Читать онлайн Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник) бесплатно

Перевод подготовлен командой переводчиков сайта www.twilightrussia.ru

Текст предоставлен в ознакомительных целях и не преследует коммерческой выгоды.

Предисловие

Всем моим прекрасным друзьям и читателям:

С десятилетием! Сложно поверить, что с тех пор, как это все завертелось, прошло столько времени. И, все же мои малыши превратились в огромных подростков, поэтому мне не избежать правды.

Спасибо вам за десятилетнее приключение, которое превзошло мои самые смелые мечты. Я очень реалистичная особа, но мой опыт общения с читателями смог заставить меня поверить — ну, совсем чуть-чуть — в магию.

Чтобы отпраздновать эту веху на пути, я написала новый бонусный материал, призванный доставить вам удовольствие от мира Сумерек. (В типичной манере Стефани Майер, бонусный материал в действительности длиннее «Сумерек».) Вы можете перечитать «Сумерки» или начать читать «Жизнь и смерть». Мне необычайно сильно понравилось вновь вернуться в Форкс, и, я надеюсь, вы получите такой же опыт и наслаждение, что и я.

Вы фантастические и я вас люблю.

Спасибо!

Стефани

Моим мальчикам — Гейбу, Сету и Эли — за то, что позволили мне почувствовать, каково быть парнем-подростком. Я бы не смогла написать эту книгу без вас.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Привет, милый читатель!

Еще раз поздравляю с годовщиной и приветствую в новом бонусном материале, посвященном десятилетию!

Во-первых и в-главных:

ПРОСТИТЕ МЕНЯ.

Я знаю, что этому материалу предстоит услышать немало всхлипываний и скрежещущих зубов, поскольку он: а) в большей степени, но не совсем новый; б) не «Солнце полуночи». (Если вы думаете, что я не в полной мере ощущаю вашу боль, то будьте уверены, моя мама донесла это до меня более чем отчетливо.) Я объясню, как все произошло, и надеюсь, многое станет если не лучше, то хотя бы понятней.

Совсем недавно со мной связался мой агент и спросил, нет ли у меня в мыслях что-либо сделать к десятой годовщине выпуска «Сумерек»? Издатель рассчитывал на напутственное слово вроде «юбилейного письма». Это показалось мне… ну, если честно, очень нудным. Что такого веселого и волнительного можно было бы сказать? Ничего. Поэтому я поразмыслила над тем, что еще я могла бы сделать, и, если вам станет от этого легче, в памяти сразу всплыло «Солнце полуночи». Проблема была во времени — как обычно, его не было вовсе. Уж точно не хватило бы для написания романа или даже его половины.

Размышляя над «Сумерками» после длительного перерыва и обсуждая с друзьями вопросы годовщины, я мысленно вернулась к тому, что говорила раньше на автограф-сессиях и в интервью. Вы знаете, Беллу частенько критиковали за то, что ее постоянно приходилось вызволять из многочисленных передряг, и люди жаловались на то, что она типичная «дева в беде». На это я всегда отвечала, что Белла — человек в беде, нормальный человек, со всех сторон окруженный людьми-супергероями и суперзлодеями. Также ее критиковали за излишнюю поглощенность своей любовью, словно это качество присуще исключительно девушкам. Но я всегда настаивала, что нет разницы, будь парень человеком, а девушка — вампиром, это будет ровным счетом та же история. Не принимая во внимание половую и биологическую принадлежность, «Сумерки» всегда были историей о волшебстве, одержимости и неистовстве первой любви.

Поэтому у меня возникла мысль: а что, если поэкспериментировать с этой теорией? Должно быть забавно. Как обычно, я решила, что это будет одна-две главы. (И весело, и грустно, но, кажется, я до сих пор себя плохо знаю.) Помните, что я сказала об отсутствии времени? К счастью, этот проект получился не только веселым, а еще легким и быстрым. В итоге так и вышло, что разница между девушкой, влюбленной в вампира, и парнем, влюбленным в вампиршу, невелика. Так Бо и Эдит появились на свет.

Пара замечаний касательно изменений:

1. Я поменяла пол всех Сумеречных персонажей, но есть два исключения.

• Самое большее исключение — Чарли и Рене, оставшиеся Чарли и Рене. Этому есть объяснение: Бо родился в 1987 году. В те времена отцам редко доставалось главное опекунство — тем более, если ребенок был малолетним. Скорей всего, мать должны были признать неспособной исполнять материнские обязанности по каким-либо причинам. И мне действительно трудно поверить, что какой-нибудь судья в те времена (или даже сейчас) мог отдать ребенка импульсивному, безработному отцу, предпочтя его матери со стабильной работой и прочными связями с обществом. Конечно, если бы сейчас Чарли боролся за Беллу, ему, вероятно, удалось бы забрать ее у Рене. Таким образом, в «Сумерках» разыгрывается наименее вероятный сценарий. Только тот факт, что несколько десятилетий назад материнские права считались важнее отцовских, а также то, что Чарли лишен злопамятства, позволили Рене вырастить Беллу — и, как в нашем случае, теперь Бо.

• Второе исключение совсем малое — только несколько фоновых персонажей, упомянутых лишь дважды. Причина этого — мое неуместное чувство справедливости к выдуманным людям. В расширенной Сумеречной вселенной были два действительно постоянно мелькавших персонажа. И вместо того, чтобы их заменить, я дала им свободу. В сюжете от этого ничего не меняется. Считайте это просто моей странностью и потаканием своему неврозу.

2. Куда больше изменений в этом бонусе были обусловлены человеческим статусом Бо, поэтому я решила их для вас сгруппировать. Конечно, это грубые подсчеты. Я не считала все измененные слова, как и не совершала любые другие математические действия.

• 5 % изменений связаны с тем, что Бо — парень.

• 5 % изменений обусловлены тем, что личность Бо развивалась несколько иначе, чем личность Беллы. Наибольшее отличие в том, что он сильнее страдает от обсессивно-компульсивного расстройства, его мысли и слова не столь витиеваты, и он не такой сердитый — у него полностью отсутствует груз изъянов, который Белла все время носила за плечами.

• 70 % изменений увидели свет, потому что я получила возможность отредактировать текст спустя десять лет. Я откорректировала практически каждое слово, беспокоившее меня с момента выхода книги в печать, и это было великолепно.

• 10 % — то, о чем я жалею, что не сделала изначально, но о чем раньше не думала. Может показаться, что этот пункт равнозначен предыдущему, но все-таки он немного отличается. Речь идет не о словах, звучавших нескладно и неуклюже, а об идеях, которые, к моему сожалению, не родились раньше, или о диалогах, что должны были состояться, но так и не состоялись.

• 5 % относится к вопросам — точнее, ошибкам — мифологии, как правило, относительно видений. Когда я продолжила работу над Сумеречными сиквелами — и даже в «Солнце полуночи», где мне пришлось с помощью Эдварда заглянуть внутрь головы Элис, — способ работы видений Элис был доработан. В «Сумерках» они более мистические, и, оглядываясь сейчас назад, я вижу ситуации, в которых она должна была быть задействована, но так и не была. Упс!

• Оставшиеся 5 % относятся к изменениям, сделанным по самым разным, несомненно, эгоистичным причинам.

Надеюсь, вы тоже сочтете забавной историю Бо и Эдит, даже если это совсем не то, чего вы ожидали. Создавая новую версию, я действительно отлично провела время. Я неожиданно страстно полюбила Бо и Эдит, и их история вновь сделала для меня выдуманный мир Форкса свежим и счастливым. Надеюсь, он станет таким же и для вас. Если вы получите хотя бы десятую часть того удовольствия, которое испытала я — значит, это того стоило.

Спасибо за прочтение. Спасибо, что принадлежите к этому миру, и спасибо за то, что в течение последнего десятилетия вы являетесь удивительным и неожиданным источником радости в моей жизни.

С любовью, Стефани

Глава первая

Если судьба его причудлива, то и возвышенна.

Жюль Верн, «20 тысяч лье под водой»

Пролог

Я никогда всерьез не размышлял о смерти — хотя в последние несколько месяцев у меня была веская причина для этого, — но, если бы и пришлось, вряд ли представил бы себе что-то подобное.

Я смотрел

через длинную комнату в темные глаза ищейки, а она приветливо глядела на меня.

По крайней мере, это неплохой способ закончить жизнь: умереть вместо того, кого ты любишь. Наверное, даже благородный. Стоит того.

Я знал, что если бы не поехал в Форкс, то не стоял бы сейчас на краю смерти. Но и охваченный страхом, я не мог заставить себя пожалеть об этом решении. Если жизнь дарит тебе мечту, которая превосходит всё, на что ты мог надеяться, неразумно горевать, когда приходит время умирать.

Дружелюбно улыбаясь, охотница неторопливо двинулась вперед — чтобы убить меня.

Первый взгляд

17 января 2005

В аэропорт мы с мамой приехали на машине с открытыми окнами. Где-нибудь в других местах январь, возможно, брал свое, но здесь, в Финиксе, термометр показывал плюс двадцать пять, а небо сияло яркой голубизной. Я был в своей любимой футболке «Монти Пайтон» с ласточками и кокосом. Мама подарила мне ее на позапрошлое Рождество, и сейчас она мне маловата, но это не имеет значения. Мне еще не скоро снова понадобятся футболки с короткими рукавами.

На Олимпийском полуострове, на северо-востоке штата Вашингтон, расположился под постоянным покровом облаков маленький городок под названием Форкс. Осадков здесь выпадает больше, чем где-нибудь еще в Соединенных Штатах. Именно из этого города, от его удручающего сумрака мама сбежала, прихватив меня, когда мне не было и года. И именно здесь меня заставляли торчать по целому месяцу каждое лето, пока мне не исполнилось четырнадцать. В тот год я впервые наконец-то смог настоять на своем, и последние три лета мы с Чарли, моим отцом, проводили по две недели в Калифорнии.

И вот теперь мне предстояло длительное заточение в Форксе до самого окончания старшей школы. Полтора года. Восемнадцать месяцев. Я чувствовал себя приговоренным к тюремному заключению. На восемнадцать месяцев, выдержать которые будет весьма непросто. И когда я захлопнул за собой дверцу автомобиля, звук был похож на лязг железного засова в двери камеры.

Ну ладно, хватит мелодрамы. У меня просто богатое воображение, и мама любит мне об этом напоминать. Конечно, это мое собственное решение. Добровольное изгнание.

Правда, от этого не легче.

Мне нравился Финикс, этот большой, беспорядочно застроенный город. Нравились солнце и сухая жара. Нравилось жить с мамой — там, где я был нужен.

— Ты не обязан делать это, — в сотый раз повторила мне она, прямо перед тем, как я направился к пункту досмотра.

По словам мамы, мы с ней так похожи, что я мог бы использовать ее вместо зеркала для бритья. Но это не совсем соответствует истине, хотя с отцом у меня внешне и вовсе нет почти ничего общего. У мамы, в отличие от меня, заостренный подборок и полные губы, а вот глаза у нас абсолютно одинаковые. Только маму детское выражение ее больших светло-голубых глаз делает похожей скорее на мою сестру, чем на мать. Многие так и думают поначалу, и маме это нравится, несмотря на то, что она утверждает обратное. Мои же глаза, хоть и такого же цвета, выглядят менее молодыми и более… нерешительными.

Глядя в эти широко раскрытые и полные волнения глаза, так похожие на мои, я запаниковал. Ведь я заботился о маме, сколько себя помнил. То есть наверняка было время, когда я носил памперсы и не занимался счетами, документами, приготовлением еды и общей организацией, но я этого не помню.

Правильно ли оставлять ее самостоятельно заботиться о себе? В течение месяцев, потраченных на принятие этого непростого решения, мне так казалось. Но сейчас всё выглядело одной большой ошибкой.

Правда, теперь у нее есть Фил, который проследит, чтобы счета были оплачены вовремя, холодильник не пустовал, в машине хватало бензина… и чтобы у мамы была возможность кому-то позвонить, если она потеряется… Теперь она не нуждается во мне так сильно.

— Я хочу уехать, — соврал я. Никогда не был хорошим лгуном, но в последнее время так часто повторял эти слова, что они стали звучать почти убедительно.

— Передавай привет Чарли.

— Передам.

— Скоро увидимся, — пообещала мама. — Помни, ты можешь вернуться домой в любую минуту. И если что-то случится, я тут же прилечу за тобой.

Но я знал, насколько сложно ей будет сделать это.

— Не беспокойся обо мне, — попросил я. — Все будет отлично. Я люблю тебя, мама.

Она крепко обнимала меня еще минуту, а потом я прошел через металлоискатели и больше ее не видел.

Мне предстоял трехчасовой перелет из Финикса в Сиэтл, потом еще час на небольшом самолете до Порт-Анджелеса и наконец час езды до Форкса. Летать я никогда не боялся, но перспектива провести целый час в машине с Чарли несколько тревожила.

Правда, Чарли повел себя в этой ситуации очень достойно и, казалось, искренне обрадовался моему решению окончательно переехать к нему. Он уже записал меня в школу и собирался помочь с поиском автомобиля.

Но все равно неловкости было не избежать. Ни меня, ни его нельзя назвать экстравертами, а это, пожалуй, необходимое качество для всех, кто живет с мамой. Да и вообще, о чем нам говорить? Ведь я не делал секрета из того, как на самом деле отношусь к Форксу.

Когда мой самолет приземлился в Порт-Анджелесе, шел дождь. Это даже не дурной знак, а что-то неизбежное. С солнцем я уже попрощался.

Чарли ждал меня у своей патрульной полицейской машины. И это было ожидаемо. Для всех жителей Форкса Чарли — шеф полиции Свон. Несмотря на некоторые проблемы с денежными накоплениями, я все равно хотел купить себе машину главным образом потому, что перспектива разъезжать по городу на автомобиле с красно-синими мигалками внушала мне ужас. Ничто так не замедляет движение на дорогах, как полицейские машины.

Споткнувшись при спуске с трапа самолета, я врезался прямо в Чарли, который неловко обнял меня одной рукой.

— Приятно видеть тебя здесь, Бо, — с улыбкой поприветствовал он меня, привычно помогая устоять на ногах. Мы смущенно похлопали друг друга по плечам, а потом он отступил на шаг: — Ты не больно-то изменился. Как поживает Рене?

— У мамы все отлично. И я рад тебя видеть, пап, — мне не полагалось в лицо называть его Чарли.

— Ты действительно уехал от нее со спокойной душой?

Мы оба понимали, что он спрашивает не о моем личном счастье. А о том, готов ли я переложить свою ответственность по заботе о ней на другого человека. Именно по этой причине Чарли никогда не пытался отстоять свои опекунские права: знал, как мама нуждалась во мне.

— Да, меня не было бы здесь, если бы я не был уверен.

— Справедливо.

Из багажа у меня были с собой лишь две сумки. Большая часть моей одежды не подходила для сурового климата штата Вашингтон. Мы с мамой, объединив наши ресурсы, несколько увеличили мой зимний гардероб, но этого все равно было маловато. Я спокойно донес бы обе сумки, но Чарли, проявил настойчивость и взял одну из них.

Мне стало немного сложнее сохранять равновесие, хотя вряд ли я когда-нибудь обладал хорошей координацией, особенно после резкого скачка в росте. Зацепившись ногой за выступ двери, я нечаянно ударил сумкой парня, пытающегося войти.

— Ох, прошу прощения.

Несмотря на то, что парень был ненамного старше меня и гораздо ниже ростом, он все же уверенно шагнул ко мне с высоко поднятым подбородком. Я разглядел татуировки на обеих сторонах его шеи. Невысокая девушка с крашеными угольно-черными волосами грозно уставилась на меня из-за его спины.

— Просишь прощения? — переспросила она, словно усмотрела в моих словах что-то обидное.

— Э… да?

В этот момент девушка заметила Чарли в полицейской форме. Ему даже не пришлось ничего говорить. Он просто глянул на парня, который неуверенно попятился назад и внезапно стал выглядеть гораздо моложе, и на девушку, обиженно надувшую ярко накрашенные губы. Не сказав ни слова, они обошли меня и направились в маленький терминал.

Мы с Чарли одновременно пожали плечами. Забавно, что у нас есть одинаковые жесты, хотя мы проводили вместе не так много времени. Видимо, это генетическое.

— Я нашел хорошую для тебя машину, совсем дешевую, — объявил Чарли, когда мы пристегнулись и автомобиль тронулся с места.

— Что за машина? — спросил я, заподозрив неладное из-за того, что он сказал «хорошую для тебя», а не просто «хорошую».

— Ну, вообще-то, это пикап, «Шевроле».

— Где ты его раздобыл?

— Ты помнишь Бонни Блэк из Ла-Пуш? — Ла-Пуш — это маленькая индейская резервация на ближайшем побережье.

— Нет.

— Она и ее муж раньше рыбачили с нами летом, — подсказал Чарли.

Понятно, почему это имя ничего мне не говорит. Как правило я успешно блокирую болезненные воспоминания.

— Она теперь в инвалидном кресле, — продолжил он, когда я не ответил, — больше не может водить машину и поэтому продала мне свой пикап.

— Какого он года? — я заметил, как при этом вопросе изменилось выражение лица Чарли. Он явно надеялся, что я не спрошу.

— Ну что же, Бонни хорошо поработала над двигателем, ему всего несколько лет.

Неужели он думает, что я сдамся так легко?

— Когда она купила этот «Шеви»?

— Кажется, в 1984 году.

— Новым?

— Нет. Полагаю, новым он был в начале шестидесятых или, самое раннее, в конце пятидесятых, — смущенно признался он.

— Ча… Пап, я ничего не понимаю в автомобилях. И не сумею отремонтировать его, если что-нибудь сломается, а услуги механика мне не по карману…

— В самом деле, Бо, эта штука прекрасно бегает. Таких уже больше не делают.

«Штука… — подумал я про себя. — Что ж, в этом есть свои преимущества… как минимум можно будет дать ей прозвище».

— И что ты имел в виду, говоря, что она дешевая? — как ни крути, это был главный аргумент, от которого зависела судьба сделки.

— Ладно, сын. Я как бы уже купил ее для тебя. В качестве подарка по случаю возвращения домой, — Чарли посмотрел на меня с надеждой.

Вот это да. Бесплатно!

— Тебе не стоило этого делать, пап. Я собирался сам купить себе машину.

— Ничего. Просто хочу, чтобы ты был счастлив тут, — говоря это, Чарли смотрел на дорогу. Он всегда ощущал себя неуютно, когда приходилось выражать свои чувства. В этом мы с ним похожи. Поэтому я тоже глядел прямо перед собой, когда отвечал ему:

— Замечательно, пап. Спасибо. Я очень ценю это, — не стоит упоминать о том, что он хочет невозможного. Незачем ему страдать вместе со мной. К тому же дареному пикапу в зубы не смотрят — точнее, в двигатель.

— Что ж, всегда пожалуйста, — промямлил он, явно смущенный моей благодарностью.

Мы немного обсудили погоду, которая была сырой, — и на этом разговор иссяк. Мы молча уставились в окна.

Бесспорно, пейзаж впечатлял. Все было зеленым: деревья, стволы и ветви которых покрывал мох, земля, поросшая папоротником. Даже воздух, казалось, становился зеленым, пока просачивался сквозь листву.

Слишком зелено — словно на другой планете.

В конце концов мы добрались до дома Чарли. Он по-прежнему жил в небольшом доме с двумя спальнями, который купил вместе с мамой в самом начале их совместной жизни. Собственно, в это понятие укладывался весь их недолгий брак. Возле ничуть не изменившегося дома был припаркован мой новый (новый для меня) грузовик. Тускло-красного цвета, с большими выпуклыми крыльями и округлой кабиной.

И мне он понравился. Я не любитель автомобилей, так что меня порядком удивила собственная реакция. Я ведь даже не знал, будет ли он ездить, но мог представить себя в нем. К тому же это был крепкий железный монстр из тех, которым трудно причинить вред, — такой можно увидеть на месте аварии: стоящим без единой царапинки среди обломков только что сокрушенной иномарки.

— Надо же, круто! Спасибо, папа! — в этот раз я и правда был в восторге. Мало того, что грузовик оказался на удивление классным, но теперь мне не придется утром тащиться две мили под дождем до школы. Или ехать в патрульной машине — безусловно, наихудший вариант.

— Рад, что тебе понравилось, — снова смутившись, хрипло сказал Чарли.

Мы за один раз перенесли наверх все мои вещи. Я занял западную спальню, окно которой выходило на двор перед домом. Комната была знакомой: она принадлежала мне с самого рождения. Деревянный пол, голубые стены, двускатный потолок, выцветшие занавески в бело-голубую клетку на окне — всё это было частью моего детства.

Когда я подрос, Чарли лишь заменил детскую кроватку настоящей кроватью и добавил письменный стол. На этом столе теперь стоял подержанный компьютер, от которого к ближайшей телефонной розетке тянулся пришпиленный к полу кабель для выхода в интернет, — одно из условий мамы, чтобы мы всегда были на связи. В углу я увидел знакомое с детства кресло-качалку.

Наверху была только одна маленькая ванная, которую мне придется делить с Чарли, но до этого я пользовался одной ванной комнатой с мамой, что, конечно, было еще хуже. У нее было гораздо больше всяких мелочей, и она упорно сопротивлялась всем моим попыткам хоть как-то их упорядочить.

Одно из достоинств Чарли — ненавязчивость. Он оставил меня одного, чтобы я распаковал вещи и устроился, мама на такое совершенно не способна. Приятно побыть в одиночестве: не надо улыбаться и выглядеть довольным. Я с облегчением посмотрел в окно, за которым шел проливной дождь, и позволил себе мрачно задуматься.

В школе Форкса было всего лишь триста пятьдесят семь — теперь триста пятьдесят восемь — учеников; дома только в моем предвыпускном классе было больше семисот человек. Здесь все дети росли вместе, их бабушки и дедушки помнили друг друга малышами. А мне предстоит быть новичком из большого города — мишенью для любопытных взглядов и шепота за спиной.

Возможно, если бы я был крутым парнем, то заставил бы это работать на себя. Вошел бы, весь из себя популярный, как вернувшийся в свои владения король. Но что уж тут таить — я не такой: не звезда футбола, не президент класса, не плохиш на мотоцикле. По моему виду можно предположить, что мне самое место в баскетбольной команде — но это впечатление рассеивалось, как только я делал первые шаги. Меня имели обыкновение заталкивать в какой-нибудь шкафчик в раздевалке, пока в десятом классе я вдруг не вымахал сразу на восемь дюймов. Слишком тихий и слишком бледный, я ничего не смыслил ни в играх, ни в автомобилях, ни в бейсбольной статистике, ни в чем-либо еще из того, что должно интересовать парня моего возраста.

В отличие от других, у меня не оставалось свободного времени на хобби. Всегда находились неоплаченные счета, забитый водосток или еженедельные закупки продуктов, которые требовали моего внимания.

По крайней мере, раньше находились.

Поэтому мне трудно общаться со сверстниками. Возможно, вся правда в том, что я вообще не умею ладить с людьми. Даже мама, которая мне ближе всех на свете, никогда не понимала меня по-настоящему. Иногда я задавался вопросом: вижу ли я мир так же, как его видят остальные? А вдруг, к примеру, то, что мне кажется зеленым, для других красное? Или я чувствую запах уксуса там, где все ощущают запах кокоса. Может, мой мозг работает не как у всех?

Но причины не имели значения. Важен был результат. И завтра всё только начнется.

В ту ночь я плохо спал, даже когда мне наконец удалось угомонить свои мысли. Постоянный шум дождя и ветра никак не желал отходить на задний план. Я натянул на голову старое одеяло, а позже добавил сверху еще и подушку. Но так и не смог заснуть, пока уже под утро дождь не превратился в тихую морось.

Утром мир за моим окном оказался окутанным густым туманом, и я вдруг почувствовал, как на меня накатывает клаустрофобия. Здесь можно никогда не увидеть небо. Мне показалось, будто я в той самой тюремной камере, которую себе представлял.

Завтрак с Чарли прошел спокойно. Он пожелал мне удачи в школе. Я поблагодарил, отчетливо понимая, что его надежды напрасны. Удача как правило обходит меня стороной.

Чарли ушел первым, спеша в свой полицейский участок, который был для него и женой, и семьей. После его отъезда я сидел за старым квадратным дубовым столом на одном из трех разношерстных стульев и разглядывал знакомую кухню: стены, обшитые темными панелями, шкафчики ярко-желтого цвета, белый линолеум на полу. Ничего не изменилось. Шкафчики восемнадцать лет назад покрасила мама, пытаясь привнести в этот дом немного солнечного света.

Над небольшим камином в соседней микроскопической гостиной выстроились в ряд рамки с фотокарточками. Первым было свадебное фото Чарли и моей мамы в Лас-Вегасе. На следующем мы втроем в больнице сразу после моего рождения — видимо, нас сфотографировала какая-то любезная медсестра. Дальше череда моих школьных фотографий вплоть до нынешнего года. Было неловко смотреть на плохие стрижки, брекеты, прыщи — недавно они наконец-то исчезли. Придется что-нибудь придумать, чтобы заставить Чарли убрать с глаз долой эти снимки, хотя бы на то время, пока я буду здесь жить.

Невозможно было, находясь в этом доме, не понять, что Чарли так и не оправился от разрыва с моей мамой. Мне стало не по себе.

Не хотелось оказаться в школе раньше всех, но и дома оставаться было невмоготу. Я надел свою куртку, похожую на биозащитный костюм из плотного воздухонепроницаемого пластика, и вышел под дождь.

По-прежнему моросило, этого было недостаточно, чтобы моментально промочить меня до нитки, пока я искал ключ, как всегда спрятанный под карнизом, и закрывал дом.

Хлюпанье по лужам моих новых непромокаемых сапог звучало странно. Я скучал по привычному хрусту гравия под ногами.

Внутри грузовика было приятно и сухо. Очевидно, Бонни или Чарли его вычистили, однако от мягких коричневых сидений по-прежнему исходил легкий запах табака, бензина и перечной мяты.

К моему облегчению, двигатель завелся быстро, хоть и громко, а затем взревел в полную мощь, оставаясь на холостом ходу. Что ж, у такого древнего грузовика должны быть свои недостатки. Зато обнаружился неожиданный бонус — доисторическое радио работало.

Найти школу оказалось несложно. Как и большинство городских учреждений, она находилась недалеко от шоссе. О том, что это именно школа, я узнал только из вывески, на которой значилось: «Средняя школа города Форкс».

Она представляла собой несколько одинаковых корпусов из красного кирпича. Здесь было так много деревьев и кустарников, что я даже не сразу смог определить размеры территории. «Где дух учебного заведения? — размышлял я. — Где сетчатая ограда, металлодетекторы?»

Я припарковался у первого здания, над дверью которого висела маленькая табличка с надписью «Администрация». Поскольку никого, кроме меня, на этой стоянке не было, я был уверен, что нарушаю местные правила, однако решил получить официальные инструкции, вместо того чтобы как идиот наворачивать круги под дождем.

Внутри горел яркий свет и было теплее, чем я мог надеяться. Офис был маленьким, в крошечной зоне ожидания стояли мягкие складные стулья, а пол покрывал пестрый оранжевый ковер. На стене, увешанной объявлениями и дипломами, громко тикали большие часы. Повсюду были расставлены пластиковые горшки с комнатными растениями, будто не хватало той зелени, которая заполонила всё снаружи.

Помещение делила пополам длинная стойка, загроможденная проволочными корзинами, которые были наполнены какими-то бумагами и крепившимися спереди яркими листовками. За стойкой располагались три стола, за одним из которых сидел полный лысоватый человек в очках. На нем была футболка, что заставило меня почувствовать себя слишком тепло одетым для такой погоды.

Мужчина поднял на меня глаза.

— Чем я могу вам помочь?

— Я Бо Свон, — представился я и увидел быстро промелькнувшее в его взгляде понимание. Я уже был готов к тому, что стану предметом сплетен. Сын шерифа и той самой ветреной матери наконец вернулся в отчий дом.

— Конечно, — сказал он и, порывшись в накренившейся груде бумаг, нашел то, что нужно. — Вот твое расписание, Бофор, и карта школы, — он положил несколько листков на стойку, чтобы показать их мне.

— Хм, если можно, зовите меня Бо.

— О, Бо! Конечно!

Он рассказал об уроках, показал, как лучше всего пройти к каждой аудитории, потом вручил мне формуляр, который должны были подписать все учителя, и попросил сдать его обратно в конце дня. Улыбнувшись, этот человек, как и Чарли, выразил надежду, что мне понравится в Форксе. В ответ я тоже улыбнулся — настолько убедительно, насколько это было возможно.

Когда я вышел к своему пикапу, уже начали прибывать другие ученики. Я объехал школу, следуя за другими автомобилями. Большинство машин были такими же старыми, как и моя. Дома я жил в одном из немногих районов с низким уровнем доходов, входящим в округ Райской долины. На ученической автостоянке нередко можно было увидеть новые «Порше» и «Мерседесы». Здесь же единственной красивой машиной был совершенно новый серебристый «Вольво» — надо сказать, он здорово выделялся.

И все-таки, припарковавшись, я сразу выключил двигатель, чтобы его оглушительный рев не привлекал ко мне внимание.

В грузовике я тщательно изучил карту, пытаясь все запомнить. Надеюсь, мне не придется весь день блуждать по школе, уткнувшись в нее. Сложив все в рюкзак, я перекинул лямку через плечо и глубоко вздохнул. Все будет не настолько ужасно, врал я себе. Серьезно, это же не вопрос жизни и смерти, а всего лишь средняя школа. Ведь никто меня не укусит. В конце концов я выдохнул и выбрался из машины.

Надвинув пониже капюшон, я пошел к тротуару, на котором толпились школьники. Моя простая черная куртка не выделялась, и это радовало, зато трудно было что-нибудь поделать с моим ростом. Я ссутулился и опустил голову.

За кафетерием я легко обнаружил корпус номер три, на восточном углу которого в белом квадрате красовалась большая черная тройка. Я вошел в здание следом за двумя фигурами в плащах «унисекс».

Аудитория оказалась маленькой. Шедшие передо мной остановились у входа, чтобы повесить плащи на длинную вешалку. Я последовал их примеру. Это были две девушки — блондинка с фарфорово-белой кожей и обладательница светло-каштановой шевелюры, тоже довольно бледная. Ну что ж, хотя бы цвет моей кожи здесь выделяться не будет.

Я положил формуляр на стол учительницы, худой женщины с редеющими волосами. На стоявшей там же табличке значилось: миз Мейсон. Прочитав мое имя, она уставилась на меня — обескураживающее начало. Я почувствовал, как к лицу и шее приливает кровь, образуя некрасивые красные пятна. Но зато, по крайней мере, она отправила меня на пустующее место в конце класса, не представив ученикам. Как можно незаметнее я поспешил устроиться за маленьким столом.

Моим новым одноклассникам было сложно разглядывать меня на задней парте, но каким-то образом им это удавалось. Я не поднимал глаз от списка литературы, выданного учительницей. Ничего нового: Бронте, Шекспир, Чосер, Фолкнер. Все это я уже читал. Успокаивающе и… скучно. Интересно, согласится мама прислать мне файл со старыми сочинениями или решит, что жульничать нехорошо? Учительница что-то бубнила, а я перебирал в уме аргументы, которые могли бы убедить маму.

Когда прозвенел звонок, бледная худая девушка с проблемной кожей и черными как смоль волосами наклонилась через проход, чтобы поговорить со мной.

— Ты ведь Бофор Свон, не так ли? — она излучала бесконечную доброжелательность, в лучших традициях «ботаников».

— Бо, — поправил я. Все в радиусе трех парт повернулись ко мне.

— Какой у тебя следующий урок? — спросила она.

Я заглянул в свою сумку.

— Эм… Политология с Джефферсон в шестом корпусе.

Никуда нельзя было посмотреть, чтобы не встретиться с любопытными взглядами.

— Я иду в четвертый корпус, могу показать тебе дорогу. — Определенно, слишком услужливая. — Я Эрика, — добавила она.

— Спасибо, — я выдавил из себя улыбку.

Мы надели куртки и вышли под дождь, который только усилился. Несколько человек, как мне показалось, держались слишком близко, как будто хотели услышать, о чем мы будем говорить. Надеюсь, у меня не прогрессирующая паранойя.

— Что, не очень похоже на Финикс, да? — спросила Эрика.

— Да уж.

— Дождей там не так много?

— Три или четыре в год.

— Ничего себе. И каково это? — поинтересовалась она.

— Солнечно, — ответил я.

— Ты не выглядишь загорелым.

— Моя мама — альбинос.

Девушка неуверенно посмотрела на мое лицо, и я подавил стон. Видимо, дождь и чувство юмора несовместимы. Несколько месяцев — и я разучусь использовать сарказм.

Мы обогнули кафетерий и подошли к южным корпусам возле спортзала. Эрика проводила меня до самого входа, хотя табличка на стене была отчетливо видна.

— Что ж, удачи, — пожелала Эрика, когда я взялся за ручку двери. — Может, у нас еще будут совместные предметы, — с надеждой в голосе сказала она.

Я улыбнулся ей — хотелось бы думать, что не слишком обнадеживающе, — и вошел в здание.

Остаток утра продолжался примерно в том же духе. Учительница тригонометрии, миз Варнер, которую я невзлюбил бы в любом случае, просто за ее предмет, единственная из преподавателей заставила меня встать перед классом и рассказать о себе. Я густо покраснел и постоянно запинался, а когда шел к своему месту, споткнулся о собственный сапог.

К третьему уроку я начал узнавать некоторые лица. Всегда находились ребята посмелее, которые подходили знакомиться и интересовались, нравится ли мне Форкс. Я старался быть вежливым, но в основном просто лгал им. По крайней мере, карта мне так и не понадобилась.

На каждом уроке учителя начинали называть меня Бофором, и, хотя я сразу же поправлял их, это действовало угнетающе. Мне понадобились годы, чтобы примириться с этим именем, за которое следует сказать огромное спасибо дедушке. Он умер за несколько месяцев до моего появления на свет, и мама, чувствуя себя обязанной почтить его память, назвала меня в его честь. Дома, в Финиксе, никто уже и не помнил, что Бо — это только уменьшительное имя. А теперь приходится начинать все заново.

С одним парнем я сидел на тригонометрии и испанском, а потом мы вместе пошли на ланч. Мой новый знакомый был невысоким, едва мне по плечо, но копна кудрей скрадывала столь большую разницу в росте. Его имени я не запомнил, поэтому лишь улыбался и кивал, не собираясь поддерживать разговор, в то время как он без остановки болтал об учителях и уроках.

Мы сели за столик к его друзьям, и парень познакомил нас — не могу пожаловаться на здешние манеры. Я забыл имена, как только он их назвал. Похоже, эти ребята считали классным, что новенький сидит с ними. Девушка с английского, Эрика, помахала мне с другого конца кафетерия, и мои соседи по столу засмеялись. Уже стал мишенью для шуток. Наверное, это мой новый рекорд. Однако пока смех был явно беззлобным.

Именно тогда, во время ланча, пытаясь поддерживать разговор с семью любознательными незнакомцами, я впервые увидел их.

Они сидели в самом дальнем углу кафетерия, не разговаривали и не ели, хотя перед каждым стояло по подносу с едой. Их было пятеро. Они не разглядывали меня, в отличие от большинства других учеников, так что я мог как следует рассмотреть их, не опасаясь быть пойманным за этим занятием. Однако мое внимание привлекло вовсе не отсутствие интереса с их стороны.

Уж очень отличались они от остальных. Из трех девушек, как я заметил, одна была очень высокой, примерно с меня ростом — ее ноги казались бесконечными. Судя по ее виду, она могла быть капитаном волейбольной команды; не хотел бы я очутиться на пути у мяча, когда она атакует. Ее темные кудрявые волосы небрежно собраны в хвост.

Вторая девушка — с медово-белокурыми волосами до плеч — была не такой высокой, как брюнетка, но все-таки наверняка выше многих ребят за моим столом. В ней чувствовалось какое-то напряжение, нервозность. Странно, но почему-то при виде этой блондинки мне вспомнилась одна киноактриса, уложившая с помощью мачете дюжину парней в боевике, который я смотрел пару недель назад. Я тогда еще, помнится, не поверил, будто женщина способна сразиться с таким количеством противников и победить. Но сейчас решил, что, возможно, принял бы всё за чистую монету, если бы героиню сыграла вот эта девушка.

Последняя из трех была более миниатюрной, ее рыжевато-каштановые волосы отличались редким бронзовым оттенком. Она выглядела моложе первых двух, которых легко было принять за студенток колледжа.

Двое парней казались полной противоположностью друг другу. Один был, наверное, даже выше меня, не меньше шести футов пяти дюймов (Прим. пер.: примерно 195 см), и очень подходил на роль спортивной звезды школы. И короля балов. И парня, у которого всегда найдутся бабки на любое оборудование для тренажерного зала. Его прямые золотистые волосы были закручены в пучок на затылке, но в этом не было ничего женственного, почему-то такая прическа только добавляла ему мужественности. Он явно был слишком крут для этой школы — и для любой другой, какую я только мог себе представить.

Второй парень, пониже ростом, сухощавый и гибкий, был так коротко подстрижен, что его темные волосы топорщились ежиком.

Такие разные, все они тем не менее очень походили друг на друга. Прежде всего своей меловой бледностью, выделяясь даже на фоне остальных школьников, живущих в этом лишенном солнца городе. Превосходя в этом и меня, «альбиноса». Кроме того, несмотря на разный цвет волос, у всех них были очень темные глаза — на таком расстоянии они казались мне черными. А под глазами у каждого из этой пятерки залегли глубокие тени с фиолетовым оттенком, напоминающие синяки. Возможно, все они зубрили уроки ночами напролет. Или залечивали сломанные носы. Правда, носы у них были безупречными, как и прочие черты лица.

Но не это притягивало мой взгляд, не позволяя отвернуться.

Я уставился на них потому, что эти девушки и парни, такие разные и такие похожие, были безумно, нечеловечески прекрасны. Все пятеро. Таких лиц никогда не увидишь у обычных людей — только на отретушированных фото в журналах или на рекламных щитах. Или в музее, среди ангельских ликов на полотнах старых мастеров. Не верилось, что можно встретить нечто подобное и в реальной жизни.

Я решил, что красивее всех та девушка, что пониже, с волосами бронзового цвета, хотя не удивился бы, если бы женская половина школы проголосовала за блондина, похожего на кинозвезду. Хотя это было бы неправильно. Я имею в виду, что все они великолепны, но эта девушка не просто прекрасна. Она абсолютно идеальна. И ее совершенство волновало и тревожило. От него становилось не по себе.

Они не смотрели ни друг на друга, ни на остальных школьников, ни на что-нибудь конкретное, насколько я мог заметить. Мне сразу вспомнились модели, с отточенным артистизмом позирующие для рекламных снимков — на их лицах я видел такую же утонченную скуку. Пока я наблюдал, поджарый парень с «ежиком» встал, прихватив свой поднос — так и не открытая газировка, нетронутое яблоко — и удалился легкой грациозной походкой, более уместной на подиуме. Я следил за ним, задаваясь вопросом, не появилась ли в городе какая-нибудь танцевальная труппа, а он отправил содержимое своего подноса в контейнер для мусора и выскользнул в дальнюю дверь, казалось, быстрее, чем это возможно. Мой взгляд тут же снова метнулся к остальным, которые сидели в прежних позах.

— Кто это? — спросил я парня, с которым вместе был на испанском и чье имя уже забыл.

Когда он поднял голову, чтобы увидеть, кого я имею в виду — хотя, вероятно, мог бы догадаться по моему тону, — девушка внезапно поглядела на нас. Та самая, идеальная. Миндалевидные глаза с чуть приподнятыми уголками, густые ресницы…

Она сразу же отвернулась — быстрее, чем это удалось мне, несмотря на то, что я поспешно отвел взгляд, как только она посмотрела в нашу сторону. Я почувствовал, как мое лицо покрывается красными пятнами. Насколько можно было заметить за это короткое мгновение, она не проявила ни малейшего интереса… словно он позвал ее по имени, а она машинально подняла глаза, уже принимая решение не отвечать.

Мой сосед, неловко хохотнув, снова уставился в стол, как и я. И чуть слышно пробормотал в ответ:

— Это Каллены и Хейлы. Эдит и Элинор Каллены, Джесамина и Роял Хэйл. А того, который ушел, зовут Арчи Каллен. Они живут у доктора Каллен и ее мужа.

Я покосился на идеальную девушку, которая теперь смотрела на свой поднос и ломала на кусочки бублик изящными бледными пальцами. Ее полные губы были слегка приоткрыты, а рот совершал быстрые едва заметные движения. Остальные трое не смотрели на нее, но мне все-таки показалось, что она что-то тихо им говорит.

Странные имена. Старомодные. Подобные именам наших дедушек и бабушек — и моему. Может, это местный обычай? Так принято называть детей в маленьком городе? Но тут я наконец вспомнил, что моего соседа зовут Джереми. Совершенно обычное имя. Когда я жил дома, на занятия по истории вместе со мной ходили целых два Джереми.

— Они все очень… симпатичные.

Какое преуменьшение.

— Да! — согласился Джереми, еще раз хохотнув. — Правда, все они по парам: Роял и Элинор, Арчи и Джесамина. Ну, встречаются, знаешь ли. И живут вместе. — Он усмехнулся и с намеком покачал бровями.

Не знаю почему, но его ответ вызвал у меня желание защитить их. Наверное, просто потому, что это прозвучало так осуждающе. Но что я мог сказать? Я ведь ничего о них не знаю.

— Кто из них Каллены? — спросил я, желая сменить тон, но отнюдь не тему. — Они не похожи на родственников… ну, то есть…

— О, они и правда не родственники. Доктор Каллен слишком молода для таких детей. Ей слегка за тридцать. Все они приемные. Хейлы — светловолосые — действительно брат и сестра, даже, насколько я знаю, близнецы, а остальные просто усыновлены одной семьей.

— Они выглядят слишком взрослыми для усыновления.

— Сейчас так и есть. Роялу и Джесамине по восемнадцать лет, но они живут у мистера Каллена с детства. Кажется, он их дядя.

— Вообще-то, это потрясающе — то, что они взяли на себя заботу обо всех этих детях, когда они были совсем маленькими.

— Наверное, — сказал Джереми, но это прозвучало так, будто он предпочел бы не говорить ничего положительного. Похоже, он почему-то недолюбливает доктора Каллен и ее мужа… А по взгляду, брошенному парнем в сторону тех, о ком мы говорили, я догадался, что здесь не обошлось без ревности. — Хотя, думаю, доктор Каллен просто не может иметь собственных детей, — добавил он, словно это каким-то образом принижало замечательный поступок этих людей.

На протяжении всего нашего разговора мне не удавалось отвести глаза от странного семейства больше чем на несколько секунд. Они же по-прежнему рассматривали стены и ничего не ели.

— Они всегда жили в Форксе? — спросил я. Как мог я не заметить их, бывая здесь во время летних каникул?

— Нет. Переехали сюда всего два года назад откуда-то с Аляски.

Меня охватила странная волна сожаления и облегчения. Сожаления — потому что, какими бы они ни были красивыми, но все же оставались чужаками, их не приняли. А облегчения — из-за того, что я здесь, оказывается, не единственный новичок и, судя по всему, далеко не самый интересный.

Когда я снова посмотрел на них, идеальная девушка, одна из Калленов, подняла голову и встретила мой взгляд на этот раз с явным любопытством. Я тут же отвернулся, подумав, что заметил в ее глазах какое-то неудовлетворенное ожидание.

— А как зовут ту девушку с рыжеватыми волосами? — поинтересовался я, попытавшись бросить небрежный взгляд в нужном направлении, словно просто осматриваю кафетерий. Она все еще внимательно глядела на меня, но не глазела, как все остальные сегодня… Лицо ее выражало разочарование, которого я не понял. И снова опустил глаза.

— Это Эдит. Хороша, бесспорно, но не трать зря время. Она ни с кем не встречается. Очевидно, никто из здешних парней ее не достоин, — кисло ответил Джереми, а потом пробурчал что-то себе под нос. Мне стало интересно, сколько раз она его отшила?

Я крепко сжал губы, чтобы спрятать улыбку. Потом снова взглянул на нее. Эдит. Она сидела отвернувшись, но, насколько я мог заметить, возможно, тоже улыбалась.

Еще через несколько минут эта четверка дружно встала из-за стола. Все они двигались исключительно грациозно — даже златовласый король балов. Странно было наблюдать, как они идут вместе. Эдит на меня больше не посмотрела.

Я просидел в кафетерии с Джереми и его друзьями дольше, чем если бы был здесь один. Не хотелось в первый же день опоздать на занятие. У одного из моих новых знакомых, вежливо напомнившего мне, что его зовут Аллен, следующим уроком тоже была биология. Мы вместе направились в нужную аудиторию и всю дорогу молчали — вероятно, он такой же застенчивый, как и я.

Войдя в класс, Аллен сел за отделанный черным пластиком лабораторный стол — точно такой же, как в моей школе. У него уже был сосед. Вообще-то, занятыми оказались все столы, кроме одного. Возле центрального прохода сидела Эдит Каллен, которую я узнал по необычному цвету волос, а рядом с ней было единственное свободное место.

Мое сердце забилось немного быстрее, чем обычно.

Идя по проходу к преподавательнице, чтобы представиться и дать ей на подпись мой листок, я наблюдал за девушкой, стараясь делать это скрытно. Когда я поравнялся с ее столом, она внезапно застыла на своем месте. Рывком повернув ко мне лицо, так быстро, что я удивился, она уставилась на меня чрезвычайно странным взглядом — он был не просто сердитым, а яростным, враждебным. Ошеломленный этим, я отвернулся, чувствуя, что снова краснею. При этом споткнулся о лежащую в проходе книгу и вынужден был ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Сидевшая поблизости девушка захихикала.

Я не ошибся насчет глаз Эдит. Они были черными… угольно-черными.

Миссис Баннер подписала мой бланк и дала мне учебник, не болтая чепухи о знакомстве с классом и не упоминая моего полного имени. Я понял, что мы поладим. Разумеется, у нее не было выбора и она отправила меня на единственное свободное место в центре аудитории. Подходя, чтобы сесть рядом с Эдит, я не поднимал глаз, растерянный и неуклюжий, гадая, что такого мог сделать, чтобы заслужить непримиримый взгляд, каким она меня одарила.

Не глядя на нее, я положил учебник на стол и опустился на свое место, но видел краем глаза, как изменилась ее поза. Девушка отклонилась как можно дальше от меня, сидя на самом краешке стула и отвернувшись, как будто чувствовала отвратительный запах. Я незаметно принюхался. Моя рубашка пахла стиральным порошком. Неужели это так уж неприятно? Я отодвинул свой стул направо, увеличивая расстояние между собой и девушкой, и попытался внимательно слушать учительницу.

Темой лекции было строение клетки, которое я уже проходил. И все же тщательно записывал, стараясь смотреть только в тетрадь.

Не в состоянии удержаться, я время от времени поглядывал на странную девушку, сидящую рядом со мной. За все занятие она ни разу не изменила своей напряженной позы на краю стула, настолько далеко от меня, насколько позволял лабораторный стол и постоянно прятала большую часть лица за волосами. Ее сжатая в кулак рука лежала на левом бедре, под бледной кожей были отчетливо видны сухожилия. Кулак тоже ни разу не разжался. Рукава ее белой хенли были закатаны до локтей и открывали неожиданно рельефные мышцы предплечий. Я не мог не заметить, какая безупречная у нее кожа. Ни единой веснушки, ни одного шрама.

Мне показалось, что занятие тянется дольше, чем предыдущие. То ли из-за того, что был уже конец учебного дня, то ли из-за моего напряженного ожидания, когда разожмется ее стиснутый кулак. Этого так и не случилось: девушка продолжала сидеть совершенно неподвижно — казалось, она даже не дышала. Что с ней такое? Всегда ли она так себя ведет? Я уже засомневался в том, что Джереми за ланчем говорил о ней так из-за ее недоступности. Возможно, причиной была не только досада.

Это наверняка не имело отношения ко мне. Ведь она совсем меня не знает.

Перед окончанием миссис Баннер возвращала ученикам проверенные тесты. Она протянула мне листок, чтобы я передал его своей соседке. Я машинально посмотрел на результат — сто процентов… и, оказывается, ее имя пишется не так, как я предполагал, а с немой «е» в конце, как в старинных романах. И это показалось мне очень подходящим для нее.

Двигая по столу листок в сторону Эдит, я исподтишка посмотрел на нее, и тут же пожалел об этом. Миндалевидные черные глаза смотрели на меня с отвращением. Инстинктивно отпрянув от излучаемой ею ненависти, я внезапно вспомнил выражение «испепелить взглядом».

В этот самый момент громко прозвенел звонок, и Эдит Каллен тут же вскочила. Она двигалась как танцовщица, все линии ее совершенного стройного тела гармонировали друг с другом. Девушка оказалась за дверью прежде, чем кто-нибудь успел встать.

Я застыл, смотря ей вслед невидящим взглядом. Она вела себя так грубо. Медленно я начал приходить в себя, пытаясь игнорировать чувства замешательства и вины, захлестнувшие меня. Почему я должен ощущать себя виноватым? Я ничего такого не сделал. Да и как бы мне это удалось? Я с ней даже не знаком.

— Ты ведь Бофор Свон? — услышал я чей-то голос.

Я поднял глаза и увидел, что мне дружелюбно улыбается миловидная девушка с кукольным личиком и аккуратно выпрямленными длинными светлыми волосами. Ей определенно не казалось, что от меня плохо пахнет.

— Бо, — поправил я, улыбаясь в ответ.

— А я МакКейла.

— Привет, МакКейла.

— Помочь тебе найти следующую аудиторию?

— Вообще-то, я собирался в спортзал. Думаю, что не заблужусь.

— У меня сейчас тоже физкультура. — Казалось, ее это взволновало, хотя в такой маленькой школе подобные совпадения, наверное, не редкость.

Мы пошли на урок вместе. МакКейла оказалась болтушкой — говорила, по большей части, она, и меня это вполне устраивало. До десяти лет она жила в Калифорнии, поэтому понимала, как я скучаю по солнцу. Потом оказалось, что у нас с ней и английский в одно и то же время. Она была самым милым человеком из всех, кого я сегодня встретил.

Но когда мы входили в спортзал, МакКейла вдруг спросила:

— Ты что, ткнул Эдит Каллен карандашом? Я никогда не видела ее такой.

Я вздрогнул. Значит, не я один это заметил. И, похоже, обычно Эдит Каллен себя так не ведет. Я решил прикинуться дураком.

— Ты о девушке, с которой я сидел на биологии?

— Ага. Она выглядела так, словно ей больно, ну, или что-то в этом роде.

— Не знаю, — ответил я. — Мы с ней даже не разговаривали.

— Она странная, — вместо того чтобы уйти переодеваться, МакКейла задержалась возле меня. — Если бы я сидела с тобой, то не отказалась бы пообщаться.

Я улыбнулся ей и открыл дверь в мужскую раздевалку. Эта девушка была доброй, и я вроде бы ей понравился. Но этого было недостаточно, чтобы отвлечь меня от мыслей о странном предыдущем уроке.

Учительница физкультуры, тренер Клэпп, нашла мне спортивную форму, но не стала заставлять меня переодеваться для этого занятия. В моей прежней школе полагалось посещать уроки физподготовки только два года. Здесь же она была обязательным предметом на протяжении всех четырех лет старшей школы. Мой персональный ад.

Я смотрел, как одновременно проходили четыре волейбольных матча, и вспоминал о том, сколько травм получил (и нанес), играя в волейбол; к горлу подкатывала легкая тошнота.

Наконец прозвенел звонок. Я медленно побрел в учебную часть, чтобы сдать формуляр с подписями. Дождь прекратился, но ветер усилился и стал холоднее. Я застегнул куртку и сунул свободную руку в карман.

Войдя в теплый офис, я чуть не развернулся, чтобы выскочить обратно.

У стойки, прямо передо мной, стояла Эдит Каллен. Было невозможно не узнать ее спутанные бронзовые волосы. Казалось, она не услышала, что я вошел. Я прижался к стене и стал ждать, пока администратор освободится.

Она что-то доказывала ему тихим бархатным голосом. Я быстро уловил смысл спора. Эдит пыталась добиться, чтобы ей перенесли урок биологии на другое время — на любое другое время.

Нет, это не из-за меня. Есть, наверное, какая-то другая причина. Что-нибудь могло произойти еще до того, как я вошел в кабинет биологии. И то выражение лица Эдит было связано с иной проблемой. Невероятно, чтобы какой-то незнакомец ни с того ни с сего смог вызвать к себе такую жгучую и мгновенную неприязнь. А я вообще недостаточно интересен, чтобы заслужить настолько сильную реакцию.

Дверь вновь открылась, и в комнату ворвался внезапный порыв ветра, прошелестев бумагами на столе и взъерошив мне волосы. Вошедшая девушка шагнула к стойке, бросила записку в проволочную корзину и вышла. Но спина Эдит Каллен напряглась, она медленно развернулась и впилась в меня пронзительным, полным ненависти взглядом. Ее лицо было до нелепости совершенным, ни единого маленького недостатка, который мог бы сделать ее похожей на человека.

На мгновение меня охватил необъяснимый ужас, настолько сильный, что руки покрылись мурашками. Словно сейчас она достанет пистолет и выстрелит в меня. Этот взгляд длился всего секунду, но был холоднее самого ледяного ветра. Эдит снова повернулась к администратору.

— Уже не важно, — быстро сказала она мягким как шелк голосом. — Я вижу, что это невозможно. Спасибо огромное за помощь, — и, больше не глядя на меня, повернулась на каблуках и исчезла за дверью.

Я подошел к стойке на негнущихся ногах и в кои-то веки с абсолютно белым, а не красным лицом, и подал администратору подписанный формуляр.

— Ну как твой первый день, сынок? — спросил он.

— Отлично, — солгал я срывающимся голосом. Видно было, что я его не убедил.

Когда я подошел к своему пикапу, на парковке уже почти не оставалось машин. Мой грузовик показался мне убежищем, почти кусочком дома в этом мокром зеленом аду. Довольно долго я сидел и бездумно смотрел в лобовое стекло. Но затем мне стало холодно, захотелось включить обогреватель; я повернул ключ в замке зажигания, и мотор взревел.

Я поехал к дому Чарли, стараясь вообще ни о чем не думать.

Глава вторая

Открытая книга

Следующий день прошел лучше… и хуже.

Лучше, ведь еще не начался дождь, хотя собрались темные плотные облака. И проще, потому что теперь я знал, чего ожидать.

МакКейла села со мной на английском и проводила на следующий урок под гневным взглядом «ботанички» Эрики, что льстило. На меня пялились уже не так сильно, как вчера. За ланчем я сидел с большой компанией, в которой были МакКейла, Эрика, Джереми, Аллен и другие, чьи имена и лица я теперь запомнил. Мне стало казаться, что я уже не тону, а начинаю держаться на воде.

Хуже этот день был из-за усталости: ночью мне снова не спалось под шум дождя. И из-за того, что на уроке тригонометрии миз Варнер вызвала меня, хотя я даже не поднимал руку, — и, конечно же, я ответил неверно. На физкультуре мне пришлось играть в волейбол, и, не успев увернуться от мяча, я одним неудачным ударом попал в голову сразу двум товарищам по команде. А еще этот день был хуже потому, что Эдит Каллен вообще не появилась в школе.

Все утро я старался не думать о ланче, не желая вспоминать ее полные ненависти взгляды. Отчасти мне хотелось подойти к ней и спросить, в чем дело. Лежа без сна, я даже придумал речь. Впрочем, слишком хорошо себя зная, понимал, что никогда не наберусь смелости для такого поступка. Возможно, если бы она не была так аномально красива…

Но зайдя в кафетерий с Джереми и безуспешно пытаясь не озираться в поисках Эдит, я заметил всех четверых ее братьев и сестер на их прежнем месте, только ее с ними не было.

МакКейла перехватила нас и повела к своему столику. Похоже, Джереми понравилось ее внимание, и его друзья вскоре присоединились к нам. Я пытался влиться в разговор, но все еще чувствовал себя неуютно в ожидании Эдит, надеясь, что она просто проигнорирует меня, доказав, что я делаю из мухи слона.

Однако она не пришла, а я нервничал все сильнее.

До конца ланча она так и не появилась, и я отправился на биологию, чувствуя себя немного увереннее. Меня сопровождала МакКейла, которая, похоже, начинала вести себя странно собственнически. Перед дверью я на секунду заколебался, но, обнаружив, что Эдит Каллен в кабинете нет, со вздохом облегчения прошел на свое место. МакКейла следовала за мной, говоря о грядущей поездке на пляж. Она оставалась возле моего стола до самого звонка, а потом, грустно улыбнувшись, села рядом с парнем с брекетами и стрижкой под горшок.

Не хотелось бы показаться самонадеянным, но я был практически уверен, что понравился ей — непривычное ощущение. Дома девушки не особо интересовались мной. У меня возник вопрос: а хотел ли я нравиться ей? Да, она симпатичная и все такое, но ее внимание доставляло мне неудобство. Почему? Потому что это она выбрала меня, а не я ее? Глупая причина. Собственное эго совсем отбилось от рук — можно подумать, такое решение первым обязательно должен принимать именно я. И все же это не так абсурдно, как другая возможность, пришедшая на ум — надеюсь, на ситуацию не повлияло время, проведенное мной вчера за разглядыванием Эдит Каллен, но, боюсь, дело именно в этом. Глупее просто быть не могло. Если моя реакция основывалась на внешности, как у Эдит, то я обречен. Это фантазия, а не реальность.

«Хорошо, что Эдит здесь нет, весь стол в моем распоряжении», — снова и снова повторял я себе. Но мне так и не удалось избавиться от назойливого чувства, что это я стал причиной ее отсутствия. Просто нелепо и, опять же, эгоистично думать, будто я мог на кого-то так сильно повлиять. Такое невозможно.

Однако я не мог перестать беспокоиться об этом.

Когда уроки наконец-то закончились и с лица сошел неровный румянец, вызванный сегодняшним инцидентом на волейболе, я быстро переоделся в джинсы и свитер. Выскочив из раздевалки и, к своей радости обнаружив, что разминулся с МакКейлой, я поспешил к парковке, которая была заполнена разъезжающимися по домам школьниками. Забрался в пикап и принялся рыться в рюкзаке, чтобы убедиться, что взял с собой всё необходимое.

Не секрет, что Чарли не в состоянии приготовить что-нибудь сложнее яичницы с беконом. Вчера вечером я попросил на время моего проживания назначить меня постоянным дежурным по кухне. Чарли с радостью согласился. Быстрый осмотр показал, что еды в доме нет. Поэтому я составил список нужных продуктов, взял деньги из стоявшей в кухонном шкафчике банки с надписью «На еду», и теперь собирался по дороге домой заехать в супермаркет.

Я с грохотом запустил двигатель и, игнорируя поворачивающиеся в мою сторону головы, задним ходом подъехал туда, где очередь машин ожидала возможности покинуть парковку. Делая вид, что оглушительный рев исходит не от моей машины, я увидел двух Калленов и близнецов Хейл, которые направлялись к своему автомобилю. Им оказался блестящий новый «вольво». Конечно. До этого я не замечал, как они одеты — был слишком зачарован их лицами. Теперь же, когда я присмотрелся, стало очевидно, что прикид любого из них стоит больше, чем весь мой гардероб. Обладая такой привлекательностью, они могли бы ходить одетыми в мешки для мусора и основать тем самым новое модное направление. Кажется, иметь и такую внешность, и деньги — это уж чересчур. Хотя, насколько я замечал, в жизни всегда так и происходит. Правда, не похоже, что это добавило им здесь популярности.

Но в это просто не верилось. Видимо, они сами предпочли выбрать изоляцию: я не мог представить двери, которые не распахнулись бы перед их красотой.

Когда я проезжал мимо них, они, как и все остальные, обернулись на шум моего грузовика. Вот только они не такие, как все. Я увидел того большого блондинистого парня — Рояла, должно быть. Во всяком случае его рука лежала на бедре высокой девушки с темными вьющимися волосами, которая выглядела так, словно проводила в тренажерном зале столько же времени, сколько и он. Он, вероятно, выше меня на добрых два дюйма, но всего лишь на полдюйма выше нее. Хотя он определенно был в себе уверен, меня все еще удивляло то, насколько уютно он себя ощущал, делая это на виду. Не то, чтобы она не была горячей — она выглядела супер, мега-горячей, — но… недоступной. Даже Рок (прозвище Дуэйна Джонсона, известного в США и Канаде рестлера и киноактера — прим. пер.) не посмел бы приударить за ней, если вы понимаете, о чем я. Блондинка поймала мой взгляд, и то, как она прищурила при этом глаза, заставило меня отвернуться и ударить по газам. Скорости у пикапа не прибавилось, лишь мотор зарычал громче.

Магазин был не так далеко от школы, всего на несколько кварталов южнее, в стороне от шоссе. Было так здорово оказаться в супермаркете; я почувствовал себя в своей стихии. Дома я делал большую часть покупок, и сейчас мне было легко выполнять обычные обязанности. Внутри магазин был довольно большим, поэтому я даже не слышал стука дождя по крыше, который напомнил бы мне о том, где я нахожусь.

Дома я разобрал покупки, а затем переставил вещи в кухонных шкафах так, чтобы появилось хоть какое-то подобие порядка. Система Чарли была немного… хаотичной. Я надеялся, что он не станет возражать, поскольку, в отличие от меня, не столь одержим порядком на кухне. Покончив с реорганизацией, я начал готовить ужин.

Должно быть, у меня есть какое-то шестое чувство относительно мамы. Уже пристраивая залитые маринадом стейки в холодильник, я вдруг понял, что не сообщил ей, как прошел вчерашний день. Вероятно, она сходит с ума.

Я взбежал по лестнице, перепрыгивая по две ступеньки за раз, и врубил старый компьютер в моей комнате. Понадобилось около минуты, чтобы он включился, а затем мне пришлось ждать соединения. Только я вышел в сеть, в моем ящике высветились три сообщения от мамы. Первое из них было позавчерашнее, отправленное, когда я еще был в дороге.

«Бо, — читал я, — напиши мне, как только будешь на месте. Расскажи, как прошел полет. У вас там дождь? Я уже скучаю по тебе. Почти закончила укладывать вещи для Флориды, но не могу найти мою розовую блузку. Не знаешь, куда я могла ее положить? Фил передает привет. Мама».

Я вздохнул и перешел к следующему письму. Оно было послано через шесть часов после первого.

«Бо, почему ты мне все еще не ответил? Чего ты ждешь? Мама».

Последнее было отправлено этим утром.

«Бофор Свон, если ты не ответишь мне до половины шестого сегодняшнего вечера, я позвоню Чарли».

Я посмотрел на часы. У меня был еще целый час, но моя мама известна тем, что любит забегать вперед.

«Мама, успокойся. Уже пишу. Не делай ничего безумного. Бо».

Отправив это сообщение, я принялся за следующее и начал его со лжи:

«Все отлично. Конечно же идет дождь. Я ждал, пока будет о чем написать. В школе неплохо, только немного однообразно. Я познакомился с несколькими хорошими ребятами, с которыми вместе обедаю.

Твоя блузка в химчистке — ты должна была забрать ее в пятницу.

Чарли купил мне машину, представляешь? Потрясающе! Она старая, но по-настоящему крепкая. Что для меня, как ты знаешь, просто отлично.

Я тоже скучаю по тебе. Скоро напишу, но не собираюсь проверять почту каждые пять минут. Расслабься и подыши. Я люблю тебя. Бо».

При звуках открывающейся входной двери я поспешил вниз, чтобы достать из духовки картошку и поставить жариться стейки.

— Бо? — позвал отец, когда услышал меня на лестнице.

«Кто же еще?» — подумал я про себя.

— Привет, пап. Добро пожаловать домой!

— Спасибо. — Он повесил свою портупею и снял ботинки, а я в это время зашел на кухню. Насколько я знал, на работе ему никогда не приходилось стрелять. Но Чарли всегда держал свой пистолет наготове. Раньше он всегда вынимал из него патроны, как только входил в дом. Вероятно, сейчас он считает меня достаточно взрослым, чтобы случайно не застрелиться, и не до такой степени депрессивным, чтобы сделать это целенаправленно.

— Что сегодня на ужин? — осторожно спросил Чарли. У мамы всегда было богатое кулинарное воображение, и если она давала себе труд приготовить что-нибудь, то блюдо далеко не всегда получалось съедобным. К моему грустному удивлению, он, похоже, все еще помнит о ее экспериментах на кухне.

— Стейк с картошкой, — ответил я. Чарли явно расслабился.

Ему, наверное, было неловко стоять на кухне, ничего не делая, и он устроился перед телевизором в гостиной, пока я готовил. Думаю, так мы оба чувствовали себя комфортнее. Пока жарились стейки, я сделал салат и накрыл на стол.

Когда ужин был готов, я позвал Чарли, и, входя на кухню, он оценивающе принюхался.

— Вкусно пахнет, Бо.

— Спасибо.

Несколько минут мы ели в тишине. Это не было неловко. Мы оба любили тишину. В некоторых отношениях мы были отличными соседями.

— Как тебе школа? Завел новых друзей? — спросил он, чтобы занять время.

— Ну, у меня совпадает несколько уроков с парнем по имени Джереми. Я сижу с его друзьями на ланче. А еще есть девушка, МакКейла, она очень дружелюбна. Все кажутся довольно милыми.

За одним очевидным исключением.

— Это, должно быть, МакКейла Ньютон. Милая девушка из хорошей семьи. Ее отец владеет спортивным магазином в пригороде. Он хорошо зарабатывает на туристах, которые проезжают через эти места.

С минуту мы ели молча.

— А ты знаешь Калленов? — Я старался скрыть свою заинтересованность.

— Семью доктора Каллен? Конечно. Она замечательная женщина.

— Ее дети немного… странные. В школе они не очень популярны.

Я удивился, когда лицо Чарли побагровело. Это случалось, если он злился.

— Ну что за люди у нас… — пробормотал он. — Доктор Каллен — великолепный хирург и могла бы работать в любой клинике мира, зарабатывая в десять раз больше, чем здесь, — продолжил он, повышая голос. — Нам посчастливилось, что она живет тут, что ее муж захотел поселиться в маленьком городе. Для местных жителей она просто находка, а все ее дети вежливы и воспитаны. Когда они переехали, я опасался из-за этих приемных подростков. Думал, с ними будут проблемы. Но все они очень зрелые — у меня никогда не возникало к ним вопросов. Могу сказать больше: они ведут себя лучше, чем дети из семей, которые живут здесь из поколения в поколение. Каллены очень дружные — они же семья, по выходным часто отправляются в туристические вылазки. Но в городе они недавно, потому их и обсуждают.

Это самая длинная речь, которую я когда-либо слышал от Чарли. Похоже, он принимает слишком близко к сердцу то, что говорят люди, и я решил зря его не нервировать.

— Мне они кажутся довольно симпатичными. Просто я заметил, что они держатся особняком. И все они очень привлекательные, — добавил я, стараясь быть более доброжелательным.

— Ты бы видел доктора, — улыбаясь, сказал Чарли. — Хорошо, что она счастлива замужем. Сотрудникам больницы довольно трудно сосредоточиться на работе, когда она рядом.

Остаток ужина прошел в молчании. Потом Чарли убрал со стола и ушел в гостиную смотреть телевизор, а я, домыв посуду — вручную, посудомоечной машины у нас нет — побрел наверх, к себе в комнату, делать домашнее задание по математике. Это уже становилось традицией.

Наконец-то ночь была тихой, и я, чувствуя себя вымотанным, быстро уснул.

Остаток недели прошел спокойно. Я привыкал к школе и к пятнице знал в лицо почти всех учащихся. В спортивном зале мои товарищи по команде научились не отправлять мяч в мою сторону, а я старался не путаться у них под ногами.

Эдит Каллен в школу так и не вернулась.

Каждый день я незаметно наблюдал, как в кафетерии появлялись ее родственники. Только тогда я мог расслабиться и присоединиться к беседе. В основном обсуждали поездку к океану в Ла-Пуш, которую организовывала МакКейла. Меня пригласили, и я согласился, скорее из вежливости, чем из стремления поехать на пляж. Я считал, что пляж должен быть жарким и сухим — за исключением океана.

В пятницу я спокойно вошел в класс биологии, не тревожась о возможном появлении Эдит. Похоже, она окончательно забросила школу. Я старался не думать о ней, но не мог полностью избавиться от чувства, что виноват в ее длительном отсутствии, каким бы нелепым ни казалось это предположение.

Первые выходные в Форксе прошли без происшествий. Чарли почти все время работал. Написав маме еще несколько фальшиво бодрых писем, я приготовил домашнее задание и убрался в доме — мое обсессивно-компульсивное расстройство Чарли явно не беспокоило.

В субботу съездил в библиотеку, но записываться не стал: там не было ничего интересного — того, чего я еще не читал. Вскоре придется отправиться в Олимпию или Сиэтл и найти хороший книжный магазин. При мысли о том, сколько денег уйдет на бензин, я поморщился.

Все выходные шел дождь, но не сильный, и я смог выспаться.

В понедельник утром на парковке многие со мной здоровались. Я не всех знал по именам, однако улыбался каждому. Сегодня похолодало, но хотя бы не было дождя. На английском МакКейла, что стало уже привычным, села со мной. У нас была внезапная контрольная по «Грозовому перевалу» — совсем простая, прошла без затруднений.

В целом я освоился гораздо лучше, чем можно было ожидать от первых дней. Да и вообще, к собственному удивлению, чувствовал себя в новой школе довольно комфортно.

Когда мы вышли из аудитории, в воздухе кружились белые хлопья. Слышно было, как все взволнованно перекрикиваются. Холодный ветер обжигал щеки и нос.

— Ух ты! — сказала МакКейла. — Снег.

Я посмотрел на снежные хлопья, скапливающиеся на тротуаре и беспорядочно мельтешащие возле лица.

— Фу.

Снег. Вот тебе и хороший день.

Она взглянула на меня с удивлением:

— Разве тебе не нравится?

— Снег означает, что для дождя слишком холодно. — Это же очевидно. — Кроме того, мне казалось, он должен падать в виде снежинок — ну, знаешь, каждая неповторима и все такое. А это больше напоминает кончики ватных палочек.

— Ты никогда раньше не видел снегопада? — недоверчиво спросила она.

— Разумеется, видел… — я выдержал паузу. — По телевизору.

МакКейла засмеялась. И тут большой мокрый шар тающего снега ударил ее по затылку. Мы оба обернулись, чтобы увидеть, откуда он прилетел. Я заподозрил Эрику, которая как раз шла, повернувшись к нам спиной и совсем не в том направлении, где было ее следующее занятие. МакКейла была того же мнения. Она наклонилась и начала соскребать в кучку это белое месиво.

— Увидимся на ланче, ладно? — сказал я, не останавливаясь. Меньше всего мне хотелось, чтобы весь остаток дня мне за шиворот стекала талая вода от грязной ледышки.

МакКейла лишь кивнула, не сводя взгляда со спины Эрики.

Идя с Джереми в кафетерий после урока испанского, я был начеку. Повсюду летали комья грязного снега. Я держал в руках папку, чтобы в случае чего использовать ее как щит. Джереми это казалось забавным, он и сам наверняка запустил бы в меня снежком, но, по-видимому, что-то в выражении моего лица его останавливало.

Смеющаяся МакКейла догнала нас в дверях, ее обычно гладко причесанные волосы кудрявились от влаги. В очереди они с Джереми оживленно обсуждали снежное побоище. Я привычно взглянул на стол в дальнем углу. И тут же застыл на месте. Там сидели пятеро.

Джереми потянул меня за руку:

— Эй, Бо! Что ты хочешь взять?

Я опустил глаза, уши мои горели. «Нет никаких причин смущаться, — напомнил я себе. — Ведь я не сделал ничего плохого».

— Что это с Бо? — услышал я вопрос МакКейлы, обращенный к Джереми.

— Ничего, — ответил я и, встав в очередь, взял только бутылку газировки.

— Разве ты не голоден? — спросил Джереми.

— Вообще-то, меня немного мутит.

Он нерешительно отошел. Я подождал, пока они наполнят свои подносы, а потом направился следом за ними к столу, стараясь глядеть куда угодно, только не в дальний угол кафетерия.

Я медленно пил газировку, чувствуя легкую тошноту. МакКейла дважды озабоченно поинтересовалась моим самочувствием — и это показалось несколько чрезмерным. Я ответил, что все в порядке, но задумался, не лучше ли преувеличить свое недомогание и провести весь следующий урок в кабинете медсестры.

Это нелепо. Нельзя убегать. Почему я такой трус? Что страшного во враждебном взгляде? Не собирается же эта девушка взять и пырнуть меня ножом.

Я решил позволить себе один раз посмотреть на семью Калленов. Только чтобы узнать настроение. И осторожно покосился в их сторону. Никто не глядел в моем направлении, и я слегка повернул голову.

Они смеялись. Волосы Эдит, Джессамины и Элинор намокли от талого снега. Арчи и Роял уклонялись, а Элинор трясла головой, пытаясь попасть в них водой, капающей с ее волос, отчего на куртках парней спереди осталась широкая дуга брызг. Они наслаждались снежным днем, как и все остальные — только это больше напоминало сцену из какого-то фильма.

Но, кроме смеха и игривости, было еще какое-то отличие, хотя мне никак не удавалось понять, в чем оно заключалось. Я внимательно оглядел Эдит, сравнивая ее с воспоминанием недельной давности, и решил, что сегодня она не такая бледная — возможно, порозовела из-за игры в снежки, — да и круги под глазами почти не заметны. Из-за влаги волосы ее казались более темными и гладкими. Старательно отыскивая изменения, я даже забыл притвориться, что не смотрю.

— На что уставился, Бо? — спросил Джереми.

И именно в этот момент Эдит быстро взглянула на меня.

Я всем телом повернулся к Джереми, даже чуть сместившись к нему. Он отклонился, удивленный моим внезапным вторжением в его личное пространство.

Но я был уверен, что в тот короткий момент, когда мы с Эдит встретились взглядами, в ее глазах не было злости или отвращения, как в последний раз, когда я ее видел. В них снова промелькнуло лишь какое-то неудовлетворенное любопытство.

— На тебя смотрит Эдит Каллен, — сказал Джереми, заглядывая мне за плечо.

— Она ведь не выглядит сердитой, нет? — не удержался я от вопроса.

— Нет, — Джереми, казалось, растерялся, но потом вдруг расплылся в улыбке: — А что ты сделал? Пригласил ее на свидание?

— Нет! Я даже никогда не разговаривал с ней. Просто… кажется, я ей не очень нравлюсь, — признался я, по-прежнему повернувшись к Джереми, но по затылку побежали мурашки, словно я физически чувствовал ее взгляд.

— Этим Калленам никто не нравится… ладно, они никого не замечают настолько, чтобы можно было им понравиться. Но она все еще пялится на тебя.

— Перестань на нее смотреть, — потребовал я.

Он фыркнул, однако наконец-то отвернулся.

Потом нас прервала МакКейла — она планировала эпическую снежную битву на парковке после уроков и хотела, чтобы мы присоединились. Джереми с энтузиазмом согласился. Судя по тому, как он смотрел на МакКейлу, можно было практически не сомневаться, что он готов принять любое ее предложение. Я промолчал. Интересно, сколько лет я должен провести в Форксе, прежде чем заскучаю до такой степени, что буду с восторгом воспринимать замерзшую воду. Вероятно, дольше, чем собираюсь здесь жить.

Весь остаток обеденного перерыва я очень старался смотреть только на свой стол. Похоже, Эдит больше не собирается меня убить, поэтому ничего страшного, если я пойду на биологию. При мысли о том, что придется снова сидеть рядом с ней, мой желудок сжимался.

Мне совсем не хотелось идти, как обычно, с МакКейлой — похоже, она была популярной мишенью для снежков — но, когда мы уже были возле двери, все, кроме меня, хором застонали. Шел дождь, смывая остатки снега в прозрачные льдистые ленты по сторонам тротуара. Пряча улыбку, я натянул на голову капюшон. Теперь после физкультуры можно будет сразу ехать домой.

Всю дорогу до четвертого корпуса МакКейла, не умолкая, жаловалась на капризы погоды.

Когда мы вошли в класс, я почувствовал облегчение, увидев, что место Эдит еще пустует. Это давало мне время успокоиться. Миссис Баннер сновала по аудитории, раздавая микроскопы и коробки с предметными стеклами — по одному набору на каждый стол.

До занятия оставалось еще несколько минут, и все оживленно переговаривались. Стараясь не смотреть на дверь, я от нечего делать разрисовывал обложку своей тетради.

Я очень отчетливо услышал, как стул рядом со мной сдвинули с места, но полностью сосредоточился на своем орнаменте.

— Привет, — произнес тихий мелодичный голос.

Я поднял глаза, потрясенный тем, что она со мной заговорила. Она сидела так далеко от меня, как позволяли размеры стола, но ее стул был повернут ко мне. С ее спутанных волос еще капала вода — и даже при этом она выглядела так, словно только что закончила сниматься в какой-то рекламе. Идеальное лицо выражало дружескую открытость, на полных розовых губах играла легкая улыбка. Но миндалевидные глаза смотрели настороженно.

— Меня зовут Эдит Каллен, — продолжила она. — У меня не было возможности представиться на прошлой неделе. А ты, должно быть, Бо Свон.

Мысли беспорядочно кружились в растерянности. Неужели в прошлый раз мне все померещилось? Сейчас она вела себя безупречно вежливо. Нужно было что-то сказать, ведь она ждала. Но в голову не приходило ни одной нормальной реплики.

— К-как ты узнала мое имя? — запинаясь, промямлил я.

Она тихо рассмеялась:

— О, оно известно, наверное, каждому. Весь город ждал твоего прибытия.

Я нахмурился, хотя и так догадывался о чем-то в этом роде.

— Нет, — глупо уперся я, — я имею в виду, почему ты назвала меня «Бо».

Она явно смутилась:

— Разве ты предпочитаешь, чтобы тебя звали «Бофор»?

— Ни в коем случае, — сказал я. — Но Чарли — то есть мой отец — вероятно, за глаза всегда называет меня так… вот почему все здесь, похоже, знали меня под этим именем, — чем больше стараний я прилагал, чтобы объяснить, тем глупее это звучало.

— О… — видимо, она решила не продолжать этот разговор. Я смущенно отвернулся.

На мое счастье, в этот момент миссис Баннер начала урок. Пока она объясняла, в чем будет состоять сегодняшняя лабораторная работа, я попытался сосредоточиться. Препараты в коробке сложены не по порядку. Работая в паре, мы должны были рассортировать предметные стекла с клетками кончика лукового корня в соответствии с фазами митоза и правильно их подписать. Использовать учебник не разрешалось. Через двадцать минут она собиралась пройти по классу и посмотреть, кто выполнил задание.

— Начинайте! — распорядилась учительница.

— Сначала дамы, партнер? — спросила Эдит. Я взглянул на нее, улыбающуюся невероятно красивой улыбкой, с ямочками на щеках, и замер, засмотревшись, как дурак.

Она приподняла брови.

— Э… конечно, давай, — выпалил я.

Ее взгляд метнулся к красным пятнам, наверняка расцветшим у меня на лице. Ну почему моя кровь не может просто оставаться там, где ей полагается, в венах?

Быстро отвернувшись, Эдит потянула микроскоп на свою сторону стола.

На изучение первого стекла у нее ушло примерно четверть секунды… возможно, даже меньше.

— Профаза.

Она быстро сменила предметное стекло, потом замерла и посмотрела на меня.

— Или ты хочешь проверить? — с вызовом спросила Эдит.

— Э… нет, все в порядке.

Она аккуратно написала слово «Профаза» на верхней строчке нашей рабочей таблицы. Даже ее почерк был идеален, словно она посещала уроки чистописания или чего-то такого. Неужели кто-нибудь в наше время еще делает это?

Едва взглянув в микроскоп на следующий образец, она вывела в новой строке «Анафаза», так вычурно изогнув заглавную «А», будто каллиграфически заполняла приглашение на свадьбу. Мне пришлось готовить такие приглашения для маминой свадьбы. Я тогда распечатал текст на принтере, набрав его замысловатым шрифтом — и он выглядел далеко не так элегантно, как почерк Эдит.

Она переложила на место очередное предметное стекло, а я воспользовался тем, что она отвлеклась, чтобы внимательно рассмотреть ее. На таком близком расстоянии, что мог бы, наверное, заметить хоть что-то вроде крошечного прыщика, пор, торчащих волосков в брови — что было бы у нее не в порядке. Но не увидел ничего подобного.

Внезапно она подняла голову и взглянула в сторону классной доски — как раз за мгновение до того, как миссис Баннер обратилась к ней:

— Мисс Каллен?

— Да, миссис Баннер? — с этими словами Эдит быстро передвинула микроскоп ко мне.

— Может быть, стоит дать возможность и мистеру Свону кое-чему научиться?

— Разумеется, миссис Баннер.

Эдит повернулась ко мне, словно говоря: «Ладно, тогда вперед».

Я нагнулся, чтобы посмотреть в окуляр. И почувствовал, что она наблюдает — это было бы только справедливо, учитывая, как я глазел на нее, но все же заставляло испытывать неловкость, как будто даже наклон головы получался у меня неуклюжим.

Хорошо, что хотя бы образец не был сложным.

— Метафаза, — сказал я.

— Не возражаешь, если я взгляну? — спросила она, когда я начал было менять предметное стекло. Ее рука перехватила мою, чтобы остановить. Пальцы были просто ледяными, словно она держала их перед занятием в сугробе. Но я так быстро отдернул руку не из-за этого. Когда Эдит прикоснулась ко мне, я ощутил что-то похожее на легкий удар тока.

— Извини, — пробормотала она, поспешно убирая руку, но продолжая тянуться к микроскопу. Я смотрел на нее, слегка ошеломленный, а она проверила образец, снова потратив на это буквально долю секунды.

— Метафаза, — согласилась она, возвращая мне микроскоп.

Я попытался поместить под объектив другое предметное стекло, однако оно было слишком маленьким или мои пальцы — слишком большими, поэтому в итоге я уронил оба образца. Один упал на стол, а второй полетел за край, но Эдит поймала его раньше, чем он ударился об пол.

— Уф… — выдохнул я расстроенно. — Прости.

— Ну, в последнем все равно нет никакой загадки, — сказала она, явно пытаясь не улыбнуться. Снова я выставил себя на посмешище.

Эдит каллиграфическим почерком написала «Метафаза» и «Телофаза» в оставшихся двух строчках таблицы.

Мы закончили задолго до того, как кто-то еще хотя бы приблизился к финишу. Я видел, как МакКейла и ее напарник снова и снова сравнивали два препарата, а у еще одной пары под столом был раскрыт учебник.

Теперь мне нечем было заняться, оставалось только пытаться не глазеть на Эдит… Безуспешно. Я все-таки посмотрел на нее — и встретил ее взгляд, в котором снова было то странное выражение разочарования. Внезапно я понял, что так неуловимо изменило ее лицо.

— Ты в контактных линзах? — выпалил я.

Похоже, ее озадачил мой неуместный вопрос.

— Нет.

— О, — промямлил я. — Кажется, глаза у тебя были немного другими.

Пожав плечами, она отвела взгляд.

На самом деле я твердо знал, что что-то изменилось. Я не забыл ни одной подробности нашей первой встречи, когда Эдит уставилась на меня с таким видом, словно хотела прикончить. Буквально видел перед собой эти совершенно черные глаза, такие неожиданные на фоне бледной кожи. Сегодня же они были абсолютно другого цвета: необычно золотистые, темнее янтарно-желтого, но такого же теплого оттенка. Я не понимал, как это возможно, если только она не соврала по какой-то причине о линзах. Разве что Форкс сводит меня с ума в буквальном смысле слова.

Я посмотрел вниз. Ее руки снова были сжаты в кулаки.

Тут миссис Баннер подошла к нашему столу и, взглянув на законченную лабораторную работу, присмотрелась внимательнее, чтобы проверить ответы.

— Итак, Эдит… — начала она.

— Половину образцов определил Бо, — сказала Эдит, не дав учительнице закончить фразу.

Теперь миссис Баннер скептически смотрела на меня.

— Вы уже выполняли раньше эту лабораторную? — спросила она.

Я пожал плечами:

— Не с луковым корнем.

— С бластулой осетра?

— Да.

Миссис Баннер кивнула:

— Вы занимались в Финиксе по углубленной программе?

— Да.

— Что ж, — сказала она через пару секунд, — наверное, хорошо, что вы работаете в паре, — и, удаляясь, пробормотала что-то еще, чего я не расслышал. После ухода миссис Баннер я снова начал разрисовывать свою тетрадь.

— Жаль, что снег растаял, да? — спросила Эдит. У меня возникло странное ощущение, что она заставляет себя вести со мной светскую беседу. Словно услышала мой разговор с Джереми за ланчем и пытается доказать мне, что я не прав. Но она никак не могла слышать. У меня уже просто паранойя.

— Вообще-то, нет, — честно ответил я вместо того, чтобы притворяться таким, как все, нормальным. Я еще пытался избавиться от глупого подозрения и не мог сосредоточиться на сохранении социально приемлемого имиджа.

— Тебе не нравится холод. — Это был не вопрос.

— И сырость тоже.

— Должно быть, тебе трудновато жить в Форксе, — задумчиво сказала Эдит.

— Даже не представляешь, насколько, — мрачно пробормотал я.

Казалось, мой ответ ее заинтересовал, но я понятия не имел, по какой причине. Ее лицо так сильно отвлекало, что я старался глядеть на нее не чаще, чем требовали элементарные правила вежливости.

— Зачем же ты тогда приехал сюда?

Никто еще не спрашивал меня об этом — во всяком случае, так прямо и требовательно.

— Это… непросто.

— Уверена, я справлюсь, — не отступала она.

Я молчал целое долгое мгновение, но потом совершил ошибку, встретившись с ней взглядом. Ее миндалевидные глаза цвета темного золота привели меня в замешательство, и я ответил не раздумывая:

— Мама вышла замуж.

— Это не кажется таким уж сложным, — возразила она, но тон ее внезапно смягчился. — Когда?

— В сентябре, — я не смог удержаться от грустной интонации.

— И он тебе не нравится, — так же доброжелательно предположила Эдит.

— Нет, Фил хороший человек. Немного молод, возможно, но отличный парень.

— Почему же тогда ты не остался с ними?

Я не мог понять ее интерес, но она продолжала проницательно смотреть на меня, как будто моя скучная история была почему-то жизненно важной для нее.

— Фил почти постоянно в разъездах. Он профессиональный бейсболист. — Я невесело улыбнулся.

— Я о нем слышала? — спросила она, улыбаясь мне в ответ, как раз настолько, чтобы слегка показались ямочки на щеках.

— Нет, наверное. Он играет не слишком хорошо. Всего лишь в малой лиге. Приходится много ездить.

— И твоя мама отправила тебя сюда, чтобы иметь возможность сопровождать его. — Это снова прозвучало как утверждение, а не как вопрос.

Мои сгорбленные плечи автоматически распрямились:

— Нет. Я сам себя отправил.

Ее брови сошлись в одну линию.

— Не понимаю, — призналась Эдит, и мне показалось, что она разочарована этим фактом сильнее, чем стоило бы.

Я вздохнул. Зачем я ей все это объясняю? Она внимательно смотрела на меня в ожидании ответа.

— Вначале она оставалась дома со мной, но скучала по нему. Это делало ее несчастной… Поэтому я решил, что пора провести немного времени с Чарли. — Я договаривал фразу упавшим голосом.

— Но теперь несчастен ты, — заметила она.

— Ну и что? — с вызовом ответил я.

— Это кажется несправедливым. — Эдит пожала плечами, все еще пристально глядя на меня.

Я хохотнул:

— Разве ты не знаешь? Жизнь вообще несправедлива.

— Действительно, это я уже где-то слышала, — сухо согласилась она.

— Вот и все, — настаивал я, удивляясь, почему она продолжает так смотреть на меня.

Эдит склонила голову набок, взгляд ее золотистых глаз словно проникал, как луч лазера, сквозь мою кожу.

— Неплохое шоу, — медленно сказала она. — Но я могла бы поспорить, что ты страдаешь больше, чем позволяешь кому-нибудь увидеть.

Я пожал плечами:

— Повторяю: ну и что?

— Не вполне тебя понимаю, больше ничего.

— Зачем тебе это? — хмуро спросил я.

— Очень хороший вопрос, — пробормотала она так тихо, что я не понял, предназначалась ли эта фраза мне или ей самой. Однако после нескольких секунд молчания я решил, что другого ответа не получу.

Было неловко сидеть вот так, молча уставившись ей в глаза, но она не отводила взгляда. Мне хотелось продолжать рассматривать ее лицо, но я опасался, не решит ли Эдит, что со мной не все в порядке, если я буду все время глазеть на нее, поэтому, в конце концов, я повернулся к доске. Она вздохнула.

Я снова взглянул на нее: Эдит по-прежнему смотрела на меня, но выражение ее лица стало другим — слегка разочарованным… или сердитым.

— Извини, — быстро сказал я. — Я… я тебя раздражаю?

Она покачала головой и улыбнулась одной стороной рта — появилась всего одна ямочка.

— Нет. Скорее, уж я сама себя раздражаю.

— Почему?

Она снова наклонила голову к плечу:

— Чтение людей… обычно это легко мне дается. Но с тобой ничего не получается. Наверное, я не очень хорошо понимаю тебя. Это смешно?

Я подавил улыбку.

— В большей степени… неожиданно. Мама всегда называет меня своей открытой книгой. Если верить ей, у меня все буквально на лбу написано, читай сколько влезет.

Улыбка Эдит померкла, и она опять посмотрела мне в глаза, но не сердито, как до этого, просто пристально. Словно действительно изо всех сил пыталась прочитать то, что без труда видела моя мама. Потом ее настроение еще раз внезапно изменилось, и, снова улыбаясь, она сказала:

— Похоже, я стала слишком самоуверенной.

Я не знал, что на это ответить.

— Э… извини?

Она рассмеялась, и это прозвучало как музыка, хотя мне не удавалось вообразить инструмент, который мог бы сравниться с ее смехом. Зубы у нее оказались идеальными — что ничуть меня не удивило — и ослепительно белыми.

Тут миссис Баннер призвала класс к порядку, и я с облегчением переключил внимание на нее. Непринужденная беседа с Эдит оказалась немного напряженной. Я чувствовал странное головокружение. Неужели меня действительно угораздило только что подробно рассказать о своей скучной жизни этой удивительной красивой девушке, которая, возможно, ненавидит меня? Ее интерес к моим словам казался чуть ли не чрезмерным, но теперь я видел краешком глаза, что она снова отклонилась от меня, а руки ее с явным усилием сжимают край стола.

Миссис Баннер проводила разбор лабораторной работы, показывая с помощью проектора все этапы, и я пытался сосредоточиться на слайдах, но мысли были очень далеко от этой лекции.

Когда прозвенел звонок, Эдит покинула класс так же быстро и грациозно, как в прошлый понедельник. И так же, как тогда, я смотрел ей вслед с изумленно приоткрытым ртом.

МакКейла подбежала к моему столу почти с той же скоростью.

— Это было ужасно, — сказала она. — Они все выглядели одинаково. Тебе повезло, что твоей напарницей была Эдит.

— Да, она, похоже, здорово разбирается в луковом корне.

— Сегодня она вела себя довольно дружелюбно, — надевая плащ, заметила МакКейла. Казалось, ее не слишком радовало это обстоятельство.

Я постарался, чтобы мой голос звучал небрежно:

— Интересно, что это с ней было в прошлый понедельник?

Мы направились в спортзал, и я никак не мог сосредоточиться на болтовне МакКейлы. Урок физкультуры тоже не слишком меня интересовал. МакКейла сегодня была в одной команде со мной. Она с готовностью принимала не только свои мячи, но и мои, поэтому мне нужно было обращать внимание на игру, только когда подходила моя очередь подавать. Товарищи по команде уже научились разбегаться в разные стороны, видя, что я выхожу на линию.

По дороге на парковку я изрядно вымок, хотя дождь уже всего лишь моросил. Поэтому, добравшись наконец до пикапа, я включил печку на полную мощность, на этот раз не беспокоясь из-за оглушительного рева двигателя.

Оглядываясь, чтобы убедиться, что путь свободен, я заметил неподвижную белую фигуру. Эдит Каллен стояла, прислонившись к передней дверце «вольво» за три машины от меня, и внимательно смотрела в моем направлении. Она не улыбалась, но, по крайней мере, убийственного выражения лица тоже не было — во всяком случае, сейчас. Я отвернулся и, резко тронув с места свой грузовичок задним ходом, чуть не врезался в ржавую «тойоту». К счастью для «тойоты», мне удалось вовремя ударить по тормозам. Эта машина была как раз из тех, что мой пикап способен запросто превратить в металлолом. Я глубоко вздохнул, все еще глядя в противоположную от Эдит сторону, и снова осторожно начал движение. На этот раз получилось. Проезжая мимо «вольво», я смотрел строго вперед, но и боковым зрением сумел заметить, что Эдит смеется.

Глава третья

Феномен

Открыв утром глаза, я понял, что что-то изменилось.

Свет. Он был все тем же унылым спутником пасмурного дня в лесу, но казался несколько прозрачнее. Я заметил, что туман больше не застилает окно.

Я соскочил с постели, чтобы выглянуть на улицу, и стон разочарования вырвался сам собой.

Весь двор был покрыт тонким слоем снега, он припорошил грузовик и выбелил дорогу. Но это еще не самое худшее. Вчерашний дождь превратился в сплошной лед, покрыв еловые иголки сумасшедшими узорами и сделав из подъездной дорожки смертельный каток. Раз уж мне едва удавалось не падать на сухой земле, то сейчас, пожалуй, безопасней всего было бы вернуться в кровать.

Чарли уехал на работу, пока я еще спал. Жизнь с ним во многом была похожа на самостоятельное существование, и я понял, что скорее радуюсь свободному пространству, нежели чувствую себя одиноким.

Я быстро прикончил миску хлопьев, залив их апельсиновым соком. Мне не терпелось отправиться в школу, и это меня беспокоило. Я знал, что дело не в стремлении вновь изучить уже пройденный материал и не в желании повстречаться с новоиспеченными друзьями. Если быть честным, я рвался в школу, чтобы увидеть Эдит Каллен. И это было очень, очень глупо.

Возможно, пара других девчонок и были заинтригованы появлением нового ученика, но Эдит не похожа на МакКейлу или Эрику. Я прекрасно осознавал, что мы принадлежим к разным мирам, которым никогда не пересечься. Меня беспокоило, что один лишь взгляд на ее лицо дарит мне тщетное предвкушение, которое будет преследовать меня до конца жизни. К тому же, сколько бы я ни пялился на нее — наблюдая за движением ее губ, восхищаясь ее кожей, слушая ее голос, — это точно не решит проблем. Я ведь даже не доверял ей — зачем она солгала о глазах? И, конечно, дело в том, что, возможно, она хочет моей смерти. Поэтому мне точно не стоило бы рваться увидеть ее снова.

Чтобы добраться до конца ледяной дорожки живым, мне потребовалась вся моя концентрация. Я чуть не поскользнулся у самого грузовика, но сумел зацепиться за боковое зеркало и тем самым спастись. Тротуары у школы сегодня будут тем еще испытанием… столько возможностей для унижения.

Казалось, грузовику был нипочем гололед, сковавший асфальт. Однако я ехал очень медленно, не желая становиться виновником аварии на Главной улице.

Выбравшись из пикапа у школы, я понял, почему поездка оказалась легкой. Краем глаза я заметил, как что-то блеснуло, и прошел вдоль машины — крепко держась за борт, — чтобы взглянуть на шины. Их покрывали причудливо переплетенные тонкие цепи. Чарли встал бог знает когда, чтобы установить их на пикап.

Горло сдавило от невысказанных чувств. Все должно быть наоборот. Пожалуй, это мне стоило подумать об установке цепей на его шины, если бы я знал, как это делается. Или хотя бы надо было помочь ему. Это не его обязанность…

Впрочем, наверное, все же его. Он отец. И заботится обо мне, своем сыне. Именно так происходит в книгах и фильмах, но это почему-то выбило меня из колеи.

Я стоял позади грузовика, стараясь сдержать внезапную волну эмоций, вызванных этими цепями, когда до меня донесся странный звук — пронзительный визг… и, едва я осознал, что слышу, как он стал оглушительно громким. Я испуганно поднял глаза.

Взгляд одновременно выхватил несколько деталей. При этом не было никакой «замедленной съемки», как это показывают в кино. Наоборот, приток адреналина заставил мозг работать быстрее, и я смог запомнить в подробностях несколько вещей сразу.

Эдит Каллен стояла в четырех машинах от меня, в ужасе раскрыв рот. Ее лицо выделялось из моря лиц, застывших с таким же выражением шока. Еще я видел, как занесло на большой скорости темно-синий фургон, это его заблокированные тормозами колеса издавали тот самый визг, пока он сам неуправляемо вращался на обледенелой парковке, собираясь врезаться в заднюю часть пикапа, у которой как раз находился я. У меня даже не оставалось времени закрыть глаза.

За мгновение до оглушительного хруста, с которым фургон сложился вокруг кузова пикапа, что-то с силой врезалось в меня, но не с той стороны, откуда я ожидал. Я ударился головой о мерзлый асфальт и почувствовал, как меня прижало к земле чем-то твердым и холодным. Я понял, что лежу на тротуаре возле коричневой машины, рядом с которой припарковался пару минут назад. Но у меня не было возможности заметить что-либо еще, поскольку опасность все еще не миновала. Фургон со скрежетом завернул за пикап и, по-прежнему быстро вращаясь и скользя, собирался столкнуться со мной снова.

— Ну давай же! — ее слова прозвучали так быстро, что я их практически не расслышал, однако этот голос нельзя было не узнать.

Две тонкие белые руки взвились передо мной, и фургон, содрогнувшись, остановился в футе от моего лица, ее бледные кисти точно вписались в глубокую вмятину на кузове.

Руки ее начали двигаться так быстро, что казались размытыми. Она схватилась за какую-то деталь под днищем фургона, а меня, словно тряпичную куклу, что-то развернуло в сторону так, что ноги оказались рядом с колесом коричневой машины. Затем последовал оглушительный до боли в ушах металлический скрежет, и фургон, посыпая асфальт битым стеклом, остановился — как раз там, где еще секунду назад были мои ноги.

На долгое мгновение воцарилась абсолютная тишина. Затем раздались крики. Среди всеобщей паники я слышал, как несколько человек звали меня по имени. Но гораздо громче всех воплей прозвучал тихий неистовый голос Эдит Каллен:

— Бо? Ты в порядке?

— Все хорошо, — мой голос казался незнакомым. Я попытался сесть и понял, что она прижимает меня к себе. Наверное, моя травма была серьезнее, чем я предполагал, поскольку мне даже не удалось сдвинуть ее руку. Или я ослабел из-за шока?

— Осторожнее, — сказала она, когда я начал вырываться. — Мне кажется, ты довольно сильно ударился головой.

Я почувствовал пульсирующую боль над левым ухом.

— О, — удивленно сказал я.

— Так я и думала. — Я не видел ничего смешного, но это прозвучало так, словно она сдерживала смех.

— Как… — я осекся, пытаясь обрести ясность разума и привести мысли в порядок. — Как ты оказалась здесь так быстро?

— Я стояла рядом с тобой, Бо, — сказала она, внезапно вернув голосу серьезность.

Я снова попытался сесть, и на этот раз она мне помогла, после чего отодвинулась настолько далеко, насколько позволяло ограниченное пространство. Я взглянул на ее встревоженное невинное лицо, и ее золотые глаза снова сбили меня с толку. О чем я ее спрашивал?

И тут они нашли нас, толпа людей с заплаканными лицами, кричащих друг на друга, кричащих на нас.

— Не двигайтесь, — приказал кто-то.

— Вытащите Тейлор из фургона! — закричал кто-то другой. Вокруг нас разворачивалась бурная деятельность. Я попытался встать, но Эдит, положив мне руку на плечо, заставила сесть обратно.

— Лучше пока не двигайся.

— Но тут холодно, — пожаловался я и удивился, услышав, как она чуть слышно хихикнула.

— Ты была там, — внезапно вспомнил я, и она перестала смеяться. — Ты была около своей машины.

Она резко напряглась:

— Нет.

— Я видел тебя. — Вокруг нас была неразбериха. Я слышал низкие голоса взрослых, которые приезжали на стоянку. Но я упрямо не желал прекращать спор, так как был прав, и ей придется это признать.

— Бо, я стояла рядом с тобой, и оттолкнула тебя с дороги.

Она уставилась на меня, и произошло нечто странное. Было похоже на то, будто золото ее глаз сверкнуло, ее глаза завораживали меня и гипнотизировали. В них скрывалось нечто будоражащее и разрушительное. Но взгляд ее был встревоженным. Мне показалось, что она пытается сказать нечто важное.

— Все было не так, — тихо сказал я.

Золото в её глазах снова сверкнуло.

— Бо, пожалуйста.

— Почему? — спросил я.

— Поверь мне, — попросила она.

Я уже слышал вой сирен.

— Ты сможешь объяснить мне все позже?

— Договорились, — отрезала она, внезапно рассердившись.

— Хорошо, — пробормотал я, не в силах объяснить перемены её настроения наряду со всем тем, с чем я пытался примириться. И что я должен думать обо всем этом, если то, что я запомнил, невозможно?

Понадобились усилия шести сотрудников «Скорой» и двоих учительниц — Миз Варнер и тренера Клапп, чтобы сдвинуть фургон на достаточное расстояние и втиснуть каталку. Эдит уверяла, что ее не задело, и я попытался сделать тоже самое, но она быстро опровергла мои слова. Сказала, что я ударился головой, и усугубила ситуацию, бросив пару слов о возможном сотрясении и кровоизлиянии. Хотелось сдохнуть на месте, когда они нацепили мне на шею бандаж. Похоже, вся школа собралась здесь, наблюдая, как меня грузят в «скорую». Эдит разрешили ехать на переднем сиденье. По шкале унизительности этот день в тысячу раз превзошел все мои ожидания, а ведь я даже не добрался до тротуара.

Вдобавок ко всему, меня не успели благополучно увезти до того, как приехал шеф Свон.

— Бо! — в панике закричал он, когда увидел меня на каталке.

— Я в полном порядке, Чар… пап, — вздохнул я. — Ничего страшного со мной не случилось.

Он повернулся к ближайшему медику, чтобы узнать его мнение. Пока тот пытался его успокоить, я перестал их слушать и сосредоточился на абсурдных образах, теснившихся в моей голове, которые не могли быть реальными. Когда санитары подняли носилки, чтобы увезти меня с места происшествия, я увидел глубокую вмятину на бампере коричневой машины. Вмятина весьма отчетливо повторяла контуры изящного плеча Эдит. Как будто она приложилась к машине с такой силой, что помяла металлический каркас.

А еще там были ее братья и сестры, наблюдающие издалека со смешанными эмоциями: от неодобрения (Элинор), до ярости (Роял), но ни один из них не выражал беспокойства за благополучие своей младшей сестры.

Я помнил чувство полета по воздуху… Как что-то твердое прижимает меня к земле… Рука Эдит под рамой фургона, как будто она приподняла его над землей…

Я пытался найти логические объяснения тому, что только что видел. Лучшим из них было психическое расстройство на фоне эмоционального потрясения. Конечно, я не чувствовал себя сумасшедшим, но, возможно, сумасшедшие всегда считают, что они в здравом уме.

Естественно, до окружной больницы нас сопровождал полицейский эскорт. Пока меня выгружали из машины, хотелось сквозь землю провалиться. Но ситуацию еще больше ухудшило то, что Эдит просто вошла в больничную дверь.

Они доставили меня в приемное отделение — длинную палату, со стоящими в ряд кроватями, разделенными светлыми шторками. Медсестра померила мне давление и всунула градусник под язык. Поскольку никто не догадался задернуть шторку, чтобы дать мне немного уединения, я решил, что не обязан носить позорный шейный бандаж. Как только медсестра вышла, я быстро расстегнул липучки и бросил его под кровать.

Среди персонала больницы снова началась суматоха, и к ближайшей ко мне койке подвезли еще одни носилки. Под окровавленными бинтами, туго обмотанными вокруг головы, я узнал Тейлор Кроули из моего класса политологии. Тейлор выглядела во сто крат хуже, чем чувствовал себя я. Но она обеспокоенно смотрела на меня.

— Бо, прости!

— Всё хорошо, Тейлор. Ужасно выглядишь, ты в порядке?

Пока мы разговаривали, медсестры начали разматывать пропитанные кровью бинты, открывая множество мелких порезов на ее лбу и левой щеке.

Она проигнорировала вопрос.

— Я думала, что собью тебя! Я неслась слишком быстро и выехала на лед… — она сморщилась, когда медсестра начала обрабатывать ее лицо.

— Не волнуйся, ты меня не задела.

— Как ты смог так быстро отскочить? Ты был там, а потом исчез…

— Мм… Эдит оттолкнула меня.

Она была озадачена:

— Кто?

— Эдит Каллен — она стояла рядом со мной. — Как обычно, я не сумел сказать это убедительно.

— Эдит? Я не видела ее… вот это да, всё произошло так быстро. С ней всё в порядке?

— Думаю, да. Она где-то здесь, но ее не заставили ложиться на каталку.

Я не сошел с ума — это точно. Что произошло? Невозможно было объяснить то, что я видел.

Потом меня повезли на рентген головы. Говорил же я, что со мной все в порядке, — так оно и вышло. Даже сотрясения не обнаружили. Я попросил разрешения уйти, но медсестра сказала, что сначала мне нужно поговорить с доктором. Поэтому я застрял в приемном отделении, утомленный непрекращающимися извинениями Тейлор и обещаниями загладить вину. Раз за разом я пытался убедить ее, что со мной всё отлично, но она продолжала просить прощения. В итоге я закрыл глаза и перестал ее слушать.

— Он спит? — спросил музыкальный голос. Глаза тут же распахнулись.

Эдит стояла в изножье моей койки — скорее ухмыляясь, чем улыбаясь. Я уставился на нее, пытаясь соединить кусочки мозаики в голове. Она не была похожа на человека, который бы мог остановить несущийся автомобиль голыми руками. Но, с другой стороны, она отличалась от всех ранее виденных мною людей.

— Привет, э-э… Эдит, мне очень жаль, правда… — начала Тейлор.

Эдит подняла руку, прерывая ее.

