Читать онлайн Волшебный мир, или Новая сказка о старом бесплатно

Волшебный мир, или Новая сказка о старом

Чудесные краски,

Волшебные маски

Найдёшь в этом мире чудес,

Увидишь ты горы,

Равнины и долы,

И реки, озёра и сказочный лес.

Но в нашей стране так легко заблудиться,

Но выведет к людям лесная тропа,

И дома пускай вам снова присниться

Из песни волшебной чудная строфа.

С тобой подружиться должны обязательно,

И нашей науки тебя обучить,

Ты слушать нас должен, читатель, внимательно,

Чтоб тайны все наши ты смог бы постичь.

Чтоб видеть ты мог мир и добрым и ласковым,

И мог красоту отличать

От серых вещей и дней скучных и пасмурных

И мог улыбаться ты всем невзначай.

Чтоб доброе сердце имел ты в груди,

С людьми обходителен и вежлив ты был,

Чтоб мог ты всегда на помощь прийти

И в горе друзей бы своих не забыл.

Так слушай же нас, читатель, внимательно,

Рассказ о чудесной стране колдовской,

Её ты познаешь, как мы, обязательно,

Лишь слушай ты нас с открытой душой.

Дорогие читатели, вы, наверное, слышали об иных мирах, о тех странах, в которых и трава, и деревья, буквально всё пропитано волшебством, об удивительных, захватывающих приключениях, о том, что совершается или совершалось в этих чудесных странах. И, наверное, многие из вас думают, что в этих волшебных и удивительных странах всё также хорошо и безоблачно, как должно было бы быть. Но, к сожалению, это не всегда так.

История, о которой я хочу вам рассказать, может оказаться похожа на многие другие, которые были написаны недавно и намного раньше моей. Эти истории в чем‑то схожи, потому что в их основе всегда лежит постоянная, хоть порой и незаметная, борьба добра со злом. Пусть – это сказки, но они учат жить, творить добро, помогать людям.

Итак, я начинаю.

Часть первая

Странник

Глава первая

Тревожные мысли

Солнце вставало над покрытыми лесом холмами и медленно окрашивало в свои розово‑золотые тона и сверкающие бело‑голубым снегом вершины дальних гор, и девственные, дышащие прохладой и шумящие пышно зеленеющими кронами леса, изумрудные луга‑ всё, что было вокруг. Под его благостными лучами оживала разнообразная природа, заискрились, словно алмазы капельки росы на траве и на листьях деревьев, протёрли голубые глаза кристально‑чистые озёра, заблистали под лучами солнца серебристые ленты рек. Ночь постепенно уступала свои права светлому новому, полному новых ощущений и событий, радостному дню. Солнечные лучи заиграли на небольших, но нарядных башенках, и заискрились в окнах дворца королевы страны Мечтаний.

Эта небольшая страна расположилась на живописной равнине, где почти совсем не было гор, но вся северная и центральная часть страны была покрыта пологими лесистыми холмами и великолепными лугами. С севера и с запада она была окружена горами, а на востоке простиралось величественное море. К югу холмы встречались реже, уступая место степям и полупустыням, тянущимся далеко на юг. И только на самом юге, в империи Юит, что переводится как империи солнечных лучей, гордо возносили свои ослепительно‑белые головы высочайшие пики: Эвесид, Аргос и Витер.

Хоть эта страна и была волшебной, волшебники здесь встречались не часто. А вот волшебных существ в стране было много. В больших городах жили гномы, работавшие обычно в шахтах на добыче руд и драгоценных камней и ювелирами. К ним относились хорошо и даже с почётом. В рощах и в лесах жили лесные эльфы: высокие люди в светлых одеждах, со скользящей походкой, со звучными мелодичными голосами и лесные феи: маленькие человечки с крылышками за спиной, которые на ранней утренней заре пели на светлых полянах и на опушках свои чудесные песни. Песни эти были очень разнообразны: то весёлые и задорные, сопровождавшиеся воздушными зажигательными плясками, то грустные, берущие за душу лиричные песни. Многие часто путают эльфов с феями, но настоящие эльфы могут быть только высокими красивыми людьми.

Люди жили гораздо дольше даже по меркам эльфов. Старость наступала медленнее, но, устав от жизни, могли отказаться от неё, отправив души в эмпиреи. Этой прекрасной страной правила королева Лебелия I впоследствии прозванная Лебелией Освободительницей или Лебелией Превосходной.

Лебелия была дочерью королевы Эльвиры мудрой. В стране началась эпидемия холеры, унёсшая жизни многих жителей. От холеры скончался супруг Эльвиры и её опальная сестра с мужем, от которых остался сын – Эстор. Королева занемогла и, предвидя скорую кончину, указом возвела на трон старшую дочь – Лебелию. Таким образом, Лебелию в семнадцать лет Её короновали на царство. Но её мать осталась жива, но больше уже не претендовала на престол.

К началу моей истории она правила уже десять лет. Народ её любил и уважал. Друзьями и советчиками её были мудрые, прямолинейные люди: Элона, её сестра Элона, она была младше её на два года, бойкая и подвижная девушка, Дорогой друг и первый советник Лебелии Бернар, был родом из империи Юит. Сбежав от императора‑тирана, он пересёк границу страны Мечтаний и попал под покровительство королевы Эльвиры. Пожалев молодого юношу в разорванных одеждах пастуха, не побоявшегося прийти прямо ко двору, прошедшего долгий путь и переплывшего внутреннее море, славившееся частыми штормами и пиратами, она позволила ему остаться в стране. С первого взгляда поразил её пронзительный, проникающий насквозь взгляд его золотисто‑карих глаз. И в его прекрасном ещё юном лице читалось не только мужество и храбрость, но и та величавость и ещё что‑то, присущее только знатным особам. И прямой стан, гордо поднятая голова, и изящные непривыкшие к работе руки с длинными смуглыми пальцами – всё говорило о его не простом происхождении. И, несмотря на разодранные нищенские одежды, она с первого взгляда признала в нём знатного и благородного человека. А узнав, КТО он, королева предложила ему жить при дворе, и он согласился.

Бернар происходил из знатного рода Гроцери. Предки его всегда были в почёте у своих владык и очень многие были приближёнными, правой рукой короля или императора. Род Гроцери вёл своё начало с седых времён, когда гиперборейцы и не слыхали о чудесных южных землях, где круглый год цветут цветы и зеленеют деревья, а страны Мечтаний и вовсе не существовало; вёл своё начало род Гроцери от жителя дальнего юга у самых гор, патриция Отто Гроцери, прославившегося не только своими ратными подвигами, торговыми и политическими связями, редкостной дипломатией, но и своими богатствами и роскошными замками по всей области Итгрос, самой южной области империи. Бернар также рассказал королеве, что он сын первого военачальника. Старший брат Бернара, Роберто тоже занимал высокое положение при императоре. Мать Бернара тоже знатного рода была выслана из империи жестоким правителем, вынуждена была скитаться вдали от родины и однажды, попав к диким племенам, живущим в Южных Кольцевых горах, она погибла.

Отец и брат Бернара с детства внушали ему любовь к своей родине и к её правителю, но Бернар видел, как страдает народ под гнётом императорских чиновников, видел, как император жестоко обошёлся с его матерью, он видел его жестокость. Отец и брат пытались уговорить Бернара остаться, но он вопреки уговорам близких сбежал из империи.

Уже живя у королевы Эльвиры, он узнал, что его отец убит в кровопролитном сражении с воинственными дикими племенами, а брат казнён по подозрению в измене. Бернар не хотел возвращаться на родину, в которой царило самовластья чиновников, лживая лесть жестокому императору. Он не любил говорить о своём прошлом.

Лебелия знала Бернара с шестнадцати лет. Она и её четырнадцатилетняя сестра часто видели его во дворце и очень полюбили его. А Бернар в свою очередь сильно привязался к юным принцессам, а особенно к Элоне. Он читал ей, рассказывал разные истории, они подолгу ходили вместе по тенистым рощам. Элона боготворила его, а он любил общество этой весёлой подвижной девочки. Но вот, Элона из девочки превратилась в девушку, Бернар окреп и возмужал. Хотя Бернар по‑прежнему был вхож во дворец, но они всё больше отдалялись друг от друга. Но зерно уже было заронено. Из простой детской привязанности с годами вырастало нечто большее.

Когда Эльвира передавала власть Лебелии, той было семнадцать лет, она рассказала ей историю Бернара, и Лебелия по‑настоящему зауважала его. Ей нравился деятельный и решительный юноша. И со временем он стал не только её первым советником, но и близким другом.

Бернар отличался сильным характером, упорством в достижениях цели и чистой душой, в которой гармонично сочеталась суровость воина и простота в обращении с утончённостью человека, в котором течёт благородная кровь. Была в нём какая‑то внутренняя сила. Она читалась и во взгляде, и в походке, и в движениях.

«Ему бы наследным принцем быть, а не последним в семье после отца и брата и терпеть каждодневно насмешки последнего по поводу того, что он, Роберто выбился в люди и теперь служит советником при самом императоре, а младший братишка всего сын знатного рода и больше ничего, и унижение сносить за мать, что, говорят, хоть и знатной, но плебейкой была и обычаев их не почитала, хоть и выполняла всё неукоснительно, и не видеть бы ему каждый день сотни несчастных рабов и преступников, что шли, сгибаясь под тяжестью цепей и кандалов, и не слышать стонов и плача повсюду!» – так говорила Эльвира дочерям, словно пророча судьбу молодому советнику.

Эстор – двоюродный брат Лебелии и Элоны был любознательным и любил путешествия, и почти никогда не был дома, а когда возвращался, не был особенно заметен. Если Бернар любил шумные празднества и пиры, то Эстору по душе были покой и тишина девственных лесов, вольные просторы бескрайних степей и лугов, щебет птиц и стрёкот цикад. Он мог часами глядеть на спокойно текущие воды рек, или в раскрытую книгу, а то и просто в одну точку и мечтать. И жил он не во дворце, а в домике неподалёку. Не один раз сестры просили его перебраться во дворец и жить, как подобает при его высоком положении, но он лишь отшучивался. Его привычка часами любоваться природой или читать книгу вызывало частые разногласия между ним и деятельным Бернаром. Эстор спокойно выслушивал упрёки Бернара и остальных в безделье, улыбался своей светлой чистой улыбкой, которая всегда обезоруживала и отвечал: «Разве можно упрекнуть человека в его характере. Разнообразие людей и заключается в разнообразии характеров. Ну, разве ты всё время чем‑то так особенно занят, Бернар? У тебя просто очень суетной характер», – и с наивным лицом ждал ответа. Бернар, смеясь, просил прощение, и они расставались друзьями. Но когда Эстора просили о чём‑нибудь, он всегда старался выполнить просьбу и не успокаивался пока не находил нужного. К началу этой истории он путешествовал и, кажется, не собирался возвращаться.

Таких друзей, какими были Элона, её мать Эльвира, Бернар и Эстор, желал бы каждый.

Во дворце текла спокойная, беззаботная жизнь, между всеми его обитателями Эстор, правда жил за пределами дворца царил мир и согласие. Слуги и служанки уважали свою повелительницу и старались всячески угодить ей и её друзьям.

Столица страны, город Лорас, находился у самой границы для защиты от неожиданного нападения. Отношения с соседними странами были дружеские, но иногда страна Дения – «страна лотосов», торговавшая со страной Мечтаний шёлком и другими тканями в обмен на драгоценные камни, была не прочь повздорить, но эти мелкие разногласия никогда не доводившиеся до вооруженных столкновений только смешили королеву Лебелию.

С восьми‑десяти часов утра начинался день царственной семьи, в которую без разногласий был принят и Бернар. После завтрака и утреннего чая, принцесса Элона обычно выходила в парк с книгой и, сидя на расписной скамье‑качалке на массивных цепях, читала или бегала по парку, смеясь и болтая с юными дочерями фрейлин. И когда бы и где бы она ни появлялась, всюду приносила она с собой весёлую лёгкую атмосферу радости и счастья. Эта тоненькая хрупкая темноволосая девушка была воплощением всей живости и веселья во дворце. Ни один знатный вельможа и принц сватались за неё, но отказам её уже никто не удивлялся во дворце. Все знали, что она не равнодушна к молодому советнику, как полагали многие из милости жившему во дворце королевы. Целыми днями могла она смотреть на его гордое красивое, покрытое золотисто‑коричневым загаром лицо, в его тёмно‑карие с золотистыми искорками миндалевидные добрые и внимательные глаза, на его благородный римский профиль: высокий лоб, жёстко очерченные скулы и тонкий нос с горбинкой и часами слушать тихий завораживающий голос. Они говорили обо всём: о морях и кораблях, о городах и храмах, о справедливых и несправедливых законах, о войнах и примирениях, о доме, о книгах, о музыке и об искусстве. Он часто читал ей вслух. Но за десять лет, проведённых им во дворце королевы, Бернар так и не понял, что именно так необъяснимо влекло его к принцессе Элоне. Любил он и её старшую сестру, любил, как близкого и дорогого друга, а никак владычицу. В глазах Бернара королева Лебелия была образцом благочестия и справедливости также как и её мать, Эльвира.

День самой королевы Лебелии проходил за чтением в прогулках с Эстором и фрейлинами, в выездах на природу, хотя сама природа буквально стучалось к ней в двери.

Она часто по утрам гуляла в своём великолепном парке. В прохладе под фруктовыми деревьями она отдыхала и думала, думала о том, что каждый день она будет выходить в этот чудесный парк и гулять здесь по тенистым дорожкам между зацветающими тюльпанами и бело‑розовыми яблонями. Мерно и спокойно текла её жизнь и неизменной казались эти утра, с их светлыми рассветами, не омрачёнными туманами, с их солнечными лучами, играющими в росах всеми цветами радуги, с их обворожительной прелестью, с их покоем и тишиной. И, казалось ей, что никогда не изменятся эти утра и незыблемой казалось королеве их спокойная, ничем не омрачённая жизнь.

А вечерами она часто выходила в волшебную рощу перед дворцом, где уже ждала её фея – учительница танцев. И когда королева поздним вечером в тончайшем кисейном платье выходила на широкое парадное крыльцо дворца навстречу своей молодой учительнице и лёгкой походкой шла с нею, освещённая бесчисленными огнями дворца и луною пересекая площадь по направлению к роще, за которой находилась прелестная лужайка с серебристым ручьём и медово‑горькою полынью, где королева любила заниматься Лебелия предпочитала брать уроки танцев на свежем воздухе, а не в душных ослепительно натёртых залах дворца, в те минуты она казалось ещё невыразимо прекраснее и величественнее, чем всегда. Также изучала королева и языки, которые она усваивала с поразительной точностью и быстротой. Она всегда была не равнодушна к рассказам заезжих торговцев и странствующих бардов о дальних странах и морях, о людях со своими, непохожими на их, обычаями и традициями, о чудесах дальних путешествий. Но особенно почему‑то, привлекали её рассказы о севере и северянах и жителях запада. Почему, она и сама, наверное, не смогла бы ответить на этот вопрос, но она могла часами читать или слушать о подвигах и походах северян, об ужасных историях о драконах и пиратах, слышанных ею от жителей запада, и никогда не уставала она перечитывать книги с этими историями. Сидела ли она на широком крыльце, залитом весенним солнцем или в приёмной зале, слушая нудные доклады жрецов и управителей о налогах, о годовом сборе зерна, о заработной плате работающих в кузнях и мастерских, принимала ли она все эти новые или исправляла уже существующие законы, всегда и везде она чувствовала себя счастливой, потому что нигде в мире не было такой чудесной страны с её полями, засеянными пшеницей и хлопком с её тенистыми лесами и рощами с прозрачными хрустальными ручьями, с её серебристо‑голубыми реками и речушками, с её лазурными озёрами и с её высоким чистым небом. И, когда она сидела тёплыми летними вечерами на крыльце, глядя как на дворец опускается сиреневый тёплый мягкий вечер и слушая как воздух, напоённый запахами парковых роз и полевых цветов звенит от неумолчного стрёкота цикад и, глядя на свой роскошный парк с искусственным прудом и с белоснежными статуями, увитыми дикими розами, королева Лебелия вспоминала о том, как ещё в дни беспечной юности, когда правила их мать, они с Элоной также сидели здесь на этом широком удобном и нагретом за день крыльце и молчали. Элона всегда с книгой на коленях или с вышивкой, а она чинно сложив на коленях руки сидели, молча глядя на расстилающуюся внизу площадь, на темневшую вдали рощу и на их прекрасный парк, изредка улавливая далёкий и унылый крик сойки или пересмешника и думая о том, что нет ничего прекраснее их Родины, этой чудесной благословенной страны Мечтаний, что и означает «Мечта»! Страны Мечтаний! Лучше названия и не придумать. И Лебелии вспомнились слова известнейшей песни славы, прославляющей их родную страну:

Холмы и рощи, древние леса,

Глаза озёр и воды тихих рек,

И синие над нами небеса

Пока живём, нам не забыть вовек.

Продолжение песни она позабыла, но уже не старалась вспомнить, зачем, раз в этих строках уже столько всего сказано.

День её матери, бывшей королевы, Эльвиры Мудрой, протекал тихо и спокойно в лоне семьи и под родным кровом. Когда она отстранилась от дел государство, передав их старшей дочери, она жила уединённо и целыми днями либо читала разнообразные учёные книги, либо занималась со своим племянником искусством врачевания, но без помощи магии, потому что обнаружила, что Эстор совершенно не способен к этому искусству. Но она была приятно поражена и удивлена, что её племянник так быстро и с такою лёгкостью заучивал и даже просто запоминал сложные и многочисленные названия растений и кореньев, которые она и сама подчистую не могла запомнить и как он, проходя с ней или с дворцовыми лекарями практику в лесах и лугах безошибочно находил и называл все свойства растений и трав, что нужны были для опытов и как он легко и без усилий приготовлял из них снадобья, свойствам которых позавидовал бы любой алхимик древности.

Эстора всегда можно было видеть склонённым над ботаническим справочником или иной книгой с тем же назначением или ползающим на коленях среди цветов и трав, отыскивая нужный стебель или корень. И, вообще, Эстор очень любил и уважал чтение. Он мог читать часами и совершенно с головой погружаться в том поэтический неземной мир, который раскрывала перед ним книга.

Так жила королева и её окружение.

* * *

В то утро королева сидела в небольшой полукруглой зале совета и сидя в позолоченном кресле, задумчиво листала тяжёлую книгу мировой истории волшебных миров. Эта книга была поистине волшебной: события вписывались в неё сами собой, каждой стране в этой книге было отведено своё особое место. Но читать она не могла, взгляд её то и дело упирался в дверь, словно за ней находилось что‑то неизведанное страшное. Тревога наполняла собой всё утро королевы Лебелии. Вчера, лёжа под роскошным балдахином и, наблюдая за узкой полоской жёлтого света, проникающей через дверь из освещённого факелами коридора, она и не подозревала, что на утро ей придётся страдать от неведомого предчувствия беды. Её разбудили тоненькие голоса лесных фей, как всегда по обыкновению певших в парке. И первый солнечный луч заставил её подняться и выйти из дворца. Она всегда вставала с рассветом, чтобы успеть насладиться утренней прохладой. У дверей опочивальни её уже поджидал паж‑эльф. Он подал ей лёгкий плащ‑накидку и безмолвно пошёл рядом своей беззвучной лёгкой скользящей походкой. В глазах его словно бы навечно поселилась какая‑то неизбывная тоска. Хотя королева знала, о чём тоскует её верный Эльфарин: он тоскует по своей родине за далёким эльфийским морем. Но в это утро он был особенно печален, и это не на шутку растревожило королеву. Да и Бернар в это утро выглядел каким‑то встревоженным. Что же могло случиться?

И сейчас королева сидела, мучась предположениями и догадками. Вот она остановила взгляд на странице посвящённой королеве Аланиде Великой, создавшей волшебные барьеры, защищающие страну от проникновения в неё сил зла, поэтому её считают основательницей страны Мечтаний, хотя идея создать на равнине, окружённой с севера и с запада невысокими горами, а на востоке и на юге степями, реками и лесами, принадлежала некой Агалии Немфстер, которую будущая первая королева Александрия привезла из дальних южных краёв и сделала её впоследствии своей фрейлиной. А Аланида укрепила границы страны, наложив на северо‑западную стену и ворота чары, но погибшая от рук злого короля Дегура. Она заслужила вечную память своего народа, и легенды о ней распространились и за пределы этой прекрасной страны. Лебелия уже в сотый раз перечитывала историю жизни Аланиды, когда тихие шаги отвлекли её от чтения. Она подняла голову и увидела Бернара, который с озабоченным видом подошёл к ней.

– Что с тобой, Бернар? Я вижу, что тебя что‑то беспокоит, – пристально смотря на друга, спросила королева.

– Меня беспокоит поведение дениянских купцов. Почему они перестали торговать с нами? Обычно их князь и дня не мог прожить без наших украшений, а ведь с нами торговать им выгоднее всего: и страна богатая, река не бурная и купцов не грабят. Кстати, они собирались объявить нам войну, Бернар улыбнулся и продолжал, – И вот уже почти год от них не поступало никаких вестей не по воде не по суше. Это меня очень беспокоит.

– А, по‑моему, причин для волнений нет. Может, на их купцов князем наложен запрет на вывоз продукции из страны?

– Но зачем князю по собственной воли запрещать своим подчинённым торговать с другими странами? Да к тому же если этот запрет идёт в ущерб ему самому и его государству.

– Да, ты прав, – королева задумалась. – Но не это же беспокоит эльфа, – задумчиво продолжала она.

– мне кажется, я знаю, в чём тут дело. Из чёрной крепости короля Дегура давно исходит угроза. Я давно говорил тебе, что пора укреплять армию, но ты и слышать не желала!

– Не может быть! Ведь Дегур уже более ста лет не выказывал признаков жизни.

– А теперь выказал. Я позову Эльфарина, поговори с ним. Я думаю, он много чего тебе интересного расскажет. Ведь эльфы тревожатся не зря. Они предчувствуют события вперёд.

– Найди‑ка его!

Эльфарин вошёл и, почтительно поклонившись, приблизился к креслу.

– Ваше Величество, – начал он мелодичным тихим голосом, – я предчувствую беду. Опасность исходит от чёрной крепости. Я не знаю, что затевает король Дегур, но чувствую, как пелена зла начинает разрастаться.

– Так я и думал, – объявил Бернар.

– Благодарим тебя, Эльфарин, можешь идти.

Когда Эльфарин ушёл, Бернар обратился к Лебелии.

– Вот тебе и первое доказательство. Как известно эльфы не врут и предчувствия их не обманывают. Уже давно существовала угроза нападения, но никогда ещё она не была такой явной. А ты знаешь, что наша страна расположена почти рядом с чёрной крепостью. Поэтому если Дегур правда решит напасть на наши земли, то угрозе захвата подвергнутся и все соседние с нами государства. А княжество Дения самое близкое к нам государство. Оно очень мало и беззащитно перед лицом такого страшного и мощного врага как Дегур. Вот они и боятся, – такое простое и вместе с тем страшное объяснение заставило содрогнуться Лебелию.

– А для нас эта угроза представляет опасность первостепенной важности, – говорил Бернар,

– Но ведь ещё неизвестно, ПОЧЕМУ именно денияне перестали общаться с нами. Да к тому же это всего лишь слухи.

– Слухи…, – задумчиво сказал Бернар. – Но я как первый советник королевы должен сообщать ей о любых признаках опасности, какими бы они не казались нелепыми. Не кажется ли тебе, что мы должны выяснить причину странного поведения дениян, а если…

– А если слухи о возможном нападении подтвердятся, – перебила его Лебелия, – То, что ты намереваешься делать?

– Начну собирать армию, – нахмурясь, сказал он.

– А ведь люди могут и не захотеть вступать в ряды добровольцев, которым придётся рисковать жизнью неизвестно за что. Ведь мы даже не знаем ни планов, ни намерений Дегура

– Это ещё предстоит выяснить, – сказал Бернар и опустился в кресло, рядом с Лебелией.

Повисло затянувшееся молчание. Бернар понимал, что не стоило тревожить Лебелию, строить затем с ней смутные догадки и предположения, только на основаниях неясных слухов. А с другой стороны он просто обязан был предупредить королеву и выполнить тем самым свой долг перед народом и перед своей совестью, он просто не смог бы молчать. А Лебелия не знала, что ей делать, что предпринять. Ей не хотелось верить в то, что сказал ей Бернар, но и не верить она тоже не могла: если предположение Бернара окажется верным и Дегур перейдёт к наступлению, а она, Лебелия ничего не будет знать до последнего момента, то в их поражение будет виновата только она и никто другой. Но как узнать правду, как разрушить коварные планы, которые, может быть, уже строит Дегур, она не знала.

Так, подперев голову руками и бессмысленно глядя в одну точку, она сидела, растерянная и озадаченная, только теперь по‑настоящему осознав всю ту тяжесть ответственности, лежащей на её плечах. И тяжесть этой ответственности давила на неё, мешала думать и под этой незримой, но страшной гнетущей тяжестью она словно стала старше на не один десяток лет. Когда десять лет назад стала править этой страной, она и представить себе не могла, что когда‑нибудь ей придётся сидеть вот так перед лицом неизвестности и мучительно думать о спасении своего народа. Теперь безоблачные и радостные годы её правления казались ей чем‑то далёким и безвозвратным. Она только сейчас начала понимать, что все те десять лет она жила словно б розовом беззаботном раю, жила, словно на древнем острове Авалоне, острове из старых легенд, на котором остановилось время, и вечно молодые люди жили в вечном лете за гранью времён.

