Читать онлайн Инвинди бесплатно

Пролог

Чем живет каждый из нас?

Чем живет город? Каждый день, отходя ото сна, он прогревает свои холодные каменные дома и деревья в парках приятным солнечным светом, навевающим пробуждение, жизненную энергию и стремление к покорению новых высот каждого дня.

Но чем же живет каждый дом, квартира, человек? Вы задумывались о том, чем живет каждый из нас? Двигаясь в потоке бесконечной жизни, мы бросаем бессмысленные взгляды на окна домов, случайных прохожих, не пробуя вникнуть в суть жизни и в то, что скрывается по ту сторону объекта.

Мы наблюдаем, как одинокая старушка, проживающая в маленьком, дряхлом домике на самой окраине города идет за водой и дровами, чтобы продолжая жить, начать свой новый день. Без этой каждодневной и изнурительной процедуры, она не сможет полноценно жить. Но что ее жизнь? Есть ли стремления и заботы, цели покорять вершины? О нет, заботы у нее одни: погладить кошку, накормить навещающих внуков, подремать днем, из-за того, что встала ни свет ни заря непонятно зачем; благо есть телевизор, который все ее развлечение.

А что если у нее нет ни кошки, ни внуков? Представьте, как одиноко и тоскливо ей одной смотреть в окошко на проезжающие мимо машины, которые день за днем пополняют свои ряды топливо-потребительской колонии. Она смотрит на них с тоской, не зная забот и веселья, а водители лишь на секунду бросают взгляд на потрескавшееся стекло в ее окне, от которого еще веет прошлой жизнью, с ее большим ватным валиком, завернутым в фольгу для обогрева, который лежит там и летом, и зимой.

Они едут на дорогом авто, прижав телефон к уху, и нервно обсуждают насущные проблемы. Каждый день, объезжая километровые пробки по пригородным улочкам, они задевают маленькую, спокойную жизнь тех, кто также не желают прикасаться к шуму мегаполиса. Проезжая мимо них, хоть разок задумайтесь, чем они живут и насколько непохожа ваша жизнь на ту, что осторожно выглядывает из маленьких окон. Тогда вы сможете осознать маленькие ценности жизни.

А чем же живут жители центра? Проезжая ранним утром мимо многоэтажных домов, мы видим свет в каждой маленькой квартирке. У каждой семьи есть свои традиции, обычаи, порядки. Пускай квартиры сделаны по одному принципу, но каждая из них обустроена по-разному, приукрашена живущей в ней семьей, – одинаковой не найдешь!

В каждой квартире живет семья, и у этой семьи – своя судьба, своя история, но каждый человек в этой семье уникален, не найдешь во всем мире человека с абсолютно схожей внешностью, а особенно судьбой. И редко кто задумается, насколько уникальным может быть человек, на чье окно мы случайно бросим взгляд однажды…. Мы даже представить не можем, насколько может быть особенным тот человек, чьего имени и даже внешности не знаем, видя только его силуэт на задвинутых шторах. Это может быть человек без цели в жизни, без стремлений, живущий лишь для того, чтобы существовать, пользуясь удобствами, которые создали до него и для него, но сам он не стремится сделать что-то для других. Так сказать паразит на теле общества.

Мы можем смотреть и думать: «Ничтожен или величественен этот человек?». Возможно, наше сознание дает только ложные показания о человеке, который нас чем-то заинтересовал.

Мы не можем знать заранее о поворотах судьбы. Мы можем не знать даже кто мы такие. В таком случае имеем ли мы право вообще оценивать кого-то другого?!

Проходя мимо, мы можем даже не догадываться, что этот человек способен на такое, чего самим никогда не освоить и не достичь; можем не догадываться о возможностях человека. Возможно, он герой и ему нет равных; с ним не сравняться даже тысячи таких, как ты. И смеешь ли ты говорить об его статусе, финансах, мировоззрении, не узнав даже его имени? Это неправильно. Человек может идти, повесив голову, неспешно перебирая ногами, создавая образ скромного и забитого человека, но внутри он может таить такие несокрушимые горы отваги и мужества, а ты даже не догадываешься об этом. Да чего уж – даже он, возможно, не догадываться обо всех своих качествах. Прежде чем судить кого-либо, стоит задуматься, что жизнь – штука сложная, непредсказуемая: «А может, он спас мне жизнь или спасет когда-нибудь? Может, он станет мне лучшим другом? Вдруг он сделает такое, что поразит мир своей величественностью? Тогда надо быть осторожным с ним». Пускай он даже не будет иметь чего-то величественного, а будет простым человеком до конца дней – не надо задевать его чувств! Зачем говорить что-то неприятное, оценивая его по внешним признакам или же по чужим словам? Это неправильно….

Вот так мы способны смотреть на героя или великого человека, случайно бросив взгляд на него или окно его квартиры, где таится великая тайна, о которой может быть никто никогда не узнает…. Никогда….

Глава 1

Это утро обещало такой же обычный день, как и всегда. Макс с трудом открыл веки. Каждое утро он надеялся, что грядущий день предвещает что-то особенное и сможет хоть как-то изменить его скучную жизнь, в которой дни счастья были крайне редки. Его разбудил надоедливый шум и надрывистый спор за стеной. То были родители мальчика. Почти каждый день они ссорились и спорили по глупым, порой неизвестным причинам. Максим считал эти споры необоснованными и легко разрешимыми, но ему редко удавалось влезть в спор и убедить в чем-то родителей. Каждый раз был риск самому попасться под горячую руку. И эти взрослые надрывистые голоса, резкие движения и непредсказуемость пугали Максима. А после ссоры один из родителей обязательно оставался раздражен, другой – расстроен. Видеть грустное лицо кого-либо из близких было очень неприятно и душевно больно. Слыша крики, Макс каждый раз напрягался и сжимался. Электрический ток пробегался по мышцам, стремясь прямо к сердцу. Становилось так холодно…. Пальцы на секунду немели…. Боль и чувство пустоты и сожаления долго не отпускало его, каждый раз порождая страх разрыва семьи.

Не торопясь, парень приподнялся и сел на край кровати. Молча, опираясь на локти, мальчик сидел с минуту, думая о пустом. Затем он отошел от задумчивости и протянул руки к джинсам, что висели на спинке стула, стоявшего недалеко от кровати. Натянув штаны и подойдя к зеркалу, он лениво, с неохотой и опасением, взглянул на свое отражение. Высокий, стройный, не имевший характерного рельефа мышц, с взъерошенными темными высокими волосами и маленькими серьгами-кнопками в ушах, молодой человек исподлобья глядел с той стороны зеркала своими томными глубокими глазами. «Какой же ты… мерзкий!» – про себя фыркнул мальчик и резко отвел взгляд, задрав голову в сторону.

Он не любил свою внешность. Считал себя жалким и ничем не примечательным и несимпатичным парнем. Внутри, хоть сам он не хотел признавать, таилось стремление к совершенству, самовлюбленность. Иногда, чтоб хоть как-то ободрить самого себя, сравнивал с другими, более некрасивыми (как он считал) людьми и думал, что ему еще повезло, и что он простой парень без каких-либо изъянов во внешности, но не рассчитывал понравиться красавицам. Окружающие его люди не считали его некрасивым – для них он был приятным и очень даже привлекательным. Ведь каждый человек особенный, и в этом мальчике было нечто притягательное.

