Читать онлайн Мальчик, который знал всё бесплатно

1

Быть гением – дело довольно хлопотное, и одна из проблем (многих, между прочим!) связана с непреодолимым желанием некоторых взрослых оценить тебя. На самом деле это лишь хитрая уловка, с помощью которой они хотят выяснить, насколько ты умный, почему ты такой умный и, вообще, откуда ты взялся, умник. При этом постоянно повисает вопрос, который взрослые не рискуют произнести вслух, хотя он ужасно мучает их: «Почему, чёрт побери, я не могу быть таким же умным, как ты?»

Конрад Харрингтон III тосковал. Медленно тянулся второй из трёх назначенных на этот день тестов, который проводила какая-то тётка, называвшая себя экспертом. Смешно! Хотя Конраду совсем недавно исполнилось всего семь лет, у него, поверьте, были дела гораздо интереснее, чем отвечать на её дурацкие вопросы. Столько времени приходилось из-за этого терять впустую!

– В кондитерской лавке вдвое больше желейных бобов, чем мармеладных мишек, а лакричных конфет в четыре раза больше, чем желейных бобов, – бубнила идиотка. – Если в лавке имеется сто тридцать шесть леденцов на палочке и этих леденцов ровно столько же, сколько лакричных конфет, то сколько тогда желейных бобов в лавке?

– Тридцать четыре, – едва дав ей договорить, ответил мальчик.

– Хорошо, – уныло кивнула тётка. – Ты построил дом, все четыре стены которого выходят на юг. Возле дома появился медведь. Какого он цвета?

– Белый.

– Сколько животных каждого вида взял на свой ковчег Авраам?

– Нисколько. Ковчег построил Ной.

– Имеется ряд чисел…

– Я не знаю.

– Но я ещё не закончила задавать вопрос.

– А я всё равно не знаю. – Конрад откинулся на спинку своего стула и бросил на тётку ненавидящий взгляд.

– Продолжи последовательность чисел, – не унималась приставучая дура. – Один, восемь, двадцать семь, сорок восемь…

Вообще-то, любопытную идиотку звали Хильда Хэмиш, она была невысокой, морщинистой и имела диплом доктора психологии. Когда-то давным-давно, когда будущему доктору Хэмиш исполнилось, наверное, лет пять, на её личике появилось выражение заинтересованного внимания да так и прилипло, словно маска, на всю оставшуюся жизнь.

– Я не знаю, – повторил Конрад и отвернулся, глядя в окно.

Учёная дурочка озабоченно поджала губки – она обещала закончить своё исследование сегодня к вечеру, но если ей не удастся заставить мальчика сотрудничать, это будет провал. Полный провал. Доктор Хэмиш ещё раз взглянула на сидевшего перед ней мальчика. Худой семилетка с великоватой для его тела головой, серьёзными глазами и печально опущенными уголками губ. Сейчас он сидел, скрестив руки на груди, и сердито хмурил брови. Учёная дурочка подумала немного и решила сменить тактику.

– Твой отец говорил мне, что ты любишь числа.

– Вы что, моему отцу верите? – повернулся к несчастной старушке Конрад.

Доктор Хэмиш была в замешательстве. Ей бы просто пропустить этот вопрос мимо ушей, но она, как и положено идиотке, принялась искать на него ответ.

– Твой отец очень… умный человек, – осторожно сказала она.

– Вовсе нет. Мой папаша сенатор, который имеет большой вес в Вашингтоне, но это совсем не значит, что он умный. Быть политиком и быть умным – большая разница.

– Э… – нервно заёрзала учёная дурочка, уставившись в листки со своими вопросами и пытаясь сообразить, какой из них лучше выбрать, чтобы вернуть разговор с мальчиком в прежнее русло.

– А вы хоть знаете, зачем вас сюда позвали? – продолжал давить Конрад. Он окончательно перехватил инициативу и теперь сам задавал вопросы, вместо того чтобы отвечать на них.

– Конечно, – растерянно пробормотала она. – Твой отец хочет понять, что нужно сделать для того, чтобы помочь тебе расти, учиться…

– Опять неверно, – перебил её Конрад, закатывая глаза. Ну до чего же тупая тётка ему сегодня досталась! – Сегодня мой седьмой день рождения, но отец запретил праздновать его, потому что сердит на меня.

Учёная дурочка склонила голову набок и вопросительно посмотрела на Конрада.

– Видите ли, я взломал сервер министерства обороны и перепрограммировал орбиту одного из спутников. Об этом доложили президенту, и теперь отец видит во мне угрозу для его политической карьеры. – Конрад наклонился вперёд на стуле и добавил, глядя на нервно ёрзавшую перед ним женщину. – А вас он просто использует. Надеется, что сможет с вашей помощью контролировать меня.

Учёная дурочка густо покраснела, рот начал подёргиваться во все четыре стороны, но она сумела всё же взять себя в руки – в этом ей помогли листочки с напечатанными на них вопросами.

– Думаю, что нам лучше вернуться к нашему разговору, – сказала она, нервно перебирая свои листочки.

– Вы должны ещё кое-что узнать о моём отце, – шепнул ей Конрад.

Доктор Хэмиш сильнее заёрзала на стуле, её лицо, казалось, вот-вот треснет от усилий изобразить привычную маску заинтересованного внимания.

– Что именно? – спросила она.

– У моего отца есть одна страшная тайна.

– Тайна? – шёпотом переспросила доктор Хэмиш.

– Ага. Он пытается скрыть её, но я собираюсь рассказать об этой тайне.

– И что же это? – шёпотом спросила учёная дама, чувствуя, как мурашки побежали у неё по шее.

– Мой отец… – начал Конрад, глядя ей прямо в лицо.

Дверь комнаты с грохотом распахнулась, и доктор Хэмиш едва не грохнулась в обморок от неожиданности. В дверном проёме появился сенатор Харрингтон. Это был холёный, словно сошедший с рекламного плаката мужчина – высокий, светловолосый, спортивного сложения, безукоризненно одетый и абсолютно уверенный в себе и своих силах. Перед его белоснежной улыбкой не мог устоять никто, ни мужчина, ни женщина. Вы видели когда-нибудь фотографию президента Джона Кеннеди? А Бреда Питта знаете? Так вот, в сенаторе Харрингтоне сочеталось всё самое привлекательное от них обоих.

– Благодарю вас, доктор Хэмиш, на сегодня, я думаю, довольно, – сверкнул он своей фирменной улыбкой.

– Ах, это вы, сенатор… – Учёная идиотка завозилась, поднимаясь на ноги и ещё сильнее заливаясь краской. – Вы… это так неожиданно…

– Он просто подслушивал нас всё это время, – спокойно пояснил Конрад. – Это для него привычное дело.

– Э… – совершенно смутилась старая дурочка. – О…

– Сегодня у вас был трудный день, – сказал сенатор Харрингтон, хватая доктора Хэмиш под локоток и ведя её к двери. – Мой помощник покажет вам, где у нас выход.

– А как же моё исследование?

Но прежде чем доктор Хэмиш успела договорить или хотя бы понять, что происходит, её уже выпроводили вон – впрочем, очень вежливо, конечно, выпроводили, и она пришла в себя только на тротуаре перед особняком сенатора Харрингтона на главной улице города Вашингтон, столицы Соединённых Штатов. Из окна своей игровой комнаты Конрад наблюдал, как доктор Хэмиш беспомощно перебирает в руках листочки с нелепыми вопросами, и ему вдруг стало жаль, что она ушла и он никогда больше не увидит её. Да, доктор Хильда Хэмиш была тупа как пробка, но при этом в ней чувствовалась честность, которой так не хватало Конраду в окружавших его людях. Впрочем, на то, чтобы долго раздумывать над этим, времени у Конрада не было, потому что его отец, словно мрачный массивный утёс, уже нависал над ним.

– Внизу тебя ожидает женщина, – сухо сказал сенатор Харрингтон, сложив руки на груди и глядя сверху вниз на своего сына. – Её зовут доктор Летиция Хуллиган, и она собирается забрать тебя в свою школу. Утверждает, что сможет помочь тебе стать… лучше.

– Мама не позволит тебе отослать меня из дома.

– Я даю тебе этот шанс только потому, что ты мой сын, – не обращая внимания на слова Конрада, продолжил его отец. – Либо ты немедленно уезжаешь с доктором Хуллиган, либо отправляешься со мной к президенту. Скажешь ему, что не перепрограммировал тот спутник и что вообще всё это было большой ошибкой.

– Но, отец, тот спутник падал со своей орбиты, – вновь (в третий раз, если быть точным) принялся объяснять Конрад. – Если бы я не перепрограммировал его, он грохнулся бы прямо на Сиэтл.

– А я представлю президенту неопровержимые доказательства того, что тот спутник свёл с орбиты кто-то другой, а тебя, дурачка, просто подставили. Твоя задача при этом – вести себя как нормальный семилетний мальчишка и не выпендриваться. Заставь президента поверить, что ты обычный…

– То есть я должен изображать дурачка, так?

И снова сенатор Харрингтон пропустил слова сына мимо ушей, продолжая говорить как заведённый.

– А ещё с этого момента ты будешь делать только то, что я скажу и когда прикажу. И брось эти свои штучки. – Тут сенатор покрутил пальцем у виска. – Остановись.

– Остановиться? – переспросил Конрад, пытаясь понять, как он может перестать думать.

К немалому удивлению Конрада, сенатор Харрингтон внезапно смягчился, потянулся вперёд и взял своего сынишку за руку.

– Конни, – задушевно сказал он и улыбнулся.

Эта знаменитая улыбка вдохновляла, она словно говорила: «Ты мой парень, мы с тобой в одной команде, у нас с тобой есть тайна, о которой знаем только мы двое». А ещё его улыбка ненавязчиво так заверяла: «Ты, главное, слушайся меня, и тогда всё будет супер!»

– Я могу помочь тебе, Конни, – продолжил сенатор Харрингтон. – Но для этого ты должен быть на моей стороне, а не на чьей-то другой против меня. А я тебе запрещаю впредь вмешиваться в подобные дела, понял? За-пре-ща-ю. Пойми ты наконец: в мире происходит множество неприятностей, но никто не ждёт твоей помощи, никому она не нужна. Спутник сошёл с орбиты и грохнулся на Землю? Ну и что? Несчастный случай, так это называется. Ничего, бывает. И ни к чему из этого проблему городить.

Конрад откинулся на спинку стула и удивлённо спросил, глядя на отца:

– Но разве правильно, если при этом пострадают люди?

– Позволь, дружок, мне самому решать, что правильно, а что нет, ладно? – ещё шире улыбнулся сенатор Харрингтон. – Скажи лучше, ты же хочешь, чтобы тебе праздник на день рождения устроили?

Конрад взглянул на отца и на секунду подумал, что действительно следует предоставить ему право всё решать, а самому просто быть на его стороне, стать ему лучшим другом и спокойно, счастливо жить, чувствуя отцовскую поддержку, тепло и одобрение. Что ж, он пойдёт к президенту, и, когда отец начнёт лгать насчёт спутника, нужно будет слегка подыграть ему. Как подыграть? Да просто изображать из себя малолетнего дурачка – взять, например, с собой игрушечную машинку и возиться с ней перед президентом, громко изображая губами работу двигателя. Одним словом, плюнуть на всё и делать так, как приказал ему отец. А потом они вернутся домой, и начнётся большая вечеринка в честь его седьмого дня рождения.

Но как пришла к Конраду эта мысль, так и улетела.

– Боюсь, я уже слишком стар стал для детских праздников в честь дня рождения, – сказал наконец Конрад.

Улыбка слетела с лица сенатора Харрингтона, появилась тупая боль в затылке, и он правой рукой принялся массировать его.

– Вещи, подобные падению спутника, случаются по причинам, которых ты не способен понять, – совершенно другим, сердитым тоном проворчал сенатор. – И никому не нужно, чтобы ты совал туда свой нос.

– То есть ты хочешь сказать, что падение спутника было запланировано?

– Нет!.. Нет. – Тут сенатора стало покидать его самообладание, но он сумел взять себя в руки. Поправил узел галстука, смахнул невидимую пылинку с брюк. Успокоился. – Что ж, ты не оставляешь мне выбора, Конрад, – сказал сенатор Харрингтон, поворачиваясь к двери. – Сейчас я пришлю сюда доктора Хуллиган.

– Но, отец…

Не замешкавшись ни на мгновение, сенатор Харрингтон покинул комнату, и не только её. Из жизни Конрада он тоже вышел навеки, оставив его стоять в одиночестве и растерянности. Несмотря на все свои гениальные способности, Конрад не мог понять, как он будет жить теперь без отца и что станет делать без него.

2

У Конрада было четыре долгих мучительных года на то, чтобы обдумать со всех сторон тот последний разговор с отцом. Четыре года, на протяжении которых он страдал под неусыпным контролем со стороны доктора Летиции Хуллиган. Она, видите ли, взялась избавить мир от всего, что казалось ей ненормальным. Дети, растения, животные – она собирала их со всех уголков Земли, чтобы с её «помощью» они «исправились» и стали как все. Обыкновенными, заурядными. Серыми. По мнению доктора Хуллиган, невероятный интеллект Конрада был вещью совершенно ненормальной, недопустимой, таящей угрозу как всему обществу, так и лично Конраду. День за днём, год за годом доктор Хуллиган использовала все имевшиеся в её распоряжении средства для того, чтобы лишить Конрада «излишнего» интеллекта и вернуть к «нормальной жизни». А арсенал таких средств в распоряжении Летиции Хуллиган был огромным, если не сказать неисчерпаемым.

У Конрада не было никаких сомнений в том, что отец так и бросит его окончательно на милость доктора Хуллиган. Ситуация выглядела для него беспросветной, но только до того момента, когда появилась новенькая, Пайпер Макклауд. Она, как и Конрад, обладала исключительными способностями. Пайпер умела летать. Обладательница длинных каштановых волос и небесно-голубых глаз, Пайпер напоминала полный благих намерений торнадо, помещённый внутрь красивой фарфоровой чайной чашки. Благодаря Пайпер и её способности летать Конрад получил наконец возможность разработать план побега, причём не только для них двоих, но для всех детей, которых держала под своим контролем доктор Хуллиган.

Однако, оказавшись на свободе, Конрад столкнулся с тем, что ему некуда возвращаться, отец отказался принять его назад в свой дом. И тут вновь спасла положение Пайпер, предложив Конраду поселиться в доме, где она сама жила со своими родителями, Бетти и Джо Макклаудами, – в скромном деревенском доме, затерявшемся в отдалённом округе Лоуленд, населённом честными, добрыми и простыми фермерами. Вскоре родители Пайпер полюбили Конрада как родного, а он, в свою очередь, предложил немало хитроумных способов, как сделать старую бедную ферму Макклаудов процветающей.

В старом сарае Конрад оборудовал лабораторию, где принялся работать над своим самым любимым проектом – путешествием во времени. Кроме того, он по мере своих сил помогал Джо, а также до крошки съедал всё, что накладывала ему в тарелку Бетти – а уж она-то готовить умела так, что пальчики оближешь, можете мне поверить! Вот так, неожиданно для самого себя, Конрад внезапно обзавёлся самой настоящей семьёй. Появились любящие взрослые, которые теперь стали заботиться о нём. Появились друзья, самым лучшим из которых по-прежнему оставалась Пайпер – на неё всегда можно было положиться, если начинаешь придумывать какой-нибудь безумный план.

А ещё так уж случилось, что Пайпер раскрыла один секрет, который Конрад хранил втайне от всех. А именно, узнала, на какое число приходится его двенадцатый день рождения. И не только узнала об этом, но и решила приготовить Конраду сюрприз. С величайшими предосторожностями она оповестила всех друзей и продумала всё-всё-всё, чтобы в нужный момент они гурьбой могли выскочить перед ничего не подозревающим Конрадом. Выскочить и закричать во всё горло: «СЮРПРИЗ!»

Пайпер много раз мысленно повторяла это слово, тщательно следя за тем, чтобы оно случайно не сорвалось у неё с губ.

