Читать онлайн Переписать судьбу бесплатно

Переписать судьбу

© Лубинец С., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016

* * *

Наташа Богучарова с трудом понимала геометрию. Сегодня в выставочном комплексе начала работу кукольная выставка, и мысли девушки крутились вокруг нее. Наташа прикидывала, успеет ли на открытие, если слиняет из школы после третьего урока – физики, или лучше уж уйти сразу после геометрии, чтобы не столкнуться ненароком с классной руководительницей – физичкой Анастасией Николаевной. Пожалуй, лучше и не подниматься на четвертый этаж, где находится не только класс физики, но и кабинет директора школы. А охранник Сергей вообще не выпустит Наташу из школы без записки от классной, хоть после второго урока, хоть после третьего. Так что все равно придется лезть через окно туалета на первом этаже, нечего и тянуть. Конечно, потом придется разбираться с Анастасией, где была да почему до физики не дошла, но это – только завтра, а сегодня можно будет насладиться церемонией открытия выставки.

С младенчества Наташу окружали куклы. Сначала это, разумеется, были смешные пузатые резиновые голыши. Потом их сменили пластиковые дешевенькие Барби. Их платьица из жестких тканей, казалось, были не сшиты, а наскоро скреплены клеем. Маленькая Наташа уже тогда пыталась усовершенствовать их наряды. Так же с помощью клея она украшала юбочки кукол кружавчиками и пуговками, споротыми со старых маминых блузок, бантиками из фольги и блестящими тесемочками от упаковок конфет.

Видя то обожание, с которым Наташа относилась к куклам, ее бабушка, Галина Константиновна, однажды достала с антресолей большую грязновато-розовую коробку. Когда она вытерла с нее пыль и открыла крышку, Наташа, которой к тому времени исполнилось уже десять лет, чуть не расплакалась от восхищения. На слегка пожелтевшем белом атласе, закрыв глаза с длинными черными ресницами, лежала, будто спала, большая кукла удивительной красоты. Из-под малинового бархатного капора, отороченного, как сказала бабушка, настоящими кружевами ручной работы, виднелись круто завитые белокурые локоны. В ушках сверкали прозрачные бусинки сережек. Яркие губки чуть разошлись в улыбке, и потому виднелись крохотные белоснежные зубки. Платье тоже было малиновым, но чуть темнее по тону, чем капор. Из-под юбки торчали многослойные розовые кружевные оборки. Черные туфельки украшали блестящие металлические пряжки.

Наташа некоторое время только смотрела на куклу и не могла вымолвить ни слова. Она прижимала руки к груди, боясь к ней притронуться. Бабушка рассмеялась, подтолкнула внучку к коробке и сказала:

– Владей, Натуся! Я вижу, что ты никогда ее не испортишь!

– Бабушка! Откуда такая красота? – спросила Наташа.

– Эта кукла досталась мне от моей бабушки, твоей прапрабабки. Ее привезли из Германии в тридцатые годы прошлого столетия. Жизнь была в те времена тяжелая, а потому куклу почти не доставали из коробки, она чудом уцелела и во время войны. Я так же, как ты, онемела при виде ее красоты, когда бабушка мне ее отдала, и никогда с ней не играла. Она сидела у меня на столе у окна, и потому ее капор немножко выгорел – видишь, он светлее платья. Потом я ее тоже убрала в коробку и решила сохранить для своей внучки, поскольку мой сын, твой папа, с куклами играть не желал. – Галина Константиновна улыбнулась и продолжила: – Пока ты была еще несмышленышем, тебе нельзя было отдавать в руки такую антикварную вещь. Теперь, я вижу, можно. Но все же будь с ней осторожна. Голова у Марты фарфоровая…

– У Марты? – перебила бабушку Наташа.

– Да, ее так зовут. Это немецкое имя было написано на коробке, но со временем надпись выцвела, как и на ярлыке знаменитой до сих пор фабрики Генриха Хандверка. Но на головке Марты под париком есть их фирменное клеймо.

С тех пор Наташа играть с куклами, конечно, перестала, но прощаться с ними не собиралась. Ее любимицы сидели тесным рядком на книжном шкафу, касаясь друг друга тонкими пальчиками, башмачками или кружевами и складочками платьев. В этом году Наташе исполнилось пятнадцать, но своих кукол она по-прежнему очень любила. Периодически она меняла им наряды, которые шила сама. Шить девушку тоже научила бабушка. И вязать, и даже плести тонкие воздушные кружева из самых обыкновенных катушечных ниток.

Своим одноклассницам Наташа о куклах не рассказывала, поскольку давно поняла, что они ими не интересуются. Ей ничего не стоило хранить свое увлечение в тайне от девчонок, так как близких подруг у нее не было. Наташа со всеми была в хороших, но лишь приятельских отношениях. Единственной, с кем она дружила, была соседка по лестничной площадке – Оксана Илюшина. Отец Оксаны был военным. В прошлом году его перевели на другое место службы, под Владивосток, и девушкам пришлось расстаться. Они не теряли связь друг с другом, переписывались по электронной почте и в социальной сети «Дружба. ру», и потому Наташа еще не успела почувствовать себя одинокой. Оксана не увлекалась куклами так, как Наташа, но страсть подруги к маленьким нарядным барышням (так она их называла) понимала и принимала. На память о себе Оксана оставила Наташе резиновую куклу Марину, принадлежавшую еще ее матери. Яркая блондинка Марина была одета в матросский костюмчик с белой плиссированной юбочкой, ярко-синей блузой и такого же цвета беретиком, позади которого до большого воротника спускались две атласные ленточки, как на бескозырках моряков. На лакированных башмачках куклы, надетых на белые носочки, золотились два якоря. Наташа долго отказывалась принять такой подарок, но в конце концов взять Марину ее уговорила мама Оксаны. «Морячка» теперь вместе с остальными Наташиными любимицами сидела на шкафу рядом с Мартой и черноволосой Кармен, одетой в испанский костюм с широкой алой юбкой.

С тех пор как бабушка отдала ей Марту, все свои карманные деньги, а часто и те, которые ей давали на школьные обеды, Наташа тратила на кукол. На специальных выставках она покупала для них обрезки тканей, ленты, кружева, перья, бисер и стразы, которые потом шли на фантастические наряды. Например, матросский костюмчик Марины уже давно был упрятан в коробку, а кукла восседала на шкафу в атласном платье нежно-голубого цвета, расшитом серебристым бисером.

Наташа уговорила родителей делать ей подарки только деньгами, поскольку очень хотела скопить сумму, на которую можно будет купить какую-нибудь антикварную красавицу. На выставках Наташа уже много раз видела кукол все той же немецкой фабрики Генриха Хандверка, которые были явно «старше» Марты. Особенно девушке понравилась кукла Лотта в так называемом дорожном клетчатом платье и в накидке с капюшоном, завязывающейся под подбородком широкими атласными лентами. Платье застегивалось на многочисленные маленькие пуговички и чуть приоткрывало башмачки с блестящими пряжками, а из-под капюшона выбивались завитые так же круто, как у Марты, темно-каштановые локоны. К кукле прилагался такой же клетчатый, как платье, зонтик, отороченный черными кружевами, и аккуратный саквояжик. Узнав цену Лотты, Наташа подсчитала, что при тех «доходах», которые у нее есть сейчас, куклу она сможет купить года через три, не раньше. Конечно, эта красавица в дорожном платье Наташу не дождется – ее непременно кто-нибудь купит, но девушка не унывала, понимая, что на следующих выставках уже другая кукла сможет поразить ее воображение. Главное – это накопить денег.

После звонка с урока геометрии Наташа кое-как покидала в сумку учебные принадлежности и одной из первых выскочила из класса. В туалете на первом этаже никого не оказалось, и она вылезла из окна на школьный двор. На вешалке в гардеробе осталась ее легкая куртка, но девушка не огорчилась. Майское солнце ласково пригревало, и замерзнуть было невозможно. Закрыв глаза, Наташа задрала голову, внутренняя поверхность век зажглась золотом. Девушка улыбнулась, зачем-то подпрыгнула и быстрым шагом направилась к выставочному комплексу.

Уже за квартал до него Наташа услышала громкую бравурную музыку и какие-то крики. Она ускорила шаг и очень скоро оказалась на площади перед многоэтажным зданием с зеркальными стенами, в разные стороны от которого расходились две галереи. В галереях обычно вывешивались картины и графические работы современных художников, но во время кукольных выставок задействовали и их. Возле входа в центральное здание гостей встречали два актера на ходулях, одетые паяцами: в ярких лоскутных одеждах, в рогатых шапках с бубенцами. Наташа подивилась тому, как быстро и ловко они переставляли свои деревянные «ноги» – было полное впечатление, что расхаживать перед посетителями на длинных шестах им было вполне комфортно. Паяцы являлись зазывалами – именно их выкрики девушка слышала с соседней улицы. Она подумала, что на такие выставки никого зазывать не надо, поскольку народу всегда – не протолкнуться, но высоченные фигуры в ярких развевающихся одеждах, безусловно, выглядели очень эффектно.

Первый этаж Наташу не интересовал, поскольку в его залах обычно выставляли механические игрушки: роботов и всяческую технику – от машинок до планетоходов. Второй этаж был гораздо интереснее, так как там продавались обрезки тканей, разнообразная тесьма, ленты, бусины и даже раскроенные кукольные наряды. Правда, Наташе не нравились витрины, где были выставлены части кукол для тех, кто занимается их изготовлением. Лысые головы, на бесцветных лицах которых чернели дыры глазниц, безрукие, безногие торсы и отдельно лежащие конечности наводили на нее жуть. Разумеется, она понимала, что это всего лишь части игрушек, а не человеческих тел, но каждый раз, натыкаясь на них взглядом, девушка вздрагивала и старалась побыстрей пройти мимо этих витрин.

Сегодня Наташу не интересовали ткани и тесьма. Игнорируя лифт, она медленно поднималась по винтовой лестнице, находящейся посередине зала, чтобы ни на минуту не выпадать из праздничного шума и сохранять приподнятое настроение. Девушка не завернула ни на третий этаж, где экспонировались и продавались мягкие игрушки и тряпичные куклы, ни на четвертый с современными фабричными куклами, ни на пятый, где показывали свои эксклюзивные работы городские мастера. Ей нужно было на шестой – на выставку-продажу антикварных кукол.

Первыми Наташе попались старинные итальянские куклы Lenci. На витрине, где они восседали, значились годы их изготовления – 1927–1929. Проходя мимо кукол фирмы Lenci, девушка каждый раз поражалась, каким образом эти красавицы могли так хорошо сохраниться с давних времен. Она уже знала, что куклы сделаны из войлока, но издалека были очень похожи на фарфоровых: щечки весело розовели, алые губки улыбались, глаза радовали нежным небесным цветом. Платьица на куклах не пожелтели, шляпки не потеряли формы. Войлочные барышни были очень хороши, но Наташа не была уверена, что сама сможет надолго сохранить куклу из такого легко портящегося материала, и у этих витрин долго не задерживалась.

Французские старинные куклы фирмы Bru Jne Наташе тоже нравились. У них были очень большие и выразительные карие глаза с нарисованными ресничками, дугообразные бровки и полуоткрытые темно-красные губки. Наряды кукол Bru отличала многослойность старинных кружев, вычурные шляпки и, как указывалось в каталогах, парики из натуральных волос. Эти красавицы стоили таких громадных денег, что Наташа ни об одной из них даже не мечтала. Она знала, что гораздо дешевле стоят так называемые реплики, то есть куклы современного изготовления, выполненные аналогично старинному образцу, то есть точные копии. Но даже на копию куклы Bru Наташа смогла бы накопить, только став взрослой и получив хорошо оплачиваемую работу.

А вот куклы JUMEAU, тоже французские, Наташе не нравились. У них были, как ей казалось, непропорционально большие по сравнению с туловищем головы и квадратные лица с неестественным выражением. Но платьица и шляпки кукол JUMEAU были очень хорошенькими – кружевными и изящными. На каждой выставке девушка подолгу разглядывала их и даже одной из своих кукол сшила очень похожее платье со вставками из кружев, споротых со старого бабушкиного платья, которое она когда-то надевала только по праздникам.

Антикварных кукол было много, но все-таки они занимали только один этаж, и Наташа, растягивая удовольствие, медленно переходила от витрины к витрине. Она с наслаждением вглядывалась в кукольные лица, оценивала изящные туфельки и шляпки, прикидывала, какое платье сможет повторить дома для своих любимиц. Кукол Генриха Хандверка она всегда оставляла, что называется, на сладкое, то есть подходила к ним в самую последнюю очередь. И среди барышень Хандверка, конечно, попадались не очень удачные, по мнению Наташи, экземпляры, но большая часть кукол ей очень нравилась.

Как она и предполагала, куклы Лотты в дорожном туалете уже не было в продаже – слишком уж она была хороша, чтобы надолго задерживаться в витрине. Но внимание Наташи привлекла другая красавица – в бархатном платье темно-шоколадного цвета с большим отложным воротником из кремовых кружев. Кукла имела длинные каштановые волосы, завитые только на концах, что придавало ей необычайную естественность. В ушках сверкали крохотные позолоченные сережки, а глаза были такого ясного зеленого цвета, что напоминали спелые, напоенные солнцем виноградины. Продавщица, дородная женщина с громовым голосом, как раз объясняла покупательнице, что зеленые глаза куклы не типичны для фирмы Хандверка, и именно поэтому кукла стоит дороже, чем другие. Покупательнице это не понравилось, она как-то брезгливо пожала плечами и отошла к другим витринам, чему Наташа удивилась. Кукла стоила не баснословно дорого даже с наценкой на редкую для Хандверка зеленоглазость.

– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к громогласной женщине, – кукла с зелеными глазами, о которой вы только что говорили, современного производства?

– Не совсем… Это, конечно, реплика, и сделана она не в Германии, а у нас, но давно, еще до войны! Но это точная копия… Вот гляди… Настоящая тут, в каталоге… – Женщина развернула перед Наташей толстый журнал и ткнула пальцем в фотографию точно такой же куклы в шоколадном платье. – У нашей куклы кружева на воротнике были специально состарены, а теперь, от времени, стали точно такого же цвета, как здесь! – Палец продавщицы снова уперся в фотографию. – И туфельки, ты только глянь, слегка потерты, будто износились. И пряжечки на них тусклые, тоже от времени. Это ж чудо, а не реплика! Это уже тоже антиквариат в своем роде! Кто понимает, с руками бы оторвал, а эта губы скривила… – И продавщица бросила презрительный взгляд на несостоявшуюся покупательницу, которая вертела в руках куклу другой фирмы. После этого она с хлопком закрыла журнал и, снисходительно оглядев Наташу, сказала: – Тебе, конечно, она не по карману, да?

– А сколько продлится выставка? – спросила девушка, подсчитывая в уме, сколько денег ей недоставало.

– Еще три дня.

– А вы можете ее не продавать до последнего дня?

– Хочешь купить?

– Да… Мне немного не хватает… но я знаю, где взять… Вы только придержите ее, пожалуйста… – мямлила Наташа, не решаясь говорить убедительно и твердо.

То ли женщина почувствовала в ее словах неуверенность, то ли не хотела ждать до последнего дня, а потому сказала:

– Знаешь что, держать куклу я не буду, давай-ка положимся на судьбу! Если кукла твоя – она дождется тебя, вот увидишь! А если купят, значит, не тебе делали… Договорились?

Наташа жалко кивнула и спросила:

– А как ее зовут?

– Габи.

– Габи… – повторила девушка и медленно пошла прочь. Она знала, что сделает все, чтобы прелестная Габи поселилась у нее дома.

Медленно спускаясь по нарядной лестнице вниз, Наташа уже не реагировала на толкотню, не слышала гула голосов и звуков музыки, доносящейся с разных этажей. Ощущение праздника покинуло ее. Она сосредоточенно прикидывала так и эдак, каким образом достать деньги. По сравнению с тем, что у нее было накоплено, сумма казалась не слишком большой, но за оставшиеся дни выставки, даже вообще не питаясь в школьной столовой, собрать ее было невозможно. Просить деньги у родителей Наташе не позволяла совесть. Она знала, как сильно они потратились на ремонт квартиры и юбилей отца. Оставалась бабушка…

Выйдя на улицу, Наташа уже без всякого восторга оглядела паяцев на ходулях. Они показались ей грубо размалеванными уродцами, слишком часто и бессмысленно переступающими своими палками, которые то и дело вульгарно обнажались под задирающимися кверху или перекручивающимися шелестящими широкими штанинами. Если бы устроители выставок меньше тратились на этот антураж, может быть, арендная плата за место за прилавком не была бы такой высокой и продавцы не стали бы столь высоко задирать цены на своих кукол. Впрочем, эти размышления денег в кармане не прибавляли, а потому Наташа решила понапрасну не злиться.

Итак, бабушка… Бабушка, конечно, живет на пенсию, но всем в семье известно, какая она великая экономка. В тяжелые послеремонтные дни она то и дело предлагала небольшие суммы – «разумеется, с отдачей», – чтобы родители хоть немного передохнули и не так много работали. Конечно, денег у нее не взяли. Наташин отец даже здорово рассердился на бабушку. Сказал, что он не тряпка, а мужчина, которому не к лицу обирать собственную мать, что у него достаточно сил, а потому его семья никогда не будет ни в чем нуждаться. Конечно, придется есть поменьше пирожных и на время забыть о новой одежде, но не в этом счастье. Ведь теперь у них красивая квартира, они все здоровы, а деньги заработают в самом ближайшем будущем.

– Ага! Будет вам и белка, будет и свисток! – усмехнувшись, сказала тогда бабушка.

– Какая еще белка? Зачем нам свисток? – удивилась Наташа.

– Эх! Необразованная молодежь нынче пошла! – Бабушка любовно потрепала внучку по волосам.

– Ну как же, Татка! – тут же засмущался отец. – Разве не помнишь? Когда ты была маленькая, я читал тебе забавный стишок Плещеева!

– Что-то не припоминается…

А мама, ничуть не смущаясь неведением дочери, тут же весело процитировала:

  • Дедушка, голубчик, сделай мне свисток!
  • Дедушка, найди мне беленький грибок!
  • Ты хотел мне нынче сказку рассказать!
  • Посулил ты белку, дедушка, поймать!
  • Ладно, ладно, детки, дайте только срок,
  • Будет вам и белка, будет и свисток!

Это означает, Татуся, что всему свое время! Все, что обещано, будет исполнено. Раз папа сказал, что мы скоро снова будем есть пирожные, значит, не напрасно!

– Ну… как хотите… было бы предложено… Пойду-ка куплю пирожное себе, раз такое дело! – заявила бабушка и гордо удалилась.

– Наверное, обиделась, – предположила Наташа.

– Ничего… – ответил отец, все еще выглядевший смущенным. – Все образуется, вот увидите…

Так что деньги у бабули имеются, но как их попросить? Можно, конечно, сказать правду – нужны на Габи. Но понравится ли это бабушке? Скажет, ишь какие: на пирожные не взяли – обидели, а на куклу подавай! Пирожные – это, конечно, условность, иносказание. Смешно переживать именно из-за пирожных. Но все-таки она явно обиделась, что семья сына отказалась принять ее помощь. Еще бабуля может обидеться на то, что, имея прекрасную Марту – ее подарок, внучка собирается купить еще какую-то Габи. Объяснить свою страсть к куклам Наташа не в состоянии. Ее могут понять только те люди, которые ходят на кукольные выставки, – коллекционеры и мастера. Остальным кажется, что куклы – детское увлечение. Им не доказать, что взрослые в них не играют, а любуются их совершенной красотой.

Увлеченная своими мыслями Наташа не заметила, как забрела во двор, где в старом доме сталинской постройки жила бабушка. Заходить к ней или не заходить? Просить денег или не просить? Впрочем, если не просить, то с Габи придется распрощаться, а этого, кажется, уже не перенести…

Девушка уселась на скамейку у подъезда и уставилась на куст сирени. Цветочные грозди так набухли, что было ясно – не сегодня-завтра непременно «вылупятся» цветы. Возле этого дома росла необыкновенная сирень. Бабушка, смеясь, говорила, что ее кисти цвета бешеной фуксии. Наташа была с ней вполне согласна. Нигде больше она такой не видела.

Возможно, посидев на скамейке, девушка все же ушла бы домой, так и не решившись подняться на четвертый этаж, но тут из подъезда вышла бабушка собственной персоной.

– Наташка! – удивленно воскликнула она. – Ты что тут сидишь? Чего не поднимаешься?

– Так… – растерялась девушка. – Погода хорошая… На сирень вот… смотрю…

– Да! Скоро распустится! Ну… пошли, что ли?

– Куда?

– Как куда? Ко мне, разумеется!

– Ты ж вроде куда-то собиралась… в магазин, наверное…

– Вообще-то… на почту… Но… попозже схожу! Живо поднимайся! У меня пирог с капустой испечен! Тебе ж нравится! И чай заварен как раз твой любимый – с жасмином!

Наташа постаралась подавить вздох, который слишком явно продемонстрировал бы ее озабоченность отнюдь не сиреневым кустом, и, еле переступая ногами, ставшими почему-то вдруг ватными, принялась подниматься вслед за бабушкой по лестнице.

Бабушка жила в коммунальной квартире, каковых в городе уже почти не осталось. И их квартиру давно расселили бы, если бы соседи хотели расстаться. Они прожили вместе больше сорока лет душа в душу, что редко случается в коммуналках, сроднились и уже не представляли себя друг без друга. Стоило Наташе появиться в кухне, как одна из бабушкиных соседок, абсолютно седая, но моложавая и очень интеллигентная Роза Максимовна, тут же поставила перед ней вазочку с шоколадными ассорти.

– Розочка, ты перекормишь мою внучку сладостями, – моментально отреагировала бабушка, но весьма вяло. Наташа знала почему. Бабушка обожала шоколад и первой выудила из вазочки конфетку.

