Читать онлайн Королева фей Ланнан Ши бесплатно

Ночная гостья

Где-то расцветала темная ночь, как черная роза в росе из бриллиантов. Легкий бархат и тьма, и ее нежный шелк скрывал от взгляда человека смертельную опасность, царящую в ней. Поцелуй королевы смерти обжигал уста соблазненного ее губящей красотой, и по его губам, как печать минутной любви дьявола, текли струи крови. Для одинокого сердца все это было ничем, влюбленного сердца, да, он был влюблен и знал, что его возлюбленная холодна и нема к людским страданиям. Он знал, что его любовь не принесет ему ничего, кроме смерти.

Ночь ложилась на ясное лицо земли, и у этой ночи была своя королева, своя любовь, своя смерть, ее темная возлюбленная.

Тьма окутывала роскошный дворец, но сейчас он казался сверкающим сердцем самой ночи, тайна веков приоткрывала створчатую дверь, она звала взглянуть на ее ужас и на ее смертоносную красоту.

Бархатные розы спали в ночной росе. У них не было ни цвета, ни лица в наступающем мраке. Они были лишь отдаленной частью магической красоты, ее листы не спали, боль, причиняемая ими, не притуплялась ни на минуту. Они были избранными из всех цветов, но красотой ночи был другой благоухающий цветок, гвоздика, алая гвоздика и вечная тайна, скрытая в ней.

Все было отдано сну, и лишь один цветок не спал. Белая, как сама смерть, но прекрасная рука прикоснулась к хрупкому стеблю гвоздики, словно молния, сверкнувшая в небе, но через мгновенье все утихло, превращаясь в прежнюю гложущую тишину.

Темно – синие облака теснились на небе, над дворцом, казалось, любой миг готовые разразиться грозой, но дождь не начинался, лишь угрожающий трепет туч напоминал о ненастье, и головки роз трепетно клонились ко сну.

Лишь одно не спало, одно-единственное во всем мире – голубой источник у дремучего леса. Он отличался от всего своим живым журчанием в темноте, но что-то странное скрывалось именно в нем. Его вода лилась и бурлила водопадом, сливаясь с камнем и превращаясь в крошечное озеро у лесной тропы. Какие-то синие оттенки играли ночью в его воде, но там же блистали волшебные огоньки, заманивающие путников в колдовскую страну, и только один из людей, попавших туда, остался жив, но его сердце навсегда запечатлело в себе магию мрачной сказки.

Сверкающие огоньки, как хоровод фей, вились и кружились у ручья, легкие, ясные, прозрачные, похожие на снежинки, они были всего лишь еще одним украшением в алмазной короне другого сказочного мира.

Бессмертная легенда жила здесь, легенда о той, которая была прекраснее всех, и завеса волшебной сказки открывалась перед глазами в ночных просторах лесных трущоб.

Но путники боялись заходить сюда, словно сама смерть гнала их прочь от этого места, от леса, от чистого ручья, от его прозрачного водопада, вся эта красота была не тронута человеком, и какая-то опасность проглядывала во всем здесь, внушая любому вошедшем сюда страх и ужас перед смертельной опасностью.

Но не лесные эльфы, феи или лешие пугали людей, нет, они боялись иного, обещание тьмы, красоты, скрытой в лесной сказке, но несущей смерть любому, увидевшему ее.

Все ее приметы были прокляты в этом мире, все, кроме несчастных влюбленных, проклинали светлое золото волос и голубые глаза, взгляд неведомый никому из живых, легкость и грацию тихих движений и вечную, нескончаемую красоту. Всему этому люди уже давно придумали одно название – проклятие и смерть.

Никто из живых не ехал по лесной дороге. Никто из путников не заходил в ложную, манящую тень. Даже днем люди опасались и боялись этого места, как самого проклятия небес, или чего-то более тайного, более нежного и прекрасного. Одна лишь легенда пугала всех, и тех, кто, хоть издали, видел тень далекого несчастья. Все проклинали синие глаза, несущие смерть.

Но что могло скрываться там, на лесной дороге, одна лишь тропа разделяла владения жизни и владения леса, и здесь, у родника, они соприкасались журчащим поцелуем вдоль своих границ.

За лесом начинался совсем другой мир, но никто из боящихся за свою жизнь не бывал в нем и лишь знал, что этот мир полон тайн и приключений, опасностей и боев, красоты и колдовства.

Ветви деревьев сгущались, не давая прохода лучам солнечного света, а только тьме ночи. Они скрывали царство темных и светлых сил. Там жили лесные духи, и кровожадные тролли строили планы своей мести добру. У них тоже был свой жестокий король, но, чтобы увидеть его лик, надо было стать безразличным к смерти, или полным волшебных сил, но не его боялись люди, было и нечто другое, но это был скрыто тайной.

За лесом и холмами пряталось другое темное солнце, скрывалась красота золотистой звезды, и стоял легендарный замок. Путь к нему был закрыт миром опасностей. Только один-единственный человек остался в живых после того, как увидел это чудо мрачной ночи, но его жизнь погибла вместе с возвращением в мир смертных. Прежней радости было не вернуть ничем.

А в человеческом мире и широких графских владениях роскошь и красота природы застыла в пейзаже своего сна. Тихо спала зеркальная гладь озер, отражая в себе тени белоснежных головок лилий, таких пышных и грациозных, как белые лебеди, плавающие здесь днем. Сегодня эти лепестки сжались, и виднелись лишь зеленые кружки листьев и стебельков. Сады природы уснули, и разноцветные лепестки спали в сердце цветов, пестреющих на далеких лугах и теряющихся в лесной траве, в ней каждый цветок напоминал пеструю корону из ярких камней, но это был лишь бархат летней жизни.

Гибкие ветви деревьев клонились к воде, сплетаясь и играя на зеркале озер, ветер заставлял их плакать и шелестеть, и этот плач отдавался в сердце ночи.

Ветер растворялся в нежных складках чарующей тьмы, все звуки были только тенью небытия, и ночь сверкала лишь ярче и ослепительнее от каждого шелеста бархатистой песни ночи. Кто мог знать, что сегодня полночь изменит все в жизни хозяина этих владений, но ночь не подчинялась ему, она взяла в плен его сердце, как и все, находящееся в нем.

Все люди мирно спали под покровом темноты, ни звука не раздавалось в мертвой тишине, тьма вступила в свое господство над миром, она царила, она властвовала, она повелевала, но у нее тоже была своя королева, и горе тому, кто, хоть раз, смог увидеть ее бледное лицо.

Тьма стелилась по земле, словно золотые волосы ночной красавицы, но дыханием сказки сияло все в нем, ее движения разливали легкий шелк вокруг земли, ее глаза были глазами красоты, но никто, никто не видел ее.

Что-то опасное таилось в этой ночи, буйное, мятежное, и неспокойное, как вспыхнувшее ниоткуда пламя, вмиг захватившее все. В дыхании тьмы чувствовалась тревога, сама смерть звала уснуть навеки за один-единственный взгляд, но этот взгляд ослеплял людей.

Словно жуткое чудовище затаилось в покровах темноты, как кинжал, близящийся, чтобы ударить в спину, близилась полночь на золотых часах, ужас воскресал вновь.

Невольный страх вкрадывался в душу, еще ни одна ночь не угнетала сердце так, как этот страх, он пронзал, он шептал, он терзал душу жутким ожиданием чего-то неизвестного и ужасного.

Все вокруг спало, завораживало лишь предчувствие одной беды, опасности, и голос, шепчущий о ней, не умолкал ни на миг, а лишь из минуты в минуту становился все ужаснее и безумнее, он потерял рассудок и боялся лишь одного – своего собственного страха. С каждым ударом полночи, с каждым ее шагом еще более гнетущая тишина воцарялась здесь, в этом обманчивом покое, невозможно было уловить ничего, ни лица, ни сердца приближающегося кошмара, только сердце звало бежать прочь, прочь от своей собственной любви, если она была любовью к самой смерти.

Лишь одно было спокойным в мятежной и бурной ночи, лишь одна алая гвоздика цвела в бледной и окровавленной руке. Кто знал кровь или потерянное счастье окрасило ее в бардовый цвет, ее бархатистые лепестки благоухали смертью, ее аромат разносился запахом страха человеческой души, ее красота сверкала ярче и ослепительнее, чем ночь, но еще прекраснее была ее хозяйка, ради которой этот цветок появился на свет, чтобы стать вечным спутником королевы смерти.

Подобно вырванному из груди сердцу он сиял во тьме, и тьма не могла соединиться с ним. В этой ночи сияла ярче всего одна картина, алая гвоздика в белоснежной руке, по пальцам которой стекали капли крови, как символ вечной мести и красоты, воплотившейся в одном-единственном лице и одном-единственном образе.

Ничего, кроме бархатистой ночи не было ни в дремучем лесу, ни в просторных лугах, ни в аллеях сонных роз, деревья клонились ко сну, но в просторной глубине ночи тьма расступалась перед мраморным дворцом, стоящем в самом сердце колдовской жизни. Ни дуновение колдовства, ни вихрь ночи не ложились на него, но в нем тоже скрывалась тайна и более ужасная, чем тайна леса, ведь это была тайна разбитого сердца.

