Читать онлайн Генри Смарт, пицца и магические сокровища бесплатно
Посвящается настоящему Генри
«Кто… владеет… кольцом, того снедает тревога, у кого его нет, того гложет зависть».
Рихард Вагнер, композитор, примерно 170 лет назад
«Я не хочу кольцо – хочу на море! Почему мы не проводим каникулы как все нормальные семьи?»
Генри Смарт, ученик, недавно, в начале школьных каникул
Frauke Scheunemann
Henry Smart. Im Auftrag des Götterchefs
* * *
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Verlag Friedrich Oetinger, Hamburg 2017
Published by agreement with Verlag Friedrich Oetinger
© Полещук О. Б., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021
Глава 1
Пицца с салями, трое бандитов и миграционная служба
На самом деле я хотел только заказать пиццу – честно, клянусь! Пиццу с салями и с шампиньонами, экстратонкую и без бортов, с двойной моцареллой. В общем, обычное дело – ну, может, не считая бортов. Поэтому для меня остаётся загадкой, с чего это какой-то двухметровый верзила, войдя со своими дружками в дверь нашего пансиона, применяет теперь ко мне приёмчик «захват шеи в замок». Но с другой стороны – попробуй-ка мыслить ясно, когда висишь в этом захвате вверх тормашками.
Я замечаю, что мне постепенно становится худо. Возможно, это из-за исходящего от великана запаха, потому что воняет прямо-таки отвратительно! Разит ли от его тёмных спутанных волос или от грубой, в прорехах одежды, точно не знаю, – зато знаю, что долго в таком положении не выдержу и меня вырвет. Его коллеги выглядят не так дико, точнее – даже вполне нормально, насколько я могу судить, вися вниз головой. Спасите! Спасите! СПАСИТЕ! Я ещё немного рыпаюсь, а потом сдаюсь. Бесполезно. Я зажат так плотно, словно меня закатали в бетон.
Великан что-то рычит остальным – к сожалению, ничего не разберу, ведь рычит он на каком-то языке, которого я до сих пор никогда не слышал. Но похоже, он отдал приказ обыскать мою комнату, потому что тащит меня теперь именно туда, а остальные бандиты распахивают и перерывают все шкафы. Вот только что они там ищут?
Великан яростно трясёт меня:
– На кого ты работаешь? Ну же, говори давай!
– Я не понимаю, о чём вы! Отпустите меня! – в отчаянии кричу я. Разумеется, он меня не отпускает, а, наоборот, трясёт ещё сильнее. В эту секунду ко мне в комнату врывается Хильда.
– Сейчас же отпусти его! – набрасывается она на великана. Тот, вздрогнув, удивительным образом делает то, что ему велела Хильда, – отпускает меня. Или, можно сказать, роняет. Шмяк! Я с размаху приземляюсь на голову и в лёгком одурении остаюсь валяться у ног великана. Тот, наклонившись, шепчет мне на ухо:
– Передай ему, что мы будем действовать быстрее. Мы всегда проворнее его. – Затем он наносит мне кулаком удар в бок, выпрямляется и что-то кричит двум другим психам: что – я опять не понимаю. Не проходит и десяти секунд, как все трое испаряются.
Я на всякий случай немного выжидаю, а потом, встав на ноги, потираю голову, где уже растёт здоровенная шишка. Хильда садится рядом, искоса разглядывая меня со стороны.
– Ай! Что это было, чёрт побери?! – причитаю я. – Или лучше сказать – кто? Ты их знаешь?
Хильда чуть мешкает:
– Я? Э-э-э… нет.
Внутреннее чутьё говорит мне, что Хильда врёт. Я почти уверен, что она знает, кто эти трое чокнутых.
– А что ты сделал, перед тем как они ввалились сюда? – интересуется она.
– Вообще ничего! Я только-только заказал себе пиццу. В службе доставки – их флаер висит на доске объявлений у госпожи Скульдмёллер. «Папина пицца» или как-то так. В дверь позвонили, и я, конечно же, подумал, что принесли мою пиццу. А вместо этого в дом вломились эти придурки и напали на меня.
Хильда, склонив голову набок, хитро улыбается. На носу у неё при этом танцуют веснушки, и своими светло-рыжими волосами она сейчас напоминает мне Пеппи Длинныйчулок.
– Слушай, Генри… на будущее – не заказывай больше пиццу, ладно?
Больше она ничего не говорит. Попросту встаёт и оставляет меня в комнате в полном одиночестве. Ну, супер! Ещё полчаса назад я думал, что эти каникулы будут ужасно скучными, теперь же у меня другое подозрение: боюсь, они будут просто ужасными.
Когда папа четыре месяца назад объявил, что у него появились совершенно потрясающие, супермегафантастические планы на летние каникулы, я было решил, что он забронировал для нас какой-нибудь номер люкс в гостинице прямо в Диснейленде. Я всегда мечтал побывать там. Или курс по сёрфингу на пляже Санта-Барбары. Да хоть бы и две недели в Майами. Но вместо двух недель во Флориде папа решил провести три месяца в Германии. Три месяца! В Германии! И не где-нибудь в крутом большом городе типа Берлина или Гамбурга, нет – мой папочка на полном серьёзе собрался в какую-то дыру под названием Байройт. Причём на всё время. Никогда раньше о ней не слыхал. Пришлось сперва поискать на карте. И вокруг – ничего. Nada[1]. Niente[2]. Глухомань. Для взрослых это наверняка суперместечко. Милое такое, культура на каждом углу, и природа вокруг – просто мечта, но ближайший по-настоящему большой город находится в двухстах километрах. В общем, сущая катастрофа, особенно если тебе двенадцать и к природе ты совершенно равнодушен. Как и к хорошеньким маленьким городкам.
Я уже так и слышал ехидный смех одноклассников. Все делают что-то крутое – только Генри Смарт в своём репертуаре. Он три месяца проведёт в деревне. Что неудивительно, подумают они: ведь Смарты постоянно на мели. Что поделаешь – творцы. Вернее, творцы-неудачники. Такие на каникулах всегда занимаются всякой тоскливой фигнёй, выискав себе самое беспонтовое место в мире. Особенно покатывалась бы со смеху эта дура Мелисса Эджвуд. Если уж она и едет в Европу, то не в Байройт, а быстренько самолётом в Париж. Или в Рим. Или в Лондон. Или проводит каникулы с семьёй на яхте, или летит на шопинг в Нью-Йорк – но это уж действительно в самом крайнем случае. У меня денег хватает самое большее на летний скаутский лагерь, или мы с папой путешествуем с палаткой.
Короче, я предложил папе просто остаться дома. Как-никак живём мы в Сан-Франциско, а это однозначно самый красивый город в мире. Но отговорить его не удалось. Он хотел, чтобы я наконец познакомился со страной своих предков. Ведь моя мама была немкой. На самом деле мы всегда мечтали втроём махнуть на её родину, но, к сожалению, поехать туда ей уже не довелось.
И вот теперь Байройт. Эта идея пришла папе в голову якобы потому, что там летом всегда проходит гигантский фестиваль. Ну так вот. Вообще-то папа работает художником по гриму в оперном театре Сан-Франциско, а теперь нашёл себе работу на этом фестивале. Летом в оперном театре мёртвый сезон – идеальное совпадение. С точки зрения папы. Уж он-то от своей собственной идеи был в полном восторге.
– Поверь мне, Генри, тебе там понравится. Это же шанс с большой буквы – познакомиться с Германией не в качестве туриста, а, так сказать, «изнутри». Говорят, Байройт просто сказочный городишко, действительно очень красивый! И ты наконец-то сможешь снова говорить по-немецки, пока окончательно всё не забыл. Это будет великолепно!
Глаза его сияли, и я решил ничего больше на эту тему не говорить. Если уж папа что-то вбил себе в голову и так вдохновлён, его всё равно не остановишь. Что ж, значит, скучное лето в Германии. Так я, по крайней мере, думал. Как уже было сказано – ещё за полчаса до этой минуты.
Хильда возвращается в мою комнату. Она живёт в том же пансионе, где и мы с папой. Но не как клиент, а постоянно, поскольку пансион принадлежит её тётушкам и она живёт с ними. Госпожа Скульдмёллер, госпожа Урдман и госпожа Вердан-Димитровски – три пожилые дамы, немного странные, но, впрочем, действительно милые. Они вместе обслуживают жильцов «Ясеня» – так называется пансион. Что случилось с родителями Хильды, мне неизвестно. Она примерно моя ровесница, но на этом общее между нами и заканчивается. Ведь я совершенный миляга, а она, уверен, самая большая вредина в мире. Ну, почти как Мелисса Эджвуд.
Хильда разговаривает со мной лишь изредка, а если да, то с таким видом, будто с трудом меня понимает. Хотя мой немецкий в полном порядке, а американский акцент вполне в пределах допустимого. Время от времени она забавляется тем, что говорит со мной по-немецки очень быстро, и я порой вынужден её переспрашивать. Кроме того, в первый же день она дала мне понять, что считает совершенно дурацкими постеры со знаменитыми американскими футболистами, которые я тут же развесил над своим письменным столом. А ведь она их даже не знает. Бесит, честно!
Однако сейчас она суёт мне под нос сэндвич, видимо, собственного приготовления.
– Вот, – говорит она, – это тебе!
– О, спасибо! – Я очень удивлён. – Как мило!
– Чтобы ты не умер с голоду…
– Ну, мою пиццу ведь когда-нибудь принесут.
Хильда пожимает плечами:
– Мне кажется, про неё ты можешь забыть. Её не принесут.
– Это почему?
– Ну, из-за этих типов.
– Думаешь, они как-то связаны с пиццей?
Снова пожимает плечами.
– Но каким образом? Они что, принципиально нападают на всех, кто заказывает в «Папиной пицце» пиццу с салями? Я вот думаю – не позвонить ли нам в полицию?
