Читать онлайн Скрытни бесплатно

Алиса

Алиса сидела за ширмой и дрожала. То, что она увидела, заставило её покрыться холодным потом, испытать ни с чем не сравнимый ужас, какого до сих пор она не испытывала и вряд ли когда-то испытает впредь. Немощный старик, который лежал в их больнице и был похож на тяжело больного и умирающего, вдруг совершил невозможное. У Алисы до сих пор не укладывалось в голове, как он встать-то смог. Привезли старика неделю назад. За глаза его называли Кощей, потому что он был похож на скелет, обтянутый кожей, реально как будто Кощей из сказки. Он не мог сам даже сесть. Его надо было кормить с ложечки, поить, давать утку и помогать подсунуть её под себя. Короче, он не мог ничего. Откуда он такой взялся – непонятно. Где он должен был находиться, чтобы так жутко истощать. Алиса, когда его впервые увидела, вспомнила жуткие кадры хроники времён Великой Отечественной Войны, эпизоды про освобождение людей из концентрационных лагерей. Вот те несчастные люди так выглядели, верней уже счастливые, потому что их освободили. Но выглядели они всё равно ужасно. В голове не укладывается как можно было довести до такого людей. Что же за нелюдем надо быть, чтобы допустить такое и нигде ничего не ёкнуло. Так вот этот старик выглядел также. И это было ужасно. Предположили, что он был одинокий, заболел и никто даже не позаботился о нём, не сходил в магазин, не принёс продукты. В итоге старик помимо болезни ещё и исхудал. Кожа вся сморщилась, висела складками, лицо было в морщинах, за которыми не было видно глаз. Ощущение было, что даже лысый череп в морщинах. Губы были почти бесцветными и провалились, щёки ввалились. Цвет кожи был какой-то странный жёлто-бежевый, из-за многочисленных морщин казалось, что старик какого-то грязного серо-коричневого цвета.

За неделю, что старик пролежал в больнице он ничуть не поправился и лучше выглядеть не стал. Он был таким же худым и слабым. Сегодня было дежурство Алисы. Она надеялась, что после двух выходных увидит изменения в старике, заметит улучшения. Нет, всё было точно также. Правда у Алисы возникло странное чувство, что старик притворяется. Она гнала от себя эти мысли, ругала себя – вот лежит же скелет, обтянутый кожей. Веки прикрыты истончённой кожей. Не спит, видно, как двигаются глаза. Вроде как ему даже глаза открыть сложно. Хотя глазные яблоки двигаются и быстро. Сменщица сказала, что вчера умер один из пациентов той палаты, где лежал старик. Это было странно, так как мужчина, хоть и пожилой, вроде бы пошёл на поправку. Все думали, что худшее позади, но вдруг ему резко стало плохо и он угас буквально на глазах.

В палату перевели нового больного из реанимации. Этот тоже пошёл на поправку. Когда его перевели, он шутил, смеялся, подтрунивал над медсёстрами и вообще выглядел вполне здоровым и цветущим. Всё говорил, что не пролежит и недели, выпишется, что нечего ему тут делать. Однако ночью у него случился приступ, и к тому моменту, когда пришёл дежурный врач, спасать было уже некого. Всё произошло стремительно.

Днём, в палату положили вновь поступившего больного. Кто-то из сестёр в сердцах сказал в сестринской, что палата стала проклятой, особенно это место, на которое уже третьего больного за двое суток кладут. Ещё одна, вторя ей, добавила, что это кощей виноват. Алиса возмутилась, что ж они взрослые современные девушки верят во всякую ерунду и мистику. А две смерти это всего лишь совпадение. Старшая медсестра, вспомнила поговорку: «Один раз – это случайность, два – совпадение, три – уже закономерность». Она не принимала участие в разговоре, не поддерживала девушек, не приняла сторону Алисы, а просто завершила разговор этой фразой, вроде как никого не поддерживая.

И вот ночью Алиса зашла в палату к старику, проведать скорее его, чем его соседа. Однако её ждало неожиданное. Старик лежал не шевелясь. Не понятно было, спит он, или просто лежит, или… Было не видно, дышит ли он, грудь его не двигалась. Алиса испугалась, наклонилась проверить дышит ли старик. Да, дышит, очень-очень тихо. Она это не услышала, а скорее почувствовала, как от дыхания шевельнулись волосы около уха. Алиса перевела взгляд на соседа старика и почувствовала недоброе. Он лежал как-то странно, неестественно, вывернув голову так, как люди не лежат, живые люди. Она подошла, проверила пульс. Пульса не было. Хотя, даже взяв его руку в свою, она уже почувствовала странность. Странность была в том, что рука была неестественно холодной. Этого не может быть. Она заходила к ним час назад. Час назад всё было в порядке. Даже если мужчина умер сразу же после её ухода, он не мог остыть так, чтобы это уже чувствовалось. В этом было что-то ненормально. Это абсурд. Невольно Алиса попятилась. Тут-то и произошло то, из-за чего Алиса теперь сидит на полу в сестринской, спрятавшись за ширмой, можно подумать, что это как-то спасёт её.

Старик, тот самый немощный исхудавший старик, вдруг резво вскочил как ни в чём не бывало. Это было очень жутко. Он выглядел по-прежнему, как скелет, обтянутый кожей, непонятно было, как он жив-то. Но сейчас он очень даже бодро двигался. Глаза его были широко открыты. Они казались абсолютно чёрными. Он улыбался, и от этого было ещё более жутко. Улыбающийся скелет не сулит ничего хорошего. Старик отпихнул с дороги Алису, она загораживала ему путь к окну. От его толчка Алиса, как пушинка, отлетела в сторону и сползла по стенке. За эти несколько мгновений старик успел очутиться около окна, легко стукнул в раму и окно частично распахнулось, частично напрочь вылетело из проёма. Старик вскочил на подоконник. Он сделал это легко, можно было бы даже сказать грациозно, если бы не его ужасный вид в принципе. А потом он сиганул в окно. «Убьётся», – подумала Алиса, при этом внутренний голос ехидно сказал: «Как же!» Алиса встала и подбежала к окну. Она смотрела вниз и ничего не видела. Ожидала увидеть тело под окном, однако внизу были только осколки. Тела нигде не было. Она стала обшаривать взглядом больничный двор, и вдруг, у самого выхода из больничного двора увидела силуэт. По жуткой худобе догадалась, что это был старик. Как он успел туда так быстро добраться. За эти несколько секунд, что Алиса встала и подбежала к окну нельзя было туда добраться. И тут старик, как будто почувствовав, что на него смотрят, повернулся к Алисе и погрозил ей кулаком. Жуткая костлявая рука, с таким же жутким костлявым кулаком грозила ей. Невольно она присела, пытаясь спрятаться. Она стала себя успокаивать: свет выключен, он не мог её видеть в темноте. Это она его хорошо видела, потому что он стоял под фонарями около ворот больницы. А потом увидела, что дверь в палату открыта и свет из коридора прямиком падает на окно. Видимо её силуэт был хорошо виден в этом свете. Одна надежда, что старик не видел, кто именно. Хотя… в тот момент, когда он оттолкнул её, свет из коридора как раз падал на неё. Почему Алиса решила, что надо бояться этого старика она не знала, но боялась, боялась до смерти. Было во всём произошедшем жутко пугающее, из-за своей нереальности. И вот сейчас сидя на полу в сестринской она жутко боялась, как будто сейчас откроется дверь, и тот страшный старик вбежит.

Неизвестно сколько времени она так просидела. Сначала она просто ждала, что распахнётся дверь. Потом вдруг поняла, что дверь не распахнётся. Ещё сколько-то она сидела ни о чём не думаю, в каком-то тумане. Потом начала рассуждать, старик бежал из больницы, вряд ли он вернётся за ней. Потом ей вспомнилась фраза старшей медсестры про «…третий раз – закономерность» и поняла, что да, старик видимо как-то причастен к происходящим смертям. Вдруг Алису озарило, что смерти и внезапная бодрость старика как-то связаны. Следующая мысль была, что это всё очень похоже на бред и ей точно никто не поверит. А ей надо как-то объяснить смерть больного, разбитое окно и пропавшего старика.

Больше всего Алисе хотелось сейчас куда-нибудь спрятаться, лучше подальше от больницы, и вообще желательно в другом городе, или даже другой стране. Ехидное подсознание ввернуло: «Ага, а ещё лучше на другой планете». «Сволочь, – подумала Алиса про подсознание, – ещё и издевается».

Посидев ещё минуту на полу, Алиса решила, что можно встать. Она только что поняла, что всё это время сидела в темноте.

«На полу, в темноте, за ширмой – очень логично, именно это всё и спасло бы от старика, вздумай он вернуться», – продолжало ёрничать подсознание.

«Да пошло ты…» – вяло ответила ему Алиса.

«Хватит раскисать, дела делай, зови дежурного врача».

«Ну, да, надо же смерть зафиксировать», – подумала Алиса: «А ещё надо придумать почему окно разбилось».

«На подоконнике стояла трёхлитровая банка, кому-то из больных приносили в ней то ли сок, то ли ещё что-то. Скажи, что старик кинул её в окно. Банка точно выпала и осколки должны быть внизу» – сжалилось подсознание.

Алиса давно обратила внимание, что у неё сильная интуиция. Иногда она действительно прямо как будто голос слышала «Сделать то-то» или «Не делай». Она всегда думала, что это внутренний голос подаёт сигнал, то самое подсознание. Но сегодня оно стало что-то слишком болтливым.

Удивительно, но никто не расспрашивал Алису и не усомнился в её словах. Она сказала, что заглянула в палату, всё было нормально. Старик спал. Второго пациента она даже не проверила, так как его состояние было нормальным в течение дня, он не был тяжёлым больным. Лежал и спал, как ей показалось. Тем более, что час назад они разговаривали, когда она зашла потушить свет. Где-то через полчаса раздался звон стекла. Она очень удивилась и поспешила в палату. Зайдя, первое что увидела, что окно разбито. Потом её кто-то толкнул. Она не видела кто. Толчок был настолько сильный, что она отлетела к стене. Это было так неожиданно, что ей потребовалось время, чтобы прийти в себя, встать. После этого она и увидела, что постель старика пустая. Подошла к окну – внизу только осколки. И только после этого она подошла к другому пациенту, который оказался мёртвым.

Алиса сама понимала, что если кто-то слышал, как разбилось стекло, то вот здесь-то и будет расхождение в показаниях, как ехидно назвал её ложь внутренний голос, который и не думал умолкать. Однако, хоть шум разбивающегося стекла и слышали, но почему-то не придали этому значения. Никто не выглянул в окно, чтобы посмотреть, где это и что это. Никто не обратил внимание во сколько это было.

Почему-то все решили, что в палате был кто-то третий, кто вытащил старика-кощея из палаты и из больницы. А вот почему окно разбилось? Может быть старик пытался сопротивляться? Алиса сказала, что ей показалось, что в окно что-то кинули, что вроде бы она слышала удар, а потом уже звон стекла. Кто-то из медсестёр вспомнил, что в палате была банка. Правда она стояла на подоконнике. Но бог его знает, что там могло быть. Почему-то никому не показалось странным, что старик, который ещё днём не то, что встать, даже есть самостоятельно не мог, вдруг стал кидаться банками.

Вызвали полицию, чтобы сообщить о том, что пропал пациент при странных обстоятельствах. Полиция записала показания и удалилась. Алисе показалось, что они это всё сделали формально. На самом деле, заявление о пропаже пациента в письменном виде никто из врачей или сестёр не писал, полицейские даже не стали просить этого. Скорее всего они даже дело открывать не будут: неизвестный старик, которого привезли на скорой, родственников нет, где живёт неизвестно. Кстати, когда стали смотреть документы, чтобы понять, откуда привезли старика, то оказалось, что они были заполнены, как попало, то есть что за бригада его привезла и где его нашли было не ясно. Адреса старика не было, его не успели спросить. За те дни, что он был в больнице, старик не проронил ни слова.

Когда полицейские уехали, главврач потребовал все документы, связанные со стариком. У Алисы сложилось стойкое впечатление, что документы очень быстро исчезнут. Может полицейские с главврачом сговорились, чтобы не заморачиваться поисками какого-то странного старика без адреса. Может решили, что он бомж, кому он нужен, чтобы искать его. Сначала Алиса расстроилась, что никто не будет искать старика. Потом подумала, что даже если вдруг произойдёт чудо и старика найдут, что тогда? Смерти других пациентов с ним никто не связал. О том, что он умеет прыгать с третьего этажа и перемещаться невообразимо быстро Алиса никому не сказала. Что ему можно предъявить? Разбитое стекло и украденную пижаму. За это никого в тюрьму не сажают. Алиса чувствовала, что окончательно успокоиться она смогла бы, если бы знала, что старика нашли и посадили. «А на суде его обвинят в том, что он…» – начало ехидничать подсознание: «выпил кровь из пациентов, лежащих рядом с ним? Кстати, это не так. Или в том, что он умертвил их никому неизвестным способом. Или ещё в чём-то столь же абсурдном?»

«Заткнись», – беззлобно подумала Алиса. Да, успокоиться-то она если будет знать, что его запрут, а запереть-то его вроде, как и не за что.

«Может он потому был такой худой, что кто-то уже пытался его запереть и морил голодом», – подумала Алиса, но поняла, что это ровным счётом никак не спасёт её от старика.

«А что мне спасаться-то», – начала рассуждать она: «Вреда я ему не причиняла, ничего о нём не рассказала, с чего он будет ей причинять вред-то? Если бы хотел, то уже причинил. А так-то…»

Но все эти рассуждения успокаивали ненадолго. А потом снова появлялся страх. Просто животный страх, сопровождающийся дикой паникой, с желанием бежать и прятаться. Иногда Алиса шла по улице и вдруг замечала где-то среди людей кого-нибудь худого, тогда ей казалось, что это старик пришёл за ней. Или вдруг видела лысину, и холодела, пока не могла разглядеть человека целиком и удостовериться, что это вовсе не тот худой старик.

Прошло почти две недели. Страх Алисы ничуть не притупился. Иногда её по-прежнему посещали мысли, может уехать в другой город. На что подсознание отвечало неизменной фразой, что уж лучше сразу же лететь на другую планету.

Как-то вечером Алиса шла в любительский театр. В свободное от работы время она ходила в любительский театр-студию. Ходить она начала не так давно, поэтому пока ещё была студентом без ролей. Но всё равно ходила с удовольствием. Сейчас ставили сказку для детей. И хоть на дворе ещё был август, они уже задумались о новогодних каникулах и сказках для детей. Сказку написали сами. Здесь была и Баба-яга, и Кощей, и Водяной с русалками, разумеется, и Дед Мороз со Снегурочкой. Пока обговаривали общую концепцию, распределяли роли. Почти каждый пробовался в разных ролях, чтобы посмотреть, что будет получаться лучше. Кого-то уже утвердили, а какие-то персонажи были ещё без актёров. Подойдя к дому, где была их театральная студия, Алиса очень удивилась, увидев припаркованный мерседес чёрного цвета, представительского вида.

«Надо же», – подумала она: «У нас на таком никто не разъезжает». Ещё больше Алиса удивилась, когда увидела, что автомобиль пустой, но водитель мало того, что забыл выключить свет в салоне, так ещё и ключи в замке зажигания забыл.

«Вот лопух, – искренне удивилась Алиса, – это ж надо такой автомобиль так бросить! Или он настолько крутой, что даже не боится, что украдут машину? У таких не крадут?»

В сердце почему-то невольно стал закрадываться холодок: «Что ж это за человек такой, у которого не угонят машину, значит боятся его».

В студии первым, кого увидела Алиса, был режиссёр, он прямо-таки светился от счастья. Всем, кого он встречал по дороге, он сообщал: «Вы не представляете кого я нашёл на роль Кощея. Актёр, с опытом, а фактура, фактура!» Алисе как-то сразу не понравились эти слова. Ох, как не понравились. А тут ещё и подсознание буквально завопило: «Беги!» «Сдурело что ли», – подумала Алиса, а самой стало как-то совсем не хорошо и реально возникло желание бежать. Чем дальше она шла, тем больше становились ватными ноги.

