Читать онлайн Спасти Золотого Дракона бесплатно

Спасти Золотого Дракона

Ты мог быть героем, но не было повода быть.

Ты мог бы предать, но некого было предать...

(В. Цой)

Средь множества иных миров

Есть, может, и такой,

Где кот идёт с вязанкой дров

Над бездною морской.

(В. С. Шефнер)

Да будет известно каждому, что существуют мириады миров и вселенных. Большинство из них не имеют друг к другу ни малейшего отношения, но встречаются и такие, которые враждуют друг с другом или заключают временные перемирия. Такое случается нечасто и забывается через несколько тысяч лет, становясь легендой. А где легенда, там обязательно витает призрачный дух тайны. Призрачный и зачастую обманчивый, ведь чаще всего тайна - не более, чем забытая страница истории, но этот факт никогда не портит упоительного поиска истины.

***

Мужчина производил обманчивое впечатление старика. Волосы, аккуратные усы и борода его давно стали седыми, но он был полон жизненных и магических сили жизненный путь его обещал быть ещё долгим. Его звали Мэггон, и он являлся мудрым правителем одного из миров. Мир этот не был столь уж велик, можно даже сказать, что он был даже мал и негусто населён, так что и неудивительно, что слышали о нём далеко не многие. Носил этот малоизвестный мир название Валинкар и представлял собой огромный сияющий город с прилегающими к нему лесами и полями, расположенный на плоской, но необычайно красивой планете, покрытой густой растительностью, пышно цветущими садами, кристально чистыми озёрами и живописными горами, окаймляющими эту планету. Если быть точным, то Валанкар никогда не являлся творением исключительно природным: своей необычной формой планета была обязана искуственному происхождению, однако жизнь на ней развилась самостоятельно. Однако к истории, которая будет поведана, эти факты не имеют никакого отношения и потому ими можно пренебречь.

Зато другим фактом принебрегать не стоит: жители Валинкара обладали такой продолжительностью жизни, что по человеческим меркам эта продолжительность была равна бессмертию. За это, а так же за некоторые магические способности и артефакты, в других мирах их зачастую называли богами, хотя ничего божественного в жителях этого мира не было: они никому не покровительствовали, не нуждались в поклонении, не повелевали никакими стихиями и вообще выходили за грани своего мира исключительно ради интереса. Да и магическими способностями они обладали весьма посредственными, за исключением Мэггона, который действительно мог многое, за что и был признан правителем много столетий назад. Магия же простых жителей в основном была направлена на упрощение собственного быта и на вылазки в другие миры и планеты, которым, впрочем, жители Валинкара являли себя достаточно редко. "Редко" по человеческим меркам, ведь стоит ориентироваться именно на мерки людей, поскольку если какие миры валинкарцы и посещали, то это были миры людей. Люди издревле интересовали их, поскольку очень уж были похожи на жителей Валинкара внешне, но жили какой-то другой жизнью, более короткой, более эмоциональной и более любопытной. Но все эти посещения были давно, и вообще вряд ли было бы представляли интерес, но именно с одного из них и началась одна весьма любопытная история.

Итак, ещё несколько десятилетий назад валинкарцы частенько наведывались в человеческие миры, но позже случился один случай, после которого было принято решение о запрете на посещения иных цивилизаций. Этот случай и послужил началом многих неприятностей мирного Валинкара.

У всех есть тайны, разница лишь в их масштабе и последствиях. У Мэггона тоже была своя тайна, не такая уж и страшная, как ему когда-то казалось и не такая уж и значимая, как ему, опять же, когда-то казалось. Просто у него был сын в мире людей - довольно-таки нередкое явление по меркам жизни богов, но редкое по меркам недолгого человеческого века. И всё бы ничего, но родился этот полубог, если всё-таки считать валинкарцев богами, за два года до полного самоуничтожения своей родной планеты.

Жители Валинкара давно привыкли к тому, что такое иногда случается, и могли узнавать о подобных случаях заранее. Погибающие планеты внимательные валинкарцы могли разглядеть заранее, в то время, как населяющие их народы ещё не догадывались о предстоящей катастрофе. Да, они могли знать заранее, но не могли помочь. Вернее, мысли о помощи никогда и не приходили никому из них в голову, ведь всем известно, что иногда планеты гибнут, и незаконно рожденные полубоги вместе с ними. Так устроена вселенная. В этом не было ничего столь уж печального для валинкарцев, поскольку они зачастую и не знали о существовании своих детей в других мирах, и уж тем более не отслеживали их судьбы и никак не вмешивались в их жизни. Но всегда есть исключения. Этим исключением стал Лайгон, сын Мэггона. Но не стоит заблуждаться на счёт правителя Валинкара и думать, что он вообще вспомнил бы о сыне, если бы не стечение обстоятельств.

В этом ребёнке не было ничего столь уж особенного, и своим спасением с умирающей планеты он был обязан исключительно неожиданно нахлынувшей на Мэггона сентиментальности. Вечно спокойный, рассудительный, справедливый и чтящий традиции и законы своего народа владыка Валинкара в тот роковой... или судьбоносный момент был очень счастлив. И это счастье на время затмила его рассудительность и приверженность традициям. Причиной столь ярких эмоций, не свойственных его народу, стало то, что за несколько часов до уничтожения мира, в котором предстояло погибнуть Лайгону, в Валинкаре на свет появилась двойня: Лаивсена и Феронд, чистокровные валинкарцы, дети Мэггона. На владыку это событие произвело столь сильное впечатление, что он тут же вспомнил о сыне, которого никогда не видел, но о существовании которого, как ни странно, знал. Будучи могущественным магом, он прекрасно видел, что тот далёкий мир людей разрушается, и потому тотчас отправился туда, боясь опоздать.

Он оказался в до неузнаваемо изуродованном месте, которое некогда было цветущим садом и куда он изредка отправлялся на прогулки с целью отдохнуть от тягот правления своим миром. Сейчас было не до отдыха. По переломанным деревьям и выжженной траве он мчался к дому женщины, чьё имя уже не помнил и не чувствовал себя виноватым за это - она прекрасно знала кто он и что он навсегда исчезнет.

Мэггон нашёл её без труда, но не без помощи магии. Женщина сидела у детской кроватки и смотрела в окно, за которым царила суматоха и хаос. Она не удивилась, увидев гостя и даже не удивилась, услышав его слова, сказанные без приветствий и прелюдий:

- Вы должны отправиться со мной в Валинкар. Этот мир уже не спасти, - сказал он, завороженно глядя на безмятежно спящего ребёнка и представляя, что его дети через пару лет станут такими же.

- Ты можешь забрать сына и уходить с ним, - без обиняков ответила женщина. - Мне нет места в твоём мире, и тебе это известно.

Да, это ему было прекрасно известно, но сейчас, под действиям сильных, доселе не испытываемых эмоций, он не хотел оставлять её в этом умирающем мире. Её, подарившую ему сына, пусть и полукровку.

- Послушай, - предпринял он ещё одну попытку, - у меня есть супруга, но ей прекрасно известно о существовании тебя в моём прошлом. Она не будет против, если вы с Лайгоном останетесь жить во дворце. Человеческая жизнь коротка, этот срок покажется жителям Валинкара мгновением...

- Мне нет места в твоём мире, - сухо повторила женщина. - Ты должен забрать сына, позаботиться о нём, рассказать ему обо мне и об этом погибшем мире. А теперь уходи, потому что тут становится трудно дышать, и это плохо для малыша.

Планета сотрясалась. Никто, кроме Мэггона не знал, что это происходит от того, что она сжимается. Люди слишком многое вытащили из-под земли на поверхность, и теперь кипящая магма грозила поглотить всё. Местами почва уже ввалилась, но до места, где сейчас стоял Мэггон и женщина, вручающая ему ребёнка, это ещё было очень далеко.

***

Прошло тридцать восемь лет.

Мэггон ничуть не изменился, совершенно не постарев. Даже сотни лет для таких, как он - пустяк, редко отмечающийся новыми морщинками, что уж говорить о жалких десятилетиях, которые на этой спокойной планете могли вообще не ознаменоваться никакими запоминающимися событиями. Владыка по-прежнему казался старым, но не более, чем в те давние дни, когда последний раз посетил мир людей и когда принял безапелляционное решение о прекращении странствий и любых посещений других миров. Он не хотел искушать других валинкарцев, которые могли, так же, как и он, однажды не устоять перед желанием спасти кого-то. Это грозило различного рода неприятностями, как казалось ему тогда, но впоследствии он понял, что даже примерно не представлял, сколько проблем ему принесёт один спасённый им получеловек.

Сейчас Мэггон, как и обычно, восседал на своём троне, обдумывая что-то своё. Не из тщеславия он любил сидеть именно тут, в тронном зале, а просто здесь, в этом порсторном помещении, где легко дышалось и думалось, всегда было спокойно и тихо, а трон, созданный специально для своего хозяина в одном далёком мире искусныс мастером, был выполнен из особых пород деревьев, чья энегретика наиболее подходила, по мнению мастеров, Мэггону, и потому не было во всём Валинкаре удобней места для раздумий, чем тронный зал. Вообще, до этого года трон на протяжении всей истории Валинкара был единственной вещью, принесённой с другого мира.

Этот день не сулил ничего плохого или опасного, хотя, даже если бы и сулил, Мэггон бы не смог понять или ощутить это: несмотря на магические способности, природного чутья и интеиции у него не было ни на грош. Он давно уже мог бы заметить назревающий конфликт, но не заметил, поскольку совершенно недооценивал масштабов проблемы и не искал её первопричин. Сейчас сидящий на троне седой мужчина мог показаться мудрым, и он действительно был таковым, однако мудрость его распространялась на правление своим народом и совершенно не касалась межличностных отношений.

Тяжёлые кованые двери в зал распахнулись, выводя владыку из задумчивости и заставляя взглянуть на вошедшего. Им был Лайгон, так ничего и не подозревавший о своём происхождении, окружённый заботой и любовью отца, брата, сестры и приёмной матери, которая не делала различий между ним и родными детьми. И всё-таки какое-то чутьё мешало этому стройному черноволосому мужчине, который выглядел гораздо моложе своих лет, как и полагается полубогу, замершему в своей молодости на долгие тысячелетия, наслаждаться жизнью. Словно чувствуя, что он не такой, как другие валинкарцы, он был одинок и замкнут, хоть его сестра и брат постоянно пытались расшевелить его и принять в компанию своих друзей. Но Лайгон был слишком вспыльчив, обидчив и болезненно воспринимал свои неудачи, которых было много, поскольку он всё же был слабее остальных. Поэтому он не любил компании и вообще старался избегать общения. Было ли так всегда или стало совсем недавно, Мэггон не мог бы ответить. Он лишь заметил, что в последнее время всё дошло до того, что только Лаивсена могла добиться от Лайгона хоть какого-то содержательного разговора, не рискуя при этом быть задетой или высмеянной им. Мэггон стал замечать это совсем недавно и потому много думал об этом, но никак не мог понять, что мешает его старшему сыну прижиться в Валинкаре, где никто, кроме самого Мэггона и его супруги Элары не знал правды о нём. Элара списывала всё на менталитет людей, которых валинкарцам при всём желании никогда не понять и к которым в некоторой степени относился Лайгон. Владыке было прекрасно известно о склонности людей к депрессиям, злобе и ожесточённости, излишней эмоциональности и мнительности, но ему всегда казалось, что это всё результат каких-то событий их жизни, а не простая данность. У Лайгона этот набор неприятных качеств тоже не был простой данностью, но Мэггон и представить себе не мог, насколько простая причина у всего этого. Он очень плохо знал людей и слишком легкомысленно относился к тому, что его старший сын всегда отличался от других.

Мысли владыки часто выстраивались в замысловатые цепочки и уводили его далеко от реальности. Вот и сейчас, за то недолгое время, что потребовалось Лайгону на преодоление расстояния от дверей до трона, Мэггон успел подумать о многом. Он подождал, пока молодой человек приблизится. Все его движения и быстрые шаги говорили о том, что он снова чем-то не доволен. Мэггон замечал, что сыновья с недавнего времени постоянно соперничали, но Лаивсена, как любящая сестра, всегда находила дипломатический подход к решению проблем. Однако проблем от этого меньше не становилось. Мэггон отлично знал, что полукровки - это всегда опасность. Смешение кровей даёт подчас самые неожиданные эффекты. Лайгон уступал в силе даже самому хилому валинкарцу, зато магией владел едва ли не лучше самых сильных магов. И это при том, что свою страсть к магии Лайгон старался скрывать, пытаясь заставить всех окружающих поверить в то, что он так же силён, как они. Совершенно естественно силён, безо всяких магических подпиток. Но Мэггон отлично всё видел, хоть и не придавал должного значения происходящему, занимаясь решением своих задач.

Лайгон остановился около трона и елейным голосом обратился к владыке:

- Объясни мне, отец, в чём причина того, что все вокруг считают, будто наследный принц - Феронд. Я, кажется, старше его на два года.

Владыка ответил далеко не сразу. В его памяти всплыли воспоминания, которые всегда всплывали, стоило Лайгону спросить о чём-то подобном. Нынче было не самое подходящее время для разговора по душам. Мэггон не ведал этого, но разговор отсрочить пытался. Феронд был образцовым валинкарцем, тем, какого можно было оставить во главе народа после себя и быть уверенным, что он всё сделает правильно, будет любим и почитаем своими сородичами, а впоследствии обзаведётся достойной семьёй и наследниками. Да, в младшем сыне Мэггон был уверен. Пожалуй, Феронду не хватало лишь магических сил, но владыка полагал, что это дело времени. Сам он не помнил себя в таком возрасте за столь долгую жизнь и предполагал, что в те давние дни и сам мало, что мог, в отличии от стоящего сейчас перед ним молодого мужчины, который прожив столь мало успел многому научиться. Что отвечать ему, Мэггон в любом случае не знал.

- Я ещё намереваюсь прожить не одну тысячу лет, - решил отсрочить внятный ответ Мэггон. - Правитель - я, и не стоит делить мой трон раньше времени. Так что, что бы ни говорило население Валинкара, сейчас это не имеет никакого значения.

- А для меня имеет! - повысил голос Лайгон.

Было трудно отрицать, что за последние месяцы он стал более агрессивен, хоть и старался скрыть это. Мэггон видел, как внутри этого полубога закипала ярость, как магическая энергия становилась практически осязаемой вокруг него в такие минуты.Это начинало всерьёз беспокоить владыку: ни у кого, кроме него самого, не было столь уж развитых магических способностей и что ожидать от полукровки, он не знал.

- Устрой турнир! - продолжал Лайгон. - Я читал, во многих мирах так поступают, чтобы разрешить спор о том, кто сильнее! Ведь дело в силе, не так ли?

- Ты слишком много времени проводишь в библиотеке, сын, - мягко улыбнулся Мэггон, снова решив не отвечать на вопрос. - Если ты прочитаешь все книги сейчас, чем станешь развлекаться последующие тысячелетия?

- Напишут новые, отец! - Лайгон не намеревался поддаваться на миролюбивый голос отца. - Не в нашем мире, так в других!

- Мы не посещаем чужие миры, - печально покачав головой, напомнил владыка.

- И очень зря! - заметил молодой человек. - Уверен, там много интересного, и у других рас можно многому научиться.

Мэггон помрачнел. В эту самую минуту он впервые подумал, что с Лайгоном могут возникнуть проблемы, которые невозможно предугадать. Он ответил строго, решив своим тоном напомнить, кто здесь главный:

- Запрет на посещение других миров наложен тридцать восемь лет назад, и никто не нарушит его. Забудь об этом! Ясно?

Казалось, молодой человек не услышал или не захотел услышать отца. Он оставался по-прежнему раздражённым, но услышанное ничуть не усугубило его плохого настроения, хоть и сказанные Мэггоном слова прозвучали сурово.

- Почему именно тридцать восемь лет назад? - спросил Лайгон, который всегда умел придираться к словам. - Что произошло в тот год, когда родились Лаивсена и Феронд?

Мэггон нахмурил свои седые густые брови: от столь прямых вопросов он уходил и прежде, но почему-то именно сейчас, глядя в полные негодования зелёные глаза своего сына, он понял, что вечно уходить от этого разговора он не сможет. Он решил, что пришло время раскрыть свои тайны, не подозревая, во что ему выльется это решение.

***

Последующие дни после этого разговора, в котором Мэггон решил рассказать и рассказал сыну всю правду, Лайгон не выходил из своей комнаты, которую защитил магией для того, чтобы не слышать, что говорили приходящие навестить его Лаивсена, Феронд и Элара. Мэггон, чуть больше остальных знающий людей, знал, что всё бесполезно, и Лайгон покажется лишь когда сам того захочет. В те дни старший сын владыки думал о многом. Теперь всё стало для него понятно: и физическое превосходство валинкарцев, и причины, по которым ему никогда не понять народ Валинкара и, соответственно, не занять трон своего отца. В те самые дни Лайгон твёрдо решил изжить из себя всё человеческое и забыть о своём происхождении, чтобы чувствовать себя истинным валинкарцем, даже куда более сильным и могущественным, чем сами чистокровные жители Валинкара, а со временем вознести себя и над ними, став уникальным в своём роде магом. Он был уверен, что у него получится. По крайней мере, в магии он достиг уже весьма достойных результатов, а ведь не прожил ещё и первой сотни лет. В конце концов, впереди было много времени для совершенствования своих способностей и становления величайшим из всех обимтателей всех миров.

Когда он, спустя несколько дней прибывания в одиночестве, наконец вышел из комнаты, на лице его играла недобрая улыбка. Он был доволен тем, что, усмирив все свои смешанные чувства, сумел довольно ясно наметить себе план на будущее.

Первым делом молодой человек отправился к Мэггону. Однако, ему не нравилось, как встречающиеся жители смотрели на него: Лайгону казалось, что они всё знают и, более того, знали с самого начала, в отличии от него самого. Он знал, что так лишь кажется, но всё равно это раздражало. Маг не стал утруждать себя приветствиями,заявившись к отцу, и как обычно перешёл сразу к делу:

- А жители Валинкара знают истинную причину, почему наследный принц - Феронд? - спросил он у отца.

- Никто не говорит, что трон перейдёт ему, - заметил Мэггон. - Вы оба ещё так юны, что рано думать об этом. Ты ещё можешь стать великим воином, а он - великим магом...