В памяти всплывали, вмиг ожившие картины жизни Аланиды. Ей виделось сражение войск Аланиды с войсками Дегура, действующего в союзе с другими более могущественными чёрными правителями. Лебелия словно наяву видела огромные массы воинов Дегура в чёрных доспехах и с забралами на лицах против горстки воинов Аланиды, в золотистых плащах и лёгких, но прочных кольчугах. Она была разгромлена в этом сражении, и Дегур захватил её дворец. Но к Аланиде пришли на помощь крупные королевства севера и, победив Дегура, она окружила страну мощными заклятиями защиты. Но чёрный король не сдавался. Он хитростью выманил королеву из страны и заманил в чёрные каменные пустыни, где состоялся их волшебный поединок, в котором Аланида была повержена. Убив Аланиду, Дегур сильным заклятием разрушил до основания её дворец, но сам войти в страну так и не смог. Гибель величайшей волшебницы и королевы дала толчок к борьбе с ненавистным, но сильным противником. Великие волшебники начали борьбу с Дегуром. Его союзники бросили его и стали нападать на богатые северные земли. Постепенно их могущество слабело, подрываемое мужественными северянами. Оставшись один без союзников, видя поражение за поражением, он оставил все попытки завладеть богатыми южными странами. Сам Дегур обладал секретом бессмертия. И вот уже около столетия его чёрная непреступная крепость не выказывала никаких признаков, способных вызвать тревогу со стороны светлых сил. Но так не могло продолжаться вечно. Это Лебелия понимала.

Посмотрев на Бернара, точно тот мог помочь ей справиться с её тревожными мыслями, она встала, уронив книгу по истории волшебных миров и выйдя из залы, поднялась по нескольким мраморным лестницам, вышла на широкую террасу.

Подняв и положив на стол книгу, Бернар молча последовал за ней. Выйдя следом за ней на террасу, он увидел Лебелию, стоявшую у ограждения террасы и смотревшую вдаль на далёкие синие горы.

– А это ты, Бернар, – сказала она рассеяно, обернувшись на звук шагов.

Бернар чувствовал себя виноватым перед нею за то, что может быть напрасно заставил её волноваться. Он постоял с минуту, не зная, что сказать и молча отошёл на другой конец террасы.

А Лебелия всё стояла неподвижно, словно статуя, опершись рукой о заграждение террасы и устремив пустой невидящий взгляд в пространство. Ей хотелось бежать, бежать, спасаться от преследующих её тяжких мыслей. Но к её облегчению она услышала торопливые шаги и на террасу выскочила Элона, растрёпанная и задыхающаяся от быстрого бега.

– Что такое, что случилось? – сразу оживившись, поинтересовалась королева

– посланцы, государственные посланцы приезжают! – возбуждённо закричала девушка.

– Что, какие посланцы? Из какой стороны? – засыпала её вопросами Лебелия.

– Не знаю. По‑моему дениянские.

– Спасибо, я сейчас спущусь.

Элона покраснела, потому что в этот момент Бернар вышел из‑за колонны, и тут же убежала.

Лебелия стала взволнованно мерить террасу шагами.

Бернар вышел из‑за колонны и, подойдя к Лебелии, медленно проговорил:

– Интересно, почему же они всё‑таки целый год избегали любого общения с нами, – и, помолчав, добавил: – может быть, мы это сегодня и выясним. Пойдём, подготовимся достойно встретить дениянских посланцев.

Глава вторая

Опасения подтверждаются

Они спустились в приёмную залу, там уже хлопотали слуги, подготавливая его к встречи государственных посланцев. В толпе слуг Лебелия заметила Элону и подошла к ней.

– Не знаешь, скоро ли приедут государственные посланцы, – спросила Лебелия.

– минут через пять, – ответила подошедшая Эльвира. – Странно, давно к нам не приезжал ни один дениянин.

– А не знаешь, почему это королева узнаёт обо всём самой последней? И почему ни о чём не знал Бернар, он же мой первый советник.

– А скажите, Ваше Величество, где Ваш первый советник пропадал всё утро?? Его разыскивали всем дворцом, кстати, как и Вас, Ваше Величество! А вы я так понимаю, неплохо провели время?

Лебелия вспыхнула:

– На что ты намекаешь?

– Не беспокойся, я не имела в виду ничего предосудительного. Весь дворец знает, что вы только близкие друзья, лишь злые языки болтают, что в вашей дружбе скрыто что‑то большее, но ни я, никто либо другой не верит в это.

– И правильно делаете, что не верите, – сказала королева, остывая, а про себя добавила:

«Да весь дворец знает, что он влюблён в тебя, только ты об этом и не догадываешься!» – подумала Лебелия.

– Мы с ним обсуждали последние известия с границ. И, скажу, они оказались не утешительными.

Лебелия хотела ещё что‑то добавить, но к ней с криком бросилась фрейлина Селина:

– Вам надо поторопиться, Ваше Величество. Государственные посланцы скоро подъедут, а вам ещё надо переодеться.

Через несколько минут она уже сидела на высоком троне со сверкающей короной на тёмных, перехваченных жемчужными лентами волосах и в красивой парадной пурпурной мантии, разукрашенной серебром и жемчугом с вышитым золотом на груди гербом страны – пышной ветвью, перевёрнутым рукоятью вниз мечом и венчающей короной, символами мира и власти. Тяжёлый скипетр она держала в правой руке, покоившейся на резной ручке трона. В роскошных креслах по правую и левую руку от королевы сидели её мать и сестра в васильковых мантиях, но герб был вышит серебряными нитями. Бернар занял своё место по правую руку от королевы чуть позади неё. Одет он был в ярко‑алую мантию, на груди тоже поблескивал герб. Слуги быстро покинули до блеска начищенную залу, придворные дамы заняли места позади Лебелии, все они были в тёмно‑синих мантиях.

Заиграли трубы, распахнулись двери и вошли двое королевских стражника, а за ними – двое богато разодетых дениянских посланцев.

Когда государственные посланцы вошли, Лебелию охватило странное чувство покинутости, она посмотрела на Бернара, и он послал ей ободряющий взгляд. Она приподнялась на встречу государственным посланцам. Они приветствовали её глубоким поклоном.

Один из них сразу не понравился Лебелии. Лебелия не могла понять, что именно отталкивает её от этого человека. Маленькие бегающие плутоватые глазки, кривая усмешка, чуть заметно трогавшая его губы, когда он смотрел по сторонам, грубые некрасивые черты лица, коренастая до крайности неуклюжая фигура – всё это было такой разительной противоположностью с его высоким стройным товарищем, со спокойным благородным лицом, правильными и утончёнными чертами. В этом лице читалась сила и твёрдость. Спокойный ясный взгляд голубых глаз говорил о честности и преданности. Рядом с таким человеком были не страшны никакие опасности. Веяло от него чем‑то добрым, чистым, светлым. У него были голубые глаза, ярко горевшие на смуглом лице, обрамлённом густыми чёрными, как августовская безлунная ночь, кудрями до плеч. Голубые глаза бывали очень редки среди южан, а особенно в этих землях.

Голубоглазый Посланец с глубоким поклоном выступил вперёд и заговорил низким бархатистым голосом:

– Глубокоуважаемая королева мы очень сожалеем о том, что водная торговля с вами была прекращена, но у нас заражены невиданной болезнью те деревья, листьями которых питается шелковичный червь, а наши купцы не могут поставлять в другие страны не качественный товар.

– И в этом заключена причина, почему вы не торгуете с другими странами? – приподнимаясь с кресла, спросил Бернар, едва сдерживая гнев и оставаясь невозмутимым.

И тут Лебелия заметила, как пристально посмотрел на Бернара второй посланец, который молчал и только, соглашаясь со своим сотоварищем, кивал. При взгляде на Бернара во взоре его мелькнуло крайнее удивление, но, справившись с собой, он отвернулся. Сидевшая по левую руку от Лебелии в высоком золочёном кресле, сестра незаметно коснулась локтя Лебелии, и та чуть заметно кивнула, давая понять Элоне, что тоже видела странное изумление на лице посланца.

– Наш князь передаёт вам свои извинения, – продолжал посланец, не обращая внимания на вопрос Бернара, – За то, что вам приходится терпеть убытки из‑за наших проблем.

– Мы понимаем волнения князя. В этой проблеме главный враг‑ природа, а с ней справиться бывает очень сложно. Передайте князю наше сожаление, и, если сможем, мы попытаемся вам помочь.

Посланец поклонился. И, отойдя на несколько шагов назад, он незаметно дёрнул своего сотоварища за расшитый золотом плащ и еле слышно, одними губами, прошептал:

– Говори! Не всё же мне одному отдуваться.

Второй посланец выступил вперёд и поклонился:

– Наш князь просит вас о помощи, – заговорил он. Голос у него был высокий и какой‑то дребезжащий – совершенная противоположность низкому глубокому голосу его сотоварища.

– До нас дошли слухи, что чёрный король собирает силы, чтобы развязать войну. И наш князь готов, в случае необходимости прислать трёхтысячное войско, чтобы совместными силами победить врага. Вы – наша последняя надежда! Если выстоит страна Мечтаний, то уцелеем и мы, а, если она падёт, то и для нас не останется надежды.

Королева ещё с полчаса беседовала с дениянскими посланцами. И они удалились, заручившись поддержкой её величества.

В честь послов был дан роскошный придворный обед. Послы сидели на почётных местах. За обедом место голубоглазого посланника оказалось как раз рядом с Лебелией. Всё время обеда посланец не сводил с неё глаз, а сидевшая напротив них Элона сдержанно хихикала и подмигивала сестре.

Во время танцев голубоглазый посланец пригласил на первый танец одну из фрейлин, но всё время не сводил глаз с королевы. Наконец, набравшись смелости, он пригласил её. Но во время головокружительного танца они не сказали друг другу ни слова. И, вообще, за всё время обеда королева едва перемолвилась с дениянским посланцем двумя‑тремя фразами, не касающимися полномочий посланника.

Королева вышла с парадного хода проводить гостей.

Когда придворные дамы и фрейлины покинули залу, Бернар возмущённо сказал:

– Ничего умнее они придумать не могли? Шелкопряды у них болеют?!

– Но, Бернар…

– И ты веришь в то, что они говорили правду?..

– а кстати, – перебила его Элона, – Как за десять лет изменился Витовт.

– Кто это, Витовт? – спросила Лебелия.

– А разве ты не знаешь? – удивилась сестра, – Это же граф Витовт фон Веберг. Один из самых богатых, знатных и уважаемых людей в Дении. Он лет десять назад приезжал к нам то ли в качестве посла, то ли как деловой гость.

– Это тот высокий, голубоглазый?

– Да, он. Он очень красив, не правда ли? И мне кажется, что ты приглянулась ему, а ходят слухи, будто ему ещё ни одна девушка не нравилась, – и она лукаво подмигнула сестре.

– Да ладно тебе.

– Интересно, а кто второй посланец. Бернар, а ты заметил, как он пристально смотрел на тебя.

– Нет, не заметил…

Когда послы вышли из дворца и сели в богато убранную карету, Витовт фон Веберг мрачно спросил, не разжимая губ:

– Почему ты так смотрел на её первого советника? Это противоречит приличиям! И, вообще, что‑то ты мне не нравишься в последнее время, Арнольд. Сколько я тебе сулил последний раз?.. Где деньги?.. И, что у тебя за тёмные делишки там, за морем? Ты думаешь, я не знаю?!

– деньги будут, а до моих дел Вам, благородный граф, нет никакого дела, – с вызовом ответил Арнольд.

– Не забывайся. Ты находишься под моим покровительством, – спокойно ответил Витовт.

И ещё, от меня не укрылись те страстные взгляды, о, благородный граф, которые вы исподтишка бросали на королеву!

Витовт поперхнулся на вдохе и закашлялся, тем самым скрыв покрасневшее до корней волос лицо в ладонях. Он вспомнил как сладостная дрожь пробегала по всему его телу, когда он встречался глазами с королевой, а ещё вспомнил он, как ещё около десяти лет тому назад, приезжая в страну Мечтаний, засмотрелся на юную принцессу Лебелию. Он думал, что его тогда поразила лишь красота девушки, но теперь он с ужасом понял, что влюблён в королеву. Но, справившись со смущением, он холодно взглянул на Арнольда:

– Скажи спасибо за то, что я хорошо усвоил, как должно вести себя государственному посланцу, иначе я давно бы переговорил бы с тобой в менее дружелюбном тоне и вряд ли бы тебе пришлись по сердцу мои слова.

Он отвернулся от своего спутника и уставился в окно кареты.

В залу влетела фрейлина Селина с радостным криком:

– Эстор, сеньор Эстор приехал!

Элона сразу и думать забыла о послах и кинулась по белоснежной мраморной лестнице на двор, где слышались возбуждённые радостные голоса прислуги, ржание и фырканье лошадей. Лебелии тоже хотелось побежать за сестрой, но она решила остаться, ведь она всё же королева.

– Всё странствует мечтатель, и горя ему мало, – недовольно проворчал Бернар, но тоже вместе с Лебелией поспешил на двор, встречать Эстора.

Но не успели они достигнуть парадных дверей, как в них в дорожном плаще вбежал сам Эстор, а за ним раскрасневшаяся Элона.

– С возвращением, мечтатель! – хлопнул его по плечу Бернар.

– Здравствуйте, спасибо, – быстро проговорил он, – Но мне нужно срочно с вами поговорить.

Лицо Бернара сразу стало серьёзным, игривая улыбка исчезла с лица Элоны, и она вопросительно посмотрела на кузена.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивлённо спросила она, – Разве что‑нибудь случилось, почему ты так спешишь? Ведь ты даже не переоделся с дороги. Скажи хотя бы слугам, чтобы они не ждали тебя.

– Верно, я и забыл! – воскликнул он, по‑видимому, не замечая первой части сказанного кузиной. И обернувшись, крикнул с порога:

– Бертран, Оливер не ждите меня здесь, возьмите лошадей и идите домой. И обращаясь к друзьям, он добавил:

– Поднимемся наверх, там и поговорим.

Они поднялись и вошли в залу совета. Эстор сбросил свой плащ и, опустившись в кресло, начал:

– Когда я возвращался из Релени, то дорога моя проходила почти у самых границ чёрной крепости короля Дегура. Я заметил перед стенами двух воинов, по‑видимому, часовых. Увидев меня, один выстрелил, но его стрела просвистела в дюйме от моего лица и вонзилась в землю. Раньше Дегур никогда не выставлял часовых. Даже если и выставлял, то из них никто не стрелял в первого встречного.

– М‑м‑да, – глубокомысленно протянул Бернар, – По‑моему, мои опасения подтверждаются.

Но тут в залу вошёл один из стражников и доложил, что королеву желает видеть какой‑то человек, приехавший, по всей видимости, издалека.

– Мы расспросили его. Он говорит, что прибыл к королеве с письмом от овионского короля. Больше он нам ничего не сказал. Желает непременно видеть Вас, Ваше Величество, – сказал стражник.

– Хорошо, я спущусь к нему, – и, поднявшись с кресла, она вышла. Бернар и Эстор тревожно переглянулись за её спиной. По древнему обычаю, гонца, прибывшего с вестью, правитель встречал на крыльце, а не в парадных покоях.

– Мне кажется, тебе тоже следовало бы пойти, – тихо проговорил Эстор.

– Ну, я надеюсь, фехтовать мне с ним не придётся, – с иронией отозвался Бернар и вышел, оставив Эстора размышлять над тем, кем бы мог оказаться прибывший иноземец.

Когда Лебелия вышла, через широко распахнутые парадные двери на крыльцо, она сразу увидела незнакомца. При виде королевы тот спешился, отдав поводья подошедшему конюху. Королеве сразу бросился в глаза непривычно тёплый подбитый мехом плащ, перекинутый через седло его гнедого коня. А очень светлые волосы и кожа выдавали в нём северянина. Одет он был в накидку из тонкой шерсти. Удивительно прямой и открытый взгляд серый глаз не оставлял сомнений в честности и искренности этого человека. У него при себе не было никакого оружия, не считая длинного кинжала искусной северной ковки. Но с такими кинжалами пристало играть подросткам, а не разъезжать по пустынным дорогам.

– Я странник, Ваше Величество и прибыл в вашу страну с предупреждением от короля небольшого северного государства – Овион о том, что правитель чёрной крепости собирается начать войну против ваших земель, он уже захватил несколько небольших северных королевств, – сказал странник, с поклоном протягивая королеве конверт без печати и без какого‑либо другого знака. Разорвав конверт, Лебелия быстро пробежала глазами вчетверо сложенный листок. В письме говорилось:

«Я король овионского королевства хочу известить вас об опасности, грозящей вашей стране и многим другим южным землям. Король чёрной крепости, Дегур, начал войну с северными землями, расположенными у его границ. Он завоевал графство Оред, и многие мои владения перешли в его руки.

Насколько мне известно, ваша страна находится ближе других к границам владений чёрного короля, и поэтому я решил предупредить именно вас о грозящей опасности. Я надеюсь, что ваши страны, объединившись, дадут врагу достойный отпор, и может быть, мы сможем объединиться в борьбе за свободу и совместно победим его.

Письмо передаст вам странник, в целях безопасности я не могу сообщить его имя. Ему можно доверять, он не способен на предательство».

Дочитав письмо, Лебелия сказала:

– Благодарю тебя, странник за то, что ты доставил нам это письмо. Ты, я вижу, прибыл издалека?

– Да, Ваше Величество, – утвердительно кивнул он.

– Скажи, как твоё имя? – спросила королева.

– Моё имя Эдвин.

– Долго ты намерен здесь пробыть? – спросила королева.

– Я хотел бы, если вы позволите… ненадолго остаться в этой стране.

– А куда дальше лежит твой путь?

Эдвин промолчал.

– Ты прибыл издалека к нам в качестве гонца с вестью, а гонцу из дальних мест правитель должен давать всё необходимое в своей стране, а странники должны находить добрый приём везде, но, к сожалению, это не всегда так, – задумчиво, как бы про себя произнесла Лебелия. И, улыбнувшись Эдвину, сказала:

– Ты и странник, и гонец. И, я как королева должна позаботиться о тебе, – и, тряхнув головой, словно отгоняя последние сомнения, она весело продолжала:

– Я прикажу отвести тебе комнату во дворце, и ты можешь оставаться в стране, сколько тебе будет угодно.

Поступая так, королева и не думала, что она сможет гордиться тем, что приютила странника, не подозревала, какой подвиг совершит Эдвин и для её народа, и для других стран.

Глава третья

Совет

Спустившись с крыльца, королева подала руку страннику и ввела его через распахнутые двери в нарядный холл. Затем, увидев пробегавшую мимо Селину, Лебелия поймала её за руку и быстро проговорила:

– Найди дворецкого и передай ему, чтобы он распорядился отвести комнату для нашего гостя. Мы будем в зале Совета.

– Не надо, – тихо сказал, неизвестно откуда взявшийся Эстор, – Странник поживёт у меня. Я живу одиноко, если не считать нескольких слуг и скромно.

Бесшумной тенью за их спинами материализовался Бернар. Лебелия провела Эдвина по лестнице, укрытой коврами, и вошла в залу Совета. Королева сделала Эдвину знак сесть в кресло, около прямоугольного стола. Через несколько минут вошли Элона со своей матерью и Бернаром. Когда они подошли к столу, Лебелия поднялась и сказала:

– Я рада приветствовать тебя, странник, и рада видеть тебя среди своих подданных

Этот человек, – обратилась она ко всем сидящим, – Прибыл издалека с вестью, – с этими словами она достала из складок своей пурпурной мантии письмо Овионского короля, и оно стало передаваться из рук в руки.

– А теперь расскажи нам свою историю, – обратилась королева к страннику.

Эдвин поднялся с места и начал говорить:

– Я очень благодарен королеве и всем вам за гостеприимство, – так говорил странник, но Лебелия заметила, что Бернар смотрит на гостя не очень дружелюбно и даже с подозрением.

– Я странник, – продолжал тем временем Эдвин, – И прибыл издалека, из северных земель. Моя Родина, княжество Кендорн лежит у самых западных границ великой империи Кадорн. Мои предки были крестьянами, и я бы тоже стал мирным хлебопашцем, но в окрестных лесах было слишком много разбойников. Однажды они напали на наше селение и подожгли его. Страшный пожар уничтожил все наши дома и всё имущество. А лесные варвары перебили всех жителей, немногим удалось бежать. Спасаясь от разбойников, моя мать бежала со мной на север Кадорна. Она боялась вернуться в родные края, и я вернулся туда лишь после её смерти. Она умерла от тяжёлой болезни. Все окрестности, и само наше селение, выжженные дотла огнём были заново воссозданы, всё стало новым неузнаваемом. В этом селении погибли почти все мои родственники, и мне было больно оставаться там. Я отправился странствовать по Кадорну. Я видел много прекрасных городов, величественных дворцов и храмов, но наши легенды и предания ещё хранят память о кровопролитных войнах и о жестокой власти чёрных властителей, наш народ всегда побеждал тьму, но слишком высокой ценой. Были забыты многие ремёсла, сказания великих мудрецов. Города и замки вновь поднимались из руин и становились ещё прекраснее, но вернуть утерянное искусство было очень трудно, почти невозможно. Многое было утеряно и забыто то, чего забывать не следовало – ведь если страна забыла свои древние сказания и песни, в которых поётся о подвигах и великих деяниях прошлого, то значит, ей трудно будет создавать новое искусство. Ведь если у страны нет прошлого, значит, нет и будущего. Разве не так?..

Долго я странствовал по Кадорну, но постоянно чувствовал какую‑то душевную пустоту. Тогда я покинул империю, но и в иных государствах я не нашёл ни настоящих друзей, ни душевного покоя. Мои попутчики либо предавали меня, либо погибали в столкновениях с разбойниками или на бурных речных переправах. И я вновь оставался один. И вот, однажды, мне стало казаться, что я переступил ту черту, перейдя которую я уже не понимал, чего ищу, не видел перед собой цели, но уже не мог остановиться, меня что‑то влекло вперёд, а что я не понимал. Из странника я превратился в скитальца, превратился в человека без веры, без надежд и без цели. Я как бы потерял себя.

Вот так я странствую уже около пяти лет. Недавно, около года назад я решил посетить южные земли. Так, как определённой цели у меня не было, я заехал к королю Овионского княжества и прогостил у него около месяца. Он отправил со мной письмо к вам, Ваше Величество. Что в нём вы уже знаете. Король просит о помощи, но это помощь не только его народу, Нои всем светлым землям. Границы Овиона уже захвачены врагом. Я смог незамеченным пройти сквозь кордоны стражи, расставленной повсюду Дегуром, но такая удача ждёт не каждого.

Простившись с королём, я отправился в путь. Я чувствовал себя счастливым: наконец у меня есть достойная цель, к которой я могу стремиться, я чувствовал одновременно и радость и тревогу: тревогу за себя, за все наши народы, чувствовал неясный страх перед неведомой опасностью и радость, что я хоть немного буду причастен к начавшейся борьбе со злом.

Только через три месяца я достиг ваших границ.

Я рассказал вам свою историю, – и, поклонившись, Эдвин отошёл к своему месту. Эстор сразу подошёл к нему, и они начали тихо и оживлённо беседовать. Эстор беседовал со странником как с давно знакомым. Тот сначала робел, а потом осмелел, и их беседа потекла непринуждённо и весело. Бернар не переставал удивляться этой удивительной способности Эстора находить общий язык с представителями любых классов и сословий. Сам он, отойдя с Лебелией на другой конец залы, заговорил вполголоса.

– Что‑то он мне не нравится. Ты думаешь, что ему можно доверять?

– А почему нет? Он создаёт впечатление честного человека и его рассказ внушает доверие. И к тому же письмо, которое он привёз, было с печатью Овиона, а её невозможно подделать.

– Тебе решать, – покачал головой Бернар.

– Он не предаст, он не такой. И ведь Кадорнцы всегда были с нами в дружбе. Они очень страдали от власти чёрных властителей, они готовы сделать всё для победы, если это понадобится.

– Ты ошибаешься, бывают и честные лицом да душой не очень.

– Да, кажется, скоро наступит их черёд… – пробормотал Бернар и, обращаясь к присутствующим, уже громче сказал:

– Мне кажется, что надо устроить совет и на нём решить, что нам делать.

Королева согласно кивнула.

Она вышла на середину залы и проговорила:

– Я объявляю наш совет открытым. И я спрашиваю, что нам делать в сложившейся ситуации. По тому, что мы узнали, – она кивнула в сторону Эстору и вновь показала всем письмо овионского короля, – Можно заключить, что Дегур готовится к нападению и готовится серьёзно. Благодаря нашему гостю, – она улыбнулась Эдвину, а Бернар тяжело вздохнул. – Мы узнали о захвате Дегуром земель северных государств. Скоро он доберётся и до нас. Мы должны быстрее принимать решение, что делать. Что вы предлагаете?

Стремительно развивающиеся события последнего получаса так взволновали Лебелию, что она совсем забыла, что до сих пор не сняла парадную пурпурную мантию, а её отделанная драгоценными камнями корона до сих пор у неё на голове. А маленький скипетр она машинально вертела в руках, и в течение получаса он оказывался то на подлокотнике кресла, то снова у неё на коленях. В таком облачении Лебелия казалась так величественно прекрасна и властна, какими и должны быть все правители. Так что маленькое собрание притихло, и никто не осмеливался заговорить первым.

После некоторого молчания заговорил Эстор.

– Мне кажется, что надо сначала разузнать планы врага.

– Надо. А как? – повернулся к нему Бернар.

– Я думаю, – продолжал Эстор, – Что нужно послать кого‑нибудь из воинов в их твердыню, чтобы разузнать их планы.

– Ты думаешь, что кто‑нибудь согласится? – с сомнением спросила Элона, – Ведь каждому воину захочется сражаться с войсками Дегура в открытом бою, а не прозябать во вражьем лагере и мечтать о героических подвигах.

– Ты мыслишь, как и многие воины, – рассмеялся Эстор, – Но ты забываешь о том, что подвиг можно совершить и не только на поле боя. А я уверен, что любой наш воин был бы горд тем, что именно он был выбран в качестве нашего разведчика.

– Ну да, я понял, – ехидно улыбнулся Бернар, – Тем самым ты собираешься навлечь на нас беду раньше, чем она должна была прийти. Дегур не такой глупец, чтобы не разоблачить нашего разведчика. Он ведь знает, что наша страна находится у самых границ его чёрного королевства, поэтому он догадается, что до нас наверняка дошли слухи о том, что он готовится к войне с нами.

– А что ты предлагаешь? – поинтересовался Эстор, задетый насмешливым тоном Бернара. – Предлагаешь сидеть и ждать, когда Дегур соизволит перебить нас всех и укроет нашу страну и другие заодно покрывалом мрака. Ты – это предлагаешь?!

