Читать онлайн Беглецы бесплатно

1

Листья клена перед больницей пылали красным и желтым. Я стоял у окна и смотрел на улицу. Удивительно: листья краше всего тогда, когда вот-вот опадут.

– Подойди и посмотри, – позвал я дедушку. – Такая красотища.

– Не хочу я смотреть, – проворчал он. – Мне все равно выходить не разрешают.

Я сам приехал в больницу, чтобы его навестить. До этого мы много раз ездили сюда с папой, так что я знал дорогу.

Сначала на метро. Потом на красном автобусе, и как увидишь слева на пригорке церковь – сразу выходи.

Ничего сложного.

Папа не хотел приезжать сюда чаще. Потому что с дедушкой непросто. Никогда просто не было. Но теперь с ним совсем нет сладу.

Вечно злится и кричит. Выплевывает таблетки, от которых должен был бы становиться тихим и добрым. И ругается на медсестер.

– Заперли меня тут, словно зверя в клетке! – рычит он. – За кого вы меня принимаете? Что я вам – обезьяна?

Его лицо пунцовеет, и он ругается так, что папа велит мне заткнуть уши. Папа считает, что не следует мне знать раньше времени всякие гадкие словечки.

Но я думал иначе.

Мне всегда нравилось, как дедушка сердится. Это было так здорово!

Но папа уставал от его выходок и огорчался, видя, как его толстый отец слабеет и худеет день ото дня. Поэтому он старался наведываться пореже.

– Ну почему он не может быть как все? – вздыхал папа.

Дело было в четверг. Папа вышел из своего зубоврачебного кабинета, повесил белый халат на специальный крючок и пошел по комнатам заводить часы. Их у нас было девять штук.

Он всегда заводил их по четвергам.

Я поплелся за ним следом.

– А давай заберем оттуда дедушку, – попросил я.

– Нет, – отрезал папа и принялся заводить большие напольные часы в столовой.

– Разве он не может жить в доме для престарелых тут неподалеку? Тогда бы мы могли навещать его каждый день.

Дом для престарелых стоял у нас на пустыре. Так что по нашему кварталу вечно бродили всякие старички, забывшие, где они живут. Вот и дедушка мог бы стать одним из них. И приходил бы к нам обедать. А я бы виделся с ним сколько захочу.

– Дедушка из другого района, ты же знаешь.

– Но он мог бы жить с нами. Даже в моей комнате.

– Нет, я сказал! – отрезал папа. – Дедушке трудно подниматься по лестнице. Сердце у него увеличилось и стало совсем слабое. Вдобавок он болен, обозлен, упрям и выжил из ума. Ты же помнишь, что случилось в прошлый раз.

– Ему просто не повезло, – промямлил я.

– Не повезло? – хмыкнул папа. – Ему только-только срастили перелом, а он взялся поднимать тяжеленный камень, вот кость снова и треснула. И это ты называешь невезением?

– А мне все-таки нравится, что он не такой, как другие, – сказал я. – Мы поедем навещать его в субботу?

– Там видно будет, – отмахнулся папа.

Я уже знал: это значит – нет. Когда наступит суббота, он скажет, что у него, к сожалению, слишком много дел.

Папа уселся в свое любимое кресло, надел наушники, уставился в потолок и врубил музыку на полную мощь, чтобы она заглушила другие мысли.

– Я все равно поеду туда в субботу, – сказал я. – Я люблю его. И не хочу, чтобы он лежал там один-одинешенек.

Папа кивнул.

Он ничего не услышал.

2

Я соврал, что иду на футбольную тренировку.

И попросил выдать мне карманные деньги за следующую неделю. Их должно было хватить на проезд. Потом я положил в сумку футбольные гетры, короткие синие трусы и шиповки, которые я себе выпросил.

Надо было все предусмотреть.

– Если хочешь взять с собой еду, посмотри в холодильнике, – сказала мама.

Я сделал два бутерброда – с сыром и с селедкой.

– Ты что, полюбил селедку? – удивилась мама.

– Нет. Это чтобы восстановить солевой баланс, ведь на тренировке сильно потеешь.