- Это вряд ли, - перебил его Лайгон. - А знают ли жители твоего мира, как я оказался в Валинкаре? - спросил он, подчёркивая, что мир этот ему чужд.

- Нет, об этом знают лишь трое: Элара и мы с тобой, - ответил владыка.

- Тогда как ты объяснил всё это своему народу? - с усмешкой спросил Лайгон, намекая на то, что отец наверняка солгал своим преданным валинкарцам.

Мэггон смерил сына строгим, но сочувствующим взглядом и ответил:

- Я мудро и справедливо правил здесь не одну тысячу лет, и мне нет необходимости объяснять моему народу свои прихоти. Им известно, что всё, что я делаю, в интересах Валинкара. И если раз за несколько тысяч лет я позволил себе поступить по велению сердца, уверен, они бы простили меня, если б узнали об этом. Ты же не станешь отрицать, что не такой, как они? Это чувствуется во всём, что ты делаешь. Это вовсе не плохо, но это так. Возможно, поэтому народ полагает, что на моё место придёт Феронд.

Маг немного помолчал, а затем поинтересовался:

- Если бы потребовалось решать немедля, ты бы выбрал его, верно?

Разговор Мэггону всё больше не нравился, но врать он не стал:

- На данном этапе -да, - ответил он твёрдо, так как ему казалось, что ранее он внятно объяснил свою позицию.

- То есть это твоё и только твоё решение? - уточнил Лайгон, знающий, что народ поддерживает решения Мэггона, а не он прислушивается к мнению валинкарцев. - Ты не хочешь видеть правителем меня, потому что во мне много человеческого?

- Ты не знаешь людей, Лайгон, - покачал головой владыка. - Это прекрасный народ, но совершенно другой. У них иные ценности, иные пороки, и тебе самому было бы тяжело управлять валинкарцами. Я наблюдаю за тобой всё время - ты так и не обрёл дом в этом мире.

Это было абсолютно верно, и Лайгон не стал этого отрицать: этот мир никогда не был ему домом, а недавно открывшаяся правда лишь помогла во всём разобраться.

Маг, которого иные миры занимали давно, решил хоть как-то воспользоваться ситуацией и предложить что-нибудь полезное для себя, что-то, приближающее его к своим целям.

- Тут ты абсолютно прав: я не знаю людей... - начал он. - Так отправь меня в человеческий мир, пусть и не в тот, в котором я был рождён, но всё же, позволь узнать, что есть в людях такого, что ради одной из них ты готов был поступиться законами своего мира и попытаться спасти?

- Мы не посещаем чужие миры, - снова напомнил Мэггон, и голос его прозвучал так, что сразу стало ясно: никакие доводы и уговоры не заставят его изменить решение.

- Что ж, это мы ещё посмотрим... - коварно улыбнулся Лайгон,после чего резко развернулся и пошел прочь.

Он всегда умел находить окольные пути к своим целям. Можно было бы развить свои магические силы настолько, чтобы самому покинуть этот мир и пробраться в другой, но на это требовалось много времени, а Лайгон не любил долго ждать, тем более сейчас, когда впереди было столько планов и единственным препятствием к их осуществлению было то, что он не мог развиваться, запертый в этом давно изученном, казалось бы, мире.

***

Маг действительно не стал ждать. Он нашёл простой и быстрый способ фарсировать события, к тому же способ этот был весьма приятен, поскольку являлся осуществлением давно задуманной мести одному ненавистному валинкарцу, до которого у Лайгона всё никак не доходили руки.

Спустя несколько дней Мэггону доложили о драке. Подобное было не редкостью в Валинкаре, где часто выясняли отношения с помощью силы, однако никогда прежде об этом не доносили владыке. Но на этот раз случай был из ряда вон выходящий: в драке был убит один валинкарец, причём убит намеренно и никем иным, как сыном Мэггона, Лайгоном. Убийств не случалось в этом мире на памяти владыки, и потому это происшествие вызвало мощный резонанс среди жителей Валинкара.

Владыка велел привести убийцу к себе в тронный зал, и через некоторое время закованный в цепи, но удивительно спокойный Лайгон предстал перед отцом. В действительности полубог не был спокоен - он пребывал в эйфории. Лёгкость, радость, восторг - вот что почувствовал молодой маг, впервые убив. Сколько десятков лет он терпел этого валанкарца, который теперь лежал с перерезанным горлом! Он сожалел лишь об одном - что не уничтожил его раньше. Но все свои чувства он умело скрыл, да так, что ни один мускул не дрогнул на его лице под яростным взором отца. К тому же эти тяжёлые, местами ржавые цепи весьма забавляли: пожалуй, в этот момент только сам маг знал, насколько он на самом деле ещё слаб и как не на многое хватает его пока ещё не развитых магических способностей. Лайгона вообще весьма заинтересовали эти цепи: стало интересно, применялись ли они прежде для удержания врагов и были ли страницы истории этого мира, неизвестные ему.

- Зачем ты это сделал?! - грозный рык разгневанного Мэггона прогремел на весь зал, отчего Лайгон притворно поморщился, показывая, что незачем так повышать голос.

- Я прочёл интересную книгу по истории Валинкара и, знаешь, нашёл там интересную информацию, - спокойно ответил он. - Оказывается, кровь валинкарцев считается священной и её не может проливать тот, кто тоже относится к этой же расе.

- Но ты пролил, - голос владыки снова прогремел в пустынном зале.

- Верно, - кивнул Лайгон, демонстрируя полное отсутствие раскаянья или сожаления. - Я ведь всего лишь полубог, как бы сказали люди. Полукровка, проще говоря. Мне можно.

Мэггон терпеть не мог, когда кто-то увиливал от ответов, хотя самому ему тоже часто приходилось так поступать. Но сейчас был беспрецедентный случай, и владыка желал получить ответ сейчас же:

- Я повторю вопрос: зачем ты это сделал?

Лайгон задумчиво посмотрел на свои запястья, обхваченные тяжёлыми цепями, вызвавшими столько вопросов в его голове, и, пожав плечами, безразлично ответил:

- Может, чтобы показать, что я ничуть не слабее всех остальных. Этот валинкарец... как там его... а, уже не важно... Он сам виноват, - Лайгон смотрел в глаза Мэггона с неискренней наивностью и говорил всё это словно не оправдываясь, а жалуясь: - Он насмехался надо мной, и если раньше я бы не был так взбешён этим, то теперь, когда я знаю себя лучше, во мне взыграли оскорблённые человеческие чувства. Мне нестерпимо захотелось поставить этого наглеца на место. Я не виноват, что он оказался слабаком!

- Ты победил лишь благодаря магии! - упрекнул сына Мэггон.

- Это неважно, - небрежно бросил тот. - Победителей не судят.

- И всё-таки совет старейшин будет судить тебя, Лайгон.

- Совет? - поднял бровь молодой маг. - К чему созывать их? Кровь мою пролить никто из вас не согласится, о казни через повешенье или что-то в этом духе Элара и Лаивсена слышать не захотят. Остаётся лишь один вариант: изгнание... в другой мир... - он очаровательно улыбнулся, и владыка поспешил хоть как-то стереть эту наглую улыбку с его лица:

- Ты хоть понимаешь, что такое изгнание? Что значит жить в чужом мире среди чужих существ, которым нет до тебя дела?

- Вот и узнаю... - продолжал улыбаться Лайгон, хотя про себя подумал, что, возможно, и без того знает, каково это, проживя в неродном ему мире всю сознательную жизнь. - Желательно отправить меня в мир людей: я хочу понять себя, отец...

Мэггон неожиданно всё понял, но на всякий случай переспросил:

- И ради этого ты пошёл на убийство? Ради возможности пересечь границы нашего мира и оказаться в ином?

- Может и так... - снова пожал плечами Лайгон. - Ты же не хотел подарить мне шанс познакомиться с человеческой расой по доброй воле, теперь этот шанс мне положен в наказание, разве нет?

Владыка был в ярости: Лайгон действительно не мог быть убит и следовало придумать для него какое-то наказание, вот только опыта в решении подобных вопросов у него не имелось и потому требовалось время на раздумья.

- Стража! - крикнул Мэггон, и стражники не заставили себя ждать. - Уведите его!

От варианта заточить юного мага в темницу пришлось довольно быстро отказаться: Мэггон не хотел, чтобы все видели, что Лайгон совершенно не сожалеет о своём поведении, а в том, что тот всем своим видом будет демонстрировать полнейшее отсутствия чувства вины, сомнений не было. Владыке не хотелось идти на поводу у преступника, но всё-таки он решил, что стоит дать ему шанс. Просто будет необходимо тщательно следить за Лайгоном, пока он будет в другом мире. Этот вариант нравился владыке ещё и тем, что за время изгнания народ немного поутихнет и сможет принять исправившегося сородича обратно. Мэггон всегда верил в лучшее, и на этот раз эта его привычка сыграла с ним злую шутку.

***

Лайгон сидел на балконе и ни о чём не думал. Его не запрятали в темницу, так как судьба его ещё была под вопросом. Мэггон созвал Совет и сейчас в тронном зале решалась участь полубога, который в это время сидел и смотрел на просторы Валинкара с самым блаженным выражением лица, словно ничто не тревожило его и всё шло по намеченному плану. Стражники стояли чуть поодаль от него, угрюмые и молчаливые, шокированные убийством сородича наравне с остальными жителями Валинкара и немного опасающиеся молчаливого, но довольного мага. Лайгон услышал лёгкие шаги по каменному полу и шорох платья. Ему не потребовалось оглядываться, чтобы понять, что к нему пришла сестра. Она всегда приходила, если что-то было не так, ей всегда было до всего дело. Любопытство, нехарактерная черта валинкарцев, была свойственна ей.

- Зачем ты убил его? - участливо спросила Лаивсена, подходя ближе, и Лайгон, посмотрев на неё, увидел, что она недавно плакала.

Ему уже начали надоедать подобные вопросы, которые норовил задать каждый встречный, и он с нетерпением ждал, когда уже Совет одобрит его изгнание, и он сможет покинуть Валинкар.

- Чтобы другим не повадно было тягаться со мной, - ответил он сестре, которая с беспокойством смотрела на него. - Спроси у Феронда, как всё было, и потом ответь мне: не проще ли убить одного, чем ставить на место каждого, кто усомнится в моих способностях?

Девушка смотрела на брата с непониманием и грустью. Ей было неприятно видеть цепи на его руках, и было непонятно, почему он вдруг сорвался и дошёл до того, что лишил жизни валинкарца.

- А что, многих приходится ставить на место? Ты же сам запретил Феронду вступаться за тебя в стычках... - напомнила она ему.

- Да, запретил, - кивнул молодой маг. - Потому что вполне могу разобраться со всеми сам.

Его глаза недобро сверкнули, словно он заподозрил сестру в неуверенности в его возможностях. Лаивсена печально покачала головой, присаживаясь на корточки рядом с Лайгоном:

- Ты очень вспыльчив и никогда не прощаешь обид. Если кто-то несправедливо задел тебя в детстве, он остаётся врагом на всю жизнь...

- Неправда, - он улыбнулся ей уголками губ. - Просто те, кто несправедливо задевал меня в детстве, не преминут задеть и сейчас. Таков наш народ. Я бы простил, если бы кому-то действительно хотелось получить моё прощение.

- Гринор, может, и не желал твоего прощения, но это не повод убивать его...

- Значит, его имя Гринор? - притворно удивился Лайгон. - А я никак не мог вспомнить, когда разговаривал с отцом...

- Ты считаешь, что поступил правильно? - перебила его сестра.

- Да, - уверенно ответил он.

Лаивсена с тревогой смотрела на него. Она была единственной, кто знал о нём всё плохое, но продолжал любить и ценить. Он тоже хорошо относился к ней, и потому её печально-тревожный взгляд был просто невыносимым. Она спросила чуть дрогнувшим голосом:

- А если тебя... казнят за это?

- Не бойся, не казнят, - он почти ласково посмотрел на неё. - Изгонят или посадят в темницу, но точно не казнят... - он говорил об этом спокойно, будто это не касалось его напрямую, а потом усмехнулся: - Не смотри на меня так, словно видишь впервые. Я не такой любящий и справедливый брат, как Феронд.

- И всё-таки ты такой же мой брат, как и он... - тихо сказала девушка.

"Не такой же..." - подумалось Лайгону, но вслух он ничего не ответил, отвернувшись от Лаивсены, чтобы она не заметила, как глаза его загорелись ненавистью.

***

Лайгону повезло. Совет принял решение об изгнании, и Элара настояла на том, чтобы местом, где он должен будет жить, стал мир, населённый людьми. Она верила, что, пожив среди них, Лайгон сможет всё-таки принять себя таким, какой он есть, и не станет ненавидеть свою человеческую часть сущности. Мэггон тоже не был против, втайне надеясь, что хоть там его сын обретёт дом и тогда сможет простить своему отцу то, что он привёл его в мир валинкарцев, который не смог полюбиться Лайгону. Также это было очень выгодно дипломатически: за пару десятилетий изгнания страсти могли поулечься и валинкарцы смогли бы снова принять своего оступившегося сородича.

Принятое решение безотлагвательно было притворено в жизнь. Без прощаний, напутствий и прочего пафоса маг был отправлен на выбранную Мэггоном планету, не очень далеко находившуюся от Валинкара, на которой владыка прежде бывал и потому был уверен, что люди там есть, причём такие, которые смогут противостоять Лайгону в случае чего. Впрочем, в случае чего он и сам мог вмешаться, самолично нарушив свой зарет на посещения других миров. Но Мэггон надеялся, что до этого не дойдёт и ему придётся явиться к сыну только с одной целью - вернуть его домой.

Далее в жизни мага начались десятилетия, о которых он прежде мог только мечтать. Это было не похоже на наказание, скорее, на подарок судьбы. Лайгон ни разу не пожалел о том, что ему пришлось убить ради этого - оно действительно стоило того!

Мир людей порадовал молодого мага отсутствием любых ограничений. Особенно магических. Эти ничего не смыслящие в магии существа никак не мешали ему, а мир их оказался весьма пригоден для сотворения заклинаний. Это было даже странно для Лайгона, ведь в человеческом мире пользоваться магией оказалось намного проще, чем в Валинкаре, да и восстанавливались силы в разы быстрее. Кроме того, маг вскоре нашёл лазейки из этого мира в другие, более насыщенные магией и более опасные для него. В них так же было легко восстанавливать силы и пользоваться магией, но населявшие иные миры существа были уже не так просты, как люди. Потому временами приходилось возвращаться в тот, куда его изгнал Мэггон. К тому же Лайгон знал, что владыка Валинкара периодически следит за ним. И всё-таки периодически молодой маг предпринимал вылазки в другие миры, чтобы научиться большему. Иногда он задумывался о том, почему из Валинкара у него не получалось найти выход в какой-либо другой мир и так легко получилось это из мира людей. Зарет Мэггона не мог бы остановить его, и он искал какие-нибудь пути из Валинкара, но их не было. Он читал когда-то, что Совет раньше был нужен также для того, чтобы совместными усилиями отправлять в путешествие в соседний мир того или иного валинкарца. Вспоминая об этом, Лайгон полагал, что просто все валинкарцы ничтожно мало владеют магией и потому им нужно было действовать сообща, чтобы посетить другую планету.

Чувствовать себя худшим среди лучших, каким Лайгон привык ощущать себя в Валинкаре, было столь отвратительно его человеческой натуре, жаждущей осознания собственной значимости, сколь и валинкарсой природе, жаждущей гармонии и ощущения себя частью своего мира. Здесь можно было всё это объединить, попытаться показать валинкарцам, какого правителя они потеряли в его лице, а так же обрести власть здесь, чтобы посоперничать с Мэггоном. Идея подчинить себе несколько миров очень понравилась и быстро захватила Лайгона. Ему нравилась мысль, что когда Феронду достанется Валинкар, у него уже будет с десяток различных мирков, в которых, если постараться, можно будет считаться не просто правителем, а Богом. Лайгону казалось, что это должно будет произвести впечатление на весь валинкарский народ и на Феронда в частности, поскольку брат в списке ненавидимых Лайгоном существ был первым. Ненависть эта была обоснованной, заслуженной и привычной, такой, что не ослепляла, а лишь помогала достигать высот и планировать своё бцудущее.

Лайгон, посещая другие миры, убеждался в ничтожности человеческого, а так же в том, что Мэггон многое отнял у своего народа, запретив посещения чужих миров. И пусть некоторые из них были и вовсе не населены разумными формами жизни, зато в других встречались расы, весьма преуспевающие в магии, там было, чему научиться и было, чего остерегаться. Именно в такие миры полюбил проскальзывать валинкарец, едва удостоверившись, что способен не нарываться на неприятности и вести себя тихо. Он не гнушался подглядывать и подслушивать, добывая интересующую информацию, а так же мог применять развязывающую язык магию и физическую силу, если тот, от кого следовало получить знания, был слабее. Самым сложным было ускользать в эти миры так, чтобы периодически наблюдающий за ним Мэггон не заметил этого и ничего не заподозрил. Но отец всё реже тратил магию на то, чтобы увидеть сына, поскольку ничего примечательного он не находил в его поведении. А молодой маг обретал всё больше сил, и однажды даже сумел обманом выманить у старого колдуна, встреченного в каком-то захолустном мирке, его магический посох. Уж очень он понравился полубогу. Если бы обманом не получилось завладеть им, и пришлось бы убить колдуна - он убил бы, не раздумывая. Но не пришлось - посох был его без кровопролития и жертв. Эта вещица обладала своим энергетическим ресурсом и не раз выручала Лайгона в его странствиях. Посох так же доставлял ему эстетическое наслаждение: он был создан из полупрозрачного серого камня, на котором были вырезаны различные руны, а так же узорчатые орнаменты. Именно с помощью этой вещи он смог развеять все свои страхи - больше никто не мог противостоять ему... или он просто не встречался с тем, кто мог бы померяться с ним силами.

И вот, набравшись знаний, опыта и уверенности, а также за долгие десятилетия скитаний практически избавившись от человеческих чувств, маг решил приступить в плану по захвату власти над людьми, ведь именно их миры как нельзя лучше подходили для того, чтобы впечатлить Валинкар и к тому же завоевать их было не так и трудно: у людей, как правило, были лидеры и потому оставалось лишь свергнуть и занять их место.

