Читать онлайн Теория относительности с точки зрения путешественника во времени бесплатно

Лекси, которая побуждает меня по-новому помнить прошлое

Дэвиду, который всегда вместе со мной видит прошлое, настоящее и будущее

Все мы лжём себе, когда это нужно. А разница состоит в том, что некоторые врут более убедительно, чем другие. Моя семья достигла в этом виртуозного совершенства. Знаете ли, ведь мы доставляем ложь прямо себе в руки. Вот представьте, что сейчас вы спокойно занимаетесь какими-то делами, а в следующее мгновение уже смотрите в свои честные глаза, которые убеждают вас поступить так или этак. Трудно оставаться объективным перед собственным отражением. Но если вы не можете доверять единственному в мире человеку, который по определению должен желать вам только добра, то кому вообще можно доверять?

Кстати, не могу понять, я сейчас забегаю вперёд или, наоборот, отступаю?

Кажется, всё-таки вперёд.

Что ж, конец – всегда лучшее место для начала.

Итак, я умираю.

Моё старое тело наконец развалилось. Будьте добры, не тратьте свои драгоценные минуты на сожаления! Поверьте, в мире мне было дано гораздо больше времени, чем положено. И я доверяю этой старой карге, в которую превратилась. Я могу её не любить, но я ей верю. Все ошибки, которые я совершила в жизни, все до единой, уже видны мне с отчётливой ясностью. Вот очередной из немногих горьких даров, которые вручила мне старость.

Поверьте, я исправляла оплошности, когда могла, и даже сдвинула парочку гор, когда в том была необходимость.

Но вообще-то это история не про меня. Она про Финна. Если я всё сделала правильно, у него будет собственное будущее и своя история, которую он когда-нибудь сможет рассказать.

Надеюсь, он сможет исправить то, что не удалось мне, поскольку если и у него ничего не получится… что ж, тогда это меняет всё…

…и ничего.

Глава 1

Финнеган Ферт вылез из окна спальни и прошлёпал босиком по холодному патио, вымощенному сланцем. Он собирался проверить почтовый ящик и сделать это как можно скорее, пока не сработал папин будильник. Дорсетский участок трассы Лоу-Халлоу-роуд был первой остановкой на маршруте мистера Бута, местного почтальона, поэтому следовало поторопиться. Финн дошёл до конца длинной, извилистой подъездной дорожки и остановился перед своей жестяной судьбой.

Решившись, он отщёлкнул задвижку, потянул на себя дверцу и услышал знакомый скрежет металла о металл. Ничего. Почтовый ящик представлял собой всё ту же чёрную дыру, что и в последние три недели.

Финн не удивился. Обескураживающая рутина уже успела стать для него новой обыденностью.

Он постоял немного на пустынной дорожке, прислушиваясь к шелесту первых опадающих листьев, думая о том, что неужели так теперь будет всегда. Финн не мог перестать надеяться, хотя все мыслимые сроки говорили о том, что ему пора с этим завязывать.

Если бы кто-нибудь сказал Финнегану, что мама исчезнет накануне его тринадцатилетия, он ответил бы, что такое событие крайне маловероятно. Да, с некоторых пор родители ссорились чаще, чем обычно, но ничто не говорило о том, что дела настолько плохи. Она исчезла, не оставив даже записки! Не прислала ни одного письма, ни разу не позвонила и не написала по электронной почте. Финн пытался дозвониться ей на мобильный, но его сразу переключали на голосовые сообщения, а он пока не собрался с силами оставить ей такое послание.

Сперва папа твердил одно и то же: мама обязательно вернётся, ей просто нужно время. Но проходили неделя за неделей, и он всё больше замыкался в себе. Профессора Ферта нельзя было назвать открытым человеком, но в последнее время Финну всё чаще казалось, что в скупых и взвешенных ответах отца стали звучать нотки отчаяния.

И он ни разу не обмолвился о дне рождения сына. «Забыл, и ладно!» – мрачно подумал Финн.

Нельзя сказать, чтобы этот день когда-нибудь был настоящим семейным праздником. Сказать по правде, в глубине души Финн всегда со страхом ждал наступления октября. Целый месяц в доме царили тишина и гнетущая тяжесть. Сколько он себя помнил, над каждым именинным тортом всегда висело дымчатое облако печали. В нынешнем году ему исполнится тринадцать, что, по идее, должно ощущаться, как начало новой Вселенной. И новая жизнь должна начаться с Большого взрыва! Но всё шло к тому, что это будет самый грустный год. Финн оказался нестабильной частицей, никчёмным остатком однажды нарушенного уравнения. Вечным мальчиком, который остался в живых.

Он поплёлся по дорожке к дому. Сегодня ему не досталось даже луны. Он пришёл слишком поздно. Луна уже скрылась за горой. Только несколько утренних звёзд задержались на небе и сочувственно подмигивали Финну. Он залез в окно и тихо потянул за раму, пока резиновый уплотнитель не встал на место, запечатав его изнутри.

* * *

– Финн, пора собираться! – крикнул отец из гостиной.

– УЖЕ!

Финн стоял перед шкафом, блуждал взглядом по корешкам книг и делал расчёты в уме. Итак, на трёхдневные выходные в доме бабушки ему понадобится как минимум четыре книжки. Не так-то просто выбрать, какие бы перечитать… Он совсем было склонился к тому, чтобы продолжить построение всех диаграмм Фейнмана[1] из курса Калифорнийского технологического института, но потом понял, что этот проект уже начал ему приедаться.

Отец вошёл в комнату, держа в руке большой чемодан.

– Финн! Хватит витать в облаках! Ты вечно… – он резко осёкся и замолчал: в последнее время отец постоянно обрывал себя на середине предложения. – Я уже опаздываю!

Финн рассердился. Нужно быть совсем слепым, чтобы так говорить. А он не витал ни в каких облаках! Он взвешивал и оценивал. Они с отцом никогда не жили на одной волне, но после маминого исчезновения разногласие между ними стало ещё сильнее. Мама понимала Финна. Она любила слушать его рассказы о том, что он вычитал в научных журналах. По крайней мере, он так думал.

Допустим, день его рождения наступит, потом пройдёт, а от мамы по-прежнему не будет никаких известий? Может, жизнь рядом с ним сделалась для неё невыносимой? Вдруг она уехала из-за него? В конце концов, разве само существование Финна не было постоянным напоминанием об её утрате?

Он отобрал пять книг. Взял с запасом. Работы астронома Карла Сагана[2] уже лежали в рюкзаке вместе с планшетом, куда Финн загрузил десяток статей из разных научных журналов. Тетрадь с диаграммами он тоже решил прихватить. Просто на всякий случай.

* * *

Папина машина неслась по узким грунтовкам Дорсета. Всполохи осенней листвы праздничными конфетти взрывались за окнами. Финн прижался лбом к стеклу и глубоко вздохнул, отчего оно сразу запотело, приглушив буйство красок снаружи.

– Так нечестно.

Финн внутренне сморщился от звука своего голоса, невыносимо похожего на хныканье младенца. Нет, в самом деле, почему человек, «взявший отпуск, чтобы проводить больше времени с сыном», продолжает столько работать?

– Выше нос, – заметил папа. – Это же до понедельника. И ты очень любишь свою бабушку.

– Конечно, люблю!

– Может, ты хочешь, чтобы я оставил тебя с кем-нибудь из двоюродных бабушек? Если да, ты только скажи: до них ехать всего на пять минут дольше по той же дороге.

Разумеется, отец шутил. Ни один родитель – даже самый безответственный и невнимательный – не оставит собственного ребёнка у какой-либо из бабушкиных сестёр. Бабуля Эв будет колебаться в диапазоне нескольких вариантов, склоняясь к тому, чтобы полностью забыть о существовании Финна, или же намереваясь замучить внука своей болтовнёй. Ну а бабушка Билли всегда была настоящим угловатым кошмаром: сплошные локти, костяшки и коленки, вкупе с острым как бритва языком. Если бы не убийственные замечания, время от времени слетавшие с её вечно поджатых губ, Финн был бы готов поклясться, что эти губы накрепко пришиты друг к другу.

– Пап, я просто хочу остаться дома, в своей комнате. Почему мне нельзя? Я уже достаточно взрослый.

– Нет, Финн. Двенадцать лет – ещё не…

– На следующей неделе мне будет тринадцать.

– Знаю. Ты ведь не думаешь, что я забыл о твоём дне рождения?

Финн даже отвечать не стал. Он смотрел, как ветер закручивает миниатюрные циклоны из листьев. Мама называла такие вихри вертушками.

– Если соскучишься, позвони Габи, пригласи её в гости. Бабушка будет только рада.

«Ага. Сейчас». Как будто у Габи не имелось более интересных занятий с её новыми друзьями! Но какой смысл говорить отцу, что накануне вечером он уже послал Габи сообщение и спросил, готова ли она потусоваться в выходные? Раньше они могли часами переписываться или болтать онлайн. Финн вкратце пересказывал статьи, которые прочитал, а Габи посвящала его в детали сюжетов фантастических книжек. Но со временем общение свелось к тому, что Габи спрашивала, нет ли новостей о его маме и не говорил ли Финн с отцом. Это стало не на шутку его раздражать. Она исходила из ошибочного представления, что всё можно решить, если задавать побольше вопросов! Может, так оно и было, если речь шла о нью-йоркских семьях, типа Рэндов, но в случае Финна это вообще не работало.

Вчера вечером, в ответ на его сообщение Габи прислала какую-то бессмыслицу. Он целую минуту ломал голову, пытаясь понять, что бы это значило, но потом Габи напечатала: «Ой! Ошиблась адресом». И всё. Больше она ему ничего не отправляла.

Мальчик посмотрел на отца, который двумя руками держался за руль и внимательно смотрел на дорогу.

– Я хочу остаться дома.

– Это не обсуждается. Ты ещё слишком мал, а бабушка стареет. Я рассчитываю, что вы с ней присмотрите друг за другом.

– Понятное дело, что тебе-то очень удобно! Расщепляешь, так сказать, два атома одним нейтроном.

Отец сделал вид, что не услышал его сарказма.

– Ты взял все продукты, которые просила купить бабушка?

Финн вытащил из кармана список. В нём было три коротких пункта. Он пробежал глазами по строчкам, чтобы убедиться, что ничего не упустил. В прошлый раз он забыл об обязательном воскресном кексе, за что бабушка заставила его расплатиться унизительной игрой в скрэббл[3]. Беда в том, что она помнила все высокобалльные слова из двух букв[4]. Четырехбуквенные она тоже знала назубок. По правде говоря, благодаря ей Финн серьёзно расширил свой словарный запас. Он улыбнулся. Пожалуй, выходные будут не так уж плохи.

– Да. Продукты в рюкзаке.

– Невероятно! Неужели ты сумел найти время в промежутке между изучением всего творчества Фейнмана?

Но сегодня у Финна совершенно не было настроения подыгрывать отцовским шуточкам на тему «история важнее, чем наука». Папа изучал то, что уже произошло, а он – то, что могло произойти.

– Нельзя было отложить поездку?

– Нет, ты же в курсе, – ответил отец: он даже не посмотрел на сына и продолжал глядеть на дорогу. – Мне срочно нужно написать статью, а в библиотеке Уайденера[5] как раз в эти дни есть окно для исследователей.

– Ты преподаёшь историю! Я уверен, что за месяц факты нисколько не изменятся.

Отцу было нечем крыть. Финн прикусил внутреннюю часть щеки, и его лицо исказилось болезненной гримасой. Мальчик продолжал глазеть в окно, сначала – на собственное отражение в стекле, затем на дорогу. «Предметы, отражающиеся в зеркале, на самом деле ближе, чем кажутся». Он где-то читал об этом.

Они уже подъезжали к повороту на Нижний Дорсет. Оставалось не так много времени. Финн решил, что надо сказать всё прямо сейчас.

– Ты беспокоишься о маме?

Отец резко втянул ноздрями воздух. Костяшки пальцев, вцепившихся в руль, побелели.

– Конечно!

– Почему же ты продолжаешь работать? Почему не пытаешься найти её и вернуть домой?

– Предоставь это мне, Финн. Прошу тебя.

– Она звонила?

– Нет… Я бы сказал тебе, если бы она позвонила.

– А почему ты решил, что мама в порядке?

– Послушай, – отец вздохнул: очевидно, его терпение было на исходе, – бабушка говорит…

Финн резко выпрямился.

– Они разговаривали?

Папа покачал головой:

– Нет-нет. Но она знает, что в голове у твоей мамы.

– И что говорит ба?

– Давай не сейчас.

В другое время он бы настоял на своём, но они уже подъезжали к дому бабушки. Поэтому Финн уступил. Возможно, ему удастся что-нибудь из неё вытянуть.

