Читать онлайн Зона ужаса бесплатно

K. R. Alexander

The Fear Zone

Book design by Baily Crawford

* * *

Тем, кто смело встречает свои страхи

Часть первая. Подначка

Эйприл

– Эй, отдай! – кричу я.

Андре жутко ухмыляется в ответ: по случаю Хеллоуина у него во рту вампирские клыки. Он отскакивает и издевательски машет сложенным листком оранжевой бумаги, который увёл у меня из шкафчика. По коридору мимо нас спешат другие ребята в карнавальных костюмах.

Мой лучший друг с шестого класса даже теперь, хотя прошло два года, порой ведёт себя как мой младший братишка. Очень докучливый младший братишка.

Андре начинает открывать записку.

– Ну хватит, отдай!

Всё так же ухмыляясь, он качает головой и медленно разворачивает её.

По правде говоря, я понятия не имею, что там написано, но я не позволю Андре узнать первым. Может, кто-то зовёт на хеллоуинскую вечеринку, а может, гадкая Каролина решила сообщить, как ужасно сидит на мне костюм чёрной кошки. Я бы нисколько не удивилась, ведь за последний год хорошая подруга превратилась в злейшего врага.

Снова пытаюсь выхватить листок, но Андре, пританцовывая, отступает дальше. Записка уже почти развёрнута.

Он читает её про себя, и улыбка сразу тает.

– Как это понимать? – хмурится Андре. – Шутка, что ли?

Он переворачивает листок, и я успеваю разглядеть коряво нацарапанные строки:

Встречаемся на кладбище.

Сегодня. Полночь.

А не то…

– Ну-ка! – Я снова тянусь за письмом, и на этот раз Андре отдаёт. – От кого это?

Пожав плечами, он прислоняется к шкафчику рядом.

– Может, розыгрыш?

Перечитываю: почерк незнакомый, не Каролинин точно. А других врагов в школе Джексона у меня вроде бы и нет.

Или всё же есть?

Уже готовая скомкать письмо, я бросаю на него последний взгляд, и по спине пробегает холодок.

«А не то…»

Что тогда?

– Наверняка розыгрыш, – говорю я. – Попугать на Хеллоуин решили. Скорее всего, на кладбище придут какие-нибудь старшеклассники.

А что, запросто. Ребята у нас в городке любят Хеллоуин, и старшеклассники частенько перегибают палку со своими шуточками. Одеваются монстрами и бегают за малышнёй, кидаются тыквами в машины. В прошлом году кто-то даже пропал во время игры в прятки на кладбище и нашёлся только утром.

Поёжившись, я сминаю записку и швыряю в мусорную корзину. Нет уж, такое не по мне.

– Ладно, пошли. – Я запираю шкафчик и застёгиваю рюкзак. – Мама, наверное, уже выложила сласти, которые прятала до Хеллоуина.

– Сласти – это хорошо! – Андре берёт меня за руку, и мы выходим из школы. Но даже за весёлой болтовнёй меня не покидает неприятное чувство.

Кто-то хочет, чтобы я пришла на кладбище, да ещё в полночь.

Кто-то хочет меня напугать.

Андре

Мы идём по школьному коридору, и странное послание не выходит у меня из головы. Кто мог его оставить? Каролина? С неё сталось бы, но… Не знаю, слишком уж очевидно, и потом, она из тех, кто больше сплетничает, чем пугает.

Мне ли не знать.

За последний год она и на меня стала смотреть как на врага. Грустно, ведь мы дружили, когда ходили в театральный кружок.

Вижу, Эйприл не по себе, и не хочу пугать её ещё больше, поэтому не рассказываю о записке в собственном шкафчике. Почти такой же, но без угроз в конце:

В полночь на кладбище.

Будет страшно.

Наверняка хитроумный розыгрыш над восьмиклассниками, а не проделки мстительной Каролины. Либо так, либо приглашение на что-то вроде вечеринки.

В любом случае я иду. Если Каролина действительно собралась нас испугать, я непременно должен увидеть, как она сядет в лужу. А если там вечеринка, не хочу пропустить.

Провожаю Эйприл до дома и подбадриваю как могу. Почти все кругом уже нарядились в маскарадные костюмы. Всё больше зомби да мумии, наспех обмотанные туалетной бумагой, но кое-кто подошёл к делу вдумчиво. Я прохожу мимо пирата с крикливым птичьим чучелом на плече и чуть не взвиваюсь в воздух, когда замечаю, что ногу ряженого отъедает пластиковая акула. Очень реалистичная.

Хеллоуинскую ночь наш городок встречает с размахом, и в этом году конфетная дань должна быть просто огромной. В центре на главной улице всё уже закрыто и стоят палатки, где раздают бесплатные сладости и горячий сидр. А дом Эйприл – прямо за углом, поэтому к нам наверняка нагрянут целые толпы гостей. Жду не дождусь, а вот Эйприл сникла.

– Мы опять дежурим у входа? – спрашиваю я.

Она молча кивает. Явно до сих пор думает о записке.

– Мама поведёт Фредди гулять. Он уже большой, сам будет стучаться и кричать: «Сладость или гадость!»

Здорово! Значит, все угощения достанутся нам.

Эйприл улыбается, но я вижу, что на сердце у неё неспокойно.

– Да ладно тебе, – говорю я, толкая её локтем. – Подшутил кто-то, вот и всё. Наверное, даже не знал, чей шкафчик. Кинул наудачу.

Я чуть было не брякнул: «Небось всем такую кинули», – но вовремя осёкся. Спроси Эйприл, получил ли записку я сам, вышло бы ещё хуже.

На её губах снова появляется улыбка, слабая и неубедительная.

– Нет, ты глянь! – Я показываю на соседний дворик. – Круто, да?

Там настоящая сцена из ужастика: живые скелеты в открытых гробах и огромные котлы с клубами подсвеченного зелёным дыма. Над крыльцом вьются игрушечные летучие мыши, а на деревьях колышутся от ветра тряпичные призраки.

– Ого! – восхищается Эйприл. – Должно быть, кучу денег угрохали.

Когда мы проходим мимо, один из гробов открывается и оттуда с жутким хохотом выскакивает клоун. Кроваво-красные губы растягиваются в улыбке до ушей, цепкие руки тянутся к нам.

Эйприл с визгом отпрыгивает, едва не сбивая меня с ног. Я перехватываю её, чтобы не свалилась с тротуара под машину.

– Не бойся, он ненастоящий!

Мы смотрим, как манекен ложится обратно в гроб и крышка закрывается. Эйприл держится за сердце и часто дышит, вытаращив глаза.

– Ну почему? – выдыхает наконец она. – Обязательно пугать клоунами?

Я успокаиваю её, держа за плечи:

– Клоунов все боятся, даже сами клоуны. Видно, так мы, люди, устроены.

Конечно, я знаю, почему их боится Эйприл, но не хочу углубляться в тему. Кое о чём мы предпочитаем молчать, в том числе о клоунах.

– Ну да, ты-то сам их не боишься… – Она не сводит глаз с гроба. – Ты вообще ничего не боишься.

– Неправда, – говорю я и шагаю дальше. Сзади подходит компания ребят, и мне не хочется, чтобы Эйприл увидела, как клоун выпрыгнет снова. – У меня от акул мурашки.

– Мы ведь в Айове живём! Страху перед акулами тут просто неоткуда взяться. Их разве что в аквариуме повстречаешь.

