Читать онлайн Фиалка мангровых болот. Осколок зеркала бесплатно

Фиалка мангровых болот. Осколок зеркала

Книга вторая

Фиалка мангровых болот

Глава первая

И снова самолет преодолел пространство. И словно, по мановению волшебной палочки, из осенней Москвы, Виктор снова очутился в пышущем жаром аэропорте Сенегала. Виктор был рад, снова очутиться в этой стране, на другой стороне, даже не Европы, а Африки. Где, совсем недалеко, набегают волны океана, где в саваннах бродят слоны и по ночам охотятся гиены, и где все другое, вплоть до запахов, красок, и каких-то особых, невидимых волн, излучаемых, всеми без исключения предметами и живыми существами. Это и была аура Сенегала, присущая только ему. Это было то, что нельзя увидеть, а можно только почувствовать, другим неизученным человеком органом. И Виктор очень ясно ощущал ее сейчас. Это было возвращение! Он не приезжал в новое место, а возвращался к той точке земного пространства, где за год оставил и кусочек себя! И это возвращение приятно щекотало его чувства.

* * *

После усталости от жары и дороги, Виктор с облегчением зашел в свой, пахнущий свежестью номер, открыл балкон и остановился там, любуясь видом из окна. Внизу пестрели наряды горожан, щебетали их голоса, трещали машины, и раздавалась музыка из ближайшего кафе. Он вдохнул воздух, и подумал, — а все же здесь распрекрасно! И за такие приятные ощущения, можно и пожариться под солнцем и помучиться от жажды и местных мух. Сейчас ему было хорошо. Он словно закачал в себя программу второй своей жизни, и, войдя в отель, уже полностью переключился на нее.

Поставив чемоданы не тронутыми, Виктор сбросил с себя одежду и погрузился в прохладную ванну, блаженно растянувшись в ней и, закрыв от удовольствия, глаза. После ванны, горячий воздух улицы, показался ему прохладнее, и, надев шорты, он сел на кресло рядом с балконом и с удовольствием подставил свое тело солнечным лучам и летнему ветерку.

Солнце мелькало золотыми пятнами на качающихся ветках цветущего куста. Вдали виднелись вершины гор. И воздух был какой-то не голубой, а розово-палевый. Впрочем, как и запах, в котором было столько неожиданных разноцветных ноток, которые сейчас снова укладывались в память Виктора. Они запоминались, не зависимо от его желания, чтобы даже по маленькому оттенку этого, чудом сохранившегося запаха, услышанному, где-нибудь потом, в Московском гастрономе от экзотического фрукта, ощутить неясную радость этого дня и воскресить в душе это блаженство и красоту.

— Завтра машина, объект, пробки, заправки и все такое, — подумал он, представляя свой новый рабочий день и встречу с шефом. Но сегодня у меня еще масса времени, и я не собираюсь ее терять лежа на диване в отеле, — решил Виктор, все же расслабленный душем и креслом. Он спешил выйти на улицы города, прогуляться по ним, посидеть в каком-нибудь кафе, и снова наполниться энергией и ритмом этого города.

— Еще год, целый год, и это не так уж мало! — уговаривал себя Виктор, выйдя на улицу, и вдруг ощутив чувство жадности и ненасытности возможностью жить здесь. А потом, неизвестно, получится ли еще остаться здесь, или поработать где-нибудь еще, скажем на островах Тихого океана. А?! — восхитился Виктор смелости своих желаний, и тут же представил себя среди голых аборигенов, танцующих под барабан, представил местных красавиц с гирляндами из ароматных цветов, подносящих ему напитки и фрукты, как падишаху из сказки, и мечтательно улыбнулся. И даже то, что в Москве остались его неосуществленные надежды на ответное чувство со стороны Валечки, его угнетало сейчас не так сильно. И открыв это, он вздохнул с облегчением, потому что новое состояние еще не набрало отрицательных моментов, а старые уже были в поле невидимости.

* * *

Виктор вышел на улицу, и медленно пошел наугад в сторону парка. Лица, которые в первый его приезд казались ему одинаковыми и не очень красивыми, теперь были очень разными. Он ловил себя на том, что к концу первого срока, он даже перестал замечать разницу в цвете кожи, и улавливал в лицах Сенегальцев черты русских людей!

— Вот этот похож на его соседа по старой квартире, а эта женщина имеет сходство с продавщицей из магазина, в который он часто заходил в Москве.

Он замечал, что такие улыбки, выражение глаз и компоновка черт лица были присущи и русским людям, у них был разным цвет кожи, да и только.

— И то, если некоторым пожариться месяца два на солнце юга, остались ли они тогда белыми? — усмехнулся он.

Виктор даже узнавал некоторых прохожих, и они обменивались с ним приветствиями, хотя близкого знакомства между ними никогда не было. Просто он часто видел их во время своих прогулок и покупок в местном супермаркете.

Виктор делал отметки на красавицах с неповторимым обликом. Он улыбался им, и они, гордо и милостиво посылали ему белоснежные улыбки.

— Пожалуй, неплохо бы собрать альбом из лиц сенегальцев, а тем более женщин. Почему я об этом не подумал раньше? В ближайшее же время пойду куплю фотоаппарат, с большой памятью. Виктор представил, как осенними вечерами в Москве, он будет рассматривать эти фотографии и вспоминать Дакар.

— Лови момент, ведь все проходит! — подумал он, посмотрев на деньги в кошельке, и, желая пойти в магазин прямо сейчас.

— Нужно и свой номер снять, и вид из окна. Пленки дело не надежное! — сделал он заключение, вспомнив, как испортил свои снятые фильмы, положив пленки на подоконник на самое солнце. И ту, которая оказалась засвеченной, после того, как у него украли фотоаппарат. Так что все нужно было начинать с нуля.

Виктор решил, что не нужно откладывать эту покупку в долгий ящик. Сегодня свободный день, сегодня и начнем свой новый альбом, отчет о Сенегале! — решил он и зашел в попавшийся на пути супермаркет.

Виктор подошел к витрине, и, выбрав аппарат, приобрел себе ОЛИМПИК. Первый кадр, запечатлел лицо молоденькой продавщицы, похожее на вырезанные из дерева головки, которые он видел на местном базаре. Ее обходительность с ним как с покупателем, внесла в его душу еще больший восторг, и он любил сегодня сразу всех женщин, которые встречались ему на пути.

Виктор уже был своим в этом маленьком сенегальском рае. И даже больше, чем он думал. Ведь это для него, информация была долго осмысливаемой, а для близлежащего окружения и его жителей он был одним из русских живших в отеле, которого уже не раз обсудили местные дамы, и отметили местные мужчины. Что уж говорить о торговцах и владельцах местных лавочек, и мастерских, они то знали своих покупателей наперечет, а уж такого необычного, тем более.

Виктор зашел на местный базар, раздавая всем «Салам Алейкум» и Алейкум Салам» накупил фруктов, по которым уже соскучился в Москве. Он попросил прохожего сфотографировать его с торговцем, продавшим ему папайю. Попозировал с плодами баобаба среди этого обжорного ряда. Снял пахнущие медом, манго, апельсинами и другими терпкими запахами зеленые, оранжевые и желтые плоды фруктовых рядов. И напоследок, сделал фото рыбного развала с корзинами щупальцев, голубых жирных спинок, и больших, и малых заморских страшилищ, которые, он теперь знал, были превосходны на вкус, и очень отличались от продававшихся их собратьев, в Московских магазинах. Посмотрев, как получилась фотография на экранчике, он остался доволен, и сделал еще один снимок базара.

По пути ближе к отелю, ему попалось симпатичное кафе, с названием Далида, и маленьким фонтанчиком у входа.

— В самый раз посидеть и выпить содовой, — подумал Виктор, зайдя на территорию кафе и выбрав столик, поставил рядом корзину с фруктами, и протянул ноги, откинувшись на спинку плетеного кресла.

Виктор потягивал газированную воду с сиропом из бананов, и это было приятным дополнением к его прогулке. Сегодня он мог пользоваться всеми благами этой заграничной жизни, завтра он будет привязан к программе босса, но сегодня у него есть еще несколько часов свободы, и их нужно было просмаковать.

— Может быть, пообедать здесь же, подумал он, в ответ на предложение официанта, но, еще сомневаясь, стоит ли, сидел и одновременно рассматривал прохожих и посетителей сидящих рядом?

Посетителей было не очень много, и Виктор даже обрадовался, когда за столик напротив, минут через пять, сели две женщины африканской наружности, но одетые по-европейски.

— Девушкам лет около тридцати, — попивая воду через трубочку, и с интересом рассматривая их лица, решил Виктор. И пока те были увлечены своими разговорами, незаметно для них сделал фото. Девушки разговаривали между собой, и Виктор отметил, что одна из них была очень хорошенькой, но вторая?! Он даже не сразу подобрал сравнение к ее внешности. Вторая была по старше и, несомненно, смотрелась женщиной из африканского мифа, хотя он, почему— то, сразу присвоил ей сравнение с Медузой Горгоной. Быстро изучив лицо первой, он не мог оторвать глаз от второй.

— Почему Медуза Горгона? — подумал он. Наверное, за счет ее многочисленных косичек, спадающих по плечам и напоминающих множество тонких змеек. Наверное, потому что у нее были совершенно неземные глаза. Они были огромные, яркие и очень красивого разреза, при этом украшенные тонкими прямыми, без изгибов бровями. Глаза горели на смуглой коже лица как черный огонь, а пухлые губы, с уголками, немного опущенными вниз, придавали ей очень хищный вид, не располагающий к фамильярности. Лицо даже в разговоре не очень меняло мимику. Оно было словно живая маска.

Виктор, не отрываясь, смотрел и смотрел на нее. Он испытывал необходимость в этом, и как в сильную жару невозможно напиться воды, так он не мог удовлетворить своего желания смотреть на нее. Он даже упустил из вида свое обычное любопытство к другим соблазнительным чертам ее фигуры, он так и не мог оторваться от ее лица.

Он смотрел на девушку, будучи готовым быстро отвести взгляд, если она заметит его любопытство. Потому что, заранее боялся ее взгляда, чувствуя его силу даже тогда, когда эти глаза, может быть, и видели его лишь боковым зрением.

Услышав что-то от своей подруги, девушка вдруг улыбнулась, и Виктор удивился, как изменилось ее лицо. Оно приобрело покорное и мягкое выражение. Он отметил, что движения ее были очень грациозными и плавными. Ни капли резкости, при кажущейся суровости с первого взгляда. Виктор не мог понять, как может так быстро преображаться лицо, как будто оно имело двух разных хозяек.

— Улыбка! — понял он. Улыбка делает ее еще более загадочной и сказочно красивой!

Глаза Виктора наконец-то скользнули под столик, одновременно ухватив в объектив своего взгляда всю видимую фигурку.

— Хороша! — подумал он. И похожа на ту, в белом платье. А может быть, это она и есть? — подумал он, все же сомневаясь. Ведь он видел тех двух женщин мельком и не совсем напрямую. Теперь он мог упиваться смотринами. Он смотрел и старался запомнить ее черты, боясь, что после этого, больше не увидит ее.

Девушка явно принадлежала к африканской расе, но при этом у нее был красивый прямой носик, чуть-чуть расширенный к низу, приятный овал лица, улыбка была мягкая и нежная, и теперь ее серьезное выражение напоминало ему немного обиженного, но скрывающего свою обиду ребенка. От злой феи, в его сравнении, не осталось ничего. Поведение девушки было не лишено, какого-то внутреннего аристократизма. Она не смеялась громко, не делала резких жестов, а сидела, как королева, которой не нужно отдавать приказы своим преданным подданным, потому что они и так знают, и исполняют все ее желания. Она излучала спокойствие и заинтересованность. Это было мистическое зрелище, в совершенно обычном месте, в разгаре дня.

Виктор, глянув, что стакан его уже пуст, и предположив, что женщины еще не уходят, решил оторваться от наслаждения смотринами, и быстро прошел к бару. Бармен куда-то отошел, и Виктор присел на высокий стул у стойки, рассматривая этикетки от бутылок и образцы картонок для пива. Машинально он посмотрел на столик с двумя красотками, и это чувство заинтересованности его не подвело. Подруга Медузы Горгоны, вторая красавица плыла к стойке.

— Боже, какие ноги, какая фигурка. Богиня, черная Богиня, — подумал Виктор.

Красавица села на стул рядом с Виктором. Она достала сигарету, и Виктор догадался предложить ей огонь.

— Мосье русский? — спросила дама, закурив и улыбнувшись Виктору, мимолетно бросив взгляд на его запястье.

— Да, а как Вы догадались? — удивился Виктор, ему то казалось, что он смотрится, по меньшей мере, французом-туристом.

— В нашем городе слишком мало места, чтобы не знать все новости обо всех. Я знаю, Вы живете в гостинице Вирджиния, — ответила она, улыбнувшись и глядя прямо в глаза Виктору.

— Да, да, — ответил Виктор, немного засмущавшийся очень пристального внимания с ее стороны, и такого прямого взгляда.

— Ну и как Вам здесь нравится? — спросила женщина, — Вы были уже в нашей столице? Ездили на охоту, ловили рыбу? Этим занимаются все туристы. Очень увлекательно, поверьте!

— В основном работа, а в промежутках, конечно, кое-что видел. Вот люблю прогуляться по городу, если удается, бегу купаться к океану. Меня зовут Виктор, — сказал он, — а Вас?

Меня — Летисия, — сказала женщина. Она протянула ему руку, украшенную оригинальным браслетом из разноцветных камней.

— Хотите, я познакомлю Вас с моей сестрой? — спросила Летисия, не дожидаясь ответа Виктора, сойдя со стула и направившись к столику.

Виктор пошел вслед за ней с замиранием сердца, потому что и не предполагал такой удачи. В голове у него пронеслись, какие-то холодные молнии, обжигая его сердце. У него почти подогнулись колени от этого электрического ветра. Виктор собрал все силы и мысли, и встал около девушки.

— Клара, — протянула руку она, улыбнувшись своей загадочной улыбкой. И снова электрический ток прошелся по руке Виктора и лизнул его мозг.

— Виктор, — снова представился он.

— Присаживайтесь, предложила ему Летисия, и Виктор, с облегчением сел в плетеное кресло, ощутив себя немного спокойнее.

Он не заметил, как переглянулись между собой девушки, бросив взгляд на его татуировку.

— Хотите мартини? — спросила его Летисия, подозвав официанта.

Виктор хотел, было, оплатить счет, но девушки отстранили его руку.

— Вы наш гость, и очень интересный, так что это пустяк, который не стоит лишних разговоров. Вы надолго здесь? — спросила его Клара. Я вижу, вы знаток Африки, Ваша работа связана с изучением нашей истории?

— Почему? — спросил Виктор, не понимая, о чем идет речь. Я водитель директора фирмы. Контракт заключен до следующего года, так что у меня еще достаточно времени, чтобы побыть в вашей стране, — ответил он, чувствуя себя не в своей тарелке. Он не знал, как вести себя в присутствии этих двух дам, и очень сомневался, что сможет взять на себя все непредвиденные от этого расходы в случае чего.

— У Вас на руке знак Вуду. Вы принадлежите к их клану? — улыбнулась она снисходительной улыбкой. Что же написано здесь?

— А! — вздохнул с облегчением Виктор, глянув на свое запястье. Это я в армии сделал. Тогда у нас модно было делать татуировки. И у всех одинаковые, стандартные, так сказать. Вот я и решил пооригинальничать. А я то думаю, что на мою руку здесь так смотрят. Да нет, это все ерунда. Может быть, и похоже, но это не символ Вуду. Это всего лишь клеймо сзади зеркала. А что там написано, я и не знаю. Скопировал и все!

— Зеркала! — переглянулись Клара с Летисией, немного, как показалось Виктору, вздрогнув при этом. А где вы видели такое зеркало?

— Да, оно висит у меня дома. Оно мне еще от бабушки досталось. Старинное. Я, правда, не думал, что оно имеет африканского мастера. Бабушка рассказывала какие-то истории про это зеркало. Но я думал, что это все выдумки. Получается, это передавалось из поколения в поколение двести лет, семейная история про мою прабабушку и заморского чернокнижника, который подарил ей зеркало. Теперь можно только догадываться, как это все, было, — сказал Виктор.

— Да, это очень интересно! — переглянулись девушки. Этот чернокнижник наверняка принадлежал к африканской религии Вуду. Знак повторяет определенные схемы, и знатокам расскажет о многом. Мы бы не советовали вам вот так афишировать его здесь. Многие не правильно поймут это. И вы можете попасть в неприятную историю.

— Из меня сделают зомби? — спросил, улыбаясь, Виктор. Я не боюсь. Если человек не хочет, то никакое колдовство ничего не сделает.

— Вуду это не колдовство, а религия. И просто так оно людей в зомби не превращает. Для этого должны быть веские причины. Это идет как наказание за серьезные провинности. И у членов этой религии есть свой свод законов, который они не могут преступать. Вообще, все что написано и снято про Вуду, преувеличено. Я имею в виду придание нашей религии только работы с воскрешением мертвецов и превращения их в зомби. Религия Вуду очень жизнерадостная, она провозглашает любовь, во всех ее проявлениях. И почитание старшего, и предков.

— А вы знаете, я с детства видел в этом зеркале что-то необычное, мне казалось, что там пробегали какие-то тени, и мелькали чьи— то глаза. Фантазии конечно, но я тогда очень боялся смотреть в него, когда в доме больше никого не было, особенно вечером. Казалось, что в темноте, из него, кто-нибудь выйдет, или будет смотреть на тебя, как рыбки в аквариуме через стекло. Боялся, но все равно любил это зеркало. Оно мне о бабушке напоминает, о ее старом доме в деревне. Раньше все было совсем не так, как сейчас. Много чего я под это зеркало придумывал. Мне кажется, я даже видел девушку, похожую на вас! — вдруг вспомнил он.

— Нет, Вы не придумывали. Зеркала и предназначены для того, чтобы соединять нас с духами умерших, или показывать будущее. С помощью зеркал можно даже путешествовать, — сказала Клара. По крайней мере, так гласят древние сказания племени Сенегал.

— А вы, — хотел спросить Виктор о принадлежности девушек к религии Вуду, но постеснялся.

— Мой муж учился в России, на медицинском, и прекрасно знает вашу жизнь, — сказала Летисия. Я уверена, ему будет очень приятно принять Вас в нашем доме. Поговорите о Москве, он вспомнит молодость, у нас даже есть русская музыка. Если хотите, мы можем приготовить русские блюда.

— Ну что вы? Не нужно беспокоиться. Мне все интересно, тем более, я уже привык к местной пище. Я бы с удовольствием, — залепетал Виктор.

— Мы, в большинстве своем, живем в Париже, а сюда приехали в гости к дедушке. У него прекрасный особняк у океана. Он уже стар, и нам приходится навещать его довольно часто. Так что, все свободное время мы здесь, благо, что авиация делает это очень быстро. Здесь ведь много своих прелестей, которых нет в Париже. И это мир нашего детства, поэтому мы делаем это с двойным удовольствием. Возможно, к старости, мы приедем сюда навсегда, — сказала Летисия.

— Ну, так что, Вы не отказываетесь? — спросила Клара, протягивая Виктору Визитку. Здесь наши координаты. Сообщите, как только у вас появится возможность, и не откладывайте это в долгий ящик. Мы даем вам срок неделю. Если Вы долго не напомните о себе, мы вас похитим, — сказала Клара серьезно, и у Виктора прошлись мурашки по спине от ее выражения лица, которые быстро растаяли, как только она улыбнулась, сказав эту фразу.

Дамы удалились, и Виктор посмотрел им в след, еще раз восхищаясь их фигурками, и помахал им рукой, когда машина тронулась от кафе. ОН заметил, что за рулем сидел какой-то пожилой негр, который быстро отвел от него взгляд, когда заметил, что Виктор уловил его.

— У них еще и свой водитель! — соображал Виктор, оценивая все случившееся с ним, и стараясь унять излишнее ликование в душе от такой встречи.

Он приглашен к таким женщинам! Виктор даже и не мог еще представить, этот особняк, этот прием, и вообще это прикосновение к совершенно незнакомой жизни и миру этих загадочных красавиц. Но Клара! До чего же хороша! — он представил себя в близи с ней, он попробовал прижать ее к себе и поцеловать, и понял, что ему страшно. Хотя, этот страх только усилил его желание.

Виктор проникся восторгом всех чувств, которые могли быть в его душе. Две красивые женщины из какой-то волшебной легенды сидели с ним рядом, улыбались, дарили ему свое расположение и столько флюидов, что Виктор даже покраснел от всей этой массы чувств. Он пел, внутри у него играл оркестр, и все было так хорошо, что Москва с его квартирой, и теми действующими лицами, насовсем, растаяла в холодном тумане московской осени, как след от самолета в небе.

Возможно, мне нужно было быть осмотрительнее, и сначала поразмыслить над приглашением? Что скажет шеф, и стоит ли посвящать его в это? — думал Виктор. Не принять приглашение было не возможно, не хватило бы смелости, и он решил рискнуть.

— Вряд ли мне представится такой случай еще, — подумал он. Проводив женщин взглядом и взмахом руки, с удовольствием и к радости официанта, заказал себе салат из стручков фасоли с жареным луком, отварную рыбы с рисом и соусом тибу— дьенн, и кружку местного пива Газель.

— Мосье пользуется успехом у женщин, — сказал, улыбаясь, официант, принеся салат и поставив его перед Виктором вместе с кружкой пива.

— А они часто здесь бывают? — спросил Виктор официанта, осмелев от его фамильярного вопроса.

— Первый раз. Это кафе не для женщин такого высокого положения, мосье. Так что, они оказали честь, зайдя сюда, и я право удивлен.

— А Вы знаете, кто они? — удивился Виктор.

— Нет, нет, я просто сделал вывод по их манерам и одежде, — и официант поспешил удалиться, собрав использованные тарелки.

Глава вторая

— Вы заметили, он снова сделал фотографию Клары, — сказал негр, как только автомобиль отъехал от кафе. Он продолжает делать вид, что не знаком с вами, но упорно делает фотографии! Нам нужно знать, какую цель он преследует. Но теперь, кражей фотоаппарата ограничиваться не стоит. Нужно дать указание в отель, повесить там объявление об услугах фотоателье, и даже предложить ему эти услуги в разговоре. Русский сдаст запись для обработки и тогда она должна попасть в наши руки. В прошлый раз мы поторопились. Изъять его информацию мы сможем в любой момент. Но нам важнее знать, для чего он это делает, а об этом мы сможем судить, имея все фотографии. Мы будем обладать всей информацией, которую он старается собрать, а уж, какую оставить ему, будем решать мы.

— Дедушка, уверяю Вас, он дилетант. И все его любопытство исходит из его очарования Кларой. Я же видела, как он смотрел на нее. Он даже не заметил, что я наблюдаю за ним. Он просто пожирал ее глазами, влюбленного мужчины, — сказала Летисия.

Я думаю, что и знак появился у него на руке случайно. Он ничего не понимает в этих символах. Он совершенно не знает нашей религии. Но мы узнали большее! Этот знак он списал с клейма на старом зеркале. И больше того, оно висит у него дома! У него есть наше зеркало! Еще одно, о котором, нам говорил дух. Ищите четвертое зеркало, — говорил он.

— Мы нашли его!

— Не слишком ли много совпадений? — задумался старый негр. Эти постоянные встречи с Кларой. Это желание запечатлеть ее. И, наконец, это зеркало! Оно само пришло к нам в руки? Это странно!

— Или духи привели его к нам, — вступила в разговор Клара.

— В жизни ничего не бывает случайным. Это знак, причем мощный! И я думаю, что этот русский не совсем прост, как кажется. Он говорил вам об истории его бабушки с чернокнижником? Похоже на то, что им был наш прадед. Но почему он оказался так далеко, и почему зеркало было сделано там, но оставлено чужим людям? И не виновны ли были именно они, в том, что наш вождь не смог вернуться в свое тело?

Одно успокаивает, что знаки на его руке составляют лишь часть от общего изречения. А для использования нашей тайны, у него не достаточно информации, как и части полного текста…

Так может быть, он и ищет полный текст? — задал вопрос себе и присутствующим Моамба. Но тогда почему, он так легко доверяет нам свою тайну? Пока это загадка. Будем осторожны с ним, и будем поддерживать его игру. Но любой ценой, и как можно скорее, мы должны увидеть и вернуть это зеркало.

* * *

Машина въехала на территорию парка, невдалеке от ворот, которого, виднелся белоснежный особняк с мраморной лестницей. Слуга принял машину, а трое, вышедших из автомобиля, направились к дому.

— Господин, ужин готов, мосье Пьер, ждет вас в гостиной. В доме нет никого, как Вы и просили, — сообщил слуга.

— Спасибо Жак. Следи, чтобы никто кроме тебя не мог войти и помешать нашему разговору, — ответил Моамба и удалился в свою комнату.

Через несколько минут за столом собрались четверо. Один из которых, Пьер, мужчина лет сорока пяти, две девушки, известные нам по кафе и старик.

Перед тем как начать есть, они встали со стульев, и, обратив свои руки к солнцу, прошептали, какие-то известные только им, слова.

— Благодаря помощи духов, мы нашли четвертое зеркало, оно в Москве! В квартире русского. А значит, мы должны поторопиться, потому что непредвиденные обстоятельства могут возникнуть в любую минуту. И мы снова потеряем его. Мы должны лететь в Москву в ближайшее время, — проговорил Моамба.

— В Москву!? — воскликнул Пьер. Но как мы сможем его взять из чужого дома? Мы даже не знаем его адреса. Или мы откроем русскому наши желания и на время нейтрализуем его?

— Как ты это представляешь, Пьер? — спросила его Летисия. Ведь он не должен знать ничего лишнего.

— Ну, например, мы можем навести его на этот разговор, показав наш дом и старинные вещи. Сказать, что мы собираем коллекцию работ нашего деда… Предложим ему крупную сумму. Если для него это просто предмет, то сложностей не возникнет, — ответил Пьер.

— Не забывай, что это зеркало является для Виктора тоже реликвией, это память о его предках, и вряд ли он пойдет на сделку, — ответил Моамба. И для этого нужно время. А мы не можем медлить. — Нам нужно действовать немедленно. Первое чего у нас нет, это его адреса, и еще некоторой информации об его жизни там и здесь. Мы должны полностью быть в курсе, ведь придем туда мы, как его старые и добрые друзья! — улыбнулся Моамба, уже просматривая в голове свой план действий.

— Я могу заехать к нему в отель сегодня вечером. Я напою его нашим коктейлем, он расскажет все, и все забудет. Потом я заставлю его поверить, что это был сон, — сказала Клара, это будет не трудно, и даже забавно.

— Так и сделай. Узнай у него все о его доме, о его друзьях и соседях. Все, что мы сможем использовать в нашем деле. Но будь осторожна. Не причини ему вреда, и будь готова ко всему. Если этот русский, всего лишь случайный обладатель нашей реликвии, то и это не должно оставлять нас в покое. Потому что зеркало должно было быть в руках вождя, а если сложилось все не так, нам нужно знать истину, — сказал Моамба. — Сегодня ты узнаешь все для нашей поездки в Россию, а остальное мы будем обдумывать после ее успешного завершения. Не будем тратить время на бесполезные догадки.

* * *

Виктор вернулся в номер, когда вечер уже давно спустился над окнами, и иллюминации украшали город.

— Столько впечатлений за один день, — думал сам про себя Виктор, снимая обувь и рубашку, и опускаясь в кресло напротив балкона. Ветерок пробежался по его телу и Виктор закрыл глаза, намереваясь через минут пять ополоснуться в душе и лечь в кровать.

Вдруг он услышал стук в дверь.

— Горничная, — подумал Виктор, и сказал, — войдите.

К его изумлению в дверях стояла Клара. Виктор, вскочил с кресла и накинув на себя рубашку, встал перед этой ситуацией, как вкопанный.

— А вы знаете, не будем откладывать наше знакомство с городом на долгий срок, — вдруг сказала Клара, озарив лицо своей очаровательной улыбкой. — У вас есть время на сегодняшний вечер?

Виктор посмотрел на часы, было одиннадцать.

— Да, вообще я сегодня свободен, но завтра на работу, — пугаясь сам своих слов, которые могли обидеть гостью, сказал Виктор, не успев опомниться от такого быстрого развития действий.

— Вот и прекрасно, — сказала Клара. — Здесь жизнь только и начинается ночью. Разве вы не гуляли по ночному городу? Вы много потеряли. Сейчас я свожу Вас в один ресторан, где дают прекрасный коктейль. Выпьете его, и сами спать не захотите. Спать среди такой роскоши ночного города преступление. А какая там звучит музыка!

— Присядьте, я сейчас, — сказал Виктор, забежав в ванну, и, намочив полотенце, быстро протер себя и лицо. От прохлады воды, ему стало гораздо бодрее, и вместе с этим, он вдруг понял всю пикантность ситуации. К нему пришла сама Клара! Сердце его бешено стучало. Но у него не было столько наличных, необходимых для посещения ночного ресторана. Скажу ей по пути, — подумал Виктор, другого выхода у него не было.

— Я готов, — сказал он, выйдя из душа. Виктор глянул мельком на себя в зеркало и немного содрогнулся от взгляда Клары, который смотрел на него сзади и отражался в зеркале.

* * *

Выйдя из отеля, они подошли к автомобилю, за рулем которого сидел другой негр.

— Садитесь, — сказала Клара, показав Виктору на заднее сидение, сама сев впереди.

— Клара, я очень рад вашему приходу, но давайте отложим ресторан на следующий раз, у меня деньги будут только завтра, — соврал он, надеясь занять их у шефа на худой конец, и рассчитывая на недельную свою занятость на работе. Может быть, просто погуляем по улицам города?

— О, не беспокойтесь, — улыбнулась Клара. Ведь это я пригласила Вас!

— Но… — хотел возразить Виктор.

— У Вас еще будет возможность сделать это самому, ведь мы видимся не последний раз, правда? — снова, улыбнувшись, сказала она.

Машина помчалась мимо сверкающих золотом лавок, разноцветной рекламы ресторанов и гирлянд, одетых на пальмы вдоль разделительной полосы дороги.

Они вошли в уютный ресторан, вход которого был увит живой лианой с цветами, издающими сладкий аромат. В зале играла музыка, танцевали пары, одетые очень изыскано. Виктор посмотрел на свой почти спортивный вид, и ему стало неловко, оттого, что он не сможет вот так спокойно пригласить Клару и выделывать все эти па. Он отвык от таких танцев, участвуя, как повелось в России в последнее время, только в этих массовых попрыгушках, в которых все равно, кто чего выделывает. Но Клара не настаивала на этом. Она подозвала официанта и заказала два бокала коктейля, под названием «Полет». Официант принес его вместе с блюдом фруктов. Виктор потянул напиток из трубочки, и вдруг почувствовал, что ему все по плечу, и он полон сил и возможностей. Он вдруг увидел миллион новых оттенков в этом вечере, в своем отношении к Кларе, в этой атмосфере зала. Он был наполнен восторгом и любовью, которую нужно было куда-то деть. Теперь он чувствовал себя героем этого фильма, а не жалким бедным гостем. Перед ним сидела женщина, которая волновала его. А он был хозяином положения, мужчиной ее круга, который вполне может завоевать ее сердце, и до этого оставалось совсем немного, пригласить ее на танец.

Медленная музыка саксофона волнами проникала в сердце и Виктор, встав со стула, протянув Кларе руку, вывел ее на середину зала. Они на секунду остановились и, посмотрев, в глаза друг другу, отдались этой томной музыке. Рука Виктора бережно и сильно обнимала спину Клары, ее тело было уже рядом, и он почувствовал, как совершенно не заметно, такт за тактом, она приближается к нему все ближе. Глаза смотрят и не видят ничего, кроме глаз напротив. Виктор обнимает Клару так, как будто имеет на это право, а она послушно отдается его желаниям и их страсть и нежность сплетаются и обволакивают их туманом небытия. Они тают в этой дымке, наслаждаясь ее одурманивающей, медленной волной, наслаждаясь состоянием, в котором они оба мечтают только об одном, чтобы этот миг не кончался.

Очнулись они оттого, что медленная музыка сменилась самбой. Они еще секунду стояли, не разрывая рук, и глядя друг другу в глаза, пока этот туман не растаял от мажорных звуков.

— А Вы знаете, может быть, поедем к океану? — спросила его Клара, когда они ушли из ресторана.

— С удовольствием, — ответил он, представляя прогулку вдоль берега, черную гладь океана и огоньки маленьких яхт. Полностью подчинившись словам и действиям Клары, он уже с удовольствием подставлял свою голову ветру, проникающему в открытое окно автомобиля, все больше входя во вкус этой ночной поездки.

* * *

Виктор, не волнуйтесь. В отель Вы попадете в любом случае, — сказала Клара, увидев его взгляд на часы. Двадцать минут и вы дома. Пойдемте, я Вам покажу ночной океан, я уверена, что на таком пляже Вы не были.

Они оставили машину и направились в сторону от дороги.

Сверкающая ночь города, здесь вдруг потухла. Вокруг была всепоглощающая чернота, более светлыми, но все же черными очертаниями, виднелись формы кустов и пальм. Океан угадывался запахом и шумом волны, набегающей на берег. Но он сливался с черным небом, и границы между ними не было видно. В лучах огромной луны, его можно было определить лишь отблесками, слегка волнующейся, воды, и слабой светлой полоской пены.

Виктор теперь уже совершенно зависел от чутья и знания местности Клары. Под ногами был песок, и он шел по этой не устойчивой поверхности за ней послушно и доверчиво, иногда оглядываясь на автомобиль, который обнадеживал своими красными огоньками, но вскоре и он потонул в черноте ночи. Песок под ногами стал плотнее и Виктор уже различал медленные и длинные волны в отблесках луны. Виктор не видел лица Клары, он видел лишь темную фигурку в темноте, которая вдруг увеличила дистанцию между ними и потом встала, подняв руки вверх.

Виктор увидел, как она снимает с себя легкое платье. Она повернулась к подошедшему ближе Виктору. Перед ним стояла злая фея со змеями на голове, и лишь глаза сверкали на ее лице. На секунду Виктор испугался, но вскоре увидел улыбку Клары, и оценил все то, что было перед ним.

— Что я должен делать? — подумал Виктор. Он боялся показаться грубым, спутать свои и ее желания.

— Но это же так очевидно! — вдруг прорезался его внутренний голос. Женщина стоит голая перед тобой, для чего? Ты чего ждешь?

— А вдруг она обидится? — подумал Виктор.

— Обидится, если ты будешь стоять истуканом. Ты посмотри на все это, оно так рядом, и видел ли ты такую женщину, когда-нибудь? Раздевайся немедленно!

Клара, ничуть не стесняясь, посмотрев на Виктора, повернулась к волне и пошла к ней, все дальше погружаясь в воду. И вот она уже плыла. Виктор видел только пятнышко ее головы и всплески рук.

— Клара, я иду к Вам! — крикнул он. Он сбросил с себя джинсы, рубашку, оставшись совсем нагим, и бросился в воду.

Берег был не такой уж пологий, и он быстро получил возможность плыть.

— Клара, Вы где? — забеспокоился Виктор, потеряв из вида ее головку.

Вокруг была чернота океана. Виктор обернулся на берег и ужаснулся, потому что он различался лишь едва. Дальше заплывать было опасно, можно было потерять ориентацию. Но вода была восхитительная, она держала его на своих волнах, без привлечения со стороны пловца каких то усилий.

— Клара! — еще раз позвал он.

И вдруг почувствовал, как что-то погладило его по ногам и потом по всему телу. Он вдруг ощутил блаженство, потому что черные змейки косичек облепили его, связав с Кларой как водоросли. Шелковое тело Клары, прижалось к нему очень плотно, так, что он чувствовал ее грудь, ее ноги, охватившие его как спрут. Он увидел глаза Клары совсем рядом, и почувствовал ее губы. Он вдруг ощутил поцелуй, от которого у него по телу пробежала дрожь неутолимого желания.

Не имея сил оторваться от нее, он проникался страстью, которая полностью отключила его мозг, и только оставила приятные и невыносимые жгучие ощущения желания. То, что происходило, было верхом того, что он когда-либо испытывал. Тот жемчужный туман музыки саксофона, превратился в шелковый, или даже атласный с переливами лунного света. Этот лунный атлас приятно скользил по его телу, обжигая то страстью, то страхом погрузиться в воду. Пребывая в нем, и одновременно в объятиях Клары, Виктор чувствовал нарастающее блаженство, которое полностью овладело и ею. Он понял, что не может больше сопротивляться притяжению дна, потому что готов был ценой жизни получить этот последний аккорд их страсти, мышцы его ослабели, потому что вся имеющаяся в нем сила сосредоточилась только на одной мысли и на одном желании.