Однако всё оказалось не так просто. Лайгон был готов к тому, что придётся демонстрировать свою силу и жестокость, но не был готов к тому, что стоит начать воплощение планов в жизнь, причём в мире, довольно отдалённом от того, куда его изгнали, стоит только убить первых несогласных, как по его душу заявится Мэггон, который не напоминал о себе почти пятьдесят лет и, как казалось Лайгону, решил оставить его в изгнании навсегда.

Но однажды он всё-таки заявился. Весьма некстати, надо заметить. Владыка Валинкара появился без предупреждения, бесцеремонно ворвавшись в жизнь Лайгона и испортив его первый, сырой, не очень продуманный, но всё-таки план по самопровозглашению себя правителем одного человеческого мирка. Лайгон даже не понял сперва, откуда взялся Мэггон, настолько тот появился неожиданно. Владыка подошёл к сыну быстрыми шагами, когда Лайгон стоял на крепостной стене одного города и наблюдал за дымом пожарищ. Мэггон схватил повернувшегося к нему мага за плечи, не сказав ни слова.

- Здравствуй, отец! - поздоровался Лайгон с усмешкой. - Ты, я полагаю, ко мне?

Владыка не ответил ему, лишь начал шептать какие-то заклинания. Лайгон ничего не успел понять, как всё вокруг закружилось серебристым вихрем, а от рук Мэггона пошёл то ли обжигающий холод, то ли жар. Маг попытался сбросить руки отца со своих плеч, чтобы прервать заклинание и заодно избавиться от неприятного ощущения, но было уже поздно. Окружающая обстановка изменилась, озарившись яркой ослепляющей вспышкой, усмирившей серебристый вихрь, но долго не позволявшей нормально видеть. Когда глаза смогли хоть что-то различить, Лайгон понял, что находится в тронном зале Мэггона. Владыка выхватил у него из рук столь значимый и столь могущественный посох и отшвырнул в сторону, отчего тот ударился о стену с глухим обиженным звоном: так небрежно с этой вещицей никто никогда не обращался.

- Ты творишь одну глупость за другой! - рявкнул владыка, быстрыми шагами подходя к трону и усаживаясь на него.

- Почему же глупость? - переспросил Лайгон, тоже подходя ближе к трону. - Глупость совершил ты, не позаботившись об ограничении моих магических сил.

- Так знай же, что отныне ты будешь лишён их вовсе! - грозно прогремел Мэггон, который полностью признавал, что очень ошибся, недоследив за тем, как растёт могущество этого полукровки.

Владыка собрал всю свою магическую энергию воедино и, протянув руку к Лайгону, швырнул в него этим мощным потоком.

Молодой маг отлетел назад, упав на спину и ударившись о каменный пол. Никогда прежде столь незначительное падение не доставляло ему столько боли: магия больше не подпитывала его тело, которое теперь было почти таким же слабым, как человеческое. Мэггон продолжал направлять энергетический поток на сына, вокруг которого постепенно образовывалось зеленоватое свечение. Магические силы, которыми был полон Лайгон, покидали его всё быстрее. Он чувствовал это, а так же слабость и безнадёжность, но глаза его полыхали гневом.

Мэггон безвольно опустил руку, когда его сын стал окончательно лишён магии, и откинулся на спинку трона, устало прикрывая глаза. Лайгон некоторое время лежал, не шевелясь. Отчаянье начинало заполнять его душу. Мэггон отнял у него самое дорогое, самое необходимое. Так быстро и так просто. Лучше бы он отнял жизнь. Полубог прикрыл глаза, в которых стало неприятно предательски пощипывать. Но тут же он запретил себе унывать и раскисать. Нельзя давать отцу повод думать, что ему удалось задеть Лайгона за живое, ударить в самое больное и практически втоптать в землю, ведь без магии он был больше похож на получеловека, чем на полубога. Прогнав все ненужные мысли, и с трудом натянув на лицо лукавую улыбку, он приподнялся на локтях и постарался сесть. Получилось с трудом, и потому он не стал предпринимать попытки подняться на ноги.

- За что, отец? - наигранно-обиженным голосом спросил он, сидя на полу.

- Скольких ты успел убить, пока я не вмешался? - устало спросил Мэггон. -Сколько жизней оборвалось из-за твоей прихоти?

- А сколько жизней оборвалось тогда, когда ты притащил меня в Валинкар? - не остался в долгу молодой маг.

- На одну меньше, чем должно было, - сухо ответил владыка.

- Признал свою ошибку? - удивлённо спросил Лайгон, котоорого слова отца ничуть не задели. - Признал, что не стоило вмешиваться тогда?

- Нет, - отрезал Мэггон. - Я не жалею, что вмешался. Жалею, что не рассказал тебе правду, пока ты был ребёнком, пока ты был дружен с братом. Я помню те времена. Надо было тебе всё узнать тогда. Возможно, тогда бы в твоей душе не накопилось столько ненависти, - он устало вздохнул. - Тогда ты был сильнее духом и не стал бы ожесточаться.

Маг вспомнил светлые деньки своего детсва, далёкого и какого-то словно чужого, когда всё было хорошо и у него не было врагов или же он просто не замечал тогда этого.

- Я не был сильнее тогда, - прикинув, ответил он. - Я был наивнее и глупее, - он слегка поморщился, так как тот добродушный валинкарец, коим он некогда был, уже давно не нравился ему.

Лайгон явно хотел ещё что-то добавить относительно того времени, но Мэггон вернулся к разговору о людях:

- Человеческие миры должны быть тебе хоть немного дороги, я полагал...

- Ты ошибался, - пожал плечами маг.

- Объясни мне, почему ты так поступил? - требовательно сказал владыка Валинкара: он был зол и разочарован.

- Я оказался в мире людей, - начал своё повествование Лайгон. - Быть может, они не такие, как те, что жили в моём уничтоженном мире. Но они жалки и слабы. И ты был прав, мы для них - Боги. Мы для них, как... как для нас никого нет, понимаешь? Для нас нет никого, кто был бы сильнее, могущественнее, развитее нас. А для них - есть. Это довольно уныло... Я со своей магией... - он запнулся, вспомнив, что отныне этой самой магии у него нет, и ненависть с новой силой вспыхнула в его глазах. - Я мог быть там повелителем, как ты в Валинкаре. А почему нет? Здесь я, возможно, слабее остальных, но зато там... Пусть я полубог, но и получеловек... Если мне нет места на троне Валинкара, отчего бы и не попытать счастья на троне в мире людей?

Мэггон покачал головой, недовольный словами своего сына:

- Трон нужно заслужить, а не захватить силой. Только тогда можно справедливо править народом, ибо только тогда народ любит и уважает своего правителя...

- Феронд заслужил трон? - прямо спросил Лайгон, которого раздражал тот факт, что его брату власть достанется совершенно без каких-либо усилий в то время, как теперь, без магии, ему придётся потрудится, чтобы хоть чего-то достичь.

- Он заслужит его, - уверенно заявил Мэггон. - Пока не представилось случая, но он готов на всё ради своего народа, это чувствуется уже сейчас. Я уверен в нём...

- А что со мной? - сразу перевёл тему Лайгон. - Когда ты вернёшь мне магическую силу?

- Никогда, - ответил владыка. - Ты предал оба свои народа, и человеческий, и валинкарский, пролив их кровь, не имея на то никаких весомых оснований.

- Отстроишь для меня темницу и заточишь в ней на века? - полюбопытствовал о своём будущем Лайгон.

- Совет рассматривал такой вариант, пока я был в мире людей, разыскивая тебя, - признался владыка. - Но есть те, кто любит тебя таким, какой ты есть. Даже предателем и убийцей: твой брат, сестра и мать... Они не видели всего того, что ты учинил. Я решил, что так будет лучше. И они просили принять милостивое решение относительно тебя.

- Мне не нужна ни твоя, ни их милость! - огрызнулся Лайгон, теряя спокойствие. - Они думают, что я плохой? Им доставляет удовольствие осознавать, какие они благородные, что могут сочувствовать даже мне? Легко быть хорошим, когда вокруг всё словно создано для тебя, верно?

- Я не намерен обсуждать с тобой то, чего ты не понимаешь, - отрезал Мэггон. - Сейчас я позову стражников, и ты отправишься в свою комнату. Когда совет примет решение, что с тобой делать, я непременно поставлю тебя в известность. И ещё: я не хочу, чтобы ты встречался или разговаривал с Эларой и Лаивсеной.

- Отчего же? - осведомился молодой маг, хотя прекрасно понимал, что, если бы даже сестра или мать захотели повидать его, он бы всячески старался избежать этого. Он знал, что им будет неприятно узнавать его в этом уставшем и открыто презирающем всё вокруг валинкарце. Да и сам он не хотел позволять им видеть себя ожесточённым, ненавидящим и проигравшим. Его лицо было небритым, а волосы отросшими. И хоть мужчина всё равно выглядел опрятным и ухоженным, но всё это изрядно старило его, словно он прожил уже не одну тысячу лет, и за это время жизнь нещадно потрепала его. А на самом деле виной всему был не вовремя вмешавшийся Мэггон, отобравший у него единственное, в чём он превосходил большинство валинкарцев - магические силы. Нет, Лайгон не хотел показываться таким Лаивсене и Эларе, но нельзя было допустить, чтобы Мэггон понял это. Почему-то молодому магу казалось, что стоит отцу догадаться, что он не хочет видеть их, как он непременно переменит своё решение.

- Им будет больно принять приговор, и я не хочу усугублять ситуацию, - пояснил владыка своё решение и крикнул: - Стража!

***

На следующий день сопровождаемый стражниками Лайгон подошёл к тронному залу, где его ждали Феронд и Мэггон. Стражники не стали входить, и, пропустив Лайгона в полутёмное просторное помещение, закрыли за собой двери. Не в первый раз он входил сюда под конвоем, однако в предыдущий его явно остерегались куда больше, чем сейчас. Это немного раздражало. Приветственно улыбнувшись своим родственникам, Лайгон с неискренним удивлением глянул на свои запястья:

- Надо же, решили обойтись без цепей? Думаете, что меня, лишённого магических сил, можно не опасаться?

- Не думаем, - ответил Феронд, - Знаем точно, что нельзя. - слова гулко звучали, отражаясь от высокого потолка и резных широких колонн.

- У тебя был шанс исправиться, и сегодня мы даём тебе последний...- сообщил Мэггон.

- А я думал, прошлый был последним, - ехидно заметил Лайгон, поджав губы. - Первым и последним, это было бы мудро для такого расчётливого правителя.

Мэггон не намеревался отвечать, и за него это сделал Феронд, как-то странно глядящий на брата: так, словно все совершённые Лайгоном ошибки были на его совести. Маг вообще замечал нечто подобное во взгляде этого валинкарца довольно давно, но не придавал значения. Чем было хуже Феронду, тем лучше и искать причины было излишним. Его брат вёл себя с ним отвратительно, и теперь мог сколько угодно раскаиваться, магу не было до него дела.

- Этот шансбудет последним, потому что мы больше не увидимся, - мрачно пояснил Феронд, в его голосе слышалась грусть. - Надеюсь, ты воспользуешься им разумней, чем предыдущим... Хотя мы этого не узнаем.

- Заинтригован, - признался Лайгон. - Что же вы для меня придумали?

Он внимательно выслушал приговор и удивлённо поднял брови:

- Погоди-ка, разреши уточнить: вы собираетесь выбросить...

- Изгнать, - поправил Феронд.

- Ну хорошо, изгнать меня в какой-то далёкий случайный мир, где и жизни-то может не быть!

- Там будет жизнь, - сухо пообещал Мэггон.

- У-уу, - протянул Лайгон. - Да я смотрю, не такой уж и случайный этот мир...

- Это неважно. - отрезал правитель Валинкара, - Тебя никто не сможет вытащить оттуда, даже мы...даже если захотим... Этот мир невообразимо далёк, и чтобы отправить тебя туда, мы с Ферондом потратим столько сил, что неделю будем их восстанавливать!

Лайгон насмешливо улыбнулся:

- Может проще сразу убить меня? Расскажи всем о том, кто я, отец! Возможно, тогда Совет позволит убить меня.

- Ты будешь изгнан, - сухо повторил Мэггон, игнорируя вопросительный взгляд Феронда, который не очень понял слова брата.

- Да ну, вам ведь придётся потратить много энергии... - продолжал Лайгон с прежней насмешливой интонацией. - К чему столько стараний, если мне там не выжить? Без магических сил, без оружия и знаний... Дайте хоть мой магический посох, что ли... - он не знал толком, зачем эта вещь ему, но расставаться с ней навсегда было нельзя, и он чисто интуитивно чувствовал это.

Феронд и Мэггон с сомнением переглянулись, и владыка ответил:

- Он не более, чем безделушка, весь магический ресурс, что был в нём, мы перенаправили на мирные цели, и теперь это простой посох, который не прибавит тебе сил.

- Но он будет напоминать мне о вас, - нежно промурлыкал Лайгон. - Зачем он вам? Вдруг попадёт в плохие, но умелые руки, и вернёт силу. Не лучше ли избавиться, раз случай подвернулся? А я смогу отбиться им от нежданных врагов. Ведь кто знает, что за существа встретятся мне в том мире...

- Не знаю, на что ты рассчитываешь, но, будь по-твоему, посох заберёшь с собой, - решил Мэггон.

Лайгон картинно прижал правую ладонь к груди и немного поклонился:

- Благодарю. А немного магических сил мне не оставишь?

- Не торгуйся! - отрезал Мэггон. - Мы и так сохранили тебе жизнь! Ты знаешь, благодаря кому мы приняли такое решение.

Лайгон знал. Если бы не вера в него его приёмной матери и сестры, на этот раз его бы точно казнили и об изгнании даже не задумались. Владыка продолжал:

- По той же причине мы дадим тебе преимущество: ты сможешь понять речь любого высшего существа, что встретится тебе, и оно сможет понять твой язык.

- Прекрасно, - улыбнулся Лайгон. - Я могу рассчитывать скоротать жизнь за душевными разговорами. Кстати, люди относятся к высшим существам?

- Да, - холодно сказал Мэггон. - Хоть ты и думаешь иначе.

Лайгон фыркнул и перевёл взгляд на Феронда. Тот с сожалением смотрел на брата, понимая, что видит его в последний раз.

- Всё никак не привыкнешь прощаться со мной? - усмехнулся Лайгон. - Вроде бы только мы вновь обрели друг друга, семья воссоединилась, а я отправляюсь в следующее изгнание невесть насколько.

- Навсегда, Лайгон! Ты понимаешь это хоть сейчас? - Феронд повысил голос, пытаясь достучаться до брата, но это как обычно не дало результатов: Лайгон старался не вникать в то, что говорили ему таким тоном, словно он чего-то не понимает. Он понимал больше других, по крайней мере, был в этом уверен.

- Если это всё, то можем начинать, - поторопил Лайгон.

- Дать тебе время проститься... с нашим миром? - не унимался Феронд, которого это изгнание огорчало больше, чем самого изгнанника.

- С вашим миром?... Пожалуй, да... - он согласно кивнул и, широко улыбнувшись, громко крикнул: - До встречи, Валинкар! - и, насладившись долгим перекатистым эхом, добавил: - Теперь точно можно начинать!

Больше они не сказали друг другу ни слова. Мэггон тяжело вздохнул, и все трое отправились в оружейную, где стражи, косо поглядывая на Лайгона, выдали Феронду посох, покоящийся до этого на бархатистой ткани в прозрачном коробе. Вещь эта действительно не имела никакой силы, но передавать её в руки брата Феронд не спешил.

Лайгона весть об изгнании не удивила, и даже не очень бы и расстроила, но вкупе с лишением сил давала серьёзный повод для беспокойства. Но мужчина ничем не выдал своего состояния, оставаясь насмешливым и непринуждённым. Никто не должен был заметить, каким беззащитным и опустошённым он ощущал себя без магии.

Усмехнувшись, он позволил брату завязать себе глаза чёрной повязкой и услышал позади себя невнятное бормотание. Это ему польстило: даже сейчас они опасались его, не желая, чтобы он увидел и услышал что-то лишнее. Феронд и Мэггон замолкли, Лайгон почувствовал, как ему в руку вложили посох и грубо толкнули в спину навстречу неизвестности.

***

Лайгон упал на каменистую почву неудачно, ударившись головой о придорожный булыжник, и подумал, что надо было просить шлем вместо посоха. Он стянул с глаз повязку, успешно поднялся на ноги, но голова болела, волосы намокали от крови и перед глазами всё плыло. Валинкарец сделал несколько неуверенных шагов, и провалился в беспамятство.

Первое, что он ощутил, было прикосновение к его лицу чего-то слюняво-мокрого, шершавого и неприятно пахнущего мокрой псиной. Лайгон нехотя открыл глаза. То, что он увидел, полностью соответствовало запаху: громадная промокшая псина, приветливо размахивая хвостом, опаляла его лицо горячим смердящим дыханием. Лайгон брезгливо поморщился, и хотел было отогнать животное, но обнаружил, что руки его крепко связаны за спиной. Попытка пошевелить ногами показала, что они свободны, но затекли так, что от движения по ним мигом растеклись противные колющие ощущения. Быстрым взглядом он наспех оценил обстановку: здание деревянное, небольшое; мебели много, а вон и его посох виднеется из-под груды тряпья на скамье; сам он лежит на полу и над ним нависает пыхтящая довольная морда. Воспользовавшись замешательством мужчины, пёс снова лизнул его щёку. Лайгон низко зарычал, пытаясь показать псу, что на дружбу рассчитывать не стоит. Но тут с улицы донёсся шум, крики и ругань, собаки во дворах заскулили тревожно и жалобно. В помещение влетел запыхавшийся человек, достал из сундука длинный меч в ножнах и собирался уже уходить, как увидел пса:

- Пошёл прочь! - и пёс покорно скрылся из виду.

- Очнулся? - обратился человек к Лайгону, заметив, что тот шевелится. - Говори, кто ты такой?!

- Сложно сказать, - туманно произнёс валинкарец, не в силах достойно ответить: его голова гудела и мысли путались.

- Ты шпион Тёмного Эльфа? - недобро прошипел человек.

- Это вряд ли...- не стал врать Лайгон.

- Поклянись сражаться за нас, и я развяжу тебя!

- Я буду сражаться только за себя! - Лайгон презрительно фыркнул, и тут же почувствовал холод металла у своей шеи. Страха он не испытал, так как чувствовал, что человек колебался: шум на улице звал его идти к остальным, но было неясно, стоит ли оставлять живым сомнительного незнакомца. Наконец, он решил:

- Я разберусь с тобой после, если это не сделают за меня...- и поспешил на улицу.