Пока пожилые женщины взахлеб обсуждали пользу и вред шоколада, а заодно и всего сладкого, Наташа выпила свою чашку чая и, дожевывая кусок пирога, отправилась в бабушкину комнату. Она любила бабулино жилье. Комната была наполнена старыми вещами, которые уже не найдешь ни в одном магазине. На полированном комоде у окна стояли удивительные финтифлюшки, как называла их бабушка. Во-первых, круглая музыкальная шкатулка. Она напоминала собой здание театра. Окна, заклеенные фотографиями из балета «Лебединое озеро», казались маленькими экранчиками старых черно-белых телевизоров. Тоненькие золоченые колонны поддерживали крышку шкатулки, на которой были изображены две балерины в ролях Одетты и Одиллии, то есть белого лебедя и черного. Когда крышка откидывалась, шкатулка играла танец маленьких лебедей. Звук был такой необычный, что сразу вспоминалась сказка Одоевского «Городок в табакерке», где злые дядьки-молоточки обижали мальчиков-колокольчиков, из чего и рождалась странная механическая музыка. В шкатулке бабушка хранила брошки, единственные украшения, которые носила. Это была всего лишь бижутерия, но совершенно не похожая на современную. Особенно Наташе нравилась квадратная брошь, составленная из ажурных золотистых цветков, похожих на лилии. В серединке каждого цветка сверкали прозрачные коричневые стеклышки, ограненные под драгоценные камни, а в центре брошки испускал искры крупный золотистый кристалл. Бабушка иногда прикалывала эту брошку к шелковому платью медового цвета, и тогда, высокая, с горделивой осанкой и высокой прической из абсолютно белых волос, которые никогда не красила, казалась внучке чуть ли не герцогиней.

Рядом со шкатулкой стоял золоченый термометр в виде Спасской башни Московского Кремля. На ее шпиле поблескивала рубиновая эмалевая звезда. Завершал композицию на комоде кувшин из какого-то сплава цвета тусклого старого золота. Его длинное горлышко прихотливо изгибалось, а ручку украшали три розы с переплетенными стебельками и отполированные до блеска. Кувшин напоминал Наташе экзотическую птицу, потерявшую крылья и бесконечно вытягивающую шею, чтобы лучше видеть недоступное ныне небо за окном.

Бабушка хранила деньги прямо в верхнем ящике комода. Для этого она приспособила старую жестяную коробку, на крышке которой были изображены «три девицы под окном» и царь Салтан на заднем плане. Стоя в дверях, он молодецки подкручивал усы. В детстве Наташа была убеждена, что он непременно выберет девицу с нежным профилем и наряженную в ярко-зеленый сарафан. Неделю назад Наташа решила, что ей гораздо больше нравится девушка в красном с лицом иконописной красоты. Сегодня же почему-то показалось, что красавица в желтых одеждах лучше всех. Вот ведь как, оказывается, относительна красота.

Отец все время ругался, что бабушка держит деньги, где их легче всего найти грабителям, но та уверяла, что ни один нормальный вор не забредет в коммуналку, где нечего брать, кроме старушечьих пенсий да никому не нужных, потертых от времени вещей. Крутя в руках золотистую брошку, Наташа вдруг поняла, что собирается украсть у бабули деньги, как самая настоящая воровка… Уж внучки-то своей бабушка точно никогда не опасалась. Они часто вдвоем любовались чудесной миниатюрой на крышке жестянки. А внутри всегда лежали деньги…

Но, может быть, все же не стоит называть себя воровкой? Она же не заберет эти деньги навсегда! Она же обязательно вернет! Накопит свои и вернет! Через два месяца у нее день рождения. Родители уже привыкли дарить деньги – вот их-то она и отдаст бабушке. Это, конечно, будет далеко не вся сумма, но она сумеет собрать и всю! Постепенно!

Девушка бросила брошку в шкатулку и захлопнула ее крышку, оборвав танец маленьких лебедей. Потом решительно выдвинула ящик, вытащила из коробки с девицами пачку купюр, сунула в карман и задвинула ящик обратно. Затем снова открыла шкатулку и под возобновившийся лебединый танец принялась раскладывать на крышке комода старинные брошки. Именно в этот момент бабушка вошла в комнату.

– Все любуешься? – совершенно беспечно и с улыбкой спросила она.

– Да… – тихо отозвалась Наташа. – Ни у кого таких больше не видела.

– Я бы тебе подарила, но не девчачьи это украшения. Вот станешь взрослой – заберешь! Хоть это и не драгоценности, но штучные вещицы. Действительно красивые. Сейчас таких не делают.

Бабушка подошла к внучке и за подбородок повернула ее лицо к себе.

– Что-то ты какая-то странная, Татуся… – сказала она, вглядываясь в Наташины глаза.

Та с трудом заставила себя с самым честным выражением лица посмотреть в бабулины ореховые глаза. Какая же она все-таки красивая женщина, хоть и пожилая…

– У тебя все в порядке? – спросила Галина Константиновна.

Наташа кивнула.

– А почему щеки пылают?

– Не знаю… Наверное, от чая… горячего… Наелась твоего пирога…

– Понравился?

– Как всегда…

Бабушка отпустила Наташин подбородок, еще раз пытливо заглянула ей в глаза, но сказала нейтральное:

– Собирай брошки в шкатулку и дуй домой! Мне все же надо на почту… Скоро закроют.

Девушка быстро выполнила указание и, пробормотав «пока», вышла из комнаты. На лестничной площадке, похолодев, остановилась. Бабушка пойдет на почту… Она там обычно получает пенсию… Получит, вернется домой, откроет коробку с девицами и Салтаном, чтобы положить деньги туда, и увидит, что она пуста… Сразу станет понятно, что деньги взяла Наташа… Может быть, вернуться? Отдать деньги, пока не поздно? Или лучше их просто незаметно положить обратно? Да, но как же тогда Габи? Неужели у нее никогда не будет этой чудесной куклы? Нет! Это совершенно невозможно! Бабушка все равно никогда на внучку не подумает! А на кого она подумает? Не на Розу же Максимовну… Ну… она может подумать, например, на непутевого сына другой соседки – Кирилла. Сын тети Вали любил выпить и часто приходил к матери клянчить деньги на выпивку. Вот он и мог… А если бабушка напишет на него заявление в полицию? Да ну и что! Она часто говорит, что по Кириллу тюрьма плачет! Чего его жалеть-то? Пусть он туда и отправляется!

Наташа вздохнула, все еще немного виновато, а потом легко сбежала с лестницы и помчалась на выставку, которая открыта до восьми вечера! Вполне можно успеть купить Габи.

За квартал от выставочного комплекса девушка опять остановилась в задумчивости. Ну… купит она Габи… А как ее принести домой? Как объяснить, откуда у нее взялась такая дорогая кукла? Впрочем, родители и не поймут, что кукла дорогая. Можно сказать, что ей ее отдала за ненадобностью какая-нибудь подруга. Отдали же ей морячку Марину. Конечно, Габи в тысячу раз шикарнее Марины, но… В общем, она что-нибудь придумает… Но все это потом… Сейчас надо бежать за куклой!

И Наташа успела. Дородная продавщица в своей громогласной манере издала удивленный вопль:

– Ну даешь, подруга! Видать, зацепила тебя Габи!

– Зацепила, – не могла не согласиться Наташа.

– Ага! Вижу, глазенки-то сверкают! Надеюсь, никого не ограбила? – И продавщица, подмигнув девушке, захохотала так, что две покупательницы у соседнего прилавка вздрогнули и повернули головы.

Наташа тоже вздрогнула, но постаралась улыбнуться как можно непринужденнее. Габи была уложена в малиновую картонную коробку на подложку из мятой мягкой ткани. Она так трогательно закрыла свои зеленые глаза с длинными ресницами, что умилилась даже продавщица.

– Ишь, заснула, – сказала она, закрывая крышку и подавая коробку Наташе. – Ну… береги красотку!

– Конечно! – Девушка кивнула, развернулась и налетела на стоящего лицом к ней парня в синей толстовке. Коробка чуть не выпала у нее из рук.

– Глаза-то раскрой, чучело! – прокричала ему продавщица. – Здесь тебе не футбольное поле!

Наташа, прижав к себе драгоценную коробку, с негодованием смотрела на парня, но он явно не собирался уступать ей дорогу. Она уже хотела спросить, что ему надо, как он вдруг широко улыбнулся, от чего его весьма невыразительное лицо здорово похорошело.

– Что это у тебя там? – неожиданно спросил он, ткнув пальцем в коробку.

– А сам-то не догадываешься? – не могла остановиться продавщица. – Поди на кукольной выставке находишься, а не на стадионе!

Наташе так хотелось поскорее остаться наедине с Габи, что она, решив не участвовать в разборке, осторожно обошла парня и, поскольку лифт был далековато, направилась к боковому эскалатору. На нем гораздо быстрее можно было съехать вниз. По шикарной винтовой лестнице пришлось бы спускаться куда дольше. Парень в два скачка догнал ее.

– Не убегай! – крикнул он, впрыгнув за ней на эскалатор. – Конечно, я понимаю, что там кукла. Показать можешь?

– Зачем? – искренне удивилась его интересу Наташа.

– Да понимаешь… я подарок ищу, сестренке… Ты наверняка в этом разбираешься… Ну… как девушка…

– Это… это очень дорогая кукла… И если твоя сестренка еще маленькая, то ей такую нельзя… Сколько лет твоей сестре?

– Пять будет.

– Такие куклы не для нее.

– «Такие» – это какие?

– Антикварные…

– Антиква-а-арные… – протянул парень, как-то странно посмотрел на коробку и повторил: – Показать-то можешь? Я… в общем, никогда не видел антикварных кукол…

– Как же тебя занесло на этаж, где один антиквариат? – усмехнулась Наташа.

– Да так! Бродил по всей выставке из интереса – вот и сюда забрел.

Парень вдруг схватил девушку за плечи и буквально вытолкнул на этаж. Наташа, с трудом удержавшись на ногах и крепко прижимая к себе коробку, возмутилась:

– Что ты себе позволяешь?! Чего прицепился?

– Ладно, извини! Не злись! Я подумал, что, как только съедем на первый этаж, только я тебя и видел!

– Я все равно не понимаю, что тебе от меня надо?

– Помоги мне, пожалуйста, – попросил он, улыбнулся, и его лицо опять показалось Наташе красивым.

– Чем же?!

– Я ж сказал – подарок сестре ищу! Помоги выбрать! Ты ж знаешь, что девчонкам надо! Я могу что-нибудь не то купить! Она расплачется вместо того, чтобы обрадоваться!

Девушке вдруг сделалось приятно от того, что незнакомый парень выбрал именно ее экспертом. Она оглянулась по сторонам и сказала:

– Мы находимся на третьем этаже. Здесь продают мягкие игрушки. Думаю, это как раз то, что тебе надо. Все маленькие девочки любят пушистых зверюшек: котиков, зайчиков, мишек. Или не пушистых, а таких… бархатных, которых гладить приятно. Купи ей кого-нибудь здесь.

Наташа хотела опять шагнуть на следующий эскалатор, ведущий вниз, но он задержал ее:

– Погоди! Ну, что тебе стоит помочь мне выбрать! Для меня все эти зверюхи на одно лицо! Я ни за что не определю, которая лучше.

Девушка с печалью посмотрела на свою коробку, сожалея о том, что свидание с Габи откладывается, но все же повернула к прилавкам. Парень, заметив ее взгляд, опять попросил:

– Слышь, покажи свою куклу-то! Я ее не съем! Интересно же, что собой представляет кукольный антиквариат!

Наташа опять промолчала, но, очередной раз оглядевшись по сторонам, увидела у одной из стен длинную банкетку, оббитую мягкой тканью, и направилась к ней. Усевшись, она аккуратно устроила рядом с собой коробку и с трепетом открыла крышку. От красоты кукольного лица с закрытыми веками, отороченными длинными густыми ресницами, у нее зашлось сердце. Как же хорошо, что она все-таки купила Габи. Бабушка, конечно же, простит свою внучку, когда она вернет ей деньги и покажет красавицу, ради которой отважилась на отвратительный, но, как ей казалось, необходимый поступок. От размышлений девушку оторвал голос парня:

– Хорошенькая… Но ничего особенного я в ней не вижу. Дорогая, говоришь?

Наташа кивнула.

– И сколько ж стоит?

Он громко присвистнул, когда Наташа назвала сумму, которую отдала за Габи, и сказал:

– Не-е-е… Я такими деньгами не располагаю… Пошли за зайцем… Ну… или за медведем… В общем, кого выберешь, того я и куплю.

Когда парень сказал, сколько у него с собой денег, Наташа решительно отправилась к загородке, внутри которой были собраны недорогие, но весьма симпатичные мягкие игрушки. Покупателям можно было заходить внутрь огороженного пространства и каждую зверюшку подержать в руках. Наташе было не очень удобно с объемистой коробкой, и парень предложил свою помощь:

– Давай я подержу, пока ты выбираешь…

Наташа уже так увлеклась выбором игрушки, что тут же бездумно сунула ему коробку, сквозь зубы пробормотав: «Только осторожно…» Ей более других приглянулась рыжая белка с блестящей шелковистой шкуркой, кисточками на ушках и огромным пушистым хвостом. Она подумала, что белка обязательно понравится девочке умильным выражением большеглазой мордочки и своей нестандартностью. Все же чаще всего дарят медвежат или пушистых собачек, а ей вдруг принесут белку. Здорово же!

Наташа потянулась к ветке искусственного дерева, на которой сидела зверюшка. Оказалось, что игрушка расположена высоковато для ее небольшого роста. Девушка оглянулась, чтобы предложить парню достать белку. Но рядом его не оказалось. Еще ни о чем не подозревая, она поискала парня среди покупателей, которые толклись внутри загородки, выбирая игрушки. Его среди них не оказалось. С упавшим сердцем Наташа выскочила в проход и увидела его съезжающим вниз на эскалаторе. Коробку он крепко держал под мышкой.

– Сто-о-ой!! – так истошно крикнула она, что от нее отшатнулась молодая женщина, а девочка, которую она вела за руку, споткнувшись, упала на пол. Не слушая вопли женщины и ее дочки, Наташа кинулась к эскалатору. Парень, конечно же, ждать ее не собирался. Перепрыгивая через ступеньки, он, выскочив с одного эскалатора, бросился к другому, ведущему на второй этаж, потом к тому, что вел на первый. Как девушка ни старалась, поспеть за ним не могла. Он был сильнее и выше, а потому – быстрее.

На улице, легко лавируя между паяцами на ходулях и людьми, он выбрался с площади, где расположился выставочный комплекс, и помчался по одной из отходящих от нее улиц. Наташа припустила за ним. Она уже не кричала, потому что еле переводила дыхание от быстрого бега. При этом она уже понимала, что, даже если догонит, не сможет отобрать у него Габи. Но перестать бежать не могла. Она должна знать, где он собирается скрыться, чтобы привести туда отца. Конечно, придется обо всем рассказать, но оно и лучше. Тяжело скрывать правду. Пусть ее отругают в три голоса, но помогут, а бабушку она умолит, и та простит свою непутевую внучку. Они же всегда любили друг друга. Обливаясь потом и хрипло дыша, Наташа неожиданно для себя вдруг поняла, что никакая кукла не стоит боли близких. И бежала она уже не столько за антикварной Габи, сколько за украденными у бабушки деньгами. Девушка теперь называла вещи своими именами: она, Наташа, воровка, укравшая у бабули деньги, которые та скопила, откладывая с жалкой пенсии. И она будет бежать за ними, сколько сможет.

Неизвестно, сколько бы она могла продолжать погоню, если бы из одного из магазинов на пути парня с малиновой коробкой под мышкой вдруг не вышел одноклассник Наташи, Егор Калинин.

– Егорша! – взвыла девушка из последних сил. – Держи его! Он у меня украл…

Что парень у нее украл, Наташа уже выкрикнуть не могла, но Калинин, моментально среагировав, сделал бегущему подножку. Парень споткнулся и, пролетев по инерции еще некоторое расстояние, очень некрасиво всем телом рухнул на асфальт. Наташа зачем-то даже посочувствовала ему – понятно было, что ему здорово больно. Малиновая коробка отлетела вперед, перевернулась в воздухе, из нее выпала Габи и очень скоро оказалась без головы, ударившись фарфоровой шеей о бордюр. Проезжавшая мимо машина поддала колесом темноволосую головку и отбросила ее прямо в чашу фонтана у дороги. Головка Габи чуть задержалась на плаву, глядя вверх открытыми глазами, которые казались уже не зелеными, а голубыми из-за отразившегося в них неба. Потом она накренилась и медленно ушла под воду.

Наташа не могла ни произнести что-нибудь, ни заплакать. Она беззвучно открывала рот, из которого не вылетало ни звука. Девушка не могла себя заставить сделать и шага в направлении куклы, казавшейся погибшим ребенком. Она не видела, как похититель перевернулся с живота на бок, а потом сел на тротуар и, скривив в гримасе разбитые губы, дул попеременно то на одну окровавленную коленку, торчащую из разодранной штанины, то на другую. Не видела, как Егор подобрал коробку и тело несчастной Габи.

– Че случилось-то? – спросил он, подойдя к Наташе. – Кукла какая-то… На что ему… – он кивнул в сторону парня в синей толстовке, – … кукла?

Наташа посмотрела на изуродованное тело Габи, губы у нее затряслись, и она наконец с удовольствием разрыдалась. Ей казалось, что со слезами, всхлипами и вскриками из ее души уйдет боль. Но она не уходила, она разрасталась, расползалась по всему телу, и девушка забилась в такой истерике, что Калинин по-настоящему испугался.

– Ты… того… не надо… не стоит… – начал он. – Может, «Скорую» вызвать?

Вокруг них начали собираться люди, что сразу отрезвило Наташу. Огромным усилием воли она заставила себя затихнуть и промямлила скопившимся зевакам и участливым людям:

– Все нормально… Ничего страшного… Идите… Мы тоже сейчас… пойдем…

Трясущимися руками она взяла у Калинина обезглавленную куклу и, стараясь не смотреть на нее, побрела к фонтану за головкой Габи. Почему-то ей казалось, что нельзя оставить ее там. Починить куклу вряд ли удастся, но, наверное, ее надо похоронить по всем правилам, как попавшего в ДТП пешехода. Егор пошел за ней, продолжая приговаривать без остановки:

– Ты, Наташка, не того… не надо… не переживай… Это ж кукла, не человек… Куклу можно другую купить… Еще лучше…

– Да что ты понимаешь… – проговорила Наташа и поймала себя на том, что ей опять хочется заголосить на всю улицу. Она проглотила скопившийся в горле вязкий ком горя и склонилась над чашей фонтана. Сам фонтан не работал, и белая мраморная емкость была наполнена водой только наполовину. На ее дне лежали камни разного размера и формы, битое стекло, обломки палок и веток с черными, загнивающими листьями. Сквозь толщу воды тускло светились на солнце несколько монеток. Головка куклы устроилось между осколком красноватого кирпича и пластиковой белой банкой с надписью «Краска масляная, с». Наташа специально подольше задержалась взглядом на размокшем в воде куске этикетки на банке. «С» – это может быть начало слова «серая» или «синяя». А может быть, это предлог. Возможно, на банке было написано, что масляная краска с какими-то добавками. В конце концов, ее фантазия истощилась, и пришлось сосредоточиться на головке Габи. Один ее глаз закрылся, а второй казался темным и грустным. Чудесные длинные волосы намокли и сбились комом на сторону, в одном ушке не было золоченой сережки. Но личико казалось неповрежденным, и Наташа несколько воспряла духом. Может быть, куклу все же удастся починить.

Девушка уже совсем собралась достать головку Габи из фонтана, но первым, высоко засучив рукав джемпера, сунул руку в воду Калинин.

Увидев, что стало с кукольным лицом, Наташа крепко закусила губу, чтобы снова не расплакаться. Оказалось, что от правого ушка через щечку, губки и шею идет безобразная ломаная трещина. Когда Егор решил стряхнуть с головки капли воды, верхняя губа отвалилась от лица Габи, и открылся отвратительный черный провал. Наташа всхлипнула, но все же удержалась и не заплакала. Слезами все равно делу не поможешь. Калинин поднял кусочек фарфора и сказал:

– И все же я не понимаю, чего так убиваться из-за куклы. Жалко, конечно, но она ж не человек. Дорогая, что ли? Или не твоя, а ты теперь виноватая получаешься?

Наташа сначала смогла только кивнуть головой в знак согласия, а потом добавила, не узнавая свой голос:

– И то, и другое… – Не обязательно Калинину все объяснять. Разве парень может понять что-нибудь, касающееся кукол?

Она с трепетом взяла у Егора головку и поняла, что ремонт требуется грандиозный и дорогой. Голова была отбита от фарфорового оплечья, к которому специальными хомутами крепилось матерчатое тельце, туго набитое чем-то довольно мягким. Денег больше взять было негде, а потому Габи, видимо, все же придется похоронить.

– Ты… иди… Калинин, по своим делам… – пробормотала Наташа. – Спасибо тебе…

– Да не за что, – ответил Егор. – Может, тебя проводить до дома, а то ты мне что-то не нравишься…

Наташа обернулась и увидела, что похититель кукол все еще сидит на асфальте и напряженно на них смотрит. Одноклассник проследил за ее взглядом и спросил:

– Может, дать ему еще и в морду? Я могу…

Девушка отрицательно покачала головой и ответила:

– Ну его… Но ты меня все же лучше проводи…

Всю дорогу до дома они молчали. Егор поначалу попытался говорить на разные темы, не касающиеся куклы, но Наташа была не в состоянии ни одну поддержать, и парень в конце концов замолк. Возле подъезда Наташа еще раз поблагодарила одноклассника и хотела было уже войти, как ей показалось, что сбоку справа мелькнул парень в синей толстовке. Она резко повернула голову, но никого не увидела, облегченно вздохнула и закрыла за собой дверь подъезда.

На следующий день Наташе пришлось объясняться с классной руководительницей по поводу прогулов физики, русского языка и литературы. Анастасия Николаевна всегда хорошо относилась к ученице Богучаровой, и ей явно хотелось услышать от девушки версию, которая ее целиком оправдала бы – бывают же прогулы по уважительной причине, такие и прогулами-то не считаются. Школьники – живые люди, всякое случается. Переходный возраст – непростой период. Но Наташе не хотелось ничего придумывать.

– Прогуляла – и все… – тусклым голосом твердила она и смотрела в угол класса, старательно избегая взгляда классной. Что она могла ей сказать? Разве физичка способна оценить степень ее утраты? Да и никто не сможет.

– У тебя что-то случилось, Наташа? – продолжала допрос учительница.

– Ничего не случилось! Можете вы это понять? – все же сорвалась Наташа.

Анастасия Николаевна посмотрела на нее осуждающе, но ничего не сказала, закрыла дневник, в котором, видимо, собиралась написать послание родителям, оставила его на своем столе и вышла из класса.

Наташа с долгим, протяжным вздохом взяла дневник и небрежным движением сунула его в сумку. Она вовсе не была рада тому, что классная решила не извещать родителей о прогулах дочери. Если бы пришлось показать дневник с записью, может быть, Наташа призналась бы во всем, и ей бы помогли. А так… У нее не хватит смелости рассказать маме или отцу о том, что с ней случилось. Бабушке – тем более… Впрочем, бабушка и сама может связать пропажу денег с приходом внучки и тогда… Что тогда? Тогда и придется во всем признаться…

На крыльце школы Наташа увидела Калинина.