Шины захрустели по гравию подъездной дорожки. Финн инстинктивно бросил взгляд за дом, в сторону трассы, ведущей к Дорсетскому пику, чтобы посмотреть, припаркованы ли на обочине машины. Нет, сейчас там было пусто.

– Хорошо, что здесь никого нет! – произнёс отец тем особым приподнятым тоном, в котором проступала надежда на смену темы, так хорошо знакомая Финну. – Вроде бы сегодня будет сильная гроза. Никому не пожелаю застрять в горах в такой день!

Они оба ни словом не обмолвились о том, что именно мама приучила их проверять дорогу. Она всегда тревожилась за неопытных туристов, которые могли не учесть погодные условия или позднее время.

Мальчик взял свои вещи и только потом понял, что папа не выключил двигатель и даже не взялся за ручку дверцы.

– Ты что, не зайдёшь?

– Нет, я уже общался с бабушкой по телефону. Дорога долгая, а мне ещё нужно обогнать грозу.

Финн промолчал, поэтому отцу всё-таки пришлось перевести на него взгляд.

– Эй, сынок, не надо так на меня смотреть.

Финн молча схватил рюкзак и со всей силы грохнул дверцей автомобиля. Затем выволок из багажника велосипед. Он уже шагал по подъездной дорожке, когда услышал рёв двигателя. Он не сразу обернулся, чтобы помахать на прощание, затем всё-таки сделал это, но отец уже съехал с дорожки и скрылся из виду. Все хотели избавиться от Финна – и чем быстрее, тем лучше!

Какое-то время мальчик стоял, разглядывая широкий двор. Даже деревья выглядели уставшими от затянувшегося вермонтского лета. Воздух был тяжёлым и влажным. Финн ненавидел такую погоду. Казалось, будто из атмосферы выкачали кислород. Холодный фронт должен добраться до Вермонта только к вечеру. Скорее бы!

Финн был уже возле входной двери, когда она вдруг распахнулась изнутри: всего на несколько дюймов, ровно настолько, чтобы оттуда выглянуло морщинистое лицо бабушки. Её седые волосы непривычно торчали в разные стороны, поэтому трудно было понять, то ли она не спала несколько ночей подряд, то ли только что проснулась.

– Финн! Я сейчас не совсем готова… – Она обернулась, чтобы посмотреть на что-то, чего мальчик не мог разглядеть со своего места. – Э-э-э… слушай, я кое-что придумала! Давай ты сначала заедешь на велосипеде к Габи, а потом вернёшься сюда?

– Ба, тебе не нужно встречать важных гостей! Это ведь я – Финн.

И он взялся за ручку двери, чтобы войти внутрь.

Но бабушка с грохотом захлопнула створку перед его носом. Да ещё с такой силой, что мальчик чуть не свалился со сланцевых ступенек крыльца.

– Прости, Финн, – голос звучал приглушённо из-за толстого деревянного полотна. – Возвращайся через часок. Или через два. Да! Лучше через два!

– Ба, ты в порядке?

– Всё отлично! Через два часа, милый.

– А как же продукты?

– Оставь на крыльце. Я их заберу. Спасибо! А теперь беги, а я пока… приберусь.

Финн прижал ухо к двери и услышал, как бабушка с кем-то говорит приглушённым голосом. И как это понимать? Может, он едва не испортил сюрприз, который ба решила заранее приготовить ему на день рождения? Нет, вряд ли. С тех пор как мальчику исполнилось три года, у него ни разу не было настоящего праздника. Наверное, он нечаянно прервал романтическое свидание.

Финн обернулся и посмотрел на подъездную дорожку. Неужели он не заметил старый джип доктора Ловелла? Нет, тут не было ни одной машины. Наверное, кто-нибудь подбросил дока до бабушкиного дома.

– Очень странная ситуация, – процедил мальчик.

Бабушка и доктор Ловелл встречались на протяжении двух лет, и хотя они оба усердно делали вид, что никогда не остаются друг у друга ночевать, Финн прекрасно всё понимал. Впрочем, он был только рад, что ба нашла себе приятеля. Просто не хотел слишком задумываться над этим.

Однако он не ожидал, что бабушка предпочтёт кого-то другого своему единственному внуку. Финн привык всегда быть здесь главным. Короче, ему стало немного досадно.

– Ладно, ба! – прокричал он, уставившись на тяжёлую деревянную дверь. – Вернусь позже. Напиши, если я тебе понадоблюсь.

Мальчик подождал несколько секунд, надеясь, что она передумает. Но когда стало до обидного ясно, что ничего подобного не произойдёт, Финн вынул из рюкзака небольшой пакет с продуктами и поставил его перед входной дверью.

Ничего, он обо всём расспросит её позже.

Глава 2

Жилище Габи всегда напоминало Финну гигантский жёлудь, который скатился по склону горы и остался лежать внизу, пока кто-то не выдолбил его изнутри, добавив несколько дверей и окошек. Габи постоянно жаловалась, что их домик совсем маленький, но Финн находил его идеальным. По сравнению с ним его собственный дом казался просто гигантским – и пустым, – особенно после того, как исчезла мама.

А вот мать Габи была в саду, подрезала увядшие головки поздних цветов. Она выпрямилась и вытерла о фартук пальцы своих перепачканных садовых перчаток. Миссис Рэнд совершенно не походила на его маму, но в этом жесте было столько знакомого, что дыра в груди Финна снова напомнила о себе – и болезненно заныла.

Когда мальчик слез с велосипеда, миссис Рэнд сдвинула назад шляпу от солнца и тепло ему улыбнулась.

– Сегодня отличный денёк для прополки!

Она держалась так естественно и непринуждённо, что Финн опять задался вопросом, почему миссис Рэнд и его мама не стали близкими подругами. У них же столько общего – от любви к театру до садоводства. Впрочем, у его матери никогда не было ни одной настоящей подруги.

Но у неё даже садовая шляпа оказалась точно такой же, как у миссис Рэнд. Воспоминание заворочалось на задворках сознания, всплыло на поверхность и не позволило себя прогнать – вот мама показывает ему богомола, своего любимого садового жителя. «Ты знаешь, что это единственное насекомое, которое может повернуть голову на сто восемьдесят градусов и посмотреть себе за плечо? Вот почему к богомолу почти невозможно подкрасться незаметно».

И она уговорила Финна попробовать. Он послушался, и богомол, конечно же, обернулся и уставился на него. Мальчик отскочил в сторону, но мама с гордостью ему улыбнулась.

«А самка прячет яйца в защитный мешочек, чтобы они были в безопасности всю зиму». На ветке, на уровне маминого плеча, висело нечто, напоминающее грецкий орех из коричневого пенопласта. Финн внимательно рассмотрел его.

Действительно, очень маленький мешочек.

«А как она защищается на зиму?»

«Ох, вот ты о чём… Понимаешь, ей не суждено пережить холодные месяцы».

Самка сразу перестала казаться такой уж страшной. Финну было её очень жаль, как и её деток, которые будут расти без мамы.

Впрочем, позже он узнал, что самки часто пожирают самцов, и это несколько поубавило его сочувствие.

Миссис Рэнд прервала его воспоминания:

– Габи… она только что уехала… вниз. Если ты поторопишься, то сможешь догнать её.

Финн с трудом выдавил улыбку. Он не представлял, что сказать в ответ. «Вниз» могло означать только одно – старый мраморный карьер, залитый водой и превращённый в общественные купальни. Дорсет появился на свет именно благодаря ему, поэтому город очень гордился местной достопримечательностью. Но семья Фертов уже много лет подряд обходила карьер стороной.

– Я думал… ей туда нельзя…

Вообще-то старшие ребята ездили к мраморному карьеру. Но только не Финн с Габи. Они жили в своём собственном маленьком мирке: запасались вчерашними рогаликами из «Юнион Стор» и продолжали исследовать лес, который уже хорошо знали.

– Габи очень просила, и я уступила, – чуть замешкавшись, сказала миссис Рэнд, теребя золотую цепочку, которую всегда носила на шее. – Вы оба выросли, верно? А сегодня, возможно, последний жаркий денёк. Все хотят напоследок урвать побольше солнышка.

Теперь она говорила оживлённо и чересчур быстро. Потом миссис Рэнд замолчала и несколько мгновений пристально разглядывала Финна. Он сразу понял, что сейчас будет. Жалость.

– Если хочешь, можешь подождать её здесь.

Нет. Сегодня он, пожалуй, откажется. И будет нормальным – таким, как все.

– Ничего, я догоню Габи. Спасибо!

И он покатил прочь на велосипеде.

– Финн, ты уверен? – крикнула миссис Рэнд ему вслед. – Я как раз сделала свежий лимонад!

Но он уже умчался вперёд. То, от чего он уезжал, лишь подстёгивало его ещё быстрее крутить педали. Финн почти наяву слышал мысли миссис Рэнд. «Бедная семья, сколько же на них свалилось: сначала несчастная малышка, а теперь Лиз исчезла».

Только отъехав на изрядное расстояние, мальчик осознал, куда он направляется. Он сбавил скорость. Вообще-то мраморный карьер – не совсем то место, куда стоило бросаться, очертя голову. Кому, как не Финну, это знать.

Он увидел Габи, когда свернул на Тридцатое шоссе. Она была примерно в пятидесяти-шестидесяти ярдах впереди. Несколько секунд Финн смотрел на неё, решая, что делать дальше. Он мог догнать её и, возможно, даже уговорить вернуться домой. Это вполне могло получиться. В конце концов, лимонад есть лимонад…

– Габи! – крикнул мальчик.

Она обернулась, увидела его и радостно замахала рукой. Финн догнал Габи, спрыгнул с велосипеда, пошёл рядом с ней.

– Я думала, ты будешь у бабушки, – сказала она.

– Она жутко нервничала и послала меня проветриться. Похоже, не обошлось без доктора. Неожиданный визит бойфренда, сама понимаешь.

Габи приподняла брови.

– Думаю, стоит подобрать другой термин для случаев, когда речь идёт о пожилых людях.

– Типа?

– Возлюбленный? Любовник? – Она с ухмылкой покосилась на него. – Ухажёр?

– Из-за тебя меня сейчас вывернет обедом, – рассмеялся Финн. Габи всегда умела его рассмешить. – Боюсь, ничего из этого не подойдёт. Но попытка была неплохой.

– Раз уж она так занята со своим бойфрендом… – Габи пропела это слово таким насмешливым тоном, что Финн невольно поёжился, – поехали со мной?

Она схватила его за руку, её глаза радостно заблестели.

– Сегодня там соберётся весь наш класс, и мама мне разрешила!

Финн выдернул руку.

– Я… ну… вроде подумал, что мы могли бы посидеть дома…

– Брось, ты только посмотри, какой денёк! Завтра уже будет осень, а послезавтра и вовсе зима! Давай? Пожалуйста! Хотя бы ненадолго.

– Там, наверное, полно туристов.

– А вот и нет! В любом случае нас будет больше! И не вздумай отказываться!

Неужели она могла не знать? Конечно, он никогда не рассказывал ей подробности. Он произнёс одно- единственное слово. «Утонула». Но ведь весь Дорсет знал о случившемся в его семье! Финн ненавидел сплетни, но нельзя не признать, что они всегда служили ему защитой. Слухи извиняли его странности, замкнутость, отчуждённость. Люди никогда не ждали от него слишком многого.

До сих пор Финн был уверен, что кто-нибудь давным-давно просветил Габи. Правда, Рэнды – приезжие, не уроженцы Дорсета, но мама Габи точно должна быть в курсе! Смерть Фейт стала местной страшилкой. Дети болтали о маленькой утопленнице, которая живёт на дне мраморного карьера и может утянуть к себе зазевавшегося пловца, чтобы вечно играть с ним. Но теперь мальчик с болезненной ясностью понял, что Габи – та самая Габи, которая во всём, что касалось повседневной жизни, всегда сопоставляла факты гораздо быстрее, чем он, – ещё не сложила два и два в этом простом уравнении.

Пожалуй, ему следовало сказать: «Я не пойду с тобой. И я не смогу плавать в той воде». Но он произнёс:

– Ребята меня терпеть не могут.

– А вот и нет! И ты ведь будешь со мной. Всё будет отлично, обещаю.

Габи привыкла к тому, что он избегает людей. Социализация была её сильной стороной, а не его.

Девочка побрела по дороге, болтая о погоде, но Финн почти не слушал её. Он горячо убеждал себя в том, что ему вовсе не обязательно лезть в воду. Можно просто посидеть на камнях и почитать. И Габи останется довольна. Если он по-настоящему углубится в статью или книгу, то сумеет не думать о том, где находится, а потом пора будет возвращаться. Вероятно, это будет его первый шаг к тому, чтобы стать таким, как все…

– Внимание-внимание! Земля вызывает Финна!

