела, но в глубине души всё равно мне не нравилась.

– А как же милосердие, маэстро? – возмущенно возразила Сиэлла.

Заколар волком глянул в её сторону:

– Хваленое милосердие? Оно есть не более, чем непростительная слабость. Я не говорю, племянница, что подобная точка зрения должна распространяться везде и всюду. Нет. Она обязательна лишь для лидеров. Лидер обязан быть жестоким. Не можешь, не хочешь быть таковы – отправляйся печь хлеб или шить платья. Вам нужны примеры, подтверждающие правильность подобного постулата? Извольте! За последние годы мы проявили непростительную слабость. Исходя из туманных соображений гуманности, щадя жизни простонародья, позволили Дик*Кар*Сталам захватить часть земель, которые должны были принадлежать Эдонии. И что в итоге? Простонародье всё равно гибнет, а земель у нас нет.

Эллоиссент поднял руку, привлекая к себе внимание:

– Если я правильно уловил суть сказанного, вы пытаетесь до нас донести мысль, что для достижения цели хороши все средства?

– Именно так.

– Тогда я хотел бы напомнить вам ещё одну историю, маэстро.

Заколар облокотился на кафедру с усталой грацией. Он, видимо уже знал, о чём пойдёт речь.

– Думаю, не ошибусь, предположив, что речь пойдёт о твоём брате, Эллоиссент?

– Пять лет назад вы убедили родителей отпустить с вами Треймэра в Синие Горы. Вы отправили брата в Клан Черных Пантер, к Грейстону Рэйфрэ, игнорируя возражения отца о том, что брат не готов и что он не справится. А через полгода мы его похоронили. Исходя из вашего монолога, Закалар, получается, что в случившемся виноват сам брат?

– Вы все в курсе этой истории?

Заколар обвёл взглядом класс и повернулся к говорившему.

– Твоего брата честно предупреждали с чем ему придётся иметь дело. Он знал, что помимо всего прочего ему придётся оказывать весьма специфические услуги. Альфа пантер предпочитал красивых мальчиков дамам… вы уже не маленькие и должны понимать, что это значит. Треймэр, во всяком случае, делал вид, что понимал.

Бледные щёки Эллоиссента вспыхнули лихорадочными пятнами. Он был напряжён, как струна.

– Раз ступив на определённый путь нельзя с него сходить, – тихим голосом продолжил Заколар. – Притворяясь гомосексуалистом нельзя позволить себя влюбляться в женщину. Даже тайно, как сделал это твой старший брат. Он прокололся. А потом допустил ещё худшую ошибку, когда даже не попытался скрыться, а вместо этого стал разыгрывать из себя спасителя бедных девиц. Совершая действие будь готов отвечать за последствия. Я не мог позволить подставляться другим, расплачиваясь за его ошибки. Твой брат совершил ошибку – он заплатил за неё. Я скорблю о том, что Треймэра больше с нами нет. А ещё больше я скорблю о неправильно сделанном мною выборе. Я доверял твоему брату. Я выбрал его. И я ошибся в нём. – Заколар навис над Эллоиссентом чёрном тенью. – И вот теперь у нас война с оборотнями.

– Война с оборотнями не имеет никакого отношения к поступкам Треймэра. Ты выбрал брата вовсе не потому, что доверял ему – ты просто сводил счёты с моим отцом. Ты бессовестно, планомерно и жестоко подставил моего брата, а теперь стоишь тут и рассуждаешь о вине и ответственности, справедливости и милосердии.

– Эл, полегче! – попытался остановить его Изейнфрэс.

Заколар скрестил руки на груди, не сводя с Эллоиссента змеиного взгляда:

– Я действительно не разделяю убеждений твоего отца, и мы зачастую стоим с ним в оппозиции. Но если ты считаешь, что я мог сознательно поставить под угрозу жизнь кого-то из Чеаррэ, что личная месть могла встать для меня выше интересов моей семьи – ты ничего обо мне не знаешь. На этом разговор о Треймэре завершён. Но я вот что скажу вам всем: независимо от того, уважаете вы меня или нет, разделяете мою позицию или нет, на занятиях вы будете мне подчиняться беспрекословно. Пререканий я не потерплю.

Заколар тренировал нас лично, муштруя без снисхождения и пощады.

Племянники роптали. Тихонько. Когда дядюшка не слышит. Но, как и был предсказанно, подчинялись.

Заколар настаивал, чтобы мы дрались только оружием, без магии. Поэтому в начале тренировок на шею надевали ошейники, затрудняющие использование магии. Она не блокировалась, просто отдача мерзко била по нервам, делая больно в прямом смысле слова.

Когда меня поставили в пару с Астрэль, я гордо отказалась драться. Противник казался недостойным.

– Позвольте полюбопытствовать, Одиффэ, когда и у кого успели вы выйти на такой блестящий уровень?

Я в ответ лишь насмешливо улыбнулась, уверенная в своем превосходстве.

– Ну, хорошо. Изейнфрэс, – кивнул Заколар парню, – ну-ка, давай полюбуемся талантами юного дарования? Становись в стойку. И только попробуй драться в пол силы.

Изейнфрэс, томный, изнеженный, как миндаль в шоколаде, никогда не казался мне серьезным противником. Но парень в одной мгновение преобразился. Не прошло и минуты, как я полностью ушла в оборону, даже не помышляя об атаках.

Лезвие клинка мелькало близко, рядом, и только благодаря самоконтролю его владельца мои уши оставались на месте. Зато на пышных фестонах рубахи замелькали прорехи, а сама ткань начала прилипать в покрывшейся потом коже. Взятый темп был для меня слишком высок.

– Довольно! Дай ей передышку, – смилостивился Заколар.

Я опустилась на колени, уперев руки в пол.

– Ну? Отдышалась? Поднимайся. Бери клинок. Ступай к Астарэль.

Астрэль без всякого снисхождения к моей зарвавшейся особе тоже заставила меня хорошенько попотеть.

Что и говорить, бой без искорки магии тяжелый труд.

Но были предметы куда более сложные, можно сказать, пугающими.

С первого взгляда на Заколара я подозревала, что он маньяк. Спустя неделю после наших занятий я в этом не сомневалась. На первом занятии нам резали руки и заставляли смотреть, как течет кровь. При этом морщиться, отводить взгляд в сторону, а уж тем паче падать в обмороки строго воспрещалось. Затем с ладони лезвие перемещалось выше, вскрывая вены. После получения раны мы должны были самостоятельно ускорять процессы регенерации. Тоже не морщась.

Для Чеаррэ процесс регенерации болезненнее, чем процесс получения ран.

На меня это правило не распространялось. Я переживала только «процесс нарушение кожных покровов», поскольку «процессы ускоренной регенерации», по вполне понятным причинам, у меня начисто отсутствовали.

Что касается парней, так им положено быть героями. Но видя слезы на глазах Сиэллы, наблюдая, как кусает губы Астрэль, я была готова спалить к Слепому Ткачу этого учителя из Бездны. Но однажды, после очередного занятия я заметила, как Закалар горстями пьет успокоительные, запивая его спиртным. И всерьез усомнилась в том, что наши занятия доставляют ему удовольствие.

– Зачем вы заставляете нас это делать? – спросила я его однажды.

– Чтобы у вас было больше шансов выжить, – прозвучало в ответ.

Он был странной, неприятной личностью, этот наш новый учитель.

В библиотеке удалось нарыть не мало увлекательной информации о прошлом предполагаемого патрона. Оно у него было ого-го какое увлекательное. Роман-эпопею писать можно.

Судя по биографии, Заколар был воплощенная ходячая проблема. Что говорится, заноза в седалище. Я с удивлением узнала, что Заколар, оказывается, младший брат Теи Чеаррэ, правда, брат сводным. У них был общий отец. И разница в возрасте около ста пятидесяти лет.

До получения Свитка Зрелости, Заколара выперли из трех университетов. Из первого исключили за магический поединок со смертельным исходом. Из второго перевели за шашни с преподавателем, причем мужского пола. Закончить третий ему не довелось из-за нежной привязанности к спиртным напиткам и прочим увеселительным веществам.

Но, несмотря на всё это, в дальнейшем карьера его пошла в гору. Была работа в Департаменте. Сначала в отделе Розыска, потом в Магическом Сыске. Позже Закалар занял пост магического консультанта в действующей боевой армии в демон его кто теперь вспомнит, какой военной компании. Ещё его перевели (читай, сослали) на границы Эдонии и Фиара, в составе очередной дипломатической миссии.

Там он и числился по сей день.

Личная жизнь у парня тоже не простаивала. Только официально он женился три раза. А уж считать любовников и любовниц дело было увлекательное, но требовало не дюжей памяти.

Я как раз занималась этим, пытаясь разобраться в хитроумном переплетении порочных связей Закалара, когда снизу стремянки меня окликнул голос:

– Я польщен, что так удалось заинтересовать вас своей персоной, маэра.

Я опасливо покосилась на ботинок, блестевший на первой ступени стремянки:

– Вы, надеюсь, не собираетесь подниматься?

– Зачем? Лучше попрошу вас спуститься вниз. У меня есть книга позанимательнее.

В ответ я насмешливо фыркнула?

– Правда?

– Я редко лгу.

– Но всё же лжёте. И судя по вашим лекциям, без угрызений совести?

– Осторожнее со слова. Вот, возьмите.

Он протянул мне толстый том, затянутый алым бархатом. По центру книги был выгравирован цветок с тремя лепестками – символическое изображение короны и лилии.

– Что это?

– Прочтёшь – узнаешь.

– Я должна это прочесть?

Заколар кивнул:

– Да. Так будет проще. Когда придёт время.

Глава 16

ОТКРОВЕНИЯ

«Когда придет время».

Возможно, кто – то и счел бы брошенную вскользь фразу злобной шуткой, но я склонялась к мысли, что Заколар говорил вполне серьёзно. И в свой черед решила отнестись к ситуации повнимательнее.

Поднявшись в комнату, предварительно набрав с собой всяких вкусностей (по преимуществу сахарно-мучного происхождения), затеплив огонь в камине я, забравшись под одеяло, раскрыла тяжелый талмуд.

Книга выглядела древней, толстой и зловещей.

Запихнув в рот первую конфетку я погрузилась в чтение.

Следует признаться, книга оказалась довольно сложной для восприятия. Мудрецы-разумники неохотно делятся своими премудростями.

«Любой мир имеет начало и рано или поздно будет иметь конец.

Смерть одного знаменует собой рождение другого.

Родится Человек. Умрет Человек. Родятся его дети, внуки и правнуки, чтобы умереть в свой черед.

Но продолжат существовать, не изменяясь, Добро и Зло.

Сотворятся миры и рассыплются. Старые боги окажутся забытыми. Мировое Древо покроется новыми побегами, а потом утратит их.

Но пребудут в мире Добро и Зло. Понятия сии не преходяще-неразрывны, вечно враждебны и в постоянном союзе. Не олицетворены, неразумны и слепы».

Я перевернула несколько страниц.

«Откуда возник Творец изначальный, никому не ведомо. Для продления существования он должен питаться. Пищей ему служат его творения, кои он бесконечно поглощает и воссоздает вновь. Процесс не напоминает поглощения еды в привычном понимании, ибо у Вышнего иная жажда. Удовлетворяя её, он не наносит вреда, только обогащает, давая возможность жить.

Тот, кого в положенный срок Творец принять откажется, из круга бытия изымается, сиречь распадается, уничтожается, и более никогда существовать не будет.

Творец поедает существа как злые, так и добрые. Но те сущности, что не способны к чувствованию и разумению, божественной пищей служить не могут.

Коль ты творишь Добро, будешь пребывать в Добре.

Коли сотворишь Зло, жить тебе среди Зла.

Коль греешь других, в тепле жить станешь.

Коль холодна душа твоя, мир вокруг ледяным обернется.

Коль призываешь неразумных злых духов, что носятся между мирами, они откликнутся на зов, рано или поздно, похитив твой разум.

Коли поставишь пищу мирскую выше пище духовной, – трепещи! – прямая дорога тебе туда, откуда возврата нет».

Устав читать мало занимательные, хотя, бесспорно, многоумные мысли, я пролистывая страницы, надкусила пирожное со сливочным кремом, украшенное маринованной вишней.

«Род человеческий слаб, подвержен влиянию. Его легко совратить и сложно наставить на истинный путь. Сознание человека скудно, мозг развит слабо».

Это, положим, я и без «умных» заметила. Путем, так сказать, естественного наблюдения.

«И в других Мирах был сотворен прекрасный род Огненных Сущностей. Тот, кто стоял над ними, повинен в людском несовершенстве. Он нарушил планы Творца. Человекам, не успевшим принять форму, Светоносный дал знания, которых те постичь не могли в силу того, что процесс их создания не был закончен. Светоносный, во искупленье вины, отныне пребывает в Бездне. Он обязан управлять демонами и укрощать их. И будет пребывать впредь, пока мир, населенный потомками Человеков, не придет к естественному концу.

Только тогда Светоносный будет избавлен от покаяния.

Поскольку Огненные знали о намерениях Главного, и не препятствовали их исполнению, проклятие распространилось на всех.

За содеянный поступок они обречены нести гибель мирам.

Трижды миры проходят трансформацию: землей, воздухом, водой – и выживают. Но когда приходит Огонь, наступает конец.

Древние Свитки со Дна Мертвого Моря гласят, что конец нашему миру принесет Хранительница Врат Инферно, которую жрецы знают под именем Литуэли.

Дата Конца Света не назначена.

Литуэль считают сестрой Светоносного, ибо сотворены они из единой световой волны.

И будет она многократно приходить в Мир Трёх Лун.

И тот раз, в который остановить её не удастся, станет роковым и последним».

Я, прекратив жевать пирожное, заглатывала строки.

«Её появление предскажут знамение. На небе одна за другой вспыхнут три звезды: алая, зеленая и золотая. Целый месяц будут идти дожди в месте, что находится на противоположной стороне…»

Весь этот бред я раздраженно пропустила.

Даже если пророчество обещает быть толковым и поначалу кажется вменяемым, найдутся умельцы, напустят «всепортящего» туману, сквозь который не продерешься.

«Один из родителей девы непременно будет сильным магом, другой – простым человеком.

Ищущий! Ищи второго, ибо первого тебе не сыскать.

В поисках поспешай. Время измеряй летами. По истечении четырнадцати лет того, к кому дева будет ближе, принесут в жертву Огню.

Вослед за родной кровью потечет чужая.

Так инициация окажется завершенной.

Человеческая плоть наполнится древней Силой, призванной уничтожить мир.

Сила же воплощенной Литуэли безгранична, ибо не людская она и не крови волшебных народов, а из иного мира.

Заклятия перед нею бессильны. Но помни: плоть демоницы – плоть человеческая, и, будучи пронзенной, умрет.

А со смертью плоти усмирится вечный дух.

Ищущий, помни! Чем больше дней пройдет со дня Посвящения, тем сильнее будет Хранительница Врат.

Начало концу положит соединение миров. Мёртвые среди живых станут множиться.

Великим заклинанием будут призваны из Бездны чудовища. И будут они многочисленны. И не будет границы их Силам, ибо не предусмотрены границы безмерному в мире мер.

И многие, что владеют Силой, Властью и Деньгами захотят умножения благ. То, к чему повлекут их внутренние демоны, будет желанием править Миром. Средством достижения желаний станет видеться им Литуэль. Но никто не сможет владеть Хранительной Бездны. Ибо нет Силы, кроме Силы Творца, способной подчинить демона.

Так разразится в Мире великая драка.

И станет Мировым противостояние.

И вспыхнет Негасимое Белое Пламя, кое породит Воплотившая Демоница, Хранительница Бездны, Литуэль.

И в нём сгорит то, что является сутью Миром Трех Лун.

Ищущий, успей предотвратить свершение. Спеши!

Будут волосы демона цвета темного древа, а в переливах их ты увидишь пламя.

Будут очи демона глубоки и темны.

Ликом – свет, станом – стебель, сердцем – огонь, душой – лед и сталь. Вот суть той, с кем предстоит иметь дело. Заслышав чарующий голос, не будешь иметь желания противиться. Но должен найти в себе Силу.

Все: боги и демоны, люди и маги, живое и неживое, собственное сердце твое, будут на стороне той, кого призван ты уничтожить. Но если рука твоя дрогнет, все останется. Но Мира Трех Лун не станет.

Коли дрогнешь, последнее, что увидишь: Бездна.

Ибо только в Огне способна жить Хранительница Бездны, родная сестра Светоносного – Литуэль.

Знак, что придаст тебе уверенности – три вытянутых лепестка пламени».

Я со смешенным чувством смотрела на изображенный в книге рисунок.

Двуликие! Что за бред?!

Но …я хорошо знала его.

Я знала этот знак. Преотлично. Родимое пятно на внутренней стороне бедра повторяло нарисованные очертания в точности: оторванное крыло бабочки или прорисованный нетвердой рукой силуэт горящего пламени. Ещё оно немного напоминало королевскую корону.

Совпадение?

Мать сожгли почти год назад, в середине последнего летнего месяца. Ровно год назад меня посвятили Огню. Это была самая настоящая инициация. Причем тёмного свойства. Оттого, что свершилась она людьми, в магии совершенно несведущими, ничего не менялось.

Согласно признакам, указанным в «Книге Изначальной» мой дар от рождения был светлым. Я помню, как над раскрытыми ладонями вспыхивали шары ослепительно-белого цвета, признак «Доброго Начала».

Оранжево-алыми мои сферы стали после инициации. А суть моей магии стала тёмной. Эта истина, вне зависимости от того, чего бы мне самой хотелось, и как я к этому отношусь.

Я принадлежу Тьме и Силам Зла. Это не фантазия и ни паранойя.

Сколько раз, выходя сухой из воды, я насмешливо говорила себе: «Тебя хранит тёмные Силы», интуитивно понимая, откуда берутся подарки.

Куда бы я не шла, Тьма на бесшумных лапах следовала за мной, побуждая убивать и получать от этого удовольствие.

Согласно традициям Чернокнижия, Черных Адептов проводили через Врата Смерти, полностью отдавая на откуп стихий, представителями которых они являлись. Зачастую, в девяноста пяти случаях из ста, адепты гибли.

Зато немногие выжившие обретали невиданную мощь и силу.

Тьма одарила меня красотой и обаянием. Тьма направила в сторону, на которой ждали удача и власть. Она позаботилась о том, чтобы человек, воплощавший её в людских глазах, принял решение связать со мной судьбу и сделал меня королевой.

Тьма ждала меня. Но я не любила Тьму!

Я никогда не просила её о помощи. Я не заручалась её поддержкой. Не грезила о славе и могуществе.

Я не Литуэль!

Мне мерещились длинные полупрозрачные языки, нащупывающие меня через время и пространство. Языки, ответственные за исполнение предписанного.

Мы с Тьмой чувствовали друг друга.

Опасались.

И жаждали схватки.

Я не Литуэль.

И я докажу это.

* * *

В городах жители, скорее всего, уже изнывали от жары, утопая в разлагающихся под палящими лучами солнца кучах мусора. Шум, гвалт, пьяные потасовки, раскаленный камень, готовое от малейшей искры вспыхнуть сухое дерево, рои жирных тяжелых мух – таким помнилось это время года по детским воспоминаниям. Таким лето приходило в Восточные Кварталы.

В Чеарэт оно являлось раем.

Хрустальный воздух, напоенный влагой в тени вековых деревьев, прохлада грота под стенами зачарованного особняка, чистота небес – всё радовало глаз.

Жара не могла меня заставить отказаться от утренних прогулок верхом. Хорошая скачка усмиряла клокочущую от избытка адреналина кровь.

Утомленная, я, отпустив лошадь пощипать газон, спряталась в одной из беседок, приготовившись наблюдать за тем, как покачивают кронами ровные, будто вымеренные по линейке, кипарисы. На душе после вчерашних волнений царила пустота.

– Как я понимаю, кузина, замечать меня ты отказываешься? И это после того, как я мчался, не разбирая дороги, не щадя лошадей, только чтобы поскорее тебя увидеть?

– Эллоиссент? – обернулась я, удивлённая его появлением. – Что ты здесь делаешь?

– Ты, похоже, мне совсем не рада? – с грустью глянул он на меня.

Подойдя, присел рядом.

Невольно поморщившись, я отвернулась. От него разило вином.

– Ты опять пил? Не слишком ли часто ты налегаешь на спиртное, кузен?

– Прости.

Эллоиссент попытался взять меня за руку, но я не позволила.

Какое-то время мы молча наблюдали за лошадкой, лениво щиплющей травку.

– Что у тебя произошло? – тихо спросил он.

– Ничего. Где ты был? – решила поменять тему я. – С кем? Какая она? Блондинка? Брюнетка? Шатенка?

Губы его сложились в усмешку, но глаза оставались тоскливыми:

– Их всех оказалось недостаточно для того, чтобы забыть о тебе хотя бы на минуту.

– Как лестно! С ума сойти. – Грудь против воли начала вздыматься чаще. – Ты действительно был у других женщин?

– Нет, конечно. Я напивался в собственной комнате. Не могу спокойно видеть эту зеленоглазую тварь.

И хотя в Чеарэтэ почти все были зеленоглазыми, я ни минуты не сомневалась, что Эллоиссент говорит о Заколаре.

– Мне он тоже не нравится.

– Как отец его терпит? Стоит мне только взглянуть на него, как я читаю на его лбу: убийца!

– Ты любил своего брата?

– Что за глупый вопрос? Конечно же, я любил своего брата. Только не хочу говорить об этом. Лучше уж говорить о моих любовница.

Эллоиссент демонстративно закинув руки на спинку лавки, так, что они почти легли мне на плечи.

– Девушки были красивы, нежны, ласковы, поразительно изобретательны в любви, – перечислял он задумчиво глядя вдаль. – Но, когда переедаешь сладкого, до боли тянет на что-нибудь остренькое.

– Перчика не хватает?

– Именно перчика, – кивнул он с усмешкой.

– Хочешь, открою тайну?

– Угу.

– Страшную?

– Страшными я тайны люблю больше всего.

– Я не Чеаррэ, Эллоиссент. И никакая я не дочь Сантрэн. Я вообще не аристократка. Так, маленькое чудовище, которое твои самовлюбленные родственнички, любители острых ощущений, приволокли в дом и пытаются приручить. Но всё это присказка. А вот тебе сама страшная тайна: я тот самый пресловутый монстр из Бэртон – Рив, за которым целых полгода носилась добрая половина Тайного Сыска в Департаменте во главе со Стальной Крысой.

Огонек в глазах Эллоиссента погас. Глаза его походили на льдинки в лучах солнца – ослепительные и холодные.

– Ты что такое сейчас сказала?

– Правду, Эллоиссент. Я та, кого ты поклялся уничтожить.

Зелёные глаза, ясные, наполненные сдержанной яростью, заглядывали мне прямо в душу.

