Читать онлайн Маленькая повесть о любви бесплатно

Ulf Stark

En liten bok om kärlek

ext © Ulf Nilsson

Illustrations © Ida Björs

* * *

Глава 1. Разговор в гардеробной

Мама с папой назвали меня Фред, что означает «мир». Но это не помогло. Все равно началась война, и папе пришлось уехать далеко на север – охранять границу. Мама связала ему варежки и носки, чтоб он не замерз. Зима в тот год выдалась такая суровая, какой не помнили даже старожилы. На улице у людей изо рта вырывались клубы белого пара. По дороге в школу сопли в носу превращались в лед и оттаивали только ко второму уроку.

Я поставил папу на полочку над камином, чтоб ему было тепло. Вернее, его фотографию. На голове у него была дурацкая форменная фуражка, а во рту – трубка. Заметно было, что он старался выглядеть веселым.

– Все будет хорошо, – сказал я, – скоро ты вернешься домой. Вот увидишь.

Он ничего не ответил.

Но я все равно продолжал с ним разговаривать.

– A еще я знаю, что подарить тебе на Рождество, – сказал я, чтоб его подбодрить.

Я поставил рядом фотокарточку мамы, для компании. На ней мама улыбается, потому что знает: у нее в животе есть я.

Мне показалось, что у папы дрогнул уголок рта.

– Осторожней, не вырони трубку, – сказал я.

– С кем это ты разговариваешь? – спросила мама из прихожей.

– С папой.

– Замечательно, передай ему, чтоб поскорей приезжал домой.

Она вошла в комнату и поцеловала меня в лоб. На ней были черные ботинки на шнуровке и форменная куртка с металлическими пуговицами. Мама устроилась работать кондуктором трамвая, чтоб мы могли сводить концы с концами.

– Смотри не опаздывай в школу и не перетрудись потом, – улыбнулась она.

– Ладно, но мне сначала надо кое-что сделать.

Я пошел в гардеробную. Свет зажигать не стал, просто оставил приоткрытой дверь. Там внутри было слышно, как в вентиляционной трубе свистит ветер. На полу стояли папины выходные туфли, готовые заскользить по паркету в такт музыке, как только папа их наденет. Над ними висел папин праздничный костюм, темно-синий в светлую полоску. А на полке лежала шляпа и ждала встречи с пахнувшей туалетной водой папиной шевелюрой.

Стоило мне прищуриться, и в полутьме я словно бы видел папу, всего целиком.

– Хочешь, я открою тебе один секрет? – прошептал я.

– Конечно, хочу, дружище, – труба прошелестела папиным голосом.

– Я влюблен в Эльзу из нашего класса.

– Ох, – отозвался голос в трубе, – любовь – большое слово.

– Знаю. Ну, тогда немного влюблен. По крайней мере, я о ней все время думаю. А если посмотрю, меня бросает в жар.

– Может, это и хорошо в нынешние холода.

– Только никому не говори! Кроме тебя никто об этом не знает. Даже Оскар. Тем более Эльза.

– Я не проболтаюсь, – пообещал папа.

– Точно?

– Буду молчать, как партизан!

Мне показалось, что между шляпой и костюмом промелькнула невидимая улыбка. Я не сомневался: папа не выдаст моей тайны врагам.

– Ну пока, я должен бежать. У нас сегодня контрольная по арифметике, и опаздывать нельзя.

– Ясное дело, беги. Удачи!

И голос в трубе затих.

Хорошо, что я поговорил с папой. Пусть даже это был всего-навсего шум ветра в трубе. Папа понял, что моя любовь – это всерьез, и не разговаривал со мной как с маленьким.

Глава 2. Контрольная (по любви)

Я слышал, как сопел Оскар у меня за спиной. Он был моим лучшим другом. И ненавидел математику. А у меня наоборот – это был любимый предмет. Я уже решил все примеры и не спеша сложил в пенал линейку и ручку. Потом взглянул на Эльзу и меня бросило в жар.

