Читать онлайн Под знаком Льва бесплатно

Для Пати
Потому что ты – лучшая подруга на свете

Marina Neumeier

Leonis – Herz über Kopf durch die Zeit

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Глава 1
Мюнхен. 17 ноября

Почему он все время смотрит на меня?

Профессор Киппинг бурлит меня взглядом, кажется, будто он силой мысли пытается заглянуть мне в голову. Отвести взгляд кажется чем-то нереальным, хотя с каждой секундой становится все неуютнее.

Прошло пять минут с тех пор, как Виктор ворвался в библиотеку с сообщением о том, что исчезла Рубиновая Табула. Пять минут, в течение которых профессор Киппинг рассказывал о своих подозрениях относительно того, кто мог быть к этому причастен. И теперь он абсолютно невозмутимо пялится на меня, даже не моргая.

Я тревожно оглядываюсь назад в попытке найти в лицах окружающих ответы на тысячу вопросов в моей голове. Он что, подозревает, что я имею какое-то отношение к исчезновению Рубиновой Табулы? Или это просто классический жест под названием «я полностью погружен в свои мысли и вообще тебя не вижу»? Может, он вообще не меня имеет в виду?

Лео, мой партнер по путешествию во времени, стоит рядом, и кажется, будто за все это время он не сдвинулся ни на миллиметр. Напряжение повисло в воздухе: его мышцы, должно быть, уже превратились в камень. Его так шокирует исчезновение Рубиновой Табулы, или это из-за многозначительного взгляда профессора Киппинга в мою сторону? Боюсь даже предположить.

Я мысленно делаю глубокий вдох. Только этой драмы мне не хватало. Мы с Лео едва успели вернуться в наше время из почти четырехнедельного путешествия во Флоренцию эпохи Возрождения, где должны были предотвратить убийство Лоренцо де Медичи, чтобы ход истории кардинально не изменился. Я ужасно вымоталась, поранила руку и ничего не хотела так сильно, как залезть под горячий душ. Ну, может быть, чашечку кофе. О да, это сделало бы меня по-настоящему счастливой этим утром.

Но вместо этого я все еще стою здесь, в главном зале ордена Рубинов, который занимается чем-то вроде покровительства путешественников во времени, таких как Лео и я, и пытаюсь понять, о чем думает профессор Киппинг. Он – великий магистр ордена в Мюнхене (или прецептор, если вам нравятся важные должностные звания) и одновременно один из моих профессоров в университете. Если я не провожу время в прошлом (более или менее добровольно), я изучаю историю искусств. До недавнего времени я не имела ни малейшего представления о силе, которая дремлет во мне. Ну да, пока я не столкнулась с Лео, который разбудил во мне способность путешествовать во времени. Теперь на правом запястье хорошо виден голубовато мерцающий знак зодиака – символ моего нового таланта.

Как часто бывало раньше, символ отдается небольшими ударами у меня под кожей, словно второй пульс, и это вызывает беспокойство. До сих пор подобное не сулило ничего хорошего.

Почувствовав нежное прикосновение к руке, я накрыла знак на запястье ладонью. Лео едва ощутимо водит кончиками пальцев по моим костяшкам, и я мельком замечаю его красноватый знак зодиака, от которого исходит слабое свечение. Значит, он тоже это чувствует.

Немое напряжение в комнате рассеивается, когда из коридора раздаются голоса. Профессор Киппинг наконец отводит от меня взгляд и вопросительно смотрит на своего помощника Виктора. Тот, однако, выглядит озадаченным.

Еще до того, как дверь в библиотеку захлопывается, из коридора доносится встревоженный голос:

– Где она? Где моя сестра?

Дверь распахивается, впуская Пауля. Двое мужчин, следующих за ним, затаив дыхание останавливаются у двери, провожая его укоризненными взглядами.

Мое сердце подпрыгивает от радости, когда я вижу брата. Его светлые волосы дико торчат, глаза горят решительностью, когда он оглядывается. Увидев меня рядом с Лео, Пауль зловеще мрачнеет.

Видимо, его «чутье Старшего Брата» подсказывает, что отношения между мной и Лео изменились. И, похоже, Паулю это совсем не нравится.

– Ты! – ворчит он, указывая пальцем на Лео, надвигаясь на нас стремительным шагом. – Убери лапы от моей сестры!

Только когда Лео поспешно отпускает мою руку, я осознаю, что наши пальцы были переплетены. Подлетая к нам семимильными шагами, брат обнимает меня так сильно, что ребра протестующе стонут. Но это не важно: я ждала несколько недель, чтобы с облегчением зарыться лицом в его плечо и на мгновение отключиться от всего мира. Я так рада его видеть! Мы долго не знали, удастся ли вернуться в свое время, а Пауль – моя семья, мой лучший друг, и я скучала по нему больше, чем когда-либо. Слезы жгут глаза, когда он отрывается от меня:

– Я так волновался, – говорит он, вытирая большим пальцем слезу со щеки. – После того, как портал рухнул… – Через мое плечо он бросает взгляд на картину La Primavera, стоящую на мольберте в неизменной красоте, и вздыхает. – А теперь еще и Табула!

Отпустив меня, он поворачивается к профессору Киппингу и Виктору.

– Я был в Планетарном зале, когда сообщили об исчезновении Рубиновой Табулы. Когда Ольбрих сказал Виктору, что Розали и Леопольдо вернулись, я с трудом смог в это поверить.

– Да, – соглашается профессор Киппинг. – Необычайно счастливое совпадение, что им это удалось. Временной интервал был немыслимо маленький.

По мере того как я слушаю этих двоих, в голове возникает все больше вопросов. Что все это значит? Я понимаю, что еще слишком мало знаю о происхождении путешествий во времени, ордене и Табуле, но, видимо, между ней и порталами есть связь, по крайней мере все присутствующие настроены очень серьезно.

– Мы должны немедленно мобилизовать наши ресурсы, – энергично провозглашает профессор Киппинг. – Чем быстрее мы раскроем это таинственное дело, тем лучше. В противном случае есть риск понести серьезные потери.

Виктор и двое мужчин, вошедших с Паулем, одобрительно кивают в ответ на его слова. Мой брат между тем подходит к профессору Киппингу.

– Простите, профессор, но я хочу забрать сестру домой. Я понимаю, что вам бы хотелось задержать ее здесь в свете последних событий, но она совершенно измучена. Она не была дома несколько недель и заслужила день отдыха, вы не находите?

Профессор Киппинг молча смотрит на нас. В его взгляде мне мерещится короткая серебристая вспышка, заставляющая содрогнуться, потому что до сих пор я видела ее только один раз, у Люция Мореля. Это научило меня бояться серебряных глаз.

Профессор Киппинг вздыхает:

– Мне действительно было бы совестно задерживать здесь Розали надолго, но сначала я должен получить представление о ситуации. Могу ли я рассчитывать на то, что она вернется завтра, когда понадобится нам?

– Да, профессор, – кивает Пауль.

И хотя я категорически против, когда другие люди принимают за меня решения, не поинтересовавшись моим мнением, возражать не хочется: в сущности, мне неохота ничего другого, кроме как вернуться наконец домой и немного отдохнуть, прежде чем это безумие продолжится.

Профессор Киппинг не выглядит довольным, но кивает, помахав мне рукой на прощанье, а в следующий миг уже разворачивается к Виктору, и те дружно кивают друг другу.

Пауль заботливо обнимает меня за плечи, нежно притягивая к себе. С объемной юбкой платья, которое я так и не сняла, все мои усилия уходят на то, чтобы поспевать за ним. Больше спотыкаясь, чем идя прямо, я спешу по коридорам штаба за братом, пока мы не оказываемся в круглом фойе, где я уже была. Внушительные астрономические часы на стене наполняют комнату тихим тиканьем и жужжанием.

– Розали!

Откликнувшись на свое имя, я поворачиваю голову, чтобы увидеть Лео, бегущего за нами по коридору, скользя на голом мраморном полу фойе.

– Хэй, подожди! – задыхаясь, выдавливает он, остановившись. – Могу я поговорить с тобой минутку? Наедине. – Он бросает многозначительный взгляд на моего брата.

Пауль ворчит что-то непонятное, но позволяет руке соскользнуть с моих плеч, а потом направляется к порталу.

– Я жду снаружи у машины. Поторопись, ладно?

Оставить меня наедине с Лео настолько не в его характере… Потом надо будет спокойно объяснить, что за время, проведенное в прошлом, многое изменилось, и Лео уже далеко не тот невыносимый уродец, с которым мы когда-то познакомились.

Лео делает несколько шагов, пока не оказывается ко мне вплотную. Задрав голову, я заглядываю юноше в глаза, и все мысли о чрезмерно заботливом брате тут же улетучиваются. Лео побледнел и осунулся – неудивительно, учитывая последние события, однако морская зелень его ясных глаз не померкла ни на тон.

– Ты правда хотела уйти не попрощавшись? – бормочет Лео, и его приглушенный голос с итальянским акцентом заставляет кожу покрыться мурашками.

– Я… э-э… – Честно говоря, я была настолько поглощена мыслью о возвращении домой, что просто о нем забыла.

– Розали Грифиус, ты жестокая женщина, – заявляет мне он серьезно. – Как только увидела брата, сразу же обо мне забыла, да?

Я скептически вскидываю брови:

– Если ты намекаешь на то, что мы…

Лео смеется:

– Расслабься, я просто держу тебя в форме. В конце концов, вы не Борджиа.

– Ха-ха-ха, очень смешно! – Я игриво шлепаю его по руке, и Лео тут же ловит мои запястья, заводя их за спину и притягивая меня ближе.

– Я хотел еще кое-что с тобой обсудить, прежде чем ты отправишься на попечение своего брата. – Он все-таки отпускает мои руки и заправляет мне за ухо выбившуюся из прически прядь волос. – Мне показалось или профессор Киппинг имел в виду тебя, когда говорил, что у него есть подозрение, кто причастен к пропаже Рубиновой Табулы? Он так странно на тебя смотрел…

Его слова снова возвращают то неприятное чувство, тяжелым комком свернувшееся в желудке. Значит, не только мне это показалось странным.

– Понятия не имею, что это было, – бормочу я, не в силах побороть пробивающееся в голосе раздражение. – Что это вообще должно означать? Вот он узнаёт, что Табула буквально испарилась на глазах, а в следующее мгновение уже заявляет, что знает, кто имеет к этому отношение. Откуда он может это знать?

От волнения мой голос становится все громче и громче с каждым словом, отскакивая эхом от высоких стен фойе. Лео прикладывает палец к моим губам, чтобы успокоить.

– Тсс, тише! – произносит он на итальянском, тут же снова переходя на понятный мне язык. – Может быть, это вообще ничего не значит. Я останусь здесь, чтобы разобраться, что происходит. Скорее всего, профессор Киппинг просто настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как пялится на тебя. – Его руки обхватывают мое лицо с просьбой посмотреть ему в глаза. – Мы выполнили свою задачу во Флоренции и смогли вернуться. Какой бы хаос здесь ни разразился, ты не должна забывать об этом. Ты сделала это, ты смогла!

Он наклоняется, чтобы прижаться своими губами к моим. Этот поцелуй короткий и нежный – не такой страстный и пылкий, как после нашего возвращения, когда я буквально чуть не опрокинула Лео на пол, но достаточно жаркий, чтобы превратить мои ноги в желе.

– Иди и отдохни хорошенько, увидимся завтра!

Глава 2
Хранители портала

Пауль ждет меня около нашего древнего уже заведенного «Фольксвагена Гольф» перед входом в штаб-квартиру. Вообще, мы редко добираемся куда-то на машине, так как живем в центре города, но брат, видимо, решил сделать мое возвращение домой максимально торжественным. Открыв дверцу, я заползаю на пассажирское сиденье, тут же оказываясь окутанной затхлым запахом старой обивки, что вызывает у меня непроизвольный глубокий вздох. Пышные юбки занимают собой все пространство, и у меня уходит несколько минут на то, чтобы разложить эти массы ткани так, чтобы осталось место для ног.

– Только вид тебя в этом платье и заставляет поверить, что ты теперь путешественница во времени, – бормочет Пауль, выруливая с парковки на Арканус. Эту невзрачную узкую улочку посреди Мюнхена окружает необъяснимая мрачная аура, скрывающая ее от людских взглядов. Она действует на прохожих так зловеще и отталкивающе, что никому не приходит в голову по ней прогуляться, так что я невольно расслабляюсь, выдыхая, когда мы вливаемся в движение, оставив ее позади. Остаток пути мы молчим, и я рассеянно разглядываю улицы, наблюдая за городской суетой, – даже привычный вид велосипедистов и мусоровозов заставляет мое сердце стучать от радости, а серость города не кажется такой мрачной, как раньше. Однако от всеобщей городской суеты голова идет кругом: после нескольких недель, проведенных в тишине и спокойствии пятнадцатого века, современный мир обрушивается ослепительным калейдоскопом впечатлений.

На нашей улице Пауль паркуется у обочины, и мы спешим в дом, втянув головы в плечи из-за начинающегося моросящего дождя. Поднявшись по лестнице, я на мгновение замираю перед дверью в квартиру, чтобы сделать глубокий вдох: одурманивающий запах дома окутывает меня как одеяло, успокаивает нервный трепет. Все точно так же, как я оставила, когда уходила: зеркало у двери по-прежнему висит кривовато, по всей крохотной прихожей валяются туфли. Пауль даже не выбросил букет подсолнухов в мое отсутствие, и он до сих пор стоит в вазе на подоконнике, увядший и засохший.

