Читать онлайн Где не светят звезды бесплатно

Часть первая. Свет

Разум – особое место. Он сам может

создать как Небеса в Аду,

так и Ад в Небесах.1

Джон Мильтон,

«Потерянный рай»

Глава 1. Сон длиною в жизнь

Дождь застилает глаза. Холодные капли текут по щекам и шее, а одежда давно промокла насквозь, прилипнув к телу.

– Лир…

Земля комьями липнет к рукам, вода просачивается сквозь пальцы и хлюпает под ногами. Сердце бешено стучит в груди, будто ждет, что каждый новый удар станет последним.

– Лир…

Ледяной воздух жжет легкие, жалит, душит, но я не сдамся. Не сейчас! Перевожу дыхание и продолжаю разгребать почву. Продолжаю искать.

Буря шепчет в ушах, искушая прекратить борьбу. Зовя за собой, туда, куда не дозволено ступать смертным, куда не идут по собственной воле, откуда не возвращаются.

– Но там находят покой, Лир…

Море внизу негодует, словно черная бездна. Громче и громче.

– Нет!

Нельзя сдаваться. Я найду его, найду! Оно должно быть здесь… Здесь, рядом с одиноким деревом у самого края обрыва. Здесь, под надгробным камнем, отливающим синевой в свете раздирающих небо на части молний.

– Тогда ищи, Лир, – подпевает шторму ветер. – Ищи… Там, под землей, лежит твой покой. Лежит твоя правда, твое прежнее тело.

– Но то тело давно обратилось в прах! – стиснув зубы, кричу я. – Его сожгли, Мунварда больше нет!

– Тогда нет больше и твоего покоя…

И я продолжаю искать. Кожа на руках разодрана в кровь, волны внизу бьются об острые скалы. Молнии блещут все ярче, гром все сильнее.

– Ищи, Хэллхейт. Во имя покоя… Во имя правды…

«Это сон, – крутится где-то в глубине подсознания мысль. – Лишь дурной, про́клятый сон! Нужно просто отпустить видение, и оно исчезнет».

Сон ли? Если и правда лишь сон, то мне, никогда не найти своего покоя? Почему меня всюду преследует чувство, будто кто-то играет моей судьбой, кто-то другой решает, когда мне жить, а когда умирать? И что тогда остается мне? Рождаться и погибать снова и снова, пока не сойду с ума? С памятью о прошлом, разрушающем мое будущее.

– Лир…

– Зачем я здесь?

– Во имя покоя… Во имя правды…

Черная тень нависает надо мной, затмевая последний свет. Голова кружится, и в глазах темнеет. Тьма затягивает, уносит за пределы воспоминаний: туда, где живут отражения тайных страхов и призраки горьких обид.

– Вот он, наш чемпион! – Крейн с гордостью хлопает меня по плечу. Спарринг лучших воинов Патила, и я выхожу победителем. – Вот он, настоящий фомор! Отважный, сильный, беспощадный!

– Убийца, – цинично качает головой Ирней, глядя, как с моего меча капает кровь. – Мой лучший друг Элеутерей не мог стать таким чудовищем.

– А я по-прежнему люблю тебя, – Дафна мне улыбается, ее голубые глаза сияют, как чистое небо. – Ты не обманешь меня другим лицом. Ты всегда останешься собой.

– Я?

– Да, ты, – Чарна появляется за спиной Даф, в ее руках сверкает кинжал. Взгляд фоморки блестит, как раскаленный металл. – Ты предал меня, Лир. Предал всех нас, свой народ. Ты никогда не был одним из нас, лишь притворялся другом.

– Но я хочу быть твоим другом, Чарна.

– Тогда ты враг мне, – Никк обнажает клинок.

– Нет!

– Рано или поздно придется выбрать сторону, Мунвард, – шепчут они в унисон, обступая меня. – Рано или поздно…

– Предатель! Лжет! Чудовище! – вокруг появляются сотни фоморов и даитьян, у всех до единого на лицах презрение и ненависть. Они указывают на меня пальцами и злорадно смеются. – Чудовище! Чудовище! Чудовище!..

– Нет, это неправда! – я хватаюсь за голову и закрываю глаза, но голоса становятся только громче.

– Чудовище, ты умрешь! И родишься. О да, умрешь и родишься опять – лишь для того, чтобы пережить все это вновь…

Глава 2. Bleu d’amour

– Нет! – открыв глаза, Лир рывком подскочил с места. Нож, который Хэллхейт неосознанно схватил со стола, когда проснулся, рассек воздух, напрасно пытаясь защитить его от растворившихся вместе с ночным кошмаром врагов.

«Лишь сон», – но сердце все еще билось, как сумасшедшее.

– Решил-таки меня прирезать, а? – сонно пробурчал Ирн. Сгорбившись на соседнем табурете и положив локоть между головой и столешницей, даитьянин даже не вздрогнул, когда в сантиметре от его носа просвистело лезвие. – Валяй. Только дай сначала поспать, – и отвернулся как ни в чем не бывало.

Лир уставился на друга, затем на нож в своей руке.

– Прости.

Ирн не ответил, снова мирно засопев, и предрассветный час окутал комнату молчаливым полумраком.

«Лишь сон».

Сделав глубокий вдох и немного придя в себя, Лир огляделся. На стеллаже жалобно мигал кристалл разрядившегося мультимедийного динамика, на полу валялись рассыпанные лунные пряники, под столом ютились опустошенные прошлой ночью бутылки из-под пунша. Вчера друзья Лира собрались вместе (даитьяне и фоморы и впервые на памяти Хэллхейта не для того, чтобы поубивать друг друга), играла музыка, лился смех, и все единодушно радовались победе над Хорауном и Смероном.

Теперь, помимо Ирна, в гостиной остались только Шандар, который тоже спал, развалившись в кресле, и Тейн, устроившийся прямо на полу у панорамного окна, скрестив ноги и, кажется, до сих пор даже не думая о том, чтобы вздремнуть.

«Маленький праздник удался», – подумал Лир, улыбнувшись.

Он наконец чувствовал себя дома. Ему больше не нужно скрываться от даитьян и врать им о своем прошлом, не нужно метаться из стороны в сторону и выбирать, кто друг, а кто враг. Не будет больше бессмысленных битв и ложных обвинений. Теперь это один большой мир, и он принадлежит Лиру. Наконец-то Хэллхейт может просто быть собой, просто жить, как жил когда-то Мунвард.

Все наконец может быть просто.

Бросив нож обратно на стол, Лир потер руками лицо, чтобы окончательно проснуться, и с этой мыслью направился к Тейну.

В центре комнаты, окруженный стеклом, как в террариуме, стоял серебристый ствол дерева, вокруг которого построен дом. Ветви нависали над крышей и заглядывали в окна, однако совсем не мешали Тейну смотреть куда-то вдаль.

– Где остальные? – поинтересовался Лир, невольно поморщившись от звука собственного голоса. Только сейчас осознал, как гудит голова.

Заметив его гримасу, Тейн усмехнулся.

– Чарна где-то тут, а Аня с Никком ушли пару часов назад, – сказал он. – Они одновременно проснулись, одновременно поднялись, одновременно ушли. Не проронив ни слова, Лир. Если эти двое и правда разговаривают теперь всегда мысленно, это, скажу тебе, жутко.

– А Даф?

– Наверное в соседней комнате спит. Хотя понятия не имею, сколько тут комнат, ваш дом похож на стеклянную мозайку, маскирующуюся под лес.

– Во-первых, не наш дом, а Дафны, – Лир потер виски, вспоминая. Он ненавидел праздники и все равно всегда в них участвовал. – Она перебралась сюда после, хм, сам знаешь чего. Во-вторых, дом не стеклянный. Это радиаторы на крыше, собирающие солнечную энергию. Ну а в-третьих… мы вчера долго праздновали?

– Не помнишь?

– Плохо.

С все той же усмешкой, Тейн протянул Лиру кружку.

– Раньше у тебя проблем с памятью не было. Разве что только, когда с тобой происходила эта… штука?

Лир взял кружку и сделал глоток, головная боль тут же стала чуточку выносимее. Он даже заметил теперь, что кружку Тейн, похоже, умыкнул из какой-то земной кафешки – по краю с внутренней ее стороны тянулся неказистый узор, который ни один даитьянин (тем более Дафна) не счел бы достойным украсить свой сервиз.

– Какая штука? – спросил он, допивая залпом туйлиновый сок.

– Когда ты начал нас всех пугать провалами в памяти, помнишь? Шел по улице и мог просто рухнуть без сознания, будто щелкнули выключателем. А потом рассказывал весь этот бред, – Тейн сделал неопределенный жест, обведя рукой то ли комнату, то ли сразу весь мир. – Про другую жизнь.

Лир помнил. И помнил, что в те моменты чувствовал себя не менее потерянным, чем в сегодняшнем сне. «К чему же был этот сон?»

– Поверь, мне это нравилось не больше.

Тейн не ответил, и Лир молча сел рядом. Поставил пустую кружку на пол между ними и тоже взглянул на пейзаж за окном. Кроны леса медленно качались на ветру, и правда придавая мыслям необъяснимый покой, а спрятавшийся за горизонтом рассвет подсвечивал облака, цвет которых оказалось сложно определить.

«Тогда ищи, Лир. Ищи…»

Хэллхейт помнил, как Даф однажды перебирала цвета, наблюдая с ним за садящимся солнцем на мысе РоссоТар. «Жемчужно-лиловый, как в момент разливающегося по небосводу заката? – задумчиво говорила она. – Пепельно-коралловый, как когда восход озаряет мир?» Нет, даже не сизый, каким земляне обычно называют тучи во времена меланхоличных раздумий. Но ведь небо-то совсем и не земное.

«Но там находят покой, Лир…»

И ночной кошмар отказывался покидать его мысли. Молнии, сверкающие над головой, вязкие тени шторма, чернеющий океан и… надгробный камень. Смеющийся над Хэллхейтом блеском своего холодного равнодушия будто сама смерть. «Я не хочу больше искать», – мысленно пожаловался облакам Лир, и ответ вдруг пришел на ум сам собой.

– Bleu d’amour.

Взгляд Тейна с любопытством скользнул в сторону Хэллхейта.

– Есть такой цвет серовато-голубого тона, – продолжил Лир, не сводя с глаз с облаков. Он пришел к выводу, что небо сегодня все же красивое. – Любители усложнять все, земляне, называют его «блё-д-амур», что переводится примерно как любовь холодного оттенка. Никогда не понимал, чем этот цвет отличается от обычной пыли асфальта или дна морской отмели после бури. А сейчас понял.

– И чем же?

– Цвет воспринимают глаза, но вот оттенок зависит от настроения: в плохом – тучи давят на грудь, а в хорошем – солнечное тепло, как надежда, просто скрывается где-то там, по ту сторону. – Лир наконец посмотрел на притихшего друга. – Какого цвета небо сегодня, Тейн?

Несколько растерянно тот уставился на Лира в ответ. В глазах Тейна отразилось то ли непонимание, то ли недоверие собственной догадке: как Хэллхейт смеет задавать подобный вопрос? Затем Тейн покосился на небо и отвернулся.

– Черное.

– И вчера было черным? – Лир медлил. Тейн всегда обожал шумные компании, но вчера среди всех собравшихся был самым угрюмым. – Послушай, дружище, мы остановили войну, сделали, казалось бы, невозможное. Имеет право быть счастливыми. Думаю, и Наг не хотел бы…

Пустая кружка, разлетевшаяся вдребезги от удара об оконную раму, дала ясно понять, что никто не спрашивал мнение Хэллхейта. Окно жалобно задребезжало, но выдержало удар. Гнев исказил лицо Тейна на кротчайшую долю секунды и тут же померк.

– Вот именно. Не хотел. – Гробовым голосом сказал он. – Все, что нам осталось, это говорить о Нагале в прошедшем времени? Он дышал и думал, и чувствовал, и сидел передо мной точно, как ты сидишь сейчас, Лир! И его больше нет. Ничего больше нет. Что бы мы ни делали, как бы ни старались, все, что имели, в итоге теряем. В чем тогда смысл бороться вообще?

– Тейн…

– Нет! Зачем существует мир, в котором все рано или поздно исчезает бесследно?

На этот раз Лир промолчал. Он не знал. Да, он тоже скучал по Нагалу, по циничным шуткам того, по его прямолинейности и упертости, порой доходившей до фанатизма. Каким бы грубым ни казался окружающим, Наг всегда говорил лишь то, во что верил. «Ты хреновый лидер, Хэллхейт, – сказал он однажды Лиру. – Но хотя бы умеешь признавать свои ошибки».

Лир никогда не признается, что завидовал честности Нагала, но самое ужасно – никогда не признается, что врет куда чаще, чем признает свои ошибки.

И поэтому Лир молчал. Ему казалось недостойным врать сейчас, говорить, что он разделяет боль Тейна. Может, Хэллхейт с Нагалом и были друзьями, но у Хэллхейта всегда было много друзей, у Хэллхейта есть семья, а у Тейна когда-то был только Наг. Лир знал, как эти двое близки, знал, сколько раз Нагал спасал Тейну жизнь и сколько раз Тейн был готов пожертвовать собой ради Нага.

«Я умру за тебя, – говорил Дафне Мунвард. – Потому что мир не имеет смысла, если в нем нет того, ради кого стоит умереть». – Да, Лир понимал Тейна, но разумом, а не сердцем. И сердцем не хотел понимать.

– Что тебе снится в последнее время? – поинтересовался вдруг Тейн.

Лир напрягся.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну тебе же больше не снится даитьянское прошлое, верно? – Тейн подобрал упавший рядом с ним осколок и поднес к глазам. – И нет больше необходимости разыскивать Дафну во сне, ведь ты и так просыпаешься рядом с ней каждый день. Так что же снится его величеству? – аккуратно положил осколок обратно ровно на то же место, откуда поднял, и взял другой. – Или научился контролировать мысли настолько, что видишь во сне лишь то, что желаешь увидеть?

– Нет, это так не работает, – покачал головой Лир.

– Как же?

– Я могу создать сон. Но могу и отпустить мысли, позволить подсознанию взять верх, и тогда… Мне не очень нравится мое подсознание, Тейн.

Друг кивнул, по-прежнему разглядывая кусочки фарфора, словно нет ничего более важного в мире.

– А мне вот давно ничего не снится.

– Совсем?

– Я просто проваливаюсь во тьму, когда засыпаю, меня оттуда кто-то зовет, а потом прогоняет прочь. И так каждый раз. Забавно? – но в голосе Тейна не слышалось ни капли забавы. – Потом я думаю, что просыпаюсь, но на самом деле проваливаюсь лишь глубже, и вокруг появляются эти… огни, – его взгляд смягчился, будто он вспомнил летний день. – Среди них тепло. И спокойно. Мне кажется, что они живые, кажется, что я мог бы стать таким же огнем, но что-то меня к ним не пускаем. Тогда я окончательно просыпаюсь.

Помедлив, Тейн снова взял один из осколков, и стало понятно, что он не собирается больше ничего говорить.

«Какая же опасная вещь, эта победа», – понял Лир. С одной стороны, ты получаешь то, о чем так долго мечтал, но с другой, обязательно что-то теряешь, что-то не менее ценное, чем мечта, что-то, что порой эту мечту даже обесценивает. Но ведь Хэллхейт ничего не потерял? А что потерял, получил обратно, как доверие Дафны и Никка. Значит ли это, что ему повезло или что его война не окончена?

– Ты сказал огни, Тейн, – Лир облизал губы, колеблясь. – Они мерцают? Как звезды?

– Откуда ты знаешь?

– Догадка.

Словно невзначай, их глаза встретились, но даже без этого Лир знал, что Тейн слышал фальшь в его голосе. Оба скрывают что-то, оба чего-то боятся, оба чего-то ждут. Однако никто из них не стал продолжать разговор, и Лир поднялся на ноги, собираясь занять себя делом, чтобы поменьше размышлять о мечтах и потерях.

– Раз уж все равно встал, – с наигранной легкостью сменил тему Тейн, – найди хозяйку этого дома, пусть она выгонит Ирна. Он храпит и мешает мне думать.

Лир глянул через плечо. И Ирней, и Шандар по-прежнему крепко спали, ни разговор фоморов, ни разбившаяся кружка их не потревожили.

– По-моему, друг Никка храпит громче, – заметил он.

– Не-а, – отмахнулся Тейн, – Шан пусть остается. Обещал мне сегодня показать, как с помощью кристаллов рисовать объемные узоры изо льда.

– Как скажешь.

Еще какое-то время Лир наблюдал, как Тейн рассматривает осколки, точно ищет в них закономерность, и в конце концов начинает их собирать. Хэллхейту показалась чуднóй, даже пугающей, его собственная идея: точно так же он периодически собирает по кусочкам свои мысли и чувства, пытаясь понять, как они сочетаются, почему противоречат друг другу и где недостающая деталь пазла, не позволяющая ему понять самого себя.

– Ну, что еще? – Тейн уставился на Лира из-под бровей. Та мимолетная искра в его глазах, которая появляется только, когда говоришь что-то личное, бесследно исчезла.

– Проваливай-ка и ты, Хэллхейт, да?

Приятель едва заметно, невесело усмехнулся:

– Ты всегда умел подбирать нужные слова.

Кивнув, Лир оставил его. Обошел бубнившего что-то во сне Ирна, перешагнул через рассыпанные на полу пряники и вышел из комнаты, в своем воображении возвращаясь к повседневным заботам. Хоть он и сказал Тейну, что война позади, фоморам и даитьянам только предстояло научиться жить в мире. И теперь наследник Крейна обязан был этот мир (который никогда не умел удержать) каким-то образом воссоздать.

Только за вчерашний вечер Ирн дважды поругался с Чарной из-за того, что та утверждала, что пунш в Патиле делают лучше, а Тейн, прежде чем подружиться, чуть не подрался с Шаном, который осмелился заявить, что среди фоморов нет достойных артистов. А если бы у одного из них оказался при себе меч? А если представить эти ссоры в масштабах двух стран?

Задумавшись о предстоящих делегациях и договорах, в прихожей Лир чуть не столкнулся с той самой Чарной, выскочившей из-за поворота ему навстречу. Фоморка возмущенно взвизгнула, однако даже не удосужилась отойти, лишь уставилась на Хэллхейта своими большими карими глазами, оказавшимися в сантиметре от глаз Лира.

– Доброе, эм… – Локон ее рыжих волос защекотал его шею. Лир сделал полшага назад, – утро.

– Доброе? Как же, – фыркнула Чарна. Она демонстративно покрутила перед его носом яблоком, с которого кинжалом срезала ломтик и отправила в рот. – В этом доме ничего нет кроме фруктов. Уже восьмое жру и до сих пор не наелась.

При виде кинжала в голове опять ожил сон.

«Ты предал меня, Лир. Предал нас всех…»

– Где Дафна? – выпалил он прежде, чем успел себя остановить.

– Дафна-а, – задумчиво протянула Чарна, чавкая. – А как Регинслейв? Больше не хочешь грабить со мной оружейные склады в Забвеннике? Не интересно уже нам выслеживать торговцев редкостями на Земле вдвоем? Или хотя бы, – она прищурилась, положив очередную дольку себе на язык. – Сыграть в спарринг на арене Нараки?