Как смело он отличался от прелестей тьмы и очарования ночи, в нем пылала жизнь, и не только она. Сама красота украшала его сапфирами своих синих глаз, делая его драгоценной короной сияющей, как чудо волшебства. В нем угадывалось волшебство, каждый миг его жизни на земле был магией очарования, он околдовывал, он звал, он манил, как песня морской девы, но он не был чудом природы, он был гордостью и богатством человека. Только одно слово – красота, могло описать его. Сама ночь, как звездная вуаль, окружала дворец своим густым покровом.

Сияющее множество окон разливалось волшебством в чарующей ночи. Готические статуи и мраморные узоры привлекали и заманивали взгляд. Оттуда не доносился шум, не звучала музыка, не слышался смех. Дворец слился с ночью, отличаясь от нее только одним – своими яркими огнями. Что было в нем, чьей волшебной любви он ожидал, что шептала ему ночь о магии его красоты. Звездная россыпь в эту ночь не блистала над ним, а лишь черные тучи собирались и хмурились в темном небе своей могучей и угрожающей синевой. Ночь не звала проклятия, но сам дворец ожидал его. Как заколдованная сказка он возвышался в долине, но ни слова о нем и его тайнах не угадывалось в его волшебной красоте. Лишь ночная песня любви стала шептанием тихого ветра, но и сам ветер не знал о тайне одинокого сердца повелителя этого края.

Роскошь, блеск, волшебство – это все было далеко не первыми достоинствами дворца. Его хозяин мог быть самым богатым человеком из подобных ему, но он же и был знатен, как никто. Его богатств и достоинств было не счесть. Он владел этими полями, этим лесом, этими великолепными садами роз. Все это принадлежало ему одному, но был ли он счастлив, была ли радость в его сердце. Когда-нибудь, хоть раз в его жизни, блистало ли в его глазах обычное человеческое веселье.

К его услугам было все: золото, музыка, вино и общество прекрасных дам. Кто мог отказаться от роскошной жизни, если бы владел всем этим. Он мог гордиться собой и благодарить судьбу, но этого всего не было в его роскошном дворце, и сегодня любой бы отдал жизнь, чтобы узнать, что происходит там, во владениях прекрасного графа.

Дворец стоял в долине, гордый, прекрасный, величественный и изумительный, он мог очаровать любого, но, что сегодня происходило в нем, его стены не могли плакать, но они плакали вместе с сердцем своего хозяина. В зале не было веселья, шумных балов и маскарадов, и если бы пошло и на то, граф отказался бы прийти даже к самому королю, не только из-за своей гордости и силы, она позволяла ему это, но он знал только одну-единственную королеву во всем мире.

Далеко в прошлом остались прежние безмятежные дни молодости и жизни, но, хотя юность еще не ушла, но тень проклятия уже ложилась на всю эту светлую красоту, предвещая бурю и ненастье.

Какими-то мрачными и угрюмыми казались сияющие, огромные окна, тень мрака прокралась в них. Тени скользили по гладким стенам и готическим узорам на мраморе, смерть прокрадывалась сюда.

Все стихло, словно в ожидании кошмара.

Цветы затрепетали в своем тихом сне, птицы с шумом спорхнули с ветвей раскидистых деревьев и улетели, унеслись в чащу леса. Полночь спустилась над головой алой гвоздики, она ждала свою королеву, и вечное, неумолимое и ужасное проклятие для прекрасного дворца, от него было не скрыться, не спрятаться, как и от последней и губящей любви, но она уже горела в сердце, и она была вечной мечтой и вечным, неумолимым заклятием.

Во дворец не проникал покой ночи. Огромную, длинную залу наполнял яркий и теплый свет. Зеркальный паркет отражал в себе скользящие тени, и с расписанного картинами высокого полка свисали огромные хрустальные люстры, разгонявшие мрак. Множество свечей сияло в позолоченных канделябрах, украшенных лицами золотых амуров и богинь.

Народ толпился в роскошной зале, но она все равно оставалась просторной и пустой, в ней не было жизни, лишь печальное ожидание чего-то необычного и даже сверхъестественного.

Разодетые гости казались роскошной частью залы, пышные, разноцветные платья дам, из атласа и шелка, украшения из драгоценных камней, бриллиантовые диадемы и подвески сияли и переливались в свете свечей. Кавалеры не уступали дамам в элегантности и грации, в красоте дорогой одежды, в позолоченных эфесах шпаг. Однако и тени радости не светилось в лицах гостей, в зале царило выжидающее молчание, никто не смел произнести ни слова.

Вся толпа гостей ждала и боялась дождаться того самого рокового мига. Священнослужитель уже стоял здесь в своих черных одеждах. Только он один из всех священников осмелился прийти сюда, только один он не боялся тени рокового проклятия, но его сердце тоже дрожало в ожидание чего-то необъяснимого.

Он любил этого мальчика как собственного сына и разделял с ним горе его первой и последней любви. Он смотрел в красивое, юношески-нежное лицо графа, и жалость к нему переполняла его сердце. Он еще помнил своего лучшего друга – его отца, погибшего вместе с его матерью и оставившего молодого графа одного среди сказочных богатств и множества врагов, готовых в любой миг из злобы и ненависти смести его с лица земли.

Священник видел тучи над дворцом, как над крепостью смерти, и, хотя внешне он был спокоен, он предчувствовал несчастье, но он не побоялся прийти сюда, чтобы помочь своему другу.

Купель крещения ждала, и серебристая вода переливалась в ней, словно отблеск предстоящей опасности. В шелке и кружевах в колыбели лежал необычайно красивый ребенок, даже слишком красивый. Бархатистая кожа переливалась в свете свечей, маленькая головка, словно золотом была усыпана светлыми прядками мягких волос, а еще у нее были огромные синие глаза настоящей красавицы, но что-то таинственное уже проступало в них.

Все боялись подходить к колыбели, середина залы была пуста и одинока в свете хрустальных люстр.

Только один человек стоял у колыбели, хозяин всех этих обширных владений.

Все было готово к крещению, но граф медлил.

Еще один удар часов прозвучал в мертвой тишине, близилась полночь. Граф не боялся ничего на свете, кроме одного, своей дьявольской любви. В волнении и тревоге он взглянул на колыбель страх не оставлял его, этот ребенок, в котором слилась кровь света и тьмы, не мог остаться с ним, с простым человеком.

Сейчас он сам был врагом себе, его сердце-предатель выдавало в его голубых глазах любовь к той, которую он должен был ненавидеть. Это дитя было памятью о его дьявольской любви.

Он не глядел на каминные часы, но он знал, что до полночи осталось всего несколько минут.

– Уже пора, время пришло, – прозвучали холодные слова священнослужителя.

– Нет, еще немного, – прошептал юный граф.

– Прошу тебя, ты должен, – шепнул ему священник, – забудь ее!

– Я не могу, – лишь печально ответил ему тот, – я люблю ее.

Он не отрывал взгляда от алой гвоздики в своей руке и видел ее лицо, он не мог, он не был в силах забыть ее, даже если она была самим беспощадным ангелом смерти. Этот пламенный цветок напоминал ему его любовь. Проклятый цветок, но почему же тогда он не принес ему смерти, которую приносил всем, кто столкнулся с этой тайной.

Но медлить было нельзя, ведь время было неумолимо, и всего несколько минут разделяло угасающий день с приходом полуночи. Граф сжал в своей руке стебель кровавого цветка. Вот-вот должны были прозвучать роковые слова крещения, вот-вот он должен был расстаться со своей жизнью и еще хуже с надеждой.

– Назови ее имя, – прозвучало в тишине.

Граф смело взглянул в лицо священника, как в пламенный лик своей наступающей смерти.

– Ланнан Ши, – прошептал он.

В этот самый миг раскат грома разнесся над дворцом, ярко сверкнула молния. Все в ужасе отпрянули, и только граф непоколебимо смотрел прямо в лицо опасности, он не боялся ничего, и силы тьмы знали это.

Гром все еще сотрясал все вокруг себя, а вода в купели вспыхнула столбом огня.

Двери с шумом распахнулись, и ветер ворвался в залу. Все замерли не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, и только глаза графа горели ярким огнем, огнем, отдающим себя во власть смерти.

И вот шаги раздались в темном коридоре, наступающие шаги самой близящейся смерти, она была уже здесь, и ропот восхищения пробежал по ошеломленной толпе. Она стояла в зале, пройдя через темноту створчатых дверей, неземная красавица, с завораживающей всех красотой и с какой-то неясной, но необычайно мощной магической силой.

Стройная, нежная, прекрасная она казалась ангелом тьмы, королевой ночи, но она же была смертью для любого несчастного, для любого, кто влюбится в нее.

Ее непомерно длинные волосы вились золотыми локонами и струились по ее спине драгоценной волной.