Брат стоит у двери в гостиную, смотрит на меня изучающе.

– Хочешь сначала принять душ?

Я тут же восторженно киваю при мысли о горячей воде, но сначала снимаю свою верную сумку и вытаскиваю телефон. Батарея, как и следовало ожидать, разряжена.

– Давай я, – Пауль протягивает руку, – поставлю на зарядку.

В ванной я с удовольствием выбираюсь из своего ренессансного наряда, что, на самом деле, не так-то просто. Обычно мне всегда помогали раздеваться, поэтому освобождение от исторического платья своими силами оказывается той еще задачкой: если расшнуровать рукава самостоятельно достаточно просто, то с лифом приходится попотеть, и я верчусь во все стороны, уже готовая звать брата на помощь, но все же выкручиваюсь и, откинув со лба прядь волос в безуспешной попытке восстановить дыхание, аккуратно укладываю платье поверх корзины для белья: оно слишком ценное, чтобы небрежно скинуть его на пол. В отражении я замечаю повязку на левой руке, рана немного пульсирует после схватки с платьем, и только это помогает мне не забыть о ней снова. Осторожно снимаю повязку и облегченно вздыхаю: рана выглядит далеко не так плохо после выстрела, как я ожидала. На ней уже образовалась корочка и нет никаких признаков воспаления. Все равно нужно будет ее продезинфицировать после.

Наконец-то забравшись под душ, я даже не жду, пока нагреется вода, оказываясь под ледяными струями. Никогда в жизни не чувствовала себя так прекрасно! Вода нагревается, окутывая теплом все тело, и я позволяю себе погрузиться в это блаженство. Божественно. Абсолютно божественно. Приходится трижды намылить голову и вылить на себя тонну бальзама, прежде чем волосы немного приходят в норму после нескольких недель одного мыла. Я могла бы часами стоять под горячим душем, так прекрасно, что все, что от меня требуется – это повернуть вентиль, в отличие от прошлого, где приходилось нагревать ванну вручную и приседать в маленьком чане.

Уговорив себя наконец-то выбраться из-под воды, я заворачиваюсь в пушистое полотенце и спешу в свою комнату, чтобы надеть чистую одежду. Порывшись в ящиках, я натягиваю любимые легинсы с мягкой толстовкой и не могу сдержать глубокий выдох от того, как же комфортно наконец-то надеть свою удобную одежду.

В гостиной меня приветствует соблазнительный аромат кофе и яичницы, Пауль как раз раскладывает ее на две порции и улыбается, поднимая взгляд, когда я вхожу. Как загипнотизированная я подхожу к обеденному столу, хватая полную чашку кофе, и, дрожа от предвкушения, делаю первый глоток, смакуя вкус на языке. Горький, насыщенный, бархатистый. Это божественно! Счастливая, я опускаюсь на стул, наслаждаясь своей первой за несколько недель чашкой кофе.

Пауль пододвигает мне тарелку с яичницей и свежими тостами, чашку приходится поставить, чтобы набрать полную вилку еды. Вкус растекается во рту и… я невольно теряю лицо. Бам, пересолено!

С трудом проглатываю свой кусок, запивая его огромным глотком кофе, чтобы прогнать это ощущение.

– Боже, Пауль, сколько соли ты насыпал на эту яичницу? Ты что, влюбился?

Брат смотрит на меня, подняв брови, а затем осторожно пробует свою еду и пожимает плечами.

– Посолено, как и всегда… Что с тобой? Тебе же всегда нравилась моя яичница…

Нахмурившись, я разглядываю свою порцию и только через некоторое время понимаю, в чем дело. Пауль не пересолил яичницу, я просто отвыкла от нормальных приправ.

– В прошлом соль почти не использовалась, потому что была очень редкой и дорогой. Наверное, я так привыкла к этому, что теперь это слишком солоно для меня, – извиняющимся тоном объясняю я.

Пауль закатывает глаза:

– Ты глянь на нее! – не унимается он. – Вернулась из прошлого и стала разборчивой в еде! Что, теперь только базовая кухня?

Я пинаю его под столом:

– Я просто догадалась, почему твоя яичница кажется мне пересоленной! В любом случае есть много соли вредно, – посмеиваясь, отвечаю, откусывая тост.

Я съедаю еще два тоста и немного яичницы. Пауль любезно подливает мне кофе, и некоторое время мы завтракаем в приятной тишине, прежде чем он отодвигает от себя пустую тарелку и опирается локтями на стол.

– Тебе есть что мне рассказать, не так ли?

Когда наши взгляды встречаются, я вижу усталость и немую просьбу в его глазах, поэтому подробно рассказываю обо всем, что произошло с тех пор, как я прикоснулась к картине Боттичелли в подвале старой Пинакотеки.

Глаза Пауля становятся все больше по мере того, как я описываю свои Флорентийские каникулы в 1478 году. Он слушает, не перебивая, пока я рассказываю о Сандро Боттичелли и Леонардо да Винчи и о том, как нам удалось спасти Лоренцо де Медичи в день убийства. Пауль открывает рот, только когда я упоминаю Люция Мореля, его щеки горят от волнения.

– Расскажи мне все, что ты знаешь о нем! Как он выглядел? Черт, вы, наверное, первые, кто видел его за сотни лет!

Описать ему Люция не составляет мне труда, он прочно засел в моей памяти после того, как я всадила ему в шею шпильку длиной в несколько дюймов.

– Не могу поверить, – бормочет Пауль. – Просто невероятно, что вы столкнулись с ним… Что вы сражались с ним! – Он подпирает голову руками. – Я чуть с ума не сошел, когда ты не вернулась домой в тот день. Лео хотел познакомить тебя с орденом, а вместо этого заявляет, что вы двое исчезли в прошлом и никто не знает, когда вы вернетесь и вернетесь, ли вообще, потому что ваш портал рухнул…

– Тебе не сказали, что произошло?

Брови Пауля мрачно сходятся на переносице.

– Вероятно, члены ордена были слишком заняты тем, что носились по кругу, как курицы, вместо того чтобы сразу объяснить, в чем дело. Представь себе, ты хранитель ордена, и двое ваших самых ценных сотрудников навсегда исчезают в пространстве и времени. Никто и не подумал сообщить мне об этом. Тем вечером я поехал в штаб-квартиру, потому что целый день ничего от тебя не слышал, и узнал, что там произошло. Мы четыре недели изо дня в день ждали вашего возвращения, следили за всеми картинами из временного отрезка, в котором жил Медичи. В конце концов, мы понятия не имели, когда вы вернетесь, надеялись только заметить какие-то изменения в картинах, чтобы понять, как продвигается ваша миссия.

Это звучало вполне логично: любое изменение в прошлом оказывает непосредственное влияние на настоящее, и быстрее всего его можно проследить в литературе и искусстве.

– А на следующий день оказалось, что у вас все получилось. La Primavera восстановилась, и поздно вечером Лоренцо Вита снова стал прежним. Орден все подготовил и ожидал вашего прибытия в любую минуту, но вы не возвращались…

Пауль закусывает нижнюю губу, и я наконец замечаю, как сильно на нем отразились эти томительные часы ожидания. Несмотря на то что портал в настоящем восстановился, мы не вернулись.

– Ожидание сводило меня с ума, и пусть Рубины уверяли, что портал полностью восстановлен и исправно работает, в голове все равно рисовались самые мрачные сценарии, из-за которых вы никак не могли вернуться.

– Это из-за моей травмы, – тихо отвечаю я, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Мне нужно было немного отдохнуть, прежде чем я смогла бы вернуться домой. Пауль, мне бы так хотелось иметь возможность связаться с тобой из прошлого!

Брат скорчил лицо:

– Должен ли я теперь обратиться в орден с просьбой заняться разработкой межвременной коммуникационной сети? Это изобретение очень бы облегчило жизнь.

Я закатываю глаза, пытаясь сдержать улыбку. И так понятно, что он шутит: Пауль не любит говорить о своих чувствах, но сейчас у него нет другого выбора, и я знаю, что он тоже это знает.

– Пока тебя не было, я все думал, как ты там, все ли с тобой в порядке. – Он ерошит волосы, опираясь о столешницу. – Мне просто нужно было верить, что с тобой все хорошо. Это моя вина, что ты попала в этот хаос. Предчувствие, что с тобой что-то стряслось, было невыносимым…

Его голос звучит глухо от подавленных эмоций, а во мне продолжает крепнуть недоумение. Вопросы и чувства, отошедшие было на второй план перед лицом опасностей прошлой недели, снова обретают важность. Какое отношение Пауль имеет ко всему этому? Почему я понятия не имела о его членстве в ордене до того, как выяснилось, что я имею способности к путешествию во времени? А главное, почему он винит в этом себя?

– Пауль, – осторожно начинаю я, потому что брат до сих пор напряжен. – Как и когда ты стал членом ордена?

Он молчит так долго, что мне начинает казаться: ответа я не дождусь. Но брат наконец поднимает взгляд.

– Рубины наняли меня прошлой весной. Их внимание привлекли мои исследования в области времени и пространства, и они со мной связались. Орден в основном и состоит из ученых самых разных областей, работающих над разгадкой секретов Табулы. Я являюсь частью космического отдела, который занимается в основном вопросами физики, лежащими в основе путешествий во времени.

Я чувствую, как начинаю закипать: мой брат уже несколько месяцев работает на тайную организацию, исследующую возможности путешествий во времени, и я об этом совсем ничего не знаю?

– Ну ты и лжец! – вырывается у меня. Злость кипит во мне так, что я едва сдерживаюсь, чтобы не вскочить со стула.

– Помнишь, как мы говорили о «Чужестранке»? Ты отказалась смотреть этот сериал, назвала его смешным, потому что там идет речь о путешествиях во времени. Ты еще долго распиналась, объясняя мне, почему это невозможно в нашей Вселенной, а сама уже работала на Рубинов и сдала меня им, когда я рассказал о прыжке во времени.

У меня не было времени подумать об этом, но то, что он сделал, все равно ранило меня. Как он мог предупредить Рубинов, не поговорив сначала со мной? Я была совершенно не готова, когда появился Лео, заявив мне, что я путешественница во времени, и сообщив, что обязан сопроводить меня в штаб-квартиру Рубинов. С этого момента все и начало набирать обороты.

Пауль бледнеет:

– Я не мог рассказать тебе об этом, Рози. Орден придает очень большое значение строгой охране своей тайны, мне пришлось поклясться на Табуле, что я никому не расскажу о своей причастности к ордену. Даже тебе. Поверь мне, скрывать это от тебя было самым тяжелым.

Может, это и так, но мне все равно сложно так сразу простить его.

– Я твоя родная сестра, а ты собственноручно засунул меня в эту мясорубку. Ты знал о том, что я могу оказаться Водолеем?

– Нет, я не знал, – сквозь зубы признается Пауль. – Орден держит в строжайшей тайне информацию о датах рождения новых путешественников во времени, и я еще не успел так подняться по карьерной лестнице, чтобы меня в это посвящали. Этим знанием обладает только узкий круг наставников. Впрочем, я все думаю… – Он мнется, закусив губу. – Я думаю, что мое принятие в орден не было случайностью. Это огромное счастье, когда путешественник во времени находит своего партнера, но сейчас Рубины действуют более слаженно, чтобы спровоцировать и поддержать такое знакомство. Даты рождения стали определять, фиксировать и систематизировать. В ордене есть отдел, который только этим и занимается: оценкой и анализом данных потенциальных путешественников во времени. Возможно, наткнувшись на тебя во время поисков, они решили завербовать меня, чтобы я смог доложить им, как только замечу у тебя метку. Именно это я и сделал.

Его взгляд полон искренности и раскаяния, и это унимает мой гнев. Кроме того, мне нужно обдумать всю эту информацию: как бы то ни было, звучит очень правдоподобно, что моя вероятная судьба путешественницы во времени и стала причиной приглашения Пауля в орден. Не говоря уже о том, что мой брат – гениальный ученый, который наверняка оказался им полезен.

– Рада, что ты понимаешь, в какое дерьмо нас втянул, – ворчу я, вцепляясь в свою чашку, чтобы сделать большой глоток кофе.

– С тех пор как мама и папа погибли, я всегда за тобой присматривал. Как твой старший брат, я просто хотел, чтобы ты была счастлива и в безопасности. Мне кажется, я инстинктивно чувствовал, что орден не принесет тебе ничего, кроме неприятностей, и хотел оградить от этого.

Вау, это меня осадило. Его слова заставляют мою злость рушиться как карточный домик.

– Я никогда не хотел, чтобы у меня были секреты от тебя, Рози. – Он протягивает мне руку через стол, и я без колебаний вкладываю в нее ладонь.

Я чувствую огромное облегчение: мне не понравилось сердиться на брата. Кроме того, я по натуре скорее отходчивый человек, способный легко прощать.

– Больше никаких секретов, хорошо? – предлагаю я, сжимая его ладонь.

Мы молчим некоторое время, я продолжаю потягивать свой кофе, размышляя о том, что мне рассказал Пауль.