Четыре пары глаз с удивлением устремились на него. Все, хорошо знавшие Эстора, очень редко наблюдали у него какую бы то ни было, степень раздражения, а теперь оно достигло точки кипения.

– Ну и ну, – пробормотал Бернар, – Я тебя не узнаю.

Эстор примиряющее улыбнулся, и в зале снова воцарилось спокойствие.

– Ты прав, – сказала Лебелия, – Мы должны выбрать того, кто пойдёт на такое опасное задание.

– Я мог бы пойти, – сказал Бернар, но королева протестующе махнула рукой.

– Ни ты, ни Эстор никуда не пойдёте. Не забывай, ты второе лицо в государстве, а Эстор не пойдёт, потому что у нас мало воинов и каждый человек на счету.

– А как на счёт наших стражников Гектора и Ратмира? – спросила Элона.

– У них и без этого хватит забот. И к тому же двое лучше, чем один, – спокойно ответила Лебелия.

Воцарилась тишина.

– Я пойду, – сказал, молчавший всё это время Эдвин. Все обернулись на звук его голоса.

– Но… – попыталась возразить королева, – Я не могу…

Но Эдвин бесцеремонно перебил её:

– Я пойду, я хочу быть полезным, хочу, чтобы обо мне вспоминали, пусть я погибну, но я буду знать, что я старался помочь нашим народам. Я хочу отомстить злу за наших погибших, за то горе, которое оно причинило нашим землям. И только я знаю их порядки и обычаи. Южные границы Кадорна подходят почти к самым границам их чёрных владений. И я смогу незаметно проникнуть сквозь кордоны стражи.– так он говорил, всё больше воодушевляясь, забыв, что перед ним королева. Он был полон решимости, взор его пылал. Королева поняла, что ей ни за что не удастся остановить его. Поняв это, она вздохнула и сказала:

– Будь по‑твоему.

В глазах Элоны, Эльвиры и Эстора светилось восхищение, только Бернар смотрел прямо в глаза Эдвина холодно и бесстрастно.

– Раз мы выбрали того, кто по собственному желанию согласен отправиться в стан врага, осталось решить день его отправления, – сказал Бернар с каменным лицом.

– Мы отправимся с Эдвином через четыре дня и разобьём лагерь где‑нибудь в укромном месте, чтобы часовые не смогли нас заметить. Дальше он отправится один, – сказал Эстор. – Я хорошо знаю дорогу. Во время моего последнего путешествия я проезжал у самых границ чёрной крепости и кое‑что приметил, – проговорил он, содрогаясь при воспоминание о стреле, пущенной одним из людей Дегура.

– Хорошо. Теперь всё решено. Совет окончен! – объявила Лебелия, и все постепенно стали расходиться.

Эдвин с Эстором ушли, а Лебелия отправилась к себе в опочивальню, чтобы сменить одеяние. Переодевшись в ярко‑изумрудную мантию и отдав горничной корону и скипетр, она вернулась в зал, где к тому моменту был один лишь Бернар.

– Эстор переговорил с Гектором и Ратмиром, и Гектор обещал привести отряд своих воинов.

– Хорошо, – сказала королева, – Только ты позаботься, чтобы народ ничего не узнал о том, что мы готовимся к войне, и готовимся серьёзно.

Гектор был хорошего воинского телосложения: крепок и широкоплеч, лицо у него всё было испещрено боевыми шрамами. Он прибыл из соседней небольшой страны, где служил в постоянной армии. После тяжкого ранения, полученного им в бою, он не мог оставаться на военной службе и волей случая оказался в стране Мечтаний, где и стал служить королеве в качестве стражника. И теперь он согласился привести небольшой отряд, своих прежних товарищей. Он ускакал почти сразу после разговора с Эстором.

– А стоило ли приглашать на совет этого скитальца? – спросил Бернар.

– За что ты так невзлюбил его? – поинтересовалась Лебелия, – Я понимаю, для нас наступает тяжёлое время, а тут неизвестно откуда появляется он, и ты имеешь все основания опасаться. Но подумай, он не может быть посланцем чёрного короля, ведь кожа у него светлая, подбитый мехом северный плащ и говор Кадорнца. И его рассказ не похож на вымысел. А Кадорн и иные государства севера всегда были нашими союзниками.

– БЫЛИ когда‑то. За целое столетие всё могло перемениться.

– Их сообщение с нами прервал всё тот же Дегур. Они всегда были дружелюбным государством.

Бернар понял, что она была права, и не стал спорить.

Они молча разошлись.

Зал опустел.

Глава четвёртая

У врагов

На следующий день, на рассвете вернулся Гектор с четырьмя тысячами воинов. Правитель его родной страны, помня о его заслугах, согласился, хотя и не без уговоров, отпустить с ним этот отряд. Сами воины согласились идти с ним с охотой. Многие из них хорошо знали Эльвиру и сознавали надвигающуюся угрозу.

Палатки воинов разместили быстро, и пробуждающиеся окрестные крестьяне ничего не заметили. Таким образом, было исполнено требование Лебелии.

В эти четыре дня во дворце ничего особенного не происходило. Но он как‑то притих, словно ожидая чего‑то.

Все во дворце, не исключая прислугу, полюбили Эдвина. Он на поверку оказался общительным, с ним было приятно и легко беседовать, но люди замечали, что хоть он и старается казаться весёлом, но взгляд его серых глаз одновременно притягивал и отталкивал. Он словно согревал душу, и вместе с тем было в его глазах что‑то необъяснимое, страшное. И это была неизбывная глубокая тоска. Когда он смотрел прямо и открыто невозможно было отвести взгляда, но тяжёлое гнетущее ощущение безнадёжности прокрадывалось в душу. Что это был за человек, о чём говорили его глаза, полные неизъяснимой муки?

Он очень сошёлся с Эстором. Они целыми часами пропадали где‑нибудь в роще или в полях за нею или в густых лесах. Они были очень схожи характерами. Мечтательный, всегда настроенный на философию Эстор и, не старше его по годам, но уже закалённый жизнью, почти всегда выглядевший грустным, Эдвин. У них сразу нашлась общая тема для разговоров. Любознательный Эстор, которому не хватало собственных путешествий, постоянно просил своего нового друга, чтобы тот рассказал ему как можно больше о далёких, неведомых ему, Эстору, северных землях. А иногда они просто бродили молча под сенью деревьев и никогда не уставали от общества друг друга. Эдвин оказался хорошим бардом. Эстор где‑то выкопал для него старинную лютню, и часто, по вечерам из парка слышался мелодичный перебор струн. В эти минуты лицо Эдвина преображалось. Пелена грусти спадала с него и по временам лёгкая улыбка трогала его губы. А в глазах, всегда печальных зажигался шаловливый огонёк восторга. Но вот заканчивалась песня, и снова Эдвин погружался в печальную задумчивость.

– О чём ты всё время печалишься, Эдвин, – как‑то спросил Эстор.

– Сколько лет я уже брожу по дорогам, – ответил странник, – а ни разу ещё не совершил что‑либо стоящее.

Но это было лишь полуправдой. Эстор посмотрел на него долгим испытующим взглядом, но не проронил ни слова, он догадался, о чём промолчал его новый друг. Он был одинок, совсем одинок в этом огромном бушующем мире. И ещё Эстор видел следы долгих страданий на измождённом бледном лице Эдвина. Бесконечная череда предательств, обмана и чёрствого равнодушия почти сломили его.

Как я уже сказала, всем пришёлся по душе чужестранец. Всем, кроме Бернара. Он по‑прежнему посматривал на Эдвина холодно и с подозрением. Эдвин видел эту неприязнь и старался избегать с ним встреч. Королева несколько раз пыталась поговорить со своим советником относительно их гостя, но тот уходил от чётких ответов на вопросы, и она решила больше не касаться этой темы.

Но вот наступил день отъезда. К полудню все сборы были закончены. Взяв просторную палатку, трое человек – Бернар, Эстор и Эдвин, выехали из ворот. Подъехав к воротам, Эстор что‑то прошептал и коснулся ворот рукой – створки бесшумно распахнулись, пропуская путешественников и также бесшумно затворились за ними.

Через несколько часов вдали завиднелись стены неприступной чёрной крепости. Ещё через полчаса они въехали под густую листву леса, и под прикрытием леса обогнули крепость. И, обойдя центральные ворота, ещё до заката поставили палатку у южной стены. Здесь лес казался особенно густым и диким.

– Место хорошее, – сказал, оглядываясь Эстор.

– Что будем делать? – с наивным видом поинтересовался Бернар.

– Для начала я советую набрать хвороста. Скоро стемнеет, – ответил Эдвин.

– Большой костёр не разжигать! Нас могут заметить, – предостерёг Бернар.

К ночи начался дождь и продолжался до самого утра. Что может быть лучше, чем заснуть летней ночью в лесу в сухой и тёплой палатке под шелест дождя?

Бернар, проснувшись на рассвете, полюбовавшись восходом и, поняв, что ему уже не заснуть, было слишком холодно, поднялся и, выйдя из палатки на мокрую лужайку. Там он застал Эстора, который возился с кучей промокшего хвороста, и сосредоточенно пытался разжечь костёр.

– Тоже мне волшебник! – проворчал Бернар, – Костёр разжечь не может. Давай кремень сюда.

– А куда это ты собрался в такую рань? – спросил Эстор.

– А ты чего в такую рань костёр разводишь? Я за более‑менее сухим хворостом.

– Куда?

– Вон туда, – и Бернар махнул рукой в сторону группки высоких сосен.

– Подожди, Эдвин с тобой, – Бернар обернулся. Из палатки вышел Эдвин. Бернар вздохнул. С Эдвином ему идти не хотелось. Но ничего не поделаешь.

Эдвин пошёл за ним. Бернару очень не хотелось брать его в попутчики, и Эдвин благоразумно держался поодаль. Они отошли недалеко, но туда, где лес был особенно густым. Слева и справа их окружал лес, позади была видна поляна, а впереди виднелась опушка леса, где он резко обрывался, подходя, чуть ли не под самые стены крепости.

Бернар ломал руками и срезал кинжалом ветви дуба и тёмно‑зелёные лапы елей. Это нехитрое занятие увлекло его, И в пылу работы он продвигался к этой опушки, а когда отдыхал, мало обращал на это внимания, совершенно забыв наказ Лебелии: не приближаться к опушке.

Неожиданно, на Бернара кинулся и свалил его с ног человек в чёрном плаще, по‑видимому, чёрный страж, случайно забредший сюда, обходя с дозором границы своей крепости. Капюшон его плаща был откинут назад, и Бернар заметил мимолётное выражение удивления и страха, промелькнувшее на его лице, видимо он не ожидал встретить здесь человека. Но это выражение тут же сменилось свирепостью. Бесшумная поступь врага и неожиданность нападения ошеломили Бернара, и он не сразу понял, что произошло. Воспользовавшись его секундным замешательством, противник повалил Бернара на землю и, придавив ему грудь коленом, стал душить. В довершение всего он ловким ударом вышиб из его руки кинжал, который отлетел в сторону, и, звеня, вонзился в дерево. В таком положение Бернар оказался совсем беспомощным. Тут, Бернар увидел, что к нему метнулась какая‑то тень. Это был Эдвин, который, услышав шум борьбы, немедленно бросился на помощь. В долю секунды вытащив из‑за пояса кинжал, он, не отличаясь особой силой, нанёс несколько ударов рукоятью по голове часовому. Оглушив его, Эдвин склонился над Бернаром.

– С Вами всё в порядке, Бернар? Вы не ранены? – учтиво спросил он, подавая ему руку.

Бернар тяжело поднялся и впервые пожал, протянутую ему руку, невзлюбленного им «скитальца».

– Спасибо… Я очень благодарен тебе, – неожиданно для себя тихо пробормотал Бернар. Он вдруг почувствовал какое‑то смущение перед этим человеком, только что спасшим ему жизнь, которого он, сразу невзлюбил. А за что? Теперь уже и сам Бернар не смог бы определённо ответить на этот вопрос. Он посмотрел прямо в лицо Эдвину, и, встретившись с его смелым и открытым взглядом, и впервые не отвернулся, не отвёл взора. Во взгляде Эдвина светилось искреннее желание, стать ему другом. Но Бернару казалось, что в этих глазах он видит молчаливый упрёк за несправедливое отношение к хозяину этих глаз. Он понял, что краснеет. И Бернар, смотря в глаза Эдвина, тихо проговорил:

– Прости меня, я не понимал и не старался понять тебя. Я вбил себе в голову, что ты предашь нас. Теперь я понимаю, что ты настоящий друг, настоящий северянин, достойной своей родины. Прости меня, я виноват перед тобой.

– Не стоит, – улыбаясь, просто ответил Эдвин, и, они одновременно шагнули друг другу навстречу, крепко по‑дружески пожали друг другу руки. Так, не разжимая рук, они долго стояли молча, глядя друг на друга, и им было всё понятно без слов.

– А что мы будем делать с этим часовым? – спросил Эдвин.

– Похоже, нам ничего не остаётся, как только убить его, – покачав головой, ответил Бернар.

Потом, медленно вырвав из древесной коры свой кинжал, и перевернув оглушённого стража на спину, он с минуту постоял над ним, а затем вонзил кинжал ему в сердце.

– Мне его жаль, но так будет лучше и для нас, и для него, – тихо проговорил он. Затем, отнеся тело подальше от опушки и, уложив под деревом, взявшись за руки и не забыв захватить уже приготовленный хворост, они вышли на поляну, где их уже ждали. Эстор удивлённо взглянул на них.

– Ну и ну, – прошептал он, и уже громче, добавил:

– Это что? Неужели подружились.

Бернар рассказал то, что произошло в лесу. Выслушав его, Эстор повернулся к Эдвину. В глазах у него светилась благодарность. Эдвин смущённо улыбнулся и опустил взор.

Когда первое волнение от случившегося улеглось, за завтраком они стали решать, что им делать дальше.

– Наше дело не требует отлагательств, – заговорил Бернар, – Нам нужно как можно скорее узнать планы врага. Эдвин отправится завтра в их стан. А сегодня я предлагаю совершить небольшую разведку. Эстор, пойдёшь со мной, согласен?

– Он ещё спрашивает, – разыгрывая обиду, шутливо отозвался тот, – Конечно, я иду.

– Значит, решено. Мы должны будем начертить карту границ крепости.

– Зачем? – с загадочной улыбкой спросил Эстор. Он вошёл в палатку и через минуту вернулся, неся на вытянутых руках, так, чтобы всем было видно, свернутую карту. Опустившись, на корточки, возле потухшего костра, он развернул карту у себя на коленях. Она оказалась небольшой. Эта была карта внешних границ чёрной крепости.

– Откуда она у тебя? – удивлённо спросил Бернар.

– Да так, случайно нашёл, – просто ответил Эстор, – Правда она не новая, – извиняющимся тоном прибавил он, – Она была создана года три назад. За это время здесь всё могло перемениться.

Бернар присвистнул.

– Нашёл, – засмеялся он, не обращая внимания на последние слова Эстора, – Нашёл, нечего себе нашёл! Да ведь для нас это настоящая ценность.

– Но я думаю всё равно нам нужно пойти на разведку, – сказал Эстор.

– Нужно, – согласился Бернар, – Ты готов, – сказал он, вставая и уходя в палатку за мечом.

– Если на нас нападут, – сказал он, обернувшись, – То нашим кинжалам против их тяжёлых мечей не справиться.

Забрав карту, они ушли. И, когда они скрылись в сыром утреннем тумане, потянулось томительное ожидание. Эдвин, от нечего делать стал поигрывать своим кинжалом, перебрасывая его из руки в руку.

Бернар с Эстором вернулись днём, часов через семь после ухода, усталые и запылённые. Эстор с окровавленной рукой.

– Что произошло? – взволнованно спросил Эдвин.

– Я прошёл на северо‑восток, почти до границ чёрных пустынь, – сказал Бернар, – До самых границ нет даже ворот, а стражников и в помине. Эстор пошёл на запад, там его и «подстрелили».

– С той стороны много охраняемых ворот, – подал голос, понуро молчавший Эстор, – Мне удалось уйти недалеко.

И он показал руку, туго перетянутую чем‑то, подозрительно похожим на полы его рубахи. Из‑под повязки ещё струилась кровь.

– Единственное не охраняемое место это, похоже только ворота, выходящие на чёрные каменистые пустыни.

– И ещё недалеко от нас, – вставил Бернар, – Есть что‑то вроде калитки, она тоже не охраняется, по крайней мере, с внешней стороны.

– Эдвин, я думаю, что тебе полезно будет взглянуть на эту карту, – сказал Бернар, забирая карту у Эстора и подавая её Эдвину.

Эдвин принялся молча изучать карту, а Бернар с Эстором ушли в палатку, где около пятнадцати минут горячо спорили о чём‑то.

– Мы решили, – сказал Бернар, когда они вышли на поляну. – Что ты должен отправиться к врагам завтра… У тебя хорошая память? – неожиданно спросил он, прерывая свою прежнюю мысль.

– Н‑н‑не знаю. А зачем?

– Тебе придётся запомнить эту карту, чтобы ты смог выбраться из крепости. Дать тебе её с собой мы не можем. И., вообще мы нечего не сможем тебе дать, иначе ты можешь вызвать подозрение.

Эдвин ещё полчаса штудировал карту, пока не пересказал её всю наизусть своему молчаливому «надзирателю» Бернару, всё это время сидевшему рядом с нахмуренными бровями и очень удручённым видом. Только тогда он сжалился над своим подопечным.

– Ну, теперь я вижу, что ты хорошо подготовился, – сказал он, – Теперь можешь отдохнуть, – сказал он ласково, потрепав своего уставшего друга по плечу.

Обрадованный Эдвин удалился в палатку, где стал жаловаться на судьбу Эстору, который, смеясь, накинулся на Бернара с проповедью о том, что нельзя так долго «мучить» людей

– Так вот какова твоя благодарность мне за труды, – смеясь, крикнул Бернар.

Эдвин начал шутливо извиняться.

А на другое утро Эдвина стали собирать в дорогу. Они с Бернаром отправились в лес. Отыскав там убитого своей рукой часового, Бернар снял с него плащ со словами:

– Ну‑ка, примерь‑ка. Будешь их воинам.

Эдвин взял плащ, и тут заметил на нём запёкшуюся кровь, в том месте, где грудь была проткнута кинжалом Бернара.

Он указал на неё своему другу. Бернар успокоил его, сказав:

– Ничего. Скажи, что был ранен. Меня, мол, ранили во время дежурства. Скажи эту историю, поднеси её в ином свете. Можешь пересказать её от лица того, кого тебе придётся изображать.

– Должен суметь, – с пониманием дела ответил Эдвин, – А я ведь могу навести их прямо на вас.

– Ничего не случится. Они испугаются, ведь здесь, как я понял, очень глухие места, куда не заходят люди. А если даже они появятся, мы сможем им противостоять. Кстати, а что это такое на рукаве? – неожиданно воскликнул он, указывая на что‑то блестящее на правом рукаве плаща.

– А это бляха с именем и видимо порядковым номером, – сказал Эдвин, взяв в руки круглый блестящий предмет. А он, по‑видимому, офицер.

– Это интересно, – подойдя к нему, Бернар склонился над бляхой, – Имя его, судя по этой бляхе, Керрод. Тебе же лучше, имя выдумывать не придётся.

Переодевшись в чёрный плащ и прикрепив на правый рукав бляху, Эдвин в таком одеянии вышел, следом за Бернаром к палаткам.

– Вот наш новый знакомый. Керрод, выйди на свет, не стесняйся.

Эдвин вздрогнул, услышав своё новое имя.

– Привыкай, – улыбнулся Бернар.

Бернар отошёл на несколько шагов и стал оценивающе осматривать Эдвина.

– На мой взгляд, неплохо, – сказал он, а Эстор одобрительно кивнул.

– У Эдвина очень светлая кожа. Она сразу выдаст его, – заметил Эстор.

– Да, – Бернар задумался.

– Там всегда сумрак, и под капюшоном лица, может быть, не заметят? – предположил Эстор.

– Полагаться на «может быть» не стоит, – философски заметил Бернар, – От этого «может быть» зависит судьба Эдвина, а может быть и не только его. Поэтому мы должны быть уверенны, что Эдвин хорошо экипирован. Эстор, ты хорошо разбираешься в травах, подготовь‑ка нам какое‑нибудь снадобье для изменения цвета кожи.

Через два с лишним часа мазь была готова. Её понемногу нанесли Эдвину на лицо и на руки до локтей.

Кожа его приобрела такой же, смуглый оттенок, как и у остальных.

– Мазь впитывается мгновенно и простой водой не смывается, – проговорил Эстор, – Я приготовил мазь обратного действия. Она вернёт тебе настоящий цвет твоей коже. Но она действенна только для кожи.

– Окраску волос менять не обязательно, – сказал Бернар, – Волосы у Эдвина тёмные, а у Керрода, я заметил, они такие же. Ростом они одинаковы, и лицами схожи. Только у Керрода черты более грубые. На людях их воины, а особенно высшего ранга всегда в капюшонах ходят. И, ручаюсь, разглядывать тебя никто не станет. Ты только вначале говори поувереннее.

Когда маскирование было закончено, Эстор вдруг воскликнул:

– Говор, у Эдвина говор северянина.

– Да, об этом я не подумал, – проговорил сокрушённо Бернар. – Что нам делать? Судя по цвету лица, Керрод был из южных краёв. А как он говорит, мы не слышали. Боюсь, остаётся надеяться только на удачу.

Когда солнце начало садиться, они вышли на опушку леса, туда, где чуть заметная тропка вела к небольшой дверце в крепостной стене.

– Ты хорошо запомнил карту? – уже в сотый раз спросил Бернар.

Эдвин согласно кивнул.

– Повтори.

Эдвин повторил.

– Молодец, – похвалил Бернар.

– Постарайся узнать, скоро ли готовится наступление, в остальном ты разберёшься сам. Сколько тебе понадобиться на это времени?

Не дождавшись ответа, Бернар продолжал:

– Мы будем ждать тебя здесь через три недели. Я, думаю, что тебе этого времени хватит. Уходи с северо‑востока, как ты помнишь, там находятся ворота, выходящие к морскому заливу, к востоку от него начинаются Бесплодные пустыни, а к западу – чёрные каменные пустыни. Их называют ещё пустынями смерти. Людям света не следовало бы туда заходить. Остерегайся их, Эдвин. Та часть Бесплодных пустынь, которая лежит между нашим местом стоянки и теми воротами, не широка. Её можно преодолеть примерно за сутки, а может быть даже и меньше. Эстор будет ждать тебя в том месте, где берег кончается. Оттуда уже недалеко до нашего лагеря.

– А, как я войду в крепость? Ведь эта дверь, кажется заперта.

– Заперта? Но, по крайней мере, снаружи не охраняется. За ней должно находиться что‑то вроде караульни.

– Ну, что ж, Эдвин, пора! – проговорил Бернар, смотря на закат, уже начавший полыхать алым пламенем и, заполнивший уже полнеба.

– Удачи тебе, друг, – подошёл к нему и порывисто обнял за плечи, Эстор.

– Прощайте, – с горечью ответил Эдвин, – Если я вернусь…

– Не отчаивайся, – сказал Бернар, – Если бы мы знали, что нас ждёт, то тогда, наверное, можно было бы изменить многое. Всегда надо надеяться. Ну, до свидания, друг, – прибавил он, мягким, но настойчивым жестом давая Эдвину понять, что задерживаться более не стоит.

Эдвин понял его молчаливый жест, и, чтобы ещё больше не расстраивать друзей, круто повернулся и зашагал по направлению низенькой дверцы, за которой его ждала неизвестность. Но у самой стены он не выдержал, обернулся и помахал рукой. Эстор замахал ему в ответ, а Бернар, повернувшись спиной к крепостной стене, и, хмуро бросив через плечо: «Пойдём, Эстор», энергично зашагал прочь от места расставания.

Они вернулись в лагерь. Настроение у них было невесёлое.

– Кто знает, – грустно проговорил Бернар, – Может быть, мы отправили его прямо на смерть.

А тем временем Эдвин, предусмотрительно накинув на голову капюшон, постучался в маленькую дверь. Ему отворил заспанный караульный, по‑видимому, заснувший на дежурстве.

– Кто там? – недовольно спросил он.

– Кто ты? Я тебя не узнаю. Новичок что ли? А пароль ты хоть знаешь?

Эдвин вздрогнул, но, сообразив, что нужно делать, молча протянул правую руку.

Караульный взглянул на бляху с именем и порядковым номером.

– Ах, это ты, Керрод. Прости, сразу не распознал. Входи, входи, – извиняющимся тоном проговорил он, шире раскрывая пред ним дверь и, пропуская его вперёд.

Эдвин огляделся. Вступив за стены крепости, он сразу очутился в холодном полумраке. Дверь закрылась, и солнечный мир остался по ту сторону стены. Дороги назад не было.

– Ты что же Керрод, заставляешь нас волноваться? Где ты пропадал так долго? Отпросился у начальника на полдня, а ушёл на два.

«Придётся отвечать» – подумал Эдвин.

– Меня ранили, – глухо ответил он, отворачивая лицо и, пытаясь натянуть капюшон да самых глаз, содрогаясь при мысли о том, что сейчас его тайна раскроется.

– Ух, Керрод ты с нами уже около года, а я всё никак не могу привыкнуть к твоему говору.

«пока всё в порядке» – с облегчением подумал Эдвин.

– Как? Ты ранен, когда? – перебив сам себя, спросил караульный.

– Я обходил с дозором наши границы и в лесу, примыкающим к восточной стене, на меня напали двое.

– как они там оказались? Там совершенно безлюдные места. Что им там понадобилось?

Эдвин с тревогой подумал: он нарочно указал другое направление, надеясь, что страж, не доложит об этом кому‑нибудь, и они не пошлют туда свои отряды».

От этих невесёлых мыслей его отвлёк голос его невольного собеседника.

– Здесь такая скукотища. Не пойму, зачем начальнику понадобилось ставить в этих местах караульного. Здесь караулить некого и нечего. Он, видимо просто решил от меня избавиться. Ну почему мне всегда достаётся всё самое неприятное? Чем я не угодил ему? Эх, скорей бы закончились все эти склоки, разделался бы побыстрее наш король со всеми этими Кадорнцами, дениянами, светлыми королевами и так далее. Керрод, ты меня не слушаешь? – спросил он, заметив, что «Керрод» опустил голову и теребит пальцами полы своего плаща.