Она шла чуть позади режиссёра, который всех буквально тащил в зал, приговаривая: «Вы не представляете кого я нашёл на роль Кощея». Режиссёр прошёл мимо молодого мужчины в кожаной куртке светло-коричневого цвета, который стоял около дверей в зал. Судя по всему, он кого-то ожидал. Алиса обратила внимание на незнакомца. Он был настолько высок, что невольно привлекал внимание и не только ростом. Ещё он был очень худой, какой-то нездоровой худобой. А ещё, пожалуй, даже первое, на что обращалось внимание – это длинные, до плеч, волнистые волосы, довольно ухоженные. В полумраке коридора было не понятно, то ли каштановые, то ли тёмно-русые. Волосы были очень густые. Алиса невольно подумала: «Вот зачем мужчине такие шикарные волосы? Густые, волнистые». Даже не прикасаясь к ним, было понятно, что они тяжёлые и упругие, настолько богато они выглядели. Каждый волос был наверно раза в два толще, чем у Алисы, хотя она всегда считала, что у неё хорошие волосы. А сейчас невольно позавидовала качеству волос этого высокого худого мужчины. Потом взгляд перевела на куртку и удивилась: «Надо же, на улице жара, август, а он в куртке». Под курткой было видно фланелевую рубашку в красную и зелёную клетку. «Он что мёрзнет что ли?» – удивилась Алиса. Невольно опустила взгляд вниз, рассматривая всего мужчину: джинсы, а на ногах высокие утеплённые ботинки из нубука светло-жёлтого цвета.

«Очень странный, однако», – подумала Алиса. Она подошла ближе и уже могла рассмотреть мужчину ещё лучше. Лицо было почти таким же худым, как и у того старика, что лежал у них в больнице. Только этот мужчина был моложе, поэтому морщин у него не было совсем, кожа туго обтягивала кости лица. Глаза были глубоко посажанные, из-за этого было не понятно какого они цвета, хоть и были широко раскрыты. Губы были бескровные, очень узкие. Щеки ввалились. Следов щетины не наблюдалось. Лицо было идеально гладким и белым, пожалуй, даже чересчур белым, неестественно. От мужчины исходила опасность. Есть люди, которые излучают добродушие, приветливость. Есть те, кто неприятен с первого взгляда, сразу понимаешь, что они склочные и хабалистые. Бывают такие, кто какой-то нейтральный, никакой, не трогает. В этом случае, как правило, и человек оказывается неинтересный. Этот же мужчина внушал страх, если не сказать ужас. Хотелось оказаться как можно дальше от него. От него прямо-таки исходила угроза. Казалось, что он может схватить и голыми руками разорвать пополам. На этой мысли Алиса посмотрела на руки мужчины. Очень худые длинные пальцы, но не хрупкие, как ожидаемо для такого худого человека, а чувствовалось, что сильные. Как это угадывалось – не понятно. Алиса подумала, что обычно худые люди выглядят беззащитными, субтильными и тщедушными, этот же мужчина, несмотря на нездоровую худобу, выглядел скорее подтянутым, казалось, что там под одеждой скрываются сильные мышцы. Он напоминал змею готовую в любой момент к нападению.

«Мало того, что неприятный тип, несмотря на шикарные волосы, так ещё и опасный», – решила Алиса, а подсознание снова завопило: «Беги».

«Может действительно уйти», – подумала Алиса, всё ещё продолжая начатое движение и входя в зал.

«Вот смотрите, вы только посмотрите на него, какой бесподобный», – почти кричал восторженно режиссёр.

Алиса посмотрела, кого же все окружают, и кто такой бесподобный.

«О, ужас!» – это всё, что успела подумать Алиса. Это был тот самый старик, то самое существо, за которое она принимала людей на улице. И вот, пожалуйста, он стоит окружённый её друзьями, в её театральной студии и, как показалось Алисе, пронзительно смотрит на неё. Ноги у Алисы окончательно стали ватными. Ей казалось, что она сейчас упадёт. «О боже, вот ужас-то», – снова подумала Алиса. Вдруг она поняла, что старик не смотрит на неё. Он просто смотрит на тех, кто вокруг него. Тут Алиса вдруг отметила, что старик вовсе не выглядит таким истощённым, каким был в больнице. Да, он по-прежнему худой, но это уже не смертельная худоба. Ощущение, что и морщин стало меньше. Такой же лысый череп, но теперь кожа на нём туго натянута и блестит, она уже не выглядит такой старческой, как раньше. Он изменился. Он стал выглядеть лучше. Это уже не живой труп, скелет, обтянутый кожей. Теперь уже угадываются мышцы. И от него исходит такая же сила, опасность и угроза, как и от молодого мужчины в коридоре.

«Боже, боже, он и тогда-то был таким необыкновенно быстрым, а теперь-то он какой?!» – с тоской подумала Алиса, поняв, что зря не послушалась подсознание.

И тут старик увидел её и улыбнулся. Хищно улыбнулся.

«Всё, конец» – пролепетало подсознание, верней оно-то сказало вовсе не конец, а куда более отвечающее действительности слово. «Что ж я тебя не послушалась-то. Уж сколько раз убеждалась, что тебя надо слушаться», – мысленно заговорила с подсознанием Алиса. «Поздняк причитать и каяться. Теперь-то уж что ж. Беги, пока ещё не поздно!»

Внезапно до Алисы дошло, что мужчина в коридоре, ожидающий около дверей и старик связаны. Откуда-то появилось знание или догадка, что это они приехали на том самом чёрном мерседесе, что стоит около студии. «Ну да, у таких не воруют и не угоняют», – не к месту подумала Алиса.

«Очнись!» – снова завопило подсознание: «Так, быстро, на сцене есть другой выход, через тот, что вошла, ты же не выйдешь, там этот мерзлявый ждёт. Давай, шевелись, в обморок потом упадёшь. Потихонечку, на сцену, за кулису, потом на лесенку, по коридору. В конце концов в окно вылезешь, первый этаж, ничего страшного».

Режиссёр раздавал указания какую сцену будут проигрывать. Старик, разумеется, должен был пробоваться в роли Кощея. Он демонстративно не смотрел в сторону Алисы, видимо, полагая, что той некуда деться. Холодея и вздрагивая от каждого звука и даже иллюзии звука поблизости, Алиса стала двигаться к сцене, краем глаза наблюдая за стариком. Ей почему-то казалось, что смотреть в открытую не надо, он сразу почувствует её взгляд, и, самое главное, поймёт, где она находится. Алисе казалось, что путь до сцены, немножко по сцене, три ступеньки со сцены до дверей в коридор длился полчаса, если не больше. Футболка на спине стала мокрой, хоть выжимай. Ноги заплетались, а периодически пытались подогнуться и уронить её. Это был сущий кошмар, который продолжался на самом деле минуты две-три, максимум пять.

«Три! Три минуты ты шла», – почему-то злобно сообщило подсознание: «Шевелись, не спи, а то мы погибнем». «Ну вот, раздвоение личности», – отметила Алиса. А спустя секунду подумала, что, если старик поймает её, а он здесь точно из-за неё, будет уже не важно есть у неё раздвоение личности или нет. Совершенно сознательно Алиса скомандовала себе: «Встряхнись!», и даже тряхнула головой, чтобы отогнать пессимистические мысли и собраться. Буквально тут же она вспомнила, что в одной из гримёрок точно есть окно. И находится та в противоположную сторону от дверей в зал, где топчется мерзлявый в своих утеплённых ботинках и кожаной куртке.

Стараясь по дороге выровнять дыхание, Алиса двинулась по коридору к гримёрке. Двери в них не запирались, поэтому внутрь Алиса попала без труда. Окно так вообще было распахнуто. Первый этаж, здание старое, поэтому окно чуть ли не на уровне земли, слегка лишь выше. Даже прыгать из окна не пришлось, лишь перелезть через него и соскользнуть на землю.

Оказавшись на улице и вдохнув свежего воздуха, Алиса почувствовала себя значительно лучше, появилась какая-то осознанность. Первой здравой мыслью было то, что Алиса вспомнила, что старик невообразимо быстро передвигался. Это означало, что если Алиса двинется пешком, то её легко догонят, даже если ещё не скоро обнаружат её отсутствие.

«Мерседес!» – Алиса не поняла, это она подумала, или подсознание, или они дуэтом.

«Как хорошо, что я умею водить. И маму не послушалась: «Зачем учиться водить, если нет машины, вот купишь и пойдёшь учиться». Как чувствовала, что пригодится», – рассуждала Алиса, направляясь к мерседесу. Откуда-то взялась лёгкость и уверенность. Она ни минуты не сомневалась, что поступает правильно. Она пока ещё не думала, что будет дальше, но откуда вдруг взялось понимание, что сначала надо сесть в мерседес и уехать от театральной студии. Что делать дальше само придёт.

Алиса быстро и незаметно добралась до машины, никого, не встретив по пути. Села в машину, завела, рычаг передачи назад, чтобы развернуться, по газам. Опыта у неё было совсем не много, поэтому рассчитывать на высокое мастерство и аккуратность вождения не приходилось. Первое что она сделала, задним бампером стукнулась в дерево при развороте. «Ну и чёрт с ним, не моя же машина», – нагло успокоила она себя. «Молодец!» – вторило подсознание. «Как хорошо, что коробка автомат» – подумала Алиса, переключая на драйв и двинувшись вперёд, попутно задев зеркало, а затем и весь правый борт об мусорный контейнер. «И даже переживать не буду», – на этот раз злорадно подумала Алиса. «Ты это аккуратнее, у нас нет цели покалечить машину, у нас цель выжить самим», – укорило её подсознание. «Если изувечу его понтовый мерседес, тем лучше», – ответила Алиса подсознанию злорадно, видимо собираясь хоть таким образом отомстить кощею с его подручным за пережитый кошмар.

Выехав со двора, она свернула на дорогу вдоль домов, ведущую к выезду на проезжую часть. Попутно что-то задела, похоже опять поцарапала задний бампер, на этот раз слева. «Интересно, когда я доеду до метро, машина на что будет похожа?» – Алиса не успела додумать эту мысль, как отметила, что решила почему-то добраться всего лишь до метро.

«Ну, да, фактически, она сейчас угнала чужую машину. А вдруг у них тут маячок, или как там эти штуки называются, чтобы разыскивать угнанные машины. Не важно. Короче, скрываться на этой машине не логично. Стало быть, действительно разумнее добраться до метро. Там уж она от них оторвётся», – рассуждала Алиса, легко вписываясь в поток машин на не очень оживлённой улице.

Почему она решила, что оторвётся в метро, она наверно и сама не знала. Так же ей не пришло в голову, что раз её нашли в студии, то смогут найти и дома. Наверно об этом всём нужно было спокойно подумать, но не сейчас. Сейчас самое главное доехать до метро.

Оставшийся путь Алиса проделала без происшествий, машина не пострадала. Обычно около метро негде было припарковаться, многие приезжали сюда на машине, и бросали их, отправляясь дальше по городу на метро. Но сейчас время уже было около восьми вечера, и появились пустые места. Люди уже спешила домой. Алиса бросила машину прямо около входа в метро, благо прямо перед ней отъехала машина, освободив ей место. Верней не ей, а мерседесу. Бросив его, Алиса быстро поскакала через ступеньку, спускаясь в переход, откуда был вход в метро. Ей повезло, в вестибюле метро было не так много людей, она быстро проскочила турникет, почти бегом спустилась по эскалатору. Она спешила вдоль платформы, когда подъехал поезд, она вбежала в вагон. Пошла в ближайший торец вагона. Здесь не было людей. Можно было встать и наконец спокойно подумать, что делать дальше.

Ещё когда Алиса входила в вагон, она то ли увидела краем глаза, что кто-то входит вместе с ней, то ли почувствовала это. Сейчас же встав в торце, как она думала в одиночестве, она подняла глаза и увидела, что тот мерзлявый с длинными волосами идёт к ней. Это он входил вместе с ней. Это его она увидела-почувствовала.

Сейчас хорошо было видно, что глаза у него чёрные, бездонно чёрные и опасные. Он смотрел прямо на неё. И ничего хорошего его взгляд не предвещал.

«Чёрт возьми, вот как он успел тут появится?»

«Это уже неважно», – как-то вяло и безнадёжно ответило подсознание.

Мужчина протянул к ней руку.

Непроизвольно от страха Алиса зажмурилась и подумала последнее, как ей казалось в её жизни: «Господи, пусть он пропадёт. Пропадёт, исчезнет, как будто его никогда не было!»

И тут она почувствовала прикосновение к своей руке. Какое-то странное прикосновение. Как будто её ребёнок взял за руку чуть выше кисти. Длины его пальчиков не хватало, чтобы полностью обхватить её запястье.

Алиса открыла глаза. Никого. Верней на том уровне, где должно было быть лицо мерзлявого. И на уровне её роста никого. Она опустила глаза к своей руке.

Мальчик.

Рядом с ней стоял мальчик и держал её за руку, при этом растерянно оглядывая себя. Он был во взрослой одежде, которая висела на нём мешком, джинсы сложились гармошкой. Алиса не рискнула бы идти на его месте, потому что ботинки точно бы соскочили с ног.

Мальчику было лет 10-12. Отросшие волнистые светлые волосы прикрывали шею, но не доходили до плеч. Алиса видела только его макушку. Он был ей ниже плеча. Мальчик не смотрел на неё, он разглядывал своё тело и руки. Потом он поднял свободную руку и щёлкнул пальцами, из них вылетели пять-шесть крошечных голубых искр, которые сразу же погасли.

Мальчик поднял к Алисе лицо. Выражение лица было несчастным и даже испуганным. И глаза, глаза изменились, они стали нежно голубыми.

– Ты что со мной сделала? – протянул мальчик тоненьким голоском и расплакался. Он наверно и сам не ожидал от себя такой детской реакции.

– Я был сильный волшебник, маг, а ты что натворила! – убивался он, растягивая слова, постоянно всхлипывая и вытирая слезы. Он давно отпустил её руку и теперь, по очереди, то одной, то другой рукой смахивал текущие по щекам слёзы.

– Да кто ты вообще такая, это кто ж такие вещи-то умеет делать? – попробовал возмутиться ребёнок, продолжая реветь.

«Хотела бы я знать, как это у меня вышло», – подумала Алиса, глядя на плачущего ребёнка, которого ей невольно с каждой минутой всё больше становилось жалко.

Мальчик отвернулся от неё и, шаркая ногами, пошёл к дверям вагона, что-то ворча под нос и вытирая слёзы. Теперь ему ещё приходилось периодически подтягивать штаны, которые норовили свалиться. На следующей остановке мальчик вышел из вагона и поплёлся на противоположную сторону платформы, видимо собираясь ехать обратно.

«Побежит жаловаться Кощею, – подумала Алиса с ужасом, – а тот мне…» Она опять запаниковала. Надо было срочно придумать, куда ехать, где прятаться. Ожидаемого от внутреннего голоса «На другой планете» не последовало.

«А что это ты молчишь», – обратилась Алиса к подсознанию.

«Однако», – ответило подсознание совсем не в тему.

«Что значит, однако, что ты хочешь этим сказать? Ты лучше скажи, где мне прятаться!», – возмутилась Алиса мысленно.

«Я работаю, думаю, анализирую полученную информацию, не мешай мне».

«Что значит не мешай, сдурело? А как убьют нас! Как ты тогда-то будешь думать?» – теперь ехидничала Алиса, как она думала.

«А ты уверена, что тебе надо прятаться?» – осведомилось подсознание: «Можем теперь от тебя надо прятаться?»

«Ты что тронулось», – начала Алиса и вдруг отметила рациональное зерно в рассуждениях подсознания: «А действительно, я справилась с мерзлявым, который умел необыкновенно быстро передвигаться, со скоростью мерседеса, как минимум. Внушал дикий ужас даже на расстоянии. А я раз, и сделала его ребёнком. А может я не только с ним могу справиться?»

«Вот именно», – ответило подсознание.

«Да, не мешало бы только понять, как я это сделала»

«Вот об этом я и думаю», – резюмировало их внутренний диалог подсознание.

«Думай», – разрешила Алиса и решила поехать домой. Пожалуй, после всего пережитого стоило отдохнуть.

«Хорошо, что завтра выходной. Никуда из дома не пойду, даже из постели не вылезу».

А потом обратилась к подсознанию: «Можешь целый день думать».

Но из постели Алиса вылезла. Во-первых, она встала в отличном расположении духа. Это было особенно контрастно на фоне того страха, в котором она жила последние две недели. Выяснилось, что холодильник пустой. За последнее время она непонятно, чем питалась. Видимо на автомате что-то перекусывала и подъела все запасы, даже дежурных макарон не осталось. Пришлось идти в магазин и закупиться продуктами по полной.

С удовольствием готовила завтрак, включив почти на полную громкость свою любимую музыку, и успевая пританцовывать. А потом с удовольствием ела, смакуя каждый кусочек. И кофе. Когда завтрак был закончен, появилось подсознание, которое выдало результат:

«Ты обладаешь уникальными способностями: ты можешь выкачивать из «людей» жизнь».

«Это ж типа плохо», – сказала Алиса: «Я что колдунья?»

«Да, но это не главное. Ты хорошая колдунья, но даже это не главное. Главное то, что ты выкачиваешь жизнь, не забирая её и только у плохих колдунов, то есть тёмных магов. Более того, ты возвращаешь их в ту точку жизни, где они приняли решения быть тёмными. То есть даёшь им второй шанс».

«…»

«Что молчишь-то?», – спросило подсознание.