— Нет крови — нет вины,

— сказала она, сверкнув белыми зубами. Потом присела на край кровати Тейлор, повернувшись ко мне лицом. Снова ухмыльнулась. — Итак, каков вердикт? — спросила она меня.

— Со мной всё в порядке, но они не разрешают мне уйти, — сказал я. — Почему тебя не пристегнули к каталке, как нас?

— Всё дело в связях, — ответила она. — Но не волнуйся, я пришла организовать твой побег.

Из-за угла вышла женщина-врач, и у меня отвисла челюсть. Она была молодой блондинкой… прекраснее любой кинозвезды. Словно кто-то взял лучшие части Одри Хепберн, Грейс Келли и Мэрилин Монро и соединил их в одной богине. Она была бледной и уставшей, с кругами под темными глазами. Согласно описанию Чарли, это была мама Эдит.

— Итак, мистер Свон, — начала доктор Каллен мягким голосом, — как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — сказал я — надеюсь, в последний раз.

Она подошла к световому щиту, который висел на стене над моей головой, и включила его.

— Рентгеновские снимки без отклонений, — заметила она. — Голова болит? Эдит сказала, вы довольно сильно ударились.

— Всё хорошо, — со вздохом повторил я, бросив на Эдит быстрый вопросительный взгляд. Она отвела глаза в сторону.

Холодные пальцы врача нежно прошлись по моей голове. Доктор заметила, что я вздрогнул.

— Больно? — спросила она.

— Не очень.

Бывало и хуже.

Я услышал тихий смешок и перевел взгляд на улыбающуюся Эдит.

— Что ж, ваш отец ждет в приемной — он отвезет вас домой. Но возвращайтесь, если почувствуете головокружение или начнутся проблемы со зрением.

— А в школу вернуться нельзя? — спросил я, представив себе Чарли в роли заботливой медсестры.

— Возможно, сегодня вам лучше отдохнуть.

Я взглянул на Эдит:

— А она пойдет в школу?

— Кто-то ведь должен распространить благую весть о том, что мы выжили, — беспечно отозвалась Эдит.

— Вообще-то, — заметила доктор Каллен, — кажется, большая часть школы сейчас в приемной.

— Ох, — простонал я.

Доктор Каллен подняла брови:

— Хотите остаться?

— Нет, нет! — настойчиво возразил я, свешивая ноги с края кровати и быстро спрыгивая. Слишком быстро — меня качнуло в сторону, и доктор Каллен поймала меня. Она была сильнее, чем казалось на первый взгляд.

— Со мной всё хорошо, — снова заверил я ее. Не стоило объяснять, что мои проблемы с равновесием никак не связаны с травмой головы.

— Примите Тайленол от боли, — предложила она, придерживая меня.

— Болит не так уж сильно, — заверил я.

— Похоже, вам крупно повезло, — сказала доктор Каллен с улыбкой, размашисто подписывая мою карту.

— Повезло, что Эдит стояла рядом со мной, — поправил я, бросив еще один взгляд на предмет своего заявления.

— Да, конечно, — согласилась доктор Каллен, вдруг заинтересовавшись лежащими перед ней бумагами. Потом она посмотрела на Тейлор и подошла к ее кровати. Это убедило меня, что доктор была полностью в курсе произошедшего.

— Боюсь, тебе придется задержаться у нас, — сказала она Тейлор и начала изучать ее порезы.

Как только врач повернулась к нам спиной, я подошел к Эдит.

— Можно тебя на минутку? — прошептал я чуть слышно. Она отступила от меня на шаг, вдруг стиснув челюсти.

— Твой отец ждет тебя, — ответила она сквозь зубы.

Я бросил взгляд на доктора Каллен и Тейлор.

— Мне нужно поговорить с тобой наедине, — настаивал я.

Она пристально смотрела на меня — но не так, как в первый день, далеко не так убийственно, поэтому я просто ждал. Спустя секунду она развернулась и быстро зашагала по проходу. Несмотря на мои длинные ноги, мне чуть ли не бежать пришлось, чтобы не отстать от нее. Как только мы завернули за угол, оказавшись в коротком коридоре, она повернулась ко мне.

— Что ты хочешь? — спросила она раздраженно, обдавая меня холодным взглядом.

Ее враждебность напугала меня. Слова звучали уже не так уверенно, как я планировал.

— Ты задолжала мне объяснение, — напомнил я.

— Я спасла тебе жизнь — я тебе ничего не должна.

Я вздрогнул от негодования, прозвучавшего в ее голосе.

— Почему ты так себя ведешь?

— Бо, ты ударился головой и не понимаешь, о чем говоришь, — резко сказала она.

Но ее злость только сильнее убедила меня, что я был прав.

— С моей головой всё в порядке.

Она обратила на меня свой пристальный взгляд:

— Что ты хочешь от меня, Бо?

— Хочу знать правду, — сказал я. — Хочу знать, почему я лгу ради тебя.

— И что, по-твоему, произошло? — бросила она.

Произнести вслух свою версию было сложнее, потому что при этом слышишь всю бредовость слов. Это пошатнуло мою уверенность, но я постарался сохранить спокойствие в голосе.

— Я знаю, что ты не стояла рядом со мной. Тейлор тоже тебя не видела, так что сотрясение здесь ни при чем. Этот фургон мог сбить нас обоих, но не сбил. Похоже, твои руки оставили вмятины на кузове, а плечи отпечатались на другой машине, но на тебе нет и царапины. Фургон должен был раздавить мне ноги, но ты его приподняла… — это и в самом деле звучало все хуже и хуже. Я не мог продолжать.

Она смотрела на меня с недоверием, широко раскрыв глаза. Но ей не удалось полностью скрыть свое напряжение, оборонительное поведение.

— Ты думаешь, я подняла фургон? — в ее голосе слышалось сомнение по поводу моего здравомыслия, но здесь было что-то не так. Все это напоминало отрепетированную речь опытной актрисы — усомниться сложно, но, в то же время, рамка киноэкрана не дает забыть, что все происходит не на самом деле.

Я молча кивнул.

Она улыбнулась холодно, с насмешкой:

— Знаешь, никто в это не поверит.

— Я не собираюсь никому рассказывать.

На ее лице промелькнуло удивление, улыбка поблекла.

— Тогда какое это имеет значение?

— Для меня это имеет значение, — сказал я. — Я не люблю врать. Так что лучше бы на то была веская причина.

— Разве ты не можешь просто поблагодарить меня и забыть обо всем?

— Спасибо, — сказал я, а затем сложил руки на груди. Ожидая.

— Ты не забудешь, не так ли?

— Нет.

— В таком случае… надеюсь, тебе нравится разочаровываться.

Она сердито смотрела на меня, я уставился в ответ, мысли разбегались — так прекрасен был ее гнев. Я заговорил первым, стараясь оставаться собранным. В любой момент я мог полностью отвлечься. Это словно играть в гляделки с ангелом смерти.

— Если ты собиралась так себя вести, — начал я, — зачем вообще спасала?

Она помедлила, и на одно короткое мгновение ее совершенное лицо показалось неожиданно беззащитным.

— Я не знаю, — прошептала она.

А потом повернулась ко мне спиной и умчалась прочь.

Я стоял еще какое-то время не шевелясь. Вновь обретя способность двигаться, я медленно направился к выходу в конце коридора.

Приемная, как я и ожидал, была малоприятной. Казалось, что все, кого я знал в Форксе, находились здесь и глазели на меня. Чарли бросился ко мне; я поднял руки.

— Со мной все в порядке, — заверил я его, внезапно рассерженный всей этой безумной ситуацией.

— Что сказала доктор?

— Доктор Каллен осмотрела меня. Сказала, что я в порядке и могу ехать домой.

МакКейла, Джереми и Эрика — все были здесь. Они собирались подойти к нам.

— Пойдем, — поторопил я.

Чарли протянул ко мне руку, так как думал, что я нуждаюсь в поддержке. Я быстро отступил в сторону выхода, вяло помахав своим друзьям. Надеюсь, до завтра они обо всём этом забудут.

Навряд ли.

Оказаться в патрульной машине было огромным облегчением — непривычное чувство, учитывая мое отношение к этому виду транспорта.

Мы ехали в тишине. Поглощенный своими мыслями, я едва замечал присутствие Чарли. Безусловно, защитная реакция Эдит лишний раз подтверждала реальность всех тех странностей, которые я видел, хотя мне до сих пор трудно было в это поверить.

Когда мы подъехали к дому, Чарли, наконец, заговорил:

— Кхм… Тебе нужно будет позвонить Рене, — он виновато опустил голову.

Я был потрясен.

— Ты рассказал маме?

— Прости.

Выходя, я хлопнул дверью машины немного сильнее, чем было необходимо.

Конечно, мама была в истерике. Мне пришлось по меньшей мере раз тридцать сказать ей, что я прекрасно себя чувствую, прежде чем она успокоилась. Она умоляла меня вернуться домой — упуская тот факт, что в данный момент дом был пуст, — однако противостоять ее уговорам было проще, чем я ожидал. Я был поглощен подброшенной Эдит загадкой. И весьма одержим самой Эдит. Глупо, глупо, глупо. Я больше не стремился сбежать из Форкса, как следовало бы любому нормальному, здравомыслящему человеку.

Тем вечером я решил, что вполне могу лечь спать пораньше. Чарли продолжал поглядывать на меня с тревогой, и это действовало мне на нервы. По дороге в свою комнату я прихватил в ванной три таблетки Тайленола. Они действительно помогли, и, когда боль утихла, я заснул.

В ту ночь мне впервые приснилась Эдит Каллен.

Глава четвертая

Приглашения

В моем сне вокруг было темно, лишь от кожи Эдит, казалось исходил тусклый свет. Я не видел её лица, только спину — Эдит отдалялась от меня, оставляя одного во мраке. Как бы быстро я ни бежал, догнать её не мог, как бы громко ни звал, она так и не обернулась.

Я все отчаяннее пытался ее настичь, пока эта тревога наконец не разбудила меня. Была только середина ночи, но уснуть не удавалось, кажется, еще очень долго. После этого Эдит появлялась в моих снах почти каждую ночь, всегда где-то поодаль, недосягаемая.

Месяц после происшествия был беспокойным, напряженным и очень неловким, особенно поначалу.

Я оставался в центре внимания до конца недели, что мне совершенно опротивело. Тейлор Кроули была чересчур назойлива, постоянно крутилась рядом, придумывая всевозможные способы загладить свою вину. Все мои попытки убедить её просто забыть обо всем, тем более что со мной ничего и не случилось, оставались тщетными, она не сдавалась. Находила меня на переменах и, а во время ланча садилась за наш, теперь и так переполненный, стол. МакКейле и Эрике, кажется, это совсем не нравилось: они метали взгляды в ее сторону даже чаще, чем друг в друга, и это заставляло меня беспокоиться, не заполучил ли я еще одну нежелательную поклонницу. Похоже, интерес к новенькому стал последним писком моды.

Никто не обращал внимания на Эдит, никто не следовал за ней повсюду и не выпытывал о произошедшем. Я всегда упоминал её в своей версии происшествия, рассказывая, как героически она оттащила меня, сама едва не попав под машину, — но, по словам всех ребят, они даже не понимали, что Эдит там, пока фургон не отодвинули.

Я часто задавался вопросом, почему никто, кроме меня, не заметил, что она стояла так далеко, возле своей машины, перед тем, как настолько неожиданно и невероятно спасла мою жизнь. И на ум приходил единственный ответ, который вовсе мне не нравился. Просто никто не обращал внимания на Эдит. Никто не наблюдал за ней так, как я — жалко и несколько фанатично.

Все продолжали избегать Эдит, ничего не изменилось. Каллены и Хейлы садились за тот же стол, что и раньше, не ели и говорили только между собой. Никто из них больше не смотрел в мою сторону.

Сидя на занятиях со мной — и как можно дальше от меня, — Эдит, казалось, совершенно не замечала моего присутствия. Как будто мое место оставалось свободным. Только время от времени, когда её кулаки вдруг резко сжимались так, что белели костяшки пальцев, у меня появлялись сомнения в том, что она так уж невнимательна.

Мне очень хотелось продолжить наш разговор, начатый в коридоре больницы, и на следующий день после происшествия я попытался. Ведь накануне она была в такой ярости. И, хотя я стремился узнать, что произошло на самом деле, и считал себя достойным правды, но все-таки, наверное, слишком напористо расспрашивал Эдит, а ведь она спасла мне жизнь. Кажется, я даже толком не поблагодарил ее.

Когда я вошел в кабинет биологии, Эдит уже была на своем месте. Я сел рядом, а она даже не повернулась в мою сторону, просто продолжала смотреть прямо перед собой. Вообще не подала виду, что меня заметила.

— Привет, Эдит, — сказал я.

Она на секунду слегка повернула голову в мою сторону и едва заметно кивнула, но взгляд ее оставался сосредоточенным на доске.

И это был наш последний разговор, хоть она и сидела всего лишь в шаге от меня каждый день. Временами я наблюдал за ней, не имея сил удержаться — правда, всегда на расстоянии, в кафетерии или на парковке. Я видел, как её золотые глаза становились день за днем все темнее, а потом резко вновь приобретали медовый оттенок, после чего опять начинали медленно изменять цвет до черного. Но на уроках я обращал на неё не больше внимания, чем она на меня. И чувствовал себя несчастным. А сны продолжались.

Она жалеет, что спасла меня от фургона Тейлор — я не мог придумать никакого другого объяснения. Поскольку она явно предпочитала, чтобы я был мертв, и делала вид, что так оно и есть.

Несмотря на то, что я напропалую врал маме в письмах, их тон, вероятно, все же выдал меня. Несколько раз она звонила, допытываясь, все ли у меня в порядке. Я пытался убедить её, что все дело в дожде, который меня угнетает.

Кого явно радовала очевидная холодность между мной и моей напарницей по лабораторным, так это МакКейлу. Наверное, её беспокоило, что общие переживания могли нас сблизить. Она вела себя все увереннее, присаживаясь на край моего стола, чтобы поболтать перед уроком биологии, и игнорируя Эдит так же, как та игнорировала нас.

Снег после того опасного дня начисто смыло. МакКейла жаловалась, что ей так и не удалось организовать большую снежковую битву, зато была очень рада приближающейся возможности съездить на пляж.

Но дождь продолжал лить все так же сильно, и неделя проходила за неделей.

Я практически не замечал времени. Большинство дней казались одинаковыми — серыми, зелеными и снова серыми. Мой отчим всегда сетовал, что в Финиксе нет времен года, но, насколько я могу судить, Форкс в этом смысле гораздо хуже. Я понятия не имел, что весна уже близко, пока одним дождливым утром не узнал об этом от Джереми, идя с ним вместе к кафетерию.

— Эй, Бо? — спросил он.

Мне хотелось поскорее спрятаться от дождя, но Джереми едва волочил ноги, поэтому я замедлил шаги, чтобы поравняться с ним.

— Что случилось, Джереми?

— Мне просто интересно, кто-нибудь уже пригласил тебя на весенние танцы? Ну, ты знаешь, выбирают девушки.

— О. Хм, нет.

— А… Ты хочешь… То есть… думаешь, МакКейла пригласит тебя?

— Надеюсь, что нет, — ответил я — наверное, слишком быстро. Он удивленно посмотрел на меня.

— Почему?

— Я не танцую.

— О.

В течение минуты мы шли в тишине. Он был погружен в размышления. Мне же не терпелось укрыться от моросящего дождя.

— Не возражаешь, если я скажу ей об этом? — спросил Джереми.

— Нет. Возможно, это даже хорошая идея. Не хочу кому-либо отказывать без необходимости.

— Хорошо.

— А когда танцы?

Мы уже подходили к кафетерию. Он указал на ярко-желтую афишу предстоящих танцев. Не замечал ее раньше, но, судя по скрученным краям и слегка размытым буквам, она провисела тут уже довольно долго.

— В следующую субботу.

Следующим утром МакКейла вела себя на английском непривычно тихо, и я подумал, что Джереми наверняка ей уже что-то сказал. Во время ланча она села поодаль от нас обоих и почти не разговаривала. На биологию мы с ней тоже шли молча, но в кабинете она, по обыкновению, подошла, чтобы сесть на край моего лабораторного стола. А я, как всегда, слишком остро чувствовал присутствие Эдит, которая была так близко, что к ней можно было прикоснуться — и все же так далеко, словно являлась плодом моего воображения.

— В общем, — глядя в пол, начала МакКейла, — Джереми сказал, что ты не танцуешь.

— Да, это так.

Она посмотрела на меня с болью и немного рассержено. Я почувствовал себя виноватым, хотя еще даже не ответил ей отказом.

— О, — сказала она. — А я думала, он сочиняет.

— Хм, прости, но нет. Зачем ему такое выдумывать?

Она нахмурилась:

— Мне кажется, он хочет, чтобы я пригласила его.

Я натянуто улыбнулся:

— Так и сделай. Джереми отличный парень.

Девушка пожала плечами:

— Пожалуй, — затем, сделав глубокий вдох, подняла на меня глаза и нервно улыбнулась: — А твое «я не танцую» изменилось бы, если бы тебя пригласила я?

Краем глаза я заметил, как Эдит вдруг слегка наклонила голову в мою сторону. Словно тоже ожидала ответа. На который у меня ушло слишком много времени. Я все еще чувствовал себя виноватым, но в основном просто отвлекся. Эдит подслушивает?

— Хм, прости, что?

Лицо МакКейлы вытянулось:

— Ответ изменился бы, если бы кто-то другой пригласил тебя?

Заметила ли Эдит, как взгляд МакКейлы метнулся к ней?

— Нет, не имеет значения. В этот день я буду в Сиэтле, — мне надо было убраться из города, и следующая суббота казалась отличным временем для поездки.

— И обязательно в те выходные? — уточнила МакКейла.

— Да, но не волнуйся обо мне. Лучше пригласи Джереми. С ним гораздо веселее, чем со мной.

— Да, пожалуй, — пробормотала она и, развернувшись, направилась к своему месту. Увидев, как ссутулились ее плечи, я почувствовал себя ужасно. Зажмурился и прижал пальцы к вискам, пытаясь выкинуть из головы образ удрученной МакКейлы. Миссис Баннер начала говорить, и я со вздохом открыл глаза.

Прямо на меня смотрела Эдит со знакомым выражением недовольства, которое еще яснее читалось в ее черных сейчас глазах.

Я с удивлением уставился на нее, ожидая, что она отвернется. Но нет. Девушка по-прежнему буравила меня взглядом, словно пытаясь найти в моих глазах что-то важное. И я тоже продолжал пялиться, не в силах разорвать зрительный контакт, даже если бы захотел. Руки затряслись.

— Мисс Каллен? — обратилась к ней учительница, требуя ответа на вопрос, которого я не слышал.

— Цикл Кребса, — ответила Эдит и с видимой неохотой повернулась к миссис Баннер.

Оказавшись на свободе, я тут же опустил голову, делая вид, что заинтересовался учебником. Меня беспокоил поток эмоций, вызванный всего лишь ее взглядом — первым за шесть недель. Это ненормально. Вообще-то, довольно жалкое состояние, а возможно, даже хуже. Нездоровое.

Остаток урока я изо всех сил старался не замечать ее, но, так как это было невозможно, пытался хотя бы не привлекать ее внимания к тому, что не в силах сохранять равнодушный вид. Когда наконец прозвенел звонок, я отвернулся от Эдит, чтобы собрать учебники, ожидая, что она, как обычно, выскочит из класса.

— Бо?

Не должен ее голос звучать так знакомо, будто я слышал его всю жизнь, а не в общей сложности час несколько недель назад.

Не желая чувствовать то, что несомненно почувствую, едва взглянув на ее слишком идеальное лицо, я медленно повернулся к девушке — наверняка с настороженным видом. Она же казалась невозмутимой. И не сказала ни слова.

— Что? — спросил я.

Эдит молча смотрела на меня.

— Так ты… хм… разговариваешь со мной… или нет?

— Нет, — ответила она, но губы изогнулись в улыбке, на миг показав ямочки на щеках.

— Ладно… — я отвел глаза — вниз, на свои руки, затем вверх — в сторону доски. Сосредоточиться, глядя на Эдит, было сложно, а этот разговор был каким-то непонятным.

— Прости, — заговорила она, теперь уже без малейшей шутливости. — Я веду себя очень невежливо, знаю. Но так лучше, правда.

Снова посмотрев на нее, я заметил, что ее лицо стало совершенно серьезным.

— Не понимаю, о чем ты.

— Нам лучше не быть друзьями, — объяснила она. — Поверь мне.

Я прищурил глаза. Такое мне уже доводилось слышать.

Похоже моя реакция ее удивила:

— О чем ты думаешь?

— Думаю… плохо, что ты не поняла этого раньше, тогда не пришлось бы жалеть.

— Жалеть? — кажется, мой ответ застал Эдит врасплох. — О чем?

— Что ты не позволила машине Тейлор раздавить меня, когда был шанс.

Она выглядела поистине потрясенной. С минуту смотрела на меня, округлив глаза, а когда наконец заговорила, в голосе ее звучала ярость.

— Думаешь, я жалею, что спасла тебе жизнь? — еле слышно, но все-таки с силой спросила она.

Оглядевшись, я заметил, что в классе еще остается пара ребят. Один из них смотрел на нас. Он отвел взгляд, а я снова повернулся к Эдит.

— Да, — так же тихо ответил я. — Ну а что еще я должен думать? Это кажется очевидным.

Она издала очень странный звук: выдохнула сквозь зубы, словно зашипела. И все еще выглядела взбешенной.

— Ты идиот, — выдала она.

Ну всё, с меня хватит.

И без того плохо, что я одержим этой девушкой, постоянно думаю о ней и вижу каждую ночь во сне. Поэтому нет никакой нужды сидеть здесь как придурок, которым она меня считает, и молча выслушивать оскорбления. Схватив книги, я вскочил со стула, отлично понимая, что Эдит права: я идиот, поскольку хочу остаться, хотя не дождусь ничего, кроме очередного издевательства с ее стороны, и знаю это. Стремясь как можно скорее покинуть помещение, я, естественно, споткнулся о порог, отчего все книги разлетелись. Секунду-другую я стоял с закрытыми глазами, подумывая, не уйти ли, оставив их валяться. Затем со вздохом наклонился, чтобы поднять учебники.

И обнаружил, что Эдит уже собрала книги в стопку и подает их мне. Я взял их, почти не глядя на нее, и буркнул:

— Спасибо.

— Пожалуйста, — судя по тону, она все еще злилась.

Я выпрямился и поспешил в спортзал, не оглядываясь назад.

Физкультура не улучшила моего настроения. Мы перешли к баскетболу. В первый день, хотя все видели, как я играю в волейбол, некоторым тем не менее казалось, что у меня должно получиться. Им не понадобилось много времени на осознание правды. Теперь мне никто не пасовал мяч, что было отлично, но из-за всей этой беготни я все же сумел попасть в пару несчастных случаев за игру. Сегодня было хуже, чем вчера, потому что мне не удавалось сосредоточиться на ногах. Все мои мысли занимала Эдит.

Нас наконец-то отпустили, и, как всегда, это было большим облегчением. Мне не терпелось оказаться в своем грузовике в одиночестве. Машина была в довольно приемлемом состоянии, учитывая обстоятельства. После происшествия пришлось заменить задние фонари, но и только. Если бы покраска не была бесполезна, возможно, понадобилось бы что-нибудь сделать с новыми царапинами. А фургон Тейлор ее родители вынуждены были продать на запчасти.

Я свернул за угол и чуть не получил инфаркт. Кто-то невысокий и худенький стоял, прислонившись к моему пикапу. Я остановился как вкопанный и глубоко вдохнул. Оказалось, это просто Эрика. Я продолжил путь.

— Привет, Эрика, — окликнул я ее.

— Привет, Бо.

— Что случилось? — спросил я, подходя, чтобы открыть дверцу. Нашел ключи и посмотрел на Эрику. Похоже, она чувствовала себя очень неловко.

— Хм, я тут подумала, может быть, сходишь со мной на весенние танцы?

Я осторожно вставлял ключ в замок.

— Извини, Эрика, я не собираюсь на эти танцы.

Мне все-таки пришлось посмотреть на нее. Лицо ее вытянулось, черные волосы упали на глаза.

— О, ладно.

— Потому что буду в Сиэтле, — быстро добавил я, пытаясь вернуть ей уверенность в себе. — Это единственный день, когда я смогу поехать. Так что сама понимаешь. Желаю хорошо повеселиться, и все такое.

Эрика посмотрела на меня из-под челки.

— Ладно, — повторила она, но на сей раз немного жизнерадостнее. — Возможно, в следующий раз.

— Разумеется, — согласился я, тут же пожалев об этом. Надеюсь, она не восприняла это слишком буквально.

— Пока! — сказала она через плечо, отходя от меня. Я помахал ей рукой, но она этого уже не видела.

Рядом послышался тихий смешок.

Глядя строго вперед, мимо моего пикапа шла Эдит, и на ее губах не заметно было ни малейших признаков улыбки.

Я на секунду замер, неожиданно оказавшись так близко от нее.

Обычно перед каждым уроком биологии я брал себя в руки, но теперь был совершенно не готов. Она продолжала идти. Я рывком открыл дверь пикапа и, забравшись внутрь, захлопнул ее за собой с несколько чрезмерным рвением. Потом, дважды заставив двигатель оглушительно взреветь, вырулил задним ходом в проезд. Эдит уже была в своей машине, за два места от меня, и успела, подрезав меня, выкатиться вперед. Она остановила автомобиль — как я понял, чтобы подождать братьев и сестер. Я видел, что все четверо направляются к парковке, вот только они были ещё очень далеко, у кафетерия.

Посмотрев в зеркало заднего вида, я обнаружил растущую за мной очередь. Из стоящей прямо за моим пикапом подержанной «Сентры» мне махала Тейлор Кроули, которая недавно приобрела эту машину взамен разбитого фургона. Я слегка пригнулся и сделал вид, будто ничего не замечаю.

Я сидел там, изо всех сил пытаясь не смотреть на водителя «вольво», но тут услышал, что в боковое окно со стороны пассажира кто-то стучит. Это была Тейлор. Не понимая, в чем дело, я снова бросил взгляд в зеркало заднего вида. Ее «Сентра» стояла с включенным двигателем и открытой водительской дверью. Я наклонился, чтобы опустить стекло. Оно плохо поддавалось, и я сдался на полдороге.

— Извини, Тейлор, мне не проехать. Не пропускают, — я махнул рукой в сторону «вольво». Легко было понять, что от меня здесь ничего не зависит.

— О, я знаю… просто хотела спросить тебя кое о чем, раз уж мы тут застряли, — она улыбалась.

Что не так с этой школой? Или это что-то вроде розыгрыша? Издевательство над новичком?

— Пойдешь со мной на весенние танцы? — продолжила она.

— Меня не будет в городе, Тейлор, — я понял, что это прозвучало слишком резко. Ведь она не виновата в том, что МакКейла и Эрика уже израсходовали мое терпение. Не следовало забывать о вежливости.

— Да, МакКейла так и сказала, — призналась Тейлор.

— Почему же тогда?..

Она пожала плечами:

— Я надеялась, что ты просто смягчил для нее удар, когда отказывал.

Ладно, она все-таки виновата.

— Извини, Тейлор, — сказал я, не испытывая и доли той неловкости, которую чувствовал с МакКейлой и Эрикой. — Я не собираюсь идти на эти танцы.

— Ничего страшного, — невозмутимо ответила она. — Ведь впереди еще бал.

И, прежде чем я успел как-то отреагировать, она направилась обратно к своей машине. Я чувствовал, что покрываюсь красными пятнами. Прямо передо мной Арчи, Роял, Элинор и Джесамина садились в машину. В зеркале «вольво» я увидел глаза Эдит, пристально смотревшей на меня. Они были слегка прищурены, а плечи ее тряслись от смеха. Словно она слышала все, что говорила Тейлор, и нашла мою пятнистую реакцию на это весьма забавной. Я нажал на газ, раздумывая над тем, насколько сильные повреждения нанесу «вольво» и черному авто по соседству, если силой проложу себе путь к побегу. Не приходилось сомневаться, что мой пикап может выиграть эту схватку.

Но Каллены уже сидели в машине и «вольво» Эдит удалялся, стремительно и почти беззвучно.

По дороге я старался сосредоточиться на чем-нибудь другом — хоть на чем-то. Пригласит ли МакКейла Джереми на танцы? Будет ли он винить меня, если она этого не сделает? Серьезно ли Тейлор говорила насчет бала? Какой предлог мне придумать на этот случай? Может быть, запланировать визит к маме, или она сама приедет сюда? Что приготовить сегодня на ужин? Мы уже давно не ели цыпленка.

Но стоило мне закончить ответ на очередной собственный вопрос, как мысли тут же упорно возвращались к Эдит.

К моменту приезда домой вопросы у меня закончились, поэтому я отказался от попыток думать о другом. И решил приготовить куриные энчилады, потому что это хоть на какое-то время займет меня, а на дом задано не так уж много. К тому же для нарезания ингредиентов — цыпленка, перца чили, лука — необходимо повышенное внимание. И все-таки я продолжал снова и снова вспоминать во всех подробностях урок биологии, перебирая в уме каждое слово Эдит. «Нам лучше не быть друзьями», — что она имела в виду, говоря так?

Я почувствовал неприятную пустоту внутри, поняв, что это могло означать только одно. Должно быть, она знает, как я одержим ею — вряд ли мне удавалось достаточно хорошо это скрывать. И не хочет поощрять меня… поэтому нам даже друзьями быть нельзя… потому что Эдит не хочет обидеть меня так же, как я обидел сегодня МакКейлу и Эрику (с Тейлор, похоже, всё в порядке), и чувствовать себя виноватой. Потому что я вообще ее не интересую.

Что отлично можно понять, несомненно, поскольку я действительно неинтересный.

В глазах у меня защипало от лука. Я схватил посудное полотенце, намочил его под краном и протер глаза. Это не больно-то помогло.

Я скучный — и знаю это о себе. А Эдит — полная противоположность скуке. Это касается не только ее тайны, какой бы она ни была, если даже я правильно помню хоть что-то из того безумного эпизода. Сейчас я уже и сам почти поверил в историю, которую рассказывал всем остальным. В ней было гораздо больше смысла, чем в том, что, как мне казалось, я видел.

Но и без всякой тайны она все равно не была мне ровней. Умная, и загадочная, и красивая, и абсолютно идеальная. Если она вдобавок могла одной рукой поднять полногабаритный фургон, это уже не имело большого значения. В любом случае она была фантастичной, а я — самым обыденным представителем реальности.

И это хорошо. Я могу оставить ее в покое. Я оставлю ее в покое. Отбуду здесь, в чистилище, срок по собственноручно вынесенному приговору, а потом, надеюсь, мне предложит стипендию какое-нибудь учебное заведение на Юго-Западе или, возможно, на Гавайях.

Заканчивая приготовление ужина, я старался думать о пальмах и солнце.

Чарли, похоже, был обеспокоен, когда, войдя в дом, уловил запах зеленого перца, однако приободрился, попробовав первый кусочек. Было немного странно, но приятно наблюдать, как он постепенно начинает доверять моим кулинарным навыкам.

— Пап? — спросил я, когда он почти доел.

— Да, Бо?

— Хм, я просто хотел сказать тебе, что в следующую субботу собираюсь съездить в Сиэтл. Всего на день, — не хотелось спрашивать разрешения, чтобы не создавать нежелательный прецедент, но простое утверждение звучало бы грубо, поэтому я добавил: — Не возражаешь?

— Зачем? — голос Чарли звучал удивленно, как будто он и представить себе не мог причину, способную заставить кого-то захотеть покинуть пределы Форкса.

— Ну, я хотел купить несколько книг — в здешней библиотеке очень ограниченный выбор. И, возможно, что-нибудь из одежды, — у меня были кое-какие деньги, поскольку, благодаря Чарли, мне не пришлось покупать машину, хотя на то, чтобы «прокормить» этот пикап бензином, уходило больше денег, чем я ожидал. А теплые вещи, привезенные из Финикса, явно были разработаны людьми, которые никогда не жили при температуре ниже семидесяти градусов, но им однажды рассказали, что такое холодный климат (Прим. пер.: 70° по Фаренгейту примерно равны 21 °C)

— Этот пикап, наверное, расходует много топлива, — сказал Чарли, словно откликаясь на мои мысли.

— Знаю. Сделаю остановку в Монтесано и Олимпии… и в Такоме, если понадобится.

— Поедешь один?

— Да.

— Сиэтл — большой город, ты можешь заблудиться, — предупредил он.

— Пап, Финикс впятеро больше Сиэтла, а я умею читать карту, не волнуйся об этом.

— Хочешь, поеду с тобой?

Интересно, Чарли действительно так беспокоится обо мне или просто думает, что, в дополнение ко всем субботам, когда он оставлял меня одного, это уже тянет на пренебрежение родительскими обязанностями. Наверное, все-таки беспокоится. Уверен, что подсознательно он все еще относится ко мне как к пятилетнему.

— Не стоит. Эта поездка не обещает быть захватывающей.

— А ты успеешь вернуться до танцев?

Я молча смотрел на него, пока он не понял.

Это заняло не так уж много времени:

— О, правильно.

— Да, — подтвердил я. Ведь проблемы с равновесием унаследованы мной не от мамы.

На следующее утро я припарковался как можно дальше от сверкающего серебристого «вольво». Буду держаться на расстоянии. Больше я ее не замечаю. С этого момента ей не на что будет жаловаться.

Захлопнув дверцу пикапа, я выпустил из руки ключи, и они упали в лужу у моих ног. Не успел я наклониться, чтобы достать их, как передо мной мелькнула белая рука и схватила связку первой. Резко выпрямившись, я чуть не врезался головой в Эдит Каллен, небрежно прислонившуюся к моему грузовику.

— Как ты это делаешь? — я задохнулся от изумления.

— Делаю что? — она протянула мне ключи и уронила их в подставленную мной ладонь.

— Появляешься, словно из ниоткуда.

— Бо, я не виновата, что ты крайне ненаблюдателен, — пробормотала она тихо, приглушенным бархатным голосом, явно едва сдерживая улыбку. Словно находила меня забавным.

Как я должен игнорировать ее, если она не будет игнорировать меня? Ведь она этого хотела, правильно? Чтобы я держался подальше от ее длинных, отливающих бронзой волос. Разве не об этом она сказала мне вчера? Мы не можем быть друзьями. Тогда зачем она со мной разговаривает? Она садистка? И ее излюбленное развлечение — мучить глупого парня, который ничего для нее не значит?

Расстроенный этими предположениями, я уставился на нее. Сегодня ее глаза снова были насыщенного золотисто-медового оттенка. Мысли тут же спутались, и мне пришлось посмотреть вниз. Ее ступни неподвижно застыли всего в полушаге от моих. Словно она ждала от меня ответа.

Я поглядел мимо нее на школу и сказал первую же глупость, пришедшую в голову:

— Зачем ты устроила пробку вчера вечером? Мне казалось, ты должна делать вид, что меня не существует.

— А, это я ради Тейлор. Она буквально умирала от желания попытать удачи с тобой.

Я моргнул.

— Что? — воспоминание о вчерашнем эпизоде добавило раздражения в мой голос. Не думал, что Эдит и Тейлор подруги. Неужели Тейлор ее попросила?.. Как-то не похоже.

— И я не делаю вид, что тебя не существует, — продолжала Эдит как ни в чем не бывало.

Я снова посмотрел ей в глаза, изо всех сил пытаясь сохранить способность соображать, невзирая на то, насколько они золотистые или какими длинными кажутся ресницы на фоне бледно-фиалковых век.

— Не понимаю, чего ты от меня хочешь, — сказал я ей.

Просто невыносимо, что мои мысли, похоже, прямо-таки срываются с губ, когда я рядом с ней, словно у меня вообще нет сдерживающего фильтра. Никогда не сказал бы ничего подобного ни одной другой девушке.

Легкая улыбка веселого удивления пропадает, и лицо Эдит внезапно становится настороженным.

— Ничего, — говорит она так быстро, что это почти похоже на ложь.

— Тогда тебе, наверное, все-таки стоило позволить фургону переехать меня. Так было бы легче.

Целую секунду она пристально смотрела на меня, а когда ответила, голос прозвучал холодно:

— Бо, ты мелешь ерунду.

Похоже, я был прав насчет мучительства. Я для нее всего лишь способ убить время в нашем скучном городке. Простак.

Я оставил ее позади одним широким шагом.

— Подожди, — сказала Эдит, но я заставил себя идти не оглядываясь.

— Извини, это было грубо, — каким-то образом она оказалась совсем рядом, шагая с моей скоростью, хотя мои ноги, наверное, раза в два длиннее, чем ее. — Я не говорю, что это неправда, но высказывать это вслух было невежливо.

— Почему бы тебе не оставить меня в покое?

— Я хотела кое о чем спросить, но ты меня отвлек.

Вздохнув, я замедлил шаг, хотя ей явно ничего не стоило выдерживать мой темп:

— Хорошо, — такой уж я лопух. — Чего ты хочешь?

— Интересно, в следующую субботу — ну, знаешь, в день весенних танцев…

Остановившись, я повернулся, чтобы поглядеть на нее:

— Тебе это кажется смешным?

Эдит уставилась на меня снизу вверх, явно безразличная к накрапывающему дождю. Очевидно, она вообще не пользовалась косметикой — ничто на ее лице не пошло потеками и не размазалось. Разумеется, ее лицо и без косметики было идеальным. На секунду я действительно рассердился — на то, что она так прекрасна. На то, что красота сделала ее бессердечной. На то, что я стал мишенью для ее жестокости и, даже зная это, все равно не в силах уйти.

Она снова смотрела с выражением веселого удивления, на щеках появился намек на ямочки.

— Ты позволишь мне закончить? — спросила она.

«Уходи отсюда», — сказал я себе.

И не двинулся с места.

— Я слышала, что ты в тот день собираешься в Сиэтл, и подумала, не хочешь ли ты, чтобы тебя подвезли.

Этого я не ожидал:

— А?

— Хочешь, чтобы тебя подвезли в Сиэтл?

Я не совсем понимал, куда она клонит.

— Кто?

— Я, разумеется, — она отчетливо произнесла каждый слог, словно думала, что английский язык для меня не родной.

— Почему? — и в чем соль этой шутки?

— Ну, я все равно планировала съездить в Сиэтл в ближайшие несколько недель, а еще, честно говоря, не уверена, что твой пикап на это способен.

Подгоняемый нанесенным моему грузовику оскорблением, я наконец-то смог зашагать прочь:

— Потешайся надо мной сколько хочешь, но оставь в покое мой пикап.

И снова Эдит легко догнала меня.

— Почему ты думаешь, что я над тобой потешаюсь? — спросила она. — Это было совершенно искреннее приглашение.

— Мой пикап — отличная машина, спасибо.

— А дотянет он до Сиэтла на одном баке бензина?

До этого пикапа я вообще не обращал особого внимания ни на какие автомобили, но сейчас почувствовал крепнущее предубеждение против «вольво».

— Не понимаю, почему это тебя беспокоит.

— Напрасное расходование истощимых ресурсов должно беспокоить всех, — чопорно ответила она.

— Нет, правда, Эдит, — произнеся вслух ее имя, я почувствовал слабый электрический разряд, и мне это не понравилось. — Я за тобой не успеваю. Кажется, ты не хотела быть моим другом.

— Ничего подобного, я сказала только, что нам лучше не быть друзьями.

О, ну надо же, замечательно, наконец-то все прояснилось! — я постарался вложить в свои слова как можно больше сарказма и осознал, что снова остановился. Потом посмотрел на ее омытое дождем лицо, чистое и совершенное, и мои мысли забуксовали.

— Просто было бы более… благоразумно с твоей стороны не быть моим другом, — объяснила она. — Но я устала от стараний избегать тебя, Бо.

Теперь лицо ее было абсолютно серьезным. Она напряженно прищурилась, длинные черные ресницы резко выделялись на бледной коже. Последние слова прозвучали со странным жаром. Мне не удавалось вспомнить, как дышать.

— Так ты поедешь со мной в Сиэтл? — спросила она все так же горячо и настойчиво.

Я не мог говорить, поэтому молча кивнул.

Быстрая улыбка преобразила лицо Эдит, но тут же оно снова стала серьезным.

— Тебе действительно следует держаться от меня подальше, — предупредила она. — Увидимся в классе.

Эдит развернулась на каблуках и быстро зашагала в обратном направлении — туда, откуда мы пришли.

Глава пятая

Группа крови

На английский я шел в каком-то оцепенении. А войдя в класс, даже не сразу понял, что урок уже начался, и догадался об этом, только когда услышал раздраженный голос миз Мэйсон:

— Спасибо, что решили присоединиться к нам, мистер Свон.

Чувствуя, что лицо покрывается красными пятнами, я поспешил занять свое место.

Только после урока я заметил, что МакКейла не сидела со мной, как обычно, и вспомнил, как обидел ее. Но они с Эрикой ждали меня у выхода из класса, поэтому я с надеждой подумал, что она в конце концов меня простит. Пока мы шли, МакКейла, похоже, вновь становилась самой собой и уже с энтузиазмом рассказывала о прогнозе погоды на выходные. Обещают, что дождь ненадолго прекратится, поэтому можно будет ехать на пляж. Я пытался проявить некоторое воодушевление, чтобы компенсировать ее вчерашнее разочарование, однако, честно говоря, мне не удалось одурачить никого из них. Будет дождь или нет, нам повезет, если температура поднимется хотя бы до пятидесяти градусов (п.п.: 50° по Фаренгейту соответствует 10 °C). Это не совпадает с моим представлением о пляжном отдыхе.

Оставшаяся часть утра прошла как в тумане. Трудно было поверить, что мне не померещились слова, произнесенные Эдит, и ее взгляд, когда она их говорила. Что-то в ней создавало путаницу в моей реальности. Сначала мне показалось, что я видел, как она голыми руками остановила фургон, а теперь это. Первая галлюцинация казалась более возможной, чем вторая — что я интересую ее хоть в какой-то степени. Но вот он я — с широко открытыми глазами ввязываюсь во всё это, и меня нисколько не заботит приближение финала. В этот момент сделка казалась выгодной: ее смех потом за этот взгляд сейчас.

Направляясь наконец в кафетерий во время обеденного перерыва, я чувствовал одновременно и нетерпение, и нервозность. Будет ли она меня игнорировать, как обычно? А может, я получу от нее какой-то знак, подтверждающий реальность утреннего разговора? Лишь краем уха я слушал Джереми. МакКейла пригласила его на танцы, и они собираются пойти вместе с другими парочками: Алленом и Эрикой, Логаном и Тейлор. Кажется, я подавал невнятные реплики в нужные моменты, потому что он, похоже, не замечал моего невнимания.

Едва я вошел в кафетерий, мой взгляд сразу метнулся к ее столу. Разочарование ударило меня, словно кулаком под дых. За ее столом сидело только четверо, и Эдит не было в их числе. Неужели она будет исчезать всякий раз, когда произойдет что-то важное?

Разумеется, разговор, состоявшийся сегодня утром, был важным только для меня, в этом я уверен.

Аппетит пропал. Я взял бутылку лимонада и встал в очередь за Джереми, жалея, что я не из тех, кто может спокойно уйти домой пораньше, не беспокоясь из-за прогулов, задержаний или разочарования родителей.

— На тебя смотрит Эдит Каллен, — сказал Джереми. Мое внимание полностью сосредоточилось на его словах, стоило ему произнести ее имя. — Интересно, почему она сегодня сидит одна?

Я вскинул голову и быстро проследил за его взглядом. Эдит сидела за пустым столиком в противоположной части кафетерия от своего обычного места. Как только она поняла, что я увидел ее, на ее щеках на миг появились ямочки. Она подняла руку и жестом пригласила присоединиться к ней. Я смотрел, не вполне веря своим глазам, а она подмигнула.

— Это она тебя зовет? — изумленный вопрос Джереми прозвучал оскорбительно, но мне было уже все равно.

— Хм, может, ей нужна помощь с домашним заданием по биологии, — пробормотал я. — Наверное, стоит узнать, чего она хочет.

Отходя, я чувствовал спиной пристальный взгляд Джереми. А еще знал, что на шее уже появляются уродливые пунцовые пятна, и пытался успокоиться. Оказавшись возле стола Эдит, я неловко встал за стулом напротив нее.

— Почему бы тебе не посидеть со мной сегодня? — предложила она, широко улыбаясь.

Я машинально сел, наблюдая за выражением ее лица. Может быть, это окончание ее шутки? Эдит не переставала улыбаться, а я осознал, что мне по-прежнему все равно. Что угодно, лишь бы подольше побыть так близко к ней.

Она снова посмотрела на меня, все еще улыбаясь. Хочет, чтобы я что-то сказал?

— Это… э… как-то непривычно, — наконец произнес я.

— Ну… — сказала Эдит и остановилась. Я понимал, что это еще не всё, поэтому ждал. Затем она заговорила быстро, ее слова сливались друг с другом, поэтому мне потребовалась целая минута, чтобы расшифровать их значение. — Я решила, что раз уж все равно направляюсь в ад, то надо хотя бы делать это основательно.

Я все еще ждал, надеясь на объяснение, но она молчала. Через несколько секунд тишина между нами стала неловкой.

— Ты ведь знаешь, что я не понимаю, о чем ты? — спросил я.

— Я рассчитываю на это, — ответила она и посмотрела куда-то за меня. — Кажется, твои друзья расстроены, что я тебя похитила.

Внезапно я почувствовал все взгляды, сверлящие мою спину. Но на этот раз они меня совсем не волновали.

— Переживут.

Эдит усмехнулась:

— Не могу обещать, что верну тебя обратно.

Я слишком громко сглотнул, а она рассмеялась.

— Ты кажешься обеспокоенным, — заметила она.

— Нет, — поняв, что голос вот-вот сорвется, я замолчал, чтобы еще раз сглотнуть. — Но я удивлен, да. Что это значит? — я махнул рукой, указывая на нее и на пустой стол.

— Я же сказала: я устала от стараний избегать тебя. Поэтому сдаюсь, — к концу фразы ее улыбка погасла, а глаза стали серьезными.

— Сдаешься? — повторил я.

— Да, отказываюсь от попыток быть хорошей. Просто буду делать все, что пожелаю, а там уже как карты лягут, — улыбка исчезла полностью, в шелковистом голосе появились жесткие нотки.

— Ты снова меня запутала.

Кажется, моя реплика ее позабавила.

— Рядом с тобой я всегда слишком много говорю — это одна из проблем.

— Не волнуйся, я все равно ничего не понимаю.

— Как я уже говорила, на это и расчет.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, но тишину, повисшую между нами, уже нельзя было назвать неловкой. Она казалась скорее… заряженной. Мое лицо снова стало горячим от прилившей крови.

— Итак, — сказал я, отводя взгляд, чтобы отдышаться. — Если говорить на простом английском, мы теперь друзья?

— Друзья… — пробормотала она так, словно ей не нравилось это слово.

— Или нет, — закончил я фразу.

— Ну, можем попробовать, наверное. Но еще раз предупреждаю: я не самый хороший друг для тебя, — ее слова прозвучали предостерегающе, улыбка стала нервной.

— Ты все время это говоришь, — странное ощущение в животе. Это потому, что я все-таки голоден? Или потому, что она мне улыбается? Или потому, что я вдруг почти поверил ей? Совершенно ясно, что она-то верит в свои слова.

— Да, ведь ты не слушаешь меня. Я все еще жду, когда же ты услышишь. Если ты умный, то будешь избегать меня.

Пришлось улыбнуться, и я увидел, как ее ответная улыбка автоматически становится шире.

— Кажется, мы уже пришли к заключению, что я идиот. Или мелю ерунду, или еще что-то.

— Но я уже извинялась — за последнее высказывание, по крайней мере. Простишь ли ты меня и за первое? Я сказала, не подумав.

— Да, конечно. Ты не должна извиняться передо мной.

— Разве не должна? — вздохнула она.

Я не знал, что ответить, да и всё равно ее слова прозвучали как риторический вопрос. Я рассматривал свои руки, в которых держал бутылку лимонада, не представляя, что делать дальше. Очень странно сидеть здесь с ней — как обычные люди. Я был уверен, что только один из нас обычный.

— О чем ты думаешь? — спросила Эдит.

Я поднял взгляд. Она опять пристально смотрела на меня, в ее золотистых глазах светилось любопытство и, как и в день нашей первой встречи, разочарование. И вновь мои мысли отказывались подвергаться фильтрации:

— Задаюсь вопросом, кто ты.

Улыбка Эдит вдруг стала натянутой, словно она резко сжала зубы, тщательно сохраняя при этом выражение лица.

— И как успехи? — ее голос звучал небрежно, как будто ее не особенно интересовал мой ответ.

Я почувствовал, что шея стала горячей и, вероятно, покрылась непривлекательными красными пятнами. В течение последнего месяца я иногда думал о том, что собой представляет эта девушка, но в результате пришел к совершенно нелепым выводам. В голову лезла только всякая чепуха вроде Кларка Кента и Питера Паркера.

Эдит наклонила голову набок, уставившись мне в глаза, словно прямо сквозь них пыталась пробраться к моим мыслям. Она улыбнулась — на сей раз приглашающе, и устоять было невозможно.

— Не расскажешь об этом?

Но я должен попытаться оказать сопротивление. Эдит и так уже считает меня идиотом. Я отрицательно покачал головой:

— Слишком стыдно.

— Это очень раздражает, — пожаловалась она.

— В самом деле? — мои брови приподнялись. — Так же, как… когда кто-то отказывается рассказать, о чем думает, хотя все время бросает маленькие загадочные намеки, после которых не можешь ночью глаз сомкнуть, гадая, что же она имела в виду… раздражает примерно так же?

Эдит нахмурилась и надула губы — видимо, чтобы отвлечь меня. Но я старался удержать свое внимание на теме разговора:

— Или так же, скажем, как когда она делает кучу других странных вещей — например, в один день спасает тебе жизнь при невозможных обстоятельствах, а назавтра прикидывается, что вообще тебя не знает, и ничего не объясняет, хоть и обещала? Примерно так раздражает?

Ее нахмуренные брови дернулись, а вид стал еще более угрюмым.

— Ты действительно не оставил эту тему?

— Не совсем.

— Поможет, если я еще раз извинюсь?

— Объяснение помогло бы лучше.

Она поджала губы, а затем посмотрела чуть левее меня и хохотнула.

— Что?

— Твоя девушка думает, что я грубо с тобой разговариваю. Кажется, она собирается подойти, чтобы разнять нас.

— У меня нет девушки, а ты просто пытаешься сменить тему.

Вторую часть моего утверждения Эдит проигнорировала:

— Возможно, ты не считаешь ее своей девушкой, но она думает о тебе иначе.

— Это не может быть правдой.

— Может. Я же говорила тебе: большинство людей я читаю с легкостью.

— Кроме меня.

— Да, кроме тебя, — она уставилась мне в глаза, буквально буравя меня взглядом. — Интересно, почему?

Мне пришлось отвернуться. Я сосредоточился на откручивании крышки с бутылки лимонада. Потом сделал глоток, невидяще глядя на стол.

— Разве ты не голоден? — спросила она.

Я с облегчением заметил, что взгляд ее стал не таким пронизывающим.

— Нет, — наверное, не обязательно упоминать о том, что мой желудок ещё недостаточно устойчив для приема пищи. — А ты? — я взглянул на пустой стол перед ней.

— Нет, я тоже не голодна, — она улыбнулась, как будто я не уловил какую-то шутку «для своих».

— Можешь сделать мне одолжение? — спросил я. Слова слетели с моих губ еще до того, как я убедился, что этот вопрос уместен.

Она быстро стала серьёзной:

— Зависит от того, чего ты хочешь.

— Немногого, — пообещал я.

Она ждала ответа слегка настороженно, но с явным любопытством.

— Ты можешь предупреждать меня заранее, когда в следующий раз решишь меня игнорировать? Для моего же блага или еще для чего-то. Просто чтобы я был готов, — я снова посмотрел на лимонад и провел пальцем по краю горлышка.

— Это кажется справедливым.

Подняв глаза, я увидел, что она сдерживает смех.

— Спасибо.

— А могу я попросить об ответном одолжении? — спросила она.

— Конечно, — настала моя очередь быть любопытным. Чего она от меня хочет?

— Изложи мне одну из твоих гипотез.

Черт.

— Ни за что.

— Ты обещал.

— А ты сама нарушала обещания, — напомнил я.

— Всего одну гипотезу — я не буду смеяться.

— Будешь, — в этом я не сомневался.

Она опустила взгляд, а потом посмотрела на меня сквозь длинные густые ресницы. Ее большие глаза обжигали расплавленным золотом.

— Пожалуйста? — выдохнула она, наклоняясь ко мне. Мое тело невольно подавалось к ней, как если бы она была магнитом, а я скрепкой, пока между нашими лицами не осталось всего несколько сантиметров. Я не мог думать.

Я тряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок, и заставил себя сесть прямо.

— Мм, что?

— Одну маленькую гипотезу, — промурлыкала она. — Пожалуйста?

— Ну, ээ… тебя укусил радиоактивный паук?

Она еще и гипнотизировать умеет? Или я просто безнадежно легкая добыча?

Эдит закатила глаза:

— Не очень-то изобретательно.

— Прости, это всё, что у меня есть.

— Ты даже не рядом с правдой.

— И никаких пауков?

— Никаких.

— Никакой радиации?

— Ни малейшей.

— Ха, — пробормотал я.

Она хохотнула:

— И криптонит меня совершенно не беспокоит.

— Помнится, ты обещала не смеяться?

Она сжала губы, но плечи все еще тряслись от еле сдерживаемого смеха.

— В конце концов я это выясню, — пробормотал я.

Ее шутливое настроение исчезло так быстро, словно его выключили:

— Лучше бы тебе не пытаться.

— Как я могу не думать? Я имею в виду… ведь ты невозможна, — я не критиковал, просто констатировал факт. Ты не возможна. Ты больше, чем что-либо возможное.

Эдит поняла.

— Но что если я не супергерой? Что если я отрицательный персонаж, злодейка? — она сказала это шутливо, с улыбкой, но в ее глазах читалось какое-то тяжелое бремя, которого я не мог себе представить.

— О, — сказал я удивленно. Ее многочисленные намеки начали складываться вместе, пока наконец не обрели смысл. — Ну хорошо.

Она ждала, напряженно застыв. Мне показалось, что в эту секунду все невидимые стены вокруг нее исчезли.

— Что конкретно ты имеешь в виду под словом «хорошо»? — спросила Эдит очень тихо, почти шепотом.

Мне хотелось привести свои мысли в порядок, но ее явная тревога заставила меня ответить быстрее. И слова вырвались без предварительной подготовки.

— Ты опасная? — это прозвучало как вопрос, с большой долей сомнения.

Она была меньше меня, ничуть не старше, изящного телосложения. При нормальных обстоятельствах я рассмеялся бы, применив слово «опасный» в отношении кого-то вроде нее. Но она не была нормальной, и я не знал никого похожего на нее. Я вспомнил, как при первой встрече Эдит смотрела на меня с ненавистью и в тот момент я по-настоящему испугался, не поняв причины, а секундой позже подумал, что это было глупо. Теперь я понимал. При всех сомнениях и полной несовместимости слова «опасная» с ее стройным идеальным телом, я чувствовал, что в главном не ошибаюсь. Опасность была реальной, хотя мой ум и не мог понять этого. И все это время Эдит пыталась предупредить меня.

— Опасная, — пробормотал я снова, пытаясь сопоставить это слово с девушкой, сидящей передо мной. Ее бледное лицо все еще было незащищенным, без всяких преград и секретов. Глаза были широко открыты в ожидании моей реакции. Казалось, она готовится к какому-то удару. — Но не злодейка, — прошептал я. — Нет, я не верю в это.

— Ты ошибаешься, — сказала она чуть слышно. Опустив глаза, она взяла мою крышечку от лимонада и закрутила ее волчком между пальцами. Я воспользовался тем, что Эдит отвлеклась, чтобы внимательно вглядеться в нее. Она явно говорила серьезно. Ей нужно, чтобы я ее боялся.

Но я сильнее всего был… очарован ею. И немного нервничал, конечно, сидя так близко к ней. Боялся выставить себя дураком. И все же хотел только одного: сидеть здесь вечно, слушать ее голос и наблюдать за ее лицом, выражение которого менялось быстрее, чем я успевал понять его. Но тут я заметил, что кафетерий почти опустел.

Я отодвинул свой стул от стола, и Эдит посмотрела на меня. Она казалась… грустной. Но смирившейся. Как будто именно этого и ожидала.

— Мы же опоздаем, — сказал я, вставая.

Всего секунду на ее лице читалось удивление, а затем я снова увидел уже знакомое выражение веселого удивления.

— Я не иду на урок, — она так быстро крутила крышку, что та казалась размытым пятнышком в ее пальцах.

— Почему?

Эдит улыбнулась мне, но глаза ее выдавали. За показным весельем я по-прежнему видел напряжение.

— Иногда полезно прогулять урок-другой, — ответила она.

— О. Ну, наверное… Мне нужно идти? — был ли у меня выбор? Я не в восторге от прогулов, но если бы она меня попросила…

Она снова занялась своим импровизированным волчком:

— Тогда увидимся позже.

Это прозвучало так, словно она предлагает мне уйти, и я не особенно возражал против этого. Нужно было о многом подумать, а в ее присутствии у меня это плохо получалось. Прозвенел первый звонок, и я поспешил к выходу. Оглянувшись, я увидел, что Эдит сидит неподвижно, только крышка все еще крутится, словно не собираясь останавливаться.

Я почти бежал к кабинету биологии, а голова кружилась чуть ли не так же быстро, как та крышка. Я получил ответы на некоторые вопросы, но появились новые — и в гораздо большем количестве.

Мне повезло — учительницы еще не было на месте, когда я, опаздывая, с горящим лицом, вбежал в класс. МакКейла и Аллен посмотрели на меня: Аллен удивленно, чуть ли не с благоговейным страхом, а МакКейла негодующе.

Потом в кабинет вошла миссис Баннер, призывая класс к порядку и едва удерживая в руках кучу картонных коробочек. Она уронила их на стол МакКейлы и попросила передать остальным.

— Итак, ребята, доставайте по одному предметы из каждой коробки, — сказала она, вытаскивая из кармана пару резиновых перчаток и надевая их. Щелканье, с которым перчатки занимали свое место, показалось мне странно зловещим. — Первой должна быть карта-индикатор, — продолжила она, показывая нам белый прямоугольник размером примерно с карточку для каталога, но с четырьмя квадратами вместо линий. — Вторым — аппликатор с четырьмя зубцами, — миссис Баннер извлекла нечто, похожее на почти беззубую расческу. — И третьим идет стерильный микроланцет, — она подняла вверх маленький кусочек синего пластика, а потом вскрыла его. Острия на таком расстоянии было не видно, но мой желудок взбунтовался.

— Я пройду по классу с пипеткой, чтобы подготовить ваши карты, так что прошу не начинать, пока не смочу вашу карту. — Она вновь начала с парты МакКейлы, осторожно капнув водой на каждый из четырех квадратов её индикатора.

— Затем аккуратно уколите палец ланцетом… — она взяла руку МакКейлы и ткнула острием в подушечку её среднего пальца. Та жалобно ойкнула.

Мой лоб покрылся липкой испариной, в ушах тихо зазвенело.

— Поместите по маленькой капле крови на каждый из зубцов, — миссис Баннер иллюстрировала свои распоряжения, сжимая палец МакКейлы до тех пор, пока не потекла кровь. Я судорожно сглотнул, и мой желудок сжался.

— А затем приложите аппликатор к карте, — закончила она, показывая нам карточку с красными каплями.

Я закрыл глаза, пытаясь услышать слова учительницы сквозь нарастающий звон в ушах.

— В следующие выходные «Красный Крест» будет проводить день донора в Порт-Анджелесе, поэтому я подумала, что вам следует знать свою группу крови, — в ее словах звучала гордость за себя. — Тем, кому еще не исполнилось восемнадцать, потребуется разрешение родителей — бланки на моем столе.

Она пошла дальше по аудитории со своей пипеткой. Я прислонился щекой к прохладной черной поверхности стола, стараясь держаться, а окружающее, казалось, ускользало в темный туннель. Повизгивания, жалобы и смешки при прокалывании пальцев — эти звуки доносились словно с большого расстояния. Я медленно дышал ртом.

— Бо, ты в порядке? — спросила миссис Баннер. Ее голос раздавался совсем близко, но все равно далеко и звучал встревоженно.

— Я уже знаю свою группу крови, миссис Баннер

Я не мог открыть глаза.

— Голова кружится?

— Да, мэм, — пробормотал я, желая дать себе пинка за то, что не прогулял, хотя была такая возможность.

— Кто-нибудь проводит Бо в медкабинет? — спросила она.

— Я провожу. — Хотя звуки доносились словно издалека, я узнал по голосу МакКейлу.

— Ты можешь идти? — спросила меня миссис Баннер.

— Да, — прошептал я. «Только дайте мне убраться отсюда, — подумал я. — Я поползу».

Я почувствовал, как МакКейла взяла меня за руку — наверняка потную и противную, но меня это волновало в последнюю очередь — и попытался открыть глаза, пока она тянула меня, помогая встать. Нужно выйти из класса до того, как наступит кромешная тьма. У выхода я споткнулся, и МакКейла обняла меня за талию, пытаясь придать устойчивость. Я положил руку ей на плечи, но она слишком маленького роста, чтобы помочь мне сохранять равновесие, поэтому я изо всех сил старался сам держаться на ногах.

Мы с МакКейлой медленно тащились по кампусу. За углом кафетерия, вне зоны видимости — если, конечно, миссис Баннер наблюдала, — я прекратил сопротивление.

— Можно я присяду на минутку? — попросил я.

Девушка выдохнула с облегчением, когда я неловко примостился на краю дорожки.

— И чтобы ты ни делала, не вытаскивай руку из кармана, — сказал я. Все тошнотворно вращалось вокруг, даже когда я закрывал глаза. Я повалился на бок и прислонился щекой к холодному влажному бетону тротуара. Это помогало.

— Ого, Бо, да ты зеленый, — нервно сказала МакКейла.

— Просто дай мне… минутку…

— Бо? — позвал издалека другой голос.

Ох, пожалуйста, нет! Только не это. Пусть окажется, что мне всего лишь мерещится этот до ужаса знакомый голос.

— Что случилось? Он поранился? — голос приблизился, в нем слышалось странное отчаяние. Я зажмурился, надеясь умереть. Или, по крайней мере, что меня не вырвет.

Голос МакКейлы звучал напряженно:

— Думаю, он потерял сознание. Не знаю, что случилось, он даже палец не уколол.

— Бо, ты меня слышишь? — голос Эдит раздался над моей головой, теперь в нем было облегчение.

— Нет, — простонал я.

Она засмеялась.

— Я пыталась отвести его в медкабинет, — оправдывалась МакКейла, — но он не смог идти дальше.

— Я доставлю его, — сказала Эдит. По голосу я понял, что она все еще улыбается. — Можешь возвращаться в класс.

— Что? Нет, я должна…

Тонкая, сильная рука обхватила меня, и вот я уже стоял на ногах, не понимая, как это получилось. Эта крепкая, холодная, как бетон тротуара, рука плотно прижимала меня к стройному телу, что, казалось, могло сойти за костыль. От удивления я открыл глаза, но смог увидеть только ее спутанные волосы цвета бронзы на уровне моей груди. Эдит двинулась вперед, и мои ноги подкашивались в попытке не отставать. Я ожидал падения, но ей как-то удавалось удерживать меня в вертикальном положении. Она даже не пошатнулась, когда я потерял равновесие и нас потянуло вперед.

Впрочем, я ведь легче фургона.

— Я в порядке, клянусь, — пробормотал я. Пожалуйста, пожалуйста, пусть меня не вырвет на неё.

— Эй! — позвала МакКейла, отставшая от нас уже шагов на десять.

Эдит не обратила на нее внимания.

— Выглядишь просто ужасно, — сказала она мне. Я расслышал в ее голосе усмешку.

— Просто положи меня обратно на тротуар, — простонал я. — Несколько минут — и я буду в порядке.

Благодаря ей мы быстро двигались вперед, хотя я всего лишь старался переставлять ноги в нужном темпе. Несколько раз я готов был поклясться, что мои ноги на самом деле просто волочатся по земле, но, с другой стороны, я их не очень-то хорошо чувствовал, так что мог и ошибиться.

— Так ты теряешь сознание при виде крови? — спросила Эдит. Похоже, это ее забавляло.

Я не ответил. Снова закрыл глаза и боролся с тошнотой, крепко сжав губы. Самое главное — чтобы меня не вырвало на нее. Остальное я переживу.

— И это даже не твоя кровь! — засмеялась она. Ее смех походил на звон колокольчиков.

— У меня слабая вазовагальная система*, — пробормотал я. — Это просто неврокардиогенный синкопе**.

Она снова рассмеялась. Судя по всему, эти длинные слова, которые я запомнил, чтобы объяснять подобные ситуации, не произвели на нее должного впечатления.

Не знаю точно, как ей удалось открыть дверь, практически неся меня на себе, но неожиданно стало тепло, за исключением тех мест, где ее тело было прижато к моему. Я жалел, что так плохо себя чувствую и не могу как следует ощутить соприкосновение наших тел. Разумеется, в нормальной обстановке я наслаждался бы этим.

— О Боже, — раздался рядом взволнованный мужской голос.

— У него неврокардиогенный синкопе, — живо объяснила Эдит.

Я открыл глаза. Мы были в приемной, и Эдит тащила меня вдоль стойки к двери в глубине комнаты. Мистер Коуп, лысеющий администратор, бежал впереди нее, чтобы помочь. Услышав страшно звучащий диагноз, он остановился.

— Мне следует позвонить в службу спасения? — выдохнул он.

— Это всего лишь обморок, — пробормотал я.

Пожилой мужчина — школьный медбрат — поднял глаза от какой-то книжки и изумленно смотрел, как Эдит втаскивает меня в комнату. Заметил ли он, как она прислонила меня к койке, а потом почти приподняла, чтобы помочь лечь? Бумажная простыня жалобно захрустела, когда Эдит повалила меня одной рукой, после чего повернулась и закинула мои ноги на виниловый матрас.

Это напомнило мне момент, когда она выдернула меня буквально из-под фургона, и от воспоминаний вновь закружилась голова.

— Они определяли группу крови на биологии, — объяснила Эдит.

Пожилой медик понимающе кивнул:

— Всегда хоть один найдется.

Эдит прикрыла рот, маскируя смех кашлем. Потом отошла и встала в дальнем углу комнаты от меня. Глаза ее взволнованно сияли.

— Просто полежи минутку, сынок, — сказал мне медбрат. — Это пройдет.

— Знаю, — пробормотал я. Головокружение уже действительно начинало проходить Вскоре тоннель вокруг укоротится и звуки снова станут нормальными.

— С тобой такое часто случается? — спросил он.

Я вздохнул:

— У меня слабая вазовагальная система.

Медбрат выглядел растерянным.

— Иногда, — сказал я ему.

Эдит снова засмеялась, не потрудившись это скрыть.

— Ты можешь вернуться в класс, — обратился к ней мужчина.

— Мне поручено оставаться с ним, — ответила Эдит. Она сказала это с такой уверенностью, что медбрат, хоть и поджал губы, но спорить не стал.

— Принесу немного льда для твоей головы, — сказал он мне и, шаркая ногами, вышел из комнаты.

— Ты была права, — простонал я, снова прикрывая глаза.

— Как обычно — но по поводу чего на этот раз?

— Прогуливать действительно полезно, — я старался дышать ровно.

— Ты меня на минутку напугал там, — сказала Эдит после небольшой паузы — таким тоном, словно признавалась в унизительной слабости. — Я подумала, что эта Ньютон тебя отравила.

— Смешно, — мои глаза все еще были закрыты, но с каждой минутой мне становилось лучше.

— Честно говоря, — добавила она, — я видела трупы с более здоровым цветом лица. Беспокоилась, что, возможно, должна буду отомстить за твою гибель.

— Держу пари, МакКейла разозлилась.

— Она меня ненавидит, — радостно сообщила Эдит.

— Ты не знаешь точно, — возразил я, но потом задумался…

— Видел бы ты ее лицо. Тогда не сомневался бы.

— Как ты вообще там оказалась? Я думал, ты прогуливаешь.

Сейчас я чувствовал себя гораздо лучше, хотя тошнота, вероятно, прошла бы быстрее, если бы я что-нибудь съел за ланчем. С другой стороны, может, это и к лучшему, что мой желудок был пуст.

— Я сидела в машине, слушала музыку. — Такой обыкновенный ответ, удивительно.

Дверь скрипнула, и, открыв глаза, я увидел медбрата с холодным компрессом в руке.

— Вот, сынок, — он положил эту штуковину мне на лоб. — Ты выглядишь лучше.

— Думаю, со мной все хорошо, — сказал я, садясь на койке. В ушах еще немного звенело, но голова не кружилась. Мятного цвета стены оставались на своих местах.

Видно было, что он готов заставить меня снова лечь, но открылась дверь и в медкабинет заглянул мистер Коуп.

— У нас еще один, — предупредил он.

Я встал с койки, чтобы освободить место для следующего пострадавшего, и вернул компресс медбрату. — Возьмите, мне он не нужен.

В дверях показалась МакКейла, которая, пошатываясь от напряжения, поддерживала Лиэнн Стивенс, еще одну девушку из нашего класса биологии. Ее лицо было желто-зеленым. Мы с Эдит отошли к стене, чтобы освободить им пространство.

— О нет, — пробормотала Эдит. — Бо, выйди в приемную.

Я озадаченно посмотрел на нее.

— Доверься мне — уходи.

Развернувшись, я придержал еще не закрывшуюся дверь и, нетвердо ступая, вышел из медпункта. Эдит последовала за мной.

— Ты действительно послушался меня, — удивленно сказала она.

— Я почувствовал запах крови. — Видимо, Лиэнн стало плохо не потому, что она просто смотрела на других. И это далеко не так позорно, по-моему.

— Люди не могут чувствовать запах крови, — возразила Эдит.

— А я чувствую — и меня от него тошнит. Кровь пахнет ржавчиной… и солью.

Она настороженно посмотрела на меня.

— Что? — спросил я.

— Ничего.

Тут из кабинета вышла МакКейла и остановилась, переводя взгляд с Эдит на меня и обратно.

— Эдит, спасибо большое что помогла, — сказала она. Ее приторно-сладкий тон подтверждал слова Эдит о ненависти. — Просто не знаю, что Бо без тебя делал бы.

— Не за что, — весело улыбнувшись, ответила Эдит

— Ты выглядишь лучше, — обратилась МакКейла ко мне, не меняя тона. — Я так рада.

— Просто держи руку в кармане, — снова предупредил я ее.

— Кровь больше не идет, — сказала она мне, теперь уже нормальным голосом. — Ты пойдешь обратно на урок?

— Нет уж, спасибо. Иначе придется сразу же вернуться сюда.

— Да, наверное… Так ты едешь в эти выходные? На пляж? — говоря это, она сверкнула мрачным взглядом в сторону Эдит, которая неподвижно стояла возле заваленной бумагами стойки, уставившись в пространство.

Я не хотел расстраивать МакКейлу еще больше:

— Конечно, поеду.

— Мы встречаемся у магазина моих родителей в десять, — она еще раз посмотрела на Эдит, явно обеспокоенная тем, что разгласила слишком много информации. Стало понятно без лишних слов, что это приглашение касается не всех.

— Я буду там, — пообещал я.

— Тогда до встречи на физкультуре, — сказала МакКейла, нерешительно направляясь к выходу.

— Да, пока, — ответил я.

Она взглянула на меня, ее круглое лицо было недовольным, уже в дверях она сгорбилась, и я снова, как и вчера, почувствовал укол вины. Мне не хотелось ее обижать, но, похоже, это получалось помимо моей воли. Теперь придется смотреть на ее расстроенное лицо весь урок физкультуры.

— Ох, физкультура, — простонал я.

— Я позабочусь об этом, — я не слышал приближающихся шагов Эдит и вздрогнул, когда она заговорила совсем рядом со мной. — Сядь и притворись больным, — приказала она шепотом.

Как раз это не составляло труда: я от природы был бледным, а из-за недавнего происшествия лицо мое еще было покрыто испариной. Я сел на один из скрипучих складных стульев, прислонился головой к стене и закрыл глаза. Падать в обморок так утомительно.

От стойки до меня донесся тихий голос Эдит:

— Мистер Коуп?

Я не слышал, как администратор вернулся, но он ответил:

— Да?

— У Бо следующим уроком физкультура, а мне кажется, он недостаточно хорошо себя чувствует. Наверное, мне следует отвезти его домой. Вы не напишете ему освобождение? — ее голос был как тающий мед. И я мог только догадываться, насколько сильным было воздействие ее глаз.

— Тебе тоже нужно освобождение, Эдит? — спросил мистер Коуп, срывающимся голом.

— Нет, сейчас у меня урок мистера Гоффа, — ответила Эдит. — Он не будет возражать.

— Ладно, я все сделал. Тебе лучше, Бо? — окликнул меня мистер Коуп. Я слабо кивнул — похоже, слегка переигрывая.

— Можешь идти или снова нужна моя помощь? — она стояла спиной к администратору, и теперь ее лицо было насмешливым.

— Я сам.

Я осторожно встал, никаких неприятных симптомов при этом не появилось. Эдит открыла для меня дверь с вежливой улыбкой, но взгляд ее был полон иронии, и я почувствовал себя глупо. Похолодало, зарядил мелкий дождик, но это было даже приятно. Впервые я радовался непрекращающейся влаге с неба — ведь она смывала испарину с моего лица.

— Спасибо, — сказал я, когда Эдит вслед за мной вышла из здания. — Стоило упасть в обморок, чтобы пропустить физкультуру.

— Всегда пожалуйста, — ответила она, глядя мимо меня сквозь дождь.

— Так ты поедешь? В эту субботу… на пляж, — я надеялся, что она примет участие, хотя это казалось маловероятным. Мне не удавалось вообразить ее в одной машине с остальными ребятами из школы, ведь Эдит не принадлежала к их миру. И всё же, едва представив, что она, возможно, согласится, я впервые подумал об этой поездке с радостью.

— А куда вы едете? — она по-прежнему бесстрастно смотрела куда-то вдаль, но ее вопрос заставил меня поверить, что она обдумывает мое предложение.

— В Ла Пуш, на Первый Пляж.

Я всматривался в лицо Эдит, пытаясь понять ее. И мне показалось, что она слегка прищурилась.

Наконец она взглянула на меня и улыбнулась:

— Кажется, меня не приглашали.

— Я только что пригласил.

— Думаю, нам с тобой на этой неделе больше не стоит дразнить бедную МакКейлу. Мы же не хотим, чтобы она начала кусаться, — ее глаза смеялись, будто эта мысль понравилась ей больше, чем следовало бы.

— Ладно, как скажешь, — пробормотал я, поглощенный тем, как она произнесла: «Нам с тобой». Эта фраза тоже понравилась мне куда больше, чем следовало бы.

Мы уже дошли до стоянки, и я повернул к своему пикапу. Но что-то зацепило мою куртку и сильно дернуло назад, заставив на полшага попятиться.

— Куда ты идешь? — удивленно спросила Эдит. Ее маленькая рука крепко вцепилась в мою куртку. Казалось, ей ничего не стоило удерживать меня на месте. Несколько мгновений я не мог ответить. Она отрицала, что она супергерой, но моему разуму не удавалось подыскать другое определение. Она выглядела как Супердевушка, забывшая дома свой плащ.

Я задумался над тем, что меня, по идее, должно волновать ее превосходство в силе, но я уже довольно давно не чувствовал неуверенности в отношении чего-то подобного. С тех пор как я перерос своих постоянных обидчиков, у меня не было причин для тревоги. Конечно, хотелось бы иметь хорошую координацию, но меня не особенно беспокоила собственная неспособность к спорту. У меня не было лишнего времени, и спорт всегда казался мне чем-то не очень серьезным. Зачем придавать так много значения кучке людей, гоняющихся за мячом? Я был достаточно сильным, чтобы заставить кого-то отстать от меня, и считал это вполне достаточным.

Итак, эта миниатюрная девушка сильнее меня. Намного. Но готов поспорить, что она сильнее всех, кого я знал. Легко одолела бы Шварценеггера в его лучшие годы. Я не могу соревноваться с ней, да и не нуждаюсь в этом. Эдит особенная.

— Бо? — снова спросила она, и я понял, что так и не ответил на ее вопрос.

— А… что?

— Я спросила, куда ты собрался.

— Домой, а что? — ее вопрос смутил меня.

Эдит улыбнулась:

— Разве ты не слышал моего обещания доставить тебя домой в целости и сохранности? Думаешь, я позволю тебе вести машину в таком состоянии?

— В каком состоянии?

— Не люблю приносить плохие вести, но у тебя слабая вазовагальная система.

— Переживу, — ответил я и еще раз попытался пойти к своей машине, но ее рука так и не отпустила мою куртку. Я остановился и снова посмотрел на Эдит.

— Хорошо, почему бы тебе не сказать, чего ты от меня хочешь? — сказал я.

Ее улыбка стала шире:

— Разумно. Сейчас ты сядешь в мою машину, и я отвезу тебя домой.

— Во-первых, в этом нет необходимости, а во-вторых, что будет с моим пикапом?

— Во-первых, необходимость — это субъективное понятие, а во-вторых, я попрошу Арчи пригнать твой пикап после уроков.

Меня отвлекло это небрежное упоминание о ее странных, бледных и красивых родственниках. Особенных? Таких же, как она?

— Ты же не собираешься скандалить? — спросила она, когда я не ответил.

— А есть смысл?

Я пытался расшифровать все смыслы ее улыбки, но не слишком в этом преуспел.

— Моему холодному сердцу становится теплее, когда я вижу, как быстро ты учишься. Сюда, пожалуйста, — она отпустила мою куртку и развернулась. Я с готовностью пошел за ней. Плавные движения бедер Эдит завораживали так же, как и ее глаза. Плюсом было и то, что мы проведем больше времени вдвоем.

Внутри Вольво все было так же безупречно, как и снаружи. Вместо запаха бензина и табака, здесь витал чуть заметный запах духов. Этот аромат казался знакомым, но я никак не мог разгадать его. Однако в любом случае пахло чудесно.

Она завела тихо замурлыкавший двигатель и, небрежно поиграв с настройками, включила печку и чуть приглушила музыку.

— «Лунный свет»? — спросил я, а Эдит удивленно взглянула на меня.

— Ты поклонник Дебюсси?

Я лишь пожал плечами:

— Моя мама играет дома много классических произведений. Я знаю только свои любимые.

— Это и мое любимое.

— Ну надо же, — сказал я. — У нас есть что-то общее.

Я ожидал, что это ее рассмешит, но она лишь смотрела на дорогу сквозь дождь.

Рассеянно слушая знакомую мелодию, я откинулся на спинку светло-серого сиденья. Поскольку краем глаза я наблюдал за Эдит, а дождь размыл всё за окном в серо-зеленые пятна, до меня не сразу дошло, что мы едем слишком быстро. Машина двигалась настолько ровно, что я даже не чувствовал скорости, и ее выдавали лишь мелькавшие за окном дома.

— А твоя мама, какая она? — вдруг спросила Эдит.

Ее глаза цвета сливочной ириски с любопытством разглядывали меня, пока я отвечал.

— Она похожа на меня, только маленького роста. Такие же глаза, тот же цвет волос. Она экстраверт и довольно смелая. Еще она слегка эксцентричная, немного безответственная и очень непредсказуемая на кухне. Она была мне лучшим другом… — я замолчал. Разговор о ней в прошедшем времени вызывал у меня уныние.

— Сколько тебе лет, Бо? — в голосе Эдит слышалось разочарование, причину которого я не мог себе представить.

Машина остановилась, и я понял, что мы уже приехали. Дождь усилился, да так, что теперь я едва видел наш дом. Было чувство, что автомобиль погрузился в вертикальную реку.

— Семнадцать, — ответил я, немного озадаченный ее тоном.

— Ты выглядишь не на семнадцать, — сказала она, и это прозвучало как обвинение.

Я засмеялся.

— Что? — требовательно спросила Эдит.

— Мама всегда говорит, что я родился тридцатипятилетним и с каждым годом приближаюсь к среднему возрасту, — я снова засмеялся, а затем вздохнул: — Что ж, кому-то же нужно быть взрослым, — и, немного помолчав, добавил: — Ты тоже не очень-то смахиваешь на старшеклассницу.

Она поморщилась и сменила тему:

— Почему твоя мама вышла замуж за Фила?

Меня удивило, что она помнит его имя: я был уверен, что назвал его всего однажды, почти два месяца назад. Я ответил после крошечной паузы:

— Моя мама… она очень молода для своего возраста. Думаю, Фил заставляет ее чувствовать себя еще моложе. Как бы то ни было, она от него без ума… — лично я этого не понимаю, но, когда речь идет о матери, разве можно считать кого-то достаточно хорошим для нее? Наверное, такого вообще не бывает.

— Ты одобряешь ее выбор? — спросила она.

Я пожал плечами:

— Хочу, чтобы она была счастлива, а он — тот, кто ей нужен.

— Это очень великодушно… Мне интересно…

— Что?

— Смогла бы она отнестись к тебе так же, как ты считаешь? Невзирая на то, кого ты выберешь? — взгляд Эдит внезапно стал напряженным, она заглянула мне в глаза.

— Я… Думаю, да… — пробормотал я, запинаясь. — Но она взрослая — хотя бы на бумаге. Это немного другое.

Лицо Эдит расслабилось.

— Значит, слишком жутких не надо бы, — поддразнила она.

Я усмехнулся в ответ:

— Жуткие — это какие? С татуировками и пирсингом на лице?

— Полагаю, это одно из возможных толкований.

— А ты как определила бы?

Не ответив, она задала еще один вопрос:

— Как думаешь, а я могу быть жуткой? — и изогнула бровь.

С минуту я притворялся, что изучаю ее лицо, это был просто предлог лишний раз на нее поглазеть — мое любимое занятие.

Черты лица Эдит были такими утонченными, такими симметричными. Ее лицо могло заставить любого замереть на месте, но только не убежать. Как раз наоборот.

— Трудно себе такое представить, — признался я. Она молча нахмурилась. — Ну, то есть ты наверняка смогла бы, если бы захотела.

Эдит склонила голову к плечу и раздраженно улыбнулась, но так ничего и не сказала.

— А ты расскажешь мне о своей семье? — спросил я. — Эта история должна быть намного интереснее моей.

Она тут же насторожилась:

— Что ты хочешь знать?

— Каллены тебя удочерили?

— Да.

Я не сразу решился задать следующий вопрос:

— А что случилось с твоими родителями?

— Они умерли много лет назад, — ее тон был обыденным.

— Прости.

— Я их почти не помню. Уже давно мои родители — Карин и Энист.

— И ты их любишь, — это не было вопросом. Тон, которым Эдит произнесла их имена, не оставлял места для сомнений.

— Да, — улыбнулась она. — Не могу представить себе никого лучше них.

— Значит, тебе очень повезло.

— Знаю.

— А твои брат и сестра?

Эдит взглянула на часы на приборной доске:

— Мои брат и сестра, а еще Джесамина и Роял, если на то пошло, очень расстроятся, если им придется ждать меня под дождем.

— Ох, прости. Наверное, тебе пора.

Глупо, но мне совсем не хотелось выходить из машины.

— И ты, вероятно, не против, чтобы твой пикап пригнали обратно, пока шеф Свон не вернулся домой, чтобы тебе не пришлось объясняться с ним по поводу твоего синкопального эпизода.

Она хорошо разбиралась в медицинской терминологии, что, в принципе, понятно — ее мать врач.

— Он наверняка уже об этом слышал. В Форксе нет никаких тайн, — проворчал я.

Видимо, я сказал что-то смешное, но не мог понять, что именно и почему ее смех звучит немного напряженно.

— Повеселитесь там на пляже, — сказала Эдит, успокоившись. — Погода как раз для солнечных ванн, — она жестом указала на стену дождя.

— А разве мы не увидимся завтра?

— Нет. Мы с Элинор начнем уикенд пораньше.

— Чем собираетесь заниматься? — друзья могут задавать такие вопросы, верно? Надеюсь, она не расслышала в моем голосе разочарования.

— Пойдем в поход на скалы Гоат Рокс, это к югу от горы Ренье.

— О, наверное, это весело.

Эдит улыбнулась:

— Не мог бы ты кое-что для меня сделать в эти выходные? — она повернулась, и наши взгляды встретились, ее глаза горели гипнотическим огнем.

Я беспомощно кивнул. «Что угодно», — мог бы сказать я, и это было бы правдой.

— Не обижайся, но ты, кажется, из тех людей, которые притягивают неприятности, как магнит. Постарайся не упасть в океан и не попасть под машину, ладно?

На ее щеках показались ямочки, что несколько смягчило боль от обвинения в несостоятельности.

— Посмотрю, что можно сделать, — пообещал я.

Я выпрыгнул из машины в вертикальную реку и побежал к крыльцу. Когда я оглянулся, «вольво» уже исчез.

— Ой! — я схватился за карман куртки, вспомнив, что забыл отдать Эдит ключи от пикапа.

Карман был пуст.

_________________________________________

* Слабая вазовагальная система — видимо, Бо имеет в виду вегетососудистую дистонию, при которой может происходить так называемый вазовагальный рефлекс — резкое возбуждение блуждающего нерва (nervus vagus, лат.), при котором падает артериальное давление.

** Неврокардиогенные синкопе (НКС) — сборный термин, используемый для характеристики целой группы клинических синдромов, проявляющихся приступами потери сознания и связанных с патологическим рефлекторным воздействием вегетативной нервной системы на регуляцию сосудистого тонуса и сердечного ритма.

Глава шестая

Страшные истории

Стараясь сконцентрироваться на третьем акте «Макбет», я всё же прислушивался к звукам с улицы. Казалось, даже сквозь шум ливня я услышал бы рев мотора своего грузовика. Но, в очередной раз выглянув в окно, я вдруг обнаружил его на привычном месте.

Мне не очень-то хотелось вставать в пятницу, и она с лихвой оправдала мои наихудшие ожидания. Естественно, меня ожидали комментарии относительно вчерашнего обморока. Джереми, похоже, получал от этой истории особое удовольствие.

Он смеялся до икоты, когда Логан притворно потерял сознание за обеденным столом. К счастью, МакКейла держала рот на замке и никто, видимо, не подозревал об участии Эдит. Впрочем, у Джереми оставалась куча вопросов по поводу вчерашнего ланча.

— Что хотела Эдит Каллен? — спросил он на тригонометрии.

— Я не совсем понял, — и это была правда. — Она так ничего и не объяснила.

— Она выглядела сердитой.

Я пожал плечами:

— Разве?

— Никогда не видел, чтобы она сидела хоть с кем-то, кроме своей семьи. Это было странно.

— Да, странно, — согласился я.

Казалось, его раздражало то, что у меня не нашлось лучших ответов.

Даже зная о том, что ее не будет в школе, я все равно надеялся, и это, пожалуй, было хуже всего. Войдя в буфет с Джереми и МакКейлой, я не удержался и посмотрел на стол Эдит, за которым, сблизив головы, сидели Роял, Арчи и Джесамина. Мне стало интересно, не Арчи ли вчера пригнал мою машину и что он думает по этому поводу.

За столом, где я обычно сидел, все энергично строили планы на завтрашний день. МакКейла снова оживилась, полагаясь на метеопрогноз местных теленовостей намного больше, чем он, на мой взгляд, того заслуживал. В обещанную ясную погоду я поверю не раньше, чем увижу ее своими глазами. Но, по крайней мере, сегодня потеплело — почти пятнадцать градусов, — хотя было по-прежнему влажно. Может, поездка и не окажется совсем уж убогой.

Во время ланча я поймал на себе несколько недружелюбных взглядов Логана, которые мне были не совсем понятны. Ведь над его номером с обмороком я смеялся вместе с остальными. Кое-что, правда, прояснилось, когда мы выходили из столовой. Наверное, он не подозревал, что я шел прямо за ним и МакКейлой.

Логан провел ладонью по прилизанным серебристым волосам.

— Не знаю, почему бы Бофору, — он произнес мое имя насмешливо, — теперь просто не сесть с Калленами.

Никогда не замечал, какой гнусавый у него голос, а теперь в нем звучала еще и удивившая меня злоба. Я был не настолько хорошо знаком с этим парнем, чтобы у него могла появиться причина невзлюбить меня — во всяком случае, мне так казалось.

— Он мой друг и будет сидеть с нами, — отрезала МакКейла. Это прозвучало очень преданно, но еще и собственнически. Мне больше не хотелось слушать их разговор, и я приостановился, пропуская вперед Джереми и Аллена.

Позже, за ужином, Чарли с энтузиазмом говорил о предстоящей мне утром поездке в Ла Пуш. Кажется, он чувствует себя виноватым из-за того, что оставляет меня в одиночестве по выходным, но слишком долго вырабатывал свои привычки, чтобы так просто от них отказаться. А я никогда не возражал против уединения.

Разумеется, он знал имена не только всех ребят, собиравшихся ехать, но и их родителей, а также, вероятно, их прабабушек и прадедушек. И явно одобрял поездку. Интересно, как он отнесся бы к моему намерению прокатиться в Сиэтл с Эдит? Ведь Каллены, похоже, очень ему нравятся. Однако не имело смысла рассказывать Чарли о моих планах.

— Пап, ты знаешь место под названием Гоат Рокс или что-то вроде этого? Кажется, это к югу от горы Ренье.

— Да, а что?

Я пожал плечами:

— Некоторые ребята говорили о походе в те края.

— Это не самая подходящая местность для похода, — он явно удивился. — Слишком много медведей. Туда ездят в основном в охотничий сезон.

— Хм. Наверное, я что-то не так понял.

Я собирался поспать подольше, но меня разбудил свет. Вместо приевшейся мрачной серости, при которой приходилось вставать по утрам в течение последних двух месяцев, в окно лился яркий, чистый желтый свет. Я просто глазам своим не верил, но вот оно — наконец-то — солнце. Не в том месте, слишком низко и не так близко, как полагалось бы, и все-таки, несомненно, это солнце. На горизонте по-прежнему громоздились облака, однако практически весь остальной небосвод был чистым и голубым. Я быстро оделся, опасаясь, что ясное небо исчезнет, стоит повернуться к нему спиной.

Магазин «Олимпийское снаряжение Ньютонов» находился в северной части города. Я проезжал мимо и раньше, но никогда там не останавливался — не было желания покупать вещи, предназначенные для намеренно долгого пребывания вне дома. На парковке я заметил внедорожник МакКейлы и «сентру» Тейлор. Остановившись около этих машин, я увидел поблизости группу ребят, в том числе Эрику с двумя девчонками, знакомыми мне по школе (кажется, их зовут Бекка и Коллин), и Джереми в сопровождении Аллена и Логана. С ними стояли еще три парня, и среди них тот, на которого я налетел в пятницу в спортзале. Когда я выбрался из пикапа, этот тип неприязненно посмотрел на меня и что-то сказал Логану. Они громко рассмеялись, и Логан притворился, будто падает в обморок. Другой парень сначала его подхватил, а затем дал ему упасть. Они снова расхохотались, а Логан просто остался лежать на тротуаре, закинув руки за голову.

Ну, похоже, это надолго.

По крайней мере, МакКейла была рада меня видеть.

— Ты пришел! — взволнованно воскликнула она. — Ведь я обещала, что будет солнечно, помнишь?

— Я же говорил тебе, что приду.

— Мы ждем еще Линн и Шона… если только ты не пригласил кого-то еще, — добавила она.

— Не-а, никого, — легко соврал я, надеясь, что меня не раскусят. Но, с другой стороны, пусть бы поймали на лжи, если бы благодаря этому я смог провести весь день с Эдит.

МакКейла улыбнулась:

— Хочешь поехать со мной? Или на минивэне матери Линн.

— Конечно, с тобой.

Она просияла. Как легко ее осчастливить.

— Сможешь сесть впереди, — добавила она, и я увидел, что Джереми, посмотрев на нас, нахмурился. Не так уж просто угодить МакКейле и Джереми одновременно.

Впрочем, на руку мне сыграло количество участников поездки. Линн привела с собой еще двоих, поэтому мест было в обрез. Я уговорил Джереми влезть на переднее сиденье передо мной, и он оказался зажатым между мной и МакКейлой. Она, возможно, была не так уж благодарна мне за это, но, по крайней мере, Джереми явно успокоился.

От Форкса до Ла Пуш всего пятнадцать миль. Бо́льшую часть пути дорога шла через густой зеленый лес, и дважды мы переезжали широкую извилистую реку Квиллают. Я был рад, что сижу у окна. Мы опустили стекла — вдевятером в машине было тесновато, — и я постарался впитать в себя как можно больше солнечного света.

Проводя летние каникулы с Чарли, я часто бывал на пляжах в окрестностях Ла Пуш, поэтому вытянувшийся на целую милю полумесяц Первого пляжа был мне знаком. И все так же захватывал дух. Даже в этот ясный день вода была серо-стальной, с белыми шапками пены на волнах, разбивающихся о каменистый берег. Из темных вод бухты словно вырастали скалистые островки с отвесными склонами, увенчанные остроконечными коронами черных елей. На пляже только у самой воды была узкая полоска настоящего песка, за нею следовали миллионы гладких камней, издалека казавшихся однообразно серыми, но вблизи удивлявших всевозможными оттенками. Линия прилива была завалена плавником — огромными мертвыми деревьями, выбеленными соленой водой; некоторые из них громоздились кучами возле края леса, другие лежали поодиночке у границы прибоя.

С моря дул сильный ветер, холодный и солоноватый. Пеликаны качались на волнах, над ними кружили чайки и одинокий орел. Облака по-прежнему теснились у кромки небес, но солнце все еще сияло теплым светом на фоне синевы.

Мы тащились по толстому слою песка к пляжу вслед за МакКейлой, которая вела нас к кольцу из стволов плавника, явно предназначенному для посиделок. Там уже имелось углубление для костра, заполненное черным пеплом. Эрика и девушка, которую, кажется, звали Бекка, насобирали сломанных веток из самых сухих груд плавника, валявшегося у леса, и вскоре над старой золой соорудили конусообразную конструкцию.

— Ты когда-нибудь видел, как горит плавник? — спросила меня МакКейла. Я сидел на одной из импровизированных выбеленных скамеек; Джереми и Аллен устроились по бокам от меня, но большинство остальных ребят расположились напротив нас на противоположной стороне круга. МакКейла опустилась на колени перед костром и поднесла зажигалку к кучке самых мелких сучьев.

— Нет, — ответил я, а она осторожно поместила горящий прутик на хворост.

— Тогда тебе понравится, следи за цветом, — она зажгла еще одну небольшую ветку и уложила ее рядом с первой. Пламя быстро охватило сухую древесину.

— Оно синее, — удивился я.

— Это из-за соли. Здорово, правда? — она подожгла еще одну ветку, поместив ее там, куда еще не добрался огонь, и затем заняла место рядом со мной. К счастью, Джереми оказался по другую сторону от нее. Он развернулся к МакКейле и стал расспрашивать о планах на этот день. Я же наблюдал за удивительными синими и зелеными языками пламени, с треском взмывающими ввысь.

После получаса разговоров кто-то из девушек захотел сходить к заводям, ну а большинство парней предпочитали отправиться за едой в единственный в поселении магазин.

Трудно было решить, чью сторону принять. Я не был голоден, и мне нравились приливные заводи. Я с детства любил их — они были едва ли не единственным, к чему я стремился, когда приходилось возвращаться в Форкс. С другой стороны, я частенько в них падал. Невелика беда, когда тебе семь и рядом с тобой отец. Это внезапно напомнило мне об Эдит, хотя она и так не покидала моих мыслей, и о ее предостережении, чтобы я не свалился в океан.

В результате выбор за меня фактически сделал Логан. В этом споре он кричал громче всех и хотел еды. Мы разделились на три группы — те, кто собрался в магазин за продуктами, желающие прогуляться к заводям и остающиеся на пляже, — и большинство последовало за Логаном. Я дождался, пока Тейлор и Эрика наконец тоже решили присоединиться к нему, затем молча поднялся и примкнул к походной группе. МакКейла широко улыбнулась, увидев, что я иду с ними.

Прогулка оказалась недолгой, но это даже к лучшему: мне ужасно не понравилось, когда деревья закрыли от меня солнце. Зеленое освещение леса создавало неподходящую атмосферу для подросткового смеха, вокруг было слишком темно и зловеще, так что шутки звучали не очень естественно. Пришлось сосредоточиться на тропе, чтобы не спотыкаться о выступающие корни и не задевать головой нависающие ветки, поэтому я отстал и выбрался сквозь темный край леса на скалистый берег последним. Вода стояла низко, и отливная река струилась мимо нас прямо в море. Вдоль ее скалистых берегов оставались мелководные бассейны, которые никогда полностью не пересыхали и были полны крошечных морских существ.

Я с огромной осторожностью наклонялся над этими океаническими прудами, в то время как остальные безрассудно прыгали по камням и рисковали сидеть на ненадежных уступах. Найдя самый устойчивый на вид камень у кромки одного из больших бассейнов, я устроился на нем и вскоре увлекся разглядыванием оказавшегося прямо подо мной природного аквариума. Букеты анемонов колебались в невидимом течении, раки-отшельники суетились по краям в своих закрученных раковинах, морские звезды прилипли неподвижно к скалам и друг к другу, а маленький черный угорь с белыми полосками вдоль спины сновал между ярко-зелеными водорослями, и все они ожидали возвращения моря. Я с головой погрузился в созерцание, и лишь небольшая частица моего сознания раздумывала о том, что сейчас делает Эдит и что она могла бы сказать, если бы очутилась здесь.

Внезапно все проголодались, и я, неловко поднявшись на ноги, последовал за ними обратно. В этот раз, шагая через лес, я старался не отставать, поэтому, конечно же, споткнулся, заработав несколько царапин на ладонях, но они не сильно кровоточили.

К нашему возвращению народу на пляже прибавилось. Подойдя ближе, я увидел блестящие прямые черные волосы и смуглую, с медным оттенком кожу новоприбывших: пришли пообщаться подростки из резервации. Уже раздавали еду, и «туристы» поспешили получить свои порции. Как только мы вошли в круг из бревен, Эрика представила нас местным ребятам. Мы с Алленом были последними, и я заметил, что, едва Эрика назвала наши имена, на меня с интересом взглянула девочка, сидевшая на земле около костра. Я пристроился на стволе плавника рядом с Алленом, и МакКейла присоединилась к нам с сэндвичами и газировкой. Девушка, которая, похоже, была старшей из гостей, быстро выпалила имена семерых своих спутников. Я уловил только, что одного из парней тоже звали Джереми, а девочку, которая обратила на меня внимание — Джули.

Сидеть рядом с Алленом было спокойно — он не навязчив и не испытывает потребности заполнять каждую паузу болтовней, поэтому у меня была возможность свободно размышлять во время еды. И я думал о том, как странно вроде бы течет время в Форксе: порой пробегает неуловимо быстро, запечатлеваясь лишь отдельными образами, а порой каждая прожитая секунда значительна и намертво врезается в память. Я точно знал причину такого различия, и это беспокоило.

Во время ланча стали надвигаться тучи, мгновенно заслоняя солнце, бросая длинные тени вдоль пляжа и окрашивая волны в черный цвет. Закончив с едой, все начали разбредаться по двое или по трое. Некоторые, стоя у самой кромки волн, пытались пускать камни по неспокойной поверхности. Другие собирали повторную экспедицию к заводям. МакКейла и не отходивший от нее Джереми отправились в небольшой магазинчик. Несколько местных ребят присоединились к ним, остальные предпочли пойти с пешеходной группой. К тому времени, как все разошлись, у костра остались только я, одиноко сидящий на бревне, Логан и Тейлор, обсуждающие принесенный кем-то CD-плейер, и трое подростков из резервации, включая Джули и старшую девушку, которая явно была у них за главную.

Через несколько минут после того, как Аллен ушел к заводям, его место рядом со мной заняла Джули. На вид ей было лет четырнадцать или, может, пятнадцать. Ее длинные блестящие черные волосы удерживала на затылке резинка. У этой девочки была очень красивая кожа — словно медный шелк, а еще широко расставленные темные глаза над высокими скулами и изогнутые бантиком губы. В общем, милое лицо. Однако положительное впечатление было испорчено, как только она открыла рот.

— Ты ведь Бофор Свон, да?

Словно опять первый день в новой школе.

— Бо, — я вздохнул.

— Верно, — подтвердила она, будто уже знала об этом. — А я Джули Блэк, — она протянула руку. — Вы купили пикап моей матери.

— О, — произнес я, с облегчением пожимая ее теплую ладошку. — Так Бонни — твоя мама. Наверное, я должен был тебя узнать.

— Нет, я младшая в семье… но ты можешь помнить моих старших братьев.

Внезапно меня и в самом деле осенило:

— Адам и Аарон.

Когда я бывал в Форксе, Чарли, Бонни и ее муж Джордж (теперь я вспомнил, он погиб несколько лет назад в автомобильной катастрофе или что-то вроде того, и Чарли после этого был очень подавлен) много раз оставляли нас вместе, чтобы мы занялись чем-нибудь, пока они рыбачат. Мы так и не стали близкими друзьями. Разумеется, я достаточно часто возмущался по поводу таких вылазок на рыбалку, и к моим одиннадцати годам они наконец прекратились.

— Адам, Аарон и… Джулс, верно?

Она улыбнулась:

— Ты и правда помнишь. Никто не называл меня так с тех пор, как братья уехали.

— Разве они не здесь? — я посмотрел на парней, стоявших на берегу океана, задаваясь вопросом, способен ли я узнать сейчас ее братьев.

Джулс покачала головой:

— Нет. Адам получил стипендию в Вашингтонском университете, а Аарон женился на серфингистке из Самоа и теперь живет на Гавайях.

— Женился? Ничего себе! — я был ошеломлен. Близнецы были старше меня всего на год с небольшим.

— Так тебе нравится грузовик? — спросила она.

— Не то слово. Отлично бегает.

— Да, но очень медленно, — Джулс засмеялась. — Я так радовалась, когда Чарли купил его. Мама не разрешила бы мне собирать другую машину, пока у нас был вполне хороший автомобиль.

— Не такой уж он и медленный, — возразил я.

— Ты пытался разогнать его выше шестидесяти миль в час?

— Нет, — признался я.

— Хорошо. И не надо, — улыбнулась она.

Я не смог не усмехнуться в ответ, защищая свой грузовик:

— Зато при столкновениях ему нет равных.

— Наверное, даже танк не сможет победить этого старого монстра, — согласилась она и снова улыбнулась.

— Так ты собираешь машины? — спросил я, впечатленный ее словами.

— Когда есть время и детали. Не знаешь случайно, где можно найти главный цилиндр для «Фольксваген Рэббит» 1986 года выпуска? — шутливо добавила она. У нее был интересный голос: теплый и чуть хрипловатый.

— Прости, — засмеялся я, — давненько они мне не попадались, но теперь буду смотреть во все глаза.

Если бы я еще знал, что это за штуковина.

С Джулс было очень легко общаться. Она ослепительно улыбнулась и послала мне знакомый взгляд, который я только учился распознавать. И это заметил не я один.

— Ты знаешь Бофора, Джули? — спросил Логан. Я знал, что тип вроде него не мог не заметить, как сильно я ненавижу свое полное имя.

— Мы с Бо знакомы с самого моего рождения, — ответила Джулс и снова мне улыбнулась.

— Как это мило, — сказал Логан. Я никогда раньше не замечал, насколько его бледно-зеленые глаза похожи на рыбьи.

Услышав его тон, Джулс приподняла брови:

— Да, разве не здорово?

Ее сарказм, казалось, остудил Логана, но он еще со мной не закончил:

— Бо, мы с Тейлор сейчас говорили о том, как жаль, что никто из Калленов не смог сегодня поехать. Разве их не позвали?

Он посмотрел на меня так, словно знал, что я приглашал Эдит, и считал забавным полученный мной отказ. Только это не выглядело как отказ. Похоже, она хотела поехать со мной, но не могла. Неужели я неправильно ее понял?

Мои тревожные размышления были прерваны чьим-то сильным и ясным голосом:

— Ты имеешь в виду семью доктора Карин Каллен?

Это спрашивала та девушка постарше, которая представляла нам местных ребят. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она еще взрослее, чем я думал. Далеко не подросток, скорее женщина. В отличие от Джули, волосы у нее были коротко подстрижены, как у парня. Сейчас она стояла, и я заметил, что мы с ней практически одного роста.

Логан враждебно уставился на девушку, причем снизу вверх, поскольку оказался ниже нее ростом; он явно был раздражен тем, что та заговорила прежде, чем я успел ответить.

— Да, а ты их знаешь? — спросил он покровительственным тоном, стоя к ней вполоборота.

— Каллены сюда не приезжают, — сказала она, и, произнесенные четким, командным голосом, эти слова больше походили не на констатацию факта, а скорее уж… на приказ. Она проигнорировала вопрос Логана, но стало ясно, что тема закрыта.

Тейлор, пытаясь вернуть себе внимание Логана, спросила его мнение о диске, который держала в руках. И он отвлекся.

Я пристально смотрел на отвернувшуюся к лесу женщину: прямая спина, расправленные плечи — все в ее позе свидетельствовало об уверенности в себе. Она сказала, что Каллены сюда не приезжают, но, судя по ее тону, им это запрещено. Ее манера поведения произвела на меня странное впечатление, от которого я никак не мог избавиться.

От раздумий меня оторвала Джулс:

— Ну что, Форкс уже сводит тебя с ума?

Я нахмурился. Возможно, к этому моменту я и впрямь спятил.

— Я бы сказал, это еще мягко сказано.

Она сочувственно улыбнулась.

В голове все еще крутилось замечание той женщины по поводу Калленов, складываясь воедино со вчерашней реакцией Эдит. Я задумчиво взглянул на Джулс.

— Что? — спросила она.

— Хочешь прогуляться со мной по пляжу?

Посмотрев на Логана, она перевела взгляд на меня и улыбнулась.

— Да, давай свалим отсюда.

Пока мы шли на север, в сторону прибитых к берегу коряг, небо окончательно затянуло облаками, скрывшими солнце. Море потемнело, вдобавок ощутимо похолодало, поэтому я сунул руки поглубже в карманы куртки.