– Ты шутишь?

– Нет. Не шучу. У меня вообще с чувством юмора проблемы.

– У тебя с головой проблемы! Хотя не могу придумать ни одной причины, по которой ты стала бы выдумывать такое. Очевидно это правда. Но тогда выходит?.. Выходит, ты – убийца? Это абсурд! Хотя… – лицо его затуманилось. – Ты ни разу не колебалась перед тем, как нанести удар. Ни тогда, в борделе, после перехода через портал, ни во время нашего поединка. Ты делала это профессионально.

Мы замерли, пристально глядя друг другу в глаза.

– Это ты убила Гиэнсэтэ? – ровным, как у автомата, голосом, спросил Эллоиссент.

И хотя мне было стыдно в этот момент смотреть ему в глаза, я не отводила взгляда.

– Я.

– Зачем?

– Не для себя. Я её даже не знала. Мне приказали это сделать. И я это сделала.

– Кто приказал?

– Какая разница? Стальная Крыса его уже прикончил.

Эллоиссент смотрел на меня так, словно у меня выросли клыки, копыта, а из-под кожи пробивалась чешуя.

– На Сэро – пэн – Кэро тоже была ты? С теми, кто устроил в «Веселом доме» кровавую баню?

– С кем – с теми? Кроме меня там никого не было. Я в одиночестве сотворила то очистительное пламя, что убрало скверну.

– Скверну?! Там погибли люди!

– Люди? Шайка пидорастов и педофилов? Законы, впрочем, как и нравы, существующие в Эдонии, приписывают расшаркиваться перед пороком. Корректно улыбаясь, делать вид, что все так и должно быть: половые извращения, продажная любовь, групповые оргии в дыму веселящих трав? Вроде как всё это не зло, а так, рафинированное эстетство? Нечто вроде проказливого озорства, к которому нужно относиться терпимо. Это у вас называется свободой выбора. Свободой совести. Но мне нет дела до вашей толерантности. У меня своя совесть и свои принципы. Суди меня, коли хочешь, но я подлеца буду называть подлецом, мразь – мразью, а шлюху – шлюхой. Конечно, нужно совершенствовать систему, множить законы, растить добро. Я сама считаю это правильным. Но будучи злом, предпочитаю быстрые, простые и эффективные решения, способные мгновенно устранить проблему. Тот, кто нарушил правила для меня вне закона. А значит, я могу убирать его так, как сочту нужным. Выпалывать, словно сорняк.

В расширенных зрачках Эллоиссента я видела собственное отражение, только отчего-то перевёрнутое.

– Люди – сорняки?! Да что с тобой?! Ты хоть понимаешь, что говоришь? Нет! Ты не можешь так думать. В глубине души, я знаю, ты так и не думаешь. Тебя заставили убивать, пользовались твоей силой. В этой истории ты обух, но не палач. Ты – нежная, маленькая и очень ранимая, Одиффэ. Ты не убийца.

– Но я убивала! Хотела я того или нет – я это делала! И… и я не смогу это забыть. И ты – тоже.

Я отвернулась, пытаясь скрыть подступающие к глазам слёзы.

Я не хотела, чтобы меня жалели. Я не нуждалась в его жалости.

Его прощение – вот что тогда было мне нужно.

– Зачем ты всё это мне рассказала? – тихо спросил Эллоиссент.

– Я знаю кто ты. Будет честно, если ты станешь знать, кто я. Настоящая, а не тот фантом, что создала Сантрэн. Я ненавижу лгать, Эллоиссент. Ты должен знать, с кем имеешь дело. И решить для себя – хочешь ли ты со мной его иметь.

Он покачал головой:

– Нет. Ты нравишься мне… вернее, нравилась. Но – нет. То, что вы там решили с Сантрэн – это ваше дело. А то, в чём ты призналась сейчас – к чему лукавить? – это ставит точку. Я понимаю, почему ты делала то, что делала. Но не могу это принять.

Я изо всех сил закусила губу, чтобы сдержать подступающие слёзы. Если откровенно, я рассчитывала на другой ответ.

– Понятно, – сказала я, как только обрела уверенность в том, что мой голос не станет дрожать от подступающего плача. – Что ж? Так даже лучше.

Подойдя к лошади, я подобрала поводья:

– Прощай, Эллоиссент, – сказала я перед тем, как подняться в седло.

Он не пытался мне помочь. Лишь холодно сказал вслед:

– Прощай.

Глава 17

ПОХИЩЕНИЕ

Верховая прогулка затянулась до самого вечера. Настроение было хуже некуда. Я не плакала, да и не хотелось. Что толку? Имеет смысл лить слёзы, когда тебя пожалеют, поймут и простят, а тут был иной случай.

Небо начало темнеть, и я повернула лошадь к дому.

Уставшее солнце, приближаясь к линии горизонта, раздулось, как объевшийся вурдалак. В ярких лучах чётко вырисовывались тени кипарисов, кустарников и изгородей. Вокруг не было видно никакого движения – не летящей птицы, не бегущего зверя.

Как вдруг внимание привлекли вороны, резко вспорхнувшие с земли. Я подняла глаза, наблюдая за птицами. В следующее мгновение невидимое лассо сорвало меня с лошади. От удара занялся дух. Мир вокруг погас.

Приходя с себя на краткий миг, я чувствовала, как меня заворачивают в плащ и куда-то несут. Потом окутало чувство нереального холода. Я задыхалась от ощущения чего-то едкого, острого, грозившего перекрыть дыхание. Когда холодное онемение подступило к сердцу пустота и мрак одолели меня.

Сначала вернулись звуки, за ними пробудилось сознание. Будто мощный ритм раскачивал меня то в одну, то в другую сторону. В своём качании я сначала поднималась на горку, потом обрушивалась вниз.

Глубоко вздохнув и мучительно переведя дыхание, я открыла глаза, окончательно прейдя в себя.

Мною овладело чувство невыразимой тоски. То, что казалось ритмом, оказалось покачиванием судна на волнах.

Над моей головой раскачивалась подвешенная к потолку масляная лампа. Язычок пламени едва разгонял мрак. Но и этого скудного освещения вполне хватило, чтобы рассмотреть клетку, куда меня посадили, точно зверя.

Я с усилием приняла сидячее положение. Ухватившись за металлические брусья клетки, скрипнула зубами от боли – руку обожгло словно раскалённым железом.

Cквозь свист ветра и корабельных снастей долетали голоса людей. Заскрипела где-то наверху отодвигаемая крышка люка. Послышались шаги.

Я со страхом приготовилась увидеть своего похитителя.

Из всех живущих только у одного существа были причины ненавидеть меня или желать мне зла – у Миарона Монтерея.

Тусклый свет, расползающийся от масляной лампы, едва позволял нам разглядеть друг друга. Но и того, что я увидела, было более, чем достаточно – похититель был не он.

Однако бледное лицо с острыми чертами мне было хорошо знакомо.

– Вы?.. – удивлённо выдохнула я.

– Ну, вот мы и встретились, наконец, – протянул Заколар.

Он остановился в нескольких шагах от клетки. Мне совсем не нравилась победоносная улыбка, играющая на его губах.

– Встретились – наконец?.. – откликнулась я. – Маэстро, мы встречались с вами каждый день. Зачем весь это фарс с похищением? Да ещё и клетка?

– Полагаю, вы догадываетесь, что клетка тут исключительно для того, чтобы обезопасить себя от вашей силы.

Сделав несколько шагов вперёд, я вплотную приблизилась к прутьям решётки, разделяющей нас, но стоило коснуться ладонью холодного металла, как он полыхнул, будто по нему прошёлся электрический разряд, и я с шипением отдёрнула руку.

– Неприятно? – насмешливо протянул Заколар.

Я с ненавистью глянула в его лицо, буквально горящее триумфом.

– Рискну дать вам сове: не делайте так больше. Для вас так будет безболезненнее. Примите со смирением и как должное то, что вам придётся умереть в самом скором времени.

Глаза мои шире распахнулись от удивления. Я почувствовала, как заколотилось сердце, одновременно от страха и от ярости.

Принять смерть как должное? Ты, белокурый осёл! Интересно, когда пробьёт твой час, ты примешь его со смирением? Или всё-так будешь бороться?

Но когда я заговорила, голос мой был спокоен:

– Разве моя гибель так неизбежна?

– Я собираюсь убить тебя. Но не подумай, что это доставит мне удовольствие. Это мой долг. Я обязан исправить давнюю ошибку.

– Признаться, я вас не понимаю, маэстро. Если уж вы приговариваете меня к смерти, потрудитесь объяснить, по какой причине?

Его безрадостный короткий смешок раздразнил мои оголённые нервы.

– Ты помнишь книгу, которую я дал тебе в библиотеке?

– Пророчество о Литуэли?

Он кивнул:

– Твоё существование несёт в себе слишком большую угрозу этому миру, Одиффэ.

– Вы это серьёзно? Двуликие! Вы готовы убить человека из-за какого-то бредового пророчества? Я не собираюсь открывать неведомые Врата Тьмы. Да у меня это вряд ли бы получилась даже если я и захотела! А я – не хочу.

– У тебя уже получалось. И получится снова. Я знаю кто ты и что такое.

– И кто же я такое? – язвительно поинтересовалась я.

– Прирождённый убийца. И с каждой новой жертвой твоя сила будет только возрастать. Как и твои аппетиты. Но я намерен положить всему этому конец ещё до начала.

– Но это же безумие! Вы и сами это понимаете. Отпустите меня, пожалуйста! – взмолилась я.

– Не могу, – прозвучал суровый ответ. – Мера ответственности, о которой мы говорили на первом нашем уроке. Помнишь? Мой долг – защищать мир от таких, как ты. От монстров и чудовищ, охотящихся на людей и питающихся их душами.

– Ладно! Хорошо! Допустим, я – то самое, напророченное чудовище? Но зачем было похищать меня и везти куда-то за край земли? Почему вы не осуществили ваш чёртов долг прямо на месте?

– Тому много причин. К примеру, я не могу допустить, чтобы Чеаррэ считали убийцами. Есть и кое-что более важное. Тебя привёл в этот мир ритуал и ритуал же должен разрушить твою связь с Миром-Трёх-Лун.

– Вот уж никогда бы не заподозрила в вас суеверного фанатика, дядюшка. Вы выглядели таким здравомыслящим.

– Не зови меня так. Ты мне не племянница. Ты же не хуже меня знаешь, что в нас с тобой нет ни единой общей капли крови. А что касается вопросов веры? Из-за неверия я однажды уже совершил роковую ошибку. Второй раз этого не повторится.

Лицо его на мгновение смягчилось.

– Ты можешь не переживать, – сказал Заколар. – Твоя смерть будет быстрой и безболезненной. Даю слово.

– Быстрой – это, конечно, гораздо лучше, чем быть съеденной, сожженной или погребённой заживо. Но я-то планировала дожить до глубокой старости!

– Жаль тебя разочаровывать. Но ничего не поделаешь.

– Вы просто безумец! – выкрикнула я, не выдержав.

Хотя и уговаривала саму себя не срываться и не терять присутствия духа.

Когда Заколар вышел, оставив меня в одиночестве, я села прямо там, где стояла.

Мой ум отказывался воспринимать окружающую действительность. В одночасье безопасность, богатство, уверенность в завтрашнем дне сгинули, и надо мной вновь нависла угроза гибели.

Следовало что-то придумать. Но что? Прутья клетки сделаны из того же сплава, что и ошейники на тренировках. Малейшее магическое колебание чревато жёсткой отдачей. Но даже если бы и удалось вызвать огонь, к чему он мне здесь, посреди океана? Есть риск сгореть первой в своей огненной ловушке.

Хочешь, не хочешь, а пока не приплывём, придётся сидеть тихо. И ничего не предпринимать, чтобы не спровоцировать Заколара на ещё более жестокие действия.

Не знаю, сколько прошло времени до того, как Заколар навестил меня снова.

Я дремала, убаюканная качкой и монотонным гулом волн. Шум отодвигаемого засова разбудил меня, когда Заколар невозмутимо поставил на пол поднос с едой.

– Подождите! – попросила я жалобным голосом. – Не уходите так быстро, пожалуйста. Поговорите со мной…

Лицо Заколара наполовину укрывало тенью. Я не могла понять, готов ли он смягчиться в ответ на мои мольбы, но продолжала говорить:

– Здесь, в трюме, я заперта как мышь в мышеловке. Мне страшно. Меня укачивает. У меня нет никаких удобств, кроме помойного ведра! А вы ведь сами говорили, что моей вины в моём положении нет. Так зачем эти дополнительные мытарства? Разве не в ваших силах обеспечить мне более комфортное существование? Даже матёрые преступники заслуживают снисхождения, маэстро. Чем я хуже? К чему проявлять бессмысленную жестокость?

– Чего ты хочешь? – поинтересовался Заколар.

– Выпустите меня отсюда.

– Нет.

– Ну, подумайте сами, маэстро, с корабля посредине моря мне всё равно не сбежать. Так почему последние дни своей жизни я обречена провести здесь?

Отчаяние моё было подлинным. В этом трюме я чувствовала себя погребённой заживо.

Возможно голос совести говорил Заколар тоже самое. Так или иначе он заколебался:

– Не хочу тебе давать лишних надежд Одиффэ. Но в чём-то ты, безусловно, права.

Какое-то время он в раздумье не сводил с меня глаз.

– Я действительно не хочу быть с вами жестоким больше, чем того требуют обстоятельства. Вы получите свободу, о которой просите. Но помните, в ваших интересах не заставить меня раскаиваться в моём добросердечии.

Твоё добросердечие такая же реальность, как мягкие камни, Заколар Чеаррэ. Но на данный момент я была счастлива и тому, что получила.

Лёгкий поворот кисти и замок распался на две половинки в его руках, открывая мне путь к иллюзорной свободе.

В следующую секунду Заколар протянул мне руку:

– Выходи, Одиффэ. И будь хорошей девочкой.

«Ублюдок!» – хотелось мне выкрикнуть ему в лицо.

Но нельзя. Не то, что кричать – думать об этом громко.

– Спасибо, маэстро, – опустила я очи долу.

Он тихо рассмеялся в ответ.

* * *

Меня отвели в кормовую надстройку, где располагалась гостевая каюта, предназначенная для случайных пассажиров. Устроившись на кушетке, я прислушивалась к вою ветра и прилагала усилия к тому, чтобы не думать о дне завтрашнем.

В то, что меня принесут в жертву, я отказывалась верить. Не хотела и не могла. Я буду жить! Завтра что-нибудь непременно придумаю. Или – послезавтра. Как только подвернётся возможность.

А пока буду тиха, нежна, послушна и как можно менее заметна.

Положение моё было весьма серьёзно. Несмотря на то, что из клетки меня выпустили и внешне я пользовалась полной свободой, я осознавала, что нахожусь под неусыпным наблюдением и при малейшем подозрении снова окажусь в трюме уже без малейшей надежды выбраться оттуда.

Корабль, на котором я оказалась волею судьбы (и Заколара, естественно), оказался бригантиной.

Судно шло на всех парусах. Порывы ветра налетая, сильно его кренили, покрывая клочьями белой пены. После двух дней переменчивых ветров мы поймали северно-восточный пассат и теперь шли на скорости не меньше двенадцати узлов в час.

От нечего делать я наблюдала за матросами, дежурившими у руля. Попутный ветер избавил их от необходимости тянуть и травить всевозможные снасти.

Над морем резвились летучие рыбки, иногда запрыгивая даже на палубу. Из кухни доносились приятные запахи. Словом, жизнь могла выглядеть упоительной, если бы только каждый час не приближал меня к смерти.

Думать о неприятном, возможно, даже фатальном, не хотелось. Поэтому я отвлекалась созерцанием открывающихся красот.

Я никогда не видела моря прежде. Оно меня зачаровывало. Чистая лазурь над головой, густая синева под ногами. Все оттенки синевы.

На вид вода казалась гладкой и шелковистой. Горизонт покрывался белым кружевом облаков. Их гряда так и тянулась вдоль той линии, где вода смыкается с небесами.

За кораблем оставался пенистый след. Слышался звук, напоминающий журчание ручья по камешкам. Воздух был напоен солью до такой степени, что иногда я чувствовала её вкус на языке.

После полудня ветер посвежел и стали подниматься волны.

Под вечер вахтенный заметил с подветренный стороны парус.

– Корабль! Справа по борту! – прокричал вахтенный матрос.

Заколар выхватил подзорную трубу. Через мгновение смачно выругался.

Вскоре и невооружённым взглядом можно было разглядеть идущий к нам под всеми парусами шлюп.

– Флаг? – крикнул Заколар вахтенному матросу. – Можешь разглядеть флаг?

– Флага что-то невидно. Но по виду это корабль эдонийской постройки.

Заколар резко сложил трубу и небрежно бросил её на мешки с песком, призванные служить балластом. По непонятной причине их до сих пор не спустили вниз.

– Если это эдонийский корабль нам не о чем беспокоиться, разве не так? Его подгоняет тот же ветер, с которым мы вынуждены бороться. А красавец! На осу похож!

В ту же секунду, не поднимая флага и не давая никаких сигнальных знаков, шлюп выстрелил. Ядро со зловещим свистом пробило одну из мачт. Я в них плохо разбираюсь, но, кажется, это был грот.

– Немедленно отдать брамселя и положить грот на мачту, – раздался приказ со шлюпа.

– Это ваш старший брат, маэстро? – с недоумением глянул капитан на Заколара. – Зачем он на нас нападает? И что будем делать?

– Подчиняться, конечно. Сопротивление в вашем случае невозможно. Если только вы не хотите пойти на корм рыбам. Второй залп я приказал сделать всем бортом.

Увидев рядом Теи, я едва сдержала побуждение кинуться ему на шею.

На короткое мгновение промелькнула было мысль о том, что они с Заколаром заодно, но выражение лица моего похитителя разубедило меня лучше всяких слов.

– Подобные переходы рискованны, брат, – зло процедил Заколар. – Я мог поставить на корабль противопортальный барьер.

– К счастью для нас обоих ты не додумался этого сделать. Но к несчастью, додумался сделать кое-что другое.

Краем глаза я заметила, как рука Заколара потянулась к шпаге, висевшей на перевязи.

– Не стоит, – предупредил его Теи, покачав головой.

– Ты не понимаешь, во что ввязываешься! – зашипел Заколар как змея, которой наступили на хвост.

– Ввязываюсь? Да я всего лишь пытаюсь свести к минимуму последствия твоих опрометчивых действий! Что у тебя в голове, брат? У меня нет ни слов, ни даже малейших предположений.

– Что ж, господа? – оглядел нашу весьма странную компанию Теи. – Давайте спустимся в кают-компанию и немного побеседуем.

Бригантина легла на курс и медленно пошла вслед за шлюпом.

Мы спустились в кают-компанию.

Заколар аккуратно прикрыл за нами двери, не давая возможности любопытным подслушать. Теи сел на стул, небрежно бросив широкополую шляпу рядом с собой. Он одарил Заколара обвиняющим взглядом в упор:

– Я готов допустить, что ты давно забыл о высоких, но туманных представлениях чести и благородстве, брат, – сказал он. – Но, ради Двуликих, скажи, что на тебя нашло? Зачем ты сотворил эту несусветную, необъяснимую глупость? Зачем ты умыкнул девицу?!

– Он хотел меня убить, – заявила я, игнорируя ледяные вспышки гнева в глазах своего похитителя.

Не знаю, как он объяснял себе мотивы моего похищения до этой минуты, но, видимо, все его догадки были далеки от истины. На его лице крупными буквами написаны растерянность и неверие:

– Убить?.. Зачем? – перевёл он взгляд с меня на младшего брата. – Какой в этом смысл?

– Он считает, что нашёл во мне воплощённое зло. Хочет освободить мир от воплощенной Литуэли.

– Это правда?

На мгновение я с ужасом представила, как Заколар всё отрицает. Но он этого не сделал.

– Я знаю, ты не поймёшь меня. Я и не требую от тебя понимания. Мне только жаль, что на этот раз всё сорвалось.

– На этот раз?! – взревел Теи. – Да ты в своём уме!? Не говоря обо всём остальном прочем, ты хоть подумал о том, что эта девочка – залог мира с Дик*Кар*Сталами. Она гарантия того, что чертов некромант хотя бы попытается приструнить Черный Ковен! А ты готов это разрушить из-за чертовых суеверий?! Я всегда знал, что ты не в себе, Зак, но что до такой степени?.. Убивать человека, ставить на кон репутацию семьи, мир в стране… у меня нет слов! У меня их просто нет!

– Не горячись. Какой там мир в стране? Пустое!

Мрачная, издевательская улыбка искривила губы Заколара.

– Пустое?..

– Какие бы договоры вы с Сантрэн не подписывали, какими бы клятвами не заручались, этот чёртов некромант всё равно их нарушит.

– Что бы ты там не говорил и не думал, мы не готовы сейчас к войне с Фиаром! Ты это понимаешь?! А отрезать голову невесте Темного Короля – что это, как не прямой путь к войне?!

– Я бы на твоём месте, Теи, подумал вот о чём: с какой такой радости Чёрному Королю взбрела в голову идея жениться на нищенке из Бэртон-Рив? Каким бы Дик*Кар*Стал не был, а дураком его не назовёшь. Подумай, братец, хорошенько подумай – кто такая эта девочка, раз ею интересуется сам Черный Король? А подумав, сделай правильные выводы. Я ведь не прошу тебя помогать мне. Просто отойди и не мешай. Не отдавай Дик*Кар*Сталу оружие, которое станет в его руках совершенным.

– Если ты скажешь ещё хоть слово, я запру тебя в трюме, – пообещал Теи.

Заколар пожал плечами.

Он не сдался. Он лишь подчинился обстоятельствам, затаился.

А я не знала, могу ли я доверяться Стальной Крысе. Или завтра он тоже предаст меня, решив, что его брат прав?

Глава 18

СОЛЁНЫЙ ГОРОД

Теперь, когда шлюп Теи взял бригантину Заколара на абордаж, было решено возвратиться в Эдонию. Но прежде чем сделать поворот-оверштаг оказалось необходимым пристать к берегу, чтобы забрать какие-то документы из Солёного Города.

Мы продвигались к неведомым берегам. То опуская, то задирая нос, бригантина величаво перебиралась с гребня волны на гребень.

Облокотившись на поручни, щурясь от яркого закатного солнца, я наблюдала за колышущимися со всех сторон волнами и размышляла о том, что у Теи была возможность запереть Заколара, словно бешенного пса, но он этого не сделал. Теперь Заколар в любой момент мог снова попытаться лишить меня жизни.

Теи даже оружие у младшего брата не отобрал!

Когда я поинтересовалась, почему он так поступает, Стальная Крыса пожал плечами:

– Есть оружие у Зака или нет – какая разница? Главное оружие мага вовсе не кинжал.