«Ну я даже не знаю, как на это реагировать», – ответила растерянно Алиса. В голове сразу же возникло целая толпа мыслей, которые устроили в голове хаос. Сначала появился образ Алисы в виде эдакой Жанны Д’Арк, в сверкающих доспехах, которая направо-налево крушит чёрных магов. Потом вспомнился Кощей и в сердце закрался страх, вдруг она с таким не справится. Следующий образ был: стоит Алиса, а её, как змеями окутывает чёрный туман, и вдруг Алиса, из доброй ведьмы из-за этого тумана превращается в злобную зелёную ведьму. Хаос в голове крутился водоворотом, выхватывая то один образ, то другой. Вот появился страшный мерзлявый, который сначала превратился в ребёнка, а потом стал уменьшаться-уменьшаться и совсем пропал. Затем появился образ Алисы, стреляющей из рук синими молниями.

Водоворот хаоса мыслей прервало подсознание: «Тьфу, насмотрелась голливудских фильмов, в голове хаос и хлам какой-то, страшно представить».

Среди всего того, что кружилось в голове и то пугало Алису, то возвеличивало, появилась одна здравая мысль. «Подсознание, а скажи-ка ты мне, пожалуйста, что происходит с той энергией тёмных магов, которую я выкачиваю?

«Я оцениваю, пока не знаю», – ответило серьёзно подсознание, и вдруг ехидно заметило: «И много тёмных магов ты победила?»

«Само знаешь, что пока одного, но там же ещё Кощей. Который точно по мою душу заявился в нашу театральную студию».

«Ты с ним справишься», – отмахнулось подсознание и чем-то звякнуло, как будто хотело сымитировать щелчок в трубке, который сигнализировал, что разговор прекращён, разъединили.

«Ну, вот, испортило такое хорошее утро, и ушло думать», – расстроенно подумала Алиса. А она ещё хотела узнать каким это образом подсознание пришло к такому выводу. Но спрашивать было некого, никто не отвечал.

Расстраивалась девушка недолго. Рассудив здраво, что ничего ей не грозит, что оказывается она колдунья, да ещё и какая-то особенная, Алиса решила пойти гулять. Благо на улице была хорошая погода. Надо ловить оставшиеся тёплые денёчки лета. Алиса решила на метро доехать до парка, пройти по набережной до другой станции метро и вернуться домой. Однако, когда она вышла из метро, первое, что она увидела – припаркованный мерседес. «Да мало ли этих мерседесов», – начала она себя успокаивать, как вдруг увидела царапины на правом боку и треснутое боковое зеркало. «Ох, – подумала Алиса, а следом возникла и вовсе обыденная мысль, – потребует ремонт оплатить». И самой себе ответила: «Откуда у меня такие деньги».

Открылась задняя дверь и показался Кощей. Алиса опять испугалась: «Кто ж его возит-то, неужто мерзлявый повзрослел обратно». Невольно она стала высматривать, кто ж там на водительском сидении, стараясь разглядеть водителя. Увидев незнакомого мужчину, она успокоилась, значит её сила ещё продолжает действовать.

Кощей сделал пару шагов к ней и остановился на расстоянии вытянутой руки. Хотя нет, пожалуй, даже чуть дальше вытянутой руки.

– Добрый день, – начал он, а проследив за её взглядом, добавил: – Это нанятый временно водитель. Теперь придётся искать нового.

Кощей выглядел очень даже бодрячком. Пожалуй, он даже немного поправился. То есть человек, который его увидит впервые скажет, что он смертельно худой. Алисе же было с чем сравнивать, сейчас он выглядел намного лучше.

Кощей продолжил:

– Феликс-то теперь не скоро станет моим помощником. Да уж… – задумчиво протянул он: – Вопрос ещё станет ли, а то, как передумает.

Он замолчал, видимо обдумывая, какое решение примет Феликс и какими бедами это грозит Кощею или что-то ещё.

«Феликс – это видимо мерзлявый», – догадалась Алиса.

– А, да, о чём это я, – встрепенулся вдруг Кощей: – Э-э-э…

– Сударыня, – на старомодный манер обратился он, как-то очень торжественно: – Собственно, я пришёл к вам с предложением, которое вы, я надеюсь, милостиво примите.

– Руки и сердца? – ничего умнее Алисе в голову не пришло: «Вот дура-то!» – подумала она про себя.

– Э-эм, что? А нет! Что вы, сударыня, – начал было бодро отвечать Кощей и запнулся.

– Вы, разумеется, очень привлекательны, но вряд ли мы можем заинтересовать друг друга в этом плане, – продолжил он, – Я хочу сделать вам предложение о перемирии. Я даже близко к вам не приближусь, вы никогда больше меня не увидите. А вы ничего не будете делать со мной.

– Да? – спросила Алиса, сделав шаг к Кощею, словно пытаясь проверить, насколько тот серьёзен в своём предложении. Колдун вздрогнул и отступил к машине.

– Давайте заключим соглашение, – в его голосе появились просящие нотки: – не будем причинять друг другу вреда. И, разумеется, я прошу прощения за вчерашний инцидент.

«Я ему машину изуродовала, а он просит прощения?» – мысленно удивилась Алиса.

«Он тебя боится!» – влезло подсознание, проанализировав происходящее и сделав выводы.

– Хорошо, – сказала Алиса и протянула руку, чтобы скрепить договор.

Кощей снова вздрогнул, посмотрел на её руку так, как будто она ему ядовитую змею протянула, и отшатнулся.

– Пожалуй, не будем скреплять договор рукопожатием, я вам верю на слово.

«Ух ты! Какая я страшная!» – подумала Алиса.

– Хорошо, – ещё раз сказала Алиса. Уже поворачиваясь, чтобы идти к парку, она краем глаза заметила, что Кощей достаёт платок и вытирает лоб и лысину.

«Вспотел что ли?» – подумала Алиса.

«Да похоже ты его до смерти испугала», – ответило подсознание: «Хоть он и бессмертный».

«А он что и на самом деле Кощей?»

«Похоже, что да».

«Эх, надо было спросить, чтобы точно знать», – подумала Алиса.

Она вдруг резко развернулась и быстро пошла назад к чёрному мерседесу. Сейчас Кощей не двигался быстро. То ли чтобы не привлекать к себе внимание и не выдавать себя, то ли он не мог этого делать днём. Но пока он медленно открывал дверцу машины, собираясь сесть в неё. И тут он скорее почувствовал, чем увидел Алису, стремительно двигающуюся к нему. На лице его невольно отразился ужас. Похоже он растерялся настолько, что не совладал с эмоциями. Стал торопиться открыть дверь машины, а из-за волнения вообще не мог её открыть, нервно безрезультатно дёргая ручку двери.

Алиса подошла и сказала:

– Могу я вам задать один вопрос?

Кощей похоже не сразу понял, что она ему сказала. Когда он понял, что дотрагиваться она до него не собирается, договор расторгнуть вроде как не хочет, а просто спрашивает, он успокоился.

– Ну…

– А вы кто?

– Ну ты ж сама знаешь, – досадно сморщив нос, ответил он: – Кощей.

– Я просто хотела уточнить. Удостовериться.

Теперь уже окончательно отвернувшись от него, она пошла в сторону к парку.

А Кощей ещё долго смотрел ей в след. Только сейчас он понял, что невольно послужил инициации новой колдуньи. Белой! Белой ведьмы, которая точно доставит ему ещё немало хлопот.

Феликс

Сколько себя Феликс помнил, он всё время жил с Кощеем. Он не помнил себя ребёнком совсем. Слишком давно это было. Кощей поддерживал его молодым уже несколько столетий. Детство было уж очень давно. Иногда мелькали какие-то обрывочные воспоминания, но очень короткие, они не складывались ни в какую картину. Вдруг вспоминалось дуновение ветра, запах, едва уловимый, поэтому нераспознаваемый, лучи солнца на щеках и крупные капли начинающегося грибного дождя. Казалось, вот ещё чуть-чуть, ещё немножко и вспомнится что-то очень важное… Но на этом появляющиеся воспоминание начинало бледнеть, рассеиваться, как туман. Раз и нет его, как будто ветром унесло. А иной раз он вдруг видел высокую траву, над лицом и там в вышине бездонное синее небо и плывущие облака. Появлялось чёткое знание, что он маленький, лежит в траве, и вот уже появлялся запах, такой родной, но пока ещё непонятный. Сейчас вот поднимусь, посмотрю на поляну, на которой лежу и вспомню. Но нет, стоило сделать усилие в воспоминании, попробовать поднять голову, сесть, чтобы оглядеться, где же это он лежит, как и это воспоминание начинало терять краски и таять. Хотелось схватить его, удержать, но разве можно удержать туман или облако? Раз и прошло сквозь пальцы и растворилось. Иногда он вдруг слышал сверчка, потом возникал рисунок бревна, прожилки, впадинки и малюсенькие дырочки. Он понимал, что лежит на лавке в избе, лицом к стенке, надо повернуться и посмотреть… Но стоило только помыслить об этом, как бревно теряло резкость, серело, становилось каким-то ненастоящим, нереальным и постепенно становилось всё прозрачнее и прозрачнее, пока не пропадало совсем. Были ещё и другие воспоминания, но они появлялись реже этих трёх главных.

Что только не делал Феликс, чтобы удержать воспоминание, не дать ему растаять и постараться увидеть что-то дальше – ничего не выходило. Он старался усилием воли удержать воспоминание, но всё равно, в один и тот же момент оно начинало бледнеть и растворяться. Он пытался прокрутить знакомую часть быстрее и постараться увидеть, что же дальше, но нет, опять всё пропадало. Потом он избрал другую тактику, он замирал и старался даже дышать осторожнее, чтобы не спугнуть воспоминание, рассудив, что может быть, если ничего не делать и наоборот, как бы остановить весь мир вокруг, притормозить, то тогда наконец появится продолжение. Но и в этом случае все было, как всегда. Так он и не продвинулся ни на йоту в своём желании что-то вспомнить о своём детстве.

Феликсу в голову закралась страшная мысль, что Кощей стёр его воспоминания, именно поэтому он не может ничего вспомнить. Скорее всего стёр важные воспоминания, поэтому он видит лишь те обрывки, которые появляются, но не имеют продолжения, потому что дальше должно быть что-то важное. Однажды Феликс пожаловался Кощею, что не может вспомнить своё детство. Кощей на это ответил, что ничего хорошего в том детстве не было и вспоминать там нечего, и тут же постарался перевести разговор на другую тему.

В другой раз Феликс, который долго поджидал благодушного расположения духа Кощея, рассказал тому, что у него иногда появляются воспоминания, но, когда он пытается их продлить, вспомнить дальше, те теряют цвет и расползаются, как утренний туман под лучами солнца. Только что был и раз, нет его, оставшиеся клочки тают. Настроение Кощея сразу же испортилось, он пробормотал что-то невнятное, и тут же отослал Феликса по каким-то пустяковым делам, лишь бы не продолжать этот разговор.

Пришлось ждать следующего хорошего настроения. В этот раз Феликс в прямую спросил Кощея, не стирал ли тот ему память. Это вывело Кощея из себя, он взорвался:

– Достал ты уже своими воспоминаниями. Зачем они тебе? Жить помогут? Что ты вместо важных вещей какой-то дурью маешься? Что ты меня достаёшь? Хватку стал терять? Стареешь? Может мне нового помощника искать?

Феликс не ожидал такого поворота. «Надо же стареешь, это кто ещё из них стареет, на себя бы посмотрел. Что значит нового помощника? А его куда? А кто обещал передать все знания колдовские?» – эти мысли вихрем пронеслись в голове Феликса, и он не на шутку испугался, что будет с ним, если Кощей действительно возьмёт нового помощника. А он куда тогда денется? Что он будет делать? А жить-то он тогда будет или… Феликс уже собрался что-то ответить Кощею, заверить его в своей верности и желании работать на того всю свою жизнь, но Кощей уже продолжил ворчать, постепенно сбавляя тон:

– Ещё раз заговоришь о своих дурацких детских воспоминаниях, сотру к чёрту память напрочь и выгоню тебя. А себе таки возьму нового помощника. А ты как хочешь, так и живи, совсем без памяти.

Фраза вроде как содержала угрозу, но произнесена была вовсе не грозно. Видимо уже в процессе его произнесения, Кощей всерьёз подумал, где же это он возьмёт себе нового помощника. Это ж не так просто, не кухарку нанять. Здесь обучение нужно, которое ни один год длится. На раз-два нового помощника не найдёшь. Поэтому и тон окончания фразы прозвучал совсем не грозно. Осознав, что вряд ли удалось в достаточной мере напугать Феликса, Кощей добавил:

– Запрещаю тебе говорить на эту тему.

Так Феликс ничего и не узнал. Но от этого он только окреп в своём предположении, что Кощей стирал ему детские воспоминания. Остаётся вопрос, зачем он это делал. То ли просто память почистить, чтобы больше запомнить мог, то ли было что-то такое, что не следовало помнить маленькому мальчику, а может всё было куда хуже? Кощей стёр воспоминания, потому что в них было что-то про него самого, про его лихоимства в отношении Феликса или его родителей. Последняя мысль не оставляла в покое. В последнее время она настолько овладела им, что постепенно Феликс сам себя убедил в том, что Кощей виноват перед ним, потому и память стёр. Следом появилось сомнение, настоящее ли его имя «Феликс». Что это деревенского мальчишку, назвали таким необычным именем. Феликс не сомневался, что он из деревни, да и те немногие воспоминания, что появлялись, говорили об этом. Может и имя ему Кощей придумал. Настоящее имя-то наверно ключик к воспоминаниям. В общем, либо Феликс встал на путь разгадывания тайны своего происхождения, либо он действительно стареет и это первые признаки старческой паранойи.

Однако разобраться в этом Феликс так и не успел. Про Кощея и его способности узнал человек, которого надо было заставить замолчать. Не убить, конечно же, как пишут в страшилках, а просто стереть память. Это был самый простой и действенный способ. Если бы он вдруг не сработал, чего быть, конечно же не могло, то существовал и план Б – следовало высушить человечка, то есть выбить его жизненные силы почти до конца. В результате этого девушка, а этим человеком была девушка, очень быстро состарилась бы и спустя какое-то время умерла. Это выглядело бы как естественная смерть и никто не догадался бы, что Феликс с Кощеем приложили к этому руку. Хотя совсем не руку.

Как это делал Кощей Феликс до сих пор не знал. Тот уже многому обучил Феликса, всяким разным премудростям, различным заклинаниям, заговорам и прочим колдовским ритуалам. А вот то, как поддерживать жизнь и молодость, высасывая жизненные силы человека, не рассказывал. Может быть боялся, что если Феликс самостоятельно сможет поддерживать свою жизнь и молодость, то он уйдёт от Кощея. А тот не мог обходиться без Феликса. Хотя сам Феликс думал, что Кощей-то как раз запросто смог бы обходись без него. Это скорее дело привычки.

Кощей привык, что Феликс всегда рядом, что ему можно поручить какие-то рутинные дела, а ещё Кощей не заморачивался изучением каких-то современных атрибутов. Он знал, конечно же, что есть компьютеры, автомобили, самолёты, интернет и прочие блага современной цивилизации. Но вот только учится ими пользоваться он даже не собирался, да и зачем, когда есть помощник, правая рука, который и машину водить научился, и компьютер освоил, и на просторах интернета чувствовал себя вполне уверенно, и всякими современными гаджетами пользоваться умел. Кощей же, пока Феликс занимался всякими бытовыми, как выражался Кощей, вещами, шлифовал своё мастерство, изобретал новые заклинания, придумывал всякие новые способы колдовства.

В последнее время он был занят созданием заклинания, чтобы перемещаться из одной точки земли в другую. Уж очень Кощею не нравились самолёты. Именно поэтому он и заболел идеей придумать им альтернативу. Правда пока ничего не получалось. Перемещать по земле, то есть над твёрдой поверхностью, они и так давно могли. Здесь они могли запросто обойтись без самолётов, машин и прочего. Энергии правда требовалось много, но всё равно. А вот над водой этот способ не работал. Дело в том, что передвижение основывалось на том, чтобы представить себя в какой-то точке, в каком-то месте, которое видишь. Через мгновение ты уже оказывался там. Затем надо было максимально быстро представить себя в следующей видимой точке, и ты оказывался там. На ровных пространствах без помех было возможно передвигать очень на большие расстояния и очень быстро особенно если была хорошая видимость. От той точки, где ты находился достаточно было представить себя максимально в удалённо точке, которую видел, и ты уже там. В условиях города перемещение было не столь быстрым, только из-за того, что нужно было больше промежуточных точек, прежде чем ты оказывался в нужном месте.