Ее темно-синее платье переливалось в свете свечей. Казалось, сама ночь сшила его из сверкающего материала, не существующего на земле, и еще более красивого, чем атлас, золото, бархат или шелк.

Ее кожа была молочно-белой, почти мраморной, но только не бледной, она сияла в темноте своей смертоносной белизной, но от этого девушка была еще красивее. Ее обнаженные руки и плечи сливались с синевой роскошного платья. Ни у кого на свете не было таких глаз, гипнотизирующих, огромных, ослепительно-голубых, почти синих, и зловещих.

Она была прекраснее всех, она заставляла трепетать сердца от страха и восхищения, все замирало там, где появлялась она, вокруг нее не было жизни, было лишь одно колдовство ночи, эта красота блистала, и было ясно только одно, это была она, сказочная легенда – Ланнан Ши.

Все замерло вокруг королевы смерти, и только несчастный, юный граф смело смотрел в ее прекрасное лицо, и ему было все равно, жить или умереть, ведь он любил ее и только ее.

Даже свечи вокруг пылали ярче, восхищенные ее красотой, сама Ланнан Ши пришла в проклятый дворец – легенда мира, та, которую боялись, и красота которой ошеломляла, она была мрачной сказкой смерти и любви, любовь к ней убивала любого, влюбившегося в нее, и только граф до сих пор был жив. Она снова явилась к нему, чтобы забрать его жизнь, но она медлила, ее глаза пылали синим огнем, и они пугали своей сверхъестественной силой. Была ли она злом или всего лишь чудесной возлюбленной смерти? Красавица, несущая смерть, и теперь она смотрела в его глаза своим пронзающим взглядом.

Ланнан Ши медленно пересекла залу. Как блестели в свете свечей складки ее платья, золотые локоны ее волос. В ее глазах было что-то дикое, коварное, зловещее, но прекрасное. Что-то нечеловеческое таилось в ее красоте, но вот она подошла к нему, тихая и легкая, как видение, и молодой граф смело посмотрел прямо в ее глаза, глаза своей смерти и любви.

– Ты пришла, – прошептал он, – ты снова здесь.

Его мягкий голос звучал тихо и неслышно, но каждое его слово горело одним единственным чувством.

– Да, – ответила она красивым и звонким голосом, высокомерно смотря на него с высоты своей темной силы, но ее гордость была сломлена только одним, и все равно она была недоступной человеку, – но не только за твоей жизнью, – сверкнув дикой силой своих глаз, добавила гордая красавица.

Граф смотрел в ее глаза, и они горели огнем, холодным огнем мести всему человечеству. Она стояла перед ним, надменная, красивая и недоступная, да, он был прекрасен и богат, но она была недоступна для него. Он осознавал свое поражение.

– Ланнан Ши – произнес он, и как-то по-роковому это имя слетело с уст влюбленного графа. Оно звучало, как проклятие, проклятие, обрекающее его на вечные муки.

– Твое имя – Ланнан Ши, это, правда, ты проклятие мира, ты мое проклятие, почему же теперь ты смотришь на меня так холодно, так безразлично, когда я бы отдал даже жизнь за одну твою улыбку, за один твой добрый взгляд.

Он разжал руку с цветком, но только он взглянул ей в глаза, как крик боли готов был вырваться из его груди. Какая-то неведомая сила, словно кинжалом полоснула его по руке, и алая гвоздика выпала из его пальцев. Его рука была в крови, и этот зов боли вырвал из колдовского оцепенения только одного человека во дворце.

Только любовь к юному графу пробудила его от сна сил тьмы, им владела любовь, любовь друга и отца, а она была сильнее колдовского очарования, но не сильнее смерти. Даже сердце смельчака теперь дрожало от страха, но он решился, он знал тайну веков, но мог ли простой человек сражаться с этими силами.

– Отпусти его, – собрав всю свою смелость, воскликнул он, – пожалей хоть одну человеческую жизнь!

Но едва он коснулся ее мраморно-бледной руки, как некая сила острой болью ударила в его руку. Ланнан Ши пристально посмотрела на него, и ее глаза снова ненавидели и неистовствовали, в один миг она метнула острую молнию, и рука священника задрожала в неистовой агонии. Он упал на зеркально-чистый пол, и с его губ стекла струйка крови. Он был мертв, и Ланнан Ши смерила окровавленный труп своим долгим, высокомерным и обжигающим взглядом.

Толпа не смела шелохнуться, никто не мог дышать жизнью человека рядом с созданием бессмертного мира колдовства. Сама чудесная возлюбленная стояла в свете свечей проклятого дворца, но уныние было и в ее речи, а холодная слеза уже текла по лицу прекрасного графа, слеза невыносимой боли.

– Ты видишь? – вспыхнуло огнем гнева ее лицо. – Все, что тебе сказали, правда и ни капли лжи, я убийца, я зло, я тьма, я явилась из мира ночи, чтобы видеть поражение последнего из ряда героев человеческого мира.

Она взглянула на него, но что-то другое уже было в ее взгляде.

– Но это поражение и для меня – добавила Ланнан Ши.

– Да, – кивнул он головой с печальным осознанием своего поражения, – да, все оказалось правдой, а это значит, что мне больше не для чего жить. Ланнан Ши не может знать любви, и мне все равно, что будет со мной, но ты победила, я люблю тебя.

– Я люблю тебя, – и эти слова прозвучали и роковым эхом отдались не только во дворце, но и во всем мире тьмы, он отдавал себя в руки смерти из-за нее и только из-за нее, ведь признаться в любви к колдовской легенде, значило еще больше, чем потерять жизнь.

Молния ударила в небе, и раскат грома послышался вдали, но она тоже смотрела на него и не могла оторвать глаз от юного лица своего прекрасного возлюбленного.

Гордый граф был побежден любовью, и он знал, что он любит исчадие зла, но ее глаза тоже были полны печали, почти хрустальны, чистые как слеза, но слезы украшали их, чистые слезы в глазах королевы тьмы. Ее глаза отняли сотни человеческих жизней, но сейчас сама чудесная возлюбленная, сама Ланнан Ши тоже была влюблена, влюблена в простого человека.

Вдруг громкий крик пронзил тишину, крик ребенка из колыбели, необычайного ребенка. У него был особенный плач, как последний зов любви в сердце королевы смерти. Ланнан Ши мгновенно перевела свой взгляд на колыбель, но в ее глазах все еще блистала хрустальная слеза, готовая в любой миг скатиться по ее белоснежной щеке чистым драгоценным камнем.

– Я заберу ее, – прошептала она, кладя свою мраморную руку на шелковую колыбель.

– Нет, – только и успел вымолвить граф, но слезы мешали ему говорить, он лишь безмолвно смотрел на нее, не в силах скрыть необычайно сильной любви к самому дьяволу в своих глазах.

– Она будет такой же, как я, – ее глаза снова вспыхнули яростью, – я сделаю ее второй королевой смерти, она тоже должна будет убить влюбленного в нее жениха.

Она двинулась вперед и уже готова была вырвать ребенка из колыбели, но он остановил ее, смело заглянув ей в глаза своими полными слез и усталыми в последней борьбе со смертью глазами. Он умолял, он просил судьбу об одном- единственном миге счастья, но жизнь отказала ему в этом.

– Прошу тебя, не надо, – шептал он, – оставь ее мне, умоляю, не отнимай у меня последнюю надежду на жизнь.

– Я должна, – был холодный ответ, его шептали губы бесчувственной статуи, а сердце кровожадного духа сжималось и стонало, прося исполнить последнюю просьбу ее любви.

– Оставь ее мне, – умолял граф, – она единственное, что осталось у меня дорогого в этом мире, в этой жизни, ведь она это лишь одна во всем свете память о тебе.

Ее рука дрогнула, и она опустила глаза, это уже была ее печальная история любви и роковой призыв смерти, это была сама любовь темной красавицы.

Веер ее ресниц шелохнулся, она отвела взгляд, она не могла смотреть в лицо того, которого любила, впервые за сотни лет, его единственного из всех властителей мира, он был единственным, жалость к которому обжигала ее сердце, только юный граф был ее любовью, любовью Ланнан Ши.

Ветер ворвался в залу, с дикой силой ломая и круша все вокруг, раскат грома разнесся над дворцом, а по сторонам послышались неистовые, оглушительные крики страшных тварей, ворвавшихся в залу, и только она одна сияла красотой своих золотых волос в этой тьме, ночная гостья среди кошмаров, пришедших вслед за ней. Дикие, злобные глаза лохматых чудовищ смотрели на них со всех сторон, хищные, коварные, хитроумные, они крушили все вокруг себя.

В ночной темноте маленькие и противные, нечеловеческие создания кружили по зале, их лапы вцеплялись в кожу людей, острые звериные зубы драли пышные платья дам, за спиной вырастали тени, превращаясь в огненноглазых крылатых чудовищ. Бронзовый ангел ожил и поцеловал одного из людей, дьявольская улыбка озарила его лицо, и перед несчастным человеком предстал уже не ангел, а лик Ланнан Ши, но она стояла рядом с графом и смотрела, как кровавый труп вырвался из рук ожившей статуи.

