Читать онлайн Ёж Люсьен в городе странных людей бесплатно

Глава 1. Предательство

Пятничным майским утром в школьном дворе города Симфуленска стоял привычный гвалт. Третьеклассники дрались мешками со сменной обувью. Парнишки постарше играли в «отдави девкам ноги». Разновозрастные группки соревновались в прыжках с деревьев и скорости высовывания языков. Какие-то умники, не иначе, под бабаханье портативных колонок закидывали первоклашек кусками штукатурки и земляными комьями, отчего белые брюки и рубашки последних сделались серыми. Пятиклассник Артём Бабакин не принимал в дурачестве участия. Он стоял за ржавыми школьными воротами и с надеждой вглядывался вдаль.

Время шло к началу занятий, и Артёму стало ясно, что Димка – его лучший друг и одноклассник – в школу не придет, он ведь никогда не опаздывал. Артём был обескуражен тем, что друг не появился. Конечно, Димка волен был отправиться с отцом, тот часто отлучается на ловлю светлячков и других насекомых. Вот только раньше он всегда предупреждал, когда пропускал уроки. А сейчас даже трубку не берет! Что ж, придется после занятий заглянуть к нему и все разузнать.

Прозвенел звонок. Сбивая друг друга с ног, школьники кинулись в двери небольшого обветшалого здания. Колонки затихали одна за другой. Глубоко углубленный в себя Артём, не замечая суету впереди, взошел на осыпающийся порог, края которого обрамляли кучи прошлогодней листвы, источающие аромат то ли гнили, то ли экскрементов. Дворника выгнали пару месяцев назад, и обязанность убирать пришкольный участок легла на учителей. Ясное дело, им это пришлось не по душе. В результате сгребать листву заставили учащихся, и лучшего места для куч подросткам найти не удалось. Вдобавок школьный директор повздорил с владельцем мусороуборочной организации, и тот перестал забирать отходы. Так кучи у порога и остались.

Артём вступил в небольшой полутемный вестибюль. По левую сторону учительская и кабинет директора граничили с туалетными кабинками, по правую было несколько пустых помещений, сдаваемых в аренду, снимать которые никто не желал. Для занятий были отведены два подземных этажа. Артём спустился по выщербленной лестнице в узкий длинный коридор первого подвального этажа, уходящий в обе стороны. Запах плесени по обыкновению полез в нос. Тусклые светильники гудели на потолке, по стенам ползли вниз струйки конденсата. Гомон школьников то и дело перекрывали властные приказы преподавателей, скрип закрывающихся дверей.

Первым уроком была история, кабинет ее находился в самом конце коридора. Артём обогнул двоих гуторящих мальчишек из параллельного, в класс словно бы и не собирающихся. Один, недавно осветливший волосы, предложил другому: «Тоже окрасься, противоположный пол так и будет липнуть». Пронесшаяся мимо смазливая девчонка на бегу дала крашеному подзатыльник. Новоиспеченный блондин подмигнул собеседнику: видал, какое внимание? Затем Артём прошел мимо настенного плаката. На нем прыгающими буквами было написано: «Уменьшительное имя сокращает барьер между учениками и преподавателями. Сделай учителя своим другом!»

В классе было светлее, чем в коридоре – ламп потолочных больше. Щуплый охранник как всегда дремал у серой бетонной стены. Артём юркнул за свободную парту, третью в среднем ряду, положил голову на стол, чтобы не глядеть на пустующий стул рядом. Позади кто-то прокашлялся. Двоечницы за предпоследней партой бойко спорили:

– Существует!

– Не-а!

– Говорю ж тебе, существует!

– Докажи!

– Ладно. Знаю один ритуал. Называется ритуал покорности и забытья.

– А дальше что?

– Ну, хочешь? Хочешь стать моей рабыней?

– Делать что надо?

– Прислони большой палец ногтем к переносице.

– Ну и? – Должно быть, школьница исполнила, что требовалось.

– Нет, ты что-то сделала неправильно. Давай еще раз, заново, – после небольшой паузы сказала ей соседка.

Из коридора послышалось медленное тяжелое шарканье, словно что-то неподъемное волочили.

– Ага, конечно! Дура, колдовства не существует! – снисходительно воскликнула в ответ первая. Вторая начала отбраниваться, первая тоже не смолчала. В итоге соученики приструнили спорщиц, зашипев на них со всех сторон.

Ира Станиславна – преподаватель истории и их классный руководитель – затащила в кабинет большой черный мешок, проволокла через весь класс, прислонила его к стене у доски. И разогнулась, заправила волосы за уши. Увидев лицо учительницы, школьники вылупились в полном обалдении: по «шоколадности» загара оно затмевало физиономию любого представителя меланезийской расы. Одно из двух: или преподавательница тональным кремом цвета вареной сгущенки намазалась, или коричневые тени для век растушевала. А что самое несуразное – шея, руки и остальные открытые части тела гримом затронуты не были.

В отличие от школьников, классная руководительница не находила в своем облике ничего необычного.

– История – самая страшная наука в школьной программе, как вы знаете, – сказала она, усевшись за шаткий стол с парой старых книг. – Почему, кто ответит?

Хорошистка с последней парты вскочила с места и отбарабанила:

– Потому что в ней рассказывается про мертвых людей.

– Нормально, садись. Так… – Учительница предпочитала не говорить отвечавшим «хорошо» или «правильно» – от любой похвалы, считала она, дети становятся ленивыми упрямцами. Полистала потрепанный учебник. – Тема сегодняшнего урока… облачение чумных докторов. Как они выглядели в целом. – Она обвела взором класс. – Капушина, отвечать.

Вылезши из-за последней парты крайнего ряда, грузная Вера с грациозностью медведя прошагала к доске и стала возле мешка.

– Костюм доктора состоял из шляпы, указывающей на статус лекаря, особой клювастой маски, плаща до лодыжек, узких брюк, перчаток и ботинок. Еще каждый чумной врач всегда при себе имел длинную трость, – прочла Ира Станиславна и подняла глаза на Капушину: – С одеждой понятно. Расскажи нам, для чего нужна была трость?

Вера буравила взглядом пол. Одноклассники вполголоса перешучивались: «Буханка! Пирожковна! Верка Всех-сожру! Батоновна!» Преподавательница шепотки оставляла без внимания. Она никогда не вмешивалась в отношения между школьниками и даже на собраниях постоянно напоминала родителям, что «Её дело – учить, а не воспитывать».

– Кто ответит? – обратилась она к классу, не дождавшись ответа.

Поток острословий сразу иссяк. Желающих не было. Ира Станиславна резко поднялась, захлопнула книгу, бросила ее на стол, и он содрогнулся.

– Стыдно это не знать в пятом классе! Во-первых, он ею проверял, есть ли пульс у больного, когда тот не двигался. Во-вторых, исследовал повреждения на коже. А что в-третьих? А, Вера?

– Дубасили пациентов своих! – отозвался появившийся на пороге кабинета Болтухин Ярослав. Он часто опаздывал, и каждый раз находил для этого веское основание.

По кабинету пронеслись смешки.

– Ты опоздал, – холодно констатировала Ира Станиславна, повернув на него голову.

Узрев коричневое лицо, Ярик театрально схватился за сердце.

– Да… знаю… – согласился он, сдерживаясь, чтоб не расхохотаться.

– Причина. – Голос учительницы поледенел.

– Собаку хоронил.

Класс взорвался хохотом.

– Это правда! У тетки собаку отравили, а я помогал хоронить! – восклицал Ярик, держась за живот. Его слова тонули в общем смехе.

– Садись, – приказала опоздавшему учительница и грозно выкрикнула остальным: – Замолчали!

Ярик подсел к Артёму, всё лежащему на парте, которого, как и Верку с преподавательницей, вспышка веселья не затронула.

– Неверно. Своих пациентов они не колотили. Тростью они отбивались от других людей, которые подбегали к ним и умоляли вылечить, – объяснила Станиславна, поглядывая в книгу, когда ученики угомонились. После показала Капушиной пальцем на мешок: – Достань любую и надень.

Маска попалась с завязками, справиться с которыми у Верки вышло не сразу. Учительница ожидала, сверля девочку недовольными глазами. Ярослав, не будучи черствым, как Станиславна, решил однокласснице помочь. На свой лад, конечно. Бросил ластик в клюв маски, чем вызвал новый взрыв хохота. Лишь с третьей попытки Верке кое-как удалось связать на затылке ленты. Классная руководительница, зажав в ладони указку, продолжила читать:

– Теперь изучим саму маску. В то время считалось, что чума передается через запахи. Для отпугивания заразы доктора жевали чеснок, а клюв заполняли пахучими травами. А чтобы врачи сами не задыхались от сборной ароматов, в клюве имелись два небольших отверстия для вентиляции в виде ноздрей. А глаза защищались вставками из красного стекла, – не отрывая взор от книги, Станиславна внезапно ткнула указкой в одно из очков Вериной маски. Капушина дернулась. Класс залился гоготом, перемежаемым ехидными шуточками.

Верка, не вынеся унижения, бросилась вон из класса, пытаясь сдернуть маску на бегу. Преподавательница невозмутимо проследила за ней взглядом.

– В конце урока каждый наденет костюм на оценку, – заявила Станиславна, повернувшись к ученикам. Малость помедлив, она добавила: – Так, отдыхаете? Значит, все записали. – И начала обходить парты, заглядывая в тетрадки.

Школьники с неимоверной быстротой принялись царапать ручками по бумаге. Артём подсунул тетрадь под голову – в ней было даже сегодняшней даты.

– Бабакин, а Кобылин куда делся? – вдруг услышал Тёма шёпот соседа.

Вопрос его насторожил. С чего это Болтухина Димка интересует? Он с ним не дружит.

– Вас не касается, – проворчал Тёмка.

– Да не говори. Я знаю, где он.

Подняв голову, Бабакин ошеломленно уставился на Ярика.

– И где же? – спросил он.

Учительница в это время остановилась возле парты впереди Тёмкиной. Нависла над учеником, что-то старательно вырисовывающим на облезлой крышке стола. Мальчик, увлекшийся, ее не заметил.

На коричневатом лице проступили багровые пятна.

– Это собственность школы! Стирай, или новую покупать будешь! – с диким взглядом заорала классная, стукнув указкой по столу. Застигнутый врасплох школьник с испуга повалился набок вместе со стулом. Все ученики, кроме Артёма, с любопытством вытянулись, стараясь разглядеть взбесившее учительницу творение.

– Единорогая русалка! – плюхнувшись на стул, весело прошептал Ярослав Тёме. Правда, того рисунки не интересовали. Он глядел на Болтухина в ожидании ответа. Ярик понял это, и во взоре его мелькнуло что-то насмешливое. Приблизившись ртом к уху соседа, он тихо произнес:

– Прогуливает. Чтоб тебя не видеть.

Артём, не издав ни звука, отвернулся, опустил голову на сложенные руки. Конечно, не поверил. Кому верить, Ярику что ли, тому еще бабаболу? Но разум тянулся к определенности. Сомнение в душе зародилось, и Димка возник перед глазами, с едкой улыбкой глядящий на экран телефона с сообщением о пропущенных вызовах от него, Тёмки.

Бабакину хватило пары минут, чтобы убедить себя в предательстве. Вбить в голову, что одноклассникам обо всем известно, тоже было несложно. Как же гадко Артёму стало! Таким несчастным он себя не чувствовал, даже когда полгода назад порвал на попе школьные брюки, спрыгивая на перемене с подоконника вестибюля, и всю дорогу домой семенил, прикрывая зад руками, а прохожие только и делали, что зубоскалили и показывали на него пальцами.

Теперь о том, чтобы сходить к Димке, и думать нечего. Все равно духа не хватит. Одно дело узнать неприятную весть от кого-то, но абсолютно другое – удостовериться самому.

Досидеть до окончания занятий Артём не смог. Отпросился, сославшись на головную боль. Ира Станиславна отпустила кивком, не поднимая головы. Она просматривала сообщения в телефоне, пока зубрила читала у доски параграф. Остерегаясь встречаться с одноклассниками глазами, дабы не наткнуться на косой взгляд или зловредную усмешку, Артём запихал в рюкзак тетрадку с учебником и направился к выходу. Ярик на прощанье театрально помахал ему рукой. Пара девчонок захихикали.

Обойдя примостившуюся у ступеней плачущую Верку, поднялся по лестнице. Вышел на порог. После слабо освещенных помещений глаза мальчика сощурились. Первый урок не кончился, а на улице уже пекло нещадно. Артём вышел через ржавые ворота и поплелся по изрешеченной колдобинами улице. Какая-то девочка лет семи играла в классики, прыгая по подходяще расположенным ямкам.

Проходя мимо универсама «ДРЕВНЕГРЕЧЕСКИЙ САЛАТ», Тёма окинул взором висевший на его фасаде баннер. На нем была изображена разбитая копилка с высыпающейся мелочью, перечеркнутая красным размашистым крестом. Надпись под ней предупреждала: МОНЕТЫ НЕ ПРИНИМАЕМ! Чуть ниже баннера размещалась доска объявлений, которую вполне можно было переименовать в «доску пропавших» или «ищу тебя». Вся занимаемая ею часть стены была обклеена листками со снимками и описаниями исчезнувших людей. Одну из разыскиваемых Артём раньше видел в школе: девчонка с жидкими рыжими волосами, она была на три года старше его и постоянно дралась на переменах. А пропала неделю назад, посреди ночи куда-то пошла – и с концами.

От фотографий разыскиваемых и мыслей о Димке Тёмкой овладело ощущение некой закономерности, но распахнувшаяся дверь магазина оторвала от размышлений. Уборщица выгоняла какого-то деда, лупя его метлой по спине. Спустив старика с порога, женщина окатила Артёма презрительным взглядом и вернулась в гастроном.

Тёмка замер, силясь восстановить в памяти спугнутое уборщицей чувство, только, видать, слишком впал в задумчивость – не заметил даже, как оказался на пути двух лохматых овчарок, удирающих от кошки. Едва успев отпрыгнуть, он машинально пригладил волосы. Наверное, это выглядело комично, поскольку за углом универсама сразу раздался смех нескольких голосов. Артём сделал шаг вправо и увидел шайку оборванцев примерно своего возраста. Один подросток очень уж выделялся среди остальных усеянной фурункулами кожей лица. Тёма двинулся дальше, делая вид, что не замечает насмешек.

Минут пять спустя Артёма окликнула Дашка – его младшая сестра, учащаяся в четвертом классе. Тёмка остановился, хотя ждать ее на солнцепеке желания не было, белая школьная форма от жары не очень и спасала. А Дашка не торопилась, по сторонам глядела, шевелюру пальцами причесывала. Брат, недовольный ее нерасторопностью, уже вознамерился бросить дожидаться, но пришедшая в голову неплохая мысль удержала его на месте.

У сестры есть подружка Настька. А ее мать Татьяна Юльевна – ужас какая сплетница. Ничего и никого не оставляет без внимания. Про каждого в городке ей известно все: где живет, чем занимается, куда ходит, зачем, сколько часов спит и какие носки носит. Артём недолюбливал Татьяну Юльевну и чванливую Настьку, но сейчас они могли оказаться полезными. Вдруг они что-нибудь про Димку знают и Дашке рассказали? А ради расспроса и подождать можно. Но когда сестра с Тёмкой поравнялась, его желание разузнать задавила нерешительность. «Тем и лучше» – рассудил про себя Артём. Скрытностью Дашка не отличалась, знала б что – уже бы рассказала. А если потом подшучивать возьмется, оно ему надо?

– Что так рано? – лишь проворчал он.

– Надя Петровна куда-то укатила, вот мы все и разошлись, – ответила девочка.

Так и шагали без единого слова. Скоро Дашке надоело молчать. Она покосилась на брата:

– Чего такой недовольный? С дружком развелись, что ли?

– Лучше б ты заткнулась.

Буркнув это, Тёмка сделал вид, что рассматривает придорожные заборы, и подумал: «Фухх, хорошо, что про Димку не спросил. Таким кульком бы выглядел».

Сестра фыркнула и отвернулась.

Из густой сирени за ближайшим поворотом доносились звуки выстрелов из игрушечного оружия, озвучиваемых мальчишескими голосами, возгласы: «Стоять! Ратататата! Тыдыдыды! А-а-а! Дыды!»

Судя по всему, игра в войнушку была в самом разгаре. Взорвав бомбу («БАХХХ!»), парнишки в пыльной школьной форме с окриками выскочили прямо на дорогу, долбя друг друга кулаками и пластмассовыми прикладами.

– Происходит какое-то насилие. Свернем, – предложила Дашка брату.

Артём согласился. Повернули. По одну сторону Дубинного переулка высились полуразрушенные здания бывшего комбината, считавшегося когда-то давно самым большим в области. Люди рассказывали, что в нем и подземные этажи были, не меньше пяти, а в каждом – по несколько цехов. Сбоку развалин торчал рекламный щит. На нем красным по-черному было написано:

Для выбивания замка необходимы определенные навыки.

Ими обладают далеко не все. Не рискуйте здоровьем,

обращайтесь за помощью к квалифицированным специалистам.

Звоните, будем рады помочь. Тел: 85677

Оставив позади руины, Тёмка с Дашкой прошагали вдоль высокого глухого забора, обогнули угол и остановились в полном остолбении – им навстречу энергично двигалась шеренга вооруженных мужчин в камуфляжной форме, касках и очках.

– А тут нет насилия, – чуть слышно пробормотал Артём.

В страхе дети попятились, на каждом шагу оступаясь на выбоинах. Пехотинцы наступали, идя несравнимо быстрее.

– Бежим! – развернувшись, крикнул Тёмка сестре и помчался. Та бросилась за ним. Солдаты, к удивлению убегающих, стрелять не стали и догонять не бросились. Они в голос заржали детям вслед, и это добавило улепетывающим страху.

Брат с Дашкой, приходя в себя от испуга, притаились за деревом в начале Дубинного переулка. Крики мутузившихся за поворотом прогульщиков не смолкали. А вот смех военных стих и приближающихся шагов их слышно не было, притом, что другой дороги здесь нет и в помине. Куда же военные делись? Бабакины боязливо выглянули и увидели, как служивые заходят на территорию комбината. Брату с сестрой стало любопытно, зачем солдаты идут туда, где нет ничего, кроме развалин. Но когда рассредоточившиеся пехотинцы начали стрелять друг в друга, а подстреленные не падали, Артём с Дашей осознали, что это и не военные вовсе, и покинули укрытие. Бессловесно прошли мимо развалин, поглядывая на снующих там игроков. Разговаривать не хотелось. Прошагали вдоль забора, повернули. Через несколько минут добрались до проулка Неожиданности, на котором жили.

На подходе к дому переступили стайку квакш и увидели Аглаю, соседку с правой стороны. Грязная старуха нечасто выходит из дома, а когда и появляется, то бродит кругами по своему двору, стопорясь временами на месте и произнося странные словечки, кажется, несуществующие, иногда делая при этом нелепые движения руками. Одевается бабка в старинные кружевные платья, потрепанные и потемневшие от времени, а голову ее всегда венчает нелепая фетровая шляпка с дырой на затылочной части.

Вот и сейчас бабуля в привычном наряде стояла около калитки со свирепой гримасой и несла невнятную белиберду. Было не ясно, обращалась она к брату с сестрой или к кому-то воображаемому, но голос все больше обрастал угрожающими нотками. Дети ринулись во двор, прочь от жутковатого зрелища. Открыли дверь, достав ключи из тайника под козырьком.

– Опять. – Даша шумно выдохнула, узрев дорожку из влажного кошачьего корма, тянущуюся из кухни до пустой миски возле зеркала прихожей. Рядом с посудиной кверху животиком лежал и сам виновник – Фокс, кот мышиного цвета, с белой полосой на брюшке. Фокс обожает лопать перед собственным отражением, потому несколько раз на дню упорствует, толкая посудину к напольному зеркалу, конечно, пока никто из хозяев не видит. Хотя от толкания половина корма теряется по пути, серый не расстраивался: хороший аппетит важнее. А уж какие у кота вкусовые предпочтения! Положив перед ним кусок мяса, сырую очищенную картофелину и насыпав горсть изюма, никогда не угадаешь, на что он накинется.

Полосатый брат Фокса, Матвей, выглянул из кухни. Он жевал, видимо, приход младших хозяев отвлек его от приема пищи. «Ну, хоть второй ест, где надо!», – подумала Дашка. Вытерла корм с пола, отнесла миску в угол кухни, на ее место, наполнила обе кошачьи посудины кормом.

Дети разделили последний ломоть колбасы, наделали себе по паре бутербродов. Поднялись на второй этаж и разошлись по комнатам.

Тёма швырнул портфель к стене, включил телек – оставаться в тишине желания не было. Хотелось посидеть в интернете, но компьютер родители раз за разом отказывались покупать, напоминая о подаренном ему на день рождение и разбитом в тот же вечер планшете. «Еще рано тебе. Обращаться с вещами не умеешь. Телевизор хорошо, на стену прилеплен. А поставь мы его куда-нибудь, давно бы и его расшиб», – твердила мама всякий раз, когда Артём заговаривал о хотелках. А через сотовый телефон блуждать по сети он не любил. Экран у телефона маленький, руки устают, если долго его держать, а когда смотришь что-нибудь в нем лежа – сидя ведь неудобно, – то почти сразу начинает в сон клонить.

В телеке краснолицый Сумфуленский метеоролог Океан Жаго-де-ля-Фейкель с тремя подбородками, лежащими один поверх другого, как колечки на детской пирамидке, и выбеленными кудряшками, предсказал дождь на вечер.

«Удивил, – жуя бутерброд, хмыкнул про себя Артём и завалился на кровать. – У нас каждый вечер дождь».

И это правда. После каждых, без исключения, предзакатных сумерек выпадают осадки.

Потом синоптик спрогнозировал жару на завтрашний полдень.

«Ха. Опять удивил».

Далее Жаго-де-ля-Фейкель принялся восхвалять мокропогодицу, метель и темное время суток. Это он тоже делал изо дня в день.

«Осадки – даяние природы. Дождевая вода восстанавливает здоровье и омолаживает, а как бодрит… Снег способствует закаливанию организма. Негоже отказываться от таких подарков, скрываться под капюшонами и зонтами. Солнце – вот наш враг. Оно приводит к тепловому удару, старит кожу. То, что мы должны бодрствовать днем – беспрецедентное в своей несостоятельности заблуждение. Мы ночные, как барсуки и раки-отшельники. Ночь – самое прекрасное время суток. Бдеть днем – противостоять физиологии».

За прогнозом погоды последовал выпуск новостей. Диктор известил, что областная дума в связи с опасностью для остального населения, со следующего месяца закрывает выезды из Симфуленска.

Будь и без того скверное Тёмкино настроение камнем, оно бы пробило дыру в полу, так стремительно упало. Сейчас выехать из города можно либо по направлению в какое-нибудь областное учреждение, либо по разрешению, а его ждать недели три. А если выезды закроют, что тогда? В их маленьком унылом городке и сходить-то некуда. И никогда Тёмка на чертово колесо не попадет, и в метро не покатается.

«Надо полагать, что предпосылкой для этого решения послужила проделка жителя города, который вместо посещения телебашни, указанного как цель поездки в разрешении на выезд, проник на территорию психиатрического стационара и выпустил большую часть пациентов. – Телеведущий замолк на несколько секунд, после кашлянул в ладонь и продолжил: – Краткий исторический экскурс. Первый возмутивший общественность инцидент произошел 50 лет назад. Тогда Симфуленцы устроили массовую драку за иловую грязь на курорте. После этого, по утверждению правительства, нарушения выезжающих граждан посыпались, как посевное зерно на пашню. Тридцать лет назад на выездах из города были установлены пункты пропуска. Как итог, полвека население нашей страны относится к Симфуленску предосудительно, за прегрешения меньшинства наказывая всех». – Диктор вздохнул и объявил рекламную паузу.

Артём безотрывно смотрел на развязно танцующего лиса в парике и с фейхоа вместо очков, бодрым речитативом превозносящего нектар из вышеупомянутого фрукта и лимона, но ничего из показываемого в сознание не попадало. Его разум заволокли мысли о гнусном предательстве друга. Надо бы чем-нибудь заняться, отвлечься. Покататься на роликовой доске? Вспомнилось, как катался с Димкой, и желание пропало. Другу нравился Тёмкин скейтборд, более всего рисунок: ладонь, а в центре нее пасть с окровавленными клыками. А чем же еще заняться?

Мальчик окинул безучастным взглядом загроможденный учебниками, тетрадками, игрушечными роботами и пластилиновыми фигурками стол. Лепить из пластилина и рисовать он любил, но сейчас хотелось заняться чем-нибудь активным. Сходить искупаться? Ничего так идея. Но воображение враз нарисовало перед мысленным взором, как он бредет к водоему в одиночестве, потерянный в своем несчастье. Такая прогулка точно развеяться не поможет, загонит в большее уныние. Позвать с собой Дашку, больше и делать нечего. Но вот незадача: если сестра и согласится, кратчайший путь к Озеру проходит по Горбатой улице, а на ней живет Димка. Поразмыслив, Тёмка решил идти в обход. Подумаешь, чуть подольше прогуляются, разница тем более небольшая: то минут десять добираться, а то, наверное, пятнадцать.

Выключил телевизор в начале выступления кандидата медицинских наук Рудиментовой Надежды Евгеньевны с темой «Доктор не знает, что с вами? Значит, все в порядке». Переоделся в майку с шортами, на ноги натянул любимые носки с мордами трицератопсов. Школьную рубашку с брюками кинул в шкаф. Выйдя в коридор, неслышно прошагал до сестриной комнаты, сунул голову в дверь.

Увиденный образцовый порядок окончательно убедил Тёмку, что сестра неисправимая чистюля. Обои с африканской саванной, зебрами и жирафами напоминали разве что о жаре за окном. Сидящая перед учебником Дашка обернулась, удивленно уставилась на брата. И зачем это он явился? Если бы они не жили в одном доме, он и не знал бы, где ее комната находится.

– Я, это… хочешь на Озеро? – с запинкой предложил Артём.

– С тобой? – Лицо сестры стало подозрительным.

– Ну, а с кем?

– С Димкой сходи, – ответила Даша и уткнулась глазами в учебник.

Тёмка, однако, уходить не собирался. Вошел, прикрыл за собой дверь.

– Это… его дома нет.

– А где он? – спросила сестра, не отрываясь от книги.

– Да с отцом…

Дашка повернулась к брату после короткого раздумья:

– Ладно.

Фокс с Матвеем спали возле шкафа прихожей, свернувшись в единый клубок. Даша заперла входную дверь, убрала ключи в тайник. На улице было спокойно, словно объявили мертвый час. Сверлящей злобными глазами Аглаи не было, наверное, она вернулась в дом.

Миновав переулок, дети свернули на Сыромасляную улицу. Не доходя до обиталища долговязой бабы Светы, «Всё-моё», как ее называют местные, воображающей себя владелицей не только клока земли с домом, но и куска дороги за калиткой, перешли на другую сторону. Девяностолетняя старуха, довольно прыткая для своего возраста, все время настороже. Она почти неотлучно бродит по «своей земле», с руганью разгоняя прохожих и колотя тростью по проезжающим автомобилям. А когда устает, садится на березовый пенек возле завалившегося набок гнилого забора и продолжает исполнять предназначение с места.

На днях мама Тёмки и Дашки торопилась на работу. Шла напрямик, времени на обход бесчисленных дорожных ям не было. А бабка увидела ее, вскочила с пенька и, размахивая тростью, завопила дурным голосом: «Куда прёшь! Лапищами своими! Еще больше дыры сделаешь!». А в прошлом году перепало троим Дашкиным одноклассникам. Они после занятий решили прогуляться в парк, на качелях покататься. По Сыромасляной пошли, чтоб путь срезать. О самодурствующей старухе ученики слышали, однако всерьез не воспринимали. Кончилось тем, что баба Света выскочила из густых кустов терновника, как из засады, и напала на них. Одному отвесила тростью по лбу, другому – по спине. Третий успел отбежать. Больше вблизи ее дома школьники не появлялись.

Потому-то Артём и Даша мимо дома старухи всегда проносятся по другой стороне дороги. Но в этот раз обошлось без бега – старухи на передовой не было.

Кроме дороги бабка вменяла себе в обязанность охранять и ближайшие мусорные баки. Запрещала жителям выбрасывать отходы и регулярно патрулировала контейнерные площадки. Некоторые из местных специально относят мусор по ночам, только все равно часто на нее натыкаются.

И этим ее деятельность тоже не ограничивалась. Еще она каждый день собачилась с соседями с обоих сторон. Заборы, поставленные ими, давно истлели, наступила ее очередь устанавливать. Но бабка так не считала. Она требовала, чтобы вновь этим занимались соседи, а все их доводы называла ложью и чушью. А деньги на ограждения она клянчила не только у самих хозяев соседских участков, но и у их детей и всех приходящих в гости, за что живущие рядом люди заглазно называли ее «побирушкой позорной».

Когда брат с сестрой отдалились от дома Всё-моё, Тёмка с важным видом и голосом, не терпящим отказа, сообщил, что пойдут они коротким путем. Скажи он правду, Дашка начала бы возмущаться.

«Короткий путь» начинался с густых и колючих зарослей терновника. Сворачивал на скользкую от грязи тропинку под двумя старыми раскидистыми тополями, где детям пришлось улепетывать от жабы с бездонными глазищами. И заканчивался чередой высоких земляных насыпей. Они напоминали миниатюрную горную систему, а последний холм был ниже остальных и имел наверху плоский каменный слой, похожий на серый блинчик.

Прибыли к месту назначения минут через тридцать.

Глава 2. Говорящий ёж

Остановились перед наполненным мутной водой небольшим глиняным карьером, его-то местные и называют «Озером». Сравнить не с чем – это единственный водоем на всю округу, а «купаться в каком-то там пруду» или «плавать в болоте» никому не хочется. Водоем мелкий, вода в самом глубоком месте доходит разве что до плеч, а у берега и вовсе еле накрывает ступни. Со всех сторон, кроме захода в воду, его окружают заросли рогоза и камышей.

Даша, в отличие от брата, еще не успевшая в этом году искупаться в водоеме, чесала затылок – ей сроду не приходилось видеть Озеро безлюдным. Обычно в теплую погоду в воде была такая теснота, что не развернуться. Нескончаемые крики, веселье, брызги… Дашка тронула ногой зелененькие росточки, пробившиеся на вытоптанном в прошлом сотнями ног берегу.

– Я думала, тут толпа народа будет… – проговорила она задумчиво.

– Не-е, теперь тут мало кто бывает, – ответил Артём, оглядывая карьер, как помещик владения.

– И почему это?

Тёмка снял с себя майку и отбросил назад. Он явно восхищался собой. Как же еще: в кои-то веки нашлось что-то, что известно ему, и чего не знает сестричка!

– В прошлом месяце здесь дядьку мертвого нашли! Вон там, – показал он рукой на камыши на противоположной стороне. – Дядька… Да ты его видела. Платоныч, он раньше дворником в школе был. Помнишь, его еще семиклассники яблоками закидывали? А потом, когда его выперли, он батуты по ночам охранял. А кто его нашел, знаешь?

Даша стало непривычно неловко. С каких это пор он ей новости сообщает, а не наоборот?

– И кто?

Черные шорты Артёма, как птица, пролетели вслед за майкой.

– Мать этой, как ее… Настьки, из твоего класса! Надоело ей, наверно, по дворам шастать.

И вот тут девочка почувствовала себя одураченной. Чего-чего, а замалчивания от лучшей подружки она и ожидать не могла. Рассказывать враки про местных жителей и выпытывать про её, Дашкиных родителей, Настьке можно не таясь. А когда ее мать мертвого человека находит – это, оказывается, секрет!

– Мама мне ничего не рассказывала, – произнесла она с сомнением.

– Да она, может, и не знает, – живо дал ответ Артём.

– И почему?

– Ну, типа, мэр, он тоже был здесь, сказал, что об этом трещать нельзя. Но по-секрету-то всё равно разбалтывают. Короче, когда Настькина мать нашла Платоныча, она аж заголосила – глаз у него не было вообще. Но скапутился он не от этого, – многозначительно глянул на сестру Артём.

– А от чего?

– У него еще и мозга не было. Внутри головы было пусто, там даже можно было через дырки глаз череп изнутри разглядеть.

– А ты-то откуда знаешь?

– Э-э-э… Видел.

Дашка ошалело посмотрела на брата. Тот с довольством в глазах пожал плечами, словно говоря: «Случайно, конечно!»

– Бред какой-то. Ни мозга. Ни глаз. Врёшь ты всё, – сказала она Тёмке, немного поразмыслив.

– Не хочешь, не верь… – демонстративно безразлично ответил Артём, положил носки в кепку и подбросил над головой. – Смотри!

Кепка, крутясь в воздухе, пролетела над Дашей и шлепнулась позади нее. Однако ни одному из носков не было суждено продержаться до посадки – они покинули летательный аппарат при первом же обороте и медленно опустившись, как крошечные парашюты, приземлились в нескольких шагах от детей. Тёмка повернулся и направился к воде, оставив одежду валяться, где попало.

Девочка только сейчас заметила, что брат уже в плавках, а она даже сандалии не сняла. Впрочем, купаться у нее уже желания не было. Даша села на траву.

– Ну ты что? – крикнул ей Артём, стоящий по колено в воде.

– Не хочу! Здесь тебя подожду!

– Это ты из-за дворника передумала? Да? Я ж говорю, его в кустах тех нашли, не в воде! Иди, одному скучно! – попробовал ее уговорить мальчик.

– Да? А почему тогда никто теперь не купается?

Артёму ответить было нечего – он и сам не знал, почему.

«Испугались, вот и все. Да какая разница? Так же лучше. Никто не толкается, не орет… Ну, раз не хочет Дашка купаться, и ладно».

Зайдя в воду по пояс, Тёма поплыл, плотно сжав губы, чтобы мутная вода в рот не попала. Добравшись до середины карьера, перевернулся на спину, зажмурился от ослепительного солнца. И почувствовал себя прекрасно.

«Да пошел, он, этот Димка! Возомнил из себя звезду».

Даша улеглась на бок. Новость про Платоныча, ошеломившая ее, не выходила из головы. Что же на самом деле с дворником произошло, кто это сотворил с ним? Если говорить об странной смерти запретили, а купаться никто не ходит, значит, многим об этом известно, как брат и сказал. Но почему же Настька ей ничего не рассказала? Трудно было, что ли, на ушко шепнуть? Подружка называется!

Даша достала из кармана бридж телефон, думая в интернете полазить, пока брата дожидается. Прикрывая экран ладошкой от солнца, пыталась хоть что-то в нем разглядеть, но безуспешно. Убрала мобильник и засмотрелась на стоящий в отдалении запустелый особняк – что-то вроде неофициальной запретной зоны. По местному телеканалу часто выходили ролики-предупреждения об опасности прогулок возле него. В них сообщалось, что единственный владелец домины перед смертью нашпиговал усадьбу минами. Но люди остерегались приближаться к особняку и без страшилок из телевизора: по городу слагались легенды об обитающем в нем призраке бывшего владельца, а некоторые жители клялись, что видели в окнах домины зажженный свет и слышали какие-то непонятные звуки.

Через пару минут сотовый звякнул и замолк. Дашка вынула его и увидела пропущенный вызов от Настьки. Должно быть, подружка опять хочет, чтобы она ей перезвонила. Сама-то не может, как всегда денег нет, хотя другим названивать счет позволяет. С матерью делиться новыми сплетнями, у Таньки из параллельного про новый компьютер выпытывать, семикласснику встречи назначать… А подружке лучшей можно просто скинуть и соврать потом, что всего лишь прикалывается над парнишкой и, конечно, гулять его не зовет.

«О чем бы Настька ни спрашивала, ничего больше рассказывать не буду!» – решила Дашка, убрала телефон и мысленно переключилась на любимую тему – неряшливость и безалаберность брата. «Какой же невыносимый, даже здесь свои тряпки раскидал. Сразу и не найдешь, где валяются. Интересно, самому приятно потом разыскивать их везде?» Дашка огляделась по сторонам, ища глазами его одежду. Майка и шорты валялись в траве перед ней, кепка – сзади, а носки… Где же они?

«В кого же Артём такой?» – Сестра начала вспоминать всех родственников и сравнивать их привычки с замашками брата. Добравшись до странного обычая троюродной бабушки мести веником свежевымытый пол, Даша краем глаза заметила какое-то движение слева. Медленно повернула голову на Тёмкины шорты с майкой. С ними был полный порядок.

«Наверно, жук прополз рядом с ними, вот и показалось…» – успокоила себя девочка и зевнула.

Шорты дернулись.

Взгляд Дашки, став напряженным, упёрся в одежду брата. Шмель пролетел возле ее лица, а она и не заметила.

Брат на середине карьера долбил руками по воде, поднимая тысячи брызг.

Прошла минута пристального вглядывания. Брат плескался на середине карьера. Шорты больше не двигались. Дашка почти убедила себя, что движение померещилось, оттого что она на солнцепеке перегрелась.

И… шорты медленно, но верно поползли в поле, да еще и майку за собой потянули.

Оторопь на секунду сковала девочку и отпустила. Она вскочила на ноги, запрыгала, отчаянно подзывая брата:

– Быстрей! Сюда! Тём! Тём! Сюда!

Тёмка обернулся, подскоки сестры показалось ему забавным.

– Ты что скачешь, как лошадка? Иго-го! Иго-го! Хе! Иди купаться!

– Сам ты иго-го! Вон, посмотри! – Остановившись, Дашка указала на его одежду.

Но шорты, будто поняв человеческую речь, замерли. Когда Тёмка глянул на них, ничего необычного не увидел. Тем не менее, мальчик направился к берегу, нагоняя волны руками.

– Ну что? – спросил он сестру, выйдя из воды.

– Посмотри сам!

Мальчик обернулся на вещи и аж подпрыгнул – они передвигались небольшими рывками, и уже отползли метров на пять. Опомнившись, мальчик понял: «Под шортами или ящерица, или жаба. И без Дашки не обошлось. Она под тряпье тварь и пихнула». Догадка расстроила его, но он постарался вида не подать. Девчонка прикалывается над старшим братом – что тут приятного?

– Ты подстроила? – прорычал он на сестру.

– Я? – Вопрос обескуражил Дашу – позвала, а он еще и обвиняет!

– Быстро принеси мои вещи!

– Почему я? Сам иди! – вознегодовала сестра и плюхнулась на каменную глину берега к брату спиной.

– Это не смешно! – рявкнул Артём, теребя пальцы.

Дашка вздрогнула и обняла колени руками.

– Кого ты в шорты запихала? Ящерицу? Или лягушку? Я-то думал, ты их боишься, а ты вон чего!

– Ничего я не делала… В другой раз вообще ничего говорить тебе не буду. Иди домой в трусах…

Артём потер подбородок.

– Ладно. Тогда я расскажу маме, что ты на Озеро ходила! Пусть знает, какая ты правильная!

– Да ты… Это же ты придумал! – Дашка стремительно встала, повернулась лицом к Тёмке. – А я про тебя ей расскажу!

Брат, не ожидающий такой реакции, скрестил руки на груди.

– Ага, только что? Нечего тебе рассказывать.

– Есть чего! Я много чего знаю! И мама тоже все узнает! – раздраженно высказав, Дашка развернулась, отошла на несколько шагов и плюхнулась на берег к брату спиной.

Шорты и майка уже были метрах в десяти. Они ползли все быстрей. Видимо, уже не сомневались, что смогут скрыться. С такого расстояния постоянные рывки при движении не казались резкими.

– Ага, испугала! Рассказывай, что хочешь! После Озера тебе никто и не поверит! – Тёмка старался не уступать, чтобы, не дай бог, сестра не взяла верх.

Мальчик уже не считал, что сестра подстроила, слишком убедительно она оправдывалась. Но идти за вещами одному было страшно. Он потоптался на месте, подошел к Дашке и несмело предложил: – Вместе пойдем?

Девочка обернулась, вскинула на него глаза. Не ослышалась ли она? Видя, что нет, согласилась. Как можно тише ступая, дети отправились на поиски сбежавшей одежды. Нашли ее притаившейся за ромашками. Хорошо, что Артём надел майку красную, а шорты – черные. Бежевые или зеленые вещи отыскать было бы сложнее. Брат с сестрой опустились на корточки перед вещами, облепленными листочками и стебельками.

– Я за шорты, ты за майку, – сказал Тёмка, подняв на сестру глаза.

Взявшись за края одежды, дети услышали из-под нее похожий на выдох звук. Резко сдернули, и несказанное облегчение появилось на их лицах: перед ними на животике лежал некрупный ёжик с молочного цвета иголками. Он явно был откуда-то издалека, в их местности водятся лишь обыкновенные ежи. Шерстка на лапках и мордочке бежевого оттенка, кончик носика, ушки и остренькие коготки – коричневатые. Чисто-белые длинные усики подергиваются при каждом вдохе-выдохе, а задние лапки вытянуты над землей и дрожат от напряжения. И так по-человечески прикрыты лапками глазки…

Но детям поза зверька показалась всего лишь забавной.

– Хха-ха! – Артём усмехнулся. – Ты посмотри, на его ноги! Как у козлов! Ты помнишь тех козлов? Мы видео про них смотрели… Ну, где они в обморок падали, ноги у них были как окаменевшие?

– Ага, помню. Какой же он интересный! Никогда не видела таких, – ответила сестра.

– Я тоже.

Дашке захотелось дотронуться до ежа. Она поднесла к нему руку, но убрала, так и не отважившись коснуться. Задние лапки зверька опустились. Тёмка наклонился к животному и сдвинул лапу с его глазика.

– Хватит прятаться, покажись… – сказал он.

Глаз животного оказался зажмурен.

Ежу это досаждение пришлось не по сердцу, он быстро и шумно задышал. Артём отпустил лапку, и она отпружинила на прежнее место, снова прикрыв глаз. Ёжик стал дышать еще натужнее.

Глаза Тёмки коварно блеснули.

– Давай его искупаем! Проучим, чтоб не воровал! – предложил он сестре.

– Разве ежи умеют плавать? – с удивлением спросила Даша.

– Сейчас увидишь! – Артём схватил зверька и бросился к карьеру, держа его на вытянутых руках, будто боясь обжечься. – Шмотье мое захвати!

Дашка подняла вещи брата, встряхнула их.

Очутившись в руках мальчика, зверек будто взбесился, принявшись извиваться и дрыгать лапами.

– Ага, испугался! А тащить чужое не страшно было? – ухмыльнулся Артём, но ускорился: ёж расходился всё неистовее. До карьера оставалось всего ничего, но Тёма понял, что вряд ли донесет – зверек вот-вот вырвется, и позвал сестру: – Дашк, поди!