– На этот случай существует та замечательная клетка, что ваш младший брат любезно приготовил для меня.

– Я не стану сажать его в клетку, – Теи скривился, будто у него внезапно разломился зуб. – Зак дал слово ничего против тебя не предпринимать.

– Хотите сказать, что вы ему поверили?

– Поверил.

– А я – нет! Не могу спокойно смотреть, как он угрожающе ухмыляется мне прямо в лицо, стоит вам повернуться спиной!

– Повторюсь, тебе не стоит переживать. Знай, я не позволю случиться с тобой ничему плохому.

Может быть я очень испорченная, но заверения Теи меня не убедили.

Я была в опасности.

Я никому не могла верить.

Предаваясь тягостным думам, я утратила бдительность и поняла, что ко мне подошли вплотную, лишь когда услышала насмешливый голос:

– Кракена надеешься увидеть?

На поручни рядом с ладонью легли белые руки с музыкальными пальцами.

Эти руки неизменно привлекали к себе моё внимания, пробуждая в памяти отзвуки подслушанных мелодий, видения рояля и трепещущих от ритма цветочных лепестков.

– Эллоиссент?! – не сдержала я радостного возгласа. – Не знала, что ты здесь!

– Я прибыл с шлюпа вместе с матросами чуть позже Теи.

– Он согласился взять тебя с собой?

– Согласился? – переспросил он с невесёлым смешком. – Только так он и мог быть уверен в моём молчании. Я же первым заметил твоё отсутствие, а поскольку у меня есть дурная привычка во всем винить дядю Зака… словом, Теи счёл за лучшее, если в поисках тебя я составлю ему компанию. Я был, сама понимаешь, только за.

Несколько секунд мы безмолвно стояли рядом.

– Ты в порядке? – тихо спросил он.

– Нет. Совсем не в порядке, – покачала я головой. – Сказала бы, что хочу домой, да только дома у меня нет. А люди, что жаждут моей смерти – единственная известная мне семья. Так что даже бежать некуда.

– Это неправда! Никто здесь не…

– Не пытайся быть дипломатичным, Эллоиссент. И не говори мне лживых фраз. Ты уже видел ту клетку, в которой Заколар планировал меня держать до жертвоприношения Благим Богам?

Он крепко сцепил руки. Зелёные глаза зло сощурились:

– Я ненавижу Заколара даже больше, чем ты. Пойми одно – он в нашей семье скорее исключение, чем правило.

– Ты ошибаешься. И насчёт него, и насчёт других. Заколар такой же, как все вы – ради блага Клана Чеаррэ не остановится ни перед чем.

Пока мы беседовали, у линии горизонта скапливались лиловые тучи. Капитан, проходя мимо, неодобрительно на нас покосился:

– Маэстро Чеаррэ, – обратился он к Эллоиссенту, – я бы на вашем месте не разгуливал по верхней палубе, а увёл даму вниз. Приближается буря.

– Капитан прав, – внезапно одарил нас своим вниманием корабельный кок, спешивший с горячим чайником в кают-компанию. – Спускайтесь, молодые люди. А то как бы невзначай крылышки-то не подмочило?

Океан вспенился внезапно.

Корабль, решив зарыться носом в один из высоких валов, никак не мог определиться в какой именно, и в последний момент малодушно подскочил, словно пробка. Налетевший шквал накренил его к левому борту. Кипящие волны залили дыбящуюся палубу. Длилось это миг, мнилось вечностью.

Однако волна, перекатившись через борт, схлынула, не принеся серьёзного вреда.

– Ты в порядке? – помог подняться мне на ноги Эллоиссент. – Кажется, кок был прав? Нужно было послушаться капитана. Давай, спускайся, пока снова не накрыло.

Ветер и волны заключили наступательный союз против человечества. Жалкое суденышко врывалось в раздувающиеся от напора, щетинистые ревущие волны, карабкалось, подпрыгивало, ухало вниз и только каким-то чудом не тонуло.

Где – то доводилось слышать, что моряки верят в мистически – жуткий девятый вал? Судя по всему, это он и был. Во взбесившемся, будто понесшая лошадь, пространстве, твердых точек не оставалось. «Швыряло», – это только слово, близко не передающее всю остроту переживаемых ощущений.

Буря стихала так же внезапно, как и началась.

– Земля! – донесся очумелый от радости голос вахтенного матроса с марса.

– Земля! – летел радостный клич, сотрясая воздух.

С первого взгляда мне померещилось, будто вокруг лежат глыбы льда.

– Прикажи людям, чтобы как можно быстрее перевязали раны. И поостереглись получать новые, – распорядился Теи. – Будьте осторожны. На этой земле слишком много соли.

Перед нами простирался печально известный Солёный Город.

* * *

Спустившись по сходням, мы попали в длинный стеклянный коридор. Он вывел нас в комнату, напоминающую каретную, только вместо экипажей здесь рядами стояли повозки, напоминающие ладью. Тоже со стеклянным верхом.

Управлять повозками можно было лёгким касанием пальцев к кнопкам на передней панели. Стоило проделать эту несложную манипуляцию и нехитрое средство передвижения начинало скользить по двум узким металлическим полоскам, называющихся здесь рельсами.

Рельсы бежали от одного полукруглого здания, похожего на яйцо, к другому. Соляная крошка вилась в воздухе, обеспечивая красивое сияние, чем-то напоминающее северное.

Костюм человека, встретившего нас, представлял собой объемный светлый балахон с капюшоном, полностью закрывающим голову.

– Не ожидал вашего появления так рано, – приветствовал он нас. – Думал, вы будете через пару недель, не раньше.

– Ветер выдался попутный, – с улыбкой пояснил Теи. – Жаль, правда, что путешествие нельзя назвать приятным.

– Бывает, – флегматично кивнул наш проводник.

В Соленом городе все носили подобные балахоны. Рукава их спускались ниже запястий, полностью закрывая кисти рук. К капюшону пристегивался белый кусок ткани, прикрывающий нижнюю половину лица. Глаза от ослепительного солнечного сияния, преломляющегося в пластах соли, защищали очками с темными стеклами.

Поднявшееся солнце ослепительно играло на бесконечных светоотражающих белых гранях солончаков. Город напоминал муравейник, выстроенный на негостеприимной белой скале.

Множество генераторов, аккумулирующих энергию, работали не на магии, а на источнике, называемом здесь электричеством. Именно оно заставляло светиться длинный ряд стеклянных трубок, бегущих у потолка, огромные аппараты, вмонтированные в стены, гнать в переходы и в комнаты охлажденный воздух, двигаться железные лестницы вверх и вниз.

– Странно, что у нас в Эдонии его не используют, – поделилась я с Теи своим соображениями. – Очень удобно.

– Использовать магию дешевле, чем тратиться на научные разработки, – ответил он мне.

Несмотря на беспрестанную работу охлаждающих аппаратов, называемых здесь кондиционерами, в помещениях было очень душно.

Когда мы встретили по пути партию каторжников-рабочих. Она произвела на меня гнетущее впечатление. Мужчины шли по соседнему коридорному стеклянному шлангу, скованные в лодыжках цепями, по четыре человека в связке. Они передвигались тяжело, неуклюже, будто были лапками одной огромной сороконожки.

Головы каторжников, как одна, развернулись в наши стороны. Читающаяся в их взглядах ненависть и похоть обжигали. Изъеденные язвами руки и лица, посиневшие губы в струпьях, неслышимый кашель без лишних слов красноречиво рассказывали невеселую историю.

– Скажите, уважаемый дядюшка, – поинтересовался Эллоиссент у Теи, – правильно ли я понял: эти люди работают на поверхности даже после восхода солнца?

Теи утвердительно кивнул:

– Но это же убийство. Никто не может существовать в атмосфере, насыщенной щелочью до такой степени, что металл разъедается. Никакая магия не способна долго сдерживать губительные процессы, протекающие в человеческом организме в таких условиях.

– Скажу тебе больше: здесь никто и не думает разоряться на лечебную магию. Зачем? Все эти люди приговорены за свои преступления к смертной казни, они несут заслуженное наказание, – с впечатляющим безразличием разъяснил Теи.

Эллоиссент нахмурился и отвернулся. Спорить со старшими в семье Чеаррэ было не принято, а согласиться с вышесказанным ему не позволяла совесть.

– Как мило, – невесело хмыкнула я. – Готова поспорить, среди каторжников присутствуют только простолюдины и нет ни одного аристократа или хотя бы зажиточного буржуа?

Теи поднял ладони в примирительном жесте:

– Я тебя умоляю, не нужно разговор о социальной несправедливости. Сама посуди – на кого ещё можно повесить эту крайне необходимую, но безнадежную, смертельную работу? Спустя всего несколько недель пребывания в солёных песках в биологических тканях начинаются необратимые процессы. Даже если не сдохнешь от вскрывшихся по всему телу язв, радоваться жизни вряд ли когда-нибудь придется. Ни за какие деньги (а желающие платить тоже как-то в очередь не выстраиваются) люди не согласятся работать в таких условиях. Так что каторжники – идеальное решение проблемы. Мне жаль, ребята, что вашему взору предстала эта тягостная картина, но невинных здесь нет. Эти люди – свирепые убийцы. Думайте так и, возможно, вам будет легче созерцать тяготы их бытия. К тому же вам совсем недолго придётся это делать. Завтра же утром мы все покинем Солёный Город и возьмём курс на Эдонию.

Вскоре я поняла, что здание, показавшееся мне сначала таким пленительно-необычным, на самом деле есть ничто иное, как тюрьма. Длинные коридоры, решётки, камеры – все свидетельствовало об этом. С возвышающейся площадки, как с марса на корабле, просматривались все нижние ярусы с камерами, забранными решётками. Снизу поднимался густой неприятный запах – запах множества немытых тел, находящихся в замкнутом пространстве.

Заключенные смотрели на нас снизу-вверх, словно звери из клетки. Лица у них были самые зверские. У некоторых волосы свалялись в грязные колтуны, стоящие дыбом. Другие, более предусмотрительные, предпочли начисто распрощаться с растительностью на голове.

С худых, обожжённых солнцем, задубелых от горячего солёного ветра лиц горели адским огнём глаза. Одни могли пощеголять перебитыми носами, у кого-то был выколот глаз, лица третьих обезображивали шрамы. Грабители, насильники, убийцы – бандиты разных мастей. Все их пороки, не таясь, читались по их лицам.

Под взглядом одного из них я вдруг поняла, что мне очень не хватает маски. А ещё лучше – густой вуали.

Каторжник стоял в тени. Падающая на него тень не позволяла рассмотреть его лица. Моё внимание привлекло то, что, в отличии от других заключенных, облачённых в комбинезоны, на этом был проклёпанный кожаный доспех, прикрывающий торс, но оставляющий обнажёнными мускулистые руки.

– Кто это? – спросила я у своих спутников.

– Где? – уточнил Теи.

Когда я повернулась, чтобы указать, каторжника и след простыл. Будто его и не было.

Я испытала облегчение, когда мы добрались до помещений, предназначенной начальнику охраны. В чистые, пластиковые, хорошо кондиционируемые комнаты.

Стоило поглядеть в окно, взгляд упирался в широкие каменные соляные пласты. Клонящееся солнце цеплялось за их острые шпили. Небо будто горело холодным алым пламенем.

– Как далеко простираются солончаки? – поинтересовалась Эллоиссент у нашего гостеприимного хозяина.

– Не более, чем на пару десятков миль, – заверил он его.

– Два десятка миль? Это вроде не так уж и много?

– А теперь подумайте о том, что идти можно лишь ночью, пока не взошло солнце. Лошади тут не пройдут, так что только ножками. Днём соль под ногами начинает хлюпать, как тающий сахар, а главное – невозможно дышать. Воздух становится слишком густой. Перенасыщенный соляными парами он обдирает горло словно наждак и в считанные часы разрушает лёгкие.

– Но это ведь не смертельно?

– Не смертельно. При правильной экипировке и с хорошим проводником.

– А если использовать магию?

– Если использовать порталовые переходы – это совсем другое дело.

– Все это ни к чему, если есть надёжный корабль, – подвёл черту под разговором Теи.

Пожелав друг другу приятных снов, мы разбрелись по комнатам. Мне, как единственной в компании даме, полагалась отдельная опочивальня. Она находилась в верхней части башни, куда вёл узкий винтовой всход.

Попрощавшись с Теи, я вошла в спальню, сбросила с ног туфли, повернулась и… обомлела.

Могу поклясться, именно этого каторжника я видела сегодня внизу.

Вблизи он производил ещё более устрашающее впечатление. Отчасти потому, что смотрел на меня как на лакомое блюдо, поданное к столу. Такие взгляды мне никогда не нравились.

Я вскинула руки, чтобы запустить в него огненный пульсар, но дикарь покачал головой:

– Не делай этого, – предупредил он меня, поднимая руку, в которой я только теперь заметила короткое копьё с остро отточенным наконечником.

Намёк был понят. Расклад был прост. Даже если я и успею убить его, мне самой тоже не выжить.

– Не вздумай кричать, – низким, сдавленным голосом, способным вогнать в дрожь любого храбреца, проговорил каторжник.

Я быстро оценила обстановку. Несмотря на то, что человек был один, он в любом случае был очень опасен. Если вздумаю ослушаться, ничего хорошего мне бы это не принесёт. Прежде чем Чеаррэ или охрана сумеет прибежать сюда на мои крики, он успеет со мной расправиться.

– Ты кто? – спросила я, пытаясь выиграть время.

Мужчина, не отвечая, молча шагнул вперёд. Я попятилась, не сводя с него глаз.

– Ты знала Анаэйро Сирэнно? Ты похожа на неё. Случайно, не её дочка?

Чёрные глаза разглядывали меня с нескрываемым любопытством.

Я пристально вглядывалась в черты его лица, пытаясь припомнить всех любовников матери. Но этого я определённо не узнавала. Как ни странно, высокие скулы, птичий профиль и вытянутый, поднимающийся к вискам, разрез глаз были мне хорошо знакомы.

Может, я начинаю сходить с ума?

– Кто ты такой? – медленно повторила я.

Он беззвучно рассмеялся:

– Сама-то не догадываешься? Нет? Что ж! Я – Санрэно Сирэнно. А ты, полагаю, Одиффэ Сирэнно? Что ж, давай знакомиться – я твой отец.

Глава 19

САНРЭНО СИРЭНО

Я ожидала от ночного визитёра всего чего угодно, только не признаний в нашем родстве. Новость свалилась на голову внезапно и неожиданно. Вчера, когда я плакалась Эллоиссенту на отсутствие семьи я нечто другое имела ввиду.

Есть люди, которые без устали ищут своих потерянных родственников. Я не из их числа. Мне никогда в голову не приходило отыскать, к примеру, родителей матери. Неведомый дед был мне хотя бы симпатичен, а этот, с позволения сказать, отец, симпатии не вызывал.

Его для меня просто не существовало.

Мать, даже самая отвратительная и ужасная, бросившая дитя на произвол судьбы – она долгих девять месяцев носит его под сердцем, кормит собственной кровью, платит за право подарить жизнь многочасовыми муками.

А чем мы обязаны отцам?

Если только они не растят нас с младенчества, ежечасно заботясь и защищая, всё, что уплачено ими в счёт нашей будущей жизни это минутное, часто мимолётное, удовольствие. Ну, получил человек своё и свалил. И что теперь? Я должна испытывать перед ним пиетет?

Вот он. Стоит предо мной, пышущий силой, брызжущий здоровьем и энергией. А моя мать сгнила на том чёртовом столбе, у которого толпа её растерзала!

Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы определить для себя: этот человек мне не друг и никогда им не будет. Доверять ему я не стану.

В том, что он сказал мне правду и передо мной мой отец я не сомневалась. Этого нельзя описать словами, но тот, кто хотя бы раз пережил подобное, знает, что голос крови – это не метафора. Можно никогда не видеть отца, мать, родного брата или сестру, но при встрече вы безошибочно узнаете этих людей.

– Ты, я вижу, не в восторге от нашей встречи? – сказал со смешком Санрэно. – Оно и понятно. Ты ведь, в отличие от меня, её не ждала. Это мне пришлось изрядно попотеть, чтобы устроить всё вовремя – не промедлить и не поспешить, а попасть в аккурат. Прими мои поздравления. Ты выросла настоящей красавицей. Хотя, должен признать, ростом не удалась.

– Ну так и ты не великан, – не осталась в долгу я.

Санрэно согнул руку, демонстрируя бугрящиеся бицепсы.

– Мои попытки накачать мускулатуры видны невооружённым взглядом, да? Только вот рост не накачаешь.

– У тебя мои глаза, – в задумчивости произнесла я.

– Нет, это у тебя мои глаза. Во всём остальном ты почти полное повторение Анэйро, но вот глаза у тебя – мои.

У него не было право смотреть на меня так – спокойно, без чувства вины.

Потому что Санрэно Сиррэно был виновен. Виновен в том, что я выросла в трущобах. Виновен в том, что мать, чтобы прокормить меня, вынуждена была продавать себя. Виновен в том, что в итоге она погибла.

Это мир наклонял нас, а его не было рядом, чтобы защитить. И я никогда ему этого ему не прощу.

– Не хочешь спросить про мою неё? – поинтересовалась я. – Тебе, случаем, не интересно, что стало с той, кого ты бессовестно соблазнил, пообещав звёзды с небес, а потом бросил в кучу человеческих отбросов как надоевшую, поломанную куклу? Она медленно угасала, теряя человеческий облик день за днём, год за годом. А потом вспыхнула, и прогорела в мучительной агонии дотла, в буквальном смысле этого слова.

Тебя когда-нибудь окатывали кипятком? Так, чтобы кожа отходила от мяса большими белыми пузырями? Чтобы плоть горела, обугливаясь до костей? Ты когда-нибудь смотрел на своих близких, превращенный в чёрное, покрытое смолой, полено?

Меня протащили через это только за то, что я дочь мага – твоя дочь! Дочь, которую ты знать не захотел.

Тебе не следовало ко мне приходить. Никогда. Пусть бездна станет твоим домом, папочка.

– Я давно уже уживаюсь с ней, – ответил он, хмурясь, – успел породниться. Тьма опасная вещь. Даст всё, что попросишь. Да потом заберёт втрое больше, чем дала. Я понимаю, у тебя ко мне много вопросов. Я задолжал тебе множество ответов. Клянусь, ты получишь объяснения, которые жаждешь, как только представится случай поговорить без помех. Но сейчас нам нужно уходить. Немедленно. Время не ждёт.

– Нам? – сардонически протянула я. – Уходить?.. С какой стати мне идти за тобой? С какой стати покидать людей могущественных и влиятельных, готовых оказать покровительство?

– С такой стати, что это – Чеаррэ. С ними тебе небезопасно. С ним никому небезопасно.

Выхватив из-за пазухи маленький, успевший истрепаться по краям, конверт, запечатанный красным сургучом, Санрэно протянул его мне.

– Прочти.

«Сударыня, – гласили изящные, резко начерченные буквы с характерным наклоном, – с прискорбием вынужден сообщить, что вы находитесь в большой опасности.

Я совершил ошибку доверившись слову вероломных Чеаррэ. Хранитель Клана гарантировала мне вашу неприкосновенность, но либо она не в курсе коварной измены, либо сама стоит у истока заговора.

Настоятельно прошу Вас не доверять никому. Особенно осторожны будьте с человеком по имени Заколар – он ваш непримиримый враг.

Я не могу прийти вам на помощь лично, но посылаю к вам человека, которому доверяю. Он долгие годы служил мне верой и правдой. И у него есть свои причины стремиться оградить вас от опасности.

Следуйте за ним. И да хранят вас Благие Боги!

Милостью Небес скоро встретимся.

С. К.».

Я никогда прежде не видела подчерка Темного Короля. Всё это могло быть подделкой и ловушкой. Этот Санрэно вполне мог оказаться наёмником, которому заплатили за то, чтобы вывести меня из-под контроля Теи и убить.

Рядом с Теи я в безопасности.

К тому же, пойти с Санрэно значило расстаться с Эллоиссентом. Возможно навсегда. Я не была к этому готова.

Итак, что мы имеем? С одной стороны – родной отец и наречённый жених, как в сказке, принц заморский.

С другой Заколар, желавший моей смерти, Теи, не раз доказавший свою лояльность и… Эллоиссент.

Поводов доверять отцу и жениху у меня не было. А вот к Теи я привязалась. Он занимал в моей душе то самое место, которое могло бы принадлежать если не отцу, так старшему брату или доброму дядюшке.

Решение было принято.

– Письмо ничего не доказывает, – заявила я. – Я никуда с вами не пойду. Будьте любезны покинуть мою комнату.

Конечно, я была наивна. Возможно, просто глупа. Зная о могуществе Чеаррэ почитала себя в безопасности и неприкосновенности лишь потому, что была рядом с ними.

К тому же, в глубине души я простодушно рассчитывала на то, что родной отец, задолжавший мне годы любви и хорошего отношения, будет со мной кроток и нежен.

Но Санрэно смотрел на ситуацию иначе.

Решив перейти от слов к действию, он ловко сбил меня с ног. Навалившись всем телом, скрутил руки. На шее щелкнул замок противомагического ошейника.

Я попыталась закричать, позвать на помощь, но голос меня подвёл.

– Заклинание молчания, – пояснил мерзавец. – Мне жаль, Одиффэ, что приходится так поступать. Я до последнего надеялся на сотрудничество. Но ты решила всё усложнить. Такая же упрямая, как твоя мать!

Я попыталась сказать, что думаю о нём и о всей его родне до пятого колена, но язык не слушался. Оставалось только взглядом выразить ту глубокую, убийственную ненависть, что я испытывала.

– Можешь мне не верить, но это для твоего же блага, – тяжело вздохнул он.

Я, естественно, не верила.

Папочка взялся за свободный конец верёвки и потащил меня за собой, словно балаганную обезьянку.

Я с удивлением наблюдала, как в спальне открылся потайной проход где нам, увы, никто не прегрождал дорогу.

Логично предположить, что хозяин этого великолепного здания знал о готовящемся похищении и был в сговоре с моим отцом, представляющим волю Тёмного Короля. От души надеюсь, что Теи заставил негодяя раскаяться в неправильно сделанном выборе.

Подземелья – они всегда каменные. Это традиция. Никому и никогда ещё не приходило в голову облицовывать стены подвала под дуб и под ясень, я уж не говорю о мраморе.

Каменное подземелье длилось бесконечно. В конце длинного каменного лаза притаилась массивная дверь. Звеня ключами, Санрэно отпер её с тем, чтобы снова запереть за собой, как только мы её миновали.

– Ну, вот теперь я тебя освобожу, дочка.

Немота пропала, и я получила возможность выплюнуть, словно яд:

– Не называй меня так! У тебя нет на это права! Ты мне не отец.