Над водой же это не получалось, так как в долю секунды, что ты оказывался над каким-то местом над водой, не успевал представить себя в следующем, как уходил под воду. Сначала Кощей с Феликсом экспериментировали с тем, чтобы представлять себя в следующей точке как можно скорее. Однако это не помогло. Всё, чего им удалось добиться, так это успевать представить себя в новой точке до того, как ушёл под воду. Более того, Феликсу удалось настолько ускориться, что под воду уходили только ноги до колен. Но это всё равно не помогло. На несколько секунд он так и оставался стоящим в воде по колено, верней до колена, а потом всё равно уходил под воду. Видимо вода была такой субстанцией, которая уже не отпускала. Заклинание вроде как пыталось с ней бороться, именно этим объяснялось зависание на несколько секунд по колено в воде, а потом вода побеждала. Вот Кощей и поставил себе задачей победить воду. Они собирались в сентябре опробовать новое заклинание, которое уже было почти готово. Кощей собирался до конца лета его довести до ума, когда произошло непредвиденное.

Кощей так увлёкся процессом создания заклинания, что пропустил момент, когда надо было пополнить жизненные силы. Заметил, что что-то не так Феликс, когда уже произошли внешние изменения. Если вовремя не подзарядиться, то стареть Кощей начинал очень стремительно, и очень стремительно приближался к смерти. И теперь уже, чтобы восстановится и ликвидировать ущерб, ему требовалось больше энергии, раза в три, а то и четыре. Когда Кощей вовремя пополнял жизненную энергию, он брал по чуть-чуть жизненные силы у людей. Посидит в воскресный денёк в парке и напитается. Он сидит целый день и берёт по чуть-чуть от разных людей, проходящих мимо. Набирает себе сколько нужно, а для людей почти не заметно. Ну разве кто особо слабый заболеет потом, но так не серьёзно, простудой. Хотя ни Кощея, ни Феликса не волновало, что будет потом с людьми. Если и перестраховывались, то только ради собственной безопасности.

Идут люди по парку и видят сидит милый старичок, Феликс ещё и глаза им отводил, видели они вместо Кощея, кого-то милого и доброго. Вступали с ним в разговор, или он с ними, а они с удовольствием поддерживали. Минуты три разговора и расходились. Кощей высосал чуток их энергии, жизненных сил, а они ничего не подозревали, усталость разве что быстрее наступала, и прогулка вроде как не в радость была.

Сейчас же Кощей упустил этот момент и пополнять запасы жизненной энергии надо было критичными способами. Надо было получить сразу много. Чтобы получать по чуть-чуть, как это происходило обычно во время прогулки, тоже нужны были силы: присосаться, контролировать процесс, вовремя остановиться. Сейчас же на это сил не было. Надо было найти источник, чтобы выпить его до конца, чтобы самому не умереть. В потом ещё один, чтобы восстановить силы. И ещё один, чтобы был запас на будущее. Сначала хотели найти бомжей, которых никто не хватится. А потом вдруг поняли, что ситуация настолько критичная, что заниматься поисками уже некогда.

Для начала, чтобы не умереть, Кощей выпил жизненные силы их соседа по лестничной клетке Василия. Но тот был спившимся алкашом и его жизненных сил не хватило ни на что, разве что чтобы ещё чуток продержаться. Кощей удивился, как Василий сам-то дожил до этого момента.

Тогда решено было вызвать скорую. Феликс отвёл глаза прибывшей бригаде. Они оформили сердечный приступ и повезли Кощея в больницу, причём будучи уверенными, что нашли того в где-то на улице.

В больнице Феликсу ещё раз пришлось навести морок, чтобы документы были оформлены как попало. Делалось это для того, чтобы при желании нельзя было найти Кощея. Персонал же больницы вообще не знал, с чем привезли старика. Вроде как надо провести обследование и выявить причины, а пока назначили восстановительные процедуры. Главное, чтобы его не сильно беспокоили. Он же принялся за своих соседей по палате. Тех, кому не повезло оказаться с ним в палате, он высосал до конца. Попутно же, за ту неделю, что он лежал в больнице, он успел по чуть-чуть ещё и брать энергию у врачей и медсестёр, напитываясь всё больше и больше.

Первоначально планировалось пролежать ещё неделю и полностью восстановиться, и напитаться энергией на будущее. Надо было брать жизненных сил по чуть-чуть, а лучше вообще не в своей палате, а то слишком много смертей в одной палате могут вызвать подозрения. Но Кощей был слишком слаб, вовремя остановится не мог, да и жизненных сил у больных людей, пусть даже идущих на поправку куда меньше, чем у здоровых. Всё это в комплексе и в результате вывернулось боком, сохранить инкогнито не получилось. Вышло так, что свидетелем смерти соседа по палате Кощея стала дежурная медсестра. Пришлось срочно покидать больницу. Конечно, Кощей мог запросто ликвидировать и девушку, или отвести глаза ей, стереть память, однако на всё это нужны были силы, а он всё ещё оставался слаб. Пока он успел только набраться сил, чтобы уж точно не умереть, но растрачивать их сейчас на колдовство не следовало. Именно поэтому пришлось ретироваться, оставив всё как есть.

Феликс на всякий случай круглосуточно дежурил у больницы, мало ли какая помощь потребуется учителю. Правда увидев Кощея перед машиной, он всё равно удивился. Он ожидал скорее знака о помощи, чем непосредственного присутствия. Он так растерялся, что даже не вышел открыть дверь шефу.

Кощей сам залез в машину, надо сказать очень проворно. Было заметно, что он уже подпитался энергией. Хоть внешне он пока ещё и выглядел довольно жутко, но силушки уже прибавилось. Это было заметно по более уверенным движениям, более быстрым и выверенным. Тело всё ещё оставалось телом древнего, пожалуй, даже древнейшего старика, а вот движения уже были вполне себе движениями волшебника. И силы он всё-таки сейчас потратил – на быстрые передвижения.

Плюхнувшись на заднее сидение, Кощей скомандовал:

– Гони домой!

Немного помолчав, добавил:

– Напортачил я тут слегка, но сейчас домой. А вот завтра тебе придётся заняться тем, чтобы подчистить хвосты за мной.

«Господи, откуда он фраз-то таких понабрался, вроде телевизор-то не смотрит. «Хвосты подчистить», ну надо же!» – подумал Феликс, в слух же произнёс:

– Как скажете шеф.

«Тоже хорош, вот откуда это «шеф» вылезло?» – сам себя раскритиковал мысленно Феликс. И удивился, что Кощей ничего не сказал. Видимо задумался о чём-то, раз не заметил этого дурацкого «шеф». Похоже, что это действительно было так, потому что пару минут спустя Кощей начал отдавать распоряжения, что завтра надо будет сделать Феликсу. Среди всего прочего было ещё и указание выяснить, кто был дежурной медсестрой и узнать всё о ней, чтобы разыскать её вне больницы.

На следующий день Феликс занялся так называемым «подчищением хвостов». Сначала он отвёл всем глаза – это было легко и просто. Вроде бы сразу несколько странностей: умерший пациент, разбитое окно и ещё один пропавший. Но Феликсу удалось затуманить разум людям, и они никак не связали эти факты между собой: окно разбилось от ветра, пациент умер – ну бывает такое в больницах, а про Кощея вообще решили, что он поправился и покинул больницу рано-рано утром по собственному желанию, тем более что и соответствующее заявление от пациента имелось.

Даже узнать, кто дежурил ночью Феликсу удалось легко и просто. А вот дальше стали происходить какие-то странные вещи. Ему с лёгкостью сказали, кто дежурил и даже дали адрес медсестры, хотя, разумеется, давать личные данные сотрудников не имели право. Однако, когда Феликс прибыл по адресу, выяснилось, что это адрес другого сотрудника больницы и вообще мужчины. Пришлось Феликсу возвращаться в больницу и снова попытаться узнать адрес дежурившей медсестры. И ему опять дали адрес, легко, быстро, просто.

Однако адрес опять оказался не тем. На этот раз дома с таким номером просто не существовало. Это озадачило не только Феликса, но и Кощея. Последний не рискнул бы вновь оказаться у больницы. Почему-то ему не хотелось самому сталкиваться вновь с той девушкой. Он подключился бы только в том случае, если пришлось воплощать план Б. Пока же придерживались первоначального плана: разыскать эту медсестру – Алису Иванову и стереть ей память. Решили, что Феликс подкараулит Алису около больницы, после работы и проследит за ней, а по возможности и память сотрёт. Всего-то и надо было – это выяснить её график работы. Это удалось. Опять легко и просто. И снова стало происходить что-то странное. То её отправили на какой-то семинар. То она осталось на замену кого-то из коллег. То она сама поменялась с кем-то. А то она выходила из больницы с коллегами, и они толпой шли к метро. Чтобы стереть память Феликсу надо было подкараулить Алису одну. Но это никак не получалось. В конце концов Феликсу удалось подслушать разговор девушек, и он узнал, что Алиса играет в любительском театре.

Молодой колдун рассказал об этом Кощею. Тот сказал, что пока не очень понимает, как это, но похоже, что больница, как место работы Алисы, защищает её. Кто наложил такое заклятие и что вообще это за заклятие такое Кощей не знал, но это было единственное объяснение, почему в больнице они не смогли получить правильный адрес Алисы. Да и тот хаос, который начинался, стоило им приблизиться хоть чуть-чуть к девушке, говорил о том, что есть какая-то защита.

Именно поэтому в театр решено было ехать вместе, чтобы уж точно окончательно решить вопрос. Феликс предлагал Кощею, так сказать «плюнуть». Девчонка молчала, шум не поднимала, глаза он всем в больнице отвёл, вроде как беды ждать неоткуда. Но Кощей был непреклонен: «Сейчас молчит, а вдруг как заговорит. Не нужна нам никакая огласка, пусть даже ей никто не поверит. Лучше перестраховаться».

Где и как Кощею удалось познакомиться с режиссёром спектакля, в котором была задействована Алиса, Феликс так и не узнал. Иногда Кощей вдруг становился очень скрытным. Видимо не всеми своими колдовскими приёмами он готов был делится. А может быть было что-то ещё. Возможно, когда он поступал совсем как человек, используя банальный манипуляции и обман, он не готов был признаваться в этом Феликсу, дабы не разочаровывать ученика.

Итак, был выбран день, верней вечер, когда должна была наконец-то состояться встреча с Алисой. Сначала всё шло по плану. Они легко и просто проникли в дом, где должна была быть репетиция. Кощей вошёл в зал, Феликс остался ждать у дверей, чтобы подстраховать если что. Сейчас план изменился, Кощей решил сам стереть память Алисы, тем более что он уже набрался достаточно сил. Когда Феликс увидел Алису, то не подал вида. Ждал, когда все войдут в зал, чтобы закрыть двери и встать у них, чтобы не дать ей больше ускользнуть. Он видел, что Кощей, заметив Алису, обрадовался, видимо предвкушая, что наконец-то закончит эту историю с «хвостами». По выражению его лица Феликс понял, что Кощей уж точно сам будет с ней разбираться, и похоже простым стиранием памяти сегодня дело не обойдётся. Он догадался, что Кощей решил поставить окончательную точку в этом вопросе. Хоть жизненные силы ему уже и не нужны, но про запас можно запастись энергией, тем более молодой женщины. «Ну, что ж, тем лучше, мне меньше работы», – расслабился Феликс. Он предполагал, как будет действовать шеф. Кощей выберет удобный момент, подберётся к Алисе поближе и… Возможно понадобится помочь в наведении морока на всех остальных. Но это не проблема. Феликс сразу же почувствует, когда Кощей начнёт отводить всем глаза и присоединится к нему, чтобы сделать это быстрее и никого не упустить. Вдвоём это не составит им труда. Вот тогда-то Кощей займётся этой неуловимой Алисой, а Феликс сможет идти заводить автомобиль, дальше шеф точно справится один.

Однако всё опять пошло наперекосяк. Вместо очевидных вещей стало происходить что-то непонятное. Кощею не мог смотреть на Алису не отрывая взгляда, чтобы не вызвать лишних подозрений. Сначала надо было подобраться к ней поближе. Но он не успел этого сделать. Колдун отвлёкся, изображая взятую на себя роль. Феликса тоже буквально на мгновенье выпустил происходящее из вида, закрывая дверь, он перестал наблюдать за Алисой. Когда же он снова обратил свой взор на находящихся в зале, то не увидел девушки на прежнем месте. Он стал искать её глазами, чтобы понять, куда успела подеваться эта девчонка, однако её нигде не было.

Феликс даже растерялся: идти в зал и искать её или же ждать у двери – мимо-то точно не пройдёт. И тут вдруг подумал, а что, если есть ещё один выход из зала. Ничего не оставалось, как применить магию, чтобы запереть дверь, причём так, чтобы даже ключом не сразу смогли открыть замок. После этого Феликс потихоньку двинулся в зал, всё ещё пытаясь выискать Алису. Но довольно быстро понял, что её нет. «Куда она могла подеваться?» – начал свирепеть он, эта неуловимая медсестра уже достала его.

«Разве что со сцены есть ещё куда-то ход», – несмотря на раздражение, здраво рассуждал Феликс. Ничего не оставалось, как пойти проверить, при этом отведя глаза всем собравшимся, чтобы на него не обращали внимания. Он почувствовал, как Кощей присоединился к его колдовским манипуляциям, поэтому оставил это дело ему, а сам бросился искать Алису.

Спустя какое-то время он обнаружил открытое окно и сначала даже прошёл мимо него. Но потом вдруг понял, что окно послужило Алисе спасением. Он него ещё исходи едва уловимый след человеческого страха. Феликс хотел было тоже вылезти в окно, но потом подумал, что куда быстрее будет пройти через зал и выйти через обычные двери. Так он окажется на дорожке, ведущей к метро, по которой скорее всего и пойдёт Алиса. Он же на машине, поэтому доберётся до метро быстрее и встретит её уже там.

Вот только выйдя из здания театра, Феликс не обнаружил мерседеса. Разбираться было некогда, пришлось снова тратить магию, чтобы быстро оказаться у метро. Вот только быстрее Алисы это сделать не удалось. У метро он увидел свой мерседес, от которого тоже шёл след страха, того самого страха Алисы, как и у окна в театре. Стало понятно, кто воспользовался их машиной. Краем глаза Феликс успел заметить жуткую царапину на борту. «Вот гадина, ещё и машину испоганила», – возмутился Феликс. Чтобы привести машину в порядок тоже требовалось потратить магическую энергию или человеческие деньги, а значит и время. Но сейчас об этом некогда было думать. Надо догнать эту неуловимую нахалку. И уже плевать, что вокруг люди. Прямо при них, схватить её за руку и воспроизвести заклинание стирания памяти.

Почему он был так уверен, что у него на этот раз всё получится? Да потому что запах страха от машины был намного сильнее того, что он уловил у окна, там был слабенький, почти растворившийся. Здесь же был сильный. То есть машину она только что бросила. Феликс поспешил в метро, наводя морок, на что тратил довольно много сил, так людей вокруг было не мало. Ничего, разберётся с мерзавкой и попросит Кощея подпитать его энергией. Сейчас же главное поймать девицу.

Феликс увидел её. Ну что ж, это уже совсем не проблема. Быстро перемещаться здесь не составит труда. Поэтому, входя в вагон, вслед за Алисой, Феликс уже торжествовал, предвкушая, как он сейчас отведёт глаза, всем в вагоне, а сам займётся этой. Он чуть замешкался, чтобы навести морок и двинулся за Алисой. На лице невольно расползлась злорадная улыбка. Вот сейчас всё будет наконец кончено. А потом он выйдет на следующей остановке, вернётся назад, заберёт мерседес и поедет за Кощеем.

Алиса стояла в торце вагона. Там было почти пусто. Тех же немногочисленных пассажиров, кто оказался рядом, Феликс принудил убраться подальше, вызвав заклинанием в них жуткий дискомфорт и желание бежать как можно дальше. Теперь девушка стояла одна. Стройная, пожалуй, даже худенькая, среднего роста. Если бы не обстоятельства, то колдун возможно даже нашёл её красавицей: темноволосая, темнобровая, с яркими глазами цвета горького шоколада, в которых сейчас плескался страх. «Румянец на щеках естественный, или это от страха, и губы яркие, как будто накрашены алой помадой, или это она искусала их», – мимолётом подумал Феликс, приближаясь к Алисе. Он протянул руку к ней, готовясь сотворить заклинание, а параллельно уже строил планы дальнейший действий. Когда произошло нечто, совершенно непредсказуемое, неожидаемое, непостижимое.