Та сразу подбежала.

– Вот … – Сунул Артём зверька девочке в руки.

Даша ловким движением завернула ёжика в братину майку и прижала к себе, стараясь не обращать внимания на дерганья лап и на пробивающиеся сквозь тонкую ткань колючие иголки. Она не заметила, что на руке чуть выше запястья появились две продольные царапины.

– Ой… – огорченно произнес Тёмка, узрев их.

– Что? – не поняла сестра.

– Он оцарапал тебя, вот что!

Ёж мигом утихомирился. Высунулся из майки, посмотрел на царапины – они были чуть ниже его грудки, – потом обратил преисполненный покаянием и сожалением взор на подбородок девочки.

– А, да ничего! – сказала Даша, глянув на царапины.

– Как ничего? А если вообще почесухой какой-нибудь заразишься? Или глистами?

Ёж вперился в Тёмку глазами, наполнившимися немой укоризной.

– Ой, да ладно! – Сестра не знала, чего это Артём вдруг стал таким заботливым, но ей это было приятно. – Не бывает у ежей глистов!

– Они у всех бывают!

– Но заразиться через царапину нельзя! – Уголки рта девочки приподнялись. – Ты прямо как мама!

– Да откуда ты знаешь? Мама, мама… Меня еще заразишь! – Артём взял посерьезневшую сестру за руку и провел пальцем по коже возле царапин. – Намазать надо чем-нибудь. Теперь он вдвойне заслуживает поплавать!

Тёмка забрал ежа у сестры, забежал в воду по пояс. Мутная жидкость коснулась лапок зверька. Тельце его обмякло, казалось, он смирился. И не может больше скрывать.

– Пожалуйста, отпустите… – жалобно попросил он.

По телу Тёмы пробежала волна крупной дрожи. Выронив ежа, он рванул из водоема и стал возле сестры, обомлело таращившейся на бултыхающегося зверька с пальцем во рту.

– ПОМОГИТЕ! – Ежа накрыло мутной водой. Через пару мгновений он вынырнул с обрывками водорослей на мордочке. – А-А-А! Я ПЛАВАТЬ НЕ УМЕЮ! – вопил зверек, барахтаясь и отплевываясь. – СПАСИТЕ! А-А-А!

Артём колебался. Вроде надо помочь, но как же боязно! Он заставил себя вернуться в воду и, поймав ежа дрожащими руками, вынес его на берег, вручил сестре. Девочка, отойдя от потрясения, присела на траву и прижала зверька к себе. Ёжик прокашлялся.

– Чуть не умер, чуть не умер…

– Прости нас, прости… – приговаривала Даша, укачивая зверька, как младенца. Ёж успокоился, в объятьях девочки ему было отрадно.

– И вы меня простите… Виноват, не нужно было мне ткани ваши уволакивать… Но когда они на меня упали, этот короткий испуг, не догадался их снять… – тихо ответил ёж. – Опусти меня на землю.

Дашка посадила зверька на траву рядом с собой.

Зверек лег на спинку, зажмурив глазки.

– Как хорошо… – произнес он.

– А-а… как… тебя зовут? – робко выговорил Артём, присев.

Зверек сладостно зевнул, приподнялся.

– Люсьен меня зовут. А вас?

– Меня – Даша. Очень приятно.

– А… а меня Артём, – пробормотал Тёмка и протянул ежу ладонь для пожатия. Но, заметив укор во взгляде сестры, сообразил, что сделал глупость и отдернул руку. У ежа лапки, и маленькие, он ведь не сможет поздороваться!

– Нет, нет, не убирай. Я с удовольствием пожму тебе руку, – улыбнулся Люсьен и подал Артёму лапку. Тёмка смущенно тиснул ее пальцами.

– А-а… Кто ты? Ой, прости, так неудобно… Я просто не видела еще, чтобы ёжики, ну, разговаривали, – сказала Даша неуверенно.

– Не волнуйся, милая девочка! – приободрил ее Люсьен. – Я, собственно, не отсюда.

– Ну, это мы уже поняли… – протяжно сказал Тёмка.

– А откуда? – поинтересовалась Даша.

– Я могу рассказать, если вам интересно, – таинственно улыбнулся зверек.

– Конечно интересно! – живо воскликнул Артём и снова нарвался на порицающий взгляд сестры.

– Я рад с вами поделиться, но так устал и голоден, – сказал зверек и из его животика раздалось подтверждающее слова урчание. – Непросто будет сосредоточиться и ничего не забыть…

– А пойдем к нам домой! – пылко предложила Дашка. – У нас есть, что покушать.

– Конечно! И конфеты, и зефир, – подхватил Артём.

– И яблоки, и орешки, – продолжила его сестра.

– Если так, я согласен, – сказал ёж и зевнул. – Прошу вас донести меня.

Дети засияли от радости. Артём хотел сам взять Люсьена, однако сестра опередила. Она закутала ежа в почти высохшую майку и прижала к себе.

– Это чтобы тебя никто не увидел, – сообщила она зверьку.

– Хорошо… – послышалось из свертка.

Тёмка в замешательстве принялся оглядывать траву.

– Да где же мои носки…

Нашел кепку, надел на голову, обнаружил один носок, натянул его. Осталось найти второй. Только его нигде не было видно. Артём сделал круг, осмотрев каждый кустик и травинку у берега, но так и не нашел.

«Куда же он делся? Как в одном-то идти?» – опечалился мальчик и продолжил поиски по второму кругу.

Сестра ждала его с негодованием на лице: «Ёж говорящий в гости к нам хочет, а он все испортить решил! Нечего было раскидывать! Сам в себя такой растеряха, других таких просто не существует!»

Прошла еще пара минут безуспешного искания.

– Ты скоро? – Дашка с трудом сдерживала раздражение.

– Ща, ща… – бормотал Артём, прочесывая взглядом траву. Злосчастный носок точно обратился в ничто. А ведь это была его любимая пара, с мордами трицератопса!

– Догонишь! – бросила брату Дашка, развернулась и пошла по направлению к городу.

Артём кинул быстрый взор на сестру, затем опустил его на свои стопы.

– И зачем мне тогда один нужен?! – обиженно воскликнул мальчик, сорвал найденный носок с ноги и, швырнув его в траву с размаха, метнулся за Дашкой.

Как не хотелось Тёмке идти по Горбатой улице, деваться было некуда. Сестра наотрез отказалась снова пробираться через терновник. И встретиться еще раз с обезумевшей жабой тоже не горела желанием. Но Тёма не настаивал – не с пустыми же руками идут. Надо и быстрее, и осторожнее нести драгоценный груз. А если Димка и впрямь попадется, он пройдет мимо него и даже не посмотрит. Притворится, что не знаком с ним. Может, повезет, и Димка сделает тоже самое. Но что делать, если «не повезет»? Каким же лопухом и трусом в глазах сестры и удивительного зверька он тогда будет выглядеть! И, стоило детям вступить на изрешеченную ямами, будто после метеоритного дождя, улицу Горбатую, Артём начал шептать себе под нос:

– Хоть бы не встретить, хоть бы не встретить…

Дашка усмехалась, поглядывая на брата. Тот, увлекшись бормотанием, этого не замечал.

Прошли мимо строящегося из отбитого кирпича здания. На обочине перед ним, опираясь на велосипед, стоял мальчик с волосами до плеч и пил зеленый чай из бутылки. Какой-то нечёсаный грязный мужичок приостановился возле него и начал бубнить:

– Двинутый, почему не подстрижешься? Пьешь помои. Нарядился как баба, не нашего рынка одежда…

После миновали здание заброшенного общежития, на фасаде которого предприимчивыми хозяевами была организована платная доска объявлений. Она, как и доска на ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОМ САЛАТЕ, была обклеена фотографиями пропавших без вести. Даша увидела там несколько знакомых лиц: мужчину, что торговал на рынке саженцами и трех девочек, городских чемпионок по метанию плюшевых медведей. Школьницы не так давно исчезли из больницы, куда попали после неудачной ночной попытки угона автобуса. Их пропажу обнаружила медсестра. Она утром зашла к ним в палату и увидела, что окно нараспашку, а их самих нет.

Артём перестал бормотать, только когда вышли с Горбатой. Димка не встретился. Его дом казался таким одиноким, будто там и не живет никто.

На повороте брат и сестра разминулись с двумя толстенными, как бочки, женщинами, гуляющими вразвалочку. Та, что моложе, пискляво пожаловалась старшей:

– Вчера сахар подскочил, так плохо было, а я все лишь одну шоколадку съела.

Вторая важным голосом ей ответила, как отмахнулась:

– Чепуха! Делай так: возьми три горошины, три только, не больше. Измельчи и смешай со стаканом меда. И ешь перед едой по столовой ложке…

Прошагали по «собственности» Всё-моё. Старуха на посту так и не появилась.

Голосок Люсьена раздавался всего пару раз за всю дорогу, и спрашивал лишь: «Когда придем?»

Как только подошли к дому, Наталья Федоровна, соседка напротив, в обтянувшем пузо платье размера на три меньше нужного, выскочила навстречу, будто только их и ждала (наверняка так оно и было):

– А ну-ка стоять!

Дети опешили: дотошная тетка многих доставала всякими выдуманными претензиями. А им, как ближайшим соседям, доставалось больше остальных.

– Это он все, я знаю!

– Кто? – глухо вымолвила Дашка.

– Отец ваш! По крыше моей ночью лазил! Тварь ваш отец, тварь!

Доказывать ей что-либо было бесполезно. Темка с Дашкой ретировались едва ли не бегом.

Глава 3. Северный полюс и хищники

Как только входная дверь дома закрылась и Артём запер ее, Люсьен высунул из свертка носик и спросил:

– Мы прибыли?

Дети разулись, прошли в кухню.

– Да, – ответила Дашка зверьку, положив сверток на стол и развернув майку.

Ёж встал на задние лапки и потянулся. Он выглядел бодрым и полным сил.

– Ну вот, теперь можно и подкрепиться. Какой запах тут у вас необычный, – произнес он, принюхавшись.

– Да, это, кормом, наверное, из чашки вон той, – показал Тёма на полупустую миску Матвея, и сунулся в холодильник за яблоками.

Даша, поставив перед зверьком вынутую из шкафчика вазочку с конфетами и зефиром, начала выкладывать орешки и сухофрукты из упаковки в тарелку. Телефон ее пиликнул. Девочка достала его. Увидев еще один сброшенный вызов от Насти, с недовольным лицом убрала мобильник.

И вот все обещанные сладости появились перед зверьком, правда, Люсьена они уже не интересовали.

– Почему вы не сказали, что у вас северный полюс есть? – безотрывно взирая на холодильник, задал вопрос ёж.

– Что? Какой еще северный полюс? – переспросил Артём.

– Да нет у нас никакого полюса, тем более северного… – проговорила Даша.

– Так вот же он! – Зверек поднялся, указывая лапкой на холодильный прибор. – Ты из него яблоки достал! – обратился к Артёму.

На губах девочки появилась удивленная улыбка. Тёмка хмыкнул, раскрыл дверцу холодильника.

– Какой же это северный полюс? Это всего лишь хо-ло-диль-ник! Он еду охлаждает! А вот тут, – распахнул Артём нижнюю дверцу, – морозилка, она замораживает! А работает холодильник от электричества. Почти все приборы от него работают: и телевизор, и пылесос… – Тёме нравилось растолковывать.

Но ёж, погрузившись в собственные мысли, не слушал.

– Посади меня туда! – возбужденно воскликнул он. Соскочил со стола и энергично запрыгал вокруг Артёма. – Хочу туда! Туда! Северный! Полюс! Хочу!

Поглядывая на подскоки, Дашка достала из ящика пакет с разноцветным мармеладом и высыпала его в тарелку с конфетами.

– А ты не замерзнешь? – спросил мальчик Люсьена в замешательстве.

– Нет, нет, я жил на северном полюсе!

– На северном полюсе? Расскажи, так интересно! — попросила Дашка.

– Туда! Хочу! Посади! – Ёж не останавливался, ему явно было не до рассказов.

– Ну, раз так… – Артём поднял Люсьена, поднес к средней полке. – Ну вот, смотри, тут лампочка…

Тёма не договорил – зверек ловко оттолкнулся от его ладоней и запрыгнул на полку. Стал в центре нее, задрал умиротворенную мордочку, вытянул лапки в стороны вниз и замер. Казалось, он вот-вот достигнет просветления. Опустив головку спустя примерно полминуты, ёж начал расхаживать по полке, нарезая круги вокруг кастрюльки с кашей.

– У-у-у! Как я скучал! Как скучал!

Артём, стоящий вплотную с холодильником, не сводил глаз со зверька и был готов поймать его, если оступится.

Дашке надоело глядеть на заслонившую все интересное братину спину.

– Я тоже хочу посмотреть! – сказала она, шагнув к Тёмке.

– Да что тут интересного… – покосился на нее брат через плечо. Она что, не видит, что он не просто так стоит? Но все-таки подвинулся.

Теперь оба неотрывно смотрели внутрь холодильника, еще и с кем-то, находящимся там, разговаривая.

– А почему ты так холоду удивляешься? – спросила Дашка Люсьена. – Каждый год же зима бывает.

– Зима? Какая зима? Не видел я никакой зимы! – продолжая прохаживаться, дал ответ ёж.

– Ты, наверное, только приехал… – начал Тёмка и запнулся, подумав, что опять нелепость ляпнул. Так и было. «Ёж приехал». На поезде, что ли приехал? – Э-э-э… прибыл.

Игольчатый зверек остановился.

– Посади меня туда, – как-то невесело попросился он на стол с вкусностями.

Артём исполнил просьбу. Люсьен взялся за конфеты, больше остальных ему понравились с молочной помадной начинкой. Дети молча расселись по табуреткам, не сводя с гостя глаз.

– Так ты только прибыл? – полюбопытствовал Тёма.

– Сюда, в этот город, да. А на Земле уже давно живу, – с печеньем во рту ответил ёж.

– А перед тем, как к нам попасть, ты где жил? – поинтересовалась Даша.

– Не припомню название, но не так и далеко отсюда.

– Наверняка там есть зима, – произнесла девочка с задумчивым лицом.

– Но я ее не видел… И не понимаю, почему… – вымолвил зверек и восхитился, жуя очередную конфетку: – Какая вкуснота! Не хуже, чем в Грифосте!

– Ну, после лета – осень ведь идет, так? – скорее утверждала, нежели спрашивала у зверька Даша.

– Да, осень я припоминаю… – проговорил ёж.

– А после нее и бывает зима! Снег выпадает, а потом – Новый год! – закончила логическую цепочку девочка.

– Как же так? Почему я это не помню? – опечалился Люсьен.

В воздухе повисло молчание. Дети с усилием напрягали мозги, пытаясь разобраться в непростой задачке. Вдруг Артёма осенило, он стукнул ладонями по столу от собственной сообразительности.

– Я понял! Понял, почему ты не помнишь!

Даша, окинув брата настороженным взглядом, скомкала бумажку от конфетки. Люсьен проглотил кусочек зефира и остановил вопрошающий взор на Тёмке.

– Ежи же зимой в спячку впадают! – воскликнул мальчик.

Сестра машинально с ним согласилась:

– Точно!

– О-о-о! Ты очень мудрый мальчик! Действительно… я помню, как холодало, как шли дожди, помню опадающие листья… И на этом все обрывается, потом уже начинают листочки расти новые на деревьях, солнышко светит, очень ярко… Я правда проспал! Все проспал… – ёж чуть не плакал. – А на Севере я мало спал, там ведь постоянно холод, а спать все время я не могу!

Артём сочувствующе глянул на Люсьена, но в душе чувствовал себя польщенным – его редко хвалят. Да и сестра так завистливо посмотрела… «Не все время ей умничать» – подумал Тёмка и показал Дашке язык. Та в ответ состроила мину.

– Когда-то я был сильным волшебником, я вообще мог не спать… А теперь что… – сокрушался ёж.

– Так ты не только говорить умеешь? Еще и волшебник? – удивился Артём.

– Волшебник? – подняла брови Даша.

– Да, волшебник, – сдержанно подтвердил ёж.

– Значит, ты можешь колдовать… – проговорил Тёмка. – Может, наколдуешь нам что-нибудь?

– Что?

– Ну мне, например, компьютер нужен…

Дашка пронзила брата недобрым взглядом.

– Я не знаю, что это. А я должен представлять, что колдую, – сказал Люсьен мальчику в ответ.

– Ну, это такая штука… Мы с него в интернет заходим. Там монитор есть, вот как этот, похожий, – кивнул Тёмка на настенный телевизор. – И еще коробка, а в ней микросхемы всякие, провода, материнка там…

– Сложное изобретение людей? – спросил Люсьен.

– Ага… и так еще мышка, клавиатура…

– Такого рода вещь наколдовать нельзя, – произнес ёж, и добавил, заметив появившуюся на лице Тёмы печаль: – Сожалею.

– А давно ты попал сюда? – поинтересовалась Даша.

– Давно… Лет сто, если, по-вашему, считать.

– Тебе сто лет? – Глаза Артёма округлились.

– Нет, это попал я сюда сто лет назад, а мне больше.

– Сколько тогда? Двести? – предположил Тёма.

– Почти пятьсот.

– Пятьсот? – изумилась Дашка.

– Тебе пятьсот лет? – Тёмка схватил первое попавшееся яблоко и захрустел, не заметив, что оно начало портится.

– Скоро мне исполнится четыреста восемьдесят девять. – Ёж отложил обкусанное кислое яблоко в сторону и внимательно оглядел еду. Ничего из оставшегося ему не хотелось.

– А-а-а, – прервала молчание Дашка, встала, ступила к холодильнику и заглянула в него. – А будешь что-нибудь из обычной еды, не сладкой? У нас еще каша есть пшенная. Или, может, тебе чай сделать?

– Пшенная – это моя любимая! С удовольствием!

Девочка была рада, что нашла, как поднять настроение гостю. Вынула кастрюлю, положила пару ложек пшенки в тарелку. Погрела в микроволновке и поставила перед ёжиком.

От молочного запаха, исходившего от кушанья, Люсьен умилился.

– А ложку мне дадите? – осведомился он.

– Ой! Да, сейчас. Прости, забыла. – Даша положила ложку в тарелку.

Люсьен напряженно осмотрел стальную вещичку. Она был для него велика, примерно как лопата для взрослого человека. Зверек попробовал поднять ее, и сделать это получилось только двумя лапами одновременно.

– А поменьше нет, самая маленькая, – пробормотала Даша.

– В сарай сходить, там что поискать… – почесал макушку Артём и направился к выходу.

– Иди, иди, живей… – подгоняла его сестра, будто хотела выпроводить поскорее.

Ёж на миг призадумался, затем окликнул Тёму:

– Постой! У меня же есть ложка!

Мальчик вернулся в кухню.

Ёж завел лапку за спину, после вытянул ее перед собой.

– А вот и она!

Дети приблизились к столу. В ладошке ежа блестел маленький предмет, медный с резной ручкой, похожий на многократно уменьшенный детский совочек для песка. Брат с сестрой наперебой стали просить ежа дать им его посмотреть.

– Конечно, конечно, только можно я перед этим покушаю? – сказал им на это Люсьен.

– Да, да!

– Мы подождем!

Оба пододвинулись ближе к зверьку, засмотрелись на то, как он кушает. Люсьена это не смутило. Он поедал он с огромным удовольствием и причмокивал.

Незаметно для всех в кухню ленивой походкой зашел Фокс, за ним Матвей. Ничего незаметного в возмужалых котах, разумеется, быть не могло, передвигаться бесшумно они не умели. Но дети настолько были поглощены ежом и его ложкой, а сам Люсьен – кашей, что на питомцев не обратили внимания.

Фокс опешил от того, что младшие хозяева даже не обернулись на них. Такое, он считал, могло произойти по двум причинам: либо они с братом превратились в невидимок, либо умерли и стали привидениями. Растерянно глянув на Матвея, серый понял, что первый вариант не подходит – полосатый не невидимка. Но умереть…

«Когда? Как? Нет, быть этого не может», – доказывал себе Фокс, охваченный тревогой. В покрытой шерстью головке обозначилась еще одна причина, и она показалась страшнее смерти: хозяева больше их не любят. Отныне коты им не нужны, и они выкинут братьев на улицу. Либо перестанут кормить и будут дожидаться, пока они сами сбегут. Или пока умрут с голода, если останутся.

Пушистые братья уселись рядом с тумбой мойки. И тут серый заметил, что кроме них и младших хозяев в комнате есть кто-то еще. Маленький, со светлыми иголками… Да это же ёжик! Сидит прямо на столе. На том столе, куда им, главным охранителям дома от мышей, крыс и мух-паучков-тараканов, запрещено лазить. И ест, к тому же, из человеческой посуды!

Кот обреченно поник – третий вариант верный, без сомнения. Повернул морду к Матвею, захотев узнать, что думает он по такому важному поводу. Но полосатый и знать не знал о переживаниях серого. Он безотрывно рассматривал висящую на потолке муху. Глядя на умиротворенного брата, Фокс и сам успокоился. Коту стало неважно, что в доме появился залетный зверь – лишь бы их не выгоняли и кормить не забывали. Серый понадеялся, что с этим хуже не станет и тоже загляделся на муху.

Покончив с кашей, Люсьен с невозмутимым выражением мордочки выдернул из левого бока одну иголку и начал ковырять во рту, как зубочисткой.

– Я и не думал, что каша в зубах застревает, – улыбнулся Артём и кинул короткий взор на сестру – решил, что она опять будет укорять его взглядом. Однако та мило улыбнулась, как ни странно.

– Нет, это не каша. Кусочек яблока, – ответил ёж. Он насытился и выглядел довольным. Но через мгновение все довольство сошло с его мордочки. Посерьезневший, Люсьен принюхался.

– Что? – Даша спросила с беспокойством.

– Этот запах стал сильнее, – сказал зверек, не прекращая шевелить усиками.

– Какой?

Ёж не ответил. Он понял теперь, что аромат принадлежит животному. Но вот какому именно, не смог вспомнить и повернулся на источник запаха. Глазки зверька сразу округлели, он прыгнул вверх. Резная ложка улетела под стол, случайно задетая тарелка с орешками перевернулась. Один миг – и Люсьен уже на холодильнике. Дети повскакали с табуреток, ничего не успев понять. Дашкин стул опрокинулся.

– Эй, что творишь? – вскрикнул Артём.

– Уберите их! Они хотят убить меня! – нервозно потребовал голос Люсьена с верхних кухонных шкафчиков.

– Кто, кто хочет убить? – взволнованно переспросила Дашка. Подняв табуретку, она начала собирать рассыпанные по столу орехи и сухофрукты в тарелку.

– Хищники эти! Убийцы! Они не просто так прокрались сюда! Как они на меня смотрели! Если бы я их не заметил… меня бы уже не было! Не было, говорю я вам! – проверещав это, зверек показался. Вытянул лапку и показал на котов. – Вот они! Вот эти тигры! Вы что, их не видите?

Брат и сестра обернулись на пушистых. Матвей сладко зевал, от наблюдения за недвижимой мухой его клонило в сон. А Фокс, склонив мордочку, устало рассматривал свои серые лапки.

– Да уж, – только и смогла произнести Дашка.

Ёж ходил по шкафчикам. Он не утихомиривался, активно жестикулировал лапками. Можно было подумать, что конечности перестали его слушаться и вертелись, как хотели.

– Уберите их отсюда! Они за мной пришли! Звери!

– Да эти коты, как тебе сказать… Добрые они, – сказал ему Тёмка, ухмыльнувшись уголком губ.

Люсьен обиженно махнул на Артёма лапкой и скрылся из вида. Подставив табурет, Дашка забралась на нижние шкафы. Придерживаясь за верх дверцы, встала на носки. Артём залез следом.

Зверек пошмыгивал носом, выглядел жалким и напуганным.

– Люсьен, Фокс с Матвеем никогда никого не обидят, – уверила ежа Дашка. – Да ты просто посмотри на них!

Зверек пододвинулся к краю, обратил пристальный взор на пушистых братьев. Коты тоже посмотрели на него. Но не как на добычу, а как на возмутителя спокойствия.

– Ну вот, видишь! Давай я помогу тебе спуститься! – протянула руки к ежу Даша.

Артём хотел сказать сестре, что раз Люсьен так быстро и ловко запрыгнул на шкафы, то и спуститься сам сможет, но вовремя перерешил, представив, какое лицо у ее будет после этих слов. Да и в холодильник ёж сам не стал прыгать, просил туда посадить. Нравится ему, наверное, когда о нем заботятся.

Зверек отпрянул от девочки и с сомнение у нее поинтересовался:

– Ну… а ты точно уверена, что они хорошие? Такие… безобидные?

– Конечно, – ласково подтвердила Даша. – Они живут у нас уже давно. Они хорошие, даже очень. Они даже по ночам дома спят, пока другие кошки везде шатаются. А хочешь, я буду держать тебя на руках?

– Э-э-э… Я думаю, мне пора. Отнеси меня на улицу…. Много дел меня ждет.

– Куда пора? – с тревогой в голосе осведомилась Даша.

– Как, каких дел? – взволновался Артём. – А как же это, ты ж обещал рассказать о себе! И ложку дать посмотреть!

– Действительно… Простите.

– Коты и правда безобидны, нужно всего лишь с ними подружиться, – сделала еще попытку убедить гостя Дашка.

Люсьен не согласился:

– Не думаю, что это возможно. Они же не из Грифоста.

– А что это, Грифост? – спросил Артём.

– Так называется мой мир. Там все благонравные, – объяснил ёж и метнул злой взгляд на котов. – А здесь, вон, хищники.

– Они хорошие, никогда никого не трогали, – продолжила уговаривать ежа Даша. – Даже мышей. А один раз такая история была смешная…

– Это когда мышка в дом забежала, да? – быстро вставил вопрос Артём.

– Ага. Мышонок маленький заскочил в кухню. И знаешь, что?

– Что? – Люсьен заинтересовался.

– Они так испугались! Оба даже на стол запрыгнули!

– Неужели так и было? – улыбнулся зверек.

– Да, да! – с настроением заверили дети.

– Ты с ними познакомишься, сейчас мы все устроим, – Артём уверенно взял ставшего податливым ежа на руки, слез с тумбы и опустил его на пол. – Только не убегай, ладно?

Зверек встал на задние лапки, набрал полную грудь воздуха, сомкнул веки, поднял вверх передние лапы. Тёмка легонько подтолкнул к нему клюющих носом котов. Братья хмуро посмотрели на младшего хозяина и свернулись клубками спиной к Люсьену.

–Эй, ну вы чего? – возмутился Тёма. Повернул котов мордочками к гостю и подтолкнул еще разок.

Оказавшись прямо перед нежелательным гостем, коты вроде бы поняли, что от них хотят. Первым поднялся Матвей, как более податливый. Он обошел вокруг ежа, внимательно его разглядывая, после сел и принялся, подергивая мордочкой, нюхать его иголки. Люсьен опустил лапы, открыл глаза. Взгляд у него был, как у отданного на съедение. Глядя на брата, серый тоже захотел понюхать незваного гостя. Поднес к нему мордочку, но поспешил, и пара иголок кольнули носик. Попятился, чихая и мотая головой. Матвей, закончив с обнюхиванием, сел и пристально посмотрел залетному в глаза. Потом поднял лапку, поднес ее к щечке Люсьена.

– Лапами не трогать. – Ёж отвел ее от себя.

Полосатый опустил лапку и фыркнул. Повернулся к ежу спиной, всем видом показывая пренебрежение.

– Ну, хватит кривляться! – потребовала Даша.

Котам не понравилось обращение младшей хозяйки. Они гордо задрали мордочки и плывущей походкой удалились из кухни.

– Два бабуина! – кинул им вслед Артём.

– Все как я и думал. Нрав у них какой. Возмутительно! – Люсьен, кажется, уже забыл, что всего несколько минут назад котов боялся. Обнюхал себя, сколько мог достать. Результат его не устроил. – Фу! – Он взялся отряхиваться, резво махая лапками.

Даша повернулась к столу. На нем осталось еще несколько конфет, пара яблок и сухофрукты.

– Кушать будешь еще? – спросила она Люсьена.

– О, нет. Если еще что съем – непременно лопну, – ответил ёж и зевнул. – Пожалуй, мне нужно прилечь, отдохнуть немного.

Дашка начала убирать еду.

– Давай я тебя в свою комнату отнесу. На кровать, – предложил зверьку Артём.

Люсьен вышел в прихожую.

– А что такое это ваша кровать? – поинтересовался он оттуда.

– Ну… это там, где мы спим, – пояснил Тёма, подойдя к зверьку. – Такая коробка большая, с матрасом. И с подушками для головы. И одеяло есть обязательно.

Ёж ничего не отвечал, поглаживая лапкой стену. Тёмка понял, что он пропустил его слова мимо ушей.

Даша протерла салфеткой стол. Отступила назад, по-хозяйски уперев руки в боки, и окинула взглядом кухню в поисках непорядка. Взор девочки наткнулся на два безобразных обстоятельства: бумажку на полу, сразу полетевшую в мусорное ведро, и пачку какао на полке, повернутую названием к стене. Дашка развернула пачку, как положено, провела глазами контрольный осмотр комнаты. Оставшись довольной, проследовала за братом и ежом.

Закончив ощупывать стену, зверек прошел в гостиную.

– Какое большое сиденье! – восхитился он, глядя на диван. – Я видел похожие, но не такие большие.

– Ага, ну, он просто угловой, а ты, наверно, видел обычные, – сказал Артём.

– Может, тебе на нем постелить? – предложила Даша.

Люсьен промолчал, осматриваясь.

Артём залез на диван с ногами и позвал зверька, постучав ладошкой по сиденью.

– Сигай сюда! Сейчас отдохнешь, а потом расскажешь про свои приключения.

– Сиденье большое, но это как-то не по мне. А вот это самое то… – задумчиво ответил ёж и просеменил к стене, у которой находились два кошачьих лежака: серого цвета, Фокса, а коричневого – Матвея. Их купила мама Тёмки и Дашки в прошлом месяце. Ей надоело, что коты постоянно валяются, где попало. Разложатся на полу, и ходи, спотыкайся.

– А вот это мне подходит! – Люсьен раскинулся в принадлежащем Фоксу коконе. – Просто замечательно! Я же могу поспать здесь?

– Ну… – замялась Даша с улыбкой.

– Хорошая идея! – весело поддержал Люсьена Тёмка. – Это чтобы они не зазнавались.

– Кто не зазнавались?

– Ну, кто… Коты, конечно. Это же их кровати…

Не успел Артём договорить, как Люсьен выскочил из лежака.

– Почему вы мне не сказали? Почему не сказали? – возмущался ёж, с большим усердием отряхиваясь.

– Я думал, ты заметил… – уныло произнес Артём.

Даша присела на пол перед зверьком.

– Прости, прости! Сейчас помогу тебе! – она протянула к нему руку, чтобы вытащить застрявший в иголках комочек серой шерсти.

– Не нужно. Я сам, – Люсьен отстранил ее ладонь. – Как я мог заметить? В вашем доме везде кошачьими пахнет!

Тёмке было неловко, что не предупредил, да еще и сострил. Но прощения попросить? Представлять подобное уже было невыносимо. Однако он понимал, что зверьку нужно что-то сказать, посочувствовать, что ли. И он произнес:

– Да не злись ты…

Дашка сурово посмотрела на Артёма. Тот, испугавшись, что зверек обидится, сразу встал с дивана, подошел к нему и ласково предложил:

– Давай я тебя в свою комнату отнесу. На кровати правда спать приятно. Она мягкая, – увидев, что Люсьен колеблется, добавил: – Тебе у меня понравится.

– Ну что ж, хорошо. Отнесешь меня?

– Ага!

Глава 4. Нежданный гость

Взяв Люсьена на руки, Артём поднялся наверх. Сестра пошла следом, хотя и не горела желанием беспрестанно чихать от пыли в помещении со свисающей паутиной. Так она считала, ведь бывала в комнате брата всего несколько раз. Последний – перед Новым годом, когда мама попросила помочь с уборкой, которая, к слову, растянулась не на один час.

– А я эти штуки много раз видел. Только большие, – сказал ёж, глянув на автомобили на обоях.

Дашка примостилась у изножья кровати. Как ни странно, но в спальне брата было не так грязно, как она предполагала. Пауков не видно, да и паутина всего одна, в угле за дверью. На столе нагромождение из книжек, тетрадок и пластилиновых комков, пыль на комоде, перевернутый рюкзак лежит у стены. И все!

Артём посадил ежа рядом с сестрой, сам подошел к столу. Ему стало стыдно перед Люсьеном за неубранные учебные принадлежности.

«Ничего, будет ему уроком. Может, раскидывать перестанет», – едко улыбнулась Дашка, заметив растерянность брата.

– Конечно, видел, они у многих есть. У наших родителей тоже. Мы на таких ездим. А называются они автомобилями, – объяснил ежу Артём, выбирая из кучи учебники. Кое-как запихал их в ящик стола.

– А зачем на них ездить?

– Ну, на них же быстрее, чем пешком, – ответил Тёмка, столкнул пластилиновых человечков со стола на выдвижную полку для клавиатуры. Когда к новому учебному году ему купили этот стол, он сразу приспособил полку под пластилин. А сейчас на ней было столько фигурок, что новые помещались с трудом.

– Ой! – встрепенулся ёж и ощупал себя сверху донизу, словно проверяя невидимые карманы. – Я потерял! Ложку потерял! Что же я без нее делать буду?

– Да она теперь на кухне осталась! Пойду, посмотрю, – произнесла Даша и вышла.

Артём перенес ежа на стол, сам стал рядом.

– Ты, наверно, много заклинаний знаешь… – сказал он вкрадчиво.

– Нет. Сейчас уже нет. Подзабыл уже много чего, – с печалью в голосе ответил Люсьен.

За окном раздались чьи-то громкие возгласы, звуки возни. Зверек повернулся и посмотрел на залитую жарким послеобеденным солнцем улицу. Две женщины мутузились сумками прямо на дороге. Наталья Федоровна сидела на пороге своего дома и подбадривала то одну, то другую.

– Что они делают? – Ёж был поражен.

– Ну, борются.

– Зачем?

– Наверно, не поделили чего.

– Это анормально.

– Да нормально…

Вернулась Даша, вертя пальцами блестящую вещичку.

– А что я нашла!

Люсьен засиял.

– Держи, – вручила Дашка ежу ценный предмет. – Хорошо, что ты сразу вспомнил. Фокс уже хотел ее утащить. Отбирать пришлось.

– Благодарю! А Фокс, это кто?

– Ну, кот, который серый. Матвей, полосатый, спал. А этот так и вертелся около нее.

– Сложно ожидать от хищника порядочности. – Ёж пристально оглядел заветную вещицу, дунул на нее и протер об светленький животик.

– А-а… Ты обещал дать нам ее посмотреть, – напомнил ему Артём.

– На ней что-то есть, пятна какие-то разноцветные, но такие мелкие, не разберешь, – проговорила Дашка брату.

– Верно, нужно специальное приспособление, увеличительное стекло. На ложке много интересного… – подмигнул ей Люсьен.

– Лупа, да? Она у меня есть! Сейчас найду… – Артём начал вынимать из ящиков стола все содержимое и бросать на пол.

Сестра с неудовольствием взирала на увеличивающуюся кучу. Чего только в ней не было! Учебники с тетрадками, только убранные в ящик. Разноцветные ластики в форме динозавров и животных, которые Тёмка берег, как драгоценности. Исписанные тетрадки за все учебные годы, начиная с первого класса. Несметное количество разломанных игрушек. Ворох помятых листов с рисунками роботов и инопланетных существ. Швырнув их, Тёмка едва не попал в сестру.

– Ну что творишь! – возмутилась Даша, отмахнувшись от нескольких рисунков.

– Что, что… Найти не могу! – раздраженно процедил Артём.

– Тебе помочь? – спокойно спросил мальчика Люсьен.

– Не-е, сам найду.

Наконец Тёмка добрался до нижнего ящика. Лупа оказалась надёжно запрятана под елочными игрушками.

– Вот, – положил Артём ее на стол перед зверьком.

Люсьен осмотрел увеличительное стекло с таким важным и серьезным выражением мордочки, будто он стекольных дел мастер в десятом поколении.

– Да, это подойдет, – заключил он и отшагнул.

Даша взяла лупу за ручку и поднесла вплотную к ложке. Потом приподняла чуть выше.

– Ого…

– Дай тоже посмотреть! – нетерпеливо потребовал Артём.

– Сейчас, сейчас… На.

Тёмка опустился в компьютерное кресло, склонился над увеличительным стеклом. Удивляться было чему – на ручке медного предмета обнаружилось некоторое количество рельефных изображений различных животных и птиц: льва, кита, орла, зайца, черепахи, антилопы, и других. Каждая бисерного размера выграненная особь имела свой цвет, совпадающий с окрасом настоящей – лев был песочно-бежевым, слон – серым, а обезьяна и медведь – коричневыми.

– Ничего себе… – сказал мальчик себе под нос ошеломленно.

– А почему тут животные? Почему именно эти животные? – спросила у Люсьена Дашка, возвратившись на кровать.

– Все они… Я бы не стал называть их словом «животные». Скверно звучит, – ответил зверек.

– Извини.

– Они прародители всех магов. Прекрасные правители. Они увековечены на каждом столовом приборе Грифоста. Это благодаря им волшебники и попали на землю.

– Грифост на Земле находится, да? Откуда же тогда прибыли, не пойму… – поднял на ежа глаза Тёмка, оторвавшись от лупы.

– Он здесь. Но люди не могут его увидеть, – ответил Люсьен и взял ложку. Отвел лапку за спину и запрятал ценный предмет в иголках. Каким-то непостижимым образом бронзовая вещица закрепилась у корней иголок, став незаметной. – Должно быть, я вас запутал. Расскажу сначала. Очень давно все волшебники жили на одном из спутников Сатурна. На самом большом. Вы его «Титаном» называете. Люди его так называют, – поправил себя ёж, догадавшись по лицам детей, что они о «Титане» впервые слышат.

– Погоди. Разве у Сатурна есть спутники? Там же это, кольцо большое. И все, – усомнился Артём.

– Там есть спутники, и их несколько десятков. И колец тоже много. Расположены они близко друг к другу, вот и кажется, что это одно. – Люсьен сел на край стола и свесил лапки.

– Ща, ща, минутку! – попросил Артём, доставая из кармана телефон. – Я в интернете посмотрю!

– Хорошо, – согласился зверек. Слово «интернет» было ему незнакомо, но расспрашивать мальчика он не стал. Ему хотелось делиться мыслями, знаниями. Давно он ни с кем не разговаривал, забыл уже, как это приятно. Тем более, он чувствовал, что брат с сестрой никому и ни о чем не проболтаются. А скоро ли еще появится кто-то, кому можно доверить тайны?

Дашка ждать Тёмку не собиралась.

– Не хочет он слушать, ну и пусть! – высказалась она. – Мне расскажи!

Люсьен удивился ее нетерпению:

– Мы же не торопимся?

В спешке потыкав пальцами по экрану, Артём вместо «Сатурн» набрав «Стурн». Но браузер все равно нашел необходимое, слова Люсьена подтвердились.

– Да, и правда… – несмело произнес мальчик. Убрал мобильник.

– Продолжать? – спросил ёж.

– Ага… – ответил Тёмка, настороженно глянув на сестру.

– Так вот, жить там неимоверно тяжело. Представьте: атмосферы почти нет, пыль туманом стоит, что ничего не видно, холод неимоверный и миллионы метеоритов летают. Маги только и делали, что от них защищались, разгоняли один за другим.

– А зачем же волшебники там поселились? Или они с самого начала там были? – полюбопытствовала Даша.

– Этого я и сам не знаю. Все книги и учебники по истории с того времени начинаются. Может, волшебники появились там, на спутнике. Может, прилетели откуда. Про это я нигде ничего не нашел. А пытался, да, – невесело пояснил ёж.

– Книжки, учебники? – с недоверием переспросил Артём.

– Да?

– Так ты что, читать умеешь?

Зверёк, кажется, едва не лишился дара речи, до чего был ошеломлен.

– Да не то, что ты! – фыркнула Даша брату.

– Да я так, просто спросил…

Вернув самообладание, Люсьен спокойно заявил:

– Могу заверить, что я не только читать умею. Я знаю все человеческие языки, начиная от самых древних, которыми вы уже не пользуетесь. Они не входили в программу обучения, я учил их сам. Как оказалось, не зря. Благодаря этому могу понимать вас. Рассказывать дальше?

– Ага, – сказала Даша, тогда как брат ее сосредоточенно разглядывал ногти на ногах.

– Однажды правители, те самые, что на ложке, и решили подыскать новое место обитания. Они долго не могли определиться, куда направиться. Керб, тот, который лев, предлагал одну планету. Ринал, заяц, другую. Джуф, кит, – третью. У каждого было небесное тело на заметке. Это побудило провести голосование. Так мы здесь и оказались.

– И все? – с некоторым разочарованием спросил Тёмка ежа.

– Что все?

– Я думал, ты расскажешь, как они добирались сюда, как в космосе летели, это же такое расстояние большое… Ну, между Землей и Сатурном.

– Чего тупишь? – прошипела Даша брату. – Как это можно не понять?

– Мы можем перемещаться на любые расстояния. Маги, я имею в виду. А прародители были чрезвычайно сильными волшебниками. Хорошее заклинание, усиленное каждым присутствующим, и вот мы здесь.

– А, ясно… Я еще хотел спросить… – осторожно начал Тёмка, усиленно притворяясь, что сестру не слышал и вообще ее не замечает.

– Пожалуйста.

– Где именно находится Грифост? Ты так и не сказал.

– Он здесь, на земле, но попасть в него без кебо не получится. Это волшебный предмет такой, как знак почета. Его давали самым усердным и способным ученикам в Грифосте. И сейчас, наверно, тоже дают. Очень мощная вещь. У меня тоже был кебо. – с грустью произнес Люсьен. – Мне достался парик.

– Да ладно! – воскликнул Артём.

– Парик? – лицо Даши озарила изумленная улыбка.

– Да, парик… – стушевался Люсьен, не поняв, почему дети так развеселились. – Не обычный, который люди надевают, чтобы отсутствие волос скрыть, а сделанный из вещества, привезенного с Сатурна. Сам Леонард его много веков хранил.

– Леонард?

– Правитель Грифоста. Он часто говорил, что я имею особую способность к магии и стремление к учебе, которое не у каждого волшебника есть. Вот за это он и дал мне кебо. – Чуть помолчав, Люсьен оживился: – Вспомнил! У меня есть еще кое-что интересное, показать вам?

– Ага!

– Конечно!