Лир был не в настроении играть.

– Откуда я знаю, где коротают время царевны, ваше величество, – сдалась Чарна, поняв это. – Но на месте Аурион я бы спала. Да в общем-то я и спала, пока пустой желудок меня не разбудил, не знаешь, в этом доме есть мясо? Может, стейк какой или котлетка?

– Во всей Сутале ты не найдешь ни единой котлетки. – Подумав, Лир скривил губы в усмешке: – Но если так хочешь чего посытнее, Тейн жаловался на храпевшего Ирна.

Лицо Чарны перекосило, будто ей предложили погрызть кору.

– За кого ты меня принимаешь, – возмутилась она и наконец засмеялась. – В Ирне же одни кости. Тем более, если даитьяне и правда все травоядные и питаются листиками…

– Фруктами.

– Да хоть корешками, я жрать хочу, Лир!

– Тогда не ешь Ирна, – он даже не стал спрашивать, почему Чарна не рассматривает вариант вернуться в Патил, раз уж так голодна. Все, что напоминало о Хорауне, она безмолвно предпочитала игнорировать в последнее время. – А спроси, может, он прихватил что с Земли.

– Хм, а это идея, – в глазах Чарны мелькнул озорной огонек. – Я бы не отказалась от чизбургера.

Подмигнув на прощание, Регинслейв промаршировала мимо Лира в гостиную. Прежде чем уйти, он видел, как упал табурет, выбитый ловкой ногой Чарны из-под Ирнея, а следом рухнул и сам Ирн, моментально проснувшийся с рассерженным воплем.

«Именно так и выглядит перемирие», – решил Лир, глядя на согнувшуюся пополам от хохота фоморку, которую осыпал проклятиями даитьянин.

Хэллхейт поднялся по подвесной лестнице на второй этаж и, повернув ручку двери, зашел в одну из комнат в самом конце коридора.

Спальню еще окутывала ночь: сквозь стеклянную крышу узкая полоска бледного света падала на кровать, скомканное в углу одеяло и белоснежную прядь волос Дафны. Точно владычица подлунного царства, даитьянка спала, поджав ноги к груди и укутавшись в мантию. Ее лицо было безмятежным, но в то же время серьезным, и Лиру вспомнилось, как он – нет, Тер – впервые увидел Дафну на уроке по фехтованию: ее волосы сверкали при каждом движении, как снизошедший на землю небесный огонь, а взгляд был гордым и неприступным. Даже самый изящный меч в бою не бывает так опасен и так прекрасен, как Дафна в тот день в глазах Тера.

День, который решил его судьбу на две жизни вперед.

Осторожно присев на край кровати, он смахнул с лица Даф непослушный локон и наклонился было, чтобы поцеловать ее, но вдруг заметил, лежащую на подушке книгу.

На раскрытой странице трижды обведено карандашом:

…тем, кто, однажды прошел по лезвию между мирами, открыто будущее и прошлое. Но нас, как ученых, интересует вопрос истиной причины: какую власть память имеет над бодрствующим фрагментом души.

– Что за бред ты читаешь на вечеринках, Даф, – хмыкнул Лир. Однако собственная же попытка посмеяться провалилась. Разум вновь кольнуло иглой сомнений, которые не давали покоя: что вернуло Хэллхейта в этот мир? Или… кто?

«Тогда ищи, Лир. Ищи…»

Он тряхнул головой, надеясь отделаться от мысли, как от назойливой мухи. Чуть ниже почерком Дафны выписано:

Вопрос. Причина. Лезвие.

Не думая, Лир взял карандаш с тумбочки и зачем-то добавил:

Истина.

Была ли это действительно истина, что привела Лира обратно? Высший промысел? Дар или проклятие? Когда-то Хэллхейт потратил немало сил, пытаясь понять это. Но ответ всегда появляется, лишь когда перестаешь искать.

– Эй, – шепнул он на ухо Дафне. – Пора начинать новый день.

Даф пробурчала что-то, не открывая глаз, и натянула мантию до самой шеи.

– У нас запланированы дела государственной важности на сегодня, – добавил Лир, проведя рукой по ее щеке.

Даитьянка вздрогнула от прикосновения его холодных пальцев.

– Я думала, ты передумаешь, – сонно сказала она, и ее голубые глаза наконец встретили взгляд Лира. – Ты передумаешь?

– Нельзя передумать, Даф.

Вздохнув, она приподнялась на локтях, собираясь сесть, но увидела дописанное Лиром в книге и замерла.

– Раньше, ты писал букву «и» по-другому, – заметила Дафна.

– Раньше, у меня были другие руки.

– Ты все тот же.

– Ты в этом уверена?

– Да.

Невольная улыбка растянула губы Лира. Что бы Даф ни говорила, отчего-то он верил ей беспрекословно. Он хотел и доверял, и всегда будет доверять любым словам Дафны – пусть она будет его истиной, его даром, его проклятием и высшим промыслом, пусть она будет той незыблемой землей под ногами, на которой все всегда будет просто.

Лир так решил, поэтому так и будет.

Он снова потянулся к Даф, собираясь стянуть с нее мантию, но даитьянка оказалась проворнее. Увернувшись, она схватила Хэллхейта за плечи и повалила рядом с собой.

– Еще часок дела подождут, – растворилось ее горячим шепотом на его губах.

Глава 3. Лăры

Никк стоял в тени высокого дуба и устало смотрел на кулек жареных каштанов в своих руках. Пятая порция, есть уже совершенно не хочется. Однако прохаживающийся второй час вдоль перекрестка юноша, высматривавший прохожих, выглядел подозрительно, а снек хоть как-то да придавал Никку вид уставшего ждать свой автобус лентяя.

Утро в городе выдалось жарким и душным, и футболка липла к спине, несмотря на уже вступающую в свои владения осень. Люди мельтешили перед глазами, сливаясь в однообразный поток безликих фигур.

Переступив с ноги на ногу, Никк пробежал взглядом по окнам многоэтажки. Серые блики, в которых едва отражалось небо, – такие же унылые, как и мысли.

– Шестнадцать, семнадцать… восемнадцать этажей. Всего-то.

Война с фоморами была позади, и вот они, долгожданные свобода, мир и покой – только для Никка все равно все вокруг казалось неправильным. Ему казалось, что он что-то упускает или… банально не хочет отпустить прошлое? Наверное, Никк просто не знал, что делать с новой свободой. Потратив полжизни на то, чтобы найти «Книгу Судеб» и восстановить справедливость, даитьянин никогда не задумывался: а что потом? Каково его место в мире? И что-то внутри у него свербело, не давало теперь покоя, чесалось под самой кожей, требуя найти новую цель.

Новую тайну.

Что угодно, лишь бы не прозябать, пока…

«…помогаешь мне?» – раздался язвительный голос Ани в его голове.

Землянка показалась в дверях супермаркета, наигранно одарила Никка обиженным взглядом и двинулась к светофору. Всем своим видом показывая, что понятия не имеет, что за парень с каштанами следит за подолом ее развивающейся на ветру юбки.

«Ты слишком старательно притворяешься, что не знаешь меня», – заметил Никк.

«Думаешь?»

«Уверен».

«А как полагается себя вести?»

«Ну… ай!» – Никк едва не вскрикнул вслух, когда его собственную руку свел спазм. Кулек выпал, орехи покатились по тротуару.

«А ты слишком старательно притворяешься, что слышать мысли друг друга на расстоянии нормально, Никк».

«Нормальнее, чем распоряжаться моими руками как своими собственными!»

«Извини, не удержалась», – хоть он и не видел Аниного лица, точно знал, ее губы растянула ухмылка. Она была благодарна, что Никк сейчас рядом.

И он не мог сердиться. Это противоречивое, ни с чем не сравнимое чувство: видеть, чувствовать, понимать все глазами другого человека. Словно находишься в двух телах одновременно, проживаешь две жизни сразу. Являешься собой, но в то же время и чем-то большим, чем крошечный, одинокий осколок жизни.

«Не усложняй, – фыркнула бы сейчас Даф, – это просто любовь».

Никк улыбнулся, следя, как землянка пересчитывает газеты.

«Что не так?» – почувствовав это, спросила Аня.

«Ничего. Все именно так, как должно быть».

Аня тоже теперь выглядела иначе: футболку с джинсами сменили алая юбка и черная водолазка, с которой ее волосы, отросшие уже до лопаток, сливались, как заколдованный шелк. Она уже не та растерянная, испуганная землянка – она уверенная в себе, знающая, куда идет, покорительница миров. Воительница.

– Волшебница, – прошептал Никк. Еще бы знал он, как этой волшебнице помочь…

Остановившись у пешеходного перехода, Аня начала раздавать газеты прохожим. Даитьянина кольнула ее тревога.

«Смотри внимательно», – напомнила Аня. Ее глаза бегали по людям, ища одного, сердце билось чуть быстрее обычного.

«Я всегда внимателен».

Новый укол тревоги.

Из-за поворота к светофору шагал Александр. Ровно в десять пятнадцать, как и всегда. В одной руке потрепанный кожаный портфель, в другой кофе, который отец Ани поспешно заглатывает на ходу.

Анино волнение достигло пика и оглушило Никка, как ледяная лавина. Он даже забыл об осеннем зное. Подойдя к светофору, Александр увидел Аню и улыбнулся ей, но в этой улыбке было не больше любви, чем к продавцу, у которого нашлась сдача с крупной купюры.

– О, здравствуй, Анюта! – отец взял газету из ее рук. – Спасибо, с тобой можно часы сверять.

«Кто бы говорил», – мысленно проворчал Никк.

– Опаздываете? – спросила Аня, с надеждой ища в отцовских глазах толику родительского тепла.

Ничего.

– Да, засиделся вчера допоздна… Готовился к лекции и, получается, зря. Если не приду вовремя, студенты разбредутся и рассказывать будет некому.

– Можете рассказать мне.

– Вряд ли ты любишь мифологию.

– Обожаю!

– Правда? – Александр покосился на все еще красный светофор. – Что ж, если вкратце, легенда о лабиринте минотавра…

Никк не стал слушать, отгородился от разума Ани насколько мог далеко. Он знал, как тяжело ей дается смотреть в эти не узнающие собственную дочь глаза. Ане сложно улыбаться, еще сложнее находить предлоги, чтобы заговорить с отцом, а ее надежда однажды снова услышать «привет, дочка» угасает день за днем.

Даже сейчас, за ее лучезарной улыбкой, отчаяние угрожает заблестеть слезами на глазах.

Каждый раз Аня рыдает по ночам в подушку после их безрезультатных вылазок на Землю. Вот почему Никк ненавидел эти походы – потому что ничего не мог сделать, черт побери! Даитьяне стерли Аниному отцу память, и Никк не мог это исправить, хотя это должна быть его обязанность перед землянкой. Он ненавидел себя за то, что не может помочь, не может даже забрать Анину душевную боль себе…

– Хорошего дня! – донес ветер. Светофор подмигнул зеленым, и Александр поспешил к остановке.

«Никк? – позвала Аня. Это прозвучало, как далекое эхо, пока он собирал каштаны, усиленно стараясь не перетягивать на себя ее чувства. – Никк!»

Поднял глаза, и не-своя печаль хлынула ему в душу. Аня кивнула на удаляющуюся фигуру отца.

«Да… Иду.»

* * *

Одиночество с новой силой засвербело в груди, когда Аня проводила Никка взглядом до остановки, а затем мысленно проследила, как автобус везет их с отцом еще два квартала. Она понимала, что Никку осточертели их визиты на Землю, он хочет помочь ей вернуть семью, считает, что должен – обязан! – сделать все правильно, только не знает как.

Аня тоже не знала.

Она даже не могла точно ответить, почему настаивает на этих визитах. Как будто дома ее кто-то ждет… Чушь. У Александра больше нет дочери, единственная девушка по имени Аня, которую он знает, – милая разносчица газет, что желает ему хорошего дня каждый понедельник на перекрестке.

Швырнув оставшиеся газеты в урну, она зашагала прочь.

«Я теперь сирота», – порыв ветра обжег щеки, и Аня поняла, что в этом виноваты невысохшие слезы. Две тонкие полоски, оставляющие соленый привкус на губах. Как последняя неудачница, она шла по улице одна и рыдала.

Но не только отец беспокоил ее. Пока Аня была «в плену» у фоморов, прошел целый год. За несколько дней на Да’Арии пролетел год на Земле! Кажется, Никка время не очень-то волновало (разве что вероятность упустить что-нибудь интересное), конечно, его семнадцатилетнему лицу ведь почти полвека…

«А что будет со мной через десять, двадцать, сорок лет? – соли на губах Ани стало еще больше. – Никк не особо изменится, а я? Состарюсь и… умру? А Никк не изменится».

За спиной кто-то восторженно воскликнул. Наспех стерев рукавом слезы, Аня обернулась и увидела маленькую девочку за окном кондитерской. Ребенок дергал за рукав маму и радостно тыкал на прилавок, уставленный разноцветными пончиками и тортами.

Что ж, есть и плюсы в нынешнем положении. Аня вытянула перед собой одну руку, а другой, пошарив в кармане, нашла кристалл.

«Лишь маленькая искорка энергии, – попросила она, позволяя неизведанной силе наполнить сознание. – Лишь капля, чтобы поднять настроение».

Подчинившись, мощь даитьянского адри пронеслась током и наполнила вены легкостью. На миг Ане показалось, она может все. Перенестись на другой конец земли? Увести планету с орбиты? А может, украсть с неба Луну? Еще доля секунды, и энергия иссякла, а на ладони у нее материализовалось белое блюдце с кусочком черничного чизкейка.

Бредущий мимо школьник раскрыл рот, вытаращившись на Аню полу-испуганно, полу-изумленно. Мальчишка медленно перевел глаза на кондитерскую, а затем обратно на Аню.

«Блин».

– Волшебную палочку дома забыла, – выпалила она, растерявшись сама.

– А…

– Жди сову с письмом! – она скользнула за поворот и снова сжала кристалла, пока ее ошарашенный зритель не поспел следом.

Улица растворилась, и вокруг появились стены комнаты. Выдох. И плохие мысли наконец отступили. Здесь, в родной комнате, где прошло Анино детство, все осталось по-прежнему: матрас с подушками прямо на полу, фотографии на стене, окруженная огоньками гирлянды надпись: «Night ain’t over until we grow young again2».

«Значит ли это, что я должна снова поверить в чудеса?» – подумала Аня, разглядывая неказистые буквы, выведенные когда-то ее же рукой.

Дверь в комнату была безжалостно замурована красными кирпичами, Кллисс и Нааек постарались, чтобы ничего не напомнило Александру о прошлом. У него нет дочери, а значит, нет и комнаты, в которой та должна жить.

Нет, плохих мыслей больше не было, только печаль.

– Кто виноват, Ластер? – с упреком спросила себя Аня, поставив чизкейк на стопку книг. – Кому было скучно жить спокойной жизнью?

Вздохнув, она глянула на часы. Никк вернется нескоро, а значит, есть время поискать другого родителя. Аня не могла объяснить это чувство, но была уверена, что все встанет на свои места, если она сможет разгадать мамину тайну: Аня наконец поймет, как она связана с даитьянами, почему ей снятся эти странные сны и – что они означают.

«Как мама узнала о Да’Арии?» – хмурясь, землянка окинула взглядом шкаф, уставленный старыми вещами Евы. Аня несколько раз думала будто ненароком подсунуть в папин карман их семейную фотографию, но каждый раз трусила. А что если он не поймет? Порвет и выкинет фото, решив, что это чья-то нелепая шутка? Нет, такого Аня не вынесет.

«Но если я найду маму, если папа увидит ее, живую, прямо перед собой, – Аня не хотела давать себе ложную надежду, но… все внутри трепетало от мысли: – Что если?»

Да, ей нужно найти маму. Важно, необходимо!

Не разуваясь, она плюхнулась на матрас и взяла первый попавшийся под руку блокнот. Страницы исписаны мамиными изящными, вытянутыми буквами. На них приятно смотреть – похожим почерком, вероятно, писали свои стихи поэты эпохи Ренессанса.

– …он созвал всех богов в славнейшую из своих обителей, – прочитала Аня, скользя глазами по строчкам, – утвержденную в средоточии мира, из которой можно лицезреть все причастное рождению… Платон, «Критий».

Зачем Ева все это записала? И какой в этих словах смысл? Аня с Никком уже сто раз перечитали все заметки, но ничего не прояснилось: они не нашли ни единого упоминания о даитьянах или фоморах, о Да’Арии, Пайтити или хотя бы Келасе.

«Но перед смертью Смерон сказал, что мама жива, – помнила Аня. – Откуда он знал? И где же ее искать?»

– Сдаюсь, – она бросила блокнот обратно и устало подошла к открытому окну. Начал накрапывать дождик, мелкие капли разбивались о стекло и бежали вниз, выводя на нем свои ломаные узоры. Аня вдохнула свежий грозовой воздух. Быть может, боги создали дождь, чтобы глядя на него, забывать о проблемах? Или, по-даитьянски, его создал…

– Арий, – вспомнив об этом, Аня вновь принялась рыться в бумагах. – Где же ты? Где?.. – «Нашла». – Алый переплет записной книжки, которую подарил (украл, прежде чем подарить) землянке Никк.

Как показала практика, человеческая память – штука хрупкая, поэтому Аня решила, что будет вести дневник. Может, перебрав все свои воспоминания еще раз, она найдет зацепку, которую не замечала прежде. Или хотя бы когда-нибудь кому-нибудь не придется ломать голову над ее прошлым.

Она пролистала последние исписанные страницы, ища, на чем остановилась. Пайтити, Забвенный город, встреча с Мантром… Ага. Закрыв глаза, Аня вернулась к воспоминанию о храме из звезд, где Ивэйн и Энриль украли «Книгу Судеб»…

* * *

…Ивэйн идет по бесконечному коридору. Тьма, вокруг только звезды. Они отражаются в зеркальной глади под ногами, пол настолько прозрачен, неосязаем и невесом, что Ивэйн не ступает, а скорее… плывет! Да, если вообразить, что идешь по воде, наверное, ощущения именно эти.

Пытаясь разглядеть окруживший ее загадочный мир, Аня оборачивается. Тени позади, словно ушедшие воспоминания, растворяются, не успевая проявиться. Миражи.

Ивэйн продолжает идти, и от звезд исходит неуловимый холод. Ивэйн чувствует его, но не ощущает на коже, твердо и целеустремленно двигается вперед. Только изредка мандраж Аниного волнения завладевал ею. Или – это волнение Ивэйн, что охватывает Аню? На кротчайшее мгновение граница стирается и…

– …Аня! – зовет знакомый голос.

Вдали играет приглушенная, нежная мелодия. Однако каждый раз, когда Аня вслушивается в музыку, та ускользает, превращаясь в тишину.

Ивэйн входит в зал, стены его также утопают во тьме. Тьма, однако, не выглядит пугающей или опасной – наоборот, это теплая, мерцающая, как млечный путь, тьма, наполненная потаенными ответами на все вопросы Вселенной.