Хильда качает головой:
– Нет. – И ничего больше она на эту тему не говорит.
– Но почему? Эй, аллё, это же преступники!
– Не-е, я… э-э-э… – Она лихорадочно соображает. – Думаю, это была миграционная служба. Да, должно быть, так, я уверена.
– Миграционная служба?!
– Да, они… э-э-э… подслушали твой звонок в службу доставки и, учитывая твой акцент, решили, что звонит какой-то нелегальный мигрант. А затем они отследили, откуда звонок, и заявились прямо сюда. Разносчик пиццы их заметил и от страха удрал. С твоей пиццей.
– Чё? – Ничего больше мне в голову не приходит. Это самая идиотская история из всех, какие мне только доводилось слышать. Хильда наверняка выдумала её от начала до конца. Вопрос только – зачем? И почему она не хочет, чтобы я звонил в полицию?
– Но эти типы из миграционной службы говорили вовсе не по-немецки. Этого языка я никогда раньше не слышал. Такого же быть не может, – вставляю я своё замечание.
Хильда усмехается:
– Они явно говорили по-баварски. Или по-франконски. Здесь, в Баварии, так говорят те, кто не знает литературного немецкого. Ты просто не понял.
Да-да, как же! Это точно никакой не франконский. Уверен на сто процентов. Этот диалект, эту забавную манеру говорить нараспев я за последнее время слышал не раз. Но я не возражаю, потому что на те же сто процентов уверен, что Хильда что-то знает и не хочет мне об этом рассказывать. Просто она дура, хоть ты убейся!
Вздохнув, я вгрызаюсь в сэндвич. Надо же – довольно вкусно! С ветчиной, сыром, огурцом, помидором и майонезом. Пока я жую себе, в замке входной двери поворачивается ключ. Я слышу громкие шаги в прихожей: вернулся папа.
Хильда, бросив на меня быстрый взгляд, шепчет:
– Генри, сделай одолжение, не рассказывай отцу ничего про этих типов, ладно?
Я склоняю голову набок:
– А почему?
– Пожалуйста, не делай этого. Будет очень плохо для моих тётушек, если гости станут думать, что на них могут напасть прямо здесь, в «Ясене», понимаешь? Слухи быстро разлетятся по округе, и никто к ним больше не поселится. Я… я обещаю тебе, что это больше не повторится.
Странное обещание.
– Ты этого не можешь пообещать, – недоверчиво замечаю я. Шаги отца приближаются, сейчас он появится у меня в комнате.
Хильда раздражённо закатывает глаза:
– Просто поверь мне. Я клянусь.
Последнюю фразу она зло и ядовито шипит сквозь зубы – так, что меня пробирает озноб. Что-то тут не так. Точно не так.
Глава 2
Тебе столько лет, на сколько ты себя ощущаешь
Во всяком случае, так утверждают взрослые
– Привет, Смарт-младший! Всё хорошо? – протопав в комнату, радостно приветствует меня отец.
– Привет, пап!
Вообще-то отец очень хорошо знает немецкий язык, но мы с ним обычно говорим на английском. Здесь же, в Германии, он хочет общаться со мной только по-немецки, чтобы полноценно пережить German experience[3], как он называет нашу поездку в Байройт. А уж если ему в голову что втемяшится, переубедить его практически невозможно. Ведь поэтому-то я сейчас и торчу в Байройте!
Стоит ли рассказать папе о нападении? Или Хильда мне потом голову оторвёт? Я бросаю на неё быстрый взгляд. Она в это время с невинным видом заплетает в косу свои длинные светло-рыжие волосы, напевая себе под нос какую-то песенку и делая вид, будто ничего здесь только что не случилось. Затем, взмахнув длинными ресницами, она смотрит на моего отца большими голубыми глазами и нежно выпевает притворно сладким голосом:
– Добрый вечер, господин Смарт!
– О, привет, Хильда! Как мило с твоей стороны, что составляешь Генри компанию!
– С удовольствием, господин Смарт! Я очень рада, что наконец у нас поселился кто-то моего возраста.
Ладно, это уж однозначно такие враки, что даже отец должен бы заметить. Но он лишь приветливо кивает ей, сияя улыбкой до ушей. Ясное дело, он рад, потому что считает, что путешествие в Германию – это бомбическая идея и что я в самое короткое время найду здесь кучу немецких друзей и открою родной стране мамы своё сердце.
Я всегда думаю о маме немного с тоской. Не смертельной и не такой, чтобы тут же разреветься. Нет, это всегда как укол – точно, такое чувство, словно внезапно закололо в боку, если где-то на пробежке забыл о правильном дыхании. Она умерла, когда я учился во втором классе, то есть уже довольно давно, и я давно перестал думать об этом каждый день. Но именно сейчас я задаюсь вопросом, что бы сказала мама, увидев нас с папой здесь, в пансионе «Ясень», с этой странной светловолосой девчонкой и чудачками-хозяйками. Не уверен, что это именно та Германия, которую она так мечтала мне показать.
Но здесь, в Байройте, всё, похоже, вертится вокруг типа по имени Рихард Вагнер, а это маме опять-таки очень понравилось бы. В честь Вагнера здесь отгрохали громадный концертный зал и ставят там оперы, которые он написал. Ничего другого, только его оперы – с ума сойти, да? Мама бы не увидела в этом ничего ненормального – она и сама была большой фанаткой Вагнера. Как и папа, она работала в оперном театре – будучи костюмером, отвечала за костюмы для певцов и певиц. Там мама с папой и познакомились – на вагнеровской опере «Золото Рейна». В этой опере рассказывается о золоте из Рейна, которое крадёт карлик по имени Альберих, а потом велит сделать из него кольцо, придающее ему неимоверную силу. Но оно же приносит и крупные неприятности. И не только ему, но и всем остальным, кто как-то оказывается с этим связан. Об этом рассказывают продолжения «Золота Рейна». В общем, это что-то вроде «Властелина колец». Разве что там довольно много поют. И нет хоббитов.
– Генри? – Хильда толкает меня в бок. Э-э-э, что? Как? Где? – Я хотела спросить: не против ли ты сегодня с нами поужинать?
Я совершенно теряюсь. С чего бы это мне хотеть ужинать с Хильдой? Ну, то есть сэндвич – это очень мило с её стороны, но не стоит так уж преувеличивать с любезностями.
Папа откашливается:
– Где ты витаешь мыслями, мой мальчик? Значит, так, Генри. Сегодня вечером у меня ещё одна деловая встреча. А Хильда предложила тебе поужинать с ней и её тётушками. И ты не остался бы в одиночестве.
– У вас уже представление? – спрашиваю я.
Папа качает головой:
– Нет, до представления ещё далеко. Но у художника-постановщика есть несколько особых пожеланий к гриму, и мы хотели сегодня вечером обсудить их за кружкой пива. В общем, ты как, Смарт-младший? Может, лучше проведёшь вечер в дамском обществе, чем один перед телевизором?
– Ой, да я прекрасно могу и один посидеть, – пытаюсь я отшить Хильду с её приглашением.
– Генри, я буду очень рада, если ты придёшь! – говорит Хильда, сияя улыбкой нам с папой. Господи, вот упёртая! Интересно почему – на самом деле она же меня терпеть не может.
– Ну же, Смарт-младший, ты ведь обычно вовсе не такой застенчивый!
Папа ободряюще похлопывает меня по плечу. Я закатываю глаза. Видно, от ужина с Хильдой и ее тётушками мне не отвертеться.
– Ладно, если уж ты так хочешь… – бормочу я с самым недовольным видом. Пусть не думает, что я сам этого хочу!
– Прекрасно! – ловко игнорирует моё недовольство папа. – Тогда после ужина меня не жди. Я наверняка вернусь поздно. Ложись сразу спать, увидимся за завтраком!
После ужина сразу спать?! Я ведь уже не младенец! Но я не успеваю что-нибудь возразить, как папа в прекрасном расположении духа исчезает в направлении ванной комнаты. Очевидно, перед встречей он собирается ещё принять душ. Вздохнув, я оборачиваюсь к Хильде.
– Во сколько у вас ужин? – интересуюсь я.
Она пожимает плечами:
– Просто спустись в семь часов в большую кухню. – Она разворачивается и без лишних слов выходит из комнаты. Резкая и невозмутимая, как всегда. Представляю себе, что это будет за вечерок!
– Генрих, мой мальчик! Как чудесно, что ты принял наше приглашение! Мы давно мечтали познакомиться с тобой, – приветствует меня госпожа Урдман в большой кухне-столовой на первом этаже «Ясеня». Седая, с морщинистой кожей и высоко поднятыми плечами, над которыми торчит тощая шея, она очень напоминает мне черепаху.
– Генри. Его зовут Генри, тётя Урди, – поправляет её Хильда.
Но пожилая дама, мягко улыбаясь, лишь качает головой:
– Когда-то я знавала одного Генриха, мой мальчик. У него не было детей, не было наследника. Подарить их ему не смог даже его бог. – Она хихикает. – Мы этого не хотели! – Глаза её начинают сверкать, она кивает обеим сёстрам, уже сидящим за столом. Если те и понимают что-то в этом странном высказывании, то вида, по крайней мере, не подают.
Госпожа Вердан-Димитровски встаёт и подходит ко мне. Только сейчас я замечаю, что она, видимо, значительно моложе своей сестры, госпожи Урдман. У неё густые светлые волосы с лёгкой рыжиной, вокруг глаз морщинки от частого смеха. Думаю, она примерно одного возраста с моей учительницей истории миссис Спайкс, к сорокалетию которой мы в прошлом году подготовили маленький спектакль. Очень странно, ведь до этой минуты я мог бы поклясться, что госпожа Вердан-Димитровски дама почтенного возраста. Но, вероятно, я просто никогда как следует не приглядывался.