Шагая, я раздумывал о том, как легко Эдит удавалось заставить меня говорить, как она смотрела на меня из-под густых ресниц, сверкая золотом глаз, и я забывал всё на свете: свое имя, как дышать — всё, кроме нее. Теперь я наблюдал за шедшей рядом девушкой. Одетая только в футболку с длинными рукавами, Джулс свободно размахивала руками при ходьбе, словно холод совершенно ее не беспокоил. Ветер спутывал ее шелковистые волосы, отброшенные за спину. В лице этой девушки было что-то очень естественное и открытое. Даже если бы я умел так же сверкать глазами, как Эдит, Джулс лишь рассмеялась бы. Не зло, конечно, но она явно любила и умела подшутить.

— Хороши друзья, — заметила она, когда мы отошли достаточно далеко от огня и стук камней под ногами надежно заглушал наши голоса.

— Не мои.

Она засмеялась:

— Оно и видно.

— А те, другие, — ты с ними дружишь? Одна из них вроде бы… старше.

— Это Саманта, Сэм. Кажется, ей девятнадцать. Я с ней не тусуюсь. Там была моя подруга, Квил. Наверное, она пошла в магазин.

— Не помню, кто из них.

Она пожала плечами:

— Я тоже не все имена запомнила. Только твое, да и то лишь потому, что ты имел привычку дергать меня за волосы.

— Правда? Прошу прощения!

Джулс засмеялась:

— Видел бы ты свое лицо! Нет, это делали мои братья. Но я точно могла бы убедить тебя, что ты виноват.

С ней было легко смеяться.

— Наверное. Слушай, можно у тебя кое о чем спросить?

— Давай.

— Что эта девушка, Сэм, имела в виду, когда говорила о семье доктора?

Скорчив рожицу, Джулс молча отвернулась к океану.

Это подтверждало мою правоту. В словах Сэм крылось что-то большее. И Джулс знала, что именно.

Она все еще смотрела на волны.

— Эй, я не хотел быть невежливым или типа того.

Джулс повернулась ко мне с извиняющейся улыбкой:

— Не беспокойся. Просто… вообще-то я не должна об этом распространяться.

— Это тайна?

Она поджала губы:

— Вроде того.

Я вскинул руки:

— Забудь о моем вопросе.

— Но я уже проговорилась, да?

— Не сказал бы, что это твоя вина. Сэм немного… перестаралась.

Джулс засмеялась:

— Отлично. Значит, виновата Сэм.

Я присоединился к ее смеху:

— Да нет, не то чтобы. Я совсем запутался.

Подняв на меня взгляд, она улыбнулась так, словно у нас теперь была общая тайна:

— Могу я тебе доверять?

— Конечно.

— И ты не побежишь выкладывать всё своему блондинистому дружку?

— Логану? О да, я ничего не в силах скрыть от этого парня. Мы как братья.

Мой ответ ей понравился. Ее смех заставлял меня чувствовать себя более забавным, чем я был на самом деле.

Хрипловатый голос Джулс стал немного тише:

— Бо, тебе нравятся страшные истории?

В этот момент у меня в голове отчетливо прозвучали слова Эдит: «Как думаешь, а я могу быть жуткой?»

— Насколько страшные?

— Спать не сможешь, — пообещала Джулс.

— Ну теперь-то мне просто необходимо это услышать.

Усмехнувшись, она посмотрела вниз, уголки рта лукаво приподнялись. Похоже, она намерена постараться на славу.

Мы стояли на берегу возле плавника — огромный белый остов с перевернутыми корнями, переплетенными, как сотни паучьих ножек. Джулс забралась на одну из широких веток, я же сел ниже на стволе, пытаясь выглядеть всего лишь заинтересованным, а не принимающим разговор всерьез.

— Приступай к запугиванию, я готов.

— Ты знаешь какие-нибудь наши древние истории о том, откуда мы появились — я имею в виду, квилеты? — начала она.

— Не особо, — признался я.

— Существует множество легенд, некоторые из них восходят к Великому потопу. Рассказывают, что тогда древние квилеты, чтобы выжить, привязали свои каноэ к верхушкам самых высоких деревьев на горе. Прямо как Ной с его ковчегом, — улыбнулась она, показывая, что тоже не воспринимает это всерьез. — По другой легенде мы произошли от волчиц и они до сих пор наши сестры. Убийство этих животных запрещено законом племени. А еще есть истории о хладных, — заговорила она совсем тихо.

— Хладных? — переспросил я. Что если я кажусь слишком заинтересованным? Не догадается ли она, что это слово что-то для меня значит?

— Да. Некоторые предания о хладных такие же древние, как о волках, а некоторые новее. Согласно легенде, моя прабабушка знала кое-кого из хладных. Она и заключила с ними договор, который не допускает их на нашу землю, — девушка закатила глаза.

— Твоя прабабушка? — переспросил я.

— Она была старейшиной племени, как сейчас моя мама. Видишь ли, хладные — естественные враги волчиц… ну, не вообще волчиц, а тех из них, которые оборачиваются женщинами, как наши предки. Наверное, можно называть их оборотнями.

— У оборотней есть враги?

— Только один.

Я уставился на нее слишком пристально, пытаясь выдать нетерпение за интерес к рассказу.

— Так вот, видишь ли, — продолжила Джулс, — традиционно хладные являются врагами квилетов. Но стая, забредшая на нашу территорию во времена моей прабабушки, отличалась от других. Они охотились не так, как остальные представители их вида, и не несли опасности для племени. Поэтому моя прабабушка заключила с ними договор о том, что они обещают держаться подальше от наших земель, а мы не откроем их секрет бледнолицым, — она подмигнула мне.

— Но если они не представляли опасности, тогда зачем?..

— Для людей всегда рискованно находиться рядом с хладными, даже с такими цивилизованными, какими объявили себя эти. Никогда не знаешь, когда они проголодаются настолько, что не смогут сопротивляться жажде, — в голосе Джулс появились наигранно устрашающие нотки.

— Что значит «цивилизованные»?

— Они утверждали, что не охотятся на людей. Якобы умеют использовать для этой цели животных.

— И какое отношение это имеет к Калленам? Они похожи на хладных, которых встретила твоя прабабушка? — я пытался говорить небрежно, но наверняка потерпел неудачу.

— Нет… — Джулс выдержала драматическую паузу. — Они и есть те самые хладные.

Должно быть, она подумала, что выражение моего лица показывает лишь то, насколько я поглощен рассказом. Довольная, девушка улыбнулась и продолжила:

— Теперь их больше, к ним примкнули еще двое, самка и самец, но остальные — те же самые. Их вожак, Карин, была известна и во времена моей прабабки. Она появлялась в этих местах еще до того, как сюда прибыли ваши люди, — Джулс подавила улыбку, пытаясь сохранять серьезный тон.

— И кто же они? — наконец спросил я. — Кто эти хладные?

— Кровопийцы, — ответила девушка леденящим кровь голосом. — Ваш народ называет их вампирами.

Я уставился на волнующееся море, не уверенный в том, что можно прочесть у меня на лице. «Как думаешь, а я могу быть жуткой?» — снова прозвучали в моей голове слова Эдит.

— У тебя мурашки на шее, — радостно засмеялась Джулс.

— Ты хорошая рассказчица, — отозвался я, все еще глядя на волны.

— Спасибо, но, похоже, ты просто замерз. Бред сумасшедшего, да? Неудивительно, что моя мама не хочет, чтобы мы с кем-нибудь об этом разговаривали.

Я все еще не мог совладать с выражением лица, чтобы посмотреть на нее:

— Не волнуйся, я тебя не выдам.

— Кажется, я только что нарушила договор, — она рассмеялась, запрокинув голову.

— Я унесу это с собой в могилу, — пообещал я, чувствуя, как по телу пробежала дрожь.

— Серьезно, ничего не говори Чарли. Он и так злился на маму, когда услышал, что некоторые наши больше не обращаются в больницу с тех пор, как там начала работать доктор Каллен.

— Конечно, ничего не скажу.

— Ну что, теперь ты считаешь нас кучкой суеверных индейцев? — игриво спросила она с легким намеком на беспокойство. Я все еще не отводил взгляда от океана.

Потом повернулся и выдавил самую нормальную улыбку, на какую был способен:

— Нет. Но я думаю, что вы отлично рассказываете страшные истории. У меня все еще мурашки на коже, видишь? — я закатал рукав куртки, чтобы показать ей.

— Круто, — усмехнулась Джулс.

Услышав звук шуршащей гальки, мы одновременно подняли головы и увидели в пятидесяти ярдах от нас приближающихся МакКейлу и Джереми.

— Вот ты где, Бо, — с облегчением воскликнула МакКейла, размахивая рукой над головой.

— Это твоя девушка? — спросила Джулс, уловив оттенок раздражения в голосе МакКейлы. Неужели это кажется очевидным?

— Нет. Почему все так думают?

Джулс хмыкнула.

— Может, потому, что ей этого хочется. — Я вздохнул, а она добавила: — Если тебе понадобится передышка от этих твоих друзей, дай знать.

— Звучит здорово, — сказал я искренне. Не знаю, стало ли причиной то, что мы были знакомы если и не близко, то хотя бы довольно долго, или просто у Джулс такой легкий характер, но мне было приятнее общаться с ней, чем с теми ребятами, с которыми я поеду домой.

МакКейла подошла к нам, а в нескольких шагах позади, пытаясь не отставать, за ней следовал Джереми. МакКейла окинула Джулс взглядом, а затем повернулась ко мне движением, показавшимся необыкновенно пренебрежительным по отношению к Джулс, которая снова тихо хмыкнула.

— Где ты был? — спросила МакКейла, хотя ответ находился прямо перед ней.

— Джулс устроила мне экскурсию по Первому пляжу, — мы с Джулс улыбнулись друг другу, словно у нас был общий секрет. Разумеется, теперь это соответствовало действительности.

— Ну, — сказала МакКейла, еще раз пристально посмотрев на Джулс, — мы уезжаем. Кажется, собирается дождь.

Мы дружно подняли головы: облака были тяжелыми, темными и набухшими влагой.

— Хорошо, — ответил я. — Иду.

— Рада была снова повидаться, — выразительно произнесла Джулс, и я понял, что она поддразнивает МакКейлу.

— Взаимно. Когда Чарли в следующий раз захочет навестить Бонни, я поеду с ним.

Губы Джулс растянулись в улыбке, обнажив ровные белые зубы.

— Было бы здорово.

— И спасибо, — добавил я тихо и недостаточно небрежно.

Она подмигнула мне.

Я натянул капюшон, и мы потащились к парковке. С неба начали падать капли, оставляя на камнях темные следы. Когда мы добрались до внедорожника, остальные уже загрузили всё в машину. Я забрался на заднее сиденье к Аллену и Тейлор, заявив, что моя очередь сидеть спереди рядом с водителем уже прошла. Аллен молча смотрел в окно на усиливающуюся грозу, а Логан повернулся к Тейлор и отвлекал ее разговором, поэтому я, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза и изо всех сил постарался ни о чем не думать.

Глава седьмая

Кошмар

Я сказал Чарли, что поел в Ла Пуш и не буду ужинать, а сразу пойду к себе — очень много задали на дом. Он с увлечением смотрел трансляцию рядового, на мой взгляд, баскетбольного матча, поэтому не заметил ничего необычного в выражении моего лица.

Оказавшись в своей комнате, я запер дверь, потом достал свои старые наушники, для чего пришлось переворошить весь стол, и подсоединил их к маленькому аудиоплееру.

Я взял компакт-диск, который Фил подарил мне на Рождество. Это была одна из его любимых групп, но ее композиции казались мне слишком тяжелыми. Вставив диск, я лег на кровать. Надел наушники, включил воспроизведение и увеличивал громкость, пока не стало больно ушам, а затем закрыл глаза и накрыл верхнюю часть лица подушкой.

Я сосредоточился только на музыке, пытаясь расслышать слова и проследить за хитросплетениями партии ударных. К третьему прослушиванию я выучил по меньшей мере все припевы. Удивительно, но в конце концов мне и в самом деле понравилась эта группа — как только удалось перестать обращать внимание на рёв и грохот. Надо будет еще раз поблагодарить Фила.

И это сработало. Под сокрушительные удары по барабанным перепонкам думать было невозможно — в чем и состояла идея. Я слушал диск снова и снова, пока не начал подпевать группе, а потом все-таки уснул.

Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в знакомом месте. Хотя какой-то краешек моего разума, похоже, понимал, что я сплю, большая часть меня просто присутствовала в зеленом свете леса. Я слышал, как где-то рядом волны разбиваются о скалы, и знал, что если найду океан, то смогу увидеть солнце. Поэтому шел на звук, но неожиданно появилась Джулс. Она потянула меня за руку назад, к чаще.

— Что случилось, Джулс? — спросил я. С испуганным лицом она дернула меня за руку, пытаясь оттащить в темноту.

— Беги, Бо! Ты должен бежать, — в ужасе шептала она.

— Сюда, Бо! — на сей раз это был голос МакКейлы — она звала меня из глубины леса, но я ее не видел.

— Зачем? — спросил я, все еще вырываясь из крепкой хватки Джулс. Очень важно было найти солнце. Только на этом я и мог сосредоточиться.

А потом Джулс сама отпустила мою руку — она странно вскрикнула и, внезапно задрожав, упала на землю и начала биться в судорогах. Я с ужасом смотрел на нее, не в силах пошевелиться.

— Джулс! — крикнул я, но девушки уже не было. Ее место заняла крупная рыжевато-коричневая волчица с черными глазами. Отвернувшись от меня, она встала мордой к берегу. Шерсть у нее на загривке встала дыбом, клыки обнажились, из пасти вырвалось глухое рычание.

— Беги, Бо! — снова закричала МакКейла где-то позади меня. Но я не обернулся, завороженно глядя на свет, приближающийся со стороны пляжа.

А затем из-за деревьев вышла Эдит.

Она была в черном платье — длинном, но с открытыми до самых плеч руками и глубоким V-образным вырезом. От ее кожи исходило неяркое свечение, а глаза были матово черными. Она подняла руку и поманила меня к себе. Ее длинные остроугольные ногти, покрытые темно-красным лаком, казались почти такими же черными, как платье. Губы были того же цвета.

Стоявшая между нами волчица зарычала.

Я сделал шаг вперед, навстречу Эдит. Она улыбнулась, и между темными губами я увидел ее зубы — такой же заостренной формы, как и ногти.

— Доверься мне, — промурлыкала она.

Я сделал еще шаг.

Волчица одним броском покрыла расстояние между мной и вампиршей, пытаясь впиться клыками ей в шею.

— Нет! — закричал я, рывком садясь в постели.

От резкого движения наушники сдернули с тумбочки плеер, и он грохнулся на пол.

В комнате все еще горел свет, а я сидел на кровати полностью одетый и даже обутый. Плохо понимая, что происходит, я посмотрел на часы, стоящие на комоде. Было полшестого утра.

Я застонал, снова лег и перевернулся лицом вниз, попутно сбрасывая ботинки. Однако мне было слишком неудобно, чтобы заснуть. Я перевернулся обратно на спину, расстегнул джинсы и неуклюже стащил их, стараясь оставаться в горизонтальном положении. А потом снова накрыл глаза подушкой.

Но все было бесполезно. Мое подсознание намертво сосредоточилось на том самом слове, которого я с таким усердием старался избегать. Придется прежде всего разобраться с ним.

«Всё по порядку», — подумал я, радуясь возможности подольше не приступать к выполнению собственного решения, и схватил свои банные принадлежности.

Душ занял не так уж много времени. Я не знал, спит Чарли или уже уехал. Его машины под окном уже не было. Значит, снова отправился ни свет ни заря на рыбалку.

Медленно надев вчерашние джинсы и старую толстовку, я заправил постель — просто чтобы потянуть время.

Дольше откладывать было невозможно. Я подошел к столу и включил свой старый компьютер.

Терпеть не могу пользоваться здесь интернетом. Моему модему самое место в музее, а бесплатный интернет-сервис неопровержимо доказывал, что сколько заплатишь, столько и получишь. Одно только подсоединение тянулось так долго, что в ожидании его я решил позавтракать.

Ел я медленно, так что хлопья на самом дне миски слишком размякли, чтобы их доедать. Я вымыл за собой посуду, положил всё на место. Еле волоча ноги, поднялся по лестнице. Подобрал с пола плеер, потом смотал шнур наушников и убрал их в ящик стола. Снова включил тот же диск, но на сей раз убавлял звук, пока музыка не стала просто фоновым шумом.

Со вздохом я повернулся к компьютеру и почувствовал себя дураком даже раньше, чем успел полностью набрать это слово.

«Вампир».

Глядеть на него было еще хуже.

Отыскать нужную мне информацию оказалось непросто. Большинство результатов носили развлекательный характер — фильмы, телевизионные шоу, ролевые игры, рок группы… Попадались и сайты с одеждой и косметикой для готов, костюмами для Хэллоуина и расписаниями слетов.

В конце концов я нашел многообещающий сайт «Вампиры от А до Я» и с нетерпением ждал, пока он загрузится. Тут все было просто и по делу, черный текст на белом фоне. На главной странице меня встречали две цитаты:

«Во всем необъятном сумрачном мире призраков и демонов нет образа столь страшного, нет образа столь пугающего и отвратительного и в то же время обладающего столь жутким очарованием, как вампир, который сам по себе не является ни призраком, ни демоном, но разделяет с ними их темную природу и наделен таинственными и ужасными качествами обоих».

Преподобный Монтегю Саммерс

«Если существовала когда-нибудь на свете снабженная доказательствами история, за которую можно поручиться, то это история вампиров; здесь ничего не упущено: официальные донесения, свидетельства уважаемых людей — врачей, священников, судей; полная очевидность. И при всем этом, верит ли хоть кто-нибудь в вампиров?»

Руссо

В остальной части сайта в алфавитном порядке приводились разнообразные мифы о вампирах, собранные со всего света. Первой я открыл статью о Данаге, филиппинском вампире, который якобы в давние времена положил начало возделыванию таро (популярное пищевое растение Африки, Юго-Восточной Азии и других тропических регионов — п.п.) на этих островах. Миф рассказывал о том, что Данаг мирно сосуществовал с людьми в течение многих лет, но сотрудничество закончилось, когда какая-то женщина порезала палец, а Данаг принялся сосать ранку и ему настолько понравился вкус крови, что он выпил ее всю.

Я внимательно читал описания, пытаясь найти хоть что-то знакомое, не говоря уже о правдоподобности. Похоже, в большинстве вампирских мифов роль демонов выполняли красивые женщины, а жертвами становились в основном дети. К тому же эти мифы казались специально созданными для того, чтобы как-то объяснить высокую детскую смертность и дать оправдание мужской неверности. Многие легенды повествовали о бестелесных духах и содержали предостережения насчет неправильно осуществленных погребений. В этих историях было маловато общего с фильмами, которые я помнил, причем питье крови хоть как-то интересовало всего пару видов подобных существ (например, древнееврейских эстри и польских упырей).

Только три статьи действительно привлекли мое внимание: о румынских вараколаках — могущественных бессмертных, которые могли принимать обличье красивых бледных людей; о словацких нелапси — существах настолько сильных и быстрых, что любое из них могло истребить целую деревню всего за час после полуночи. И еще об одном виде. Stregoni benefici.

О последнем было только одно короткое предложение:

Stregoni benefici — итальянские вампиры, якобы выступающие на стороне добра, смертельные враги всех злых вампиров.

Прочитав эту строчку, я испытал странное облегчение: среди сотен мифов нашелся хоть один, в котором утверждалось, что существуют хорошие вампиры.

Однако в целом с историей Джулс или с моими собственными наблюдениями совпадало совсем немногое. Я сформулировал мысленный список особенностей и сравнивал его с каждым мифом. Красота, скорость, сила, бледная кожа, меняющие цвет глаза. А потом примерял свойства, упомянутые Джулс: кровопийцы, враги оборотней, существа с холодной кожей, бессмертные. Удалось отыскать очень мало мифов, подходивших хотя бы по одному признаку.

Была и другая проблема, запомнившаяся по фильмам ужасов и нашедшая подтверждение в прочитанном сегодня: вампиры не могут покидать свои убежища в дневное время суток, иначе солнце сожжет их дотла. Днем они спят в гробах, а наружу выходят только ночью.

Рассерженный, я отключил компьютер нажатием на кнопку, не дожидаясь, пока он завершит работу как положено. Сквозь раздражение пробивалось чувство невыносимого смущения. Всё это ужасно глупо. Сижу в своей комнате и ищу информацию о вампирах. Что со мной не так?

Мне нужно было выбраться из дома, но единственное место, куда я сейчас хотел бы попасть, находилось в трех днях езды отсюда. Не слишком ясно представляя себе возможный маршрут для прогулки, я обулся, спустился на первый этаж и, даже не проверив, какая сейчас погода, накинул плащ и решительно вышел за дверь.

Небо было плотно затянуто облаками, но дождь еще не начался. Даже не взглянув в сторону пикапа, я двинулся пешком на восток, наискось через двор Чарли к ближайшему лесу. Скоро дорога и дом исчезли из виду, а единственным звуком было хлюпанье влажной земли под ногами.

Узкая тропинка петляла меж деревьев, все дальше углубляясь в лес, в основном, насколько я понял, в восточном направлении. Она извивалась среди елей, тсуг, тисов и кленов. Названия росших вокруг деревьев я помнил смутно, да и то только благодаря Чарли, который когда-то показывал мне их из окна своей патрульной машины. Многие деревья вообще были мне незнакомы, а некоторые не удавалось узнать, настолько сильно они заросли мхом и другими «зелеными паразитами».

Гнев толкал меня вперед по тропинке. Но потом я начал успокаиваться и замедлил шаг. С ветвей капало, но я не был уверен, начинается ли это дождь или всего лишь стекает на землю вода, накопившаяся в кронах. Недавно упавшее дерево (я догадался об этом, поскольку оно было еще не полностью покрыто мхом) упиралось в ствол другого, образовав что-то вроде крытой скамейки всего в нескольких футах от тропы. Я перешагнул через папоротник и сел, откинув голову в капюшоне на ствол живого дерева.

Место для прогулки я выбрал неправильно. Следовало понять это заранее, но куда еще было податься? Темно-зеленый лес слишком сильно напоминал место действия моего последнего сна, чтобы я мог чувствовать себя комфортно. Мои ботинки больше не хлюпали по грязи, и наступила гнетущая тишина. Птицы тоже молчали, капли начали падать чаще, так что наверху, должно быть, все-таки шел дождь. Теперь, когда я сидел, папоротники были почти вровень с моей головой, и я знал, что меня невозможно увидеть с тропы, даже пройдя совсем рядом.

Здесь, среди деревьев, было намного проще поверить в глупые слова, которые смущали меня в помещении. В этом лесу ничего не изменилось за тысячи лет, и все старые мифы и легенды казались в окружающем меня сейчас древнем зеленом лабиринте намного более правдоподобными, чем в моей прозаичной спальне.

Я заставил себя сосредоточиться на двух самых важных вопросах, на которые необходимо было ответить.

Во-первых, я должен решить: может ли быть правдой то, что Джулс рассказала о Калленах?

Мой разум немедленно выдал четкий и ясный ответ: «Нет». Глупо даже рассматривать эту идею. Это были дурацкие истории. Всего лишь мрачные старые легенды.

«Но что же тогда правда?» — спросил я себя. Невозможно было рационально объяснить, как мне удалось уцелеть в происшествии с фургоном. Я снова мысленно перечислил свои наблюдения: нечеловеческая красота, невозможная скорость и сила, глаза, которые меняют цвет с черного на золотой и обратно, бледная холодная кожа. Были и другие постепенно подмеченные мной подробности: похоже, Каллены никогда не едят, а движения их полны невероятной, тревожащей грации. И еще: то, как она порой говорит — используя непривычные модуляции голоса, а также фразы, больше соответствующие стилю исторических любовных романов, которые так любит моя мама, чем манере разговора в школьном классе двадцать первого века. Когда мы определяли группу крови, она прогуляла урок. А от поездки на пляж отказалась только после того, как узнала, куда именно мы едем. Казалось, ей известно, что думает каждый находящийся поблизости… кроме меня. И ее слова о том, что она злодейка, что опасна…

Могут ли Каллены быть вампирами?

Ну, они явно представляют собой нечто исключительное. В этом скучном маленьком городке творится что-то выходящее за пределы нормального и здравого. Исходить ли из рассказа Джулс о хладных или из моей собственной гипотезы о супергероях, но Эдит Каллен… не человек. Она что-то большее.

Так что — возможно. Таким будет пока мой ответ.

И тогда самый важный вопрос: что мне со всем этим делать?

Если Эдит вампир — я с трудом заставил себя мысленно произнести это слово, — то как мне следует поступить? О том, чтобы привлечь кого-то еще, не могло быть и речи. Я даже сам себе не в состоянии поверить; а любой, к кому я обращусь, засадит меня в психушку.

Только два варианта казались приемлемыми. Первый: последовать ее совету — быть умным и как можно старательнее избегать ее. Отменить наши планы и снова начать игнорировать ее, насколько это будет мне по силам. Делать вид, что на единственном предмете, где мы вынуждены находиться вместе, нас разделяет непроницаемая стеклянная стена. Сказать Эдит, что она была права, и больше никогда с ней не разговаривать.

И мне стало больно — от одной только этой мысли — больнее, чем можно было ожидать. Больнее, чем я способен вынести. Я быстро сменил тему и стал обдумывать второй вариант.

Можно ничего не менять. В конце концов, пусть даже Эдит и в самом деле является кем-то… зловещим, но ведь до сих пор она не сделала ничего слишком плохого. Собственно, я сам сейчас был бы всего лишь вмятиной на крыле фургона Тейлор, если бы Эдит не действовала так быстро. Настолько быстро, спорил я сам с собой, что это могло произойти чисто рефлекторно. Но разве настоящий злодей будет рефлекторно спасать жизни? У меня кружилась голова от этого бесконечного водоворота вопросов без ответов.

И всё же в одном я был уверен, если это вообще возможно: Эдит в черном платье с острыми зубами и ногтями не имела никакого отношения к настоящей Эдит, а была просто воплощением слова, произнесенного Джулс. Больше того, когда оборотень прыгнул, я в панике закричал «нет» не потому, что испугался за волка. Меня ужаснуло, что могут причинить вред ей. Даже когда она звала меня, показывая заостренные клыки, я боялся за нее.

И я понял, что у меня уже есть ответ. По правде говоря, неизвестно, был ли у меня вообще выбор. Настолько глубоко я увяз. Теперь, когда я знал — если знал, — что я мог с этим поделать? Потому что, думая об Эдит, о ее голосе, о ее гипнотических глазах, о непреодолимой притягательности ее тела, я испытывал единственное желание — оказаться сейчас рядом с ней. Даже если… но я снова не захотел произнести про себя это слово. Только не здесь, в этом безмолвном лесу, когда дождь делает его темным, словно под кронами сгустились сумерки, и создает шум, напоминающий шуршание чьих-то шагов. Я вздрогнул и вскочил, забеспокоившись, как бы тропка каким-нибудь образом не исчезла из-за дождя.

Но она была на месте — петляла себе, выводя из этой промозглой зеленой мглы. Теперь мои шаги стали шире, я почти бежал среди деревьев, удивляясь, как далеко забрел. В голову уже начали закрадываться мысли, иду ли я вообще к выходу из леса или, наоборот, углубляюсь в него. Однако прежде чем я успел действительно запаниковать, между ветвями появились просветы. А потом я услышал проезжавшую по улице машину и вдруг оказался на свободе, под моими ногами была лужайка Чарли.

Когда я вернулся, был только полдень. Я поднялся наверх и переоделся в чистые джинсы и футболку, так как собирался оставаться дома. Мне не составило большого труда сосредоточиться на домашнем задании — сочинении по «Макбет», которое нужно было сдавать в среду. Я погрузился в составление черновых набросков, чувствуя себя так спокойно, как не чувствовал с… ну, с обеда четверга, если честно.

Хотя это всегда было в моем духе. Самым неприятным и мучительным было для меня обдумывание решений. Зато, сделав выбор, я просто с облегчением следовал ему. Иногда облегчение смешивалось с отчаянием, как, например, после моего решения приехать в Форкс. Но это всё равно лучше, чем ломать голову над возможными вариантами.

Жить с моим последним решением было легко — почти чересчур легко. Опасно легко.

Остальная часть дня прошла тихо и продуктивно — еще до восьми вечера я дописал сочинение. Чарли вернулся домой с хорошим уловом, и я завязал мысленный «узелок на память», чтобы раздобыть в Сиэтле книгу рецептов рыбных блюд. Выбросы адреналина, которые я ощущал каждый раз при мысли о предстоящей поездке, ничем не отличались от тех, что бывали и до прогулки с Джулс. Обязаны были отличаться, но я не знал, как заставить себя испытывать должный страх.

Той ночью я спал без сновидений, измотанный слишком ранним пробуждением. Во второй раз со времени моего прибытия в Форкс я проснулся от ярко-желтого света, предвестника солнечного дня. Чуть пошатываясь, я подошел к окну и ошеломленно застыл, увидев почти безоблачное небо. Я распахнул окно, удивленный тем, что оно открылось бесшумно, без заедания, хотя я не пользовался им бог знает сколько лет, и вдохнул относительно сухой воздух. Было довольно тепло и практически безветренно. Моя кровь забурлила в венах.

Когда я спустился вниз, Чарли заканчивал завтракать и сразу же подметил мое настроение.

— Хороший день, — прокомментировал он.

— Да, — согласился я с улыбкой.

Он тоже улыбнулся в ответ, в уголках карих глаз появились морщинки. Когда он так улыбался, легче было разглядеть в нем человека, который сгоряча женился на едва знакомой ему красивой девушке, когда был всего на три года старше, чем я сейчас. Мало что сохранилось от того парня. За эти годы он поблек — подобно тому, как поредели надо лбом его вьющиеся каштановые волосы.

Я съел завтрак, с улыбкой наблюдая, за пылинками, пляшущими в солнечном свете, который лился через кухонное окно. Чарли крикнул: «Пока!» — и я услышал, как его машина отъехала от дома. У двери я замешкался, взявшись за непромокаемую куртку. Оставить ее дома означало бы искушать судьбу. Я перекинул куртку через руку и вышел на яркий свет, какого не видел уже пару месяцев.

После короткой борьбы мне удалось почти полностью опустить оба окна в грузовике. В школу я приехал одним из первых, так как, спеша выбраться из дому, даже не взглянул на часы. Припарковавшись, я направился в сторону скамеек для пикника у южной стены кафетерия. Сиденья все еще были влажными, поэтому я сел на свою куртку, радуясь, что нашел ей применение. Домашнее задание я выполнил, однако оставалось несколько задач по тригонометрии, в которых я не был уверен. Я достал учебник, но на середине перепроверки первой сомнительной задачи меня отвлекла игра солнечного света на красной коре деревьев. Я бездумно рисовал на полях домашней работы и спустя несколько минут осознал, что изобразил пять пар темных глаз, которые теперь пристально смотрели на меня с тетрадного листа. Пришлось стереть их ластиком.

— Бо! — Я услышал, как кто-то позвал меня, и по голосу узнал МакКейлу. Оглядевшись, я увидел, что, пока сидел тут, территория школы заполнилась ребятами. Все были в футболках, кто-то даже в шортах, хотя воздух вряд ли прогрелся выше шестидесяти градусов (60°F примерно равны 15–16 °C — п.п.). МакКейла приближалась ко мне, одетая в юбку, едва доходящую до середины бедра, и майку.

— Привет, МакКейла, — ответил я.

Она подошла и села рядом — солнце переливалось на ее свежевыпрямленных волосах, лицо расплылось в широкой улыбке. Она была так рада видеть меня, что я не мог не почувствовать ответной радости.

— Замечательный день, правда?

— Как раз по мне, — согласился я.

— Чем ты вчера занимался? — В ее вопросе я уловил раздражающую собственническую интонацию, которая напомнила мне о том, что сказала в субботу Джулс. Все считают, что я парень МакКейлы, поскольку она хочет, чтобы так думали.

Но я пребывал в слишком хорошем настроении, чтобы позволить этому задеть меня.

— В основном работал над сочинением.

— Ах да, его задали на четверг, верно?

— Э… кажется, на среду.

— На среду? — ее улыбка исчезла. — Плохо. Наверное, вечером придется взяться за работу, — она нахмурилась. — А я собиралась спросить, не хочешь ли ты сходить куда-нибудь со мной.

— О… — я был в замешательстве. Почему наши разговоры с МакКейлой теперь постоянно заводят меня в неловкую ситуацию?

— Ну, мы всё равно могли бы пойти поужинать, или вроде того… а сочинение я напишу позже, — она улыбнулась мне с надеждой.

— МакКейла… — «Вот и чувство вины», — подумал я. — Вряд ли это хорошая идея.

Ее лицо вытянулось.

— Почему? — спросила она, настороженно глядя на меня.

В моих мыслях вспыхнул образ Эдит, и мне стало интересно, не думает ли о ней и МакКейла.

— Слушай, я нарушаю все законы мужского братства, рассказывая тебе об этом, так что не выдавай меня, хорошо?

— Законы мужского братства? — повторила она озадаченно.

— Джереми мой друг, и если я пойду с тобой… ну… это его расстроит. — МакКейла пристально смотрела на меня. — Я тебе этого не говорил, ясно? Твое слово против моего.

— Джереми? — спросила она, ее голос был полон изумления.

— Серьезно, ты слепая?

— Ох, — выдохнула она с ошеломленным видом.

Пора уносить ноги. Я запихнул учебник в рюкзак:

— Не хочу снова опоздать. Я и так уже в черном списке у Мэйсон.

Мы молча шли к третьему корпусу, и выражение лица МакКейлы было рассеянным. Оставалось надеяться, что мысли, в которые она погружена, ведут ее в правильном направлении.

Когда я увидел Джереми на уроке тригонометрии, он был так же взбудоражен солнечным днем, как и я. Они с Алленом и Логаном собирались поехать в Порт-Анджелес, чтобы сходить в кино и заказать бутоньерки для танцев. Меня тоже пригласили, а я медлил с ответом. Хорошо бы выбраться из города, но не с Логаном. И еще неизвестно, чем я, возможно, буду занят сегодня вечером… Хотя об этом определенно не стоило думать. Конечно, приятно было снова увидеть солнце. Но не только это вызвало у меня приподнятое настроение, совсем не это.

Так что я сказал Джереми «может быть», соврав о накопившемся домашнем задании.

Наконец мы отправились на ланч. Мне почти до боли хотелось увидеть не только Эдит, но и всех Калленов. Нужно было сопоставить их с не отпускавшими меня подозрениями. Возможно, находясь с ними в одном помещении, я удостоверюсь, что ошибался и ничего зловещего в них нет. Переступив порог кафетерия, я ощутил первую волну настоящего страха, дрожью прокатившуюся по животу. Смогут ли они узнать, о чем я думаю? И тут же меня настигло другое опасение: будет ли Эдит снова ждать меня сегодня?

о привычке я в первую очередь взглянул на стол Калленов и слегка запаниковал, когда увидел, что он пуст. С тающей надеждой обвел глазами весь кафетерий, надеясь, что она сидит где-нибудь одна. Зал был практически полон — нас задержали на испанском, — но не было видно ни Эдит, ни кого-либо еще из ее семьи. Мое хорошее настроение тут же увяло.

Мы сильно опоздали и пришли к нашему столу последними. Я заметил, что Маккейла придержала место для Джереми, а его лицо буквально засветилось в ответ.

Аллен тихо задал несколько вопросов насчет сочинения по «Макбет», на которые я пытался отвечать как можно естественнее, хотя настроение неуклонно ухудшалось. Он тоже пригласил меня поехать сегодня вместе с ними, и на этот раз я согласился, лишь бы как-нибудь отвлечься.

А вдруг Эдит как-то узнала, чем я занимался в эти выходные? И исчезла из-за моего чрезмерного любопытства к ее тайнам. Вдруг я сам виноват в этом?

Войдя в кабинет биологии и увидев пустой стул Эдит, я понял, что до сих пор еще держался за последний клочок надежды. Новая волна разочарования накрыла меня с головой.

Остаток дня тянулся мучительно медленно. Я не смог уследить за ходом дискуссии на биологии и даже не пытался слушать лекцию тренера Клапп о правилах игры в бадминтон. Я радовался, покидая наконец кампус, так как можно было больше не притворяться, что все в порядке, до самой поездки в Порт-Анджелес. Но как только я вошел в дом, раздался телефонный звонок — Джереми отменил наши планы. Я пытался изобразить радость по поводу того, что МакКейла пригласила его на ужин, однако вряд ли мне удалось скрыть раздражение. Поездку в кинотеатр перенесли на вторник.

Значит, отвлечься мне не на что. Я положил рыбу в маринад, потом сделал сегодняшнее домашнее задание, но на это ушло всего полчаса. Проверил электронную почту и понял, что не отвечаю на сообщения мамы. Она была не в восторге от этого.

Мама,

Прости. Меня не было дома. Мы с несколькими друзьями ездили на пляж. И мне нужно было написать сочинение.

Жалкие оправдания, поэтому я не стал и стараться.

Сегодня солнечно — знаю, я тоже в шоке, — так что пойду погуляю и впитаю как можно больше витамина D.

Люблю тебя, Бо.

Из небольшой коллекции любимых книг, привезенных мной в Форкс, я выбрал «Двадцать тысяч льё под водой» и взял в бельевом шкафу наверху старое лоскутное одеяло.

Выйдя из дома, я бросил одеяло на самое солнечное место маленького квадратного двора Чарли и улегся. Я перелистывал страницы, ожидая пока меня зацепит какое-нибудь слово или фраза — обычно для этого вполне хватало гигантского кальмара или нарвала, но сегодня, дважды пройдясь по всей книге, я так и не нашел ничего достаточно интригующего, что могло бы меня увлечь. Я захлопнул книгу. Ну и ладно, наплевать. Тогда позагораю. Перекатившись на спину, я закрыл глаза.

Я попытался урезонить себя. Нет никакой необходимости сходить с ума от волнения. Эдит говорила, что собирается в поход. Возможно, остальные с самого начала планировали присоединиться к ней. Может быть, все они решили задержаться на день из-за хорошей погоды. Несколько дней отсутствия не повлияют на ее безупречные отметки. Можно успокоиться. Я наверняка снова увижу ее завтра.

Даже если ей или кому-то из их семьи действительно удалось узнать, о чем я думаю, вряд ли это стало причиной их исчезновения из города. Я сам ничему из этого не верил и не собирался рассказывать кому-либо еще. Глупо. Я знал, что эта мысль совершенно смехотворна. Очевидно, что ни у кого, вампиры они или нет, не было оснований для такой острой реакции.

Точно так же нелепо воображать, что кто-то мог прочитать мои мысли. Мне нужно перестать быть таким параноиком. Эдит вернется завтра. Никто никогда не находил невроз привлекательным, и очень сомнительно, что она станет первой.

Покладистый. Спокойный. Нормальный. Я справлюсь. Нужно просто вдыхать и выдыхать.

Следующим, что я услышал, был звук подъезжающего автомобиля Чарли. Приподнявшись, я с удивлением заметил, что солнце уже опустилось за деревья и дворик оказался в тени. Должно быть, я уснул. Еще не вполне придя в себя, я огляделся, охваченный внезапным ощущением, что я здесь не один.

— Чарли? — позвал я. Но услышал, как хлопнула дверца его машины у переднего крыльца.

Чувствуя нелепость ситуации и сердясь на себя за глупость, я вскочил, взял одеяло и книгу и поспешил в дом, где первым делом налил масла на сковороду и поставил ее на плиту — из-за моего «тихого часа» ужин сегодня запоздает. Когда я вошел в гостиную, Чарли вешал свой ремень с кобурой и разувался.

— Извини, ужин еще не готов — я уснул во дворе, — сказал я, широко зевнув.

— Не беспокойся, — ответил он. — Я все равно хотел узнать счет в этой игре.

После ужина я остался с отцом смотреть телевизор, чтобы хоть чем-то занять себя. Ни на одном канале не было ничего интересного, но Чарли знал, что мне безразличен бейсбол, поэтому щелкал пультом, пока не остановился на какой-то бессмысленной комедии, которая не нравилась ни мне, ни ему. Однако он казался счастливым оттого, что мы делаем что-то вместе, и, несмотря на мою идиотскую депрессию, мне было приятно его порадовать.

— Кстати, пап, — сказал я во время рекламы, — завтра вечером я поеду в кино с ребятами из школы, так что ты будешь предоставлен самому себе.

— Едешь с кем-то, кого я знаю? — поинтересовался он.

Кого он здесь может не знать?

— Джереми Стэнли, Аллен Вебер и Логан… как там его фамилия.

— Мэллори.

— Тебе виднее.

— Хорошо, но послезавтра вам в школу, поэтому не сходите с ума.

— Мы едем сразу после занятий, так что вернемся не поздно. Хочешь, приготовлю тебе что-нибудь на ужин?

— Бо, до твоего приезда сюда я в течение семнадцати лет питался сам, — напомнил он мне.

— Не знаю, как ты выжил, — пробормотал я.

Наутро все казалось менее мрачным — вновь было солнечно, — но я старался не обнадеживать себя. И выбрал для теплой погоды легкий свитер, который носил в Финиксе в разгар зимы.

Я специально приехал в школу к самому началу занятий. Настроение ухудшалось с каждой секундой, пока я ехал по забитой парковке в поисках свободного места… а также высматривая серебристый «вольво», которого здесь явно не было.

Все было как вчера — а я просто не смог удержаться и позволил крохотным росткам надежды проклюнуться в душе, только чтобы с болью почувствовать, как они сминаются, когда напрасно осматривал кафетерий и садился за свой пустой стол на биологии. Что если Эдит никогда не вернется? Что если я больше не увижу ее?

Запланированная поездка в Порт-Анжелес все-таки состоится сегодня — и кажется еще более привлекательной, поскольку Логан не сможет принять в ней участие. Мне не терпелось выбраться из города, чтобы перестать оглядываться в надежде увидеть Эдит, как всегда появившуюся из ниоткуда. Я решил сохранять хорошее настроение и не действовать на нервы Джереми и Аллену. Может быть, мне удастся найти приличный книжный магазин. Не хотелось думать о том, что в эти выходные в Сиэтле мне, возможно, придется искать такой магазин одному. Не отменит же она всё, даже не сказав мне, не так ли? Хотя неизвестно, какие правила общественного поведения считают нужным соблюдать вампиры.

После школы Джереми последовал за мной на своем стареньком белом «меркьюри», чтобы я мог оставить пикап возле дома, а затем мы направились к Аллену. Он ждал нас.

Как только мы выехали за пределы города, мое настроение начало повышаться.

Глава восьмая

Порт-Анджелес

Джереми вел машину быстрее, чем начальник полиции, так что к четырем часам мы уже были в Порт-Анджелесе. Первым делом мы заехали в цветочный магазин, где лощеная женщина за прилавком легко уговорила Аллена вместо роз купить более дорогие орхидеи. Джереми потребовалось гораздо больше времени, чтобы сообразить, чего он хочет. По словам продавщицы, для девушек важна каждая мелочь, но мне с трудом верилось, что все эти подробности могут хоть кого-то так сильно волновать.

Пока Джереми обсуждал с женщиной цвета ленточек, мы с Алленом сидели на скамейке около витрины.

— Эй, Аллен…

Он посмотрел на меня, вероятно, уловив напряжение в моем голосе.

— Да?

Я старался говорить так, чтобы мой вопрос казался проявлением праздного любопытства, словно мне всё равно, каким будет ответ:

— А Каллены… э… часто пропускают школу — я имею в виду, это нормально для них?

Отвечая, Аллен отвернулся к окну — явно из чувства такта, поскольку наверняка видел, как неловко мне было задавать этот вопрос, хотя я изо всех сил пытался выглядеть невозмутимым.

— Да, когда погода хорошая, они всегда ходят в походы, даже доктор. Очень любят бывать на природе… или что-то в этом роде.

Он ни о чем не спросил, не отпустил ни одного ехидного замечания по поводу моей такой явной и жалкой влюбленности. Аллен, пожалуй, самый славный парень в средней школе Форкса.

— А, — сказал я и оставил эту тему.

Джереми, казалось, раздумывал целую вечность, пока не остановился наконец на белых цветах с белым бантом — по-моему, можно было выбрать и что-нибудь поинтереснее. Но, когда заказы были подписаны и оплачены, у нас еще оставалось время до начала фильма.

Джереми захотел посмотреть, не появилось ли что-нибудь новое в магазине видеоигр в паре кварталов восточнее.

— Ребята, вы не против, если я сбегаю кое-куда? — спросил я. — Встретимся в кинотеатре.

— Конечно, — Джереми уже тащил Аллена по улице.

Я был рад снова остаться в одиночестве. Эта поездка только портила мне настроение. Конечно, ответ Аллена обнадеживал, но я так и не сумел заставить себя повеселеть. Ничто не способно отвлечь меня от мыслей об Эдит. Разве что очень хорошая книга.

Мне хотелось побыть одному, поэтому я двинулся в противоположном от парней направлении. В паре кварталов к югу я обнаружил книжный магазин, но это было не то, что нужно. В витринах красовались магические кристаллы, «ловцы снов» и трактаты о духовном исцелении. Я хотел было зайти внутрь и спросить, как найти другой книжный, но хватило одного взгляда на пятидесятилетнего хиппи, мечтательно улыбающегося за прилавком, чтобы понять, что разговор у нас не получится. Придется искать нормальный магазин самостоятельно.

Я побрел по другой улице, а потом оказался в каком-то кривом переулке, и это сбило меня с толку. Хотелось надеяться, что я возвращаюсь к центру города, но не было твердой уверенности, повернет ли эта дорога снова в нужном мне направлении. Я знал, что должен быть внимательнее, но не мог перестать думать о словах Аллена, и о субботе, и о том, что мне делать, если Эдит не вернется. А потом, подняв глаза, увидел чей-то серебристый Вольво, припаркованный на улице — не седан, а внедорожник, но всё же… и внезапно разозлился. Неужели все вампиры такие ненадежные?

Я потащился, как мнеказалось, на северо-восток, привлеченный застекленными фасадами каких-то зданий, которые выглядели многообещающе, но при ближайшем рассмотрении оказались всего лишь мастерской по ремонту пылесосов (закрытой), и пустующим помещением. Я прошел дальше, чтобы посмотреть, нет ли за углом еще каких-нибудь магазинов.

Однако я ошибся — там был всего лишь проулок, где стояли мусорные контейнеры. Правда, пустынным он не был. Глядя на людей, сбившихся в тесный круг, я споткнулся о бордюр и наделал шуму, пытаясь удержаться на ногах.

Ко мне повернулись шестеро. Четверо мужчин и две женщины. Одна из них и двое мужчин быстро встали ко мне спиной, и мне показалось, что они что-то прячут в карманы. Вторая женщина, брюнетка со странно знакомым лицом, враждебно уставилась на меня. Но я предпочел не останавливаться, чтобы сообразить, откуда ее знаю, потому что успел мельком увидеть за поясом джинсов у одного из отвернувшихся мужчин что-то очень похожее на пистолет.

Я пошел вперед, пересек выход из этого проулка и направился к следующей улице, как будто их не заметил. Оказавшись вне поля их зрения, услышал позади тихую реплику: «Это полицейский», — и оглянулся в надежде увидеть кого-то в форме, но на безлюдной улице больше никого не было. Я находился гораздо дальше от главной дороги, чем мне казалось. Ускоряя темп, я смотрел под ноги, чтобы снова не споткнуться.

Пешеходная дорожка, по которой я шел, тянулась вдоль задних фасадов серых пакгаузов с запертыми на ночь воротами для разгрузки фур. На южной стороне этой улицы тротуара вообще не было, только сетчатый забор с колючей проволокой наверху, за которым располагалось что-то вроде открытой площадки для хранения запчастей. Я забрел очень далеко от тех районов Порт-Анджелеса, которые полагалось видеть приезжим. Уже темнело — на западном горизонте снова скапливались облака, и солнце скрылось за ними еще до заката. Моя куртка осталась в машине Джереми, и резкий порыв ветра заставил меня спрятать руки в карманы. Мимо проехал одинокий фургон, и дорога опять опустела.

— Эй, свинья, — услышал я позади себя женский голос.

Я оглянулся — это была та женщина, которая показалась мне знакомой. Позади нее стояли двое мужчин из проулка: один высокий и лысый, другой пониже ростом — похоже, тот самый, с пистолетом.

— Что? — спросил я, автоматически замедляя шаг. Она смотрела прямо на меня. — Прошу прощения, вы имеете в виду меня?

— Просишь прощения? — повторила она. Они по-прежнему шли ко мне, и я отступил к южной стороне дороги. — Это твое любимое слово, что ли?

— Я… Простите. Не понимаю, о чем вы говорите.

Она поджала губы — они были накрашены помадой неприятного темно-красного цвета, — и внезапно я вспомнил, где ее видел. Она была с парнем, которого я нечаянно задел рюкзаком, когда прилетел в Порт-Анджелес. Я посмотрел на невысокого мужчину и действительно увидел верхушки татуировок на обеих сторонах его шеи.

— Разве вы не собираетесь вызывать подкрепление, господин полицейский? — спросил он.

Мне снова пришлось оглянуться. Кроме меня, никого.

— Наверное, вы меня с кем-то путаете.

— Конечно путаем, — сказала женщина. — И там, в проулке, ты тоже ничего не видел, да?

— Видел? Нет. Нет, я ничего не видел.

Попятившись, я зацепился за что-то каблуком и пошатнулся. Я взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, и на это среагировал мужчина повыше, совершенно незнакомый.

Он направил на меня пистолет.

Я думал, оружие есть только у низкорослого парня. Возможно, они все вооружены.

— Эй, эй, — сказал я, поднимая руки выше, чтобы он мог видеть, что они пусты. — Я не полицейский. Еще учусь в школе, — я продолжал отступать, пока не наткнулся спиной на сетчатую ограду.

— Считаешь меня дурой? — спросила женщина. — Думаешь, меня проведет твой штатский прикид? Я видела тебя с твоим напарником-полицейским.

— Что? Нет, это был мой отец, — сказал я, и мой голос дрогнул.

— Так ты не свинья, а просто поросенок? — засмеялась она.

— Ну да. Вот все и прояснилось. Теперь я уйду с вашего пути… — я начал продвигаться боком вдоль забора.

— Стоять.

Это был лысый мужчина, по-прежнему направлявший на меня пистолет. Я застыл на месте.

— Что ты делаешь? — спросил у него тот, что пониже. Его голос был тихим, но, так как на улице не раздавалось ни звука, я с лёгкостью все слышал.

— Я ему не верю, — сказал высокий.

Женщина улыбнулась:

— Как поется в той пиратской песне? Покойники — плохие рассказчики.

— Что? — прохрипел я. Нет, послушайте, это… в этом нет необходимости. Я никому ничего не расскажу. Да и нечего рассказывать.

— Это верно, — согласилась она. Посмотрела на высокого мужчину и кивнула.

— Мой бумажник вот здесь, в кармане, — предложил я. — Там не очень много, но вы можете забрать все… — я потянулся к карману, и это было ошибкой. Пистолет подскочил на дюйм. Я снова поднял руку.

— Нужно сделать это тихо, — предостерег коротышка и, наклонившись, подобрал в сточной канаве кусок трубы. — Убери пистолет.

Я собирался сорваться с места и бежать, как только лысый опустит пистолет, и он, казалось, понимал это. Он медлил, а татуированный тем временем направился ко мне.

«Убегай зигзагами», — вот что однажды сказал мне отец. Трудно поразить движущуюся цель, особенно если она движется не по прямой. Это помогло бы, если бы я не был обречен споткнуться обо что-нибудь. Только бы устоять на ногах. Ведь могу я сделать это хоть раз, правда? Всего один раз, когда от этого зависит моя жизнь?

Насколько болезненна несмертельная пулевая рана? Способен ли я бежать, превозмогая боль? Надеюсь, что да.

Я пытался заставить двигаться словно приросшие к земле ноги. Мужчина с обрезком трубы был уже в считаных шагах от меня.

Визг шин заставил его замереть. Мы все посмотрели в сторону приближающегося шума, который стал оглушающе пронзительным.

Из-за угла вылетели сверкающие фары и понеслись прямо на меня. Еще несколько дюймов — и машина сбила бы татуированного парня, но он успел отпрыгнуть с дороги и с шумом врезался в сетчатую ограду. Я повернулся, чтобы бежать, но автомобиль неожиданно резко затормозил так, что открытая пассажирская дверца оказалась в паре футов от меня.

— Садись, — прошипел яростный голос.

Я нырнул в темный салон «вольво», даже не задаваясь вопросом, как здесь оказалась Эдит. Облегчение и новая волна паники накрыли меня одновременно. А вдруг она пострадает? Захлопнув за собой дверцу, я закричал:

— Поехали отсюда, Эдит! У него пистолет.

Но автомобиль не сдвинулся с места.

— Пригни голову, — приказала она, и я услышал, как открывается дверца со стороны водителя.

Я вслепую потянулся на звук ее голоса, и поймал ее тонкую холодную руку. Эдит замерла, когда я дотронулся до нее. Рука казалась совершенно неподатливой, хотя я сжимал ее изо всех сил.

— Что ты делаешь? Поехали! — потребовал я.

Глаза привыкали к темноте, и я уже мог различить лицо Эдит в отраженном свете фар. Сначала она посмотрела на мою руку, стиснувшую ее запястье, потом, прищурившись, гневно уставилась через лобовое стекло туда, где, должно быть, стояли мужчина и женщина, наблюдая и оценивая ситуацию. В любую секунду они могли начать стрельбу.

— Дай мне всего минуту, Бо, — слышно было, что она говорит сквозь стиснутые зубы.

Я знал, что Эдит не составило бы труда вырваться из моей хватки, но она, казалось, ждала, чтобы я ее отпустил. Ни за что.

— Если ты выйдешь из машины, я тоже здесь не останусь, — тихо сказал я. — Не позволю, чтобы тебя застрелили.

Она смотрела вперед еще несколько мгновений, а потом захлопнула дверцу и мы сорвались с места задним ходом — по моим ощущениям, на скорости не меньше шестидесяти миль в час.

— Прекрасно, — раздраженно сказала она.

За углом машина совершила крутой разворот, и через мгновение мы уже мчались вперед.

— Пристегнись, — велела Эдит.

Мне пришлось послушаться и разжать пальцы, но это, пожалуй, была хорошая мысль. Не больно-то нормально — вот так держать девушку. И всё же… мне было грустно ее отпускать.

Звук застегивающегося ремня в темноте прозвучал слишком громко.

Она круто повернула влево, затем без остановки проскочила через несколько знаков «стоп».

Но я, как ни странно, сразу успокоился, и меня абсолютно не волновало, куда мы едем. Я смотрел на лицо Эдит, освещаемое только подсветкой приборной панели, и чувствовал глубокое облегчение, причем не только из-за удачного побега.

Она здесь. Она настоящая.

Я всматривался в ее совершенное лицо и только через несколько минут осознал кое-что еще. Осознал, что она выглядит очень, очень сердитой.

— С тобой все в порядке? — спросил я и удивился тому, насколько хрипло это прозвучало.

— Нет, — отрезала Эдит.

Я молча ждал, наблюдая за ее лицом, а она напряженно смотрела прямо перед собой.

Шины завизжали, и автомобиль внезапно остановился. Я оглянулся, но было слишком темно, чтобы увидеть что-либо, кроме смутных очертаний деревьев у дороги. Мы уже выехали из города.

— Бо, ты не ранен? — спросила она резким тоном.

— Нет, — мой голос до сих пор звучал хрипло. Я попытался потихоньку откашляться. — А ты?

Она посмотрела на меня с раздраженно-недоверчивым видом:

— Разумеется, я не ранена.

— Хорошо, — сказал я. — Э… можно спросить, почему ты такая злая? Я что-то сделал не так?

Вдруг она порывисто выдохнула:

— Бо, не говори глупостей.

— Прости.

Она бросила на меня еще один недоверчивый взгляд и покачала головой:

— Как ты думаешь, с тобой все будет в порядке, если я оставлю тебя в машине всего на несколько…

Прежде чем она успела закончить, я схватил ее за руку, которая лежала на рычаге. Эдит снова застыла, но руку не убрала.

Я впервые по-настоящему дотронулся до ее кожи — не случайно, и не всего на долю секунды. Хотя ее рука была холодной, как я и ожидал, мою ладонь, казалось, обожгло это прикосновение. Кожа была очень гладкой.

— Без меня ты никуда не пойдешь.

Эдит пристально смотрела на меня — как и раньше, словно ожидая, что я отпущу ее сам, — вместо того чтобы просто высвободить руку, что ей удалось бы с легкостью сделать одним рывком.

Через несколько секунд она закрыла глаза.

— Прекрасно, — снова сказала она. — Дай мне пару секунд.

Я был не против. Не убирая руки и пользуясь тем, что Эдит меня не видит, я открыто ее рассматривал. Мало-помалу лицо ее начало расслабляться, пока не стало гладким и равнодушным, как у статуи. У прекрасной статуи, созданной гениальным скульптором. Может быть, как у Афродиты. Не она ли была богиней красоты?

В автомобиле снова витал тот слабый аромат — неуловимый, я не мог его толком распознать.

Потом Эдит открыла глаза и медленно опустила взгляд на мою руку.

— Хочешь… чтобы я отпустил? — спросил я.

— Наверное, так будет лучше, — осторожно сказала она.

— Ты никуда не пойдешь? — проверил я.

— Думаю, нет, если ты так против.

Я неохотно отпустил ее руку. Было такое чувство, что я только что держал пригоршню кубиков льда.

— Лучше? — спросил я.

Она глубоко вздохнула:

— Не особенно.

— Что с тобой, Эдит? В чем дело?

Она чуть было не улыбнулась, но глаза оставались невеселыми:

— Возможно, это тебя удивит, Бо, но я несколько вспыльчива. Иногда мне трудно вот так простить тех, кто меня… оскорбил.

— Разве я…

— Бо, прекрати, — сказала она прежде, чем я произнес следующее слово. — Я говорю не о тебе, — ее глаза удивленно расширились. — Ты хоть понимаешь, что они не шутили? Что они действительно собирались убить тебя?

— Да, я вроде как сообразил, что они попытаются.

— Это просто нелепо! — похоже, она снова себя накручивала. — Быть убитым в Порт-Анджелесе? Что с тобой такое, Бо? Почему все смертельные опасности преследуют тебя?

Я моргнул:

— У меня… нет ответа на этот вопрос.

Она склонила голову набок и, поджав губы, выдохнула через нос.

— Значит, мне не разрешается пойти и поучить тех головорезов хорошим манерам?

— Э… нет. Пожалуйста?

Она медленно вздохнула и снова закрыла глаза:

— Как неприятно.

Несколько минут мы сидели молча, пока я пытался придумать, что сказать, чтобы искупить свою вину за то, что… похоже, разочаровал ее? Именно так это выглядело — ее разочаровала моя просьба не искать группу вооруженных бандитов, которые… оскорбили ее тем, что угрожали мне. Это было непонятно, особенно принимая во внимание ее желание оставить меня в машине. Она что, собиралась идти пешком? Мы ведь отъехали уже на несколько миль.

В первый раз с тех пор, как я увидел ее сегодня, в голове всплыло слово, произнесенное Джулс.

В тот же миг глаза Эдит открылись, и я задался вопросом, не узнала ли она каким-то образом, о чем я думаю. Но она только посмотрела на часы и снова вздохнула.

— Твои друзья, должно быть, уже волнуются за тебя, — сказала она, и я посмотрел на часы.

Было больше половины седьмого. Действительно, парни наверняка беспокоятся.

Не сказав больше ни слова, Эдит завела двигатель, развернула машину, и мы помчались назад к городу. В мгновение ока мы опять оказались под светом уличных фонарей и ехали по-прежнему слишком быстро, легко лавируя между машинами, чинно движущимися по набережной. Она припарковалась у тротуара, в промежутке, казалось бы, слишком тесном для «вольво», причем с первой попытки. Я выглянул в окно и увидел ярко освещенный вход кинотеатра. Джереми и Аллен как раз удалялись, быстро шагая в противоположную от нас сторону.

— Как ты узнала, где?.. — начал я, но потом просто покачал головой.

— Останови своих друзей, пока мне не пришлось разыскивать еще и их. Я не смогу сдержаться, если снова наткнусь на твоих давешних приятелей.

Ее шелковистый голос, оказывается, мог звучать до странного… зловеще.

Я выпрыгнул из машины, но не убрал руку с рамы дверцы. Как и раньше, удерживая Эдит здесь.

— Джер! Аллен! — крикнул я.

Они не успели отойти далеко. Оба сразу обернулись, и я помахал свободной рукой над головой. Парни заторопились назад, и облегчение на их лицах сменилось удивлением, когда они обратили внимание на машину, рядом с которой я стоял. Аллен уставился внутрь салона и тут же испуганно округлил глаза, увидев, кто там.

— Что с тобой случилось? — требовательно спросил Джереми. — Мы думали, ты сбежал.

— Нет, просто заблудился. А потом встретил Эдит.

Она наклонилась вперед и улыбнулась через лобовое стекло. Теперь глаза выпучил уже Джереми.

— О, привет… Эдит, — сказал Аллен.

Она помахала ему двумя пальцами, и он громко сглотнул.

— Эээ, привет, — сказал, повернувшись к ней, Джереми, а затем уставился на меня — должно быть, ему показалось странным, что я одной рукой опираюсь на раму дверцы, но я не намерен был ее отпускать. — Ну что… думаю, фильм уже начался.

— Насчет этого простите, — сказал я.

Он посмотрел на часы:

— Наверное, там пока идет рекламный ролик. Ты… — сказал он, взирая на мою руку, лежащую на машине, — …всё еще собираешься с нами?

Я помедлил, мельком взглянув на Эдит.

— Не хочешь ли сходить вместе с нами в кино… Эдит? — вежливо спросил Аллен, хотя у него явно возникли некоторые трудности с произнесением ее имени.

Эдит открыла свою дверцу и вышла наружу, отбросив с лица длинные волосы. Она прислонилась к корпусу машины и показала ямочки на щеках. У Джереми отвисла челюсть.

— Я уже видела этот фильм, но спасибо, Аллен, — сказала она.

Аллен моргнул и, похоже, забыл, как разговаривать. Я почувствовал себя немного лучше, осознав, что я не единственный, кто тупеет рядом с ней. Да и кто бы не отупел?

Эдит бросила взгляд на меня.

— Насколько сильно ты хотел бы посмотреть сейчас этот фильм, по шкале от одного до десяти? — пробормотала она.

«Минус пять тысяч», — подумал я.

— Эээ, не так уж и сильно, — прошептал я в ответ.

Теперь она улыбнулась непосредственно Джереми.

— Это испортит ваш вечер, если я попрошу Бо пригласить меня поужинать? — спросила Эдит.

Джереми только покачал головой. Он до сих пор не вспомнил, как закрывается рот.

— Спасибо, — она вновь показала ямочки. — Я отвезу Бо домой.

И скользнула обратно за руль.

— Садись в машину, Бо, — сказала она.

Аллен и Джереми продолжали пялиться. Я быстро пожал плечами и нырнул на пассажирское сиденье.

Захлопывая дверь, я услышал, как Джереми выдохнул: «Что за черт?»

Мне не удалось еще раз полюбоваться их реакцией — Эдит уже мчалась прочь.

— Ты действительно хочешь поужинать? — спросил ее я.

Она вопросительно на меня посмотрела. Могла ли прийти нам обоим в голову одна и та же мысль — что я вообще никогда не видел, чтобы Эдит что-нибудь ела?

— Мне казалось, что, возможно, ты захочешь, — наконец объяснила она.

— Я не голоден, — сказал я.

— Если ты предпочитаешь поехать домой…

— Нет-нет, — ответил я слишком быстро. — Я могу поужинать. Просто имел в виду, что это не

обязательно должен быть ужин. Всё, что ты захочешь.

Она улыбнулась и остановила машину возле итальянского ресторанчика.

В спешке выскочив из «вольво», чтобы придержать для Эдит входную дверь ресторана, я почувствовал, как потеют ладони. Я еще никогда не был на таком свидании — самом что ни на есть настоящем. В Финиксе меня порой вовлекали в групповые свидания, но, честно говоря, тогда мне было все равно, увижу ли я когда-нибудь снова тех девушек или нет. А сейчас совсем другой случай. Мысль о том, что эта девушка может исчезнуть, способна довести меня до приступа паники.

Проходя мимо, Эдит улыбнулась мне, и мое сердце забилось с перебоями.

В ресторане было немноголюдно — туристический сезон в Порт-Анджелесе еще не начался. Администратором оказался тщательно выхоленный парень несколькими годами старше меня, практически того же роста, но шире в плечах. Его глаза на секунду выпучились, в точности так же, как недавно у Аллена и Джереми, после чего он взял себя в руки. Затем последовала самая льстивая улыбка и дурацкий низкий поклон — всё для нее. Уверен, моего присутствия он вообще не заметил.

— Что я могу для вас сделать? — выпрямившись, спросил администратор, по-прежнему глядя только на нее.

— Столик на двоих, пожалуйста.

Кажется, до него впервые дошло, что там нахожусь и я. Бросив на меня быстрый пренебрежительный взгляд, он тут же вновь сосредоточился на ней, и не могу сказать, что я его в этом винил.

— Разумеется, эээ… мадемуазель, — он взял две кожаные папки и жестом пригласил Эдит следовать за ним. Я закатил глаза. Не иначе как он от волнения запамятовал слово «синьорина».

Он проводил нас к четырехместному столику в самой людной части зала. Я потянулся к стулу, но Эдит отрицательно покачала головой.

— Быть может, что-то более уединенное? — тихо сказала она администратору. Мне показалось, что она дотронулась пальцами до его руки, что, как я уже знал, было ей не свойственно — она никого не касалась без необходимости, — но затем его рука скользнула во внутренний карман пиджака, и я понял, что она, скорее всего, дала ему денег. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы кто-либо вот так отказывался от столика, разве что в старых фильмах.

— Конечно, — сказал администратор — судя по тону, удивленный не меньше меня. Он провел нас за перегородку к небольшим кабинкам, расположенным по кругу, все они были пусты. — Это подойдет?

— Идеально, — сказала Эдит и одарила его улыбкой.

Как олень в свете фар, он застыл на несколько долгих мгновений, потом медленно повернулся и побрел в главный зал, все еще держа под мышкой наши меню.

Эдит скользнула внутрь кабинки и села с краю, так что у меня не было выбора, кроме как устроиться напротив нее. Поколебавшись секунду, я тоже сел.

Из-за перегородки донеслись два глухих удара, словно кто-то споткнулся о собственные ноги, но восстановил равновесие. Знакомый звук.

— Это было не очень-то красиво.

Она удивленно уставилась на меня:

— Что ты имеешь в виду?

— То, что ты делаешь — ямочки, гипноз или что там еще. Этот парень мог пораниться, пытаясь добраться до двери.

Она слегка улыбнулась:

— Я что-то делаю?

— Будто бы ты не знаешь, какое воздействие оказываешь на людей.

— Пожалуй, могу представить себе кое-какие воздействия… — она на мгновение помрачнела, но затем улыбнулась. — Но никто еще не обвинял меня в гипнозе с помощью ямочек на щеках.

— Думаешь, другие способны так же легко добиваться желаемого?

Она склонила голову набок, игнорируя мой вопрос:

— А с тобой это работает — то, что, как ты считаешь, я делаю?

Я вздохнул.

— Бесперебойно.

К нам подошел официант, и на его лице читалось ожидание, быстро сменившееся благоговением. Что бы ни сказал ему администратор, он явно преуменьшил.

— Здравствуйте, — поприветствовал нас он. Удивление сделало его голос монотонным, реплики казались машинальными. — Меня зовут Сэл, сегодня я буду вас обслуживать. Принести вам что-нибудь выпить?

Как и администратор, он не сводил глаз с Эдит.

— Бо? — поторопила меня она.

— Э… кока-колу?

С тем же успехом я мог бы и промолчать. Официант продолжал пялиться на Эдит. Она ухмыльнулась мне и повернулась к нему.

— Две колы, — сказала она и, как будто в качестве эксперимента, широко улыбнулась прямо ему в лицо, показав ямочки.

Парень прямо-таки зашатался, словно собирался повалиться на пол.

Эдит сжала губы, сдерживая смех. Официант помотал головой и моргнул, пытаясь снова сориентироваться. Я сочувственно наблюдал за ним. Уж я-то знал, что он чувствует.

— И меню? — добавила она, когда он не двинулся с места.

— Да, конечно, сейчас всё принесу, — и он скрылся, все еще качая головой.

— Ты действительно не замечала этого раньше? — спросил я.

— Мне уже давно нет дела до того, что обо мне думают, — сказала Эдит. — И обычно я так часто не улыбаюсь.

— Наверное, так безопаснее — для всех.

— Для всех, кроме тебя. Обсудим то, что сегодня случилось?

— А?

— Как тебя чуть не убили. Или ты уже забыл?

— О… — вообще-то и правда забыл.

Она нахмурилась:

— Как ты себя чувствуешь?

— Что ты имеешь в виду? — я надеялся, что она не включит свои гипнотические глаза и не заставит меня рассказать правду, поскольку сейчас я чувствовал… эйфорию. Эдит была здесь, со мной, по собственному желанию, а мне удалось дотронуться до ее руки и, вероятно, предстоит провести в ее компании еще несколько часов, раз уж она пообещала отвезти меня домой. Никогда прежде я не чувствовал одновременно такого счастья и такого смятения.

— Может быть, тебе холодно, кружится голова, тошнит?..

То, как она перечисляла симптомы, напомнило мне осмотр у врача. И мне не было холодно, я не чувствовал тошноты… или головокружения в медицинском смысле этого слова.

— А должно?

Она засмеялась:

— Я пытаюсь выяснить, не собираешься ли ты впасть в шоковое состояние, — призналась она. — Я видела, как это случалось и по менее серьезному поводу.

— О. Нет, кажется, я в порядке, — честно говоря, то, что меня чуть не убили, было не самым интересным из случившегося со мной сегодня вечером, и я об этом не очень-то и думал.

— И всё же я буду себя чувствовать намного лучше, когда ты что-нибудь съешь.

Как по сигналу, перед нами возник официант с напитками и корзинкой хлебных палочек. Повернувшись ко мне спиной, он поставил их на стол и вручил Эдит меню. Больше не экспериментируя на людях, на этот раз она едва взглянула на него и молча подтолкнула меню в мою сторону.

Он нервно кашлянул.

— У нас есть несколько фирменных блюд. Э… равиоли с грибами и…

— Отлично, — прервал его я — мне было все равно, что принесут… меньше всего я сейчас думал о еде. — Их и закажу.

Я сказал это несколько громче положенного, но не был уверен, что он вообще сознает моё присутствие.

Наконец он бросил на меня удивленный взгляд, после чего снова переключил внимание на Эдит:

— А для вас?..

— Это все, что нам нужно. Спасибо.

Кто бы сомневался.

Он помедлил секунду-другую — как мне показалось, в надежде на еще одну улыбку. Бедняга. Эдит так и не отвела взгляда от меня, тогда он сдался и ушел.

— Пей, — сказала Эдит. Это прозвучало как приказ.

Послушно сделав глоток, затем еще один, побольше, я с удивлением обнаружил, что и в самом деле чувствую сильную жажду. Не успел оглянуться, как выпил все до дна, а Эдит подтолкнула ко мне свой стакан.

— Спасибо, не надо, — сказал я.

— Я не собираюсь это пить, — сказала она, и в ее тоне ясно прозвучало: «само собой».

— Точно, — сказал я и, поскольку действительно все еще не напился, опустошил и стакан Эдит.

— Спасибо, — пробормотал я, а слово, о котором мне не хотелось думать, опять завертелось в моих мыслях. Холод от напитка разлился в груди, и мне пришлось подавить дрожь.

— Тебе холодно? — спросила Эдит уже серьезно. Снова как врач.

— Это просто из-за колы, — объяснил я, сдерживая озноб.

— У тебя что, нет куртки?

— Есть, — я автоматически похлопал по пустому сиденью рядом. — О… я оставил ее в машине Джереми, — дошло до меня. Я пожал плечами и все-таки задрожал.

Эдит начала развязывать свой шарф цвета слоновой кости. Меня вдруг осенило, что я никогда не уделял особого внимания ее одежде. Удалось припомнить только черное платье из моего кошмара… Но, хоть я и не вникал в детали, однако знал всё же, что наяву она всегда носит светлое. Так и сегодня — на ней была светло-серая кожаная курточка, короткая, как у мотоциклиста, и тонкая белая водолазка. От мысли о том, что обычно Эдит предпочитает закрывать свою кожу, я невольно вернулся к воспоминанию о глубоком декольте черного платья из кошмара, и это стало ошибкой. По шее начало расползаться теплое пятно.

— Вот, — сказала она, бросая мне шарф.

Я подвинул его обратно:

— Со мной действительно все хорошо.

Она склонила голову к плечу:

— У тебя на затылке волосы дыбом, Бо, — заявила она. — И шарф не женский, если тебя это волнует. Я стащила его у Арчи.

— Мне он не нужен, — настаивал я.

— Хорошо, в багажнике есть куртка Рояла. Я сейчас…

Она начала подниматься, а я потянулся к ней, пытаясь схватить ее за руку и удержать на месте. Эдит уклонилась от моего прикосновения, убрав руки под стол, но не встала.

— Не уходи, — тихо попросил я. Я знал, что говорю слишком настойчиво, ведь она собиралась всего лишь выйти на минутку к машине, а не исчезнуть навсегда… но не смог заставить свой голос звучать нормально. — Я надену шарф. Видишь?

Я схватил шарф со стола — он был очень мягким и вовсе не теплым, как можно было ожидать от вещи, которую только что носили, — и принялся накручивать его вокруг шеи. Кажется, я никогда не носил шарфов, поэтому просто обматывался им, пока ткань не закончилась. По крайней мере, он скроет покрасневшую шею. Может, мне и в самом деле следует купить себе шарф.

От него исходил знакомый восхитительный аромат. До меня дошло, что такой же запах царит и в «вольво». Должно быть, так пахнет Эдит.

— Я правильно его завязал? — спросил я. Мягкая пряжа уже грела мою кожу, это действительно помогло.

— Тебе идет, — сказала Эдит, но затем рассмеялась, из чего я сделал вывод, что ответ был отрицательным.

— Ты часто воруешь вещи у… ээ… Арчи?

Она пожала плечами:

— У него самый лучший вкус.

— Ты так и не рассказала мне о своей семье. В тот день мы не успели…

Неужели это было только в четверг? Казалось, прошло гораздо больше времени.

Она подтолкнула мне корзинку с хлебными палочками.

— Я не собираюсь впадать в шоковое состояние — сказал я.

— Ради меня, — сказала она и пустила в дело ту улыбку и взгляд, которые всегда срабатывали.

— Тьфу ты, — проворчал я, взявшись за хлебную палочку.

— Хороший мальчик, — рассмеялась она.

Жуя хлеб, я мрачно посмотрел на нее.

— Не знаю, как ты можешь к этому так спокойно относиться, — сказала она. — Ты даже не выглядишь потрясенным. Нормальный человек… — она покачала головой. — Но ты ведь не совсем нормальный, да?

Я покачал головой и сглотнул.

— Самый нормальный из всех, кого знаю.

— Все считают себя нормальными.

— А ты? — возразил я. Она поджала губы.

— Вот именно, — сказал я. — И ты хотя бы подумываешь о том, чтобы ответить хоть на какой-нибудь из моих вопросов или это даже не рассматривается?

— Всё зависит от вопроса.

— Ну так назови хоть один, какой мне позволено задать.

Она все еще размышляла над моим предложением, когда официант вышел из-за перегородки, неся мой заказ. Я понял, что мы с Эдит неосознанно наклонились друг к другу через стол, поскольку, когда парень подошел, мы оба выпрямились. Он поставил передо мной блюдо — оно выглядело весьма аппетитно — и быстро повернулся к Эдит.

— Вы не передумали? — спросил он. — Могу я предложить вам хоть что-нибудь? — не думаю, что двусмысленность этих слов была лишь плодом моего воображения.

— Было бы неплохо еще колы, — сказала она, указывая на пустые стаканы, но не отводя взгляда от меня.

Теперь официант уставился мне в лицо, и я видел, что он задается вопросом, почему такая девушка, как Эдит, смотрит вот так на кого-то вроде меня. Что ж, мне это тоже кажется загадкой.

Он схватил стаканы и зашагал прочь.

— Представляю, сколько у тебя ко мне вопросов, — пробормотала Эдит.

— Всего-навсего пара тысяч, — сказал я.

— Не сомневаюсь… Могу я сначала кое о чем тебя спросить? Это будет не слишком несправедливо?

Означало ли это, что она собирается отвечать на мои вопросы? Я охотно согласился:

— Что ты хочешь знать?

Теперь она буравила взглядом стол, ее глаза были скрыты за черными ресницами, а волосы упали вперед, загородив почти все лицо.

Ее слова прозвучали не громче шепота:

— Мы уже говорили о твоих… попытках выяснить, что я собой представляю. Мне просто интересно, продвинулся ли ты в этом.

Я не ответил, и она наконец посмотрела на меня. Я вновь порадовался шарфу, хотя он не мог скрыть красноту, уже поднимавшуюся, судя по моим ощущениям, к лицу.

Что ей сказать? Продвинулся ли я? Или просто наткнулся на другую версию, еще глупее радиоактивных пауков? Как решиться произнести вслух то слово, о котором я весь вечер старался не думать?

Не знаю, что было написано у меня на лице, но взгляд Эдит внезапно смягчился.

— Значит, все настолько плохо? — спросила она.

— Могу я… можем мы не обсуждать это здесь? — я покосился на тонкую перегородку, отделявшую нас от остального ресторана.

— Очень плохо, — пробормотала она скорее самой себе. В ее глазах читалось что-то очень грустное и… почти старое. Усталость, поражение. Больно было видеть ее несчастной.

— Ну, — сказал я, пытаясь придать голосу бодрость, — просто если я вначале отвечу на твой вопрос, то не получу ответа на свой. Ты никогда не отвечаешь. Так что… ты первая.

Ее лицо расслабилось:

— Значит, обмен?

— Да.

Вернулся официант с напитками. На этот раз он поставил их на стол без единого слова и исчез. Я подумал, уж не почувствовал ли он напряжение за столиком так же остро, как и я.

— Пожалуй, мы можем попробовать, — пробормотала Эдит. — Но ничего не обещаю.

— Хорошо… — и я начал с самого легкого: — Что привело тебя в Порт-Анджелес этим вечером?

Она опустила взгляд и аккуратно сложила руки на пустом столе перед собой. Потом посмотрела на меня из-под густых ресниц, а на ее лице появилось подобие улыбки.

— Дальше, — сказала она.

— Но это же был самый простой вопрос!

Она пожала плечами:

— Дальше.

Я разочарованно опустил взгляд. Развернув столовые приборы, я взял вилку и аккуратно подцепил равиоли. Все еще не поднимая глаз, неторопливо жевал и размышлял. Грибы оказались вкусными. Я проглотил и запил колой, а потом посмотрел на Эдит.

— Ну ладно, — и я медленно продолжил, уставившись на нее: — Предположим, чисто гипотетически, что кто-то может знать, о чем думают другие люди, то есть читает мысли — только за несколькими исключениями, — это прозвучало так глупо. Она ни за что не ответит, если даже на первый вопрос не стала…

Но она спокойно встретила мой взгляд и сказала:

— Только за одним исключением. Гипотетически.

Вот черт.

Мне понадобилось около минуты, чтобы прийти в себя. Эдит терпеливо ждала.

— Хорошо, — я старался говорить непринужденно. — Значит, только за одним исключением. Как это работает? В каких пределах? Каким образом этот… кто-то… мог бы найти кого-то другого точно в нужное время? Как она вообще узнала, что я попал в беду? — мои сбивчивые вопросы постепенно становились совсем непонятными.

— Гипотетически? — спросила Эдит.

— Именно.

— Хорошо. Если бы… эта кто-то…

— Назовем ее Джейн, — предложил я.

Она невесело улыбнулась:

— Если бы твоя Гипотетическая Джейн была внимательнее, ей не пришлось бы появляться так своевременно, — Эдит закатила глаза. — Я до сих пор не в состоянии понять, как это вообще могло произойти. Как у кого-то получается настолько систематически влипать в такие большие неприятности, причем там, где это наименее вероятно? Знаешь, ты испортил бы криминальную статистику Порт-Анджелеса за десять лет.

— Не вижу в этом своей вины.

Она посмотрела на меня со знакомым разочарованием в глазах:

— Я тоже. Но не знаю, на кого в таком случае возложить ответственность.

— Как ты узнала?

Эдит посмотрела мне прямо в глаза, словно не зная, на что решиться, и я догадался, что она борется с желанием просто сказать мне правду.

— Знаешь, мне ты можешь доверять, — прошептал я и медленно потянулся, чтобы положить ладонь поверх ее рук, но она отодвинула их на дюйм, и моя рука опустилась на стол.

— Я хочу доверять тебе, — призналась она, и голос ее прозвучал еще тише, чем мой. — Но не уверена, что это разумное желание.

— Пожалуйста? — попросил я.

Секунду-другую она колебалась, а потом быстро заговорила:

— Я ехала за тобой до Порт-Анджелеса. До этого я никогда не пыталась сохранить жизнь конкретному человеку, и это оказалось намного хлопотнее, чем я думала. Но, вероятно, только потому, что это ты. Обычные люди, кажется, живут без такого количества катастроф. Я ошибалась, когда говорила, что ты магнит для неприятностей. Это недостаточно ёмкое определение. Ты магнит для бед. Если в радиусе десяти миль есть какая-нибудь опасность, то она обязательно тебя найдет.

То, что она следила за мной, совсем меня не обеспокоило; вместо этого я ощутил странный всплеск удовольствия. Она оказалась здесь ради меня. Эдит смотрела на меня в ожидании реакции.

Я думал о том, что она сказала — и этим вечером, и раньше. «Как ты считаешь, а я могу быть жуткой?»

— Ты и себя относишь к числу опасностей, не так ли? — догадался я.

Выражение ее лица стало жёстким и безэмоциональным:

— Однозначно.

Я еще раз потянулся к ней через стол, не обращая внимания на то, что она снова слегка отстранилась, и накрыл ладонью ее руки. Они не двигались и потому казались похожими на камень — холодные, твердые, а теперь и застывшие. Я снова подумал о статуе.

— Ты спасла меня уже дважды, — сказал я. — Спасибо.

Она хмуро смотрела на меня, поджав губы.

Я попытался разрядить обстановку шуткой:

— Тебе никогда не приходило в голову, что, возможно, я был обречен уже в первый раз, в инциденте с фургоном, а ты мешаешь судьбе? Как в тех фильмах из серии «Пункт назначения»?

Шутка не удалась. Эдит еще сильнее помрачнела.

— Эдит?

Она снова опустила голову, волосы упали на щеки, и я едва расслышал ответ:

— Тогда был не первый раз, — сказала она. — Ты был обречен уже в тот день, когда мы впервые встретились. И чуть не погиб не дважды, а трижды. В самый первый раз я спасла тебя… от самой себя.

Словно снова оказавшись на своем первом уроке биологии, я отчетливо вспомнил убийственное выражение черных глаз Эдит. Фразу, промелькнувшую в тот момент у меня в голове — о том, что можно испепелить взглядом.

— Помнишь? — спросила она и пристально посмотрела на меня. Ее идеальное лицо было очень серьезным. — Понимаешь?

— Да.

Она ждала еще чего-то, какой-то другой реакции. И нахмурила брови, когда я больше ничего не сказал.

— Знаешь, ты ведь можешь уйти — сказала она мне. — Твои друзья еще в кино.

— Не хочу уходить.

Она внезапно разозлилась:

— Как ты можешь такое говорить?

Я похлопал ее по руке, совершенно спокойный. Ведь насчет этого я уже решил: для меня не важно, что она является кем-то… опасным. Но вот она сама важна для меня. Я хочу быть там же, где она.

— Ты не закончила отвечать на мой вопрос, — напомнил я, не обращая внимания на ее гнев. — Как ты меня нашла?

Эдит сердито смотрела на меня пару секунд, словно хотела, чтобы я тоже разозлился. Когда это не сработало, она раздраженно покачала головой и вздохнула.

— Я следила за мыслями Джереми — сказала она так, будто это было обыденным делом. — Не слишком внимательно — как я уже говорила, далеко не каждый способен умудриться быть убитым в Порт-Анджелесе. И не сразу обнаружила, что ты пошел куда-то один. Потом, осознав, что тебя больше нет рядом с Джереми, я поехала по ближайшим улицам в поисках кого-нибудь, кто тебя видел. Нашла книжный магазин, к которому ты приближался, но поняла, что ты туда даже не зашел. Ты направился на юг, и я знала, что скоро тебе придется повернуть обратно. Поэтому просто ждала тебя, наугад заглядывая в мысли людей в пределах слышимости, чтобы найти тех, кто тебя заметил, и определить, где ты. У меня не было причин для беспокойства… но я начала волноваться, — теперь она, погрузившись в раздумья, глядела мимо меня в пространство. — Я начала ездить кругами, по-прежнему… прислушиваясь. Солнце уже садилось — наконец-то, — поэтому я приготовилась выйти из машины и искать тебя пешком. И тогда… — она вдруг остановилась и с отчетливым щелчком резко стиснула зубы.

— И тогда что?

Эдит снова посмотрела на меня:

— Я уловила ее мысли. Увидела в них твое лицо и поняла, что она собирается сделать.

— Но ты успела вовремя.

Она немного наклонила голову:

— Ты понятия не имеешь, насколько трудно мне было уехать оттуда, просто позволить им остаться безнаказанными. Знаю, что так и следовало поступить, но всё же… было очень трудно.

Я старался не представлять себе, что она сделала бы, не заставь я ее уехать. Не позволял своему воображению разыграться в этом направлении.

— Только поэтому я и уговорила тебя поужинать со мной, — призналась она. — Я могла отпустить тебя в кино с Джереми и Алленом, но боялась, что, оставшись одна, пойду искать тех людей.

Моя рука до сих пор лежала на ее. Пальцы уже начали неметь, но меня это не беспокоило. Если бы Эдит была не против, я вообще не сдвинулся бы с места. Она по-прежнему наблюдала за мной, ожидая реакции, которой никогда не последует.

Я знал, что она пытается отпугнуть меня своей честностью, но знал и то, что она зря тратит на это силы.

Эдит глубоко вздохнула и спросила:

— Будешь что-нибудь еще?

Моргнув, я посмотрел на свою еду:

— Нет, я наелся.

— Хочешь теперь поехать домой?

Я ответил не сразу:

— Я никуда не тороплюсь.

Эдит нахмурилась, как будто мои слова ее встревожили.

— Могу я теперь получить свои руки обратно? — спросила она.

Я отдернул руку:

— Конечно, прости.

Она косо взглянула на меня, доставая что-то из кармана:

— Нельзя ли хотя бы пятнадцать минут провести без ненужных извинений?

Если нет необходимости извиняться перед ней за прикосновения, означает ли это, что они ей нравятся? Или только не слишком оскорбляют?

— Э… наверное, нет, — признал я.

Эдит рассмеялась, а потом появился официант.

— Как вы… — начал было он.

Она перебила его:

— Мы закончили, благодарю вас, этой суммы должно быть достаточно, сдачи не надо, спасибо.

Она уже встала со своего места.

Я стал нащупывать бумажник. — Э… позволь мне, ты ведь вообще ничего не…

— Я угощаю, Бо.

— Но…

— Постарайся не зацикливаться на устаревших гендерных ролях.

Эдит пошла прочь, а я бросился за ней, оставляя позади ошеломленного официанта, перед которым на столе лежало что-то, сильно напоминающее стодолларовую купюру.

Проигнорировав слова об устаревших гендерных ролях торопливо обогнал ее, чтобы открыть для нее дверь. Я знал, что Эдит способна двигаться быстрее, чем я могу себе представить, но в зале, где нас видят другие люди, вынуждена вести себя как обычная посетительница. Она поглядела на меня странно, когда я придержал для нее дверь — как будто этот жест ее трогал, но в то же время раздражал. Я решил не обращать внимания на раздражение и неуклюже обогнал Эдит, чтобы оказаться раньше нее и возле машины. Дверца открылась легко — Эдит никогда не запирала автомобиль. К этому времени по ее лицу было видно, что мое поведение ее скорее забавляет, и я счел это хорошим знаком.

Я почти побежал в сторону пассажирской стороны «вольво», ведя рукой по капоту. У меня появилось пугающее ощущение, что Эдит сожалеет о своей откровенности и может сейчас просто уехать без меня, исчезнуть в ночи. Когда я оказался в салоне, она многозначительно посмотрела на ремень безопасности, и я пристегнулся. На секунду я подумал, что она из тех, кто помешан на соблюдении правил безопасности — но тут же заметил, что сама она и не подумала пристегнуться и что мы мчимся в поредевшем потоке автомобилей безо всякого намека на осторожность с ее стороны.

— Теперь твоя очередь, — мрачно улыбнувшись, сказала Эдит.

Глава девятая

Теория

— Можно… можно я задам еще… только один? — запинаясь, пробормотал я, когда Эдит чрезмерно разогнала машину по тихой улице.

Я совершенно не рвался отвечать на ее вопросы.

— У нас уговор, — покачала головой она.

— Это не новый вопрос, — возразил я. — Всего лишь уточнение того, что ты сказала раньше.

Эдит закатила глаза:

— Говори уже.

— Ну… судя по твоим словам, ты знала, что я не стал заходить в книжный магазин, а двинулся на юг. Мне просто интересно, как ты догадалась.

Несколько мгновений она молчала, явно раздумывая.

— Кажется, мы уже миновали этап уклонения от ответов, — сказал я.

Она посмотрела на меня, словно говоря: «сам напросился»:

— Ну хорошо. Я следовала за твоим запахом.

У меня не было слов. Я смотрел в окно, пытаясь освоиться с тем, что услышал.

— Твоя очередь, Бо.

— Но ты не ответила на другой мой вопрос.

— Ох, брось.

— Я серьезно. Ведь ты не рассказала, как работает твоя способность к чтению мыслей. Ты можешь прочитать кого угодно, где угодно? Как ты это делаешь? Остальные члены твоей семьи тоже так умеют?

Было гораздо легче говорить об этом в полумраке салона машины. Уличные фонари остались далеко позади, и в слабом свете приборной панели все эти безумные вещи казались чуть более возможными.

Похоже, Эдит испытывала то же чувство нереальности происходящего, как будто всё нормальное временно прекратило действовать, пока мы вместе в этом замкнутом пространстве. При ответе ее голос звучал обыденно:

— Нет, только я. И мне не удается слышать кого угодно и где угодно. Для этого нужно находиться достаточно близко. Чем лучше знаком мне чей-то… «голос», тем на большем расстоянии я могу его услышать. Но всё равно, максимальная дальность — несколько миль.

Задумавшись, она ненадолго замолчала. Потом продолжила:

— Это немного похоже на огромный зал, заполненный говорящими одновременно людьми. Слышен просто гул, шум голосов на заднем плане. Сосредоточившись на ком-то одном, начинаешь четко улавливать его мысли… Большую часть времени я вообще не вслушиваюсь, потому что это очень отвлекает. И потом, легче казаться нормальной, — при этом слове Эдит нахмурилась, — когда не отвечаешь нечаянно на чьи-то невысказанные мысли.

— А почему у тебя не получается «слышать» меня, как ты думаешь? — спросил я с любопытством.

Она вперила в меня так хорошо знакомый разочарованный взгляд, пробирающий до души. Сейчас я понимал, что каждый раз, когда Эдит так пронизывающе смотрела на меня, она, должно быть, пыталась услышать мои мысли, но неизменно терпела поражение. Ее лицо расслабилось, она сдалась.

— Не знаю, — пробормотала она. — Возможно, твой мозг работает не так, как у других. Словно твои мысли в диапазоне средних волн, а я могу улавливать только короткие, — она улыбнулась, позабавленная этим сравнением.

— Мой мозг работает неправильно? Я ненормальный? — Ее предположение попало в цель. Я всегда подозревал это и сейчас смутился, получив подтверждение.

— Я слышу голоса у себя в голове, а ты волнуешься, что ты ненормальный? — рассмеялась она. — Не беспокойся, это всего лишь теория… — ее лицо напряглось. — Что возвращает нас к твоим догадкам.

Я нахмурился. Как сказать такое вслух?

— Кажется, мы уже миновали этап уклонения, — мягко напомнила она мне.

Пытаясь собраться с мыслями, я отвел взгляд от ее лица. Посмотрел на приборную панель… и случайно обратил внимание на спидометр.

— Черт побери! — крикнул я.

— Что случилось? — спросила она, озираясь по сторонам, хотя следовало бы глядеть вперед. Автомобиль ехал с той же скоростью.

— Ты гонишь сто десять миль в час! — я все еще орал.

Паникуя, я посмотрел в окно, но там трудно было хоть что-то разглядеть. Голубоватый свет фар выхватывал из темноты лишь узкую полосу асфальта. По обе стороны возвышался черной стеной лес — и эта стена окажется твердой как сталь, если мы вылетим с дороги на такой скорости.

— Расслабься, Бо, — Эдит закатила глаза, по-прежнему не сбавляя скорости.

— Ты пытаешься убить нас? — требовательно спросил я.

— Мы не разобьемся.

— Почему ты так спешишь, Эдит? — я пытался контролировать свой голос.

— Я всегда так езжу, — улыбнулась она, повернувшись ко мне.

— Смотри на дорогу!

— Я ни разу не попадала в аварии, Бо. Да я даже штрафы никогда не платила, — она усмехнулась, постучав себе по лбу. — Встроенный антирадар.

— Руки на руль, Эдит!

Вздохнув, она подчинилась, а я с облегчением наблюдал, как стрелка спидометра ползла к отметке «80». — Счастлив?

— Почти.

— Ненавижу медленную езду, — пробормотала она.

— Это медленно?

— Хватит комментировать стиль моего вождения, — отрезала Эдит. — Я все еще жду ответа на свой вопрос.

Я заставил себя отвести глаза от дороги, но не знал, куда в таком случае смотреть. Трудно было взглянуть ей в лицо, зная, какое слово мне придется сейчас сказать. Мое беспокойство, вероятно, было очевидным.

— Обещаю, на этот раз я не буду смеяться, — мягко произнесла она.

— Я беспокоюсь не из-за этого.

— А из-за чего тогда?

— Из-за того, что ты… огорчишься. Расстроишься.

Эдит подняла руку с рычага переключения передач и протянула ее ко мне — всего на несколько сантиметров. Это было похоже на приглашение. Я быстро посмотрел на нее, чтобы убедиться, что правильно понял этот жест, и встретил нежный взгляд.

— Не беспокойся обо мне, — сказала она. — Я справлюсь.

Я взял Эдит за руку и почувствовал короткое и легкое ответное пожатие, потом она снова опустила ладонь на рычаг. А я осторожно положил свою руку поверх ее. Провел большим пальцем по тыльной стороне ее руки от запястья до кончика мизинца. Кожа была такой нежной, но не податливой, нет. И всё же похожей на атлас. Даже более гладкой.

— Неизвестность убивает меня, Бо, — прошептала она.

— Прости. Я не знаю, с чего начать.

На еще одно затянувшееся мгновение между нами повисла тишина, ее нарушали только мурлыканье мотора и прерывистое дыхание — только моё, дыхания Эдит вообще не было слышно. Я снова провел пальцем по ее совершенной кисти, на этот раз в обратном направлении.

— Почему бы тебе не начать сначала, — предложила она, сейчас ее голос был более нормальным. Деловым. — Это идея пришла тебе в голову ни с того ни с сего или что-то натолкнуло тебя на нее: комиксы, может быть, или фильм?

— Ничего такого, — сказал я. — Но не могу сказать, что сам это придумал.

Она ждала.

— Это было в субботу, на пляже, — я рискнул взглянуть Эдит в лицо. Она казалась озадаченной. — Я встретил старую подругу семьи — Джулс, Джули Блэк. Ее мать, Бонни, и Чарли были близкими друзьями еще до моего рождения.

Эдит явно все еще пребывала в замешательстве, поэтому я продолжил:

— Бонни — одна из старейшин квилетов…

Маска растерянности застыла на лице Эдит. Как будто все черты ее лица неожиданно заледенели. Как ни странно, от этого она стала еще красивее — я видел лик богини, освещаемый лишь светом приборной панели. Однако она не очень походила на человека.

Эдит молчала, по-прежнему не двигаясь, и мне пришлось договорить:

— На пляже была одна женщина из квилетов — Сэм, фамилию не помню. Логан, пытаясь высмеять меня, сказал что-то о тебе. А эта Сэм ответила, что твоя семья не бывает в резервации, вот только за ее словами явно крылось нечто большее. Джулс, похоже, знала, что именно, поэтому я пригласил ее пройтись и донимал расспросами, пока она не рассказала мне… рассказала старые легенды квилетов.

Я удивился, услышав голос Эдит — настолько неподвижным было ее лицо, а губы едва шевелились.

— И что это за легенды? Кем назвала меня Джулс Блэк?

Я приоткрыл было рот, но тут же опять закрыл.

— Кем? — повторила Эдит.

— Не хочу этого говорить, — признался я.

— Для меня это слово тоже не самое любимое, — лицо Эдит слегка оттаяло, и она снова казалась человеком. — Однако оно не исчезнет, если его не произносить. Иногда… мне кажется, что это слово становится даже более значительным, если не произносится.

Я подумал, что она, возможно, права.

— Вампир? — прошептал я.

Она вздрогнула.

Не-а. Сказанное вслух, это слово не стало менее значительным.

Забавно, что оно больше не звучало так глупо, как тогда, в моей комнате — словно в разговоре о какой-то небывальщине из старых легенд, дурацких фильмов ужасов или книг в мягкой обложке. Оно казалось реальным.

И очень значительным.

Еще минуту мы ехали молча, а слово «вампир» словно всё плотнее заполняло собой салон автомобиля. Я остро чувствовал, что оно не столько характеризует Эдит, сколько способно причинить ей боль. Хотелось как-нибудь стереть воспоминание о самом звучании этого слова, но ничего не приходило в голову.

Прежде чем я успел что-то придумать, Эдит заговорила:

— И что ты сделал потом?

— О… ммм… поискал информацию в Интернете.

— И это тебя убедило? — теперь ее голос звучал очень буднично.

— Нет. Ничего не подходило. Многое было очень глупым. Но я просто…

Я резко замолчал. Она подождала, пока я продолжу, а когда я так и не договорил, пристально посмотрела на меня.

— Что ты сделал? — настойчиво спросила она.

— Ну, я хочу сказать, это не имеет значения, ведь так? Так что я просто бросил это дело.

Ее глаза открывались всё шире, а потом резко сузились, превратившись в две щелочки, которыми она свирепо уставилась на меня. Мне не хотелось снова указывать на то, что ей следовало бы смотреть вперед, но скорость уже превысила девяносто пять миль в час, а Эдит, казалось, совершенно не обращала внимания на извилистую дорогу перед нами.

— Хм, Эдит…

— Это не имеет значения? — чуть ли не закричала она на меня, и ее голос стал пронзительным и почти… металлическим. — Не имеет значения?

— Нет. Во всяком случае, не для меня.

— Тебе все равно, что я монстр? Что я не человек?

— Да.

Наконец она снова перевела взгляд на дорогу, но глаза всё еще оставались гневно прищуренными. Я почувствовал, что скорость машины ощутимо увеличилась.

— Ты расстроена. Видишь, не стоило ничего говорить, — пробормотал я.

Покачав головой, она процедила сквозь зубы:

— Нет, лучше всё-таки знать твои мысли, даже если они безумны.

— Прости.

Раздался ее раздраженный вздох, и на несколько минут снова наступила тишина. Я медленно поглаживал руку Эдит большим пальцем.

— О чем ты сейчас думаешь? — поинтересовалась она более спокойным тоном.

— Хм… ни о чем, если честно.

— Незнание сводит меня с ума.

— Я не хочу… ну, обидеть тебя.

— Выкладывай, Бо.

— У меня много вопросов. Но тебе не обязательно на них отвечать. Мне просто любопытно.

— Что именно?

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

С минуту я смотрел на Эдит, пока уголок ее рта не приподнялся в улыбке.

— И давно тебе семнадцать? — уточнил я.

— Давненько, — призналась девушка.

Я тоже улыбнулся:

— Хорошо.

Она посмотрела на меня как на умалишенного.

Но так было лучше. Легче — когда она просто жила, не беспокоясь о том, чтобы держать меня в неведении. Мне нравилось быть в курсе. Я хотел стать своим в ее мире.

— Не смейся… но как ты выходишь на улицу днем?

Она все-таки засмеялась:

— Миф.

Ее смех отдавал теплотой. Казалось, я проглотил пригоршню солнечных зайчиков. И улыбнулся еще шире:

— Сгораете на солнце?

— Миф.

— Спите в гробах?

— Миф, — секунду поколебавшись, Эдит тихо добавила. — Я не могу спать.

Минута у меня ушла на осознание сказанного.

— Совсем?

— Вообще, — прошептала она и печально посмотрела на меня. Я выдержал ее взгляд, попав в прекрасную ловушку золотых глаз. И через пару секунд полностью потерял нить размышлений.

Резко отвернувшись, она опять прищурилась:

— Ты не задал самый важный вопрос.

— Самый важный вопрос? — повторил я, не понимая, о чем она.

— Неужели тебе не любопытна моя диета? — спросила она с насмешкой.

— А, этот.

— Да, этот, — безрадостно подтвердила она. — Разве ты не хочешь узнать, пью ли я кровь?

Я поморщился.

— Ну, Джулс кое-что сказала об этом.

— Да неужели?

— Она сказала, вы… не покушаетесь на людей. Вашу семью сочли не представляющей опасности, потому что вы охотитесь только на животных.

— Она сказала, что мы не опасны? — со скептицизмом переспросила она.

— Не совсем. По словам Джулс, вы не считались опасными. Но квилеты все равно не хотели видеть вас на своей земле, просто на всякий случай.

Хотя взгляд Эдит был устремлен вперед, я не мог с уверенностью сказать, следит ли она за дорогой.

— Так она права? В том, что вы не охотитесь на людей? — как можно ровнее проговорил я.

— У квилетов хорошая память, — прошептала она.

Я понял это как подтверждение.

— Только не позволяй этому успокоить тебя, — предупредила Эдит. — Они правы, что держатся от нас на расстоянии. Мы все равно опасны.

— Не понимаю.

— Мы… стараемся, — объяснила она медленно и обреченно. — Обычно у нас хорошо получается. Иногда мы совершаем… ошибки. Я, к примеру, когда позволяю себе быть с тобой наедине.

— Это ошибка? — я услышал боль в своем голосе, но не уверен, уловила ли ее Эдит.

— И очень опасная, — пробормотала она в ответ.

Мы оба замолчали. Я наблюдал, как фары освещали изгибы дороги. Их свет двигался слишком быстро, нереально, как в видеоигре. Я ощущал время, ускользающее так же быстро, как черная лента дороги под нами, и вдруг пришел в ужас от мысли, что мне может не выпасть еще одного шанса побыть с ней вот так — открыто, в кои-то веки без всяких стен между нами. Ее слова были похожи на прощание. Моя рука, лежащая поверх ее, напряглась. Нельзя было терять ни минуты из того времени, которое оставалось провести вместе с ней.

— Расскажи мне еще что-нибудь, — мне было все равно, о чём она будет говорить. Просто хотелось слышать ее.

Похоже, перемена в моем тоне испугала Эдит, и она кинула на меня короткий взгляд:

— Что еще ты хочешь узнать?

— Расскажи, почему охотишься на животных, а не на людей, — спросил я о первом, что пришло в голову.

Мой голос звучал хрипло. Я дважды моргнул, прогоняя излишнюю влагу с глаз.

Ответ был очень тихим:

— Не хочу быть монстром.

— Но животных недостаточно?

Эдит помолчала.

— Не уверена, но я сравнила бы это с жизнью на соевом молоке и тофу, мы ведь и зовем себя вегетарианцами — семейная шутка. Это не вполне утоляет голод… точнее, жажду. Но дает силы сопротивляться. Большую часть времени, — мрачно добавила она. — Иногда бывает труднее, чем обычно.

— Сейчас тебе очень трудно?

— Да, — со вздохом подтвердила она.

— Но ты не голодна, — это было утверждение, не вопрос.

— Почему ты так думаешь?

— Твои глаза. У меня есть теория на этот счет. Похоже, их цвет связан с настроением, а люди обычно становятся раздражительнее, когда проголодаются, так?

Она засмеялась:

— Ты наблюдательнее, чем я думала.

Я слушал ее смех, запоминая его.

— Значит, все, что, как мне казалось, я видел — в тот день с фургоном… и впрямь произошло. Ты остановила его.

Она пожала плечами:

— Да.

— Насколько ты сильная?

Кинула на меня взгляд искоса:

— Достаточно.

— Ну, к примеру, можешь ты поднять пять тысяч фунтов? (Прим. ред.: примерно 2300 кг)

Казалось, она была немного ошарашена моим энтузиазмом:

— Если понадобится. Но я не слишком увлекаюсь силовыми рекордами. Они способны только вызвать дух соперничества у Элинор, а я никогда не стану такой сильной.

— Что ты имеешь в виду?

— Честно говоря, если бы она захотела, то, думаю, могла бы поднять над головой гору. Но я никогда не скажу этого рядом с ней, потому что тогда она обязательно попробует, — смех Эдит прозвучал безмятежно. Ласково.

— Ты охотилась в этот уикенд с э… Элинор? — спросил я, когда снова наступила тишина.

— Да… — она на секунду замолчала, словно решая, добавить ли что-то или нет, а потом продолжила: — Я не хотела отлучаться, но это было необходимо. Немного легче находиться возле тебя, когда я не голодна.

— А почему ты не хотела уезжать?

— Мне… тревожно… вдали от тебя, — ее взгляд был нежным, но напряженным, и мне стало трудно дышать. — Я не шутила в четверг, когда просила тебя постараться не свалиться в океан и не попасть под машину. Все выходные мне не удавалось сосредоточиться, я беспокоилась о тебе. А после того, что случилось сегодня, остается только удивляться, как ты ухитрился прожить целый уикенд невредимым, — она покачала головой, а потом, похоже, вспомнила о чем-то: — Ну, не совсем невредимым.

— Что?

— Твои руки, — напомнила Эдит. Я посмотрел на почти зажившие царапины у основания ладоней. Она ничего не упустила.

— Я упал.

— Так я и думала, — уголки ее губ приподнялись. — Зная тебя, можно было опасаться чего-то гораздо более страшного — и это мучило меня всё время, пока нас здесь не было. Эти три дня тянулись очень долго. Я здорово действовала Элинор на нервы.

— Три дня? Разве вы вернулись не сегодня?

— Нет, в воскресенье.