В зале, повторяя его круглые очертания, появляются арки, ведущие, на первый взгляд, в никуда. Свет внутри каждой непохож на все предыдущие: белые, красные и чернильно-черные; где-то массивные двери с украшениями в форме фантастических животных, где-то полупрозрачные, как водяная гладь, завесы.

Нигде нет замков, Ивэйн знает: здесь нет запретов. Чтобы попасть в любой из миров по ту сторону, достаточно прикосновения. Рискнешь?..

Она неспешно подходит к самой странной двери, та точно не дорисована: снизу начинается как безликая сероватая створка, но затем проступает узор, напоминающий серебристую сетку вен листка дерева. Выше и выше, он прячет за своими хитросплетениями что-то яркое и очень теплое.

Родное.

– Аня…

Землянке на секунду чудится, что она видит свое отражение за этой дверью. Именно свое, не Ивэйн. Не ее золотую кожу и пронзительные медовые глаза, как описывал Никк, не синюю накидку, что укрывает сейчас ее плечи. Нет, Аня видит себя: растрепанные черные волосы, потерянный, ошеломленный взгляд и зеленое платье, в котором однажды встретила даитьян в театре.

А что, если не Аня следит за Ивэйн, а Ивэйн за Аней?

«Ну же! – проносится в мыслях у Ани прежде, чем она успевает себя поймать. – Открой уже эту дверь, Ивэйн!»

К ее великому изумлению, Ивэйн повинуется. Тонкие золотистые пальцы тянутся к блестящему в темноте узору. Еще мгновение, и Аня узнает, что там таится, еще миг, и тайна будет раскрыта.

– Аня, стой!..

Поздно. Ивэйн касается портала, невидимая искра обжигает пальцы, в глазах Ани все меркнет, и видение обращается сном…

* * *

– Доброе утро, воровка сладостей.

Аня сонно потерла глаза. С ироничной улыбкой поглядывая на нее, свернувшуюся клубком на матрасе, Никк сидел на подоконнике и уплетал чизкейк. Грозовые тучи за окном рассеялись, и дувший из окна вечерний ветер трепал его волосы.

– Сколько я спала?

– Часа полтора, – подумав, решил даитьянин. – Опять гуляла по звездам?

– Не могу ничего сделать, каждый раз, засыпая, вижу Ивэйн, – это было не совсем правдой, Аня видела ее только, когда хотела видеть, но хотела всегда. – Думаешь, это проделки «Книги Судеб»?

– Как еще все объяснить?

– А тебе снится Энриль?

Перестав жевать, Никк скорчил гримасу, будто прикусил щеку.

– Иногда, – признался он и добавил мысленно: – «В следующий раз предупреждай, прежде чем ложиться спать. Я чуть не брякнулся со стула посреди набитой студентами аудитории».

– Наверняка, был бы не первым уснувшим на папиной лекции, – хихикнула Аня.

Отставив пустое блюдце, Никк спрыгнул на пол.

– На самом деле он интересно рассказывал.

– Да ну?

– Правда, – даитьянин сел рядом с Аней, в его взгляде промелькнула лукавая искра. – Ты знала, например, что Минос, первый легендарный царь Крита, после свой смерти стал правителем подземного царства?

– Ага, стал бы, если бы существовал. Что интересно, Никк, так это то, что даже подружившись с амнезией, мой папа сумел найти с тобой общие язык.

За стеной послышались шаги, отец тоже вернулся домой, и Аня с грустью покосилась на изуродованный кирпичной кладкой дверной проем. Проследив за ее взглядом, Никк помрачнел, а затем взял в руки лежащий рядом Анин дневник.

– Как успехи?

«Успехи – это когда дела движутся с мертвой точки», – молча заметила она. Произнесенные вслух слова всегда имеют больший вес, их уже не забрать назад, не отказаться от них. Все равно что признать поражение, но вот мысль… Перед глазами у Ани все еще плясали силуэты пережитого сна. Неужели мысли ее отца сейчас такие же туманные, непонятные, иллюзорные?

– Он назвал тебя сегодня по имени.

– Во-первых, не лезь в мою голову без спроса, – огрызнулась на Никка землянка. – А во-вторых, да, потому что это самое имя я сказала ему в прошлый раз.

– И он запомнил.

– Велика радость, он все равно меня никогда не узнает! – рывком поднявшись с кровати, Аня начала расхаживать по комнате. Ей хотелось что-нибудь сломать, лишь бы не думать. Никк угрюмо посмотрел на нее, но это заставляло сердиться лишь больше. Все его жалость и помощь никуда не годятся!

– Узнает, Ань, нам нужно просто понять, как ему помочь. Может, на землянах забвение действует как-то иначе? Может, это защитная реакция организма или… как аллергия?

– Ты слышишь сам, что несешь?

Даитьянин заторможенно моргнул, он целый день провел, шпионя за Александром, и Аня чувствовала его усталость, но ничего не могла поделать с собой. Раздражение щекотало ей глотку.

– Аллергия? На собственные воспоминания? На родную дочь?! – она осеклась, боясь, что папа услышит. Висевшая на стене гирлянда мигнула, будто тоже испугавшись ее высокого голоса.

– …да что ж такое опять с электричеством, – послышалось ворчание за стеной.

Никк покосился на гирлянду, и огоньки мигнули вновь, словно извиняясь перед ним за свое поведение. В последнее время такое, заметила Аня, происходило слишком часто, чтобы быть просто совпадением: будто сама природа откликалась на эмоции землянки и даитьянина. Особенно, когда они ссорились или смеялись. «Связано ли это с Ивэйн?» – задавалась вопросом Аня.

– Нам пора домой, – заключил Никк.

– Домой?

– Я не хочу с тобой ругаться.

– Мы не ругаемся!

На этот раз ветер подул из окна, заставляя Анины руки покрываться гусиной кожей.

– И не хочу, чтобы на Да’Арии без нас пролетело пару столетий, – добавил Никк. – Помнишь, что говорил Лир?

– Вранье, Лир что-то перепутал, – выдернув из его рук свой дневник, Аня бросила тот на стол. – Сколько раз мы уже ходили сквозь портал АмараВрати, и время везде течет одинаково.

– Да, только до этого прошел год.

– Одиннадцать месяцев.

– Не суть. Если это какие-то временные скачи, – посмотрев на ворох документов, валявшихся на полу, Никк опять извлек что-то, – закономерность которых не нашли даже Лир с Нааеком, то те непредсказуемы. Ирн мне сказал, что на прошлой неделе они с Чарной ходили за пиццей в Неаполь, вернулись через час, а на Земле провели почти месяц.

Аня стало холодно, то ли от этой мысли, то ли от погоды, и она поспешно закрыла окно. Ей не хотелось размышлять о том, что у нее, возможно, не так много времени, чтобы найти маму, как она полагает.

– Не может такого быть, Никк.

– Думаешь, Ирн соврал? Зачем?

– Но тогда копии Ирнея и Чарны из прошлого должны прямо сейчас бродить где-то по Земле. И Ирн ни за что бы не стал терпеть Регинслейв целый месяц, они бы поубивали друг друга на второй день!

Никк не ответил, листая потрепанную книжицу. Аню каждый раз удивляло, как спокойно он относится к ее сердитому настроению, не огрызается, не повышает голос в ответ, а как будто просто отказывается замечать. Это сбивало с толку.

Отец опять завозился за стеной, разговаривая с телевизором. Аня вздохнула.

– Здесь мой дом, Никк, – сдалась она. – Пока я не найду маму и не выясню, как вернуть папе память, не успокоюсь.

«Знаю».

«Знаю, что знаешь. Это я себе напоминаю».

Никк долго молчал, все шелестя страницами, Ане наблюдала за его методичными движениями и нахмуренным взглядом. Всегда, когда брат Дафны размышлял над чем-то, на лбу у него, точно между бровей, пролегала тонкая морщинка. Будто мысли были зашифрованы в этом месте.

– Сначала придумывают ответ, – наконец перестав листать, произнес Никк. – А уж потом для него создают загадку. Значит, ответ есть всегда, нужно лишь его отыскать.

Аня недоверчиво посмотрела на протянутую ей книгу, старинный трактат по астрономии, и раскрытая глава рассказывала о влиянии фаз луны на продолжительность жизни растений.

– И? – на исписанных Евой полях раз за разом вычерчен трехлистный лотос, точь-в-точь как тату на Анином запястье. – Если ты забыл, Никк, я сделала татуировку именно потому, что увидела рисунок здесь.

– Ты не туда смотришь, – он расправил замятый угол страницы. – Я сегодня вспомнил, что когда ты была с Лиром в Патиле, я ходил в суталскую библиотеку и нашел чью-то записную книжку. Там, – он указал пальцем, – на обложке было то же самое.

Сама не зная зачем, Аня провела пальцем по аккуратным буквам. Она понятия не имела, что означает написанное слово, но что-то внутри, как забытый из детства день, будто откликалось в ответ.

«Лăры».

Глава 4. Амбассадор

Перед Дафной возвышались два воина, высеченные из половинок разошедшейся когда-то от землетрясения горы. Они сжимали поднятые к небу клинки – один в правой руке, другой в левой – концы которых соприкасались и исчезали в утреннем тумане высоко над головой. У Даф сердце замирало в груди. Она чувствовала себя ничтожной, беззащитной букашкой перед навеки застывшими у северных ворот Нараки стражниками.

– Либо наши предки и впрямь были гигантами, либо были жутко самонадеянными, – усмехнулся Лир, заметив ее растерянное лицо.

– Не могу поверить, что действительно собираюсь войти, – прошептала Даф. За спиной остался океанский берег, только-только разливающийся по небу рассвет покрывал водную гладь алеющим золотом. Никогда еще океан не казался Даф таким знакомым, таким безопасным местом.

А что если взять и сбежать? Да-да, просто броситься прочь. Исчезнуть, спрятаться, телепортировать куда-нибудь на другой конец планеты, где никто никогда не сможет найти даитьянку. Не заставит взглянуть в лицо своим страхам, о которых…

– Даф?

Паника разрасталась, пожирая изнутри. Здесь, за этими воротами, стоит город, который Дафна ненавидела и боялась почти всю свою жизнь. Обитель кровожадных фоморов, цитадель несправедливости и зла, царство Крейна, который у нее на глазах убил Элеутерея.

– Я в ужасе, – призналась она.

В ответ Лир лишь улыбнулся. Легкая улыбка едва коснулась уголков его губ, но его глаза наполнились таким теплом, что Дафне почудилось, воздух в ее легких стал горячее.

Да, даже в самых ярких снах она не могла вообразить, что когда-либо добровольно решится прийти в Патил как гость, а не с обнаженным мечом. Но она пришла. А теперь что же? Боится? Нет, страх – это не то, что может остановить ее.

Дафна Аурион сильнее любого страха.

Продолжая улыбаться, Лир протянул ей руку, словно приглашал на танец. И Даф приняла приглашение. Их пальцы переплелись, анâтьи на их ладонях соприкоснулись, и неуловимый разряд тока пронесся по телу, а достигнув сердца, растаял.

Рука об руку, фомор и даитьянка направились в город. Из-за открытых ворот не доносилось ни звука, и угольно-черная мгла пожирала смутные силуэты по ту сторону – иллюзия, предназначенная, как и статуи великанов, отпугивать непрошеных посетителей.

Шаг.

Один шаг во мглу, и Даф готова была поклясться, что пространство вокруг вспыхнуло синем пламенем, поглотив ее. Однако жалящего вкуса огня она не ощутила. Вместо этого в лицо хлынул ветер и наполнил мир приторной симфонией городской суеты: возгласы людей, стук сапог по брусчатке, завывания все того же ветра в соседних кварталах.

– Я ненавижу это место ровно настолько, насколько люблю, – произнес Лир.

Дафна открыла глаза. Мгла рассеялась, обнажив длинную улицу, по бокам которой примостились узкие, высокие домики с резными балконами. Точно коллекция готических церквушек, какие Даф видела на Земле в оставшихся со времен средневековья городах.

– Разве не… – она недоверчиво оглянулась. Черные каменные стены, опоясывающие столицу, остались на месте. – Я смотрела старые фотографии Патила, карты, и везде был лабиринт из черных небоскребов, выточенных в горном массиве.

– Район новый, – подтвердил Лир. – Во время одной из битв с даитьянами, альмандиновая бомба попала сюда, и все здания рассыпались в пыль. Восстановить их оказалось невозможно, поэтому отец компенсировал утрату как мог.

Квартал был безумно красив: изящные башенки переходили одна в другую, лестницы переплетались, а серебряные крыши искрились на солнце. Если магия существовала, она определенно обрела свой приют здесь.

– А это что? – Даф указала на две светящиеся изнутри колонны, подпирающие свод одного из домов. Благодаря неровному мерцанию тени в них оживали, словно живые души, пытающиеся вырваться на свободу. – «Демоны», – подумала Дафна, поежившись.

– Они называют себя Новый Тиамтум, – после долгой паузы явно нехотя начал Лир. – Настоящие фанатики, подражают тифонцам и запугивают горожан, пророча конец света и гибель всем, кто не вступит в их ряды. Сколько раз предлагал отцу разогнать их дурацкий храм. Но много людей верит россказням, так что их поддержка вроде как на руку короне.

– Тифонцам?

– Легенду об мертвых богах этого народа помнишь?

Даф помнила. Она терпеть не могла эту жестокую легенду, согласно которой, когда боги воскреснут, весь мир обречен погибнуть во льду, а вырвавшийся из недр земли легион духов пепла станет царствовать на земле три тысячи лет, прежде чем будет развеян по ветру.

– А как они сделали… – Даф снова покосилась на колонны. – Их?

– Металлическая крошка, пара магнитов и неоновые адри. Пустышка, но выглядит впечатляюще, согласен. На это большинство и ведется.

В дверях храма в это время показался худощавый фомор, свет колонн оставлял на его впалых щеках глубокие, почти что болезненные тени. На плечах у него красовалась багровая мантия, а в руках охапка листовок. Оглядевшись по сторонам, он спустился по ступенькам, гордо вздернул подбородок и собрался уже куда-то пойти, но вдруг увидел Хэллхейта и замер.

– До сих пор меня боятся, – Лир одарил жреца враждебной усмешкой, – это приятно. Отец, может, их и уважает за умение держать народ в страхе, но не я. Как-то подсунул им в вентиляцию кварковый передатчик, так все кристаллы в колоннах вырубились. О-ох! – он театрально кивнул, как бы говоря «не за что»; жрец, тоже поняв, о чем речь, побледнел. – Сколько верующих они потеряли…

Долгую минуту Даф наблюдала, как двое пожирают друг друга глазами с разных концов площади. Жрец будто ждал нового подвоха от Хэллхейта, Хэллхейт будто не прочь был таковой устроить. В конце концов фомор в мантии сдался. Поправив свою накидку, он бросил последний презрительный взгляд на Лира и пошел прочь.

– Сожгу их секту к чертям когда-нибудь, – мрачно поклялся Лир ему вслед. – Пошли отсюда, Даф.

Дафне уже не хотелось задавать вопросы.

Вдвоем они молча миновали еще квартал и вскоре оказались в окружении тянущихся к небу черных небоскребов, какие Даф всегда и ожидала увидеть в Нараке. Только сейчас, немного привыкнув к обстановке, она заметила, что почти все прохожие таращатся, узнавая в ней даитьянку.

Лира, похоже, это совсем не смущало. Когда мимо прошел очередной незнакомец, не сводящий с них глаз и совершенно не скрывающий этого, Хэллхейт лишь лениво махнул в знак приветствия.

– Почему ты не надел что-нибудь более подобающее статусу наследника трона? – поинтересовалась Дафна, делая вид, что именно земная кожаная куртка Хэллхейта является причиной всеобщего внимания. – Или что-нибудь менее бросающееся в глаза?

– Менее бросающееся в глаза? – переспросил Лир и многозначительно окинул взглядом ее наряд.

Сама Дафна была в лазурно-голубом костюме, брюки и пиджак которого матово переливались при каждом движении и выгодно подчеркивали фигуру. Даже в Сутале Даф то и дело ловила на себе восхищенные взгляды в этом наряде и надеялась, что сегодня он придаст ей уверенности. Однако теперь эта идея не казалась столь уж дальновидной.

– Я привык выглядеть странным, Даф, – продолжал Лир, как ни в чем не бывало перешагивая через потерянную кем-то перчатку, – не соответствовать установленным нормам и правилам. – Пауза. – И законам природы. А однажды просто понял, что это не обязательно должно быть недостатком.

Даф улыбнулась. Будучи Тером, он говорил ровно то же самое.

– К тому же, если бы я все еще был в розыске, земная куртка и джинсы, – добавил Лир, – последнее, на что смотрели бы при моем появлении.

Они подошли к широкой лестнице, которая поднималась высоко вверх на дворцовую площадь. Солнце уже перешло в зенит, и его зайчики, отражающиеся от окон зданий, играли на мраморных ступеньках.

К этому времени за Дафной с Лиром тянулась целая толпа зевак. Фоморы всех возрастов и, судя по виду, всех социальных слоев остановились вместе с ними, словно в ожидании чего-то.

В памяти Даф еще свежо было воспоминание, как под таким же прицелом взглядов они с Лиром, Никком и Аней подходили к замку АмараВрати. Тогда на лицах даитьян читалось все от презрения до негодования и непримиримой ярости, но тут… Тут Даф, к своему удивлению, не слышала гневного перешептывания за спиной, не видела недовольства на лицах. Совсем наоборот, собравшиеся следили за ними… с благоговением?

– Лир, они любят тебя, – осознала она.

– Они хороший народ, – согласился тот. – Просто живут в плохие времена.

Он хотел добавить что-то еще, но не успел. Грубый возглас разразил перекресток, и сквозь толпу к ним начал продираться кто-то.

Первым инстинктом Дафны было бежать, вторым – обороняться, но черт побери, если она сейчас выхватит висевший у нее на поясе клинок, безопаснее в этой толпе себя не почувствует. Поэтому даитьянка не шелохнулась, лишь сжала ладонь Лира так, что тот по всем правилам должен был вскричать. Однако Хэллхейт не подал вида, лишь тоже напрягся, пытаясь разглядеть среди мелькающих лиц виновника суматохи.

– Да дайте же вы пройти, пекельный Астерот вас подери!

Растолкав всех локтями, к ним вышел широкоплечий мужчина и, остановившись, сделал жест, намекая, что ему нужен момент отдышаться. Незнакомец выглядел немолодо, но поджаро, и в его глазах горел живой огонек, хотя несколько мелких шрамов на левой скуле и почти совсем седая щетина говорили о том, что он повидал достаточно за свою жизнь.

– Жив-таки, чертенок Хэллхейт! – наконец выдохнул фомор и, не жалея силы, хлопнул Лира по плечу.

Хэллхейт рассмеялся, Даф выдохнула.

– И я рад тебя видеть, Джот.

Тот самый Джот покосился на даитьянку, а затем снова на Лира, как бы уточняя, можно ли говорить при ней.

– Так это правда? – наконец спросил он, когда Лир кивнул. – Ты и впрямь заключил мир с Суталой?

– Можно сказать и так.

– Как тебе удалось провернуть такое?

– Друзья, Джот, даже на войне есть друзья.

– Твои друзья должны быть богами, не меньше!