Лайгон сел и постарался найти глазами хоть что-то режущее, но ничего не попадалось. В воздухе отчётливо запахло гарью, кроме криков стали доноситься характерные звуки: скрежет металла, глухие удары, стоны, чей-то звериный рёв и треск рушащихся строений. Эти звуки приближались медленно, но неотвратимо, сливаясь в один громкий и жестокий голос битвы. Лайгон не сомневался: кто бы ни был нападавшим, перебьют здесь всех. Следовало поторапливаться, и Лайгон неудачно попытался встать, завалившись на правый бок. Вдруг в здание вбежал уже знакомый пёс и бросился прямиком к нему. В его пасти была зажата рукоять кривого клинка. Времени не оставалось. Пёс разжал пасть, бросая клинок к ногам мужчины, и, отойдя немого назад, схватил зубами и потянул лежащий на полу грязный коврик. Под ним обнаружился небольшой погребок, и Лайгон, не мешкая схватив клинок, всё-таки сумел подняться на ноги. К собственному удивлению, он легко преодолел несколько шагов до погреба, присел на корточки и с усилием потянул связанными руками за ручку крышки. Это было крайне неудобно, но чего только не сделаешь в моменты смертельной опасности.

Он пнул клинок в темноту погреба, и тот ответно лязгнул о камень где-то неглубоко, не глубже человеческого роста. Лайгон спрыгнул вниз, и крышка захлопнулась, оставив его в полной темноте. Наверху еле слышно поцокивали когтистые лапы - пёс вернул на место коврик. На мгновение Лайгон даже пожалел, что не взял пса с собой, но быстро забыл о нём. Это был умный пёс. Такое иногда случается, хоть прежде Лайгону и не приходилось быть спасённым собакой. Впрочем, ему особенно никто не помогал в жизни, будь то люди, валинкарцы или звери, и потому мужчина привык надеяться лишь на себя.

Лайгон нашарил на полу клинок. Опыта в перерезании пут на самом себе у него не имелось, и всё же через несколько минут его руки были свободны, хоть и кровоточили от порезов. Он прислушался - шум не стихал, хоть в погребе он и не казался громким. Чьи-то тяжёлые шаги послышались наверху, но Лайгон уже был наготове, собираясь вонзить клинок в любого, кто заглянет. Однако никто погреб не проверял, и вскоре все звуки стали удаляться. Когда стало совсем тихо, валинкарец попытался открыть крышку, но это оказалось не так просто, как он думал. Сверху на ней лежало что-то тяжёлое, и пришлось поднатужиться, чтобы всё-таки выбраться на поверхность.

Яркий свет ударил в глаза, он прищурился и разглядел, что лежавшее на крышке нечто было псом. Лайгон убрал клинок за пояс, сел на корточки и брезгливо осмотрел животное: вся шерсть была в неестественно чёрной, дурно пахнущей крови, пасть приоткрыта. От пса к выходу тянулись кровавые отпечатки лап. Стало быть, он пришёл и лёг на коврик, чтобы Лайгона точно не обнаружили. Мужчина вздохнул, дивясь безрассудности зверя.

- Что ж, было приятно познакомиться, приятель, - тихо произнёс валинкарец и собирался было встать, как пёс резко повернул к нему голову, намереваясь лизнуть. Лайгон успел увернуться и быстро встал. Морда, уставившаяся на него своими добрыми карими глазами, излучала неприкрытое торжество и счастливое ощущение собственной смекалки.

- Признаться, удивлён,- искренне улыбнулся валинкарец.

Этот хитрый пёс искусно притворился мёртвым, извалявшись в чужой крови и дыша не в полную грудь. Лайгон даже ощутил что-то вроде тени радости от того, что его доброжелатель оказался жив. Но то было лишь мимолётное ощущение. Мужчина не собирался ни к кому привязываться или проявлять симпатию, ибо всё это он относил к человеческим слабостям, коим не место в его жизни.

Дым уже начал заползать в открытую дверь и теперь отчётливо клубился в лучах солнца, а треск сгорающей древесины раздавался всё ближе. Глаза начинали слезиться. Лайгон сдёрнул со стола скатерть, не заботясь о попадавших на пол предметах, и снова спрыгнул в погреб. Копчёное мясо, аккуратно завёрнутое в тонкую ткань, лежало невысокой горкой в углу. Там же обнаружился кем-то неосмотрительно припрятанный небольшой мешочек, в котором позвякивали монеты. На картошку, соленья и прочие припасы Лайгон не позарился, и даже бутылку вина, поколебавшись, не захватил с собой. Завернув все припасы в скатерть, он извлёк из-под барахла свой магический посох, которому всё ещё надеялся однажды вернуть прежнюю мощь, и уверенным шагом направился к выходу. Пёс выбежал на улицу и призывно залаял, торопя человека. У двери висел плащ и некое подобие походного рюкзака. Лайгон схватил эти вещи, и последовал за псом. На улице стоял едкий запах пожара, тут и там валялись тела людей и неизвестных валинкарцу существ, которые на самом деле были весьма распространёнными в этом мире орками. Существа эти были в доспехах и при оружии, и при взгляде на них Лайгона непроизвольно передёргивало от отвращения: серая морщинистая кожа их была покрыта незатянувшимися ранами, неестественными буграми и страшными шрамами; растрескавшиеся бесцветные губы не скрывали кривых гнилых зубов; и без того уродливые лица застыли искаженными от предсмертных судорог. Лайгон приметил и мёртвых людей, но их было немного. Деревня явно была оставлена до прихода орков, о котором стало известно от дозорных заранее. Остались лишь самые смелые, уверенные в себе воины, которые не хотели без боя сдавать свои жилища. И, надо признать, они умудрились уничтожить внушительное количество врагов, хоть и сами погибли. Пробегая по улице и глядя на последствия боя, мужчина подумал, что тут было бы нетрудно раздобыть меч, но Лайгон успел заметить, что люди в этом мире не очень приветливы даже к безоружному, так что от меча пришлось отказаться. Как это ни парадоксально, с мечом у него шансов выжить было бы меньше.

Лайгон глянул на бегущего чуть впереди грязного пса и остановился, так как его посетила занятная идея. Найдя ближайшее тело отвратительного существа, из которого торчал меч и сочилась чёрная кровь, он слегка попачкал в ней взятый плащ и продолжил путь. Добежав до окраины посёлка, Лайгон обнаружил, что дорога расходится на три небольшие. На одной из них земля была испещрена множеством отпечатков ног и чёрными каплями: по ней явно уходили нападавшие. Встречаться с ними не хотелось. Из оставшихся двух выбор справедливо пал на ту, которая уходила в сторону, откуда дул ветер: убегать от огня тоже не хотелось, а он вполне мог перекинуться на лес.

Лайгон больше не спешил, хоть и продолжал идти быстрее, чем просто прогулочным шагом. Пёс плёлся рядом, то отставая, то забегая вперёд. Казалось, он ничуть не жалел об утраченном поселении и полностью вверил свою судьбу новому знакомому. Мужчина не был против такой компании. По его соображениям, человек с собакой, потрёпанный и со следами вражеской крови на одежде должен вызвать доверие у людей, а тогда удастся хоть что-то узнать об этом мире.

Они шли по дороге, и Лайгон равнодушно глядел по сторонам. Треск пожара уже давно не был слышен, его как-то незаметно сменили простые лесные звуки: на разные голоса пели птицы, поскрипывали старые деревья и ветер шелестел листвой. Но Лайгон не замечал всего этого, его брови были нахмурены от невесёлых раздумий. За свою жизнь он не раз убедился, что Мэггон ничего не делает просто так, обязательно есть какая-то личная или политическая подоплёка. Эта мысль не давала Лайгону покоя. На что рассчитывал его отец, отправляя сюда? На то, что кто-то убьёт его тут в первый же день или на то, что он долгие тысячелетия своей жизни будет прозябать здесь? Или надеялся, что он станет обычным человеком, выучится какому-нибудь ремеслу, и потом будет заниматься самобичеванием, вспоминая грехи прошлого? Нет, этого Мэггон точно не дождётся! Валинкарец пообещал себе не скучать по своему миру. Ни по миру, ни по его обитателям. Он всегда держал обещания, данные самому себе.

Лайгон ненавидел всё происходящее уже сейчас, даже не представляя, что его ждёт впереди. Он подвёл неутешительные итоги. Сил у него было теперь, как у простого человека. Хотя, это он явно драматизировал: физические силы у него остались прежними, как у полубога, вот только без магической подпитки они действительно походили на человеческие. Что он успел узнать об этом мире? Собственно, немного, почти ничего. Здесь была вполне привычная природа, пригодный для нормального дыхания воздух, под ногами - земля, над головой - небо. Эти вполне обыденные вещи всё-таки радовали своим присутствием. От этого мир не казался таким уж новым и чужим. Кроме того, здесь жили люди. Как Лайгон успел заметить за десятилетия вылазок в другие миры, люди существовали в большинстве обитаемых из них. Разница была лишь в статусе человеческой расы: где-то они были вершиной эволюции, а где-то низшими созданиями, не способными ни на магию, ни на какие-либо удивительные способности. В этом мире было пока не ясно, что к чему, но у людей явно были враги. И явно существовал некто Тёмный Эльф, которого они боялись. С этим типом Лайгон бы побеседовал. Валинкарец не любил бездействовать и не иметь хоть какого-нибудь плана действий. И потому он твёрдо решил для себя, что отыщет того, кто расскажет ему подробно об этом мире. Пока было даже не ясно, есть ли в этом мире вообще те, кто владеет магией. А это был самый главный вопрос.

Между тем солнце почти село, да и силы были на исходе. Ушибленная при перемещении голова всё ещё ныла, а порезы на руках периодически кровоточили. Лайгон твёрдо решил идти до самой непроглядной темноты, но были ещё сумерки, когда за деревьями тускло заблестело озеро. Не раздумывая, путники повернули к нему. Пёс подошёл к воде и стал жадно лакать, заходя всё глубже, и вскоре поплыл, отфыркиваясь и смешно перебирая лапами. Вода была цвета крепко заваренного чая. Торфяная, такой Лайгон прежде не видывал, и потому она внушала ему опасения. Мужчина переждал немного, поглядел на довольного и уже не такого грязного пса, подумал, что вода, должно быть, для питья пригодна, и тоже подошёл к озеру.

Отражение его не порадовало. Грязный, небритый, потрёпанный. Таким он себя ещё никогда не видел. Мужчина кое-как пригладил мокрой ладонью волосы, умыл лицо и опустил в воду руки, чтобы размочить запёкшуюся кровь. Лайгон не был приспособлен для походной жизни: ему не прельщало спать на земле, остерегаясь врагов, питаться чем придётся и носить грязную одежду. К тому же он не умел охотиться и только теоретически представлял, как без магии добыть огонь. Как жить без магии он, впрочем, тоже представлял только теоретически.

Нужно было устраиваться на ночлег. Лайгон покушал, покормил своего спутника, лёг на землю, покрытую толстым слоем пожухлой листвы, укрылся неприятно пахнущим плащом и приготовился чутко спать, не теряя бдительности. Но пёс привалился к спине валинкарца своим тёплым боком и так убаюкивающе засопел, что Лайгон провалился в глубокий безмятежный сон до самого утра.

Впрочем, ночь и следующий день пути прошли без происшествий.

Вечерело. Едва заслышав собачий лай где-то вдалеке, пёс напрягся. Поселение было недалеко. Задрав морду, пёс посмотрел на своего спутника, но тот не удостоил его ответным взглядом, и животное без малейших зазрений совести помчалось к городу. Лайгон мысленно восхитился собакой: так ловко его ещё никогда не использовали. Пёс спас ему жизнь, чтобы он вывел его на другое поселение людей, оберегая от напастей и обеспечивая пищей, и теперь нагло скрылся. А ведь ему говорили, что собаки преданные животные... Хотя, в его жизни это было не самое большое разочарование.

Лайгон без труда добрался до поселения, которое встретило его пустынными улицами. Было уже практически темно, окна домов светились тёплым уютным светом. Лайгону поймал себя на мысли, что ему бы тоже сейчас хотелось посидеть у камина. На улице было тепло, но ночная прохлада понемногу вступала в свои права. К тому же из некоторых приоткрытых окон заманчиво пахло чем-то съестным и явно вкусным. Лайгон не был голоден и не был замёрзшим, но остатки человеческой сущности, которые он так и не смог заглушить, вновь заговорили в нём. Он запретил себе думать в этом направлении.

Вскоре мужчина отыскал таверну. Вывеска, некогда висевшая при входе, давно уже сгнила, но никто не планировал заменять её на новую, поскольку гости тут бывали редко, а местные все прекрасно знали, что именно тут можно было выпить и посидеть шумной компанией. Сейчас от вывески остались лишь обрывки толстых верёвок, на которых она раньше весела и которые теперь раскачивались на ветру, придавая и без того унылому зданию заброшенный обветшалый вид. Но такой вид был обманчив: лишь снаружи и лишь внешне здание казалось непопулярным и забытым. На самом деле в таверне кипела жизнь, и звуки этой жизни были слышны издалека в виде каких-то залихватских песен, сливающихся с заунывными, а также перекрикиваемые чьей-то руганью и жарким спором. Лайгон вошёл в открытую нараспашку дверь и пробрался к одному из немногих пустующих столиков. Никто сперва даже не взглянул в его сторону, поскольку народу было много, и в помещении стоял непрерывный гул от голосов.

Кроме того, в таверне было мрачно, омерзительно пахло потом и куревом, за столиками сидели пьяные неопрятно одетые люди. Это место словно было создано, чтобы оскорблять в Лайгоне чувство прекрасного, и всё-таки он был вынужден находиться тут. Он приглядывался к окружающим, прикидывая, у кого лучше начать вызнавать про этот мир. Валинкарец обводил их взглядом, полным презрения и злобы, и понимал, что ни одна живая душа в этом заведении не достойна общения с ним. Тем временем его заметили, и постепенно он даже стал предметом бурных разговоров. Краем уха Лайгон слышал разговоры о том, что люди с погибшей деревни недавно проходили через это поселение, направляясь ближе к большим городам. Но ни люди, ни большие города не были интересны Лайгону. Он должен был выяснить про наличие магии в этом мире и о тех, кому она доступна. Но вокруг не было ни одного мало-мальски толкового существа, с котором можно было бы заговорить. Лайгон уже понял, что зря пришёл сюда: люди были взволнованы уничтожением соседней деревни, и потому пили, становясь от этого агрессивны и подозрительны. Лайгон с отвращением смотрел на них, на этих жалких существ, чьей волей и языками владел алкоголь. Мужчина никак не мог смириться, что в его жилах течёт кровь, роднящая его с этим сбродом. А местные завсегдатаи уже обсуждали незнакомца в открытую, не таясь, и потому мужчина не мог не слушать обрывки их речей.

- Он пришёл со стороны деревни, которую сожгли орки. Там были сильные воины, и все погибли, а он выжил и пришёл сюда, - заплетающимся языком рассказывал один посетитель другому, указывая на Лайгона.

- Он явно участвовал в битве, вот только на чьей стороне? - косились на валинкарца с соседнего стола.

Самые смелые, двое, похожие как две капли воды, рыжие растрёпанные деревенские здоровяки подошли к Лайгону и один из них ехидно спросил:

- Ты навёл орков на деревню и сбежал. Или же нет, тогда ты настолько силён и ловок, чтобы уйти от них живым, а по тебе и не скажешь... Покажи-ка, на что способен! - он скептически оглядел худощавого Лайгона и толкнул его в плечо.

Природное чутьё подсказывало валинкарцу, что избежать драки при таком конфликте не получится. Поэтому он уже прикидывал, как меньшей кровью добраться до выхода. Задача усложнялась тем, что Лайгон попросту не знал своих возможностей без магии, настолько всю жизнь она была частью его. Он сжал посох обеими руками, резко встал и с размаху ударил обидчика в живот, быстро повторно размахнулся и ударил второго в область печени. Пока все остальные ещё не включились в потасовку, Лайгону удалось отступить на несколько шагов к выходу. Но в следующую минуту на него навалились трое с весьма чётким намерением отобрать посох. Это им удалось довольно быстро: один удар пришёлся Лайгону под колено, отчего он осел на пол, убрав со посоха правую руку, а препротивнейший тип с уродливо коротким носом заломил левую так, что посох пришлось отпустить. Отвлёкшись на отобранную вещь, враги дали возможность Лайгону вывернуться, но левая рука была безнадёжно вывихнута, и пользы от неё было мало. Он уже понял, что даже эти пьяные и неуклюжие люди сумеют одолеть его, хотя бы за счёт своего количества. Но сдаваться он не собирался. Валинкарец вытащил из-за пояса клинок и полоснул им по телу первого попавшегося под руку. Кровь брызнула на пол, пострадавший истошно завопил от боли и обиды, кто-то подхватил его вопль, и в трактире поднялась суматоха. Хозяин заведения выскочил на улицу и стал орать, прося жителей призвать стражу. Это обстоятельство, вероятно, спасло Лайгону жизнь. Нападавшие собрались с силами и не слаженно набросились на валинкарца, что не помешало им повалить его на пол и выбить из руки кинжал. Больше от Лайгона ничего не зависело. Удары сыпались на него со всех сторон и ему оставалось только получше сгруппироваться.

- Стража уже скачет! - крикнул кто-то, и про Лайгона все как-то сразу забыли.

Никто не пытался ни добить его, ни помочь. Хорошо ещё хоть не затоптали сразу, и он успел откатиться под лавку и хоть немного прийти в себя. Каждый норовил избежать встречи со стражниками, и валинкарец смекнул, что тоже не стоит здесь залёживаться. Он с огромным усилием поднялся и, хватаясь за грубо струганные столы, никем не преследуемый, вышел из таверны. Вернее сказать, не вышел, а был вытолкнут теми, кому мешал спешно покинуть это место. После спёртого воздуха в таверне, на улице показалось неожиданно приятно и свежо. В общей суматохе никому не было дело до избитого мужчины, старающегося поскорей убраться отсюда подальше. Придерживаясь правой рукой за небольшие заборчики, строения и деревья, Лайгон уходил, избегая больших улиц и открытых участков, подгоняемый всё ещё слышными криками и топотом копыт. Вот навстречу ему попался какой-то человек, сгорбленный и хромой. Но и такому нельзя было попадаться на глаза. Лайгон из последних сил метнулся в тёмный угол забора, вжимаясь всем телом в струганные подгнившие доски. Он чувствовал себя униженным, прячась от ущербного человека. Тот не заметил Лайгона, продолжая свой путь. Стоило прохожему скрыться за поворотом в направлении таверны, мужчина вышел из своего ненадёжного укрытия и постарался идти как можно быстрее. Валинкардец сгорал от ненависти к Мэггону, а так же ко всем людям. Без магической подпитки он никогда прежде не дрался, но и подумать не мог, что это так позорно и столь оскорбительно. Будь при нём его сила, он бы не пропустил ни одного удара от этой толпы пьяных скотов. Он твёрдо решил, что, если выживет, то обязательно отомстит. Хотя выжить было трудной задачей, поскольку этот мир явно стремился уничтожить его всеми доступными способами, и судя по всему, способов у него в запасе было ещё много.