– Привет, Генри! – Она ласково улыбается мне. – Я рада, что Хильда привела тебя к нам. С гостями ужинать как-то веселее. – Повернувшись к столу, она указывает на пустое место рядом с госпожой Скульдмёллер. – Садись рядом с моей сестрой.
– Большое спасибо, госпожа Вердан-Димитровски, – учтиво отвечаю я.
– Ах, называй меня просто Вера! – откликается она, направляясь к столу.
Я иду следом. Там меня ожидает следующий сюрприз – и я чуть не теряю дар речи: госпожа Скульдмёллер тоже не такая старая, как я думал. Она гораздо моложе. То есть НАМНОГО моложе. Если быть точным, она вряд ли старше, чем студентка. Или старшеклассница. Каштановые волосы до подбородка, ни единой морщинки, на ней джинсы и футболка – несомненно, госпоже Скульдмёллер самое большее двадцать с небольшим. Вот только как такое может быть? Мне что, срочно нужны очки?!
Она протягивает мне руку, я, совершенно обалдев, отвечаю на её рукопожатие.
– Привет, круто, что ты пришёл! Ты непременно должен мне всё рассказать о Новом Свете. Я ведь очень любопытна! – Она смеётся.
Новый Свет? Такого выражения я ещё ни разу не слышал. Из уроков истории я, конечно, знаю, что в Европе так раньше называли Америку, но ведь в наши дни никто так не говорит. Я потихоньку начинаю размышлять, не случилось ли у меня сегодня днём от падения на голову сотрясения мозга и не по этой ли причине мне всё видится таким странным.
Хильда тоже подходит к столу и ставит на столешницу две подставки:
– Так, через две минуты всё будет готово! Фирменное блюдо тёти Урди – жаркое из кабана!
Вечер становится чертовски весёлым. Еда обалденно вкусная – я уплетаю минимум три порции, хотя никогда прежде не ел мяса кабана и вообще с большой осторожностью отношусь ко всему новому. Госпожа Урдман рассказывает истории давно минувших дней, да так увлекательно, словно сама при этом присутствовала. Вера много смеётся и, кажется, необъяснимым образом очень хорошо меня знает. Во всяком случае, то, что ей известны некоторые обстоятельства, меня поражает, к тому же она, похоже, что-то пронюхала и о посещении верзилы. Ну ладно, возможно, об этом ей рассказала Хильда. Вера упоминает о «Папиной пицце» и о том, что я бы очень удивился, если бы познакомился с папой. Но прежде чем я успеваю переспросить, Хильда, тётушка Урди и госпожа Скульдмёллер многозначительно смотрят на неё, и она меняет тему.
Госпожа Скульдмёллер хочет, чтобы я называл её «Скалли». Она как-то смотрела по телевизору один американский детективный сериал, в котором героиню – агента ФБР – звали Скалли, и та ей очень понравилась. Судя по всему, она считает Америку крутой страной. И вообще она очень любопытна и хочет знать всё о моей жизни в Сан-Франциско. Поэтому я немного рассказываю ей о школе и о нашем с папой житье-бытье.
– Ну да, там действительно здорово, – в конце концов говорю я. – То есть я хочу сказать, что Германия, конечно, тоже классная, но… – я чуть медлю, – всё же я с радостью в сентябре вернусь домой.
Скалли разглядывает меня, а затем, улыбаясь, качает головой:
– В сентябре? О нет! В сентябре ни в коем случае.
Я смотрю на неё во все глаза. Что это она сейчас имеет в виду? Я собираюсь её об этом спросить, но в эту минуту в дверь стучат. В кухню просовывает голову папа:
– Привет! Вот ты где!
Я бросаю взгляд на часы. Уже половина первого ночи – быть этого не может! Мне казалось, что я здесь не больше часа.
– Добрый вечер, господин Смарт! – здоровается с ним госпожа Урдман.
– Да, и вам тоже добрый вечер! Или лучше: доброй ночи. Я просто искал Генри. Думал, он уже давно в постели, но, похоже, ему здесь нравится.
– Да, нам было очень весело, – подтверждает Вера. – Но теперь, вероятно, и правда пора в кровать – да, Хильда?
Та закатывает глаза, но ничего не говорит. Я встаю из-за стола и иду к папе.
– Вечер был действительно замечательный! И удивительно вкусная еда! – благодарю я хозяек и вслед за папой выхожу в коридор. Лишь на лестнице, ведущей к нашим комнатам, я замечаю, что на самом деле ужасно устал. Неудивительно: день-то был полон переживаний.
Папа ненадолго присаживается на край моей кровати:
– Смарт-младший, я ужасно рад, что ты, похоже, тоже обзаводишься здесь знакомыми. – Он смеётся. – Но компания довольно своеобразная – девчонка и эти три древние старушки.
У меня мгновенно сон как рукой сняло:
– Древние, говоришь? Ты уверен?
– Ну конечно. Да ты на них посмотри! Всем вместе им наверняка лет за триста. Ну ладно, может, двести пятьдесят. Они выглядят так, словно прожили долгую насыщенную жизнь. Не важно, в любом случае они очень привлекательные старушки, повезло нам с пансионом. Так, а теперь спокойной ночи!
Поцеловав меня, он уходит к себе в комнату.
Разумеется, эта ночь у меня вовсе не спокойная. Мне снятся верзилы, которые пытаются расправиться со мной, службы доставки пиццы, которые так ничего и не доставляют, и пожилые дамы, которые неожиданно выглядят как молодые. Или наоборот.
Глава 3
Два стакана колы и старый знакомый
Как же я устал! После этой ночи глаза у меня открываются с трудом. Больше всего мне хочется сразу после завтрака снова нырнуть в постель – в конце концов, у меня каникулы! Но не получается, потому что у папы сегодня выходной и он собирается, по его выражению, «исследовать» со мной Байройт. Вот скучища!
Отец не имеет ни малейшего представления о том, что нравится людям в моём возрасте. Например, ходить в кино. Хорошо, утром, возможно, для этого рановато – но тогда как насчёт раунда лазертага? В него явно и в Германии играют.
Всегда мечтал сыграть: красться в темноте по полосе препятствий с лазерным пистолетом в руке, прятаться за укрытиями, чтобы в нужный момент вывести противника из игры, – наверняка жутко интересно. Но для папы это не вариант. Его сын не должен играть ни в какие милитаристские игры! Очевидно, мне до восемнадцати лет суждено получать в подарок на день рождения деревянные игрушки. Я вздыхаю.
– Всё хорошо, а, Смарт-младший? – папа выглядит обеспокоенным.
Я киваю:
– Всё нормально, просто я немножко устал. Наверное, переел вчера вечером жаркого из кабанятины. Кошмары снились.
– Ну, пойдём! – Отец ободряюще хлопает меня по плечу. – Немного свежего воздуха в прекрасную погоду – и будешь как новенький. Я специально раздобыл карту города. Вперёд!
На пути к выходу нам попадается Хильда. Когда я вяло машу ей рукой, она язвительно кривит губы.
– Ты заболеваешь? – интересуется она.
Я качаю головой:
– Надеюсь, нет. Наверное, лёг слишком поздно. Или слишком много съел. Или и то и другое.
Она смеётся:
– Ох уж эти люди! Вечно жалуются. И ты не исключение. – Кивнув папе, она убегает в сторону квартирки тётушек.
Эй! Что это было?
– У неё, похоже, не все дома, – бормочу я себе под нос, идя вслед за отцом.
– Ты что-то сказал? – спрашивает он.
– Хильда реально очень странная. Что она имела в виду, сказав, что люди любят жаловаться? Я устал – и что из того? Может, ещё и разница во времени сказывается. Синдром смены часового пояса и тому подобное.
– Не пойму, о чём ты, Генри. Хильда сейчас не сказала ни слова, только мило нам улыбнулась.
Ладно, случай ясен: папе нужен слуховой аппарат, причём срочно. Хильда ведь говорила не шёпотом. Или ещё вариант: я слышу голоса. И двух недель в Германии не провёл, а уже крыша едет. Если во время нашей прогулки мне встретится пасхальный зайчик или Санта-Клаус, я буду знать, что происходит!
Разумеется, пока мы ходим по улочкам старого центра Байройта, нам не попадаются ни архангелы, ни Санта-Клаус. Значит, я всё-таки не спятил. Зато мы натыкаемся на кучу других туристов, в основном это азиатские группы, которые фотографируют всё подряд. Она и правда симпатичная, эта Германия! Повсюду довольно узкие улицы и дома с деревянными балками на фасадах. Это называется «фахверк», поясняет папа. Но почему их нельзя просто покрасить, он тоже не знает.
Светит солнце, становится жарко, и я, сняв куртку, завязываю её на бёдрах. Мы проходим мимо какого-то кафе-мороженого, и папа, остановившись, показывает на стойку:
– Хочешь мороженого?
Я рассматриваю лотки с разными сортами мороженого в витрине. Все они выглядят аппетитно, но называются как-то странно: «Лучшее от Брунхильды», «Вотан с печеньем» или «Плоды Фрейи». Папа, улыбаясь, оглядывает таблички с названиями:
– Да уж, Байройт однозначно город Вагнера. Это всё персонажи из вагнеровского «Кольца».
Обратившись к молоденькой девушке за прилавком, он заказывает у неё один шарик «Вотана с печеньем» в вафельном рожке и суёт мороженое мне под нос.
– Вотан, например, – это босс. Самый главный бог у древних германцев. С него-то на самом деле и начинается вся история о кольце Нибелунгов.
Я киваю. Про Вотана, ясное дело, я уже слышал. Он из той же истории, что и Альберих. Вотан хитростью выманил у короля карликов кольцо, которое тот выковал, чтобы добиться мирового господства. Но зачем же из-за этого сразу называть его именем мороженое, обычное «Печенье со сливками»?
Отец показывает на разные лотки:
– А ещё нам, пожалуйста, Брунхильду – любимую дочь Вотана и настоящую валькирию.