В ответ он швырнул в меня тюком с одеждой.

– В том виде в каком ты сейчас, на поверхности долго не протянуть. Переодевайся.

– Пошёл ты!

– У тебя есть два варианта. Первый: ты делаешь это сама. Второй: я переодену тебя и продолжу тащить как верблюда, на верёвке. Выбирай.

Отвернувшись, я принялась облачаться в традиционный белый балахон с капюшоном, который тут был в такой моде, что его носили абсолютно все.

– Готова? Умница! – похвалили меня.

И мы продолжили идти.

– Опусти на голову капюшон, – велел Санрэно, показывая пример. – Мы должны достигнуть укрытия до восхода солнца иначе велика вероятность погибнуть. Помни об этом. И не делай глупостей.

Если меня и томила надежда полной грудью вдохнуть свежий ночной воздух, я быстро поняла, что она столь же ложна, как и многие её сёстры.

Комендант Солёной тюрьмы не лгал, воздух был как лезвие, обдирающее горло.

Кашель начал сотрясать меня почти сразу же после того, как мы покинули подземелье.

Днём тут, возможно, настоящее пекло, но пока было мучительно холодно. Соль под ногами казалась искрящимся льдом.

Спустя пару часов на наших одеяниях заискрились первые кристаллики соли.

Спустя четыре часа мы стали напоминать глазированные фигурки. Белые, бьющиеся на ледяном ветру одежды оказались неспособными защитить кожу от соли.

В какой-то момент показалось – всё! Дальше ни шагу ступить не смогу. Ни упрямство, ни гордость, ни даже страх не заставят меня удержаться на ногах.

Мучила жажда, но даже если бы рядом была вода, сильно сомневалась, что смогла сделать хоть глоток. Гортань саднила так, что обыкновенный процесс дыхание превратился в пытку.

– Больше не могу, – прошептала я, чувствуя, как подкашиваются колени.

– Поднимайся! Давай! Ты сможешь. Остановиться равносильно смерти.

– А зачем мне выживать? – огрызнулась я. – Чтобы вы имели возможность принести меня в жертву вашим дурацким богам?

– Я здесь затем, чтобы этого не случилось. Вставай! – тянул он меня за руку. – Нужно идти дальше. Вставай же!

Всюду была соль: в горле, в глазах, в складках одежды, на теле. Соль немилосердно разъедала тело и мысль о жертвенном алтаре уже не казалось такой пугающей.

– Соберись, малышка, осталось совсем чуть-чуть. Ты сможешь. Ты сильная.

– С чего ты это взял?

– Моя дочь не может быть иной.

Сначала я хотела возразить. Но передумала. Мне всё стало безразлично в тот момент. Хуже солёного ада могла быть только геенна огненная.

«Не могу идти дальше», – кричала каждая клеточка в организме. – «Не могу!».

Но папочка ведь находил в себе силы двигаться дальше? Значит, смогу и я. Будь оно всё неладно!

Злясь на весь белый свет, сжимая зубы, используя злость в качестве топлива, я всё-таки продолжала идти.

Не думать. Главное ни о чём не думать. Ни об оставленном Эллоиссенте. Ни о том, что есть возможность остаться в солончаках законсервированной на века в соли мумией.

Пить хотелось до безумия. До галлюцинаций.

Мерещилось, что журчит по камешкам вода. Поёт, плещет, переливается.

В какой-то момент пришло понимание – это не сон. Ручей действительно шелестел где-то поблизости!

Когда солнце засветилось на горизонте, я увидела, что под ногами моими вовсе не соль, а обыкновенный песок. Воздух давно стал чистым, освободившись от примесей солей, она просто скопилась в носоглотке, вот и продолжала мерещиться.

Опустившись на колени, я возблагодарила Благих Богов.

* * *

– Прочухалась?

Пожелтевшие от табака, но крепкие зубы вонзились в зажаренное на огне мясо.

Видимо, успел подсуетиться и изловить нам ужин, пока я спала.

Санрэно утолял голод жадно, заглатывая пищу крупными кусками, словно зверь. Увы! До хороших манер ему было так же далеко как от севера до юга.

– Прости, – вздохнул он, кивком указывая на собачий ошейник, по-прежнему оплетающий мою шею. – Я слишком хорошо знаю, какая страшная суть живёт в твоём маленьком теле, чтобы её игнорировать. Не могу рисковать. Ты голодна? Перекусить хочешь?

Я не привыкла вкушать тяжелую пищу, приготовленной на открытом огне. Но желудок громким урчанием оповестил, что ему это безразлично.

– Хорошо себя чувствуешь? Что-то ты слишком бледная, – продолжал изображать из себя заботливую няньку мой похититель.

– Ты сейчас шутишь? – с сарказмом уточнила я. – Ты вырвал меня из рук друзей, протащил через соляную пустыню, соорудил в песках этот палаточный шалаш и кормишь подгорелым мясом. По-твоему, от всего этого я должна прийти в восторг? Лучше даже не начинай! Мои переживания не твоего ума дело. Лучше воспользуйся случаем и расскажи… ну, о чём ты там собирался рассказать? Самое время поведать о душещипательных фамильных секретах, пока я занята тем, что пытаюсь проглотить твой кулинарный шедевр.

– Хочешь знать, почему я вас бросил?

Я пожала плечами, словно бы говоря: не то, чтобы хочу, но выслушать готова.

– Ты права, – вздохну Санрэно. – Раз неприятный разговор неизбежен, откладывать его не стоит. Ну так слушай. Когда я был молодым и зелёным, у меня в жизни были не правильные приоритеты. Самомнения хоть отбавляй, а вот силёнок маловато. В семье я был младший, природа на мне отдохнула. Магический дар достался малюсенький, зато амбиций – выше крыши! А удовлетворять их оказалось нечем. Никаких талантов за мной не числилось. А человеческая природа она такая, всегда хочется получать желаемое здесь и сейчас, немедля и, по возможности, без труда. Знакомо?

Я пожала плечами.

Не особенно. Труд, никогда меня не пугал. Была бы цель достойной.

– Через нужных людей я свёл знакомство с одним… ну, назовём его чёрным магом, – продолжил Санрэно. – Это был не просто чёрный маг. Один из самых влиятельных и могущественных. Собрав группу единомышленников, мы сумели достичь успеха – вызвали демона высшего уровня. Демон предложил нам сделку. Он наделяет нас могуществом, силой или властью, кому что требуется, а взамен каждый из нас уплатит ту цену, которую нам назначат.

С меня потребовалось отдать Тёмным Силам моего ребёнка. Я был тогда не многим старше тебя, Одиффэ, и неведомый, не рождённый младенец не вызывал во мне никаких эмоций. Ребёнок, которого нет и, может быть, никогда не будет? – думал я.

Демон, как и положено этим тварям, честно выполнил свою часть сделки, одарив меня той силой, которую я просил. А я, как и положено людям, смухлевал.

Санрэно выдержал паузу, в течение которой довольно сносно изображал печальную задумчивость:

– В твою мать я влюбился по-настоящему. Как говорится – по уши. Да и кто бы мог перед ней устоять? Анайро была не просто красива. В больших городах красавиц, как булыжников в мостовой. Да и что такое красивая баба? Мясо? Фрукт? Конфетка в цветной обертке?

Она же была как песня, как танец – порывом ветра в знойный день. Глотком студеной воды из лесного родника. Сладкая, как дикая земляника. Порывистая, безудержная, страстная и невинная. Жизнь в ней била ключом.

«Вот ты и позаботился это уничтожить», – со злостью подумала я.

– Встреча с твоей матерью лучшее, что случилось со мной в этой жизни. Но Двуликих невозможно обмануть. Они умеют заставить заплатить по счётам. Несмотря на все мои старания это предотвратить, твоя мать забеременела. Тогда, не желая выполнять взятые на себя обязательства, не в силах собственноручно отдать наше с Анайро дитя демонам, я сбежал.

С самого начала я ошибочно думал, что отдать ребенка демонам означает обречь его на ритуал жертвоприношения. Лишь спустя годы понял: отдавать никому никого не надо. Меня использовали как исходный материал для создания плотского кокона, в который обернулся демон. А Тьма, не дожидаясь исполнения взятых мной обязательств, сама призвала тебя к себе.

– Вынуждена признать, таких увлекательных сказок мама на ночь мне не рассказывала, – съязвила я. – Подумать только, как трогательно – ты бросил нас из лучших побуждений.

Санрэно вновь одарил меня глубокомысленным взглядом.

– Если ты собираешься поведать мне историю о Литуэль – не трудись, – предупредила я его. – Не трать драгоценное время напрасно. Скажи, ты ведь не веришь в тот бред, что несёт сумасшедший брат Теи?

– Заколар не сумасшедший, – покачал головой Санрэно. – Он – один из Посвященных. Гончий, охотящийся на демонов. И Заколар не остановится, пока не перережет тебе горло.

– О! Даже так?.. Это предупреждение мило звучит из ваших уст, папенька.

– Тебе не о чём беспокоиться. Мы не позволим этому случится. Он умрёт первым.

– Кто эти мы?

– Я, твой отец. И король Фиара, которому я служу. Твой будущий муж.

Против воли я скривилась.

Мне совсем не хотелось замуж за устрашающе мрачного короля Фиара.

– Не хочу тебя слушать! – заартачилась я. – Ты преступник и предатель. Можешь натянуть на меня ещё хоть дюжину наручники в пару к этому ожерелью, я всё равно отыщу способ от тебя сбежать.

– И к кому же ты собралась дёрнуть? – с горькой усмешкой поинтересовался он. – Уж не к Чеаррэ ли, от которых я с таким трудом тебя вытащил? Неужели ты так и не поняла, что Чеарре тебе не друзья. Они даже не лояльны. Это враги. Все они. До единого. Без исключения. Их род существует, чтобы предотвратить твое воцарение на Миртэн-Лэо.

– А ты меня спросил, хочу ли я воцаряться?! – заорала я на него, окончательно выйдя из себя.

– Хочешь, не хочешь, но ты должна знать, кто ты. Каковы твоё истинное предназначение и возможности. Ты – Литуэль, воплощенноё древнейшее зло, присутствующее ещё при сотворении мира. Тебя ждали веками!

– Кто?..

– Поклонники, почитатели, последователи, адепты! И охотники-ищейки. Много раз ты приходила в этот мир. И раз за разом тебя уничтожали до того, как ты успевала вырасти и обрести силу. Но на этот раз все иначе. Инициация завершена. Даже Чеарре ничего не смогут с этим поделать. Да, жаль, что пророчество исполнится. Но прежде, чем наступит конец света, ты станешь править миром. Безраздельно! Ничем не ограничиваемая сила, равная богам. Разве ты этого не хочешь?

Я не хотела. Нисколько. У меня были другие планы на будущее.

А он говорил с восторгом и ужасом одновременно. Похоже действительно верил, что породил на свет судьбоносного монстра? Ему, как ни странно, приятно было осознавать себя отцом абсолютного кошмара.

Я постаралась взять себя в руки и говорить с ним как можно спокойнее, как взрослый с неразумным дитятей:

– Если в твоих словах есть хоть капля истины, заключается она в том, что пресловутые Врата нужно держать закрытыми. Пусть потоки инферно остаются отрезанными от реальности как можно дольше. Даже если я и есть воплощенная демоница, призванная из глубин Бездны свершить такой доблестный подвиг, как уничтожение целого мира, – осознай и смирись: я этого делать не стану. Всё, чего я хочу, это просто жить, никого не трогать. И чтобы меня не трогали.

– Тебе этого не позволят. Ни люди. Ни боги.

– Разговор закончен. И мясо, кстати, тоже кончилось, – продемонстрировала я обглоданную косточку.

* * *

– Всерьёз предлагаешь тащиться через пустыню на своих двоих?

Против воли губы брезгливо кривились.

– Нет, конечно? – оскалился Санрэно. – Ты считаешь меня большим идиотом, чем я есть на самом деле. С минуты на минуту должен подоспеть ваш торжественный эскорт, маэра.

Он пристально вглядывался в линию горизонта, затянутого струящейся дымкой марева.

Солнце взбиралось на небосвод.

Пока оно не взошло, пески притворялись ледяными и чёрными. Когда же ослепительный жёлтый шар вскарабкался на чистую лазурь, медленно, словно краб, пески задышали жаром.

Куда не протянись взглядом, песок лежал повсюду.

Наблюдая перекаты барханов, я воображала, что некогда на этом месте плескалось прохладное море, яркое, переменчивое, капризное.

– Внимание: фокус-покус!

Из марева, струящегося над бесплодной землей, выросли, одна за другой, фигуры.

За ними высились навьюченные корабли пустынь – верблюды, которых проводники держали в поводу.

Эффект оказался отлично рассчитанным: в свете утренних сумерек невидимые предметы словно материализовались из небытия. Прекрасная имитация волшебства высшего уровня.

Я с любопытством рассматривала рыжих скакунов пустынь. Гордыми их, конечно, с их-то сваленной шерстью, не назовёшь, но они были симпатичные.

Проводники гармонично сливались с землёй. Жёлтые одеяния, золотистая кожа, нечеловеческие глаза с вертикальными зрачками, плавающими в радужке.

– Оборотни?!

Мой голос прозвучал напряженно, как перетянутая струна.

– Имеешь что-то против?

Бровь Санрэно дёрнулась вверх, уголки губ насмешливо изогнулись.

– Имею. Это что-то меняет?

– Абсолютно ничего. Если только ты всё-таки не станешь настаивать на пешей прогулке.

В самом деле, что я имею против оборотней? Глубокую устойчивую антипатию, основанную на том, что одна их половина всегда остается звериной, даже в человеческом обличье.

Этого, увы, оказалось недостаточно чтобы решиться прогнать верблюдов.

Санрэно о чём-то переговорился с желтоглазым проводником-перевёртышам. На лицо его легла тень беспокойства.

– Садись на верблюда, – скомандовал он мне. – Быстро!

– К чему такая спешка?

– С запада наступает песчаная буря. Нужно успеть добраться до скал.

Я не сомневалась, что Санрэно лжёт. Скорее всего с запада надвигалась не буря, а кто-то из Чеаррэ. Вот бы ещё иметь уверенность, что это к лучшему.

А её то-то, к печали моей, и не было.

Если кому-то уже выпадало счастье сидеть верхом на смердящем влажном мешке, передвигающемся исключительно нелепыми скачками, норовящем наплевать на любимого хозяина пенистыми белыми хлопьями, тот поймет мое «приподнятое» настроение.

Подобрав поводья, я попыталась хоть как-то управлять процессом скачки, но верблюд моих стараний не оценил.

Корабль пустыни, этот шедевр природы, ну, не в жизни не догадаешься – ещё и быстро бегал.

Не просто бегал – он меня понёс. Куда хотел сам, полностью игнорируя любые попытки хоть как-то его направлять. Магию я применить не могла из-за проклятого ошейника. Умений наездника, чтобы обуздать горбатую скотину, мне не хватало.

Всё, что оставалось, стараться изо всех сил держаться за уздечку и приложить всё усилия, чтобы не выпасть из седла.

Глава 20

ПЕСКИ

То ли верблюду приелась бездумная скачка по пустыне, то ли я, придя в себя, стала править уверенней, но в итоге мне удалось его остановить.

Оглядевшись, я приметила на востоке три горные вершины. Судя по очертаниям, до них было ещё далеко. К тому же у меня не было уверенности в том, что за ними не простираются точно такие же пески – пески без конца и без края.

Мысль о побеге я тут же отбросила прочь. На свободу хотелось, но не ценой же собственной жизни?

Перед тем, как повернуть назад, я спустилась на землю, чтобы напиться.

Вода из бурдюка оказалась тёплой и противной, что не помешало мне сделать несколько жадных глотков.

Утробное рыкание, раздавшееся из-за ближайшего бархана, заставило меня застыть столбом на месте. А мой верблюд, напротив, испуганно метнулся, вырывая поводья из моей ладони.

В следующее мгновение что-то огромное и жёлтое промелькнуло перед глазами. Сверкнули острые, как ножи, львиные зубы, с хрустом разрывающие верблюжьи позвонки.

Наблюдая за тем как лев терзает добычу, я отрешённо размышляла о том, что очередь за мной. И помешать зверю мне нечем – оружия нет, а магия надёжно блокирована чертовым ошейником.

Меня уже сжигали заживо. Кажется, пришёл черёд быть живьём съеденной.

Тяжёлое дыхание хищника терзало слух и нервы. Я не могла оторвать взгляда от жёлтых, как пески пустыни, глаз.

Пытка длилась.

Лев неторопливо доканчивал останки несчастного верблюда. Облизывая куски мяса, он не забывал поглядывать в мою сторону с выражением голодной жадности во взоре.

Раздавшийся свист и воинственные крики заставили хозяина песков встрепенуться. Лев повернул голову, оскалился, мотнул головой, а потом сделал огромный прыжок в сторону.

Хвала Двуликим, не в мою.

Он уходил. Тяжёлые лапы пружинисто стучали о землю, взметая в воздух облачка пыли.

Бешенном аллюром выскочил небольшой караван, возглавляемый моим отцом. Его сопровождении погонщики.

Силы оставили меня, колени подломились, и я упала бы, не подхвати меня Санрэно на руки.

– Ты цела?! – тряхнул он меня с такой силой, что у меня клацнули зубы. – Не ранена?! Двуликие, Одиффэ! Ты же могла погибнуть!

– Сними… – тихо прорычала я в ответ. – Сними с меня чертов ошейник, ты!.. Меня чуть не сожрали живьём по твоей милости!

Санрэнно без возражений достал ключ и освободил меня от ненавистного артефакта.

Я тут же почувствовала, как ничем не сдерживаемая больше сила вновь забурлила во мне.

– Зачем ты пыталась сбежать? – хмурясь, спросил он.

– Сбежать? – фыркнула я.

После получаса, проведённого в сомнительной компании голодного льва, выглядывающего во мне закуску, нервы были взвинчены до предела. Я боялась, что, если начну долго говорить, сорвусь на крик.

– Если в этой ситуации кто и виноват, так это тот верблюд. Но он уже понёс заслуженное наказание. Так что инцидент исчерпан.

Совершенно неожиданно Санрэно вдруг заключил меня в объятия, что нежностью легко могли поспорить с медвежьими.

У меня аж дух занялся и рёбра хрустнули.

– Не отходи от отряда ни на шаг, – грозно велел он мне. – Ты поняла?

* * *

Бури в пустыне поднимаются внезапно.

Песок задвигался как живой. Потом глухо застонал, будто в недрах его просыпалось нечто огромное. Пространство заполнилось воем, словно разом застонала сотня неуспокоенных душ.

И только потом с запада надвинулась чёрная тяжёлая тень.

Смертоносные вихри воронок торнадо протянулись от земли к небу, и погонщики принялись поспешно разворачивать шатры.

Санрэно провёл магический ритуал Защиты.

Его магия каким-то образом меняла свойства материи. Стоило спрятаться в палатке, и непогода оставалась за чертой круга, как если бы от неё тебя отделяла не тонкая ткань, а толстые каменные стены. Мелкие песчинки, подобно дождевым каплям, барабанили по преграде, сотворённой скорее магически, чем рукотворно. В ответ те содрогались, но внутри палатки не ощущалось ни дуновения.

Я едва успела растянуться на циновке, брошенной прямо на песок, как следом вошёл Санрэно, видимо твердо решивший скоротать вечер в моей компании.

– Песчаные бури опасны? – спросила я, отчасти беспокоясь, отчасти чтобы поддержать беседу.

– Конечно, опасны, – пожал Санрэно плечами, словно недоумевая над тем, что кто-то ещё способен задавать столь глупые вопросы. – Случается, они погребают под собой целые караваны. Но не беспокойся. С нами такого не произойдёт. Я не допущу этого.

Какое-то время мы оба молчаливо прислушивались к многоголосому завыванию ветра.

– Ты поведёшь меня в Фиар? – снова спросила я.

– Да. Там Заколар тебя не достанет. Тёмный Король сумеет тебя защитить.

– Зачем ему защищать меня? Что ему нужно?

– То же, что и всем остальным, Одиффэ – твоя Сила.

– Моя сила? – не сдержавшись, фыркнула я. – Не понимаю, из чего такой огород городить? Овчинка выделки не стоит.

Санрэно покачал головой:

– Сила мага словно огонь. Чем больше топлива, тем ярче пламя. Поверь, если бы ты могла использовать сейчас всё то, чем владеешь, Заколар близко не посмел бы подойти. Но пока ты слаба, пока полностью не владеешь своим Даром – ты желанная добыча. И ты уязвима.

– Ты считаешь меня слабой?

– Тебя не научили быть самой собой. Пока не научили, – добавил он после секундной паузы. Да и кто бы смог? Чеаррэ, несмотря на всё своё эгоистичное лицемерие, отчего-то продолжают считать, что стоят на Светлой Стороне. Они ни за что не станут инициировать Тёмных.

– Я не Тёмная!

– Твоя Сила и твой Дар питаются тёмными источниками.

– Нет! – отшатнулась я. – Неправда!

– Правда, – с равнодушным спокойствием отрезал Санрэно. – Пока ты не научишься пополнять свой магический резерв, ты так и останешься на среднем уровне. Ты можешь отрицать, сомневаться, даже бороться – это ничего не изменит.

– Что это значит: черпать силу из темного источника?

– Это значит отбирать человеческую жизнь. Подобная жертва сделает тебя сильнее. Человеческая боль, кровь, секс – вот то, что всегда, во все века несёт силу Темным. Ты – демон, Одиффэ! В наших жизнях твоя сила.

Он говорил всё это монотонным равнодушным голосом, так органично вплетающимся в грозный и тоскливый вой песков.

– Но я так не хочу! – вскричала я волнении. – Ненужна мне демоническая сверхсила! Всё, к чему я стремлюсь – это просто жить. Просто жить, понимаешь? Дайте мне возможность прожить человеческую жизнь. Большего мне не надо.

– Хочешь – не хочешь, не тебе делать выбор. Прости, дочь, его сделали до твоего рождения. Ты принадлежишь Тьме. Этого не изменить.

– Я под это не подписывалась.

– Ты пришла оттуда. Такова твоя судьба и предопределение.

– Не верю я ни в какие предопределения, ни в какую судьбу. Ничего нигде не предначертано, слышишь? Не за тем Двуликие дали человеку свободную волю чтобы тащить его по заранее распределённым путям. Все пророчества – блеф. Будущее мы делаем своими руками, помыслами и чувствами. Да даже если я и есть тот самый воплотившийся демон, о котором вы все твердите, с чего вы взяли, будто знаете мои планы? На что мне уничтожать мир, хоть этот, хоть любой другой?

– Одиффэ, пойми ты, я вовсе не пытаюсь заставить тебя исполнять дурацкие пророчества. Всё, чего я хочу, – чего всегда хотел – защитить моё единственное дитя. А ты можешь защищаться лишь в том случае, если примешь свою тёмную сторону, а не будешь бесконечно и бессмысленно с ней враждовать.