Мы привыкаем к своей внешности и, оценив себя во весь рост, мы начинаем копаться в самых мелких деталях, которые могут быть несовершенными, поэтому думаем, что некрасивы. Но именно из этих деталей, которые в частности могут казаться неприятными, складывается особенная внешность одного единственного человека, которому не найти абсолютной копии. Человек совершенен в каждой мелочи, особенности, характерной только для него. Просто этому Максим не желал до конца верить, ссылаясь на то, что эти слова лишь «оправдания для некрасивых».

Отойдя от зеркала, Максим надел футболку и толстовку и вышел из комнаты, чтобы пройти на кухню. Проходя по коридору, он краем глаза успел заметить, что папа собирался на работу и нервно завязывал шнурки на ботинках. Легко было почувствовать его раздражение: напряженное пыхтящее лицо, трясущиеся пальцы, теребящие шнурки.

Макс прошел на кухню. За столом сидела маленькая девчушка девяти лет, медленно собиравшая по молоку размокшие кукурузные хлопья ложкой. Грустный и немного скорбный взгляд Сони, сестры Максима, не поднимался от тарелки. Мама, расстроенная и раздраженная, стояла у кухонного стола и разливала горячий кофе из турки в две фарфоровые чашки поровну, чтобы хватило обоим. Она не проронила ни слова. Желания говорить, конечно же, отсутствовало. В расстройстве она всегда переосмысливала ситуацию, придумывала аргументы, которые уже поздно было сказать оппоненту.

Внезапно тишину нарушил резкий хлопок дверью, от которого содрогнулось все, даже стены квартиры шевельнулись, а посуда в шкафу звякнула. Мама сначала передернулась, но потом укоризненно цокнула языком в адрес мужа. Максим, смотрел на мать, готовую вот-вот выругаться, осторожно притянул чашку с кофе к себе и оперся о край стола, переложив ногу на ногу и приняв устойчивое положение, медленно отхлебнул горячую жидкость.

Его тревожный взгляд уткнулся в лицо Сони: она досадно глядела в чашку с молоком и без особого аппетита зачерпывала хлопья. Просидев так немного, девочка все же заметила настырный взгляд брата. Ее большие, полные детской наивности и доброты глаза, словно бусинки, сверкнули под лучами утреннего солнца. Соня кивнула, тем самым спросив у Максима: «Что хотел?». Максим также медленно помотал головой, и взгляд девочки снова упал в ту же точку. Мальчик продолжал смотреть на сестру. Каждый раз он находил в её глазах лучи добра, беззаботности и непорочности, которая свойственна каждому маленькому ребенку, не познавшему горестных моментов жизни. Тем не менее, можно было разглядеть тревогу и грусть в ее взгляде. Причиной тому, несомненно, ругань родителей. Хоть девочка была мала, она понимала, чем это грозит для семьи и ее самой, и насколько это неприятно.

Максим осознавал, что домашние ссоры влияют на девочку и губят ее маленькое хрупкое сердечко. Девочка была немая…. Но это не с рождения. Неожиданно, около полугода назад, Соня перестала говорить. В тот момент все напугались, но больше всех она сама. Родители начали водить ее к врачам, психологам. Врачи ничего не смогли ответить, а психологи склоняются к тому, что виной немоты является психологическая травма, нанесенная родительскими ссорами и руганью.

Но родители, хоть и заботились о дочери, но не прекращали ругаться. Они почти не прислушивались к словам профессионалов, будто до конца верили, что с их ребенком все в порядке, а если вдруг осознавали, что причиной являются все-таки они, то все равно не могли сдержать себя. Каждому из родителей не нравилось что-нибудь друг в друге. День за днем все больше находили нелепых поводов для ссор. Они уже и сами устали от исходящего от них негатива, но кто-нибудь из них обязательно раззадоривал другого. И это был бесконечный цикл. Конечно, ссоры не были каждодневными, но относительно частыми.

Парень не смог полностью доверяться психологам, ведь столь внезапная немота казалась абсурдной, но другой причины никто найти не мог. Максу было жаль Соню. Каждый раз глядя на нее, он страдал, сердце его сжималось. Он боялся, что эта немота не пройдет, ведь (если все-таки верить знающим людям) причиной являлись ссоры, а родители так и не сбавляли обороты. Девочка еще совсем мала, и у нее вся жизнь впереди, и провести ее в немоте для Сони будет очень тяжелым испытанием.

Допив крепкий кофе, Максим схватил рюкзак с учебниками, коих было немного (в последние дни учебного года уроков было мало, а сами занятия несерьезны, поэтому можно было приходить даже без учебников), и вышел из дома.

Он пошел пешком – папа его давно не возил в школу, так как ему приходилось рано уходить из дома и нередко из-за очередной ссоры (как сегодня). Алексей Сергеевич Карелин приходился мальчику отчимом. Родной отец Максима умер, когда мальчику было всего пять лет. Соня ребенок от второго брака, но, несмотря на это, мальчик любил сестренку. Да и с отчимом у него за все это время сложились прекрасные отношения. Алексей принял его как родного, а Максим даже не думал о том, что отчим являлся кем-то чужим и поэтому называл его папой. Мама Максимки вышла замуж за Алексея скоро после кончины первого мужа, ведь был необходим мужчина в доме, чтобы воспитание и становление юноши было полноценным. Сейчас Максиму семнадцать, а, значит, с отчимом он прожил почти всю жизнь. Их отношения ничем не отличались от отношений родных отцов и детей.

Солнце ярко светило и грело по-летнему, хоть на дворе стоял конец мая, и погода была еще изменчивой. По улице пробегали толпы людей, спешивших на работу и погруженных в собственные проблемы, заботы…. И у каждого были свои мысли, свои планы и жизненные ситуации. Возможно, кому-то куда хуже, чем Максиму. Сотни людей и сотни судеб пересекались на одной дороге. Серьезность их лиц придавала такому светлому утру печальный вид, заставляла глубоко задуматься и вспомнить плохое. Максиму было даже стыдно улыбаться перед этими людьми, ведь кто-то чем-то огорчен, опечален или просто зол, и улыбкой своей парень мог их просто еще больше расстроить, разозлить.

Поэтому мальчик шел, также уныло уткнувшись в землю взглядом. Но среди грустных людей показалось веселое существо. Бело-рыжая собачка с обвислыми ушами, с вывалившимся из улыбающейся пасти языком «облизывала» свежий воздух, и поочередно глядела на проходящих мимо людей. Человеческие проблемы ей ни к чему. Собаке не надо было думать о работе, заработке… Ей важна дружеская забота и как бы набить брюхо. В проходящих людях она искала поддержку и сочувствие, но никто даже не глядел на нее. Голодные глаза пса с каждой секундой становились грустней, язык спрятался за зубами, и былое веселье сменялось печалью.

– Эй, дружок! – тихо произнес Макс, подходя к животному.

Звери его любили и поэтому часто проявляли ответную доброту и привязанность. То было необъяснимой духовной связью, но животные редко скалились на него или боялись.