В тот день ранним-ранним утром, когда рассветные лучи солнца едва начали окрашивать розовым цветом края облаков, Пайпер уже выскользнула из своей постели, дрожа от возбуждения. Спальня Конрада находилась рядом, в соседней комнатке, поэтому Пайпер очень тихо, очень осторожно открыла своё окно. Как только ноги Пайпер оторвались от подоконника, её охватил привычный восторг, и она всё круче, всё выше начала подниматься в утреннее небо.

Стояли первые дни ноября, поэтому воздух был холодным, даже слегка пощипывал, и Пайпер ускорила полёт, направляясь над верхушками деревьев вглубь леса. В тот год осень была поздней, и лес всё ещё пылал яркими красками – алые, золотые, оранжевые, зелёные листья складывались в причудливый узор, от вида которого у Пайпер захватило дух. Лёгкий ветерок шевелил листьями, отчего казалось, что они танцуют какой-то изысканный танец. Страстное, жгучее танго, например. Пайпер снизилась и теперь летела над самыми кронами. Наконец, вдоволь налетавшись и размявшись, она повернула и, искусно лавируя между ними и не упуская из виду серебристую воду ручья, который лучше всякого компаса должен привести её назад, полетела к дому.

Миновав лес, Пайпер продолжила свой полёт над скромными фермами их соседей, разглядывая курчавых, похожих на крохотные облачка овечек, пятнистых, задумчиво жующих траву коров, слушая крики совершенно неразличимых с высоты петухов.

Долетев до своей собственной фермы, Пайпер заложила круг над ней, не уставая восхищаться, как сильно она изменилась за последнее время. Когда Конрад впервые появился у Макклаудов, их ферма представляла собой большой, гектаров восемь, кусок каменистой земли, и больше ничего. И тут, буквально с самого первого дня, Конрад начал предлагать всё новые и новые способы ведения хозяйства. Джо Макклауд оказался достаточно умён, чтобы следовать этим советам, и очень скоро его захудалая ферма сделалась процветающей. Когда появились свободные деньги, Джо по совету Конрада прикупил ещё примерно сорок гектаров бросовой, заболоченной, никому не нужной земли, примыкавшей с юга к ферме Макклаудов. А затем…

А затем главная местная сплетница Милли Мэй Миллер едва свой язык не сломала, рассказывая всем подряд, как Джо придумал осушить свою болотину, согнал всю лишнюю воду в резервуар да засеял своё новое поле, и при этом та-акой урожай получил, та-акой урожай! Буквально в мгновение ока Макклауды из бедных, почти нищих фермеров превратились в самых успешных и процветающих земледельцев во всей округе. Теперь у Джо появился целый амбар, доверху забитый новейшими сельскохозяйственными машинами, и коровы у него завелись, и целое стадо овец паслось на лугу, который раскинулся на месте бывшего болота.

Простенький, примитивный даже, обшитый вагонкой фермерский домик давно преобразился, словно Золушка на балу. Подгнившая, покрытая облупившейся краской избёнка была отстроена заново, сверкала свежей голубой краской, белоснежными ставнями и узорчатыми оконными рамами, радовала глаз вьющимися вдоль стен стеблями дикого винограда и плюща.

Сделав ещё один, самый последний круг, Пайпер резко спикировала вниз и опустилась на крышу старого сарая. Пролезла в дыру на крыше и спрыгнула на сеновал, где её уже поджидала Миртл.

После того как Пайпер и Конрад сбежали из дьявольского института доктора Хуллиган, все их друзья с необычными способностями разбрелись кто куда. Так что непростой это было задачей – потихоньку распустить слух по всему миру, чтобы устроить Конраду сюрприз и собрать их всех здесь к сегодняшнему утру.

Первой прибыла Миртл – худенькая, скромная девочка. Впрочем, это и неудивительно, что она появилась первой, ведь Миртл могла бегать со скоростью света, а может быть, и быстрее. Сейчас же она сидела на большой потолочной балке и нетерпеливо болтала ногами.

– Миртл! Как я рада! – воскликнула Пайпер, закладывая вираж, чтобы опуститься на балку рядом с ней. – Жду не дождусь увидеть, каким станет выражение лица у Конрада, когда он всех вас здесь увидит.

– А ты уверена, что он ничего об этом не знает? – спросила Миртл и смущённо втянула голову в плечи, словно пытаясь укрыться под шапкой своих густых каштановых волос.

– На все сто. – Пайпер уверенно тряхнула головой. – Я свой язык всё время за зубами держала.

Затем она указала Миртл на сложенные в углу коробки с украшениями, и девочки принялись развешивать по всему сараю серпантин, разноцветные яркие флажки и воздушные шарики. Едва они успели приступить к работе, как появились Нален и Ахмед Мустафа – озорные, абсолютно неотличимые друг от друга братья-близнецы, умевшие управлять погодой, а следом за ними прибыли Дейзи и Джаспер. Но больше всего Пайпер была рада видеть свою любимую подругу Вайолет, которая была способна уменьшать свой рост до такой степени, что могла целиком поместиться внутри чайной чашки. Вайолет была темнокожей, с пылающими карими глазами и тихим, мягким голосом, что, впрочем, не мешало ей яростно защищать своих друзей и отличаться удивительной смелостью.

Обладавшая невероятной силой Дейзи принялась играючи расставлять по указке Пайпер тяжёлые тюки сена, Ахмед и Нален крепили к потолочным балкам витые ленты серпантина, Джаспер и Вайолет занялись воздушными шариками и надували их до тех пор, пока у них обоих не начала кружиться от натуги голова.

Есть на свете вещи, которые никогда не меняются, и хороший тому пример – Кимбер и Смитти. Они появились вместе и, как всегда, препирались – это было их постоянным занятием с того самого дня, когда Пайпер впервые увидела их, только-только попав в так называемую «школу» доктора Хуллиган. Правда, были и перемены. Пайпер не могла не заметить, что за то время, пока они не виделись, Смитти сильно вырос и обзавёлся брекетами на зубах, что, впрочем, не помешало ему сохранить прежним своё удивительное «рентгеновское» зрение, позволявшее ему видеть сквозь любые стены. Видел он и надетое на Кимбер нижнее бельё, и помешать этому не могли даже вылетавшие у неё из пальцев электрические разряды. За прошедший с момента их последней встречи год огненно-рыжие волосы Кимбер потемнели и сделались цвета тёмного янтаря. Побледнели и её веснушки, отчего кожа на лице Кимбер стала молочно-белой, нежной, как у юных очаровательных женщин, одной из которых она становилась. Однако всё это вовсе не означало, что таким же нежным стал её буйный характер, – нет. Пожалуй, он стал ещё горячее, ещё неукротимее.

– Надеюсь, Конрад не видел, как вы пришли, ребята? – спросила Пайпер, радостно обнимая их.

– Исключено. Никто нас не видел, – уверенно ответила Кимбер.

– Коровы нас видели, – поправил её Смитти.

– Хорошо, – раздражённо откликнулась Кимбер. – Нас не видел никто, кто мог бы об этом сказать. Доволен? Господи, ну почему мы постоянно ссоримся из-за всякой ерунды?

Самой последней из их группы прибыла Лили Якимото. Нет, она могла бы появиться намного раньше, но ей пришлось дважды останавливаться, чтобы поправить причёску. Лили было девять лет, и она неустанно заботилась о том, чтобы выглядеть безупречно. Волосы Лили всегда были тщательно уложены, её туфельки блестели, а чтобы подчеркнуть свою воздушную фигурку, она носила всегда только самые красивые платья из самого тонкого шёлка и муслина. Свой дар телекинеза Лили очень часто использовала для того, чтобы поправить вплетённые в волосы ленты или заново завязать бант, до которого невозможно было дотянуться руками.

– Пять минут, – громким шёпотом предупредила Пайпер. – Конрад всегда забегает сюда перед завтраком, чтобы проверить, всё ли в порядке с его экспериментами.

Говоря это, она указала кивком на середину сарая, где Конрад оборудовал свою импровизированную научную лабораторию. И пусть клочки сена падали на собранные здесь с миру по нитке старые компьютеры и прочее разномастное электронное оборудование, эта лаборатория странным образом внушала благоговейный трепет. Было такое ощущение, что ты находишься в мастерской какого-то сумасшедшего гениального учёного.

Но вот уже повесили на стены последние воздушные шарики, прикололи к потолочным балкам последние ленты серпантина, Вайолет раздала всем картонные колпачки и дуделки, а Пайпер помогла своим друзьям спрятаться за тюками сена. Скорчившись сама за одним из тюков, Пайпер с трудом сдерживала радостное возбуждение и не сводила глаз с двери сарая, готовая вместе со всеми выскочить из укрытия.

– Апчхи! – громко разнеслось вдруг по всему сараю.

– Тсс! – Пайпер, вскочив на ноги, огляделась.

– Апчхи!

Тут Пайпер увидела, что это Лили. Она прикрыла лицо обеими руками, согнулась вперёд и снова:

– Апчхи!

– Лили, Лили, тише! – отчаянно прошептала Пайпер.

– Но я… апчхи! Ничего не могу… – жалобно ответила Лили. – Это сено… оно… апчхи! Это я из-за него… апчхи!

– У неё, наверное, аллергия на сено, – шёпотом заметила Миртл.

Да, вот этого Пайпер совершенно не предвидела.

– У тебя аллергия на сено? – спросила она у Лили.

Глаза у Лили слезились, лицо покраснело и припухло. Она ничего не ответила, только жалобно кивнула и ещё раз чихнула.

– Апчхи!

– Вот, – сказала Пайпер, бросая Лили свой свитер. – Чихай в него. И как можно тише, пожалуйста.

– Кто-то идёт, – предупредил Смитти, уловивший движение снаружи своим рентгеновским зрением.

– Все по местам, – шёпотом скомандовала Пайпер.

Все снова спрятались за тюками сена и стали прислушиваться к приближающимся шагам. Спустя пару секунд дверь сарая негромко скрипнула и отворилась.

– СЮРПРИЗ! – закричала Пайпер, выскакивая из-за своего тюка и швыряя высоко в воздух пригоршню разноцветного конфетти.

Все остальные тоже повыскакивали, а Кимбер даже снопы ярких искр из кончиков пальцев выпустила вместо конфетти. Эффектно получилось, красиво.

– СЮРПРИЗ! СЮРПРИЗ!

– С днём рождения!

И только тут они заметили, что перед ними стоит не Конрад, а напуганный до полусмерти отец Пайпер, Джо Макклауд. Вот это сюрприз так сюрприз!

– Папа? – спросила Пайпер. – А ты что тут делаешь?

Держась за грудь, Джо сделал пару шагов назад, чтобы опереться о стену, а когда немного отдышался, молча указал рукой на стоящие у стены мешки с кормом для цыплят.

– Ох, сегодня же вторник! – понуро опустила плечи Пайпер. Только сейчас она вспомнила, что именно по вторникам Джо забирает из сарая мешок с кормом для цыплят, которого им хватает как раз на неделю.

– Но где же тогда Конрад? – растерянно спросила Кимбер.

– Прямо у тебя за спиной, – раздался в ответ чёткий голос Конрада.

Немедленно повернувшись на этот голос, ребята увидели Конрада. Он стоял, лениво привалившись спиной к дальней стене сарая, и весело ухмылялся. Его светлые волосы, пожалуй, пора было подстричь, но во всём остальном Конрад выглядел просто безукоризненно. И в этом сарае только он сейчас не был нисколько удивлён. А хуже всего чувствовал себя Джо, который до сих пор не мог оправиться от шока.

– Сюрприз, – спокойно сказал Конрад.

– Ты знал! – поникшим тоном ответила Пайпер. – Ты знал. Но откуда?

– Элементарно, Ватсон, – усмехнулся Конрад. – Просто ты вчера вечером не съела свой кусок яблочного пирога.

– Ты узнал о том, что готовится сюрприз на твой день рождения только потому, что я не съела яблочный пирог? Так, мистер Шерлок Холмс?

– Ну конечно. Ты не съела свой пирог потому, что была взволнована. Об этом, во‑первых, мне рассказал твой мизинчик, который дёргался вот так. – И Конрад показал своим мизинцем, как именно дёргался пальчик у Пайпер. – Во-вторых, у тебя на ладонях остался след от фиолетового маркера. Значит, ты что-то им делала, хотя рукоделием ты обычно не занимаешься. Что же в таком случае могло тебя заставить изменить этой привычке? Единственным мало-мальски важным событием в ближайшее время должен был стать мой день рождения. Вот и всё.

– С тобой невозможно иметь дело, – покачала головой Пайпер, тяжело опускаясь на тюк сена.

– Прости, – пожал плечами Конрад, затем повернулся в сторону Лили и кинул ей коробочку с таблетками от аллергии. – Прими сразу две, а через четыре часа ещё две, и всё пройдёт.

– Так ты и о том, что у Лили аллергия на сено, тоже знал? – раздражённо спросила Пайпер, донельзя огорчённая тем, что её «сюрприз» не удался.

– Само собой. А разве это не так? – Конрад немного помолчал. – Одного не могу понять – каким образом ты узнала про мой день рождения. Я об этом никогда никому из вас не говорил, других источников информации у вас просто быть не могло. Так откуда же вы узнали?

Услышав это, Пайпер торжествующе улыбнулась.

– Ну?.. – Конрад с нетерпением ожидал ответа на свой вопрос.

– С днём рождения тебя… – пропел вдруг одинокий голос, и Конрад удивлённо обернулся на него.

Из-за тюка сена показался торт с горящими на нём двенадцатью свечками и поплыл по воздуху, направляясь прямиком к Конраду. Пайпер вскочила на ноги, захлопала в ладоши, запела, и все остальные подхватили вместе с ней.

– С днём рождения тебя! С днём рождения, наш дорогой Конрад, с днём рождения тебя!

По мере того как торт приближался к Конраду, воздух вокруг него начал сгущаться, превращаясь в мужчину средних лет, одетого в потёртые джинсы и чёрную футболку. Теперь стало видно, что торт не летит по воздуху, а его несёт этот мужчина с напряжённым усталым взглядом, но с улыбкой на губах.

– Д., – сказал Конрад, узнав его. Он был удивлён, но совершенно не рад. – Ну конечно, я должен был догадаться.

3

– Гром и молния! Что это здесь происходит? – ахнула Бетти Макклауд.

Она кормила цыплят, когда услышала какую-то возню в сарае и пошла взглянуть, что там. Вошла она в сарай в тот самый момент, когда Конрад задувал свечи на торте, который держал в руках какой-то странного вида мужчина, а её Джо стоял привалившись к стене, и лицо у него было белее снега.

– Сегодня у Конрада день рождения, мам, – взволнованно прощебетала Пайпер. – Мы готовили ему сюрприз, поэтому я ничего вам с папой не говорила – боялась, что вы проболтаетесь.

К таким вещам, как дни рождения, Бетти относилась очень серьёзно, очень.

– Батюшки святы, сынок, у тебя действительно сегодня день рождения? Что ж ты нам ничего не сказал? – засуетилась Бетти и, обнимая по дороге всех ребят, кто подворачивался ей под руку, поспешила к Конраду. – Сейчас я приготовлю праздничный завтрак для наших гостей, а вот к этому торту нужно будет мороженое сочинить, мороженое…

Она взяла торт из рук Д. и направилась к дому, ведя за собой детей, словно мама-курица, загоняющая на место стайку непослушных птенцов. Пайпер оказалась в самой середине этой стайки и успела заметить, что Конрад и Д. не пошли вместе со всеми и остались стоять, негромко разговаривая о чём-то. Появившиеся у Конрада в уголках рта жёсткие морщинки сказали Пайпер о том, что этот разговор был нелёгким и их встреча оказалась не слишком радостной для Конрада и Д.

Теперь Пайпер тоже отбилась от стайки и направилась назад, к Конраду и Д.

– Кто тебя просил встревать? – тихо спросил Конрад, обращаясь к Д.

– Ничего я не встревал, – возразил Д. – Просто… просто я присматриваю за тобой и за Пайпер. Проверяю время от времени, всё ли в порядке. Вот так.