– Извини, я отвлёкся.

– Ясно! – рассмеялась Габи. – Как всегда, за миллион миль отсюда. Я сказала, что сегодня там будут все из театрального лагеря.

– Я не хочу с ними разговаривать.

Габи не понимала этого, потому что для неё общение было естественным, как дыхание. Она могла мгновенно подружиться с кем угодно.

А Финн прожил без друзей почти тринадцать лет, и лишь некоторое время назад у него появилась она.

– Ты помнишь тот день, когда впервые увидел меня в школе? – вдруг спросила Габи.

– Ага…

Ещё бы он не помнил! Первый день занятий в третьем классе… Габи оказалась новенькой из Нью-Йорка. Он представился и тут же услышал: «Финн Ферт? Ого! Твои родители любят аллитерацию, верно?» На что он смог промямлить только жалкое: «Мм?..» Она спросила, есть ли у него братья и сёстры, и он немедленно заявил: «Да». Он никогда не говорил о Фейт в прошедшем времени. Он – брат-близнец. Без этого он не был Финном. Когда он, в свою очередь, спросил её, Габи ответила: «Один старший брат».

Но позже Финн узнал, что Ксавьер тоже умер. Он был морским пехотинцем и погиб в открытом море. Миссис Рэнд всегда носила золотую цепочку с его именем. Отец Габи не смог справиться с горем. Он ушёл из семьи вскоре после смерти сына.

Финн сразу почувствовал симпатию к Габи, несмотря на то что порой ему нужен был словарь, чтобы понять её. Когда она хохотала, он расплывался в улыбке. Он помнил, как ему нравилось, что она неправильно произносит «карыша» вместо «крыша». Он смеялся над ней, а она сердилась. Она была с равнины, чужая в Дорсете, и это роднило её с Финном, хотя он прожил здесь всю свою жизнь. Он был живым напоминанием о местной трагедии. Мальчиком, за спиной которого шептались.

– Ты знаешь, почему мы с тобой подружились? – поинтересовалась Габи.

– Потому что я осмелился подойти и заговорить с тобой? – предположил Финн, решив, что своим вопросом Габи хочет напомнить ему о важности социализации.

– Да, но настоящая причина проявилась только через несколько дней. Мне приснился кошмар о том, что ты попал в беду. Ну… один из тех снов, которые кажутся настолько реальными, что ты помнишь их во всех подробностях даже после пробуждения. Там был ты, но в то же время как будто не ты. Понимаешь, о чём я?

Финн кивнул.

– Короче, в том кошмаре ты не мог вернуться домой и не мог видеть. А я послала тебе огромный шар солнечного света, и всё стало хорошо.

– Свет был, разумеется, волшебный?

– Не насмехайся надо мной! Мы же тогда учились в третьем классе!

– По-моему, хлипковатое основание для начала большой дружбы, – произнёс он и шутливо пихнул её локтем.

– И не надо включать Мистера Скепсиса! – фыркнула Габи. – Именно поэтому я и не говорю тебе всего.

– Прости. Это круто. Но на будущее ты должна иметь в виду, что если запустить в меня шар солнечного света, то я наверняка дам дёру в противоположную сторону.

– Ладно. Но сегодня я веду тебя к солнцу, а не прочь от него! Так что вперёд!

Чем ближе они подходили к небольшой парковке, посыпанной гравийным щебнем, тем сильнее колотилось сердце Финна. Теперь, когда всё стало более чем реальным, он осознал, насколько глупым оказался его план спрятаться за книгой. При виде огромных глыб мрамора, которые выступали из зеленоватой воды, как гигантские покосившиеся надгробия, у него свело живот. Он давно не бывал здесь, хотя часто видел это место во сне. Выступающие слои белого камня и отвесные склоны над глубокой водой придавали карьеру сходство с криво разинутым ртом, скалившим гнилые зубы. Карьер имел форму почти идеального узкого прямоугольника шириной примерно с бассейн олимпийского размера, но гораздо более длинный – и намного более глубокий. И это было вовсе не естественное озеро или другой природный резервуар, а рана, с жутковатой аккуратностью нанесённая у подножия горы. Уродливое дело человеческих рук, притворяющееся природным водоёмом.

Но Габи смотрела во все глаза и сияла так, словно попала в одну из обожаемых ею фантастических книжек. Финн припарковал велосипед у забора и поплёлся следом за ней.

Он надеялся оставаться незаметным и махнул рукой на груду мраморных глыб, которые валялись далеко от воды, зато находились близко к парковке. Габи искоса взглянула на него, но с улыбкой согласилась. Она вытащила из сумки дурацкий модный журнал (раньше она такое даже не читала), а потом расстелила полотенце. Финн, скрестив ноги, уселся на каменный обломок, а Габи растянулась на животе.

– Как же здорово, что у нас есть карьер!

Она перевернулась и положила руки за голову, подставив лицо солнцу, её локти покоились на полотенце. Финн огляделся по сторонам, скользнул взглядом направо и налево, проверяя, не пялится ли кто-нибудь на него. Не осуждает ли за то, что он сюда пришёл.

– В Нью-Йорке такое просто невозможно! До сих пор поражаюсь, почему взрослые не закрыли его для других, не оградили забором.

Финн тоже часто думал об этом.

– Он – наш собственный Стоунхендж… только лучше!

Пожалуй, Финн мог себе представить, каким волшебным местом ей кажется карьер, с выступающими из воды гигантскими мраморными плитами, в окружении деревьев, растущих словно из голого камня.

– А я иногда воображаю, что здесь – наш уголок Земноморья.

Габи вздохнула, как делала всегда, когда хотела поговорить о фантастических книгах. «По крайней мере, она не перестала их читать», – подумал Финн. Ему позарез было нужно, чтобы она оставалась той Габи, которую он знал. Его Габи, которая обожала лес, искала фейри и гномов в роще за бабушкиным домом. Что и говорить, жизнь была намного проще, когда они учились в третьем классе.

– Но ты в этом не разбираешься, – и она с напускным возмущением наставила на него палец, – потому что не любишь фантастику! Ничего, когда-нибудь тебе придётся проглотить всю Ле Гуин!

Обычно в таких случаях он напоминал Габи, что она не хотела учиться играть в шахматы. Сейчас же Финн был готов пообещать ей прочитать любой фантастический роман, но ему помешали громкие вопли мальчишек, сигавших в воду с высоченного утёса. Точнее говоря, это был тридцатифутовый обрыв, покорить который решались только самые храбрые – или самые безрассудные, – в зависимости от того, с какой стороны посмотреть. Мальчики с разбега прыгали вниз и переворачивались в воздухе. Звук, с которым они врезались в водную гладь, хлестнул Финна, как пощёчина.

Он быстро взглянул на зеленоватую воду и убедился, что ушёл бы туда с головой. Это было бы медленное погружение, с открытыми глазами, с растопыренными пальцами, вытянутыми к стремительно уменьшающемуся солнцу…

– Знаешь, Габи, напрасно я согласился. Мне пора.

– Брось, Финн, мы ведь только что пришли! Никто не заставляет тебя прыгать с обрыва! Нам и к воде приближаться вовсе не обязательно. И чего ты так переполошился? Ты умеешь пла…

Габи вдруг осеклась, вытаращив глаза.

– Но не здесь же…

Мальчик не мог смотреть на неё. Даже кивнуть не смог. Он уставился на крошечные хлопковые петельки ниток на её полотенце.

– Ой, Финн, почему ты ничего не сказал?

Габи вскочила и начала собирать вещи.

Финн тоже встал, чтобы не мешать ей. Он не хотел встречаться с ней взглядом. Он должен был сказать. Но он промолчал и поставил её в неловкое положение.

Габи лихорадочно затараторила, сворачивая полотенце:

– Финн, прости меня. Я всегда думала, что это случилось на озере. Я считала, что девочка… ну… та девочка-призрак… просто какая-то легенда столетней давности!

Она изо всех сил старалась впихнуть «непослушное» полотенце в свою маленькую сумку. Лицо Габи раскраснелось, она тоже прятала глаза.

– Эй, Габи! Ты куда?

Перед ними буквально из ниоткуда появился мокрый Себастиан Коннорс. Его Финн тоже старался избегать. Парень был новеньким, однако уже успел стать лидером мальчишек, которые вечно лезли на рожон и всегда выходили сухими из воды.

– Привет, Себастиан. Прости, у нас нет времени. Я забыла… кое-что, – пролепетала Габи.

– Ты ведь только что пришла! – Парень взглянул на Финна и улыбнулся. – Неужели вы сбежите отсюда, даже не искупавшись?

Вот и наступил тот момент, когда альфа-пёс смотрит ему в глаза и – пока вполне невинно – начинает разговор. Почему-то Финн всегда удостаивался этого шанса. Возможно, из-за своего роста, благодаря которому к нему по умолчанию относились с некоторым уважением… пока не узнавали получше. Обычно с ним даже начинали шутить. Да, всегда была та доля секунды, когда к Финну относились так же, как и к остальным, ну а дальше всё зависело от него. Он каждый раз узнавал этот момент, но до сих пор не научился понимать, что нужно сказать или сделать, чтобы обернуть ситуацию в свою пользу.

Вокруг них стали собираться члены команды Себастиана, мокрые и накачанные адреналином.

– Это я виноват, – пробормотал Финн. – Я забыл кое-что дома.

Глаза Себастиана сузились, рот скривился.

Так и есть. Готово. Финн опять каким-то образом показал себя жертвой.

– В таком случае Габи не нужно уходить. Оставайся с нами! А Финни пусть возвращается, раз ему приспичило.

«Финни». За спиной у Себастиана раздались смешки.

– Нет-нет. – Габи была сконфужена. – Мне, и правда пора.

– Может, прыгнешь разочек перед уходом, Финни?

Теперь Себастиан скалился во весь рот.

– Нет, спасибо.

– А ты когда-нибудь прыгал? Ты же не трусишь, а?

Коннорс толкнул в бок Троя Спрага. Трой и остальные неловко переминались с ноги на ногу, явно опасаясь того, на что Себастиан захочет подбить их на сей раз.

– Нет, спасибо, – повторил Финн и наклонился, чтобы взять рюкзак.

– Почему? Боишься, что девочка-призрак утащит тебя на дно и оставит там навсегда?

Себастиан прыснул и оглянулся на своих клевретов, ожидая одобрения.

Но ответом ему было только неловкое молчание.

Кроме того, он заметил испепеляющие взгляды, которые метала на него Габи.

Трой наклонился и что-то прошептал на ухо Себастиа- ну. Финн молча смотрел на них обоих и без труда представлял, что было сказано. «Чувак, да это ж его сестра здесь утонула».

На лице парня отразилось смущение, а затем злоба. Понятно, что Финн нисколько не виноват в том, что Себастиан поставил себя в неловкое положение, но разве это имело значение? Мальчишки вроде Коннорса всегда ведут себя одинаково. Если им случается опозориться, они сразу найдут, кого надо обвинить.

– Финн, пойдём отсюда!..

И он почувствовал, как Габи взяла его за руку. Финн посмотрел на Себастиана: парень явно проследил за её жестом.

Когда они двинулись прочь, Финн услышал обрывки приглушённых фраз и даже разобрал слова «сестра» и «мать». А потом Коннорс громко произнёс:

– Теперь мне ясно, почему он такой придурок. Это всё объясняет. Он с приветом.

Реплика Себастиана обрушилась на Финна, как удар. Было бы намного легче, если бы парень просто врезал ему.

Правда оказалась гораздо болезненнее.

* * *

До самого дома Габи шла намного быстрее, чем обычно, чтобы не отставать от Финна. Миссис Рэнд уже не возилась в саду, что порадовало мальчика. Сейчас он не смог бы вынести её сочувствие, не говоря уже о милой светской беседе.

– Можем зайти в дом и перекусить, – предложила Габи.

– Нет, спасибо. Я лучше поеду к бабушке.

– Финн, прости меня.

– Ты ни в чём не виновата.

– Не вздумай переживать из-за того, что думают эти придурки!

Сейчас Габи говорила совсем как мама. Однажды, когда мальчику было лет восемь, не больше, мама взяла его с собой в супермаркет, и Финн пересказал, что о ней болтали дамы в соседнем отделе. Он хотел, чтобы она рассердилась на них так же, как он. Но она только вымолвила: «Люди такие, какие они есть. Их нельзя переделать. Но ты можешь изменить своё отношение к ним».

– Ты в порядке? – спросила Габи.