– Потерялся? Иди сюда… – Макс отошел в сторонку. Пес последовал за ним. Юноша слегка присел и принялся чесать пса за ухом, на что тот ответил взаимностью. – Да ты совсем ручной! Жаль мне нельзя забрать тебя домой…. Ну, давай, что ли, угощу тебя.

Максим привстал и начал рыться в рюкзаке в поисках лакомства для пса. На его удачу внутри бокового кармашка оказалось старое печенье в упаковке, которое он забыл доесть.

– Угу, вот….

Тут резкая боль врезалась в плечо Макса. Он скрутился от нестерпимого чувства рези, которое сковало все тело. Печенье и рюкзак вывалилось из его рук, и он вместе с ними рухнул на асфальт. Зверь, стоявший рядом с Максимом, скуля, отскочил от скрючившегося мальчика, и, поджав хвост, попятился назад.

Максим никогда такого не чувствовал ранее. Это было похоже на ножевое ранение либо рану от пули. Он не испытывал на себе подобные ранения, но был уверен, что это в точности такая же боль. Парень, опираясь рукой об асфальт, держался за плечо. Тяжелое дыхание ускорялось, и капли холодного пота стекали к губам, жадно хватавшим воздух. Страх, боль, шок – все смешалось внутри Максима, и осознавать происходившее становилось тяжелей.

Вокруг проходил народ, словно не замечая мальчика. Выражение лица Максима вызывало тревогу и сострадание, но только не у проходящих мимо людей. Покрытое холодным потом лицо, испуганные глаза и растрепанные волосы мальчика терялись в толпе. Лишь некоторые люди замечали юношу, но что их останавливало? Они будто сами боялись чего-то. Будто за простое прикосновение или вопрос их может кто-то наказать. Максим искал в глазах людей сострадания, но в них читалось лишь туманное «ему помогут»…

Вдруг сквозь силуэты пробегающих мимо людей он поймал взгляд пожилой женщины, которая озадаченно, смотрела на него издалека. Она стояла по ту сторону дороги, на остановке, заполненной людьми. Максим и эта женщина словно не из реального времени – сопротивлялись потоку жизни и беготне людей. Они смотрели друг на друга, но дальше ничего не происходило. Старушка не шла к мальчику, а только с жалостью озадаченно смотрела не него. Этот зрительный контакт приостановил автобус, подъехавший к остановке. Он остановился, ожидая, пока все люди войдут. Машина тронулась с места и вновь показалась остановка с ее пластиковой крышей, сиявшей на солнце. Там никого не было, в том числе и старушки.

Максиму показалась странной та пожилая женщина, но сейчас ему было не до этого – он снова перевел все внимание на необъяснимую боль. Скрючившись, мальчик стоял на коленях и ждал помощи. Потихоньку боль начала ослабевать, и он постарался подняться с места. Движения были скованными, осторожными – парень пока боялся двигаться, опасаясь, что боль вновь вернется с новой силой. Убедившись, что боль ослабла, мальчик подобрал рюкзак и вновь направился к школе, поначалу двигаясь очень медленно, но потом перешел на небыстрый шаг, иногда оглядываясь на остановку и отъехавший от нее автобус. Та старушка показалась ему очень интересной…

Подойдя к школе, Максим удивился – площадка около здания пустовала, и необыкновенная тишь царила на ней. Он судорожно достал телефон из кармана, посмотрел на экран и тут же помчался внутрь школы. Из-за этого мистического удара в плечо он позабыл о времени и теперь опаздывал. Внутри школы давно раздался звонок, и все дети уже должны были быть в классах.

Макс бежал по коридору школы и уже не думал о прошлой боли: «Лишь бы успеть забежать в класс раньше учителя», но это было маловероятно. Мальчик бежал, преодолевая длинные и уже пустые коридоры школы. Подбежав к двери кабинета, он вдруг остановился. Сердце колотилось от внезапно остановленного бега, а дыхание было учащенным. Учитель мог быть уже внутри, и вбегать в кабинет было как-то некрасиво. К тому же надо было придумать оправдание, причину опоздания. Над головой паренька красовалась гордая и суровая табличка «32 кабинет. Физика». Учитель физики не был суровым человеком, но держал своих учеников в строгости. Опоздания он считал неподобающими, особенно для одиннадцатиклассников.

Глубоко выдохнув, постаравшись приостановить учащенное дыхание, мальчик постучал в дверь и вошел в класс:

– Здравствуйте, извините за опоздание, – тихо и смиренно произнес Максим.

– Проходи давай, нет времени слушать, как на тебя упало дерево или напала стая диких кошек, – пробубнил с насмешкой физик, не отводя взгляда от доски, записывая мелом тему урока.

Максим с виноватым видом направился к своей парте. Он ожидал каких-то укоризненных взглядов и насмешек со стороны одноклассников, но ничего подобного не происходило – они спокойно сидели за партами и делали записи в тетрадях.

Урок шел спокойно, и даже немного нудно. Ученикам наскучили однотипные задачи, формулы и не совсем понятные слова о физических процессах. После тяжелого учебного года, да и за все эти одиннадцать лет учебы всем порядком надоел один и тот же процесс каждый день, а особенно когда совсем скоро экзамены, из-за которых каждому из выпускников приходилось много готовиться и сильно переживать за результат изо дня в день. Внутри кабинета было тихо и спокойно, но кто-то умудрялся перешептываться. Физик своей монотонной речью все больше усыплял учеников.

Не слушая учителя, Максим думал: «Что же случилось этим утром?». Это событие не являлось каким-то особенным или сверхъестественным, но все же было ненормальным, и поэтому слегка тревожило юношу. Он сдвинул рукав футболки под расстегнутой кофтой и посмотрел на «раненое» плечо. Ничего. Даже покраснения нет. Все было неизменно на коже мальчика. Но боль по-прежнему немного зудила и жгла изнутри. Максим недоуменно огляделся, словно пытаясь спросить у других: «Что это такое?». Но не задумывался о том, что никто не знает о произошедшем.

Глядя на хмурых, уткнувшихся в тетрадь одноклассников, он заметил одно озадаченное личико, которое глядело прямо на него. Сидя за передней партой, Лиза обернулась к нему, но заметив его неспокойные глаза, смутилась и перебросила взгляд на пол, а затем повернулась вперед.

Желания погрузиться в тему урока не было никакого. Максим положил голову на ладонь, опершись локтем, и смотрел в окно. Мысли о пустом текли также размеренно в его голове, как облака в небе, которые становились все гуще, с каждой секундой больше закрывая солнце.

– …Максим? – внезапно громко послышался голос учителя, и мальчик обернулся. – Повтори закон радиоактивного распада.

Парень сконфузился. Он не уловил ни слова за весь урок, и этот вопрос застал его врасплох.

– Я… я не знаю, – неуверенно произнес Макс.

– Вот только что говорили об этом. Как ты можешь не знать?

– Ну…

– Это потому что ты не слышишь меня! – сурово прервал учитель, акцентируя внимание тяжелым тычком указательного пальца в учительский стол. – Нечего в облаках витать – ты сидишь на уроке! Других мыслей не должно быть!

– А может проблемы личные? – не сдержался молодой человек и сурово ответил учителю сквозь зубы.