Он увидел водоросли, себя спускающегося плавно на дно, и улыбку Клары, которая, оказывается, могла быть такой же страшной, как и ее молчание. Виктор погружался на дно, уже не имея сил всплыть, унося с собой то чувство, с которым он теперь должен был закончить жизнь. А дно все удалялось и удалялось, и все же это был конец.

— Сейчас мысли его перестанут работать, потому что последний запас его легких кончится! — Виктор стал задыхаться, и ему захотелось кричать, потому что последний миг вдруг осветил ему весь ужас происходящего, и его крик заполнился водой…

* * *

А!!! — закричал Виктор, понимая, что этот его крик, предательски закончит его жизнь. Где я? — удивился он, вдруг почувствовав под собой не мокрый песок, а простынь, он открыл глаза и в них сразу же попали лучи солнца. Он был в своем номере! Сначала он не поверил этой перемене, настолько сильно, было впечатление от сна. Он увидел свет солнца, поднимающегося из-за гор, и почувствовал тепло воздуха. Сердце его учащенно билось еще минут пять. Сначала от испытанного ужаса, а потом от счастья, что все это было только сном.

Виктор снова лег на кровать, потому что мог еще поспать часа два, но заснуть снова он побоялся, и только лежал, закрыв глаза, вспоминая тело Клары, и тот фейерверк чувств, который получило его тело.

* * *

— Что, еще не отошел от Москвы, — спросил его шеф, когда Виктор заехал за ним к его отелю. Синяки под глазами, и вообще ты какой-то бледный.

— Да, чего-то устал, наверное, смена климата, — неопределенно сказал Виктор.

— Ничего, потерпи недельку, а там у них религиозные праздники начнутся. Так что, работу придется приостановить. Отдохнешь. Три дня! Может быть, на рыбалку съездим? Ты как? Или лучше в саванну, на живность посмотрим?

— Да я бы в городе остался. Съезжу к океану, на остров. Чего там три дня, пролетят, — возразил Виктор, просчитывая свои возможности на свободное время. Нужно сначала адаптироваться. И ребята обидятся! Иван, уже давно планировал со мной на розовое озеро съездить…

— Ну, смотри! — весело сказал шеф.

— Александр Николаевич, а Вы не можете мне немного одолжить, совсем с собой ничего не взял, а мало ли что, все-таки три дня, — обернулся к нему Виктор, не переставая следить за дорогой.

— Да ладно, нет проблем. Сколько тебе? Пятьсот евро хватит?

— Хватит, — сказал Виктор, совершенно не предполагая, в какие расходы он может влезть.

* * *

Всю неделю, Виктор чувствовал неодолимое желание видеть Клару. Он вертел в руках визитку и вспоминал, и вспоминал встречу в кафе, потом тот сон, и ему казалось, что держа в руках визитку, он приближался к своему желанию немного ближе.

— Вот он островок, который очень естественно подарит ему это свидание. Они же сами пригласили его, и это была не просто вежливость, в противном случае, зачем давать свой телефон? — успокаивал он свои сомнения. Он пробовал вспомнить образ женщины из самолета, потом образ дамы в белом платье, потом Клару. Нет, все же это были разные женщины. Наверное, типаж и все. Клара казалась ему уже более яркой и более соблазнительной, потому что он не только помнил ее лицо, но помнил те чувства, которые подарило ему ее тело, пусть даже во сне. Он был околдован ею, и мечтал, мечтал, при каждом удобном случае, когда оставался один, и никто не мог помешать ему, досмотреть этот сон с начала и до конца еще раз. Он сидел в кафе со стаканом лимонада, и вспоминал, ее глаза, ее улыбку, и его охватывала дрожь, как будто, она была здесь с ним сейчас.

— Наваждение, — думал он. Я не избавлюсь от него, пока не увижу ее снова.

В пятницу перед началом праздников, Виктор долго сомневался звонить или нет. В течение всей недели, он пребывал в мечтах, которые, наконец, немного потеряли свою остроту. Встреч в кафе, куда он все же стал заходить, надеясь на случайность, больше не было, и Виктор, стал сомневаться, в искренности их приглашения.

— Может быть, уже и забыли обо мне, а я вызову неловкость, если напомню о себе? — думал он, глядя на номер телефона.

И все же в пятницу вечером, он позвонил, предварительно, обговорив с шефом его планы.

— Будь, что будет. Сами настаивали, а если что, извинюсь, ничего тут особенного нет, — решил он и набрал телефонный номер.

— Бонжур мадам, я бы хотел слышать Клару или Летисию, сказал он в ответ на женский голос.

— Сейчас мосье, — ответила дама, и вскоре в трубке раздался голос Летисии.

— О, Виктор, мы ждали Вашего звонка, и так и предполагали, что сегодня Вас услышим. Так вы готовы ехать к нам завтра?

— Да, — сказал Виктор, я бы с удовольствием. Но я не знаю адреса.

— Виктор, наш водитель заедет за Вами, примерно в десять утра. Да, да. Не нужно тянуть. Пусть весь день Ваш пройдет в нашем доме. Вы можете даже остаться, сколько Вам позволит работа, нет проблем. И можете захватить с собой своего шефа, или друга, как Вам будет удобнее, — сказала Летисия. И Виктор удивился ее проницательности и предусмотрительности.

— До встречи, — сказал он, положив трубку. Что лучше? Брать с собой Ивана или нет? — подумал он. Шефа, конечно, не стоит, а вот Ивана! С одной стороны так было бы спокойнее, но с другой стороны, ему совсем не хотелось делиться своим приобретением и открытием. Это мое и только мое, — решил он.

— Но, как мне одеться? — подумал Виктор. И как себя вести в этом чужом доме?

Судя по одежде женщин, и их поведению, они не были мусульманками, это делало его визит проще, хотя и оставляло еще массу вопросов и волнений.

Виктор решил купить букет цветов, и захватить с собой несколько русских сувениров, которые он привез, но еще не успел даже распаковать.

Выкручусь, — подумал он, и набрал номер шефа, одновременно представляя этот визит, и почему-то Клару, бредущую с ним по берегу босыми ногами.

— Александр Николаевич, ну что Вы решили с праздниками? — спросил он.

— Знаешь, меня пригласил к себе мосье Бенуа, так что если хочешь, поедешь со мной, как мой личный шофер, хочешь, придумай себе развлечение сам. Нет проблем.

— Я останусь в городе, — сказал Виктор.

Глава третья

Немного подумав, Виктор решил, что нужно одеться в белые джинсы и белую рубашку с коротким рукавом. Это было и демократично и прилично одновременно. В довершение всего, он надел тканевые белые ботинки, застегнул на шее золотую цепь с крестиком, брызнулся пару раз дезодорантом и посмотрел на себя в зеркало. Перед ним стоял свежий, крепкий мужчина. Он понравился себе, и отметил, что похож на Кевина Костнера в таком виде. От этого сегодняшнего сходства в лице, его мышцы налились таким же свинцом, а выражение лица приобрело лирическо-мужественное выражение.

— Хорош! — подумал он. Теперь главное не быть сапогом, в этом новом обществе, которое живет в особняке у океана!

— Будь естественнее и сойдешь за приятного молодого человека, — посоветовал ему внутренний голос. Поменьше говори и побольше слушай. И не пей все подряд, — добавил он.

— На такой жаре, не до этого, — ответил Виктор.

Цветы продавались недалеко от отеля, и, купив букет, Виктор снова зашел в отель и стал ждать автомобиль, который пообещала прислать Летисия.

Автомобиль приехал ровно в десять, и Виктор вышел к нему, потому что увидел его из своего окна. Это был тот же автомобиль, который увез тогда девушек из кафе.

Виктор сел на заднее сидение, захлопнув дверцу, и автомобиль тронулся.

— Нужно запоминать путь, — решил Виктор, и заметил, что автомобиль выехал в южную часть города. Но, и уже на выходе из него, с неба полился дождь, который превратился в ливень, отчего Виктор с трудом различал надписи на дорожных указателях, и совершенно запутался в маршруте.

Вскоре за окном мелькнул белый берег океана, волны с белой пеной, растянувшиеся на стометровую длину, пальмы, изгибающиеся листьями под порывами ветра, и машина въехала к воротам белоснежного особняка, окруженного металлической изгородью, в промежутки которой прорывалась буйная растительность, усыпанная лиловыми цветами и высокими чугунными воротами.

Виктор удивился, что его иллюзии оказались близки к истине. И дом, представлял собой прекрасное здание, с колоннами и мраморной лестницей, красноватыми подъездными дорожками и красивейшим мини парком перед домом. Сзади виднелись возвышения, покрытые тропической растительностью, и голубой бассейн сбоку основного выхода. К остановившейся машине вышла Летисия с мужем.

— О мы очень рады, — сказал на ломанном, но довольно приличном языке мужчина. Пьер, — представился он, протянув руку Виктору. Я пять лет жил в Москве, давно, еще во времена университета, и очень люблю русских людей. Летисия сделала мне подарок, пригласив Вас к нам.

Виктор пожал руку Пьеру и поцеловал руку Летисии, поглядев мельком вокруг, не приближается ли сюда и Клара, но ее пока не было.

— Вот, цветы, — протянул он ей букет. И вот русские сувениры…

— Как это мило, — улыбнулась Летисия. Располагайтесь здесь, — показала она на плетеные кресла и столик в тени дерева. Что вы хотите сок, содовую, чай? — спросила она, присаживаясь за столик рядом с Виктором.

— Если можно, сок манго, пожалуйста, — сказал Виктор, стесняясь задать вопрос про Клару.

— Сестра сейчас выйдет, она занята дедушкой, — сказала Летисия, уловив мысли Виктора. Отдав указание слуге, она поблагодарила Виктора за цветы, и поставила их в вазу на соседний столик, разместив рядом с ними матрешек.

Я Вас оставлю не надолго, — сообщила она и скрылась в доме.

Пьер, к радости Виктора, вел себя достаточно открыто и просто. Никакого вычурного этикета. Он даже как будто был все тем же студентом без нажитых амбиций.

— Москва, чудесный город. Как нам с друзьями там хорошо жилось. После занятий то Воробьевы горы, то Третьяковка! А еще дружба с МГУ, такие вечера и танцы. Девушки русские! Ох сколько они разбили сердец наших студентов. Мой друг женился на вашей девушке. Ее звали Наташа. У них уже двое детишек, и кстати, они живут километров триста отсюда. Иногда мы встречаемся, вспоминаем прошлые годы, а когда они уезжают навестить тещу, то привозят для меня русскую водку и черный хлеб, — засмеялся Пьер. Водка меня ждет, а вот хлеб превращается иногда в сухари. Но это тоже интересно. Когда мы в Москве тратили все свои деньги, а до стипендии было еще долго, мы пили сладкий чай с сухарями из черного хлеба. Так что ностальжи! — поднял палец он и улыбнулся.

А как Вам наши женщины? — спросил он улыбаясь. Вы еще не нашли себе здесь подругу? Или Вы верны жене?

— Я разведен, — сказал Виктор. А женщины здесь сказка.

— И Вас не смущает их цвет кожи?

— Да я уже не замечаю разницы. Но Вы знаете, насчет подруги, придется подождать до возвращения. Случайные связи, у нас в фирме не приветствуются, сказал Виктор и немного испугался своих слов, боясь, что обидел чувства хозяина.

— Но почему же случайные. Хотя Вы правы, — остановил эту темы Пьер. Вот и Клара, — сказал он, увидев ее приближение. Как дедушка? Он выйдет к нам?

— Ему лучше, но он пока не рискнет выйти к столу. Мы навестим его потом, я думаю, Виктору будет интересно увидеть национальные особенности жизни в Сенегале? — сказала она и улыбнулась очаровательной улыбкой, оставляя свои глаза грустными.

— Вы знаете, я как будто снова побывал в Вашем городе, — сказал Пьер, после разговора с Виктором. Вот еще бы сюда немного вашего снега, и елку с игрушками, — пошутил он. Но пройдемте к столу.

* * *

За столом присутствовало четверо. И Виктор, сидя напротив Клары, на какое— то мгновение ощутил себя человеком, принадлежащим к их кругу, и имеющему возможность пользоваться всеми этими атрибутами жизни. Женщина лет тридцати и мужчина лет сорока, в европейской одежде обслуживающего персонала, присутствовали около стола и занимались подачей блюд, откупориванием вина и очень ловко меняли приборы и уносили использованные тарелки и блюда. Стол был удивительно изящно накрыт и красивые приборы, и оформление блюд приводило Виктора в очень приятное расположение. Он завидовал сам себе. Мог ли он думать о таком вечере всего два дня назад? Он мысленно перенесся в Москву, вспомнил себя с Коляном за журнальным столиком с бутылкой конька и котлетами на тарелке… А здесь, сон, сказка, иллюзия. Виктор даже специально прижал палец к ножу, чтобы ощутить боль. Нет, это все правда. Палец получил импульс от ножа.

— Не сплю! — решил он, и все же почувствовал, что в голове у него немного присутствовало чувство неопределенности, как в минуты перенапряжения или хронического недосыпания. Он все понимал и реагировал, но связь импульсов от головы к органам, как будто проходила через нежный туман, и от этого или замедлялась или немного теряла яркость. Неужели начало действовать сухое вино? — подумал он. Странно, это же почти вода!

Виктор решил, что это состояние возникло не только от выпитого вина, но и от напряжения, которое он испытывал в такой шикарной и не знакомой обстановке. Его волновал взгляд Клары, и он все боялся попасть впросак со своими неприхотливыми манерами. Запах прошедшего дождя, смешанный с запахом океана бодрил, и все же в голове присутствовало хоть мизерное, но устойчивое желание спать. Виктор старался убрать это ощущение разглядыванием пейзажа, и поглощением сока и внимательным взглядом на собеседника, но чувствовал только, что этот маленький наркоз, который похож на состояние после выпитой таблетки от боли, нарастает.

— Может быть, это вызвано определенным сортом вина? — думал, уже беспокойно поглядывая на хозяев, Виктор, продолжая бороться, и чувствуя, что может вот так за столом неблагодарно заснуть. Ему казалось, что в некоторые секунды в его голове возникали пробелы, как будто он засыпал и просыпался, не успев закрыть глаза, только отключением мозга от действительности.

— Боже, заметили они это или нет? — думал он, глядя на Пьера и сидевшую напротив него Клару. Но их лица не выражали удивления. Пьер продолжал говорить, правда, потом Виктор не мог вспомнить о чем. Слишком монотонно лился его голос, и слишком застывшей была улыбка Клары.

От этого, все его чувства и эмоции приобретали иллюзорный характер, и он все ждал, что снова проснется у себя в отеле.

— У нас прекрасный повар. Он знает досконально кухню Сенегала, а она, если Вы успели отметить, может посоревноваться с французской, — заметил хозяин, предложив Виктору блюдо из курицы, в специальном соусе.

— Да, Вы правы, поддакнул Виктор, с радостью отрезая кусочек мяса ножом, потому что почувствовал, что эта фраза немного выбила его из наркоза.

К этому блюду очень подходит это вино, — налил Пьер Виктору бокал светлого вина.

— Я когда вернулся в Москву, сначала очень захотел простой картошки с грибами и селедочкой. А к концу моего пребывания, уже соскучился по ресторанчику рядом с нашим отелем… Там готовят очень хорошо, — сказал Виктор, обмазывая кусок птицы в соусе, и запивая это вином. Он почувствовал, что аппетит вдруг возник в нем новой волной, и очень быстро расправился с блюдом из птицы.

Сидящие за столом, переглянулись и улыбнулись.

— О, картошка с селедкой! — сказал по-русски Пьер. А еще ваши пирожки с капустой, это просто объедение. Мы ходили в булочную на улице Горького и брали кофе за десять копеек и пирожки. С творогом, которые ватрушки называются, я просто обожал!

— А щи, а борщ, а… — хотел продолжить Виктор перечень русских блюд, которые должны были составить гордость русской кухни, и вдруг почувствовал, что ничего не может вспомнить выдающегося, разве что макароны и котлеты. Суп, щи, картошка с мясом, когда было очень уж изголяться? Только на праздники.

— А еще блины, окрошка и салат оливье! — подхватил Пьер. Вы Летисия и Клара много потеряли, не отведав русской пищи. Но ничего, теперь мы приедем в Россию, я думаю в следующем году, и зайдем в гости к Виктору, — улыбнулся заговорщически Пьер.

— Правда? — обрадовалась Летисия. Всю жизнь мечтала побывать в России. И посмотреть русскую зиму. Виктор, у Вас там свой дом?

— Да нет, у меня квартира в большом четырнадцати этажном доме.

— О, апартаменты в столице! И сколько же комнат? — спросил Пьер.

— Шесть, — соврал Виктор, учтя объем двух квартир вместе с Валиной и количество кухонь тоже.

— Прекрасно, так Вы нас пригласите? — спросила Клара. Отведать окрошку, так ты кажется, сказал, — обернулась она к Пьеру.

— Да, да, — сказал Пьер, немного удивленно подняв брови на хвастовство Виктора.

В мое время у русских не было отдельных квартир, в большинстве. Россия здорово пошла вверх! Это все Горбачев!

— Да! — сказал Виктор, не желая продолжать политические разговоры.

Обед был закончен и Клара, встав из-за стола, в ответ на его беспокойный жест и взгляд на часы, сказала.

— Виктор, не волнуйтесь. В отель Вы попадете в любом случае. У нас впереди еще очень много интересного. Вы еще не видели наш дом, наш парк. И нашего дедушку. Пойдемте, сначала я Вам покажу океан, я уверена, что на таком пляже Вы никогда не были. Или Вы немного устали и хотите отдохнуть? В Вашем распоряжении Ваша комната, я могу Вас проводить, — сказала любезно Клара.

Не-ет! — торопливо возразил Виктор, боясь показаться невежливым и слабым. Океан, конечно океан. Я за свою жизнь и то всего несколько раз был на Черном море, а сейчас рядом с океаном, а поплавать некогда, все работа, да работа. Я с удовольствием.

— Я сейчас, — сказала Клара, и вернулась через пять минут в другом свободном платье на местный манер и сандалиях.

Виктор неудобно чувствовал себя в джинсах и думал, — как же ему искупаться, может просто в трусах? А что? При такой жаре уже ничего не стыдно. Лишь бы нырнуть! Попрошу ее отвернуться, — подумал он.

Солнце стояло еще очень высоко, и песок сверкал тысячами мелких пластинок серебра. Он был чистый, и лишь редкие пальмовые рощи попадались им навстречу, да откуда-то вырвавшийся куст, какого-то колючего растения с белой верхушкой.

Виктор шел за Кларой, посматривая то в небо, то по сторонам. Мимо прошмыгивали ящерки, какого— то бордового цвета с синим отливом, перелетали с веток и улетали птицы с красивым и ярким опереньем.

— Скорее бы дойти до воды, — мечтал Виктор. Она виднелась в метрах трехстах от них, и он уже чувствовал запах океана и шум от его перекатов. Песок вскоре стал тверже и влажнее. Его немного качнуло.

— Э, так не далеко и до солнечного удара, подумал Виктор, немного потеряв ориентировку.

— Вот наш пляж! — сказала, повернувшись к нему, Клара. Эта полоска берега принадлежит нашему семейству, так что здесь никого больше не будет. Видите пальмовая лачуга. Это наш минибар. Там всегда есть фрукты и прохладительные напитки. А если что-нибудь понадобится еще, то там есть и телефон. Так что чувствуйте себя в безопасности и наслаждайтесь.

— Давйте, искупаемся, — сказала Клара. Она быстро сняла с себя легкое шифоновое платье, скинула сандалии, и Виктор снова почувствовал легкое головокружение и тошноту, и даже покраснел от неожиданности.

— Что с Вами? Вам плохо? — спросила Клара, и голос ее в ушах Виктора раздавался как под каким— то шумозащитным колпаком.

Перед ним стояла Клара без одежды. Он не знал как реагировать. Потому что это было таким же странным и волшебным, как и все остальное. Это было почти как во сне, с единственной разницей, что это был день. Клара, повернулась и побежала к океану. И вскоре она уже плавала, покачиваясь на медленной и широкой волне.

— Что стоишь! — возопил внутренний голос, — женщина дала тебе такой намек.

— А вдруг она обидится или еще хуже, примет его действия за преступление..

— Дурак, она примет за преступление твои действия, если ты будешь глазеть на нее одетым. Раздевайся и в воду.

— Но у меня нет плавок! — сопротивлялся Виктор.

— А кто видит? Клара и то уплыла. А потом, здесь приветствуется нудизм, это же очевидно! — успокоил его внутренний голос.

Виктор чувствовал, что его мысли и слова как будто не произносятся, а уплывают и кружатся над его головой. Он сбросил с себя одежду и поспешил скрыться под покровом волны. Теперь все выглядело прилично.

— Почему бы и не искупаться, что в этом такого? — успокоил себя Виктор. Океан завораживал своей безграничностью. И черные глаза Клары тоже. Она плыла к нему навстречу возвращаясь к берегу, и Виктор уже видел сквозь воду некоторые детали ее тела, выточенного словно специально, из черного дерева, которое в изобилии продавалось на базаре в виде женских головок или фигурок. Он постарался взять себя в руки, потому что в нем вдруг вспыхнули все оттенки страсти, почти первобытной. Он еще не знал, как начать дальнейшие действия, как Клара подплыла к нему слишком близко и обняла его рукой. Ее губы и тело почти слились с его. Виктор скользнул руками по спине Клары, и, удерживаясь на волнах, он ощутил на себе такой поцелуй, от которого, у него бешено помчалась кровь, в висках застучало, и дальнейшее произошло независимо от его чувства самосохранения. Но Клара выскользнула из рук Виктора, и поплыла к берегу, Виктор, проплыв немного, опустил ноги на дно и поспешил вслед за ней. ОН нагнал девушку, и обняв ее спину и поцеловав ее вдоль позвоночника, опустился перед ней на колени. Он целовал ее ноги, и Клара позволяла целовать себя, что сделало Виктора гораздо смелее. Она также медленно опустилась на песок, и Виктор получил в подарок ее губы и ощутил упругую грудь, которая прижалась к его. Виктор обнял спину Клары, и не переставая целовать ее грудь, опустил ее на песок. Он уже хотел было, овладеть ею, но вдруг увидел ее улыбку с немного прикрытыми от страсти глазами и услышал ее голос.

— Не так быстро, мой дорогой. Она взяла его плечи руками и нажав на них направила его голову вдоль своего тела.

— Поцелуй меня, сказала Клара, продвигая голову Виктора к желанному ею месту.

Виктор понял, что рождает в ней такую же силу чувств, какую испытывал сам. И ему нравилась эта игра с замедленным получением желаемого. Он доходил до экстаза и останавливал себя, чтобы потом войти в него снова. То же самое он проделывал с Кларой, лаская ее и ловя приближающийся пик ее чувств, низводил ее вниз, чтобы потом начать новую пытку.

— Еще. Еще, повторяла она, и Виктор продолжал целовать ее, уже томясь в ожидании осуществления своих желаний. Вдруг Клара повернула его, и он оказался на песке. Боже какой стон вырвался у него, когда Клара вдруг совершила ответный поцелуй с таким искусством, что Виктор потерял ощущение действительности, он видел упругую грудь и точеную талию Клары, которая совершала плавные движения, иногда приближаясь к нему своими губами и давая поцеловать его губам свое тело.

— Я больше не выдержу этой пытки, — подумал Виктор, крик вырвался из его груди и, уже теряя сознание, он услышал ее крик и продолжающиеся еще недолго содрогания ее тела. Она упала на его грудь, и лежала на ней, пока ее дыхание не приобрело естественный ритм.

Когда он открыл глаза, то увидел, что Клара прикладывает к его лбу мокрое полотенце, и уловил запах какого— то лекарства.

Это привело его в легкое замешательство, Виктор оглянулся вокруг, — Слава Богу, пляж был пустынен.

— Боже, что я наделал, — подумал он, вдруг ощутив небольшое жжение на руке. Он посмотрел на нее, рука была забинтована до плеча.

— Вы пришли в себя? Слава Богу, — сказала Клара. Вас, вероятно, задела сиреневая медуза. Это очень опасно, на месте контакта возникает ожог. Обычно в это время года их здесь нет. Странно! Я ведь тоже рисковала, брр, — передернулась она. Но ничего серьезного. Только часть кожи. Немного воспалится, а дня через три пройдет. Вы же потерпите? В детстве у меня такое уже было, видите шрам, и Клара показала на ногу. Сейчас уже мало заметно. Но тогда было хуже, чем у Вас. И медикаментов рядом не было. А сейчас я Вам смазала рану специальной мазью Наука ушла вперед. Так что, терпите.

— Да я ничего, терплю, — пробормотал Виктор, вспоминая произошедшее минуту назад. Но Клара была одета в свое платье. И ничем не выдавала их близость.

— У меня еще и галлюцинации были. Мне казалось, что я лечу на ковре самолете, и впереди меня ждет волшебный принц в своем замке, — рассказывала она, протягивая Виктору бокал с соком.

А, галлюцинации, — подумал Виктор. И покраснел, представляя, как он стонал, видя свои галлюцинации.

— А Вам, наверное, виделась принцесса, — усмехнулась Клара.

— Да, вроде того, я воевал с каким то зверем, и он меня укусил, вот я и кричал. Все было, как на самом деле. — соврал он.

— Пойдемте назад, — предложила Клара, предлагая Виктору национальную мужскую рубаху. Нас уже заждались. Ваши вещи уже в доме.

Океан блестел жемчужным светом наступающего вечера, и набегал на берег медленной волной. Просторная рубашка приятно пропускала к телу ветер, и Виктору стало намного легче, хоть и не привычно в новом наряде.

* * *

Двойственность положения, вызванная галлюцинациями и тот необычный сон, слились в мозгу Виктора в общую тревожность. Он чувствовал себя совершенно бессильным от всех этих мыслей, необходимости вести себя согласно местного этикета и от жары. Он уже мечтал вернуться в свой отель. Но понимал, что это будет сделать не так уж и просто.

— Что я имею, свои больные фантазии, неприспособленность к климату? И можно ли без острой необходимости так обидеть людей, которые и так оказали мне честь своим вниманием. А что, если снова, я, как припадочный, упаду без чувств-с, — усмехнулся он, вспомнив барышень Островского.

— Все, больше ни грамма алкоголя, и при первом удобном случае, домой, домой. Домой. Будь внимательнее и осторожнее, — сказал ему внутренний голос. Что-то мне это все не нравится. Я не удивлюсь, если тебя как барашка, сначала откормят, а потом принесут в жертву. Вот это будет номер!

— А, что? — подумал Виктор, ведь я не знал о них ничего, кроме того приблизительного знакомства в кафешке. И правда, зачем я им понадобился, что во мне такого, что они вдруг и к столу пригласили, и быстро так в дом? А чего это я не подумал об этом раньше? Уж и сон меня предостерегал, а я!

— Ничего в тебе нет, чтобы заинтересовать таких красоток, да и круг твой совсем не подходит под их. И мало ли здесь русских, и повыше тебя рангом. Небось, столько возможностей и на вечер в посольство сходить, и с нашей элитой пообщаться где-нибудь на приеме, открытии объекта, — вторил ему внутренний голос. Так зачем все это? — спросил он. Думай Виктор, думай.

— Вам еще плохо? — спросила Клара, взглянув на озабоченное лицо Виктора.

— Да, не хорошо! — соврал Виктор. Как-то нет сил. И ничего не помню. Выплывал из океана, и вдруг уже лежу.

— Ничего, ничего, пройдет. Это еще и наше солнце! Не зря же мы все здесь такие смуглые. Это самозащита! — сказала Клара, довольно усмехнувшись. Ничего, сейчас посидите в тени деревьев, Летисия Вас напоит эликсиром из плодов куруса, он очень помогает в таких случаях.

А потом я покажу Вам наш дом и нашего дедушку. К вечеру ему всегда лучше.

Они снова вошли в маленький парк перед домом, и Клара оставила Виктора на попечении Летисии.

— Мужа вызвали к больному, так что пока Вы остаетесь с нами, — улыбнулась она, подав ему красивый бокал с какой— то пенящейся жидкостью, с запахом роз и одновременно, русской полыни.

Лицо Летисии было мягче и женственнее, и не имело того мистического облика, как у ее сестры. При небольшом допущении, ее можно было сравнить с какой-нибудь другой национальностью, имеющей смуглую кожу и черные волосы. Например с испанкой. У Летисии были нежные губы, чуть изогнутый небольшой носик и открытые детские глаза. Да она совсем другая, чем ее сестра. Больше обычный человек, — удивился сам своему заключению Виктор.

— Пейте, пейте, это Вам сейчас необходимо, сказала она заботливо, как больному направив бокал к губам Виктора.

— Слизняк, не пей! — заорал внутренний голос.

— Как? — прокричал ему в душе Виктор. За кого я сойду, если буду, как ребенок выкаблучиваться.

— И еще бы я рекомендовала вам немного полежать. В Вашей комнате работает кондиционер, и через тридцать минут Вы будете в порядке, уверяю Вас. То же самое у нас было с гостем из Франции. Он даже нам потом рассказывал свои галлюцинации. И представляете, верил, что это было с ним наяву.

Виктор с удовольствием отметил милую улыбку и ямочки на щеках Летисии. Он вдруг сделал открытие, что ее глаза совсем не черного, а зеленого цвета, а волосы имеют золотой оттенок.

— Да Вы красавица и совсем не негритянка, — промямлил он. Увидев вдруг, как просвечивается ее фигурка сквозь платье.

— Мы не родные сестры, и моя мать была француженка, — сказала Летисия, провожая Виктора в комнату. Мы вам не будем мешать. Полежите минут тридцать, а мы с сестрой пока навестим дедушку, — сказала она, показывая Виктору на кровать с атласным, голубым бельем. Вот у стола напитки, если что понадобится, звоните в колокольчик. Я зажгу курительную палочку. Это от насекомых. По комнате разнесся душистый запах неизвестный Виктору ранее. В голове у него закружилось разноцветное газовое покрывало, оно меняло очертания и оттенки, и Виктор вдруг услышал музыку, нежнейшую, изливающую на сердце какую-то радость, счастье и негу. Он вдруг обратил внимание, что в его окно спускаются цветущие ветки каких то густо насыпанных цветов, похожих на огромные ландыши, висящие на длинных кистях. Он почувствовал всю прелесть ароматного воздуха, врывающегося в комнату и пропитывающего его всего насквозь, и он увидел стоящую перед собой девушку с длинными рыжими волосами и зелеными глазами в прозрачных белых нарядах, имеющих длинные разрезы по бокам и отливающих песчинками серебра с пляжа. Девушка, как облачко приблизилась и нагнулась над ним. Ее руки нежно погладили волосы Виктора. Затем, встав на колени перед кроватью, девушка поцеловала его лицо и, положила свою головку ему на грудь. Ее нежные пальчики, с колечками, усыпанными брильянтами, пробрались ему под рубашку. Глаза девушки, при этом были прикрыты, как будто она спала, но руки ее ласкали Виктора, и через минуту он ощутил, блаженство, исходящее от этих ласк и ее близости. Он весь наполнился нарастающим чувством восторга и блаженства.

— Кто ты? — спросил он, легко отстранив девушку.

— Так это же я, Летисия! — сказала она, глядя на него нежным взглядом. Он не видел и не чувствовал в ней ни капли, ни грамма грубости, это было нежное облачко, окутавшее его душу. Виктор взял ее пальчики в свои начал целовать их, поднимаясь по руке вверх. Легкий шелк также нежно опустился ему на запястье, и он провел рукой по ее плечу, гладкому как атлас. Поцеловать, я хочу целовать ее плечи, подумал он, утопая в этом чувстве. Девушка смотрела на него смущенным взором, и взяв в ладонь его руку, поцеловала ее. Виктор, отодвинул белый тонкий шелк с ее плеча, и прекрасная грудь предстала его взору.

— Красавица, ангел, — проговорил он, встав и подняв девушку с колен, взял ее на руки и положил ее на постель. Он лег рядом с ней, и она прильнула к нему, как ребенок.

— Милая моя, прошептал Виктор, и, забравшись под шелк ее рубашки, обхватил пальцами ее милый животик и ощутил очень тонкую талию, с достаточно четким изгибом бедер. Он гладил ее ноги, поднимаясь все выше к тайным уголкам ее тела, и вот он уже диктовал ей свои желания, и она послушно исполняла их. Он был хозяином, ее властелином, а она была раба. Тело Виктора содрогнулось от сладострастного чувства, он замер на мгновение… и открыл глаза, увидев, что сидит на плетеном кресле, а рядом с ним стоит стакан сока из папайи.

После секундной растерянности, Виктор оглянулся вокруг, испугавшись, что кто-то был свидетелем его сексуальных переживания. Вокруг никого не было, а к нему из дома выходила Летисия.

Боже, опять! — ужаснулся сам про себя Виктор с чувством вора, застигнутого врасплох. До Летисии еще было метров пятьдесят, и Виктор постарался принять беспечное выражение лица, и ни словом не обмолвиться о случившемся.

— Точно, припадочный, — подумал он про себя. Так и остаток рабочего срока до конца не дотяну.

— Вы в порядке, спросила его Летисия. Сейчас вы увидите кусочек нашей старины.

За домом существует сохраненный кусочек деревни, в которой раньше жил наш народ. В давние времена наши предки были вождями племени, один дедушка, даже был местный колдун. Так что мы с Кларой тоже немножко ведьмы, — улыбнулась она.

— Я это заметил, — подумал Виктор. А что? Как в кино, я помню, смотрел Испанский фильм про Сарагосу. Похоже. Сказка еще та. И женщины обольстительницы тоже.

— А ты как в анекдоте, расслабься и получай удовольствие, — пошутил внутренний голос. Все равно не уйдешь по своей воле. Так что ищи плюсы.

— Да я, за всю свою жизнь, такого, не испытывал! Еще одна такая фея или ведьма и я отброшу копыта! У меня же сил нет, даже, встать с кресла. Ноги и руки трясутся. Всю энергию отдал, вампиршам. Хоть это было в галлюцинациях, в обмороке или полусне, но силы кончились, как по правде, — пожаловался Виктор.

* * *

На парк спускался вечер. Около ворот Виктор услышал шум колес автомобиля и обрадовался прибавлению мужчин в их коллектив.

— Банальный случай, ничего интересного, — сказал, подходя к столику, Пьер. Ну что фестиваль искусств народов Африки готов?

Через пять минут идем, сказала Летисия. Клара уже там.

— Виктор, Вас ждет незабываемое зрелище. Это сюрприз. Пойдемте, — сказал Пьер, увидев жест Летисии.

Виктор с трудом поднялся с кресла и стараясь скрыть шатающуюся походку пошел вслед за Пьером.

— Он готов, сказала тихо Летисия мужу, и улыбнулась идущему сзади Виктору. Тропинка вела за дом, вдоль густой живой изгороди, и через минуты четыре они вышли на поляну, на которой стояла большая сенегальская хижина с крышей из пальмовых листьев. По бокам от входа стояли два молодых аборигена в коротких юбках из какой-то естественной материи, с раскрашенными лицами и копьями.

Масса народа в таких же костюмах занималась рядом своими делами. Женщины, что-то мешали в чанах, дети приносили что-то из леса или бегали друг за другом. Мужчины, строгали и терли что-то на каменных жерновах. При виде вошедших, они выстроились в круг и стали стучать копьями по земле, потом кричать какие то слова, поднимая копья вверх.

— Они приветствуют Вас! — сказал Пьер. Поклонитесь им.

Виктор поклонился, но сделал это, как-то неловко. Дверь хижины распахнулась, и Виктор зашел туда вместе с хозяевами.

В середине помещения стоял чан, подогреваемый несколькими поленцами, и из этого чана что-то курилось, распуская не очень приятный запах. Виктора чуть не стошнило от него, но он попытался выдержать, и не смущать хозяев. По трем сторонам хижины висели зеркала в черных рамах. Кости животных, черепа и маски украшали стены. Воины и женщины встали по кругу с обеих сторон вождя. Они забили в барабаны, когда вождь встал с места и взяв в руки разноцветного петуха, несколько раз повернув его в воздухе, положил на камень и отрубил ему голову. Кровь хлынула на камень и начала испаряться вместе с куревом из чана. Виктор вздрогнул, но постарался не подать вида. Его мозг что-то отмечал, но тело его не было послушно, как при неглубоком наркозе. При виде хлынувшей крови, люди издали какие-то звуки, и мужчины снова забили в барабаны. На середину хижины вышла первая женщина, старуха. Она закружилась и запрыгала в национальном танце, потом к ней вышли еще две старухи и тоже запрыгали по кругу, то опуская руки вниз, то возводя их к небу. Они стали, не прекращая ритма танца, подходить к присутствующим и вызывать их в круг. И вот уже почти все танцевали, закатывая глаза, повторяя звуки и поднимая кверху руки. Они были полуголые в коротких юбках и их отвисшие груди прыгали вместе с ними.