– Слышь, Богучарова, тебя, кажись, твой вчерашний приятель дожидается, – тут же выпалил он и мотнул головой вправо.

Посмотрев в заданном направлении, Наташа действительно увидела парня в синей толстовке. Он тут же спрыгнул со спинки скамейки, на которой сидел верхом, и быстрой походкой пошел в глубь сквера, огибающего школу.

– Похоже, он догадался, что я тебя в обиду не дам, – с торжествующей улыбкой сказал Егор.

– А ты не дашь? – изумилась Наташа. – Что-то раньше ты не проявлял такой заботы обо мне!

– Раньше просто ее не требовалось. Тебя ж никто не обижал.

– Ну… вообще-то… да… – вынуждена была согласиться Наташа.

– А кто он такой, Наташка? Вчера ты была явно не в духе. Может, сегодня расскажешь, чего он к тебе пристал?

– Если бы я знала…

– Так уж и не знаешь!

– Честно, не знаю… Не понимаю… Странно все как-то получилось… А рассказывать тебе… Зачем?

– Так… Мы ж друзья!

– Что ты несешь, Калинин? Какие еще друзья? – возмутилась Наташа. – Мы с тобой с первого класса больше десяти слов друг другу не сказали!

– Ошибаешься! – с улыбкой отозвался Егор. – Вчера и сегодня мы очень даже много наговорили! И потом… кто нам мешает подружиться?

– Зачем?! – еще больше удивилась девушка.

– А зачем люди дружат?! Будто не знаешь!!

– Слушай… Ну… иди и… дружи… вон хоть с Демидовичем… – и она махнула рукой в сторону их с Калининым одноклассника Дениса. Тот в этот момент как раз вышел на крыльцо школы, раскрыв дверь ногой, поскольку обеими руками держал толстый пирожок с капустой, от которого со смаком только что откусил кусок.

– Если бы мне это было надо, то, как ты и сама можешь догадаться, я с ним давно уже подружился бы! – многозначительно заявил Егор.

Не подозревающий о том, что речь между Калининым и Богучаровой идет именно о нем, Демидович остановился, дожевал кусок, проглотил его с препротивным булькающим звуком и спросил:

– Че толчетесь-то на проходе?! Людям ходить негде!

Егор несколько отошел в сторону и зло сказал:

– Столько будешь трескать, тебе везде будет места мало!

Демидович, ничуть не обидевшись, пожал плечами, все так же смачно куснул пирожок и быстро сбежал с крыльца, явно демонстрируя одноклассникам легкость движений, которой никак не мешала некоторая его упитанность.

– Ну и чего с таким дружить? – Егор посмотрел вслед Денису с презрением. – У него одна жратва на уме!

– Знаешь, Калинин, у меня тоже много такого на уме, что тебе может не понравиться, – заявила Наташа.

– Разберемся! – Егор отмахнулся от ее слов, как от комара, и добавил: – Пошли, что ли… Я провожу… Мало ли… этот тип где-нибудь притаился и ждет, когда ты останешься одна!

Наташа была вынуждена согласиться с Калининым. Намерения парня с выставки ей были непонятны, а потому пугали. Пусть все-таки Калинин будет рядом. Он здоровый, при нем тот парень к ней точно не полезет. Кстати, значит, вчера она не ошиблась – он действительно проводил их с Егором до подъезда. То есть он знает, где она живет… Теперь точно знает, где учится… Но зачем она ему?

Наташа почувствовала, как во рту онемел язык. Такое с ней всегда случалось во время приступов страха. Вот, например, утром… Калинин же не придет за ней, чтобы отвести в школу, и тогда парень в синей толстовке может сделать с ней все, что хочет. А что он хочет-то? Вчера ему нужна была кукла… Но зачем парню кукла? Он говорил, что у него есть пятилетняя сестренка… Неужели он для нее хотел украсть эту куклу? Прямо какие-то «Дети подземелья»…

– О чем задумалась? – спросил Калинин. – О том придурке?

Наташа кивнула.

– Хочешь, если он появится еще раз, я с ним поговорю… По-мужски… Он отстанет, вот увидишь!

– Может, не появится?

– Сомневаюсь я…

В горле Наташи образовался вязкий ком, который никак не глотался. Ей было по-настоящему страшно.

– Вот если бы ты мне все рассказала, возможно, я знал бы, что стоит сказать тому парню, чтобы он отвалил навсегда, – сказал Калинин.

Девушка еще раз безуспешно попыталась проглотить комок, который разрастался в ее горле, и с трудом проговорила:

– Вряд ли тебе это будет интересно, Егор. Но я подумаю… Ты только приходи к моему дому завтра утром, перед школой.

– Зачем? Расскажешь?

– Возможно… Мы вместе в школу пойдем, а то что-то мне не по себе… Придешь?

– Приду, – согласился Калинин. – Выходи часиков в восемь. И поговорить успеем, и в школу не опоздаем! Договорились?

– Договорились, – согласилась Наташа, огляделась вокруг, парня в синей толстовке не увидела и, несколько успокоившись, зашла в подъезд.

Преследующий ее парень так напугал Наташу, что она никак не могла сосредоточиться ни на упражнении по русскому, ни на задачах по физике. Она откладывала один учебник, открывала другой в надежде, что он отвлечет ее от тяжких дум, но ничего не получалось. Девушка ловила себя на том, что не понимает ни слова из того, что читает. Более того, ей вдруг стало страшно одной в пустой квартире. И боялась она уже явно не парня. Две двери их жилища он, конечно же, не взломает. Да и соседи на шум сбегутся, если он вдруг за такое примется. Что же тогда ее так беспокоит? Она, конечно, со вчерашнего дня не в своей тарелке, но сейчас ее еще липкой паутиной опутал непонятный и какой-то незнакомый страх. Эта новизна неприятных ощущений пугала еще больше.

Наташа отложила учебник географии, в параграфе которого тоже ничего так и не поняла, и покосилась на шкаф с одеждой. Он вдруг показался ей зловещим. И девушка поняла почему. В его глубине, за коробками с обувью, лежала обезглавленная Габи. Малиновая коробка размокла, и Наташа, разрезав на кусочки, еще вчера выбросила ее в мусоропровод. Тельце Габи в грязном мокром платье теперь было завернуто в толстый полиэтиленовый пакет. В другом пакете, рядом, покоилась голова, один глаз которой больше не открывался, другой, наоборот, все время оставался открытым, а под носом, на месте верхней губы, зиял провал. Вчера Наташа переживала только о том, что у нее нет ни денег, ни куклы. Сегодня ужас почему-то стала наводить сама изуродованная Габи. А вдруг она вылезет из шкафа, держа в руках собственную голову с мокрыми, сбившимися в колтун волосами?

– Фу ты! – вслух сказала Наташа как можно громче, чтобы прогнать ужасное видение. – Вот ведь мама не зря запрещает смотреть ужастики! Всякая ерунда в голову лезет! Такого просто не может быть! Никогда! Детские сказки!

Девушка нарочито беспечно прошлась по комнате взад-вперед, убеждая себя, что ей уже вовсе и не страшно. Потом она включила ноутбук, зашла на свою страницу социальной сети под коротким, но емким названием «Мы!», которую все пользователи ласково называли «Мышкой». Просмотрев список любимых мелодий, она выбрала самую заводную и врубила звук на полную мощность. Пальцы тут же начали барабанить по столу, отбивая такт. Даже ноги сами собой начали притоптывать. Вот она – целительная сила музыки! Наташа поняла, что успокоилась окончательно. Страхи относительно выхода из шкафа изуродованной куклы показались ей смешными. Она собиралась подумать, что с ней делать дальше, но сейчас четко поняла, что ремонт не потянет никак, а потому с Габи придется распрощаться. А поскольку она все-таки всего лишь кукла, Наташа не станет ее хоронить, что приходило в голову, а просто выбросит ее части в помойку в этих же мешках, в какие сейчас завернуты. Можно было бы, конечно, в мусоропровод, но в помойный бак надежнее – подальше от глаз. Может быть, прямо сейчас это и сделать? Пока дома никого нет…

Девушка зачем-то подошла к окну, хотя загородку с баками из него видно не было. Прямо напротив, на ограде детского сада, в той же позе, что на скамейке у школы, сидел парень в синей толстовке. Наташа отшатнулась от окна, выронив на пол компьютерную мышку, которую автоматически сжимала в руках. Батарейки вылетели и моментально закатились под диван. Наташа полетела к ноутбуку и задвигала пальцами по сенсорной панели, чтобы вместо протяжной печальной мелодии, которая звучала и без мышки, найти опять веселую и задорную. Она хотела, чтобы ее отпустил вновь накативший страх. Но на этот раз музыка не исцеляла. Наверное, потому, что парень представлял собой реальную угрозу, в отличие от надуманной опасности в виде ожившей куклы. Похоже, придется-таки подружиться с Калининым. С ним не страшно. Конечно, все в классе подумают, что у них любовь-морковь и все такое, но какая разница, кто и что подумает. В сложившихся обстоятельствах ей наплевать на досужие разговоры и сплетни.

Весь остаток дня до позднего вечера Наташа через каждые десять минут бегала к окну, чтобы осторожно, из-за занавески, посмотреть на парня. Он исчез минут за пятнадцать до прихода родителей с работы. Видимо, понял, что сегодня она из дома не выйдет, а может быть, его позвали какие-нибудь другие важные дела.

Наташа не успела еще как следует успокоиться с приходом отца, а потом и мамы, как в гости зашла бабушка. От страха, накатившего новой удушливой волной, у девушки закружилась голова. Сейчас бабушка призовет ее к ответу, надо будет что-то говорить… А что? Оправданий ее поступку нет. Наверно, кукла погибла именно из-за того, что была куплена на ворованные деньги. Как объяснить взрослым то, чему нет объяснения? Они все равно ничего не поймут, посчитают Наташу преступницей и, может быть, сдадут в детский дом… Хотя кому она там нужна? Стольким детям по-настоящему требуется приют, а тут она, которая живет на всем готовом, имеет и родителей, и бабушку… Конечно, ее никуда не отдадут, она просто сделается в своей семье чужой… Может быть, даже придется бежать из дома… Но куда? В никуда… Будет просто скитаться…

– Натуська, чего ты, как неживая? – услышала она голос отца. – Возьми у бабушки пакет, у меня руки еще грязные, и выложи из него пирожки на блюдо! Бабуля опять решила нас побаловать!

С трудом очнувшаяся от невеселых дум, Наташа приблизилась к бабушке, не глядя ей в глаза, взяла пакет и пошла на кухню. Ей казалось, что вот-вот, сейчас, через пару-тройку секунд, она услышит слово «воровка!». Но оно так и не прозвучало ни в тот момент, когда она шла на кухню с бабушкиным пакетом, ни позже, когда они уже все вместе пили чай с пирожками. Бабушка ни словом не обмолвилась о том, что пропали деньги. Наташа ничего не понимала. Может быть, вчера бабуля не успела на почту, денег не получила, а потому в свою жестянку и не заглядывала. Да, скорее всего, именно так. Не стала бы она сидеть у них на кухне с таким умиротворенным видом, если бы подозревала, что внучка ее обворовала. И пирожков не принесла бы. Она вообще пришла бы с пустыми руками и сказала, что ей теперь не на что даже продуктов купить. На Наташу она смотрит вполне доброжелательно и даже не замечает, что у внучки трясутся поджилки. Девушка некстати подумала, что не знает, где именно должны трястись поджилки. У нее потряхивало все тело. Даже если сегодня бабушка еще не обнаружила пропажу, то скоро все равно обнаружит, и тогда начнется ужас. Но лучше бы он начался уже сейчас. Лучше внутри ужаса находиться, чем его ждать. Может, признаться? Нет… Все сейчас тихо сидят, отдыхают, спокойно пьют чай, а она им – нате, получите… Так нельзя… Надо как-то по-другому… Но как? Надо еще подумать… Время еще есть… А до чего есть время? До какого-такого события?

Наташа тряхнула головой, чтобы перестать крутить в голове эти отвратительные мысли. В висках заломило, она непроизвольно сморщилась и дотронулась до них пальцами обеих рук.

– Что-то ты, дочь, какая-то вялая, – сказал отец. – Голова, что ли, болит?

Девушка нашла в себе силы только для того, чтобы кивнуть.

– То-то, я гляжу, на себя не похожа!

– Иди полежи, Тусик, – предложила мама, – я тебе сейчас таблетку принесу.

– Вот только не надо таблеток, этой химии! – тут же вступила бабушка. – Сон излечит все! Ложись, Наташка, и спи! Завтра встанешь как новенькая!

Девушка кивнула, вышла из-за стола и отправилась в свою комнату. Она действительно решила лечь в постель, поскольку так переволновалась, что чувствовала себя совершенно обессиленной. Да и голова побаливала.

Она почти сразу провалилась в беспокойный, поверхностный сон, когда трудно точно определить границу между сновидениями и прорвавшейся сквозь них явью. Наташа чувствовала, как прохладная рука мамы опускалась ей на лоб, слышала обрывки разговоров родителей с бабушкой, но не могла даже пошевелиться. В конце концов квартира и родные люди пропали из ее сознания. Их милые лица сменило лицо парня в синей толстовке. Наташа не очень четко его помнила, поскольку запоминать не собиралась, и потому оно было расплывчатым и неприятным. Только улыбка была хороша и жила как бы отдельно от него, как у знаменитого чеширского кота. А синяя толстовка все приближалась и приближалась. Вот она облепила девушке лицо, и ей стало трудно дышать. Наташа пыталась содрать с себя душную ткань, и ей даже удалось, но лучше бы она этого не делала. На нее откуда-то снизу пристально смотрел открытый глаз Габи. Очень скоро стало понятно, почему именно снизу – кукла в опущенной руке держала за волосы свою голову. За ее спиной высилась громада шкафа с открытой дверцей. Никакой одежды в нем не было. Темнел лишь провал, из которого струился густой сизый дым. В его клубах кукла выглядела особенно зловеще. Ее безголовые плечи были замотаны серой рваной шалью с кистями, к которым прицепились колючие шарики, похожие на головки репейника. Клок волос, за которые кукольные руки держали голову, казался седым. Оба глаза Габи прикрывали веки абсолютно без ресниц, верхняя губа была на месте, а нижняя изгибалась мокрым бурым червяком. Голова будто что-то хотела сказать Наташе, но у нее никак не получалось. Изо рта вылетали только шипящие и свистящие звуки, что, видимо, никак не могло устроить куклу. Из-под шали выпросталась вторая рука. Судя по ее судорожным движениям, было понятно, что с закрытыми глазами Габи никак не может найти то, что ищет. В конце концов ее рука зацепила еще один собственный клок волос, и голова удовлетворенно рассмеялась таким отвратительно-скрежещущим смехом, будто кто-то открывал и закрывал насквозь проржавевшую калитку металлической ограды. Затем Габи уже двумя руками водрузила свою голову на плечи. Ее глаза тут же открылись, но были вовсе не зелеными, а черными и глянцевыми, будто оливки из банки. Когда кукла перевела свой взгляд на Наташу, у той от страха препротивно заныл желудок. А черные, хищно блестящие глаза Габи все приближались и приближались. Когда Наташа уже совсем отчаялась вырваться из-под магнетического взгляда кукольного монстра, ей удалось проснуться. Она не сразу это осознала и принялась озираться по сторонам, опасаясь, как бы страшная Габи не набросилась на нее сзади. Но куклы нигде не было, шкаф стоял с мирно закрытыми дверцами, и девушка поняла, что спала. Приснившийся кошмар тут же напомнил ей существующее положение вещей, которое было ничуть не лучше сна. Любой сон рано или поздно заканчивается, проснуться-вырваться из яви невозможно. В ней придется существовать.

Наташа бросила взгляд на ярко-синие цифры электронных часов. Половина третьего ночи. Спать абсолютно не хотелось. Кожа была влажной от пережитого ужаса, во рту стоял металлический привкус. Девушка спустила ноги с дивана, чтобы пройти на кухню и попить, но поняла, что не сможет этого сделать, поскольку непременно надо будет проходить мимо шкафа, где лежит Габи. Только от одной мысли об этом Наташино тело снова свело судорогой страха. Нет, лучше уж остаться в постели. Может быть, все же удастся заснуть? Да, но тогда снова может присниться кошмар! Лучше уж не спать, а утром по дороге в школу обязательно выбросить Габи в помойный бак.

В борьбе со своими мыслями, страхом и сном Наташа провела довольно долгое время, но потом, измотанная собственными усилиями, все же заснула. Ей не снилось вообще ничего, она будто провалилась в темное, бархатное небытие, из которого ее вернул к жизни мамин голос и легкое потряхивание за плечи.

– Натуська! – прокричала мама. – Вставай немедленно! Мы почти проспали! Еще не опоздали, но все к тому идет… Если поторопишься как следует, к первому уроку успеешь!

– Как проспали? – удивилась Наташа, с трудом отходя от своего очень глубокого сна.

– Так! Ночью выключили электричество, часы сдохли… Вот я все время говорю, что надо купить обычный механический будильник, так никто меня не слушает!

– Можно еще на мобиле устанавливать будильник, – пробубнила девушка, понимая, что мама, запершаяся в ванной, ее уже не слышит. – Хотя… и телефон может разрядиться… Но и механический будильник можно забыть завести… Человек сам себе враг…

После изречения в безлюдное пространство только что придуманного афоризма Наташа достала из сумки мобильник. Часы показывали сорок пять минут восьмого. Через пятнадцать минут ее будет ждать на крыльце Калинин. Девушка соскочила с дивана, быстро натянула джинсы и любимый джемпер, покидала в сумку учебники и тетради, понадеявшись, что правильно помнит сегодняшнее расписание уроков, и вылетела из комнаты. В освободившейся ванной почистила зубы, провела щеткой по коротким пушистым волосам, потом заскочила в кухню, вытащила из ковшика одну из двух сосисок, которые уже поставил вариться папа.

– Наташка! Сядь и нормально поешь! Успеешь!! – прокричал ей в спину отец, но его дочь с сосиской во рту и школьной сумкой на плече уже возилась с замком входной двери.

Калинин действительно ждал свою одноклассницу.

– Ну что, подумала? – встретил он ее вопросом.

– О чем? – удивилась Наташа, сожалея о второй сосиске, которая для нее наверняка еще варилась в папином ковшике.

– Как о чем? Мы договорились, что ты подумаешь, можно ли мне рассказать о том парне, который тебя преследует.

– А может, я решила, что не могу тебе рассказать!

– Брось! Это глупо! Если я буду тебя защищать, мне надо точно знать от чего, чтобы не наделать ошибок!

– Каких еще ошибок? Ты просто провожай меня из дома в школу и… наоборот… Тут не ошибешься… – Наташа бросила на Егора смущенный взгляд и добавила: – Если хочешь, конечно… Я ж понимаю, что ты вовсе не обязан это делать…

– Знаешь, Наташка, ты не можешь находиться только в школе и дома! Надо же и гулять… в магазин ходить или в поликлинику, к примеру… Я, конечно, готов тебя сопровождать, но не всегда же смогу… Так что ты лучше колись, в чем дело, и, может быть, мы вдвоем придумаем, как обезвредить того парня!

Наташа задумалась. А почему бы, собственно, и не рассказать все Егору? Как он ей может навредить? Не пойдет же доносить на нее родителям или бабушке! Какой ему в этом прок? А сочувствующий человек ей очень нужен.

На последней мысли Наташа резко остановилась, потому что поняла, что в спешке забыла свертки с останками куклы в шкафу.

– Что случилось? – спросил Егор.

– Да понимаешь, я ее забыла в шкафу! – огорченно проговорила девушка.

– Кого можно забыть в шкафу?! – изумился Калинин, и Наташа поняла, что сейчас все ему расскажет.

– Ну как? Ты меня теперь презираешь? – спросила она, когда закончила рассказ о собственных злоключениях.

– За что? – опять удивился Егор.

– Как за что? Я же воровка!

– Но ты же собиралась отдать бабуле деньги!

– Собиралась, только не знаю, где их взять… И, главное, обидно, что такая сумма потрачена зря! Такую дорогую куклу придется выбрасывать!

– А как ты думаешь, зачем тому парню кукла? – очередной раз удивленно округлив глаза, спросил Калинин.

– Сама поражаюсь! Может быть, ты можешь сказать, для чего вашему брату может понадобиться кукла?

– Не могу даже представить. Думаю, что и твоя версия о сестре, которой он хотел куклу подарить, провальная.

– Почему? Может, сестра очень больная, он хотел ее порадовать простенькой игрушкой, а тут я, глупая ворона, вовремя подвернулась!

– Нет! Критики это не выдерживает!

– Тогда покритикуй!

– Пожалуйста! Если бы он хотел подарить куклу сестре, то отстал бы от тебя, когда у Габи отбилась голова. Лучше купить дешевую, но целую игрушку, чем безголовое чудище!

– Может, он надеется ее отреставрировать?

– Сама ж говоришь, большие деньги на это нужны, а у него их мало!

– Возможно, он надеется их найти!

– Да ну! На целую дорогую куклу не надеялся, а на ремонт, который тоже не дешевый, – запросто! Так не может быть! И потом… разве можно рассчитывать на то, что ты второй раз выйдешь из дома с куклой в руках и дашь ему ее подержать?

– Нет! Этого я никогда уже не сделала бы, – не смогла не согласиться Наташа. – Да и незачем мне ее выносить из дома…

– Вот именно! – Егор поднял вверх указательный палец.

– И что же тогда?

– Тогда надо просто спросить, что ему от тебя надо!

Наташа огляделась вокруг, парня не обнаружила и с надеждой сказала:

– Видишь, его нет! Может, больше не придет?

– А чего тогда ходил? Тебя зачем пугал? – Калинин усмехнулся. – Просто он тоже не может возле тебя свою жизнь проводить. Учиться надо или… работать… Думаю, мы его еще увидим.

Наташа поежилась. Не хотелось ей еще раз видеть человека, из-за которого теперь Габи в ужасном виде приходит к ней в ночных кошмарах.

– А что ты все-таки будешь делать с деньгами? – опять спросил Егор. – Тут уж я тебе помочь никак не могу. У меня в кармане только мелочевка на школьный буфет да на всякую ерунду типа наушников. У меня мои сломались, надо новые купить. Но если это хоть как-то поможет, могу тебе свою мелочь отдать. Если старые наушники в одном месте замотать скотчем, можно будет пользоваться.

– Сам же понимаешь, что такие деньги мне не помогут, – с горечью отозвалась Наташа.