Конрад обернулся к Пайпер, которая уже стояла, нервно переминаясь с ноги на ногу, между ним и Д. Вид у неё был как у судьи на ринге, который готов разнимать бойцов.

– Д. навещал тебя? А ты мне даже не сказала?

– Да, Д. приходил несколько раз. – Пайпер густо покраснела. – Раза три… ну, четыре, может…

Д. обладал способностью становиться невидимым и постоянно стремился всем помогать. Он пытался спасти Пайпер, когда её собиралась увезти к себе Летиция Хуллиган, а потом ещё раз, теперь уже освободить из школы. Но, несмотря на свои удивительные способности, не мог Д. тягаться с доктором Хуллиган, не мог. Пайпер с пониманием относилась как к попыткам Д. помогать другим, так и к его таинственным появлениям и исчезновениям. Конрад, в свою очередь, никаких тёплых чувств к Д. не питал, он, словно волк-одиночка, относился к подобным вещам в лучшем случае с подозрением, а в худшем – с неприкрытой враждебностью. Вот почему его так разозлило то, что Пайпер ничего не сказала ему о тайных визитах Д.

– Не думала, что тебе это будет интересно, – сказала Пайпер.

Конрад фыркнул, услышав этот детский лепет, и вновь повернулся к Д.

– А как ты узнал про мой день рождения?

– Ну, знаешь ли, это совершенно не секретная информация, – вскинул вверх свои ладони Д.

– Но и далеко не всем известная, – парировал Конрад. – Ты шпионишь за мной?

– Э… я бы так не сказал, – медленно ответил Д., тщательно выбирая слова.

– А как бы ты сказал в таком случае?

Д. задумался над тем, что ответить Конраду. Вся жизнь Д. была связана с вещами, которые считались тайными, и он извлекал выгоду из них, вынюхивая что, да где, да как. О том, что он может становиться невидимым, Д. узнал ещё в раннем детстве. В тот день, когда Д. впервые понял это, он сидел на кухне и тихо наблюдал за тем, как его мама моет посуду. Она не подозревала о том, что Д. рядом, и это поразило его. А затем совершенно неожиданно и, как показалось Д., без какой-то видимой причины мама вдруг бросила мыть тарелки и заплакала. Это был ужасный плач, беззвучный, но сотрясавший всё мамино тело. Казалось, она давно уже научилась рыдать именно так – незаметно, неслышно для всех. Д. потрясённо следил за матерью, видел глубокую печаль на её лице, и ему ужасно захотелось узнать, что это за тайна, которую мама так усердно скрывает от остальных членов своей семьи. Не прошло и минуты, как домой возвратились отец и сестра Д. Услышав это, мама сразу перестала рыдать и продолжила мыть посуду с таким видом, словно ничего не произошло.

Такое поведение стало для Д. настоящим откровением. У мамы, у его мамы, была тайна, которую она скрывала от всех, даже от тех, кого любила сильнее всего на свете! Впрочем, прошло не так много времени, когда Д. стало ясно, что свои секреты есть буквально у каждого. Чаще всего это были ерундовые, в общем-то, вещи, хотя иногда встречались и большие, настоящие тайны.

С того самого дня Д. начал невидимкой наблюдать исподтишка за людьми, собирать информацию, искать то, что пытаются скрыть другие. И чем старше становился Д., тем важнее становились добытые им сведения. Совсем недавно он понял, что Пайпер и Конрада связывает какая-то общая тайна, и решил, что непременно выяснит, что там к чему.

Но сейчас ни о чём подобном сказать Конраду Д., разумеется, не мог и потому ответил на его сердитый вопрос, небрежно пожав плечами:

– Шпионить – это слишком сильно сказано.

– Это не ответ, – продолжал настаивать Конрад.

– Во всём я виновата, – поспешно объявила Пайпер, не давая ссоре зайти ещё дальше. – Я беспокоилась о тебе, Конрад, из-за выборов. Ты последнее время только торчишь в своей лаборатории да слушаешь по радио о том, что там говорят про выборы, вот я и спросила у Д., не знает ли он чего-нибудь любопытного об этом.

– Ты? Про выборы? – недовольно переспросил Конрад. – Нашла, чем интересоваться.

Приближались выборы нового президента, а за последний год одним из главных претендентов на этот пост постепенно сделался сенатор Харрингтон. И чем меньше времени оставалось до выборов, тем внимательнее следил Конрад за всем, что делал и говорил его отец. А Пайпер, видя, как Конрад следит за своим отцом, начинала всё сильнее волноваться, сама не понимая почему.

– Я видела, как ты смотришь выступления своего отца по телевидению, и решила попросить Д. побольше узнать о нём. – Пайпер тяжело сглотнула и продолжила: – Я, знаешь ли, подумала, что если твой отец станет президентом, то ты вернёшься домой, а мне не хочется, чтобы ты уезжал.

– Что за глупости, Пайпер! Теперь мой дом здесь.

– В самом деле? Ты это серьёзно?

– Серьёзно. Ну, конечно, если только ты не будешь мне капать на мозги и не сведёшь меня с ума, что в данный момент вовсе не кажется мне чем-то невозможным.

Пайпер облегчённо вздохнула, улыбнулась и сказала, легонько тронув Конрада за плечо:

– Всё, проехали. А теперь пошли праздновать твой день рождения. Будем веселиться!

– Ну, если ты настаиваешь, – усмехнулся Конрад.

Напряжённая атмосфера рассеялась, а Д. вытащил из своего заплечного рюкзачка папку и сказал, протягивая её Конраду:.

– Вот, это тебе.

– Что это? – спросил Конрад, не спеша протягивать руку за папкой.

– Считай, что это мой подарок тебе ко дню рождения. В папке информация о твоём отце, которую просила меня собрать Пайпер. Тебе необходимо с ней познакомиться.

– Нет уж, спасибо.

– Твой отец не тот, за кого он себя выдаёт, – негромко, словно боясь, что его ещё кто-нибудь услышит, сказал Д.

– Тайны моего отца меня больше не интересуют.

– Ну, если так… – протянул Д. таким тоном, словно Конрад совершал сейчас большую ошибку.

– Конрад, Конрад, – умоляюще воскликнула Пайпер, забирая папку из рук Д. – Возьми её. Это может быть очень важно.

– Ты хоть знаешь, как его зовут? – неожиданно спросил Конрад, кивком головы указывая на Д.

– Как-как? Д. его зовут, – опешила Пайпер.

– Д. – это не имя. Это буква. – Конрад вроде бы разговаривал с Пайпер, но сам при этом не отрываясь смотрел на Д. – И мы ничего не знаем о том, кто он, откуда взялся, чем занимается и что ему известно. Почему? Да потому, что он не желает нам сказать этого. Так почём мне знать, не скрывает ли он что-нибудь от нас?

– Ну, потому что… потому что… – смутилась Пайпер. – Потому что он Д.

– Для меня этого недостаточно, – отрезал Конрад. – И вообще, сегодня у меня день рождения, а это означает, что я должен есть торт и сиять от счастья. Так что с вашего позволения…

Конрад развернулся на каблуках и, чётко чеканя шаг, вышел из сарая, оставив Пайпер и Д. в неловком молчании.

– Мне кажется, он не любит сюрпризов, – промямлила Пайпер. Щёки у неё пылали. – А это… это я отдам ему позже, – добавила она, засовывая под мышку взятую у Д. папку. – Не сомневаюсь, что он оценит твой подарок по достоинству, когда немного… Ну, короче…

Д. со вздохом собрал свои вещи в рюкзак, закинул его за плечи и сказал:

– Можно привести лошадь к воде…

– … но пить ты её всё равно не заставишь, – закончила за него известную поговорку Пайпер.

Д. направился к двери, по пятам за ним поспешила Пайпер.

– Ты уходишь? Уже? Не останешься ещё хоть ненадолго? Неужели торта не хочешь? – тараторила она на ходу.

– У меня много дел. Неотложных, – ответил Д., широкими шагами выходя во двор фермы. – У меня появился источник информации, и мне кажется, на этот раз я подобрался очень близко к цели.

– Ты имеешь в виду поиски того засекреченного места, где все такие же, как мы? – взволнованно спросила Пайпер. Взволнованно и, пожалуй, слишком громко.

– Тсс.

– Прости.

Вот уже несколько месяцев Д. говорил ей о том, что идёт по горячим следам, ведущим к тайному обществу, все члены которого наделены необычными способностями. От одной мысли об этом по спине Пайпер всякий раз пробегал холодок.

– Но ты расскажешь мне, когда будешь знать? – шепнула она.

Д. уже начинал становиться невидимым, но его макушка всё ещё была видна Пайпер.

– Вскоре ты кое-что от меня услышишь.

4

Праздничный завтрак в честь дня рождения Конрада получился слегка сумбурным. Да и как могло быть иначе, когда одиннадцать подростков – целая футбольная команда! – собрались за столом в гостиной Макклаудов, наперебой выкрикивая шутки и толкаясь локтями, чтобы пробиться к приглянувшемуся угощению. А посмотреть тут было на что – стол ломился от горячих булочек с черникой, хрустящих ломтиков бекона, омлетов с сыром, сладких пирожков, вафель. Остаётся лишь удивляться тому, как в такой толкучке никто не пострадал.

В какой-то момент маленький Джаспер, который обычно ни звука не издавал, вдруг так громко рассмеялся над очередной шуткой Смитти, что покраснел, заревел, как осёл, и изо рта у него посыпались крошки. Что это была за шутка, вы спросите? «Что самым последним проносится сквозь мозг жука, когда тот ударяется о ветровое стекло машины? Его зад!» Смех Джаспера породил новую волну веселья, да такую, что у Кимбер отовсюду электрические искры посыпались, а Дейзи неожиданно икнула, причём с такой силой, что от этого разлетелся на мелкие кусочки стул, на котором она сидела. Когда же наконец все немного успокоились и впихнули в себя ещё кто сколько смог еды, Бетти подала на стол торт и мороженое, а затем прогнала всех на улицу, пока они ещё чего-нибудь в доме не натворили.

Затем Пайпер собрала всех на крыльце – пришла пора дарить Конраду подарки. Конрад принялся рассматривать и трясти каждый из странных подаренных ему предметов, надеясь обнаружить в одном из них плутоний, который был так необходим для его машины времени. Узнав о том, что именно он ищет, все начали уверять его, закатывая глаза, что у них и в мыслях не было дарить ему плутоний на день рождения. Узнав об этом, Конрад явно был слегка разочарован, однако продолжал с любопытством рассматривать свои подарки.

Лили подарила Конраду шёлковый галстук, при виде которого все дружно застонали, но она, не обращая на это внимания, упорно продолжала уверять, что такие галстуки сейчас считаются последним писком моды в Париже. Тогда Ахмед и Нален сотворили небольшой вихрь, который унёс галстук, – таким способом братья хотели положить конец бесконечной лекции Лили о парижской моде. Вы думаете, Лили на этом сдалась? Ничего подобного! С помощью телекинеза она вернула свой драгоценный галстук, да не просто так, а ещё и опрокинув – о, совершенно случайно, разумеется! – кончиком галстука стаканы с соком, которые держал кто-то из братьев Мустафа, им на колени. Тем самым Лили очень вежливо напомнила Ахмеду и Налену о том, что им лучше не связываться с ней, а самое главное – держаться подальше от её замечательного шёлкового галстука.

Вайолет подарила Конраду редкостную монету, которую она сама же и нашла во время своих последних археологических раскопок. Но самый большой фурор произвёл подарок, который преподнесла Миртл. Во время одного из своих недавних путешествий вокруг земного шара она наткнулась на стадо карликовых носорогов и привезла одного из них в подарок Конраду. Карликовый носорог был размером с футбольный мяч и мирно спал, неряшливо завёрнутый Миртл в бумагу. Когда же Конрад разбудил его, распаковав свой подарок, носорог немедленно цапнул его за палец.

– Ой! – Конрад отдёрнул руку, но карликовый разбойник и не подумал отпустить его ладонь.

К счастью, Дейзи удалось осторожно разомкнуть челюсти носорога, а Джаспер моментально вылечил прокушенный до крови палец Конрада. Пожалуй, только после этого все смогли как следует рассмотреть подарок Миртл. Грязно-серого цвета шкурка драчливого зверька вся была в складках, а сам он сердито сопел и тыкал своим маленьким рогом во всё, до чего только мог дотянуться.

– Я назвала его Фидо, – осторожно произнесла Миртл, словно пытаясь понять реакцию Конрада на её подарок. – Но ты, разумеется, можешь дать ему любое другое имя, какое захочешь.

Конрад на это ничего не ответил, просто молча наблюдал за тем, как Фидо с радостным ворчанием жуёт нижний край его джинсов. Насчёт носорога Конрад не питал никаких иллюзий, он прекрасно понимал, что Фидо – одно из самых неуправляемых, опасных и уродливых созданий, каких ему доводилось видеть, но при всём при том, при всём при том…

Молчание Конрада затягивалось, Миртл от этого всё сильнее нервничала, переминаясь с ноги на ногу, и посматривала на Дейзи, словно ожидая от неё помощи. Но Дейзи тоже не знала, что ей сказать, и потому подтолкнула в бок Джаспера.

– Он т-тебе н-не нравится, да? – робко спросил Джаспер.

Конрад поднял на друзей свои странно заблестевшие глаза, сглотнул и слегка дрожащим голосом ответил:

– Вы знаете, у меня никогда не было домашнего любимца. Отец не разрешал мне заводить животных. Я думаю… что сегодня самый лучший день рождения в моей жизни.

– Ура! – с облегчением и радостью завопили друзья Конрада, а громче всех кричала Пайпер.

Этот поднявшийся шум-гам вновь испугал Фидо, и из складок кожи на его спине вдруг поднялись и раскрылись крылья. Карликовый носорог поднялся в воздух и неуклюже сделал несколько кругов. Это было настолько неожиданно, что все ребята замерли в изумлении.

Впрочем, нет, не все.

– Я совсем забыла сказать, – спокойно добавила Миртл, пожимая плечами. – Да, Фидо умеет летать. Думаю, что он отчасти носорог, отчасти летучая мышь.

Услышав это, Конрад широко улыбнулся, с гордостью следя за тем, как его носорог кувыркается в воздухе, то и дело наталкиваясь на деревья.

– А он проворный! – восхищённо заметила Пайпер и немедленно взмыла в воздух, направляясь вслед за Фидо.

Остаток дня прошёл в играх, весело и шумно. Когда все ребята разъехались по домам, Пайпер заглянула в сарай. Конрад сидел, согнувшись за своим рабочим столом, и возился с белым овальным предметом, очень похожим по форме и размеру на страусиное яйцо. Это был АТС – активатор темпоральных сдвигов, или, попросту говоря, машина времени. У ног Конрада громко храпел Фидо, подёргивая лапами во сне.

– Что делаешь? – спросила Пайпер, присаживаясь рядом с Конрадом.

– Да так, последние штрихи добавляю, – ответил он, не отрывая глаз от активатора и продолжая наносить ручным лазером очень точные мелкие насечки внутри механизма.

– И ты взаправду сможешь путешествовать во времени с помощью этой штуковины? – недоверчиво нахмурилась Пайпер.

– Нет, путешествовать во времени невозможно, – в тысячный уже, наверное, раз объяснил ей Конрад. – Эта, как ты говоришь, штуковина искривляет ход времени и позволяет человеку, который держит в руках АТС, переместиться в конкретную точку пространственно-временного континуума.

– Пространственно-временного… Ну да, конечно.

Конрад видел, что Пайпер ничего не поняла, что ей нужно объяснить всё, что называется, на пальцах, но сейчас её внимание явно было поглощено другим – она положила на стол обёрнутый в яркую бумагу свёрток и осторожно придвинула его к Конраду.

– Ты забыл открыть мой подарок, – сказала она.

– Пайпер, тебе не стоило…

– Знаю, знаю, что не стоило. Просто хотела приятное тебе сделать, чучело ты гениальное. Ладно, открывай уже.