— Тогда почему же ты не была в школе? — при мысли о том, как меня изводило ее отсутствие, я почувствовал раздражение, почти гнев.

— Ну, ты спрашивал, не опасно ли мне находиться на солнце… нет, не опасно. Но нельзя выходить из дома в солнечную погоду — по крайней мере, туда, где меня могут увидеть.

— Почему?

— Когда-нибудь я покажу тебе, — пообещала она.

Я обдумал ее слова.

— Ты могла сказать мне.

Она была явно озадачена:

— Я же знала, что с тобой всё в порядке.

— Да, но я не знал, гдеты. Это… — опустив глаза, я замолчал.

— Что? — шелковистый голос Эдит был таким же завораживающим, как ее взгляд.

— Это прозвучит глупо… но… ладно, это сводило меня с ума. Я думал, что ты можешь не вернуться. Вдруг ты каким-то образом догадалась, что я все знаю, и… Я боялся, что ты просто исчезнешь. Не знал, что делать. Мне необходимо было увидеть тебя снова, — я почувствовал, что щеки становятся горячими.

Она молчала. Я взглянул на нее и увидел на ее лице страдание — словно что-то причиняло ей боль.

— Эдит, что с тобой?

— Ах… — тихо простонала она. — Это неправильно.

Я не понял ее реакцию:

— Что такого я сказал?

— Разве ты не понимаешь, Бо? Одно дело, когда я сама несчастна, но совершенно другое — когда в это настолько вовлечен ты, — она отвернулась и уставилась с тем же страдальческим видом на дорогу, ее слова обгоняли друг друга, я с трудом улавливал их смысл: — Не хочу слышать, что ты чувствуешь такое. Это неправильно. Это небезопасно. Я причиню тебе боль, Бо. Тебе очень повезет, если ты уцелеешь.

— Мне всё равно.

— Очень глупо так говорить.

— Возможно, но это правда. Как я уже сказал, мне не важно, кто ты. Слишком поздно.

Ее голос прозвучал тихо, но резко:

— Никогда так не говори. Не поздно. Я могу вернуть все обратно. И сделаю это.

Я уставился вперед, снова радуясь тому, что на мне шарф. Моя шея наверняка превратилась в скопище малиновых пятен.

— Не хочу, чтобы все вернулось обратно, — пробормотал я. И задумался, можно ли мне двигать рукой. Я держал ее неподвижно. Может быть, тогда Эдит забудет, что моя рука там.

— Прости, что поступила так с тобой, — в ее голосе слышалось искреннее сожаление.

Темнота тихо проносилась мимо нас. Я почувствовал, что машина замедляет ход, и даже сумел разглядеть знакомые места. Мы въезжали в Форкс. Вся поездка заняла меньше двадцати минут.

— Я увижу тебя завтра?

— А ты этого хочешь? — прошептала Эдит.

— Больше всего на свете, — в этих словах была настолько очевидная правда, что они прозвучали жалко. Вот тебе и изобразил неприступность.

Она закрыла глаза. Машина ни на йоту не отклонилась от центра полосы.

— Значит, я там буду, — сказала наконец Эдит. — Мне действительно надо сдавать письменную работу.

Потом она посмотрела на меня, лицо ее стало спокойнее, но во взгляде читалась тревога.

Внезапно оказалось, что мы уже перед домом Чарли. В окнах горел свет, мой пикап стоял на обычном месте, все выглядело совершенно нормально. Это напоминало пробуждение ото сна — который не хочется потерять, ради которого лежишь, крепко закрыв глаза, поворачиваешься на бок и накрываешь голову подушкой, только бы вернуться в это сновидение. Эдит выключила мотор, но я не двигался.

— Займешь мне место во время ланча? — нерешительно спросил я.

И был вознагражден широкой улыбкой:

— Это довольно просто.

— Обещаешь? — я не мог заставить свой голос звучать достаточно небрежно.

— Обещаю.

Я пристально смотрел ей в глаза и снова чувствовал себя так, словно она магнит и притягивает меня к себе, а у меня нет сил сопротивляться. И желания тоже. Слово «вампир» всё еще стояло между нами, но игнорировать его было легче, чем я считал возможным. Каждый взгляд на ее невыносимо прекрасное лицо причинял какую-то странную боль. В то же время мне совсем не хотелось отводить глаза. Вот бы узнать, так ли шелковисто-гладки ее губы, как кожа на руке…

Внезапно я увидел, как ее левая ладонь взметнулась в предостерегающем жесте в дюйме от моего лица. Эдит съежилась в дальнем углу, у самой дверцы, испуганно округлив глаза и крепко стиснув зубы.

Я отпрянул:

— Прости!

Эдит долго смотрела на меня, и я мог бы поклясться, что она не дышит. Через несколько бесконечных мгновений она слегка расслабилась.

— Ты должен быть осторожнее, Бо, — сказала она наконец глухо.

Осторожно, словно я стеклянный, она убрала мою руку со своей и отпустила. Я сложил руки на груди.

— Может быть… — начала Эдит.

— Я сумею вести себя лучше, чем сейчас, — быстро перебил я ее. — Только скажи мне правила, и я буду им следовать. Выполнять все, что от меня требуется.

Она вздохнула.

— Серьезно. Скажи мне, что надо сделать, и я сделаю это.

Я пожалел о своих словах, как только они слетели с губ. Что если Эдит попросит меня забыть о ней? Я не всесилен.

Но она улыбнулась:

— Хорошо, у меня есть одна просьба.

— Какая? — осторожно поинтересовался я.

— Не ходи больше один в лес.

— Как ты узнала? — мне не удалось скрыть изумления.

Она прикоснулась к кончику своего носа.

— Правда? Должно быть у тебя невероятное обо…

— Так ты выполнишь мою просьбу или нет? — перебила она меня.

— Конечно, это просто. А можно узнать, почему?

Эдит нахмурилась и напряженно уставилась в окно, избегая моего взгляда:

— Существует риск встретиться там с созданиями, которые даже опаснее меня. Давай на этом и остановимся.

Мрачные интонации, внезапно появившиеся в ее голосе, заставили меня вздрогнуть, но одновременно я почувствовал облегчение. Ведь она могла попросить и о чем-то гораздо более трудном.

— Как скажешь.

Она вздохнула:

— До завтра, Бо.

Я понял, что она хочет, чтобы я ушел, и неохотно открыл дверцу.

— До завтра, — с нажимом повторил я и начал выбираться из машины.

— Бо?

Обернувшись, я неловко согнулся, чтобы снова заглянуть в салон, а она уже наклонялась ко мне, ее божественно прекрасное бледное лицо было всего в нескольких дюймах от моего. Сердце мое остановилось.

— Сладких снов! — сказала Эдит. Я почувствовал на лице ее дыхание — тот же притягательный аромат, который наполнял ее машину, но в более концентрированном виде. Я моргнул, совершенно ошеломленный. Она отстранилась.

Только через несколько секунд у меня в голове прояснилось настолько, что я снова смог двигаться. Попятившись от автомобиля, я вынужден был ухватиться за дверцу, чтобы устоять на ногах. Мне показалось, что Эдит засмеялась, но звук был слишком тихим, чтобы можно было сказать наверняка.

Она подождала, пока я доковылял до крыльца, а потом завела тихо заурчавший двигатель. Повернувшись, я увидел, как серебристая машина исчезает за углом. И вдруг стало очень холодно.

Я машинально потянулся за ключом и открыл дверь.

— Бо? — окликнул меня отец из гостиной.

— Да, пап, это я.

Заперев дверь, я отправился на зов. Чарли сидел на своем любимом диване напротив телевизора. Шла трансляция бейсбольного матча.

— Кино так рано закончилось?

— Разве сейчас рано? — мне казалось, что я провел с Эдит несколько дней… или, возможно, только несколько секунд. В любом случае недостаточно долго.

— Еще даже нет восьми, — сказал он. — Хороший был фильм?

— Ну… ничего особенно запоминающегося, вообще-то.

— А что это у тебя на шее?

Я схватился за шарф, о котором совсем забыл, и попытался сорвать его, но он был так надежно обмотан вокруг шеи, что я чуть не задушил себя.

— Э… я забыл куртку… и мне одолжили шарф.

— Глупо выглядит.

— Да, знаю. Зато теплый.

— У тебя всё в порядке? Что-то ты бледный.

— А разве я не всегда бледный?

— Наверное.

На самом деле моя голова начала слегка кружиться, я все еще не мог согреться, хотя понимал, что в комнате тепло.

Ну да, ведь как раз в моем стиле будет в конце концов впасть в шок. «Держи себя в руках».

— Я… э… неважно спал ночью, — сказал я Чарли. — Наверное, стоит отправиться на боковую пораньше.

— Спокойной ночи, парень.

Я медленно поднимался по лестнице, сознание постепенно заволакивало туманом, я чувствовал странное оцепенение. У меня не было причин быть настолько выдохшимся — как и настолько замерзшим. Я почистил зубы, плеснул горячей водой себе в лицо — это заставило меня задрожать. Скинув обувь, забрался в постель, даже не дав себе труда раздеться — уже во второй раз за неделю. Плотно закутался в одеяло и подавил пару небольших приступов озноба.

Голова шла кругом. Перед глазами вставали образы… некоторые из них я с удовольствием рассмотрел бы более пристально, а другие не хотелось вспоминать вообще. Проносящаяся мимо дорога, искрящиеся в тусклом желтом свете ресторанной люстры волосы Эдит, ее изогнутые в улыбке губы… или крепко сжатые, когда она хмурилась… глаза Джереми, едва не вылезшие из орбит, стремительно приближающиеся фары и визг тормозов, пистолет, направленный мне в лицо, холодный пот, выступивший на лбу… Я снова задрожал, и кровать подо мной затряслась.

Нет, было слишком много всего, что мне хотелось запомнить, намертво закрепить в голове, так что не стоило понапрасну тратить время на неприятные эпизоды. Я натянул на нос шарф, который все еще был на мне, и вдохнул запах Эдит. Мое тело почти сразу расслабилось, озноб унялся. Я представил себе ее лицо — каждую черту, каждое выражение, каждую смену настроения.

В трех вещах я был совершенно уверен. Во-первых, Эдит действительно вампир. Во-вторых, какая-то часть ее рассматривает меня как пищу. Но все это не имело большого значения. Важно было то, что я полюбил ее, сильнее, чем когда-либо мог себе вообразить. Мне нужна только она… и никогда не будет нужен никто другой.

Глава десятая

Вопросы

Наутро все стало другим.

События прошлого вечера, которые казались вполне возможными в темноте, теперь, при свете дня, начали смахивать на плохую шутку, даже в моем воображении.

Неужели это произошло на самом деле? Правильно ли я запомнил те слова? Эдит действительно говорила мне все это? А у меня и в самом деле хватило храбрости, чтобы сказать ей то, что я вроде бы сказал?

Шарф Эдит — позаимствованный у ее брата — был сложен поверх рюкзака, и я вынужден был подходить, чтобы коснуться рукой мягкой пряжи. По крайней мере, эта часть была реальной.

За окном было мрачно и туманно, то есть абсолютно идеально. Ей незачем пропускать сегодня школу. Я напялил много слоев одежды, памятуя о том, что у меня нет куртки, и надеясь не промокнуть насквозь, пока не найду ее.

Когда я спустился вниз, Чарли уже ушел — я опаздывал сильнее, чем предполагал. В три укуса «уговорив» батончик мюсли, я запил его молоком прямо из коробки и поспешил на выход. Хорошо, если дождь польет не раньше, чем я встречу Джереми. Надеюсь, моя куртка все еще в его машине.

Было очень туманно: казалось, что воздух наполнен дымом. Лицо сразу замерзло от ледяной измороси, и мне захотелось поскорее включить печку в своем пикапе. Туман окутывал землю очень плотно, поэтому я успел сделать несколько шагов по подъездной дорожке, прежде чем заметил на ней еще одну машину — знакомый серебристый автомобиль. Мое сердце как-то странно запнулось, и я понадеялся, что у меня не развивается какая-нибудь серьезная проблема с аортой.

Окно с пассажирской стороны было открыто, и Эдит склонилась в мою сторону, явно стараясь не смеяться над моим ошеломленным лицом, на котором наверняка без труда прочитала: «у меня, возможно, сердечный приступ».

— Подбросить до школы? — спросила она.

Хотя она улыбалась, в ее голосе слышалась неуверенность. Она не собиралась облегчать мне выбор, ей нужно было, чтобы я как следует подумал о том, что делаю. Возможно, она даже хотела, чтобы я отказался. Но этого не случится.

— Да, спасибо, — сказал я, стараясь выглядеть непринужденно. Нырнул в теплый салон автомобиля и сразу заметил светло-коричневую куртку, перекинутую через подголовник пассажирского сиденья. — Что это?

— Куртка Рояла. Не хочу, чтобы ты подхватил насморк или что-то еще.

Я аккуратно пристроил куртку на заднее сиденье. Кажется, Эдит без проблем заимствует вещи своих братьев, но кто знает, как они к этому относятся? Хотя после случая с фургоном прошло уже много недель, мне до сих пор не забыть ту непонятную картину — с каким видом братья и сестры Эдит издалека наблюдали за происходящим. Выражение лица Рояла тогда точнее всего можно было охарактеризовать словом «ярость».

Конечно, мне нелегко заставить себя опасаться Эдит, но с Роялом такой проблемы, по-моему, не возникнет.

Вытащив шарф из рюкзака, я положил его поверх куртки.

— Обойдусь, — я дважды ударил себя в грудь: — Иммунная система в отличной форме.

Эдит засмеялась — правда, не знаю точно, забавным я показался ей или нелепым. Ну и ладно, меня это не волнует, пока можно слышать ее смех.

Она неслась сквозь туман, как всегда слишком быстро, едва глядя на дорогу. И тоже была без куртки, лишь в бледно-лавандовом свитере с закатанными рукавами. Свитер облегал ее тело, я же старался не пялиться. Ее волосы были собраны на затылке в небрежный пучок с выбивавшимися из него локонами, и вид оголенной стройной шеи тоже приводил меня в смятение. Хотелось провести кончиками пальцев сверху вниз, от мочки уха до ключицы…

Но необходимо быть более осторожным, о чем Эдит и предупреждала прошлым вечером. Не знаю точно, что она имела в виду, но буду стараться изо всех сил, ведь от меня явно требуется именно это. И не сделаю ничего такого, что могло бы ее отпугнуть.

— Что, сегодня не будет игры в «Двадцать вопросов»? — спросила она меня.

— Прошлым вечером тебя это раздражало?

— Не раздражало, просто… сбивало с толку.

Меня удивило то, как она это воспринимала. Мне казалось, это как раз я пребываю в недоумении.

— Что ты имеешь в виду?

— Твоя реакция — я ее не понимаю.

— Моя реакция?

Она посмотрела на меня, изогнув бровь.

— Да, Бо. Когда кто-то говорит, что пьет кровь, тебе полагается встревожиться. Скрестить пальцы, обрызгаться святой водой, с криками убежать прочь, и тому подобное.

— О. Хм… Можно исправиться в следующий раз?

— Да уж, сделай одолжение, поработай, пожалуйста, над своим выражением ужаса.

— Ужас не вполне соответствует моему впечатлению от прошлого вечера.

Она раздраженно выдохнула через нос. Я не знал, что сказать. Ничто не сможет заставить меня видеть в ней что-то, от чего следует убегать.

— Итак, хм… а где твои родственники? — вообще-то мне не хотелось думать о ее семье. Не было особого желания вспоминать, что существуют еще какие-то вампиры — помимо Эдит. Вампиры, способные вселить в меня настоящий ужас.

Однако несомненно было то, что обычно все места в ее автомобиле были заняты, но не сегодня. Конечно, я был рад. Трудно представить, из-за чего я мог бы отклонить приглашение Эдит сесть к ней в машину, но кучка разъяренных вампиров на заднем сиденье, вероятно, способна была всё усложнить.

Мы как раз въезжали на школьную стоянку. Уже.

— Они взяли автомобиль Рояла, — Эдит указала на сверкающий красный кабриолет с поднятой крышей и свернула на свободное место рядом с ним. — Показушники, не так ли?

— Если у него есть такая тачка, то почему он ездит с тобой?

— Как я уже сказала, это слишком отдает показухой. Мы же стараемся не выделяться.

Я засмеялся, когда открыл дверь.

— Не обижайся, но это у вас однозначно не получается.

Она закатила глаза.

Я уже не опаздывал. Сумасшедшая езда Эдит обеспечила нам запас времени.

— Почему же Роял сегодня на своей машине, если она привлекает столько внимания?

— Моя вина — как обычно, сказал бы Роял. Разве ты не заметил, Бо? Ведь это я нарушаю все правила.

Она встретила меня возле капота и держалась очень близко ко мне, пока мы шли по кампусу. Мне хотелось сократить даже это небольшое расстояние между нами, снова коснуться руки Эдит, обнять ее за плечи, но я побоялся, что она сочтет это весьма неосторожным.

— А зачем вам вообще такие автомобили? — подумал я вслух. — Для тех, кто старается не выделяться, существует множество подержанных «хонд».

— Это поблажка, — призналась она с легкой полуулыбкой. — Мы все любим быструю езду.

— Ну да, еще бы, — пробормотал я.

Под навесом кафетерия ждал Джереми, глаза которого снова едва не выскакивали из орбит. Моя куртка была перекинута через его руку.

— Эй, Джер, — окликнул я, когда мы находились в нескольких шагах. — Спасибо, что принес.

Он молча протянул мне куртку.

— Доброе утро, Джереми, — вежливо произнесла Эдит. Видно было, что она не пытается сразить его, но сложно спокойно воспринимать даже самую сдержанную ее улыбку.

— Э-э… привет, — теперь Джереми таращился на меня, явно пытаясь привести в порядок свой затуманенный рассудок. — Увидимся на тригонометрии.

— Да, увидимся.

Он пошел прочь, дважды остановившись, чтобы оглянуться на нас.

— Что ты собираешься ему рассказать? — прошептала она.

— А? — Я посмотрел на нее, а затем на спину Джереми. — Ох. О чем он думает?

Она улыбнулась уголком рта:

— Не знаю, этично ли будет с моей стороны раскрыть тебе это…

— Что не этично, так это приберегать свое несправедливое преимущество для себя.

Она усмехнулась с озорной улыбкой:

— Он хочет знать, не встречаемся ли мы тайно. И до какой именно базы ты дошел со мной.

Кровь стремительно прилила к моему лицу — уверен, оно стало свекольно-красным быстрее чем за секунду.

Эдит отвела взгляд и, стиснув зубы, отступила от меня на шаг. Лицо ее внезапно выразило ту же неловкость, какую чувствовал я.

Только через минуту я сообразил, что румянец, который так сильно меня смущал, для нее, вероятно, был чем-то совершенно другим.

И это помогло мне остыть.

— Хм, что же мне ответить?

Эдит двинулась вперед, а я последовал за ней, не обращая внимания, куда она меня ведет.

Спустя мгновение она взглянула на меня, и ее лицо было снова расслабленным и улыбающимся.

— Хороший вопрос. Просто не терпится услышать твои варианты.

— Эдит…

Она усмехнулась, а затем ее маленькая ручка, взметнувшись, смахнула прядь волос с моего лба и так же быстро опустилась. Мое сердце запнулось так, словно действительно нуждалось в лечении.

— Увидимся за ланчем, — сказала Эдит, демонстрируя ямочки.

Я стоял там, словно пораженный электрошоком, а она отвернулась и ушла в противоположном направлении.

Через секунду я пришел в себя в достаточной степени, чтобы заметить, что стою прямо у дверей кабинета английского языка. Трое ребят, притормозив у входа, уставились на меня с разными оттенками удивления и благоговения. Опустив голову, я проскользнул мимо них класс.

Неужели Джереми действительно спросит меня об этом? И будет ли Эдит в самом деле подслушивать мои ответы?

— Доброе утро, Бо, — МакКейла, уже сидевшая на своем месте, поздоровалась без привычного воодушевления. Вряд ли она была рада меня видеть, так что ее улыбка, похоже, являлась лишь данью вежливости.

— Привет, МакКейла. Ээ… как дела?

— Хорошо. Как вчерашнее кино?

— Ах да, конечно. Вообще-то, я его не посмотрел. Я заблудился и…

— Да, я слышала, — сказала она.

Я моргнул, крайне удивленный.

— Откуда?

— Встретила Джереми перед занятиями.

— А.

— Он сказал, что ты не так уж много потерял. Фильм был отстойный.

— Ну и хорошо.

Она вдруг очень заинтересовалась своими ногтями и начала отколупывать с одного из них фиолетовый лак.

— У тебя что, вроде как были планы еще до поездки? То есть Джереми подумал, что, наверное, были, и знаешь, мне интересно, зачем вообще было устраивать всё это представление?

— Нет-нет, я действительно собирался пойти в кино. Совсем не ожидал, что… заблужусь и… всё такое.

МакКейла хмыкнула, явно не поверив мне, и перевела взгляд на часы. Миз Мэйсон работала над чем-то за своим столом и, похоже, не спешила начинать урок.

— Круто, что вы с Джереми в понедельник сходили на свидание, — сменил я тему. — Он говорил, что было здорово…

Уверен, так он и сказал бы, если бы я спросил.

Она снова посмотрела на свои ногти, но ее уши слегка порозовели.

— Правда? — спросила она уже совершенно другим тоном.

— Да, — я понизил голос до шепота. — И помни, я был нем как рыба. Например, абсолютно точно не говорил тебе, что он считает тебя самой классной девчонкой из всех, кого он когда-либо знал.

Ее уши порозовели еще сильнее.

— Законы мужского братства. Ясно.

— Я ничего не говорил.

Наконец-то она улыбнулась по-настоящему.

Тут миз Мэйсон встала и попросила нас открыть учебники.

Я думал, что, возможно, мне удалось сорваться с крючка МакКейлы, но, когда урок закончился, заметил, как она, выходя из аудитории, переглянулась с Эрикой, а затем снова начала ковырять свои ногти.

— Ну так что? — начала МакКейла.

— Да?

— Знаешь, мне просто любопытно: так мы всё-таки увидим тебя на танцах? Можешь потусоваться в нашей компании, если захочешь.

— Танцы? — я безучастно посмотрел на нее. — Нет. Нет, я по-прежнему собираюсь в Сиэтл.

Казалось, она удивилась, но затем расслабилась:

— Ладно. Ну что ж… Наверное, мы сможем пойти всей нашей группой на выпускной бал. В складчину взять напрокат лимузин.

Я остановился.

— Э-э… вообще-то у меня нет планов на выпускной…

— Правда? Потрясающе! — засмеялась МакКейла. — Хотя тебе стоило, вероятно, сообщить об этом Тейлор. По ее словам, она идет туда с тобой.

Я почувствовал, как у меня отвисает челюсть. МакКейла рассмеялась.

— Так я и думала, — сказала она.

— Ты серьезно? — резко спросил я, когда снова смог контролировать свое лицо. — То есть, вероятно, она пошутила.

Логан и Джереми обсуждали подготовку к выпускному, они хотят начать пораньше и организовать нечто грандиозное, а Тейлор сказала, что она в этом участвовать не будет, поскольку у нее уже есть планы — с тобой. Вот почему Логан был по отношению к тебе… ну, знаешь… таким. Он же запал на Тейлор. Мне показалось, что следует тебя предупредить. Ведь ты нарушил ради меня законы мужского братства.

— И что мне делать?

— Заяви, что не пойдешь с ней.

— Я не могу просто… Что я ей вообще скажу?

Она улыбнулась, будто наслаждаясь этим:

— Покажи характер, Бо. Или заказывай смокинг. Выбор за тобой.

В общем, после этого я мало что усвоил на уроке политологии. Действительно ли я обязан официально отменить приглашение Тейлор на выпускной бал? Попытавшись вспомнить ответ, который дал ей на парковке, когда она приглашала меня на предстоящие танцы, я почти убедил себя в том, что ни о чем с ней не договаривался.

Когда я шел на тригонометрию, небо было свинцовым, — темно-серым и каким-то тяжелым. На прошлой неделе я нашел бы это удручающим, но сегодня улыбался. Есть на свете кое-что получше солнечного света.

Увидев Джереми, сидевшего за пустой партой в последнем ряду и наблюдавшего за дверью в ожидании меня, я вспомнил, что Тейлор сейчас не единственная моя проблема. Я почувствовал, как нагревается шея, и пожалел, что вернул Эдит шарф.

На два ряда ближе было еще одно свободное место… но, вероятно, лучше быстрее покончить с этим и закрыть тему.

Миз Варнер все еще не было в классе. Ну почему все преподаватели сегодня опаздывают? Как будто наше образование вообще никого не волнует.

Я сел рядом с Джереми. Он не заставил меня ждать.

— Ну ты даешь, сынок, — сказал он. — Кто знал, что ты способен на подобную игру?

Я закатил глаза:

— Это не игра.

— Ну конечно, — он ударил меня кулаком в плечо. — Эдит Каллен. Да ладно. Как ты провернул такое?

— Я ничего не делал.

— Сколько времени это продолжается? Это какой-то секрет? Типа она не хочет, чтобы ее семья узнала? Поэтому ты и притворился, что собираешься с нами в кино?

— Я не притворялся. И понятия не имел, что она в Порт-Анджелесе. Уж кого не ожидал там встретить, так это ее.

От моей очевидной честности его уверенность поколебалась.

— Ты ходил с ней куда-нибудь до вчерашнего вечера?

— Никогда.

— Ха. Просто обычное совпадение?

— Надо полагать.

Было слишком очевидно, когда я говорил правду, а когда старался уйти от ответа. Он снова воззрился на меня с подозрением.

— Знаешь, ведь это не секрет, что ты некоторым образом одержим ею с самого приезда сюда.

Я поморщился:

— Разве?

— Вот мне и интересно: как ты это провернул? У тебя есть джинн в лампе? Ты прибег к шантажу, найдя какой-то компромат? Или продал свою душу дьяволу, или что-то еще?

— Думай как хочешь, приятель.

— И чего ты добился? Держу пари, ночка была та еще, а?

Я начинал злиться, но знал, что он вывернет любую мою реакцию, чтобы она казалась чем-то другим.

Я спокойно ответил:

— Мы расстались рано. В восемь я был уже дома.

— Серьезно?

— Джереми, мы просто поужинали, и она отвезла меня домой.

— А что насчет сегодняшнего утра? Ты был все еще с ней.

— Все еще? Нет! Что… ты подумал, что она провела со мной всю ночь?

— А разве нет?

— Нет.

— Но ты был в ее машине…

— Она подбросила меня сегодня утром в школу.

— Почему?

— Понятия не имею. Она предложила, а я не собирался отказываться.

— И это все?

Я пожал плечами.

— В самом деле? Пожалуйста, скажи, что ты, по крайней мере, обжимался с ней… хоть что-нибудь.

Я нахмурился:

— Ничего подобного.

На его лице появилось отвращение:

— Бесспорно, это самый разочаровывающий рассказ из всех, что мне приходилось слышать. Беру свои слова об игре обратно. Очевидно, Эдит поступила так просто из жалости.

— Да, наверно.

— Возможно, мне стоит попытаться выглядеть более жалким. Если это так ее привлекает.

— Действуй.

— Держу пари, вскоре ты ей наскучишь.

На секунду я не сумел удержать на лице напускное спокойствие. Он уловил это изменение и самодовольно улыбнулся.

— Да, — сказал я. — Ты наверняка прав.

Тут вошла миз Варнер, и общая болтовня начала стихать, а она принялась писать на доске уравнения.

— Хотя знаешь что? — пробормотал себе под нос Джереми. — Думаю, я предпочел бы иметь дело с нормальной девушкой.

Я уже и так был раздражен. Мне вообще не нравилось, как он говорил об Эдит, а то, каким тоном он произнес «нормальная», окончательно вывело меня из себя. Нет, Эдит не была нормальной, но не потому, что с ней было что-то… не то — в том смысле, который вкладывал в свои слова Джереми. Она была за пределами нормального, выше этого. Эдит превосходила нормальное настолько, что даже не находилась с ним в одной плоскости бытия.

— Наверное, это к лучшему, — грубо буркнул я. — Вот так и дальше не надейся на большее.

Он бросил на меня потрясенный взгляд, но я повернулся к учительнице. Я чувствовал, что Джереми вновь испытующе уставился на меня, и это длилось до тех пор, пока миз Варнер не заметила и не вызвала его отвечать. Он начал судорожно листать книгу, пытаясь сообразить, о чем она спросила.

По пути на испанский Джереми обогнал меня, но мне было наплевать. Я все еще сердился. Он заговорил со мной только в конце занятия, когда я начал заталкивать книги — пожалуй, чересчур энергично — в свой рюкзак.

— Ты сегодня не сядешь с нами на ланче, не так ли?

Его лицо снова стало подозрительным и настороженным. Очевидно, прежде он думал, что я горю желанием повыпендриваться, предать Эдит, чтобы казаться более крутым. В конце концов, некоторое время мы с Джереми были приятелями. У парней принято рассказывать друг другу такого рода вещи. Наверное, это было частью тех законов мужского братства, которые я изобрел. Он рассчитывал, что я буду держаться за него… но теперь знал, что ошибся.

— Хм, точно не знаю, — сказал я. Нет смысла быть чересчур самоуверенным. Я слишком отчетливо помнил, каково мне было всякий раз, когда она исчезала. Не хотелось бы сглазить.

Он направился к выходу, не дожидаясь меня, но вдруг словно запнулся и замер в дверях.

— Серьезно, что за черт, — Джереми произнес это достаточно громко, чтобы я расслышал… как и все остальные в радиусе десяти футов.

Он бросил взгляд назад, на меня, покачал головой и зашагал прочь.

Мне захотелось поскорее оказаться в коридоре — посмотреть, что там такое, — но это же срочно понадобилось и остальным. Один за другим все они останавливались на пороге и, прежде чем выйти, оглядывались на меня. К тому времени, как мне удалось выбраться из класса, я уже не знал, чего и ожидать. Абсурдно, но я почти не удивился бы, увидев Тейлор в блестящем бальном платье и с тиарой на голове.

Но за дверью кабинета испанского, прислонившись к стене, меня ждала Эдит, выглядевшая в тысячу раз красивей, чем позволительно кому бы то ни было. Ее большие золотистые глаза искрились весельем, а уголки губ едва заметно изгибались в намеке на улыбку. Волосы все так же были скручены в небрежный пучок, и у меня возникло странное желание вытащить из него шпильки.

— Привет, Бо.

— Привет.

Краешком сознания я понимал, что на нас смотрят, но меня это больше не заботило.

— Голоден? — просила она.

— Конечно, — на самом деле, я понятия не имел, так ли это. Все мое тело как будто пронизывал ток, что вызывало необычные и очень приятные ощущения. Ничего другого моя нервная система воспринимать не могла.

Повернувшись в сторону кафетерия, Эдит закинула сумку на плечо.

— Эй, давай я понесу, — предложил я.

Эдит подняла на меня чересчур наивный взгляд:

— Она выглядит слишком тяжелой для меня?

— Ну, я имею в виду…

— Разумеется, — неуловимым движением она сняла сумку с плеча и протянула мне, явно нарочно держа ее только кончиком мизинца.

— Э… спасибо, — пробормотал я, и она отпустила ремень в мою руку.

Наверное, мне следовало было догадаться, что ее сумка вдвое тяжелее моего рюкзака. Я поймал ее, не дав упасть на тротуар, а потом с усилием взвалил на свободное плечо.

— Ты всегда носишь в школу свои собственные кирпичи?

Эдит рассмеялась:

— Арчи попросил меня прихватить для него кое-что сегодня утром.

— Он твой любимый брат?

Она посмотрела на меня:

— Иметь любимчиков нехорошо.

— Ну я-то единственный ребенок, — сказал я. — Всеобщий любимчик.

— Оно и видно. Кстати, а почему тебе так кажется насчет меня и Арчи?

— Похоже, тебе легче всего говорить именно о нем.

Она на мгновение задумалась, но ничего не ответила.

В кафетерии я пошел вслед за Эдит к очереди. И, не удержавшись, посмотрел в дальний угол, как делал каждый день. Ее братья и сестры присутствовали в полном составе и обращали внимание только друг на друга. Они не заметили нас, а может быть, им просто было все равно. Я вспомнил предположение Джереми о том, что мы с Эдит встречаемся тайно, чтобы ее семья не узнала. Не похоже, чтобы она скрывала что-то от них, но я невольно задавался вопросом, что они думают обо мне.

А еще — что я думаю о них.

Тут Арчи поднял глаза и улыбнулся мне. Я машинально ответил ему тем же, а потом посмотрел на Эдит, чтобы понять, не предназначалась ли его улыбка ей, а не мне. Она заметила его, но не улыбнулась в ответ. И смотрела вроде бы даже сердито. Мой взгляд перебегал с Эдит на Арчи и обратно, пока между ними происходило что-то типа молчаливого обмена репликами. Вначале Арчи улыбнулся шире, показав зубы — настолько белоснежные, что это было заметно даже на таком расстоянии. Эдит изогнула бровь с некоторым вызовом, ее верхняя губа слегка дернулась вверх. Он закатил глаза и поднял руки, словно в знак капитуляции. Эдит повернулась к брату спиной и продвинулась в очереди. Потом взяла поднос и начала его нагружать.

— Я довольно близка со всей семьей, но с Арчи у нас больше всего общего, — сказала она тихо, наконец-то отвечая на мой вопрос. Мне пришлось наклониться, чтобы услышать ее слова. — Правда, иногда он очень раздражает.

Я снова взглянул на него: теперь он смеялся. Хотя он не смотрел на нас, я подумал, что, вероятно, он смеется над ее словами.

Меня так увлек их необычный диалог, что я не замечал содержимого подноса Эдит, пока кассирша не пробила чек.

— Двадцать четыре тридцать три, — сказала она.

— Что? — я посмотрел на поднос, а потом с изумлением вгляделся еще раз.

Эдит уже платила, после чего быстро и плавно направилась к столу, за которым мы сидели вместе на прошлой неделе.

— Эй, — прошипел я, ускоряя шаги, чтобы догнать ее. — Я не смогу все это съесть.

— Половина, разумеется, для меня.

Она села и подвинула переполненный поднос на середину стола.

Я приподнял брови:

— Ну конечно.

— Бери что хочешь.

Я занял место напротив и опустил ее тяжеленную сумку на пол рядом со своим рюкзаком. Несколько старшеклассников смотрели на Эдит округлившимися от удивления глазами с дальнего конца этого длинного стола.

— Интересно, что ты будешь делать, если кто-то подобьет тебя попробовать обычную пищу?

— Вечно тебе что-нибудь интересно, — она скорчила гримаску, потом изящно отломила кусочек пиццы, положила в рот и с мученическим видом начала жевать. Через секунду проглотила и посмотрела на меня с явным превосходством: — Если тебя заставят есть землю, ты ведь тоже сможешь, не так ли?

Я улыбнулся:

— Однажды я съел немножко… на спор. Не так уж плохо.

— И почему я не удивлена? Вот, — она подтолкнула ко мне оставшуюся пиццу.

Я откусил, раздумывая, неужели для нее это действительно все равно что есть землю. Конечно, пицца была не из лучших, но довольно приличная. Пока я жевал, Эдит взглянула мне за плечо и засмеялась.

Я быстро проглотил:

— Что?

— Ты совсем сбил с толку Джереми.

— Его проблемы.

— У него дико разыгралось воображение, когда он увидел, как ты выходишь из моей машины.

Я пожал плечами и откусил еще пиццы.

Эдит склонила голову набок:

— Ты и правда с ним согласен?

Я чуть не подавился, пытаясь побыстрее проглотить то, что было во рту. Она привстала, но я успокаивающе поднял руку и вскоре отдышался:

— Всё в порядке. Согласен насчет чего?

— Насчет того, почему я с тобой.

Я целую минуту прокручивал в голове наш разговор с Джереми. Вспоминал фразы, на которые, как я надеялся, Эдит не обратила внимания — например, о том, что, похоже, все знают, как я запал на нее с самого первого дня.

— Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

Она нахмурилась:

— «Очевидно, Эдит поступила так просто из жалости», — процитировала она.

Меня удивил ее рассерженный вид.

— Это объяснение не хуже любого другого.

— И скоро ты мне наскучишь, да?

Было немножко больно слышать это, ведь такой вариант был самым пугающим — и казался наиболее вероятным. Но я попытался скрыть свои эмоции, еще раз пожав плечами.

— Бо, ты снова несешь чепуху.

— Правда?

Легкая улыбка, которая появилась на ее лице, выглядела забавно в сочетании с нахмуренными бровями:

— В списке того, что меня сейчас беспокоит, скука не значится, — снова наклонив голову к плечу, она уставилась мне в глаза: — Или ты мне не веришь?

— Э… верю, наверное. Раз ты так говоришь.

Она прищурилась:

— Да уж, это прозвучало чрезвычайно утвердительно.

Я еще раз откусил от своей пиццы, но на сей раз жевал медленно и тщательно. Эдит ждала, наблюдая за мной с напряженным, слегка недовольным лицом — такое выражение, как я уже понял, появлялось у нее во время попыток проникнуть мне в голову. Всё так же молча я продолжил есть, и она с сердито фыркнула:

— Как же я ненавижу, когда ты это делаешь!

Я не спеша проглотил:

— Делаю что? Не рассказываю тебе о каждой глупой мысли, которая меня посещает?

Видно было, что Эдит хочется улыбнуться, но она удержалась:

— Вот именно.

— Не знаю, что сказать. Считаю ли я, что наскучу тебе? Да, считаю. Честно говоря, мне вообще непонятно, почему ты еще здесь. Но я старался не говорить этого вслух, потому что не хотел указывать на то, о чем ты, возможно, еще не задумывалась.

Улыбка все-таки появилась на ее лице:

— Очень верно. Я ни за что не догадалась бы сама, но теперь, когда ты упомянул об этом, думаю, мне действительно пора двигаться дальше. Этот Джереми внезапно начал казаться соблазнительно жалким… — она оборвала себя, и улыбка исчезла. — Бо? Ты ведь понимаешь, что я шучу.

Интересно, что в этот момент отразилось на моем лице? Я кивнул.

Эдит слегка нахмурилась. А через секунду, нерешительно потянувшись ко мне через стол, положила руку совсем недалеко от меня.

Я накрыл ее ладонью.

Эдит улыбнулась, но тут же поморщилась.

— Извини, — я поспешно отдернул руку.

— Нет, — запротестовала Эдит. — Это не из-за тебя. Вот.

Осторожно, как будто моя рука была сделана из тончайшего стекла, она коснулась пальцами моей ладони. Копируя ее предусмотрительность, я бережно обхватил их.

— Что случилось? — спросил я полушепотом.

— Множество разных реакций, — ее брови снова сошлись. — Роял отличается особенно скрипучим внутренним голосом.

Не удержавшись, я взглянул в противоположный угол кафетерия, и сразу пожалел об этом.

Роял смотрел волком на незащищенную спину Эдит, а Элинор, сидевшая напротив него, повернулась, чтобы так же враждебно уставиться на сестру. Заметив мое движение, Роял перенес полный ярости взгляд на меня.

Чувствуя, что покрываюсь мурашками, я быстро покосился на Эдит, но она уже пристально глядела на Рояла, ее верхняя губа слегка приподнялась, обнажая зубы в угрожающем оскале. К моему удивлению, Элинор тут же отвернулась, а Роял опустил горящие злостью глаза. Теперь он смотрел на стол, а лицо его внезапно помрачнело.

Судя по виду Арчи, он откровенно наслаждался ситуацией. Джесамина так и не повернулась в нашу сторону.

— Неужели я только что вывел из себя… — мне пришлось сглотнуть, чтобы продолжить, — целую компанию вампиров?

— Нет, — горячо возразила Эдит. И тут же вздохнула: — А вот я — да.

Я еще раз быстро взглянул на Рояла. Он сидел всё в той же позе.

— Слушай, из-за меня у тебя неприятности? Что я могу сделать? — при воспоминании о его взбешенном взгляде, направленном на маленькое тело Эдит, меня охватил панический страх.

Она покачала головой и улыбнулась:

— Не стоит за меня волноваться, — заверила она меня с некоторым самодовольством. — Признаться, Роял мог бы победить меня в честной схватке, но я никогда не дралась честно и не собираюсь начинать. А он не так глуп, чтобы пытаться что-то предпринять против меня.

— Эдит…

Она засмеялась:

— Шучу. Ничего страшного, Бо. Обычные проблемы между братьями и сестрами. Единственному ребенку не понять.

— Ну, если ты так говоришь…

— Вот именно.

Я посмотрел на наши руки, все еще неразлучные. Впервые я по-настоящему держал ее за руку, и это было чудесно, но я никак не мог отделаться от воспоминания о том, почему Эдит предложила мне ее.

— Возвращаясь к выяснению того, о чем ты думал, — сказала она, как будто сумела прочитать мои мысли. Я вздохнул. — Тебе станет легче, если ты узнаешь, что не только тебя обвинили в одержимости?

Я застонал.

— Ты и это слышала. Замечательно.

Она снова рассмеялась:

— Я слушала, как завороженная, всё, от первого слова до последнего.

— Прости.

— Почему ты извиняешься? Мне приятно знать, что это происходит не только со мной.

Я с сомнением посмотрел на нее.

— Позволь мне объяснить это так, — она задумчиво поджала губы. — Хотя ты единственное существо, насчет которого я не могу быть уверена, но все же я поспорила бы на крупную сумму, что провожу больше времени, думая о тебе, чем ты — обо мне.

— Ха, — удивленно хохотнул я. — И точно проиграла бы.

Эдит изогнула бровь, а потом заговорила так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы услышать:

— Но ведь ты бодрствуешь только примерно шестнадцать часов из каждых двадцати четырех. Это дает мне значительное преимущество, тебе так не кажется?

— Возможно, хотя ты не учитываешь сны.

Она вздохнула:

— Разве к ним приравниваются кошмары?

Я почувствовал, как по шее расползается краснота.

— Когда ты мне снишься… это определенно не кошмары.

Рот Эдит слегка приоткрылся от удивления, а лицо стало вдруг беззащитным.

— Правда? — спросила она.

Видно было, что она обрадовалась, поэтому я с готовностью подтвердил:

— Каждую ночь.

Эдит закрыла глаза, но почти сразу же открыла, ее улыбка снова сделалась дразнящей:

— Фаза быстрого сна — самая короткая из всех. Я все еще на несколько часов впереди.

Я нахмурился. Это ускользало от понимания.

— Ты действительно думаешь обо мне?

— Почему тебе так трудно в это поверить?

— Да ты посмотри на меня, — сказал я, хотя в этом не было необходимости, она и так не спускала с меня глаз. — Я абсолютно обычный… ну, если не считать выдающегося умения попадать в почти смертельные ситуации и такой плохой координации, что я едва сохраняю равновесие при ходьбе. А теперь посмотри на себя, — я взмахнул свободной рукой в сторону Эдит и всего ее невозможного совершенства.

Она медленно улыбнулась. Вначале слегка, но потом просияла полным набором ямочек — словно заключительный фейерверк огненного шоу в день Четвертого июля.

— Не могу спорить с тобой насчет того, что ты перечислил…

— Вот видишь.

— Но ты самый необычный человек из всех, кого я когда-либо встречала.

Наши взгляды встретились на несколько долгих мгновений. Я всматривался в ее глаза, словно пытаясь поверить, что она видит во мне что-то достаточно важное, чтобы задержаться здесь. Мне постоянно казалось, что она может в любой момент ускользнуть, исчезнуть, словно действительно была всего лишь мифическим существом.

— Но почему… — я не знал, как выразить свои мысли.

Она ждала, склонив голову к плечу.

— Вчера вечером… — я остановился и покачал головой.

Эдит нахмурилась:

— Ты делаешь это нарочно? Не заканчиваешь фразы, чтобы свести меня с ума?

— Просто не знаю, смогу ли правильно объяснить это.

— Попытайся, пожалуйста.

Я глубоко вдохнул:

— Ладно. Ты утверждаешь, что тебе со мной не скучно и что ты не подумываешь в ближайшее время уйти от меня к Джереми.

Она кивнула, гася улыбку.

— Но вчера вечером… ты словно… — Теперь она явно встревожилась. И я торопливо выпалил: — Словно уже искала способ попрощаться.

— Какой проницательный, — прошептала она. И лицо ее внезапно снова стало страдальческим, словно подтверждая мои наихудшие опасения.

Ее пальцы нежно сжали мою ладонь.

— Но эти два обстоятельства никак не связаны друг с другом.

— Какие два обстоятельства?

— Глубина моих чувств к тебе и необходимость уйти. Ну, то есть связаны, но совсем наоборот.

Необходимость уйти. Сердце мое упало.

— Я не понимаю.

Она снова уставилась мне в глаза, ее взгляд обжигал, зачаровывал. Голос был едва слышен:

— Чем больше я дорожу тобой, тем важнее найти способ… уберечь тебя. От меня. Правильнее всего было бы уйти.

Я покачал головой:

— Нет.

Она глубоко вдохнула, а глаза ее, казалось, странно потемнели:

— Что ж, у меня не больно-то получилось оставить тебя в покое, когда я попыталась. Просто не знаю, как это сделать.

— Можно попросить тебя об одолжении? Прекрати попытки это выяснить.

Эдит невесело улыбнулась:

— Учитывая частоту твоих «почти смертельных ситуаций», полагаю, ты действительно в большей безопасности, когда я рядом.

— И то правда. Невозможно предусмотреть заранее, когда на меня нападет еще какой-нибудь норовистый фургон. — Она помрачнела, а я продолжил: — Ты ведь по-прежнему собираешься ехать со мной в Сиэтл, правильно? Там так много фургонов. Поджидают в засаде буквально за каждым углом.

— Вообще-то, у меня к тебе вопрос как раз на эту тему. Тебе действительно нужно в Сиэтл в эту субботу или это было всего лишь предлогом, чтобы избежать решительного отказа стайке твоих поклонниц?

— Мм…

— Так я и думала.

— Знаешь, тогда, на парковке, ты поставила меня в очень трудное положение в отношении Тейлор.

— Ты имеешь в виду, что идешь с ней на выпускной?

Я изумленно разинул рот, а потом стиснул зубы.

Теперь Эдит явно пыталась не засмеяться:

— Ох, Бо…

Я понял, что это еще не всё.

— Что?

— У нее уже есть платье.

Я не смог найти слов, чтобы ответить на это.

Должно быть, Эдит прочитала панику в моих глазах:

— Могло быть и хуже — на самом деле она купила его до того, как объявила, что ты будешь ее кавалером. К тому же оно подержанное, стоило ей не слишком дорого. Она просто не устояла перед такой возможностью.

Ко мне все еще не вернулся дар речи. Эдит снова сжала мою руку:

— Ты разберешься.

— Я не танцую, — уныло сказал я.

— А если бы я пригласила тебя на весенние танцы, ты отказал бы?

Я посмотрел в ее миндалевидные золотистые глаза и попытался представить себе, как отказываю ей хоть в чем-то.

— Скорее всего, нет, но потом мне пришлось бы найти причину, чтобы не пойти. Например, сломать ногу, если понадобится.

Она выглядела озадаченной:

— Зачем тебе это делать?

Я грустно покачал головой:

— Наверное, ты никогда не видела меня в спортзале, иначе поняла бы.

— Ты имеешь в виду тот факт, что не можешь пройти по ровной устойчивой поверхности, не найдя чего-нибудь, обо что можно споткнуться?

— Угадала.

— Я хорошая учительница, Бо.

— Сомневаюсь, что координации можно научиться.

Она тряхнула головой:

— Вернемся к моему вопросу. Обязательно ли тебе ехать в Сиэтл, или ты не будешь возражать, если мы займемся чем-нибудь другим?

Пока речь идет о нас, остальное не имеет значения.

— Я не против других вариантов, — заявил я. — Но действительно должен попросить еще об одном одолжении.

Эдит взглянула на меня настороженно, как делала всегда, если я задавал неопределенный вопрос.

— О каком?

— Можно я сяду за руль?

Она нахмурилась:

— Почему?

— Ну, главным образом потому, что ты жуткий водитель. К тому же я сказал Чарли, что еду один, и не хочу нарываться на расспросы.

Эдит закатила глаза.

— Из всего пугающего, что связано со мной, тебя беспокоит только мой стиль вождения, — она покачала головой, но потом ее взгляд снова стал серьезным: — А ты не хочешь сообщить своему отцу, что мы проведем день вместе? — в ее вопросе, похоже, был какой-то подтекст, которого я не понял.

— Что касается Чарли, чем меньше он знает, тем лучше, — в этом я совершенно уверен. — Кстати, а куда мы поедем?

— Арчи говорит, что ожидается хорошая погода, поэтому я должна буду оставаться подальше от посторонних глаз… и ты можешь побыть со мной, если хочешь, — она снова предоставляла выбор мне.

— А ты покажешь мне, что имела в виду… насчет солнца? — спросил я, взбудораженный мыслью о возможности раскрыть еще один секрет.

— Да, — она улыбнулась, но потом нерешительно добавила: — Но если ты не хочешь быть… наедине со мной, то я всё равно предпочла бы, чтобы ты не ездил в Сиэтл один. Страшно даже подумать обо всех этих фургонах.

— Так уж случилось, что я не возражаю быть наедине с тобой.

— Знаю, — вздохнула она. — Но тебе всё же следует поставить в известность Чарли.

Представив себе, как я рассказываю Чарли о своей личной жизни, я покачал головой:

— С какой стати мне делать это?

Ее взгляд неожиданно стал свирепым:

— Чтобы дать мне хоть крошечный стимул привезти тебя обратно.

Я подождал, пока она успокоится. Когда этого не произошло, сказал:

— Пожалуй, я рискну. — Она сердито выдохнула и отвернулась. — Значит, это улажено. Поговорим о чем-нибудь другом?

Моя попытка сменить тему не очень-то помогла.

— Что ты хочешь обсудить? — спросила она сквозь зубы, все еще раздосадованная.

Я огляделся, чтобы убедиться, что нас никто не может услышать. В дальнем углу кафетерия Арчи, подавшись вперед, разговаривал с Джесаминой. Элинор сидела рядом с ней, но Рояла уже не было.

— Зачем вы ездили в Гоут Рокс в выходные… охотиться? Чарли сказал, что это не лучшее место для туризма — из-за медведей.

Эдит уставилась на меня с таким видом, словно я не замечаю чего-то совершенно очевидного.

— Медведи? — ахнул я.

Она ухмыльнулась.

— Знаешь, охота на медведей в это время года запрещена, — добавил я строго, чтобы скрыть потрясение.

— Если ты внимательно прочитаешь, то убедишься, что в законе говорится только об охоте с оружием, — сообщила она.

И с явным удовольствием смотрела, как до меня медленно доходит.

— Медведи? — с трудом выдавил я еще раз.

— Гризли — любимая добыча Элинор, — Эдит по-прежнему сохраняла небрежный тон, но явно изучала мою реакцию.

Я попытался взять себя в руки.

— Хмм… — я еще раз откусил от пиццы, чтобы был предлог опустить глаза. Медленно прожевал, потом проглотил. — Ладно, — сказал я через секунду, — а кого предпочитаешь ты?

Эдит изогнула бровь, а уголки ее губ слегка опустились, словно она не одобряла моего вопроса:

— Пуму.

— Конечно, тебя можно понять, — кивнул я, как будто только что услышал от нее что-то совершенно нормальное.

— Разумеется, — ее тон по обыденности не уступал моему, — нам приходится соблюдать осторожность, чтобы не навредить окружающей среде неразумной охотой. Мы стараемся использовать места, где развелось слишком много хищников, и забираемся так далеко, как необходимо. Здесь всегда много оленей и лосей, они тоже годятся, но что в этом веселого?

Она улыбнулась.

— Конечно, какое уж тут веселье, — пробормотал я, прожевывая очередной кусочек пиццы.

— Излюбленный сезон Эл — ранняя весна, когда медведи выходят из спячки и особенно раздражительны, — Эдит улыбнулась, словно вспомнив какую-то шутку.

— Действительно, что может быть лучше раздраженного гризли, — согласился я, кивая.

Она засмеялась, потом покачала головой:

— Скажи мне, пожалуйста, что ты думаешь на самом деле.

— Пытаюсь представить себе это… но не могу, — признался я. — И как же вы охотитесь на медведей без оружия?

— О, оружие у нас есть, — она на мгновение показала белоснежные зубы — и это не было улыбкой. — Просто оно не было учтено при написании природоохранных законов. Если ты когда-нибудь видел по телевизору нападение медведя, то легко сможешь вообразить себе, как охотится Элинор.

Я взглянул в противоположный угол кафетерия, радуясь, что Элинор не смотрит в мою сторону. Длинные плавные линии мышц на руках и ногах девушки внезапно показались мне более чем пугающими. Я представил себе, как она берется за край горы, потом поднимает…

Эдит проследила за моим взглядом и хохотнула. Я обеспокоенно уставился на нее.

— Это опасно? — тихо спросил я. — У тебя бывают травмы?

Ее смех зазвенел колокольчиком:

— Ох, Бо. Моя еда не опаснее твоей.

Я посмотрел на тарелку с остатками пиццы и сказал:

— Ой. Значит… ты тоже… похожа на атакующего медведя?

— Больше на пуму — во всяком случае, так говорят, — беспечно ответила она. — Вероятно, наши предпочтения не случайны.

— Вероятно, — повторил я. И попытался улыбнуться, но мой мозг отчаянно и безуспешно пытался совместить взаимоисключающие образы. — А мне можно это увидеть?

— Ни в коем случае! — прошептала Эдит. Ее лицо стало еще белее, чем обычно, а глаза внезапно наполнились ужасом. Она осторожно высвободила свои пальцы из моей ладони и с силой обхватила себя за плечи.

Моя рука осталась в одиночестве, онемевшая от холода.

— Что такого я сказал? — спросил я.

Эдит на мгновение закрыла глаза, восстанавливая самоконтроль. Когда мы наконец встретились взглядами, она показалась мне рассерженной.

— Я почти жалею, что это невозможно. Похоже, ты не совсем понимаешь реальное положение дел. Тебе, наверное, было бы полезно увидеть, насколько я на самом деле опасна.

— Хорошо, но тогда почему нет? — надавил я, пытаясь не обращать внимания на жесткое выражение ее лица.

Эдит гневно уставилась на меня на целую долгую минуту.

— Позже, — наконец сказала она. И одним грациозным движением поднялась из-за стола. — Мы опаздываем.

Оглядевшись, я с изумлением заметил, что она права и кафетерий практически опустел. Когда я с ней, время и место кажутся такими незначительными мелочами, что я совершенно перестаю следить и за тем, и за другим. Я вскочил и подхватил с пола наши сумки:

— Хорошо, позже.

Я не забуду.

Глава одиннадцатая

Осложнения

Все смотрели на нас, пока мы вместе шли к своему лабораторному столу. На этот раз Эдит не стала отодвигать стул, чтобы сесть как можно дальше от меня. Вместо этого она устроилась совсем рядом, наши руки почти соприкасались. Ее волосы слегка щекотали мою кожу.

Миссис Баннер, пятясь, вошла в аудиторию, она везла за собой на передвижном столике старый телевизор с видеомагнитофоном. Все в помещении сразу же расслабились. Я тоже почувствовал облегчение: сегодня мне всё равно было бы не до лекции. Разобраться бы с тем, чем уже переполнена моя голова.

Миссис Баннер вставила в видеомагнитофон какую-то древнюю кассету и направилась к выключателю. Когда в классе воцарилась темнота, дело приняло странный оборот.

Я и без того уже остро осознавал, что Эдит сидит прямо здесь, всего в дюйме от меня. И даже не представлял, что могу еще сильнее ощущать ее присутствие. Но в темноте… Возникло такое чувство, словно электрический ток перетекает из ее тела в мое, насыщая узкий промежуток между нами маленькими молниями, вроде тех, что скачут между двумя оголенными проводами. Особенно интенсивно, почти до боли, это ощущалось в том месте, где ее волосы касались моей руки.

Мной овладело мощное, почти непреодолимое желание протянуть руку к ее идеальному лицу… всего разок коснуться ее в темноте. Что со мной не так? Нельзя же лезть к людям и трогать их только из-за того, что погас свет. Сжав кулаки, я крепко скрестил руки на груди.

Начались вступительные титры, и мрак в аудитории слегка рассеялся. Не в силах удержаться, я бросил быстрый взгляд на Эдит.

Она сидела в позе, практически повторяющей мою — руки скрещены, кулаки сжаты — и как раз в этот момент взглянула на меня, а заметив, что я тоже на нее смотрю, улыбнулась почти смущенно. Даже в темноте ее глаза по-прежнему обжигали. Мне пришлось отвернуться, иначе я обязательно сделал бы что-нибудь глупое… и уж точно не совпадающее с представлением Эдит об осторожности.

Это был очень долгий час. У меня не получалось сосредоточиться на фильме. Я понятия не имел, о чем он. Пытался вести себя как обычно, хотя бы расслабить мышцы, но электрический ток никак не унимался. Время от времени я искоса поглядывал на Эдит, но она тоже оставалась напряженной. Ощущение, что мне необходимо коснуться ее лица, также отказывалось исчезать. Я с такой силой прижимал к ребрам стиснутые кулаки, что начали ныть пальцы.

Когда миссис Баннер включила свет в конце урока, я вздохнул с облегчением и вытянул руки, распрямляя сведенные кисти. Эдит хохотнула.

— Что ж, это было… интересно, — тихо пробормотала она, настороженно посмотрев на меня.

— Угу, — всё, что я смог выдавить в ответ.

— Пойдем? — спросила Эдит, поднявшись на ноги одним плавным движением и подцепив свою сумку одним пальцем.

Я аккуратно встал, беспокоясь, что после всего этого меня будет шатать.

Молча она дошла со мной до спортзала и остановилась у двери. Я поглядел на нее, собираясь попрощаться, но слова застряли в горле. На ее лице отражались почти болезненные терзания, и оно было таким невыносимо прекрасным, что желание прикоснуться к ней охватило меня еще сильнее, чем раньше. Но можно было только стоять и смотреть — и все мои силы уходили на то, чтобы сохранять неподвижность.

Эдит нерешительно подняла руку — в глазах ее ясно читалась внутренняя борьба, — а потом быстро провела кончиками пальцев по моему лицу, от виска до подбородка. Пальцы у нее оказались, как всегда, ледяными, но след, оставленный ими на коже, был подобен ожогу, который еще не начал причинять боль.

Не сказав ни слова, она развернулась и быстро зашагала прочь.

Нетвердой походкой, чувствуя головокружение, я неуклюже ввалился в спортзал и словно в трансе переоделся, едва сознавая присутствие рядом других людей. Чувство реальности окончательно вернулось, только когда мне выдали ракетку — не слишком тяжелую, но я знал, что это не имеет значения. В моих руках она становилась опасной.

Я видел, как на меня и мою ракетку глазели другие ученики. Потом тренер Клапп велела всем разбиться на пары, и я подумал, что в результате останусь стоять у стены, но недооценил преданность МакКейлы. Она тут же подошла и встала рядом со мной.

— Знаешь, ты не обязана это делать, — сказал я ей.

Она широко улыбнулась:

— Не волнуйся, буду держаться от тебя подальше.

Иногда испытывать симпатию к МакКейле очень легко.

Урок прошел не так уж гладко. Не знаю каким образом, но мне удалось одним взмахом ударить себя по голове ракеткой и задеть плечо МакКейлы. Оставшееся время я провел в дальнем углу корта, держа ракетку за спиной. Несмотря на помеху в моем лице, МакКейла показала себя с хорошей стороны: в одиночку выиграла три игры из четырех, а когда наконец прозвучал финальный свисток тренера, совершенно незаслуженно победно ударила меня ладонью в ладонь.

— Итак? — начала она, когда мы уходили с корта.

— Итак что?

— Ты с Эдит Каллен, да? — тон ее был слегка враждебным.

— Да, я с Эдит Каллен, — ответил я. Уверен, МакКейла расслышала в моем голосе потрясение.

— Мне это не нравится, — проворчала она.

— Ну, собственно, и не должно.

— И что, ты бежишь за ней по первому же щелчку пальцами?

— Похоже на то.

МакКейла сердито посмотрела на меня. Я отвернулся от нее и ушел. Понимал, что завтра останусь без партнера, но совершенно не волновался по этому поводу. А пока переодевался, и вовсе забыл о МакКейле. Подойдет ли Эдит к спортзалу или мне подождать ее у «вольво»? А вдруг там будет ее семья? Ведь Эдит припарковалась рядом с машиной Рояла. Вспомнив выражение его лица в кафетерии, я тут же задумался, не отправиться ли мне домой пешком. Сообщила ли она им, что теперь я о них знаю? Полагается ли мне знать, что они знают, что я знаю? Каким правилам этикета необходимо следовать, приветствуя вампира? Достаточно ли обычного кивка?

Но когда я вышел из спортивного зала, Эдит уже ждала. Сцепив перед собой руки, она стояла в тени здания, хотя небо по-прежнему было пасмурным. Сейчас выражение ее лица было умиротворенным, уголки губ приподнимала слабая улыбка. Свитер казался не по погоде легким, и, пусть я знал, что это глупо, мне все равно захотелось закутать ее в свою куртку. Приблизившись к Эдит, я ощутил странное чувство гармонии — будто все в мире вставало на свои места, когда мы были рядом.

— Привет, — на моем лице появилась широкая глупая улыбка.

— Привет, — просияв, отозвалась Эдит. — Как прошла физкультура?

Я вдруг насторожился:

— Нормально.

— Правда? — она приподняла брови. — А как твоя голова?

— Ты этого не сделала!

Эдит медленно направилась к парковке. Я машинально пошел в ногу с ней.

— Ты сам упомянул о том, что я никогда не видела тебя на физкультуре — и мне стало любопытно.

— Великолепно, — сказал я. — Блестяще. Ладно, извини. Я не против пройтись до дома пешком, если ты не хочешь, чтобы тебя заметили рядом со мной.

Она мелодично рассмеялась:

— Было очень занимательно. Хотя я не возражала бы, если бы ты ударил ту девчонку чуть сильнее.

— Что?

Эдит оглянулась, и губы ее сжались в прямую линию. Обернувшись, я проследил за ее взглядом: светлые прядки удаляющейся МакКейлы подпрыгивали от быстрой ходьбы.

— Давненько уже никто, кроме моей семьи, не думал обо мне в таких выражениях. И мне это не нравится.

Я вдруг ощутил беспокойство за МакКейлу.

Эдит всё поняла по моему лицу и снова рассмеялась:

— Не волнуйся, я не стала бы вредить твоей приятельнице. Ведь в противном случае ты останешься без партнера по бадминтону.

Это было трудно осознать. Эдит была такой… изящной. Но после ее слов стало ясно, что эта девушка более чем уверена в своих способностях и если бы захотела причинить вред МакКейле — да кому угодно, — то этому человеку не поздоровилось бы. Эдит несомненно была опасна, но мне никак не удавалось заставить себя поверить в это. Я сменил тему:

— И в каких же выражениях думает о тебе твоя семья?

Она покачала головой:

— Несправедливо судить о ком-то по его мыслям. Им полагается быть скрытыми. Имеют значение только поступки.

— Не знаю… Если кто-то слышит, что ты думаешь, и тебе об этом известно, то разве мысли не приравниваются к словам?

— Легко тебе говорить, — усмехнулась она. — Контролировать мысли очень сложно. Когда мы с Роялом спорим, я думаю о нем намного хуже, чем он обо мне, и действительно произношу эти слова вслух, — Эдит снова мелодично рассмеялась.

Я не смотрел, куда мы идем, поэтому удивился, когда нам пришлось замедлиться: подступы к «вольво» перекрывала толпа. Вокруг красного кабриолета в два ряда стояли школьники, в основном парни. Некоторые, казалось, готовы были пустить слюну. Никого из братьев и сестер Эдит поблизости не было, и я задался вопросом, не попросила ли она их дать ей немного свободы.

Никто из автолюбителей на меня даже не взглянул, когда я пробирался между ними к дверце Эдит.

— Показуха, — буркнула она, протискиваясь мимо меня.

Я поспешно обошел «вольво» и сел на пассажирское место.

— Что это за машина?

— М3, — сказала она, пытаясь выехать задом со стоянки и никого не сбить при этом.

— Эээ… я не говорю на языке журнала «Автомобиль и водитель».

Эдит осторожно маневрировала чтобы выехать на дорожку:

— Это «БМВ».

— Понятно, эту марку я знаю.

Мы отъехали от школы и остались вдвоем. Уединение было подобно свободе. Здесь никто не пялился и не подслушивал.

— «Позже» уже наступило? — спросил я Эдит.

Поняв намек, она нахмурилась:

— Полагаю, да.

В ожидании объяснений я пытался выглядеть равнодушным. Эдит смотрела на дорогу, притворяясь, будто ей действительно это нужно, а я наблюдал за ее лицом. На нем отражались разные эмоции, сменяющие друг друга так быстро, что я не успевал их уловить. Мне начинало казаться, что она просто проигнорирует мой вопрос, но тут она заглушила двигатель и я удивленно огляделся. «Вольво» уже стоял у дома Чарли, припаркованный за моим пикапом. Поездки с Эдит определенно проходят легче, если не смотреть по сторонам, пока всё не кончится.

Когда я снова повернулся к Эдит, она сидела, уставившись на меня каким-то оценивающим взглядом.

— Значит, ты хочешь узнать, почему тебе нельзя увидеть, как я охочусь? — спросила она. Вопрос прозвучал вполне серьезно, но выражение лица было таким, словно ее что-то слегка забавляло. Ничего похожего на то, как она отреагировала тогда, в кафетерии.

— Да. И почему ты так… рассердилась, когда я спросил.

Эдит подняла брови:

— Я напугала тебя? — в голосе прозвучали нотки надежды.

— А ты хотела?

Она склонила голову набок:

— Возможно.

— Хорошо, тогда да, я был в ужасе.

Эдит улыбнулась и покачала головой, потом ее лицо снова стало серьезным. — Извини за такую острую реакцию. Просто представила, что мы охотимся… а ты рядом. — Ее челюсть напряглась.

— Это было бы плохо?

Она ответила сквозь зубы:

— Очень.

— Потому что…

Эдит сделала глубокий вдох и посмотрела через лобовое стекло на тяжелые кучевые облака, проплывавшие так низко, что, казалось, до них можно было дотянуться.

— Потому что во время охоты, — медленно и неохотно начала она, — мы отдаемся инстинктам… разум отступает на задний план. Чувства обостряются, особенно обоняние. Если бы ты оказался рядом, когда я вот так утрачиваю контроль… — она покачала головой, по-прежнему грустно глядя на облака.

Я сохранял невозмутимое выражение лица, ожидая, что она хотя бы мельком посмотрит на меня, чтобы оценить реакцию — и она посмотрела. Но не отвела глаз, и тишина стала глубже, изменилась. Эдит пристально глядела на меня, и вспышки электричества, подобные тем, что я чувствовал во время фильма, снова начали заряжать атмосферу. Только когда закружилась голова, я понял, что все это время не дышал. Нарушая молчание, я с трудом втянул воздух ртом, а она опустила веки.

— Бо, тебе, наверное, пора домой, — она снова смотрела на облака, а ее тихий голос был сейчас не таким атласно гладким — напоминал скорее шелк-сырец.

Я открыл дверь, и холодный ветер, ворвавшийся в машину, прояснил мой разум. Опасаясь, что из-за своего головокружения могу споткнуться, я осторожно выбрался из машины и, не глядя назад, захлопнул дверь. Звук работающего стеклоподъемника заставил меня обернуться.

— Бо? — позвала меня Эдит, с улыбкой наклонившись в сторону открытого правого окна.

— Да?

— Завтра моя очередь.

— Твоя очередь для чего?

Эдит улыбнулась шире, сверкнув белоснежными зубами:

— Задавать вопросы.

А потом она уехала, автомобиль пронесся по улице и исчез за углом прежде, чем я успел собраться с мыслями. Идя к дому, я тоже улыбался. По крайней мере, было очевидно, что она планирует увидеться со мной завтра.

Ночью в моих снах, как обычно, царила Эдит. Однако атмосфера в моем подсознании явно изменилась. Теперь его пронизывало то самое электричество, и я беспокойно ворочался всю ночь, часто просыпаясь. Только под утро мне наконец удалось забыться сном без сновидений.

Когда прозвенел будильник, я по-прежнему был уставшим, но в то же время возбужденным. Приняв душ, взялся за расческу и пристально уставился на свое отражение в зеркале. Ничего необычного, но кое-что всё же казалось другим. Темные и слишком густые волосы, чересчур бледная кожа, скулы выпирают — тут без изменений. Глаза у моего отражения остались такими же светло-голубыми… но я вдруг понял, что именно из-за них выгляжу иначе. Я всегда думал, что именно цвет придавал глазам — а значит, и всему моему лицу — такой неуверенный вид, но ведь цвет не изменился, а нерешительность исчезла. Парень, который смотрел на меня сейчас из зеркала, был непреклонным, убежденным в правильности своей линии поведения. Интересно, когда это случилось? Наверное, можно догадаться.

Завтрак прошел тихо, как я и ожидал. Чарли поджарил себе яичницу, я насыпал в миску хлопьев. Интересно, забыл ли он про эту субботу?

— Насчет субботы… — начал он, словно прочитав мои мысли. Что-то я становлюсь настоящим параноиком в этом отношении.

— Да, папа?

Чарли пересек кухню и открыл кран:

— По-прежнему собираешься в Сиэтл?

— Таков план, — я нахмурился, жалея, что он завел об этом разговор и теперь мне придется тщательно сочинять полуправду.

Чарли выдавил немного моющего средства на свою тарелку и потер ее щеткой:

— И ты уверен, что не успеешь на танцы?

— Я не иду на танцы, пап.

— Неужели никто не пригласил? — спросил он, уткнувшись взглядом в тарелку.

— Танцы не для меня, — напомнил я ему.

— Ну да, — нахмурился он, вытирая тарелку насухо.

Может, его беспокоит, не становлюсь ли я изгоем? И следовало сообщить ему, что я получил много приглашений? Но это, само собой, дало бы обратный результат. Чарли не обрадовался бы, узнав, что я их все отклонил. Тогда пришлось бы сказать ему, что есть одна девушка… которая меня не пригласила… а такой разговор уж точно не хотелось затевать.

Это заставило меня задуматься о выпускном, о Тейлор и платье, которое у нее уже есть, об отношении ко мне Логана и обо всей этой путанице. Я не знал, что мне с этим делать. Ни в одной Вселенной я не собирался идти на выпускной. В мире, где существует Эдит Каллен, меня не может заинтересовать никакая другая девчонка. Нечестно было бы пойти на поводу у Тейлор и позволить ей осуществить план, к которому у меня не лежит душа. Проблема в том, чтобы сообразить, как…

Помахав мне на прощанье, Чарли ушел, а я поднялся наверх, чтобы почистить зубы и собраться в школу. Услышав, как патрульная машина отъехала, я сумел продержаться только пару секунд, а потом выглянул в окно. Серебристый автомобиль уже был там, стоял на том месте, где обычно парковался Чарли. Перепрыгивая через три ступеньки, я в мгновение ока оказался за дверью. Интересно, как долго продлится этот странный распорядок? Вот бы он никогда не заканчивался.

Она ждала в машине и даже не посмотрела, когда я захлопнул дверь дома, не позаботившись как следует запереть ее на ключ. Я подошел к автомобилю, чуть поколебался и, открыв дверцу, забрался внутрь. Эдит улыбалась, спокойная и, как обычно, до боли идеальная.

— Доброе утро. Как дела? — ее глаза изучали мое лицо, словно вопрос таил в себе нечто большее, чем просто вежливость.

— Хорошо, спасибо. — У меня всегда всё было хорошо, когда она была рядом… намного лучше, чем просто хорошо.

Ее взгляд остановился на кругах под моими глазами:

— Ты выглядишь уставшим.

— Не мог заснуть, — признался я.

Она рассмеялась:

— Как и я.

Мотор тихо заурчал. Я начинал привыкать к этому звуку. Не исключено, что рев моего пикапа испугает меня, когда я в следующий раз сяду за руль.

— Пожалуй, да, — сказал я. — Вероятно, я поспал все-таки дольше, чем ты.

— Держу пари, так оно и есть.

— И чем же ты занималась этой ночью?

Эдит снова засмеялась:

— Ну уж нет. Сегодня моя очередь задавать вопросы.

— Да, точно, — я наморщил лоб. Понятия не имею, что во мне могло бы ее заинтересовать. — Что ты хочешь знать?

— Какой твой любимый цвет? — спросила она на полном серьезе.

Я пожал плечами:

— Когда как.

— А сегодня?

— Наверное… золотистый.

— За твоим выбором что-то стоит или ты назвал наобум?

Я смущенно кашлянул.

— Это сегодняшний цвет твоих глаз. Если ты спросишь меня через неделю, я, наверное, выберу черный.

Она посмотрела на меня с выражением, которое мне не удалось полностью разгадать, но, прежде чем я успел спросить, перешла к следующему вопросу:

— Какая музыка сейчас в твоем плейере?

Мне пришлось задуматься на секунду-другую, а потом я вспомнил, что последним диском, который я слушал, был тот, что подарил мне Фил. Когда я назвал группу, Эдит с улыбкой открыла лючок под автомобильной магнитолой, достала один из множества втиснутых в это крошечное пространство дисков и подала его мне. Это был тот же самый диск.

— Дебюсси… и это? — спросила она, изгибая бровь.

Так продолжалось целый день. На переменах и весь обеденный перерыв Эдит непрерывно задавала мне вопросы. Ей не терпелось узнать каждую незначительную подробность моего существования. Фильмы, которые мне нравятся и которые я ненавижу, немногие места, где мне довелось побывать и, гораздо более многочисленные, — куда я хотел бы съездить. И книги — бесчисленные вопросы о прочитанных книгах.

Уж и не помню, когда я в последний раз столько разговаривал. Почти всё время я испытывал смущение, зная, что непременно наскучу Эдит. Но она всякий раз, казалось, с нетерпением ожидала моего очередного ответа, уже приготовив уточняющий вопрос, и ей постоянно было мало. Поэтому я соглашался на этот психоанализ, такой, казалось бы, важный для неё.

Когда раздался первый звонок, я глубоко вздохнул. Пора.

— Ты еще не задала мне один вопрос.

— Вообще-то, не один, но какого конкретно ты ждешь?

— Самое позорное из того, что я когда-либо сделал.

Эдит улыбнулась:

— Какая-то впечатляющая история?

— Пока не уверен. Сообщу тебе через пять минут.

Резко отодвинув стул, я поднялся. Глаза Эдит светились любопытством.

Мои приятели уже вставали из-за стола, за которым я обычно обедал. Я подошел к ним.

На щеках у меня пылали красные пятна, но это, наверное, было даже к лучшему. Мне и полагалось выглядеть взволнованным. В любом случае тот симпатичный парень в мелодраматическом сериале, который фанатично смотрела мама, выглядел воодушевленным, когда играл эту сцену. Благодаря этому персонажу у меня, по крайней мере, был общий набросок сценария, приукрашенный моими давними мыслями об Эдит — нужно было придерживаться линии лести.

Заметивший меня первым Джереми смотрел испытующе. Его взгляд перебегал с моего раскрасневшегося лица на Эдит и обратно.

— Тейлор, можно тебя на минутку? — в полный голос заговорил я, подходя.

Она была в самом центре группы. Логан повернулся и сердито уставился на меня своими зеленоватыми рыбьими глазами.

— Конечно, Бо, — ответила явно озадаченная Тейлор.

— Слушай, — начал я, — я так больше не могу.

Все резко замолчали. Глаза Джереми округлились до предела. Аллен явно был в замешательстве. МакКейла послала мне осуждающий взгляд, словно ей не верилось, что я способен на такую бестактность. Но она не знала, что именно я делаю и почему мне нужны зрители.

Тейлор потрясенно переспросила:

— Как?

Я нахмурился. Это не составило труда — я довольно сильно злился, что не смог отговорить себя от этого или придумать что-нибудь получше. Но менять что-нибудь было уже слишком поздно.

— Я устал быть пешкой в твоей игре, Тейлор. Ты хоть понимаешь, что у меня есть и собственные чувства? А мне остается лишь наблюдать, как ты используешь меня, чтобы заставить ревновать другого, — я быстро взглянул на Логана, стоявшего с отвисшей челюстью, и тут же вернул всё внимание Тейлор. — Тебе плевать, что ты разбиваешь мне сердце. Это твоя красота сделала тебя такой жестокой?

Глаза Тейлор округлились, рот открылся, приняв форму буквы «О».

— Я больше не играю. Весь этот фарс с балом? Я пас. Иди с тем, с кем тебе действительно хочется быть, — на сей раз Логану достался от меня более долгий неприязненный взгляд.

А потом я резко вышел, распахнув дверь ударом плеча — надеюсь, получилось эффектно.

Мне никогда этого не забудут.

Но, по крайней мере, теперь я свободен. Вероятно, оно того стоило.

Внезапно рядом со мной оказалась Эдит, шагая в ногу, словно мы с самого начала шли вместе.

Это и правда было впечатляюще, — сказала она.

Я глубоко вдохнул:

— Возможно, немного перехватил. Сработало?

— Как по волшебству. Тейлор чувствует себя роковой женщиной и даже не вполне понимает, почему. Буду удивлена, если Логан до понедельника не пригласит ее на бал.

— Отлично, — проворчал я.

— А теперь вернемся к тебе…

Эдит продолжала свою викторину, пока мы не пришли в кабинет биологии, и сделала паузу только при появлении миссис Баннер, которая снова тащила за собой видеосистему. Когда учительница закончила приготовления и повернулась к выключателю, чтобы погасить свет, я увидел, как Эдит отодвинула свой стул на полдюйма в сторону от моего. Это не помогло. Как только аудитория погрузилась в темноту, возникло точно такое же электрическое напряжение, то же непрестанное желание протянуть руку через разделяющее нас крошечное пространство и дотронуться до холодной гладкой кожи Эдит.

Это напоминало зуд, который становится всё более нестерпимым. Я не мог уделить внимание чему-нибудь еще. Надеюсь, по этому фильму, как бы он ни назывался, не будет вопросов на годовом экзамене.

Прошло немного времени — минут пятнадцать, вероятно, а может быть, всего две, просто показавшиеся такими долгими из-за этого электричества — и, подвинув стул, я начал медленно наклоняться в сторону, пока моя рука не коснулась плеча Эдит. Она не отстранилась.

Я думал, что кратковременный контакт может помочь, что он снимет мучительное желание, но эффект оказался обратным. Легкий трепет электричества стал усиливаться, превращаясь в более сильную вибрацию. Внезапно мне смертельно захотелось обхватить Эдит, подтянуть поближе и прижать к себе. Я хотел провести пальцами по всей длине ее волос, зарыться в них лицом. Хотел обрисовать ее губы, линию скул, изгиб горла…

Не вполне приемлемо для кабинета, полного людей.

Наклонившись вперед, я положил руки на стол и сжал край столешницы пальцами, пытаясь удержать себя на месте. Я не смотрел на Эдит, боясь, что, если встречу ее взгляд, это только затруднит сохранение самоконтроля. Я пытался заставить себя смотреть фильм, но цветовые пятна просто не желали превращаться в связные кадры.

Когда миссис Баннер включила свет, я снова вздохнул с облегчением, а потом посмотрел наконец на Эдит — и встретил ее взгляд, полный противоречивых эмоций.

Как и вчера, мы шли к спортзалу, не разговаривая. И так же, как накануне, она молча коснулась моего лица — на этот раз провела по щеке тыльной стороной холодной кисти, — после чего повернулась и ушла.

Физкультура пролетела быстро. Чтобы сэкономить время, тренер Клапп велела нам остаться в тех же парах, поэтому МакКейле пришлось опять быть моей партнершей. Стоя в стороне ради нашей общей безопасности, я смотрел, как она творит чудеса на корте. Она не разговаривала со мной, но было ли это из-за сцены в кафетерии, из-за нашей вчерашней ссоры или из-за моего отсутствующего выражения лица, не знаю. Каким-то укромным уголком мозга я чувствовал, что виноват. Но не мог сфокусироваться на МакКейле сильнее, чем на фильме во время урока биологии.

Выйдя из спортзала и увидев стоящую в тени здания Эдит, я испытал знакомое чувство гармонии. Всё в моем мире было правильным. Лицо автоматически расплылось в широкой улыбке. Эдит тоже улыбнулась мне, а потом возобновила допрос.

Теперь отвечать стало не так легко. Она хотела знать, чего мне не хватает с тех пор, как я уехал из Финикса, причем настаивала на подробном описании всего, что не было ей знакомо. Мы сидели в машине возле дома Чарли уже несколько часов, небо тем временем потемнело, над нами разразился внезапный ливень.

Я пытался сделать невозможное — например, описать словами горький, но приятный смоляной запах креозота или пронзительный надрывный хор июльских цикад, перистые кроны деревьев, огромное выгоревшее на солнце небо, простирающееся от горизонта до горизонта. Самым трудным было объяснить, что кажется мне таким прекрасным в тех местах, где красоту открытых солнцу мелких чаш долин между крутыми холмами не способна испортить даже колючая растительность, которая в большинстве своем выглядит полумертвой. Я обнаружил, что, пытаясь донести всё это до Эдит, активно использую жестикуляцию.

Ее тихие наводящие вопросы постоянно помогали мне говорить свободно и не смущаться из-за того, что говорю фактически я один. Наконец, когда я завершил подробное описание своей старой комнаты, Эдит сделала паузу, не подкинув мне тут же очередного вопроса.

— У тебя всё? — с облегчением осведомился я.

— Ничего подобного… но скоро вернется твой отец.

— Сколько сейчас? — поинтересовался я и, взглянув на часы на приборной доске, удивился, как незаметно пролетело время.

— Уже сумерки, — пробормотала Эдит, глядя на западный горизонт, скрытый за облаками. Ее голос прозвучал задумчиво, словно мыслями она была где-то очень далеко. Я смотрел на нее, а она невидяще уставилась куда-то за лобовое стекло.

Я все еще пялился на нее, когда она вдруг снова перевела взгляд на меня.

— Это самое безопасное для нас время суток, — сказала она, отвечая на невысказанный вопрос, который прочитала в моих глазах. — Самое простое. Но еще и самое грустное в каком-то смысле… конец еще одного дня, возвращение ночи. Мрак так предсказуем, согласен? — она печально улыбнулась.

— А мне ночь нравится. Звезды можно увидеть только в темноте, — я нахмурился. — Хотя здесь они показываются нечасто.

Эдит засмеялась, и настроение внезапно поднялось.

— Чарли будет здесь уже через несколько минут. Поэтому… впрочем, может быть, ты хочешь сообщить ему, что проведешь субботу со мной?.. — она посмотрела на меня с надеждой.

— Нет уж, спасибо, — я взял свой рюкзак, двигаясь скованно из-за того, что так долго сидел неподвижно. — Значит, завтра моя очередь?

— Разумеется, нет! — она притворилась разгневанной. — Я же сказала, что еще не закончила, ведь так?

— Да что еще могло остаться?

Она продемонстрировала ямочки:

— Завтра узнаешь.

Я смотрел на нее, слегка ошеломленный, как обычно.

Мне всегда казалось, что у меня нет излюбленного типа девушек. В моей компании в Финиксе каждый предпочитал что-то свое: одному нравились блондинки, другому важны были только ножки, а третьему — исключительно голубые глаза. Я считал себя не таким привередливым — хорошенькая девушка и есть хорошенькая. И только теперь понял, что угодить мне труднее, чем любому из них. Оказывается, мои предпочтения чрезвычайно специфичны… просто раньше я их не осознавал. Понятия не имел, что мой любимый цвет волос — рыжеватый с бронзовым отливом, потому что никогда прежде не видел ничего похожего. Не был в курсе, что ищу глаза цвета мёда, ведь я отродясь таких не встречал. Не представлял, что губы у девушки должны изгибаться определенным образом, а под полукружиями длинных темных ресниц необходимы высокие скулы. В общем, лишь одна фигура, одно лицо могли бы тронуть меня.

Как идиот, позабыв обо всех предостережениях, я потянулся, наклоняясь, к ее лицу.

Она торопливо отодвинулась.

— Прошу про… — начал было я, опуская руку.

Но Эдит вдруг вскинула голову и снова уставилась в окно, вглядываясь в дождь.

— Ох, нет, — выдохнула она.

— Что случилось?

Она стиснула зубы, брови ее сошлись в одну напряженную линию над глазами. Она коротко взглянула на меня и угрюмо сказала:

— Еще одно осложнение.

Перегнувшись через меня — ее близость мгновенно послала мое сердце в неровный галоп, — Эдит одним резким движением распахнула мою дверцу и тут же практически отпрянула.

Сквозь струи дождя пробился свет фар. Я пригляделся, ожидая увидеть патрульный автомобиль Чарли и заготавливая в уме целую кучу объяснений, но оказалось, что это незнакомый темный седан.

— Быстрее, — поторопила Эдит.

Она сердито смотрела сквозь ливень на приближающуюся машину.

Я немедленно выпрыгнул из «вольво», хотя ничего не понял. Дождь хлестал по лицу, и я натянул капюшон.

Было слишком темно, поэтому мне не удалось разглядеть тех, кто находился на передних сиденьях седана. Эдит, ярко освещенная фарами подъехавшего автомобиля, всё еще смотрела вперед, не сводя глаз с чего-то или кого-то невидимого для меня. Ее лицо выражало странную смесь отчаяния и вызова.

Потом она включила двигатель, покрышки взвизгнули на мокром асфальте. «Вольво» в считаные секунды скрылся в сумраке.

— Привет, Бо! — окликнул меня кто-то знакомым хрипловатым голосом с водительской стороны маленького черного автомобиля.

— Джулс? — я прищурился, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь сквозь струи дождя. И тут из-за угла показалась патрульная машина Чарли, осветив прожектором людей, приехавших в седане.

Джулс уже выбиралась наружу, даже в темноте была видна ее широкая улыбка. Женщина на пассажирском сиденье была гораздо старше, с горделивой осанкой и необычным лицом — строгим и стоическим. Морщинки избороздили смуглую кожу, словно старую кожаную куртку. Под широкими бровями я увидел удивительно знакомые глаза. Черные, глубоко посаженные, они казались одновременно слишком юными и слишком древними для ее лица. Мать Джулс, Бонни Блэк. Я сразу же ее узнал, хотя прошло уже больше пяти лет с нашей последней встречи и я даже не сумел вспомнить ее имя, когда Чарли заговорил о ней в день моего приезда сюда. Она пристально разглядывала меня, поэтому я неуверенно ей улыбнулся. Тут до меня дошло еще кое-что: я заметил, что ее глаза расширены, словно от потрясения или страха, ноздри гневно раздуты, — и моя улыбка потускнела.

Как и сказала Эдит, еще одно осложнение.

Бонни все еще смотрела на меня напряженным тревожным взглядом. Неужели она так легко узнала Эдит? Может ли она действительно верить в неправдоподобные легенды, которые высмеивала ее дочь?

Ответ ясно читался в глазах Бонни: да.

Да, она может.

Глава двенадцатая

Точка равновесия

— Бонни! — воскликнул Чарли, выходя из машины.

Повернувшись к дому, я махнул Джулс, чтобы она шла за мной и, пригнувшись, взбежал под навес над крыльцом. Слышно было, как позади меня Чарли громко приветствовал ее.

— Я притворюсь, что не видел тебя за рулем, юная леди.

— В резервации нам выдают права раньше, — проговорила Джулс, пока я отпирал дверь и включал свет на крыльце.

— Ну конечно! — засмеялся Чарли.

— Мне же надо как-то передвигаться, — несмотря на все прошедшие годы, я с легкостью узнал низкий голос Бонни и тут же снова почувствовал себя ребенком.

Войдя внутрь, я оставил дверь открытой и, включив свет, повесил куртку. Затем встал на пороге, с тревогой наблюдая, как Чарли и Джулс помогают Бонни пересесть из машины в инвалидное кресло.

Я отступил с дороги, и все трое заторопились внутрь, стряхивая с себя дождевую воду.

— Вот это сюрприз, — сказал отец.

— Давно не виделись, — ответила Бонни. — Надеюсь, мы не помешали? — Взгляд ее темных непроницаемых глаз снова метнулся ко мне.

— Нет, это здорово. Надеюсь, вы сможете остаться на игру.

— Наверное, так и было задумано: наш телевизор сломался на прошлой неделе, — широко улыбнулась Джулс.

Бонни скривилась, взглянув на дочь:

— Ну и, конечно, Джулс не терпелось снова увидеться с Бо, — добавила она. Девушка в ответ сердито нахмурилась.

— Есть будете? — поинтересовался я, повернувшись в сторону кухни. Под испытующим взглядом Бонни мне было неловко.

— Не, мы поели перед выходом, — ответила Джулс.

— А ты, Чарли? — бросил я через плечо, скрываясь за углом.

— Да, конечно, — ответил он, направляясь, судя по голосу, в гостиную к телевизору. До меня донеслось поскрипывание кресла Бонни, следующей за ним.

На сковороде жарились бутерброды с сыром, и я как раз нарезал помидор, когда почувствовал, что кто-то подошел сзади.

— Ну, как жизнь? — поинтересовалась Джулс.

— Неплохо, — улыбнулся я, не в силах противостоять ее задору. — А у тебя? Закончила с машиной?

— Нет, — помрачнела она. — Мне все еще нужны некоторые детали. Эту мы одолжили, — девушка указала большим пальцем в сторону подъездной дорожки перед домом.

— Прости. Я так и не видел ни одного… что ты там искала?

— Главный тормозной цилиндр, — усмехнулась она. И неожиданно спросила: — Что-то стряслось с пикапом?

— Нет.

— А. Просто ты приехал не на нём.

Уставившись на сковородку, я приподнял край бутерброда, чтобы проверить, хорошо ли поджарился низ.

— Меня подвез друг.

— Хорошая машина, — восхитилась Джулс. — Но я не узнала водителя. Мне казалось, я знаю здесь почти всех ребят.

Уклончиво кивнув, я не поднимал головы, переворачивая бутерброды.

— Похоже, мама знает ее откуда-то.

— Джулс, не могла бы ты подать мне тарелки? Они в шкафчике над мойкой.

— Конечно.

Джулс молча достала посуду. Я надеялся, что теперь она бросит эту тему.

— Так кто это был? — полюбопытствовала она, поставив две тарелки рядом со мной.

— Эдит Каллен, — сдался я со вздохом.

К моему удивлению девушка рассмеялась. Взглянув на нее, я заметил, что она, похоже, немного смущена.

— Тогда понятно. А то я гадала, с чего это мама так странно себя вела.

— Точно. Ей же не нравятся Каллены, — наигранно невинно воскликнул я.

— Суеверная зануда, — пробормотала Джулс себе под нос.

— Думаешь, она ничего не скажет Чарли? — слова сорвались с языка тихим шепотом, против моей воли.

С минуту Джулс смотрела на меня с непроницаемым выражением лица.

— Сомневаюсь, — наконец ответила она. — Кажется, в последний раз Чарли устроил ей хорошую выволочку. После этого они почти не разговаривали, и сегодня своего рода примирение. Вряд ли она снова поднимет этот вопрос.

О, — я постарался сказать это безразлично, как будто мне всё равно.

Я отнес ужин отцу и остался в гостиной, делая вид, что смотрю игру, и рассеянно болтая с Джулс. В основном же прислушивался к разговору взрослых, выискивая малейшие признаки того, что Бонни собирается выдать меня, и думая о том, как остановить ее в этом случае.

Вечер выдался долгим. Мне надо было сделать кучу домашних заданий, но я боялся оставить Бонни наедине с Чарли. Наконец игра закончилась.

— Вы с друзьями собираетесь в ближайшее время снова приехать на пляж? — спросила Джулс, перекатывая мать через порог.

— Хм, точно не знаю, — уклонился я от прямого ответа.

— Было весело, Чарли, — сказала Бонни.

— Приезжайте на следующую игру, — пригласил отец.

— Конечно, конечно. Приедем. Спокойной ночи, — ее взгляд остановился на мне, и улыбка исчезла с лица. — Будь осторожен, Бо, — добавила она серьезно.

— Спасибо, — буркнул я, отводя глаза.

И направился к лестнице, однако Чарли подозвал меня, стоя в дверях:

— Подожди, Бо.

Я поежился. Неужели Бонни успела сказать что-то до моего прихода в гостиную?

Но Чарли был спокоен и до сих пор улыбался после этого неожиданного визита.

— Мне не удалось поговорить с тобой сегодня. Как прошел день?

— Хорошо, — я остановился, поставив ногу на нижнюю ступеньку и пытаясь придумать, какими подробностями могу спокойно поделиться. — Моя команда по бадминтону выиграла все четыре гейма.

— Ух ты, я и не знал, что ты умеешь играть в бадминтон.

— Ну, вообще-то не умею, но у меня отличная партнерша, — признался я.

— Кто это? — спросил он без особого интереса.

— Ээ… МакКейла Ньютон.

— Ну да, ты говорил, что подружился с дочерью Ньютонов, — воодушевился он. — Хорошая семья, — с минуту он задумчиво молчал. — А пойти с тобой на танцы в выходные эта девушка не захотела?

— Пап! — простонал я. — Она вроде как встречается с моим другом Джереми. К тому же тебе отлично известно, что я не танцую.

— А, да, — пробормотал он и добавил с извиняющейся улыбкой: — Тогда хорошо, что тебя не будет в субботу… Обещают теплую погоду, и я как раз договорился с ребятами из участка насчет совместной рыбалки. Но если захочешь отложить поездку, пока кто-нибудь не составит тебе компанию, я могу побыть дома. Знаю, я и так слишком часто оставляю тебя одного.

— Пап, ты отлично справляешься, — сказал я, стараясь не показывать облегчения в своем голосе. — А меня никогда не напрягает одиночество — весь в тебя! — я усмехнулся, и Чарли улыбнулся мне в ответ, отчего в уголках глаз появились морщинки.

Этой ночью я спал лучше, так как слишком устал, чтобы видеть сны. Проснувшись при жемчужно-сером свете утра, я чувствовал себя почти под кайфом, настолько оптимистичным был мой настрой. Напряженная ситуация вчера вечером с Бонни и Джулс сейчас казалась довольно безобидной, и я решил полностью забыть о ней. Раздирая волосы расческой, я поймал себя на том, что насвистываю, и потом еще раз, когда мчался вниз по лестнице. Чарли тоже это заметил.

— Ты сегодня веселый, — сказал он за завтраком.

— Пятница, — пожал плечами я.

Я спешил, чтобы быть готовым и выйти в ту же секунду, как уедет Чарли. Мой рюкзак был собран, ботинки надеты, зубы почищены. Но хотя я рванул к дверям, как только машина Чарли скрылась из виду, Эдит опередила меня. Она уже ждала в машине с выключенным двигателем и открытыми окнами.

В этот раз я без колебаний сел в ее автомобиль. Она улыбнулась, показывая свои ямочки, отчего я, наверное, получил очередной сердечный мини-приступ. Я не в силах был представить более прекрасное существо — будь то человек, богиня или ангел. В ней ничто не нуждалось в улучшении.

— Как спалось? — спросила она. Интересно, знает ли она, как неотразим ее голос, или же делает его таким целенаправленно…

— Хорошо. А как ты провела ночь?

— Приятно.

— Можно узнать, чем ты занималась?

— Нет, — широко улыбнулась она. — Сегодня все еще моя очередь задавать вопросы.

Сегодня она расспрашивала о людях: снова о моей маме, о ее разнообразных хобби, о том, как мы с ней проводили свободное время. Потом о единственной бабушке, которую я знал, о моих немногочисленных школьных друзьях — а затем я покрылся красными пятнами, как только она спросила о девушках, с которыми я встречался. Я испытал облегчение, поскольку до сих пор у меня, в общем-то, не было девушек, так что этот разговор оказался коротким. Казалось, Эдит была удивлена отсутствием в моем прошлом каких-либо романтических отношений.

— И что же ты так и не встретил ту, что тебе по-настоящему нравилась? — спросила она таким серьезным тоном, что мне стало интересно, о чем она думала в тот момент.

— В Финиксе — нет, — ответил я, а ее губы сжались в узкую полоску.

В это время мы были в кафетерии. Полдня пролетело по распорядку, который быстро становился привычным. Эдит ненадолго замолчала, а я решил воспользоваться моментом и откусить от сэндвича.

— Надо было позволить тебе сегодня ехать на твоей машине, — вдруг сказала она

Я сглотнул.

— Почему?

— После обеда мы с Арчи уезжаем.

— О, — я разочарованно моргнул, — ничего страшного. Тут не так уж далеко, я прогуляюсь.

Она нетерпеливо нахмурилась:

— Я не заставлю тебя идти домой пешком. Мы пригоним твой пикап и оставим его здесь.

— У меня нет с собой ключей, — вздохнул я. — Да ладно, я не возражаю пройтись.

Вот против того, что придется провести с Эдит меньше времени, я и правда возражал.

Она покачала головой:

— Твой пикап будет здесь, а ключ в замке зажигания, если только не боишься, что кто-то может угнать твое транспортное средство, — сказала она и рассмеялась над таким предположением.

— Хорошо, — согласился я. Я был уверен, что мой ключ в кармане джинсов, которые я носил в среду, а сами они сейчас под грудой одежды в стирке. Даже если Эдит заберется в дом, или что там она собирается сделать, ключ ей ни за что не найти. Эдит, казалось, почувствовала вызов в моем согласии и самоуверенно усмехнулась.

— Так куда вы отправляетесь? — спросил я как можно небрежнее.

— На охоту, — ответила она мрачно. — Если нам предстоит остаться завтра наедине, я приму все возможные меры предосторожности, — ее лицо стало грустным… и умоляющим. — Знаешь, ты ведь всегда можешь отказаться.

Я опустил глаза, боясь поддаться убеждающей энергии ее взгляда. Не позволю отговорить меня от нашего дня наедине, независимо от того, насколько реальна опасность. «Это не имеет значения», — мысленно повторил я.

— Нет, не могу, — прошептал я, снова взглянув ей в лицо.

— Вероятно, ты прав, — пробормотала она.

Ее глаза, казалось, быстро темнели, и я решил поменять тему разговора.

— Во сколько мы завтра встречаемся? — спросил я, уже впадая в уныние из-за того, что сейчас она уйдет.

— Ну как сказать… Завтра суббота. Разве тебе не захочется поспать подольше? — спросила она.

— Нет, — слишком быстро ответил я, и Эдит усмехнулась:

— Тогда как обычно?

Я кивнул:

— Куда мне за тобой заехать?

— Я буду у твоего дома, как обычно.

— Хм… это вряд ли поможет мне с Чарли, если на нашей подъездной дорожке будет стоять неизвестно откуда взявшийся Вольво.

Теперь ее улыбка стала снисходительной:

— Я не собиралась приезжать на автомобиле.

— Но как… — начал я, но Эдит перебила меня:

— Не переживай. Я буду там, без машины. Чарли точно не увидит ничего необычного, — голос ее стал суровым. — А потом, если ты не вернешься домой, это будет неразрешимой загадкой, не так ли?

— Пожалуй, — ответил я, пожимая плечами. — Может, я даже попаду в новости, и всё такое.

Она нахмурилась, но я это проигнорировал, прожевывая очередной кусочек своего обеда.

Когда ее лицо наконец-то расслабилось, хотя по-прежнему не выглядело счастливым, я спросил:

— На кого вы охотитесь сегодня?

— Что найдем в местном заповеднике. Мы не поедем далеко, — она пристально смотрела на меня, как будто ее немного сердило и в то же время слегка забавляло то, как буднично я говорю о ее необычной жизни.

— Почему ты едешь с Арчи? Ведь ты сказала, что он тебя раздражает?

Она нахмурилась:

— И все же он самый… понимающий.

— А остальные? — нерешительно спросил я, не вполне уверенный, хочу ли я это знать. — Какие они?

Она наморщила лоб:

— Скептики… по большей части.

Я бросил быстрый взгляд в их сторону. Они сидели, глядя кто куда, точно так же, как когда я увидел их впервые. Только сейчас они были вчетвером, а их прекрасная бронзововолосая сестра принадлежала мне, по крайней мере, на этот час.

— Я им не нравлюсь, — догадался я.

— Дело не в этом, — возразила она, но ее взгляд был слишком уж невинным. — Им непонятно, почему я не могу оставить тебя в покое.

Я нахмурился:

— Мне тоже.

Она улыбнулась:

— Бо, ты очень отличаешься ото всех, кого я когда-либо знала. Ты завораживаешь меня.

Часть меня была уверена, что она насмехается надо мной — та часть, которая никак не могла забыть, что я самый скучный человек из всех, кого знаю.

— Я не в состоянии этого понять, — признался я.

— У меня преимущество, — пробормотала она, касаясь пальцем своего лба. — И поэтому я лучше многих улавливаю человеческую натуру. Люди предсказуемы. Но ты… Ты никогда не делаешь то, чего я ожидаю. Постоянно застаешь меня врасплох…

Я отвел глаза, и взгляд мой привычно устремился в дальний угол кафетерия, где сидела семья Эдит. Последние слова заставили меня почувствовать себя объектом какого-то научного эксперимента. Хотелось засмеяться над собой за то, что я ожидал чего-то другого.

— Эту часть довольно просто объяснить, — продолжила она. Я чувствовал, что она смотрит на меня, но все еще не мог ответить ей тем же. Был уверен, что она увидит в моих глазах презрение к самому себе. — Но есть и еще кое-что… и это уже не так просто выразить словами…

Пока она говорила, я продолжал рассеянно глядеть на Калленов. Внезапно Роял повернул голову и посмотрел прямо на меня. Даже не посмотрел, а свирепо впился в меня черными холодными глазами. Я хотел отвести взгляд, но такая открытая враждебность буквально заморозила меня, пока Эдит не прервалась на полуслове и не издала чуть слышный сердитый звук — что-то вроде шипения.

Роял отвернулся; для меня было облегчением освободиться от его взгляда. Я снова посмотрел на Эдит широко раскрытыми глазами.

— Это была явная неприязнь, — пробормотал я.

На ее лице отразилась боль:

— Прости. Он просто беспокоится. Понимаешь… это опасно не только для меня, если после того, как я открыто проводила столько времени с тобой… — она опустила глаза.

— Если?

— Если это закончится… плохо, — она опустила голову на руки, в ее позе отчетливо читалось страдание. Я хотел ее как-то успокоить, сказать, что с ней никогда не случится ничего плохого, но не мог подобрать правильных слов. Не раздумывая я потянулся и дотронулся до ее локтя. Она была одета только в футболку с длинными рукавами, и я сразу почувствовал под рукой холод. Эдит не пошевелилась, а я сидел, медленно осознавая, что ее слова должны были напугать меня. Я ждал, что страх все же придет, но не ощущал ничего, кроме боли от того, что она страдает.

Она все еще прятала лицо в ладонях.

Я попытался говорить нормальным голосом:

— И ты должна уйти прямо сейчас?

— Да, — она уронила руки. Я продолжал касаться ее предплечья. Она посмотрела туда, где находилась моя ладонь, и вздохнула. Внезапно настроение Эдит изменилось, она улыбнулась: — Это, наверное, даже к лучшему. Осталось еще пятнадцать минут этого проклятого фильма по биологии — думаю, я больше не в состоянии это выдерживать.

Я вздрогнул и отдернул руку, неожиданно обнаружив стоящего за плечом Эдит Арчи — выше ростом, чем мне казалось, с короткой щетиной темных волос, с черными как чернила глазами.

Эдит, не отрывая взгляда от меня, поприветствовала брата:

— Арчи.

— Эдит, — ответил он, пародируя ее тон. У него был мягкий тенор, такой же бархатистый, как голос Эдит.

— Арчи, это Бо… Бо, это Арчи, — представила она нас с суховатой улыбкой на лице.

— Привет, Бо. — его глаза сверкали, как черные бриллианты, но улыбка была дружелюбной. — Приятно наконец-то с тобой познакомиться, — он слегка выделил «наконец-то».

Эдит бросила на него мрачный взгляд.

Нетрудно было поверить, что Арчи вампир. Стоящий в двух футах от меня. С темными голодными глазами. Я почувствовал, как капля пота скатывается по шее.

— Э… привет, Арчи.

— Ты готова? — спросил он у Эдит.

Ее голос звучал холодно:

— Почти. Встретимся в машине.

Арчи ушел, не сказав ни слова; его походка была настолько плавной и грациозной, что мне снова подумалось о танцорах, хотя движения выглядели не вполне человеческими.

Я сглотнул:

— Следует ли сказать «желаю повеселиться», или это неуместно?

— Подходит не хуже всего остального, — усмехнулась она.

— Тогда желаю вам повеселиться, — я пытался говорить с энтузиазмом, но Эдит, разумеется, не поверила.

— Я попытаюсь. А ты постарайся поберечь себя, пожалуйста.

Я вздохнул:

— Сберечь себя в Форксе — сложная задача.

Она сжала зубы:

— Для тебя — действительно сложная. Обещай.

— Обещаю постараться поберечься, — продекламировал я. — Я собирался воспользоваться стиральной машиной… или это слишком опасное занятие? Я имею в виду, что могу свалиться в нее или еще как-то пострадать.

Она сузила глаза.

— Хорошо-хорошо. Я сделаю все возможное.

Она встала, я тоже поднялся.

— Увидимся завтра, — вздохнул я.

Она задумчиво улыбнулась:

— Тебе кажется, что это очень нескоро, не так ли?

Я угрюмо кивнул.

— Завтра утром я буду на месте, — пообещала она, а потом, подойдя ко мне, легонько прикоснулась к моей руке и развернулась, чтобы уйти. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду.

Очень не хотелось идти в класс, и я подумывал прогулять с пользой для здоровья, но понял, что это было бы безответственно. Я догадывался: не увидев меня на уроке, МакКейла и остальные решат, что я ушел с Эдит. А она и так беспокоится насчет времени, которое мы открыто проводили вместе… и если что-то случится… Я не собирался размышлять о том, что это означает или насколько может быть болезненно. Я просто искал способ как можно надежнее обеспечить ее безопасность. В общем, надо было идти на занятие.

Я был уверен, и, казалось, она тоже, что завтра для нас все изменит. Она и я… если мы намереваемся быть вместе, то нам придется встретиться с этим в открытую. Нельзя продолжать неустойчиво балансировать на грани «почти-вместе». Рано или поздно мы упадем, и только от Эдит зависит, в какую сторону. Я был согласен на всё даже до того, как сделал осознанный выбор, и готов довести дело до конца. Потому что ничто не приводит меня в ужас сильнее, не причиняет больше боли, чем мысль о том, что я никогда больше не увижу Эдит.