Едва он коснулся руки девушки, как план дальнейших действий тут же испарился. Более того, он забыл, что должен был читать заклинание. Он вообще обо всё забыл. Всего на несколько секунд. Но вдруг стало как-то пусто и чисто. А потом внезапно нахлынули детские воспоминания, те самые наиболее важные, и другие, которые приходили реже. Высокая трава над лицом, склоняющаяся к нему, и голубое небо в вышине, бревно в избе и жучок, ползущий по нему, запах хлеба из печи, солнечный луч, сквозь окно избы, и голос мамы, она зовёт его. Феликсу безумно захотелось увидеть маму, он дёрнулся, чтобы повернуть голову, и очнулся. Он стоит в вагоне метро, напротив него девушка. Это Алиса, это не мама. Мама только успела сказать: «Сынок…», дальше она должна была назвать его имя. Она всегда так звала его: «Сынок, …» а дальше было его имя, только он не помнил его. Но это было не Феликс. Точно не Феликс. Феликсом его называл только Кощей. При воспоминании о Кощее почему-то побежали мурашки по спине, рукам, ногам.

И вдруг Феликс осознал, что ещё мгновение назад он был взрослый мужчина, помощник того самого Кощея, опять мурашки побежали, и должен был стереть память это девушке Алисе. А сейчас…

Феликс смотрел на свои руки. Верней, чтобы их увидеть, пришлось засучить рукава куртки, которая ему была ой как велика. И на Алису он смотрел снизу вверх. А ведь ещё минуту назад он был высоким мужчиной, выше неё. Он опустил глаза и увидел тело ребёнка. Он же был колдуном, почти всемогущим, надо было только научится поддерживать своим жизненные силы и молодость и мог бы сравниться с Кощеем.

Феликс снова посмотрел на свою руку: «Ну да, молодость теперь поддерживать похоже долго не придётся. Сначала не помешает снова вырасти», – это было последнее взрослое язвительное замечание прежде, чем он полностью осознал, что перестал быть взрослым. Он попытался применить лёгкое заклятие, ну хотя бы одежду сделать по размеру. Щёлкнул пальцами. С них сорвались слабые голубые искорки, как издёвка, а одежда осталось прежней. Похоже колдуном он именно что был, ещё минуту назад, а теперь…

– Ты что со мной сделала, – сказал Феликс и, услышав собственный тоненький ребячий голосок не выдержал и заплакал, это произошло само собой, без особой его на то воли.

– Я был сильный волшебник, маг, а ты что натворила! – канючил он, всхлипывая и вытирая слезы. Вытирать приходилось по очереди, то одной рукой, то другой, так как приходилось ещё поддерживать штаны, чтобы они не свалились. Хоть он и был невозможно худым, став ребёнком он стал ещё тоньше.

– Да кто ты вообще такая, это ж кто ж такие вещи-то умеет делать? – то ли возмущаясь, то ли удивляясь причитал плачущий мальчик, направляясь к двери вагона.

Он пока ещё и сам не знал, что теперь делать. Просто откуда-то вспомнилось, что был план, вернутся на одну остановку назад, выйти из метро. И что-то ещё надо было сделать…

На автомате Феликс перешёл на другую сторону платформы, вошёл в вагон. Всё время пока он ехал остановку назад, он старался успокоится, даже почти перестал плакать, лишь изредка всхлипывая и прерывисто переводя дыхание.

Выйдя из метро, он понял, что не знает, что делать дальше. Плана дальше у него не было, верней он его не помнил. Он растерянно оглядывался по сторонам, когда заметил мерседес с включёнными фарами. Он подошёл к нему, почему-то он знал, что надо подойти. «Царапина на боку, ух ты! Какая огромная!» – подумал мальчик. Обошёл машину. Водительская дверь не заперта и даже не закрыта до конца. Влез и устроился поудобнее на сидении. Автоматически потянулся рукой и понял, что не достаёт. Поднял голову и сообразил, что вести машину-то он не сможет. Он не видел дороги. Можно, конечно, сидение и поднять, и подвинуть. Вот только он отчётливо понимал, что если он даже проделает все эти манипуляции, то он всё равно не сможет вести машину. Либо он не будет видеть дорогу, зато будет доставать до педалей. Либо он хорошо будет видеть дорогу, только вот вряд ли в этом случае достанет до педалей. Ничего не оставалось как вытащить ключи, вылезти из машины и … Надо включить сигнализацию, ведь магическую защиту он поставить не сможет.

Мальчик поплёлся пешком к театру. Идти пешком от метро было минут десять – пятнадцать, это если взрослый и быстрым шагом. Колдуном он бы и за минуту преодолел это расстоянии, достаточно было представить крыльцо театра, которое он уже сегодня видел. А вот если ты вдруг стал ребёнком, на котором штаны, которые стали велики на пару размеров, и штанины раза в полтора, а то и два длиннее. Сколько мог, мальчик закатал штаны, но всё равно они остались длинными. Он шёл, стараясь на наступить на штанины, чтобы не упасть, и придерживая их то с одной, то, с другой стороны, а то и подтягивая обеими руками. Наверно через полчаса Феликс доплёлся до театра. В сквере перед главным входом в парк, где раньше стоял мерседес, теперь ходил Кощей, три шага в одну сторону, разворачивался, пару шагов в другую, снова разворачивался. Опять несколько шагов, разворот, снова несколько шагов. Неподалёку была скамейка, мог бы и посидеть, но видимо сидеть спокойно он сейчас не мог.

Феликс шёл прямо к Кощею. Было видно, что тот заметил ребёнка и был удивлён, что тот не пытается обойти его, а идёт прямо на него. Потом обратил внимание на странную одежду, сначала решил, что просто одежда на вырост, однако внезапно понял, что уже видел эту одежду. Феликс подходил всё ближе и думал: «Не заплачу, не буду плакать. Я сдержусь. Я же мужчина. Был. Взрослым мужчиной». Хотел сам себя успокоить, а вышло напротив. Стоило вспомнить, что он был взрослым мужчиной, колдуном, а стал ребёнком, как волна обиды и жалости к себе снова затопила его, он не сдержался и заплакал. Да не просто так, а прямо в голос, как плачут маленькие дети. В этот момент он уже дошёл до Кощея, поэтому обхватил его двумя руками и уткнулся ему в живот. Тот понимал, что что-то не то, но ещё не понял, что именно. Хотел было возмутиться и отодвинуться от ребёнка и вдруг его как молнией ударило. Это не мальчик. То есть это, конечно, мальчик, но не совсем. Это так сказать, его мальчик, это его Феликс, который каким-то непостижимым образом стал ребёнком. Тот же в свою очередь так самозабвенно рыдал, что было ясно, в ближайшем будущем о том, что произошло, Кощей не узнает. Стоять вот так, с уткнувшимся в живот ему маленьким мальчиком, Кощею было более чем неудобно и вообще как-то нелепо. Первый раз в жизни он видел ребёнка, который не просто плакал, а плакал, уткнувшись в него. Похоже Кощею следовало проявить сочувствие к этому плачущему мальчику. От одной этой мысли ему становилось дико, было впечатление, что он попал в сказку наоборот, где не боятся Кощея, а ждут от него утешения. Это было неправильно и нелепо. Это было в конце концов просто не справедливо по отношению к страшному колдуну.

Наконец плач мальчика начал стихать. Он давно уже держал Кощея только одной рукой, вторую пришлось убрать, чтобы подхватить штаны. Кощей аккуратно высвободился и более внимательно посмотрел на мальчика. Куртка велика, штаны несмотря на то, что подвёрнуты, всё равно длинные, да и велики, ботинки. «Бог ты мой, как он в них шёл-то?» – подумал Кощей. Лёгкий, почти незаметный жест рукой, щелчок пальцами и одежда стала впору. Произошедшие изменения отвлекли мальчика от слёз. Он смог двумя руками вытереть оставшиеся слёзы и поднял глаза на Кощея. Лицо снова исказила гримаса собирающегося заплакать ребёнка.

– Феликс, – Кощей будто споткнулся об это имя, как-то странно было называть мальчугана этим именем, слишком уж колдун привык ко взрослому Феликсу. Старый волшебник не знал, как теперь разговаривать с бывшим помощником, ставшим внезапно ребёнком. Кощей уже давно не общался с детьми, с того времени как этого самого Феликса взял к себе ребёнком. Но это было почти четыреста лет тому назад, подзабыл уже. Да и тогда как-то было проще. А сейчас, что делать: строго говорить или сочувствовать.

«Вот чёрт, с этими изменениями в мире, душевностью, духовностью, чутким отношением к детям и людям вообще, даже я злой колдун, не знаю, как себя вести, заразился толерантность. Хотя нет, толерантность это, кажется, что-то другое. Чёрт, они ещё и слов новых напридумывали! Ух! Эти люди… – думал Кощей, глядя на ребёнка, – так строго или сочувствуя? А то, как от жалости от снова часа на два расплачется?»

Кощей постарался говорить нейтральным тоном, так и не сделав выбора:

– Феликс, пожалуйста, расскажи, что произошло. Спокойно, не торопясь, постарайся не упустить ни одной детали.

Кощей понадеялся, что необходимость вспомнить все детали вынудит Феликса успокоиться и собраться.

Феликс начал свой рассказ с того момента, как потерял Алису из вида в зале театра. Он сам удивился, как чётко и хорошо он всё помнит, как будто это было минуту назад и ничего необычного после не произошло. А ещё почувствовал, что, рассказывая, он начинает забывать то, что происходило совсем недавно. Он вдруг понял, процесс его становления ребёнком ещё не закончился. Он пока ещё помнит свою взрослую жизнь, но пройдёт ещё совсем чуть-чуть, и он скорее всего всё забудет, станет обычным маленьким мальчиком. Поэтому, пока он ещё осознавал свою взрослую сущность, он старался детально всё вспомнить, ничего не упустить. Он пока ещё понимал, что понять, что произошло Кощей сможет только если Феликс расскажет всё максимально подробно.

Несмотря на то, что Феликс очень старался, рассказывать очень подробно, не упуская деталей, Кощею это ничуть не помогло.

– Не знаю, то ли она колдунья, тогда не понятно почему боялась нас, то ли на ней лежит защита, кто-то очень могущественный защищает её, а она даже не подозревает об этом, – подвёл итог рассказу Феликса Кощей.

– Поедем домой, надо книги почитать, может пойму, что же это было, – Кощей отвернулся от Феликса, видимо собираясь идти к машине.

– Мерседес у метро, – произнёс Феликс, опережая вопрос, – и я больше не могу водить, я маленький.

На последних словах лицо Феликса снова исказила гримаса плача.

– Ну не страшно, поедем на метро, – сказал Кощей, стараясь успокоить мальчика, лишь бы он снова не заплакал, а про себя подумал: «За что мне это на старости лет. Что я теперь буду делать? Сопли вытирать и в школу его отправлю. Дедушка Кощей?! Бред!!!»

Он сделал несколько шагов и встал столбом. Идущий сзади Феликс с понурой головой, не смотрящий, куда идёт, врезался в него. Кощей как будто не заметил это, хотя от толчка, сделал непроизвольно пару шагов вперёд.

Жуткая мысль внезапно озарила Кощея: «Он же забудет всё! Всё чему я обучил Феликса канет в лету». После нескольких секунд шока он смог размышлять дальше. «Столько лет жизни и обучения псу под хвост! – ужаснулся про себя Кощей. Следующая мысль была ещё хуже, – а как же я без помощника-то?!»

Грязно выругавшись, Кощей посмотрел на Феликса. Тот смотрел на него невинными детскими голубыми глазами, добрыми и сейчас недоумёнными. «Чёрт, теперь даже ругаться нельзя, – подумал тоскливо Кощей, – при ребёнке…»

– Ладно, пойдём, будем учиться жить по-новому, – скорее успокаивая себя, сказал Кощей, снова двинувшись к выходу из театрального сквера.

На следующий день Феликс нашёл в интернете классную игру стрелялку и рубился почти целый день. Кощей же всю ночь и утро был занят чтением своих книг и не выходил из кабинета. Ближе к полудню он заказал водителя и куда-то уехал, ничего не сказав Феликсу. По возвращении он снова заперся в кабинете и просидел до вечера. Уже вечером, когда стемнело он вышел в коридор и крикнул:

– Феликс, мы сегодня есть вообще будем или как?

Он стоял в коридоре. Никто не откликался на его зов.

– Феликс, – уже требовательно крикнул Кощей, нетерпеливо поглаживая рукой лысину.

Мальчик вышел из своей комнаты и непонимающе уставился на Кощея. Тот тоже пару секунд недоумённо смотрел на него, как будто увидел впервые в жизни. Потом его лицо сморщилось в какой-то непонятной гримасе, а рука с лысины соскользнула к лицу и закрыла глаза. Весь его вид как бы говорил: «Глаза б мои этого не видели». Затем он опустил руку и сказал:

– Старею. Совсем забыл, что ты… и что же делать?

Мальчик смотрел на Кощея наклонив голову к одному плечу, как-то оценивающе, размышляя. Потом заулыбался и сказал:

– Давай закажем пиццу?

– Давай, – согласился Кощей.

Раньше за питание тоже отвечал Феликс. Кощей был занят, так сказать научными изысканиями, Феликс же обеспечивал ему комфорт. Где он брал еду: заказывал или готовил сам, Кощей даже никогда не задумывался. Теперь же похоже и это придётся делать Кощею. Рассуждая об этом, он мрачнел всё больше и больше.

– Наверно надо тётю Клаву попросить каждый день приходить.

– Какую тётю Клаву? – удивился Кощей.

– Ту, которая убирает и готовит.

Немного помолчав, Феликс по-деловому добавил:

– Она завтра придёт, я с ней поговорю.

Кощей посмотрел на него и представил, как этот мальчик будет договариваться с какой-то там тётей Клавой.

– Нет уж дружочек, договариваться с ней, похоже буду я. А ты будешь делать вид, что ты мой внук.

Кощей смотрел на мальчика и невесело подумал: «Ну вот ты и стал дедушкой, так сказать на старости лет». Тяжело вздохнув, он добавил:

– Сделай голос погрубее и закажи пиццу уже.

Сделав погрубее голос, как просил Кощей, Феликс спросил:

– А зачем голос-то погрубее? – он очень старался говорить басом.

– Чтобы у тебя заказ приняли, когда звонить будешь, дубовая башка.

Феликс вскинул недоумённо бровки, и смотрел на Кощея, широко распахнув глаза. Весь его вид изображал нескрываемое удивление. А потом он хитрюще заулыбался и сказал:

– Так я не буду звонить. Я через Интернет закажу, через сайт, – стал он объяснять, как маленькому ребёнку Кощею.

Тот аж заскрипел зубами: «Ещё и это придётся освоить!» Мальчик внимательно посмотрел на Кощея, потом как-то помрачнел и, отвернувшись от него, сказал:

– Не нервничай так. Ты когда нервничаешь больше сил тратишь, чем когда колдуешь. Вон, прямо на глазах стареешь и худеешь.

Кощей невольно взглянул в зеркало: «Да уж». Однако он действительно выглядел не лучшим образом.

– Я пойду пока пройдусь, а ты заказывай пиццу. Когда её привезут?

– Минут через тридцать, максимум сорок.

– Хорошо, через сорок минут я вернусь.

Сейчас, когда Феликс всё больше и больше забывал прошлую, взрослую жизнь, и всё больше и больше становился мальчиком, причём не только внешне, его стало коробить, что Кощей высасывает жизненные силы. Именно поэтому он отвернулся от Кощея, когда стал говорить ему про то, что тот снова стал стареть. Он знал, пока ещё помнил, что после этих слов Кощей отправится на охоту за людьми, верней их энергией. Сейчас Феликс не хотел, чтобы Кощей причинял вред людям. Ему становилось жутко от одной только мысли, что пострадают другие люди. Кощей догадался почему мальчик отвернулся. Он и раньше так делал, когда первый, естественный раз был ребёнком. Тогда ему казалось, что если он отвернётся, то Кощей не догадается, какие чувства и эмоции он испытывает. Прошло ни одно десятилетие, прежде чем Феликс стал относиться равнодушно к колдовству Кощея.

Кощей шёл по улице и рассуждал, что же ему теперь делать. Остаться без Феликса, это как без рук. И Феликса никуда не денешь. Самое главное, надо разобраться, что же это было, может быть можно вернуть ему взрослый облик. Несмотря на то, что он столько времени провёл за книгами, он так и не нашёл объяснения произошедшему. Пока что ему удалось понять, что скорее всего девушка была не простой, скорее всего ведьмой, правда какой-то странной. Кощей назвал это «Белая ведьма», имея в виду творящая добро. Днём он встречался с Алисой, решив на всякий случай перестраховаться и выиграть время. Он сделал ей предложение о перемирии. Конечно же, он не стал уточнять, что никакого перемирия между добром и злом быть не может в принципе и что на самом деле ему нужно время, чтобы знать точно, что она такое и как с ней бороться. А заодно понять, как вернуть обратно взрослого Феликса. Может если убить Алису, вернётся прежний Феликс. Только вопрос, как её убить так, чтобы она до Кощея не успела дотронуться. И, самое главное, чтобы к Феликсу вернулись его силы. «Придётся ехать в Воронеж», – думал Кощей. Там за городом, в глухой деревне у него был дом, скорее даже усадьба, в которой была хорошая библиотека. На дом был наведён морок, видели его все, в смысле простые люди, как ветхую избушку, совсем бедную и обветшавшую. Сделал это Кощей специально, чтобы никто не покусился на добро в «избушке», верней, чтобы всем сразу становилось ясно, что добра там просто быть не может. И даже если кто-то зашёл бы в покосившийся и разваливающийся дом, то увидел бы пустую заброшенную комнату, в которой не на что позариться.