– Что конкретно означает исчезновение Табулы для ордена? – Я хочу, наконец, это прояснить и задать еще пару насущных вопросов. Несмотря на то что я уже месяц путешественница во времени, я все еще мало понимаю все предпосылки существования ордена. Больше всего меня интересует, как он связан с легендарной Рубиновой Табулой. Пауль вздыхает.

– Так и думал, что этот сукин сын ничего тебе не рассказал.

– Перестань его так называть! Сейчас есть вещи поважнее.

– Серьезно? Ты его защищаешь? Позволь тебе напомнить, что ты с первой минуты на дух его не переносила. Он что, заморочил тебе голову?

Я невольно сжимаю челюсти.

– Первые впечатления бывают обманчивыми, Пауль. Но не съезжай с темы!

Он откидывается на спинку стула, усмехаясь:

– Ты спрашиваешь, какое значение Табула имеет для ордена, упуская из виду, что он буквально назван в ее честь. – Он мнет подбородок, подбирая слова. – Все это связано с Люцием и Фредериком Морелями. Логично, не так ли? Они были путешественниками во времени, как и многие до них, но они первыми открыли секрет Рубиновой Табулы и то, как ее использовать.

Я слушаю его, открыв рот, желая узнать больше о происхождении путешествий во времени. Когда я киваю, Пауль закуривает и продолжает:

– Давным-давно порталы времени были открыты и доступны каждому, кто знал, как ими пользоваться. Это были особые места, типа Стоунхенджа или Пирамиды Гизы, которые до сих пор окружены кучей мифов. Но порталы были непостоянны: тот, кто ими пользовался, понятия не имел о том, где и когда окажется. И в какой-то момент упоминания о путешественниках во времени исчезли, превратившись в легенды и мечты. Это произошло из-за Морелей, которые в XVII веке заново расшифровали писания Аида Всемогущего. Там были знания о том, что людям стало известно, какую власть может обрести человек над пространством и временем, из-за чего Аид решил запретить все порталы Рубиновых Табул, запереть их, чтобы остановить людскую жадность. Чтобы ни один человек не мог иметь такую власть в своих руках.

Пауль делает паузу, чтобы увериться, что я все еще слушаю.

– Хорошо, он заблокировал все порталы, – подтверждаю я. Даже страшно спросить, как ему это удалось: что-то подсказывает, что это подорвет мои способности к осмыслению информации. – А дальше?

– Ну, Люций и Фредерик нарушили это заклятие и снова открыли порталы, потому что, несмотря на то что они были заблокированы, все равно продолжали рождаться люди, обладающие способностью путешествовать во времени. У них просто больше не было возможности этим пользоваться. Кроме того, путешественники во времени почти не могли контролировать свои прыжки во времени до эры Аида и иногда могли лишь раз в жизни воспользоваться порталом. Братья Морели хотели изменить это, и им удалось не только заново открыть порталы, но и разгадать, каким образом можно взять под контроль прыжки. Рубиновая Табула. Именно с ее помощью можно создавать порталы, позволяющие путешествовать во времени целенаправленно. Вскоре Морели обнаружили, что лучше всего для этих целей подходят картины: это уже не просто места, находящиеся в свободном доступе, на которые может набрести кому не лень, а окна в другое время. Сила порталов разворачивается, как только выполняются последние штрихи кисти, и это гарантирует, что как только вы отправитесь в прошлое, окажетесь конкретно в момент завершения картины. С момента основания ордена Рубиновая Табула является хранителем картин-порталов, дает им силу… А соответственно и самим путешественникам во времени. Только с помощью Табулы можно контролировать порталы и держать их открытыми.

Пауль замолкает, и в воздухе повисает странно торжественное настроение. Тайны, которые он раскрыл, витают в воздухе и кажутся почти осязаемыми. И я ему верю: получается, без Рубиновой Табулы орден не имеет власти над порталами. Тогда ясно, почему все так напуганы.

– То есть это значит, что ни одна из картин-порталов больше не работает?

Пауль задумчиво качает головой:

– На данный момент они все еще функционируют, но через несколько дней без Табулы станут нестабильными и начнут рушиться. Примерно так, как это произошло с La Primavera. Старые и могущественные продержатся дольше всего, но это лишь вопрос времени. Как только орден соберет побольше информации, вас отправят в следующую миссию, чтобы проследить за исчезновением в прошлом.

Мое сердце пропускает удар.

– Еще одна миссия? Опять? Что, если я не хочу? – протестую я. – Я же только пару часов как вернулась!

– Поверь, я тоже не в восторге, – успокаивает меня Пауль. – Но ситуация действительно опасная. Орден добросовестно обращался с Табулой, но тот, кто ее похитил, может оказаться не таким ответственным и нанести непоправимый вред.

– Ну, если послушать профессора Киппинга, уже давно понятно, кто приложил к этому руку, – фыркаю я.

– Серьезно? – удивленно моргает Пауль.

Я рассказываю ему о замечании профессора Киппинга и о том, как у нас с Лео сложилось впечатление, что он имел в виду меня. К моему удивлению, Пауль фыркает в ответ.

– Он же несерьезно! Обвинять тебя – последнее, что он мог сделать!

Я раздраженно скрещиваю руки на груди.

– У Лео было такое же впечатление, – замечаю я.

– А, ну если так!

– Пауль, я серьезно. Я не выдумала себе этот взгляд.

Пауль реагирует на мой тон, впадая в задумчивость.

– Не думаю, что у него есть какие-то доказательства, – заявляет он с полной убежденностью. – Он же не может просто так повесить вину на тебя, не так ли?

Мне ничего не остается, кроме как пожать плечами.

– Откуда мне это знать? С тех пор как я стала путешественницей во времени, мне уже не кажется, что существует что-то действительно невозможное. Может, он провидец?

– Чепуха, провидцев не существует!

Я должна усмехнуться, потому что это звучит абсурдно от человека, который является членом тайного общества, занимающегося вполне реальными путешествиями во времени, как если бы это было в порядке вещей. На мгновение я задумываюсь, вспоминая серебристую вспышку в глазах профессора Киппинга, которую я уже видела раньше, но прежде чем успеваю что-то сказать, раздается пронзительная мелодия дверного звонка. Я вздрагиваю от неожиданности, оборачиваясь в сторону коридора.

– Это ведь не кто-то из ордена, правда? Они же дали мне выходной, до завтра я абсолютно свободна.

К очередному путешествию в прошлое я и правда еще не готова. Если этот незваный гость захочет вернуть меня в штаб, я его пошлю. Я собираюсь замечательно провести ночь в своей мягкой постели, прежде чем мне снова отправиться в опасные приключения… если я вообще готова ввязаться во что-то подобное. Хотя, наверное, выбора у меня нет.

Пауль поднимается со стула.

– Не думаю, что это кто-то из ордена, они не стали бы приходить к тебе домой.

Меня охватывает ощущение, что он точно знает, кто там так яростно названивает в дверь, и я подозрительно провожаю его взглядом. Когда Пауль нажимает на кнопку домофона, раздаются шаги на деревянной лестнице: кто-то поднимается, запыхавшись, и я слышу женский голос, а после вижу миниатюрную фигуру моей лучшей подруги Лоры, которая пытается протиснуться мимо Пауля в квартиру.

Я вскакиваю, чуть не врезаясь в нее, и Лора заключает меня в объятия.

– Я не могла поверить, когда Пауль написал мне, что ты вернулась! Я буквально прилетела сюда из библиотеки. – Лора звучит невнятно, потому что говорит она куда-то мне в волосы и не хочет меня отпускать, когда я делаю попытку отстраниться.

– Лора, ты меня душишь! – хриплю я, и она наконец-то ослабляет удушающую хватку. В ее темно-синих глазах блестят слезы. – Эй, не плачь!

– Все в порядке, – фыркает Лора. – Я сделала завивку ресниц, и теперь мне больше не нужна тушь, так что могу плакать, сколько захочу.

Это даже смешно: Лора настолько Лора, что у меня все вылетает из головы. Я так рада, что она здесь! Мы стоим как две школьницы, пока в какой-то момент она не всхлипывает и не бросается снова меня обнимать.

– Я думала, ты исчезла навсегда. – Она мягко треплет меня по плечу, и я стискиваю ее в объятиях изо всех сил. – Моя лучшая подруга внезапно как сквозь землю провалилась, и никто точно не знает, вернется ли она. Пауль считает, что эта твоя миссия была случайностью, но мы даже не успели попрощаться, никто даже не предупредил… В какой-то момент я поняла, что ты не просто уехала в отпуск или застряла там, где нет связи, ты как будто перестала существовать, словно ушла навсегда. Это было так тяжело. Я так часто сидела с телефоном в руках, забрасывая тебя сообщениями о чем-то несущественном, пока не поняла, что никак не смогу дозвониться до тебя. И, может быть, никогда больше не смогу…

Слова продолжают выливаться из нее, она все еще меня обнимает, а моя рубашка кажется, совсем промокла на плече. Но мне не хочется разжимать объятий. Ее слова разбивают мне сердце, потому что я чувствовала то же самое, но для Лоры, должно быть, это было гораздо тяжелее. Неизвестность была невыносима, и она ничего не могла с этим поделать.

Весь оставшийся день мы сидим на диване и пытаемся прийти в себя. Лора достает из сумки пакетик с конфетами, и один только вид шоколада и мармеладных мишек вызывает у меня слезы. Мои рецепторы не имеют абсолютно ничего против великолепной сладости сахара, в отличие от соли, что очень радует. Лора слушает мой рассказ о событиях во Флоренции с большим энтузиазмом, чем Пауль, который смотрел так, словно готов броситься и закрыть меня от пули. Теперь, когда я наконец вернулась, Лора рассматривает мое путешествие во времени как захватывающее приключение и жаждет узнать каждую деталь.

От долгих разговоров уже начинает болеть горло, когда мое внимание привлекает характерный звук включения телефона, которого я так давно не слышала. Видимо, достаточно подзарядившись, он включился автоматически и теперь вообще не перестает пищать. Я дотягиваюсь до кофейного столика, хватаюсь за телефон, снимая его с зарядки: батарея заряжена на восемьдесят процентов, а на экране блокировки полно уведомлений о новых сообщениях. Я с любопытством ввожу пин-код и открываю мессенджер. Уф-ф, ну там всего и накопилось! Первыми в глаза бросаются многочисленные сообщения от Лоры и других друзей, обеспокоенных моим исчезновением. На самом верху, однако, сообщение с неизвестного номера, полученное час назад, я жму на него, чувствуя, как сердце уходит в пятки при виде содержимого. Прикреплены по меньшей мере десять фотографий, они загружаются ужасно медленно, и все внутри меня сжимается от волнения, прежде чем я могу открыть первую. Это снимок, сделанный мной и Лео в пасхальное воскресенье во Флоренции, прежде чем мы отправились на традиционное зрелище Ло-Скоппио-дель-Карро. В отличие от меня Лео додумался отключать свой телефон в прошлом, чтобы сохранить заряд и сделать пару фотографий. На снимке я в великолепном павлиньем синем праздничном платье, сшитом специально для меня, волосы уложены в одну из тех роскошных причесок, которые так мастерски заплетала моя горничная Пеппина. Непривычно видеть себя в таком убранстве посреди спальни, в которой я жила пятьсот лет назад. Так сюрреалистично видеть цифровую фотографию того времени!

После моего молчаливого залипания в экран в течение нескольких минут, Лора с любопытством склоняется ко мне, чтобы взглянуть на фото. Ее глаза чуть не вылетают из орбит, и с неверящим вздохом она хватается за телефон, вырывая его из моих рук.

– Это то, о чем я думаю? Да?

– Что? – Я не совсем понимаю, к чему она клонит, пытаясь уследить за телефоном, которым она трясет перед моим носом.

– Это что, черт возьми, фото из прошлого?! Потому что выглядит именно так!

– А, ну да, Лео меня сфотографировал.

Глаза Лоры сужаются до щелочек, делая ее похожей на хищницу, выслеживающую добычу, что вызывает у меня плохое предчувствие.

– Лео, – произносит она, протягивая руку и проводя пальцем по дисплею. – О нем ты не особо много рассказывала, и даже не думай, что сможешь отвлечь меня чудесными рассказами о Сандро Боттичелли и Лоренцо де Медичи! В конце концов, вы с Лео прожили несколько недель как супружеская пара, и… О!

Она взволнованно подпрыгивает, пружиня на диванных подушках. Между тем, листая фотографии, она натыкается на наше с Лео селфи, и ее глаза снова округляются как монеты, грозя выпасть из глазниц. Лора направляет ко мне экран, почти тыкает им в лицо, так что мне приходится прищуриться, чтобы что-то разглядеть.

– Как с языка сняла! – бурно восклицает она. – Я знаю этот взгляд у парней, и то, как он смотрит на тебя на этом снимке, абсолютно точно выражает, что он вляпался по уши.