То, что ее не было рядом со мной на биологии, не помогло мне сосредоточиться. Напряжения и электричества не возникало, но я был слишком занят мыслями о завтрашнем дне, чтобы уделить достаточно внимания уроку.

На физкультуре МакКейла, казалось, простила меня. Пожелала хорошо провести время в Сиэтле. Я осторожно объяснил, что отменил поездку из-за проблем с пикапом.

Она вдруг снова надулась:

— Ты пригласил Эдит на танцы?

— Нет. Я же говорил тебе, что не пойду.

— Тогда чем ты будешь заниматься?

Я весело соврал:

— Устрою стирку, а потом буду готовиться к тесту по тригонометрии, а то я его провалю.

Она нахмурилась:

— Эдит будет помогать тебе «готовиться»?

Я прямо-таки услышал, как она взяла последнее слово в кавычки.

— Если бы, — с улыбкой сказал я. — Она намного умнее меня. Но она куда-то уехала на все выходные со своим братом, — забавно, что эта ложь далась мне намного легче, чем обычно. Возможно потому, что я лгал не для себя, а ради кого-то другого.

МакКейла оживилась:

— О, знаешь, ты все еще можешь пойти на танцы с нами. Это было бы здорово. Мы все будем танцевать с тобой, — пообещала она.

Перед глазами встало лицо Джереми, и тон моего голоса стал резче, чем необходимо:

— МакКейла, я не пойду на танцы, понятно?

— Замечательно, — отрезала она. — Я всего лишь предложила.

Когда физкультура наконец-то закончилась, я без энтузиазма побрел на парковку. Не хотелось идти домой пешком под дождем, но я не представлял себе, каким образом Эдит могла бы доставить сюда мой пикап. С другой стороны, существует ли что-то невозможное для нее?

И он там был — стоял на том месте, где утром она припарковала свой «вольво». Я с удивлением покачал головой и, открыв дверь, нашел ключ в замке зажигания, как и было обещано.

На моем сиденье лежал сложенный лист бумаги. Я забрался внутрь, захлопнул дверцу и только потом развернул его. Затейливым каллиграфическим почерком Эдит там было написано всего два слова:

Будь осторожен.

Взревевший мотор заставил меня вздрогнуть от неожиданности, и я рассмеялся над собой.

Когда я приехал домой, дверь была заперта, а засов не задвинут — точно так же, как я оставил утром. Зайдя в дом, я направился прямо к стиральной машине. Там тоже всё выглядело по-прежнему. Я начал рыться в поисках своих джинсов и, найдя их, проверил карманы. Пусто. Возможно, я всё-таки повесил ключи на место, подумал я, качая головой.

За ужином Чарли казался рассеянным, и я предположил, что он волнуется о чем-то по работе, или о баскетбольной игре, или ему просто очень нравится лазанья — по нему сложно сказать.

— Пап, ты знаешь… — начал я, отрывая его от размышлений.

— Что, Бо?

— Думаю, ты был прав насчет Сиэтла. Наверное, я подожду, пока со мной сможет поехать Джереми или кто-то другой.

— А, — удивленно сказал он. — Хорошо. Так что, ты хочешь, чтобы я остался дома?

— Нет, пап, не меняй своих планов. У меня сотня дел: домашнее задание, стирка. Еще нужно в библиотеку и в магазин за продуктами. Буду ходить туда-сюда весь день… Так что поезжай и развлекись.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Кроме того, в морозильнике осталось угрожающе мало рыбы — всего года на два, может, на три.

Он улыбнулся:

— Бо, с тобой определенно легко жить.

— Могу то же сказать о тебе, — рассмеялся я. Смех прозвучал неестественно, но Чарли, кажется, этого не заметил. Я чувствовал себя таким виноватым за этот обман, что чуть было не последовал совету Эдит и не рассказал ему, где буду. Чуть было.

Машинально складывая выстиранное белье, я думал о том, не ставлю ли этой ложью Эдит выше собственного отца — в конце концов, я защищал ее, а его оставлял лицом к лицу с… не знаю точно, с чем. Я просто исчезну? Или полиция найдет… часть меня? Я понимал, что не в состоянии полностью представить себе, каким ударом это будет для него, и что потерять ребенка — даже ребенка, которого он не часто видел последние десять лет, — это трагедия более страшная, чем я способен постичь.

Но если я скажу ему, что буду с Эдит, если впутаю ее в то, что последует, то как это поможет Чарли? Облегчит ли его потерю возможность кого-то в ней обвинить? Или только подвергнет его еще большей опасности? Я помнил, как Роял смотрел на меня сегодня. Помнил черные блестящие глаза Арчи, стальные руки Элинор и Джесамину, по какой-то неясной причине казавшуюся самой пугающей из всех. Разве я и в самом деле хочу, чтобы отцу стало известно что-то такое, что может заставить их почувствовать исходящую от него угрозу разоблачения?

Поэтому единственное, чем я в силах был помочь Чарли, — это завтра прикрепить к двери записку со словами «я передумал», а потом сесть в пикап и поехать в Сиэтл. Я знал, что Эдит не рассердится, а отчасти даже надеется именно на это.

Но знал и то, что не стану писать такую записку. Не мог даже представить, как это делаю. Когда Эдит придет, я уже буду ждать.

Так что, пожалуй, я действительно выбираю ее, ставя выше всего остального. И хотя я понимал, что должен мучиться угрызениями совести, чувствуя свою неправоту, вину, сожаление — ничего подобного я не испытывал. Возможно, потому, что это совсем не ощущалось как выбор.

Но всё это имело бы значение, если бы наше свидание закончилось плохо, а я был почти на девяносто процентов уверен, что такого не произойдет, — уверен отчасти из-за того, что по-прежнему не мог заставить себя бояться Эдит, даже когда пытался представить ее в виде той Эдит с острыми клыками из моего кошмара. Я достал ее записку из заднего кармана джинсов и перечитывал снова и снова. Эдит хотела, чтобы я был в безопасности, и в последнее время приложила много усилий для моего выживания. Не в этом ли ее подлинная сущность? И если «слетят предохранители», неужели эта часть Эдит не возьмет верх?

Стирка была не тем занятием, которое могло занять мои мысли. Сколько я ни пытался сосредоточиться на той Эдит, которую знал и любил, но всё же не мог не представлять себе, на что похоже это «закончится плохо». Что при этом ощущаешь. Я посмотрел достаточно фильмов ужасов, чтобы иметь кое-какие устойчивые представления, и эта смерть не казалась самой страшной. Большинство жертв выглядели какими-то обмякшими и бесчувственными, пока их… высасывали. Но потом я вспомнил, как Эдит рассказывала о медведях, и понял, что в действительности нападения вампиров не вполне совпадают с голливудской версией.

Но это ведь Эдит.

Я обрадовался, когда наконец пришло время ложиться спать. Однако понимал, что мне ни за что не уснуть со всем этим хаосом в голове, поэтому впервые в жизни сознательно принял ненужное мне лекарство от простуды — то, которое обычно вырубало меня на добрых восемь часов. Я понимал, что это не самое ответственное решение, но завтрашний день обещал стать достаточно сложным, даже если я не буду ошалевшим от недосыпания. В ожидании действия таблеток я снова слушал диск Фила. Знакомые крики оказались до странности успокаивающими, и где-то на середине альбома я отключился.

Я проснулся рано, отлично выспавшись без сновидений благодаря злоупотреблению лекарством. И, хотя хорошо отдохнул, все равно чувствовал себя взвинченным и нервным, время от времени едва не впадая в панику. Приняв душ, я по привычке тепло оделся, хотя Эдит обещала на сегодня солнце. Потом выглянул в окно: Чарли уже уехал, а небо закрывал тонкий слой облаков, белых и пушистых — да и то, судя по всему, ненадолго. Во время завтрака я не ощущал вкуса еды, а когда закончил, бросился приводить себя в порядок. Я как раз закончил чистить зубы, когда услышал тихий стук, который заставил меня помчаться вниз, перепрыгивая через ступеньки.

Руки вдруг показались слишком большими для простого засова, и мне потребовалось некоторое время, но в конце концов я сумел распахнуть дверь — и за ней стояла она.

Я глубоко вдохнул. Вся нервозность сошла на нет, я был абсолютно спокоен.

Сперва Эдит не улыбалась — ее лицо было серьезным, даже настороженным. Но, оглядев меня, она явно расслабилась. Даже рассмеялась.

— Доброе утро, — Эдит хохотнула.

— Что такое? — Я посмотрел вниз, чтобы убедиться, что не забыл надеть что-нибудь важное, например, обувь или штаны.

— Мы с тобой два сапога пара, — снова засмеялась она.

Она тоже надела светло-коричневый свитер поверх белой футболки и джинсы, правда, ее свитер был с округлым вырезом, а мой, как и футболка — под горло. И наши свитера, и джинсы оказались идентичного оттенка. Только она выглядела как модель, а я, вне всяких сомнений, нет.

Я запер за собой дверь, а Эдит пошла к пикапу. Она ждала у пассажирской двери с мученическим выражением лица, которое легко было понять.

— Ты согласилась, — напомнил я, открывая перед ней дверь.

Забираясь внутрь, она послала мне мрачный взгляд.

Я занял свое место за рулем и постарался не съежиться от слишком громкого звука взревевшего двигателя.

— Куда отправимся? — спросил я.

— Пристегнись, а то я уже нервничаю.

Я закатил глаза, но выполнил ее просьбу.

— Так куда мы едем? — повторил я.

— Вначале по сто первой на север.

Было удивительно сложно сосредоточиться на дороге, ощущая на лице взгляд Эдит. Я компенсировал это тем, что вел осторожнее, чем обычно, по все еще спящему городу.

— Ты вообще планируешь выехать из Форкса до ночи?

— Этот пикап по возрасту годится твоему «вольво» в дедушки, так что прояви немного уважения.

Вскоре, несмотря на ее пессимизм, мы покинули пределы города. Лужайки и дома сменились густым подлеском и плотной стеной леса.

— Сворачивай направо, на сто десятое, — распорядилась Эдит, когда я уже готов был спросить. Я молча подчинился.

— Теперь едем прямо, пока не кончится асфальт.

Судя по голосу, она улыбалась, но я слишком боялся, что действительно съеду в кювет, если попытаюсь взглянуть на нее, чтобы убедиться в этом.

— И что там, в конце пути? — поинтересовался я.

— Тропа.

— Мы пойдем пешком?

— Какие-то проблемы?

— Нет, — я постарался соврать как можно увереннее. Но уж если ей показался медлительным мой пикап…

— Не волнуйся, там всего миль пять, к тому же мы не торопимся.

Пять миль. Я не ответил, чтобы она не услышала паники в моем голосе. Много ли я прошел в прошлую субботу — милю? И сколько раз на этой дистанции умудрился споткнуться? Предстоит нечто унизительное.

Какое-то время мы ехали в молчании. Я представлял себе выражение ее лица, когда в двадцатый раз окажусь на четвереньках.

— О чем ты думаешь? — спустя несколько минут нетерпеливо спросила Эдит.

Я снова соврал:

— Просто пытаюсь понять, куда мы направляемся.

— Есть одно место, мне нравится приходить туда в хорошую погоду. — Мы оба взглянули на редеющие облака.

— Чарли сказал, что сегодня будет тепло.

— А ты сообщил Чарли о своих планах? — спросила она.

— Не-а.

— Но ты ведь наверняка упомянул в разговоре с Джереми о том, что я повезу тебя в Сиэтл, — задумчиво произнесла она.

— Нет.

— Выходит, никто не знает, что ты со мной? — теперь она явно злилась.

— Ну, как посмотреть… Полагаю, ты сказала Арчи?

— Это очень поможет, Бо, — огрызнулась она.

Я сделал вид, что не услышал.

— Это из-за погоды? Весенняя депрессия? Форкс настолько тебя угнетает, что ты решил покончить с собой?

— Ты сказала, это может создать проблемы для тебя… ведь мы открыто общались, — объяснил я.

— То есть ты беспокоишься о том, что у меня будут неприятности… если ты не вернешься домой? — ее тон был ледяным и язвительным.

Я кивнул, не сводя глаз с дороги.

Эдит что-то проворчала себе под нос, но слова лились так быстро, что я не успевал их понять.

Остальная часть пути прошла в тишине. Я чувствовал исходившие от нее волны гнева и неодобрения и не мог придумать, как правильно извиниться, если я ни о чем не жалею.

Дорога закончилась возле маленького деревянного указателя. Отсюда видна была пешеходная тропка, уходившая в лес. Я припарковался на узкой обочине и вышел, не зная, что делать, потому что Эдит сердилась, а у меня больше не было уважительной причины не смотреть на нее из-за управления автомобилем.

Потеплело — пожалуй, сегодня было теплее, чем когда-либо со дня моего приезда в Форкс, почти душно, хотя тонкие облака всё еще затягивали небо. Я снял свитер и бросил в кабину, радуясь, что под ним у меня футболка — особенно с учетом предстоящих пяти миль пешей прогулки.

Услышав, как хлопнула дверца, я обернулся и обнаружил, что Эдит тоже сняла свитер, оставшись в тоненькой майке, и снова собрала волосы в небрежный пучок. Она стояла спиной ко мне, пристально всматриваясь в лес, и я видел изящные очертания лопаток, чуть похожие на сложенные крылья под ее бледной кожей. Мне известно, сколько силы в ее тонких руках, но сейчас, глядя на них, трудно было поверить в такое.

— Сюда, — все еще раздраженно сказала она, обернувшись ко мне, и пошла прямо в чащу, на восток от пикапа.

— А как же тропа? — я постарался скрыть панику в своем голосе, поспешно огибая пикап, чтобы догнать Эдит.

— Я сказала, что в конце дороги есть тропа, но не говорила, что мы по ней пойдем.

— Без тропы? Ты шутишь?

— Я не позволю тебе потеряться.

Тут она повернулась с насмешливой полуулыбкой, и у меня перехватило дыхание.

Я никогда еще не видел так много ее открытой кожи. Бледные руки, тонкие плечи, ключицы, хрупкие на вид, словно веточки, уязвимые впадинки над ними, лебединая шея, нежная округлость ее груди — не пялься, не пялься — и ребра, которые практически можно было сосчитать под тонкой хлопковой тканью. Слишком совершенная, осознал я, захлестываемый сокрушительной волной отчаяния. Не было ни единого шанса, что эта богиня когда-нибудь будет иметь какое-то отношение ко мне.

Она глядела на меня, явно потрясенная страдальческим выражением моего лица.

— Хочешь вернуться домой? — спросила она тихо, ее голос был наполнен другой болью, не имеющей ничего общего с моей.

— Нет.

Я прошел вперед, пока не оказался рядом с ней, не желая тратить впустую ни единой секунды из считаных часов, что мне оставалось провести с ней.

— В чем дело? — спросила она, всё еще тихо.

— Я не слишком быстро хожу, — глухо ответил я. — Тебе придется запастись терпением.

— Я могу быть терпеливой — если прикладываю гигантские усилия, — она улыбнулась, удерживая мой взгляд и пытаясь вывести меня из неожиданного уныния.

Попробовав улыбнуться в ответ, я почувствовал, что улыбка получилась более чем неубедительной. Эдит внимательно вгляделась в мое лицо.

— Я отвезу тебя домой, — пообещала она, но я не понял, собирается ли она сдержать это обещание в любом случае или только если мы уедем отсюда прямо сейчас. Очевидно, ей казалось, что я пришел в такое состояние из-за страха перед надвигающейся гибелью, и я порадовался тому, что являюсь единственным человеком, чьи мысли она не слышит.

— Если ты хочешь, чтобы я преодолел пять миль сквозь эти джунгли до захода солнца, то лучше начинай показывать дорогу, — мрачно отозвался я. Эдит нахмурилась, явно пытаясь понять мой тон и выражение лица.

Через мгновение она сдалась и направилась в лес.

Это оказалось не так сложно, как в моих страхах. Большей частью путь пролегал по ровной земле, а Эдит, похоже, не возражала идти в моем темпе. Дважды я спотыкался об корни, но ее рука успевала метнуться и удержать меня за локоть, прежде чем я падал. Когда она касалась меня, мое сердце, как обычно, начинало биться сильно и неровно. Я видел выражение ее лица, когда это повторилось, и внезапно понял, что она всё слышит.

Я старался не смотреть на нее, потому что каждый раз ее красота наполняла меня все той же грустью. В основном мы шли молча. Иногда Эдит задавала мне не относящиеся к нашей прогулке вопросы, которые не вошли в двухдневный допрос. Спрашивала о днях рождения, об учителях в начальной школе, о домашних питомцах — и я вынужден был признаться, что, убив трех рыбок подряд, отказался от этой затеи. Она засмеялась над этими словами громче, чем обычно, и звук ее смеха, прыгая звонким эхом среди деревьев, вернулся ко мне.

Поход занял большую часть утра, но Эдит ни разу не выказала нетерпения. Лес раскинулся вокруг нас лабиринтом одинаковых деревьев, и я стал переживать, что мы не сможем найти отсюда выход. Она же сохраняла в этих зеленых дебрях абсолютное спокойствие, не проявляя ни малейших сомнений в правильности выбранного направления.

Через несколько часов зеленый свет, который пробивался сквозь кроны деревьев, посветлел до желтого. День оказался солнечным, как и было обещано. Впервые с тех пор, как мы тронулись в путь, я снова испытал радостное волнение.

— Мы уже пришли? — спросил я.

Эдит улыбнулась перемене в моем настроении:

— Почти. Видишь просвет впереди?

Я уставился на окружающую нас чащу:

— Хм… а должен?

— Возможно, для твоих глаз еще немного рано.

— Пора на прием к окулисту, — вздохнул я, а она улыбнулась.

И еще ярдов через сто мне удалось увидеть впереди, среди деревьев, просвет, который был бледно-желтым, а не желто-зеленым. Я увеличил темп, и теперь Эдит позволила мне выйти вперед, а сама бесшумно следовала за мной.

Я подошел к краю светового пятна и шагнул через последнюю кайму папоротников в самое красивое место, которое когда-либо видел.

Поляна была маленькой, идеально круглой и покрытой полевыми цветами — фиолетовыми, желтыми и белыми. Слышалось близкое журчание ручья. Солнце светило прямо над головой, заливая поляну легкой дымкой солнечного света. Я медленно двинулся вперед сквозь мягкую траву, покачивающиеся цветы и теплый, пронизанный золотистыми лучами воздух. После первых минут восторга я обернулся, желая разделить его с Эдит, но позади меня ее не оказалось. Внезапно встревоженный, я начал искать ее взглядом и наконец обнаружил — все еще на краю леса, стоящей в густой тени. Эдит настороженно наблюдала за мной, и я вспомнил, зачем мы здесь. Тайна Эдит и солнечного света, которую она обещала мне сегодня открыть.

Я шагнул назад, протягивая к ней руку. В глазах Эдит заметно было опасение, колебание — как ни странно, это было похоже на страх перед выходом на сцену. Я ободряюще улыбнулся и пошел к ней. Она предостерегающе подняла руку, и я резко остановился.

Эдит сделала глубокий вдох, закрыла глаза, а затем шагнула в яркий свет полуденного солнца.

Глава тринадцатая

Признания

С закрытыми глазами Эдит слепо шагнула на свет.

Сердце подпрыгнуло к горлу, и я кинулся к ней:

— Эдит!

Только когда глаза ее распахнулись, а я подбежал достаточно близко, чтобы начать понимать увиденное, стало ясно, что она не воспламенилась. Она снова вскинула руку ладонью вперед, и я неловко остановился, едва не упав на колени.

Кожа Эдит искрилась крошечными радугами, которые плясали на ее лице и шее, спускались по плечам на руки. Она так сильно сверкала, что мне пришлось прищуриться, как при попытке посмотреть на солнце.

Мелькнула мысль упасть на колени специально. Такой красоте надо поклоняться. Строить в ее честь храмы и приносить жертвы. Стало жаль, что мои руки пусты, да и какой дар богиня пожелала бы получить от обыкновенного смертного вроде меня?

Далеко не сразу я разглядел через это свечение выражение ее лица: она наблюдала за мной, широко раскрыв глаза, чуть ли не с испугом. И слегка отпрянула, когда я шагнул к ней.

— Тебе больно? — прошептал я.

— Нет, — едва слышно ответила Эдит.

Еще шаг… меня тянуло к ней, словно она снова была магнитом, а я — беспомощным бруском тусклого металла. Она опустила руку, которой до этого предостерегала меня от приближения. Из-за этого движения охватывающее руку пламя замерцало. Все еще на расстоянии, я медленно обошел вокруг Эдит, чувствуя необходимость разглядеть ее со всех сторон в мельчайших подробностях. Солнце отражалось от ее кожи, переливаясь всевозможными оттенками. Мои привыкшие уже к этому сиянию глаза округлились от восторга.

Хотя я понимал, что Эдит тщательно подбирала одежду для этого дня и была готова показать мне это, но все же задумался, не жалеет ли она о своем решении, слишком уж скованно она стояла — ноги чуть согнуты, плечи напряжены.

Закончив круг, я преодолел последние футы между нами. Невозможно было перестать пялиться, даже чтобы моргнуть.

— Эдит, — выдохнул я.

— Теперь ты боишься? — прошептала она.

— Нет.

Испытующе глядя мне в глаза, она явно пыталась услышать мои мысли.

Сознательно не торопясь и наблюдая за лицом Эдит, чтобы понять, разрешает ли она, я потянулся к ней. Глаза ее раскрылись еще шире, она стояла совершенно неподвижно. Осторожно, медленно я легко прикоснулся кончиками пальцев к искрящейся коже руки, с удивлением обнаружив, что она такая же прохладная, как и всегда. Блики от нее упали на меня, и внезапно моя ладонь перестала казаться такой уж обыкновенной. Эта потрясающая девушка даже меня смогла сделать менее заурядным.

— Что ты думаешь? — так же тихо спросила она.

Я с трудом подбирал слова:

— Мне… я не знал… — после глубоко вдоха я все-таки сумел высказаться: — Никогда не видел ничего более красивого, даже представить не мог, что может существовать что-то настолько прекрасное.

В ее взгляде все еще плескалась настороженность. Похоже, Эдит считала, что я говорю так, думая угодить ей. Однако это была чистая правда — возможно, я никогда еще не был более откровенным, слишком ошеломленный, чтобы притворяться или умалчивать о чем-то.

Она начала было поднимать руку, но уронила, вызвав этим новую вспышку пламени.

— И всё же это очень странно, — пробормотала она.

— Потрясающе, — выдохнул я.

— Тебя не отталкивает мое вопиющее отсутствие человечности?

Я покачал головой:

— Нет.

Она прищурилась:

— А должно бы.

— Мне кажется, ценность человечности сильно преувеличена.

Убрав руку из-под моих пальцев, она спрятала ее за спину. Вместо того, чтобы послушаться ее намека, я сделал еще один шаг к ней, чувствуя играющие на моем лице блики света.

И вдруг она оказалась от меня в десяти шагах — стояла, снова подняв руку и стиснув зубы.

— Прошу прощения, — извинился я.

— Мне нужно время.

— Я буду осторожнее.

Эдит кивнула, потом, сохраняя дистанцию не меньше десяти футов, обогнула меня и прошла в центр поляны, где опустилась на землю спиной ко мне. Ослепительный свет, исходящий от ее лопаток, снова напомнил мне крылья. Неторопливо приблизившись, я сел напротив нее примерно в пяти футах.

— Так нормально?

Несмотря на кивок, уверенной она не выглядела.

— Просто позволь мне… сосредоточиться.

Я сидел молча, и через пару секунд она снова закрыла глаза. Я ничего не имел против. Невозможно было устать от такого зрелища. Пытаясь понять этот феномен, я разглядывал ее, а она не обращала на меня внимания.

Где-то через полчаса она вдруг легла, закинув руку за голову. Трава была достаточно высокой, чтобы частично скрыть от меня Эдит.

— Можно?.. — спросил я, и она похлопала земле рядом с собой.

Я придвинулся на пару футов, а когда от нее не последовало возражений — еще на фут. Потом еще на дюйм-другой.

Глаза Эдит по-прежнему были закрыты, веки отливали бледно-сиреневым над темным веером ресниц. Грудь ее мерно вздымалась, почти как у спящей, но в этих движениях чувствовались сознательные усилия. Похоже, она слишком уж контролировала каждый вдох и выдох.

Подобрав под себя ноги, я уперся локтями в колени и положил подбородок на ладони. Совсем потеплело, и было очень непривычно ощущать на коже солнечные лучи — особенно теперь, когда я настолько привык к дождю. Поляна оставалась такой же красивой, но сейчас была только фоном. Не бросалась в глаза. У меня появилось новое определение красоты.

Губы Эдит начали двигаться… они практически трепетали, а свет мерцал на них. Мне показалось, что она говорит что-то, но слишком тихо и быстро.

— Ты… что-то сказала? — шепнул я. Сидя рядом с ней и наблюдая за ее блеском, я чувствовал необходимость молчания. Даже благоговения.

— Просто пою про себя, — пробормотала она. — Это меня успокаивает.

Долгое время мы оставались неподвижными, если не считать ее губ, периодически шевелящихся в слишком тихом для моих ушей пении. Прошел примерно час, а может, и больше. Постепенно напряжение, которого я вначале толком не осознавал, исчезло, уступив место умиротворению, убаюкивающему меня. Слегка смещая центр тяжести, я каждый раз приближался к Эдит еще на полдюйма.

Подавшись к ней, я принялся разглядывать ее руку, пытаясь найти на гладкой коже какие-нибудь грани. Без задней мысли коснулся тыльной стороны ее кисти одним пальцем, снова поражаясь шелковистости ее прохладной, словно камень, кожи. Почувствовав на себе взгляд Эдит, я поднял голову и замер.

Глаза ее были спокойными, на губах играла улыбка.

— Я по-прежнему тебя не пугаю, не так ли?

— Не-а, прости.

Она улыбнулась шире. Ее зубы блеснули на солнце.

Еще чуть-чуть приблизившись, я протянул руку, чтобы коснуться предплечья Эдит. И заметил, что мои пальцы дрожат. Она вновь закрыла глаза.

— Не возражаешь? — спросил я.

— Нет. Ты даже представить не можешь, что я при этом чувствую.

Я легко провел по ее нежной руке, следуя за бледным узором голубоватых вен на сгибе локтя. Потом потянулся, чтобы перевернуть ее руку ладонью вверх, а Эдит, поняв мое намерение, сделала это сама — настолько быстро, что движение оказалось совершенно незаметным. Мои пальцы застыли на месте.

— Прошу прощения, — пробормотала она и улыбнулась, потому что обычно это было моей репликой. Ее веки снова сомкнулись. — С тобой слишком легко быть собой.

Я поднял ее руку и, поворачивая так и эдак, наблюдал за солнечными переливами на ладони. Поднес ее ближе к лицу, снова пытаясь обнаружить грани.

— Расскажи мне, о чем ты думаешь, — прошептала Эдит. Она снова смотрела на меня, ее глаза были светлее, чем мне когда-либо доводилось видеть. Светло-медовые. — Для меня это по-прежнему очень странно — не знать.

— Представляешь, а все остальные чувствуют себя так постоянно.

— Тяжело, — сказала она, и в ее голосе прозвучала нотка грусти. — Но ты так и не сказал мне.

— Жалею, что не могу узнать, о чем думаешь ты…

— И?

— И поверить, что ты настоящая. Я боюсь…

— Не хочу, чтобы ты боялся, — ее голос представлял собой тихий шелест. Мы оба услышали, чего она не сказала — что мне не нужно бояться, что бояться нечего.

— Я имел в виду не этот страх.

Так быстро, что я совершенно не заметил движения, она приподнялась, опираясь на правую руку и не отнимая у меня левой. Ее ангельское лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего. Мне следовало отклониться назад. Ведь необходимо было соблюдать осторожность.

Ее медовые глаза обжигали.

— Тогда чего же ты боишься? — прошептала она.

Я не смог ответить. Ее ароматное прохладное дыхание овевало мое лицо, как было лишь однажды до этого. Я бездумно наклонился ближе, вдыхая.

Она мгновенно исчезла, вырвав свою руку из моих так быстро, что мне обожгло болью ладони. Пока я приглядывался, она уже была в двадцати футах от меня, стояла на краю этой полянки глубоко под сенью огромной ели. С непроницаемого лица на меня пристально смотрели мрачные глаза, кажущиеся темными из-за тени.

Я чувствовал, что выгляжу потрясенным, мои руки горели.

— Эдит. Я… прости, — я говорил шепотом, но знал, что она меня слышит.

— Дай мне минутку, — отозвалась она — достаточно громко для моего менее чувствительного слуха.

Я сидел неподвижно.

Через десять очень долгих секунд Эдит вернулась обратно — медленнее, чем ходила обычно. Остановившись в нескольких футах от меня, грациозно опустилась на траву, скрестив под собой ноги. Ее глаза не отрывались от моих. Она дважды глубоко вздохнула, затем виновато улыбнулась.

— Мне очень жаль, — она помедлила. — Поймешь ли ты, какой смысл я вкладываю в слова, если скажу, что я всего лишь человек?

Не в состоянии улыбнуться ее шутке, я молча кивнул. Внезапно осознал, что сейчас чуть не произошло, и ощутил резкий выброс адреналина. Эдит наверняка почуяла это даже со своего места. Ее улыбка стала насмешливой.

— Я лучший хищник на земле, не так ли? Все во мне притягивает тебя: мой голос, мое лицо, даже мой запах. Как будто я не обошлась бы без всего этого!

Внезапно она превратилась размытое пятно. Я моргнул, и она исчезла, а потом оказалась у того же дерева, что и раньше, обежав всю поляну меньше чем за секунду.

— Как будто тебе удалось бы убежать от меня, — горько сказала Эдит.

Она подпрыгнула вверх на дюжину футов и, ухватившись за громадную ветку, без видимых усилий отломила ее от ствола. В тот же миг снова оказалась на земле, держа это огромное корявое копье в одной руке. Затем с ошеломляющей скоростью размахнулась им и ударила, как бейсбольной битой, по дереву, от которого его оторвала.

И ветка, и дерево с жутким грохотом развалились на части.

Прежде чем я успел уклониться от этого взрыва, даже прежде чем дерево упало на землю, Эдит вновь оказалась прямо передо мной, всего в двух футах, неподвижная, словно статуя.

— Как будто ты смог бы от меня отбиться, — мягко сказала она. Эхо от падения дерева еще разносилось по лесу.

Я впервые видел ее настолько свободной от тщательно сохраняемой человеческой личины. Эдит никогда еще не была меньше похожа на человека… как и не была более прекрасной. Я не мог двигаться, словно птица, попавшая в ловушку змеиного взгляда.

Ее глаза просто светились от азарта. Но спустя несколько секунд потускнели. Выражение лица медленно сложилось в маску скорби. Эдит выглядела так, будто вот-вот заплачет, и я, с трудом поднявшись на колени, протянул к ней руку.

Она предостерегающе выставила ладонь:

— Подожди.

Я снова замер.

Эдит шагнула ко мне.

— Не бойся, — пробормотала она, и ее бархатный голос был непреднамеренно соблазнительным. — Я обещаю… — она помедлила. — Я клянусь, что не причиню тебе вреда, — казалось, она пытается убедить в этом не только меня, но и себя.

— Не надо бояться, — снова прошептала она, нарочито медленно двигаясь в мою сторону. Остановилась в футе от меня и нежно коснулась моей руки, все еще протянутой к ней. Я крепко обхватил ее пальцы.

— Пожалуйста, прости меня, — сказала она официальным тоном. — Я себя контролирую. Ты застал меня врасплох, но сейчас я снова паинька.

Она ждала моего ответа, а я лишь молча пристально глядел на нее, стоя перед ней на коленях, с полной неразберихой в голове.

— Сегодня я не голодна, честное слово, — и она подмигнула.

Это заставило меня засмеяться, хотя смех прозвучал словно с легкой одышкой.

— Ты в порядке? — спросила она, медленно и осторожно накрывая мою руку ладонью.

Я посмотрел на гладкую мраморную руку Эдит, затем в ее глаза. Во взгляде читались нежность и раскаяние, но по-прежнему видна была грусть.

Я улыбнулся так широко, что заболели щеки. Ее ответная улыбка была ослепительной.

Обдуманно неспешным движением, она гибко опустилась на траву и поджала под себя ноги. Я весьма неуклюже последовал ее примеру. Теперь мы сидели лицом друг к другу, наши колени соприкасались, а руки по-прежнему были сплетены.

— Итак, на чем мы остановились, пока я не повела себя так грубо?

— Честно говоря, понятия не имею.

Она улыбнулась, но на лице ее читался стыд:

— Кажется, мы говорили о том, что тебя страшит — помимо очевидных причин.

— О, верно.

— И?

Я посмотрел на наши руки, повернув их так, чтобы свет переливался на ее ладонях.

— Как легко я раздражаюсь, — вздохнула она.

Я посмотрел в ее глаза, внезапно осознавая, что это так же ново для нее, как и для меня. Несмотря на многолетний опыт, который она приобрела еще до нашей встречи, ей тоже было тяжело. Это придало мне храбрости.

— Мне было страшно… что из-за… ну… очевидных причин я, вероятно, не смогу остаться с тобой, да? А это как раз то, чего я хочу больше, чем следовало бы.

— Да, — медленно согласилась она. — Быть со мной — не в твоих интересах.

Я нахмурился.

— Я должна была уйти еще в тот первый день и не возвращаться. Мне нужно уйти сейчас. — Эдит покачала головой. — Возможно, я сумела бы сделать это тогда. А теперь не знаю, как это сделать.

— Не надо. Пожалуйста.

В ее взгляде появилась незащищенность.

— Не волнуйся. В сущности, я эгоистичное существо. И слишком жажду твоего общества, чтобы поступить как должна.

— Хорошо!

Сердито посмотрев на меня, Эдит осторожно высвободила руки и скрестила их на груди. Когда она заговорила снова, ее голос звучал жестче:

— Никогда не забывай, что я жажду не только твоего общества. Никогда не забывай, что для тебя я опаснее, чем для кого бы то ни было, — она невидяще уставилась в лес.

Я на мгновение задумался.

— Кажется, я не очень-то понял твою последнюю фразу.

Эдит с улыбкой оглянулась на меня, ее непредсказуемое настроение снова изменилось.

— Как мне объяснить это? Да еще чтобы ты не ужаснулся.

Казалось, не отдавая себе в этом отчета, она снова вложила свою руку в мою, а я крепко ее сжал. Эдит посмотрела на наши руки:

— Это невероятно приятно, тепло.

Несколько мгновений она, похоже, обдумывала предстоящий ответ.

— Ты ведь знаешь, что всем доставляют удовольствие разные вкусы? — начала она. — Кому-то нравится шоколадное мороженое, другие предпочитают клубничное.

Я кивнул.

— Прошу прощения за аналогию с едой, но не нахожу другого способа объяснить.

Я улыбнулся, и она ответила тем же, но ее улыбка была печальной.

— Видишь ли, каждый обладает своим собственным запахом, своим уникальным ароматом… Если ты запрешь алкоголика в комнате с выдохшимся пивом, он его выпьет. Но сможет противостоять этому желанию, если захочет, если встал на путь выздоровления. А теперь представь, что будет, если к нему в комнату принести бокал столетнего бренди, самого редкого, самого лучшего коньяка… и воздух наполнится его теплым ароматом… Как по-твоему, удержался бы при этом наш алкоголик?

Минуту мы сидели, молча глядя друг другу в глаза и пытаясь прочесть мысли друг друга.

Эдит первой нарушила тишину:

— Возможно, это неправильное сравнение и отказаться от бренди слишком легко. Наверное, следует превратить нашего алкоголика в героинового наркомана.

— Значит, ты говоришь, что я твой сорт героина? — пошутил я, стараясь разрядить обстановку.

Она быстро улыбнулась, словно оценив мои усилия:

— Да, ты именно мой сорт героина.

— И часто такое случается? — спросил я.

Эдит смотрела на верхушки деревьев, обдумывая ответ.

— Я говорила об этом с сестрами, — она по-прежнему смотрела вдаль. — Для Джесамины все вы в основном одинаковы. Она последней присоединилась к нашей семье и вообще с трудом воздерживается. Еще не успела развить чувствительность к разнице в запахах и вкусах, — Эдит бросила на меня быстрый взгляд. — Прости.

— Все в порядке. Слушай, не переживай из-за того, что можешь меня обидеть, напугать или что-то там еще. Это твой способ мыслить. Я могу понять его или, по крайней мере, попытаться. Просто объясняй так, как, по-твоему, будет доходчиво.

Она глубоко вздохнула и посмотрела мимо меня:

— Так вот, Джесамина не уверена, что когда-либо сталкивалась с кем-то, кто был бы таким же… — она запнулась, подбирая правильное слово, — притягательным, как ты для меня. Поэтому приходится думать, что нет, — ее взгляд метнулся ко мне. — Такое она запомнила бы.

Она опять отвернулась.

— Эл гораздо дольше «в завязке», так сказать, и она поняла, что я имею в виду. С ней такое было дважды, один раз сильнее, чем другой.

— А с тобой?

— Раньше никогда.

Мы снова уставились друг на друга. В этот раз первым заговорил я:

— И что сделала Элинор?

Зря я спросил. Эдит сжалась, на ее лице отразилось страдание. Я подождал, но она ничего не добавила.

— Ладно, наверное, это был глупый вопрос.

Она посмотрела на меня, в ее взгляде читалась мольба о понимании:

— Даже самые сильные из нас срываются, ведь так?

— Ты… спрашиваешь моего разрешения? — прошептал я. Вдоль позвоночника пробежала дрожь, не имеющая ничего общего с замерзающими руками.

Глаза Эдит потрясенно распахнулись:

— Нет!

— Но ты говоришь, что надежды нет, верно?

Я понимал, что это ненормально — смотреть смерти в лицо, не испытывая особого страха. И дело не в том, что я отличаюсь суперхрабростью. Просто я не изменил бы свой выбор, даже зная, что все закончится именно так.

Эдит снова выглядела рассерженной, но, похоже, не из-за меня.

— Конечно, надежда есть. Конечно, я не буду… — она не закончила предложение. Казалось, ее глаза физически обжигали мои. — У нас с тобой все по-другому. Для Эл… те люди были случайно встреченными незнакомцами. Это произошло очень давно. Она не была такой опытной и осторожной, как сейчас. И у нее никогда не получалось так хорошо владеть собой, как получается у меня.

Замолчав, Эдит напряженно глядела на меня, пока я обдумывал услышанное.

— Значит, если бы мы встретились… эээ, в темном переулке или еще где-то…

— Мне потребовалось всё — все годы тренировок, самоотверженности и усилий — чтобы не вскочить среди полного класса детей и не… — она замолчала и быстро отвела взгляд. — Когда ты прошел мимо меня, я прямо там и тогда могла разрушить все, что Карин создала для нас. Если бы я не контролировала свою жажду в течение… слишком долгих лет, то не смогла бы остановиться.

Она мрачно уставилась на меня, мы оба вспоминали.

— Должно быть, ты подумал, что в меня вселился дьявол.

— Я не мог понять, за что. Как ты могла ни с того ни с сего возненавидеть меня…

— Мне чудилось, будто ты — какой-то демон, вызванный прямо из моего личного ада, чтобы погубить меня. Этот аромат, исходящий от твоей кожи… Он сводил меня с ума. За тот первый час я изобрела сотню разных способов выманить тебя из класса, чтобы оказаться наедине с тобой. И с каждым из них я боролась, думая о своей семье, о том, какой вред могла им причинить. Мне пришлось убежать, скрыться, не дав себе времени произнести слова, которые заставили бы тебя последовать за мной…

Эдит подняла взгляд, ее золотистые глаза обжигали из-под ресниц, завораживающие и смертоносные.

— Ты пошел бы, — заверила она.

Я старался говорить спокойно:

— Вне всяких сомнений.

Она хмуро посмотрела на наши руки:

— А потом, когда я добивалась изменений в своем расписании, в наивной попытке избежать встреч с тобой, ты оказался там… и в тесной, теплой маленькой комнатушке этот запах просто привел меня в исступление. Тогда я была очень близка к тому, чтобы расправиться с тобой. Ведь там был только еще один хрупкий человек — проще простого.

Так странно было снова просматривать свои воспоминания, но на этот раз с субтитрами. И впервые понимать, что все это значило, сознавать опасность. Бедный мистер Коуп. Я вздрогнул при мысли, насколько близок я был к тому, чтобы стать непреднамеренным виновником его смерти.

— Но я устояла. Даже не знаю как. Я заставила себя не ждать тебя, не следовать за тобой от школы. На улице, где я перестала ощущать твой аромат, мне стало легче, удалось с ясной головой принять правильное решение. Я оставила всех возле дома — слишком стыдно было рассказать им, насколько слабой я оказалась, они поняли только, что случилось что-то очень плохое — и поехала прямиком к Карин в больницу, чтобы предупредить ее о своем отъезде.

Я удивленно смотрел на нее.

— Мы поменялись автомобилями — бак ее машины был полон, а я боялась останавливаться. Я не осмелилась вернуться домой, встретиться с Энистом. Он не отпустил бы меня без борьбы. Попытался бы доказать, что в отъезде нет необходимости…

— Следующим утром я уже была на Аляске, — в ее голосе звучал стыд, словно она признавалась в каком-то колоссальном проявлении трусости. — Там я провела два дня со старыми знакомыми… но тосковала по дому. Мне была ненавистна мысль, что я расстроила Эниста, всех остальных, всю свою приемную семью. Вдыхая чистый горный воздух, трудно было поверить, что ты так уж неотразим. И я убедила себя, что мое бегство — просто слабость. Мне уже приходилось бороться с искушением — несравнимо меньшего масштаба, конечно, но я сильная. Кто ты такой, ничтожный человеческий мальчишка, — она внезапно усмехнулась, — чтобы выгнать меня оттуда, где я хотела быть? Ох уж этот смертный грех гордыни, — Эдит покачала головой. — Вот я и вернулась…

Я не мог произнести ни слова.

— Перед новой встречей с тобой я приняла меры предосторожности — поохотилась, насытившись больше, чем обычно. И убедила себя, что достаточно сильна, чтобы вести себя с тобой так же, как с другими людьми. Это было слишком самонадеянно… Бесспорно, все осложнялось тем, что мне не удавалось просто прочесть твои мысли, чтобы понять, как ты на меня реагируешь. Я не привыкла прибегать к таким обходным путям, как подслушивание твоих слов в мыслях Джереми… Его мышление оригинальностью не отличается, и меня весьма сердила необходимость опускаться до этого. К тому же я не знала, говоришь ты всерьез или просто потакаешь желаниям собеседников. Все это крайне раздражало.

От этих воспоминаний Эдит нахмурилась.

— Я хотела, чтобы ты забыл о моем поведении в тот первый день, поэтому постаралась заговорить с тобой как с любым другим человеком. Вообще-то мне просто не терпелось — я надеялась расшифровать некоторые из твоих мыслей. Но ты оказался слишком интересным, я поняла, что меня притягивает выразительность твоего лица… а время от времени ты шевелился, и воздух вокруг тебя приходил в движение… Этот аромат ошеломлял меня снова…

Она ненадолго замолчала.

— Конечно, потом ты чуть не погиб на моих глазах. Позже я придумала идеальное объяснение своих действий в тот момент: если бы я тебя не спасла, если бы передо мной пролилась твоя кровь, то я не смогла бы сдержаться и раскрыла бы нашу сущность. Но это оправдание пришло мне в голову не сразу, а в тот момент единственной моей мыслью было: «Только не он».

Эдит закрыла глаза, на лице ее читалось страдание. Несколько долгих мгновений она молчала. Я ждал с нетерпением, что, возможно, являлось не самой разумной реакцией. Но для меня было огромным облегчением понять, наконец, другую половину истории.

— А в больнице? — спросил я.

Она быстро взглянула мне в глаза:

— Я была потрясена. Не могла поверить, что всё-таки подвергла всех нас опасности, оказалась в твоей власти — не в чьей-нибудь, а именно в твоей. Как будто мне нужна была еще одна причина, чтобы убить тебя. — Мы оба вздрогнули, когда это слово сорвалось с ее губ, и она быстро продолжила: — Но эта катастрофа возымела и обратный эффект. Я поссорилась с Роялом, Эл и Джессаминой, когда они намекнули, что пришло время… Самая худшая наша ссора. На мою сторону встали Карин… и Арчи, — Эдит недовольно нахмурилась, произнеся его имя. Ума не приложу, почему. — А Энист велел делать что угодно, лишь бы я осталась здесь.

Она покачала головой, на губах заиграла чуть снисходительная улыбка.

— Весь следующий день я подслушивала мысли каждого, с кем ты разговаривал, и была потрясена тем, что ты держишь слово. Совершенно не понимала тебя, но знала, что не должна еще больше увлечься тобой. Я делала все от меня зависящее, чтобы держаться от тебя как можно дальше. И каждый раз запах твоей кожи, твое дыхание… сражали меня с той же силой что и в первый день.

Эдит снова встретилась со мной взглядом, в глазах ее была странная нежность.

— И все же, — продолжала она, — мне не так тяжело было бы выдать всех нас в тот первый момент, как причинить тебе вред сейчас, здесь — без свидетелей, когда ничто не может меня остановить.

— Почему?

— Ох, Бо, — она легко коснулась кончиками пальцев моей скулы, и я ощутил электрический разряд, пронизавший меня от этого случайного прикосновения. — Бо, я просто не выжила бы, если бы заставила тебя страдать. Ты не представляешь, как это мучило меня, — она снова в смущении опустила глаза. — Мысль о тебе, застывшем, бледном, холодном… о том, что я никогда больше не увижу, как твое лицо покрывается румянцем, не увижу вспышку озарения в твоих глазах, когда ты разоблачаешь мое притворство… я этого не вынесла бы, — она подняла на меня прекрасные глаза, полные отчаяния. — Ты теперь для меня важнее всех. Важнее всего на свете.

Голова кружилась от такой резкой смены направления. Лишь минуту назад мне казалось, что мы обсуждаем мою неминуемую смерть. Теперь вдруг перешли к признаниям.

Я сильнее сжал ее руку, уставившись в ее золотистые глаза.

— Ты уже знаешь о моих чувствах. Я здесь потому, что предпочитаю умереть с тобой, чем жить без тебя… — я осознал, как мелодраматично это прозвучало. — Прости, я идиот.

— Ты идиот, — со смехом согласилась она, и я рассмеялся вместе с ней. Вся эта ситуация была идиотской — а еще невероятной и волшебной.

— Вот так львица и влюбилась в ягненка, — прошептала Эдит. Заветное слово подействовало на мое тело как еще один разряд тока.

Я постарался скрыть свою реакцию:

— Какой глупый ягненок.

Она вздохнула:

— Ну а львица — просто больная мазохистка.

Эдит долго смотрела на лес, и мне стало любопытно, о чем она думает.

— А почему?.. — начал было я, но затем остановился, не зная, как продолжить.

Она взглянула на меня и улыбнулась; солнечный свет мерцал на ее лице, зубах:

— Да?

— Скажи, почему ты до этого убежала от меня?

Ее улыбка потускнела:

— Ты знаешь почему.

— Нет, я имею в виду, что именно я сделал не так? Мне нужно знать, что можно, а чего нельзя делать, чтобы тебе было легче. Например, с этим, — я погладил большим пальцем ее запястье, — похоже, все в порядке.

— Ты не сделал ничего плохого, Бо. Это все я.

— Но я хочу помочь.

— Ну… — она на мгновение задумалась. — Просто ты был слишком близко. Большинство людей инстинктивно избегают нас, отталкиваемые нашей чужеродностью… Я не ожидала, что ты подойдешь вплотную. И запах твоего горла… — она умолкла, проверяя, не расстроился ли я.

— Хорошо, — я опустил подбородок. — Никакой демонстрации горла.

Эдит усмехнулась:

— Нет, правда, это было скорее от неожиданности, чем от чего-либо еще.

Она подняла свободную руку и осторожно положила ее сбоку на мою шею. Я сохранял абсолютную неподвижность, только теперь осознавая, что холод ее прикосновения должен служить естественным предостережением, и удивляясь, почему не чувствовал этого. Мои ощущения в корне отличались.

— Видишь? — сказала она. — Полный порядок.

Кровь быстро неслась по венам, и я жалел, что не в силах замедлить ее бег. Должно быть, он очень усложняет всё для Эдит — мой лихорадочный пульс.

— Мне нравится это, — пробормотала она, осторожно высвобождая другую руку. Мои руки безжизненно упали на колени. Она нежно погладила теплый участок моей щеки, а затем обхватила мое лицо маленькими холодными ладошками.

— Сиди очень смирно, — прошептала она.

Я оцепенел, а она внезапно наклонилась и припала щекой к моей груди, слушая мое сердце. Тонкая ткань футболки не мешала мне ощущать ледяное прикосновение Эдит. Нарочито медленно она подняла руки к моим плечам и обняла меня за шею, крепко прижимая к себе. Я слушал ее осторожное размеренное дыхание, которое, казалось звучало в такт с моим сердцебиением. Вдох на каждые три удара, выдох еще на три.

— Ах, — сказала она.

Не знаю, как долго мы сидели без движения. Возможно, больше часа. Постепенно мой пульс успокоился. Я знал, что в любой момент всё это может оказаться не по силам Эдит и моя жизнь закончится — так быстро, что я даже не замечу. И по-прежнему не боялся. Просто не мог думать ни о чем, кроме того, что она прикасается ко мне.

А затем — слишком скоро — она убрала руки с моей шеи и отодвинулась. Ее взгляд снова был безмятежным.

— В следующий раз будет легче, — с удовлетворением сказала она.

— Тебе было очень трудно?

— Совсем не так плохо, как я себе представляла. А тебе?

— Нет, мне не было… плохо.

Мы улыбнулись друг другу.

— Вот, — она взяла мою руку — легко, будто даже не задумывалась об этом — и положила ее на свою щеку. — Чувствуешь, как ты согрел меня?

И она действительно была почти теплой, обычно ледяная кожа Эдит. Но я едва обратил на это внимание, потому что касался ее лица, то есть делал то, о чем мечтал и фантазировал постоянно, со дня нашей первой встречи.

— Замри, — прошептал я.

Никто не умеет так застывать, как вампир. Она закрыла глаза и превратилась в статую.

Я вел себя еще осторожнее, чем она, тщательно избегая любых неожиданных движений. Погладил ее по щеке, провел кончиком пальца по лавандовым векам, по теням под глазами. Очертил контуры ее прямого носа, а затем, очень бережно, ее совершенных губ. Они приоткрылись, и я ощутил на пальцах прохладное дыхание. Я хотел наклониться, вдохнуть ее аромат, но знал, что это, вероятно, уже слишком. Если она может владеть собой, значит, и я смогу — хотя бы в гораздо меньших масштабах.

Я старался двигаться как в замедленном кино — чтобы она успевала заранее предугадать каждое мое действие. Мои ладони скользнули по ее тонкой шее и остановились на плечах, а большие пальцы обвели невероятно хрупкую линию ключиц.

Эдит была намного сильнее меня, во многих отношениях. Похоже, я потерял контроль над своими руками, когда плавно провел ими по ее плечам и вниз, вдоль выступающих лопаток. Я не смог удержаться и обнял ее, снова притянув к груди. Мои руки сошлись у нее за спиной на талии.

Эдит подалась ко мне, но это было ее единственным движением. Она не дышала.

Поэтому мое время было ограничено.

Я наклонился, чтобы на одну долгую секунду уткнуться лицом в ее волосы, глубоко, полной грудью вдыхая ее аромат. А потом заставил себя отпустить Эдит и отодвинуться. Одна ладонь подчинилась не до конца: она спустилась вдоль ее руки и обосновалась на запястье.

— Прости, — пробормотал я.

Эдит открыла глаза, и в них был голод. Не тот, что мог бы испугать меня, а тот, который скрутил в узел мышцы под ложечкой и заставил мое сердце снова заколотиться.

— Хотела бы я… — прошептала она, — …чтобы ты почувствовал эту… запутанность… это замешательство… которое я испытываю. — Тогда ты смог бы понять.

Она подняла руку к моему лицу, а затем быстро провела пальцами по моим волосам.

— Расскажи мне, — выдохнул я.

— Не знаю, получится ли у меня. Знаешь, с одной стороны, голод — точнее, жажда, которую я, будучи тем, что я есть, чувствую по отношению к тебе. И ты, наверное, в какой-то степени способен это понять. Хотя, — она неуверенно улыбнулась, — так как ты не страдаешь пагубным пристрастием к каким-либо запретным веществам, то, скорее всего, не можешь достаточно глубоко сопереживать мне. Но… — ее пальцы легко коснулись моих губ, и мое сердцебиение ускорилось. — Я желаю и кое-чего другого, испытываю другой голод. Голод, которого даже сама не понимаю.

— Зато я, возможно, понимаю его лучше, чем тебе кажется.

— Я не привыкла чувствовать настолько по-человечески. Это всегда так?

— Для меня? — я помедлил. — Нет, никогда. До этого никогда.

Она взяла мое лицо в ладони:

— Я не знаю, как быть близкой тебе. Не знаю, смогу ли.

Накрыв ее руку своей, я медленно наклонялся вперед, пока наши лбы не соприкоснулись.

— Этого достаточно, — вздохнул я, закрывая глаза.

С минуту мы сидели так, а потом пальцы Эдит зарылись в мои волосы. Она подняла лицо и прижалась губами к моему лбу. Ритм моего сердцебиения взорвался рваными скачками.

— Тебе это удается гораздо успешнее, чем ты думаешь, — сказал я, когда снова обрел дар речи.

Отстранившись, она снова взяла меня за руки:

— Я родилась с человеческими инстинктами… возможно они спрятаны глубоко, но всё же существуют.

Еще одно бесконечное мгновение мы смотрели друг на друга, и я пытался догадаться, испытывает ли она такое же нежелание двигаться, как и я. Но день угасал, а тени деревьев уже почти касались нас.

— Тебе пора ехать.

— Я думал, ты не умеешь читать мои мысли.

Эдит улыбнулась:

— Они становятся более ясными, — ее глаза внезапно вспыхнули волнением. — Можно я кое-что тебе покажу?

— Что угодно.

Она спросила с усмешкой:

— Как насчет ускоренного способа вернуться к пикапу? — Я настороженно взглянул на нее. — Разве ты не хочешь увидеть, как я передвигаюсь по лесу? — надавила она. — Обещаю, это безопасно.

— Ты… превратишься в летучую мышь?

Она разразилась смехом.

— Будто я не слышала этого прежде!

— Точно, уверен, ты постоянно это слышишь.

Очередным неуловимо быстрым движением она оказалась на ногах. Протянула мне руку, и я вскочил. Быстро развернувшись, Эдит оглянулась на меня.

— Забирайся ко мне на спину.

Я моргнул.

— Чего?

— Не будь трусом, Бо, я обещаю, больно не будет.

Она так и стояла спиной ко мне в ожидании, совершенно серьезная.

— Эдит, я не… То есть…как?

Она повернулась ко мне, приподняв одну бровь:

— Тебе наверняка хорошо известен принцип езды на закорках.

Я пожал плечами:

— Конечно, но…

— Тогда в чем проблема?

— Ну… ты ведь такаякрохотная.

Эдит сердито выдохнула, а затем исчезла. На этот раз, когда она пробегала мимо, я почувствовал порыв ветра. Через секунду-другую она вернулась, держа в руке валун.

Настоящий валун. Который она, должно быть, вырвала из земли, потому что нижняя его часть была покрыта прилипшей грязью и корешками. Если бы она опустила его на землю, то по высоте он доходил бы ей до пояса.

Она склонила голову набок.

— Это не то, что я имел в виду. Я не говорил, что ты недостаточно сильная…

Эдит легко перебросила валун через плечо, и он пролетел далеко за край леса, а потом рухнул со звуком ломающегося дерева и разбивающегося камня.

— Это очевидно, — продолжил я. — Но я… Как я помещусь? — я посмотрел на свои слишком длинные ноги и снова перевел взгляд на ее изящную фигурку.

Она опять повернулась ко мне спиной:

— Доверься мне.

Чувствуя себя самым глупым, самым неуклюжим человеком в истории, я нерешительно обхватил Эдит за шею.

— Давай же, — сказала она нетерпеливо. Завела руку назад и, схватив меня за ногу, поддернула мое колено к своей талии.

— Ого!

Но она уже завладела моей второй ногой и, вместо того чтобы опрокинуться назад, с легкостью удерживала мой вес. Она передвинула мои ноги так, чтобы они обхватывали ее талию. Мое лицо горело, и я знал, что выгляжу, должно быть, как горилла верхом на борзой.

— Я не делаю тебе больно?

— Бо, я тебяумоляю.

Вдобавок к неловкости ситуации я еще и весьма отчетливо осознавал, что мои руки и ноги крепко обхватывают ее стройное тело.

Неожиданно Эдит, схватив меня за руку, прижала мою ладонь к своему лицу. И глубоко вздохнула.

— С каждым разом все легче, — сказала она.

А потом побежала.

Впервые я почувствовал настоящий страх за свою жизнь. Ужас.

Она неслась сквозь лес как пуля, как призрак. Ни единого звука, никаких признаков, что ее ноги вообще касались земли. Ее дыхание не участилось, что стало бы свидетельством прикладываемых усилий. Однако деревья пролетали на смертоносной скорости, всегда промахиваясь мимо нас всего на несколько дюймов.

Слишком сильное потрясение помешало мне закрыть глаза, хотя холодный воздух хлестал по лицу, обжигая их. Создавалось ощущение, как будто я высунул голову в окно во время авиаперелета.

Потом все закончилось. Если утром мы добрались до поляны Эдит за несколько часов, то теперь вернулись к пикапу в считаные минуты — даже не минуты, секунды.

— Бодрит, не правда ли? — Ее голос был высоким, возбужденным.

Она стояла неподвижно, ожидая, когда я распутаю ноги и отойду от нее. Я и правда попытался, но не смог заставить мышцы «разморозиться». Руки и ноги оставались сомкнутыми, а голова неприятно кружилась.

— Бо? — спросила она, теперь уже обеспокоенно.

— Кажется, мне нужно прилечь, — задыхаясь, прошептал я.

— Ой. Прости.

Мне потребовалось несколько секунд на то, чтобы вспомнить, как расслабить пальцы. Затем все мускулы, казалось, отключились одновременно, я практически рухнул с Эдит и, спотыкаясь, ковылял спиной вперед, пока, оступившись, окончательно не упал.

Она протянула руку, явно стараясь не смеяться, но я отклонил ее предложение. Вместо этого, оставшись на земле, опустил голову между коленей. В ушах звенело, а голова тошнотворно кружилась.

Холодная рука легла мне на затылок. Это помогло.

— Думаю, идея оказалась так себе, — сказала Эдит задумчиво.

Я старался выглядеть бодро, но мой голос звучал глухо:

— Нет, что ты, это было очень интересно.

— Ха! Ты бледный как привидение… нет, даже хуже: ты бледный, как я!

— Пожалуй, мне стоило закрыть глаза.

— Вспомни об этом в следующий раз.

— В следующий раз? — поднял я на нее испуганный взгляд.

Все еще пребывая в приподнятом настроении, она рассмеялась.

— Воображала, — буркнул я и снова опустил голову.

Только через полминуты кружение замедлилось.

— Бо, посмотри на меня.

Я приподнял голову и увидел лицо Эдит всего лишь в нескольких дюймах от своего. Ее красота ошеломила меня, словно удар исподтишка. К ней невозможно привыкнуть.

— Я тут думала, пока бежала…

— Надеюсь, о том, чтобы не врезаться в деревья? — перебил я, пытаясь отдышаться.

— Глупыш Бо. Бег для меня привычное дело. Об этом мне даже думать не надо.

— Воображала, — снова пробормотал я, чем вызвал ее улыбку.

— Нет, я думала, что хочу попробовать кое-что сделать, — с этими словами Эдит снова обхватила ладонями мое лицо.

У меня перехватило дыхание.

Она заколебалась, словно проверяя, безопасно ли это и по-прежнему ли надежен ее самоконтроль.

А затем ее прохладные безупречные губы нежно прижались к моим.

Моя реакция застала врасплох нас обоих: кровь закипела, обожгла губы, дыхание стало рваным, а пальцы зарылись в волосы Эдит, прижимая ее лицо к моему.

И тут же она превратилась в безразличный камень. Мягко, но настойчиво оттолкнула мое лицо. Открыв глаза, я встретился с ней взглядом.

— Ох, — выдохнул я.

— Это еще мягко сказано.

Ее глаза дико горели, зубы были крепко стиснуты. Наши лица все еще находились в каких-то дюймах друг от друга, а мои пальцы запутались в ее волосах.

— Я должен?.. — я попытался высвободиться, чтобы дать ей возможность отстраниться.

Ее руки не отпустили меня.

— Нет, это терпимо. Подожди минутку, пожалуйста, — голос Эдит звучал вежливо, сдержанно.

Я не отрывал взгляда от ее глаз, наблюдая, как возбуждение в них стихает, смягчается.

— Всё, — улыбнулась она, явно довольная собой.

— Терпимо? — переспросил я.

Она рассмеялась:

— Я сильнее, чем думала. Приятно это знать.

— А я совсем не сильный. Прости.

— Ты же всего лишь человек, в конце концов.

— Ага, — вздохнул я.

Выпутав свои волосы из моих пальцев, она поднялась одним плавным, практически невидимым движением. На сей раз я принял протянутую мне руку и встал. Мне нужна была эта поддержка — равновесие еще не вернулось. При попытке шагнуть в сторону от Эдит меня пошатнуло.

— Это тебя все еще от пробежки качает или от моего искусного поцелуя? — сейчас, беззаботно смеясь, она была практически неотличимой от человека. Эта новая Эдит, не похожая на ту, которую я знал, еще сильнее кружила мне голову. Расставание с ней причинило бы мне теперь физическую боль.

— И то, и другое.

— Наверное, тебе следует позволить мне сесть за руль.

— Хм, думаю, на сегодня с меня хватит твоей жажды скорости…

— Да я вожу лучше тебя, даже когда ты в прекрасной форме, — возразила она. — У тебя реакция гораздо медленнее.

— Верю, но сомневаюсь, что мой пикап выдержит твоё вождение.

— Немножко доверия, пожалуйста, Бо.

Мои пальцы в кармане уже нащупали ключ. Я поджал губы, будто размышляя, после чего покачал головой с натянутой улыбкой:

— Не-а. Ни в коем случае.

Приподняв брови, Эдит ухватилась за мою футболку и дернула. Я чуть не врезался в нее, от чего меня спасла только упершаяся в ее плечо ладонь.

— Бо, я уже приложила огромные усилия, чтобы сохранить тебе жизнь, и не собираюсь пускать тебя за руль транспортного средства, когда ты даже прямо идти не можешь. Друзья не позволяют пьяным друзьям вести машину.

— Пьяным? — запротестовал я.

Встав на цыпочки, Эдит потянулась вверх, так, чтобы ее лицо приблизилось к моему. Я ощутил невыносимо приятный аромат ее дыхания.

— Ты опьянен уже самим моим присутствием.

— С этим не поспоришь, — вздохнул я. Выбора не было — я ни в чем не мог ей отказать, поэтому поднял руку повыше и, выпустив ключ, проследил, как она молча поймала его молниеносным движением. — Только полегче, мой пикап совсем старичок.

— Очень разумно.

Отпустив футболку, она выскользнула из-под моей руки.

— А на тебя, значит, мое присутствие совсем не влияет?

Развернувшись, Эдит потянулась к моей руке, снова прижала ее к лицу и, сомкнув веки, медленно сделала глубокий вдох.

— И все равно, — пробормотала она, с улыбкой открывая глаза, — реакция у меня получше.

Глава четырнадцатая

Победа духа

Вынужден признать, Эдит — просто отличный водитель… когда сохраняет разумную скорость. Как и многое другое, вождение, похоже, не требовало от нее усилий. Она держала руль одной рукой, потому что второй завладел я, и почти не уделяла внимания дороге, но пикап ехал точно посередине полосы. Иногда Эдит поглядывала на заходящее солнце, от которого ее кожа слегка переливалась рубиновыми отблесками. Иногда — на меня, и тогда смотрела либо мне в глаза, либо на наши сплетенные руки.

Она поймала радиостанцию, передающую музыку в стиле ретро, и подпевала песне, которую я никогда не слышал. Голос Эдит, такой же совершенный, как и все остальное в ней, парил на октаву выше инструментального сопровождения, безошибочно выводя каждую ноту мелодии.

— Тебе нравится музыка пятидесятых? — поинтересовался я.

— В пятидесятые музыка была хороша. Гораздо лучше, чем в шестидесятые или семидесятые! Бррр… — она изящно передернула плечами. — Музыку восьмидесятых можно назвать сносной.

— Ты собираешься сказать мне, сколько тебе лет?

Мне казалось, что этот вопрос способен испортить ее приподнятое настроение, но Эдит лишь улыбнулась:

— Неужели это так важно?

— Нет, но мне бы хотелось знать о тебе все.

— Интересно, расстроит ли это тебя, — тихо пробормотала она. И уставилась на солнце. Молчание длилось не меньше минуты.

— А ты попробуй, — наконец предложил я.

Она посмотрела мне в глаза, на какое-то время явно забыв о дороге. Похоже, увиденное воодушевило Эдит. Она подставила лицо последним кроваво-красным лучам заходящего солнца и вздохнула.

— Я родилась в Чикаго в 1901 году, — замолчав, она искоса взглянула на меня. Тщательно следя за выражением лица, чтобы скрыть удивление, я терпеливо ждал продолжения. Эдит слабо улыбнулась и договорила: — Карин нашла меня в больнице летом 1918 года. Мне было семнадцать, и я умирала от испанки.

Она услышала, как я ахнул, и снова посмотрела мне в глаза.

— Я не так уж хорошо помню это. Дело было давно, а человеческие воспоминания блекнут, — она ненадолго погрузилась в размышления, но продолжила раньше, чем я успел ее поторопить: — Но в памяти четко отпечаталось то, что я чувствовала, когда Карин спасала меня. Такое невозможно просто взять и забыть.

— А твои родители?

— К тому времени они уже умерли от этой болезни. Я осталась одна. Поэтому Карин выбрала меня. В хаосе эпидемии никто не заметил бы, что я пропала.

— Как она… спасла тебя?

Прошло несколько секунд, прежде чем Эдит снова заговорила — похоже, очень тщательно подбирая слова:

— Было сложно. Немногие из нас обладают достаточной выдержкой, чтобы сделать это. Но Карин всегда была самой гуманной и сострадающей из всех нас… не думаю, что в истории можно найти кого-то равного ей, — Эдит ненадолго замолчала. — Что касается меня, мне было просто очень, очень больно.

Она стиснула зубы, а я понял, что продолжения не будет, и решил отложить этот разговор на потом. Мое любопытство касательно этой темы вряд ли можно считать праздным. Ее необходимо обдумать с разных сторон, многие из которых только начинали приходить мне в голову.

От размышлений меня оторвал мягкий голос Эдит:

— Карин поступила так из-за одиночества. Это обычно основная причина. Я стала первым членом ее семьи, но вскоре она нашла Эниста. Он упал со скалы, и его сразу отвезли в больничный морг, хотя сердце у него каким-то чудом еще билось.

— Значит, нужно быть на грани смерти, чтобы…

— Нет, просто такова Карин. Она никогда не сделала бы этого с тем, у кого есть выбор. Любая альтернатива, — в голосе Эдит, как всегда, когда она говорила о своей приемной матери, звучало искреннее уважение. — Но, по ее словам, легче, — продолжала она, — если сердце слабое, — Эдит уставилась на потемневшее полотно дороги, и я понял, что этот вопрос снова закрыт.

— А Элинор и Роял?

— Следующим в нашей семье появился Роял. Карин надеялась, что он станет для меня тем, кем для нее стал Энист, правда, я долго об этом не догадывалась — Карин всегда была осторожна в своих мыслях рядом со мной, — Эдит закатила глаза. — Но Роял так и остался для меня не более чем братом. А всего лишь через два года он нашел Элинор. Он охотился — мы жили тогда в Аппалачах — и наткнулся на медведя, который почти прикончил ее. Роял нес ее к Карин более ста миль, побоявшись, что сам не справится. Я только сейчас начала понимать, насколько трудно далось ему то путешествие, — она многозначительно посмотрела на меня и, подняв наши все еще соединенные руки, потерлась щекой о тыльную сторону моей кисти.

— Но он сумел.

— Да. Что-то в ее лице придало ему сил для борьбы. С тех пор они вместе. Иногда живут отдельно от нас как семейная пара. Но чем более молодыми мы притворяемся, тем дольше можем оставаться на одном месте. Форкс идеально подходит нам во многих отношениях, поэтому мы все поступили в школу, — рассмеялась она. — Наверное, через несколько лет нам придется быть гостями на их свадьбе. Снова.

— А Арчи и Джесамина?

— Арчи и Джесамина — два уникальных создания. Они оба развили сознательность, как мы это называем, без чьей-либо помощи. Джесамина раньше была частью другой… семьи, совсем не похожей на нашу. Их образ жизни угнетал ее, и тогда она начала странствовать одна. И Арчи нашел ее. Как и у меня, у него тоже есть дар.

— В самом деле? — восторженно прервал я Эдит. — Но ты говорила, что единственная в своей семье слышишь чужие мысли.

— Это так. А ему открыто кое-что другое. Он видит события: те, которые могут произойти, те, которые приближаются. Но все это очень субъективно. Будущее не высечено из камня. Оно изменчиво.

После этих слов Эдит стиснула зубы и метнула взгляд на меня, но отвела его так быстро, что я даже не был уверен, не померещилось ли мне это.

— И что же он видит?

— Он увидел Джесамину и понял, что она ищет его, прежде, чем она сама это осознала. Увидел Карин и нашу семью и вместе с Джесаминой пришел, чтобы найти нас. Особенно он чувствителен к нелюдям. Например, всегда знает о приближении другой группы нам подобных. И предвидит любую угрозу, которую они могут собой представлять.

— Существует много… вам подобных? — я был удивлен. Сколько таких, как они, бродит среди нас, людей, пока мы находимся в полном неведении?

Мой разум зацепился за одно из произнесенных ею слов. Угроза. Впервые Эдит намекнула мне, что ее мир может быть опасен не только для человека. Это так встревожило меня, что я готов был задать новый вопрос, но, опередив меня, она уже отвечала на предыдущий:

— Нет, не так уж много. Однако большинство из них предпочитают не задерживаться на одном месте. Только такие, как мы, отказавшиеся от охоты на вас, смертных, — лукавый взгляд в мою сторону, — могут довольно долго жить среди людей. Мы нашли всего одну такую же семью, как наша, в маленькой деревушке на Аляске. И на некоторое время поселились рядом с ними, но нас оказалось так много, что мы стали слишком заметными. Все, кто живет… по-другому, стремятся сплотиться.

— А остальные?

— В большинстве своем кочевники. Временами мы тоже так жили. Это наскучивает, как и все остальное. Но периодически мы сталкиваемся с другими, так как большинство из нас предпочитает север.

— Почему?

Мы уже припарковались возле моего дома, и Эдит выключила двигатель пикапа. После его рева тишина показалась особенно глубокой. Вокруг было очень темно: даже луны не видно. Свет на крыльце не горел, и я понял, что отца еще нет дома.

— Ты сегодня вообще открывал глаза? — поддразнила она меня. — Думаешь, я смогла бы ходить по улице в солнечную погоду, не став при этом причиной множества ДТП?

Я не ответил, но подумал, что Эдит вполне способна устроить на дороге огромную пробку даже без всей этой пиротехники.

— У нас были основания выбрать Олимпийский полуостров, одно из самых пасмурных мест в мире. Приятно иметь возможность выходить из дому днем. Ты даже не представляешь, до какой степени можно устать от ночного образа жизни за восемьдесят с лишним лет.

— Так вот откуда берут начало все эти легенды?

— Возможно.

— А Арчи тоже пришел из другой семьи, как и Джесамина?

— Нет, и как раз в этом заключена тайна. Арчи ничего не помнит из своей человеческой жизни. И не знает, кто его обратил. Просто однажды он очнулся совсем один. Тот, кто создал его, ушел, и никто из нас не понимает, почему или как это могло случиться. Если бы у Арчи не было его дара, если бы он не увидел Джесамину и Карин и не знал, что однажды станет одним из нас, то, наверное, совсем одичал бы.

Нужно было о многом поразмыслить, а вопросов оставалось еще больше. Но тут у меня забурчало в животе. Я даже не заметил, что проголодался, настолько был заинтригован. А теперь осознал, что умираю с голоду.

— Прости, из-за меня ты вовремя не поужинал.

— Все в порядке, правда.

— Я не так часто провожу время с теми, кто нуждается в пище. Вот и забыла.

— Хочу побыть с тобой, — в темноте сказать это было гораздо проще, особенно зная, что голос может подвести меня, выдать мою безнадежную привязанность к Эдит.

— Можно мне войти? — спросила она.

— А ты хочешь? — я не мог представить себе эту богиню сидящей на отцовском потертом кухонном стуле.

— Да, если не возражаешь.

— Нисколько, — я улыбнулся.

Я выбрался из пикапа, а она уже была рядом. Потом порхнула вперед и исчезла. В доме зажегся свет.

Эдит встретила меня у двери. Было так странно видеть ее у нас дома, среди скучных материальных атрибутов моей обыденной жизни. Мне вспомнилась игра «Лишний предмет», в которую мы с мамой играли, когда мне было четыре или пять. «Один из этих предметов отличается от остальных».

— Неужели я не запер дверь? — поинтересовался я.

— Нет, я взяла ключ из-под карниза.

Я подумал, что никогда не пользовался этим ключом в ее присутствии. А потом вспомнил, как она нашла ключи от моей машины, и пожал плечами.

— Ты ведь голоден, да? — и Эдит повела меня за собой на кухню так, будто бывала здесь миллион раз. Включив свет, она села на тот самый стул, на котором я пытался ее представить. Кухня больше не казалась такой уж обшарпанной. Хотя, может быть я просто не мог отвести глаз от Эдит и поэтому не смотрел ни на что другое. Я застыл на мгновение, пытаясь осознать ее присутствие здесь, среди этой обыденности.

— Съешь что-нибудь, Бо.

Кивнув, я повернулся чтобы пошарить в холодильнике. Там нашлась оставшаяся со вчерашнего ужина лазанья. Я положил кусок на тарелку, потом, передумав, добавил все, что оставалось на противне, и поставил в микроволновку. Пока она разогревала пищу, наполняя кухню запахами помидоров и орегано, я вымыл противень. В животе снова забурчало.

— Хмм, — сказала Эдит.

— Что такое?

— В будущем мне придется выполнять свои обязанности получше.

Я засмеялся:

— Что ты можешь делать еще лучше, чем сейчас?

— Хотя бы помнить, что ты человек. Я должна была, не знаю, взять с собой корзинку для пикника или что-то в этом роде.

Микроволновка просигналила, я вынул тарелку и торопливо поставил ее, когда она обожгла мне руку.

— Не беспокойся об этом.

Взяв вилку, я начал есть. Я действительно проголодался. Первый кусок ошпарил мне рот, но я продолжал жевать.

— Это вкусно? — спросила она.

Я проглотил:

— Не уверен. Кажется, я только что напрочь сжег себе вкусовые рецепторы. Вчера было вкусно.

Похоже, я ее не убедил.

— А ты когда-нибудь скучаешь по еде? По мороженому? Арахисовому маслу?

Она покачала головой:

— Я почти не помню еду. Даже не могу тебе сказать, что больше всего любила. Теперь она пахнет… несъедобно.

— Наверное, это печально.

— Это не такая уж огромная жертва, — грустно сказала она, словно вспоминая об иных жертвах, которые и в самом деле были огромными.

С помощью кухонного полотенца я переставил горячую тарелку на стол — чтобы иметь возможность сесть рядом с Эдит.

— А по каким-нибудь другим сторонам человеческой жизни скучаешь?

Она на секунду задумалась:

— Не то чтобы скучаю, потому что для этого нужно было бы сохранить какие-то яркие воспоминания, а как я уже сказала, человеческая жизнь стирается из памяти. Но кое-что мне, вероятно, хотелось бы испытать. Пожалуй, можно сказать, что это вызывает у меня зависть.

— Например?

— Например, сон. Бесконечное бодрствование иногда утомляет. Думаю, мне понравилось бы временное забвение. Это кажется интересным.

Думая над этим, я съел еще несколько кусков:

— Такое впечатление, что это нелегко. И чем же ты занимаешься всю ночь?

Она помедлила, потом поджала губы:

— Ты имеешь в виду в общем?

Я удивился, поняв, что ей, похоже, не хочется отвечать на этот вопрос. Может, он получился недостаточно конкретным?

— Нет, не обязательно в общем. Скажем, что ты собираешься делать сегодня, после того, как уйдешь?

Это был неправильный вопрос. Я почувствовал, что моя эйфория постепенно спадает. Эдит должна будет уйти. И не имело значения, насколько коротким будет расставание, — я боялся его.

Кажется, ей тоже не понравился вопрос, и сначала я подумал, что по той же причине. Но потом Эдит бросила на меня быстрый взгляд и отвела глаза, будто ей было неловко.

— Что?

Она состроила гримаску:

— Ты хочешь услышать приятную ложь или правду — возможно, тревожную?

— Правду, — быстро сказал я, хоть и не был полностью в этом уверен.

Эдит вздохнула:

— Когда ты и твой отец уснете, я вернусь сюда. В последнее время это стало частью моего распорядка дня.

Я моргнул. Потом еще раз.

— Ты приходишь сюда?

— Почти каждую ночь.

— Почему?

— Интересно наблюдать, как ты спишь, — непринужденно сказала она. — Ты разговариваешь.

Мой рот открылся, а шея и лицо покраснели. Конечно мне известно, что я разговариваю во сне — мама поддразнивала меня по этому поводу. Но я не думал, что и здесь придется беспокоиться об этом.

Эдит с опаской наблюдала за моей реакцией, глядя на меня из-под ресниц.

— Ты очень сердишься на меня?

Сердился ли я? Не знаю. Но угроза унижения была очень реальной. И вообще, откуда Эдит слушала мое сонное бормотание? Через окно? Непонятно.

— Как ты… Где ты… Что я…? — мне не удавалось закончить ни одну из мыслей.

Эдит приложила ладонь к моей щеке. Прилившая кровь казалась обжигающе горячей по сравнению с ее прохладной рукой.

— Не расстраивайся. У меня не было дурных намерений. Уверяю тебя, я очень хорошо контролировала себя. И если бы мне показалось, что это опасно, я немедленно ушла бы. Я просто… хотела быть рядом с тобой.

— Я… это не то, что меня беспокоит.

— А что же тебя беспокоит?

— Что именно я говорил?

Эдит улыбнулась:

— Ты скучаешь по маме. Когда идет дождь, его звук вызывает у тебя тревогу. Ты много говорил о доме, но в последнее время это стало реже. Однажды ты сказал: «Слишком зелено», — она тихо рассмеялась в явной надежде на то, что не обидела меня снова.

— Что-то еще? — требовательно спросил я.

Она поняла, к чему я веду.

— Ты действительно произносил мое имя, — призналась она.

Я вздохнул, смиряясь:

— Часто?

— Смотря что ты понимаешь под «часто».

— О нет, — простонал я.

Словно это было для нее легко и естественно, она обхватила меня за плечи и положила голову мне на грудь. Я не раздумывая ответил на объятие. Чтобы удержать Эдит на месте.

— Не стесняйся, — прошептала она. — Помнишь, ты уже упоминал о том, что я тебе снюсь?

— Это другое. Я говорил сознательно.

— Если бы я могла видеть сны, они были бы о тебе. И я этого не стыжусь.

Я погладил ее по голове. Если на то пошло, я и в самом деле был не против, поскольку всё равно не ожидал от Эдит следования нормальным человеческим правилам. Достаточно и тех, что она сама установила для себя.

— Мне не стыдно, — прошептал я.

Она напевала без слов, как будто мурлыкала. Ее щека лежала на моем сердце.

Потом мы оба услышали шуршание шин по подъездной дорожке и увидели в окнах свет фар. Вздрогнув, я опустил руки, а Эдит отстранилась.

— Хочешь, чтобы твой отец узнал, что я здесь? — спросила она.

Я попытался быстро это обдумать.

— Хм…

— Тогда в другой раз…

И я остался один.

— Эдит? — шепнул я.

И услышал лишь тихий смешок, после чего наступила тишина.

Отец повернул ключ в замочной скважине.

— Бо? — позвал он. Я вспомнил, что раньше находил это забавным: кто еще тут может быть? Теперь вдруг оказалось, что его вопрос не совсем лишен смысла.

— Я здесь.

Не слишком ли взволнованный у меня голос? Я откусил еще лазаньи, чтобы можно было жевать, когда Чарли войдет. После дня, проведенного с Эдит, его шаги показались слишком громкими.

— Ты взял всю лазанью? — спросил он, заглядывая мне в тарелку.

— Ой, прости. Вот, возьми у меня.

— Не беспокойся, Бо. Я сделаю себе бутерброд.

— Прости, — снова пробормотал я.

Чарли шумно сновал по кухне, собирая все, что ему нужно. Я поедал свою огромную порцию лазаньи на предельной скорости, доступной для человека, не желающего подавиться насмерть. И думал о том, что Эдит сказала: «Ты хочешь, чтобы твой отец узнал, что я здесь?» А это не то же самое что: «Ты хочешь, чтобы твой отец узнал, что я была здесь?», в прошедшем времени. Так означают ли ее слова, что на самом деле она не ушла? Я надеялся на это.

С бутербродом в руке Чарли сел на стул напротив меня. Было трудно представить, что Эдит сидела там же всего пару минут назад. Чарли был здесь на месте. Воспоминание же о ней было похоже на сон, который, вероятно, не мог быть реальным.

— Как прошел день? Ты сделал все, что хотел?

— Ммм, вообще-то нет. На улице было слишком хорошо, чтобы оставаться дома. Рыба клевала?

— Ага. Ей тоже нравятся погожие дни.

Я соскреб остатки лазаньи, набил полный рот и начал жевать.

— Есть планы на вечер? — внезапно спросил Чарли.

Я покачал головой — возможно, слишком выразительно.

— Ты какой-то взвинченный, — заметил он.

И надо же ему было проявить наблюдательность именно сейчас.

Я проглотил.

— Правда?

— Сегодня суббота, — размышлял он.

Я не ответил.

— Значит, ты пропускаешь танцы…

— Как и собирался, — заметил я.

Он кивнул:

— Ну да, танцы. Понимаю. Но, может быть, на следующей неделе… ты мог бы пригласить эту девушку Ньютон на обед или что-то еще. Выбраться из дома. Пообщаться.

— Я говорил тебе, она встречается с моим другом.

Чарли нахмурился:

— Ну, в море много другой рыбы.

— Не при твоих темпах лова.

Он рассмеялся:

— Делаю все, что могу. Так ты сегодня никуда не собираешься? — еще раз поинтересовался он.

— Некуда, — ответил я. — К тому же я устал. Снова лягу спать пораньше.

Я встал и отнес тарелку в раковину.

— Угу, — сказал он, задумчиво жуя. — Ни одна из девушек в этом городе не в твоем вкусе, а?

Пожав плечами, я начал мыть тарелку.

Я чувствовал на себе взгляд Чарли, и изо всех сил старался не краснеть. Не уверен, что у меня получалось.

— Не будь слишком придирчив к нашему городку, — сказал он. — Я знаю, что выбор здесь не так велик, как в большом городе…

— Здесь большой выбор, пап. Не беспокойся за меня.

— Ладно, ладно. Так или иначе, это не мое дело, — это прозвучало удрученно.

Я вздохнул:

— Ну, я закончил. Увидимся утром.

— Спокойной ночи, Бо.

Поднимаясь по лестнице, я старался еле волочить ноги, как будто безумно устал. Интересно, купился ли он, ведь актер из меня никудышный. Вообще-то, я не соврал. Я действительно никуда не собирался сегодня вечером.

Хлопнув дверью спальни достаточно сильно, чтобы внизу было слышно, я как можно тише подбежал к окну, открыл его и высунулся в темноту. Ничего было не разглядеть, кроме теней, отбрасываемых верхушками деревьев.

— Эдит? — шепнул я, чувствуя себя полным идиотом.

— Да? — ответил мне сзади тихий смеющийся голос.

Я так быстро развернулся, что скинул со стола книгу, и она с глухим стуком упала на пол.

Эдит лежала поперек моей кровати, закинув руки за голову и скрестив лодыжки, с широкой улыбкой на лице и ямочками на щеках. В темноте ее кожа казалась голубовато-перламутровой.

— Ох! — выдохнул я, потянувшись к столу, чтобы опереться на него для поддержки.

— Прости.

— Секунду, только сердце перезапущу.

Двигаясь медленно, как делала, когда старалась вести себя по-человечески или не напугать меня, Эдит села, свесив ноги с кровати, и похлопала по покрывалу рядом с собой.

Я неуверенно подошел и присел рядом с ней. Она накрыла мою руку ладонью.

— Как твое сердце?

— Это ты мне скажи — уверен, ты слышишь его лучше, чем я.

Она тихо засмеялась.

Мы немного посидели в тишине, слушая, как успокаивается мое сердцебиение. В голове крутились мысли об Эдит в моей комнате… и подозрительных вопросах отца… и моем дыхании, отдающем лазаньей.

— Можно я отлучусь на минутку по человеческим делам?

— Конечно.

Встав, я взглянул на нее, всю такую безупречную, сидящую на краю моей кровати, и подумал, что, возможно, мне всё это просто мерещится.

— Ты ведь будешь здесь, когда я вернусь?

— Даже пальцем не шевельну, — пообещала она и снова превратилась в неподвижную статую.

Я прихватил из ящика комода пижаму и, торопливо выйдя из комнаты, с силой захлопнул за собой дверь ванной, чтобы Чарли знал, что она занята.

Зубы я почистил дважды, затем умылся и переоделся. Обычно я сплю просто в дырявых трениках и старой футболке — из маминого любимого заведения, где готовят барбекю, поэтому на ней был изображен улыбающийся поросенок между двух булочек. Жаль, что у меня нет ничего менее… моего. Но я, в общем-то, не ожидал гостей, и к тому же всё равно глупо было переживать из-за этого. Если Эдит бывала тут по ночам, то уже и так знала, в чем я сплю. Напоследок еще раз почистил зубы.

На выходе из ванной я снова получил сердечный мини-приступ, чуть не налетев на Чарли, стоявшего на лестничной площадке.

— Ха! — выпалил я.

— Ох, прости, Бо, не хотел тебя пугать.

— Все нормально, — я глубоко вздохнул.

Оглядев мой наряд, он удивленно хмыкнул.

— Тоже идешь спать? — поинтересовался я.

— Да, пожалуй. Завтра снова рано вставать.

— Ладно. Спокойной ночи.

— Ага.

Радуясь, что с того места, где стоял Чарли, нельзя увидеть мою кровать, я вернулся к себе в комнату и крепко закрыл за собой дверь.

Эдит не сдвинулась ни на миллиметр. Я улыбнулся, и ее губы дрогнули; она расслабилась, вдруг вновь превратившись в человека. Ну или почти. Я уселся рядом с ней, и она развернулась ко мне лицом, подобрав под себя ноги и скрестив их.

— Не уверена насчет своего отношения к этой футболке, — она говорила очень тихо, и я ни капли не беспокоился, что Чарли нас услышит.

— Я могу переодеться.

Она закатила глаза:

— Дело не в том, что ты ее носишь, а в самом факте ее существования, — Эдит провела пальцами по улыбающемуся поросенку, отчего мой пульс ускорился, но она вежливо проигнорировала это. — Стоит ли ему так радоваться тому, что он станет пищей?

Я не удержался и широко улыбнулся:

— Ну, нам же неизвестны его аргументы, не так ли? Возможно, у него есть причина для улыбки.

Эдит посмотрела на меня так, словно сомневалась в моем психическом здоровье.

Я взял ее за руку. Это казалось очень естественным, но в то же время мне не верилось в собственную удачу. Что я сделал, чтобы заслужить такое?

— Твой папа считает, что ты собираешься удрать, — сообщила она мне.

— Я в курсе. Якобы выгляжу взвинченным.

— А ты взвинчен?

— Пожалуй, более чем. Спасибо. За то, что осталась.

— Мне тоже этого хотелось.

Сердце забилось… не то что быстрее, но сильнее, что ли. По какой-то причине, которой мне никогда не понять, Эдит хотела быть со мной.

Двигаясь с человеческой скоростью, она распрямила ноги и перекинула их через мои. Потом снова свернулась калачиком у моей груди — видимо, в своей любимой позе: приложив ухо к сердцу, которое реагировало, пожалуй, сильнее, чем следовало. Я обнял ее и прижался губами к волосам.

— М-м-м, — протянула она.

— Это… — пробормотал я в ее волосы, — …намного легче, чем я ожидал.

— Тебе кажется, что это легко? — насколько я мог слышать, она улыбалась. Потом приподняла голову, и я почувствовал, как она, слегка касаясь носом, прокладывает прохладную дорожку вверх по моей шее.

— Ну, — сказал я, ощущая ее холодные губы у края своего подбородка, — по крайней мере, похоже, легче, чем сегодня утром.

— Хм… — ее руки скользнули по моим плечам и обхватили шею. Эдит приподнялась и коснулась губами моего уха.

— Почему… — мой голос позорно дрогнул, — как ты думаешь?

— Победа духа над плотью, — выдохнула она мне прямо в ухо, от чего по телу пробежал озноб. Она застыла и осторожно отстранилась. Ее ладонь прошлась по моей руке чуть ниже рукава футболки.

— Ты замерз, — сказала Эдит. Я почувствовал, как под ее пальцами кожа покрывается мурашками.

— Я в порядке.

Нахмурившись, она передвинулась на прежнее место. Мои руки не желали ее отпускать, и, хотя она выскользнула из объятий, ладони все равно остались на ее талии.

— Ты весь дрожишь.

— Сомневаюсь, что это из-за замерзания, — возразил я.

Секунду-другую мы всматривались друг в друга в темноте.

— Я не уверен, что именно мне разрешается делать, — признался я. — Насколько осторожным нужно быть?

Она замялась.

— Мне не легче, — наконец сказала она, отвечая на мой предыдущий вопрос. Ее рука тихонько коснулась моего предплечья, и я снова почувствовал мурашки. — Но днем, на поляне… тогда я еще не определилась. Мне очень жаль, с моей стороны было непростительно так себя вести.

— Я прощаю тебя, — пробормотал я.

— Спасибо, — Эдит улыбнулась, а затем вдруг стала серьезной, когда опустила взгляд к моей покрытой мурашками руке. — Видишь ли… Я не была уверена, достаточно ли сильна… — она взяла мою руку и прижала ее к своей щеке, по-прежнему не поднимая глаз. — И пока оставалась вероятность того, что я… сорвусь, — она вдохнула запах моего запястья, — я слишком… остро на всё реагировала. Но потом решила, что достаточно сильна, что не существует даже малейшей вероятности того, что я буду… что я когда-либо смогу…

Я никогда еще не видел, чтобы ей с таким трудом давались слова. Это было такпо-человечески.

— Что ж, выходит, сейчас нет такой вероятности?

Она наконец взглянула на меня и улыбнулась:

— Победа духа.

— Вроде бы легко, — сказал я, улыбкой давая ей понять, что всего лишь поддразниваю ее.

— Я бы не сказала, что это легко, скорее… требует титанических усилий, но осуществимо. И, кстати… отвечая на другой твой вопрос…

— Прости, — сказал я.

Она тихо рассмеялась.

— Почему ты извиняешься? — ответа явно не требовалось, и Эдит быстро продолжила, приложив палец к моим губам на случай, если бы я решил пуститься в объяснения: — Мнене легко, и поэтому, если это приемлемо для тебя, я предпочла бы, чтобы ты… следовал моему примеру, — она опустила палец. — Справедливо?

— Конечно, — сказал я быстро. — Всё, что хочешь, — как обычно, я имел это в виду в буквальном смысле.

— Если это окажется… слишком, я уверена, что смогу заставить себя уйти.

— Я позабочусь о том, чтобы не стало слишком, — нахмурившись пообещал я.

— Завтра будет сложнее, — предупредила Эдит. — За этот день я привыкла к твоему запаху и порог чувствительности к нему поразительно вырос. Если я покину тебя на какое-то время, придется начинать все заново. Хотя, наверное, не совсем с нуля.

— Не уходи вообще, — предложил я.

Ее лицо смягчилось в улыбке:

— Это мне подходит. Закуй меня в кандалы — я твоя пленница, — говоря это, она обхватила холодными пальцами моё запястье, имитируя наручник. — А теперь, если не возражаешь, могу я позаимствовать одеяло?

Мне потребовалось несколько мгновений.

— О… хм, конечно. Вот.

Свободной рукой я потянулся за ее спину, подцепил старое лоскутное одеяло, лежавшее сложенным у изножья кровати, и передал его Эдит. Она отпустила мое запястье, взяла одеяло и встряхнула его, после чего вернула мне обратно.

— Я была бы счастливее, если бы знала, что тебе комфортно.

— Мне очень комфортно.

— Пожалуйста?

Быстрым движением я набросил одеяло на плечи, словно плащ.

Она тихо усмехнулась.

— Не совсем то, что я имела в виду, — она уже стояла, накрывая одеялом мои ноги и укутывая меня в него. Прежде чем я успел осознать ее действия, Эдит снова забралась ко мне на колени и прижалась к моей груди. Одеяло образовало собой барьер между нами везде, где наша кожа могла соприкоснуться.

— Лучше? — спросила она.

— Не совсем уверен на этот счет.

— Но все же приемлемо?

— Более чем.

Она засмеялась. Я погладил ее по голове. Это казалось достаточно осторожным.

— Как странно, — сказала Эдит. — Ты читаешь о чем-то… слышишь это в мыслях других людей, видишь, как это с ними происходит… но ничто не способно подготовить тебя к чувству, которое испытаешь, когда это случится с тобой. Восторг первой любви. Это больше, чем я ожидала.

— Намного больше, — пылко согласился я.

— И другие эмоции — ревность, например. Мне казалось, я отчетливо представляю себе, что это такое. Читала о ней сто тысяч раз, видела актеров, изображавших это в бесчисленных пьесах и фильмах, ежедневно слышала в мыслях окружающих — даже, бывало, чувствовала сама по мелким поводам, жалея, что обделена чем-то… Но всё равно была потрясена, — Эдит нахмурилась. — Помнишь день, когда МакКейла пригласила тебя на танцы?

Я кивнул, хотя тот день запомнился мне в основном по другой причине.

— Тогда ты снова заговорила со мной.

— Я была ошарашена вспышкой негодования, почти ярости, которую испытала тогда — сначала даже не поняв, что со мной. Не знала, что ревность может быть настолько сильной… настолько болезненной. Потом ты отказал ей, а я не знала почему. Неспособность слышать твои мысли раздражала больше, чем обычно. Была ли тут замешана другая девушка? Или это просто ради Джереми? Я знала, что в любом случае не имею права беспокоиться об этом. Я старалась не беспокоиться… И тут начала выстраиваться очередь.

Я застонал, а Эдит рассмеялась.

— Я ждала, — продолжала она, — непозволительно страстно желая услышать, что ты им скажешь, каждый раз пытаясь расшифровать выражение твоего лица. Я не могла отрицать, что вид твоей раздраженной физиономии приносит мне облегчение. Но не была уверена. Не знала, каким был бы твой ответ, если бы тебя пригласила я…

Она подняла на меня глаза.

— В ту ночь я впервые пришла сюда. Наблюдая, как ты спишь, я ломала голову, каким образом преодолеть пропасть между тем, что я считала правильным, нравственным, этичным, благородным, и тем, чего желала. Я знала, что если поведу себя как должно и буду по-прежнему игнорировать тебя или исчезну на несколько лет, пока ты не уедешь, то однажды ты встретишь подходящую девушку — человека, вроде МакКейлы. Это огорчало меня.

— И тогда, — голос Эдит упал до шепота, — во сне ты произнес мое имя. Ты говорил так четко, сначала я даже подумала, что ты проснулся. Но ты беспокойно заворочался, еще раз пробормотал мое имя и вздохнул. Чувство, которое пронзило меня в тот момент, было пугающим… ошеломляющим. И я поняла, что не в силах больше избегать тебя.

Она на мгновение затихла, вероятно, вслушиваясь в неровное биение моего сердца.

— Но ревность… это так иррационально. Вот только что, когда Чарли спросил тебя об этой надоедливой девчонке…

— Его вопрос заставил тебя ревновать? В самом деле?

— Я в этом новичок. Ты возрождаешь во мне человека, и все чувствуется острее, потому что незнакомо.

— Но честно, не понимаю, как это может тебя беспокоить, если Роял, манекенщик года, Роял, Мистер Совершенство, предназначался тебе? Я же слышал это собственными ушами. Элинор или не Элинор, но разве я могу здесь конкурировать?

Ее зубы сверкнули, а руки снова обвились вокруг моей шеи.

— Нет никакой конкуренции.

— Этого я и боюсь, — я нерешительно обнял ее и осведомился: — Так хорошо?

— Очень даже, — Эдит счастливо вздохнула. — Конечно, Роял по-своему красив, но даже если бы он не был мне как брат, и не подошел Элинор, он всё равно никогда не смог бы иметь десятой, нет, сотой доли той притягательности, которой обладаешь в моих глазах ты, — теперь она была серьезна, задумчива. — Почти девяносто лет я блуждала среди представителей своего вида… и твоего… все это время считая себя самодостаточной, не понимая, чего ищу. И не находила ничего, потому что тебя еще не было на свете.

— Это как-то несправедливо, — прошептал я в ее волосы. — Ведь мне вообще не пришлось ждать. Почему я так легко отделался?

— Ты прав. — согласилась Эдит. — Мне определенно следует усложнить тебе задачу, — она погладила меня по щеке. — Тебе всего лишь приходится рисковать жизнью каждую секунду, проведенную со мной… конечно же, это сущие пустяки. Ты всего лишь вынужден отказаться от своей природы, от человечности… чего все это стоит?

— Я не чувствую себя обделенным.

Она уткнулась лицом в мою грудь и прошептала:

— Пока нет.

— Что… — начал я, но тут ее тело вдруг застыло. Я замер, вот только она уже исчезла и мои руки обнимали воздух.

— Ложись, — прошипела она, однако из-за темноты я не понял откуда.

Бросившись на кровать, я расправил одеяло и перекатился на бок — обычно я сплю в такой позе. И услышал, как дверь приоткрылась. Чарли проверял меня. Я дышал размеренно и чересчур глубоко.

Прошла бесконечно долгая минута. Я прислушивался в ожидании, когда закроется дверь. Внезапно рядом со мной оказалась Эдит. Она взяла меня за руку и, опустив ее себе на плечи, придвинулась ближе ко мне.

— Ты ужасный актер — я бы даже сказала, что путь в эту профессию тебе заказан.

— Плакал мой десятилетний план, — пробормотал я. Мое сердце вело себя безобразно. Вероятно, она не только слышала, но и чувствовала его, когда оно колотилось о ребра с такой силой, словно готово было сломать одно из них.

Эдит мурлыкала незнакомую мне мелодию, напоминавшую колыбельную. Потом перестала.

— Убаюкать тебя пением?

— Ну да, — засмеялся я. — Можно подумать, я способен спать, когда ты здесь.

— Ты делаешь это постоянно, — напомнила она мне.

— Не когда ты здесь, — возразил я, крепче обнимая ее.

— Ты прав. В таком случае, раз ты не намерен спать, то чем хочешь заняться?

— Честно? Много чем. Но все это не имеет ничего общего с осторожностью. — Она ничего не ответила и, кажется, перестала дышать. Я быстро продолжил: — Но раз уж я обещал быть осторожным, то хотел бы… побольше узнать о тебе.

— Спрашивай о чём угодно. — Теперь я расслышал в ее голосе улыбку.

Из всех вопросов я выбрал наиболее важный.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я. — До сих пор не могу постичь, почему ты настолько упорно сопротивляешься своей… природе. Не истолкуй мои слова неправильно, я, конечно, рад, что ты так поступаешь… никогда еще не был так счастлив быть живым. Я просто не понимаю, зачем тебе вообще было себя утруждать.

Эдит медленно ответила:

— Хороший вопрос, и ты не первый, кто его задает. Других — а именно подавляющее большинство представителей нашего вида, вполне довольное своей судьбой — тоже удивляет наш образ жизни. Но, видишь ли, только то, что нам… выпал такой жребий, еще не значит, что у нас нет права выбора подняться выше — выйти за рамки участи, которой никто из нас не хотел. Попытаться, насколько это возможно, сохранить человечность.

Я лежал неподвижно, испытывая своего рода благоговение. Эдит была лучше, чем я когда-либо мог бы стать.

— Ты уснул? — почти неслышно пробормотала она спустя несколько минут.

— Нет.

— Это все, что тебя интересовало?

Я закатил глаза.

— Не совсем.

— Что еще ты хочешь знать?

— Почему ты способна читать мысли — почему только ты? И Арчи, предвидящий будущее и всё такое… почему так происходит?

Я почувствовал под своей рукой, как Эдит пожала плечами.

— Мы толком не знаем. У Карин есть теория… согласно которой мы приносим с собой в следующую жизнь наши самые яркие человеческие качества, и они усиливаются — так же, как разум и органы чувств. Она считает, что я, вероятно, еще до обращения была очень восприимчива к мыслям окружающих. И что Арчи обладал прозорливостью, где бы он ни был.

— А что принесла в новую жизнь она сама и остальные?

— Карин принесла сострадание. Энист — способность страстно любить. Элинор — силу, Роял свое… упорство. Или это скорее можно назвать ослиным упрямством, — она усмехнулась. — У Джесамины очень интересный дар. В своей прошлой жизни она была весьма харизматичной и умела влиять на окружающих таким образом, чтобы они принимали ее точку зрения. Теперь ей удается управлять эмоциями тех, кто находится рядом с ней — успокоить целую комнату обозленных людей, к примеру, или, наоборот, взбодрить вялую толпу. Это очень тонкий дар.

Я обдумывал те невероятные вещи, о которых услышал, и пытался осознать полученную информацию. Эдит терпеливо ожидала, пока я размышлял.

— Так с чего же все началось? То есть Карин обратила тебя, а до этого кто-то, должно быть, обратил ее, и так далее…

— Ну а откуда произошли вы? Эволюция? Сотворение? Разве не могли мы развиваться так же, как и другие виды, среди которых есть и хищники, и жертвы? Или, если ты не веришь в самопроизвольное возникновение всего этого мира, которое мне и самой сложно принять, то неужели так трудно согласиться с предположением, что сила, породившая изящную коралловую рыбку и акулу, детеныша тюленя и кита-убийцу, вполне способна была создать и оба наших вида?

— Позволь уточнить сразу — я детеныш тюленя, не так ли?

— Верно, — Эдит рассмеялась, и пальцы ее коснулись моих губ. — Разве ты не устал? Это был довольно долгий день.

— Просто у меня осталось еще несколько миллионов вопросов.

— А у нас есть завтра, и послезавтра, и послепослезавтра…

Чувство эйфории, абсолютного блаженства, наполняло мою грудь до такой степени, что мне казалось, я могу просто лопнуть. Невозможно было представить, что где-то в мире нашелся бы наркоман, который не променял бы свое излюбленное снадобье на это чувство.

Прошло некоторое время, прежде чем я снова заговорил:

— Ты уверена, что утром не исчезнешь? В конце концов, ты ведь мифическое существо.

— Я тебя не покину, — торжественно пообещала Эдит, и меня вновь, даже сильнее, чем раньше, охватило то же самое чувство.

Когда ко мне вернулся дар речи, я сказал:

— Тогда еще один вопрос напоследок… — и тут же кровь прихлынула к моей шее. Темнота не спасала. Я был уверен, что Эдит почувствовала этот жар.

— Что такое?

— Ммм… не-а, забудь. Я передумал.

— Бо, ты можешь спрашивать меня о чем угодно.

Я молчал, и она застонала.

— Я всё еще надеюсь, что со временем буду меньше раздражаться, не слыша твоих мыслей. Но становится только хуже и хуже.

— Хватает и того, что ты подслушиваешь мою болтовню во сне, — пробормотал я.

— Пожалуйста, скажи мне, — тихо попросила Эдит, и в ее бархатном голосе прозвучала та гипнотическая сила, против которой я не в силах устоять.

Но я пытался. Я молча покачал головой.

— Если ты мне не скажешь, то я решу, что это гораздо хуже, чем на самом деле, — пригрозила она.

— Мне не следовало заводить речь об этом, — сказал я и сжал зубы.

— Пожалуйста? — снова этот завораживающий голос.

Я вздохнул:

— Ты… не обидишься?

— Конечно нет.

Я набрал полную грудь воздуха:

— Ну… в общем, ясное дело, я не знаю всей правды о вампирах, — это слово вырвалось у меня случайно, я слишком сильно увлекся обдумыванием своего вопроса, а потом понял, что именно сказал, и замер.

— Да?

Ее голос звучал обыденно, будто это слово не имело никакого значения.

Я выдохнул с облегчением.

— Хорошо, то есть я знаю только о тех вещах, о которых ты мне рассказывала, и, похоже, мы очень… отличаемся. Физически. Ты выглядишь как человек… только лучше… но ты не ешь и не спишь, например. Не нуждаешься в том, что необходимо нам.

— Некоторые моменты спорны, но многое из сказанного тобой верно. И какой у тебя вопрос?

Я вдохнул поглубже:

— Прости.

— Спрашивай.

Я быстро выпалил:

— В общем, я всего лишь обычный человеческий парень, а ты самая красивая девушка, которую я когда-либо видел, и я просто… сражен тобой, и отчасти это, естественно, выражается в том, что меня безумно влечет к тебе, чего ты, уверен, не могла не заметить, учитывая твою чрезвычайную осведомленность о моей кровеносной системе, но я понятия не имею, ощущаешь ли ты то же самое. Или же это как сон и пища, которые тебе не нужны, а мне да… хоть я и желаю их несравнимо меньше, чем желаю тебя? Ты сказала, что Элинор и Роял уезжают и живут как супружеская пара, но означает ли это для вампиров то же самое, что и для людей? И это абсолютно непозволительный вопрос, совершенно неприемлемый на первом свидании, и я прошу прощения, а ты не обязана отвечать…

Я втянул огромную порцию воздуха.

— Хм… Я назвала бы это свидание вторым.

— Ты права.

Эдит хохотнула:

— Ты спрашиваешь меня о сексе, Бо?

Мое лицо снова вспыхнуло.

— Да. Я не должен был.

Она снова рассмеялась:

— Я действительно забралась к тебе в постель, Бо. И считаю, что этот факт делает подобные вопросы вполне объяснимыми.