За событиями в таверне наблюдала девушка, сидящая у самой двери, но в тёмном углу, так что Лайгон её и не заметил. Она всё это время следовала за ним неслышными шагами, но не решалась окликнуть, так как видела, сколько презрения к окружающим было в его взгляде, когда он находился в таверне. Она не была уверена, что поступает правильно, отправляясь вслед за странным незнакомцем, но что-то подсказывало ей, что ему нужна будет помощь. Когда Лайгон вышел к лесу, пройдя немного вглубь, чтобы уж точно никто не заметил его, и без сил опустился на мох, преследовавшая его девушка заявила о своём присутствии словами:

- Если тебе некуда пойти, я знаю место, где никто не найдёт.

Валинкарец вздрогнул от неожиданности, так как всегда считал себя бдительным, и редко кому удавалось застать его врасплох. То, что это удалось человеческой девчонке, приводило его в ещё большую бессильную злость. Он посмотрел на девушку сердитым и измученным взглядом:

- С чего вдруг? - не очень любезно осведомился он холодным тоном, но девушка ничуть не обиделась и ответила немного смущённо:

- Я всё слышала, ты из деревни пришёл, значит ночевать тебе негде. В здешнем лесу ты не переживёшь даже эту ночь, особенно в таком состоянии.

Да, состояние его оставляло желать лучшего. Лайгон до боли стиснул зубы. Приходилось признать правоту слов девушки и принять её помощь. Принять помощь человека. Валинкарец стал противен сам себе. Не думал он, что настанут такие времена, когда жалкий человек станет спасать ему жизнь, а сам он будет в таком положении, что не сможет противиться этому. Он поднялся сам, остановив попытку девушки поддержать его. Лайгон уже смирился с тем, что ему необходим кров и отдых, но признаваться в том, что чувствует себя совершенно разбитым и беспомощным, он не собирался. Девушка указывала путь, петляя между деревьями, хоть было темно и никаких троп не было - она отлично знала, куда идти. Лайгон шёл, хромая на одну ногу, временами опираясь на деревья для передышки, старался не застонать от боли и до крови прокусывал губы, чтобы не потерять сознание. Девушка старалась замедлять шаг, если понимала, что её спутнику требуются передышки. Так же она ощущала, что он ни капли не благодарен ей. Впрочем, она представляла себе его реакцию на её появление примерно такой и не была обижена на это.

Наконец, среди деревьев показалась ветхая лачуга, которая благодаря своей убогости отлично сливалась с окружающей остановкой. Домик был покосившийся, давно не крашенный. Настолько давно, что, возможно, и не был выкрашен никогда, поскольку даже остатков краски не было видно на его деревянных дощатых стенах. Девушка открыла дверь, петли которой даже не скрипнули, чему Лайгон мог бы подивиться, если бы ему сейчас было дело до чего-то кроме собственной боли. Девушка придержала дверь, пропуская Лайгона в небольшое помещение, пахнущее какими-то пряными травами, и указала ему на толстый слой сена, лежащий вдоль стены и заменяющий кровать. Лайгон скинул с себя плащ на пол, и без лишних действий и мыслей тяжело повалился на предложенное лежбище, но сознание его пока не покидало. Мужчина шумно вздохнул, устраиваясь поудобнее. Каждое движение отдавалось болью.

Девушка зажгла лучину, которая осветила помещение. Лайгон решил оглядеть комнату, чтобы хоть немного отвлечься: у противоположной стены так же лежало сено, а посредине стоял большой стол. Больше никаких предметов мебели не было, лишь вдоль стены на верёвке висели пучки каких-то трав. "Целительница", - догадался мужчина. Он слышал о таких людях. Знахари, лекари, живущие уединённо и помогающие страждущим... Эта девушка могла бы облегчить его боль, но просить её о помощи и позволять дотрагиваться до себя он не хотел. Одна мысль об этом была ему противна. Лайгон перевёл взгляд на хозяйку этого жалкого жилища: она была красива лицом, а про фигуру ничего сказать было нельзя - балахонистая туника и широкие штаны хорошо её скрывали. Лицо девушки было светлым и открытым, с мягкими чертами и удивительными глазами глубокого тёмно-серого цвета, которые участливо смотрели на Лайгона. Русые волосы, закрывающие уши и немного лица, были убраны в косу, но какую-то странную, с множеством различных шпилек и заколок. Девушка ждала, что мужчина хоть что-нибудь скажет, но он угрюмо молчал. Хозяйку дома звали Алисия, но этого Лайгон пока не знал. Из всего увиденного можно было бы заключить, что она бедна, однако позже мужчина убедился, что если она в чём и нуждалась, то точно не в деньгах.

Какое-то время они провели в молчании. Лайгон осматривался, пытаясь понять, зачем девушке помогать ему. Он слышал, что бывает доброта и сострадание, но никогда не верил в это. Всегда и у всего есть причина, просто иногда она довольно завуалирована или же просто сводится к любопытству. По крайней мере, Лайгон чувствовал, что тут девушка не причинит ему зла. Но зачем ей всё это, оставалось неясно. С сожалением он не смог уловить даже следов магии, сколько ни пытался. Девушка явно не была ведьмой, и магов поблизости тоже не проживало. Мысли о своём положении хорошо отвлекали от проблем измученного тела, и Лайгон даже надеялся уснуть под свои размышления, но никак не получалось забыться.

Алисия тем временем оценивающе осмотрела его одежду, прикидывая, как можно её попроще снять, не причинив человеку лишней боли. На нём были грубые походные, но незаношенные штаны и плотная тёмно серая рубаха, при чём на последней не наблюдалось никаких застёжек, зато имелся замысловатый вырез с воротом и светло серой окантовкой, на которой значились какие-то буквы. Стянуть такого покроя рубаху было непросто, и приходилось признать, что всё-таки эта процедура окажется для незнакомца весьма чувствительной и неприятной.

- Придётся тебе мне помочь, - задумчиво сказала Алисия, потянувшись к краю рубашки, но человек зло сверкнул глазами, больно схватил девушку за запястье и, грубо оттолкнув, зашипел:

- Не смей прикасаться ко мне!

Алисия сделала несколько шагов назад, повинуясь резкому движению, и замерла, прикидывая, что эта выходка обошлась ему большей болью, чем ей, и удивлённо уставилась на него с непониманием и сожалением. Лайгон решил прояснить ситуацию, чтобы пресечь новые попытки оказать ему помощь:

- Я валинкарец! - кажется, девушка не поняла, и пришлось добавить: - Жители Валинкара для людей - практически Боги! - пояснил он, но она всё равно не очень поняла, почему из этого следует, что его нельзя осмотреть.

- В смысле - ты бог? - переспросила она с интересом.

- Полубог, - нехотя поправил он, но почему-то не удержался от этого комментария, хоть и понимал, что его новой знакомой это вряд ли прнципиально.

Он всё ещё смотрел недобро, а девушка по-прежнему не могла взять в толк, отчего он так ведёт себя и почему в его глазах нет ни намёка на благодарность. Впрочем, она не обидилась. Помочь ему - было её выбором, хотя, конечно, было бы приятнее заботиться о том, кто оценил бы это.

- Ты обладаешь способностью к самовосстановлению? - спросила она. - Регенерации? Или просто скверным характером?

Стоило снова огрызнуться, но ввязываться в глупую болтовню не хотелось. Лайгон думал было ответить, что обладает силой, которую ей даже не представить, но не стал. Что толку от силы, если ей нельзя воспользоваться. Он закрыл глаза и полностью погрузился в боль и ненависть. Лайгон пробыл в этом мире так немного, а уже готов был стереть его в порошок, если б только мог. Мысли постепенно перешли на Совет и Мэггона, которые выбросили его сюда. Они поступили так, потому что слабы: могли бы уничтожить его сами, но решили предоставить эту возможность какому-то пакостному мирку. А всё из-за валинкарсой крови, которую они не могут пролить. Чего боятся они? Или просто так высокомерны, что чтят свою кровь столь сильно? Этого Лайгон не знал, но его приводило в бешенство осознание того, что он был спасён из своего умирающего мира в детстве исключительно из-за того, что в его венах тоже была валинкарская священная кровь. Как предсказуем оказался Мэггон, решив просто выбросить его подальше. Не оставлять в Валинкаре, а просто избавиться. Потому что даже в пустующих темницах прекрасного мира, которым правил Мэггон, не было места ему, пролившему кровь без надобности. Его изгнали и, как считал мужчина, забыли, словно неприятную страницу истории. Или скоро забудут, какая теперь разница. Лайгон чувствовал, что здесь за ним Мэггон не может следить. Здесь Лайгон был сам по себе: отец не мог ни помешать, ни помочь ему. Этот мир далёк, очень далёк. Ведь они наверняка уверены, что из такого изгнания вернуться не получится: это не просто другая планета, это совершенно другой мир. И Лайгону он не обещал ничего хорошего. Валинкарец сжал кулаки так, что побелели костяшки, и лицо его передёрнуло от презрения.

Алисия наблюдала за ним, но близко уже не подходила. Она вздохнула, попрощавшись с планами с утра отправиться в путь. В конце концов, она сама приняла решение привести сюда этого человека, и теперь нельзя было бросить его, не дождавшись выздоровления. Он задерживал её в городке, нужно было подлечить его, чтобы дать шанс выжить, и только тогда уходить. Бесшумно она вышла в лес, припоминая, какими травами лучше напоить незнакомца. Когда-то её пытались обучить, как и когда, какие травы следует собирать, от чего и для чего они могут послужить. Но все усилия пошли прахом - девушка полагалась на интуицию, не обременяя себя лишними знаниями. И интуиция не подводила. Не подвела она и в этот раз.

Лайгон ощутил терпкий травяной запах, и почувствовал носом теплый пар. Открыв глаза, он вздрогнул от неожиданности: рядом, слишком рядом с ним сидела Алисия и держала в руках деревянную кружку с дымящимся отваром. Лайгон поморщился. Он не любил, когда к нему подкрадываются. Наверно, слишком ушёл в свои мысли, и не услышал шаги.

- Может, выпьешь это? - без особой надежды спросила девушка, поставив на пол кружку и отходя чуть назад.

Вариантов у мужчины было немного, и он, подумав, с трудом приподнялся. Взял кружку, скептически понюхал содержимое, но выпил, откинулся на спину и снова закрыл глаза. Его потянуло в сон.

- Что это за трава? - без особого интереса запоздало спросил он.

- Это сбор, - охотно пояснила Алисия. - Кое-что заживляющее, немного обезболивающего...- она помедлила, и еле слышно добывала: - и успокаивающего.

Последних слов Лайгон не услышал или не обратил внимания, и пренебрежительно уточнил:

- То есть ты даже не знаешь названий того, что дала мне?

- Если бы я знала имена этих трав, их свойства не стали бы от этого сильней, уж поверь! - сколько раз в жизни она уже говорила эту заранее заготовленную фразу, но достойного ответа ни разу ни от кого не получала. Не получила его и от Лайгона. Мимолетного взгляда на мужчину было достаточно, чтобы понять - он уснул.

На всякий случай следовало подождать, пока его сон станет крепким и он точно не почувствует, что к нему прикасаются. Девушка сидела рядом с ним и размышляла: "До домика он смог дойти, значит, брюки можно не трогать, кости в ногах целы. А вот рубашку снять придётся, хоть это будет и непросто..." Не то, чтобы она стеснялась стянуть с него штаны, осмотреть и, при необходимости, подлечить, просто этот тип показался ей гордым и непростым по характеру, так что, если маленькую хитрость с отваром и снятую рубаху он бы, наверно, простил, то просыпаться полностью обнажённым ему бы вряд ли понравилось. Алисия вгляделась в лицо незнакомца: тёмные прямые брови, тонкие губы, острые и правильные черты лица с едва заметными морщинками на лбу, у рта и у глаз. Наличие бороды и усов придавало ему вид какого-то колдуна, но, судя по произошедшему в таверне, это было обманчивое предположение, и постоять за себя при помощи магии он не мог. Грязь, ссадины и искусанные губы не портили общего впечатления - мужчина был по-своему красив. Растрёпанные волосы имели чёрный цвет, слегка вились и длиной были чуть ниже плеч. Девушка осторожно поднесла к ним руку, заправила прядь за ухо и изучающе посмотрела на него. Ухо как ухо, как у большинства людей, вовсе не заострённое. Это радовало: выхаживать тёмного эльфа было бы не самой радужной перспективой. Тёмные эльфы являлись чем-то вроде легенды: было доподлинно известно, что они существуют, но не было никого, кто бы видел их своими глазами. Их жизнь, внешность, нравы и даже примерные места обитания были окутаны непроглядным туманом неизвестности, и Алисии казалось, что встреча с представителем этой загадочной расы как минимум являлась бы предзнаменованием чего-то пугающе нового. Но перед ней был обыкновенный мужчина и нелёгкая задача его осмотреть.

Девушка взяла его руку, лежащую на груди, и осторожно передвинула на сено. Реакции не последовало, и Алисия довольно улыбнулась: спит крепко, теперь до утра не проснётся, а значит, время есть. Закатав передний край рубашки как можно выше, она с трудом перевернула Лайгона на бок и с не меньшим трудом стянула с него одежду. Рубаха оказалась крепко сшита, и даже не порвалась от грубого с ней обращения, но от мысли незаметно вернуть её обратно на мужчину пришлось отказаться: снимать - не надевать, ломать - не строить.

Избитое тело было в синяках и гематомах, которые Алисия аккуратно обработала целебной мазью, попутно прощупывая кости на предмет переломов и тихонько шепча нараспев какие-то заговоры. Промыла, намазала и перевязала тканью изрезанные кисти рук. С костями всё было нормально, и оставалось только вправить левую руку. Никогда ещё девушка не сталкивалась с такой проблемой, но решила попробовать. Она взяла руку Лайгона и резко дёрнула в нужном, как она рассчитала, направлении. В руке что-то то ли хрустнуло, то ли встало на место, отчего пострадавший тихо застонал во сне. Девушка поспешно укрыла его пледом и пошла спать с чувством выполненного долга.

Однако сон не шёл к ней долго. Девушка лежала на мягком сене, то глядя в потолок, то в сторону мужчины. Её острое зрение позволяло различить его силуэт в противоположной части комнаты. Алисия вспоминала, как он сразу приковал к себе её внимание, стоило ему зайти в таверну. Он казался там совершенно инородным элементом, и потому девушка наблюдала за ним с интересом. Мужчина выглядел загадочно и солидно со своим посохом и наполовину скрытым бородой и усами лицом, и только глаза его, зелёные, живые, но полные высокомерия и презрения, выдавали в нём молодого человека, а никак не старца.

Он скользил взглядом по всем посетителям, но Алисия была хорошо укрыта от его глаз. Когда началась драка, ей поначалу казалось, что таинственный человек быстро справится со всеми, так как в его действиях сквозила уверенность, и не было ни тени страха. Но он оказался не магом и не великим воином, и, пожалуй, это ещё больше заинтересовало девушку. Жила она достаточно скрытно, и приводить в свою спрятанную в лесу лачугу незнакомца было для неё беспрецедентным случаем. Да и вообще влезать в чужие дела было не характерно для неё. Но девушка обладала одной замечательной особенностью: она всегда поступала так, как велело ей сердце, никогда не ища себе оправданий и никогда ни о чём не жалея. Надо заметить, что, хоть она и не совершала прежде каких-либо значимых благих поступков, вроде спасения чьей-то жизни, душа у девушки была добрая и зла она за всю свою жизнь, в отличии от Лайгона, никому не причиняла.

Утром мужчина ещё спал, когда Алисия отправилась в город купить провизии и на обратном пути собрать в лесу необходимые травы. Вернувшись, она обнаружила мужчину всё так же спящим, и пошла во двор заниматься своими делами.

Зайдя в комнату в очередной раз, она направилась к стоящему посреди комнаты подгнившему столу, и увидела, что Лайгон сидит и смотрит на неё. Весь вид его был угрожающе мрачен, тонкие черты лица заострились ещё сильней и на скулах недобро играли желваки. В руках была рубашка, а в глазах злоба. Он был весьма рассержен, когда проснулся и обнаружил, что вопреки его воле, его пытались излечить. Больше всего при этом выводило его из себя то, что боль действительно уменьшилась, и девушка явно знала это, а потому ничуть не чувствовала себя виноватой перед ним за то, что опоила снотворным. Благодарить мужчина не намеревался: его гнев был праведным, но пока он мог только высказать словами своё негодование, так как в теле ощущалась слабость, и угрожать или предпринимать попытки уйти отсюда было бы глупо.

- Ты обманула меня! - прошипел Лайгон. - Больше всего на свете я не люблю, когда мне лгут!

- Вообще-то я и не лгала, - справедливо возмутилась девушка, и Лайгон вдруг беззлобно, а как-то устало сказал, разом превращаясь из разгневанного мужчины в потрёпанного человека, которого просто оскорбило, что с его мнением не считались:

- Я же просил не трогать меня...

- Просил? Ты уверен, что правильно понимаешь значение этого слова? - ещё больше возмутилась Алисия, вспомнив вчерашнее поведение незнакомца.

Вопреки ожиданиям он не огрызнулся, а только тяжело вздохнул, не желая больше это обсуждать, потом принюхался, сморщил нос и спросил:

- Чем от тебя несёт?

- Ах, это! - тоже принюхавшись, отмахнулась Алисия, - Это я твой плащ на улице жгла.