По-прежнему улыбаясь, Лир покачал головой в ответ, точно слышал забавную шутку. Народ все еще наблюдал за ними, хотя больше никто не спешил подходить. Даф привыкла к чужому вниманию, но все равно чувствовала себя неуютно, не зная, чего ожидать от жителей Патила. Внутри у нее по непонятным причинам что-то свербело, поэтому она нервно косилась по сторонам, вслушиваясь в каждый шорох ветра, вглядываясь в каждый поворот перекрестка.

Заметив, что Даф молчит, Лир приобнял ее за талию:

– Джот, это Дафна Аурион, моя…

«Моя?..»

– Амбассадор от Суталы, – выпалила Дафна, не думая.

В серых глазах Джота заблестело любопытство, а вот взгляд Лира, наоборот, словно померк. Хэллхейт медленно убрал руку, посмотрев на Дафну то ли с изумлением, то ли с разочарованием, и из-за этого ей стало еще неуютнее, чем прежде. Она мысленно укорила себя, но ничего не добавила вслух.

– Амбассадор, – эхом повторил Лир. – Как, кстати, поживает твой «Кролик в соусе», Джот?

– А-а, не спрашивай! – новая тема беседы Джота явно развеселила, потому что он с ухмылкой потер ладоши. – Таверну продал, а потом спалил дотла. Ты бы видел, ха-а! Выбивал страховку как мог, сам понимаешь. После исчезновения Хорауна…

– Исчезновения?

Даф отлично помнила, что Хораун никуда не исчез, его убил Тейн и не где-то в глуши, а в здании тюрьмы, расположенном прямо под этим дворцовым кварталом, перед которым все они сейчас и стояли. Шансы того, что убийство советника Крейна могло остаться незамеченным, были невелики, значит, кто-то намеренно преподнес людям ситуацию в удачном для Лира и Даф свете. Совпадение? Вряд ли. Но вот действовал ли их тайный помощник из благородных побуждений или рассчитывал извлечь из этого впоследствии личную выгоду?

Дафна помрачнела, она не планировала поддаваться на чей бы там ни было шантаж.

– О! Ты не знаешь? Ну, да откуда, если ты пропадал среди даитьян… – Джот задумчиво почесал загорелый лоб. – В общем, если вкратце, в тюрьме недавно система безопасности дала сбой, ку-у-уча беглецов! В это время Хораун решил устроить переворот и свергнуть твоего отца, представляешь? Кто бы мог подумать, что…

«Слишком красивая история, чтобы быть благородным побуждением», – пришла к выводу Даф.

– И как же обо всем этом стало известно? – спросила она, окинув взглядом народ.

Остальные начинали переговариваться, устав просто глазеть, и теперь не подходили лишь потому, что стражники, стоявшие до этого у лестницы, загородили Хэллхейта. А что, если новый сообщник Хорауна или Смерона наблюдает за ними сейчас из толпы? А что, если поражение Хорауна было частью плана тех, кто стоял за ним?

Дафна до сих пор не верила, что война позади. Не разрешала себе верить. Она не привыкла верить в чудеса, потому что за чудеса всегда приходится платить слишком высокую цену.

Вот, что свербело внутри у Даф, – сомнения. Один из солдат, вечно поправлявший шлем, показался ей подозрительным. Хотя… наверно, он просто вытирает пот с лица, потому что стоит под самым солнцепеком.

– Генерал Кинир сообщил, во всех новостях крутили, – ответил Джот, его взгляд вопросительно метнулся между Дафной и Лиром. – А что, что-то не так? Он сказал, ты, Хэллхейт, рискуя жизнью, отправился в Суталу на переговоры. И я так понимаю, все прошло успешно? Во всяком случае, у нас тихо и спокойно, даитьяне не угрожают, а Крейн не собирает бессердечно огромные налоги для войска.

При упоминании имени царя разговоры среди толпы стали чуть громче. Даф вслушалась. Она ожидала услышать, что все будут обсуждать ее, даитьянку, нагло заявившуюся в Патил, или давно не показывавшегося на публике Лира, но всех волновало другое:

– И где Крейн?

– Не видели его уже…

– …вообще жив?..

– Кто управляет страной?

Тоже услышав последний вопрос, Лир изменился в лице. Его взгляд потемнел, а губы сложились в тонкую хмурую линию, как у того, кому предстоит вынести смертный приговор невиновному и назвать это справедливостью. Или…

Дафне внезапно стало холодно.

«Как у того, кто сам неожиданно пришел на свою казнь», – своя же метафора ее напугала. Лир так сильно волнуется за отца? Или за то, что ему самому придется сесть на трон? Вот, почему за ними толпились люди: они шли не из-за любопытства, а ожидали от Хэллхейта каких-то новостей.

– Получается, – тихо уточнил Лир, положив руку на плечо Джота и вынудив его тем самым повернуться спиной к людям и страже, – Крейна никто не видел после исчезновения Хорауна, не так ли, Джот?

– Так и получается, – так же негромко подтвердил тот, сдвинув брови. – Он отказывает всем в аудиенциях, не появляется на людях и даже не удосужился посетить открытие праздника Семи Ветров.

– А Райана?

– Хэллхейт…

– Моя мать тоже не издавала новых указов? Не появлялась на публике?

– Нет.

– Хорошо.

«Хорошо?» – не сдержавшись, Даф удивленно подняла глаза на Лира. Он рассказывал ей о Тейне, Нагале и Чарне, об убитом старшем брате, которого никогда не видел, и не раз упоминал отца, причем всегда в положительном свете, очевидно, стараясь доказать Дафне, что Крейн не только бессердечный убийца, каким она всегда его воспринимала. Но вот о матери, поняла она вдруг, не говорил ни слова.

Когда Лир больше ничего не добавил, Джот вздохнул и, поколебавшись, все же продолжил:

– Слухи быстро плодятся, Хэллхейт, ты это знаешь. Если люди не увидят Крейна в ближайшие дни, как бы и впрямь не случилось государственного переворота. – Затем выражение его лица немного смягчилось, и он, присвистнув, добавил: – Но все не так плохо, ты ведь вернулся домой, верно? Сказать по правде, ха! Я опасался, Кинир врет, чтобы не поднимать шумиху, и даитьяне тебя просто прикончили.

Лир посмотрел на дворцовую лестницу.

– Я уже говорил, – его голос внезапно прозвучал жутко уставшим. – Еще не родился тот, кто отправит меня в могилу навсегда.

С этими словами Лир достал из кармана металлический шарик маричи с выгравированной на нем царской эмблемой – треугольным щитом и мечом – какими фоморы пользовались вместо даитьянских кристаллов, и без предупреждения, прижав Даф к себе, телепортировал.

Дафна услышала еще несколько удивленных возгласов из толпы, и вокруг воцарилась идеальная тишина.

Глава 5. Призраки прошлого

Дворцовую площадь, расположенную на крыше, Дафна узнала сразу: во всей Нараке только здесь можно найти зеленый парк с фигурными кустарниками и цветами, не уступающими по своей красоте даитьянским.

Теперь нижние ступеньки, у которых они с Лиром стояли секунду назад, выглядели игрушечными внизу.

«И зачем там стража? – задумалась Даф. – Ступенек наверно не меньше нескольких сотен, вряд ли кто-то, кроме самого создателя, прошел их все хоть раз. Куда проще телепортировать…»

Город остался внизу. И шум, и суета. В мыслях вдруг стало так спокойно при виде безграничного неба на горизонте, что захотелось просто закрыть глаза и дышать, дышать, дышать. Дафне всегда нравилось небо, а еще больше ей нравилась высота: здесь никого, кроме свистящего ветра, ничего, кроме свободы. Остановись, раскинь руки и представь себя птицей, парящей над землей, представь стихией, способной на все, представь…

– Значит, амбассадор, Даф? – разрушил идиллию Лир.

Сердце екнуло, и парящая в душе Дафны птица камнем рухнула вниз, когда вопрос разнесся разочарованным эхом по саду. Даф нехотя обернулась, Лир стоял в нескольких шагах от нее. Встретив ее взгляд, он не шелохнулся, не моргнул, а в его глазах не появилось ни обиды, ни возмущения, только печальное непонимание.

– Почему? – почти шепотом спросил он.

– Я… – «…не знаю», – хотела сказать она, но не сказала. Ведь это глупо, как можно не знать, почему ты пытаешься скрыть любовь к тому, кого любишь? Осудят? Засмеют? Плевать, ведь это же любовь. Плевать на мнение всего мира, если у тебя уже есть мир в лице любимого человека.

– Ты не хотела приходить на АмараВрати с заложником, ты хотела, чтобы все видели, что мы вместе. Так почему же я возвращаюсь с простым послом, Дафна?

Молчание.

– Думаешь, наследнику трона нужен посол? Думаешь, мне вообще нужна эта проклятая страна? Она забрала у меня все, она сделала меня тем, кем я быть никогда не хотел. Тем, кого презирал! – Лир застыл, словно внезапно догадался о самом ужасном. – Ты меня презираешь?

– Нет.

– Тогда почему!

Дафна сглотнула.

– Формально ведь я и правда посол, Лир.

– К черту формальности, когда ты им следовала? Формально даитьянка не может влюбиться в кровожадного фомора, так ты рассуждаешь? Формально сын не лучше своего отца-убийцы? – Хэллхейт смотрел на Дафну с такой жесткостью, таким холодом во взгляде, что к ее горлу подкатил горький ком слез. Будто он больше и не верил, что она его любит. Как он может не верить?

Дафна мысленно сжалась, боясь лишним движением сделать лишь хуже.

– Формально я не Мунвард, в которого ты когда-то влюбилась. – Сказав это, он отвернулся.

Его слова прозвучали так, точно были последней точной, истиной, не требовавшей других доказательств. Ком в горле у Дафны разросся, и в глотку словно вонзились шипы, перехватившие враз дыхание. Она понимала, почему Лир говорит все это: именно так рассуждали всегда даитьяне.

«Фоморы – варвары, для которых сила важнее здравого рассудка, – скажет любой в Сутале, кого ни спроси. – Фоморы глупы и алчны, они живут в своих каменных норах и точат клинки, потому что на большее не способны».

Так говорили Дафне с детства, и она в это верила. В это верил и Мунвард.

Проглотив слезы, Даф отчаянно пробежала глазами по парку, ища ответ, которого, знала, там нет. И вокруг никого, помимо садовника, суетящегося у клумбы и даже не заметившего гостей. За Лиром на противоположной стороне площади стоял дворец, над которым, как пламя из чистейшего мрака, развивался черный флаг.

Точно как это пламя, все горело у Даф внутри от беспомощности понять свои чувства. Странные, двоякие. Перед ней тот же даитьянин, которого она любит, только… не совсем. Когда она думала об этом, все казалось понятно: Лир – это Тер, и он нужен Дафне, неважно, какое у него лицо. Но когда Лир действительно был рядом, что-то в сердце предательски тяжелело.

«Неужели я до сих пор вижу в нем Крейна?»

И эта старая жажда мести, как незаживающая рана, как базовый инстинкт, не дает Дафне покоя? Отравляет любовь к Мунварду ненавистью к Хэллхейту?

– Я подумала… Подумала, так будет проще, – порыв ветра пронесся мимо, унося ее ложь с собой.

Не оборачиваясь, Лир сдавленно рассмеялся.

– Кому проще, Даф? Народу, который ненавидит, когда ему врут? Мне, осознавать, что моя жена стыдится, что стала ею? Или ей, – он наконец посмотрел на нее. Лучше бы не смотрел. Его взгляд пылал, только вот от гнева или обиды? – Потому что она сомневается, что связала свою судьбу с правильным человеком?

– Лир!

– Если ты не веришь своим чувствам, как я могу!

Даф прикусила губу и почувствовала медный вкус крови во рту.

– Я не сомневаюсь, – силясь звучать спокойно, простонала она. – Я люблю тебя.

– Любишь! – он выплюнул слово, будто оскорбление. – Кого же ты любишь? Хэллхейта или Мунварда?

– Это один человек.

– Нет. Их двое, у них два лица, два прошлых. Только вот будущее у них одно, одна душа. Так какую же часть моей души ты предпочитаешь, Аурион?

Вопрос прозвенел в тишине, точно треснувшее зеркало. Лир продолжил смотреть на Дафну, как раненный зверь, решивший, что своей яростью отпугнет всех, неважно пришли ли они помочь или причинить новую боль. Ветер трепал его волосы, пряди хлестали по щекам, но он, не моргая, смотрел на даитьянку.

И Дафна вдруг поняла, что не может сдержать улыбку. В самом этом поведении, в самом взгляде было столько Мунварда, что даже доставшиеся ему от крови Хэллхейтов суровые черты лица этого не скрывали. Она слишком хорошо знала Тера, слишком хорошо помнила, как много для него значит безоговорочное доверие, и слишком хорошо понимала сама, как сложно порой верить в свое счастье.

– Я предпочитаю всю душу целиком, – сказала она. И огонь в глазах Лира погас. Резко, будто Даф произнесла какое-то неведомое другим заклинание. Укрощенный зверь заснул, позволив залечить его раны. – Я люблю тебя, потому что ты всегда остаешься собой.

Подойдя, она еще раз улыбнулась и провела ладонью по его щеке.

– Даф…

Она поцеловала его, невесомо, едва коснувшись губами его губ.

Не говоря ни слова, Лир прижал ее к себе. Его рука скользнула по спине Дафны, пальцы описали восьмерку – нет – знак бесконечности вдоль ее позвоночника. Один из тех двух, что переплелись на браслете, который когда-то подарил даитьянке Элеутерей.

Для Даф это всегда было так просто – успокоить его. Лира или Тера, неважно. Были ли это верные слова, которые так искусно подсказывала интуиция? Или дело в какой-то особой интонации, тембре голоса? Или же просто, в отличие от остальных, даитьянка не боялась обжечься о тот огонь, которым горела его душа?

– Мне нужна твоя вера, Дафна, – прошептал Лир, не сводя с нее глаз. – Если не твоя, другой у меня никогда не будет.

Она оказалась зажата в его объятиях, точно в доспехах, но ей не хотелось вырваться. Она была в безопасности, именно там и именно с тем, с кем должна быть. Горячее дыхание Лира прокатилось волной по ее скуле к самому уху, а затем снова остановилось на губах. Вкус его поцелуя был похож на долгожданное возвращение домой.

– Святой Арий! – что-то тяжелое упало на плитку, устилающую тропинки парка.

Вздрогнув, Дафна отстранилась от Хэллхейта. У недостриженного кустарника стоял садовник и теперь нагло таращился на сына Крейна, в чьих объятиях оказался так называемый даитьянский амбассадор. На такое зрелище сегодня юный фомор явно не рассчитывал, у его ног валялись позабытые садовые ножницы.

Даф сделала смущенный шаг назад, и у Лира в горле пророкотал недовольный ропот из-за того, что он был вынужден ее отпустить. Хэллхейт демонстративно поправил ножны на поясе и с властным видом, как подобает наследнику трона, ткнул в садовника пальцем.

– Разболтаешь кому-нибудь о том, что видел и слышал, – процедил он сквозь зубы, – и станешь удобрением для новых цветов, ясно?

Тот закивал, показывая, что яснее, собственно говоря, некуда.

– Свободен.

Дафна не успела моргнуть, как садовник подхватил свои ножницы, юркнул в соседнюю аллею и растворился среди зелени. Каким бы верным и заботливым другом Хэллхейт не был для своих друзей, чужакам он всегда умел внушать страх. Возможно, за это Даф и влюбилась в него когда-то. Для других он был тайной всегда, для нее – никогда.

Лир сердито выдохнул, провожая садовника взглядом.

– Ты права, Дафна, – произнес он, – на нас постоянно теперь будут так смотреть. Как на изгоев.

Покосившись на дворец, в который до сих пор боялась идти, Даф тоже вздохнула.

– Забудь об этом, – сказала она, поманив Хэллхейта за локоть. – Пойдем, лучше найдем твоего отца и пустующий трон Патила.

– В гробу я видел этот трон. Хотя… Нет, даже там не видел.

* * *

Стражники у входа не проронили ни слова, когда Дафна с Лиром вошли во дворец. Однако Даф заметила, как один из них поспешно пробубнил несколько неразборчивых фраз в динамик кибербраслета. Значит, об их появлении будут знать.

В холле все окутывал полумрак, окна закрывали тяжелые портьеры, и только декоративный огонь в светильниках и люстрах вырисовывал мистичные узоры на стенах.

– Подозрительно тихо, – заметил Лир.

Они обошли первый этаж и даже заглянули во внутренний двор, обращенный к уже начинающему клониться к закату солнцу, но так никого и не встретили. Шагая впереди Даф, Лир методично осматривал каждую комнату, но везде представала одна и та же картина: пустые диваны, отполированные вазы и гробовая тишина. Будто все было устроено специально так, чтобы у любого гостя ничего не вызвало подозрений. Ничего, кроме отсутствия тех самых гостей, конечно же.

Когда они проходили мимо кухни, им навстречу наконец выбежал мальчишка с кульком еды в руках. Увидев Хэллхейта, он замер на мгновение, а потом бросился прочь.

– Стоять! – приказал Лир.

Мальчишка застыл на месте, медленно обернулся и, точно готовясь извиняться, поднял глаза на Хэллхейта, когда тот подошел.

– Ваше величество, я не украл… – замямлил он, пряча кулек за спину. – Я относил обед вашему отцу, и генерал Пендрог сказал, я могу забрать остатки. Запеченных курликов очень сложно найти на рынке и…

– Где он?

– Ваш отец? – удивился мальчуган, с любопытством поглядев на Дафну. Она улыбнулась, надеясь, приободрить его, но, похоже, еще больше напугала. Мальчик опять опустил глаза.

– Нет, где Кинир? Слишком много мне говорят о нем сегодня.

– Генерал был с вашим отцом в малой библиотеке, когда я принес обед.

– И о чем они говорили?

– Это дурной тон, подслушивать чужие беседы, ваше величество. Я не…

– Но ты ведь не подслушивал, ты нехотя слышал, проходя мимо, верно, Имоджен? – глаза мальчишки блеснули, когда он понял, что наследник знает его по имени. Лир присел на корточки, оказавшись лицом к лицу с ним и, смягчившись, продолжил: – Я официально разрешаю тебе вернуться на кухню взять любую еду, какую захочешь и сколько сможешь унести, если скажешь мне сейчас, что обсуждали Кинир с моим отцом.

Имоджен уставился на Лира, теребя заштопанный ворот рубахи. В коридоре, помимо них троих, по-прежнему никого не было, и мальчик явно раздумывал, накажут ли его, если он просто убежит.

– Они ничего не обсуждали, ваше величество, – признался он. – Они молчали. Совсем. Они всегда молчат, Кинир лишь отдает мне приказы и больше не произносит ни слова.

Лир с Дафной переглянулись. Это было по меньшей мере странно. Дворец пустует, Кинир рассказывает всем выдуманную историю о героизме Лира, а теперь, оказывается, еще и раздает указы от имени Крейна? В голову Даф снова закралась мысль: не был ли Кинир новым орудием в руках тех, кто стоял за Хорауном и Смероном?..