– Настоящую кого?
Папа хитро улыбается:
– Валькирии – это божественные существа, которые сопровождают убитых героев с поля битвы в Вальхаллу, чертог, где восседают боги.
Я таращусь на зелёное мороженое, вероятно фисташковое, и закатываю глаза. Молоденькая продавщица с интересом разглядывает нас. Очевидно, она слышала, что говорил папа. Стыдоба!
– А нельзя просто пойти поесть мороженого, как делают все остальные? – шиплю я отцу.
Он решительно мотает головой.
– Совершенно исключено, сын мой. Если мне предоставляется возможность сочетать удовольствие с просвещением, я просто обязан ею воспользоваться.
Вздохнув, я поворачиваюсь к продавщице:
– Мне, пожалуйста, шарик земляничного.
Она смеётся:
– Ты имеешь в виду «Любовь Локи»?
– Да какая мне разница! Пусть так.
– Локи – древнегерманский бог огня. Хитрый, находчивый, лучший советник Вотана. Хороший выбор, Генри! – Отец похлопывает меня по плечу, а я молча лижу мороженое. Я решил не обращать на него внимания. Когда-нибудь да перестанет. Хотя бы когда заметит, что со своими до зевоты скучными, замшелыми легендами не имеет у меня никакого успеха. То есть я хочу сказать – кто они такие, эти древнегерманские боги? Давным-давно неактуальны – если вообще когда-то существовали. Кому это интересно? Мне так уж точно нет.
После продолжительной прогулки мы наконец подходим к площадке концертного зала, которую папа непременно хочет мне показать. Как-никак он будет тут работать в течение следующих двенадцати недель. Сам концертный зал, расположенный на небольшом возвышении, выглядит довольно внушительно: громадина из красного кирпича с белыми оконными обрамлениями и украшениями, с выступающей полукруглой частью и основным зданием, чуть не в два раза выше. Каждый угол похож на башню, из-за чего вся постройка издали напоминает рыцарский замок, почти крепость. При этой мысли я усмехаюсь – выходит, я стою у крепости классической музыки, которая мужественно защищается от всего, что так люблю слушать я: рэп, соул или поп сюда явно не пройдут!
Кстати к «не пройдут»: отец сейчас целенаправленно движется к одной из больших стеклянных дверей:
– Я обязательно должен показать тебе большой зал, он тебя точно впечатлит!
– Наверняка, – отвечаю я без большой убеждённости в голосе. Что ж, значит, вместо лазертага или кино – экскурсия по оперному театру. Не везёт мне с этими каникулами!
Но до того как папа успевает мне что-нибудь показать в концертном зале, в фойе за стеклянной дверью с нами приветливо здоровается какая-то женщина.
– Ах, господин Смарт, как хорошо, что я вас встретила. Я поразмышляла над вашим предложением насчёт силиконовых носов для валькирий и должна сказать, что идея очень даже неплоха. Мы не могли бы быстренько обсудить её в мастерских?
Отец, остановившись, приветственно поднимает руку:
– О, госпожа Бреннер, здравствуйте! Разрешите представить: мой сын Генри. Он проводит здесь со мной летние каникулы. Ну, если он не возражает, мы ненадолго пройдём с вами. Генри, госпожа Бреннер – главный художник-гримёр фестивального театра.
Женщина приветливо кивает мне:
– Привет, Генри! Можно мне ненадолго умыкнуть твоего папу?
Пожав плечами, я бормочу что-то, надеюсь, хотя бы отдалённо похожее на «привет». Никакого энтузиазма по этому поводу я не испытываю.
– Или, может, ты хочешь пока тут немного осмотреться? – спрашивает папа, который, видно, заметил, что я не особо жажду посетить мастерские и слушать скучные разговоры взрослых.
– Да, пожалуй. А вы идите. Может, я просто выйду на улицу и усядусь где-нибудь под деревом лицом на солнце. Что-то я устал.
Госпожа Бреннер улыбается:
– Спасибо, Генри. Мы быстренько.
Вот уж ЭТО точно враки. Если взрослые говорят «быстренько» – значит, всё будет явно наоборот. Но не важно. Папа, похоже, счастлив, что госпоже Бреннер нравится его необычная идея с носами, зачем же расстраивать его планы.
Выйдя из концертного зала, я осматриваюсь вокруг. Вообще-то после мороженого мне хочется пить, но ресторан прямо напротив основного здания, кажется, откроется не скоро. И киоски в окружающем концертный зал парке ещё закрыты. Короче, я иду по дорожке, которая нас сюда привела.
Спустя пять минут, так и не найдя, где выпить стаканчик колы, я собираюсь было развернуться и отправиться назад к концертному залу, как вдруг замечаю указатель «„Папина пицца“, итальянская кухня».
«Папина пицца»? Усталости сразу же как не бывало, я свеж как огурчик. Это же та самая служба доставки, где я вчера заказал пиццу! Которая и прислала ко мне команду молодчиков, в этом я уверен на сто процентов, что бы Хильда ни говорила! Вот сейчас я всё и выясню.
Табличка указывает направо, и я пускаюсь на поиски этой конторы. Не пройдя и двухсот метров, я оказываюсь у маленького красного дома. Удача! Витиеватая вывеска над входом гласит: «Папина пицца». А ниже: «Ресторан. Служба доставки». Я чувствую, что покрываюсь гусиной кожей, а колени начинают слегка подрагивать. Ладно, Генри, главное – спокойствие, говорю я сам себе. Сейчас ты зайдёшь и закажешь стакан колы. А там поглядим!
Через полчаса колени у меня дрожать перестали. Всё это время я сижу за столом, покрытым скатертью в красную клетку, и подчёркнуто расслабленно потягиваю через трубочку колу. В любом случае для волнения нет абсолютно никаких причин, потому что в заведении ровным счётом ничего не происходит. Со своего места я прекрасно это вижу. То есть и видеть-то нечего. Никаких верзил, никаких громил – вообще никаких других посетителей в обшитом деревянными панелями помещении с фотографиями и зеркалами в золочёных рамах на стенах. Время от времени из-за угла выглядывает официант с вопросом, не хочу ли я все-таки что-нибудь съесть. Ясное дело, повар, должно быть, со скуки помирает. Говорю официанту, что пока размышляю.
Ещё через десять минут я подумываю уйти. Возможно, Хильда и права – команда молодчиков никак не связана со службой доставки. Чистое совпадение, что они нагрянули в тот момент, когда я ожидал пиццу. С другой стороны… почему тогда пиццу так и не принесли? И откуда Хильда уже знала об этом? Когда официант подходит во второй раз, я заказываю ещё одну колу. Так быстро я не сдамся! Встану, только когда пойму, что на самом деле представляет собой эта «Папина пицца».
Или когда мне понадобится в туалет. Потому что ещё через десять минут начинает давать о себе знать почти литр выпитой колы. А значит, мне ничего не остаётся, как покинуть свой наблюдательный пункт и заняться поиском туалета. Чёрт! Хочется надеяться, что за это время ничего не случится!
Когда я прохожу мимо официанта, он, похоже, сперва мысленно прикидывает, не собираюсь ли я смыться не заплатив, но затем, увидев мой ищущий взгляд, без слов указывает в левый угол в глубине ресторана. По пути туда мне бросается в глаза одно из висящих повсюду многочисленных зеркал. И тут я вижу его. Правда, лишь на долю секунды, но я абсолютно уверен: я видел того великана! Всклокоченные волосы, одежда в прорехах, то же безумное выражение лица, что и вчера! Никаких сомнений: это он!
Глава 4
Кто здесь босс?
Я тут же опрометью бросаюсь в ту сторону, где увидел верзилу. Но после первого же шага становится ясно, что как раз это совсем не так просто: зеркало висит на стене, проходящей по диагонали. Я быстро соображаю – верзила, должно быть, стоял сзади справа, то есть совершенно в другом направлении от туалетов. Быстрое изменение курса на сто восемьдесят градусов – и я мчусь дальше.
– Эй, куда это ты собрался? – кричит мне вслед официант. – Туалеты в другой стороне.
Он несётся за мной, я ускоряюсь, чтобы не попасться ему в руки. Этого господина явно не устраивает, что я хочу осмотреться в этой части ресторана!
Через полсекунды я оказываюсь перед чёрной дверью, ещё полсекунды – и официант чуть не добрался до меня. Краем глаза увидев, как его рука тянется к моему плечу, я нажимаю на ручку и решительно толкаю дверь. Официант, споткнувшись, падает на меня, и мы вместе вваливаемся в помещение за дверью. Ай!
Лёжа на полу, я вижу отполированную до зеркального блеска пару чёрных мужских ботинок, над ними серую, предположительно из дорогого материала брючину – она совершенно гладкая, и это однозначно какой-то костюм, а не джинсы.
Я приподнимаю голову, чтобы взглянуть на продолжение брючины: передо мной в красном кожаном кресле сидит пожилой элегантный господин. У него строго зачёсанные назад длинные седые кудри, ухоженная борода и тёмные очки, хотя в помещении не так уж светло. Кроме того, он внушает какое-то особое уважение. Сразу чувствуется, что он здесь руководит. Рестораном. Службой доставки – ну, в общем, всем. Я опять покрываюсь гусиной кожей!
Официант тем временем поднимается с пола, отряхивается и вопит:
– Босс, простите, он так неожиданно бросился бежать! Без предупреждения! Вроде как в туалет захотел – и вдруг вот что! – Он хватает меня сзади и сильно встряхивает. – Видать, думал, этот трюк у него пройдёт! Ничего подобного, я тебя сейчас отсюда за уши выволоку!
Седовласый, поднявшись, делает шаг в нашу сторону. Он здоровенный, явно на голову выше папы, то есть почти такой же великан, как тот лохматый верзила, который, оказывается, злобно глядя на меня, стоит за кожаным креслом.