Она увеличивает лицо Лео на фотографии, и теперь оно занимает весь экран: он стоит, чуть склонив голову, и, улыбаясь, смотрит на меня. Я до сих пор помню нереальный блеск его зеленых глаз и то, как неистово колотилось мое сердце. Я со вздохом отодвигаю навязчивую руку Лоры, тыкающей телефоном мне в лицо, и бросаю взгляд через плечо, чтобы убедиться, что мы одни. Пауль ушел в свою комнату сразу после прихода Лоры, чтобы мы могли спокойно поболтать. Проще говоря, чтобы не засорять себе голову нашей болтовней. Дверь в коридор закрыта, но я предпочитаю перестраховаться: в прошлый раз, когда я доверила Лоре секрет на этом диване, мой брат подслушал нас и доложил Рубинам, но сейчас, кажется, мы действительно наедине.

Лора выжидательно смотрит на меня, нетерпеливо барабаня наманикюренными пальцами по бедру. Я обращаю внимание на свои ногти и понимаю, насколько же им не хватает профессионального ухода…

Нетерпеливое сопение заставляет меня медлить.

– Достаточно ли просто сказать, что все сложно?

Вместо ответа Лора приподнимает брови, и становится без слов понятно, что так просто ее не уговоришь. Я подробно рассказываю о том, что произошло между мной и Лео за последние несколько недель, и если поначалу Лора выглядела немного взволнованной, то, когда я рассказываю ей, как освобождала Лео из темницы, ее настрой смягчается. А поскольку она все равно выбила бы из меня это, я добровольно рассказываю и о том, как мы оказались в одной постели. При этом я не пропускаю и той ужасной катастрофы, которая по-прежнему лежит у меня на душе тяжелым камнем. Я имею в виду, как можно быть такой безответственной?! В то же время я подсчитала в голове свой цикл десятки раз и уверена, что не забеременела, и все равно все еще не могу не винить себя за бездумность. Может, стоит сделать тест на беременность? Просто чтобы убедиться…

– Вы переспали! – Лора визжит так громко, что ее наверняка слышит не только Пауль в соседней комнате, но и весь дом.

– Тсс! – шиплю я, обеспокоенно прислушиваясь, не идет ли мой старший брат сюда. Но шагов не слышно, мне, наверное, просто повезло, и он снова сидит перед компьютером в наушниках.

– Именно об этом ты должна была рассказать мне в первую очередь, – захлебывается Лора.

– Очевидно, это для тебя важнее, чем тот факт, что нам удалось предотвратить безвозвратное изменение прошлого?

– Я и так знала, что вы справились! Ты и твоя личная жизнь в разы любопытнее. – С блестящими глазами Лора склоняется ко мне. – Ну и как теперь обстоят дела между вами?

– Я не уверена, – нерешительно говорю я. Лора выглядит растерянной.

– Что значит ты не уверена?

– Ну, просто у нас так и не получилось об этом поговорить. Сначала нужно было сосредоточиться на задании… К тому же я до сих пор не знаю, что на самом деле к нему чувствую.

Лора молчит некоторое время, ее взгляд бегает от моего лица к снимку в телефоне и обратно.

– Розали, – наконец произносит она, – я думаю, что твои оправдания звучат как полная чушь.

– Что, прости?

– Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой, и я знаю, что ты ни за что не стала бы спать с парнем, если бы не была в него влюблена. Ты всегда ведешь себя очень осторожно, когда дело касается парней, и это классно, потому что помогает избегать неприятностей.

– Просто он такой сложный! – вырывается у меня. Эта тема так меня будоражит, что я больше не могу усидеть на месте и чуть ли не подпрыгиваю на диване. – Я никогда не чувствовала себя так, как с Лео, никогда! Он постоянно посылает противоречивые сигналы, и это сводит меня с ума. Иногда я так злюсь на него, что, кажется, собственноручно бы задушила, а в следующий момент мне уже хочется его поцеловать. У меня слова встают в горле, как только я пытаюсь поговорить с ним о своих чувствах, потому что между нами будто появляется стена. Он только намекал на отношения, и, возможно, в этом и причина того, каким пренебрежительным Лео иногда становится. А я даже не имею ничего против. Собственно, в самом начале из-за недомолвок я и была уверена, что с ним у меня нет никаких шансов.

– Ты должна поговорить с ним, – мягко начинает Лора, – откуда ты узнаешь, что он чувствует, если вы никогда об этом не разговаривали? В конце концов, вы так и будете ходить вокруг да около, если не найдете в себе храбрости прояснить ваши отношения.

Она выпрямляется на диване и неотрывно смотрит мне в глаза.

– Всегда есть риск быть отвергнутым, но попробуй сказать это тем, кто перецеловал уже сотню лягушек. Постоянно случается так, что один чувствует чуть больше, чем другой, и ты всегда знаешь, кто из них ты.

Я снова опускаюсь на диван рядом с Лорой, и она приобнимает меня за плечи.

– Я поговорю с ним, – обещаю я больше себе, чем Лоре.

– Сделай это! – Она ободряюще толкает меня в плечо. – Так, а теперь расскажи мне, как он целуется!

Глава 3
Мюнхен. 18 ноября

Я давненько так хорошо не спала, без сновидений: глубоко и спокойно. Кажется, мой матрас никогда не был удобнее, а постельное белье – мягче. Такое можно оценить только после нескольких недель сна на кроватях эпохи Возрождения. Плавно перевернувшись на другой бок, я вяло потягиваюсь и жмурюсь от солнечного света. Так же медленно я выскальзываю из дремы: боже, как же приятно быть дома! Лора пробыла у нас вчера до вечера, прежде чем ей пришлось уйти на вечернюю смену в кафе «Адельгейд». После ее ухода мы с Паулем заказали пиццу и остаток вечера провели перед телевизором.

Лишь наполовину проснувшись, я вожу ладонью по своей прикроватной тумбочке, пока не нащупываю телефон и не включаю его, потирая глаза, прежде чем проверить полученные за ночь уведомления. Лора спрашивает, не объявился ли Лео. Вчера весь вечер я пыталась заставить себя написать ему, но одного взгляда на переписку хватило, чтобы передумать: он так ничего и не ответил, хотя мои сообщения отмечены как прочитанные. Я откладываю телефон в сторону, потому что я не маленькая влюбленная девочка, чтобы часами гипнотизировать дисплей в надежде на ответ.

Босиком иду до кухни. От Пауля еще ничего не слышно, и я наслаждаюсь утренним покоем, пока готовлю себе чашку кофе, чтобы устроиться поудобнее на диване перед телевизором. Я останавливаюсь на утренней программе новостей и заинтригованная, как никогда ранее, слежу за сообщениями о событиях в мире. Я так долго была в информационном вакууме, что за это время вполне могла разразиться Третья мировая. И пусть этого не произошло (по крайней мере, пока), это вполне окупается длинным сюжетом о политическом кризисе между США и Северной Кореей, что тоже звучит довольно тревожно. Я продолжаю переключать каналы, на этот раз останавливаясь на документальном фильме о пингвинах в Чили. Это создает неплохой баланс с политическими новостями.

Через полчаса сонный Пауль вплывает в гостиную, падает на диван рядом, выхватывая из моих рук кофейную чашку и делая огромный глоток, прежде чем я успеваю запротестовать.

– Эй, иди свари себе свой!

– Нет времени, – зевает он. – Со мной связался орден, ты должна быть в штабе в одиннадцать.

Быстрый взгляд на настенные часы оставляет меня с пониманием, что это всего через полчаса. Я тут же подскакиваю с дивана.

– Эта организация очень слаба в тайм-менеджменте. Неужели они всегда назначают встречи через такой короткий срок?

Чертыхаясь, я спешу в ванную, потому что на сборы остается всего ничего. С первого дня, когда меня позвали в орден, ничего не изменилось: тогда даже Лео пришлось вскочить с постели и бесцеремонно вытащить меня из кровати.

За рекордные десять минут я успеваю принять душ, чтобы Пауль тоже смог умыться. После, уже в своей комнате, надеваю первые попавшиеся в шкафу вещи. Главное – не замерзнуть, потому что мир за окнами выглядит серым и неуютным, по оконным стеклам хлещет дождь. Я как раз заканчиваю свое расстроенное сообщение для Лоры, когда Пауль, уже одетый, но все еще с мокрыми волосами, появляется в моей комнате.

– Готова?

– Да.

Я следую за ним в коридор, хватаю с вешалки свое темно-синее шерстяное пальто и на ходу запихиваю телефон в карман: больше мне с собой ничего не нужно – я не собираюсь просидеть весь день в штаб-квартире Рубинов. В конце концов, у меня все еще есть жизнь помимо путешествий во времени, и в последнее время я достаточно ею пожертвовала. Например, пропустила четыре недели в университете. И если я не хочу завалить этот семестр, было бы неплохо снова приняться за учебу. Надеюсь, профессор Киппинг сможет меня прикрыть и как-то объяснить мое отсутствие, потому что без медицинской справки, свидетельствующей о наличии какого-нибудь тяжелого заболевания, у меня могут быть огромные проблемы.

– Ты знаешь, что им нужно? – спрашиваю я уже в машине. Пауль пожимает плечами.

– Мне пришло только короткое SMS от Виктора, больше никаких подробностей.

Я не могу удержаться, чтобы не закатить глаза. Если что и действует мне на нервы, так это маниакальное стремление к секретности в ордене. Взять хотя бы их средства связи: кто в наше время отправляет SMS? Они бы еще почтовых голубей попробовали, жаль, они вышли из моды.

Примерно через десять минут поездки я наконец успокаиваюсь и все больше засматриваюсь в окно. Мы едем вверх по Ронделлу вокруг памятника Ангелу Мира.

– Разве мы едем не в штаб? – спрашиваю я Пауля. Он бросает короткий взгляд в мою сторону.

– Нет, мы едем на виллу профессора Киппинга.

Ну… сказать, что это меня удивляет – ничего не сказать. Вчера я была уверена, что должна вернуться в штаб, по крайней мере в моей голове это было само собой разумеющимся.

– А ты знаешь почему… А, забей, они ведь наверняка тебе ничего не объяснили. В том числе и какого черта встреча проходит на вилле профессора Киппинга.

Пауль насмешливо фыркает:

– Вижу, ты начинаешь потихоньку понимать, как работает эта организация.

Вилла Киппинга выглядит абсолютно так же, как и в момент моего последнего визита несколько недель назад. Длинные баннеры на фасаде привлекают внимание к частной коллекции произведений искусства профессора. Я ощущаю легкую дрожь, поднимаясь по плоским ступеням ко входу рядом с Паулем. Для меня все началось именно в этом доме. Именно здесь я отправилась в свое первое путешествие во времени, коснувшись одной из картин профессора Киппинга. Теперь кажется, что это произошло ужасно давно, тем не менее я до сих пор в мельчайших деталях помню то чувство беспомощности и ужаса, которое испытала, оказавшись абсолютно не подготовленной в прошлом.

В фойе пусто, когда мы входим: никаких шныряющих туда-сюда посетителей, толпившихся здесь в прошлый раз. Вилла выглядит безлюдной и вымершей, как мавзолей. Пауль стремительно пересекает прихожую, и я следую за ним мимо осиротевших комнат в длинный коридор, кажущийся смутно знакомым: в тот раз я сбежала с вернисажа, чтобы последовать за профессором Киппингом, и, как и тогда, мы попадаем в библиотеку в конце коридора. Здесь нет такой внушительной коллекции книг как в штабе, но и белые лакированные полки все равно тянутся до самого потолка. Меня всегда завораживали комнаты, в которых много книг.

В углу, перед открытым камином из белого мрамора, в котором пылает огонь, стоят кожаные кресла, в которых уже сидят профессор Киппинг, Виктор и Лео. Они тихо о чем-то переговариваются.

Лео замечает наше появление первым и поднимает голову, когда мы с Паулем подходим ближе. Его взгляд на мгновение задерживается на мне, но так же быстро ускользает, не давая установить зрительный контакт. Хм…

Теперь и профессор Киппинг выпрямляется в своем кресле.

– Семейство Грифиус, замечательно! Вы даже успели вовремя!

Жестом он предлагает нам занять места. Я пытаюсь протиснуться к Лео, но Пауль неожиданно энергичным толчком отправляет меня в кресло у самого камина, так, что я не удерживаюсь на ногах и не особо грациозно плюхаюсь на подушку сиденья, что вызывает у Виктора снисходительную улыбку. Сам он сидит на мягком стуле, закинув ногу на ногу и скрестив на груди руки. Я смахиваю с лица непослушную прядь и искоса бросаю взгляд на брата, занявшего мое место на диване рядом с Лео.

Профессор Киппинг, который, кажется, не понимает, какого черта происходит, хрипло покашливает, привлекая наше внимание. Только сейчас я замечаю, что он бледнее, чем обычно, а на его коленях лежит шерстяной плед. Он что, болен? По крайней мере, это бы объяснило, почему меня вызвали сюда, а не в штаб: возможно, он слишком слаб для поездок.

– Надеюсь, вы оправились по возвращении домой, моя дорогая, – обращается он ко мне.

– Да, спасибо. Было просто замечательно снова иметь возможность принять горячий душ.

Виктор на моих словах тихо покашливает, наклоняясь к Лео, чтобы что-то прошептать ему на ухо, после чего оба усмехаются. С каких это пор они стали лучшими подружками? И почему у меня такое ощущение, что хихикают они надо мной?