– И где ты только была раньше? – усмехаюсь я. – В пять лет я посмотрел фильм про акул, так целый год не мог в ванну ступить.

Эйприл хихикает. Ну хоть о записке больше не думает.

– Что, Эйприл, сердце в пятки ушло? – издевается кто-то за спиной. – Из-за дурацкой куклы?

Я морщусь, понимая, кто стоит позади. Ну конечно, Каролинка тут как тут.

– Пошли, ну её, – шепчу я, но Эйприл, развернувшись, подбоченивается.

– Ничего я не испугалась! Просто вздрогнула от неожиданности.

– Ню-ню. – Каролина подходит к нам с ухмылочкой, которая у зеленокожей ведьмы с длиннющим бородавчатым носом и чёрной помадой смотрится просто убойно. Смерив Эйприл взглядом с головы до ног, она скалится ещё шире: – Что это на тебе, костюм драной кошки?

Рядом смеются её подружки: Лия в наряде ангела и Джоанна – дьяволица, что довольно-таки метко отражает её суть.

– Классная шутка, Каролина! – восхищается ангел. – Драная кошка!

– Скорее, жирная клушка, – встревает дьяволица.

Все трое начинают гоготать, показывая на костюм Эйприл. Он простой, но классный: чёрная майка с джинсами, чёрный хвост, уши и нарисованные усы. Утром, когда мы её гримировали, она гордилась результатом, а теперь сникла.

Шуточки насчёт веса. До чего изобретательно! Внутри меня клокочет гнев.

– И это говорит девчонка, чей наряд наконец-то соответствует её характеру, – говорю я, переводя взгляд с Джоанны на Каролину.

Каролина прекращает смеяться и с отвращением смотрит на меня.

– Кем это ты вырядился, кстати? Вампиры же белые, ни кровиночки.

Я закатываю глаза. И почему это вампир не может быть латиносом?

– Браво, – фыркаю я. – Мерзко и неоригинально. Твой костюмчик и впрямь тебе подходит. Или сегодня ты просто решила сбросить маскировку?

Каролина что-то бормочет под нос – явно гадость, хоть мне и не слышно. Я беру Эйприл под руку и веду прочь. Мы переходим улицу и направляемся домой. К счастью, Каролина и её дурынды за нами не увязываются.

– К чему было встревать? – ворчит Эйприл.

– Когда нападают на мою лучшую подругу? – Я пожимаю плечами. – Не собираюсь стоять и слушать, как всякие хамки отпускают подколки в твой адрес.

– Теперь они и тебе жизни не дадут, – вздыхает она.

Возможно, я ошибался и больше всего пугают Эйприл не клоуны, а задиры вроде Каролины.

– Плевать. Мы ещё посмотрим, кто кого.

– Не надо… – шепчет она.

Я ободряюще стискиваю ей руку. В прошлом году Каролина из лучшей подруги Эйприл превратилась в злейшего врага, причём ни с того ни с сего. Все летние каникулы не выходила на связь, а когда начались занятия… отдалилась. Эйприл пыталась поговорить, но Каролина в ответ нагрубила и сказала, что такие друзья ей не нужны. С тех пор она всячески гадит Эйприл, совершенно позабыв о былой дружбе, и порой заходит в своих пакостях слишком далеко. Каждую встречу она награждает Эйприл новой обидной кличкой.

Если одержимые бесами существуют, Каролина точно одна из них.

– Не волнуйся обо мне, – хмыкаю я, – да и о ней тоже. Брось, Хеллоуин же! Айда набивать животы конфетами и танцевать под жуткую попсу!

– Кажется, я потеряла интерес к конфетам, – уныло отвечает Эйприл.

Из моей груди вырывается вздох.

– Но поплясать как умалишённые мы ведь всё равно можем? – с надеждой говорю я.

Она улыбается, на этот раз по-настоящему.

– Конечно!

Я беру её под руку и, чтобы рассмешить, увлекаю в дурацкий танец, после чего мы направляемся домой.

Такое чувство, будто за мною следят.

Я оборачиваюсь глянуть, кто прожигает взглядом мне спину. Может, Эйприл?

Никого.

Только тот клоун всё выскакивает из гроба и тянет хищные скрюченные пальцы.

Дешон

– Тьфу ты! Только не эта троица! – бурчу я.

Мы с Кайлом идём бок о бок и посматриваем на Каролину с её кошмарными подружками.

– Просто шагай себе.

Кайл тянет меня вперёд.

Те, над кем насмехалась Каролина, идут на несколько шагов впереди по другой стороне улицы. Кажется, они на год младше. Эйприл я помню по ансамблю, а её друга видел в школьном коридоре. А вот Каролинка… об этой скандальной особе наслышаны даже старшеклассники.

– Ну, какой план на сегодня? – продолжает Кайл. – Раздаёшь сласти или пойдём на вечеринку к Саре?

– Сласти. Я мог бы подтянуться на вечеринку позднее.

– Составить тебе компанию?

– Да нет. Чего там, надену костюм да засяду смотреть дурацкие фильмы.

Мы оба предпочли бы ходить по домам и выпрашивать конфеты, но вдруг нам уже несолидно? Вечеринка, конечно, круче, ведь за Сарой бегают все старшеклассники, но даже туда особо не хочется. По крайней мере мне.

– Так, прикинем… – Кайл начинает загибать пальцы. – Я могу либо пойти на вечеринку, где мало кого знаю и мало кто мне нравится, либо провести вечер с тобой в своём суперском костюме и обжираться сластями от пуза. Да уж, так просто и не выберешь!

Я фыркаю.

– Да, но… А что, если тебя хватятся?

В отличие от меня Кайла знают и любят: когда мы идём по школьному коридору, люди дают ему пять и окликают по имени. Ну понятно, он же играет в футбол и выступает за команду по плаванию. Я же просто чудик из школьного ансамбля.

– Мне всё равно, что подумают другие, – отвечает Кайл. – Я хочу отпадно провести вечер.

Я невольно улыбаюсь.

– Ну тогда выбирай пиццу, сласти и плохие ужастики.

– Ага, а если заскучаем, заскочим на вечеринку.

В глубине души я понимаю: его всё-таки тянет туда и он остаётся со мной только из доброты. Мы дружим с детского сада. Кайл знает, что я не хочу идти, но не желает оставлять меня одного. Он хороший друг, совестно его удерживать. Ладно, закажу пиццу с добавочной начинкой и поставлю его любимый фильм – может, получится хоть как-то возместить жертву.

А потом, наверное, даже позволю затащить себя к Саре.

От одной этой мысли на душе становится тошно. Первый год в старших классах был для меня не особо весёлым: никто не замечал моего существования, и даже рядом с Кайлом я чувствовал себя одиноким. Но как знать, может, если я сегодня появлюсь на вечеринке, что-то изменится.

Все офигеют от моего костюма и от моих фразочек – и подумают, что я офигенный. Вроде Кайла. Хотя, конечно, шансов мало. Но я пойду, ведь это его порадует.

Может быть.

Мы заходим в дом, идём ко мне и снимаем рюкзаки. Моя комната сейчас похожа на зону бедствия: в каждом углу лежат горы одежды, на неубранной кровати валяется гитара, а пол, словно опавшими листьями, засыпан страницами старой домашки. Кого-то другого я постыдился бы приглашать, но с Кайлом всё иначе. Он тут, считай, живёт. И пусть только половину времени, но в шкафу и в ванной у него даже свои ящички.