«Итак, надо будет ехать в усадьбу. Правда сначала надо будет договориться с этой неведомой ему тётей Клавой. Господи, чего ещё я не знаю? – ужаснулся Кощей. – Надо будет сказать, что Феликс уехал по делам, возможно надолго. А приехал внук, за которым надо присмотреть, а ему самому тоже надо уехать. И договариваться надо, чтобы она в первую очередь кормила мальчишку. А то выглядит, как заморыш. Да, и в магазины надо сходить, одеть ребёнка», – рассуждал Кощей, совершая свой вечерний променад. Сначала Кощей хотел дать мальчику новое имя, но потом подумал, что сам точно проговориться. Да и ребёнок, который уже четыреста лет Феликс, а теперь ещё внезапно вернулся в детство, вряд ли будет откликаться на новое имя. «Ладно, соврём, что у нас в семье принято, всех первенцев называть Феликс», – подумал Кощей.

Одежда, которую Кощей подогнал колдовством под размер нового Феликса, снова приняла первоначальную форму. Тогда Кощей подумал только об одном, чтобы внешнего вида одежды хватило добраться до дома. Да и смысл поддерживать колдовством необходимый размер одежды, когда можно всё купить. «Надо будет что-то купить на первое время, а там видно будет. Получится вернуть взрослого Феликса, выкинем детскую одежду и фиг с ней. А вот если ничего не выйдет, не дай бог, придётся идти и покупать много одежды», – рассуждал Кощей, стараясь отогнать от себя мысли, что же делать, если Феликс останется ребёнком и будет взрослеть естественным путём.

Кощей уже достаточно подпитался жизненной энергией, однако не торопился возвращаться домой. Хотелось ещё пройтись по улицам и ещё раз прокрутить в голове всё произошедшее, связанное с этой загадочной Алисой.

Утром следующего дня Кощей попросил Феликса заказать ему билеты в Воронеж, попросил поезд, уж очень он не любил самолёты. Затем договорился с тётей Клавой, которая оказалась вполне привлекательной приветливой женщиной немного за пятьдесят, которую Кощей называл по имени отчеству. Она легко согласилась приходить каждый день готовить еду и в цене легко сошлись, даже без применения магии. Затем Кощей с внучком, как он его называл при Клавдии Илларионовне, отправились за детской одеждой. А вечером Кощей отправился на вокзал.

Отсутствовал Кощей неделю. Вернулся он в странном расположении духа, печальный и удовлетворённый одновременно. Когда он вошёл в квартиру, он застал Феликса, который катал машинку по квартире. От неожиданности Кощей так и замер на пороге, даже не заперев дверь.

Феликс же, подняв на него голову, мимоходом улыбнулся, пробурчав:

– Привет деда, – погнал свой грузовик в свою комнату.

Из кухни откуда доносились вкусные ароматы, показалась Клавдия Илларионовна.

– Ну вот и хозяин вернулся, как раз к завтраку. Что вы застыли-то проходите, а я дверь запру.

Кощей послушно прошёл в свой кабинет, кинул там дорожную сумку и пошёл было на кухню, но тётя Клава скомандовала:

– Руки мыть, – видимо привыкла за неделю командовать Феликсом, потом смутилась, махнула рукой и быстренько скрылась на кухне.

Кощей же пошёл мыть руки, постепенно погружаясь в неутешительную действительность: «Вот развлекуха-то мне на старости лет. Где же я так нагрешил», – неожиданно для самого себя подумал Кощей, потом продолжил, отвечая самому себе: «А нагрешить-то почти за тысячу лет было где, да хотя бы тем же высасыванием жизненных сил, не говоря уж про всё остальное. Ох! Вот же наказание!»

Накормив мужчин, Клавдия Илларионовна распрощалась и ушла до завтра.

– Узнал что-нибудь? – поинтересовался Феликс.

– Узнал. Но радостного мало, – угрюмо ответил Кощей.

– Можно я не пойду в школу, – без всяких переходов спросил мальчик.

«Ну что ещё мог спросить ребёнок, тем более что сентябрь на носу», – грустно подумал Кощей. Он ничего не сказал Феликсу, потому что порадовать того было нечем. Вернуть его силы нельзя, даже если убить Алису, она уже переработала всё зло в энергию и силу для себя. Если её убить, вопрос правда ещё как, то прежний Феликс всё равно уже не вернётся. А учитывая, что Феликс был довольно сильный колдун на тот момент, когда подошёл к Алисе, то у неё достаточно магической силы. Итак, она белая ведьма. Видимо когда-то очень давно Кощей читал об этом, а когда всё случилось, то и название всплыло в памяти само собой. Возможно, девушка никогда бы в жизни не узнала, кто она, если бы не произошла её инициация, виновен в которой невольно был Кощей, так как он послал Феликса разбираться с ней. Если бы они никогда не столкнулись в её жизни, то так бы она и прожила простым человеком. Разумеется, если и никакая другая нечисть не попалась бы на её жизненном пути. Белые ведьмы очень-очень редкое явление. Многие из них так никогда и не становятся по-настоящему колдуньями. Всё очень просто. Для того, чтобы потенциальная ведьма стала ведьмой в действительности необходимо, чтобы она была вынуждена защитить себя, или кого-то очень близкого ей, кого она любит. Чаще всего белыми ведьмами становились женщины, которые защищали своё дитя. Материнская любовь оказывалась сильнее даже инстинкта самосохранения. Однако бывали случаи, когда и защищая себя от нечисти происходила инициация белой колдуньи. Вот ещё один важный момент, защищаться надо было именно от нечисти, от злого колдуна или колдуньи, так как именно их сила переходила к белой колдунье и давала толчок к её инициации и первую собственную магическую энергию.

Правда всё, что смог найти Кощей, говорило о том, что белые ведьмы довольно долго входили в полную силу. Именно поэтому их было достаточно просто убить обычным оружием, а не заклятиями, ещё до того, как они становились по-настоящему могущественными. Алиса же, защищая себя, с лёгкостью выкачала из Феликса всё злое, всё колдовство, а вместе с ними и возраст. Вернула его к тому возрасту, где изменилась его судьба, чтобы он мог начать всё с начала. Этим-то и были опасны белые ведьмы для колдунов. Они могли выкачать злое колдовство и перевести его в свою силу. И чем больше зла они выкачивали, тем сильнее становились. Судя по тому, как запросто Алиса справилась с Феликсом, она была изначально сильной ведьмой. Это был нонсенс, парадокс. Таких белых ведьм до сих пор не существовало. Во всяком случае в своих книгах Кощей такого не нашёл. Он лишь смог разыскать описание того, как появляются белые ведьмы и как они обретают силы, что делать, чтобы избавиться от новообращённой белой колдуньи. Мало того, что Кощей за всю свою жизнь не встречал белых ведьм, собственно, из чего и делал вывод, что это редкое явление, так он в принципе не встречал таких мощных колдунов. Он уже даже засомневался, а сам-то он настолько же мощный, как это девочка, которая даже не прикасалась сама к Феликсу, чтобы забрать его силы, они сами перетекли, стоило тому дотронуться до неё. Так это она ещё не знала о своих способностях. Теперь уж точно знает. И что сейчас? Достаточно ей будет только подумать, что надо забрать силы злого колдуна, как раз и готово? И даже дотрагиваться не придётся? Или всё же придётся? Точно Кощей теперь знал только одно, что лучше с ней не связываться.

В своих книгах Кощей нашёл только одно описание мощной белой ведьмы, причём даже упоминалось, что история не имеет подтверждения. Вроде как записано с чьих-то слов, кто сам не видел, а только слышал историю другого колдуна, который слышал её от ещё одного колдуна, а тот от того, кто присутствовал при том, как белая колдунья одним только прикосновением лишила колдуна сил. Рассказ заключал в себя следующее.

Два колдуна встретили женщину, как они решили обычную, на безлюдной дороге и предложили составить ей компанию. Разговорились с ней. И когда вызнали, что никого у неё нет и никто её не хватится и искать не будет, решили высосать из неё жизненные силы. Они давно помышляли вдвоём на дорогах и высасывали людей до смерти на двоих, старались искать молодых, полных сил и одиноких. В этот раз колдуну, который рассказывал о белой колдунье, можно сказать повезло. Его друг присосался к ней первым. Именно это и спасло рассказчика. Правильней сказать, друг только попытался присосаться, однако вместо привычной и банальной процедуры произошло нечто неожиданное для них. Рассказчик видел, что его друг, как будто о стену ударился. Как он потом понял – это женщина в ответ поставила защиту. А потом сделала шаг к нему и мягко дотронулось до него рукой. И колдун на глазах стал меняться. Воздух вокруг него как будто сгустился и стал преломлять его образ. Эта густота, как вода, стала покрываться рябью, сквозь которую стало видно, как колдун начал молодеть. Очень-очень быстро трансформироваться, пока не стал совсем молодым, юношей, чуть ли не мальчиком. Тот колдун, который только собирался присосаться к жертве, хотел было помочь другу, но почувствовал, что даже приблизится к ним не может. Он не столкнулся со стеной, но каким-то непонятным ему образом почувствовал, что впереди стена. Никто же не будет в здравом уме кидаться на стену. Пока он раздумывал, что делать, женщина закончил с его другом. Теперь перед ним стоял подросток, который ошарашенно озирался вокруг, явно не понимая, где он и что происходит. Женщина же повернулась к оставшемуся колдуну. Прежде, чем тот сообразил, тело само приняло решение спасаться. Наверно, первый раз в жизни, он столкнулся с инстинктом самосохранения, хотя понятия не имел, что это такое. Он всё ещё думал, что делать, хотя уже бежал от неё прочь. А в след ему раздавался заливистый женский смех, от которого у него мурашки бежали по телу и холодило спину, казалось, что этот смех, как стрела сейчас вонзится в незащищённую спину и сотворит с ним что-то страшное. Так он и бежал, даже когда смех давно затих вдалеке. Бежал, пока хватало его сил.

Возможно, когда-то очень давно, Кощей уже читал эту историю, но скорее всего воспринял её как байку, сказку, или даже просто враньё колдуна, желавшего скрыть свою несостоятельность, как волшебника. Прочитал и тут же забыл. Теперь же он отнёсся к этой истории совсем по-другому. Сейчас он думал, что всё описанное скорее всего правда.

Выходило, что белые колдунье могли запросто всё колдовство Кощея и ему подобных выкачать на раз. И даже если колдунья не была сильной, за раз не всё выкачала бы из него, не до конца колдовских чар лишила, силушки и возраста поубавила бы точно, а с ними и накопленные знания, и накопленный годами опыт. Пришлось бы всё по новой нарабатывать. Похоже, что Алиса была именно такой ведьмой, что могла значительно силы Кощея поубавить, а то и всё забрать. «В младенца меня обратила бы», – мрачно предположил он.

И самое главное, колдун так и не нашёл способа, как же справиться с уже могущественной белой ведьмой. Все описания, которые он находил, говорили о том, что если инициировалась белая колдунья, то лучше сразу же убить её любым человеческим оружием, желательно стрелой или длинным мечом, а лучше копьём, чтобы ни в коем случае, даже случайно, не дотронуться до неё. Эта идея почему-то не очень привлекала Кощея.

Пока Кощей рассуждал обо всём об этом, понимая, что с Феликсом теперь не посоветуешься, да и вообще лучше ему ни о чём не рассказывать, тот приводил доводы, почему ему не надо учиться в школе. Последним аргументом было:

– В конце концов я могу учиться на дому, экстерном всё сдавать, – не унимался никак мальчик.

– Да оставь ты меня в покое-то, что ты меня достаёшь. Во-первых, ещё ничего точно не известно. Во-вторых, с чего ты взял, что я вообще собираюсь тебя в школу отправлять.

– Ну, все взрослые считают, что дети должны учиться, – протянул мальчик.

– Я же не твой родитель, – попытался отвязаться от Феликса Кощей.

– Так ты не отправишь меня в школу? – продолжал настаивать мальчик.

– О боже! Угомонись! Дай ты мне подумать, как жить дальше. Приму решение, поставлю тебя в известность.

Кощей встал и пошёл к себе в кабинет. Выйдя в коридор, который был по дороге из кухни в комнату, он вспомнил, как по приезде увидел здесь Феликса с машинкой. «Да, нет, пожалуй, если всё будет так плохо, придётся отдать его в школу, чтобы хоть полдня им не заниматься», – подумалось Кощею. О том, чтобы избавиться от Феликса каким-нибудь другим образом, пристроить в семью, например, или отдать в интернат, или ещё как, ему даже в голову не пришло. На самом деле, он пока вообще не хотел говорить с Феликсом, потому что не знал, как объяснить тому, что назад его взрослость уже не вернуть.

Только войдя в кабинет, Кощей подумал, что похоже Феликс-то как раз уже смирился с тем, что он ребёнок и вовсе не собирается возвращаться в свой взрослый облик. Более того, его сейчас похоже школа волнует куда больше. Кощей с сожалением осознал, что это скорее только его проблема, так как он потерял взрослого опытного помощника-колдуна, который был по совместительству и слугой, и водителем, и нянькой для престарелого волшебника. Снова вернулся страх, как он теперь будет справляться и что, если Феликс не захочет снова учиться колдовству.

Полина

Полина проснулась рано. До выхода на работу было ещё почти три часа. Она неспешно умылась, сделала зарядку, выпила стакан воды и пошла в душ. После душа так же не торопясь приготовила завтрак и отправилась на балкон, благо погода позволяла завтракать здесь. Сидя за маленьким круглым столиком, она неторопливо ела, глядя на пробуждающийся город. Пить по утрам кофе на балконе вошло в привычку этим летом. Раньше Полина брала отпуск почти на всё лето, благо педработники имеют право на большой отпуск. Как правило, каждый год до этого она уезжала на весь отпуск. Правда весь год приходилось копить, чтобы были средства на такие длительные путешествия.

В этом году всё было по-другому. Пришлось потратить всё отложенное бабушке на операцию, верней даже не на операцию, а на какие-то дорогостоящие штифты. Всё бы ничего, но менее чем через полгода, почти перед самым отпуском Полины, бабушка умерла: заснула вечером, а утром не проснулась. И те деньги, что удалось снова накопить, ушли на похороны. Полина мало того, что осталась одна, так ещё и без отпуска. На самом деле, она, даже несмотря на то, что откладывала деньги, не была уверена, что куда-то поедет в этом году. Оставить бабушку одну, которая всё никак не поправлялась, Полине было боязно. Она рассматривала вариант нанять сиделку, но судьба распорядилась иначе.

Хорошо, что в интернате был открыт летний лагерь и нужны были сотрудники, поэтому Полина осталась работать воспитателем. В другое время застрять на всё лето в городе очень расстроило бы Полину, но сейчас её куда больше печалило, что бабушки больше нет рядом с ней. Возможно, уехать в отпуск было бы хорошим решением, чтобы отвлечься, но денег всё равно не было. Находясь же дома, Полина без конца и края вспоминала бабушку. Хоть она и старалась пропадать целыми днями на работе, и вечером не торопилась домой. Однако всё равно, утро и поздний вечер проводила дома, а значит, накатывали воспоминания. Скорее всего она потому и завтракать стала на балконе, чтобы хоть как-то сменить обстановку, потому что на кухне всё напоминало бабушку. Это было даже не осознанное решение, как-то само собой так получилось.

Хотя даже здесь, глядя на город и стараясь отвлечься, она всё равно нет-нет, да погружалась в воспоминания. Это были не внезапно нахлынувшие, а вполне осознанные, скорее даже умышленные возвращения к прошлому.

Бабушка говорила Полине, чтобы та не тратила деньги на штифты. Но иначе перелом не сросся бы, во всяком случае так говорил врач. Бабушка упрашивала Полину не слушать его, однако в этот раз девушка решила, что бабушка старенькая и не понимает ничего в современной медицине, не стоит её сейчас слушать. Выслушать да, а сделать всё равно надо по-своему.

Бабушка была единственным близким человеком Полины. Родителей она почти не помнила. Они погибли, когда Полина только пошла в школу. Бабушка не очень любила рассказывать о родителях, видимо никак не могла смириться с их смертью. А может быть с их смертью была связана какая-то тайна, поэтому бабушка и отмалчивалась. В общем вышло так, что бабушка с Полиной так и прожили большую часть жизни девушки вместе. И жили они душа в душу.