– А вот личные проблемы нужно обсуждать с мамочкой и папочкой, – язвительно ответил физик и состроил кислую физиономию, от которой на душе у парня что-то щелкнуло. – Меня не волнует, что у вас там какие-то проблемы.

Слова учителя звучали так грубо и издевательски, что даже одноклассники Максима смутились и мысленно осудили физика. Кто-то тихонько охнул, кто-то обернулся в сторону паренька, ожидая его реакции.

Парень не мог себя сдерживать – прозвучавшие слова очень оскорбили его. Словно учитель знал об его семейных проблемах и сейчас прямо и открыто выразил свое равнодушие. Максим затрясся, побагровел и захотел буквально броситься на учителя и влепить хорошую пощечину, но из приличия сдержал себя. Он хотел что-нибудь гадкое ответить в свою защиту, но не мог корректно сформулировать слова. От бессилия и безысходности он просто сел за парту, крепко сжимая кулаки, да так, что ногти впивались в кожу. Кровь внутри бурлила, лицо напряглось. Челюсть и виски сжало, словно в тисках. Мальчик пытался успокоиться.

Денис, друг Максима, сидевший с ним за одной партой, оценив состояние друга, попытался поговорить с ним:

– Не обращай внимания, – шепнул Денис, – он ведь понятия не имеет о твоей жизни.

Максим, задумавшись над словами друга, начал успокаиваться; красное, разгоряченное лицо начало остывать. И только потом начали приходить хорошие и меткие слова, которые могли бы поставить на место учителя.

Всё оставшееся время урока Максим специально не сводил глаз с учителя, испепеляя взглядом. Сам учитель иногда бросал на него строгие взгляды. Эта безмолвная война длилась еще долгие (как показалось Максиму) двадцать минут.

Глава 2

– Ты серьезно переживаешь из-за этого? – равнодушно спросил Денис. Его беспокойные руки как всегда что-то теребили. На сей раз это была змейка-головоломка. – Должен же знать что такое «учитель». Постоянные нервы, работа…. Ты у него не первый и не последний…, – отрешенно говорил мальчик, глядя на работу пальцев. Тусклый свет старых люминесцентных ламп поблескивал на линзах его очков обрамленных в толстую черную пластмассу.

В его руках появилась угловатая кобра.

– Пс-с-с, – по-змеиному прошипел Денис и приставил игрушку к лицу Максима. В нем частенько проявлялось подобное ребячество, но за рамки оно не выходило.

– Хватит, – поморщился угрюмый парень и отвел игрушку прочь от лица. – Это глупо. Ясное дело нервы, но меру-то знать надо. Как бы за живое человека задевает.

– Дело твое, но уже через месяц вы будете обниматься на Выпускном. Эти люди, к счастью, быстро все подобное забывают.

– Нет. Это вряд ли. Тебе легко говорить о том, что тебя не касалось. Все. Прошу, больше не задевай эту тему. Уже и так ужасно мерзко на душе от всего…

Денис все понял и развернулся к парте.

– Слушай, – немного виноватым голосом перевел тему Максим. – С тобой случалось такое, что внезапно становилось больно в каком-то месте, а на деле там ничего нет – ни ран, ни синяка. Если даже не обо что не ударялся.

– Ну-у…. Я не знаю. Не припомню такого. Только бывает, резко что-нибудь зачешется, заколет. Я такой «Оп!», а там ничего нет. Думал, что комар.

– Ха-ха…. Ну да, да. И такое бывало.

– Болит что-то? – поинтересовался Денис.

– А? Нет, нет. Просто странная штука утром произошла…. – Раздался звонок. – Ну, пускай.

Начался урок.

Отвлечение другой темой разговора не дало положительно результата. К сердцу мальчика снова подперла тоска, и мерзко-болезненное бессилие проникло в мышцы.

Минуту за минутой Максим сдерживал себя. В конце концов, к середине урока он упал на парту, подложив руки под голову. Хорошо, что учитель не делал по этому поводу замечания, так как понимал, что ученик все равно его слушает.

Веки вверх, веки вниз. Вверх-вниз, вверх-вниз…

«Тоска… Разве сложно солнцу хотя бы на минуту выглянуть и озарить светом эту унылую коморку? Каждый уголок класса приелся до тошноты. Белый потолок, уныло-зеленые стены, противно-коричневый пол. День за днем, день за днем…. Может по этому еще буду тосковать в будущем, но чтобы скучать по чему-то, от этого нужно уйти хотя бы на милю, хотя бы на год…».

Его взгляд поднялся и Макс понял, что ошибался насчет отсутствия света. Прямо перед ним сидела капелька солнца, упавшая на землю где-то 17 лет назад. Изящные локоны ее волос спускались по спине. Глазки то озадачено смотрели на учителя, то в тетрадь. Как бы она не скрывала, утаить утомленность от скучного урока Лизе не удавалось. Этому лучу нужна была свобода! Ей бы выбежать на улицу да расплескать тепло и радость по лужайке и деревьям, чуть оросив прохожих.

Максиму, глядя на нее, стало чуть теплей и приятней. Что-то в ней безутешно манило и очаровывало. Потаенное чувство интереса вызывала девушка, а потому молодому человеку было достаточно поглядеть на нее, чтобы в душе что-то затрепетало, а глаз отвести не мог.

– Это странное чувство – интерес. Казалось бы не любовь, но…. А может все-таки любовь? – взывал внутренний голос. – Эх, пацан, успокойся! Это лишь игрушки! Но играть хочется, да? А не думал, что ей не хочется? Даже не думай подходить. Не хватало, чтобы еще больше потом мучился….

– Да заткнись ты уже! Дай насладится ею хотя бы взглядом…

Максим глядел на девушку и упивался сладким чувством.

– Любить можно и не взаимно. Только не закрывай мне глаза…

* * *

Все оставшиеся уроки паренек провел как в тумане. Двигался, писал в тетрадях, думал по инерции, по ранее заданной программе, которую когда-то, одиннадцать лет назад, заложили в нем.

Коридоры школы, как всегда, кишели учениками от мала до велика. В толпе каждый наступал идущему рядом на ноги; малышня шныряла под ногами старшеклассников, тем самым раздражая спокойных и уравновешенных учеников. Школьники спешили пройти из одного кабинета в другой, чтобы успеть попасть на урок до звонка.

Шум, визг и смех разнообразнейших голосов звенел по всей школе. Этот самый шум доставлял Максиму дискомфорт, вплоть до звона в ушах. После занятий, разозленный на всех и вся, он угрюмо шел по коридору в сторону выхода из школы, расталкивая, словно стадо скопившегося в одном месте скота, в стороны детей. Настроение мальчика упало до «красной отметки», и все вокруг раздражали не столько шумом, сколько тем фактом, что они радуются, смеются чему-то. Омраченное настроение мальчика вызывало у него омерзение к этим радостным лицам. Он вообще не желал видеть людей.

– Эй, Макс! – едва слышно донесся чей-то знакомый голос. Но разобрать, кто это кричал и откуда, было сложно из-за шума.

– Макси-им! – громче раздался голос, и парень обернулся, чтобы разглядеть зовущего.