Кайл бросает рюкзак к стене, сдвигает в сторону игровую приставку и устраивается в кресле-мешке перед телевизором.

– Что наденешь? – спрашивает он.

Я бросаю взгляд на шкаф, наполовину заполненный костюмами, в которых мы когда-то ездили на ролёвки – от средневековых нарядов до анимешной механической брони. С большинством мне помогал Кайл: швея из меня аховая, да и выбирать одежду не умею.

– Без понятия. – Я дёргаю плечом. – Смотря, пойдём мы куда-то или нет. Когда начало, кстати?

Если останемся дома, то сойдёт и единорожий комбинезон, а для вечеринки надо постараться. Помнится, в глубине шкафа висит что-то жуткое, инопланетное. Была мысль нарядиться в школу, но мы не знали, в чём придут остальные, и побоялись выглядеть глупо. Похоже, не мы одни: только половина явилась в костюмах, да и то как-то тоскливо, без фантазии. Да уж, старшая школа – совсем другое дело.

– Сейчас гляну, – говорит Кайл.

Он роется у себя в рюкзаке и случайно опрокидывает мой. На пол вываливаются книги и бумаги, а среди них – какой-то оранжевый листочек, смятый в тугой комок.

– Что это? – удивляюсь я. Не помню у себя такого. – Приглашение на вечеринку?

Вот уж не думал, что кто-то может подсунуть его тайком, но другого объяснения на ум не приходит. Когда я укладывал рюкзак, оранжевого шарика точно не было.

Кайл его разворачивает и, приподняв бровь, протягивает мне.

Встречаемся на кладбище.

Сегодня. Полночь.

А не то…

– Жутковатое у них приглашение. – Внутри всё сжимается.

Кладбище – последнее место на свете, куда я хочу снова попасть.

– Это не похоже на приглашение. Оно по-настоящему страшное. – В глазах Кайла вспыхивает оживление. – А давай сходим!

Эйприл

К девяти Андре засыпает на диване.

Мама с Фредди уже вернулись с конфетной добычей, и мы чуть животы не надорвали со смеху, наблюдая, как резвый четырёхлетний малыш в тираннозавровом комбинезончике бегает по всему дому от мамы, которая зовёт его баиньки. В конце концов Андре притворился велоцираптором и загнал-таки Фредди в спальню, но даже тогда удалось уложить его в постель, только разрешив спать в костюме.

На экране потянулись титры уже третьего просмотренного ужастика, банка со сластями наполовину опустела. Сегодня пятница, и мама разрешила Андре переночевать у нас. По правде говоря, он и так спит здесь чуть ли не каждые выходные, устраиваясь внизу двухъярусной кроватки Фредди.

Я бросаю взгляд на Андре: клыки вынуты, подбородок в искусственной крови, подводка для глаз растеклась – натуральная звезда готик-рока. Ну, если не считать слюны, капающей с нижней губы.

У меня вырывается смешок.

– Чё такое? – Он выпрямляется, пытаясь стряхнуть сон. – Не думай, что я отрубился.

– Ладно-ладно, а кто тогда убийца?

– Тыква, – заторможенно отвечает Андре.

Он снова закрывает глаза и оседает на диван. Судя по всему, до комнаты Фредди дойти не сможет.

Сахарный удар, не иначе.

Ему ничего не стоит умять целый пакетик с конфетами. Хорошо, что он часто бегает, иначе…

Я гоню эту мысль прочь. Сегодня Хеллоуин. Не позволю ничему испортить любимый праздник. В особенности собственным жестоким мыслям. Как всегда говорит мне Андре, Каролина и так гадость ещё та. Нечего помогать ей портить мне жизнь.

– Подъём! – Я бросаю в него конфетой. – Пора в кроватку.

– Я не устал, – бормочет он, не пошевелив и пальцем.

Меня разбирает смех.

– Да ты уже спишь, дружок!

Не знаю, то ли от моего смеха, то ли от ещё пяти кинутых конфет Андре наконец просыпается, зевая во весь рот.

– Эй, не разбрасывайся сластями! – бурчит он.

– Да ладно, ты их всё равно съешь.

В ответ он разворачивает одну у себя на коленях и забрасывает в рот.

– И как только в тебя столько лезет? – поражаюсь я. – Мне теперь, наверное, всю неделю одной капусты будет хотеться.

– Годы тренировок. К тому же я быстро понял, что единственный способ спрятать конфету от братьев – это съесть её.

Словно в доказательство, он подбирает ещё одну, но не разворачивает до конца и замирает, уставясь во все глаза в телевизор.

– Эй, – выдыхает он наконец. – Это часть фильма?

Я бросаю взгляд на экран и, поняв, что́ Андре имел в виду, вскрикиваю от страха.

Титры закончились, но вместо заставки со ссылкой на домашнюю страницу сайта там единственная строка текста.

У ВАС ЕСТЬ ТРИ ЧАСА

– Какого чёрта? – спрашиваю я.

По спине пробегает холодок, и лишь огромным усилием воли я не подбегаю к телевизору и не смахиваю его на пол.

– Может, это что-то вроде… – Андре замолкает, не в силах придумать правдоподобное объяснение.

– Может, э-э, так сообщают, сколько будет идти трансляция? – спрашиваю я.

Андре вдруг подскакивает.

– Кладбище.

– Что?

– Кладбище! Помнишь записку у тебя в шкафчике? Нам назначили встречу в полночь – как раз через три часа!

После насмешек Каролины, убойной дозы сладкого и нескольких часов ужастиков давно выброшенная записка совсем вылетела у меня из головы. Теперь, когда Андре напомнил, меня не покидает ощущение, что за нами следят.

Я выглядываю в окно: там одна темнота, но от этого не легче.

Андре уже стоит, глаза сверкают радостным возбуждением.

Хочется плюхнуться на диван, спрятаться под одеяла и никогда не вылезать.

– Мы никуда не пойдём, – протестую я. – Тем более на кладбище! Наверное, это просто… не знаю…

– Брось, Эйприл! Где твой авантюрный дух?

Между мной и Андре есть большое отличие: там, где он видит приключение, я вижу опасность.

– Какой-какой дух? – В гостиную входит мама. – Кто это затеял приключения в такое время?

Она уже сняла костюм палеонтолога со шляпой защитного цвета, блокнотом и прочим и переоделась в пижаму. В руках у неё большая кружка чая.

– Не обращай внимания, – говорю я. – Андре просто пытается уговорить меня на ещё один ужастик.

Мама бросает взгляд на телевизор, и у меня ёкает сердце, но слова на экране уже исчезли. Что за?..

– Время позднее, – говорит она. – Я уверена, что недавно слышала храп Андре.

– Я не храплю! – протестует он.

Вообще-то храпит, и ещё как.

– К тому же, – продолжает Андре, – я только что подзаправился конфетами и обрёл второе дыхание!

– Ладно, – смеётся мама. – В любой другой день я бы отправила вас спать, но сегодня ваш любимый праздник, к тому же выходной. – Она улыбается. – Хорошо, ещё один, но после этого марш по кроватям!

Её улыбка превращается в зевок.

– Почитаю немного перед сном – и на боковую. Надеюсь, вам хватит сознательности лечь после фильма? Постарайтесь не напугаться слишком сильно. Не хочу, чтобы Эйприл опять просилась ко мне в спальню.

– Всего разик и попросилась, да и то три года назад, после того страшного фильма с клоунами! – Кровь бросается мне в лицо.