Любовь к путешествиям у Полины видимо была от родителей. Однако и бабушка не была такой уж домоседкой. Пока Полина училась в школе, бабушка на каждое лето придумывала путешествие на все каникулы. Во всяком случае, девочка думала, что бабушка планирует отдых на каникулы специально, каждый раз отправляясь с внучкой в новое место. Удивительным образом у бабушки были друзья по всей стране, которые с радостью принимали их.

Как и чем бабушка расплачивалась Полина не догадывалась, а верней, будучи маленькой даже не задумывалась об этом. Позже, когда выросла – узнала, что даже несмотря на то, что пенсия была не большой, бабушка умудрялась даже с неё что-то откладывать. Им хватало и на билеты в разные уголки страны, и на житьё-бытьё там. Была ещё и пенсия по потере кормильца, после смерти родителей. Но этих денег всё равно не должно было бы хватать на вполне комфортную жизнь в течение года, да ещё и на путешествия.

Лишь сейчас, вспоминая прошлое, она впервые задумалась о том, что скорее всего у бабушки был какой-то источник доходов. Вот только Полина никогда не видела, чтобы бабушка работала. Из дома она уходила только в магазин, или вместе с Полиной на прогулки. Пыталась вспомнить, как они покупали билеты и не могла. Девушка вдруг поняла, что ей никогда не доводилось видеть, как бабушка покупает билеты на все эти поездки. Разве что билет на электричку или автобус, когда они ехали за город в выходные.

Когда они отправлялись в очередное такое путешествие, бабушка обычно говорила, что они едут к её знакомым. Там как правило, Полина общалась с местными детьми: они вместе гуляли, играли на улице или всей гурьбой шли на какой-нибудь фильм, или же под присмотром кого-то одного из взрослых шли в какой-нибудь парк на карусели, бабушка же постоянно была чем-то занята со взрослыми. Она говорили, что у них взрослые разговоры. После этих разговоров бабушка была молчаливой и уставшей, и они сразу же отправлялись домой. Максимум могли зайти в кафе, особенно если в доме не было готовой еды, хотя как правило бабушка заранее готовила, чтобы вернуться на всё готовое.

По возвращении домой же, бабушка говорила, что ей надо прилечь, уходила к себе в комнату и до следующего утра Полина её больше не видела. Девочка была предоставлена самой себе. Бабушка довольно рано научила Полину пользоваться плитой, поэтому погреть себе еду она могла сама, да и чайник вскипятить, и даже заварить свежего чайку. Полина быстро научилась справляться самостоятельно, ей даже нравилось хозяйничать. Иногда она даже приглашала подруг, но сидели они в комнате Полины и, бог его знает откуда они взяли это правило, разговаривали очень тихо, почти шёпотом, даже если играли, если же смотрели телевизор или слушали музыку, то звук включали на минимум.

Что у бабушки были за взрослые разговоры Полина никогда не задумывалась. Разговоры и разговоры, мало ли о чём надо поговорить взрослым. Начала анализировать Полина лишь после смерти бабушки. Она уже даже не помнила, когда впервые вдруг задумалась о том, откуда у бабушки были деньги, не после ли этих разговоров. Что натолкнуло её на эти размышления она уже даже не помнила. Возможно, вспомнив одно из их путешествий, внезапно задумалась о том, что это должно было быть далеко не дёшево.

Вывод напрашивался сам собой. Все эти воскресные и летние встречи с друзьями скорее всего и приносили деньги. Вот правда, за что бабушке платили, Полина даже представить не могла. Маленькая она попросту не обращала на это внимание, только сейчас стали заметны странности. Пока бабушка была жива, девушка даже не задумывалась о том, почему они куда-то едут, чем там занимается бабушка. Да и ездить вместе они давно перестали – сразу после окончания школы их совместные поездки летом закончились. По выходным же в последние два школьных года Полина всё реже сопровождала бабушку. Она стала взрослой – бабушка могла оставить её одну, не тащить с собой, да и у девушки порой находились какие-то дела.

Первое лето после окончания школы было посвящено поступлению, в этот год и бабушка никуда не поехала. После первого курса Полина стала проводить каникулы с друзьями из института. То у них была практика, то они находили работу где-нибудь в тёплых краях, то ехали на всё лето в археологическую экспедицию. У бабушки всегда находились деньги, чтобы «подкинуть» внучке, хотя и Полина старалась подработать в течение года. Даже когда девушка пошла работать, бабушка иногда помогала ей деньгами на летний отдых. И даже тогда девушка не задумалась, откуда у бабушки деньги.

Вот только в последний год, когда бабушка упала и сломала ногу в нескольких местах, стало ощутимо, что денег недостаточно. Иногда, особенно перед зарплатой приходилось экономить. Не то, чтобы не на что было купить продукты, на это хватало и заработной платы Полины. Но порой только на необходимый набор продуктов и хватало, причём к новой получке деньги заканчивались окончательно. Возможно, сказывалось то, что пришлось потратить довольно приличную сумму на операцию, на послеоперационный уход, на сиделку дома, хотя бы на первое время, пока бабушке не стало хоть чуть-чуть лучше.

Когда это всё только произошло, Полине было не до того, чтобы задуматься, что в последнее время приходится считать деньги. Лишь сейчас, когда уже прошло какое-то время, она невольно стала анализировать и постепенно пришла к выводу, что встречи бабушки до болезни с её так называемыми друзьями скорее всего и были дополнительным доходом. Вот только за что ей платили? Но это вопрос так и остался пока без ответа.

Сидя на балконе, и допивая вторую чашку кофе, Полина всё пыталась понять, за что же бабушке платили деньги. Этот вопрос стал своего рода загадкой, которую девушка пыталась разгадать. Она вдруг отчётливо поняла, что не помнит, чтобы в тех поездках по стране, бабушка платила за жильё и покупала билеты туда и обратно. Будучи маленькой, Полина думала, что они живут в гостях, логично, что платить за жиль не нужно. Но сейчас она стала сомневаться, что это были именно друзья, к которым они приехали в гости.

В последнее время девушка пыталась вспомнить, тратила ли бабушка в этих поездках хоть сколько-нибудь денег, и если да, то на что. На мороженое Полине давала, фрукты какие-нибудь покупала, может какие-нибудь сладости. Пожалуй, и всё. Всем остальным необходимым обеспечивали пригласившие их в гости.

Чем больше Полина думала об этом, тем больше она утверждалась в мысли, что не такие уж и друзья были все эти люди, скорее даже вообще незнакомые. При этом бабушку очень уважали, почитали, разве что не молились на неё. А потом они ехали в другой город, к очередным так называемым знакомым, и опять у них были билеты, жильё и вообще жили они на всём готовом.

«Чем таким занималась её бабушка, что ей, похоже, платили за её услуги. Что ж это за услуги были?» – постоянно задавалась Полина этими вопросами, но ответов на них у неё пока не было. Возникали всякие бредовые идеи, которые девушка гнала за несостоятельностью.

В последний год, когда бабушка сначала долго лежала в больнице, а потом был ещё более долгих восстановительный период, она часто говорили Полине, что время её пришло и скоро она оставит Полину одну. Девушка пыталась убедить старушку, что та поправится и они поживут ещё вместе. Однако она и сама видела, что внутри бабушки будто огонь погас. Было похоже, что та смирилась с тем, что умрёт и относилась к этому как-то легко, без страха и сожаления.

Они никогда не ругались и можно сказать, даже никогда не спорили. Верней не спорили так, как это в других семьях или показывают в кино. Они обсуждали и договаривались, просто разговаривали, каждый приводил свои доводы и аргументы, выслушивали друг друга и приходили к компромиссу, или кто-то принимал точку зрения другого. Бабушка с лёгкостью согласилась, когда летом после четвёртого курса Полина заявила, что поедет с подругой к ней домой в Сочи на всё лето. Об одном лишь попросила бабушка, не снимать кулон-оберег, который подарила внучке, приняв решение отпустить ту. Ещё потребовала сразу же сообщить, если вдруг будут нужны деньги, сразу же звонить ей или писать. Как ни странно, бабушка с лёгкостью освоила современные гаджеты и с удовольствием ими пользовалась.

Как-то бабушка сказала Полине, когда та в очередной раз думала возразить, сказав, что бабушка ещё поживёт: «Даже не думай говорить, что это не так. Мне уже много лет, я старая, время моё пришло. Смерть – это неизбежность. Так что постарайся свыкнуться с мыслью, что скоро ты останешься одна».

Однажды бабушка как-то сказала, что им надо серьёзно поговорить, добавив, что вот когда станет получше себя чувствовать, будет не такой слабой, тогда. У Полины давно появилось чувство, что бабушка собирается ей что-то сказать или рассказать, но никак не решается. После её слов девушка поняла, что не ошибалась, ей не показалось. Она невольно заволновалась. Подумала, что возможно, бабушка наконец расскажет, что же произошло с родителями Полины.

Однако разговора так и не случалось. Заживление после перелома проходило медленно, но всё же потихоньку нога срасталась Бабушка же при этом с каждым днём как будто всё больше слабела, а вовсе не становилась здоровее. Складывалось впечатление, что с каждым днём она как будто потихоньку тает. Однажды Полине даже показалось, что бабушка стала меньше ростом, и, совершенно точно, похудела. Кожа становилась как будто прозрачной. Полина как-то даже подумала, что если этот процесс не прекратится, то через пару лет бабушка станет совсем маленькой и прозрачной, а потом и вовсе исчезнет – испариться.

Полина даже пыталась так пошутить, пытаясь в очередной раз накормить бабушку получше. Та отказывалась есть, даже свои любимые лакомства, говорила, что не хочет, да и сил нет. Отказывалась от деликатесов, что пыталась в неё чуть ли ни силком впихнуть Полина. На шутку же ответила, что так долго она не проживёт, а то и вправду испарилась бы. Бабушка оказалась права. Куда раньше она просто не проснулась.

Глядя на мёртвое тело бабушки, Полине казалось, что та всё ещё продолжает таять и уменьшаться. Хотя, конечно, это скорее был шок от потери близкого человека. При этом Полина не плакала и не испытывала непереносимого горя, она смотрела на лицо бабушки, и видела, что лицо той выражало умиротворение и счастье, как лицо человека, который закончил делать какое-то важное дело, он устал, но счастлив. Также выглядела и бабушка, и, видимо именно поэтому, вместо жуткого горя, у Полины было просто ощущение какой-то светлой грусти.

Конечно, ей не хватало бабушки, и был даже какой-то страх, как же она теперь совсем одна на всём белом свете. Однако на удивление смирение с утрой близкого человека пришло как-то быстро. Когда Полина утром обнаружила, что бабушка умерла, она хотела расплакаться, но слёз не было. Девушка собралась было обвинить себя в бесчувственности, но эта мысль испарилась, не успев толком сформироваться. Вместо неё пришли воспоминания, как они ездили с бабушкой по стране, что видели, куда она её возила и что показывала.

Чем больше Полина позволяла себе погружаться в эти воспоминания, тем больше она стала замечать и необъяснимые странности. Поначалу Полина очень хотела разобраться, но чем больше думала о них, тем непонятнее становилось. Оставив на время эти попытки, она просто предалась воспоминаниям. Вместе с ними стало появляться больше таких странных и удивительных моментов. Полина вдруг решила, что надо дать себе время, видимо должна собраться полная картина, тогда и ответ или понимание этих странностей придёт само собой. И вот сейчас, сидя на балконе с чашкой кофе, она снова погрузилась в воспоминания.

Неожиданно на память пришла их с бабушкой поездка в Новосибирск. Полина отчётливо припоминала детали той поездки. Там она всё время проводила со старшей дочерью «знакомых», к которым они приехали. Маленькие дети были то ли на даче, то ли в деревне, сейчас она не могла этого вспомнить. Старшая же девочка выполняла роль няньки для Полины. Она возила её по городу, показывала его, дважды сводила в зоопарк, несколько раз в кино, Полина даже не могла вспомнить сколько раз. Им повезло с погодой, поэтому почти каждый день они ходили на реку.

Полина никак не могла вспомнить, как звали ту девочку, хотя правильней сказать девушку. Та должна была пойти осенью в выпускной класс. Она была уже вполне оформившейся, и казалась Полине необыкновенно красивой и взрослой. Несколько раз они встречали друзей и подруг девушки, те звали их собой, но та упорно отвечала, что она занята, не может, должна присматривать за Полиной.

Пыталась вспомнить, что тогда говорила её нянька своим друзьям, как объясняла, кто такая эта девочка, за которой надо присматривать, но не могла, эта деталь ускользала от неё. Как-то ту спросили, кем ей приходиться Полина. Девушка что-то ответила и от неё тут же отстали. Но вот что именно та сказала, Полина никак не могла вспомнить. Может она тогда и не услышала этого, ей в общем-то тогда было всё равно. А может услышала и тут же забыла. Она помнила, как они плескались в Оби, как ходили в кино, даже могла вспомнить, как гуляли по зоопарку и каких животных видели, а вот что тогда ответила назначенная ей нянька, она вспомнить не могла.

Полина постаралась припомнить, как к ней относилась девушка. У них может была и не большая разница в возрасте, но Полина тогда выглядела ещё совсем ребёнком, девчушкой, а её опекунша казалась уж совсем взрослой девушкой. Казалось, было бы не странно, если бы та тяготилась назначенной ей ролью: последнее школьное лето, кругом друзья, а она вместо тусовок с ними должна присматривать за чужим ребёнком. Полина не сомневалась, что она была чужой для этой девушки. Однако ничего подобного – плохого отношения к себе, или недовольства от внезапно свалившегося бремени, она вспомнить не могла.

Сейчас, припоминая, что тогда происходило, она пришла к выводу, что та девушка скорее относилась к ней с почтением, если даже не с каки-то благоговейным страхом, не как к обузе, а как к маленькой принцессе. В общем-то к Полине всегда так относились, когда они приезжали в гости, но всегда с ней был кто-то из взрослых и это выглядело естественно. Ребёнок, приехал в гости, как к нему ещё относиться – как к желанному гостю, тем более что бабушка-то говорила, что их ждут, пригласили, то есть они почётные званные гости. Поэтому особое отношение от взрослых не удивляло. Может быть это происходило потому, что взрослые лучше умеют маскировать свои истинные чувства и эмоции. Старшая же дочка из этой семьи не успела ещё научиться таким приёмчикам взрослых. Она относилась, пожалуй, даже с подобострастием, боясь вызвать недовольство Полины. Та даже однажды решила воспользоваться этим, скорее почувствовав на подсознательном уровне, что ей не будут перечить, и потребовала третью порцию мороженого подряд.

«Оля! Вот как звали девочку», – вспомнила Полина, начиная с точностью вспоминать тот момент.

Оля испуганно смотрела на неё и сначала молчала, видимо размышляя, что же делать. Потом собралась, хотя было видно, что боятся стала ещё больше, и начала уговаривать Полину, что не стоит есть сразу так много мороженого, приводила аргументы, что заболит горлышко, что лучше немножко подождать, а потом ещё купить. Любой взрослый просто сказал бы: «Нет», и не стал бы ничего объяснять, или же отвлёк внимание на что-нибудь, чтобы отвлечь от мыслей о мороженном. Оля же вроде как уговаривала её, чуть ли не со слезами в голосе. Могла бы купить мороженое, на отвяжись, но не сделал так потому, что несла ответственность за ребёнка и относилась к этому очень серьёзно, понимала, что должна не только развлекать чадо, но и заботиться о девочке.

Что уж тогда повлияло на Полину, то ли страх Оли, то ли из-за того, что тут же не кинулись выполнять её требование, желание поутихло, а может и возобладал здравый смысл, всё-таки не малышка она уже была. Во всяком случае она согласилась с Олей, что не стоит есть третью порцию подряд. На лице Оли явно читалось облегчение. «А ведь ей бы влетело, если бы я заболела, или вздумала бы на неё пожаловаться», – поняла сейчас Полина.

Вот это знание о том, что она была в роли какого-то особенного ребёнка в этих поездках, пополнило коллекцию странностей и стало первым шагом на пути к разгадке. Полина понимала, что продолжи она вспоминать, и разгадка придёт. Однако сейчас на это времени не было, пора было отправляться на работу.

Девушка жила без бабушки уже почти три месяца. На дворе был конец августа. Та самая пора, когда уже нет изнуряющей июльской жары, но ещё продолжается лето, ещё тепло, почти жарко днём, и приятно вечером, когда жара спадает и становится необыкновенно чудесно. Ночи тёплые, можно гулять всю ночь – настолько прекрасно. Деревья стоят ещё зелёные. И даже дождь, если вдруг порадует, то короткий и сильный, приносящий приятную свежесть.