– Эй, вы, – властно крикнула Ланнан Ши, – убирайтесь отсюда.

Ее слова гулким эхом разнеслись по всей зале. Чудовища страшно завопили и исчезли. Все стихло, и все свечи вспыхнули огнем, а оставшиеся в живых с ужасом наблюдали за несчастным графом, стоящим рядом с дьявольской красавицей.

– Ты был моим возлюбленным, – произнесла она, – ты ведь знаешь, что это значит, ты должен был умереть за свою первую любовь, но я сохраняю твою жизнь.

– Почему? – спросил он, глядя прямо на нее, и его глаза умоляли об одном единственном слове любви, об одном единственном миге счастья, и он прозвучал в мертвой тишине.

– Потому, что я тоже люблю тебя, – ответила она, и действительно роковыми были эти слова, предательские слова они выдавали то, что говорили ее глаза. Ланнан Ши не могла любить, в ее сердце не должно было быть любви, но она влюбилась в простого человека, и теперь она стала несчастной навсегда, она не могла убить его, а он молил Бога о смерти, ведь он не мог жить без нее. Он был влюблен в свою смерть.

– Заботься о ней, – сказала Ланнан Ши, – заботься о нашей дочери, она вырастет, станет красавицей, и тогда я заберу ее с собой, в колдовское царство, пусть она не любит ни одного человека в этом мире, ведь тогда она станет такой же, как я.

– Лучше бы ты меня убила, чем позволила мне расстаться с тобой, – вырвалось у него, но ее глаза были полны печали. Она не могла остаться в мире людей, но проклятие вечности сбылось, она полюбила.

– Прощай, – прозвучало в тишине, – прощай, моя любовь, я всегда буду любить тебя.

– Я тоже буду любить тебя, моя темная красавица.

Она взглянула в его глаза, ее алые губы дышали прежней страстью. Она взяла в руки его милое лицо, готовясь подарить ему последний поцелуй любви и смерти. Ее красота дышала огнем гибели, и он знал, что этот поцелуй принесет ему смерть. Он был готов принять ее, но в самый последний миг, когда ее губы уже почти коснулись его губ, сделав над собой усилие, она с болью отвернулась. Хрустальная слеза уже текла по ее щеке, и сейчас весь мир готов был плакать о любви молодого графа и проклятой красавицы.

Печальными были глаза Ланнан Ши, она двинулась вперед, но он умоляюще коснулся рукой ее руки.

– Постой, не уходи, возьми мою жизнь, – взмолился он, но она лишь печально покачала головой.

– Я не могу, – ответила Ланнан Ши и грустно, как в полусне, добавила, – любовь моя.

Он смотрел и не верил в свое горе, когда она исчезла в серебристом сиянии. Он страдал, он не мог сдержать слез. Юный герой был повержен силой колдовства. Как сейчас ему хотелось рыдать о своей потере, но у него оставалась последняя надежда на жизнь, ее дочь, дочь его любви. Да, он будет жить с ней, и в этом будет его счастье. Уже сейчас из кружевной колыбели на него смотрели огромные, синие глаза красавицы Ланнан Ши.

Зала словно вышла из оцепенения, люди не знали, что происходит вокруг них. На полу лежало безжизненное тело священника, какой-то ужас наполнял его лицо, но на его груди лежала и горела, как яркое пламя огня, чудесная алая гвоздика. Ее лепестки расцвели там, где смерть забрала человеческую душу. Этот пылающий цветок был единственной памятью о том, что здесь еще минуту назад была сама Ланнан Ши, сама чудесная возлюбленная, да, она была здесь, она оставила в этом дворце свою любовь. Она разбила сердце молодого графа раз и уже навсегда. Но она же оставила здесь свою дочь.

Граф знал, она будет жить в мире людей, она вырастет, она станет красавицей, и в ее жизни будет не только опасность стать жертвой колдовства, в ней будет любовь, и только она сможет спасти ее от власти зла.

Королева мавок

Чудесная музыка играла недалеко от леса. Она разливалась вокруг глади маленького озера. Она наполняла все волшебством, но что-то грустное было в ней. Оно предсказывало, что через час или два она стихнет и уже никогда не зазвучит в этом месте между морем и лесом, названным людьми королевством фей.

И, правда, что-то странное было здесь, люди боялись этого места. Говорили, по ночам здесь собираются эльфы и феи. Они утомят своими танцами до смерти любого, кто зайдет в их полуночное владение.

Говорили, это место посещает сама дьявольская красавица Ланнан Ши, и любой, кто увидит ее здесь и взглянет в ее прекрасные глаза, осужден на смерть.

Здесь кончался мир, и начинались владения магической силы. Там, где зеленые гибкие ивы склонялись к воде и отражались в ее гладком зеркале, у самого берега озера стоял огромный дворец. Это был необычный дворец, что-то волшебно легкое и нечеловеческое таилось в его позолоченных скульптурах и колоннах. Он отличался от всего, что с начала времен стояло на земле. В нем таилась колдовская сила, и магия поющего ветра звала зайти в мраморный дворец, который настолько вписался в эту укрощенную магической зеленью картину, что, казалось, стал ее неотъемлемой частью. Дворец блестел, и луна отражалась в серебристых стеклах огромных окон, выходивших на озеро.

Ночной мир оживал вокруг него. Все здесь было волшебством, и оно никогда не кончалось, но люди, попавшие сюда, были обречены на смерть, и не только от губящего взгляда Ланнан Ши, но и от другого, могущественного и непобедимого зла.

Зло поселилось не только на суше, но и в глубинах синих вод озера. Под водой был свой особенный мир, никто из живых не мог находиться в нем, не мог видеть его. Только души утопленников перерождались в нем, там был волшебный мир кораллов и жемчужин, водорослей и цветных, пестрых рыбок, подводных чудовищ и морских дев. Его наполняли русалки и другие, незнакомые людскому миру существа – мавки, души умерших без крещения, совершивших страшные грехи, отказавшихся от Бога и жизни. Они убивали, они совершали зло, они изводили людей, и у них тоже была своя повелительница. История их создания таилась во дворце.

Он стоял на берегу озера, величественный, неповторимый и прекрасный.

А у глубокого озера стояла Ланнан Ши, как призрак, полный сказочной красоты. Ее волосы, яркие как золото, были рассыпаны по ее спине, и только глаза были печальны и зловещи. Сегодня ночью она снова должна была обрести свою коварную власть над миром, зло ее души звало ее вперед.

Сонные цветы цвели и дышали свежестью ночи. Они были ее душой, их красота не могла быть странной и порочной, как очарование мраморного дворца.

Долина ночных роз простиралась рядом с дикими цветами леса, но никто не мог знать, что в середине их пестрого, узорчатого букета растет и переливается всеми оттенками колдовства алый и нежный цветок, то была дьявольская гвоздика, и она шептала самой ночи, что только ее призвала повелительница мрака.

Где-то, далеко позади, остался милый граф, влюбленный граф, сейчас она снова была готова совершить зло, но память о его нежных глазах все еще тревожила сердце чудесной возлюбленной.

Дворец словно чувствовал, что это последний его бал, и знал, что его красота уже никогда не будет светиться для всего мира, а только для избранных жертв, но это были последние мгновения последней ночи, когда любой смертный мог восхититься и мог видеть его.

А внутри дворца, в огромной зале, под звуки волшебной музыки танцевали разодетые пары, величественные и грациозные. Они поражали своей роскошью. Одна из дам на балу отличалась особенной красотой.

Одетая в черное бальное платье, как в одежду траура, угрюмую, но прекрасную, со светлыми, почти золотыми волосами, совсем как у Ланнан Ши, с нитями черного жемчуга на шее, девушка по своей красоте не уступала этой зале, а даже частично превосходила ее.

Казалось, ее лицо не принадлежит ей, а далекой легенде о роковой красавице, но она совсем не была роковой, роковой была ее судьба.

Она была похожа на Ланнан Ши, те же губы, то же лицо, те же волосы, только прямые и пышные, и глаза более добрые, но несказанно печальные.

Неспокойно было у нее на сердце, какая-то скрытая тревога поселилась в нем и не давала ей покоя. Кэтрин было жутко, но она сдерживала себя, хотя все так смотрели на нее и перешептывались между собой, словно сама эта ночь готовила заговор против нее и осуждала ее на смерть.

Кэтрин любила балы, любила смеяться и танцевать, но сегодня лучше бы она совсем не приходила сюда. Как странно и ужасно было все вокруг нее, словно она внезапно попала в совсем другой мир, полный скрытой и жуткой опасности. Дикие глаза смотрели на нее, и она боялась встретиться с ними, уж что-то настолько страшное было в них, что их стоило опасаться. Ее сердце настороженно билось в агонии страха, она в ужасе ждала, что же произойдет в недалеком будущем.