— Зрелище не из приятных, — отметил Виктор, ужаснувшись тому, что вождь, подняв ковш и зачерпнув жидкость из чана, еще дымящуюся, отпил из него первым и стал обносить каждого. Виктор послушно выпил, хотя все его мысли просто выпрыгивали от не желания делать это, но после этого он с энтузиазмом тоже направился в круг. На редкость умело вошел в ритм танцующих, и закружился и запрыгал по кругу вместе с ними. Вокруг него кружилась комната, перемещались предметы и люди. Он потерял ощущение низа и верха, он видел отражения зеркал, которые отражали в себе тысячи таких же, и вскоре они слились в одну серую ленту, Виктор упал на пол хижины и затрясся в конвульсиях.

Танцующие вмиг остановились и с криками, — дух явился, — встали, как вкопанные вдоль круглой стены хижины.

Выйдите! — повелевал вождь, и все поспешно удалились. Виктор лежал с открытыми глазами, уставившимися в одну точку.

— Что нам делать дух? — спросили его Моамба и Пьер. Можем мы взять зеркало или мы должны оставить его на своем месте?

— Лишите его зеркала, — повелевал дух голосом самого Виктора.

Летисия, и Клара, ловко орудуя ножом, вскрыли Виктору вену, собрав немного вытекшей крови. Потом отрезали пучок его волос, собрали пот с тела проведя по нему воском, и смешав все это, слепили куклу, очень похожую на лежащего на полу Виктора.

— Пусть войдут те, у кого есть вопросы к духу, — разрешил вождь, после того, как ритуал был закончен.

Дух, наконец, замолк. И вошедшие, снова забили в барабаны, и запели свою ритмичную песню, продолжая танцевать вокруг него.

— Ты ничего не помнишь! — сказал повелительно вождь.

— Ничего, — ответил Виктор, еще не приходя в свое сознание.

Через секунду Виктор поднялся с земли, с нервным смехом, отряхивая одежду, и неловко озираясь вокруг.

— Я, наверное, очень смешон, — подумал он, постепенно приходя в осознание действительности. Или нет?

Он не заметил никакого осуждения своему поведению. Казалось, что все заняты своими движениями в танце, и на полу еще лежало несколько мужчин, выполняя лежачие движения.

— Господи, до чего не дойдешь за компанию, — подумал Виктор, вдруг почувствовав резкий спад веселья.

* * *

— Вот так жили наши предки, — сказала Летисия, выходя с Виктором из хижины. А вот старый баобаб. Это священное дерево, и его никогда и никто не имел права рубить. Раньше, много лет назад, в его дупле хоронили тела, нарушивших обычаи предков. Там до сих пор лежат их кости. А вот куст растения, из плодов которого раньше приготовляли напиток для ритуала. А вот таких петухов резали на жертвенном камне.

Нет, нашего мы любим, он живет у нас уже пять лет, — поспешила ответить она на испуганный взгляд Виктора. Это же все было раньше. Теперь это только декорация. Вот орудия наших предков. Ими они убивали крокодилов и ягуаров. Древний народ был ловок, не то, что мы.

Пойдемте, осмотрим наш дом. Вам это интересно? — предложил Пьер.

— Да, — ответил Виктор, уже совершенно падая без сил, и еле передвигая ноги.

Ему уже не было интересно ни обустройство комнат, ни ковры и ни старинные картины и предметы. Он шел, чувствуя, что засыпает на ходу. Скорее бы сесть в автомобиль и домой.

— Мне нужно скорее вернуться в отель, — сообщил он, — я забыл, вечером ко мне должен придти шеф.

— Как жаль, — сказали трое. Но машина домчит Вас туда за двадцать минут. Так что все будет в порядке. Не беспокойтесь.

Автомобиль все с тем же негром шофером вез его до отеля. Виктор сел в мягкое кресло, и глаза его, убаюканные плавным движением автомобиля, закрылись. В его ушах звенели звуки барабанов, и даже с закрытыми глазами, он продолжал видеть этот ритмичный танец, мужчин и женщин, одетых в короткие юбки и украшенных разноцветными ожерельями и серьгами. Этот рокот из ритмов пляски, звуков барабанов и голосов людей, ехал вместе с ним, и даже, вспоминая все это, он задремал, и проснулся оттого, что автомобиль остановился около дверей отеля.

— Всего доброго мосье, — сказал шофер и доведя Виктора до номера, уехал назад.

— В гостях хорошо, а дома лучше, подумал Виктор, добредя до своей кровати и упав в нее, даже не раздеваясь. Пословицы не врут! А казалось, что ему бы такой дом, такой сад и такую жизнь. И никогда бы не уходить оттуда. А теперь его тошнит от всей этой суеты и впечатлений. И он рад своей кроватке в обычном номере, второсортного отеля.

Ему надоело притворяться слишком воспитанным, надоело, что ему прислуживают, надоело какое-то приторное отношение хозяев к его особе. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Мало того, все это почему-то вызывало в нем и беспокойство и раздражение.

— Не нужен берег турецкий… попробовал спеть куплет Виктор.

Ему было очень неловко. Что он два раза брякнулся в обморок. Нежный такой! С чего бы? Да еще эти галлюцинации. Вот позорище, — ужаснулся Виктор, вспомнив свой эротический сон и ту силу чувств, которую он испытал во сне. Вот позор, если он еще и орал по настоящему. Или вытворял какие-нибудь пикантные движения. Легкий холодок противно прошелся по его спине. А эти пляски. Это же надо, дурак, в пляс поперся.

— Моамба, Моамба! — вспомнил он, как кричал вместе со всеми и прыгал и повторял их движения, и упал вместе с ними на землю и стал подпрыгивать спиной. Ужас! Нажрался до чертиков. А ведь когда в пляс пошел было весело, и ни капли не стыдно. А даже интересно. Все пляшут и он тоже. Видно началось протрезвление, раз стыдобушка возвращается? — подумал он. Господи, хоть бы заснуть, а то голова трескается и стошнить хочется. И главное такие провалы в памяти. Что-то он помнил, как в тумане, что-то выпадало напрочь, и нить повествования памяти этого дня обрывалась, и на очень большой кусок, и нужно было прыгать и ловить огрызок нити.

Виктор вспомнил, как Пьер провоцировал его на этот танец. А лица Летисии и Клары, выражавшие веселье, как теперь вспоминалось Виктору, такими не были. Они как будто играли роль… Хотя приди они ко мне в гости, а я их напои, я бы и сам старался превратить все неловкости в шутку. Гости все же и с нашим спиртным не знакомы. Даже забавно. Наверное, так и со мной. Ужасались, но тактично выражали удовольствие.

Вообще-то интересно! — подумал Виктор. Вот бы иметь такой фильм. Когда я еще буду плясать с туземцами? И чего я себя виню? Они устроили этот трам — тарарам, они и виноваты. Еще и из чаши пить заставляли. Какую-то гадость подсунули. Да там, кажется, еще и кровь петуха была?! Виктор подавил в себе рвотные движения, и блеванув, все же в туалете, остался доволен, эффектом маленького облегчения.

— Хорошо, хорошо. Еще бы разок. Ну давай, да-ва-ай! — рванул он еще раз. Выпив глоток воды, он почувствовал себя еще не много лучше, и усмехнувшись, в последний раз на свою позу в юбке и свою раскрашенную вопящую рожу, он закрыл глаза и заснул.

Глава четвертая

Виктор промаялся два дня. Он спал и спал, и не мог набраться сил, чтобы встать и выйти в город.

— Что это такое на меня нашло, — думал он. Может быть, подцепил какую-то инфекцию? На руки и ноги, как будто наложили мешки с грузом. Движения вялые и медленные. Рука забинтована!

Отмотав бинт, Виктор увидел что-то вроде ожога, в стадии заживания. Медуза! — вспомнил он. Ну надо же, на самом интересном месте ужалила. Теперь и татуировка, наверное, сойдет? А ведь это память о солдатской жизни, и привык я к ней как к своей родной. Жаль! — подумал он, заматывая снова бинт.

Он потрогал свой лоб, но температуры не было, было только неодолимое желание спать.

— Еще бывают такие мухи, которые когда укусят человека, то вгоняют его в сон, — думал он, засыпая в очередной раз.

Несколько раз к нему заходила горничная, справляясь, не нужно ли ему чего-нибудь. Виктор просил принести кофе в номер и, выпив его, засыпал снова. В голове у него проносились всевозможные сюжеты, ему становилось то страшно, и он просыпался, вскрикивая, то ему не хватало воздуха, и он просыпался от удушья. В голове у него путался бой барабанов, кровь в лужах, глаза Клары в океане, звезды, полет и падение. Это был кошмар! Он боялся засыпать. И не мог не уснуть. Но все же, к утру, когда нужно было, идти на работу, он встал и почувствовал себя бодрым.

— Слава Богу, кончилось, — подумал он. Нужно доработать, нельзя уезжать раньше времени.

Виктор уже просчитал все свои возможные доходы и накопления к концу двух лет командировки, и уже нафантазировал и разложил, куда он их пустит. И все было уже так стройно, что уменьшение планов вдвое, выглядело очень драматично.

— На работу, закаляйся ты как сталь, на работу. Позабудь про докторов, водой холодной умывайся, если хочешь быть здоров, — пропел он, и уже веселый, сел в машину и поехал к шеф.

— Что с рукой? — спросил подозрительно шеф. Опять случайно упал?

— Купался, медуза какая-то ошпарила. Говорят, здесь редко, но появляются сиреневые. Очень опасные, так что Вы, Александр Николаевич, смотрите! — рассказывал Виктор, везя шефа к объекту.

— Чем мазал? — спросил шеф? Проходит?

— Да, как на собаке. Помазал виски, проспиртовал, вот и все! Дня за два пройдет, — улыбнулся Виктор, в душе, все же, не разделяя своего оптимизма.

Вечером он снова размотал руку и увидел, что кожа почти затянулась, и даже его татуировка не пострадала. Она проявлялась на розовом фоне более черным очертанием.

На душе у Виктора повеселело. Последствия оказались не такими уж страшными.

— Клара вовремя намазала ему руку! — подумал он. Остался только легкий стыд за свои обмороки и иллюзии! — съехидничал он сам про себя. Новые друзья пока не проявлялись, и Виктор все же пилил себя, что вел себя как слизняк и слабак.

— Конечно, кому охота возиться и брать на себя ответственность за всякие такие обмороки, — подумал он. Наверное, говорят обо мне не очень хорошо. Ну и ладно! Я звонить не буду, а они, я думаю, тоже. Забудется и будет спокойнее и мне и им. Посмотрел, как живут богатые негры, и хватит. Зато в Москве рассказывать буду, а не пошел бы к ним в гости, и ничего бы такого не увидел! — успокаивал он себя.

Хотя к воспоминаниям Виктора и примешивались тревожные нотки, и он старался унять эту тревогу как мог, выдумывая свои методы психотерапии, но где— то в глубине души, ему хотелось еще раз побывать там, и снова посидеть с ними за столом, и посмотреть на танцы под барабан. Он как будто сроднился с этими лицами, и хотел быть среди них снова.

И Клара! Острое чувство желания и страха, вызывала в нем она. Но не оставляла равнодушным. Летисия, хороша, но Клара — это миф. Медуза Горгона, которая жалит, и обвивает своими змеиными косичками и ножками.

Ему становилось очень беспокойно, а от чего, он не понимал. И он старался отогнать от себя мысли, которые мешали ему быть в порядке.

В один из дней, получив в свое распоряжение машину, Виктор решил проехаться к особняку, и посмотреть на него со стороны. Он выехал на южную часть города, но потом попал в большую развилку дорог города и потерял направление. Он выехал к океанскому берегу и поехал вдоль него, стараясь найти знакомое место, но не встретил ничего похожего. Виктор сунул руку в карман, чтобы найти визитку с телефоном, но ее там не оказалось. Тот берег океана манил его, как манит преступника место преступления, но он бился головой о пустоту, о неизвестность, и в конце концов, оставил свои поиски.

В один из вечеров, когда Виктор вернулся с работы, в холе его встретил незнакомый негр.

— Мосье, Ваши друзья, не застали Вас, и просили меня передать Вам вот этот пакет. Они, к сожалению, улетели в Париж, и просили сказать, что всегда будут рады видеть вас у себя дома. Они надеются, что еще вернутся сюда до вашего отъезда.

В номере Виктор открыл пакет. Там лежала бутылка очень дорогого коньяка и письмо.

— Виктор, этот коньяк будет напоминать вам обо мне, — писала Клара. Пейте его небольшими дозами, когда у Вас будет грустно на душе. Этот коньяк, сделан по очень старинному рецепту, и содержит в себе очень много ингредиентов и трав. Одна из которых, фиалка с мангровых болот. Она оживляет воспоминания, и усиливает фантазии, и дает видеть будущее. Таковы его свойства. Вы увидите, как настроение Ваше поднимется.

Надеюсь, еще увидимся. Клара.

При чтении последней строчки, Виктор даже вздрогнул, потому что, так живо вспомнил ее образ, как будто снова обнимал ее тело в волнах. А держа бутылку, ощущал, как она гладит его по руке. Но письмо и сюрприз успокоили его терзания о своих недавних промахах. И настроение его поднялось уже от этого.

— Все нормально, в противном случае, зачем снова напоминать о себе, — подумал Виктор.

Но вместе с письмо к Виктору снова пришли воспоминания и желания, которые, он прекрасно понимал, только изматывали его душу. Виктор постарался выбить их клином, он стал вспоминать Валю, и Москву. И ему становилось легче, беспокойство уходило и возвращалось хорошее настроение. Вечером он подошел к окну и подумал.

— Где же Россия? Ага, вон там, на севере, северная наша страна. Снежок, новый год, — он вдруг ярко ощутил запах морозного дня, увидел деревья, покрытые пушистым снегом, ощутил всю прелесть теплого дома с кипящим чайником… Эх, и надоело мне это пальмовое царство. Скорее бы домой. Хватит. Не нужен нам берег турецкий и Африка мне не нужна, — пропел он с удовольствием.

Но, пряные запахи, красота неба и здравые мысли, привели Виктора снова в романтическое настроение. Конечно, и здесь были свои плюсы. И, конечно, он еще долго будет вспоминать эту страну и этот дом и этот городской пейзаж с черненькими женщинами в ярких нарядах, эти гудящие и пресыщенные рынки, эту всю экзотику и даже жару, которой будет ох как не хватать надоевшей порой ноября.

Он снова постарался представить Валечку, ее губы, ее грудь, и снова вошел в стопор. Он желал ее, он мучился оттого, что ее нет рядом. Он хотел просто сидеть с ней на кухне, слушать ее голос и пить чай с ее пирожками.

— Я люблю ее! — сказал он сам себе. И ничего больше не хочу, только бы она стала моей женой, а еще лучше, как в сказке, вдруг оказалась здесь и сейчас. Где же поймать такую рыбку, чтобы выполнила мои желания?

Он вдруг почувствовал чей-то взгляд сзади. Волосы встали у него на голове, волосок за волоском, начиная от точки, которая первая почувствовала его. Он непроизвольно повернул голову, на него смотрело его отражение, также, испытывающе.

— Начинается, опять как в детстве у бабушки! — подумал он. Но дудки! Я теперь не мальчик. И бояться мне стыдно! Правда, мигнул он отражению, и засек себя на том, что он это делает, уж слишком заискивающе.

— Боишься, значит уважаешь, — сказал, а кто, Виктор уже засомневался.

Виктор отошел от зеркала, включил музыку и вспомнил про коньяк. Откупорив его, он налил себе небольшую дозу.

— Посмотрим, как он успокаивает и поднимает настроение. И что там за фиалка? — подумал он, пробуя напиток.

Виктор с тоской посмотрел на свою кровать. Золотой Рыбки не было, и никто не выполнял его желания.

Виктор еще глотнул коньяка и почувствовал, как по его телу пробежало тепло, и в голове вдруг возникли воспоминания, которые пахли весной, жухлыми листьями, теплым ветерком и звездным небом. Они были приятными, и в его голове вдруг возникли совершенно, оптимистические мысли, и желание, какого то подвига, и ощущение чего— то очень приятного впереди, или где-то далеко, но действующего на него и оттуда. Откуда из будущего или из далекого пространства он не понимал. Он только купался в этом чувстве, заряжаясь эйфорией.

Виктор попробовал проанализировать, к чему бы отнести это приятное чувство и на что оно похоже. Оно было похоже на присутствие рядом любимой женщины. Оно было похоже на чувство, когда тебя любят и ты это знаешь.

Валя! Я люблю тебя. Мы будем вместе, — думал, откинувшись в кресле, Виктор. Пройдет время, и ты перестанешь жить прошлым. Увидеть бы тебя сейчас, хоть на минуту. Прикоснуться бы к тебе, обнять. Виктор закрыл глаза и услышал звонок в дверь.

— Что-то не спится, — сказала Валя, войдя в комнату. Давай попьем чай, у меня пирожки с капустой, ты их любишь.

Сердце Виктора готово было выпрыгнуть из груди. Он изобразил подобие улыбки, и как только Валечка поставила на стол тарелку с пирожками, и посмотрела на него, логика и правила приличия исчезли из его головы. Он подошел к ней, он взял ее за плечи и впился, просто впился в ее губы, как голодный вампир. Она в ответ не сопротивлялась, Виктор понял, что можно все. Он спешил добраться до всех уголков тела, о которых мечтал. Он раскрыл ее халатик, на секунду взглянув на освободившуюся грудь, которая была до умопомрачения хороша. Он погладил по упругой округлости, закончив свое движение на кончике ее. Он начал покрывать поцелуями и ее и все что попадалось ему, ведь все было так близко, так доступно, и так возбуждало, ведь он не достиг еще самого желаемого момента. Он был близок, и от того, ему хотелось продлить это мгновение, это бешеное чувство желания и очарования красотой женщины. Руки Вали гладили его по волосам, по спине и ее губы нежно целовали его шею, она была охвачена той же волной страсти, что и он, и никакого стеснения или мысли, что это все непристойно или непозволительно не возникало в их головах. Музыка всеми минорными нотами нежно и настойчиво звучала в их душе, и они потеряли счет времени и действительности. Он продолжал раздевать ее, не соображая и не замечая, что он делает, как они очутились в кровати, и как произошло то, что они уже упивались своими движениями и чувствами возникающими при этом, они вошли в общий восторг, который Виктор и не испытывал ни разу за весь свой сексуальный опыт. Это было на миллион раз сладостнее и продолжительнее…

— Клара! — удивился он, открыв на мгновения глаза.

— Ты называл меня другим именем, — сказала она, глядя на него осуждающе.

И Виктор понял, что, то, что произошло, действительно было похоже на чувство обладания Кларой, тогда на берегу. Почему же в его глазах была Валя?

Чтобы понять, где явь, где сон, он закрыл глаза и очнулся все на том же кресле. Он посмотрел за окно, там была ночь.

Виктор разделся и лег на кровать.

— Фиалка мангровых болот, — вспомнил он. Коньяк, и правда, чудесный. Нужно его беречь. Тогда его хватит на много таких сказок, — подумал он. Но почему я не могу сосредоточиться на одной женщине? Проводник был прав. В моей жизни появилось слишком много соблазна.

Глава пятая

В салоне самолета зааплодировали, потому что колеса шасси мягко опустились на дорожку. И, через несколько минут плавного торможения, лайнер остановился около входного рукава. Пьер, Моамба и слуга, сняв с полок самолета свой багаж, один из которых представлял собой плоский прямоугольник, вскоре миновали все пункты контроля и вышли из здания аэропорта. Они сели в такси, сказав только одно слово — Метрополь.

— Двести баксов, — не моргнув, ответил водитель.

— ОК! — небрежно и снисходительно промолвил старший из них, и автомобиль отъехал от стоянки.

Лица, путешественников, были серьезны, и между ними не было никакой беседы. Они только молча смотрели в окна на проплывающий пейзаж, и морщились от убогого вида ноябрьской грязи, голых деревьев и небольших, покосившихся домиков вдоль дороги.

Но вскоре пейзаж стал веселее, и они увидели зеленые газоны, новые здания огромных супермаркетов и множество горожан, спешащих по улицам города.

Проехав по Тверской и увидев стены кремля, они поняли, что их путь пришел к концу.

После недолгого оформления документов, гости разошлись по своим номерам. Приняв душ, и немного переодевшись, они встретились в ресторане отеля.

* * *

— Пожалуйста, русский борщ, сто граммов водки и пельмени, — заказали они.

— И непременно салат из селедки с черным хлебом, — улыбнулся Пьер.

— Могу предложить еще прекрасный русский холодец, с горчицей, и осетрину на пару с хреном, — промолвил официант, ожидая одобрения гостей.

— И еще икры, черной, — добавил Пьер, оставив предложение официанта в силе.

— Приятного аппетита, — принес официант закуски, водку и минеральную воду.

Посетители кивнули и принялись за еду.

— И так, выпьем за наш успех! — сказал Моамба. Сегодня мы близки к нашей цели как никогда.

Спасибо, что наши люди не подвели. Этот официант из ресторана Вирджиния заслуживает повышения в должности. Я думаю, ему можно доверить нашу сеть. Он хитер, не многословен и очень внимателен. Русский целый год ходил по нашему городу и никто из этих тупоумных не заметил, что на руке его наш знак.

— Может быть, это и хорошо, — задумчиво сказал Пьер. Меньше посвященных в силу этих слов.

— Это ни о чем не говорит. Некоторые хитрецы могут и скрывать, что обнаружили эти знаки. В своих интересах, конечно. Не дай им Бог, воспользоваться этими знаниями. Это наша привилегия, — ответил Моамба.

— Вероятность мала, расшифровка займет слишком много сил и времени. Ведь код к словам известен только вам, дядя, — улыбнулся Пьер. Но нужно будет проверить каждого, кто может иметь хоть малейшую возможность приобщения к этому делу.

— Не так широк круг, который вообще знал о тайном знаке. Наши агенты, да и только. Но у нас есть нити, за которые мы можем выдергивать их из их намерений. Их куклы хранятся в тайнике, впрочем, как и кукла русского. Наши предки оставили нам большую силу владения людьми.

— Но они же оставили нам и свод законов, которые мы не имеем права приступить. Или духи предков и боги покарают нас. И главное, не наноси удар в спину! — сказал Пьер, осторожно посмотрев на дядю.

— До сих пор наши действия не нарушали свод законов. Мы применяли нашу силу и знания только в благородных целях, вернуть душу моему сыну. Русский при этом ничуть не пострадал. Он все забыл, и никаких последствий для него нет. Потеря для него знаков не больше, чем потеря перчаток. Зеркало ему нужно для обычных целей, а следовательно наше, ничуть не хуже оригинала. Эти реликвии ему не нужны, тогда как нам, они необходимы. Эти знания собирались веками и хранились нашими предками, и поэтому все должно встать на свои места, — проговорил в ответ Моамба.

— Бипла хорошо проверил память русского по дороге в отель? — спросил он Пьера.

— Да, дядя. Он задал ему несколько провоцирующих вопросов и русский не ответил ни на один из них, равно как и не отреагировал на некоторые слова. Он был в полусонном состоянии и бормотал что-то про черную красавицу в океане, про фею с голубыми глазами и все.

Потом наша горничная сообщила нам, что он проспал два дня, как и положено, силы его восстановились и теперь он продолжает реальную для него жизнь.

— Красавица в океане, и страстный поцелуй! О, я узнаю своих внучек. Уж они постарались внести в его голову всю эту сексуальную чушь. Я надеюсь, он испытал наивысшее наслаждение, пребывая с этими двумя девами. Поцелуй в океане, — усмехнулся он. Начитались французских романов.

А ты знаешь, Пьер, русский мне понравился. Крепкий тип. И после первого напитка и после второго, он еще имел возможность думать и соображать. Если бы Летисия и Клара не высосали из него его сексуальную энергию, пришлось бы нам увеличивать дозу, или переходить на крайние меры. Но, как зомби, он нам пока не нужен, и как покойник тоже. Он может знать то, что мы еще пока что не востребовали.

— Да, пока не закончена наша задача, мы должны всегда иметь под рукой возможность влиять на его мозг. Если бы не наши правила, я бы не стал вести с ним такие игры. Но тайна дела требует стирания памяти, — ответил Пьер. Это в его же интересах. Не каждый сможет вынести такую информацию и такое напряжение психики. Ему же лучше. Он все забыл, и теперь его ничего не волнует.

— Нужно взять на заметку, что русский тип менее подвержен воздействию нашего напитка. Это вероятно из-за того, что они много употребляют водки, — улыбнулся Моамба.

— Вероятно, вот такая доза, которую мы вряд ли одолеем сегодня, ему была бы на один зубок. Закалились долгими зимами под самогон, водку и горилку, — усмехнулся Пьер.

— Ну что ж, давай примем маленькую прививку русской водкой, ведь нам еще быть здесь дня два, в этой ужасной слякоти. И мы не имеем права заболеть, — поднял рюмку Моамба.

* * *

Придя в отель, Пьер набрал номер телефона и сказал, на ломанном русском, перемежая речь французскими словами.

— Мадам, я друг Виктор. Сегодня я со свой дядей приехаль из Сенегал в Москва. Мы остановился Метрополь. У нас сувениры для Виктор, и мы хотель привезти их в его апартамент. Дело в том, что мы не успел сообщать Виктор о нотр вояж, но брать кое-что для него. Маски, фигурки, пантюр, то, что любят турист. И мы хотели делать сюрприз.

Хорошо, тре бьен, мы приедем завтра вечер. Когда вы вернуться с работ. До завтра мадам, — сказал Пьер и повесил трубку.

— Нас ждут, — мигнул он дяде.

* * *

Вечером следующего дня, два представителя Африки, стояли перед входной дверью дома в Орехово — Борисово.

Им открыла симпатичная блондинка лет сорока, и, всплеснув руками, и улыбнувшись, провела их в свою квартиру.

— Это квартира Виктор? — спросил старший африканец.

— Нет, это моя, я его соседка. Пока его нет, поливаю цветы, слежу за порядком. Присаживайтесь, — сказала женщина, немного покраснев от неожиданности, увидеть двух негров. Ну конечно, — подумала она, Виктор же в Африке, конечно, и живут там африканцы, почему до меня сразу не дошло?

— У вас очень мило, — сказал Пьер, оглядывая квартиру Вали.

— Мадам, нам бы хотелось посмотреть, как устроился наш друг, и к тому же хотелось бы положить эту коробку в его квартире. Вам ведь она будет мешать? Распаковывать не нужно. Пусть он сам порадуется и удивится, когда вернется в Москву, обратился к ней Моамба.

Он был у нас в гостях. Вы знаете, он всех очаровал. Такой приятный человек. Русский! — сказал он с особым ударением. Виктор так плясал под наши барабаны, как настоящий сенегалец! В Сенегале любят русских. Вот мой племянник даже здесь учился, он окончил медицинский факультет, и сейчас имеет частную практику в Париже.

— О, — сказала Валя, открывая дверь в квартиру Виктора. И как Вам здесь у нас понравилось?

— Студенческие годы! Когда мы молоды, все прекрасно! — сказал Пьер.

— Да вы раздевайтесь. Хотите выпить чая или кофе? — засуетилась Валя. Коробку можно поставить вот тут. О какая тяжелая. Здесь она до него и постоит.

— Да, спасибо, можно чая, с вареньем, — попросил Пьер. У вас есть из черной смородины? У нас такие ягоды не растут. Так что, для нас это такая же экзотика, как для вас манго.

— Я сейчас! — сказала Валя. Посидите пять минуточек. И варенье есть, и пирожки. Сейчас я вскипячу чайник.

— О, не беспокойтесь, но пирожки! Виктор всегда вспоминает ваши пирожки. Вот и мы уже мечтали о них, — засмеялся Пьер. Мы пока посмотрим фотографии?

— Да, да, у него два альбома. Пожалуйста, садитесь и чувствуйте себя, как дома, принесла Валя альбомы и положила перед гостями.

— Шести комнатные апартаменты, — усмехнулся Пьер, глядя, на комнату Виктора, вспоминая его слова. Хотя не плохо! В общежитии было гораздо проще. Так что это для русских даже прогресс. Своя кухня, своя ванна и туалет. Не то, что общий коридор на пять семей и очередь в ванну, — вспомнил он дом своего друга в студенческие годы.

— Твой дед тоже жил в хижине из пальмовых листьев, — сказал Моамба. А у русских большое будущее, просто они немного затормозились, я бы сказал, немного заморозились в своих возможностях. А для чего? Для того, чтобы потом, когда все выдохнутся, сделать рывок! Они еще и сами этого не осознают. Но я все это видел, когда был в других параллелях. И поверь, это впечатляет.

— И женщины, ты согласен, что они здесь какие-то особенные? — сказал Пьер. А в чем особенность? В их светлой коже и светлых волосах в сочетании с голубыми глазами?

— Такое сочетание есть и у других народов. Но и с рыжими волосами и зелеными глазами они очаровывают. Я думаю, что у них у всех, какая то аура доброты и участия к чужому человеку. Просто так, идущая, от души.

— И при этом нет ощущения, что она ниже тебя, даже когда она подает тебе чай или вешает пальто. Они естественны, без ложного кокетства и ложного высокомерия.

— Наверное, и это не все, — сказал Пьер. Женщины всегда загадка, а русские, тем более. И кто разгадает, тот заслужит орден!

Они стояли около зеркала, которое было копией их трех зеркал. И от волнения, они разговаривали на другую тему, испытывая стресс, выбивающий слезу, от прикосновения к этому старинному предмету.

— Точная копия, — только промолвил Моамба. Нет сомнений. Это работа нашего вождя. Повторить никто не мог, потому что только вождь знал секрет, и только мы знаем, где хранятся наши три зеркала. Значит, их теперь четыре? — сказал Моамба, хотя схемы ритуалов содержат описание только трех зеркал. Для чего существует четвертое?

— Пьер, переверни его, — попросил Моамба. Я боюсь разочароваться, не увидев сзади клейма и секретной записи.

— Дедушка все на месте. Клеймо принадлежит вождю. И изречение написано на языке племени.

— Да! Мы нашли бесценный предмет. Ты только представь, его держал в руках наш прадед. И я думаю, он уже тогда знал, что пройдет время, и мы найдем его. Он знал, что будет Русский, что он будет в нашем городе, и навел нас на него. Ведь слишком легко далось нам знакомство с ним. Такое бывает только по велению свыше. Жаль, что я не могу сейчас расшифровать надпись, мы это сделаем дома.

— Значит, наш вождь не смог сам вернуться, но по какой причине? — спросил Пьер. Он был всесилен и знал магию досконально. Что же могло произойти? Мы узнаем это, когда прочтем надпись. Боги, спасибо вам! — воскликнули оба и посмотрели вверх, закинув руки.

— Чай готов, — услышали они голос Вали.

— Мы не знали, что здесь такая очаровательная женщина, — сказал Моамба, взяв Валины руки и поцеловав их. Мы бы захватили вам прекрасные украшения, которые любят наши женщины. Натуральные камни, прекрасный дизайн! Но к счастью, у нас в машине кое-что есть. Пьер сейчас принесет. Вот он уже и возвращается.

В комнату вошел Пьер, неся в руке фигурку негра, вырезанную из черного дерева, с кудрявой головой и огромными серьгами сидящего у сосуда.

— Это вам, память о нас, — сказал он. Но ее нужно использовать вот так. Он зажег свечку, вставленную в сосуд, и по комнате поплыл экзотический аромат.

— Это будет вам напоминать чаепитие в нашем саду. Здесь запах океана, и наших цветов. Вслушайтесь, и вы услышите музыку Сенегала.

— Какая прелесть! — сказала Валя, какой чудесный запах! Она вдохнула дым и закрыла глаза. Как будто в райском саду, хочется летать, и чувствуешь себя молодой и счастливой. Через секунду движения ее стали медленные и она села на кресло, продолжая держать глаза закрытыми.

Пьер обнес фигурку вокруг ее головы, и, остановившись с ней около ее лица, сказал твердым голосом, — Вы ничего не помните. Вы помните только то, что нужно нам.

Достав нож, он отрезал часть волос с Валиной головы, сложив их в коробку на шее, как и несколько фотографий из альбома. Потом они сняли со стенки зеркало Виктора и, упаковав его, повесили на его место копию, которая на первый взгляд ничем не отличалась от оригинала.

— Теперь можно и выпить чая, — сказал Пьер, закончив упаковку и поставив сверток около двери.

Они сели за стол и с удовольствием выпили чай, попробовав по ложечке варенья и с аппетитом съев по пирожку.

Валя пила чай, как под гипнозом, аккуратно держа в руках чашку, но ничего не видя, что происходит вокруг.

— Валечка, спасибо вам за чай, варенье и пирожки. Но нам пора! — сказал Моамба, допивая чашку чая, и щелкнув у нее перед глазами пальцами.

— Я вам заверну несколько штучек, — сказала Валя, как ни в чем не бывало.

— Будем вам очень признательны, — ответили они, взяв в руки сверток с пирожками.

Гости, вышли из комнаты, неся в руках два свертка, один из которых было зеркало, а другой поменьше пирожки. На следующее утро они уже летели в самолете из Москвы.

Через пять минут после их ухода, Валя открыла глаза, и поняла, что она лежит на диване Виктора. В голове еще кружилось и немного тошнило.

Она постаралась вспомнить, что было с ней совсем недавно. И посмотрев на чашку чая, он стала вспоминать обрывки, которые зацепились за что-то, и остались в голове.

— Боже мой, как на самом деле! — удивилась она своим воспоминаниям, приняв их за сон. Было, и нет! — все же еще раз задала она себе вопрос. Конечно, приснилось, — решила Валя. Чашка— то только одна. Если бы, было все правда, их было бы три!

Она не заметила, как Моамба и Пьер, забрали с собой все улики.

И всего то присела на одну минуту! — удивилась она. И заснула! Скорее бы выходные, устала ужасно! Ой, а зачем же я сюда пришла? — сказала она. А, я хотела полить цветы! И она вернулась в свою квартиру взять лейку.

Глава шестая

Возвратившись в свой особняк, где их ждали Клара и Летисия, мужчины показали свой трофей.

— Это, несомненно, рука нашего вождя. Здесь нет никаких отличий от тех зеркал, которые висят в пещере, — воскликнули они, осматривая зеркало.

— Завтра же отнесем его в пещеру и попробуем поговорить с духами. Они должны быть рады возвращению реликвии, — сказал Моамба. А сейчас отдохнем с дороги.

— Кстати, у Виктора прекрасная соседка, сказал Пьер, взглянув на Клару. Ему очень повезло, — сказал он, протягивая фотографии. Мы захватили несколько, чтобы быть точнее при составлении кода. И очень маленькое жилище. Одна комната, в которой и спальня, и гостиная и библиотека.

— Дайте взглянуть, — попросила Клара, скрыв подступившую к горлу ревность. Она взяла в руки фотографии и пристально всмотрелась в них, потом закрыла на секунду глаза и медленно сказала.

— О! Он не так хорош в молодости, как сейчас. Это не он запечатлен на фото! В нем нет того, что излучает его дух сегодня. И потом, родинка. Она на другом месте! Я точно помню, сейчас она у него на левой стороне, а на фотографии на правой. Это не он. У него даже взгляд другой, и ужасная инфантильность. Этот, настоящий Виктор, хоть и робок, но очень темпераментен, и в нем есть желание идти вперед. А в этом успокоенность, депрессия! Он много думает, но ничего не предпринимает, Он, как слепой, или, впадший в сон. Единственное, что зовет его к жизни, это желание писать стихи. Но там, у того Виктора они не могут быть интересны, потому что в нем нет желания жить, любить, совершать поступки. А описание цветочков и страданий, не тронут души других, потому что в них нет душевного огня, который оживляет мысль, изложенную в стихах, и она проникает в сердца других. Нет, это не он! В лучшем случае, это его слабая копия!

