Читать онлайн Счастливый вечер бесплатно

Счастливый вечер

Даше приснился сон, будто соседские мальчишки бросили в лужу ее медвежонка. Медвежонок лежал в луже и печально глядел на хозяйку глазами-пуговками.

Сон приснился утром, когда уже надо было вставать. Даша проснулась и заплакала.

– Ты что плачешь? – спросила бабушка.

– Медвежонка жалко… Зачем они бросили его в лужу?..

– Какого медвежонка? Кто бросил? – не поняла бабушка. – Твой медвежонок на подоконнике, никто его не трогал, – успокоила она внучку и ушла на кухню стряпать.

Даша встала с кровати, поглядела на игрушку, но плакать не перестала.

– Не реви! – сказала бабушка. – Вот позову милиционера – он тебя заберет.

Даша знала: бабушка всегда говорит так, а милиционер не приходит. Она заревела пуще. Бабушка бросила стряпать, сняла телефонную трубку и громко сказала:

– Алло! Это милиция? Заберите мою внучку Дарью Петровну. Она все утро плачет и не дает мне готовить завтрак. Скоро придете? Очень хорошо. Приходите…

Даша испугалась, перестала плакать. Сама умылась, сама оделась. И все поглядывала на дверь, все слушала, не идут ли за ней.

Поспел завтрак. Даша быстро съела его: ей хотелось поскорее уйти на бульвар, где они с бабушкой гуляют. Пусть милиционер ищет ее в доме…

А бабушка не торопилась. Она положила в авоську сломанный утюг, пересчитала мелочь в кошельке, покрылась одним платком, потом переменила его. Только после этого они пошли.

Даше пришлось постоять во дворе. В соседнем подъезде была мастерская, где чинили утюги, – бабушка отдавала туда свой утюг.

К Даше подбежали две собачки. Ножки у них были тонкие, как прутики, глазки черненькие, как бусинки. Когда собачки прыгали, у них на ошейниках звенели медали. Звон был веселый, собачки не кусались. Даша забыла утренние страхи. Ей тоже стало весело.

Бабушка наконец отдала утюг и пошла с Дашей на бульвар. А там играли ребятишки. Кто качался на качалке, кто прыгал через веревочку, кто лепил пироги из песка. Даша забралась на качалку и только качнулась раз-другой, как увидела милиционера. Она вспомнила, что бабушка звонила в милицию.

«Милиционер идет, чтобы забрать меня», – подумала Даша.

Даше стало страшно. Она слезла с качалки и побежала в кусты, которые росли на краю бульвара.

Даша сидела в кустах, а милиционер все шел. Тогда она пролезла сквозь чугунную ограду и побежала через улицу. На счастье, автомобили ехали далеко. Даша уже была на тротуаре, когда по мостовой помчалась вереница машин.

Даша шла и оглядывалась, не догоняет ли ее милиционер. Милиционера не было. Тогда она стала рассматривать афиши. Ей понравилась афиша, на которой желтый тигр прыгал сквозь огненный круг.

«Вот храбрый, – подумала Даша, – не боится обжечься!»

Потом девочка постояла около автомата, который продавал газированную воду.

Тут мороженщица провезла мимо синий ящичек на гремучих колесиках, и Даша пошла за ним.

Идти за ящичком было хорошо: все прохожие уступали ему дорогу. Мимо аптеки, мимо парикмахерской, мимо сырного магазина, мимо газетного киоска, мимо музея, мимо домов – больших и маленьких – катился ящичек. И Даша все шла за ним. Она осмелела, стала помогать везти его – толкала сзади.

Мороженщица оглянулась, увидела Дашу и сказала:

– Мороженое кончилось. Ты, девочка, ступай за угол. Там должны продавать эскимо.

За углом шофер накачивал шину. Даша стала смотреть на шофера. Когда шофер прикрутил колесо к автомобилю и уехал, она вспомнила про бабушку.

Девочка думала, что бабушка близко, что вот-вот она увидит бабушку, сядет рядом с ней на скамейку, положит голову на бабушкины колени и они будут сидеть так долго-долго. Даша и не догадывалась, как далеко ушла от дома.

Улица, по которой теперь брела девочка, была пустынной. На одной стороне стоял длинный кирпичный дом с окнами, затянутыми решеткой. За окнами громыхало и взвизгивало: там работали какие-то машины. А на Дашиной стороне был забор из свежих досок. За забором было тихо, будто кто-то притаился там. Это пугало девочку. Но, чтобы увидеть бабушку, надо было идти, и Даша шла. Ее сандалики упрямо шаркали по асфальту: тше-ше, тше-ше…

Забор не кончался. Он, наверное, был бесконечным. Он отгородил Дашу и от бульвара, где играли ребята, и от дома, и от бабушки. Даше стало очень жалко бабушку. Слезы сами закапали из глаз. Она, наверное, заплакала бы горько, но тут увидела знакомую афишу, наклеенную на шершавые доски, – желтый тигр без страха прыгал сквозь огненный круг. Даша обрадовалась знакомому тигру, остановилась, провела рукой по его полосатому боку, будто погладила, а потом дотронулась пальцем до огня. Нарисованный огонь не жегся.

Даша села под афишей. Из глаз снова закапали слезы. Они падали темными кружочками на асфальт и тут же высыхали.

Даша много раз слышала слово «потерялся». Тогда она не понимала, что это значит. А теперь поняла, потому что сама потерялась – была одна на чужой, безлюдной улице, около бесконечного забора, и неизвестно было, кто там за забором. А самое плохое заключалось в том, что ни бабушка, ни мама с папой никогда больше не увидят Дашу, а Даша никогда не увидит их.

Девочка не заметила, как около нее остановился велосипедист в красно-белой шапочке, похожей на половину мячика.

– Ты что тут делаешь? – спросил он. – Сторожишь афишу? И почему ты в слезах? Тигр укусил?

Даша посмотрела на велосипедиста и ничего не ответила. От этих добрых слов ей стало совсем горько. Сжавшись в комочек, она заплакала так, что плечи вздрагивали.

– Ты где живешь? Ты знаешь, где твой дом?

– Не знаю… – еле выговорила Даша.

– Вот оно что!.. – будто бы обрадовался велосипедист. – Так бы сказала сразу. Давай-ка садись сюда. Поедем искать твой дом. Дома́ искать просто: они стоят на месте, никуда не бегают. Вот была бы катавасия, если бы дома́ убегали от своих жильцов!.. А раз он стоит, мы его в два счета найдем.

Даша сидела на раме, держалась обеими руками за руль. Велосипедист одной рукой тоже держался за руль, а другой держался за седло и вез велосипед. Они скоро миновали забор – он вовсе не был бесконечным – и выехали на широкую людную улицу.