Кэтрин танцевала, и холодная рука сдавливала ее руку, обжигая ее своим холодом, лишь ее волосы, казалось, были единственным живым на этом балу, они сверкали и переливались теплыми оттенками света.

На миг ей показалось, что вместо ледяной руки ее кавалера ее тонкие пальцы сжимает длинная клешня чудовища – огромного осьминога, но через мгновение все стало прежним. Холодное лицо того, кто танцевал с ней, не выражало ни злости, ни ненависти. Однако нечто дикое и звериное пряталось за маской надменного благородства, и она почувствовала это. Ей стало страшно, но она старалась не показывать этого.

– Что с тобой, Кэтрин, – раздалось над ней, пробуждая Кэтрин от ее мыслей и заставив вздрогнуть от удивления. Откуда он мог знать ее имя, ведь она видела его первый раз в своей жизни?

Она не знала, что сказать, на что и как ответить, она только быстро вырвала свою руку и отошла от танцующих пар.

Вдруг что-то заставило ее вздрогнуть, словно хрупкая слеза хрусталя разбилась о ладонь ее руки. Кейт разжала руку, на ее ладони сияли нежные темно-кровавые лепестки алой гвоздики. Девушка не удержала ее в руке, и цветок выскользнул из ее пальцев и упал на начищенный паркет. Откуда цветок оказался здесь, в бальной зале? Сейчас Кэтрин уже совсем не хотелось танцевать, ее тянуло скорее убежать отсюда и никогда больше не возвращаться сюда.

– Кэтрин, – прозвучало рядом с ней.

Она обернулась, перед ней стоял стройный, высокий и красивый молодой человек, он смотрел в упор на нее. На его изящном лице и изысканной одежде сверкали тени какого-то колдовского очарования.

– Это ты, – вырвалось у нее, но он лишь печально кивнул головой, – ты вернулся!

– Да, – был короткий ответ.

Кэтрин постаралась улыбнуться, вспоминая прошлое.

– Уже прошел год, – выговорила она, – целый год, с того мига, когда мы прощались с тобой. Ты отправлялся в дальнее плавание, чтобы найти «заколдованный замок».

Они оба улыбнулись в коротком миге воспоминаний, «заколдованный замок» – так называли далекую страну за морем, о которой никто толком ничего не знал.

– Помнишь, – сказала она, – все боялись, что ты уже никогда не вернешься, и только я верила, что ты снова приедешь сюда. Вот ты здесь, но что ты узнал в дальних краях, в своих путешествиях.

Он протянул ей кубок с вином, и вино в бокале как-то странно зашипело, когда ее белые пальцы коснулись его.

– Колдовство существует, – медленно вымолвил он.

– Правда? – улыбнулась Кэтрин, но внезапно что-то испугало ее, и она осеклась на полуслове.

– Как ты оказался здесь, где твой корабль? – вырвалось у нее, но он лишь отвел печальные и потускневшие глаза.

– Я узнал многое, но больше всего меня волновало одно, – прошептал он, – нет ничего лучше родного дома. Зачем странствия, зачем ложная надежда, мир полон опасностей, а дом света и тепла, но теперь у меня нет его, я потерял родную землю с тех пор, как ступил на борт этого трижды проклятого корабля. Сейчас я всего лишь пленник.

– Здесь что-то не так, – Кэтрин оглянулась встревоженным взглядом по сторонам, – что-то изменилось, именно здесь, во дворце.

Она с надеждой посмотрела на него и коснулась руками его рук. Он молчал, и она тщетно ждала от него ответа, что-то изменилось в нем, как и в этой зале, Кэтрин помнила, как год назад он уезжал отсюда смелым и отважным юношей с горячим сердцем. Теперь холодная статуя сверкала в лице живого человека, но он, не отрываясь, смотрел на нее, и что-то странное было в его взгляде.

– Твои волосы – произнес он, – они блестят, как пламя раскаяния, его не может убить даже зло, я знаю только одну девушку и одну легенду с такими волосами, но они несут сметь.

– Господи! – усмехнулся он.

– Это скрывают, как вечную тайну, но я узнал, узнал ту красавицу, любовь которой – это смерть. Как ты похожа на нее, словно ты – это она.

Кэтрин невольно отшатнулась, и вдруг ей показалось, что вместо человеческих глаз исподлобья на нее смотрят кровавые огоньки. Они горели злобой, на ее глазах человек превратился в исчадие зла. Она невольно вспомнила, что пленники заколдованной страны, если и вырываются на волю, то все равно на всю жизнь становятся чудовищами, готовыми убивать других людей. Таков был закон колдовства, его было не изменить ничем.

Вдруг все прошло, и снова Кэтрин смотрела в холодные и безжизненные, отчасти лукавые глаза. Он не обратил внимания на ее испуг.

– За время своих странствий я узнал одно, кроме смертного мира, существует другая жизнь, за пределами света и дня, далеко от людей, тайно ото всех, но они сильнее жизни, и сегодня я пришел сюда не случайно.

Его последняя фраза жутким эхом отдалась в сознание Кэтрин, она испугалась.

– Знаешь ли ты, Кэтрин, что, кроме одной легенды существуют и другие истории ужасов, как подводные рифы среди глади моря, – он посмотрел прямо на нее. Он говорил, но его глаза блистали холодным ледяным ужасом, они смеялись над слабостью человека и ненавидели силу святынь. Теперь он казался Кэтрин незнакомцем, да, она совсем не знала его таким, каким он стал, перед ней стоял совершенно чужой, незнакомый человек, или сам дьявол.

– Что ты узнал в своих странствиях? – сама не понимая значения своих слов, спросила Кэтрин, – что еще существует в подводном мире?

Его глаза вспыхнули и загорелись ярким, обжигающим огнем, он знал силу своих колдовских чар.

– Мавки, – произнес он, и в этом всего лишь одном слове был ужас всего его дьявольского «возвращения».

– Мавки, – удивилась Кэтрин, впервые в жизни она слышала это слово, но ей казалось, что она сталкивалась с ним раньше, и в далеком прошлом осознавала весь его смысл.

– Это то же самое что русалки, – пояснил он, – и в то же время совсем другое, ими становятся дети, умершие без крещения, проклятые миром и матерью. Их жажда – это месть к любой людской жизни, но у них есть своя королева. Мавку можно узнать по длинным черным волосам, но даже если она была красавицей, то потом от красоты не остается и следа, только длинные скошенные губы, вечно жаждущие человеческой крови. Они не боятся никого и ничего, кроме одного единственного полутемного – полусветлого создания. Даже королева мавок преклоняется перед ней и боится ее, боится красавицы Ланнан Ши.

– Ланнан Ши, – как во сне повторила Кэтрин, а лицо неизвестного капитана и скитальца озарила дьявольская улыбка.

– Там, где море сливается с озером и с подводным дворцом, там королевство мавок, – произнес он.

– Здесь, – ужас озарил ее лицо.

– Нет, для того, чтобы позволить им убивать, молодая девушка, произнесшая имя волшебной красавицы, должна отдать им каплю своей крови, которая станет огнем их алых сверкающих глаз.

– Но нам нечего бояться, – в один миг невыразимо изменившись, сказал он, – сегодня ты прекрасна, Кэтрин.

Он протянул ей длинный, украшенный зелеными листьями стебель алой и нежной розы. Она сияла цветом самой красоты, еще никогда Кейт не видела такого красивого цветка, а головка цвела, как пышный наряд самого лета, но откуда она могла взяться и расцвести здесь, где были одни лишь синие озера и яркие, но не такие милые полевые цветы.

Кэтрин мило улыбнулась и протянула руку к чудесному венчику цветка, но как только она коснулась розы, она внезапно вскрикнула. Она не заметила с первого взгляда острых иголок шипов на ее стебле.

Роза выпала из руки Кэтрин. Почти в тот же самый миг алая капля чистой крови юной красавицы скатилась с ее пронзенного шипом пальца и упала на пол. Она шептала, она угрожала, она встрепенулась и зазвенела, вспыхнув ярким пламенем.

– Боже! – вырвалось у Кэтрин, она не могла поверить в происходящее. Сбылось пророчество, капля крови произнесшей имя легенды пролилась в ночном дворце, еще мгновение, и она воскресит страшные силы, и уже ничто не сможет остановить ее.

Девушка взглянула в лицо своего собеседника. Оно поражало своим коварством.

Внезапно она снова различила вдали звуки музыки, словно золотая флейта играла во дворце. Холодная как лед рука коснулась ее руки.

– Пойдем, – прошептал он, – этот танец для нас двоих, и сама ночь сейчас плачет о тебе.

Кэтрин попыталась разжать пальцы, уж что-то слишком странное было в его прикосновении, но его рука не отпускала ее, словно она попала в клетку, откуда ей уже никогда не вырваться.

– Я не понимаю – вымолвила Кэтрин и взглянула в его пылающие глаза, его рука была холодна как камень, но во взгляде горело что-то колдовское и сверхъестественное.

– Это твой танец, – сказал он и медленно добавил, – танец смерти.