— Но ты всё равно не обязана отвечать.

— Я же говорила, что ты можешь спрашивать меня о чем угодно, — Эдит помедлила, а затем ее голос изменился. Стал официальным, как у читающего лекцию преподавателя. — Итак… в широком смысле — «Секс и вампиры. Основы». Все мы были людьми, Бо, и большинство человеческих страстей остались при нас — просто их затмевают более мощные желания. Но мы не всё время испытываем жажду, и, как правило, склонны образовывать… очень прочные связи. Сильные как физически, так и эмоционально. Роял и Элинор очень похожи на любую пару людей, которых влечет друг к другу, и под этим я подразумеваю, что они очень, очень действуют на нервы тем из нас, кому приходится жить с ними под одной крышей, особенно тому, кто слышит их мысли.

Я тихо рассмеялся, и она присоединилась.

— Неудобно, — пробормотал я.

— Ты даже не представляешь, — мрачно заметила она, потом вздохнула: — А теперь о частностях… «Секс и вампиры. Часть вторая: Бо и Эдит», — она снова вздохнула, на этот раз более медленно. — Не думаю… что это будет возможно для нас.

— Потому что тогда я буду слишком… близко? — догадался я.

— Это стало бы проблемой, но не это главное. Бо, ты не представляешь насколько ты… ну, хрупкий. Я не хочу оскорбить тебя как мужчину, ведь для меня хрупким является любой человек. Когда мы вместе, мне постоянно приходится контролировать каждое свое движение, чтобы не навредить тебе. Я же могу убить тебя очень легко, совершенно случайно.

Я подумал о том, как она касалась меня первые несколько раз, как осторожно тогда двигалась, как сильно, казалось, это пугало ее. Как она просила меня убрать руку, вместо того чтобы просто выдернуть из-под нее свою кисть.

Теперь Эдит положила ладонь мне на щеку.

— Если бы я заторопилась… или хоть как-то отвлеклась, то могла бы, намереваясь просто дотронуться до твоего лица, нечаянно раскроить тебе череп. Ты не понимаешь, как невероятно легко тебя сломать. Когда я с тобой, мне нельзя ни на мгновение позволить себе потерять самоконтроль.

Если бы жизнь Эдит таким же образом была в моих руках, неужели я уже убил бы ее? При этой мысли я съежился.

— Думаю, ты способен очень сильно отвлечь меня, — пробормотала она.

— Меня никогда не отвлечь от тебя.

— Могу теперь я спросить кое о чем — не исключено, что это тебя обидит?

— Твоя очередь.

— У тебя есть опыт по части «Секс и люди»?

Я был слегка удивлен тем, что мое лицо снова не стало горячим от прилива крови. Казалось естественным рассказать Эдит обо всем.

— Ни малейшего. Это все для меня впервые. Я говорил тебе, что прежде никогда не чувствовал такого к кому-либо, даже ничего похожего.

— Знаю. Просто я слышу, о чем думают другие люди. И понимаю, что любовь и вожделение не всегда идут рука об руку.

— Для меня идут.

— Это хорошо. По крайней мере, у нас есть нечто общее.

— О…

Когда она ранее говорила о том, что они «как правило, склонны образовывать очень прочные связи, как физически, так и эмоционально», я не мог не задаться вопросом, исходит ли она из собственного опыта. И с удивлением обнаружил, каким облегчением для меня было узнать, что это не так.

— Значит, ты находишь меня отвлекающим?

— Безусловно, — Эдит снова улыбалась. — Хочешь, расскажу тебе о том, что именно меня отвлекает?

— Ты не обязана.

— Сначала это были твои глаза. У тебя прекрасные глаза, Бо, они как безоблачное небо. Я провела всю свою жизнь в дождливом климате и поэтому часто скучаю по небу, но только не рядом с тобой.

— Э-э, спасибо?

Она хихикнула.

— Я в этом не одинока. Шесть из десяти твоих поклонниц тоже первым делом запали на твои глаза.

— Десяти?

— Не все они такие самоуверенные, как Тейлор и МакКейла. Хочешь весь список? У тебя есть варианты.

— Думаю, ты просто смеешься надо мной. Но в любом случае никаких других вариантов нет.

И никогда уже не будет.

— Следующими были твои руки — я очень люблю твои руки, Бо — от плеч до кистей, — Эдит провела ладонью вниз вдоль моей руки, потом вернулась обратно к плечу, и снова спустилась к кисти. — Или, возможно, вторым был подбородок… — она коснулась пальцами моего лица, как будто думала, что я не понимаю, о чем идет речь. — Не вполне уверена. Я никак не ожидала обнаружить, что нахожу тебя не только вкусным, но и красивым.

Мои лицо и шея пылали. Я знал, что это не может быть правдой, однако сейчас Эдит была вполне убедительной.

— О, и ведь я еще даже не упомянула твои волосы, — она провела ноготками по моей голове.

— Ладно, теперь я уверен, что ты насмехаешься.

— Ничего подобного. Знаешь ли ты, что у твоих волос точно такой же оттенок, как у тикового дерева, которым был выложен потолок в одном монастыре, где я однажды останавливалась в… думаю, сейчас это Камбоджа?

— Э-э, нет, не знал, пока ты не сказала, — я непроизвольно зевнул.

Она засмеялась.

— Я удовлетворила твое любопытство?

— Э-э, да.

— Тогда тебе следует поспать.

— Не уверен, что смогу.

— Хочешь, чтобы я ушла?

— Нет! — ответил я слишком громко.

Она рассмеялась, а затем начала напевать все ту же незнакомую колыбельную — голос Эдит был подобен ангельскому и ласкал мой слух.

Более уставший, чем предполагал, изнемогая от перенесенного за день психологического и эмоционального стресса, какого до сих пор никогда не испытывал, я погрузился в сон, держа в объятиях ее холодное тело.

Глава пятнадцатая

Каллены

Я проснулся, разбуженный неярким светом очередного пасмурного дня. Плохо соображая спросонок, я лежал, прикрывая глаза рукой. Что-то — наверное, какой-то забытый сон — пыталось прорваться в мое сознание. Застонав, я перекатился на бок в надежде уснуть снова. И тут в мою память хлынули воспоминания о вчерашнем дне.

— Ох… — я сел так быстро, что закружилась голова.

— Твои волосы еще и способны не подчиняться гравитации, — донесся до меня из угла веселый голос Эдит. — Это вроде твоей собственной суперсилы.

Я машинально потянулся к волосам, чтобы пригладить их.

Она сидела, положив ногу на ногу, в кресле-качалке, и на ее идеальных губах сияла идеальная улыбка.

— Ты осталась! — похоже, я все-таки еще не проснулся.

— Конечно. Ведь ты этого хотел, правильно?

Я кивнул.

Улыбка Эдит стала шире:

— Я тоже.

Я выбрался из постели, не уверенный в том, куда направляюсь, и зная только, что мне необходимо быть ближе к Эдит. Она ожидала меня, и на ее лице не было удивления, когда я опустился перед ней на колени. Я медленно потянулся к ней и положил ладонь ей на щеку. Она прижалась к моей руке, закрыв глаза.

— Чарли? — вспомнил я. Ведь мы разговаривали, не понижая голоса.

— Уехал час назад, с поразительным количеством снаряжения.

Его не будет весь день. Значит, мы остались вдвоем с Эдит в пустом доме и нам не надо никуда идти. Столько времени в нашем распоряжении! Я чувствовал себя как спятивший старый скряга, радующийся грудам золотых монет, только вместо монет копил секунды.

И только тут до меня дошло, что Эдит переоделась. Вместо топа на тонких бретельках на ней был персикового цвета свитер.

— Ты уходила? — спросил я.

Она открыла глаза и улыбнулась, одной рукой придерживая мою ладонь на своем лице:

— Вряд ли я могла выйти сегодня из вашего дома в той же одежде, в которой вошла, — что подумали бы соседи? Как бы то ни было, я отлучалась всего на несколько минут, причем в тот момент, когда ты крепко спал, поэтому уверена, что ничего не пропустила.

Я застонал:

— Что я сказал?

Ее глаза слегка округлились, на лице появилось беззащитное выражение:

— Сказал, что любишь меня, — прошептала она.

— Ты и так это знала.

— Услышать — это другое.

Я заглянул в самую глубину ее глаз:

— Я люблю тебя.

Она наклонилась и осторожно прижалась лбом к моему лбу:

— Ты теперь моя жизнь.

Мы долго сидели так, пока у меня наконец не забурчало в животе. Эдит со смехом выпрямилась.

— Ценность человечности сильно преувеличивают, — пожаловался я.

— Возможно, нам следует начать с завтрака?

Испуганно вытаращив глаза, я схватился свободной рукой за горло.

Эдит вздрогнула, но потом сердито прищурилась, глядя на меня.

Я засмеялся:

— Да ладно тебе, ты же знаешь, что это было забавно.

Она все еще хмурилась:

— Не согласна. Мне перефразировать? Смертному пора завтракать.

— Хорошо. Только вначале мне нужна еще одна человеческая минутка, если не возражаешь.

— Разумеется.

— Не уходи.

Она улыбнулась.

Я снова дважды почистил зубы, после чего торопливо принял душ. И принялся продираться расческой сквозь влажные волосы, чтобы заставить их лежать ровно. Они меня успешно проигнорировали. А потом я внезапно сообразил, что оказался в тупике — забыл взять с собой одежду.

С минуту я колебался, но сжигавшее меня нетерпение не позволило долго паниковать. Все равно этим горю не поможешь. Я плотно обернул вокруг талии полотенце и решительно вышел в коридор с пылающими румянцем щеками. Хуже того — теперь были видны и красные пятна у меня на груди. Я заглянул в комнату, едва высовываясь из-за косяка.

— Мм…

Эдит всё еще сидела в кресле-качалке. И засмеялась, увидев мое выражение лица:

— Значит, встретимся на кухне?

— Да, пожалуйста.

Она пронеслась мимо меня с порывом холодного воздуха и оказалась внизу меньше чем за секунду. Я едва сумел проследить за ее движением — это было похоже на сразу же исчезнувшую размытую светлую полосу.

— Спасибо, — крикнул я ей вслед и поспешил к комоду.

Я знал, что, наверное, должен отнестись со вниманием к выбору одежды, но слишком торопился попасть на первый этаж. Хотя все-таки додумался прихватить пуловер, чтобы Эдит не беспокоилась, что я замерзну.

Я провел пальцами по волосам, чтобы снова их пригладить, а потом побежал вниз.

Она стояла, прислонившись к кухонному столу, и выглядела так, словно была у себя дома.

— Что на завтрак? — поинтересовался я.

Это на мгновение ошеломило Эдит. Ее брови сошлись в одну линию:

— Не знаю точно… А что ты хочешь?

Я засмеялся:

— Всё в порядке. Я вполне способен о себе позаботиться. Тебе разрешается посмотреть, как я охочусь.

Я взял миску и коробку с хлопьями. Эдит снова села на тот же стул, что и накануне вечером, и наблюдала за тем, как я наливаю себе молока и беру ложку. Я поставил еду на стол, потом приостановился. Перед Эдит ничего не было, и я невольно почувствовал себя невежливым хозяином.

— Хм… можно… предложить тебе что-нибудь?

Она закатила глаза:

— Просто поешь, Бо.

Я сел за стол и, продолжая смотреть на нее, приступил к завтраку. Эдит внимательно следила за каждым моим движением. Это смущало. Желая отвлечь ее, я быстро проглотил то, что было во рту, чтобы заговорить:

— У тебя есть какие-то планы на сегодня?

— Возможно, — ответила она. — Это зависит от того, понравится ли тебе моя идея.

— Понравится, — пообещал я, отправляя в рот еще одну ложку хлопьев.

Эдит поджала губы.

— Ты готов познакомиться с моей семьей?

Я подавился.

Вскочив, она беспомощно протянула ко мне руку, возможно, опасаясь, что расплющит мои легкие, если попытается применить прием Геймлиха. Я покачал головой и жестом попросил Эдит сесть, а сам тем временем откашлялся от молока, попавшего в дыхательное горло.

— Всё в порядке, со мной всё в порядке, — сказал я, когда смог говорить.

— Не делай так больше, пожалуйста, Бо.

— Извини.

— Может быть, нам лучше обсудить мое предложение, когда ты доешь?

— Ладно, — так или иначе, мне нужно было время, чтобы прийти в себя.

Она явно не шутила. И я ведь уже познакомился с Арчи, тогда все прошло не так уж плохо. И с доктором Каллен тоже. Но с ней мы встречались до того, как я узнал, что она вампир, а это меняет дело. И, хотя я знаю насчет Арчи, но вот известно ли ему, что я в курсе, а от этого, похоже, многое зависит. К тому же Арчи, по словам Эдит, самый понимающий.

А есть и другие — явно не обладающие таким же великодушием.

— Наконец-то мне удалось, — пробормотала Эдит, когда я дожевал остатки хлопьев и отодвинул тарелку.

— Что именно?

— Напугать тебя.

Я немножко подумал об этом, потом поднял руку с растопыренными пальцами и помахал ею из стороны в сторону в интернациональном жесте, означающем: «ну да, до какой-то степени».

— Я никому не позволю причинить тебе вред, — заверила она меня.

Но ее обещание только заставило меня еще больше заволноваться, что кто-то… Роял… захочет сделать это, а она вмешается, чтобы защитить меня. Такая мысль сводила меня с ума, пусть Эдит и сказала, что способна постоять за себя и не собирается драться честно, всё равно.

— Никто даже не попытается, Бо, это была шутка.

— Не хочу доставлять тебе неприятности. Твоя семья хотя бы знает, что мне всё известно?

Она закатила глаза:

— Ох, они в курсе, еще как. Ведь у нас дома невозможно сохранить что-то в секрете, со всеми этими дешевыми трюками. Арчи уже увидел, что ты, возможно, к нам заглянешь.

Прежде чем я сумел взять свое лицо под контроль, оно наверняка выразило целую кучу сменяющихся эмоций. А что еще рассмотрел Арчи? Насчет вчерашнего дня… и вечера… Меня бросило в жар.

Эдит прищурилась, как делала обычно, когда пыталась прочитать мои мысли.

— Просто подумал о том, что мог увидеть Арчи, — объяснил я, опережая ее вопрос.

Она кивнула:

— Это может казаться вторжением. Но он не нарочно. К тому же видит так много разнообразных вероятностей… не зная, какая из них осуществится. Например, вчера всё могло пойти по сотне непохожих сценариев, причем твое выживание предполагалось только в семидесяти пяти процентах вариантов, — на последней фразе ее голос стал очень жестким, поза выдавала нервозность. — Представь себе, они заключали пари — убью я тебя или нет.

— О.

Ее лицо всё еще было суровым:

— Хочешь знать, кто на что ставил?

— Хм… наверное, нет. Расскажешь потом, после встречи. Не хочу быть предвзятым.

Злость на ее лице сменилась удивлением:

— Так ты пойдешь?

— Похоже, этого… требуют приличия. Ведь иначе твои родственники будут считать меня какой-то сомнительной личностью.

Эдит рассмеялась — переливчато и звонко. Я тоже не удержался от улыбки.

— Значит ли это, что и мне в таком случае пора познакомиться с Чарли? — нетерпеливо спросила она. — Он уже подозревает, а я тоже предпочитаю не казаться «сомнительной личностью».

— Ну… то есть разумеется, но что мы ему скажем? Я имею в виду, как объяснить?..

Она пожала плечами:

— Вряд ли ему будет так уж трудно свыкнуться с мыслью, что у тебя теперь есть девушка. Правда, признаюсь, это слишком вольное толкование слова «девушка».

— Девушка… — пробормотал я. — Звучит как-то… недостаточно, — это слово казалось слишком преходящим. Недолговечным.

Она провела пальцем по моей щеке:

— Ну, не знаю, должны ли мы посвящать его во все кровавые подробности, но ему ведь потребуется объяснение того, почему я провожу здесь столько времени. Не хочу, чтобы шеф Свон выписал на меня официальный запрет.

— Ты действительно будешь здесь? — спросил я, внезапно встревожившись. Это было бы слишком хорошо, чтобы оказаться правдой — только дурак способен на такое рассчитывать.

— Пока ты этого хочешь.

— Никогда не перестану, — предупредил я ее. — Я тут о вечности рассуждаю.

Эдит приложила пальцы к моим губам и закрыла глаза. Похоже, она чуть ли не жалела, что я сказал это.

— Тебе… грустно такое слышать? — спросил я, пытаясь как-то назвать выражение, которое видел на ее лице. «Грустно» показалось самым подходящим словом, хоть и не очень точным.

Ее глаза медленно открылись. Она не отвечала, просто долго молча смотрела на меня. Потом вздохнула:

— Пойдем?

Я машинально бросил взгляд на часы микроволновки.

— А для визита не ранова… — погоди, забудь, что я спросил.

— Забыто.

— Это нормально? — поинтересовался я, показывая на свою одежду. Может, мне следует одеться поприличней?

— Ты выглядишь… — Эдит вдруг расцвела улыбкой, демонстрируя ямочки, — …соблазнительно.

— Другими словами, мне лучше что-то изменить?

Она засмеялась, качая головой:

— Никогда не меняйся, Бо.

Потом Эдит встала и шагнула ко мне, ее колени оказались прижатыми к моим. Она обхватила ладонями мое лицо наклонялась, пока между нами не остался всего дюйм.

— Осторожно, — напомнила она мне.

Слегка склонив голову набок, она мягко коснулась губами моих губ.

«Осторожно! — мысленно кричал я на себя. — Только не двигайся». Руки сжались в кулаки. Я знал, что она не может не почувствовать, как кровь бросилась мне в лицо.

Ее губы плавно скользили по моим. Эдит становилась увереннее в себе, а губы ее — более настойчивыми. Я почувствовал, как они слегка приоткрылись, и ее дыхание окутало мой рот прохладой. Я не вдыхал, точно зная, что ее аромат заставит меня потерять голову.

Пальцы Эдит погладили мои виски, спустились к подбородку, притягивая мои губы еще ближе к ее.

«Будь осторожен!» — кричал я себе.

А потом, ни с того ни с сего, в ушах у меня раздался звон, гулко отдающийся в закружившейся голове. Вначале я не мог сосредоточиться ни на чём, кроме губ Эдит, но потом начал проваливаться в тоннель, а ее губы отодвигались всё дальше и дальше.

— Бо? Бо?!

— Эй… — попытался ответить я.

— Что случилось? С тобой всё в порядке? — встревоженный голос Эдит помог мне вернуться обратно. Я не совсем отключился, так что это было довольно просто. Два глубоких вдоха — и я открыл глаза.

— Всё хорошо, — сказал я. Она уже отстранялась, но руки оставались протянутыми ко мне: одна приносила прохладу моему лбу, другая лежала на затылке. Лицо Эдит было бледнее обычного. — Просто… вроде бы на минутку забыл, что нужно дышать. Извини, — я еще раз набрал полную грудь воздуха.

Эдит недоверчиво разглядывала меня:

— Забыл, что нужно дышать?

— Я пытался быть осторожным.

Внезапно она рассердилась:

— Ну что мне с тобой делать, Бо? Вчера, когда я тебя поцеловала, ты кинулся на меня. А сегодня потерял сознание.

— Прости.

Эдит глубоко вздохнула, потом, молниеносно наклонившись, поцеловала меня в лоб и проворчала:

— Хорошо, что у меня не может быть инфаркта.

— Хорошо, — согласился я.

— Я никуда тебя такого не могу вести.

— Нет, я правда в порядке. Полностью вернулся в норму. И потом, твоя семья всё равно решит, что я сумасшедший, так какая разница, если я буду еще и неважно держаться на ногах?

Она нахмурилась:

— Ты имеешь в виду — хуже, чем обычно?

— Ну да. Слушай, я пытаюсь не думать о том, что мы собираемся сделать, поэтому лучше бы нам уже пойти.

Эдит покачала головой, но взяла меня за руку и потянула, помогая встать со стула.

На этот раз она даже не спрашивала, а молча направилась прямо к водительскому месту моего пикапа. Стало ясно, что после этого позорного эпизода спорить бессмысленно. К тому же я все равно понятия не имел, где она живет.

Она вела машину уважительно, без единой жалобы на то, что мой пикап не справляется. Мы выехали из города и двинулись на север, по мосту через Калава — Ривер и дальше, пока дома не сменились густым лесом. Я начал было задаваться вопросом, далеко ли нам еще ехать, когда Эдит внезапно свернула на грунтовую дорогу. Развилка не была обозначена и едва виднелась среди зарослей папоротника. С обеих сторон нависали деревья, а дорога сильно петляла, так что видимость не превышала нескольких ярдов.

По этой дороге мы проехали по меньшей мере несколько миль, в основном на восток. Я пытался мысленно совместить этот проселок с картой окрестностей Форкса, но не слишком в этом преуспел, поскольку представлял ее себе весьма смутно, а тут и чаща закончилась. Впереди показался просвет, и мы выехали на поляну… или лучше назвать это газоном? Правда, здесь тоже почти не стало светлее, и виной тому были шесть огромных кедров — возможно, самые большие деревья из всех, какие мне доводилось видеть. Их широкие кроны, затенявшие целый акр, доходили до самого дома, стоявшего в центре лужайки, — как будто прятали его.

Не знаю, чего я ожидал, но уж точно не этого. Трехэтажному дому, выкрашенному в белый, словно слегка вылинявший от времени цвет, исполнилось уже, вероятно, лет сто, и он выглядел… изящным, если это слово применимо к зданию. Все окна и двери, казалось, были ровесниками дома, хотя явно находились в слишком хорошем состоянии, чтобы это предположение могло соответствовать действительности. Кроме моего пикапа, поблизости не было видно ни одной машины. Когда Эдит заглушила двигатель, я расслышал журчание протекавшей где-то рядом реки.

— Ух ты!

— Тебе нравится?

— Это… просто нечто.

Она внезапно оказалась прямо возле моей дверцы. Я медленно открыл ее, снова начиная чувствовать нервозность, которую все время пытался подавить.

— Ты готов?

— Не-а. Так что давай сделаем это.

Эдит засмеялась, я попытался последовать ее примеру, но смех словно застревал в горле. Я пригладил волосы.

— Отлично выглядишь, — сказала она, а потом взяла меня за руку — так непринужденно, как будто ей больше не приходилось даже задумываться об этом. Вроде бы пустяк, но это отвлекло меня… и хотя бы слегка уменьшило мой страх.

Мы прошли в густой тени к крыльцу и поднялись на него. Я знал, что Эдит чувствует мое напряжение. Потянувшись свободной рукой, она прикоснулась к моему предплечью. Потом открыла дверь и вошла, ведя меня за собой.

Внутри дом оказался еще более далеким от моих ожиданий, чем снаружи. Там было очень светло и очень просторно. Должно быть, когда-то первый этаж состоял из нескольких комнат, но большинство перегородок снесли, чтобы получилось одно большое помещение. Задняя стена, выходящая на юг, была полностью заменена стеклянной панелью, сквозь которую я увидел, что за кедрами лужайка полого спускается к широкой реке. В западной части холла бросалась в глаза внушительных размеров лестница. Стены, высокий потолок, деревянный пол и толстые ковры были разных оттенков белого цвета.

Родители Эдит уже ждали нас. Они стояли слева от входа на небольшом возвышении возле огромного концертного рояля — тоже белого.

Конечно, я уже видел доктора Каллен, но меня снова поразило, насколько она молода и умопомрачительно красива. Она стояла, взяв под руку Эниста, как можно было догадаться — ведь он был единственным из этой семьи, кого я раньше не встречал. Он выглядел ровесником доктора Каллен или, возможно, чуть старше и походил на остальных бледностью и идеальными чертами лица. Его волнистые светло-русые волосы были на несколько дюймов длиннее моих. Лицо казалось очень… добрым, но я не сумел бы точно сказать, что заставило меня так подумать. Их повседневная одежда пастельных тонов хорошо гармонировала с цветовой гаммой интерьера.

Они улыбались, но не пытались приблизиться — вероятно, чтобы не напугать меня.

— Карин, Энист, это Бо, — сказала Эдит.

— Очень рады видеть тебя, Бо, — Карин шагнула к нам, медленно и осторожно. Нерешительно подала руку. Я тоже сделал шаг вперед, и рукопожатие неожиданно для меня прошло совершенно нормально — возможно, потому, что Карин во многих отношениях напоминала мне Эдит.

— Приятно снова встретиться с вами, доктор Каллен.

— Пожалуйста, зови меня Карин.

Я улыбнулся ей, удивленный тем, что чувствую себя довольно уверенно.

— Карин, — повторил я. Эдит слегка сжала мою ладонь.

Энист тоже подошел, протягивая руку. Его холодное твердое пожатие было именно таким, как я себе представлял.

— Приятно познакомиться, — искренне сказал он.

— Спасибо, я тоже рад с вами познакомиться, — и я действительно был рад. Всё казалось правильным. Это дом Эдит, ее семья. Хорошо быть частью этого.

— А где Арчи и Джес? — спросила Эдит.

Ответа не последовало, потому что в этот момент они оба появились на верхней площадке лестницы.

— Эй, Эди дома! — воскликнул Арчи, а потом пронесся вниз, словно размытое бледное пятно, и резко остановился прямо перед нами. Я заметил, что Карин и Энист предостерегающе взглянули на него, но мне его поведение вроде даже понравилось. Ведь такие движения естественны для него, когда не приходится следить за собой в присутствии посторонних.

— Бо! — с энтузиазмом поприветствовал он меня, как будто мы с ним были старыми друзьями. И протянул руку, а когда я пожал ее, по-братски приобнял меня за плечи и хлопнул по спине.

— Привет, Арчи! — ответил я, слегка задыхаясь, как после бега. Несмотря на потрясение, я все же был доволен тем, что он на самом деле казался понимающим — больше того, похоже, я ему уже нравился.

Когда он на шаг отступил, стало видно, что потрясен не только я. Карин и Энист разглядывали меня округлившимися от удивления глазами, словно ожидали, что я убегу. Эдит стиснула зубы, но я не понимал, чем это вызвано — тревогой или гневом.

— Ты и правда хорошо пахнешь, никогда раньше не обращал внимания, — заметил Арчи. Мое лицо стало горячим, а потом еще больше нагрелось, когда я подумал, как это выглядит для них. И никто, похоже, не знал, что сказать.

Потом спустилась Джесамина. Эдит сравнивала себя с охотящейся пумой, что мне трудновато было вообразить, а вот Джесамину я легко мог представить в этой роли. Даже сейчас, когда она просто стояла неподалеку, в ней было что-то от крупной хищной кошки. Но, несмотря на это, я вдруг ощутил полное спокойствие. Казалось, я у себя дома, среди хороших знакомых вроде Джулс, с которыми мне легко общаться. Удивительно было чувствовать себя так здесь, и тогда я вспомнил слова Эдит о том, что умеет делать Джесамина. Думать о таком было странно. Не складывалось впечатления, что кто-то подвергает меня воздействию магии или чего-нибудь в этом роде.

— Привет, Бо, — поздоровалась Джесамина. Она не подошла близко, не подала мне руки, но при этом не возникло никакой неловкости.

— Привет, Джесамина, — я улыбнулся ей, а потом остальным. — Приятно встретить вас всех… и у вас очень красивый дом, — следуя правилам вежливости, добавил я.

— Спасибо, — отозвался Энист. — Мы так рады, что ты пришел, — с чувством сказал он, и я понял, что кажусь ему смелым.

А еще я осознал, что Роял и Элинор так и не появились, и наряду с облегчением почувствовал некоторое разочарование. Неплохо было бы покончить с этим в присутствии успокаивающей меня Джесамины.

Я заметил, что Карин многозначительно смотрит на Эдит с довольно напряженным выражением лица, и краем глаза увидел, что Эдит слегка кивнула.

Возникло ощущение, словно я подслушиваю, поэтому я отвернулся. Мой взгляд упал на красивый рояль, стоящий на возвышении. Вдруг вспомнилось, что в детстве я фантазировал, как вырасту, стану миллионером и куплю маме рояль. Она не была хорошей пианисткой и играла на нашем стареньком фортепьяно только для себя, но я любил наблюдать за ней в такие минуты. Счастливая, поглощенная своим занятием… она казалась совсем другой, загадочной личностью. Разумеется, она пыталась водить меня на уроки музыки, но, как и большинство детей, я хныкал до тех пор, пока она не разрешила мне прекратить занятия.

Энист заметил, на что я уставился.

— Ты играешь? — спросил он.

Я покачал головой:

— Нет, совсем. Но он очень красивый. Это ваш?

— Нет, — он засмеялся. — Разве Эдит не говорила тебе, что имеет способности к музыке?

— Э… она не упоминала об этом. Но мне, наверное, следовало догадаться, да?

Энист озадаченно приподнял брови.

— Разве у нее хоть что-нибудь получается плохо? — задал я риторический вопрос.

Джесамина расхохоталась, Арчи закатил глаза, а Энист посмотрел на Эдит отеческим взглядом, который особенно впечатлял из-за того, что сам он выглядел так молодо.

— Надеюсь, ты не хвасталась, — сказал он. — Это невежливо.

— О, совсем чуть-чуть, — ответила Эдит со смехом — и он прозвучал так заразительно, что все улыбнулись, включая меня. Правда, улыбка Эниста была самой широкой, и они с Эдит быстро переглянулись.

— Эдит, тебе следовало бы поиграть для него, — предложил Энист.

— Ты только что сказал, что хвастаться невежливо.

— В порядке исключения, — он улыбнулся мне. — Я это делаю в своих эгоистичных интересах. Она играет недостаточно часто, а я так люблю слушать.

— Мне хочется услышать твою игру, — поддержал его я.

Эдит посмотрела на Эниста долгим сердитым взглядом, после чего с тем же видом повернулась ко мне. Покончив с этим, она отпустила мою руку и, подойдя к роялю, опустилась на банкетку. Потом похлопала по оставшемуся свободным месту на ней и оглянулась на меня.

— О… — пробормотал я и подошел к ней.

Как только я сел рядом, пальцы Эдит начали порхать над клавишами, наполняя помещение звуками какой-то пьесы, чрезвычайно сложной и богатой оттенками — трудно было поверить, что играет только один человек. Я потрясенно приоткрыл рот и услышал позади чей-то смешок.

Музыка лилась непрерывным потоком, а Эдит небрежно взглянула на меня:

— Тебе нравится?

Я тут же понял. Ну конечно же…

— Это ты сочинила.

Она кивнула:

— Любимое произведение Эниста. — Я вздохнул, и она спросила: — Что не так?

— Просто… чувствую себя таким незначительным.

Она с минуту размышляла, а затем мелодия медленно перешла во что-то более нежное… что-то знакомое. Это была колыбельная, которую Эдит напевала мне, только в тысячу раз более затейливая.

— Я придумала ее, — тихо объяснила она, — пока смотрела, как ты спишь. Это твоя композиция.

Музыка стала еще более нежной и светлой. Я не мог сказать ни слова.

Потом Эдит снова заговорила в полный голос:

— Знаешь, ты им очень понравился. Особенно Энисту.

Я оглянулся, но в холле уже никого не было.

— Куда они подевались?

— Дают нам возможность побыть вдвоем. Тонкий ход, правда?

Я засмеялся, потом нахмурился:

— Приятно, что я им понравился. Они мне тоже. Но Роял и Элинор…

Выражение лица Эдит стало непроницаемым:

— Насчет Рояла не беспокойся. Он всегда последним соглашается с общим мнением.

— А Элинор?

Она звонко засмеялась:

— Эл и правда считает, что я свихнулась, но против тебя она ничего не имеет. Сейчас она где-нибудь вместе с Роялом, пытается его урезонить.

— Что я ему сделал? — нерешительно поинтересовался я. — То есть… я ведь даже никогда не разговаривал с…

— Ничего ты не сделал, Бо, правда. Роялу труднее всего смириться с тем, кто мы такие. Поэтому он так тяжело воспринимает, что кто-то посторонний знает правду. А еще немного завидует.

— Ха!

Эдит пожала плечами:

— Ты человек. Он тоже хотел бы быть человеком.

От неожиданности я на время потерял дар речи.

— О…

Я слушал музыку, мою музыку. Она продолжала меняться и развиваться, но главная мелодия оставалась той же самой. Понятия не имею, как у Эдит это получалось. Казалось, она не обращает большого внимания на свои руки.

— А то, что делает Джесамина, действительно кажется… нет, не странным, наверное. Чем-то невероятным.

Она рассмеялась:

— Словами этого не выразишь, да?

— Точно. Но… неужели я и ей нравлюсь? Ведь она…

— Это моя вина. Я говорила тебе, что Джесамина позже всех перешла на наш образ жизни. Вот я и предупредила ее, чтобы она держалась от тебя подальше.

— О.

— Да уж.

Я изо всех сил старался не задрожать.

— Карин и Энист думают, что ты замечательный, — сказала Эдит.

— Хм. Я ведь не сделал ничего впечатляющего. Пожал несколько рук.

— Они рады видеть меня счастливой. Энисту ты, вероятно, понравился бы даже с третьим глазом во лбу и на перепончатых лапах. Всё это время он волновался за меня, боялся, что я была слишком молодой, когда Карин изменила меня, и из-за этого могла утратить какое-то необходимое качество. Он чувствует такое облегчение. Каждый раз, как я прикасаюсь к тебе, Энист готов захлопать в ладоши.

— Арчи полон энтузиазма.

Эдит скривилась:

— У него свой собственный особый взгляд на жизнь.

Я посмотрел на нее, оценивая выражение лица.

— Что? — спросила она.

— Ты ведь не собираешься объяснить, что имеешь в виду, не так ли?

Она уставилась на меня, прищурившись, и между нами произошел момент молчаливого общения — почти такой же, какой я наблюдал чуть раньше между Эдит и Карин, только, к сожалению, без чтения мыслей. Эдит явно что-то недоговаривала об Арчи, я давно уже догадывался об этом по некоторым особенностям ее обращения с ним. Это наверняка не укрылось от нее, но она всё равно не собиралась ни в чем сознаваться. Во всяком случае сейчас.

— Ладно, — сказал я, словно мы обсудили всё вслух.

— Хм, — проронила она.

И раз уж я только что подумал об этом…

— А что тебе сказала Карин?

Теперь Эдит смотрела на клавиши.

— Ты заметил, да?

Я пожал плечами:

— Разумеется.

Она задумчиво уставилась на меня, прежде чем ответить:

— Карин хотела сообщить мне кое-какие новости. И не знала, захочу ли я поделиться ими с тобой.

— А ты захочешь?

— Наверное, это хорошая мысль. Мое поведение в следующие несколько дней… или недель, возможно, будет немного… странным. Слегка маниакальным. Поэтому лучше объяснить всё заранее.

— Что случилось?

— Абсолютно ничего. Просто Арчи видит, что скоро у нас будут гости. Они знают, что мы здесь, и полны любопытства.

— Гости?

— Да… такие же, как мы, но не совсем. Я имею в виду, что охотятся они по-другому. В город, вероятно, вообще не сунутся, но я не спущу с тебя глаз, пока они не уйдут.

— Ну и ну. А не следует нам… ну, есть ли способ предупредить людей?

Лицо Эдит стало серьезным и грустным:

— Карин попросит гостей не охотиться поблизости — в порядке любезности. И скорее всего, они ей не откажут. Но больше мы ничего не можем сделать, по целому ряду причин, — она вздохнула. — Они не будут охотиться здесь, но где-то всё равно будут. Вот как обстоят дела, когда ты живешь в одном мире с монстрами.

Я вздрогнул.

— Наконец-то нормальная реакция, — пробормотала она. — А то я уже начала было думать, что у тебя начисто отсутствует чувство самосохранения.

Я пропустил ее реплику мимо ушей и, отвернувшись, принялся рассеянно разглядывать эту большую белую комнату.

— Ты ожидал чего-то другого? — спросила Эдит, и голос ее вновь стал веселым.

— Да, — признался я.

— Никаких гробов, никаких груд черепов по углам… у нас даже паутины, кажется, нет… какое это, должно быть, разочарование для тебя.

Я проигнорировал ее попытку поддразнить меня:

— Не ожидал, что будет так светло и так… открыто.

На этот раз Эдит ответила серьезнее:

— Это единственное место, где нам никогда не нужно прятаться.

Моя мелодия подошла к концу, заключительные аккорды прозвучали более печально. Последняя долгая одинокая нота была такой грустной, что я почувствовал комок в горле.

Кое-как справившись с ним, я сказал:

— Спасибо.

Казалось, музыка подействовала и на Эдит. Она испытующе посмотрела на меня, а потом покачала головой и вздохнула.

— Хочешь осмотреть остальной дом? — спросила она.

— А там будет груда черепов хоть в одном углу?

— Вынуждена тебя разочаровать, извини.

— Ну ладно, но теперь я уже ни на что особенно интересное и не рассчитываю.

Взявшись за руки, мы поднялись по широкой лестнице. Свободной рукой я касался атласно-гладких перил. Коридор верхнего этажа был отделан деревянными панелями — такими же светлыми, как доски пола.

Мы проходили мимо дверей, и Эдит поясняла, показывая на них:

— Комната Рояла и Элинор… кабинет Карин… комната Арчи…

Она продолжила бы, но в конце коридора я остановился как вкопанный, изумленно уставившись снизу вверх на украшение, висящее на стене. Эдит засмеялась, увидев выражение моего лица.

— Ирония, понимаю, — сказала она.

— Должно быть, он очень старый, — предположил я. Мне хотелось потрогать его, чтобы узнать, так ли шелковиста темная поверхность, как кажется, но я понимал, что он очень ценный.

Эдит пожала плечами:

— Примерно начала тридцатых годов семнадцатого века.

Я отвернулся от креста и уставился на нее:

— Почему он здесь?

— Ностальгия. Он принадлежал отцу Карин.

— Ее отец коллекционировал антиквариат?

— Нет. Он сам вырезал этот крест и повесил его над кафедрой приходской церкви, в которой проповедовал.

Я снова повернулся к кресту и принялся рассматривать его, считая в уме. Получалось больше трехсот семидесяти лет. Пока я пытался осмыслить саму возможность такой древности, установилась напряженная тишина.

— Ты в порядке? — спросила Эдит.

— Сколько лет Карин? — тихо поинтересовался я, все еще уставившись на крест.

— Она только что отметила свой триста шестьдесят второй день рождения, — сказала Эдит. И, пока я старался уместить в голове все услышанное, продолжила, пристально наблюдая за моим лицом: — Карин родилась в Лондоне в сороковых годах семнадцатого века, так она считает. В то время подобные даты регистрировались не слишком точно, особенно в отношении простолюдинов. Но это было как раз перед правлением Кромвеля.

Это имя вытянуло на поверхность моей памяти несколько разрозненных фактов из курса мировой истории, который я проходил в прошлом году. Следовало тогда быть повнимательнее.

— Она была единственной дочерью англиканского пастора. Ее мать умерла при родах. А отец был… жестким человеком. Нетерпимым. Он твердо верил в реальность злых сил. И возглавлял охоту на ведьм, оборотней… и вампиров.

Это слово странным образом сместило понятия, рассказ Эдит сразу перестал смахивать на урок истории.

— Они сожгли множество невинных людей… ведь тех, кого он разыскивал, поймать было, разумеется, гораздо труднее. Карин делала все, что в ее силах, чтобы защитить жертв фанатизма ее отца, и, будучи сторонницей научных методов, пыталась убедить его пренебрегать суевериями и верить только подлинным доказательствам. Но пастор строго-настрого запретил ей вмешиваться. Он очень любил ее, а тех, кто защищал монстров, часто принимали за них…

— Ее отец был настойчив… одержим. Несмотря на все трудности, он обнаружил доказательства присутствия истинных чудовищ. Карин умоляла его быть осторожнее, и он прислушивался к ней — в какой-то степени. Вместо того, чтобы слепо гнаться за ними, долго выжидал и наблюдал. Ему удалось выследить группу настоящих вампиров, которые жили в городской канализации и выходили только по ночам, чтобы поохотиться. В те дни, когда монстры не были просто персонажами мифов и легенд, такой образ жизни вели многие из них.

Эдит мрачно усмехнулась:

— Люди священника, конечно же, вооружились вилами и факелами и стали ждать там, где он видел чудовищ, выходящих на улицу. Было два таких отверстия. Пастор и еще несколько мужчин залили в одно из них несколько бочек горящей смолы, а остальные поджидали возле второго, когда начнут появляться монстры.

Поняв, что снова затаил дыхание, я заставил себя выдохнуть.

— Ничего не произошло. Они долго ждали, а потом разошлись, разочарованные. Священник был зол — значит, имелись другие выходы и вампиры, вероятно, в страхе сбежали. Разумеется, люди с их кустарными копьями и топорами не представляли опасности для вампиров, но отец Карин этого не знал и думал только о том, как разыскать чудовищ снова — теперь, когда они настороже.

Эдит понизила голос:

— Но это оказалось совсем нетрудно. Должно быть, он досадил им. Вампиры не могут позволить себе действовать открыто, иначе они просто уничтожили бы всю толпу. Вместо этого один из них последовал за пастором к нему домой…

— Карин помнит эту ночь очень ясно — насколько это возможно для человеческой памяти. Такие события просто застревают в голове. Ее отец вернулся поздно — или, скорее, очень рано, под утро. Карин ждала, беспокоилась. Он был в ярости и не умолкая разглагольствовал о своем промахе. Карин пыталась успокоить его, но он не обращал на нее внимания. А потом посреди их маленькой комнаты появился мужчина. По словам Карин, он был одет как нищий попрошайка, однако лицо его было прекрасно и он говорил на латыни. Благодаря профессии отца и собственному любопытству Карин была необычайно хорошо образованна для женщины тех дней и понимала речь незнакомца. Он сказал ее отцу, что тот глупец и заплатит за вред, который причинил. Священник бросился к дочери, чтобы защитить ее…

— Я часто задаюсь вопросом по поводу этого момента. Если бы он не показал, что любит ее больше всего на свете, изменило бы это все наши истории?

Несколько мгновений она молчала, задумавшись, а потом продолжила:

— Вампир улыбнулся. Он сказал пастору: «Ты уйдешь в свой ад, зная, что та, кого ты любишь, станет одной из тех, кого ты ненавидишь». Потом отшвырнул его в сторону и схватил Карин…

Казалось, Эдит была поглощена своим рассказом, но в этот момент неожиданно замолчала, как будто очнувшись, и посмотрела на меня так, словно сказала что-то не то. Или, возможно, подумала, что расстроила меня.

— И что случилось? — прошептал я.

Снова заговорив, она явно начала тщательно подбирать слова:

— Вампир сделал все, чтобы священник понял, что произойдет с Карин, а потом убил его — очень медленно, на глазах у Карин, пока она корчилась от боли и ужаса.

Я содрогнулся. Эдит сочувственно кивнула.

— Вампир ушел. Карин было точно известно, как с ней поступят, если найдут в таком состоянии. Всё зараженное монстром подлежало уничтожению. Она действовала инстинктивно, спасая свою жизнь. Несмотря на боль, уползла в подвал и зарылась в кучу гниющей картошки, где и провела три дня. Каким-то чудом ей удавалось сохранять молчание, чтобы не выдать себя. Потом все закончилось, и она поняла, кем стала.

Не знаю, что выражало в тот момент мое лицо, но Эдит вдруг снова замолчала.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Все хорошо… и что было после этого?

Она невесело улыбнулась моему неуемному любопытству, а потом направилась по коридору в обратном направлении, потянув меня за собой.

— Пошли, — сказала она. — Я тебе покажу.

Глава шестнадцатая

Карин

Эдит снова привела меня к кабинету Карин. И на секунду остановилась у двери.

— Входите, — донесся изнутри голос Карин.

Вслед за Эдит я вошел в комнату с высоким потолком и окнами во всю стену. Остальные стены были скрыты книжными полками, доходившими до самого верха; столько книг мне доводилось видеть только в библиотеке.

Карин сидела за огромным письменным столом: она только что сунула закладку в книгу, которую держала в руках. Я всегда представлял себе таким кабинет декана в университете… правда, Карин выглядела слишком молодой для подобной роли.

Зная, через что она прошла, я посмотрел на нее другими глазами — хотя всего лишь рисовал произошедшее в своем воображении, а оно наверняка не справлялось со своей задачей, и значит, на самом деле всё было гораздо хуже.

— Чем могу помочь? — спросила она с улыбкой, поднимаясь со своего места.

— Я хотела показать Бо кое-что из нашей истории, — объяснила Эдит. — Ну, вообще-то, из твоей.

— Мы не собирались беспокоить вас, — извиняющимся тоном добавил я.

— Ничего страшного, — ответила мне Карин, а потом повернулась к Эдит: — С чего ты хочешь начать?

— С Ваггонера, — сказала Эдит. Она потянула меня за руку, вынуждая встать лицом к двери, через которую мы только что вошли.

Эта стена отличалась от остальных. Вместо книжных полок ее покрывали дюжины и дюжины картин в рамах. Разных размеров и стилей, некоторые из полотен были тусклыми, другие же горели яркими красками. Я быстро оглядел эти произведения искусства, пытаясь понять, что их объединяет, но не смог обнаружить никакой связи.

Эдит подвела меня к дальнему левому краю, потом взяла за плечи и развернула лицом к одной из картин. Мое сердце отреагировало точно так же, как на любое ее прикосновение — пусть даже совсем случайное. Еще больше смущало то, что Карин, разумеется, тоже это услышала.

Оказывается, Эдит хотела привлечь мое внимание к маленькому квадратному холсту в простой деревянной раме, неприметному среди более масштабных и красочных полотен и представлявшему собой миниатюрный городской пейзаж в коричневых тонах, полный островерхих крыш. Весь передний план занимала река, которую пересекал мост со множеством строений, напоминающих крошечные соборы*.

— Лондон середины семнадцатого века, — сказала Эдит.

— Лондон моей молодости, — добавила Карин, стоявшая теперь в паре шагов от нас. Я слегка вздрогнул, потому что не слышал ее приближения. Эдит взяла меня за руку и тихонько сжала.

— Ты расскажешь эту историю? — спросила она.

Я обернулся, чтобы увидеть реакцию Карин. Она встретила мой взгляд с улыбкой:

— Я бы с удовольствием, вот только уже немного опаздываю. Вызвали на дежурство — доктор Сноу взял больничный. Но Бо ничего не потеряет, — теперь она улыбнулась Эдит. — Ведь ты знаешь эти истории не хуже меня.

В голове с трудом укладывалось такое странное сочетание обыденной жизни врача маленького городка и рассказа о ее юности, прошедшей в Лондоне семнадцатого века.

К тому же меня слегка выбивала из колеи мысль о том, что Карин говорит вслух только ради меня.

Еще раз тепло улыбнувшись, она вышла из комнаты.

Целую долгую минуту я рассматривал картину, изображавшую ее родной город.

— И что случилось потом? — спросил я. — Когда она поняла, что с ней произошло.

Эдит подтолкнула меня еще на полшага, взглядом указав на другой пейзаж, побольше. На нем была изображена пустынная поляна в унылом осеннем лесу, а в отдалении виднелась черная горная вершина.

— Когда Карин поняла, кем стала, — тихо сказала Эдит, — она пришла в отчаяние… а потом восстала. Попыталась уничтожить себя. Но это не так легко сделать.

— Как? — я не собирался говорить этого вслух, но был настолько потрясен, что слово просто вырвалось.

Эдит пожала плечами:

— Спрыгивала с большой высоты. Пробовала утопиться в океане. Однако она была молодой в этой новой жизни и очень сильной. Поразительно, как ей удалось устоять… и не питаться… пока она оставалась новообращенной. В это время инстинкт особенно могуществен, он преобладает над всем. Но Карин испытывала такое отвращение к себе, что нашла в себе силы попытаться уморить себя голодом.

— А это возможно? — тихо спросил я.

— Нет, да и вообще нас мало чем можно убить.

Я открыл рот, чтобы задать вопрос, но Эдит заговорила раньше:

— В общем, она довела себя до того, что стала очень голодной и постепенно ослабела. Несколько месяцев скиталась как можно дальше от людей, сознавая, что ее сила воли тоже истощается. Бродила одна по ночам, выискивая самые пустынные места и изнывая от ненависти к себе… Однажды мимо убежища Карин проходило стадо оленей. К этому моменту она настолько обезумела от жажды, что не задумываясь набросилась на них. Силы вернулись, и она поняла, что не обязательно быть гнусным чудовищем, чего она так боялась. Разве не случалось ей в предыдущей жизни есть оленину? В течение следующих нескольких месяцев Карин создала свою новую философию. Можно существовать, не становясь демоном. Она опять нашла себя… И начала с большей пользой использовать время. Она всегда была умной, стремилась к знаниям, а теперь у нее была в запасе целая вечность. По ночам Карин училась, днем планировала. Вплавь перебралась во Францию и…

— Во Францию вплавь?

— Люди постоянно переплывают Ла-Манш, Бо, — терпеливо напомнила Эдит.

— Наверное, так и есть. Просто с учетом обстоятельств это прозвучало странно. Продолжай.

— Плавать нам легко…

— Вам все легко, — буркнул я.

Эдит молча ждала, приподняв брови.

— Извини. Больше не буду перебивать, обещаю.

Она мрачно улыбнулась и закончила свою фразу:

— Потому что, строго говоря, мы не нуждаемся в дыхании.

— Вы…

— Нет-нет, ты обещал! — засмеялась Эдит, приложив прохладный палец к моим губам. — Хочешь ты услышать эту историю или нет?

— Нельзя же обрушить на меня что-то в этом роде, а потом ожидать, что я промолчу, — пробормотал я из-под ее пальца.

Она убрала руку и положила ее мне на грудь. У меня тут же ускоренно забилось сердце, но мне было не до этого.

— Вам не нужно дышать? — требовательно спросил я.

— Да, такой необходимости нет. Просто привычка, — Эдит пожала плечами.

— И сколько времени ты можешь обходиться… без дыхания?

— Наверное, вечно, не знаю. Правда, когда не имеешь возможности пользоваться обонянием, это начинает причинять некоторое неудобство.

— Некоторое неудобство, — эхом откликнулся я.

Я не обращал внимания на собственное выражение лица, но что-то в нем внезапно заставило Эдит сделаться серьезной. Она безвольно опустила руку и неподвижно стояла, изучающе глядя на меня. Пауза затянулась. Черты Эдит словно окаменели.

— В чем дело? — прошептал я, осторожно касаясь ее застывшего лица.

Под моей рукой оно снова ожило, и Эдит едва заметно улыбнулась:

— Я знаю, в один прекрасный момент какие-то мои слова или что-то из увиденного окажется слишком для тебя. И тогда ты убежишь от меня с криками… — улыбка исчезла. — Я не буду тебя останавливать, когда это случится. Я хочу, чтобы это случилось, поскольку мне нужно, чтобы ты был в безопасности. И в то же время я хочу быть с тобой. Два несовместимых желания… — она замолчала, всё еще пристально глядя мне в лицо.

— Никуда я не убегу, — пообещал я.

— Увидим, — она уже опять улыбалась.

Я хмуро посмотрел на нее:

— Давай вернемся к твоему рассказу… Карин поплыла во Францию.

Эдит помедлила, снова погружаясь в историю. Ее взгляд непроизвольно скользнул к следующей картине: самая яркая из всех, в самой роскошной раме, она была и самой большой — вдвое шире двери, рядом с которой висела. Полотно было переполнено красочными фигурами в развевающихся одеяниях, они извивались вокруг высоких колонн, свешивались с мраморных балконов. Я не совсем понял, относился ли сюжет картины к греческой мифологии или же персонажи, плывущие в облаках надо всеми, были библейскими.

— Из Франции, куда приплыла Карин, началось ее путешествие по европейским университетам. По ночам она изучала музыку, естественные науки, медицину — и нашла свое призвание, свое искупление в спасении человеческих жизней, — выражение лица Эдит стало благоговейным. — Я не могу достоверно описать ее борьбу: Карин понадобилось два столетия мучительных усилий, чтобы довести самоконтроль до совершенства. Теперь она практически невосприимчива к запаху человеческой крови и способна заниматься любимым делом без невыносимых страданий. Там, в больнице, она находит огромное умиротворение… — Эдит надолго уставилась в пространство. Потом, похоже, вспомнила вдруг о своей истории и постучала пальцем по огромной картине, перед которой мы стояли: — Карин училась в Италии, когда обнаружила там подобных себе существ. Они были гораздо более цивилизованными и образованными, чем призраки лондонской канализации.

Она указала на несколько самых величественных фигур на верхней галерее, которые спокойно взирали на вакханалию, творящуюся внизу. Я внимательно всмотрелся в эту маленькую группу и даже хохотнул от неожиданности, поняв, что узнаю женщину с золотистыми волосами, стоящую слегка в стороне.

— Солимену (Франческо Солимена — итальянский художник эпохи позднего барокко — п.п.) очень вдохновляли друзья Карин. Он часто изображал их в виде богов, — со смехом объяснила Эдит. — Сульпиция, Маркус и Афинодора, — перечислила она, указывая на троих других. — Ночные покровители искусств.

Первая из женщин была черноволосой, как и мужчина рядом с ней, а вторая — платиновой блондинкой. На всех красовались роскошные яркие наряды, в то время как Карин была в белом.

— А это кто? — спросил я, показав на невзрачную маленькую девушку в коричневом платье, со светло-каштановыми волосами. Она стояла на коленях, цепляясь за юбки другой женщины — той самой брюнетки с продуманно уложенными локонами.

— Меле, — ответила Эдит. — Это… служанка — наверное, так можно ее назвать. Воришка Сульпиции.

— И что с ними случилось? — поинтересовался я, почти касаясь пальцем фигур на холсте.

— Они по-прежнему там, — она пожала плечами, — уже не первое тысячелетие. Карин оставалась с ними недолго, всего несколько десятков лет. Она восхищалась их благовоспитанностью, их утонченностью, но они слишком усердно стремились излечить ее от отвращения к естественному источнику питания, как они это называли. Они старались убедить ее, а она — их, одинаково безрезультатно. В конце концов Карин решила попытать счастья в Новом Свете. Она мечтала разыскать других, подобных себе. Видишь ли, ей было очень одиноко…

В голосе Эдит звучало сочувствие.

— Долгое время ей никого не удавалось найти. Но когда монстры стали сказочными персонажами, Карин обнаружила, что может общаться с ничего не подозревающими людьми, словно сама является одной из них. Она стала работать медсестрой — женщину не приняли бы в иной роли, несмотря на бесспорное превосходство в образовании и мастерстве над хирургами тех дней. Когда никто не видел, она делала всё, что в ее силах, чтобы уберечь пациентов от менее умелых врачей. Но и трудясь бок о бок с людьми, она не могла обрести товарищеских отношений, которых так жаждала: нельзя было рисковать, сближаясь со смертными.

Помолчав, Эдит продолжила неуловимо изменившимся тоном:

— Когда разразилась эпидемия «испанки», Карин работала в ночную смену в одной из чикагских больниц. К тому времени она уже несколько лет обдумывала одну идею и почти приняла решение действовать: поскольку ей не удавалось найти себе спутника, нужно было создать его. Она не была вполне уверена в том, какие действия обратившего ее вампира были на самом деле необходимы для трансформации, а какие служили просто для удовлетворения его садистских наклонностей, поэтому медлила. К тому же она ни в коем случае не хотела отнять у кого-то жизнь тем же способом, каким была украдена ее собственная. И вот, пребывая в таком настроении, она нашла меня. Мне уже не на что было надеяться: меня оставили в палате умирающих. Карин ухаживала за моими родителями и знала, что я осиротела. Она решила попытаться…

Эдит уже почти шептала, невидящим взглядом уставившись в высокие окна. Потом вообще замолчала. Я ждал и думал о том, какими образами сейчас заполнены ее мысли — воспоминаниями Карин или ее собственными.

Наконец она повернулась ко мне, мягко улыбаясь:

— Ну вот, круг замкнулся.

— Так ты всегда была с Карин?

— Почти всегда.

Она снова взяла меня за руку и потянула в коридор. Я оглянулся на картины, которых уже не мог видеть. Интересно, услышу ли я когда-нибудь остальные истории.

Эдит ничего не добавила, пока мы шли по коридору, поэтому я переспросил:

— Почти?

Она вздохнула, поджала губы, а потом молча покосилась на меня.

— Не хочешь отвечать, да? — догадался я.

— Это был не лучший период моего существования.

Мы начали подниматься по следующему лестничному маршу.

— Ты можешь рассказать мне всё что угодно.

Когда мы дошли до верхней площадки, Эдит остановилась и несколько мгновений пристально смотрела мне в глаза:

— Наверное, я должна тебе это. Тебе следует знать, кто я такая.

У меня появилось ощущение, что ее слова непосредственно связаны со сказанным ею раньше — о том, что я убегу с криками. Я нацепил непроницаемое выражение лица и приготовился.

Она глубоко вдохнула:

— У меня был типичный приступ подросткового бунтарства — примерно через десять лет после того, как я была… рождена… создана… называй как хочешь. Меня не увлекало воздержание Карин и возмущало то, что она обуздывает мой аппетит. Поэтому… я ушла от нее и некоторое время жила самостоятельно.

— В самом деле? — это не потрясло меня, как она, вероятно, ожидала. Только подстегнуло мое любопытство.

— Тебя это не отталкивает?

— Нет.

— Почему?

— Ну, наверное… это кажется логичным.

Она резко хохотнула, а потом снова потянула меня вперед по такому же коридору, как этажом ниже, и мы медленно пошли дальше.

— Со времени моего второго рождения у меня было преимущество — я знала, что думают все находящиеся поблизости, вне зависимости от того, люди они или нет. Вот почему мне понадобилось целых десять лет, чтобы открыто восстать против Карин — ведь я снова и снова убеждалась в ее искренности и ясно понимала, почему она живет именно так, а не иначе…

Эдит покачала головой и продолжила рассказ:

— Мой бунт продолжался недолго, всего несколько лет, после чего я вернулась к Карин и разделила ее убеждения. Мне казалось, что я смогу избежать… депрессии… которая сопутствует угрызениям совести. Потому что я знала мысли моей добычи и могла избегать невинных, охотясь только на тех, в ком видела зло. Если я последовала за убийцей в темный переулок, где он крался за молоденькой девушкой… если спасла ее, то, наверное, я не такая уж жуткая.

Я пытался представить себе то, что описывала Эдит. Как бы она выглядела, когда выходила из тени, молчаливая и бледная? Что подумал бы преступник, когда увидел ее — совершенную, прекрасную, во всем превосходящую человека? Да и понял ли он хотя бы, что ее нужно бояться?

— Но шло время, и я начала видеть чудовище в своих глазах. Это была расплата за отнятые человеческие жизни — пусть даже жертвы заслуживали казни. И я вернулась к Карин и Энисту. Они приняли меня обратно, словно блудного сына. Это было больше, чем я заслуживала.

Мы дошли до конца коридора и остановились перед последней дверью.

— Моя комната, — сказала Эдит, открывая ее, и потянула меня внутрь.

Окна ее комнаты выходили на юг и были такими же большими, как в гостиной на первом этаже. Должно быть, вся задняя стена дома была стеклянной. Отсюда открывался вид на излучину широкой реки — я подумал, что это, наверное, Сол Дюк, — и на белоснежные вершины Олимпийского хребта. Горы оказались гораздо ближе, чем можно было ожидать.

Западную стену целиком занимали бесчисленные полки с компакт-дисками: здесь их было больше, чем в специализированном магазине. В углу виднелся какой-то замысловатый музыкальный центр — из тех, до которых я обычно и дотрагиваться не решался, опасаясь что-нибудь сломать. Кровати не было, только большой черный кожаный диван. Пол покрывал толстый золотистый ковер, а стены — плотная ткань чуть более темного оттенка.

— Для хорошей акустики? — догадался я.

Эдит засмеялась и кивнула.

Она взяла пульт и включила стереосистему. Мягко зазвучала тихая джазовая композиция — как будто музыканты находились прямо в комнате, рядом с нами. Я подошел к стене с дисками, чтобы поближе рассмотреть эту умопомрачительную коллекцию.

— По какому принципу они расположены? — спросил я, не находя никакой системы в названиях.

— Ммм… по годам, а уже в этих рамках — по личным предпочтениям, — рассеянно объяснила она.

Я повернулся и увидел, что она смотрит на меня с выражением, которого я не понял.

— Что?

— Я была готова к тому, что испытаю… облегчение. Если ты будешь всё знать и не нужно будет скрывать что-нибудь от тебя. Но не ожидала почувствовать нечто большее. Мне это нравится. Это делает меня… счастливой, — она пожала плечами и улыбнулась.

— Я рад, — пробормотал я с ответной улыбкой. Приятно было знать, что она не жалеет о своей откровенности — я опасался именно этого.

Но тут, видимо, проанализировав выражение моего лица, Эдит нахмурилась, улыбка ее померкла.

— Всё еще ждешь, что я закричу и убегу? — поинтересовался я.

Она кивнула, пытаясь оставаться серьезной.

— Очень не хочется тебя разочаровывать, но ты далеко не такая страшная, как тебе кажется. Честно говоря, не представляю, как тебя можно испугаться, — беспечно заявил я.

Она приподняла брови, лицо ее медленно расплылось в улыбке:

— Вероятно, тебе не следовало этого говорить.

А потом она зарычала — этот тихий звук вырвался откуда-то из глубины ее горла, и в нем не было ничего человеческого. Улыбка становилась все шире, пока не превратилась в оскал. Поза тоже изменилась: Эдит чуть присела, выгнув спину, и стала похожа на кошку, приготовившуюся к прыжку.

— Э… Эдит?

Я не увидел, как она атаковала — это произошло слишком быстро. Я даже не успел понять, что случилось. На какое-то мгновение я взлетел в воздух, а комната закрутилась вокруг меня — перевернулась вверх тормашками и снова заняла нормальное положение. Я не почувствовал приземления, но внезапно оказался лежащим навзничь на черном диване, а Эдит нависала надо мной, крепко зажав коленями мои бедра, и поставив руки с обеих сторон от моей головы так, что я не мог двигаться. Ее оскаленные зубы были совсем рядом с моим лицом. Она издала еще один тихий звук — на сей раз что-то между рычанием и мурлыканьем.

— Ух ты, — выдохнул я.

— Так что ты там говорил? — спросила она.

— Э… что ты очень, очень страшное чудовище?

Она улыбнулась:

— Так-то лучше.

— И что я до невозможности влюблен в тебя.

Ее взгляд стал нежным, глаза широко распахнулись, между нами снова ничего не стояло.

— Бо… — шепнула она.

— Можно войти? — послышался от дверей чей-то тихий голос.

Я вскинулся, и мы с Эдит наверняка столкнулись бы лбами, если бы она не отреагировала гораздо быстрее, чем я. В следующую долю секунды она потянула меня вверх, и вот я уже сидел на диване, а она рядом со мной, положив ноги мне на колени.

В дверях стоял Арчи, а за ним, в коридоре, Джесамина. По моей шее поползли вверх красные пятна, но Эдит была совершенно спокойна.

— Пожалуйста, — ответила она Арчи.

Похоже, он не заметил, что мы делали что-то необычное. Пройдя в центр комнаты, он невероятно грациозным движением опустился на пол. Джесамина осталась у входа и, в отличие от Арчи, выглядела слегка потрясенной. Она пристально смотрела в лицо Эдит, а я задавался вопросом, какой она ощущает атмосферу в комнате.

— Нам показалось, что, судя по звукам, ты решила съесть Бо на ланч, — сказал Арчи, — и мы пришли узнать, не угостишь ли ты и нас.

Я напрягся, но тут увидел, что Эдит улыбается… трудно было понять, что именно ее развеселило: реплика Арчи или моя реакция.

— Извини, — ответила Эдит, собственническим движением обнимая меня за шею, — я не в настроении делиться.

Арчи пожал плечами:

— Ну ладно.

— Вообще-то, — сказала Джесамина, делая нерешительный шаг в комнату, — Арчи говорит, что сегодня вечером будет настоящая гроза, и Элинор хочет поиграть в мяч. Ты за?

Все слова вроде бы были обычными, но я не совсем понял их смысл. Однако это прозвучало так, словно прогноз погоды от Арчи был немного надежнее телевизионного.

Глаза Эдит загорелись, но она явно колебалась.

— Разумеется, тебе следует взять с собой Бо, — добавил Арчи. Мне показалось, что при этом Джесамина бросила на него быстрый взгляд.

— Ты хочешь пойти? — спросила Эдит. Ее лицо выразило такое нетерпение, что я согласился бы на что угодно.

— Разумеется. Хм… а куда?

— Нам приходится ждать грома, чтобы поиграть… сам поймешь, почему, — пообещала она.

— Зонтик брать?

Все трое громко рассмеялись.

— Что скажешь? — спросила Джесамина у Арчи.

— Не надо, — похоже, Арчи был уверен в своем прогнозе. — Гроза разыграется над городом. На поляне будет достаточно сухо.

— Отлично, — сказала Джесамина, и энтузиазм в ее голосе был заразительным, что меня совсем не удивило. Я почувствовал, что и сам проникаюсь радостным волнением, хотя даже не знал наверняка, в чем заключается идея.

— Давай позвоним Карин и выясним, будет ли она участвовать, — предложил Арчи, снова поднимаясь на ноги настолько плавным движением, что я не смог не засмотреться.

— Как будто ты еще не в курсе, — поддразнила его Джесамина, и они ушли.

— Так… во что мы будем играть? — поинтересовался я.

— Ты будешь наблюдать, — уточнила Эдит. — А мы будем играть в бейсбол.

Я скептически поглядел на нее:

— Вампиры любят бейсбол?

Она улыбнулась:

— Это же популярное американское развлечение.

________________________________________________

* Вид на Лондонский мост, 1616 год. Гравюра Николаса Иоанниса Фишера. Видимо, Эдит показывала Бо примерно такой же пейзаж.

Глава семнадцатая

Игра

Когда Эдит свернула на мою улицу, дождь только начинался. До этого момента у меня не было сомнений, что она останется со мной на те несколько часов, которые мне предстоит провести в реальном мире.

Но тут я заметил припаркованный у дома Чарли видавший виды черный седан и услышал, как Эдит что-то сердито пробормотала себе под нос.

Под узким навесом крыльца, позади инвалидного кресла своей матери, стояла, отклоняясь от дождевых струй, Джулс Блэк. Пока Эдит парковала пикап у обочины, лицо Бонни было бесстрастным, как скала. Джулс с оскорбленным видом упорно смотрела вниз.

В тихом голосе Эдит прозвучала ярость:

— Это переходит всякие границы.

— Она приехала, чтобы предупредить Чарли? — предположил я, скорее испуганно, нежели сердито.

Эдит молча кивнула и прищурилась, выдерживая тяжелый взгляд Бонни.

По крайней мере, Чарли еще не вернулся. Возможно, был шанс предотвратить катастрофу.

— Позволь мне разобраться с этим, — предложил я. Недобрый взгляд Эдит показался мне слишком уж… серьезным.

К моему удивлению, она согласилась:

— Наверное, так будет лучше. Но будь осторожен. Ребенок совершенно не в курсе.

— Ребенок? Знаешь, Джулс ненамного младше меня.

Эдит посмотрела на меня, и ее гнев исчез. Она усмехнулась:

— О, я знаю.

Я вздохнул.

— Пригласи их войти, чтобы я могла уйти, — сказала она. — Я вернусь на закате.

— Можешь взять пикап, — предложил я.

Она закатила глаза:

— Пешком я дойду домой быстрее.

Мне не хотелось расставаться с ней.

— Тебе не нужно уходить.

Она дотронулась до моего нахмуренного лба и улыбнулась.

— Вообще-то нужно. Избавившись от них, — она бросила сердитый взгляд в сторону Блэков, — ты еще должен будешь подготовить Чарли к знакомству с твоей новой девушкой.

Она засмеялась над выражением моего лица — не иначе как заметила, насколько я взволнован.

Не то чтобы я не хотел, чтобы Чарли узнал об Эдит. Я знал, что он хорошо относится к Калленам, да и как Эдит могла бы ему не понравиться? Скорее всего, он будет до обидного поражен. Просто мне казалось, что я искушаю судьбу. Попытка затащить эту слишком прекрасную фантазию на илистое дно скучной обыденной жизни наверняка небезопасна. Разве способны они долго сосуществовать?

— Я скоро вернусь, — пообещала Эдит. Мельком взглянув на крыльцо, она быстро наклонилась и коснулась губами моей шеи. Мое сердце запрыгало под ребрами, и я тоже посмотрел в сторону дома. Лицо Бонни больше не было безучастным, а руки вцепились в подлокотники кресла.

— Скоро, — сказал я, открывая дверцу пикапа и выходя под дождь. Торопливо шагая к крыльцу, я чувствовал спиной взгляд Эдит.

— Привет, Джулс. Здравствуйте, Бонни, — я поприветствовал их как можно жизнерадостнее. — Чарли уехал на весь день — надеюсь, вы не очень долго ждете.

— Недолго, — приглушенно ответила Бонни. Взгляд ее темных глаз был пронизывающим. — Я просто хотела завезти это, — она указала на коричневый бумажный пакет, лежащий у нее на коленях.

— Спасибо, — машинально поблагодарил я, хотя не имел представления, что там могло быть. — Почему бы вам не зайти на минутку и не обсохнуть?

Я притворился, что не заметил, как пристально она за мной наблюдала, пока я открывал дверь и жестом приглашал их войти. Проходя мимо, Джулс неуверенно улыбнулась мне.

— Давайте я это возьму, — предложил я, повернувшись, чтобы закрыть дверь. И обменялся последним взглядом с Эдит — она сидела совершенно неподвижно, ожидая, пока мы зайдем, ее глаза были серьезными.

— Надо бы положить это в холодильник, — проинструктировала меня Бонни, вручая пакет. — Здесь домашняя панировка от Холли Клируотер. Для жарки рыбы по любимому рецепту Чарли. В холодильнике смесь останется сухой.

— Спасибо, — повторил я более эмоционально. — У меня уже иссякли способы приготовления рыбы, а он непременно сегодня привезет еще.

— Снова на рыбалке? — спросила Бонни. Она внезапно заинтересовалась. — Где обычно? Может, я подъеду туда и повидаюсь с ним.

— Нет, — быстро солгал я. — Он собирался на какое-то новое место… Но я понятия не имею, куда.

Прищурившись, она пристально на меня посмотрела. Мои попытки солгать всегда были слишком очевидными.

— Джули, — сказала она, всё еще не сводя с меня глаз. — Почему бы тебе не принести из машины ту новую фотографию Аарона? Я и ее оставлю Чарли.

— Где она? — спросила Джулс. Ее голос прозвучал как-то вяло. Я бросил на нее взгляд, но она смотрела в пол, сдвинув черные брови.

— Кажется, я видела ее в багажнике, — сказала Бонни. — Поройся, поищи.

Джулс снова неохотно вышла под дождь.

Мы с Бонни смотрели друг на друга в полной тишине. Через несколько секунд молчание стало неловким, поэтому я повернулся и пошел на кухню. Я слышал, как мокрые колеса скрипят по линолеуму, следуя за мной.

Я пристроил бумажный пакет на свободное место на верхней полке холодильника и, медленно повернувшись, встретился взглядом с буквально буравящими меня глазами.

— Чарли еще долго не вернется. — Мой голос был почти грубым.

Бонни согласно кивнула, но ничего не сказала.

— Еще раз спасибо за панировку, — намекнул я.

Она продолжала кивать. Я вздохнул и прислонился к стойке.

— Бо, — заговорила она и нерешительно замолчала.

Я ждал.

— Бо, — снова начала Бонни. — Чарли — один из моих лучших друзей.

— Да.

Она тщательно выговаривала каждое слово своим низким голосом:

— Я заметила, что ты проводишь время с одной из Каллен.

— Да, — повторил я.

Она снова прищурилась:

— Быть может, это не мое дело, но мне кажется, это не очень хорошая идея.

— Вы правы, — согласился я. — Это действительно не ваше дело.

Мой тон заставил ее густые брови взметнуться вверх:

— Должно быть, ты не знаешь, но в резервации у семьи Каллен дурная репутация.

— Вообще-то, мне это известно, — сказал я твердым голосом. Бонни выглядела удивленной. — Но эта репутация никак не может быть заслуженной, не так ли? Потому что Каллены никогда не суются в резервацию, верно? — Я заметил, как мой не больно-то тонкий намек на договор, который одновременно и связывал, и защищал племя Бонни, резко осадил ее,

— Верно, — согласилась она, настороженно глядя на меня. — Кажется… ты хорошо осведомлен насчет Калленов. Более осведомлен, чем я ожидала.

Я смотрел на нее сверху вниз:

— Может быть, даже более осведомлен, чем вы сами.

Бонни поджала полные губы, обдумывая мои слова.

— Может быть, — согласилась она, но взгляд оставался пронизывающим. — А Чарли тоже осведомлен?

Она нащупала слабое место в моей броне.

— Чарли очень нравятся Каллены, — уклонился я от прямого ответа, и Бонни это явно уловила. Ее лицо было расстроенным, но не удивленным.

— Это не мое дело, — сказала она. — Но, возможно, это дело Чарли.

— Возможно, хотя, опять же, это мое дело — считать, его это дело или не его, правда?

Я даже не был уверен, поняла ли она мой запутанный вопрос — ведь я изо всех сил старался не сказать что-нибудь компрометирующее. Но похоже было, что поняла. Она размышляла, и тишину нарушал только усилившийся дождь, стучащий по крыше.

— Да, — сдалась наконец Бонни. — Пожалуй, это тоже твое дело.

Я облегченно вздохнул.

— Спасибо, Бонни.

— Просто подумай над тем, что ты делаешь, Бо, — настоятельно попросила она.

— Ладно, — быстро согласился я.

Бонни нахмурилась:

— Я хотела сказать, не делай того, что делаешь.

Я посмотрел в ее глаза, преисполненные лишь беспокойства за меня, и не нашел слов для ответа.

Громко хлопнула входная дверь.

— В машине нет никакой фотографии, — жалобный голос Джулс опередил ее появление. Она показалась из-за угла в промокшей на плечах футболке, с длинных волос капала вода.

— Хмм, — с внезапно отстраненным видом хмыкнула Бонни, разворачивая инвалидное кресло в сторону дочери. — Наверное, я оставила ее дома.

Джулс театрально закатила глаза:

— Замечательно.

— Что ж, Бо, расскажи Чарли… — перед тем, как продолжить, Бонни выдержала паузу, — ну, что мы заезжали.

— Хорошо, — пробормотал я.

Джулс удивилась:

— Мы уже уезжаем?

— Чарли вернется поздно, — объяснила Бонни, проезжая мимо Джулс.

— О… — Джулс выглядела разочарованной. — Ну, значит, наверное, как-нибудь увидимся, Бо.

— Конечно, — согласился я.

— Будь осторожен, — предупредила меня Бонни. Я не ответил.

Джулс помогла матери выехать на улицу. Быстро помахав им, я бросил взгляд на свой опустевший пикап и захлопнул дверь, не дожидаясь их отъезда.

После этого мне оставалось только ждать. Поглазев несколько секунд на пустую кухню, я со вздохом принялся за уборку. Это, по крайней мере, дало работу рукам. А вот занять мысли не помогло. Теперь, находясь вдали от Джесамины с ее регулировкой настроения, я мог по-настоящему переживать насчет того, на что согласился. Но неужели это окажется так уж трудно? Эдит сказала, что мне не придется играть. Я налегал на щетку сильнее, чем нужно, и старался убедить себя, что все будет в порядке.

Заканчивая уборку ванной, я наконец услышал машину Чарли. Он вошел в дом, когда я расставлял под раковиной моющие принадлежности в алфавитном порядке. Из-под лестницы послышался грохот — он укладывал снасти.

— Бо? — позвал Чарли.

— Привет, пап, — крикнул я в ответ.

Когда я спустился, он мыл руки в кухонной раковине.

— А где рыба? — спросил я.

— В морозильнике.

— Я возьму пару рыбин, пока не замерзли — сегодня Бонни привезла немного фирменной панировки Холли Клируотер, — я пытался придать голосу энтузиазма.

— Правда? — у Чарли загорелись глаза. — Это моя любимая!

Пока я готовил, он умылся и привел себя в порядок. Вскоре мы оба сидели за столом и молча ели. Чарли явно наслаждался едой. Я усиленно раздумывал, как же мне завести разговор о своей новой… девушке.

— Чем ты сегодня занимался? — спросил он, отрывая меня от размышлений.

— Ну, вторую половину дня просто торчал дома… — На самом-то деле, только последние часы. Я пытался говорить бодро, но под ложечкой сосало. — А с утра был у Калленов.

Чарли уронил вилку.

— В доме доктора Каллен? — изумленно переспросил он.

Я притворился, что не заметил его реакции:

— Ну да.

— И что ты там делал? — он всё еще не взялся за вилку снова.

— Ну, сегодня вечером у меня вроде как свидание с Эдит Каллен, и она хотела познакомить меня с родителями.

Он уставился на меня так, словно я только что объявил, что весь день грабил винные магазины.

— Что, пап? Разве ты не говорил недавно, что мне необходимо общаться?

Он несколько раз моргнул, потом подобрал вилку.

— Да, кажется, — он положил в рот еще кусочек, медленно прожевал и проглотил. — А разве ты не сказал мне тогда же, что в городе нет девушек в твоем вкусе?

— Я так не говорил, это твои слова.

— Не ершись, парень, ты ведь понимаешь, что я имею в виду. Почему ты ничего не рассказывал? Может, я был не в меру любопытным?

— Нет, папа, просто… всё это вообще-то ново для меня, ясно? Не хотел сглазить.

— А… — он с минуту раздумывал, пережевывая очередной кусок. — Значит, ты ездил знакомиться с ее семьей, да?

— Э… да. То есть я и так уже знал доктора Каллен. Но теперь познакомился и с отцом.

— Энист Каллен — отличный человек… молчаливый, но очень… добрый — это, наверное, самое подходящее слово. В нем что-то есть.

— Да, я заметил.

— Но знакомство с родителями… Не значит ли это, что всё некоторым образом серьезно? Хочешь сказать, она твоя девушка?

— Ну да, — это оказалось легче, чем я ожидал. Я испытал странное чувство гордости, получив возможность так заявить об Эдит. Довольно-таки первобытно с моей стороны, но что есть, то есть. — Да, она моя девушка.

— Надо же.

— И не говори.

— Мне тоже полагается визит?

Я изогнул бровь:

— А ты будешь хорошо себя вести?

Он поднял руки:

— Кто, я? Разве тебе когда-нибудь было за меня стыдно?

— А разве я когда-нибудь уже приводил сюда девушку?

Он фыркнул и сменил тему:

— Во сколько ты должен за ней заехать?

— Хм… мы встречаемся прямо здесь. Видишь? Ты действительно получишь визит. Вообще-то, она придет уже довольно скоро.

— Куда ты ее поведешь?

— Ну, кажется, планируется, что мы поедем… играть в бейсбол с ее семьей.

Секунду-другую Чарли пялился на меня, а потом расхохотался. Я закатил глаза и ждал, пока он досмеется. Наконец он притворился, что вытирает выступившие на глазах слезы.

— Надеюсь, теперь тебе полегчало.

— Бейсбол, а? Должно быть, тебе действительно нравится эта девушка.

Вначале я хотел просто оставить его слова без внимания, но понял, что он все равно видит меня насквозь.

— Да, — сказал я. — Очень нравится.

Я услышал приближающийся незнакомый шум мотора и удивленно поднял голову.

— Это она? — спросил Чарли.

— Возможно…

Через несколько секунд раздался звонок, и Чарли вскочил. Я бегом обогнал его и оказался у двери первым.

— Наглеем? — чуть слышно пробормотал он.

Я не представлял, насколько сильный дождь на улице. Эдит стояла в ореоле света от горевшей на крыльце лампы и выглядела как модель в рекламе плащей.

Слышно было, как у Чарли от удивления перехватило дыхание. Мне стало интересно, видел ли он ее раньше так близко. Зрелище, прямо скажем, не для слабонервных.

Даже когда привыкнешь. Я просто смотрел на нее, ошарашенный.

Она засмеялась:

— Можно войти?

— Да! Конечно, — я отскочил назад, чтобы дать ей дорогу, и при этом врезался в Чарли.

После нескольких секунд неловкой возни я повесил плащ Эдит, а она уже сидела с Чарли в гостиной. Эдит устроилась в кресле, поэтому я сел рядом с отцом на диване.

— А как поживают твои родители, Эдит?

— Прекрасно, благодарю вас, шеф Свон.

— Можешь звать меня Чарли. Я не на работе.

— Спасибо, Чарли, — она выпустила на волю свои ямочки, и его взгляд стал бессмысленным.

Только через секунду-другую он пришел в себя:

— Так вы… хм… сегодня будете играть в бейсбол?

Похоже, никому из них даже в голову не пришло, что вода, льющаяся сейчас как из ведра с неба, должна как-то повлиять на эти планы. Такое может быть только в штате Вашингтон.

— Да. Надеюсь, Бо не против провести так много времени с моей семьей.

Чарли ответил раньше, чем я успел отреагировать:

— Я бы сказал, он больше против бейсбола.

Они оба рассмеялись. Я бросил на отца сердитый взгляд. И где же то хорошее поведение, которое было мне обещано?

— Нам еще не пора ехать? — намекнул я.

— Мы совсем не торопимся, — улыбаясь, ответила Эдит.

Я толкнул Чарли локтем. Улыбка Эдит стала шире.

— Ох, э… да, — сказал Чарли. — Вы, ребятки, поезжайте, у меня тут… куча дел…

Эдит плавным движением поднялась на ноги:

— Приятно было увидеть вас, Чарли.

— Да. Заходи в любое время, Эдит.

— Спасибо, вы очень добры.

Чарли смущенно пригладил волосы. Не думаю, что я когда-нибудь видел его настолько взволнованным.

— Вы очень поздно вернетесь?

Я посмотрел на Эдит.

— Нет, мы будем благоразумными.

— Но не жди нас, ложись спать, — добавил я.

Я подал Эдит плащ, а потом придержал для нее дверь. Когда она прошла мимо Чарли, он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. Я пожал плечами и приподнял брови. Мне тоже не понять, откуда привалила такая удача.

Выйдя вслед за Эдит на крыльцо, я тут же встал как вкопанный.

Прямо за моим пикапом был припаркован чудовищный «джип». С колёсами высотой мне по пояс. С металлическим ограждением над фарами и задними фонарями и с четырьмя большими прожекторами на защитной дуге. С ярко-красным блестящим кузовом типа «хардтоп».

Чарли тихо присвистнул.

— Не забудьте пристегнуться.

Я подошел к водительской дверце, чтобы открыть ее для Эдит. Она запрыгнула внутрь одним легким движением, но я был рад, что дело происходит с дальней от Чарли стороны «джипа», потому что это выглядело не совсем естественно. Обойдя машину, я неуклюже забрался на пассажирское сиденье. Двигатель уже работал, и я узнал удививший меня рокот. Он не был таким громким, как рев моего пикапа, но в нем звучала настоящая мощь.

По привычке — Эдит никогда не отъезжала, пока я не пристегнусь, — я потянулся к ремню безопасности.

— Что… э… что это всё такое? Как мне?..

— Внедорожное крепление, — объяснила она.

— Хм.

Я попытался отыскать правильные замки, но это получалось не так уж быстро. А потом там оказались ее руки, с чудовищной скоростью помелькали вокруг и снова исчезли. К счастью, дождь был настолько сильным, что мне было плохо видно стоявшего на крыльце Чарли, а это означало, что он тоже не может меня отчетливо рассмотреть.

— Э… спасибо.

— На здоровье.

Я предпочел не спрашивать, собирается ли она сама пристегиваться.

Эдит отъехала от дома.

— Какой… хм… большой у тебя «джип».

— Он принадлежит Элинор. Она разрешила мне взять его на время, чтобы нам не пришлось проделать весь путь бегом.

— А где вы держите эту штуковину?

— Мы перестроили одно из вспомогательных зданий, превратив его в гараж.

Внезапно до меня дошел смысл ее первого ответа:

— Подожди. Проделать весь путь бегом? Другими словами, часть пути все равно нужно будет бежать? — требовательно спросил я.

Эдит поджала губы, словно пыталась удержаться от улыбки:

— Тебе бежать не понадобится.

Я застонал:

— Меня вырвет перед всей твоей семьей.

— Не открывай глаза, и всё будет в порядке.

Я покачал головой, вздохнул, потом потянулся и взял Эдит за руку:

— Привет. Я скучал по тебе.

Она засмеялась — звонкой трелью, не совсем по-человечески:

— Я тоже. Разве это не странно?

— Что тут странного?

— Стоило бы ожидать, что за последнюю сотню лет я научилась быть более терпеливой. И вот вам, пожалуйста: оказывается, мне трудно выдержать без тебя даже часть дня.

— Рад, что я в этом не одинок.

Она подалась ко мне для торопливого поцелуя в щеку, потом быстро отстранилась и вздохнула:

— Во время дождя ты пахнешь еще лучше.

— В хорошем смысле или в плохом?

Эдит нахмурилась:

— В обоих, как всегда.

Не знаю, как она понимала, куда ехать в такой ливень — вокруг «джипа» образовался словно жидкий серый занавес, — но ей удалось каким-то образом отыскать поворот на проселочную дорогу, больше напоминавшую горную тропу. Довольно долго было невозможно разговаривать, поскольку я подпрыгивал на сиденье, словно отбойный молоток. А вот Эдит, похоже, получала удовольствие от этой поездки и всю дорогу широко улыбалась.

А потом мы приехали к концу тропы: деревья зеленой стеной окружили «джип» с трех сторон. Дождь уже всего лишь моросил, утихая с каждой секундой, на небе между облаками появились яркие просветы.

— Прости, Бо, отсюда нужно идти пешком.

— Знаешь что? Я просто подожду здесь.

— Куда подевалась вся твоя храбрость? Утром ты был необыкновенно бесстрашным.

— Я еще не забыл последнюю пробежку.

Неужели это действительно было только вчера?

Мелькнув расплывчатым силуэтом, Эдит тут же оказалась у моей дверцы и занялась креплениями.

— Я сам, а ты иди, — запротестовал я.

Она закончила расстегивать ремни раньше, чем я договорил первые два слова.

Я сидел в машине, глядя на Эдит.

— Ты не доверяешь мне? — спросила она обиженно — или притворно обиженно, как мне показалось.

— Не в этом дело. Доверие и укачивание никак между собой не связаны.

С минуту она смотрела на меня, а я чувствовал себя довольно глупо, сидя в джипе, но никак не мог отделаться от мыслей о предстоящей поездке — более тошнотворной, чем на любых «американских горках».

— Помнишь, что я говорила про победу духа?

— Да…

— Возможно, если ты сосредоточишься на чем-то другом…

— Например?

Вдруг она оказалась в машине рядом со мной, ее колено уперлось в сиденье рядом с моей ногой, а руки легли мне на плечи. Лицо было всего в паре дюймов от моего. Я испытал небольшой сердечный приступ.

— Продолжай дышать, — напомнила она мне.

— Как?

Эдит улыбнулась, затем снова стала серьезной:

— Когда мы побежим, и да, эта часть не обсуждается, я хочу, чтобы ты сосредоточился вот на этом.

Она медленно приблизилась, повернув голову, чтобы наши щеки соприкоснулись, а ее губы очутились у моего уха. Одна ладонь скользнула по моей груди вниз, на талию.

— Просто помни, как мы…

Эдит легонько оттянула мочку моего уха губами, после чего медленно провела ими вниз вдоль шеи.

— Дыши, Бо, — прошептала она.

Я шумно сделал глубокий вдох.

Она поцеловала меня в шею возле подбородка, потом в щеку, пройдясь поцелуями вдоль скулы:

— Все еще переживаешь?

— А?

Хохотнув, она взяла мое лицо в ладони и по очереди легонько коснулась губами сомкнутых век.

— Эдит, — выдохнул я.

Потом я ощутил ее губы на моих, совсем не такие нежные и осторожные, как раньше. Холодные и неподатливые, они были настойчивыми, и, несмотря на благоразумие, я не мог сохранить ясность ума, чтобы принять правильное решение. Я не давал рукам осознанной команды, но они легли на талию Эдит в попытке притянуть ее ко мне. Мои губы двигались вместе с ее, и я жадно глотал воздух, втягивая ее аромат с каждым вдохом.

— Черт возьми, Бо!

И тут она исчезла — с легкостью выскользнула из моих объятий, а когда я моргнул, возвращаясь к реальности, уже стояла в десяти шагах от машины.

— Прости, — задыхаясь, выдавил я.

Эдит настороженно смотрела на меня, так широко распахнув глаза, что вокруг золотистых радужек стали видны белки. Неловко вывалившись из машины, я шагнул в ее сторону.

— Совершенно уверена, ты станешь моей погибелью, Бо, — тихо сказала она.

Я застыл на месте:

— Что?

С глубоким вдохом Эдит вернулась ко мне.

— Давай уйдем отсюда, пока я не сделала чего-нибудь поистине глупого, — пробормотала она и, встав ко мне спиной, кинула через плечо взгляд, явно означавший: «Пошевеливайся».

Ну и как теперь было отказать? Вновь чувствуя себя гориллой, только на этот раз еще более нелепой, я забрался к Эдит на спину.

— Держи глаза закрытыми, — предупредила она, а потом сорвалась с места.

Заставив себя зажмуриться, я старался не думать о скорости, с которой ветер дул мне в лицо, прижимая кожу к черепу. Если не считать этого, то сложно было поверить, что мы несемся через лес, как и в прошлый раз. Движения Эдит были очень плавными — мне могло бы показаться, что она прогуливается по тротуару… с гориллой на спине. Даже дыхание не сбилось.

Только когда Эдит коснулась моего лица, я осознал, что мы остановились.

— Все закончилось, Бо.

Я открыл глаза: мы действительно стояли на месте. Торопясь слезть, я потерял равновесие. Она повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как я, безумно размахивая руками, приземляюсь на пятую точку.

Секунду-другую Эдит смотрела на меня, словно не знала точно, не слишком ли сильно злится на мое поведение, чтобы посчитать меня забавным, но потом, вероятно, решила, что не слишком.

И захохотала, запрокинув голову и схватившись за живот.

Под ее смех я медленно поднялся и как можно тщательнее отряхнул джинсы от грязи и травы.

— Знаешь, будет более гуманно с твоей стороны просто бросить меня сейчас, — угрюмо сказал я. — Со временем мне проще не станет.

Пытаясь взять себя в руки, она сделала пару глубоких вдохов.

Со вздохом я двинулся в направлении, которое больше остальных напоминало тропу.

Что-то схватило меня за свитер, и я с улыбкой обернулся. Эдит уцепилась за мою одежду так же, как когда мы с ней вышли из медпункта.

— Куда ты, Бо?

— А разве бейсбола не будет?

— Это в другой стороне.

— Ладно, — я развернулся на сто восемьдесят градусов.

Эдит взяла меня за руку, и мы медленно направились к лесной чаще.

— Прости за этот смех.

— Я бы тоже над собой засмеялся.

— Нет, я просто была немного… взбудоражена. И нуждалась в разрядке.

Несколько мгновений мы шли в тишине.

— Скажи хотя бы, что он сработал — этот эксперимент с победой духа.

— Ну… меня не затошнило.

— Хорошо, но?..

— Я думал не о произошедшем в машине. А о том, что случилось после.

Эдит ничего не сказала.

— Знаю, я уже извинялся, но… прости. Снова. Я научусь лучше справляться, я знаю…

— Бо, остановись, прошу. Из-за твоих извинений я чувствую себя еще более виноватой.

Я посмотрел на нее. Мы оба остановились.

— Почему ты должна чувствовать вину?

На этот раз в смехе Эдит послышались чуть ли не истерические интонации:

— И правда! Почему я должна чувствовать вину?

Ее потемневшие глаза встревожили меня. В них плескалась боль, и я не знал, как ее облегчить. Положил ладонь на щеку Эдит:

— Я тебя не понимаю.

Она закрыла глаза.

— Похоже, я не могу прекратить подвергать тебя опасности. Мне кажется, я себя контролирую, а затем едва удается избежать… я не знаю, как перестать быть такой, — не открывая глаз, она указала на себя. — Само мое существование — уже угроза для тебя. Иногда я себя действительно ненавижу. Мне надо быть сильнее, надо суметь…

— Хватит, — я закрыл ее рот рукой.

Распахнув веки, Эдит отняла мою ладонь ото рта, вернула ее на щеку.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Жалкое оправдание моим действиям, но это правда.

Впервые она призналась мне в любви — открыто. Как она и говорила сегодня утром, услышать — это совсем другое.

— Я люблю тебя, — сказал я ей, переведя дыхание. — И не хочу, чтобы ты была кем-то другим, а не той, кто ты есть.

Эдит вздохнула:

— А теперь будь хорошим мальчиком, — и потянулась ко мне, встав на цыпочки.

Я сохранял неподвижность, а она нежно прикоснулась губами к моим губам.

С минуту мы смотрели друг на друга.

— Бейсбол? — спросила она.

— Бейсбол, — согласился я — и в голосе моем было гораздо больше уверенности, чем во мне самом.

Эдит взяла меня за руку и повела через высокие папоротники, потом вокруг гигантской тсуги. Какие-то несколько футов — и мы внезапно очутились прямо на краю огромной поляны, расположенной возле горного склона и вдвое превосходившей размерами любое бейсбольное поле.

Все остальные уже были там. Энист, Элинор и Роял сидели на камнях примерно в ста ярдах от нас. Еще дальше я увидел Джесамину и Арчи, которые стояли по меньшей мере в четверти мили друг от друга. Их движения были похожи на имитацию подачи — мяча я не видел. Карин, занималась чем-то вроде разметки баз, но, судя по слишком большим расстояниям между ними, это не могло быть правдой.

Когда мы оказались в поле зрения сидящих, они встали. Энист направился к нам, а Роял пошел прочь, туда, где Карин готовила поле к игре. Элинор, проводив Рояла долгим взглядом, последовала за Энистом.

Я тоже пристально смотрел в спину Рояла. Это заставляло меня нервничать.

— Что это мы слышали недавно, Эдит? — спросил Энист.

— По звукам напоминало подавившуюся до смерти гиену, — подхватила Элинор.

Я нерешительно улыбнулся Энисту:

— Это всё она.

— Бо насмешил, — объяснила Эдит.

Арчи прекратил свою тренировку и уже бежал к нам — его ноги словно вообще не касались земли. Моментально оказавшись рядом, он резко затормозил прямо перед нами.

— Пора! — объявил он.

В ту же секунду глухой раскат грома сотряс лес позади нас, а потом с грохотом покатился на запад, к городу.

— Жутко, да? — сказала мне Элинор. Удивленный ее непринужденным обращением, я перевел на нее взгляд, и она подмигнула.

— Пошли! — Арчи взял Элинор за руку, и они метнулись к этому огромному игровому полю. Арчи несся прыжками, почти как скачущий олень, но чуть ближе к земле. Элинор двигалась так же быстро и почти так же грациозно, но была совсем другой. Той, что не просто мчится, а атакует.

— Готов к порции бейсбола? — глаза Эдит горели.

Невозможно было не проникнуться энтузиазмом по поводу настолько очевидного источника ее радости:

— Вперед, команда!

Она засмеялась, мимолетно взъерошила мне волосы, а потом убежала вслед за остальными двумя. Ее бег был более агрессивным, чем у Арчи и Элинор, как у гепарда по сравнению с газелью — но движения всё же были гибкими и душераздирающе прекрасными. Эдит быстро догнала и перегнала брата и сестру.

— Пойдем посмотрим? — предложил мягким тенором Энист, и я осознал, что, разинув рот, смотрю вслед бегущим. Поспешно исправив выражение лица, я кивнул. Энист держался от меня на пару футов дальше, чем принято у людей, идущих вместе, и мне стало понятно, что он всё еще осторожничает, чтобы не испугать меня. Без видимого нетерпения он шагал рядом со мной с моей скоростью.

— А вы не играете с ними? — поинтересовался я.

— Нет, предпочитаю судить. Мне нравится поддерживать в них честность.

— Неужели они жульничают?

— О да… и слышал бы ты, какие ссоры они затевают. Хотя лучше бы тебе не слышать, а то наверняка подумаешь, что их вырастила волчья стая.

— Вы говорите прямо как мой отец, — я засмеялся.

Энист тоже захохотал:

— Что ж, я действительно думаю о них как о моих детях — во многих отношениях. Так и не перестал… — он резко замолчал, а потом глубоко вдохнул: — Эдит рассказывала тебе, что я потерял дочь?

— Э… нет, — пробормотал я, ошеломленный, пытаясь догадаться, какую жизнь он вспоминает.

— Моего единственного ребенка… мою Грейс. Она умерла, когда ей было всего два годика. Это разбило мне сердце — знаешь, поэтому я и спрыгнул со скалы, — спокойно добавил он.

— Ох… мм… Эдит сказала только, что вы упали…

— Всегда такая тактичная, — Энист улыбнулся. — Эдит стала первой из моих новых детей. Моей второй дочерью. Я всегда думал так о ней — хотя она старше меня по меньшей мере в одном аспекте — и задавался вопросом, выросла бы моя Грейс такой потрясающей или нет, — он посмотрел на меня и тепло улыбнулся: — Я так счастлив, что она нашла тебя, Бо. Она слишком долго не имела пары. Больно было видеть ее одинокой.

— Значит, вы не возражаете? — спросил я по-прежнему робко. — Ведь я… совсем не подхожу ей?

— Нет, — задумчиво сказал он. — Ты тот, кто ей нужен. Каким-то образом всё уладится, — но его лоб оставался озабоченно нахмуренным.

Раздался еще один раскат грома.

Тут Энист остановился — очевидно, мы достигли края площадки. И игроки, похоже, уже разбились на команды. Эдит была далеко на левом поле, Карин стояла между первой и второй базами, а Арчи держал мяч, находясь на том месте, которое, вероятно, являлось питчерской горкой.

Элинор размахивала алюминиевой битой, со свистом разрезающей воздух и почти невидимой из-за скорости движений. Я ожидал, что она подойдет ближе к «дому», но, когда она наклонилась, вставая в позу бьющего, догадался, что она уже на месте — значительно дальше от питчерской горки, чем я считал возможным. Джесамина стояла в нескольких футах позади Элинор, заменяя кэтчера для другой команды. Разумеется, ни на ком из них не было перчаток.

— Порядок! — крикнул Энист ясным голосом, который, по-моему, должна была услышать даже Эдит на своей дальней позиции. — Бьющему приготовиться.

Арчи стоял выпрямившись, неподвижный как статуя. Похоже, устрашающим замахам он предпочитал неожиданные броски исподтишка. Мяч он держал двумя руками на уровне талии, а потом его правая рука метнулась вперед со скоростью атакующей кобры и мяч ударился о ладонь Джесамины с громким хлопком, похожим на выстрел.

— Это был страйк? — шепотом спросил я Эниста.

— Раз не попали по мячу, значит, страйк, — ответил он мне.

Джесамина швырнула мяч обратно в подставленную руку Арчи. Тот позволил себе короткую ухмылку. А потом снова молниеносно крутанул кистью.

На этот раз бита каким-то образом оказалась в нужном месте вовремя и врезалась в невидимый мяч. При их столкновении раздался оглушительный грохот, эхом отразившийся от горного склона, и я сразу понял, почему для игры нужна гроза.

Мне едва удалось проследить взглядом за мячом, который как метеор пронесся над полем и улетел глубоко в окружающий лес.

— Хоум-ран, — пробормотал я.

— Погоди, — сказал Энист. Он внимательно прислушивался, подняв руку. Элинор размытым пятном неслась от базы к базе, Карин мчалась за ней по пятам. Я осознал, что на поле не хватает Эдит.

— Аут! — крикнул Энист. Не веря своим глазам, я смотрел, как Эдит появляется на краю леса с мячом в вытянутой вверх руке, сияя широкой улыбкой, которую смог увидеть даже я.

— Элинор бьет сильнее всех, — объяснил Энист, — зато Эдит быстрее всех бегает.

Это было всё равно что наблюдать за игрой супергероев. Я не в состоянии был уследить за летящим с огромной скоростью мячом и носящимися по полю игроками.

Еще одна причина, по которой они дожидались грозы, чтобы сыграть, стала понятной, когда Джесамина, пытаясь избежать гарантированного перехвата Эдит, отбила низкий мяч по направлению к Карин. Та встретила мяч, а потом кинулась вслед за Джесаминой к первой базе. Когда они столкнулись, звук был похож на грохот падения двух массивных валунов. Я дернулся, испугавшись, что кто-то будет ранен, но с обеими всё было в совершенном порядке.

— Сэйф, — спокойно объявил Энист.

Команда Элинор была впереди на одно очко — Роял сумел сломя голову обежать базы после дальнего удара Элинор, — и тут Эдит поймала мяч, в третий раз добившись аута. Она подбежала ко мне, сияя восторженной улыбкой:

— Ну как? — спросила она

— Уверен в одном: я никогда больше не смогу высидеть ни одной скучнейшей игры команд Главной Лиги.

— Можно подумать, это было твоим излюбленным занятием, — Эдит рассмеялась.

— Я слегка разочарован, — поддразнил я.

— Почему?

— Ну, приятно было бы обнаружить, что ты хоть в чем-то не лучше всех на планете.

Она на миг показала ямочки, и у меня перехватило дыхание.

— Мне пора, — сказав это, она направилась к «дому».

Эдит играла по-умному, сохраняя траекторию броска низкой, вне досягаемости для неизменно готовой к перехвату руки Рояла в аутфилде, молниеносно обегая две базы раньше, чем Элинор могла вернуть мяч в игру. Карин выбила один из мячей так далеко за пределы поля — с грохотом, от которого у меня заболели уши, — что они с Эдит обе успели завершить хоум-ран. Арчи одобрительно хлопнул их по поднятым вверх ладоням.

Игра продолжалась, счет всё время менялся, и, по мере того, как лидерство переходило из рук в руки, участники дразнили друг друга, словно задиристые игроки дворовых команд. Время от времени Энист призывал их к порядку. Гром продолжал рокотать, но мы оставались сухими, как и предсказывал Арчи.

Карин готовилась отбивать, а Эдит встала на место кэтчера, когда Арчи внезапно ахнул. Я, как обычно, не сводил глаз с Эдит и увидел, как она вскинула голову, чтобы посмотреть на него. Их взгляды встретились, и буквально за полсекунды между ними словно произошел стремительный диалог. Эдит оказалась возле меня раньше, чем кто-нибудь еще успел спросить у Арчи, что случилось.

— Арчи? — напряженно позвал Энист.

— Я не видел, — прошептал Арчи. — Не понял.

Теперь уже все собрались вместе.

Карин вела себя спокойно, властно:

— Что это было, Арчи?

— Они перемещались гораздо быстрее, чем я предполагал, и сейчас я вижу, что раньше неправильно оценивал перспективы, — пробормотал он.

Джесамина обняла его одной рукой, словно защищая.

— Что изменилось? — спросила она.

— Они услышали, что мы играем, и повернули в нашу сторону, — сокрушенно объяснил Арчи, словно чувствовал себя ответственным за происходящее.

Семь пар глаз на мгновение сошлись на мне.

— Сколько времени осталось? — уточнила Карин. Ее лицо стало предельно сосредоточенным.

— Меньше пяти минут. Они бегут — хотят играть, — Арчи нахмурился.

— Ты успеешь? — спросила Карин у Эдит, снова быстро взглянув в мою сторону.

— Нет, только не неся… — она резко оборвала фразу. — К тому же меньше всего нам нужно, чтобы они уловили запах и начали охоту.

— Сколько их? — поинтересовалась Элинор у Арчи.

— Трое.

— Трое! — насмешливо повторила она. — Ну и пусть приходят, — на ее руках заиграли длинные тяжи мускулов.

На какую-то долю секунды, показавшуюся гораздо более долгим промежутком времени, Карин задумалась. Спокойной выглядела только Элинор — остальные тревожно всматривались в лицо Карин.

— Давайте просто продолжим игру, — решила наконец она. Ее голос звучал невозмутимо и ровно. — Арчи сказал, что ими движет простое любопытство.

Всё совещание длилось лишь несколько секунд, но я слушал внимательно и, как мне казалось, понял практически всё. Правда, я не слышал вопроса, который задал Энист — на этот раз молча, напряженно глядя на Эдит, — и заметил только, как она слегка покачала головой, а на его лице появилось облегчение.

— Ты ловишь, Энист, — сказала Эдит. — Я сделаю перерыв.

Она встала совсем рядом со мной, а остальные вернулись на площадку, то и дело поглядывая на лес. Арчи и Энист явно держались поблизости.

Я сказал то, что было очевидно и так:

— Другие уже на подходе.

— Да, поэтому как можно меньше двигайся, не разговаривай и, пожалуйста, не отходи от меня, — судя по голосу, Эдит нервничала, хоть и старалась это скрыть.

— Не поможет, — пробормотал Арчи. — Я чуял его запах с другого края поля.

— Знаю, — огрызнулась Эдит.

Карин встала в «дом», остальные тоже без особого воодушевления вступили в игру.

— О чем тебя спрашивал Энист? — шепотом поинтересовался я.

Эдит немного помедлила перед тем, как ответить:

— Голодны ли они.

Секунды тянулись, игра шла вяло. Никто не отваживался на сильные удары, а Элинор, Роял и Джесамина не покидали внутреннего поля. Время от времени я ловил на себе взгляд Рояла — казалось бы, равнодушный, но то, как сжимались его губы, вселяло уверенность, что он злится.

Эдит, занятая зрительным и мысленным «прочесыванием» леса, вообще не обращала внимания на игру.

— Прости, Бо, — горячо пробормотала она. — Это было глупо и безответственно — так тебя подставить. Мне очень жаль.

Тут она перестала дышать, а взгляд ее сосредоточился на правой части поля. Эдит сделала короткий шаг, вставая между мной и тем, что приближалось. Это заставило меня запаниковать, как раньше, когда я представлял Эдит, защищающую меня от Рояла — Эдит в опасности. Я не сомневался: то, что сейчас приближалось, было пострашнее Рояла.

Глава восемнадцатая

Охота

Они вышли из леса по одному, в дюжине метров друг от друга. Появившаяся на поле первой женщина сразу отступила назад, пропуская вперед вторую, высокую и черноволосую, так что сразу стало понятно, кто их лидер. Третьим был мужчина… с такого расстояния я видел лишь огненно-рыжие волосы.

Прежде чем продолжать осторожно приближаться к семье Эдит, они сбились плотнее. Это было как в передаче о диких животных — группа хищников, проявляющая естественное уважение при встрече с большей по размеру незнакомой стаей того же вида.