– Нет, нет! Я тебя внимательно слушаю.

– Ты что, думаешь о том, что станешь отвечать начальнику, когда тот тебя спросит. А отвечать перед ним за твою долгую отлучку тебе придётся.

Эти слова окончательно вывели Эдвина из задумчивости.

– А что мне делать? – испуганно спросил Эдвин, поняв, что встреча его с начальником чёрной стражи ни к чему хорошему не приведёт. Эдвин боялся, что он не сможет правильно сыграть свою роль, не сможет толково отвечать на те вопросы, которые, возможно, будет задавать ему начальник стражи. А если раскроется, кто он на самом деле, тогда прощай жизнь и все надежды, которые возлагали на него его друзья.

– Не бойся. Первый день ты поживёшь у меня, а там посмотрим. Я попытаюсь поговорить с начальником, и он, может быть, не станет тебя наказывать.

– Спасибо, – ответил Эдвин, а про себя подумал, что никогда раньше не смог бы благодарить врага.

– Ну, что, пойдём, – сказал караульный, запирая дверь в стене, – Уже поздно.

Он привёл Эдвина к череде переносных домиков‑вагончиков и, кивнув на один из них, произнёс:

– Тебя твои воины искали.

«По‑видимому, это дом Керрода.»

Они прошли длинную цепь таких домиков и остановились у крайнего.

– Входи, – пропустил его вперёд караульный, – Ты здесь давно не был. Всё на службе да на службе. Тяжело быть офицером? Да ещё и в милости у нашего начальника, – сказал он, смеясь, но по глазам его было видно, что он завидует Керроду, что сам он давно мечтает о звание офицера.

Первую ночь Эдвин провёл в доме своего невольного знакомца

Лёжа ночью в постели, он размышлял над тем, в каком положение он очутился, и что ему делать дальше.

«Теперь я Керрод. Я во что бы то ни стало должен играть свою роль. А что мне делать, если меня разоблачат, что мне делать? Бежать… Я должен как можно меньше попадаться на глаза кому бы то ни было из людей… Завтра надо разведать окрестности. Нет, завтра нельзя. Пока я нахожусь на глазах этого стража, я не должен заниматься той деятельностью, которая может вызвать подозрение… А он человек неплохой…»

С этими обрывками мыслей он и заснул.

Эдвин проснулся оттого, что его «сотоварищ», которого, Эдвин узнал, звали Эдгаром, тряс его за плечо.

– Вставай! Тебе на службу пора, а ты всё спишь да спишь! Так можно и всё на свете проспать. И вообще, что это с тобой такое? Ты же всегда вставал раньше других.

Эдвин застонал и показал на грудь, где резко выделялось пятно запёкшейся крови, которую они с Бернаром нарочно не смыли, а теперь при тусклом свете разгоравшегося дня, оно выглядело особенно устрашающе.

– А прости, забыл, – произнёс Эдгар.

Но тут с улицы послышался крик и к ним влетел взволнованный воин

– Керрода, офицера Керрода к начальнику! – крикнул он.

– Ну, вот, – недовольно сказал Эдгар, – Придётся тебе идти. Я вижу, что ты испуган? Я пойду с тобой. Вдвоём спокойнее.

Дрожащий всем телом Эдвин пошёл вместе с ним вдоль цепи домиков. Примерно через полчаса они достигли большого каменного двухэтажного дома. Войдя в дом, Эдгар крикнул слуге, что пришёл офицер Керрод и легонько подтолкнул мнимого Керрода к высокой чёрной двери.

– Иди, – прошептал он, – Меня он не пустит.

Весь трепеща, Эдвин переступил порог и увидел человека, сидевшего в уютном кресле и знаками подзывающего его к себе. Эдвин подошёл.

– Ты провинился, Керрод. И ты сам это знаешь. Но я не стану бранить тебя и наказывать, хотя за самовольную отлучку требовалось бы суровое наказание. А теперь к делу. Ты слышал, что мы переходим на авральный режим работы. Таков указ короля. Говорят, что у стен крепости бродят разведчики светлой королевы. Её вездесущий советник каким‑то образом узнал, что мы готовимся к войне с ними, и теперь их разведчики повсюду. Северяне‑ жители Овионского княжества объявили мятеж. Но это тебя не касается. Нам надо укреплять стражу на южных границах, тебе нужно усилить стражу на своём участке, понял? Теперь обход караульных будет совершаться не два, а четыре раза в сутки. Это всё. Ты свободен. Иди.

И он махнул рукой в сторону двери. Эдвин вышел. Эдгар ждал его за дверью.

– Ну, что? – спросил он, не успел Эдвин выйти.

Эдвин передал ему свой разговор с начальником стражи.

– Опять меня заставят работать, – вздохнул Эдгар, – Хорошо, что с тобой хотя бы всё не так плохо кончилось, как я ожидал.

Эдвин невольно улыбнулся, но попытался скрыть улыбку, глядя на расстроенное лицо Эдгара.

– Большое тебе спасибо, – сказал Эдвин, всё никак не решаясь пожать Эдгару руку, – Я, пожалуй, пойду к себе.

– Как? – удивлённо воскликнул Эдгар, недавнего уныния как не бывало, – А как же дежурство, твои воины?

– Пожалуйста, распорядись за меня. У меня что‑то голова болит.

– Они меня не послушаются. Я не под твоим началом.

– Ну, как знаешь, – сказал Эдгар, – Увидимся на службе! – крикнул он, повернувшись и зашагав в противоположную сторону от Эдвина.

Эдвин медленно побрёл обратно вдоль домов‑вагончиков.

«Что он за человек?» – подумал Эдвин.

Он вдруг отчётливо осознал, что за такое короткое время успел привязаться к Эдгару. И теперь его мысли сами помимо воли возвращались к нему.

«Кто он? Убеждённый фанатик тьмы или простой воин, который защищает свою родину? Или просто человек, которого заставили служить, а ему хочется, как, наверное, всем, мира, человек, который устал от службы и хочет передохнуть? Кто он?.. Да это, в сущности, не важно. Теперь я понимаю, что для добрых сердец не важно в какой стране они находятся, в стране света или в стране тьмы. Если он был бы на нашей стороне, он стал бы хорошим другом».

Размышляя так, Эдвин разыскал свой вагончик и, войдя в него, опустился на жёсткую тахту и задумался.

Глава пятая

Странная встреча

Постепенно Эдвин начал привыкать к жизни стража. Он узнал, что под его началом находятся около трёх десятков воинов, и что Керрод был на хорошем счету у начальства, и уважаем не только среди своих воинов, но и среди воинов, состоящих в подчинение у других офицеров. Офицеры тоже любили Керрода.

Каждое утро Эдвину приходилось вы ходить со своими воинами на плац. Утренняя зарядка и марши сменялись обучением стрельбе из лука. С большим трудом Эдвин выполнял эти обязанности. После лёгкого завтрака он сменял часовых. Несколько раз в сутки он обходил посты стражи. Последний обход он совершал в полночь, но зато днём у него оставалось достаточно времени на осуществление своих планов. Он не на минуту не забывал о том, ЗАЧЕМ он находится здесь. Но чёткого плана у него всё ещё не было. В свободное время он бродил по улицам, иногда заходя в дома жителей, делая вид, будто пришёл с проверкой. Люди пугались его, видя офицерские знаки на его мундире. Но никто из тех, кому он заходил, не создавали впечатления истых фанатов тьмы, а скорее запуганных вечными визитами офицеров, искренно желающих спокойной иной жизни людей.

Прошло уже полторы недели, а он ещё не знал, что ему делать дальше. И за всё это время он только раз видел Эдгара.

Когда он, однажды, поднялся на стену, чтобы сменить стражу, он увидел Эдгара, который издали, махал ему рукой.

«Надо будет после его смены найти его. Я так и не запомнил, где он живёт» – решил Эдвин. В последнее время Эдвин начал скучать без общества этого весёлого добродушного человека. Но встретиться им в этот день так и не удалось.

Однажды, после смены караула, он бесцельно бродил по улицам, ломая голову над тем, что творится за стенами крепости, где его друзья, что с ними? Такими вопросами он задавался всё чаще и чаще.

С каждым днём разведческие маршруты Эдвина увеличивались. В этот день он зашёл особенно далеко. Погрузившись в раздумья, он не заметил, что ушёл слишком далеко от знакомых мест, и что в округе не было человеческого жилья. Эдвин шёл по безлюдному пустырю, напоминающему те пустынные места, именуемые «чёрными пустынями», о которых рассказывал ему Бернар. Эдвин стал беспокойно оглядываться и хотел уже повернуть назад, когда понял, что находится не в пустыне, а в редком подлеске. Вскоре лесок кончился и Эдвин увидел ряд небольших домиков, не похожих на те, которые он видел раньше. Эта маленькая деревня располагалась в низине, окружённой невысокими холмами. Эта деревня так не подходила к тому, что Эдвин видел раньше: ни к суровым каменным зданиям, ни к домикам‑вагончикам, ни к грубо выстроенным домам горожан, ни к этому вечному полумраку, что Эдвин остановился в недоумении. Он стоял, размышляя над тем, что это могла быть за деревня и что он чувствует при взгляде на неё.

Деревня эта казалась необычной. Дома будто парили в воздухе. Они, словно облака, меняли свои очертания, но при этом оставляли какую‑то колдовскую привлекательность. Они словно манили к себе. Эдвин нерешительно вышел из‑под сени деревьев, но не успел пройти и нескольких шагов как услышал позади себя голос.

– Кто ты? И что тебе нужно в этих местах?

Эдвин оглянулся. К нему быстрым шагом приближался широкоплечий мужчина, казавшийся выше любого из людей. Он подошёл вплотную к Эдвину и опустил ему на плечо руку. Эдвину показалось, что его окатили ледяной водой, а затем обожгли кипятком. Пальцы незнакомца так стиснули плечо Эдвина, что тот зашатался и, вскрикнув, инстинктивно поднял руки вверх для защиты.

– Извини, что напугал тебя, – произнёс незнакомец низким глухим голосом, снимая руку с плеча Эдвина, – Я отвык от людей.

Эдвин осторожно повернул голову. Теперь ему удалось лучше рассмотреть этого странного человека. На нём был надет плащ, штаны из грубой материи по‑воински были заправлены в голенища высоких чёрных сапог. В его одежде не было ничего необычного, но Эдвин чувствовал, что он не такой как все.

Эдвин заметил, что кожа этого человека слабо блестит, словно отполированный камень. Он протянул руку и незаметно дотронулся до его руки и тотчас отдёрнул. Эдвин с удивлением понял, что это была не живая тёплая человеческая плоть, а мертвяще холодный камень.

– Ты не человек?! – изумлённо воскликнул Эдвин.

– Ты прав, – глухо ответил тот.

– Тогда кто же ты?

– Я из народа мэреинов. А кто ты?

Наклонившись к Эдвину, мэреин пристально посмотрел ему в глаза.

Эдвин увидел, что глаз у него не было. Каменные веки без ресниц прикрывали тёмные провалы глазниц, в которых время от времени пробегали искорки пламени. Жёсткие коротко остриженные волосы довершали картину внешнего облика мэреина. Было видно, что у народа мэреинов был собственный язык. Мэреин выговаривал слова общего языка с трудом, с частыми паузами, видно, подбирая и обдумывая нужные слова.

Около минуты он смотрел в глаза Эдвина своими пустыми глазницами, но Эдвину показалось, что прошла вечность. Под невыносимым взглядом мэреина Эдвин начал понимать, что мэреин видит не только внешний мир, но и то, что до сих пор пытался скрыть он, Эдвин. Взгляд мэреина, словно кинжал, пронзал Эдвина насквозь. От него не могло укрыться ничто. Эдвин попытался отвести глаза и не смог. Мэреин, словно магнитом притягивал его взгляд к себе.

Дрожь страха начала бить Эдвина.

«Что мне делать? Он всё знает. Я погиб!» – молнией пронеслось у него в голове.

Наконец, мэреин отвёл взгляд и медленно проговорил:

– Я узнал кто ты. Ты с севера. Ты долго странствовал, скитался по миру света. Ты был заслан сюда силами света.

Эдвин задрожал.

– Я вижу, что ты испуган. Но не бойся. Мне неизвестно ни твоё имя, ни те, кто заслал тебя сюда. И я не стремлюсь узнать это. Меня не волнуют войны между людьми. Я давно отвык от людей. Среди своих товарищей я единственный не забыл язык людей. Ваш язык. Мы, мэреины, дети чёрных пустынь, рождённые во мраке, мы не знающие ни голода, ни усталости, ныне стражи государства призраков, – он обвёл рукой всё пространство вокруг себя и Эдвина, – Мы были вынуждены уйти из нашей родины и скитаться по миру света. Мы мстили людям за то, что они отняли у нас наши земли. Когда Дегур милостиво разрешил нам остаться жить здесь за стенами его чёрной крепости, а мы дали согласие стать сторожами и защитниками призраков, с тех пор мы отгородились от людей. Мы ненавидели людей света. Да и люди боялись нас. Постепенно нам удалось вновь завладеть чёрными пустынями. Давно это было. Теперь наш народ вымирает. Мэреинов становится всё меньше и меньше. Те, кто остался в живых, кто не погиб от… – мэреин замолчал и махнул рукой, словно отгоняя непрошеные мысли.

– Не погибли от чего? – спросил Эдвин, изображая из себя наивного слушателя.

Эдвин рисковал, задавая этот вопрос. Рисковал, что мэреин поймёт, ЗАЧЕМ он спрашивает об этом. Во время своего рассказа мэреин отошёл от Эдвина на расстояние вытянутой руки и уже не мог читать мысли. Но отвечать на этот вопрос не стал.

– Не важно, – ответил он, – Так вот, о чём я говорил?.. Те, кто выжил, постепенно расселились по всей чёрной пустыне, но большая часть осталась здесь, и они выбрали меня своим предводителем. Никто из людей света не осмеливался заходить в эти места. Ты был первым. Я не знаю, чем ты околдовал меня? Так бы я уже убил бы тебя. Ты мне нравишься, и поэтому, я хочу предложить тебе свою дружбу. Возьми этот перстень, – сказал он, снимая с пальца перстень с тёмно‑красной печаткой и протягивая его Эдвину.

Эдвин удивлённо воззрился на предлагаемый ему дар. Он не знал, как ему поступить: взять перстень – неизвестно, что может случиться. Может быть, к нему даже прикасаться опасно. Не взять, просто отказаться – неизвестна, какова будет на этот отказ реакция мэреина. Эдвин уже понял, что мэреин не маленький безобидный котёнок.

– Возьми кольцо, – сказал мэреин, видя нерешительность Эдвина, – Мэреины никогда не предлагали свою дружбу людям света. Бери перстень, не пожалеешь. Надев его, ты сможешь понимать наш язык и сам говорить на нём. Тогда ты сможешь повелевать нами, а наша власть будет бессильно над тобой.

«Почему он предлагает этот перстень? Я не должен его брать. Не может быть, чтобы он, так ненавидящий нас „людей света“ при первой встречи вместо того, чтобы убить предлагает одному из них стать его другом и дарит подарки».

На этот раз мэреин услышал его мысли.

– Ты не веришь мне? – спросил он, и лицо его сразу переменилось. В чёрных провалах глазниц засверкало багряное «пламя» ненависти. Лицо исказилось до неузнаваемости. Оно приобрело выражение ненависти, злобы и отвращения. Он весь дрожал от сдержанного гнева. Частое дыхание со свистом и клокотом ярости вырывалось из груди. Он схватил Эдвина за плечи и, приподняв его над землёй, начал трясти. Перстень выпал из его руки, но он этого не заметил.

– Ты пренебрегаешь моей дружбой, – прошипел он, – Радуйся, что ты до сих пор жив!

Эдвин зажмурился. Он понимал, что из рук этого каменного великана ему живым не уйти. Он уже готовился к смерти, когда мэреин вдруг неожиданно опустил его на землю. Открыв глаза, Эдвин увидел, что мэреин спокойно стоит перед ним, как будто ничего не случилось.

– Прости, не сдержался, – сказал он и, подняв с земли перстень, протянул его Эдвину.

– Ну, что? Возьмёшь кольцо?

Эдвин без промедлений взял перстень с протянутой ладони и завернул в плащ, успев при этом подумать: «Это же целый браслет», как кольцо неожиданно уменьшилось сжалось до размеров пальца Эдвина. « Ну и дела «– удивился про себя Эдвин. Мэреин улыбнулся:

– Перстни мэреинов принимают размер пальца владельца.

И он коварно улыбнулся. Но Эдвин попросту не заметил скрытой насмешки в глазах мэреина. А присмотрись он повнимательнее к мэреину навряд ли стал бы так беззаботно принимать подарки.

Но тут вокруг стали появляться полупрозрачные тени, похожие на людей. Некоторые из них были в призрачных белых саванах. Эдвин догадался, что это и есть призраки, о которых говорил мэреин.

«Ещё этого не хватало» – подумал в конец совсем измученный Эдвин.

– Это ваши дома? – поинтересовался он, указывая на деревню.

– Нет. Ни нам, ни призракам не нужен ни кров, ни пища, ни отдых. Мы ведь не люди, – ответил мэреин, – Ну, до свидания. Мне пора, а то призраки уже зовут своего защитника. Мы с тобой ещё увидимся.

И он пошёл по направлению к деревне. Призраки, словно воды морские, сомкнулись за ним. Через несколько минут, когда они растаяли в воздухе, мэреина уже не было видно.

«интересно, – подумал Эдвин, – Чьи же всё‑таки эти дома? На настоящие дома из дерева или камня они не похожи. Скорее всего, это мираж, созданный призраками, чтобы заманивать людей».

Так он подумал, но подходить ближе не стал: мало ли что могло бы случиться. В этих краях надо быть осторожным. Он постоял, думая о странной встрече, потом медленно повернулся и побрёл обратно через редколесье.

Ему казалось, что он не сможет найти дорогу назад, ведь он не запомнил путь, когда шёл сюда, но ноги сами вынесли его к знакомым местам, и он зашагал к дому. Прейдя домой, он присел на тахту и, развернув перстень, начал его рассматривать. Решив никогда его не надевать, если это не понадобится, спрятал его обратно в складках плаща.

Глава шестая

Посланец света!

Прошло уже две с половиной недели, а Эдвин так ещё ничего и не узнал о планах врагов. Не узнал, когда готовится нападение. Никто из воинов и офицеров, с которыми он пытался заговорить об этом, сами не знали о времени начала боевых действий. Но вот, наконец‑то, ему повезло.

Когда до конца недели оставалось три дня, Эдвин проходил мимо дома начальника стражи. Дверь в холл была приоткрыта, и до Эдвина донеслись голоса.

– Когда же король, наконец‑то собирается начинать боевые действия против королевы света?

– Я что один из всех вас знаю, и день, и даже точное время начала боевых действий?

Эдвин замер и, затаив дыхание, стал прислушиваться к разговору.

– Через два месяца, восемнадцатого Августа, он собирается выслать несколько небольших отрядов для нападения на их крепость. Ровно в полдень они должны будут неожиданно напасть на крепость. И в отличие от тебя, мне известно, какие отряды будут высланы нашим королём, – и он назвал имена офицеров, под чьим командованием находились эти отряды. Среди этих имён, Эдвин услышал и имя Керрода.

– Но ведь это не основные наши силы! Все наши воины очень храбры и офицеры опытны, но они лишь малая часть наших основных сил. А что мы будем делать, если наши враги выиграют сражение?

– Насколько я знаю, у них нет постоянной армии. И вообще все их воины вряд ли могут хорошо сражаться. Ведь они от рождения ни крови не видели, ни настоящего меча в руках не держали, – с презрением произнёс говоривший. – Они не смогут победить… но, если, конечно, этот их, Бернар, или, как его там, какой‑нибудь хитрости не придумал. Ну, а, если они начнут выигрывать бой, что мало вероятно, тогда мы бросим в бой все отряды мэреинов, имеющееся в нашем распоряжение. Правда, мне очень не хотелось бы с ними встречаться. Ну, пока нам волноваться нечего. Время у нас с тобой ещё есть. Воинов подготовить мы успеем. А пока пойдём. Надо сменить караулы, а потом можно и отдохнуть.

Два офицера, судя по одежде и по разговору, они таковыми являлись, вышли из дома. Один из них, перекинувшись несколькими словами с приятелем, направился к сторожевым башням, а второй остановился, заметив Эдвина.

– О, приветствую тебя, Керрод! – паясничая, воскликнул он и уже серьёзно добавил:

– Мне повезло, что я тебя встретил. Тебя как раз начальник вызывал. Я собирался за тобой зайти. Ну, что, ты идёшь? – спросил он, видя нерешительность своего мнимого сотоварища.

– Иду, иду, – поспешно откликнулся Эдвин и, проводив взглядом офицера, вошёл в дом.

Начальника он застал нервно расхаживающим по комнате. Вместе с ним были ещё несколько офицеров высокого ранга. Все они были чем‑то взволнованы.

– Керрод, я вызвал тебя, чтобы сообщить о том, что наше наступление на страну Мечтаний, весьма странное название, как раз по ним, начнётся через два месяца, 18 августа в полдень. Подготовь своих воинов. И ещё, Керрод, мне доложили, в последнее время ты плохо стал выполнять свои обязанности. Почему ты стал часто отлучаться. Четыре дня назад тебя не было дома, тебя нигде не могли найти. Где ты был?

«Это был тот день, когда я встретил мэреина» – подумал Эдвин, начиная чувствовать лёгкое беспокойство.

«Зачем я им тогда понадобился. Но, боюсь, что это сейчас уже неважно».

– Слушай, Керрод, я тебя предупреждаю, ещё один проступок и тебе не поздоровится. Ты меня понял? Можешь идти.

Эдвин повернулся и направился к двери, радуясь, что его визит к начальнику стражи прошёл довольно спокойно. Но всё ещё только начиналось.

Но едва он дошёл до двери и взялся за ручку, как начальник окликнул его:

– Эй, Керрод, что это такое? – спросил он грозно, указывая на что‑то на полу.

Эдвин обернулся и подошёл к нему.

Начальник указывал на маленький блестящий предмет. Эдвин наклонился и поднял его. Это оказался перстень мэреина. Эдвин, уходя, не заметил, что перстень, который он всегда носил с собой, выпал из складок плаща. Если бы он знал, чем обернётся для него эта оплошность… но, он не знал, а когда понял, было уже поздно.

– Этот перстень твой? – спросил он, сурово сдвинув брови.

– Да, – ответил Эдвин, недоумевая, чем был вызван интерес к перстню.

– Керрод, а ты знаешь, ЧЕЙ это перстень?

Эдвин кивнул.

– Откуда он у тебя?.. А, хотя можешь не отвечать на этот вопрос. Тебе дал его мэреин, так?

Эдвин снова утвердительно кивнул, не понимая, что всё это значит.

– Я что‑то не слышал, чтобы мэреины появлялись в наших местах, – сказал с усмешкой начальник стражи, а потом неожиданно добавил:

– Внесите свет. Эти три свечи очень тускло светят.

Стоявший в тени слуга, которого Эдвин раньше не заметил, тут же выполнил приказ.

Когда внесли восемь свечей и вошли двое слуг с факелами, начальник стражи пристально посмотрел на Эдвина.

– Что‑то я не узнаю тебя, Керрод. Ты, если я не ошибаюсь, особой храбростью не отличался. Никто из здравомыслящих людей давно не приближался к местам, где обитают мэреины. Тебе повезло, что ты вышел живым из государства призраков. Те, кто хотя бы раз встречался с мэреинами, никогда не возвращались обратно. Ну, хватит, довольно. Я понял больше, ГОРАЗДО больше, чем услышал. Мне кажется, пора сменить декорации. Снимите с него плащ, – приказал он и не успел Эдвин опомниться, слуги немедленно сдёрнули с него плащ и осветили его лицо факелами.

Эдвин понял, что его тайна раскрыта, но решил не сдаваться. Сделав удивлённое лицо, он спросил, стараясь придать своему голосу тон оскорблённого человека:

– прошу меня простить, – начал он, – Но что это за проверка такая? Вы что, считаете меня преступившим закон?

Слуги на мгновение замерли и отступили назад, но начальник стражи хищно улыбнувшись, махнул рукой.

– ах, я вижу, что ты так просто не признаешься. Актёр из тебя получился бы хороший, но на этот раз твой спектакль оказался не совсем удачным.

Сказав это, он махнул рукой, приказав:

– принесите средство для изменения цвета кожи!

Эдвин похолодел.

Когда приказ был выполнен, двое из слуг, сорвали с него плащ и офицерский мундир и, завернув ему рукава рубахи, взяли его за плечи и держали до тех пор, пока третий слуга натирал ему руки и лицо белёсой мазью. Но Эдвин и не думал сопротивляться. Он знал, что он разоблачён и с ужасом думал о том, что же с ним будет и о том, что даже то немногое, что ему удалось узнать здесь, пропадёт в неизвестности.

Когда мазь была нанесена на кожу Эдвина, и все увидели её белизну, начальник обратился к Эдвину:

– ну, теперь, я думаю, тебе нечего скрывать кто ты и откуда. Ну, говори. Мы слушаем.

– я странник с севера, – ответил Эдвин, решив, что бы ни случилось, не выдавать врагам ничего, что могло быть связано со страной Мечтаний.

– что ты, странник с севера, пытался разузнать здесь?

– напрасно вы думаете, что я был заслан к вам врагами. Я изгнан из своих родных земель и скитаюсь, не зная приюта по близлежащим землям.

– а почему ты не попросил приюта у южан?

– правитель одной южной страны отказал мне в помощи, и я решил попытать счастье здесь.

– а разве ты не знал, что эта страна тьмы?

– мне уже давно безразлично, в какой стране я нахожусь, в стране света или в стране тьмы.

– ну, если так, зачем ты выдавал себя за одного из наших воинов?

Этот вопрос застал Эдвина врасплох. Об этом, немаловажном факте он не подумал. Он стоял молча, опустив голову.