Кэтрин попыталась вырвать свою руку, но он не отпускал ее, и вот они уже стояли в огромном опустевшем кругу залы, и сотни глаз со всех сторон смотрели на них.

Она оглядывалась по сторонам, и все вокруг казалось ей холодной смертью, она не могла танцевать, но ее безмолвный спутник увлекал ее в танец, и ее черное платье тревожно шуршало, а светлые волосы горели таким светом, словно это было последние мгновение ее жизни. Все слилось в одно: люди, лица голоса, осталась лишь эта темная музыка, но она пела о смерти и более ни о чем. Ее звуки лились и бились в ожидание кошмара, Кэтрин казалось, что она сходит с ума, она уже не слышала злобных голосов, твердивших ее имя.

– Кэтрин, посмотри на меня, – звучало вокруг нее, – взгляни в мраморное лицо ужаса.

Но она не решалась, в ее голове кружились лишь одни слова:

– Кровь молодой девушки, произнесшей имя роковой красавицы, пробудит зло.

– Взгляни на меня, – снова прозвучало рядом. Уже не глаза партнера, а кровавые огни сияли перед ней. Что ей было делать, она не знала, как ей спастись. Кэтрин остановилась, и вдруг она вскрикнула и схватилась рукой за талию. Ей показалось, что все ее тело прорезала страшная боль, словно кто-то ударил ее кинжалом. Она увидела струю крови на своем черном платье, и ее белоснежная рука тоже была в крови.

Что-то страшное происходило в зале, фигуры всех гостей застыли как статуи и не могли сдвинуться с места. Все замерло, и Кэтрин обвела тускнеющим взглядом безмолвную толпу. Нигде она не могла найти помощи, нигде не сохранилось жизни, и даже алые глаза незнакомца были неподвижны, он превратился в прах у ее ног, и она в ужасе отпрянула, но боль в теле не давала ей покоя.

Кэтрин попятилась, но вдруг какое-то яркое сияние на миг ослепило ее глаза. Она обернулась, перед ней сияло одно из огромных зеркал, и сейчас его глубина сияла не только своей голубой гладью, но и какие-то непонятные огоньки бегали по ней вокруг отражения Кэтрин.

Одной рукой держась за талию, а другой, откидывая со лба длинные пряди волос, Кэтрин посмотрела на себя. Все было, как раньше. В зеркале отражалась все та же нежная светловолосая красавица в черном сверкающем платье, то же прекрасное лицо, что и раньше, но теперь на нем лежал отпечаток смерти. На ее глазах гладь зеркала начала мутнеть, словно подводное течение, и ее отражение расплывалось и дрожало в водяной глубине. Вдруг молния ударила в небо, и вот Кэтрин снова посмотрела на себя и вскрикнула от ужаса. В зеркале отражалось точь-в-точь похожее на нее, но в то же время совсем другое лицо роковой красавицы. Бледная молния сверкала и оттеняла ее белоснежную кожу. Длинные и вьющиеся золотые волосы падали на плечи, и синие лукавые глаза сверкали, как звезды самой ночи. Алые губы искажала хитроумная, дьявольская улыбка.

Она была прекрасна, но холодной и коварной красотой. Кэтрин узнала ослепительную красоту Ланнан Ши.

Мгновение она не могла отвести взгляда от пугающих, синих глаз, она только смотрела прямо в них и не верила, что так похожа на эту губящую красоту.

– Ты похожа на меня, и ты обречена на смерть, – был приговор Ланнан Ши. Зеркало покрылось черным туманом, а в голову Кэтрин ударила страшная боль, кровь хлынула из раны, и она упала на пол, но она казалась живой, ее губы хотели прошептать слова любви и спасения, она всего лишь спала. Ланнан Ши с ледяным спокойствием смотрела на нее, и холодное торжество играло в ее синих глазах.

Под дворцом бежали вглубь земли тысячи дорожек и следов и прятались в числе длинных лабиринтов. Ни капли света не проливалось сюда, ни капли солнечного тепла, а за стенами тоннелей слышался лишь шум глубокого и бурного моря, здесь сходились море и земля. Даже волны не могли разрушить эту неземную крепость, ее поддерживали другие темные силы.

Чем она была, как она появилась на свет, все было покрыто мраком тайны, кроме одного, сама смерть заснула здесь, и ее сон был страшен, а лабиринт тянулся, бесконечный, как и море, стоило только войти в него, и любой заблудился бы здесь и погиб.

Сверху, на земле, сиял уснувший колдовским сном прекрасный дворец, а внизу, под землей, тянулась бесконечная, пугающая цепь лабиринтов, и было более, чем удивительно, почему море еще не ворвалось сюда и не затопило их, но у этих тоннелей была своя особенная тайна.

Море бушевало и билось, словно хотело разрушить все созданное руками человека, но оно не могло погубить то, что создали потусторонние силы. Только видимость пустоты и безжизненности появлялась здесь, а в действительности повсюду царила тайная жизнь, в каждой стене, под землей, внизу и вверху, только надо было присмотреться к самому волшебству, чтобы заметить ее.

Отсюда было не выбраться никакими силами, дорожки и тропинки не вели к освобождению, а лишь еще больше запутывали в пути и не давали выбраться на свет. Здесь никогда не было света, его лучи не доходили сюда и не согревали подземные камни, его лабиринты были связаны с дворцом, хотя вода со всех сторон окружала его, но, казалось, он вел в саму преисподнюю.

Что-то сегодня произошло здесь, доказательством этому служили разбросанные по земле увядающие цветы.

Их нежные головки трепетали во тьме, цветы предвещали нежданную смерть.

Лабиринты тянулись длинными ходами, и им не было ни конца, ни края, но путь не был бесполезным, он тоже вел к своей цели, но только избранные узнавали о ней.

Уже давно велась эта борьба в темном мире, борьба между золотоволосой повелительницей ночи и королевой подводного зла, но было ясно одно – победит Ланнан Ши.

В огромной пещере горел свет, тусклый и слабый, но все же вполне реальный.

Пещера выглядела, как большая зала, темные каменные стены словно надавливали на происходящее здесь и не давали ему обрести ни минуты покоя, они давили на само сердце, не давая ему облегченно вздохнуть. Человек, попавший сюда, ощущал себя мертвым или заживо погребенным. Это была каменная клетка, откуда уже невозможно было выбраться никому.

Ее стены дышали воздухом, полным зла, и даже неустрашимый человек здесь превращался в пленника зла, и это зло могло заставить его сделать все, что пожелает огромное вместилище тайн. Казалось, эти стены вот-вот разрушатся и погребут живую душу под своей тяжелой громадой, но как они были крепки, их создавали столетия, но не света природы, а чары магических сил.

Дно пещеры, как и ее стены, были целиком из темного камня и земли. Море не доносило сюда шум своих волн, и только на каменном полу осталось одно напоминание о море – маленькое озерцо, которое заполняла гладкая голубая вода, но в пещере не было темно, и не только свечи роняли свой свет на темные камни, все здесь блистало и играло всеми оттенками дня.

Груды золота возвышались на полу, как какой-то драгоценный клад, и они сияли ярче самого солнца, забытого здесь. Это были темные сокровища мира мавок, сокровища, подобным которых не было еще на земле. Золото блестело и переливалось, золотые монеты украшали его, и в его густом холме виднелись сверкающие камни: алмазы, рубины, бриллианты, изумруды и многое подобное им, но сапфиры были ненавистны здесь, ведь они напоминали очаровательные, синие глаза золотоволосой красавицы.

Рядом с золотом были разбросаны ослепительно сверкающие даже в полутьме драгоценные украшения, их камни блестели и переливались, искусно вделанные в украшения нечеловеческой рукой, и, правда, в этой пещере не было ничего человеческого, поэтому и ни один человек не мог найти дорогу сюда или уйти отсюда, оставшись живым.

Казалось, бы кто мог быть несчастным, обладая этим, но счастье и золото было небом и землей, уже давно никто не мог произнести одно из этих слов, подумав о втором, в нем было горе, несчастье, вражда, счастья не было и не могло быть там, пока эти сокровища украшали каменную землю под стенами моря и дворца. Здесь начинался совсем другой мир, и дикий сон зла уже был нарушен каплей крови молодой красавицы, а теперь и она сама должна была стать частью и ужасом этого бездушного мира.

А в тусклом освещении пещеры тянулись два ряда людей в черных, траурных одеждах, но их лица нельзя было различить, и длинные вуали покрывали их, такие же черные, как и их похоронные платья.

Сегодня в эту ночь они все были печальны, какие бы чувства они не испытывали раньше, но сейчас они грустили и горевали, и этот траурный плач смешивался со слезами смерти. Но были ли среди них простые люди, или под маской образа человека скрывались черные души, хоронившие частичку своего зловещего императора. Плача не раздавалось в пещере, опущенные глаза не проливали ни капли слез, они страдали молча, но не искренно, не по зову скорби, а по долгу угасать или воскрешать темную силу, от которой зависели они все.