— Или, это один из его образов, запечатленный в другом мире?! — воскликнул Моамба, слушая внучку, и анализируя, пришедшие к нему мысли. Я понял! Это он помешал вашему отцу покинуть тот мир и вернуться к нам. Имея наше зеркало, он мог случайно встать на пути вашего отца. В результате он здесь в мире, который принял его на время, и в котором ему досталось больше энергии, чем в том. Этот мир изменил его, добавив его сущности ту малость, которая не доставала ему.

— Но, не зная формул перехода, и не поддерживая тело свое ритуалом, он не мог попасть сюда! — воскликнул Пьер. Намеков на хранилище тела или предметов для ритуала в квартире не обнаружено. Ты же видел сам. Для этого, по меньшей мере, необходим такой же тайник, как наш.

— Всегда остается место случаю, и возможно, мы не знаем какой он, но существует второй путь. И я не удивлюсь, если он вычислил свой собственный. Он мог впасть в транс за счет большого количества выпитого алкоголя. И отключенный от реального мира, он мог увидеть дорогу в зазеркалье, другим зрением и вошел туда, вытеснив вашего отца, — промолвил задумчиво Моамба.

— Но как, войти, не оставив тела. Ведь туда попадает только дух! — воскликнула Клара.

Например, войти, поменявшись местами со своим двойником, — проговорил тихо Моамба.

— Но наш вождь! Он жил много лет назад, и тоже не вернулся, — сказал Пьер. Здесь не может быть одной и той же случайности. Здесь или закономерность, или другая причина. Возможно, нашим секретом обладают и другие лица?

— Завтра мы разберемся во всем, — сказал Моамба, прощаясь с окружающими. Я устал.

* * *

— Виктор рассказывал, что это зеркало досталось ему от бабушки, а той от другой бабушки. Оно появилось в их семье двести лет назад, — сказала Клара, когда Моамба ушел в свою комнату. Двести лет оно хранилось потомками бережно, потому что так завещала она. И странно, что, пройдя через столько потрясений мира, оно сохранилось!

— Он даже рассказал мне такую историю, что к госпоже, у которой его прапрабабушка была крепостной, гостил какой-то чернокнижник, продолжила Клара. Он, рассказывали, очень благоволил к этой девушке, и даже хотел жениться на ней, и забрать к себе. А потом исчез. Но оставил ей в подарок это зеркало. Может быть, это был наш вождь?

— Но тогда получается, он был не в том мире, в какой ушел, тогда, за поиском совета, как выжить племени во время нашествия колонистов? — сказал Пьер. Зачем ему было попадать в такое прошлое, да еще в другую страну? Загадка. Потерпим до завтра. Но кое-что уже начинает проясняться, — подумал Пьер.

— Я почитаю книгу предков перед сном. И немного поработаю, — сказал он, прощаясь с Кларой и Летисией.

Сев за стол, он стал соединять иероглифы, глядя на испорченный веками старый лист книги. Он писал осторожно, боясь утерять хоть один поворот пера, хоть один изгиб линии. И страница, которая была повреждена, обрела свой первоначальный вид.

Тайна параллельных миров ложилась на страницы новой книги, чтобы сохранить эти знания для потомков. Туда прибавлялся и опыт последующих поколений и мысли членов Клана, расширяющие круг этих знаний.

* * *

— Утром Пьер принес книгу Моамба и протянул ее ему.

Моамба прижал книгу к сердцу, а потом к голове. Он открыл страницу, внимательно просмотрев написанное, сопоставив с отпечатком в своей памяти.

— Все точно! — вздохнул он. Все встало на свои места, все источники соединились, и забили одним ключом.

— Что там написано, дедушка? — спросила Клара.

— Скоро вы все узнаете, потому что я намерен посвятить в тайны и женщин нашего рода, то есть вас с Летисией.

Нас осталось очень мало. Многие отдали свои жизни, чтобы сохранить наше хранилище.

Первое, что мы должны сделать, это вернуть наших близких. Их тела ждут свои души. Сегодня мы должны воздать им должное. Поставьте к священному баобабу свечи и приношения. Пусть духи знают, что мы их помним и благодарны им. А после захода солнца, мы навестим их в пещере. И если будет угодно духам, то поговорим с ними через одного из нас.

Мы сделаем слепки с каждого члена нашего клана. Приготовьте достаточное количество воска.

— Для чего это нужно? — спросил Пьер, немного передернувшись. До сих пор у фигурок было другое назначение.

В куклы будет введен код, соответствующий вашему внутреннему Я и вашему первичному отражению. Пьер сделает это и для меня. Мы должны будем иметь уверенность, что всегда сможем позвать друг друга, где бы каждый из нас ни был. У нас будет связь, и она поможет вызволить каждого из беды. Если бы мы сделали эти слепки для моего отца и вашего, мы бы не промучились долгие годы, в ожидании их возвращения, пока не нашли нити, связывающие их и нашу действительность. Вы понимаете, сколько энергии было потеряно, сколько лишних ушей и глаз замешано теперь в этом. И хоть маленькая доля процента, но она существует, что эти наши действия породят маленький ком любопытства, зависти и желания овладеть секретом. А маленький ком, как известно, двигаясь с горы, впитывает в себя все новые последствия и обрастает ими. Именно поэтому, вся наша религия всегда стоит на неукоснительном выполнении тысячелетиями отработанных правил.

Завтра мы спустимся в пещеру, и каждый из нас пройдет это испытание. Так нужно. Хотя, оно и не из приятных. Но поверьте, это не недоверие вам, это опасение, что случай снова сыграет нам во вред.

— Мы согласны Моамба, — сказали трое. Мы все понимаем.

— Но где и как это будет храниться, ведь эти фигурки сами могут сыграть нам во вред, при известных обстоятельствах, — сказал Пьер.

— Я думаю, что наша пещера надежно скрыта от посторонних глаз. После того, как мы вернем души тех двоих, мы обсудим, как запрятать все эти ценности не только в пространстве, но и во времени. А уж этот секрет, вряд ли кому удастся разгадать. Слишком мала вероятность, соединить все воедино. Ведь здесь нужно будет не только знать, но и уметь, а потом еще и мочь. Так что наша тайна будет храниться под семью печатями, — промолвил Моамба.

* * *

Я займусь изучением книги, — сказал Пьер, после окончания беседы, и удалился в свою комнату. Он открыл тяжелый переплет с пожелтевшими страницами и начал читать одну из глав.

Наш мир для посвященных шар, каждую частичку которого пронизывает свой мир. Их множество и число их стремится к бесконечности. Толщина этих миров постоянно бежит в сторону к меньшему бесконечному числу. Конца их деления и стремлений изменяться нет. Но каждый тонкий мир надежно охранен от проникновения в рядом идущий, от этого хаоса, который был в начале, и который рукой Богов был упорядочен. Все эти миры представляют собой единое целое, и поэтому отличаются малым, сохраняя основное общее. И так от мира к миру изменяется судьба живущего в нем, изменяется на малейшую частичку сам мир. И если попасть в этот шар, то не посвященный заблудится в нем, и потеряет сам себя. И потеряет свою судьбу, и будет бесконечное число раз оплакивать своих родственников, бесконечное число раз ощущать потери, но и столько же увеличивать свою радость. Не каждый выдержит это. Бог распределил все так, чтобы человек мог выдержать отпущенное именно ему. И поэтому, наш совет не подпускать к этой тайне никого, кроме сильного духом, полностью подчиненного воле духов и их учениям. Только так человек сможет пользоваться тайнами путешествий в этих мирах и приносить пользу своим соплеменникам.

Чтобы сохранить закон сохранения энергии, отправившийся в путешествие по мирам, не имеет права брать с собой из прошлого, как и из будущего, а тем более из параллельных миров ничего. Даже если это ему будет смертельно необходимо. Равно, как и оставлять там, взятое с собой. Даже частичку себя оставить в другом мире, равнозначно смерти. Поэтому и отпущено на такие путешествия определенное время и набор предостережений. Ушедший должен выбирать место и время, перед этим он должен видеть то место, куда он отправляется в отраженном мире.

О возможности вернуть заплутавший в параллелях дух, также можно судить по состоянию его тела. Оно не будет предаваться тлению, сколько бы не отсутствовал дух, но для этого…

Пьер знал все пункты ритуала, предназначенного для поддержания тела, которое покинула душа. Потому что уже больше года он готовил его для отца и прадеда.

— Неужели вождь нарушил закон, который всегда так строго соблюдал? — подумал он. Что он оставил там? Свой труд, возможно, зеркало, не принадлежащее к тому миру, потому что оно было изготовлено пришедшим туда? Но, судя потому, что оно дошло до наших времен, и все-таки вернулось к нам, может быть, круг замкнулся, и оно теперь снова в том мире, откуда ушло? Теперь у вождя нет причин оставаться там. Мы поставим перед ним четвертое зеркало, и он вернется! — подумал Пьер. Но он вернется лишь для того, чтобы умереть в своем теле, — подумал Пьер. Слишком много лет прошло с его исчезновения. И тело уже не может быть способно, жить естественной и полноценной жизнью. Вечно поддерживать его в этом состоянии, в пещере, — согласится ли на это он?

* * *

— Предки и старый вождь знал тайну параллельных миров. Благодаря этой тайне, он мог заходить в будущее, и путешествовать в прошлое и пророчествовать. Его пророчества сбывались, и его статус никогда не был подвержен сомнениям, — думал Моамба, сидя в своем кресле. Путешествие по параллельным мирам давало возможность вождю узнать судьбу. Он был могуществен в глазах клана, и очень почитаем. Что же случилось, что ты наш предок не смог вернуться? Ведь ты знал все секреты, и ты выполнял советы духов и изучил эту книгу. Что ты нарушил? Если бы ты вернулся, то наше племя не погибло бы тогда, в те годы, когда нас сгоняли с наших святынь и превращали в рабов. Племя осталось без вождя, и это было поражение.

И все же мы спасли и это место, и наш баобаб, и нашу пещеру. Видно так было написано в книге судеб, чтобы наше племя и наша магия, на время растаяв, потом вновь собрала своих соплеменников и возродилась.

Вождь, ты знаешь, на какие хитрости и унижения пришлось нам идти, чтобы сохранить эту территорию, и остаться на ней хозяевами. Твои потомки отдали часть сокровищ, которые они к счастью нашли в тайнике пещеры, чтобы выкупить эту землю. Мы сохранили этот кусочек земли, и вместе с ним наши реликвии и нашу религию.

Может ли погибнуть наша религия, если твое тело лежит здесь уже столько лет и не тлеет. Только наша магия может воскрешать мертвых и превращать живых в подобие мертвых. Мы владеем секретом воплощения душ, и то, что ты до сих пор ждешь своего часа, это все сила предков, но и сила потомков, их преданность, их общая с вами кровь. Ведь она, собравшись вместе, поддерживает и частички своей крови, в любом другом теле. Как поддерживают себя злаки на полях, и как чахнут они в одиночестве. Как поддерживает себя любой этнос, и как гибнет он в одиночестве. Как поддерживает свою силу огонь, ветер и вода, когда они рядом со своим подобием и как гаснут, иссякают и утихают они, когда нет подпитки от родственной субстанции.

Мы собрали воедино все символы нашей религии, и хижина стала похожей на прежнюю. Дети вождя построили на этой территории особняк и окружили его забором. Теперь настали лучшие времена и нам не надо бояться, что кто-то посягнет на наше жилище и, обнаружив наш тайник, снова нарушит наш мир. Все изменилось. Но в будущем? Мы не знаем, какие испытания ждут нас там. Поэтому всегда есть тревога за все.

Глава седьмая

Пьер, Клара, Летисия и Моамба, надев на себя туристические одежды, и удобную обувь, отправились ночью к пещере, где лежали их предки. В пещере горели факелы и озаряли слабым светом помещение, где совершался ритуал. Вождь и сын Моамбы покоились на ложах, убранных национальными тканями. Их лица были безмолвны. Руки сложены на груди. В изголовьях лежавших курился дым, издававший сладкий запах. Рядом стоял столик с жертвоприношениями и свечами. Помещение было полностью выдолблено из камня и здесь не было ни прохладно, ни жарко. Это был очень комфортный мир, в котором раньше, предки скрывались от зверей и растили своих детей.

В последующих помещениях, которые уходили гирляндой из дальнего выхода, было множество спусков и подъемов, в некоторых местах со стен сбегали струйки воды, а в некоторых местах из подземных ручейков в углублениях за много тысячелетий образовывались подземные озера. Это был подземный город, неведомый никому другому, и принадлежащий только их клану.

* * *

Вошедшие поставили на столик фрукты и напитки, закурили свечи с запахом горных цветов и, обращаясь к ним, оповестили их о приближении воссоединения души и тела. Спящие оставались безмолвны.

— Вождь, мы принесли тебе твое творение. Оно поможет вернуть тебя нам, — сказал Моамба. Дай нам знак, что ты слышишь нас.

Четверо устремили свои взгляды в зеркала, поставленные напротив друг друга попарно. И стали ждать движения в них. Вскоре они увидели, что в глубине зеркал появляется туман, и они, затаив дыхание, стали всматриваться в него. Вскоре туман приобрел форму тела человека и приблизился к смотрящим. Они стояли не шевелясь, потеряв, как бывает в такие минуты, свою возможность двигаться. Они отдавали на время свою энергию духу.

— Повелитель зазеркалья, — услышали они шепот духа Вождя, приведите его сюда, в день духа Льянту. Зеркало, повелитель зазеркалья, найдите мое по…

Дух растаял, и смотрящие, через несколько минут, приобрели возможность двигаться.

— Повелитель зазеркалья? О ком он говорил? — Спросила Клара.

— Так написано на руке Русского, и на задней стороне зеркала. Он требует его, — ответил Моамба.

— Мы слышали тебя вождь. Сказали они. Мы исполним твою просьбу.

Потомки поклонились спящим, и вышли из пещеры, заложив ее вход камнем. Они вернулись в свой дом.

* * *

Что будем делать с русским, — спросили они друг друга, выходя из помещения и, проходя вновь по гирлянде коридоров к выходу.

— Может быть, мне навестить его и, напоив нашим напитком, тайно доставить сюда. Мы поместим его в пещере, и он будет наш, — предложила Клара, взглянув на дедушку.

— Это было бы удобно, но опасно. Исчезновение русского приведет к тому, что в это вмешается полиция, нам нельзя рисковать и прибегать к таким мерам. Все должно быть естественно. До дня духа осталось еще много времени. Общайтесь с ним, узнавайте о нем все. А я придумаю, как все это обставить без риска для нас, — сказал Моамба.

Постарайтесь ликвидировать его друга, Иван слишком привязан к нему, и может стать лишним свидетелем. Он нам мешает, — добавил Моамба, немного подумав.

— Наша горничная может скомпрометировать его, и тогда он лишится работы в этой фирме. Все будет сделано без крови. А в счет компенсации, мы можем предложить ему работу в другом месте. Случайно. Естественно подальше отсюда, — предложил Пьер, пропуская из пещеры девушек и дядю.

— Хотя бы и в Париже. Пусть строит особняк для нас. Земля недалеко от Монте— Карло приобретена мной год назад. Так, что все к месту, улыбнулся Моамба. Мы не нарушим законов предков. Мы не бьем в спину и не превышаем свои действия.

Четвертое зеркало не единственный предмет, который создает баланс пространств. Русский, тоже причастен к этому! Вот в чем суть. Получается он частичка этого процесса? Но каким образом? — спросил Пьера дядя.

— Пьер! Возвращаемся в пещеру! Мы должны посмотреть на зеркало еще раз. Там должен быть тайник! — вдруг взволнованно обратился Моамба к племяннику.

— Почему ты пришел к такому выводу? — спросил Пьер, поворачивая к пещере.

— Я понял вторую часть фразы. Не до конца, но у нас есть шанс.

Вернувшись в пещеру, Моамба с Пьером взяли зеркало и вынесли его из нее. Они положили его на стол в доме и стали осматривать его более внимательно. Моамба и Пьер трогали пальцами изгибы рамки и всматривались в каждую трещину.

— Нашел! — воскликнул Моамба. ОН дотронулся до надписи, и, надавив на нее, сдвинул дощечку вниз. Тонкая дощечка с трудом, но пошла в движение и склонившиеся над столом четверо, затаили дыхание, потому что в освободившемся пространстве, они увидели бумагу. Там лежало послание. Оно было свернуто в трубочку по величине высоты рамки зеркала. Теперь они ясно видели, что изгибы узора рамки скрывали тайник.

Боже! Как же я раньше не догадался! — воскликнул Моамба. Ведь в тексте под клеймом ясно говорится повелитель зазеркалья здесь. Но я думал, что это лишь фраза, предназначенная для расшифровки четвертого символа. Вождь послал нам свое письмо! Мало того, он знал, что оно дойдет до нас, и, наверное, следил за развитием событий.

Скорее разворачивайте его, осторожно, не повредите бумагу! — срывающимся голосом проговорил он. Но это предостережение было излишним, Пьер и так делал это с большой осторожностью.

Бумага сохраняла в себе форму рулона, и расправить ее представляло для Пьера сложность.

Клара принесла несколько книг, и концы рулона были прижаты ими. Моамба начал читать:

— Потомки! Я ушел в зазеркалье, чтобы увидеть путь спасения нашего племени. Я узнал, что наше племя, на время будет порабощено, но потом воспрянет с новой силой. Главное я должен был найти возможность сохранить наше священное место, наш подземный город и наши реликвии. Для этого нужны были сокровища, которых мы лишились с приходом захватчиков. Ведь эту деревню, мы могли сохранить, только выкупив ее у колонистов. Время моего пребывания было на исходе, и я решился прыгнуть в прошлое, чтобы выиграть время на поиск сокровищ. Я нашел их в России, потому что коридор забросил меня именно туда. Это были более далекие времена, и я мог распоряжаться достаточным количеством измененного времени. Я жил там как маг-чернокнижник. Я спас мужа одной очень богатой дамы, и в благодарность, она наградила меня, и дала возможность быть принятым в свете. Я собрал достаточно, огромное состояние и превратил его в драгоценности. Я вынес их из того мира в этот, но при этом я нарушил наши законы. Я еще некоторое время оставался в России, и жил в имении той самой семьи, которая помогла мне очень во многом. Я размышлял, что должен предпринять, чтобы вернуться к вам, и я нашел выход. Я понял, что забрав из того мира драгоценности и перенеся их в наш мир, я должен был для гармонии и сохранения энергий, оставить там часть себя. При этом я не сохранял свой запас, я его тратил. Но с надеждой, что мои потери смогут быть сглажены и покрыты за счет пространства и времени. Нужно было решить эту задачу. Как оставить в том мире свою часть, чтобы потом через века, она смогла вернуться ко мне, как и сокровища, за определенный период, должны были медленно растаять и превратиться в ничто для нашего мира.

Я догадался. Конечно, это мог быть мой потомок, который, протянет нить своей жизни через века, и вернется к вам моей маленькой частичкой.

Я выбрал одну из девушек, живших и служивших в доме той дамы. Я полюбил ее, и я оставил ей свой код, свою энергию который получил наш ребенок. Я внушил ей свою мысль, которую она с рождением потомков должна была передавать им, а те в свою очередь другим и так до того момента, как все, что я оставил, вернется ко мне снова. Тогда произойдет замена, и я вернусь. Я оставил ей и зеркало, которое было изготовлено точно так же, как и те три. Но я, зная, ход событий, написал это письмо и надежно скрыл следы тайника, оставив только клеймо и надпись, которая должна натолкнуть вас на это. Зеркало это дает возможность связывать мир, в котором существую я, как потерянный путник, и теми, кто владеет этим зеркалом, связью между мной и веткой моих потомков, Я вернулся на короткий срок в будущее и спрятал сокровища в вашей пещере. Они сослужили вам именно ту службу, которую, я и задумал. Но я уже не смог попасть в ваше время навсегда, и также потерял возможность попасть в Россию, я стал скитальцем. Который не мог долго задерживаться ни в одном из миров. Я ждал, и когда вы вызывали меня, только тогда я мог снова быть с вами.

Теперь зеркало у вас, иначе вы бы не читали этот текст. И поэтому, для того, чтобы я снова вернулся в свое тело, при ритуале должны присутствовать вы все и мой потомок, владелец зеркала, у которого на руке есть мой знак. Четвертое зеркало и моя частичка, живущая в нем, дадут мне частичку энергии, которую я потерял тогда, принеся вам сокровища. При этом зеркало лопнет, а мой потомок? Возможно лишится жизни, потеряв часть, теперь себя. Или станет не полноценным.

Моамба закончил чтение, и все присутствующие погрузились в молчание.

— Виктор, потомок вождя! — тихо проговорила Клара. Значит, он принадлежит к нашему клану. И значит, он подчиняется правилам нашей религии.

— Но это значит, что вернув вождя, мы можем потерять его, — сказал Пьер. Но его жизнь для нас должна быть также священна, как и жизнь любого члена нашего клана.

К сожалению, это так, закон сохранения энергии не позволяет надеяться на другое, — ответил Моамба. Мы должны выполнить планы вождя. Ради нас он так долго не может обрести покой, скоро он обретет его, даже такой ценой. А Виктор, отдав то, что принадлежит Моамба, перестанет быть принадлежащим к нашему клану. Он потеряет эту составляющую, и умрет как обычный человек не нашего племени.

* * *

В комнату Виктора, вечером вошел Иван. По лицу его, Виктор понял, что у него, что-то случилось.

— Витек, я тебе говорил, не связывайся с местным населением. Вот, учись на моих ошибках. Отец горничной узнал о наших встречах. Требует, чтобы я женился, а я, сам понимаешь, женат. Куда мне вторая. Вот дурак, нельзя с одной и той же гулять так долго. Хотя, хороша и проверена, другая, кто ее знает? Вот на свою шею и задержался. А теперь! Что мне делать? Он же меня убьет. Где я живу, знает, где работа, знает. Это скандал. Если он пойдет к шефу, то я пропал. На мое место знаешь, сколько найдется!

Я на вылет, точно. Такую работу теряю! А еще хуже, если он на меня порчу нашлет, они же здесь все Вуду! В зомби превратят и не пожалеют! Неделю мне дал на размышление! А дальше…

— Ну подожди, может как — то все уладится? — успокоил его Виктор. А про Вуду, это все сказки. Не захочешь, никто тебя не испортит. Хотя лучше, правда, тебе отсюда побыстрее. Но куда?

Вот именно, — загрустил Иван. Дома придется врать, чего я так рано вернулся, и вообще противно. Эх, эти бабы! Работал бы и работал, если бы не ее язык!

* * *

Утром Виктор узнал от шефа. Что тот уволил Ивана, за нарушение дисциплины. И по телу его пробежали мурашки, при воспоминании о своих похождениях.

— Да ладно, придется уволиться, это еще не смерть. Зато интересно, — подумал он. Уже полтора года оттрубил, не так жалко. И пилить меня не кому! — радостно подумал он.

Вот друга теперь у меня здесь нет! — снова загрустил он. На рыбалку собирались!

* * *

— Ты знаешь! — пришел Иван к Виктору, когда тот вернулся с работы.

Представляешь, я уже и билет купил, иду из аэропорта, горюю. Смотрю, мужик черный ко мне подходит.

— Вы, — говорит, — ищите работу. Мне сказали, что я здесь встречусь с вами.

— Ищу, — говорю, — но может это не со мной, я ни с кем не договаривался.

— Мы набираем на стройку русских рабочих, условия хорошие. У вас какая специальность?

— Строитель, бетонщик! — отвечаю.

— Это то, что нам нужно! Правда работать придется во Франции, строить особняк. У вас есть рекомендации, документы?

— Представляешь, как повезло. Не было бы горя, счастья бы не получил! Франция, Лазурный берег. Француженки! — закатил мечтательно глаза Иван. Так что, все, к лучшему. Нужно своей шоколадке подарок купить. Хороша девка, и я ее, все таки, люблю.

Попроси шефа, чтобы он, если что, на меня не катил, а? — заглянул Иван в Глаза другу. Все же ты к нему ближе. Ну сам он ведь тоже мужик, должен же понимать…

А потом я и тебе вызов пришлю. Как только там оклемаюсь, для тебя работу присмотрю, не боись, вместе будем по пляжу ходит! — хлопнул он по плечу Виктора.

У Виктора отлегло от сердца. С Иваном все в порядке. А он как-нибудь доработает здесь. Город знает, знакомые тоже появились. Скучать не буду, — подумал он.

* * *

— Вам телеграмма, — сообщил администратор отеля, когда Виктор пришел с работы.

— Мама умерла. Выезжай, похороны на седьмое число. Наташа.

— Как умерла? — удивился Виктор. В голове у него пронеслась каша из мыслей, и, запутавшись в ней, Виктор пришел к выводу, что ему часто снилось, что мама умерла, причем подробно, и он в первые минуты, даже спутал это с действительностью. Ему предстояло хоронить мать уже в который раз, но теперь по настоящему.

— Вас к телефону, — сказала горничная, к удивлению Виктора, что его нашли здесь.

— Виктор, приезжай, я не знаю, как одна справлюсь со всем этим. И еще деньги, столько нужно для простых похорон. Помоги! — сказала ему в трубку сестра. Ждем тебя, — сказала она сквозь помехи в трубке.

— Выезжаю! — прокричал Виктор. Завтра буду. Ему почему-то и в голову не пришло, откуда сестра могла узнать номер его телефона в отеле.

* * *

Виктор сдал чемоданы в багаж, и его очередь уже подходила к границе контроля.

— Мать есть мать. Проводи ее в последний путь, сказал шеф. Я почему— то считал, что у тебя, ее уже нет. Придется на твое место взять другого. А потом поговорим. Я приеду в Москву через месяца три, объектов знаешь, сколько еще на нашем веку. Так что еще работа найдется. Не горюй. Или наелся экзотикой? — спросил его шеф, провожая и передавая кое-что для своих.

— Сейчас об этом мозги не думают, — сказал Виктор. А вообще-то, долго будет, нам Африка сниться… — пропел он. Пока жил, все думал, скорее бы домой, а сейчас жалко расставаться. Привык. Все-таки два года. Разрываюсь почти надвое, — сказал он. Даже самому странно. Подхожу к контролю, а как будто кто меня заставляет бежать отсюда… Так что Николаич, если будет возможность, я твой.

Шеф пожал Виктору руку и, помахав ему рукой, отправился к своему автомобилю. Виктор, обеспокоено поглядев вокруг, как бы ища чего-то, вдруг остановился, глядя в одну точку, и как будто прислушался. Он повернулся от поста и тоже пошел в сторону выхода.

— Иди сюда, иди, не оборачивайся! — слышал он в мозгу приказ невидимого голоса, и шел, и шел.

Двери аэропорта распахнулись при его передвижении, и выйдя на улицу, он зашагал к автомобилю, стоящему метров в двести от них. Его шаг все ускорялся и через минуту он уже слился с толпой людей. Задержись шеф на минут пять у дверей, он очень бы удивился этой картине, но он уже ехал в свой отель.

А Виктор, послушно сев в распахнутую перед ним дверцу, уже ни о чем не думал. Мозг его был отключен от самоконтроля, и подчинялся полностью власти ведущего. Потому что магия Вуду — это не сказки, это мощная магия, только этого он в тот момент не понимал.

* * *

Через час машина въехала на территорию особняка, в котором Виктор был полгода назад. Под влиянием все того же голоса, который звучал в нем, он вышел из машины и прошел в дом в сопровождении Моамбы.

— Отведите его в его комнату и охраняйте. Следите за ним ежесекундно. До окончания наших планов он должен быть здесь, — сказал старый негр.

— А что вы решили с ним сделать потом? — спросила Летисия, глядя на тело Виктора, безмолвно стоящее рядом с отцом, и смотрящее в одну точку. Неужели он так и останется зомби!

— За ранее никто из нас не сможет ничего сказать. Наполните его дни радостью. Это единственное, что мы можем сделать для него, — ответил Моамба.

— А пока приступим к ужину, — сказал он.

Виктор ел с каменным лицом, изредка поглядывая по сторонам с пустым взглядом и отсутствием мысли.

— Дедушка, нельзя ли ему вернуть реальность, здесь он под охраной, и никуда не денется, — спросила Клара.

— Не думаю, — ответил Моамба. Зачем ему знать о том, что предстоит. И зачем нам рисковать. Пусть будет все так, как есть. Я обещаю, что буду думать, о благополучном исходе событий. Его право жить, а наш долг вернуть к жизни вождя и вашего отца.

— Мы пойдем прогуляемся к океану, — сказала Клара, после ужина. Я подарю ему любовь.

— Иди, сегодня день духа Льянту, а он символизирует зарождение новой жизни, и приветствует любовь между мужчиной и женщиной. Возможно, наш вождь не зря выбрал этот день, многозначительно сказал дедушка. А я очень устал. Необходимо восстановить свою психическую энергию, я пошел спать, сказал Моамба, с трудом поднимаясь с кресла. И вам бы я советовал сегодня лечь пораньше.

Я дождусь возвращения Клары, — сказала Летисия, мы с Пьером посидим на балконе, нам есть, о чем поговорить.

* * *

Виктор послушно шел за Кларой, и взгляд его был направлен вперед. Под ногами пробегали ящерки, рассыпался песок, и росли редкие кактусы. Пальмы небольшими островками вставали в сумраке вечера, а небо приобрело необъяснимо странные тона от золотисто-палевого до малинового. Впереди уже видны били его волны, и вскоре открылась вся его поверхность, которая, вторя оттенкам неба, сверкала багрово-фиолетовыми красками. Клара опустилась на песок и повелительным тоном приказала сделать это Виктору.

Почему он? — думала она, лежа на песке. Зачем он? Если все пройдет без потерь, он уедет, а я останусь с этими желаниями один на один с этим берегом.

А если он не выдержит потери своей энергии? Что тогда? Он навсегда останется безвольным зомби.

Нет, ей не хотелось любить зомби. Она хотела ответной, реальной страсти. Она хотела любви, а не рабского исполнения ее желаний. Хотя это скорее оставляло ей его в полное распоряжение. Вернись к нему его мысли, кого бы он предпочел? Клара даже вздрогнула от ревности.

Но и сейчас Виктор не был сам собой. Клара смотрела на него, и боялась, что в своих грезах, он увидит не ее, а другую.

— Пусть, — решила, Клара. Она обвила шею Виктора своими руками и посмотрела ему в глаза. Прижавшись к нему щекой, она скользнула губами по ней и, дойдя до шеи, оставила свой поцелуй там. Она легла головой на его плечо, продолжая гладить его лицо рукой. Она задумалась, наполняясь пришедшим к ней теплым и вкрадчивым огнем любви, который медленно начинал проникать во все клетки ее тела. Она почувствовала желание в его ласках, потому что уже все ее существо переполнилось нежностью, и стремилось к нему. Но ей хотелось любви, а не рабской страсти. Она желала, чтобы он целовал ее и произносил ее имя, и упивался близостью с ней, а не с иллюзией. Она поцеловала нежно его в губы, надеясь, что этот поцелуй возбудит в нем воспоминания о ней.

— Валя вдруг выдохнул Виктор. Я приехал!

— Виктор, я так тебя ждала, услышал он в ответ.

И Валя обняла его, и уткнулась ему в шею. Виктор ощутил ее теплое тело, и на минуту остался в таком положении, чувствуя, как к нему приливает ее энергия. Она смешивается с его энергией, и при этом в его душе начинает звучать невидимая и не слышимая музыка, он только чувствует ее действие на душу и на тело. Энергия входит в его руки, и они берут ее голову и, откинув светлые кудряшки, целует ее. Он подхватывает ее на руки и несет к дивану. Глаза Вали закрываются и Виктор, охваченный страстью, целует их, шею, грудь…

Но вдруг в глазах его возникают черные змейки, бегущие по ее шее, и от этого в голове у него возникает страх, но чувства его так сильны, что он пренебрегает этим страхом. Валя обнимает его так, как он и не предполагал. Да она просто вся дрожит от страсти и стонет, и ласкает его своими руками, от которых по нему порхает какое-то пламя не жгущее, но приводящее его в такие секунды в мимолетный шок. Он растворяется в любви, и только на секунду замечает, что глаза у Вали вдруг начинают гореть черным огнем, и губы у нее слишком пухлые, и жадные! Но, он снова видит ее, хотя удивляется ее бронзовому цвету кожи, и змейкам, бегущим по его телу, по его ногам и по ее груди, и это только усиливает его желание, и В момент наслаждения он вдруг видит другую женщину, черную, смотрящую на него своим страстным взглядом и с улыбкой, которая близка к мистике…

— Клара! — выдыхает он.

— Ты не забудешь меня, никогда. Твоя Валя, по сравнению со мной снег, Тебе всегда будет не хватать меня, моего тела и моих губ. Ты будешь вспоминать меня ночью во сне, ты будешь томиться неясным желанием, глядя на песок, на воду и на змей. Я оставляю себя в тебе, а тебя в себе — сказала Клара, откинувшись на песок, стараясь успокоиться после этих минут страсти. Она снова довела его до исступления, и он снова выполнил все ее желания.

Она подозвала слугу, который находился в хижине у океана. И окунувшись в океане, переодевшись в сухую одежду, она снова приказала Виктору идти к особняку.

* * *

На следующее утро, все были готовы следовать в пещеру. Впереди шел Моамба с факелом. Множество ступенек, поворачивающих на отдельных площадках, снова опускались вниз, и если бы Виктор мог осознавать происходящее, он бы почувствовал вполне комфортный воздух помещения, температура подземелья не охлаждала ни грела, все было настолько приближено к существу, что казалось, что они идут в невесомости. Наконец за следующим поворотом показалось просторное помещение с высокими потолками, и его неровные стены закрывали собой следующий вход в другое такое же, это был подземный дворец, стенами и кровлей которого была гора, сама земля и камень. Пол, отшлифованный возможно самой природой не представлял никаких трудностей для ходьбы, по дороге попадались небольшие водные пространства, которые пополнялись каплями падающими с потолка грота, и также медленно уходящими куда-то возможно в следующий зал, или превращающиеся на поверхности в горный ручеек. Наконец они подошли к двери, с железным кольцом. Моамба нажал особым образом на кольцо, и дверь открылась. В этом помещении на двух каменных ложах все также возлежали два черных тела. Глаза их были закрыты и руки сложены на груди. Рядом дымился жертвенный огонь, издающий терпкий запах вложенного туда растения, на полках вырубленных в стене стояла пища, цветы и фигурки, вырезанные из черного дерева. С трех сторон висели зеркала, обрамленные в черные рамки. Моамба открыл тайник и достал оттуда книгу с заклинаниями, жертвенный топор и чашу, затем он вытащил восковую фигурку вождя.

— Все готово, — сказал он. Мы можем начинать ритуал.

Пьер подкинул вверх и поймал дважды за ноги петуха, и потом быстрым движением положил его шею на жертвенный камень и отрубил петуху голову. Кровь хлынула из горла птицы. Наполнив чашу до определенной отметки кровью петуха, он положил его на маленькое ложе, и приставил голову на место.

Моамба бросил травы в стоящий на огне котел, и через десять минут погасил его. Волшебная жидкость была готова. Моамба влил туда кровь петуха и, зачерпнув ковшом жидкость, полил ее на шею птицы. Настала тишина, которую не нарушал ни голос, ни движение. Через десять минут он поднял петуха снова за ноги и восторженный крик вырвался у всех присутствующих. Моамба положил петуха на ложе и провел по нему рукой. Петух открыл глаза и попытался подняться. Пьер взял петуха и положил его в клетку с сеном из набора двадцати трав. Петух продолжал лежать, потом поднялся на ноги и лег на траву, подняв голову. Через секунду он отпил воды из стоящего там сосуда и принялся клевать семена травы, не вставая с нее.

Отвар прошел испытание, — сказал Моамба. Откуда пришло, туда и вошло, — проговорил он, как бы омывая свое лицо и поднимая к небу глаза.

Затем он положил восковую фигуру на жертвенное ложе и, прочитав заклинание, сказал мы ждем тебя дух вождя. Войди сначала в чужое тело, ибо ты должен проверить свои возможности и соответствие момента.

Факелы покачивались своими тенями по стенам пещеры, два черных тела продолжали безмолвно лежать на своих ложах, все устремили свой взор на Виктора, который стоял также безмолвно, как и те лежащие фигуры. Глаза его были опущены вниз. Вдруг тело его начало подергиваться, и он стал вибрировать, словно под ним была пружина, колеблющаяся с высокой скоростью. Губы, руки и шея его как будто не имели силы. Они вибрировали из стороны в сторону в разных амплитудах, и вдруг это мелькание прекратилось и он, остановившись и приняв твердую позу, открыл глаза и произнес, — я здесь. Мой дух вошел в тело русского. Но я не вижу возможности выйти из него и вселиться в свое тело.