Финн кивнул и буркнул что-то утвердительное.

Потом он поехал прочь, а Габи стояла во дворе и смотрела ему вслед. Финн не знал, долго ли она там находилась, потому что ни разу не обернулся.

А я могу вам точно сказать, как долго Габи пробыла во дворе. Я всё видела. Она стояла и ждала, озабоченно сдвинув брови, пока он не свернул за поворот и не исчез из виду. Лишь тогда она медленно побрела к дому, её голова и плечи были сгорблены, словно под тяжестью невидимого груза. Какой же Габи показалась мне тогда маленькой! Наконец она скрылась за дверью, но вскоре появилась в огромном окне. Вытащила из кармана телефон и начала набирать номер.

Глава 3

Когда Финн отъехал от дома Габи, поднялся ветер. Тот самый горячий тревожный ветер, похожий на дыхание приближающейся грозы. И точно, небо начало заволакиваться тучами. Понятно, что с каждым днём темнело всё раньше, но сейчас это были совсем другие сумерки.

В такое время суток солнце должно стоять высоко. Финн видел полосы облаков за деревьями по обеим сторонам дороги. Огромные тучи стремительно неслись над головой, обгоняли друг друга, как серые лошади, соревнующиеся, кто из них первой добежит до солнца и закроет его собой. Финн уже видел нечто подобное раньше, правда, в кино, на ускоренной перемотке.

Скоро гром поскачет по горам, эхом прокатится по городу. Обычно Финн любил грозу, но сегодня ему хотелось поскорее очутиться под крышей и спрятаться от всего на свете.

Тяжёлая дождевая капля ударила его по макушке, как оскорбительный щелчок. Финн процедил нечто такое, что ему не разрешалось произносить вслух. Он представил, как молния поджарит Себастиана и его шайку прямо в карьере, во время заплыва, и мгновенно устыдился своей мысли. Он сердился на отца и на бабушку. Ничего бы этого не случилось, если бы она не выставила его вон!

Он бросил велосипед за гаражом и припустил бегом по дорожке. Бабушка ждала его в дверях, смотрела встревоженно.

– Габи звонила.

– Отлично. Просто замечательно.

Финн протиснулся мимо неё, она отодвинулась.

– Можешь не беспокоиться! Я не буду тебе мешать.

Он сразу же понял, что сказал это гораздо злее, чем нужно.

Не в силах видеть её испуганный взгляд, Финн бросился вверх по лестнице и промчался по коридору в комнату, отведённую ему в бабушкином доме. Швырнул рюкзак на пол и упал ничком на кровать.

Раздался тихий стук в дверь.

– Мы можем поговорить?

Бабушка заглянула в комнату и, убедившись, что он не возражает, вошла и присела на край кровати.

– Габи рассказала мне, что случилось, и мне очень жаль. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Гораздо тяжелее, чем я думала.

Финн ничего не ответил. Мальчик знал, что она желает ему только добра, но сейчас ему хотелось лишь одного: постараться забыть этот кошмарный день.

Она легонько потрепала внука по спине.

– Уилл сегодня не придёт, и мы с тобой будем совсем одни. Давай-ка я приготовлю тебе что-нибудь поесть?

Финн хотел огрызнуться и напомнить ей, что еда не решит никаких проблем, но поскольку он уже много часов ничего не ел и не пил, предательский желудок выдал его громким урчанием.

– Я позову тебя, когда будет готово.

Бабушка улыбнулась и вышла из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь. И от её доброты в ответ на его грубость Финну стало ещё хуже.

Он сел, потянулся за рюкзаком и вытащил оттуда планшет. Статьи, которые он загрузил, помогут ему отвлечься от этого мира и перенестись в другую, куда более грандиозную вселенную. Самое лучшее в размышлениях о пространстве – это то, настолько оно огромное: ведь по сравнению с ним всё остальное начинает казаться мелким. Наверное, именно поэтому ребята в школе совершенно не интересуются ни пространством, ни вселенными. В их жизни просто нет ничего такого, что им хотелось бы уменьшить.

Конечно же, он ошибался. Ты ведь знаешь это, правда? У каждого из нас есть нечто такое, что нужно уменьшить, сделать более управляемым. Каждый, так или иначе, страдает. Вот что делает нас людьми.

Глава 4

Первый всполох молнии мелькнул за окном. Финн отсчитал несколько секунд и услышал дальний раскат грома.

Он отправился на кухню до того момента, как бабушка пришла звать его. Финн знал, что ей не нужно никаких извинений, но всё равно решил попросить прощения.

– Я приготовила горячий суп. Специально ждала, когда закончится жара, чтобы насладиться хорошим супом!

Она отодвинула для внука деревянный стул и снова отошла к плите.

Мальчик сел и стал смотреть, как бабушка разливает густую жидкость в две глубокие миски. Это был его любимый суп – картофельный, с крупными ломтями бекона.

– Возьми хлеба!

Бабушка протянула ему корзинку с домашним хлебцем. Тот даже не успел остыть. Финн оторвал горбушку и окунул её в суп. Проглотил, почувствовал, что тепло разлилось по всему телу.

– Вкусно?

– Как всегда, ба. Прости меня.

– Забудь. Давай ешь!

Как ни противно было это признавать, но отец оказался прав. Вот что нужно Финну: здесь, на кухне, он по-прежнему чувствовал себя в полной безопасности. А от одной бабушкиной улыбки мир становился гораздо светлее. У неё была особенная улыбка, лучившаяся в её глазах. Он хорошо запомнил Пасху, которая была как раз после смерти Фейт. Именно тогда бабушка настояла на том, чтобы жизнь для мальчика продолжала идти своим чередом. Она взяла внука за руку и повела по своему огромному саду, помогая отыскивать разноцветные пластиковые яйца, спрятанные так, чтобы их мог найти ребёнок. Его мать, бледная и молчаливая, тихо сидела на веранде, отец не покидал её, как будто она в любую секунду могла не выдержать и сорваться.

Бабуля помогла Финну пересчитать яйца в корзинке и смеялась, когда он твердил, что их ровно «дидинадцать». Потом он потянулся, дотронулся до её щеки и сказал что-то про «морщинистые глаза». Папа услышал и резко повернулся к нему: «Финн! Это невежливо». Но она шикнула на него и велела замолчать, а внуку сказала, что он может сколько хочет говорить о её морщинах. И это было здорово, потому что мальчик любил эти красивые складочки, которые появлялись лишь для него одного. В то время улыбки в его семье стали большой редкостью.

Впрочем, если подумать, с тех пор почти ничего не изменилось. Финн отложил ложку, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Ба, я должен знать, почему мама пропала.

Если его вопрос и застал её врасплох, она ничем этого не выдала. Глядя в её серые глаза, Финн продолжил:

– У неё появился другой мужчина? Она ушла от папы?

«И от меня тоже». Чем дольше он думал об этом, тем сильнее склонялся к тому, что развод был наиболее очевидным ответом на все вопросы. Бритва Оккама: самые простые теории всегда самые верные. Кроме того, Финн собственными ушами слышал, как в течение последних недель ссорились его родители. Наверное, сейчас мама где-то обустраивает свою новую жизнь.

– Ах, нет же! Ничего подобного! – Лицо бабушки посуровело, как бывало, когда она сердилась на кого-то в городе. – Кто тебе такое сказал?

– Ба, мне вообще никто ничего не говорит!

Она сняла фартук, положила его на соседний стул и села рядом с Финном.

– Ты спрашивал у отца?

– Да, но он твердит только одно, что она вернётся. – И мальчик передразнил папин бесстрастный профессорский тон: – «Ей просто нужно время».

– Понятно.

На какое-то мгновение ему показалось, что бабушка растерялась. Он видел, что она напряжённо о чём-то размышляет.

– Я уверена, что во многом так оно и есть, Финн.

– Ба, она тебе звонила? Она сказала что-нибудь… обо мне?

Она страдальчески сморщилась.

– Нет. Не звонила. Финн, будет несправедливо по отношению к твоему отцу, если я за его спиной начну строить предположения и обсуждать с тобой свои догадки.

Воображение мальчика заработало на полную катушку. Мамины постоянные мигрени. Поэтому-то она и оставалась в постели в самые важные моменты – на его выпускной в детском саду, во время бесчисленных школьных конкурсов и даже научных выставок. Все эти события, с виду такие разные, имели кое-что общее. Они были рубежами, переходными этапами, ритуалами, которые Финн должен был проходить вместе с Фейт.

– Ты знаешь что-то, но молчишь.

– Финн…

– Ба!

Она продолжала разглядывать пустую стену, как будто та вдруг превратилась в окно, через которое бабушка могла выглянуть наружу.

– Твой отец должен сам объяснить тебе всё. Я не могу, прости.

Финн вздохнул и бросил горбушку в миску с супом. Папа, даже находясь в сотнях милях отсюда, каким-то образом ухитрялся присутствовать на кухне, пресекая возможность узнать правду.

– Съешь ещё супа. Я хочу поведать тебе одну историю о нашей семье.

– А я не собираюсь выслушивать истории столетней давности! Мне надо знать о том, что происходит сейчас!

Несколько секунд она смотрела на него, сузив глаза.

– Всё происходит сейчас, милый. Даже не сомневайся, Финн, всё, что случилось до твоего рождения, имело и имеет самое непосредственное отношение к тому, кто ты такой и что ты делаешь. Слишком многое в нашей жизни зиждется на том, что случилось до нашего появления на свет. Как писал Фолкнер: «Прошлое никогда не умирает. Оно даже не прошлое»[6].

Она умолкла, дожидаясь отклика Финна. Он кивнул с полным ртом. Всё это смахивало на одну из пафосных отцовских лекций о важности истории как науки. Ладно, придётся потерпеть. Может, когда бабушка будет готова, она захочет поговорить о маме.

– Ты в курсе, что у меня никогда не было близких отношений с сёстрами.

Финн с тоской закатил глаза. Меньше всего на свете ему хотелось слушать бабулины жалобы на Эв и Билли.

– Не торопись. Поверь, это совсем неплохое начало истории.

Дождь стучал по стеклянной крыше, словно просил впустить его в дом.

– Эв и Билли много лет были настоящими занозами в моей заднице. – Бабушка рассмеялась, как будто пошутила, но смех у неё получился грустным. – Сёстры должны быть близки. Мне жаль, что у нас ничего не вышло.

– Я всегда считал, что у вас с бабулей Эв нормальные отношения.

Финн потянулся к хлебу. То, что говорила бабушка, пока его не слишком касалось, поэтому можно было слушать и есть.

– Ах, милый, мы с ней мирно сосуществуем. Но у нас почти нет ничего общего. Она настолько импульсивна, что нам трудно… уживаться вместе. Видишь ли, у нас имеются, скажем так, давние семейные обязанности. – Она снова посмотрела в невидимое окно, а потом переключилась на внука. – Тем не менее с Эв мне всегда было проще, чем с Билли.

Внезапно раздался сильный удар о дощатый помост, и Финн инстинктивно вскочил, загородив собой бабушку. Она тоже встала и обошла внука, чтобы выглянуть в окно.

– Всё в порядке. Ветер сломал гнилую ветку. Она упала на помост, но ничего не разрушила.

– Я завтра там уберусь. И распилю ветку на дрова.

Бабуля улыбнулась:

– Ты у меня настоящий помощник. Ты ведь и сам знаешь, верно?

Финн отвернулся. Напрасно он жаловался, что его заставляют провести здесь выходные.

– Я мог бы больше помогать, – заявил он.

Бабушка снова села, на сей раз на стул возле большой чугунной печки.

– Ты и так делаешь достаточно. Но сейчас я хочу рассказать тебе о нас троих. Мы всегда были сёстрами Сайкес. Нравилось нам это или нет, но наши соседи объединяли нас в одно целое. Мы и теперь живём в маленьком городе, но раньше он был ещё меньше. Каждый знал всё друг о друге.

– Ничего не изменилось.

– Поверь мне, тогда было ещё хуже. Понимаешь, тогда юным девушкам приходилось несладко. У нас не было тех возможностей, которые в наши дни воспринимаются как само собой разумеющееся. Родители надеялись, что мы будем жить на ферме до замужества. В идеале они должны были одобрить наших будущих мужей, после чего нам предстояло навсегда осесть здесь и родить много-много детей, которых дедуля мог бы качать на колене.

По её тону трудно было понять, смеётся она или сожалеет. Бабушка оказалась единственной из сестёр, которая вышла замуж и родила дочь – мать Финна. Но мальчика интересовала только мама, а бабуля, похоже, просто пыталась избежать его расспросов.