Высоко поднятая рука, словно радар, указывала на человека, который призывал к вниманию. Рука махала и потихоньку продвигалась сквозь толпу школьников к Максу:

– Привет! – из толпы выпал слегка потрепанный мальчишка. На его лице сияла широкая улыбка. Длинные волосы закрывали уши и падали на глаза, которые сияли неоправданной радостью. По крайней мере Максим не находил повода радоваться и презрительно покосился на Дениса. Его рюкзак еще не «вышел» из кучи школьников и потянул растрепанного мальчишку за собой.

– Виделись, пади уж… – по-простому и без желания ответил Максим, одновременно схвативши за руку «зажеванного» парнишку, и вытянул его из толпы.

– Вух! Вовремя, спасибо, – Денис принялся приводить себя и рюкзак в порядок. Резким взмахом головы небрежно поправил волосы, распушившиеся на лбу. – А ты, кстати, почему без меня домой пошел?

– Извини, забыл… – с прежним равнодушием отвечал Макс. – День сегодня странный какой-то.

– Ты про Сипотика? – так ученики за глаза называли учителя физики, потому что тот часто болел и приходил в школу с сиплым голосом. Из-за осложнений ему приходилось срываться, отчего тон повышался и визгливый голос вызывал смех школьников. – Я же тебе говорил….

– Да!.. – Максим хотел громко выругаться на назойливого друга, который вновь задел неприятную ему тему, – …нет – весь день какой-то …странный! – выделил мальчик последнее слово.

Парни шли по улице. В сравнении с утренним ярким, предвещающим теплый, даже жаркий, день, солнцем, все переменилось. Жаркое светило спряталось за пеленою тяжелых, мрачных серых туч. Они осели низко-низко, казалось, можно задеть их рукой, выйдя на балкон многоэтажного дома. Тучи быстро бежали, затмевая своими обрывистыми, развеянными боками ясное небо. Ветер задувал за шиворот нетеплой толстовки Максима, отчего мальчик весь съежился, как воробушек, и от такой погоды еще больше помрачнел.

– Может что-то серьезное случилось? – осторожно спросил Денис, чтобы нарушить неловкую паузу, которая угнетала его. Несмотря на маленький работающий наушник у него в ухе, ему было неловок оттого, что друг молчит.

Максим в ответ лишь помотал спрятанной в воротник головой, шевельнув собачку замка. Денис не стал докучать другу и просто замолк, вернув былую тишину, в которой лишь ветер порою присвистывал.

Максим шел, позабыв о друге и о том, что Денису требовалось какое-то внимание и общение, погрузившись в мрачные мысли. Мурашки пробегали по коже. Глаза, полные уныния, уткнулись в асфальтированную тропу. Серые, отрешенные от реального мира, мысли вязкой массой болтались внутри его головы.

– Мальчик, – тихим эхом раздался приятный женский голос.

Максим обернулся: вокруг никого не было; рядом шел лишь Денис и тот, по-видимому, не услышал ничего из-за музыки в наушнике и продолжал идти, спокойно смотря вперед.

Денис и Макс шли около заброшенных двухэтажек. Место это было безлюдное и мимо проходило не много людей. Парень не думал, что это зовут кого-то другого, так как кроме них с Денисом поблизости никого не было.

– Иди сюда, – голос стал звучать отчетливей, поэтому можно было понять, откуда он исходил. – Макси-им…

Максим удивился, что назвали его имя. Значит, эта женщина знала его.

Прислушавшись, мальчик понял, что звук идет со стороны заброшенных домов. Парень очень заинтересовался этим. Макс оглянулся, но никого не нашел, тем не менее любопытство перебороло его и он решил узнать зовущую.

Покинув зазевавшегося друга, Макс направился к двухэтажкам.

Засохшая грязь дороги, ведущей за угол дома, хрустела под ногами, которые шустро перепрыгивали колдобины и колеи.

– Ма-акс! – вдруг вновь раздался крик, но теперь исходящий от Дениса.

«Потерял меня… ну и ладно», – подумал Максим, уже зайдя за угол и полностью пропав из поля зрения друга. В тот момент его больше волновал зовущий женский голос, чем брошенный друг. Макса самого удивляло такое наплевательское отношение к товарищу с его стороны, но он, забыв о принципах, шел навстречу голосу.

– Я… – вдруг чуть отчетливей раздался женский голос, но тут же был прерван.

– Ма-акс! – наперебой женскому зову кричал Денис.

Его крик помешал Максиму расслышать фразу и определиться с направлением. «Ну, помолчи, прошу! Иди спокойно домой!» – пытался мысленно докричаться до друга мальчик.

От здания веяло чем-то мрачным. Посмотрев на барак с другой стороны, Максим заметил, что люди в нем еще живут, но судя по всему неблагополучные семьи, у которых другого пристанища попросту нет. Здание старое, ветхое, того и гляди сложится как карточный домик. И как в нем люди еще живут?! Половина окон заколочено, а один подъезд вовсе заброшен. Только подростки пробираются туда, сквозь заваленные досками двери, чтобы побаловаться. Среди этих самых ребят на слуху ходят страшилки, что там кого-то убили, а труп так и не нашли. Поэтому любопытные пацанята бегали туда, наперекор запретам родителей. Максима самого как-то звали туда, но он отказался, так как не считал это интересным.

От здания несло сыростью. У основания дома доски и цемент прогнили, покрылись мхом и плесенью. Муравейники, которым тут самое место, рядком построились вдоль холодной, серой цементной основы. Первая весенняя трава уже успела высоко прорасти, забивая старую, жухлую. Вместе с ней ютились маленькие одуванчики и мать-мачеха. Но этот «живой уголок» омрачал мусор: окурки, мятые алюминиевые банки и прочая ерунда. Даже что-то из старого домашнего обихода, например, битые тарелки, оборванные куски мебели, чему тут вовсе не место. Максим оглядел каждое окно: занавески на них были потрепаны, грязные, где-то их просто не было, и поэтому виднелись неприбранные мрачные комнаты, с некрасивыми грязными стенами. В некоторых окнах не хватало стекла, местами они были просто разбиты. В общем, мрачное место, вызывающее неприятные ощущения, отвращение и некоторый страх.

В одно из окон выглядывала маленькая девочка, держащая в руках потрепанного плюшевого мишку. Вид у нее был жалкий, схожий с ее грязной игрушкой: чумазое личико, растрепанные волосенки. Сердце паренька сжалось от одного только ее вида. Ему стало жаль измученную девочку, которая не по своей воле вынуждена жить, а точнее выживать, в столь ужасном месте. Очевидно, родители ее были заняты собой, непробудным пьянством и толком не ухаживали за ней, не воспитывали ребенка. Судя по всему, она даже недоедала.

Семьи здесь, действительно, все бедные – кто же еще мог жить в таких условиях? Сразу было видно, что даже на еду им едва хватало, что уж говорить об одежде и ремонте. Особенно было жалко таких детей, как эта девочка. Максиму было жаль, что никак не может помочь ей. Что толку от его карманных денег, которые ему самому едва хватало на желаемые вещи и вкусности. К тому же, одевай этих людей, давай им деньги – ничего не получиться, если они сами не захотят изменить свою жизнь. Если они будут продолжать пить, то все это окажется пустой тратой денег и времени.