– Каким образом мне принять её?

– Вместе с человеческой жертвой.

– Нет.

– Ты уже убивала раньше, – напомнил он. – Значит, сможешь убить и впредь.

– Я не стану никого убивать без крайней необходимости.

– Когда на кону стоит твоя жизнь против чужой – это считается вопросом крайней необходимости? Оглянись вокруг. Всё сильное существует за счёт слабого. Это нормально – убивать, чтобы жить. Жертвовать кем-то и чем-то ради чего-то. Оставлять прошлое, чтобы идти в будущее. Тебе понадобится вся твоя Сила – она твоя по праву рождения. Когда враги придут ты должна будешь им противостоять. И их не одолеть ни мольбой, ни молитвой. Единственный язык, понятный таким, как они и я – это язык силы и могущества. Только так – никак иначе. Прости, что говорю сейчас с тобой так, но у меня нет времени на то, чтобы преподнести тебе правду под сладким соусом. Либо ты станешь чудовищем – либо умрешь. Можешь ненавидеть меня, если хочешь, но мне первый вариант нравится больше, чем второй.

Я не знала, что сказать.

Мне было тошно слышать всё это. Страшно даже допустить мысль о том, что он может оказаться прав. Но какая-то часть меня ему уже верила. Верила против воли.

Хотим мы того или нет, так устроена жизнь: мы верим своим родителям, даже если они этого не заслужили. Да и кому верить в этом мире, как не тому, кто подарил тебе жизнь?

– Одиффэ? – окликнул он меня. – Ты куда?

– Не беспокойся. Вдохну свежего воздуха и вернусь.

Воздух ещё не успел освободиться от колючей пыли. С трудом удавалось рассмотреть другие шатры, напоминавшие небольшие песчаные холмики. Но на небе уже разгорались звезды.

Буря миновала.

* * *

Следующий день представлялся бесконечным. Солнечный диск преследовал нас, словно хищник – добычу. После полудня пески раскалились до такой степени, что в воздухе парила дымка.

Из состояния полусонного забытья меня вывела вибрация под ногами. Она пульсировала, словно навязчивая мелодия.

– Что это такое? – спросила я у проводника. – Землетрясение?

– Здесь не бывает землетрясений, – заверил меня он.

Но выглядел при этом обеспокоенно.

До того, как раздались пронзительные людские крики, слух различил странное треньканье, отдаленно напоминающее стрекотание кузнечика или сверчка.

Не сговариваясь, погонщики развернули животных так, что образовалось нечто вроде живого щита.

Но то, что напало на нас, разметало эту призрачную защиту в одну секунду. Караван подвергся нападению тварей, о существовании которых я никогда раньше даже не подозревала.

Они напоминали мифических драконов. Семи с половиной футов ростом, словно сплетенные из жил, упругих мускулов и перепончатых когтистых лап.

Животные передвигались на задних конечностях. Хвост их одним ударом мог переломить хребет буйволу.

По крайней мере, верблюду эта гадость перешибла спину одним ударом, перед тем, как коротенькими, тонкими когтистыми конечностями, отдалённо напоминающими руки, разодрать горло. Пасть, распахивающаяся точно у крокодила, от уха до уха, была усеяна множеством острых клыков.

За одной тварью скачками рвалась вторая, третья – с полдесятка жутких монстров.

Люди в поисках спасения бросились врассыпную кто куда. Крики тех, кто успел попасться прожорливым монстрам на зубок больно били по нервам.

– Беги! – крикнул мне отец.

Я не стала заставила упрашивать себя дважды. Его приказ полностью соответствовал моим желаниям.

Я неслась стрелой, почти что летела.

Против воли краем глаза выхватила момент, когда зверь склонился, щёлкая огромной пастью и голова человека исчезла. На её месте тянулись алые жилы и фонтаном брызнула кровь.

Чья-то рука обхватила меня за талию, утягивая за одним из каменных валунов.

Я рванулась в отчаянной попытке освободиться.

– Ну вот и я, Одиффэ, – улыбнулся мне Заколар оскалом гиены. – Видишь, ты даже не успела соскучиться.

Я даже как-то не слишком удивилась, увидев его в общей свалке. Ужас перед зубастыми ящерами слишком сильно затуманил мне мозги, и я неправильно расставляла приоритеты в опасности.

– По тебе? – зарычала я в ответ. – Не в этой жизни.

– Тс-с! Не стоит, – ухмыльнулся мне в лицо Заколар, подставляя острое лезвие меча к шее. – Не огрызайся. Будь хорошей девочкой. Идём, – крепко схватил он за руку меня.

– Нет, – мотнула головой я.

– Я сказал – идём!

Людская кровь продолжала литься ручьями, хотя погонщики не оставляли попыток обороняться.

Снова раздался тот же звук, что предвещал атаку монстров и те схлынули, видимо, повинуясь какому-то приказу.

Я увидела отца, стоявшего на коленях, в окружении слуг Заколара.

Блондин неспешно приблизился к отцу, с насмешливым любопытством вглядываясь в его покрытое кровью и копотью лицо.

– Санрэно? Ты ли это? Признаться, я с трудом тебя узнаю. Годы так беспощадны к вашему людскому племени.

Отец сощурился. Ему приходилось глядеть против слепящего солнца:

– У кого-то жизнь забирает красоту, у кого-то мозги. Но тебе-то опасаться явно нечего. Ни того, ни другого у тебя никогда не было.

Пнув пленника под рёбра и заставив его болезненно охнуть, блондин рассмеялся:

– Рад видеть тебя, дружище! Ты всегда был забавным. Приятно видеть старых друзей вновь.

– Пошёл ты! – сплюнув на песок кровь, прорычал он в ответ.

– Одиффэ? – обратился ко мне Заколар, словно только что обо мне вспомнив. – Полагаю, ты уже в курсе ваших родственных связей? Ну так вот, твоего папочки не было в моих планах. И если ты попытаешься создать мне хоть малейшие проблемы, я его убью.

– Ты убьёшь меня в любом случае, – скривился Санрэно.

– Верно. Но в некоторых случаях время имеет значение. Мне-то всё равно, прикончить тебя здесь или у подножья жертвенного алтаря. Ей, возможно, тоже. Но из вежливости предоставим право выбора даме.

– Ты невыносимый ублюдок, ты это знаешь? – устало опустил голову отец.

– Всё зависит от точки, зрения. Ты же не думаешь, что убийство твоей девчонки доставит мне хоть малейшее удовольствие? Но иногда мы просто должны делать то, что должны. Как ни тошно, но убить её сейчас – меньшее из двух зол.

Он приблизился ко мне с этим своим постным, ничего не выражающим лицом и на моей шее снова сомкнулся ограничительный рабский ошейник.

– Когда я освобожусь, я убью тебя, – пообещала ему я. – И в отличии от тебя, сделаю это с удовольствием.

– Можешь мечтать о чём угодно в оставшееся у тебе время. Не имею возражений, – бросил он мне.

Глава 21

ПЛЕННИЦА

Сквозь стальные прутья клетки виднелись по-прежнему бесконечные пески. Деревянную тележку, на которую водрузили моё узилище, трясло немилосердно.

И так же немилосердно сверху палило солнце.

Заколар, заметив, что я очнулась, не говоря ни слова протянул мне бурдюк с водой. Так же молча я его приняла.

Глупо было бы отказываться. Кого бы я этим наказала?

– Долго ещё ехать? – спросила я хриплым, огрубевшим от саднящего горла, голосом.

– Скоро достигнем места, откуда телепортируемся. Потерпи ещё немного.

Я свернулась калачиком, пытаясь укрыться об беспощадной тряски и палящего солнца. Усталость куда более сильная, чем простое физическое утомление, сковала тело. Горло пересохло так, что глотать было больно.

Надо мной раскинулось небо, безоблачное и высокое – чистейшая лазурь.

Стать бы птицей, упорхнуть в его безоблачную синь, раствориться в ней. Улететь от всех мужчин, преследующих меня, словно стая голодных гончих. Да куда улетишь?

Перед смертью люди хотят домой. Но что мне считать домом? Бордель, где сожгли мою мать? Дом Теней, в котором я так и не смогла убить Миарона? Неведомый дворец неведомого мужа?

Куда стремиться? К чему вернуться? Ради кого бороться?

У меня ничего нет, кроме желания жить.

Закрыв глаза, я попыталась представить себе Эллоиссента.

Я рассматривала его образ со всех сторон и так, и эдак, пока неожиданно не поняла, что не могу вспомнить о нём ничего. Всё, что я помню – это его внешность: яркие, как стразы, глаза, тонкие пальцы, шелковистые волосы – красивая, но плоская картинка.

В решающий момент за такое не зацепишься. На таком не выстоять.

Толчки в спину прекратились. Караван встал.

Увидев приближающегося Заколара я инстинктивно поднялась.

– Вынужден просить вас следовать за мной, маэра, – поклонился он.

– Куда? – голос мой против воли дрогнул.

– Туда, где до назначенного момента вы будете пребывать в полной безопасности. Даю слово.

– Ваше слово? – сорвался с моих губ короткий смешок. – Оно чего-то стоит?

– Вы будете удивлены, но – да. Данного слова я никогда не нарушал. Прошу вас, маэра, не тяните время, его и так мало. Идёмте.

Глаза цвета стали смотрели на меня выжидающе-спокойно. В них не отражалось ни намека на какую-либо эмоцию – ни сострадания, ни жалости. Заколар действовал как заведённый автомат.

Бессмысленно было даже пытаться противостоять ему. Я не льстила себя надеждой, что ко мне проявят снисходительность и станут терпеть моё своеволие. Не желая ему давать повода быть более жестоким, чем это было необходимо, я повиновалась. Спотыкаясь на затёкших ногах, направилась к выходу.

Раскалённый песок обжёг босые ступни. Пот, липкий и едкий, стекал по спине между лопаток.

Благо, идти пришлось недалеко.

Заколар подвёл меня к чему-то, отдалённо напоминающему рамку зеркала, только вместо стекла в нём мерцало что-то, похожее на подвижную ртуть.

«Портал», – догадалась я.

Жёсткие руки Заколара легли на плечи и подтолкнули меня вперёд. В уши ударила вязкая, словно ощутимая, тишина, полная неопределённости и страха.

Я попыталась вздохнуть поглубже и когда не получилась, запаниковала.

Потом возникло чувство, будто я вынырнула с глубины, жадно хватая ртом прохладный воздух.

Контраст между слепящим жаром пустыни и холодным полумраком, царящим в подвальном помещении без окон, был разителен. От резкого перехода с яркого света во тьму всё казалось размытым и нечётким.

Скользнув взглядом по низкому своду потолка и чёрным гладким стенам, я сделала вывод, что зацепиться ему тут совершенно не за что. Всё вокруг холодное, почти стерильное, если не считать саму меня.

Возникнув за спиной Заколар, крепко ухватив за руку, подтолкнул меня к выходу. И только с этой его подачи я вообще его заметила – дверь с зарешёченным, словно в камере, окошком.

Попав через неё в длинный коридор с голым каменным полом, я поняла, что применительно к ситуации «словно» здесь совершенно лишнее. Мы действительно находились в темнице.

Ступать по настывшим камням было мучительно, они обжигали ступни холодом не меньше, чем песок – жаром.

Комната, в которую впихнул меня Заколар, походила на ту, что мы покинули минутой назад словно сестра-близнец. Отличие заключалось лишь в наличии крытого одеялом пучка соломы, небрежно брошенного в угол.

Судя по всему, мне это в ближайшее время должно было послужить и креслом, и ложем.

Тело, последние дни просто изнемогающее от жара, теперь страдало от холода. Я испытывала мучительный озноб, который в будущем непременно должен был напомнить о себе простудой.

Сорвав одеяло с соломы, я завернулась в него, точно в кокон, пытаясь хоть как-то согреться. Теплее не стало, зато в носу остался стойкий запах мокриц и плесени. Заколар мог бы расщедриться на что-нибудь более стоящее. Ко всем своим прочим достоинствам он ещё и ужасный жмот.

Я собрала всю свою волю, чтобы не впасть в отчаяние.

Было отчего. Меня заперли, лишили магии. Ни оружия, ни друзей. Ждать помощи неоткуда.

В носу и в горле мучительно защипало – не от слёз, а от приближающейся простуды. По крайней мере именно так я решила воспринимать данное обстоятельство.

Не знаю, сколько времени я пробыла в камере, то проваливаясь в полудрёму, то меряя шагами комнату, до того, как моё внимание привлекли приближающиеся голоса.

С каждой секундой они звучали всё громче и громче.

Вскоре слух без труда различал слова:

– Ты единственный, к кому я могу обратиться. Единственный, кому могу доверять, – говорил Заколар.

– Я уже сказал: поступай, как знаешь. Я не стану мешать. Но и помощи от меня не жди.

Второй голос тоже был мне хорошо знаком. Глубокий и мягкий, точно соболиный мех, он затягивал как зыбучие пески. Если бы мифические Сирены были бы мужчинами, они разговаривал бы именно такими голосами.

Миарон?

Быть не может!

– Так она действительно там? Героиня твоих кошмаров? – голос, наполненный насмешливой снисходительностью так и сочился сарказмом.

Спустя несколько ударов моего обомлевшего сердца петли на дверях пронзительно скрипнули.

Отскочив к противоположной стене, я вжалась в неё, опуская голову.

Волосы – хрупкая, ненадёжная преграда, за ней не отгородиться от таких пронырливых врагов, как Миарон и Заколар. Но ничего лучшего у меня в запасе не было.

Оба моих непримиримых врага в одном союзе? За что, Двуликие?! За что такие испытания?

Я не хотела видеть Миарона.

Половину жизни согласилась бы отдать лишь за то, чтобы мы не встречались с ним. Как вынести блеск торжества в его глазах? Какое унижение явиться перед ним жалкой, пойманной в ловушку, точно зверь, затравленной и грязной, как свинья.

– Подними, голову, девочка, – приказал Миарон, приблизившись.

Голос его был тягучим, как смола, угодив в которую на волю уже не выбраться.

– Я хочу видеть твоё лицо, – добавил он.

Как унизительно не иметь возможности сопротивляться!

«Ненавижу тебя», – подумала я перед тем, как выполнить его требование.

Ухмылка, играющая на кроваво-алых губах Миарона, увяла.

Лицо его исказила гримаса дикого гнева.

Ухватив за ошейник, он рывком подтащил меня к себе, так, что наши лица почти соприкоснулись. Там, где его горячие пальцы коснулись кожи, натягивая ошейник, меня обожгло, как калёным железом.

– Полегче, прошу тебя! – схватил его за руку Заколар. – Ты же её задушишь! А сейчас не место и не время!

– Задушу? – Моргнул оборотень, словно приходя в себя и его зрачки из ниточки-лезвия снова стали обыкновенными, человеческими. – Ну что ты? Не здесь и не сейчас, как ты совершенно правильно заметил.

Миарон разжал пальцы и рассмеялся, тихо и зло, когда я рухнула на пол, падая на колени у его ног.

Не поднимая голову, я упрямо смотрела вниз. Ему на сапоги.

Видеть сапоги, оказывается, бывает гораздо приятнее, чем лица.

– Так это и есть твоя страшная-престрашная демоница, Зак? – продолжал насмехаться Миарон. – Слушая о грядущих ужасах я ожидал увидеть, как минимум, нечто более внушительное, чем тощая, забитая жизнью пигалица.

Как я ненавидела его в этот момент!

Ненавидела его голос – надменный, высокомерный, презрительный. Ненавидела его губы, руки, глаза! Даже волосы!

Если бы в прошлый раз я не была такой тряпкой и всё-таки его убила, он бы не красовался сейчас тут передо мной. Не было бы ни идеальных сапог, ни хрустяще– свежей, белоснежной рубашки. Весь такой лощенный, благополучный, сытый и самоуверенный он бросал мне вызов своим одним своим существованием!

– Осторожней, – предупредил Заколар. – Вид у неё обманчив. Это ядовитая гадина совсем не та, за кого себя выдаёт.

– Неужели? – с издёвкой протянул Миарон.

Присев на корточки, он с брезгливым выражением на лице коснулся спутанного, запылённого колтуна, в который превратились мои волосы.

– Умоляю тебя, Зак, не смеши меня! Эта маленькая замухрышка представляет опасность разве что в твоём воображении?

В голосе Миарона, как всегда ласковом и ехидном, звучал затаенный яд.

– Смейся, если хочешь, но сделай то, что должен. Ты поклялся помочь, – холодно блеснув серыми глазами, процедил Заколар.

– Поклялся? Правда? Ну, что ж? – деланно вздохнул Миарон, картинно пожимая плечами. – Лично я не верю, что эта миниатюрная особа и есть тот самый, преследующий тебя в кошмарах, демон. Но, если, прикончив её ты сможешь, наконец, спокойно спать, я согласен постоять в стороне. Жизнь этой девочки для меня ничтожна по сравнению с тем, что связывает нас с тобой, Зак.

Снюхались, значит? Вот так?

Да я ничего другого, откровенного говоря, от этих уродов и не ожидала.

Но почему же так мучительно саднит сердце? И простуда в горле обостряется?

«Я найду тебя, – снова услышала я сказанные оборотнем полтора года назад слова. – Я превращу твою жизнь в разбитые осколки. На каждом из них будет кровоточить кусок твоей души».

Подумать только, ведь когда-то я видела в нём своего спасителя? Отца? Возлюбленного? Учителя? Бездушная двуликая тварь – вот что он такое.

Если когда-нибудь у меня снова появится пусть самая маленькая возможность дотянуться до его горла – клянусь! – на этот раз я не дам слабину.

Я бы не хотела, чтобы Миарон умер.

Я бы хотела, чтобы он умирал. Долго. Мучительно. Корчась от невыносимой боли.

Чтобы каждый нерв в его теле пылал на том самом огне, на каком он заставлял, раз за разом, корчиться мою душу!

Нет, я конечно не льстила себя надеждой, что найду способ заставить его страдать так же, как страдала я, когда узнала, что он предпочитает мальчиков девочкам.

Я не верила, что хоть что-нибудь на этом свете способно заставить Миарона мучиться так, как мучилась я, держа в руках оторванную голову Дэйрэка и понимая при этом, что всему виной его любовь ко мне. Любовь, на которую в глубине души я отвечала лишь презрением и ненавистью.

Да, я хотела отмщения.

Страдания – в обмен на страдание, боль – за боль и жизнь – за жизнь! Справедливо ведь? Разве нет?

Они вышли.

Дверь за ними закрылась.

Самое странное то, что я тут же принялась ждать его возвращения.

Ненавидела его.

Но ждала.

В переполняющих душу ярости и ненависти черпала я свою силу.

Ярость, ненависть и боль – лишь они согревали меня в беспросветном холоде подземелье. Лишь их могла я противопоставить надвигающемуся ужасу.

Если не опираться на ярость, ненависть и гнев – что ещё способно помочь?

Как выдержать гнёт безнадёжности, обступившей со всех сторон?

Двуликие! Я не готова умереть. Смерть на жертвенном алтаре – мучительная и долгая агония, самая страшная из всех.

Мне же ещё нет и шестнадцати! Я толком ещё ни с кем не целовалась. Я не видела, не читала, не пробовала так многого в этом мире.

Всё, что я видела – предательства, ненависть, обман и блуд. Неужели же это все?!

Страшно в этом признаваться, но, когда я воображаю смерть – для меня это конец. Полный, безоговорочный, абсолютный. Без всякого продолжения – бесконечное чёрное забвение, из которого не воскреснуть. Нигде. Никогда.

Если бы это было иначе, разве не пришла бы тень моей несчастной матери, чтобы меня утешить и наставить на путь истинный?

Разве на мои отчаянные стенания не явилась бы душа Дэйрека?

Я боялась не столько боли агонии, сколько этой бесконечной беспросветной тьмы в отсутствии сознания и мысли.

Не буду думать об этом. Не буду!

Мне нужно держать себя руках, оставаться в трезвом рассудке.

Именно из ярости и злости я решила выковать себя доспехи, чтобы одеться в них, как в броню. Я нарочно прокручивала самые ужасные сцены нашего знакомства с Миароном, чтобы этот огонь разгорелся как можно ярче.

Я не сомневалась, что на этот раз Миарон придёт один.

Так и вышло.

Он бесшумно скользнул по полу, аккуратно прикрывая за собой дверь.

– Ну вот мы и снова встретились, моя смертоносная куколка, – ухмыльнулся он.

Глава 22

ВЕЧЕР ПРИ СВЕЧАХ

Миарон милостиво протянул мне фляжку с водой.

Не уверенная в том, что это не очередное унизительное издевательство, я с жадностью голодного зверька выхватила её у него из рук и отпрянула в спасительный угол. Поднеся к губам, ощутила благословенную влагу.

Даже чувствовать боль в горле было чистым удовольствием по сравнению с иссушающей жаждой, мучившей меня прежде.

Миарон скептически выгнул бровь:

– Хотел бы я сказать, что общение с Чеаррэ пошло тебе на пользу, но вот не могу. В кого ты превратилась? Настоящая дикарка.

Отерев рот ладонью, я молча вернула ему опустевшую фляжку.

– Помнишь наш последний разговор? – продолжил он. – Перед тем, как ты сбежала? А я ведь предупреждал, что одна ты не справишься. Но ты настояла на своём. Позволю себе спросить: ты довольна результатом?

Я упрямо молчала, глядя на пол и вжимаясь спиной в стену.

– Какой ты была непримиримой гордячкой! А сейчас? Только взгляни на себя? Королева Кошмаров!

Впервые на моей памяти голос Миарона сочился не сарказмом, а откровенной злостью. Ни тени привычной улыбки. Лицо его дышало холодом:

– Ты, дерзкая, никчемная, совершенно безмозглая девчонка!

Отвернувшись, оборотень сделал несколько шагов туда-сюда, словно меряя комнату, явно пытаясь утихомирить бурю, бушующую у него в груди.

Когда он снова повернулся в мою сторону, его рот уже кривился в ухмылке, а голос приобрёл обычную кошачью мягкость:

– Ладно, куколка. Вести беседу в подобном ключе не приятнее, чем смотреть на тебя в таком виде. Идём.

– Куда?

– В ванную, чумазая моя прелесть. Или ты имеешь что-то против?

Я ничего против не имела.

Темница, в которую меня поместил Заколар, не отличалась большими размерами. Миновав всего несколько зарешёченных дверей, мы очутились на свободе. Пройдя через длинный коридор я, вслед за Миароном, вошла в полупустую комнату.

За окном почти стемнело, а дополнительного освещения здесь не было. Но мне всё же удалось разглядеть мягкий диван, крытый коврами и подушками и смутно белеющие двери.