Конрад вздохнул и начал разворачивать пакет. В яркую бумагу был упакован стеклянный контейнер, а внутри него помещалось несколько сложных и непонятных на вид механизмов, окружавших крошечный флакончик, наполненный серебристой жидкостью.

– Не может быть! – ахнул Конрад. – Плутоний! Это же плутоний, да?

– Это плутоний, а я твой лучший друг, – улыбнулась Пайпер и возбуждённо захлопала в ладоши. – Между прочим, если я не понимаю половины того, о чём ты говоришь, это ещё не означает, что я тебя не слушаю.

– Но… как ты раздобыла оружейный плутоний? Это же…

– Видишь ли, у Д. есть связи… – Пайпер отвела глаза.

– Д.! – скривился Конрад. – Ну конечно. Я сразу должен был догадаться, что без него здесь не обошлось.

– Ничего, зато теперь ты можешь наконец испытать свой АТС, тебе давно этого хотелось, – быстро ответила Пайпер. – А уж откуда взялся этот плутоний, дело десятое. Не нужно портить себе удовольствие от подарка.

Конрад подавил вспыхнувший в нём при упоминании Д. гнев и сказал, улыбнувшись:

– Спасибо, Пай. Именно о таком подарке я и мечтал.

– Вот видишь, – не без гордости улыбнулась ему в ответ Пайпер. – Иногда в день рождения случаются очень даже приятные сюрпризы. По-моему, это означает, что у меня в голове действительно могут появляться хорошие идеи.

– И не только это. Ты вообще особенная, Пайпер Макклауд.

Конрад осторожно положил стеклянный контейнер на стол и вернулся к своей работе, а Пайпер терпеливо стала ловить подходящий момент для того, чтобы продолжить разговор. И подловила.

– Знаешь, Конрад, – с напускной небрежностью начала она. – Я тут поболтала кое с кем из наших, и всем тяжко сейчас, после того, как выбрались сюда.

Тут она кивнула в сторону двери, за которой раскинулся необъятный мир. Сбежав из закрытого исследовательского института, ребята рассеялись по нему в поисках дел, о которых они мечтали. Но, к сожалению, потеряв друг друга из виду, они остались один на один со своими проблемами, решить которые было тем сложнее, чем тщательнее ребята старались держать в тайне свои необычные способности.

– На прошлой неделе Вайолет застряла внутри саркофага на раскопках в Египте, – продолжила Пайпер. – Если бы там был Смитти с его чудесным зрением, он мог бы заранее предупредить её, и ничего такого не случилось бы. А в прошлом месяце случилось то жуткое наводнение в Колорадо, о котором писали в газетах. Джаспер и Миртл пытались спасти там стадо оленей, а Ахмед и Нален не знали об этом и напустили ураганный ветер, чтобы просушить землю. Закончилось это тем, что Джаспер отшиб себе руки, а одного оленя вообще сдуло невесть куда. А ещё…

– Я знаю всё это, знаю, – прервал её Конрад. – Да, были допущены ошибки.

– Но их не случилось бы, будь ты по-прежнему нашим лидером. И так не только я, так многие из нас думают, – осторожно продолжила Пайпер. – Мы считаем, что всем нам гораздо лучше было бы работать вместе, как прежде. Как в школе. Ну, как команда, сам знаешь.

Сказав это, Пайпер стала дожидаться, как на это отреагирует Конрад.

– Тебе этого хочется, понимаю. – Внимание Конрада по-прежнему было приковано к АТС. – Продолжай.

– Нет, я имела в виду всех нас. – И девочка многозначительно указала пальцем вначале на себя, затем на друга.

– И меня тоже?

Вот теперь Пайпер, а не АТС, оказалась в центре внимания Конрада.

– Конечно. А почему нет?

– Потому что я этого не хочу. – Конрад положил на стол свои инструменты и пошёл прочь.

Пайпер двинулась следом за ним.

– Но у тебя так много великих планов, ты всё всегда умеешь просчитать наперёд, и с тобой мы сделали бы гораздо больше. Соберись мы все вместе, это была бы большая разница.

– Большая разница? Для кого? Или в чём?

– Для всех. Для каждого. Подумай об этом! – моментально загорелась Пайпер, подумав о том, какие при этом перед ними открылись бы возможности. – Мы одарены чудесными способностями и можем использовать их как благословение свыше.

– Спасибо, но нет.

– Почему нет?

– Потому что моя работа – вот она. – И Конрад указал рукой на АТС.

– То есть ты весь остаток своей жизни собираешься просидеть в этом пыльном грязном сарае, работая над этой… ерундой?

– Во-первых, это не ерунда. А во‑вторых, да, собираюсь. Почему нет?

– Да потому, что нам нужен лидер и этим лидером можешь быть только ты, Конрад, – честно призналась Пайпер. – Без тебя мы ничего не сможем.

– Прости. – Конрад вернулся за стол и уселся, повернувшись к Пайпер спиной. – Тебе придётся найти кого-нибудь другого.

– Ты знаешь, вокруг нашей фермы как-то не слишком много гениев отирается.

– Ничто на свете не случается просто так, без какой-либо причины, – тихо сказал Конрад. – Значит, мир не хочет, чтобы мы вмешивались во всё подряд.

Пайпер собралась поспорить с Конрадом насчёт этого, но её опередил громкий звон колокольчика.

– Ужин готов! – прокричала с улицы Бетти. – Идите к столу!

5

Зона 63 – это закрытая психиатрическая лечебница для пациентов, чьё помешательство представляет угрозу для национальной безопасности. Правительство Соединённых Штатов считает их самыми опасными людьми во всём мире.

Лечебница находится на окраине одного сонного городка в штате Массачусетс и стоит прямо посередине большого, занимающего площадь около восьмидесяти квадратных километров и тщательно охраняемого леса. Большинство – если не все поголовно – жителей городка не имеют о ней ни малейшего представления, что, впрочем, и не удивительно, поскольку её нет ни на одной карте. И ни один правительственный чиновник никогда не согласится признать, что существует эта лечебница, из которой за всё время ни один пациент (точнее будет сказать, заключённый) не сбежал, не исчез и, разумеется, не был освобождён.

Если назвать Д. мотыльком, то Зона 63 была тем пламенем, которое как магнит притягивало его.

Главной же целью Д. была пациентка Икс, находившаяся в самом центре Зоны 63, и, для того чтобы добраться до неё, Д. должен был просочиться как минимум через семь строго охраняемых контрольно-пропускных пунктов. Между прочим, быть невидимкой ещё не означает, что перед тобой автоматически откроются все двери. На самом деле, для того чтобы далеко продвинуться в этом мире, одной невидимости недостаточно. Её нужно подкреплять хитростью, скрытностью, интуицией и другими практическими навыками. В конце концов, замки́, как вы понимаете, сами собой не открываются, а любая собака-ищейка унюхает невидимку с такой же лёгкостью, как обычного человека. Одним словом, Д. потребовалось всю жизнь упорно трудиться, прежде чем он сумел справиться с такой махиной, как система безопасности Зоны 63.

Пот градом катил по лицу Д., когда он, тихо ругаясь себе под нос, протискивался сквозь вентиляционную шахту в самое, что называется, сердце зверя. Беззвучно открыв люк, Д. спрыгнул на пол. Как только люк за ним закрылся, сработал датчик, и загремел сигнал тревоги. Д. встал поудобнее и терпеливо ждал. Спустя ровно четыре секунды – в точности так, как рассчитывал Д., – распахнулась дверь, и в этот момент он выпустил крысу, которую принёс сюда в своём рюкзаке. Дрожащая от возбуждения ищейка, которую привели с собой охранники, бросилась догонять крысу, а Д. невидимкой спокойно проскользнул мимо охранников в открытую дверь. Контрольный пункт безопасности номер три был успешно пройден.

Впрочем, Д. не торопился праздновать свой успех и не стал терять ни минуты – все его мысли были только о пациентке Икс. Он должен добраться до неё. Должен.

Впервые о пациентке Икс Д. услышал примерно шесть месяцев назад. Случилось это в одну из обычных для Д. ночей, когда он, как всегда, был в пути и направлялся на поезде в Бостон. Дорога предстояла длинная, час был поздний, и Д. с комфортом устроился в купе первого класса. Но едва он успел сделаться невидимым и вытянуть ноги, как в его купе вошёл мужчина средних лет. Вошёл, запер за собой дверь и плюхнулся в мягкое кресло, невольно зажав Д. в углу.

Уверенный в том, что едет в купе один, мужчина открыл свой портфель, порылся в лежащих в нём бумагах, а затем начал наговаривать заметки на диктофон в своём смартфоне:

– Пациент Джонс. Испытывает нервный тик и страдает от бессонницы. Уменьшите галоперидол до трёх миллиграммов два раза в сутки и добавьте по мере необходимости плазмаферез.

Д. взглянул на стоявший рядом с ним портфель мужчины. На портфеле блестела пластинка с выгравированной на ней надписью: «Д-р Гаррисон Антроп».

«Чёрта с два теперь выспишься», – вздохнул (про себя, разумеется) Д. На протяжении следующих двадцати минут Д. пытался задремать под монотонное бормотание доктора Антропа, но голос у него оказался таким въедливым, таким раздражающим…

«Неудивительно, что его пациенты принимают столько сильнодействующих лекарств, – подумал Д. – Будь у меня самого такой лечащий врач, я бы тоже, наверное, любого яда выпил, только бы не слышать, как он бубнит».

– Теперь о пациентке Икс, – продолжил доктор Антроп, вытаскивая со дна своего портфеля толстенький красный файл с бумагами. – Пациентка Икс упорствует в своих заблуждениях. Не желает отказываться от своих продуманных до мельчайших деталей фантазий о скрытом от всех месте, где каждый обитатель наделён какими-нибудь сверхъестественными способностями.

Вот тут Д. выпрямился в своём кресле, почувствовав разливающийся у него в крови жар.

– Пациентка Икс не может объяснить, откуда берутся такие способности у воображаемых ею людей, однако утверждает, что сама также обладает ими, – всё зудел в свой смартфон доктор Антроп. – Впрочем, продемонстрировать свои так называемые «необычайные способности» пациентка Икс неизменно отказывается. Следует отметить, что она странным образом умеет убеждать в реальности своих фантазий и тем самым представляет опасность как для окружающих, так и для самой себя. Рекомендовано отменить дальнейшее медикаментозное лечение и содержать пациентку Икс в условиях полной изоляции.

Д. заметил, как задрожали у доктора Антропа руки – похоже, одна мысль о пациентке Икс вызывала у него сильнейшее раздражение.

– Необходимо обеспечить высшую степень охраны и исключить малейшую возможность любых контактов пациентки Икс с другими пациентами. Общаться напрямую с пациенткой Икс имеют право только сотрудники, имеющие секретный допуск не ниже четвёртого уровня.

Доктор Антроп резко выключил смартфон, смахнул выступивший у него на лбу пот, устало откинулся на спинку своего кресла и долго смотрел в темноту за окном. А Д. сидел и думал о том, как замечательно было бы забраться тайком в голову этого доктора и как можно больше узнать обо всём. Ну, и излишне, наверное, будет говорить о том, что, когда доктор Антроп сошёл с поезда в Бостоне, красный файл с бумагами пациентки Икс загадочным образом исчез из его портфеля.

Затем Д. потребовалось несколько месяцев на то, чтобы разработать план проникновения в Зону 63 с учётом всех случайностей и точным, до секунды, расчётом времени. И вот теперь, стоя перед заветной дверью, Д. испытывал нечто вроде благоговейного трепета, словно не пациентка Икс находилась за этой дверью, а святой Грааль.

Осторожно приоткрыв дверь ровно на пятнадцать сантиметров, Д. проскользнул сквозь эту щёлку в палату пациентки Икс, которая сидела, раскачиваясь, на полу спиной к двери и лицом к стене. При каждом наклоне вперёд лоб пациентки Икс с негромким глухим стуком ударялся о мягкую обивку стены. Всё в этой палате было белым: лежащий прямо на полу матрас, и простыни на нём, и подушки, и платье пациентки. На этом белом фоне особенно резко выделялись её волосы – чёрные, как вороново крыло, спутанные и спадавшие ей на плечи. Д. замер на месте, прикидывая, что ему делать дальше.

– Я слышу твоё дыхание, – внезапно произнесла пациентка Икс. Голос у неё оказался низким и мелодичным.

Д. слегка огорчился, потому что хотел сначала понаблюдать немного за пациенткой Икс, прежде чем выдавать своё присутствие. А она продолжала раскачиваться, равномерно, словно метроном, ударяя лбом о мягкую стену.

Д. сделался видимым и положил свой рюкзак на пол. Он не хотел пугать пациентку Икс и потому сам с места не сдвинулся.

– Как вас зовут? – мягко спросил он.

– Моё имя значения не имеет, Джестон. И не за ним ты пришёл сюда.

У Д. перехватило дыхание, он почувствовал себя так, словно ему внезапно нож к горлу приставили.

– Как вы меня назвали?

– Джестон. Джестон. Джестон, – повторила она, не переставая раскачиваться.

От произнесённого вслух имени в груди Д. вспыхнул гнев. Он с трудом сдерживался от того, чтобы не броситься на пациентку Икс, не ударить её, чтобы заставить замолчать.

– Тсс! – совсем уже не мягко шикнул на неё Д.

– Джестон, Джестон, Джестон.

Остановится она когда-нибудь или нет?

– Откуда вам известно моё имя?

– А почему тебе не известно, как зовут меня, а? Джестон, Джестон, Джестон.

Тут уж Д. не выдержал, бросился вперёд и грозно прорычал, схватив женщину за плечи:

– Перестаньте повторять моё имя!

– Джестон, – в последний раз прошептала она.

Вот теперь Д. наконец увидел её лицо: пронзительные зелёные глаза, бледная кожа, тонкие губы. Пожалуй, только губы выглядели несколько не так, как прежде, да и то лишь потому, что сейчас на них не было помады. А взгляд у пациентки Икс был таким, что Д. моментально почувствовал себя запутавшейся в сетях рыбой.

– Летиция? – прошептал Д., выпуская пациентку Икс из своих внезапно загоревшихся, словно в огне, ладоней. – Летиция Хуллиган?

Она не подтвердила и не опровергла слова Д., продолжив сидеть неподвижно, даже безучастно.

– Но ты же… умерла. Ты мертва. Ты упала…

– Я хотела умереть. Молила об этом, но он мне не позволил.

– Кто? Кто тебе не позволил умереть?

– Он. – Ей хотелось назвать его по имени, но оно никак не приходило ей в голову. Это всё сильнее раздражало её, и она вновь начала раскачиваться взад-вперёд, повторяя как заведённая: – Он, он, он…

– Да кто же он?

– Тот, кто превратил меня в чудовище. Он заставил меня жить и помнить обо всём. Ему нравится, что я страдаю. Нравится, нравится, нравится. Если бы я ничего не знала и не помнила, я бы не страдала. А я страдаю, страдаю, страдаю. Он… Он – тень.

Д. был слишком потрясён, чтобы собраться с мыслями, слишком сбит с толку, чтобы думать о времени, которого у него оставалось так мало.

– Человек-тень?

– Я хочу домой. – Она закачалась ещё быстрее. – Но он не разрешит мне уйти домой.

– Я могу отвести тебя домой.

Она ухватилась за Д. так, как хватается утопающий за брошенный ему спасательный круг.

– Ты можешь отвести меня? Да. Да! Но… Знаешь ли ты куда?

– Ну, если ты мне скажешь… – растерянно протянул Д.

Она моментально отпустила его и отвернулась в сторону.

– Дурачок. Глупыш. Думаешь, я оставалась бы здесь, если бы могла вспомнить?

И она снова принялась раскачиваться, обхватив голову руками.

Внезапное, очень сильное чувство охватило Д., наполнив его счастьем и облегчением. Д. ощущал, что исчезает, плавится, становится маленьким и слабым на фоне этого чувства. До сего момента он никогда не позволял себе подумать, вспомнить о том, что значила для него потеря Летиции. Да, между ними было немало, даже очень немало расхождений и различий, но… семья есть семья, и от этого никуда не деться.