– Ты гляди хорошенько, – сказал велосипедист. – Как увидишь свой дом, кричи «стоп!».

– Буду глядеть, – ответила Даша. – А почему вы сами не едете?

– Милиционер будет ругать.

– Кого будет ругать? – спросила Даша. Она вспомнила утренние события и испугалась.

– Меня, конечно. Скажет: «Ты что же, хочешь под машину угодить?» И еще скажет: «Тебе что же, ребенка не жалко?» Двоим на одном велосипеде ездить нельзя. Ты в одну сторону будешь крутить руль, я – в другую. Вот и свалимся.

Улица кончилась. Впереди открылась шумная площадь.

– Так где же твой дом? – спросил велосипедист.

– Нет его, – ответила Даша.

Множество людей было на площади. И каждый знал, по какой улице, по какому переулку, какой дорожкой надо ему идти, чтобы попасть к себе домой. Автомобили знали дорогу к своим гаражам, троллейбусы – к паркам, где стоят ночью, где чинят их и моют. Голуби, кружившие над площадью, все до одного знали свои гнезда. Велосипедист тоже знал, где его дом. Только одна маленькая Даша не знала.

– Дальше нам двигаться нельзя, – сказал велосипедист. – Иначе мы еще больше все перепутаем. Знаешь, поедем-ка к людям, которые все знают, – они в два счета помогут нам.

Свернув в переулок, велосипедист направился к зданию, на котором была синяя вывеска с белыми буквами: «МИЛИЦИЯ».

Когда Даша увидела милиционеров, она вцепилась в ногу велосипедиста и закричала:

– Я же не плачу, я утром плакала, я больше никогда не буду плакать! Я домой хочу…

– Это хорошо, что не плачешь, – сказал дежурный милиционер. – Вот только умыться тебе надо. Умоешься, и начнем искать твой дом. Ты не видишь свои щеки и не знаешь, какие они у тебя «красивые». С такими щеками домой никак нельзя.

– Иди-иди, малышка, с дядей, – сказал велосипедист.

И Даша пошла с милиционером. Он открыл дверь, обитую клеенкой. Даша оказалась в комнате. На середине ее, в кадке, стоял фикус, около него – большой серый конь на колесиках. На желтом столе лежали книжки и синий сморщенный шарик.

– А чьи это игрушки? – спросила Даша.

– Твои, – ответил милиционер. – Пока не найдем твой дом, они будут твои.

Милиционер принес ящик. Даша встала на ящик перед умывальником. Она умывалась с мылом. Милиционер стоял рядом, поддерживал ее за плечо.

– Фамилия у тебя очень распространенная, – говорил он, – Николаева. Людей с такой фамилией тысячи. Вот была бы ты дочкой Робинзона Крузо, мы твой дом сразу нашли бы. Семья с такой фамилией одна на весь наш город. А зачем же ты убежала от бабушки?

– Я не от бабушки, – ответила Даша, – я от милиционера.

И Даша рассказала, как несчастливо начался этот день: как приснился ей медвежонок, как она плакала и как бабушка звонила в милицию, чтобы Дашу забрали.

– Вы не нашли меня потому, что я ушла гулять, – сказала Даша.

Милиционер снял полотенце с крючка, подал Даше. Помолчал.

– А ты знаешь, Даша, бабушка нам не звонила. Трубку сняла, номер не набирала, просто так говорила. – И добавил с досадой: – Хоть бы сейчас догадалась позвонить! Небось голову потеряла теперь…

Даша улыбнулась: «Как это – потеряла голову? Разве можно потерять голову? Как же искать голову без головы?»

Даше уже не было страшно в милиции. Она сидела на стуле, пила кофе с вафлями и рассказывала обо всем, что с ней было. И когда она кончила рассказывать, милиционер погладил ее по голове и сказал:

– Да ты, оказывается, молодчина! Дом-то твой мы сейчас найдем.

Он пошел к телефону и стал звонить. Он позвонил в Трест бытового обслуживания и попросил, чтобы сообщили адреса мастерских, которые открыты во дворах. Он позвонил в Общество служебного собаководства и попросил, чтобы сообщили адреса владельцев тойтерьеров – собачек с глазами-бусинками.

Милиционер записал адреса на большом листе бумаги, сел рядом с Дашей на диван и стал что-то зачеркивать карандашом.

– Ну вот, твой дом почти нашли. Поблизости от того места, где ты заблудилась, есть три дома, во дворах которых чинят утюги и где живут маленькие собачки с медалями. Один из трех домов твой. Сейчас ты сядешь в мотоцикл и поедешь. Ты ведь узна́ешь свой дом?

– Узна́ю! – обрадовалась Даша.

Бабушка не видела, как Даша ушла с бульвара. Она сидела с другими старушками на лавочке, говорила о том о сём и поздно хватилась внучки. Бабушка металась по улице, всплескивала руками, охала и спрашивала всех: «Вам не попадалась девочка в синеньком платьице?» Девочку в синем платьице никто не видел. «Вы, бабуся, идите в милицию», – советовали ей.

Дежурный попрощался с Дашей и посадил ее в коляску зеленого мотоцикла.

Милиционер-мотоциклист завел мотор, кивнул Даше: «Держись крепче!» – и они помчались.

Милиционеры-регулировщики пестрыми палочками-жезлами освобождали дорогу зеленому мотоциклу: они словно догадывались, что он везет Дашу домой.

Даша узнала свой дом сразу. Это был хороший дом: из кирпичей, с разноцветными балконами, с липками, росшими под широкими окнами.

– Вот он, вот он, мой дом! – закричала Даша.

И тогда милиционер убавил скорость, повернул под арку и остановился во дворе. К мотоциклу сбежалось много народу: и взрослые, и дети. Все знали, что Даша потерялась, и все теперь радовались, что Даша нашлась.

Даша улыбалась: ей понравилось ездить в милицейском мотоцикле. Она глядела на всех озорными глазами и искала бабушку. А бабушки не было.

– Ну вот, – сказал милиционер-мотоциклист, – внучка нашлась, дом нашелся, так бабушка потерялась.

А в это же самое время милиционер-дежурный вызвал второго мотоциклиста и приказал ему отвезти домой бабушку.

– До свидания, гражданка! – сказал дежурный. – Пришли бы вы пораньше – уехали бы вместе с внучкой. Ну ничего, встретитесь дома.

Соседи предлагали Даше побыть у них, пока не вернулась бабушка и не пришли с работы папа с мамой. Даша не знала, что лучше: пойти к соседям или сидеть в зеленой коляске.