– Там, – указал Миарон, – спальня, гардеробная и ванна. Вымойся и переоденься. И ради себя же самой, не провоцируя меня глупыми выходками.

В следующую секунду я, не веря свои ушам, услышала, как звякнул замок и ненавистный ошейник спал с моей шеи.

– Не заставляй меня раскаиваться в моём хорошем к тебе отношении, Одиффэ. Договорились?

Я согласно кивнула. Буду паинькой.

Дождавшись, пока Миарон покинул комнату, я вымылась в бассейне.

Вода в нём до тошноты благоухала розами, но даже ненавистный сладкий запах не мог испортить удовольствия от блаженства вновь ощутить себя чистой.

Я плескалась до тех пор, пока вода не остыла. Потом завернулась в легкое и воздушное, полупрозрачное красное платье, оставленное мне Миароном, и прямо босиком прошлёпала к дивану.

От усталости меня качало. Сон в подземелье нисколько не освежил, скорее отобрал последние силы, так что я задремала вновь, как только голова коснулась подушки.

Разбудил меня слуга, внося в комнату поднос с едой и канделябр со свечами.

– Который час? – спросила я его.

– Половина десятого, – вежливо прозвучало в ответ.

Один из гобеленов, закрывающих стену, отодвинулся, и в комнату ожидаемо шагнул Миарон.

– Оставьте нас, – небрежно бросил он слуге.

Тот поспешно удалился.

– Ну и ну? – ухмыльнулся Миарон, окидывая меня на этот раз, для разнообразия, одобряющим взглядом. – Подумать только, какое волшебное преображение! Почти узнаю мой огненный Красный Цветочек. Этот цвет удивительно тебе идёт.

Отодвинув стул, он помог мне сесть.

Пальцы Миарона задержались на моих обнажённые плечах, лаская их.

Я попыталась отстраниться, но его прикосновения сделались лишь более дерзкими.

– Раньше ты вёл себя иначе, – с горечью выдохнула я.

Он делано тяжело вздохнул:

– Раньше ты не была так ослепительна хороша собой. Теперь, когда умылась и отдохнула, перемены просто бросаются в глаза. Признаться, я рад новой встрече.

Миарон склонился, обдавая меня тяжёлым ароматом своих духов. Его дыхание щекотало кожу на шее. Я почти чувствовала прикосновение его кроваво-алых губ.

– Ты помнишь?..

Его тихий бархатный голос возбуждал сильнее прикосновений:

– Помнишь, какого цвета была моя кровь на твоих руках, когда ты чуть не вырвала сердце из моей груди? Помнишь вкус моей боли? О, боль! Оборотная сторона любви и страсти! Потому она столь божественно вкусна.

Миарон оставался самим собой, виртуозно и тонко играя на чужих страстях и слабостях.

Он продолжая ласкать мои шею и плечи длинными пальцами. Его рука опустилась ниже, ощутимо сжимая талию. Рывком подняв со стула, он перевернул меня лицом к себе. Я словно утонула в его руках, плечах, волосах.

– У меня много причин желать тебе благополучия, Красный Цветок. Но самая главная из них проста и банальна, как сама жизнь – я хочу тебя!

– Твои проблемы, – отстранилась я. – Я не разделяю твои чувства.

– Конечно, – глумливо оскалился он, обнажая острые клыки. – Я так и понял. Ты холодна и неприступна, как скала.

– Миарон, прошу тебя!..

Я изо всех сил упёрлась руками ему в грудь, но не удивлюсь, если он вообще не заметил моих усилий.

Понимая, что силой мне с ним не сладить, я решилась пойти на хитрость:

– У меня три дня во рту росинки маковой не было. Сейчас единственное, что меня по-настоящему возбуждает – это еда.

В его глазах плеснулась досада, но руки Миарон убрал:

– Садись, ешь. Но не переусердствуй. После голодовки это вредно.

– Где Заколар? – спросила я, утолив первый голод.

– Уехал. Но, скоро вернётся. Соскучиться не успеешь.

– А мой отец? Он жив?

– Вижу, за время нашей разлуки произошло много позитивных перемен. Ты сблизилась с отцом, которого прежде ненавидела. Вы научились заботиться друг о друге. Я тронут!

– Где он? – проигнорировала я сарказм в его голосе.

– Здесь, с нами. Всего лишь двумя этажами ниже. Ты ведь не в обиде, что я пожадничал и не стал делить с ним твоё драгоценное для меня общество?

– Что со мной будет?

Не выдержав, я всё-таки задала этот вопрос, хоть и дала себе слова не давать слабину.

– Тебе разве не сказали? Я думал, ты в курсе. Тебя принесут в жертву Светлым Богам. Увы, но моему старому другу Заку несвойственно проявлять милосердие. Особенно если он вобьёт себе в голову какую-нибудь нелепейшую идею по спасению мира. Белые рыцари, ты знаешь, они все на голову отмороженные? За это их многие и недолюбливают.

– Ты позволишь ему убить меня?

Миарон улыбнулся, изящно пожимая плечами:

– Почему нет? Зачем я стану мешать Охотнику, принадлежащему к могучему клану Чеаррэ, да ещё и своему старому другу? Ради чего? Мы с тобой не друзья. Ты ведь ясно дала это понять, когда привела на хвосте Департамент к моему порогу, распотрошила меня, как индюшку, да так и оставила?

Он говорил это весёлым, язвительным тоном, не сводя с меня насмешливых жёстких глаз:

– Надеешься, что я тоже похож на чокнутого белого рыцаря? С какой стати мне вступаться за тебя, милая? Ведь помешать Заколару в осуществлении его планов можно лишь одним единственным способом – убить его. Ради чего мне идти на такую крайность?

Во время своей провоцирующей тирады Миарон не сводил с меня глаз. Следил, как хищник из засады:

– Но, может быть, у тебя есть предложения, которые смогли бы заставить меня пересмотреть приоритеты? Дай мне повод желать твоей жизни больше, чем я желаю твоей смерти, и всё может быть ещё сложится наилучшим для тебя образом?

Несколько секунд прошло в тишине.

– Меня тошнит от твоих скользких игр, Миарон, – дрожа то ли он гнева, то ли от страха, процедила я. – Думаешь, я стану торговаться за свою жизнь?

– А ты думаешь, что не станешь? – рассмеялся он мне в лицо. – Почему бы и нет? Это было бы логично. Ведь я единственный, кто может помешать планам Заколара. Единственный, кто способен помочь тебе избежать своей судьбы.

– А если я предпочту встретиться с нею один на один и попробую одержать победу?

– Забавный у тебя план. Но ты ведь это не всерьёз? Каким образом ты планируешь сражаться после того, как тебя распнут на алтаре? Да ещё в таком вот украшении из ртутного серебра, что я недавно снял с твоей лебединой шейки? Всё это не более, чем глупая бравада. Так что я бы на твоём месте уже начал торг.

– Но я – не ты! – с отвращением процедила я.

Человеческая рука со звериными когтями сомкнулась вокруг моей шеи, парализуя не хуже укуса змеи.

Миарон вновь притянул меня к себе:

– Взгляни на меня! А теперь посмотри на себя в зеркало. Смотри трезвым, непредвзятым взглядом, так, как на тебя смотрят другие. Ты – слаба, Одиффэ! А слабый в этом мире может выжить лишь единственным способом – найти себе сильного покровителя. Но никто никому ничего запросто так не даёт. Я согласен помочь. И я назвал свою цену.

Мускул дрогнул на его лице, выдавая вспышку эмоций:

– Хочешь жить, Красный цветок? Стань моей любовницей, и я вытащу тебя из этого дерьма. Скажешь нет – и разбирайся сама, как знаешь. Я в любом случае найду, чем развлечься.

Наши взгляды встретились.

И я ответила прежде, чем поняла, что делаю:

– Нет.

Миарон издал короткий смешок.

Трудно сказать, что стояло за долгой паузой и за его взглядом. Злость? Веселье? Оскорблённое самолюбие?

– Как дерзко, – покачал он головой. – А если я начну тебя пытать?

Высокомерным фырканьем я выразила всё, что думаю по этому поводу.

– Вот не надо так. – Черты его заострились, сделавшись непривычно жёсткими, а голос, несмотря на обволакивающую мягкость, зазвучал угрожающе. – Тебя же никогда не пытали? А я, как ты наверняка помнишь – садист, зверь и законченная сволочь. Хотя, знаешь, есть нечто в моей натуре, запрещающее мучить женщин. По крайней мере – физически. Вы такие хрупкие создания, что это лишает процесс удовольствия. Зато остается моральный террор. Тут ограничений нет. Не стоило тебе давать ответ в такой категоричной форме, Одиффэ. И стоило бы хотя бы на секунду задуматься.

– Тут не о чем задумываться, – тряхнула я головой. – Я видела, какой секс тебе нужен. Мне нечего тебе предложить.

– Глупая маленькая девственница, ты же понятия не имеешь, о чём говоришь. Твоя непоколебимость происходит из твоего невежества. Считаешь близость со мной ужасней, чем муки жертвы на кровавом алтаре? Твоё право. Возможности передумать у тебя не будет. Как ты однажды уже сказала – рассчитывать теперь можешь только на случай, удачу и саму себя.

Он отступил и мне сразу сделалось до озноба холодно.

Одна половина меня отказывалась верить, что Миарон сможет просто спокойно отойти в сторону и смотреть, как меня разрывают на части.

Вторая, более рациональная и трезвая, не сомневалась – именно так он и поступит.

Первая в истерика требовала немедленной капитуляции. Что для меня, выросшей в борделе, девственность и глупые принципы?

Ладно, допустим, что значение они всё-таки имеют, но ведь значат не больше собственной жизни?

Дело не в девственности. Принципы тут иные: я не буду играть по правилам, которые этот азартный игрок пытается мне навязать.

Не буду – и точка!

Разумнее всего с моей стороны на этом было бы закончить наш разговор.

Но, признаться, я страшилась его окончания.

– Если ты не улавливаешь в чём-то логику, это не значит что её нет, – сказала я. – Для меня тебя слишком много, Миарон. Ты слишком взрослый, слишком тёмный, слишком сильный. Всего – слишком. А ещё на тебе кровь Дэйрека.

– Избавь меня от признания в том, что ты никогда не будешь мне принадлежать, даже ради спасения собственной жизни. И все только потому, что я чудовище, – цинично произнёс он. – Ты правильно заметила – я слишком стар и мудр, чтобы выслушивать подобный бред. Дело не в Дэйреке. И не в моём, недотягивающим до твоих высоких стандартов, моральном облике. Дэйрек для тебя имел значение ровно настолько, насколько ты могла его использовать. Ты и живого его ни в грош не ставила, а уж мёртвый он для тебя вообще – пшик. Память о нём давно заброшена в дальний ящик твоего сознания.

– Ты не прав!

– Я всегда прав, – отрезал он, пресекая мои попытки добавить ещё хотя бы слово. – Между нами с тобой стоит не мёртвый, а живой. Не безродный, обыкновенный, по-мальчишески искренне, но безнадёжно влюблённый в тебя человеческий детёныш. Нет. Это беспринципная и наглая, дешёвая подстилка – Эллоиссент Чеаррэ.

Не ожидающая такого поворота, я буквально онемела, глядя на Миарона широко открытыми глазами.

Это было туше. Удар был нанесён так неожиданно и мастерски, я не успела закрыться.

Все мои эмоции была написаны прямо у меня на лице.

Миарон больше не улыбался:

– Итак, твоё молчание говорит громче всяких слов. Причина твоего отказа вовсе не во мне. И не в моих, как внешних, так и внутренних, достоинствах или недостатках. – Глаза Миарона ехидно сузились. Голос звучал как чистый елей. – Да, я, кажется, забыл упомянуть? Твой несравненный, прекрасный Эллоиссент находится здесь. С нами. Да, да! – продолжал он глумливо ухмыляться. – Герой твоих сладких девичьих грёз совсем рядом. Скажу тебе даже больше – он пришёл сюда за тобой в надежде спасти тебя от своего злого-злого дядюшки. Но вот беда! Злой старый дядюшка, как и следовало ожидать, оказался умнее и расторопнее благородного племянника, и теперь белый рыцарь томится в подземелье злобного оборотня. Он полностью зависит от моих капризов. А после нашего с тобой, отнюдь не приятного для моего самолюбия разговора, у меня есть желание страшно раскапризничаться. Ты можешь дерзить сколько угодно, мой ядовитый плющ – я не бью женщин, особенно юных. Но ничто не помешает мне выместить досаду на мальчишке.

– Какая же ты мразь! – прошипела я, сама себе до безобразия напоминая змею, у которой с зубов сцедили яд.

– В своём падении я достиг дна ещё задолго до твоего рождения, моя прелестница, – скучающим тоном протянул Миарон. – Морально разложился, так сказать.

Я неподвижно застыла на стуле, словно каменное изваяние.

Свечи, стоящие между нами на столе, дрожали, рассеивая вокруг мягкий, неровный свет. Комната выглядела обманчиво спокойной и уютной.

– Я согласна.

– Согласна? – изобразил Миарон изумление. – С чем?

Губы сделались непослушными и холодными, будто я к ним только что лёд приложила:

– Не с чем. А на что.

– И на что же ты согласна? – сладким голосом пропел он.

– Согласна стать твоей любовницей! Ты же этого хотел?!

– Не совсем, милая. Видишь ли, в постели мне нужна горячая любовница, а не страдалица, свершающая подвиг.

– Так чего ты от меня хочешь?! – взорвалась я.

Его тихий смех для моих взвинченных нервов был словно соль на рану:

– Оставайся хранить свою добродетель, моя свирепая прелесть. Помнится, девственницы всегда вызывали во мне оторопь. Я ценю опытность больше невинности. И, как ты мне абсолютно верно напомнила, я слишком стар, чтобы изменять привычкам. Так что вернусь-ка я к своим мальчикам. А для начала пообщаюсь с твоим рыцарем в сверкающих доспехах.

– Ты!..

Я не хотела срываться на крик, но у меня не получилось.

Я вопила, как истеричка в припадке:

– Ты! Больной извращенец! Оставь Эллоиссента в покое!

– Уверен, он будет польщён тем, как горячо ты его защищала. Хотя будь я на его месте – скорее бы огорчился. Не дело женщины защищать мужчину. Это болезненно для самолюбия последнего.

– Кто бы тут рассуждал о мужестве! Жалкий мужеложец!

– Благодарю за сочувствие, – насмешливо склонил он голову. – А насчёт того, что касается Эллоиссента? Если ты думаешь, что я собираюсь насиловать любовь твоей жизни, поспешу тебя успокоить – я не стану этого делать. За триста лет моей бурной сексуальной жизни я никогда и никого не насиловал. Это скучно и банально. Обольщение куда интереснее.

– У тебя ничего не выйдет. Эллоиссент не такой, как ты!

– Ты права. Он не такой, как я. Мы разные. Для меня не существует морали и нравственности – только игра страстей и блики желаний. А он – Чеаррэ. Любой из них преступит через что угодно и через кого угодно если это будет способствовать их выгоде, усилению влияния или власти. Я – игрок, он – стратег. И в отличии от тебя, моя маленькая глупая дурочка, такие, как он, никогда не поставят чувства не то, что выше жизни – выше банального расчёта.

Неприятно рассмеявшись, Миарон откланялся и покинул комнату, осторожно прикрывая за собою дверь.

Глава 23

МУЖСКИЕ ИГРЫ

Как ни странно, но с утра я чувствовала себя даже хуже, чем накануне вечером.

Очнувшись от сна, с удивлением увидела у своей постели отца.

В обыденной обстановке он показался мне даже большим незнакомцем, чем до этого в пустыне. Обожженная немилосердным солнцем кожа, широкий разворот плеч, сильное волевое лицо с квадратным подбородком – всё в нём излучало уверенность в себе и было для меня чужим и чуждым.

– Привет, – улыбнулся он.

– Привет, – отозвалась я. – Вижу, тебя выпустили из темницы? Мои поздравления.

Он кивнул:

– Наш общий тюремщик настолько уверен в себя, что может позволить себе любые игры.

Санрэно не сводил с меня задумчивого взгляда, полного грусти:

– Я не знал, что вы с ним знакомы.

– Ваше знакомство с ним для меня тоже неожиданность. Не думаю, что стоит это обсуждать.

– Та права. И без того времени мало. А многое нужно сделать успеть.

– Ты уверен, что нас не подслушивают? – на всякий случай спросила я.

– Уже неважно. Другой возможности поговорить всё равно не будет.

– Что такого важного ты хочешь мне сказать?

– Одиффэ, там, у алтаря, у тебя будет только один шанс спастись. И только один способ. Ты должна открыть Врата Бездны.

Я потёрла виски. Голова совсем разболелась.

– Не то, чтобы я была категорически против, но, откровенно говоря, я понятия не имею, о чём ты говоришь. Какие Врата Бездны? И как их открыть? А главное – для чего?

– Врата – это портал, открывающий проход на границу между мирами. Шагнув за Грань, можно шагнуть куда угодно.

– Очевидно и логично, – усмехнулась я. – Но эта ложка мёда, как я понимаю? В чём бочка дёгтя?

– Тот мир практически неизвестен. Да и как иначе? Слишком энергозатратно проникновение на Грань. Для открытия Врат требуется целый ковен магов. А ещё никто не знает, какая сила и с какой скоростью способна проникать из-за Грани в наш мир. Но тебе под силу перешагнуть этот рубеж! Это у тебя в крови.

– Я не хочу снова выслушивать бред про Хозяйку Межи. Я в это не верю.

– Придётся поверить. Потому что это твой единственный путь к спасению. Рискни, Одиффэ! Иного способа вырваться из цепких рук Заколара просто нет. Ели ты меня послушаешь, сможешь не просто уйти – оторвёшься от охотничьих ищеек!

– Как это сделать?

– Тебе потребуется формула плетения заклинания. И жертва для его выполнения, – добавил он после секундной паузы. – Формулу ты выучишь, – вложил он мне в ладонь свернутую трубочкой бумагу. – Что же касается жертвы – я готов вызваться добровольцем. Подожди возражать! Выслушай сначала. Если меня не убьёшь ты, это сделают они – Заколар, Грейстон, или кто-то другой. В живых меня не оставят в любом случае и при любом раскладе. Нет нужды умирать нам обоим там, где у одного есть возможность выжить. Опереди их! Используй энергию моей жизни для того, чтобы освободиться.

– За кого ты меня принимаешь?! – скривилась я с трудом подавляя отвращение, вызванное его словами. – Думаешь я, не дрогнув, смогу убить родного отца? Пусть даже такого дрянного, как ты?!

– Ты должна это сделать.

– Это даже звучит, как безумие!

– Я ничего не дал тебе своей жизнью. Ничего не сделал для твоего благополучия. И это именно моя ошибка привела тебя в Город Крови, к Алым Алтарям. Так дай мне искупить вину и спасти свою душу. Принесённая жертва даст мне надежду на искупление, а тебе – возможность вырваться и победить врагов. Сделай то, что нужно, Одиффэ. Иначе никак.

– Да даже если так десять раз правильно – я не могу. Понимаешь? Не могу! И – не хочу. Мне приходилось убивать. Это было омерзительно. Даже несмотря на то, что я тогда была в полусознательном состоянии, почти не понимала, что творю – всё равно ужасно. А теперь ты хочешь, чтобы я спокойно вонзила ритуальный нож тебе в сердце?!

– Я хочу, чтобы ты выжила. Любой ценой. Даже такой.

– Не всегда выживание стоит тех усилий, которых оно требует. После некоторых поступков жить уже не стоит. Кем, по-твоему, я стану, убив родного отца?

Мы смотрели друг другу в глаза, и вдруг жуткая мысль зародилась в моем сознании: демоном!

Я стану тем самым демоном, к которому он взывал с самого начала.

Всё спланировано и идёт точно по плану. Впереди очередная инициация. Мать принесли в жертву, чтобы пробудить мою силу. А отца я должна убить сама, чтобы сделать выбор и скрепить договор кровью.

Глядя в порочное и сильное лицо человека, стоящего передо мной на коленях, я поняла, что моя догадка правильная. Санрэно Сирэно избрал свой путь ещё до моего рождения и не спешил сворачивать с него.

Он не в чём не раскаивался. Он лишь стремился довести начатое до конца.

Но так причудливо, загадочно, противоречиво сердце человеческое, что Тьма, которой он поклонялся в моём лице, тесно переплелась в его сердце с любовью к своему ребёнку.

Я испуганно от него отпрянула:

– Оставь меня. Уйди. Пожалуйста.

– Не могу, – глухо прозвучало в ответ. – Прости.

Санрэно тяжело уронил руку мне на плечо, тихонько его сжимая:

– Выучи формулу, – шепнул он. – А сейчас, – произнёс он громче, – сейчас я должен сделать то, ради чего меня к тебе пустили.

Встретив мой недоумевающий взгляд, отец пожал плечами:

– Показать тебе кое-что по приказу нашего гостеприимного хозяина, – не без сарказма закончил он.

Я напряглась:

– Что показать?

– Как он ладит с твоим дорогим Чеаррэ.

– В каком смысле – ладит?

– В традиционном для подобного союза.

Его слова отозвались новой болью в моей раскалывающей от мигрени голове.

Не может быть! Я, наверное, что-то не так понимаю. Не мог Эллоиссент обеспечить Миарону столь лёгкую и быструю победу в нашем с ним противостоянии!

От одной только мысли об этом делалось до того тошно, что жить не хотелось.

На лице Санрэно читалась жалость.

– Что ты хотел мне показать?

– Не хотел. Мне велели.

– Показывай уже! И покончим с этим.

Санрэно, коротко кивнув, пригласил меня следовать за ним в бассейн.

– Во время заклинания не касайся воды. Это опасно, – предупредил он.

Я кивком дала понять, что услышала его слова.

Голос Санрэно зазвучал напевным речитативом, и вода в бассейне начала меняться.

Сначала в ней закачались пузырьки, как в игристом шампанском. Их становилось всё больше и больше, так что под конец казалось, что вода буквально вскипела.

А потом в одну секунду поверхность сковало льдом.

Я вскрикнула, то ли от неожиданности и испуга, то ли от восхищения мастерством мага – у ног моих лежало идеальное гладкое зеркало.

Несколько секунд мы отражались в нём в полной рост. А потом зеркало показало нам другую картинку.

Комнату освещало с десяток свечей. Свет словно концентрировался на огромном ложе, которое делили Миарон с Эллоиссентом.

Распущенные волосы оборотня ниспадали тяжёлым блестящим шёлком. Тонкой серебряная цепочка с изображением полумесяца мерцала на его широкой груди.

Эллоиссент лежал под ним, похожий на срезанный цветок. Его белые руки обвивали смуглую спину Миарона, словно побуждая того в любовной схватке действовать смелее и жёстче.

Волосы любовников чёрными змеями вились по спинам, переплетаясь между собой.