Звук исходил из тела Виктора, но в четырех зеркалах возникли три отражения вождя, а в четвертом было отражение Виктора.

— Почему? — спросил Моамба, глядя в зеркала.

— Потому что он, только четвертое отражение своего Я. Он не является жителем этого света. И не он закрывает мой выход, его отражение из четвертого мира нарушило баланс и гармонию. Пока он не вернется в свой мир, не произойдет стечение обстоятельств, которые откроют путь мне.

— Что же нам делать вождь, — спросил Моамба. Мы должны посвятить его в нашу тайну?

— Он не должен знать нашего секрета. Он мой потомок, но он не посвящен, и никогда не поймет нашей религии. Для этого нужно, чтобы он жил здесь среди нас, а он должен вернуться, потому что все должно встать на свои места перед полетом в обратном направлении.

Виктор нашел новый путь посещения миров. Благодаря своим размышлениям, которые стали продолжением моих знаний, и имея наше четвертое зеркало, он невольно произвел обмен в параллельных мирах. Он меняется местами со своими двойниками, тогда как мы оставляем здесь свое тело, и улетаем в миры в виде души, создавая там свою копию.

— Какой же путь целесообразнее? — спросил Моамба.

— Путь, который использовали мы, усиливался травами, ритуалами и заклинаниями. Посредством этого мы могли оставлять свое тело, чтобы наш дух притягивался им для возвращения. Но этот путь был хорош, когда мы могли гарантировать безопасность нашего тайника. Разрушь враг мое тело, я навсегда останусь скитальцем и уже не вернусь в свой дом. Сейчас мы не можем гарантировать этого. Такие прыжки в миры можно делать только в безопасное время или на короткие промежутки. Но как получилось, мы не застрахованы от внедрения в миры других посвященных, как произошло в случае с твоим сыном. Поэтому оба пути хороши для разных целей, и оба имеют свои минусы. Не будь Виктор участником этих событий, вряд ли он догадался до возвращения. А пребывание в чужом мире, это более раннее истощение своей сущности. Так что он близок к катастрофе.

Я смогу вернуться, получив часть своей возвращенной энергии, а ваш сын только после прохождения трех миров моим правнуком. Это взаимно исключает оба решения. НО духи снова помогли нам. Моя часть, которая необходима мне для возвращения, теперь в нашем мире. Она теперь в Кларе. Скоро я появлюсь на свет ее ребенком. Я спасен и обрету новую жизнь, как только вы предадите мое старое тело земле. Оно уже не пригодно для жизни. Слишком много времени прошло в бездействии. Это моя воля, и не нужно подвергать ее сомнению. Русский здесь нам больше не нужен. Круг замкнется, когда я войду в ухо младенца его душой.

А отец? — спросила Летисия. Он вернется к нам?

Как только русский покинет последовательно три мира, все встанет на свои места. И для нас и для него.

Путь Виктора опасен тем, что он был случайным и произошел за счет энергии не предназначенной для него. Та энергия и та дверь должна была послужить вашему отцу.

И его баланс нарушен так же, как и наш. Так что, колесо скоро завертится. Дайте ему толчок, но не открывайте до конца тайные знания. Как только он перейдет в следующий мир, вы должны лишать его того зеркала, благодаря которому он и совершил свой прыжок в параллели, вплоть до его первого. Или все начнется снова. Нам ничего не будет угрожать до тех пор, пока он будет лишен выбора. А он еще не раз захочет сделать это. Потому что здесь остается женщина, которая подарила ему настоящую любовь.

Я ухожу, — сказал вождь, ибо русский на грани потери энергии. Как только выйдете из пещеры, верните ему его состояние, и напоив отваром, восстановите его силы. Потом снова введите в повиновение вашей воле до прилета самолета в Москву. Он должен быть адекватен, но не помнить ничего лишнего.

Виктор перестал говорить и упал на пол подземелья.

Слуги отнесли его тело в спальню, где он проспал сутки. А потом окончательно очнулся в аэропорту Шереметьево.

Тело Моамбы предали земле через неделю, подготовив все необходимые ритуалы прощания с телом. А потом был устроен праздник в честь возвращения духа в тело младенца.

Глава восьмая

Виктор открыл глаза и с удивлением посмотрел на место, в котором он находился.

— Наверное, такое состояние бывает у прозревших слепых? — подумал он, вспоминая то свое состояние.

В первые секунды его мозг не мог уложить в объемное изображение то, что было перед ним. Он не мог придать смысл, тому, что мелькало и двигалось у него перед глазами. Но, уже через минуту, образы стали узнаваемы, он ощутил свое тело, и каждый член его, он настроил все свои механизмы, движения, осязания и чувств. И когда все это объединилось в ощущение своего Я, он понял, что сидит в аэропорту, а в руках у него паспорт и авиабилет.

Виктор открыл обложку билета и прочитал, — Дакар— Москва 12.30=17.30 Он посмотрел на часы и понял, что время уже зашкаливало.

— Иди к контролю, а то опоздаешь, — услышал он голос внутри себя. Виктор, решил, что сначала нужно пройти все необходимые последовательные действия и сесть в самолет, а потом уже додумать, что необычного в его ситуации.

— Москва? Да, — подумал он, я лечу домой…. Потому что…. я получил телеграмму. Комок подошел к его горлу, он вспомнил цель своего полета, и от этого ему стало очень тяжело.

В зале ожидания, на его удивление, уже не было пассажиров, ожидающих посадку на этот самолет. Виктор посмотрел на часы, оставалось еще двадцать минут. Виктор был совсем близко от последнего билетного контроля, и он решил рискнуть и зашел в туалет, чтобы окатить себя немного холодной водой. Он хотел сбросить с себя последние сомнения и окончательно проснуться. Виктор прошел в туалетную комнату и облил лицо холодной водой. Глянув на себя в висевшее зеркало, он увидел там свое, но чужое лицо. Оно было как будто, заморожено. Его лицо, не выражало ни удивления, ни усталости, ни волнения. Оно было маской, на которой застыло выражение, лишенное эмоций.

— Как покойник! — подумал он. И вспомнил того своего друга. Он лежал тогда такой же, чем и отличался от себя самого живого. На нем была такая же маска безразличия, а может быть, это была маска в виде своего первоначального изготовления, предназначенная меняться в том случае, если в ней будет жить ее хозяин, и это была принадлежность его костюма для театра жизни.

— Но я то живой! — подумал он, и вдруг почувствовал мурашки, пробежавшие по его спине. Потом он увидел, как лицо его стало приобретать растерянное выражение, глаза стали смотреть изучая себя же и обстановку вокруг. Виктор потрогал свое лицо руками, потер лоб, вытер падающие с лица капли воды. Он наконец-то узнал себя прежнего, правда, с каким то оттенком маленького несоответствия. Все снова вошло в его сознание. И в этом сознании он вспомнил себя, смотрящего в зеркало обычно по утрам и понял, что все так, кроме родинки.

— Пассажир мосье Бундин, пройдите к самолету, до отлета осталось десять минут, — вдруг прорезалось у него в голове словами репродуктора.

— Мосье Бундин, чего ты стоишь!? — кровь хлынула в лицо Виктора, и он выбежал из двери туалета, побежал к паспортному контролю, и еще с одной опоздавшей дамой зашел запыхаясь в салон и сел, в предложенное ему кресло. Спокойствие, наконец-то, опустилось на его душу. Он чувствовал себя почти в России. Потому что он сидел в кресле, которое через четыре часа будет стоять на родной земле. На посадочной полосе Шереметьево. И этими четырьмя часами можно было пренебречь.

— Раз, два и ты дома. Скорее бы, — подумал Виктор и, застегнув ремни, приготовился к взлету, одновременно чувствуя, как что-то постепенно рождает в нем чувство свободы, ему даже захотелось вдохнуть поглубже и ощутить еще раз все клеточки своего тела. С него постепенно сползала, какая то сеть, которую он не замечал раньше, и заметил лишь только, когда она начала покидать его. Через полчаса полета, он уже сидел совершенно бодрый и с ясным мышлением.

Он вспоминал свой дом, а вместе с ним и телеграмму от сестры и Валю. Валя! Я лечу к тебе. И это уже хорошо.

— Такое бывает. Это похоже на склероз! — подумал Виктор. Здесь помню, здесь не помню. Это все та муха, которая оставила своим укусом след на его руке. Да именно тогда у него и начались то обмороки, то провалы в памяти. Хорошо, что они были мизерные, иначе, это уже была бы трагедия. И Виктор представил себя ободранного и голодного просящего милостыню на обочине дороги.

— Африканский бомж! И навсегда! Кошмар! Ладно, хватит кошмаров, — подумал он, отгоняя от себя такие мысли.

Он посмотрел по сторонам, но не увидел знакомых лиц, которые были, когда он прощался в аэропорту с шефом. Кресла мешали смотреть. И закрыв глаза, после выпитого стакана вина, предложенного стюардессой, он заснул, не заметив даже, как самолет приземлился. Вышел он также последним, и подойдя к кругу с багажом, не нашел его. Виктор постоял около круга, потом перебежал к другому, и не увидел своих сумок. Он подошел к работнику аэропорта.

— Покажите ваш багажный талон, — попросила она.

Виктор достал билет, но прикрепительного талона, свидетельствующего о багаже, не было. Внутри у него снова похолодело.

Я,наверное, потерял его, — пролепетал он.

— Гражданин, если вы сдавали багаж, у вас должен быть талон, — настаивала работница аэропорта.

Виктор еще раз пошарил по карманам и достал талон.

— Пройдите к диспетчеру, он выдаст вам ваш багаж, сказала женщина. Не нужно забывать свои вещи. Вы же их не взяли в день прилета. Сами создаете проблемы. А потом предъявляете претензии. У нас все четко, и ваш багаж никуда не делся.

— Простите, я кое-что напутал, — пробормотал Виктор, укрепляясь в неординарности своего полета.

Он вышел из здания аэропорта с несколькими чемоданами на коляске, и сел в такси. В кошельке он обнаружил кругленькую сумму, о которой и не предполагал.

— Странно, я оставлял наличными меньше, — подумал он. Но больше это лучше чем ничего, и поэтому этот вопрос его долго не мучил, как и маленькие несоответствия в пути. Они все потихоньку приходили в порядок и логику, и зацепиться было не за что.

— Наверное, все-таки, я чего— то там подхватил. Раз мои мозги работают с перебоем, — подумал он, сидя в такси, и поглядывая на знакомые, пейзажи.

И как же ужасно смотрелись эти покосившиеся серые домики вдоль Ленинградского шоссе, эти остатки русской деревни. В некоторых из них еще была жизнь, а на другие наступали бетонные заборы и какие то не симпатичные ларьки и фирмочки. После цветущего Дакара это было скудно.

Но потом пошел городской пейзаж с новыми магазинами гигантами и вид весенней Москвы, отразился в сердце Виктора симфонией ностальгии.

* * *

На улице бушевала весна, и как только он вышел из такси, он ощутил запах клейких листочков тополя, запах травы, политой дождем. Он ощутил свежесть этого весеннего вечера в начале мая. В его распоряжении была масса времени, а неприятное событие, из-за которого он и летел в Москву, вдруг рассыпалось как прах. Первым делом Виктор позвонил из аэропорта сестре.

— Нет, никакой телеграммы. У нас все в порядке, — удивилась она. Приезжай, порадуй мать.

Виктор взлетел до небес от этих слов. Конечно, завтра же он поедет к матери, потом навестит жену и детей, но потом! Он уже представлял, как будет бродить по паркам Москвы, обязательно съездит в Коломенское, Царицыно, побродит по весеннему лесу на даче, сходит на рыбалку, и может быть, еще успеет съездить, куда ни будь, в деревню. Русскую, с полями, покосившимися домами, бабками в телогрейках, и местными собаками, которые спят, где ни будь в зарослях аптечной ромашки, или бегут за тобой вслед, провожая до палатки, или до дома. Капустка и огурчики, картошечка и обязательно сальце с чесночком, с солью на поверхности и водочка в простом граненом стакане. О боже, Россия матушка, нет тебя лучше! — думал Виктор.

Расплатившись с таксистом, и вытащив чемоданы, он перед тем, как набрать код, глянул на аллейку, в которой прошлый раз он увидел Валю, но теперь было гораздо светлее, и все ощущение пространства было другое. Виктор вошел в дверь и вскоре он уже с наслаждением надевал домашние тапочки, и смотрел со своего балкона на зеленые головы деревьев.

В квартире Валечки, никто не отвечал и Виктор, немного погодя, сбегал в соседнюю булочную, купив себе кое-что на первое время, и налив чашку чая, снова вышел на балкон.

Он старался проанализировать, что он испытывает к ней сейчас. Он не чувствовал в сердце волнения, как раньше, он не испытывал нетерпения. Все чувства, как будто были покрыты пленкой тумана и их тона не были различимы душе. У него в голове остались желания прошлых лет. В голове, но не в чувствах. Он ничего не чувствовал, хотя по привычке и смотрел и ждал ее появления.

Она? — дернулся Виктор ближе к окну, стараясь разглядеть фигурку, которую скрыли ветки деревьев. Он с волнением уже ждал, появления ее плаща в промежутке между ветками, которые она должна пройти, за секунд тридцать. Но Валя не появлялась.

— Ошибся, — стучало в голове Виктора. Лягу, включу телевизор, так и пройдет быстрее время, — думал он.

Он выпустил из вида, что и у Вали мог быть отпуск, могли быть свои планы, и свои гости. Он как многие мужчины был эгоистом в своих желаниях.

— А вдруг у нее уже кто-то есть! — стукнуло в голове Виктора. Самонадеянный дурак! Ты думаешь, что мир крутится вокруг тебя? Да за два года и у нее могло быть все что угодно! Ведь не захотела же она даже обсуждать мое предложение тогда год назад. А может быть, у меня уже давно нет шансов? И досталась моя Валечка кому ни будь другому?!

Ревность и обида прошлась в душе Виктора. Он постарался представить ее нового друга, и видел его старым, лысым и толстым.

— Валечка, только не сделай эту ошибку. Я лучше. Как мы с тобой заживем! У нас теперь все есть. И квартира, и деньги, и не старые мы еще. Ну что тебе во мне не нравится? Чем я хуже этого толстого|?

— Кончай юродствовать! — воскликнул его внутренний голос. Уже и лысый и толстый. Может быть, она просто у дочки сидит, а может, по магазинам прошлась. Твоя она будет. Забыл, что тебе зеркало показывало?

— И, правда. Слишком много совпадений. Мистика, какая — то, даже. Ладно, все-таки не так мало у меня шансов, — Виктор вышел в общий холл, и посмотрел на коврик у ее двери. О! — отметил он радостно, — сдвинут, и мокрые следы пятнами, значит, только что на них кто-то стоял! Неужели прозевал? Я же следил за шагами, а может быть, когда я пошел на балкон, она вошла, а на улице я бы ее уже и не увидел. Мог до посинения стоять! — Виктор, с легким страхом подошел к двери и позвонил.

О радость, послышались шаги, и дверь открыла Валечка в халатике и с расческой в руках.

— Ты? Когда ты приехал? Я и не знала, что ты уже здесь! — как— то медленно сказала она.

Пойдем ко мне, — сказал Виктор. У меня много интересного, я уже часа два как приехал. Уже и не надеялся, что увижу тебя сегодня, — проговорил Виктор, чувствуя, что его язык не может щебетать, как он делал это обычно.

— Викторчик, я валюсь с ног, сегодня весь день бегала, а сейчас в ванну собиралась. И спать, спать. Завтра со свежими силами, ладно?! — сказала Валя, держа Виктора за порогом.

— Конечно, конечно, я понимаю, — сказал Виктор. Я и сам чертовски устал. Уже не двадцать пять. И шутка ли, то Африка, а то Москва. Нужно немного адаптироваться. Давай завтра.

Валя закрыла дверь и Виктор, с чувством досады, зашел в свою, не закрыв ее по привычке. Он закурил сигарету и лег на диван, подставив рядом на журнальном столике пепельницу.

— Я не к месту. Она все также холодна. Хватит мечтать. Завтра, нужно начать свои мысли крутить в правильном направлении. И не давать воли дури. Уж и правда, не молодой. Почти сорок два. Кошмар. Восемнадцать лет до пенсии, это конечно еще не так мало, но и не много пролетят, и буду стариканом.

Виктор, погасив сигарету, повернулся лицом к спинке дивана и закрыл глаза. Проснулся он, услышав скрип двери. В дверях стояла Валечка с тарелкой пирожков и халатике, который был запахнут на одну стороны.

— Валя? Заходи, — сказал Виктор, стараясь сбросить с себя это оцепенение, в которое он уже почти вошел, и даже тряхнул головой, потому что ему показалось, что по шее Вали сползает черная змейка.

— Тень от люстры, с облегчением подумал он, не обнаружив ничего странного через секунду. Он еще раз тряхнул головой, и сонное состояние исчезло.

Валечка шла к его столику, и через короткие полы халатика, проглядывались голые колени, он, уже было, изловчил свой взгляд и постарался проникнуть за угол полы, но увы, остальное он мог представить только в своем воображении.

— Не спится чего-то, — сказала Валя. Давай чаю попьем. Поболтаем. Я правда рада, что ты вернулся, просто что-то нет сил, устала, ото всего.

Виктора поразил огонь, сверкнувший в ее глазах, не соответствующий ее тону, немного усталому, немного безразличному. Они показались ему черными в этой полутьме комнаты. Уловив этот взгляд, он уже не мог сдерживаться. Кровь прилила и вдруг отлила от его головы, он забыл про все условности и страхи, он стоял очень близко к Вале, и его руки уже держали ее за плечи. Голова его ни о чем не рассуждала, и ни о чем не предупреждала. И, губы, привычным движением, которое он представлял уже много раз, наконец-то просто впились в Валины, долгим и жадным поцелуем вампира, который испытывал неимоверное удовольствие, от того, что смог овладеть ими. Поцелуй продолжался долго и был таким страстным, что по его и ее телу разлилось тепло, легкие забыли о том, что нужно дышать, а губы и руки ласкали друг друга, и не хотели отрываться от этого приятного состояния, и ничего не видя, действовали по интуиции и усиливали страсть, рожденную от поцелуя.

Виктор поймал себя на том, что ему знакома эта сцена и он знает, что будет через секунду, он знал все свои ощущения, Наверное, это мне снилось, подумал он, целуя Валю, и ощущая одновременно запах океана, шелест песка и еще что-то, что вызывало в нем страсть и одновременно страх.

Течение времени перешло в свой собственный, не поддающийся, измерению бег. Пространство потеряло свои очертания. А органы чувств, не видели, не слышали и не чувствовали ничего, кроме какого-то, нового, пятого пространства, окрашенного в непонятный постороннему человеку цвет, наполненное какими-то звуками мелодий, которые не раздавались. Они дарили сразу те ощущения, которые простой зритель, получает вторичным образом, слыша сначала звуки, а уж потом получая нахлынувшие восторги и слезы, и сантименты и экстаз.

Валя не сопротивлялась. Она вошла вместе с Виктором в тот же волшебный мир чувств и отдалась ему, не думая ни о чем.

* * *

Они впервые заснули вместе. А утром это новое пробуждение на удивление показалось обычным и привычным. Они и сами поразились в душе этой будничности. И каждый решил, что в этом виновата, наверное, их долгая жизнь общим домом. Наверное, их мечты были настолько долгими, что они к ним привыкли, а может быть, потому, что им уже было не восемнадцать!

Валечка ушла в свою квартиру, чтобы приготовиться к работе, а Виктор, наспех приняв душ, поехал навестить мать и сестру.

И только вечером, вернувшись домой, они вдруг ясно ощутили, что жизнь стала совсем другой, она стала как ожидание подарка к дню рождения, который конечно будет подарен.

— Неужели это будет всегда? — думал Виктор. Я буду ложиться в кровать, в которой уже будет лежать Валечка! — он даже закрыл глаза и невольно вздрогнул, вспомнив вчерашний вечер. Неужели, волшебство вчерашней ночи будет повторяться всегда, когда они захотят и пожелают? Неужели в его жизни теперь будет всегда любовь, она будет доступна ему, она будет ждать его и награждать своими восторгами каждый день! После нескольких лет одиночества, это было подарком, который может подарить только кто-то очень щедрый, и необыкновенный. Например, мадам судьба, Ангел или Бог. О, Виктор ценил этот подарок, потому что он был долгожданный. ОН обещал сам себе, что будет хранить это состояние, он будет оберегать их отношения от конца, разочарования и пресыщенности. Он будет ценить этот подарок судьбы. ОН знал, как бывает по-другому. Он чувствовал себя еще достаточно, молодым, хотя конечно, уже жалел, что получил это поздновато. В его душе вдруг возникло желание снова писать стихи, и он удивительно быстро набросал на газетном листке несколько строчек, а потом еще и еще. Конечно, это были стихи о любви. И конечно они были посвящены Валечке.

* * *

Вечером Виктор принес домой букет цветов, шампанское и коробку конфет. Он принял душ и стал ждать прихода Вали с работы.

Это было даже забавно. Приходить в свою собственную квартиру, и потом идти на свидание в соседнюю. Услышав шаги, он вышел в холл, и обнял Валю.

— Ты, наверное, голодный. Заходи через час, я приготовлю ужин, — сказала Валя, ставя тяжелые сумки возле своей двери.

— Буду ждать, только давай лучше будем ужинать у меня. Я тоже приготовил сюрприз, пойду пока сделаю последние штрихи, — и Виктор, снова поцеловав Валю, ушел в свою квартиру, окрыленный и счастливый.

Через час Валечка с шипящей сковородкой вошла в комнату к Виктору.

— Давай я тебе помогу, — сказал Виктор.

— Неси хлеб, и салаты, а я остальное, — сказала Валя ставя сковородку на подставку.

Стол был накрыт и Виктор, вручив букет цветов, и откупорив шампанское, вкушал плоды семейной жизни.

— Как ты готовишь! Не нужно никаких ресторанов. Умница моя! — воскликнул Виктор.

Валечка собрала грязные тарелки и занялась мойкой. Виктор, подошел к ней и обнял ее за талию. Он поцеловал шейку, отодвинув светлые кудряшки.

— Виктор, оболью! — засмеялась Валя. Иди в комнату.

Виктор, все же изловчившись и поцеловав Валю, скользнув руками по груди, ушел, и сев на диван, стал представлять, что каждый день его будет ждать вот такой ужин, вот такие милые ручки будут подкладывать ему и хлопотать вокруг него.

— Да, везло Коляну, — подумал он, и при упоминании его, ему стало немного злорадно. Теперь он занял его место, и он заслужил это, должен же и он получить от жизни хорошую жизнь. Кому под старость, кому по молодости, — Виктор удивился своей циничности, но поспешно постарался обругать самого себя в душе и пожелать Коляну всего хорошего на том свете.

— Виктор, у тебя нужно поменять занавески, и кухню. Сейчас у нас такие красивые гарнитуры продают на рынке. Давай, сходим, посмотрим… — сказала Валя заглянув на минутку в комнату.

И вообще у тебя нужно сделать перестановку. Сколько лет ты не делал ремонт, наверное, как въехал?

— Да, — выдавил из себя с жалкой улыбкой Виктор. Ему вдруг стало грустно, как человеку, дающему в долг крупную сумму приятелю, без надежды, что он ее вернет во время. Все пошло по кругу. Снова занавески, перестановка. Этого он не любил. Он уже на столько привык к тому, что квартира часть его жизни, его собственная частичка, что не мог терпеть внедрения в ее жизнь других лиц. Все дамы, которых он приводил раньше, начинали с этого. И Валечка туда же!

— Давай здесь поставим шкаф, а ковер бросим на пол, — продолжала говорить Валя. Она сняла со стены, эстампы, и повесила на их место часы.

А зеркало, нужно купить новое, сколько лет этому? Оно же все в черных точках!

— Это зеркало моей бабушки, — сказал Виктор. Пусть висит. Давай об этом подумаем позже. Иди ко мне. Он потянул ее за руку к кровати, это был прекрасный ход, закрыть тему, и в то же время сделать это без потерь своего лица, и без приобретения маленьких проблем.

— А ты знаешь, тут мне приснился такой чудной сон. Что к тебе приехали какие-то негры, и забрали зеркало. Я еще тогда подумала, что, может быть, с тобой что-то случилось. Зеркала всегда к несчастью.

Но Виктор пропустил мимо ушей ее слова. Он расстегнул пуговички на ее халатике, и увидев грудь, подумал, а может не так все страшно? Перевесим, не перевесим. Он поцеловал сначала одну, а потом другую грудь, и сняв с себя одежду, оказался рядом с Валей на кровати.

Но странное дело, он вдруг почувствовал безразличие к ней. Он ловил те изменения, которые давал ей полумрак в прошлую ночь, но сейчас горел свет, и Валя была обычной Валей, и никаких змеек по ней не струилось. Виктор постарался скрыть свое замешательство, но разочарование не давало ему это сделать.

— Что-то со мной не то. Наверное, стареть стал, — сказал он оправдываясь.

— Может быть, это и к лучшему, — сказала Валя, и одев халатик ушла, оставив Виктора в размышлении.

— Виктор встал около зеркала и спросил свое отражение, — ну, что с тобой? Что тебе эти негритянские женщины. Ты же и видеть их больше не хотел, а теперь маешься!

— Сам не пойму, — ответило отражение.

Глава девятая

Виктор остался один в комнате. И чтобы не прислушиваться к неприятным ноткам предыдущих минут, он достал свою тетрадь со стихами, вернулся на диван, и стал снова листать ее страницы, наполняя душу восторгом оттого, что тетрадка стала еще толще. Старые две тетрадки не находились, но в этой по памяти были записаны все старые. А вот темы из Африки. Стихи про продавца фруктов, а вот стихи о даме со змейками на голове.

— Клара! — мистическая красавица! Медуза Горгона! — он вдруг поймал себя на мысли, что помнит ее даже, когда не думает о ней. Эта ночь с Валей, может быть, потому она была такой страстной, что в ней присутствовал образ Клары? То он видел змеек, то черные глаза Клары, а то улыбка Вали в темноте казалась ему улыбкой Медузы Аргоны! Значит, все-таки я думаю о ней, — Виктор постарался вспомнить ее образ более детально, и почувствовал, что рядом с чувством восхищения ее красотой в первый день знакомства, он ощущает ее саму. Он помнит ее руки, он чувствует, как она обнимает его. Он чувствует и досконально помнит ее голос, помнит движения ее тела, и это так детально, как не может быть рожденным просто воображением. Виктор словно видел картины связанные с ними двумя. Он ловил себя на мысли что уже путает, что снилось ему, что представлялось, а что было на самом деле. Но этого не было! Значит это просто его фантазии! Но почему так ясно он видит океан, песок и их лежащих на песке, прижавшись друг к другу в страсти?

— Если бы совместить их двух в одной! — подумал Виктор.

Он перевернул страницу и прочел стихотворение, посвященное Медузе, дарящей ему любовь в пучине океана, и убивающей его, чтобы оставить его там навсегда. И при этом, он вдруг ощутил покалывание в руке, он потрогал руку в этом месте и вспомнил, что там, на месте укуса медузы, была его татуировка. Оно полностью восстановилось, и только небольшой шрам виднелся на коже. Странно, он увидел другой шрам, небольшой, но он был на тыльной стороне локтя. И Виктор, глядя на него, вдруг ощутил лезвие ножа и запах крови вытекающей из него, под звуки петушиного крика.

— Что это? — подумал он, стараясь все-таки отделить вымысел от реальности. Но это ему не удалось. Он снова вспомнил сцену в аэропорту, и ощутил провалы и отсутствие общей линии в его днях. Он чувствовал, каким то чутьем, что в этой точке время вдруг утолщало свою нить, а в этой его ручеек тек с одной скоростью и шириной. Он чувствовал, что вместе с ним существовало что-то не то, что-то не логичное и странное. Ему стало плохо от всех этих мыслей, потому что они не выходили на уровень ясности. Они запутывались еще больше, и от этого становилось отвратительно, как во время экзаменов в институт, когда оставалось десять минут до конца письменной, а пример не решался, сколько бы раз он не принимался за него. Он доходил до определенного уровня, а дальше был тупик.

Его разбудил звонок телефона.

— Виктор, это я. Таня. Я на следующей неделе собираюсь в Москву. Может быть, сможем встретиться? — многозначительно спросила она. Посидим, поболтаем, девочки тебе все привет передают. А я, у меня тут такие приключения, ну я тебе потом расскажу. Готовь шампанское…

По-моему, это уже было, — удивленно подумал Виктор, я помню эти слова и свою радость после какого то разочарования.

— Когда, где? Встречаю, — проговорил Виктор, удивившись сам на себя. Танечка, милая, настоящий друг. Всегда выручит, когда тебе плохо. Он уже мечтал впустить в свой дом этот вихрь из радости, удивления и непосредственности. И проверить себя. Может быть, дело в нем, а не в его отношении к Вале.

Он не ожидал такого поворота событий. А откуда она узнала мой телефон? Я ведь ей, по-моему, не говорил. Хотя, для Танечки нет ничего невозможного, стрекозочка! — улыбнулся он.

Последние события и легкая обида Вали, даже были кстати, потому что скрыть присутствие Тани в его доме было бы сложно, как запихнуть джина в банку. Рвать связь Татьяной ему не хотелось, это была своя девчонка, скорее даже свой парень. И опять же возможность напечататься. Пусть в Сочи, но это была бы его первая книга. Целая, вся только из его стихов. И чего он хотел больше, иметь жену или увидеть рождение своей книги, он уже не знал. Хотя был и третий вариант. Получить и то и другое. Если обстоятельства не будут против.

Ну что ж! Что не делает Бог, все к лучшему, — подумал Виктор. Но как быть с Валей? Тане не объяснишь, что она у него не одна, а Вале, если догадается, то это будет полный крах в их отношениях! Двух в одно время он не выдержит и сам. И он решил поддержать это легкое охлаждение в их отношениях, не надолго, пока Татьяна Сергеевна будет присутствовать здесь.

Виктор глотнул кофе и стал собираться на вокзал. Он все же решил зайти к Вале перед ее уходом на работу, и как-нибудь неопределенно, сказать, что к нему приезжают гости.

— Валечка, на мою голову гости из Сочи. Да вместе отдыхали, умоляют разрешить остановиться. Отказать неудобно.

— Виктор, а мне придется сегодня к маме уехать. Нужно немного помочь, сестра обычно с ней, так вчера в больницу попала с аппендицитом. Придется немного пожить, там и племянник еще в школу ходит, я думаю, недельку поживу, — ответила Валя, пряча глаза.

— Валюшка, ты звони, а то я без тебя зачахну, — сказал Виктор, с облегчением, все же подозревая Валю в том, что она специально уезжает на время из дома.

— Прошло! Обрадовался он в душе. Загадал, чтобы пронесло, вот и пронесло.

— Но заметь, тебя пронесло, а у другого человека трудности, — проговорил внутренний голос. Тебе не жалко Валю, ты обрати внимание, она на тебя не смотрит. Обиделась за вчерашнее.

— Мы помиримся! — сказал Виктор. И поженимся.

* * *

На его счастье, Татьяна Сергеевна первые два дня пропадала в городе почти весь день, и возвращалась, только лишь, поздно вечером. Ей нужно было сделать многочисленные покупки, нанести визиты и мало ли чего еще, что могла за день успеть и желать женщина, приехавшая в столицу.

Он даже немного был обижен, что у Татьяны Сергеевны ни разу не было попыток напомнить ему о старых отношениях. Через три дня, она заявила, что она исчезнет перед отъездом и приедет только за вещами.

— Виктор, ты не представляешь, как я счастлива. Я буду жить в Москве. Я выхожу замуж.

— Так ты же замужем! — воскликнул Виктор, немного ошарашенный таким признанием, и обиженный за свои ранние чувства к Татьяне Сергеевне.

— А, с тем мужем, я как приеду подам на развод, я его и не любила никогда. Да и надоело жить в провинции.

— Но Сочи… — хотел возразить Виктор.

— Это вам Сочи! Отдыхающим, а мне хочется сюда в Москву, в большой город. И теперь я тоже буду москвичка! — победно сказала Танечка.

— И кто же твой муж? — спросил Виктор, стараясь сделать безразличное лицо.

— Он главный редактор в АКСО, такой человек. Он недавно овдовел, а меня он еще по Сочи знает, он отдыхал у нас в пансионате, я с ним, благодаря твоим стихам, познакомилась. И ты знаешь, он сказал, что очень даже возможно, что включить их в сборник современной поэзии. Ну, пока он был женат, я — нет, нет. Зачем мне такие легкие отношения. В общем-то, в нем ничего особенного нет, но должность, и квартира на Мичуринском, шик!

— Редактор? Главный, — начиная понимать, чем ему может грозить это знакомство, подумал Виктор.

— Да! От него зависит многое. Печататься или нет. Знаешь, как перед ним выплясывают авторы. Ведь это деньги, известность. О, как я счастлива! У него и дача и машина. Виктор, ты будешь наш первый гость на свадьбе! — прощебетала, сдерживая дыхание Татьяна Сергеевна, и поцеловав Виктора, помахала ему рукой из окошка поезда.

— Ну что ж, — подумал Виктор. А я переживал. Не очень— то я и нужен со своей, однокомнатной. О, Танечка — хитра, предприимчива, хищница!

— Ну вот, видишь, все само собой и решилось, — с облегчением подумал Виктор. Валя— то лучше во всех отношениях. Если она и любит кого-то еще, так это только память о муже, да тебя. Кстати, она приедет после завтра. Все, готовлю ей праздничный стол, и прошу руки и сердца. Хватит раздумывать, еще не старый. Еще могу и с ней прожить, — Виктор подсчитал сколько лет он сможет жить с Валечкой если ему будет в концов семьдесят пять — это была контрольная цифра, то он мог прожить с ней еще целых тридцать лет. Это больше, чем он прожил со своей первой женой. Так что, смысл начинать есть. Конец еще так далеко? Или нет? Тридцать в нашем возрасте пролетят, и не заметишь!

Вечером ему позвонила Татьяна Сергеевна. И Виктор, уже не боясь последствий, обрадовался ее звонку.

— Ну, как там Сочи? — спросил он ее.

— Виктор! Мой разнылся. Я не знаю, как мне его бросить. Говорит, повешусь, если ты от меня уйдешь. Не могу же я взять такой грех на душу! Но я тебе не о том. Когда я ехала в поезде, у нас был проводник мужчина, и он мне сказал, я просто обалдела, что он знает тебя. И, что ты ему очень нужен! Вернее он скажет тебе то, что тебе очень нужно. И говорит, чтобы в течение двух недель, не больше, ты поймал его на поезде. Он завтра прибывает в Москву тем же, как и ты меня встречал. Ты уж подойди. Он сказал, что это очень серьезно. Ну, пока, я еще появлюсь. А то мой второй исстрадается. Пока придется вести двойную игру. Ой, не знаю, что из этого выйдет, но что делать. Готовь сборник, мой обещал его посмотреть, — бросила напоследок Таня, — езжай к нему в редакцию. Он тебя ждет. Уверена, твоя книга скоро напечатается, для меня он сделает все.

Возможность издания книги, обрадовала Виктора, но слова о проводнике, вывели его из равновесия. Татьяна Сергеевна повесила трубку, а Виктор вдруг впал в раздумье.

Он лег на диван, и включил все свои возможности памяти. Он вспомнил тот день и тот разговор.

— Что нужно так проводнику, если я сам не собираюсь ничего просить и ничего менять. У меня все хорошо, я счастлив, у меня скоро свадьба. Виктор и не сомневался, что помирится с Валей, и они теперь уже будут вместе всегда.

— Постой он говорил, что мое счастье будет всегда рядом с несчастьем. Счастье сейчас достаточно весомое — любовь, жизнь. Какое же несчастье, конечно по его теории, ждет меня? — подумал Виктор.

Ладно, пусть скажет. Будет видно, ахинею будет нести или нет, — решил Виктор. И на всякий случай, спросил свой внутренний голос, — идти или нет?

— Идти! Что тебе, потратишь час и все, а не пойдешь, потом думать будешь. Иди! — услышал он совет.

* * *

Поезд плавно остановился у платформы, и пассажиры засеменили с чемоданами, кошелками и детьми к подземному переходу.

Виктор уже знал номер нужного вагона, и издали увидел знакомую фигуру проводника.

— Заходи в вагон, кивнул ему проводник, ничуть не удивившись, а как будто точно зная, что Виктор придет.