Но тут под аркой раздался треск, и во двор въехал еще один мотоцикл. Он привез бабушку.

Бабушка увидела Дашу и всхлипнула.

– Спасибо! – сказала бабушка милиционерам.

Она взяла Дашу на руки и пошла в дом.

Мотоциклисты уезжали со двора, а Даша махала им рукой. Она уже забыла несчастливое утро, потому что был счастливый вечер.

Горячий гвоздь

В деревню к деду Сергею приехал из города внук – тоже Сергей. Дед старше внука ровно в десять раз. Но им, старому и малому, хорошо вместе. Один Сергей что-нибудь мастерит, другой Сергей смотрит. Они сделали тележку на старых велосипедных колесах, рамки для ульев. А сегодня делают грабли: скоро сенокос.

– Конечно, – говорит дед внуку, – можно грабли в магазине купить, но там они железные, тяжелые. А мы сделаем бабушке Дуне деревянные, легкие. Бабушка будет ими сено ворошить и не устанет.

У деда Сергея заранее все припасено для граблей: еловая жердочка, березовый брусок, кленовый чурбак.

Рубанком дед Сергей обстрогал жердочку, стала она ровная и гладкая.

– Ну-ка, Сергей, примерься, как в руках держится?

Примерился внук – провел по траве жердочкой раз-другой, будто сено гребет. Хорошо в руках держится!

Просверлил дед Сергей коловоротом в бруске двенадцать дыр – для зубьев. Тринадцатую – для ручки. Топором расколол чурбак на мелкие части, на карандашики. Стамеской карандашики заточил – получились зубья. У деда глаз верный: толщиной зубья как раз чтобы с напором войти в дырки. Загнал дед Сергей зубья в брусок, вставил ручку – грабли готовы. Но не совсем. Надо гвоздем закрепить ручку в бруске.

– Неси-ка, Сергей, гвозди. Подходящий выберем.

Принес внук старый чугунок с гвоздями. Но сколько дед ни перебирал их, подходящего не нашел.

– Длинные они и толстые, стану забивать – ручка расколется. Будем из толстого и длинного делать гвоздь короткий и плоский.

Всадил дед Сергей топор в бревно. На обухе топора молотком расплющил гвоздь. Потом приставил его к углу обуха, еще раз молотком ударил – ненужный конец гвоздя и отскочил.

Внук Сергей обрубок поднял, но тут же выронил: горячий он, пальцы обжег.

– Дед, а дед! Почему гвоздь горячий?

– В работе был. В работе все нагревается: и железо, и человек.

– А ты, дед, нагрелся?

– И я нагрелся. Разве не видно?

Посмотрел внук, а у дедушки на лбу капелька пота. Закрепил дед Сергей ручку в бруске гвоздем. Вот теперь грабли совсем готовы.

Строгая скворчиха

Еще зимой, когда кололи дрова, дед Сергей припрятал в сарае осиновый чурбак. Сердцевина в чурбаке сгнила и выкрошилась.

– Ты, Сергей, – сказал дед внуку, – запомни, где он лежит. Весной сделаем дуплянку скворцам.

Внук Сергей за три месяца, конечно, забыл о дуплянке, но напомнили сами скворцы. Они появились в деревне розовым теплым утром, расселись у старых скворечен на липах и березах, свистели нежно, радостно.

– Давай дуплянку делать! – заторопил внук деда. – Нам скворцов не достанется.

– Достанется, – успокоил дед внука. – Неси долото, молоток и ножовку.

У деда руки ловкие. Молоток точно бьет по долоту. Долото откалывает щепки внутри чурбака, дупло стало широкое – такое, что в нем поместится гнездо. Долотом же дед Сергей прорубил дыру сбоку – дверь в птичий дом. Снизу и сверху прибил дощечки – пол и крышу. Дуплянка готова. Прикрепили ее к жерди. Жердь проволокой прикрутили к столбу в заборе.

– Вот и все дела! – сказал дед Сергей. – В таком доме да не жить…

Дуплянка понравилась птицам. Черный скворушка и пестренькая скворчиха свили в ней гнездо. Высидели птенцов. Начали их выкармливать.

С земли слышно, как в дуплянке копошатся и скребутся скворчата. Каждый хочет добраться до летка́[1], высунуть голову на волю да пошире раскрыть клюв – тут же получишь червяка. Мать и отец без у́стали носят их с огорода.

Удачливый птенец по спинам, по головам братьев и сестер добрался до летка. Уцепился за край коготками, место никому не уступает и глотает червяка за червяком.

Дед Сергей и внук Сергей сидят на крыльце, смотрят за скворцами.

– Ну разве хорошо так? – говорит дед внуку.

– Нехорошо, – соглашается внук. – Я его удочкой попугаю.

– Не надо. Птицы сами разберутся, – учит дед.

И верно: скворчиха приметила обжору. Тоже уцепилась коготками за край летка, червяка не отдает, старается заглянуть внутрь дуплянки, чтобы накормить другого. А обжора орет во все горло: «Дай! Дай!» – и норовит выхватить пищу. Надоело это скворчихе. Не выпуская червяка и, конечно, с великим сожалением, она стукнула сына по голове клювом. Птенец тут же исчез из летка – упал на дно дуплянки.

– Больно ему? – спросил внук Сергей.

– Больно, – подтвердил дед. – И обидно: родная мать клюнула. Но справедливо. Не жадничай. Другие тоже хотят есть.

Секрет бабушки Бабуры

В конце апреля начались лесные удовольствия. Для пчел на голой опушке расцвели ивы. А для людей на вырубке около старых пеньков стали расти бабуры – грибы строчки́.

Бабура цветом, как боровичок, коричневая. Вкусом – боровичка слаще.

Прошлогодняя трава в лесу белёсая, промыта дождями да снеговой водой. Но и в такой белёсой траве коричневую бабуру не сразу найдешь: мешают старые ореховые листья. Очень они с бабурой схожи. Думаешь, это гриб, а это лист. Надоест к листьям бегать – грибы начинаешь пропускать. Удачливее всех собирает весенние грибы бабушка Бабура.

– Бабуры к Бабуре сами в ведро лезут! – говорят соседи.

Как-то бабушка чистила грибы на крыльце – крупные, по кулаку.

– Бабушка, – спросил соседский внук, – почему вас Бабурой зовут? За удачливость?

– Фамилия моя Бабурина, вот и зовут, – ответила бабушка.

– А как вы столько грибов собираете? Может, секрет есть?