– Но я ведь все еще могу взять еду? – испугался Имоджен, увидев полные сомнений лица Дафны и Лира.

– Я не забираю назад данных обещаний, – кивнул Лир, поднявшись на ноги. – Вперед.

Обрадованный мальчишка бросился обратно на кухню, и через пару секунду за дверью загрохотали кастрюли.

– У тебя талант к переговорам, – заметила Даф.

– Если бы все переговоры можно было решить парой запеченных курликов, – невесело усмехнулся в ответ Лир.

На втором этаже дворца портьер было еще больше, а света еще меньше, и воздух казался таким застоявшимся, что хотелось тут же открыть окно – что, собственно, Хэллхейт и сделал. Солнечные лучи хлынули внутрь, и мелкие частички пыли заискрились на коврах. Даф заметила паутину в углу и рассыпанные кем-то цветочные лепестки, уже превратившиеся в сморщившийся гербарий.

– Думаешь, Кинир как-то связан с отсутствием Крейна? – спросила она, рассматривая огромные картины на стенах: сцены легендарной битвы первых жителей Да’Арии с демонами Хаоса.

– Кинир предан нашей стране больше, чем кто-либо, кого я знаю, – задумчиво отозвался Лир, шагая рядом. – Он бы не стал сочинять историю с подавлением одного переворота, чтобы устроить другой. Хотя если решит, что цель оправдывает средства, наверно, не поступится ничем ради государственного порядка.

В это время на другом конце коридора показалась женщина в пышном бардовом платье, с аккуратно уложенной копной каштановых волос и букетом желтых цветов в руках. Заметив Лира, она широко распахнула глаза, точно увидела привидение, а затем развернулась на каблуках и резко зашагала прочь.

– И я рад тебя видеть, мама! – не скрывая сарказма, крикнул ей вслед Лир.

Женщина остановилась, ее худые плечи дрогнули, когда она обернулась. Однако пристальный взгляд Райаны миновал сына и сфокусировался на Дафне. Даитьянка поймала себя на мысли, что никто никогда не рассматривал ее столь придирчиво – точно очень хотел найти изъян.

– Дафна Аурион, рада знакомству, – произнесла Даф, гордо задрав подбородок.

Райана сморщила нос, но не ответила, и опять посмотрела на Лира.

– Так что, мам? Скажешь хоть…

Дверь комнаты, у которой стояла царица, громко захлопнулась, брошенный букет упал у порога.

– Само обаяние, – поджала губы Дафна.

– Это она еще в хорошем настроении, – проворчал Лир. Поколебавшись, он подошел и постучал в дверь. – Мам, тебе даже не интересно, где я был? И вообще, где отец, почему во дворце никого нет? Где все твои несносные подруги, вечно подбирающие мне невест, где твоя помощница, неустанно таскающаяся за тобой с новыми платьями?

Ответом на все вопросы Лира была полная тишина.

– Неужели ты до сих пор злишься, что я ушел тогда за «Книгой Судеб»? Да скажи хоть что-нибудь! – не выдержав, он со всей силы ударил кулаком по дверному косяку. – С Медредом ты так же себя вела? Только вот когда он погиб, вспомнила, что любила своего сына, и поэтому при каждом удобном случае теперь не упускаешь возможность сравнить меня с ним! Так что же, давай, сравнивай и сейчас!

В комнате послышались шорохи, и Даф подумала, что Райана сейчас откроет, но вместо этого звуки медленно перешли во всхлипывания, а затем в откровенный плач.

Лир выругался.

– Мне должно быть ее жаль, – признался он, прислонившись лбом к темному дереву, из которого была сделана дверь. – Мне должно быть стыдно. Вместо этого я не испытываю ничего, я даже не скучал по ней, Даф. Потому что она вечно превращает все в театральную сцену! Вот увидишь, через пару часов будет всем улыбаться как ни в чем не бывало, предлагать выпить с ней чаю и рассказывать, какие чудесные розы посадила в саду.

– Правда? – усомнилась Даф.

– Может, чаю с ядом, – пожал плечами Лир и, увидев встревоженный взгляд Дафны, рассмеялся. – Шутка. Кто доверит ей в руки я… – Дверь распахнулась так неожиданно, что он едва удержался, чтобы не упасть. На лице появившейся Райаны уже не было ни намека на слезы.

– Ты привел в дом даитьянку, Лир! – воскликнула она, с возмущением вздернув брови. – Во дворец, в столицу!

– Мам…

– Медред бы никогда так не поступил!

– Ма-ам.

– И не смей говорить, что твой брат мертв! Он жив. В том, что он скрывается от всех, включая собственную мать, виноваты они, – Райана перевела взгляд на Дафну, ее карие глаза наполнились жгучей ненавистью. – Когда Медред вернется, они пожалеют!

Последнее слово прозвучало как проклятье. Дафне почудилось даже, мать Лира готова вцепиться ногтями ей в горло прямо здесь и сейчас. Она тихо сделала полшага назад, как бы невзначай прячась за спину Лира и заодно вспоминая, с какой стороны ближе к выходу из дворца. Интересно, если Даф отправит мать Хэллхейта кулаком в нокаут, он сильно расстроится?..

Однако прежде чем царица успела что-либо сделать или продолжить обвинительную речь, Лир положил руки ей на плечи, тем самым вынудив не только остаться на месте, но и посмотреть на него.

– Мам, я знаю, ты не хочешь в это верить, – начал он успокаивающим, как врач, тоном, – но Медред погиб больше сорока лет назад, он мертв. И я не думаю, что даитьяне имеют к этому отношение, там наверняка был замешан Хораун.

– Конечно, Хораун, – на изумление легко согласилась Райана. – Я всегда знала, что советник твоего отца замышляет недоброе, что он в сговоре со старейшинами Суталы!

– Что? Нет, мам, ты не понимаешь…

– Я все понимаю! И ты поймешь, когда увидишь своего брата, – она погладила Лира по волосам с почти что правдоподобной для глаз Даф заботой. – Он скоро вернется, сынок, и научит тебя видеть истину, как ее вижу я. А пока, – покосилась на Даф, – может, чаю?

Сглотнув, Дафна покачала головой.

– Нет, спасибо.

– Ну что ж.

Поправив прическу и великодушно кивнув, Райана подняла валявшийся у ее ног букет, задумчиво посчитала бутоны, нахмурилась и отправилась по своим делам дальше по коридору. Вскоре ее каблуки застучали, разносясь приглушенным эхом на лестнице впереди, и только тогда Дафна выдохнула.

– Официально заявляю, я ее теперь боюсь больше, чем клинка твоего отца, – призналась она.

– А я боюсь за нее, – отозвался Лир. – Пойдем, поищем Кинира.

Миновав коридор, они повернули в другой и уже подходили к закрытым дверям той самой библиотеки, о которой говорил Имоджен, когда навстречу им вышел сам Крейн.

У Дафны все окаменело в легких. Перед глазами невольно тут же ожила картина дня, когда царь пронзил сердца Элеутерея клинком, как Тер упал замертво у нее на глазах. Кошмар, который снился Дафне на протяжении многих лет, кошмар, который, просыпаясь, она находила явью.

Инстинкт, на миг взявший верх над разумом, потребовал немедленно выдернуть меч и – отомстить! Нет. Нельзя. Даф сделала глубокий вдох и снова взглянула на царя.

Это не был тот фомор, которого она помнила со времен кровавой битвы. У того взгляд горел от ярости, тогда это был воин, жестокий, беспощадный, решительный. Крейн же, что шагал теперь им навстречу, казался лишь отдаленной копией того безжалостного властителя. Подделкой. На его лице не было ни радости, ни печали, ни гнева, и никаких мыслей в глазах. Навстречу им будто шла тень.

– Отец? – позвал Лир с той же, что и у Даф, растерянностью.

Отец не отреагировал.

– Пап?

Никакого отклика.

– Крейн!

Хэллхейт старший немного наклонил голову, и Даф показалось, он наконец-таки заметил сына. Показалось. Крейн кивнул, точно машинально откликнулся на звук голоса, не отвлекаясь от своих раздумий, и опять отвернулся, продолжая идти. Дафне с Лиром пришлось расступиться, иначе бы они буквально столкнулись с ним.

– Совсем не странно, – отчего-то не желая говорить громко, прошептала Даф.

Дойдя до конца холла, Крейн замер. Просто остановился, словно забыл, куда шел и зачем. И наличие глухой стены прямо перед носом, очевидно, его не смутило. Дафна переступила с ноги на ногу, не понимая, как себя вести. Что-то сказать? Сделать? Снова искать Райану и расспрашивать обо всем под тяжестью ее ядовитого взгляда? Нет, ни за что. Дафна сегодня просто гость, так что пусть Лир разбирается с этим, она же…

– Сам Лир удостоил нас своим визитом? – раздался вдруг чужой голос. – Удивительно.

Даф обернулась. Из библиотеки вышел высокий фомор с аккуратно подстриженной бородой, в черном кожаном мундире патилского полка, и на груди у него красовались несколько отполированных орденов. Все во внешности и одежде незнакомца прямо кричало, что он тщательно потрудился, чтобы выглядеть идеально.

– Добро пожаловать домой, Хэллхейт, – добавил он и уже с сарказмом спросил: – Уже пообщались с семьей?

– Пообщался так, что на ближайшую пару лет хватит, – проворчал Лир. – Теперь хочу и с тобой поболтать, Кинир.

– О, я уж думал не предложишь.

– Что с ним? – спросила Даф, продолжая краем глаза следить за Крейном. Тот все так же неподвижно стоял, будто ждал, когда стена растворится и позволит ему пройти.

– Удивляет? – Генерал громко произнес, обращаясь к царю: – Ваше величество, пройдемте обратно в библиотеку.

Его величество не пошевелился.

– Крейн! Прошу пройти в библиотеку.

– Библиотека… Да, да, мне нужно в библиотеку… – пробубнил Крейн и, развернувшись, двинулся к открытым дверям. Когда остальные вошли следом, отец Лира подошел к стеллажу, взял какую-то книгу и, усевшись за стол, начал ритмично листать страницы, даже не читая их.

– Я надеялся, что после гибели Хорауна он придет в себя, – покачал головой Лир, наблюдая. Его такое поведения царя явно не так сильно сбивало с толку, как Даф. – Но очевидно, стало только хуже. Чарна говорила, что каждый раз, когда Хораун заставлял ее повиноваться своим приказам, она чувствовала, будто часть ее рассудка исчезает бесследно и она не понимает, где находится. Однако я никогда не думал, что последствия могут быть настолько серьезными.

– Ты думал, что без тебя здесь гармония и покой? – сердито поинтересовался Кинир, плотно закрыв за собой двери. Он подошел к окну, выглянул, убедился, что внизу никого нет, и удовлетворенно кивнул сам себе. – Даже в лучшие времена такого не бывало.

– Поэтому во дворце пусто?

– Я всех отпустил. Хочешь, чтобы слуги увидели, что страной управляет… никто?

– Нет.

– Вот и я не хочу.

– А Райана?

– Ты ведь ее уже видел, Лир, с твоей матерью все как обычно. Ее все устраивает, если, конечно, ее вообще что-то когда-то устраивает… Но, думаю, она рада исчезновению Хорауна, потому что истерик не закатывает, и этого мне уже достаточно. – Кинир многозначительно сложил на груди руки, переведя взгляд с Лира на Крейна и обратно. – Хэллхейт, ты понимаешь ведь, рано или поздно поползут сплетни, сплетни перерастут в бунт, а бунт…

– Знаю, – тот оборвал генерала недовольным взмахом руки.

– Если знаешь, надо что-то делать.

– Ну уж точно не рассказывать всем, какой я герой, решающий все проблемы сиюминутно!

– Что я должен рассказывать?! Что наследник трона бросил свою страну ради какой-то даитьянки?

У Даф в груди зачесалось от возмущения.

– Какую-то даитьянку зовут Дафна Аурион, и она – дочь главы старейшин Суталы, – сказала она, выпрямив спину и пожирая наглого фомора взглядом. Но это его совершенно не смутило, к сожалению.

– Кинир Пендрог, генерал патилской армии, – дежурно представился он.

– Я не бросал свою страну, – продолжал Лир и опустился в кресло напротив отца. – Ты понятия не имеешь, через что я прошел, чтобы сегодня быть здесь.

Кинир опять покосился на Аурион, в его темных глазах мелькнуло веселье.

– Простите мне дерзость, ваше величество, но предположу, что ваш путь был довольно приятным.

Даф застыла.

Лир перестал барабанить пальцами по столу.

Гробовая тишина повисла в зале. Хэллхейт поднял глаза, посмотрев сначала на Пендрога, а затем на даитьянку. Злость окончательно вспыхнула внутри Даф: никто не смеет обсуждать ее личную жизнь, тем более в ее же присутствии! Только вот разрешения ударить генерала кулаком в челюсть она не нашла во взгляде Хэллхейта, наоборот, увидела лишь забаву.

«Ладно, врежу в следующий раз, – подумала Даф. – Обоим».

– Прощаю, – наконец сказал Лир. Помедлив, он усмехнулся: – Но повесил бы, Пендрог, если б было кем тебя заменить.

Тем временем, долиставший книгу до конца Крейн поднялся из-за стола и у всех на глазах отточенной годами, царской походкой направился к выходу. Ему это не удалось, он запнулся о вазу, стоящую у дверей. Ваза упала и со звоном разбилась, окатив отглаженный темно-синий костюм Крейна брызгами и усеяв осколками пол. Завядшие цветы упали к его ногам.

– Получается, ваза раньше стояла не здесь, – сдвинул брови Кинир.

– Не здесь… – эхом повторил Крейн и отправился к окну.

Кинир опять повернулся к Лиру.

– Так что делать будем? Мне это не нравится, Лир. Я солдат, а не сиделка, и не собираюсь вечно создавать видимость порядка в стране.

– Мы может забрать его в Суталу, – предложила Даф.

Лир опять барабанил пальцами по столешницы, ни на кого не глядя; его взгляд заволок задумчивый туман.

– Да, – согласился он, – может, Нааек с Кллиссом смогут помочь.

– Даже знать не хочу, кто твои даитьянские друзья, – проворчал Кинир, – и как ты с ними познакомился…

– И не надо.

– …но это не решение проблемы. Если все узнают, что Крейн отбыл в Суталу, сплетен поползет еще больше.

– Ты пока отлично справляешься.

– Я пришел в армию не для того, чтобы плести интриги и кормить с ложки царя, Хэллхейт! А если…

Оставив их спор без внимания, Даф подошла к Крейну. Патил ее не волновал, но вот то, какие еще трюки Хорауна предстоит им узнать, беспокоило. Царь, как ребенок, потерянный в своих фантазиях, глядел в окно, под которым журчал небольшой фонтанчик. В жестких чертах лица Крейна застыла безмятежность, какая бывает только у совсем юных и спящих.

Дафна покосилась на Лира, закатившего глаза в ответ на очередной поучительный комментарий Пендрога. С первого взгляда он очень похож на отца: цвет волос, форма носа, овал скул… Однако глядя на суровое лицо, каким от природы обладал Крейн, в первую очередь боишься ослушаться; глядя же в менее угловатое, но более лукавое лицо Лира, хочется угодить.

Все еще сомневаясь, Даф протянула руку, осторожно положила на плечо Крейна и мысленно коснулась его сознания. О чем же он думает в этот момент? Мечтает? Грустит? Радуется? Однако то, что она обнаружила, ее напугало. Вместо ясных и четких образов, которые обычно приходят, когда соприкасаешься с чьим-то разумом, Дафна словно окунулась в вязкий туман, наполненный обрывками воспоминаний.

Поврежденные стараниями Хорауна мысли Крейна были точно рваная ткань, разлетевшаяся на миллион лоскутков. Голоса, вкусы, запахи, – все перемешалось в его голове, теряя смысл. Обращаясь в бесформенное ничто.

–…хочешь сказать, что если бы грянула война, было бы лучше? – рассерженно хлопнул по столешнице Лир.

– Нет! – ответил Кинир. – Но у людей была причина сплотиться! Теперь твоя обязанность, как правителя, дать им другую причину.

И вдруг снова повисла тишина. Даф вопросительно обернулась и увидела, как Лир почти что испуганно смотрит на Пендрога. Заметив взгляд Даф, Хэллхейт посмотрел на нее, затем моргнул и быстро стер все эмоции с лица.

– Я не правитель, – тихо ответил он Киниру.

«Тера никогда не пугали эти слова», – мелькнула в мыслях Дафны. – Не пугала необходимость брать власть в свои руки».

И внезапно она кое-что поняла. Зная все о том, как и чем жил когда-то Мунвард, и видя теперь, какой была жизнь Хэллхейта до их встречи, что-то, словно потайная дверь, отпертая маленьким ключиком, раскрыло Даф ее собственный секрет. Она поняла, почему стала послом, почему ее смущали чужие взгляды и сказанные в их адрес слова.

Ей не стыдно признаться в любви к фомору, нет, – ей страшно, что она тем самым, откажется от любви к даитьянину, предаст прошлое. Будто между Хэллхейтом и Мунвардом существует какая-то неуловимая граница, которую сложно определить. В конце концов, Лир и Тер – это две отдельные жизни, хоть и связанные одной душой, и эта душа не могла не измениться спустя столько лет.

«Вот, о чем он говорил, – осознала она. – Он тоже теряет в себе эту грань».

– Так пора им стать, – ответил генерал. – Ты был рожден для трона, Лир.

– Я был рожден быть собой!

«Только вот кем он был, когда был собой?»

– И быть тобой подразумевает…

За окном раздался гул, точно оползень в горах где-то неподалеку. Мебель вокруг задребезжала по полу, а люстры над головой закачались.

– …но найдешь наследников воздуха и огня, ибо их пламень не угасает день ото дня… – пропел себе под нос Крейн, все так же глядя в окно.

– Это что такое? – Даф уставилась на звякнувшие осколки вазы.

Кинир выругался.

– К северу от города, у хребта потухшего вулкана, – коротко сказал он. – Сами взгляните.

* * *

Телепортировав, они очутились на скалистом холме за городом, где неподалеку начинался лес. Рядом стояли несколько сверхскоростных джетов; отлитые из цельного металла, они слепили глаза Даф на солнце. Дюжина солдат собралась у нависающей над землей скалы, громко споря и мешая рассмотреть причину ажиотажа.

– Разойтись по постам! – рявкнул Кинир, расталкивая их.

Подойдя следом за Лиром, Даф увидела под скалой огромный провал, диаметром с человеческий рост. Будто уходящий глубоко под землю тоннель, слишком аккуратный, чтобы быть природным образованием, но откуда ему тут взяться? Это должен быть обман зрения.

– Не очень похоже на вулкан, – заметил Лир.

– Совсем не похоже, – отозвалась Дафна.

Они переглянулись, но больше ничего друг другу не сказали.

– Мы пытались засыпать несколько раз, – начал Кинир, подойдя к самому краю и заглядывая вниз. – Но через день или два то же самое появляется снова. Наши сейсмологи не смогли разобраться, в чем дело.

– И из него… там… – поморщившись, уточнила Даф. – Там ничего нет?

– А что должно там быть? Гигантские скалоройки, гейзер? Клад? Даитьянка, послушай, если это дело рук твоего народа, новое климатическое оружие или…

– Исключено.