Видимо, утром Лео решил меня проигнорировать, отдав предпочтение общению с Виктором. Я расправляю плечи, демонстративно от них отворачиваясь. Вместо этого концентрирую внимание на профессоре Киппинге и на том, что я обсуждала вчера с Лорой. После того как я рассказала ей о зловещем исчезновении Табулы, мы договорились, что сегодня я поговорю с Рубинами и выясню, действительно ли профессор Киппинг продолжает подозревать меня.

– Профессор, позвольте спросить, есть ли какие-то новости об исчезновении Рубиновой Табулы?

Я почти вижу, как при ответе на мой вопрос морщины на лице профессора Киппинга углубляются, будто ледяные узоры на стекле. На мгновение мне становится тревожно: может, не стоило спрашивать его так прямо? Потеря Табулы, видимо, настолько его подкосила морально, что и его физическое здоровье оказалось под угрозой. Что, если я сделала только хуже?

Но профессор только устало улыбается:

– У нас по-прежнему нет ничего, кроме догадок. Выяснять момент исчезновения в прошлом, все равно что искать иголку в стоге сена. Самое затруднительное в положении дел то, что нам нужно как можно скорее отправить вас с Лео в прошлое, чтобы вы попытались хоть как-то устранить ущерб. После вашего поразительного успеха во Флоренции я уверен, что вам вдвоем под силу справиться с этой задачей. Тем не менее нам необходимы точные координаты пространства и времени для этого. – Он качает головой и выглядит сейчас гораздо старше, чем когда-либо.

Мысли кипят в моей голове, пока я пытаюсь сообразить, стоит ли спрашивать о его странном поведении вчера, и если стоит, то как. Он так смотрел на меня… И эта серебристая вспышка в его глазах. Должна ли я вообще что-либо об этом рассказывать? Я стараюсь не слишком пялиться, но сегодня не вижу в его взгляде ничего, вызывающего тревогу. Кто же вы на самом деле? Эта мысль снова и снова крутится у меня в голове, но я не могу задать этот вопрос при всех. По крайней мере, если хочу рассчитывать на честный ответ.

– Ну да, – тянет Виктор, – без улик мы бессильны, не так ли?

Профессор Киппинг качает головой:

– Мы уже говорили об этом вчера, Виктор, и я сказал, что пока мы не будем знать всех деталей, я не стану никого обвинять во всеуслышание.

Темные глянцевые глаза Виктора пронзают меня ненавистным взглядом.

– Я с этим не согласен… мы все полагаемся на вашу интуицию.

От его слов меня снова сковывает напряжением, которое все это время тлело внутри. В голове гудит гнев, и я чувствую, как начинаю терять самообладание.

– Выкуси! – выплевываю я Виктору. – Какие у тебя доказательства?

Он выглядит испуганным, даже слегка побледневшим, и это меня немного удовлетворяет.

– Вы думаете, что это я, не так ли? Вскоре после того, как вы узнали об исчезновении Табулы, вы посмотрели на меня, профессор. Я это заметила.

Пауль тянется к моей руке через подлокотник дивана, но я отмахиваюсь. Я со вчерашнего дня ломаю голову над тем, что означали эта фраза и пронизывающий взгляд профессора Киппинга. Теперь он обязан объяснить мне, в чем дело. Я больше не собираюсь довольствоваться тайнами и намеками.

– Розали, вы должны понимать, что являетесь самой неопределенной переменной в этом уравнении. Орден еще не имел возможности хорошенько с вами познакомиться, рассчитать вашу нативность, поэтому вы для нас пока темная лошадка…

– Что значит вы не рассчитали мою нативность?

– Нативность – это старое название для натальной карты. С помощью особого ритуала орден рассчитывает для каждого путешественника во времени нативность – устанавливает его родную природу: звезды и их состояния в момент рождения помогают вывести обширные пророчества и предсказания, проливающие свет на жизненный путь человека.

Виктор, обычно всегда преданный профессору Киппингу помощник, вклинивается в разговор:

– Не требуется никакого ритуала, чтобы заранее сказать, что вы – непредсказуемый риск в нашей ситуации. Возможно, профессор Киппинг еще об этом не сказал, но косвенные улики против вас неоспоримы. Вы точно имеете отношение к исчезновению Табулы и понесете за это ответственность.

Слюна брызжет у него изо рта оттого, с какой яростью он это произносит. Виктор похож на разъяренного бульдога, не хватало еще, чтобы он бросился на меня.

– Вы ведь не серьезно, да? – Я с сомнением оглядываюсь. – Вам нужен какой-то ритуал и обширный гороскоп, чтобы довериться мне? Серьезно? Это же смешно!

– Нативность более могущественна, чем гороскопы в дешевых женских журналах, о которых вы, видимо, очень хорошо осведомлены, раз делаете такие выводы, – ядовито замечает Виктор. – Она откроет точные пророчества о вашей жизни, и после ритуала ваша ничтожная жизнь будет лежать передо мной как на ладони.

– Это… – Я подскакиваю с места, с отвращением указывая пальцем на Виктора. – Мерзость! Не смей ничего обо мне предсказывать.

Виктор откидывает голову и звонко смеется. Боже, он совершенно спятил!

– Розали, – окликает меня профессор Киппинг, который наконец-то решает вмешаться, но я слишком зла, чтобы его слушать. Совершенно вне себя я бросаюсь через библиотеку к следующей двери.

Хранилище картин приветствует меня почти медитативным спокойствием, как в храме. Ноги несут меня сюда непроизвольно, и только наверху мне снова удается вздохнуть свободно. Бесчисленные картины разбросаны по мансарде, и их вид успокаивает мои взвившиеся нервы. Медленными шагами я блуждаю меж мольбертов и витрин, мимоходом нежно проводя кончиками пальцев по рамам, и чувствую зов порталов, которые они скрывают. Это теплая потрескивающая аура, манящая к себе, зовущая коснуться холста.

– Не делай этого. – Голос Лео звучит спокойно и почти скучающе.

Обернувшись, я замечаю его у входа на чердак: он стоит, небрежно прислонившись к дверному косяку, засунув руки в карманы брюк, и наблюдает за мной из-под полуопущенных век. Меня не удивляет, что они послали за мной няньку, но то, что ею оказался Лео, становится сюрпризом. Я не думала, что он согласится пойти за мной, после того как пренебрежительно повел себя во время разговора в библиотеке.

Я задумчиво рассматриваю его лицо, пытаясь понять, что происходит. Всего двадцать четыре часа назад мы целовались, а сегодня он смотрит на меня как на чужую. Чем дольше мы молча смотрим друг на друга, тем яснее я осознаю, что с Лео что-то не так. Я не замечала этого раньше, но теперь, когда мы одни, отчетливо это чувствую. Когда он рядом, я очень хорошо считываю его эмоции, иногда даже, кажется, проживаю, как свои собственные. Это похоже на беспроводную связь между нами, возникшую в тот момент, когда на мне проявился его знак зодиака. Но сегодня… не понимаю. Он стоит буквально в паре метров от меня, и в то же время кажется, что нас разделяют километры. Я никак не могу поймать эту связь между нами, и это беспокоит.

– Спасибо, что прислал снимки из Флоренции, – непринужденно начинаю я, когда молчание затягивается.

Лео моргает, и мне кажется, будто я наблюдаю за ожившей статуей – настолько неподвижно он стоит.

– Хм… на моем телефоне заканчивалась память, и мне показалось, что тебе захочется увидеть эти фотографии, прежде чем я их удалю.

Я молча смотрю на него. Он что, удалил эти фотографии? Просто так, как раздражающую рекламу, которая жрет память на телефоне? Лео делает несколько шагов в мою сторону, а я все продолжаю смотреть на него с непониманием. Очевидно, вчера он не лежал в постели, положив телефон рядом с подушкой, чтобы в темноте рассмотреть наше селфи, пока у него от усталости не заслезятся глаза. В отличие от меня…

– Виктор – полный идиот, – невозмутимо произносит Лео. Я настолько не ожидаю такой резкой смены темы, что мне нужно мгновение, чтобы понять, о чем идет речь. – Ты не нравишься ему, потому что профессор Киппинг возлагает на тебя большие надежды. Честно говоря, Розали, он просто ревнует и использует любую возможность тебе насолить.

Я скрещиваю руки на груди в защитном жесте.

– Но обвинять меня в исчезновении Рубиновой Табулы уже, по-моему, чересчур, разве нет? Вся эта болтовня о натальной карте и пророчествах – жуть! Вы ведь не верите в это на самом деле, да?

Лео, едва успевший немного оттаять, снова замыкается.

– Ты даже не представляешь, – резко отвечает он.

Да что на него нашло? Его поведение сводит меня с ума.

– Что с тобой, черт возьми, не так?! – взрываюсь я, не в силах больше скрывать свое раздражение. Он поднимает брови в своей типичной высокомерной манере.

– А со мной обязательно должно быть что-то не так?

– Ты ведешь себя странно! – вырывается у меня. – Почему ты со мной не разговариваешь?

Его брови поднимаются еще выше, а губы выдают намек на усмешку.

– А чем мы, по-твоему, сейчас занимаемся?

Я сердито топаю ногой.

– Вчера ты был совсем другим! Вчера я чувствовала тебя, а сегодня ты отгораживаешься так, словно мы снова чужие друг другу.

По его лицу пробегает тень, темные локоны падают на лоб, скрывая взгляд, но сжатые кулаки и локти, прижатые к телу, выдают его напряжение. Его пальцы продолжают подергиваться, словно он хочет пошевелить руками, но потом снова сжимаются до побелевших костяшек. Только от боли, с которой ногти впиваются в мои собственные ладони, я понимаю, что отзеркалила его жест, и сердито вскидываю руки.

– Просто скажи мне, – настаиваю я, не выдержав и секунды молчания, – ты веришь словам Виктора? Из-за этого ты не можешь посмотреть мне в глаза?

Лео наконец поднимает подбородок, и его глаза цвета морской волны между прядей волос сверкают изумрудом в темноте. Нетвердым жестом он смахивает челку.

– Нет, я ему не верю.

– Тогда что с тобой? Мы никогда не обсуждали то, что между нами, осталось ли все это во Флоренции или существует до сих пор? На нас тогда столько всего навалилось, что у меня не было возможности даже подумать о своих чувствах, не говоря уже о том, чтобы их озвучить, но вчера ты поцеловал меня на прощанье, потом прислал наши фото, а сегодня… Сегодня ты… – Я в бессилии вскидываю руки. Слезы жгут под веками, но титаническим усилием воли мне удается их сдержать.

– Мы очень разные, но, по крайней мере, мы всегда были честны друг с другом, не так ли? Поэтому, пожалуйста, скажи, если я была для тебя всего лишь интрижкой в прошлом, и не возводи снова эти стены между нами.

Буквально пару минут назад я упрекала его в том, что он не смотрит мне в глаза, а теперь и сама опускаю взгляд. Мне не хочется, чтобы он видел мою внутреннюю борьбу и уязвимость, которая стоила мне этого монолога. Но я должна все прояснить сейчас, чтобы не провалиться в эту влюбленность еще больше.

Тишина между нами повисает такая, что я слышу собственное прерывистое дыхание. Я все еще разглядываю свои ноги, пока не чувствую нежное прикосновение к подбородку – Лео мягко заставляет меня поднять голову. Я даже не заметила, когда он успел подойти, и от этой близости, от чувств, горящих в его глазах, у меня перехватывает дыхание. Тоска, привязанность, жадность… и боль, которая поражает меня до глубины души. Он склоняет голову, и теперь я ощущаю на лице его дыхание.

– Ты никогда не была просто интрижкой. – Его голос звучит хрипло, он почти касается моих губ, выдыхая. – Libera eas de ore leonis.

Его слова горят на моих губах, заставляя желать большего. Мы наконец целуем друг друга. Его поцелуи горячие и влажные, порывистые и страстные. Я обвиваю его руками, повисая на нем, чтобы не упасть. Лео крепко сжимает мои бедра, и жар его пальцев ощущается даже через одежду, словно он касается обнаженной кожи, и я ощущаю собственную дрожь. Губы Лео скользят по шее к вырезу трикотажного платья, а затем снова возвращаются к губам. Я теряюсь в этом поцелуе, проваливаюсь в него, задыхаясь и отдаваясь этому ощущению.

Лео прекращает поцелуй так же внезапно, как и начал, смотрит на меня, затаив дыхание. Его взгляд скользит по моему лицу, на несколько мгновений задерживаясь на моих влажных губах, а затем скрывается под веками. Лео выпутывается из моих объятий, отступая на шаг.

– Я не должен был этого делать.

Несколько секунд мой затуманенный чувствами мозг пытается понять его слова, но так и не находит в них смысла.

– Как… Что ты имеешь в виду?

– Я хотел поговорить об этом с тобой все время. – Лео проводит рукой по волосам. – Я больше не могу… мне нельзя тебя целовать… Черт возьми!

Вопросительный знак в моей голове становится все больше и больше.

– Ты знаешь, что я поклялся, я говорил тебе об этом во Флоренции, но я не объяснил, в чем дело, потому что был эгоистичным придурком и не хотел об этом думать. Но никто не может отречься от своей судьбы, и вчера мне пришлось об этом вспомнить. Розали, родная, нативность, о которой говорил Виктор… мне ее уже составили. Она основана на пророчестве, которое совпадает с тем, о чем шла речь в писаниях Аида. В этом пророчестве речь идет о нас с тобой. Лев и Водолей. И если мы продолжим… Если ты влюбишься в меня, я тебя уничтожу. Мне это предначертано. Я вел себя так невыносимо, чтобы у тебя была причина меня возненавидеть, чтобы у тебя даже мысли не возникло о том, что я могу тебе понравиться. Пожалуйста, прости, я слаб и не смог противостоять тебе физически, но это было ошибкой. Мне нельзя было этого допускать. Это было ошибкой.