– Есть, – согласилась бабушка, – без секрета не наберешь. Сказала бы тебе, да ты другим расскажешь… Ну и рассказывай! – вдруг повеселела бабушка. – Я беру крупный гриб, а маленький не беру. Накрываю листом. От тебя и от других душегубов прячу. Рву, когда вырастет. Вот тебе и секрет.

– Неужели помните, где листок положили?

– Листок не помню, пенек помню. Пеньки-то, они приметные: какой еловый, какой березовый, какой горелый, какой с муравьем… А самый-то первый секрет я тебе не сказала. Сказать?

Лицо бабушки Бабуры сделалось строгое, она положила гриб и ножик на ступеньку, оперлась руками на колени, будто хотела встать, и мальчик понял: сейчас он узнает самое важное в грибном деле.

– Самый-то первый секрет такой: хочешь грибов набрать – вставай раньше солнышка.

Цветочный мед

Для пчелы цветок – кувшинчик, на дне которого сладость. В желтые, красные, белые, синие кувшинчики опускает пчела свой хоботок, набирает сладость и несет в улей.

Чтобы собрать чайную ложку меда, пчеле надо облететь пятьдесят тысяч цветков.

Первый мед принесли пчелы в улей еще в апреле. Тогда в лесу еще лежал снег, и только на солнечной опушке цвели ивы.

Теплело. Распускались мать-и-мачеха, медуница, одуванчики, кашка. Чем больше появлялось цветов, тем усерднее работали пчелы. В июне ульи были уже полны меда.

В одно прекрасное утро дед Сергей вынес на крыльцо дымарь, положил в него гнилушки и принялся разжигать их. Бабушка Дуня в это время мыла в сенях медогонку. Сделав такие дела, оба надели на головы сетки, пошли в огород.

Ульи в огороде как домики крохотной деревушки. Начали с домика номер один.

Сняли с него крышку, бабушка Дуня подымила дымарём в раскрытый улей – пчелы затихли. Дед Сергей вынул рамки с сотами, мягкой щеточкой смёл с них пчел, поставил внутрь рамки пустые. После этого накрыли улей крышкой и понесли рамки в сени.

В сенях прохладно. Окошко занавешено: в полутемное помещение пчелы не так лезут, как в светлое. Дед Сергей ножом – острым, как бритва, длинным, как сабля, – сре́зал с сот тонкую восковую пленку. Из ячеек начал сочиться коричневый мед. Но так он не скоро вытечет и не весь. Гонят мед в медогонке.

Медогонка – железный бак. В середине – механизм. В него вставляют рамки. Механизм надо крутить ручкой. Тогда и рамки крутятся. Сила вращения вытягивает мед из сот.

Дед Сергей крутит ручку. На железных стенках медогонки появляются капли меда. Они похожи на первые капли дождя, ударившего по оконному стеклу. Сильнее и сильнее крутит ручку дед Сергей – всё больше медовых капель на стенках бака. Вот они уже слились и потекли вниз, как текут по окнам струи ливня. Сени закрыты, но кажется, что в них влетел ветер и принес запах луговых и лесных цветов – запахло молодым медом.

Бабушка Дуня поставила под медогонку эмалированное ведро. Мед льется из крана в белое ведро густо и мягко.

А пчелы пробираются в сени. Ползают по ведру, по медогонке, по полу. Рыжий котенок Барсик заигрывает с ними. Его выгоняли несколько раз во двор, но он добился своего: пчела ужалила лапу.

Внук Сергей налил меду на кусок хлеба. Так было сладко, что не заметил пчелы, севшей на хлеб. Разнесло внуку губу, не губа – подушка.

Зашёл почтальон с газетой. Бабушка Дуня поставила мисочку с медом, хлеба нарезала – макай хлеб в мед, угощайся. Угостился почтальон. Полез в карман за платком – наткнулся в кармане на пчелу.

– Всех кусают! Почему же вас, дед Сергей и бабушка Дуня, не трогают? – удивился почтальон.

– Мы за ними весь год ухаживали, – ответил дед Сергей. – Пчела хоть и мала, понимает это. И меду нам даст, и не ужалит.

Ягоды

Света беленькая, лёгонькая, как пушинка. Не сидится ей на месте, словно ее ветер носит.

– Мам, пойдем за ягодами! – просит Света.

– Рано еще, – отвечает мать. – Танёнка с Дуняшкой ходили, с пу́стом пришли.

– Может, они плохо искали, – не отстает Света и все-таки уговаривает маму.

В большом лесу земляника только цветет. Белые цветы, как любопытные глазки, смотрят на лесной мир: на тяжелые ветви елей, на стволы в смоляных подтеках, на муравейники. И на своих маленьких соседей глядят – на кустики кислицы, у которой листочки тремя зелеными сердечками.

На краю большого леса цветов меньше. Тут светлее, теплее, поэтому уже завязались ягоды – зеленые жесткие комочки.

– Дальше, дальше пойдем, – торопит Света маму, – на вырубку, на самый бугор!

Бугор открыт солнцу со всех четырех сторон. Посажены на нем сосенки. Они еще очень малы, никакой тени не дают, и земляника поспевает тут рано.

– Ну, что я говорила? – радуется Света, обирая красные ягоды. И все в ведерочко, ни одной в рот! В рот потом, когда посуда будет полна.

– Хороши! Крупны! – соглашается мать. – С молоком есть будем.

Полна стеклянная банка у матери, полно ведерочко у Светы – даже с верхом. Теперь можно и самим полакомиться. На выходе из леса Света спрашивает:

– А как мы пойдем к дому? Огородами или улицей?

– Огородами. Огородами ближе.

– Пойдем улицей, – просит Света, – ненамного дальше-то.

Мать и дочь идут по деревне. Из окон выглядывают женщины и ребятишки.

– Гляди-ко, удачливые какие!

– Гляди-ко, ягода поспела!

А если бы они огородами пошли? Кто бы узнал, что Света и ее мама удачливые? И все считали бы, что ягоды еще зеленые.

Дедова медаль

Война была давно, но у деда Сергея есть военные вещи: ремень с медной пряжкой и котелок.

Это только говорится, что вещи у деда. На самом деле они во владении внука Сергея. Ремень пришлось наполовину укоротить, и внук подпоясывается им, когда идет на улицу. Котелок тоже продолжает службу, начатую на войне. Внук отказался есть из тарелки, суп ему бабушка Дуня наливает в котелок, а кашу накладывает в крышку котелка, как настоящему солдату.

У деда еще есть кое-что с войны. Медаль у него есть.

Как-то внук и говорит:

– Дед, давай я медаль буду носить. Все равно она лежит в сундуке бесполезно.