– Ладно-ладно, Гери. Ты не виноват. Дай мне переговорить с молодым человеком, мы сейчас мирно всё проясним. – Он поворачивается ко мне. – Итак, чему мы обязаны такой чести? Как это ты удосужился ворваться вот так запросто в мой кабинет?
Так. Какой вариант выбрать – придумать отговорку или лучшая защита – нападение? Я решаюсь на последнее. Поэтому я встаю с пола, разглаживаю одежду и твёрдо смотрю в глаза великану.
– Здравствуйте, меня зовут Генри Смарт, и ваш… э-э-э… сотрудник, вот этот, – я указываю на верзилу, – вчера напал на меня. Ваше счастье, что я собирался просто выяснить, что это было, и не привёл с собой полицию.
Седовласый застывает, а затем разражается громовым смехом:
– Напал?! Сотрудник моего ресторана?! Право, какая-то невероятная история! – Он оборачивается к верзиле. – Что скажешь, Фарбаути?
Лохматый качает головой, да так яростно, что пряди свалявшихся волос разлетаются в разные стороны.
– Я этого малявку никогда в жизни не видел! – грохочет он. – Похоже, он рассчитывал на халяву, но ошибся дверью. А теперь сочиняет отмазку.
Халяву? Ладно, допустим, мой немецкий не так хорош, как я думал. Я вообще не понимаю, о чём это он. Седовласый хмурится.
– Ну? – спрашивает он меня. – Так и было?
– Чё?
– Халявы захотел? То есть смыться не заплатив?
Я качаю головой:
– Конечно нет. Я же сказал – этот тип вчера напал на меня. Вскоре после того, как я заказал в вашей службе доставки пиццу. Поэтому я сегодня и пришёл. – Я выпрямляюсь, стараясь придать взгляду решительности. – Я требую объяснений!
Вместо объяснения Седовласый, положив руки мне на плечи, таращится на меня сквозь тёмные стёкла солнцезащитных очков. Его глаз не видно, но под его взглядом мне всё же становится очень жарко. Знаю, это звучит безумно, но мне кажется, что я слышу в голове его голос, и говорит он на непонятном языке. Сперва тихо, а затем всё громче и громче, пока голова не начинает гудеть. Я вырываюсь, разворачиваюсь, выпрыгиваю из комнаты и мчусь из ресторана на улицу. Только бы подальше отсюда!
– Ты мне не веришь, да?
Я вздыхаю. Хильда сидит на полу у моей кровати, и если она вскинет брови ещё немного, они уже срастутся с волосами. А чего я ожидал? Ну, если честно, – что она хоть немного мне поверит. Самую малость. Она здесь единственный человек моего возраста, по крайней мере чисто внешне. Отцу я на всякий случай об этой истории рассказывать не стал, потому что если папа начнёт волноваться, каникулы, с большой вероятностью, станут ещё скучнее – ведь мне придётся проводить их, не отходя от него ни на шаг. Хильда, разумеется, не волнуется, она просто считает меня психом.
– Э-э-э… ты, значит, заходишь в эту пиццерию и обвиняешь совершенно посторонних людей в том, что они вчера на тебя напали? А потом сваливаешь оттуда, только услышав у себя в голове голоса? – Вот оно: брови у Хильды доползают до самых волос. – Боже-боже, смотри не рассказывай больше никому эту историю, не то в два счёта в дурдом загремишь. – Она зло хихикает. – Хотя уж там-то всякие верзилы и великаны в тёмных очках тебя точно не достанут.
– Хильда, говорю тебе: тут что-то не так. И я выясню что! У меня уже есть план: мы будем наблюдать за объектом, а когда верзила и оба других молодчика появятся, мы их сфотографируем и пойдём в полицию. Ты ведь у меня свидетельница, и мы их возьмём!
Хильда закатывает глаза:
– Объясняю в последний раз: вчера наверняка произошло дурацкое недоразумение, не имеющее ничего общего с твоей пиццей. И прекрати доставать безобидных граждан. Я уж точно тебе в этом помогать не стану. Если тебе скучно, давай сходим в кино или, на худой конец, разузнаем про летнюю программу скаутов. Но я не собираюсь вместе с тобой выставлять себя на посмешище, отправляясь в полицию с какими-то размытыми фотографиями.
Секундочку, да ведь Хильда ведёт себя так, словно вчера вовсе ничего не случилось! Столь сильное сопротивление кажется уже почти подозрительным. Ощущение, что Хильда знает больше, чем говорит, только усиливается. Может, стоит сейчас заткнуться и в ближайшие дни просто делать своё дело? Чтобы она не ставила мне палки в колёса, если как-то замешана в этой истории.
– Хорошо, возможно, ты права, – смягчаю я ситуацию. – Конечно, я не хочу выглядеть смешным. Наверное, я ещё немного не в себе из-за разницы во времени, и мне нужно отвлечься. Кино – прекрасная идея! А может, ты слышала что-нибудь о лазертагах?
Хильда улыбается:
– Ясное дело. Давно мечтаю как-нибудь сыграть. Сделаем, обещаю. И даже знаю где.
Хильда хоть и та ещё вредина, но, похоже, может вести себя и по-другому.
На следующее утро, только-только начало светать, я отправляюсь осуществить задуманный план. Рассудив, что совсем некстати снова натолкнуться на Хильду или у ресторана попасться в лапы Седовласому, я завёл будильник на пять часов, а рюкзак с тёплым пуловером, фотоаппаратом, сэндвичем, печеньем и питьём поставил прямо у кровати. Сейчас я иду по безлюдным улицам, и в душе нарастает беспокойство. Встречу ли я верзилу? Или ещё кого-то из тех громил? И если да – то поверит ли мне полиция, несмотря на то, что я не смогу уговорить Хильду дать свидетельские показания?
Беглый взгляд на часы: четверть шестого. Папе я наплёл что-то про летнюю программу скаутов и про операцию «Рассвет», в которой якобы непременно хочу поучаствовать. Он порадовался, что я завязал знакомство с немецкими детьми, сунул мне десять евро на еду и пожелал хорошо провести время. Не уверен, что это пожелание исполнится.
Я уже вижу перед собой маленький красный домик. Вчера я совсем не обратил внимания на то, что он расположен на небольшом холме, как на блюдечке, и изо всех окон прекрасно просматриваются окрестности. Почти как какой-нибудь средневековый замок, призванный облегчать населению оборону. Вариант «незаметно подкрасться» здесь совершенно исключён.
Остановившись, я размышляю. Где же лучше всего устроить наблюдательный пункт? Ясно одно: если команда громил застукает меня за тем, что я делаю снимки для доказательств, быть мне снова битым, как пить дать. В поисках подходящего укрытия я замечаю три дерева, растущих у дома на противоположной стороне улицы. Если залезть на одно из них, пожалуй, всё получится. Их пышные кроны наверняка послужат прекрасной маскировкой. Конечно, в случае, если я туда залезу.
Спустя пять минут мне и правда удаётся забраться на среднее из трёх деревьев. И вот я сижу на довольно толстой ветке, относительно удобно прислонившись спиной к стволу. Рюкзак я повесил на ветку над собой – в общем, нормально! Но сейчас только шесть утра, и, боюсь, чтобы сделать нужные фотографии, торчать здесь придётся ещё долго.
Через какое-то время мне становится холодно. Повиснув на руках, я перебираюсь к рюкзаку, чтобы надеть пуловер и съесть сэндвич. В это время на парковку перед домом въезжает машина, и с водительского места выходит Седовласый! Остальные двери тоже открываются, и по очереди появляются верзила, официант и ещё один человек, пониже ростом, с залысинами, которого я ещё не видел. Забыв про пуловер, я вытаскиваю фотоаппарат. Мне уже и так не холодно!
Я не успеваю сделать и одного снимка, как прямо у моего дерева останавливается вторая машина и из неё выходит водитель. Он явно моложе папы, стройный, с накачанными мышцами и светлой шевелюрой. Его я тоже ещё не видел, но он отдалённо напоминает мне какого-то персонажа из мультика. Вот только кого? А может, Кена – ну, того самого Кена, вечного скучного спутника Барби, только со светлыми волосами.
Когда выходит второй пассажир, я чуть не падаю с дерева. Это Хильда! Я судорожно вожусь с фотоаппаратом, чтобы успеть сфотографировать её. Как назло, именно сейчас она делает шаг в сторону и исчезает в листве. Я чуть наклоняюсь вперёд, чтобы снова поймать её в кадр, – если мне удастся щёлкнуть её вместе с верзилой, это будет главным выигрышем! Я суну этот снимок ей под нос – и пусть тогда бабушке своей рассказывает сказочку о миграционной службе, которая якобы за мной охотится. Да хоть своим трём тётушкам – только не мне!
Перейдя через дорогу, Хильда подходит к Седовласому и остальным, а я, надев рюкзак на плечи, ползу на край ветки. Она начинает качаться, потому что с рюкзаком я стал тяжелее, но мне пока удаётся удерживать равновесие. Сейчас Хильда стоит именно так, как мне нужно: разговаривая с Седовласым и верзилой. Она яростно размахивает руками, и я подумываю, не снять ли мне видео.
Мои размышления прерывает какой-то шум. Ясно слышится треск. Нехороший звук, очень нехороший! Спустя долю секунды я ощущаю толчок – и вместе с обломившейся веткой со свистом лечу вниз, точно на Кена, который стоит прямо подо мной.
Глава 5
Босс здесь он!
– Здрасссьте, давно не виделись!
Мы опять в помещении за рестораном, и Седовласый опять сидит в своём красном кожаном кресле. Он разглядывает меня. Так мне, по крайней мере, кажется, но я не уверен, потому что на нём по-прежнему солнцезащитные очки. Я сижу прямо напротив него, проводами привязанный к стулу. Рядом со мной полукругом стоят: верзила, Кен, Хильда, официант и Полулысина. Все они говорят наперебой, но я не понимаю ни слова – потому что говорят они на каком-то странном языке, на котором при нападении на меня разговаривали между собой и те громилы. И говоря «все», я имею в виду именно всех: даже Хильду.