Зверек вынул из иголок темно-синий овальный предмет, напоминающий речную гальку, и положил на стол. Тёмка придвинулся, не вставая с кресла, Даша подошла; оба засмотрелись на необычную вещицу.

– Похож просто на камень… – Артём вопросительно глянул на ежа. Он рассчитывал узреть что-то более грандиозное, чем синий кусок горной породы.

– А что это? – спросила Люсьена Даша.

– Это бурн. Он поет.

– Как плеер или телефон, да? В нем песни записаны? – уточнила Даша.

– Нет, нет. В нем нет песен. Он живой. Чувствует настроение хозяина и начинает исполнять что-то подходящее… Сочиняет и сразу поет. Нужно только на него нажать. Так прекрасно! Вот, слушайте, – ёж коснулся коготком уголка вещицы. Предмет загорелся белым холодным светом и начал издавать шипение и хриплое гоготание.

Брат с сестрой непонимающе переглянулись.

– Прошу извинить. Сейчас на ваш язык сделаю, – сказал Люсьен, заметив недоумение детей, и стукнул по камешку пальчиком. Странные звуки сменились ритмичной мелодией. Добавились и слова.

Пора заняться танцами

И с упоеньем спеть!

Оставить нерешительность

И все преодолеть!

– Это удивительно… – ошеломленно прошептала Дашка.

– Ну вот, видите, как угадывает? Я сейчас как раз настроен на подвиги… Прекрасная вещица, – улыбнулся детям ёж.

Музыка затихла.

– А мне он что-нибудь споет? Если я захочу? – спросил Тёмка.

– Нет, он поет только владельцу. Другим он может петь только при крайней необходимости, – ответил Люсьен, запрятал бурн в иголки.

– Его тебе тоже Леонард дал? – полюбопытствовал у ежа Артём, опустившись в кресло.

Дашка села на полу, прислонившись спиной к кровати, помахала перед лицом ладошкой: «Уфф, жарко».

– Нет, его я нашел. В Грифосте есть одно озеро. Вода там такая ласковая и заботливая, она поддерживает купающихся на поверхности, можно расслабиться и ни о чем не думать… Легонько ополаскивает своими волнами. Мелодично бурлит, укачивает, что не замечаешь, как засыпаешь… И возле него, на берегу, так много бурнов! А еще они в темноте светятся.

Ёж стал таким грустным, что детям больше не хотелось тревожить его расспросами.

– Ладно, – сказал Артём и встал с кресла. – Давай сейчас поспишь.

– Да, сейчас я тебя убаюкаю! – подхватила девочка, поправила подушку.

Тёмка перенес ёжика на кровать.

– Уба-а-юкаешь? – переспросил Люсьен у Дашки и устремил напряженный взгляд в потолок.

Та накрыла его краешком пододеяльника. Одеяла внутри него не было – как только началась жара, мама убрала их все в шифоньер.

– Ты устал, отдохни… – ласково сказала девочка, гладя пальцем по иголкам.

– Да ты не бойся, – подбодрил зверька Артём и повернулся к куче выброшенного из отделений стола. Немного постояв с удрученным видом, принялся закидывать все обратно, как придется. И вот, на полу остались лишь рисунки монстров. Мальчик начал выдвигать и задвигать ящики, проверяя, ничего ли не торчит, не мешает.

– Тём! – одернула его Дашка. – А тише нельзя?

– Ладно, ладно…

Артём отступил от стола, стал собирать листы с каракулями. И вдруг, наполовину распрямившись, он замер с сосредоточенным лицом.

– Ты слышала? – прошептал он сестре.

– Слышала что?

– Там кто-то есть! – быстро произнёс брат и выбежал из комнаты, кинув рисунки.

Люсьен нахмурился и подполз по кровати ближе к стене.

За дверью раздался голос Артёма. Ему ответил девчоночий голосок, показавшийся Даше знакомым.

– Я пойду, посмотрю, – настороженно прошептала она, поднялась, сдвинула мешавшиеся под ногами листы и вышла.

Брат стоял в шаге от двери комнаты, лицом к лестнице.

– Нет её, – заявил он кому-то.

Дашка ступила в сторону и увидела на верхней ступени прислонившуюся плечом к стене Настю в короткой юбке и в босоножках на высоком каблуке.

– Привет! – Настька помахала подружке рукой и с презрением покосилась на Артёма: – Нет её, говоришь?

– Стояла здесь возле двери и подслушивала, – сообщил Тёмка сестре, обернувшись.

– Привет, а я тебя не ждала… – промямлила Даша, не сводя глаз с одноклассницы.

Артём поглядел на сестру с нескрываемым неодобрением. «У нас же ёж волшебный, почему она эту позерку не выпроваживает?»

Настька шла на все, чтобы выделяться, даже голос пыталась сделать выше и звонче, как у героинь старых мультфильмов. Ясное дело, вытянуть такую высоту ей не удавалось. Вот и приходилось школьникам на переменах без конца наслаждаться ее писклявым полу-фальцетом. Тёмке еще повезло, что занятия у Настькиного класса проходят на втором подземном этаже, и он ее почти не слышит и не видит. Но так посчастливилось не всем. Многие в школе на дух ее не переносят, но это не показывают, чтобы не навлекать на себя внимание Татьяны Юльевны. Некоторые заискивают перед Настькой, опять же из-за ее матери, однако девчонка неизменно принимает все на свой счет и потому все сильней раздувается от собственной важности. А учителя, говорили Тёмке, избегают спрашивать Настьку – пока она ответит, делая упор на ударениях и нарочно растягивая слова, половина урока пройдет.

– Я заметила. Ты обещала прийти. Я ждала тебя полдня. Миллион раз звонила. Ты телефон потеряла? – ответила Настька Дашке, делая выраженные пробелы между предложениями. Из троих только она была в хорошем настроении, будто подслушивать под дверью это обычное дело.

– Э-э-э… нет. Мне было некогда.

– И чем вы тут таким важным занимаетесь? – Приблизилась Настя к подружке. Каблуки ее подкашивались на каждом шагу.

– Ничем, иди домой, – словно невзначай бросил Тёмка, рассматривая пол. «Почему, почему Дашка ее не отправит?»

– Еще чего! – небрежно отмахнулась Настя от Артёма, как от чего-то незначительного и чуть не потеряла равновесие. – Я знаю, у вас тут кто-то есть. Кого скрываете?

– Да никого мы не скрываем… – начала Дашка.

Артём не выдержал. Перебил сестру, крикнув нахалке:

– Вали домой!

Настька смерила его пренебрежительным взором.

– Вижу, говорить с вами бессмысленно, – рассудила она вслух, нараспев вытягивая слово «бессмысленно». – Тогда я сама посмотрю. – И шаткой походкой направилась к двери.

Разозленный Артём преградил ей путь.

– Куда собралась? В МОЮ комнату?

– С дороги! – приказала Настька, словно не в чужую комнату хотела попасть, а в собственную.

Тёмка не двинулся. Тогда Настька юркнула между ним и стеной, и почти дотянулась до дверной ручки. Но Артём растолкал ее, прижался к двери спиной. Настька начала упираться ему в бок руками, силясь сдвинуть.

– Пусти, ты, тупой! – тявкала она обычным, немузыкальным голосом.

Тёмка стоял крепко, не давая гостье никакой возможности попасть в заветную комнату, бил ее по рукам, грозил: « Ща с лестницы полетишь!»

Даша удрученно смотрела на борьбу, скрестив пальцы опущенных рук. Ее коробило от манер одноклассницы, но возражать было страшновато: не хотелось оказаться очередной Машкой Братишко или Аринкой Лоханской. С ними Настя раньше дружила, теперь же повсюду рассказывает про них и их семьи гадости. И маму свою подговорила сочинять про девчонок всякие сплетни.

– Урод! Отвали отсюда! – ярилась Настька, пихая Артёма.

– Ошалевшая, давай, давай, сунь сюда руку, ща я так ее тебе прищемлю… – приговаривал Тёма, подтягивая кисть Насти к щели дверного косяка, когда позерка пыталась схватиться за ручку. Помимо того он то и дело бросал на сестру призывающие к действию взгляды.

И Дашка решилась.

– Насть! Никого у нас нет! Уходи! – воскликнула она и зажала рот ладонью, испугавшись своего голоса, показавшегося слишком громким. Отшатнулась.

Схватка прекратилась сразу же. Настя выдернула ладонь из хватки Артёма, медленно повернула голову на подружку. Рот ее был открыт. Очевидно, она собиралась поведать Тёмке еще какую-нибудь гадость, но Дашка помешала.

Тёма прыснул.

– Закрой свой комбинат! Мясоперерабатывающий! Словесно-поносный!

В этот раз Настя послушалась – рот ее действительно закрылся.

«Значит, не совсем глухая» – подметил про себя Артём.

Глаза Настьки наполнились злобой.

– Вот уже не думала, что вы будете заодно! – фыркнула она. Развернулась, подошла к лестнице и поковыляла вниз. – Узнаете о себе много нового! – выкрикнула она, спустившись, и со всей силы хлопнула входной дверью.

– Фу… Пойду дверь закрою. – Артём, выглядевший спокойным, направился по ступеням.

Дашка молча последовала за братом. Ей было тревожно, даже руки тряслись.

– Кстати, – спросил Артём, подойдя к двери, – а как она зашла? Мы вроде закрывали.

– Она знает, где запасной ключ лежит. Видела…

Артём понимающе кивнул, отворил дверь. Высунул голову на улицу и поморщился от запаха жженой резины.

– Опять Киреевы мусор из гаража жгут, – пробурчал он.

Ключ был вставлен в замок. Висящие на нем брелоки с пластиковым валенком и турецким глазом танцевали в воздухе от недавнего резкого размаха. Тёмка вытащил ключ, запер дверь, положил связку на полку прихожей и повернулся к сестре.

– Ладно, потопали к Люсьену.

Глава 5. Записка

Вернувшись в комнату, дети увидели, что еж с потерянным видом сидит на полу.

– Это нельзя так оставить. Нужно что-то сделать, – сказал он им и опустил мордочку.

Фраза прозвучала закончено и глубокомысленно, как будто все время, которое брат с сестрой провели в обществе надменной девчонки, зверек старательно продумывал и заучивал каждое слово. Артёму даже пришло на ум, что высказывание похоже на рекламный слоган.

Брат и сестра опустились на пол перед ежом.

– Только что… – тихо произнесла Дашка. Ее душу бередили мысли о понедельнике, в тот день ей придется увидеться в школе с Настькой. А она никогда не оставляла угрозы неисполненными.

Но Тёмке расплывчатого призыва к действию оказалось недостаточно.

– Ты про что? – спросил он ежа.

Дашка закусила губу, покосилась на брата.

– Про эту девочку, разумеется! – Люсьен явно такого вопроса не ждал.

Ответ зверька Артёму также ничего не прояснил. Он, занервничав, повертелся, ища, на чем остановить взгляд. «Ну не могу я понять эти афоризмы, не все же догадливые! Надо было лучше на уроках Иру Станиславну слушать, может, такого и не было». В этот момент Тёмке было неважно, что из Станиславны такой же учитель, как из боящегося высоты пассажира самолета пилот.

– А что с ней не так? Я, в самом деле, не понимаю… – промямлил он, изучая глазами подушку.

Ёж промолчал. Тёмка перевел взгляд на Дашку, понадеявшись, что она все объяснит. Сестра освободила его от тяжести неизвестности.

– Она всем разболтает! Это ты понимаешь? – с укоризной проговорила она.

На лице Артёма расплылась улыбка.

– Да ну и пусть болтает! Нам-то что?

Даша с Люсьеном его не поддержали.

– Вот в том-то и дело, что поверят. Все. Она неизвестно что наплетет своей матери, а так и по всей школе и всему городу разойдется! Представляешь, что будет? Это я все виновата… – проговорила Даша.

Артёма распирало ободрить сестру – не все так плохо. Он задумался, подбирая правильные слова, но крутящиеся в голове не подходили. Разозлился на собственную нерасторопность и невольно произнес первое, что пришло на ум.

– Ты не в том месте, чтобы каяться.

Дашка наградила брата неприязненным взглядом. Тёмка уставился в пол. «Я не виноват. Это все поганый язык и тупой мозг!» Попросить прощения у сестры он тоже не мог – съесть миску кошачьего корма казалось более легким, чем выдавить из себя извинение. Мальчик поднялся и заходил по комнате, с нервозным видом озираясь то на стол, то на кровать, то на стены. Ёж удрученно наблюдал за ним. В конце концов, Тёмка заставил себя остановиться. Он прислонился спиной к столу, вцепился ладонями в края полки с пластилином и глядя прямо перед собой, с претензией заявил:

– Но она же ничего не видела!

Приложив ко лбу ладонь, Даша потупила голову.

– Ей не надо было видеть. Ей хватит и услышать, – сказала она, потерев лицо рукой.

– А память ей стереть ты не можешь? – Тёмка скользнул взглядом по ежу.

– Нет, заклинание не помню.

Негласно был устроен мозговой штурм. Не прошло и минуты, как губы Артёма расползлись в плутовской улыбке.

– А почему бы, в таком случае, просто её не заколдовать? Ты же можешь, ну, каким-нибудь заклинанием? Что-нибудь с ней сделать?

В голове Тёмки пронеслось несколько безумных сцен, но он предпочел их не озвучивать. В первой у Насти убежал рот. Отлепился от лица, как наклейка и вприпрыжку удрал. Во второй сестрина одноклассница устремилась в небо, как шарик, наполненный гелием. Поднималась все выше, беспомощно бултыхая ногами и руками и визжа от испуга. А в последней у Настьки был интеллект уровня сковородки – позерка передвигалась на четвереньках, жуя клевер с коровами и козами.

– Ты совсем? – злобно прошипела Дашка на брата, и он помрачнел.

– Нельзя из-за одного секрета калечить человека, – покачал головкой Люсьен, словно каким-то образом узрев представленное Темой.

– Так что нужно сделать? Пойти к ней и заставить никому не рассказывать, да? – спросил Артём ежа.

– Ха! И как ты себе это представляешь? – не сдержавшись, ухмыльнулась Дашка.

Тёмка не стал отвечать.

– Эта девочка весьма впечатлительна, верно? – чуть помолчав, осведомился зверек у девочки.

– Не то слово.

– Думается мне, если бы ее отвлечь на что-либо исключительное в ее понимании, она про услышанное здесь и не вспомнит, – предположил ёж.

– Знаю, что надо! – сразу вставил Тёмка. – Нашаманить ей дыру посреди двора до самого центра земли! («Заколебал!» – отразилось на лице Дашки.) Или написать анонимно записку, насочинять там что-нить, типа «в твоем доме клад запрятан». И ей подкинуть. С таким посланием она собственное имя забудет!

Ёж немного подумал и сказал:

– Замысел с посланием жесток, но, ты прав, должен быть действенен. На нем давайте и остановимся.

– А ты состарить записку можешь, чтоб подостоверней было, похоже на то, что она лежит с позапрошлого века, например? – спросил Артём. Чувствуя себя уверенней, он опустился в кресло, положил руки на подлокотники. Спинка подалась назад и мучительно заскрипела.

– Могу. Дай мне лист бумаги.

– Любой?

– Да.

Тёмка, порывшись в ящике, вытащил чистую тетрадку, вырвал первый листок и положил его перед зверьком. Сам сел рядом на пол.

– Скажите мне адрес этой девочки, – попросил зверек.

– Теневая, 48. – сообщила Даша.

Ёж коснулся листа пальчиками передней лапы.

– Лиропс!

От бумаги потянуло холодом. Поля и клеточные разметки расплылись и исчезли. Лист пожелтел, погрубел на глазах, края его стали неровными. Затем на нем появился написанный черными чернилами и красивым каллиграфическим почерком текст:

«Монеты золотые надёжно спрятал на чердаке, адрес: Теневая 48.

Дома никого не было, я прокрался по задам, незамеченным.»

– Готово! Остается только отнести. Я бы сам отнес, если б знал, где эта девочка живет. Придется кому-то из вас. Но нужно сделать так, чтобы никто вас, особенно эта девочка, не увидел.

– Ну, мы не супергерои, как мы можем быть незаметными? И мантии-невидимки у нас тоже нет! – лицо Тёмки выражало недоумение. Заметив, что одна ладошка перепачкалась в пластилине, мальчик вытер ее об майку.

– Знаю я одно заклинание, оно делает невидимым. Но голоса не убирает, напротив, делает громче.

Артём разогнулся. Вернувшаяся на место спинка кресла облегченно скрипнула.

– Да зачем нам голоса-то убирать? Невидимки разве бывают немыми? Или бесшумными? Это же совсем разное! – сказал он воодушевленно, уже представляя себя невидимым.

– Голос становится много громче. Это заклинание, оно такое… Видимость уменьшает, а голос усиливает, – разъяснил ёж.

– А если не это заклинание, а другое? Есть что-нибудь похожее? – поинтересовалась Даша, вытянув затекшие ноги.

– Есть еще одно. Но оно тем более не подойдет. Оно не затрагивает голос. Вместо того увеличивает тело, примерно в десять раз.

– Это ж еще круче! – воскликнул Артём и вопросительно посмотрел на ежа: – А у тебя все заклинания с подковыркой что ли? С побочными эффектами?

– Нет, не все. Таких немного, – сдержанно улыбнулся Люсьен.

– А сильно громче становится? Если нам то, первое, попробовать? – спросила Даша.

– Достаточно. Шепот, к примеру, превращается в крик.

Девочка покачала головой.

– Тогда это не подойдет. Не получится. Ну вот, подумай: ну, станем мы невидимками. А вдруг какое-нибудь словечко вырвется. И что тогда? Катастрофа!

– Верно, – согласился ёж.

«Да, громкость может помешать, но не настолько, чтобы совсем оставить затею», – подумал Тёмка, но промолчал.

– А если кто-то небольшой станет невидимым, у него голос будет ведь тише, чем у того, кто размером с человека? – уточнила Дашка немного погодя.

– Разумеется.

– Сейчас бы кого-нибудь небольшого отправить туда, размером с кота. Вот бы, в самом деле, котов послать. Как-нибудь принудить их отнести письмо. – Даша, кажется, и сама не верила, что говорит такое.

– Это сделать нельзя. Можно только попросить их. Но сомневаюсь, что на них можно возложить подобную миссию, – ответил Даше Люсьен.

– Попросить… – произнесла Даша, переваривая ответ.

Тёмка насуплено глянул на сестру. «Ну и лицемерка! Настьку, значит, заколдовывать нельзя, а котов всегда пожалуйста!» – про себя возмутился он и сказал ей:

– Думаешь, от них может быть толк? Они же лентяи. Да и как они поймут, что нужно делать? Как им объяснить? Бред это какой-то.

Как же ему самому хотелось самому стать невидимкой!

– Очень просто на самом деле, – мягко возразил зверек Артёму. – Их можно сделать не только невидимыми, но и говорящими и понимающими речь, соответственно. Однако, повторюсь, я не считаю идею доверить им отнести послание удачной.

– Говорящими, правда? – удивилась Дашка.

Артём повеселел:

– Хе-хе! Говорящими? Серьезно, этих обалдуев говорящими?

– Да.

Даша развела руками.

– Может, правда, их отправить? Других идей все равно нет. А время идет, – просительно проговорила она, глядя зверьку в глаза.

– Ведите котов сюда, – без особого желания велел ёж.

«Ну ладно, коты так коты. Потом попрошу Люсьена меня тоже невидимым сделать. Когда Дашки поблизости не будет» – решил Артём и вышел за сестрой. Спускаясь, он не переставал изумляться: – Коты будут говорящими! Хе-хе! Это надо же придумать такое…

– Да, смешно, – бросила ему на ходу Даша.

Фокса дети заметили еще с лестницы: кот обедал, неизвестно, правда, какой по счету раз. Он макал морду в миске перед зеркалом, причмокивал и посвистывал. Полосатый, растянувшийся во всю длину на полу кухни, наблюдал за серым братом.

Тёмка поднял Фокса. Мордочка кота от шейки и до глаз была перепачкана в желейном корме.

– Ну, ты просмотри на него! – показал Артём кота Даше. – Чушка!

Та иронично хмыкнула:

– Фокс, ну ты и чучундрик! – Затем покосилась на полосу влажного корма на полу и сказала брату: – Здесь убрать надо. Ты посмотри, что есть!

– А разве нам сейчас до этого? Есть дела поважнее… Вот, когда с этим закончим, тогда и уберешь, – не замедлил с ответом брат.

– Я думала, вместе уберем…

– Я на такое не способен, ты ж знаешь.

Сестра смерила Тёмку долгим сердитым взглядом, затем сказала:

– Ладно, тащи его, а я второго возьму.

– Ага, ладно, – ответил Артём, вытерев мордочку Фокса своей майкой. Серый чихнул и стал облизываться. Шлепая голыми ногами по ступенькам, Артём с отвращением выкрикнул: – Бе! Какой противный!

Дашка присела перед полосатым:

– Ну что, пойдем?

Кот поднял на нее глаза и понимающе промурлыкал. Девочка подняла его, прижала к груди рукой и направилась вверх по ступеням. Расслабленный Матвей болтался, как сохнущий на уличной веревке носок.

Возвратившись в братину комнату, Дашка увидела, что подготовка к ритуалу идет полным ходом и немного растерялась. Артём сторожил забившегося в угол у шкафа и испуганно озирающегося серого кота. Люсьен ходил кругами по комнате. То оценивал действия Тёмки (Да, да, хорошо, пусть так сидит, ты только не отходи!), то бурчал непонятно что и закатывал глаза, то порицал пушистых братьев за невоспитанность. Рисунки монстров кучкой лежали у стены – видимо, Тёмка отгреб их, чтоб не мешались, а собрать поленился. Заколдованный листок был на столе.

– Закрой дверь и давай Матвея сюда, – сказал Артём сестре.

Дашка молча отдала брату полосатого и уселась на пол возле кровати.

Ёж обратился к детям:

– Наперво сделаю их говорящими. Приступаем?

Артём выкрикнул «Да!» уверенно, а сестра его произнесла то же самое, но с сомнением.

– Немного подвинься, – попросил Люсьен Тёму. – Мне нужно стоять прямо перед заколдовываемыми.

Тёмка послушался. Ёж посмотрел в упор на котов, плавно поднял лапку и направил на их морды. Взгляды у пушистых стали поистине безумным.

Артём с дьявольской улыбкой наблюдал за Фоксом и Матвеем, а вот Даша тревожилась за них. А если ёж запнется, и заклинание подействует неправильно? Или вдруг он часть слов забудет? А то ли заклинание произносит, не перепутал чего?

– Погоди! – воскликнула она, приподнявшись.

Артём нахмурился. Пушистые братики посмотрели на хозяйку с благодарностью и с мольбой о помощи одновременно.

– Почему? – искренне удивился зверек, обернувшись на Дашу.

– Я… Если что пойдет не так…

– Милая девочка, тебе не стоит переживать. С ними все будет отлично. Не забывай, перед тобой один из лучших учеников Леонарда. А это многое значит, – спокойным и уверенным голоском уверил ёж.

– Точно с ними все будет в порядке?

– Несомненно.

– Ну, раз так… Я просто подумала… – извиняющим тоном объяснилась Дашка. – А эти заклинания, они какие, временные? Коты не навсегда же такими останутся?

– Разумеется, временные. Продолжаем?

Дашка застенчиво кивнула, опустилась на пол. Люсьен обернулся к котам и вновь направил на них лапу, прошептал длинное слово на неизвестном языке с диковинным произношением. Опустил голову, а лапку оставил в том же положении. Спустя мгновенье из его коготка вырвался крохотный белоснежный шарик. Он раздвоился, и оба шарика метнулись в мордочки застывших в ужасе питомцев, врезались им промеж глаз, заставив зрачки обоих собраться в кучу, и исчезли. Казалось, они проникли внутрь голов, минуя шерсть и кожу.

Коты с ревом вылетели из угла, Тёмка с ежом еле успели откачнуться. Оба пушистых начали трясти головами, шипеть и визжать, как ополоумевшие. Можно было подумать, что засевшие внутри шарики света ежесекундно причиняют питомцам дикую боль. Даже вечно расслабленный Матвей не был похож на себя прежнего. Раньше он демонстрировал безумство разве что при купании. Как-то раз даже так рьяно задолбил лапами по крану, что тот отвалился.

Артём с сестрой отползли к стене, Люсьен присоединился к ним.

Сердце Даши сжалось.

– Плохо им, видишь? – сказала она зверьку опечаленно.

– Не может быть им плохо. Они норов свой показывают! – ответил Люсьен.

Пушистые замахали головами, стреляя глазами по комнате, не останавливаясь ни на чем дольше секунды.

– Хе! Были бы у них вместо глаз лазеры, жили б мы на улице, – усмехнулся Артём.

Не оставив в комнате ничего незамеченным, Фокс с Матвеем повернули головы на ежа. Вперившись в него, зашлепали ртами, как крышками кастрюль, открывая их и сразу закрывая. У обоих ручьем потекли слюни. Подбородки намокли; слюни свисали, как сталактиты, капали на пол. Хлопанье пастями стало происходить реже, однако открывались они шире. Из ртов начали раздаваться первые звуки, отличные от мурлыканья или мяуканья, но напоминали они почему-то очищение горла перед плевком.

– Б-р-р…и-хи-х-х-х-и-и-к….

– К-к-к-ф-р…ит-й-й-ф…

Промежутки между открываниями и захлопываниями становились дольше, раздающиеся звуки звучали все четче и различимей. Потом хлопанье прекратилось, рты котов закрылись, а глаза их загорелись ненавистью. Сорвавшись с места как по команде, оба кота бросились на ежа. Артём загородил зверька рукой и гаркнул:

– Стоять!

Фокс и Матвей резко затормозили перед ладонью младшего хозяина, чуть не перевернувшись.

–Теперь вижу, какие они добрые! – произнес Люсьен. Пушистых братиков он уже совсем не страшился.

Дашка смущенно попыталась оправдать Фокса и Матвея:

– Да это они так, кривляются.

Коты, пожирая ежа глазами, вновь захлопали пастями, на этот раз самостоятельно.

– К-ре-х-т… Хар… Т-ты!… ме… ме… Ммеш-ш-ок! Кол-л-л-лю-чий! – насилу выговорил серый.

– Бр-тан… в-выл… Чуд…чуд… Чуд-д-д-ище!…иголь… игольча-т-т-тое! – выдавил из себя полосатый.

Люсьен наставил на пушистых братьев лапу и твердо заявил:

– Так вести себя недопустимо.

Коты запрыгнули на кровать, улеглись ко всем спиной. Бурчать не перестали, но обзываться больше не осмеливались.

«Хен-н-н…Бро-о-о…Нао-о-к-к! Е-к-о-о-т-т… Фе-е-е!»

– Ну, как всегда… – с осуждением сказала Дашка.

– Вы чего завалились-то? – накинулся на пушистых Артём.

– Повернитесь, пожалуйста! – обратился к ним ёж.

Пушистые подчинились зверьку. Фокс выглядел озлобленным, а полосатый – растерянным. Не оставалось сомнений, что они понимают все, что говорят, и ответить тоже могут.

– Вы знаете эту девочку, что приходила сегодня? – спросил их Люсьен.

– М-м-можжет, и зна-й-ем. А ш-што? – пробурчал серый.

Артём усмехнулся и пододвинулся к сестре.

– Как думаешь, они все время так, как попугаи, говорить будут?

– Не знаю, – кротко улыбнулась Даша, не глядя на брата.

– Да, пока заклинание не перестанет действовать, – обернувшись, сказал Артёму Люсьен, и продолжил излагать котам: – А то, что мы хотим поручить вам одно задание.

Матвей полюбопытствовал у него:

– И кка-как-кое жже зад-да-н-ние?

– Нужно будет отнести эту записку одной девочке. – Указал ёж лапкой на письмо. Коты глянули на листок, он их не заинтересовал.

– С-с чего ты-ы реш-шил, шито м-мы соглас-с-с-имся? Займ-м-мись этимм с-сам! – сказал серый. Встал и принялся расхаживать по кровати, высокомерно задрав голову.

Матвей поднялся и подошел к брату, посмотрел ему в глаза. Фокс остановился, не понимая, что у полосатого на уме. Матвей поднял лапу и шлепнул брата по мордочке.

– Не в-вып-пе-ндри-в-вайся! – И прилег где стоял.

Глаза Фокса округлели. Ёж ойкнул, брат с сестрой переглянулись с улыбками на губах: такого им наблюдать еще не приходилось. Хоть это и было забавно, Артём решил вмешаться. Кто знает, что котам вздумается, возьмут еще и передерутся. Какие тогда из них будут шпионы? Агенты должны быть спокойны и рассудительны, враждующих и психованных на задание посылать нельзя, хорошим не окончится. Тёмка прекрасно знал это из мультиков.

– Послушайте! Я вам объясню. Настька, эта девчонка, узнала кое-что, что знать не положено…

– Т-то что у-у нас дом-ма этот? – не дал хозяину договорить полосатый, указав на Люсьена лапкой.

Ёж сказанное котом воспринял с достоинством.

– У меня есть имя, – сказал он. Приблизился к Дашке, и она погладила его пальчиками по спинке.

– Да, именно. Ей знать это нельзя, но с этим никак ничего не поделать. Но категорически нельзя допустить, чтобы она всем все разболтала. Для этого вы отнесете ей письмо, и так она отвлечется.

– Што он-н-а тр-р-рещать л-люббит, ммы зннаем-м-м. Онна и на н-нас жало-в-в-валлась. Гов-ворилла, как-к-кие м-мы тупыйе! Ммы в-видели! – прокудахтал Матвей.

– Ну вот, видишь, – Артём ему кивнул.

Фокс же соглашаться не спешил.

– Фсё р-равно. Л-лично м-меня етто не кас-с-саеттсся. Йя в еттом нне уччасттвуйю!

Под взглядами Матвея, младших хозяев и Люсьена серому коту стало неловко. Он поджал под себя лапки, но от решения отказываться не собирался.

– Что ж, придется придумать что-нибудь другое… – нерадостно вымолвил ёж.

– А Мотьку одного отправить нельзя? – спросил Артём у Люсьена.

– Йа один-н н-не п-по-йдуу! – воспротивился полосатый.

– Лучше не стоит, – ответил ёж.

Артём опустился на пол возле сестры и Люсьена.

Даша плавала в своих мыслях. «Быть может, они уже опоздали, и Настька успела все рассказать, и теперь телефоны мамы с папой уже возмущенно пиликают, спеша сообщить интересные новости. И все же еще одна попытка уломать строптивого кота лишней не будет» – придя к этому выводу, девочка поднялась, подошла к кровати и стала, подбоченилась. Серый с удивленным испугом поднял на нее голову. Он считал, все просто – выскажет свое мнение, единственное правильное, и все согласятся. Но не тут-то было.

– Можешь не идти, раз ты так решил, – проговорила ему девочка. – Но хочу тебя предупредить: больше убирать за тобой корм с пола я не буду. Вот и подумай, что будет с тобой, когда наша мама будет не два раза в неделю в жижу наступать, а по пять раз на дню!

«Неужели Дашка и правда так часто за серым пол протирает?» – про себя изумился Артём. Ёж с интересом наблюдал за разыгрывающейся сценой. Один Фокс расстроился, представляя, как старшая хозяйка до хрипоты орет на него и грозит тряпкой. Не желая слушать ругань, серый удирает со всех ног, скользя на поворотах, но человеческая особь с воплями догоняет. Хватает его, тычет мордой в размазанный корм. Фокс изворачивается, и за это получает тряпкой по спине. Потом хозяйка выносит кота на порог, дает ему под зад ногой. Пару раз перекрутившись в воздухе, серый улетает в траву.

– Нн-е-чест-н-но… – жалобно пробормотал Фокс.

– Честно, честно! – передразнила его Даша.

– Н-н-у лад-н-н-но… – подчинился серый, смотря куда угодно, только не на возвышавшуюся над ним суровую личность. – Т-только м-м-можн-но н-нам взять с с-собой п-покушать? В-вдр-р-руг зад-д-дер-ржимся, пр-р-роголодайеммся?

Артём засмеялся.

– А куда ты еду-то положишь? В рот набьешь, как хомяк?

Даша села на краешек кровати и нежно погладила пушистых братьев, словно это не она только что ставила условия, а кто-то другой.

Люсьен присеменил к кровати, вспрыгнул девочке на колени.

– Сейчас я сделаю вас невидимыми, – сказал он котам.

– Н-невидим-м-мыми? – Фокс с огорошенным видом поднялся. – Н-на этто м-мы нне доггов-вар-риваллись!

– Ты же согласился, – напомнил ему Люсьен.

– К-ак ссоглассил-лся, т-такк и от-ткажус-сь!

Артем подполз к постели на коленях.

– Тихо ты! – прикрикнул он на серого. – Забыл, что тебе хозяйка сказала?

– П-помн-нню…

– Тогда я добавлю от себя. Если наша мама узнает о Люсьене, а так оно и будет, я уверен, то даже представить невозможно, что потом произойдет. И только ты мешаешь избежать этого, а, значит, виноват в этом тоже будешь ты! Вас попросили только один раз! И что в итоге? – произнес Артём с выражением, строго и четко.

– Е-ессли вссег-го оддин-н р-рааз… ессл-ли б-большше н-ниччег-го засстав-ввлят-ть н-не б-буд-дитте… – Кот смотрел на Дашку, как хитрая лиса в ловушке на толпу охотников.

– Да. Только один раз, – подтвердила Даша, проводя подушечками пальцев по бежевым иголкам.

Фокс покорно опустил голову. Люсьен, сияя, запрыгнул на стол. Достал бурн, положил перед собой. Из вещицы послышалась забавная песенка. Ёж поднял состаренный листок и начал пританцовывать, держа его обоими лапками над головой.

Я прыгаю по лугу,

Я нюхаю траву.

Я буду петь стрекозам

И взвою на луну!

Дети в стороне не остались. Артём схватил сестру за руки и закружил по комнате, прыгая с ноги на ногу:

– Ура! Ура!

Фокс был польщен. Все так рады его согласию – видно, оно дорогого стоит. Повернулся мордой к Матвею, желая убедиться, что полосатый тоже доволен. Но во взгляде брата увидел лишь холод и недовольство, и почувствовал себя не в своей тарелке.

Люсьен угомонился, убрал бурн. Вдоволь напрыгавшись, Тёмка с Дашей разлеглись на полу.

– Приступаем? – спросил ёж у детей.

– Ага, – согласился Артём, вытер майкой пот со лба. – Какая же духота здесь…

– Так открой окно, пока еще можно, – предложила сестра.

– Да там тоже жарко, парилка!

– Парилка, но все равно не такая, как здесь.

Тёмка поднялся, подошел к окну и распахнул створку. Легкий теплый ветерок ворвался в комнату.

Ёж, держа заколдованный лист в лапке, в один прыжок очутился на кровати перед котами.

– Прежде выслушайте задание, которое вам поручается. Вы знаете, где живет эта девочка?

– Да-а. – быстро ответил Матвей.

Фокс остановил на брате прищуренный взор:

– П-п-поччем-му тты зн-наешшь, а йя н-н-нетт?

Полосатый стушевался:

– Зн-найешь л-ли… Ттак-к…

– Это вы обсудите потом, – твердо прервал его Артём.

– Л-л-ладнно, ссллушаемм-м, – безропотно повиновался серый.

– Хорошо. Вам нужно подойти к дому этой девочки, тихо, чтобы никто вас не заметил, – продолжил Люсьен.

– Как мышки! – подсказала Даша.

– Ф-фу, ммыш-кки… – скривился серый. – Н-не напом-м-минай м-н-не прро м-мыш-шекк!

– Ой, хорошо, хорошо… – ответила Дашка со снисходительной улыбкой. – Я забыла, вы не любите мышек…

Люсьен добавил:

– И говорить вам тоже ничего нельзя. Голоса ваши очень громкими станут.

– Это ин-н-нтере-ресно… – промолвил Фокс, воображая, как пугает слоняющихся по улицам собак.

– А к-какк м-мы пер-р-регов-вариваться ббудем-м? Ессл-ии н-надоо ббуд-детт? – обескуражено поинтересовался Матвей у незваного гостя.

– Вам это не понадобится. Когда придете, оставите вот это письмо, – Люсьен вручил полосатому состаренный лист, и кот зажал его за краешек в зубах, – где-нибудь на видном месте во дворе, но только не на пороге дома, чтобы эта девочка не подумала, что его только сейчас подложили. Нужно, чтобы она решила, что он долго лежал, и она нашла его случайно. Но в дом к ней не заходите! И все, можете возвращаться.

– З-звучит нес-с-сложно, – произнес Фокс.

– Тогда начнем, – ответил Люсьен, поднял лапку.

– Погоди, – прервала его Даша и сказала Матвею: – Положи листок пока, а то он тоже невидимым станет.

– Нет, не нужно выпускать записку, я специально так задумал, чтобы они донесли письмо невидимым, – сказал ёж, подморгнул девочке. – Видимость к нему вернется, когда они его оставят.

– А-а, ладно, – сказала Даша.

Люсьен наставил лапу на котов.

Фокс оцепенел с расширенными глазами.

– С-сейчас бу-уддет бол-льн-н-но? – Матвей свернулся, спрятав голову.

– Нисколько. Как и с предыдущим заклинанием, – ответил ему ёж.

Потом он замер и почти неслышно что-то прошептал. Дети лишь по шевельнувшемуся ротику и дергающимся усикам догадались, что зверек не просто так застыл.

Затем вокруг пушистых братиков буквально из ниоткуда образовалась белесая пелена. Сначала еле заметная, она на глазах становилась все непроглядней. Коты пробовали коснуться ее лапками, но как можно дотронуться до чего-то, что как туман? Достигнув полной непрозрачности, пелена стремительно рассеялась. Кровать опустела, питомцы исчезли, словно их и не было.

– Они здесь, да? – тихо полюбопытствовал Артём у зверька.

– А где же… – ответил ёж и обвел глазами комнату. – Давайте, подайте нам знак или…

Договорить Люсьену не удалось: громогласное «Ккак-кой?» ураганом пронеслось по спальне, сотрясая стены и мебель. Пыль со шкафа и с верхней полки стола взметнулась, повисла в воздухе. Плафон потолочного светильника закружился, как пропеллер. Рисунки с монстрами, собранные кучей у стены, разлетелись по комнате. Ежа отбросило в стену, как шайбу в ворота. Плюхнувшись на пол, он распластался. Зажмурившиеся дети, прикрыв уши ладошками, отшатнулись в центр комнаты и врезались спинами.

Шквал оставил после себя беспорядок и тошнотворный запах кошачьих консервов. Похоже, «ароматы» из ртов Фокса и Матвея усилились наравне с голосами.

Люсьен поднялся.

– Ну вот, теперь все в порядке, – проговорил он, ковыряя коготками в ушах. – А теперь вам пора. Поспешите. И не забывайте про молчание! – наказал он в воздух, не имея понятия, куда смотреть.

«Ххоорош-шо. Ввып-ппусститте ннас» – раздалось у самой двери. Эти слова прозвучали чуть тише и затронули только кровать. Простыня и пододеяльник на ней воспарили на секунду, как парус, поймавший попутный ветер, а подушка спрыгнула с постели к Дашкиным ногам.

– Сейчас выпущу! – выкрикнул Тёмка, открыв глаза. – Только не говорите больше ничего!

– Агга, – согласился громоподобный голос, заставив затрепетать листки с рисунками, валявшиеся везде.

Артём открыл дверь и помчался вниз.

– Я не думала, что настолько громко будет, – произнесла Даша, убрав руки от ушей. – И как только коты сами не оглохли?

– Кажется, я немного ошибся в сравнении, – признался ёж. – А оглохнуть они не могут. Им их голоса кажутся нормальными.

Артём вернулся и, с чувством выпалив: «Все, ушли!», кинулся собирать с пола рисунки.

–Ну что ж, будем ждать. Надеюсь, они не натворят чего, – сказал ёж.

Глава 6. Шерстяные полтергейсты

Несносная человеческая особа живет недалеко, на Теневой улице, проходящей параллельно проулку Неожиданности. Полосатый с листком во рту и серый перелезли через дощатый забор позади двора и поспешили по заросшему сорняками огороду вредного старика Василия. Осталось пересечь его участок, перебежать дорогу – и все, они на месте.

Василия Ильича Фокс и Матвей считали сумасбродом из-за его беспричинной ненависти к представителям семейства кошачьих. К тому же, не так давно у старика появилась аллергия на кошачью шерсть, за все семьдесят пять лет жизни никак себя не проявляющая. У деда начинал дико зудеть нос, стоило ему всего-навсего заметить на своей земле мурлыку. Старик бранился и чихал без передышки, выплескивая сопли. Снимал сапог с ноги и бросал в животное. Потом гнался за ним до самого забора, преодолеваемого последним со скоростью межконтинентальной ракеты. Как только недруг оказывался за пределами дедовой земли, все признаки аллергии волшебным образом исчезали, и Василий с видом победителя топал домой в одном сапоге. Не в том был настроении, чтобы в крапиве второй разыскивать.

Сталкиваться со стариком Фоксу и Матвею приходилось часто, и все благодаря их дружбе со Стрелкой – собакой старика, метисом немецкой овчарки и дворняжки. Дед взял ее из приюта для животных в прошлом году.

Доставалось от деда и Стрелке, поскольку она любила котов и кошек всей душой, обижать и прогонять не желала. «Чтобы ни один кот паршивый на мою землю не ступал! – гремел Ильич на нее хриплым старческим голосом, но все впустую. Оттого старик регулярно питомицу «воспитывал» – запирал ее в кладовке и морил голодом. Серый и полосатый, зная про «воспитание», старались лишний раз не показываться деду на глаза и не подставлять подружку. Однако спрятаться от Василия Ильича с сидящей на цепи собакой было невозможно.

Когда коты протрусили мимо двухсотлитровой железной бочки с зеленой застоявшейся водой, Фокс загорелся желанием подшутить над Стрелкой. Покидаться в нее травой или подвигать ее миску. Что будет смешно, кот был уверен. Но, пробравшись через грядки покусанной бабочками-лимонницами молодой капусты, кот увидел, что разыграть некого – будка пуста, цепь валяется на земле.

«Опять сумасшедший ее запер», – переглянувшись, подумали одновременно пушистые братья – друг друга они могли видеть. Матвей поспешил приложить лапку ко рту, напоминая брату о молчании. Фокс согласно качнул мордочкой. Затем полосатый указал в сторону улицы и решительно направился туда. «Еще вернемся» – загадал серый и двинулся за братом.