— Значит так, Виктор, посоветовался я с одним человеком. Рассказал ему про тебя, он мне сказал. Ему нужно скорее вернуться. На него чужая участь упала, а тот человек без нее мучается. Свой дом найти не может. Пусть, — говорит, — на себя в зеркало посмотрит, у тебя, — говорит, — жизненная энергия на исходе. Спеши. Вернешься, выживешь. А то осталось тебе месяц от силы. И не вздумай жениться официально. Живи гражданским браком! Вместе со счастьем, тебя ждет несчастье, я тебе уже говорил.

— Да, — сказал Виктор, размышляя над всей этой ерундой, и о том, какую выгоду преследует проводник, и что ему разболтала Таня.

Куда вернуться? В Африку? Чего тебе нужно, и чего ты каркаешь, зачем? — подумал он, промолчав.

— Больше я тебе ничего не скажу, сам ничего больше не знаю. Все, — проводник встал со скамьи и ушел в даль коридора, взяв половую щетку.

Виктор вышел и очнулся от своих мыслей только в автобусе. Он удивился, как это он мог пройти столько пути и подземный переход, и эскалатор и вагоны метро, не помня ничего, ни одного шага. И не споткнулся, не попал под машину, точно сел в свой автобус, хоть и не помнил, как смотрел на номер подходящего автобуса. Он почувствовал, что уши у него горят, а в душе снова возникло какое-то беспокойство. Он злился на свой поход, и все-таки думал о словах проводника.

— Если это вздор, то почему я об этом думаю, а не наплюю на все это? Что же? Первое — это посмотреть на себя в зеркало. Потом уйти отсюда и вернуться туда!

Интересно, как это я вернусь, сам себе, что ли, я контракты сочиняю? Чушь!

* * *

— Виктор, завтра делаем праздник? — спросила по телефону Валя. Придут мои девчонки, как ты и хотел.

— Да, — сказал Виктор, как-то неопределенно.

— Ты не хочешь? — спросила Валя, уловив эти интонации в его голосе. А я уже придумала, что мы на стол поставим.

— Нет, нет, конечно, отметим, — поспешил оправдаться Виктор. Мы сообщим им о нашем решении пожениться. Это будет, как наш первый семейный праздник.

Пусть приходят! — решил Виктор, назло проводнику. А ты когда вернешься? — спросил он ее.

— Сегодня вечером, — сказала Валя. Сестра вернулась из больницы. У нее все в порядке, аппендицит не подтвердился. Небольшое отравление.

Виктор почувствовал в ее словах прилив радости.

— Жду, ты даже не знаешь, как я тебя жду, — проговорил Виктор, тоже наполняясь ею, и посылая к черту все эти предсказания.

* * *

— Тамара, — продумал Виктор начало своей фразы для разговора с женой, который был для него не очень приятным. За своими проблемами он не успел позвонить жене, встретиться с детьми. Сейчас он решил восполнить этот пробел.

— Я вернулся из Африки, — продолжил он готовить свои фразы. Хотел вам кое-что привезти. Как там дети, как сама?

Виктор хотел воскресить в памяти лицо своей первой жены, и почему-то оно возникло в мозгу не четко, а как в тумане.

— Как будто не видел ее много— много лет, гораздо больше, чем это было на самом деле, — подумал он. Ведь я разговаривал с ней всего-то… год назад. Год! — ужаснулся он. Значит, я не видел ее с того самого дня моего первого отъезда в командировку!?

Он даже удивился этому, потому что вдруг осознал, что не знает, что с ней, что с детьми, и как они сейчас поживают!

— За год могло случиться всякое! — подумал он. И приехав, я не вспомнил о ней и детях сразу. Может быть, конечно, помнил? Но отгонял эти, и так слабые позывы, все дальше и дальше, на потом, когда решу все свои проблемы. Почему? Эгоист! Давал иногда деньги думал, что все о кей, что сделал все, что положено порядочному человеку?

Ему вдруг стало очень тоскливо и стыдно. Картины его прошлой семейной жизни были, как будто покрыты газовым покрывалом и угадывались лишь слабыми очертаниями.

— Дети, но ведь они уже большие, и вряд ли нуждаются во мне так, как раньше, — успокоил он сам себя. А Тамара? Она теперь официально не его жена, вот и все.

Все как будто встало на свои места. И совесть на минуту затихла.

— Теперь я должен учитывать желания Вали, — довершая свое успокоение, сказал он сам себе.

Его мысли прервал телефонный звонок.

— Виктор это я, — услышал он знакомый голос и вздрогнул от того, что он пришелся в точку к его недавним мыслям и переживаниям. Это была жена.

— Виктор, ты совсем забыл нас, — сказала жена, и он удивился, как мило и добро звучит ее голос.

Он, почему-то, представлял его резким, он ждал от него издевательств, упреков, и зла. Но голос был нежный и добрый. И несчастный. Виктор вдруг ясно увидел, как она улыбается в этот момент, он увидел ее грустные глаза, и руку, сжимающую телефонную трубку. Он вспомнил за минуту всю их жизнь, и рождение детей, и их ссоры и счастливые дни. Он вспомнил ее упреки, и свои отговорки. Он вдруг вспомнил и понял свои ошибки, свою леность и свое безразличие к ее просьбам. Она говорила ему, что устала так жить, что ему нужно искать другую работу, потому что этих денег не хватает. А он считал все это за придирки и не собирался ничего предпринимать. Жил своей жизнью, своими стихами. Иногда изменял ей, на зло, иногда влюбляясь, иногда просто уходя в другую жизнь, от этой, где он был обязан, обязан. Обязан. Он представил Тамару в ее вечном платье с гвоздиками, которое он купил ей на ее тридцать пять. Он вспомнил свою скромную квартиру, которая тогда казалась ему вполне приличной. Теперь он знал, что это была бедность. И если у него и были иллюзии достаточности, то это была ее заслуга. В доме всегда были друзья, всегда был вкусный обед. А дети хорошо одеты. Все, что не хватало для покупки, Тамара дополняла своими руками. Шила, вязала, работала в конце— концов, и получала больше его. И ему это казалось нормальным! Он почему-то, не думал об этом. Ему стало очень стыдно, и чувство, которое возникло в душе, вдруг показалось ему очень знакомым и испытанным недавно. Виктор даже покраснел от этого самобичевания.

— Да дела, дела, — пробормотал он. Вот только вернулся из командировки. Не успел еще решить все проблемы, замотался.

— У тебя внук, — сказала Тамара. Леночка родила три дня назад. Я думаю, ты должен знать. И если хочешь, приходи на него посмотреть, она завтра, выйдет из больницы.

— Как родила! Она ж еще совсем девчонка! — воскликнул Виктор, сам еще не совсем понимая смысл полученной новости.

— Восемнадцать. Рановато конечно, но ничего, главное все как положено. Они поженились. Отец у ребенка есть. Ему тоже восемнадцать. Да в наше время это уже никого не удивляет. Не она первая, не она последняя. Тебя нет, а я одна с ними справиться не могу. Но, слава Богу, мальчик хороший. Будем помогать, а остальное, потом наживется, — как-то устало сказала Тамара.

— Как роды, все нормально, сколько килограммов? — выложил Виктор весь набор вопросов.

— Все нормально, ее там и не задерживают. А ребенок родился крупный, четыре с половиной килограмма. Крепыш, Леночка говорит, что на тебя похож, — немного оживилась она.

— Да?! — Виктор представил мордочку малыша, преломляя через призму лет свое лицо, и вспоминая свои фотографии, и все же, не смог представить этого малышку. В его представленной картине, в пеленочках лежал он, сегодняшний. Виктору, даже стало смешно от этой картины.

— Мама твоя тоже обещала приехать, но вот заболела, вроде бы и не очень сильно, сейчас в больнице… Сердце, есть сердце, — грустно сказала жена. Ты хоть сестре позвони, она на тебя очень обижается. Говорит, что ты совсем их не вспоминал. Ведь все тяжелое на нее легло. А мать то тебя все ждала.

— Я ей позвонил и денег дал, — он понял, как фальшиво звучат сейчас его слова. Деньги, разве ими все окупишь? Но мать? Да если бы он знал, он бы первым делом … Он вдруг поперхнулся своими благими раскаяниями, вспоминая, как откладывал иной раз поездку к матери, в угоду своих мелких проблем. И он уже получил сам от себя за все это, когда пережил смерть матери, получив телеграмму. А теперь, снова! И теперь этот удар был еще сильнее, потому что был двойным. Потому что он второй раз прозевал быть хорошим, и мог скрасить матери ее последние дни… Почему последние? — подумал Виктор. Мать еще не умерла, она в больнице. Да потому что, в прошлый раз она тоже вот так умерла в больнице, попав в нее с сердцем. Когда в прошлый? Это происходит сейчас? — в голове у Виктора все запуталось. Наверное, это был сон, только очень яркий, вот я все это и наложил друг на друга. Слава Богу, мать еще жива. Я успею увидеть ее, завтра же поеду к ней опять.

— Ты когда вернулся? — спросила Тамара.

— Сегодня, — соврал Виктор. Я тебе перезвоню, — сказал он и повесил трубку, потому что комок застрял у него в горле.

— Вот тебе кошмар. Почему я путаю сон и реальность, почему я знаю события, которых не было, и зачем они крутятся в моей голове? Опять заскок. Что со мной, я ничего не понимаю!

Это все тот сон, ведь он уже говорил мне о том, что я забыл семью! А это чувство, оно было именно таким, каким я испытываю сейчас! Тоски, стыда, потери и безысходности. Проводник сказал правду. Счастье идет рядом с несчастьем. Может быть, он имел ввиду смерть моей матери? Как только я женюсь на Вале, — нет, я не хочу даже произносить эту фразу, испугался он.

* * *

Это было похоже, как предвкушать пикник и слышать вой собаки, которую посадили на цепь, и она орет и воет от тоски и оттого, что хочет пить и есть. Сообщение Тамары ввели его в такое состояние. Он уже почти знал наверняка, что последует за этим сообщением о матери. И со страхом поднял трубку, чтобы позвонить сестре. Он не мог физически, он боялся снова второй раз пережить смерть своей матери. Он уже перестрадал это тогда, недавно. И сейчас, это было бы уже перебором. Как самозащита, в нем возникло чувство несоответствия с действительностью, которое немного убавляло его ощущение предстоящего горя.

Но слова сестры успокоили его, потому что она сказала, что мать пошла на поправку.

— Давление скакнуло, как всегда, — сказала она.

— Я приеду к вам завтра. Я вам помогу. Скажи матери, чтобы ждала, завтра вечером я у вас. С утра к Тамаре, а потом к вам. Внука посмотрю, и все. А сегодня нужно съездить по делам.

Только бы не сорвались все планы! — думал он. Но с книгой тоже нельзя медлить. Он взял в руки откопированные страницы и поехал в редакцию.

Глава десятая

Рождение внука снова сблизила его с женой. Не смотря на развод, они все же оставались близкими людьми, у которых было одно прошлое, и много совместных радостей и горя. Их засохшая супружеская жизнь, вдруг зазеленела как весной, когда всходит новенькая травка, распускаются листочки, на недавно некрасивом засохшем деревце и грязной мокрой жиже ноябрьской земли.

— Внук! — улыбался про себя Виктор Мой малышка, мальчик.

Он уже представил, как он сидит у него на ручках, и трогает своим пальчиком его нос и щеки. Как он пускает слюни, и как он меняет ему пеленочки, складывая в них непослушные худенькие ножки. Он вдруг ясно вспомнил своего сына, в его пять. Он почему-то, вспомнил ясно, как в действительности одну картину, когда его Андрюшка сидел на коврике и играл в кубики. Почему именно эта картина, так живо всплыла в его мозге, он не знал. Но он видел ее так ясно, не как застывшую фотографию, а как кусочек из фильма. Андрюшка сидел и с сосредоточенным видом собирал маленькими ручками кубики. Он складывал их и так и сяк, но рисунок не получался. Виктор наблюдал за ним, войдя в комнату незаметно. Увидев отца, сын побежал к нему навстречу с одним из них.

— Не получается, никак! Помоги!

Он вспомнил свою дочку, когда она собиралась первый раз в школу, и была такая смешная с этим огромным портфелем, и таким же огромным букетом. Портфель она доверила нести ему, а букет несла сама. А потом, они сфотографировались, и на этой фотографии к ним пристроился Славик, который жил в их доме и тоже шел в первый класс. А теперь Славик, отец его внука. Неужели время пролетело так быстро? — подумал Виктор и вздохнул.

— Какая же я скотина! Я не делал ни шага увидеть их. Деньги давал и думал в этом все, — думал он, бичуя себя.

Оказалось, что старая жизнь не исчезла с их разъездом. Она просто разделилась на части, и там, в Марьино, жила его собственная частичка, его родное и близкое и оно все равно настойчиво тянуло к себе, и оттого, что он не мог придти к нему как раньше запросто, по-свойски, становилось стыдно и горько.

Поездку к своим он наметил на завтра, как и посещение дома жены, встреча с главным редактором удалась, и его стихи на девяносто процентов ждал успех. Но Виктор, усталый от напряжения при встрече, и ожидании приговора, интуитивно отгонял от себя эту тему и эти воспоминания. Это был стресс! А их за последние дни у него было слишком много, — вздохнул Виктор и перешел к другой теме.

— А сегодня… — Что там проводник говорил про зеркало? Нужно посмотреть на себя…

Все сказанное проводником, вдруг приобретало объективную действительность. И несчастье, предсказанное его семье, становилось в его голове более чувствительным, более осязаемым, потому что сейчас после разговора с женой и сестрой и с рождением внука, слово семья снова ожило и приобрело очень яркие очертания, на время забытые им.

И так, оттого, что такого Виктор увидит в зеркале, зависело верить или не верить, опасаться или нет.

Ка-ар от проводника, принимать это как предостережение или как глупость? — подумал Виктор.

* * *

Виктор встал перед зеркалом и внимательно посмотрел на себя. Он состроил несколько привычных гримас, изображающих «улыбку 33 зуба», потом «хмурое утро», а потом позу посетителя фотоателье, при настраивании на него объектива. Но как он не старался, не увидел в своем отражении ничего нового.

— Нос как нос, глаза как глаза, родинка как родинка! — перебирал он детально свои черты. Он взъерошил руками волосы, и вдруг маленькое несоответствие скользнуло у него в ощущениях.

— Постой! — он спустил руку с шевелюры и, пройдясь по лицу, остановился на родинке. Он даже закрыл глаза, продолжая ощупывать ее пальцем. Он трогал родинку, как трогал ее много раз до этого во время задумчивости, или во время бритья, он вспоминал свои ощущения и они не сходились с новыми сегодняшними. Он еще не понимал в чем дело, но уже был близок к разгадке.

Виктор еще раз вгляделся в себя и вдруг, мысль которая пришла к нему в голову, обдала его холодом. Родинка была совсем на другой стороне. Обычно, когда он смотрел на себя в зеркало, он видел ее справа, теперь родинка красовалась слева, а справа, она получалось, была у отражения!

— Что за черт? — подумал он про себя. Может быть, у меня уже начался заскок от всей этой ерунды? Дурак, верю каким то проводникам, каким то Любам. Что произошло в моей жизни такого, чтобы я вдруг стал таким суеверным, и не только суеверным, а доверчиво — придурковатом, — заклеймил себя Виктор. Это же надо тащиться на вокзал и выслушивать всю эту чушь!

Но родинка? Нет, она всегда была на правой стороне, потому что раньше, когда он слушал Тамару Глобу по телевизору, то в своем рассказе о родинках она объясняла характер и судьбу человека в зависимости от ее положения.

— Я еще тогда подумал. Что родинка на правой стороне к несчастной семейной жизни. Это было как раз после нашего скандала. Правильно, правильно. На правой — к неудачам в семейной жизни, а на левой, ближе к сердцу, я еще, поэтому запомнил ее слова, — к удачам в любви. Вот оно что?! Так и получается, тогда моя правая родинка вещала мне развод, а теперь, когда у нас все так хорошо складывается с Валей, она взяла, и переместилась?! Чудеса! Разве такое бывает? Обычно уж если должно не везти, так и не везет, и родинки сами по себе не прыгают. Но в чем же дело?

Виктор еще раз потрогал родинку, и она была точно на левой стороне. Он повернулся к зеркалу и так и сяк, родинка от этого своего положения не меняла. Он четко сознавал, на какой стороне она находится. Виктор закрыл глаза и постарался представить и ощутить ее положение. Сопоставив с прежними ощущениями. Они были прямо противоположны!

Может быть, я сплю? — подумал он и ущипнул себя. Некоторое ощущение иллюзии присутствовало в эти минуты в его голове. Оно было похоже на состояние после нервных и физических перегрузок, когда мозг устает думать и делает это как — то замедленно, или когда ты встал второпях на работу и проснулся не совсем, поэтому еще не можешь соображать, как следует, и в голове нет ясности и яркости как в старом телевизоре.

Чтобы ощутить реальность он стал вспоминать стихи, считать до десяти, и проводить логику и последовательность основных событий своей жизни. Все получалось без запинки, как это не могло быть во сне, и сохранялась логика и мышления и поведения.

— Родился. Пошел в школу, женился, развелся…

После этой отметки в жизни в логике Виктора возник некоторый дискомфорт, но он кончился, как только он пошел дальше. Переехал в новый дом. Познакомился с хорошими людьми, уехал в командировку. Эта жизнь в Африканской стране снова дала ему маленький бугорок в логике событий, его усугубляла Клара и та поездка к ее деду. Это было, как в сказке, и где-то в этом месте он терял нить последовательности и реальности событий. Но Виктор отнес это за счет необычной ситуации, совершенно непривычной жизни и конечно, незнакомым обычаям друзей и их образа жизни.

Ведь они все тоже мне твердили про зеркало! И Люба про какую-то волну говорила и проводник и дед этот со своим колдовским обрядом. И сон! Виктор вспомнил свое лицо в ночном зеркале того сна, и его передернуло от жуткого чувства, как будто он увидел свои глаза полные ужаса в этом отражении. Он вдруг ощутил, что глядя в зеркало, не видит его, а смотрит куда-то вглубь себя, а вернувшись к своему отражению, был поражен выражением своего лица. Оно было как у зомби, ничего не выражающий взгляд и тело, стоящее в гипнозе без движения. Это было секунду, но произвело впечатление на Виктора.

Он поспешно отошел от зеркала, и, пройдя на кухню, поставил на конфорку турку с водой и кофе. Привычные вещи и движения привели его в некоторое успокоение.

Виктор стал вспоминать сон, стараясь вспомнить его более подробно, чем это бывает при пробуждении. Он встал на место самого себя и увидел свое отражение и испуганные глаза, и снова его мгновенно, как током прошибло. Как будто светлая молния пронеслась по всему телу и все!

— Нет, мне одному не разобраться! — подумал Виктор.

Послушайте меня! — прокричал внутренний голос. Мне кое— что стало понятно. Мне кажется, что вы с отображением поменялись местами.! — поспешил проговорить всю фразу внутренний голос, как будто боясь, что его прервут, и не будут слушать.

— Как же я мог поменяться местами, когда я это человек, а оно-всего лишь игра света, — ответил Виктор, скорее для того, чтобы его отрицания давали возможность его же и оспорить. Эта моя теория, про зазеркалье, всего лишь мои предположения, но я же ничего не делал для этого! Если бы я попал по ту сторону зеркала, я бы почувствовал что-то, ведь это такое событие! Путешествие в параллельный мир! Но моя жизнь текла изо дня в день без всяких таких толчков. По крайней мере, я этого не заметил!

— Не скажи! — воскликнул внутренний голос, еще не потерявший своего возбуждения. Ты можешь точно сказать, чем отличается оно от тебя, или когда ты говоришь, ты можешь ручаться, что ты сказал это первым, а не повторил вслед за ним? Вряд ли!

— Отличаюсь я только лишь противоположным расположением право— лево. Лево — право. Больше ничего, — медленно, как бы продумывая дальнейший ход мыслей, сказал Виктор. Ну еще, может быть, определенной долей материальности.

— Не только, — продолжал внутренний голос. В отображении тебя есть много параметров. И отражаясь в зеркале, они точно также как и лево и право меняют свое направление. Движение атомов, ток крови, все потоки, которые существуют вокруг тебя в отражении прямо противоположные. Все что мы считаем за материю, все в отражении меняет свое направление, даже время, даже мысли. Мало того, в связи с тем, что скорость света имеет свои параметры, скорость взгляда и скорость осознания что ты видишь тоже, то нужно делать поправку на сдвиг параллельный, не отличающийся визуально от видимого. Но сдвиг.

Ты не замечал, что луч солнца, попавший на зеркало и отраженный им, уже не может иметь ту же энергию? Но он и не может быть нулем! Здесь солнце, а в зеркале отражение. Но и это отражение может растопить снег. А если придать этому отражению силу за счет подобранной комбинации линз, возможно, оно будет еще сильнее по своей энергии, чем упавший первоначально луч? Так ты что думаешь, что ты соткан не из тех же дрожжей что и солнце, и свет, и ветер, и даже запах? Даже запах вызывается маленькими частичками вещества, которые ты улавливаешь своим органом, хоть и не видишь этот запах. Но если эти частички есть, то они отражаются также как и все остальное. Все в этом мире создано по образу и подобию. Так значит и ты, отражаясь в зеркале, имеешь свою силу энергии, ума, слов и поступков. Ты не пустое место, ты такое же существо для вселенной, как и твое отражение. А отличаетесь вы только миром, который идет параллельно твоему, и зеркало лишь помогает уловить срез этого мира.

Допустим, ты первоначален, а отражение сегодняшнее вторично. Но если оно имеет частичку твоей энергии, я напоминаю, по всем параметрам твоей этой жизни, то почему смотрясь отражением в зеркале, оно не может считать себя первичным. Просто встань на его место.

— Но почему оно не может действовать вопреки моему разуму, моему хотению. Оно как кукла повторяет то, что движет мною.

— Или ты повторяешь, — свредничал внутренний голос.

Ты знаешь, я не академик, и все мои мысли идут от интуиции. Но вот что я скажу, — продолжал он свою философию изнутри. Вы не можете действовать по-разному, потому что у вас такая природа. Как стрелка компаса. Она крутится вокруг своей оси, уклоняясь к своему полюсу, но точно к прямо противоположному, и никак не по-другому. И существуют у стрелки такие возможности, только потому, что она, даже если ее поломать, будет двигаться вокруг своей оси, и концы ее никогда не сойдутся, потому что они вместе одно, но по отдельности противоположное.

— Да, в этом что-то есть! — подумал Виктор. И в слух сказал, — Но я есть я, а родинка почему-то расположена противоположно. Уж ее то подозревать в первичности мы не будем.

— А вывод один. И разгадка одна. Подумай. Я догадался, а ты? Подумай еще, а потом мы сверим наши версии.

Виктор лег на диван. Что, что, в голове крутились назойливо как летние мошки, какие то неясные мелкие догадки. Он чувствовал, что близок к разгадке, и какое— то торжество, какое то прикосновение к огромному, которое стало его частицей, приводило душу в трепет. Виктор передернулся, потому что волна холодных мурашек пробежала по шее.

— Нет, так можно просто свихнуться или написать фантастический роман. Хоть какая то выгода будет от всего этого, — усмехнулся он. Пойду выпью кофе, и немного отключусь. Такую работу голове нужно давать порциями. Он налил в чашку кофе из турки, успев в самое время погасить огонь. Бросил туда несколько кусочков сахара, чего раньше он за собой не замечал.

— Надо же, как израсходовал материал для мозгов. На сахарок набросился, — засмеялся он сам про себя. Успокаивая такими мыслями, взбудораженный мозг.

— Если родинки не скачут, то значит! — подумал он, отхлебывая кофе. А я могу сравнить по фотографиям. Где была моя родинка и когда она перебежала на другую сторону.

Виктор взял альбом с фотографиями. И стал рассматривать их.

— Так вот снимки моей свадьбы, вот я гуляю с детьми. Ха, на фотографии родинка была на левой стороне фото, значит, у меня она была на правой… И здесь, и здесь. А вот фото на вручении призов на вечере в посольстве. Родинки не видно, потому что она… Она снова на левой стороне! Но она должна быть видна! Почему здесь ее нет? Значит, уже в Африке она была на другой стороне. А вот мы с Коляном у меня на новоселье — родинка на другом месте. Виктор разложил фотографии по нарастанию дат. Вот родинка была на левой стороне до самого того Рождества. Вот они сидят за столом. Колян, Валя Ниночка. А вот он на фото в паспорте для загранпоездок. Я уже другой уже другой. Странно. Значит, перемена произошла где-то между скандалом с Тамарой и получением квартиры. Потом между Рождеством и его поездкой, нужно искать здесь, причину и следствие, если конечно это не игра негативов. Но поездка и документ серьезный, и ошибки быть просто не должно. Виктор взял в руки простой паспорт посмотрел свою первую фотографию. Все верно, они были разные!

— Так, так, Виктор почувствовал, что разгадка приближается. Как это спросил проводник?

— Что вы делали с зеркалами? Или пользовались ли вы всякими приворотами, не ругались ли вы с цыганками… — вспомнил он его слова.

Тепло тепло… Что здесь общего? Цыганка, гадание, магия, приворот…Виктор по очереди проговаривал слова и старался ловить свои ощущения. Так. Зеркала…гадание на зеркале! Точно, ведь после того, как я сидел с семьей Валечки на Рождестве католическом, через две недели я и сделал этот коридор, и увидел Валю. Это было на наше православное Рождество. И было это начало 2000 года. Правильно, у них была дата, двадцать лет свадьбе! Потом я был в Африке, а потом мы сошлись с Валечкой, потом прошел еще год, пока я искал приключения. Значит, положено быть 2003 году. Но здесь, сегодня мы отмечаем 2004! Постой, постой, подсчитай все правильно. Да нет должен быть 2003 а не 2004 год! Ни какая это не травма спутала мои даты. Это здесь почему-то время идет по— другому!

— Здесь, прокричал внутренний голос. Ты прав, ты сам сказал это. Здесь, а не там, где ты был с нормальным лицом. Ты просто попал в зазеркалье. Смотрел в зеркала, увидел коридоры, захотел поближе подойти к Вале, вот этот импульс и повернул тебя и твое отражение на сто восемьдесят!

— Но это чушь, фантастика!

— Мистика уж вернее, — сказал внутренний голос. Или непознанная действительность! Ой, а я сам этот или тот? — засомневался он.

— По логике ты тот самый, и я тот самый, просто мы с тобой попали в другой мир, — утвердительно сказал Виктор.

— Так значит, наши отражения живут в нашем! — завопил внутренний голос.

— Выходит так! — подумал Виктор. И все как будто также, но мы с тобой опередили время, а наши отражения наоборот вернулись в прошлое. А ты знаешь, я даже думаю, что мы с тобой попали не просто в мир нашего зазеркалья, а в зазеркалье под номером, который нам неизвестен.

— Почему ты так думаешь? — спросил внутренний голос.

— Да потому, что в нашем, время не могло отставать на такой срок. Это же год. Разница могла быть лишь в долях секунд, лишь в разнице между движением луча от тебя к отражению. Логично, — сказал Виктор сам себе, и потер лоб. Мир отраженный несколько раз под разными углами, потерявший или наоборот приобретший дополнительные возможности, и поэтому измененный. Мир, в котором проходит один из вариантов бесконечных возможностей твоей жизни и жизни планеты в целом. Посмотри, сколько здесь странного! — вдруг понял он. Разве в том мире ходили покойники, когда захотят в гости. Здесь никого это не удивляет. Или здесь природа человека другая или свойства зеркал другие.

— Ну, в том, в нашем, тоже зеркала закрывали, когда в доме был покойник.

— Получается, не зря закрывали! Здесь оставили открытыми, и вот Колян явился! Надо же! — вскричали они вместе.

— А ты посмотри на самого себя, — сказал, взахлеб, внутренний голос. Мало того, что родинка менялась местами, судя по фотографиям уже не один раз, ты посмотри на себя в целом. На свою жизнь, на свои способности, на свои достижения. Даже не на внешность! Ты бы подумал, а почему это вдруг в твоей жизни так все круто изменилось? Ты вспомни свою жизнь. Был простой парень, жена и та не ценила, работал посредственно, на работе никаких высот не достиг и ни каких особых пядей во лбу у тебя не было!

И вдруг — почтение! Директор фирмы собственноручно устраивает твою судьбу, с тобой как родной возится, и никто поперек не встает. Да ты представь, если бы это было на самом деле, получил бы ты назначение в такую выгодную командировку? Да уж точно, нашлось бы много желающих с бойцовыми качествами. Вот так, вряд ли!

А женщины! Да когда — й— то по тебе так бабы то сохли?! Когда — й — то ты таким орлом себя чувствовал!? Ведь в той жизни тебе ничегошеньки не доставалось, вспомни, как завидовал другим друзьям, когда они по свиданиям бегали, дома душа в душу жили, да еще и любовниц имели! А у тебя и жена рыба-пила, и на вид ничего особенного, и с другими женщинами ни— че — го! Ни любви, ни уважения.

— Ну, все относительно… — хотел возразить Виктор.

— А тут, дерутся, можно сказать! И Валя, и Клара и… — продолжал внутренний голос.

— И горничная в отеле все заглядывалась, и Танечка… — добавил Виктор.

— Вот, вот, Танечка! — вздохнуло внутреннее Я. А потенция! Что-то я не помню, чтобы она у тебя такая была!

А стихи! Да ты уже почитай всю тетрадку доконал. И книгу издал, и вторая на подходе. А это и слава и деньги! Ну не перебор ли это?! В той жизни или одно или другое. Вспомни! Не везет мне в деньгах, повезет в любви! Вот так! Все по очереди! Попробовал бы ты там ее в редакцию впихнуть! Да ее там и читать бы не стали. Стихи там нынче не в моде были. Им прозу подавай! Женский роман, да так символов на тысяч пятьсот. Куда уж стишатам деваться! Даже таким чудесным как твои! — смягчил внутренний голос свое выступление. Кто бы твою рукопись читать бы стал. Эти секретарши и смотреть бы на нее не стали, бросили бы в корзину и все!

— Ладно, хватит причитать! — сказал сам, про себя, Виктор. Вот она моя дорогая! — он взял подготовленные к печати стихи и представил свою книгу в красивом переплете, мысленно, любовно погладив ее по обложке. 2004 год, Москва, и портрет, и рисунки! Да еще гонорар! Пока не большой, но за вторую! Да разве это главное? Главное, что печатают и читают! Плачут даже, под мои стихи! — умилился он, вспоминая пансионат…

Я что, продолжаю спать летаргическим сном? — подумал он, листая страницы своей потолстевшей тетрадки, и натыкаясь в ней на стихи о черной красавице, о друге Коляне, о руках Татьяны Сергеевны. Уж слишком все странно, долго и подробно. Такое не выдумаешь, и за один сон длинной в ночь не увидишь.

Его мысли прервал стук двери. Это пришла Валя.

Книга третья

Осколок зеркала

Глава первая

Утром, после ухода Вали, и ее наставлений, касающихся предстоящего маленького праздника, для которого он должен был кое-что купить, и кое-что сделать, Виктор сел в кресло с чашкой чая, и снова принялся вспоминать и анализировать события с начала, с самого начала…

— А где оно было, это начало? — он не знал.

И свои воспоминания он начал с тех дней своей жизни, когда стал предоставлен сам себе, получив квартиру.

В голове его проносились события прожитых дней, иногда, некоторые из них, спешили напомнить о себе раньше, чем наступало их время по календарю, Виктор отгонял их, и уже с усилием, устанавливал положенную хронологию и очередность каждого из них. Он переставлял события, так, чтобы следующее вытекало из предыдущего, тогда в голове складывалась хоть какая-то логика, но, не смотря на это, некоторые свои дни и поступки, он не мог проследить от и до.

Виктор тупо смотрел в зеркало и думал, думал, думал. И тут он вдруг заметил, что из зеркала снова вырвалось голубое свечение, правда, на сей раз, оно было кратковременное, но более яркое, почти белое, и назвать его было бы точнее вспышкой.

Такое явление, возникновения яркой вспышки где-то в глубине мозга он ощущал и раньше. Это бывало не всегда, и от чего это зависело, он не знал. Может быть, от состояния нервной системы в эти минуты, и случалось оно обычно тогда, когда он, засыпая, вдруг слышал резкий звук, тогда в голове, почему-то вместе с ним возникала такая вспышка. Неприятная, до тошноты! Но спать очень хотелось, и он снова засыпал, и готов был уже войти в полное отключение от внешнего мира, и тут, маленький, но резкий шум, на который он не обратил бы внимания, будь он бодрствующим, вдруг снова на секунду выводил его нервы из себя этой отвратительной вспышкой. Он не видел ее конкретно глазами, она возникала где— то в глубине мозга. Он видел ее, хотя глаза его оставались, закрыты, и в них была темнота ночи. Он сравнивал это с пронесшейся в голове маленькой молнией, которая обжигала его мозг холодным, но неприятным пламенем. Сейчас он не спал, но это ощущение он испытал снова, только усиленное, как двойную порцию разряда холодной молнии.

Виктор тряхнул головой, он интуитивно понял, что пора переключиться на другую тему. Он вспомнил о событии, которое его ждало сегодня, и губы его расплылись в улыбке.

— Куплю фруктов и игрушку, обязательно большого мишку, принесу денег, а остальное, придумаем потом… — подумал он, еще раз ловя садистскую пытку вспышкой, от неизвестного мучителя.

* * *

Виктор с полными сумками в руках, остановил такси и сев в него, c нарастающим в душе волнением, откинулся на спинку сидения, стараясь успокоить нервишки перед такой важной встречей. Он ожидал от нее все, и холодность детей, и осуждение жены, и видел самого себя, в дурацком свете, отца эгоиста. Он старался придумать свои оправдания и свою тактику при встрече, чтобы выглядеть хоть немного получше в их глазах. Но, даже наверняка зная двойственность и не уютность своего положения, он летел туда, потому — что, то, что его ждало, теперь было для него очень необходимым.

Такая же необходимость в семье, и даже, физическая зависимость от нее была у него тогда, когда дети были еще маленькими. Тогда он радовался, переживал, и любил эти мордочки так, что вечером скорее бежал с работы домой, чтобы подержать на ручках сына, или поцеловать щечки дочки. Тогда он и дня не мог прожить без этих маленьких смешных рожиц. А теперь? Даже не вспомнил, хотя уже неделю в Москве. Да, они уже взрослые, но они все те же, его дети, которых он так любил…

— Куда же это ушло, и почему? — думал Виктор. Неужели, чтобы вспомнить обо всем, что было прекрасного в его жизни, нужно было родиться внуку? А если бы не это известие? А если бы Тамара не позвонила? Когда он вспомнил бы о них так, как сейчас. По-старому, по родному, по самому близкому. Тамара то всегда была с ними. А он? Работа, забота, приключения. Все для себя.

Виктор клеймил себя последними словами и уже стыдился своих планов. Первый раз мысли о Вале перестали быть приоритетными, и Виктору стало не по себе от этого, потому что теперь он был предателем и по отношении нее.

Виктор ехал к дому жены. Это был новый район на юго-востоке Москвы, в котором не было метро, и добраться до дома можно было лишь по старинке в автобусе. Виктор ехал, посматривая по сторонам, и вспоминая путь, который подсказала ему Тамара.

— Первый поворот налево после перекрестка, свернуть возле магазина… Стоп. Что это?! Виктор увидел ужасающее зрелище, которое не укладывалось в его мысли минутной давности. Повернув налево, Виктор увидел руины дома, от которых еще шел дым, возле которых скопилась масса народа и репортеры и зеваки и пожарные…

Таксист и сам остановился. Потому что эта картина была не предсказуема и для него.

— Что это такое? — спрашивали они людей.

— Сволочи ночью дом взорвали, пока люди спали, — ответила ему какая-то женщина, вытирающая глаза платком.

— Как, как взорвали. Кто? — спрашивал Виктор, и не замечал, что он уже задает это вопрос десятый раз, мечась от одного человека к другому. Он панически боялся задать другой свой вопрос, про номер дома и название улицы. Потому что, боялся услышать ужасный ответ. И поэтому он не слышал, что ему отвечали, он ничего не слышал, кроме паники, поднявшейся у него в душе.