– Но я должен был предложить…

Наташа подняла глаза на одноклассника и в недоумении спросила:

– Почему ты вдруг решил, что должен?

– Сам не знаю. – Калинин выразительно пожал плечами. – Вот позавчера еще не был должен, а сегодня – должен… Это не объяснить… Я, представь, даже спрашивал себя: «Не влюбился ли ты, чувак, часом в Богучарову?» Вроде нет…

Наташа жалко улыбнулась. Честно говоря, позавчера и она не только не думала о Егоре, но даже не замечала его в классе, проходила мимо, будто он был невидимым. А сейчас ей стало досадно, что он прямо так и говорит – не влюбился. Что, разве в нее уж и влюбиться нельзя? Впрочем, кто влюбляется в воровок? Никто! Но Калинин привязался к ней еще до того, как узнал о том, что она украла деньги у бабушки. Интересно, а она могла бы в него влюбиться?

Наташа придирчиво оглядела Калинина и не нашла в нем ничего выдающегося. Самый обыкновенный парень, не принц, не герой девичьих мечтаний. Но все равно ей почему-то стало обидно, что он в нее не влюбился.

– В общем, так: сейчас идем в школу – уже пора! – резюмировал не принц и не герой. – А если после уроков этот охотник на кукол явится, сами начнем на него наступление. Годится?

Наташа кивнула без особого энтузиазма. В чем бы ни признался парень в синей толстовке, это не вернет ей ни целую куклу, ни бабулиных денег.

На всех переменах Наташа бегала к окнам рекреации, из которых были видны скамейки у школы. Охотник на кукол не появлялся. Иногда она сталкивалась у окна с Егором, и они до конца перемены прикидывали так и этак, для чего парню может понадобиться антикварная кукла. Ничего умного придумать не смогли.

Сразу после предпоследнего урока к Богучаровой, собирающей школьные принадлежности в сумку, подошла одноклассница Олеся Новицкая и заявила:

– Мне надо с тобой поговорить.

– Говори! – удивленная Наташа застегнула сумку и уставилась на Олесю, с которой, как и с Егором, за все время учебы не сказала и десяти слов.

– Выйдем, – предложила Новицкая и направилась к выходу.

Наташа молча пошла за ней. У окна коридора, из которого не было видно скамеек у крыльца, Олеся остановилась и сразу выстрелила вопросом:

– Что у тебя с Калининым?

Наташа хотела с ходу сказать, что ничего такого, о чем Новицкой стоило бы беспокоиться, но удержалась и ответила вопросом:

– А тебе какое дело?

– Раз спрашиваю, значит, есть дело…

– Но я не обязана тебе отвечать!

– Когда так говорят, это обычно означает, что есть какие-то отношения… Так?

Наташа подумала, что отношения у нее с Калиныным и впрямь кое-какие есть, а потому совершенно честно ответила:

– Да, есть.

Новицкая неприятно усмехнулась и опять спросила, но уже потише, без напора:

– Он тебе очень нравится, да?

Наташа опять ответила вопросом на вопрос:

– А тебе?

Олеся немного помолчала, посмотрела на свои белые кроссовки с кислотно-желтыми шнурками, пошевелила ногой, потом второй, после этого решительно взглянула однокласснице в глаза и сказала:

– Я тебя, правда, первая спросила, но… ладно… В общем, да… Он мне очень нравится, и если он… то есть если ты… Словом, ты не могла бы оставить его в покое?

– Вот сейчас никак не могу… Потом… может быть…

– А сейчас у вас что?

Щеки Олеси излишне порозовели, и стало понятно, что Новицкая не собирается сдаваться.

– А не спросить ли тебе об этом самого Калинина? – предложила ей Наташа.

– Да ты что! – Олеся опять как-то странно ухмыльнулась.

В это время в конце коридора, отчаянно жестикулируя, появился Егор собственной персоной. Наташа сразу поняла, что он наконец увидел парня в синей толстовке.

– Извини, у нас дела, – сказала она Новицкой и, не обращая внимания на ее реакцию, побежала к Калинину.

Охотник за куклами действительно сидел на скамейке, только уже не верхом, а на сиденье, как все нормальные люди. И синей толстовки на нем не было. На клетчатую рубашку голубоватых тонов он надел темно-серую спортивную куртку, которую расстегнул на груди.

– Сидит, – констатировал Егор.

– Ага, – вынуждена была согласиться Наташа, и голос ее неожиданно дрогнул.

– Ты что, его боишься?

– Немного…

– Брось! Я его одним пальцем перешибу!

– Ты же сам говорил, что не сможешь все время меня сопровождать!

– Сегодня же смогу! А мы договорились все у него выяснить! Мы ж договорились?

– Договорились, – бесцветным голосом согласилась Богучарова.

– Не дрейфь! Все будет в порядке! – И Калинин дружески похлопал ее по плечу, будто своего приятеля. Наташе это не понравилось. В конце концов, она же девушка. Наташа даже хотела сказать об этом Егору, но прозвенел звонок на последний урок, и одноклассники помчались на четвертый этаж, где находился кабинет биологии.

– Сидит, гад, – сказал Калинин, не поворачивая головы к скамейке, когда они вдвоем с Наташей вышли на школьное крыльцо. – Идем спокойно, будто его не видим. Когда завернем за угол школы, приостановимся, потом резко обернемся, и я прижму его к ограде – он окажется в западне и потому никуда от нас не денется и от объяснений не отвертится!

– Ага, – опять без всякого удовольствия согласилась Наташа. Она охотнее всего обошлась бы без объяснений. Если бы этот парень без всяких разборок навсегда исчез из ее жизни, это устроило бы ее гораздо больше, но выбирать не приходилось.

Одноклассники все сделали именно так, как придумал Калинин. Они медленно спустились с крыльца и так же медленно пошли вдоль здания школы. За углом остановились, и охотник за куклами действительно с ходу налетел прямо на них. Егор тут же оттеснил его к металлической ограде, прижал к ней и самым суровым голосом спросил:

– Ну и чего тебе надо, парень?

Тот вдруг красиво улыбнулся (красоту его улыбки Наташа заметила еще в выставочном павильоне) и сказал:

– Вообще-то мне надо с ней поговорить. – И он кивнул в сторону Наташи.

– Вообще-то… – Егор передразнил его интонацию, – … мы уже в курсе, как ты умеешь зубы заговаривать, а потом красть кукол!

– Но сейчас же при ней нет куклы.

– Кто тебя знает, может, ты воруешь все, что придется!

Парень повернул голову к Наташе и сказал:

– Попроси своего друга отпустить меня. Пусть постоит в сторонке. Мне действительно надо с тобой поговорить. Ничего дурного я не сделаю. А он всегда сможет вмешаться, если вдруг ему покажется, что я тебя обижаю. Видно же, что он сильнее, а потому легко со мной справится.

– Наташка! Не соглашайся! – потребовал Калинин. – Мало ли что он выкинет, а я издалека могу и не успеть!

Наташа и не собиралась соглашаться. С Егором ей было спокойнее.

– Он останется! – решительно сказала она. – Это не обсуждается!

– Понял?! – Калинин чуть ослабил хватку, но вырваться из его рук парень все равно не мог.

– Хорошо, – отозвался пленник. – Я могу и при нем сказать, только вряд ли ему это будет интересно.

– Не тяни резину! – гаркнул Калинин. – Все, что Наташки касается, мне интересно!

Несмотря на нестандартность ситуации, девушка с любопытством взглянула на одноклассника. Интересно, правду он говорит или эти красивые слова рассчитаны только на охотника за куклами? На лице Егора ничего нельзя было прочесть из-за свирепого выражения, тоже, очевидно, организованного для устрашения противника.

– Хорошо, – повторил парень и попросил: – Отдай мне, пожалуйста, ту куклу. Она все равно испорчена…

Наташа рада была ее отдать, поскольку после того кошмарного сна оставаться с ней вместе в комнате не хотелось. Она все равно планировала выбросить то, что осталось от куклы, в мусорный бак. Калинин, видно, уловил настроение одноклассницы, поскольку мгновенно среагировал:

– Не отдавай, Наташка! Пусть объяснит, зачем она ему! Не платьица же он ей шить будет!

Наташа усмехнулась и спросила:

– А правда, зачем она тебе нужна, битая-то?

– Какая вам разница? – буркнул парень, уже несколько раздраженно.

– Слушай! – опять первым успел отозваться Егор. – Ты давай-ка объясни нам все по порядку! Зачем таскался по выставке и зачем украл куклу? Это ж ясно, что она тебе не для сестренки нужна! Даже если у тебя и впрямь есть сестра, вряд ли ей понравится этот безголовый урод, который получился из куклы по твоей милости и которого ты зачем-то хочешь получить!

– Неужели непонятно, что украл, потому что денег не хватало купить!

– И тебе было наплевать на то, что… вот она… – Калинин подбородком показал на Наташу. – … деньги специально копила… и все такое…

– Когда очень надо, об этом не думают!

– Нет, вы только посмотрите на него! – разошелся Егор. – Ему, видите ли, надо! Мне, может, «Мерседес» очень надо! Я ж не угоняю!

– А у тебя, возможно, кишка для этого тонка! – Парень усмехнулся.

Калинин прижал его к изгороди посильнее и сквозь зубы проговорил:

– А мы сейчас проверим, какая у тебя кишка! Ты, похоже, только на беззащитных девчонках специализируешься! А в моих руках скоро и пикнуть не сможешь!

– Ладно-ладно, не дави, – задушенно попросил пощады противник.

– Перестану давить, когда все объяснишь! – не сдавался Егор.

– Ну… в общем… ладно… скажу… Эта кукла… она когда-то принадлежала моей прапрабабке… Хочу вернуть в семью фамильную вещь…

– Врешь ведь! – теперь уже не удовлетворилась его ответом Наташа. – Откуда ты мог знать, что это ваша кукла, что она будет именно на этой выставке?

– Да я давно хотел ее найти!! Каталоги разных выставок в инете просматривал! И вдруг увидел! Да еще в нашем городе! Такая вдруг везуха, а денег нет! А тут ты… Опять везуха! Вот я и…

– Ты не ответил, с чего вдруг решил, что это ваша кукла?

– Она есть на фотографии из прабабкиного альбома.

– Таких кукол могло быть выпущено несколько!

– Других – могло! А эта была единственной. Отец специально для своей дочери заказывал ее на немецкой фабрике Хандверка. Если интересуешься куклами, должна такую фирму знать.

– Я знаю, – не могла не подтвердить Наташа.

– Ну вот… – продолжил парень. – На этой кукле платье точно такое же, какое было у моей прапрабабки, когда она была девчонкой.

– Опять врешь! Продавщица сказала, что эта кукла – всего лишь реплика, а не настоящий образец Хандверка!

– Много она знает, твоя продавщица! Если бы как следует порылась в каталогах, сумму в два раза большую за нее запросила бы! Слушай, – он обратился к Калинину, – убери ты от меня свои ручищи! Не сбегу… Мне кукла нужна…

Егор с минуту подумал, потом опустил руки и спросил:

– А чем докажешь, что кукла принадлежала именно твоей бабке-прапрабабке? Может, ты все эти дни придумывал историю поубедительней. Время у тебя было!

– Однажды прапрабабкин маленький братишка снял с куклы башмачок и куда-то его задевал. Чтобы дочь не плакала, их отец сам сшил ей новый из похожего по цвету и фактуре дерматина. Если внимательно приглядеться, то материал, из которого сделана куклина обувь, разный. На левом – натуральная кожа, а на правом – дерматин. Он грубее, а внутри башмачка должно быть фиолетовое клеймо нашей фирмы «Русское товарищество «Кожзам» 1923». – Парень бросил быстрый взгляд на Наташу и добавил: – Можете сами проверить!

– Мы проверим, не боись! – тут же отозвался Калинин. – А откуда ты всю эту историю о кукле узнал?

– Из прапрабабкиного дневника. В сундуке на чердаке дачи нашел. Там много старых вещей. Мать не хочет выбрасывать. Говорит – фамильная ценность…

– Что ж вы фамильные ценности на чердаке храните?

– У матери все руки не доходят привести эти вещи в порядок… Работает много. А я так… от скуки в сундук залез. Хотя… вот это уж точно не ваше дело!

– Все, что касается куклы, – наше дело! За нее Наташкины деньги уплачены! – опять очень сурово возразил ему Калинин. – А ты, значит, хотел поживиться за ее счет! Ценную вещь прикарманить!

– Эта наша вещь! Я не виноват, что не хватает денег, чтобы ее выкупить!

– Ну, хорошо! Предположим, мы тебе поверили, – не сдавался Калинин, – но все-таки объясни, зачем тебе безголовая кукла с разбитым лицом? Она уже не тянет на фамильную ценность!

– Думаю, ее можно починить, – буркнул парень. – Я в инете видел, что самых изувеченных старинных кукол можно привести в порядок современными материалами и даже искусственно состарить, если нужно.

– Наташка говорит, что для этого тоже сумасшедшие деньги нужны, а у тебя их нет! Сам сказал!

– Сейчас нет, а потом, может, будут… Тогда и отдам ее в ремонт.

– Слушай, а на что тебе ценность в виде куклы, никак не пойму, – продолжал во всем сомневаться Егор. – Ты ж не девчонка! И сестрица твоя, если она на самом деле существует, еще мала, чтобы в таких кукол играть!

– Я… не ей… Я матери хочу подарок сделать…

– Очень трогательно! – с издевкой сказал Егор. А потом обратился к Наташе: – Не знаю, как ты, а я не верю ни одному его слову!

– Почему? – спросила Наташа, которой рассказ парня показался вполне убедительным.

– Сам не знаю. Что-то во всем этом не так! – И он отпустил парня со словами: – Катись пока отсюда! Мы поищем клеймо на башмаке куклы и хорошенько обдумаем твои россказни, понял?

– Что ж тут непонятного? Понял. А когда и куда мне подойти, чтобы выяснить, что вы надумали? – спросил тот.

– А ты дай мне номер своей мобилы! Надо будет, позвоним! А сам даже не думай маячить возле нашей школы или возле Наташкиного дома! Увижу – урою! Ты ведь понял, что я сильнее. Я в этом тоже не сомневаюсь!

Наташа с ужасом и брезгливостью развернула пакет, в который была упакована безголовая Габи, и с удивлением увидела, что на ней нет пыльно-серой рваной шали, но потом вспомнила, что видела ее замотанной в такую рванину только во сне. Ее передернуло от отвращения при виде безголового тела, обряженного в основательно смятое бархатное платье. Из кремовых кружев его ворота торчал клок какой-то пакли, которой было набито тело, и обломок фарфоровой грудины.

– Да-а-а… натуральный тру-у-упик… – протянул Калинин и тоже брезгливо сморщился. – Давай, что ли, башмаки с нее снимем.

– Сам и сними, – предложила Наташа, которую тело куклы после страшного ночного сна здорово пугало.

Егор тяжело вздохнул и снял с ножек Габи оба башмачка. Внутри одного они действительно увидели клеймо «Русское товарищество «Кожзам» 1923».

– Значит, не врал, – огорченно произнес Калинин. – Только вот все равно я ему не верю! Ну… то есть не до конца! Возможно, кстати, он что-то недоговаривает, специально утаивает! Сомневаюсь, что он для матери старался. Вот представь: он вдруг приносит домой целую и невредимую куклу, которую у тебя украл (допустим, что я вам не встретился бы, и он сумел с ней убежать), дарит ее матери, а она спрашивает: «Где же ты ее взял, сыночек?» Что бы он ей ответил, как ты думаешь? Сколько денег от школьной столовки ни откладывай, на такую красотулю не накопишь, сама ж объясняла.

– Видишь ли, Егор, люди, которые не интересуются антикварными куклами, могут даже не подозревать, сколько они стоят, – ответила Наташа. – Вспомни, как ты удивлялся, что я из-за какой-то куклы так сильно переживаю.

– Но этот гад все равно должен был бы матери что-то сказать! Что?

– Ну… не знаю… Сказал бы, что на выставке старых кукол распродают по дешевке… а он узнал прабабкину и купил, подзаняв чуток денег у приятелей.

– А она бы и поверила?

– Ну откуда я знаю. Если честно, я с удовольствием от этого «трупа» избавилась бы! – И Наташа рассказала однокласснику о своем сне.

– Не бери в голову! Какая только чушь, бывает, не приснится! Ерунда все это! Тем более, что данная гражданка… – Калинин показал на распростертое на диване тельце несчастной Габи, – … ничего тебе дурного не сказала и не сделала. Подумаешь, постояла рядом!

– Ага! А тебе понравилась бы ожившая кукла с собственной головой в руках?

– Ну… нет, конечно, но я снов не боюсь. А где, кстати, голова?

– В шкафу. Только на нее еще противнее смотреть, чем на тело.

– Доставай!

– Зачем?! На ней никакого русского клейма нет! Должно быть только немецкое, и то под париком!

– А давай-ка тоже проверим!

– Что проверим?!

– Что-что!! Немецкое клеймо!

Наташа скривила недовольную гримасу, но вытащила из шкафа пакет с кукольной головкой. Разворачивать его она отдала Калинину.

– Да-а-а… – опять протянул парень, когда увидел, что стало с кукольным лицом. – И правда, препротивное зрелище.

Егор осторожно потянул за влажные слипшиеся пряди парика, и он довольно легко отделился от изувеченной головки Габи. Сколько одноклассники ни искали клейма фабрики Хандверка, найти так и не смогли.

– Вот! Я же говорил, что не все в этой истории чисто! – обрадовался Егор, а Наташа задумчиво произнесла:

– Все-таки продавщица была права, что эта кукла всего лишь реплика.

– Слушай, Наташка, я не хотел при этом придурке спрашивать, что такое реплика. Может, объяснишь?

Девушка объяснила, закончив такими словами:

– Получается, что Габи сделали не в Германии!

– Получается, что этот гад зачем-то наврал про Германию!

– Но, может быть, неправду сказал отец девушки!

– В каком смысле?

– Возможно, он сказал, что кукла немецкая, поскольку ему хотелось, чтобы подарок выглядел солиднее – все-таки фирма Хандверка известна любителям кукол всего мира!

Калинин вдруг заливисто рассмеялся.

– Чего это ты вдруг так развеселился? – настороженно спросила Наташа.

Продолжая улыбаться, одноклассник ответил:

– Еще пару дней назад я не мог даже предположить, что буду с кем-то обсуждать кукол!! – Он перевел взгляд на изуродованную головку Габи, смешно сморщил нос и спросил: – Что все-таки будем делать с куклой? Мне все равно не хочется отдавать ее тому парню.

– А я, Егор, не хочу держать ее у себя. Меня прямо-таки дрожь пробирает, когда я на нее смотрю. Все равно не смогу найти денег, чтобы починить. Побыстрей бы накопить ту сумму, которую бабуле должна.

– Ну… тогда я возьму ее себе…

– Зачем?!

– Не знаю пока. Просто чувствую, что история этой куклы не закончена.

– А тому парню звонить будешь?

– Придется. Не могу же я допустить, чтобы он по-прежнему тебя преследовал. Скажу, что кукла у меня и что отдавать ее ему не собираюсь.

– А он спросит, что ты с ней намерен сделать.

– Да не волнуйся ты, придумаю, что ему наболтать. Время еще есть.

Наташа заворачивала кукольные останки в пакет, когда раздались переливы дверного звонка.

– Родители, наверное, – смущенно предположил Калинин. – Я могу сказать, что ты мне, например, по физике помогала. Годится?

– Мои родители знают, что в физике я плохо разбираюсь, – ответила девушка.

– Ну… тогда по русскому…

– Это не они. Они должны быть на работе… И вообще… и у мамы, и у папы есть ключи… И даже у бабули… Никаких гостей мы сегодня не ждем…

Между тем звонки настойчиво продолжались.

– А вдруг это он? – испугалась Наташа, имея в виду все того же парня с выставки, о чем Калинин сразу догадался.

– Да ладно. Ему же четко сказано – жди звонка! – Тем не менее лицо Егора сделалось серьезным. Он еще суровее насупил брови и сказал: – Пошли открывать вместе!

Каково же было изумление одноклассников, когда вместо похитителя кукол они увидели в дверях Олесю Новицкую. Видимо, она тоже не ожидала встретиться с Калининым, а потому молча застыла на пороге. Первой очнулась Наташа.

– Ты иди на кухню, – как можно невозмутимей обратилась она к Егору. – Включай чайник. Мы с Новицкой немножко поговорим, потом я позвоню, а ты мне откроешь. – И, не позволив однокласснику опомниться, она выскочила на лестничную площадку, так громыхнув дверью, что замок, закрываясь, оглушительно лязгнул. После этого она оттащила Олесю подальше от квартиры, чтобы Калинин не мог слышать их разговор, даже если не пойдет на кухню.

– У вас, значит, все зашло уже так далеко… – с усмешкой констатировала Олеся.

– Как зашло, так и зашло! Тебя все это не касается!

– Очень даже касается… – Новицкая порылась в сумке, вытащила листок из тетради в клеточку, несколько раз сложенный и уже потершийся в местах сгибов. – Вот посмотри…

Наташа с некоторой опаской развернула лист и прочла: «Ты мне нравишься!» У нее почему-то вдруг сразу сделалось кисло во рту. Девушка попыталась проглотить эту кислоту, но лучше не становилось.

– Что это? – почти прошептала она.

– Записка… – так же тихо отозвалась Новицкая.

– А то я не вижу… От кого? Кому?

– А ты не догадываешься?

Наташе совсем не хотелось догадываться, и она, что называется, схватилась за соломинку:

– Чем докажешь? Подписи-то нет!

– А почерк? Это точно Калинина почерк. Я сравнивала на перемене. Его тетрадь открыла и записку приложила. Один к одному… Видишь, он букву «н» пишет почти как «п». И так во всей тетради…

Наташа не знала почерка Егора, но сразу поверила, что Олеся не сочиняет. Она судорожно придумывала, чем бы уколоть Новицкую, которой такие замечательные слова пишут, и все же догадалась.

– А почему записка-то такая потертая, будто сто лет назад написана? – спросила она.

– Вовсе и не сто… Четырнадцатого февраля… В день влюбленных… В этом году…

Наташа по-мальчишески присвистнула и с насмешкой сказала:

– Сейчас-то уж май стоит на дворе! Чего ж ты с Калининым тогда не задружилась?

– Так получилось… – Олеся отвела взгляд.

Наташа собиралась еще как-нибудь уязвить одноклассницу, но тут вдруг открылась дверь квартиры Богучаровых, и в образовавшуюся щель высунулась голова Калинина.

– Девчонки! А чай-то уже поспел! – сказал Егор, открыл дверь шире и, сделав пригласительный жест, церемонно объявил: – Кушать подано!!