– Физически, – тупо повторяю я. – Значит, для тебя это было просто физикой.

Я поднимаю взгляд. Правильно ли понимаю, что все это время опасность была только в том, что я могу в него влюбиться, а не наоборот? Но произнести это вслух мне не хватает мужества.

– Да, Розали. Ты ценна, твой знак зодиака ценен: только вместе мы с тобой можем повлиять на прошлое. Поэтому я поклялся защитить тебя от этого пророчества, чтобы оно не стало и твоим тоже.

Он опускает голову, прижимаясь лбом к моему.

– Нам нельзя быть вместе, Розали.

– Ты ничего не чувствуешь ко мне? – Я отстраняюсь, но он продолжает молчать, и это уже достаточно красноречивый ответ. Я отшатываюсь от него, словно мне отвесили пощечину. В моем воображении сердце болезненно сокращается, сжимаясь в судороге, и разбивается пополам. Я почти чувствую, как трещат ребра от этого взрыва, и осколки застревают в тканях, грозя изрезать меня изнутри на следующем вдохе.

Лео смотрит на меня, широко распахнув глаза. Понимает ли он, что только что натворил? Понимает ли он, что для меня это не было «физическим» притяжением? В конце концов, Лора была права, говоря о том, что я не позволю себе наброситься на парня, если ничего к нему не чувствую. Он ведь только что говорил, что я никогда не была «просто интрижкой», и надежда на это совсем вскружила мне голову. Но, видимо, я все поняла неправильно. Я была не просто интрижкой, а ошибкой. Чертовой ошибкой, о которой он сейчас сожалеет.

– Я никогда не хотел причинить тебе боль, – механически произносит он, и от этого мне становится лишь больнее.

– Правда? В отличие от меня ты знал об этом дурацком пророчестве и все же позволил случиться тому, что случилось. Вместо того чтобы сразу рассказать мне об этой ерунде, в которую веришь, ты заставил меня думать, будто я тебе небезразлична. Ты ведь все время об этом знал и прекрасно видел, что только подливаешь масла в огонь.

– Розали, это пророчество реально.

– Единственное, что здесь реально, – это то, что ты поступил дерьмово, и я это дерьмо теперь расхлебываю. Боже, я чувствую себя так глупо!

Я больше не могу на него смотреть; отворачиваюсь, чтобы помассировать пульсирующие виски. Тем не менее есть еще один вопрос, который меня волнует.

– Рубины… они знают об этом?

Даже не глядя на него, я знаю, что он качает головой.

– Нет, они не имеют к этому никакого отношения.

– Но эта клятва… кому ты поклялся?

Мне кажется логичным то, что именно Рубины заинтересованы в том, чтобы не рисковать и не потерять нас обоих. Их самых ценных кадров, как сказал сегодня Пауль, и был в этом чертовски прав. Если с нами что-то случится, у ордена больше не останется никого, кто мог бы противостоять Люцию Морелю в прошлом.

– Я поклялся в этом себе самому. Орден, конечно, знал о пророчестве и был за то, чтобы рассказать о нем тебе. Но я был уверен, что риск велик и одного предупреждения будет недостаточно. Поэтому, я должен был сам убедиться, что ты в меня не влюбишься. Но я облажался.

– О, зато ты прекрасно справился с тем, чтобы разбить мне сердце. Так что, если это тебя беспокоит – забей, баланс соблюден.

Лео раздраженно скрипит зубами.

– Ты должна вернуться со мной, – сдавшись, бормочет он через некоторое время.

– Мне нужно пару минут побыть одной. – Мой голос звучит едва ли громче надтреснутого шепота. – Я сейчас приду.

Я напряженно жду ответа, но Лео молчит, а через мгновение я слышу скрип его шагов по деревянному полу. Он покидает мансарду, и, когда дверь тихо закрывается, я зачем-то оборачиваюсь.

Но его уже нет.

Со слезами на глазах, почти вслепую, я бросаюсь к двери, но промахиваюсь и сползаю по стене. Что это было только что?

Я прикладываю пальцы к губам, которые все еще пульсируют от прикосновения к щетине Лео, и мысленно еще раз воспроизвожу наш разговор, понимая наконец, почему он так странно вел себя сегодня. Должно быть, после возвращения он понял, что его пророчество начало осуществляться. Во Флоренции я заставила его забыть о своей клятве, по возвращении же в Мюнхен ему наверняка пришлось вспомнить об этом, сложив весь пазл воедино. Он должен был сразу рассказать мне об этом, чтобы я не бросалась к нему на шею, как влюбленный подросток… Но опомнился он только после того, как меня поцеловал.

Ну что за придурок!

Дрожащие пальцы едва слушаются, когда я вытаскиваю телефон, чтобы набрать Лору. Механический голос автоответчика оглушает, переключая на голосовую почту.

Проклятие!

Я пытаюсь еще дважды, но дозвониться до подруги не получается. Со жгучей яростью в животе и бешено бьющимся сердцем я подскакиваю, чтобы спуститься вниз.

Я непременно потребую объяснений. Естественно, я не собираюсь сдаваться из-за разговоров о каком-то дурацком пророчестве, которое запрещает нам с Лео быть вместе. С чего бы вообще об этом были какие-то пророчества!

Но едва открыв дверь на чердак, я замираю и вслушиваюсь в доносящиеся снизу голоса.

– А, вот вы где, Орланди! – Голос Виктора доносится с лестничной площадки, и я останавливаюсь. – Вы нашли ее?

– Да, она на чердаке, – слышу я ответ Лео. Виктор нетерпеливо щелкает языком.

– Ну, тогда чего вы здесь стоите? Вас послали привести ее обратно.

Я чуть спускаюсь вниз, чтобы увидеть, как Лео стоит на ступеньках, облокотившись на перила. Виктор рядом с ним как и всегда похож на гигантскую летучую мышь. Понимая, что никто меня не замечает, я прислушиваюсь.

– Я рассказал ей о пророчестве, – почти рычит Лео. – Ей нужно пару минут.

– Ну, наконец-то! – Виктор бормочет что-то непонятное. – Ну как?

– Как я и говорил.

– Конечно, вначале мы были немного раздражены ее подходом и предпочли бы непосредственно посвятить в пророчество, чтобы уберечь от опасности. Но как мы оба с вами знаем, Розали уже высказала свое мнение на этот счет. Она просто не осознает трагичности происходящего. Между тем я одобряю ваш поступок. У вас была небольшая интрижка, так?

– Non era un problema, – отрывисто произносит Лео. И хоть его немецкий достаточно неплох, он переключается на итальянский каждый раз, когда расстроен или нервничает. Видимо, мое разбитое сердце не смогло вызвать ни того, ни другого, потому что он просто считает меня слишком ограниченной, чтобы понять смысл его нативности и всех этих пророчеств. Видимо, настолько ограниченной, что он даже испугался, что я непременно паду к его ногам, несмотря на все предупреждения.

Это осознание поражает меня, как удар кулаком в живот. Сначала он хотел настроить меня против себя, заставить меня ненавидеть его, и после того, как он совершил ошибку, физически вступив со мной в связь, он абсолютно намеренно разбил мое сердце. Во мне поднимается желчь, даже голова начинает кружиться – настолько меня тошнит от всех этих игр.

Я разворачиваюсь на каблуке, оставляя Виктора и Лео спокойно продолжать свой разговор. Больше не хочу слышать об этом ни слова.

Слезы катятся по щекам, пока я вслепую бреду по лесу картин, пытаясь утешить себя их видом. Мне хочется уйти отсюда, покинуть этот дом и зарыться в своей комнате под одеяло, просто перестать существовать. Но чтобы незаметно исчезнуть из особняка, мне нужно найти другой выход, потому что я не собираюсь сейчас проходить мимо Виктора и Лео, которые все еще ждут внизу у лестницы, не говоря уже о том, что они наверняка меня остановят. Нет, должен же быть какой-то другой выход с этого чердака.

Я вытираю глаза и внимательно оглядываю просторную мансарду, но, кажется, здесь действительно всего один спуск, а когда я прикладываю ухо к двери, то все еще слышу внизу голоса Лео и Виктора. Да, они ждут меня.

Я беспокойно возвращаюсь в центр мансарды и оказываюсь окружена сотней картин. Может, я и не смогла найти вторую дверь, но здесь меня буквально окружают дополнительные выходы, хотя мне и противна мысль о том, чтобы снова отправиться в путешествие. Вообще-то я с нетерпением предвкушала несколько уютных дней дома, не особо радуясь скорой перспективе снова отправиться на миссию в поисках Табулы, но сейчас дело принимает другой оборот. Я просто хочу уйти отсюда, всего на несколько часов, выиграть немного времени, чтобы успокоиться. Уйти в такое место, куда Лео не сможет последовать за мной, не зная, где я. И я шагаю вперед.

Чем ближе я подхожу к полотнам, тем отчетливее ощущаю их зов. Порталы манят обещанием забвения и покоя. Вдруг там, куда они меня доставят, я наконец-то смогу скрыться от всего безумия, творящегося здесь.

Совершенно непроизвольно я замираю перед картиной в тяжелой золотой раме. Как ни странно, я с трудом могу понять, что на ней изображено, но сейчас мне на это искренне плевать. Единственное, что имеет значение, – всепоглощающий зов, исходящий от нее. Этот портал старинный и могущественный, еще не затронутый исчезновением Табулы… Он совсем не похож на другие, чья сила уже значительно ослабла, и я чувствую, что он останется стабильным еще долго.

«Забери меня отсюда, – думаю я, поднимая руку, – хотя бы ненадолго».

Глава 4
Виа Кассиа

Мое падение сквозь временной поток короткое и стремительное как поездка на американских горках, состоящая исключительно из петель и ощущения свободного падения. Портал выплевывает меня животом на землю, так что воздух из груди выбивается, вырывая беспомощный стон. Черт, как же раздражает, что при переходе через портал тебя вечно шлепает о землю как шар для боулинга!

С болезненным стоном я неуклюже поднимаюсь на четвереньки. Пауль вокруг меня усеян мелкими камешками, впивающимися в ладони и колени. Где я, черт возьми, оказалась?

Я моргаю от солнечного света, пытаясь разлепить глаза. Надо мной раскидывается безупречно голубое небо, и в первый момент это меня ослепляет, так что окружение я выстраиваю по частям. Щебет птиц, шум ветра, играющего в волосах, каменистая почва под ладонями, и человек, прислонившийся к стволу дерева в нескольких метрах от меня, что-то черкающий грифелем в своей книжке. Я растерянно разглядываю его, и он наконец поднимает взгляд, будто только что заметил мое присутствие. Несколько секунд мы смотрим друг на друга. Я ожидаю от него хоть какой-то реакции: громкого крика, например, или вздрагивания, но он смотрит на меня совершенно спокойно и с чуть заметной заинтересованностью в светло-голубых глазах.

Помнит ли он еще? Сколько лет для него прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз?

После первого испуга я разглядываю его: он совсем не изменился, только волосы и борода отросли, чуть тронулись налетом седины, и на лице появились первые признаки старения. Я бы дала ему лет пятьдесят, значит, для него прошло лет двадцать с нашей последней встречи, а для меня всего несколько дней. Как жутко…

– Розалия Орланди дель Мацца! Я знал, что когда-нибудь встречу вас снова!

Голос Леонардо да Винчи звучит безмятежно и почти весело. Он слегка склоняет голову и внимательно смотрит на меня.

– Удивительно, что за все эти годы вы почти не изменились.

Это я при всем желании объяснить не смогу. Я вообще мало что смогу объяснить. Его самообладание при моем внезапном появлении приводит меня в ступор: я имею в виду, как часто бывает, что человек перед вами появляется буквально из ниоткуда? Я бы на его месте от испуга вцепилась в свою рубашку.

Чтобы и дальше не сидеть с открытым ртом, я подскакиваю, потирая затуманенные глаза, и умоляюще опускаю взгляд. Интересно, в какую картину я прыгнула наугад и где меня выплюнул портал на самом деле. Мы стоим на небольшой возвышенности над ярко-зеленым холмом. Отсюда я различаю небольшой поселок: домики расположились на холме, окруженные веером пашен и зерновых полей. С трудом оторвавшись от созерцания великолепного пейзажа, я оглядываюсь по сторонам и – вот она, картина, стоит, прислонившись к раскрытому мешку на расстоянии вытянутой руки от меня. На холсте Мадонна с младенцем, и хотя работа еще не окончена, уже чувствуется, что вскоре она станет шедевром. На какое-то время я забываю обо всем вокруг, полностью погружаясь в созерцание линий и оттенков. Захваченная зовом картины, я думаю о том, чтобы снова коснуться ее и вернуться обратно в свое время: вряд ли Леонардо хоть как-то отреагирует, если я снова растворюсь в воздухе прямо у него на глазах.