– Я скучал по тебе, сестра, – сказал Д.; она ничего не ответила, и тогда он уселся рядом с ней. – Почему ты не говорила мне, что умеешь летать? Когда ты впервые это для себя открыла?

Потребовалось некоторое время, чтобы слова Д. смогли проникнуть в голову Летиции, и на то, чтобы она смогла ответить на них:

– Это началось, когда мне исполнилось семь. Я ненавидела себя. Не хотела становиться похожей на тебя. Хотела скрыть это.

Д. кивнул. Скрывать свой дар и прикидываться, что его не существует, гораздо легче, чем жить с ним. Всё это было хорошо ему известно. Очень хорошо.

– А потом тот случай с Сарой… – пробормотала Летиция, не в силах закончить свою мысль.

Впрочем, Д. и не требовалось что-то особо объяснять. Он сам всё знал о том ужасном дне, когда Летиция летала с их младшей сестрой Сарой и их накрыла гроза. Сара выскользнула из рук Летиции, упала и разбилась насмерть, и Летиция с тех пор ни разу не поднималась в воздух – так и не смогла простить себя.

– Мама и папа будут рады узнать о том, где ты, – сказал Д., меняя тему разговора.

– Они нам не родные, – спокойным, ровным тоном заметила Летиция. – Они усыновили нас. Назвали тебя Джонни, хотя это не настоящее твоё имя, не то, которым тебя крестили.

– Что? Что ты только что сказала?

Летиция вдруг резко пришла в себя.

– Неужели ты ничего не помнишь? Совсем ничего? – Она внимательно всмотрелась в лицо Д., убедилась, что это действительно так, и вздохнула. – Что хуже? Знать и не иметь возможности получить то, что ты хочешь, или не знать и не понимать, что ты мог бы иметь?

И Летиция вновь принялась раскачиваться взад и вперёд.

Прозвучал сигнал тревоги, и Д. вспомнил наконец, что его время ограничено, но только теперь это его перестало волновать. Для него время стало бесконечным, таким же, как для его сестры. Он собрал свои вещи, сделался невидимым и встал рядом с ней.

– Я хочу знать всё, что знаешь ты, – сказал он ей.

– Джестон. Джестон. Джестон, – ответила она.

Д. очень нравилось, как звучало у неё на губах его имя.

6

О смерти Конрада его отец объявил по национальному телевидению. Эту передачу смотрели все, но внимательнее всех – сам Конрад. Очень, знаете ли, необычное ощущение – слышать о том, как твой родитель объявляет о твоей смерти, хотя сам ты прекрасно знаешь, что по-прежнему жив и здоров.

Это был самый обычный день на ферме Макклаудов. Пайпер, как всегда, поднялась на рассвете и отправилась «размять крылышки», прихватив с собой Фидо за компанию. Как только они возвратились на ферму, Фидо тут же заявился к Конраду, который работал в своей лаборатории над АТС. Конрад уже успел привыкнуть к сопению и топанью своего нового домашнего любимца и даже позволял ему спать в ногах на своей кровати. В свою очередь, Фидо тоже привязался к Конраду и не любил выпускать его из виду. Кстати говоря, маленький носорог стал вести себя значительно спокойнее – вероятно, размеренная деревенская жизнь и на него подействовала благотворно.

После обеда Конрад помог Джо починить забор на дальнем поле, и Фидо, конечно же, был вместе с ними, вился у ног своего хозяина. К тому времени, когда с забором было закончено, а животные накормлены на ночь, как раз подоспел ужин, и Бетти принялась названивать в свой колокольчик.

– Пайпер, надеюсь, ты всё это съешь, да ещё добавки попросишь, – суетилась у стола Бетти, накладывая на тарелку Пайпер щедрую порцию жареного цыплёнка. – Конрад, я тебе на кровать новую пару носков положила. У тебя за неделю нога снова на целый размер выросла, просто диво какое-то. Так что я решила, что тебе и носки теперь нужны размером больше.

– Спасибо вам, миссис Макклауд.

Бетти постоянно делала что-то приятное для Конрада. С тех пор как он поселился у них, сердце подсказало ей, что мальчику нужна материнская ласка, вот она и старалась заботиться о нём. Конрад, конечно, был очень умным мальчиком, но, как казалось Бетти, чувствовал себя одиноким, поэтому она внимательно следила за тем, чтобы у него всегда были тёплые носки и чистая рубашка.

– И не надо прикармливать у стола этого… – Бетти поискала слово, которым можно было бы назвать Фидо, сидевшего у ног Конрада и клянчившего еду, но так и не нашла.

– Да, миссис Макклауд.

Тем временем Пайпер тайком от матери подвинула к отцу маленький, размером не больше банана, кусочек плавуна – принесённой водой древесины.

– Вот, заметила его, когда летала, – тихо сказала Пайпер. – Решила, что это как раз то, что надо, и подобрала.

Насколько говорливой была его жена, настолько же молчаливым был сам Джо Макклауд. Лёгкий вздох, едва заметный кивок головой или пожатие плечами – этого вполне хватало Джо Макклауду для того, чтобы выразить свою точку зрения по любому вопросу. Он был идеальным собеседником для любого, кому необходимо выговориться. Когда Джо чинил забор, вспахивал поле или чинил кормушку для скота, рядом с ним обычно отирался кто-нибудь из детей и болтал, болтал, болтал… Ну, язык же без костей, сами знаете. И редко бывало так, чтобы после этого они уходили от Джо, не чувствуя себя намного лучше оттого, что их наконец-то выслушали.

А сейчас Джо осторожно взял принесённый Пайпер кусок дерева своими загоревшими на солнце и обветрившимися на ветру руками, повертел его и кивнул. Если бы Джо не был фермером и не называл бы свою резьбу по дереву хобби, его поделки в городе могли бы считаться произведениями искусства.

Джо с довольным видом сунул кусок дерева себе в карман, а Пайпер накрыла мощную ладонь отца своей маленькой бледной ладошкой.

Уговорив по два больших куска испечённого Бетти яблочного пирога на брата, всё семейство Макклаудов, сыто отдуваясь, уселось перед своим новеньким, недавно купленным телевизором. Этим вечером должны были подводить итоги национальных выборов, и Бетти не терпелось узнать их результат. Как обычно, она болтала одна за всех и безо всякой опаски высказывала всё, что думала о каждом из кандидатов.

– Я считаю, что сенатор Харрингтон будет очень хорошим президентом. Я за него голосовала, – одобрительно кивнула Бетти, когда на экране появилось лицо сенатора Харрингтона. – Он всегда режет правду-матку, и мне это нравится. Народ должен верить своему президенту, а сенатор Харрингтон человек чистый как стёклышко.

Как бы неприятно ни было это признавать, даже Пайпер понимала, почему её мать с таким восторгом относится к Харрингтону. Что и говорить, умел, умел сенатор Харрингтон заставить людей слушать себя, и не только слушать, но и – что гораздо важнее – верить. Это было что-то сродни гипнозу.

Внезапно Бетти прищурилась и сказала, наклонившись ближе к экрану:

– Нет, вы только посмотрите. На этом телевизоре картинка гораздо более чёткая, и теперь я точно вижу, что сенатор Харрингтон очень, очень похож на нашего Конрада. Тебе так не кажется, мистер Макклауд?

Джо молча кивнул, переводя взгляд с телевизионного экрана на Конрада и обратно.

Пайпер неловко заёрзала. Что подумают её родители, если узнают, что Конрад на самом деле сын сенатора Харрингтона? Бетти и Джо никогда не спрашивали о том, кто такой Конрад и откуда он. Для них Конрад был просто подростком, у которого нет ни дома, ни семьи, и они с радостью приняли его, чтобы дать ему и первое, и второе.

– Сенатор Харрингтон – мошенник и прохиндей, каких поискать, – быстро и горячо откликнулась Пайпер. – Да, у него такие же светлые волосы, как у Конрада, ну и что же? У нас в стране блондины на каждом углу. Лично я сенатору Харрингтону ни на грош не верю. Ни капельки.

Пожалуй, её слова прозвучали резче, чем требовалось, и Пайпер скосила глаза на Конрада, хотела увидеть его реакцию на них. Конрад сидел, рассеянно поглаживая лежавшего у него на коленях Фидо, и не отрываясь смотрел на экран. Лицо Конрада было напряжённым и в то же время беззащитным, он словно забыл о том, что рядом с ним есть люди. В глазах его было столько тоски, он так жадно впитывал каждый жест, каждое слово отца, что, казалось, готов был влезть в экран телевизора, чтобы встать рядом с ним.

Пайпер не знала, только лишь представить могла себе, каково это, когда твой бессердечный отец отказался от тебя и не хочет больше видеться с тобой. И каким бы беззаботным ни пытался выглядеть Конрад, память об этом не могла оставить его и не могла не причинять ему боль.

Без малого целый час семья наблюдала за тем, как идёт голосование, слушала комментарии обозревателей, и вот наконец наступил момент самого большого, самого главного объявления.

– В итоге с большим отрывом победил сенатор Харрингтон! – возбуждённо прокричал очередной телевизионный репортёр. – Повторяю, сенатор Харрингтон только что официально стал новым президентом Соединённых Штатов Америки!

Бетти восторженно захлопала в ладоши. Конрад покраснел, и Пайпер показалось, что он с гордостью смотрит на своего вновь появившегося на экране отца.

Сейчас рядом с новым президентом была его жена, которую он всем представил, и их четырёхлетняя дочь Алета. Пайпер знала, что свою младшую сестрёнку Конрад увидел сейчас впервые – она родилась уже после того, как его самого увезла к себе доктор Хуллиган. Алета вела себя очень тихо, стояла, держа свою мать за руку, и только моргала огромными глазищами. Президент Харрингтон начал свою победную речь, и все, кто был в зале, сразу притихли.

– Я верю в действие и результат. Я человек, который умеет делать своё дело, и все мы – народ, который умеет делать своё дело, – Харрингтон обвёл руками зал, расправил широкие плечи, поднял к свету своё красивое мужественное лицо. Сейчас они с Конрадом были похожи друг на друга как две капли воды. – Недавняя смерть нашего сына стала тяжёлым испытанием для меня и для моей жены, но мы преодолели это, потому что, как и наша великая нация, отыскали глубоко спрятанные внутри нас силы. Силы, которые помогли нам вытерпеть нашу боль и направили наши усилия вперёд, к достижению новых, лучших целей.

Пайпер была ошеломлена.

– Он только что сказал, что его сын умер? – переспросила она.

Лицо Конрада сделалось белым, как мел. Одно дело отречься от своего сына, и совсем другое – объявить его мёртвым перед всем миром.

Но Конрад же знал, что он жив. И своим умом, и своим телом знал, что он жив, жив, жив. Тем более странно было ему ощущать, словно жизнь покидает его, утекает, словно вода из прохудившегося шланга.

7

По весне к Конраду привязался и никак не хотел отпускать затяжной кашель, отчего и без того худенькие плечи мальчика стали ещё уже, а спина сгорбилась. Под глазами Конрада легли тёмные круги, а в весе он потерял столько, что одежда висела на нём как на вешалке. Пайпер он казался изголодавшимся и сломленным, хотя ни то, ни другое правдой не было.

Сейчас он медленно брёл рядом с Пайпер из здания школы округа Лоуленд, ещё сильнее сгибаясь под весом книг, которые тащил с собой.

– Что у тебя в рюкзаке? – спросила его Пайпер и добавила, желая немного развеселить и подбодрить друга: – Кирпичи, что ли? Или, может, небольшая планетка какая-нибудь?

– Домашка по математике, – просипел Конрад, перекладывая рюкзак на другое плечо.

– Домашка? У тебя? – удивлённо выкатила глаза Пайпер. – Да ладно, не смеши меня.

– Нет-нет, правда, – откликнулся он. – А что ты думаешь, математика многим непросто даётся.

– Ну уж только не тому, кто сумел взломать компьютер в Министерстве обороны Соединённых Штатов и перепрограммировал орбиту военного спутника. И не так уж много на свете пятиклассников, способных вычислить, как искривить пространство-время, чтобы…

– Большинство детей в возрасте двенадцати лет…

– Ты не большинство. – Пайпер резко загородила Конраду дорогу и остановилась. – Ты не большинство. Ты уникум. Ты гений. Супергений!

– Уже нет. – Конрад обогнул Пайпер и продолжил свой путь.

«Ну вот опять», – со вздохом подумала Пайпер.

С тех самых выборов, будь они неладны, Конрада словно подменили. На следующее утро после избрания Харрингтона президентом Конрад до самого обеда провалялся в постели и даже ни разу в тот день не наведался в сарай, в свою лабораторию. А затем много дней пролежал, как сыч, в своей комнате, глядя пустыми глазами в окно и рассеянно поглаживая свернувшегося у него под боком Фидо.

Разумеется, если в голове, что сидит у вас на плечах, находятся мозги, способные поспорить с любым компьютером, и их вдруг отключили, неприятные последствия неминуемы. У Конрада появились головные боли – жуткие, при которых взгляд невозможно в сторону отвести, не то что поесть, скажем, или с постели встать. Конраду при этом было нужно, чтобы в комнате было совершенно темно, и в этой темноте он неподвижно лежал. Лежал подолгу, дожидаясь момента, когда боль немного отпустит и можно будет хотя бы сесть. Но затем Конрад понемногу привык, притерпелся к своей боли и уговорил Бетти и Джо разрешить ему посещать местную школу. Школа эта, по меркам Конрада, была примитивной, однако он надеялся, что простенькие задания помогут разогнать туман, который застит его мозги.

К занятиям в школе Конрад относился очень, очень серьёзно, но Пайпер, которая внимательно наблюдала за ним, всё больше казалось: чем «нормальнее» выглядит Конрад, тем болезненнее и слабее он становится. Когда Пайпер впервые увидела Конрада, он был полон энергии, сильных – пускай и не очень добрых – чувств и великих планов. Обрамлявшие его красивое лицо волосы буквально светились, а сам Конрад, как и его ум, находился в постоянном движении. Но до чего же не похож был на того парня маленький угрюмый старичок, ковылявший сейчас из школы рядом с Пайпер. Погасший, поблёкший, потерявший цель в жизни, а вместе с ней и самого себя.

Тут Конрада настиг новый приступ кашля, и он, сбросив на землю свой рюкзак, остановился и согнулся, опершись о ствол дерева. К этому времени они успели дойти только до лесочка, который обрамлял игровую площадку, и Пайпер сказала, участливо склонившись над Конрадом:

– Наверное, тебе нужно вновь показаться доктору Беллу. Ты уже несколько месяцев ужасно кашляешь, сколько же можно?

– Со мной всё в порядке.

– Ты выглядишь так, будто тебя кошки драли.

– Я оставил в школе свои капли для горла. В столе забыл.

– Я принесу, – моментально предложила Пайпер.

– Нет, я должен…

Но Пайпер повернулась и убежала раньше, чем он успел договорить. Когда приступ кашля отпустил, Конрад медленно выпрямился и побрёл дальше среди деревьев.

Едва он завернул по тропинке, так что его не стало видно со стороны школы, в тишине громко хрустнула ветка, зашуршали листья, а следом в окружении четверых своих братьев появился Рори Рэй Миллер.

Рори Рэй был крупным семнадцатилетним парнем, ещё больше погрузневшим от постоянной тяжёлой работы на ферме. Сейчас он играючи крутил в своих мозолистых руках отломленную от дерева ветку, с удовольствием ощущая её тяжесть, и его с каждой секундой всё больше раздражало, что Конрад не выглядел испуганным этой встречей и не пытался бежать. Что ж, это только лишний раз подтверждало прежние догадки Рори Рэя, а он давно уже подозревал, что с Конрадом что-то не так. Само собой, и ежу было понятно, что Конрад не такой, как другие деревенские парни, – хилый, болезненный. Но порой в этом хлюпике неожиданно чувствовалось нечто странное, опасное, и тогда начинало казаться, что на самом деле Конрад представляет большую и, что хуже всего, непонятную угрозу и для самого Рори Рэя, и для всех остальных тоже. От одного вида Конрада у Рори Рэя Миллера просыпался скрытый в глубине его души стадный страх.