Возмущенная Наташа бросилась на кухню. Неужели он позволил себе копаться в чужих шкафах и холодильнике, чтобы угощать их едой свою Новицкую? Но на кухонном столе только парил электрочайник, а сверху полиэтиленового пакета лежали две булочки с изюмом, фирменная выпечка школьной столовой.

– Конечно, булочки всего две, – сказал вошедший следом за Наташей Егор, – но мы поделим по-братски!

Наташа оглянулась и увидела за спиной Калинина Олесю Новицкую.

– По-братски?! – самым саркастическим тоном выпалила девушка. – А почему бы тебе не отдать Олеське всю свою булочку целиком, раз такое дело?!

Под «таким делом» она имела в виду записку, но Егор понял по-своему. Он виновато улыбнулся и ответил:

– А ты права! Ляпнул, не подумав! Конечно, обе булочки я отдаю вам! А сам могу и так чаю попить, голяком!

После такого его заявления выгнать Олесю было невозможно. Наташа вынуждена была достать три чашки и разлить чай. Закон гостеприимства не позволил ей разрешить Калинину пить чай «голяком». Она достала из хлебницы нарезку батона, из холодильника – масло с сыром, и даже сделала несколько бутербродов. Тарелочку, на которую их положила, Наташа с силой шлепнула на стол и сказала однокласснику:

– Ешь! Вместо своих булочек!

Егор никак не отреагировал на шлепок, от которого бутерброды подпрыгнули, а потом улеглись в тарелке друг на друга. Отказываться он от них не только не стал, а живенько откусил сразу полбутерброда. Новицкая, сидевшая напротив хозяйки, аккуратно откусила кусочек булочки. Наташе кусок в горло не шел. Она злилась сразу на всех: на настырную Олеську, на беспечного Егора и особенно на себя за то, что позволила устроить у себя на кухне совершенно ненужное ей чаепитие. Она никак не могла понять, почему ее так задела записка, написанная Калининым. Не могла же она влюбиться в Егора. Как ни крути, никак не могла! Он вообще не в ее вкусе! Но они почти подружились, и, видимо, в этом все дело. Вновь обретенным другом ей делиться ни с кем не хотелось. Может, конечно, Олеська ему и нравится, но это совсем другое. У нее, Наташи, с Калининым серьезное дело, что поважнее каких-то там симпатий, о которых с февраля явно больше ни разу и не заявлялось.

На третьем бутерброде Егор окончательно разомлел и обратился к Новицкой:

– Представь, Олеська, мы с Наташкой сейчас вовсю воюем с похитителем кукол!

– Похитителем чего? – одноклассница удивительным образом приподняла одну бровь.

– Кукол! Вот скажи, ты что-нибудь понимаешь в антикварных куклах?

– Антикварных? – зачем-то повторила за ним Новицкая с непонятной для всех интонацией.

Ответить Егору не дала Наташа.

– Слушай, Калинин, а почему ты решил, что имеешь право выбалтывать чужую тайну? – рассвирепела она.

– А я тайну и не выбалтываю, я только про куклу, – совершенно невозмутимо ответил парень. А потом патетически добавил: – Все, что может быть использовано против тебя, умрет только вместе со мной!

– Гляди, не накаркай, – будто пропела Новицкая. Наташа не выдержала:

– А валите-ка отсюда оба, сладкая парочка! Тут вам не дом свиданий! Чай выпили – и бывайте здоровы!

– Вот зря ты так! – отозвался Егор, но тем не менее со стула поднялся и отправился в прихожую. Вслед за ним пошла и Олеся, одарив хозяйку дома победоносным взглядом, как той показалось.

Когда за одноклассниками захлопнулась входная дверь, Наташа уронила голову на стол и разрыдалась. Все плохо. Абсолютно все. Деньги у бабули украдены, возвращать не с чего. Почему она вдруг решила, что быстро их насобирает? С каких-таких доходов? Видимо, так хотелось купить Габи, что мозги напрочь отшибло. Кстати! Где Габи?!

Наташа мгновенно перестала плакать. Наверное, Калинин успел положить ее себе в рюкзак, пока они с Новицкой разговаривали на лестнице. Время у него было. Девушка не могла определить, чего ей больше хотелось: чтобы Егор унес из дома страшилище, в которое превратилась кукла, или чтобы он ее не брал. Рано или поздно придется сознаваться в краже, и кукла хоть как-то могла бы ее оправдать. Она ведь потратила деньги не на кафе, дискотеки и новые платья, а на свое увлечение, о котором все родные знают.

Влетев в комнату, Наташа сразу выхватила взглядом свертки с телом и головой Габи. Да-а-а… Выходит, все-таки лучше бы Егор их забрал… Воровство все равно не оправдаешь ничем, а кукла так безобразно выглядит, что здорово пугает. Может, ее сразу вынести на помойку?

Наташа опустилась в кресло напротив дивана, где лежали свертки, и задумалась. Кроме истории с Габи, что-то еще не дает ей покоя… Что же? Что?! Ах да! Новицкая! Вот ведь привязалась! И Калинина увела, подлая! Впрочем, все не так… Она, Наташа, сама их выгнала, обоих… Можно было бы как-нибудь выставить только одну Олеську… Например, сказать, что у них с Егором действительно есть тайны, в которые посторонних не посвящают. А теперь что? А теперь Калинин точно расскажет Новицкой про куклу! Он ведь посчитал, что тайна только лишь в том, где на нее взяла деньги Наташа, а остальное вполне можно рассказать. Ему захотелось похвастать необычной историей, а Олеське это только на руку. Будет всячески изображать заинтересованность, охать, ахать, вскрикивать «неужели?» да «не может быть!». После этого Егора можно будет брать голыми руками, если учесть, что свою симпатию он ей уже однажды выразил. Да, но какое ей, Наташе, до этого дело? Какое-какое… Большое! Она хочет, чтобы одноклассник Егор Калинин по-прежнему провожал ее в школу и домой. И не только для того, чтобы оберегать от похитителя кукол. Просто так… Потому что он ей, похоже, понравился… Да, почему-то понравился… Хоть записку пиши… Ей рядом с ним было хорошо и спокойно. Не страшно. Комфортно! Ей с ним было бы здорово! Но она не будет ничего писать! Ни за что! Если Калинин готов вот так, за здорово живешь, сменить одну девчонку на другую, на что такой предатель нужен? Была ли она его подругой? Но ведь и Олеська не была, иначе они всюду бы ходили вместе! А теперь Новицкая подругой как раз и станет… Наташа сама их чуть ли не благословила…

Плечи девушки задрожали, и она опять разразилась громкими рыданиями.

Куклу на помойку Наташа так и не смогла отнести. Она уже совсем было собралась это сделать, даже взяла пакеты в руки, но потом опять спрятала их в шкаф, к задней стенке, где мама не найдет, если, конечно, не станет искать специально. А она не станет. Мама ведь и не предполагает, что дочь там что-то прячет. А Габи, даже растерзанная и грязная, все же представлялась Наташе почти одушевленным существом, что девушку пугало и радовало одновременно. Они вместе с куклой уже много выстрадали, и, наверное, нельзя ее просто так взять и выбросить. Пусть полежит до лучших времен. А они наступят, лучшие времена? А кто их знает…

Ложась спать, Наташа изо всех сил старалась не думать ни о Габи, чтобы не приснилась, ни о бабушке, по отношению к которой так подло поступила. Как бы ни старалась она вызывать в воображении образ моря, к которому родители обещали свозить ее летом, мысли все равно возвращались то к изуродованной кукле, то к бабушке. Вот почему она так и не спрашивает внучку о пропавших деньгах? Очевидно же, что взяла их она, а вовсе не сын тети Вали. Или бабушке проще думать, что взял Кирилл? Интересно, разговаривала ли она на эту тему с тетей Валей…

В эту ночь Габи девушке не приснилась, но утром Наташа все равно встала с тяжелой головой. Калинин не встречал ее у подъезда, чтобы проводить в школу, и ее виски заломило еще сильней. Она на всякий случай огляделась по сторонам – не притаился ли где-нибудь похититель кукол. Его не было, но даже его отсутствие Наташе не понравилось. Она, которая несколько дней находилась в гуще событий, вдруг оказалась в пустоте. Одна.

На переменах Калинин и Новицкая держались вместе. Они торчали у окон и о чем-то оживленно разговаривали. Одноклассницы Богучаровой для них, похоже, не существовало. Но после предпоследнего урока, когда Наташе уже хотелось выть от тоски и безысходности, эти двое вдруг подошли к ней, и Егор в своей обычной манере сказал:

– Слышь, Богучарова, дело есть…

– Ну… – только и могла ответить Наташа.

– В общем, так… Раз уж я начал вчера говорить Олесе про куклу, глупо было не продолжить. Но! – он поднял вверх указательный палец. – Не боись! Я сказал только то, что можно! Так вот! Выяснилось, что Олеська знает нашего похитителя кукол!

– Да ладно… – Наташа почувствовала, как от лица отлила кровь, хотя не понимала, почему вдруг так испугалась.

– Мы вчера, – продолжил Калинин, – идем от тебя… идем, значит… И, представь, навстречу этот крендель. Я думал, он опять заведется про куклу (я ж ему еще не позвонил), а он просто прошел мимо! Но они с Олесей поздоровались, прикинь!

Наташа в изумлении перевела взгляд на Новицкую, а та стала объяснять снисходительным, как показалось Наташе, тоном:

– Это Янка Геращенко! Мы в одном доме живем!

– Что за Янка? Женское вроде имя? – зачем-то спросила Наташа, будто это было самым главным из того, что надо было узнать о парне.

– Ну… вообще-то он – Ян, но кто во дворе будет так называть… мы с детства привыкли – Янка да Янка…

– И кто он? Что он?

Олеся пожала плечами и ответила:

– Парень как парень… Ничего такого…

– У него одна мама, да?

– Почему? И мать есть, и отец…

– У них плохо с деньгами, да?

– Вообще-то они мне о своих доходах не докладывают, но думаю, вовсе не плохо. У них машина классная, огромный внедорожник. В марках я не разбираюсь… И одевается его мамаша, как модель… Красивая тетка!

– Вот не зря я этому гаду сразу не поверил, – не мог не вставить Калинин. – Заливал он и про отсутствие денег, и про своих прадедов-прапрадедов. И про куклу наверняка врал. Что-то во всей этой истории нечисто!

– И что ты предлагаешь? – с надеждой спросила Наташа. Ей по-прежнему казалось, что Егор сможет развести ее бе-ды руками.

– Пока не знаю… Не придумал… Я ведь должен позвонить этому Геращенко. Он так вчера на меня зыркнул, что было понятно – ждет звонка. Наверное, ничего не спросил только потому, что мы были вместе с Олесей. – Калинин на минуту смолк, а потом спросил: – Что мне ему про куклу-то сказать? Она так и осталась у тебя или ты ее все же выбросила?

– Осталась…

– И?

– Скажи, что я хочу с ним поговорить…

– О чем?!

Наташа окинула взглядом сначала Калинина, потом Новицкую и отчеканила:

– Это мое дело! Позвони и скажи, что я жду его сегодня в шесть вечера у входа в выставочный комплекс!

– Ну… как хочешь… – отозвался Егор. Какие чувства при этом им владели, Наташе было непонятно. По лицу вроде пробежала легкая тень, но, может быть, ей только так показалось. А парень между тем продолжил: – А мы с Олеськой в киношку намылились. В «Спутнике» фильмец идет… «Иноземец»… Говорят, крутой…

Наташа многое отдала бы за то, чтобы Калинин предложил: «Пошли с нами!», но он этих слов не произнес.

Майский вечер был мягким и теплым. Наташа надела легкую ветровку, но по дороге к комплексу ее сняла. Погода была совсем летней. Разнежившиеся на вечернем солнце прохожие казались довольными и счастливыми. Похоже, у всех в городе все было прекрасно и замечательно, и только одна Наташа Богучарова находилась в безвыходном положении. У нее все отвратительно: кукла изуродована, денег нет, она запуталась во вранье, а парня увела шустрая одноклассница. Впервые в жизни девушка пожалела о том, что у нее нет подруги, которой можно было бы пожаловаться на злодейку-судьбу. Подружкам-куклам рассказывать о своих несчастьях без толку – не пожалеют, словечка не вымолвят… Собственно говоря, и все зло-то от ее любви к куклам… Может быть, вынести их всех во двор и раздать маленьким девчонкам? Да… но что взамен? Ничего… И никого…

Ян Геращенко уже стоял у входа в выставочный комплекс, глубоко засунув руки в карманы джинсов, отчего плечи его были приподняты, а сам он казался очень напряженным. У Наташи что-то екнуло в груди, но она заставила себя успокоиться. Этот Геращенко не может ей сделать ничего плохого в центре города, на людной площади.

– Здравствуй, – вежливо начала она.

– И тебе не хворать, – настороженно ответил парень. И сразу перешел к делу: – Что с куклой?

– А то ты не знаешь! Разбита и изувечена по твоей милости!

– Я не про это… Что вы там с дружком решили?

– Он мне не дружок!

– Я рад… Но… в общем, меня все же и кукла интересует!

– А меня интересует, почему ты так интересуешься ею!

– Я же все объяснил!

– Ты все врешь!! – враждебно отозвалась Наташа.

– С чего взяла?

– Не догадываешься? Олеська, с которой ты в одном доме живешь, сказала, что у вас денег навалом, а ты нищим прикидываешься и кукол воруешь!

– Откуда она может знать про наши деньги?!

– А то по людям не видно, как они живут!

– Да мне плевать, что все эти олеськи про нас думают! У нас своя жизнь! Она никого не касается! Ты лучше скажи, вы видели на башмачке куклы клеймо, о котором я говорил?

– Видели, тут ты не соврал! Но кукла вовсе не немецкая!

– Как это? – изумился Ян, и Наташа видела, что неподдельно.

– Так это! У нее под париком нет клейма фабрики Хандверка!

– Не может быть! Вы плохо смотрели! Надо было весь парик содрать – все равно уж кукла изуродована!

– Нам и сдирать не пришлось – он сам отклеился! После водички фонтанной…

Ян выглядел совершенно растерянным. Глядя мимо девушки, он повторял и повторял:

– Не может быть… не может быть…

– И тем не менее это так, – вынуждена была сказать Наташа. – Но мне и продавщица говорила, что кукла всего лишь реплика, а ты тогда не поверил, помнишь?

Геращенко вскинул на нее глаза и вдруг довольно радостно произнес:

– Но ведь клеймо кожаного товарищества есть? Есть! Значит, это все же та самая кукла! Может, отец дочку обманул, что она немецкая, но дела это не меняет! Мне нужна эта кукла, можешь ты понять или нет?!! Она наша! Наша! Нашей семьи! Пусть я сволочь! Согласен! Из-за меня она разбилась! Но зачем она тебе нужна, битая и страшная? Отдай! У меня есть триста рублей! Я понимаю, что сумма смехотворная, но, может быть, для обломков не такая уж и маленькая! Все равно куклу выбрасывать! У тебя тоже наверняка не хватит денег, чтобы ее восстановить! Я посмотрел в инете, сколько ремонт стоит… Страшное дело! А еще… В общем, у меня есть ноут, новенький, не распакованный даже. Мне на день рождения подарили, я еще и не пользовался… к старому привык… Могу тебе отдать… Хочешь?

Парень просяще посмотрел на Наташу, отчего ей стало не по себе.

– Да что же это за кукла такая… золотая? – удивилась девушка. – Не могу поверить, что ты прямо уж так для мамы стараешься…

– Не только… – Ян опустил взгляд вниз.

– А для чего еще?

– Ну… кукла-то для мамы… да… А еще… Словом… я же уже сказал, что рад… ну… что парень тот… Егор, кажется, тебе не друг… ты сама сказала…

– И что?! – Наташа напряглась.

– То… Если он тебе никто, мы… может быть… могли бы с тобой подружиться…

– И что?!!!

– Вот… заштокала… Разве не понятно, о чем я говорю? – Теперь Ян смотрел девушке прямо в глаза.

– Непонятно…

– Ну… например, мы могли бы с тобой встречаться…

– Зачем?!

– Во дала! Затем, зачем обычно встречаются парень с девушкой!

До Наташи медленно стал доходить смысл сказанного. Она еще с минуту задумчиво смотрела на своего собеседника, а потом ядовито спросила:

– А если я скажу, что куклы больше нет, ты все равно захочешь со мной встречаться?

– Честно говоря, мне очень жаль, если ее действительно больше нет. Я сто раз сказал, что кукла – фамильная ценность, и был очень сильно рад, когда ее нашел. Даже если она всего лишь реплика… На ней платье прапрабабкино… башмачок, который ее отец своими руками смастерил… В дневнике про куклу очень трогательно написано… Мама была бы счастлива…

– Ты ушел от ответа! – перебила его уже рассерженная Наташа. – Я про себя спрашиваю!

– А я и говорю… Не надо перебивать! Очень жаль, если куклы больше нет, но я все равно хотел бы с тобой встречаться… Ты мне еще на выставке понравилась. Я ведь сначала тебя увидел и… В общем… только потом заметил, что у тебя в руках… наша кукла…

– Чего ж ты тогда со мной не познакомился по-человечески? Зачем обманул? Зачем украл? Если бы мы нормальным образом подружились, может быть, и с куклой как-нибудь решили вопрос… Разве нет?

– Да… Наверное… Но я подумал… Словом, девчонки часто нравятся… Вы мне все кажетесь красивыми… Думал, и с тобой так… Подумаешь, понравилась… Потом другая понравится… А кукла… она одна такая… Согласен, что поступил ужасно… Но, когда за тобой следил, не поверишь, готов был этого Егора на куски порвать… Не из-за куклы, а из-за того, что он имеет право тебя провожать, домой к тебе заходить… Такого со мной еще не было. Девчонки нравились, я ж сказал… но ни к одной я даже и не думал подходить и что-то там предлагать… Ты первая…

Наташа молчала. Она помнила, какая красивая и, пожалуй, добрая улыбка у Яна, но поверить ему вот так, запросто, не могла… Он это почувствовал и спросил:

– Ты мне не веришь?

– Н-не знаю… Не очень…

– А ты проверь!

– Интересно, как?

– Мы можем начать встречаться, а я больше никогда ни слова не скажу о кукле. Тем более, что ее больше нет… Ведь так? – Парень испытующе посмотрел на Наташу.

– Так! Ее больше нет! – твердо ответила девушка.

– Тогда пошли… погуляем… Тепло, как летом…

– Ну… пошли…

Наташа и Ян довольно долго гуляли по городу. Парень действительно больше ни слова не сказал про куклу. Но что такое какой-то один вечер? Девушка все равно все время была настороже, но ее попутчик постепенно обезоруживал ее той самой красивой улыбкой и легкой болтовней о всякой ерунде. Когда они подошли к Наташиному подъезду, Ян спросил:

– Когда мы еще увидимся?

– Пошли завтра в кино! – предложила Наташа. – На «Иноземца»! Говорят, отличный фильм.

– Где идет?

– В «Спутнике»!

– Отлично! Это рядом! Договорились! Я беру билеты на шесть вечера, а жду тебя в пять на нашем месте у комплекса. Погуляем перед началом, ладно?

Наташа с улыбкой кивнула и скрылась в подъезде. Там же, в коридорчике, между двумя дверями, она прислонилась к стене и задумалась. Как странно все сложилось. Еще сегодня днем она и предположить не могла, что будет гулять по городу с похитителем кукол и радоваться этому. И что, она прямо так и простила ему загубленную Габи? Но он же не специально ее разбил! Да, но если бы Калинин вовремя не подвернулся, Ян убежал бы с Габи, только его и видели, и они больше никогда не встретились бы! Ну… он же все объяснил… Он сначала думал, что Наташа ему нравится, как все красивые девчонки вообще, а потом… А разве она красивая?

Наташа провела рукой по лицу, будто таким образом можно было проверить степень его красоты. Она никогда не задумывалась о том, хороша ли внешне. Все ее мысли занимали куклы. После школы, домашних заданий и некоторых дел, которые ей поручала мама, Наташа сидела вечерами в интернете, на кукольных сайтах, или шила своим любимицам новые наряды, плела украшения из бисера и тонкие кружева из разноцветных катушечных ниток. Она не ходила на дискотеки, не слонялась по городу, не тусовалась со сверстниками в их излюбленных местах. Чтобы утолить жажду движений, она гоняла на велосипеде, благо для этого за их кварталом была проложена специальная дорожка. Наташа не вылезала из маек, спортивного костюма, джинсов и курток, не пользовалась косметикой, волосы ей раз в месяц обрезала покороче мама. Теперь ей казалось это странным. Девчонки в классе давно уже вовсю красились, как-то по-особенному стриглись. А Верка Кичурина рассказывала, что вытягивает кудряшки на своих длинных волосах утюжком, чтобы ни один завиток не портил зеркально блестящего шлема ее прически, какую можно увидеть в модных журналах. Наташа Богучарова всегда была далека от этих девчачьих забот. Даже некоторые отношения с Егором Калининым не сподвигли ее на то, чтобы повнимательней посмотреть на себя в зеркало. Теперь девушке было понятно, почему Новицкая так легко увела у нее Егора. Олеська была длинноволосой голубоглазой блондинкой. Она красила ресницы так густо, что они обрамляли глаза острыми черными пиками, но никто не взял бы на себя смелость сказать, что это некрасиво. Возможно, она, по примеру Верки, тоже выпрямляла свои волосы утюжком. Они и у Олеськи длинные, почти до пояса, прямые и блестящие.

Да, но как же тогда она, Наташа Богучарова, умудрилась понравиться Яну? А может, она и без всех этих утюжков, туши для ресниц и помады выглядит неплохо? Одно дело, когда красивой девушку делает косметика, и совсем другое, когда она хороша без всяких ухищрений! Неужели она по-настоящему красивая?

Наташа птицей взлетела на первый этаж, юркнула в подошедший лифт, чуть не сбив с ног соседку, грузную Марию Ильиничну, которую, вообще-то, очень трудно было сдвинуть с места. Девушке так срочно понадобилось взглянуть на себя в зеркало, что она, наверное, своротила бы с постамента и памятник героям-подводникам в соседнем с домом сквере, если бы он оказался препятствием.

Наташе не удалось с ходу посмотреться в зеркало, так как она, выйдя из лифта, вынуждена была остановиться у окна напротив своей квартиры. На подоконнике сидел Егор Калинин с самым угрюмым выражением лица.

– Что ты здесь делаешь? – задала она самый естественный в этих обстоятельствах вопрос.