– Как скажешь. В конце концов, Хэллхейту разбираться с этим, не мне. Я поставил круглосуточный караул, но пока, слава Арию, яма больше не стала.

– Других поблизости нет?

– Не заметил.

Лир все это время молчал, потирая двумя пальцами переносицу и то всматриваясь в дыру в земле, то щурясь и задумчиво разглядывая выстроившихся в ряд солдат. Среди холмов даже под садящимся солнцем было жарко, но фоморы застыли по стойке смирно, не решаясь вытирать пот со лбов под надзором Хэллхейта. «Если они так хотят ему угодить, вряд ли бы были замешаны в этом», – подумала Даф, но от этой мысли становилось лишь хуже. Кто же тогда замешан?

– Мне надо кое с кем посоветоваться, – наконец решил Лир. – Генерал, если будет что-то подозрительное, немедленно сообщить. Дафна, пошли.

– Куда это ты собрался? – возмутился Кинир, но тихо, чтобы солдаты не слышали. Он дернул рукой, пытаясь преградить Лиру с Дафной дорогу. – К даитьянам опять? Даже если ты доверяешь кому-то, не значит, что они тебя не предадут. Наши страны воюют друг с другом на протяжении всей истории, Лир! Прекращай играть в политику, давай будем взросл…

– Пока я в Сутале, ты за главного в стране, – оборвал его тот, достав из кармана кристалл.

При виде адри, брови Пендрога поползли вверх, он почти что с мольбой теперь покосился на Дафну. Та, однако, равнодушно опустила уголки губ, отказываясь помогать и признавать в нем друга после всех его колких комментариев.

– Ну уж нет, Хэллхейт! – топнул ногой Кинир. – Ты не исчезнешь опять, я понятия не имею как управлять государством!

– Не поверишь, я тоже.

И они с Дафной исчезли.

Глава 6. Слухи и страхи

Мост, соединяющий парящий над озером остров АмараВрати с материком, сиял, будто покрытый льдом. «Ах да, он же и был льдом…» – Аня моргнула. Она до сих пор не могла привыкнуть к тому, что даитьевский замок за ее спиной, фонтаны в саду и даже мосты были произведениями искусства из застывшей воды.

«И несмотря на все это, – она коснулась лозы бледно-голубоватых цветов, вьющейся вокруг перил, – здесь так тепло».

Ближайшим городом отсюда был Храдэй, но, имея в своем распоряжении сверхзвуковые джеты и телепортационные кристаллы, вряд ли кто-то из даитьян ходил до него пешком. Так что прогулка вдоль озера в одиночестве, подальше от своих – и чужих – мыслей, было именно тем, в чем нуждалась сейчас землянка.

Остановившись у ограждения, Аня глянула вниз, на зеркальную водную гладь, отражающую звезды и три полумесяца, висевшие на небе. Почти как во сне… Украв «Книгу Судеб», Ивэйн и Энриль прыгнули в почти точно такую же бездну, сбежали, растворившись среди звезд. Но куда же они сбежали?

«Вы верите, что иллюзия реальна, – сказал им с Никком Мантр. – А я верю, что реальность иллюзорна».

Собственная жизнь теперь казалась Ане частью большой загадки, разобранной на кусочки и спрятанной в разных частях необъятного мира. Как в реальности, так, очевидно, и во сне, нужно пройти сотни дорог и раскрыть сотни тайн, прежде чем в конце концов осознать простейшую истину – все ответы давно с тобой.

Если Аня с Никком и правда видели воспоминания богов через «Книгу Судеб», то у этих самых богов можно выведать все секреты. Аня могла бы спросить, где искать маму! Могла бы вернуть память отцу… Не просто воссоединить свою семью, но и сделать ее еще крепче. Выстроить свою жизнь идеально.

«Идеально…»

– Нужен ли нам идеал? – повторила она слова Ивэйн, глядя на тонущие на поверхности звезды. Куда уходят боги, когда умирают? В мир смертных? Но если даже сам Арий не может их отыскать…

– Искупаться хочешь? – чья-то рука тяжело опустилась на плечо. Аня вздрогнула, только сейчас осознав, что навалилась на перила так, что почти что свешивалась через них. Еще немного, и она бы точно упала в воду.

Землянка поспешно сделала два шага назад.

– Или летать уже научилась? – в глазах Лира читались сразу и любопытство, и беспокойство, и задумчивость, неуловимо мелькавшая в зрачках, давая понять, что у фомора есть куда более серьезные заботы, чем спасение промокшей в озере девчонки.

– Нет, я… – Аня покачала головой, стряхивая воспоминание об Ивэйн. – Задумалась просто.

Лир усмехнулся, скрыв задумчивость за саркастичной улыбкой.

– Учти, там вода ледяная, – сказал он. – Мы когда-то с Ирном на спор ныряли, у меня потом такой кашель был, я кристаллов десять извел, чтоб вылечиться. Ты в замок шла или из него?

– Какая разница?

Как-то недоверчиво посмотрев Ане в глаза, Хэллхейт все же кивнул, и вместе они пошли в сторону АмараВрати.

Четверть часа они шагали молча, миновали мост, вошли сквозь серебрящуюся под лунами арку, очерчивающую начало парка, и двинулись по тропинке, ведущей в замок. Только журчание фонтанов из соседних аллей и шелест кустарников нарушали тишину, и – Аня не могла перестать думать, хотя очень хотела.

«Открой уже эту дверь, Ивэйн!»

Но что же было за дверью?

– Лир, как вы ходите в этом? – наконец, чтобы забыться, спросила она и демонстративно поправила манжет пиджака. Аня надела костюм для запланированной через пару часов тренировки по фехтованию, который напоминал что-то среднее между школьной спортивной формой и военным мундиром, на ощупь ткань была бархатно-мягкой, а внешне переливалась, как жидкий металл.

– Не нравится? – удивился Лир.

– Наоборот. – Аня чувствовала себя шпионкой, невидимой и неуязвимой. Жаль, что только снаружи. – Он такой легкий, будто его и нет вовсе. Мне кажется, будто я…

– Можешь все?

– Да.

– Опасное чувство, землянка.

Пузатый охранник, патрулировавшийся периметр замка, покосился на Аню, его одежда издалека мало чем отличалась от ее собственной. Нет, все-таки до невидимого шпиона ей еще далеко. Хотя, может, тот смотрел не на Аню вовсе, а на шагавшего рядом с ней, вальяжно, точно у себя дома, сына Крейна?

– Где Никк? – продолжил Лир и, не растерявшись, одарил охранника улыбкой, точно говоря, «да, я хожу, где хочу». Тот смутится и, опустив глаза, свернул на другую дорогу.

– Его комната на другом конце замка, так что мы разошлись.

– Но..?

– Но да, я все равно слышу его, – огрызнулась Аня. Ей не нравилось, что все неустанно об этом ей напоминают, будто она уже и не интересна никому в одиночку. И все же, она опять машинально на миг закрыла глаза, мысленно обращаясь к тому, что происходит на противоположной стороне острова. – Никк только что встретил Шандара, и тот хвастается очками виртуальной реальности. Говорит, что во сне сражаться с выдуманными демонами неинтересно, потому что те подчиняются его воле, а на игровой приставке в самый раз.

Смеясь, Лир повернул к главным воротам. Вблизи замок казался еще больше, почти что айсберг, хотя слишком аккуратный и изысканный, чтобы быть случайным творением природы.

– Я сам с удовольствием притащу Шану коллекцию этих самых очков, лишь бы занять его чем-нибудь, – сказал Хэллхейт. – Утомил меня своими идеями с электроэнцефалографией.

– Электро… чем?

– Это когда все происходящее в твоей голове записывают на компьютер, – он прочистил горло, имитируя, восторженную интонацию Шана: – «А давай посмотрим, как Мунвард превратился в Хэллхейта!» Как будто я конструктор какой-то…

Аня засмеялась.

– Шан до сих пор тебя донимает?

Тем временем они зашли в центральный холл и отправились по ведущей плавным полукругом наверх лестнице; Аня отметила про себя, что охрана на входе тоже задержала на них взгляды на долю секунды дольше, чем нужно. Неприятно быть под прицелом.

– Если бы только он, – кисло продолжил Лир, тоже заметив взгляды. – Очевидно, любые новости превращаются в заразительные сплетни, если достаточно необычны. А новость о том, что мертвый Мунвард чудесным образом оказался жив в теле фомора, как раз относится к этому сорту. Никто в это не верит, но обсудить каждый рад.

– О, я слышала вчера пару версий, как тебе такая… – Аня задумалась, вспоминая точную формулировку. – Элеутерея похитили и подвергли ужасному эксперименту, в ходе которого изменилось его лицо, однако Крейн сжалился над ним, полюбив как родного сына?

Лир скорчил гримасу.

– Эксперименту с лицом? Как в таком случае объяснить, что теперь я на пару дюймов ниже?

– Ну-у, не знаю, – землянка пробежала глазами по фигуре фомора, для нее он все равно казался высоким, и она готова была поспорить, что и среди фоморов он тоже выделяется ростом. «А еще он какой-то напряженный сегодня», – поняла вдруг она, глядя, как Хэллхейт то и дело дергает плечами, точно пытается стряхнуть невидимый груз. – Слышала еще такое: Элеутерей убил настоящего сына Крейна, изменил внешность, вник в семью царя под прикрытием и все эти долгие годы добросовестно шпионил за врагом.

– Тот же вопрос остается открытым, – покачал головой Лир.

Аня вздохнула, она надеялась, что удивит Лира. Или хотя бы вызовет на его лице его фирменную ухмылку.

– Еще я слышала, что якобы во время одной из своих тайных вылазок в Забвенник ты обнаружил книгу заклятий и научился слышать голоса мертвых, – сделала последнюю попытку она. – Так познакомился с душой Тера, проникся его несчастной судьбой и позволил сосуществовать бок о бок с собственным сознанием.

– Эту байку я тоже слышал, – на уголках губ Лира все-таки появилась едва заметная полуусмешка. Он стукнул ногой по белоснежной ступеньке, и его ботинок оставил темный след с ошметками грязи. Где, интересно, Хэллхейт успел побывать? – Поэтично. И, если не придираться к деталям, в некотором смысле правда.

– Знаешь, меня лишь одно интересует в этой истории.

– Хм?

– Кто из вас двоих тогда влюблен в Даф?

– Оба? Если Лир проникся чувствами Тера…

– Нет, я имею в виду, – Аня скосила на него глаза, вложив в свой взгляд столько лукавства, сколько только могла, – кто из вас за рулем, когда вы наедине с Даф…

Улыбка резко исчезла с его лица, Лир повернул голову и уставился на землянку. Удивление исказило черты его лица на миг, только вот удивление вопросу или тому факту, что задала его Аня?

– Уже не поэтично, Ластер, – опять отвернулся, хмыкнул. – И я не стану отвечать тебе на этот вопрос.

– Зато познавательно. Чисто в научных целях, разумеется.

– Может, тогда поговорим про вас с Никком? Уверен, могу дать пару советов.

– Закрыли тему!

– Хорошо, хорошо, – теперь ее лукавство плясало в глаза Хэллхейта. – Если еще рано, позже спрошу.

Аня отвернулась, пряча румянец. Она даже не знала, что смутило ее больше: разговор с Лиром, перешедший внезапно на личную тему, или то, что этот разговор мог слышать Никк? «И почему все считают, что если мы с Никком постоянно вместе, мы должны быть… вместе?» – насупилась она. Чувства, они ведь в душе, а не в теле! Аня буквально ощущала все, что ощущал Никк, могла просто закрыть глаза и почувствовать, как ветер бежит мурашками по его рукам. Ей не нужно прикасаться к Никку, а Никку к ней, чтобы держаться за руки, чтобы их пальцы переплетались или…

«Отлично, – отругала себя Аня. Теперь Никк уж точно заметил внезапную смену ее эмоций, когда она представила то, что представила. Достаточно лишь немного сосредоточиться, и… Сейчас Никк смеялся над какой-то шуткой Шана. Ладно, кажется, ничего не заметил.

Чтобы не думать больше об этом, Аня уставилась на потолок. Там, прямо в воздухе парили кристаллы, и их яркий свет, как тысяча свечей, заливал все вокруг и подсвечивал узорчатый пол и стены.

Что интересно, ни в одном закутке даитьянского замка Аня не видела кресла, или статуи, или вазы с цветами. Ни единой лишней детали. В жилых комнатах – да, полно, даже слишком, а здесь все будто сделано так, чтобы в любой момент взмахнуть кристаллом и вырастить ледяную стену на месте коридора, а коридор на месте стены.

«А вдруг они так и делают? Поэтому я вечно теряюсь?» – осенило вдруг Аню. – А что, если это я ничего не замечаю, а не Никк?»

– …и знаешь, какая из версий моя любимая? – продолжал Лир, не видя, что Аня забыла об их разговоре.

И самое удивительное, думала она, это то, что их с Никком мысленная связь выходила так естественно, как будто они и были всегда единым целым. Всегда должны были быть. Ты не отдаешь себе отчет в том, что твое сердце бьется, пока не попытаешься услышать его ритм, но это не значит, что оно останавливается, когда не слушаешь.

«Мне нравится сравнение», – одобрил Никк. Черт.

«Не подслушивай!»

«Не думай слишком громко, не буду».

– Версия, в которой Элеутерей был настолько упрям и не желал покоиться с миром, – говорил Лир, сворачивая в коридор, – что достал богов на том свете, те разозлились и вышвырнули его обратно. Ад и Рай отказались его принимать, и Мунвард вернулся сюда. В ожесточенной схватке с настоящей душой Хэллхейта, он одержал верх и, – он триумфально развел руками, – забрал его тело себе.

– Звучит жутко, – заметила Аня.

– Согласен, но по крайней мере те, кто верят в эту версию, доставляют мне меньше всего хлопот.

– Хорошо, если спросят, скажу, ты довел богов до истерики.

– Благодарю.

Аня снова посмотрела на Лира. В отличие от Никка, он не казался ей родным и знакомым, наоборот, был… загадкой. Опасной тайной, которую ей так хотелось постичь. И уже не первый раз она отметила про себя, что Хэллхейт своей уверенной осанкой напоминает ей рыцаря из старинной легенды, такие всегда неуязвимы, всегда приходят на помощь и исчезают в ночи.

«Тамплиеры?»

«Никк!»

«Все, молчу».

– На меня просто смотрят, как на инопланетянку, Лир, – призналась она, зашвыривая сознание Никка в самый дальний уголок своих мыслей. – Одни с восхищением, другие с отвращением.

– Ну в это мы похожи, – согласился Лир. – Одни хотят плюнуть мне вслед, другие лезут с вопросами, будто я знаю, что ждет каждого после смерти. Один даже просил погадать… Как народ, управляющий снами, изобретший адри и путешествующий на другие планеты, может верить в пророков?

– Как тогда ты веришь в существование своей души?

– Наличие души как раз наукой не опровергается, – по его тону стало ясно, что рыцарь не прочь и поспорить на серьезные темы. – Естественно предположить, что существует некая долговечная – если не вечная – часть человеческого сознания, сгусток энергии, скажем, управляющий нашим телом, которое по сути является лишь инструментом для пребывания на земле. Иначе как объяснить, что люди впадает в кому? Сходят с ума? Видят сны, в конце концов, которые никак не вяжутся с реальностью? Сознание должно знать больше, чем тело.

– Но ведь это страшно, Лир.

– Почему?

Аня не знала, как объяснить.

– Тогда какая-то часть тебя помнит все, – попыталась она. – Абсолютно все, понимаешь? Все ошибки, всю боль, которую ты причинил кому-либо и испытал сам.

Пауза.

– Разве не в этом смысл?

Аня не ответила. Хэллхейт ничего не добавил.

За поворотом послышался странный скрип, и из-за угла появился спешащий куда-то даитьянин. Он так торопился, что его туфли скользили по полу, как резиновая губка по стеклу. Аня поморщилась, а даитьянин, узнав ее, остановился и тут же расплылся в улыбке. Фирс.

«Тот странный тип, который еще на Земле уговаривал Даф с Никком выгнать меня из Келаса», – вспомнила Аня. Сейчас он не выглядел таким недовольным, передумал?

– Привет, землянам! – Фирс глянул на коридор за их с Лиром спинами, снова на них, и все же остался стоять. Светлые волосы Фирса были собраны в косу, а вот липовые очки, в которых он щеголял по Келасу, опять были при нем. – И не только. – Он кивнул: – Тер?

– Лир, – недовольно исправил тот.

– Ну да. Слушай, Мунвард, я как раз…

– Хэллхейт.

– Да-да, я как раз искал тебя недавно. Хотел спросить насчет пары твоих вещей, которые остались в гаражном отсеке с тех пор как ты…

– Умер?

Фирс умолк с раскрытым ртом. Он явно не ожидал, что Лир с такой легкостью вспомнит о своей смерти. Будто рассказывал о вчерашнем завтраке.

– Ну… да.

– И?

– Я… я просто хотел сказать, – энтузиазм улетучился из взгляда Фирса, и он рассеянно потер шею, – что провожу опись на складе, в общем. Нашел твою рабочую мантию и пару книг по нуклонно-молекуляр… неважно. Тебе отдать книги, Те… Лир?

– Нет, спасибо. Я их прочел.

– А мантию?

– Нет.

– Что мне тогда с ней делать?

Как-то незаметно с лица Лира исчезли все эмоции. Аня знала это лицо, Хэллхейт начинал злиться.

– А что ты делал с ней все эти годы? – спросил у даитьянина он. – Протирай ею шины джетов, носи ее или выкинь, мне-то что! Мы торопимся, а ты задерживаешь нас из-за этой ерунды?

«Мы торопимся?» – удивилась Аня.

«Куда?» – тут же раздался в голове любопытный голос.

«Никк!»

– Но мантия, она… – мямлил теперь Фирс. – …она твоя.

– Она была моя, чуешь разницу? Похоже, что я хожу голым?

– Нет, но…

– Исчезни!

Фирс замолчал, и в ледяном коридоре стало до неуютного тихо. Аня задумалась, стоит ли ей что-то сказать, чтобы сгладить момент или – наоборот, чуточку поддеть чувства Фирса комментарием про нелепость очков, например? Второй вариант казался соблазнительным, потому что наблюдать, как все пугаются при виде Хэллхейта было всегда интересно. Рядом с ним Аня чувствовала себя немного наглее, чем положено.

Однако пока она размышляла, Фирс обиженно поджал губы, поправил на переносице те самые очки и, демонстративно не глядя на них обоих, промаршировал прочь.

Лир заворчал, косясь ему вслед.

– Как думаешь, Ань, он и правда такой идиот или прикидывается?

– Думаю, два в одном, – постучав по нижней губе, решила она. – Кстати, раз Фирс так аккуратно напомнил, что ты посвящен в тайны даитьевской науки, можно я тоже спрошу кое-что?

Много вопросов не давали землянке покоя, но один больше других.

– Мы не торопимся, – сознался Лир, двинувшись дальше. – Я сказал это, чтоб он отстал.

– Нет, я не об этом.

– Я не буду тебе гадать.

– О, очень смешно.