Его глаза вспыхнули ненавистью, презрением и какой-то простой, но сильной обидой. Он с силой сжал в руках рубашку, чтобы не сорваться - сожжённый плащ явно был последней каплей, переполнившей чашу его и без того хрупкого терпения. Мужчина твёрдо решил больше не возмущаться, так как препираться с человеком было не самым достойным занятием для него. Но девушка расценила его молчание, как удручённость её поступком.

- А что с ним ещё было делать? Он был в орочей крови! - попыталась оправдаться девушка и добавила: - Завтра куплю тебе новый, не расстраивайся так!

Лайгон не мог не расстраиваться. Он раздражённо закрыл лицо здоровой рукой и не сказал ни слова. Алисия попыталась поставить себя на его место, чтобы лучше понять, и у неё ничего не получилось. Потом она подумала о том, что действительно нехорошо получилось, хоть она и сделала всё правильно, и о том, что если бы она снова оказалась в такой ситуации, поступила бы так же. Взглянув на Лайгона, она убедилась, что он всё ещё зол или обижен.

- Если хочешь, я могу пообещать, что никогда не солгу тебе... - предложила Алисия, посчитав, что хоть это должно порадовать мужчину.

Но Лайгона это не порадовало. Ему было всё равно.

Пришло время выпить отвар и повторно обработать побитое тело. Алисия принесла всё необходимое и поставила перед Лайгоном. Он снизошёл до того, что благодарно кивнул. Девушка вышла на улицу, чтобы не мешать ему. Когда она вернулась, они молча съели по куску мяса с почерствевшим хлебом и запили родниковой водой. Решив, что мужчина уже не должен на неё сердиться, она начала разговор:

- Можно задать тебе вопрос?

- Ты можешь задавать мне любые вопросы, - великодушно разрешил Лайгон, и добавил: - Но не думай, что я тебе отвечу.

Она разочарованно вздохнула и весь оставшийся вечер даже не смотрела в его сторону, так что, в конце концов, Лайгон сдался, поскольку девушка чем-то напоминала ему его сестру: так же спокойно воспринимала его поведение и намеревалась ставить свои условия, а ещё была любопытна и совершенно не боялась его.

- Спрашивай, - вздохнул он, полагая, что за помощь, оказанную ему, эта девушка, даже при том, что она человек, заслуживала немного информации.

Нельзя сказать, что Алисия обрадовалась произошедшей перемене в настроении незнакомца, но вопрос задала:

- Откуда ты?

- Из Валинкара, - с явным неудовольствием ответил мужчина. - Из очень далёкого отсюда мира, - у него совершенно не было ни настроения, ни желание врать, впрочем, подробно рассказывать о себе он тоже не собирался.

Казалось, девушка решила узнать о нём как можно больше, пользуясь случаем.

- У тебя есть имя? - глупо сформулировала вопрос Алисия, и Лайгон, усмехнувшись, ответил:

- Есть.

- И какое? - снова задала вопрос девушка.

- Это не твоё дело, - сам не зная почему, скорее всего из-за вредности или нежелания идти на контакт, он не захотел называть ей его. Он вообще не любил представляться без необходимости. Представляться человеку тем более. Назвать своё имя лично кому-то отождествлялось в его сознании с первым шагом к доверию. А с доверием было всегда сложно: Лайгон хотел, чтобы все доверяли ему, но старался не позволять себе подобной слабости, так как считал, что доверие - прямая тропинка к поражению.

Алисия снова обиделась на слова мужчины и ушла в свою часть комнаты, сделав вид, что намеревается поспать. К вечеру пошёл небольшой дождь, уныло барабаня по листьям деревьев, что росли вокруг лачуги, и вскоре с крыши начало не менее уныло капать на стол в нескольких местах.

- Как ты живёшь в этой дыре? - раздражённо спросил Лайгон.

- Не оскорбляй мой...и временно твой дом! - огрызнулась всё ещё недовольная Алисия, и к удивлению услышала:

- Не хотел обидеть, - соврал он. - Но жить тут невозможно...

Она тихо засмеялась, и призналась:

- Я тут и не живу, - она глянула на Лайгон, убедилась, что ему любопытно, и продолжила: - Я странствую. Этот дом мне попался за пару дней до нашей встречи, утром я хотела идти дальше, но тебе нужна была помощь. Когда ты поправишься, я продолжу свой путь. Но не спрашивай, куда и зачем я направляюсь!

Лайгон и не собирался спрашивать. Ему вообще не нравились подобные разговоры, и он бы предпочёл, чтобы она не лезла к нему с вопросами, а на его отвечала кратко и по существу. Но это было невозможно.

На утро всё так же шёл дождь. Алисия ушла за травами, и вернулась с ними, кутаясь в новый, вчера обещанный Лайгону плащ. Девушка спросила, нравится ли ему эта вещь, ведь этот плащ намного лучше того старья, что она сожгла. Мужчина ничего не ответил, так как до нового плаща, ровно, как и до старого, ему не было дела. Ему просто не понравилось тогда, что эта девушка решала судьбу его вещей без его ведома. Впрочем, плащ вполне мог пригодиться ему в будущем, хоть на гвоздике на стене и висел ещё какой-то, старый и выцветший. Но важным был тот факт, что Алисия явно хотела загладить вину за своё поведение, как расценил её действия Лайгон. В результате он всё-таки её поступок оценил и без особого сопротивления ввязался в разговор, начатый вопросом Алисии:

- Куда ты отправишься, когда выздоровеешь?

- Понятия не имею, - честно признался Лайгон, который пока не задумывался о планах на будущее.

Вернее, было очевидно, что нужно разузнать об этом мире, выяснить, где таится хоть какой-нибудь маг, и убедить его помочь вернуть силу. Убеждать Лайгон хорошо натренировался за время своих скитаний, отлично уяснив, что главное в этом деле - говорить то, что собеседник хочет услышать. Это рождало то самое необходимое ему доверие, а доверяющее существо обмануть проще простого. Нельзя сказать, что Лайгон постоянно этим пользовался, но порой такой способ существенно упрощал ему жизнь. Вот и сейчас Алисия задала ему вопрос, на который не было простого ответа:

- Ты ведь не жил в той деревне, на которую напали орки. Куда ты шёл через неё?

Валинкарец понимал, что отвечать правду чревато новым потоком вопросов, а сочинять красивую правдоподобную историю было лениво, поэтому он задумчиво потрогал слипшиеся от крови волосы на голове, и ответил, придав голосу печальную интонацию:

- Я не помню... Увы... - он поднял на неё тоскливый взгляд.

Алисия с сочувствием посмотрела на него, представляя, сколько всего выпало на долю этого человека за последние дни. А может, и ещё больше, чем она могла представить, ведь кто знает, что с ним было до того, как оно попал в деревню, на которую напали орки. Неожиданно ей показалось, что потерей памяти может легко объясниться его поведение, которое никак не вязалось с его положением. Девушка осторожно уточнила:

- Совсем ничего не помнишь? И поэтому решил сказать, что ты бог, а Валинкар - другой мир? Он ведь где-то на севере, верно, ты оттуда пришёл?

Лайгон обхватил голову руками, пряча усталую улыбку, потом серьёзно посмотрел в участливое лицо девушки и беспомощно ответил:

- Да, ты меня раскусила. Но я и вправду мало что помню, - этот ответ Алисию полностью устроил.

Она решила больше не расспрашивать его, полагая, что именно из-за проблем с памятью он не очень-то общителен, а также неприветлив, неучтив и неблагодарен.

На стене, ранее не замеченный Лайгоном, висел лук, самой обыкновенной формы, из тёмного дерева, исписанный витиеватыми буквами на неизвестном ему языке. Рядом в углу стоял колчан со стрелами. Валинкарец припомнил, как однажды пытался научиться стрелять и стать метким лучником, однако в ту далёкую пору никто не поддержал его, кроме сестры, и все лишь посмеялись над его стремлениями, так как в Валинкаре предпочитали холодное и тяжёлое оружие. Это было не лучшее воспоминание, оставившее после себя стойкое отвращение к стрелковому виду оружия. Алисия проследила за его внимательным и серьёзным взглядом, припомнила, что с памятью у мужчины явно проблемы, и пояснила:

- Это лук.

- Я знаю, что это, глупое создание! - опять начал злиться он, всё ещё находясь во власти воспоминаний.

- Это лук, - повторила она спокойным голосом, что ещё больше разозлило Лайгона. - И учти, я умею им пользоваться...

Недобрым взглядом он обвёл собеседницу, приметив нож, висящий на поясе и отсутствие страха в глазах. Она не боялась его, хоть и считала опасным. Не боялась, потому что знала, что сможет постоять за себя, даже если он окрепнет. Лайгон это понял.

Весь вечер он лежал и прикидывался спящим, причём делал это с таким усердием, что и сам не заметил, как уснул. Когда он проснулся, было уже темно. Лайгон тихо вышел из ветхого домика и вдохнул прохладный вечерний воздух. На мужчине был грязный потрёпанный плащ, который остался в домике от прежних обитателей. Лайгон перемещался осторожно и медленно, старался не шуметь, но всё же, стоило сделать несколько шагов от лачуги, позади него раздался знакомый голос, мило осведомившийся:

- Куда ты?

- Считаешь, я стану отчитываться перед тобой? - с презрением ответил валинкарец, по мнению которого никто, а особенно человек, не имел права лезть в его дела.- Однажды я уйду, не попрощавшись, и больше ты меня не увидишь... А если увидишь, тебе будет сложно меня узнать.

Алисия обиженно поджала губы, но не стала грубо отвечать на этот выпад, полагая, что в чём-то он прав, и нет смысла сердиться на того, кто скоро покинет её жизнь. Она ответила спокойно, слегка пожав плечами, демонстрируя своё безразличие:

- Учти, когда ты так уйдёшь, я продолжу свой путь. Я и так задержалась здесь...

- Это твой выбор, - недолго думая, ответил Лайгон.

Он внимательно посмотрел на девушку. Было бы неплохо отделаться от неё, но без снадобий и хорошо приготовленной пищи он нескоро сможет начать осуществлять свои планы. К тому же он так и не выяснил ничего про этот мир, а девушка была бы вполне сносным рассказчиком, если вести себя с ней по-человечески. От этой мысли он поморщился. Неужели его человеческая сущность всегда будет при нём? Но поразмыслить об этом можно было и после, а сейчас следовало сказать что-то такое, чтобы и не отвечать на первоначальный вопрос Алисии, но и не позволить ей покинуть лачугу навсегда, как бы невзначай оповестив о своих планах вернуться.

- Когда пойдешь утром за травами, не разбуди меня, - нехотя бросил он, и быстрым шагом пошёл в сторону поселения. Алисия ухмыльнулась: несмотря на его недовольство, она по-прежнему перемещалась бесшумно, и разбудить его никак не могла.

Так продолжалось три дня. Лайгон по вечерам накидывал старый плащ и уходил, говоря перед уходом что-то несущественное, но позволяющее понять, когда он вернётся. Он шёл прямиком к таверне, и, затаившись в темноте, выжидал появления своих обидчиков. Не хотелось бы покинуть это поселение, оставив их живыми. Состояние Лайгона улучшалось день ото дня, и задерживаться здесь он не планировал.

Трёх дней вполне хватило, чтобы разузнать необходимую информацию: он знал, где располагались дома его врагов, знал, в какой последовательности завсегдатаи таверны расходятся, какими улицами идут. Но он не чувствовал себя уверенным, чтобы за несколько часов убить пятерых сильных людей, да ещё потом успеть уйти на приличное расстояние от города. Ещё пара дней, чтобы подкопить силы, порасспросить об устройстве этого мира, и можно начинать воплощать свои планы.

***

Лайгон никак не мог улучить момент, чтобы завести интересующий его разговор. Дабы получить подробные сведения без просьб и объяснений, было необходимо тщательно выбрать время. Но последние дни девушка вела себя как-то отчуждённо. Это было связано с тем, что он напомнил ей о том, что однажды скроется в неизвестном направлении. Конечно, девушка понимала это с самого начала, но только недавно осознала, что он уйдёт и унесёт с собой все свои тайны, как раз которые и привлекали её в нём, и ради которых она осталась сидеть в таверне, наблюдая за дракой. Но было очевидно, что он не расскажет ей о себе.

- Не спится? - спросила Алисия, проходя мимо и направляясь к двери однажды глубокой ночью.

Лайгон лежал лицом к стене, дыхание его было спокойным и мерным, а глаза были закрыты.

- Как узнала? - без особого интереса спросил он.

Девушка усмехнулась:

- Когда ты засыпаешь, плед всегда сбивается в ноги, а сейчас натянут по самый нос.

Лайгон припомнил, что никогда не мёрз по ночам, а значит, Алисия каждый раз укрывала его. Он еле заметно улыбнулся, хоть и не любил, когда она что-то делала для него тайком.

Девушка сидела на крыльце и смотрела в звёздное небо. Лайгону действительно не спалось, и он тихо, насколько мог, подошёл и сел рядом. Проследив за её взглядом, он тоже уставился на россыпь звёзд на тёмном бархате небосклона.

- Я каждую ночь выхожу ненадолго, насладиться ночной прохладой и поразмыслить в тишине, - пояснила она, приветливо глянув на присевшего рядом мужчину. - В такие минуты чувствуешь себя частью вселенной, когда между тобой и другими мирами лишь километры пустоты...

Лайгон никак не отреагировал на её слова. Другие миры были ему неинтересны, он отлично знал, что там мало чего достойного восхищения и уж точно нет ничего завораживающего.

- Посмотри на тот дуб, - продолжила общение девушка и указала на невероятной толщины раскидистое дерево. - Ему ни одна сотня лет. Что бы ни менялось в мире, ему будет всё безразлично, пока это не коснётся лично его. Некоторые расы живут так же.

Лайгон покорно посмотрел на дерево, но не нашёл, что ответить, и снова промолчал. На какие расы она намекала? Неужели всё-таки поверила в то, что он бог? Мужчина задумчиво почесал бороду, но опять ничего не сказал.

Решив не надоедать ему, Алисия тоже замолчала. Каждый думал о своём. По правде говоря, Лайгон действительно давно не замечал звёздное небо, и хотя оно не вызывало у него восхищения, так как он старался избегать подобных эмоций, сейчас он всё же изучал его.

- Что это за три яркие звезды? - спросил он, чтобы что-то спросить.

Она пожала плечами:

- Если тебе интересно их название, то мне оно неизвестно.

Лайгон скептически посмотрел на неё.

- Ты каждую ночь смотришь на звёзды, и не знаешь названия самого яркого созвездия?

- От того, что я узнаю имена звёзд, они не станут светить ярче и прекраснее, верно? - парировала она.

Он ухмыльнулся её словам и больше ни о чём не спрашивал, решив подождать, пока девушка сама продолжит разговор. О любопытстве людей он знал не понаслышке, и был уверен, что дождётся её попытки продолжить диалог. Он не просчитался, и вскоре Алисия спросила:

- А в Валинкаре были звёзды?

Мужчина поморщился при упоминании своего города, о котором ему совершенно не хотелось вспоминать, и потому ответил не сразу:

- Были, наверно...- и припомнив, добавил: - Да, были.

- И ты помнишь название хоть одной из них? - слегка ехидно улыбнулась девушка, испытующе глядя на собеседника.

- Нет, - честно признался Лайгон. - Но я и не смотрел на них каждую ночь... У меня были дела поинтересней! - он лукаво улыбнулся.

Даже если бы он помнил Валинкарские созвездия, здесь он не увидел бы ничего похожего на них. Это было чужое небо. И чужой мир.

Сейчас Лайгон был доволен: разговор начался как надо, он вёл себя довольно мило, а значит, вполне заслуживал получить вразумительные ответы на накопившиеся вопросы. Кроме того, он знал, что улыбка его была очаровательной, и это часто помогало ему располагать к себе других. Пришло время поговорить о деле.

- Кто такие орки? - резковато спросил он.

- Ты ведь видел их... - напомнила Алисия, полагая, что он мог и забыть об этом из-за ушиба головы.

- Видел, но хочу знать, кто они, - требовательно повторил он.

Девушка пожала плечами, не зная, с чего начать повествование, и ответила:

- Эти существа глупы, но очень опасны... Раньше они были эльфами...Ну, не они, а их далёкие-далёкие предки... Так же, как предками гоблинов были людьми... Тебе рассказать их историю?

- Не стоит, - фыркнул Лайгон, история населяющих этот мир существ интересовала его в последнюю очередь. - Магия им доступна?

- Нет, им и разум-то не очень доступен! - воскликнула Алисия, поражаясь, как можно было сражаться с этими существами и не заметить столь очевидных вещей. Или он просто забыл, как и многое другое?

- Понятно, а кто такие эльфы? - продолжил расспрашивать Лайгон. - Как их распознать?

Девушка посмотрела в его зелёные глаза, припомнила всё, что успела узнать об этом мужчине и ответила с усмешкой:

- О, тут для тебя не будет проблемы: как только встретишь кого-то, по красоте, изяществу и спокойствию превосходящего тебя, но не уступающего в беспочвенном высокомерии, спесивости, раздутом самомнении и гордости - будь уверен, перед тобой эльф!

Лайгон улыбнулся. Он действительно не обиделся.

- Раз так, эльфы мне по душе, - без обиняков ответил он. - Как у них с магией?

Вопросы о магии его волновали, это девушка уже поняла, но на мага этот мужчина был категорически не похож, особенно теперь, когда она наблюдала за ним ни один день и могла точно сказать, что магических сил у него нет. Она видела магов и знала, что они не такие, и уж точно даже самый хилый маг не позволил бы избить себя в дешёвой таверне, а если бы и позволил, то потом бы восстановился быстрее, чем он.

- Нормально у эльфов с магией, - ответила Алисия на поставленный вопрос после раздумий. - Среди эльфов есть сильные маги. Но некоторые сильные маги вовсе не эльфы.

- Где их можно встретить? - не давая опомниться, продолжал задавать вопросы Лайгон.

- Их жизнь длится многие тысячелетия, - решила просветить его девушка. - Эльфы не живут среди людей, ты их не встретишь, разве что сам придёшь к ним. Но они вряд ли будут говорить с тобой... А маги бродят по свету, уж если встретишь - ни с кем не перепутаешь!

Лайгон долго собирался задать самый интересующий его вопрос, и сейчас решил, что более подходящего времени может и не быть:

- А Тёмный Эльф? - нарочито небрежно спросил он.

Лайгон логично предполагал, что это кто-то значимый, раз люди боялись его шпионов.