Не то чтобы Андре про это не знал: он тогда был рядом. Одна из первых его ночей в нашем доме. Я согласилась на уговоры и посмотрела с ним жуткий фильм о клоунах из космоса. Так напугалась, что пришлось спать у мамы в постели. Вот с того самого дня рождения я и…

Андре смеётся, но не подхватывает больную для меня тему. И вообще ни разу не припоминал тот случай – так я поняла, что он станет хорошим другом. С тех пор все наши ужастики – второсортные киношки восьмидесятых годов. Никаких клоунов. Никаких акул.

Мама заключает каждого из нас в объятия и поднимается на второй этаж. Звук её шагов угасает.

– Ну что? – Андре поворачивается ко мне.

Его лицо вновь сияет воодушевлением.

– Что – ну что?

– Так мы идём?

Я оглядываюсь на телевизор. Слова исчезли, словно их и не было. Может, почудились? Какая-нибудь галлюцинация от избытка сахара.

– Не знаю даже…

– Ну пожа-а-алуйста!

– В записке о тебе ни слова, да и вряд ли меня пригласили на что-то приятное. «А не то…» в конце звучит как-то не очень. Что, если ты пострадаешь?

– Возьмём бейсбольную биту, раз уж ты так волнуешься, и сотовые на случай, если действительно попадём в переплёт. Не дрейфь! К тому же не обязательно идти на само кладбище. Спрячемся в кустах и глянем, кто тебя позвал. Наверняка кто-то из школы затеял дурацкий розыгрыш по случаю Хеллоуина. Хочу посмотреть, как они сядут в лужу.

– А это как тогда объяснить?

Я показываю на пустой телеэкран и, схватив дистанционку, листаю назад на несколько кадров. Ничего, никакого жуткого текста – только обычные титры и чернота.

– Может, проделки каких-нибудь хакеров? – Андре пожимает плечами. – Не знаю. Знаю одно: такое нельзя пропускать.

Странно, он так рвётся пойти и совсем не волнуется. Может, потому что страшные записки подкидывают не ему в шкафчик и сообщения приходят не на его телевизор? Наверное, в отличие от меня ему просто нравится бояться.

Но если мы не пойдём, я так и не узнаю, в чём там дело. Так и вижу школу в понедельник: все вокруг говорят о вечеринке или розыгрыше, которые мы пропустили из-за моей трусости!

Если за этим стоит Каролина, я не доставлю ей удовольствия выставить меня трусихой.

– Уговорил, – соглашаюсь я наконец. – Но если идём, то ужастик перед кладбищем смотреть не будем.

– Согласен, – ещё шире улыбается Андре.

Кайл

Мы с Дешоном выходим от него за четверть часа до полуночи.

Ему даже не пришлось уговаривать меня пропустить вечеринку. Хоть я и надеялся там познакомиться с новыми людьми, но видел, как он расстроен, что не получил приглашения. А ещё он испугался жуткой записки, пусть и не показывал виду. То и дело о ней вспоминал, пока мы смотрели дурацкие ужастики, всё гадал, кто же за ним следит. На самом деле, конечно, боялся, что его просто разыгрывают, как любят поступать с такими ботаниками.

Думал, в старших классах всё изменится. Как бы не так.

Потому мы и не стали наряжаться, а просто пошли в чёрном. Страшные звериные маски я всё же кинул в рюкзак: вдруг попадём на карнавал, мало ли что. Надо быть готовым ко всему.

– Думаешь, и правда стоит идти? – шепчет Дешон.

Таким напуганным я его ещё не видел. Да ну, ерунда, чего тут бояться? Подумаешь, старшеклассники развлекаются!

Мы крадёмся мимо его дома. Все внутри спят, и мы пытаемся не разбудить его маму. Не хватало, чтобы она увидела, как мы сбегаем.

– Да. Мы теперь не какие-нибудь малолетки, – отвечаю я. – Хватит прятать голову в песок!

Отец миллион раз говорил – точнее, орал – это мне самому, уже оскомину набило.

Я задвигаю эти мысли подальше: зачем портить себе праздник?

– К тому же, – продолжаю я, похлопывая Дешона по плечу, – ты ведь знаешь, это просто какие-то уроды решили подшутить. Вот и глянем, что они затеяли… Уверен, мы с тобой и получше розыгрыши выдумывали.

Например, тот дом с привидениями у Дешона, куда мы не один год водили приятелей. Не супер-пупер страшно, конечно, но уж точно не избито. Что бы ни ждало нас сегодня на кладбище, оно и в подмётки не годится, ясно.

Дешон бурчит что-то под нос.

– Будем считать, что ты благодаришь меня за поддержку, – усмехаюсь я.

– Поддерживай ты меня, до сих пор ели бы конфеты, – дрожа, отвечает он. – Наслаждались бы теплом в уютных пижамах.

Я, хохотнув, иду дальше.

Ночной воздух холоднее обычного, по земле стелется редкий туман. Сменяют друг друга тёмные дома с палисадниками, полными хеллоуинских декораций. В этот глухой час они выглядят ещё страшнее, до мурашек! Гигантские пугала зловеще маячат над головой, призраки-простыни колышутся на студёном ветру, свисая с узловатых ветвей, похожих на ведьмины пальцы. На верандах светятся тыквы с оскаленными рожами, свечные огоньки внутри мерцают, как потерянные души. Пламя отбрасывает во дворы странные тени, длинные и острые, словно когти. По спине пробегает холодок, но мне это даже нравится. Люблю, когда меня пугают.

– Ну и жуть! – шепчу я.

Дешон лишь передёргивает плечами.

Вот и наша округа позади. К счастью, Клёнвилль небольшой, до кладбища на окраине осталось всего несколько кварталов. Мы идём, и, клянусь, с каждым шагом становится всё холоднее! Такая тишь, что слышен каждый наш шаг и стук крови в ушах, да ещё свист налетающего ветра. Я вздрагиваю, невольно вспоминая шипение змей, которых мой отец держит в подвале.

От одной мысли о них бегут мурашки. Тёмное подземелье со змеями – совсем не то, о чём хочется сейчас думать.

Никому в этом не признаюсь, но мне уже начинает казаться, что зря мы попёрлись на кладбище. Если там вечеринка, то почему не слышно музыки, мы же всего в паре домов?

– Стой! – шепчет Дешон, внезапно замерев. – Слышишь?

Я навостряю уши. Тишина.

Но затем…

– Шаги! – шиплю я.

Мы приседаем и озираемся. Тротуар освещён фонарями, и прятаться особо негде, разве что в чьём-то дворе, а там могут быть собаки…

– Кто там? – тихо окликает чей-то голос.

– Эйприл, ты? – шепчет в ответ Дешон.

Тени превращаются в людей. Та самая девочка, которую мы видели сегодня на улице, и её друг.

– Дешон? Что ты тут делаешь? – спрашивает она. – Тоже получил записку?

Он нервно сглатывает.

– Да, а ты?

Эйприл с другом кивают. Он симпатичный, и лицо знакомое, но имени я не знаю.

– Кайл, – представляюсь я, протягивая руку.

– Андре, – отвечает он. Пожатие у него крепкое, на губах – улыбка. – А это моя подруга Эйприл, – говорит он.

Я пожимаю руку и ей.

– Значит, вы оба получили по записке? – спрашиваю я.

– Нет, только я, – говорит Эйприл.