– что, ответить нечего? – насмешливо спросил начальник стражи и, обратившись ко всем присутствующим, добавил:

– на ваших глазах свершилось неслыханное. На протяжении долгих лет ни один вражеский лазутчик не осмеливался даже подходить к нашим стенам, а если и были в этих местах лазутчики, то через два‑ три дня, они отправлялись к своим предкам. Прошло уже больше двух недель, а никто из вас не смог опознать лазутчика. Я недоволен своими офицерами.

– но он был так похож на Керрода. И мы просто представить себе не могли, что такое возможно, – сказал, оправдываясь, один из офицеров.

– да, ловок, ловок ты, северянин, – пробормотал себе под нос начальник.

При напоминании о Керроде, гул разъярённых голосов сразу наполнил комнату. Офицеры кричали, пытаясь перебить друг друга:

– смерть, смерть проклятому лазутчику. Мы не простим ему смерти нашего друга, уважаемого человека. Мы отомстим за Керрода!

Начальник стражи поднял руку, и все замолчали. Он вновь посмотрел на Эдвина.

– Может быть, ты, наконец, скажешь нам, кто тебя сюда заслал?

Эдвин молчал. Крики этих разъярённых людей, собравшихся здесь, словно придали ему силы. Он выпрямился и стоял посреди комнаты, гордо и даже с каким‑то презрением смотря на окружающих. В его взгляде читалось столько твёрдости, сколько не было никогда. Он знал, что не проронит ни слова, пока его сердце будет биться. Пусть он погибнет, не выполнив возложенного на него задания, чем своим признанием навлечёт беду на мир добра. Он не предаст народы света, он останется верным им до конца.

– молчишь. Крепкий орешек. Смотри же, для тебя же будет хуже. Может, всё‑таки скажешь?

– мной уже всё сказано, – с достоинством проговорил Эдвин.

– хорошо, – медленно проговорил его мучитель, – Я решил, как с тобой поступить. Ты умрёшь завтра в десять часов по полудни. Свяжите ему руки! А сегодня мы в последний раз попробуем тебя разговорить. Думаю, плети подойдут лучше всего. Прощай, но думаю, мы с тобой ещё увидимся завтра. Кстати, можешь забрать свой перстень. Нам не нужны всякие магические штуковины вроде этого! – и, брезгливо взяв кольцо двумя пальцами, он с отвращением швырнул его в лицо Эдвину. Эдвин бессознательно поймал его на лету и зажал в руке.

– Наш разговор окончен! Увидите его!

Эдвину до боли стянули за спиной руки и два офицера грубо вытолкали его из дома.

Долго его вели по улице и, наконец, втолкнули в низкое длинное здание с маленькими окошками, по‑видимому, это был какой‑то барак для бедных.

Его втолкнули внутрь с такой силой, что он не удержался на ногах и упал лицом вниз на сырую солому, расстеленную на полу. Когда офицеры захлопнули за ним дверь, Эдвин почувствовал такую слабость, какой не ощущал ещё никогда. Он лёг на солому и закрыл глаза. Но вместе со слабостью он почувствовал какое‑то странное облегчение, словно он находился не в неволе и ждал смерти, а отдыхал в беседке, находящейся где‑нибудь в тенистом саду. Это странное чувство не покидало его в течение нескольких часов. Эдвину показалось, что он даже задремал. Но этот отдых продолжался недолго.

Примерно через два часа после того, как Эдвин очутился в этом бараке, к нему вошли те же офицеры, которые привели его сюда. Один из них нёс в руке большую плеть.

– снимай одежду! – приказал офицер.

– у него же руки связаны, – заметил другой офицер, и, подойдя к пленнику, они сорвали с него одежду, состоящую из тонкой шерстяной накидки и рубахи, при этом сильно заломив ему связанные руки. Затем нагого по пояс Эдвина, развернув лицом к стене, поставили на колени.

Один из офицеров взял плеть и, размахнувшись, ударил ею Эдвина по спине. Первый удар обжог кожу Эдвина, он коротко вскрикнул от боли. Офицер, державший его за руки, ударил носом сапога ему под рёбра. Эдвин упал. Офицер грубо поднял его за волосы и снова поставил на колени.

Эдвина били долго. Он задыхался, стонал, но не говорил ни слова.

Когда, наконец, его мучители устали и так, не добившись от него ничего, кроме стонов, ушли, наконец, развязав ему руки, измученный Эдвин кое‑как дополз до измятой своей одежды, натянул на себя рубаху, накинул накидку и трясущимися руками, застегнув её на все застёжки, упал на живот. Спина у него горела. Голова кружилась, сознание ускользало от него. Он с трудом понимал, где находится. Эдвин лежал не подвижно на полу около десяти минут, а затем, пошевелившись, нащупал рукой что‑то холодное. Он вздрогнул, как от удара, поднял перстень, который в течение нескольких часов бездумно сжимал в руке, и, с трудом приподнявшись, прошептал пересохшими губами:

– Проклятое кольцо. Из‑за тебя я стал пленником, обречённым на смерть.

И размахнувшись, он хотел уже отбросить его в сторону, но передумал и спрятал перстень в голенище своего высокого тяжёлого сапога.

Эдвин превозмогая боль, смог медленно повернуться на бок. Сильная боль в спине не давала ему заснуть. Лишь спустя часа три, глубокой ночью ему, наконец, удалось на короткое время забыться тревожным сном.

Его разбудил один из его вчерашних мучителей. Ударом сапога, он заставил Эдвина медленно сесть.

– Поднимайся! – загрохотал офицер, словно пробудившийся вулкан, – Через час я должен буду отвести тебя на казнь. Что молчишь! Отвечай что‑нибудь. Не немой же.

Он вышел, а Эдвин стал бессмысленно смотреть в потолок. Как бы он не хотел, он не мог заставить себя думать ни о друзьях, ни о чём‑либо другом. Душа его, словно умерла. Не одна мысль не тревожила его. Даже скорая смерть, казалось, сейчас совсем не волновала Эдвина. Его душа, словно превратилась в пустыню, в которой нет места ни страху, ни печали, ни радости.

Так Эдвин лежал до тех пор, пока снова не пришёл офицер и не заставил его подняться. Со связанными руками Эдвина вывели из барака, где ему пришлось испытать страшную боль. Едва они вышли на улицу, к ним присоединились три человека, судя по одежде, простые воины. Двое из них крепко взяли Эдвина за руки и поддерживали его всю дорогу до места казни, потому что Эдвин от перенесённой пытки, самостоятельно идти не мог. Третий воин встал за ними с железным прутом в руке. Он пригрозил Эдвину, что ему лучше слушаться своих конвоиров, но Эдвин и не помышлял о бегстве. Все замерли в ожидании приказа. Офицер встал впереди этой, не столь весёлой с виду компании и крикнул через плечо: «Вперёд!» и они двинулись к небольшой площади, где находился эшафот.

Эдвин шёл, не глядя ни на своих конвоиров, ни на что вокруг, такой же опустошённый, как и несколько минут назад. Лицо его выражало ни страха, ни мольбы, а какую‑то тупую обречённость.

Эдвина привели на площадь, где уже собралось много народа, в основном это были не горожане, а знатные офицеры и воины. Эдвина ввели на эшафот. Поддерживаемый с двух сторон воинами, Эдвин шёл по ступеням эшафота медленно, как во сне. То состояние опустошённости, в котором он пребывал всё это время, покинуло его, и все чувства с новой силой пробудились в нём. Он поднял голову и огляделся по сторонам. Он увидел жестокие лица собравшихся на площади людей. Начальник стражи, стоявший у самого помоста, глядел на Эдвина и улыбался. Эдвин прочёл в его глазах злобное торжество. Когда Эдвин, поднимаясь по ступеням эшафота, проходил мимо него, начальник стражи подошёл к лестнице и, взявшись рукой за перила, ухмыляясь, проговорил:

– Ты думал обхитрить меня? Но тебе этого не удалось, – заговорил он, и конвоиры Эдвина остановились.

– Теперь первые роли перешли в руки моих офицеров. Я жалею, что не был вчера на этом удивительном «представлении». Мне бы доставило величайшее удовольствие, смотреть, как ты мучаешься. Ну, что, Актёр, сегодня занавес для тебя опустится навсегда. Сегодня твой последний выход, – он говорил эти слова и, Эдвину каждое его слово причиняло муки, не сравнимые с той физической болью, что он испытал накануне.

«Ах, зачем он мучит меня. Приказал бы убить сразу. Не могу я больше выносить это издевательство», – подумал Эдвин и попытался отвернуться, но воин, стоявший за ним, силой ударил его железным прутом по шее, и Эдвину пришлось смотреть в лицо этого жестокого человека.

Видимо, его мысли отразились в его глазах, потому что его мучитель воскликнул с сатанинским хохотом:

– О! Тебе, я вижу, неприятны мои слова. Теперь ты знаешь, что словом можно ранить сильнее, чем плетью или калёным железом. Не отворачивайся, смотри мне в глаза. В твоих глазах я вижу страх и отчаяние. Я вижу, что твоя душа возмущена моими речами. Ты злишься, но твоя злоба тебе не поможет. Мне приятно смотреть на твои страдания, – он говорил тихо и медленно, часто прерывая речь смехом. Голос его был приторно сладок. Он часто замолкал, чтобы в полной мере насладиться теми муками, которые, он видел, испытывал Эдвин. Эдвин отдал бы всё на свете, чтобы не видеть этого ненавистного лица, не слышать этого сладкого голоса, этого смеха.

– О, как я жалею, что не присутствовал при твоей пытке, я бы заставил тебя заговорить. Я бы заставил тебя унижаться передо мной. Я бы заставил тебя рыдать и просить о пощаде. Но, как жаль, что сегодня ты не в моей власти. Я бы ещё бы всласть поглумился над тобой, но не могу. Время уходит. Палач уже ждёт. Отправляйся и помни, НИКТО тебе не поможет.

И он отошёл от ограждения эшафота.

Эдвина повели дальше. Когда он зашёл на эшафот и медленно двинулся по деревянному настилу помоста, чей‑то ребёнок заплакал в толпе, а какая‑то женщина закричала:

– Не убивайте его! Он ещё так молод!

Эдвин с благодарностью посмотрел вниз на толпу.

– Молчи, женщина! – прикрикнул на неё кто‑то из офицеров.

– Не вмешивайся не в своё дело!

Эдвин шёл, к стоявшему на противоположном конце помоста палачу, одетому в красную длинную рубаху и с мечом в руке.

Когда до палача оставалось шагов десять, Эдвин остановился и посмотрел ему в лицо.

Палач стоял неподвижно, словно статуя, и лицо его под белой маской не дрогнуло, глаза глядели холодно и бесстрастно. Смотря на палача, Эдвин подумал о том, что через минуту этот человек хладнокровно вонзит ему в сердце свой меч и это будет лишь очередной его обязанностью. Неужели ему всё равно, что люди теряют самое дорогое‑ жизнь. Неужели его сердце также холодно и безучастно, как эти глаза.

Эдвин только сейчас отчётливо понял, как прекрасна жизнь и, что где‑то его ждут друзья и, как страшно это всё потерять в один миг, в одну секунду.

Сделав ещё несколько шагов, Эдвин вдруг помимо воли заплакал. Слёзы катились у него по щекам, и не было сил остановить их. Ноги у него подкосились, и он упал на колени. Вырвавшись из крепких рук, державших его воинов, Эдвин поднял руки вверх и воскликнул:

– Помогите мне, силы света! Я хочу жить, вернуться в мир добра! За что мне посланы такие мучения? – в этом крике было столько боли, мольбы, что даже сердца самых жестоких офицеров дрогнули. Воины и офицер, сопровождавшие Эдвина взглянули на него с неведомым дотоле им чувством‑ с сочувствием. Некоторые на площади плакали. Офицеры и начальник стражи били тех, кто смел сочувствовать «преступнику» тонкими плетьми. Среди этого шума только палач оставался спокойным и невозмутимым.

Эдвин закрыл глаза, чтобы не видеть зверства воинов и, посмотрев на небо, заговорил:

– Неужели в этой стране нет места ничему светлому? Неужели можно было допустить, чтобы воины били безвинных людей, только за то, что в их душах нашлось место для сострадания. Силы света помогите тем, кто вынужден страдать…

– Ну что происходит, – глухо прозвучал из‑под безликой маски голос палача, – Прекратите этот цирк! Пора! Я устал! –

Сказал он, обращаясь к начальнику стражи, и тот немедленно вскинул руку.

– Пора! Начинайте!

Эдвина грубо подняли за волосы и подтолкнули к палачу…

Но отчаянный крик о помощи, видимо был услышан, потому что вдруг случилось неведомое: небо озарилось ярким светом, раздался грохот и над тем местом, где стоял палач, всегда мрачную ткань небес, пронзила ослепительная молния, ударившая в палача, который до последнего момента своей жизни не проронил ни слова. Рука его разжалась, и меч со звоном выпал из леденеющих пальцев. Палач схватился руками за грудь, лицо его чуть заметно дрогнуло, он зашатался и упал на деревянный настил помоста мёртвым.

Эдвин сам не понял, что произошло. В первый миг ему показалось, что молния попала в него. Но, когда он понял, что жив, оказалось, что он тоже лежит на помосте. Сильным потоком воздуха его бросило на доски, и он больно ударился головой о железное ограждение эшафота. Шатаясь, он поднялся на ноги, вцепившись рукой в ограждение.

– посланец света! Посланец света! – в ужасе закричали люди, и все как один отшатнулись от ЭШАФОТА. ОХРАННИКИ Эдвина закрыв лица руками, в ужасе отшатнулись от него. Но начальник стражи закричал на всю площадь:

– Чего вы боитесь, славные воины? Одного простого человека. Ну, посмотрите на него, разве он похож на колдуна. Он один, а вас много. Нашли чего бояться. Вы кто, храбрые воины или трусливые дети, но даже те смелее вас! Стыдитесь! Взять его живым! Вперёд! Смелее! Стыдитесь

У Эдвина так кружилась и болела голова, что ему пришлось вновь опуститься на помост, и он перестал видеть происходящее. Но слышал, как воины, звеня оружием, подбежали к помосту, но никто не осмеливался подняться по нему. Эдвин слышал крики людей, звяканье оружия, голос начальника стражи. Некоторые горожане искренно радовались смерти палача, другие что‑то кричали ему, но что именно он не понимал. Сознание постепенно оставляло его, и вскоре он уже не слышал окружающего его шума. Он потерял сознание.

Когда он очнулся, то не услышал никаких звуков. На миг ему показалось, что над ним склонился какой‑то человек. Но лишь на миг мелькнули перед ним серые глаза, и он остался один. Приподнявшись на локтях, он увидел, что площадь пуста. Тело палача по‑прежнему лежало на помосте.

«Сколько же времени прошло? Сейчас уже, наверное, ночь, – заключил он, взглянув на небо, которое стало более тёмным, чем было раньше.

– они, по‑видимому, не спешат хоронить тело. А, может быть, просто бояться, ведь его убило колдовство, – подумал он, взглянув на мёртвого палача, – Меня они, видимо тоже бояться, если до сих пор я не в камере пыток. Надо скорее выбираться отсюда» – заключил Эдвин, и кое‑как поднявшись на ноги, он подошёл к палачу и взял его меч. Нужно же ему хоть какое‑нибудь оружие. Затем, воздав мысленно горячую хвалу тем силам, что избавили его от казни, Эдвин спустился с эшафота. Но куда дальше лежит его путь, он даже и представить себе не мог.

В обе стороны от городской площади тянулась широкая дорога, по‑видимому, древний тракт, по этой дороги Эдвина и привели сюда. Эдвин знал, что барак, в котором он провёл почти сутки, расположен невдалеке от крепостной стены и, немного поколебавшись, он зашагал в ту сторону.

Идти было нелегко. Через каждые пять‑ десять минут ему приходилось останавливаться, чтобы передохнуть и набраться сил для столь томительно медленного и долгого продвижения вперёд. К тому же в этом сумрачном краю всегда стоял вечный холод, и Эдвин, у которого отобрали тёплый плащ Керрода, теперь дрожал от холода. Ему приходилось идти, не поднимая головы, чтобы кто‑нибудь ненароком не узнал его лица. Поначалу его не покидала тревога: не готовится ли за ним погоня, но всё было тихо, не слышалось ни звука. И Эдвин постепенно успокоился.

Дойдя, наконец, до барака, Эдвин в очередной раз остановился передохнуть. Вдруг его окликнул грубый мужской колос:

– Эй, приятель, ты почему без плаща, а? И вообще, ты странный какой‑то. Чего голову опустил, наказан, что ли? Ба, да ты весь изранен. Слушай, а ты случайно не тот, кого сегодня казнить собирались?

Эдвин вздрогнул и впервые поднял на часового лицо.

– Вот ты себя и выдал. Что испугался? Мы тебя задерживать не станем. Ты, говорят, колдун. Уходи отсюда поскорее! Ты всё равно себе на погибель идёшь, – и он зашагал к видневшейся во мраке ночи сторожевой башне.

«Твой начальник так просто не отпустил бы меня» – с горечью подумал Эдвин, и, посмотрев ему вслед, медленно побрёл дальше.

Вскоре он добрёл до стены, и чтобы его не заметили часовые, то маленькими группками, то по одиночке, стоявшие на стене, Эдвин вошёл под прикрытие небольшого редколесья, тянувшегося вдоль этой части стены.

Минут пятнадцать Эдвин шёл, поминутно оглядываясь, не следит ли кто за ним, но всё было спокойно. Вскоре он заметил, что часовых становится меньше, не было видно ни одной сторожевой башни или вышки.

– Стой! Кто идёт?

Эдвин резко остановился и приготовился защищаться. К нему бежал воин, размахивая широким мечом, таким же, как у Эдвина.

– Отвечай, а то убью! – заорал он, бросаясь на Эдвина.

Эдвин, словно молния рванулся к противнику и схватил его за горло.

– Молчи и не двигайся, – тихо, но грозно проговорил он.

Противник, не ожидая такой стремительной атаки, замер, удивлённо глядя на Эдвина, но, опомнившись, наотмашь ударил его плашмя мечом по лицу. Завязалась ожесточённая схватка, но она продолжалась недолго. Эдвин, продолжая держать противника за шею, другой рукой вонзил ему в живот меч. Взмахнув руками и выронив своё оружие, воин упал, содрогаясь всем телом на землю, и вскоре затих навсегда. Эдвин подождал, пока тот не перестанет биться в предсмертных судорогах, Эдвин снял с него окровавленный плащ, кое‑как стёр с него кровь и, брезгливо поморщившись, накинул на себя. Ему стало теплее. Затем, он, опасаясь, что часовые услышат крик своего товарища, сбегутся сюда, он тихо стал продвигаться дальше.

Но вскоре он миновал последний пост часовых, которые мирно спали, прямо на каменной стене, подложив под головы свои плащи.

Эдвин сначала обрадовался, что вокруг нет людей, а потом встревожился: почему пропали посты стражи? Постепенно он начал понимать странные слова воина, встретившегося ему на дороге: «Ты всё равно себе на погибель идёшь».

Через час он дошёл до ворот. Эдвин затаился в тени деревьев, пытаясь разглядеть кого‑нибудь из людей во мраке, но нигде не слышалось ни звука и не было ни одного человека. Он не знал на радость или на беду эти ворота не охранялись. Осторожно подойдя к воротам, он, понимая, что надеяться не на что, потянул за скобу. Железный засов, словно по волшебству, со звоном упал на землю, и ворота медленно со скрипом отворились. Скрип этот прозвучал в тишине ужасающе, но Эдвину он показался сладостной музыкой. Но едва ворота распахнулись, радость Эдвина сменилась глубоким унынием. Он понял, почему эти ворота не охранялись. Догадка его подтверждалась. Перед ним открывался не берег морского залива, отделённого от крепостных стен широкой полосой песков, а каменная пустошь, ни золотые искорки звёзд увидел он, а густую тьму, вместо живительного веяния тёплой летней ночи на Эдвина дохнуло мертвенным безрадостным холодом. За воротами перед Эдвином расстилалась каменная равнина чёрных пустынь смерти. Эдвин наслушался много страшных рассказов об этих землях из уст здешних воинов. Говорили, будто здесь и воздух, и камни пропитаны могущественной чёрной магией, настолько древней и сильной, что её не в силах разрушить даже верховные силы ни света, ни тьмы. Говорили, в этих местах поселилась смерть и настоящее зло. Эдвин слышал страшные истории о людях, которые, попадая в эти места, были обречены на медленную мучительную смерть от голода и жажды, либо замерзали среди безмолвных камней, но некоторые из них выживали, но они скоро сходили с ума от голода или от призрачных наваждений, насылаемых призраками и порождаемых собственным воображением. Подобная кара постигала в основном пленников чёрных правителей. Эдвин знал, что это прибежище тьмы и зла родина мэреинов, а встречаться с ними ещё раз Эдвину не хотелось, но выбирать ему не приходилось: либо вернуться назад, означало добровольно вернуться в неволю, к новым пыткам и унижениям, ему оставалось идти только вперёд навстречу неизвестности. И он решительно шагнул за ворота.

Оказавшись за воротами, Эдвин остановился, мучительно пытаясь вспомнить карту. Он вспомнил, что чёрные каменные пустыни расположены к западу от побережья, куда он должен был выйти. Следовательно, сейчас ему надо идти к востоку.

Вдруг в звенящей тишине он услышал тихий голос:

– Ты дойдёшь, обязательно дойдёшь!

И ему почувствовал на своей щеке лёгкое прикосновение, будто чья‑то тёплая ладонь коснулась его. И снова на миг ему показалось, что он видит добрые серые глаза. Видение пропало, но ему стало легче и как будто светлее.

Потянулись часы. Холод сковывал движения, мешал дышать. Даже тёплый плащ, тоже подбитый мехом, не спасал от всепроникающего колдовского холода. Устав, он остановился и опустился на камни. Холод окутал его покрывалам вечных грёз. Вместо не прекращавшегося ни на минуту озноба, он ощутил желанное тепло и начал погружаться в губительную топь забвенья, из которой очень трудно вырваться. Туман медленно заволакивал сознание Эдвина. На несколько мгновений он увидел перед собой ни мёртвую равнину, а цветущие сады и пышные леса страны Мечтаний и он подумал: «А, может быть, мне остаться здесь и пусть я замёрзну, но ещё раз увижу лица своих друзей» – но, отогнав от себя эти мысли, он крикнул в темноту:

– Нет, нет! Я во что бы то ни стало дойду до лагеря и увижу лица друзей наяву, а не в мечтах! – голос его прозвучал слабо и совершенно не был похож на крик. Звук собственного голоса придал Эдвину силу, и он рванулся вперёд, делая усилие, чтобы подняться, но это оказалось намного труднее, чем он предполагал. Когда он, наконец, поднялся на ноги, его обожгло холодом так, что он задохнулся. Эдвин попытался сделать шаг, но не тут‑то было. Он не мог двинуться с места. На руки и на ноги ему словно надели кандалы. Прежняя Решительность покинула его, и он с грустью добавил:

– Дойду. Я должен дойти, а дальше… будь, что будет.

Когда он смог двинуться с места, Эдвин, преодолевая сонливость, зашагал вперёд. Он всё шёл и шел, не отдыхая ни минуты. Час за часом Эдвин шёл на восток. Он вскоре потерял счёт времени и искренно пожалел, что у него нет компаса, хотя здесь он бы не разглядел бы маленькой стрелки. В этих землях стояла такая тьма, что Эдвин не видел даже собственной руки на расстояние полуметра. Идти ему приходилось почти вслепую. Тёмный силуэт крепостной стены и приоткрытые створки ворот, служившие для него ориентиром, давно уже скрылись за горизонтом, и Эдвину приходилось идти теперь, державшись выбранного в начале пути направления. Он шёл, не зная ни времени, ни точного направления в кромешной тьме и ему оставалось надеяться лишь на чудо, которое поможет ему выбраться из этих земель колдовства. Для Эдвина перестали существовать и время, и даже усталость, казалось, покинуло его тело. Он шёл вперёд, словно механизированная кукла, понимая, что ему нужно идти и идти. Эдвину временами начинало казаться, будто и он сошёл с ума.

Но ему повезло. Он не разу не встретился ни с мэреинами, ни с призраками. Лишь пару раз ему удавалось разглядеть в темноте не чёткие фигуры в белых саванах, но Эдвину хватало сил не поддаться их манящему шёпоту. Эдвин знал, что призраки могут подражать голосам людей, поэтому, когда он услышал человеческий голос, он не оглянулся и продолжал идти, опустив голову. Но когда голос повторился совсем близко, Эдвин замедлил шаги и поднял лицо. Ему навстречу шёл человек, одетый в лохмотья и сильно исхудавший. Эдвин понял, что перед ним был не призрак, а человек, лишившийся рассудка. Сумасшедший шёл к Эдвину, вытянув руки, пошатываясь и что‑то бормоча. Смотрел он себе под ноги, но словно, почувствовав, что он не один, остановился и посмотрел на Эдвина. Его мутный взгляд блуждал, но он, кажется, увидел Эдвина. Несчастный забормотал громче, стал делать движения руками, словно пытаясь оттолкнуть возникшее перед ним видение. Эдвин отступил на несколько шагов. Безумец, поняв видимо, что перед ним не призрак, а живой человек, всплеснув руками, вскричал:

– Бесполезно!.. Бесполезно!.. Идти вперёд, стремиться… Куда стремиться?.. Кругом тьма и смерть!.. Тьма и смерть… Не зачем идти, не зачем… Отсюда нет выхода… Отец! Где мой отец?! Кто ты? Ты не мой отец. Уходи!.. Идти не зачем… Некуда идти… Зачем идти?.. Везде тьма… Везде…

Эти крики перешли в бессвязное бормотание и протяжные стоны, среди которых Эдвин различал всё те же слова:

– Отец… Бесполезно идти. Везде тьма… Остаться… Не ходить…

Неожиданно безумец захохотал. Эдвин долго ещё не мог забыть этот хриплый безрадостный хохот. Казалось, в этом жутком хохоте слышалась и насмешка, и упрёк, и какая‑то неизъяснимая горечь. Эти звуки не были похожи на человеческий смех. Голос безумца надрывался, от того смех казался хриплым. Слыша этот хохот, Эдвину было и жутко и от всего сердца жаль этого несчастного человека. Размахивая руками, безумец прерывал свой хохот громкими непонятными восклицаниями. Эдвин не решался пройти мимо него, боясь, как бы безумец не напал на него. Эдвин стоял, глядя на этого несчастного человека, и сердце его холодело при мысли, что и он может вскоре стать таким же. Безумец перестал хохотать и, вытянув руки, шатаясь, побрёл прочь, уже не обращая внимания на стоящего без движения Эдвина.