– Ба, я…

– Думаю, ты не удивишься, – продолжала она, будто не услышав, – если я скажу, что это совершенно не устраивало меня, да и Эвелин тоже. Я не собиралась впустую растрачивать мозги, которыми наградил меня Создатель. Я хотела как можно скорее сбежать в школу. И Эв была готова удрать из Дорсета любой ценой, даже если бы для этого ей пришлось на ходу запрыгнуть в вагон поезда.

Финн заинтересовался:

– Ты серьёзно?

Он попытался вообразить, как невысокая полная бабуля Эв прыгает в отходящий поезд. Увы, как Финн ни старался, он не мог представить своих двоюродных бабушек молодыми.

– Ничуть. Она бы именно так и поступила. Зато Билли… наша Билли была совсем не прочь остаться в Дорсете. Она рассчитывала выйти замуж за самого перспективного холостяка в городе. Проблема заключалась в том, что им оказался избалованный богатый мальчишка, который и не думал утруждать себя какими-либо планами на будущее. Он знал, что со временем унаследует отцовские земли, поэтому ему не придётся ни учиться, ни трудиться. В довершение всего, он был очень красивый, из тех мальчиков, которые заставляют девочек приосаниваться, когда те входят в комнату. Разумеется, я его терпеть не могла.

Понятно. Парень, который имел всё. Финн сразу его возненавидел.

– На меня его чары не действовали. Меня не волновали ни его светло-серые глаза, ни квадратный подбородок, ни… – бабушка протянула руку, пригладила торчавшую прядку взъерошенных волос Финна, – блестящие волосы, каштановые с золотым отливом.

Мальчик застыл с поднесённой ко рту ложкой супа.

Бабушка откинулась на спинку стула и улыбнулась:

– Конечно, Финн. Это был твой дедушка, мой Джек. Ты невероятно похож на него. Просто вылитый. Поэтому я и осталась в Дорсете.

Финн уже не в первый раз слышал, что он – точная копия дедушки Джека. Неужели тот оказался в юности красавцем? Дедушка, которого он помнил, был ветхим и сгорбленным. Если по нему и впрямь сохли местные девушки, значит, он и не походил на Финна. Все девочки, кроме…

– Ба, стой! Ты же его не любила! Ты сказала…

– Видишь ли, Дорсет пережил три года засухи. Семейная ферма Джека пришла в упадок. Его отец не выдержал переживаний, вероятно, у него случился сердечный приступ. И ферма перешла к твоему будущему дедушке. Невзгоды проявляют истинный характер человека. Помни это, Финн. Джек превратился в человека, которым я восхищалась. И я полюбила его всем сердцем.

– И бабуля Билли тебя не простила?

– Думаю, нет. Эв тоже очень рассердилась на меня.

– Но почему?

– Потому что я не захотела уезжать из Дорсета. Мы с ней с детства мечтали о великих делах, которые будем вершить вместе, а я взяла и решила остаться дома.

– Но бабуля Эв тоже никуда не уехала!

– Нет, почему же… Как раз наоборот. Но она вернулась. Как и все мы.

Он опять хотел задать вопрос, но бабушка не дала ему такой возможности.

– Билли сильно ожесточилась. Она стала замкнутой, прекратила встречаться с друзьями. В свободное время она что-то писала в тетрадки, которые никому не показывала. Однажды воскресным утром я притворилась больной, а когда все ушли в церковь, прокралась в её комнату, нашла «гуляющую» половицу, под которой Билли устроила тайник, и прочитала её записи.

Финн подумал, что бабушка поступила очень плохо по отношению к сестре, но в то же время вынужден был признать, что сгорает от любопытства.

– И что ты обнаружила?

– Это были невероятно подробные заметки о моей жизни. Обо мне и Джеке, о том, где и когда мы встретились, при каких обстоятельствах впервые остались наедине. Точнее, в тот момент мне казалось, что мы были наедине…

– То есть она за вами следила? Жуть какая!

– И не говори. Создавалось впечатление, что сестра делала эти записи как раз для того, чтобы понять, где она совершила ошибку. Как будто существовала возможность вернуться назад и всё исправить. Билли словно искала путь в ту реальность, в которой они с Джеком могли быть вместе.

– Хм…

Вообще-то Финн совершенно не интересовался историями о безнадёжной подростковой любви, но услышанное его не на шутку зацепило: кстати, даже напомнило о статье, которую он прочитал перед ужином.

– Мне кажется, бабуля Билли пыталась отыскать нечто вроде параллельной вселенной. В физике на этот счёт существует новая квантовая теория. Она базируется на принципе Многомировой интерпретации, но это совершенно новая теория!

Бабушка посмотрела на него примерно так же, как и Габи, когда та хотела попросить Финна остановиться и объяснить термины из последнего предложения. Он по опыту знал, что здесь следует уступить.

– Ладно. Ба, ты знаешь о Многомировой теории?

– Да, – осторожно ответила она. – Вроде бы.

Финн привык к тому, что люди обычно только делают вид, будто понимают его, когда он рассуждает о науке. Значит, придётся снова объяснять на пальцах.

– Смысл в том, что мы живём в так называемой мультивселенной. А рядом с нами существуют другие вселенные. Они почти полностью идентичны нашей, но имеют некоторые отличия.

– Целые вселенные? Рядом с нами?

– Конечно, в это нелегко поверить. Мозги можно свернуть! – Финн проглотил ещё одну ложку супа. – Итак, эти миры похожи на наш, но с небольшими отличиями. Ну… как теория хаоса! Ты ведь слышала об эффекте бабочки?

– Наверное. В том смысле, что даже крошечные изменения могут оказать воздействие на другие миры?

– Ага! Нечто совершенно невинное, вроде взмаха крылышка бабочки над Мехико, – Финн помахал в воздухе пустой ложкой, – может вызвать ураган в Китае или, как в нашем случае, заставить дедушку Джека жениться на ком-то другом.

Он рассмеялся, ожидая, что бабушка засмеётся вместе с ним. Но она продолжала выжидающе смотреть на Финна, поэтому он продолжил:

– Короче, незаметные глазу взмахи крыльев бабочки создают новые вселенные! Потрясающе, правда?

Но бабуля не выглядела потрясённой, напротив, она казалась испуганной.

– Значит… в этом и заключается новая теория?

– Нет, я рассказал про старую. Новая – просто космос! Она ещё не доказана математически, но даже не выходит за рамки возможного. В общем, это теория Множества взаимодействующих миров. Кратко – МВМ. Суть в том, что вселенные не только сосуществуют рядом друг с другом, но взаимодействуют на квантовом уровне!

Финн потянулся за очередным ломтём тёплого хлеба, лежавшего в корзинке в центре стола, но бабушка перехватила его руку и крепко сжала запястье, удерживая на месте.

– Подожди! И как они взаимодействуют?

– Ой, ба, это же пока теория. Но в квантовой механике есть много странностей, которых и не должно быть. Например, свет, который ведёт себя и как волна, и как частица. А учёные, которые выдвинули теорию, считают, что такие квантовые странности могут объясняться тем, что параллельные вселенные не просто взаимодействуют, а врезаются друг в дружку, – объяснил Финн и громко хлопнул в ладоши. – Очень аккуратно, понимаешь?

– Но как они сталкиваются? И что, человек может перескочить из одной вселенной в другую?

Глаза бабушки расширились, Финну вдруг показалось, что она близка к панике.

– Ба, имеется в виду квантовый уровень. Учёные говорят о частицах, а не о людях!

– Но каким образом?.. Они же не могут знать наверняка!

Она встала со стула, схватила кухонное полотенце, лежавшее на столешнице, вытерла руки и рассеянно бросила его в мусорку.

– Бабуль, это не про людей!

Но она смотрела сквозь него, её мысли витали где-то за много миль отсюда. Повисло неловкое молчание, а затем бабушка произнесла:

– Один небольшой поворот – и две параллельные линии перестают быть параллельными.

Теперь уже Финн смешался.

– Да, с математической точки зрения всё верно…

– Я не очень хорошо себя чувствую. Пойду прилягу. Ты сможешь убрать со стола? – попросила бабушка и зашаркала к двери. – Ничего страшного… разыгралась моя обычная мигрень, – добавила она.

Финн очень надеялся, что это будет не так, как с мамой. Иначе ему придётся звонить отцу, чтобы тот отвёз бабулю в приёмный покой в Ратленде.

– Сильно болит? – спросил он.

– Если я не прилягу, будет хуже.

Её голос оборвался. Она вышла из кухни и побрела по коридору, оставив мальчика в кухне одного, с тиканьем часов и стуком дождя по стеклу. Он встал из-за стола и начал убирать тарелки. Вытащил кухонное полотенце из мусорного ведра, спрятал остатки еды в холодильник.

Покинув кухню, Финн постоял перед дверью своей спальни, взявшись за ручку, прислушиваясь. Из комнаты бабушки, расположенной дальше по коридору, не доносилось ни звука. Должно быть, она уже легла. Хорошо, если она и впрямь уснула!

Он кое-что задумал, и сделать это будет намного проще, если она будет спать.

Глава 5

Свой дом он уже обыскал от пола до потолка, нетронутым остался только отцовский кабинет: ведь папа сразу заметит, если переложить на дюйм хотя бы одну скрепку. Пока розыски ни на шаг не приблизили Финна к разгадке тайны исчезновения мамы. Мальчик не нашёл никаких клочков бумаги с зашифрованной информацией, не обнаружил и писем – ни бумажных, ни электронных. В общем, не было никаких намёков на то, где она может находиться.

Но мама не могла уехать, не послав бабушке открытку. Это была одна из тех её старомодных привычек, которые Финн находил просто смешными. Зачем пользоваться услугами обычной почты в эпоху, когда можно запросто и мгновенно прислать фотографию из любой точки мира? Так или иначе, бабушкин дом, возможно, был именно тем местом, где следовало продолжить поиски.

Бабушка определённо знала больше, чем говорила. Поздно вечером Финн выглянул из спальни и стал медленно красться по тёмному коридору, чувствуя, как сердце гулко колотится в груди. Неужели здесь может быть так тихо? Или это только кажется из-за громкого тиканья больших напольных «бабушкиных» часов, стоящих на лестничной площадке?

«Они называются “бабушкины”, а не “дедушкины”, поскольку дверца у них не стеклянная, и все таинственные пружинки и шестерёнки спрятаны внутри», – так бабуля всегда говорила тем, кто спрашивал. Обычно Финн даже не замечал тиканья часов, но сейчас это был самый оглушительный звук в доме.

Первым делом он направился в столовую. Сервант оказался забит скатертями, свечами, набором для фондю родом из семидесятых годов прошлого века, обширной коллекцией сувенирных напёрстков и какими-то бумагами. Финн просмотрел их: это были просто-напросто старые счета. Никаких свежих выписок по кредитным картам, никаких открыток, ничего, что могло бы указать на то, куда исчезла мама.

Гостиная, с её пухлыми креслами и огромным камином, всегда казалась Финну тёплой и уютной, но сейчас, в полумраке, камин смахивал на зияющую чёрную дыру, под притяжением которой, похоже, осели кресла. Мальчик лишь для порядка огляделся по сторонам: в этой комнате было бы сложно спрятать пачку писем.

Значит, оставалось только одно место. Подвал.

Но туда давно никто не спускался. Ещё три года назад крутые ступеньки стали слишком опасны для бабули, и родители Финна перенесли стиральную и сушильную машины в прихожую. Когда он был младше, бабушка хранила в подвале продукты и часто посылала туда внука за банками с концентрированным молоком[7] или консервированными персиками. Он старался не выказывать страха, хотя внизу было темно, а ещё там водилось великое множество пауков-волков. Огромных, размером с тарантула.

Страшно вообразить, какие ужасы ждали его сейчас за дверью, которую несколько лет никто не открывал. Финн осторожно снял крючок с засова. Дверь тотчас со вздохом распахнулась, словно устала держаться на крошечном кусочке металла.

Мальчику потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к темноте. Знакомые с детства запахи пыли, плесени и дерева ударили в нос прежде, чем он смог что-то увидеть. Финн зажёг фонарик мобильного телефона и посветил на знакомые красные деревянные ступеньки. Потом нашарил на стене выключатель и убедился, что тот находится в положении «Включено». Просто не было лампочки.

Он стал медленно спускаться по истёртым ступенькам, каждый раз пробуя ногой, не сгнила ли перекладина. Доски жутко скрипели, Финн преодолевал их по одной, прислушиваясь к шорохам наверху.

Добравшись до конца лестницы, он с удивлением обнаружил, что подвал не превратился в кишащую пауками погребальную камеру мумии. Верстак дедушки Джека по-прежнему стоял у дальней стены. Тяжёлый, сделанный из дуба, он выглядел так солидно, будто подпирал собой всю стену дома. После смерти мужа бабушка берегла верстак, как святыню. Финн живо представил, как дед садится к нему и снимает чехол, прикрывавший инструменты, выглядевшие вполне пригодными образцами археологических раскопок.