– Лучше ты мне скажи, чего вдруг так трогательно раскурлыкалась с похитителем кукол? – довольно-таки зло спросил Калинин.

– А с какой стати ты за мной следишь? – рассердилась Наташа.

– Я не слежу, а охраняю!

– А кто тебя об этом просит?!

– Если некоторые не чувствуют опасности, приходится охранять их без спроса!

– Какая еще опасность?! Что за чушь ты несешь, Калинин?!

– Нет, вы посмотрите на нее! Еще вчера она боялась этого придурка, охотящегося за куклами, а сегодня уже с ним чуть ли не целуется!

– Я не целовалась! – выкрикнула Наташа и почувствовала, как у нее внутри что-то сладко сжалось. Вот бы здорово было поцеловаться… с кем-нибудь… Просто… чтобы попробовать… как это… целоваться… Все та же Верка Кичурина говорила, что уже сто раз целовалась с Олегом Поздняковым из десятого «А».

– Я же сказал – чуть ли!

Одноклассники помолчали, а потом Наташа сказала не менее зло:

– Иди охраняй свою Новицкую!

– Зачем? – удивился Егор. – Ей никто не угрожает!

– Но она ж тебе нравится! Конечно, у нее ж волосы, как у куклы Барби!

– Кто нравится? Олеська?!

– А что, скажешь, не нравится?!

– Пфффф… я никогда и не думал об этом! Олеська как Олеська!

– А кто ей записку писал? – понесло Наташу.

– Какую еще записку?! – взвился Егор. – Сама-то зачем чушь несешь? Я ничего ей не писал!

– Врешь! Писал! Я видела эту записку! В феврале, в день влюбленных, и написал!

– Да ладно! Ничего такого не было!

– С твоим почерком сверили! Все точно, как в аптеке!

– Погоди… – Калинин задумался. – Я писал, да… Все писали, и я написал… Что-то вроде «ты мне здорово нравишься» или как-то похоже… Но это не было предназначено никому конкретно. Просто день такой был… Всеобщее помешательство. Я думал-думал, кому бы послать, но так и не придумал. Вроде все нравятся, а чтобы уж очень сильно – никто. Я и выбросил записку в мусорную корзинку…

– Хочешь сказать, что Новицкая записку из мусорки вытащила?!

– Откуда я знаю! Но если ты и впрямь мою записку видела, то могла заметить, что в ней имени вообще не было, ни Олесиного, ни какого другого! Я просто не мог его написать, потому что… Словом, уже сказал, что так и не смог придумать, кому отправить.

Наташа задумалась. Второй парень за сегодня утверждает, что не был ни в кого серьезно влюблен до нее. Да, но если Ян увидел ее впервые только на выставке, то с Егором они учатся вместе с самого первого класса, и он давно мог бы с ней подружиться. А что, если одноклассник, как и Ян, только тогда ее как следует разглядел, когда пришлось общаться из-за Габи!

– Калинин, а может, ты в меня влюбился? – неожиданно для себя выпалила Наташа, так ее вдруг начал занимать этот вопрос.

– Чего-о-о?! – протянул Егор, вскочив с подоконника.

– А что такого я спросила? В меня что, и влюбиться нельзя?

– Не знаю, можно, наверное…

– Но ты не влюбился?

– Вроде… нет…

– А чего тогда тут расселся! Вали отсюда! – почему-то рассердилась Наташа.

– А что, с тобой просто так дружить нельзя?! Надо обязательно влюбляться-целоваться?! – возмутился Егор.

Девушка оторопела. А правда, разве просто дружить нельзя? Зачем ей два влюбленных парня? Одного хватит. Геращенко ей сегодня понравился. Он никак не хуже Калинина. И имя у него такое редкое – Ян…

– Ладно, извини… Конечно, можно, – примиряюще сказала Наташа. – Но вот следить за мной все-таки не надо.

– С этим мы разберемся, – тоже сменил тон Егор. – Видишь ли, мне не дает покоя история с куклой. Не зря этот… который с Олеськиного двора… так ее добивается! Что-то за этим стоит серьезное!

– Знаешь, он сегодня мне сказал, что больше никогда не спросит о кукле.

– И ты поверила?

– Но он сегодня и правда не спрашивал!

– Что такое один вечер? – Калинин озвучил мысль, которая и Наташе приходила в голову. – Но я подумал – ты правильно сделала, что наладила с ним отношения. Так мы скорей выясним, что ему надо.

– Мы? – насмешливо спросила девушка. – Ты думаешь, я тебе буду докладывать о том, что мы делали, о чем говорили?

Егор смутился, но только на миг, и тут же уточнил:

– Разумеется, мне не интересны ваши личные разговоры, но если он все же опять заведется про куклу, ты мне скажи. Ладно?

– Ну… так уж и быть! – Наташа рассмеялась.

– И еще… Может быть, ты сама его расспросишь про Габи?

– Но мы только-только договорились с ним не касаться этой темы!

– А ты не сразу… через некоторое время… потихонечку… дипломатичненько…

– Ладно, я попробую.

– Тогда я пошел?

– Иди!

Дома Наташа довольно долго рассматривала себя в зеркало. Нет, конечно, она не красавица. Нос широковат, а губы, наоборот, узковаты. Но волосы у нее густые и пушистые. Остриженные по плечи, они красиво обрамляют лицо, что несколько скрадывает излишнюю широту носа. А если губы слегка подкрасить бледно-розовой помадой, они кажутся более выпуклыми и сочными. Интересно, а как она будет выглядеть, если накрасит ресницы? Да, но красить-то их нечем… У нее и туши-то нет… Хотя… у мамы же есть! Но она наверняка носит свою тушь с собой в косметичке – мало ли, придется подправить макияж… Посмотреть, что ли…

В родительской спальне на столике у зеркала, где была расставлена мамина косметика, лежал флакончик полузасохшей туши. Наташа попыталась нанести ее на ресницы, но только навешала на них неопрятные черные комочки. Сначала она хотела выбросить старую тушь, но потом побежала в кухню, чтобы добавить в нее растительного масла. Делу это не помогло, но девушка догадалась подогреть тушь в ковшике с горячей водой. После всех этих манипуляций мохнатая кисточка очень даже неплохо накрасила ей ресницы. Из маминого зеркала на Наташу смотрела незнакомая, почти совсем взрослая девушка. Вот что такое косметика! Вот почему девчонки тратят все свои деньги на тушь, помаду, румяна и прочее! Пожалуй, ей тоже пора заводить себе косметичку! Но без денег ее не заведешь… А деньги… Деньги…

Наташа еще раз посмотрела на себя в зеркало. Нет, никакой тушью с помадой не скроешь озабоченного лица и мук совести. Деньги… Деньги… Когда ж наконец бабуля заметит их отсутствие? И что тогда будет?

От звонка в дверь девушка вздрогнула. Интересно, кого это опять несет во внеурочное время? Не Калинина же! Они с ним только что обо всем договорились… А вдруг это Ян?

При этих мыслях что-то внутри Наташи сладко сжалось. Она еще соображала, что именно сжимается, какой орган, а в дверь позвонили еще раз. Родители сто раз просили дочь не открывать, не удостоверившись, что звонят знакомые люди, но Наташа и на этот раз широко распахнула дверь без всяких вопросов «кто?» и «что?». На пороге стояла Новицкая. Наташа только вопросительно посмотрела на нее.

– Пройти-то можно? – спросила Олеся.

Наташа беззвучно посторонилась. Ей теперь наплевать на то, что скажет Новицкая. Даже если она уже целовалась с Калининым – то на здоровье! Конечно, все-таки было бы лучше, если бы они еще не целовались, но… ничего, если и целовались… Возможно, что скоро она, Наташа, поцелуется с Яном… Надо же, как опять стало тесниться в груди… И что же это такое там внутри?

– Тебе Янка понравился, что ли? – неожиданно спросила Олеся.

Наташа даже не сразу поняла, о ком идет речь. В мыслях она называла Геращенко только Яном. Янка – это как-то несерьезно, по-детски и вовсе не идет парню. Да и вообще, какое Новицкой до этого дело!

– Слушай, Олеська, ты чего ко мне все время пристаешь с одним и тем же вопросом то по поводу Калинина, то по поводу Геращенко? – насмешливо спросила Наташа. – Тебе что, вдобавок к Егору еще и Ян нравится?!

– Нет, – Олеся отрицательно помотала головой. – Я его аж с детского сада знаю, мне он не интересен.

– Тогда что тебе от меня надо?

– Знаешь… мне Калинин про куклу рассказал… ну… про Габи твою… которую Янка разбил… Так хочется посмотреть! Может, покажешь?

– Тебе-то зачем? – удивилась Наташа. – Там и смотреть-то не на что… Она выглядит, как персонаж фильма ужасов…

– Классно! Обожаю ужасы! – восхитилась Олеся. И проканючила: – Ну покажи!! Пожалуйста!!

Наташа вздохнула. Она изо всех сил старалась не вспоминать про то, что осталось от куклы, а зря… Куда-то девать ее надо… Не хотелось бы, чтобы мама нашла.

В Наташиной комнате Новицкая так же восхищенно ахнула, показав на уголок с куклами.

– Красотки! Таких нигде не купишь! Тоже антикварные? – спросила она.

– Нет, эти обыкновенные, – отозвалась Наташа. – Просто я магазинным куклам сшила нестандартные наряды, вот они так и выглядят.

– Ты?! Сама сшила?! – Олеся без спросу взяла в руки Марину в нежно-голубом платье, расшитом серебристым бисером. – А вышивал узоры кто? Тоже ты?

Наташа кивнула, уже улыбаясь. Ей было приятно, что одноклассница так восхищается ее рукоделием. Похоже, зря она ни с кем не делилась своим увлечением. Вот Олеська оказалась способной оценить кукол по достоинству. И ей даже в голову не приходит задавать глупый вопрос о том, не играет ли она в них до сих пор. Выходит, неплохая она все-таки девчонка.

Наташа открыла шкаф и вытащила пакеты с тем, что осталось от Габи.

– У-у-у-у… – протянула Новицкая, увидев изуродованное фарфоровое лицо куклы. Она взяла головку в руки, повертела в разные стороны и даже заглянула внутрь, потом осторожно положила обратно на пакет и сказала: – И правда, как в страшилке… А тело?

– А тело без головы тоже выглядит противно, – отозвалась Наташа, разворачивая второй пакет. От по-прежнему мокрого, смятого платья уже пахло затхлостью, а на коричневом бархате появились белые разводы плесени. К обмякшему тельцу Габи противно было прикасаться, но Олеся и его взяла в руки и принялась рассматривать со всех сторон.

– А чем она набита? – спросила Новицкая и потянула за кусок пакли, торчащий из горловины.

Наташе почему-то сделалось противно, она отняла у одноклассницы тело Габи и принялась заворачивать его обратно в пакет.

– А что ты со всем этим будешь делать? – не унималась Олеся, не отрывая взгляда от рук Наташи.

– Не знаю… Выброшу, наверное…

– А знаешь… не выбрасывай… Отдай мне!

– Зачем?! – Наташа в замешательстве застыла над пакетом, из которого торчала кукольная нога, и медленно соображала. Потом внимательно посмотрела на одноклассницу и спросила: – Хочешь Геращенко отдать, да? Это он тебя прислал?

– Совсем с ума сошла! – тут же отреагировала Новицкая. – Мне нет никакого дела до ваших с Янкой проблем! Мне просто очень понравились твои куклы… А у этой… у Габи… такое шикарное платье… Я бы его отстирала и… Словом, у меня… с детства… тоже осталась одна кукла. Я никогда никому не говорила, думала – засмеют… Но я ее очень люблю. Мне кажется, ей это платье здорово подошло бы. Я-то шить, как ты, не умею… Вот… Может быть, и башмачки подойдут… Но, если тебе башмачки нужны, ты можешь их себе оставить…

Наташа задумалась. Почему ей самой не пришло в голову снять с несчастной Габи платье? Оно тоже подошло бы некоторым из ее кукол… Впрочем, она запросто сошьет точно такое же! Да, но где взять коричневый бархат? Хотя… вовсе не обязательно шить коричневое! Совсем недавно бабушка отдала ей свой темно-вишневый велюровый пиджак, который надоело носить. Из него тоже красивое кукольное платье получится. А если к нему пришить зеленоватые кружева от старого летнего платья, то выйдет даже стильно. А Ян, конечно же, не станет обсуждать с Новицкой серьезные вопросы, касающиеся Габи. Зря она его заподозрила в непорядочности!

– Так что, отдашь или нет? – спросила Олеся.

Наташа посмотрела на ногу Габи, торчащую из пакета, и подумала, что возиться с телом безголовой куклы ей, пожалуй, противно. Почему бы не отдать этот кошмар Новицкой? Сама ведь действительно собиралась отнести ее на помойку… Пусть Олеська делает с ними, с платьем и башмачками, что хочет.

Девушка еще раз вздохнула, протянула однокласснице пакет с торчащей кукольной ногой и спросила:

– Голову надо?

– Нет, она пустая… Мне она не нужна… – деловито отозвалась Новицкая.

– Пустая… Да, она пустая… – зачем-то повторила Наташа. А Новицкая вскочила с кресла, в котором сидела, и в стиле Калинина спросила:

– Тогда я пошла?

Так же, как Егору, Наташа ответила:

– Иди!

Нашумевший фильм «Иноземец» Наташе не понравился. Может быть, потому, что рядом с ней сидел Ян Геращенко. Его присутствие мешало девушке сосредоточиться на происходящем на экране. Ей очень хотелось, чтобы парень взял ее за руку, как часто показывают все в тех же фильмах, но он не сделал этого даже тогда, когда она намеренно поместила свою ладонь на подлокотнике так, чтобы она будто бы случайно уперлась в локоть Яна. Разумеется, в этот момент она вообще не понимала, что происходит в фильме, а потом совсем потеряла нить повествования, и ей сделалось скучно. Она с трудом досидела до конца сеанса, размышляя о том, что, видимо, по общепринятым нормам на второй день знакомства еще очень рано брать девушку за руку. Ян наверняка и хотел бы это сделать, но посчитал неприличным. У них еще все впереди, а потому незачем торопить события.

После фильма они еще погуляли по городу, очередной раз поговорили о пустяках, и Наташа, довольная прогулкой гораздо более, чем «Иноземцем», возвратилась домой такая счастливая, будто никаких неприятностей с ней и не происходило. Дома же ей пришлось о них вспомнить, потому что сразу на пороге ее встретила бабушка.

– Бабуля… – Наташа совершенно растерялась. – А ты что у нас делаешь? Разве папа с мамой уже пришли с работы?

– Не пришли, – отозвалась бабушка с очень серьезным лицом. – Но у меня же есть ключи от вашей квартиры, ты же знаешь.

– Да… конечно… знаю… – Ноги Наташу не держали, и она в полном изнеможении опустилась на скамеечку у зеркала в прихожей.

– Нет уж! Вставай немедленно! – распорядилась бабушка. – Здесь я не стану с тобой разговаривать! Пошли-ка обе сядем поудобней!

Девушка с трудом поднялась на ноги, сделавшиеся непослушными, и прошла за бабушкой в комнату. Когда они обе опустились в кресла напротив друг друга, Галина Константиновна рявкнула:

– Ну!

Наташа вздрогнула. Она понимала, что именно хочет знать бабуля, но почему-то надеялась, что ту все же интересует какой-нибудь другой вопрос, и, запинаясь, пролепетала:

– Чт-т-то?

– Не «что?», а «на что?»! На что ты потратила деньги?

Наташа удивилась и обрадовалась тому, что бабушка не спрашивает «как ты могла?», «есть ли у тебя совесть?», и потому сразу призналась:

– Н-на… к-куклу…

– На какую еще куклу? Как можно истратить столько денег на куклу?!!

– У меня еще и свои были… Немного, конечно…

– Ничего не понимаю! Ну-ка рассказывай с самого начала!!

И Наташа принялась рассказывать. Бабушка слушала внимательно, не перебивала, не уточняла, и по ее лицу невозможно было понять, как она к внучкиному лепету относится. Когда девушка закончила, Галина Константиновна некоторое время молчала, а потом вдруг вместо того, чтобы начать ее стыдить, с очень странной интонацией спросила:

– Ты сказала, ее зовут Габи?

Наташа кивнула.

– Габи… Габриэла… Не может быть…

– Ч-чего н-не может быть? – опять начав запинаться, спросила девушка.

Вместо ответа бабушка потребовала:

– Ну-ка покажи мне ее!

– Н-нет…

– Почему «нет»?

– Потому что ее нет…

– Как нет? А где она?

И Наташе пришлось рассказать про Новицкую.

– Да ты с ума сошла, Наташка! – возмутилась бабушка. – Как можно дарить такую дорогущую вещь?

– Она же битая! Мокрая! В плесени уже…

– Мы бы ее реставрировали, глупая твоя голова!

– Как? – изумилась Наташа. – Теперь я ничего не понимаю… Почему ты не ругаешься? Это странно! Странно! Странно! – И девушка залилась слезами. Она так часто представляла себе, как об этой некрасивой истории узна́ют ее родные люди, как изничтожат ее справедливыми упреками и презрением, поэтому неожиданная реакция бабушки ее не столько успокоила, сколько испугала. Во время довольно спокойных разговоров с Калининым и Олесей Новицкой, во время уроков и даже на встречах с Яном над ней все время дамокловым мечом висело осознание того, что скоро грядет расплата за совершенное. Она плохо спала, плохо ела и получила уже две двойки, а теперь вдруг бабушка говорит какие-то странные вещи. Наташа к этому была абсолютно не готова, и потому никак не могла унять слезы. Она размазывала их по щекам, но слезы все равно стекались к подбородку и с него капали на ветровку, которую она так и не сняла. Девушка всхлипывала и даже постанывала, находя в этом непонятное облегчение своему горю, но вмиг замолчала, когда бабушка вдруг спросила:

– А башмачки Габи уцелели? Вы их в фонтане не потеряли?

– Н-не п-потеряли… – с трудом ответила Наташа.

– Они по-прежнему на кукле?

– Н-не знаю… Может, Олеся их вы-выбросила… Она только платье хо-хотела…

– А вы… – Галина Константиновна встала с кресла и заходила по комнате, потом подошла к внучке, села на подлокотник ее кресла и опять спросила: – А вы… ну… случайно… башмачки не рассматривали? Там могло быть клеймо… кожаного товарищества… 1923 года…

– Бабушка! Не мучь меня! – взмолилась Наташа. – Какое отношение ты имеешь к этой кукле?!

– Так там было клеймо?!!

– Было…

– Значит, это она… – Галина Константиновна положила руку себе на лоб, и лицо ее стало таким, будто мучает дикая головная боль.

– Кто? – очень тихо спросила Наташа.

– Габриэла… Габи – это уменьшительное от Габриэлы…

– Откуда ты все это знаешь, про Габриэлу-Габи, про клеймо?

Пожилая женщина, не ответив на этот вопрос, сокрушенно покачала головой и снова задала свой:

– Ну почему ты просто не попросила у меня денег?!

– Потому что я думала – ты не дашь! – в отчаянии выкрикнула девушка. – Еще я думала – ты обидишься, что мне мало твоей Марты, и я хочу еще и Габи…

– В общем, так! Срочно идем к твоей Олесе! – подвела итог разговору бабушка. Наташе казалось, что она совсем не слушает ее и озабочена чем-то своим, хоть и связанным с куклой, но совершенно непонятным, и потому изо всех сил крикнула, будто боялась, что ее не услышат:

– Да зачем нам идти к Олеське?! Она уже наверняка содрала с Габи платье и выбросила ее! Ты можешь, наконец, объяснить, что ты знаешь про эту куклу и зачем она тебе нужна?!

– Сначала пойдем ее выручим, а уж потом будут все разговоры.

Наташа порадовалась тому, что однажды ей пришлось передавать заболевшей Новицкой тетрадку по просьбе классной руководительницы, которая и дала ей Олесин адрес. Если бы не этот случай, она и знать не знала бы, где та живет.

Олеся Новицкая встретила Наташу и ее бабушку с самым неприветливым выражением лица.

– Я уже выбросила куклу, – сказала она. – Кстати, ее платье – тоже. Его уже не отстирать, пахнет плесенью, да и все.

– А ты, девушка, ничего не находила… внутри? – опять очень странно спросила бабушка.

– Нет, – слишком быстро ответила Олеся, и Наташа поняла, что она говорит неправду.

– Она врет, бабуля! Ты только посмотри на ее лицо! На нем же это написано! Что она там должна была найти?! Скажи, наконец!!

Бабушка опять не ответила, а вместо этого задала Новицкой очередной вопрос:

– А куда ты выбросила куклу, девушка?

– В мусоропровод! – отчеканила Олеся. И насмешливо спросила: – Неужели будете копаться в мусоре?!

Галина Константиновна ничего не сказала, развернулась и вышла на лестничную площадку. Наташа вылетела за ней, и дверь квартиры тут же за ними захлопнулась.

– Понимаешь, она врет! – зачастила она, глядя в повлажневшие глаза бабушки. – Я ж с ней с первого класса учусь! Хоть никогда и не дружила раньше, но вижу, что лицо у нее другое, не такое, как всегда! Она просто не хочет с нами говорить про куклу!

– Я это поняла… – отозвалась бабушка. – Но, наверное, ничего уже нельзя сделать… Впрочем, я никогда и не надеялась ее найти… Наверное, не стоит и расстраиваться…

Наташа уже ничего не спрашивала, поскольку поняла – бесполезно. Скорее всего, бабуле надо прийти в себя от явного потрясения, и тогда она, конечно же, все расскажет своей внучке.

Когда Наташа уже пила чай в бабушкиной комнате, та наконец начала рассказывать:

– Это долгая история… Несколько поколений нашей семьи сменились с тех пор, как она началась… Когда моей бабушке Софье было лет пять… в году примерно 1924-м… отец привез ей из Германии куклу, Марту… Ты с ней хорошо знакома… Бабушкиной маленькой подружке, Томочке, так понравилась эта кукла, что ее отец в свою очередь пообещал обязательно где-нибудь купить дочери если не такую, как Марта, то очень на нее похожую. И однажды он подарил своей дочери Габриэлу, Габи. Сказал, что заказал в Германии, и ему ее прислали, сам он туда не ездил. Самым удивительным было то, что на Габи было надето точно такое же платье, какое в праздники носила Томочка: из коричневого бархата, с бежевыми кружевами. Отец сказал, что специально заказал куклу, похожую на дочь, и попросил сшить ей такое же нарядное коричневое платье – даже посылал мастеру фотографию дочери. Габи действительно очень походила на Томочку: такая же кареглазая и темноволосая, с милым курносым личиком. Отцы девочек были инженерами железнодорожного транспорта, специалистами, очень нужными стране, находящейся в разрухе после революции семнадцатого года и первой мировой войны. Именно поэтому, несмотря на то, что время было тяжелое, их семьи почти не голодали и смогли сохранить обстановку своих квартир, неплохую одежду, а девушки – свои игрушки. Две куклы были такими красивыми, что ими редко играли. Они, скорее, украшали своим присутствием жилища Сони и Томы.