Эдвин пошёл дальше, думая о том, кем мог быть этот несчастный. Может, он был воином и сражался за свободу своей страны или, бедным землепашцем или знатным горожанином? Да кем бы он ни был, он никогда не сможет стать прежним. Если даже он выберется к людям до того, как погибнет в этой проклятой пустыне, то его вряд ли можно будет исцелить до конца.

«Он утратил разум по воле тёмных сил. Люди, служащие тьме способны лишь уничтожать всё светлое доброе. Неужели невозможно уничтожить зло? Неужели невозможно сделать так, чтобы никогда не было войн, люди не знали страданий и всегда помогали друг другу, и созидали вместо того, чтобы разрушать?.. А что ждёт нас? Сможем ли мы победить в грядущей битве? А если не сможем, что же тогда?..»

Но тут он вспомнил слова, сказанные ему Бернаром, когда он три недели назад покидал лагерь своих друзей: «Если бы мы знали, что нас ждёт, то тогда, наверное, можно было бы изменить многое. Всегда надо надеяться». Вспомнив эти слова, ему стало легче, наверное, потому что он вспомнил друга. Эдвин ускорил шаги и подумал:

«Почему это я вдруг загрустил? Всё будет в порядке. Меня ждут друзья, и мы обязательно встретимся».

Вконец Эдвин совсем выбился из сил, когда вдруг заметил впереди спасительный свет. Закричав от радости, он бросился на этот желанный свет и, наконец, выбежал на освещённый ярким жарким солнцем песчаный берег морского залива.

В первое мгновение яркий солнечный свет, шум прибоя и крики чаек ошеломили его, но, едва опомнившись, он пошёл было вдоль берега, но усталость сморила его. Он понял, что, если не передохнёт, не сможет сделать ни шага. Он подошёл к воде, лёг на песок и закрыл глаза. Мысли стали путаться, и он заснул.

Спал он крепко и проснулся, когда солнце клонилось к горизонту.

Порывисто вскочив на ноги, Эдвин быстро зашагал по песку вдоль берега. По его расчётам, Эстор должен встретить его примерно через сутки, И Эдвин решил не терять понапрасну время.

Солнце стремительно погружалось в спокойное море, бросая на воду красные прощальные блики заката. Лёгкий вечерний бриз подул с моря. На побережье стало заметно прохладнее. Всё вокруг медленно, но неуклонно окутывалось покрывалом чудной южной ночи. Эдвин быстро шёл по берегу залива, слушая, как тихо плещутся волны, резкие крики последних чаек, прислушивался к шороху песка и мелкой гальки под своими ногами, вдыхал запах морских водорослей и думал, что никогда ещё в жизни не видел такой красоты.

«У нас на севере звёзды не такие, как здесь», – подумал он, смотря на появляющиеся на небе золотые огоньки крупных звёзд, которых с каждым мгновением становилось всё больше и которые, переливались, точно драгоценные камни. Стрёкот ночных сверчков, запах моря, тихий плеск волн и шуршание гальки, всё кругом, казалось, дышит умиротворённостью и безмятежным покоем. Эдвин забыл все те часы, проведённые в неволе, забыл и свои унижения, и недавний мертвенный холод и беспросветный мрак чёрных пустынь. Душа его пела, и не хотелось думать ни о грядущей битве, ни о чём дурном, хотелось лишь мечтать о предстоящей радостной встрече с друзьями да наслаждаться чудесной звёздной ночью.

Эдвин проспал крепким здоровым сном часов шесть и теперь шёл бодро и весело, и не думая о сне.

Но всё когда‑нибудь кончается. Вот и эта Прекрасная ночь закончилась. Настал рассвет. На востоке небо порозовело. И вот из розоватой дымки появился первый луч величественного солнца. Он коснулся спокойных вод залива, и залив окрасился нежными розоватыми красками. Когда диск величественного дневного светила в ореоле лучей показался над далёким горизонтом, вся поверхность залива засверкала, как волшебное зеркало.

Эдвин остановился, залюбовавшись восходом. Но долго любоваться ему было некогда. Ему нужно было, как можно больше пройти до того, как солнце поднимется к зениту. И он пошёл дальше, но так как шёл он прямо на восток, яркое солнце слепило глаза, и ему невольно приходилось замедлять движение.

День постепенно вступал в свои права. На смену утренней прохладе пришла полуденная жара. Эдвин скинул плащ и с ожесточением отбросил его в сторону, также он избавился от тяжёлого меча, меча, омытого кровью тех, кому суждено было погибнуть от руки палача, решив, что тот ему здесь в пустыне не понадобится. Теперь он изнемогал от жажды и полуденной жары. Не выдержав мучавшей его жажды, он попытался было пить морскую воду. Ему показалось, что влага на несколько минут утолила жажду, но вскоре привкус солёной горьковатой воды лишь усилил её. Вид широкой полосы тёмно‑синей морской воды, теперь не радовал Эдвина, а словно дразнил его. Он старался не глядеть на воду, но это было нелегко. Помимо воли взгляд его падал на синий простор залива. В довершении всего Эдвин почувствовал, что раны его на спине начали кровоточить.

Когда полдень миновал, и солнце стало удаляться от зенита, Эдвину стало немного легче. Но изнурительный переход под палящим солнцем, жажда, голод и не зажившие раны сказывались, поэтому Эдвин не смог даже улыбнуться, когда впереди, наконец, завиднелся силуэт друга.

Эстор стоял, выставив вперёд ногу и опершись на неё, глядел вдаль, ожидая возвращения Эдвина. Едва завидев вдалеке его фигуру, Эстор с радостным криком бросился ему навстречу и буквально подхватил на руки ослабевшего друга. Увидев его обожженное солнцем лицо светлого, а не смуглого цвета, Эстор сразу же всё понял и не стал ни о чём спрашивать своего друга. Впрочем, Эдвин вряд ли сейчас сумел бы что‑нибудь рассказать вразумительно. Эдвин был без плаща в одной накидке и в рубахе, волосы слиплись от пота на ничем неприкрытой голове, ясные серые глаза лихорадочно горели на измождённом исхудалом лице. Эстор молча расстелил на остывающем песке плащ, висевший у него на руке, и, не без пререканий, уложил на него Эдвина. И тому ничего не оставалось делать, как молча смотреть на друга, который вытащил из походной сумы флягу и протянул ему. Эдвин с помощью друга приподнялся и жадно приник губами к фляге. Вода была тёплой, и не охлаждала его, но она, по крайней мере, утолила мучавшую его жажду. И сейчас она казалась ему лучшим даром. От этой волшебной столь желанной пресной воды Эдвину стало намного легче: взгляд его прояснился, бледность немного отступила, он попытался подняться, но Эстор строго остановил его:

– Ну что там! – нетерпеливо спросил Эстор, как только его друг смог говорить внятно. – Будет война.

– Да, – прохрипел Эдвин, – 18 Августа.

И потерял сознание.

Эстор перекинул через одно плечо снятый плащ. Подхватил на руки Эдвина и словно куль перекинул через другое плечо.

Эстор шёл, проклиная про себя Бернара, который категорически запретил ему брать с собой лошадь. На слова Эстора о том, что наверняка уставшему Эдвину будет тяжело идти пешком, Бернар ничего не сказал, лишь посмотрел на Эстора с видом человека, не привыкшего сдаваться без боя.

«А если он будет ранен? Ведь всё может случиться. Не заставлять же мне его пешком идти, – сделал Эстор ещё одну попытку образумить своего сурового друга. – Что я его на руках понесу?»

Но Бернар и слушать не пожелал:

«Ничего, здесь недалеко, донесёшь. Но я думаю, до этого дело не дойдёт. А конь вам только мешать будет. Лошадь не верблюд ей в песках не пройти. Вы только зря время потеряете».

Больше он не сказал ни слова. Эстор недовольно ворча, вышел из палатки.

Эдвин временами приходил в сознание, приоткрывал глаза, но видел перед собой только серую мглу да чувствовал нестерпимую боль во всём теле. Потом он снова впадал в забытьё.

Эстор с негодованием думал:

– ну что ему стоило дать мне коня. Всё равно им сейчас в лагере лошадь не нужна. А если что с Эдвином случится? «вы только зря время потеряете», – вспомнил он слова Бернара, – ему легко говорить, не он пошёл Эдвина встречать».

Эстору не было тяжело, но он беспокоился за друга, который ни разу не взглянул на него осмысленно. Когда Эдвин открывал воспалённые глаза, то мутный как‑то безумный взгляд этих глаз приводил Эстора в ужас.

Наконец, Эстор заметил в стороне тёмную полосу деревьев. Вскоре он вошёл в зелёный полумрак леса. Здесь он присел на траву и опустил на землю Эдвина.

В таком положении и нашёл их Бернар, который вышел им навстречу. Молча взял он на руки Эдвина, который так и не пришёл в себя, и быстрым шагом направился к лагерю. Эстор, чья обида нисколько не уменьшилась, пошёл следом. Когда они вышли на поляну, где находилась палатка.

– Надеюсь, что всё обойдётся, – устало произнёс Эстор. Всё будет хорошо.

Бернар с Эстором быстро и молча прошли в палатку и занавесили вход. Там они сняли с Эдвина одежду и уложили его, по‑прежнему бесчувственного на самодельное ложе из плащей. Перевернув его лицом вниз, они осмотрели его сильно распухшие и кровоточащие раны.

– Видно, его били, – заметил Эстор, – Но угрозы для жизни нет. Видно, он сильно переутомился.

– Да что сейчас‑то рассуждать. Делать что‑то надо, – довольно резко сказал Бернар, – Ты у нас в травах разбираешься. Вот и лечи, лекарь.

– Интересно, а почему всё я должен делать? – спросил Эстор, направляясь к двери. Спросил он это не из‑за того, что не хотел идти собирать травы, а просто, потому что ему хотелось уколоть Бернара. Бернар, поняв его намерения, сказал:

– Ты, наверное, сердишься на меня за то, что я не разрешил брать лошадь. Не обижайся, я хотел как лучше.

И они пожали друг другу руки в знак примирения.

Собрав необходимые травы, Эстор вернулся к Бернару, который сидел на принесённом чурбаке возле по‑прежнему лежащего без сознания Эдвина.

– Надо привести его в сознание, – сказал Бернар.

Я бы не торопился. Так он всё равно, что спит и ничего не чувствует, а очнётся, страдать будет. Раны у него не зажили.

Бернар остался в палатке, а Эстор пошёл готовить целебные средства. Целых два часа Эстор ждал, пока сварится отвар. Потом он прямо в котелке оставил отвар загустевать. И всё это время Эдвин был без сознания. Когда зеленоватый отвар остыл и превратился в зелёно‑коричневую густую массу, Эстор переложил часть лекарственного снадобья в маленькую плошку и вошёл в палатку.

– Почему так долго? – НЕДОВОЛЬНО СПРОСИЛ Бернар, – У тебя же есть с собой целебная мазь. Ты же всегда берёшь в походы все возможные лекарства.

– Если мы находимся в лесу, почему же не изготовить новое сильнодействующее снадобье… А он что всё ещё без сознания?

– Кажется, да.

– Как же надо было устать, чтобы быть без сознания больше трёх часов? Похоже на то, что он зачарован. Когда же, наконец, он очнётся? – тихо, будто про себя добавил Эстор.

– Это ты у нас лекарь. Тебе лучше знать, – с горькой усмешкой ответил Бернар.

Так переговариваясь между собой, они обмыли Эдвина холодной родниковой водой, предусмотрительно принесённой Бернаром, осторожно промыли красные рубцы на спине и перевязали их бинтами из аптечки Эстора. Холодная вода, по‑видимому, возымела своё действие, потому что через несколько минут Эдвин зашевелился и открыл глаза. Сознание видно ещё неокончательно вернулось к нему. Но он увидел лица склонившихся над ним друзей.

– Мы уже дошли, – обратился он то ли к Эстору, то ли к самому себе. Его начавший проясняться взгляд остановился на лице Бернара. Бернар, заметив этот неясный взгляд, улыбнувшись, сказал нежно:

– С возвращением, друг.

Тёплые нотки, послышавшиеся в его голосе, тронули Эдвина, и он, слабо улыбнувшись и, посмотрев на Бернара полными бесконечной любви и преданности глазами, протянул ему руку. Бернар с горячностью пожал её. Эстор с некоторой завистью глядел на двух друзей.

Эдвин приподнялся на локтях, но голова у него закружилась, и он был вынужден вновь опуститься на своё ложе.

– Правильно, лежи, лежи. Тебе сейчас вставать нельзя, – строго посмотрел на него Эстор.

Эдвин опять затих. Скоро по хриплому прерывающемуся дыханию стоявшие рядом друзья поняли, что он заснул.

– Заснул.– тихо прошептал Эстор.

– Хорошо. Не потревожь его, – тихо проговорил Бернар, – Уже поздно, – прибавил он, выглянув из палатки, где уже давно загорелись звёзды на небосклоне, и царица ночь опустила на лес своё покрывало.

– Нам тоже пора отдохнуть. Что‑то я устал за день. Думаю, тебе сон тоже не помешает. Сегодня уже поздно, а завтра мы должны решить, когда мы отправимся домой.

Бернар забрался в свой спальный мешок и долго ворочался там, пытаясь устроиться поудобнее. Эстор укрыл Эдвина одним из спальных мешков, словно одеялом, а сам долго сидел возле него, прислушиваясь к его тяжёлому дыханию. Но вскоре и он заснул.

– Бернар, когда ты намерен уезжать отсюда? – спросил Эстор Бернара на следующий день, хотя сам уже знал ответ. Понимали его и другие.

– Пока Эдвин не поправится, мы не можем уходить отсюда. В первые дни ему нужен покой. Я советую подождать неделю. А потом посмотрим.

– А не лучше ли отправиться в обратный путь скорее? Через два‑три дня Эдвин будет здоров, а так, как враги узнали, что он не их воин, они, вероятно, пошлют за ним погоню. Нам не справиться с ними…

– Не волнуйся, – перебил его Бернар, – Если бы они послали за ним погоню, то ещё вчера от нашего лагеря не осталось бы ничего, а над нами бы уже глумились палачи. Да и с нами у Дегура, наверняка счёты нашлись бы, – иронично заметил Бернар и засмеялся.

– Перестань! – воскликнул Эстор.

На этом разговор завершился.

Целыми днями Эстор не отходил от постели больного. Благо было жарко, и плащи, заменявшие Эдвину постель не понадобились ни Бернару, ни Эстору. Постель эта из валежника и листьев, укрытая двумя плащами должна была казаться больному королевским ложем. Часами просиживал Эстор у этого ложа, тихо говоря что‑то Эдвину, который поминутно стонал и просил пить. Когда Эстор уставал, его сменял Бернар, который теперь смотрел на Эдвина словно на родного горячо любимого брата. Но не часто приходилось Бернару сменять друга. Эстор, казалось, был неутомим. Все ночи напролёт и долгие дневные часы проводил он у постели больного. Его тихий успокаивающий голос долетал до Бернара из палатки, и Бернар поражался, каким должен был быть Эстор, чтобы так беззаветно ухаживать за больным. Бернар всегда знал, что душа Эстора необыкновенная. Он знал, что Эстор увлекается врачевательством, но что его друг сможет целыми днями просиживать у постели больного, ухаживая за ним и развлекая его разговорами, он и предположить не мог.

Однажды вечером он так и сказал Эстору, что восхищается им, на что тот лишь светло улыбнулся и взглянув на друга странно сияющими глазами, ответил:

– Я счастлив тем, что могу хоть чем‑то облегчить страдания другого.

Благодаря заботам Эстора и Бернара, Эдвин вскоре начал вставать и выходить из палатки. Но прежде, чем он поднялся со своей «постели» минуло три тяжёлых дня. Он почти всё это время был в забытьи. Эстор с Бернаром по очереди дежурили около него, Эстор высказал неутешительные предположения, что болезнь Эдвина вызвана скорее не крайней усталостью и ранами, а чёрной магией и что последствия этой болезни, возможно, излечить будет трудно.

На исходе пятого дня Эстор разрешил Эдвину подняться и выйти из палатки. Раны Эдвина затянулись, но сильная слабость ещё не покидала его.

На другой день они начали собираться в обратный путь. Все сборы были закончены к полудню, но Бернар решил отправиться к вечеру.

– Ночью нам будет легче идти да к тому же на открытых местах ночная темнота нам на руку. Наши враги на тропе войны и ходить при ярком свете дня по открытым местам небезопасно, – объявил он.

Наконец, когда солнце стало опускаться за горизонт, и тени от деревьев стали удлиняться и темнеть, трое людей выехали на лесную опушку и двинулись в сторону высоких стен страны Мечтаний. Так как Эдвин был ещё слишком слаб, чтобы самостоятельно удерживаться в седле, его крепко привязали к седлу ремнями.

Когда они подъехали к воротам, был тусклый рассвет. При тусклом свете начинавшегося дня, они медленно двинулись к дворцу. Один из стражников окликнул их. Они узнали голос Ратмира, но другой голос, принадлежащий Гектору, строго произнёс:

– Не кричи. Весь дворец перебудишь. Это же наши сеньоры прибыли. Почему ночью? – обратился он к Бернару, выступая на свет из‑под тёмного свода одной из башен дворца.

Бернар украдкой указал на Эдвина. Гектор посмотрел на крепко привязанного к седлу северянина, который сидел с закрытыми глазами с поникшей головой. Казалось, он спит. Гектор сочувственно кивнул. Эстор взял за повод лошадь Эдвина, и шагом поехал домой, а Бернар вошёл во дворец.

Прошла неделя, прежде чем Эдвину было разрешено самостоятельно ходить по улице. До тех пор Эстор буквально не отпускал его от себя. Получив разрешение беспрепятственно ходить по улице, Эдвин тут же отправился во дворец, рассказать королеве то, что с ним приключилось в стане врагов. Эстор неотступной тенью последовал за ним.

Когда друзья услышали его рассказ, они задумались.

– А что это было? – спросил Эдвин, когда рассказ был закончен, – Ну, я про то, когда погиб мой палач?

– Не знаю, – покачала головой Эльвира.

– Мы очень хотели тебе помочь, Эдвин, но немногим волшебникам удаётся побороть зло там, где оно было рождено. Я не могущественная волшебница и не могла помочь тебе. Ни я, ни Лебелия не властны над злом. Тебе приходилось всё решать и делать самому. Ты выдержал проверку судьбы. Но Ты, сам того не ведая, сумел сделать то, что сможет не каждый волшебник. Не каждый может горячим искренним словом, прорвать пелену мрака.

– Ты оказал нам великую услугу: узнал о том, что в армии врагов существует опасные противники – мэреины. Ты узнал точную дату начала наступления, – заговорила Лебелия.

Бернар нахмурился.

– Боюсь, что теперь после того, как к ним был заслан разведчик, срок начала наступления будет изменён.

– Возможно, – сказала Эльвира.

Эдвин, смущённый похвалой, покраснев, пробормотал:

Но ведь я мог и не узнать и половины того, что узнал. Во многом мне помогал случай.

– В жизни порой многое зависит от случая, – улыбнувшись, сказала Эльвира, – Для нас ты узнал то, что нужно.

– Над твоим рассказом надо подумать, – сказала Лебелия, – Но ты ещё не совсем оправился от болезни. Тебе нельзя волноваться. Иди и отдыхай.

Эдвин направился к двери, но внезапно, зашатавшись, схватился руками за спинку одного из кресел. Эстор бросился к нему. Эдвин побледнел, глаза его закатились, он задыхался. Это продолжалось несколько мгновений. Неожиданный припадок закончился так же внезапно, как и начался. Эдвин посмотрел на встревоженного Эстора и спросил:

– Что со мной было? Мне показалось, будто я снова в чёрных пустынях. Мне было больно… Я, что потерял сознание?

Эстор не знал, что отвечать, но Эльвира опередила его:

– Всё в порядке, Эдвин. Не беспокойся. Иди, отдыхай.

Мягкий голос Эльвиры успокоили Эдвина, и он без дальнейших расспросов удалился. Эстор пошёл за ним.

Едва они ушли, как Лебелия сразу посерьёзнела.

– М‑да, – протянула Лебелия, – если даже некие светлые силы смогли прорвать завесу тьмы и пришли на помощь нашему разведчику, то рано радоваться Дегуру. И, думаю, скоро нам предстоит напомнить королю об этом.

– Да, – проговорил Бернар, – Наступают суровые времена. Мирная жизнь для нас заканчивается.

Эльвира сидела в кресле у стола, опустив голову на руку и подперев подбородок ладонью.

– Что нам делать, Лебелия, Бернар? – спросила она дочь и её советника, стоящих в задумчивости у стены залы.

– Первым делом надо подготовить воинов. Они должны быть готовы в любой момент к обороне. Этим займётся Бернар.

Бернар согласно кивнул.

– Потом нам нужно будет узнать, как можно победить мэреинов. Судя по рассказу Эдвина, победить их будет нелегко. Книголюб у нас Эстор. Пускай он этим вопросом занимается.

– А ты разве забыла, – спросила Эльвира, – У него же «пациент» ещё не выздоровел.

– А дворцовый лекарь на что? – поинтересовалась до сих пор молчавшая Элона.

И тут как раз вошёл Эстор.

– Эй, книгочей! – окликнул его Бернар. Эстор знал, что почти каждый день меняющиеся прозвища, которыми щедро наделял его Бернар, почти всегда соответствовали какому‑нибудь роду занятий. И поэтому, когда он услышал своё очередное прозвище, то догадался, что речь пойдёт о книгах.

– Нам нужна твоя помощь, – продолжал Бернар, совершенно не думая о том, понравилось ли Эстору новое прозвище. Впрочем, Эстору были по душе любые шутки друга, а если неосторожным словом Бернар задевал его, то Эстор старался по возможности не замечать этого.

– Мы должны узнать как можно больше о мэреинах. Ты у нас книги читать любишь и всегда ходишь в библиотеку, подыщи какую‑нибудь литературу о них. Ты согласен?

Все выжидающе посмотрели на Эстора.

– Конечно, согласен, – улыбнулся он, – Даже рад. К тому же в моих заботах Эдвин больше не нуждается. Я препоручу его нашему дворцовому лекарю до его полного выздоровления.

Но Бернар перебил его:

– Не пойму я тебя, Эстор. Ты ведь столько всего знаешь, книги читать любишь. А что тебе пользы в твоей учёности в вечном твоём бродяжничестве. Разве что, лекарь ты прекрасный, да языков много знаешь. Ты ведь постоянно таскаешь с собой учёные книги, зачем?

– Я порой сам на себя удивляюсь, Бернар. Не могу я без книги и дня прожить. И дорога меня постоянно манит куда‑то. И мне нравится такая жизнь простого бродяги, – улыбнулся он, проходя к высоким резным дверям из зала.

– Спасибо тебе, Эстор. Большое спасибо. Спасибо вам всем, – сказала королева, вздохнула и вышла из залы.

– Что это с ней? – недоумённо спросила Элона.

– Мы все сейчас взволнованы, – сказал Бернар, – Нам всем нужен отдых. Всю эту неделю мы не знали, что нам делать, а теперь, когда всё разъяснилось… Пойдёмте, навестим Эдвина.

Все четверо вышли из залы с невесёлыми мыслями. Каждый думал о том, что их ждёт впереди. Разговаривать никому не хотелось. Молча, поднявшись по винтовой лестнице, они столкнулись с лекарем, который объявил, что синьор Эдвин отдыхает и его лучше не беспокоить. Друзья тихо разошлись по своим комнатам, обдумывать услышанное и строить неясные планы.

Глава седьмая

«Мэреины. Обычаи и нравы»

Несколько недель Бернар и Эстор не находили себе места. Их возбуждение передавалось остальным. Бернар целые дни проводил в лагере воинов. Так как Гектор по слухам был хорошим и опытным воином и к тому же именно он привёл в страну Мечтаний своих друзей‑воинов, Бернар попросил разрешения у королевы поставить его начальником над ними. Разрешение это было получено, и Гектор сразу приступил к своим обязанностям военачальника. Бернар на правах второго человека в стране следил за всеми военными приготовлениями. Так как от Эдвина Бернар узнал, что со стороны врагов в бою будут задействованы не все силы противника, учения проводились для всех воинов, но не так сурово, как они ожидали.

А Эстор целые часы проводил в библиотеки, разыскивая книгу о мэреинах. Он покидал своё пристанище только лишь в часы сна и во время трапез. Лебелия часто приходила к нему в библиотеку и подолгу сидела там за столом, перебирая и перелистывая бесконечное множество книг, которые Эстор не уставал снимать с полок и раскладывать на столах.

Эдвин окончательно выздоровел лишь через месяц. Слабость и головокружения прекратились.

– Он недолго находился в чёрных пустынях, поэтому магия не успела пропитать его тело и душу. Хотя я слышала, что иные сходили с ума и за меньшее время, – сказала Эльвира, когда лекарь, приведший Эдвина в зал совета, где неизменно находились Эльвира и Лебелия, объявил, что здоровью синьора Эдвина никакая магия не угрожает.

Эдвин вздрогнул, вспомнив мрак и холод чёрных пустынь, лицо сумасшедшего, его мутный блуждающий взгляд, его жуткий смех.

Эдвин, желая отблагодарить Эстора, вместе с Лебелией помогал тому в библиотеке. Но никто: ни Эдвин, ни Лебелия, никогда не смогли бы перенять усердие своего неутомимого друга. Чем ближе приближался день битвы, тем дольше он оставался в библиотеке. До восемнадцатого Августа оставалось ещё больше месяца, но пока поиски не дали результатов. С каждым днём он становился всё молчаливей и мрачней, что никак не подходило к его весёлому нраву. Он всё реже и реже стал выходить из библиотеки. Являлся он только к ужину. Обед ему приносили в «камеру» его добровольного заточения. Вечером уходил он домой из дворца поздно, но то постоянное напряжение, в котором он находился, не давало ему уснуть. А те часы, в которые ему удавалось задремать, не были спокойными. Он часто вскрикивал во сне и просыпался от любого шороха или скрипа. Эти краткие часы отдыха не освежали его и не снимали усталость и напряжение. Утром, позавтракав, он отправлялся во дворец и уединялся в библиотеке.