Полина и не заметила, как пролетело лето. Осталось несколько дней до начала нового учебного года. Она даже не поняла устала ли она без отпуска, или же смерть бабушки настолько выбила её из колеи, что она многое делала на автомате, порой до конца не осознавая, что происходит. Даже не задумывалась, что будет дальше, как будет работать, когда надо будет готовиться к урокам, вести их. Скорее всего также на автомате, пока наконец, не пройдёт время, когда окончательно забудется боль утраты, которую Полина загнала поглубже. Тогда она начнёт по-прежнему радоваться жизни, замечать всякие приятные чудеса, а не стараться постоянно держать себя в руках.

Время, отведённое на неспешный кофе, закончилось. Девушка собралась и отправилась на работу. Сегодня должен был прийти новый мальчик. Пару дней назад его привёл дедушка – познакомиться, оглядеться. Странным было то, что мальчик сам хотел в интернат. Создавалось впечатление, что это не дедушка пристраивает внука в интернат, так как не справляется с ним, или не хватает денег. А может тяжело болен, и поэтому хочет, чтобы мальчик был под присмотром. Нет, в их случае было несколько иначе, это скорее мальчик хотел устроить себя в интернат. Он ходил по зданию чуть ли не с открытым ртом, глядя на всё широко открытыми глазами, с нескрываемым восхищением. Было ощущение, что ему нравится всё. Невольно возникал вопрос, где же он учился раньше, если его так восхищало довольно скромное оборудование интерната. Ещё мальчик с любопытством смотрел на других детей, с какой-то плохо скрываемой заинтересованностью, как будто и детей, своих сверстников раньше не видел. Полина ещё тогда подумала, что надо будет расспросить его обо всём.

Однако побеседовать с новеньким Полине не удалось. Пришли новые учебники, а библиотекарь ещё была в отпуске. Пришлось девушке самой принимать учебники, разбирать их по предметам и классам. Хорошо, что ребята, заинтересованные в новых книгах с воодушевлением помогали ей. Правда не очень долго. Поначалу все с энтузиазмом принялись помогать, а спустя какое-то время помощники сами собой рассосались, почти все. Но даже не потому, что детям это наскучило. Просто каждый выбрал для себя учебник по душе и сел, рассматривая его, устроившись, где придётся. Любопытство оказалось сильнее. Поэтому доделывать работу пришлось Полине одной, отметив для себя лишь, где находятся её воспитанники. Новенький мальчик держался чуть дольше других, помогая ей, но потом тоже не выдержал, особенно когда увидел, что большинство ребят отвлеклись на изучение новых учебников. Он сел прямо на полу в библиотеке между рядов, обложившись несколькими книгами. Мальчик с таким увлечением разглядывал их, настолько погрузился в это занятие, что даже не слышал, когда Полина стала звать его.

– Феликс! – уже в третий раз позвала его Полина, решив, что если и сейчас не отзовётся, то придётся его пойти потрясти за плечо, что ли.

Мальчик поднял голову с каким-то замутнённым взглядом, как будто не очень понимая, где он и кто его зовёт.

– Феликс, обедать пора, пойдём. Книжки, если хочешь, потом придёшь досмотришь. И можно это делать за столом в читальном зале, а не здесь.

– Простите, я не знал. А где…

Повисла секундная пауза, после которой мальчик повторил слова Полины, как будто впервые в жизни их слышал и произносил:

– … читальный зал?

Девушка удивилась возникшему ощущению, но отмахнулась от него, забыв, что раньше уже отмечала некоторые странности в его поведении.

– Пойдём покажу, – сказала она, начав собирать его книги, он присоединился к ней и двинулся следом, когда они всё собрали. Она привела его в комнату, которая служила читальным залом. Здесь, как и в обычном классе стояли парты и стулья. И даже было два компьютера – подарок спонсоров.

Полина положила его книги на один из столов и сказала:

– После обеда можешь прийти и продолжить.

Мальчик сгрузил оставшиеся книги на стол.

– Только в свою комнату ничего не уноси, книги ещё не все на баланс поставлены.

Феликс внимательно посмотрел на неё, видимо хотел что-то спросить, но передумал. Полина хотела его спросить, что его заинтересовало, но в этот момент кто-то из ребят заглянул в библиотеку и крикнул:

– Полина Владимировна, вы здесь!

– Да, – откликнулась Полина из читального зала.

– Скорее, Петька с Вовкой опять дерутся.

Петька с Вовкой были братья-близнецы, которые никогда не могли договориться по-хорошему. Казалось, что все свои споры они решали кулаками. С ними неоднократно велись беседы о том, что надо решать споры мирным путём, что надо находить аргументы и словами доказывать свою точку зрения.

На самом деле, в процессе общения братьев наступил значительный прогресс – теперь они пытались договориться, а не сразу же, как возникали разногласия, начинали мутузить друг друга. Если раньше они вспыхивали моментально, сказав друг другу от силы пару слов, и даже не успев их осознать, принимались доказывать свою правоту силой. Теперь же они говорили друг с другом. Несколько минут им удавалось сохранять спокойствие, приводить аргументы, пытаться договориться, но всё равно по-прежнему дело заканчивалось, как и раньше.

Пока Полина бежала к дерущимся, мальчик, что позвал её – Саша, успел рассказать, что сегодня братья начали спорить ещё утром. «Надо же до обеда продержались», – отметила Полина заметный прогресс. Когда она подбежала к дверям столовой братьев уже растащили ребята постарше. Они держали их на расстоянии друг от друга. Видимо первый порыв непримиримого несогласия уже прошёл, потому как сейчас ни один из них не пытался вырваться, чтобы продолжить драку.

– Отпустите их, – сказала Полина и добавила, – спасибо, что растащили. Последние слова она говорила, глядя на старших ребят.

– Не за что, – бросил один из них, Полина даже не поняла кто именно. Остальные же молча отправились в столовую. За ними потянулись и остальные свидетели драки.

Вдруг раздался крик кого-то из девочек:

– У него кровь.

Полина оглянулась на братьев. Петька стоял перед братом, глядя на него расширившимися от ужаса глазами. Вовка же лежал на полу. За суетой и общим движением в столовую, никто и не заметил, как мальчик оказался на полу. На левом боку Вовки расплывалось пятно крови. Мальчик был бледный. Он смотрел на окружающих несчастными глазами и молчал. Это было самое удивительное. Братья, у которых обычно рты не закрывались, разве что на время драк, сейчас молчали оба.

Полина задрала футболку и увидела глубокую царапину, из которой чуть ли не хлестала кровь.

– Я не знаю, как это получилось, – пролепетал его брат.

– Зовите Галину Павловну, быстро, – закричала Полина из-всех сил зажимая рану руками.

Она услышала удаляющиеся бегом шаги, да не кого-то одного, а похоже двоих или троих ребят. Похоже сразу же несколько человек бросились за медсестрой.

Сама она смотрела на Вовку и заговорила с ним:

– Больно?

Он даже не кивнул, а лишь зажмурил глаза и снова открыл их.

– Как это произошло? Чем?

Мальчик наконец разлепил губы, медленно и очень тихо произнёс:

– Не знаю.

Полина вдруг почувствовала, как будто её плечо огнём обожгло. Кто-то дотронулся до неё и тут же отдёрнул руку. Однако это поначалу ей показалось, что плечо обожгло. Так бывает, когда дотронешься до чего очень-очень холодного. Сначала кажется, что очень горячо, но потом выясняется, что это обжигает холодом. Вот и сейчас у Полины возникло ощущение после того, как уже убрали руку, что до плеча как будто кусочком льда дотрагивались. Показалось, что поначалу даже онемела кожа на месте прикосновения, лишь спустя время потихоньку начала возвращаться чувствительность. Надо было бы оглянуться посмотреть, что это, верней, кто это был, но Полина не могла оторвать руки от тела Вовки, а взгляда от его лица. Тот по-прежнему был испуганный. Правда Полина вдруг заметила, что лицо его вновь стало наливаться красками. Она вдруг поняла, что и кровь, которая до этого, казалось, била в руки, значительно утихла.

Подоспела Галина Павловна, которая заставила Полину убрать руки от раны мальчика.

– Да тут совсем маленькая царапина, что панику-то такую устроили, – заворчала она.

Полина хотела возмутиться и посмотрела на рану Вовки. Та действительно стала не такой глубокой, верней вовсе перестала быть глубокой – так небольшой порез, и кровь едва сочилась, еле заметно. Полина даже засомневалась в том, что увидела сначала. «Может от крови показалось, что рана глубокая? – подумала она. И тут же сама себе возразила, – но я же чувствовала, как кровь била, а теперь она почти и не течёт».

Продолжая что-то ворчать, Галина Павловна обрабатывала рану.

Петька сидел рядом с братом, стоя на коленях и опустившись попой на пятки. Он держал его за руку. Полина обратила внимание, что Вовка сильно сжимал руку брата.

– Кто видел, как это произошло? – спросила Полина тех, кто ещё не ушёл в столовую. Она оглядывала детей и вдруг увидела Феликса, который смотрел на неё во все глаза. Похоже он был напуган, зрачки расширены, сам как будто в ступоре. «Шок должно быть», – подумала Полина. Она решила, что надо как-то успокоить мальчика, он ведь так радовался вначале, а теперь гляди и рад не будет, что сам напросился в интернат:

– У нас так не каждый день, это скорее исключение. Братья дерутся иногда, но такое впервые.

Однако лицо Феликса не менялось. Он по-прежнему смотрел на Полину испуганно.

– Ну что ты так испугался, – сказала Полина, протягивая к нему руку. Однако мальчик увернулся и отступил от неё на пару шагов.

За всем этим наблюдала одна из девочек. Шагнув назад, Феликс чуть не столкнулся с ней. Она же, увидев взгляд Полины, схватила Феликса за руку и сказала:

– Пойдём обедать, я тебе всё покажу.

Мальчик вздрогнул от неожиданности, но руку не вырвал и послушно пошёл за ней, некоторое время ещё продолжая оглядываться на Полину.

Полина отправила Петьку за чистой футболкой для брата. Вовка уже стоял рядом с ней, привалившись к ней спиной.

После вопроса Полины о том, как всё случилось толпа зевак моментально рассосалась. Ей даже показалось, что они остались с Вовкой вдвоём.

– Пойдём к раковине, кровь отмою с тебя, – сказала она мальчику.

– Это не Петька, – вдруг сказал он.

– Я о что-то задел, но не понял о что. Дрался, не до того было, чтобы посмотреть. Может быть не о что-то, а об кого-то.

Полина отмывала Вовку от следов крови, в этот момент кто-то, с другой стороны, подёргал её за платье:

– Полина Владимировна, – позвали её почти шёпотом.

Полина оглянулась и увидела одну из младших девочек, будущую первоклассницу.

– Пойдёмте что покажу, – заговорщицки позвала она.

–Вов, давай потихоньку сам. Я вернусь и помогу тебе.

– Да я уже почти чистый, – ответил мальчик.

Тут вернулся и брат с чистой футболкой, предусмотрительно захватив полотенце. Дальше братья стали разбираться сами, похоже вполне мирно. Полина же пошла за малышкой. Та повела её в дальних угол зала, где валялся кусок стекла со следами крови на острой его части. Другая же часть была чистой, более того, похоже она была обмотана какой-то тряпкой, нитки от которой остались на краях стекла.

Было похоже, что кто-то сделал импровизированный нож и специально пырнул одного из братьев.

«А вот это уже плохо», – подумала Полина.

– Ты видела, кто бросил стекло?

В ответ девочка лишь отрицательно покачала головой. Полина аккуратно взяла стекло и унесла его в учительскую.

Чуть позже она снова вернулась к столовой. «Во-первых, не мешало бы всё-таки самой поесть, до вечера ещё далеко. Во-вторых, надо было проведать, как там братья. Надо было с ними серьёзно поговорить. А ещё надо бы проверить, как так новенький», – намечала себе дела Полина.

После обеда дети уехали на экскурсию. Полина так замоталась с этими книгами, что совсем забыла об этом мероприятии. Сопровождающих было достаточно и без неё. В желающих поехать на экскурсию вместе с детьми дефицита не было. Полина осталась одна в интернате. Она закончила разбирать новые учебники, оставив только ту кучку, что отложил для себя Феликс в читальном зале. «Ничего, пусть лежит, завтра досмотрит», – сама себя успокоила Полина.

Она так и не поговорила с ним. Вернулись дети совсем поздно, из-за этого даже ужин решили задержать. Её же рабочий день закончится намного раньше.

Уже перед уходом она вернулась в учительскую и вытащила стекло из шкафа, куда спрятала его. Она внимательно осмотрела его ещё раз. Ничего примечательного и такого, что наводило бы на мысль, кто мог им воспользоваться. «Похоже это так и останется тайной», – подумала девушка. Она решила, что стоит рассказать директору и о драке братьев, и о порезе, и о странном стекле, которым воспользовался кто-то как ножом. Однако всё это пока придётся отложить. Директор последние дни перед началом учебного года в постоянных делах и разъездах: то на совещание какое-то вызовут, то внезапно спонсоры пришлют денег и надо ехать срочно выкупать или мебель, или одежду для детей, а то появилась возможность отправить детишек на осенние каникулы на экскурсию – и опять надо ехать и оформлять. Почему-то свалилось всё сразу, а ведь ещё были и запланированные заранее дела. «Придётся мне самой пока понаблюдать за детьми, чтобы понять, кто ж это зуб на братьев имеет», – приняла решение Полина.

Вся неделя так и пролетела в делах и заботах, то одно, то другое. А ведь ей ещё и к новому учебному году надо готовиться: программу посмотреть, поурочный план на первую четверть составить, библиотекарю помочь учебники на баланс поставить, помочь в распределении школьной формы к новому учебному году. При этом Полина не забывала приглядывать за братьями, стараясь занять их какими-то делами рядом с собой. На удивление они больше не спорили, а значит и не дрались. То ли происшествие с раной так на них повлияло, то ли спорить было не из-за чего. Поговорить с ними серьёзно, как планировала Полина, пока не удавалось. Со временем она рассудила, что может это и к лучшему. Пусть поутихнут эмоции, тогда и говорить можно будет, взывая к разуму и логике.

Был ещё один ребёнок, с которым Полина хотела поговорить, но и это всё приходилось откладывать. Более того, ей даже стало казаться, что Феликс старается избегает общения с ней, пытается держаться подальше. Если в первый день он, погрузившись в книги, не услышал, как его зовут, то теперь было впечатление, что он всё время настороже. Полина не понимала, с чем это было связано. Если сначала она решила, что он испугался, когда увидел результат драки, то потом поняла, что это вовсе не так, обеспокоило его тогда что-то другое. Она всё больше убеждалась, что именно она причина его если не страха, то дискомфорта и осторожности. Она пыталась понять, что она сделала не так, что вызывает недоверие у мальчика, однако пока так и не смогла это осознать.

Решила поговорить с ним напрямую. Правда теперь это осложнялось тем, что он избегал её. Поначалу он казался ей одиночкой, а выяснилось, что он довольно быстро сдружился с другими детьми. Это было, пожалуй, несколько странно, возможно он сделал это осознанно, именно для того, чтобы не оказаться случайно наедине с Полиной. Если бы были не столь напряжённые дни, возможно, девушка отнеслась к этому более серьёзно и всё-таки выбрала бы время для беседы. Скорее всего и насторожило бы её то, как легко и быстро зажила рана у Вовки под её руками. Однако свободного времени чтобы рассудительно подумать, поразмышлять, проанализировать у Полины не было. К концу недели она была настолько вымотана, что даже радовалась, что наконец-то наступили выходные.

Откуда-то пришло понимание, что надо забыть о том, что было на работе, даже не пытаться думать об этом, чтобы отдохнуть, восстановится, а так глядишь и решения сами придут. Чтобы осуществить задуманное решила себя занять какими-то делами на выходные. Вот так неожиданно Полина сама себе придумала занятие – генеральную уборку дома. Она уже и не помнила, когда последний раз детально убирала всю квартиру. Скорее всего это было ещё при жизни бабушки. Сейчас она решила не столько даже убирать, сколько навести порядок в том смысле, что выкинуть вещи, которые ей точно не понадобятся, отнести в церковь что-то из бабушкиных вещей. Разобраться наконец в бабушкиной комнате, в которую до сих пор она заходила разве что для того, чтобы вытереть пыль и протереть полы.

Всю субботу Полина сортировала вещи, что на выброс, что отнести в церковь, что пока отложить, так как не могла принять решение, что с ними делать. К третьей группе пока были отнесены лишь бабушкины гаджеты: телефон и планшет. К вечеру Полина уже выкинула всё, что считала ненужным. Аккуратно сложила и упаковала то, что отнесёт в ближайшую церковь. В третью группу попали ещё и какие-то странные бабушкины записи, чем-то похожие на дневники или книгу рецептов, однако разбираться Полине было некогда. Она отложила это на завтра, вернётся из церкви и тогда посмотрит внимательно. Последнее дело, которое она собиралась сделать в субботу – это вымыть полы во всей квартире. После этого можно было считать, что с запланированным она справилась.