– По-моему, я уже запрещал тебе показываться в этих местах, Конрад Безымянный.

Свою фамилию Конрад не открыл никому, поэтому Рори Рэй и называл его Безымянным. Рори Рэй выдвинулся вперёд, младшие братья обступили его по бокам, внимательно следя за каждым движением своего вожака.

– Мне уже начинает казаться, что ты любишь, когда тебя дубасят.

Конрад обвёл взглядом выкатившую из кустов банду, но ничего не сказал. Не сделал даже малейшей попытки убежать или приготовиться к драке. Нет, он стоял неподвижно, вяло, словно знал наперёд, что будет дальше, но относился к этому совершенно безучастно.

– Может, мы в прошлый раз не совсем ясно выразились? – с усмешкой предположил Джимми Джо.

– Или у него мозгов не хватило, чтобы понять, что мы ему втолковывали, – подхватил другой брат.

Конрад не мог придумать ничего, чем можно было бы ответить на это, и потому промолчал. Не отвечаешь – получай. Рори Рэй шагнул вперёд, повалил Конрада на землю и ткнул лицом в жидкую грязь. Четверо младших Миллеров коршунами налетели на Конрада. Джо-Джо Джеймс сильно лягнул лежащего Конрада правой ногой, а Бобби Бу сорвал с его спины рюкзак и принялся рыться в нём.

Пробившись локтями сквозь свою свору, Рори Рэй схватил Конрада могучей ручищей за рубашку, приподнял и прорычал, обдавая его мерзким запахом почерневших гнилых зубов:

– Повторяю ещё раз: мы здесь чужаков не любим. Теперь ты можешь понять это своей тупой башкой?

– А может, мы неправильные слова выбираем, вот он нас и не слышит? – угодливо хихикнул один из младших братьев.

– А может, нам вовсе не стоит с ним разговаривать?

Конрада вновь бросили в грязь, и он лежал там, словно безжизненная тряпичная кукла, а Рори Рэй с братьями колотили, колотили и колотили его. Очень странно, но никакой боли при этом Конрад не испытывал, ему даже начинало казаться, что в этом есть что-то приятное.

Неизвестно, как долго всё это продолжалось бы, но вдруг зашумели листья, словно кто-то упал сквозь них или спрыгнул на землю прямо с небес. Обернувшись, братья Миллеры увидели Пайпер, которая во весь опор неслась к Рори Рэю.

– Тебя учитель ищет, Рори Рэй, – сказала она.

Хотя в августе Пайпер исполнилось уже одиннадцать, ростом она едва доходила Рори Рэю до середины груди, не говоря уже о том, что от тяжёлой работы на ферме мускулы у него были железными, делавшими его сильным, как бык.

– Отвали!

Рори Рэй замахнулся, хотел оттолкнуть Пайпер, но она, вместо того чтобы отскочить, сама шагнула вперёд, приставила к его груди вытянутый указательный палец и сказала:

– Ты об этом у меня ещё пожалеешь.

Глаза Пайпер сверкали, но голос её звучал ровно, низко, угрожающе, а когда она ткнула Рори Рэя пальцем, того словно ножом в грудь ударили.

Было в поведении Пайпер нечто такое, что заставило Рори Рэя замереть. Его мать всегда говорила, что у этой девчонки мозги набекрень. И то сказать, чего стоит одна только её странная выходка четвёртого июля, в День независимости, несколько лет назад, когда она выкинула какой-то непонятный трюк с летанием по воздуху. После этого в деревню прилетели вертолёты, из них высыпали какие-то чужие люди, сказали всем, что это был просто фокус, а затем увезли Пайпер с собой. Когда же она вновь объявилась, её возвращению не обрадовался никто во всём Лоуленде, а затем ещё и этот хлюпик Конрад словно с неба свалился и поселился у Макклаудов.

Никто не знал, откуда он взялся, этот чёртов Конрад, он даже фамилии своей никому не назвал. Просто появился, вырос из ниоткуда, словно гриб, и это очень даже многих раздражало, но сильнее всего – Рори Рэя Миллера. Его буквально бесило, что Пайпер и Конрад стали неразлейвода. Странные они какие-то, неправильные. Конрад, размазня, совсем за себя постоять не может, а Пайпер, напротив, так и рвётся в драку. И было, было в этой девчонке с каштановыми косичками и сверкающими голубыми глазами что-то такое, что заставляло Рори Рэя пасовать, думать дважды, прежде чем с ней связаться. Вот только что именно?

– Если учитель сюда придёт, нам лучше ему не попадаться, Рори Рэй, – сказал кто-то из его угрюмо переминавшихся с ноги на ногу братьев.

Пайпер ждала, что после этого Рори Рэй уйдёт, но тому ужасно не хотелось бросать лежащую в грязи и такую лёгкую добычу, как Конрад.

– Этого слизняка проучить как следует нужно, – жёстко сказал Рори Рэй.

И тут Пайпер словно начала расти. Вскоре её глаза оказались на одном уровне с глазами деревенского громилы и обожгли их своим огнём.

– Ну, давай, покажи мне, на что ты способен, Рори Рэй.

Даже если братья Миллеры не заметили, что ноги Пайпер оторвались от земли, это увидел Конрад.

– Брось, Пайпер, прекрати, – сказал он.

Пайпер намеренно пропустила его слова мимо ушей. Её палец словно прожигал в груди Рори Рэя дыру, у него даже искры из глаз посыпались. Конечно, умным парнем Рори Рэя назвать было нельзя, однако на то, чтобы понять, что с этой сумасшедшей девчонкой лучше не связываться, мозгов у него хватило.

– Плевать я на тебя хотел, Пайпер Макклауд. Не стоишь ты того, чтобы время на тебя тратить, – натянуто рассмеялся он, отступая назад. – Недаром моя мама говорит, что у тебя не все дома.

Скорчившись в грязи, Конрад отвёл глаза в сторону от своих обидчиков, но Пайпер не спускала с них взгляда до тех пор, пока они не исчезли за кустами, удаляясь в сторону школьного двора. Только после этого она повернулась к Конраду, посмотрела и сказала, покачивая головой:

– Ой, Конрад, у тебя же кровь идёт.

Конрад прижал руку к животу, к тому месту, куда ударил тяжёлый ботинок одного из Миллеров. Пайпер наклонилась над Конрадом и принялась промокать кровавую ссадину на его щеке рукавом платья.

– Со мной всё в порядке.

– Это я уже слышала, ты всегда так говоришь. Или ещё: «На мне всё быстро заживает, как на собаке». – На глазах Пайпер заблестели слёзы. – Они в последнее время стали бить тебя всё чаще и чаще, и ты позволяешь им это. Почему? Почему ты не даёшь им сдачи? Или ещё чего-нибудь не устроишь?

Конрад встал на четвереньки, но подняться без помощи Пайпер не смог.

– Знаешь, Конрад, я больше не собираюсь просто стоять и смотреть на всё это. – Пайпер покачала головой и глубоко вздохнула, затем, не дождавшись ответа, подхватила Конрада и повела его домой. – Ладно, пойдём уже.

Конрада пошатывало, но он упрямо шёл и шёл вперёд. Большую часть пути до дома они прошли молча, но когда поравнялись с последним холмом, Конрад заметил, что руки Пайпер всё ещё сжаты в кулаки.

– Я в порядке, – сказал Конрад, желая нарушить тяжёлое, как каменная плита, молчание.

– Нет, не в порядке, – ответила она, по-прежнему оставаясь напряжённой. – Ты живёшь словно во сне. Проснись! Я же знаю тебя, Конрад, знаю, какой ты на самом деле. Ты не похож на тех мальчишек, которые корпят над своей домашкой по математике, и никогда не будешь на них похож. Ты супергений.

– Уже нет, – покачал Конрад грязной головой. – И, кстати, что-то не похоже, чтобы мои мозги когда-нибудь кому-нибудь принесли бы пользу.

– Но ты такой, какой есть. И другим быть не можешь. Вот скажи, что, например, толку от моего дара, если я не буду летать? Если мне дано летать, я должна принимать это как великое благо. И я не собираюсь больше скрывать этот дар, не хочу прикидываться, будто его у меня нет. И тебе тоже не пристало.

– Смысла в этом никакого нет, Пайпер, вот в чём штука. – Конрад широко повёл руками, словно обхватывая ими весь мир. – Мы здесь никому не нужны! – спокойно и веско отчеканил он.

– А может, это ты никому не нужен? – огрызнулась в ответ Пайпер. – Послушай, когда же ты наконец перестанешь изводить всех нас только потому, что твой отец тебя знать не желает? И почему ты вообще продолжаешь слушать, что он говорит? Почему тебя так волнует всё, что с ним связано? Зачем? Ведь это каким же нужно быть чудовищем, чтобы сказать, что твой сын умер, когда знаешь, что он жив и здоров? Твой отец жестокий до мозга костей мерзавец, и тебе давно пора выкинуть его из головы, Конрад. Забыть его самого и его слова. Крест на нём поставить. Ведь раз он не любит тебя, если не хочет тебя видеть, то, вполне возможно, ему вообще не хотелось, чтобы ты появился на свет!

Пайпер выпалила это не подумав и тут же в ужасе зажала себе рот ладонью, но поздно – слово, как известно, не воробей. А Конрад стыдливо отвёл глаза и отступил на шаг назад.

– Нет-нет, я не хотела, – запричитала Пайпер, понимая, что хватила лишку. Причём очень сильно хватила. – Я не это хотела сказать.

– Но сказала. И это правда.

– Я сама не знаю, как у меня это вырвалось.

Конрад отвернулся в сторону, и Пайпер была рада, что не может видеть его лица. Ей было бы невыносимо наблюдать за тем, как глаза Конрада наполняются слезами. Они оба молчали, и это молчание было тяжёлым, очень тяжёлым.

Конрад зарылся пыльными пальцами в свои заляпанные грязью волосы. Он всегда считал Пайпер единственным своим другом. В самый трудный час именно Пайпер Макклауд помогла ему совершить побег на свободу. Но тот же самый её неистощимый оптимизм и неугасаемый пыл, с которым она действовала тогда против директора института, теперь оказался направленным на него самого и грозил погубить их дружбу. Пайпер всё так же не оставляла попыток спасти его, но сейчас Конрад не хотел, чтобы его спасали. Он слишком любил Пайпер, слишком высоко ценил их дружбу, чтобы позволить чему-либо разрушить её.

– Я тут подумал, что, возможно, настало время поменять кое-что, – медленно начал Конрад. – Твои родители были очень добры ко мне, и я очень благодарен им за это, но мне кажется, что я слишком загостился у вас. Нельзя злоупотреблять их гостеприимством.

– Что ты сказал? Мои родители очень любят тебя. Ты теперь нам как родной, ты стал членом нашей семьи…

– К тому же здесь, в деревне, слишком всё тихо и спокойно. Я думаю, что мне будет полезно пожить немного в городе. Там, кстати, гораздо легче затеряться, там никто меня не знает и никому до меня не будет дела. Пожалуй, так будет лучше… для меня.

– Ты хочешь уйти от нас? – с отчаянием в голосе воскликнула Пайпер. – Нет! Я уже сказала, что жалею о своих словах, и ещё раз прошу за них прощения. Ты не должен…

– Давай не будем спорить, Пайпер.

– Хорошо, я не буду. Этого больше не повторится, обещаю. – Из глаз Пайпер уже ручьём текли слёзы. – Но ты же говорил, что здесь твой дом. Говорил же! Говорил!

– Всё в мире меняется, и я тоже меняюсь, – пожал плечами Конрад. – Послушай, Пайпер, ты хочешь помогать людям и сражаться, но… – он задумался, очень тщательно подбирая слова. – Но мне нет дела до твоих забот.

От удивления Пайпер лишь открыла рот. Она даже не спросила Конрада, есть ли ему дело до тех, кто всё это время так заботился о нём самом. Или ему и это было всё равно?

– Прости, – сказал Конрад, глядя на разочарованное, погасшее лицо Пайпер. – Мне пора уходить.

8

Среда, 14 апреля, 6 ч. 13 мин.

В ту среду в середине апреля Джо встал в обычное для себя время и принялся за работу. Точно так же, как до этого его отец, а до него дед, прадед и, вероятно, ещё многие поколения Макклаудов, привыкших вставать в пять утра. Весенний сев для фермера – время важное, ответственное, и поэтому у Джо был длинный список дел на сегодня.

Только после того, как куры были накормлены, коровы подоены и выгнаны на луг, а овцы переведены с ближнего пастбища на дальнее, Джо позволил себе небольшую передышку и прислонился к двери сарая. Где-то в промежутке между прошлогодней уборкой урожая и нынешней весной он постарел, сам не заметив, как это случилось. Серые густые волосы на голове вдруг сделались серебряными, а прямые широкие плечи согнулись. Опершись спиной о дверь, Джо с удивлением заметил, как трудно ему стало дышать, но решил, что это просто оттого, что он слишком быстро двигался этим утром, а может быть, виной тому был сильный утренний ветер, набившийся в лёгкие. Во всяком случае, паниковать он не стал и решил немного подождать, пока его организм не восстановится сам собой.

Стоя возле сарая, Джо рассеянно подумал о том, где сейчас мог быть Конрад, с которым они в последние месяцы почти не расставались. И до школы, и вернувшись из неё, Конрад не отходил от Джо ни на шаг и молча, охотно помогал ему по хозяйству. Но этим утром Конрад всё не появлялся, и Джо, с трудом восстанавливая дыхание, терялся в догадках, куда же он мог запропаститься. Джо знал, что Конрад – хороший парень, и всем сердцем переживал за него, наблюдая постоянную внутреннюю борьбу, происходившую в нём. Помочь Конраду старый Джо ничем не мог, ему оставалось только быть рядом с ним, тем временем в голове мальчика творилось что-то неладное, причём положение ухудшалось буквально день ото дня. Однако сам Джо был человеком спокойным, уравновешенным, во всём полагался на силу веры и не сомневался в том, что Конрад сам во всём разберётся, только не надо ему в этом мешать и лезть с советами.

А Конрад из окна своей спальни видел, как прислонился этим утром к сараю Джо, но оставался в комнате, собирая вещи и готовясь к отъезду. Под ногами у него постоянно путался и пыхтел Фидо. Вначале Конрад хотел уйти из дома тихо, не прощаясь, однако понял, что не может так поступить. Конрад знал, что Джо почти ничего не скажет ему в ответ, услышав, что он уходит. Нет, не это беспокоило его, а то, что они с Джо больше не будут вместе, а ведь старый фермер стал для Конрада гораздо ближе и роднее, чем его собственный отец.

Во влажном прохладном утреннем воздухе над полями стелился туман. Идя через двор к сараю, Конрад видел пасущихся на лугу овец и знал, что куры уже склевали утренний завтрак и сейчас сидят на своих яйцах в курятнике.

Конрада неприятно удивило то, как Джо стоит возле двери сарая, покачиваясь, словно готовый сорваться и упасть с дерева лист. Когда Джо увидел Конрада, на его губах промелькнула слабая улыбка, а в следующий миг у Джо подкосились ноги. Он опустился на колени, а затем рухнул на землю.

Конрад подбежал к Джо и воскликнул, обхватив его руками:

– Мистер Макклауд! Что с вами? Где болит?

Джо, тяжело дыша, схватился за грудь. Дрожащими пальцами Конрад расстегнул воротник рубашки Джо, быстро развязал намотанный на его шее шарф и огляделся. Поблизости были мешки с кормом в сарае, рядом с ними вилы, лопата, грабли. Ничто из этого помочь в данный момент Джо не могло.

Конрад осторожно опустил Джо на спину, понимая, что тот слишком тяжёл, чтобы даже пытаться тащить его в дом.