Коты перелезли через облезлую деревянную ограду деда и пошли по обочине. Их опередила похоронная процессия из пары десятков теток и дядек различных комплекций. Возглавлял траурное шествие неспешно едущий автобус с кислотного цвета надписью на боковой панели:

ДОСТОЙНЫЕ ПОХОРОНЫ – ПРОЩЕ ПРОСТОГО

На мужчинке, идущем один из последних, было надето сразу трое штанов: белые кальсоны, брюки и джинсы сверху, а на ногах – зимние сапоги. Он жаловался ковыляющему рядом на зябкость ног и на каждом шагу подтягивал все свои штаны.

Следуя за братом по пятам, серый вернулся к свербящему душу вопросу: откуда Матвею известно, где живет та человеческая особа? Они всегда гуляют вместе, а коли Мотька знает, где она обитает, то и ему, Фоксу, тоже должно быть известно. Но это не так. Кот твердо настроился расспросить брата, но потом, когда домой вернутся.

Метров через двести коты дошагали до нужного дома. Перешли на другую сторону дороги, пролезли между железными планками ограды к обложенному белым кирпичом строению.

В это же время через щель в боковом заборе в Настин двор забралась небольшая кошечка ангельской наружности. Белая, короткохвостая, с серебристой бабочкой на ошейнике. Фокс, увидев ее, ощерился в глуповатой улыбке, Матвей же стал мрачнее тучи. Кошка прохаживалась по травке, наслаждаясь солнышком. Но, стоило ей, поворачиваясь, заметить серого с полосатым, как настроение ее переменилось. Угрожающе рыча, кошка зашагала прямо на братиков. Серый не шевельнулся, казалось, разум оставил его; полосатый, сжав сильнее держащие важную записку челюсти, попятился и скользнул под калину.

– Мусенька, мусенька! Мусь-мусь! – вдруг раздался женский голос за забором.

Ангел со зловещими глазами свирепо фыркнула и, спеша на зов, скрылась в дыре ограждения. Полосатый вылез, подошел сзади к брату и ткнул его лапкой в спинку. Фокс встрепенулся, будто очнувшись ото сна, обернулся.

Пушистые вернулись к заданию. Пробежали по выложенной камнем дорожке вглубь двора, осматриваясь, думая, где же листок оставить. Никакого подходящего места им на глаза не попалось, а в дом пришелец запретил заходить. Что же делать? Где положить записку? Коты жестами условились не торопиться, обмозговать все получше. А чтобы легче соображалось, возвратились в палисадник и улеглись на мягкой травке под окном, из которого как раз доносился разговор.

– Значит, они что-то скрывают? Кого-то? – спросил кого-то басовитый, почти мужицкий, голос Настиной матери.

Братики навострили уши.

– Я уверена, что это какой-то сумасшедший. Помешанный, – ответил женщине высокий девчачий голосок, принадлежащий той особе, из-за которой коты и пришли.

– Да чего ты так свистишь? Прекрати! Аж уши режет! – гаркнула на нее Татьяна Юльевна.

– Ладно, ладно, мам, – виновато прощебетала Настька нормальным голосом.

– Почему сумасшедший? – немного погодя сурово спросила тетка.

– Да этот мужик, это точно не баба, я по голосу поняла… – начала Настька.

– Ты что, подслушивала? – перебила дочь Татьяна Юльевна, взревев так громко и бешено, что коты вздрогнули. – Нет, такого быть не должно. И не думала я, что моя дочь шпионить будет. Беда, это просто беда!

Настька помалкивала.

– Позорище! Они сами должны тебя звать, показывать все и рассказывать! Вот, как меня все зовут! – расходилась ее мать.

Она соврала – никто ее не звал и, уж тем более, ничего не показывал. Важные сведения ей приходилось добывать самой, терпеливо отираясь о стены чужих домов, шаря по окнам. Самыми интересными были разговоры о деньгах – о каждой покупке или растрате жителей Юльевна хотела знать заранее. Но и остальное тоже дослушивала до конца. Каждодневный обряд позволял оставаться в курсе событий города, без этого тетка жизни себе не представляла. Если по какой-либо причине ей приходилось пропустить «прогулку», она стопорилась у окна и начинала скулить, как запертое в клетке животное. Так и стояла, завывая, весь день и всю ночь, сводя с ума дочку, безвольного мужа и ближайших соседей. Но рассказывать все дочери – хотя женщина и подозревала, что та знает, – было ниже ее достоинства.

– Они этого не сделали. Вот и пришлось. Этот мужик, он по-любому опасный! Помочь я хотела…

Мать ее грубо оборвала:

– Хватит соплей. Так почему сумасшедший?

Серого так увлекло подслушивание, что поручение незваного гостя вылетело из его головы.

– Да он… Лабуду какую-то нес, бред про планеты. Рассказывал, как он на землю прилетел. Со спутника! Про озера какие-то говорил волшебные… Про парики, камни поющие… Вот тут я и выдала себя, не смогла сдержаться. Смешно же…

– Психопат, – поставила диагноз Татьяна Юльевна.

– И еще…

– Что?

– Когда Бабакины меня заметили, они кинулись на меня драться! – Настька неискренне захныкала.

– Как? – одурело воскликнула ее мать, заскрипев, кажется, мебельными ножками по напольной плитке. Похоже, вскочила со стула.

Возмущенный, Фокс резко поднялся. Он не был самым умным из животных, но отличить ложь от правды мог. Тем более, сам все видел, когда на полу кухни валялся. Но что же брат? Он, наверное, тоже ошарашен столь бесцеремонным враньем? Серый глянул на него и разозлился: полосатый сладко спал, подергивая усиками от щекочущей мордочку былинки, танцующие в прогретом воздухе бабочки и щебечущие птички усыпили его. Помятая записка лежала возле его носика. Посмотрев на нее, Фокс вспомнил про поручение пришельца и толкнул брата.

– Орали, как психованные! Пихались, я чуть с лестницы не слетела. Вот, спину мне отшибли и бок. Обзывались… – притворным страдальческим голосом в это время жаловалась Настя.

Полосатый потянулся, сладко зевнул. Заметив рассерженное выражение морды серого, поспешил заткнуть ему рот. Фокс, еле сдерживаясь от гнева, показал лапой на окно. Но заторможенный после отдыха Матвей не понял, что означает это братнино поднятие лапы.

– Ох, горе… Говорила я тебе, что добро до добра не доводит! Вот сделала ты хорошее дело, побеспокоилась об них, а в ответ что? Я устрою им, мразям малолетним. Дай мне телефон! – последнее предложение мать проорала так, что коты снова вздрогнули. Лапка полосатого соскользнула с морды брата, и серый, ничем и никем не сдерживаемый, завопил:

– Ззабыл-л, ззачем-м м-мы зздес-сь?

Такого раската двор Лазуткиных еще не видывал. Записка пришельца раскрошилась на мелкие частички. Стекла пластикового окна покрылись паутиной трещин. Деревья тряхануло. Боковые заборы опрокинулись во дворы соседей. Воробьев, щебечущих тут и там, оглушило и унесло за заднюю ограду. Кусты калины и молодые овощные растения из огорода вырвало с корнями и отбросило за ограждение к птицам. Белье, сохнувшее на веревке позади дома, закрутилось вихрем и шлепнулось на опустевшие грядки. Крыша сарая откинулась назад. Трава по всему участку сравнялась с землей, будто по ней прошлись гигантским, дышащим паром, утюгом. Пушистых, оглядывающихся с выпученными глазами, ураган не затронул, даже шерстку не взлохматил – на самих устроителей, по-видимому, непогода не действует.

Братики вышли на дорожку. Матвей, окончательно проснувшись, качал мордочкой, осматривая причиненный урон. Фокс, растеряв всю злость, виновато опустил голову: чужестранец говорил, что они станут громкими, но серый и подумать не мог, что настолько!

Внезапно коты почуяли исходивший с задней стороны дома запах жареного мяса. Оба зашевелили носами и направились к источнику аромата. Зашли за угол. Узнав, что запах исходит из приоткрытой входной двери, полосатый расстроился – залетный заходить в дом запретил, стало быть, мяса им не видать.

Вдруг из двери, подметя порог короткими кудрями, похожими на переплетение множества тонких проволочек, высунулась голова краснощекой женщины. Глаза тетки выпучились от увиденного разгрома, рот приоткрылся. Позади нее прозвучали истеричные возгласы:

– Мама, что там?! Мама?!

– Ничего, ничего, – пришибленно пробормотала Настькина мать и, поднялась, придерживаясь за дверь. – Я пойду, посмотрю. А ты сиди здесь! Наверно, кто-то камень в окно запулил.

– Камень, какой камень?!

– Ой, иди! – Занесла женщина на девчонку руку.

Татьяна Юльевна, до сегодняшнего дня бывшая женщиной говорливой и смелой, сейчас смахивала на свою бледную тень. Она крадучись вышла из дома и трусливо осмотрелась.

Полосатый, подумав, пришел к мысли, что порученное им задание выполнено. Не так, как было приказано, это верно. Но теперь-то этим двум женским особям точно не до обсуждения их младших хозяев будет. Да и записки все равно уже нет. А значит, котам тут больше делать нечего. Матвей остановил крадущегося к двери брата и показал лапой на уличную дорогу, давая понять, что пора возвращаться. Фокс кивнул, согласившись, однако мысли его были далеко.

Мать Насти обошла вокруг дома, выкрикивая надрывным голосом:

– Что творится! Что же творится! Беда, беда! – И направилась к входу, опечаленная.

Настька, увидев приближающуюся мать, высунулась:

– Мам! Мам!? Что это было?

– Я же сказала тебе не выходить! – Татьяна Юльевна втолкнула дочь в внутрь, а сама со слезами на глазах стала на пороге, озирая двор, будто в последний раз.

Коты поспешили прочь. Матвей шел первым, серый плелся следом. Ничего не предвещало неожиданностей до тех пор, пока полосатый, прошмыгнув между планками ограды, не обнаружил, что Фокс исчез. Матвей яростно притопнул и едва успел самому себе заткнуть пасть лапкой – чуть не ругнулся. Кинулся к входной двери, но она уже была закрыта. Конечно, серый в доме. Где же еще ему быть – поблизости нигде так вкусно мясом не пахнет. Тут дверь распахнулась, как от удара. На порог выскочила визжащая во все горло Настька.

– Привидение! Мама! Что делать?! Мама!

За ней выбежала Татьяна Юльевна, шумно дыша и держась за сердце. Обе спрыгнули с порога и, трясясь, прижались к кирпичной стене.

Шмыгнув в дом, Матвей оказался в комнатке со шкафом. Дверь тут же захлопнулась, едва не прищемив ему пышный хвост. Проследовав на запах, полосатый остановился у входа в кухню. Первым ему бросилось в глаза окно, из-за множества трещинок на стеклах почти непрозрачное. Брата тоже не мог не заметить – он на обеденном столе со скрипом протирал наждачным языком тарелки.

Увидев Матвея, серый удивился, и, вроде бы, малость испугался. Попятился, не отрывая от полосатого взор. Вылизанные дочиста тарелки и два бокала, так некстати оказавшиеся позади него, упали на пол и со звоном разбились. Серый растерянно глянул на остатки посуды, затем медленно перевел взор на Матвея. Тот, кипя от злости, выставил лапку по направлению к выходу. Фокс понурился, но не собирался повиноваться. Исподлобья смотря на брата, он показал лапой на холодильник.

Матвей отрицательно закачал головой, опустил лапку. Фокс с места не сдвинулся. Полосатого расстроило упрямство серого брата. Но что он мог сделать? Насильно оттащить серого от еды было ему не под силу. Фокс вообразил, что брат согласился и тотчас повеселел, спрыгнул со стола, уселся перед холодильником. Полосатый в расстроенных чувствах выбрел из комнаты. Решив дожидаться, пока брат усмирит свой неуемный аппетит, он свернулся клубочком перед входной дверью.

Фокс оглядел прибор снизу вверх, размышляя, как достать до верхнего, холодильного, отделения. Кот не сомневался, что в нем много вкусностей припрятано. Жаль, стоит прибор в стороне от кухонного гарнитура, с тумб было бы легче забраться. Серый кот хотел пустить в ход волшебный голос, но побоялся. На улице ураган устраивать безопаснее, а в помещении еще ненароком мебелью завалит, тогда станет совсем не до еды. Да и не факт, что голос может здесь помочь. Пошевелив извилинами еще немного, кот вздумал прыгать.

Отойдя в дальний угол кухни, серый бросился к холодильнику с разбега. Допрыгнув до ручки дверцы, он потщился зацепиться за нее когтями. Но не сумел. Лапки соскользнули, и Фокс плюхнулся на пол, отбив себе бок и чудом не поранившись об осколки разбитой посуды.

Отступать было не в принципах кота, особенно если дело касалось провизии. Фокс сделал еще попытку, сорвавшись из угла куда стремительней и яростней. Пухлое брюшко тряслось при беге, как холодец на тарелке. На этот раз коту удалось зацепиться за ручку, и он повис на ней, как спелая груша на ветке. Забыл серый лишь об одном – как открыть дверь он так и не придумал.

Кот растерялся лишь на миг, быстро сообразил, что делать дальше. Поджал хвост и начал раскачиваться на ручке. Непривыкшие к нагрузке лапки заныли. Серый не останавливался, раскачиваясь что есть силы, выставляя вперед нижние лапки при каждом рывке. Сжал челюсти, чтобы ненароком не взвыть от ноющей боли в не выдерживающих напряжения лапках. Захотел позвать брата на подмогу, но как это сделать, когда голос подобен урагану? Ничего не придумав, воспылал к полосатому злобой: «Дрянной кот! Почему сам не пришел и не помог мне?»

Оставить затею после стольких мученических усилий серый просто не мог. Несмотря на немыслимые, невиданные ранее испытания, он собрал оставшиеся силы и при очередном рывке задрал лапы так высоко, что едва не перекрутился. Какое счастье! Заветная дверца распахнулась до упора и сразу же начала медленно закрываться.

Мысленно подбадривая себя, изнуренный кот уцепился одной лапой за балкончик дверцы. После отцепил от ручки вторую лапку, тоже ухватился ею за балкон и повис. Передние лапы по всей длине горели огнем, но от осознания скорого окончания испытания серый почувствовал небольшой, но своевременный прилив сил, и боль чуть приглушилась.

Дверца неспешно возвращалась на место – уму непостижимо, но четвероногая обуза ей почти не мешала. Фокс сделал рывок назад, потом еще один, и уперся задними лапами в дверку морозильной камеры, вытянувшись вниз животом. И начал восхождение. По мере закрывания дверцы холодильного отделения кот ступал вверх по двери морозилки, как скалолаз по отвесной возвышенности. Разница была лишь в том, что альпинист забирается к горе лицом, а Фокс корячился к холодильнику задом. Добравшись до верха морозилки, кот закинул задние лапы в холодильное отделение. Дверца захлопнулась, втолкнув серого аккурат в тарелку с котлетами. Лампочка потухла.

Матвей меж тем спал и о подвиге брата понятия не имел. Уснул кот не сразу. Сколько-то сидел и дулся на Фокса, потом отвлекся на плач за дверью. Слезы лили обе – и Татьяна Юльевна, и Настя. Вскоре женщина успокоилась и начала утешать дочку своим баритоном, обещая купить все, что та пожелает. Дашка от увещеваний заревела еще громче. Тетка прикрикнула на нее и зашаркала к двери. Матвей приготовился отбежать. Женщина поднялась на порог, но открыть дверь не осмелилась, как дочь не умоляла. Вместо этого она наклонилась к замочной скважине и стала грозить в нее вызвать полицию, колдунов, охотников за привидениями и кого-то еще, кот не понял, разобрал лишь, что слово начиналось на «экз». Потом обе женские особи затихли, а может, ушли. В тишине Мотя разомлел и заснул.

Обессилевший, но счастливый-пресчастливый Фокс еще минут десять лежал на котлетах. Нагруженные скалолазанием задние лапы и висением – передние не сразу перестали жечь. Когда же это случилось, серый поднялся, ощущая, как прежде ленивые мышцы наливаются силой. «Нужно почаще приключения себе устраивать, упражнения всякие. Тогда все будет нипочем. И все собаки будут меня бояться» – подумал он. И накинулся на котлеты.

Натрескавшись до отвала, удивляясь отменному аппетиту, возникшему даже без наличия зеркала, Фокс глянул вниз и увидел, что стоит в котлетной каше всеми четырьмя лапами. Да если б фарш был только там! Мелкие кусочки котлет висели на стенках, как точки на ткани в горошек.

Полосатому же снился который сон подряд. Он ехал на одногорбом верблюде по старинному восточному базару. Народ гудел вокруг: кто-то спорил с продавцом, сбивая цену, две женщины в паранджах ругались, мужчина в пыльных штанах тянул за собой двух мальцов, визгом выпрашивающих сладости. А верблюд неторопливо шел, люд расступался перед ним, смотря на полосатого с почтением. Кот окидывал человеческих особей величественным взглядом и с наслаждением жевал куриные пупочки.

Серый возвращаться домой не спешил: он унюхал на верхней полке еще что-то вкусное. Поднял голову и вперился в две отварные куриные голени, торчащие из широкой тарелки. Осталось до лакомства добраться. Фокс встал на задние лапы. Придерживаясь за стенку, зацепился когтями передней лапки за решетку полки, а коготками второй лапы вонзился в сочную ножку и дернул ее на себя. Из тарелки выскользнула мясистая курица и поездила по решеткам полки туда-сюда.

Держась за решетку полки, кот потянул мордочку вверх и отщипнул от птицы кусочек кожицы. Жадно проглотил его, облизнулся. Затем сделал резкий рывок, с безумством в глазах впился в курицу зубами. Пожива сдвинулась к краю полки, уперлась ножкой в пакетики приправ на балкончике дверцы. Фокс вгрызался в птицу, вдавливаясь мордочкой в решетки до упора, до боли. Желая отщипнуть кусок покрупнее, отпустил курицу и тут же с рывка снова впился в нее зубами. Птица дернулась и зацепила окороком открытую упаковку красного перца. Пакетик свалился, пространство внутри холодильника наполнилось облаком жгучей пыли.

Глаза защипали, Фокс зажмурился. Когти расслабились, соскользнули с решеток и он плюхнулся в котлетную грязь. Вслепую поднялся, растирая зудящий носик. Приспичило чихнуть, кот поспешил прикрыть рот и нос лапками, шумно задышал, думая, что это поможет перебороть себя. Но, несмотря на старания, сдержаться не получилось.

– Ап-п-пчхи-и! – Сопли выстрелили из носика кота, белые усы украсились слизью с перчеными вкраплениями, повисшей, как гирлянда на нарисованной елке. Дверцу холодильного отделения вырвало, все съестное вылетело из него, как из пушки. Луковицы, специи, кастрюля с гречневой кашей, йогурты… Дверь морозилки распахнулась, но не оторвалась. Покусанная курица взмыла под потолок, взмахивая крылышками, потом влетела в стену и скатилась, оставив жирный след на обоях. Занавески взвились до потолка. Обеденный стол въехал в тумбы, стулья отбросило в угол. Дверца, встретившись с навесными шкафчиками, упала на микроволновку, оставила на ней вмятину и закончила разрушительный полет, треснув от удара об плиточный пол. Шторы опустились, дверь морозилки закрылась.

Грохот разбудил полосатого. Он внесся в кухню и от увиденного едва не лишился рассудка.

С улицы донеслись звуки приближающихся сирен. Какие-то перешептывающиеся женщины прильнули к пострадавшему окну, пытаясь хоть что-то разглядеть. Ничего рассмотреть не вышло, тетки отпрянули и потопали вглубь двора, не переставая переговариваться. Рев сирен затих прямо перед домом, проскрипели тормоза нескольких машин.

Фокс, открыв глаза, оглядел кухню. «Вот и связывайся после такого с курицами. Ну, что поделать» – подумал он, вытирая усики.

Потрясенный Матвей показал брату лапой на выход и покинул комнату. Теперь серому ничего не мешало прислушаться к мнению полосатого. Он выпрыгнул из холодильника. Приземлившись на плиточный пол, почувствовал под задней лапкой что-то острое. Увидев осколок бокала, отскочил, едва не запищав. Поторопился прикрыть ротик, но слишком резко размахнулся и шлепнул лапой себя по мордочке. Улыбнулся – хлопок показался ему потешным, – и оглядел пострадавшую лапу. Царапинка была маленькой, можно сказать, обошлось, и серый благополучно выбросил ее из головы. Подобрался к курице и закинул ее себе на спину, не мог же он ее оставить! Закусив крылышко зубами, чтобы птица не свалилась, направился вон.

Когда Фокс появился в прихожей, сидящий возле входной двери полосатый обеспокоенно на него глянул. За дверью раздавались приглушенные шептания, взмахи рук, какие-то еще звуки. Было понятно, что там несколько человек, не два и не четыре, больше. И все они пришли защитить Татьяну Юльевну.

И вот, уже в следующую секунду Фокс и Матвей услышали громкий и строгий мужской голос.

– А ну выходи! Полтергейст поганый.

Коты поджали хвосты с испуга – поняли, что он к ним обращается.

Напряженный женский голосок попросил кого-то: «Вот, у меня потухло, подожги». Послышался чиркающий звук.

«Поджечь решили?» – Пушистые братья попятились к стене, легли возле нее. Курица так и была на спине серого, кот не собирался с ней расставаться.

Какой-то мужчина зашел во двор, уверенно шлепая по дорожке, похвастался гнусаво: «Глядите, какой топор откопал». Несколько женских голосов зашикали на него, прося отойти и не мешать.

«И зарубить перед поджогом?» – Пушистые братики в ужасе переглянулись.

Грозный голос раздался еще раз, сделавшись нервным и нетерпеливым.

– Выходи, нечистая сила! Стрелять буду!

Ушей пушистых достигли приближающиеся шаги – один из заступников, возможно, сам грозивший, начал подбираться к двери. Шаг, другой, шаг, другой…

Коты, дрожа от страха, прижались друг к другу.

Шаги раздавались все ближе…

Все особо запомнившиеся события жизни замелькали перед глазами пушистых. Стаи диких собак, разъяренно щелкающих челюстями… Василий Ильич, орущий бешеным голосом и кидающий в котов всем, что под руку попадется… Соседка Аглая, пронзающая братьев в темноте ночи сверкающими глазами…

Горестный Фокс уткнулся мордочкой в мягкую шерстку брата. Героем он себя уже не чувствовал. Ему захотелось завопить своим дивным голоском, крушащим все вокруг. Но что может какой-то там ветер, пусть даже сильный, сделать против пистолета? Вдруг пушистые услышали глухой звук удара, после которого крадущийся еле слышно выругался. Видимо, он слишком низко поднял ногу и тукнулся пальцами в порог.

Ум полосатого неожиданно прояснился. Как спастись, кот понял в тот же миг: он осторожно произнесет что-нибудь. Люди наверняка перепугаются и уйдут. Тогда он с братом сможет спокойно придумать, как выбраться из дома. Призрачная надежда согрела полосатого. Но если все закончится неудачей, тогда останется во всем винить вечно голодного Фокса. Сделай они все, как пришелец сказал – уже отдыхали в лежаках!

Скатившаяся слеза увлажнила шерсть Матвея. Он с большим трудом заставил себя подойти к двери и сесть перед ней. Заступник теть Марины постукал костяшками пальцев по полотну с наружной стороны.

Тук-тук-тук…

Стук эхом отозвался в голове полосатого: «тук-к-тук-к-тук-к-тук-к…»

Или это его сердечко так часто и громко бьется?

Не отпуская крыла, серый трусливо глядел на брата. Он догадался, что тот задумал.

– Давай, давай, выгони это! – подзуживал стоящего на пороге защитника охрипший голос Настиной матери.

Матвей, немного поколебавшись, тихим голоском ответил постучавшему:

– Хор-р-рошо-о.

В прихожей поднялся пронзительный вихрь. Коты забились в угол. Заступник бросился с порога. Через мгновенье дверь вырвало и она, крутясь, с грохотом приземлилась в лишенный ранее крыши сарай. Люди заохали, отбежали подальше от входа. Что-то со стуком упало на дорожку. Шкаф потанцевал по комнате, шлепнулся на бок, выплюнув цветастые куртки и кучу туфлей.

Воцарилось молчание, изредка прерываемое еле сдерживаемыми рыданиями матери Насти. Матвей боязливо выглянул во двор. Никто не ушел, как бы ему не хотелось, человек десять настороженно и оробело глядели в его сторону. Бородатый дед в пыльных брюках с топором на плече, рядом с ним – мужчина в темно-синей форме, нервозно перекладывающий какой-то предмет из руки в руку.

Глаза полосатого округлились: «Пистолет!»

Четыре тетки в пестрых сарафанах, держащие в трясущихся руках потухшие свечки, за спиной одной из них торчал худосочный высокий мужчина в белом халате. Татьяна Юльевна. В стороне ото всех – трое мужчин в одинаковых черных костюмах с желтой горизонтальной полосой на рукавах, внизу штанин и на подолах курток.

Хотел посмотреть на защитников и Фокс, но полосатый сердито отпихнул его. Серый опешил, но враз сообразил, почему брат так сделал. Курица же видимая!

Всхлипы Настиной матери становились все тише. Остальные пришедшие молчали, будто онемев. Приближаться к порогу больше никто не стремился. Пушистые могли бы спокойно выскользнуть и уйти незамеченными, невидимые же. Только птица все портила.

Матвей, зная, что просить упертого брата оставить курицу бесполезно, кинулся ее отбирать. Серый оттолкнул его и, отбежав, притаился за лежащим шкафом. Полосатый мигом обнаружил Фокса и запрыгнул на птицу. Серый сбросил его и ринулся в противоположный угол, полосатый за ним. Люди во дворе испуганно зашептались. Матвей нагнал брата и ударил лбом в бедро. Фокса занесло в стену. Добыча соскользнула со спины кота, но зубы его все также крепко сжимали крыло. Полосатый встревожился падением брата – он-то хотел стукнуть по курице, но промахнулся.

Пронзая Матвея ненавистным взглядом, Фокс встал, вскинул птицу на спину. Полосатый покаянно отступил к выходу. Серый поднял шерсть дыбом и набросился на брата, у Матвея не получилось его оттолкнуть. Коты сцепились в серо-полосато-куриный клубок и, молча царапая друг друга, покатились по полу. Клубок врезался в дверной косяк и отлетел во двор. Невидимых вредителей и птицу раскидало по разные стороны от порога.

Соседки Татьяны Юльевны со свечками ахнули, увидев выскочившую из дома курицу.

– Что за ерунда? Мы за этим приехали? – недовольно произнес один из пожарных.

– Вот видите, вот видите… – запричитала Настькина мать.

Полицейский понял, что настало его время. Принял позу, трясущимися руками выставил пистолет и нажал на курок. Пуля угодила в стену. Выстрел испугал присутствующих куда сильнее, чем бегство из дома приготовленной в духовке курочки: врач повалился на землю, пожарники помогли ему подняться; соседки Настькиной матери отскочили, зажмурив уши и заверещав; «чё творишь?» – отшатнулся дед с топором.

Но самое интересное пришедшим и приехавшим только предстояло увидеть. Крыло курицы приподнялось. Птица, дернувшись, взмыла сантиметров на двадцать над землей и улетела прочь.

Люди суматошно забегали по двору. Полицейский бросил пистолет в траву и, перемахнув задний забор, засел в крапиве. Бабы, пришедшие посмотреть на доказательство существования приведений, уронили свечи и раскинулись на земле, накрыв головы руками. Пожарные водрузились на молодой тополь и защебетали, перекидываясь мнениями. Ветки дерева прогнулись под ними. Доктор выбежал через калитку и бросился по улице, размахивая руками и крича что-то нечленораздельное. Одна Татьяна Юльевна не двинулась. Она одиноко стояла посреди разоренного двора и рыдала, утирая слезы толстенной ручищей. Насти не было.

Курица с оттопыренным крылом, подрагивая, летела над дорогой. Женщина средних лет, гуляющая, обернувшись белой простыней, узрев несшуюся ей навстречу птицу, задрала подол, зажав в кулаках низы одеяния, и рванула куда глаза глядят. Ехавшая позади тетки мотоколяска-лягушка резко затормозила, водитель удрал. Мужчины, несущие в мусорный контейнер пакеты с отходами, побросали мешки и убежали. Один пакет лопнул, клочки использованной туалетной бумаги высыпались и, подхваченные ветром, устремились в окна ближайшей хибары. Копошащиеся в палисадниках горожане, разинув рты и выпучив глаза, кинулись по домам и захлопали дверями.

Не испугался лишь дед Ваня, живущий через пару домов от Татьяны Юльевны. Старик, сидя на пороге дома, прихлебывал иван-чай из литровой кружки и подсмеивался:

– Нашли, чему удивляться. Ха! Вы еще рыбный дождь не видели. На Балхаше не были. И на преисподнюю Дарвазу не ездили смотреть.

Курица долетела до ограды Василия Ильича, перепорхнула ограждение и скрылась в лопухах.

Уставшие и одухотворенные коты, волоча за собой птицу, юркнули в пустующую будку, развалились на опилках. Недовольство и враждебность между ними исчезли без следа: ведь им удалось! Отдохнув пару минут, братики накинулись на доставшуюся неимоверными усилиями добычу. Матвей не отставал от серого – из-за переживаний у него проснулся дикий аппетит. Наевшись, примерно треть оставили подружке.

«Пусть порадуется. А то этот дед ничем, кроме второсортных каш ее не кормит» – условились они, поняв друг друга без слов.

В следующее мгновение из жилища старика донесся еле слышный писк, похожий на собачий. Блаженство пропало с мордочек пушистых: «Стрелка!»

Коты уверенной походкой направились к дому, размышляя, как попасть внутрь. Хотели через форточку, но, обойдя вокруг строения, не нашли ни одной открытой. Не будь они невидимками, им пришлось бы сидеть под каким-нибудь кустом и дожидаться, пока дед сам собаку выпустит, мучаясь от переживаний за нее. Но сейчас, когда у обоих есть сверхчеловеческая и сверхживотная способность, это ни к чему.

«Жаль, что временная, – про себя печалился Фокс. – Я бы столько всего мог сделать…»

Забравшись на полусгнивший порог, братья стали царапать входную дверь. Когти утопали в рассохшемся дереве, казалось, стараний их и не слышно. Но, тем не менее, изнутри донеслось какое-то шарканье, похоже, тапок по полу. Дверь открылась, перед котами появился Василий Ильич. Он, резво приняв строевую стойку и приложив ко лбу ладонь, выпалил:

– Здравия желаю!

Затасканная фланелевая рубаха и суконные штаны с заплатками на коленках висели на старике, как на скелете.

Пушистые братья тихонько пробрались в дом сбоку ног настороженно озирающегося и теревшего глаза деда. Несмотря на теплую погоду, в доме стоял затхлый запах. Теперь коты поняли, почему после возвращений из воспитательных заточений от Стрелки воняло сыростью.

Осознав таки, что на пороге кроме него самого никого нет, старик отправился в десятый раз за день проверять территорию на наличие шерстяных захватчиков. Убедившись, что двор свободен, он вернулся в дом. Пушистые к этому времени осмотрели все комнаты: заставленную хламом кладовку, кухню-прихожую с гудящим стареньким холодильником и унылую спальню, но подружку не нашли и с кручинными мордами уселись у стены прихожей. Где же Стрелка? Что с ней?

Василий Ильич зачерпнул кружкой воду из стоящего на табуретке ведра и жадно выпил, роняя капли на помятую рубашку.

– Знаю, знаю, кто скребышал дверь. Черти блохастые! Попадетесь мне, изведу со свету! – заверил он сам себя.

Поставив кружку на покарябанный, покрытый застарелой жирной грязью столик, старик прошел в спальню. Коты последовали за ним, ступая как можно тише. Василий Ильич улегся на железную панцирную кровать. Пружины под ним протяжно и мучительно провизжали.

– Собираешься подчиняться командиру? – поглядев немного на висящий над кроватью клок ткани с блестящими кружками, серебряными и золочеными, вдруг спросил дед.

Фокс с Матвеем не могли взять в толк, к кому Ильич обратился, но были уверены, что не к ним: аллергия у старика не проявилась, беситься он не начал, значит, об их присутствии не догадывается. И уже через секунду они услышали какой-то слабый протяжный писк. Повернулись на источник звука и уткнулись взорами в лакированный шкаф с двумя дверками, закрывающимися на ключ, и одним нижним ящиком. Глаза котов запылали злостью: Стрелка в шкафу, там же наверняка дышать нечем!

Питомцам сразу стало ясно, что произошло с предыдущей собакой деда, прожившей у него всего год. Та не была дружелюбной, как Стрелка, но котов не гоняла, просто не обращала на них внимания. И еще с одной, бывшей у Василия Ильича еще до рождения Фокса с Матвеем. О ней братики узнали от других котов и сперва не придали особого значения – в то время новость об умершей собаке не казалась им подозрительной. Мало ли что, может, болела, вот и умерла. А у деда, оказывается, все гораздо проще. Задохнулась одна – завел другую. Могущих дать отпор псов, вероятно, он избегает: на них воспитательную тиранию не опробуешь.

Подружка билась внутри, стараясь выбраться. Но все усилия ее были напрасны – шкаф крепкий, хоть и старый.

Скрипя пружинами, старик повернулся лицом к шкафу.

– Страшно тебе, ась? – с откровенной издевкой задал вопрос он.

Стрелка заскулила, как в подтверждение.

– Говорил тебе: блохастых не потерплю. А ты чего выкинула? Гавкнуть поленилась на этого паршивца черного? Смерти моей добиваешься?

Собака завыла, забарабанила по дверкам.

– Посидишь там, авось поумнеешь, – с важным видом подытожил хозяин и перелег лицом к стене. Пружины опять не смолчали.

Фокс вне себя от ярости направился к кровати, чтобы выпустить свой голосок ближе к деду, представляя, как тот прямо на кровати улетает в далекие дали. Поможет ли буря спасти Стрелку, предугадать было невозможно, но ждать больше нельзя – собака затихла, похоже, ей уже воздуха не хватает. Неизвестно, сколько она уже там сидит.

Матвей преградил брату путь, качая головкой. Фокс остановился и возмущенно топнул. Полосатый ткнул лапкой себе в голову, потом в грудь. Серый понял, что Матвей придумал, как спасти подружку. Отошел и прилег у стены, не сводя с брата глаз.

На самом деле полосатый не сильно утруждался размышлениями. «Если Фокс крикнул и начался ураган, я сказал слово нормальным голосом и выбил дверь, получается, если произнести что-либо шепотом, ничего разрушительного не случится. А дед точно напугается, и все мысли об издевательствах над животными растеряет».

Матвей сел к шкафу спиной и, повернув голову на кровать с захрапевшим дедом, прошептал:

– Откр-рой ш-шкафф…

Не произошло ничего, хоть отдаленно напоминавшего бури Фокса, как полосатый и предполагал. Лишь пыль поднялась и встала столбом, несколько кусочков штукатурки с потолка упали, занавески вжались в окна, да шкаф скрипнул, отчего Стрелка внутри заскулила, задолбила хвостом. И старик проснулся. С головой накрывшись одеялом, он со вскриком прибился к стенке. Кровать взвизгнула от его резкого движения. Накидка на Василии Ильиче заколыхалась от натужных вдохов и выдохов.

– К-кто здесь? – прокричал он спустя пару минут, высунув голову и со страхом озираясь по сторонам.

Матвей вперед встревожился, что дед заметит их из-за осаждающейся пыли, но, как оказалось, зря. Наверно, зрение у старика было не такое отменное, как слух.

– Йа, – тихим голоском ответил полосатый.

С потолка снова сыпануло штукатуркой. Коты отряхнулись, старик взъерошил костлявыми руками жидкие серебристые волосы.

– К-кто этот я? Кто? – нетерпеливо провопил он и опять запрятался.

– Йа. Ш-шкафф откр-рой, – категорично прошептал Матвей. Форточка облезлого окна со скрипом распахнулась. Стрелка вдруг загавкала, полосатый едва не вскрикнул от неожиданности, прикрыл пасть лапой. Пыль мало-помалу оседала.

– З-зина, – снова высунувшись, потрясенно произнес дед, вспомнив давно пропавшую жену. – Это ты, Зина?

– Йа. Аткр-р-рой ш-шкафф, – подтвердил великанский голос. Одеяло старика затрепыхалось и слетело на пол. Дед ринулся за ним и, вернувшись на визгливую кровать, прикрылся.

Стрелка не успокаивалась, бесновалась в шкафу – рычала, долбила лапами по стенкам, скулила.

– Што? Што тебе надобно от меня? – злобно завизжал Василий Ильич, высунувшись снова. – Не брал я твои кольца!

Коты обменялись взглядами: они не имели ни малейшего понятия, кто такая Зина, что за кольца.

– Ш-шкафф аткр-р-рой, – прошептал полосатый, не зная, что сказать еще.

– З-зачем тогда? Зачем ты пришла? – будто не слыша, что ему велят, взревел дед. Натянув одеяло на голову в попытке основательно прикрыться, случайно открыл тощие ступни с желтушными ногтями. Чертыхаясь, нервно поправил одеяло.

Глянув на деда, Фокс заулыбался, повернул мордочку на брата. Матвей поклонился серому, как принимающий аплодисменты артист на сцене.

– Зза тоб-бой прришл-ла, – чуть громче соригинальничал полосатый, топнув лапкой. Ему надоело попусту сотрясать воздух.

Поднялся сильный ветер, коты зажмурились. Серая пыль и куски штукатурки разлетелись по сторонам. Форточка хлопнула о раму так, что стекла зазвенели. Шкаф дрогнул, собака в нем завыла с перепуга. Карнизы обоих окон выдернуло из стен и отшвырнуло. Кровать выехала на середину комнаты, проскрежетав по полу с визгом взбесившегося поросенка. Старик с нее свалился, упав между старым патефоном и потрепанным коричневым чемоданом. Стрелка затихла.

– З-за мной? З-зачем за мной? Забрать хочешь меня? – заголосил Ильич и пополз к шкафу, обернутый одеялом. Подобравшись к его ножкам, вцепился в них. И разразился рыданиями, долбясь лбом о пол.

– НЕ НАДО, ЗИНА! НЕ-ЕТ! Я не хочу! Я не виноват! Это не я. Петька их взял. Не я! Я ПРРАВДУ ГОВОРЮ!

Фокса разбирал смех, он прижал лапку ко рту. Глаза его заслезились. Матвей разомкнул веки и отряхнулся. Беззвучно прыснул в лапку и тоже зажал пасть.

– Я отдам медали. Все! Забирай, только оставь меня! – надрывным скрипучим голосом провозгласил Ильич, вскочил, содрал клочок ткани со стены и наотмашь бросил на пол. Медали отлепились от ткани и с бряканьем отскочили под шкаф.

Матвей, справившись с собой, начал размышлять, что же сказать деду, чтобы он все-таки выпустил подружку. Слов старик, видать, не понимает. Серый тоже перестал хохотать. Он убрал лапу от ротика, но в глазах его продолжали плясать смешинки.

– Йа защит-титть ссоббаку-у приш-шел… пприш-шла, – догадался шепнуть полосатый.

Старик плюхнулся на пол и привалился к стене, закашлялся. После высморкался в одеяло и, обтерев им серо-коричневый пот с лица, угнетенно констатировал:

– Тебе нужна эта тварь.

Полосатый разозлился, но смог сдержаться и не повысить голос.

– Он-нна нне тввар-рь. В-выппуст-ти ейё. Т-тогдда йя уйду-у, – загремел невидимый великан.

Фоксу надоело дышать пылью. Он быстро сообразил, что нужно сказать, чтобы дед послушался. Жестами попросил у брата слова. Тот не имел ничего против.

– Стрел-лкаа майа. Тты… ххех будде-ешь забот-титьсйа о нней. Увваж-жать коттов хе-ххе ллюббить… Оббиж-жать ббол-льше хехех нне ббуддешь! – тихо заявил серый.

– Да, дорогая, – смиренно покорился Василий Ильич, поникнув головой. При жизни жену он никогда так не называл. – Все, как ты скажешь…

Старик поднялся, обогнул кровать, достал ключ из углового отсека патефона. Обернувшись одеялом, подошел к шкафу, трясущимися руками вставил ключ в замок и крутанул. Раскрыл дверцы. Стрелка лежала на старых телогрейках, пиджаках, проеденных молью, и рубашках с затертыми рукавами. Она сразу начала жадно вдыхать воздух.

Дух Зины облегченно вздохнул два раза подряд, одеяло на старике затрепетало.

– Ты довольна, дорогая? – пришибленно спросил Василий Ильич и пообещал тихим голосом: – Буду заботиться о собаке. И котов больше гонять не стану. Своего заведу, клятву даю. Прошу только: оставь меня.

– Да, – шепотом согласился Матвей.

Дед проводил еле плетущуюся собаку к двери, выпустил ее и остановился перед порогом. Его худющие руки висели вдоль туловища.

Стрелка, очутившись во дворе, заметно оживилась и повеселела – куснув траву, кинулась в будку, учуяв волнующий запах подарка. Коты засветились радостью. Подав серому знак идти за собой, полосатый обошел деда, спустился по ступенькам. Фокс подмигнул брату и прошептал старику:

– Ии ешще коёе-што.

– Што? Што, дорогая? – растерянно переспросил Василий Ильич.

Серый выскочил из дома и ответил нормальным голосом:

– Вот это.

Пустотелый гнилой порог расщепило, доски разбросало по сторонам. Крытый железом козырек над входом с треском рухнул. Дед безразлично повернулся и зашаркал к кровати.

Братнино громоподобное «Вот это» не рассердило полосатого. Он подозревал, что Фокс не сможет уйти без пакостей, да и сам не раз хотел что-нибудь похожее вытворить. Полосатый понадеялся, что устроенное ими «перевоспитание» пойдет Ильичу на пользу, и наконец-то у подружки будет беззаботная и счастливая жизнь, после чего оба кота потрусили домой.

Глава 7. Скорлупа и пустышки

После ухода котов дети с ежом спустились на первый этаж. Тёмка и Люсьен уселись на полу кухни. Даша, понимая, что просыпанный Фоксом корм кроме нее никто убирать не станет, достала из узенькой кладовки под лестницей швабру и протерла пол. Успокоив неуемную тягу к порядку, девочка убрала швабру, прошла в кухню и опустилась на пол возле колючего зверька.

– Даже не знаю, что предложить, во что поиграть… – проговорила она.

– Да и не в чего. Комп запаролен, в телефоне чет ничего интересного. Если только в карты, – тут же вставил Артём.

– Мне неловко это вам говорить, но играть в карты я не имею желания, – зевнув, сказал ёж.

– Да ты даже и не отдохнул. А все из-за этой нахалки, – подхватил Тёмка.

Даша ласково погладила зверька по иголочкам:

– Может, ты сейчас поспать хочешь? Давай я тебя отнесу.