- Не думаю, что он существует, - пожала плечами Алисия.

- Что о нём известно? - голос валинкарца выдавал любопытство и заинтересованность, что не укрылось от девушки, хотя она всё же ответила ему.

- Да, в общем-то, немного... Его называют Варт. Говорят, он хочет собрать все злые силы и бросить их на уничтожение людей...а может, и всех остальных...

- Он должен быть сильным магом... - пробормотал Лайгон и полюбопытствовал: - Хоть примерно знаешь, где его найти?

Алисия не ответила, и подозрительно прищурилась:

- Почему ты спрашиваешь? - этот странный мужчина интересовался весьма характерными вещами: магия, орки, Варт. Это не могло не насторожить.

Мужчина проигнорировал её вопрос, но, как бы в благодарность за информацию, ответил на давно заданный:

- Если тебе всё ещё интересно, моё имя Лайгон.

- А моё Алисия... - тоже решила представиться девушка, слегка улыбнувшись.

- Мне эта информация ни к чему, - скорее по привычке огрызнулся он, но услышав, как она недовольно фыркнула, добавил, передразнивая её: - Ведь каким бы ни было твоё имя, ты не станешь от этого лучше или хуже, верно?

Он мило улыбнулся напоследок и ушёл в дом. Больше Лайгон старался с девушкой не говорить. Он узнал, что хотел и не поддавался на попытки начать беседу.

***

Лайгон сидел на своей импровизированной постели, глядя перед собой и временами его лицо озарялось коварной полуулыбкой. Это была последняя ночь в этом ветхом сарае для него. Перед ним снова было много планов, пока не очень грандиозных, но он точно знал, что будет делать, и куда отправится дальше. Возможно, поэтому сегодня он был ещё более неразговорчив, но на удивление приветлив и миролюбив. За долгие дни, проведённые здесь, он устал от безделья, и теперь предвкушал, как, наконец, разомнётся.

Подошла Алисия и присела рядом с ним. Он ничего не сказал, но слегка улыбнулся своим мыслям о том, что больше подкрасться к нему у неё возможности не будет. К тому же мужчина заранее знал, что она подойдёт: он уже битый час ловил на себе её изучающий взгляд.

- Лайгон, - она впервые обратилась к нему по имени. - Кто же ты всё-таки?- спросила она, хотя он уже не раз отвечал, что он бог из Валинкара.

- Тебе следует сменить причёску, - фыркнул он, кивая на её волосы, полностью закрывающие уши. - С этой ты совершенно меня не слышишь!

Дальше они сидели молча. Боковым зрением Лайгон отметил, как девушка едва заметным движением коснулась рукоятки ножа, висящего на поясе, как бы проверяя его наличие. Постаралась заглянуть в глаза мужчине; он не препятствовал, понимая, что сейчас ему скажут что-то важное, что-то, что должно вывести его из себя, по мнению девушки. Он был заинтригован таким поведением и улыбнулся уголками губ, показывая, что не потерял хорошее настроение. Алисия устало вздохнула, затем мягко и доверительно сказала:

- А я знаю, что ты скрываешь... Хотя и не понимаю, почему ты от этого бежишь. Эта твоя тайна, но так получилось, что я знаю.

Лайгон удивлённо поднял брови, мельком взглянув на девушку.

- Правда, что ли? И как ты догадалась? - спросил он, хотя даже примерно не представлял, о чём она говорит.

- Тебе неприятно думать о твоём прошлом, и если тебе так проще, я буду считать, что ты бог.

Лайгон нахмурился. Он понимал, что правду о его происхождении она узнать не могла, но всё-таки услышанное говорило об обратном. Следующие слова девушки заставили его сердце пропустить удар:

- Я знаю, ты...ты полукровка...- как можно мягче произнесла она, боясь обидеть собеседника.

Было немало способов разозлить Лайгона. Но то, что сказала Алисия, по праву занимало первое место из всех. Однако он был настолько ошарашен, что не смог злиться, хотя глаза его стали тёмными и странно заблестели. Как можно было догадаться? Да он за всю жизнь и подумать об этом не мог, пока не узнал правду от Мэггона о своём происхождении. В памяти всплыли воспоминания о том, как он об этом узнал, и какие события происходили потом: убийство валинкарца, цепи, изгнание, лишение магических сил и этот проклятый мир. Лайгон нервно сглотнул. Да, он полукровка, но этой девушке неоткуда было узнать это, он не давал намёков, по которым можно было догадаться. Да он и не думал об этом, не вспоминал, а значит, мысли прочесть она не могла, даже если бы умела. Пока самые неправдоподобные догадки лихорадочно метались в его голове, Алисия продолжала, ободряюще положив руку ему на плечо:

- Вовсе неплохо быть полуэльфом...

Лайгон резко посмотрел ей в глаза и переспросил:

- Ты считаешь, что я полуэльф? - его губы начали растягиваться в улыбке. Ведь Алисия так серьёзно начала говорить, что он почти ей поверил. Более того, напридумывал себе всякой чуши, ещё немного - поверил бы и в неё. - Ты серьёзно считаешь меня полуэльфом? - всё ещё не мог поверить он.

Неверно истолковав его повеселевший взгляд, она добавила:

- Вернее, полу... тёмным эльфом... получеловеком, так?

Алисия вопросительно смотрела на него, ожидая ответа, но Лайгон вдруг по-мальчишески весело рассмеялся. Это было искренне и по-доброму, ведь он смеялся над собой. Она не поняла, почему у него такая реакция, но невольно улыбнулась, глядя на него. Будь он человеком, полуэльфом или действительно богом, в эту минуту он впервые показался ей приятным и неопасным.

- Я запомню тебя таким, - сообщила девушка, похлопала по плечу и убрала руку.

- Запоминай, если не боишься. - хмыкнул Лайгон, которому было всё равно, что она о нём думает и сейчас ему просто было забавно от сложившейся ситуации.

- Чего мне бояться? - нахмурилась Алисия.

- Этого воспоминания, - охотно пояснил Лайгон, пребывавший в хорошем расположении духа. - Однажды оно не позволит тебе убить меня.

- Но я не собираюсь этого делать... - неуверенно пробормотала ошарашенная таким заявлением девушка.

- Что ж, я тебя предупредил,- с этими словами Лайгон откинулся спиной к стене и закрыл глаза, показывая, что разговор окончен.

В эту ночь, едва сумерки опустились на мир, мужчина покинул лачугу навсегда. Ушёл, ничего не сказав, как и было условлено. Алисия понимала, что рано или поздно так и произойдёт, но ей очень не хотелось, чтобы он отправился к Тёмному Эльфу. Его существование для неё было всё ещё под большим сомнением, но она была уверена, что валинкарец попытается его найти, хотя бы для того, чтобы убедиться, что он лишь легенда. Лайгон производил впечатление гордого и сильного воина, и отдавать его Варту как в качестве лёгкой добычи, так и в качестве союзника было бы опрометчиво. Алисия взяла лук с колчаном стрел и отправилась вслед за валинкарцем по следам, которые легко можно было заметить на побитой нежданным вечерним морозцем траве.

Первым делом Лайгон отправился к коротконосому типу, маршрут которого ему был хорошо известен. Этот человек всегда первым покидал таверну, никогда не напивался слишком сильно, и шёл к своему жилищу в одиночестве. Он был лёгкой добычей. Валинкарец перехватил его на пустынной улице, не встретив толкового сопротивления. Завсегдатаи таверны, однажды дружно набросившиеся на Лайгона, поодиночке оказались ещё трусливей, чем полубог мог себе вообразить. Коротконосый был перепуган, и Лайгон с удовольствием понял, что тот узнал его. Марать руки о жалкого человека, а также снисходить до того, что показать ему лицо своего будущего убийцы приходилось по одной причине: наверняка этот тип знал, где хранится то, что нужно было Лайгону. Человек попытался закричать, но валинкарец намекнул, что этого делать не стоит и, приставив к горлу клинок, задал единственный вопрос:

- Где мой магический посох, жалкое отродье?

- Его у меня нет, его забрал Горелый, - пролепетал перепуганный человек.

Но Лайгон не знал, кто такой Горелый, и надавил лезвием на шею коротконосому так, что пошла кровь. Тот намёк понял и быстро объяснил:

- Он живёт в другом конце улицы, слева... - большего валинкарцу было не нужно, он отлично изучил, где живёт каждый из его врагов.

- Да понял я, - прервал коротконосого Лайгон и одним резким движением перерезал горло врагу: он никогда не умел прощать тех, кто незаслуженно причинил ему боль.

Алисия, всё время державшая лук наготове, не успела вмешаться, так как до последнего верила, что Лайгон сжалится над пьяницей. Девушка не поощряла убийства ради мести, и хотела было выпустить стрелу в Лайгона, но вспомнила его смеющиеся глаза и слова, что это воспоминание не даст ей убить его. Она выругалась про себя, заподозрив, что это было сказано специально на случай, если ей придётся выбирать между его и чьей-то ещё жизнью. Алисия опустила лук, уговорив себя, что мужчина не так уж и жесток, и что не Лайгон нарывался на потасовку в таверне и вообще пострадал ни за что, а потому имел право на расплату.

Горелый оказался человеком из тех пяти, с которыми Лайгон как раз собирался встретиться. Кроме того, он даже был вторым в очереди, так что валинкарцу даже не пришлось перестраивать свои планы. Жилище Горелого располагалось на одной из центральных улиц, где временами можно было встретить прохожих, но зато проживал в гордом одиночестве, на ночь к себе тоже никого не приводил, так что место для совершения мести было определено Лайгоном заранее. Он планировал успеть к тому моменту, когда человек будет входить в дом, и, как только тот откроет дверь, втолкнуть его внутрь и расправиться с ним, предварительно вытребовав свой магический посох. Но этим планам не суждено было сбыться, так как сегодня Горелый пришёл домой раньше обычного, хотя имел привычку покидать таверну сразу после ухода коротконосого. Но не смотря на некоторое отклонение от первоначальных планов, валинкардцу даже не пришлось разбивать окно или выламывать дверь. Горелый был столь неосмотрителен, что открыл дверь Лайгону сам, стоило тому вежливо постучать в неё. В его глазах промелькнул ужас, стоило ему признать в незваном госте незнакомца из таверны. На требование вернуть посох Горелый отозвался охотно, за что был вознаграждён быстрой смертью от клинка в сердце. Посох в руке придал Лайгону уверенности в своих силах, но время было дорого, и следующую свою жертву валинкарец встретил в переулке, где, к слову сказать, ему пришлось довольно долго ждать обидчика. Он даже начал сомневаться, не пошёл ли тот другой дорогой или не успел ли добраться домой, пока он возился с Горелым. И всё-таки Лайгон дождался его, но теперь время нельзя было терять, и потому он лишил жизни врага ударом клинка в спину, даже не показав ему своего лица и ничего не сказав на прощанье. Всё шло более-менее по плану.

Оставались двое, рыжие. Они сидели в таверне, и словно ощущая, что это их последний в жизни вечер, не торопились покидать заведение, в котором, кроме них, уже не осталось посетителей. Лайгон устало привалился к стене соседнего здания, разглядывая вновь обретённый посох. Время у него, как оказалось, было. Ждать Лайгон не любил, но ничего поделать не мог. Рыжих следовало убить около таверны, так как жили они неподалёку, да и нельзя было позволить им пройти по улице: свежий воздух мог немного отрезвить их, тем самым создав проблемы для валинкарца. С этими двумя вообще всё было как-то сложно. Они были бдительны настолько, что пробраться к ним ночью и убить спящими Лайгону не представлялось возможным. Рыжие даже пару раз чуть не заметили его, пока он выслеживал их, собирая информацию. Они были трусливы, но эта трусость казалась какой-то особенной, не такой, как у прочих. Она помогала им всегда быть начеку. Лайгон твёрдо решил убить их именно тут, на выходе из таверны. Разобраться со всеми обидчиками нужно было непременно сегодня, пока не обнаружились трупы тех, с кем он сегодня уже встретился. Лучше было бы и этих двоих убить по одному, так проще и тише, однако рыжие были братьями, да ещё и друзьями, то есть вылавливать каждого отдельно было бы делом муторным.

Алисия лежала на крыше таверны и следила за Лайгоном. Ей тоже уже порядком надоело ждать, но уйти она не могла. Лук не был наготове: она знала, что её знакомый собирается сделать; ей было намного интересней, куда он отправится после. Девушка решила отправиться с ним, тем более, она всё равно собиралась покинуть эти места. Как же всё-таки интересен ей был этот странный мужчина! Настолько, что не хотелось расставаться с ним навсегда, так ничего толком и не выведав.

Лайгон дождался. Двое здоровяков вышли из опустевшей таверны. Алисия видела, как они неровной походкой побрели по улице, как в руках у валинкарца блеснули лезвия клинков. Незаметной тенью он метнулся к своим жертвам, резко вгоняя клинки в спины врагов. С одним всё прошло гладко, он захрипел и, корчась, упал на землю. А вот со вторым вышла осечка. Левая рука подвела: она ещё не полностью восстановилась. Клинок вошёл не так точно, как планировалось, и, упёршись в кость, не смог нанести смертельный урон, но при этом остался в теле врага. Раненый зарычал от боли, развернулся и резко бросился в бой. Такой прыти от него валинкарец не ожидал. Этот мужик был действительно силён: выпивший, раненый, он и то заставил своими действиями полубога уйти в глухую оборону, не давая времени на попытки нанести ответный удар. Уклоняясь от ударов, Лайгон пытался отойти назад. Ощущать себя безоружным было некомфортно, а где-то там, шагах в десяти, на земле он оставил свой посох. Хоть эта вещица больше и не могла дать ему магического преимущества, оружие из неё по-прежнему было неплохим, особенно за неимением другого. Но раненый человек никак не давал отступить даже на пару шагов, боль отрезвила его, и он вёл себя как матёрый боец. Всё пошло не так.

С крыши таверны был отличный обзор. Алисия даже хотела было натянуть тетиву и помочь Лайгону, но услышала, как на шум выбегает трактирщик, а с другого конца улицы уже явственно раздавался цокот копыт - местная стража спешила на помощь. "Уйти по-тихому у него уже не получится", - подумала девушка. Приказ не убивать подозрительных, а брать в плен для допроса был как раз кстати, Алисии бы не хотелось, чтобы валинкарца убили. "Самое место ему было бы за решёткой, чтобы не повадно было пытаться разыскать Тёмного Эльфа, когда-нибудь правда о Варте всплывёт, и тогда уж...", - она не успела додумать. Стражник пустил стрелу, целясь по ногам, но Лайгон вовремя успел увернуться и ловко подставить под неё своего противника. Оба оказались на земле, человек замешкался от нового ранения. Этого было достаточно, чтобы валинкарец успел выдернуть клинок из лежавшего неподалёку трупа и вонзить его в сердце врага. Тот испустил протяжный предсмертный вопль и замолк. Стражники не успели ничего предпринять, Лайгон продемонстрировал им открытые ладони и медленно, стараясь не провоцировать лучников, поднялся с земли. Он тяжело дышал и фальшиво улыбался: этот вечер отнял у него много сил. Один из стражников подошёл и уколол валинкарца в плечо дротиком, пропитанным специальным снотворным. Лайгон сопротивления не оказывал, и довольно быстро стал ощущать, что ноги больше не держат его. Алисия облегчённо вздохнула: на какое-то время он в безопасности, по крайней мере, от самого себя.

Прошли практически сутки. Проснулся Лайгон на тонком слое подопревшего сена, ощущая холод пола. Воздух был сырым и прохладным. Это была не лучшая камера, хоть Лайгон в них и не разбирался, так как ему прежде не доводилось сидеть за решёткой. И всё-таки он был уверен, что эта камера оставляет желать лучшего. Но главное, что он был жив и отмщён. Валинкарец мужественно воспринял своё заточение, хоть пока что голова работала плохо, так как снотворное в крови ещё действовало. Мужчина сел и огляделся. Окон не было, а значит, рассчитывать на постороннюю помощь не приходилось. Решётка на двери была толстая и редкая, но протиснуться между прутьями тоже не представлялось возможным. Про Алисию он и не думал: по его соображениям, она должна была уже быть в пути, где-то далеко отсюда, ведь он ушёл, не попрощавшись... Поэтому, когда, спустя несколько томительных часов тишины послышались шаги, он и не подумал, что это именно она в сопровождении стражника вошла в сырой полуподвал. Лайгон даже не взглянул в их сторону. Он сидел на полу, вытянув ноги и прислонившись спиной к каменной стене. Стражник тактично не стал подходить близко к камере, однако не было сомнений, что в такой тишине каждое слово он будет слышать. Алисия бесшумно подошла к решётке. Почувствовав чьё-то присутствие, Лайгон перевёл взгляд на девушку. На мгновение в глазах мелькнуло удивление, но после он широко улыбнулся и, ухмыльнувшись, сказал:

- Подкралась. Какими судьбами?

- Зашла попрощаться, - пожала плечами девушка. - Я говорила, что мне надо уходить. Смотрю, больше мне нечем тебе помочь.

Он прищурился и спросил с лёгкой издёвкой:

- Жалеешь, что связалась со мной?

- Нет, но дальше ты уж как-нибудь сам, - она улыбнулась уголками губ, это была печальная улыбка, словно девушка искренне сожалела о том, что всё получилось именно так.

Лайгон понимающе кивнул. Не стал спрашивать, как она нашла его: в эту минуту его мысли были заняты совсем другими вопросами. Присутствие девушки следовало обернуть в свою пользу. Лицо мужчины стало задумчивым, потом он быстро облизнул пересохшие губы, встал и подошёл к двери.

- Мы вряд ли когда-нибудь увидимся...- тщательно подбирая слова, мягко начал он. - Мне бы хотелось напоследок обнять тебя и сказать слова благодарности за всё... Это возможно?

Его печальные зелёные глаза смотрели ласково и с нескрываемой надеждой. Лайгон впервые её о чём-то попросил. Алисия глянула на стражника. Стоило ей сделать шаг ближе к камере, он вскинул арбалет, готовясь всадить болт в пленника, как только он сделает что-нибудь не то, но ничего запрещающего не сказал и не приблизился. Валинкарец слегка улыбался, всматриваясь в тёмно-серые глаза девушки и пытаясь определить, почему она так легко согласилась.

- Ты помнишь дуб, на который мы смотрели ночью? - неожиданно спросила она.

- Помню...- на лбу мужчины появились морщинки от непонимания, но где-то в глубине глаз зажглось любопытство.