Мальчик рассеянно взял в руки экземпляр журнала по деревообработке за две тысячи второй год и вдруг заметил, что под ним что-то блеснуло. Бабушкины голубые наручные часики. Те самые, о пропаже которых она сильно горевала в прошлом году, когда думала, что посеяла их где-то в городе. Она считала, что ремешок случайно расстегнулся и часы упали, канув навсегда. Финн очень обрадовался, что нашёл пропажу, но загвоздка состояла в том, что он не мог вернуть их, не признавшись в своих тайных розысках. Впрочем, разве бабушка сегодня не проговорилась, что поступила точно так же со своей сестрой Билли? Возможно, она его поймёт… или нет?

Поколебавшись, он всё-таки сунул находку в карман. Пожалуй, он просто положит их куда-нибудь, где хозяйка часов их точно найдёт.

Мальчик направился в дальнюю часть подвала, огибая картонные коробки с сезонными праздничными украшениями, которые было уже слишком сложно доставать из места хранения. Он ненадолго остановился перед цветными детскими балансирующими качелями. Они были затянуты паутиной, яркие краски потускнели под многолетним слоем пыли, но Финн и так знал, какого они цвета. Синие, зелёные и ярко-жёлтые. Его мозг тут же выдал идеальную картинку: он вместе с Фейт во дворе у бабушки восседает на маленьком пластиковом балансире, рассчитанном на вес двух карапузов.

– А потом вас сразу отправили в подвал? – прошептал Финн, подумав, что обращается к печальному разумному существу, которому было не суждено исполнить своё предназначение.

За качелями стояла прогулочная коляска – двойная, для близнецов. Значит, бабушка с дедушкой сохранили эти вещи-воспоминания в подвале, не захотели выбросить их или передарить кому-нибудь. Нет, они спрятали их внизу, как глубокую внутреннюю травму. Финн пришёл сюда за следами матери, а нашёл только Фейт.

Пора возвращаться. Ясно ведь, что бабуля не могла ничего тут припрятать, по крайней мере, без посторонней помощи, да и вообще затея с розысками улик в подвале начала его не на шутку пугать.

Финн поднялся уже до середины скрипучей лестницы, но вдруг заметил свёрток, засунутый между четвёртой и пятой ступеньками, и потому заметный только отсюда. Мальчик вытащил его. Это оказался чёрный мусорный пакет, завязанный узлом сверху. Финн присел, держа его перед собой. Внезапно он понял, что боится заглядывать внутрь. Пересилив себя, он осторожно развязал узел.

Первым делом ему бросился в глаза знакомый цветочный узор материнского саквояжа для поездок. Финн расстегнул его и увидел мамин кошелёк и её же мобильный телефон, лежащие поверх стопки одежды. Похоже, кто-то в спешке побросал сюда её самые нужные вещи. Всё то, без чего она не могла уехать из дома.

Финн сунул руку в саквояж и извлёк сумочку, которую он хотел бы каждый день видеть на своём привычном месте: висящей на спинке кухонного стула. Со дня исчезновения мамы прошло лишь несколько недель, но сейчас мальчику казалось, будто он держит в руках древний экспонат, которому следует храниться в музее, поэтому прикасаться к нему можно только в белых перчатках. Он открыл кошелёк и уставился на материнское водительское удостоверение, лежавшее в маленьком пластиковом кармашке. Под улыбающейся фотографией стояла её подпись – знакомый почерк, по которому он так скучал (Финн каждый день надеялся найти в почтовом ящике конверт с адресом, написанным материнской рукой).

Финн провёл пальцами по буквам, словно его прикосновение могло каким-то образом вызвать расписавшуюся прямо сюда.

Телефон. Батарея разряжена.

Маленький бас-барабан загрохотал в его груди.

Перед ним лежали вещи, которые непременно должны были понадобиться маме в течение трёх последних недель.

Вещи, которые она точно взяла бы с собой.

Он прыжками взбежал по лестнице. Больше не заботясь о тишине, заорал во всё горло:

– Бабушка!

Как она могла прятать от него саквояж? Запнувшись о порог, Финн выскочил из подвала, даже не потрудившись закрыть за собой дверь. Он не собирался ничего скрывать! У него есть полное право рыскать там! Она должна немедленно ответить на любые его вопросы!

– Ба! – закричал мальчик, очутившись в коридоре.

Он поднял такой шум, что разбудил бы даже мёртвого. Но из-за двери её комнаты не доносилось ни звука.

– Ба?

Он громко постучал. Тишина.

И вдруг кто-то схватил его сзади за плечо. Финн подскочил от страха, обернулся – и увидел бабушку, стоявшую там, где её не было две секунды назад.

Глава 6

– Ты меня напугала! – воскликнул Финн. Чтобы не упасть, он упёрся левой рукой в стену, потом поднял мамину сумку, как улику. – Откуда это у тебя? Почему она здесь? Отвечай! Отвечай сейчас же!

Он приготовился к тому, что его тон её ужаснёт. Но она лишь спокойно кивнула и произнесла:

– Нам нужно поговорить. Давай пройдём в гостиную.

Бабушка опустилась на пухлый диван и похлопала рукой рядом с собой. Это был скорее приказ, чем приглашение. Финн сел. В комнате царил полумрак – было ещё слишком рано, да и облака продолжали клубиться после недавней грозы. Мальчик потянулся, чтобы включить лампу, стоявшую на столике возле дивана. Бабуля перехватила его руку и отрицательно покачала головой.

– Я знаю, ты сердишься. Но сейчас ты должен выслушать то, что я скажу.

Она пристально посмотрела на него. Разглядывала так, словно видела впервые в жизни. Финну было не по себе.

– Я должна тебе кое-что сообщить.

– Да уж! Почему ты прячешь мамины вещи?

Она схватила внука за обе руки и наклонилась к нему так порывисто, что он совсем струхнул. Финн увидел золотые искорки в её голубых глазах и удивился, почему никогда не замечал их раньше.

– Финн. Когда ты только появился на свет, я уже начала обдумывать, как начать этот разговор. Я решила, что мы с Лиз вдвоём поговорим с тобой и…

Она печально покачала головой. Мальчик услышал, как ветер свистит в холодном камине за их спинами.

– Где она?

Нервы Финна натянулись и застыли в надежде и страхе. Теперь всё на свете зависело от ответа бабушки.

– Это… несколько сложнее, чем просто «где».

– Она в порядке?

Бабушка пылко притянула его к груди и крепко обняла. Руки у неё были сильные, такие же, какими Финн ощущал их в детстве, когда падал с трёхколёсного велосипеда. Потом она немного отстранилась, продолжая держать внука за плечи.

– Мама любит тебя. Мы все тебя любим. Больше, чем ты можешь себе представить.

– Ты меня пугаешь, – Финн поразился тому, как пискляво и жалко прозвучал его голос.

– Ах, я вовсе не хочу тебя пугать!

Бабушка отпустила его и нервно переплела пальцы. Раньше Финн никогда не замечал у неё такого жеста.

– Я не должна тебя пугать! Хотя… может, и должна. Не знаю! Она оставила мне так мало указаний! Ладно, из соображений безопасности… допускаю, что у тебя есть все основания бояться.

Она взглянула на цифры, светившиеся на панели приставки кабельного телевидения, и нахмурилась.

– Послание, которое мне надо тебе передать, исходит не от твоей матери. Оно от… что ж, будем считать, что от меня. Точнее, от будущей меня. Я – та бабушка, которую ты знал несколько лет тому назад. Сколько тебе сейчас? Нет, постой, не отвечай!

И она так резко взмахнула растопыренной пятернёй перед его лицом, что чуть не ударила Финна по носу.

– Молчи! Я не хочу, Финн… Не нужно. Прости.

Она провела рукой по щеке внука, словно хотела заново вылепить его черты.

– Итак, твоя бабушка и я… короче, мы с ней вроде как заодно.

Она бросила печальный и встревоженный взгляд в сторону коридора и снова впилась глазами в его лицо.

– Бабушка, которую ты знаешь, попросила меня прийти сюда и поговорить с тобой.

Мальчику потребовалось несколько секунд, чтобы переварить информацию, которая вывалилась на него. В словах бабули нет абсолютно никакой логики! Но она не шутила. В её голосе была серьёзность, которой Финн никогда не слышал раньше, и потому его даже пробрал озноб.

– Бессмыслица какая-то! Ба, ты хорошо себя чувствуешь?

– Конечно, тебе трудно понять. Но попробуй думать обо мне как об одном из своих уравнений. Да, именно так! Вот от чего мы будем отталкиваться! Но не говори мне свой точный возраст! Прошу тебя. Насколько я могу судить, речь идёт годах о пяти, не больше… Считай меня Бабушкой Минус Пять. Неплохо, да?

Она накрыла своей ладонью его руку – и Финн увидел часы.

Те самые узкие голубые часики!

– Как ты их нашла?

Он показал на её запястье и тут же сунул руку в карман. Пусто! Это был какой-то фокус.

– Ты ведь жаловалась, что потеряла часы! Я обнаружил их в подвале, на дедушкином верстаке…

– Ах, Финн! Хорошо, что ты мне сказал. Как видишь, они уже здесь. А теперь слушай внимательно и пообещай не перебивать меня, пока я не закончу.

Теперь она смотрела на него в упор и ждала, чтобы он дал слово и позволил ей продолжать. Мальчик заставил себя кивнуть.

Бабушка сделала глубокий вдох.

– Я умерла, Финн. Прошлой ночью. Уснула и не проснулась.

– Не смешно, ба.

Он невольно покосился в сторону коридора, где была дверь её спальни, и снова перевёл глаза на бабушку. Бог знает, в какие игры она играла, но ему всё это совершенно не нравилось.

– Я не пытаюсь тебя рассмешить, Финн. Ты меня перебил.

Её коротко подстриженные волосы мягко сияли бесчисленным множеством оттенков серебра, а пахло от неё перечной мятой. С одной стороны, всё в ней казалось привычным и родным, с другой же, что-то было явно не так… И дело не только в странном фокусе с часами. Финн не мог отделаться от нелепого ощущения, что перед ним – не та бабушка, с которой он расстался накануне.

Она постарела. Наверное, так начинается угасание. Деменция. Может, они с отцом проглядели первые признаки…

– Ты когда-нибудь задумывался над тем, почему твоя мама так любит историю? – спросила она.

– Потому что она вышла замуж за историка?

Ответ прозвучал грубее, чем он хотел.

Бабушка разочарованно вздохнула, но вздох относился не к Финну, а к ней самой.

– Начни с начала, Бет, – негромко пробормотала она и на секунду закрыла глаза.

– Твоя мать – так называемая Путешественница, – выпалила бабуля. – Она может проникать в складки времени и пересекать их. Иными словами, она способна перемещаться в прошлое и будущее.

Финн вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Бабушка выжила из ума. Вероятно, он не сумел скрыть своего ужаса.

– Ради всего святого, не смотри на меня так! Я совершенно нормальная! Твоя мать – Путешественница. Как и я, как и все твои бабки. Этот дар передаётся в нашей семье по женской линии.

Она взглянула на стенные часы, потом на свои часики. А это уже перебор. Нужно поскорее позвонить отцу, предупредить его, что бабуля спятила.

– Значит, все женщины в моей семье могут путешествовать во времени?

– Не мели чепуху! – Бабушка вскинула подбородок, приосанилась и добавила: – Только по линии твоей матери.

Она произнесла это таким тоном, словно родовая линия его отца была какой-то ущербной.

– Ба, ты чего? – Финн предпринял последнюю отчаянную попытку воззвать к остаткам её разума. – Подумай сама, разве может быть, что наша семья – единственная в мире, наделённая такими сверхспособностями?

– А кто тебе сказал, что мы уникальные? – вопросом на вопрос ответила она. – Многие признаки указывают на то, что мы не одни. Но мы единственные в Дорсете. Вот почему именно нам и придётся разыскивать твою мать. Больше некому.

Мальчик вспомнил о сумочке. Он пребывал в таком смятении, что бросил её на пол.

Финн схватил сумку и взмахнул ею перед лицом бабули.

– Но как… почему?

– Они упаковали её вещи в тот день, когда она исчезла. Всё должно было выглядеть естественно. Мол, она просто уехала… и всё. Твоя бабушка и твой отец не хотели, чтобы ты – или полиция – думали, что с ней что-то случилось.

– Ба! Ты ведь недавно заявила, что мама в порядке!