– Нет, нет. Надо ваших котов дождаться.

Откуда-то издалека донесся вой нескольких сирен, перебивающих друг друга.

– Что это? – в замешательстве спросил ёж.

– Да, ерунда, – заверил его Тёма. – Наверно, опять кто-то машину угнал, ну, или, может, у кого что случилось. Это полицейские ездят с такими громкими звуками… сиренами. И скорая еще.

– А зачем этим полицейским так громко гудеть?

– Ну, чтобы людей оповещать. О преступлении. Или чтобы другие машины их пропустили, они ж на вызов, наверно, спешат.

– О преступлении? – переспросил ёж и уныло выдохнул. – Ах да. Я запамятовал ненадолго. Здесь же не Грифост.

– А в Грифосте вообще ничего плохого не случается? – поинтересовалась Даша.

– За всю мою жизнь один раз только произошло дурное, – ответил зверек, смотря куда-то наверх.

Сирены наращивали громкость, рев их становился все резче и пронзительней. Видимо, машины неслись уже где-то рядом.

– Я бы хотел там побывать, в этом Грифосте, – мечтательно проговорил Тёмка.

– Не было ни дня, что бы я не вспоминал о нем… Как же сильно я сам хочу туда вернуться, – произнес упавшим голоском Люсьен, ощущая прилив невыносимой тоски. – Но кебо нет, а без него нельзя…

Артём решил не терзать душу зверьку и перевести разговор на другую тему, только ничего придумать не смог и так ничего не сказал. Даша тоже не произносила ни слова.

Люсьен помолчал недолго, затем сказал:

– Хочу вам признаться. Как я уже говорил, на Земле я живу давно, успел побывать в разных уголках планеты. В ваш город переместился случайно и задерживаться здесь не собирался.

– Почему? – полюбопытствовала Дашка.

– Меня неприятно удивили события первых после перемещения часов.

Тёмка пристыжено сник, решив, что всему виной то, что он хотел искупать Люсьена в отместку за сестрины царапины.

Звуки, взволновавшие Люсьена, разом стихли.

– Вы не первые, с кем я встретился, – ёж приязненно посмотрел на Артёма, догадавшись, о чем тот подумал. Душевые терзания мальчика как рукой сняло. – После перемещения я задремал, и меня нашли две девочки. Они решили, что я неживой. Похоронить меня хотели! Закидали сухой травой и мертвыми кузнечиками, и убежали. Их бессердечность необычайно ошеломила меня, но я внушил себе, что это случайность, что мне просто не повезло. А чуть позже меня хотел убить весьма упитанный мальчишка, чтобы в школу отнести, учительнице подложить в сумку. Вероятность, что два схожих неприятных события случатся с таким небольшим промежутком, невелика. Это навело меня на мысль, что здесь подобное поведение считается нормальным. Далее я услышал, как неуважительно к вам обратилась некая персона, перед тем, как мы прибыли к вам домой. Но окончательно убедился, что мое соображение верно, увидев через окно тех борющихся особ, когда ты ходила за ложкой. Так быть не должно.

– Ну, так же бывает, – возразил Артём. – Кстати, к нам ученые приезжали, чет искали, уже давно. Ничего не нашли, уехали. У нас и свой ученый есть, метеоролог…

– Скажите мне любую хорошую новость, которую вы узнали за последнее время, – с серьезным выражением мордочки попросил зверек.

– Э-э-э… – протянул Тёмка.

Даша задумалась, так что взгляд ее стал отсутствующим, но все равно не нашла, что сказать.

– А нехорошую? – спросил Люсьен, поняв, что ответа на вопрос не услышит.

– Ну, что у нас выезды из города скоро закроют, потому что, как говорят, те, кто выезжает, творят всякую ерунду… – произнес Артём.

– Совсем закроют выезды? – У Дашки от удивления вытянулось лицо.

– Ну, по телеку сегодня сказали… И что люди у нас здесь пропадают иногда, но это ж можно не считать, это ж везде бывает. Да вроде и все.

– Это и говорит о том, что что-то не так! – убежденно заключил Люсьен.

Дети промолчали, окутанные каким-то гнетущим чувством. Потом Даша кротко предложила поиграть в прятки. Все согласились. Люсьену в игре не было равных – он словно видел сквозь стены, двери и мебель. Сестре с братом отыскать его ни разу не удалось, потому прятки им быстро наскучили. Играть, однако, они не бросили, постеснялись ежу признаваться, в том, что играть им не хочется. А когда только-только побороли робость, Люсьен сказал, что навеселился вдоволь. Все вернулись на пол кухни.

– Что-то долго котов нет, – сказала Дашка, заполнив затянувшуюся паузу.

– Да, – подал голос Люсьен, – очень долго.

– Может, нужно сходить и посмотреть? – предложил Артём, глянув на зверька.

– Нет, идти нельзя. Только ждать, – зевнув, заметил ёжик. – Я чувствую, что с ними все в порядке. Маг может ощущать иногда состояние того, кого заколдовал.

– А больше ничего не чувствуешь? Ну, что они делают, можешь понять? – поинтересовалась Даша.

– Нет, к сожалению. Но, думаю, они скоро вернутся, – ответил зверек. Закрыл глаза, прислушался к волшебному чутью. Разомкнул веки – похоже, чутье было не на связи, – и смущенно добавил: – Надеюсь…

Дашка, поднявшись, спросила Артёма с Люсьеном:

– Кушать кто хочет?

Оба отказались.

– Ну, тогда я себе яйца поставлю варить.

Она достала из холодильника три куриных яйца, положила в маленькую кастрюльку. Залила их водой, поставила на плиту, зажгла конфорку… И вздрогнула от внезапно раздавшегося скрежетания по железной входной двери. Люсьен встрепенулся. Артём выскочил из кухни, как камешек из рогатки, Даша и ёж поспешили за ним. Тёмка распахнул входную дверь. На пороге никого не было.

Услышав тихое топанье маленьких лапок, дети и Люсьен прижались к стене. Шажки стихли у миски с остатками корма, стоящей возле зеркала. Вдруг пластиковая кошачья тарелочка чуть сместилась, как от толчка, корм в ней стал исчезать на глазах.

– Фоксик… – умилилась Дашка.

– Кто же еще, – ухмыльнулся Артём и закрыл дверь.

Миска опустела, но невидимый не унимался, продолжая натирать ее языком и причмокивать от удовольствия.

Ёж устал ждать, пока кот остановится. Он вышел на середину комнаты и объявил, остановив взгляд на миске:

– Сейчас я верну вам видимость. Пожалуйста, сядьте рядом с тарелкой и двиньте ее немного, чтобы я знал, что вы готовы.

Звуки облизывания стихли. Чашка резко подскочила и шлепнулась уже перевернутая. Протирание незримым язычком возобновилось, но что такого вкусного могло оказаться с обратной стороны посудины, было непонятно.

– Отлично, – качнул головкой Люсьен, наставил на миску лапку и почти беззвучно что-то прошептал.

Белый непрозрачный туман резко проявился в воздухе, скрыв нижнюю часть зеркала, и сразу начал медленно рассеиваться. В нем стали видны призрачные очертания котов; по мере растворения дымки они становились все четче. Меньше чем через минуту туман исчез. Полностью видимые коты предстали перед младшими хозяевами и пришельцем в своих обычных занятиях – Фокс массировал длинным шершавым языком перевернутую посудину, Матвей лежал на полу возле брата, растянувшись во всю длину.

Люсьен опустил лапку. Артём заулыбался, Дашка сграбастала питомцев, прижала их к себе, будто месяц не видела.

– Мои хорошие!

Коты оторопело воззрились по сторонам – им такое настойчивое проявление внимания пришлось не по нутру. Дашка, потискав пушистых, опустила их на пол, и пушистые безмятежно раскинулись возле зеркала, закрыли глазки. Дети присели и начали котов поглаживать, те замурчали.

Ёж нарушил гармонию.

– Вы все сделали, как было велено? – строго спросил он пушистых.

Серый потянулся и широко зевнул, притворившись, что не слышал вопроса, представляя пришельца надоедливой блошкой, норовящей испортить отдых, о котором он не так давно и мечтать не мог. Матвей поднял головку и загадочно улыбнулся пришельцу:

– Дааж-же ббольш-ше.

Это Люсьена насторожило.

– Слушаю тебя, – сказал он.

– Л-лучшше ппуссть Ф-фокс-с рас-с-скажет, – ловко ушел от ответа полосатый и принялся вылизываться. Серый не обрадовался словам Матвея, веки его разомкнулись, обнажив зрачки, круглые, как плошки. Кот вгляделся в свое отражение, приглаживая лапкой усики.

Дашка с Тёмкой убрали руки от питомцев, обменявшись взглядами.

– Жалею, что попросил вас. Рассказывай, – деревянно обратился ёж к Фоксу.

Серому стало не по себе. Он глянул на младших хозяев, словно ища защиты, только те не меньше залётного ждали объяснений. Поняв, что отмолчаться вряд ли удастся, кот рассердился на несдержанного брата и замыслил позже ему отомстить. И, запинаясь, начал рассказ, не забывая приукрашивать для «выразительности».

Вперед Артём с ежом ошеломленно слушали кота, а Даша то и дело, охая, прикрывала лицо руками. Когда же Фокс дошел до эпизода с холодильником, Люсьен прыснул, но быстро вернул настороженное выражение мордочки, а лица брата и сестры смягчились. Заметив это, серый осмелел и взялся чуть ли не через предложение чередовать быль с выдумками. Полосатый изобличить зарвавшегося брата не пытался, за что Фокс был ему благодарен, даже мстить перехотел. Начав рассказывать про поистине героический побег из Настиного дома, серый и сам зафыркал, на глазки его выступили слезы. На мордочке ежа тоже иной раз проскакивала улыбка. К концу рассказа дети, Люсьен и похитители курицы покатывались со смеху. Они еще долго бы держались за животы, если б не развеявшийся по всему первому этажу дивный аромат гари. Дашка, заметив его первой, вскочила и кинулась в кухню.

– Яйца! Забыла!

Крутанула ручку на панели плиты и уставилась в кастрюльку. Вода в ней выкипела, тошнотворно пахнущие яйца, почерневшие снизу, щелкали, трещали и дымились. Они не затихали, и, казалось, начали свистеть и шипеть громче, чем до выключения конфорки.

Артём поднялся, протер глаза от навернувшихся слез, подошел к сестре. Видя ее нерешительность, решил взять все в свои руки. Набрал из крана холодной воды в кружку, и прежде, чем Дашка выкрикнула: «Не надо!», вылил в кастрюльку. Яйца с хлопком взорвались, забрызгав кухню вязкой слизью, частичками скорлупы, крошевом желтков и белков с вкраплениями черной угольной массы. Сушеная муха, которую любили созерцать коты, сбитая скорлупой, опустилась на пол.

Дашка с безумием в глазах смахнула коричневую скорлупу со лба. Артём облизнул кусок белка с губ.

– А ничего так, нормально сварились, – выковыривая кусочек жженого желтка из уха, проговорил он и с опаской покосился на сестру.

Та впилась в него ястребиным взглядом.

– Оттирай, – прорычала она.

Брат подчинился, подумав, что в присутствии Люсьена пререкаться с сестрой не стоит. Но винить себя у него и мысли не было. «Нельзя все узнать в одно мгновенье. Теперь вот мне известно, что горелые яйца холодную воду не любят. Котов еще бы заставить корм за собой отмывать, им было б полезно. Ну а что, мы же за ними корм убираем, почему бы и им сейчас нам мыть кухню не помочь? Это будет по-честному».

Однако, выглянув в прихожую, Артём увидел, что пушистых и след простыл.

«Лентяи!»

Схватил с раковины металлическую губку для посуды и едва успел поднести ее к скатывающейся по обоям слизистой жиже, как Дашка гаркнула:

– Не этой! Ты ей все обои протрешь! Тряпку возьми!

Люсьен, зайдя в кухню и внимательно оглядевшись, предложил помощь в уборке.

– Да, да! – Артём обрадовался его предложению.

– Пу-уфрек! – произнес ёж, в медленном темпе воздев лапку.

Над лапой образовалось яркое свечение, как от крошечной лампочки.

– О-о-о… – вырвалось у Тёмки.

Выросши до размера карманного зеркальца, светящийся шар стал переливаться разными цветами, разрастающимися, как кляксы чернил на бумаге, и пропадающими, заменяющимися другими. От темного до светлого, ярко-оранжевого до синего, белоснежного до насыщенно красного; цвета сменялись все быстрее и быстрее, отчего детям начала казаться, что шарик вращается. Еще мгновение – и источник света тысячей сверкающих лучиков разлетелся по комнате. Частички яиц вспыхнули и исчезли. Неизвестно откуда взявшийся запах свежести, как после грозы, разбавил сероводородное благоухание.

Ёж провел лапкой по лбу, стирая несуществующий пот:

– Одно сделано, осталось еще одно, но то позже. Ух, как мне тяжело теперь колдовать…

Дашка упала на колени и обняла зверька.

– Спасибо!

– Какое еще осталось? – спросил у Люсьена Артём, когда девочка выпустила его из объятий.

– Исправить устроенное вашими питомцами безобразие. Как мы помним, они должны были незамеченными доставить записку. Но обратно не вернешь. Стало быть, нам остается хотя бы исправить, что возможно. Никто не заслуживает вредительства.

– Ладно, – не стал спорить Тёмка.

– А теперь пора отдохнуть, – сказал Люсьен и подкрепил слова широким зевком.

Дашка предложила зверьку отнести его в свою комнату. Ёж не смог отказаться. Пошли наверх, Артём впереди сестры шлепал босыми ногами по ступеням. Пока поднимались, в голове девочки мелькнули мысли о понедельнике, про то Настькино «Узнаете новое о себе». Даша прогнала их, понадеявшись, что после устроенного котами переполоха одноклассница про угрозы забудет.

– А вот вы где, бездельники, – Артём легонько толкнул ногой спящих в обнимку возле родительской спальни котов. Пушистые открыли глаза, потянулись, зевнули во все пасти.

– А з-зачем нас-с раз-збудили? – протяжно поинтересовался Матвей.

– Пос-спать не дал-л-ли, – проворчал серый.

– А затем, – сердито ответил Тёма, взяв котов в охапку. – Разлеглись, паразиты…

Зашли в комнату девочки. Стены с зебрами и жирафами зверьку, видимо, о чем-то напомнили – в его глазках отразился всплеск ностальгии. Даша положила Люсьена головой на подушку.

Артём уселся на пол, отпустил котов. Пушистые братья молча разлеглись возле стены и принялись друг друга облизывать.

– Давай сейчас ты сделаешь котов, какими они были раньше, не говорящими, а потом поспишь, мы выйдем, чтоб не мешать, – сказала Даша, прикрыв ежа по шейку пододеяльником.

– Я не могу этого сделать, – ответил Люсьен, глядя в потолок.

– К-как не можешь? – переспросила Даша, вскинув брови.

– Это заклинание нельзя отменить, разве я вам не сказал? Ох, какой же я стал забывчивый…

– Они что, такими останутся? Прикольно… – мечтательно заулыбался Тёмка.

Пушистые тоже не промолчали.

– Мы р-рады! – отозвался Матвей.

– Нн-н-нам нр-равитсся! – серый азартно хлопнул лапкой по полу.

– Да помолчите вы! – прикрикнула на котов Даша и повернула голову на ежа: – Ты же говорил, что это временно!

– Конечно, временно. Если по-вашему, земному, времени считать – примерно дня два или три. Зависит от организма. Чем больше тело, тем быстрее проходит.

– Три дня тоже неплохо, – проговорил Артём.

– Да какое там неплохо? – метнула злой взгляд на брата Дашка. – Они же не смогут смолчать! А если родители узнают? Мама вообще с ума сойдет…

Тёмка ничего не ответил, замечтавшись: «Говорящие коты… на целых три дня… Класс».

– Ну… они же умные животные. Я уверен, что не проболтаются, – спокойно рассудил Люсьен.

– Фокс точно не умный, – уныло заметила Даша. – Надо что-нибудь придумать. – И уткнулась лицом в пододеяльник.

– Н-ничего н-н-не нужн-но! – обидевшись на младшую хозяйку, закудахтал серый кот и величавой поступью направился к приоткрытой двери. Матвей пошел за ним.

Намечающийся побег вернул Артёма к реальности.

– А куда это вы собрались? – Он пододвинулся к двери, захлопнул её перед носом Фокса. Тот сгорбатился, поджал хвост.

– Н-но м-мы п-погул-л-лять захотел-ли… – взволнованно соврал полосатый.

– Потерпите́, – отрезал Тёма, оттолкнув пушистых. Оперся спиной о дверь, не оставив котам ни малейшего шанса слинять.

Братья презрительно фыркнули и возвратились к стене. Серый свернулся ко всем спиной, полосатый разлегся возле него.

– А может, можно что-то сделать? Каким-нибудь другим заклинанием сделать их беззвучными? Пока два дня не пройдут… – подняв голову, посмотрела на ежа умоляющим взглядом Дашка.

– Очень жаль, но немое заклинание я не помню.

Даша в расстроенных чувствах легла на спину, согнула ноги в коленях и вперилась в потолок.

– Да что ты так переживаешь? Ничего они не скажут. Они же теперь соображать могут, – сказал ей Артём.

Девочка посмотрела на него с укором:

– А если они случайно что-нибудь ляпнут? Ты об этом подумал?

– Да нужно им просто рты заклеить, скотчем, например, вот и все, – придумал Тёма.

– Издевательство! – вознегодовал Фокс, резко поднялся. Однако, вспомнив, что он не может гордо удалиться, сразу же прилег, положил голову на пол.

– А-а ккакк м-мы к-куш-шатть ббудем-м? – жалобно поинтересовался полосатый у младшего хозяина.

Тёмка развел руками.

– Не волнуйся, они не проговорятся, я это чувствую… – заверил девочку Люсьен и хитро прищурился. – А чтобы ты не беспокоилась, я кое-что придумал.

– Что? – с надеждой посмотрела на ежа Даша.

Ёж вылез из-под пододеяльника и покрутил в воздухе лапкой.

Дети смотрели на зверька, ожидая вновь увидеть что-то необычное, только ничего не происходило. Осознав, что глядели не туда, куда нужно, они обернулись на пушистых, с их стороны как раз послышалось приглушенное шипение. Перед мордочками питомцев полыхали несколько ярких малиновых вспышек. Коты не шевелились, точно оцепенели; взгляды у обоих были невидящие, зрачки расширены. С хлопком вспыхивание прекратилось и в ротиках пушистых братьев появились штуковины, напоминающие пустышки для младенцев.

Артём гоготнул. Ёж просиял.

– Да, так мама, конечно, ничего не заметит… – в Дашкиных глазах плясали смешинки.

Коты возмущенно засопели. Начали харкать, стремясь избавиться от посторонних предметов. Однако выплюнуть «пустышки» оказалось не так уж и просто, и в итоге братики только пол слюнями забрызгали. Потом коты завертелись на месте, мотая головами. Стали колотить по ненавистным штукам лапами, но по какой-то причине попадали по чему угодно: носикам, усам, лбам, только не по неугодным предметам. Затем пушистые остановились и с хлюпаньем отдышались, задержав озлобленные взгляды на смеющихся младших хозяевах и виновнике их страданий. Фокс раскрыл пасть и, воткнув до упора выпущенные когти в «пустышку», таки выдернул ее изо рта. Матвей последовал его примеру. Оба кота повалились на пол, оттолкнув от себя затычки, и сердито загудели.

– С-себе лучш-ш-ше приле-лепи, – окрысился на мага Фокс.

– А м-мы н-на теб-я посм-мотрим-м, – добавил Матвей.

– Прошу прощения, не думал, что это доставит вам столько неудобств, – ответил на это Люсьен.

Коты метнули на него озлобленные взгляды. Даша, заметно ободрившись, опустилась перед пушистыми на пол. На лице ее было написано: она что-то придумала.

– Пообещайте, нет, лучше поклянитесь, что при наших родителях и чужих людях вы будете молчать, чтобы не случилось. Говорить только при нас можно, и все.

Коты возмутились: измываются, смеются над их мучениями, а теперь еще и требуют что-то, приказывают! Какая наглость!

– Ем-му, – грозно выставил Фокс лапу на Люсьена, – м-мы о-оббещщать н-не ббудемм н-ничегго!

Даша ответила котам уверенным тоном:

– А знаете ли вы, что всех странных животных в лабораторию забирают для всяких изучений и неизвестно, для чего еще? Молчите, если не хотите, чтобы и вас туда упекли, чтобы посмотреть, почему говорить умеете. А обещать нужно не ему, а нам. Мне и Тёме.

– Да, нам, – качнул головой Артём.

Серый захотел поставить условия, договориться о каких-нибудь поблажках, но брат его как всегда все испортил.

– К-клянус-с-сь, – гордо отчеканил полосатый.

Фокс, едва не съев Матвея глазами, угрюмо опустил голову.

– Клян-нус-сь…

– Ну, тогда мы пойдем, а ты отдохни, – произнесла Даша Люсьену, легшему головой на подушку и накрывшемуся пододеяльником.

– А вы с нами пойдете. – Тёмка взял питомцев, прижал их к себе и вышел.

Проводив брата с котами взглядом, девочка сказала ежу:

– Я оставлю дверь открытой. Если что понадобиться, мы будем внизу.

Улыбнулась и вышла.

Люсьен слушал отдаляющиеся шаги, пока они не стихли. Затем достал бурн, нажал на него лапкой. Из камешка полилась легкая умиротворяющая мелодия. Потяжелевшие мохнатые веки опустились…

Глава 8. Корова

Брат и сестра устроились на диване в гостиной, уложили котов рядом с собой. Пушистые, однако, и минуты с хозяевами не пробыли. Выбежали в прихожую и, горделиво задрав мордочки, затопотали возле перевернутой миски.

– Йес-сть хотим-м! Йес-сть х-хотим-м!

Артём улыбнулся и покосился на сестру. Даша встала и направилась в кухню, ворча на ходу:

– Да дам я вам поесть! Вечно голодные!

Вытащила из ящика тумбы пакет с кормом. Чтобы не мыть снова пол – сейчас уж точно было не до этого, – захватила миску Матвея и прошла в прихожую. Перевернула тарелку серого, поставила рядом чашку полосатого, насыпала обоим сухого корма. Кошачий пир начался громким чмоканьем и пыхтением. Дашка выбросила опустевший пакет от корма в мусорное ведро, вернулась в гостиную.

– Что там? – поинтересовалась она у сосредоточенно смотрящего в экран сотового брата.

– Да, про Настькину мать читаю.

– Покажи.

Сестра села возле Артёма, поджав ноги под себя, и вгляделась в экран. Заголовок новости, выведенный крупными жирными буквами, будто кричал «ПРОЧТИТЕ МЕНЯ!»

– Сверхъестественное явление в Симфуленске, – с ошеломлением прочла Даша вслух.

– Ты дальше, дальше смотри.

Сегодня после полудня в отделение дежурной части поступил звонок от жительницы улицы Теневой. Женщина сообщила о необъяснимых явлениях на своем участке, приведших к уничтожению насаждений и порче оконного стеклопакета.

Подробности по телефону узнать не удалось. Было принято решение отправить для подробного изучения ситуации рядового полиции Косых Д. В.

Артём провел пальцем по экрану, промотав новость дальше.

По приезду блюститель порядка убедился, что у вызвавшей его Лазуткиной М.Ю. нет душевной болезни, как изначально предполагалось. Более того, сообщение о разрушенном участке оказалось правдивым.

Вдруг на сайте из ниоткуда возник баннер с двумя картинками. Он расползся во весь экран, скрыв текст. На левом изображении озверевший сморчок зубами хищника впился в перепуганную травинку. На правом – семья из четырех человек с дьявольским аппетитом накидывалась на плов с кусками сморчков.

Под картинками была надпись:

«Грибы это хищники для растительного мира. А для нас они – деликатес».

В нижнем углу секундомер отсчитывал: скроется через 58 секунд, 57 секунд…

– Нельзя убрать? – спросила Дашка брата.

– Нет «крестика», видишь?

По прошествии отведенной минуты значок крестика появился. Тёмка нажал на него.

В тоже время на место происшествия прибыл врач скорой помощи Трясучкин К.М. и бригада пожарных в составе Воробьева А.К., Воробьева Б.К. и Воробьева В.К.

По громким звукам внутри дома стало понятно, что виновник беспорядка затаился там. После проведения Косых Д. В. успешной операции, преступник был изгнан. Им оказалась покусанная вареная курица, ожившая неведомым образом. Она скрылась с места преступления, улетев в неизвестном направлении. Вслед за ней убежал, оставив служебную машину, и Трясучкин К.М. Его разыскивает поисковая группа. Хозяйка дома и ее дочь не пострадали и отделались легким испугом.

Опять появился баннер, на этот раз с рекламой городской лотереи, в которой всегда выигрывали лишь родственники и знакомые самого владельца игры. После обнуления секундомера Тёмка убрал баннер, коснувшись крестика. И снова прокрутил текст, остановившись на окончании.

Позже на место преступления прибыли следователи. Был составлен протокол, принято заявление собственницы об уничтожении имущества и, соответственно, о краже. Так же к разбирательству ситуации был допущен колдун высшей категории Врунищев Ю.Ф.

Это первый случай в нашем городе, и, надеемся, последний. Просим жителей не оставлять входные двери открытыми во избежание повторения инцидентов.

Мы будем держать вас в курсе событий. О результате расследования сообщим, как только станет известно.

Трипотай Т.Г.

Новости Синфуленска

– Ну, ты представляешь? – повернулся Артём к сестре, убирая телефон.

– Это просто… Я в шоке… Когда Фокс рассказывал, все не казалось таким… э-э-э…

– Серьезным?

– Да. – Даша помолчала. – Как ты думаешь, надолго Люсьен у нас останется?

– Не знаю. Я бы хотел, чтобы навсегда, – Артём мечтательно засмотрелся на верхний угол комнаты.

– Я тоже. Но от мамы с папой тяжело будет скрывать.

– А-а, придумаем что-нибудь.

Лицо девочки озарилось смущенной улыбкой.

– Это тебе не втулку от туалетной бумаги на лопату насаживать.

Тёмка расплылся, вспомнив о том случае.

Как-то раз прошлой весной мама, Артём и Даша вышли огород копать. Хотя участок небольшой, Тёмке трудиться не хотелось. Он всю голову сломал, пытаясь придумать, как отлынить. Жаловаться на недомогание не вариант – в болезнях мать не проведешь, разбирается. И вот что он придумал: отпросился в туалет, ошкурил бумагу с рулона. Надел втулку на черенок, после перевернул лопату клинком вверх, положил ее на плечо, придерживая конец черенка ладонью. Вышел из дома и прошелся по двору, высоко поднимая ногу. Так ему удалось рассмешить вечно унылую мать. Конечно, избежать работы не вышло, но было уже не так тягостно.

– Классно придумал, да? – сказал он.

Даша просияла в ответ.

– Еще бы.

Тёмка перевел взгляд на пол перед собой, выражение лица его стало настороженным. «И чего это она так подобрела? Наверно, подлизаться хочет» – подумал он и повернулся к сестре спиной, вынул мобильник. Дашка фыркнула и тоже отвернулась.

Наевшись, Матвей возжелал полежать на подоконнике и понаблюдать за происходящим на улице. Он любил после приема пищи глядеть в окно, иногда, правда, засыпал и сваливался, сдергивая занавески, чем приводил старшую хозяйку в бешенство, но эти нечастые инциденты нисколько ему удовольствие не портили.

В кухонное окно смотреть не интересно – там только огород видно и забор задний. В гостиной младшие хозяева отвлекать будут. Недолго думая, полосатый направился вверх по лестнице. Объевшийся Фокс последовал за ним, крутя хвостом, как змейкой. Ему не хотелось быть в одиночестве. Брат с сестрой ухода питомцев не заметили.

Дверь в комнату Артёма оказалась закрыта, и Матвей немного расстроился – в ней вид из окна был самый лучший, на уличную дорогу. Спальня старших хозяев тоже была заперта. Полосатому ничего не оставалось, кроме как пойти в комнату младшей хозяйки.

«Буду за крышей соседской наблюдать. Может, коты какие на нее залезут».

Пушистые друг за дружкой зашли в приоткрытую дверь. Матвей уверенным шагом направился к окну. Вспрыгнул на компьютерное кресло, с него – на стол, проскользнул на подоконник, сдвинув носом край шторы, и уселся на нем, поджав под белую грудку лапки.

«Какое представление» – восхитился он мысленно, увидев столкнувшихся бешеными взглядами котов во дворе друга старшего хозяина.

Серый забрался на кровать. Разлегшись, он впился глазами в спящего гостя. Был бы колючий зверь без волшебных способностей, он уже давно бы ему показал, кто в доме главный, а кто залетный!

А Люсьену как раз снился сон. Он стоял на бескрайнем зеленом лугу в окружении многочисленной стаи чёрненьких щеночков. Песики лаяли на него, прыгали, но коснуться не могли, будто он находился за невидимой стеной; сам же ёж мог беспрепятственно двигаться в любую сторону. Чувствовал зверек себя вполне умиротворенно, пребывая в уверенности, что и без таинственной защиты щенки не причинят ему вреда.

Вдруг неизвестно откуда перед ним появилась белая собачонка. Она поднесла к мордочке Люсьена носик и принюхалась. Ёжик немного опешил, но быстро успокоился – собачка выглядела милой и безобидной. К тому, пахло от нее потрясающе: спелой клубникой, вроде бы. Остальные песики замолчали и отступили, потупив головы. Люсьен понял, что собачонка – их вожак.

Ёж расслабился от аромата, веки его самопроизвольно сомкнулись, но, почуяв, что приятный запах резко сменился зловонием, он открыл глаза и устрашился: над ним нависала огромная и зловещая, с иссиня-черной шерстью корова, пронзающая его сверкающими глазами. Щеночки бесследно исчезли, ни одного не виднелось даже вдалеке.

Люсьен бросился наутёк. Корова, яростно рыча, устремилась вдогонку, выкидывая из-под копыт черно-зеленое месиво. Ёж мчался во весь дух, едва не задыхаясь от тошнотворного гнилостного запаха из пасти преследовательницы, удивляясь, как он до сих пор не съеден, и тщетно пытаясь на ходу вспомнить хоть какое-нибудь заклинание.

Серый кот встрепенулся, заметив, что пришелец, лежавший практически не двигаясь, начал шевелить пододеяльник, дрыгая лапками. Младшие хозяева часто так с питомцами играли: прятали руки под одеяло и тормошили его, а коты с удовольствием ловили «ожившую» постельную принадлежность.

– Люббим-мая игр-ра! – воскликнул серый, забыв про только что кружившие в мозгу недобрые мысли. Засмотрелся на дергающийся пододеяльник и позвал брата: – Ид-ди ссюд-да!

Матвей заскочил на кровать. И вот оба пушистых с задором глазеют на сотрясающийся пододеяльник. Тут ёж резче задергал лапами и засопел. Коты одновременно запрыгнули на дергающийся пододеяльник, воткнули в него когти. Люсьенс воплем скинул с себя братиков вместе с постельной принадлежностью и с одного прыжка вознёсся на шкаф. Фокс с Матвеем, отбросив с себя пододеяльник, уселись, поджав хвосты и подняв морды на чужанина. Что не так? Разве не он сам захотел с ними поиграть?

Ёж потер глазки, затем пронзил котов самым яростным взглядом, на который был способен.

Из коридора послышался топот ног, через несколько мгновений в комнату вбежали дети.

– Что? Что случилось? – обеспокоенно огляделась Даша.

Артём захлопнул дверь.

– Знаете, что они сделали? Накинулись на меня, как дикие звери! Хищники! – выразил брату и сестре недовольство ёж. На сей раз он критиковал котов без излишней нервозности. – Никогда еще не видел настолько… – Он задумался на пару секунд. – Тупых животных!

Тёмка фыркнул и прикрыл лицо ладошкой. Даша села на кровать, с укором посмотрела на пушистых. Коты от ее взгляда оробели и прижались друг к другу.

– Пока я спал, набросились! – подбавил зверек, воскликнув.

Артём с усилием закусил нижнюю губу, пытаясь вернуть серьезное выражение лица, но улыбка так просто не сдавалась.

– Чего это на них нашло? – притворно удивился он и, повернувшись к Фоксу с Матвеем, произнес, растягивая слова, чтобы не казаться усмехающимся: – Чего это вы?

– Вредители… Разбойники… – корил пушистых ёж, не глядя на них.

Фокс спрятал мордочку в шерсти брата.

– Д-да… он сам-м… одея-л-ло шев-ввелил… В-вот м-мы и подум-мал-ли… Што поигр-рать х-хочетт, – попытался выгородить себя и серого Матвей.

Люсьен прыгнул на стол.

– Играть с вами? Представить такое невозможно!

– Т-ты жже ссам-м дергалс-йя! – Фокс поднял морду и метнул злобный взгляд на пришельца.

В ответ кот получил серию восклицаний:

– Мне! Просто! Сон! Приснился!

– Как-кой с-с-сон? – полюбопытствовал полосатый, как ни в чем не бывало.

– К вам мой сон отношения не имеет!

– Он-н н-нам и н-не н-нуужен-н! – с презрением фыркнул серый и свернулся спиной к столу. Дрожащие усики выдавали обуревавшую его злость.

Даша заметила, что вид у брата стал глуповато-изумленный; такой же у него был перед тем, как он с удивлением спросил, умеет ли Люсьен читать. И последующий Тёмкин вопрос подтвердил ее догадку.

– Так тебе и сны снятся?

Люсьен сел на краешек стола, свесил лапки.

– Нечасто. Но они всегда что-то значат. А этот сон достаточно странный, пугающий. Я убегал…

– В-вот в-видите! – воскликнул Фокс, не дав ежу договорить. – Убегал-л! П-поэтому и дер-р-ргался!

– Замолкни! – прикрикнул на него Тёмка.

Серый нахмурился. Слушаться хозяина он не собирался – слишком много недовольства бурлило внутри. Он набрал полные легкие воздуха, намереваясь разразиться новой тирадой, раскрыл пасть…

Полосатый поспешил прижать лапку к братниной пасти, и оттуда послышалось только пыхтение:

– Кху-пе-пе…. Б-р-р-б… Кыдык-к…. Ш-мм…шык-к…

Дети коротко улыбнулись.

Фокс замолк и мрачно потупился. Матвей убрал лапку с его рта. Люсьен продолжил:

– Корова за мной гналась. Большая и черная, а глаза у нее какие были жуткие, – Ежа чуть не передернуло.

Даша подошла к столу, удрученно посмотрела на Люсьена.

– Что это может значить?

Брат тоже приблизился, скрестив руки на груди.

– Что-то случится, – сухо ответил ёж.

Дети обменялись встревоженными взорами.

– Здесь, в доме случится? – уточнил Артём, затем прокашлялся, сглотнул появившийся в горле ком.

– Это я не могу сказать, – с тяжелым вздохом ответил Люсьен и указал лапкой на пушистых братьев: – Но я уверен, что все из-за них будет!

Несколько секунд царило тягостное безмолвие. Его прервал донесшийся снизу звук резкого захлопывания входной двери, сменившийся быстрыми, как при беге, постукиваниями каблучков по полу.

Коты нырнули под кровать. Игольчатый зверек завалился на животик, накрыв мордочку лапками, как при первой встрече с детьми, только задние лапки поднимать не стал.

– Мама?! – Даша впилась глазами в дверь.

– Да, может, не она… – Артём, ступая лишь на пятки, стал подбираться к выходу.

Сестра шла следом, бормоча ему в спину:

– Кто же еще? Воры, что ли? Зачем им дверями так греметь? И туфли надевать?

Ёж перевернулся на спинку, привстал. Тёмка высунул голову в коридор, и чуть не подпрыгнул от пронзительного истеричного оклика родительницы.

– Тём, Даш! Быстрей сюда!

Прикрыв дверь, мальчик трясущимися руками достал телефон из кармана, едва не уронив его, и промямлил, глянув на экран:

– Чего это она так рано? Должна же в девять прийти…

– А сейчас сколько? – спросила его сестра, сжимая пальцами кончик носа.

– Начало седьмого.

– А если она так рано пришла из-за котов или Настьки? Если все уже знает? Что делать будем? – вопросительно посмотрела прямо в глаза брату Дашка, оставив покрасневший нос в покое.

Артём промычал что-то невразумительное. В его голове от крика матери будто ураган прошел, сметя все мысли на своем пути.

– Ладно, давай так: ты спустишься, а я тут что-нибудь придумаю, – предложила ему сестра. – Если что, позовешь. А если все нормально, все равно спроси у нее про теть Марину, звонила она ей или нет… только поспеши…

– Угу…

Тёмка вышел, Даша заперла дверь.

– А н-нам что дел-л-лать? – высунул испуганную мордочку Матвей и закашлялся от попавшего в рот комочка братниного пуха. Серый не показался; но было слышно, как он наигранно над полосатым посмеивается.

– Да можете идти, если хотите. Клятву нарушать нельзя вы знаете. И про лабораторию не забывайте, – ответила Даша.

– Н-нет, м-мы здесь остан-немся, – заявил голос Фокса.

– Д-да! – добавил полосатый, выплюнув клочок шерсти, и схоронился.

Тут же послышалось, как коты начали негромко спорить, так что разобрать ничего было нельзя, спорить.

– Куда же тебя деть? – спросила Даша себя вслух и подскочила к постели. – А, знаю!

Ёж встал на задние лапки.

– Зачем? Я же выгляжу, как обычное животное! – проговорил он и, спохватившись: – О-о-о, бурн, как я мог забыть! – сиганул на кровать, сделав в воздухе сальто, нырнул под одеяло и вылез уже с музыкальным камешком в лапке.

– Блондинистые ёжики у нас не водятся. Да мама и не разрешает домой животных приносить. Никаких, – ответила Даша.

– Но коты же у вас живут, – возразил Люсьен, спрятав бурн в иголках.

– М-мы защитн-н-ники! М-мы должн-ны жить в дом-ме! – высунул мордочку из-под кровати серый.

Даша посмотрела на него и вполголоса взмолилась:

– Потише, пожалуйста!

Потом, подойдя к шкафу, открыла дверцы. Оглядев плечики с белыми рубашками и юбками из школьной формы, окинула взором стоящий внизу деревянный ящик с игрушками. Повернулась к Люсьену.

– Здесь посидишь?

– Не-ет, – покачал головой ёж.

Дашка досадно выдохнула, прикрыла дверцы, шагнула к кровати. Опустилась перед ней на колени, заглянула под нее. Хотела подсадить зверька к кошачьей компании, но раздумала, вспомнив про хранящиеся в дальнем уголке футляр с золотыми кольцами и папку с документами. Мать прятала их там от разгильдяя-отца и в любой момент могла прийти и проверить, все ли на месте. Дашка поднялась на ноги и ступила к столу.

– Так они же домашние, – продолжила пояснять она ежу, открыв верхний выдвижной ящик стола, заполненный аккуратно разложенными тетрадями и учебниками. – Их мама сама принесла с рынка. Раньше Тёмка постоянно всяких зверьков домой притаскивал: ящериц, крысят, лягушек… Но после ужа мама запретила.

Матвей вылез, раскинулся посреди комнаты, начал вылизываться. Фокс высунул мордочку. Было заметно: он все еще злился на брата. Вступился за себя и за него, а он не то что не поддержал, но и рот еще ему заткнул своей лапой немытой! Серый поглазел пару мгновений куда-то наверх. Затем глазки его засверкали какой-то новой мыслью и он уставился на полосатого в упор.

– А от-ткуда т-ты зн-наешь, где ж-живет т-та дев-вчон-нка?

Матвей на первых же словах Фокса перестал лизаться. Покосился на брата, подошел к стене и свернулся к нему спинкой.

– Д-да што проис-с-сход-дит? – негодовал серый.

Даша шикнула на него. Тот разобиделся на весь белый свет, голова его скрылась под кроватью.

– Почему же она запретила? – полюбопытствовал у девочки ёж, вернувшись на стол.

Девочка закрыла верхний ящик и выдвинула нижний. В нём лежал только пенал для карандашей и маленькая сумочка с отделением на молнии.

– Ну, однажды вот притащил он ужа. А он ускользнул и ползал по всему дому. Мама так напугалась… – тихим голоском протараторила она и кивнула на ящик: – Подойдет?

Люсьен заглянул в «укрытие».

– Я сюда не полезу.

– Ну а куда еще, я не знаю! – Даша с отчаяньем развела руками.

– Открой окно, – кротко попросил ёж, почесав иголки.

– Зачем? – Дашку просьба не на шутку перепугала.

– Я не хочу, чтобы обо мне узнали. И прятаться здесь… – покачал ёжик головой, – нет. Я пережду на улице.

Даша упала в кресло и взмолилась:

– Нет, останься! Пожалуйста… Я что-нибудь придумаю!

– Милая девочка, я не собираюсь покидать вас, – как можно ласковей объяснил зверек, удивленный ее реакции. – Я побуду снаружи, пока не станет можно вернуться.

– Нет, нет! Я придумаю… что-нибудь придумаю… – Щеки девочки покраснели.

Ёж, не захотев еще больше ее расстраивать, уселся на краешек стола, свесив лапки, и произнес:

– Так и быть. Ох, как же мне этого не хотелось… – после дернул головой. – Пх-х-х…

Дашка поднялась, не сводя глаз с ежа, и машинально отшатнулась, увидев, что лапки гостя стали бледнеть. И вот, они растворились в воздухе. Вслед за лапками стала невидимой голова, потом животик.

– Ты здесь? – растерянно спросила девочка, когда зверек полностью исчез.

Со стола раздался приглушенный, почти неземной голосок:

– Да-а-а… Теперь невидимый… димый… ый… – голос повторялся, как эхо, становясь все тише и тише, до полного ослабевания.

– И ты не громкий…

– Другое заклинание, для меня только… только… ко… Редко им пользуюсь… зуюсь… юсь… Голова с ним иногда кружится… жится… ся…

Даша услышала звуки царапанья по краю стола, затем – негромкий хлопок на полу возле колесика кресла.

– Ой! Вот, взял и упал… ал… Так и знал, что это случится… чится… ся… Стар стал, не как раньше… аньше…ше…

Глава 9. Величайшая тайна вселенной

Еще с лестницы Тёмка заметил лежащие возле шкафа прихожей охапку свежесобранной крапивы и длинную, как хлыст, березовую ветвь с листочками. Мать искать не пришлось, как вчера, когда она позвала его и сразу к соседке ушла. Взбудораженная, она выскочила из кухни с зажатым в руке тюбиком горчицы и пакетиком лаврового листа. Несколько прядей курчавых волос, вырвавшихся из хвоста, растрепались по лицу и плечам. Щеки пылают, как после бега на длинную дистанцию.