Когда эти трое подошли, я увидел, насколько они отличаются от Калленов. Они двигались по-кошачьи, словно постоянно готовые в любой момент припасть к земле. На них была обычная одежда туристов: джинсы и повседневные рубашки из прочной грубой ткани. Впрочем, вещи выглядели изрядно поношенными, к тому же чужаки обходились без обуви. В их волосах запутались листья и еще какой-то лесной мусор.

Возглавлявшая эту троицу женщина внимательно рассмотрела Карин, шагнувшую вперед для приветствия, с Элинор и Джесаминой по бокам, и выпрямилась. Остальные последовали ее примеру.

Женщина, стоявшая впереди, безусловно была самой красивой. Несмотря на бледность, ее кожа имела оливковый оттенок, а черные волосы блестели. Она была не слишком высокой, но выглядела сильной — правда, не настолько сильной, как Элинор. Она легко улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами.

Мужчина казался более диким. Его взгляд беспокойно метался между Калленами, а поза странно напоминала кошачью. Вторая женщина скромно держалась позади. Ниже ростом, чем предводительница, с неприметными русыми волосами и незапоминающимся лицом, она обладала самыми невозмутимыми и малоподвижными глазами, но у меня возникло странное ощущение, что видит она больше остальных.

Именно глаза делали чужаков особенно не похожими на Калленов. Не золотистые или черные, к каким я привык, а насыщенного бордового цвета.

Всё еще улыбаясь, брюнетка шагнула навстречу Карин.

— Кажется, мы слышали, что здесь играют, — сказала она с едва заметным французским акцентом. — Я Лорен, а это Виктор и Джосс.

— Меня зовут Карин. Это моя семья: Элинор и Джесамина, Роял, Энист и Арчи, Эдит и Бо, — она показывала на нас группами, намеренно не привлекая внимания к каждому по отдельности. Я испытал шок, когда Карин произнесла мое имя.

— У вас найдется место еще для нескольких игроков? — спросила Лорен.

Карин ответила так же дружелюбно:

— Честно говоря, мы уже заканчивали. Но с удовольствием поиграли бы с вами как-нибудь в другой раз. Вы надолго в наши края?

— Вообще-то мы направлялись на север, но нам стало любопытно увидеть, кто здесь обитает. Мы уже давно никого не встречали.

— Да, в этой местности обычно никого не бывает, кроме нас, ну и случайных гостей, как вы.

Напряженная атмосфера постепенно разрядилась, перейдя в непринужденный разговор — я догадался, что это Джесамина управляет ситуацией с помощью своего странного дара.

— А где вы охотитесь? — небрежно осведомилась Лорен.

Карин ответила, не вдаваясь в подробности:

— Обычно неподалеку, на полуострове Олимпик, и от случая к случаю в горах на побережье. Мы поселились здесь довольно давно. Возле Денали есть еще одна семья, которая, как и мы, ведет оседлый образ жизни.

Лорен слегка качнулась на пятках.

— Оседлый? Как вам это удается? — в ее голосе слышалось неподдельное любопытство.

— Почему бы вам не зайти к нам домой, где можно спокойно побеседовать? — пригласила их Карин. — Это довольно долгая история.

При слове «домой» Виктор и Джосс обменялись удивленными взглядами, но Лорен лучше контролировала свои эмоции.

— Наверное, это будет очень интересно, и мы рады приглашению, — она улыбнулась. — На всем пути из Онтарио мы охотились и уже довольно давно не имели возможности привести себя в порядок, — ее взгляд оценивающе скользнул по одежде Карин.

— Не обижайтесь, пожалуйста, но мы были бы признательны, если бы вы воздержались от охоты в этих местах. Нам нужно оставаться незаметными, вы же понимаете, — объяснила Карин.

— Конечно, — кивнула Лорен. — Мы определенно не собираемся вторгаться на вашу территорию. В любом случае мы только что поели недалеко от Сиэттла, — со смехом сказала она. По моей спине пробежала дрожь.

— Если вы решите бежать с нами, мы покажем дорогу… Элинор и Арчи, можете отправиться вместе с Эдит и Бо, чтобы взять джип, — небрежно добавила Карин.

Когда она договорила, одновременно произошли три вещи. Легкий ветерок взъерошил мои волосы, Эдит застыла на месте, а вторая женщина, Джосс, резко повернула голову и впилась в меня пристальным взглядом, раздувая ноздри.

Все окаменели, а Джосс шагнула вперед, слегка приседая, словно готовясь к нападению. Заслонив меня собой, Эдит пригнулась и оскалила зубы, из ее горла вырвалось звериное рычание. В этом звуке не было ничего общего с игривым рыком, который она издавала раньше, — мне никогда не доводилось слышать чего-либо настолько устрашающего. Я похолодел от макушки до пяток.

— Что такое? — спросила Лорен, явно потрясенная. Ни Эдит, ни Джосс не сменили свои агрессивные позы. Джосс сделала чуть заметное обманное движение вбок, но Эдит уже переместилась, опережая этот маневр.

— Он с нами, — ледяным голосом сказала Карин, обращаясь непосредственно к Джосс.

Тут Лорен, похоже, уловила мой запах, хоть он и не повлиял на нее так сильно, как на Джосс, и ее лицо озарило понимание.

— Вы принесли закуску? — она шагнула вперед.

Эдит зарычала громче, ее губа приподнялась еще выше над оскаленными зубами. Лорен снова отступила назад.

— Я сказала, он с нами, — отрезала Карин.

— Но он же человек, — запротестовала Лорен. В ее голосе не было агрессии, только удивление.

Элинор подалась вперед, внезапно оказавшись очень заметной рядом с Карин.

— Да, — она цепко уставилась на Джосс.

Джосс медленно выпрямилась, но так и не отвела от меня взгляда, ноздри ее по-прежнему были раздуты. Эдит напряженно стояла передо мной. Мне хотелось оттащить ее назад, ведь эта вампирша, Джосс, не шутила, — однако я догадывался, как Эдит это воспримет. Раз она сказала мне не двигаться, я не пошевелюсь… по крайней мере, пока кто-то не попытается навредить ей.

Когда Лорен заговорила, ее тон был успокаивающим — в явной попытке сгладить внезапную враждебность:

— Похоже, нам предстоит еще многое узнать друг о друге.

— Несомненно, — голос Карин по-прежнему был холодным.

— Но мы хотели бы принять ваше предложение, — взгляд Лорен метнулся ко мне, затем снова к Карин. — И, конечно же, мы не тронем парня. Не будем охотиться в вашей местности, как я и пообещала.

Джосс посмотрела на Лорен, будто не веря своим ушам, и быстро переглянулась с Виктором, который все еще нервно обшаривал глазами одно лицо за другим.

Прежде чем ответить, Карин секунду-другую изучала искреннее выражение лица Лорен.

— Мы покажем вам дорогу. Джесс, Роял, Энист? — позвала она. Они подошли к ней, при этом заслоняя меня собой. Арчи мгновенно оказался возле меня, в то время как Элинор отступала медленнее, продолжая наблюдать за Джосс.

— Пошли, Бо, — тихо и мрачно сказала Эдит. Она схватила меня за локоть и потащила вперед. Арчи с Элинор держались прямо позади нас, прикрывая меня от чьих-либо взглядов. Я ковылял рядом с Эдит, стараясь не отставать, и не слышал, ушла ли уже основная группа. Нетерпение Эдит было практически осязаемо, пока мы с человеческой скоростью продвигались к краю леса.

— Я быстрее, — отрезала она, отвечая на чью-то мысль.

Потом, уже среди деревьев, Эдит, не останавливаясь, закинула мою руку себе на шею. Я понял, чего она хочет, и, будучи слишком потрясенным, чтобы чувствовать неловкость, вскарабкался на спину Эдит. Не успел я усесться, как она уже перешла на бег.

Мне не удалось заставить себя закрыть глаза, но в лесу всё равно была практически непроглядная темень. Я не видел и не слышал мчавшихся рядом Элинор и Арчи. Как и Эдит, они передвигались по лесу словно призраки.

За считаные секунды мы оказались возле джипа. Почти не снижая скорости, Эдит крутанулась и сбросила меня на заднее сиденье.

— Пристегни его, — прошипела она Элинор, забравшейся в салон вслед за мной.

Арчи уже сидел впереди, и Эдит завела мотор. Резко сдав назад, она развернулась, чтобы выехать на извилистую дорогу.

Эдит что-то рычала настолько быстро, что я не мог разобрать слов, но звучало это как непрерывный поток ругательств. В темноте машину гораздо сильнее подкидывало на неровной дороге. Элинор и Арчи сидели, пристально глядя в боковые окна.

Мы выехали на шоссе. Джип помчался быстрее. Было темно, но я разобрал, в каком направлении мы движемся. На юг, удаляясь от Форкса.

— Куда мы едем? — спросил я.

Никто не ответил. Никто на меня даже не посмотрел.

— Кто-нибудь собирается рассказать мне, что происходит?

Эдит заговорила, не сводя глаз с дороги. Спидометр показывал сто пять миль в час.

— Мы должны увезти тебя отсюда… далеко… сейчас же.

— Что? Но мне нужно домой.

— Ты не сможешь вернуться домой, Бо, — по тону было ясно, что она подразумевает: «никогда».

— Я не понимаю. Эдит? Что ты имеешь в виду?

Арчи наконец впервые заговорил:

— Останови машину, Эдит.

Она одарила его мрачным взглядом и надавила на газ.

— Эдит, — сказал Арчи. — Посмотри, насколько по-разному всё может пойти. Нам нужно это продумать. — В его голосе звучало предостережение, и мне стало интересно, что он видит в своей голове и показывает Эдит.

— Ты не понимаешь, — Эдит чуть ли не выла от досады. На спидометре стрелка достигла отметки в сто пятнадцать. — Она же ищейка, Арчи! Ты видел это? Она ищейка!

Я почувствовал, как застыла рядом со мной Элинор, и задумался о том, что означает для нее это слово. Было очевидно, что им троим оно говорит о чем-то большем, чем мне. Я хотел понять, но у меня не было удобного случая спросить.

— Останови, Эдит, — теперь голос Арчи был жестче, в нем слышалась сталь.

Скорость перевалила за сто двадцать.

— Давай же, — рявкнул он.

— Арчи… слушай! Я прочитала ее мысли. Слежка — ее страсть, ее одержимость… и она хочет его, Арчи… именно его. Она уже начала охоту.

— Она не знает, где…

— Как ты думаешь, сколько времени ей понадобится, чтобы найти в городе запах Бо? План созрел в ее голове еще до того, как слова вылетели из уст Лорен.

Это было как удар под дых. Когда до меня дошел смысл сказанного, я на несколько секунд потерял способность дышать. До сих пор всё казалось каким-то абстрактным, словно арифметическая задача. Я не ощущал, что это действительно хоть сколько-нибудь касается меня.

Я знал, куда приведет ищейку мой запах.

— Чарли, — ахнул я. И заорал: — Чарли! Мы должны вернуться. Должны забрать Чарли!

Я начал дергать замки ремней безопасности, удерживающих меня на месте, но тут Элинор схватила меня за запястья. Мои тщетные старания освободиться были подобны попытке избавиться от наручников, привинченных к бетону.

— Эдит! Разворачивайся! — кричал я.

— Он прав, — сказал Арчи.

Машина чуть замедлила ход.

— Давай просто минуту-другую подумаем о возможных вариантах, — уговаривал сестру Арчи.

Теперь джип поехал ощутимо медленнее и вдруг, взвизгнув тормозами, резко остановился на обочине шоссе. Меня бросило вперед, на ремни, а потом рывком впечатало обратно в сиденье.

— У нас нет никаких вариантов, — прорычала Эдит.

— Мы не оставим Чарли! — орал я.

Она не обращала на меня никакого внимания.

Наконец заговорила Элинор:

— Нужно отвезти его обратно.

— Нет.

— Ей не под силу справиться с нами, Эди. Она не сможет его тронуть.

— Она будет ждать.

Элинор улыбнулась холодной, странно нетерпеливой улыбкой.

— Я тоже умею ждать.

Эдит раздраженно фыркнула.

— Вы не видели! Вы не понимаете! Приняв решение об охоте, эта ищейка непреклонно следует ему. С ней невозможно договориться. Ее не отпугнуть. Нам придется убить ее.

Элинор это не обеспокоило:

— Да.

— И мужчина. Он с ней. А если дело дойдет до драки, Лорен тоже встанет на их сторону.

— Нас больше чем достаточно.

— Есть и другая возможность, — тихо сказал Арчи.

Эдит яростно повернулась к нему и гневно зарычала:

— У нас! Нет! Другой! Возможности!

Мы с Элинор потрясенно смотрели на нее, но Арчи, казалось, ничуть не удивился. Целую минуту Эдит с Арчи молча буравили друг друга взглядами.

— Может, кто-нибудь хочет услышать мою идею? — спросил я.

— Нет, — отрезала Эдит. Арчи снова сердито уставился на нее.

— Послушайте, — сказал я. — Вы отвезете меня обратно.

— Нет!

— Да! Вы везете меня обратно. Я говорю отцу, что хочу домой, в Финикс. Собираю вещи. Мы выжидаем, пока ищейка приступит к наблюдению, и вот тогда бежим. Она последует за нами и оставит Чарли в покое. А потом уже можете тащить меня куда угодно, хоть к черту на кулички.

Они смотрели на меня, широко раскрыв глаза.

— И в самом деле неплохая идея, — Элинор говорила с таким удивлением, что мне стало обидно.

— Это может сработать… к тому же нельзя оставить его отца без защиты, — сказал Арчи. — Ты ведь знаешь, Эдит.

Все посмотрели на Эдит.

— Это слишком опасно… Я не хочу, чтобы она оказалась поблизости от Бо — пусть даже в ста милях от него.

— Она через нас не прорвется, — Элинор говорила с полной уверенностью.

Арчи на секунду прикрыл глаза.

— Я не вижу, чтобы она атаковала. Она не из тех, что идут напролом. Будет дожидаться, пока мы оставим его без присмотра.

— И достаточно быстро поймет, что этого не случится, — сказала Эдит.

— Мне нужно домой, Эдит.

Она прижала пальцы к вискам и на секунду зажмурилась. Потом свирепо на меня посмотрела:

— Реализация твоего плана займет слишком много времени. А нам некогда возиться со сборами.

— Если Чарли не получит хоть какого-то объяснения, то причинит твоей семье кучу неприятностей. Возможно, позвонит в ФБР или куда-нибудь еще, если решит, что вы… ну, не знаю, похитили меня.

— Это не имеет значения.

— Имеет. Есть способ обеспечить всем безопасность, и мы будем действовать именно так.

Эдит завела мотор джипа и под визг шин развернулась. Стрелка спидометра устремилась вверх по шкале.

— Ты уезжаешь сегодня, — сказала Эдит усталым голосом, — увидит это ищейка или нет. Говори Чарли что хочешь, лишь бы быстро. Упакуй первые попавшиеся вещи и садись в свой пикап. Меня не волнует, что ответит твой отец. У тебя пятнадцать минут. Пятнадцать минут с того момента, как ты переступишь порог дома, иначе я сама вынесу тебя оттуда.

Некоторое время тишину нарушал только рев мотора.

— Элинор? — позвал я, глядя на свои руки.

— О, прости, — и она освободила меня.

— Вот как все произойдет, — сказала Эдит. — Мы доберемся до дома, и, если ищейки там еще нет, я провожу Бо до двери. Затем у него будет пятнадцать минут, — она сердито посмотрела на меня в зеркало заднего вида. — Элинор, ты берешь на себя двор. А ты, Арчи, отвечаешь за пикап. Я буду внутри — пока там будет находиться Бо. Когда он выйдет, вы сможете отогнать джип домой и рассказать всё Карин.

— Ни за что, — прервала ее Элинор. — Я с тобой.

— Подумай хорошенько, Эл. Я не знаю, как долго буду отсутствовать.

— Пока мы не поймем, насколько далеко это зайдет, я с тобой.

Эдит вздохнула.

— Если же ищейка уже там, — мрачно продолжила она, — мы проезжаем мимо.

— Мы успеем до нее, — уверенно сказал Арчи.

Казалось, Эдит это приняла. Какими бы ни были ее разногласия с Арчи, теперь она в нем не сомневалась.

— Что будем делать с джипом? — спросил он.

Голос Эдит был жестким:

— Ты уедешь на нем домой.

— Нет, — спокойно ответил Арчи.

Снова послышался невнятный поток ругательств.

— В мой пикап мы все не поместимся, — пробормотал я.

Казалось, Эдит меня не слышит.

— Думаю, вам стоит отпустить меня одного, — сказал я еще тише.

Это она услышала.

— Без глупостей, Бо, — процедила она сквозь зубы.

— Послушай, Чарли не идиот, — возразил я. — Если ты тоже завтра исчезнешь из города, то окажешься под подозрением.

— Это неважно. Мы обеспечим его безопасность, только это имеет значение.

— А что насчет ищейки? Она видела, как ты себя вела сегодня. И будет думать, что ты со мной, где бы ты ни была.

Элинор вновь посмотрела на меня с обидным удивлением.

— Эдит, прислушайся к его словам, — настойчиво посоветовала она. — Я думаю, он прав.

— Прав, — согласился Арчи.

— Я не могу так поступить, — голос Эдит был ледяным.

— Элинор тоже следует остаться, — продолжил я. — Ищейка определенно успела хорошо ее разглядеть.

— Что? — она повернулась ко мне с таким видом, будто я ее предал.

— У тебя больше шансов добраться до нее, если ты останешься, — согласился Арчи.

Эдит недоверчиво на него посмотрела:

— Ты считаешь, что я должна отпустить Бо одного?

— Разумеется, нет, — сказал Арчи. — С ним поедем мы с Джесс.

— Я не могу так поступить, — повторила Эдит, но на этот раз по ее тону было понятно, что она сдается. Логика действовала на нее.

Я старался быть убедительным.

— Потусуйся тут с недельку… — увидев в зеркале выражение лица Эдит, я поправился: — …пару дней. Попадись на глаза Чарли, а ищейку уведи искать ветра в поле. Добейся, чтобы она окончательно потеряла след. И потом приезжай ко мне. Конечно, кружным путем, а Джесамина и Арчи тогда смогут вернуться домой.

Она уже начинала обдумывать мой план.

— И где мы встретимся?

— В Финиксе.

— Нет, — с досадой сказала Эдит. — Она же услышит, что ты туда собираешься.

— А ты, безусловно, создашь видимость того, что это уловка. Ищейка поймет, что ты знаешь, что она подслушивает. И ни за что не поверит, что я действительно отправлюсь туда, куда сказал.

— Он дьявольски коварен, — Элинор засмеялась.

— А если это не сработает?

— В Финиксе несколько миллионов жителей, — сообщил я.

— Не так уж трудно раздобыть телефонную книгу.

— На этот случай существуют отели.

— Эдит, с ним поедем мы, — напомнил ей Арчи.

— А чтовы будете делать в Финиксе? — язвительно спросила она.

— Оставаться в помещении.

— Мне это даже нравится, — Элинор явно уже предвкушала, как загонит Джосс в угол.

— Заткнись, Эл.

— Слушай, если мы попробуем ее взять, пока Бо еще поблизости, вероятность, что кто-то пострадает, будет выше — достанется или ему, или тебе, когда ты будешь пытаться его защитить. А вот если мы заловим ее одну… — она замолкла, медленно расплываясь в улыбке. Я был прав.

Мы въехали в город, и теперь джип медленно полз по улицам. Я чувствовал, как волоски на моих руках встают дыбом, думал о Чарли, который был дома один, и мое колено подпрыгивало от нетерпения.

— Бо, — очень мягко сказала Эдит. Арчи и Элинор снова уставились в окна. — Если ты позволишь хоть чему-нибудь с тобой случиться… чему угодно… я спрошу за это с тебя лично. Понимаешь?

Я посмотрел в ее глаза в отражении зеркала заднего вида.

— Вполне, Эдит.

Она повернулась к Арчи.

— Джесамина справится?

— Прояви немного доверия, Эдит. Учитывая все обстоятельства, она держится очень-очень хорошо.

— А справишься ли ты?

Арчи растянул губы в жуткой гримасе и издал гортанный рык, который заставил меня вжаться в сиденье.

Эдит улыбнулась.

— Но держи свое мнение при себе, — внезапно пробормотала она.

Глава девятнадцатая

Прощания

В окнах дома горел свет — похоже, Чарли еще не спал, ожидая меня. При каждой попытке придумать, каким образом все устроить, мой разум буквально отключался.

Эдит остановила джип на расстоянии длины машины от моего пикапа. Все трое неподвижно застыли на своих местах и, держась неестественно прямо, прислушивались к звукам, доносящимся из леса, разглядывали каждую тень вокруг дома в поисках хоть чего-нибудь подозрительного. Двигатель был выключен, и я сидел молча, а они продолжали слушать.

— Ее здесь нет, — прошипела Эдит. — Пошли.

Элинор потянулась к моим ремням безопасности.

— Не волнуйся, Бо, — тихо, но весело сказала она. — Мы тут быстренько со всем разберемся.

Я почувствовал очень странную грусть, посмотрев на великолепное и пугающее лицо Элинор. Мы с ней едва знакомы, но почему-то казалось ужасным не знать, когда я снова ее увижу. Я понимал, что это самое легкое из прощаний, которые мне предстоит пережить в следующий час, и от этой мысли сводило желудок.

— Арчи, Эл! — скомандовала Эдит. Они беззвучно скользнули в темноту и исчезли.

Вслед за Элинор я выбрался из джипа к уже поджидавшей меня Эдит.

— Пятнадцать минут, — сквозь зубы напомнила она.

Я кивнул, но тут же остановился.

— Быстрее, Бо.

— Еще одно, — наклонившись, я крепко поцеловал ее. — Я люблю тебя. Что бы ни случилось, это не изменится.

— С тобой ничего не случится, Бо.

— Побереги Чарли ради меня.

— Будет сделано. Поторопись.

Еще раз кивнув и бросив на нее последний взгляд через плечо, я запрыгнул на крыльцо и с громким стуком распахнул дверь. Ввалившись внутрь, пинком захлопнул ее за собой.

Мне вдруг стало ясно, что надо сделать, и я заранее пришел в ужас от самого себя.

Чарли выглянул в прихожую.

— Бо?

— Отстань, — рявкнул я.

Глазам стало горячо от выступивших слёз, и я понял, что должен взять себя в руки, если собираюсь сделать все правильно — защитить Чарли, защитить Калленов и добиться, чтобы этот план сработал. Наверное, будет легче, если не смотреть на Чарли.

Я развернулся, взбежал по лестнице и, хлопнув дверью своей спальни, запер ее. Рухнув на колени, вытащил из-под кровати спортивную сумку, после чего сунул руку под матрас и шарил там, пока не нащупал завязанный узлом носок с заначкой.

Чарли заколотил в дверь:

— Бо, ты в порядке? Что происходит?

— Я уезжаю домой! — заорал я.

Повернувшись к комоду, я увидел там Эдит, которая молча выхватывала из ящиков охапки одежды, а потом кинула ее мне. Я поймал, что смог, и запихнул в сумку.

— Я так понимаю, свидание прошло не очень? — в голосе Чарли слышалась растерянность, но он немного успокоился.

— Не вмешивайся, Чарли, — прорычал я.

— Она порвала с тобой?

— Это я порвал с ней.

Эдит никак не отреагировала на мои слова, полностью сосредоточенная на том, что делала. Одной рукой она смахнула в сумку мои вещи, лежавшие на комоде.

— Почему? — спросил Чарли удивленно. — Мне казалось, тебе действительно нравится эта девушка.

— Нравится… слишком сильно.

— Хм… обычно поступают наоборот, сынок.

Эдит застегнула мою сумку и повесила ее мне на плечо — очевидно, время, отведенное на сборы, вышло.

— Я буду ждать в пикапе, иди! — шепнула она мне и подтолкнула к двери, а сама исчезла в окне.

Я отпер дверь, протиснулся мимо Чарли и, сбив сумкой фотографию со стены, кинулся по ступенькам вниз.

Чарли побежал за мной и, схватив за ремень сумки, заставил шагнуть назад.

— Ты что, на наркотиках, Бо? — требовательно спросил он.

— Нет!

— Притормози. Я не понимаю. Объясни, что случилось.

Он крепко держал за ремень. Можно было бросить сумку, но это пробило бы брешь в моей истории. Придется пойти трудным путем.

Я обернулся к нему, надеясь, что покрасневшие глаза можно будет списать на злость.

— Объясню, — как можно жестче проговорил я. — Я отлично провел вечер с самой красивой девушкой, какую когда-либо видел, и мы говорили о будущем. Она представляет его так же, как и ты. Собирается провести здесь всю жизнь. Выйти замуж, нарожать детей, никогда не уезжать. И на какое-то мгновение для меня это даже обрело смысл… Я теряю себя здесь, меня засасывает, как в трясину. Если не сбегу немедленно, то никогда уже не выберусь!

— Бо, ты не можешь уехать сейчас, — прошептал он. — Ночь на дворе.

— Посплю в пикапе, если устану.

— Подожди еще недельку, — взмолился он, потрясенный до глубины души. — К этому времени как раз вернется Рене.

Это совершенно ошарашило меня:

— Что?

Чарли заметил мою нерешительность, и на лице его промелькнуло облегчение:

— Она звонила, пока тебя не было. Во Флориде дела идут не особенно хорошо, и если до конца недели Фил не заключит контракт, то они вернутся в Аризону. Помощник тренера из «Сайдвиндерс» сказал, что у них, возможно, найдется место для еще одного игрока.

Я тряхнул головой, пытаясь вернуться на прежний курс. С каждой секундой ситуация становилась всё более опасной для Чарли.

— У меня есть ключ, — буркнул я и повернул ручку двери. Он стоял слишком близко, одной рукой всё еще крепко держась за мою сумку, с потрясенным выражением лица. Я больше не мог терять время на споры с ним. Придется обидеть его сильнее.

— Просто отпусти меня, Чарли, — процедил я сквозь зубы и распахнул дверь. — Ничего не вышло, понятно? Я совершенно, совершенно не выношу Форкс!

Жестокие слова сделали свое дело — Чарли отпустил сумку. От неожиданности у него просто отвисла челюсть, а во взгляде вспыхнуло страдание. Я отвернулся и вышел. Нельзя было позволить, чтобы он увидел сейчас мое лицо.

Я старался яростно шагать, подавляя желание перейти на бег. Казалось, темный двор наполняли лишние тени, которые существовали лишь в моем воображении, я был в этом уверен. Хоть и не совсем. Закинув сумку в кузов, я дернул на себя дверцу кабины. Ключ уже ждал меня в замке зажигания.

— Я позвоню тебе завтра! — выкрикнул я.

Мне никогда не объяснить ему случившегося, никогда не исправить. Заведя мотор, я отъехал от дома.

Эдит потянулась к моей руке.

— Останови, — попросила она, когда Чарли и дом скрылись из виду.

Не отрывая глаз от дороги, я старался сохранять лицо.

— Я могу вести.

В следующий миг она уже перебиралась через мои колени, удерживая руль и сталкивая мою ногу с педали газа. Добравшись до промежутка между мной и дверью, она отпихнула меня бедром. Пикап не вильнул ни на дюйм, а она оказалась на водительском месте.

— Ты не сумел бы найти дом, — объяснила Эдит.

Позади вспыхнули фары. Вздрогнув, я уставился в заднее окно.

— Это всего лишь Арчи, — сказала она и снова взяла меня за руку.

Закрыв глаза, я видел только стоящего в дверях Чарли.

— А ищейка?

— Застала конец твоего представления. И теперь бежит за нами — отстав примерно на милю.

Я похолодел.

— Мы можем от нее оторваться?

— Нет, — ответив так, Эдит все же прибавила скорости. Двигатель пикапа начал подвывать.

Мой план больше не казался таким гениальным.

Я смотрел на фары джипа, когда пикап тряхнуло, а за боковым стеклом возникла темная фигура.

— Э!..

Ее ладонь зажала мне рот прежде, чем я успел выкрикнуть предупреждение.

— Это Элинор!

Рука Эдит легла мне на колено.

— Все в порядке, Бо, — заверила она.

Мы выехали из города, направляясь на север.

— Я и не сознавала, что тебе все еще так скучно жить в маленьком городке, — непринужденно заметила Эдит, и я понял, что она пытается меня отвлечь. — Казалось, ты довольно неплохо тут приспособился, особенно в последнее время. Может, я себе только льстила, когда верила, что делаю твою жизнь интереснее.

— Это был запрещенный прием, — признался я, разглядывая свои колени. — Моя мама сказала Чарли эти слова как раз перед тем, как уйти. Даже если бы я его ударил, урон был бы меньше.

— Он простит тебя, — пообещала Эдит.

Я закрыл глаза.

— Бо, все будет хорошо.

Я перевел взгляд на нее.

— Ничего не будет хорошо, когда мы расстанемся.

— Всего на пару дней. И не забывай, идея принадлежала тебе.

— От этого только хуже. Почему так случилось? Я не понимаю.

Она уставилась на дорогу, сильно хмуря брови:

— Это моя вина. Мне не следовало подвергать тебя такой опасности.

Я схватил ее за руку.

— Нет, я не об этом. Ладно, я там был. Велика важность. Это не заботило остальных двоих. Почему Джосс решила меня убить? Повсюду полно людей, к которым гораздо проще подобраться. — Я кинул взгляд через плечо на тень Элинор. — Зачем столько трудов ради меня?

Эдит, задумавшись, медлила с ответом.

— Мне удалось сегодня хорошенько покопаться в ее голове, — тихо заговорила она. — Как только она уловила твой запах, вряд ли я могла бы сделать хоть что-нибудь, что позволило бы избежать всего этого. Отчасти это твоя вина, — она быстро покосилась на меня. — Если бы ты не пах так невероятно вкусно, то, возможно, ищейка и не стала бы утруждаться. Ну а как только я защитила тебя… в общем, это лишь сильно ухудшило положение. Она не привыкла, когда ей перечат, и не важно, насколько незначителен предмет спора. Она считает себя охотницей — самой лучшей охотницей. Вся ее жизнь подчинена выслеживанию, и больше всего её привлекают трудные задачи. А мы предоставили ей замечательную задачу — большой клан сильных бойцов, полных решимости защитить одно слабое звено. Ты даже не представляешь, в каком восторге сейчас ищейка. Это ее любимая игра, и мы только что подготовили самый захватывающий раунд, — с нескрываемым отвращением сказала Эдит. И глубоко вдохнула. — Но если бы я не вмешалась, то ищейка убила бы тебя на месте! — удрученно прошипела она.

— Я думал… что пахну для других… не так, как для тебя.

— Не так. Но это не значит, что ты перестал быть для каждого из них соблазном. Привлеки ты ищейку или кого-либо из чужаков так же сильно, как меня, драка неминуемо началась бы сразу же, прямо там, на поле.

Я вздрогнул.

— Не думаю, что у меня есть выбор, кроме как убить ее, — пробормотала она. — Карин это не понравится.

— Это и мне не нравится, — прошептал я.

— Хочешь, чтобы я ее пощадила? — с удивлением взглянула на меня Эдит.

Я моргнул.

— Нет… то есть да. Мне все равно… умрет ли она. Я к тому, что это стало бы облегчением, так? Я просто не хочу, чтобы ты… Что если тебя ранят?

Ее лицо стало суровым.

— Не стоит беспокоиться обо мне. Я дерусь нечестно.

Я услышал, как шины зашумели по мосту, хотя в темноте реку было не разглядеть. Стало ясно, что мы уже подъезжаем.

— А как убить вампира? — тихо спросил я.

Эдит посмотрела на меня непроницаемым взглядом, а когда заговорила, голос ее прозвучал жестко:

— Единственный способ сделать это наверняка — разорвать ее на куски и сжечь их.

— А остальные двое будут драться вместе с ней?

— Мужчина да. Насчет Лорен не уверена. Между ними нет сильной связи, она с ними только ради удобства. Ей было стыдно за поведение Джосс на поляне…

— Но Джосс и Виктор — они попытаются тебя убить? — прохрипел я, горло жгло, словно по нему прошлись напильником.

— Хватит. Сосредоточься на собственной безопасности. Слушайся Арчи.

— Как же мне не переживать за тебя? И как понимать твои слова, что ты «дерешься нечестно»?

Эдит слегка улыбнулась, но глаза ее остались грустными.

— Ты когда-нибудь пытался что-то сделать, не подумав об этом заранее? За исключением непроизвольных мышечных действий типа дыхания и моргания, это крайне сложно. Особенно в бою. Я увижу каждую мелочь, которую она планирует, каждое слабое место в ее защите. Против меня может выстоять только Арчи, потому что видит мои решения, но затем я слышу в его мыслях, как он собирается отреагировать. Обычно все заканчивается ничьей. Элинор называет это жульничеством.

Она казалась спокойной, словно битва с ищейкой и ее партнером станет самой легкой частью всего этого безобразия. Мой желудок скручивало, а сердце уходило в пятки.

— Тогда не стоит ли Арчи остаться с тобой? — спросил я. — Если он лучший боец, чем остальные?

— Знаешь, Элинор все слышит. И она обижена, а еще не в восторге от этой идеи, поскольку давно не участвовала в настоящей драке без ограничений. Она собирается приложить все усилия, чтобы как можно дольше не подпускать к этому меня с моими мошенническими приемчиками.

При этих словах мне стало немного лучше, что не было справедливо по отношению к Элинор. Я снова оглянулся, но не сумел увидеть выражения ее лица.

— Она все еще преследует нас? — спросил я.

Эдит поняла, что я говорю не про ее сестру.

— Да. Но она не нападет на дом. Не сегодня.

Она свернула на невидимую дорожку. Фары Арчи не отставали. Мы подъехали прямо к дому, в окнах которого горел яркий свет, но окружающие деревья оставались почти такими же темными. Двор тоже не был освещен. Элинор открыла мою дверь еще до того, как пикап остановился, вытащила меня с сиденья, потом, пригнувшись, нырнула мне под руку, обхватила за талию и бегом пронесла через входную дверь, как огромную тряпичную куклу с болтающимися в футе от земли ногами.

Она ворвалась в белую гостиную в сопровождении Эдит и Арчи. Все были там, уже на ногах. В центре круга стояла Лорен. Тихо зарычав, Элинор поставила меня рядом с Эдит.

— Она выслеживает нас, — прошипела Эдит, враждебно глядя на Лорен.

Выражение лица вампирши стало расстроенным:

— Этого я и боялась.

Арчи бросился к Джесамине и что-то шепнул ей на ухо, после чего они оба взлетели вверх по лестнице. Роял проводил их взглядом, потом быстро подошел к Элинор. В его глазах читалось напряжение и — особенно когда они остановились на мгновение на моем лице — враждебность.

— Как она поступит? — спросила Карин.

— Мне жаль, — ответила Лорен. — Еще когда ваша девушка начала его защищать, я боялась, что это только раззадорит Джосс.

— Вы можете ее остановить?

Лорен покачала головой:

— Ничто не остановит Джосс, если она начинает охоту.

— Мы остановим, — пообещала Элинор. Было предельно ясно, что она имела в виду.

— Вам ее не победить, — ответила Лорен. — За свои триста лет я ни разу не встречала никого, подобного ей. Она абсолютно смертоносна. Вот почему я присоединилась к ее клану.

«Ее клан, — подумал я. — Ну конечно. А тогда, на бейсбольном поле, шоу с нарочитым подчеркиванием лидирующей роли Лорен было именно этим — шоу».

Снова покачав головой, она посмотрела на меня с явным недоумением:

— Вы уверены, что оно того стоит?

Яростное рычание Эдит разорвало тишину. Лорен отпрянула.

Карин взглянула на нее:

— Боюсь, вам придется сделать выбор.

Лорен поняла. С минуту она медлила, всматриваясь в каждое лицо, потом окинула взглядом ярко освещенную гостиную.

— Я заинтригована той жизнью, которую вы здесь создали. Но вмешиваться не буду. Я не испытываю ни к кому из вас неприязни, однако ни за что не пойду против Джосс. Наверное, отправлюсь на север — к тому клану, что обосновался в Денали, — она помолчала. — Не следует недооценивать Джосс. У нее блестящий ум и непревзойденное чутье. Она выглядит дикаркой, но на самом деле чувствует себя в мире людей не менее комфортно, чем вы, насколько я могу судить. Она не пойдет на вас в лобовую атаку… Мне жаль, что здесь началась такая заваруха. Очень жаль… — она опустила голову, но я успел перехватить еще один ее озадаченный взгляд в мою сторону.

— Идите с миром, — сказала Карин.

Лорен снова медленно оглядела комнату, а потом исчезла за дверью.

Молчание длилось меньше секунды.

Карин посмотрела на Эдит:

— Она близко?

Энист уже действовал. Он коснулся ладонью панели управления на стене, и огромные металлические ставни со стоном начали плотно закрывать стеклянную стену. У меня отвисла челюсть.

— Примерно в трех милях отсюда, за рекой. Кружит неподалеку, чтобы встретиться с мужчиной.

— И каков план?

— Мы уведем ее за собой, потом Арчи и Джесамина увезут Бо на юг.

— А дальше?

Голос Эдит стал ледяным:

— Как только он окажется достаточно далеко, мы откроем на нее охоту.

— Похоже, она не оставила нам выбора, — с мрачным видом согласилась Карин.

Эдит посмотрела на Рояла:

— Отведи Бо наверх, поменяйтесь одеждой.

Роял недоверчиво уставился на нее:

— С какой это стати? — спросил он. — Кто он мне?

— Рой… — пробормотала Элинор, кладя ладонь ему на плечо. Он стряхнул ее руку.

Я не сводил глаз с Эдит, обеспокоенный тем, что поведение Рояла может вывести ее из себя, но она меня удивила, отвернувшись от него, как будто он ничего не сказал… как будто его вообще не существует.

— Энист? — спокойно спросила она.

— Разумеется.

Говоря это, он уже стоял рядом со мной, пригибаясь, чтобы подхватить меня и перекинуть через плечо. Мы оказались наверху раньше, чем я успел сообразить, что происходит.

— Что мы делаем? — поинтересовался я, когда он поставил меня на пол в какой-то темной комнате, пронеся по коридору второго этажа.

— Пытаемся пустить ее по ложному следу. Надолго это не подействует, но, возможно, даст тебе некоторое преимущество во времени, — он уже стаскивал через голову рубашку, поэтому его речь стала невнятной.

Я сдернул с себя свитер и протянул Энисту. Он подал мне свой. Я с трудом попал руками в правильные отверстия, потом быстро снял джинсы и мы снова поменялись. Его брюки были мне коротковаты, но в остальном подходили. Он потянул меня обратно в коридор. В моей одежде Энист выглядел меньше, ему даже пришлось закатать штанины джинсов. В коридоре внезапно обнаружился Арчи с кожаной сумкой на плече. Они с Энистом схватили меня под руки и кинулись вниз по лестнице.

Казалось, всё было готово. Эдит и Элинор были готовы к выходу. Элинор несла на плече объемистый рюкзак. Карин подала Энисту что-то маленькое. Потом повернулась к Арчи и протянула ему такую же вещицу — крошечный серебристый мобильник.

— Энист и Роял возьмут твой пикап, Бо, — сказала она, проходя мимо меня. Кивнув, я опасливо покосился на Рояла. Он с возмущением смотрел на Карин.

Арчи, Джесс, берите «мерседес». На юге вам понадобятся затененные стекла.

Они тоже кивнули.

— А мы возьмем «джип».

Карин остановилась рядом с Эдит. Я понял, что это охотничий отряд, и почувствовал подкатывающую к горлу тошноту. Как до этого дошло? Зачем они прислушались к моей идее? Она явно была ошибочной.

— Арчи, они проглотят наживку?

Все следили за тем, как Арчи замер на месте, закрыв глаза. Несколько секунд спустя он снова взглянул на Карин:

— Ищейка погонится за вами. Мужчина последует за пикапом. После этого мы сможем уехать, — в его голосе звучала уверенность.

— Пошли, — сказала Карин, направляясь на кухню.

Но Эдит вернулась ко мне. Она пристально посмотрела на меня, ее золотистые глаза казались огромными, глубокими и полными миллионов слов, которые не хватало времени высказать. Она подняла руки и положила их на мое лицо. Я наклонился, и мои пальцы зарылись в ее волосы. На кратчайшее мгновение мои губы встретились с ее — ледяными и твердыми.

И тут же всё закончилось. Эдит отстранила меня, еще держа за плечи. Прямо перед тем, как она отвернулась, я успел заметить, что ее глаза стали пустыми, мертвыми.

Они ушли.

Мы стояли, и я не чувствовал на себе ни одного взгляда, пока неподвижно смотрел им вслед. У меня было такое ощущение, словно кто-то сорвал всю кожу с моего лица. Глаза жгло как огнем.

Молчание затягивалось. Арчи снова опустил веки. Тут в руках у Эниста завибрировал телефон, Арчи кивнул, и мобильник мгновенно взмыл к уху Эниста.

— Пора, — сказал он. Роял прошагал к выходу, даже не взглянув в мою сторону, но Энист, проходя мимо, коснулся моего плеча: — Береги себя, — его шепот еще висел в воздухе, а они уже выскользнули за дверь. Я услышал, как с грохотом завелся и вскоре затих в отдалении двигатель пикапа.

Джесамина и Арчи ждали. Потом Арчи поднес свой телефон к уху — как раз перед тем, как он зажужжал.

— Эдит говорит, что мужчина следует за Энистом. Я пригоню машину, — и он исчез в сумраке — там же, куда ушла Эдит.

Мы с Джесаминой смотрели друг на друга.

— Знаешь, ты ошибаешься, — сказала она, по-прежнему не приближаясь ко мне.

— А?

— Я сейчас чувствую твои эмоции… и ты этого стоишь.

Ощущение медленно сдираемой кожи не исчезало.

— Если с ними что-нибудь случится, они пострадают понапрасну, — прошептал я.

Джесамина дружелюбно улыбнулась.

— Ты ошибаешься, — повторила она.

Арчи вошел через парадную дверь и зашагал ко мне, протягивая руку.

— Можно? — спросил он.

— Ты первый, кто спрашивает разрешения, — пробормотал я.

Арчи закинул меня на плечо, как это делал Энист, и под прикрытием Джесамины вылетел из дома, не выключив свет.

Глава двадцатая

Нетерпение

Проснувшись, я был озадачен, мне понадобилось больше времени, чем следовало бы, чтобы вспомнить, где я.

Комната выглядела слишком безликой и могла быть только гостиничным номером. Об этом свидетельствовали и привинченные к тумбочкам прикроватные лампы, и шторы из той же ткани, что покрывало на кровати.

Я попытался вспомнить, как сюда попал, но вначале ничего не получилось.

В памяти отпечаталась черная машина, стекла в которой были темнее, чем в лимузине. Двигатель работал почти бесшумно, хотя мы мчались по темным автотрассам со скоростью, больше чем вдвое превышающей разрешенную.

И еще я припомнил, что Арчи сидел рядом со мной, а не впереди, с Джесаминой. И как меня внезапно осенило, что он выполняет функции моего телохранителя, а переднее сиденье для этого недостаточно близко. В результате такой догадки опасность должна была показаться мне более реальной, но казалось, что всё происходит где-то очень далеко, за тысячи миль от меня. Меня тревожила не та опасность, в которой находился я сам.

Всю ночь напролет я заставлял Арчи поддерживать странный поток видений будущего. Меня интересовало абсолютно всё, любые мелочи. Он подробно рассказывал мне, как Эдит, Карин и Элинор будут перемещаться по лесу, а я, хоть и не знал примет на местности, на которые он ссылался, всё равно жадно ловил каждое слово. Когда какое-то решение изменяло будущее, Арчи приходилось возвращаться и описывать ту же череду событий по-другому. Такое случалось снова и снова, уследить за его видениями было невозможно, но меня это не волновало. Пока в будущем Эдит и Джосс не попадали в одно и то же место, мне удавалось дышать.

Иногда он переключался для меня на Эниста. Они с Роялом ехали в моем пикапе, направляясь на восток. И это означало, что рыжеволосый мужчина всё еще гнался за ними.

Труднее ему было увидеть Чарли. «С людьми сложнее, чем с вампирами», — объяснял Арчи. И я вспомнил, как Эдит однажды что-то об этом рассказывала. Казалось, с тех пор прошли уже годы, хотя на самом деле всего лишь несколько дней. Помнится, я был дезориентирован, совершенно утратив чувство времени.

В памяти остался восход солнца над невысокой горной вершиной где-то в Калифорнии. Свет терзал мои глаза, но я пытался не зажмуриваться, ведь иначе образы, которые мелькали под моими опущенными веками, как слайды, становились чересчур живыми. Уж лучше жжение, чем видеть это снова. Сломленное выражение лица Чарли… оскал Эдит… молчаливая ярость Рояла… красные глаза ищейки, уставившиеся на меня… мертвый взгляд, с которым отворачивалась от меня Эдит…

Я старался не закрывать глаз, а солнце двигалось по небу.

Запомнилось странное чувство одновременной тяжести и легкости в голове, когда мы промчались через невысокий перевал, и солнце, светившее теперь уже сзади, отразилось от черепичных крыш моего родного города. Оставшихся у меня эмоций не хватило на удивление тому, что мы проделали за день путь, на который должно было уйти три дня. Я безучастно смотрел на раскинувшийся перед нами город, и до меня медленно доходило, что он должен что-то значить для меня. Низкорослые кусты ларреи, пальмы, зеленые, причудливой формы поля для гольфа, бирюзовые пятна бассейнов — всё это должно было казаться близким и знакомым. Мне полагалось чувствовать себя как дома.

Тени уличных фонарей падали на автотрассу линиями, которые были более четкими, чем в моих воспоминаниях. Так мало темноты. В этих тенях никому не спрятаться.

— Как попасть в аэропорт? — Джесамина заговорила в первый раз с тех пор, как мы сели в машину.

— Оставайся на «десятке», — автоматически ответил я. — Тогда проедем как раз мимо него.

Только через несколько секунд я осознал, что может означать этот вопрос. Мысли путались от изнеможения.

— Мы куда-то летим? — спросил я Арчи. Мне было не под силу обдумывать план действий, но что-то в этих словах казалось неправильным.

— Нет, и всё же лучше быть поближе, просто на всякий случай.

Я помнил, как мы начали описывать петлю вокруг международного аэропорта Скай Харбор… но не как закончили. Должно быть, именно в этот момент мой мозг окончательно отказал.

Правда, теперь, когда я отследил свои воспоминания, у меня возникло смутное представление о том, как мы покинули машину: солнце за горизонтом, моя рука безвольно брошена на плечи Арчи, он тянет меня за собой, и я плетусь сквозь теплую сухую тень.

А этой комнаты я совсем не помню.

Я посмотрел на электронные часы на тумбочке. Красные цифры извещали о том, что сейчас три часа, однако невозможно было сказать, ночи или дня. Из-за плотных штор не пробивалось ни лучика света, но комната была ярко освещена лампами.

Скованно поднявшись, я нетвердыми шагами пересек комнату и отодвинул штору.

Снаружи было темно. Значит, три часа ночи. Окна номера выходили на пустынный участок автострады и новую крытую парковку аэропорта. Определившись во времени и пространстве, я почувствовал себя лучше — правда, совсем ненамного.

Оглядев себя, я увидел, что всё еще в рубашке Эниста и его слишком коротких для меня брюках. Осмотрелся в комнате и с радостью заметил на низком комоде свою спортивную сумку.

Легкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть всем телом.

— Можно к тебе? — спросил Арчи.

Я глубоко вдохнул:

— Конечно.

Он вошел и окинул меня внимательным взглядом:

— Судя по твоему виду, ты мог бы поспать и подольше.

Я покачал головой.

Он беззвучно метнулся к окну и наглухо задернул шторы.

— Нам нужно будет оставаться в помещении, — сказал он мне.

— Ладно, — мой голос был хриплым и срывался.

— Хочешь пить? — спросил он.

Я пожал плечами:

— Не очень. А ты?

Он улыбнулся:

— Всё под контролем. Я заказал для тебя кое-какую еду — она в гостиной. Эдит напоминала мне, что тебе надо питаться гораздо чаще, чем нам.

Я сразу же насторожился:

— Она звонила?

— Нет. — Мое лицо вытянулось, и Арчи это заметил: — Это было еще до нашего отъезда. Она дала мне кучу инструкций. Пойдем, съешь что-нибудь.

Он вышел из комнаты раньше, чем я успел возразить, что не голоден. Я побрел за ним.

К спальне примыкала гостиная. Джесамина сидела за письменным столом в углу, безо всякого интереса глядя на экран телевизора, от которого доносилось тихое бормотание. Арчи подошел и встал возле нее. Потом погладил ее по волосам цвета мёда.

— Что нового? — спросил я.

— Энист и Роял вернулись в Форкс. Рыжий отказался от преследования.

Я открыл было рот, но Арчи опередил меня:

— Они присматривают за твоим отцом. Этот рыжий мимо них не проскочит.

— А что он делает?

— Рыщет по городу — насколько я понимаю, в поисках тебя, даже в школе побывал.

Мои глаза округлились:

— Кто-нибудь пострадал?

Арчи покачал головой:

— Кажется, они увлечены только начатой ими охотой.

— А Эдит?

— Похоже, разочарована. Они хотели атаковать ищейку, но та уже убегала. Она продолжает двигаться на север. Они преследуют ее.

Я стоял, не зная, что делать.

Эдит преследует Джосс. Конечно, с ней Карин и Элинор, но ведь Эдит быстрее всех…

— Съешь что-нибудь, Бо. Эдит становится очень придирчивой, если ей кажется, что ее инструкции выполняются недостаточно четко.

На кофейном столике я увидел поднос с парой тарелок, накрытых металлическими крышками. Я не смог придумать себе другого занятия, поэтому пришлось выполнить распоряжение Арчи. Я сел на пол возле низкого столика и снял крышку с первой тарелки. Даже не посмотрев, просто взял что-то с нее и начал есть. Наверное, я был голоден. Ведь во время поездки мы ни разу не останавливались, чтобы перекусить.

Пока я ел, Арчи и Джесамина совсем притихли и не двигались. Я пристально смотрел в телевизор, но был не в состоянии понять, что происходит на экране. Это новости? Реклама? Точно не знаю. Я ел, пока тарелки не опустели. И не чувствовал вкуса.

Когда на подносе ничего не осталось, я уставился в стену.

Перед глазами стояла Эдит, какой она была в лесу — быстрее гепарда… быстрее пули. Конечно же, она догонит ищейку первой.

В моей голове отчетливо прозвучали слова Лорен: «Вам ее не победить. Она абсолютно смертоносна».

Внезапно Джесамина оказалась стоящей надо мной — ближе, чем обычно.

— Бо, — успокаивающим тоном сказала она, — тебе не о чем волноваться. Ты здесь в полной безопасности.

— Я знаю.

— Тогда почему ты испуган? — она говорила озадаченно. Возможно, чувствовала мои эмоции, но не понимала их причин.

— Ты слышала, что сказала Лорен. Джосс смертоносна. А вдруг что-то пойдет не так и они разделятся? Вдруг что-нибудь случится, вдруг Карин или Элинор… или Эдит… — мой голос сорвался. — Что если этот сумасшедший рыжий ранит Эниста — как я буду жить, зная, что виноват в этом? Никому из вас не следовало рисковать собой ради…

— Стоп, Бо, стоп! — перебила она меня, слова полились так быстро, что трудно было их понимать: — Ты волнуешься совсем не о том, Бо. Поверь мне в этом — никто из нас не рискует. Тебе и так достаточно тяжело, не надо добавлять к этому воображаемые тревоги. Слушай меня! — распорядилась она, когда я отвел взгляд. — У нас сильная семья. Единственное, чего мы боимся — это потерять тебя.

— Но зачем вам…

Теперь рядом с ней, обнимая за талию, встал Арчи:

— Эдит почти столетие была одинокой. И вот она нашла тебя. Ты не видишь изменений, которые замечаем мы — те, кто долго прожил рядом с ней. Думаешь, кто-нибудь из нас хочет смотреть ей в глаза в следующие сто лет, если она тебя потеряет?

Угрызения совести начали понемногу утихать. Но, хотя охватывающее меня спокойствие казалось совершенно естественным, словно шло изнутри, мне было ясно, в чем дело.

— Знаешь, я в любом случае поступил бы так же, — добавил Арчи. — Даже если бы Эдит меня не попросила.

— Почему?

Он усмехнулся:

— Трудно объяснить и при этом не выглядеть слегка шизофренично… Время означает для меня не то же самое, что для тебя… или для Джесс, или для кого угодно. — Джесамина с ухмылкой дернула его за ухо. — Поэтому то, что я скажу, может показаться тебе бессмысленным. Но у меня такое чувство, словно мы с тобой дружим уже давно, Бо. Ты вошел в жизнь Эдит — а я в тот же момент ощутил, как будто мы с тобой провели вместе сотни часов. Вместе смеялись над слишком острыми реакциями Эдит, вместе доводили Рояла, вместе беседовали ночи напролет с Карин…

Я уставился на него, а он пожал плечами:

— Так я воспринимаю мир.

— Мы друзья? — спросил я удивленно.

— Лучшие друзья, — ответил он. — Когда-нибудь. Тебе не кажется, что со стороны моей любимой сестры было очень мило влюбиться в моего лучшего друга? Похоже, я у нее в долгу.

— А… — всё, что мне удалось сказать.

Арчи засмеялся.

Джесамина закатила глаза:

— Вот спасибо, Арчи! Только я его успокоила…

— Ничего, я в порядке, — заверил я. Арчи мог и соврать, чтобы повысить мне настроение, но в любом случае это помогло. Совсем неплохо, что Арчи тоже хочет помочь мне. Особенно если он поступает так не только ради Эдит.

— Ну и что нам теперь делать? — поинтересовался я.

— Ждать, пока что-нибудь изменится.

Это был очень долгий день.

Мы оставались в номере. Арчи позвонил вниз, администратору, и попросил приостановить обслуживание наших комнат. Шторы оставались плотно задернутыми, телевизор был включен, хотя никто его не смотрел. Через равные промежутки времени мне приносили еду.

Забавно, но мне вдруг стало просто с Арчи. Как будто предвидение, высказанное им вслух, воплотило нашу с ним дружбу в жизнь. Он сидел в кресле рядом с диваном, где я растянулся, и отвечал на любые вопросы, которые я не задал раньше, потому что слишком нервничал. Иногда он давал ответ прежде, чем я успевал спросить. Это было немного странно, но я сообразил, что рядом с Эдит все, кроме меня, чувствуют себя так постоянно.

— Да, — сказал Арчи, когда я решил спросить его насчет этого. — Точно так же. А она изо всех сил старается не быть совсем уж несносной в этом отношении.

Он рассказал мне о своем пробуждении:

— В памяти сохранилось только одно, хотя я даже не уверен, что это действительно воспоминание. Мне казалось, я помню, что кто-то зовет меня… называет меня Арчи. Но, возможно, я помнил что-то, чего еще не случилось — предвидение, что в один прекрасный день кто-нибудь назовет меня Арчи, — он улыбнулся, видя мое выражение лица. — Знаю, это неразрешимая дилемма, не так ли?

— Волосы? — продублировал он мой мысленный вопрос и непринужденно провел ладонью по голове. Длины его «ежика» как раз хватало, чтобы разглядеть, что волосы темные, почти черные, такого же цвета, как брови. — Для 1920 года вид довольно экстремальный. Слава Богу, в то время я еще не мог быть скинхедом. Ближе к истине болезнь или плохое поведение.

— Плохое поведение? — переспросил я.

Арчи пожал плечами:

— Возможно, я сидел в тюрьме.

— Ты же, скорее всего, был ненамного старше меня! — запротестовал я.

Он задумчиво сложил пальцы «домиком»:

— Хочется верить, что если я действительно был преступником, то не просто «шестеркой», а организатором и вундеркиндом.

Джесамина, которая к тому моменту уже вернулась за письменный стол и по большей части молчала, рассмеялась вместе со мной.

— Это не так уж меня озадачило, как, вероятно, должно было, — сказал Арчи в ответ на мой вопрос о его первых видениях. — И казалось нормальным — я знал, что вижу еще не произошедшее. Наверное, у меня был дар предвидения и до того, как я изменился. Или, возможно, я просто быстро приноравливаюсь, — он улыбнулся, уже зная вопрос, который я готовился задать. — Это была Джесс. Ее я увидел первой, — и добавил: — Нет, наша личная встреча произошла долгое время спустя.

Что-то в его интонациях возбудило мое любопытство:

— Насколько долгое?

— Двадцать восемь лет.

— Двадцать восемь? Тебе пришлось ждать двадцать восемь лет? Но разве ты не мог…?

Он кивнул:

— Я мог отыскать ее раньше. И знал, где она. Но она была еще не готова встретиться со мной. Если бы я появился слишком рано, она убила бы меня.

Я ахнул и уставился на Джесамину. Она приподняла бровь, а я снова посмотрел на Арчи. Он засмеялся.

— Но Эдит сказала, что только ты можешь выстоять против нее…

Джесамина зашипела — не зло, а как будто раздраженно. Я снова взглянул на нее, и она закатила глаза.

— Это неизвестно, — объяснил Арчи. — Что было бы, если бы Джесс всерьез попыталась убить Эдит, а не просто играла…? Что ж, у Джесс большой опыт. Я же могу быть достойным соперником Эдит не только потому, что вижу будущее… именно Джесс научила меня драться. Весь клан Лорен обратил внимание на Элинор — ведь она очень эффектная, согласен. Но если бы дело дошло до схватки, их проблемой стала бы не Элинор. Вот присмотрелись бы они поближе к моей милой, — Арчи послал Джесамине воздушный поцелуй, — сразу позабыли бы о нашей силачке.

Я вспомнил, как впервые увидел Джесамину в кафетерии, среди семьи. Красивая, как и остальные, но с чем-то неуловимым в манере поведения. Еще не успев выразить это мысленно, я ощутил, что слова Арчи соответствуют ощущениям, возникшим у меня тогда при взгляде на Джесамину.

Я посмотрел на Арчи.

— Можешь спросить у нее, — сказал он. — Но этого не произойдет.

— Он хочет знать мою историю? — догадалась Джесамина. И хохотнула — это прозвучало мрачно. — Ты не готов для этого, Бо. Поверь мне.

И я действительно ей поверил, хотя любопытство мое не унялось.

— Ты говорил, что с людьми труднее… но меня ты, похоже, видишь довольно хорошо, — заметил я.

— Я сосредотачиваюсь, а ты совсем рядом, — объяснил Арчи. — К тому же двухсекундное опережение проще, чем прогноз погоды. Долгосрочные предсказания — вот что ненадежно. Увидеть что-нибудь точно даже за час до события очень сложно.

Арчи продолжал сообщать мне, что происходит с остальными — собственно, не происходило почти ничего. У Джосс отлично получалось убегать. Для этого, по словам Арчи, существуют кое-какие хитрости. Например, запахи нельзя отследить через воду. Похоже, Джосс известны эти приемы. Раз шесть след приводил погоню обратно к Форксу, только чтобы снова удалиться в другом направлении. Дважды Арчи звонил Карин, чтобы дать ей указания. Один раз это было что-то по поводу направления, в котором Джосс спрыгнула с утеса, а второй — насчет того, где они смогут найти ее запах на противоположном берегу реки. Судя по этим описаниям, Арчи видел не ищейку, а будущие действия Эдит и Карин. Наверное, свою семью ему удавалось «разглядеть» наиболее отчетливо. Мне хотелось попросить телефон, но я понимал, что сейчас не время слушать голос Эдит. Они охотятся.

И еще я знал, что должен всеми силами желать Эдит и остальным успешной погони, но мог только чувствовать облегчение, когда дистанция между Эдит и Джосс увеличивалась, несмотря на содействие Арчи. Если это означало, что я застряну в гостиничном номере навеки, я не стал бы жаловаться. Всё что угодно, только бы Эдит была в безопасности.

Один вопрос я хотел задать больше всего, но колебался. Думаю, если бы здесь не было Джесамины, я сделал бы это быстрее. В ее присутствии я чувствовал себя не так свободно, как с одним Арчи. Видимо, только потому, что она не старалась добиться этого.

За едой, во время… ужина? Возможно, ведь я не смог бы припомнить, какой это прием пищи… Я обдумывал различные способы сформулировать этот вопрос. А потом поймал выражение лица Арчи и понял, что он уже знает, о чем я пытаюсь спросить, но, в отличие от дюжин остальных вопросов, этому суждено остаться без ответа.

Я прищурился и мрачно поинтересовался:

— Это содержалось в списке инструкций Эдит?

Кажется, из угла, где находилась Джесамина, донесся почти беззвучный вздох. Вероятно, очень раздражает, когда слышишь только половину диалога. Но ей следовало бы уже привыкнуть к такому. Держу пари, Эдит и Арчи вообще не приходится разговаривать вслух, общаясь друг с другом.

— Это подразумевалось, — ответил Арчи.

Я вспомнил их ссору в «джипе». Неужели они спорили об этом?

— Наверное, нашей будущей дружбы недостаточно, чтобы перетянуть тебя на мою сторону?

Он нахмурился:

— Эдит моя сестра.

— Даже если ты с ней не согласен в этом вопросе?

Минуту-другую мы пристально смотрели друг на друга.

— Так вот что ты видел, — догадался я. И почувствовал, как расширяются мои глаза. — И она так расстроилась. Ты уже видел это, да?

— Это был только один вариант будущего среди многих. Я также видел, как ты умираешь, — напомнил он.

— Но всё-таки ты видел это. Значит, такая возможность существует. — Он пожал плечами. — А ты не считаешь, что в таком случае я имею право знать? Даже если на это есть лишь крошечный шанс?

Он уставился на меня, размышляя.

— Да, — наконец сказал он. — Ты имеешь такое право.

Я ждал.

— Ты не знаешь фурии, подобной Эдит, когда кто-то срывает ее планы, — предупредил меня Арчи.

— Это ее не касается. Только нас с тобой. Прошу тебя — как твой друг.

Он помолчал, а потом принял решение:

— Я могу рассказать тебе о механике этого, но сам не помню, как всё происходило, никогда не делал ничего подобного и не видел, как это делается, поэтому не забывай, что я в состоянии только изложить тебе теорию.

— Как становятся вампирами?

— О, и это всё? — пробормотала позади меня Джесамина. Я совсем забыл, что она слушает.

Я ждал.

— Как хищники, — начал Арчи, — мы имеем в своем арсенале избыточное количество «оружия», присущего нам от природы — гораздо, гораздо больше, чем необходимо для охоты на такую легкую добычу, как люди. Сила, скорость, острые слух, зрение, обоняние, и это не упоминая о том, что некоторые из нас, подобно Эдит, Джесамине и мне, имеют еще и особые возможности. К тому же, словно плотоядные растения, мы физически привлекательны для нашей добычи.

Я снова будто видел всё это — как Эдит проиллюстрировала мне ту же самую идею на поляне.

Арчи широко улыбнулся, блеснув зубами:

— Ко всему прочему, у нас есть дополнительное, довольно-таки лишнее, оружие. Мы еще и ядовиты. Этот яд не убивает — просто выводит из строя. Действует медленно, распространяясь по кровеносной системе — так, чтобы укушенная жертва испытывала слишком сильные мучения, чтобы сбежать от нас. Почти лишнее, как я и сказал. Если мы так близко, нашей добыче не сбежать. Разумеется, если мы этого не захотим.

— Карин, — тихо сказал я. Пробелы в истории, рассказанной мне Эдит, теперь заполнялись. — Значит… если позволить яду продолжить действие?..

— Полная трансформация занимает несколько дней, в зависимости от того, сколько яда в крови, как близко он к сердцу — создатель Карин укусил ее в руку, специально, чтобы было хуже. Пока сердце продолжает биться, яд разносится по всему телу, исцеляя и изменяя его по мере распространения. В конце концов сердце останавливается, и в этот момент обращение завершается. Но всё это время, каждую минуту, жертва хочет умереть… с воплями умоляет о смерти. — Я содрогнулся. — Это неприятно, да.

— Эдит говорила, что это очень трудно сделать… но, похоже, всё довольно просто.

— В каком-то смысле мы еще и похожи на акул. Ощутив вкус крови или, если уж на то пошло, просто уловив ее запах, очень трудно удержаться и не выпить всё. Даже невозможно, пожалуй. Поэтому, видишь ли, стоит действительно укусить кого-то, попробовать кровь — и начнется безумие. То есть это трудно для обоих — у одного жажда крови, у другого — ужасная боль.

— Кажется, такое ты должен был запомнить, — сказал я.

— Для всех остальных боль трансформации — самое яркое воспоминание, оставшееся от человеческой жизни. Не знаю, почему у меня не так.

Застыв на месте, Арчи уставился в пространство. Я задумался о том, каково это — не знать, кто ты. Смотреть в зеркало и не узнавать того, кто глядит на тебя оттуда.

Но мне трудно было поверить в преступное прошлое Арчи: в его лице было что-то неподдельно хорошее. Роял был эффектным, с таких не сводят глаз девчонки в школе, но в чертах Арчи было что-то большее, чем совершенство. Абсолютная чистота.

— В том, чтобы отличаться от других, есть и свои преимущества, — внезапно сказал Арчи. — Я не помню тех, кого оставил позади. Избежал и этой боли, — он посмотрел на меня, и его глаза слегка сузились: — Карин, Эдит и Энист потеряли всех, кто имел для них значение, еще до того, как расстались с человеческой жизнью. Поэтому горевали, но не тосковали. У остальных всё было по-другому. Физическая боль проходит относительно быстро, Бо. Есть гораздо более медленные виды страдания… У Рояла были любящие родители, нуждавшиеся в его помощи… и две младшие сестрёнки, которых он обожал. После обращения он никогда больше не смог увидеться с ними. А потом пережил их всех. Эта боль проходит очень, очень медленно.

Интересно, уж не пытается ли Арчи заставить меня почувствовать жалость к Роялу — стать более терпимым, несмотря на его ненависть ко мне. Что ж… у него получалось.

Арчи покачал головой, словно знал, что я не врубаюсь.

— Это неотъемлемая часть процесса, Бо. Я не испытал такого, а значит, не могу сказать, каково это. Но это часть процесса.

И тогда я понял, о чем он говорит.

Арчи снова застыл в полной неподвижности. Я заложил руку за голову и уставился в потолок.

Если… если когда-нибудь Эдит захочет, чтобы я стал таким… что это будет означать для мамы? Для Чарли?

Мне было о чем поразмыслить. О том, во что раньше мне и в голову не пришло бы вникать… да я и о существовании чего-то подобного даже не подозревал.

Но кое-что казалось очевидным. По каким-то причинам Эдит не хотела, чтобы я думал о чем-то таком. Почему? У меня начинал болеть живот, когда я пытался подобрать ответ на этот вопрос.

Тут Арчи вскочил на ноги.

Я посмотрел на него, испуганный этим внезапным движением, и еще больше встревожился, увидев его лицо.

Оно совершенно ничего не выражало — пустой взгляд, рот приоткрыт.

Сразу же оказавшаяся рядом с ним Джесамина, осторожно толкнула его обратно в кресло.

— Что ты видишь? — спросила она тихим успокаивающим голосом.

— Что-то изменилось, — ответил Арчи еще тише.

Я подался ближе:

— Что там?

— Комната. Длинная, повсюду зеркала. Пол деревянный. Ищейка в этой комнате, ждет. По зеркалам идет какая-то золотистая полоса.

— И где эта комната?

— Не знаю. Чего-то не хватает — еще не все решения приняты.

— Сколько времени?

— Уже скоро. Ищейка будет в зеркальной комнате сегодня или, возможно, завтра. Поживем — увидим. Она ждет чего-то, — лицо Арчи снова стало пустым. — А сейчас она в темноте.

Тон Джесамины был спокойным, методичным:

— Что она делает?

— Смотрит телевизор… нет, видеозапись на кассете, в темноте, в другом помещении.

— Ты можешь разглядеть, где она?

— Нет, слишком темно.

— А зеркальная комната, что там еще есть?

— Только зеркала и золото. Золотая полоса вокруг комнаты. И черный стол с большой стереосистемой и телевизором. Ищейка трогает видеомагнитофон, но не смотрит запись, как в темном помещении. Здесь она ждет, — взгляд Арчи переместился и сфокусировался на лице Джесамины.

— И больше ничего?

Он покачал головой. Не двигаясь, они посмотрели друг на друга.

— Что это значит? — спросил я.

Вначале никто из них не ответил, а через мгновение Джесамина поглядела на меня:

— Это значит, что планы ищейки изменились. Она приняла решение, которое приведет ее в зеркальную комнату и в то затемненное помещение.

— Но мы не знаем, где они находятся?

— Нет.

— Зато точно знаем, что ищейки не будет в горах севернее штата Вашингтон, где за ней охотятся. Она ускользнет от них, — голос Арчи звучал мрачно.

Он взял в руку телефон, который тут же завибрировал.

— Карин, — сказал Арчи. А потом взглянул на меня. — Да… — он слушал еще несколько долгих мгновений, после чего снова заговорил: — Я видел ее, — он описал видение, как только что сделал это для Джесамины, затем добавил: — Что бы ни заставило ее сесть на этот самолет… это приведет ее в эти комнаты, — и, помолчав немного, обронил: — Да.

Он протянул мне телефон:

— Бо?

Я вырвал мобильник у него из руки:

— Алло?

— Бо, — выдохнула Эдит.

— Ох, Эдит, — сказал я. — Где вы?

— Неподалеку от Ванкувера. Мне жаль, Бо… мы ее упустили. Похоже, она подозревала нас — оставалась на таком расстоянии, что я не могла слышать ее мысли. А сейчас вообще пропала — кажется, угнала маленький самолет. Мы думаем, что она возвращается в Форкс, чтобы начать сначала.

Мне было слышно, как Арчи позади меня сообщает содержание своего разговора Джесамине.

— Знаю. Арчи увидел, что она сбежала.

— Но тебе не стоит беспокоиться. Вы не оставили следа, который она могла бы взять. Тебе просто нужно оставаться с Арчи и ждать, пока мы найдем ее снова. Арчи скоро наведет нас на нее.

— Со мной всё будет хорошо. Энист с Чарли?

— Да… мужчина был в городе. Он заходил в дом, но Чарли в тот момент уже уехал на работу. Рыжий не приближался к твоему отцу. Не волнуйся — Чарли в безопасности, ведь за ним присматривают Энист и Роял.

Почему-то упоминание о присутствии Рояла меня не слишком успокоило.

— Что, по-твоему, делает сейчас Виктор?

— Пытается снова взять след. За ночь он прочесал все окрестности, где только не был — в Порт-Анджелесском аэропорту, в школе… Роял повсюду следовал за ним. Рыжий копает, Бо, но ему ничего не найти.

— А ты уверена, что Чарли ничто не угрожает?

— Да. Энист не выпустит его из виду. И я скоро тоже буду там. Если ищейка появится где-то рядом с Форксом, я возьму ее.

Я сглотнул.

— Будь осторожна. Оставайся с Карин и Элинор.

— Я знаю, что делаю.

— Я скучаю по тебе, — сказал я.

— Знаю, поверь мне, я знаю. Такое чувство, словно ты забрал с собой половину меня.

— Тогда приезжай и возьми ее.

— Как только смогу. Вначале я всё исправлю, — ее голос стал твердым.

— Я люблю тебя.

— Можешь ты поверить, что, несмотря на всё, чему я тебя подвергла, я люблю тебя тоже?

— Да, могу.

— Я скоро за тобой приеду.

— Буду ждать тебя.

В трубке стало тихо, а на меня обрушилась внезапная волна уныния. Джесамина резко вскинула голову, и это чувство рассеялось.

Она снова начала следить за тем, что делал Арчи. Сидя на диване, он наклонился над столиком с бесплатной гостиничной шариковой ручкой в руке. Я подошел, чтобы посмотреть, чем он занимается.

Он набрасывал на бланке отеля какой-то рисунок. Я оперся на спинку дивана, чтобы посмотреть через плечо Арчи. Он изобразил комнату: вытянутую, прямоугольную, с более узкой квадратной секцией в дальнем конце. Выводил черточки, показывающие, что доски пола настелены вдоль длинной стороны этого помещения. По стенам сверху вниз тоже шли линии, обозначающие промежутки между зеркалами. Я представлял себе их по-другому — не покрывающими таким образом всю поверхность. А еще по всем стенам на высоте пояса тянулась длинная полоса. Та самая, которую Арчи назвал золотой.

— Это балетная студия, — сказал я, внезапно узнавая знакомые очертания.

Они оба удивленно подняли на меня глаза.

— Ты знаешь эту комнату? — голос Джесамины звучал спокойно, но в ее словах слышался какой-то подтекст. Арчи нагнулся ближе к своему листку, теперь его рука просто летала над бумагой. На задней стене приобрел законченные очертания аварийный выход — именно там, где должен был находиться, насколько я знал; а в правом переднем углу появились стереосистема и телевизор.

— Похоже на студию, где моя мама когда-то давала уроки танцев — хотя она там не задержалась очень уж надолго. Планировка точно такая же, — я дотронулся до рисунка там, где в задней части помещения выделялся квадратный участок, не такой широкий, как остальная комната. — Здесь находился санузел — проход туда был через другой танцевальный зал. Правда, проигрыватель стоял вот тут, — я указал на левый угол, — к тому же более старый, а телевизора вообще не было. И еще было окно в комнате для ожидающих — такой вид открывался именно оттуда.

Арчи и Джесамина пристально смотрели на меня.

— Ты уверен, что это то самое помещение? — спросила Джесамина с тем же неестественным спокойствием.

— Нет, совсем не уверен. То есть большинство танцевальных студий выглядят примерно одинаково: зеркала, станок, — я наклонился через диван и провел пальцем по балетному станку, установленному напротив зеркал. — Просто планировка выглядит знакомой.

— Тебе может понадобиться зачем-нибудь пойти туда сейчас? — спросил Арчи.

— Нет. Я не возвращался туда с тех пор, как мама уволилась — а это было, наверное, лет десять назад.

— Значит, эту студию невозможно связать с тобой? — напряженно уточнил Арчи.

Я покачал головой:

— Даже не знаю, прежний ли у нее владелец. Уверен, что это просто одна из множества танцевальных студий где-то в другом месте.

— А где была та, в которой преподавала твоя мать? — поинтересовалась Джессамина — гораздо более беспечным тоном, чем Арчи.

— Сразу за углом от нашего дома. Именно поэтому мама и пошла туда работать — чтобы я мог встречаться там с ней, когда возвращался домой из школы… — я замолчал, увидев, какими взглядами они обменялись.

— Так эта студия здесь, в Финиксе? — всё так же небрежно спросила Джесамина.

— Да, — прошептал я. — Угол Пятьдесят восьмой и Кактус-Роуд.

Мы все молча уставились на рисунок.

— Арчи, этот телефон надежен? — спросил я.

— Его номер просто приведет обратно в Вашингтон, — объяснил он.

— Значит, мне можно позвонить с него маме.

— Она ведь во Флориде, правильно? Там она в безопасности.

— Да… но скоро она приедет домой, а ей нельзя возвращаться в этот дом, пока… — мой голос задрожал. Я думал о Викторе, обыскивающем дом Чарли, школу, где были сведения обо мне.

— Какой у нее номер? — спросил Арчи, уже с телефоном в руке.

— У них нет постоянного номера, кроме домашнего. Мама должна регулярно проверять сообщения на автоответчике.

— Джесс? — Арчи обернулся к девушке.

Она немного подумала.

— Вряд ли это может повредить… только, разумеется, не надо говорить, где ты находишься.

Кивнув, я потянулся за трубкой. Набрал знакомый номер и дождался, когда после четырех гудков раздастся оживленный голос мамы, предлагающий оставить сообщение.

— Мам, — сказал я после сигнала. — Это я. Слушай, мне нужно, чтобы ты кое-что сделала. Это важно. Как только получишь сообщение, позвони мне на этот номер. — Арчи показал мне на номер, уже написанный под его рисунком. Я дважды отчетливо прочитал его вслух. — Пожалуйста, не езди никуда, пока не свяжешься со мной. Не волнуйся. Я в порядке, но мне нужно поговорить с тобой — сразу же, как бы поздно ты ни прослушала этот звонок, хорошо? Я люблю тебя, мам. Пока.

Я закрыл глаза и помолился о том, чтобы никакие непредвиденные изменения планов не привели ее домой раньше, чем она получит мое сообщение.

Потом мы снова начали ждать.

Я обдумывал возможность позвонить Чарли, но не знал точно, что ему сказать. Смотрел новости, на сей раз сосредоточенно, следя, нет ли каких-то репортажей о Флориде или о весенних сборах… о забастовках, ураганах или терактах — о чем угодно, что могло бы заставить маму и Фила раньше вернуться домой.

Казалось, что бессмертие дарует и бесконечное терпение. Ни Джесамина, ни Арчи, похоже, вообще не чувствовали необходимости что-нибудь делать. Арчи довольно долго рисовал смутные очертания темного помещения из своего видения — то, что смог разглядеть в тусклом свете телевизора. Но закончив с этим, он просто сидел, глядя на пустые стены. Джесамина тоже явно не испытывала никакой потребности метаться по номеру, или выглядывать за шторы, или пробить кулаком дыру в стене — в отличие от меня.

Я уснул на диване, так и не дождавшись телефонного звонка.

Глава двадцать первая

Звонок

Проснувшись, я понял, что еще слишком рано. Ночи и дни для меня словно постепенно менялись местами. Единственным источником света в комнате был телевизор с приглушенным звуком. Часы на экране показывали начало третьего ночи. Я услышал тихие голоса, говорящие слишком быстро, и решил, что это они меня разбудили. Минуту-другую я неподвижно лежал на диване, ожидая, пока придут в порядок слух и зрение.

Потом осознал странность того, что разговаривают достаточно громко, чтобы разбудить меня, и сел.

Арчи снова рисовал, склонившись к столу, а Джесамина стояла за ним, положив руку ему на спину.

Я встал и подошел к ним. Увлеченные тем, что делал Арчи, они даже не посмотрели в мою сторону.

Я пристроился с другой стороны, чтобы разглядеть рисунок.

— Он увидел кое-что еще, — тихо сказал я Джесамине.

— Что-то заставило ищейку вернуться в помещение с видеомагнитофоном, но теперь там светло, — ответила она.

Я смотрел, как Арчи рисует квадратную комнату с темными балками на низком потолке. Стены отделаны деревянными панелями — мрачноватыми, немодными. На полу неяркое узорчатое ковровое покрытие. В южной стене большое окно, а в западной — дверной проем, ведущий в гостиную. Сбоку от него большой камин, сложенный из коричневого камня и открывающийся в обе стороны. Если смотреть отсюда, в центре внимания оказывалась юго-западная часть комнаты, где на слишком маленькой деревянной тумбочке ютились телевизор и кассетный видеомагнитофон. Их огибал старый угловой диван, перед которым стоял круглый журнальный столик.

— Сюда телефон, — прошептал я, показывая нужное место.

Они оба уставились на меня.

— Это дом моей мамы.

Арчи уже стоял у противоположной стены с мобильником в руке и набирал номер. Я пристально смотрел на точное изображение знакомой с детства комнаты. Вопреки обыкновению, Джесамина плавно приблизилась ко мне. Она легко коснулась моего плеча, и физический контакт, похоже, усилил ее успокаивающее воздействие. Страх оставался притупленным, размытым.

Очертания рта Арчи потеряли четкость, он говорил слишком быстро… его речь казалась просто тихим гудением, которое невозможно было понять.

— Бо, — сказал он. Я посмотрел на него, не в состоянии ответить. — Бо, Эдит уже в пути. Они с Элинор и Карин отвезут тебя куда-нибудь, спрячут на время.

— Эдит прилетает?

— Да, первым же рейсом из Сиэтла. Мы встретим ее в аэропорту, и ты уедешь с ней.

— Но… моя мама! Ищейка приехала сюда за ней, Арчи! — несмотря на прикосновение Джесамины, я почувствовал в груди тяжелый ком страха.

— Мы с Джесс останемся до тех пор, пока она снова не будет в безопасности.

— Мы не можем победить, Арчи! Вы не в состоянии вечно защищать всех, кого я знаю. Разве ты не видишь, что делает ищейка? Она уже даже не выслеживает меня. Просто найдет кого-нибудь… причинит боль кому-то из тех, кого я люблю! Арчи, я не могу…

— Мы поймаем ее, Бо.

— А что если пострадаете вы, Арчи? Думаешь, меня это устроит? Думаешь, мне будет больно, только если под удар попадет кто-то из моей человеческой семьи?

Приподняв брови, Арчи взглянул на Джесамину. Меня окутал плотный туман изнеможения, веки опустились помимо моей воли. Я боролся с этим туманом, понимая, что происходит. Через силу заставил себя открыть глаза и отодвинулся от руки Джесамины.

— Не хочу спать, — резко сказал я.

И, захлопнув за собой дверь, ушел в спальню. Против ожиданий, Арчи не последовал за мной. Вероятно, предвидел, как я к этому отнесусь.

Почти четыре часа я сидел на полу, уставившись в стену, со сжатыми кулаками. Мысли кружились в бесконечных попытках найти какой-нибудь выход из этого кошмара. Я не видел никакой лазейки — только единственно возможный исход. Оставалось неясным лишь одно: сколько еще людей пострадает, прежде чем я до него доберусь.

У меня сохранилась последняя надежда — я знал, что скоро встречусь с Эдит. Возможно, если я смогу снова увидеть ее лицо, то сумею и найти решение. Когда мы вместе, всё проясняется.

Зазвонил телефон, и я вернулся в гостиную, немного смущенный своим поведением. Я надеялся, что никого не обидел. Что они понимают: я безмерно благодарен за то, чем они жертвуют для меня.

Арчи снова с огромной скоростью говорил что-то в трубку. Я огляделся, но Джесамины в комнате не оказалось. На часах было полшестого утра.

— Они только что сели в самолет, — сказал мне Арчи. — Приземлятся без четверти десять.

Осталось удержать себя в руках всего несколько часов, пока Эдит не окажется здесь.

— А где Джесамина?

— Пошла платить за номер.

— Вы здесь не останетесь?

— Нет, переедем поближе к дому твоей мамы.

Я почувствовал подступающую тошноту, но тут снова раздался звонок телефона. Арчи посмотрел на номер, а потом протянул трубку мне. Я выхватил ее у него из рук.

— Мама?

— Бо? Бо? — это был мамин голос — с теми знакомыми интонациями, которые в детстве я слышал тысячу раз, стоило мне опасно приблизиться к краю тротуара или исчезнуть у нее из виду в людном месте. В голосе звучала паника.

— Успокойся, мам, — сказал я самым умиротворяющим тоном, медленно отходя от Арчи обратно в спальню. Я не был уверен, что смогу убедительно врать у него на глазах. — Всё в порядке, хорошо? Просто дай мне минутку, и я обещаю объяснить тебе всё.

Я приостановился, удивленный тем, что она меня еще не перебила.

— Мам?

— Тщательно следи за тем, чтобы ничего не говорить без моего приказа, — голос, который я слышал теперь, был настолько же незнакомым мне, насколько и неожиданным. Он принадлежал женщине, но не моей маме. Весьма приятный, ничем не примечательный мягкий альт — из тех голосов, что можно услышать на заднем плане рекламы какого-нибудь роскошного авто. Она быстро продолжила: — Так вот, я не хочу причинять боль твоей матери, поэтому, пожалуйста, делай всё в точности как я скажу, и с ней всё будет в порядке. — Я слушал в немом ужасе, а ищейка с минуту молчала. — Очень хорошо, — похвалила она. — А теперь повторяй за мной и постарайся говорить естественно. Скажи, пожалуйста: «Нет, мама, оставайся там, где ты есть».

— Нет, мама, оставайся там, где ты есть, — мой голос едва ли был громче шепота.

— Вижу, это будет трудно, — ищейка говорила весело, по-прежнему дружелюбным и легким тоном. — Почему бы тебе не уйти в другую комнату, чтобы не испортить всё своим выражением лица? Твоей матери незачем страдать. А пока идешь, скажи: «Мам, пожалуйста, выслушай меня». Сейчас же.

— Мам, пожалуйста, выслушай меня, — умоляюще произнес я. И медленно вошёл в спальню, чувствуя спиной обеспокоенный взгляд Арчи. Я закрыл за собой дверь, пытаясь мыслить ясно сквозь ужас, который сковывал мозг.

— Ну, теперь ты один? Отвечай только «да» или «нет».

— Да.

— Но они наверняка всё еще слышат тебя.

— Да.

— Ну ладно. Тогда, — продолжил приятный голос, — скажи: «Мама, поверь мне».

— Мама, поверь мне.

— Получилось даже лучше, чем я рассчитывала. Я была готова к ожиданию, но твоя мать приехала раньше положенного срока. Так ведь легче, правда? Меньше неизвестности, меньше беспокойства для тебя.

Я ждал.

— А теперь я хочу, чтобы ты слушал очень внимательно. Мне понадобится, чтобы ты ушел от своих друзей — как по-твоему, ты сумеешь это сделать? Отвечай «да» или «нет».

— Нет.

— Жаль такое слышать. Я надеялась, что ты проявишь чуть больше изобретательности. Как ты считаешь, удастся тебе уйти от них, если от этого будет зависеть жизнь твоей матери? Отвечай «да» или «нет».

Должен же быть какой-то способ.

— Да, — выдавил я сквозь зубы.

— Очень хорошо, Бо. Вот что тебе придется сделать. Я хочу, чтобы ты пришел в дом своей матери. Рядом с телефоном найдешь номер. Позвони по нему, и я скажу тебе, куда двигаться дальше. — Я уже знал, куда пойду оттуда и где это закончится. Но собирался точно следовать ее инструкциям. — Сможешь? Отвечай «да» или «нет».

— Да.

— До полудня, пожалуйста, Бо. У меня в распоряжении не весь день.

— Где Фил? — прошипел я.

— Ах, Бо, будь внимательнее. Пожалуйста, жди, пока я не попрошу тебя говорить.

Я ждал.

— Важно, чтобы, вернувшись к друзьям, ты не вызвал у них подозрений. Скажи им, что звонила твоя мать и что ты убедил ее повременить с возвращением домой. А теперь повторяй за мной: «Спасибо, мама». Говори.

— Спасибо, мама, — мои слова трудно было разобрать. В горле стоял комок.

— Скажи: «Я люблю тебя, мама. Скоро увидимся». Сейчас же.

— Я люблю тебя, мама. Скоро увидимся, — пообещал я.

— До свидания, Бо. С нетерпением жду новой встречи с тобой, — и ищейка разъединилась.

Окоченев от ужаса, я держал трубку возле уха — просто не мог разогнуть пальцы, чтобы отпустить ее.

Я знал, что должен думать, но в голове лишь звучал испуганный голос мамы. Шли секунды, а я всё еще пытался взять себя в руки.

Наконец мои мысли начали медленно-медленно прорываться сквозь кирпичную стену боли. Чтобы придумать план. Потому что у меня не было иного выбора — только отправиться в зеркальную комнату и умереть. И не было гарантий, что, выполнив желание ищейки, я сохраню жизнь мамы. Я мог лишь надеяться, что победа в этой игре удовлетворит Джосс, что ей достаточно будет взять верх над Эдит. Отчаяние было похоже на петлю, туго затянувшуюся вокруг моей шеи: не существовало никакого способа поторговаться, я не имел возможности предложить что-нибудь ищейке или отказать ей в чем-то. Но выбора у меня всё равно не было. Я должен был попытаться.

Я задвинул свой страх как можно дальше. Решение было принято. Не стоило тратить время на мучительные переживания по этому поводу. Нужно было ясно мыслить, потому что меня ждали Арчи и Джесамина, и обмануть их было абсолютно необходимо и абсолютно невозможно.

Внезапно я обрадовался, что Джесамина ушла. Если бы она была здесь и ощутила, как я мучился в последние пять минут, то как мне удалось бы скрыть всё от нее и Арчи? Я подавил свой страх, этот ужас, пытаясь замуровать его понадежнее. Сейчас я не мог разрешить себе чувствовать. Я не знал, когда вернется Джесамина.

Я постарался сосредоточиться на своем побеге и тут же понял, что нельзя ничего планировать. Необходимо быть нерешительным. Нет никаких сомнений, что Арчи скоро увидит изменение, если это уже не произошло. Я не мог позволить ему увидеть, как это случится. Если это случится. Как мне ускользнуть? Особенно в условиях, когда нельзя даже думать об этом.

Я хотел пойти и узнать, что понял из всего этого Арчи — увидел ли он уже какие-то изменения, — но мне нужно было до возвращения Джесамины самому справиться еще кое с чем. Смириться с тем, что я никогда больше не увижу Эдит. Не брошу последний взгляд на ее лицо, чтобы взять ее образ с собой в зеркальный зал. Я собирался причинить ей боль и не имел возможности даже попрощаться. Это было похоже на пытку. Я сжигал себя минуту-другую, позволив ей сокрушить меня. А потом вынужден был закрыться в своей скорлупе, чтобы встретиться с Арчи.

Мое лицо было равнодушным и безжизненным — единственное выражение, которого мне удалось добиться, но оно, казалось, было объяснимо. Я вошел в гостиную, готовый осуществить свой сценарий.

Арчи склонился над письменным столом, сжимая его край обеими руками. Его лицо…

Вначале страх прорвался сквозь мое напускное равнодушие. Прыжком обогнув диван, я кинулся к Арчи, но уже на ходу понял, что именно он, вероятно, видит, и резко остановился в нескольких футах от него.

— Арчи, — глухо сказал я.

Он не отреагировал на свое имя. Его голова медленно покачивалась из стороны в сторону. Выражение его лица снова заставило меня испугаться — потому что увиденное им могло иметь отношение не ко мне, а к маме.

Сделав еще шаг вперед, я потянулся, чтобы коснуться его руки.

— Арчи! — неожиданно донесся от входа голос Джесамины, и, раньше, чем за ней с тихим щелчком закрылась дверь, девушка оказалась у него за спиной и обхватила его руки своими, ослабляя его хватку на краю столешницы.

— Что случилось? — требовательно спросила Джесамина. — Что ты видел?

Арчи отвернул от меня ничего не выражающее лицо и слепо посмотрел в глаза Джесамины.

— Бо, — сказал он.

— Я здесь.

Его голова дернулась, он встретился со мной взглядом — всё еще бессмысленным. И я понял, что он не обращался ко мне… это был ответ на вопрос Джесамины.

Глава двадцать вторая

Прятки

— Что это было? — мой голос вышел из-под контроля, стал ровным и безразличным.

Джесамина уставилась на меня. В ожидании ответа я сохранял отсутствующее выражение лица. Ее взгляд метался с меня на Арчи и обратно, она явно ощущала хаос. Я понимал, что именно увидел Арчи.

Меня окутало спокойствие, и я, не сопротивляясь, воспользовался им, чтобы управлять своими эмоциями.

Арчи тоже пришел в себя. На его лице быстро появилось привычное выражение.

— Ничего, — ответил он на удивление безмятежно и убедительно. — Все та же комната, что и раньше, — он впервые посмотрел на меня. — Ты хотел позавтракать?

— Поем в аэропорту, — я, как и он, оставался невозмутимым. Словно позаимствовав дар Джесамины, я чувствовал хорошо скрываемое отчаянное желание Арчи остаться с ней наедине, выставив меня из комнаты. Тогда у него появилась бы возможность сообщить Джесс, что они делают что-то не так, что потерпят неудачу.

Арчи по-прежнему не отводил от меня глаз.

— С твоей мамой все в порядке?

Пришлось сглотнуть вставший в горле горький ком. Я мог лишь придерживаться придуманного ранее сценария.

— Мама беспокоилась, — заговорил я монотонно. — Хотела поехать домой. Но ничего, я убедил ее остаться пока во Флориде.

— Это хорошо.

— Да, — равнодушным тоном согласился я.

Повернулся и медленно пошел к спальне, чувствуя их неотступно сопровождавшие меня взгляды. Закрыв за собой дверь, я занялся тем, чем мог. Принял душ и переоделся в одежду по размеру. Порывшись в сумке, отыскал носок с деньгами и переложил его содержимое в карман.

Минуту я стоял и смотрел в пустоту, пытаясь думать о чем-нибудь нейтральном. И вскоре появилась одна идея.

Опустившись на колени перед тумбочкой, я открыл верхний ящик.

Под бесплатным экземпляром Библии нашелся запас почтовых принадлежностей. Я взял оттуда лист бумаги, конверт и ручку.

Эдит, — написал я трясущейся рукой. Буквы едва можно было разобрать.

Я люблю тебя.

Еще раз прости. Мне так жаль.

У нее моя мама, и я должен попытаться. Знаю, что, вероятно, ничего не получится. И мне очень, очень жаль.

Не злись на Арчи и Джесамину. Если мне удастся от них сбежать, это будет чудом. Передай им от меня спасибо. Особенно Арчи.

И пожалуйста, пожалуйста, не преследуй ее. Именно этого она хочет. Мне невыносимо думать, что кто-то еще пострадает из-за меня, особенно ты. Пожалуйста, это единственное, о чем я могу тебя сейчас просить. Ради меня.

Я не жалею о нашей встрече. И никогда не пожалею, что люблю тебя.

Прости меня.

Бо.

Сложив втрое, я положил листок в конверт и заклеил его. Рано или поздно Эдит найдет это письмо. Надеюсь, она поймет и простит. И самое главное — послушается.

Когда я вернулся в гостиную, они были готовы.

На этот раз в машине я сидел в одиночестве сзади. Джесамина посматривала на меня в зеркало заднего вида, когда думала, что я не замечу. Она поддерживала мое спокойное состояние, за что я был признателен.

Арчи прислонился к дверце, повернувшись лицом к Джесамине, но я знал, что краем глаза он наблюдает за мной. Как много он увидел? Ожидает ли от меня каких-нибудь действий? Или целиком сосредоточился на следующем ходе ищейки?

— Арчи? — позвал я.

Он насторожился.

— Да?

— Я написал записку маме, — медленно проговорил я. — Передашь ей? В смысле, оставишь в доме?

— Конечно, Бо, — осторожно произнес он тоном, каким говорят с кем-то, кто стоит на краю крыши. Они оба видели, что я теряю самообладание. Надо лучше держать себя в руках.

До аэропорта мы доехали быстро. Джесамина припарковалась в центре четвертого уровня гаража, солнечные лучи не попадали сюда, вглубь бетонного блока. Нам не пришлось выходить из тени и по пути в терминал. Четвертый, самый большой и запутанный — возможно, это окажется полезным.

Я шел впереди, показывая дорогу, в кои-то веки более осведомленный об окружающей обстановке, чем мои спутники. Мы спустились на лифте на третий уровень, куда выходили пассажиры прибывающих рейсов. Арчи с Джесаминой постояли немного, разглядывая табло с расписанием вылетов. Я слышал, как они обсуждали плюсы и минусы Нью-Йорка, Атланты, Чикаго. Городов, где я не бывал. Городов, в которые теперь уже никогда не попаду.

Я старался не думать о побеге. Мы заняли кресла в длинном ряду рядом с металлодетекторами. У меня непрестанно нервно подрагивало колено. Джесамин и Арчи прикидывались, будто наблюдают за проходящими мимо людьми, но на самом деле следили лишь за мной. Каждый раз, как я сдвигался хоть на дюйм на своем сиденье, на меня тут же поглядывали краем глаза. Это безнадежно. Может, побежать? Посмеют ли они силой остановить меня при таком количестве народа вокруг? Или просто последуют за мной?

В любом случае необходимо было выбрать подходящий момент. Если я начну действовать, когда до прибытия Эдит и Карин останется совсем мало времени, то Арчи придется дождаться их, так? Но нельзя было и слишком промедлить. Уверен, Эдит будет наплевать на людей-свидетелей, когда она бросится в погоню за мной.

Часть меня была способна на такие расчетливые умозаключения. Другую же всецело захватило осознание того, что здесь вот-вот появится Эдит. Словно каждая клеточка моего тела тянулась к ней. И это лишь все усложняло. Я заметил, что пытаюсь придумывать предлоги, чтобы остаться, увидеть ее и только после этого бежать. Но если я хотел иметь хоть какие-то шансы на побег, такой вариант отпадал.

Несколько раз Арчи предложил проводить меня позавтракать. Позже, говорил я. Не сейчас.

Я смотрел на табло прилетов, наблюдая, как рейс за рейсом прибывают по расписанию. Информация о рейсе из Сиэтла медленно приближалась к верхней строчке.

И тут, когда на побег оставалось всего тридцать пять минут, цифры изменились. Ее самолет ожидался на десять минут раньше. У меня больше не было времени.

Достав из кармана неподписанный конверт, я протянул его Арчи.

— Ты доставишь ей его?

Кивнув, он забрал письмо и сунул его в свой рюкзак.

— Пожалуй, я поем сейчас, — сказал я, и Арчи встал.

— Я пойду с тобой.

— Ты не против, если со мной сходит Джесамина? — спросил я. — Чувствую себя немного… — я не закончил фразу. Чтобы донести смысл, хватило моего шального взгляда.

Джесамина встала. Арчи выглядел растерянным, но, к моему огромному облегчению, похоже, ничего не заподозрил. Должно быть, он приписывал изменение своих видений какому-то маневру охотницы, а не предательству с моей стороны. И наблюдал не за мной, а за Джосс.

Джесамина молча шла рядом со мной, держа руку на моей пояснице, словно ведя меня. В первых нескольких кафе аэропорта я изобразил отсутствие интереса, а мой мозг напряженно искал что-то, хоть что-нибудь. Ведь должна же быть какая-то лазейка, возможность, которой я сумел бы воспользоваться.

Я увидел указатель и вдруг сообразил. Вдохновение от отчаяния.

Джесамина не сможет последовать за мной лишь в одно место.

Нужно было пошевеливаться, пока Арчи что-нибудь не увидел.

— Не возражаешь? — спросил я Джесамину, кивая на дверь. — Я мигом.

— Подожду здесь, — пообещала она.

Едва скрывшись от нее за углом входа, я побежал.

Решение оказалось даже более удачным, чем мне казалось. Я вспомнил это помещение. И ускорил шаг.

Единственное место, куда Джесамина не пошла бы за мной, — мужской туалет. У большинства из них по два входа, но обычно они расположены довольно близко друг к другу. Мой первоначальный план — незаметно выскользнуть, прячась за кем-нибудь, — никогда не удался бы.

Но этот туалет… я бывал здесь раньше. И однажды даже заблудился, потому что второй выход находился прямо напротив и вел в совершенно другой коридор. Ничего лучшего мне было бы не спланировать.

Я был уже в коридоре и мчался в сторону лифтов. Если Джесамина осталась ждать там, где сказала, то ей ни за что меня не увидеть. Я бежал без оглядки. Это был мой единственный шанс, и даже если она следовала за мной, нужно было продолжать двигаться вперед. Люди обращали на меня внимание, но не выглядели очень уж шокированными, ведь для бега в аэропорту существует масса причин.

Бросившись к лифту, я просунул руку между сдвигающимися створками двери заполненной людьми кабины, идущей вниз. Протиснулся внутрь, к раздраженным пассажирам, и убедился, что кнопка первого этажа нажата. Она уже горела, и двери закрылись.

Как только дверь лифта открылась, я снова пустился бежать под доносящееся сзади раздраженное ворчание. Возле охранников, дежуривших у багажной ленты, я замедлил шаг, но, завидев выход из здания, опять неуклюже перешел на бег. Я понятия не имел, начала ли уже поиски Джесамина. Если она выслеживает меня по запаху, то у меня в запасе считаные секунды. Я бросился к автоматическим дверям, едва не влетев в стекло, поскольку они открывались слишком медленно.

Возле заполненного людьми тротуара не было видно ни одного такси.

Я не успевал. Арчи и Джесамина или вот-вот обнаружат мою пропажу, или уже поняли, что я сбежал. Они найдут меня в мгновение ока.

В нескольких футах от меня закрывал двери приземистый белый «челнок».

— Подождите! — махнув рукой, закричал я на бегу.

— Это трансфер до отеля «Хайятт», — растерянно сказал водитель, вновь открывая двери.

— Да, — выдохнул я, — туда мне и нужно.

И взбежал по ступенькам.

Он недоуменно приподнял бровь, не увидев моего багажа, но затем пожал плечами, слишком безучастный, чтобы задавать вопросы.

Большинство мест пустовали. Я сел как можно дальше ото всех и смотрел, как тротуар с толпящимися людьми, а потом и весь аэропорт становятся все меньше и меньше. Я не мог перестать представлять, как Эдит замрет на краю дороги, когда мой след оборвется.

«Рано слетать с катушек, — сказал я себе. — Впереди еще длинный путь».

Удача меня не покинула. Возле «Хайятта» какая-то пара с усталым видом доставала из багажника такси последний чемодан. Я выскочил из «челнока» и, подбежав к такси, скользнул на заднее сиденье. Уставшая пара и водитель трансфера уставились на меня во все глаза.

Я назвал удивленной таксистке адрес.

— Мне нужно добраться туда как можно скорее.

— Это же в Скоттсдэйле, — посетовала она.

Я бросил на переднее сиденье четыре двадцатки.

— Этого будет достаточно?

— Конечно, парень, без проблем.

Я сидел, откинувшись на спинку сиденья и скрестив руки на груди. Мой город проносился мимо меня, но я не смотрел в окна. Приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы сохранить самообладание. Расклеиться сейчас было бы бессмысленно и бесполезно. Совершив почти невероятный побег, я получил возможность сделать всё, что в моих силах, для мамы. Мой путь предопределен. Нужно просто по нему пройти.

Поэтому вместо того, чтобы паниковать, я закрыл глаза и провел эту двадцатиминутную поездку с Эдит.

Я представил, что остался в аэропорту, чтобы встретиться с ней. Вообразил, как стою прямо у линии с надписью «Не пересекать», — первым, кого она увидела бы, идя с самолета по длинному коридору. Она слишком быстро прошла бы сквозь толпу остальных пассажиров — и они провожали бы ее глазами, потому что она такая грациозная. На последних футах она бросилась бы ко мне — не совсем по-человечески — и обняла бы за талию. И я не стал бы осторожничать.

Я размышлял о том, куда мы отправились бы. Куда-нибудь на север, чтобы ей можно было появляться на улице днем. Или в какие-то далекие края, где мы снова могли бы лежать на солнце вдвоем. Я представил ее на берегу, с кожей, сверкающей, как море. И не имело значения, как долго нам пришлось бы прятаться. Даже сидеть взаперти в гостиничном номере с ней было бы блаженством. Я еще столько всего хотел о ней узнать. Мог бы слушать ее рассказы бесконечно, не отвлекаясь на сон, никогда ее не покидая.

Теперь я так отчетливо видел ее лицо… практически слышал ее голос. И, несмотря ни на что, несколько мгновений чувствовал себя счастливым. Я так глубоко погрузился свои грезы, что потерял счет бегущим секундам.

— Эй, номер какой?

Вопрос таксистки иглой проткнул мои фантазии. Страх, который на несколько минут удалось обуздать, вновь взял верх.

— Пятьдесят восемь двадцать один, — мой голос прозвучал сдавленно. Таксистка нервно на меня посмотрела, видимо, опасаясь какого-нибудь приступа.

— Тогда приехали, — она хотела поскорее от меня избавиться — вероятно, надеялась, что я не потребую сдачи.

— Спасибо, — прошептал я. Не нужно бояться, напомнил я себе. Я знал, что дом пуст. Необходимо было торопиться: меня ждет мама, она в ужасе, а возможно, уже пострадала… и надеется на меня.

Подбежав к двери, я на автомате протянул руку, чтобы достать из-под карниза ключ. Внутри было темно, пусто, обычно. Знакомый до боли запах чуть не выбил меня из колеи. Показалось, что мама должна быть где-то рядом, прямо в соседней комнате, но я знал, что это не так.

Я кинулся к телефону, по пути включив свет на кухне. Там, на доске для записей, мелким аккуратным почерком был записан десятизначный номер телефона. Пальцы не слушались, и я ошибался. Пришлось нажать на сброс и начать сначала. В этот раз я сосредоточился только на цифрах и внимательно набирал номер, касаясь кнопок по очереди. Я справился. Дрожащей рукой поднес трубку к уху и услышал только один гудок.

— Привет, Бо, — ответил тот легкий голос. — Это было очень быстро. Я впечатлена.

— С моей мамой все в порядке?

— С ней все просто отлично. Не волнуйся, Бо, я ничего против нее не имею. Разве что ты приехал не один, — это прозвучало весело и беспечно.

— Я один. — Никогда в жизни я не был до такой степени один.

— Очень хорошо. Итак, ты знаешь балетную студию прямо за углом от твоего дома?

— Да, я знаю, как туда добраться.

— Ну, тогда до скорой встречи.

Я повесил трубку.

Выбежав из комнаты, я выскочил на улицу, в утреннюю жару.

Я практически видел боковым зрением, как мама стоит в тени большого эвкалипта, где я играл ребенком. Или склоняется над небольшим клочком земли вокруг почтового ящика — клумбой, неизменно становившейся кладбищем для цветов, которые мама пыталась вырастить. Воспоминания были куда лучше любой реальности, с которой мне сегодня придется столкнуться. Но я помчался от них прочь.

Мне казалось, что я бегу очень медленно, как по мокрому песку — словно не получая достаточной опоры от бетона пешеходной дорожки. Время от времени я запутывался в собственных ногах, один раз упал, успев подставить руки и ободрав их о тротуар, но тут же вскочил и снова бросился вперед. Наконец я добрался до угла. Остался всего один квартал… я бежал задыхаясь, по лицу струился пот. Солнечные лучи жгли кожу, слишком яркие, они отражались от белого бетона, ослепляя меня.

Свернув за последний угол, на Кактус, я увидел студию, которая выглядела в точности такой, какой я ее помнил. Парковка у входа была пуста, вертикальные жалюзи на всех окнах закрыты. Я больше не мог бежать — дыхание отказало; страх победил меня. Я стал думать о маме, чтобы заставить себя продолжать переставлять ноги, одну за другой.

Приблизившись, я увидел объявление, прикрепленное к двери с внутренней стороны. На ярко-розовом листе бумаги было написано от руки, что танцевальная студия закрыта на весенние каникулы. Дотронувшись до ручки, я осторожно потянул ее на себя. Дверь была не заперта. Я с трудом перевел дыхание и открыл ее.

В темном и пустом прохладном холле тихо гудел кондиционер. Пластиковые стулья были составлены друг на друга вдоль стен, ковровое покрытие выглядело влажным. Через открытое смотровое окошко я увидел, что в западном танцевальном классе тоже темно. А восточный зал, побольше, — тот самый, из видения Арчи, — был освещен. Но жалюзи на окнах были закрыты.

Охвативший меня ужас был таким сильным, что буквально сковал меня. Я больше не мог заставить себя двигаться.