У меня чертовски неприятное предчувствие. Хорошо, допустим, они могут сейчас так возбуждённо обсуждать, как будут разочарованы посетители, когда заметят, что у дерева рядом с «Папиной пиццей» не хватает очень красивой ветки. Или что я вчера действительно не заплатил за две порции колы, а это, конечно же, не дело. Но нехорошее предчувствие говорит мне, что речь идёт о гораздо более серьёзных проблемах. И что эти гораздо более серьёзные проблемы прежде всего у меня самого. Потому что жесты верзилы и официанта я истолковал бы как «Глотку ему перерезать!». Они то и дело быстро проводят ладонью поперёк шеи, а затем указывают на меня. Ничего хорошего это, прямо скажем, не обещает, и в горле у меня постепенно пересыхает.
Верзила, сделав шаг вперёд, хватает меня за плечо и, размахивая перед моим носом фотоаппаратом, громко орёт на меня, словно требуя какого-то ответа. Ха-ха, вот веселуха! Не могли бы вы теперь повторить то же самое по-немецки, господин Верзила? Хильда отвечает ему – с тем, что он сказал, она, похоже, совершенно не согласна.
Седовласый откидывается на спинку кресла, недолго размышляет, а затем, хлопнув в ладоши, что-то кричит. Верзила отпускает меня и, что-то бормоча, кладёт фотоаппарат на стол рядом с моим стулом. Хильда улыбается. Нет, она ухмыляется, кивая ему. Верзила, официант, Полулысый и Кен друг за другом выходят из комнаты. Остаёмся только мы с Седовласым и Хильдой. С минуту никто не произносит ни слова, и я молюсь про себя, чтобы оказалось, что Хильда только что каким-то образом замолвила за меня словечко. Иначе можно сказать: «Спи спокойно, дорогой друг, то есть Генри!»
Седовласый откашливается:
– Ну и упрямый же ты, Генри Смарт! И довольно дерзкий. Даже просто фотографировать нас тут – это уже наглость! – Он снова замолкает, и я задаюсь вопросом, не размышляет ли он о том, чтобы утопить меня в первом попавшемся водоёме. С двумя тоннами бетона в ногах. Но великан, улыбнувшись, прибавляет: – Мне это нравится. Думаю, пока не стоит торопиться отсылать тебя к Хель[4].
Хель? Мужик говорит загадками!
– Если только, – продолжает он, – ты готов забыть про эту ерунду с фотографиями и полицией, примкнуть к нам и сражаться за правое дело.
Примкнуть? Правое дело? Если бы я ещё имел хоть малейшее представление, о чём речь. Разве что вредина Хильда принесла Седовласому горячую новость: мол, я собираюсь пойти в полицию. Иначе откуда ему об этом знать? По мне явно видно, в каком я недоумении.
– Ты ведь понятия не имеешь, кто я, так?
Покачав головой, я всё же предпринимаю попытку угадать:
– Э-э-э… синьор Папа?
Брови у Седовласого ползут вверх:
– Кто?!
– Ну, синьор Папа. От «Папиной пиццы». Это же ваш ресторан, вот я и подумал…
Хильда начинает хихикать, а Седовласый вздыхает:
– В общем, так, Генри. Я скажу тебе, кто я. – Он выдерживает драматическую паузу, а затем выдаёт: – Я Вотан.
Ага. Вотан. Не, ну всё ясно. Передо мной сидит Вотан, шеф богов. Я просто не могу удержаться от смеха.
– Ты мне не веришь? – Седовласый хмурится. Я стараюсь подавить смех и отвечать спокойно и вежливо. В конце концов, я по-прежнему сижу привязанным к стулу, и моя судьба в определённом смысле зависит от его расположения.
– Э… хм, ну да, это немного неожиданно. То есть вы, наверное, имеете в виду, что играете роль Вотана в спектаклях фестиваля, верно? Это, конечно, здорово. Мой папа тоже там работает. Правда, только с гримом. Сейчас он как раз занимается силиконовыми носами. Он… э-э-э… хорошо разбирается в силиконе. – Господи, Генри, ругаю я сам себя, что ты несёшь?! Мужик, похоже, совсем чокнутый, не раздражай его всякой чушью про силикон, иначе он тебе голову оторвёт!
Но Седовласый не выглядит ни раздражённым, ни психом. Напротив, кажется абсолютно спокойным, когда продолжает:
– Нет, Генри. Я не играю Вотана. Я и есть Вотан.
Он так сказал – или это прозвучало только у меня в голове? Опять возникает то вчерашнее ощущение тепла и грома, когда Седовласый таращился на меня. Во рту пересохло.
– Вы и есть Вотан?! – хриплю я.
Он кивает.
– Тот самый Вотан? – на всякий случай ещё раз уточняю я. – Одноглазый бог германцев? Отец богов, как бы шеф Локи и Фреи, и валькирий, и вообще всех?
Он снова кивает:
– Да, Генри. Тот самый. И должен сказать, ты неплохо осведомлён о мире германских богов.
Он улыбается, и я решаю не говорить ему, что знания мои почерпнуты в основном из последнего посещения кафе-мороженого и из любви моих родителей к немецким операм. Не знаю, что настоящий Вотан подумает о «Вотане с печеньем». Если, конечно, допустить, что передо мной сидит настоящий. Ещё полчаса назад я абсолютно не сомневался, что никакого Вотана на самом деле не существует.
Словно прочитав мои мысли, Вотан спрашивает:
– Ты ведь не веришь мне, правда? Тебе нужно доказательство.
Я киваю.
– Ну да, всё это звучит совершенно невероятно. Не могли бы вы сделать что-то такое, что могут только боги? Ну, может, чтобы здесь, в комнате, пошёл дождь, или руки мне развязать, не прикасаясь?
Вотан фыркает:
– Это всё дешёвые фокусы! С ними, пожалуй, в цирке можно выступать, а миром такими штуками не поуправляешь.
– Может, тогда только руки развязать? Пожалуйста! А то они уже здорово болят.
Вотан, или человек, выдающий себя за него, коротко кивает в мою сторону. И правда! Волшебным образом путы развязываются. Я уже слегка впечатлён. Ну, хорошо, возможно, я просто довольно долго их дёргал и они расслабились сами по себе. Вытянув руки и не выпуская Седовласого из виду, растираю ноющие запястья. Он, поглаживая ухоженную бороду, тоже наблюдает за мной.
Наконец вмешивается Хильда:
– Отец, ну правда, не выпендривайся и покажи ему. Иначе он тебе не поверит.
Я соскакиваю со стула:
– Этот тип твой отец?!
– Да, – кивает Хильда. – Вотан мой отец. Я Брунхильда, по легенде, его любимая дочь. Но подписываться под этим я бы не стала.
У меня начинает шуметь в ушах. Наверное, мне всё мерещится!
– Но… Если ты и правда Брунхильда, то… – Мысли с грохотом проносятся у меня в голове, а я стараюсь как можно быстрее раскладывать их по полочкам, – тогда ты… ты… валькирия?
– И снова верный ответ. Я начинаю лучше о тебе думать, Генри, – сухо отвечает Хильда.
Я качаю головой:
– Не, люди, меня на это не купишь. Что бы здесь сейчас ни происходило, это наверняка не имеет никакого отношения к богам, валькириям и прочей дребедени. Я предлагаю просто отпустить меня домой, и мы всё забудем. Обещаю, что не заявлю на вас в полицию. А за это вы в будущем оставите меня в покое. Мы просто мирно разойдёмся, идёт?
Хильда и Седовласый переглядываются.
– Говорю же, отец, ты должен ему показать. Он пригодится нам, правда! И не важно, что он сейчас говорит, – покоя он нам не даст. Для этого он слишком любопытен.
Седовласый вздыхает:
– Человеческое любопытство – это сущее проклятье! Ладно. Позови Гери.
Хильда исчезает и возвращается с официантом. Тот окидывает меня мрачным взглядом:
– Нам позаботиться об этом малыше, шеф?
– Нет. Я хочу, чтобы ты ему сейчас показал, – говорит Седовласый. Его слова явно не просьба, а приказ.
Официант смотрит на него во все глаза:
– Но, шеф, нам нельзя этого делать! Ни один человек никогда этого не видел. Что, если он проговорится?
– Он никому ничего не скажет, – ответила Хильда за Седовласого. – Да ему никто и не поверит. Но он нам нужен. Я видела это во снах задолго до его появления – и тебе это известно!
Седовласый тяжело вздыхает:
– Да, понимаю. Но я представлял его себе как-то… иначе.
– Это не имеет никакого значения. Ты же знаешь, я никогда не ошибаюсь. Я пыталась не обращать внимания, но сам видишь, к чему это привело.
– Ну хорошо. Сделай это, Гери! – громко кричит Седовласый.
Официант вздыхает – нет, это какой-то другой звук, похожий на… урчание? И правда. Звучит, как урчание. Он урчит, а потом… черты его лица меняются. В смысле они на самом деле меняются. Не просто от раздражения к дружелюбию или что-то в этом роде, нет – глаза его разъезжаются, нос выдвигается вперёд, пока лицо не начинает напоминать собачью морду. Он падает на колени, и теперь меняется и его тело. И тоже явно на собачье! Да такого же быть не может!
Менее чем через тридцать секунд официант Гери полностью преображается в… действительно очень крупную собаку. А может, скорее в волка? Он стряхивает с себя то, что осталось от одежды, и садится прямо передо мной, злобно сверкая глазами. Я слышу в непосредственной близости от себя какой-то странный звук, и в ту же секунду понимаю, что это у меня стучат зубы. Я стою перед волком, дрожа как осиновый лист.