Здесь была тень траура. Вся пещера была забросана пестрыми цветами, они цвели и сияли на каменном полу, нежные головки маргариток клонились ко сну, пестрые лепестки разноцветных лютиков украшали своим нежным покровом холодные камни, незабудки и хризантемы наполняли светом и жизнью мертвое царство вокруг себя.

Они жили своей особенной жизнью, но она сливалась со всем, что окружало ее и придавало красоту даже этому месту плача и смерти. Они были прекрасны в своем полусне, но их жизнь увядала, как и другая хрупкая жизнь, задремавшая сном смерти. Среди всех этих цветов сияли, как яркое солнце, одни цветы – белые, водяные лилии. Как они оказались здесь, не во время и не к месту. Как они до сих пор были живы без воды. Здесь они цвели еще ярче, еще красивее, создавая вокруг себя особенный ореол, и, казалось, они превращают всю пещеру в цветущий пруд или тихие воды озера, да, с ними пещера оживилась, как никогда, но они тоже не могли воскресить мертвого.

Одна легенда существовала в мире о лилиях, что именно они украшают мертвый гроб, когда мавки хоронят свою королеву.

Лилии украшали весь пол своим цветником, потом их становилось все меньше и меньше, и, наконец, только несколько белоснежных цветков украшали каменные стороны маленького возвышения, на котором стоял небольшой гроб. В нем лежало бледное тело, одетое в черное платье, тело маленькой девочки, ее лица нельзя было различить, но виднелись длинные темные волосы, как мрачный саван одевавшие ее, бледные руки лежали без движения, а голову украшали цветы лилии. Она лежала в гробу и казалась утопленницей, но она была всего лишь умершей, и только колдовство придавало ей эти странные оттенки, ей родившейся и умершей среди мавок.

Молодой человек стоял у гроба, он уже не был юным, или же суровость жизни так исказила его черты, придавая им лишние годы возраста и старости. Это был человек, испивший из кубка превратностей жизни и переживший обманы и подлости судьбы. Слишком много разочарований запечатлелось в его суровых глазах, их цвет было сложно определить, и не всегда они выражали чувства его души, они были скрытными, как у осторожного зверя, но сейчас они не могли утаить своей печали.

Холодная слеза текла по его щеке, он плакал, он страдал. Он любил эту маленькую девочку – свою дочь.

Он стоял у открытого гроба и не скрывал своих слез, хотя безмолвные, черные тени не понимали их.

Вдруг толпа черных фигур расступилась, и женский силуэт вырос на фоне каменной стены. Она была одета во все черное, ни одного украшения или ленты не было на черном простом платье, но в то же время оно отличалось от всей одежды тем, что в нем было что-то текущее и водянистое, как река русалок, но в этом не было ничего особенно привлекательного.

Черные перчатки закрывали ее руки целиком, на голове была черная вуаль, полностью закрывавшее ее лицо. В ней было что-то злое и нехорошее, в ней не было и тени добра, одно лишь уродство. Чудовищным был страх, исходивший от нее, он завораживал и пугал, и от этого испуга было не отделаться уже всю свою жизнь, любой, кто бы не увидел ее, до конца своих дней должен был испытывать этот страх и днем, и ночью, а особенно в сумерках темноты.

Фигура медленно прошла по освободившемуся пути, и длинный черный шлейф тянулся за ней по каменному полу. Вот она остановилась у подножия гроба и медленно сняла покрывало со своего лица. Она не была красивой или привлекательной, тусклые глаза горели злым огнем, кожа казалась бесцветной водой из какого-то озера, но не такой чистой, как речная лилия.

Ее длинные губы искривлялись в одну сторону, и это искажало все ее лицо. Лишь одно красивое было в ней, длинные, черные волосы, они сияли в темноте и казались шелком, но не земным, а сокровищем из морских камней и листьев, только искривленные губы портили все впечатление от ее прекрасных волос.

Он смотрел на нее со слезами на глазах, это было настоящее отчаяние, видеть виновницу своего горя и винить только себя.

– Зачем? Зачем ты пришла? – выговорил он, – убирайся, оставь меня у гроба нашей дочери. Повелевай своими убийцами, но не мной, королева мавок.

– Эвелина была всего лишь жертвой, – сказала она, и ее кривые губы исказились в коварной усмешке.

– Да, она была жертвой, ценой за твою вечную жизнь, – смахивая слезу, признался он.

– Забудь все! – звучал холодный голос королевы мавок, вуаль соскользнула с ее головы, и теперь ее волосы были волосами мавки, – кровь пролита, мы свободны, или ты хочешь снова стать слабым человеком?

Она двинулась к нему, но он отшатнулся, он ненавидел ее за смерть этой маленькой девочки.

– Я ненавижу тебя, – крикнул он прямо ей в лицо, и это был роковой миг. Проклятие сбылось, мир мавок оживал, но их королева была обречена на смерть, вся власть над темным миром теперь переходила к ее врагу – Ланнан Ши.

Волны бушевали и бились о скалы, словно желая хлынуть в пещеру и затопить ее всю. Какая-то неведомая сила полоснула королеву мавок, словно острым лезвием по лицу, и на ее щеке остался шрам, но это не остановило мрачные силы, еще один шрам остался на ее лице, затем снова и снова, словно невидимый кинжал наносил ей удары.

Она вскрикнула, но ее жизнь было уже не спасти. В этот же миг в озере вспыхнул огонь, и тело в гробу шевельнулось. Он смотрел и не верил себе, его дочь Эвелина медленно поднялась и села.

– Отец, – прошептала она, и он схватил ее за руку, но она лишь пронзительно вскрикнула, и ее глаза блеснули огнем. В этот самый миг море снесло хрупкую преграду в озере, и вода хлынула в пещеру. Вода покрыла пещеры и чудный дворец, теперь только жертвы зла могли увидеть его, он стал частью подводного мира. Только изредка он будет показываться людям, как сказка, как легенда, но не как реальность, а ведь колдовство тоже было реальностью, но первая красавица мира, первая после Ланнан Ши теперь стала частью подводного мира, мира мавок.

Сердце принца

Ни луча света не было на одиноком, ночном кладбище, только полная луна светила в темных небесах и отражалась в каменных надгробиях могил. Тишина царила здесь, зловещая и угрюмая, ночь была одинока и нема в этом месте скорби, но ни одна звезда сегодня не светила над надгробиями и памятниками, только свет луны лился на дремучий лес, но даже он боялся заглянуть сюда.

Сколько слез было пролито над одной могилой на этом кладбище, безвременная смерть была проклятием, и от этого было не уйти. Теперь бессмысленны были плач и молитвы, и каменное надгробие могилы украшало последний путь в иной мир той, которая всю свою жизнь жила в роскоши и блеске. Так далеко от королевского замка, теперь она была королевой сырой земли.

Смерть забирала всех, и она была беспощадна. Теперь она не пощадила ни забранной ею жизни, ни слез любящих людей. Даже земные герои не были защищены от нее, как и от губящего поцелуя Ланнан Ши.

Здесь не было мавок или троллей, но здесь царила сегодня лишь печаль, место грусти было угрюмым и одиноким.

Только белоснежная, юная, но уже умеющая держать шпагу и защищать свою жизнь рука клала весенние цветы на камень скорби, только один человек со всей его смелостью, которой больше не обладал никто, мог приходить сюда.

Он сидел у могилы. Его лицо было совсем молодым, и по-детски прекрасным, его называли ангелом красоты, и было ясно за что. Его длинные, золотые волосы, небрежно собранные в хвост сияли в темноте, и нельзя было отвести взгляда от его глаз, ум сиял в их ясной глубине. Таким и должен был быть принц, красивым, разумным, отважным, но только не таким одиноким.

В его жизни было только два дорогих ему человека, и смерть забрала одного из них, его мать, но с его отцом после ее смерти происходило что-то странное. Король страдал, и это было видно по его лицу, но он плакал о чем-то другом, всю ночь напролет он не спал, а одиноко стоял на высокой башне, словно ждал чего-то, и его единственное желание было неосуществимо. Он не мог ни есть, ни пить, и только что-то одно тревожило его сон и рассудок. Так мог вести себя только влюбленный, но в кого он мог влюбиться, ведь ни одна из девушек страны не могла подарить ему счастье.

Сегодня был день траура для короля, прошло несколько лет, и он снова должен был выбрать себе невесту – новую королеву. Принцессы из разных стран этим вечером приезжали в королевский замок, он должен был выбрать одну из них, и пути назад уже не было, ничего другого не оставалось, как жениться на другой, но сердце короля было навсегда разбито. За этим скрывалась совсем другая причина, и юный принц чувствовал это.

Он тяжело вздохнул, и его золотоволосая голова в горе склонилась над гробницей, его шпага лежала рядом, он никогда не расставался с этой своей единственной невольной любовью. Он презирал всех этих противных кокеток со всех стран мира, желавших заполучить его отца в мужья, как они смотрели на него, как пытались обратить на себя его внимание, как выражали ему свое лживое сочувствие. Среди них были милые девушки, но не было той волшебной красавицы, о которой мечтал каждый, даже если она принесет ему его собственную смерть.