Жаль, что папа этого не слышал. Ему нравились научные аргументы. Но он с головой ушел в решение субботнего кроссворда.

Когда мама вышла из кухни, я взял еще и попить.

– Видишь, как удачно, что мы не поехали к дедушке, – сказал папа мне на прощанье. – Не придется пропускать тренировку.

– Верно, – согласился я.

Я предупредил, что задержусь: сказал, что договорился с одним из футболистов и он подтянет меня немного по математике. Она мне плохо давалась в школе.

Папа оторвал взгляд от газеты.

– Наконец-то ты занялся чем-то полезным, вместо вечных твоих глупостей, – улыбнулся он.

– Угу, – кивнул я.

И отправился в путь.

Меня ждали очередные глупости.

Сначала я сделал вид, что иду к футбольному полю, потому что мама стояла у окна и махала мне. Она всегда так поступала. Но, пройдя немножко, я свернул к метро. Купил билет и сел на подошедший поезд.

Я смотрел на свое полупрозрачное отражение в окне поезда. Добрый призрак, отправляющийся на запретное задание.

На станции Слюссен я пересел на красный автобус. Но сперва немножко постоял на перроне, чтобы полюбоваться неоновой рекламой: тюбик, из которого на желтую щетку вылезает блестящая гусеница зубной пасты. Папа считал эту рекламу самой красивой в городе.

Я подумал о папе. И о дедушке. Какие они все-таки разные! Папа – высокий и худой, а глаза печальные. Дедушка наоборот – приземистый и кругленький и словно весь наполнен злостью. Когда он злится, это всем слышно. Он колотит по стенам, топает по полу и ругательски ругается. А папа, когда у него плохое настроение, ходит один и молчит.

Неудивительно, что они друг дружку не понимают.

Продолжая размышлять о том, какие они непохожие, я сел в автобус и стал смотреть, как за окном проносится мимо осень.

Вскоре рядом села здоровенная тетка в синем плаще. От нее пахло потом. Я придвинулся к ней поближе: пусть одежда пропитается этим запахом – как доказательство того, что я был на тренировке.

Тогда она повернулась ко мне.

– Что это тебе на месте не сидится?

– Просто так, – буркнул я.

Что она себе вообразила?

– Ты что, едешь совсем один? – допытывалась толстуха.

– Да, мне надо проведать дедушку.

– Молодец, – похвалила она. – Он, наверное, придет тебя встречать на остановку?

– Нет, он в больнице.

– И ты едешь к нему один, без родителей?

– У папы нет времени, ему надо решать кроссворд, – объяснил я.

Тогда она обняла меня за плечи. Я подумал, что это хорошо для потообмена.

Она вздохнула – мне показалось, что это открываются двери в автобусе.

– Ты, наверное, очень любишь своего дедушку?

– Да.

И вдруг я стал рассказывать ей о нем. Не знаю почему. Это получилось само собой. Я рассказал о том, чем мы занимались вместе летом. Как хорошо было засыпать под его храп. И как здорово он управлялся с любым делом: выкорчевывал огромные камни или покрывал толем крышу туалета.

Чем больше я ей рассказывал, тем моложе и сильнее представлялся дедушка.

– Похоже, твой дедушка еще вполне крепкий, – заметила она.

– Ага, – кивнул я.

– Он наверняка скоро снова встанет на ноги.

– Обязательно.

Но я помнил: у дедушки увеличено сердце и сломаны кости. Папа говорил, что он уже никогда не поправится.

И вот, наконец, я увидел церковь на холме. Я смотрел на нее сквозь слезы.

– До свидания, – попрощался я, выходя из автобуса.

– До свидания. Передай своему замечательному дедушке, что лучшего внучка себе и пожелать нельзя.

– Передам, – пообещал я.

3

Мой замечательный дедушка названивал в звонок срочного вызова, висевший у его кровати. Он не отпускал кнопку, пока не пришла медсестра.

– Что на этот раз? – спросила она раздраженно.

Неудивительно, что она сердилась: дедушка непрерывно жал на кнопку вызова. Просто – чтобы подразнить. Потому что ему было скучно. Ведь больше ему нечем было заняться. Он не мог рыть ямы. Не мог ворочать огромные валуны. Ему не надо было лезть на крышу, чтобы чистить трубу.