Было ли хорошей идеей так спонтанно, без подготовки, шагать в прошлое? В конце концов, я была абсолютно разбита, когда позволила себе довериться этому порыву. Никто не знает, где я, и я снова абсолютно не готова к такому путешествию. Я действительно обязана вернуться, даже если это означает, что мне снова придется иметь дело с Лео.

Почти неосознанно я поднимаю руку, мои дрожащие пальцы нерешительно зависают в воздухе, и, несмотря на то что я все еще нахожусь на небольшом расстоянии от портала, я уже чувствую его мерцающее притяжение – силовое поле чистой энергии, нет, магии, манящей меня как магнит. На этот раз он работает – я чувствую это с непоколебимой уверенностью. Все совсем не так, как в прошлый раз, когда портал буквально разрушился позади нас, и мы застряли во Флоренции до тех пор, пока не выполним миссию. На этот раз дорога домой лежит у меня на ладони.

– Я не совсем уверен, что мне нравится положение головы Мадонны, – раздается вдруг рядом со мной голос Леонардо, и я тут же отдергиваю руку, пряча ее в глубоком кармане пальто, словно меня поймали на чем-то предосудительном. Сердце колотится как бешеное. Вот черт! Картина меня почти загипнотизировала.

Леонардо тем временем опускается рядом со мной на корточки, окидывая картину самокритичным взглядом.

– Она должна показать зрителю больше своего лица: этот взгляд вниз, наверное, не совсем то, что я хотел. Что вы думаете на этот счет?

Я сглатываю и задумчиво киваю, разглядывая Мадонну, которая смотрит куда-то в левый нижний угол картины. Ее лицо при этом наполовину скрыто, и из-за странной позы головы шея и плечо выглядят странно искривленными. Когда я говорю об этом Леонардо, он задумчиво кивает.

– Ну хорошо. Однако эти изменения должны подождать еще некоторое время: пожалуй, в Риме мне некогда будет этим заниматься.

На слове «Рим» я резко поднимаю взгляд от полотна.

– Вы сейчас на пути в Рим?

– Да, я на пути в Рим. Ла Сторта уже позади, осталось несколько миль, и я остановился здесь немного отдохнуть. А куда направляетесь вы?

Я туманно размышляю над вопросом. Куда я хочу? Только что я всерьез подумывала снова отправиться в настоящее, но сейчас уже не была так уверена. У меня были причины шагнуть в портал: там, откуда я пришла, меня ждут только хаос и боль.

Даже сейчас дышится гораздо свободнее: нас с Лео разделяют несколько веков, и мне нравится, что я оказалась так далеко от него. Здесь я больше не чувствую себя его игрушкой. Нескольких дней пути должно хватить, чтобы я разобралась в себе, так почему бы мне не присоединиться к Леонардо? В отличие от меня он, кажется, знает дорогу в Рим, и уже в городе посмотрим по обстоятельствам, что стоит делать дальше.

– Я тоже хочу в Рим, – как можно с большим энтузиазмом восклицаю я и получаю от Леонардо удовлетворенную улыбку.

– Отлично! Тогда стоит отправиться прямо сейчас, если мы хотим успеть до закрытия городских ворот.

Как только Леонардо, собрав свои вещи, закидывает рюкзак на плечи, мы отправляемся в путь: по тропинке спускаемся с холма и попадаем прямо на дорогу, по прямой пересекающую холмистую местность. По обеим сторонам дороги живой изгородью раскидываются оливковые деревья и мощные сосны, чьи ветви смыкаются над нашими головами как брезентовые тенты. Как бы мне ни хотелось, я не могу осмотреть и налюбоваться всем, что встречается нам на пути, потому что нужно следить за дорогой, вымощенной плоскими каменными плитами. Наверное, когда-то это был идеальный булыжник, но теперь многие камни отсутствуют, уступая место разросшимся мху и траве. В моих полуботинках идти по такой тропинке не так-то просто: ноги постоянно соскальзывают с гладкого камня, и приходится концентрироваться на том, чтобы не вывихнуть лодыжку на выбоинах. К тому же в теплом пальто мне становится слишком жарко: в дождливом холодном Мюнхене я была благодарна за согревающую шерсть, но уже спустя пару километров пути по солнечной Италии я начинаю срывать с себя одежду как ненормальная, хотя становится ненамного лучше. Учитывая позднюю осень и пасмурную погоду дома, утром я натянула плотные колготки и серое трикотажное платье и теперь ужасно жалею о своем выборе одежды, потому что даже без пальто меня прошибает пот. Но раздеться еще больше я не могу при всем желании. Леонардо молча идет рядом со мной, и, похоже, дорога совсем не доставляет ему хлопот. Вопрос привычки, наверное.

– Вы всегда носите работы с собой, когда путешествуете? – нарушаю я тишину спустя некоторое время. Я настолько удивилась, оказавшись под открытым небом, что только сейчас об этом подумала: не то чтобы я была такой уж опытной путешественницей во времени, но подсознательно уже имела об этом некоторые устойчивые представления, как, например, то, что проходя через портал, ты всегда оказываешься в замкнутом пространстве, хотя умом я и понимаю, что причина этому лишь то, что картины-порталы обычно хранятся в помещениях. Поэтому, если Леонардо решит перенести свою картину Мадонны в Римскую Кампанью, то по возвращении я выйду именно оттуда.

– А, да, – вздыхает Леонардо, – мне не сидится на месте, и поэтому весь последний год я постоянно в странствиях, вот и ношу с собой ту или иную незавершенную работу.

Самоуничижительная улыбка искривляет его губы. Я смотрю на его пухлый вещевой мешок и удивляюсь, какие сокровища он еще, вероятно, в нем носит.

– Вы же знаете, как я не люблю работать через силу, из-за этого мне часто сложно заканчивать начатое. Этот прайор в Милане три года уговаривал меня закончить роспись стен в его затхлом монастыре, но знаете, что я об этом думаю? Гениальные люди начинают великие дела, но только трудолюбивые – доводят их до конца. И, если честно, я совсем не трудолюбивый.

У меня вырывается смешок. На самом деле это правда: Леонардо да Винчи действительно имеет славу человека, который начинает работу, а затем отвлекается на что-то более интересное и так ее и не заканчивает. Фреска, о которой он говорит, его знаменитое «Причастие». На мой взгляд, нужно очень сильно поблагодарить заказчиков за то, что те его все-таки допекли и Леонардо закончил работу. И, хотя его экспериментальная живопись на влажных монастырских стенах в более поздние века привела к тому, что картина чуть не была потеряна, рассказывать ему об этом я не стала.

Мы добираемся до Рима только к вечеру. К этому моменту я узнаю, что улица, по которой мы идем, – древняя Виа Кассиа. Несмотря на то что она постепенно разрушается, она все еще является главным маршрутом для всех паломников, направляющихся в Рим с севера. Их и в настоящее время достаточно много.

Чем ближе мы подходим к городу, тем более людно становится: одинокие путешественники, подозрительно разглядывающие всех остальных, бодро болтающие компании и даже благородная пожилая дама, плавно и величественно шествующая по краю дороги. Они съезжаются со всех близлежащих стран, все как один в широкополых шляпах, призванных защищать странников от дождя и палящего солнца.

Я уже давно перестала ощущать течение времени, но кажется, мы в пути уже больше трех часов, когда перед нами появляется Рим. Зрелище поистине фантастическое: купола, окрашенные нежным теплым светом заходящего солнца, башни, возвышающиеся над крышами, тучи маленьких домиков… Я даже узнаю купол Пантеона. Волнение наполняет меня до кончиков пальцев при виде этого города, и я тут же спотыкаюсь, отвлекшись от дороги, но сейчас мне все равно. Через добрых полчаса мы достигаем северных ворот Порта дель Пополо. Они возвышаются над нами как древняя триумфальная арка, с обеих сторон окруженная массивными оборонительными башнями, и мое сердце начинает биться чуть ровнее от облегчения, когда я понимаю, что ворота открыты и мы сможем попасть в город сегодня, а не торчать под его стенами до следующего утра.

Мы с Леонардо проходим через ворота, жадно оглядываясь по сторонам, чтобы ничего не пропустить. Вскоре нас останавливают солдаты охраны, чтобы осмотреть вещмешок Леонардо и проверить нас на наличие оружия. Закончив с этим, они пялятся на меня, и на секунду я опасаюсь, что они хотят обыскать меня, но, похоже, их мысли идут в другом направлении.

Солдаты разглядывают меня со смесью любопытства и растерянности. Я непонимающе оглядываю себя и только через некоторое время понимаю, что не так. Моя одежда. Пусть всю дорогу я и умирала от жары в своем теплом осеннем платье, но в глазах римлян я заявилась в город почти неглиже: платье кончается чуть выше колена, что делает его однозначно неподходящим исторической эпохе, в которой я оказалась, глубокий вырез, подчеркнутые очертания тела – это выглядит почти скандально для норм приличия этого времени. Может, Леонардо это и не волновало, но я буквально по глазам вижу, что обо мне думают эти ребята. Один из них ловко отводит Леонардо в сторонку.

– Что с вашей спутницей? – добродушно бурчит он, пристально глядя при этом на меня. – Хотите протащить в город еще одну распутную девицу?

От возмущения у меня пылают щеки, но Леонардо лишь безмятежно улыбается.

– Донна Розалия – замужняя женщина. Пусть ее одежда может показаться вам необычной, я все же полностью ручаюсь за ее нравственность. Будьте уверены, что ее присутствием город не будет испорчен более, чем он уже есть.

Черт, значит, он все-таки заметил мой наряд!

Я смотрю на сторожевой пост, стражники на котором выглядят довольно скептически, ни на йоту не убежденные заверениями Леонардо, но, поскольку за нами уже образовалась очередь из тех, кто надеялся попасть в город до темноты, нас все-таки пропускают.

– Но смотрите, чтобы она прилично одевалась, пока находится в Риме! – кричит один из стражников вслед, и я не могу не закатить глаза.

По крайней мере, мы действительно сделали это. Мы попали в Рим! Правда, я все еще не могу понять, как мне это сошло с рук, но, с тех пор как я стала путешественницей во времени, я научилась быть более гибкой к любым обстоятельствам.

Мы с Леонардо выходим на Пьяцца дель Пополо. Я удивленно оглядываюсь: площадь широкая и прямоугольная и выглядит совсем не похожей на себя в моих представлениях, сформированных из фотографий в учебниках. Еще нет ни знаменитых церквей с краю, ни обелиска в центре. Слева от меня, правда, уже располагается Санта-Мария дель Пополо, но возвышающийся за ней Монте-Пинчьо мало похож на тот элегантный сад, который я ожидаю увидеть.

Я медленно начинаю осознавать, что вижу Рим эпохи Возрождения, в которую папы знатно разгулялись здесь со своими гениальными художниками и архитекторами. Как я не догадалась, что Леонардо сейчас примерно лет на двадцать старше, чем в нашу последнюю встречу? Значит, по очень приблизительным оценкам, я примерно в тысяча пятисотом году.

Я ломаю голову над тем, какой папа был у власти около тысяча пятисотого года, точно не Медичи: Джованни де Медичи, как и Лео X, был первым папой в семье, а до него определенно правил Юлий II… Кто же был до него?

Когда до меня наконец доходит, я перестаю дышать. По телу бегут мурашки лихорадочного возбуждения.

Папа Александр VI. Борджиа в городе.

Глава 5
Анжитиа Рената

От осознания этого факта у меня поджилки трясутся: смесь энтузиазма и предвкушения. Если мои вычисления меня не обманывают, я оказалась в Риме в исключительное время: ни о каком папе не складывалось столько легенд и догадок, как о Родриго Борджиа, также известном как Александр VI. И вот я оказалась здесь именно во время его понтификата. Впервые за целую вечность меня наполняет что-то вроде положительной тревоги, и это любопытство поднимается во мне, покалывает кончики пальцев как шампанское. Больше всего мне сейчас хочется немедленно разузнать все о семье Борджиа: встретиться с безжалостным полководцем Чезаре и увидеть собственными глазами, насколько правдивы те чудовищные легенды, согласно которым у него была романтическая связь с собственной сестрой Лукрецией. У Лукреции я бы поинтересовалась, каково это – быть временной хозяйкой Ватикана, будучи женщиной. А еще ведь есть любовница Александра Джулия Фарнезе…

– Монна Розалия?

Звук собственного имени вырывает меня из мыслей. Леонардо уже ушел чуть вперед и теперь развернулся ко мне, остановившейся в растерянности посреди дороги. Он призывно кивает, мол, пойдемте.

– Уже темнеет, нам стоило бы успеть добраться до отеля до наступления ночи.

Спотыкаясь, я догоняю его, на мгновение полностью обескураженная тем, что слово «отель» уже существует. В контексте исторической обстановки оно режет мне слух своим современным звучанием.

Мы пересекаем Пьяцца дель Пополо и по бульвару, ведущему прямиком в сердце города, добираемся до изголовья площади Корсо. Я стараюсь не отставать от шагающего гигантскими шагами Леонардо, который выглядит так, словно хочет за оставшееся нам до темноты время прогуляться по всем римским улочкам. Его спешка постепенно захватывает и меня, знак зодиака на запястье начинает пульсировать и потрескивать, что никогда не было хорошим знаком. Очень глупая система сигнализации: она уведомляет об опасности, но не о том, откуда эта опасность исходит. Одно из двух: или я просто переволновалась и мой зодиак так среагировал, или мы с Леонардо попадем в чудовищные неприятности. Кто знает?