Помолчал дед, головой покачал, но согласился:

– Что ж, носи…

Обрадовался внук Сергей. Не ждал такого подарка. На всякий случай спросил:

– А тебе не жалко? Если очень жалко, я отдам.

– Нет, не жалко, – ответил дед. – Только вот что я думаю: вдруг спросят на улице, за что тебе медаль дали? Ты и не знаешь…

– А за что тебе дали? – спросил внук.

– Расскажу, – сказал дед. – Меня ранило в руку. В это время фашисты пошли в атаку. Но я стрелял из пулемета и отогнал врагов.

– Очень простой рассказ, – сказал внук Сергей. – Я все запомнил.

– Вот и хорошо… – вздохнул дед Сергей. – Иди гуляй.

Вышел мальчик на улицу. С медалью. Тут соседка тетя Ольга его спрашивает:

– Это за что же тебе медаль дали?

Сергей отвечает слово в слово:

– Меня ранило в руку. А в это время фашисты пошли в атаку. Но я стрелял из пулемета и отогнал врагов.

– Какой ты герой! – говорит тетя Ольга. – Даже раненный, стрелял. А в какую руку ранило? В правую или в левую?

– Не знаю, – растерялся Сергей.

– Ну это просто узнать, – говорит тетя Ольга. – На какой след от пули, ту и ранило. Давай вместе посмотрим.

Ничего на этот раз не ответил внук Сергей. Побежал к деду – медаль отдавать.

Жабята

В огородах живут жабы – медлительные, неповоротливые, похожие на сырые комки глины. Летом у жаб вывелось потомство – тихое и незаметное. Жабята не скворчата: не пищат, не суетятся, пищи у родителей не просят, сами добывают в траве мошек.

Никто не увидел бы жабьего потомства, если бы не дождик. Он промочил траву, к вечеру в траве стало холодно, и жабята – маленькие, с двухкопеечную монетку, – двинулись на дорогу. Нижний слой дорожной пыли сухой, он еще хранит тепло, подогревает сырой верхний слой, и над дорогой поднимается пар. Сыро, тепло – лучшего жабе не нужно! Сотни жабят уселись посреди улицы, оцепенели в блаженстве.

Бабушка Дуня собралась в гости – на другой конец деревни. Только хотела шагнуть на дорогу – жабят увидела.

– Батюшки мои! Чуть не раздавила…

И пошла по мокрой траве. Это в новых-то башмаках! Башмаки от сырости портятся.

«Ничего! – утешает себя бабушка. – Жабу пожалеешь – так в огороде все уродится. Если бы не жабы, так слизни морковь попортили бы…»

Из проулка выскочили на велосипедах мальчишки.

– Стой! Тормози! – закричала бабушка. – Не видите, дорога занята. Что же вы по живым едете?

Мальчишки жабят увидели, изумились количеству, поехали по траве.

Вечерело, жабята оставались на дороге. А скоро пойдет на ферму стадо. Коровы ходят тяжело, качают головами, машут хвостами, тычут в дорогу острыми копытами. Сто коров – четыреста ног. Погибнут жабята. Если бы кто и захотел согнать их с дороги, не согнал бы: беспонятные они. Только от горячего солнца сами полезут в траву. Но солнце на закате, взойдет лишь утром.

К счастью, в поле за фермой скосили рожь. И стадо вечером шло на ферму полем. Не погибли жабята. Все остались живы.

Бык магнит

Бык Магнит козыряется – бодается, значит. Настоящим именем его никто и не зовет. Зовут Козырякой.

Козыряка черный, только лоб белый. Торчат изо лба два толстых острых рога. Глаза у быка дикие, ноздри широкие, в них железное кольцо.

Стадо пасут в лесу. А там объявились два медведя. Но пастухи спокойны: Козыряка коров не даст в обиду, медведя запорет. За это и прощают Козыряке все безобразия и хулиганство.

Был как-то раз сильный ветер. Оборвались на столбах телефонные провода. Монтер дядя Вася надел на ноги «кошки» – такие приспособления, – взял моток проволоки, плоскогубцы и залез на столб. Починил, начал слезать, а у столба стоит Козыряка и смотрит: что это человек так высоко забрался?

Вот случай! Надо на другой столб лезть, срочно связь налаживать, да как на землю сойти? Крикнул дядя Вася строгим голосом, моток проволоки бросил на Козыряку, чтобы пугнуть скотину, ударил тот моток быка по голове и повис на рогах. Заревел Козыряка, уперся башкой в столб, хочет избавиться от проволоки, а не может и наливается яростью.

На бычий рев стали выходить из домов люди. Вышли, за заборами стоят с палками, а к быку подойти боятся: убьет!

– Ну зверь, ну крокодил проклятый! – ругают люди быка.

– Он моему Сашке весь плащ изорвал! Хорошо, в яму закатил парня, иначе бы не жить ему…

– А за мной от самого леса скакал. Я платок потеряла, малину рассыпала…

– Ты, Василий, слезай и за кольцо его схвати – сразу присмиреет…

– Так он и даст за кольцо схватить…

– Надо бежать за трактористом. Пусть трактором Козыряку прогонит…

– Тракторист-то в город уехал – запасные части получать…

Тут показалась на улице Танюша. Она росточком маленькая, хоть учится в пятом. Увидела она происшествие, вынула из сумки буханку хлеба – в магазин ходила, – отломила кусок и пошла к Козыряке.

– Магнит! Магнит! Хлебушка на́! – заговорила Танюша нараспев.

Козыряка перестал бодать столб, большую голову от земли поднял и потянулся к девочке. Хлеб взял. Пока жевал его, Танюша проволоку сняла, подальше закинула.

Бык посмотрел, куда проволока упала, и пошел своей дорогой к скотному двору. Страшный бычище, а ласку чувствует. Понимает, когда зовут его прозвищем, когда настоящим именем.

Ночные страхи

Мокрая осень не радость. На улице сыро, грязно. Внук Сергей до чего ни дотронется, все на нем следы оставляет. Прутик поднял с земли, и тот ладошку измазал.

Дед Сергей уехал с колхозниками в город за удобрениями. Вернется поздно ночью. Внуку скучно без деда. И бабушке Дуне скучно. Чтобы меньше скучать, они легли пораньше в постели.

Легли-то легли, да никак не спится. В окно дождик стучит, словно просит пустить его в теплый дом. А что делается в печной трубе – и сказать невозможно. Гудит там, шуршит, стонет…

Сергей знает: это ветер. Но на всякий случай спросил бабушку:

– А почему в трубе гудит?

Бабушка Дуня в шутку, конечно, говорит:

– Это черти там возятся. Тесно им, вот и гудят.

– А какие черти?