– Мистер Макклауд, вы меня слышите? – спросил Конрад, нависнув над старым фермером и обхватив его лицо ладонями; рядом суетился Фидо – скулил и легонько толкал Джо своим маленьким рогом, словно желая разбудить его.

Джо едва заметно кивнул, продолжая дышать с трудом, словно вытащенная из воды рыба.

– Дышите как можно медленнее. Постарайтесь расслабиться и делайте глубокие вдохи. Глубокие и медленные. – Взяв руку Джо, Конрад приложил его ладонь к своей груди и сам сделал длинный, глубокий вдох, всё это время глядя старому фермеру прямо в глаза. – Вот так дышите. Слышите? Медленно и глубоко. Медленно и глубоко.

Джо снова кивнул. Его дыхание сделалось реже, но всё равно оставалось судорожным.

– Я сейчас вернусь, сейчас вернусь, – сказал ему Конрад. – Фидо, останься здесь.

Конрад бегом бросился через двор и, едва успев открыть дверь дома, во весь голос закричал:

– ПАЙПЕР!

Звук собственного голоса напугал Конрада, и не только его. Бетти с грохотом уронила в раковину тарелку, которую мыла, резко обернулась и воскликнула:

– Мальчик мой, что с тобой стряслось? В чём дело, господи?

– ПАЙПЕР!

Схватив стоявший у окна деревянный стул, Конрад подтащил его к шкафу, забрался на него и принялся лихорадочно рыться в верхнем ящичке, в котором хранила свою аптечку Бетти.

С лестницы скатилась Пайпер – босиком, без носок и туфель, с растрёпанными волосами и растерянным лицом.

– Лети. Сию минуту, – велел ей Конрад. – Найди доктора Белла и приведи его сюда. Немедленно. Давай же, давай!

Пайпер непонимающе посмотрела на Конрада, перевела взгляд на Бетти, затем опять на Конрада.

– А зачем нам доктор Белл? – начала Пайпер, но, выглянув в окно и не увидев во дворе Джо, сама всё поняла. – Папа…

– Лети самым коротким путём, слышишь?

Спустя секунду Пайпер уже выбежала за дверь и круто взмыла в воздух.

Тем временем Конрад с помощью Бетти сумел погрузить Джо на тележку, и они перевезли его домой, где осторожно переложили на диван. Но ещё до того, как оказаться в доме, Джо потерял сознание. Конрад дал ему аспирин, после чего Джо на короткое время пришёл в себя, но затем вновь впал в забытьё.

Бетти бестолково суетилась вокруг, а Конрад тем временем, напротив, замер и отрешённо думал о чём-то, усердно морща при этом лоб, словно это помогало его мыслям нестись быстрее.

Вскоре через кухонную дверь ворвалась Пайпер, сразу следом за ней вошёл доктор Белл, и они увидели, что Конрад склонился над Джо и ритмично давит ему на грудь. Давит изо всех сил, положив раскрытые ладони над сердцем Джо.

– Ему адреналин нужен, – сказал застывшему на миг от удивления доктору Беллу Конрад. – Немедленно.

Доктор Белл очнулся и приступил к своим обязанностям.

– Отойди-ка, сынок, – сказал он, отодвигая Конрада в сторону. – Теперь я всё возьму в свои руки.

Конрад остался рядом, придирчиво следя за всеми действиями доктора Белла. Пайпер с покрасневшими от слёз глазами тоже была здесь – стояла, держа за руку Бетти, и беззвучно шевелила губами, повторяя:

– Господи, прошу, прошу, прошу тебя…

А Бетти, которой, увы, доводилось сидеть возле своих умирающих родителей и быть рядом со многими умирающими друзьями и соседями по Лоуленду, почувствовала вдруг знакомое покалывание в ногах, которое она всегда чувствовала при приближении чьей-то смерти. Обычная для Бетти привычка постоянно что-то делать внезапно оставила её, и она погрузилась в воспоминания обо всей жизни, которую они с Джо провели вместе. Вспомнила вечер их свадьбы, когда Джо кружил её в танце, крепко, но нежно обняв. Вспомнилась почему-то та дождливая весна, когда увяз в грязи их трактор и Джо три дня и три ночи откапывал его. Вспомнилось, как Джо любил есть яблочный пирог – медленно, даже торжественно. Так, словно готов был посвятить этому пирогу целую вечность. И тот день, когда он впервые взял на руки новорождённую Пайпер, – каким внутренним светом озарилось тогда его лицо, как дрожали большие загорелые ладони Джо из опасения поранить нежную белую кожу малютки.

Словно холодный ветерок пролетел по комнате, и доктор Белл сказал:

– Это всё, что я мог сделать.

Рука Бетти метнулась к груди.

– Но должно же быть ещё хоть что-то… – начал Конрад.

– По большому счёту ему надлежало бы сейчас находиться в большом кардиологическом центре.

– Но как же, как же… – заикаясь, пробормотал Конрад, пытаясь ухватить мысли, которые медленно – слишком медленно! – ворочались у него в голове.

– Он пробыл без кислорода уже более десяти минут, Конрад. Сердце ему ещё можно попытаться запустить, но мозг Джо уже погиб.

Доктор Белл снял стетоскоп и рассеянно намотал его на шею. Пайпер отошла от матери и встала между отцом и доктором Беллом, словно судья, разнимающий боксёров на ринге.

– Но… разве нельзя продолжать попытки?..

Доктор Белл опустил глаза, и тогда Пайпер перевела взгляд на Конрада:

– Конрад?

Тот отвернулся в сторону, ухватил прядь своих волос и принялся дёргать её, словно пытаясь вытащить ответ из глубины мозгов.

– Подумать, – пробормотал он. – Мне нужно подумать…

Пайпер не сводила с него глаз, следила за каждым его движением, искренне верила, что вот сейчас Конрад повернётся к ней и выдаст прекрасный, фантастический план спасения Джо.

А Конрад тем временем лихорадочно перебирал в голове сотни вариантов, но не находил ни одного мало-мальски пригодного в такой ситуации.

Убедившись, что ничем Конрад помочь не может, и признав его поражение, Пайпер сделала единственное, что было в её силах, – наклонилась и взяла в свою руку ладонь Джо. Хотя Пайпер исполнилось уже одиннадцать лет, её пальчики казались такими тоненькими, слабенькими, нежными рядом с огрубевшими от работы пальцами отца.

– Папа, ты слышишь, папа? Я здесь, – шепнула Пайпер, склоняясь к неподвижному отцовскому лицу. – Не уходи. Я здесь.

Подошла Бетти, накрыла своей ладонью ладонь Пайпер, и теперь три руки переплелись друг с другом. Внизу рука отца, сверху рука матери и между ними маленькая ладошка Пайпер.

– Тсс, – сказала Бетти.

Пайпер продолжала чуть слышно молиться, и Бетти повторяла своё «Тсс» снова и снова – до тех пор, пока подкативший к горлу комок не заставил Пайпер умолкнуть.

А прислонившийся к стене Конрад сломался. Нет, он не рыдал и не плакал, он и шелохнуться не мог, хотя даже не клетки, но атомы клеток его тела разделились и взбунтовались из-за пронизывающей их боли. Конрад знал, что при малейшем движении его просто разнесёт на частицы, и старательно сдерживался от того, чтобы не растечься по деревянным половицам.

«Как же мне теперь жить в мире, в котором не будет больше Джо Макклауда?» – мучительно размышлял Конрад. Ответ на этот вопрос был один – никак. Никак ему не жить без Джо, который стал важнейшей частью его, Конрада, жизни. Привыкший мыслить логически, Конрад быстро пришёл к выводу, что важен каждый человек, включая его самого. Но раз так, то это же всё меняет! Очень важно, чтобы все были живы – так? А для этого… для этого…

И тут, как солнце из-за туч сверкнула мысль и принесла озарение – Конрад понял, что ему нужно сделать.

* * *

А теперь никакой спешки, никакой горячки. Конрад медленно вошёл в сарай, где скучала, покрывшись слоем пыли, его лаборатория. На грубом, сколоченном из досок столе стоял его аппарат – АТС. А в запертом сейфе на полу хранилась серебристая ампула с плутонием, которую достал сейчас Конрад. На вершине похожего на яйцо АТС имелось углубление. Конрад сунул в него палец, система идентификации распознала его, и в яйце открылась боковая дверца. Конрад аккуратно, тщательно выполнил все необходимые операции, и крупинка плутония загрузилась, ушла внутрь, в таинственную сердцевину яйца.

Конрад закрыл яйцо, послушал немного тихое гудение АТС, затем запрограммировал время на цифровом таймере и крепко обхватил яйцо обеими руками, проследив за тем, чтобы все десять пальцев были прижаты к его поверхности.

Из сарая Макклаудов вырвался сноп мерцающего, видимого за многие километры света. На короткое время этот сноп словно застыл, затем медленно качнулся и вдруг в мгновение ока втянулся назад, в яйцо, странным образом искажая всё на своём пути. Обитатели округа Лоуленд, пережив это превращение, возвратились в своё обычное состояние, и теперь им оставалось лишь гадать, на самом деле произошло это всё или только привиделось им. Сразу заметим, что, будучи людьми здравомыслящими и не верящими в чудеса, почти все они решили, что это им, конечно же, привиделось.

9

Среда, 14 апреля, 6 ч. 13 мин.

В ту среду в середине апреля Пайпер проснулась, чувствуя себя подавленной после беспокойно проведённой ночи. Сегодня настал день, когда должен был уехать Конрад. Она никогда не думала, что вот так всё может закончиться, что он просто соберёт свои вещи и уедет. Навсегда. И как ни ломала Пайпер голову, ей не удалось уговорить его остаться, все её слова пролетали у него мимо ушей. Да уж, если Конрад что-то решил, то его не свернёшь.

Пайпер повернулась на бок и едва не выпрыгнула из постели от неожиданности, потому что вплотную к её кровати сидел… Конрад! Глаза у него блестели, выражение лица было необычайно весёлым, даже радостным. Он спокойно сидел на маленьком деревянном стульчике и ждал, когда проснётся Пайпер, а увидев, что она открыла глаза, тут же наклонился вперёд и взял её за руку.

– Знаешь, Пайпер, ты права, – сказал Конрад. – Ты абсолютно права.

– Какого чёрта, Конрад? Ты ж меня до смерти напугал! Разве можно так? – Сердце колотилось в груди Пайпер, словно у пойманного в силки зайца.

– Пайпер, я решил начать всё делать иначе!

– Ты это о чём? – спросила Пайпер, на всякий случай отодвигаясь подальше от Конрада, потому что он и вёл себя как-то странно, и одежда на нём выглядела странно, будто он, не снимая, носил её уже не одну неделю. В некоторых местах она даже была порвана и запачкана каким-то странным веществом. А ведь вчера вечером, когда Пайпер в последний раз видела Конрада, одежда на нём была чистенькой и глаженой. Где, интересно, он так умудрился изгваздать её всего за несколько часов?

– Я о том, что мы с тобой обладаем невероятными способностями, но до сих пор растрачивали их впустую! Посмотри на себя! Ведь ты умеешь летать. Летать! И как ты это используешь? Да никак! – Конрад вскочил на ноги и принялся взволнованно расхаживать взад и вперёд по комнате. – Мы не можем больше бездумно терять время! Ни единой секунды!

– В самом деле?

Хотя всё это ей давно хотелось услышать, хотя это было как раз то, что она всегда чувствовала, Пайпер, честно говоря, уже не надеялась, что когда-нибудь эти слова слетят с губ Конрада. И уж никак не ожидала Пайпер того, что Конрад может так сильно, неузнаваемо измениться за одну ночь.

– Что с тобой произошло? – спросила Пайпер, внимательно всматриваясь в лицо Конрада.

– Я снова могу думать, – ответил он, потирая виски. – Я снова всё понимаю, и мне больше не всё равно, как и тебе. А ещё я знаю, что должен делать.

– Да ну?

– Ну да.

– А откуда?

– Откуда, откуда… Да потому знаю, что это единственная разумная вещь!

– Но ты же говорил, что не видишь никакого смысла в том, чтобы…

– Не ты ли сама твердила мне всё время, что грех не использовать дар, который есть у нас? Не ты ли твердила о том, что мы должны по мере наших сил помогать другим людям? Раньше я не видел в этом смысла. Теперь вижу.

Пайпер какое-то время наблюдала за тем, как Конрад расхаживает по её спальне. Да, он снова стал самим собой, тем самым удивительным, замечательным Конрадом, которого она знала и любила.

Конрад взмахнул файлом, который держал в руке, и бросил его на кровать Пайпер. Она сразу же узнала его – это был тот самый файл, который Д. подарил Конраду на его день рождения.

– Я прочитал это, – сказал Конрад. – Мой отец слишком долго скрывал от меня свои секреты, а они меня касаются напрямую, и я намерен раскрыть все его тайны.

Конрад подошёл к окну, раздёрнул занавески и открыл его.

– Мой отец хотел, чтобы я перестал думать. – Конрад постучал себя по голове. – А когда не добился этого, объявил меня мёртвым. Но я сам хочу решать, что мне делать и с моими мыслями, и с моей жизнью, и остановить меня он не сможет. Правда, отец думает, что сможет, но тут он сильно ошибается. Вновь ошибается, замечу. И я намерен показать ему, насколько сильно он ошибается насчёт меня.

В уголках его губ появилась улыбка. Она становилась всё шире и наконец переросла в смех. Крутанувшись на каблуках, Конрад схватил Пайпер за руки, вытащил из постели и принялся прыгать по комнате.

– Ты с ума сошёл.

– Нет, наоборот. Я нашёл его! – ответил Конрад, не переставая хохотать.

И хотя Пайпер всерьёз опасалась, что её лучший друг действительно спятил, она, не удержавшись, тоже начала смеяться.

– Давай сделаем это! – вопил Конрад.

– Давай сделаем это! – вторила ему Пайпер.

– Эй, а ну-ка прекратите этот балаган! – крикнула им с кухни Бетти. – Завтрак на столе.

Конрад вдруг резко остановился и посмотрел на Пайпер так, словно услышал голос Бетти впервые в своей жизни.

– А где твой отец? – озабоченно спросил Конрад.

– Не знаю.

– Я должен его увидеть. – Конрад бросился к окну и отворил его. Выгнул шею, пытаясь рассмотреть дверь сарая. – Сейчас Джо должен возвращаться домой к завтраку, но я его не вижу. Где он?

– Говорю же, не знаю, – повторила Пайпер.

Конрад повернулся и стремглав выскочил из комнаты. Пайпер слышала, как он с грохотом скатился вниз по лестнице, и выпрыгнула в окно, а затем спланировала прямо на крыльцо. Открыла дверь и вошла на кухню одновременно со спустившимся вниз Конрадом – как раз вовремя, чтобы заметить выражение его лица, когда он увидел Джо Макклауда, тихо, как всегда, сидевшего на своём стуле с чашкой кофе в руке.

Пайпер готова была поклясться, что при виде этой картины на глазах Конрада заблестели слёзы. Он почтительно, благоговейно даже подошёл к Джо и осторожно притронулся к его рукаву, словно желая убедиться, что это не сон и что Джо на самом деле сидит здесь, живой и невредимый.

Не обращая внимания на всю странность происходящей у неё на кухне сцены, Бетти продолжала хлопотать у плиты. Как всегда во время завтрака (а также обеда, полдника и ужина), у неё под ногами путался Фидо, сопел, надеясь на то, что на пол упадёт хоть какая-нибудь крошечка. Чтобы отделаться от попрошайки, Бетти кинула ему большую корку хлеба. Фидо подхватил её, немедленно взлетел на самый верх буфета, уселся там и громко, радостно захрустел. Отряхнув ладони от прилипших к ним крошек, Бетти взяла с подоконника несколько аптечных пузырьков, перенесла их на стол и принялась тщательно отмерять капли и таблетки.

– Это что ещё такое, мам? – удивлённо спросила Пайпер, впервые увидевшая столько лекарств сразу. – В чём дело?