Она сидела на соседней парте, уткнувшись в тетрадку, и, нахмурившись, покусывала кончик ручки, словно ей не удавалось решить задачку.

И чего я в нее влюбился? А не в Ингрид или Анн-Мари, например? Многие считали, что они симпатичнее. Да и они сами так думали, потому что выглядели точь-в-точь как девицы из девчачьих журналов. Эльза же была крепышка, с копной рыжих волос, которые торчали во все стороны, словно наэлектризованные. К тому же говорила в нос.

И все равно, в жар меня бросало только от нее. Почему?

Конечно, она могла пройти на руках по бревну в спортзале. Могла с мальчишками наравне помериться силой рук. Один раз уложила Конрада, который считал себя самым сильным в классе. С тех пор он ее терпеть не мог. Утверждал, что поддался, потому что она девчонка. Но никто ему не верил.

Хотя, конечно, мне она нравилась не поэтому.

Это невозможно объяснить.

Я посмотрел на нее еще разок, проверить, не упустил ли чего. Взгляд мой скользнул с копны волос на тетрадку.

Я сразу же увидел, где у нее была ошибка, и понял, почему она волновалась. У нее не получался пятый пример. На простое деление.

Вырвав листок из тетрадки по арифметике, я написал: Пример 5 = 308. Потом сложил его в виде конвертика, словно поздравление с Рождеством. Я даже нарисовал ноль немного похожим на сердечко, но не слишком, чтоб не было стыдно.

Я уже мечтал, как она улыбнется мне на переменке. Мне хотелось порадовать ее, больше всего на свете.

Но я не учел того, что любовь часто делает людей неловкими.

Я потянулся, чтобы положить мою подсказку Эльзе на парту, и задел локтем свой пенал – тот с грохотом упал на пол, словно ручная граната.

И тут все посмотрели на меня! На мою вытянутую руку и зажатый между большим и указательным пальцами белый прямоугольник. И учительница тоже.

– Фред, что там у тебя?

– Что?

Я разжал пальцы, записка упала. Но это не спасло. Учительница быстро подошла ко мне.

– Не думай, что я слепая, – сказала она и показала на пол. – Подними и дай мне.

Она развернула тетрадный листок и громко прочитала то, что я написал. Затем посмотрела сначала на меня, потом на Эльзу.

– Какой позор! Стыдно подсказывать!

– Я ничего не сделала, – сказала Эльза.

– Это все я.

– Почему же ты решил помочь Эльзе, если она тебя не просила?

Ну что я мог ответить? Что сделал это потому, что влюбился и меня бросает в жар, стоит мне только взглянуть на нее? Что надеялся: вдруг она потом мимоходом улыбнется мне на перемене?

– Ну, Фред, что скажешь?

– Ничего. Ничего не скажу. Но только Эльза не виновата.

– Почему я должна тебе верить? – спросила учительница.

Тут встала Эльза:

– Хотите верьте, хотите нет, но я сказала правду. И не стану сидеть и выслушивать обвинения в том, чего не делала!

Она треснула по парте линейкой так, что та раскололась пополам. А затем, тряхнув копной рыжих волос, которые затрещали от электричества, вышла из класса с высоко поднятой головой.

Это был последний урок, и она не собиралась возвращаться.

– Ну и дура! – хмыкнул Конрад.

– Замолчи! – одернула его учительница. – Думаю, она сказала правду. И она права: не надо терпеть несправедливость. Никогда и нигде. Завтра попрошу у нее прощенья. А теперь сдавайте ваши тетради с контрольными и расходитесь по домам.

Она удивленно посмотрела на сломанную линейку, а потом легонько потянула меня за ухо и сказала строго:

– А ты останься.

Глава 3. Лучшие елки!