Однажды, днём, войдя к нему, Лебелия с Эльвирой увидели его, сидящего за столом, голова его была опущена на стопку книг. Он спал. Женщины переглянулись.

– Ну, наконец‑то. Пойдём. Пусть поспит, – еле слышно прошептала Лебелия, так что Эльвира едва её услышала, но Эстор зашевелился и, подняв голову, воскликнул:

– Как! Я заснул?!

– Прости, что разбудила, – извиняющимся тоном, произнесла Лебелия.

– Что значит – «прости»? Я должен быть вам благодарен, если бы вы не вошли, я бы мог ещё долго спать. А я должен!..

– Ничего ты не должен… И знай, мы все очень обеспокоены твоим состоянием. Ты совсем не отдыхаешь. А тебе сейчас необходим отдых. Вот что ты сейчас действительно должен это хотя бы на несколько часов покинуть эту комнату, – и Лебелия обвела взглядом просторную комнату с рядами полок от пола до потолка.

Выслушав эту гневную тираду, повторяемую неоднократно в течение полумесяца, но сейчас сказанную особенно властно, Эстор улыбнулся и, приняв невинное выражение, которое всегда помогало ему в мелочных ссорах с матерью и кузинами, а особенно с Бернаром, сказал:

– Трое лучше двоих. А вообще‑то вы сами назначили меня главным «искателем», – он рассмеялся, но Лебелия заставила его посерьёзнеть, спросив:

– А ты нашёл что‑нибудь?

– Нет, печально покачал головой Эстор, – Помнишь, мы ходили в развалины замка Аланиды, но найти там какую‑либо книгу невозможно, а все перенесённые оттуда книги не пригодны для чтения. Ведь со времён Аланиды минуло больше столетия.

– Покажи нам эти книги, – приказала королева.

Эстор ушёл в дальний конец комнаты. Он вернулся, осторожно неся перед собой несколько книг в выцветших обложках. Он разложил их поверх других книг, потому что свободного места на столах не осталось.

Волшебницы склонились над книгами. Эти четыре книги были в кожаных переплётах, лишь переплёт одной из них был из неизвестного материала. Эльвира взяла эту книгу и стала бережно перелистывать страницы. Страницы пожелтели, сделались хрупкими, и Эльвира рисковала любым неосторожным движением уничтожить книгу.

– Эта книга очень древняя. Посмотрите на переплёт, это волокно древнего дерева Кишара. Этим материалом перестали пользоваться ещё задолго до царствования королевы Аланиды. Во многих местах буквы стёрлись, но я поняла, что эта книга написана рунической письменностью. Эти руны мне неизвестны.

– и из этих четырёх книг только одна написана на нашем едином языке. Я смотрел.

И он взял со стола ту книгу, о которой только что говорил. Лебелия подошла к нему. А Эльвира тем временем стала рассматривать две другие книги. Они сохранились гораздо лучше, чем та, которую она смотрела первой. На сохранившихся кожаных переплётах волшебными чернилами был начертан знак морской державы Киломена: на синем фоне, на высокой мачте корабля сидит, расправив широкие крылья, белоснежный альбатрос. Золотые буквы на обложке потускнели, но Эльвира и не стала читать название книги. Высохшие потускневшие страницы были испещрены мелкими символами. Это был язык народов Киломена. Эльвира сразу распознала эти символы, хотя и не понимала их. Все языки Киломена отличаются от других языков не только своим небывало твёрдым произношением, но и резкими буквами.

По слухам, которые были недостоверны и давно уже превратились в легенды, потому что мало кто бывал в тех местах, Эльвира знала, что Страны Киломена находятся где‑то далеко на западе, и будто это огромный архипелаг в океане, где живут суровые люди, что от близости бурного океана даже женщины там полны мужества и, если понадобится, встанут в боевой строй наравне с мужчинами. Говорили, что и женщины, и мужчины там всегда ходят закованные в железо, боясь драконов, которых так же много в тех краях, как эльфов и нимф в знакомых Эльвире странах. Много небылиц рассказывали о Киломене. Эльвира слышала, что места пользуются недоброй славой. В легендах говорилось, что Киломен граничит с безграничными мирами тьмы и смерти, откуда и распространилось зло. Рассказывали будто киломейские купцы, заплывая за пределы Киломена, крали на соседних континентах людей и продавали их в рабство на островах Киломена. Ходили слухи, будто Киломен и есть одно из тех мест, куда можно попасть либо в страшных снах, либо злым людям после смерти, и что всё население дикое и беспощадное воинство багрового пламени, которое обитает в бездонных пропастях стран иного мира чёрной смерти. Духи багрового пламени передавали его повеления этому воинству и, если воинство багрового пламени идёт на войну, берегитесь те, против кого было начата эта война и тех, кто попадался им на пути не щадили они. Говорили, что те, кто служит багровому пламени, тому не страшен никакой иной огонь.

Эльвира вспоминала эти легенды и думала о том, что неужели Аланида зналась с этими людьми? Эльвира знала, что книгу эту Аланиде вручил сам император Киломена. Но тут же она вспомнила другие легенды, в которых говорилось, что киломейцы простые люди, страдающие от нападений драконов, и что живут там суровые, но мирные люди: корабельщики, купцы и ремесленники.

«Так кто же на самом деле эти киломейцы? Наверняка никакие они не слуги тьмы. Аланида не приняла бы даров от врага…»

Размышления её прервал голос Эстора, зовущий её по имени:

– Эй, Эльвира, иди к нам, помоги разобрать письмена!.. Что с тобой?

Она стояла неподвижно у стола, словно заколдованная, и взгляд её был устремлён на книгу, но голос племянника вернули её в действительность.

– Со мной всё в порядке, – сказала она, подходя к столу, за которым Лебелия с Эстором склонились над тяжёлой книгой, – Я просто задумалась. Вы что‑нибудь знаете о Киломене?

– Ничего, – в один голос ответили друзья.

– А разве это важно? – спросила Лебелия, – Ты что‑нибудь нашла, зачем ты спрашиваешь?

– Нет, не нашла. Так зачем вы меня звали?

Лебелия указала на книгу.

– Это магические символы страны Рито. Здесь сообщается об истории этого государства, о волшебстве, применяемом там, о магической силе огня… – медленно, растягивая слова, стала рассказывать Эльвира, быстро пробегая глазами страницу за страницей.

– Я ни разу не слышала о такой стране, – заметила Лебелия, – И ты мне ни разу не рассказывала о ней, – с укором посмотрела она на мать. Лебелия привыкла к тому, что Эльвире должно быть известно всё.

– Я тоже ничего не знаю об этой стране. В книге написано, что она находится на юго‑востоке, за империей зорь и далеко за морями Светлых Грёз и Южных Ветров, на самом северном мысу Полярной звезды на полуострове Имен.

– Аланида, оказывается, была ещё и великой путешественницей, – сказала Лебелия, с благоговением глядя на книгу о стране Рито.

– Я думаю, здесь нам тоже ничего не найти, а что было в той книге, которую ты сейчас смотрела?

– Она была написана на одном из языков Киломена. Я не знаю их языков.

– В единственной книге, написанной на нашем языке, – продолжала Лебелия, – Мы не нашли ничего про мэреинов, но тем не менее я предлагаю взять все четыре книги для более тщательного исследования. Может быть, кто‑нибудь знает те языки, которые нам неизвестны.

– Мне, кажется, – сказал Эстор, – Что я знаю того, кто может нам помочь. Я виню себя за то, что не вспомнил это раньше.

– Ты о ком? Кто это? – спросила Лебелия.

– Этот человек живёт далеко отсюда. Во время своих путешествий по стране я и познакомился с ним. Он пожилой волшебник, мудрец и ведёт одинокий образ жизни. Что‑то вроде отшельничества. У него много книг. Может быть, он сможет нам помочь.

Напряжение, постоянно царившее в библиотеке и не покидавшее её стен в течение долгого времени, сменилось радостным и вместе с тем тревожащем ожиданием.

– За какое время ты берёшься съездить к нему и вернуться обратно? – спросила королева, пытаясь говорить спокойно, не выдавая охватившего её волнения.

– Думаю, что за четыре дня, – ответил Эстор, – Ну, мне пора собираться. Надеюсь, что я не зря вас обнадёжил, – сказал он, вставая.

Через несколько часов они узнали, что он ускакал.

Через четыре дня он вернулся с желанной книгой. Ведь от неё зависела судьба и жизнь многих.

На следующий день после его возвращения, все пятеро

уединились в роще под густыми кронами дубов и лип. Эстор опустился на землю, прислонившись спиной к большому дубу, раскрыл на коленях толстую книгу. Это была энциклопедия всех народов и народностей этого мира.

– Где этот отшельник только достал эту книгу? – удивилась Лебелия.

– А чему ты удивляешься. Эстор же сказал тебе, что он волшебник…

Их Разговор прервало недовольное восклицание друга.

– Ну, разве здесь можно что‑то найти?! А, впрочем, я нашёл какой‑то материал.

Все моментально оказались вокруг него.

– Читай вслух, Эстор, – попросила Лебелия.

Эстор откашлялся и начал читать. Вот, что наши герои узнали из прочитанного.

«Мэреины.

Их история, обычаи, нравы.

Народность мэреинов обитает в наших местах с давних времён. Родина мэреинов – Чёрные пустыни, появившиеся на протяжении веков в разных местах нашего светлого мира. Эти пустыни, созданные злом, пропитаны чёрной магией. Пустыни эти центры зла. Они притягивают к себе всю тьму и были созданы волшебниками и колдунами из мира тьмы, чтобы сохранить часть своей силы в мире добра и света. В этих пустынях возникают порой разнообразные формы жизни. Мэреины одно из их порождений.

Мэреины – «каменные люди» были рождены во тьме этих пустынь. Они вышли из холодного безжизненного камня. Великая Сила тёмной магии вдохнула в них жизнь, наделила их непримиримой злобой к людям, служащим свету. Они не знают ни усталости, ни голода, ибо камни не могут чувствовать так же, как иные живые существа. Мэреины заманивали в Чёрные пустыни путников и там убивали их. Долго они жили на своей родине, накапливая силы для борьбы с людьми света, но не только с людьми света, они хотели уничтожить всех людей. Народы светлых стран стали пытаться покорить каменные пустыни и навсегда покончить с таящимся в них злом, но они лишь ускорили пробуждение вулкана. Мэреины покинули свою родину и начали войну с людьми. Скоро люди поняли, что покорить Чёрные пустоши невозможно, ибо даже могущественные волшебники не знали всех тайн создания той великой магии тьмы, что была заключена в каменных пустынях. А без этих знаний они не могли разрушить эту магию, ибо, не зная источник, устье найти совсем непросто. Люди оставили в покое родные места мэреинов, но лишь малая часть мэреинов вернулась в родные края, а остальные остались среди людей, продолжать войну. Их высокий рост и неизмеримо физическая сила наводили ужас на людей. Но мэреины обладали ещё и магической силой. Они могли предвидеть будущее, читать мысли. Их главным оружием в борьбе с людьми была не только физическая сила, но и хитрость. Долгое время, живя среди людей, мэреины узнали, что многие из них жаждут повелевать. Они воспользовались этой людской слабостью. История гласит, будто у некоторых мэреинов были перстни, созданные самими мэреинами, и они могли дать возможность смертным, надевшим такое кольцо понимать язык и повелевать мэреинами. Многие военачальники подкупались, но коварные кольца были пропитаны той же чёрной магией, что и их истинные хозяева – мэреины. Надев такой перстень, человек уже не мог снять его, пока не погибнет хозяин кольца, а яд постепенно проникал в тело жертвы и человек либо сходил с ума от невыносимой боли и медленно умирал в страшных мучениях, либо убивал себя сам. Если к человеку с перстнем на пальце даже после смерти прикасались люди, то яд начинал действовать и на них. Поэтому мэреинам достаточно было одного отравленного кольца, чтобы убивать иногда по целой армии. Но при этом управлять мэреинами мог только тот, кому сам мэреин отдал перстень. Действие кольца прекращалось лишь тогда, когда погибал истинный его хозяин.

– Так вот зачем мэреин «подарил» мне этот перстень! – воскликнул Эдвин, перебивая Эстора.

– Хорошо, что ты не надел его, – откликнулся Эстор и продолжал читать:

«как победить мэреинов? Сделать это можно. Мэреины боятся солнечного света, потому что были рождены во мраке. И к тому же свет и тепло ассоциируются с добром.

Итак, если мэреин пробудет на солнце более двух часов, он погибает – просто рассыпается в прах. Вот поэтому их нападения столь стремительны. Но если у мэреина на руке его волшебный перстень ему не страшен солнечный свет. И тогда все средства бессильны».

Эстор захлопнул тяжёлую книгу и вскочил на ноги.

– Наконец‑то! – заорал он так, что дятел, сидевший на соседнем дереве, заверещал и перелетел подальше от шумного соседа.

– А ты не думаешь, что у мэреинов есть ещё такие же перстни.

– Нет, такие перстни носят только избранные – вожаки. – А этот перстень сейчас у Эдвина.

– Но как мы сможем победить их? – спросила Элона.

– Эдвин сказал, – принялся объяснять Эстор, – Что Дегур собирается бросить на нас все имеющиеся при нём силы мэреинов. Остаётся самое трудное, заманить их в пустыню и продержать их там, как можно дольше. Только теперь остаётся решить, кто возьмёт на себя такое опасное задание.

Повисло молчание.

– Насколько я понимаю, – задумчиво проговорил Эдвин, – Придётся мне выполнять это задание. Ведь мэреин дал перстень именно мне, значит, только я смогу повелевать ими.

Все молчали. У них было тяжело на душе. Эдвин, которого они успели полюбить, снова идёт навстречу со смертью, и они не могут помешать ему.

Глава восьмая

Расставание

Бернар вернулся во дворец через день. Сутки он провёл в лагере воинов Гектора, среди коней, бряцанья оружия, пропахших конским потом людей и островерхих тёмно‑зелёных палаток – он оказался в давно знакомой и родной стихии. Очень не хотелось ему покидать такой знакомый родной с детства лагерь воинов, но пора было возвращаться во дворец.

Услышав все последние новости, он сказал:

– Жаль, конечно, Эдвина, но другого выхода нет.

И уже, обращаясь к Эстору, он продолжал:

– Без нас вы хорошо отдохнули, ну а если серьёзно пора бы вам, тебе, Эдвину и Ратмиру отправиться со мной в лагерь и поучиться военному искусству.

Так и сделали. На следующий день Бернар вместе с Эстором, Эдвином и Ратмиром отправились в лагерь воинов.

Вернулись они через две недели. Вместе с ними пришёл и Гектор. Бернар с Гектором в отличие от остальных старались выглядеть бодрыми, но было видно, что они тоже очень устали.

– Сегодня пятое Августа! – провозгласил Бернар, входя в зал Совета.

– Нам всем нужен отдых.

Эстор с Эдвином согласились с ним. Даже закалённый в боях Гектор не возражал.

* * *

За несколько дней до восемнадцатого Августа Гектор ещё раз провёл несколько показных смотров своих воинов.

Оказалось, что Бернару удалось собрать небольшое ополчение. Это были здоровые и крепкие мужчины, в основном из городских ремесленников, по собственному желанию вошедших в ряды профессиональных воинов. Но в целом небольшое ополчение не на много увеличило ряды войска. Но Бернара это, казалось, не сильно беспокоило.

– Насколько я понимаю, – сказал он, – Наши враги надеются на мэреинов, а не на своих воинов. А с мэреинами мы справимся.

Они ещё раз обговорили план по уничтожению отрядов мэреинов. Было решено, что Эдвин не должен вмешиваться в битву, а когда появятся мэреины, он должен притвориться, что перешёл на их сторону. Потом, надев кольцо, Эдвин под предлогом, что покажет мэреинам укрытие основных войск светлой королевы, заведёт их в пустыню. Через определённое время к нему должен был присоединиться маленький отряд, состоящий из профессиональных воинов Гектора. Они должны были служить охраной Эдвину. Всё остальное должен был сделать солнечный свет и тепло.

И вот настал день битвы. С рассветом воины выстроились перед дворцом, и Гектор отдавал последние приказы.

К десяти часам всё было подготовлено к битве. Большая часть воинов расположилась в укрытиях по обоим предполагаемым флангам противника. Остальные должны были по команде выступить за стены, но первыми не начинать боя. Гектор хотел, чтобы противник не знал об основных их силах.

Ровно в двенадцать загрохотали вражеские барабаны и запели трубы, и стоящие на стене Бернар и Гектор увидели приближающуюся армию неприятеля.

Вперёд выехал вражеский воин с белым флагом в руках.

– Мы видим, – заговорил он, – Что вы знали о нашем нападении. Так лучше вам сдаться без боя, вам всё равно не победить нас! Наш король обещал сохранить вам жизни! Соглашайтесь!

– Как бы ни так! – крикнул Бернар со стены, – Неужели ваш король полагает, что мы добровольно отдадим нашу родину, нашу свободу?! Нет, мы будем сражаться!

И он сделал знак воинам. По этому знаку тотчас распахнулись ворота, и воины потоком хлынули на равнину. В тот же миг воин с белым флагом махнул рукой, и армия врагов сплошной стеной двинулась вперёд. С первого взгляда казалось, будто армия неприятеля огромна, но вскоре стало ясно, что армия Дегура не превышает и двух тысяч. Слова Бернара оправдались. Армии сошлись, и закипел бой.

Женщины отправились во дворец и с тревогой стали ждать, чем же закончится битва. А Эдвин с оставшимися воинами остался в небольшой рощице, откуда он мог наблюдать за битвой. Бернар сражался сразу с троими, Гектор объезжал своё войско и, перекрикивая шум боя, отдавал приказы. Вначале успех был на стороне армии Дегура, но потом воины Гектора стали теснить врагов. Эдвину очень хотелось поучаствовать в битве, но он помнил о своём главном задании и не вмешивался в бой.

Сражение продолжалось в течение двух часов. Армия противника понесла большие потери, однако и войско Гектора значительно поредело.

Эдвин уже начал скучать, как вдруг он увидел, что к сражающемуся неподалёку от рощицы Эстору, сзади подбежал вражеский воин и готовиться нанести удар. И тут он не выдержал, бросился вперёд и ударил воина мечом по шее, но меч соскользнул по затылочной бармице и лишь немного процарапал кожу. Больше от неожиданности, чем от боли, воин вскрикнул и обернулся. Эдвин так и застыл с поднятым мечом – это был Эдгар. Но Эдгар, разумеется, не узнал его.

– Эй, что ты так на меня уставился? – довольно грубо спросил тот, – Разве ты меня знаешь? Я вот тебя никогда не видел.

– Видел, видел. Мне уже нет смысла скрываться. Ваши всё равно хорошо знают меня.

– Так это ты, что ли лазутчик?

– Да, я.

Эдгар рассмеялся.

– Ловко ты провёл меня, а заодно и всех наших. Мы ведь все тебя за Керрода приняли. А как тебя зовут‑то?

– Эдвин, – спокойно ответил тот.

– Эдвин, а ты не боишься, что я расскажу, где ты находишься?

– Они, наверное, уже сами догадались. И к тому же мне всё равно, наверное, не уцелеть в этой битве. «Сражаюсь я плохо. И меня убьют, если не их воины, так мэреины». А ты, Эдгар, не хочешь перейти на нашу сторону? – спросил он, хотя уже знал ответ на свой вопрос.

– Нет, Эдвин. Я воин своей страны и пусть мне многое не по нраву, я всё равно должен оставаться верным своей родине, где я родился и возмужал.

«Он прав!» – подумал Эдвин, он хотел ещё что‑то сказать, но громкие крики привлекли его внимание.

Сражающиеся разбегались в панике. Ряды вражьих войск расступились, и в образовавшийся проход, со стороны чёрной крепости двигались плотной шеренгой мэреины. На их телах блестели доспехи, а на лица были опущены забрала шлемов. «Наверное, чтобы скрыть то, что они не люди» – мелькнуло в голове у Эдвина, но он сразу отогнал от себя все мысли и посмотрел в сторону мэреинов. Они шли плотной стеной, размахивая кривыми саблями, но по большей части они просто хватали людей, словно тряпичных кукол и отбрасывали в сторону. Эдвин замер, ужас сковал его. Но, опомнившись, он сорвал с цепочки перстень и надел его, предварительно не забыв смазать палец волшебной мазью, которую дала ему Лебелия. Затем он выхватил откуда‑то что‑то вроде флага: большой кусок чёрной материи, прикреплённой на длинном шесте. Размахивая этим самодельным флагом, он бросился вперёд, крича:

– Стойте, остановитесь!

И тут он заметил, что говорит на незнакомом языке.

Сражение прекратилось. Вперёд вышел предводитель мэреинов, и в наступившей тишине громко и властно прозвучал его голос.

– Стой!

Эдвин подбежал к мэреину и обратился с низким поклоном:

– Уважаемый предводитель! Я хотел бы стать вашим союзником.

Мэреин посмотрел на него сверху вниз и улыбнулся:

– А, это ты, странник. Я так и думал, что ты придёшь к правильному решению.

Мэреин тоже говорил на другом языке, и Эдвин с удивлением отметил, что понимает его. Резкие звуки этого странного лающего языка были так не похожи ни на плавную мягкую речь всеобщего языка, ни его собственного Великого Северного языка, и вообще ни на один язык, который ему доводилось слышать.

– Ну, что, ты ещё хочешь нам что‑то сказать? – спросил мэреин.

Пока Эдвин раздумывал над ответом, загремели трубы. Это Гектор с Бернаром трубили отступление. Эдвин был очень удивлён, но предаваться мыслям о необъяснимом поведении Гектора не было никакой возможности. Нужно было отвечать мэреину.

– Конечно, иначе я не стал бы беспокоить вас, – подобострастно начал Эдвин, – Оставьте вы этих людей. Видите, они отступают. Я смогу показать вам огромный лагерь наёмных воинов, которые только ждут приказа, чтобы напасть.

– Ух ты, ты говоришь с ним на его языке, предатель! А мы полюбили тебя и приняли, а ты! – гневно воскликнул находившийся рядом раненый воин.

Эдвин взглянул на него так, что тот предпочёл спрятаться за спинами товарищей, которые отошли от Эдвина на немалое расстояние.

– Хорошо, – после некоторого раздумья произнёс мэреин, – Мы пойдём за тобой.

После чего, он, обернувшись к своему отряду, крикнул:

– Держать строй! Этот человек обещает нам указать укрытие наших врагов.

– А далеко это? – спросил он у Эдвина.

– Не очень. Для вас это будет недалеко. В часе ходьбы отсюда, в пустынях.

– Хорошо. Пойдёшь впереди, будешь указывать дорогу. Армия, на‑пра‑во! Шагом марш!

В рядах мэреинов раздался глухой ропот.

– Молчать! – прикрикнул предводитель.

Отряд развернулся, предводитель вместе с Эдвином вышли вперёд, и мэреины медленно пошли по направлению к пустыням. Эдвин старался не приближаться к предводителю мэреинов ближе, чем на расстояние вытянутой руки и избегал смотреть ему в глаза.

Как только Эдвин во главе отряда каменных людей отправился в путь, заиграли трубы и войска пришли в движение. Эдвин обернулся на ходу и увидел, что отступавшие снова идут в бой, а из укрытий со всех сторон на врагов бросились остальные отряды воинов. Эдвин понял замысел Гектора и не смог сдержать улыбки. Но тут он вспомнил о мэреинах и испугался, как бы они не заподозрили обмана. Но они продолжали медленно идти за ним, не обратив никакого внимания на происходящее за их спинами.

Среди гробовой тишины, повисшей над полем битвы, до Эдвина донёсся громкий голос Бернара.

– Не думал я, что наш друг окажется предателем!

Эдвин мысленно улыбнулся. Хорошо Бернар играл свою роль в этой опасной игре. Ему почему‑то нравилось, когда его оскорбляли товарищи, считая предателем, нравилась эта странная игра, в которой он играл главную роль. Приятно было сознавать, что предатель через несколько часов может оказаться спасителем. А окажется ли?

Вскоре они миновали рощицу, в которой прятались несколько минут назад вооружённые воины Гектора и вышли в пустыню. Эдвин содрогнулся, подумав о том, что придётся снова идти под жгучим полуденным солнцем, по этой невыносимой жаре.

Они шли около двух часов, когда Эдвин почувствовал вдруг, что палец, на котором был надет перстень, начинает болеть. Он совсем позабыл о кольце мэреинов. Теперь оно давало о себе знать. От невыносимой жары у него начала кружиться голова, во рту пересохло. Даже нагретая во фляге вода не помогала. А боль с каждой минутой становилась ощутимее. Она постепенно начинала подниматься вверх по руке, и вот вся рука Эдвина горела. Ещё через пятнадцать минут боль сделалась невыносимой. Перед глазами поплыли кровавые круги, он начал задыхаться. Сквозь кровавый туман, Эдвин увидел, что к ним бесшумно словно тени приблизились воины, но они старались держаться поодаль и не попадаться на глаза мэреинам. На них были костюмы песчаного цвета, и когда они стояли неподвижно, их можно было принять за песчаные гряды. Эдвин брёл, словно в каком‑то тяжёлом сне, вернее сказать, в забытьи. Сквозь этот сон он услышал вопрос предводителя мэреинов: «Далеко ещё». И попытался ответить: «скоро дойдём» голос его звучал как‑то странно, хрипло. Он попытался обернуться и увидел, что мэреин улыбается. Но, заметив взгляд Эдвина, он сделался серьёзным. Всё это уже превращалось в опасную игру. Эдвин понял, что дальше идти не сможет, и остановился.

– Так что же ты стоишь? – поинтересовался предводитель мэреинов. В голосе его звучали плохо скрываемые нотки ехидства.

Эдвин повернулся лицом к мэреинам.

– Ну, что, плохо тебе, странник? – спросив, уже в открытую издеваясь над ним, мэреин.