– Вообще-то, я тоже, – смущённо кашлянув, признаётся Андре. Он виновато косится на Эйприл, явно ошарашенную. – Прости, не хотел тебя пугать.

– Считай, что уже напугал.

Она поворачивается к нам.

– А вы?

Я качаю головой.

– Нет, я просто за компанию.

– Меня Кайл заставил пойти, – угрюмо сообщает Дешон.

– А меня – Андре. – Эйприл кивает.

– Не дрейфьте! Мы уже почти на месте, – говорю я. – Раз начали, нужно довести до конца, верно?

Мы дружно смотрим туда, где нас поджидает кладбище. Холодный ветер пробирается под одежду, шелестит листвой и оживляет призраков, свисающих с деревьев во дворах рядом.

– Весёленькая картинка, – бормочет Эйприл.

– Не дрейфьте! – повторяю я. – Нас четверо. Чего нам бояться?

– Молчал бы лучше, – ворчит Дешон.

Мы шагаем дальше.

Эйприл

Даже не знаю, чего ждать на кладбище. Неужели будет вечеринка? А может, там рыщет толпа скелетов и демонов? Сейчас поле с надгробиями выглядит пустым. Круглая луна в небе серебрит густые облака, едва освещая унылый строй вросших в землю камней и чахлые деревца. Возможно, шутники прячутся где-то за могилами. Или здесь вообще никого нет и нас просто хотели выманить из дома – узнать, кто самый доверчивый.

Я думала, это Каролинкин розыгрыш, но раз Дешон и его друг Кайл тоже здесь, значит, дело серьёзнее. Разве что она и против них ополчилась, а я не знаю. Но с чего бы? Мы с Дешоном в прошлом году вместе выступали в ансамбле, и он всегда вёл себя мило. А ещё он очень хорошо играет на трубе. Никаких причин повесить ему на спину мишень.

Мы вчетвером молча входим на кладбище, освещая путь мобильником. Андре не соврал: он и впрямь захватил биту – и сейчас держит наготове, чуть волоча по траве. Даже этот тихий шелест здесь кажется громом. Готова поклясться: все мы затаили дыхание.

Мы проходим сквозь железные ворота, которые всегда открыты, и поднимаемся по низкому холму, покрытому могилами и кривыми деревцами. Так холодно, что я вся дрожу, да и непрестанный ветер отнюдь не помогает. При каждом порыве шуршат листья и со скрежетом трутся друг о друга ветви. Вдруг вспоминается фильм про зомби, который мы посмотрели незадолго до прихода сюда: пейзаж прямо как там.

Внезапно раздаётся смех, и я застываю как вкопанная.

Вглядываюсь в темноту вокруг, в надгробия, за которыми прячутся глумящиеся черепа и монстры. Смех был не детский! Мужской… И как будто…

– Вы слышали? – спрашиваю я, навострив уши.

– Что именно? – откликается Дешон.

– Тот смех, – громко сглатываю я. – Будто у клоуна.

По коже вновь пробегает холодок. Пронзительный, демонический смех, казалось, шёл отовсюду сразу, и я вдруг снова переношусь в свой давний день рождения. Стою перед толпой ребят, рядом клоун из фильма хохочет и показывает на меня пальцем… А с ним и те, кого я считала друзьями! Я тотчас подавляю воспоминания и гоню прочь подступающие слёзы.

Одно дело слышать смех, другое – признаться в этом вслух. Теперь он кажется настоящим. Клоун где-то здесь и ждёт, когда я повернусь спиной, а потом накинется, закричит и замучает меня!

Шага больше не сделаю! Разве что назад, к безопасности и теплу моего дома.

Андре, похоже, замечает, каково мне. Берёт за руку и придвигается ближе.

– Я хочу домой. – Мой голос немногим громче шепота.

Андре ничего не говорит, просто стискивает мою ладонь ещё крепче и переводит взгляд на парней, которые к нам присоединились. Они, конечно, меня слушать не станут, но, может, хотя бы Андре захочет.

– Возможно, Эйприл права, – говорит он.

– Насчёт смеха? – спрашивает Кайл. – Я не слышал ничего, а ты?

Дешон и Андре качают головами, но Дешон выглядит как-то неуверенно.

– В смысле, она права, и нам лучше уйти, – поясняет Андре, глядя на Кайла: только ему, похоже, здесь нравится. – Сами видите: никого. Ни тебе вечеринки, ни старшеклассников. Мы одни на пустом кладбище в полночь, а на улице холодрыга, и кто знает, что тут водится. Над нами просто пошутили, вот и всё. Предлагаю разойтись по домам. Вдруг копы приедут или родители нас хватятся? Не хочу получить по шее.

С его стороны очень благородно, ведь его родители думают, что он у меня дома, и не накажут, даже узнав правду. Андре старается ради меня, и, похоже, не зря.

– Пожалуй, ты прав, – вздыхает Дешон. – Идём, Кайл. Здесь нечего делать, и я замерзаю. Лучше уж та дурацкая вечеринка.

Кайл тоже готов признать поражение, но тут ему что-то попадается на глаза.

– Эй, гляньте-ка! – показывает он. – Вон там!

На соседнем пригорке мигает золотистый огонёк – точь-в-точь свеча в темноте.

– Наверное, нам туда! – воодушевляется Кайл.

Дешон, похоже, не разделяет его энтузиазма. Как и я.

– А ну посмотрим. – Андре берёт меня за руку, чтобы подбодрить.

Тепло его ладони помогает ненадолго позабыть о страхе. Мой лучший друг со мной, а значит, ничего плохого случиться не может!

Ещё бы поверить в это…

Мы направляемся к свече, слишком громко сминая ногами листья и ветви. Лишь вблизи я понимаю, что свет исходит из тыквы. У неё треугольные зубы и злые глаза, и хоть я, без преувеличения, видела сотни подобных тыкв, эта кажется… хуже. Страшнее. Словно пламя за глазами вдыхает в неё злую жизнь, словно они следят за каждым нашим шагом.

Тыква стоит на старом надгробии. На нём нет никаких имён: стёрлись от дождя, ветра и времени. Впрочем, недавно у него побывали какие-то вандалы и вырезали на камне:

Не беспокоить!

А поверху, знакомым почерком с моей записки, два слова красной краской:

Найдите меня.

И стрелка, которая показывает на свежевскопанную землю у основания надгробия.

Что-то здесь захоронено… И нутро подсказывает, нам предстоит это выкопать.

– Ну что? – Я обвожу взглядом ребят.

Мы вчетвером молча стоим вокруг могилы, не шевелимся, не издаём ни звука. Холод пронизывает, у меня вся кожа покрылась мурашками, и тишина такая, что слышно, как дышит Андре под боком. Он до сих пор сжимает мою руку, но, несмотря на тепло его ладони, меня пробирает дрожь.

– Мы пришли на кладбище. Посмотрели на жуткую надпись. Теперь можно и по домам? – предлагаю я.

Уже ясно: никто больше не покажется. Никакой толпы старшеклассников, которые выжидают за надгробиями, чтобы выпрыгнуть и нас разыграть. И вечеринки в ближайшем склепе не предвидится.

Здесь лишь мы вчетвером, жуткая могила, гробовая тишина и предчувствие, которому я отчаянно хочу внять. Меньше всего мне хочется тревожить землю у этого камня, и, похоже, остальные со мной согласны. Даже у Кайла поубавилось энтузиазма. Он не сводит с надгробия глаз, и в призрачном свете свечи его лицо кажется даже бледнее обычного.