Седовласый, благосклонно кивнув мне, делает быстрое движение рукой к потолку: тотчас же начинается дождь – нет, ливень! Я стою прямо в комнате под сгустившимися тучами и промокаю до нитки.
Ладно. Я всё понял, Вотан!
Глава 6
Очень сложная история и никакой пиццы с тунцом
– «Папина пицца» – это на самом деле маскировка для агентурной сети? – на всякий случай переспрашиваю я: может, у меня тут всё в голове перемешалось. День получается совсем не таким, как я представлял его себе сегодня утром. Всё-таки я не в полиции спокойненько сижу с заявлением на трёх громил, а в компании Хильды и Вотана в дальней комнате ресторана – завёрнутый в полотенце для просушки. Навострив уши, чтобы ничего не пропустить в невероятной истории, которой меня потчует шеф богов.
– Именно так. «Папина пицца» – это штаб моей агентурной сети. Здесь мы не только выпекаем пиццу, но и тренируем моих агентов и снабжаем их всем, что необходимо для успешной охоты за золотом Рейна, – объясняет Вотан.
– Точно. Золото Рейна. Только я так и не понял – оно ведь лежит на дне Рейна?
Хильда смеётся:
– Да, и мы так думали. Давай ещё раз с самого начала. В седую старину дочери Рейна охраняли золото на дне реки. Это были довольно симпатичные нимфы – ну, что-то вроде русалок, немного глупые и чересчур игривые, но очень милые. Так считал и старый пень – король карликов Альберих, который как-то вознамерился пригласить этих трёх девчонок на обед. Но три дочери Рейна, поблагодарив, отказались, поскольку считали Альбериха слишком старым и помятым. Тот так разозлился, что, во-первых, поклялся никогда больше не назначать свиданий ни одной женщине, во-вторых, украл у девчонок сокровище, а в-третьих, сковал из золота Рейна кольцо, с помощью которого мог завоевать господство над целым миром.
– Папа мне как-то рассказывал эту историю. Но он ещё говорил, что после этого много чего случилось и кольцо опять оказалось на дне Рейна. Так зачем твоему отцу теперь агенты, чтобы его найти? Ведь для этого нужен всего один ныряльщик.
– Видишь ли, с помощью кольца Альберих вынудил свой карликовый народец, так называемых нибелунгов, двадцать четыре часа в сутки добывать золото. То есть было кольцо, а кроме того – громадные сокровища: золото нибелунгов. В Рейне оказалось только кольцо. Остальное золото разошлось по всему миру. А поскольку золото очень долго хранилось вместе с кольцом, волшебная сила кольца в некоторой степени передалась и ему. А значит, из этого золота можно теперь выковать новое кольцо и получить мировое господство.
– Ага, – больше ничего мне в голову не приходит. Чёрт, как всё сложно! Но один вопрос у меня всё-таки остаётся: какое отношение к этой истории имеет Вотан? И я уточняю: – А что с этим делом связывает вас, господин Вотан? Пока что я не совсем понимаю, почему именно вам пришлось создать агентурную сеть. Вам-то что за дело до этого Альбериха?
Вздохнув, Вотан теребит оправу очков:
– Оставь уже это дурацкое «господин», Генри! Вполне достаточно называть меня просто Вотан. – Поглаживая бороду, он, похоже, задумывается над моим вопросом, а затем откашливается. – Ну, кольцо ведь не сразу снова попало в Рейн. Одно время оно было у меня. Тогда-то все неприятности и начались. Когда я раздобыл его у Альбериха. Ладно, признаться, не только кольцо – я прихватил и остальные сокровища.
– То есть вы тоже украли. Вот не знал, что и боги такими делишками промышляют! – возмущаюсь я и тут же ловлю на себе злобный взгляд шефа богов – если я правильно истолковал подёргивание уголков губ.
– Украл – это несколько преувеличенно. Скажем так: я очень хорошо провёл переговоры. И кроме того, возникла чрезвычайная ситуация: у меня резко сократилась ликвидность.
О чём говорит этот человек? Я не понимаю ни слова! Я вопросительно смотрю на Хильду, которая верно трактует мой взгляд:
– Отец хочет сказать, что был на мели и срочно нуждался в деньгах. Только что достроили Вальхаллу, замок богов, и строившие его великаны требовали оплаты. И здесь Вотана ожидал довольно неприятный сюрприз: Вальхалла оказалась в десять раз дороже, чем он рассчитывал! То есть понятно, что это внушительный дворец – он должен быть представительным и там должно хватать места для всех павших героев. Но в десять раз дороже?! Счёт буквально сразил его наповал. Для начала он оставил великанам в залог богиню Фрейю. Но проблему это не решало: ведь Фрейе и её яблокам мы, боги, обязаны своим бессмертием, и нам срочно требовалось её вернуть. Вот тут Локи и пришла в голову мысль о золоте Альбериха.
Я качаю головой:
– Стоп-стоп, не так быстро! А Локи ещё кто такой? – Я, конечно, хорошо помню названное в его честь земляничное мороженое, – но какую роль он играл у древних германцев?
– О, ты с ним уже знаком, – ухмыляется Хильда.
– Да?
– Господин с залысинами. Наш бог огня. А Фарбаути, великан, кстати, его отец.
– Что-что?! Этот недомерок в никелированных очках – бог огня?! А великан – его отец?! Как это?!
Хильда пожимает плечами:
– Не надо ко всему подходить с людскими мерками. В любом случае Локи – блестящий изобретатель, вот только его идея с сокровищами Альбериха, как выяснилось позже, оказалась пшиком.
– Пшиком?
– Ну да. Ничего из этого не вышло.
– Вот именно, – снова берёт слово Вотан. – Мы с Локи пообещали великанам сокровище в качестве оплаты. За это они должны были вернуть нам Фрейю. В общем, мы отправились к Альбериху и хитростью выманили у него сокровища вместе с кольцом. И тогда карлик проклял кольцо. Всем, кто будет иметь с ним дело, оно принесёт несчастье.
– Так, собственно, и случилось, – вставляет Хильда. – Появилась куча проблем и горы трупов, Вальхалла сгорела, а кольцо снова очутилось в Рейне.
Вотан, тяжело вздохнув, приглаживает седые волосы, а затем даже снимает солнцезащитные очки.
Теперь я понимаю, по какой причине он их носит: у шефа богов только один глаз! Левый глаз у него отсутствует! Веко кажется плотно прикрытым, а правый глаз смотрит на меня довольно устало.
От этого жуткого зрелища я нервно сглатываю.
– Глаз, да? – усмехается Вотан.
Уставившись в пол от стыда, я чувствую себя пойманным с поличным.
Но он хохочет:
– Да всё в порядке. Так реагируют большинство людей, поэтому я и ношу очки с тёмными стёклами. Левый глаз я отдал за то, чтобы испить из источника мудрости. Но как подумаю, в какого старого хрыча после этого превратился, – то лучше было мне его тогда сохранить.
– Да ну, бросьте, – пытаюсь я подбодрить его. – Все когда-нибудь ошибаются.
Он качает головой:
– Все люди – возможно, но мне как богу такое не пристало. А всё из-за этой дурацкой стройки. Замок спокойно мог быть немного меньше, тогда и расходы бы так не выросли. Но нет – надо ведь всё самое лучшее! – Ещё один вздох, и он опять надевает очки. – После всех неприятностей с Альберихом и кольцом я решил удалиться на покой. Кольцо ведь там, где ему и положено быть, – на дне Рейна. Альберих сидел у себя, надувшись, разве что напишет порой какой-нибудь злобный читательский отклик в нашу божественную газету, а дворец Вальхалла сгорел. Да ещё и МОИ германцы обратились к другому богу. Тот оказался вдруг для людей самое то, просто невероятно! Не наводил громом и молнией порядок среди своих овечек, а выскочил из-за угла со всеми этими новомодными штучками – любовью, прощением и терпимостью. Тут уж я действительно не мог конкурировать – вообще не мой стиль.
Покопавшись в кармане пиджака, Вотан вытаскивает что-то похожее на сигару. И действительно – он закуривает, задумчиво пуская в воздух колечки дыма. Мне от дыма тут же становится нехорошо, но я полон решимости не подавать виду. Слишком уж увлекательная история!
– И тогда я заставил всех поверить в то, что сумерки богов[5] действительно состоялись и меня вообще больше не существует. Фарбаути потихоньку восстановил Вальхаллу – само собой, поменьше размером и на этот раз при блестящем управлении расходами. Я без всякой помпы тайно поселился там с оставшимися героями, богами и моей женой Фриккой. Спустя несколько столетий я даже начал играть в гольф, – выпустив пару колечек дыма, он улыбается. – Сейчас у меня уже гандикап десять[6]. Довольно внушительно для тех, у кого всего один глаз, да?
Я, правда, в гольфе совсем не разбираюсь, но старательно киваю, чтобы поддержать у Вотана желание рассказывать дальше.
– Итак, моя жизнь на пенсии могла бы сложиться великолепно. Ну ладно, за мной бдительно следила Фрикка, и горе мне, если в спальне валялись мои носки или я забывал завинтить крышку на тюбике с зубной пастой… ну да, в общем, всякие мелочи. Но по большому счёту я был доволен. И оставался бы до сих пор, если бы не… – сделав глубокую затяжку, он замолкает. Эй, так нечестно! Мне хочется немедленно узнать, что было дальше! Но Вотан не говорит больше ни слова, только глядит в пространство. Я хочу уже подёргать его за рукав, но Хильда удерживает меня:
– Оставь. Когда у отца такое настроение, он витает где-то в иных сферах. Мы видим здесь лишь его человеческую оболочку. Но если хочешь, я могу рассказать тебе, что случилось потом.
– Ясное дело, хочу! – торопливо заверяю я.
– Хорошо. На чём мы остановились?