– Ну, что она сказала? – бросился ко мне Оскар, когда я вышел из школы. Он ждал меня у флагштока, натянув шапку на голову и подпрыгивая на месте, чтобы ноги не окоченели.

– Она ругалась, – сказал я.

– И правильно делала.

– Ну да.

– Надо же было ухитриться – грохнуть пенал на пол, – усмехнулся он. – Пойдем на Большую гору кататься на санках?

– Нет, мне надо на елочный базар.

– Ага, скоро же Рождество. Ты что хочешь получить в подарок?

– Папу, – вздохнул я, – и шоколадку.

– А еще коньки, – напомнил Оскар.

– И губную гармошку. Но это не так важно.

– Ясное дело, есть вещи и поважнее, – согласился Оскар.

– Верно, – кивнул я.

Он подпрыгнул еще пару раз, подмигнул мне, и мы разбежались.

С чего это ему вздумалось мне подмигивать? Он что, по моему лицу догадался, о чем я тайно мечтаю? Чтобы мне улыбнулась девочка с копной густых волос и сильными руками. Та, которая говорит в нос. И которая наверняка теперь считает меня полным придурком.

На самом деле учительница совсем не ругалась. Она сказала, что хоть я и лучший в классе по математике, но то, что я сделал, непростительно. Однако наказывать меня она не станет.

– Возможно, у тебя просто случилось легкое помутнение рассудка. Не удивительно: в такое-то время! Но если будешь продолжать в том же духе, то рождественский гном к тебе не придет.

– Он в любом случае не придет, – пробурчал я, уставившись на ее крепкие ботинки.

Тогда она похлопала меня по плечу и, посмотрев по-доброму своими карими глазами, сказала: если кто-то станет расспрашивать, о чем мы с ней беседовали, я должен отвечать, что она страшно рассердилась и отругала меня.

– Ладно, – пообещал я.

Легкое помутнение рассудка – это было как раз то, что я чувствовал.

Я был почти влюблен и в учительницу. Несмотря на разницу в возрасте.

Когда я подошел к елочному базару, уже смеркалось, хотя было всего три часа дня. Гранфорс, продавец елок, подхватил меня под мышки и несколько раз поднял в воздух, чтобы согреться. Пар изо рта обволакивал его подбородок, превращаясь в густую бороду, как у рождественского гнома.

– Хорошо, что ты пришел, – обрадовался он, – ты мастер зазывать народ.

– Спасибо, от твоих слов теплее на душе!

Так обычно говорят взрослые, хотя мне от этого не стало ни чуточки теплее. И я, не теряя времени, принялся зазывать покупателей:

– А вот елки! Лучшие елки! Прямо из леса. Налетай, пока есть выбор!

Гранфорс жил в одном доме с нами. Он был огромный и сильный, руки – как лопаты для снега. Но у него было что-то с ногой. Он приволакивал ее при ходьбе. Поэтому в армию его не взяли.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло, – говорил он.

Вот и мне тоже повезло – был у Гранфорса вместо больной ноги.

Вытаскивал елки из кучи, ставил их на снег, чтобы люди могли обойти вокруг и рассмотреть их со всех сторон. Обрубал ветки и отесывал ствол так, чтобы он подходил по размеру для елочной подставки. И принимал плату, потому что хорошо считал. А иногда, если покупатель просил, помогал донести елку до дома.

За это я получал немного мелочи от Гранфорса и чаевые от покупателей. А еще мне разрешалось забирать остававшиеся ветки и обрубки. Они отлично горели в камине и кафельной печке. Это было неплохим подспорьем в нашем с мамой хозяйстве.

Мне нравился запах смолы и хвои. И мне нравился Гранфорс.

– Ты так много работаешь, скоро богачом станешь, – говорил он.

– Стараюсь.

– И что тогда купишь?

– Бриллиантовый кулон для одной знакомой.

Гранфорс покатился со смеху. Он был весельчак. С ним хорошо было говорить о чем угодно, особенно если можно было посмеяться.