– Угу. Думаю, нам здесь больше делать нечего, – заключает Кайл.

– Что, уже уходите? – раздаётся из-за наших спин. – Самое интересное даже не началось.

Я медленно оборачиваюсь, хотя и так знаю, кто это.

Каролина.

Андре

Каролина – последняя, кого мы хотим видеть, я не преувеличиваю. Это ясно по взглядам, пока она идёт к нам, размахивая фонариком так, словно это её вечеринка. Руки Эйприл сжимаются в кулаки.

– Каролина, так это твои проделки? – рычит она.

– Возможно, – самодовольно ухмыляется Каролина. – Неужто испугались?

– Нет, просто злимся, – отвечает Кайл. – Чего ради ты затащила нас к покойникам среди ночи?

При слове «покойники» у меня по спине пробегает холодок. Никогда не любил кладбища. Столько мёртвых тел прямо под ногами. Ждут. Разлагаются. Смотрят. Аж мороз по коже. Я придвигаюсь к Эйприл и крепче сжимаю биту. Меня беспокоит вовсе не Каролина, а то, чего я не вижу.

В ответ на обвинение Каролина воздевает глаза к небу.

– Никого я не затаскивала, болван. Не имею к этому никакого отношения. Просто заметила, как вы улизнули, и решила проследить. Кстати, а что вы здесь делаете?

Все молчат, но тут могильный камень попадается ей на глаза, и они прямо-таки вспыхивают – ярче, чем у тыквы.

– О-о-о! – театрально тянет она, подражая завыванию призрака. – Как жутко!

Каролина делает шаг к надгробию, и Кайл отступает ко мне. Его тело буквально излучает жар, даже тянет прислониться. Мне так… так холодно. Кажется, что с каждой минутой стужа крепчает. Однако небо кристально ясное, никаких признаков бури. Может, именно потому так зябко. Без пелены облаков нечему удерживать тепло.

Но меня сейчас тревожит не погода, и не озноб, и даже не то, как дрожит рядом Эйприл от холода или гнева. Мои глаза прикованы к Каролине. Причастна она к розыгрышу или нет, но само её появление здесь не сулит ничего хорошего. Если она не оскорбит Эйприл, пока мы на кладбище, это будет хеллоуинским чудом. К тому же мне не нравится, с каким интересом Каролина разглядывает свежевскопанную могилу.

– Как думаете, что тут лежит? – Она опускается на колени и шарит руками по земле, затем оборачивается к нам и пронзает взглядом Эйприл. – Может, труп? Убийство на Хеллоуин!

– Не говори так. Фу, гадость! – одёргивает её Кайл. – Это просто чей-то глупый розыгрыш. В худшем случае найдём в могиле пластиковый скелет.

В Каролинкиной усмешке мелькает презрение.

– Лично я воспринимаю это как вызов. Почему бы не раскопать и не выяснить?

Эйприл крепче стискивает мою руку и придвигается, издавая почти беззвучный стон, этакий слабый писк. Видно, предложение Каролины ей совсем не по душе.

– Мы уходим, – говорю я и поворачиваюсь к парням. – Вы с нами?

Дешон кивает, но не делает ни шагу, уставившись на Кайла. А тот не сводит напряжённого взгляда с могилы, а точнее, с Каролины.

– Что такое? – продолжает насмехаться та. – Струсили? Хотите сбежать домой с этой драной кошкой? Ой, минутку… какое мы тебе придумали прозвище? Так-так… Жирная клушка, во! – Она повторяет мерзкую кличку снова и снова, распевая её, будто детский стишок, а над головой у неё зловеще ухмыляется тыква-фонарь.

– Идём! – говорю я. – Незачем здесь торчать и выслушивать всё это.

Я поворачиваюсь к выходу, но Эйприл словно приросла к месту. Она смотрит на Каролину с точно таким же выражением лица, что и Кайл. Только теперь до меня доходит: это не просто гнев, а отказ. Отказ смиренно сносить издёвки.

Эйприл выпускает мою руку и, решительно шагнув вперёд, опускается рядом с Каролиной.

– Кто последним найдёт тело, тот редиска, – тихо произносит Эйприл и начинает копать.

Вначале я просто смотрю, как она с яростью отшвыривает землю в сторону… но не в Каролину. Даже сейчас, ответив на подколки, она не опускается до жестокости. Каролина тоже принимается копать, откидывая горстями рыхлые чёрные комья.

Я перевожу взгляд на Дешона, затем на Кайла. Сам не знаю, чего жду. Может, Кайл возьмёт дело в свои руки, сгребёт Эйприл в охапку и утащит с кладбища, а может, Дешон скажет обоим не маяться дурью и валить отсюда.

Однако они не делают ни того ни другого, а переглядываются.

Кайл пожимает плечами. Дешон опускает голову в понуром согласии. Затем Кайл подходит к могиле с другой стороны и тоже начинает копать.

Дешон с убитым видом поворачивается ко мне, его взгляд красноречив: ни он ни я не хотим здесь оставаться; ни он ни я не хотим в этом участвовать, но раз ввязались наши друзья, значит, и мы тоже должны.

К тому же никто не хочет, чтобы Каролина думала, будто выиграла.

Мы с Дешоном опускаемся рядом с остальными и принимаемся рыть.

Земля холодная, мокрая и, как выясняется после нескольких горстей, каменистая, но я не останавливаюсь, хоть и царапаю себе руки. Без понятия, что на меня нашло. Дело не только в желании казаться крутым, не только в желании поддержать Эйприл. Внезапно понимаю: я должен быть здесь и копать недавно потревоженную могилу вместе с подругой и парочкой малознакомых ребят. Мы все должны быть здесь.

Все должны копать.

Такое чувство, что у нас нет выбора. Что это судьба.

Кажется, копаем целую вечность, я весь взмок, и ночь больше не кажется холодной, а яма уже по локоть, не меньше. Все сгорбились над ней, тянутся вниз, выгребают землю горсть за горстью.

И вдруг…

– Эй, я что-то нашла! – кричит Каролина.

И свет в тыкве тут же гаснет!

Мы все замираем: чары развеялись. Стоим на коленях и, тяжело дыша, смотрим на Каролину. Она сжимает в руках что-то маленькое.

– Что это? – спрашивает Кайл хрипло, будто пробежал сотню миль.

Каролина не отвечает. Она встаёт и, глядя на коробку в руках, устремляется прочь от кладбища, надгробия и тыквы. В свете померкшей луны силуэт Каролины едва различим. Я поворачиваюсь к Эйприл. Та смотрит вслед Каролине с нескрываемым гневом. Гневом на то, что Каролина победила.

Чем бы ни был её приз.

Эйприл рывком встаёт, и мы отправляемся за Каролиной. Я успеваю заметить, как она прячет что-то в карман. А может, просто так кажется из-за игры теней. Не успеваю я открыть рот, как она разворачивается и швыряет свою находку Эйприл.

– Просто дурацкая коробка, – непривычно сдавленным голосом говорит Каролина. – Коробка, больше ничего.

Она достаёт из кармана и зажигает фонарик и с надменным видом уходит, бросая нас на тёмном кладбище.

Обступив Эйприл, мы глазеем на предмет у неё в руках. Дешон светит на него телефоном.

Ничего.