Девушки дружили, даже став взрослыми. В тридцать девятом году они в один день вышли замуж за двух братьев Смирницких, Валентина и Григория. У Сони родилась девочка, которую назвали Машей – она стала моей мамой, твоей прабабушкой. А у Тамары родился мальчик – Коля. Он, как ты понимаешь, в куклы не играл, и Габи сразу отдали Маше. Таким образом, в нашей семье оказались две красавицы куклы – Марта и Габриэла.

В 1941 году, когда началась война, моей маме было всего два года. К этому времени насладиться куклами она не успела – кто ж даст таких красавиц двухлетнему ребенку?

Братья Смирницкие ушли на фронт, где оба в первый же год войны и погибли, а их жен, Софью и Тамару, вместе с детьми отправили в эвакуацию в Северный Казахстан. Они не могли взять с собой много вещей. Крупные куклы, с которыми маленькая Маша даже еще и поиграть не успела, были бы обузой. Моя бабушка Софья оставила обеих кукол своей соседке Валентине, которая наотрез отказалась эвакуироваться из осажденного Ленинграда. Бабушка очень просила Валентину их сохранить, так как надеялась вернуться домой после войны, а куклы для нее много значили – они были символом мирного времени и дружбы двух семей. В тряпичное тело одной из кукол (то ли она, то ли ее подруга Тамара) зашили что-то очень ценное, что тоже непременно хотели сохранить. Что конкретно кто-то из молодых женщин зашил, неизвестно до сих пор. Когда мама вернулась из эвакуации, соседки Валентины уже не было в живых, она умерла от голода. А ее сестра Лида выжила, представь, благодаря кукле Габи. В последние дни блокады она сумела обменять ее на продуктовый паек, который и спас ей жизнь.

Мама вернулась в Ленинград после войны с чужой женщиной. Моя бабушка умерла в эвакуации от крупозного воспаления легких. А Тамара с сыном пропали из поезда еще тогда, когда ехали в Казахстан. То ли отстали во время остановки, то ли попали под обстрел и погибли… Маму уже в Ленинграде взяла к себе та самая сестра соседки Валентины, тетя Лида. Она не позволила отдать ее в детский дом, так как считала себя обязанной помочь девушке, чья кукла спасла ей жизнь. Так Марта опять стала жить у моей мамы, потом перешла ко мне, а от меня – тебе. Внутри Марты ничего не было спрятано, и стало понятно, что ценности зашиты в Габриэле. И вот теперь Габи нашлась и… снова пропала… Заколдованная кукла…

– Бабушка, но откуда ты это все узнала? Ведь твоей маме было совсем мало лет, когда все это произошло, она вряд ли могла что-то понять и запомнить!

– Я уже сказала, что моей маме было года два, когда они уехали в Казахстан. Прибавь четыре года войны. Маше было лет пять или шесть, когда мать рассказала ей эту историю. Девочка, разумеется, забыла детали, но четко запомнила, что в Ленинграде у соседки должны находиться две дорогих куклы, в одной из которых зашито что-то очень важное и ценное. Но внутри Марты ничего не нашли, и стало ясно, что ценности находятся внутри Габи, след которой потерян.

– Стра-а-анно… – протянула Наташа. – Я много раз переодевала Марту, но на ее теле нет никаких швов…

– Не хотели портить… – ответила бабушка. – Ты же видела, что ее голова с фарфоровым оплечьем крепится к телу специальными хомутами. Их осторожно снимали, но… в общем, ничего не нашли. Я уже считала эту куклу потерянной навсегда, и вдруг… Ну почему ты сразу, как увидела, мне не рассказала про нее?! Все могло бы быть по-другому…

– Но я же ничего не знала! Если бы я знала… Почему ты мне никогда об этом не рассказывала?

– Сама не знаю… Думала, раз кукла навсегда потеряна, так что и говорить о ней… зачем бередить…

– Но тогда надо же срочно найти того, кто заведует в Олеськином доме мусоропроводом! Может быть, еще можно найти то, что осталось от Габи!

– Сегодня уж точно поздно. Завтра с утра попробую…

Бабушка с внучкой некоторое время молча пили чай, потом Наташа спросила:

– И ты совсем не сердишься на меня за то, что я… украла у тебя деньги?

Бабушка печально улыбнулась и сказала:

– Видишь ли… я знаю, что ты хорошая девушка… И наверняка сожалеешь о своем поступке… Я пришла к вам, чтобы расспросить тебя… без мамы и папы… Думаю, им рассказывать о краже – к сожалению, по-другому я это назвать не могу – не стоит, очень уж огорчатся. Скажем, что ты деньги у меня попросила, и я дала. Имей в виду, что я всячески порицаю твой поступок. Цель никогда не оправдывает средства его достижения – запомни это раз и навсегда!

Ошеломленная бабушкиным великодушием Наташа смогла только жалобно всхлипнуть, а Галина Константиновна продолжила:

– Я поняла, что тебе надо помочь, образумить, поучить… Но я не могла представить, что вдруг выплывет Габриэла…

Наташа бросила свой чай, обошла стол кругом, обняла бабушку за плечи и уткнулась носом в ее теплую щеку, потом резко отпрянула и осипшим голосом проговорила:

– Но тогда получается, что Ян Геращенко меня обманул… Кукла вовсе не принадлежит их семье! Значит, он…

– Погоди его осуждать, Наташка! – прервала внучку бабушка, встала со стула и прижала ее к себе. – Нам обязательно надо встретиться с этим Яном и его родными. Возможно, подруга моей бабушки Сони, Тамара, все-таки выжила во время войны. У ее сына, Николая, вполне могла родиться дочь, которая вышла замуж за некоего Геращенко, и тогда Ян – прапраправнук Тамары. Тогда Габи действительно является собственностью его семьи.

– Но ведь Тамара подарила куклу дочери Сони, разве нет?

– Только потому, что у нее был сын, а не дочь. К тому же две женщины были такими близкими подругами, что Тамара знала: Соня всегда отдаст куклу назад, если потребуется.

– Неужели отобрали бы у девочки?

– Нет, конечно. Но если бы у сына Тамары родилась девочка, то уже вполне взрослая к тому времени Маша сама могла бы отдать ей куклу.

– Выходит, Тамара и ее потомки знают, что в кукле Габи были зашиты какие-то ценности, и теперь охотятся за ней!!

– Не обязательно. Охотятся – нехорошее слово. Скорее всего, они просто искали ее. Все может быть именно так, как рассказал тебе Ян. Возможно, он просто хочет вернуть Габриэлу в семью как память о прошлом. Кстати, он тебе не рассказывал, откуда узнал о кукле?

– Он сказал, что прочел дневник своей прапрабабки.

– Вот видишь! Возможно, он действительно не хотел ничего плохого сделать. Ты вытащила у меня из комода деньги ради Габи, а он у тебя ее отнял, может быть, действительно ради матери. Оба вы не очень-то хорошо поступили, а потому не торопись его осуждать.

– Да, конечно… – согласилась Наташа и бросилась к ветровке, которую швырнула на диван, – в ее кармане лежал мобильник. Она вытащила телефон и сказала: – Я сейчас ему позвоню и все расскажу, ладно?

– Ну… давай… звони… – По лицу бабушки пробежала легкая дрожь, и девушка поняла, что она волнуется.

Наташа набирала номер Геращенко несколько раз, но парень так ей и не ответил.

– Это ничего… – сказала бабушка. – Может, и к лучшему, что он сейчас не отзывается. Что-то я разволновалась не в меру. Еще давление поднимется, тогда о встрече вообще можно и не мечтать. Ты ж знаешь, как меня подкашивают гипертонические штуки… Завтра позвонишь ему и все расскажешь!

– Мы с ним завтра после уроков должны встретиться у выставочного комплекса!

– Вот и подожди до своего свидания. Я утром попытаюсь выяснить, не вывезли ли мусор из подъезда твоей одноклассницы, а Яна ты можешь прямо от комплекса привести ко мне для разговора. Это тебе подходит?

– Конечно, подходит, бабуля! – согласилась девушка.

Наташа пыталась дозвониться до Яна весь вечер, но он так и не откликнулся. И на следующий день у выставочного комплекса она его не дождалась. Девушка проторчала у зеркальных дверей часа полтора, но он так и не пришел, телефон его по-прежнему молчал. Она позвонила бабушке. Та сообщила, что вчерашний мусор из дома Олеси вывезли очень рано утром, поэтому вызволить останки куклы не удалось.

– И что… ты теперь уже не хочешь встречаться с Яном? – спросила Наташа.

– Почему вдруг? – удивилась бабушка.

– Куклу-то уже не вернуть…

– Жалко, конечно, но я бы с удовольствием встретилась с его родными! Может быть, с ними живет бабушка… Я с ней поговорила бы… обо всем… Просто поговорила… О былом…

– Тогда я сбегаю к Олеське! Она знает, в какой квартире живет Ян, а может быть, знает номер их домашнего телефона.

– Зачем бежать-то! Позвони!

– Не могу я, бабушка! У меня нет ее номера, мы же никогда не дружили!

– Одноклассницам позвони! Кто-нибудь да знает!

Наташа сказала, что так и сделает, хотя именно так сделать не могла. Но не объяснять же бабушке, что она вообще ни с кем не дружила в классе, а если вдруг что-то надо было узнать, спускалась со своего этажа на площадку ниже, где жила еще одна ее одноклассница, Таня Васильева. Ей даже в голову не приходило попросить у Васильевой номер телефона. Она никогда не собиралась болтать с Таней, а спуститься вниз на один этаж, если надо, – пара пустяков.

Именно к Васильевой Наташа и отправилась. Конечно, можно было бы позвонить Калинину – они ж с Олеськой в кино ходили и все такое, но почему-то очень не хотелось.

Олеся Новицкая тоже не отвечала на звонки, и Наташе пришлось бежать к ней домой. На звонок домофона также никто не откликнулся. Девушка некрасиво чертыхнулась и, страшно огорченная, побрела домой. День складывался на редкость неудачно!

Из дверей спортивного клуба, который находился недалеко от школы, навстречу Наташе вывалился Калинин с большой сумкой на плече. Щеки его были румяны, а мокрые волосы стояли торчком. Видно было, что он от души позанимался спортом.

– Здорово, Наташка! – выкрикнул Егор, и Наташа, которая уже совсем было прошла мимо него, остановилась.

– А то мы в школе не виделись! – с усмешкой сказала она. А потом спросила: – А ты, случаем, не знаешь, где сейчас Новицкая?

– Откуда мне знать-то!

– Ну… вы ж в кино вместе ходили… и вообще… дружите, кажется…

– Я со всеми в классе дружу!

– Но с ней же особенно! – Наташа сама не могла понять, чего добивается от Калинина. Какая ей разница, с кем он дружит, с кем не дружит. Ей ведь нужна сама Олеська. И тем не менее продолжала нудить: – И ты ей нравишься!

– Да ладно! – Калинин скривился.

– Точно-точно! Она мне сама говорила! Записку показывала! Помнишь эту историю?

– Я ж тебе уже объяснял, что записка – туфта!

– Но все-таки ты ей нравишься, она с тобой в кино ходила…

– Вот заладила – кино, кино… Что-то больше твоей Олеськи рядом со мной не видно!

– А ты ей сам позвони! Пригласи еще куда-нибудь!

– Да на что мне это?!

Тут вдруг Наташе пришло в голову, что Новицкая, возможно, не хочет разговаривать только с ней, а на звонок Калинина откликнется, и попросила:

– Егор, в самом деле, не мог бы ты позвонить Олесе! Для меня!

– А сама не можешь?

– Возможно, она не хочет со мной разговаривать?

– Почему вдруг?

– Нипочему! Какое твое дело? Что, тебе трудно ей позвонить, а потом передать мне трубку?

– Вот только не надо использовать меня втемную! Объясни, в чем дело, тогда, может, и позвоню.

Наташа оглядела одноклассника с ног до головы, будто это могло помочь решить, стоит ли ему обо всем рассказывать. Раскрасневшийся, взъерошенный Егор всем своим существом выражал такую приязнь и заинтересованность ее проблемами, что девушка поняла: больше ей не с кем делиться, кроме Калинина. Они обошли спортклуб и уселись на скамейку в скверике за ним, из которого была видна и их родная школа. Наташа рассказала Егору все, что узнала от бабушки.

– Вот ведь говорил я, что мне этот крендель Геращенко не нравится! Врет он все!

– А бабушка предположила, что не врет! Возможно, он все-таки праправнук Тамары и хочет вернуть куклу в семью… для радости…

– Ага! Доставил столько неприятностей тебе, чтобы семью порадовать! Не вяжется как-то!

Наташа не стала напоминать ему свой грех: она ведь тоже доставила бабуле большое огорчение, чтобы порадовать себя. Егор и так в курсе…

– И вообще, где он, этот твой Янка? Куда делся-то? – весьма неприязненно продолжил Калинин.

Наташа пожала плечами. Она и сама хотела бы это знать.

– Похоже, придется караулить его во дворе! Где бы он сейчас ни был, домой ему все равно придется возвращаться! – подытожил Егор.

– А если, например, у него где-нибудь в другом районе живет бабушка и он у нее останется ночевать, мы только зря прождем!

– Но ведь что-то делать надо!

– Надо… – без всякого энтузиазма согласилась Наташа.

Одноклассники прождали Геращенко в его собственном дворе, в беседке на детской площадке, до восьми вечера. Когда Наташа уже хотела сказать, что ей надоело караулить и что она здорово проголодалась, из арки между домами вырулил Ян. Калинин мгновенно сгруппировался, перемахнул через перила, в два прыжка догнал Геращенко и прижал к стене дома. Наташа тут же подбежала следом.

– Опять ты?! – удивился Ян. Потом увидел Наташу и спросил, обращаясь уже к обоим: – Да что вам надо-то?

– Вот странно… – в свою очередь удивилась Наташа. – Мы с тобой сегодня договорились встретиться, ты не пришел, а теперь спрашиваешь, что нам надо!

– А для выяснения личных вопросов ты всегда таскаешь с собой этого громилу?

– А у нее не только личные вопросы! – ответил за нее Калинин.

– Какие же еще?

– Подожди, Егор… – тихо попросила Наташа. – Ты пока… на время… отойди, пожалуйста… Мне действительно надо у него кое-что выяснить… личное…

Калинин убрал руки от Яна, шмыгнул носом и прежде, чем отойти, сказал:

– Ладно… Но я… это… я рядом буду… Кричи, если что!

Когда Егор отошел на приличное расстояние, Наташа спросила:

– Скажи, почему ты сегодня не пришел?

– А что, я обо всем должен тебе докладывать? – на лице Геращенко явно читалась скука, что никак не могло порадовать девушку. И она сказала:

– Ты мог хотя бы позвонить и сказать, что не можешь прийти. Мы же договорились встретиться! Я долго ждала!

– Но не развалилась же!

– Почему ты так со мной разговариваешь?

– Что такого ужасного в моем разговоре? – Ян явно начинал раздражаться.

– Ты злишься! – с обидой в голосе отозвалась Наташа. – На меня? За что?!

– За то, что ты меня допрашиваешь! С чего вдруг решила, что имеешь на это право?

– Мне казалось… мы… друзья… Разве нет?

– Если мы пару раз встретились, то это еще ничего не значит! Неужели непонятно?! – Геращенко смотрел мимо Наташи, и она действительно никак не могла понять, в чем провинилась. Она уже забыла, что у нее на самом деле есть и другие вопросы к Яну. Сейчас ей хотелось знать только одно: почему он так к ней переменился.

– Но ведь ты говорил, что… что я тебе… нравлюсь… За язык тебя никто не тянул…

– Ну, сказал сдуру! И что?! – Ян выкрикнул это так громко, что Калинин мгновенно оказался рядом, а Наташа смогла лишь задавленно повторить:

– Сдуру…

– Так! Чего вопишь?! – угрожающе спросил Геращенко Егор. – Давно фейс не мылили?!

– Да пошли вы! – будто выплюнул Ян и попытался пройти к своему подъезду, но это ему не удалось – дорогу опять преградил Калинин.

– Не стоит торопиться, – сказал он. – Как я понимаю, мы еще не все вопросы прояснили.

– Какие еще вопросы? Если ты про нее… – Геращенко чуть не проткнул плечо девушки неожиданно выброшенным вперед пальцем. – … то, думаю, она все поняла!

Наташа замерла ни жива ни мертва. Она, конечно, еще не успела по-настоящему влюбиться в Яна, но жила последнее время в ожидании любви, будто стояла у гостеприимно открытых ворот в самую счастливую страну на свете. А сейчас Геращенко как бы захлопнул резким движением эти ворота прямо перед самым ее носом. Похоже, Калинин был прав относительно этого парня. Но как же это унизительно – вдруг понять, что тебя всего лишь использовали. И ясно, что вовсе не для того, чтобы доставить радость матери. Конечно же, он охотился за ценностями, зашитыми внутри куклы. Да! Но раз он теперь не видит смысла во встречах с ней, с Наташей, значит, точно знает, что Габи у нее больше нет. Откуда?

Калинин еще что-то угрожающе говорил Яну, но девушка нетерпеливо перебила его именно этим вопросом, обращенным к Геращенко:

– Откуда ты знаешь, что куклы у меня нет?

– Тоже мне тайна! – презрительно бросил ей Ян.

– И все же – откуда?

– От Олеськи, конечно! Могла бы догадаться!

– Ты тоже не успел к мусоропроводу? И поэтому такой злой?

– К какому еще мусоропроводу? – удивился парень.

– Новицкая же выбросила Габи в мусоропровод, – пояснила свои слова Наташа. – Если бы поторопился, то можно было бы ее достать. Неприятно, конечно, копаться в мусоре, но дело того стоит, не так ли?

– Ха! – Ян неприятно хохотнул. – То есть ты уже в курсе, что в куколке есть кое-что?

– В курсе!

– Если вы за этим пришли, то не по адресу!

– То есть ты Габи не достал из мусора?

– И что ты заладила про какой-то мусор – никак не пойму! Не могла Олеська выбросить куклу в мусоропровод! Ну… или могла выбросить, но не сразу! Неужели и это тебе непонятно?!

– Непонятно! А ну говори толком! – прикрикнул на Яна Егор и даже на всякий случай сжал кулаки.

– Да пожалуйста! Эта гадина Олеська решила поживиться за мой счет! Мне безразлично, где сейчас кукла, на мусорной свалке или у Новицкой дома! Она успела вытащить из нее ключ и план!

– Ключ и план… – эхом повторила Наташа, у которой ноги опять стали ватными от внезапно накатившей и непонятной тревоги.

– А откуда Олеська узнала, что в кукле что-то есть? – спросил Егор. – Ты ей сказал?

– Естественно! Кто ж еще?!

– А зачем?!

– Затем, чтобы она тебя нейтрализовала!

– В каком смысле?

– В прямом! Мне надо было, чтобы Олеська тебя увела у Наташки! Мешал ты мне к ней подвалить! Кулачки у тебя нехилые!

– Что-то твоя Олеська не слишком старалась!

– А не понадобилось стараться! Наташка по доброй воле отдала ей куклу!

– То есть получается, Новицкая все знала про куклу… – сообразила Наташа. – А ты… – Она посмотрела на Егора. – … помнишь, ты ей рассказывал про наши приключения с Габи… А она уже была в курсе. Вот ведь актриса… По ней театральный институт плачет…

– По ней мои кулаки плачут, только я сделать ничего не могу! Она наотрез отказалась завлекать Егора, пока я не расскажу, в чем дело. Я подумал, что она может мне помочь и в другом, что понадобиться, раз дело касается ее одноклассницы… девчонки, словом… Обещал даже поделиться, если вдруг в кукле действительно серьезные ценности. Конечно, много не обещал, но все же… Но Олеська оказалась хитрее и подлее, чем я думал. Она и куклу сумела добыть, и вытащила из нее все что надо, а теперь не отдает!

– Думаешь, она сможет воспользоваться планом, что-то открыть ключом и найти клад? – неуместно восхищенно (как показалось Наташе) спросил Калинин.

– Не сможет. В плане указано, где найти шкатулку, в которой ценности, но она у меня. Я нашел ее, как уже говорил, вместе с дневниками прапрабабки на чердаке нашей дачи. Видимо, бабулька рисовала план для своего сына, который был вывезен из Ленинграда совсем маленьким и не знал, где находится дача.

– И что, не можешь открыть какую-то шкатулку без ключа?

– Она вроде чугунная… Тяжеленная… Бабка в дневнике написала, что специально в такую положила, чтобы огонь не взял, чтобы вода не проникла, чтобы без ключа не открыть…

– Видать, действительно там большие ценности! Но… ты слышал, наверное, поговорку: «Против лома нет приема!» Может, ломиком? Не пробовал?

Наташа не стала слушать, что ответит Калинину Ян. Ей вдруг стало противно. Один завлекал ее ради ценностей, второй увлекся ими же. Она, Наташа, никому не интересна. Если Егор поможет Геращенко открыть шкатулку, то наверняка потребует разделить ценности пополам, а тот, конечно же, не захочет. Они непременно подерутся. Калинин сильнее, значит, свое обязательно получит.

Наташа почти прошла арку, ведущую из двора Геращенко на улицу, и прежде, чем завернуть в сторону своего дома, обернулась. Два парня продолжали что-то бурно обсуждать. О ней никто не вспоминал. Она решила не говорить бабушке, что найден ключ от шкатулки. Пусть считает, что кукла погибла, унеся свою тайну с собой. А эти двое пусть делают, что хотят: ломают шкатулку ломиком, подкладывают ее под танк или договариваются с Новицкой. Ее это больше не интересует. А еще она скажет бабушке, что с людьми вроде Яна Геращенко не стоит иметь никаких дел. Наверняка его родные такие же, как он, – это ж они его воспитали. Нежная дружба Сони и Томы канула в вечность. Бабушка Наташи с бабушкой Яна все равно никогда не подружатся после всего, что произошло.

– Почему ты не отвечала на мои звонки? – набросился на Наташу Калинин, как только та утром следующего дня вышла из своего подъезда.

Одноклассница, не ответив, осторожно обошла его и направилась к школе. Егор мгновенно догнал ее и, с силой взяв за локоть, заставил остановиться.