Я видела, как Эллоиссент сладострастно вздрогнул, когда острые, как иглы, змеиные клыки Миарона прокололи кожу вокруг его чувствительного соска. Наблюдала, как он млел, пока оборотень медленно, раз за разом, ласкал каждый дюйм его кожи, непристойно алыми губами касаясь шеи, сцеловывая влажные капельки пота с груди, слизывая их с напряжённого от желания живота.

Картины их нарастающей страсти отвращала и завораживала.

Я стояла и, не шевелясь смотрела, как юноша, в которого я влюблена, выгибался под ласками того, кто ещё вчера требовал от меня стать его любовницей.

Голова моя в тот момент была пуста, а в сердце пылало пекло.

Невидимая рука перехватывала горло, не давая вырваться наружу крику невыносимой боли, разрывающей душу на части.

Это была не ревность.

Это было горькое, жгучее, безнадёжное разочарование.

Я так хотела видеть в Элллоиссенте свет!

Я ради него готова была бороться с самой собой, с собственной душой – хоть с целым миром! А он?..

А он всего лишь похотливый мальчик. Всё остальное про него я просто выдумала.

Я до такой степени сильно вонзила ногти себе в ладонь, что с рук вниз закапала кровь. Стоило капли коснуться льда, видения рассеялось.

Когда-то чернь жгла в огне моё тело.

Теперь маги-аристократы заставили гореть огнём мою душу, испытывая все оттенки боли.

Наверное, это – нормально. Я просто маленькая дикарка? Вот стану взрослее и пойму, что переживать из-за чужих интрижек глупо.

А пока нужно просто дышать. Глубже. Легче.

Хотя как-нибудь дышать.

И терпеть, пока боль ярким пламенем полыхает в сердце.

Порок и тьма правят миром. Ну, что ж? Хотели вы демона? Я готова им стать.

– Одиффэ?..

– Всё в порядке, – отшатнулась я от протянутой ко мне отцовской руки. – Иди к своим подельникам. Скажи, что выполнил свою часть работы.

Я понимала, что мой мучитель появится с минуты на минуту. Торжествующий и ужасно довольный собой. Мне оставалось только держать удар, по возможности скрывая нанесённую им глубокую рану.

Его появление я угадала безошибочно – кожей ощутила.

На лице оборотня играла та самая улыбка, что мне и представлялась – довольная, ехидная, удовлетворённая.

Небрежно опустившись в кресло, он поерзал, устраиваясь поудобней.

Губы изогнулись в так знакомой мне, ненавистной саркастической ухмылке.

– Помнишь, что такое многоходовка, куколка? Конечно, помнишь! Как тебе понравилось сотворённое папочкой зеркало? Кстати, ты не собираешься поблагодарить меня за то, что я устроил вам свидание?

– Благодарю. За оба свидания, которыми тебе обязана. Они принесли незабываемые впечатления.

– Принимаю твою благодарность, – небрежно кивнул Миарон. – «Эллоиссент не такой, как ты», – передразнил он меня, смеясь. – Ну что? Ещё одной иллюзией меньше?

– Да уж, – согласилась я. – Чем меньше иллюзий, тем лучше.

Не похоже было, чтобы моя сговорчивость Миарона радовала.

– Этот хлыщ тебе так дорог? – нахмурился он. – Да что с тобой?! Ты словно неживая?

– Разве не этого ты хотел? Ты мастер добиваться поставленной цели. Ты желал меня сломить – тебя получилось.

– Н-да уж! Похоже на этот раз я малость перестарался.

– Видно, Эллоиссент хорошо тебя ублажил, раз ты готов снизойти до извинений? Ты крутой мужик, Миарон, но есть у тебя одна слабость – любишь трепаться.

К моему удивлению, он выглядел уязвлённым:

– Маленькая дурочка! Ты так ничего и не поняла!

– Тут нечего понимать.

– Мы оба сделали свой выбор. Осталось только вынести последствия.

– Возможно. Только давай делать это порознь? Прощай, Миарон.

Какое-то время он глядел на меня, а потом склонив голову, покачал ею:

– До встречи, Одиффэ.

Глава 24

АЛЫЕ АЛТАРИ

Двустворчатые двери распахнулись, пропуская в комнату девушек-служанок.

– Нам приказано служить вам, – горделиво склонила голову одна из них.

– Это честь для нас, – склонилась за ней её товарка.

С этими словами служанки сложили к моим ногам заранее приготовленный наряд.

Костюм состоял из кожаных штанов, обтекающих бедро словно вторая кожа, жилета, застёгивающегося на «молнию» и сапог на высоких острых каблуках. Случись делу дойти до драки, прыгать и бегать на таких будет крайне неудобно, но выглядели они, безусловно, эффектно.

Тёмный коридор, по которому меня повели, освещали факелы. В воздухе от них распространялся тяжелый, удушливый чад. Камень довлел со всех сторон.

Когда ступени начали круто уходить вниз отчаянно захотелось нарисовать знак священного Круга Жизни – самого сильного оберега против нечисти. Оставалось только решить вопрос, по какую сторону от линии окажусь я сама?

С каждой новой ступенькой мрак сгущался плотнее. Алое, безумно мечущееся под порывами сквозняка, освещение, даримое факелами, искажало форму предметов.

Неприятные, резкие крики, то ли боли, то ли экстаза, раздражали слух и заставляли сжиматься сердце.

Я была готова к смерти. Но неизвестность меня пугала. Я пыталась успокоиться мыслью о том, что даже самая страшная боль не может длится вечно. В этом наше, смертных, преимущество перед бессмертными. Человеческая плоть хрупка. Со смертью уходит все. Страшнее выжить, утратив душу.

«О, Светлые Силы, помогите. Сохраните во Мраке!», – прошептала я короткую молитву.

Интересно, слышат ли Боги молитвы демонов? Наверное, слышат. Ибо мы тоже их творение, хоть и тёмное.

Безликие фигуры склонились передо мной в низком поклоне, распахивая двустворчатые двери.

Доски, по которым я шла, не сбавляя шага, источали характерный пьянящий аромат крови.

Стоило выйти из тайного коридора на возвышение, словно актриса на сцену, воцарилась тишина, сжатая, точно пружина.

Затем она взорвалась криками:

– Хвала Матери Тьмы!

– Осанна!

– Тьма и её дети!

Часть меня, древняя и сильная, откликнулась на эти призывы. Заворочалась, довольная, уверенная в том, что всё правильно – я там, где и должна быть. Происходит то, ради чего я пришла в этот мир.

Я воплотилась, чтобы сбылось древнее пророчество, исполнения которого так жадно предвкушали копошащиеся внизу твари: открыть Врата Бездны и пусть этот мир захлебнётся ужасом, которого достоин.

– Литуэль! Литуэль! Литуэль! – неслось из мрака, слегка согретого свечами.

Сотни тел тянулись ко мне. Сотни рук.

– Хвала Матери Тьмы!

– Осанна!

– Тьма и её дети! Хвала тебе, Тёмная Богиня! Литуэль! Литуэль! Литуэль!

Скандировали вокруг.

И было непонятно, то ли они призывают кого-то, более могущественного и сильного, чтобы забрать меня. То ли приветствуют свою тёмную богиню в моём лице.

Скрюченные пальцы продолжали тянуться из мрака. Блики огня рисовали на них алые полосы.

– Да разверзнется Бездна!

Крик нарастал, переходя в истошный, экзальтированно-истеричный визг, когда один из безликих жрецов подтащил к моим ногам тощую девчонку с испачканным лицом и огромными от ужаса глазами.

Острый жертвенный нож перерезал несчастной горло. Кровь фонтаном брызнула из разорванной артерии.

– Хвала Тьме! Хвала Тьме! Да разверзнется Бездна! Литуэль! – скандировали голоса.

Жрец потянулся за второй жертвой, подтягивая её ближе к себе, то ли чем-то опоенную, то ли просто потерявшую от ужаса волю к сопротивлению.

Я его опередила, не позволив совершиться новому убийству. Ударом ноги мне удалось выбить нож из его рук.

Монотонный речитатив: «Да разверзнется Бездна», – сбился.

Барабаны продолжали гудеть, а пламя – разбрасывать алые отблески.

Я попробовала призвать Силу и, – о, чудо! – она пришла!

Ненавистный ошейник, по-прежнему тяжёлой гирей давящий на грудь, змеёй оплетая шею, больше ничему не препятствовал. Уж одни Двуликие знают – почему.

Взмах рукой и пламя, как полноводная река, метнулось вперед, прорубая проход в гуще человеческих тел. Пылая, оплывая, фигурки истошно вопили, отступали и почему-то дрались между собой.

Немедля, я бросилась в открывшийся проход в расчёте найти выход.

– Стой! – долетел знакомый голос.

Обернувшись, я узнала в одном из жрецов, бесцеремонно отбросившем капюшон с лица, Заколара.

Тёмное людское озеро вокруг меня дрогнуло в нерешительности, не зная то ли убегать, то ли догонять, спасаться или преследовать?

– Fatru un costrum, – прокричал заклятый враг.

Вокруг меня замерцали зеленые огни, поднимаясь с пола в виде осязаемого силового поля, через которое пройти невозможно.

Заколар подошел неспешно. Его чёрные одеяния контрастировали со светлыми волосами, отчего правильное лицо казалось исполненным высокой печалью. Обманчивая иллюзия, как и много другое в этом мире.

– Рад, что ты не приняла силу, которую тебе хотели подарить Адепты Тьмы, Мать Кошмаров.

В ответ я зарычала и бездумно ударила Огненной плетью. Идиотка! При ударе магического пламени о силовое поле отдача была такой, что меня почти парализовало.

Послышался глухой звук падения и между мной и Заколаром выросла фигура. В следующий момент капюшон с лица её был отброшен, позволяя рассмотреть бритую голову и лицо сурового воина.

– А, Сирэнно? Наконец-то! – злорадно ухмыльнулся Заколар. – Знал, что рано или поздно ты обязательно явишься на защиту своего отродья. Жаль поздновато. Не думаешь?

Отец выхватил меч.

Рука Заколара, затянутая в белую перчатку, тоже со звоном выхватила шпагу из ножен. Сталь блеснула, как серебряная молния.

Шпаги скрестились. Лица противников дышали непримиримой злобой. Они бились молча, не произнося ни слова.

В первый момент перевес силы как будто был на стороне Санрэно. Он не переставал вертеть шпагой во все стороны, каждую минуту делая с десяток выпадов. Казалось, Заколар не выдержит взятого им темпа.

Отец нанёс Заколару три контрудара и все они достигли цели – из трёх ран на груди Заколара потекла кровь. Но торжествовать победу было рано. Подобных ран недостаточно для того, чтобы убить или хотя бы остановить Чеаррэ.

Разъярившись, Заколар бросился на Санрэно с удвоенным энтузиазмом.

Отец, поскользнувшись, невольно, всего на краткий миг взглянул вниз, себе под ноги, но и этого оказалось достаточно – шпага Заколара вошла ему в грудь наполовину длинны.

Заколар беспощадно дёрнул её на себя, вырывая из раны.

Отец, шатаясь, сделал три шага назад, затем повернулся кругом, одарив меня прощальным взглядом, полным горечи поражения.

Затем упал навзничь и больше не дышал.

На краткий миг мне показалось, что я вместе с ним падаю в глубокую тёмную яму. Переставая видеть и чувствовать.

А потом боль обернулась дикой яростью, желанием крушить, убивать, ломать. И начать я хотела с Заколара. Но заключённая в очередную клетку, где прутьями на этот раз выступали зелёные лучи, я ничего не могла сделать.

Возбуждённый, разъярённый, словно дикий зверь, мой враг повернулся ко мне.

Глядя в его пустые, серые глаза я процедила:

– Выпусти меня, трус! Дай хоть шанс сразиться, бесчестная тварь!

Он шагнул ко мне, держа шпагу наизготовку, намереваясь отправить меня следом за отцом.

Но дорогу ему заступили вновь.

– Ты не сделаешь этого, дядя.

– Нет? – протянул Заколар. – Уж ни ты ли мне в этом помешаешь?

– По крайней мере, я сделаю всё, от меня зависящее, чтобы помешать, – сказал Эллоиссент.

– Езё один шаг, и мы скрестим шпаги, – предупредил племянника дядя. – Не глупи. Тебе против меня не выстоять. Не становись на волосок от смерти, прошу тебя! Ради чего? Ты же едва знаешь эту девчонку, – процедил Заколар.

Эллоиссент покачал головой в знак несогласия.

У Заколара дёрнулась щека:

– Прочь с дороги! – бледность его была бледностью мертвеца.

Шпаги снова скрестились.

Эллоиссент сделал быстрый выпад, к которому Заколар оказался не готов, нанеся удар в горло. Зака спасло только то, что расстояние между ними было слишком велико – он отделался глубокой царапиной.

В первый момент я была удивлена тем, что в драке они используют холодное оружие, а не магию. Потом поняла причину – ни один из них не стремится убить другого, только остановить, чтобы вывести из игры.

Ведя поединок, Заколар, видимо, утратил концентрацию внимания. Зелёное свечение вокруг меня стало менее интенсивным. Оно лишь слабо пульсировало.

Я задержала дыхание, боясь надеяться, боясь, что мне всего лишь показалось. Но свечение действительно стало тусклым, едва заметным. Вытянув руку, я ощутила всего лишь сильное жжение, вполне переносимое.

Следовало рискнуть? Сейчас? Или ещё подождать?

Пока шпаги противников со свистом описывали круги, мой взгляд был безотрывно прикован к зелёному сиянию. Я ждала момента, когда смогу вырваться на свободу. И дождалась.

Зелёный свет в очередной раз мигнул, и я решилась. Рванулась вперёд.

Ох уж это пьянящее чувство свободы! Злая радость. Ощущение, будто за спиной реют чёрные крылья.

Оттолкнувшись от пола, я взлетела, чтобы ястребом упасть на намеченную жертву, которую я ни за какие блага в мире не намерена была щадить.

Огонь взял нас обоих в плотное кольцо.

Заколар закричал, истошно, отчаянно-яростно и зло, когда я стала забирать его силу, впитывая ладонями через поры кровь.

Солёную, горячую, необыкновенно сильную кровь древнего мага!

О, этот божественный вкус разрываемой плоти! Конвульсивные содрогание жертвы в моих руках! Хрупкие толчки сердечной мышцы! Ритмично бьющийся в преддверии агонии пульс.

Что владело мной в тот момент больше? Жажда мести? Желание? Похоть?

Не знаю. Не берусь судить.

Извращенное желание демонов не сходно с людскими – вонзить когти в тело, вонзить когти в душу. И жрать, тянуть – вытягивать, словно жилы. Брать, не щадя.

Людское тепло и чувства лучшие наркотик, лучшая сладость, наивысший оргазм. После которого от человека, увы, ничего уже не остается – одна груда пепла. Но плата ли это за наивысшее демоническое наслаждение, которое людям не доступно? С этим ещё предстоит определиться.

Пламя поднималось всё выше. Треск, отчаянный и грозный, заглушал голоса. Я слышала только рёв огня, его равномерный гул. И мне мерещилось, что в огненных языках неистовствуют злобные духи – неукротимая маленькая певунья из Белых Рос, когда-то прельстившая собой второсортного мага, пытавшего в обмен на душу своего ребёнка получить сомнительного рода могущество.

Лёжа подо мной Заколар затих, перестав шевелиться.

Эллоиссент остался где-то далеко, но его голос всё же сумел пробиться к моему сознанию:

– Нет, Одиффэ! Остановись! Не делай этого! Не убивай его!

Ярость, торжество и Сила схлынули, как волна. Чёрные крылья опали, и я увидела перед собой лицо Заколара, по которому стекали струйки крови.

Не убивать его? Это, интересно, почему? Эта тварь прикончила бы меня без сомнений. Как не колеблясь убила моего отца.

Чтобы не говорил мне сейчас Эллоиссент о милосердии – мне плевать. Я его прикончу. Потому что, если я не сделаю этого сейчас, он придёт за мной завтра снова.

– Одиффэ!!!

Зарычав, словно дикий зверь, схватив Заколара за голову, я с силой ударила ею об пол. Снова и снова, изо всех сил стараясь выбить из него душу. К каждому удару добавляя Силу.

Забывая, как дышать, я била и била, пока, тяжело дыша, не выросла над распростёртым телом.

Двуликие, как же много крови! Не хочу смотреть на это. Не хочу!

Пришлось зажать рот рукой. Я боялась, что меня сейчас вырвет.

Лицо Заколара было до такой степени разбито, что представляло собой сплошное кровавое месиво – ни глаз, ни рта, ни даже носа не различить.

– Одиффэ?..

Эллоиссент поймал мою ладонь.

Мне хотелось стряхнуть его руку, освободиться. Но тогда я осталась бы совсем одна. А полного одиночества боятся даже демоны. По-крайней мере я – боялась.

– Ты в порядке? – спросил он.

Я покачала головой:

– Нет, не в порядке. Как я могу быть в порядке?

Вокруг всё было охвачено пламенем. Жар становился невыносимым. Сам воздух превращался в огонь. А ведь даже драконы выдыхают, а не вдыхают пламя.

Чуть помедлив, Эллоиссент склонился над любимым дядюшкой. Перевёл взгляд на меня, потирая щеку, оставляя на ней кровавые следы.

Повисла гнетущая тишина.

Мы оба, не отрываясь, глядели на дело рук моих – окровавленную груду, в которую я превратила Заколара.

Потом Эллоиссент заключил меня в объятия.

Я была ему за это благодарна. По-крайней мере, Заколара я больше не видела.

– Забудь о нём, – шепнул он мне. – Главное, что мы живы. Всё будет хорошо. Посмотри на меня! Просто – посмотри.

Я посмотрела.

На тот момент я напрочь забыла о фамильных способностях Чеаррэ. Про то, что они способны не только читать мысли, но и манипулировать чужой волей.

Стоило только увидеть глаза Эллоиссента как сознание словно затянуло туманом.

Всё ушло, кроме мысли о том, какие же они красивые – глаза Эллоиссента Чеаррэ. Я могла бы бесконечно долго смотреть в них, как иные глядят на волны в океане или языки пламени в камине.

– Я не могу позволить тебе убить Заколара, как не мог допустить того, чтобы он убил тебя. Придётся рискнуть, любовь моя. Ничего не поделаешь. Если не получится… прости, ладно?

Я слышала его слова, даже осознавала их, но они ничего для меня не значили. Какая-то пелена, словно туман, искривляла восприятие действительности.

Эллоиссент пристально глядел мне в глаза, и я тонула в сияющем взгляде.

Водяной столб забил перед нами. Каскад воды раздвинулся, напоминая взметнувшийся занавес в театре.

Мы вошли внутрь.

По непонятной причине Бездна выпустила нас из своей пасти.

Огня больше не было. По другую сторону водяного полога нас встретила приятная прохлада ночи.

Глава 25

НОЧЬ В ГОСТИНИЦЕ

Какое-то время мы блуждали по незнакомому городу в поисках убежища на ночь, пока не остановили выбор на гостинице «Три розы».

Эллоиссент прямо с порога нагло затребовал отдельные апартаменты не меньше чем в две комнаты и, разумеется, со всеми удобствами. Он обещал хозяину двойную плату за то, чтобы тот последил за постояльцами и в случае, если кто-то покажется ему подозрительным, немедленно доложил об этом нам.

Судя по тому, что у хозяина гостиницы не возникло ни малейшего неудовольствия нашими желаниями, без ментальной магии тут не обошлось.

Впрочем, мне было плевать. Лишь бы поскорее добраться до места.

Комнаты нам подобрали просторные, светлые, с хорошими подходами и смежные между собой – всё, как требовалось.

Я была до того уставшей и вымотанной, и эмоционально, и физически, что принимала ванну и переодевалась через силу.

Особенно неприятно было смывать с себя кровь. Но, по крайней мере, это было возможно.

Если бы так же легко можно было отмыться от воспоминаний?

Когда я вышла из ванной, Эллоиссент зажигал свечи. За огоньком лицо его выглядело уставшим, серьёзным и сосредоточенным.

Свеча оплывала воском, огонёк колыхался.

– С лёгким паром, – улыбнулся он.

Я прошла к кровати, присела на край, достала щётку и стала расчёсывать спутавшиеся волосы.

– Всё молчишь? – вкрадчиво поинтересовался мой спаситель. – За всё время, что мы вместе, ты не сказала мне ни слова.

– Что ты хочешь услышать? – вздохнула я.

Эллоиссент пожал плечами:

– Разве тебе совсем нечего мне сказать?

– Однажды я слишком много тебе наговорила. Помнишь, чем всё закончилось?

– Если бы тогда я не отпустил тебя одну, сколько неприятностей можно было бы избежать, правда?

– Надолго ли? – позволила усомниться себе я. – Произошло то, что должно было произойти. Тебе не за что себя винить. Лучше скажи, что планируешь делать дальше?

– Доставлю тебя к Стальной Крысе, а уж дальше пусть он решает, что да как.

– Удобно, – кивнула я не без иронии. – А если я не хочу, чтобы меня отводили к Стальной Крысе? – вскинула я голову. – Если попрошу отвезти меня в другое место, ты скажешь: «нет»?

– В нашем положении ни к чему лишние риски.

За время моих странствий по соли да пустыне я успела подзабыть те чувства, что вызывал во мне Эллоиссент.

Он мне нравился, да. Но ещё ужасно бесил. Прямо-таки до зубовного скрежета.

И с нашей последней встречи ничего не изменилось.

– Одиффэ, Двуликих ради, перестань так смотреть на меня! После того, как рискуешь жизнью ради прекрасной дамы надеешься увидеть в её нежном взоре нечто иное, чем злость.

– У меня действительно нежный взгляд?

– Нет, конечно. Но я не теряю надежды на то, что когда-нибудь всё возможно.

Эллоиссент налил коньяка в бокал и, подойдя к кровати, непринуждённо растянулся рядом.

Я остро ощущала его присутствие и его тепло.

Хоть что-то живое в этом мире, кажущимся сегодня таким мертвяще-холодным.

– Ты любишь стихи? – неожиданно спросил он.

– Сложно сказать. Я плохо разбираюсь в поэзии.

– Жаль. А я её люблю.

Ну да, конечно. А ещё – музыку, живопись и, судя по тому, что я недавно видела, Миарона Монтэрея. Всё то, что для меня тайна за семью печатями. В чем я ни черта не понимаю.

– Выпей, – протянул Эллоиссент бокал мне.

Алкоголь – ещё один пункт в списке того, что недоступно моему пониманию.

– Сегодня был трудный день, – добавил он.

Трудный – это мягко сказано.

– Тебе нужно расслабиться, снять напряжение. Пей и слушай стихи. Быть может в награду мне всё-таки достанется если не нежный взгляд, так хотя бы мимолётные улыбка?