В смысле, ничего, что стоило бы таких хлопот, как закапывать и звать на кладбище среди ночи группу ребят. Расписанная крышка жестяной коробочки поблекла за долгие-долгие годы в забвении. Рисунок почти неразличим, но вроде бы это…

– Клоун, – произносит Эйприл.

Я перехватываю её взгляд. Ей определённо не по себе. Дрожащими руками Эйприл открывает крышку.

Пусто.

Даже земли нет. Только тусклое серебристое нутро, побитое от старости ржавчиной. Больше ничего.

– И это всё? – разочарованно спрашивает Кайл.

Мы молчим. Просто стоим тесным кружком и смотрим на руки Эйприл.

Ждём чего-то, ведь не может коробка появиться здесь просто так.

Должен признаться, я немного разочарован, хотя не совсем понимаю почему.

Наконец Эйприл тяжко вздыхает и выбрасывает находку за спину.

– Идёмте, ребята. Больше тут делать нечего, – говорит она. – Я скоро в ледышку превращусь.

– Э-э, может, нам стоит её сохранить? – Дешон ищет коробку лучом фонарика.

– Не хочу иметь с ней дела, – заявляет Эйприл. – И вообще постараюсь забыть, что сегодня случилось.

– Ну и правильно, – одобряю я.

Кайл хмуро кивает. Мы уже собираемся уходить, как вдруг голос Дешона примораживает нас к месту.

– Ребята, – с дрожью в голосе окликает он.

Мы оборачиваемся.

Его фонарик подсвечивает могилу, но не гору вынутой нами земли, а само надгробие. То самое, на котором ещё недавно краснела надпись «Найдите меня».

Она исчезла!

– Кто это сделал? – спрашивает Эйприл, хватая мою грязную руку. Ладонь у неё липкая и потная.

– Не знаю, – отвечаю я.

Кайл шагает к надгробию, будто собирается его коснуться, и замирает, качая головой.

– Наверное, кто-то подкрался, пока нас отвлекала Каролина.

– Я ничего не слышал, а баллончик с краской всегда шипит, – замечает Дешон.

– Видимо… – шепчет Кайл, но обрывает себя, понимая: любое объяснение будет столь же надуманным.

Здесь никого не было, только мы.

Мы одни.

И всё же кто-то… или что-то изменило слова на могильном камне!

От новой надписи меня до костей пробирает озноб:

Кошмары начались.

Эйприл

Я не верю своим глазам.

КОШМАРЫ НАЧАЛИСЬ.

Зловещие слова эхом отдаются в голове. Кто-то пришёл и вывел их. Прокрался к надгробию за нашими спинами. Но как? Дешон прав: здесь тихо, слышен лишь шелест листьев. Никто не мог оставить надпись незаметно для нас. А если смог, куда потом делся? На кладбище никого, даже Каролины уже не разглядеть.

Мы одни.

– Просто чья-то мерзкая шутка, – бормочет Кайл.

Похоже, всё это ему не нравится.

– Как понимать эту надпись? Что думаешь? – шепчу я.

Не знаю, зачем спрашиваю. Знать ответ совершенно не хочется.

– Думаю, что из некоторых старшеклассников остроумие так и брызжет, – отвечает Кайл. – Ладно, пошли отсюда, пока они не вернулись и не попытались разукрасить из баллончика уже нас.

Он направляется прочь от могилы.

Дешон не трогается с места, мы с Андре тоже. Я обмениваюсь с ним взглядом. Так и тянет сказать: «А ведь я не хотела сюда идти», и даже заорать, потому что именно он меня в это втянул. Иначе я бы мирно сидела дома и думать не думала о дурацкой записке и дурацком розыгрыше.

Издёвки Каролины до сих пор грохочут в ушах, и я на время забываю о надписи на могильном камне. Хочется чем-то бросить, что-то разбить. Кричать, плакать, пинаться.

Но я не делаю ничего. Только когда Андре прикасается ко мне, я осознаю, что до белизны в костяшках сжимаю в кулаки дрожащие руки.

– Он прав, – глядя на Кайла, заключает Андре. – Нам лучше уйти.

– Да, я уже заледенел здесь, – поддерживает Дешон.

А я так киплю от ярости, что не замечаю холода, но Андре, разумеется, прав. И Кайл прав. Всё это просто глупый розыгрыш, а гадкая Каролинка просто верна себе. Чем быстрее я окажусь в своей постели, тем счастливее буду. Притворюсь, будто мы с Андре просто разошлись по кроватям после глупых фильмов и конфетно-попкорнового обжорства. Притворюсь, будто всё это сон.

Но сначала нужно смыть грязь с рук… И выбросить из головы клоуна.

– Тебе не кажется, что мы должны её снова зарыть? – Дешон показывает в ту сторону, куда я выбросила дурацкую жестянку.

– Хочу домой, – покачав головой, говорю я.

Андре молча сжимает мою ладонь.

Мы спускаемся с холма вслед за Кайлом и выходим с кладбища. Я не оглядываюсь. Ни разочка.

По крайней мере, пока не добираемся до ворот, а там я не выдерживаю. Такое чувство, что за мной наблюдают.

На кладбище горит огонёк. Свеча.

Опять!

Кто-то снова зажёг тыкву.

И, честное слово, из темноты проступает что-то, подкрашенное резким оранжевым светом.

Человеческая фигура. Она машет нам вслед, а мы бросаемся наутёк.

Ведь это не просто фигура.

Клоун.

Каролина

К тому времени, как добираюсь домой, меня всю колотит. Холод тут ни при чём, неожиданная встреча с этой дурой Эйприл и её дурацкими дружками на дурацком кладбище – тоже.

Всё из-за дурацкой жестянки.

Влетаю к себе в комнату и хлопаю дверью. Плевать, если отец услышит. Всё равно не войдёт и не поездит по ушам. Даже устрой я вечеринку, он бы и слова не сказал, если бы думал, что это делает меня счастливее. Помогает смириться с утратой.

Устраивай сколько душе угодно.

Я срываю с себя пальто, швыряю в угол и сжимаю в руках два бумажных комочка.

Кто-то издевается надо мной. Кто-то хочет меня разыграть.

Так вот, я на это не поведусь. Никто меня не запугает. Никто!

Я плюхаюсь перед зеркалом и таращусь на собственное отражение. Глаза красные. Неужто плакала?

Нет.

Конечно же нет.

Это от холодного воздуха. Ветра. Злости.

Наверняка Эйприл причастна к розыгрышу. Это всё она и её дурацкие дружки! Вот кто затащил меня на кладбище! Вот кто подбросил записку и закопал жестянку!

Но как они узнали? Откуда?

Я разжимаю пальцы, и скомканные листки падают на пол. Вначале я просто смотрю на них, жарко дыша. Даже не верится, что кто-то затеял такое.

Ну ничего, она мне за это заплатит.

Все они заплатят!

Я подбираю один из клочков бумаги. Рука дрожит от гнева. От очень-очень сильного гнева.

Эту записку сегодня днём я нашла у себя в шкафчике. Почерк незнакомый:

Жду тебя, Солнечный Зайчик.

В полночь. На старом кладбище.

Так меня называет только один человек. Никто, кроме отца, не знает этого прозвища, но он попросту не мог написать записку или быть причастным к сегодняшнему.

Я долго разглядываю клочок бумаги в руках.

Хочется его сжечь. Закопать. Порвать на тысячу ошмётков.

Но я снова его сминаю и выбрасываю в мусор.