Порой мальчик мечтал стать кем-то влиятельным, не ради славы, а ради них. Он бы постарался исправить их положение. Пожалуй, каждый из тех, кто выбился в «большие люди» думал о таком, обещал и клялся стать подобным благодетелем, а стал ничтожным пожирателем денег, которых не волнует жизнь за гранью. Они забыли, а может специально плюнули на прошлые мечты. А может это даже были не мечты, а лишь что-то напускное. Макс сам не был уверен, сдержал бы он слово, если бы мечты о богатстве исполнились, поэтому обещать и говорить кому-то о подобных планах стыдился, чтобы не давать ложных надежд кому-либо.

Он стоял и смотрел на девочку, не замечая, что над ним сгущается тень. И заметил что-то странное, только тогда, когда девочка странно переменилась в лице. Улыбка на ее чумазом лице смотрелась недобро, хитро. Тонкие губки сжались к левой щеке, а глазки смотрели на что-то позади Максима. Выражение ее лица показалось мальчику подозрительным, но оборачиваться он не стал. Но когда он посмотрел на землю под ногами и увидел тень, похожую на огромного, страшного зверя, которая плавно двигалась по ямам и лужам, стал волноваться. Сердце словно ушло в пятки.

«Без резких движений! Это может напасть на тебя. Спокойно…» – наказывал сам себе Макс. Он понял, что позади стоял недоброжелатель. Был ли это зверь или страшный амбал с дубиной наперевес – неясно. Парень уже принялся ругать себя за то, что, не подумав, пошел сюда, в это мрачное место, где люди могли быть непредсказуемыми и опасными. Может, эта самая девочка знала о грядущем и отвлекала внимание парня.

Максим напрягся.

Позабыв о наказах самому себе, мальчик резко повернулся и уже собирался броситься наперекор огромному дядьке, но тут же неловко пошатнулся и убрал грозную гримасу. Перед ним стояла милая старушка. Глаза ее утомлено смотрели на юношу, а губы расплылись в улыбке, увидев реакцию Максима.

Макс почувствовал себя неловко: «Надо же было такое выдать! Это ведь простая старушка, и, похоже, очень даже добрая».

– Это ведь вы меня звали? – неуверенно спросил мальчик. Попытался разрядить обстановку.

– Да, – старушка снова мило улыбнулась и морщинки у глаз сложились в гусиные лапки.

Морщинки не говорили о ее возрасте – скорей, были ей к лицу. На секунду мальчику показалась знакомым это выражение лица… – это она тогда равнодушно наблюдала за тем, как он крючился от боли! Но не только это показалось ему знакомым… что-то еще.…

– Пойдем со мной; мне нужно кое-что рассказать тебе. Конечно, если ты не боишься. Хе-хе… – по-доброму усмехнулась женщина. Она видела, что мальчик был в смятении от всего происходящего.

– Хорошо, – серьезно ответил парень. События утром казались Максиму очень связанными с предстоящим разговором и с самой старушкой, поэтому доверился ей. Он надеялся, что получит ответы на некоторые вопросы.

Парень последовал за пожилой женщиной. Она подошла к заброшенному подъезду и слегка отодвинула доску, преграждающую вход в подъезд. Макс скользнул волной вокруг нее и интеллигентно придержал отсыревшую и наполовину покрытую мхом деревяшку.

«Неужели она действительно тут живет? Я думал, тут все квартиры брошены – пробежала мысль в голове Макса. – Возможно, она одинока, и приютить ее некому. И скудной пенсии ей наверно едва хватает на еду, не то, что на новую квартиру…».

Стенки подъезда были желтыми от сырости и протекшей воды набежавшей из старых квартир и прогнившей крыши, а застоявшейся запах гнилья заставил поморщиться Максима и затаить дыхание. «Куда же я попал…» – досадно думал юноша, но теперь ему никуда не уйти.

Квартира женщины была на первом этаже. Старушка открыла дверь. Похоже, она даже не была заперта. А от кого запираться-то? Разве кто-то мог подумать, что здесь проживают.

Парень зашел, ожидая увидеть ободранные обои, дряхлую мебель и мигающую лампочку, но оказалось совсем иначе: скромные, неброские охровые обои, хорошо сохранившиеся с прошлого века; старый, скрипящий паркет и удивительной красоты мебель. Высокий гардероб под самый потолок, покрытой светлым лаком, встречал гостя у порога. На его стенках и дверках красовались резные узоры разнообразнейших форм. Завитки, цветочки, оленята, веточки – все это разом умещалось на одном шкафу как на картине. Казалось, если открыть этот шкаф, то можно было попасть в сказку, но, кроме старой пыльной одежды и моли, внутри ничего не было. Аккуратно и изящно вырезанное дерево было покрыто лаком, от чего казалось золотым, а солнечные лучики, шедшие из окна кухни, сияли так, словно сам шкаф был солнцем.

– Нравится? – бабушка заметила заинтересованный взгляд мальчика. – Муж вырезал.

Старушка изменилась в лице: узкие глазки опустились в пол, а губы едва заметно дрогнули, словно теми словами случайно задела она давно потухшую боль. Усохшими, немощными пальцами она провела рукой по одному из узоров. С тоской старая женщина смотрела на дерево, воспоминая былые годы. Ее тяжелое дыхание – единственное, что можно было слышать. Женщина глубоко набрала воздуха и сказала, отдернув руку:

– Ну ладно, проходи на кухню, мне еще многое надо рассказать.

Да и Максиму было как-то не по себе от создавшегося напряжения.

Он прошел в маленькую кухню. Светло-бирюзовая краска и известка на стенах и потолке превращали ее в облачко. Стол, стулья, гарнитур… – все отдавало стариной.

– Присаживайся, – старушка указала на табуретку возле стола. Сама же взяла со стола почерневший от копоти чайник за кривую ручку и поставила на огонь.

– Я видела, что с тобой случилось утром, – она присела рядом с мальчиком.

– Да, я узнал вас, – по лицу Максима пробежала легкая улыбка.

– Извини, не смогла помочь. Просто не знала как. И подумала, что будет лучше, если расскажу об этом позже. Боль была внезапная, не правда ли?

Мальчик кивнул в ответ:

– Раньше такого не было. В том месте до этого ничего не болело да и сейчас раны и боли не осталось. Это было дико больно!.. – мальчик принялся оживленно рассказывать.

– Мои предположения оправдались, – кивнула женщина, перебив Максима. – Тогда я в любом случае не смогла бы тебе помочь.

Макс заинтересованно приподнял бровь.

– Да, это странные вещи. Со мной тоже это случалось раньше и сейчас порою дает о себе знать. У тебя ведь не осталось ничего на теле?

Макс опустил рукав футболки и снова убедился в том, и показал ей, что даже синяка не осталось.

– Да, да… – задумалась женщина. – Не припомню, сколько лет мне тогда было, когда впервые это случилось, может двадцать, может восемнадцать… не в том суть. В общем, так же спокойно шла, как вдруг боль резко врезалась в спину. Я упала, скрючившись от боли. Народ тогда был чувствительней – вокруг меня собралась толпа. Люди не понимали: то ли припадок у меня, то ли болезнь какая, – рассказывала женщина, вдобавок шевеля только правой рукой, а другой опиралась о колено. – Один мужчина из толпы приподнял меня и сказал, чтобы я шла за ним. Боль потихоньку начала спадать. Мы с ним разговаривали, он объяснил, в чем моя проблема. Потом попросил меня довериться ему и повел меня в дом. Не довериться ему было сложно – в его словах было столько… души. Искренне меня понимал, рассказал каждую деталь…. Потом мы просто разговорились. А какой же он был красоты, – улыбнулась бабушка. – Когда мы зашли в его квартиру, он ничего не говорил, пока не достал из шкатулки волшебной красоты камень.