– Что случилось, Наташа? – спросил он так участливо, что девушка чуть не расплакалась. Она с удивлением отметила, что «Наташку» он сегодня заменил на «Наташу», но прощать его не собиралась. Она уже ученая. Участливый тон, красивые слова и приятное обращение ничего не стоят. Все это лживо, а приветливое лицо – маска. Неужели все парни такие?

– Все, что со мной случилось или еще случится, тебя больше не касается, понял? – выкрикнула она, вырвала руку и еще быстрей пошла к школе. То, что Егор не стал ее догонять, девушку обрадовало – видимо, понял, что ее за рубль двадцать больше не купишь. Да! Она больше никому не поддастся! Вся эта любовь – чушь собачья, художественная литература и песенная попса – развлекалово для дурачков.

На уроках Наташе было скучно. Произошедшая с ней история как бы приподняла ее над школьными буднями. Ей казалось, что она стала взрослей и мудрей. Знания, полученные в школе, ничем не помогли ей в той ситуации, в которой она оказалась. Выучи хоть все теоремы и параграфы по всем предметам, это никак не убережет от дурных поступков, не поможет распознать подлость или изощренный обман. Для чего тогда она сидит за этим столом и убивает время, если школа никак не готовит ее к жизни, к той, которая бурлит за ее порогом. Если она сейчас соберется с силами и получит пять по алгебре, что это изменит в ее жизни? Да ничего! А если ей вкатят пару? Это тоже ничего не изменит! Ну… классная некрасиво подожмет губы, ну, мама огорчится, ну, папа скажет что-нибудь едкое… И что? И что?! И что?!

Последнее «И что?!» Наташа сказала почти вслух. Хорошо, что ее заглушил звонок с урока и не пришлось никому ничего объяснять. Она как попало покидала в сумку школьные принадлежности и вышла из класса с намерением уйти с остальных уроков. Она даже не представляла, куда пойдет, но находиться в школе больше не могла. Ее раздражало всё и все. Каждое улыбающееся лицо казалось лживым, смех – издевательским, уроки – абсолютно бесполезными.

Возле гардероба путь ей опять преградил Калинин.

– Я все-таки хочу выяснить, что случилось, – сказал он.

– Как будто ты не знаешь! – отозвалась Наташа и даже картинно (и довольно больно) хлопнула себя руками по бокам, будто птица крыльями.

– Если ты расстраиваешься из-за Геращенко, так я тебе сразу говорил, что не стоит ему верить!

– А чем ты-то лучше его?! – очень язвительно спросила Наташа.

– А чем это я тебе не угодил?! – в ответ спросил Егор, копируя ее интонацию.

– Да все вы одинаковые! Только о выгоде и думаете! Ну, что решили: ломом шкатулку откроете или под тяжеловоз бросите?

Проигнорировав лом с тяжеловозом, Егор выкрикнул:

– Можно подумать, вы о выгоде не думаете?!

– Не думаем!!

– А как же Новицкая?!

– И по какому же поводу вы меня поминаете? – раздалось за спиной у Наташи. А потом перед ее глазами появилась сама Олеся Новицкая.

Наташа еще соображала, что лучше сказать однокласснице, а Калинин среагировал мгновенно:

– Вот скажи, Олеська, зачем тебе ключ от шкатулки, которую ты никогда не сможешь открыть?

– Я уже предлагала Янке купить его у меня! – улыбаясь, ответила Новицкая.

– Вот! – Егор вытянул обе руки в сторону Олеси и сказал Наташе: – Кто-то только что говорил, что девчонки о выгоде не думают, не ты ли?!

Наташа промолчала, и Калинин опять обратился к Новицкой:

– В конце концов, он откроет шкатулку и без ключа!

– Что ж до сих пор не открыл?!

– Не хочет старинную вещь портить. Надеется, что ты одумаешься – он же обещал тебе какую-то часть ценностей из шкатулки.

– Ценности – это само собой! А за ключ я много не прошу.

– А что, если Геращенко натравит своих родоков на твоих – мол, ваша доченька сперла ключ от фамильной шкатулки и… все такое?

– Если до сих пор не натравил, значит, не сделает этого никогда! – ухмыльнувшись, отозвалась Новицкая и легким движением руки поправила свои чудесные белокурые волосы. – Подозреваю, что его родители вообще ничего не знают про эту шкатулку, иначе давно уже были бы у меня дома.

– Возможно… – не смог не согласиться Егор. – Но ведь все равно придется ключ отдать. Ян сказал, что покупать его у тебя не будет. Подождет еще немного да и откроет шкатулку другим способом.

– Так… может быть, чтобы побыстрее ее открыть, Наташка у меня ключ купит? – Олеся одарила девушку сладким взглядом.

– У меня нет денег, – тут же выпалила Наташа.

– А ты найди! Сдается мне, что тебе не безразлично содержимое шкатулочки!

– И сколько же ты просишь за ключ? – задал вопрос Калинин.

– Вот это уже другой разговор! – Олеся, которая уже собралась уходить, опять повернулась к одноклассникам и, чуть приподнявшись на носках, шепотом назвала сумму Егору на ухо.

Тот присвистнул, а Новицкая сказала:

– Так это ж еще и за план!

– План никому не нужен, раз шкатулка уже найдена!

– Ладно. Пятьсот рублей сброшу, но ни копейкой меньше! В общем, поразмышляйте над всем этим на досуге! За ключ тоже можете что-нибудь у Янки потребовать! – И Олеся пошла к лестнице на второй этаж, где у их класса должен был начаться урок истории. Тут же прозвенел звонок, но ни Наташа, ни Егор не двинулись в сторону лестницы.

– Что будем делать? – спросил Калинин.

– А мы ничего не можем сделать, – грустно ответила девушка.

– Пошли, что ли, на историю.

– Нет. Меня все достало!

– И куда ты сейчас?

– Не знаю, но на уроках сидеть не могу…

– Тогда встречаемся за школой! – неожиданно предложил Егор.

– Ты тоже не пойдешь на историю? – удивилась Наташа.

Вместо ответа Калинин свернул к слесарной мастерской, где проходили уроки труда для мальчиков. Все школьники знали, что через комнатушку, в которой хранятся металлические заготовки и всяческие инструменты, можно выйти на улицу. Наташа посмотрела на охранника Сергея, который, развалившись за столиком у входных дверей, в полной безмятежности решал очередной кроссворд, тяжело вздохнула и направилась к туалету девочек, откуда несколько дней назад и началась эта история с куклой Габи.

Егор Калинин помог Наташе спрыгнуть с подоконника, и они, быстро перебежав улицу, впрыгнули в первый попавшийся автобус.

– Куда он хоть идет-то? – Девушка покрутила головой, надеясь найти перечень остановок.

– Да какая разница! На следующей выйдем… Неподалеку кафешка «Аромат», попьем чайку с пирожками! Там пекут классные завитушки с творогом!

– У меня нет денег вообще!

– Моих хватит на чай и пару пирожков!

Без всякого удовольствия жуя творожную завитушку, Наташа спросила:

– Зачем ты с истории слинял, Калинин? Классная тебе весь дневник красной пастой изрисует!

– Тебе тоже! – отозвался Егор.

– А мне наплевать!

– А что так?

– Так… Как-то все неинтересно стало…

– А ты считаешь, что кто-то должен тебе развлекухи устраивать, чтобы интересно было?

– Мне уже кое-кто развлекух наустраивал! Что-то больше развлекаться не хочется…

– Можно просто жить!

– Я и живу!

– А хочешь, в кино пойдем?

– Я уже смотрела «Иноземца». Ничего особенного…

– В другом зале идет «Не забудь!».

– Это ж про любовь!

– И что?

– Ты ж не влюблен, Калинин! Зачем тебе эту тягомотину смотреть!

– А ты что, видела фильм?

– Нет! И не хочу!

– А может, попробовать?!

– Слушай, Егор! – Наташа бросила недоеденную завитушку на тарелочку. – Что тебе от меня надо?!

– Может… ты мне… просто… нравишься… – запинаясь, ответил он.

– Да ну! Совсем недавно ты утверждал обратное!

– Я никогда не говорил, что ты мне не нравишься!

– Ну… что-то… другое говорил, с этим же смыслом…

– Наверное, это случается неожиданно…

– Что?! – Наташа со стуком поставила на стол чашку, из которой хотела допить чай, и с вызовом посмотрела на одноклассника.

– Ну… когда вдруг с человеком захочется быть рядом… Просто рядом – и все! И не имеет значения, как это называется! – И Егор ответил своим прямым взглядом на ее вызов.

– А если тому человеку не захочется быть рядом?

– Человек должен сказать прямо. Вот… ты скажи прямо, и я сразу уйду.

Наташа покрутила чашку за ручку. При этом она противно проскрежетала по рассыпавшемуся по блюдцу сахару. Да, все сейчас так же противно, как этот скрежет. Девушка подняла глаза на одноклассника и тихо сказала:

– Уходи, Калинин…

Егор согласно кивнул, подхватил рюкзак и вышел из кафе, не оглядываясь. На его тарелочке осталась лежать недоеденная творожная завитушка. Наташа всхлипнула, но слезы удержала. Нельзя никому верить. И она никому не верит. И не поверит никогда. И плакать никогда больше не будет. Она придет домой и выбросит всех кукол. Они – такая же обманка. Выглядят будто маленькие люди, а на самом деле – жалкие копии. Бесстрастные, бесчувственные и… почти вечные. Хозяева умирают, а куклы их переживают, оставаясь такими же красивыми, и из-за них потом происходят драмы, подобные ее собственной… Если бы не кукла Габи, она, Наташа, не испытала бы такого разочарования в людях. Да и в себе тоже…

– Возьми, – сказал Калинин и положил на Наташин стол в кабинете литературы небольшой черный ключ с фигурной бороздкой.

Девушка с испугом отдернула руки, будто могла об него обжечься. Она сразу поняла, что ключ от шкатулки Тамары.

– Новицкая все же отдала? – спросила она.

– Нет. Я у нее купил.

– Зачем?!!

– Надо положить конец этой истории.

Наташа взяла в руки ключ. Несмотря на свою миниатюрность, он был довольно тяжелым, а еще холодным и шершавым.

– И что теперь с ним делать? – глупо спросила она.

– Что хочешь! Можешь Геращенко отдать, можешь потребовать, чтобы именно ты открыла шкатулку… Ну и вообще… на содержимое претендовать, наверное, тоже можешь…

– А ты? – спросила Наташа, сама не очень понимая, какой смысл вкладывает в этот вопрос.

– А я пошел… – отозвался Егор и действительно хотел уйти. Но девушка его остановила:

– Погоди… Ты извини, что была с тобой груба… Некрасиво вышло… Может… вместе встретимся с Геращенко?

– Если ты считаешь, что должна мне что-то за этот ключ, то – нет! Я долго думал над всей этой историей. Если бы не сделал подножку Яну, возможно, кукла не погибла бы. Из-за меня все произошло.

– Но если бы не ты, я больше никогда не увидела бы Габи!

– Может, это было бы как раз лучше всего!

– Но тогда бабушка не простила бы мне… кражу…

– Бабушки все прощают, на то они и бабушки…

Наташа помолчала, а потом попросила:

– Пожалуйста, Егор, сходи со мной к Геращенко! Мне с тобой спокойнее…

– Опоздали, голубки, – усмехнувшись, сказал Ян, загораживая собой вход в квартиру. – Мне уже ваш ключ без надобности.

– Открыл сам? – высказал догадку Егор. – Как? То есть мне интересно, как ты это сделал технически.

– Никак! Умельца нашел. Только все зря!

– Почему?

– Стойте здесь, – потребовал Геращенко и скрылся в квартире, захлопнув за собой дверь.

Наташа с Егором успели только посмотреть друг на друга и в недоумении пожать плечами, а замок уже снова щелкнул, и в дверях показался Ян. Он держал в руках черную ажурную шкатулку величиной с коробку для туфель.

– Держи, тяжелая, – сказал он и протянул ее Калинину.

Егор принял и согласился:

– Действительно тяжелая.

– Только ничего ценного в ней не оказалось. Ерунда всякая: бумажки, фотки, иконки, колечки дешевые… и прочее… Сами посмотрите. Короче, надежда на клад развеялась серым дымом… Так что ты, Наташка, меня прости. Ну, обманул тебя, да… Но ты отомщена по полной! Клад оказался фуфлом! Так что пока, ребята! – И парень опять скрылся в квартире, громко захлопнув дверь.

– Шкатулка действительно выкована из чугуна, – сказал Егор, когда они с Наташей уже устроились за столом в кухне Богучаровых.

– Да ладно, разве можно выковать так ажурно? – не поверила девушка.

– Кузнецы-умельцы еще и не такое могут! Я как-то видел на выставке цветы из чугуна! Обалдеть! На лепестках жилочки, внутри тычинки, будто настоящие, – как они это делают, не понимаю.

– Ты на выставки ходишь?

– Мама как-то затащила… Ну… давай, что ли, смотреть, что внутри?

Наташа вздохнула и откинула крышку. Сверху лежал пожелтевший конверт старого образца, без всяких картинок и надписей. Девушка осторожно взяла его в руки и хотела открыть, но потом решила сначала рассмотреть все, что лежало ниже. Геращенко не обманул – шкатулка была наполнена письмами и документами. На дне лежали две старые иконки – Иисуса Христа и Девы Марии. Рядом устроилась дымно-розовая круглая коробочка, на которой была нарисована завитая красотка с алыми губами и написано «Пудра «Рашель». Наташа тут же поднесла коробочку к носу, и ей даже показалось, что она чувствует сладковато-приторный запах пудры. Она осторожно открыла ее, боясь рассыпать душистый порошок, но в коробочке лежали потемневшие от времени три тонких колечка и овальный, довольно массивный медальон на длинной цепочке. Он был тоже темно-серый, матовый, тусклый, но выгравированная на нем цветочная виньетка золотисто поблескивала. Наташа вынула медальон из коробочки, он тяжело лег в руку, большой палец при этом что-то укололо. Девушка ойкнула, и Егор тут же выхватил у нее из рук медальон.

– Видимо, кнопка отвалилась, – констатировал он, оглядев украшение, – один штырек остался… Колется, гад… Эта штука, значит, открывается… Погоди-ка…

Калинин нажал на острый штырек черенком ложки, и крышка медальона откинулась.

– Фотка какая-то, – сказал он и протянул однокласснице медальон.

Из углубления в нижней крышке медальона на Наташу взглянули две девушки с короткими стрижками-каре. У одной волосы были совершенно прямыми, и лицом она очень напоминала Наташину бабушку в молодости, волосы второй красиво вились на концах. Эта вторая была удивительным образом похожа на погибшую Габи.

– Егор! Это же Тамара с Соней! Молодые и красивые! – воскликнула Наташа. – Как здорово! У бабули такой фотографии нет! Вот она обрадуется!

– Ну, хоть кому-то радостно будет! – констатировал Егор.

Наташа отложила медальон и взялась за конверт, который лежал сверху содержимого шкатулки. Из него она вытащила желто-коричневый от времени лист бумаги в еле видную полоску. Пока разворачивала, с его краев хлопьями сыпалась ставшая хрупкой бумага. Выцветшими, бледно-фиолетовыми чернилами на листе было написано следующее:

«Тому, кому будет суждено прочесть…

Мы, Смирнитские, София и я, Тамара, завтра уезжаем из родного Ленинграда в эвакуацию вместе с нашими детьми. Вернемся или нет – никто не знает. Что нас ждет впереди, тоже неизвестно. Мы оставляем за плечами мирную, счастливую жизнь. Сейчас особенно ясно, что она была счастливой. Мы дружили, любили своих мужей и детей, устраивали свои дома. Наши мужья, братья Смирницкие, погибли в первые же дни войны. Нам остается только гордиться ими.

Мы оставляем родные стены, любимые вещи. Очень больно. В эту шкатулку я кладу письма с фронта от Вали и Гриши. Если мы не вернемся в Ленинград, прошу того, кто ее найдет, передать их в музей – мы уверены, что победа будет за нашей страной и эти письма станут важны как свидетельство народного подвига.

Если шкатулку найдут родственники, им на память о нас – медальон с фотографией. Мы с Соней снялись после окончания школы. Два простых гладких колечка наши будущие мужья еще мальчиками выточили для нас в школьной мастерской из стали. Мы, четверо, всегда знали, что поженимся. Их тоже оставляю на память о нас потомкам, если они, конечно, будут… Третье колечко, серебряное с крохотным гранатиком, – пусть возьмет себе девушка… Хотелось бы, чтобы у меня когда-нибудь появилась внучка или правнучка, похожая на меня… Но будущее туманно… Да и есть ли оно у нас?

Вот и все! Сейчас закрою шкатулку, спрячу ее на чердаке нашей дачки в Березове и вернусь в Ленинград. Прощай, дача, прощайте все и всё! Как странно писать письмо в будущее неизвестно кому!

Будьте счастливее нас! Да минует вас наша судьба! Пусть эта война станет последней!

Тамара Смирницкая.

23 декабря 1942 года».

Закончив читать, Наташа подняла глаза на Егора и сказала:

– Я никогда не задумывалась над тем, что такое война… Вернее, в моем мозгу при ее упоминании рождались образы стреляющих танков, взрывов от бомб, летящих с самолетов, разрушенных домов… Но я никогда не задумывалась над тем, что в этих домах жили люди. Просто жили… как мы с тобой… А сейчас представила, будто в наш дом вдруг попадает бомба, и стены этой квартиры, где мы сейчас сидим, складываются, как карточный домик… Вместе с занавесками, которые мы с мамой вместе выбирали, с полочкой для книг в моей комнате, которую папа сам сделал для меня… Как они вынесли это, Егор?! Это же невозможно было, когда рушат твой дом!!

– Да… Это трудно представить…

– Думаю, в этом и есть ценность вашей находки! – прозвучал голос Галины Константиновны. – В том, чтобы вы примерили на себя человеческую трагедию и сделали все, что в ваших силах, чтобы подобное не повторялось!

– Разве что-то от нас зависит, бабуля?

– От одного человека, конечно, ничего, но многие – это сила.

– Как вы неслышно вошли! – удивленно проговорил Егор. – И давно вы тут?

– Не очень. Но кое-что важное успела от вас услышать. Сразу поняла, о чем идет речь. Значит, вы все-таки нашли куклу? Что в ней было спрятано? Это письмо?

– Нет, бабушка, не письмо! – И Наташа рассказала о том, каким образом к ним попала шкатулка Тамары Смирнитской.

Галина Константиновна рассмотрела фотографию в медальоне и сказала:

– Мне мама всегда говорила, что я очень похожа на свою бабушку. Фотография доказывает, что она была права. Я тебе, Натуся, уже говорила, что моя бабушка умерла в эвакуации и у нас не осталось ее фотографий. Дом, где они жили в Ленинграде до войны, был полностью разрушен, разумеется, вместе с тем, что они оставили в квартире, вместе с фотоальбомами и прочим архивом. Так что эта фотография для меня – большая ценность. А что Ян? Показывал своим родным содержимое этой шкатулки?

– Не знаю. – Наташа пожала плечами. – Наверное, не показывал, раз нам все отдал. Он надеялся найти в ней драгоценности, а когда не нашел – ему все стало неинтересно. Похоже, он здорово рассердился на свою прапрабабку Тамару и ее шкатулку!

Галина Константиновна улыбнулась и сказала:

– Это пройдет. Я сама свяжусь с его родными. Думаю, тем для разговора у нас будет предостаточно! Может быть, в их семье найдется девушка, которой предназначено колечко с гранатом. У Яна есть сестренка?

– Есть. Ей действительно всего 5 лет, как он мне говорил на выставке кукол.

– Ну вот! Для нее есть подарок от прапрабабушки Тамары. Если колечко почистить, оно засверкает, как новое! Девочка обрадуется! А вам, дорогие мои, спасибо!

– Да за что, бабуля?! Я тебе столько денег должна… – огорченно проговорила Наташа.

– Как говорится, свои люди – сочтемся! А сейчас, с вашего позволения, я заберу шкатулку домой. Мне хочется остаться наедине с прошлым. Письма с фронта хочу почитать.

– А потом отдашь в музей?

– Конечно, отдам. Тамара так хотела. А вам – вот… традиционные пирожки. – Галина Константиновна положила на стол сверток. – Я посчитала, что вас еще никого не должно быть дома – хотела сделать сюрприз. Думаю, здорово получится: вернетесь с работы и учебы – а тут пирожки к чаю. Вы ж любите! Что-то ты, внучка моя, дома раненько?

Наташа почувствовала, как у нее розовеют щеки.

– Мы, бабуль… – начала она, – …в общем, обещаю, что последний раз ушла с уроков. Это все из-за шкатулки…

– Ну, гляди! Что пообещала, надо обязательно исполнить!

– Я обязательно исполню, бабушка!

– А я проконтролирую! – добавил Егор, и все рассмеялись.

Наташа и Егор медленно шли по улице, с удовольствием вдыхая теплый воздух последних дней мая.

– Ты где будешь летом? – спросил Калинин.

– Родители хотят в июле поехать на море, – отозвалась Наташа. – Еще не решили куда. В июне и августе буду здесь. А ты?

– А мы уезжаем в июне к отцу на родину, подо Ржев, в село Николаевское. Там дом бабушки и дедушки. Я люблю к ним ездить. В Питере буду в июле и августе. Значит, мы с тобой встретимся только в последний месяц лета?

– Мы ж еще и не простились!

– Несколько дней осталось. Мы уезжаем уже второго июня.

– Жаль…

Егор остановился, очень серьезно посмотрел на одноклассницу и тихо спросил:

– Ты это серьезно сказала?

– Да… – Девушка кивнула. – Я как-то привыкла к тебе…

– А хочешь, я выточу для тебя в нашей школьной слесарке колечко?

– Зачем? Ты что, решил на мне жениться? – И Наташа рассмеялась.

– А почему бы нет? – Егор улыбнулся. – Потом, конечно! Все же женятся! Представь, как люди мучаются, выбирая, на ком бы жениться или за кого выйти замуж! А нам не надо! Мы уже нашли друг друга!

– А ты что, все-таки в меня влюбился?

– Не знаю. Но я хочу быть с тобой. Может, это и есть влюбленность, как ты думаешь?

– Может быть… Тоже не очень в этом разбираюсь. Я хотела влюбиться в Геращенко. Стояла у настежь открытой двери в чувство. А он взял да и захлопнул передо мной эту дверь.

– Я не захлопну!

– Да, я знаю…

И они, взявшись за руки, вошли в сквер возле родной школы. Наташа и Егор еще толком не знали, что такое любовь, ведь это было лишь ее предчувствие.

Продолжить чтение