Но тут меня позвала мама.

— Бо? Бо? — тот же панический тон. Я помчался к двери, на звук ее голоса.

— Бо, ты напугал меня! Никогда так больше со мной не поступай! — продолжила она, когда я вбежал в длинный зал с высоким потолком.

Я озирался по сторонам, пытаясь определить, откуда доносится голос. Услышав мамин смех, я повернулся на звук.

Вот она, на экране телевизора, с облегчением ерошит мои волосы. День Благодарения, а мне двенадцать. Мы ездили в Калифорнию, к бабушке, за год до ее смерти. Однажды пошли на пляж, и я слишком сильно перегнулся за ограждение пирса. Мама увидела, как я болтаю ногами, пытаясь вернуть равновесие, и в ужасе закричала: «Бо? Бо?»

Экран сделался синим.

Я медленно обернулся. Ищейка стояла у запасного выхода настолько неподвижно, что я не сразу ее заметил. В руках у нее был пульт. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом она улыбнулась.

И двинулась в мою сторону, но прошла мимо в нескольких футах и положила пульт на видеомагнитофон. Я осторожно повернулся, чтобы видеть ее.

— Извини за это, Бо, но разве не лучше, что твоя мать на самом деле останется в стороне от всего этого? — тон ищейки был добродушным.

И тут до меня дошло. Мама в безопасности. Она все еще во Флориде. Так и не получила мое сообщение. Ее никогда не приводили в ужас темно-красные глаза, смотревшие сейчас на меня в упор. Ей не было больно. Она в безопасности.

— Да, — ответил я срывающимся от облегчения голосом.

— Похоже, ты не сердишься, что я тебя обманула.

— Не сержусь, — неожиданно охватившая меня эйфория придала храбрости. Какая разница? Скоро все закончится. Чарли и мама не пострадают, им не придется испытать этот страх.

Голова чуть ли не кружилась от схлынувшего напряжения. Аналитическая часть разума предупреждала, что я на грани нервного срыва, но в данный момент лишиться рассудка казалось неплохим вариантом.

— Как странно. Ты говоришь серьезно, — темные глаза внимательно оглядели меня. Они практически почернели, лишь по краям радужки слегка отливали красным. Ищейку одолевала жажда. — Соглашусь кое в чём с вашим странным кланом: вы, люди, можете быть весьма интересными. Пожалуй, я могу понять эту тягу понаблюдать за тобой более внимательно. Потрясающе, некоторые из вас как будто начисто лишены эгоизма.

Сложив руки на груди, она стояла неподалеку и с любопытством смотрела на меня, не выказывая никакой угрозы на лице или в позе. Выглядела она обычно, ничего примечательного ни в фигуре, ни в лице, разве что белая кожа и обведенные темными кругами глаза, но к такому я привык. На ищейке была светло-голубая рубашка с длинными рукавами и потертые джинсы.

— Наверное, ты собираешься сказать, что твои друзья отомстят за тебя? — спросила она — как мне показалось, с надеждой.

— Я попросил их этого не делать.

— И как отнеслась к этому твоя возлюбленная?

— Не знаю, — разговаривать с ней было на удивление легко. — Я оставил ей письмо.

— Последнее письмо — как романтично. Думаешь, она уважит твою просьбу? — теперь голос ищейки стал чуть резче, и легкий оттенок сарказма исказил ее вежливый тон.

— Надеюсь.

— Хм-м-м. Ну, значит, надежды у нас разные. Видишь ли, все получилось слишком просто и быстро. Честно говоря, я разочарована. Ожидала, что задача окажется гораздо труднее, а в итоге потребовалось лишь немного везения.

Я молча ждал.

— Когда Виктор не смог добраться до твоего отца, я велела ему разузнать еще что-нибудь о тебе. Какой смысл гоняться за тобой по всей планете, если можно спокойно ждать в том месте, которое выберу я сама? Получив от Виктора необходимую информацию, я решила съездить в Финикс и навестить твою мать. Я слышала, как ты говорил, что поедешь домой. Сначала и мечтать не могла, что ты это всерьез, но потом задумалась. Люди бывают такими предсказуемыми, им нравится все знакомое. К тому же разве не отличная уловка — отправиться туда, где в твоем случае прятаться не следовало бы, то есть именно в то место, которое ты назвал?.. Конечно, никакой уверенности не было, лишь догадка. Я обычно чувствую жертву во время охоты — шестое чувство, если угодно. Добравшись до дома твоей матери, я прослушала твое сообщение, но, разумеется, не знала точно, откуда ты звонил. Полезно было узнать твой номер, однако, насколько я понимаю, ты мог находиться хоть в Антарктиде, но дело не выгорело бы, не окажись ты где-то поблизости… И тут твои приятели вылетели в Финикс. Естественно, Виктор следил за ними для меня, ведь я не могла работать в одиночку с таким количеством участников игры. И вот я получила от них подтверждение моих надежд — что, как я и чувствовала, ты все-таки здесь. Я подготовилась, заранее просмотрев вашу очаровательную семейную видеохронику. Оставалось всего лишь осуществить этот блеф… Слишком просто, знаешь ли, не больно-то соответствует моим стандартам. Поэтому надеюсь, что ты ошибаешься насчет этой девушки. Эдит, да?

Я промолчал. Напускная смелость начала отступать. Ищейка явно приближалась к концу своего монолога, смысла которого я в любом случае не понимал. Зачем объяснять мне все это? Велика ли честь — одержать победу над слабым человеком? Ведь я же не испытывал нужды обращаться со злорадной речью к каждому чизбургеру, потерпевшему от меня поражение.

— Не будешь очень уж возражать, если я тоже оставлю Эдит послание? — она отошла и дотронулась до небольшой цифровой видеокамеры, установленной на стереосистеме. Красный огонек указывал на то, что запись уже идет. Ищейка несколько раз передвинула ее, чтобы в кадр входило больше. — Сомневаюсь, что после просмотра она устоит против желания поймать меня.

Так вот чем объяснялось злорадство ищейки. Целью был не я.

Я уставился в объектив камеры.

Мама в безопасности, но не Эдит. Я пытался придумать способ, как это предотвратить, как не допустить, чтобы это видео попало в руки Эдит, но знал, что не смогу достаточно быстро добраться до камеры, ищейка меня остановит.

— Возможно, я ошибаюсь в силе ее интереса, — продолжила Джосс. — Очевидно, она не настолько дорожит тобой, чтобы оставить тебя при себе. А значит… мне нужно сделать это по-настоящему оскорбительным, не так ли? — она с улыбкой взглянула на меня, потом повернулась, чтобы улыбнуться в камеру.

И шагнула ко мне, все еще улыбаясь:

— Но прежде чем мы начнем…

Я давно понял, что умру. И думал, что готов к этому. Мне не приходило в голову рассматривать еще какие-то варианты, кроме одного: она убьет меня, выпьет кровь — и все.

Но другой вариант всё-таки был.

Я почувствовал, что оцепенел, застыл на месте.

— Я расскажу тебе одну историю, Бо. Когда-то, давным-давно, от меня сбежала жертва. Невероятно, знаю! Такое случилось лишь единожды, так что можешь представить, до какой степени этот случай не давал мне покоя. Ситуация во многом была похожей. Вкусный парнишка — без обид, но его аромат был даже лучше твоего, — а вот оберегала его только одна вампирша. Казалось бы, очень легкая трапеза. Однако я недооценила его защитницу. Поняв, что я охочусь за ее дружком, она выкрала его из психиатрической лечебницы, где работала — можешь представить себе такое унижение? Ради пропитания работать на будущую еду? — ищейка недоуменно покачала головой. — Как я уже говорила, она выкрала его из лечебницы и обратила, даровав ему тем самым безопасность. Вот ей он был дорог, но ведь он же был особенным. Происходи всё на сто лет раньше, парня сожгли бы на костре за его видения. А в двадцатых годах это означало психбольницу и электрошоковую терапию. Бедняга, кажется, даже не заметил боли перерождения. И, открыв глаза, словно впервые увидел солнце. Старая вампирша сделала из него сильного новорожденного, и стало незачем его трогать — ведь уже невозможно было насладиться его кровью, — вздохнула она. — В отместку я уничтожила эту вампиршу.

— Арчи! — выдохнул я.

— Да, твой приятель. Я так удивилась, увидев его на поле. Поэтому и рассказала тебе свою историю — чтобы утешить их. Я получаю тебя, но они получают его. Единственную ускользнувшую от меня добычу, это даже почетно. До сих пор жалею, что так и не довелось его попробовать…

Она сделала еще один шаг и теперь оказалась лишь в нескольких дюймах от меня. Приподнявшись на цыпочки, она подалась ко мне, и ее нос скользнул по моему горлу. Хотелось отшатнуться от прикосновения холодной кожи, но я не мог пошевелиться.

— Думаю, ты подойдешь, — заключила она. — Но чуть позже. Сначала немного повеселимся, а затем я позвоню твоим друзьям и расскажу, где найти тебя… и мое посланьице.

Я все еще пребывал в оцепенении. Единственное, что я начинал чувствовать, — это тошнотворные спазмы в желудке. Я не отрывал взгляда от камеры, и мне казалось, Эдит уже смотрит.

Ищейка отступила на шаг-другой и начала непринужденно ходить вокруг меня, словно старалась получше рассмотреть статую в музее. Сохраняя дружелюбное выражение лица, она явно решала, с чего начать. Ее улыбка становилась все шире и шире, пока не превратилась в зубастый оскал. Охотница пригнулась.

Я не видел, чем она меня ударила, все произошло слишком быстро. Она превратилась в расплывчатое пятно, раздался громкий хруст, и моя правая рука повисла, словно больше не была прикреплена к локтю. Последней пришла боль, пронзившая руку лишь через секунду.

Всё так же оскалившись, ищейка продолжала наблюдать. Она ждала, когда боль накроет меня, и следила за тем, как я, ахнув, скрючиваюсь над своей сломанной рукой.

Я не успел еще даже полностью ощутить эту первую боль, она всё еще нарастала, а движения ищейки уже вновь смазались, и с еще более раскатистым треском что-то отбросило меня к стене — брус балетного станка за моей спиной прогнулся, зеркала разлетелись на куски.

Странный звериный вой вырвался у меня сквозь стиснутые зубы. Я попытался вдохнуть, и мои легкие словно проткнула дюжина ножей.

— Отличные спецэффекты, ты так не думаешь? — спросила ищейка, и ее лицо вновь стало дружелюбным. Она дотронулась до одной из трещин, паутиной расползшихся от того места, где я врезался в стену. — Увидев это место, я сразу поняла, что оно идеально подойдет для моего маленького фильма. Зрелищно, динамично. И столько ракурсов — не хотелось бы, чтобы Эдит упустила хоть малейшую подробность.

Я не увидел ее движения, но услышал негромкий хруст, и в указательном пальце левой руки запульсировала тупая боль.

— Он все еще на ногах, — сказала ищейка и засмеялась.

Последовавший за этим треск был куда громче — как приглушенный взрыв. Казалось, комната взлетела вверх, будто я начал падать в глубокую яму. Мучительная боль настигла меня в то же мгновение, как я ударился об пол.

Я подавил крик, прорывавшийся из горла сквозь заполнившую пищевод желчь. Мне не хватало воздуха, не удавалось вдохнуть полной грудью. Странный придушенный стон донесся словно из самой глубины моего тела.

Меня вырвало, и я смог дышать, хотя каждый вдох словно разрывал мои внутренности на части. Теперь боль от сломанной руки отступила на второй план — центральное место заняла нога. В ней боль все еще нарастала. Я лежал, распластавшись в собственных рвотных массах, но не мог даже пошевелиться.

Ищейка уже стояла на коленях возле моей головы, в ее руке мигал красный огонек.

— Время для крупного плана, Бо.

Я с хрипом выкашлял из горла еще одну порцию кислоты.

— Теперь мне хотелось бы услышать твое отречение. Можешь сделать это для меня? Ты окажешь мне услугу, а я немного ускорю процесс. Так будет справедливо?

У меня не получалось сфокусировать взгляд на ее лице… мигающий красный огонек виделся словно сквозь туман.

— Просто скажи Эдит, как тебе больно, — уговаривала она. — Скажи ей, что хочешь возмездия — ты достоин того, чтобы за тебя отомстили. Она впутала тебя в это. В самом прямом смысле это именно она сейчас причиняет тебе боль. Попробуй сыграть на этом.

Мои глаза закрылись.

Она приподняла мою голову на удивление осторожно — хоть это движение и отозвалось мучительной болью в руках и ребрах.

— Бо, — сказала она тихо, словно я спал, а она пыталась меня разбудить. — Бо? Ты можешь. Скажи Эдит, чтобы она нашла меня.

Ищейка легонько потрясла меня, и из моих легких просочился похожий на вздох звук.

— Бо, дорогой, у тебя осталось столько целых костей — а большие можно сломать во многих местах. Пожалуйста, сделай то, чего я хочу.

Я взглянул на ее расплывающееся перед глазами лицо. На самом деле она ничего мне не предлагала. Что бы я ни сказал теперь, это меня не спасет. А на карту поставлено слишком многое.

Я осторожно качнул головой. Возможно, Эдит поймет, что я имел в виду.

— Оно не хочет кричать, — тихо сказала она нараспев, странно коверкая голос. — Наверное, следует его заставить?

Я ждал следующего хрустящего удара.

Вместо этого она бережно подняла мою здоровую руку и поднесла ее ко рту. Последовавшая за этим боль, по сравнению с предыдущими, вряд ли могла таковой называться. Ищейка запросто могла отхватить мне палец, но всего лишь его укусила. Ее зубы даже не проникли так уж глубоко.

Я едва среагировал, но она вскочила и, резко развернувшись, отошла. Моя голова стукнулась об пол, и сломанные ребра пронзила боль. Со странной отрешенностью я смотрел, как Джосс шагает взад-вперед в дальнем конце зала, рыча и качая головой. Камера, оставленная у моего лица, до сих пор работала.

Первым намеком на то, что сделала ищейка, был жар — мой палец стал очень горячим. Я был удивлен тем, что чувствую это даже сквозь более сильную боль. Но вспомнил историю Карин. Я знал, что началось. Времени у меня осталось немного.

Ищейка все еще пыталась успокоиться — кровь, вот что вывело ее из себя. Она почувствовала на губах мою кровь, но пока не хотела убивать меня, поэтому ей приходилось бороться со своим безумием. Это отвлекло ее, но в любой момент она могла снова обратить на меня внимание из-за любой мелочи.

Жар быстро нарастал. Я пытался не замечать этого, как и острой боли в груди. Выбросив вперед руку, я схватил камеру. Поднял ее как можно выше и с силой бросил на пол.

В ту же секунду я полетел спиной вперед в разбитые зеркала. Осколки впились мне в плечи, в голову. Новый удар, казалось, заново переломал мои сломанные кости. Но закричал я не поэтому.

Укушенный палец словно загорелся… пламя мгновенно охватило мою ладонь. Жжение уже подползало к запястью. Этот огонь был больше, чем огонь, а боль — больше, чем боль.

Другие мучения — ничто. Сломанные кости — не боль. Не такая.

Мой крик прозвучал так, словно раздавался вне тела — это был непрерывный животный вой.

Я неподвижно уставился перед собой и вновь увидел в руке ищейки красный мигающий огонек. Она оказалась слишком быстрой, у меня ничего не получилось.

Но мне было уже все равно.

Кровь текла по моей руке, скапливаясь лужей под локтем.

Ноздри охотницы раздувались, ее глаза были дикими, она оскалила зубы. Кровь капала на пол, но из-за крика я не слышал звука падения капель. Вот моя последняя крупица надежды. Теперь ищейка не сможет остановиться. Ей придется убить меня. Наконец-то.

Она широко раскрыла рот.

Я ждал, продолжая кричать.

Глава двадцать третья

Выбор

К моему крику добавился еще один: пронзительный, похожий на визг бензопилы, напоровшейся на арматуру.

Ищейка бросилась на меня, но ее зубы клацнули в дюйме от моего лица, потому что в этот момент кто-то отдернул ее назад и вышвырнул из моего поля зрения.

Огонь распространился уже до локтевого сгиба, и я снова закричал.

Мой крик был не одинок, вокруг раздавались и другие: к металлическому скрежету присоединился тонкий воющий звук, эхом отразившийся от стен, а затем резко прервавшийся. Сквозь остальные шумы прорывалось гулкое рычание. И снова звук рвущегося, раздираемого в клочья металла…

— Нет! — громко застонал кто-то, явно страдавший не меньше меня. — Нет, нет, нет, нет!

Этот голос что-то значил для меня, несмотря на огонь, который был много больше, чем просто огонь. Хотя пламя уже достигло плеча, этот голос по-прежнему притягивал мое внимание. Даже когда его обладательница кричала, он звучал по-ангельски.

— Бо, пожалуйста, — рыдала Эдит. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Бо, пожалуйста!

Я пытался ответить, однако рот уже не подчинялся. Мои вопли затихли, но только потому, что в легких закончился воздух.

— Карин! — закричала Эдит. — Помоги мне! Бо, пожалуйста, пожалуйста, Бо, пожалуйста!

Она держала мою голову, положив ее на свои колени и крепко прижимая пальцами кожу под волосами. Лицо Эдит так же расплывалось у меня перед глазами, как раньше лицо охотницы. Я словно проваливался в туннель. Однако огонь падал вместе со мной, всё такой же жгучий.

Холодное дуновение, проникнув мне в рот, наполнило легкие. Они вытолкнули воздух обратно. Еще одно прохладное дыхание. Теперь я четко увидел лицо Эдит — прекрасное, искаженное болью.

— Дыши, Бо. Продолжай дышать.

Она снова прижалась губами к моему рту, наполняя мои легкие воздухом.

Краем глаза я заметил какое-то движение, и моей головы коснулась еще одна пара холодных рук.

— Арчи, сделай шины для его руки и ноги. Эдит, спрями его дыхательные пути. Где самое серьезное кровотечение?

— Здесь, Карин.

Я смотрел на лицо Эдит, а давление на мою голову ослабло. Я уже не кричал, а лишь прерывисто всхлипывал. Боль не спадала — наоборот, усиливалась. Но крики все равно не помогали, а из-за них страдала Эдит. Пока я удерживал взгляд на ее лице, мне удавалось помнить о чем-то еще, кроме сжигающего меня огня.

— Мою сумку, пожалуйста. Задержи дыхание, Арчи, это поможет. Спасибо, Элинор, а сейчас выйди, пожалуйста. Он потерял много крови, но раны не слишком глубокие. Похоже, сломанные ребра — самая серьезная травма. Найди мне пластырь.

— Что-нибудь обезболивающее, — прошипела Эдит.

— Вот… у меня обе руки заняты. Поможешь?

— От этого тебе станет лучше, — пообещала мне Эдит.

Кто-то выпрямлял мою ногу. Эдит затаила дыхание, похоже, ожидая моей реакции. Но нога болела не так сильно, как рука.

— Эдит…

— Тише, Бо, все будет хорошо. Обещаю, с тобой всё будет в порядке.

— Э… это… не…

Что-то впивалось мне в кожу головы, а что-то другое, крепко вцепившись, потянуло за сломанную руку. Это изменило положение ребер, и я начал хватать ртом воздух.

— Держись, Бо, — умоляла Эдит. — Прошу, только держись.

Я силился вдохнуть.

— Не… ребра, — задыхался я. — Рука.

— Ты его понимаешь? — спросила Карин где-то совсем рядом с моей головой.

— Просто отдыхай, Бо. Дыши.

— Нет… рука, — выдавил я. — Эдит… правая рука!

Я не почувствовал прикосновения ее холодных пальцев — огонь был слишком горячим. Но услышал, как она ахнула:

— Нет!

— Эдит? — испуганно окликнула ее Карин.

— Она укусила его, — Эдит произнесла это почти беззвучно, как будто и в ее легких закончился воздух.

Карин молчала — казалось, от ужаса у нее перехватило дыхание.

— Что мне делать, Карин? — требовательно спросила Эдит.

Ответа не последовало. Кожу головы продолжали дергать, но это не причиняло боли.

— Да, — сказала Эдит сквозь зубы. — Я могу попытаться. Арчи, скальпель.

— Высока вероятность, что ты сама убьешь его, — предупредил Арчи.

— Дай мне скальпель, — отрезала Эдит. — Я справлюсь.

Я не видел, что она сделала со скальпелем. И больше не чувствовал ничего из того, что происходило в моем теле, — ничего, кроме огня в руке. Но я видел, как Эдит поднесла ее к своему рту, как это делала ищейка. Свежая кровь хлынула из раны, и Эдит припала к ней губами.

Не в силах удержаться, я снова закричал. Казалось, будто Эдит оттягивает огонь обратно вниз, к пальцам.

— Эдит, — позвал ее Арчи.

Она не реагировала: ее губы все еще прижимались к моей кисти. Огонь, сопротивляясь, перемещался по руке то вниз, то вверх, словно перепиливая ее. Сквозь стиснутые зубы у меня вырывались тихие стоны.

— Эдит, — закричал Арчи. — Смотри.

— В чем дело, Арчи? — спросила Карин.

Арчи резко вскинул руку и дал Эдит пощечину.

— Хватит, Эдит! Сейчас же прекрати!

Эдит уронила мою руку. Посмотрела на Арчи широко раскрытыми глазами, которые, казалось, заняли пол-лица. И ахнула.

— Арчи! — рявкнула Карин.

— Слишком поздно, — ответил Арчи. — Мы не успели.

— Ты видишь это? — спросила Карин уже сдержаннее.

— Теперь у него есть только два варианта будущего, Карин: либо он выживет, сделавшись одним из нас, либо Эдит убьет его, пытаясь остановить превращение.

— Нет, — застонала Эдит.

Карин молчала. Короткие рывки за кожу головы стали реже.

Эдит наклонилась к моему лицу. Она целовала мои веки, щеки, губы:

— Прости меня, прости.

— Не стоит медлить, — недовольно сказал Арчи. — Карин?

— Я дала клятву, Арчи.

— А я — нет, — рыкнул он.

— Подожди, подожди, — сказала Эдит, резко вскидывая голову. — Он достоин права на выбор.

Ее губы оказались возле моего уха. Я сжал зубы, сдерживая стоны и напрягая слух.

— Бо? Я не стану принимать это решение за тебя. Не отниму у тебя эту возможность. И я пойму, клянусь, Бо. Если ты не захочешь такой жизни, я не буду тебе перечить. Поступлю согласно твоей воле. Я знаю, что это ужасающий выбор. Я предоставила бы тебе любой другой вариант, если бы только могла. Умерла бы, если бы этим могла вернуть тебе твою жизнь, — ее голос сорвался. — Но я не в силах заключить подобную сделку. И ничем не могу тебе помочь, разве что прекратить эту боль. Если таково твое желание. Тебе не обязательно становиться этим. Я смогу отпустить тебя — если ты хочешь именно этого, — кажется, Эдит снова рыдала. — Скажи, что тебе нужно, Бо. Что угодно.

— Ты, — выпалил я сквозь зубы. — Только ты.

— Тыуверен? — прошептала она.

Я застонал. Языки пламени добрались до груди.

— Да, — хрипло выдохнул я. — Просто… позволь мне остаться… с тобой.

— Прочь с дороги, Эдит, — зарычал Арчи.

Ее голос, словно кнут, рассек воздух:

— Я тоже не давала никаких клятв.

Лицо Эдит приблизилось к моему горлу, и, хотя я не чувствовал ничего, кроме пожирающего меня огня, но всё же расслышал тихий звук, с которым ее зубы прокусывали мою кожу.

Глава двадцать четвертая

Изменение

Я передумал.

Огонь в руке был не так уж страшен — хотя да, он был худшим из всего, что мне пришлось испытывать прежде. Но не выдерживал никакого сравнения с огнем во всём теле.

Я умолял Эдит заставить его погаснуть. Говорил ей, что на самом деле хочу только этого. Чтобы жжение прекратилось. Больше ничего.

Я слышал голос Арчи, заверявшего Эдит, что все говорят одно и то же… напоминавшего, как она сама тоже просила Карин убить ее. Убеждавшего, что важно лишь мое первоначальное решение.

Помню, как в какой-то момент я заорал на него, чтобы он заткнулся.

Кажется, он извинился.

Но, как правило, трудно было заметить то, что происходило за пределами этого огня. Я знал, что они передвигали меня. Мне казалось, что я долго лежал на залитом кровью и рвотой полу, однако сложно было судить, сколько минут прошло. Время от времени Карин говорила что-то, а ответ Арчи следовал словно через год, но, вероятно, это просто огонь превращал секунды в годы.

А потом кто-то нес меня. Еще одну растянутую до года секунду я видел солнце — оно выглядело бледным и холодным. И всё погрузилось во мрак. Надолго.

Но и в этой тьме мне удавалось разглядеть Эдит. Она обнимала меня, мое лицо было возле ее лица, ее ладонь лежала у меня на щеке. Арчи тоже был где-то поблизости. Кажется, он держал мои ноги.

Когда я кричал, Эдит просила прощения, снова и снова. Я пытался не кричать. Крики всё равно не помогали. Не приносили облегчения, не освобождали. Огню было безразлично, что я делаю. Он просто сжигал.

Когда мне удавалось сфокусировать глаза, я видел тусклые огни, пробегавшие по лицу Эдит, хотя вокруг ее головы было совершенно черно. Кроме наших с ней голосов, тишину нарушало лишь непрерывное басовитое гудение. Иногда оно делалось громче, потом опять стихало.

Я осознал, что снова нахожусь в черной машине, только когда она остановилась. Я не слышал, как открылась дверца, но меня ослепила внезапная вспышка света. Должно быть, я отпрянул от него, потому что Эдит заворковала мне на ухо:

— Мы всего лишь заехали на заправку. Скоро будем дома, Бо. Ты так хорошо держишься. Осталось уже недолго. Прости меня.

Я не чувствовал прикосновения ее руки к моему лицу — ладошке полагалось быть прохладной, но ничто больше не было прохладным. Я пытался дотянуться до нее, но плохо представлял себе, что делают мои конечности. Кажется, они дергались, но Эдит и Арчи сдерживали меня. Эдит догадалась, чего я хочу. Она взяла мою руку и приложила к своим губам. Жаль, что я был не в состоянии ощутить это. Я попробовал сжать ее пальцы, не зная, как заставить мышцы двигаться или хотя бы почувствовать их. Возможно, я сделал это правильно. Эдит не отпустила мою ладонь.

Стало еще темнее. В конце концов я вообще перестал видеть Эдит. В машине царил беспросветный мрак — всё равно, открыты у меня были глаза или закрыты. Я запаниковал. Огонь превращал ночь в какую-то камеру сенсорной депривации, я больше не чувствовал ничего, кроме боли, — ни сиденья подо мной, ни Арчи, обхватывавшего мои ноги, ни Эдит, которая держала мою голову и руку. Оказавшись наедине с обжигающим пламенем, я пришел в ужас.

Не знаю точно, какие слова мне, должно быть, удалось безголосо прохрипеть — к этому времени связки были то ли надорваны криком, то ли выжжены до полной бесполезности, понятия не имею, — но возле моего уха снова заговорила Эдит:

— Я здесь, Бо. Ты не один. Я тебя не покину. Буду рядом. Слушай мой голос. Я с тобой…

Ее слова успокоили меня — прогнали если не боль, то хотя бы страх. Я старался дышать неглубоко, чтобы лучше слышать. Больше мне не нужно было кричать. Жжение нарастало, ни на секунду не спадая, но я приспосабливался. Я не чувствовал ничего, кроме пламени, а вот думать теперь мог не только о нем.

— Я никогда не желала для тебя такого, Бо, — продолжала Эдит. — И отдала бы всё на свете, чтобы этого не было. Я допустила так много ошибок. Мне следовало держаться от тебя подальше, с самого первого дня. Нельзя было возвращаться. Я разрушила твою жизнь. Отняла у тебя всё… — в ее голосе мне снова послышались рыдания.

— Нет, — пытался выговорить я, но не уверен, сумел ли мой рот произнести это слово.

— Вероятно, для него всё зашло уже достаточно далеко, и он это запомнит, — тихо предупредил Арчи.

— Я надеюсь на это, — ответила Эдит, и голос ее надломился.

— Я просто советую тебе использовать это время с большей пользой. Он ведь очень многого не знает.

— Ты прав, прав, — она вздохнула. — С чего бы начать?

— Можешь объяснить насчет жажды, — предложил Арчи. — Когда я впервые пришел в себя, это было самым трудным. А от него потребуется еще больше.

Ответ Эдит прозвучал резко, она словно выплевывала слова сквозь зубы:

— Я не буду настаивать на этом. Он не выбирал такую участь. И волен стать кем захочет.

— Ха, — откликнулся Арчи. — Ты ведь слишком хорошо его знаешь. Другой путь ему не подойдет. Видишь? С ним всё будет в порядке.

Пока она вглядывалась в видение Арчи, было тихо. Хотя я понимал причину этого молчания, но оно всё же оставляло меня гореть в одиночестве. Я снова начал паниковать.

— Я здесь, Бо, я здесь. Не бойся, — Эдит глубоко вдохнула. — Я продолжу говорить. Столько всего нужно тебе рассказать. Во-первых, о том, что, когда это пройдет, когда ты станешь… другим, ты не будешь точно таким же, как я, во всяком случае, с самого начала. Молодой вампир обладает определенными особенностями, и самое трудное для него — игнорировать жажду. Ты будешь изнывать от нее… постоянно. Довольно долго не сможешь думать практически ни о чем другом. Вероятно, год, а может, и два. У всех это бывает по-разному. Как только превращение закончится, я отведу тебя на охоту. Ты же хотел увидеть это, не так ли? Мы возьмем с собой Элинор, так что сможешь посмотреть, как она изображает медведя, — Эдит издала смешок, тихий и болезненный. — Если ты решишь… если захочешь жить, как мы, это будет тяжело. Особенно вначале. Может оказаться даже слишком тяжело, и я пойму это. Мы все поймем. Если у тебя возникнет желание попробовать мой способ, я пойду с тобой. Смогу указывать тебе чудовищ среди людей. Возможны варианты. Что бы ты ни предпочел. Если… если ты не захочешь, чтобы я была с тобой, я пойму и это, Бо. Клянусь, я не последую за тобой, если ты мне запретишь…

— Нет! — задыхаясь, прошептал я. На сей раз я услышал себя и поэтому знал, что выговорил правильно.

— Сейчас ты не обязан принимать еще какие-то решения. Для этого еще будет время. Просто знай, что я буду уважать твой выбор, каким бы он ни оказался, — она снова сделала глубокий вдох. — Наверное, стоит предупредить тебя насчет твоих глаз. Они больше не будут голубыми, — еще одно сдавленное рыдание. — Но пусть это тебя не пугает. Такими яркими они надолго не останутся… Впрочем, полагаю, это мелочь… Мне следует сосредоточиться на самом важном. На самом трудном — и самом плохом. Ох, мне так жаль, Бо. Ты больше не сможешь увидеться со своим отцом или с мамой. Это небезопасно. Ты будешь способен причинить им вред — и окажешься не в состоянии справиться с собой. К тому же… существуют правила. Правила, которыми я связана как твой создатель. Мы оба будем в ответе, если ты потеряешь самообладание. Ох… — у нее перехватило дыхание. — Арчи, он еще столько всего не знает!

— У нас есть время, Эдит. Просто расслабься. Не торопись.

Я снова услышал ее вдох.

— Правила, — сказала она. — Одно правило с тысячью различных видоизменений: существование вампиров должно сохраняться в тайне. Это означает, что новорожденных вампиров необходимо контролировать. Я буду учить тебя… защищать тебя, обещаю, — еще один вздох. — И тебе нельзя будет никому рассказывать, кто ты. Я нарушила этот запрет. Не подумала, что это может тебе повредить… что хоть кто-нибудь узнает. Мне следовало понимать, что даже просто мое пребывание рядом с тобой в конце концов погубит тебя. Что я разрушу твою жизнь… что лгу себе о возможности какого-то другого пути. Я всё сделала неправильно…

— Ты снова позволяешь самобичеванию помешать передаче информации, Эдит.

— Правильно, правильно, — глубокий вдох. — Бо. Ты помнишь картину в кабинете Карин? Ночных покровителей искусств, о которых я тебе говорила? Их называют Вольтури, и они… за отсутствием лучшего термина, это полиция нашего мира. Немного погодя я расскажу тебе о них подробнее… тебе просто нужно знать об их существовании — тогда я сумею объяснить, почему нельзя сообщить Чарли или твоей маме, где ты находишься. Ты не сможешь больше поговорить с ними, Бо, — ее голос напряженно повысился, как будто вот-вот сорвется. — Будет лучше всего… у нас нет другого выхода, кроме как позволить твоим родителям думать, что ты умер. Прости меня. Тебе даже не удалось попрощаться. Это несправедливо!

Наступило долгое молчание, и я слышал, как прерывисто она дышит.

— Почему бы тебе не вернуться к рассказу о Вольтури? — посоветовал Арчи. — Постарайся при этом сдерживать эмоции.

— Ты прав, — шепотом повторила Эдит. — Готов узнать историю нового мира, Бо?

Она говорила всю ночь напролет, пока не взошло солнце и я не смог снова увидеть ее лицо. Рассказывала мне истории, которые казались мрачными сказками. Я начинал догадываться, насколько велик этот мир, но понимал, что еще не скоро окончательно постигну его масштабы.

Эдит поведала мне о тех, кого я увидел на той картине рядом с Карин — о Вольтури. О том, как еще в Микенскую эпоху они, объединив усилия, начали тысячелетнюю кампанию по установлению мира и порядка среди вампиров. О том, как вначале их было шестеро. Как предательство и убийство сократили их число наполовину. Некто по имени Аро убил собственную сестру, жену лучшего друга. Этого друга звали Маркус — именно он на картине стоял рядом с Карин. Единственной свидетельницей убийства была жена Аро, Сульпиция — та, что с густыми и длинными темными волосами. Она сдала его Маркусу и его солдатам. Было непонятно, как поступить: Аро обладал мощным даром, похожим на тот, которым владеет Эдит, но, по ее словам, более сильным, и Вольтури сомневались, что смогут выполнить свою задачу без него. Но Сульпиция отыскала одну девочку — Меле, ту, что Эдит назвала служанкой и воришкой, — у которой был собственный талант. Она умела поглощать дар других вампиров. Сама она не могла воспользоваться этим украденным даром, но способна была отдать его кому-то другому, прикоснувшись к нему. Сульпиция велела Меле забрать способности Аро, после чего Маркус казнил его. Завладев даром своего мужа, Сульпиция обнаружила, что в заговоре был замешан и третий мужчина в их группе. Его тоже казнили, а его жена, Афинодора, присоединилась к Сульпиции и Маркусу, чтобы руководить их воинами. Они изгнали вампиров, терроризировавших Европу, а потом тех, которые поработили Египет. Получив власть, Сульпиция, Маркус и Афинодора установили правила, которые сохраняли вампирский мир в тайне и безопасности.

Я слушал, насколько было возможно. Это не отвлекало от боли — от нее не было спасения. Но лучше было думать об услышанном, чем об этом огне.

Эдит сказала, что именно Вольтури выдумали все эти истории насчет крестов, святой воды и зеркал. На протяжении столетий они превращали все сообщения о вампирах в вымысел. И теперь продолжали поддерживать этот миф. Вампирам полагалось оставаться в тени… в противном случае применялись дисциплинарные меры.

Следовательно, мне нельзя будет отправиться в дом моего отца и позволить ему увидеть глаза, которые, по словам Эдит, станут яркими. Нельзя поехать во Флориду и обнять маму, известить ее о том, что я не умер. Даже позвонить ей и объяснить непонятное сообщение, которое оставил на ее автоответчике. Если что-нибудь попадет в новости, если распространятся слухи о чем-то сверхъестественном, воины Вольтури могут начать расследование.

Я должен был исчезнуть тихо.

Огонь мучил меня сильнее, чем услышанное. Но я понимал, что так будет не всегда. Скоро это станет самым болезненным.

Эдит быстро перешла к другой теме — рассказала мне об их друзьях в Канаде, которые живут так же, как Каллены. Самая близкая им семья — три светловолосых русских брата и двое испанских вампиров. Эдит упомянула о том, что и в этом клане есть обладатели особых способностей: дар Кирилла имеет отношение к электричеству, а Елена при встрече с любым вампиром способна распознать его талант.

Эдит рассказывала и о других друзьях, живущих по всему миру. В Ирландии, и в Бразилии, и в Египте. Так много имён. В конце концов Арчи снова вмешался и настоял на том, чтобы она в первую очередь сообщила мне самые важные сведения.

И она сказала, что я никогда не состарюсь. Навсегда останусь семнадцатилетним, как и она. Мир вокруг меня будет меняться, а я буду помнить всё, не забывая ни об одной секунде.

Она рассказала, как живут Каллены — переезжая из одной облачной местности в другую. Энист восстанавливает для них дом. Арчи с поразительной выгодой пускает в оборот их капиталы. Они подбирают историю, объясняющую их родство друг с другом, а Джесамина придумывает новые имена и всякий раз создает для каждого официально подтвержденное прошлое. Используя эти документы, Карин устраивается на работу в больнице или возвращается в университет, чтобы сменить специализацию. Если выбранное место проживания выглядит перспективным, молодые Каллены прикидываются еще более юными, чтобы можно было оставаться там подольше.

Когда мой период новорожденности истечет, я смогу вернуться в школу. Но откладывать обучение не придется. Впереди у меня много времени, и я запомню всё, что прочитаю или услышу.

Я никогда больше не буду спать.

Пища станет для меня отвратительной. Я никогда больше не буду испытывать голода, только жажду.

Я никогда не заболею. Никогда не почувствую усталости.

Я сумею бегать быстрее гоночного автомобиля. Стану сильнее любого живого существа на планете.

Мне не нужно будет дышать.

Я стану более зорким.

Смогу услышать даже самый тихий звук.

Завтра или послезавтра мое сердце остановится и никогда не забьется снова.

Я стану вампиром.

Одно хорошо в горении — оно позволяет воспринимать всё это несколько отстраненно. Обдумывать то, что говорит мне Эдит, без эмоций. Я понимаю, что позже они появятся.

Наше путешествие закончилось, когда снова стало смеркаться. Эдит отнесла меня в дом, словно ребенка, и сидела со мной в большой комнате. Теперь, на светлом фоне, а не в темном салоне автомобиля, я видел ее лицо гораздо отчетливее, хотя, по-моему, дело было не только в освещении.

Разглядев в ее глазах собственное отражение, я удивился, что мое лицо, хоть и искажено страданием, но всё-таки похоже на лицо, а не на брикет древесного угля. То есть, возможно, я не превратился в кучку пепла, как мне казалось.

Чтобы убить время, Эдит рассказывала мне истории, а остальные по очереди ей помогали. Карин села на пол рядом со мной и поведала самую удивительную историю о семье Джулс — что ее прабабка действительно была оборотнем. Всё, над чем Джулс насмехалась, оказалось чистой правдой. Карин рассказала мне, что обещала больше никогда не кусать людей. Это являлось частью договора между ними — того самого, из-за которого Калленам был навсегда закрыт путь на запад, к океану.

Кроме того, Джесамина всё-таки открыла мне свое прошлое. Наверное, решила, что теперь я готов. Слушая ее, я порадовался тому, что огонь почти полностью подавлял мои эмоции. Она тоже потеряла семью, когда человек, создавший Джесамину, похитил ее без предупреждения. Она рассказала мне об армии, в которой состояла, о существовании, полном расправ и смертей, о том, как вырвалась на волю. И о том дне, когда Арчи позволил ей найти его.

Энист рассказал мне, как его жизнь закончилась еще до того, как он убил себя, о своей неуравновешенной жене-алкоголичке, о дочери, которую он любил больше собственной души. Рассказал о той ночи, когда его жена в пьяном безумии спрыгнула со скалы с его маленькой дочкой на руках, и о том, как он смог только последовать за ними. О том, как после боли увидел рядом с собой прекраснейшую женщину в униформе медсестры и узнал в ней ту, кого он уже встречал при более радостных обстоятельствах, когда был молодым парнем. Медсестру, которая совершенно не постарела.

Элинор рассказала мне о том, как на нее напал медведь, после чего она увидела ангела, который отнес ее не на небеса, а к Карин. О том, как вначале думала, что ее отправили в ад — и признавала это справедливым, — и как потом всё-таки попала в рай.

Именно она призналась мне, что рыжеволосый вампир удрал. Он так и не появился больше возле Чарли после того раза, когда обыскал наш дом. Вернувшись вместе со всеми в Форкс, Элинор, Роял и Джесамина шли по его следу, пока это было возможно — он исчез в море Селиша, и они так и не сумели обнаружить, где рыжий снова вышел на сушу. Судя по всему, он уплыл через Тихий океан на другой континент. Должно быть, догадался о поражении Джосс и понял, что разумнее будет исчезнуть.

Даже Роял принял участие. Он поведал мне о своей бездуховной жизни, поглощенной тщеславием и амбициями. О единственной дочери могущественного человека — характер его могущества Роял не совсем понимал — и о том, как Роял планировал жениться на ней и стать наследником этой династии. О том, как красавица, желая угодить своему отцу, притворялась, что любит Рояла, а потом со смехом наблюдала, когда ее любовник из конкурирующей преступной организации приказал избить его до смерти. Роял рассказал и о том, как утолил свою жажду мести. В отличие от остальных, он не выбирал слова: сказал, что потерял семью и что эту потерю не способны возместить никакие обретенные им преимущества.

Эдит прошептала имя Элинор, и Роял, зарычав, ушел.

Кажется, именно пока меня отвлекали разговорами Роял или Элинор, Арчи посмотрел видео, снятое Джосс в балетной студии. Когда Роял ушел, Арчи занял его место. Вначале я не совсем понимал, о чем они говорят, потому что вслух говорила только Эдит, но в конце концов сообразил. Используя свой лэптоп, Арчи старался свести к минимуму число возможных мест, где его могли держать во время человеческой жизни. Я был рад, что, целиком сосредоточившись на своем прошлом, он, похоже, не упоминал больше ни о чем насчет этой записи. Чтобы остановить его, если он попытается сказать что-нибудь о том, что еще было заснято, я пробовал вспомнить, как пользоваться голосом. И надеялся, что Арчи достаточно умен, чтобы уничтожить видео, прежде чем у Эдит появится возможность его посмотреть.

Эти рассказы помогали думать о другом, готовиться, пока пламя обжигало меня, но я мог лишь частично сосредоточиться на них. Мой разум словно классифицировал огонь, воспринимая его всё новыми способами. Я поразительно отчетливо ощущал каждый дюйм своей кожи, каждый ее миллиметр. Похоже, я чувствовал, как горела каждая отдельно взятая клеточка моего тела. Различал особенности боли в стенках легких и подошвах ступней, в глазных яблоках и вдоль позвоночника. Все виды мучений четко разделялись

Я слышал свое сердцебиение — оно казалось слишком громким. Словно сердце было подключено к усилителю. Слышал и многое другое. В основном голос Эдит, но иногда говорили и остальные, правда, я не мог их видеть. Один раз я услышал музыку, но не понял, откуда она доносилась.

Мне казалось, что я лежу на этом диване, с головой на коленях Эдит, уже несколько лет. Свет был постоянно включен, поэтому я не знал, ночь за окнами или день. Но глаза Эдит оставались золотистыми, поэтому я догадывался, что пламя опять искажает для меня ход времени.

Я настолько остро ощущал каждое нервное окончание в своем теле, что сразу же заметил, когда что-то изменилось.

Это началось с пальцев ног. Я больше не чувствовал их. Словно огонь наконец-то победил и начал лишать меня кусочков плоти. Эдит говорила, что я меняюсь, а не умираю, но в этот момент страха я подумал, что она ошиблась. Может, все эти превращения в вампира не для меня. А все это горение — в моем случае просто медленный способ умереть. И самый мучительный.

Эдит почувствовала, что я снова слетаю с катушек, и начала напевать что-то мне на ухо. Я пытался увидеть положительные стороны. Если это убивает меня, то, по крайней мере, скоро все будет кончено. И если конец близок, то я хотя бы проведу остаток жизни в объятиях Эдит.

А потом я осознал, что мои ноги еще не лишились пальцев, только они больше не горят. Вообще-то, огонь уже отступал и от подошв ступней. Меня радовало, что я понял смысл происходящего, так как следующими стали кончики пальцев рук. Можно было больше не паниковать — вероятно, даже появилась причина надеяться. Огонь уходил.

Только казалось, что он не просто уходил — он… перемещался. Всё пламя, отступавшее от конечностей, похоже, стягивалось к центру тела, разгораясь там жарче прежнего.

Не верилось, что может быть еще жарче.

Мое сердцебиение, и без того очень громкое, начало учащаться. Ядро огня как будто сконцентрировалось именно там, в груди. Оно всасывало пламя от кистей и лодыжек, освобождая их от боли, но усиливая мучительный жар в сердце.

— Карин, — позвала Эдит.

Карин вошла в комнату, и поразительно было то, что я услышал ее. Эдит и ее семья всегда двигались бесшумно. Но теперь мне удавалось, вслушавшись, различить даже тихий звук, который получался от соприкосновения губ Карин, когда она говорила.

— О, это почти закончилось.

Хотелось бы почувствовать облегчение, однако нарастающая боль в груди не позволяла ощутить что-то еще. Я пристально смотрел снизу вверх на лицо Эдит. Она была прекраснее, чем когда-либо, потому что теперь я мог видеть ее лучше, чем прежде. Но я не способен был по-настоящему оценить ее красоту. Было слишком больно.

— Эдит? — задыхаясь, выдавил я.

— С тобой всё в порядке, Бо. Это заканчивается. Прости, я все понимаю. Я помню.

Огонь новой вспышкой жара взорвался в моем сердце, оттягивая пламя от локтей и коленей. Я подумал о том, как Эдит проходила через такие же страдания, и это позволило мне взглянуть на свою боль под другим углом. Эдит ведь тогда даже не знала Карин. Не понимала, что происходит. Ее не держал постоянно в объятиях тот, кого она любила.

Боль ушла уже почти отовсюду, кроме груди. Единственным исключением оставалось горло, но там было жжение другого рода — более сухое… саднящее.

Я услышал еще чьи-то шаги и был вполне уверен, что улавливаю разницу между ними. Решительные, уверенные принадлежали Элинор, в этом можно было не сомневаться. Арчи ступал быстрее, ритмичнее. Энист шел немного медленнее, словно в задумчивости. Джесамина остановилась у входа. А позади нее я, кажется, расслышал дыхание Рояла.

И тут…

— Ааах!

Мое сердце словно сорвалось с места и теперь билось, словно лопасти винта вертолета, стук сливался практически в непрерывный звук на одной ноте. Казалось, что сердце вырвется наружу, раздробив ребра. Огонь все жарче разгорался в центре моей груди, вбирая в себя всё пламя из остального тела, чтобы поддерживать небывало мучительное жжение. Этого хватило, чтобы ошеломить меня. Я выгнулся, как будто огонь, охватив сердце, тянул меня за него вверх.

Во мне происходило что-то вроде войны — стремительно несущееся сердце против бушующего пламени. И обе стороны проигрывали.

Огонь плотно сжался и, сконцентрировавшись в небольшой, размером с кулак, шар боли, испустил последнюю, невыносимо раскаленную волну. На эту волну сердце ответило низким отрывистым звуком, похожим на удар по какому-то полому предмету. Оно дважды запнулось, потом глухо стукнуло всего один раз.

И все стихло. Не слышно было даже дыхания. В том числе и моего.

Секунду-другую я мог воспринимать только отсутствие боли. Приглушенное сухое жжение в глотке нетрудно было игнорировать, потому что всё остальное тело чувствовало себя потрясающе. Освобождение от боли принесло невероятную эйфорию.

Я изумленно смотрел на Эдит снизу вверх. Казалось, с моих глаз сорвали повязку, которую я носил всю жизнь. Какое зрелище.

— Бо? — позвала она. Теперь, имея возможность по-настоящему сосредоточиться на красоте ее голоса, я понял, как небывало прекрасно он звучит. — Ты сбит с толку, я знаю. Постепенно привыкнешь.

Можно ли привыкнуть слышать такой голос? Видеть лицо, подобное этому?

— Эдит, — сказал я, и звук собственного голоса поразил меня. Неужели это произнес я? Не похоже. Да и вообще прозвучало как-то… не по-человечески.

Встревоженный, я потянулся к ее щеке. В то же мгновение, как у меня появилось желание прикоснуться к Эдит, моя ладонь уже нежно обхватила ее лицо. Не было никаких промежуточных стадий — я словно не поднимал руку, не следил за ее движением к цели. Ладонь просто оказалась там.

— Хм.

Эдит подалась навстречу моему касанию и, накрыв мою руку своей, придержала возле своего лица. Странно: такой знакомый жест — я всегда любил, когда Эдит делала так, и видел в этом подтверждение того, что ей нравятся эти мои прикосновения, что они для нее что-то значат. А ощущение совершенно другое. Ее лицо больше не было холодным. Как и ее ладонь, лежащая на моей руке. Теперь мы стали одинаковыми.

Я уставился в глаза Эдит, потом присмотрелся к отражению в них.

— Ахх… — тихо вырвалось у меня, и я почувствовал, что мое тело застыло от удивления. Странно… это казалось естественным — превратиться в статую из-за потрясения.

— Что случилось, Бо? — явно обеспокоенная, Эдит наклонилась ко мне, но из-за этого отражение лишь приблизилось.

— Глаза? — выдохнул я.

Она вздохнула и, сморщив нос, пообещала:

— Это пройдет. Я шесть месяцев всякий раз пугалась, увидев себя в зеркале.

— Шесть месяцев, — пробормотал я. — А потом они станут золотистыми, как у тебя?

Она отвела взгляд и посмотрела поверх спинки дивана на кого-то, кто стоял позади нас, там, где я не мог его видеть. Мне хотелось сесть и оглядеться, но было немного боязно двигаться. Собственное тело ощущалось очень необычно.

— Это будет зависеть от твоего питания, Бо, — спокойно ответила Карин. — Если ты предпочтешь охотиться как мы, твои глаза в конце концов приобретут этот цвет. Если нет — будут такими же, как у Лорен.

Я решил всё-таки попытаться сесть.

И, как и до этого, подумать означало сделать. Вроде и не пошевелившись, я уже сидел. Эдит держала меня за руку, которую я убрал с ее лица.

Позади дивана собрались все — и теперь наблюдали за мной. Мои догадки на сто процентов подтвердились: ближе всех была Карин, за ней Элинор, Арчи и Энист. В дверях, ведущих в соседнюю комнату, стояла Джесамина, а Роял следил за происходящим через ее плечо.

Я посмотрел на их лица и снова пережил потрясение. Если бы в моем мозгу не стало настолько… просторнее, чем раньше, я забыл бы, что собирался сказать. Но теперь довольно быстро собрался с мыслями.

— Нет, я хочу охотиться как вы, — заверил я Карин. — Это будет правильно.

Карин улыбнулась. Испытывай я потребность в воздухе, у меня перехватило бы дыхание.

— Если бы это было так легко. Но выбор достойный. Мы поможем тебе всем, что в наших силах.

Эдит тронула меня за руку:

— Сейчас нам следует сходить на охоту, Бо. Это ослабит боль в твоем горле.

Когда она упомянула о горле, сухое жжение в нем внезапно вышло для меня на первый план. Я сглотнул. Но…

— Охота? — услышал я свой новый голос. — Я… э… ну, я никогда еще не охотился. Даже обычным образом, с ружьем, поэтому сомневаюсь, что у меня получится… то есть я понятия не имею, как…

Элинор чуть слышно хохотнула.

Эдит улыбнулась:

— Я покажу тебе. Это очень просто, очень естественно. Разве ты не хотел посмотреть, как я охочусь?

— Только мы вдвоем? — решил удостовериться я.

Пару мгновений она выглядела озадаченной, а потом ее лицо разгладилось:

— Разумеется. Как ты захочешь. Пошли, Бо.

Она уже была на ногах, по-прежнему держа меня за руку. Потом я тоже встал, и двигаться было настолько просто, что я задался вопросом, почему мне было так страшно попробовать. Это тело моментально выполняло любое мое желание.

Эдит метнулась к задней стене большой комнаты — стеклянной стене, которая сейчас, ночью, могла служить зеркалом. Я увидел отражение двух проносящихся мимо бледных фигур и остановился. Странно было то, что, когда не ожидавшая этого Эдит, продолжая движение, потянула меня за руку, я остался на месте. Больше того, держал руку Эдит так крепко, что остановил её, причем без малейших усилий.

Но это заметила только часть моего мозга. В основном я смотрел на отражение в стекле.

Я уже видел свое лицо в глазах Эдит, искаженное их сферической формой, причем лишь центр, края не помещались. И как следует разглядел только свои глаза — яркие, почти светящиеся красным. Этого хватило, чтобы отвлечь мое внимание от всего остального. Теперь я видел свое лицо целиком… и шею… и руки.

Если бы кто-нибудь вырезал очертания моей человеческой ипостаси, новая версия по-прежнему уместилась бы в этом пространстве. Но, хотя объем не изменился, все углы стали другими. Жестче, определённее. Будто кто-то изваял меня изо льда, не загладив края.

Мои глаза — из-за цвета их трудно было рассмотреть, но разрез тоже казался иным. Очень неясно, словно вспоминая то, что видел лишь сквозь мутную воду, я восстанавливал в памяти прежнее выражение своих глаз. Нерешительное. Как будто я никогда не знал точно, кто я такой. Позже, после встречи с Эдит — и снова трудно было разглядеть что-то в памяти, а усиленные старания причиняли дискомфорт, — вот тогда взгляд у меня внезапно стал более твердым.

Теперь же твердость сменилась непреклонностью. Доведись мне встретить такого себя в темном переулке, сам испугался бы.

Что, вероятно, имело смысл. Теперь люди должны меня бояться.

На мне по-прежнему были окровавленные джинсы, но рубашка сменилась какой-то незнакомой, бледно-голубой. Я не помнил, как это произошло, но понимал: ни вампир, ни смертный не захотели бы проводить время с существом, залитым рвотой.

— Ничего себе, — сказал я. И встретился взглядом с отражением Эдит.

Это тоже было необычно. Потому что зазеркальный Бо выглядел рядом с Эдит… правильно. Словно был на месте. Не как раньше, когда люди могли лишь предполагать, что она меня жалеет.

— Многое теперь иначе, — отозвалась она.

Я глубоко вдохнул и кивнул:

— Ладно.

Эдит снова потянула меня за руку, и я последовал за ней. Не прошло и четверти секунды, как мы, воспользовавшись стеклянной дверью под лестницей, оказались на задней лужайке.

Не было ни луны, ни звезд — их скрывала слишком плотная облачность. За пределами прямоугольника света, падающего через прозрачную стену, нас должен был встретить непроглядный мрак, но ничего подобного не произошло. Я видел всё.

— Ничего себе, — сказал я снова. — Как круто!

Эдит посмотрела на меня так, словно моя реакция ее удивила. Неужели она забыла, каково это — впервые увидеть мир глазами вампира? Кажется, она говорила, что я больше ничего не буду забывать.

— Нам придется подальше углубиться в лес, — предупредила она меня. — Просто на всякий случай.

Я вспомнил главное из того, что она рассказывала мне об охоте:

— Правильно. Чтобы вокруг не было людей. Понял.

На лице Эдит снова промелькнуло то же удивленное выражение.

— Следуй за мной, — сказала она.

И кинулась бежать по лужайке так быстро, что наверняка стала бы невидимой для моих прежних глаз. Потом, на кромке берега, она взмыла в воздух и, описав высокую дугу, перелетела реку и приземлилась среди деревьев на другой стороне.

— Серьезно? — крикнул я ей вслед.

И услышал ее смех:

— Уверяю тебя, это легко.

Отлично.

Я вздохнул и побежал.

Я никогда не был хорошим бегуном. Кое-как справлялся на ровной дороге, если не отвлекался и постоянно следил за ногами. Ладно, честно говоря, даже при этом я мог запутаться в собственных ногах и упасть.

Теперь всё было совершенно по-другому. Я летел — летел по лужайке, перемещаясь быстрее, чем когда-либо, но ставить ноги точно на нужные места было проще простого. Я чувствовал все мышцы, почти видел их взаимодействие, заставлял их выполнять именно то, что мне необходимо. Добежав до берега, я даже не приостановился. Оттолкнулся от того же камня, который использовала Эдит, после чего почувствовал, что действительно лечу. Река незаметно осталась позади, а я еще рассекал воздух. Пролетев мимо того места, где приземлилась Эдит, я свалился в лес.

С внезапным страхом я осознал, что даже не задумывался о приземлении, но тут оказалось, что моя рука, похоже, знает, как ухватиться за толстую ветку, а тело само изогнулось так, чтобы ступни встретились с землей почти беззвучно.

— Ну и ну! — выдохнул я, не веря в то, что только что испытал.

Я услышал, как через лес бежит Эдит, и ее походка была уже знакома мне, как собственное дыхание. Можно было не сомневаться, что я отличу ее шаги от любых других.

— Мы должны это повторить! — сказал я, едва завидев ее.

Она остановилась в нескольких футах от меня, и на лице ее появилось то самое выражение разочарования, которое было мне так хорошо известно.

Я засмеялся:

— Что ты хочешь знать? Я скажу тебе, о чем думаю.

Она нахмурилась:

— Не понимаю. Ты… в очень хорошем настроении.

— О. Это неправильно?

— Разве ты не чувствуешь невероятной жажды?

Я сглотнул, преодолевая жжение. Оно было неприятным, но не настолько ужасным, как только что закончившийся пожар во всем теле. Боль от жажды была постоянной, и она словно усиливалась, когда я сосредоточивался на ней, но уж очень много всего отвлекало мое внимание.

— Да, когда я о ней думаю.

Эдит расправила плечи:

— Если ты хочешь вначале сделать это, тоже согласна.

Я поглядел на нее, понимая, что явно что-то упускаю:

— «Сделать это»? Что именно?

Секунду-другую Эдит пристально смотрела на меня, во взгляде читалось сомнение. Внезапно она вскинула руки вверх:

— Знаешь, я и правда думала, что, когда твой разум станет больше походить на мой, я смогу слышать твои мысли. Наверное, этого никогда не произойдет.

— Извини.

Она рассмеялась, но в смехе ее слышалась какая-то грустная нотка:

— Ладно тебе, Бо.

— Можешь хотя бы дать подсказку, чтобы я понимал, о чем идет речь?

— Ты хотел побыть со мной наедине, — проговорила она так, словно это было объяснением.

— Э… да.

— Чтобы что-то сказать мне? — она снова встала прямо, напрягшись так, словно ожидала чего-то плохого.

— О… Ну да, наверное, мне много чего нужно сказать. Собственно, одну важную вещь, но я не думал об этом, — видя, насколько Эдит расстроена, чем бы ни было вызвано это недоразумение, я был абсолютно честным. — Мне надо было пойти с тобой вдвоем, потому что… ну, я не хотел грубить, но еще и не испытывал ни малейшего желания заниматься всеми этими охотничьими штуками на глазах у Элинор, — признался я. — Я же понимал, что с большой вероятностью в чем-нибудь облажаюсь, и, хотя пока не так хорошо знаю Элинор, но у меня такое чувство, что она нашла бы это очень забавным.

Глаза Эдит округлились:

— Ты боялся, что Элинор начнет над тобой смеяться? И всё, правда?

— Правда. Твоя очередь, Эдит. Что ты предполагала?

Она помедлила.

— Я подумала, что ты ведешь себя как джентльмен. И предпочитаешь орать на меня наедине, а не при всей моей семье.

Я снова застыл. И задумался, будет ли это происходить каждый раз, когда я удивляюсь. На то, чтобы «отмереть», мне понадобилась целая секунда.

— Орать на тебя? — повторил я. — Эдит… ох! Ты имеешь в виду то, о чем говорила в машине, да? Прошу прощения за это, я…

— Просишь прощения? И за что же, ради всего святого, ты извиняешься на сей раз, Бо Свон?

Она выглядела рассерженной. Рассерженной и очень красивой. Не в силах догадаться, почему она так взвинчена, я пожал плечами:

— Хотел сказать тебе еще тогда, но не мог. То есть не мог даже как следует собраться с мыслями…

— Разумеется, ты не мог собраться с мыслями…

— Эдит! — одним неуловимо быстрым движением я пересек разделяющее нас пространство и положил руки ей на плечи. — Ты никогда не узнаешь, о чем я думаю, если продолжишь перебивать меня.

Гнев на лице Эдит погас, словно она сознательно успокоила себя. Потом она кивнула.

— Хорошо, — сказал я. — В машине… я хотел сказать тебе, что ты не должна просить прощения, и ужасно чувствовал себя из-за того, что ты была такой печальной. Ты не виновата…

Она начала было что-то говорить, поэтому я приложил палец к ее губам.

— И это не так уж плохо, — продолжил я. — Я… ну, голова еще идет кругом, и я понимаю, что нужно обдумать миллион вещей, и мне грустно, конечно, но и хорошо, Эдит. Мне всегда хорошо, когда я с тобой.

Она долго смотрела на меня. Потом медленно подняла руку, чтобы убрать мой палец со своего рта. Я не останавливал ее.

— Ты не зол на меня за то, что я с тобой сделала? — тихо спросила она.

— Эдит, ты спасла мне жизнь! Снова. Из-за чего я должен злиться? Из-за способа, которым ты это сделала? А что еще можно было бы предпринять?

Она выдохнула, словно снова почти рассердилась.

— Как ты можешь?.. Бо, ты должен понимать, что это я виновата во всём. И я не спасла твою жизнь, я отняла ее у тебя. Чарли… Рене…

Я снова приложил палец к ее рту и глубоко вдохнул.

— Да. Это тяжело и будет тяжело еще долго. Возможно, всегда, верно? Но почему я должен винить тебя? Это ведь Джосс… ну, убила меня. А ты вернула меня к жизни.

Она оттолкнула мою руку:

— Если бы я не втянула тебя в свой мир…

Я засмеялся, а она поглядела на меня так, словно я сошел с ума.

— Эдит… если бы ты не втянула меня в свой мир, Чарли и Рене лишились бы меня на три месяца раньше.

Она хмуро уставилась на меня, явно не принимая никаких доводов.

— Помнишь, что я сказал, когда ты спасла мою жизнь в Порт-Анджелесе? Во второй раз или даже в третий. — Сам-то я почти не помнил. Хотя слова легче восстанавливались в памяти, чем образы, и я знал, что выразился тогда примерно так. — Что ты мешаешь судьбе, поскольку я обречен? Ну… а если уж мне суждено было умереть, Эдит… то разве это не самый потрясающий способ?

Целую минуту она молча смотрела на меня, а потом покачала головой:

— Бо, это ты потрясающий.

— Наверное, теперь да.

— И всегда был.

Я ничего не ответил, но мое лицо выдало меня. Или Эдит просто была такой проницательной. Она так хорошо изучила мою мимику, столько времени изо всех сил стараясь понять меня, что немедленно уловила недоговоренность.

— В чем дело, Бо?

— Просто… Джосс сказала кое-что, — я поморщился. Хотя старые воспоминания трудно было сделать отчетливыми, события в танцевальной студии были самыми недавними, самыми яркими.

Эдит стиснула зубы.

— Джосс много чего наговорила, — прошипела она.

— О… — внезапно мне захотелось ударить по чему-нибудь. Но я совершенно не желал ради этого отпускать Эдит. — Ты видела запись.

Ее лицо стало абсолютно белым. Яростным и страдальческим одновременно:

— Да, видела.

— Когда? Я не слышал…

— Наушники.

— Мне жаль, что ты…

Она покачала головой:

— Я должна была. Но забудь об этом сейчас. О каком из ее лживых утверждений ты думаешь? — процедила она сквозь зубы.

Мне понадобилась целая минута.

— Ты не хотела, чтобы я стал вампиром.

— Нет, совершенно не хотела.

— Значит, в этом она не солгала. И ты была так расстроена… Знаю, тебя мучает совесть из-за Чарли и моей мамы, но, наверное, меня больше тревожит то, что это частично из-за того… ну, ты ведь не рассчитывала, что я буду находиться рядом с тобой очень уж долго, не планировала этого… — Ее рот открылся так быстро, что я прикрыл его ладонью. — Потому что, если это так, не беспокойся. Раз ты хочешь, чтобы я через какое-то время ушел, я могу. Ты объяснишь мне, что делать, чтобы из-за меня ни у кого из нас не было неприятностей. Я не ожидаю, что ты будешь терпеть меня вечно. Это не твой выбор, как и не мой. Я хочу, чтобы ты знала, что я это понимаю.

Она ждала, пока я уберу руку от ее рта. Я медленно сделал это, не зная точно, хочу ли услышать то, что она скажет.

Эдит тихо зарычала и блеснула зубами, глядя на меня — и это не было улыбкой.

— Тебе повезло, что я тебя не укусила, — заявила она. — Когда в следующий раз закроешь мне рот ладонью, чтобы сказать что-нибудь настолько же идиотское… и оскорбительное… я сделаю это.

— Прости.

Она закрыла глаза. Обняла меня за талию и положила голову мне на грудь. Мои руки обхватили Эдит, словно действуя сами по себе. Она приподняла лицо, чтобы посмотреть на меня.

— Я хочу, чтобы ты очень внимательно меня выслушал, Бо. То, что ты теперь со мной, что я могу с тобой не расставаться, равносильно осуществлению всех эгоистических желаний, которые у меня когда-либо имелись. Но чтобы сбылось то, чего я хотела, нужно было отнять ровно столько же у тебя. Всю твою жизнь. Я в ярости на себя, разочарована в себе. И очень жалею, что не могу вернуть к жизни ту ищейку, чтобы убить ее собственноручно снова, и снова, и снова… Я не хотела, чтобы ты становился вампиром, вовсе не потому, что ты для меня недостаточно особенный — ты слишком особенный и достоин большего. Мне хотелось, чтобы у тебя было то, чего не хватает всем нам — человеческая жизнь. Но ты должен знать, что если бы это касалось только меня, если бы за это не пришлось расплачиваться тебе, то сегодняшняя ночь была бы для меня счастливейшей в жизни. Почти столетие я смотрела в лицо вечности, и сегодня она впервые кажется мне прекрасной. Из-за тебя. И никогда больше не смей думать, что ты мне не нужен. Ты всегда будешь нужен мне. Я не заслуживаю тебя, но вечно буду тебя любить. Ясно?

Не было сомнений, что она говорила совершенно искренне. В каждом слове звучала правда.

Мое новое лицо расплылось в широкой улыбке.

— Тогда всё в порядке.

Эдит улыбнулась в ответ:

— По-моему, тоже.

— Вот это и было то важное, что я хотел сказать — что я люблю тебя. И всегда буду любить. Я понял это почти сразу. Что ж, если дела обстоят так, с остальным мы, наверное, разберемся.

Я обхватил лицо Эдит ладонями и наклонился, чтобы поцеловать ее. Как и всё остальное, теперь это было так просто. Никакой тревоги, никаких колебаний.

Правда, казалось странным, что мое сердце не выдает безумного соло ударных, что кровь не обращается в паническое бегство по венам. Но что-то во мне звенело, словно под напряжением, каждый нерв моего тела ожил. И не просто ожил — все мои клетки как будто ликовали. Хотелось только вот так держать ее в объятиях — и в следующую сотню лет мне больше ничего не понадобилось бы.

Но Эдит, засмеявшись, оторвалась от меня. На этот раз смех ее был певучим и полным радости.

— Как ты это делаешь? — она продолжала смеяться. — Ведь тебе полагается быть новорожденным вампиром — и вот, пожалуйста, ты спокойно обсуждаешь со мной будущее, улыбаешься мне, целуешь меня. Ты же должен чувствовать жажду — и ничего кроме.

— Я чувствую много чего кроме, — сказал я. — Но и довольно сильную жажду тоже — особенно теперь, когда ты об этом упомянула.

Эдит приподнялась на цыпочки и поцеловала меня — крепко.

— Я люблю тебя. Пойдем поохотимся.

И мы вместе побежали в темноту, в которой не было темно, а я ничего не боялся. Знал, что это будет так же легко, как и всё остальное.

Эпилог

Событие

— Ты уверен, что это была хорошая идея? — спросила она.

— Я должен быть здесь.

— Скажи мне, если почувствуешь, что перестаешь справляться.

Я кивнул.

Мы сидели бок о бок на толстой ветке в кроне высокой тсуги, в сотне футов от земли. Я обнимал Эдит одной рукой, а другую она держала в ладонях. Я чувствовал на себе ее взгляд. Встревоженный.

Ветка под нами раскачивалась на ветру.

Примерно в двух милях отсюда, по Калава Уэй, двигалась вереница машин с включенными фарами, хотя на улице было светло. Мы находились к юго-востоку от них, с наветренной стороны, тщательно подобрав место подальше от любых людей. На таком расстоянии Эдит не могла точно расслышать, о чем думает большинство участников процессии, но это не страшно. Я был уверен, что и так в основном угадаю их мысли.

Первым ехал катафалк. Сразу за ним — знакомый мне патрульный автомобиль. Моя мама сидела на пассажирском сиденье, а Фил — на заднем. Я узнал практически всех и в остальных машинах.

Панихиды я не видел — она проходила в церкви. Но мне должно было хватить и церемонии на кладбище.

Катафалк был лишним. Внутри сгоревшего пикапа обнаружили не так много останков, чтобы для них потребовался гроб. Если бы я мог дать совет родителям, то предложил бы им не тратить попусту деньги и просто воспользоваться погребальной урной. Но, пожалуй, если им от этого легче… Возможно, им действительно хотелось иметь могилу, которую можно было бы навещать.

Я уже видел, куда они собирались опустить меня — вернее, то, что они считали мной. Могила была выкопана вчера, рядом с дедушкой и бабушкой Свон. Они оба умерли, еще когда я был маленьким, так что я знал их не очень хорошо. И надеялся, что они не будут возражать против соседства с незнакомцем.

Я так и не узнал его имени. Не захотел вникать в подробности того, как Арчи и Элинор инсценировали мою смерть. Знал только, что некто примерно моих размеров, похороненный совсем недавно, совершил еще одну последнюю поездку. Я предполагал, что были уничтожены все идентификаторы — зубы, отпечатки пальцев и прочее. Мне было неудобно перед тем парнем, но он, наверное, не возражал. Ведь он ничего не почувствовал, когда где-то в Неваде мой пикап съехал с дороги в овраг и загорелся. Семья уже оплакала его. У них есть надгробие с его именем. Как будет теперь и у моих родителей.

Моя мама и Чарли были среди тех, кто нес гроб. Даже издалека я видел, что Чарли стал выглядеть старше лет на двадцать, а мама двигается словно сомнамбула. Если бы она не держалась за гроб, то вряд ли смогла бы пройти по кладбищу по прямой. Я узнал ее черное платье — она купила его для какого-то официального приема, а потом решила, что оно ее старит, и отправилась в красном. На Чарли был костюм, которого я раньше не видел. Вряд ли только что купленный, скорее, старый — пиджак, похоже, не застегивался, а галстук был немного широковат.

Им помогали Фил, Аллен и его отец, преподобный Вебер. Джереми шел сразу за Алленом. Даже Бонни Блэк держалась за одну из медных ручек, пока Джулс толкала ее кресло.

В толпе я заметил практически всех, кого знал по школе. Большинство из них были в черном, многие обнимали друг друга и плакали. Это меня несколько удивило — далеко не со всеми я был так уж близко знаком. Должно быть, они плакали потому, что это грустно само по себе — когда кто-то умирает всего в семнадцать лет. Вероятно, это вызывало у них мысли о собственной недолговечности, и все в таком духе.

Одна группа выделялась — Карин, Энист, Арчи, Джессамина, Роял и Элинор, все в светло-сером. Они держались прямее и даже на таком расстоянии отличались от остальных цветом кожи… по крайней мере, на вампирский взгляд.

Казалось, что это тянется очень долго. Гроб опустили в могилу, священник произнес что-то вроде речи, — проповедь?.. Мама и отец бросили в могилу цветы, и все неловко выстроились в очередь, чтобы в обязательном порядке сказать пару слов моим родителям. Как мне хотелось, чтобы они оставили маму в покое. Она буквально висела на Филе, и я знал, что ей необходимо прилечь. Чарли держался получше, но выглядел очень нервным. Джулс подвезла к нему Бонни и остановила кресло сзади и чуть сбоку. Бонни потянулась вперед и взяла Чарли за руку. Кажется, это немного помогло. Теперь Джулс стояла так, что я видел ее лицо очень хорошо, а лучше бы, пожалуй, не видеть.

Карин и остальные Каллены были почти в самом конце очереди. Мы смотрели, как они медленно приближаются к моим родителям. Возле мамы они задержались совсем ненадолго, поскольку раньше с ней не встречались. Арчи принес ей стул, за что его поблагодарил Фил — я подумал, уж не увидел ли Арчи, что мама вот-вот упадет.

С Чарли Карин провела больше времени. Я знал, что она извиняется за отсутствие Эдит, объясняя это тем, что та вне себя от горя. Это был не просто предлог, позволивший ей остаться сегодня со мной, такое оправдание еще и закладывало почву для следующего учебного года, когда Эдит по-прежнему будет настолько сильно скорбеть, что Энист решит перевести ее на домашнее обучение.

Я видел, как Бонни и Джулс ушли, пока Чарли еще разговаривал с Карин. Бонни оглянулась и бросила на Калленов мрачный взгляд, после чего вдруг пристально посмотрела в моем направлении.

Разумеется, она не могла нас видеть. Я осмотрелся, пытаясь определить, на что же она глядит. И заметил, что Элинор тоже смотрит на нас — ей не составляло труда нас разглядеть, и она с трудом сдерживала улыбку: Элинор никогда ничего не воспринимала всерьез. Бонни, должно быть, стало интересно, на что это уставилась Элинор.

Через пару секунд Бонни отвела взгляд. Она что-то сказала Джулс, и они продолжили свой путь к машине.

Каллены ушли вслед за Блэками. Очередь поредела, и мои родители наконец освободились. Фил быстро увел маму — священник увез их на своей машине. Чарли остался один, а рабочие стали засыпать могилу. Он не наблюдал за ними, а сел на стул, которым до этого воспользовалась мама, и уставился вдаль, на север.

Я чувствовал, как мышцы лица работают, словно в поисках выражения, соответствующего моему горю. Глаза были слишком сухими — и я заморгал, чтобы избавиться от неприятных ощущений. После очередного вдоха воздух резко вырвался из горла, словно я им подавился.

Руки Эдит крепко обвились вокруг моей талии. Я зарылся лицом в ее волосы.

— Мне так жаль, Бо. Я никогда не хотела для тебя такого.

Я молча кивнул.

Мы просидели так довольно долго.

Она подтолкнула меня, когда Чарли уходил, чтобы я смог посмотреть, как он уезжает.

— Хочешь домой? — спросила она.

— Может, чуть позже.

— Хорошо.

Мы сидели, глядя на почти опустевшее кладбище. Начинало смеркаться. Несколько служащих убирали стулья и мусор. Один из них унес мою большую фотографию — школьное фото с начала учебного года, еще из Финикса. Мне оно никогда особо не нравилось. Я едва узнал этого мальчика с неуверенными голубыми глазами и несмелой улыбкой. И с трудом вспомнил, каково было им быть. Сложно представить, каким этот парнишка выглядел для Эдит в самом начале.

— Ты никогда не хотела для меня такого, — медленно сказал я. — А чего ты хотела? Как представляла себе ход событий — учитывая тот факт, что я навсегда остался бы влюбленным в тебя?

Она вздохнула.

— В лучшем случае? Я надеялась… что мне хватит сил быть с тобой вместе, пока ты человек. Что мы могли бы стать… чем-то большим, чем просто парнем и девушкой. Когда-нибудь, если бы со временем ты не устал от меня, — больше, чем просто мужем и женой. Состариться вместе нам было бы не суждено, но я оставалась бы с тобой до твоей старости. Шла бы с тобой рядом через все отмеренные тебе годы, — она на секунду замолчала. — А потом, когда твоя жизнь закончилась бы… я не захотела бы оставаться без тебя. И нашла бы способ последовать за тобой.

Ее, кажется, испугал мой смех. Не слишком бодрый, но я не ожидал, что смеяться будет приятно.

— Это была очень, очень плохая идея, — сказал я ей. — Можешь представить время, когда люди считали бы меня твоим отцом? Дедушкой? Да меня бы, наверное, посадили под замок.

Эдит неуверенно улыбнулась.

— Меня это не беспокоило бы. И кто бы ни лишил тебя свободы, я организовала бы тебе побег.

— Но ты вышла бы за меня? — уточнил я. — Правда?

Теперь ее улыбка стала шире.

— Это по-прежнему в силе. Арчи видел.

Я пару раз моргнул.

— Ух ты. Я… крайне польщен. Ты правда согласилась бы стать моей женой, Эдит?

— Это предложение?

На раздумья у меня ушла доля секунды.

— Конечно. Да, предложение. Выйдешь за меня?

Эдит обняла меня.

— Разумеется. Когда захочешь.

— Ух ты, — повторил я. Потом тоже обнял ее и поцеловал в макушку. — Но всё же, думаю, при другом варианте у меня получилось бы лучше.

Эдит отстранилась, чтобы посмотреть на меня, и лицо ее снова стало печальным.

— Любой другой вариант закончился бы тем же самым.

— Но можно было бы… получше попрощаться, — мне не хотелось думать о своих последних словах Чарли, но они постоянно крутились в голове. О них я сожалел сильнее всего. К счастью, это воспоминание было не очень отчетливым, и я надеялся, что со временем оно станет совсем смутным. — Например, вначале мы поженились бы? Знаешь, закончили бы школу, отучились пару лет в колледже, а потом устроили бы шикарную свадьбу, пригласив на нее всех знакомых? Позволили бы им увидеть, как мы счастливы вместе. Произнесли бы слезливые речи — воспользовавшись ими для того, чтобы сказать всем, как сильно мы их любим. А затем уехали бы обратно в какой-нибудь очень удаленный колледж…

Эдит вздохнула.

— Неплохо придумано. Хотя в итоге всё закончилось бы двойными похоронами.

— Наверное. Но, возможно, мы были бы очень заняты весь год, а когда я стал бы зрелым вампиром и научился держать себя в руках, то смог бы с ними снова увидеться…

— То-о-очно, — протянула она, закатывая глаза. — И тогда нам оставалось бы волноваться только о том, что мы никогда не стареем… и о том, что окажемся в немилости у Вольтури… Уверена, это закончилось бы отлично.

— Ладно, ладно, ты права. Другого варианта не было.

— Мне жаль, — тихо произнесла она снова.

— В любом случае, Эдит. Если бы мне хватило мозгов не сбегать на встречу с этой ищейкой… — она зашипела, но я продолжил говорить: — …то удалось бы лишь получить отсрочку. Мы все равно пришли бы к этому. Ты — жизнь, которую я выбираю.

Она улыбнулась, сначала нерешительно, а затем неожиданно широко, показывая ямочки на щеках.

— Кажется, в моей жизни не было смысла, пока я не встретила тебя. Ты — жизнь, которую я ждала.

Я обхватил ее лицо ладонями и поцеловал, а ветка под нами раскачивалась взад-вперед. Я даже представить себе не мог такую жизнь. Она дорого обошлась мне, но я заплатил бы эту цену, даже имея на раздумья все время мира.

Мы оба почувствовали, как в кармане у Эдит завибрировал телефон.

Я решил было, что это Элинор, которая звонит, чтобы саркастично полюбопытствовать, не заблудились ли мы по дороге домой, но тут Эдит ответила:

— Карин?

Всего через секунду глаза Эдит округлились. Слышно было, как Карин говорит что-то на предельной скорости. Не выпуская из руки мобильника, Эдит оттолкнулась от ветки.

— Уже иду, — пообещала она, падая к земле и цепляясь по пути за ветки. Я быстро последовал за ней. Когда я спрыгнул на землю, Эдит уже бежала и даже не замедлила шаг, чтобы я ее догнал.

Должно быть, дело действительно серьезное.

Я вкладывал в бег все силы, используя дополнительную мощь новорожденного. Этого хватало, чтобы удерживать Эдит в поле зрения, пока она самым прямым маршрутом неслась к дому. Мои шаги были почти в три раза длиннее, чем ее, но все равно погоня за ней была сродни преследованию молнии.

И только недалеко от дома Эдит позволила мне настичь ее.

— Осторожнее, — предупредила она. — У нас гости.

И снова сорвалась вперед. Теперь я прилагал еще больше стараний, чтобы держаться прямо за ней. Мне интуитивно не нравились эти гости. Я не хотел, чтобы она встретилась с ними без меня.

Рычание донеслось до меня еще до того, как мы выбежали на берег. Перелетев реку одним низким прыжком, Эдит помчалась по лужайке. Стеклянную стену скрывали опущенные металлические ставни. Эдит обогнула дом с юга. Я не отставал.

Она перепрыгнула через перила и приземлилась на крыльце, где собрались все Каллены, сбившиеся в плотную группу и готовые защищаться. Карин стояла на пару шагов впереди, хотя, как я понял, этот факт не вызывал восторга у остальных. Она наклонялась в сторону ступенек с мольбой на лице. Эдит бросилась к ней, и из темноты перед домом донеслось чье-то рычание.

Я запрыгнул на крыльцо, а когда попытался подойти к Эдит, Элинор дернула меня за руку обратно.

— Пусть переводит, — пробормотала она.

Готовый вырваться — даже у Элинор не хватило бы сил остановить меня, пока я так молод, — я посмотрел через плечо Карин, чтобы увидеть вампиров, с которыми мы столкнулись. Не знаю точно, чего я ожидал. Вероятно, многочисленную группу, поскольку Каллены заняли такую явную оборонительную позицию.

Но я не был готов увидеть трех волков размером с лошадь.

Они больше не рычали, а, вскинув головы, направили носы в мою сторону.

Стоящий впереди — черный как смоль и крупнее остальных, хотя и те были раза в три больше самого огромного волка, какого я только мог себе вообразить, — шагнул к нам, скаля зубы.

— Сэм, — резко сказала Эдит. Зверь повернулся, чтобы посмотреть на нее. — Вы не имеете права здесь находиться. Мы не нарушили договор.

Чудовищный черный волк ответил ей рычанием.

— Они не нападали, — сообщила Карин, обращаясь к Эдит. — Не знаю, чего они хотят.

— Чтобы мы ушли. Пытались прогнать вас.

— Но почему? — спросила Карин.

Казалось, волки прислушиваются к каждому слову. Неужели понимают?

— Они думали, что мы нарушили договор — убили Бо.

Большой волк раскатисто и басовито зарычал. Подобный звук может издавать пила, которой водят по проволочной сетке.

— Но… — начала Карин.

— Разумеется, — ответила Эдит, не давая ей закончить. — И все равно они считают, что мы нарушили договор — сами решили изменить Бо.

Карин посмотрела на волков:

— Смею вас заверить, все было не так.

Тот, кого Эдит назвала Сэмом, продолжал рычать. Слюна капала с его оскаленных клыков.

— Бо, — пробормотала Эдит. — Можешь им рассказать? Нам они не поверят.

Все это время я стоял, неподвижно застыв. И попытался опомниться от удивления, пока шел к Эдит.

— Я не понимаю. Кто они? О каком договоре идет речь? — я прошептал эти слова как можно быстрее, но по навострившимся ушам волков и их внимательным взглядам было ясно, что они слушают.

Волки, которые понимают английский? Элинор сказала, что Эдит переводит. Разве она говорит по-волчьи?

— Бо, — сказала Эдит в полный голос. — Это волки племени квилетов. Помнишь ту историю?

— Ту… — я уставился на могучих животных. — Они оборотни?

Черный волк зарычал еще громче, но темно-бурый, стоявший позади, издал странное фырканье, очень похожее на смех.

— Не в общепринятом смысле, — ответила Эдит. — Много лет назад мы заключили договор с другим вожаком стаи. Они думают, что мы нарушили соглашение. Расскажешь им, как тебя изменили?

— Э… ладно… — я посмотрел на черного волка, который явно был главным. — Я, э… Бо Свон…

— Она знает, кто ты. Вы с Сэм уже однажды встречались — на пляже в Ла-Пуш.

«Она». Туманные человеческие воспоминания на мгновение отвлекли меня. В памяти всплыл образ высокой женщины, которую я видел в Ла-Пуш. А еще слова Джулс о том, что волчицы приходятся ей сестрами. И что ее прапрабабка заключила договор с хладными.

— О… — сказал я.

— Просто объясни ей, что произошло.

— Хорошо, — я снова посмотрел на волчицу, пытаясь как-то представить себе внутри нее ту рослую женщину. — Э… несколько недель назад здесь появилась ищейка… э… вампирша-ищейка. Ей понравился мой запах. Каллены велели ей убираться. Она ушла, но Эдит узнала о намерении ищейки убить меня. Я уехал обратно в Финикс, чтобы спрятаться там, пока Каллены не… ну, пока они не позаботятся о ней, понимаете, о чем я? Однако эта ищейка догадалась, где я, и настигла меня. Для нее это было только развлечением, игрой с Калленами, а я — лишь пешкой. Но ей мало было просто прикончить меня. Она… наверное, можно сказать, что она играла со своей едой. Ищейка не успела убить меня — Каллены подоспели раньше, — однако к тому моменту она уже меня укусила. Эй, у нас сохранилось то видео? — я бросил взгляд на Эдит, которая не сводила глаз с волков. Она покачала головой. Я снова повернулся к Сэм: — Очень жаль. Эта ищейка постоянно вела видеозапись. Я мог бы показать вам, что именно тогда случилось.

Волки переглянулись. Эдит прищурилась, явно сосредоточенно читая их мысли. Внезапно черная волчица снова пристально посмотрела на Эдит.

— Это приемлемо, — сказала Эдит. — Где?

Черная волчица фыркнула, а потом все трое оборотней попятились от дома. Оказавшись возле деревьев, они развернулись и побежали в лес.

Все Каллены столпились вокруг Эдит.

— Что случилось? — спросила Карин.

— Они не уверены, как следует поступить, — ответила Эдит. — Их попросили выгнать нас. Сэм — фактически вождь племени, но только тайно. И она не является прямым потомком старейшины, с которой мы заключали договор. Они хотят, чтобы мы поговорили с нынешним вождем, родной правнучкой последней предводительницы волков.

— Но… разве это не Бонни? — ахнул я.

Эдит посмотрела на меня:

— Да. Они хотят встретиться на нейтральной территории, чтобы Бонни могла увидеть тебя и принять решение.

— Увидеть меня? Но я же не могу настолько приблизиться…

— Ты сумеешь, Бо, — заверила меня Эдит. — Ты самый рассудительный новорожденный из всех, кого я когда-либо встречала.

— Это правда, — подтвердила Карин. — На моей памяти никто не приспосабливался настолько легко. Если бы я не знала точно, то решила бы, что тебе уже лет десять.

Не то чтобы я заподозрил их во лжи — просто подумал, что, возможно, они не совсем понимают масштабы своего предложения:

— Но это же Бонни. Лучшая подруга моего отца. А вдруг я причиню ей вред?

— Мы будем с тобой, — сказала Элинор. — И не дадим тебе наделать глупостей.

— Вообще-то… — начала Эдит. Элинор потрясенно посмотрела на нее. — Они просили, чтобы нас было не больше трех — столько волков в их стае. Я уже согласилась. Бо первый, я вторая, а третьей должна быть Карин.

Видно было, что Элинор обиделась.

— Это не опасно? — спросил Энист.

Эдит пожала плечами:

— Это не засада.

— Или же они еще не решили ее устроить. Пока не решили, — уточнила Джесамина.

Она стояла в защитной позе рядом с Арчи, а с тем творилось что-то неладное. Похоже, он был слегка ошеломлен.

— Арчи? — окликнул я его. Впервые за время нашего знакомства он выглядел так… словно отставал от событий, а не опережал их, как обычно.

— Я их не видел, — прошептал он. — Не знал, что они приближаются. И сейчас не вижу… не вижу эту встречу. Как будто ее не будет.

Я понял, что это новость только для меня. Остальные были в курсе еще до нашего прихода, а Эдит уже прочитала всё в голове Арчи.

— И что это значит? — спросил я.

— Мы не знаем, — резко ответила Эдит. — И сейчас некогда выяснять. Нам нужно оказаться там раньше них. Нельзя дать им возможность передумать.

— Всё будет в порядке, — сказала Карин, обращаясь к остальным и не сводя взгляда с Эниста. — Эти волки просто пытаются защитить местное население. Они герои, а не злодеи.

— Они считают злодеями нас, — заметил Роял. — Герои они или нет, всё же нужно признать, что они наши враги, Карин.

— Нам не обязательно быть врагами, — прошептала Карин.

— Так или иначе, сегодня это не имеет значения, — добавила Эдит. — Этим вечером Бо должен объяснить всё Бонни, чтобы нам не пришлось выбирать между весьма подозрительным отъездом из Форкса и дракой с тремя волками, которые едва достигли совершеннолетия и всего лишь пытаются защитить своё племя.

— Арчи не может видеть, опасно ли это для вас, — напомнила ей Джесамина.

— С нами всё будет хорошо. Бонни не захочет причинить вред Бо.

— Не уверена, что сейчас это соответствует истине. Зато знаю, что Бонни без малейших проблем будет смотреть, как причиняют вредтебе.

— Я хорошо слышу мысли волков. Им не удастся застать нас врасплох.

— Скажи нам, куда выдвигаться, — попросила Элинор. — Мы будем держаться поодаль и вмешаемся, только если вы позовете.

— Я дала обещание, и нет оснований его нарушать. Нам нужно, чтобы они поняли, что могут доверять нам, причем сейчас больше, чем когда-либо. Нет! — Эдит явно отреагировала на какое-то мысленное возражение Джесамины. — Нам пора. Скоро вернемся.

Элинор что-то проворчала, но Эдит не обратила на это никакого внимания.

— Бо, Карин, пошли.

Я сорвался с места вслед за Эдит и услышал, что Карин поступила так же. На этот раз Эдит бежала не так быстро, и мы с Карин легко выдерживали темп.

— Ты кажешься очень уверенной, — сказала Карин.

— Успела рассмотреть их намерения. Волки тоже не хотят драки против нас восьмерых. Они знают, что не победят, если дело дойдет до настоящего сражения.

— Не может дойти. Я их не трону.

— Я не говорю, что не согласна. Но наш поспешный отъезд повлечет за собой проблемы.

— Знаю.

Я слушал, но мыслями был далеко, раздумывая о Бонни и Чарли, и о том, что сейчас мне не полагается находиться рядом с людьми. Я много слышал от остальных, особенно от Джесамины, о годах новорожденности и не был готов попытаться стать первым исключением из правил. Да, мне не составило труда усвоить основное, и все удивлялись тому, насколько я был… спокойным, но это другое. Эдит прикладывала много стараний, чтобы я никогда не подвергался самому главному искушению — убить кого-нибудь. И если сегодня я облажаюсь, то не только разрушу мир моего отца — а ведь ему сейчас как никогда нужна дружеская поддержка, — но и спровоцирую что-то вроде войны между Калленами и огромными оборотнями.

В новом теле я никогда не чувствовал себя неуклюжим, но внезапно надо мной нависло знакомое чувство обреченности. У меня снова появился шанс испортить всё чрезвычайно эффектным образом.

Эдит вела нас на северо-восток. Мы пересекли автостраду в том месте, где она поворачивает на восток, к Порт-Анджелесу, и некоторое время бежали на север по проселку. Эдит остановилась на обочине темной дороги там, где к ней примыкала большая пустошь — результат недавней работы лесорубов.

— Эдит, кажется, я не сумею это сделать.

Она взяла меня за руку:

— Мы с наветренной стороны. Если что-нибудь случится, мы с Карин постараемся остановить тебя. Просто помни, что не нужно драться с нами.

— А вдруг это будет сильней меня? Что, если я раню тебя?

— Не впадай в панику, Бо, ты справишься, я знаю. Задержи дыхание. Если станет совсем плохо, беги прочь.

— Но Эдит…

Она приложила палец к губам и повернулась к югу.

Вскоре после ее слов из-за поворота показался свет фар.

Я ожидал, что машина проедет мимо. В конце концов, эти волки просто не поместились бы в небольшом седане. Но, плавно замедлив ход, автомобиль остановился недалеко от нас, и стало ясно, что внутри находятся Бонни и еще кто-то за рулем.

Потом из леса за дорогой показались двое волков. Они разделились, чтобы встать по обе стороны от седана — это выглядело мерой безопасности. Женщина-водитель вышла из машины и направилась к пассажирской дверце, чтобы помочь выбраться Бонни. Я был уверен, что это не Сэм, хотя волосы у этой женщины были такие же короткие. Я уставился на нее, пытаясь понять, встречал ли и ее на пляже, но она показалась мне незнакомой. Такая же рослая, как Сэм, она выглядела сильной.

И, очевидно, не только выглядела. Она взяла Бонни на руки и вынесла ее из машины, словно пожилая женщина вообще ничего не весила. Примерно так же, как Каллены раньше перекидывались мной, будто пуховой подушкой. Возможно, эти волчицы — поскольку это явно была серая волчица, которой не хватало до первоначального состава трио, — и в человеческом виде были сильнее обычных людей.

Сэм и темно-бурая волчица пошли впереди, а высокая женщина с Бонни на руках следовала за ними. Сэм остановилась в добрых тридцати ярдах от нас.

— У меня не такое острое зрение, как у вас, — услышал я раздраженную реплику Бонни. Сэм осторожно продвинулась еще на десять ярдов.

— Здравствуй, Бонни, — сказала Карин.

— Мне плохо видно, Пола, — снова пожаловалась Бонни. Ее голос показался мне грубым и в то же время слабым — уже целый месяц я не слышал никого, кроме вампиров. Группа волков и людей медленно приближалась, пока они не оказались всего в десяти ярдах от нас. Я задержал дыхание, хотя легкий ветерок по-прежнему дул мне в спину.

— Карин Каллен, — холодно сказала Бонни. — Мне следовало догадаться раньше, но я поняла, что случилось, только когда увидела тебя на похоронах.

— И всё же ты ошиблась, — сказала Эдит.

— Так говорит Сэм, — возразила Бонни. — Я же не уверена, что она права, — она коротко взглянула на меня и вздрогнула.

— У нас есть лишь слово Бо и наше слово. Поверишь ли ты? — спросила Эдит.

Бонни хмыкнула, но ничего не ответила.

— Пожалуйста, — сказала Карин, и ее тон был гораздо дружелюбнее, чем у Эдит и Бонни. — Мы ни разу не причинили вреда никому из живущих здесь. И не начнем теперь. Для нас будет лучше не уезжать немедленно, в противном случае мы уехали бы без малейших возражений.

— Вы не хотите выглядеть виноватыми, — язвительно согласилась Бонни.

— Да, не хотелось бы, — сказала Карин. — И мы действительно ничего не нарушили.

Бонни посмотрела на меня:

— Тогда где же Бо? Вы ведь не рассчитываете убедить меня, что он внутри этой отдаленно напоминающей его штуки? — в ее голосе звучала боль и не менее сильная ненависть. Меня удивила такая реакция. Неужели я и правда настолько изменился? И может казаться, что меня здесь вообще нет?

— Бонни, это я, — нарушил я молчание.

При звуке моего голоса она поморщилась.

У меня закончился воздух. Сжав руку Эдит, я сделал неглубокий вдох. Ветер все еще дул сзади, и ничего плохого не произошло.

— Знаю, что выгляжу и говорю немного по-другому, но это по-прежнему я, Бонни.

— Так я тебе и поверила.

Я беспомощно поднял свободную руку:

— Не знаю, как убедить вас. Я сказал Сэм правду: меня укусила другая вампирша. Она и убила бы меня, но Каллены подоспели вовремя. Они не сделали ничего плохого. И всегда пытались меня защитить.

— Если бы они тебя не втянули, этого никогда не случилось бы! Жизнь Чарли не разбилась бы вдребезги… а ты остался бы парнишкой, которого я знала.

Мне уже приходилось спорить на эту тему, поэтому я был готов:

— Бонни, вы кое-чего обо мне не знаете… Мой запах был уж очень привлекательным для вампиров. — Ее передернуло. — И, если бы здесь не было Калленов, те, другие, вампиры всё равно пришли бы в Форкс. Вероятно, они убили бы не только меня, но могу вас заверить, что, если бы Чарли выжил, сейчас ему точно так же не хватало бы меня. А от того парнишки, которого вы знали, вообще ничего не осталось бы. Вы этого, возможно, не в состоянии увидеть, но я по-прежнему здесь, Бонни.

Она покачала головой, но, по-моему, была уже не такой сердитой. Скорее грустной. Она посмотрела на Карин:

— Признаю, договор не нарушен. Расскажешь мне о ваших планах?

— Мы останемся здесь еще на год. Уедем после того, как Эдит и Арчи закончат школу. Это будет выглядеть естественно.

Бонни кивнула:

— Хорошо. Мы подождем. Приношу извинения за наш сегодняшний проступок. Я… — она вздохнула. — Это была ошибка. Я… перенервничала.

— Мы понимаем, — мягко сказала Карин. — Никто не пострадал. Может быть, произошедшее даже к лучшему. Всегда полезно достичь максимального понимания. Возможно, нам даже удастся еще раз поговорить когда-ни…

— Договор не нарушен, — тон Бонни был резким. — Не проси от нас чего-то большего.

Карин кивнула.

Бонни еще раз поглядела на меня, и лицо ее омрачилось.

Тут ветер сменил направление.

Эдит и Карин одновременно схватили меня под руки. Глаза Бонни округлились, потом она сердито прищурилась. Сэм рыкнула.

— Что вы с ним делаете? — спросила Бонни требовательно.

— Защищаем вас, — резко ответила Эдит.

Темно-бурая волчица продвинулась на полшага вперед.

Я быстро вдохнул, готовясь убежать, если это будет плохо.

Это было плохо.

Запах Бонни, словно огонь, опалил мою глотку, но это было не просто больно. Ее аромат оказался в тысячу раз более притягательным, чем запах любого из тех животных, на которых я охотился, просто никакого сравнения. Всё равно как кто-то помахал бы у меня перед носом идеально приготовленным бифштексом после того, как я целый год питался прогоркшими крекерами. Нет, даже хуже. Я никогда не употреблял наркотиков, но точнее сравнения с героином, которое использовала когда-то Эдит, наверное, ничего не придумаешь.

И всё же, хотя желание утолить жажду было сильным… очень сильным… однако я тут же осознал, что это не обязательно. Мне не хотелось бы оказаться ближе к Бонни, нет, но я был уверен, что даже и при этом смогу сдержаться. Я ожидал, что, когда моя сущность новорожденного вампира поднимет свою уродливую голову, не в состоянии буду думать или принимать решения. Перестану быть личностью, сделаюсь зверем.

Но это по-прежнему был я. Изнывающий от жажды, и всё-таки я.

На то, чтобы разобраться во всём этом, у меня ушло всего полсекунды.

— Нет, не волнуйтесь, Бонни, — быстро сказал я. — Я еще не освоился, и они не хотят, чтобы я… сорвался, понимаете? Но я в порядке.

Эдит медленно отпустила мою руку. Карин посмотрела на меня, и на ее лице появилось что-то вроде… благоговения.

Глаза Бонни оставались прищуренными, однако я видел, что она еще и в недоумении. Вероятно, не ожидала, что мое поведение окажется настолько похожим на прежнее. Я решил воспользоваться этой внезапно подвернувшейся возможностью. Снова вдохнул и, хотя это было так же мучительно, понял, что справляюсь.

— Что ж, похоже, мне не представится шанса еще раз поговорить с вами, — сказал я. — Жаль, что это так. Наверное, я еще не знаю всех правил. Но, поскольку вы здесь, если я могу попросить об одном одолжении…

Ее лицо снова посуровело:

— О каком?

— Мой отец, — у меня опять странно перехватило дыхание, и я вынужден был секунду-другую помолчать, прежде чем сумел продолжить. Эдит положила руку мне на спину, но на сей раз чтобы утешить. — Пожалуйста, просто… позаботитесь о нем? Не позволяйте ему слишком долго быть одному. Я никогда не хотел такого для него… или для мамы. Это тяжелее всего. Что касается меня, все хорошо. Я в порядке. Если бы я мог хоть чем-то помочь им, то сделал бы всё, что в моих силах, но нельзя. Вы присмотрите за ним? Пожалуйста.

На некоторое время выражение лица Бонни сделалось непроницаемым. Невозможно было понять, что за ним кроется. Жаль, что я не умею читать мысли, как Эдит.

— Я сделала бы это в любом случае, — наконец ответила Бонни.

— Знаю. Но не удержался от просьбы. Как вы думаете… вы не против известить меня, если когда-нибудь появится что-то, что я смогу для него сделать? Ну, знаете, не показываясь на глаза?

Она медленно кивнула:

— Кажется, тут действительно что-то осталось от Бо.

Я вздохнул. Она все равно не поверила бы, если бы я сказал, что от меня осталось всё, просто кое-что добавилось.

— Я могу сделать для тебя ещё что-нибудь?

Изумленный этим предложением, я на долю секунды замер. Похоже, Эдит и Карин тоже удивились. Но мне действительно нужно было кое-что еще.

— Если… — начал я. — Вы когда-нибудь расскажете Джулс что-то об этом? — я посмотрел на огромных волчиц, стоявших рядом с Бонни. — Или навсегда сохраните в секрете?

На ее лице промелькнуло непонятное мне выражение:

— Джулс всё станет известно довольно скоро.

— О. Ладно. Ну, если ей можно узнать обо мне, скажете, что я счастлив? Быть вампиром — в целом не так уж плохо.

Бонни вздрогнула.

— Я передам ей твои слова.

— Спасибо, Бонни.

Она кивнула, потом посмотрела на высокую девушку, которая принесла ее, и повела подбородком в ту сторону, откуда они пришли.

Когда они поворачивались, я заметил на глазах Бонни слезы.

Волчицы тоже отступили.

Я надеялся, что наша встреча с Бонни была не последней. И что, когда Джулс тоже доверят этот секрет, мне позволят повидаться и с ней. Или хотя бы еще раз поговорить. Верил, что, возможно, когда-нибудь волки поймут: Каллены — тоже положительные герои.

Машина, увозящая Бонни, уехала. Волки исчезли за деревьями. Я ждал, когда Эдит закончит прислушиваться к их удаляющимся мыслям.

— Расскажи мне, — попросил я.

Она улыбнулась:

— Обязательно, только дома… чтобы не пришлось заново пересказывать всё это. Очень уж много, — и она покачала головой, словно поражаясь чему-то.

Мы побежали. Не так быстро, как в прошлый раз.

— Ха. Настоящие оборотни. Этот мир даже более странен, чем мне казалось, — сказал я.

— Согласна, — ответила Эдит.

— Еще бы — вы же думали, что оборотней здесь больше нет. Должно быть, их появление стало чем-то вроде шока.

— Вовсе не они оказались самым шокирующим из того, что я увидела этим вечером. — Я посмотрел на нее, потом на Карин. Та улыбнулась, словно в ответ на какую-то понятную только ей шутку. — Другими словами, я знала, что ты особенный, Бо, но там произошло нечто невиданное. Джесамина не поверит.

— О. Но… — я уставился на Эдит. — Ты же говорила, что не сомневаешься во мне.

Она сверкнула ямочками:

— Ну, я была уверена, что ветер не изменится.

Карин рассмеялась, потом они с Эдит переглянулись. Карин ускорила шаги, а Эдит побежала медленнее. Через секунду мы с ней остались вдвоем.

Я побежал в одном темпе с Эдит и остановился, когда остановилась она. Она обхватила ладонями мое лицо.

— Это был долгий день. И трудный. Но я хочу, чтобы ты знал: ты необыкновенный, и я люблю тебя.

Я крепко прижал ее к себе:

— Я справлюсь с чем угодно, когда ты со мной.

Она обняла меня за шею:

— Тогда я с тобой и останусь.

— Навеки, — сказал я.

— Навеки, — согласилась она.

Я наклонялся, пока наши губы не встретились.

Вечность обещала быть потрясающей.

Послесловие

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Вот мы и встретились снова, милый читатель.

Знаю, это слишком — ожидать от тебя, что ты прочтешь и предисловие, и послесловие, но есть кое-что, что мне хотелось сказать, а сделать это предварительно я не могла, поскольку не желала испортить тебе удовольствие от чтения.

Ну что ж, я безусловно сжульничала. Концовка моей «истории наоборот» не соответствует концовке оригинала, и я совершенно об этом не жалею. Это было захватывающе, и мне очень понравилось писать альтернативный финал.

Но поспешу заявить, что превращение Бо в вампира никак не связано с тем фактом, что он парень, а не девушка. Это изменение не значит также, что оно мне нравится больше, или что я считаю оригинал «неправильным». Просто всегда существовал огромный вопрос: а что если? И мне хотелось узнать, как бы это ощущалось, окажись «Сумерки» концом истории. Если бы Белла, как Бо, покинула аэропорт всего на пять минут раньше.

Очень радует, что в этой истории Бо и Эдит гораздо раньше оказываются вместе, преодолевают главную преграду между ними. Но в этом и много грусти. На долю оставшейся человеком Беллы выпало гораздо больше страданий, чем пришлось перенести Бо, и все же я знаю, что она сказала бы в итоге: оно того стоило. С Бо все будет хорошо — даже больше, чем просто хорошо, он будет очень счастлив. Но у него навсегда осталось то самое единственное большое сожаление. Белла смогла навести в своей жизни порядок и уверена, что получила лучший исход своей истории.

Вот и подошла к концу история Бо и Эдит. Предоставляю тебе свободу пофантазировать об остальном: когда, где, как они поженятся, как Виктор попытается отомстить, что скажут друг другу при встрече Бо и Джулс, станут ли Бо и Роял когда-нибудь друзьями, окажутся ли Вольтури во главе с Сульпицией более милосердными и менее коррумпированными (я именно так и считаю). Надеюсь, тебе понравился новый взгляд на Сумерки, который, на самом деле, совсем не нов (кроме концовки, за которую я извиняться не буду).

Еще раз хочу поблагодарить за все, что ты, читатель, значил для меня на протяжении этих десяти лет.

Спасибо!

Стефани

P.S. Для этого произведения я не составляла плейлист, как делаю обычно, потому что музыки, которую я слушаю сейчас, еще не существовало в 2005 году, когда начиналась эта история, и такой вариант казался неправильным. Но если тебе интересно, какой «саундтрек» звучал в моей голове во время работы над «Жизнью и Смертью», то в основном это были три альбома: «Royal Blood» одноименной группы, «Seeds» («TV on the Radio») и «2.0» («Big Data»).