Молодой принц был прекрасен и печален, но он еще не знал, что готовит ему судьба. Он рисковал собственной жизнью, приходя ночью сюда.

Кто не знал, что этими лесами правит коварный демон – повелитель троллей, властелин всего самого кошмарного, что только есть на земле.

Луна проглянула из-за тучи, и чей-то голос прошептал, почти прошипел:

– Время, время пришло!

Уродливая высокая фигура, прикрытая какой-то странной одеждой, появилась у камня могилы, за которой принц едва успел спрятаться. Красные глаза смотрели прямо на него, но вдруг фигура отшатнулась от появившейся буквально ниоткуда белой, окровавленной руки, и ужасное лицо блеснуло в темноте. Вдруг оглушительный звонкий смех невидимой девушки разнесся над кладбищем.

Принц смотрел и не верил себе, другой силуэт появился у каменного креста, это была девушка, все говорило об этом, но необычайная девушка, принц не знал никого, с кем бы он мог ее сравнить. Подол ее синего платья ослепительно сверкал в ночи, но сама фигура была прикрыта темным плащом, а его капюшон скрывал ее лицо. Что-то таинственное и прекрасное исходило от нее, она была особенной, и вот белая как снег рука легла по своей собственной воле в ужасную, покрытую темной шерстью, когтистую руку.

Она не боялась, она смело смотрела в глаза королю троллей. Наконец, она подняла руку, и капюшон упал с ее головы, и тут же в темноте засияло ослепительное море золотых волос, но они были красивее любого золота. Они сверкали во тьме и были дороже любых драгоценностей, они вились и переливались, золотистой волной падая ей на плечи и покрывая спину. Ее огромные глаза горели ярким синем пламенем, и в них заключалось что-то магическое. Кожа была бела как снег и холодна как лед, но это шло ее лицу, оно казалось самым прекрасным в мире и несравненным. Никогда юный принц не видел такой красоты. Человек не мог быть так прекрасен, так величествен и грациозен. В ней угадывалась нечеловеческая сила, и она не оставляла ее, а алые губы растянулись в коварной улыбке, почти усмешке, они были похожи на красные розы, но напрашивалось еще одно сравнение, к ним бы больше подошла гвоздика, алая гвоздика, юная и нежная, и благоухающая, как и сама волшебная красота.

Что-то зловещее было в этом дьявольски-красивом лице. Оно манило, оно звало, оно соблазняло. Именно такой должна была быть роковая красавица, ее коварная улыбка блистала, как темная звезда ночи, волосы вились, как струи родника, в ней было и зло, и тайна, и лукавство, ее глаза горели как два сапфира, в них были мудрость и хитроумие самой вечности. Она заранее торжествовала над поверженным врагом, и от нее было не сбежать, не скрыться, она находила человека повсюду своим лукавым взглядом.

Сейчас она стояла рядом с безобразной фигурой и казалась еще большей красавицей. Ее губы медленно растянулись в лукавой усмешке, и она смотрела прямо в горящие огнем глаза темного и жуткого чудовища. Она была горда и спокойна в своем коварстве, она была демоном ночи и прекрасной душой зла.

– Я напугала тебя, прости, – насмешливо произнесла она. Это она говорила самому королю троллей, при этом весело улыбаясь и смотря прямо в мутную и жуткую бездну его глаз.

– Я рад, что ты пришла, – прозвучал глухой голос и тихо добавил, – Ланнан Ши.

– Ланнан Ши, – повторил принц, и это имя ударом молнии пронзило его сердце. Между тем темная красавица с подозрением посмотрела на могильный камень, но после этого коварная улыбка уже не сходила с ее губ.

– Друзей в беде не оставляют, как, в общем, и врагов, – насмешливо отозвалась она, – только помощь им оказывают разную.

– Ты поможешь мне? – прошипел король троллей, но взгляд синеглазой красавицы был невозмутим.

– Конечно, – усмехнулась она, – конечно, я бы тебе помогла, я бы даже пожертвовала несколько медных монет, золотых на это дело жалко.

Понимающее, притворное выражение озарило ее лицо. Она не боялась дразнить того, кого называли дьяволом, но он восхищенно и злобно смотрел на ее красоту.

– А король, – прошипел он, – неужели ты бы не хотела свергнуть его, а потом стать моей королевой.

– Я никогда не стану ею, – гордо и твердо произнесла она прямо в его разъяренное лицо, насмешка кончилась, осталась сама жизнь.

– И ты думаешь, что никто не достоин твоей любви, – со злобой произнес он, – когда-то один человек заслужил ее.

– Это только моя утрата, только моя боль, – воскликнула она, – а теперь говори, чем ты отплатишь мне, если я помогу тебе завладеть этой страной.

– Все, что хочешь, – откликнулся злобный троль, но она медлила, – сегодня мы пойдем на замок, сегодня та самая ночь, моя сила обретает все большую мощь, и она безжалостна, я хочу властвовать над землей.

– Боже! – вырвалось у юного принца, но уже было поздно, этим он выдал себя, свое присутствие здесь. Ланнан Ши взглянула на него, и ее глаза сверкнули злобой.

Он кинулся туда, где стоял его конь, и едва успел различить, как глухой голос зовет все силы ада, чтобы догнать и убить его.

– В погоню, поймайте его, – звучал грозный голос, и со всех сторон кладбища в погоню за белым конем пустились страшные лохматые существа, а Ланнан Ши подняла глаза и лукаво взглянула в лицо своего жуткого собеседника.

– Помни, – произнесла она, – за свою помощь я требую жизнь молодого принца.

– Да, но король…

– Я знаю, что мне делать.

Глаза Ланнан Ши блеснули коварным огоньком, она знала о своей силе, и теперь она была готова применить ее. Она жила жизнью колдовства, она являлась мужчинам в образе писаной красавицы, но любой, поддавшийся на ее обольщение, должен был погибнуть, когда она выпьет его кровь. В туманной дали осталась легенда о прекрасном графе, а сейчас ее ждала новая жертва.

На большом расстоянии от кладбища находился огромный и величественный королевский замок, но угрюмый, как все остальные, а блещущий светом и огнями, ночью они все напоминали далекое солнце. Он сверкал как день, и его свет не могло погасить ничто. Его башни высились на фоне темного неба, их белизна сгущала краски тьмы и сияла среди них, но тень горя прокралась в сердце хозяина замка. Он был печален и одинок среди этой красоты, а перед его грустными глазами мелькало прекрасное, неземное видение, и от него было не спастись. Оно всегда сопутствовало ему, и он думал только о ней.

В окнах замка сиял свет, и сегодня это был вечер надежды для всех девушек, приехавших сюда. Кому не хотелось стать королевой такой могущественной страны. Множество изысканных карет стояло у ворот в сверкающий замок, шелковые шлейфы красавиц мелькали у входа, но все это было не для него, все эти роскошь и веселье не могли скрасить его печали.

К замку подъехала еще одна карета, не похожая на все остальные, что-то слишком возвышенное было в ней, то чего не было больше ни у кого. Рядом с ней меркли все краски роскошного приема. Позолоченные украшения и узоры сияли на ее стенках, алый бархат занавесок напоминал цвет самой красоты, и изнутри каретам тоже была обита алым бархатом, но в полутьме, наступившей с ее приездом, не было видно, какого же цвета лошади в упряжке, белого или темного, как ночь.

Только кучер, сидевший на козлах, был целиком одет в сверкающую черную одежду, и широкополая шляпа скрывала его лицо. Карета вся сверкала и переливалась, словно ее украшало множество драгоценных камней, словно сама ночь делала ее в тысячу раз прекраснее.

А на самом верху кареты, на ее крыше сияла необычайная корона, не похожая на все остальные, и кровавые камни украшали ее. Дверца кареты медленно раскрылась, и маленькая ножка, одетая в атласные бальные туфельки, украшенные сверкающими камнями, ступила на землю перед замком.

Белая рука, унизанная золотыми кольцами, такая нежная и изящная, оперлась о руку слуги, и лакей помог прекрасной даме выйти из кареты.

Ослепительное лицо сверкнуло во тьме ночи, это была настоящая леди, нежная, милая, благосклонная, она с улыбкой обвела глазами сверкающую лестницу, ведущую наверх, в громадный зал. Ее светлые волосы были собраны в изящную, пышную прическу, украшенную нитью из драгоценных камней, ожерелье из бриллиантов украшало ее тонкую, лебединую шею, и алое с белым платье сверкало капельками блесток и маленьких драгоценных камней.

Ее лицо было таким милым, таким изнеженным и благосклонным ко всему, но не было ли оно всего лишь обманом зрения, ведь, когда она выходила из кареты, что-то злое и коварное блеснуло в ее взгляде. И вот она уже медленно поднималась по парадной лестнице, где сиял яркий свет, и охрана стояла по обе стороны, и какая-то, не присущая другим грация королевы, повторялась в каждом ее движении.