Слова с такой скоростью вылетели из его рта, что Финн едва не задохнулся.

– Твоя бабушка сказала мне, что они старались представить всё таким образом, будто Лиз уехала по собственной воле.

Её глаза увлажнились.

Но она не ответила на его вопрос.

– Ба! Она… она же не…

Бабуля отвернулась.

– Все мы живы – или мертвы – в какой-то момент времени…

Она по-прежнему не смотрела на него, только успокаивающим жестом положила руку на его колено.

– Мама не бросила тебя, Финн. Твоя бабушка и твой отец пытаются… пытались выяснить, в каком она времени. Папа день и ночь ищет малейшие зацепки.

Финн мучительно пытался понять, что она имеет в виду.

– Она… заблудилась?

– Мы так считаем. Мы знали, что она сильно рискует, поэтому не хотели её отпускать. Они… то есть мы… точнее, твой отец и я из твоего времени почти год пытались отговорить её от последнего прыжка. Но она нас не слушала. Сказала, дескать, только она знает, как ей надо поступить. В конце концов, она – лучшая Путешественница в нашей семье. А каждое следующее поколение превосходит предыдущее.

Почти все авторитетные физики уверенно отрицали возможность подобных путешествий. Это Финн знал наверняка. Но сердце, не дожидаясь санкции разума, заставило его задать новый вопрос.

– Значит, и я тоже могу… – он смущённо поёрзал на краешке дивана, – ну… типа, перемещаться во времени?

Фраза была настолько абсурдной, что Финн сам не верил в то, что произнёс её вслух.

– Нет. Ни один мужчина в нашей семье не обладал таким даром, – мягко ответила бабушка.

Мальчик заметил, что она продолжает нервно проверять время на дисплее приставки и на своих наручных часах, будто вот-вот должно было произойти нечто очень важное.

– Но существует другая возможность. Твоя мама создала особый портал, через который её можно будет найти, если сложится какая-либо чрезвычайная ситуация.

Портал. Одно из любимых словечек Габи. Термин из её обожаемых фантастических книжек. В научных статьях, которые читал Финн, говорилось не о порталах, а о «червоточинах», или «кротовых норах»[8].

– Он находится в дереве, – добавила бабушка. – Корни дерева пронизывают не только землю, и оно не подчиняется законам времени, а служит своего рода якорем, позволяющим людям путешествовать от узла к узлу или же от точки к точке по временной шкале. Твоя мама создала его на случай крайней необходимости.

– Ты имеешь в виду, что она создала дерево?

– Нет, оно просто выросло само по себе! Слушай, что я тебе говорю! Твоя мать выбрала дерево и превратила его в портал, понимаешь? Это невероятно! До сих пор никому из нас не удавалось сделать ничего подобного. Она ведь наиболее талантливая Путешественница из нашего рода! – Бабушка так и просияла, гордясь дочерью. – Но дерево – наш большой секрет, Финн. О нём не знает никто, кроме меня и твоей матери, даже твой отец про него не догадывается.

– И она сделала это для меня?

Бабуля неловко поёжилась и снова отвела глаза.

– Портал – страховочный пункт, который твоя мама создала несколько лет тому назад. На случай, если вдруг заблудится. Быстрый доступ или же прямая линия связи с ней.

– То есть она сделала его для тебя?

– Нет. Не для меня.

Бабушка повернулась к окну, за которым высился Дорсетский пик.

– Но тогда для кого же она…

Мальчик оборвал себя, не договорив. Мама создала портал для Фейт! Для своей единственной дочери, очередной Путешественницы во времени…

Когда бабушка снова заговорила, в её голосе прозвучала горечь человека, вынужденного до поры до времени скрывать мрачную правду.

– Мы надеемся, что у тебя может получиться. Шанс ничтожный, но он всё-таки есть.

– У меня? По-твоему, я могу попытаться разыскать маму, не зная, где она находится?

– Даже не зная, в каком времени она находится, – уточнила бабушка.

– Но почему я? Ты пользовалась деревом, ба?

– Думаю, я предпринимала попытки. Возможно, ещё попробую. Финн… я не имею ни малейшего представления о том, что именно делали твоя мать и Будущая Я, но полагаю, что у них ничего не получилось. Иначе сейчас меня бы здесь не было. А теперь дело за тобой.

Наверное, нужно позвонить доктору и попросить отвезти бабулю в больницу в Ратленде. Это был бы по-настоящему зрелый, ответственный поступок. Но нелепая мысль о том, что он, никчёмный и оставшийся в одиночестве Финн, может как-то вернуть маму, побуждала его продолжать расспросы.

– А если и у меня не получится? Что тогда?

– Нам не стоит такое обсуждать.

– Нет, стоит! Скажи.

– Что ж… ничего не произойдёт, и для тебя это будет просто старое дерево.

– Или?.. Ба, ответь! Я ведь вижу, ты что-то скрываешь! Я всегда чувствую, когда ты так делаешь.

Она уставилась на подлокотник дивана.

– Ты можешь застрять где-нибудь… или навсегда пропасть.

Финн взял её за руки, заставил посмотреть ему в глаза.

– Объясни мне, бабушка!

– Ты можешь исчезнуть, полностью распасться на клеточном уровне… умереть.

– Какое-то безумие! И ты хочешь, чтобы я тоже рисковал?

Он осёкся, напомнив себе, что всё, что она сказала, вообще чепуха. Притом нереальная.

– У нас есть только ты, Финн. Ты – наша последняя надежда. Наверное, многое не укладывается у тебя в голове, но поверь, мы должны попробовать! Вы с Фейт – близнецы. Раньше в нашей семье никогда не рождались близнецы. Кто знает, вдруг тебе что-то передалось в утробе матери!

Ему очень хотелось возразить, что он и Фейт были разнояйцевыми близнецами, иначе говоря, генетически схожими не больше, чем самые обычные братья и сёстры. Но он быстро понял всю абсурдность привлечения науки в их безумный разговор.

Бабуля кивнула на окно:

– Портал находится на вершине Дорсетского пика. Если ты сумеешь воспользоваться им, то сможешь найти её.

«Найти её». Слова бабушки что-то всколыхнули у него внутри. Разве не этого хотел Финн? Разве не мечтал, чтобы кто-нибудь обнаружил его маму? Ведь он со злобой прокричал отцу несколько недель тому назад: «Давай же! Иди и найди её!» А теперь он может сделать всё сам. Конечно, идея насчёт портала казалась выдумкой чистой воды, но, вероятно, возле пика найдутся настоящие подсказки – записка, письмо или что-нибудь ещё.

Нужно любой ценой побудить бабушку продолжать говорить, даже если ему придётся для видимости поддержать её полностью антинаучную теорию.

– У тебя есть карта?

– Твоя мать сказала, что она тебе не понадобится. Ты сам всё отыщешь.

– Каким образом я найду одно-единственное нужное дерево на горе?

– Не спрашивай, Финн! Мне известно только, что Будущая Я считает это возможным.

Мальчик вспомнил, что мама обожала прогулки по горам. Дорсетский пик всегда был её любимым маршрутом: ведь там встречалось мало туристов, восхищавшихся красотами местной осенней листвы.

И она знала эту тропу как свои пять пальцев.

Финн пытался мысленно соединить воедино все фрагменты истории, но рациональная его часть продолжала нашёптывать: «Бабушка больна. Ты должен помочь ей!»

А она заговорщически наклонилась к внуку.

– Теперь слушай, что будет дальше. Доктор Ловелл уже едет ко мне в гости. Он хороший человек. Делай так, как он скажет, ему можно доверять.

Финн на мгновение задумался, знает ли эта бабушка о том, что её бойфренд как раз и есть док. Ну и мысли у него! Разумеется, она в курсе! Это чистое безумие, и она вовсе не из прошлого! Однако она только что назвала своего друга «доктор Ловелл». Почему? Она всегда звала его Уилл – и никак иначе.

– Ты встретишь его на подъездной дорожке. Веди себя так, будто только что приехал, ладно? Скажи, что отец решил переждать грозу, поэтому немного опоздал и высадил тебя возле дома. Но ты ещё не видел меня и не общался со мной! Ясно, Финн?

Она вскочила с дивана: наверное, думала, что он присоединится к ней.

– Нет. Послушай, ба, я вообще ничего не понимаю!

– Я тебе объясню позже! Конечно, может показаться, что у меня уже не будет времени, но я всё растолкую, честно, Финн!

Бабуля выбежала в коридор, принесла из гостевой комнаты его рюкзак и кроссовки, швырнула в сторону дивана. Она не дождалась, пока мальчик как следует обуется: схватила его за руку и потащила к лестнице, не обращая внимания на то, что Финн прыгает на одной ноге.

– Беги на дорожку и жди. Ни в коем случае не входи в дом без доктора Ловелла!

По-прежнему недоумевая, он послушно спустился по лестнице. Бабушка взялась за дверную ручку, потом вдруг обернулась и посмотрела на внука. Финн увидел, что её губы сложились в слабую печальную улыбку. Она отпустила его руку, коснулась щеки мальчика. Её глаза блестели ярче, чем обычно. И морщинок у неё вроде бы стало меньше? Нет, этого не может быть.

– Как ты повзрослел, Финн! А теперь тебе придётся взрослеть ещё быстрее.

– Я не хочу взрослеть, – сказал он.

Сейчас ему не хотелось быть собой. Хорошо, что док скоро приедет. Он поможет. Он всё исправит. Даст бабушке лекарство, и она будет чувствовать себя хорошо. Через несколько дней они будут со смехом вспоминать об этом случае.

– Никто не хочет взрослеть, милый, но альтернатива ничуть не лучше, – теперь в её глазах сверкнули слёзы. – И знай, я ни о чём не сожалею. Я люблю тебя, Финн.

– Я… я тоже тебя люблю, ба.

Он не понял, что она имела в виду, говоря о сожалении.

Это просто какой-то абсурд. Бабушка абсолютно не в своём уме.

Мальчик прибег к научному методу, чтобы расставить всё на свои места. Итак, ему предложена гипотеза: женщины в его семье обладают способностью путешествовать во времени. Финн должен её опровергнуть. Он никогда не перечил бабушке, но сейчас она была не в себе.

И тогда он развернулся, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел вверх по лестнице и припустил по коридору.

– Финн! Нет, не надо!

Сначала он почувствовал запах. Кисловатый, гнилостный запах болезни. На кровати лежала бабушка. Но она ведь уже мчалась к нему, задыхаясь от быстрого подъёма по лестнице и пробежки по коридору! Финн посмотрел на кровать, затем на бабулю. Это была она – одна живая и одна мёртвая.

– Я… я не хотела, чтобы ты увидел меня такой, – пролепетала она.

Финн отшатнулся и ухватился за комод, чтобы не упасть. Он не сразу осознал, что теперь очутился ближе к телу, лежавшему на кровати, и машинально шагнул вперёд.

Да, так и есть. Бабуля лежала на спине, её глаза были открыты, но ничего не видели. Всё остальное в комнате выглядело до жути, до отчаяния привычно. Её бумаги на прикроватной тумбочке. Её таблетница. Розовые домашние тапочки, аккуратно поставленные возле кровати. Спальня не совмещалась с неживой бабушкой. Всё вдруг стало казаться настолько нереальным, что можно было поверить, что это неправда.

Почти.

Финн попытался что-то сказать. И не смог произнести ни слова. Потом из его рта вырвался звук, похожий на скрежет шин по гравию, и тогда бабушка – та, что была живой, – быстро посмотрела в коридор и снова перевела взгляд на внука.

– Мы должны немедленно выйти из дома. Милый мой, я пыталась уберечь тебя от этого!

Она вывела его из комнаты. Он был слишком ошеломлён, чтобы протестовать, поэтому покорно побрёл за ней. Бабушка открыла дверь, первой вышла наружу и вытащила Финна за собой с такой силой, которую не выказывала уже много лет.

– Мы ещё увидимся. Точно тебе говорю. Не грусти. Я так тебя люблю!

Он несколько раз споткнулся на мокрой земле, прежде чем его ноги окончательно подкосились. Опустился на траву, привалился головой к стене дома. Заморгал и с трудом выдавил:

– Но как… ба? Как это может быть?

Финн ждал ответа, но его не последовало. Бабушка исчезла. Он был совсем один.

И почти сразу же раздался голос доктора Ловелла, который входил в дом и весело окликал её по имени:

– Бет? Я всю дорогу мечтал о твоём печенье!