– Ого! Да она у тебя, поди, красотка каких свет не видывал!

– Так и есть. И говорит в нос.

Он чуть не лопнул от смеха. Но тут заметил даму в шубе и меховой шапке, которая ходила и выбирала елку.

– Она твоя, – кивнул Гранфорс в ее сторону. – Можешь заработать хорошие чаевые.

Я подошел к даме и вежливо поклонился, стараясь держаться как можно учтивее:

– Добрый вечер! Вы ищете елку? Есть у вас какие-то особые пожелания?

– Да, – сказала дама. – Она должна быть красивой.

Глава 4. Аромат роскоши

Одни покупатели хотели, чтоб елка была не очень густой и не слишком разлапистой. Другие предпочитали пушистые, с крепкими ветками. А некоторым нужна была пышная только с одной стороны, чтобы поставить ее в угол.

Я заметил, что люди часто покупали елки, похожие на них самих. Так что, посмотрев на даму опытным глазом, сказал:

– Минуточку, сейчас я найду то, что вам надо.

Я порылся в куче елок.

– Как вам эта?

Я выбрал в меру густую, высокую стройную елку.

Покупательница окинула ее взглядом:

– Да, именно то, что надо.

Я отрубил несколько нижних веток и сделал надрез, чтоб ель лучше пила воду.

– Готово, – сказал я.

Дама заплатила положенную сумму. Я отдал деньги Гранфорсу. А он мне – причитающиеся десять процентов. Подсчитать их было несложно.

– Можно попросить отнести ее ко мне домой? – спросила дама.

– Нет проблем, – ответил я.

Гранфорс сказал, чтобы я не возвращался, а потом шел домой к маме.

– Нелегко ей теперь приходится, когда одна осталась.

– Но у нее ведь есть я! – сказал я, взваливая елку на плечо.

– Верно. Смотри не переплати за бриллианты! Завтра можешь не приходить.

– Спасибо.

Елка оказалась тяжелой. А тащить ее надо было до самой Стургатан. Я весь взмок, несмотря на мороз. Да еще иголки кололи шею. Но я старался думать о ветчине и сосисках на рождественском столе – так казалось легче нести. Даже если это и было ребячеством. Вряд ли в этом году будет много еды на Рождество – в магазинах почти все по талонам. Но помечтать-то можно. И шикануть хотя бы в мечтах.

Когда мы подошли к дому той дамы, я как раз вспоминал о фрикадельках и марципановых свинках, наполовину облитых шоколадом – от середины туловища до хвоста. В лифт елка не влезла, так что мне пришлось тащить ее на пятый этаж.

Я прислонил ее к стене в гостиной.

– Дальше мой муж все сам сделает, – сказала дама и зажгла хрустальную люстру под потолком. Та засверкала всеми цветами радуги. И дама тоже: в ушах у нее поблескивали серьги. Она сняла шапку и стала похожа на фею, правда довольно рослую. Дама смотрела на елку и улыбалась. Наверное, представляла ее уже нарядной – со свечами, мишурой и игрушками.

– Правда, на удивление красивая елка? – спросила она.

– Правда.

– Скорей бы наступил мир!

– Да, – сказал я и вздохнул, потому что подумал о папе и о том, что он не приедет на Рождество. А еще об Эльзе, которая так рассердилась, что сломала линейку. Теперь-то она уж точно не захочет иметь со мной дела.

Но внезапно мои грустные мысли улетучились. Дама подошла ко мне, и я почувствовал необыкновенный аромат. Как будто на летнем лугу разом распустились все цветы.

– Вот, держи. Спасибо за помощь, – и она протянула мне деньги.

– Это очень много.

– Вовсе нет.

– Спасибо. Тогда позвольте откланяться, – сказал я. Поклонился и сделал пару шагов в прихожую. Но затем повернулся:

Продолжить чтение