– Принесите-ка стакан сока и булочку этому мальчугану, – распорядился он.

– Нет, – сказала медсестра. – У нас не кафе. И, будьте добры, не звоните в звонок без повода. Иначе я его отсоединю.

– Ах, чтоб вас…

И он ругнулся.

Медсестра вскинула голову и посмотрела на меня.

– Ты собираешься когда-нибудь жениться?

– Не знаю пока, – промямлил я. – Возможно.

– Тогда не бери с него пример. Научись разговаривать вежливо.

И она ушла. Мне показалось, что ей хотелось хлопнуть дверью, но не получилось. На двери стоит доводчик, который закрывает ее медленно и плавно.

Как только дверь закрылась, дедушка снова нажал на кнопку. Когда медсестра просунула в дверь голову, он сказал:

– Ты совершенно права. А теперь можешь идти!

Прежде чем она закрыла дверь, я заметил улыбку на ее тонких губах. Я рассмеялся. Все-таки хорошо, что у дедушки хватает силы ругаться.

– Извини, что остался без сока и булочек, – пробормотал дедушка.

– Не беда. У меня кое-что припасено.

Я открыл сумку. Там лежал пакет с бутербродами. С сыром для меня и с селедкой для дедушки.

– А ты парень башковитый, – похвалил дедушка.

Тогда я достал бутылку молока и пиво, которые взял из холодильника, сунул в гетры и спрятал в сумку.

– Пиво – тебе. Ты же его любишь, дедушка.

– Точно!

Я вылил воду из стакана на тумбочке и налил туда пиво. Дедушка слегка пригубил, а потом надел очки для чтения – чтобы лучше видеть, как всплывают со дна пузырьки. Потом он сделал маленький-премаленький глоток и откусил кусочек бутерброда с селедкой.

Раньше дедушка ел и пил не так. Обычно он запихивал в себя еду, словно ковшом экскаватора. Но только не в больнице. Здесь он вообще есть отказывался.

– Эх! Вот это вещь! – похвалил он.

В глазах его блеснули слезы, так ему было хорошо.

– Ненавижу здешнюю еду, – признался он. – Из нее словно весь вкус и радость отжали. Даже вода невкусная.

– Может, тебе отсюда сбежать? – предложил я.

– Я частенько сбегал, пока был молод, – вздохнул дедушка. – Но теперь я уже не тот, что прежде. А мама с папой знают, что ты здесь?

– Нет. Я сбежал. Сказал, что иду на футбольную тренировку.

Дедушка расплылся в довольной улыбке, так что стала видна его вставная челюсть.

– Да ты отменный враль, малыш Готфрид! Весь в меня! А твою идею с побегом стоит обмозговать. У меня еще остались кое-какие недоделанные дела. Но далеко мне не убежать. С моими-то ногами.

Готфрид! Никто больше так меня не называл. Так звали дедушку. Мне это имя казалось странным. Я знал, что оно означает «Божий мир», хотя, судя по тем картинкам, что я видел в бабушкиной Библии, Бог не был таким уж миротворцем. Но, когда дедушка назвал меня так, мне понравилось.

Словно мы с ним заодно.

Мы весело пировали, наслаждаясь вкусными бутербродами, и радовались, какие мы оба башковитые и непослушные – нас даже зовут одинаково!

К тому времени, когда пора было собираться домой, у нас уже был готов план. Дедушка попросил меня достать кошелек – он прятал его в ботинке, засунув тот подальше в шкаф.

– Увидимся в следующую субботу, – сказал он. – Ужо тогда повеселимся…

И он ругнулся.

Уходя, я услышал, как он пробормотал: «Брусничное варенье».

Но ничего не понял.

4

План выглядел так.

Я прихожу в больницу в следующую субботу. На улице должно ждать такси. Деньги на оплату я получу от дедушки. Я – «черт меня побери!» – должен позаботиться, чтобы папа не пришел вместе со мной. И должен придумать хорошую причину своего отсутствия. Возможно, с ночевкой.