Артёму еще не приходилось видеть маму суетившейся. Сама же постоянно объясняла, что спешить ей нельзя: запыхается быстро и дышать потом тяжело будет. «Раз так, – Тёма почувствовал, как внутри похолодело, – наверняка она и правда что-то узнала!»

– Быстрей давай! – нетерпеливо выкрикнула мама слишком медленному, как ей казалось, сыну, скинула туфли и подлетела к шкафу. Раскрыла дверцы, бросила внутрь несколько листочков лавра.

– А у тебя что, короткий день сегодня? – нарочито невозмутимо спросил Артём, но шаг прибавил.

Мама, не ответив, кинулась в кухню. Ноги ее заскользили по линолеуму, разъехались, юбка затрещала по швам. Повезло, что она успела вцепиться в дверной косяк, а то бы села на шпагат. Перехватив руку, мать немного подтянулась вверх, не выпуская прижатые к груди тубу горчицы и упаковку лавра, будто они самое дорогое, что у нее есть. Полностью поднявшись, рванула к кухонным шкафам.

Тёмка заглянул в кухню, окинул недоуменным взором раскрытые дверцы кухонных шкафчиков, выдвинутые до предела ящики. Мать копалась одной рукой в шкафах, второй все также прижимала к груди драгоценную горчицу и лаврушку.

– Мам, а ты что такая бешеная? – полюбопытствовал он.

Та нервно отмахнулась от вопроса. Немного поколебавшись, сграбастала все имеющиеся в доме вилки и ложки и подлетела к сыну.

– На, вот тебе горчица, ее нужно размазать по подоконникам каждого окна… – протянула она ему тубу, отбросив упавшие на лицо волосы.

– Зачем, мам? – непонимающе спросил Тёмка, принял тюбик и покрутил его в руках, словно ища на нем какую-нибудь надпись, которая сделает понятным происходящее с матерью.

Мама продолжила бормотать. Кажется, вопрос она прослушала.

– Пусть так, кастрюли на окна не поместятся… Вот, держи… – Сунула она в руки мальчика столовые приборы. – Их тоже нужно по подоконникам разложить, по одной на каждый… – Больше ничего не сказав, мама отвернулась и засмотрелась на ветку березы и охапку крапивы.

– Зачем, мам? – Тёма не сходил с места.

– Давай живей, не стой! Потом всё скажу! – прорычала мама ему через плечо и вслух призадумалась: – Наверно, начну с березы…

Подняла ветку, достала из кармашка юбки помятый клочок бумаги. Прошла в гостиную и принялась долбить ветвью по стенам, начитывая с листка непонятный текст.

Тёмка повел плечами, направился к лестнице, хмуро буркнув на ходу:

– Пойду вперед наверху разложу…

– Ты еще не ушел? – озлобленно рявкнула мама, с остервенением стуча.

Артём поторопился наверх, перемахивая через ступеньку, опасаясь, что мать за медлительность в него ветку бросит. Есть у нее такая привычка – в порыве ярости кидаться в него всем, что под руку попадет. Пару дней назад набитым учебниками рюкзаком запулила за то, что оставил его на полу в кухне. А на прошлой неделе Тёмка еле увернулся от тарелки, которую забыл вымыть. Вообще в него что только не летало – стаканы, связки ключей, телефоны, пульты… А ведь так и покалечить недолго!

У двери своей комнаты мальчик остановился, зажал тюбик под мышкой и глянул вниз. К счастью, мать вслед за ним не вышла. Она усердно отбивала стены гостиной. Сделав пару шагов по коридору, Артём увидел, что дверь Дашкиной спальни приоткрылась. Сестра высунула голову и поманила его рукой. Тёмка поспешил забежать, звякая столовыми приборами.

– Ну что там? Что она сказала? – быстро спросила Даша.

Артём прикрыл дверь. Коснулся тубы, проверяя, не потерял ли ее.

– Да ничего. Не захотела, – ответил он.

– Что не захотела? – Сестра настроилась на худшее.

– Говорить.

– А про тетю Марину вообще ничего не сказала?

Тёмка мотнул головой.

– Фух… А чего она там стучит? – Дашка присела на кровать.

– Сам не знаю. Палкой по стенам долбит. Дала мне вот, – вытянул Артём руку с ложками и вилками в сторону сестры, – сказала по подоконникам разложить. А ты как, Люсьена спрятала?

В глазах девочки запрыгали лукавые искорки, уголки ее губ поднялись.

– Ага. Никто не сможет найти!

– И куда же? – вкрадчиво подыграл Тёмка, осматриваясь.

Дашка склонила голову, ничего не ответив. Заместо нее с изголовья кровати эхом отозвался глухой голосок:

– Я сам спрятался… тался… ся…

Брат отшатнулся, вытаращившись на постель.

– Он тоже стал невидимкой! И не громким, как коты! – обрадовано разъяснила Дашка.

– А… хорошо… – тихо пробормотал Тёмка и подошел к окну, перешагнув через растянувшегося во всю длину Мотика. Он не ожидал подобных трюков и от удивления сразу не сообразил, как себя повести.

– Мне повыше забраться… браться… ся?.. – спросил девочку неземной голосок.

– Да, я думаю, так будет лучше, – поделилась с ним мнением Дашка.

Подушка примялась от отталкивания маленьких лапок. Секундой позже послышался негромкий звук приземления на верху шкафа.

– Я на месте… месте… е…

Дашка подняла голову и с улыбкой подмигнула невидимому.

– Я тоже тебе мигнул….. гнул …ул… – сообщило приглушенное эхо.

Девочка улыбнулась ему в ответ.

– Теперь буду отдыхать… ыхать… ать…

Лупцевание веткой с первого этажа превратилось в редкое тихое похлопывание. Должно быть, мать обессилела, но бить отбой не собиралась.

Артём, положив ложки с вилками на стол, кинул на антресоль шкафа быстрый взгляд.

– Так зачем ложки по подоконникам раскладывать? – спросила его Дашка.

– Она не сказала, – отстраненно ответствовал брат, вытащил тубу из-под мышки.

– А ты спрашивал?

– А как ты думаешь?

– А что ты делаешь? – с невозмутимым лицом продолжила заваливать вопросами Дашка брата.

– Что сказали, то и делаю… – проворчал Артём под нос, резким движением сдвинул штору.

Дашка живо подскочила к столу.

– Окно хочешь горчицей измазать?

– Нет, только подоконник, – вяло пояснил Дашке брат, положив колпачок тубы на стол.

Фокс высунулся из-под кровати.

– Хе-х-хе! Окн-но гор-рчиц-цей… – расплылся он зловредно и торжествующе.

– Это тоже мама сказала сделать? – строго спросила Дашка Артёма.

– Ну а кто же еще… – лениво протянул брат, сдавливая рукой тюбик и поднеся большой палец к горлышку.

– Не надо. Не пачкай, – попросила сестра.

– Ага, конечно, чтобы мне потом, как его… чтобы я виноватым оказался? – промямлил Тёмка, выдавил темно-желтую пасту на кончик пальца и поднес его к подоконнику.

– Да подожди! – нетерпеливо потребовала Даша, повысив голос.

Артём убрал руку и с непониманием посмотрел на сестру. Та выдвинула верхний ящик, достала исписанную тетрадку. Вырвала несколько листков и разложила их по подоконнику. – Вот теперь можно!

Тёма почесал бок головы и, заулыбавшись, приступил к размазыванию.

– Что-то она и правда чудит… – задумчиво произнесла Дашка, пристально наблюдая за ним. Отвлекаться нельзя, только следить – это же ее брат. Стоит отвернуться, и он сразу все окно перепачкает. – Можно подумать, демонов решила отгонять.

– Демонов? Так демонов отгоняют? – переспросил Артём, исподлобья взглянув на сестру.

– В древности так делали… Ну, я где-то читала, уже давно, – ответила девочка.

– Демонов, бесов! Поняла? – горячо воскликнул брат.

Даша промолчала. Она не догадалась, но признаваться в этом не желала.

– Она про Настькину мать знает! – объявил Тёмка, выдавив еще горчицы на палец.

– О нет…

– Что? Про котов-то она не в курсе. Не похоже, чтобы Настькина мать ей рассказала. Наверное, она в новостях увидала, и все. Если что, она бы сразу выдала и не заставляла бы меня ерундой заниматься.

– Тогда нужно рассказать ей…

– Что рассказать? – нахмурился Артём, размазывая пасту.

– Ну, что горчицу мазать не нужно.

– Ага, может, и про говорящих котов наших ей все расскажешь? И про него? – Показал брат перемазанным в желтой массе указательным пальцем на верхушку шкафа.

Дашка не нашлась, что ответить.

– Лучше я поразмазываю. Притворимся, что не знаем ничего, – строго подытожил Артём, закончив растирать массу. Закрутил колпачок на тюбике, испачкав его, и беспомощно огляделся по сторонам, подняв перед собой ладони с растопыренными перепачканными пальцами.

– Чем… чем…

– Руки чем вытереть? – перевела его бурканье на нормальный язык Даша.

– Да, чем? – растерянно спросил брат. Он не захотел вытирать руки об майку, такое привычное для него действие почему-то стало казаться неприятным.

Даша с недовольным лицом открыла дверцу шкафа и достала с полки упаковку влажных салфеток. Вынула пару штук, молча протянула их брату.

Мама внизу перестала хлопать, похоже, совсем обессилела. Зато с горлом у нее был полный порядок – до детей донесся еще один громогласный зов:

– Тёмк, ты все или нет?

Матвей с перепуга юркнул под кровать. Даша вздрогнула, пачка салфеток выпала из ее рук. Девочка подняла пачку, убрала на место. Артём наспех обтер пальцы, швырнул грязные салфетки на стол. Затем шлепнул ложку на подоконник, сгреб оставшиеся столовые приборы и выбежал за дверь, провожаемый следящими из подкроватья четырьмя глазами-лазерами.

– Почти! – возгласил он, забегая в родительскую спальню.

Сдвинул занавеску одного окна, из которого было видно забор полусгнившего горбыля и часть двора Аглаи. В спешке помазал подоконник, оставил вилку. Подошел ко второму окну, повторил процедуру. Поправил штору и обомлел – на бежевом тюле осталось небольшое грязно-желтое пятно. Видимо, он пальцем чумазым оставил. Виси штора в его комнате, он и переживать не стал бы. Но то он, а то мама…

«Да какая же горчица прилипчивая! Мне точно влетит…»

Увидев мысленным взором, как мать выдергивает карниз из стены и кидает ему в спину, Тёмка принялся тереть занавеску подолом далеко не чистой майки, да только еще больше размазал.

«А что если эту шторку взять себе, а здесь повесить свою?» – прикинул он и погрустнел еще сильнее, вспомнив, что его занавеска тоже не идеальна: вся в зацепках от когтей полосатого. Да и сами шторы отличаются.

Единственно верное решение пришло следом.

«Скажу, что это Фокс сделал. Он лопает что попало: и картошку сырую, и шоколад, даже от изюма не отказывается. Вот, скажу, что теперь он и на горчицу подсел».

Тёмка оставил вилку, где было велено и направился к двери. На штору и не глянул – проблемой она уже не казалась. Выходя из комнаты, мечтательно обернулся на компьютер, прикасаться к которому мама запрещала.

«Вот бы сейчас в нем посидеть…»

«Никогда! Ты только все ломаешь!» – впопад вспомнились ему слова матери. Артём не мог с ними согласиться. И чего он такого сломал? Планшет всего лишь на пол уронил. Так он сам из его рук выпал, когда он смотрел в нем видео всякие поздно вечером и ненароком заснул.

Старый телевизор еще однажды разбил. Но вот в этом виноваты родители! Они подарили ему змею радиоуправляемую, и он играл в нее в гостиной. Жал на кнопки пульта управления, заставляя игрушку ползать то назад, то вперед, то кружить по комнате. Пока с ужасом не заметил, что кнопки перестали реагировать.

Змея же не собиралась останавливаться: сделав еще круг по комнате, она заскользила по ковру прямо на него. На миг Тёмке померещилось, что игрушка ожила. Он бросился к тумбе с телеком, залез и оседлал прибор. Не удержавшись, соскользнул за телевизор, так что ступни его стали торчать сверху над прибором, как «ушки». Телевизор не выдержал притеснения. Он накренился вперед и грохнулся на пол. Корпус лопнул, треснутый кинескоп вывалился из него. Занявший место телека Артём поднялся на корточки и, раскрывши рот, вытаращился на разнесчастный голубой экран.

Змея заехала под диван, оттуда ее гудение казалось еще более грозным и пугающим. Спустя несколько бесконечных секунд она затихла – похоже, батарейки сели. На пороге комнаты образовались родители. Мать заохала, отец ухмыльнулся, подошел к Тёме, хлопнул его по плечу и сказал: «Молоток!» О произошедшем дальше вспоминать больно…

А еще как-то раз он провода от ди-ви-ди перерезал. Тут тоже его вины быть не может: маленький еще был, в школу не ходил, что он мог понимать?

Артём прикрыл дверь родительской спальни и рванул в свою комнату. Достал черновик, разорвал его на две части по сгибу и покрыл подоконник листочками.

«А прикольно Дашка придумала» – подумал он и замер, пронзенный неожиданной мыслью: – «Вот я тупой! Я же дверь в спальню закрыл! Как мама мне поверит, если коты открывать их не умеют?»

Бросив на стол столовые приборы и тюбик, Тёмка на цыпочках вышел в коридор. Тишина главенствовала в доме, словно и мать, и сестра разом спать легли. Артём прокрался к спальне родителей, повернул ручку перепачканной в липкую жижу ладонью.

«А чего это я все на Фоксика валю? Одному все, другому ничего? – вдруг пришло мальчику на ум. – Не пойдет. Раз виновны, так оба. Чтобы не обидно было».

Что весь его план обидный, Артём старался не думать.

Подстроить улику против полосатого было проще всего – он частенько на подоконниках засыпает и шторы срывает. Тёмка потянул за занавеску прямо над жирным пятном. Край ее с небольшим треском отцепился от пары крючков. А чтобы мать сразу не заметила, Артём задернул оба окна черными ночными шторами. В спальне потемнело, только полоса света из коридора не давала комнате полностью погрузиться во тьму.

«Теперь порядок!» – И Артём удалился, оставив дверь приоткрытой.

Вернувшись в свою комнату, обмазал листочки остатками горчицы, с усилием давя на тюбик. Разложил их по подоконнику, сверху пристроил ложку.

– Мам, а здесь тоже размазывать? А то у меня горчица кончилась, – громко спросил он, спускаясь, держа в одной руке столовые приборы и опустевший тюбик.

Мать не отозвалась. Крапива так и покоилась в углу прихожей, рядом с ней валялся березовый хлыст без единого листочка. Артём, недолго думая, бросил около ветки и пустую тубу – все равно кто-то убирать здесь будет, и ее заодно выкинет.

После сунулся в кухню. Дверцы шкафов раскрыты, ящики выдвинуты. Несколько вялых листиков возле холодильника, на плите. И никого. Заглянул в ванную комнату, там матери тоже не было. Усмехнулся, заметив листочки вокруг унитаза. Прошел в гостиную. В ней у стен тут и там лежали листья, а над кошачьими лежаками и вовсе будто листопад прошел.

Мама с закрытыми глазами сидела на диване, откинув голову на спинку. Её взлохмаченные долбежкой волосы напоминали космы старой колдуньи из сказки ужасов. В них торчало несколько увядающих листиков, потому сходство было поразительное.

Артём не хотел маму беспокоить: она не любила, когда отдохнуть мешают. В целом, он слабо представлял, как себя с ней вести из-за частых смен ее настроения, предугадать которые не представлялось возможным: вот она разговаривает спокойно, но узрев или узнав что-то для нее неугодное, за долю секунды делается свирепой. Но после недолгого раздумья Артём все-таки решился ее потревожить, но нужно было ведь выяснить, что она знает. Дожидаться, пока сама расскажет, терпения не хватит. Да и Дашка просила про Настькину мать выяснить…

«Тихонечко спрошу что-нибудь. Если и правда спит – то не ответит. Тогда просто уйду, и делать больше ничего не буду, мне ж лучше».

– Мам? – осторожно обратился он, стоя посреди комнаты.

– Ох, как мне тошно… – простонала мать и открыла глаза. Взгляд ее скользнул по майке сына, выпачканной пластилином, и шортам. – Что так долго? Все сделал?

– Да. Я только хотел спросить… – неуверенно произнес он и, глубоко вздохнув, пробормотал на одном дыхании: – А здесь тоже нужно окна мазать? У меня горчица кончилась.

– А ты хорошо все сделал?

– Угу… – потупил взор он.

Мать отбросила лежащую на лбу взъерошенную прядь. Смягчилась, ей как никогда хотелось верить сыну. Хоть он и безалаберный, но она так устала…

– Ну, если кончилась… Тогда просто ложки и вилки разложи. Хватит и этого.

Артём послушно направился к окну. Просунул руку за невесомый тюль и положил на подоконник ложку. Подошел ко второму окну, оставил вилку, на подоконнике третьего еще одну вилку. Мама приложила ладонь к лицу, вновь запрокинула голову и закрыла глаза.

Тёмка вернулся в кухню. Закончив раскладывать, положил лишние столовые приборы, вымазанные в подсыхающей массе, на полку с какао. Глянул на руки.

«Помыть, что ли…»

После ухода брата Даша, сидя в кресле, без интереса читала через телефон в интернете все, что попадалось. Вымазанные Тёмкой салфетки лежали на столе, спрятанные внутри комканого листка бумаги. Пушистые негромко шушукались под кроватью. Через пару минут перешептываний, переросших в приглушенную перепалку, Матвей вылез, и выглядел он каким-то подозрительным. Вспрыгнув на кровать, он принялся с особым усердием вылизываться, так нещадно надраивая шерсть, словно чувствовал себя искупавшимся в грязи – лишь благодаря чуду волоски клочьями не оставались на языке. Фокс выбрался вслед за полосатым и, вскочив на постель, вальяжно развалился у изголовья.

– Т-такк оттк-кудда тты зн-найешь, гд-де жживвет эт-та челловвечесск-кайа оссоб-бь? – Секрет брата с каждой минутой все сильнее волновал серого, вытесняя остальные мысли, представлялся едва ли не великой загадкой всемирного масштаба.

Матвей отнял ротик от пышного хвоста. Несколько секунд он в нерешительности потоптался со склоненной головой, потом свернулся к Серому задом. Фокс, не собираясь оставлять молчуна в покое, встал, подошел к строптивому уверенной походкой.

– П-почем-му нне хоччеш-шь говвор-ритть?

Даша шикнула на Фокса. Кот покорно качнул головой, но любопытство его только нарастало. Матвей пропустил нависшего брата мимо глаз. Потянулся, выгнув спинку. Потом спрыгнул на пол и лег возле стены. Серый, раззадорившись еще больше, соскочил с постели и направился к нему.

– Штто тты там-м оддин-н ддел-лал?

Полосатый резко встал. Подняв хвост, повернулся к подошедшему брату задом, чуть не коснувшись его мордочки махровым подхвостьем, и торопливо продефилировал в уголок между столом и стеной. Свернулся, запрятав мордочку в густой шерстке. Фокса дерзкая выходка не остановила – он последовал за полосатым, как вагон за локомотивом, с глазами, горящими нешуточным огнем. Он просто обязан узнать секрет! И он его узнает!

– По-очем-му пошшел-л без-з мення?

– Когда же вы успокоитесь-то? – снисходительно проворчала Даша, краем глаза наблюдающая за питомцами. Отложила телефон. И вдруг в голове ее мелькнула интересная мысль. Девочка поднялась и подошла к шкафу. Раскрыла дверцы и, присев на корточки, порылась в ящике с аккуратно сложенными игрушками.

Серый, грозно возвышаясь над братом, приглушенно отдал приказ:

– Ррас-сказыввай!

Дашка вынула из ящика маленькую зеленую бейсболку с надписью «ЁЖИК», оставшуюся от когда-то выброшенного плюшевого ежа. «Покажу Люсьену, когда проснется. Наверно, она для него маленькая, но может, и подойдет». Прикрыв дверцы, девочка вернулась в кресло.

Матвей, теряя терпение, вскочил и еле слышно зарычал на брата.

– Шито тты тамм дел-лал… – и глазом не моргнул Фокс.

Прекратив гудеть, хранитель секрета запрыгнул на стол.

– Куда тебя несет? Слезай! – вполголоса возмутилась Дашка, отодвигая пушистого к краю стола.

Матвей спрыгивать не собирался и опять зарычал, когда через секунду на столе образовался серый, сметя кепку на пол и хлестнув младшую хозяйку хвостом по лицу.

– Говворри, ззачемм тты тудда поппер-рся! – Фокс вперился в молчуна.

Даша, скривившись от удара хвостом, встала, отряхнула лицо.

– Пошли вон! – рассерженно зашипела она, показывая питомцам пальцем на пол. Однако никто из них не двинулся. Тогда девочка сгребла обоих и понесла на кровать. Полосатый, оказавшись в ее руках, затих; Фокс же продолжил шепеляво к нему колготиться:

– Приззнаввайся!

Дашка положила пушистых на постель и возмущенным шепотом скомандовала:

– Успокойтесь оба! Тихо! Мама внизу!

Матвей испуганно пригнулся. Серый приказ оставил без внимания, встал и навис над полосатым.

– Фсе рраввно ррасс-скажешшь…

Даша подняла с пола кепку. Села в кресло, повернулась к постели, решив приглядывать за котами.

Матвей искоса зыркнул на Фокса, потом перескочил на комод, и упал, оскользнувшись на стопке глянцевых журналов. Подполз к стене, лег на бок и в быстром темпе задергал задними лапками, сталкивая вредные еженедельники. Разворошенная стопа разлетелась по комнате, встряхивая страницами.

Издевательства над журналами Даша стерпеть не могла. Она встала, шагнула к комоду, переступая через еженедельники. Уперла руки в боки и злобно проворчала полосатому:

– Ты что чудишь?

Матвей отвечать был не настроен. А тут еще и серый на комод запрыгнул.

– Приззнаввайся!

Вжавшись задом в угол меж стеной и шкафом, полосатый негромко, но яростно зарычал на брата. Фокс, не обращая на это внимания, медленно подбирался к упрямому, впиваясь в него блестящими серыми глазками.

– Говворри, говворрюю!

Даша накинулась на серого, предъявив важный, как она считала, аргумент:

– Что к нему пристал? Картошки сырой больше не получишь!

Угроза не подействовала: секрет волновал Фокса сильнее какой-то там картошки и даже курицы с котлетами. Кот в кои-то веки начал мыслить возвышенно – что рацион не так уж и важен в сравнении с тайнами вселенной. Вплотную подобравшись к рычащему, он вопросил:

– Шито тты тамм д-деллал?

– Совсем одурели! Мама ведь услышит! Люсьена разбудите! Вообще ничего не соображаете! Зря рты вам не заклеили! – разразилась Дашка негромкой гневной тирадой.

Полосатому, оказавшемуся в ловушке между шкафом, стеной, тупым братом и обозленной хозяйкой, нельзя было позавидовать. Именно поэтому коту не оставалось ничего, кроме как выйти из себя. Фокс не преминул последовать его примеру. Оба пушистых выпустили когти и встали в боевой готовности: хвосты трубой, шерсть дыбом. Прижав уши и уткнувшись лбами, свирепо взвыли, как заклятые враги.

– Оттстаннь!

– Отвеччайй!

Даша оторопела на миг – видеть, как коты ссорятся, ей еще не доводилось, – потом подскочила к столу, уже не чураясь наступать на журналы, схватила скомканный листок и, бросив быстрый взгляд на закрытую дверь, угрожающе занесла руку с комом над пушистыми.

– Прекратите! – тихо, но сурово потребовала она.

Коты махнули на нее лапами с растопыренными когтями, не особо отвлекаясь от препирательства мордочками и яростного воя.

– Уййдии!

– Гов-ворри!

Дашка отшатнулась.

– А ну прекратили, хватит! – в исступлении прошипела она, топнув ногой.

Пушистые и не глянули, продолжая бодаться и завывать, и девочка бросила в них бумажный комок. Попала полосатому в бок. Тот от удара обезумел окончательно, пустился в бега по комнате: спрыгнул на пол, взлетел на стол, смахнув кепку на середину комнаты. Фокс без промедления устремился вдогонку, но когда вскочил на стол, полосатый брат уже несся по скользким ежедневникам к кровати, цепляя их когтями и раскидывая в стороны.

Даша заметалась по комнате с протянутыми руками, стараясь котов поймать.

– Хватит! Я вам ща…Тупые! Мама внизу! Прекратите!

Матвей, сбив одеяло в сторону, махнул с кровати на комод, с него на пол, потом на стол, едва не влетев в окно, снова на пол… Фокс гнался за упрямым и на бегу вопрошать не забывал:

– Откуд-да узналл… Шито деллал… Зачем-м пошел-л… Говорри!

Полосатый не отмалчивался:

– Нне скажжу! Оттстаннь!

Одеяло с подушкой, будто спасаясь бегством, бросились с кровати, кресло опрокинулось. Увидь ёж творящийся ералаш, точно не захотел бы остаться. Но зверек так утомился, что пробудить его от богатырского сна беготней было непросто.

Даша не останавливалась, так и скакала по комнате, расшвыривая журналы ногами, но поймать питомцев ей не удавалось.

– Достали, тупые животные! Точно отдам вас в лабораторию! И обратно не возьму! На улице жить будете! Травой питаться! – скулила она от собственной беспомощности.

Органайзер стремительно спорхнул на пол, ручки и разноцветные карандаши разлетелись, как стрелы из луков.

«Вроде брат и проглот, а носится, как угорелый», – недоумевал полосатый, сигая на кровать. С постели на комод, потом на пол, на стол, снова на пол…

– Говворри… Фссе скажжешшь… Фссе… – приговаривал на бегу Фокс.

Вслед за органайзером свалились любимые Дашкины духи. Крышечка отскочил под кровать, флакон покатился по еженедельникам.

На стол, обратно на пол, на кровать, на комод…

– Нне сскажжу, отсстаннь! – отбрехивался полосатый.

Голова Дашки закружилась. Поскользнувшись на журнале, девочка упала прямо в центре кошачьего вихря, прикусив язык и ударившись локтем. Она приподнялась, сжимая в кулаках клочок шерсти – все, что дала погоня за обезумевшими. Ручки, карандаши, одеяло, подушка валяются… Растрепанные порванные журналы покрыли весь пол… Такой разгром в комнате ей даже в кошмарах не снился. А устроил его кто? Добрые безобидные котики? Дашка судорожно разжала ладони и потянула их к голове, подняла лицо к потолку – единственному месту, где был порядок, и с беспредельным отчаянием выкрикнула:

– Я ща втащу!

Эти слова тоже не возымели действия. Пушистые носились по прежней траектории: на комод, на пол, раздирая когтями журналы, на кровать…

Вдруг с первого этажа послышался негромкий, но отчетливый стук. Дашка перепугано замерла, затем припала к усыпанному ручками, карандашами и растрепанными журналами ковру и поползла к двери – другого способа выбраться из центра кошачьей гоночной трассы придумать не смогла. Коты ни стука, ни поползновений, как можно догадаться, не заметили, и даже по ней скакать не стеснялись. Даша подобралась к выходу, прислонилась ухом к двери. Уловила голоса, доносившиеся, как ей подумалось, с улицы.

В конце концов, силы полосатого иссякли. Кот замедлился, потом остановился, обессилено развалился на комоде и жалобно произнес:

– Йа сскажжу… сскажжу…

Фокс, заскочив на кровать, резко затормозил, чуть не врезавшись в стену. Расплылся до ушек и запрыгнул на комод.

– Прраввда?

Мама внизу разговаривала с каким-то мальчишкой. Дашка сильнее прижала голову к двери, но так и не смогла разобрать ни слова.

При приближении брата Матвей попятился в угол, взирая на него с напряженным вниманием.

– Д-да… – сказал он.

– Слушайю… – Фокс величаво уселся, поджал под себя лапы, приготовившись внимать рассказ, существенней которого в его жизни не будет.

Полосатый с волнением начал:

– Йа с… сслучайн-но… К-котт…

– К-котт? – Серый пристально вгляделся в забегавшие глазки брата.

– Д-да, к-котт… ббольш-шой так-кой… Йа т… ттольк-ко нна поррог ввышел-л… а онн кин-нулся нна мен-ня и… и…погннал ддо ссвоег-го ддом-ма. А жив-ветт он-н у ссоседдки эттой челлов-веччесск-кой оссоб-би! Ттакк йа ейо ув-видел! Ттакк и-и узннал, гадде онна жжив-вет…

Фоксу признание показалось неправдоподобным. Твердо решив докопаться до правды, он с недоверием спросил:

– Ззачемм ем-му б-былло гн-натть ттебйа к своемму д-домму?

Матвей поднял на серого глаза, в которых боролись испуг со стыдом.

– А йа знайю? Йа фсе р-рассказзал, чито…

Фокс оборвал его снисходительным жестом. Полосатый замолк, не в силах оторвать настороженный взгляд от погрузившегося в раздумья брата.

Серый не заставил себя долго ждать.

– Домм ссбок-ку отт доом-ма оссобби, к-к катторрой ссегодн-йа ходдилли?

Внизу мать что-то прокричала, из чего во внезапно поднявшемся переполохе и звонкой разноголосице ругательств Даша расслышала только «Дьявол… демоны…», опосля чего входная дверь захлопнулась и восторжествовала тишина.

– Д-да… – убитым голосом ответил брату Матвей, догадавшись, что он его раскусил.

– Тамм кошшечка живвет, б-беленнькайя, иннострраннк-ка изз р-родда ммэнк-ксовв. Красиввая. Ммусенька. К-к нней ходилл? – нанес Фокс сокрушительный удар по нелепой отговорке брата.

Опечаленный донельзя Матвей едва слышно продолжил:

– Н-нетт… Он-на самма прришлла… Йа ссид-дел и-и сммотррел в оккнно. А он-на гул-ляла по нашшему д-дворру. Тты спалл к-как расс. И йа ввыш-шелл. Пошшел з-за нней. Онна к-к себ-бе д-доммой. Селла нна пор-рог и с-смотррит…

Молчание внизу прервалось тихой речью мамы. Даша могла бы что-нибудь уловить, но коты своей беседой все заглушили. Дашка отняла ухо от двери. Она не злилась на пушистых, нет, просто чувствовала себя ужасно глупо: с котами не справилась, нарочно не придумаешь… Поглядев на успокоившихся пушистых, она собралась с духом и высказалась. Негромко, но подчеркнуто категорично.

– Сделаем так: я слежу за дверью. И когда скажу – мигом под кровать, и ни звука!

К большому ее удивлению, взлохмаченные братики спорить не думали и одновременно качнули головами. Даша опять прислонила ухо к дверному полотну. Расслышала, что матери стал отвечать голос Артёма.

– Нна теб-бья? – с ноткой ехидства уточнил Фокс у пушистого брата.

– Дда, на мення! – бешено прошептал полосатый. «Серый комок, что, считаешь, на меня никто не смотрит?»

Даша шикнула на Матвея. Он негромко продолжил, опустив взор в усеянный пестрыми порванными журналами пол:

– Йа подуммал, что ей поннрравилс-ся. П… поддошшел и-и …

– Што? – нетерпеливо спросил серый с блуждающей улыбкой на мордочке.

– И… и… лизннул ейо в носик-к… – будто из последних сил выговорил Матвей и остановил взгляд на брате. Рассчитывал увидеть в его глазах понимание, но Фокс почему-то предательски закатил к потолку глаза…

Дашка заулыбалась. Попав под укоризненный взгляд полосатого, она извиняющим жестом прижала руки к груди.

В душе Матвея, несмотря на то, что брат уже явно не был заинтересован в рассказе, все еще теплилась надежда на участливость с его стороны. Он продолжал:

– А онна к-какк… как-к лльвица, озверел-ла! Ччуть нне уб-билла! Йа йеле лаппы уннесс!

Младшая хозяйка прыснула в ладошку.

Фокс вернул голову в обычное положение. Тяжело задышал, похрюкивая и пофыркивая от накатывающего приступа хохота.

– Льв-виц… ффф…хх… ца…хр… лапп-пы…хе… уннёс…хрр… – вырвалось у него и он зажал пасть лапкой.

Надежда полосатого растворилась в хрюканье Фокса. Матвей скуксился, но рассказывать не бросил, решив по крайней мере избавиться от лежащей на сердце увесистой ноши.

– Йа п-побежалл доммой, а онна ш-шерстянным ммешк-комм обозвал-ла вследд! – завершил он историю, выдохнул и опустил голову.

Финал «тайны» превзошел все ожидания серого. Лапы его оторвались от пасти, выпустив на свободу диковинный винегрет из хныканья, стонов и чавканий. Содрогаясь, Фокс повалился на бок, перекатился на спину, показав потолку животик с белой расплывчатой полосой от подбородка по хвоста. Похлопывая себя передними лапами по брюшку, а задними – молотя по усам полосатого, кот зашелся еще более причудливым кудахтаньем. Матвей оттолкнул от себя лапы серого. По телу его прокатилась неудержимая крупная дрожь, прямо от головы до кончика хвоста. Шерсть поднялась, кота накрыло, но отнюдь не смехом.

– Зр-рйа йа ттеб-бе рассказ-залл! – встав на дыбы, с досадой провопил он, свирепо вращая выпученными глазищами. – Нне п-подхход-ди кко м-мне б-болльшше!

Тихо посмеивающаяся Дашка шикнула на полосатого. Вернее, попыталась шикнуть:

– Ппха…

Матвею едва ли было до ее приказаний. Кот мечтал очутиться где угодно, лишь бы не сгорать со страшного унижения в обществе издевающегося брата. Он опустил шерсть, спрыгнул с комода и забился под стол. Фокс расходился все сильнее, тряся головой, беспорядочно размахивая лапами в воздухе, гогоча и посвистывая. Даша шикнула и на него. Не подействовало, и девочка вздумала припугнуть его, однако выдавить слова угрозы сквозь смех было непросто.

– Ща я точно… в лабораторию отправлю…

– О… оттправвлйай… ййа… не ммоггу… б… ольшше…

Глава 10. Освобождение от демонов

Артём, вернувшись в гостиную, приблизился к дивану. Выглядел он скованным, но внутри был переполнен решимостью выведать, что же все-таки произошло.

– Мам?

– А? – отозвалась она, как из полусна.

– Почему ты так рано вернулась? Тебя уволили?

– Я была бы рада, если бы меня уволили… сил уже нет… – ответила она слабым голосом. Согнула спину дугой. Упёршись локтями в колени и положив подбородок на ладони, окинула страдальческим взглядом мозоли, краснеющие на пальцах ног. Сын ее терзаний видеть не мог: каштановая нечёсаная шевелюра поглотила худое лицо и плечи. – Нет, я просто отпросилась. Не каждый день такое случается…

Артём удивился. Как она могла отпроситься, если, с ее же слов, уход с работы пораньше доступен лишь «избранным»?

Трудится мама в «Иллюжнбанке», единственной финансовой компании в Симфуленске, владелец которой пользуется отсутствием конкурентов по-полной: до небес задирает проценты по кредитам, списывает с вкладов драконовские комиссии без каких-либо объяснений и прочее. А чтобы сотрудники не расслаблялись и не жаловались на непрекращающийся гул недовольных клиентов, владелец держал на должности администратора и руководителя своих племянниц Ольгу и Марину – широченных в бедрах близняшек с круглыми лицами и глазами, как у фарфоровых кукол. Те подходили к работе прямо таки с энтузиазмом: днями напролет унижали подчиненных, подставляли, придирались к их внешнему виду, хотя сами ходили каждый день на шпильках и с черным лаком на ногтях. А в свободное от глумлений над сотрудниками время тетки только и делали, что надувались кофе и поносили «жертв», которых ни на обед, ни в туалет не отпускали.

– Все из-за того, что это, у Дашкиной одноклассницы с Теневой случилось? – с трудом заставил себя спросить Тёмка.

– Тебе сестра сказала? – в изумлении подняла голову мать. Пригладила волосы назад, что оказалось совершенно бесполезным: стоило ей убрать руки, как грива пришла в прежнее состояние. – Да не только я, половина офиса разбежалась. С такими ужасами не могли не отпустить… Чертовы демоны! С ума сведут.

– Нет, я сам прочитал. В новостях. Случайно наткнулся, вот, – как можно искренней оправдался Артём. – А тебе Татьяна Юльевна позвонила и рассказала?

С улицы донеслось громкое гавканье. Тёмка обернулся на окно. Стая собак пронеслась по дороге за вопящей женщиной.

– Нет, соседка ее… Танька сейчас не в настроении трещать. – Мама выпрямилась и воскликнула: – Бесы у нас! Ужас какой! – И, прижав руками волосы к голове, она вновь сгорбатилась. – Да и без них хватает всяких околичностей.

– Да там, на портале, написано было так… Помнишь, мам, Кира рассказывала, как они новости сочиняют, эти, как их, утки. Может, и сейчас все придумали?

Кира, девушка лет двадцати, работавшая репортером на городском новостном портале, приходилась их папе двоюродной сестрой, и все их родственные отношения заключались в редких звонках и поздравлениях с праздниками. Тёмка с Дашкой считали, что Кира их не переносит: во время нечастых визитов она явно их сторонилась.

– Давно это ты таким умным стал? Это правда. Я сама видела, – ответила мама.

– Ты была там? – глухим голоском осведомился сын, скрестив руки на груди.

– А как же… какой же кошмар… Заборы валяются, дверь вырвана. Двор разрушен! И даже курицу демон украл! Вселился в нее и улетел! – поведала мама, разглядывая мозоли и придерживая одной рукой непокорную прическу.

Беспокойство отпустило, стоило Артёму представить летающую сумасбродную птицу. «Ну, коты, ну анекдоты хвостатые…»

– А про нас Настькина мать ничего не говорила?

– А что она должна была про вас сказать?

– Да, я просто спросил, вдруг, что… – промямлил Тёмка, отведя взгляд.

– Нет, не говорила. Думаешь, ей до тебя сейчас? Надеюсь, и ни до кого ей не будет. Может, языком чесать перестанет.

Артём выяснил все, что было нужно, и захотел вернуться наверх. Но мама отпускать его, конечно же, не собиралась. Она продолжала говорить:

– Потом у ее соседки была, не помню, как ее… Потом у колдуна. Он мне и подсказал, что делать, как защититься. Там, в прихожей, крапива лежит. От нее нужно оборвать листочки и распихать по всем карманам всей одежды. А где карманов нет, на булавки прилепим. Займись этим сейчас.

– Может, не надо? – Тёмка судорожно сглотнул. – Я не думаю…

Мать выпрямилась.

– Я не хочу, чтобы в моем доме такой же погром был! – перебила Артёма разметавшаяся по ее лицу и плечам всклокоченная шевелюра. – Не хватало еще, чтобы бес в кого-нибудь вселился. Крапива как раз от этого! Курица у Маринки без крапивы была! И вот результат! Теперь крапива везде будет!

Перед мысленным взором Тёмки проплыли пироги, начиненные крапивой, суп с крапивой вместо мяса, гречневая каша, перемешанная с листочками, крапивные котлеты, следом накатила тошнота…

Мать зажала волосы в ладонях, и Артём снова мог видеть ее лицо.

– Ты что, заснул? Не могу… Принеси мне успокоительные, такие они…

– Да, знаю. – Тёма метнулся в кухню. Не первый раз притаскивает, все ее таблетки уже давно выучены.

– И воды запить не забудь! – бросила мать ему вслед и тихо объяснила самой себе, сдунув упавший на лицо взлохмаченный локон с запутавшимся листком: – А то как я запивать буду…

Тёмка задвинул верхний ящик, склонился к нижнему, набитому препаратами от каких только можно болезней, мазями, дурно пахнущими настойками, бальзамами, травяными чаями. Разворошив все, он откопал стеклянный пузырек с коричневыми пилюлями. Налил в бокальчик воды и вернулся в гостиную. Мать молча приняла бокал, высыпала себе в ладонь несколько таблеток, отправила их в рот, запила.

– А Дашка почему не спустилась? – спросила она. Вернула недопитую воду и пузырек, отжала попавший в бокал локон.

– Э-э…

– Ну?

– Да она это, уроки учит, – озвучил Тёмка первое, что пришло в голову.

– Завтра же суббота. Вам ничего не задают на выходные, – напомнила мама, убирая пышную шевелюру за уши.

– А-а… А теперь задали. Ей задали, мне нет…

– Что это на Надю Петровну нашло… – усталым тоном сказала мама. Артём понял, что она поверила и похрабрел.

– Да, не знаю…

– Ладно, я сейчас зайду к ней, – мать встала, одернула блузку и побрела в прихожую. – О-о-о, мои ноги, наступить не могу…

Неугомонная копна колыхалась, раскинувшись по ее плечам, как огромная веревочная швабра.

– К кому? – настороженно осведомился Тёмка, плетясь за матерью по пятам.

Мама подошла к зеркалу, ахнула от своего отражения. Взяла с полочки расческу и взялась бороться с непокорными волосами. Два листочка сразу сдались и приземлились в миску Фокса.

– К сестре твоей, к кому же еще! А ты пока давай, крапивой занимайся, забыл уже? Вон в шкафу сколько кофт! Тебя ждут!

Артём вдруг занервничал: питомцам же только при нем и сестре говорить разрешено, а если они сейчас болтают, а мама поднимется и через дверь случайно услышит?

– Да я сам схожу и скажу ей спуститься, – торопливо предложил он.

– Спасибо, я еще помирать не собираюсь. Справлюсь сама.

«Да что я так переживаю? С котами мы договорились, они еще и поклялись. Да и Люсьен обещал, что они не выдадут», – умозаключил Артём и принялся за поручение. Достал из ящика в кухне большой полиэтиленовый пакет, сунул в него руку. Вернулся в прихожую, распахнул дверцы шкафа. Одежды в нем было немного, куртки убраны до холодов, и Тёмку не могло не радовать, что недолго придется возиться с бесполезным занятием. Ему уже порядком надоела «антидемонская суета». Сказать бы маме, что все это бессмысленно, да нельзя. Артём начал отрывать вялые листочки и раскладывать их обернутой в шуршащий пакет рукой по карманам кофт и ветровок.

Мама с усилием вычесывала спутанную гриву. Несколько березовых листочков опустились на ковер возле ее ступней, но еще, наверное, три не спешили сдаваться. Заметив пакет на руке сына, она ухмыльнулась:

– Нежный какой…

Где-то взвыли коты, но близко они или далеко, было непонятно.