Под ногами лежит ещё один.

Разглядываю и его… пока не начинают болеть глаза, а из соседней комнаты не доносится отцовский храп. Затем из углов наползают тени, стены смыкаются, и я падаю, падаю…

Тряхнув головой, заставляю себя встать и подбираю листок. Рывком открываю тумбочку, забрасываю его в ящик и захлопываю. Выключаю свет и закрываю глаза.

Но даже в полной темноте передо мной чётко, как днём, стоит картинка со второго листка. Фотография, которая непонятным образом оказалась на кладбище.

Напоминание о том, что надо было похоронить ещё год назад.

Часть вторая. Кошмары

Дешон

Обычно заснуть для меня не проблема.

Для Кайла тоже, и сегодня не исключение: он сопит на полу рядом, подложив под голову руку. Отключился почти сразу, когда мы добрались до дома. О том, что случилось на кладбище, разговаривать не стал. Не могу его винить, я и сам не хотел.

Беда в том, что, отказавшись обсуждать события, ты не перестаёшь о них думать. Кайл заснул почти час назад, а я вот лежу и прокручиваю их в уме раз за разом, ищу момент, когда кто-то мог прокрасться за нашими спинами к могильному камню и нанести на него ту надпись про кошмары. Пытаюсь понять, что́ Каролина обнаружила в жестянке, если, конечно, обнаружила вообще. Гадаю, зачем нас заманили именно на кладбище. Тот, кто подкидывал записки, будто знал…

Спустя час у меня по-прежнему нет ответов.

Ещё через час я очень и очень жалею, что не могу это ни с кем обсудить. И выбросить всё из головы.

Впрочем, Кайла я будить не хочу. Он мой лучший друг, и мы делимся всеми мыслями, но я вижу, когда он уходит от разговора, когда нуждается во времени, и знаю: если надавить, он ещё долго не захочет открываться. Однажды я пытался вызвать его на откровенность, а он был к ней не готов. Кайл не общался со мной две недели. Затем начал снова, к моему огромному облегчению. И когда он решил поделиться со всем миром, я с радостью предоставил свои уши.

Эх, был бы у меня телефонный номер Эйприл! Или Андре. Конечно, сейчас они оба, скорее всего, спят, по крайней мере я на это надеюсь, но даже после эсэмэски я бы чувствовал себя так, словно выговорился. Вдруг это помогло бы мне задремать?

Помогло бы не думать о призраках… И о разрытых могилах.

Несколько лет назад я играл в прятки с ребятами, которых считал друзьями. Было уже поздно, темно. Тоже Хеллоуин. Им захотелось поиграть на кладбище, и я пошёл с ними. Вскоре я наткнулся на отличнейшее укрытие, меня так и не нашли. И сам я тоже не смог выбраться.

Провёл целую ночь в могиле.

Только я был не один. Я слышал что-то.

Ощущал кого-то.

Даже видел.

Тварей, из-за которых мне по сей день снятся кошмары.

И в глубине души я знаю, что ту надпись сделал на могильном камне не человек, и жестянку тоже оставили не люди.

«На кладбище попросту не могло быть кого-то ещё, – говорю я себе. – Наверняка это призрак. Или полтергейст. Нас привели туда по какой-то причине, причём явно недоброй».

Но не только об этом меня тянет поговорить. Хотя о другом лучше помолчу. Не признаюсь даже себе.

Мы что-то выкопали, а я пересмотрел достаточно ужастиков и знаю: если выкопал что-то на кладбище, это приводит лишь к одному.

К тому, что тебя начинают преследовать потусторонние силы.

Я смотрю в угол комнаты, и, клянусь, тени смотрят в ответ.

Меня пробирает дрожь, и разгулявшееся воображение ни при чём.

Тени и правда смотрят в ответ.

Совсем как на кладбище. Сегодня и много лет назад.

В комнате вдруг становится как в холодильнике, даже пар идёт изо рта.

не

один.

Боюсь моргать, боюсь дышать.

Стоит это сделать, и что-нибудь привидится, а я не хочу! Не хочу этого!

Я хочу наконец уснуть!

Хочу, чтобы это закончилось!

Чтобы всё оказалось просто кошмаром.

Я хочу…

Компьютер на столе, помигав, включается.

Вначале я списываю это на игру воображения либо на странный скачок электричества, но затем экран заполняют мерцающие огоньки и слышится шум, очень похожий на треск статических помех или огня, и, что хуже всего, Кайл не просыпается, хотя лежит совсем близко к монитору.

Я зачарованно глазею на экран, а огоньки кружатся, превращаясь в формы. Восьмибитные фигуры с поразительно человеческими очертаниями. Серые капли на фоне однообразного бледно-зелёного пейзажа. Изображение меняется дальше, движется, приобретает резкость, шумы уже напоминают не треск статики, а завывания ветра. И вдруг я понимаю, на что смотрю.

Пять фигур. Пять людей.

Пять людей вокруг горки земли. Пять людей вокруг могилы.

Это мы.

«Нет!» – хочу заорать я, но не могу произнести ни слова. Не могу пошевелить ни единой мышцей. Я парализован, приклеен к кровати, и пусть Кайл совсем рядом, кажется, что он за миллионы миль отсюда.

Я смотрю, как фигуры копают могилу.

Смотрю, как одна из них под бравурные фанфары вытаскивает что-то величиной с пиксель.

Смотрю, как открывает находку. Экран вдруг меняется, фигуры становятся чёрными, а фон – таким ослепительно белым, что больно глазам. Я их не закрываю. Я не смог бы моргнуть даже при всём желании. Может, у меня и сердце сейчас не бьётся.

Что-то выходит из того единственного отрытого пикселя.

Капля.

Фигура.

Призрак.

Он выбирается из жестянки, растёт и растёт, поглощая белизну, растекаясь по экрану, как разлитые чернила.

Пожирает свет.

Увеличивается.

Становится ближе,

а из звуков остаётся один,

всего один,

и это треск статики.

Треск статики!

А тень уже заполнила собой весь экран.

Просто тень с горящими белыми глазами

и острыми белыми зубами.

Она тянется к краям экрана.

Рвётся

наружу.

Экран выпячивается.

Ревут статические помехи.

и я знаю,

знаю:

тень пришла за мной.

Что бы мы ни откопали, оно нашло нас.

Я хочу вопить.

Я хочу бежать.

Я хочу закрыть глаза,

а тень

растёт.

Тень хочет выбраться

из монитора,

превращается в руку —

в руку, которая

проникает ко мне в спальню,

хочет сцапать

пятью

кривыми когтями.

Я окликаю Кайла, потому что рука тянется к нему,

нависает над его лицом.

Я должен спасти его.

– Кайл! – каркаю я снова.

Слабый шепот.

Почти выдох.

– Кайл, – урчит голос.

Не мой.

Когти начинают смыкаться

на лице Кайла.

Он вот-вот задохнётся.

Он…

Тут Кайл поворачивается, случайно бьёт рукой по системному блоку – и тот весь дрожит. Одна из моих старых игрушечных машинок с громким «хрясь!» падает на пол и будит Кайла.

И пугает меня.

– Что за?.. – хрипло говорит Кайл и садится. Но глаз не открывает.

Я вскакиваю. Наконец-то я могу двигаться!

Но всё равно невольно смотрю на компьютер. На выключенный компьютер.

Кожа гудит и подрагивает, будто меня зарядили электрическим током.

Продолжить чтение