Последнее оказалось легче всего.

Вернувшись домой, я достал из сумки свою грязную футбольную форму.

– Неужели обязательно так пачкаться? – вздохнула мама, оглядев одежду.

– Без этого в футбол не поиграешь, – сказал я.

Я специально задержался на пустыре перед домом для престарелых и извалял одежду в земле.

Надо предусмотреть все до мелочей.

– Они должны быть чистыми к следующей субботе, – сказал я. – Потому что мы уезжаем в тренировочный лагерь.

– Куда же? – спросила мама.

– В Сёдертелье. Будем спать в спортзале. И надо взять с собой еды. Приготовишь мне фрикадельки?

– Конечно.

Дедушка любил фрикадельки.

А я здорово наловчился сочинять! Верно дедушка сказал: отменный враль. По крайней мере, папа был доволен – обрадовался, что меня не будет дома в следующие выходные.

Он погладил меня по голове:

– Тогда я отложу на недельку поездку к дедушке. Я ведь знаю, как ты любишь его навещать.

– Спасибо, – кивнул я.

Теперь оставалось самое сложное.

Дедушка задумал сбежать за город. В тот дом в шхерах, где они жили с бабушкой, пока она не умерла. На следующую зиму дедушка упал и сломал ногу. А потом еще раз ее сломал и тогда оказался в больнице.

– Конечно, это далековато, – вздохнул дедушка. – Но мне там надо кое-что доделать.

– Обещай, что не полезешь на крышу.

Он был способен на всякие опасные выходки.

– Обещаю, – сказал он. – А теперь послушай. Катер отходит от причала Сулленкрука в час дня. Так что постарайся приехать на машине к половине двенадцатого. Пожалуй, не помешало бы, если бы кто-нибудь позвонил сюда и сообщил, что меня забирают на выходные. Чтобы они тут не задавали лишних вопросов.

– Но кто может позвонить?

– Это уж ты сам придумай, внучок.

Ну и задал он мне задачку! Сам я позвонить не мог – с моим-то писклявым голоском. Нет, это должен быть кто-то взрослый. А как я закажу такси? Шофер наверняка захочет поговорить с папой или мамой.

И тут я вспомнил про Адама.

На самом деле его звали Ронни. Но прозвали Адамом, потому что у него большое адамово яблоко. Когда он говорит, оно поднимается и опускается на шее, словно яйцо. Прямо глаз не оторвешь.

А голос у него ниже, чем у папы.

Он работает в пекарне у автомастерской. Местечко для него в самый раз. Хлеб и автомобили интересуют его больше всего. Рано утром он развозит хлеб по соседним магазинам. А освободившись, отправляется в мастерскую помогать.

Он классный. Угощает нас старыми булочками. А если старых не остается, то и свежими. – Это вам для собаки, – говорит он, хотя никакой собаки у нас нет.

Я пошел к нему и выложил все начистоту.

Адам, которого на самом деле звали Ронни, стоял, скрестив руки на груди, и слушал меня с серьезным видом – в белом халате он был похож на ангела, только вот лицо все в веснушках.

– И ты хочешь, чтобы я им соврал? – спросил он. – Позвонил в больницу, как будто я твой отец?

– Ну да.

– И чтобы я раздобыл машину и притворился, что отвезу тебя в футбольный лагерь в Сёдертелье?

– Да.

– А вместо этого я должен буду помочь вам с дедушкой сбежать из больницы?

– Да. Но я хорошо заплачу.

Я показал ему деньги, которые дал мне дедушка.

– Ты хорошо все обдумал?

– Ну да.

Тогда он сунул деньги в карман, пожал мне руку и захохотал так, что адамово яблоко запрыгало вверх-вниз.

– Заметано, парень, – сказал он. – Я – за свободу. И деньги мне пригодятся.

Адам спросил, где я живу. Как зовут папу и дедушку – имя и фамилию. Как называется больница и в каком отделении лежит дедушка.

– Надо все предусмотреть, – сказал он.

– Конечно.

Он все записал на бланк заказа, который висел в пекарне у телефона.

– Теперь все ясно. Встретимся в субботу без четверти одиннадцать. Я остановлюсь у калитки и просигналю три раза.