За поворотом, из-за которого выскочил недавно Фирс, оказалась балюстрада, на которую как раз выходили двери зала совета старейшин – главного помещения во всем замке. Странно, что охрана тут не толпилась, как бывало обычно, и стояли всего двое ленивых стражников.

Аня собиралась было спросить, не знает Лир какой-нибудь тайный способ, чтобы вернуть ее отцу память (ведь сам Хэллхейт как-то вспомнил целую жизнь), но за их спинами раздались шаги. Землянка с фомором синхронно обернулись, увидели Сварга и еще одного седобородого даитьянина. Оба в изумрудных, отглаженных костюмах, тихо беседуя, прошли мимо, не заметив ребят за колонной, и скрылись за дверями зала.

– Отлично, – будто вспомнив о чем-то, Хэллхейт тут же расправил плечи и направился следом. – Мне пора. Увидимся.

Ане оставалось лишь растерянно уставиться на его спину.

– А тренировка-то будет? – окликнула она.

– Да, конечно. Все по плану! – по пути пригладив взъерошенные волосы, Лир зашел в зал, несмотря на все попытки охранников у дверей преградить ему путь.

«Какие все стали скрытные», – вздохнула Аня и вдруг заметила топающего вдоль коридора Шаньгу. Беспечного рыжего кота, обитавшего в Келасе, очевидно, тоже не устроила перспектива остаться на Земле навсегда, как и саму Аню.

В голове промелькнула заманчивая идея. Аня могла бы заглянуть в голову Лиру или одному из старейшин и с легкостью узнать все, что от нее скрывают. Однако и Лир, и старейшины почувствуют чужое присутствие в своих мыслях и будут (без преуменьшения) в ярости. Люди дорожат своим личным пространством, что уж говорить о неприкосновенности собственных мыслей, но вот кот…

Закрыв глаза, Аня устремила воображаемое внимание на Шаньгу. К ее удивлению, тот оказался даже рад незваной гостье, решив, похоже, что с ним так играют.

Соприкосновение с его разумом стало для Ани чем-то новым. Странным, но даже веселым. Шаньгу не преследовал водоворот бесконечных забот и беспокойств, как людей – им двигали инстинкты. Он воспринимал все иначе, и от этого мир его глазами выглядел совершенно другим: мелкие детали интерьера вдруг стали важны, например, солнечный зайчик в углу, а обстановка ускользнула от внимания Ани; тихие шорохи – интересно, а голоса людей, наоборот, лишь мешают охотиться на зайчиков, на них можно не обращать внимания (если, конечно, люди не кричат – тогда лучше с ними не играть).

Шаньга хотел свернуть к лестнице, когда Аня мягко направила его за Лиром.

«Не делаю ли я сейчас то же, что и Хораун? – подумала на миг она. – Контролирую других?» – Ее даже напугало, с какой легкостью она управляет мыслями кота. Это же неправильно! Должно быть. Но, пекельный Астерот, что за невероятное ощущение полного контроля над кем-то… Нет, неправильно, неправильно.

Вприпрыжку Шаньга подскочил к указанной двери, лоснясь к ногам одного из охранников, а затем принялся оставлять на ледяном полу полосы от своих когтей, хвастаясь Ане, какие те острые и прекрасные.

«Я же не планирую ничего плохого, как Хораун, – успокоила себя Аня. – Никому не собираюсь вредить. Это просто пушистый кот, который воспринимает все как забаву. Всем от этого только лучше».

Пришлось постараться, чтобы смотреть глазами Шаньги, но обрабатывать информацию разумом человека. Оттенки сливались и цвета перемешивались. Из-за приоткрытой двери, Аня все-таки различила блестящий овальный стол, зеленые костюмы старейшин и высокие ботинки Хэллхейта, замершие посреди зала.

– …не дает тебе право прерывать наше совещание по пустякам, Хэллхейт! – негодовал кто-то.

– По пустякам? – возражал Лир. – Пусть я и фомор теперь, но знаю о делах Суталы больше, чем все ее жители вместе взятые!

Напряженная пауза.

– Мунвард, то, что ты просишь, не…

– Мунварда больше нет, Варег. Перед вами Хэллхейт. И у него тоже есть армия.

Волна встревоженного ропота.

– Нам не к чему спорить, друзья мои, – заглушил всех баритон. Отец Никка и Даф? – Лир, что ты имеешь в виду под словом «проблемы»?

– Я сказал наши проблемы, Сварг, наши. И даитьян, и фоморов.

– Которые?

– От которых сотрясаются земли.

Аня не могла знать, о чем думают в этот момент старейшины, но отчетливо уловила исходящее от них потрясение. Почти страх! Эмоция была такой сильной, что ее сознание невольно выкинуло обратно в собственное тело. Шаньга расстроенно мяукнул, опять оставшись один в своей голове, но Ане было уже не до него.

Что так испугало старейшин? И что может сотрясать земли, если война уже позади?

Глава 7. Поединок

– …а когда проходишь гробницу, нужно сразить короля скелетов! Круто, да? – распугивая птиц на лесной тропинке, жужжал у Никка под левым ухом Шандар. – После поединка за его троном открывается портал, где и прячется рухнувшего с небес ангел!

– Ангел? То есть это был не метеорит? – ломая ботинками ветки, удивлялся Тейн под правым ухо. – Эх, я надеялся найти смертоносный артефакт или оружие. Как тогда победить демона, охраняющего врата в подземелье?

– А что, ангел не может быть оружием?

– Хм-м…

Сюжет видеоигры, за которой эти двое провели ночь, Никк уже выучил наизусть. Он бы и сам был рад сразить парочку цифровых монстров, если бы его мысли теперь не занимала другая загадка, реальная и куда более интересная: «Лăры».

Что это? Или кто? Никк готов был поспорить, что слышал слово раньше. Может, название дикого племени из старой легенды? Вроде нет. Имя давно исчезнувшего с карт государства? Вряд ли. Никк нахмурился, силясь вспомнить. Ответ буквально вертелся у него в голове, но нужная полочка с воспоминаниями отказывалась находиться под слоем пыли. А может…

«Ну вы где там застряли? – прозвенел мысленно Анин голос. – Тут Чарна собирается раскромсать на кусочки какого-то парня».

Свернув вслед за Шаном с тропинки, Никк обогнул склад, окруженный кольцом плотно стоящих деревьев, и очутился на огромной поляне. Белоснежные кристаллы по периметру подсвечивали ветки деревьев, пустующие тренировочные снаряды и фигуры собравшихся, которые все как один с раскрытыми ртами наблюдали за представлением.

Посреди импровизированной арены в намокшей от пота рубахе стоял тот самый худощавый парнишка, он едва успевал блокировать сыплющиеся в его сторону удары, в то время как фоморка напротив него выписывала пируэты с такой скоростью, что за ней едва успевали глаза.

«Он четвертый», – добавила Аня, встретив вопросительный взгляд Никка.

Протиснувшись сквозь зрителей, Никк разглядел рискнувшего связаться с Чарной. Дерет. Когда-то они вместе ходили на уроки фехтования к Элеутерею, и нужно сказать – Дерет никогда не был в числе слабаков.

Однако это его не спасало.

Регинслейв скакала по утоптанной на поляне земле, как взбесившаяся лисица. Ее клинок мерцал синим блеском каждый раз, когда ударялся о меч Дерета или проносился опасно близко к его бедру, плечу и торсу. Если бы не адри-защита, останавливающая лезвие в считаных миллиметрах от тела, Дерет бы уже превратился рагу. А судя по бледным лицам еще троих, переводивших дыхание неподалеку, понял Никк, порция действительно была бы не первая.

– Меч не урони! – то и дело злорадствовала Чарна. – Ты вообще уверен, что правильной стороной его держишь? Если бы я была такой неуклюжей, то давно осталась бы без ног!

– Ты не соблюдаешь дистанцию! – оправдывался Дерет, отпрыгивая. – Неправильно ставишь ноги! Я не могу разгадать твою тактику!

– Тактику, ха! Моя тактика называется ВЫ-ЖИ-ВАЙ. Да я даже с вилкой бы тебя уложила…

Не прерывая зрелища, Дафна с Аней прошмыгнули в толпе и остановились рядом с Никком, Шаном и Тейном. На поясе у Ани висел жемчужно-белый клинок, а ее волосы были собраны в тугой пучок на затылке точно, как у сестры Никка. Не нужно ходить к Мантру, чтобы догадаться, кто учил землянку азам местной моды.

– А ты зеркало не нашел что ли? – поинтересовалась у Шана Даф.

– Почему? – удивился тот.

Никк подавил смешок, когда сестра скорчила многозначительную гримасу, глядя на рыжие пряди Шана. Его прическа и правда походила на работу безумного парикмахера, подкараулившего своего клиента в полночь в темном переулке.

Тейн растянул губы в улыбке.

– Моя работа, – похвастался он. Его собственную торчащую в разные стороны шевелюру отличал разве что пепельный цвет. – Нравится?

Даф закатила глаза.

– Безумно, – хихикнув, заверила Аня.

За спиной в очередной раз раздался металлический звон, и когда Никк обернулся, то успел увидеть лишь летевший на землю меч Дерета. Победившая Регинслейв с триумфальным кличем уже трясла руками над головой.

– Бедолага, – покачал головой Шан, наблюдая, как Дерет, ругаясь, волочит ноги подальше от арены.

– Будь этот бедолага в Нараке, – заметил Тейн, – наш генерал заставил бы его всю ночь чистить плац зубной щеткой за такой разгром.

– Следующий? – предложила тем временем Чарна, ее взгляд блестел, цепко выискивая новую жертву.

Тишина.

– Струсили? Да ну, так быстро?

Полнейшая тишина, даже листья не шелестели.

– Мне что, самой выбирать? Хорошо, тогда следующим будет…

– Я.

Неестественно резкий порыв ветра пробежал мурашками по рукам Никка и тут же утих. Взвившаяся в воздух сухая трава не успела еще опуститься, когда посреди поляны материализовался Лир. На Хэллхейте теперь, как и на всех, был спортивный костюм, до зависти хорошо подчеркивающий его мускулатуру, а на поясе поблескивали ножны любимого клинка из дымчато-черной стали.

Окинув взглядом сгрудившихся вокруг зевак, Лир одним сердитым движением выдернул свой меч из ножен.

– Чего ждем? – спросил он. – Настоящей войны? Учимся! А не глазеем, как делают это другие.

Народ переглянулся, но не сдвинулся с места, явно сомневаясь, стоит ли им следовать указу фомора. Хэллхейт перекинул клинок из руки в руку.

– Вӑдха адур! – рыкнул он. Это были слова, с которыми даитьяне всегда шли на войну: Вадха адур, джива тат адур – «Смерть близко, но жизнь ближе». Правда Лир так и не произнес вторую часть, молча продолжая сверлись всех взглядом.

«Он не в настроении», – беззвучно сделал вывод Никк.

«Еще бы знать почему», – отозвалась Аня.

Наконец поняв, что представление окончено и второго акта не ожидается, все начали разбредаться по своим местам. Атмосфера постепенно вновь ожила: шум отрабатываемых ударов, разговоры и усталые вздохи наводнили пролесок. Лир с укором покосился на Чарну и направился к остальным.

Почти каждый день, как сегодня, Никк и все остальные собирались здесь, на этой поляне. Фехтовали, отжимались, учились обороняться. Никк не очень понимал, зачем все это нужно: во-первых, держать меч он умел, во-вторых… разве кто-то планировал новую битву с фоморами? Уж точно, не Хэллхейт. Хотя тренировки всегда помогали Никку отвлечься, да и чем еще заняться, кроме как проводить время с Аней на Земле, он не знал.

– Где Ирней? – спросил Лир, подойдя. – Я хотел показать с ним пару приемов по самообороне.

– Их с Кллиссом вызвали в отдел геометрики, – как бы невзначай бросила Чарна, шагая следом.

Лир удивленно посмотрел на нее.

– И почему ты в курсе, а я нет?

– Ты не можешь быть в курсе всего, верно?

– Стараюсь.

– Опять самооборона, Лир? – простонал Тейн и, скрестив ноги, уселся прямо на траву. – Может, что-нибудь повеселее? Я слышал, ты однажды вырезал почку кому-то в бою, как насчет научить нас этому?

– Во-первых… – паузу, – …нет, не было такого, точно. А во-вторых, ты сам знаешь, где находятся почки, Тейн, и при желании справишься.

– Может, я хотел наглядный пример.

– Я могу подменить Ирна, – предложила Даф, легко пожав плечами. – Мы давно не тренировались вместе, Лир. Со времен прошлой жизни, – ее взгляд лукаво блеснул, – или мне кажется?

Проследив, как она вынимает из ножен свой клинок, а затем медленно, точно наслаждаясь мгновением, вычерчивает узоры в воздухе, разрабатывая запястье, Лир немного повеселел.

– Ты неплохо потренировала на мне колющий верхний удар в Пайтити, Даф.

Даф сделала еще пару взмахов, а затем, не дожидаясь согласия, направилась к центру арены. Обернувшись, она ответила на улыбку Лира еще более обворожительной улыбкой.

– Не принимай близко к сердцу, дорогой.

Других желающих тренироваться с Хэллхейтом не оказалось. Никк на самом деле был бы не прочь посмотреть на поединок этих двоих. Сестра не сражалась с безумной жаждой победы, как недавно делала это Чарна, нет, каждый шаг Дафны был обдуманным и неожиданным и всегда как-то незаметно приводил даитьянку к победе.

«Но Лир никогда не проигрывает», – напомнил себе Никк. В детстве жених Даф всегда представлялся ему недосягаемым идеалом, героем, боя с которым достойны лишь избранные. Если бы эти двое все же встретились на войне, а не на тренировке, неизвестно, кто бы из них победил.

– Тогда я тоже участвую, – возмутилась Чарна. – Я только и делаю, что ем и сплю в вашем райском даитьянском саду. Скоро стану растением!

Тейн рядом, поддакивая, заржал, но умолк, когда Шандар, сев рядом, толкнул его локтем. Никка с Аней до сих пор удивляло, когда эти двое успели так подружиться.

– Ладно, – согласился Хэллхейт. – Но больше без цирка, Регинслейв.

Взяв с ближайшего стенда маленький пурпурно-лиловый кристалл, Лир провел им по своему мечу. Лезвие заискрилось на миг, словно обернутое прозрачной фольгой, и угасло – защищенное таким образом оружие не могло нанести реальной раны, но все равно оставляло жуткие синяки.

Еще раз пробежав глазами по поляне, Хэллхейт направился на свободный от тренирующихся островок следом за Дафной. Чарна самодовольно зашагала за ними, из всех троих только она сегодня походила на солдата, а не на пришедшего размять мышцы лентяя.

Никк напряженно следил за ними.

– Раз нет Ирнея, будем импровизировать, – Лир принял боевую стойку и кивнул своим соперницам. – Нападайте.

На лице Дафны мелькнула растерянность:

– Что? Вдвоем? Сразу?

В уголках губ фомора мелькнула тень улыбки. Не той, обещающей, что все пройдет гладко, а той очаровательной и опасной, что всегда таит в себе хитрые замыслы, шалости, за которые непременно придется расплачиваться.

– Думаешь, я не справлюсь с вами двумя, Даф?

– Да что ему грозит от этих тренировочных зубочисток, – фыркнула Чарна и указала кончиком своего меча Хэллхейту в грудь. – Максимум гематома под ребрами и ущемленное самолюбие.

– Мне это не нравится, – шепнула Никку Аня.

Народ вокруг, заметив троицу, опять начинал с любопытством перешептываться, но пока никто не подходил, чтобы поглазеть. Только Никк с Аней, сложив перед собой руки (Никк только сейчас заметил, что они не сговариваясь стояли в одной позе), и Шан с Тейном, усевшиеся на траве рядом, знали пока, что предстоящая тренировка почти наверняка обернется катастрофой. Хэллхейт, Аурион и Регинслейв – слухов о подвигах этих троих ходило немало.

«Может, я преувеличиваю, – подумал Никк. – Может, это и правда будет просто показательная тренировка. Сухая и скучная».

Но вряд ли он ошибался. Преодолев полринга одним махом, Регинслейв первая прыгнула навстречу Хэллхейту. Лихо разрубив клинком воздух, она попыталась добраться до шеи фомора, однако Лир сделал полшага назад и, описав изящное па, заблокировал ее удар.

– Чтобы выжить в бою, – громко начал обещанный урок он, не отводя глаз от неспешно огибающей его тем временем Дафны, – нельзя вступать в бой, заранее считая себя победившим…

Сестра, точно пантера, сделала легкий выпад, но Лир отклонился, даже не воспользовавшись мечом. Даитьянка не расстроилась и отступила, вновь держа дистанцию, явно уже обдумывая следующий шаг.

– …Но и заранее проигравшим считать себя не следует. Чтобы одолеть противника, – острие клинка Даф мелькнуло у его бедра, но Лир поставил блок мгновением раньше, – нужно думать как противник.

Чарна опять ринулась в атаку, Хэллхейт молниеносно нагнулся. Никк невольно вздрогнул, когда меч фоморки просвистел в сантиметре над головой Лира. Даитьянина редко подводило чутье, и сейчас оно буквально кричало: «Останови их, пока не поздно!» Но Никк не хотел останавливать; пробежав взглядом по арене, он проследил, как Лир наносит еще два удара, вытесняя Чарну за пределы освещенного кристаллами круга, а затем поворачивается к Даф.

– Нужно понимать желания своего врага, – продолжал Хэллхейт. – Его порывы, мечты, страсти…

Дафна атаковала. Резко, неожиданно, грациозно. Лир почти что радушно ответил на ее нападение блоком. Фомор и даитьянка теперь не сводили друг с друга глаз. Их ноги двигались так быстро, что казалось, это до автоматизма заученная постановка, а не импровизированный бой.

– …его надежды, тайны, страхи…

Чарна хотела обхитрить Лира, зайдя сзади, пока тот занят. Однако Хэллхейт, описав в воздухе дугу, отразил два клинка обеих своих соперниц с разницей в долю секунды. Металлический звон наполнил поляну и уши Никка.

– …Знать те потаенные жажды души, в которых ваш противник боится признаться даже себе самому.

Лир резко умолк, и из-за этого Даф замешкалась. Воспользовавшись моментом, сын Крейна одним прыжком оказался за ее спиной и поймал даитьянку в свои объятия, тем самым не давая ей возможности воспользоваться мечом на таком близком расстоянии. Дафна попыталась вырваться, но ей не удалось, Лир лишь крепче прижал ее к себе.

– Также нужно не забывать… – начала тогда Даф, повернув голову, и из-под ресниц взглянула на Хэллхейта. Когда тот, потеряв бдительность, заулыбался ей, она пригнулась, сделала кувырок и высвободилась. Лир чуть не упал, потеряв равновесие от толчка. – …даже если вы думаете, что уже победили, это на самом деле может быть лишь началом войны!

Начинающая терять самообладание Чарна, которой не уделяли внимания, схватила со стенда второй меч.

– Или поражением с отсрочкой! – она метнула меч, словно дротик.

Аня рядом с Никком нервно втянула носом воздух.