Мэреин сделал шаг вперёд. Эдвин отошёл от него на несколько шагов. Ему стало немного легче. Воины незаметно придвинулись немного ближе к Эдвину и встали, не шевелясь полукругом. Мэреины тоже образовали полукольцо, и они остались вдвоём, стоя лицом к лицу, словно перед поединком.

«Интересно, – пронеслось в голове у Эдвина, – Сколько у него ещё осталось сил. Не собирается ли он со мной сражаться. А их ведь гораздо больше, – подумал он, обведя глазами плотные ряды мэреинов, – Чем наших воинов».

– Я знал, что ты хочешь заманить нас в ловушку. Но что я мог поделать. Ты повиливаешь нами, – заговорил мэреин на том же резком лающем языке, и Эдвин в очередной раз удивился, что понимает его. – Но не думал я, что ты окажешься таким стойким и сможешь завести нас так далеко. Больше пятнадцати минут никто не выдерживал. Да, не такой ты слабый, как я думал, – он возвысил голос, – И я допустил жестокую ошибку. Я бы сейчас с удовольствием посмотрел, как ты умираешь, но, боюсь, что времени у меня осталось немного. Смотри на результат своих стараний, – и он попытался поднять меч, но зашатался и выронил его из рук.

Некоторые из воинов хотели было подбежать на помощь Эдвину, но тот жестом остановил их.

– Не надо, – очень тихо произнёс он, – Сил у них не осталось, мы победили!

– Ну, что, убедился, – почти прокричал мэреин и, обернувшись к своим подчинённым, сказал:

– Вы больше не в моей власти, я отпускаю вас. Идите, если сможете.

Наибольшая часть мэреинов осталась с предводителем. Потому ли, что они уже не могли двинуться с места, а может потому, что не захотели бросить его. Хотя это вряд ли, ведь камни не могут чувствовать. Но некоторые из мэреинов всё же попытались пойти. Они двигались медленно, тяжело переставляя ноги и было ясно, что далеко им не уйти.

– К сожалению, я понял мою ошибку слишком поздно, – продолжал мэреин, – Но знай, что хоть мы и умираем, не иссякнет зло, и не знать вам победы в этой войне! Будь ты проклят! Будь проклят тот день, когда я встретил тебя! Не пойму, почему я сразу не убил тебя. Я умираю! – выкрикнул он из последних сил, – Но знай, что и твоя роковая судьба не дремлет.

С этими словами, он пошатнулся и упал навзничь. В тот же миг кольцо соскользнуло с пальца Эдвина, и боль исчезла, и он не в силах больше держаться на ногах упал на песок. Подбежавшие воины подхватили его.

Один из воинов с опаской подошёл к лежащему на земле предводителей мэреинов и коснулся его мечом. Тот не пошевелился. Тогда воин ударил сильнее, и мэреин рассыпался, превратившись в груду чёрных камней. Эдвин подошёл и дотронулся до них. Несмотря на жестокую жару, камни оставались холодными, как лёд.

Многие мэреины тоже лежали на земле, другие стояли, но стоило их коснуться, как они рассыпались, становясь бесформенной грудой камней.

Вскоре ни осталось ни одного мэреина, а огромное пространство вокруг было усеяно чёрными камнями.

Маленький отряд тронулся в обратный путь.

Когда они вернулись на поле битвы, сражение уже было окончено. Войска короля Дегура были разгромлены. Бернар с Гектором и с выжившими воинами помогали раненым, готовили к погребению павших. Ни один вражеский воин не ушёл живым с поля битвы. Сопровождавшие Эдвина воины разошлись, а он, отыскав Бернара, подошёл к нему.

– Я вижу, – сказал Бернар, – Что вы все живы. Значит, мэреины пали?

– Да! – коротко, но с гордостью ответил Эдвин, – Но я пойду во дворец, мне нужен отдых.

– Конечно, иди, – проговорил Бернар, кладя руку ему на плечо, – Ты сослужил нам неоценимую службу.

Когда Эдвин вошёл во дворец, его окружили со всех сторон все, кто находился в это время там. На него посыпались вопросы, вообще его встречали, как героя. Засвидетельствовав своё возвращение, он отправился к Эстору. Тот счастливый встретил его на пороге. Эдвин так устал, что не помнил, как добрался до своей комнаты и рухнул на кровать.

* * *

Прошло немного времени. Эдвин по‑прежнему все дни проводил с Эстором, но теперь к ним часто присоединялся Бернар. Он подолгу беседовал с северянином о его родине, о его странствиях. Эстор понимал, что ни рассказы Эдвина занимают Бернара, тому просто хотелось хоть чем‑то доставить радость этому молчаливому тоскующему страннику. Долгими вечерами беседовал он с Эдвином и уходил от него с чувством тихой радости на душе. Потом он часто говорил Эстору, что разговоры с Эдвином научили его лучше понимать людей, научили улавливать скрытый смысл в каждом жесте и слове.

– Угу, – пробурчал Эстор, – чему я учил тебя двенадцать лет.

Бернар улыбнулся?

– Завидуешь?

– Нисколько. Эдвин – чудесный человек! Таких уже не осталось.

Была середина Сентября, когда Эдвин сказал королеве, что хотел бы отправиться на родину. Она посмотрела на него и сказала:

– Я, признаться думала, что ты останешься. Но, твоё решение правильно, каждый человек, как бы долго он ни странствовал, в конце концов, вернётся домой. Нам всем грустно с тобой расставаться.

– Мне тоже тяжело, Ваше Величество, – помолчав, сказал Эдвин.

– Я обрёл здесь настоящих друзей, которых я не забуду никогда. Я никогда ещё не чувствовал никакой сильной привязанности ни к кому, кроме моей матери. Я приобрёл здесь настоящее счастье, то счастье, к которому я так давно стремился. Мне уже не забыть этих мест.

– Пиши нам, Эдвин.

Простившись с друзьями, и взяв свой дорожный плащ, он вышел на двор. Когда он уже сидел в седле, Бернар попытался дать ему меч, говоря, что в такое неспокойное время нельзя ездить безоружным.

– А особенно тебе, – прибавил он, – ведь тебя могут заметить стражи чёрной крепости.

Эдвин успокоил его, но от меча отказался, говоря, что кинжал его ему милей, а тяжёлый меч в дороге будет только мешать. Бернар не стал настаивать. Вещевой мешок Эдвина, прикреплённый к луке седла, наполнили съестным. Фляги были до краёв наполнены водой и вином. В последний раз, взглянув на дворец, в котором прошли лучшие минуты его жизни, и где он обрёл настоящих друзей, Эдвин тронул поводья.

Прошло несколько месяцев, когда он достиг королевства Овион на самом юге великой империи Кадорн, откуда около года назад отправился с письмом в страну Мечтаний. Стражи сразу узнали его и доложили королю. Король принял его, и Эдвин передал ему письмо от королевы Лебелии, в котором говорилось, что данное Дегуром сражение было выиграно страной Мечтаний, но мощь его ещё не разбита. Также в письме говорилось, что объединение с северными государствами сейчас невозможно. Ни один отряд не сможет незамеченным пройти сквозь обширные кордоны чёрного короля. Лебелия благодарила правителя Овиона за предупреждение и выражала надежду, что скоро чёрная армия падёт, и снова возобновятся связи между южными и северными землями. От короля он узнал, что войсками Дегура почти без боя были захвачены несколько княжеств на западе Кадорна, и по слухам одним из этих княжеств было княжество Кендорн, родное княжество Эдвина. Сердце Эдвина сжалось, но он не показал вида, что испуган.

Эдвин пробыл в Овионе несколько дней, а затем вновь отправился в путь. Но прошло ещё несколько месяцев, прежде чем он достиг границ княжества Кендорн.

Стояла поздняя осень. Эдвин ехал по дороге, по обеим сторонам её окружал лес. За это время Эдвин ещё ни разу не встретил ни одного из людей Дегура, и теперь, ничего не опасаясь, откинув капюшон, неторопливо ехал по пустынной дороге. Резкий холодный ветер гнал по земле сухую листву, срывал с деревьев кое‑где ещё оставшиеся жёлтые листья. В низком сером небе собирались хмурые снеговые тучи. Но Эдвину была близка и дорога эта суровая неприветная картина северной осени. Как ни хорошо ему было в далёких краях здесь, впервые за долгое время он ощутил себя дома. Он вдыхал холодный обжигающий воздух, и сердце его наполнялось радостью от сознания того, что он скоро увидит родные места, где родился и провёл своё детство, и которых не видел уже больше пяти лет. Он смотрел на тёмные силуэты деревьев, голые ветви которых шумели на осеннем ветру, и просто радовался. О, Эдвин! Не знал ты, что не суждено тебе увидеть родные поля!

До его родных мест оставалось езды около суток, Эдвин ехал весь день без отдыха, но уже начинало темнеть, и пошёл сильный снег, и Эдвин начал искать место, где бы он мог остановиться на ночлег и укрыться от всепроникающего снега. Лес по обеим сторонам дороги кончился, и он заметил небольшое селение и решил попросить разрешения где‑нибудь переночевать. Подъезжая к селению, он почувствовал на себе чей‑то пристальный взгляд. Он обернулся, и ему показалось, что какая‑то тень, почти сливавшаяся с ближайшими деревьями, метнулась в темноту. «Показалось, наверное» – решил он, но капюшон всё же опустил на глаза.

Въехав в селение, спешившись, он подошёл к домику на окраине и постучался. Ему отворил мужчина лет сорока с перемазанными глиной руками и с приятным лицом. По первому взгляду было ясно, что он гончар.

– Я странник, – начал Эдвин, – Впустите переночевать…

Он не закончил. Мужчина схватил его за рукав и втянул в дом.

– Прости, что я так грубо, – сказал он, затворяя дверь, – Но чужестранцам не след ходить в такое время. И, понизив голос и косясь на окно, он продолжал:

– Наше село захвачено злыми людьми. Повсюду стоит стража. Они наблюдают за всяким, кто показывается на улице, а особенно за всеми чужестранцами, как ты. Они будто ищут кого‑то. Но нас они не трогают.

Эдвин похолодел. Он‑то знал, кто эти люди и за кем они охотятся.

– Но я никаких стражей не увидел, – сказал он, как можно спокойнее.

– У них плащи какие‑то волшебные что ли. Они могут стоять рядом, и быть незаметными, а сейчас в темноте, да на фоне леса их совсем не видно. Видел ли ты их караульню?.. Хотя чего это я, – спохватился он, – Ты же ведь с дороги, устал, небось, проголодался. Эй, Марта, накрывай на стол на четверых. У нас гость и позови дочку, вечно она где‑нибудь пропадает. Ой, я забыл представиться. Меня зовут Хенрик, а как твоё имя?

Эдвин назвал себя, и они пожали друг другу руки.

Хенрик вышел, чтобы отвести лошадь Эдвина в конюшню, а к Эдвину вышла его жена с подносом в руках. Эдвин огляделся. Обстановка была простой, но уютной. Просторную горницу освещал очаг, по стенам висело множество полок, заставленных глиняной посудой. В середине стоял длинный стол, по бокам располагались широкие скамьи. Несколько табуретов было придвинуто к столу. Больше в горнице мебели не было никакой. В маленькой кладовой, из которой только что вышла Марта, и дверь, в которую была приоткрыта, виднелся большой деревянный сундук.

Вернулся Хенрик. Вскоре пришла и его дочь Мария.

Когда вся семья была в сборе, Хенрик пригласил гостя отужинать с ними. За ужином Эдвин рассказал им свою историю, не упомянув при этом не о чёрной крепости, ни о своих приключениях там.

– Да, нелегко тебе будет, Эдвин, – промолвил Хенрик, когда странник окончил свой рассказ.

– А когда ты намереваешься завтра отправиться в дорогу?

– С рассветом, – ответил Эдвин.

И тут он услышал какой‑то лёгкий шум за окном. Он обернулся и успел заметить, как тёмная тень отделилась от окна и исчезла. Сердце его сжалось. Он вспомнил ту тень на лесной дороге, которая наблюдала за ним. Теперь он знал, что она ему не померещилась. Теперь он пытался во всех подробностях припомнить то, что только сейчас говорил и гадал, много ли услышал стражник и что именно. Хенрик, проследив за его взглядом, тоже заметил эту тень и сказал:

– Сдаётся мне, что они за тобой охотятся, так не лучше ли, – прошептал он почти в самое ухо Эдвина, – Тебе уехать сегодня, он ведь не этого не знает.

– Нет, – покачал головою Эдвин, – Сегодня невозможно, они наверняка охраняют все дороги, и к тому же я смертельно устал и, если мне придётся с ними сражаться, от меня не будет никакого толку, и я быстрее попаду к ним в руки.

Ночью, завернувшись в плащ, он долго не мог уснуть, ворочался на жёсткой скамье. Когда он, наконец, заснул, ему снились тревожные сны, и сон его был тяжёлым. Проснулся он перед рассветом, и решил сразу отправиться в путь. Ему не хотелось будить хозяев, но они тоже проснулись. Он тепло поблагодарил их за гостеприимство и, накинув на плечи плащ, вышел в предутренний сырой осенний холод. Хенрик вышел проводить его, и смотрел ему вслед, когда тот направил коня в промозглый туман наступающего утра.

Но не успел Эдвин отъехать от селения, как раздались крики, и в спину ему вонзилась стрела. Он вскрикнул от боли и от неожиданности и, обернувшись, встретился взглядом с глазами Эдгара. Тот смотрел прямо и не мигая. Взгляд его словно говорил:

– Я не мог поступить иначе!

Он понял, кто мог наблюдать вчера за ним. Эдгар единственный, кто раньше вблизи мог видеть его лицо.

«Эдгар, – подумал он в эти несколько секунд, пока смотрел в глаза Эдгара

Не думал я, что ты сыграешь для меня роковую роль. А он, наверное, прав. Я враг его отечества, его родины. И, странно, жизнь учила меня не верить людям, но я всё равно верю. Пора было бы уже и запомнить науку. У тебя была хорошая возможность убить меня тогда, в открытом бою. Не думал я, что ты сможешь ударить в спину».

Но вот подбежали трое других стражей и схватили лошадь Эдвина под уздцы.

– Ну, что попался, лазутчик! – хохоча, вскричал один из стражников.

Эдвин соскочил с седла и, сорвав с пояса кинжал, ударил одного из них по руке. Но стрела, вонзившаяся ему в спину, хоть и не причинила особого вреда, видимо была отравлена. Движения Эдвина стали какими‑то вялыми. Стражники нанесли ему несколько ударов меча по лицу, один из них попал в шею. Обливаясь кровью, Эдвин успел смертельно ранить одного из нападавших прежде, чем почувствовал, что руки ему связывают за спиной. Потом он почувствовал, что падает, что его подхватили и куда‑то тащат. Но вдруг сквозь туман, застлавший ему глаза, он увидел, что к ним бежит небольшая группка крестьян, вооружённых вилами и топорами. Впереди бежал Хенрик, размахивающий длинным кухонным ножом. Эдвин почувствовал благодарность этому человеку, ведь никто не обязывал Хенрика броситься на помощь незнакомому ему человеку и при этом рисковать своей жизнью и жизнью односельчан. А эти люди? Они ведь даже не видели его… Но мозг отказывался ему служить, и он закрыл глаза, решив больше ни о чём не думать. Завязалась драка. Его бросили на землю. Чей‑то грубый голос крикнул:

– Всё равно он скоро умрёт!

И всё стихло.

Очнулся он оттого, что в лицо ему плеснули холодной водой. Открыв глаза, он увидел перед собой лицо Марты, которая заботливо стирала с его лица кровь.

– Спасибо вам за всё, – прошептал он пересохшими губами, – Не к чему такая забота. Всё равно мне осталось жить не больше часа.

– Нельзя так говорить, Эдвин, – испуганно сказала хозяйка дома.

Эдвин, видя её испуг, чуть улыбнулся.

– Худо тебе, – заботливо спросил Хенрик, подходя к нему.

Эдвину не хотелось огорчать этих добрых людей, и поэтому он ответил:

– Нет, уже лучше. Спасибо.

Но все отлично понимали, что это не так. Он уже умирал.

– Сколько раз я смотрел в глаза смерти, и всегда мне удавалось выжить. И не думал я, что умру такой нелепой смертью. Я не жалею о том, что случилось, но жаль мне только, что умираю я не в родном доме, что нет со мной рядом моих друзей.

Эдвин говорил, не обращаясь ни к тем, кто окружал его, а к кому‑то незримому, словно, тот мог услышать его. Ему вспомнились слова мэреина: «Знай, что и твоя роковая судьба не дремлет». И он, наконец, понял их. О, как горько было это знание!

Перед ним, словно живые возникли лица друзей. Вся его жизнь прошла перед его внутренним взором. Сейчас он мысленно прощался со всем, что было ему дорого, но смерть не страшила его… У него нет семьи, нет друзей на родине. Что могло ждать его впереди? Что ждёт его, бездомного бродягу? И кто ждёт его там, дома? Он знал ответ – никто. Эдвин спрашивал себя – зачем он покинул страну Мечтаний. Неужели мало ему дорожных горестей и лишений?..

И он засмеялся тихим дробным безудержным смехом, словно одержимый. Этот тихий резкий отрывистый безрадостный и горький жалостный смех был куда страшнее и безжалостнее, чем многочисленные раны на теле бедного Кадорнца. Хенрик с женой беспокойно переглянулись и воздели руки к торфяному потолку, шепча молитвы.

Одно радовало: что не напрасно он погиб и что смог всё же совершить хоть что‑то стоящее, и что всё же есть те, кому он был нужен, по‑настоящему нужен, как не был нужен никому десять долгих мучительных лет.

– У вас нет бумаги и чернил? – спросил он, приподнимая голову.

– Бумага‑то у нас есть, а вот чернил нету. Чернила есть только у нашего жреца. Сходить к нему?

– Нет, не надо, – прошептал Эдвин, – А уголь у вас есть?

– У нас есть карандаш, – ответил Хенрик, и, порывшись на полках, он протянул Эдвину крохотный обломок карандаша.

– Спасибо, – прошептал тот, принимая из рук Хенрика карандаш, а из рук Марты лист бумаги.

– И ещё я хотел попросить вас. Напишите за меня два письма, извещая о моей смерти. Отправьте одно в местечко Винер на мою родину. Может быть, там ещё кто‑нибудь помнит меня. Хотя нет, не надо. Напишите одно письмо и отправьте его на юг – в страну Мечтаний, королеве Лебелии, сказал он, махнув рукой на юг. – Я видел у вас почтовых голубей… Они найдут дорогу…

Потом он дрожащей рукой расправил на груди листок бумаги и стал медленно выводить буквы, дрожащей рукой.

Вот, что он написал:

«Друзья мои, я умираю, но не жалею об этом. Время, проведённое с вами, было для меня самым лучшим. Я прошу вас – не забывайте странника, Эдвина».

Он хотел ещё что‑то написать, но тут рука его дрогнула, и карандаш выпал из ослабевших пальцев.

– Простите, что я доставил вам столько хлопот, – прошептал он, и закрыл глаза.

Похоронили Эдвина на деревенском кладбище. На его могиле стоит памятник из белого мрамора, который был поставлен полгода спустя по приказу королевы Лебелии. На нём высечены слова: «Здесь покоится человек, чей великий вклад в победу, был неоценим. Благодаря ему стало известно об опасных противниках. Твоё имя войдёт в историю страны Мечтаний и её соседей. Ты навсегда останешься в памяти народов южных стран. Покойся с миром, Эдвин, сын севера!»

* * *

Прошло почти полгода после отъезда Эдвина, когда герольд увидел белого почтового голубя на вершине одной из башен дворца.

– Это, наверное, письмо от Эдвина, – с волнением произнесла Лебелия, беря из рук стражника свёрнутый вчетверо лист бумаги.

– Читай быстрее! – торопила сестру Элона.

Они находились в небольшой прямоугольной комнате. Здесь повсюду были развешены ковры, и обстановка была самой подходящей для дружественных бесед, а ни для приёмов и совещаний. Сюда никому, кроме членов королевской семьи и Бернара, не разрешалось входить без разрешения королевы или без особой на то причины. Эту уютную комнату они обычно называли «семейной», хотя Бернар не имел никакого отношения к их королевской семье. Они сидели в бархатных креслах вокруг круглого стола за утренним чаем, когда герольд передал Лебелии письмо.

– Читай быстрее! – повторила Элона.

Но Лебелия медленно развернула письмо, и оттуда на стол вдруг выпал ещё один листок бумаги. Она вопреки просьбам сестры прочитала письмо про себя, а затем взяла в руки второй листок. На нём было немного. И написано, в отличие от письма карандашом. Почерк был нечёткий, видно было, что писал человек, либо очень поспешно, либо ему было очень трудно держать карандаш в руке.

– Что там? – спросил Бернар.

– Эдвин умер, – бесцветным голосом проговорила Лебелия.

Все застыли, как громом поражённые. Лебелия молча протянула письмо и записку, стоявшему рядом Бернару. Письмо было длинным. В нём подробно рассказывалось, как деревенский ремесленник приютил странника, как на того напали чёрные стражники, и как ремесленник с женой ухаживали за ним, пытаясь спасти его от смерти.

Когда Бернар поднял голову от письма, его смуглое лицо помрачнело, а между густыми бровями пролегла горестная складка. Он взял в руки записку, написанную Эдвином. Написано в ней было всего несколько слов. Эдвин извещал друзей о своей смерти и просил, не забывать о нём. Бернар прижал к груди записку и отвернулся, чтобы друзья не видели, что его глаза блестят от слёз. Посторонних глаз он мог не бояться.

– Он ведь спас мне жизнь, – прошептал Бернар, – А теперь он мёртв!

Затем, справившись с собой, он повернулся к друзьям и тихо произнёс:

– Мы должны воздать ему память минутой молчания.

Лебелия подняла руку, и все, поклонившись, молча застыли.

Они допили свой чай в гробовом молчании. И вскоре, так же молча разошлись.

Часть вторая

Последняя битва

Глава первая

Вещие сны

Однажды вечером королева Лебелия сидела со своим кузеном в небольшой рощице перед дворцом. Она любила прогулки в лесу, а Эстор и подавно.

Был май. Над страной опустился тёплый вечер. Вовсю стрекотали цикады. Прохладный воздух благоухал ароматами весны и лёгкой дымкой голубел за рощей. Эстор и Лебелия сидели за этой рощей на берегу небольшой речки на широкой поляне, или, вернее сказать, на лугу. Эстор читал, а его старшая кузина молча любовалась весенним вечером. Изредка они переговаривались. Они оба любили такие уединённые вечера, в отличие от Элоны и Бернара, которым больше по душе были шумные пиры. Но Бернар в последнее время сделался более замкнутым и молчаливым. Его всё больше тянуло под прохладную сень дубов и столетних вязов.

Прошло чуть больше двух лет после битвы у крепостных стен страны Мечтаний. Дегур больше не возобновлял попыток нападать, и, постепенно все обитатели дворца вернулись к мирной жизни, и все опасения и тревоги улеглись. Смерть Эдвина, к которому он очень был привязан, сильно повлияла на Бернара: он стал замкнут, молчалив, подолгу не выходил из своей комнаты. Черты его лица стали резче и жёстче. Но постепенно он вновь вернулся к прежней жизни, прежним привычкам и снова стал таким, каким был до войны. Но эта война оставила в его душе незримый, но ощутимый след. Его шутки и смех не звучали уже так беззаботно и весело, как раньше. Что касается остальных, то все члены королевской семьи жили, словно и не было никакой битвы. Бернар постоянно удивлялся, как они могут жить так спокойно, когда война ещё не закончена, когда Дегур только собирается с силами, и, может быть, уже готовится к новому нападению.

Но сейчас никакой войны не было, и ни что не тревожило обитателей дворца. И вот сейчас Лебелия с кузеном сидели под раскидистым вязом, и любовались природой. Эстор отложил книгу и задумался. Лебелия прилегла на траву и стала смотреть на появляющиеся звёзды. Она слушала стрёкот цикад, шелест трав и не думала ни о чём. Но вот отдельные мысли превратились в мечтания, мечтания в грёзы, и вот уже корабль мечты закачался на тёплых волнах, унося её по морю грёз в живописную бухту страны сновидений.

Эстор, поняв, что кузина заснула, тихо поднялся, взял книгу, и, решив не будить её, направился к дворцу.

Сны Лебелии сменялись быстро и стремительно, но не были запоминающимися. Живописные картины сменялись одна другой, но тут она увидела себя на большом лугу, покрытым яркими цветами и сочной изумрудной травой. Вдали виднелся холм, а прямо перед ней змеился в небольшой лощине серебристый ручей. На берегу ручья сидела женщина с волосами цвета червонного золота. Женщина сидела к ней спиной, но вот она повернулась и молча поманила её рукой. Полная невысокая фигура этой женщины внушала доверие. Она была одета в розовую блузу с юбкой, похожими на платье. От всей её фигуры веяло каким‑то мягким светом. И Лебелия без страха подошла к ней.

– Садись, – сказала женщина, указывая на траву рядом с собой.

Лебелия опустилась на мягкую траву и тут же почувствовала, что хочет спать.

– Я вижу, ты устала, – промолвила незнакомка, – Ложись, отдохни. И положи голову ко мне на колени, так будет удобнее.

Лебелия подумала, а можно ли доверять этой незнакомой женщине. Но её голос и внешность словно манили к себе. И Лебелия легла на траву, положив голову ей на колени.

Она лежала, слушая пение птиц, вдыхая благоухание цветов и наслаждаясь тёплым солнечным днём. Женщина тем временем внимательно смотрела на неё. Её внимательные серые глаза словно излучали свет и дарили тепло. Взгляд был мягким и спокойным. На полных щеках горел румянец, а гуды улыбались. Лебелия чувствовала себя на коленях у этой женщины, как ребёнок на коленях у заботливой матери. Ей казалось, будто нет в этом мире ничего дурного, нет короля Дегура, нет никакой чёрной крепости, и что не надо опасаться новых нападений. Все тревоги и опасности будто отступили. Хотя она уже около года не боялась никаких нападений, но только лишь сейчас наступило настоящее облегчение. Её словно загородили каким‑то волшебным щитом от всего дурного, словно накинули покров, под которым не было места ни тревогам, ни страхам.

Продолжить чтение