– Черные, как козлы. Только хвосты длинные.

Внук Сергей тут же соскочил со своего диванчика – и на кровать к бабушке.

Бабушка стала стыдить внука. И вроде бы уж пристыдила. Но в это время в трубе гуднуло совсем ужасно. А в сенях кто-то спрыгнул с чердака на лестницу и звонко, как на копытцах, поскакал по ступенькам вниз. Десять ступенек на лестнице – десять раз и скакнул.

– А там кто? – спросил внук Сергей. – Тоже черт?

Бабушка Дуня не знает, что сказать. Самой сделалось страшно. Не черт, но кто-то ведь прыгает!

Обхватила бабушка внука руками – никому ни за что не отдаст Сергея. Укутались одеялом с головой, лежат – оба не дышат. Свет бы зажечь, но выключатель на другой стене избы. Пока в темноте его нашаришь, умрешь сто раз…

На счастье, дед Сергей приехал из города. Он послушал страшный рассказ и велел внуку одеваться.

– Пойдем разузнаем, кто в сенях прыгал. Если своими глазами прыгуна не увидишь, страх так и будет сидеть в тебе.

Внук Сергей деда Сергея за руку держит крепко. Взявшись за руки, обошли сени. И увидели в углу старое решето.

– Вспомни-ка, – говорит дед Сергей, – лежала здесь эта штука днем? Не лежала. Она под крышей на гвозде висела. Ветер дунул, решето с гвоздя соскочило, попало на лестницу и запрыгало по ней.

Внук Сергей верит и не верит. Тогда дед Сергей залез на чердак и пустил решето по лестнице. Получилось такое же скакание, как в те страшные минуты.

А теперь совсем не страшно было, даже весело. Решета испугались!

Снег

Нынче зима снежная. Сугробов намело – заборы еле видно!

Люди, как проснутся утром, берут лопаты и начинают чистить дорожки – к колодцам, к сараям, к большой дороге, что идет вдоль деревни.

Дорогу чистит бульдозер. Он похож на огромный рубанок. Рубанком строгают доски, чтобы были ровные, а бульдозер делает ровной дорогу. У него мотор гудит, гусеницы тарахтят, дым вылетает из трубы. Трясется бульдозер от напряжения: тяжело толкать перед собой гору снега. Все равно толкает. Обратно едет быстро, весело, будто радуется, как гладко дорогу выстрогал.

А снег все идет и идет.

Когда ветра нет, снежинки опускаются на землю неторопливо, без толкотни. Но чуть дунет ветер – закружатся, забегают, будто начнется у них игра в догонялки.

Ветер дует все сильнее, гудит в проводах – и снежинки несутся над землей, никак не могут опуститься. Из тучи снежинка выпала над дальним городом Переславлем, до Горок долетела, а все нет остановки. Остановка будет у леса. Ударится ветер об лес и затихнет. И снежинка упадет. Потому-то на опушке сугробы самые глубокие. Выходила из леса лосиха – по самое брюхо провалилась.

С морозами кончил снег падать. На небе солнце желтым кружком. На солнце смотреть больно, а на снег еще больнее: слезы застилают глаза – так искрится белое поле. И тишина кругом… Такая тишина, что слышно, как шуршит что-то в студеном воздухе. Что же это шуршит? Даже будто звенит чуть-чуть.

Встал против солнца, присмотрелся и увидел: опускается на поле из поднебесья легчайшая сеть, ее серебряные колечки шуршат и звенят.

Над полем летели синицы. Попали в сеть. А сеть не опасная: пронеслись птицы сквозь нее, даже не испугались.

Потом я узнал, что показались мне сетью крошечные снежинки. Они не в туче родятся, а просто в морозном воздухе и сыплются оттуда.

Еще узнал, что ученые разглядывали в микроскоп пять тысяч снежинок и не нашли одинаковых.

На лопате, когда человек дорожку чистит, и в горе́ перед бульдозером, и в том сугробе, через который лосиха лезла, лежат миллиарды снежинок. А нет в этих миллиардах хотя бы двух одинаковых. Вот он какой, снег!

Школьные валенки

Родился я и рос в селе Ястребки, что в двадцати верстах от Сапожка. Два леса, разделенные полями и лугами, речка – самое замечательное из того, что видел на долгом веку и чем владел!.. Помню яблоню-дикушку у края леса. От нее начинались пути к ягодам, грибам, орехам, к оврагу с барсучьими норами. Помню первую настоящую рыбу, пойманную на удочку, – то был не какой-то пескарик, а золотой линь. Небольшой, но крепкий конек Кобчик научил меня ездить напры́гом – галопом. До него, на других лошадях, я трясся рысью – опасался, что на скаку не удержусь за гриву. А Кобчик, не желая отставать от табуна, презрел мой страх, пошел галопом, и я узнал радость настоящей езды!

В Ястребках была школа. В других деревнях не было, а у нас была. Моя мама, Мария Федоровна, учила детей. Ученики всех классов сидели в одной комнате, сидеть было тесно, но грамоте всё равно учились.

Когда выпал снег, в школе стало просторнее. Ребятишки из самых бедных семей оставались дома, потому что не было у них обуви. Если бы школа стояла в само́й деревне, они бегали бы туда босиком. Но стояла она на отшибе, столько бежать по снегу никто не решался.

Как-то вечером мама позвала к нам домой родителей, дети которых сидели дома, и сказала им:

– Давайте купим одни валенки на пятерых. Для каждой семьи расход на покупку небольшой, зато все будут учиться. Как придет ученик в общих валенках, тут же дежурный побежит с ними к другому, потом к третьему… Все в классе и соберутся.

– А кто в воскресенье будет в валенках? – спросил один родитель.

Вопрос оказался серьезный. После споров решили: пусть валенки в воскресенье в школе остаются – так они будут целее, на следующую зиму пригодятся.

Денег собрали даже с лишком.

Их хватило еще и на калоши.

Калоши в Ястребках были в двух зажиточных семьях и надевались только по праздникам или в гости. И вот владельцами такой редкой и роскошной обуви стали самые бедные ребята. Счастливцы, когда бежали на урок в школьных валенках, непременно оглядывались назад – любовались отпечатками новых калош на снегу.

Несчастливая зима

Была зима, несчастливая для меня и моего товарища Пети Мелешонкова. Началась-то она хорошо. Выпало много снегу. Ударил мороз. И мы отправились на гору – кататься на ледянках. Ледянка – это корзина, на дно которой наморожен лед. Ледянка катится с горы быстрее санок. На ходу подпрыгивает, вертится. А ты сидишь в ней, как курица в гнезде, и задыхаешься от ветра и снежной пыли.