– На грязных носках твоего отца.
– Ах да. Но проблемы создавало не только помешательство Фрикки на порядке. К сожалению, король карликов Альберих тоже решил в очередной раз основательно потрепать всем нервы. За это время он выяснил, что в Рейн тогда попало только кольцо. Накопленного же нибелунгами добра, то есть золота, которое добыл эксплуатируемый Альберихом народ, в Рейне не было. Дело в том, что, убив дракона, охранявшего кольцо и сокровища, Зигфрид его-то из пещеры дракона и не притащил.
– Кто-кто? Зигфрид? А это ещё кто?
Хильда смеётся:
– Если Зигфрид услышит, что ты о нём не знаешь, он придёт в бешенство. Он мнит себя одним из самых значительных героев человечества.
– Правда? А я думал, что самые значительные – это Супермен или Бэтмен. Зигфрида я не знаю.
– Неправда. Ты познакомился с ним сегодня утром. Высокий блондин, которому ты свалился прямо под ноги.
– А, ты имеешь в виду Кена.
Хильда поднимает брови:
– Кен? Нет, его зовут Зигфрид.
– Но выглядит он как Кен. Только светловолосый.
Определённо редкий момент: вид у Хильды совершенно озадаченный. Я хитро улыбаюсь:
– Ну, Барби и Кен. Да ты знаешь: этот смазливый тип, который всегда рядом с Барби. Или ведёт её машину, или держит под уздцы её лошадь.
Она качает головой:
– Прости, я не знаю ни Барби, ни Кена.
– С ума сойти – ты живёшь здесь уже несколько тысячелетий – и не знаешь, кто такая Барби?! Она образец для всех маленьких девочек – светловолосая модель, кукла, суперстройная, суперкрасивая и суперумная. Просто идеал.
– Ах, ты про неё! – Хильда кривит губы. – Как же я бесилась из-за этой безмозглой куклы! Идеальных людей вообще не бывает, и никто не знает этого лучше меня. Мне дальше рассказывать или ты собираешься сообщить ещё что-нибудь на тему «Образцы для девочек»?
Ладно, ладно! Хильда может быть реально суровой и не понимать шуток. Словно училка какая-нибудь. Но спорить с ней я не хочу, иначе никогда не узнаю, что было дальше. В общем, только качаю головой и молчу в тряпочку.
– Зигфрид – герой и внук Вотана. Он должен был отвоевать кольцо у великанов. Удалось это не вполне, потому что, если хочешь знать моё мнение, Зигфрид всегда слишком много о себе воображает. Не буду вдаваться в детали, но в любом случае за много веков золото нибелунгов разошлось из пещеры дракона во все стороны света. Чаще всего люди делали из него украшения, или короны, или что-то ещё в таком роде. Но Альберих выяснил не только это: однажды ему стало известно и о невероятной силе этого золота.
– О какой ещё невероятной силе?
– Отец же уже сказал: кольцо в какой-то мере передало свою силу всему золоту. Оно так долго пролежало в Нибельгейме, столице нибелунгов, вместе с кольцом, что каким-то образом переняло его силу. Это доказывают войны по всему миру. Поэтому Альберих вознамерился выковать новое кольцо – на этот раз из золота нибелунгов, – чтобы гарантировать себе мировое господство. Вот он и пустился на поиски сокровищ, созданных из этого золота. Давние разведчики Вотана, по-прежнему рассеянные по всему земному шару, предупредили нас об этом. – Она понижает голос почти до шёпота. – Мы не должны допустить, чтобы такое кольцо когда-либо снова попало в руки Альбериха и он завладел миром. Для этого отец и создал агентурную сеть. Мы должны одержать победу в борьбе со злом! И ты можешь помочь нам в этом – знаю, что можешь! Поверь, у валькирий нюх на героев! Я давно знаю, что ты один из них! Ты ведь снился мне задолго до того, как я впервые тебя увидела. И я сразу поняла: или ты нас реально поддержишь, или создашь нам кучу проблем. После истории с пиццей я сначала склонялась к последнему, – она улыбается во весь рот, и на носу у неё пляшут веснушки.
У меня же голова идёт кругом! Золото, мировое господство, алчные карлики, герои и посреди всего этого – я. Неужели из этого что-то выйдет? Сомневаюсь.
– Но я вот одного никак не пойму, – спрашиваю я. – Если вы охотитесь за какими-то карликами, почему тогда Фарбаути и два других психа напали на меня? Может, ростом я и не метр восемьдесят, но ведь явно не карлик. Перепутать невозможно.
– Ну, всё дело в пицце, – хихикает Хильда.
– В моей пицце?
– Ты позвонил сюда по телефону из моей квартиры и заказал пиццу с салями, экстратонкую и без бортиков. И тем самым по недоразумению нажал тревожную кнопку. Это пароль, означающий нападение карликов Альбериха на кого-то из наших агентов. Гери увидел мой номер и решил, что это чрезвычайная ситуация. Поэтому он тут же послал Фарбаути меня спасать. Лучше бы ты заказал, например, пиццу с тунцом, тогда ничего бы не случилось.
Обалдеть! Лучше-то лучше. Но, к сожалению, я не люблю тунца.
Глава 7
Вот ты и с нами!
Подведём итоги: сегодня я упал с дерева под ноги герою, познакомился с настоящим богом и выяснил, что девчонка, которая живёт со мной дверь в дверь, на самом деле валькирия. Все трое – часть действующей по всему миру агентурной сети, спасающей мир от мерзкого короля карликов, вознамерившегося завоевать мировое господство. Всего лишь какой-то кусок золота – и злодею удастся осуществить свой план. Я что-то упустил? Ах да, чуть не забыл – а ещё на моих глазах официант превратился в волка.
Для обязательного сочинения «Как я провёл летние каникулы» материала уже предостаточно. А значит, можно отправиться домой рассказать папе, что у баварских скаутов с большим отрывом самая увлекательная летняя программа из всех, где мне доводилось участвовать. Но я, разумеется, этого не делаю. Я следую за Вотаном, который за это время вышел из оцепенения и подал мне знак идти за ним.
Он снова ведёт нас с Хильдой в коридор напротив туалетов, но на этот раз мы не идём в ту комнату, где официант Гери превратился в волка, а проходим дальше. Коридор резко сворачивает вправо – и мы оказываемся перед довольно непримечательной белой дверью лифта. Движение руки Вотана – и она открывается, мы заходим, а выходим, кажется, этажом ниже. Там мы снова оказываемся перед дверью, но на этот раз стальной. Она открывается только после того, как Хильда прикладывает палец к табличке на входе. Похоже, сканер отпечатков пальцев.
Раздаётся тихое жужжание, и дверь отъезжает назад, открывая взгляду помещение, очевидно, тайную штаб-квартиру Вотана. Ух ты!
Эти огромные своды сделали бы честь британской секретной разведывательной службе МИ-6 – по крайней мере по телевизору там всё выглядит почти так же. Гигантские экраны, громадные компьютеры, в центре стол с огромным пультом управления – я просто потрясён. И ожидаю встретить здесь чуть ли не Джеймса Бонда, но первым нас приветствует Локи.
– Добро пожаловать в Ксертон, юный друг! Я слышал, ты собираешься примкнуть к нам. Так приветствую тебя!
– «Ксертон» на древнегерманском означает «сердце», – поясняет мне Хильда. – Сейчас ты находишься в нашем центре. Раньше здесь хранили бочки с вином, ну а мы провели некоторую модернизацию. Круто стало, правда?
Она широко улыбается. Вотан же, наоборот, выглядит каким-то… подавленным. Странно! Теперь он ещё и вздыхает:
– Круто. Это Брунхильда так считает. Лично я лучше бы оставался в Вальхалле. Но когда мои разведчики доложили о гнусных планах Альбериха, стало понятно, что с этой минуты спокойная жизнь закончилась. Как представишь себе, что отвратительный карлик может и в самом деле стать властелином мира и повергнуть в несчастье всех и каждого? – просто жуть берёт! И вот я с тяжёлым сердцем отложил клюшку для гольфа и тут же приступил к организации боеспособного сопротивления.
– Почти тут же, – поправляет Локи. – Поначалу у нас были небольшие проблемы с персоналом и оборудованием.
– Да, – признаёт Вотан, – мои былые герои показали, что после нескольких веков безработицы они не в самой лучшей физической форме. И чтобы в гонке за золотом у них появились какие-то шансы против злобного карлика, им требовалось эту форму восстановить.
– И по последнему слову техники! – добавляет Локи. – Давайте начистоту – пусть наш Зигфрид, к примеру, когда-то и показывал класс в обращении с мечом, но в наше время это никому не интересно. А значит, нам был нужен инновационный скачок – и кому же было взять это на себя, как не мне?
Хильда закатывает глаза. Вероятно, она слышит эту историю уже не в первый раз. Вотан тоже кривится:
– Да-да, Локи, конечно. Никто здесь не сомневается, что ты величайший изобретатель всех времён. К чему я, собственно, и вёл: необходимо было создать агентурный центр, и как можно быстрее. С помещениями для тренировок, мастерскими и центральным пультом управления.
– Понимаю, – говорю я. – И всё это спрятать в пиццерии в немецкой глухомани – это гениально!
Хильда смеётся, Локи кашляет, а Вотан смущённо смотрит в пол. Странно – я что-то не то сказал? Я же не имел в виду ничего плохого! Или хвалить богов людям запрещается? Я принимаю решение на ближайшее время заткнуться.
– Пойдём, Генри, я всё тебе покажу, – быстро меняет тему Хильда, утягивая меня дальше. Через несколько метров мы оказываемся у большой стеклянной стены, отделяющей от сводчатого зала помещение поменьше. – За этой стеной находятся, так сказать, владения Локи. Здесь он колдует над всякими штуками, которые облегчают нам, агентам, жизнь. И до сих пор действительно находил решение для любой проблемы.