Находясь снаружи, Финн не мог видеть гостя. Он только слышал, как тот перемещается по комнатам. Мальчик мог запросто представить себе его облик. Доктор Ловелл всегда выглядел одинаково. Тщательно уложенные седые волосы. Накрахмаленная клетчатая рубашка, застёгнутая на все пуговицы и заправленная в мешковатые брюки, дополненные вечно грязными кроссовками. Бабуля часто смеялась над ним, приговаривая, что людям следует любоваться только его «верхним этажом», не обращая внимания на безобразный цоколь.

Мальчик услышал, как док снова позвал бабушку: в его голосе прорывалось уже знакомое Финну смятение. Раздалось ещё более осторожное:

– Бет?

И, наконец, испуганный вопль.

Финн услышал его не только ушами, а буквально всем сердцем.

Он попытался встать, но ноги ему не подчинялись. Тот запах до сих пор обступал его, чувствовался во рту. Оказывается, у смерти тоже есть вкус. Финна вырвало в кусты. Он с трудом поднялся, вытер руки о джинсы. Почувствовал какую-то складку в кармане, сунул руку внутрь и нащупал бабушкин список. Всего час назад это был обычный перечень покупок, а теперь он превратился в очередную реликвию.

Мальчик развернул листок. Он выглядел совсем иначе, сделался нечётким и неряшливым из-за тёмных чернил, проступивших с другой стороны листа. Надпись была размашистая, наверное, сделанная в спешке, но Финн сразу узнал почерк бабушки. Он перевернул клочок бумаги и прочитал:

«Я ошиблась. Не доверяй никому».

Глава 7

Стараясь не шуметь, Финн побрёл вокруг дома. Поднялся ветер, тяжёлые капли дождя громко застучали по земле. Все чувства мальчика были обострены до предела. Это смахивало на неприятное внутреннее жужжание, которое он никак не мог заткнуть. Кожа вибрировала от постоянного гула. Своим новым, обострившимся слухом он улавливал шорох полёвки в листве и одновременно слышал, как доктор Ловелл разговаривает по телефону: мужчина ещё не выходил наружу. Он говорил очень взволнованно, и Финн не мог разобрать отдельные слова.

Сейчас мальчик отчётливо различал только одно послание: оно снова и снова громким эхом разносилось в мозгу, хотя Финн лишь прочитал его на листке бумаге.

«Не доверяй никому».

Привалившись к стене, Финн непослушными пальцами перевязал испачканные в грязи шнурки. Нет, он не мог обратиться за помощью к доку.

Планы поменялись. Бабушка изменила своё мнение об Уилле.

«Никому».

Финн кинул взгляд на первый горный перевалочный пункт. Пик вовсе не казался безопасным. Наоборот, он выглядел как отвесная стена высотой в три тысячи футов, на которую ему предстояло взобраться, чтобы отыскать маму.

Если, конечно, Финн сможет её найти.

Ему нужна помощь.

«Никому».

Но бабуля не могла иметь в виду Габи!

Но ведь больше Финну не к кому обратиться. Он доверял Габи с третьего класса, и что бы там ни было написано на клочке бумаги, ему срочно требовался союзник.

Мальчик бросился в рощу, которая начиналась сразу за домом. Крепко вцепившись в лямки рюкзака, он припустил туда, стараясь, чтобы его нельзя было увидеть со стороны дороги. Ветки падали на землю, ветер усиливался, новый раскат грома прогрохотал по долине. Атмосферный фронт стремительно надвигался. Финн прекрасно понимал, как опасно в такую погоду находиться в лесу, но всё равно старался держаться среди деревьев. Он не хотел, чтобы док заметил его на шоссе.

Дыхание сделалось прерывистым от быстрого бега… или от воспоминаний.

Такого просто не может быть. Бабушка не могла умереть.

Монотонный топот собственных ног помог заглушить несмолкаемое гудение внутри. Теперь Финн смог соображать яснее. Бет находилась в доме. Она лежала на кровати – и в то же время стояла у него за спиной. Это невозможно. Единственное объяснение состояло в том, что та бабушка – точнее, Бабушка Минус Пять – говорила правду.

Вероятно, Габи права, и её фантастические романы правдивее его научных книг… Нет! Финн пока не был готов признать, что наука ошибалась. Но как так вышло, что все женщины в его семье могли путешествовать во времени?

В мозгу всплыли смутные воспоминания о домашнем задании по биологии. Решётка Пеннета, митохондриальная ДНК[9]… Кажется, он где-то читал, что некоторые гены могут из поколения в поколение передаваться только от матери к дочери. И вовсе не обязательно, что наука ошиблась. Она может объяснить всё – пусть и не сразу.

Чудовищный раскат грома прогремел в небе, гулом отдался в груди Финна.

Он побежал быстрее, перепрыгивая через упавшие ветки. Зацепился носком кроссовки за корень и растянулся во весь рост, едва успев отвернуться, чтобы не разбить лицо о камни. Некоторое время он лежал на животе, переводя дух и размышляя о собственной бренности.

Потом его ноздрей коснулся знакомый запах. Озон. Новая вспышка молнии озарила небо, мир с грохотом раскололся пополам. Близко. Совсем рядом.

Финн встал и задумался. Он не знал, что делать дальше. Все варианты плохи: и остаться в лесу, где его может убить молнией, и выйти на дорогу, где его могут заметить.

«Не доверяй никому».

Значит, что он должен всё сделать сам. Один. Но Финн не был готов к подобному раскладу! Это вообще не в его духе. Он привык изучать, анализировать, формулировать ответы. Ходить по горам и искать порталы… увольте, такие занятия не для него.

– Порталы! – недоверчиво произнёс он вслух.

Допустим, он даже найдёт то дерево, а что дальше? Он же не сумеет путешествовать во времени! Он исчезнет или – как там выразилась Бабушка Минус Пять? – полностью распадётся на клеточном уровне!

Нет, этого не может быть. Хотя, наверное, где-то на пике растёт какое-то дерево. Ну и что? Дерево – оно и есть дерево! Путешествий во времени не существует! Так говорил разум, но сердце с ним не соглашалось, и Финн опять вспомнил о своей мёртвой бабушке, а затем и о той бабуле, что стояла за его спиной.

Новый раскат грома сотряс землю под ногами. «ЛАДНО! – с ожесточением сказал себе мальчик. – Хорошо. Допустим, путешествия во времени реальны. Проверим гипотезу».

Даже если такое дерево и есть, то оно предназначено для Фейт, а не для него. Его сестра была единственной и неповторимой. Семья Финна не смогла примириться с её гибелью. Теперь стало окончательно понятно, что дела обстоят гораздо хуже, чем он предполагал. Как часто Финн ловил разочарование во взглядах родных, обращённых на него! Теперь всё прояснилось. Они смотрели на него и думали примерно следующее: какая несправедливость, что из близнецов смерть выбрала девочку, наделённую даром!

Чем дальше Финн забирался в лес, тем глубже он погружался в пучину своих мрачных мыслей.

Жужжание внутри сделалось громче. И вдруг оно изменилось. Волоски на руках мальчика встали дыбом, он почувствовал лёгкое покалывание, пробегающее по коже головы.

«Ох, нет…»

Новая молния ударила, как пушечный выстрел. Земля ушла из-под ног, вспышка белого света на миг ослепила Финна. Он упал на колени, зажал ладонями уши. Когда к нему вернулось затуманенное зрение, мальчик лихорадочно ощупал конечности, спеша убедиться, что они на месте.

– Я в порядке, – произнёс он.

И не услышал своих слов. Он уже не слышал ничего, кроме громкого звона в ушах. Финн встал, поднял руку, дотронулся до мочки, после чего осмотрел пальцы, ожидая увидеть кровь. Ничего. Он с облегчением перевёл дух и начал озираться по сторонам, ища след от удара молнии. Он чувствовал запах озона и горящей древесины, а в глубине леса, примерно в двадцати футах от места, где он стоял, разгоралось зарево.

Огненный след полыхал в стволе огромного старого дуба. Молния угодила прямо в него. Дерево пылало изнутри, горело расплавленным багрянцем, а вблизи наверняка опаляло печным жаром. Зрелище было красивое и жуткое.

Мозг сказал: «Обычное явление после попадания молнии». Сердце возразило: «Знак».

Пусть всё случилось не на горе и дуб – не мамино дерево, но Финну этого оказалось достаточно.

Он должен вернуть маму. Даже если ему нужно взобраться на пик и разыскать одно-единственное дерево. Он посмотрел туда, где должна была выситься гора, сейчас полностью скрытая тучами.

Мальчик приказал своим ногам пуститься бегом, и они, словно по волшебству, повиновались. Он промчался через лес: подошвы так и пружинили по дороге. Машин не было. Дождь налетал и хлестал по спине. Вскоре Финн мчался по пустым улицам и, будто издалека, слышал, как его кроссовки шлёпают по лужам.

Через некоторое время перед ним выросла стена домика Габи, притулившегося к склону Дорсетского пика. Её жилище напоминало бункер – такой маленький и такой надёжный. Уже подбегая к нему, Финн вдруг сообразил, что совершенно не представляет себе реакцию миссис Рэнд. Разумеется, в такой ранний час мать Габи будет дома! Он не мог заявить ей, что бабушка… умерла. А она умерла?.. Финн не был в этом уверен. Ведь он её видел. Для большинства людей умереть означает уйти навсегда, но бабуля разговаривала с ним и пообещала, что они увидятся снова. Он не понимал, чему и во что верить. Не говоря о том, что ему не следовало заглядывать в спальню. Он ничего не должен был знать!

Мальчик свернул за угол и кинулся к задней части дома. Окно комнаты Габи светилось тёплым янтарным светом. Она впустит его! Финн бросился туда и забарабанил в стекло.

Габи чуть не подпрыгнула до потолка, когда увидела силуэт Финна за окном. Наверное, в свете молний он выглядел по-настоящему зловеще. Мальчик поднял руку в робкой попытке заверить её, что это всего лишь он.

Габи открыла окно, он неловко забрался внутрь.

– Финн! Что ты делаешь?

Она шептала и кричала в одно и то же время.

Что он здесь делает? Ему нужно кому-то довериться, и этим кем-то оказалась Габи.

– Мне нужна помощь.

Она прижала палец к губам, выбежала из комнаты и быстро вернулась с огромным полотенцем. Финн снял рюкзак, промокший насквозь. Габи накинула полотенце мальчику на плечи.

– Что случилось?

Слова вырвались все сразу – потоком… а может, как рой пчёл из улья.

По мере его рассказа карие глаза Габи распахивались всё шире и шире, а когда он закончил, она сосредоточенно прищурилась.

Финн приготовился к неизбежному. Он ждал, что сейчас девочка встанет, позовёт маму, закричит, что он сошёл с ума. В понедельник в школе Габи расскажет всем своим новым друзьям, что он спятил. Себастиан и его свита будут хохотать до упаду.

Но Габи сказала:

– Всё сходится.

– Ч-что?

– Прошу тебя, Финн, пойми меня правильно. Ваша семья всегда была… ну… очень странной.

Я и раньше не любила путешествовать в плохую погоду. Наверное, вы скажете, что пора бы уже привыкнуть. Так-то оно так, но с возрастом становится только хуже. Это настоящая пытка для моих суставов.

А теперь мне придётся снова подниматься на гору. Да-да, на ту же самую. Вот она высится надо мной, насмехается. Но я успела отлично её изучить. Конечно, я не буду всю дорогу карабкаться вверх по старинке. В моём возрасте это было бы слишком тяжело.

Я надеюсь, что на сей раз мне посчастливится избежать неприятностей. Мне нужно оставаться незаметной. Не знаю, сколько ещё времени моё бедное тело сможет выдержать эти муки.

Мой враг не знает, что такое угрызения совести, ничто не остановит его. Он способен терзать и терзать беспомощную старуху.

Наверное, всему виной то, кто я есть на самом деле. Наверное, дело в гневе, который враг испытывает по отношению ко мне.

Второй удар грома… четвёртая вспышка молнии… порыв ветра с запада. Всё это – тиканье огромных часов.

Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь скажу это?

Но я говорю сейчас – моё время на исходе.

Глава 8

Зазвонил стационарный телефон, и ребята замерли. Финн услышал беспечный голос миссис Рэнд.

– Да? – произнесла она, а затем её интонации стали серьёзными и вопросительными. – Нет… Его здесь нет. Что-то случилось? О нет!

Повисла пауза.

– Ах, какое несчастье! Мне так жаль. Нет, но я спрошу Габи. Я перезвоню вам, если что-то узнаю.

Раздались шаги на лестнице. Финн в панике бросился к шкафу. Габи покачала головой, жестом прося его оставаться на месте. Дверь распахнулась… Лицо миссис Рэнд вытянулось при виде насквозь мокрого Финна, дрожащего в комнате её дочери. Щёки мальчика запылали от смущения, хотя тело оставалось холодным, как лёд.