Я взяла бокал из его рук.

Горло обожгло огнём. Тепло побежало по венам. Кровь приливала к щекам с каждым новым глотком, тело тяжелело и слабело, а вот голова становилась лёгкой, будто воздушный шарик.

Опустившись на подушки, рядом, Эллоиссент достал сигарету и прикурил.

Проследив взглядом за едким сизым облачком, расползающимся в воздухе, начал тихо декламировать:

– Кто автор? – спросила я.

– Я, – не стал скромничать Эллоиссент – Тебе не понравилось?

– Понравилось.

Я снова поглядела в его глаза в очередной раз забывая о том, что делать этого нельзя.

На губах Эллоиссента играла улыбка, а вот в глазах её не было.

Сжав мою ладонь в руке, он поднёс её к своей щеке.

– Что ты делаешь?

– А на что похоже? – рассмеялся он ехидно.

Его зрачки расширились так, что стало почти не видно радужки.

Наверное, в сигаретах вместе с табаком были веселящие травы? Меня это злило. Но выговаривать ему было бы глупо. Не к месту. Да и кто я такая, чтобы чему-то его учить?

Эллоиссент, перебирая пальцами мои локоны, не сводил с меня взгляда, в котором читалось желание.

– Судя по всему, тебя больше не занимает старый вопрос? – насмешливо фыркнула я.

– Какой старый вопрос? – уточнил он.

– Какого это – быть убийцей?

– Нет, – покачал он головой, и улыбка его сделалась язвительной. – Сейчас куда интереснее другое: каково это – бытьс убийцей?

– Любишь играть с огнём? – прищурилась я.

– До сих пор предпочитал мрак. Но может быть твой огонь – он даже интереснее?

Его шёпот, тихий, многообещающий, будоражил нервы.

Он словно бросал мне вызов и одновременно умолял о чём-то.

Рука Эллоиссента легла на плечо и мягким толчком опрокинула меня на спину.

Я не противилась, и он завис надо мной парящей птицей.

Пальцы нежно коснулись моей щеки, потом губ. Легко, как бабочка, порхнули по шее. Нарочито медленно. Едва осязаемо. Скорее обещая и дразня, чем всерьёз.

Соблазнительность и расчёт, азартная игра и вызов, за которыми прячется железная выдержка.

Когда-нибудь я заставлю тебя расстаться и с выдержкой, и с расчетливостью. Даю себе слово.

Помедлив, его рука двинулась ниже, и я с трудом сдержалась, чтобы не закусить губу, когда она замерла у меня на груди. Подобная ласка была мне внове.

Впрочем, для меня любая ласка в новинку. Если не считать того поцелуя на балу, весь мой сексуальный опыт сводился к невольному наблюдению за другими.

Мы оба задержали дыхание.

В его зелёных глазах отражалась Бездна, ликовало безумие, танцевало пламя.

В моих?..

Откуда ж мне знать, что отражалось там?

– Эллоиссент… – почти против воли стыдливо сорвалось с губ, когда одна его рука накрыла грудь, а вторая – крепко обняла за талию.

Моя неопытность и стыдливость, наверное, казались ему смешными?

Закусив губу, я замерла в ожидании, скорее повинуясь решению отдаться ему, чем желанию.

Он прижал меня к себе так, что я чувствовала каждую клеточку его тела.

Он ласкал меня мягко и настойчиво, погружая в негу и пугая остротой переживаемых ощущений.

– Не бойся, – шептал он мне.

Но стоило его пальцам коснуться моего лона, я дёрнулась, дыша как загнанное животное.

Стыд вместе со сладкой дрожью огнём бежали по венам.

Я попыталась оттолкнуть его, но Эллоиссент с силой прижал меня подушкам, принуждая лежать на месте. Почти с облечением осознав, что трепыхаться бесполезно, что его видимая хрупкость – только обёртка, я успокоилась, подчиняясь уверенной силе его руки.

Эллоиссент резко стянул с себя рубашку, обнажая идеально-гладкий, с розовыми сосками, похожими на гладкие камешки, торс.

Протянув руку, я коснулась гладкой разгорячённой кожи, скользя ладонями снизу-вверх.

Лицо Эллоиссента скрылось за упавшими волосами, но сладкий стон, сорвавшийся с его губ, дал мне понять, что наше удовольствие взаимно.

Губы вослед за руками пробовали на вкус его чуть солоноватую кожу, слегка втягивая, сжимая между зубами, прикусывая.

Я пропускала между пальцами его волосы, шелковистые и гладкие, наслаждаясь их тяжестью и прикосновениями, когда он снова опрокинул меня на постель, перехватывая инициативу.

Наши губы соприкоснулись. Снова. Как в тот первый волшебный раз на моём первом балу.

И, как и в первый раз, мир закружился в волшебном вихре.

Моё тело словно истаивало мёдом, пропитывалось горячим внутренним жаром.

Ощущения были восхитительными. Я была напряжена и расслаблена одновременно. Каждая клеточка тела переполнилась томлением и хотела разрядки. Какой? Оно само не знало.

– Одиффэ?.. – на мгновение отстранившись, Эллоиссент вопросительно заглянул мне в глаза. – Если хочешь остановиться, самое время сказать «нет».

Я помотала головой:

– Я хочу, чтобы ты был у меня первым, Эллоиссент.

Медленно-медленно, мучительно медленно, он вошёл в меня. И замер, тяжело дыша.

Я ожидала боли.

Я почти хотела её!

Но боли не было.

В первый момент ощущения были непривычными до неприятия. Но потом желание вернулось.

Я хотела продолжения и с нетерпением рванулась в омут страсти, оставляя позади своё девичество.

Хотелось лететь и неистовствовать. В ушах стоял гул. Перед глазами всё плыло. Я выгнулась, стараясь совладать с пожаром, что разгорался внутри меня.

На мгновение вместо ожидаемого удовольствия, в меня словно вплеснули кипятком. Я зашипела, как разъярённая кошка, полосуя его спину ногтями.

Эллоиссент вошёл в меня глубже, одновременно с силой прижимая к полушке, лишая возможности двигаться, и замер, сжимая в объятьях.

– Прости! – шепнул он, гладя меня по голове. – Прости, родная. Больше больно не будет. Обещаю.

Откуда он об этом может знать?!

Но Эллоиссент сдержал обещание. Боли больше не было.

А вот чувство, будто внутри меня сжимают тугую пружину, вернулось.

Мне начало нравиться то, как он двигался внутри меня. Нравилось слышать его тихие животные стоны, временами переходящие в столь же тихое животное рычание.

Он вжимался в меня все сильнее и крепче – наконец-то так жёстко, как мне того и хотелось! Беспощадно смятая все границы, крепко и сильно.

Никогда ещё прежде я не чувствовала себя такой побеждённой.

И никогда больше осознание своего поражения не доставляло мне такого упоительного удовольствия.

Я почувствовала, как Эллоиссент зарывается пальцами в мои волосы. Несмотря на охватившее нас безумие – ласково и нежно.

Глава 26

ФИНАЛ

– Ну, и что теперь? – задавая вопрос я разглядывала прокопченные потолочные балки.

Зрелище быстро прискучило, и я перевернулась на живот.

Смотреть на Эллоиссента было гораздо приятнее:

– Что мы станем делать?

– Будем пробираться к границам Фиара?

– Зачем? – сделала я удивлённое лицо.

– Ну, к Стальной Крысе же ты идти не хочешь? А если серьёзно – Дик*Кар*Стал сейчас единственный, кто сможет оказать тебе поддержку. Никто другой тебя защищать не станет.

Какое-то время я молчала, потом процедила:

– Дик*Кар*Стал, говоришь? Не успел со мной сойтись, уже пытаешься от меня отделаться?

Реакция у Эллоиса была хорошая – мой огненный пульсар удалось отбить.

В мгновение ока вспыхнул балдахин, ворохом огненных искр обрушиваясь на наши головы.

Сыпля проклятьями, он вскочил с кровати.

– Идиотка!

Замечательная мы всё-таки команда. Приятно иметь рядом человека, у которого вода бьет из рук ключом, когда сама ты нечто вроде ходячего вулкана.

Занявшийся костер потушили.

Черное и страшное, ложе нашей страсти представляло то ещё зрелище. Крайне романтичная картинка.

– Перестань хихикать! Совершенно необязательно казаться ненормальней, чем есть на самом деле!

Я и не заметила, что хихикаю.

– Ты понимаешь, что творишь? Когда ты колдуешь, ты становишься чем-то вроде маяка для таких, как дядя Зак. Нам наверняка засекли. Одевайся!

Швырнул он в меня одежду.

– Нам необходимо уйти отсюда. И немедленно. Продолжим светскую беседу позже.

Я швырнула одежду обратно ему в руки.

– А если я не хочу поговорить здесь?!

– Не будь дурой!

– Почему ты хочешь отдать меня Черному Властелину? Я плохая любовница?

Эллоис смотрел на меня яростно, раздраженно и изумленно:

– Двуликие! Почему все бабы такие…

– Идиотки? – понимающе поддакнула я.

Заставив себя выдохнуть, Эллоиссент медленно кивнул:

– Хорошо. Я отвечу на вопросы, потому что иначе мы тут топтаться будем ещё, Ткач один знает, сколько времени – целую Бездну! Я хочу отдать тебя королю Фиара, потому что люблю и хочу спасти. Это понятно?

– Хотелось бы верить.

– Одиффэ, я докажу тебе свои большие чувства в ходе совместного побега, можно? Насколько я знаю дядюшку, он медлить не станет. А открытого конфликта с ним очень хотелось бы избежать.

– Вечно ты оказываешься между любовницей и любимым дядюшкой! – зло хохотнула я, одеваясь.

– Сука! – полетело мне в спину.

А смысл спорить? Наверное, так и есть. Но даже у девушек, вроде меня, выглядевших беспринципными, грубыми и злыми, есть тайные фантазии.

Вовсе не такой мне представлялась совместная ночь любви. Вернее, не так мечтала я её закончить.

– Ткач! Быстрее. Они уже рядом! Я чувствую их!

– Пошли, – кивнула я.

Показалось хорошей идеей спалить за собой мосты, устроив маленькую бездну.

Но Эллоиссент, зануда, схватил меня за руку:

– Что ты делаешь?!

– Хочу уничтожить следы.

– Не смей. След, который ты этим за нами оставишь, станет куда заметней.

Узкие кривые улочки, глухие раскаты грома невольно заставляли вспоминать о ночи, последовавшей за гибелью матери. Впрочем, теперь опасность была куда конкретнее – за нами безотрывно следовала оскалившаяся тень проклятого оборотня и белобрысого мага.

Острые клыки, вертикальные зрачки мерещились в голубых, мертвенно-яростных отблесках молний. Раскаты грома казались отголоском рыкания.

Я чувствовала кожей, сердцем и разумом – Миарон в ярости. Как будто уже знал о происшедшим между нами и стрелой несся вперёд, стремясь настигнуть, уничтожить, подчинить.

– Эллоисент? – тихо позвала я, останавливаясь.

– Что? – нетерпеливо спросил он, бросая вопросительный взгляд.

Я кивком указала на увиденное препятствие.

В конце тоннеля из домов, в узком проходе стоял, преграждая путь, поджидая нас, Заколар.

– Доброго вечера, ребятки. Куда спешите?

Я задавалась вопросом: решиться ли Эллоиссент, воспитанный в строгой иерархии подчинения младшего старшему, пойти на конфронтацию?

– Если спешили, теперь, я полагаю, вам придется задержаться, – прохладно улыбнулся Чеаррэ-старший. – Не могу сказать, что не понимаю тебя, мальчик. Мне самому жаль, что приходиться идти на подобные меры.

Я невольно сделала шаг назад.

Россыпь ледяных мурашек холодной стайкой покрыла руки и спину.

– Я тоже понимаю тебя, дядя.

Голос Эллоиссента был ломким и хриплым, словно принадлежал человеку, на много лет его старше.

– Но не могу допустить, чтобы ты убил её. Прости, – выдохнул он, выступая вперед и закрывая меня собой.

– Уйди с дороги!

– Нет, – мотнул головой Эллоиссент.

– Жаль, – пожал плечами Заколар.

Никогда не думала, что воздух способен оборачивать лезвием. Острым, резко сбивающим с ног.

Ветер закручивался, стремясь раздавить. Давление нарастало.

И думать было нечего о применении огненной магии. Она просто не пробилась бы сквозь силовое поле, образованное сверхъестественным потоком.

В следующую секунду водяные струи разбили воздушные вихри, отшвырну их в сторону, заключая нас с Эллоиссентом в синюю защитную сферу.

Две фигуры, мужская и юношеская, стояли друг против друга, широко расставив для упора ноги и опустив руки по швам.

Оба – с бесстрастно сконцентрированным выражением на лицах, словно два идола.

Два истукана, порождающие огромное количество энергии, истощающих все внутренние резервы.

Воронки, прозрачная и синяя, кренились то в одну, то в другую сторону.

Над нашими головами собирались тучи. Быстро, подобно стае чёрных птиц, но в их клубящемся чреве не сверкнуло ни молнии.

Полы плаща Зака развивались, эффектно и жутко.

На Эллоисенте развиваться было нечему – на нём кожаная куртка сидела, словно влитая.

Я не удивилась, по-настоящему не успела даже испугаться, когда Заколару удалось разорвать защитную магическую вязь и сбить Элоиссента с ног – он был старше, опытнее, следовательно, и сильнее.

Перешагнув через поверженного противника, он неторопливым пружинистым шагов направился в мою сторону. На сей раз уверенный, что жертва не ускользнёт.

Пронеслась мысль о том, что в жизни всё повторяется.

Не так давно я точно так же ожидала приближения Теи. С той лишь разницей, что тогда я была готова умереть, потому что знала за собой вину. В том, что Теи мог послужить орудием правосудия, мне тогда виделась высшая справедливость.

Сейчас все иначе.

Бессмысленные прыжки по пустыням, морям и петляющим чужим улочкам не имели право так заканчиваться! За что же тогда умер отец и боролся Эллоиссент?

– Мне жаль, девочка, – сказал Заколар, обнажая шпагу. – Иногда просто приходиться делать то, что нужно.

Страх леденил душу, как влага – ветки на морозе.

– Ты сам придумал этот нелепый долг! – вскричала я. – Нельзя же просто так губить живую душу даже ради спасения мира?

– Как раз твою душу я сейчас и спасаю.

– Нет!!!

Я думала, он использует меч, но Заколар применил магию.

Воздух обернулся пустотой. Чернотой, заполняющей легкие.

Смерть от удушья бывает разной. Легкие может заполнить вода; шею – сдавить веревка, попутно резко вырывая позвонки из привычной клеточной мозаики.

Но сколько шансов на то, что внезапно воздуха просто не станет?

От резкого скачка давления кровь в венах забурлила. Тело чувствовалось огромной разжиревшей тушей, готовой разорваться под собственной тяжестью.

Смерть легкой не бывает…

Мгновение – и всё пропало.

На фоне восходящего солнца, алого, словно сердце, вырванное из груди, выделялась фигура Миарона. Его когти ещё не успели исчезнуть и выглядели как острые ножи, легко обезглавившие бывшего друга.

Лицо оборотня одновременно выражало и триумф, и сожаление.

– Ты?.. – выдохнула я. – Миарон, спасибо! Я…

Он скользнул по мне взглядом.

Не успела я и глазом моргнуть, как зверь, оказавшись рядом, подхватил меня с земли, легко крутанув, точно я была не человеком, а тряпичной куклой.

Острые когти сомкнулись теперь уже у меня на шее.

Горячая струя крови обильно полилась из открывшейся раны.

– Ты, я вижу, горишь желанием высказать признательность за спасение жизни? С радостью тебе в этом помогу.

Языком, по кошачьи, он слизывал кровь. Медленно, сладострастно и жадно.

Дрожь прошла по телу. Я затруднилась бы определить причину её происхождения.

Как между собой могут тесно переплетаться удовольствие и омерзение? Боль и истома?

Ну и силища у него в руках! Ещё немного, и он просто сломает мне ребра.

Видимо, желая избежать столь неприятного инцидента, Миарон разжал кольцо своих рук.

– Между нами всегда так! – засмеялся он.

И кажется, его нисколько не трогало и не смущало то, что вокруг нас лежат тела Чеаррэ, одного – точно мёртвого, второго – живого лишь наполовину.

– Ты напугана? Ты ненавидишь меня! Но посмеешь ли ты солгать, утверждая, что я тебе безразличен?

Он нависал, черный, грозный и как никогда, серьёзный.

– Ты всерьез планируешь прижиться в доме Чеаррэ? На самом деле веришь, что станешь для них своей? Ах, да! Как я мог забыть? Ведь Чеаррэ все, как один, у нас белые и пушистые, чистые и высокородные – Воители Белого Братства! Они-то не станут использовать плохо осознаваемую Силу глупенькой сиротки? Им можно верить. Им можно позволять торговать собой, словно шлюхой!

– Они не торгуют мной!

– Ты этого даже не осознаёшь? Тем хуже будет, когда осознаешь.

Черные вертикальные зрачки отражали свет. Как у любой кошки. Но на человеческом лице это было неприятно.

– Ох уж эти прекрасные-прекрасные Чеаррэ! – покачал головой Миарон. – Неужели ты не понимаешь, Рыжая, что нет на свете благородства? Не живет на земле Белое Братство? А если бы и жило, то искать его нужно не у представителей этого проклятого дома. Чеаррэ интересует одно – власть! Все, что способно укрепить цитадель под названием Чеаррэ, для них есть благо. И не важно, преступление сие или подвиг. Когда им потребовалась моя персона, Чеаррэ не задумываясь, подложили под меня Зака, хотя мальчишке на ту пору было не больше четырнадцати. А разве подумали о чувствах Эллоиссента, когда заставили его играть при тебе столь неблаговидную роль?

– Какую роль? – вскинулась я. – Что ты несёшь?

– Ты серьезно думаешь, что твои чувства к мальчишке для кого – то оставались скрытыми? – с подчеркнутой снисходительной жалостью усмехнулся враг. – Если знал я, то разве могли не знать Чеаррэ – менталы высшего уровня? Ах, рыжая! Конечно, они знали. И с самого начала контролировали обоих: и тебя, и его. Очень удобная любовь, с точки зрения клана. Эллоиссент – отличная гарантия того, что ты останешься на их стороне, не предпримешь попытки освободиться от их влияния. Будешь действовать так, как того хотят твои хозяева. Он стал гарантией того, что ты будешь покорной и послушной игрушкой в руках виртуозных, невесомых кукловодов. Страсть – та струна, на которой при умении можно играть долго. Или ты думала, что Эллоиссент на самом деле мог так легко простить тебе смерть Гиэнсэтэ? Мог пойти наперекор семье? Взять ту, что предназначалась другому? Конечно, ты так думала, – презрительно скривился Миарон. – И конечно же, ошибалась. Твой герой – сплошная иллюзия. Но женщины почему-то таких любят. От безнадёжности, наверное. Им страшно принять простую правду – невинных и героев в мире нет.

– Зачем?! Зачем ты говоришь мне все это? Тебе-то что до моих фантазий и заблуждений?

– Может быть я хочу, чтобы его ты ненавидела также, как ненавидешь меня? – зло засмеялся Миарон. – Ты считаешь меня тварью, не достойной дышать, а его благородным рыцарем. Но неужели ты не видишь, что он ни в чём не лучше меня?

Не сдержавшись, я поморщилась.

– Тебе раздражает моя страсть? Злят мои экзотичные привычки? Забавляет нетрадиционная ориентация? Я и впрямь далек от светлого и благородного образа, подвержен губительным порокам и страстям. Я сластолюбив и кровожаден, да. Но, в отличии от Чеаррэ, я всегда был с тобой честен. Жаль, ты оказалась не в состоянии этого оценить. Что ж? Возвращайся в их лживый рай, наслаждайся им, пока можешь. Но придёт время, когда тебя станет тошнить от них так же сильно, как меня. Я подожду. У нас впереди бездна времени. Ты ещё вернёшься ко мне, мой аленький цветочек. А пока – дарю тебе жизнь. Наслаждайся!

Обернувшись чёрной гибкой кошкой, он стрелой метнулся в тень. Только я его и видела.

Я бросилась к Эллоиссенту, с облегчением увидев, что он жив и даже почти не ранен – просто без сознания.

Спустя несколько минут на улицу вышел Теи Чеаррэ, что объясняло поспешность отступления Миарона.

Стальную Крысу сопровождали верные ему люди. Мы были в безопасности.

* * *

Возвращение протекало на редкость гладко. И оказалось гораздо более скорым и простым теперь, когда мы ни от кого не прятались и не затирали магические следы своего присутствия.

В Чеаррэте нас встретили напряженно. Гроб с телом Заколара никого не привел в восторг.

В Эдонию, пока мы путешествовали, вновь пришла осень. Листья золотые, листья багряные, листья зеленые с желтыми прожилками. Листья, листья, листья!

Природа умирала красиво.

Мне казалось кощунством присутствовать на траурных церемониях. Я не желала гибели Заку, но, не смотря на, это была её причиной.

Я чувствовала себя лицемеркой, возлагая траурные венки у гроба.

Говоря, что когда умирает хороший человек, всегда идет дождь?

Дождя хватало. И мелкие капли, будто бисер, качались на листьях, на серебряных от первых морозов, травах.

Официально было объявлено, что Зак умер, защищая меня.

Ну, не ирония?

* * *

Садовники жгли опавшую листву. Огонь безжалостно пожирал коротенькую легкомысленную жизнь сотни тысяч листочков. И обращал в горький дым.

– Маэра Одиффэ? Вам просили передать это.

Мне протянула коробку, перевязанную лентой.

– Кто просил?

– Посыльный.

Вскрыв упаковку, я извлекла оттуда нечто вроде стеклянного куба, внутри которого находился необыкновенной красоты цветок – алый – алый. Его лепестки пламенели, будто подсвеченные изнутри. Самые темные краски переливались у сердцевидки. Лепестки расходились, будто облака морской медузы.

Яркое свечение не было иллюзорным. Оно исходило от ярких капель, похожих на драгоценные камни, дрожащих на лепестках.

– Любовь моя! Как неразумно вскрывать подарки от незнакомцев.

Я подняла глаза на подошедшего Эллоиссента.

Он улыбался. И только тёмные круги под зелеными глазами выдавали…

Впрочем, на самом деле ничего они не выдавали.

– Это от тебя? – спросила я.

– Конечно, нет. Ты знаешь, что это такое?

– Мокироллэ? Ядовитый цветок пламени. Красивый, правда?

Эллоиссент обнял меня:

Мы долго целовались.

Поцелуи имели вкус осеннего дыма, струящегося между небесами и роскошью древес.

Потом пошли вперёд по дорожке.

Шли, безмятежно разбрасывая носками туфель опавшие листья.

Конец первой книги