– Спасибо, – поблагодарил я.

Когда я был уже в дверях, он швырнул мне свежеиспеченную булочку со сливками. Я вскинул руку и поймал ее.

– Для собаки, – сказал он и улыбнулся.

По дороге домой я жевал булку и пытался свистеть. Высоко над крышами домов я заметил стаю перелетных птиц и подумал: вот и мы скоро отправимся в путь.

5

Я все собрал уже к девяти часам. Папа разрешил мне взять его дорожную сумку. Я запихал туда футбольное снаряжение, положил запасные штаны, синюю пижаму, полотенце, мыло, зубную щетку и маленький тюбик пасты, который папа получил как рекламный образец от фирмы, выпускающей зубную пасту.

Алюминиевый контейнер с фрикадельками я положил в отдельный пакет. Мама дала мне их побольше, чтобы я угостил весь лагерь.

И вот теперь я сидел в цветастом кресле, положив ноги на сумку и пристроив сбоку контейнер, и следил за часами на стене.

Я попробовал напевать. Но из этого ничего не вышло.

– Надо же, как ты радуешься, – заметил папа. – О чем задумался?

– О футбольном лагере. Как мы станем тренировать штрафные удары, обводку и все такое. А вечером будем рассказывать истории про привидений.

– Не забывай чистить зубы после еды, – напомнил папа.

– Конечно.

Но на самом деле я думал совсем о другом. О том, как здорово всех обманывать. Я мог заставить маму и папу поверить во что угодно. И никто не догадывался, что у меня на уме.

Я мог делать все что захочу.

Как и Адам, который на самом деле Ронни, я тоже был «за свободу».

И что за беда, если соврешь, ведь всем от этого только польза?

– Сыграй и спой для меня, пожалуйста, – попросил я маму.

– Прямо сейчас?

– Да, у тебя так красиво получается.

– Ну, раз так, – улыбнулась мама. – Но совсем чуть-чуть.

Она села за черное пианино и запела. Голос ее дрожал. Она пела «Somewhere over the rainbow»[1] – песню о стране за радугой, где исполняются все желания.

Это мамина любимая песня.

Она все еще пела, когда раздались автомобильные гудки. Три раза. Как и договаривались.

– Ну вот теперь пора, – объявил я, поднимаясь с кресла.

– Я помогу тебе донести сумку, – предложил папа.

– Да не надо.

– Ну все-таки.

Я боялся, что Ронни-Адам проколется. Но – нет.

Он поджидал меня у калитки, в чистеньком микроавтобусе. На нем были футбольные гетры и спортивная кепка – для достоверности.

Адам бросил мою сумку на заднее сиденье.

– Садись скорее, – велел он. – Нам надо еще других забрать.

И обернулся к папе.

– Вы можете гордиться. У вашего сына настоящий талант. Он мастак водить противников за нос.

– Да-да, – закивал папа. – Приятно слышать.

Он обнял меня и сунул купюру, чтобы я мог купить себе что-нибудь в Сёдертелье:

– Желаю хорошо провести время!

– Уж я постараюсь!

– Может, позвонишь вечерком?

– Вряд ли там есть телефон.

Я сидел в автомобиле рядом с Адамом. И время от времени поглядывал, как прыгает его адамово яблоко. Он жевал жвачку и барабанил пальцами по рулю. На нем были темные очки, хотя солнца не было.

Микроавтобус он одолжил в автомастерской.

– А ты позвонил в больницу предупредить, что мы заберем моего дедушку? – спросил я.

– Нет, я сказал, что заберу своего отца. Ведь я притворился твоим папой. «Да-да, доктор… Хорошо, доктор, – сказали они. – Он будет рад ненадолго уехать». Но прозвучало это так, словно они сами будут рады-радешеньки, когда он уедет.

– Да, с ним не просто, – кивнул я. – Хорошо, что у тебя такой низкий голос. Но как мы поступим, когда приедем? Они же увидят, что ты не мой папа.

– Я сказал им, что, к сожалению, сам приехать не смогу. Но что мой сын и его замечательный двоюродный брат приедут вместо меня.