Старушка прервала рассказ и ушла в другую комнату. Когда она вернулась, в ее руках был небольшой сверток. Старушка аккуратно, дрожащими пальцами развернула края синего атласа, и оттуда блеснул камень. Она отдала сверток Максу.

Мальчик осторожно взял камень и навел на свет от окна. Радужный перелив засверкал в полупрозрачном, слегка молочном по неграненым краям, минерале, похожем на аметист. Все оттенки фиолетового сияли внутри камня.

– Необычный, не правда ли? – старушка продолжила свой рассказ. – Он мне рассказал легенду.

«Однажды, в мире, где царствовали звери, и где люди не обладали возвышенной силой в природе, один молодой человек из маленького селения подружился со зверем. Дружба их была крепка, и мальчик захотел приручить животного и привести в селение. Народ, узнав об этом, взбунтовался: «Неужто человек может дружить с тем, кто его поедает?!». Люди приказали ему избавиться от зверя, но мальчик был верен другу. Он не мог его бросить. Тогда он пошел молиться в храм, надеясь на помощь Всевышнего, и случилось чудо! – Бог ему ответил: «Если дружба между зверем и человеком столь крепка, то теперь все будут жить в гармонии. Зверь будет чтить человека – человек будет любить зверя. Отныне будет так! Но если же ты, мальчик, предашь нового друга, то семья зверя будет мучиться от гнета человеческого. И муки совести будут терзать тебя вечно. Так будет с каждым из народа твоего и семьи. Ты же наказания в том же случае не избежишь: коль инстинкт предаст тебя, – обратился он к зверю, – и ты не сможешь противиться природе своей, то потеряешь «чужого брата» навсегда, и каждый из вас будет страдать. Теперь вы одна душа и ваша преданность будет храниться в этом алтаре, и пока горит огонь, вы будете жить в гармонии». – Он указал на алтарь что стоял посреди храма, в чаше которого, как по волшебству, загорелся огонь.

Когда мальчик и зверь вышли из храма, они увидели, что животные помогали людям, а люди заботились о них. Но зверя беспокоили слова Бога: «…семья зверя будет мучиться от гнета человеческого…». Зная о том, что человек может его предать, зверь удумал избавиться от угрозы и напасть на друга, совсем позабыв о том, какая кара ждет его за это. И вот однажды зверь незаметно подкрался к другу и набросился сзади. Человек же сам временами опасался и поэтому всегда носил при себе клинок, и вот, когда зверь напал на него, мальчик достал острие и пронзил «чужого брата».

Бог разгневался, узрев картину расправы: «Вы оба ослушались меня – отныне весь род зверя будет мучиться в одиночестве, а человек, забрав его самого любимого сына, будет угнетать его и мучиться сам. Вы были одной душой – ею и останетесь, но соединять вас будет единое горе и боль. А если же осознаете порочность содеянного и захотите исправиться – вы найдете друг друга и докажите, что верность ваша непокорна разлуке и ссорам». Тогда Бог отдал молодому человеку камень необычайной красоты, а каждому человеку из поселения, приручившего зверя, отдал дитя того животного, которого он приручил. «Огонь потухнет и заберет с собой души каждого из вас и объединит ваши чувства в единой душе. Вы будете зависеть до конца своих дней от второй половины души. Умрет зверь, значит, погибнет человек. И сыны, и ваши внуки будут нести это бремя».

Как ты понимаешь, Максим, он отправил того мальчика, его народ и их зверей в наш мир, – продолжала женщина, – здесь они расселились, так же, как и звери, и образовался новый мир, в котором мы живем. И теперь уже мы властвуем над животными…

Тот мужчина сказал мне, что я предок одного из переселенцев и что где-то там, в параллельном мире, бродит вторая половинка моей души, мой зверь, с которым я теперь одно целое и чувствую каждое его ранение, его боль. Иногда внезапно становится грустно или неприятно на душе без причины, и мне кажется, что в этот момент грустит мой зверь. Мужчина сказал мне, что я должна избавить себя, мой будущий род и род зверя от этих мучений… даже весь мир. Для этого мне надо было отправится в параллельный мир и там найти мою половинку души, дойти до того самого храма и разорвать наши узы, бросив этот камень в огонь. Еще он рассказал мне (и можно было догадаться по самой легенде), что тот мир не такой как наш. Там почти все наоборот: в том мире властвуют животные, огонь холоден, снег горяч, вода всегда тепла…. Как он утверждал, все это рассказывал его прадед, тому рассказывал его дед, и вся их династия передавала эту легенду из уст в уста, а самый первый отец был предком одного из переселенцев.

– Выходит, я тоже из рода тех самых переселенцев? – спросил Максим, после рассказа женщины.

– Да.

– Но в моей семье никто этим не страдает.

– Ты уверен? – с легкой улыбкой спросила старушка.

Парень задумался: «Не замечал, чтобы кто-нибудь до меня так крючился…. Разве случалось что-то подобное у мамы, у…».

– Папа… – вдруг блеснула озарение, смешанное с болью и грусти давно забытой потери. – Он погиб, когда я был совсем маленьким…. Я его почти не знал. И мама не говорит о нем, будто не хочет, чтобы я помнил о своем же отце….

Старушка понимающе кивнула головой.

– А ведь я его знала, хорошо знала…. А потому и знакома с тобой, – по лицу пожилой женщины пробежалась улыбка. – Но тогда ты был, конечно же, совсем малюткой. Извини за вопрос, но мама тебе не говорила от чего он умер?

– Вроде, от какой-то тяжелой болезни.

– Я не должна тебе этого говорить, но все же. Он умер от того, что погибла его вторая душа. Болезней он не имел, был очень здоровым мужчиной. Если чувствуешь боль той души, значит, можешь и умереть так же как она. Боюсь вот, что мой зверь скоро погибнет. Ведь и я, и он не молодой. Жаль я тогда не послушала того мужчину. Теперь уже поздно. Видимо он живучий, мой зверь-то! – посмеялась старушка. Но ей было не до смеха – она чувствовала реальную угрозу, и этот смех показывал ее почти полное смирение с возможностью внезапной гибели.

Максим из уважения тоже чуть посмеялся, но слова старушки его напугали: «…тоже умрет…». А что если и Макс тоже? Кто знает? А почему он вообще должен ей верить. Может она сумасшедшая? Хотя это не похоже на бред.

– Ты не хочешь мне верить? – женщина заметила чувства Максима, которые выдавало его лицо. – Ну да, я тоже не верила тем словам, поэтому и не пошла. Чем взрослей я становилась, тем больше понимала, что все сказанное им правда, – привстала старушка и подошла к плите. Чайник вовсю пыхтел клубами пара. – Но сразу говорю, – продолжила она из-за спины, – это может быть опасно, так что решай сам. Если не хочешь мучиться и обрекать других на мученье, то в дальний путь, ну, а если желаешь не рисковать, то дело твое, я не настаиваю.