Случается, одна ледянка догонит другую, они сшибутся, и обе, вместе с седоками, зароются в сугроб. Из сугроба вылезаешь на четвереньках, потом замерзшими руками выгребаешь снег из валенок, из рукавов, из-за воротника. А мимо проносятся ребятишки – смеются, кричат и дразнятся.

Уже смерклось, когда на горе началось самое веселье. Гору раскатали так, что ледянки вылетали на речку и еще долго скользили по льду. Наша мелкая речка была тут поглубже. Над глубиной сделали прорубь для полоскания белья. Тот, кто скатывался на лед, должен был вовремя в нужном месте оттолкнуться ногой, чтобы направить ледянку мимо проруби. У всех, и у меня тоже, это получалось отлично. Но в тот раз моя ледянка повернулась на льду, я оказался лицом к горе́, к проруби спиной, и так, не зная, куда еду, вкатился в прорубь.

Угоди я в прорубь стоя, вода дошла бы до пояса. А так она оказалась мне, сидевшему в корзине, по ноздри. Через воротник мгновенно облила тело; стало так холодно, что я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Если бы не подоспели ребята, сам я на лед не вылез бы и домой не дошел бы.

Мама растерла меня скипидарной мазью, завернула в тулуп, напоила горячим чаем с малиной, но ничто не помогло. Температура поднялась до сорока. Я потерял сознание.

В это же время, как я узнал потом, случилась беда с Петей. У них в доме садились пить чай. Петя разделся, пошел к столу. Отец увидел его, посиневшего от холода, посоветовал:

– Ну-ка, спляши! Сразу согреешься…

Петя прошелся вприсядку и вскочил в полный рост. А мама несла большой чайник. Ударил Петя макушкой в дно чайника, кипяток выплеснулся на плечо и спину. Надо было бы сразу сорвать рубашку. Да растерялась Петина мама, уронила чайник, прикрыла сына фартуком и к себе прижала… Когда сняли рубашку, плечо и спина были в белых волдырях.

И в нашем доме, и в Петином ночь прошла в тревоге. До́ктора в Ястребках не было. В окрестных деревнях тоже не было. За доктором нужно было ехать в город, а до города двадцать верст.

Как нарочно, с полуночи подул ветер. Ветер дул сильнее, и разгулялась вьюга. Мой отец все равно решил ехать утром в город. Боялись только, что доктор откажется, не поедет в Ястребки – в такую погоду можно потерять дорогу и замерзнуть в поле.

– Ты, Василий Харитонович, скажи доктору, что двое помирают, – говорила Петина мама моему отцу. – К двоим-то не то что к одному…

Еще как только выпал снег, вдоль дороги крестьяне понатыкали вешек – еловых веток. По этим вешкам можно ехать и в метель. Но уже в сумерках вешек не видно, и все тревожились, успеет ли мой отец вернуться из города засветло.

Стало темнеть. Вьюга не слабела. Шумела по соломенным крышам, гудела и выла в печных трубах. Маленькие оконца в избах залепило снегом, как белой кашей. Было в такую погоду лишь одно средство помочь запоздавшему путнику – звонить в колокол на церкви. Звонил тот, чья очередь. Но в этот раз пошел Петин отец.

– Всю ночь буду звонить, а к деревне Харитоныча выведу! – пообещал он моей маме.

Сознание вернулось ко мне вечером. Ослабший, я лежал в постели среди подушек, слушал голоса вьюги. Пересиливая их, со звоном гудел колокол. Бом-м! Бом-м! Бом-м!.. Где-то далеко, а может близко, шла на этот гулкий звон лошадь, везла в санях к дому отца и доктора.

У доктора была фамилия Жмур. Он ужинал у нас. Я вглядывался в его доброе лицо, старался разглядеть, как он жмурится. «Жмур должен жмуриться», – думал я, по-своему, по-русски объясняя его латышскую фамилию.

– Как же вы отважились поехать? – говорила мама доктору. – В поле настоящее светопреставление…

– Что делать? – отвечал доктор. – Жалко ребятишек. Хотя не мешало бы выпороть обоих. – Доктор посмотрел на меня и добавил: – Конечно, когда поправятся…

Мы с Петей болели долго. Но в конце концов воспаление легких у меня прошло, у товарища зажили спина и плечо. Да, наделали мы дел! А ведь все было бы хорошо, будь мы поосмотрительнее.

Щеглы для флота

Саша Клоков до военной службы был механизатором. Он умел управлять любой колхозной машиной. Весной на тракторе пахал поле. Летом убирал комбайном пшеницу. Осенью картофелекопалкой выкапывал картошку. Зимой бульдозером расчищал дороги от снега. В деревне все думали, что в армии Саша будет танкистом.

– Ему только научиться из пушки стрелять, – говорили о Саше, – а машины он знает.

Но Сашу взяли на флот: там тоже нужны люди, которые знают машины.

Однажды Саша приехал домой – в отпуск за отличную службу. Он ходил по деревне в бушлате, брюках клёш и в бескозырке с лентами. Саша гордился морской формой. Да и моряк он был особый – плавал на подводной лодке, на атомном ракетоносце.

Саша зашел повидаться к деду Сергею. Дед Сергей, бабушка Дуня и внук Сергей обрадовались. Поставили самовар. Достали меду. За чаем расспрашивали, большая ли она, атомная лодка? Глубоко ли опускается? Какой силы ракеты?

– Не полагается рассказывать о лодке, – отвечал Саша. – Это военная тайна. Скажу только: плавал глубоко. Месяцами не поднимался на поверхность океана. Лодка большая. Есть даже садик в ней: там цветы, фонтанчик бьет, птицы летают. Товарищи просили привезти еще парочку щеглов. Щеглы поют хорошо. Да не знаю, как поймать их.

– Ну и задача! – засмеялся дед Сергей. – Для флота мы с внуком поймаем хоть сотню.

Вечером дед Сергей и внук Сергей делали петлянку: из конского волоса вязали петли и закрепляли их на доске.

Утром дед и внук полезли через сугробы в огород. Около бурьяна петлянку положили на снег, насыпали конопли и стали ждать, стоя поодаль. Недолго ждали. На бурьян опустилась стайка: снегири, щеглы, чечётки. Самые бойкие кинулись на коноплю. И запутались лапками в петлях.

– Беги, Серёга, зови моряка! – сказал дед. – Пусть сам выберет, какие нужны. Да чтобы валенки обул, иначе клёши в сугробах испортит.

У Саши была припасена клетка. Посадили в нее щегла и щеглиху. Других птиц отпустили.

Скоро Саша уехал.