– Да ничего, ничего, – успокаивающе махнула ей рукой Бетти. – Просто, видишь ли, пару недель назад к нам неожиданно, как гром среди ясного неба, заявился доктор Белл, сказал, что у него был Конрад, и просил проверить, что там с сердцем у мистера Макклауда. И знаешь, как Конрад и опасался, оказалось, что есть у него проблемы. Вот, пьёт теперь лекарства.

Пайпер заметила, что Конрад постоянно кивает в такт словам Бетти.

– Но почему я об этом не знала? – нахмурилась Пайпер. – Мне-то почему никто ничего не сказал?

– А я думала, что ты и так знаешь, – ответила Бетти и как-то неуверенно повела плечами, словно не могла ни понять, ни вспомнить, почему так получилось. Впрочем, долго думать об этом она не стала, просто выкинула всё из головы и добавила: – А ещё доктор Белл сказал, что если бы мы вовремя к нему не обратились, всё могло просто обернуться плачевно, просто плачевно.

Джо, по своему обыкновению, ничего не сказал, просто похлопал Пайпер по ладони.

– А вообще-то доктора говорят, что теперь с этими пилюлями и каплями сердце у Джо станет сильнее, чем у восемнадцатилетнего парня. – Бетти закончила кормить мужа лекарствами и убрала пузырьки назад, на подоконник. – Короче, нам очень повезло, что доктор Белл так вовремя вмешался. Сам папа ни за что к нему не пошёл бы, ты же его знаешь. Его к доктору загнать труднее, чем прошлогодний снег летом отыскать. Так что это Провидение помогло нам, само Провидение, да. Оно привело к нам доктора Белла в самый нужный момент. Можно считать, что Джо под счастливой звездой родился, вот как.

Пайпер переводила взгляд со своего отца на Конрада и назад, чувствуя, как у неё на затылке волоски постепенно дыбом встают и мороз по спине пробегает. Только вчера вечером она отмечала про себя, что её папа выглядит очень уставшим: плечи поникли, кожа на лице приобрела какой-то землистый, серый оттенок. Всего лишь одна ночь прошла, и вот уже утром он сидит румяный, полный сил. Кажется, прямо помолодел лет на десять за эти несколько часов.

– Эй, молодёжь, садитесь скорее за стол, яйца остывают, – скомандовала Бетти, подталкивая Конрада и Пайпер к стульям. – И нечего болтать о всякой ерунде, у нас сегодня дел невпроворот.

Конрад быстро смолотил всё, что ему дали, и тут же попросил добавки. Получив её, он выпрямился на стуле. Лицо у Конрада буквально светилось, и Пайпер подумала, что ещё никогда не видела его таким… радостным. Нет, наверное, ей целой жизни не хватит, чтобы понять удивительные превращения, которые происходят с Конрадом. Сейчас он с удовольствием уписывал вторую щедрую порцию еды, а вот Пайпер почти ничего не могла проглотить – то ли потому, что аппетита у неё не было, то ли потому, что она никак от Конрада глаз оторвать не могла. Боялась, что стоит ей отвести взгляд, как Конрад снова станет таким же, как все последние месяцы, – печальным, хмурым, потерянным, одиноко слоняющимся по ферме.

Завтрак закончился, со стола уже убрали посуду, но Конрад – новый Конрад – никуда не делся. Более того, он схватил Пайпер за руку и увёл подальше от посторонних глаз, в старый сарай.

– Конрад, ты нормально себя чувствуешь? Точно? – спросила Пайпер.

– Хорошо как никогда. – Он поспешил к одному из своих рабочих столов, достал какой-то странный аппарат и быстро принялся перенастраивать его. Фидо – а как же без него! – вспорхнул на стол и принялся обнюхивать всё стоявшее на нём оборудование, опрокидывая при этом часть предметов.

– Странно, очень странно всё это, – заметила Пайпер, присаживаясь на тюк сена. – Что вообще происходит, а?

– Что происходит? – откликнулся Конрад. – Происходит то, что мы сейчас соберём всех наших.

– Но зачем?

– Затем, что все вы хотите изменить наш мир к лучшему, вот зачем. Ну так давайте сделаем это. Если вам нужен лидер, вожак, то вот он я. И всё только начинается – здесь и сейчас!

10

Е

сли ты дожила до своего четвёртого дня рождения, но до сих пор не произнесла самого первого в жизни слова, окружающие тебя люди – особенно нервные и честолюбивые матери – неизбежно начинают подвергать тебя многочисленным обследованиям. Цель этих обследований – совершенно точно определить уже наконец, насколько ты тупая, и подобрать ярлычок с точным научным названием твоей тупости.

Алете Харрингтон исполнилось четыре с половиной года, и ещё никто не слышал ни единого слетевшего с её губ слова. Внешне Алета была очень похожа на свою мать – такие же длинные волнистые тёмные волосы, живые блестящие светло-карие глаза и изящный изгиб рта. Безмолвного.

Её мать, первая леди Эбигейл Черчилль-Харрингтон, торчала сейчас в позе суриката, наблюдая за очередным – уже вторым за сегодняшний день – обследованием. Не сводя глаз с дочери, Эбигейл мысленно вновь и вновь повторяла одни и те же слова: «Скажи что-нибудь. Хоть что-нибудь. Ну скажи, пожалуйста».

– Алета, деточка, ты можешь взять в ручки красный кубик со стола? Красненький такой кубичек, а?

По какой-то не известной никому причине этот идиот, знаменитый доктор Маккукроп, всегда разговаривал с ней как со слабоумной. В своих мечтах он представлял себя великаном ста шестидесяти сантиметров ростом (на самом деле он даже с торчащими вверх волосами едва дотягивал до ста сорока и потому прекрасно помещался за детским столиком в игровой комнате Алеты). Сама Алета сидела напротив него на стульчике феи Динь-Динь, а доктор Маккукроп прекрасно вписался в креслице феи Мэри из того же детского набора мебели.

– Красненький-прекрасненький, такой миленький-красивенький. Я очень люблю всё красненькое. Ну, давай, детка! – продолжал улыбаться и сюсюкать доктор Маккукроп.

Алета тупо смотрела на него и молчала.

– Она знает, что такое красный цвет, я уверена, что знает, – прошептала Эбигейл, наклонившись к плечу доктора Маккукропа. – И она всё понимает. Я уверена, что понимает.

– А наша деточка-Алеточка любит леденчики-бубенчики? – спросил доктор Маккукроп, вытаскивая из кармана леденец на палочке. – Хочешь хрум-хрум, ням-ням эту вкусняшечку?

Алета посмотрела на леденец. Он был огромный, почти с её голову размером, и весь в разноцветных завитках. Доктор Маккукроп помахал леденцом перед лицом Алеты, то ли предлагал попробовать его, то ли просто дразнил – не понять.

– Если деточка Алеточка хочет получить конфеточку, ей нужно сказать пару словечек-овечек доктору-моктору Маккукропику. Ну, скажешь?

– Скажи ему, что хочешь леденец, Алета, – жёстким, приказным тоном велела Эбигейл. Она присела на корточки рядом с доктором Маккукропом и медленно добавила, указывая пальцем на свои движущиеся губы: – Просто. Скажи. Ему. Да. Да. ДА.

Алета сложила руки на животе и плотно сжала губы.

В это время в детскую широкими шагами вошёл президент Харрингтон. Эбигейл немедленно вскочила на ноги и поспешила к нему.

– Обследование в самом разгаре, – тихо прошептала своему мужу Эбигейл, не желая мешать доктору Маккукропу, а президент Харрингтон нетерпеливо взглянул на часы.

На Алету он неделями не обращал внимания, но сегодня Эбигейл твёрдо настояла на том, чтобы он пришёл и сам услышал, что скажет доктор Маккукроп.

– У меня нет времени дожидаться, пока всё это закончится, – резко сказал президент Харрингтон. – У меня без этого дел по горло.

– Тебе что важнее – твои дела или твоя дочь? – сердито прошептала Эбигейл.

– Да с ней всё в порядке, – отмахнулся президент Харрингтон.

– Но она не разговаривает, а ведь ей уже четыре с половиной.

– Это временное. Она же не такая, как… – Президент Харрингтон не договорил. Вообще-то, ему было мало дела до других людей, но зато у него было хорошо развито чувство самосохранения, а заодно и ещё кое-что, о чём он ну никак не мог рассказать своей жене.

Но Эбигейл и не нужно было, чтобы он заканчивал фразу, – она и так всё прекрасно поняла.

– Как кто? Как Конрад, ты хочешь сказать? Мой мальчик был… – Эбигейл тоже не договорила – помешали слёзы.

– Конрада больше нет, и говорить о нём мы не будем. Ни к чему тревожить мёртвых. – Президент Харрингтон вновь взглянул на свои часы. – Всё, я ухожу. Сама здесь заканчивай.

Вновь взглянув на жену, президент Харрингтон увидел, как у неё широко распахнулись от удивления глаза и приоткрылся рот. Ничего не сказав, он повернулся на каблуках и увидел стоящую перед ним Алету.

Она была как раз посередине между родителями и столом. Твёрдо расставив ноги, Алета пристально смотрела на отца, направив в его сторону указательный палец. Президент Харрингтон застыл в изумлении, в комнате стало совершенно тихо, все не сводили глаз с серьёзного, сосредоточенного лица Алеты.

Продолжая указывать на отца пальцем, Алета открыла рот и сказала:

– Мошенник.

Никто в комнате не шелохнулся.

– Мошенник, – повторила Алета, словно выстрелила.

Краска сошла с лица президента Харрингтона, и он невольно попятился. Виновато забегали глазки.

– Мошенник.

Алета опустила свою руку и повернулась к столу. Выхватила из рук доктора Маккукропа леденец, уселась на стульчик феи Динь-Динь и с удовольствием захрустела клубничным завитком.

Не в силах встретиться взглядом с женой, президент Харрингтон потянулся к двери.

– Я хочу, чтобы её ещё раз обследовали, – прорычал он сквозь зубы. – С ней явно что-то не в порядке.

11

Н

е успела Пайпер пустить слух, как на ферме начали появляться их друзья. Лили и Джаспер, Кимбер, Смитти и все остальные. Невозможно передать, как счастливы они были оттого, что видят перед собой прежнего Конрада. Того Конрада, которого они так ждали, который возглавит их команду, после чего они все вместе смогут наконец найти полезное применение своим необычным способностям.

Общими усилиями они немедленно превратили старый сарай в свой секретный лагерь. Прибрали сено, чтобы освободить больше места. Соорудили в центре сарая приподнятую площадку с матами, чтобы тренироваться в рукопашном бою, оборудовали вдоль стен сарая отдельные рабочие места для каждого.

– Нам нужно оттачивать свои способности и учиться действовать как одна команда, – предупредил Конрад, когда схлынула первая волна охватившего всех возбуждения. – Сумма наших талантов намного превосходит возможности каждого из нас в отдельности, это ясно без лишних слов. Больших целей мы можем добиваться только действуя сообща, как команда. С работой, которая нам предстоит, мы сможем справиться только в том случае, если будем действовать как команда, думать как команда и мечтать как одна команда. Это означает, что нам необходимо будет знать сильные и слабые стороны каждого своего партнёра и помнить о них. Это означает, что мы должны научиться без слов понимать друг друга. Это означает, что каждый из нас должен стать лучше, чем он сам о себе думает.

Занятия у ребят начинались с восходом солнца и продолжались до заката, а порой и дольше. Конрад разделил день на три части. Утром каждый самостоятельно занимается над совершенствованием своих умений. Днём – общекомандные тренировки, а ближе к вечеру имитация какой-нибудь командной миссии. Если после этого кто-нибудь ещё мог стоять на ногах и не клевал носом, Конрад устраивал разбор миссии и указывал недостатки, над исправлением которых требовалось поработать.

– Точность, контроль и дисциплина, – вновь и вновь повторял Конрад. – Поймите, мне нужны искусные хирурги, а не мясники-ковбои.

По заданию Конрада Смитти оттачивал своё рентгеновское зрение так, чтобы превратиться с его помощью в ходячий детектор лжи.

– Когда кто-то лжёт, это влияет на его нервную систему и вызывает небольшие, незаметные простому глазу изменения в частоте пульса и кровяном давлении, – объяснял Конрад. – Учись обнаруживать эти изменения с помощью своего рентгеновского зрения, Смитти.

Теперь каждый день Смитти предлагали выяснить и проверить, лжёт ему кто-нибудь из участвующих в этом эксперименте товарищей или нет. Упражнение требовало от Смитти невероятной концентрации, так что неудивительно, что к вечеру он становился раздражённым и обессилевшим, как выжатый лимон.

Братья-близнецы Мустафа при желании легко могли бы пригнать цунами, способное снести с лица Земли целый портовый город, но Конрад заставлял их работать с более мелкими природными явлениями, например, гонять по небу одинокое облачко.

– Слушай, Кон, нас уже тошнит от этого, – взмолились братья после того, как целых две недели провозились с маленькими облачками. – Дай ты нам наконец сделать что-нибудь повеселее. Скучно нам с этой мелочовкой возиться.

– Веселее всего то, что происходит под твоим контролем, – резко ответил им Конрад. – Мне не нужны ковбои, мне хирурги нужны. Двигайте это облачко со скоростью ровно два километра в час. Когда оно закроет солнце, удерживайте его на месте в течение десяти минут. Затем сделайте так, чтобы это облако пролилось дождиком. Сделаете это, и я покажу вам, что такое веселье.

Все без исключения обходили стороной рабочий стол Дейзи, за которым она превращала уголь в алмазы. Почему обходили? Да потому, что однажды угольный порошок не выдержал огромного давления, которое сжимало его, превращая в алмаз, и взорвался, разлетевшись по всему сараю. Рабочий стол Кимбер все тоже старались обходить стороной, когда она училась создавать электрическую дугу, пропуская разряд между раскрытыми ладонями. Добившись того, чтобы дуга стала стабильной, Кимбер начала учиться менять её напряжение – вот этот эксперимент оказался довольно опасным, потому что электрический заряд порой вырывался из-под контроля Кимбер и улетал куда попало. Именно от этого в стенах сарая и его крыше за последнее время появилось несколько прожжённых дыр.

– П-прямо молнии какие-то она пускает, – высказался как-то по этому поводу Джаспер.

– Совершенно верно, – охотно согласился с ним Конрад. – Молнии. Теперь Кимбер осталось лишь научиться прицельно стрелять ими.

Эти слова наполнили сердце Кимбер радостью. Стрелять! Молниями! Прицельно! Она с нетерпением ждала, когда же наконец придёт пора переходить именно к этой части её тренировок. Знал об этой части и Смитти. Знал и потому часто просыпался посреди ночи, размышляя о том, насколько это может быть болезненно – получить маленькой молнией за то, что рассматриваешь девчонку сквозь платье.

Лили постоянно жаловалась на «пытку желейными мармеладинками», как она называла своё задание. Это упражнение придумал для неё Конрад. Лили должна была с помощью телекинеза выудить из банки с красными желейными мармеладинками единственную жёлтую. А когда Лили научилась уверенно выполнять это, ей пришлось учиться гонять мармеладинку по стеклянному лабиринту, причём так, чтобы ни разу не задеть при этом его стенок. Прошёл целый месяц, и вот ей удалось наконец сделать это, о чём Лили торжественно известила Конрада. И что бы вы думали? Он спокойно выслушал её и сказал:

– Неплохо. Теперь научись делать всё то же с завязанными глазами.

Услышав это, Лили подняла в воздух – с помощью телекинеза, разумеется, – целую банку мармеладинок и с наслаждением высыпала их на голову Конраду.

Единственным слабым местом в команде оставался Фидо, оказавшийся совершенно не поддающимся дрессировке. Конрад начал с команды апорт, но карликовый носорог ни в какую не желал приносить брошенную хозяином палку. Вместо этого он целыми днями таскался вслед за Конрадом, путался у него под ногами, а заодно ломал и опрокидывал всё, до чего мог дотянуться. Однажды Вайолет вздумалось полетать на спине у Фидо. Она уменьшила себя, села на крылатого носорога, но это была её первая и последняя попытка.