«Опять кто-то из соседских кошаков по двору шастает, Фокса с Мотькой доводит» – подумал Артём, что пушистые братья вовсе не на улице, почему-то вылетело у него из головы. Управился с раскладыванием он меньше чем за минуту. Но мама, выудив из волос последний листок, сразу нашла ему другое задание. Она указала расческой на обувь, беспорядочно расставленную по двухъярусному стеллажу на дне шкафа.

– Туда тоже наложи, в каждый ботинок. А к босоножкам я потом сама примастерю как-нибудь.

Кошачий вой не затихал. Видимо, животные всерьез воюют и разойдутся нескоро. Тёмка опустился на колени перед шкафом, взял папин кроссовок, положил в него вялый листочек, потянулся за вторым, в него сунул еще один…

«Горчица, долбежка веткой, листья жгучие, пироги крапивные… А потом что придумает?»

Кошачий вой дополнился суматошным шумом. Артём не придал этому значения, взял в руки материну бархатную туфлю на высоком каблуке. Но, увидев боковым зрением, что мама замерла с поднесенной к голове расческой, обернулся и оторопел. Она стояла, прислушиваясь к… непрекращающейся беспокойной возне со второго этажа. Глаза Тёмки округлились, руки судорожно и с хрустом прижались к груди: «Какой двор? Коты же оба у Дашки наверху!»

Следующие несколько секунд показались ему бесконечными. Потом раздался едва различимый за кутерьмой ропот сестры.

– Я ща втащу…

– Уроки учит, говоришь? Давно это ей буги-вуги репетировать задают? – поледеневшим голосом высказала мама Артёму. Положив расческу на полку, твердой походкой направилась к лестнице, совершенно забыв про мозоли. Грива раскинулась по ее плечам чуть ли не с большим размахом, однако выглядела более опрятной.

Тёмка до боли закусил нижнюю губу. На лбу его выступили капельки пота. Все перед глазами стало мутным и расплывчатым, кроме фигуры матери, шаги босых ног которой подобно звону гигантского колокола грохотали в голове. Не успела мама подойти к лестнице, как с улицы донеслось тихое детское хихиканье, а следом кто-то требовательно забарабанил в окно гостиной. Мама замерла, Артём вздрогнул, хрустнув пакетом. С улицы донесся приближающийся топот множества ног, все отчетливей и громче звучащий хор ребяческих голосков.

Мама развернулась, шагнула к дверному проему гостиной, но лишь заглянув в комнату, ахнула. После, поманив сына за собой, на цыпочках вошла в гостиную. Тёмка поднялся и двинулся за ней. Прижатый к груди пакет шелестом напоминал о себе, но до него не было дела.

Стук и гомон буквально вернули Артёма в чувство, в голове прояснилось. Появилось желание отблагодарить пришедших за отвлечение матери. Если, конечно, гости не окажутся Димкой с новыми друзьями какими-нибудь, хотя это не мог быть он, он точно не пришел бы, Ярик же сказал, что он видеть его не желает. Или соседом дядь Ромой, вечно подговаривающим их папу на всякие проделки. Но и он тоже не мог быть – детей-то у него нет. Но едва Тёмка оказался на пороге гостиной, как появилось горькое осознание, что приход дядь Ромы не такое уж и неприятное событие.

Вся передняя часть двора наводнилась разновозрастными мальчишками и девчонками, загорелыми, как таксисты, простоявшие все лето на солнцепеке в ожидании клиентов.

Трое грязных мальчишек хлопали ладошками по окнам. Пара юнцов, утопавших в огромных толстовках, скакали по грядкам лебеды, выращиваемой мамой для приготовления какого-то снадобья. Подросток в майке с оторванными рукавами, выше остальных на голову, а некоторых – на две, глазами хищника осматривал двор. Девочка в выцветшем сарафанчике что-то внушала двум мальчуганам лет четырех, крепко сжимая их запястья. Пара тощих парнишек в затертых шортах висели на калитке, согнув ноги. Юнец в свитере с тремя поперечными отверстиями пинал дверку, катая их. Три девчонки прыгали. Паренек с вытянутым узким лицом и «ёжиком» на голове топтался возле ограды с двумя засунутыми в рот пальцами, надувая щеки. Еще мальчишки, один с покрытыми фурункулами лицом (Артём его сразу узнал – утром он громче остальных гоготал над ним, стоя за углом Древнегреческого салата), другой – длинноволосый в одних плавках, вымазанных в черной блестящей жиже, напоминающей гудрон, и с какими-то бумагами в руке, похожими на рекламные буклеты, оставались на дороге. Они переговаривались, озираясь на соседские дома и на проходящих мимо людей, которые едва не вывертывали себе шеи набок, чтобы не глядеть на возмутительное сборище. Больше остальных , неся на лице брезгливую мину, отворачивался мужчина, одетый в шубу из грубо сшитых кошачьих шкурок.

Мама и Артём бочком подобрались мимо тумбы с телевизором к крайнему окну.

– Т-ты… знаешь их? – уставившись в окно, таким слабым голосом спросила мать, что Артём еле расслышал.

– Да… – ответил он.

Мама повернула голову на сына. Её глаза округлели.

– Ты их позвал?

Артём прижал к себе руки еще сильнее. Пакет захрустел под давлением.

– Нет, нет…

Наталья Федоровна выскочила на порог и сразу же бросилась обратно в дом, увидев сборище. Чуть погодя в ближайшем к выходу окне ее жилища сдвинулась штора, показалось теткино пухлое лицо. Оплошность женщины позабавила стоявших на дороге: мальчишка в плавках начал смеяться, показывая на ее окно пальцем, а паренек с фурункулами захохотал, хлопая ладонью по коленям.

Старший, закончив осматривать участок, встал у почтового ящика, висящего на заборе. Попрыгунья в юбке подошла к «свистуну», и стала поучать его, тоже сунув пальцы в рот и надувая щеки. Один из мальчишек, елозящих ладошками по окнам, поприветствовал рукой маму с Артемом. Те предпочли сделать вид, что этого не заметили.

Мать сплюнула кончик пышной пряди, попавшей в рот. Не отрывая взгляда от бедлама, пробормотала:

– Что делать, что делать…

– Не открывай, – вполголоса подсказал порядочно струхнувший Артём.

– Как? Они же уйдут. Вон, гляди, – кивнула мама на подростка, срывающего почтовый ящик.

Парнишка в плавках хлопнул прыщавого собеседника по плечу и направился во двор. Угрястый на дороге не остался. Он прошел в палисадник, подкрался к севшим на землю девчонкам и дернул одну за волосы, да так сильно, что она опрокинулась на спину. После кинулся вглубь двора, девчонка за ним.

– Давай полицию вызовем? – еле дыша предложил Артём.

– Так они приехали… Посмеются только… Скажут: «это всего лишь дети». Лазуткина, знаешь, сколько названивала, у нее вон что случилось, и то ехать не хотели.

Мать, казалось, начала понемногу закипать – выражение ее лица стало жестким. Она втянула губы. Со свистом выдохнула и вышла в прихожую. Артём, еще раз взглянув на происходящее за окном, тоже покинул гостиную.

Мальчик, что махал рукой маме и Артёму, отпрянул от окна и, с торжеством что-то выкрикнув, показал юнцу в плавках поднятый кулак. Все пришедшие сразу утихомирились. Попрыгунья и прыщавый перестали колотить друг друга, старший оставил почтовый ящик висеть, накренившись на одном жгуте. Кто сидел, поднялись. Каждый и каждая перевели взгляд с показавшего кулак на мальчика в трусах. Очевидно, он у них был кем-то вроде предводителя. Главарь отдал буклеты девочке в сарафане, сделал жест рукой, показывая идти за собой, и направился уверенной походкой к порогу.

Дети как один хлынули за ним. Прыщавый шагал за попрыгуньей, тыкая в нее пальцем, на что она свирепо шипела и била его по рукам. Девочка в сарафане шла последней, подталкивая четырехлеток.

Сутолоки наверху уже слышно не было.

Артём, побоявшись выходить к пришедшим, привалился спиной к шкафу, так его видно не было. Мама, набрав в легкие воздуха, распахнула дверь. Ей открылся окруженный «гостями» порог. Кто-то из визитеров смотрел на нее с презрением, кто-то ухмылялся, но большинство были изумлены: нечасто, наверное, столь пышные прически видят. Четырехлетки терли красные лица и всхлипывали. Юнец с «ёжиком» харкал под ноги.

Главарь шагнул вперед, оставив сообщников за спиной и скрестив тоненькие руки на плавках.

– Мы пришли спасти вас, – писклявым голоском объявил он. Почти все остальные в лад качнули головами.

– Вы? – скептически переспросила мама.

– Знаете, что произошло? Демоны начали пробуждаться! Пришествие дьявола близится… – торопливо, но претенциозно ораторствовал главарь.

– Дес-трук-тив-ность вос-тор-же-ству-ет! – перебив главного, по слогам выговорил тощий парнишка в шортах, плавно поднимая вверх руки.

Сзади кто-то захихикал, но резко оборвался. Вожак бросил через плечо на шайку злобный взгляд. Тощий виновато склонил голову.

– Допустим… – сказала мама.

Артём наконец-то осмелился показаться пожаловавшим. Он высунулся из-за матери и в нос ему ударил резкий запах мочи и тухлой капусты. Мелькнуло в мыслях, что опять где-нибудь недалеко канализационную трубу прорвало, но мальчик почти сразу догадался, что аромат исходит от визитеров.

Несколько мальчиков показали на него пальцами и захихикали. Предводитель тоже не сдержался; зубы у него оказались тонкие, как прутики, с коричневыми пятнами. Мама сделала вид, что насмешек над сыном не замечает, губы только плотно сжала. Артём не сразу догадался, почему пришедшие над ним хохочут. Лишь глянув на свои руки, с изумлением узрел, что до сих пор прижимает к груди бархатную туфлю обернутой в целлофан рукой. Тут же бросил туфлю с пакетом на пол. Некоторые из гостей прыснули, другие заржали еще громче.

Рука, на которую был надет пакет, по локоть оказалась влажной от пота, и Артём лихорадочно обтер ее об майку.

– Только мы знаем, как защититься от него! – заявила девочка в сарафанчике, пока остальные хохотали. – Разум прояснится, болезни и невзгоды отступят…

Зайдя на порог, она сунула Тёмкиной матери в руки пестрые помятые листовки.

Тут Артём заволновался: мама же постоянно на болезни жалуется, вдруг в эти обещания поверит? Посмотрел матери в глаза, но они были непроницаемы.

Девочка в сарафане спустилась и, протиснувшись через толпу, стала позади. Главарь перестал смеяться и грозно взглянул на сотоварищей. Те умолкли.

– Демоны пришли в наступление. Мы поможем вам развить предвидение! Вы будете заранее знать об их замыслах! И сможете предотвратить их! – повернувшись к хозяйке, увещевал он.

– Можете научить предвидеть? Это было б весьма кстати мне, – простодушно проговорила мама. Артём не мог оторвать от ее лица встревоженных глаз.

Гости закивали:

– Да, да, да…

Один из четырехлеток хныкал не переставая, но внимания на него никто не обращал.

Вожак в недоумении потер подбородок, не ожидал он, что женщина с настороженным выражением лица так легко поддастся уговору. Посчитав это, вероятно, случайным везением, главарь торжествующе улыбнулся своим спутникам и вспрыгнул на порог.

– Я не могу сказать этого на улице… – вкрадчиво произнес он хозяйке в лицо.

Запах мочи и экскрементов стал поистине невыносимым. Артём заткнул нос, его начало подташнивать. Мать же внимательно слушала и не морщилась.

– Это только для избранных, как вы, остальным, – с пренебрежением кивнул предводитель в сторону улицы, – нельзя это услышать.

Внезапно взвыл четырехлетка:

– Покормите Н-НАС! А-А-А!

Предводитель медленно повернул на него голову, позеленев от злости. Девочка со свистком протиснулась к орущему и, вцепившись ему в руку, потянула за собой. Отведя мальчонку к забору, она наотмашь врезала ему по спине, отчего он влетел в двух попрыгуний. Обе отпихнули его. Мальчуган упал на спину и зашелся в плаче, суча ногами и руками. Второй четырехлетний с трудом пролез к ревущему через скопище. Жалостливо глядя, остановился перед ним. Главарь показал ударившей мальчика девчонке два поднятых пальца: указательный и большой. Та коротко улыбнулась в ответ. Паренек в свитере начал что-то тихо обсуждать с длиннолицым, то и дело косясь на Артёма с матерью.

– Нам нужно тихое место, где никто недостойный нас не услышит… – снова повернувшись к хозяйке, продолжил убеждать предводитель.

– И какое же? – понизив голос и склонившись к нему, спросила мама.

– Нам обязательно нужно быть в доме. Желательно на кухне, там энергия подходящая.

Мама на несколько секунд замерла с сосредоточенным выражением лица.

В душе Артёма возросло волнение. «Что она задумала? Уж не хочет ли она действительно их пригласить?»

– Хорошо. Минутку подождите, – ответила мама и удалилась в кухню, провожаемая обеспокоенным взглядом сына и аплодисментами доброй половины своры. Главарь с победоносным видом сошел с порога, соратники перед ним расступились. Мальчик с «ёжиком» на голове сделал еще попытку засвистеть, но опять не вышло, только в четырехлетку плюнул ненароком. Парнишка в порезанном свитере взошел на порог. Он явно хотел попасть в дом. Артём преградил ему проход ногой, и юнец презрительно сощурился.

– Девка, покажи-ка свои туфельки… – Изо рта у него воняло не лучше, чем у предводителя.

Тёмка промолчал и для большей устойчивости (кто знает, может, он толкаться вздумает?) вцепился в косяк.

– Туфля, туфля… – подразнил Артёма парнишка, грозно рыкнул ему прямо в лицо и сбежал по ступеням.

Тёмка убрал ногу с прохода. Два мальчика взялись корчить ему отвратные гримасы, наверное, за то, что он не позволил их товарищу зайти внутрь. Три юнца, включая старшего, отошли к хилой яблоньке и начали переговариваться. Паренек с фурункулами на лице толкнул попрыгунью. Она взвизгнула и зарядила ему кулаком в нос. Началась драка, другие девчонки кинулись их разнимать. Четырехлетка поднялся и забарабанил ладошками по стеной окружившим порог приятелям, тоненьким голоском звеня:

– Куссать! Дайте! Куссать!

Получив увесистый пинок от мальчика в толстовке, он упал на землю, завизжал во все горло. Его истерика никого не тронула; соратники таращились в дверной проем с предвкушением вкусного ужина. Кто-то даже громко сглатывал. Главный что-то тихо и торопливо объяснял свистуну, Артём разобрал только одну фразу: «Не забудьте про нижние ящики, там нужно…», и догадался, что замышляют визитеры. Но вот что на уме у матери, он не понимал, и это не давало ему покоя. Он сделал пару шагов назад и посмотрел в кухню, не переставая краем глаза наблюдать за пришедшими.

Мама, когда очутилась в кухне, немного постояла в нерешительности, сама никак не могла сообразить, что сделать. После навалилась на выдвинутые ящики, сгребла с полки покрытые кое-где горчичной корочкой ложки с вилками, оставленные сыном, и случайно задела при этом открытую пачку какао. Пачка, опрокинувшись, осыпала песочной струей материну голову. Зажмурившись и тихо выругавшись, мама отшагнула на середину кухни. Слегка наклонив голову, уперла руки в колени, несколько раз мотнула гривой: зажатые в ладони столовые приборы брякнули. Затем, пряча ложки с вилками за спиной и растягивая перед гостями губы в слащавой улыбке, она боком пересекла прихожую и скрылась из их вида в углу перед шкафом.

Большая часть пришедших открыли рты от ее ужасающего преображения: лицо в коричневой пыли, темный порошок в складках блузы, волосы раза в два пышнее… Главный сделался мрачным, он явно чувствовал себя обманутым. Прыщавый, заметив перемену настроения соратников, прекратил долбить девчонок и поднялся. Попрыгуньи тоже встали, недоумение завладело их лицами. Худой паренек зашептался с мальчиком в толстовке не по размеру, искоса поглядывая в прихожую. Но, как ни странно им всем было увидеть лохматую, осыпанную неизвестным порошком женщину, никто уходить не собирался.

Артём наблюдал за мамой, обнимая дверной косяк. Обратив внимание на столовые прибору в ее руках, он подумал, что она решила прочитать беспризорным лекцию о защите от демонов и ощутил, как тревога уходит: если так, переживать не о чем – в дом мать дурнопахнущих не пустит, как бы они не мечтали. Вот они очумеют, когда вместо ужина прослушают доклад о тайных свойствах крапивы и металла! Однако он все-таки ошибся.

Мать взяла с пола пол-охапки крапивы, припорошив пол какао. Распрямилась и с невероятной для постоянно жалующейся на недомогания женщины скоростью вымахнула на порог, едва не сшибив сына, и обрушила на толпу все, что было в руках.

– Вот вам просветление! Вот вам дьявол! Убирайтесь, черти, пока не прокляла вас!

Сектанты, хватаясь за ушибленные столовыми приборами головы и плечи и забрасывая мать ругательствами, повалили на улицу; вялая крапива с них так и разлеталась. Четырехлетки семенили первыми, за ними, сверкая гудронными плавками, спешил главарь, его резкие длинные шаги напоминали бег водомерки.

Мать проводила оборванцев злорадным взглядом. Затем – хотя перед ней никого не осталось, – выставила руку по направлению к калитке и громко рявкнула:

– Вон!

Захлопнула дверь, заперла ее и прошла в гостиную с несуразной беззубой улыбкой на лице. Глубоко потрясенный Артём молча проследовал за ней. Мама предстала перед ним в удивительном свете. Он даже ею загордился. Вот бы еще папа сделал что-нибудь необычайное…

Через окно они увидели, как оборванцы посреди дороги окружила вожака, что-то ему рьяно доказывая. Создавалось впечатление, что все они были готовы поколотить его, если он ничего путного не придумает. Старший, подойдя к висящему на боку почтовому ящику, врезал по нему ногой. Последний жгут лопнул, и ящик, продребезжав по ограде, встретился с землей. Прохожие, сторонясь шайку, прокрадывались впритирку с заборами.

Предводитель в конце концов показал трясущейся рукой на дом Натальи Федоровны, доныне глядящей в окно. Увидев, что клика направилась к ней, тетка задернула штору.

Мама хмыкнула и сказала:

– Да, пусть и ее повеселят. А то только и знает, как поливать всех помоями.

Артём был полностью согласен. Сели на диван. Мама положила голову на спинку.

– Когда же этот ненормальный день кончится… – простонала она и начала сыну объяснять: – Меня беспокоит, что эти дети не полностью избавились от демонов. Для того, чтобы выгнать эту гадость из тела, одного касания металлом и крапивой недостаточно. Нужно хотя бы час это все на голове продержать. Да и не по всем попало…

Артём на каждом слове все сильнее вешал нос. Он-то думал, что маме захотелось эффектно сектантов разогнать, а на самом деле, оказывается, это к одержимости таблетками добавилось еще одно помешательство – антидемонское.

– …Заметил, что к нам домой они зайти не смогли? Даже ведь не подумали. А я специально дверь не закрывала, когда отходила. Все из-за того, что теперь, после ритуала, дом внутри защищен, – с важностью заявила мама. – И как же вовремя я все сделала. А могли ворваться, разве мы с такой ордой справились бы? А после ритуала могут войти только по приглашению. И то здесь плохо себя будут чувствовать. Колдун так объяснял.

Тёмка вспомнил, как мальчишка в порезанном свитере хотел попасть внутрь. Конечно, маме об этом рассказывать не было смысла. Но Артёму было так приятно ею гордиться, что он начал мысленно прокручивать события последнего часа, ища в материных действиях еще что-то, чем можно восхищаться. И нашел.

– Мам, а как ты это… От них так воняло, как ты, тебе не противно было?

– Я же, сам знаешь, где работаю. С клиентами. И не такое приходилось нюхать, – пояснила мама, зажав волосы в ладонях. Поднявшись, озадаченно глянула на листья, лежащие у стен. – Прибраться надо…

Сын лучезарно заулыбался. Ну, это неплохо. Козырять, что маме любая вонь нипочем, он, конечно, не станет. Но самому все равно приятно, что есть у нее не только помешательства разные, но и какая-никакая необычная способность.

– Могу принести пылесос, – услужливо предложил он, встав.

– Пылесос тут не поможет… – покачала мама головой и направилась к кладовке под лестницей.

– А-а… Тогда я свободен?

– А ты с обувью закончил? – осведомилась она, достав веник с совком и бросив быстрый взгляд на валявшиеся возле шкафа туфлю, пакет, и пустой тюбик горчицы.

– Да, – и глазом не моргнув, соврал сын.

Мама опустила глаза.

– Иди.

Глава 11. Взбучка, которая не случилась

Поднимался Артём с огромным желанием отчитать сестру за «буги-вуги». Однако, увидев Дашку, решимости поубавилось: сестра впустила его молча, расспрашивать не кинулась, как ранее. Словно что-то другое завладело ее мыслями. Тёмке стало немного обидно – сама же просила разузнать, а теперь все равно?

Кроме того, его насторожило, что подушка, пододеяльник и порванные журналы были раскиданы по полу – в комнате одержимой порядком это смотрелось совсем уж дико.

Люсьен уже не спал, какой-то невеселый, он сидел на краю антресоли. Орать на Дашку при нем Артём постеснялся, но совсем смолчать не смог и изложил недовольство как можно культурней.

– Ниче се… Я там, значит, про Настькину мать расспрашиваю, а ты в это время пляски устраиваешь? – с укором произнес он, рассматривая картинки журналов под ногами.

– Я? Это не я, – без тени эмоций ответила сестра, заперев дверь. – Люсьен тут свой новый сон рассказывал. Тебе рассказать?

Артём ее будто не слышал.

– Пауки размером с котов буйствовали? Или стая лягушек? – с нескрываемой издевкой предположил он.

Сестра, вернув зеленую кепку на стол, многозначительно охнула, подняла с пола пододеяльник с подушкой и положила их на кровать.

– Фокс с Матвеем. Но мы уже разобрались, они больше не будут. Так ты хочешь послушать сон или нет?

Брат снова не обратил внимания на предложение. Каким бы сновидение ни было, разве можно забывать об остальном?

– Ага, смешно, – фыркнул он и посмотрел на лежащего на комоде животиком кверху серого, зациклившего взор на потолке, будто там висела невидимая для остальных отбивная. – Да я скорее в пришествие дьявола поверю, чем в это. Мама уж хотела прийти разгвоздить тебя!

– Не хочешь не верь, – безразлично ответила Даша. Опустившись на колени, она начала расставлять ручки с карандашами по отделениям органайзера и складывать растрепанные еженедельники стопкой.

– Это правда. Я проснулся, когда они заканчивали, – подал голос Люсьен.

Артём бросил короткий растерянный взгляд на зверька – не ожидал, что он вступится за Дашку. Язвить сестре перехотелось. Вглядываясь в пол, Тёмка пробормотал что-то невнятное, затем шагнул в сторону, на свободное от журналов место.

– Ты все видел? – слегка просияла девочка, подняв голову на ежа. – Я думала, ты тогда спал.

– Ну, я не мог пропустить столь зрелищное соревнование. И последующий разговор, весьма интересный…

На последних словах Люсьена из-под стола прозвучало яростное рычание, а Фокс дрыгнул всеми лапками, издав похожий на кряканье звук.

Артём неуверенной походкой приблизился к столу, перешагнув через лежащее кресло. За окном сектанты радостно высыпали из двора Натальи Федоровны и направились вдоль по улице. Мальчишки в толстовках тащили дверь, прыщавый с попрыгуньей несли ведро с картошкой. Девчонка в сарафане прижимала к груди банку соленых огурцов. Главарю повезло больше остальных: он размахивал над головой пижамными штанами с единорогами. Подождав, пока оборванцы отдалятся, Наталья Федоровна выскочила из дома и забилась в истерике посреди дороги.

– А чего эт Матвей тут засел? – смущенно поинтересовался у сестры Артём, глянув под стол.

– Он как бы не хочет общаться, – все тем же безучастным тоном пояснила Даша, ставя органайзер на место. Стопку журналов положила на полку.

«Даже ответить нормально не может, одни загадки и недомолвки» – мысленно возмутился брат, а вслух произнес: – Ладно. Мама сказала, что зайдет к тебе. Поэтому нужно Люсьена и котов ко мне отнести. И побыстрей. Там он мне все и расскажет: и про сон, и про кошачье бешенство. Бери мохнатых, а я Люсьена возьму.

В углу под столом снова раздался рык. Даша, и не глянув на брата, стоящего рядом с ней, монотонно возразила:

– Зачем? Они больше так не будут. Фокс даже Люсьену еще пообещал.

– После такого кандибобера как-то не верится, – процедил Артём, в отличие от сестры, не постеснявшись впиться в нее глазами.

Дашка подняла кресло и подошла к кровати. Лёгши перед ней, сунув под нее руку по плечо, зашарила в поисках крышки от духов. Артём буравил глазами сестрину спину.

Ёж, мягко приземлившись на стол, немного разрядил обстановку, изложив свое мнение:

– Это не обязательно. Переживать не стоит. Конечно, ваши коты могут оплошать и уже сделали это сегодня. Но они не раскрыли наш секрет, и я уверен, не раскроют и впредь. Однако, если ты так решил, я согласен.

Серый же думал иначе. Кряхтя поднявшись, он спрыгнул с комода и засеменил к выходу.

– Нику-дда ммен-ня ннес-т-ти нне ннад-до! По-ойду ллучшше по-ккушшаю…

Легонько боднув дверь лбом, кот повернул голову на Тёмку.

– Отткррой-й! – с дерзостью повелел он ему.

Артём не пошевелился. Дашка воззрилась на брата, сердито поджав губы.

– Ввыпусти ммення! – настырный Фокс не отрывал от младшего хозяина глаз.

Под двумя взглядами Тёмка почувствовал себя неловко. Ёж поспешил вмешаться:

– Пусть идет. Держать против воли мы же не станем.

Уныло пожав плечами, Артём нехотя двинулся к выходу.

– Ну, раз пообещал… – Приоткрыв дверь на четверть, он пригрозил коту пальцем: – Не вздумай пикнуть!

С первого этажа доносился свистящий шорох веника. Значит, мама еще не закончила наводить порядок и время перебраться в его комнату есть.

– Раззуммеетса… – дал хозяину ответ кот и шмыгнул в коридор.

Хотя Люсьен и говорил убедительно, что бояться нечего, Тёмка продолжил упрямиться, как на автомате.

– Тогда Матвея нужно отнести, он же не обещал. Я оттащу его и Люсьена. А потом, когда мама уйдет к себе, и ты придешь к нам, – заявил он сестре, водрузившей на полку рядом со стопой журналов флакончик. – Ко мне она навряд ли заявится.

Даша вяло кивнула, не поворачивая на брата головы. Артём опустился на четвереньки перед столом, протянул руку к полосатому.

– Начнем с тебя…

Матвей резво замахал на него лапами с выпущенными когтями, рыча:

– Прроч-чь! Прроч-чь!

Отдернув руку рывком, Артём повалился на спину. Привстал.

– Что за ерунда? – Обескуражено глянул он на сестру.

– Я же сказала – он не хочет общаться, – ответила она.

Отрешенное поведение Дашки вконец взбесило Артёма. Он уж было раскрыл рот, чтобы высказать все, что о ней думал, но не успел: в ту же секунду дом огласил пронзительный визг матери:

– А-А-А!

Далее полились ругательства.

Дашка выбежала, оставив дверь нараспашку открытой, Люсьен озадаченно вперился в коридор. Реакция пребывающего в нервном напряжении полосатого оказалась самой бурной: он с шипением подскочил до крышки стола, с глухим стуком ударился об нее спиной, срикошетил боком в заднюю стенку, и, скатившись по ней, раскинулся на полу пуховой шалью. Попятился в облюбованный ранее угол, не отрывая вытаращенных глаз от выхода.

Артёму не составило труда догадаться, почему мать заорала. Кровь отхлынула от его лица, биение сердца ускорилось и задолбило по вискам, как барабаны в быстром ритме. Тёмка отвернулся от ежа, повесив голову. Как Люсьен к нему относится станет, когда узнает о шторном безобразии, им устроенном? Не придумав, как выйти из положения, Артём поплелся на ругань, мысленно обзывая себя криворуким растяпой. На негнущихся, будто лишившихся коленей ногах, с застелившим внутренний взор тюлем, вымаранным расплывающимся, точно ожившим, пятном. Если б получилось выкрутится… Один, последний раз, всего раз, больше он не позволит себе так сплошать… Но поверит ли мама? «Поверит, поверит… Это все коты, мама мне поверит… Коты… Один измазал, второй шторку дернул…»

Матвей, сгорая от любопытства, затмившего даже недавно появившееся желание уединиться, выскользнул вслед за младшим хозяином. Оставшийся в одиночестве ёж опустил грустные глаза, резко дернул головкой.

– Пх-х-х.

И медленно растворился в воздухе: первыми исчезли лапки и голова, потом животик…

Поток ругательств иссяк, и мать принялась перебирать вслух выходки сына, какие смогла вспомнить: жалобы Иры Станиславны на неготовность к урокам, завывания и танцы у доски во время занятий, отбирания конфет у девочек на переменах; недовольство бабушки и соседей его неприветливостью, телевизор разбитый, разбрасывание вещей по всему дому, каждодневный бардак в комнате и многое другое.

Из родительской спальни вышла Дашка и кинула на едва плетущегося Артёма полный презрения взгляд. Нытье матери прекратилось, за ним последовал истошный выкрик:

– ТЁМ!

Взмахом руки сестра пригласила брата зайти и отвернулась, всем видом выказывая отвращение. Тёмка переступил порожек. «Коты, это все коты…»

Мама с упертыми в бока костлявыми кулачками стояла лицом к бессчастной занавеске. Солнце, прикрытое рваным вытянутым облаком, было уже на четверти пути от линии горизонта, и блуза матери сияла в его свете золотисто-коричневыми разводами. Штора другого окна была задвинута, как Артём и оставил, только слегка подрагивала, видимо, мама успела и за ней занавеску проверить.

Что-то шелковистое коснулось одеревенелой лодыжки мальчика. Это был Матвей. Он стремительно пронёсся через комнату и шмыгнул под родительскую кровать.

«Только его здесь не хватало…»

Следом послышалось бойкое топанье лапок со стороны лестницы.

«И второго тоже…»

Мать обернулась. Ее лоснившееся суровое лицо с плотно сжатыми губами не выражало ничего для Артёма хорошего.

«Коты, это коты…»

– Ты? Ты это сделал?!

Появился Фокс. Животик у него порядком распух от сытного ужина, несколько усиков слиплись. Кот с ехидной улыбкой посмотрел на младшего хозяина и пристроился, поджав лапки, возле шкафа. Серый часто видел подобные действа, они немало развлекали его, так что каждый раз ждал очередной провинности Артёма с нетерпением.

– Я? Не… не… – промямлил Тёмка, еле шевеля отказывающимся слушаться языком. Судорожно вдохнув, отшагнул, но уперся в какое-то препятствие. Оказалось, это Дашка стала за ним. Она, что-то сквозь зубы прошипев, тыкнула ему в спину пальцем. Брату было не до препирательств. Не проронив ни звука, он ступил вперед, ощущая себя хуже рыбки в сачке.

– Кто? Кто тогда? – выкрикнула мама и откашлялась в кулак.

– Не я… коты это все… – Отсутствующий взгляд Тёмки загулял по стенам.

Настроение пушистых тотчас переменилось: полосатый рывком высунул голову из-под кровати, Фокс вскочил. Оба застыли в ошеломлении. Даша уничижительно хмыкнула. Удивления в ее голосе не наблюдалось.

– Коты? – с недоверчивым изумлением вперилась в сына мать.

Тёмка сглотнул ком и начал пояснять. Мама на первых же словах закатила глаза.

– Нну, это… полосатый штору сорвал, а, как его… серый пятно размазал, облизывал… ему теперь горчица нравится…

Мать прервала речь сына жестом и поинтересовалась, указывая на что-то за его спиной.

– А это тоже коты сделали?

Артём проследил за направлением пальца мамы. На поверхности дверного полотна виднелся грязноватый отпечаток ладошки с расставленными пальцами. Его ладошки.

– Отвечай! – Лицо матери перекосилось от гнева.

Сказать Тёмке было нечего.

Не получив ответа, мать резким движением сдернула занавеску и бросила в него. Мальчик не шелохнулся, когда его с головы до ног накрыло полупрозрачным тюлем. Страх сковал его, сердце выпрыгивало из груди.

Коты упивались его страданиями. Мать села у изножья кровати и в голос засыпала сына обвинениями, прокашливаясь после каждого.

– Охрипла из-за тебя! Когда это кончится? Из-за нервов у меня все болит! Из-за тебя! Поумнеешь ты когда-нибудь или нет? Ты меня угробишь!

Спасало Тёмку одно: штора каким-то неведомым образом экранировала от ее слов, и все обвинения казались далекими и к нему не относящимися. Артём долго простоял бы, как истукан, если б не сестра. Она вцепилась в его майку и потянула за собой. Брат случайно наступил на край занавески, защитная броня беззвучно соскользнула на пол. Теперь вопли матери доходили до него в полную силу. Тёмка очутился в коридоре, не сообразив даже дать отпор. Дашка грубо пихнула его к стене.

– Прощения проси, – приказала она ему в нос голосом, не уступающим по твердости зубкам улиток.

Артём опешил от наглости младшей сестры.

– Еще чего.

– Это почему? – желчно осведомилась Дашка, подняв подбородок.

Из спальни тем временем выплескивались жалобы:

– Как я буду бороться с демонами, если дома свой демон есть? Ох, моя голова… Я больше этого не вынесу! Что мне делать? Что делать?!

– Она сама заставила мазать! Я тут причем? Рука дрогнула, подумаешь! Я же не железный!

– Рука дрогнула? – Даша состроила брезгливую мину.

– Да, а что?

– Что? Она бы так не нервничала, расскажи ты ей сразу! – выпалила сестра и с досадой притопнула.

– И как бы я тогда про тетю Марину спросил? Стала бы она что рассказывать? Да и вообще. Сама ты больно что рассказываешь? Про поход на Озеро, например? – провел контратаку Артём.

Даша посуровела.

– А я сейчас расскажу. Все. И про то, как ты меня сам уговаривал с тобой купаться пойти. И про то, как ты на речке шастал, когда там Платоныча нашли. Вот сейчас пойду и расскажу.

Глаза Тёмки остекленели, кулаки сжались: вот так удар под дых!

– Ах, ты… – Он неумело выбросил руку.

По сестре не попал – она успела отпрыгнуть, а после дернула его за рукав и втолкнула в спальню, как большую тряпичную куклу.

– Пошёл!

Сама осталась на пороге на случай побега.

Мама сидела, сгорбившись и уронив руки на колени. Она выглядела совершенно разбитой. Хриплые вопли поутихли до бесцветных сетований. Полосатый восседал на компьютерном кресле. Увидев Тёмку, он обнажил зубки и рыкнул. Фокс же посмотрел на вошедшего, как на навозную кучу.

Артём подался вперед, не дожидаясь, пока Дашка опять начнет толкаться. Бесславней положение и не придумаешь, но зато в другой раз мама точно о всякой чуши просить не станет. Об извинении у Тёмки, конечно, и мысли не было, однако с матерью помириться нужно, он это понимал. Только что и как говорить, чтобы еще хуже не сделать? И тут в его мозгу зародилась занятная мысль…

– Мам… а твои одноклассники… ну те, с кем ты училась… Они живы еще?

Мать перестала ныть и резко вскинула голову:

– Мне что, по-твоему, восемьдесят лет? Или девяносто?

– Ну, они живы, никто не умер?

Даша нахмурила лоб. Пушистые тоже не ожидали такой резкой смены разговора. Оба мечтали, чтобы старшая хозяйка наказала его, дав какое-нибудь унизительное задание, например, менять кошачий наполнитель в лотке или массировать им лапки.

Мать умерила тон, не понимая, к чему сын ведет. Ей стало любопытно, как-никак раньше он никогда про ее школьные годы не спрашивал.

– Ну да, все. Наверное… А тебе какое дело?

Артём промолчал.

–Тебе это зачем?!

Тёмка поднял на маму глаза. Они светились уверенностью и добродушием.

– У тебя должны быть знакомые. Ты могла бы найти себе подружку. Тогда бы тебе не было так плохо.

Мать поучение не впечатлило.

– МНЕ НЕ ПЛОХО!

Артём вздрогнул. Он ожидал любой реакции: согласия, легкого непонимания, похвалы, но только не озлобленности.

– Но у тебя же все болит, – с растерянной глуповатой улыбкой прекословил он. – Ты больная…

Даша громко охнула. Коты с трудом сдержали смех, едва не выдав себя. Глаза матери пронзила слепая ярость. Она резко встала, схватила кресло за подлокотники, не обращая внимания на сидящего на нем полосатого, и вскинула над головой. Казалось, у хиленькой тридцатидвухлетней женщины столько скрытых от глаз сил, что никакой Михайло Потык сравнения не выдержит. Матвей соскользнул с сиденья, взмахивая лапками и хвостом, как пингвин крыльями, и мешком плюхнулся на постель. Матрас под ним задрожал, словно в негодовании, отчего кот живо ретировался на пол. Приземлился на все лапы в метре от Фокса, там же и сел, не сообразив ничего умнее, кроме как притворяться изо всех сил, что брата не замечает.

Мама подскочила к Артёму, занесла над ним кресло… Вдруг Тёмка заметил, что у ее лба мелькнуло что-то голубенькое, напоминающее полупрозрачный восковой мелок. А может, просто почудилось… Он пригнулся, закрыв голову руками…

Ничего не произошло. Тёмка глянул на мать – она так и стояла с креслом в руках, дрожащих от напряжения. А ее лицо! Оно было безмятежно, как водная гладь в безветрие. Мальчик отнял руки от головы, отшагнул, распрямился. Мама опустила кресло, потом пригладила волосы и огляделась, силясь понять, на какое собрание все заявились.

И никто не понимал, но нечто иное. Дашка смотрела на маму с прижимаемой ко рту ладонью. Недоуменные взоры братьев тоже были направлены на старшую хозяйку. То, что она остановилась, не доведя до логичного финала, было для обоих весьма огорчительно.

– Я все равно компьютер покупать тебе не буду! – внезапно рявкнула мать Артёму.

– К-компьютер? Мне не нужен… – пролепетал Тёмка.

– Тогда уходите. Мне переодеться надо, – скомандовала она, пересекши комнату. Распахнула дверцу шкафа, сдвинув создавшего помеху Матвея к серому, достала халат. Полосатый отказался от глупых попыток не замечать брата. Он взволнованно глянул на Фокса, как бы говоря: «Я не виноват! Старшая хозяйка сама меня к тебе толкнула!»

Артём растерялся, не зная, куда идти. Понадеялся, что сестра позовет с собой, вернуться в ее комнату самовольно теперь он не посмеет. Но Дашка молчком удалилась, одарив его таким мягким дружественным взглядом, что он осознал: скорее они месторождение платины найдут на заднем дворе, чем она так поступит.

Побрел в свою комнату. Следом из спальни бок о бок выплыли коты и в глубоком размышленье потопали к лестнице.

Даша заперла дверь. Ёж, сидящий на столе, обернулся.

– Забавная, правда? – Показал он на зеленую кепку. Его неловкий потуг притвориться жизнерадостным провалился – глазки выдали минорное настроение.

Девочка ничего на это не сказала, несмелыми шагами приблизилась к столу и задала единственный волнующий ее вопрос:

– Это не будет для нее плохо?

– О, нет. Всего лишь заклинание успокоения, – ответил ёж и кивнул на бейсболку: – Хочу ее примерить.

Даша опустилась в кресло, развела руками.

– Она интересная, только тебе маловата будет.

– О-о-о, это неважно. Ты не против?

– Нет, конечно.

Ёж направил на бейсболку лапу. Из ее коготка прямо в вышивку «ЁЖИК» выстрелила светящаяся ломаная линия с десятком тонких, как иголки, звеньев. Линия оказалась с особенностью: от нее разило чем-то похожим на шерсть бродячей собаки. Люсьен поморщился, а взволнованная Даша запаха будто не заметила. Затем ломаная заискрилась и исчезла, кепка взвилась в воздух и, увеличившись до нужного размера, плавно опустилась на голову ежа. Аромат, однако, не пропал.

– Ну как? – слабо улыбнулся зверек и вновь скривился.

– Хорошо, тебе идет, – без энтузиазма ответила Даша. – Но почему мама себя вела так странно? Про компьютер сказала?

– Она сказала то, о чем часто думает. Она ничего не забыла и разума не лишилась. Только это событие теперь будет вспоминать гораздо спокойней.

Из коридора донесся подтверждающий слова гостя напевающий голосок матери, щелчок закрывшейся двери и отдаляющееся шарканье тапок. Даша понурилась, нервно перебирая пальцы. Дождавшись, пока мамино пение растворится в тишине, она заявила:

– Она же не кот все-таки, а моя мама!

– Милая девочка, я ей не навредил. Не волнуйся, – успокоил ее еж.

Даша подняла глаза. Взгляд ее прояснился: Люсьену удалось убедить.

Ёж в который раз поморщился:

– Может, нам стоит проветрить? Заклинание такое пахучее, невозможно привыкнуть.

Девочка сдвинула штору, перенесла горчичные листы с подоконника на комод.

– Ох, как бы мне не забыть его закрыть, а то зальет ведь… – пробормотала она, распахивая створку.

В комнате не только посвежело, но и повеселело от прокатывающейся по улице перебранки: зычный женский голос с бранью требовал у кого-то денег в долг. Занавеска затрепетала, кепка слетела с головы ежа и закрутилась на краю стола. Люсьен со смятенной мордочкой прыгнул на животик и спас бейсболку от падения на пол. Поднялся, надел ее на голову.

– Что зальет? – спросил он, дунул в лапку, коснулся ею кепки. Потянул за козырек – головной убор не поддался, сидел крепко, точно прирос.

– Ну, дождь ведь будет скоро, – пояснила Даша.

– Не похоже. – Зверек всмотрелся в окно. Ни одной тучки, лохматые полотнища облаков у горизонта.

– Не прямо сейчас, позже.

Ёж оглянулся на Дашу.

– Ты умеешь погоду предсказывать? У тебя для этого имеется какое-то приспособление?

– Да нет никаких приспособлений. Просто у нас каждый день дожди. Иногда вечером начинаются, иногда ночью. Ты попал сюда когда, утром?

– Темно еще было.

– И не видел? Не промок?