Кипяток разливался по кружкам.

– Но помни: если пожелаешь остаться, то риск все равно есть, причем не только для тебя – ты рискуешь своей жизнью, жизнью твоих будущих сыновей, – старушка поставила перед Максимом две старенькие фарфоровые чашки, с красными полосками и цветочками. Потянулась за сахарницей и чайником-заварником. – Кстати, ведь мы так и не познакомились, я – Вера Павловна, – женщина переменила тон и протянула руку для рукопожатия. Макс протянул в ответ. Рукопожатие было не крепким – руки старушки были слабыми, кожа морщинистая, пальцы холодны, а ладонь, несмотря на это, горяча.

– Но, а как же я уговорю моего зверя пойти со мной? – задумался Макс, почти не скрывая истинного сомнения в достоверности ее слов. Подтянул чашку к себе. – Ведь он не поймет меня.

– Ой, совсем забыла сказать: да, ты сможешь с ним говорить, но только если этот камень будет одновременно у вас двоих.

– Он же один? – парень вновь приподнял камешек со стола.

– Надеюсь, ты что-нибудь придумаешь. Ты же вроде умный мальчик?

Наступила пауза. «Что же это за бред? Боже, я еще сижу тут? Хотя… Лучшего объяснения утренней ситуации найти невозможно. Да и не в моих правилах отказываться от веры волшебство, ха-ха! До сей поры я в него верил, а теперь, когда оно почти реально передо мной появляется, отхожу назад? Нет, пока это только ее слова…», – думал паренек, тем временем наливая заварку и насыпая сахар.

Вера Павловна ждала его слов.

В конце концов, не найдя подходящего ответа, Макс поднял глаза и сказал:

– Из всего уважения к вам я не могу довериться всем этим словам. Кроме этого, пожалуй, нужно что-то действительно убедительное.

– Разве тебе нужно что-то более убедительное, чем та боль в плече? Хочешь, чтобы дошло до крайности, до смерти? – гораздо серьезней заговорила старушка. – Как говорится, пока петух не клюнет…

– Да, да. Понял.

– Я тебя хорошо понимаю и стараюсь не давить на тебя. Ты наверно думаешь: «Стоит ли ей такое говорить, когда она сама струсила и не пошла на это?». И соглашусь. Но, прошу, не совершай моей ошибки – почти всю свою жизнь я живу в страхе. Только после рождения детей, я поняла стоимость моей ошибки. А после появления внуков стало куда беспокойней. И был уже случай, вину в котором себе простить не могу…, – глаза ее впали, морщинистые щеки обвисли. Непреодолимая тоска овладела сердцем. – Все это время я как на пороховой бочке – жду, когда бомбанет, – едва слышно, басисто произнесла старушка.

Максим все сильней убеждался в том, что слова ее – чистая, горькая правда.

– Я вас понимаю и, что бы там не случилось, глубоко сочувствую. Но почему именно я должен на это идти? Разве нельзя найти того, кто сильней меня, взрослей и хотя бы опытней?

– Мальчик мой, опыт здесь почти не имеет значения. А сила?… Сила ничто без смелости. Думается, ты не станешь отрицать то, что ты не трус.

Макс промолчал – он действительно не мог утверждать обратное. Малейшая доля отваги в нем все же была.

– Не думай про меня плохого. Я отправляю тебя не на гибель, а стараюсь обезопасить твое будущее. Что не говори, а в твои силы я верю. В тебе видно нечто… сильное, но даже ты этого еще не разглядел. Попробуй довериться мудрой старушке, – Вера Павловна улыбнулась. – Была бы возможность найти кого-то другого…. Найти одного из предков не совсем легко, ведь не в каждом это проявляется. Если бы и проявлялось, то они бы о каком-то проклятии и не догадались. А вообще подумай о том, что случилось с твоим отцом. Легко ли тебе живется без него? Тебя ведь мучает, сколько бы ты не любил отчима, то, что твоей кровинушки больше нет рядом…. А твоя мама? Представь, как она страдала. Хочешь, чтобы из-за тебя она сошла с ума? Это не шутки, милый. К тому же не за горами и твое отцовство. И представь что будет, если тебя, не дай Бог, вдруг не станет. Останутся жена и дети. Оставишь их, не прожив и для себя достойных лет? Да даже без семьи! Твой отец начал этим беспокоиться куда более в поздних годах, чем ты. А потому твой риск еще более велик. Не хочется ли тебе еще пожить? Не хочется ли иметь счастливую семью? Не хочется сделать благо для других страдающих? Я не буду на тебя давить – твое право выбирать, но я хочу, чтобы благоразумие в тебе победило. Подумай о близких. Представь их мучения. Совсем не исключено, что и твоя мама одна из наследников. А твоя сестра, за нее не боишься?

Внезапно, словно молнией, паренька пронзило.

– Что?! Она… она тоже подвержена проклятию? – встревожено спросил Макс.

– Не знаю. Все возможно.

– И её…

Он не знал, что больше сказать. В один момент его решение стало куда очевидней. Любовь к сестре была настолько велика и глубока, что он был готов защитить ее в любой момент. Максим не проявлял этой настоящей потайной любви открыто, но в сердце он понимал, что дороже этого милого крохотного существа нет никого. Допустить несчастного случая он не мог.

– Вижу, до тебя наконец дошло, – качнула головой старушка. – Теперь мои слова не нужны.

– Что ж, я тогда, пожалуй, пойду, – встрепенулся мальчик, не моргая и не смотря на нее.

Голова еще больше загрузилась и требовала слишком много энергии для обработки информации. Казалось бы – все на поверхности, но вихрь из мыслей не успокаивался и затягивал Макса в воронку.

– Конечно, иди. Но подумай над моими словами, ладно? Помни, их мир параллелен и портал туда так же необычен. Если потребуется помощь, приходи сюда, и я объясню тебе все, что знаю сама.

– Хорошо.

Юноша оставил чашку с чаем, из которой не было выпито и глотка, наспех обулся и вышел из квартиры.

Попрощавшись с пожилой женщиной, парень «выполз» из подъезда и направился домой.

Солнце уже полностью спряталось за толстой пеленой туч. Стало прохладно. Ветер, резкими порывами, гонял прошлогоднюю траву поверх свежей. Холодный поток остужал воду в лужах, гоняя рябь мощными порывами. Погода стала мрачной, как и настроение мальчика. На душе стало тоскливо. На той душе, что на земле…

Слова старушки поразили его. Ему не верилось, что все это происходит с ним. Казалось, что думать об этом даже не стоило, и надо бы просто забыть. Но ему предстояло сделать серьезный выбор, в котором свои минусы и плюсы. Если он останется здесь и не станет рисковать своей жизнью в мире, наполненным неизвестными и опасными животными, то он может жить спокойно… какое-то время. Совесть не оставит его в покое, ведь он один из всех людей на планете принял этот камень, как эстафетную палочку, и теперь он был избран для того, чтобы исполнить предначертанное и разрушить проклятие, тем самым спасая свою и чужие жизни. К тому же велик риск, что он сам может внезапно погибнуть, один из его детей когда-то в будущем, мама, Соня…. Ужас! Риск был очень большим.