Девушка подошла вплотную к Лайгону, и он нежно обнял её, ощущая холодные прутья решётки между ними. Он сильней прижал её к себе, поглаживая хитроумно уложенные волосы и перебирая выбившиеся пряди. Её пальцы игриво пробежали вдоль его позвоночника, и он почувствовал её ровное дыхание у своего уха.

- Твоё оружие под ним, с восточной стороны, - прошептала она.

- Что? - скорее от удивления переспросил он.

- Под тем дубом, ты сказал, что помнишь его... твоё оружие там. Оно ведь тебе дорого, - улыбнулась она, мягко отстранилась и быстро направилась к выходу.

Лайгон ответно улыбнулся и с чувством произнёс:

- Спасибо... - но она уже не услышала его, да это было и не столь важно для лишённого магии мага.

Настроение улучшилось, положение уже не казалось тупиковым: его посох был закопан под дубом, девушка каким-то образом раздобыла эту вещь и приберегла для него. Кроме того, в его рукаве покоились две шпильки, незаметно вытащенные из её волос.

Оставалось дождаться ночи. "Иногда очень даже неплохо, когда никто всерьёз не считает тебя Богом и не верит в твои возможности", - впервые в жизни подумал так Лайгон. То, что всегда раздражало его, сейчас было на руку. Никто не спускался к нему за весь вечер, будто запертый в камере не был опасен. Когда все вечерние звуки замолкли, и, по мнению Лайгона, стража спала, он аккуратно принялся вскрывать шпилькой навесной замок. Это оказалось проще, чем он предполагал, и вскоре замок поддался, тихонько щёлкнув при открывании. Валинкарец был практически на свободе. Поднявшись по лестнице тихими осторожными шагами, он выглянул из-за угла. В освещённом тусклым светом факела помещении сидели двое: они пили вино и играли в кости. Оружие и доспехи лежали в стороне. Они явно расслаблялись, даже не думая о пленнике. Лайгон оскорбился, но привлекать внимание и восстанавливать справедливость, показывая, на что способен, не стал. Подождал, пока будут бурные эмоции по поводу игры, и под шумок, никем не замеченный, прошмыгнул мимо охранников в пустующую тёмную прихожую, из которой он смог беспрепятственно выйти на улицу.

Было прохладно. Сперва валинкарец опасался погони, но всё же зашёл в осиротевший дом рыжих и нашёл там подходящий клинок. Безоружным пробираться к лачуге Алисии ему не хотелось. Лайгон не мог не заметить, что последнее время этот мир постоянно преподносил ему неприятные сюрпризы, и потому следовало позаботиться о своей безопасности. В доме обнаружился некрасивый, но с виду надёжный шлем, и валинкарец прихватил его с собой на всякий случай. Потом отправился к лесу, озираясь, словно вор и прячась от запоздалых прохожих, словно каждый из них мог узнать его и попытаться вернуть за решётку. Стоило войти под тень деревьев, тревога немного улеглась. Хоть в ночном лесу могло таиться ещё больше опасностей, чем в поселении, Лайгон предпочёл бы умереть от лап хищников, чем от рук ненавистных ему людей. Но ночь была спокойной, и валинкарец без приключений добрался до лачуги. Перво-наперво он убедился, что Алисии внутри нет. Тогда мужчина подошёл к дубу, нащупал пласты дёрна, которыми девушка замаскировала тайник, и быстро откопал посох. Нужно было уходить. Неважно куда, но как можно дальше, поэтому Лайгон шёл всю ночь, весь день и только к вечеру признал, что необходимо отдохнуть.

Валинкарец укутался в плащ, свернулся клубочком, поджав колени к груди, и уснул чутким тревожным сном, предчувствуя опасность. Сколько за последнее время он ни ходил в одиночку по ночному лесу, у него не было такого неприятного ощущения. Ему на протяжении всего пути, даже днём, при свете солнца, казалось, что кто-то следит за ним. Ни разу ему так и не удалось найти этому хоть какие-то доказательства. Ни подтверждающего слежку звука, ни хруста веток, ни мелькнувшего силуэта - ничего не удавалось уловить. И вот, примерно полчаса назад опасность стала явной. Лайгон не подал вида, что знает о присутствии врага и, хоть и ужасно устал, но всё же был готов побороться за свою жизнь. Зверя Лайгон не услышал бы, если б не прислушивался к шорохам из-за ощущения слежки. И теперь мужчина лежал, стараясь не сбивать ровное дыхание, чтобы казаться спящим. Он напряжённо ждал, когда враг подкрадётся поближе. То был волкодлак. Мощный зверь, который, возможно, раньше был человеком. Но теперь это было ужасное мохнатое создание, жаждущее крови и свежего мяса. На мгновение Лайгону подумалось, что волкодлак, возможно, ненавидит людей так же, как и он сам. Но это мало занимало его и ничего не меняло. Зверь хотел убить его, к тому же объединял в себе две сущности: волчью и человеческую. И неважно в какой ипостаси он находился сейчас: любой, кто пытался убить Лайгона, заслуживали смерти, вне зависимости от того мерзкий ли он зверь или презренный человек. Волкодлак тоже давно заприметил путника, и тоже долго ждал, переминаясь с лапы на лапу от нетерпения отведать свежей плоти. Кинжал Лайгона был наготове, и оставалось дождаться подходящего момента, чтобы с одного удара сразить зверя. Это было трудно: хотелось расправиться с ним поскорее, где-то в глубинах сознания брезжил страх, что волкодлак может оказаться стремительней его. В прохладном воздухе Лайгон уже начал чувствовать тепло зловонного дыхания. Мужчина сжал рукоять клинка, готовясь к атаке, но тут зверь неестественно выгнулся, хрипло зарычал и повалился на землю, прошитый чьей-то стрелой. Он упал практически на мужчину и Лайгон зашипел от колющей боли в боку, но резких движений делать не стал, понимая, что находится на прицеле лучника. Валинкарец огляделся и в тусклом свете неполной луны увидел знакомую фигуру Алисии. Лайгон был рад, что это не оказался кто-то иной, но не был рад встрече. Эта встреча его разозлила, поскольку могла означать только одно: девушка за ним следила всё это время, а он ни разу не заметил её.

- Что тебе от меня нужно? - неприветливо осведомился он, отодвигаясь подальше от слабо дёргающегося умирающего зверя.

- Да так, проходила мимо! - игриво улыбнулась девушка. - Вот, думаю, жизнь тебе спасу. Можешь, кстати, не благодарить! - она была довольна собой и не скрывала этого.

- Что?! Да у меня было всё под контролем! - окончательно разозлился Лайгон, - А ты чуть было не прошила стрелой меня заодно с этой зверюгой!

Только сейчас девушка заметила свежую кровь у Валинкарца. Стрела прошла сквозь шею волкодлака и наконечник оставил несущественную, но всё-таки рану на боку Лайгона, в чём мужчина справедливо винил Алисию. Хоть девушка и осталась при своём ошибочном мнении, что спасла ему жизнь, но виноватой себя почувствовала.

- Давай, я посмотрю? - мягко предложила она.

Лайгон неодобрительно фыркнул, показывая, что в помощи не нуждается. Он поднялся с земли, немного поморщившись от боли, и задал интересовавший его вопрос:

- Зачем ты пошла за мной? Что-то мне подсказывает, что не просто потому, что я тебе понравился...хоть я и неотразим.

- Правильней сказать, невыносим, - усмехнулась девушка. - Я же говорила, что отправлюсь в путь. Просто он оказался схожим с твоим, - просто ответила она, и Лайгон больше ни о чём не спрашивал.

- Надо уйти от этого места, - посоветовала она, косясь на труп огромного волкообразного существа.

Ночевать в компании мёртвого волкодлака Лайгона тоже не прельщало, и он, собрав нехитрые пожитки, побрёл по ночному лесу в по-прежнему неизвестном направлении, навстречу судьбе. Алисия с усилием и брезгливостью вытащила из поверженного врага свою стрелу и пошла позади Лайгона, попутно очищая её о землю и не зная, что бы такое сказать. Но Лайгон практически сразу сам поравнялся с ней и первым нарушил молчание неожиданным вопросом:

- Помню, ты как-то говорила "если хочешь, я могу пообещать, что никогда не солгу тебе"... Твоё предложение ещё в силе?

Девушка удивлённо взглянула на него и неуверенно кивнула. Лайгон довольно улыбнулся:

- Тогда я хочу.

- Тогда я обещаю, что никогда не солгу тебе, - в тон ему ответила Алисия, но улыбаться не стала, чуя подвох.

- Отлично! Тогда вопрос тот же: зачем ты пошла за мной? - он хитро улыбался и ждал ответа.

- Я обещала "не лгать", а не "отвечать на любые вопросы". Этот как раз из тех, на которые я тебе не отвечу! - она победоносно улыбнулась мужчине и ускорила шаг, чтобы лишить его возможности продолжить этот разговор.

Лайгон усмехнулся и решил попробовать по-другому. Он не стал догонять девушку, просто стал говорить громче:

- Ладно. Давай так: ты рассказываешь, зачем я тебе, а я не пытаюсь от тебя отделаться и не мешаю идти со мной. Твоя выгода в том, что не придётся скрываться, и вместе нам менее страшны враги.

- А твоя выгода? - поинтересовалась девушка.

- Моя - банальное любопытство, - признался он. - А ещё ты неплохой лучник... Ну так как?

Они уже нашли подходящее раскидистое дерево с низкими толстыми ветвями, под которым было бы уютно заночевать, а Алисия всё не отвечала. Мужчина больше ничего не говорил. Валинкарец расположился на земле, а девушка предпочла толстую ветку, объяснив, что так ей привычно, и к тому же, если что, стрелять с дерева удобней. Стало понятно, что предложение Лайгона было глупым - она итак могла просто взять и пойти с ним, не заботясь о его мнении. Этот факт ужасно раздражал, но любопытство взяло верх, и Лайгон предпринял ещё одну попытку:

- А если так: ты говоришь, какие у тебя на меня планы, а я не мешаю тебе их осуществлять? Какими бы коварными они ни были. Годится?

Она устало вздохнула:

- Не всегда хорошо знать правду. Уверен, что тебе понравится то, что ты так хочешь услышать? - если бы Алисия смотрела не в небо, а на Лайгона, то увидела бы, как заиграли желваки на его скулах, прежде чем он ответил:

- Не уверен, но услышать хочу, - он действительно не любил, когда ему лгут или что-то недоговаривают.

Девушка спрыгнула с дерева и, оказавшись рядом с Лайгоном, заглянула ему в глаза. Собиралась уже что-то сказать, принялась нервно теребить свою косу и даже приоткрыла рот, но быстро прикусила нижнюю губу и смущённо отвела взгляд. Валинкарец терпеливо ждал и, наконец, дождался:

- Я пошла за тобой, чтобы...убить тебя...- и она снова быстрым движением оказалась на дереве, словно опасалась, что он набросится на неё или ударит.

Но Лайгон отреагировал искренним спокойствием, а потом усмехнулся, демонстративно прикоснувшись к запёкшейся крови на боку, и с нескрываемым сарказмом сказал:

- Сегодня у тебя была неплохая попытка, но попробуй завтра, может, больше повезёт.

- Я вообще-то серьёзно, - слегка обиделась Алисия, хотя чувство вины за рану на теле Лайгона ещё не прошло, и потому обижаться на него за то, что он напомнил ей о её вине, было глупо.

Мужчина вздохнул. Девушка снова напомнила ему сестру. Не то, чтобы он скучал по ней или по своему прошлому, но именно это сходство не позволяло ему вести себя с Алисией так, как следовало бы вести себя с человеком. Особенно с таким навязчивым человеком. Лайгон вздохнул, поражаясь собственной мягкосердечности и тому, что он действительно не чувствует раздражения на эту девушку.

- Понимаю, что у всего этого есть какая-то непостижимая логика, но меня удивляет одно: к чему тогда тянуть-то? - спросил он, наконец. - Или тебе принципиально убить меня в каком-то определённом месте или при каких-то особых условиях? - он явно издевался, не принимая её слова всерьёз.

Алисия замялась, но решила, что раз уж начала, можно раскрыть все карты:

- Мне будет больно тебя убивать, но придётся это сделать, - Лайгон улыбнулся, его самолюбию было приятно, что девушке он не был безразличен. - Я убью тебя, как только ты перейдёшь на сторону зла, и никакие воспоминания мне не помешают.

Лайгон прикинул, что вряд ли он перейдёт на сторону зла, ведь он с неё, в общем-то, и не уходил последние несколько десятилетий. Подумав так, он посмотрел вверх, чтобы девушка хорошо могла видеть его лицо, и с вызовом спросил:

- С чего ты взяла, что я предпочту зло?! Я сражался с людьми против орков, и это едва не стоило мне жизни! Ты лично сожгла мой плащ, перепачканный орочей кровью, а теперь считаешь меня предателем? - врал он с упоением, и теперь его глаза блестели от незаслуженной обиды. - Как можно настолько не доверять тому, кого ты уже дважды решила спасти?

Кажется, это произвело должный эффект. Алисия свесилась к нему с ветки и виновато сказала:

- Но ты же направляешься к Варту, Тёмному Эльфу... - неуверенность в её голосе придавала мужчине смелости, и он уже чувствовал, что всё получится так, как было ему на руку. - Чтобы заключить с ним союз...

- Какой союз?! - негодующе воскликнул Лайгон, - Посмотри на меня: сильному магу нужен такой союзник? Этот проклятый волкодлак мог убить меня, если бы не ты, и те люди в таверне... мне нечего предложить Тёмному Эльфу! - он пытался использовать все возможные козыри. Получалось сумбурно, но эффективно.

- Но зачем тогда ты ищешь его? - всё ещё не поддавалась Алисия, недоверчиво глядя на валинкарца, который выглядел удручённым её подозрениями.

Нужно было срочно что-то ответить на её прямой вопрос. Девушка не предполагала, сколь каверзным он оказался для мужчины, но лгать он научился очень хорошо за свою нелёгкую жизнь, и потому его мозг быстро выдал нужный ответ. Лайгон тяжело вздохнул, облизал губы и выдержал драматическую паузу, словно собираясь с мыслями. Потом он заговорил, и голос его прозвучал надтреснуто, словно Алисия коснулась больной для него темы:

- В Валинкаре осталась моя семья: родители, брат, сестра... Мне нужна очень сильная магия, чтобы вернуться домой... Да, я скучаю по моим близким, но я никогда бы не заключил союз со злым магом, чтобы снова оказаться дома с ними, как бы сильно мне этого ни хотелось! - Лайгон преданно смотрел на Алисию и с наслаждением понимал, что она ему верит.

Следующий день выдался удивительно тёплым и каким-то душным. Утром от холодной подмёрзшей земли, разогретой жаркими лучами солнца, поднимался заметный негустой пар. Такие дни не располагают к активным действиям и тягостным раздумьям, потому что под действием духоты и слепящего солнца ничего не хочется делать и ни о чём не хочется думать.

Путники передвигались медленно, разговор не клеился, и оба были рады, когда вдалеке послышался шум водопада. Это привнесло в их путь хоть временную ясность с направлением - хотелось пить, и вода была как нельзя кстати.

Добрались до водопада только ближе к вечеру, хоть, казалось, и шли к нему напрямик, но на пути как назло попадались крутые обрывы, с которых было сложно спуститься, а то и вовсе приходилось обходить; ближе к реке встречались заболоченные участки, проходить по которым было трудно и получалось медленно. По дороге Алисия собирала какие-то травы и цветы, беззаботно плетя себе венок. Лайгон следил за её действиями без интереса, продолжая прокладывать путь к реке. Рана от стрелы на боку валинкарца начала кровоточить, и как только показалась блестящая гладь воды, Алисия сказала, указав на кровь:

- Это плохо. У волкодлака кровь бывает заразна, и она вполне могла попасть в твою рану. - голос её был сочувственно-виноватый. - Промой, а я пока приготовлю мазь, ладно?

- Ладно, - нехотя отозвался валинкарец.

Река была широкая, с пологими каменистыми берегами, а выше по течению громко шумел высокий мощный водопад, вода искрилась на солнце и пенилась, низвергаясь со скалистого склона и разбиваясь о камни внизу. После тишины леса, жизнь в котором словно замерла, и лесные звуки казались тихими и неспешными в этот душный день, шум водопада и стремительность речного течения освежали сознание и возвращали бодрость духа. К тому же у воды легко дышалось, было свежо и просторно.

Лайгон стянул с себя рубашку и принялся промывать рану, попутно наблюдая, как девушка сняла с головы венок, выбрала из него необходимые травы и стала измельчать их камешком о камень. Валинкарец понял: она надеялась, что рана не будет напоминать о себе, но всё же предвидела необходимость этих трав, и именно поэтому плела венок. Конечно, она не стала пугать его заранее, опасаясь, что это разозлит её своенравного спутника.

Когда мазь была готова, Лайгон подошёл к Алисии, взял в руку неприятную зелёно-бурую кашицу с камня, приложил к промытой ране, и придерживая её рукой, развалился на нагретом солнцем валуне. Потревоженная рана жгла болью, но прохладная сырость мази остужала её, и постепенно боль отступила. Девушка, не отрываясь, смотрела на мужчину, вид её был расстроенный и сокрушённый.

- Прости, мне так жаль, что я ранила тебя... - призналась она.

- Довольно странно слышать это от человека, идущего со мной, чтобы убить меня, - усмехнулся Лайгон, и заметив, что она хочет сказать что-то ещё, широко улыбнулся и добавил: - Всё нормально. Считай, что я простил тебя. Тот, кто дважды спас мне жизнь, вправе легонько ранить меня и не чувствовать при этом свою вину.

Его очаровательная улыбка и аргументы, которые он выдвинул шутливым тоном, отчасти помогли: девушка тоже улыбнулась и больше ничего не говорила. Но всё равно смотрела на мужчину взглядом, полным вселенской печали и раскаяния, и это весьма нервировало Лайгона. Он бы хотел огрызнуться, но логично предположил, что это усугубит ситуацию, потому что девушка подумает, что он злится из-за раны. Следовало поговорить с ней о чём-то, желательно полезном для него. После дня, проведённого практически в молчании, даже Лайгон не был против разговоров, особенно если был шанс, что это поможет ему избавиться от пристального взгляда девушки. Он взглянул на Алисию, встретился с ней взглядом и спросил:

- Ты же не