Бабушка Дуня, когда проводили моряка, сказала деду и внуку:

– Я думала, он посмеялся над вами. А он и вправду птиц повез на море.

– «На чужой сторонушке рад родной воро́нушке», – ответил дед Сергей. – Шутка ли, месяцами под водой да под водой, у машин да у ракет. А тут зашел в садик – щеглы поют. Все полегче станет. Правильно я говорю?

– Правильно! – подтвердил внук Сергей.

Про себя-то маленький Сергей думал, что совсем правильно было бы, если Саша взял бы и его с собой. На тракторе он с Сашей ездил, на комбайне, на бульдозере тоже. Почему бы не поплавать на подводной лодке? Лодка большая – всем хватит места.

Крепыш и скрепка

Это случилось в большой библиотеке, где столько книг, что одному человеку не прочесть за всю жизнь, даже если бы стал он читать по книге в день. Там у дальней стены, на верхней полке, стоял словарь. Словарь считал себя очень интересным, хотя другие книги и даже многие люди не разделяли этого мнения. Но у словаря для гордости кое-какие основания были: на его страницах типография отпечатала все слова. Причем ни одно слово не повторялось дважды!

Так вот, стали подбираться к словарю мыши, чтобы съесть его. Конечно, бумага – это не сыр и не сало. Но мыши и ее считали очень вкусной, потому что были они библиотечными мышами и никогда не видели ни магазина, ни амбара.

Страшно стало словарю. Начал он думать, как спастись от гибели. Думал-думал и вспомнил, что у него в са́мой середке есть страница, на которой напечатаны слова с корнем «креп». Крепкая страница! Потряс словарь эту страницу, и вывалилась из нее Крепость, выпрыгнул Крепыш, а вслед за ними выпала Скрепка.

Крепость с бойницами, рвами, башнями окружила словарь. У ее ворот на висячем мосту встал часовым Крепыш. В крепостные ворота по мосту направилась Скрепка. Увидал ее Крепыш и засмеялся: «Ты зачем сюда, такая тонкая? Без тебя не обойдемся, что ли?» Хотел он Скрепку копьем подцепить, да Скрепка прошмыгнуть успела.

Разозлились мыши, когда пришли есть словарь. Никак к нему не подобраться. Под крепостными стенами собрались они на военный совет и начали думать, как Крепость захватить. Скоро пришли на совет мыши-разведчики. «Крепка Крепость, – сказали они, – укрепления такие, что Крепышу никаких подкреплений не надо. Только один способ есть – ворваться в Крепость по подземному ходу. Чтобы узнать, где подземный ход начинается, надо иметь чертежи и планы. А они лежат на столе в угловой башне. Окна там открыты. Когда подует ветер, чертежи и планы сами к нам прилетят».

Уселись мыши кружком, стали ждать ветра. Крепыш по крепостной стене ходит, грозит мышам копьем.

Тут ветер подул. Это библиотекарь открыл в библиотеке форточку. Мыши стали улыбаться. Улыбаются они, улыбаются, а чертежи не летят из башни. Побежали разведчики узнать, в чем дело. Смотрят: все чертежи и планы скрепила Скрепка. Листочки дрожат на ветру, шелестят, а с места не трогаются.

Сняли мыши осаду. Ушли в другой конец библиотеки. А там рядом с «Книгой о вкусной и здоровой пище» стояла мышеловка. Мыши в мышеловку и угодили.

Крепыш отпраздновал победу. Крепости он дал название Крепчайшая, себя наградил орденом Укрепления первой степени. И вернулся в словарь.

Скрепка тоже вернулась в словарь. Только вот никто не знает, что Скрепка словарь спасла. Тонкая она, незаметная.

Приключения точки и запятой

Сценарий мультфильма

Жил-был лентяй Борис.

Однажды сидел он за столом, пил молоко и разглядывал тетрадь с диктантом. Ошибок в диктанте было достаточно, и потому красовалась под ним большая красная двойка. Изучил Борис все пометки, сделанные учительницей, и подумал: «Поставлю-ка я рядом с красной точкой и красной запятой свои, фиолетовые… а учительнице скажу, что она не заметила моих знаков. Придется ей исправить двойку на троечку!» Как подумал, так и сделал. А сделав, убежал на улицу – мяч гонять.

Фиолетовые знаки препинания ужасно возмутились.

– От стыда за мальчишку я тоже готова сделаться красной точкой!

– Этот лодырь превратил нас в своих сообщников!

– Не дадим в обиду учительницу! Проучим лентяя!..

Собрание знаков решило, что Точка и Запятая уйдут из диктанта в свою родную чернильницу.

Не близким был путь к чернильнице, ведь она стояла на краю стола! Клеенка, которой был покрыт стол, только людям казалась ровной. Для наших путешественниц же она была как долина со взгорками, лощинами и холмами. Но фиолетовые Точка и Запятая отважно шагали вперед. Шли они быстро и весело переговаривались.

«Мальчик обедал. На крыше мяукала кошка».

«Мальчик обедал на крыше. Мяукала кошка».

Путешественницы развеселились. Они и не предполагали, что им грозит опасность.

На клеенке стола давно жили зеленые кляксы – приятели Бориса. Они слышали все, что говорили знаки препинания.

– Загоним Точку и Запятую обратно в диктант! – так сказала Большая Клякса и послала за фиолетовыми знаками погоню.

Точка и Запятая заметили преследователей и пустились бежать во весь дух.

И вот от усталости у беглецов стали подкашиваться ноги. На их счастье, поблизости лежал ломтик сыра. Он был пронизан дырочками, как коридорами. В них-то и спрятались фиолетовые знаки.

Зеленые кляксы кинулись за ними. Но для них сырные ходы были узки.

Тем временем Точка и Запятая выбрались из сырного лабиринта с другой стороны и помчались дальше, к своей чернильнице.

– Эй, фиолетовые! Далеко не убежите! – кричали вдогонку кляксы. – Наш друг Боря пролил на столе молоко. На берегу молочного моря мы схватим вас!

Точка и Запятая сами увидели море. На другом берегу возвышалась чернильница.

– Лучше утонем, но в диктант не вернемся! – решили мужественные друзья и обнялись на прощание.

Но тут на глаза Точке и Запятой попалась скорлупка подсолнуха. Это же отличная лодка! Беглецы быстро столкнули ее в молочные волны.

Увидев, что знаки уплывают, зеленые кляксы с досады начали тузить друг друга.

Вскоре они тоже наткнулись на скорлупку. Кляксы сели в нее и погнались за Точкой и Запятой. Но свалились в молочное море и растворились в нем – белое море позеленело.