— Дом номер восемь? Так это ее дом! — похолодело у него все в душе так, что ноги подкосились, и комок застрял в горле. Ну почему? Почему это произошло именно с ним! — в душе рыдал Виктор, еще не понимая до конца ситуации. Всего один день и он увидел бы и дочку и зятя и своего внука. А теперь? Руины покрыли все его прошлое и настоящее. Как жить теперь с этим? — думал он. Как? Но тут он вспомнил еще одну деталь, которая маленькой надеждой осветила его рыдающую душу. Корпус! Какой это корпус? У Тамары третий, а это?

Никто не отвечал ему вразумительно, все были или оглушены горем, или были такими же несведущими.

— Сосредоточься и успокойся. Не хорони раньше времени, — сказал ему внутренний голос. Посмотри на том доме, там видна табличка. Иди туда! Слышишь, иди!

Виктор со страхом подошел к табличке дома и прочитал, — дом восемь корпус три.

— Его семья жива! Виктор чуть не брякнулся в обморок от такого перепада чувств. Это было, как во сне, когда летишь с разрушившегося балкона и думаешь: «Сейчас. Сейчас меня не будет!» И все так живо. Все так по настоящему и ты падаешь и … просыпаешься. Это было такое же чувство, возвращения к жизни после смерти.

— Но они могли быть рядом, они могли быть напуганы взрывом! У жены слабое сердце, дочка после родов, а малыш, он мог сильно испугаться!

Виктор вприпрыжку взобрался по лестнице и позвонил в дверь.

— Когда ты успел выйти? — удивилась жена. Ты что все— таки снова бегал смотреть? Тебе что своих нервов мало? Господи, а сумки то откуда? Да ты весь в пыли! Снимай ботинки, живо! Сумки я в ванной отряхну. Иди на кухню. Через минут тридцать поедем к Маринке.

Виктор ничего не понял. Последствия стресса! — подумал он, протягивая ей сумки с продуктами и подарками. Жена, ничего не понимая, пожав плечами, пошла в ванную с грязными пакетами.

— Слава Богу, что это не ваш дом! Проговорил Виктор, снимая обувь. Я уже чуть сам не умер, глядя на все это. Какой ужасный район. А где же наш мальчик?

Виктор снял ботинки, и надел тапочки, пройдя с любопытством на кухню, он замер от удивления, потому что за столом сидел он сам с тарелкой супа. Он сам уже привстал, чтобы посмотреть, кто же это пришел, как его взгляд тоже превратился в окаменевший, и кусок застрял в горле?

Глаза обоих Я выражали трехкратное удивление и ужас. Виктор из кухни стал приближаться сам к себе вошедшему, при этом, начав вибрировать всем телом. Вошедший Виктор, получив такую же лихорадку во всем теле, вдруг каким то чутьем понял, что им нельзя прикасаться друг к другу, он не имел на это права, если хотел жить. Он вспомнил фантастический рассказ, в котором двойники должны были аннигилировать, потому что, представляли собой анти материю. Но они шли друг к другу, и не могли оторваться от этого настойчивого желания приблизиться.

Их спасло то, что Тамара, выйдя из ванны, издала такой вопль ужаса, что они оба подпрыгнули от неожиданности, прекратив на секунду вибрировать. Тамара встав между ними, и посмотрев то на одного, то на другого вдруг, упала в обморок, уронив все сумки, которые она отряхнула, и закрыв путь к сближению.

Виктор воспользовался этой ситуацией, и, выбежав из двери, как ошпаренный, захлопнул ее так, что раздался грохот щелкнувшего запора двери. Еще секунда и он не успел бы сделать этого. Он услышал, как тот он, который остался в квартире, грохочет дверью, не имея возможности ее открыть.

— Заклинило на мое счастье, едва подумал Виктор, сбегая своими ногами по лестницам, и судорожно открыв подъездную дверь, — не догонишь! Он, не оглядываясь, побежал к остановке автобуса, которую разглядел при подъезде к дому. Он бежал мимо руин, мимо толпы, на ходу стараясь подхватить спадающие тапочки, и, придерживая куртку, которая болталась на нем, зацепившись одним рукавом. Тапочки, все же, почти свалились с его ног, мешая бежать, и он распрощался с ними насовсем, подшвырнув ногой один в одну сторону, а другой в другую. Продолжая бежать в носках, он еще пытался подхватить болтающийся и подметающий землю рукав куртки, но тот все время выпрыгивал из его руки, старавшейся поймать его. Он так и проволочился за ним следом почти до самой остановки автобуса. Несколько женщин попытавшихся узнать у него причину такого бега, и не получивших ответа, завизжали и бросились бежать за ним следом. Но он был первым, кто подбежал к автобусу и кучке пассажиров, приготовившихся зайти в подошедший автобус.

Глаза его нервно блуждали, когда он, растолкав толпу, старался открыть еще не открытые двери автобуса руками. Сначала пассажиры расступились, выражая подозрение к психическому состоянию нового пассажира. Они смотрели на него с сочувствием и одновременно с опаской. Они уже знали о случившемся, на улице, и посчитали, что это последствия нервного стресса. В следующую минуту, спокойствие покинуло и эту кучку, ранее непоколебимую, и они уже все, вместе с подбежавшими женщинами, пытались взять двери автобуса штурмом. Никто не знал почему, но все хотели быстрее влезть в автобус, и от этого только усугубляли ситуацию.

Водитель, выглянув из окошка кабины, бросил толпе несколько обидных слов, которые ничуть не успокоили ее надрыв, но все же штурм закончился, и счастливчики успевшие зайти в автобус, прежде чем водитель захлопнул двери, уже из окошек наблюдали за ситуацией. Кто-то, из нетерпеливых, крикнул водителю, — Вали скорее отсюда! — оставаясь безжалостным к оставшимся на улице желающим, войти в автобус.

Водитель чертыхнулся, и, предавшись ответно небольшой панике, крутанул баранку и, набрав скорость, от которой, в салоне все шарахнулись, из одного угла в другой, понесся по шоссе. Руины с такой же скоростью скрылись за поворотом, и автобус быстро затерялся среди других автомобилей и поворотов улицы.

Когда это злополучное место удалилось, пассажиры потихоньку приходили в нормальное состояние, и, отдышавшись, они стали искать источник паники, чтобы теперь в безопасности узнать, в чем же было дело. Их взгляды выделили в набитом салоне Виктора, который стоял, вцепившись в поручень заднего борта салона. Он стоял молча, тяжело дыша, но, не сопровождая свое состояние никакими комментариями. Только глаза его пристально смотрели на убегающую вдаль остановку. Пассажиры, немного застеснялись сами себя в глубине души и к концу поездки уже забыли о своем страхе. И когда Виктор, на конечной остановке, снова повторил свою затравку для окружающих, вдруг судорожно начав пробираться к дверям и выскакивая из них ценой спокойствия в салоне, все с опаской проверили свои сумки и карманы, дав ему возможность покинуть салон.

Виктор вбежал в метро. Тут только он понял, что все позади и увидел, что все на него смотрят с опаской и стараются отойти подальше, создавая большую плотность в одном месте вагона и разряженную в другом. Он увидел, как перешептываются и переглядываются некоторые, крутя пальцем у виска, и закатывая понимающе глаза. Некоторые из них помнили его по автобусу, и сейчас, ко всему прочему, заметили, что пассажир еще и ходит по городу без ботинок. Он вошел в метро в носках. Заметив это, он старательно стал прятать ноги, завернув их мысок за мысок, в надежде, что так никто ничего не заметит. И к его счастью, вскоре пассажиров стало настолько много, что обзор его носков стал недоступен, и теперь нужно было опасаться, скорее всего, того, что они не заметят его незащищенных пальцев ног, и наступят на них.

Еще одно испытание ждало его на беговой дорожке от метро до дома. Он короткими перебежками добрался до подъезда, и уже немного успокоенный выглянув для верности из подъезда, зашел в лифт и с облегчением и вожделением сжимал в кармане куртки ключи от дома.

— Они подумают. Что я выносил мусор, — успокоил себя он, забегая в квартиру. Слава богу, куртка с ключами была на нем.

Странно, Но все это время Виктор ощущал себя и здесь и там, он чувствовал свое положение в квартире, и чувствовал, как поднимает и успокаивает жену там, он стоял в своей прихожей, и чувствовал, что идет к себе домой.

И это могло случиться с минуты на минуту. Времени было в обрез. Он понимал, что он на секунду от события, которое приведет его в никуда. Он даже зажмурился от пронесшейся перед ним картины. Виктор увидел стоящую на столе бутылку водки, он быстро налил себе стакан и выпил залпом. Через минуту руки его перестали дрожать, и чувство страха стало не таким явственным, оно ушло в область философии.

Медленно, осознавая, происшедшее, Виктор вышел из кухни и остановился перед зеркалом, глядя в ноги, как бы решая трудную задачу, и ему стало немного спокойнее. Он почти знал, что избавление рядом.

— Надо подумать! — судорожно решил он. Если я уйду отсюда, что будет с Валей? Она останется одна? Что станет с Тамарой, она останется с ним вторым? Что будет, если он прыгнет туда?

Нас здесь двое, это значит, что именно я здесь лишний. Останется тот, потому что это его право. И разбираться в своей жизни, ему. Пусть все идет, как должно идти в этом мире. Каждому свое место.

Виктор услышал стук входной двери. Он вздрогнул и осторожно посмотрел в глазок. То, что он увидел, привело его еще в большее смятение. По коридору к двери шел он сам! Виктор отметил, что он имел бледный вид. Виктор в коридоре направился к его двери, и, достав ключи из кармана, стал открывать ее.

— Надо было поставить на защелку, — пронеслось у Виктора в голове, — но поздно!

Виктор снова метнулся к зеркалу, и тут его тело сковал паралич. Он не увидел своего отражения в нем! Но зато он увидел, как сзади открывается дверь.

В то же время он увидел какой-то туман в глубине зеркала, и как загипнотизированный стал всматриваться в него. В тумане обозначилась фигура мужчины, он сам входил во входную дверь квартиры. Он сам плавно, как в замедленном фильме приближался к себе и Виктор уже четко различал свое лицо. Волосы встали у него на голове, и по спине прошелся холодный бег мурашек. Он зажмурил глаза, ожидая взрыва, обжигающей боли, и падения в пропасть небытия.

— Аннигиляция, — подумал он, — плюс на минус, и ничто!

Эти секунды, почему то тянулись медленно, как резина, еще и замедляя свой бег по дистанции времени. Виктор не знал, что произойдет через секунду, но знал, что ничего хорошего из этого получиться не могло. Это противоестественно, это не нормально, это взаимоисключающе быть в одной комнате рядом со своим двойником.

Но с другой стороны в квартире Тамары пронесло! Успел удрать! Значит сила притяжения не так уж и велика? Они не уничтожили друг друга, — радостно подумал он.

— Вспомни свою вторую теорию! — прошептал ему внутренний голос. Стрелка магнита. Вы одно целое, и никогда не разрушите друг — друга, вы просто будете существовать на разных концах, но существовать вместе, вы просто поменяетесь местами. Ровно на сто восемьдесят градусов. Не думаю, что это будет так больно или смертельно. Может быть, только очень быстро, и не исключены перегрузки!

— Не бойся, раз и все, — успокоил он сам себя, оставаясь с закрытыми глазами, не имея возможности пошевелить ни руками не ногами. Перегрузки! От некоторых и помереть можно! — подумал Виктор. Он ждал в этой безразмерной минуте конца, потому что ничего уже от него не зависело.

Но время шло и ничего не происходило. Он потихоньку начинал ощущать себя и даже почувствовал, что руки и ноги приобрели подвижность. Виктор пошевелил для уверенности пальцами, и повернул голову в разные стороны. Потом тряхнул головой и открыл глаза…

* * *

Он увидел свое отражение в зеркале. И все было так буднично, и обычно. Как после страшного сна утренняя действительность. Напротив стояла вешалка, на ней висел его плащ, на стене тикали часы, и горело бра. Он посмотрел на себя и увидел напряженное и удивленное свое лицо. Все было в норме!

— Господи, опять заскок! — подумал он. Вот так даются денежки. Все-таки после Африки я чего-то подхватил. Все время, какие то галлюцинации провалы в памяти. Он хотел, было потушить бра, и пройти в свою комнату, чтобы лечь на диван, как обомлел. Сзади него были двери утопающие в уходящем в бесконечность коридоре. И он сам видел их не в отражении, как это было раньше, он сам находился в этом коридоре. Он пригляделся к нему и стал считать двери, которые были по разным сторонам.

— Одна, две, пятнадцать…

Его потянуло пройти по коридору и заглянуть в каждую из них. Он уже, хотел, было, сделать шаг к первой.

— Подожди, не спеши, сначала разберись, — прокричал ему внутренний голос. Ты же не знаешь что за дверями. И судя по нашей теории, за каждой из них твоя жизнь, но чуть— чуть измененная. Есть опасность попасть не в ту!

Виктор снова посмотрел назад. Он увидел лицо второго себя всматривающегося в зеркало, не видящими его глазами.

— Пора кончать с этим, — подумал Виктор. Если я не уйду отсюда, он не начнет жить своей жизнью там. Его ждет Валя, его ждет Тамара, его ждут наши дети и мой внук! Но они все принадлежат его жизни там, хоть и чуточку моей, ведь он это я! А я еще дождусь и своей любви и своего внука там. Где я должен быть, не занимая чужого места. Или снова повторение смертей, двойные переживания потерь и ошибок…

И Виктор сделал первый шаг, по коридору, напоследок незаметно махнув рукой второму Виктору. Ему показалось, что он увидел, как он второй с облегчением отошел от зеркала и направился в комнату.

— Потом разберемся, — решил он, делая еще один шаг. Но тут он почувствовал, что его начинает слабо притягивать что-то впереди. Он сделал еще один шаг по тускло освещенному коридору и почувствовал, что сила подталкивает его сзади как ветер, и тянет спереди как пылесос, засасывающий пыль. Он рассчитал усиливающее действие силы и сделал еще один маленький шаг. Он еще мог сопротивляться это силе спереди, но уже не мог преодолеть силу толкающую его сзади.

Следующий шаг был роковым, потому что сила притяжения, действующая на Виктора, стала настолько велика, что он почувствовал, что уже не только идет, а уже бежит, не имея возможности остановиться, как человек, набирающий скорость при беге с горы. Он уже не замечал мелькания дверей и длину пройденного коридора, он видел только одну светлую точку на фоне черной поверхности. Он летел, приближаясь к ней. И она становилась все больше и больше, и, наконец, глаза Виктора уже не могли выдержать того яркого света, насколько огромной была разница между тьмой и ярким пятном. У него появилась боль в глазах, и он зажмурил их, не надолго почувствовав тошноту, как в детстве при езде в автобусе.

Виктор постарался побороть это чувство, глотнув слюну и, стараясь вдохнуть в легкие побольше воздуха. Неприятное чувство ушло, Виктор открыл глаза, и уже перестав удивляться тому, что с ним происходит в последнее время, он с облегчением отметил, что уже не летит по темному коридору, а лежит на песке под листьями высокой пальмы, которая шелестит над ним своими ветками, от порывов ветра с океана. По бирюзовому небу плыли розовые облака, и судя по краскам неба, это было приближение вечера. С сознанием к Виктору вернулось чувство обоняния и слух. Он уловил запах океана, песка и еще запах терпких духов, исходящих от тела женщины.

— Ты очнулся? — услышал он ее голос, и почувствовал, как ее руки гладят его по лицу.

Она смотрела на него яркими, как уголь глазами и улыбнулась своей очаровательной улыбкой, напомнившей Виктору все, и возбудившей в нем желание обнять ее.

Клара! — проговорил он, поднимаясь и садясь на песок. Я так мечтал о тебе моя фея, моя красавица. Я видел тебя во сне, я видел тебя везде и во всем. Я мечтал о тебе, но ты была далеко. Ты ведь всегда не настоящая. Ты иллюзия, мечта, сказка… И сейчас…

— А сейчас я твоя, — сказала Клара, склоняясь над ним, и прижимаясь к нему всем телом. А сейчас я могу целовать тебя, и любить тебя так, как хочу, и так, как хочешь ты. Она обвила шею Виктора руками, и медленно, прижимаясь к нему своей грудью, отклонила его снова на песок.

Ветер с океана нес волны и облака, приятная прохлада опускалась на разгоряченный песок. Они плавали в теплой черной воде, и луна показывала им дорожку в страну грез. Чайки кричали, пролетая изредка над ними, океан мерцал, и невозможно сказочная ночь окутывала весь мир своим гипнозом.

— Я в сказке, — думал Виктор, наслаждаясь водой, близостью магического тела Клары, упоенный ароматом ночи. Это не может быть действительностью, как и все, что было перед этим. Он боялся, что все вдруг кончится, и пробуждение окажется отвратительным. Но все продолжалось. Они вышли на песок, и Клара повела его к хижине из пальмовых листьев.

— Ты любишь меня? — спросила она. Не вспоминай про другие миры, забудь про них. Ответь мне так, как ты чувствуешь, пребывая в этом мире, рядом со мной. Как ты чувствуешь сейчас.

— Да моя фея! — ответил Виктор, нежно целуя ее руки. Но я боюсь проснуться, ведь это все вне реальности. Я понимаю это. Если бы я мог оставаться здесь, то не хотел бы другого счастья, чем быть рядом с тобой всегда. Но я запутался. И я уже ничего не знаю наверняка, что произойдет со мной.

— Я открою тебе один секрет, — сказала Клара, садясь за столик с напитками в хижине. Посмотри сюда, показала она рукой в сторону.

— Зеркало! Виктор увидел свое зеркало, но он снова не увидел в отражении самого себя. Впереди были коридоры.

Я ухожу? — спросил он, понимая. Что приближается расставание.

— Да ответила Клара. Но я имею власть над твоим существом, в каком бы измерении ты ни был. И если бы не это, то ветер странствий унес тебя в неизвестность. Моя сила заключена здесь, — Клара показала Виктору его восковую фигурку. Здесь заложен твой код, и зная ключ, я смогу позвать тебя и во сне, и в параллельной реальности в наш мир. Ведь он не твой, ты человек из другого мира, и сейчас находишься в состоянии полета в свой. Это лишь остановка. Пусть этот вечер будет всегда в твоих воспоминаниях, потому что я хочу, чтобы твое сердце звало меня.

Эта дорога, этот коридор, по которому тебе еще придется идти, запутан для непосвященных. У каждого из живущих, много возможностей прожить свою жизнь, их бесконечность, и каждый новый поворот судьбы это дверь в другую жизнь. И в каждой двери, жизнь почти похожа на твою. И в каждой уже есть твое отражение, ты сам с другой параллельной жизнью. Твоей очередной импровизацией. Ты должен поскорее попасть в свой, или ты будешь каждый раз отброшен своим двойником и потеряешься, попадая все на новый уровень жизни, ты не найдешь своего мира за всю жизнь, отпущенную тебе.

— Но, как я сюда попал? — воскликнул Виктор, понимая смысл слов Клары, потому что они были выражением его размышлений о зазеркалье. Я чувствую, что это произошло тогда, когда я смотрел в зеркало на Рождество. Но должно быть еще что-то. Тысячи людей смотрятся в зеркало и ничего. А я…

— Ты почти прав, ответила Клара. Но ты не должен знать всего, это секрет нашего племени. Скажу только, что исключительным образом совпали два момента, и ты был вовлечен в зазеркалье случайно. Ты попал сюда, а другой не смог вернуться. Вы стояли у двери зазеркалья, но тот импульс энергии, который был предназначен другому, поймал ты. Ты положил начало хаоса, и если бы не дедушка, он мог бы обернуться трагедией для многих. Возможно, я расскажу тебе еще много удивительного, и даже покажу, но это будет потом, когда к нам вернется наш вождь в теле малышки, когда мой отец вернется в наш мир, когда зеркало треснет, и ты, минуя несколько миров, придешь в свой. Наш клан, только восстанавливает свои силы и обретает свое могущество, потерянное с уходом двух мужчин, и потерей нескольких реликвий. Мы восстановим прежде утерянное. И ты должен нам помочь. Вернувшись туда, напиши книгу о своих размышлениях и открытиях жизни в зазеркалье. Мы будем ждать. Ведь твой успех отразится в зеркалах, и мы увидим его. И тогда мы снова встретимся, сначала не надолго, и это будет для тебя сюрприз.

Сейчас тебе нужно возвращаться. Время для таких свиданий отпущено небольшое, и к тому же оно забирает у тебя кусочек твоей жизни. Спеши. Ищи свою дверь по шелесту, который ты услышишь, если прислушаешься душой. Это будет звук музыки твоей жизни, твоих привязанностей, твоих дней и минут. Слушай.

* * *

Виктор заметил, что в зеркале возникло его отражение, сзади которого стояла Клара. Он повернулся, чтобы взять ее за руку, и увидел, только коридоры, которые тянули его к себе. И сила, подхватившая его мощной рукой, уже не давала возможности обернуться еще раз. Она несла его вперед. В бесконечность. Но теперь Виктор знал, что каждый шаг может стать для него катастрофой. Он старался сдержать эту силу и как будто, поддуваемый сзади мощным ветром, напряг мышцы и сделал первый осторожный шаг, прислушавшись к разнице в ее действии. Он прислушался к пространству как к себе, Он настроил все существующие и несуществующие органы чувств, чтобы услышать родной шелест. Сделаю еще шаг, — решил он, просчитывая свои действия, и, включив интуицию, как сапер, чувствуя, что еще может сопротивляться увеличенному действию засасывающей силы. Он слышал только звон, издаваемый тишиной, но не слышал шелеста, который пока что, он не очень представлял. Он только знал, что узнает его, как только он появится. Он, вдруг, вспомнил слова Любы, про тот же шелест, а вместе с ней, он вспомнил Валю, Николая, их дом, их квартиру. Он вспомнил свой диван и шипящий, на плите чайник, он вспомнил свою жизнь там и… услышал слабый шелест, который становился, слышен все отчетливее. Он как будто настроился на его волну, и теперь помехи не искажали его.

Шелест исходил откуда-то, совсем рядом, но из какой двери правой или левой, он еще не понимал. Пространство как пружина поджало его вместе со следующим шагом, и он понял, что следующий шаг, даст напор, которому он уже не сможет сопротивляться. У него в распоряжении была доля секунды. За нее он должен был сориентироваться, собраться и сделать правильный бросок, преодолев все на своем пути, на своей траектории броска. Нужно успеть сделать рывок, и Виктор надеялся на тот запас энергии, который, природа приберегает для особо опасных случаев, открывая в человек второе дыхание.

— Главное очень хотеть, соберись и шагай, — приказал ему внутренний голос.

— А если это ошибка, — хотел возразить Виктор, и почувствовал сильный толчок.

— Это конец, — подумал он, вздрогнув от второго толчка в спину. Он снова ощутил тошноту и неприятное чувство, как при пробуждении от хлопка двери, в момент, когда ты только заснул. Виктор снова вздрогнул, ощущая падение в пустоту…

Но оно было вызвано пробуждением. Он открыл глаза, потому что вздрогнул от того, что голова его упала с руки, облокотившейся, на столик От этого он вздрогнул и проснулся.

* * *

В комнате горел свет. На столе стояла начатая бутылка коньяка, и лежала вилка с наткнутой на нее колбасой. Виктор привстал и тряхнул головой. Он увидел телевизор, и услышал мелодию, под которую ехали на машине герой и принцесса из средневековья.

— Ого, проспал весь фильм, — подумал Виктор, наливая себе сока в стакан. Я чего, столько долбанул много, что отключился? — подумал он. Всего то граммов сто! А! Я хотел погадать на даму! В голове у него прояснилось, и он до конца проснулся. Это, наверное, вроде гипноза, — подумал он. Смотришь в зеркало и от пристального взгляда, как змея перед фокусником становишься заторможенным. И надо же привиделось!

Он провел взглядом на отражении сзади, и увидел свой коридор, свои старые обои, и кресло, на котором висела его куртка. Он машинально обернулся. Он заснул перед зеркалом в своем коридоре! И ребят нет, скучно. Привык! Был бы здесь Колян, мы бы с ним… — подумал с тоской Виктор.

Да он ведь умер! — вспомнил он, и от этого даже присел на кресле. Когда? Виктор не мог сопоставить сегодняшний отъезд соседей, и время, в котором произошли эти события. А Валечка, она почти уже его жена?!

Виктор еще раз тряхнул головой, и пошел в ванну облить ее из душа. Он ничего не понимал в этой нелепости своих мыслей. Нужно окончательно проснуться, подумал он, вытирая полотенцем мокрые волосы и лицо.

Спас его поворот ключа во входной двери. ОН прислушался и услышал знакомые звуки шагов, от которых у него сразу потеплело на сердце. Виктор бросил полотенце и выбежал в коридор.

— Колян! — запричитал Виктор, Колян! Дорогой мой, ты вернулся, живой. Валечка, Виктор уже хотел обнять ее, но вовремя опомнился.

— Ну, чего мужик, чего сидишь как в берлоге, скучно без нас!? — сказал Николай, весело стукая его по плечу. Совсем одичал, — засмеялся Николай, глядя на мокрые взлохмаченные волосы Виктора. Через часок заходи, ужинать будем, мы такой кусок свинины тащим, зятю из деревни прислали. И капуста солененькая. Сегодня же Рождество. Так что как раз к первой звезде и успеем.

На глазах Виктора показались слезы.

— Колян, друг. А я уже сам себя сижу, жалею. Думал, пить одному придется.

— Да вроде ты уже и остограмился!? — сказал Колян, приглядываясь к Виктору. Грех, рановато. Ну ладно, давай покайся и через час к нам приходи.

— Придет, придет, — весело сказала Валя. Только на самогонку очень то не настраивайся. По рюмке и все. Остальное, для гостей!

— Ну, Витьку то не откажешь? — ответил Николай, открывая свою дверь ключом.

— Заходи, мы с тобой потихоньку начнем, пока она на кухне будет, подмигнул он Виктору.

Колян скрылся за дверью, под приказание Вали разбирать сумки и звонить девчонка.

* * *

В душе у Виктора ликовало как после посещения церкви, как после известия, которое перевернет жизнь, как после перемены приговора, который, сперва вынес врач. Он пошел в ванну, принял душ и растер себя полотенцем. Кровь забегала по венам, и ему стало хорошо. ОН совершенно пришел в себя, и пока у него оставался час, он решил немного прибраться в квартире, чтобы все было, как положено на Рождество. ОН стал шарить у себя в холодильнике, думая, чтобы ему тоже захватить к Коляну, чтобы не приходить с пустыми руками.

— Молодец, что такой я запасливый подумал он, доставая колбаску, консервированные фрукты и король своих покупок огромный зелено— красный манго. Виктор подержал его на руке.

— Ого! — подумал он, — килограммчик будет, хотя что там, одна кость, но экзотично! Он понюхал плод, и вдруг в памяти его, как прекрасная мелодия пронеслась картина океанского берега с наплывающими на него серебристыми волнами, он представил романтичную картину. Себя бредущего по берегу с темнокожей красавицей и ее поцелуи, жалящие его в самое сердце и отнимающие силы, так, что подкашивались ноги при упоминании об этом. Виктор вздрогнул, и сложил продукты в корзину. Украсив ее новогодней мишурой. Сверху он положил бутылку виски.

Через сорок минут он уловил запах жареного мяса, расплывающегося по коридору и проникающего в его дверь.

— Скоро пожрем, — потирая руки, подумал он. И представил, как он подлизывается за столом к Валечке. Читая ей хвалебные стихи. Он взял в руки свою тетрадку и увидел, что в ней меньше стихов, чем он предполагал, тетрадка показалась ему, не в меру худа. Он пролистал листы и увидел стихотворение, на котором остановился. Это было стихотворение, посвященное случаю в его жизни. Который дал ему таких друзей. Виктор взял ручку и быстро набросал стихотворение, посвященное милой Валечке и ее мужу Коляну. Стихотворение легло на бумагу, как по маслу и думать даже не пришлось. Виктор еще раз критически посмотрел на него и услышал голос Коляна, — Витек, давай, плыви. Все готово.

Он вошел в квартиру, босиком и с корзиной на голове, под музыку барабанов, имитирующих им самим.

— О, какая красота, — улыбнулась Валя. Прямо подарок из Африки. Не хватает только негров с барабанами.

— Колян, изобрази, побил Виктор ритм по столу, и, помогая понять его голосом.

Трам— парампам, трататам папарам. Виктор запрыгал в такт барабанов и удивлялся сам себе, насколько ладно получился у него танец негров аборигенов. В голове у него возникла картина пляски негров в какой-то хижине, с народными костюмами и настоящими барабанами и перьями. Он просто вошел в их состояние, и у него получалось также. Колян запрыгал рядом, не попадая в такт, но стараясь изо всех сил изобразить негритянсого колдуна.

Тихо, сейчас стол мне с места свернете, расхохоталась Валя. Два огромных козла, вам бы по горам прыгать, а не в этой тесной квартирке резвиться. Давайте быстро, или помогать или не мешать.

— Что делать киска моя, — подбежал к ней танцуя и кривляясь Николай.

— Картошку чисть, девчонки через минут тридцать уже здесь будут, так что начинай! — скомандовала она.

— А я, а я тоже хочу помогать, — пропел Виктор.

— А ты Виктор, можешь и отдохнуть, ты же не мой муж, ты гость. Но если хочешь, открой банки. Вон там на столе. А пока вот вам по бутербродику с буженинкой, — сунула она им в рот соблазнительные призы за начало работы.

— Вроде все предусмотрели, — сказала Валя. Но пока подождем, сейчас к нам Люба с Татьяной из Сочи подъедет. Попросила подружку с собой взять. Она к ней приехала на недельку, а Любашка с ней в пансионате познакомилась, говорит хорошая женщина. Может быть, к ней на следующий год в отпуск поедем, сказала Валя, ставя лишние тапочки в прихожей.

— А хотите, я отгадаю, какое у нее отчество! — сказал Виктор, почти уверенный, что это будет Сергеевна.

— Ты чего после первой стал ясновидцем, — засмеялся Колян. Вот щас Любашка придет, вы с ней споетесь. Она любит такие глупости.

— Валечка, а что за девчонки будут, — спросил, проглатывая бутерброд и, подлизываясь, Виктор.

— Люба и Таня. Ты их не знаешь, скоро увидишь, потерпи.

Валечка ловко накрыла стол скатертью и стала расставлять тарелки и столовые приборы.

— Господи, ребята, как же у вас хорошо, у вас просто все источает мир и дружбу, — воскликнул Виктор, слушая звуки включенного магнитофона. Я вас обожаю! И завидую белой завистью.

— Ничего Виктор, потерпи, мы и тебе невесту найдем. Ты, главное, пока будь к этому готов. Денежки копи и сил набирайся, а то с ними, думаешь легко? Я вот уже ноги почти протягиваю, как ночь подходит. Весь день все об ней, все об ней… — вздохнул Николай.

— Да ладно тебе придумывать! — засмеялась Валя, ставя на стол салатницу. Во звонят, наверное, девчонки, иди открывай.

В комнате журчала ажурная музыка, краски и запахи неслись в веселом хороводе, а хозяева источали такую добрую энергию гостеприимства, что это было видно, даже невооруженным глазом. И звуки, и запахи, и энергия. А может быть, только вместе они и составляли такой коктейль, который приводил душу в восторг, а мышцы наполнял молодостью и радостью.

— О, девчонки, проходите, — завопил Колян, целуя каждую из них и тиская в объятиях. Давай, давай быстро раздевайся, а то мы здесь уже изголодались с Виктором. Валюшка нас голодом морит, и в рабство взяла. Говорит, пока гости не придут ни-ни.

— Звезда уже взошла! — сказала, раздеваясь, Таня, и Виктор отметил, что она очень милая.

— Какая загорелая! И волосики жгуче черные, и глазки, как угольки, ох и мила, — подумал он сам про себя, уже представляя и другие детали ее соблазнительной фигурки.

Татьяна сняла сапожки, и Виктор увидел две стройные ножки с короткой юбочкой из шифона. ОН удовлетворенно хмыкнул. Он и не сомневался в их стройности, он даже знал, что на шейке Татьяны должна быть маленькая родинка. Он, почему-то представлял женщин такого типа с родинкой на шее.

— Потом посмотрим, решил он, радуясь тому, что в этот вечер у него будет объект его внимания.

— Жалко деверь не придет, он сегодня на прием в посольство пошел. Большой человек, но простой. Мы же с ним с вот таких лет знакомы. Чего ему важничать. Знаешь, он скоро в Африку будет набирать людей, меня обещал взять с собой. Денег заколочу, если получится и про тебя словечко замолвлю, — трепался Колян, постоянно бегая на кухню, помогая Вале приносить забытую горчицу, и еще одну банку с огурчиками.

* * *

Знакомьтесь, Татьяна Сергеевна, — сказала Люба представляя Таню. Она у нас медсестра, кому укол, кому давление проверить. Пользуйтесь, пока она здесь.

— Какие у вас тут мужчины! Сказала, делая многозначительные глазки, Таня, пожимая руку Виктору. Мне кажется, я вас где-то видела! — сказала она, всматриваясь в его глаза. Вы в нашем пансионате не отдыхали?

— Да нет, в Сочи был только во сне. Но может быть, теперь полечу именно в ваш пансионат. Специально разобью что-нибудь, чтобы вы меня перевязали, сказал Виктор, сам себе удивляясь, насколько он потерял обычное стеснение и заворковал и заострил.

— Пока я там работаю, только и ждешь, сейчас на перевязку придут. Сколько не говори, не прыгайте с камней, все равно прыгают. То ногу порежут, а то и головой шарахнутся! — заговорила Татьяна.

* * *

— А вы здесь живете? В Москве? — спросила Татьяна Сергеевна Виктора.

— Я даже живу рядом с этой дверью, — сказал Виктор.

Все блюда уже были перепробованы, и тосты уже требовали осмысления, на предмет нового.

— Да? А можно посмотреть вашу квартиру? — сказала Татьяна Сергеевна, уже направляясь к дверям.

— Покажи, покажи, — сказал Виктору Колян, делая знак, — Во!

— Может, женим нашего Виктора, а то засиделся один! — шепнул он Любе. Она не замужем?

— За мужем, Только по-моему, он ее доканал своей ревностью. Ругаются через день.

— Да девица шустра, только дурак ее ревновать не будет. Ну ладно, сами разберутся, — сказал Николай и немного позавидовал, что он то удалиться с такой девчонкой не может.

* * *

— Как у вас хорошо, уютненько, вот только занавески нужно другие повесить и диван поставить сюда, а шкаф сюда, — сказала Татьяна Сергеевна, заглядывая в квартиру. По дороге в кухню она остановилась около зеркала и поправила прическу, посмотрев на себя и так и сяк.

— Зеркалу, наверное, сто лет? — спросила она.

— Двести! — ответил Виктор, подходя к зеркалу и встав рядом с Татьяной Сергеевной, глядя на себя и заодно на их пару. Щечки Танечки алели румянцем, губы соблазнительно смотрелись на красивой мордочке.

— Танечка, я вас как будто сто лет знаю! — сказал Виктор, повернув ее к себе.

— Я тоже, даже сама удивляюсь, — ответила Татьяна Сергеевна и обвила шею Виктора ручками. Они слились в поцелуе без тени стеснения. Без лишних фраз, они сделали это, как будто специально пришли за этим сюда. Они и не заметили, как зеркало издало голубое свечение. Они сами плавали в розовых и голубых облаках, и им было не до этого.

— Ну, вы скоро к нам вернетесь, постучалась в дверь Люба и не услышала ни одного слова в ответ.

Глава вторая

Это было последнее, что помнил Виктор, перед тем как очнуться. Он целовался во сне с женщиной и очень симпатичной! Он поднял голову, открыл глаза и увидел, что сидит в квартире друга, перед своим любимым зеркалом. На столе стояла пустая бутылка и рюмка тоже пустая.

— Господи сколько же сейчас времени? — подумал он и посмотрел на часы. Я сел за стол в восемь, а сейчас девять. Получается, поспал-то минут двадцать, а то и меньше. А чего так весело на душе? Сел с бутылкой грустный, а поспал, и все прекрасно? — проанализировал свое состояние Виктор. Пословица говорит правильно. Утро вечера мудренее, правда, друг? — спросил он свое отражение.

— Правда, правда. Наконец то вышел из депрессии. А то, что делать? Как дальше жить? — прошептал ему внутренний голос. С балкона собрался падать!

Слушай, мне такое тут привиделось, где я только не был… — перебил отражение Виктор, и глаза у обоих выразили удивление. У Виктора, оттого, что он и сам еще не мог осознать, а у отражения оттого, что оно было вежливым и с готовностью ждало удивления от рассказа.