Лир успел увернуться, но не ожидал такой ярости и удивленно уставился на фоморку. Регинслейв злорадно оскалилась. На ее пересекающий глаз шрам упал свет, сделав ее похожей на волчицу, когда их с Лиром клинки снова встретились.

Затаив дыхание, Никк наблюдал, как завороженный. Боясь издать лишний звук. Света кристаллов было более чем достаточно, но несколько из них, похоже, перегорая, начали мигать, а затем три и вовсе потухли, окружив дуэлянтов неестественно длинными, движущимися тенями.

Когда Чарна в один момент почти пробила защиту Хэллхейта, Даф неожиданно выскользнула из темноты и выбила из ее рук клинок. Фоморка взвизгнула и попыталась наброситься на Дафну с кулаками, но даитьянка вскинула руку. Ее пальцы окутал столп искр, и порыв ветра сбил Чарну с ног.

Даф как ни в чем не бывало перепрыгнула через поверженную Регинслейв и продолжила свой боевой танец с Лиром.

– Нечестно! – заорала Чарна ей вслед.

Дафна даже не обернулась. Она сделала ложный выпад к правому бедру Лира, заставив его поднять меч для потенциальной защиты, затем быстро сменила тактику, крутанула собственный клинок в руке и попыталась ударить Лира по правой кисти, чтобы обезоружить. Ей это не удалось. Хэллхейт вовремя понял ход мыслей и, перекатившись по земле, начал нападение первым.

У Никка начинала кружиться голова от их скорости.

Вокруг опять стали собираться зрители, с возбуждением обсуждая происходящее. В поединке Аурион и Хэллхейта и впрямь было нечто гипнотизирующее: Лир двигался так, точно не воевал, а восхищался своей соперницей, а Дафна точно дополняла своего противника в каждом движении. Львица и лев, рожденные, чтобы влюблять в свое противоборство. Если война – это искусство, осознал Никк, то он лицезрит лучший из ее шедевров.

«Чую, все не так прекрасно», – покачала головой Аня.

«Но ведь это лишь тренировка, а не война», – отозвался Никк, но уже не верил своим словам. Что-то в их красивых выпадах было не так, было искусственным, показным.

В какой-то момент в полумраке Лир пропустил удар, и клинок Даф добрался до его плеча – до того самого места, где даитьянка пронзила его в Пайтити. Конечно, раны на этот раз не осталось, но Хэллхейт на миг замер, будто вспомнив старую боль.

«Или война?»

Поняв, что натворила, Дафна тоже остановилась. Несколько долгих мгновений они с Лиром смотрели друг на друга, страх и недоумение в глазах у обоих. Затем Лир сказал что-то, но так тихо, что другим не было слышно ни слова.

Дафна так же тихо ответила. Помедлив, Хэллхейт кивнул, его взгляд посуровел.

– … кто же мы, Даф? – донеслось до ушей Никка.

Кристаллы моргнули все разом.

В следующий миг, к изумлению Никка и всех присутствующих, Даф вскинула свободную от меча руку над головой и сжала ладонь в кулак. Неподалеку, на горизонтально растущем стволе стояли кувшины с питьевой водой, и по безмолвному приказу даитьянки вся вода взмыла в воздух. Поединок лишился правил, – вот, чего опасался Никк. Вода слилась в тонкую струю, а затем приняла форму текучего шара и понеслась к Хэллхейту, точно снаряд.

– Что они делают? – с беспокойством спросила Аня, но ей никто не ответил.

Лир не растерялся. Он сделал прыжок, взмахну мечом перед собой и рассек водной сгусток напополам. Водяной шар обратился в сотню капель и дождем исчез в траве.

Губы Дафны сложились в воинственную линию.

– Что они делают, Никк?

Не дожидаясь новой атаки, Хэллхейт вонзил меч в землю, а затем резко выдернул; на его руке замерцал шрам. Ветер поднялся, да такой сильный, что волосы у Никка вставали дыбом, сухая листва вокруг поднялась, застилая глаза, и закружилась вихрем, точно намагниченная.

Отскочив в сторону, Дафна припала к земле. Сначала Никк испугался, решив, что сестру сбило смерчем с ног. Нет. Она снова готовилась атаковать. Сотня крошечных крупинок росы поднялись с почвы и застыли между Аурион и Хэллхейтом, как алмазная стена.

– Ятṕа кармру тӑд самдъят! – воскликнула Даф. «Твои поступки станут твоей судьбой». Она сжала руку в кулак, и роса заблестела льдом.

– Нэ ӑдья, – покачал головой Лир. «Не сегодня». Лезвие его меча полыхнуло огнем, посланные в его сторону ледяные пули зашипели и превратились в пар.

– И это я устроила цирк, – плюнула под ноги Чарна, промаршировав мимо Никка и Ани.

На Лира и Даф становилось страшно смотреть, в их глазах горел уже нешуточный азарт. Никк не знал, какие чувства в нем преобладают: он боится или скорее сердится? Эти двое будто забыли о том, где находятся, что за ними наблюдают, что вокруг вообще по-прежнему продолжает существовать мир! Что скажут люди? Так выглядит перемирие даитьян и фоморов? Как два хищника, загнанные в клетку, чтобы биться насмерть?

Новая стена воды, созданная Дафной, окружила их с Лиром, как кокон. Новый столп огня полыхнул вокруг клинка Лира, осушая водяную завесу. Увлекшись, они выкачивали энергию из всего, что находили вокруг: листья над поляной начинали желтеть, ветки корежиться, и кристаллы опять замигали.

– Это все еще просто урок? – уточнил Шан, покосившись на Тейна.

Тот растерянно нахмурился.

– Э-э… Да. Наверное.

Не видя больше их лиц, Никк мысленно потянулся к сестре. Дафна все равно слишком увлечена, чтобы заметить чужое присутствие в своих мыслях.

Кристаллы опять моргнули все разом, на пару секунд погрузив лес во мрак.

«Ярость, страсть, жажда власти и… мести! – вот, что лавиной обрушилось на Никка. Вот, что управляло сейчас Дафной. – Вспышка огня, клинок Хэллхейта. Нет, Мунварда. Нет. Сын убийцы!»

Кристаллы загорелись, правда не все. Половина.

Снова и снова Дафна безжалостно нападала. Вода, лед, огонь… Вода! Стихии полыхали на поляне, точно разъяренные лесные духи.

Зрители притихли. С замиранием сердца все следили за дуэлянтами, по земле за которыми тянулись темные полосы сожженной травы, а лужи превращались в грязь под ногами.

– Дафна! – позвал Никк. – Дафна, прекращайте!

Она не слышала.

«Хэллхейт. Огонь, вода, огонь… Лед!» – в ее мыслях не осталось места даже для той заветной доли секунды, когда нападению предшествует намерение. Лишь инстинкт. Она не была на войне – она сама была войной.

Никку стало казаться, это будет продолжаться вечно. Мгновение замерло, повторяясь вновь и вновь.

Вода.

Огонь.

Лед.

Огонь!

В черных зрачках Лира сияли отблески пламени, он не сдавался, не делал поблажек, но Дафне они и не были нужны. Два природных начала, два непримиримых противника перемещались по кругу, метались из стороны в сторону, но никак не могли победить один другого. О чем же тогда сейчас думает Лир?

– Даитьянка, – прошептала Аня. – Он видит даитьянку, Никк, ненависть к которой ему прививали с детства.

Никк закрыл глаза, концентрируясь на мыслях Хэллхейта. И правда, перед Лиром сейчас стояла даитьянка, которую каждый фомор считал злейшим врагом. Та, что ненавидела сына Крейна просто за то, кем он родился, та, что готова была убить и – которую полагалось за это убить первым. Та, которую, пекельный Астерот, Мунвард любил, а Хэллхейт ненавидел! Его слабость, его сила. Его жизнь. Его смерть.

– Лир, хватит! – «Лир!»

Они жили с ненавистью друг к другу столько лет, кормили эту ненависть, оберегали. Глупо было верить, понял Никк, что оба так легко все забудут.

Как он ни старался, не мог до них докричаться ни голосом, ни мыслями. Опаленные деревья хрустели, смог вился над поляной, пахло сыростью и горелыми листьями. Еще немного, и лес либо вспыхнет, как спичка, либо превратится в ледяной айсберг вместе со всеми стоящими вокруг.

– Дафна! – обжигающий ветер завыл в ушах в ответ, наэлектризованный воздух зазвенел, точно перед ураганом.

Но ведь нельзя продолжать это у всех на глазах! Никк видел, как даитьяне начинают суетиться. Они готовы броситься помогать Даф, готовы – нет, хотят – мстить Хэллхейту вместе с ней. Еще немного, и война начнется сначала.

«Мунвард!»

И внезапно лед и огонь застыли. Как кадр киноленты. Сбитый с толку этим окликом Никка, Лир потерял концентрацию, и Дафна, вмиг потушив своим ледяным потоком окутавшие их двоих языки пламени, напрыгнула на Хэллхейта, повалив его на землю. Ее клинок оказался в дюйме от горла Лира.

– Побеждает тот, от кого не ждешь победы, – выдохнула Даф, глядя Лиру прямо в глаза. Ее взгляд горел от адреналина. – Верно?

Хэллхейт смотрел на нее в ответ, не моргая. Никк не видел его зрачков, но готов был поклясться, там были и гнев, и страх, и жажда крови.

– Верно, Даф, – наконец сказал Лир. – Но победив, мы по-прежнему уязвимы, пока нам есть что терять. – Выдернув из ботинка кинжал, он метнул его куда-то в сторону и вдруг исчез. Телепортировал.

Никк успел почувствовать лишь Анин испуг и понять, что кинжал летит к ней. «Аня!» Но бросаться на помощь было поздно – острие меча Лира, материализовавшегося из пустоты, указывало ему точно в сердце. Никк нервно сглотнул. Он даже не успел уловить ход мыслей фомора, хотя должен был. Словно Хэллхейт не был тем, кто управляет оружием, не думал о своих действиях наперед, а являлся этим самым действием, был оружием.

– И порой чтобы победить, сначала приходится проиграть, – добавил Лир и невозмутимо опустил меч. Кинжал тоже пролетел мимо, хотя и чертовки близко от Аниной шеи. – Урок окончен.

– Ты в порядке? – окликнул Никк Аню, все еще не решаясь отвернуться от Лира. Взгляд того был непроницаемым, невозможно прочесть, невозможно предугадать. Все внутри у Никка теперь тоже жгло: «Ненавижу», – то ли мысль Даф, то ли его собственная.

– Нет, не в порядке! – завопила Аня. Она подошла и со всей силы ударила Хэллхейта в грудь. – Ты мог меня убить!

Убрав меч в ножны, Лир обернулся на Дафну. На ее побледневшем лице застыл изумленный испуг проигравшего, она до сих пор не решалась подойти к ним, лишь стояла посреди изуродованной арены, тяжело дыша. Затем Лир опять посмотрел на Аню. Долгое мгновение он задумчиво изучал ее, точно искал что-то в чертах лица.

– Нет, землянка, – наконец произнес он. – Я не смог бы тебя убить, даже если бы захотел.

Глава 8. Ледяная тюрьма

После того, как учебный спарринг превратился в испытание нервной системы, Никк уже не мог сосредоточиться на тренировке. Хотя для вида они с Аней и отрабатывали приемы, все равно оба невольно то и дело косились на Лира и Дафну.

Игнорируя все вокруг, Хэллхейт теперь сидел на корточках и с неправдоподобным усердием чинил один из перегоревших кристаллов. Дафна же, скрестив на груди руки, стояла поодаль и наблюдала за ним. Выражение ее лица было странным: будто Даф видела Лира, но не узнавала его.

«Почему они ведут себя так?» – спросила у Никка Аня. Выпад, защита, контратака. Она воплотила на практике ровно все то, что он только хотел сделать, прочитав его мысли.

«Как будто не знают друг друга?» – Контрзащита, маскировка, перенос. Никк уловил ее задумку моментально. Шансы одному из них одержать верх были равны нулю, что делало поединок бессмысленным.

«Как будто поссорились, но оба притворяются, что это не так».

«Может, это не так».

«Да, Никк, конечно… И что имел в виду Лир, сказав, что не смог бы меня убить, даже если бы захотел?»

«Что… Эй! Атака с задержкой, контртемп».

«Контрответ!»

Так они перемещались по поляне около получаса, оттачивая движения. Тейн с Шаном тоже забавлялись, совсем не воспринимая тренировку всерьез и обсуждая какой-то земной ресторанчик в Стокгольме.

– Нет, так не пойдет! – крикнул Лир, наконец увидев их притворство. Отряхнув о штаны руки, он поднялся на ноги и сделал жест, призывая их сделать перерыв. – Аня, Никк, вы можете как-то закрыть мысли друг от друга?

«Нет», – не задумываясь, соврали те одновременно.

«Я просил не лезть в мою голову!» – прогрохотал в ответ Хэллхейт. Он загородил от них свой собственный разум бетонной стеной и продолжил вслух:

– Тейн, Шандар, помогите им в таком случае.

Шан радостно подскочил к Никку, но Лир быстро стер улыбку с его курносого лица.

– Нет, учимся играть в команде. Аня с Никком против Шандара и Тейна.

– Но у нас силы неравны, – Тейн недовольно закинул на плечо свой меч. – Я так не хочу. Я так не играю!

– Землянка не кусается, – хмыкнула Аня. – И обещаю не читать твои мысли.

– Ага, обещает она…

– На войне никто не спрашивает, чего мы хотим, – отрезал Лир. – За дело.

Вздохнув, Тейн снова выставил клинок, и Аня, подмигнув Никку, тут же пошла в атаку. Соревноваться с бок о бок с ней было уже веселее, однако не так интересно, как дальше наблюдать за Лиром и Даф.

Раздав указания, Хэллхейт подошел к сестре Никка. Та не ушла, но сделала вид, что не замечает фомора. Несколько минут они наблюдали за спаррингом, а потом, не глядя на Даф, Лир что-то сказал. Даитьянка ответила, на ее еще бледном лице проступил румянец. Они обменялись еще парой фраз, и через минуту уже болтали, как влюбленная парочка на первом свидании.

Только вот это было не так.

Никк давно заметил, что всегда, когда еще у Даф и Тера были неприятности (со старейшинами, с фоморами, с каким-нибудь неудачным экспериментом в Храдэи), они делали вид, что просто обсуждают очередную романтическую прогулку. А потом оказываются в завалах какой-нибудь пещеры на краю Суталы.

«Это по работе, ты не поймешь», – говорили Никку, когда он был совсем маленьким.

«Мы просто гуляли, это случайно», – говорили ему, когда он стал подростком и перестал верить в прежнюю чушь.

Никк ненавидел, когда ему врут. Еще больше ненавидел, что к нему до сих пор относятся, как к ребенку, неспособному постичь что-то серьезное. Он был на войне, черт возьми! Ему не нужен этот дурацкий тренировочный спарринг, ему нужна правда. Он может помочь. Он может спасти, он может убить.

Клинок Тейна пронесся перед носом, Никк отклонился и поставил блок. Не нападая в ответ, лишь растягивая время, думая.

Чего Аня, фехтующая с Шаном рядом, не понимала, так это того, что накал в отношениях Лира и Даф был вовсе не по причине какой-то романтической белиберды. Не только, по крайней мере. Они что-то скрывали. Что-то, что перемирие между даитьянами и фоморами не решило.

– Защищайся! – воскликнул Шан и занес меч у Ани над головой.

«Никк», – позвала она. Никк мысленно кивнул. Когда Шан сделал выпад, перенеся весь вес на правую ногу, он поставила подножку, и рыжеволосый даитьянин, не удержавшись, рухнул на землю.

– Защищайся, – передразнила Аня с усмешкой.

Дафна и Хэллхейт продолжали шептаться. Как Никк ни пытался, не мог их услышать, но на миг все же сумел, не огибая бетонной стены, с периферии, взглянуть на себя глазами Лира. Что он увидел? Аня и Никк, спина к спине двигались в унисон, помогая друг другу и отражая удары чужих соперников. Каждое движение одного плавно переходило в движение другого. Не львица и лев, но отлаженный механизм, единое целое, которое…

«Блефует!» – Хэллхейт выставил его из своей головы бесцеремонным пинком. У Никка аж загудело в висках, будто его и правда стукнули по голове.

Пришлось на некоторое время и правда заняться фехтованием с Тейном.

– …думают, что поэтому неуязвимы, – донес отрывок разговора ветер. Никк прислушался.

– И даже не подозревают, что это видно, – согласилась с Лиром Даф.

– Что именно?

– Как они обмениваются мыслями. Вглядись, Лир. На кротчайшую долю секунды они замирают в такие моменты. Шан с Тейном не замечают, но если бы их противником был Хораун или… Им бы пришлось не просто общаться куда быстрее, но и успевать защищать мысли от врага. А ведь когда…

«Никк, двенадцать часов!» – пучок Аниных волос хлестану его по подбородку.

Он повернулся, но не успел парировать, и меч Тейна (благо заранее защищенный) ударил его по ребрам. Фомор самодовольно причмокнул губами и быстро отскочил в сторону, чтобы не получить сдачи.

«Я предупреждала», – добавила Аня.

«На Да’Арии в циферблате шестнадцать часов, – Никк потер ушиб, морщась. Синяк будет знатный. – Уточнять надо».

«Если б ты не отвлекался, не нужно было бы предупреждать вовсе. Чем ты занят?»

Без слов Никк указал взглядом на Дафну и Лира. Оба выглядели слишком серьезно и то и дело оглядывались по сторонам, точно боялись, что их услышат.

«Мне тоже надоели их секреты. Подслушивать нехорошо, но ведь слышать никто не запрещает», – Аня заговорщицки прищурилась. Возникший из-под ее клинка бриз обогнул поляну и подул в лицо, позволяя расслышать разговор. И как Никк сам не догадался до этого?

– …думаешь, эти уроки им помогут? – негромко продолжала Дафна.

– Нет, но по крайней мере отвлекут на время от реальной проблемы. К тому же, посмотри, как им весело. Особенно Тейну с Шандаром. Кто бы мог подумать, что даитьяне и фоморы однажды вновь будут сражаться плечом к плечу?

– Рано или поздно, Лир, придется им рассказать о…

Выпад Шана опять отвлек. Никк присел, уклоняясь от клинка, и перекатился по земле, а когда Шандар бросился следом, Аня выбила оружие у него из рук. Тейн за спиной опять начал возмущаться о неравенстве сил, но внимание Никка переключилось обратно.

– …а Смерон и Хораун могли получить свои силы.

– Невозможно. Лаборатория была уничтожена, Даф.

– Да? Тогда, может, пойдешь и спросишь у него самого?

– Может и пойду. И убью наконец его за все, что… – поймав на себе взгляд Никка, Лир умолк. Это случилось так неожиданно, что Никк пропустил очередной удар и, неправильно поставив ногу, упал в грязь. Тейн загоготал.

– Прости, – машинально выпалил Никк, глядя на Лира и запоздало осознав, что тем самым выдал себя.

– Прощаю, – шлепнул ботинком по луже Тейн, решив, что это относится к нему.

Голубые глаза Даф рассерженно сверкнули в лесном сумраке.

«Вы и правда не можете не совать нос, да?» – поинтересовалась она.