– Нет, пожалуй, он кончился до моего прибытия. И трава была сухая. Он наверно, слабенький был, моросящий?

– Да какой уж там! Когда папа вчера приехал, а он поздно с работы вернулся, до дома добежал и уже был весь насквозь.

Эти сведения заставили зверька задуматься. Затем перебранка итожилась визгливыми оскорблениями. Ёж сказал:

– Нужно пойти к твоему брату. Нам следует кое-что обсудить. Всем вместе.

Дашка воспротивилась:

– Не пойду я к нему. Мне такой брат не нужен!

– Ты действительно так считаешь? – Люсьен пораженно посмотрел ей прямо в глаза.

– А как мне еще считать? – Девочка затеребила пальцы. – Он вообще бестолковый, идиот просто! Весь день ходит в грязной майке, как свинья! Маме пакостит и на котов все валит. Врет. Ломает все. Раскидывает.

– Ему нужно знать про сон. Нельзя оставлять его в неведении.

– Я уже пыталась, и что? Ты сам видел. Говорить с ним больше не о чем!

Люсьен хотел было еще сказать что-то, но промолчал, с печалью вгляделся в окно.

Ммвваувау-у-у! – разнесся по двору пронзительный кошачий крик. Худосочный кот выскочил из-за угла и помчался по огородику. Нахохленный воробушек летел возле его мордочки, стремясь цапнуть за ухо. Оба пересекли забор, один понизу, второй поверху; преследование продолжилось по участку Василия Ильича.

«Люсьен, – додумалась Дашка, – специально играет в молчанку, чтобы я не выдержала смотрения на его грустную мордочку и согласилась». Но от своих слов она отказываться не желала. Потому решила обыграть зверька в его же игре – не издавая ни звука дождаться, когда он заговорит первым. А до того, маясь от скуки, она успела покарябать ноготками напечатанного на майке слоненка на роликовых коньках, насмотреться в окно, и, мысленно проговаривая считалочки, по нескольку раз пересчитать все пальцы на руках и ногах: в одну сторону, в другую, через палец, через два…

Прошло не менее десяти минут, а по ощущениям целый час, пока гость прервал тяготящее затишье, потирая животик.

– Кушать захотелось.

Даша мигом оживилась, сама не осознавая, отчего: то ли от торжества мнимой победы, то ли от окончания томительного состязания.

– Кушать? Что тебе принести? Кашу?

– Чего-нибудь сладенького сейчас, – мечтательно проговорил Люсьен, подняв мордочку вверх.

– Знаешь, у нас ведь мороженое есть. А я про него и забыла. Будешь?

– Замороженное? – не поняв, переспросил ёж.

– Да нет, мороженое!

– А, мороженое… – произнес медленно Люсьен и с интересом покосился на Дашу: – А что это такое?

– Тебе понравится, я сейчас, – без лишних слов пообещала девочка и торопливо вышла.

Ёж недолго оставался в одиночестве. События последнего сна тревожили, а бесчисленные тщетные попытки найти разгадку вовсе извели. Он обязан все рассказать Артёму. Коли Даша не хочет к нему идти, придется отправиться без нее. Люсьен погладил лапкой кепку, слегка улыбнулся – обладание интересной вещицей облегчало его тоску по кебо – и вспыхнул. Через секунду не осталось и следа его присутствия.

Пребывание в обезлюдевшем обиталище, коим Артём начал считать свою комнату, было во стократ невыносимей утра в школе, а мысль, что ежу известно о его позорном проступке (сестра ведь наверняка все рассказала) разъедала изнутри как известь рану. «Лучше бы мы вообще на Озеро не ходили, прогулялись вместо этого в зоопарк, например. Пусть и Люсьена не встретили бы, зато сейчас не было б так гадко на сердце. И носки любимые, заказанные в интернете, были бы на ногах!»

С другой стороны, поход в зоопарк тоже веселья не сулил. Тёмка вспомнил февральский день, когда они посещали его всем классом. Само здание изнутри напоминало свинарник, животные были худющие и вялые. Холод, никто из школьников даже куртку не снимал. Запах незабываемый, особенно в помещении с обезьянками. Должно быть, за зверьками вообще не смотрели и не убирали.

После экскурсии одноклассники расходились в молчаливой грусти; некоторые – со слезами на глазах. Потому Тёма радовался, когда через месяц Димка рассказал ему, что кто-то похитил макак и хамелеона. «Нашелся, – говорил друг, – кто-то не только добрый, но и смелый, кто не побоялся спасти бедных зверюшек». Следующими исчезли пингвины с пандой. Вычислить злоумышленника полиции не удалось. Похищения продолжались. Иногда про них упоминалось в городских новостях. Сейчас же в зоотюрьме вообще смотреть не на кого – осталась, кажется, одна росомаха. И то, вероятно, ненадолго. Но лучше посмотреть на нее, чем гореть от досады!

Сидя на полу, Тёмка дрожащими руками лепил пластилиновое чудище с огромными, достающими до лап клыками. Соленые капли одна за другой обрушивались на голову монстра. Взгляд Артёма упал на замусоленные майку и шорты, и он возненавидел себя еще сильнее. Шмыгнул носом, поднялся, достал из комода мятые, но чистые рубашку и бриджи. При переодевании Тёме пришло на ум, что он должен объясниться перед ежом. Люсьен мудрый и сможет понять, насколько он раскаивается.

После сих рассуждений мальчик поуспокоился. Утер глаза ладошкой. Вот сестра уйдет куда-нибудь, тогда он к волшебнику и сходит.

Пододвинувшись к двери, прислонился к ней ухом. Вскоре уловил материно пение. От удивления брови его поднялись: раньше мама никогда не пела, лишь ныла, стонала и жаловалась. Брякнула дверная защелка, напевающая мама прошлепала к лестнице. Тёма выглянул. Мама в халате со шторой в руках спустилась и проследовала в ванную комнату. Артём осторожно прикрыл дверь.

Примерно через пару минут снизу послышался шелест и размеренный перестук. На этот раз высовываться Тёмка не стал: само собой, это опять мать шумит, а он же не ее выжидает. Скоро шлепанье тапок по полу возвестило о выходе матери из ванной. Лязгнула открывающаяся входная дверь, спустя полминуты она захлопнулась. Шлепанье сменили хлопки кухонных ящиков. Затем с улицы просочился рьяный обмен любезностями между женским голосом и двумя мужскими. Спор продлилась недолго. Под конец все осыпали друг друга отменной бранью и замолкли. Потом какой-то кот истошно заорал. Тёмка начал волноваться, что за другими звуками он не расслышит, когда уйдет Дашка. Но после кошачьего рева чудесным образом все стихло.

В тишине на Артёма опять накатили переживания. Сидеть он устал, лег пластом возле двери, подслушивал, утирал слезы, подслушивал, утирал, и вновь подслушивал. Когда окончательно разуверился, что сестра выйдет, дверь в конце коридора скрипнула, открываясь, и сразу же щелкнула, возвратившись на место. Семенящими шажочками Дашка пронеслась по коридору, на секунду замерла возле его комнаты – тут он услыхал, как она что-то буркнула, – и потопала по лестнице. Артём поднялся, не отнимая уха от двери.

Снизу донесся мамин выкрик «Ах ты!», сестра заторопилась спуститься и начала с матерью о чем-то переговариваться. Слов Артём не разобрал, но понял: обратно она не спешит. Значит, самое время.

Глубоко вздохнув, запихал пластилиновое чудище в карман, вздумав захватить его с собой на всякий случай, и оцепенел, едва успев взяться за дверную ручку: внезапно позади него что-то затрещало, как поленья в костре. В груди все будто окаменело. Он медленно повернулся.

На комоде полыхал белым пламенем шар, его языки извивались подобно щупальцам кальмара, лизали столешницу. Рассуждать времени не было, Артём сорвался с места, в голове проносилось лишь – ПОТУШИ! ПОТУШИ! Схватил подушку с кровати и шлепнул ею по горящему кругу. Пуховая дубинка прошла сквозь огонь, словно через голограмму и обрушилась на комод. Тёмка заметался перед комодом, невпопад мутузя его. Источник света пыхнул и увеличился, огненные щупальца закорчились с удвоенной скоростью, и Артём так быстро отшатнулся, что чуть не упал. Бросил на комод мягкую колотушку. Она скрыла половину огненного шара точно луна солнце при затмении.

«Сейчас не пропадет – пойду к маме» – решил он, дрожащий от испуга.

ПУХ!

Огонь исчез. Артём таращился на комод, как знал, что на этом все не кончится. Так и произошло. Подушка шелохнулась и издала похожий на покашливание звук. Тёмка попятился к выходу, ожидая увидеть нечто похожее на барабашку, про которую с упоением рассказывал дед Ваня с Лопуховой улицы, когда родители покупали у него тыквы в прошлом году. Но вместо нее из-под пухлой кувалды вылез Люсьен в комичной зеленой кепке, снова кашлянул и забрался на пуховую верхом.

«И почему я сразу на него не подумал? – мысленно задался вопросом Тёмка и тотчас нашел ответ: – Да просто не верил, что после такого позора он сам придет ко мне!»

– Т-ты?

– Тебя мое появление удивило? – осведомился ёж, устраиваясь удобней на взбитом сиденье.

С души Артёма нисколько не отлегло. Напротив, он стал ощущать себя еще более никчемным.

– Э-э-э… Да, то есть нет. Да.

– Я не мог не прийти. Приношу извинения, если испугал.

Тёмка насторожился. Если Люсьен не просто так пришел… Может, это Дашка послала его с нотациями? Да и кепку ему натянула не без причины, надумала, наверное, сделать его своей игрушкой!

– Для чего? Учить меня хорошему поведению? Она все рассказала, да? – высказал подозрения Артём, прижав ладони к вискам.

Вопросы удивили ежа. Он считал, что его присутствие при выговоре за штору благодаря колдовству над матерью Тёмы и Даши нельзя было не заметить. Тем не менее, Артём не догадался, и зверек решил пока ему об этом не рассказывать. Ему подумалось, что Артём сильно расстроится, поведай он все сейчас.

– Я пришел к тебе сам и докучать нравоучениями не намерен. Это было бы как принуждение. Не прочувствовав надобность изменений, сложно измениться. Но ты осознал, я вижу.

Это было сказано с такой душевностью, что подозрительность покинула Тёмку. Он опустил руки, прислонился к двери и прислушался на секунду – сестра с матерью все еще беседовали; вероятно, избиения комода не слышали.

– А-а, понятно. А я хотел сам за тобой сходить. А чего это она тебя одного оставила?

– Я кушать захотел, и она пошла за мороженым. Не знаю, однако, что это, – ответил зверек.

Артём только и ждал этих слов.

– Ну, в нем молоко, сахар, сливки, наверное, масло и что-то еще. Все перемешивается и замораживается. Получается мороженое. Не знал, что оно у нас есть. – Внеся ясность, он приблизился к комоду, коснулся подушки ладонью. Пуховая нисколько не нагрелась и не опалилась, словно огонь был лишь в его воображении.

– Молоко мерзлое? Я такое не особенно люблю… – пригорюнился Люсьен.

– Там ведь не только молоко. Мороженое правда вкусное, даже лучше конфет, – заверил Артём и сел в кресло.

– Хорошо, – с огромным усилием согласился зверек. – Но я пришел ради более важного. Сон не выходит у меня из мыслей.

– За тобой опять кто-то гнался?

– Не за мной. За вами.

– За нами? – спросил Тёма с тревогой.

– Так, первоначально вы вдвоем гуляли по полю подсолнечника. Смеялись, что-то друг другу рассказывали…

Артём с сомнением на лице покарябал ногтями подбородок:

– Это уже неправдишно. Чтобы с ней, да смеяться… С ней даже говорить невозможно. Замучает занудством. И порядком.

Волшебник не прерывался:

– …И вдруг на вас напала стая муравьев. Огромных, как твоя ладошка. Их было так много, что не сосчитать. Они повалили вас, облепили. Вы так кричали… Потом муравьи потащили вас куда-то. А вы хватались за подсолнуховые стебли, все кричали и кричали… так громко, так напугано… – Ёж тряхнул головой, будто стремясь выкинуть из нее приснившийся ужас. – Про корову сон не был таким страшным. Я хотя бы убегал от нее.

– А что дальше было? Мы ведь потом смотались?

На самом деле Тёмка хотел спросить, не съели ли муравьи Дашку, но в последний момент передумал.

– Потом коты меня разбудили.

– А они чего взбесились?

– Из-за некой кошки. Матвей не хотел рассказывать про нее, Фокс упорствовал. Подробней тебе лучше узнать у них самих.

Больше вопросов у Артёма не было.

– Между обоими снами есть связь. Они что-то значат, о чем-то предупреждают, я уверен. Когда я был в других местах, мне ничего, кроме возвращения в Грифост не снилось, – сказал ёж.

– Но ведь сон про корову, ну, это, как его… Ты сам ведь говорил, что он означает, что коты что-то натворят. Это, конечно, то же еще, в смысле, ерунда какая-то, но разве не правда?

– Я был рассержен. Коты тут ни при чем…

– А может, сны вообще ничего не значат? Мне ведь тоже сны снятся, они всем снятся. И кошмары тоже. Неделю назад я во сне вообще утонул, не сбылось же. Вообще, бабушка рассказывала, что сны по нескольку раз за ночь бывают, мы просто их не запоминаем. Но ничего же не…

– Нет, – остановил Тёмку Люсьен, качая склоненной головой.

– А когда тебе другие сны снились, ты далеко был? Ну, от Симфуленска? – после полуминутного раздумья поднял на ежа глаза Артём.

– Я в разных местах был. Да, далеко.

– Ну, вот и объяснение! – Тёмка хлопнул в ладоши. – Город так на тебя действует. Ты сам говорил, тут что-то не так. А, может, у нас тут, не знаю, земля какая-нибудь проклятая, или захоронения колдунские, ну как в кино бывает. Или газ из-под земли выходит. Вдруг все это по воздуху разносится? Так и в головы и во сны попадает. Не зря же хотят город как зараженный оградить от всех, чтобы никто не выбрался. Может, здесь и в самом деле какая-нибудь зараза? Вот и все.

– Это не объяснение. Газ на мои сны влиять не может. Захоронения ни на что и ни на кого не воздействуют. Проклятой земли не бывает, есть заколдованная. И колдовство нужно поддерживать постоянно, иначе оно перестанет работать. Следовательно, здесь живет темный маг. Я уже не сомневаюсь в этом. И твоя сестра тоже. Других причин просто не видим.

Артём был огорошен.

– Тёмные, э-э-э, злые колдуны в самом деле существуют?

– Существуют. Я много про них узнал в энциклопедии Грифоста. Все дело в том, что столь сложная магия требует больших усилий. Потому этим никто не будет заниматься просто так. Вот и вопрос: а для чего магу все это нужно?

Мальчику стало по-настоящему тревожно. Думать, что все вокруг чудные сами по себе гораздо спокойней, чем знать, что где-то рядом есть некто с фантастическими способностями и неясными намерениями. Тёмка вспомнил, каким было настроение сестры, когда он вернулся, поспрашивав мать. Теперь оно казалось вполне логичным.

Ёж поднялся, по животик утонув в мягком троне, как в зыбучем песке, и сказал:

– Пора готовиться к исправлению проделок котов. Только не здесь, где-нибудь, где никто не услышит.

– Чердак над сараем. Туда никто не лазит, – ответил Артём глухим голосом.

– Туда и направимся.

Тёма встал, с надеждой глянул на Люсьена.

– Может, я пойду туда, а ты переместишься, вот как сейчас? А может, и меня переместишь?

– Увы, милый мальчик, направленно перемещаться я могу только в те места, где бывал раньше. А если просто перемещусь, то окажусь в любом месте планеты. В ваш город я так и попал.

– Эх, ладно…

Артём подошел к шкафу. Дверца при открытии огласила комнату тягучим скрипом. Тёма впал в размышления, глядя на валявшиеся на дне шкафа рубашки, брюки, спортивные куртки и джемпера. Чуть спустя ёж поинтересовался: «Думаешь, что одеть, чтобы под дождем потом не промокнуть?», а Артём ответил, сняв с вешалки толстовку с капюшоном и карманом-кенгуру:

– Не, надо ведь пронести тебя, чтобы мама не заметила. Она ж в кухне.

– О, верно.

Закрыв шкаф, Тёма натянул джемпер. Протянул ладонь Люсьену, другой рукой расширил вход в карман. Ёж ступил на ладонь, нырнул в мягкое укрытие и сразу высунул мордочку.

– Тебе нужно сообщить Даше, куда мы направились, сказать, чтобы поспешила к нам и мороженое это взять.

– Ладно… – скрепя сердце согласился Тёмка.

Зверек залег на дно кармана. Артём захватил грязные майку и шорты, открыл дверь, и лютый огонь ненависти к сестре захлестнул все его сознание: прямо перед порожком стояло кухонное мусорное ведро. Если бы он чуть поторопился, точно бы его на него наткнулся и опрокинул. Или же вообще прямо в него б наступил. А сестра, видимо, на это и рассчитывала. Артём не сомневался, что эту пакость Дашка подстроила. Кто ж еще?

Зажав майку с шортами подмышкой, Тёмка отнес ведерко к комнате сестры. Ярость поутихла, и он, уже порядком вспотевший, неторопливо пошагал по лестнице, представляя в красках реакцию Дашки на возврат. Кинув испачканные вещи на нижней ступеньке, вошел в кухню. Забрал мороженое, не вызвав у матери ни тени подозрений. Затем отнес грязную одежду в ванную, бросил в корзину для белья. Поворачиваясь, случайно скинул с табуретки материны пеньковые свечки. Мама всегда принимает ванную с парой дюжин зажженных свечек. «Они успокаивают, – часто твердит она, – а свет электрической лампочки, резкий слишком, нервирует. А мне нервничать лишний раз нельзя, и так нервная». Тёмка поднял свечки, сложил их кое-как на табуретке и вышел на порог. Улицу оглашала какая-то легкая мелодия. Ёж закопошился и что-то проговорил.

– Что? – спросил Артём, наклонившись к карману.

– Ты не сказал про чердак, – с третьего раза расслышал он.

Громкость мелодии нарастала, заглушая хор каравана древних старушенций и дедов в пестрых нарядах, идущего на собрание разводчиков ворон.

– Ой, забыл.

– Возвращайся.

– Не-е, ща я ей лучше смс-ку пошлю.

Сунув руку в карман бридж, Тёмка влез ногтями во что-то мягкое и прилипчивое. В пластилинового монстра. Полез во второй карман, достал телефон, начал набирать сообщение. Автомобиль приближался, громоподобные басы долбили по ушам. Затем совсем рядом взвизгнули тормоза, музыка затихла. Лязгнула дверца, мужской голос пробурчал: «Как и не уезжал…»

Артём убрал телефон, наспех влез в тапки, левый еле натянул, будто нога резко выросла, и помчался к сараю с быстротой страуса – совершенно ни чему папе видеть его разговаривающим с карманом.

Глава 12. Промерзший и дождь

Прикрыв за собой дверь, Даша увидела возле двери брата мусорное ведерко. Проходя мимо с недоуменным лицом, она хмыкнула «Забаррикадировался» и пошлепала вниз. Когда до прихожей оставалась половина ступенек, мамин голос снизу возвестил о какой-то неприятности: «Ах ты!»

Даша поторопилась спуститься. Остановилась на входе в кухню. Коты с закрытыми глазами валялись на полу: полосатый около холодильника, Фокс под столом. Мама спиной к двери сидела на табуретке перед большим ящиком, набитым всевозможными лекарствами. Перебирала препараты по сроку годности, оценивала внешний вид туб мазей.

– Лечишься, лечишься, а стоит проглядеть дырочку в тюбике – и что тогда? Сразу же всё портится! Так из-за этой ерунды еще чем заболеть можно! – доказывала мать сама себе.

Ничего возмутительного, кроме пучка вялой крапивы на микроволновке и валявшегося возле плиты кусочка картошки, Даша не углядела. Но вряд ли мама вскрикнула из-за них. «Отчего же тогда?» – задалась вопросом Даша, прислонившись к дверному проему. Поскольку мать упорно не замечала прихода дочери, увлёкшись сортировкой картонных пачек, Дашка постучала по косяку и спросила:

– Мам, что случилось?

Та махнула вбок рукой:

– Ничего, это я с котом разговаривала!

Сердце девочки ухнуло. С КОТОМ? А она не зря переживала! Как чуяла, что так будет, хотя Люсьен уверял, что бояться нечего! А мама почему так спокойна, ее говорящий кот не удивляет? А что же, интересно, один из шерстяных обормотов успел сообщить?

– И… что он рассказал? – спросила Даша, набрав полные легкие воздуха.

Мать обернулась с зажатым в ладони маленьким стеклянным флакончиком. Улыбка озарила ее лицо.

– Ой, это я не так сказала! Фокс тут ходил и терся об ноги. Думала, он, как всегда, картошку просит. Почистила, и что ты думаешь? Даже не подошел! А ты решила уже, что я с ума сошла?

Дочь воспрянула и духом, и телом. Сама не заметила, как выпрямилась и перестала отираться о косяк. А легкий пряный запах, который она сразу не заметила из-за взволнованности, напомнил, что и ей покушать не помешало бы.

– Нет, нет, я так, спустилась мороженое взять… Оно осталось еще?

– Если твой брат не слопал, то да, – ответила мама, разворачивая инструкцию размером с альбомный лист.

В морозилке лежало четыре пломбира. Даша достала два и направилась к выходу, но мать задержала, велев есть за столом.

– Да я не себе. Артёму, – смущенно соврала Даша.

– А уж ему вообще преступно есть не в кухне, – был ответ.

– Я тарелку возьму… – девочка пролепетала умоляюще.

– Тарелка для него, сама знаешь, как сланцы для рыбака. Ему что ни делай, все время такой чумазый ходит, что хоть скафандр одевай. Особенно когда на велике после дождя катается, смотреть потом страшно, – категорично изрекла мама и сложила инструкцию в пачку. – Тебе-то он шторку не измазал?

– Нет, я листки положила на подоконник. И следила… – потерянным голоском ответила Дашка и опустилась на табурет напротив шуршащей блистерами матери. В мыслях ругая себя, вскрыла пакет, лизнула мороженое, второй пломбир положила на стол. Как же ей в голову взбрело, что Люсьен ошибется? Он волшебник, не она! Взяла б пломбиры, да быстренько ушла. Могла бы придумать дела какие-нибудь важные. А теперь поздно, мама уже не поверит. Придется выслушивать все подряд, пока она не наговорится. «Как Тёмка пора начать себя вести. Ходить грязной и ломать все. Наверно, только из-за этого мама никогда ему на уши не садится. Все мне достается».

Рассматривая желтый тюбик, мама начала монолог. Вперед болтала о происшествии у Натальи Федоровны. Потом в красках расписала рабочий день, в котором для ушей дочери, да и для ушей любого, ничего приятного не было. Далее пожаловалась на бабушку, помешавшуюся на заказах бесплатных пробников в интернете. Образцы не приходили, но бабуля надежды не теряла. Со списками заказанного оно частенько целыми днями околачивалась на почте, доводя до кондиции малодушную сотрудницу. Затем мать поведывала о приходе «зараженных демонами». Даша же кусала пломбир и, подперев голову рукой, с грустью разглядывала рисунок клеенки стола.

– А потом они пошли к теть Наташе. Она не открыла им и, знаешь, что они сделали? Дверь оторвали и унесли.

Фокс, потягиваясь, вышел из-под стола и поднял мордочку на старшую хозяйку.

– Голодный, да? – посмотрела мать на кота и нарочито устало охнула. Отложила пачку таблеток, принесла из прихожей кошачьи миски, наложила доверху каши.

Проснулся и Матвей. Пушистые медленными шажками приблизились к тарелочкам. Серый перевел возмущенный взгляд со своей посудины на старшую хозяйку, словно говоря: «Это что такое?»

– Все нормальные коты едят кашу. Если вы не едите, значит, вы ненормальные, – разъяснила она питомцам и продолжила перебирать препараты.

Коты, поочередно фыркнув, вразвалочку вернулись на налёжанные места. Дашка, взяв мороженое для Люсьена, направилась к двери. Мама, впрочем, вновь пресекла неловкую попытку улизнуть, и девочка вернулась за стол. Мать продолжила болтать, шелестя блистерами и инструкциями. Дочь почти не слушала: мысли ее были заняты лихорадочным придумыванием темы для разговора, внимать про колдунов и критерии сумасшествия животных желания не было. А маму разбирало говорить, будто за последний год она не произносила ни слова. Под конец лекции о защитных свойствах крапивы в кармане материного халата зазвонил телефон.

– Да? – ответила мать на вызов.

Чей-то неприятный голос заскрипел в сотовом и лицо матери помрачнело.

– Что ты говоришь? Когда?

Даша лизнула пломбир, не отрывая глаз от мамы. Голос в трубке снова проверещал, и, похоже, вновь сказанное маме очень не понравилось: не попрощавшись со звонившим, она сбросила вызов и убрала телефон. Затем с тяжелым вздохом уронила руки на колени, уткнувшись взглядом в пол, и удрученно охнула.

– Что? – взволнованно спросила Дашка. Машинально откусила слишком большой кусочек мороженого, отчего нёбо обожгло ледяным холодом. Через силу проглотила его.

– Всё-моё пропала, что за поворотом живет. И папа ваш зачем-то в ее доме отирался. С самого утра, – поведала мама низким голосом.

Взяла из ящика пузырек темного стекла, сделала глоточек и скривилась. Вернула пузырек в ящик.

– Чего вот ему там надо? – проворчала она и принялась копаться в кучке серебристых блистеров. После недолгой паузы, подняв глаза, в упор посмотрела на поедающую пломбир дочь и сказала тихим заговорщицким тоном:

– Творится непонятно что, аж жить страшно. Люди пропадают и пропадают, и все чаще. Ну, вот смотри: то мужик этот, который саженцами торговал, исчез на прошлой неделе. Ну, который вместо яблонь и груш дикушки с тополями подсовывал. А уже через пару дней школьница та пропала, любительница по ночам на улице отираться. Теперь вот Всё-моё. Раньше люди пропадали реже, это точно. И знаешь, что самое странное? Все исчезнувшие пропали ночью. Это не совпадение. Ночами что-то происходит. Сдается мне, дело в колдовстве.

Половинка мороженого едва не выпала из рук Даши. Поразительно убедительное рассуждение и сказанное в момент, когда она и сама в присутствии темных сил уже не сомневалась, обескуражило ее. Но рассказывать матери ничего нельзя. Куснув вафельный стаканчик, дочь прикинулась скептичной.

– Мам, а ты уверена?

Мать снова занялась изучением инструкций, явно жалея, что доверила сокровенные мысли не желающей вникать в происходящее дочери.

– Я? Да конечно, – ответила она с наигранной беззаботностью, однако скрыть проскальзывающие нотки огорчения не удалось. – Демоны, все демоны. То только людей уводили ночью. Теперь взялись куриц похищать. И средь бела дня, к тому же. О чем это говорит? Они сильнее становятся, вот о чем. Скоро и людей днем похищать начнут.

Даша лизнула пломбир. Она поняла, что мама в своих размышлениях пошла по неверному пути, и на душе у нее стало чуть легче. Ей не хотелось, чтобы мать догадывалась о том, что происходит на самом деле, до того, пока они сами с Люсьеном все не выяснят.

Коты во сне причмокивали, снилась им наверняка не каша. Мама изучала надпись на пластиковом флакончике. Безмолвствовала она всего пару минут, на большее выдержки не хватило. Сложив инструкцию в пачку, сообщила привычным изможденным тоном:

– Сейчас закончу, и будем пирожки делать. С крапивой.

Дашка протестующе замычала с мороженым во рту – одна мысль о еде со жгучей травой напрочь отбивала у нее аппетит, – и осеклась, увидев возникшего на пороге брата. На нем был теплый джемпер, а волосы у висков слиплись от пота. В другой ситуации Даша прыснула бы от его вида, но сейчас ей было не до веселья. Сморщившись от омерзения, она чуть не подавилась пломбиром. У Тёмки причины недолюбливать сестру тоже были весомые: мало того, что она мусорное ведро ему под дверь подставила, так еще и лопать села, когда Люсьен голодный дожидается! И он рожу ей состроил, не постеснялся. Сестра при матери тем же не ответила, как он и рассчитывал. Но какого же труда ей стоило сдержаться! Тёмка расплылся в злорадной улыбке.

Мама по глазам дочери догадалась о появлении раздражителя. Обернулась и, осмотрев сына с головы до ног, насмешливо поинтересовалась:

– Замерз?

Улыбка сползла с Тёмкиного лица.

– Это… да, – ответил он, уткнувшись глазами в ноги.

Коты, заслышав голос младшего хозяина, разом распахнули веки и вперились в него.

– Шутить надумал? – Нахмурила мама тонкие брови.

– Нет, я промерз, правда… – смахнув пот с лица, смущенно пробормотал Артём. Подняв на мать взгляд, добавил более уверенно: – Промерз до костей.

Тут взор Дашки наконец упал на оттопыренный карман братниного джемпера. Карман шевельнулся, и девочка в тот же миг сообразила, что в нем находятся далеко не фигурки роботов. Глаза ее расширились, рука дернулась, отчего подбородок испачкался в пломбире. Она целиком проглотила остаток вафельного стаканчика, утерлась ладошкой, и с небывалой свирепостью уставилась на брата. «Совсем ненормальный! Похитил ежа из моей комнаты да еще к маме догадался притащить!»

Мать с тюбиком мази в руке перевела взгляд с грязнули-дочери на «промёрзшего» сына с блестящим от пота лицом и с набитым, наверняка пластилином, карманом.

– Заболел? – спросила она Артёма.

– Ну, как это… нет, – ответил он, водя пальцем по дверному косяку. – Вечер уже, холодает…

Мать недоверчиво поглядела на сына с несколько секунд, после пренебрежительно махнула на него рукой и вернулась к перебиранию таблеток. Сестра не отрывала глаз от кармана, словно это был маятник гипнотизера; Артём же стоял с тупоумным видом. Заметно было, что в голове его пусто, как в поле зимой. Продолжалось это недолго, скоро ёж толкнул Тёмку в живот. Мальчик от неожиданности дернулся и наконец вспомнил, зачем в кухню пришел. Мама, сидящая спиной к сыну, ничего не заметила. Артём неуверенной походкой приблизился к столу, прикрывая ладонью карман. Демонстративно повернувшись спиной к сестре, он склонился к матери, протянул руку к пломбиру.

– Мороженое возьму?

– Ты же промерз, – напомнила мать, не отвлекаясь от чтения инструкции к мази.

– А-а… Я не сейчас. Потом.

– Бери, но только с тарелкой. Я сегодня добрая, но только сегодня. Завтра будешь есть в кухне.

– Ага… – тихо согласился Тёмка, почти физически ощущая на спине испепеляющий взгляд сестры.

С улицы донеслась ритмичная песенка, одна из тех, что один раз услышишь, а потом целый день не отпускает.

Артём взял пломбир, остерегаясь встречаться с Дашкой взглядом, шагнул к шкафчикам. Достал тарелку, слегка задев лежащий на микроволновке пучок вялой крапивы, и удалился. Коты проводили его прищуренными в усмешке глазами, сестра – убийственным взором. Но уйти Артём не поторопился, словно назло Дашке, мысленно молящей об этом. Погулял по прихожей: к лестнице, обратно, затем в ванную; лишь после этого вышел на улицу, впустив в дом концовку грохающей мелодии, и захлопнул дверь. Сестра рада была, что мама ничего не заподозрила. Однако это не помешало ей удариться в переживания, ведь она понятия не имела, куда брат унес волшебника и зачем.

Мама поставила в ящик последний осмотренный пузырек. Со вздохом подняв короб, задвинула в шкафчик. Вернулась к столу, сгребла в охапку не прошедшие проверку лекарства, подняла с пола оставленный Фоксом кусочек картошки. Подойдя к мойке, открыла дверцу тумбы и обернулась к дочери.

– Мусорка где?

Прозвучавший дверной звонок избавил Дашу от необходимости отвечать. Мама высыпала препараты в раковину и привычной заморенной походкой вышла из кухни.

У порога стоял папа в грязной футболке с оторванным рукавом и выглядящий столь же солидно сосед дядя Рома. Худощавый жилистый отец, бывший на голову выше друга, держал в руках деревянную неотесанную трость.

– Чего звонишь? Сам открыть не мог? – накинулась на папу мама.

Тот сразу нашел ответ, хоть и не ожидал нападок.

– Не-е, не мог, – признался он и пристукнул концом палки о землю, как дед Мороз посохом. – Ты не представляешь, что сегодня было!

Мама вымученно вздохнула.

– И что? Куры летали?

– Да нет, – ухмыльнулся отец, – Всё-моё пропала.

– Мы первые узнали, – примолвил сосед.

Даша вышла на порог перед матерью и вскинула папе с другом ладонь в жесте приветствия. Те кивнули головами в ответ. Потом девочка сошла по ступеням и пристроилась на траве за длинной, тянущейся до самой крыши, лозой винограда на углу дома. И задумалась, куда же идти Люсьена искать. Где любит шататься брат, ей не известно. А просто ходить по проулку и доставать всех вопросами («Брата моего не видели? А что у него в кармане, не заметили?») так глупо, что даже представлять это неловко.

– Я это знаю. Только не представляю, зачем ты туда поперся, – с гонором ответила мама отцу. На реплику соседа внимания не обратила.

– Ну а как еще? Едем мимо и видим – нет Всё-моё. Ни на лавке, ни за любимыми ее тёрнами, и у мусорных бачков она тоже не шныряет. Непорядок, согласись? – Развел руками и состроил недоуменную гримасу отец. – Остановились. Я вот палку нашел. – На этих словах он опять стукнул посохом. – Может, к ней кто ворвался. Пошли к ней, дверь настежь. И никого.

– Потом ее дочь приехала, такое было… – вклинился дядя Рома.

– А на работе вы хоть были? – спросила мама недовольно.

– Мы везде были, – ответил отец. («А то, а ты думала, мы, простые работяги, в кабинет к мэру ходили?» – добавил сосед, но снова как самому себе.) – Кто не был на работе, так это Кобылин. Помешался на своих клопах окончательно. Сапоги его видела, какие до зада? – ухмыльнулся папа уголком рта.

Дядя Рома коротко гоготнул. На материном лице не было ни намека на улыбку. Отец сунул руку в карман и пару раз брякнул чем-то металлическим. Мать поняла, что ключами, но промолчала.

– Мы все успеваем, мы как этот… – произнес папа и озадаченно глянул на друга. Тот пожал плечами. Отец смачно плюнул под ноги и высказался: – Ну, что все тупые такие? Как Флэш, вот как кто! Барри этот, Аллен!

Взяв шест посередине обоими руками, он ступил назад и принялся неумело вращать его, прибавляя после каждого витка: «Вжих! Вжих! Паум!». Дядя Рома склабился, смотря на кривляния друга. Только матери неуклюжий цирковой номер смешным не показался.

– Опять ты со своими комиксами! – зароптала она, проведя ладонью по лицу. – Ящик видел почтовый?

Отец остановился.

– Нет, а чего с ним?

– Чего, чего, мимо же проходил, как слепой прямо. Оторван он, вот чего. Прилепи его на место. Только руками не трогай, его демоны касались!

– Демоны? Касались? – с издевкой протянул отец, почесывая затылок и посматривая на соседа. – Что за шапито?

Мама разозлилась.

– Да, демоны! Пока вы шляетесь, где попало, тут такое творится!

Папа в присутствии приятеля не мог стерпеть такого обращения. Он стукнул концом посоха о дорожку, вскочил на порог и склонился над едва достающей ему до плеч матерью.

– Слушай, женщина, знаешь, сколько у меня дел? Телефон разрывается! Не до твоих ящиков. Зачем он тебе, что, газеты выписываешь?

Даша устало смотрела на перебранку. Ссоры родителей ей часто приходилось наблюдать. Пиликнувший вдруг телефон отвлек ее от подглядываний. Пришло смс от брата с двумя словами: «чедак сарая». Фыркнув от режущей глаз ошибки, Дашка встала и поторопилась к сараю. Входная дверь позади захлопнулась, положив конец родительским пререканиям.

Папа и сосед недолго простояли у порога, переговариваясь односложными фразами. Едва девочка скрылась за углом строения, как оба направились в ее сторону. Шлепая по дорожке, отец храбрился перед соседом рисунками на стенах сарая, нарисованными Тёмкой на прошлой неделе.

«И что в этой черканине интересного? – задалась вопросом Дашка. – Мама вообще ругалась, когда ее увидела: стены целый день белила-белила, а Тёмка взял, да одним махом все испортил».

С опаской девочка полезла по шаткой приставной лесенке. Страшно, того гляди, ступенька какая-нибудь не выдержит и треснет, и она сорвется. Позвать бы кого-нибудь на подстраховку, но кого? Брата-вора? Или папу, чтоб неудобными вопросами завалил?

Артём ощущал, что в одном тапке что-то есть, но в спешке не мог даже пот со лба стереть. Взобрался по полусгнившей лестнице. Рассохшаяся дверца чердака поддалась лишь с третьего раза, и Тёмка едва не свалился, дернув ручку с силы. Первой на чердаке оказалась тарелка с мороженым, затем и сам Артём. Ёж сразу же выскользнул из кармана толстовки и плашмя плюхнулся в слой пыли. Тёмка вытянул ноги, скинул жмущий тапок, и снова ярость к сестре захлестнула его: в тапке был мертвый лягушонок. Вытряхнув тельце в траву у забора, Артём оборотился к ежу. Тот ходил взад-вперед, размахивая лапками и отчаянно мыча. Артём не сразу понял, почему он так странно себя ведет, но когда Люсьен повернулся, увидел, что вся его мордочка скрыта паутиной. Тёмка подполз к гостю и снял с него паучью сеть. Зверек поблагодарил с великим облегчением и сел.

– Это ж просто паутина. В Грифосте нет пауков? – спросил Артём, сняв влажный от пота свитер и кинув его за спину.

– Нет и никогда не было. – Люсьен стряхивал лапками клочки паутины с кепки.

Тёмка вспомнил, что хотел сделать что-то еще. Но что? Он огляделся, и вспомнил, наткнувшись взглядом на тарелку с мороженым. Поставив посудину перед ежом, Артём развернул обертку и вывалил в нее белый крем с размягченным вафельным стаканчиком.

– Вот, лопай, а то совсем растаяло!

Ёж настороженно склонился к диковинной пище, принюхался.

– Пахнет вроде приятно.

– Ну, ты попробуй.

Вынув ложку из иголок, Люсьен осторожно поднес ее к белой массе, словно опасаясь, что она поглотит его или ни с того ни с сего взорвется. Глянул на Артёма. Тот смущенно кивнул, и ёж набрался храбрости. Не отрывая глаз от мальчика, он зачерпнул немного, поднес к ротику. Осторожно лизнул, и глазки его закрылись в блаженстве. Вновь зачерпнул, на этот раз смелее, потом еще и еще.

Уголки губ Тёмки поднялись.

– Понравилось?

– Ни маху отрфаться! Ано пьекасно!

Минуты не прошло, как тарелка с мороженым опустела.

– Давай я ее отставлю. Так как будем готовиться? – Артём потянулся к посудине, но Люсьен крепко вцепился в ее край:

– Я не могу позволить выкинуть столько этого сокровища.

Убрав ложку, ёж вылизал тарелку до блеска. После вскочил на стоящий в углу старый сундук. Включил бурн – из него тут же полилась задорная мелодия, – и, пританцовывая, начал возносить мороженое до небес: «Это чудо! Я не пробовал ничего вкуснее!»

– Ты заклинаниям каким-нибудь научишь? – спросил Тёмка его немного погодя. Ему было не очень интересно сидеть в пыли и глядеть на кружащегося в ней же гостя.

Бурн затих. Ёж остановился, сел на край сундука.

– Прошу извинить. Я чересчур повеселился, не вовремя это. Ты позвал сюда Дашу?

– Ой, не успел. Ща, – невесело вымолвил Артём, сунул руку в карман и опять влез пальцами в пластилин. На секунду разозлился, даже захотел выбросить монстра в траву, как лягушонка, но передумал, припомнив, сколько времени на него потратил. Достал телефон, в спешке набрал сообщение, и, нажав «отправить», почувствовал, как екнуло сердце.

– Всё, – сообщил он таким тоном, будто сделал что-то невыполнимое.

– Хорошо, ждем.

И вот Дашка с трудом влезла на чердак.

– Мусорщица лягушачья, – пробормотал Артём под нос. Когда-то ему Настька казалась самой противной девчонкой. Все изменилось, стоило узнать, какая на самом деле его сестра.

Слов брата Дашка не услышала. На четвереньках пробралась в угол, села и отряхнула колени.

«Рассесться в пыли и отряхиваться еще – дураче и не придумаешь», – подумал Тёмка, поерзал на месте: с появлением сестры ему стало неспокойно. Дашу, судя по выражению ее лица, братнино общество тоже не очень радовало.

– Пора исправлять натворенное котами. Я расскажу про заклинание, его могут использовать все, – сказал Люсьен.

– Хорошо,– произнесла Даша.

Артём качнул головой, тупо смотря на ежа. Снизу раздался громкий смех соседа, затем добавился папин. Подождав, пока хохот затихнет, зверек сказал:

– Заклинание Начала – оно возвращает предмету первоначальный вид. К сожалению, тут больше подойдет восстанавливающее, но его я тоже подзабыл.

– Все станет новым? – спросил Тёмка, заламывая пальцы. Руки его слегка подрагивали. Несмотря на открытую дверь, на чердаке было душно, и лоб мальчика покрылся испариной.

– Именно.

– Ладно, – буркнул Артём и кинул короткий злобный взгляд на сестру.

– Ну, начало, так начало. Что нужно говорить? – притворяясь невозмутимой, обратилась Даша к ежу.

Тут-то Тёмка не выдержал. Вскочил, да так резко, что ударился головой о потолочную балку.

– Чё лезешь? Я первый хотел! – проорал он сестре.

Глаза Дашки вспыхнули, но девочка сразу подавила порыв возмущения.

– Да, пожалуйста, – ответила она недобро, посмотрев на брата, как на чокнутого. Подтянула колени к себе и обняла их руками.

Артём повернулся к Люсьену, потирая макушку. Место удара жгло, и он ощущал, как надувается шишка.

– А что делать?

– Нужно коснуться предмета и произнести «Кенхенто!». И предмет обновится, – поведал ёж несколько озадаченно.

– А на что можно колдовать? На все, что захочу?

– На что-нибудь здесь.

Артём приблизился к небольшому столику, положил на него ладошку. И быстро сказал, будто сплюнул:

– Кеххенто