Но Виктор снова сел на стул, ошарашеный, наплывом пройденных событий, которые расталкивали друг друга и все менялись местами, как пазлы при установке их в неправильное место. Он закрыл глаза, силясь сопоставить что-то, что должно сделать пазлы целыми.

— Кто бы это мог быть? — услышал Виктор звонок телефона.

— Ну, привет! — сказала Тамара. Не надоело еще по квартирам то скитаться? Или уже себе бабу нашел, и прижился? — съехидничала она.

— Никого я не нашел! — ответил Виктор, даже радуясь ее голосу.

— У нас тут слух прошел, что дом наш ломать будут. Так что, давай возвращайся, думать будем, что нам дальше делать. Иринка, вон беременная, так что, может быть, скорее зятя пропишем, вот и получим всем по квартире. Красота!

— Как беременная? — воскликнул Виктор. Опять!

— Налакался что ли уже!? — съязвила жена. Почему опять? Когда она уже беременной то была?

— Да это я спросонья. Ничего сразу не пойму, — оправдался Виктор.

— Как беременная, от мужа беременная. Вчера расписались, так что месяцев через шесть дедушкой будешь! — проворчала жена. Ты еще подольше от семьи скрывайся, к свадьбе внука позовем, в самый раз будет.

— Вот тебе и первый звонок, — подумал Виктор. Все сходится. Родится внук, я знаю, а в день ее выписки из больницы будет взрыв в доме!

— Тамарочка, только не решайте ничего без меня. Я завтра прибегу, — сказал Виктор.

— Ждем! — сказала Тамара и повесила трубку.

* * *

— Боже мой! Так я же все уже знаю. И про внука и про квартиру. Мне что вещий сон приснился. Или я в будущем был? — спросил он.

— В зазеркалье ты был! — ответил ему отражение, ты что, еще сомневаешься?

— Да вроде да, в параллельных мирах! — вторил ему внутренний голос. Я лично помню Африку, Валечку и Коляна.

— А я помню, как мы с тобой в Сочи ездили, — мечтательно напомнил отражение.

— А я помню все! — вдруг понял Виктор. Только слишком много всего было, я уж и запутался где и когда и с кем.

Да, в памяти Виктора события уже стали укладываться в более или менее последовательную цепь. Но физически и материально не существовало никаких подтверждений, что все было реально. Единственным доказательством была его память, его оставшиеся ощущения и возможность повторения событий.

Виктор задумался над тем, в каком времени он был.

— Судя по внуку, он был в будущем, судя по квартире тоже. Но мать! Господи! Мамочка! Ты ведь тоже еще жива, а там я тебя похоронил два раза! Значит, опять же был в будущем! Все правильно! И если я был в будущем, то я теперь могу предсказать некоторые события.

Они еще не знают, а я знаю, что у Иринки будет мальчик, и к тому же похож на меня. Они еще не знают, что не нужно просить квартиру в Марьино, а я знаю, нахмурился он. Да, что-то можно предотвратить, а что-то нет. Но зато я могу скрасить последние дни своей матери, — подумал он. Конечно, дай Бог мне ошибиться, но там она умерла еще до поездки в Африку. Это значит, что осталось не так уж много! Если конечно ход событий повторится. Виктору стало очень жаль мать, и на глаза его набежали слезы. А может быть поберечь ее, не пускать на огород работать, дома пусть побольше отдыхает, — начал придумывать он, возможные способы облегчения ее жизни. Но как ей скажешь об этом. Опять не получится.

— Что вы меня раньше времени хороните, — скажет. И нервы ей все равно муж сестры трепать будет. И все равно она будет переживать. Да и сердце уже не восстановишь. Все что приведет ее к концу, уже накопилось за всю ее жизнь.

— А ты к ней съезди, привези что-нибудь, по телефону поговори, вот она и порадуется. Это то ты можешь! — сказал ему внутренний голос. А жизнь, она как идет, так и будет идти. Помнишь, как Люба сказала: «Если есть грибочки вместе, глядишь, и достанется одному тоже, поменьше плохих!» Вот и возьмешь на себя часть ее боли. Не грибами конечно. А заботой, любовью, помощью. Понял? — спросил его внутренний голос.

— Понял, — ответил Виктор, прекрасно понимая, что даже то, что он может, он не сделает. Сейчас пойдут проблемы с квартирой, потом с Иринкой, потом с работой. Так и не выберешься к матери. Но я постараюсь, — дал он себе слово. В доску расшибусь, но сделаю.

А вот интересно, есть в этой жизни Валечка и Колян? Как бы мне их найти? — подумал Виктор. Там я получил квартиру в Орехове! Так, в окна было видно озеро и парк. Так. Этаж помню, подъезд тоже. Нужно поехать и найти их.

— Привет Колян, дорогой мой. Привет Валечка, — представил он их встречу. Интересно, они должны меня знать! Или нет? Вот так приедешь, а они скажут, вы кто? Еще и чего-нибудь подумают, что я квартиру хочу обокрасть, или еще что-нибудь. Незнакомый дядя в объятия лезет. Любой удивился бы. А Клара! Виктор даже вздрогнул, представив ее поцелуи и океан. Неужели это все кусочки моей жизни, и они произойдут со мной. Может раньше, может позже. Но ведь они отражение моей жизни.

— Отражение отражений, один из вариантов твоей жизни. Так, что совсем не обязательно все это произойдет с тобой снова, по крайней мере, здесь. А вообще, это тебе урок. Вспомни, почему тебе везло так в той жизни. Что такого в тебе было не такое, как сейчас. Вот и приблизишься к исполнению на бис своей судьбы, — поэтично закончил внутренний голос.

Виктор задумался над своим Я, и подумал, — возможно, я сам там был другим, а может быть это стечение обстоятельств было немножко другое? И ничего от меня не зависело. Я это я и есть. А вот например, Африка, так это повезло с соседями, опять же потому что один стал жить, а вот не разведусь, так Тамара мне по друзьям ходить не очень то даст, так что эта удача меня минует.

Он понял только одно, что жизнь его каждый раз менялась на маленькую долю событий, а они приводили его судьбу совсем к другому направлению и результатам. Но подумал он, там всегда был я, была Тамара, и, в общем— то все, но они играли в его жизни то большую, то меньшую роль. Они проявлялись в его жизни, но немного в других оттенках и ракурсах. Набор мозаики, из которой можно собрать разные узоры, подумал он про свои воспоминания. И как все это подтвердить в жизни? Все так призрачно, как сон. Да это скорее похоже на долгий сон, или на длинную фантазию своего же ума, более длинную, чем просто мысль. Это был сноп мыслей, и они занимали, и большее временное пространство, и имели большее воздействие на его психику.

Подтверждение могло быть только одно. Это повторение событий и появление действующих лиц. А пока их нет, он может подетально вспомнить их, и записать, поставив там дату, чтобы потом, когда это произойдет, он мог сам удостовериться в своей правильной теории.

Виктор открыл свою тетрадь со стихами, которая стала еще тоньше, и открыл последние два листа ее, написал Оглавление. Он писал короткими фразами свои недавние приключения, свои вехи, свои самые яркие чувства и имена людей, которые были ему дороги в том загадочном мире. Стихов, по сравнению с его последними воспоминаниями было меньше намного. Но он чувствовал в себе такой потенциал тем, такой потенциал чувств, которые теперь он мог легко отразить на бумаге, что уже представил сроки, в которые его тетрадка приобретет такой же аппетитный вид, как и тогда, перед полетом по коридорам.

Оглавление для не сведущего человека, было всего лишь набором названий его будущих стихов. Но, для Виктора говорило о многом. Он вспомнил все не сразу, и первое что он записал, это была песнь о девушке, которая своим взглядом убивает мужчин, о его Медузе Горгоне, и стихи о нежных руках женщины, которые вылечат любую боль. Потом шли стихи о друге, который уже не вернется, и стихи о женщине с букетом желтых листьев… Виктор, как будто проживал кусочек жизни, только лишь написав название стихотворения. Потому что, оно уже жило в нем полностью написанное, нужно было только выложить его из памяти на бумагу.

Одно он вспомнил со щемящим чувством страха, это взрыв дома. Он произошел там, в том параллельном мире. И там он не задел его семью, но был так близок. Он понял одно, что здесь это может случиться не только с разницей во времени, но и с разницей в воздействии, с разницей в пространстве. Поэтому, зная, что там, этот взрыв лишь косвенно задел его семью, он не мог быть спокойным до конца. Он был ответственным за это, потому что знал будущее.

Первое, что нужно было, это предотвратить их выбор места новой квартиры. Хотя пока что о такой постановке вопроса, ничего не говорило. И если, вдруг, в ближайшее время будет предложено выехать из старого дома именно по этим адресам, это будет первый звонок. Все, подумал Виктор. Пока, это самое главное. Можно еще попытаться предотвратить взрыв вообще! — подумал он. Как я смогу жить, если буду знать, что мог сохранить людям жизни, предупредив их, и предупредив милицию о том, что… Но, как это сделать!? — вдруг подумал он. Как сказать об этом жильцам, и кто ему поверит. А в милиции, сочтут его за сумасшедшего, а то и хуже! Нет, это было не реально. Вещать на уровне Кассандры, и получить кассандрово! Поэтому и нельзя переделать мир, даже если ты знаешь как, — решил Виктор, вспоминая ехидные замечания по поводу некоторых провидцев..

* * *

Виктор пришел в дом, уже готовый к уколам со стороны жены, и, готовя ответы, которых он так никогда и не сказал ни разу. Может быть потому, что всегда чувствовал в ее упреках свою вину, может быть потому, что берег свои нервы, может быть потому, что со временем обленился и уже не хотел ни бороться, ни доказывать. Он вдарился в стихи, и они приносили ему покой, удовлетворение и иллюзию интересной жизни. Но тогда, он пока не понимал, что с этой каждодневной иллюзией, он все дальше и дальше уходил от действительности. ОН мог часами не есть, мог ходить в одном и том же костюме, он мог не обращать внимания на всю эту суету, потому что в том мире, где жили его образы, ему было очень хорошо. Он жил в своих стихах, и теперь это его устраивало. Ему хватало малого, лишь бы его не трогали. ОН работал и свою получку носил в семью, он не пропивал, не уносил деньги из дома, и считал, что безгрешен по отношению к семье.

И лишь теперь, он посмотрел на их дом, на их бытие другими глазами. Маленькая тесная квартирка со старой мебелью. Может быть неосознанно, но ему мешала эта теснота, и он как самый последний эгоист, снял себе квартиру. Себе! Не подумал, как улучшить жизнь семье, а получил покой и простор для себя!

Он вспомнил квартиру Коляна, дворец Клары и даже его апартаменты в Сенегале. Нравилось?! — съязвил он про себя, а жене, думаешь, нет? Он понял все, посмотрев на их жизнь новым взглядом.

— Колян, — вспомнил он, да он на двух работах разрывался, вот и был у них дом полной чашей, а Валечке что оставалось, наводить красоту, да готовить вкусные вещи. Ведь у нее было все в избытке, и нервы спокойные. А я? Носил свои десять тысяч и гордился.

— Мне ничего не надо! — вспомнил он свои отговорки. Но жене нужно и новое платье и красивую шубку, как у Вали, и в отпуск с мужем в Сочи съездить, да что Сочи, уж давно все по заграницам таскаются, а она? Бедная, она только дачу, да мамину деревню и видит! А детям? Вон весь день проводят на улице, да у друзей! А почему, да потому что здесь убого! Получается, что во всем виноват один я, и только я! — заклеймил себя Виктор. Крутиться нужно было, а не на диване лежать с тетрадкой. А если уж и взялся за стихи, так бегай по издательствам, ищи способ превратить их в деньги! Ты обязан, это твоя семья и никто ей больше не поможет.

* * *

— Ну что, как будем вопрос решать? — спросила его жена. Получим вместе или ты хочешь один?

Она, конечно, знала, на чем будет настаивать, она уже была почти уверена в своем решении, но начала вопрос специально демократично, с учетом его мнения.

Две квартиры, конечно не плохо, — думала она. Но если бес в ребро? Найдет себе бабенку, и получит она его на блюдечке, готового. С новой квартирой, с возможностью напечататься. А она, всю жизнь с ним промучившаяся, в результате останется ни с чем? Ну, уж нет! Все силы на то, чтобы он вернулся, — подумала она. И квартира, огромная с новой планировкой! — она уже представила, как там будет хорошо.

— Тамарочка, делай, как ты считаешь правильным. А я что, я как вам лучше! Я даже думаю, что нужно попробовать купить машину, может быть пока старенькую, и для переезда хорошо, и по вечерам подработать можно. Вон в газете, сколько объявлений, сейчас можно и за триста долларов купить, а ремонт, я и сам могу, и у твоей подруги кажется, муж в гараже работает. Его попросим, все подешевле. Каждый день по тысчонке, представляешь как здорово. Каждый месяц сможем в квартиру что-то новое покупать.

— Господи, заулыбалась Тамара. Ну ведь можешь, если захочешь. Ну конечно! Ведь тебе самому приятно жить будет, когда в доме достаток. А теперь еще и внук, Ирочке помогать придется. Так что давай Вить, уж постарайся. Может, хоть на старости лет хорошо поживем!

— Знаешь, Тамара, я еще надеюсь и сборник издать. У меня столько тем, столько мыслей. Я думаю, месяца за два, я его докончу и отредактирую. А если возьмут, а я знаю теперь, как действовать, то уж тогда, ты на меня ругаться не будешь!

— Ну ладно, ладно, снова мечты! — мягко оборвала его жена. Вот про машину ты лучше придумал. Все переезжать будут, вот машина и пригодиться, подработки будет достаточно. И знаешь, давай купим ГАЗЕЛЬку. Это будет гораздо выгоднее.

— Точно! — воскликнул Виктор.

— Ну конечно Вить, сказала она. Я все понимаю, что сейчас трудно с работой, что ты не виноват, но постарайся. Представь, сейчас мы получим квартиру. Знаешь сейчас какие планировки?! Холл огромный, столовая! А ванна, да туда и машинка влезет и еще просторно будет. Я недавно к Любе ездила, она квартиру в Марьино получила. Нам, по-моему, тоже там предлагать будут.

— Нет, нет, только не в Марьино, лучше в Орехово, — быстро сказал он, хотя в глазах жены это выглядело как-то странно.

— Да ладно, посмотрим. И туда съездим, и туда. В Марьино, конечно, метро нет, и мне кажется, там как— то пустынно. Хотя всегда в новом районе так, а потом все будет! — засомневалась жена.

— Нет, Тамара. Пока будет, мы с тобой уже старые станем. Лучше в Орехове, — сказал Виктор. Там и пруды и парк. Самой понравится. И малышу гулять будет где.

— Ну ладно! Давай сегодня у нас соберемся. Иришка с мужем придет, сын с девочкой и еще я своих девчонок с работы приглашу. Ладно? Пусть посмотрят, что у нас с тобой хорошая семья.

— Давай, сказал Виктор. А завтра я свои вещи притащу, а то приятель через неделю уже вернется. Хватит бродить, дома все-таки лучше, — подумал сам про себя Виктор, думая и о новой квартире, и о новом малыше, и впереди сразу стало столько приятного и нового, что у него настроение поднялось на высшую отметку, он обнял Тамару и поцеловал ее. А потом, вдруг, схватил ее в охапку, и расстегивая на ходу халатик, потащил ее к дивану.

— Да прекрати, прекрати, сейчас может Иринка придти, — засмеялась она вырываясь.

— Пока придет, мы уже все с тобой успеем, — сказал Виктор, удивляясь своему напору и согласию, исходящему из сопротивления Тамары. Имеем право!

— Жизнь прекрасна! — подумал он, засыпая в своей кроватке, обняв ноги Тамары и, переполняясь чувством обладателя и жены, и семьи, и предстоящих перемен.

Глава третья

Постепенно жизнь его вошла в русло. Тамара бегала по инстанциям с оформлением бумаг, Иринка приходила домой с все большим животом, а Виктор работал и днем и вечером, и лишь в короткие промежутки, когда он был предоставлен сам себе, он писал стихи. И странно, если раньше он вымучивал и тему и строки, то теперь, они сами возникали в его голове. Они вырастали в его мозге ниоткуда. Они возникали уже определенной темой, с готовыми образами и целыми строфами. Он видел их живьем, вместе с действующими лицами, вместе с теми светлыми чувствами, которые были при воспоминании о них в душе. Это была его жизнь— мечта, наполненная приключениями и страстями, а эта, существующая в реальности, на их фоне казалась серой и скучной.

Первое время, он настолько уставал, что падал в кровать и засыпал тут же, не успевая обдумать и вспомнить то, что было. Лишь изредка, он заглядывал в зеркало, выбирая момент, когда в доме никого не было, но там было все, как в обычной жизни. И даже отражение, как он не силился, не отвечало на его вопросы, а внутреннее я не давало советы.

— Почему думал Виктор. С того самого дня, я больше ничего не могу. Я один, нет внутреннего голоса. Нет приятеля в зеркале. Почему же раньше было? Может быть, это были всего лишь мои глюки? — подумал он.

Было на самом деле! Ведь если бы не было, я бы сейчас не видел разницы, — радостно подумал Виктор. Потому что, это открытие можно было приравнять к открытию теоремы. Это не видимо, но это все существует, потому что сейчас этого нет, и я понимаю это.

Такое с ним бывало, когда он видел в толпе или в метро, человека похожего на давнего знакомого. И он мучался он это или нет? Но он знал из своей же практики, что когда он сомневался, хотя лицо и казалось ему похожим, это был всего лишь похожий человек. Когда он потом встречал своего знакомого, то тогда у него не было сомнений. И так есть похожесть, есть абсолют, а есть Ничего. Сейчас было ничего. И он был один, и это было грустно.

Теперь он был уверен, что все начнется снова тогда, когда он услышит и различит свой голос и голос внутреннего Я. Когда он увидит, как отражение махнет ему рукой на секунду раньше чем это сделает он, и он это увидит. Когда они трое снова начнут обсуждать мировые проблемы и спорить и мечтать втроем!

— Ничего я подожду, подумал Виктор. Нужно вспомнить все моменты, которые могли способствовать придти к этому.

Но жизнь неслась колесом, не давая время на размышления и философию. Как известно такая возможность у человечества появилась с высвобождением некоторых индивидуумов от добывания пропитания. Пока все охотились на мамонта, один мог рисовать на скалах, другой сочинять сказания, а третий познавать мир. Виктор и охотился на мамонта и строил себе шалаш. И снова с утра до вечера он занимался перевозками или сидел под машиной, а потом, наскоро поев, падал и засыпал.

* * *

Да все было именно так, закончил Виктор свое повествование, закрыв папку «Осколок зеркала» и выключив компьютер.

Я точно понял, когда вернулся назад. Это было определенное ощущение, в котором нет недомолвок, догадок, сомнений. Есть только очень яркое чувство прошедшей жизни, четкое чувство ощущения себя в настоящем и четкое чувство неуверенности в своем будущем. Это была реальность, трехмерная, нулевая и собственная. В других вроде бы и сохранялось чувство реальности, но все же немного напоминало сон, потому что слишком легко воспринимались всякие нелогичные штучки и события. Вот в этом и была разница. Но то, что и в тех мирах была и существовала жизнь и он в ней, не в иллюзии а в жизни, потому что. Почему? — подумал он.

Потому что, сохранялась последовательность и логика, принадлежащих этому миру событий. Потому что, и там он чувствовал боль, желания и страх. Он и там любил и не любил. Он и там удивлялся и открывал новое. А значит жил!

И там остались незаконченные им варианты его жизни. Там остались его друзья, его женщины, его любовь. Что с ними сейчас? Как Валя в том мире, из которого он убежал. Как Танечка, как его семья, как, наконец, Клара? Ведь теперь он чувствовал свою ответственность за них, и не мог вот так просто сбросить все со счетов, в надежде, что там остался его двойник, его отражение.

— Двойник разрывался на части между Валей и Тамарой, или решил все так, как он в последний день, и женился на Валечке? — думал Виктор.

Он не совсем доверял своему отражению и даже отражениям. Они ведь хоть немного, но был другими. И он должен был еще раз посмотреть на судьбу дорогих ему людей. Но как? Он потерял чутье, он потерял уверенность и интуицию. Он потерял способность видеть в зеркале коридор. Его душу грела фраза Клары. Я найду способ увидеть тебя, у меня есть твоя фигурка. И Виктор ждал.

А пока, он снова садился к зеркалу и вымучивал свое отражение и ждал ответа на свои вопросы. Он искал в этом городе знакомые лица, он даже ходил на вокзал, надеясь увидеть лицо проводника. Он всматривался в лица негритянок, попадающихся ему на улице, или разглядывал журналы с фотографиями Африки. Но все было тщетно. Дорогих ему лиц не было, и не было даже похожих на них.

* * *

В один из таких дней, когда автомобиль стоял с поломанным двигателем, и работы в связи с этим не предвиделось, Виктор лежал на диване, листая свою тетрадку и глядя в промежутках между стихами телевизор. Иринка завтра должна была выписываться из больницы. Тамара побежала в магазин за пеленками и всякой другой мелочью, необходимой при выписке. Внук родился. И Виктор, откинув паутину суеты, вспомнил, что предвещал такой день. Он уже привык к этой обычной и старой жизни, и немного обленился, живя в этом повторении одних и тех же событий. Поэтому его представления и прогнозы, такие яркие в первые месяцы, потускнели, и не так волновали, потому что казались выдуманными и книжными, типа астрологических прогнозов, которые сбываются не для всех.

В этот день возможные события не вызывали в нем страха и волнения. Сосулька, которая должна была упасть кому-то на голову, была далеко, и ни его, ни его семьи там не было. Он спокойно лежал на диване и смотрел комедию.

Но вдруг фильм прервался, и диктор, с каменным лицом, объявил экстренное сообщение! По спине у Виктора побежали мурашки, а кровь отхлынула от лица. Потому что, он услышал то, что он ждал. Голос диктора вещал о страшном происшествии.

— Случилось, — воскликнул Виктор. Я был прав. В голове у него живо возникли кадры того взрыва, и его ужасное состояние в тот день. Он вдруг очень ясно ощутил весь этот ужас, который минуту назад, еще не казался ему таким. Минуту назад это был фильм ужасов, который вспоминаешь. Зная. Что это фильм. Теперь это было правда.

Он быстро оделся и побежал к остановке автобуса. Он ехал наугад, он хотел увидеть это происшествие собственными глазами, хоть понимал, что может и не выдержать этого зрелища. Он даже чувствовал себя виноватым в этой ситуации. Ведь он-то знал, что такое может быть. Он даже где-то надеялся, что приехав к руинам, он снова очутится в той же ситуации в том же времени, там. А там была дорога к его другой, интересной жизни. Там была невидимая дверь в другое измерение, в параллельный мир, где живет Валя, купается в океане Клара, где работает в пансионате Татьяна Сергеевна, и все они любят его, все они нуждаются в нем, и все они составляют разные дорожки его судьбы.

— Валя! Она осталась там одна без него, с обманутыми надеждами. Хотя нет, там осталось его отражение? Наверное, это было так, и уж его отражение, наверное, теперь наслаждается жизнью с этой святой женщиной, с этой милой хозяюшкой. Это было отражение его самого, значит чуточку он, но все равно это вызывало ревность. Они со своим отражением были всего лишь как братья близнецы. Одинаковые даже в желаниях, но все же разные, а он хотел видеть Валю, и отогнать от нее грусть сам. Он не хотел доверить это никому. В той жизни он был для Вали, а Валя ждала его! Поездка к ее дому здесь, окончилась ничем. Он не нашел его. Он не нашел их по телефонному справочнику, он искал в Интернете, но не нашел. И теперь, он ехал к руинам и оправдывал свое желание тем, что сделал для своей семьи все, что мог. И теперь может заняться своими мыслями, и если получится, прыгнуть в ту невидимую дверь.

Выйдя из автобуса, он попал в кошмар, и отметил, что пока все похоже на тот день в том мире. Здесь было столько же слез и недоумения. От потерь, горя, которое нельзя переиграть и ужаса, что волосы зашевелились на нем, как только он попал в ауру, которая даже не была эпицентром, потому что площадь вокруг дома была оцеплена, и даже на краю ее, он почувствовал этот удар по сердцу.

— Нет, так он не сможет вернуть ту дверь, где существовала Валя, — подумал он. Для этого он должен был войти в дом, в котором могла бы жить его жена и увидеть там себя и побежать…Но в том доме сейчас жили совсем другие люди, и войти просто так он туда не мог. Он не увидел ни той дороги, ни той остановки, чтобы вбежать в тот автобус, который привез бы его к дому. Нет, здесь все было по-другому, и войти в другой мир из этого было не возможно!

Единственное что повторялось, это горе и ощущения, которые были у него тогда. Другая причина вызывала все те же ощущения, и только они сохранялись неизменными.

Виктор уехал от этого места и вернулся в свою квартиру.

* * *

— Виктор, как хорошо, что я тебя послушалась! — сказала ему взволнованно жена, вернувшись с работы. Ты слышал о взрыве в доме? Я ведь до последнего хотела получить квартиру там, а тебя обмануть. Но не успела, и согласилась на Шипиловскую. Бог нас хранил. Я уже и свечку в церкви поставила. Кошмар, мы все могли там погибнуть. И наш малыш тоже.

Тамара, представив все это, заплакала. Ты представляешь, что бы было, если бы мы с тобой не помирились? Это был бы наш дом! Но ведь, в нем жила Люба! Я не могу ей дозвониться, Господи, чтобы все было хорошо! — воскликнула жена.

— Ты знаешь, сегодня я поняла, что в жизни главное, чтобы были живы твои дети, твои близкие, чтобы они не плакали и не страдали. А деньги это все чушь, — сказала она вытирая слезы.

Виктор и сам был на грани. Он обнял жену и поцеловал ее. Все будет хорошо, — сказал он. Теперь все будет хорошо. Я скоро и книгу напечатаю, и работу хорошую получу. Вот увидишь. Я же ясновидец. Только тебе не говорил.

Эпилог

Прошел год, и Виктор снова наткнулся на объявление о конкурсе самодеятельных поэтов. Он удивился, что в его душе возникло чувство желания побеждать. Оно было новым для Виктора, усталого от последних дней жизни. Так бывает, когда открывается второе дыхание, или наступает весна и приносит в душу желание проснуться после зимней спячки и начать все снова, лучше, чем это было. Он держал набор напечатанных листочков с какой-то радостью, которая предвещала несомненную победу.

После того, как на сцене выступали конкурсанты, Виктор все больше понимал превосходство своих стихов, и когда пришла его очередь, выйти на сцену, он уже не испытывал неуверенности. Он вспомнил, как его стихи выжимали слезы там, в пансионате, и начал читать. Зал замер. Он прочитал одно, два, три… Зал замирал при каждом новом маленьком представлении из жизни, маленькой пьесе в театре одного актера. Именно такими были его стихи. Его просили почитать еще и вместо трех, подготовленных к конкурсу, он читал сорок минут.

Жюри присудило ему приз зрительских симпатий и выдало диплом лауреата конкурса. Это уже было признание, вещественное, видимое, которое можно показать друзьям, и принести в редакцию! К этому времени у него уже была подготовлена его фантастическая повесть, и, написав ее, он вдруг взглянул на свои ранние стихи, которыми он восхищался в начале, снисходительно. Сейчас я написал бы по другому, — подумал он.

Потом были другие вечера в маленьких тесных коллективах людей любящих поэзию, или просто коротающих время в пансионатах, или в маленьких клубах небольших поселков. Успех окрылил Виктора. Фотографии для местных газет, автографы, и поклонницы его стихов, Виктор каждый раз получал новый допинг, он зажегся азартом, он творил, он выступал, он становился популярным. И наконец, настал день, когда звезды выложились так, что успех ему был обеспечен уже более весомый.

— Виктор, — сказала Тамара, а может быть тебе послать твои стихи в зарубежную прессу? Хотя бы в ту же Францию. Там должен быть журнал для русских. Там же полно эмигрантов, и их детей. Для них, это точно подойдет, для них это будет то, что надо, я уверена.

— А почему бы нет? — подумал Виктор. Покопавшись в Интернете, он нашел адрес издательства, и послал туда парочку своих стихов.

— Мне предложили печатать в каждом номере по три стихотворения, — сказал радостно Виктор Тамаре, спустя неделю, получив эмейл. А это уже гонорар! Возможно, даже поездка во Францию на встречу в русско-украинской ассоциации. Ты рада?

— Не сглазь, — сказала Тамара, заулыбавшись. Наконец-то и ты сгодишься на что-нибудь, — по привычке сказала она. Но Виктор не обиделся. Он уже предвкушал свой взлет.

* * *

И вот он сидел в маленьком ресторанчике на Мон-Мартре со своими друзьями и смотрел на публику. Он был счастлив, и сам не верил, что это он слишком фантастичным было его сегодняшнее. А сегодня после такого успешного дня и подписания договора на издание его стихов и фантастической повести «Осколок зеркала», он гулял по улицам Парижа, наслаждался его аурой, и вдыхал его воздух. Его душа была переполнена восторгами, и ему казалось, что жизнь прекрасна и удивительна. Жаль только, что все пришло немного поздновато. Если бы вернуть лет двадцать! — думал он, глядя на молодежь, весело прогуливающуюся по улицам, и пожить их жизнью и жизнью этой чудесной страны Франции! Но ему уже было пятьдесят два, и отъезд намечался на завтра. Это был прощальный обед.

Пока друзья заказывали блюда и потом, посасывая аперитив, беседовали о том, о сем, Виктор наблюдал за посетителями ресторана.

— Счастливые, — думал он, — они здесь живут, всегда. И башня, и арка, и эти милые старинные улочки Парижа для них. Я удивляюсь каждой ерунде, а для них это все обычная жизнь. Вон мужчина даже газету читает. Устроился за столиком под кустом, какой то зелени, посасывает кофе. Хотя нет, у него на столе лежит цветок, значит, он ждет даму…

А те трое! Видно две тетушки и их племянница. Она очень милая и старушки тоже. Такие все приятненькие и спокойные. Пьют вино из бокалов, и дают наставления своей молоденькой племяннице. Так просто, пришли в ресторан поболтать. Сразу видно, что француженка, — подумал Виктор, разглядывая девушку. Какие то шарфики, какой то свитер, вроде бы все и просто, но необычно и изящно. У нас совсем таких не встретишь. Хоть и одеваться теперь нет проблем.

Его мысли перешли к Кларе и Летисии. Ведь где-то здесь в другом параллельном мире существовали они, и ходили по этим улочкам, когда захотят, вернувшись в Париж из Дакара.

— И может быть их отражения рядом со мной? Где-нибудь совсем не далеко! Ведь наши жизни должны пересечься в какой-то точке, — подумал Виктор. Не зря же я попал в этот город. В жизни ничего не бывает зря и случайно! — подумал он, готовый начать новый виток своей философии. Несколько звонков из того мира уже были, почему бы и не случиться следующему?

И тут он увидел, как за стол напротив, сели две пары с маленькой девочкой лет семи и мальчиком лет пяти. Виктора сразу привлек вид этих посетителей. В окно било солнце и Виктор видел все, что перед ним не очень четко. Но в промежутках между бьющими в глаза лучами, он успел заметить, что это представители Африки. У одной из девушек была обычная стрижка, а у второй, Виктора поразило это, на голове была прическа из множества черных как змейки косичек. Виктор не мог детально разглядеть лицо девушки, он только чувствовал, что волнение охватило все его существо, у него пересохло в горле, и в висках били молоточки. Неужели она? Здесь? Неужели я снова получу шанс? Или это двойники из параллельного измененного сюжета, которые не знают никакого Виктора, и не приглашали его в свой дом? А может быть, они меня не видят, и я должен подойти к ним? — проносилось в его голове. Ведь это мои старые знакомые, а Клара, это женщина, любовь которой нельзя сравнить ни с чем!

— А если нет? — возразил ему внутренний голос. Солнце мешает разглядеть и уловить их реакцию на тебя. Возможно, это просто прическа, какую носят сейчас и у нас в России. Потом откуда дети? Там их не было! Не попади впросак! — посоветовал он ему.

— Вернулся! — обрадовался Виктор, сначала не среагировав на совет внутреннего голоса.

— Пора! — ответил внутренний голос. Я тебе сколько орал за эти годы, сколько советов давал, сколько предостерегал! А ты меня просто не слышал. Вспоминаешь обо мне и прислушиваешься к моим советам, когда очень трудно! А так забыл, и внимания не обращал.

— За все эти годы, он не встретил ни Коляна, ни Вали, ни других друзей из тех миров, кроме Любы. Он ждал их появления все эти годы. Но калейдоскоп жизни складывался в другие образы, и не делал этого подарка. И может быть теперь, здесь! — Виктор почувствовал, как у него закружились в голове мысли в таком бешеном разнообразии вариантов, от воспоминаний, до возможности решения сегодняшней задачи. Конечно, весь его день был похож на сказку, не кончалась она и теперь.

Мужчины сидели спиной к Виктору, и он не увидел их лиц, как и лица второй дамы. Мужчина что то рассказывал официанту, а Виктор, все смотрел и смотрел. Женщина, похожая на Клару, как и раньше, тогда в кафе, сидела с лицом не имеющим эмоций, и также величественно и немногословно она отвечала на слова другой женщины и мужчин.

Дети шалили. Они то забирались на руки к девушкам. То вставали на стул и смотрели на приспособления, расставленные на нем, и играли ими, а то принимались весело бегать вокруг стола. Никто из взрослых и сама Клара не делали никаких попыток, остановить их. Виктор перевел глаза с детишек на стол, за которым сидели эти четверо, и немного отклонившись от солнца, бьющего в глаза, поразился взгляду девушки, похожей на Клару. Она смотрела на него внимательно, и он почувствовал какой-то вопрос в ее глазах. Он улыбнулся ей, и увидел очаровательную улыбку, которая вдруг изменила лицо девушки. По телу Виктора прошелся холодок, оттого, что он вдруг понял, что это не ошибка и не другой вариант калейдоскопа жизни, это она. Его мистическая красавица, которая снилась ему все эти годы. Он смотрел ей в глаза и понимал, что очень хочет встать и подбежать к ее столу, чтобы выразить свой восторг от встречи. Но конечности его не двигались и только мысли и чувства были живы, в этом замороженном теле. В ресторане звучала музыка медленного блюза, «Я люблю тебя, и вспоминаю здесь на пустынном пляже»— пел голос, и Виктор вдруг поплыл в каких то розовых и палевых облаках в страну этой музыки, он вдруг опустился на мягкий белый песок пляжа, и увидел, что рядом с ним сидела она. Он видел только ее глаза и больше ничего.

— Мосье, это вам, — услышал он голос маленькой девочки, которая подбежала к нему, и протягивала свою ладошку. Она стояла перед ним и смотрела ему в глаза. Это вам мосье! — повторила она, протянув ему кулон с имитацией небольшого зеркала обрамленного в черную рамку. Виктор поднял глаза на Клару. Он увидел как она незаметно, не меняя выражения лица, махнула ему головой.

— Возьми, — услышал он ее голос.

Он взял эту вещицу из маленьких пальчиков этой чернокожей девочки. Сердце его вдруг переполнилось каким— то умилением.

— Как тебя зовут малышка? — спросил он, поднимая девочку и сажая ее на руки.

— Клара— Виктория, — ответила она, засмеявшись и многозначительно подняв брови и округлив глазки.

Он, посмотрев на нее внимательно, и прижав к себе ее маленькое тельце, поцеловал в щечку. Девочка обхватила его лицо руками и на секунду прижалась к нему своей мордочкой. Потом она весело рассмеялась и, выскользнув из его рук, побежала снова к своему столу.

— Виктор, ты имеешь успех у женщин!? — засмеялись друзья, и ему показалось, что он уже слышал эту фразу.

Виктор разжал руку и посмотрел на безделушку, которую подарила ему маленькая девочка. На обратной стороне он увидел портрет Клары. Ему показалось на секунду, что в зеркальце, покрытом мелкими трещинками, которое было на другой стороне, отражались Клара и малышка. Клара, улыбнулась и махнула ему рукой, а девочка послала воздушный поцелуй. Когда он вновь, посмотрел напротив, он не увидел ничего, кроме стола сервированного в идеальном порядке.

— Клара-Виктория… — прошептал Виктор, целуя кулон. Он прикрыл глаза, и вдруг почувствовал легкую тошноту, какая бывает при легком головокружении, и ощутил чувство полета, в никуда. Он еще сильнее зажмурил глаза, и долго боялся их открыть, даже тогда, когда почувствовал запах океана.

Продолжить чтение