Чтобы чувствовать себя хоть немного в безопасности, я жмусь к Леонардо, несмотря на то что для этого мне приходится почти бегом подстраиваться под его большой шаг. Но даже за его широкими плечами время вокруг нас беспрерывно гудит и пульсирует. И тут я замечаю нечто странное: вещевой мешок Леонардо светится. Сквозь грубую голубую холщовую ткань прорывается тепло-красное свечение. Происходило ли это все время или началось только что, но в тусклом сумеречном свете это мерцание как никогда бросается в глаза. Я несколько раз моргаю в надежде на то, что это какая-то оптическая иллюзия, но свет не исчезает, а, напротив, с каждой минутой становится все ярче.

Боже, там что, что-то загорелось? Может, об этом меня пытается предупредить мой зодиак? Я встревоженно вцепляюсь в руку Леонардо в попытке остановить его.

– Леонардо, ваш багаж! – От возбуждения я размахиваю руками как ветряная мельница и никак не могу сформулировать осмысленную фразу.

Леонардо бросает изумленный взгляд через плечо, на мгновение замирает, а потом ежится. Его глаза испуганно расширяются.

– Идем!

Он хватает меня за руку, утягивая в узкую улочку, в конце которой нас ждет заброшенный дворик с фонтаном. Леонардо настороженно оглядывается, прежде чем скинуть с плеч мешок и опуститься перед ним на корточки. Я присаживаюсь рядом и, затаив дыхание, наблюдаю, как он раскрывает свою сумку, откуда виден глухой красноватый свет, но дыма нет, и скорее похоже, будто где-то под вещами горит лампочка. Этого ведь не может быть, не так ли?

Леонардо заглядывает в сумку, а потом засовывает в нее руку до плеча и начинает перерывать содержимое. Раздается шорох и шелест, а потом Леонардо с усталым стоном вытягивает наружу какой-то предмет. Приглядевшись, я понимаю, что это дощечка размером с альбомный лист, сделанная из красного камня, от которого исходит зловещий свет. Я инстинктивно наклоняюсь ближе к Леонардо, который разглядывает ее, уложив на колени. Из-за свечения дощечка кажется почти прозрачной, только на гладкой поверхности четко выделяются вырезанные иероглифы.

Это… Не может быть! Даже в мыслях мне не удается облечь это в слова. Леонардо глубоко вздыхает.

– Эта дощечка постоянно выделывает странные вещи, но такое с ней впервые.

Леонардо весь оживляется, я вижу, как в его глазах зажигается исследовательский огонек. Я же, напротив, не могу пошевелиться и только усилием воли заставляю себя закрыть рот, выдыхая:

– Это Рубиновая Табула?

Взгляд Леонардо устремлен на доску. Он кивает.

– Да. Я посвятил ее расшифровке уже более двадцати лет, но так ни на шаг и не приблизился к разгадке тайны.

– Табула у вас уже двадцать лет? И вы просто так носите ее с собой? – От ужаса мой голос становится громче и пронзительнее. Леонардо только пожимает плечами.

– Лоренцо Великолепный оставил Табулу мне, чтобы я перевел ее и исследовал. После его смерти мне некому было ее возвращать, и теперь я повсюду ношу ее с собой, пока не разгадаю все секреты.

Уму непостижимо! То есть он просто оставил ее себе… Если бы об этом знали Рубины…

Значит, Леонардо получил Табулу от Лоренцо примерно двадцать лет назад, то есть, возможно, в то время, когда я еще была во Флоренции. Мне невольно вспоминается разговор Сандро Боттичелли с его братом Джованни, который я подслушала в мастерской. Речь шла о том, что Лоренцо де Медичи поручил Леонардо какой-то перевод, и только теперь до меня доходит, что это, должно быть, и было связано с Табулой. Джованни тогда очень переживал из-за этого и боялся, что при работе Леонардо может потерять рассудок. Видимо, уже тогда о Рубиновой Табуле ходили слухи.

Я окидываю Леонардо оценивающим взглядом, но он выглядит вполне в своем уме, если не считать его обычной странности, которая, впрочем, кажется врожденной. Я больше не донимаю его вопросами и склоняюсь над Рубиновой Табулой, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Я впервые нахожусь так близко к древнейшему артефакту, вокруг которого так суетятся Рубины. Кроваво-красный камень сложно сравнить с каким-либо материалом, мне кажется, я ничего подобного раньше не видела: он выглядит восковым и в то же время переливается бесчисленными гранями, как отшлифованный драгоценный камень. Иероглифы и символы глубоко вырезаны на поверхности и заполнены золотом. Еще и это нереальное свечение…

Я протягиваю к Табуле руку. Вообще-то, мне пора бы понять, что нецелесообразно сразу же прикасаться к предметам, чья магия зовет меня: вечно то я неконтролируемо проваливаюсь во времени, то моя жизнь переворачивается с ног на голову, но, как говорится, я не была бы Розали Грифиус, если бы действительно училась на своих ошибках. Любопытство сводит меня с ума, с этим трудно бороться, как и с любым подобным гипнотическим состоянием.

Давай. Только дотронься.

И я касаюсь Табулы кончиками пальцев.

Все стирается.

Меня охватывает волной чистой энергии. Рука прилипает к Табуле, как приклеенная, энергетический всплеск устремляется вверх по моей руке, распространяется по груди, как взрыв атомной бомбы. Меня отбрасывает назад как от удара и выгибает под неестественным углом так, что едва не ломается позвоночник. Все внутри меня вопит отпустить Табулу, чтобы это прекратилось, но моя ладонь словно срослась с камнем, я никак не могу разорвать контакт. Меня захлестывают все новые волны энергии, и, по ощущениям, в теле не остается ни единой целой косточки от их напора.

– Анжитиа Рената.

Нежный, как дуновение ветра, голос раздается у меня в голове, не давая мне понять, откуда он исходит. Мое тело сотрясается от последнего энергетического удара, а потом Табула все же отпускает меня, и я оседаю как марионетка, которой перерезали нити. Сердце колотится в груди, пока я ошеломленно лежу, пытаясь осознать, что только что произошло. Земля подо мной утрамбована, словно влажная глина, но я по-прежнему не могу пошевелиться.

Эхо этого жуткого бестелесного голоса все еще раздается в голове. Анжитиа Рената. Я ловлю эти слова на кончике языка, но они кажутся чужими, я никогда прежде их не слышала, и мое подсознание тоже молчит: ни единой догадки.

Наконец мне все-таки удается стряхнуть сонливость, и я еле сажусь, открывая глаза. Леонардо по-прежнему сидит на коленях рядом со мной и выглядит еще более напуганным, чем я себя ощущаю. Должно быть, я вырвала у него из рук Табулу во время своего припадка, потому что теперь она лежит между нами и больше не светится. В сумерках неосвещенного заднего двора она выглядит черной, как свернувшаяся кровь.

– Вы в порядке? – спрашивает он ломким голосом. Видимо, то, что он только что наблюдал, настолько ошеломило его, что впервые способность сохранять безмятежное спокойствие перед лицом любого сумасшествия ему изменила…

– Да… – Мне хочется прокашляться, потому что горло пересохло, словно я наглоталась песка. Тело все еще гудит от сильных ударов энергетических волн, словно Табула пропустила сквозь меня несколько сильных электрических зарядов. Я закатываю рукава своего трикотажного платья, чтобы проверить догадку, но кожа осталась невредимой.

И тут вдруг возникает чувство, заставляющее меня замереть и насторожиться. Что-то странное… покалывание в затылке, предчувствие. Там кто-то есть. За мной.

Я подрываюсь, выглядывая в темный переулок, и сначала не могу разглядеть ничего, кроме кромешной темноты, но после замечаю какое-то движение. Серебристую вспышку.

Я тут же оказываюсь на ногах, хотя каждая клеточка моего тела протестует против резких движений. Леонардо, видимо, тоже это замечает, потому что он поднимает Табулу, прижимая ее к груди.

Я понимаю, кто это, за несколько секунд до того, как он выйдет из переулка. Даже в темноте я могу узнать его безошибочно: этот образ отпечатался в моей памяти, как кислотный ожог, с нашей последней встречи, я узнаю его где угодно. К тому же серебристый блеск глаз выдает его первым.

– Привет, Розали, – мурлычет Люций Морель шелковым мягким голосом и шагает в моем направлении, зарыв руки в карманы своего современного пальто. Я ни на секунду не упускаю его из виду, пока он не подходит совсем близко, останавливаясь в нескольких шагах от нас с Леонардо. Это наша вторая встреча, но его неестественная красота завораживает меня на несколько мгновений как впервые: четко очерченный рот, бритвенно острые скулы… Этот парень словно источает афродизиак, заставляющий забыть о том, какой он на самом деле мерзавец. Я решительно стряхиваю с себя этот морок, снова и снова прокручивая в памяти, что он представляет собой на самом деле.

В нашу последнюю встречу, во Флоренции тысяча четыреста семьдесят восьмого года, в соборе, где он пытался убить Лоренцо де Медичи, чтобы повергнуть ход истории в хаос, я всадила ему в шею одну из своих заколок, чтобы помешать. Излишне говорить, что он был не слишком-то этому рад.

Люций, видимо, думает о том же, потому что хватается за то место на шее, куда я его ранила, и раздраженно кривится. Взгляд Люция устремляется к Леонардо и Табуле в его руках, а полные губы растягиваются в улыбке, которую я не могу охарактеризовать иначе, чем демонической.

– Мисс Водолей и Рубиновая Табула. Ровно там, где мне нужно.

Он приближается к Леонардо, и я инстинктивно заслоняю его собой, на что Люций лишь насмешливо фыркает.

– Прочь с дороги! Или что, ты снова собираешься напасть на меня со своими шпильками?

– О, в прошлый раз у меня отлично получилось, не так ли? – возражаю я. Люций снова фыркает.

– Удивительно, не знал, что ты разговариваешь.

Я сердито зажмуриваюсь, но воздерживаюсь от комментариев. В отличие от прошлой нашей встречи в этот раз у меня в прическе не завалялось опасно заточенной заколки, в этот раз у меня вообще нет при себе ничего, что можно было бы использовать как оружие, и что-то мне подсказывает, что он об этом знает.

– Почему бы нам не прекратить это утомительное интермеццо? Обещаю, я не займу у вас много времени.

– Охотно верю. Очевидно, ты планируешь увернуться от меня, а потом исчезнуть с Табулой?

– Тц, тц, тц… – он неодобрительно щелкает языком. – Мне глубоко безразлично, останешься ли ты жива, прежде чем я получу от тебя то, что мне нужно. И мне действительно не потребуется на это много времени. Между тем у меня есть небольшой опыт в подобных вопросах. Итак… – Он обращается к Леонардо. – Во-первых, позвольте Рубиновую Табулу, пожалуйста.

– Нет, – мямлю я, прежде чем Леонардо успевает ответить. – Ты ее не получишь. К чему ты клонишь? Что значит ты получишь от меня то, что тебе нужно?

Я собственными глазами видела, на что он способен, но даже не могу представить, какова его действительная сила. Думаю, этого никто не знает. Рубины преследуют его по прошлому как призрака, оставляющего после себя хаос в истории, который мы с Лео должны теперь приводить в порядок.

При моих словах глаза Люция вспыхивают серебристым светом.

– Неужели ты считаешь меня одним из тех клишированных злодеев, которые размениваются на длинные монологи о своих злодейских планах? Нет никакого плана, маленький Водолей: только я и Рубиновая Табула, – он склоняет голову набок, – и, конечно же, твое разбитое сердечко.

– Мое… что? – Я недоверчиво смотрю на него, но никак не могу понять, ткнул ли он пальцем в небо или действительно что-то знает. В конце концов, я еще не до конца справилась со своими чувствами к Лео, и мне не хотелось бы обсуждать с кем-либо свою боль. Особенно с ним.

Люций закрывает глаза, и его лицо принимает сосредоточенное выражение. На мгновение меня охватывает ужас от мысли, что он каким-то непостижимым трюком проникнет в мою голову – от этого типа можно ожидать чего угодно, но вместо этого он начинает светиться изнутри. От изумления у меня открывается рот, и я наблюдаю за тем, как свет проникает сквозь рукава его пальто. Это похоже на то, как Табула светилась внутри вещевого мешка Леонардо. У меня остается не так много времени, чтобы налюбоваться этим зрелищем, потому что Люций становится все ближе и ближе, так что мне приходится инстинктивно отстраниться. Он же использует мое отступление, чтобы подобраться поближе к Леонардо, чьи глаза панически распахнуты, а руки судорожно прижимают Табулу к груди.

– Из уважения к вашему искусству, у меня нет другого выхода, маэстро да Винчи. Оно такое нежное на вкус… – Люций произносит это совершенно небрежно, поднимая сияющие руки, а я стою как оглушенная, понимая, что он просто вырвет Табулу из рук Леонардо, а я понятия не имею, как его остановить. Чем бы ни было это необъяснимое сияние, оно придает Люцию неукротимую силу, словно он способен уничтожить всех и вся одним движением руки.

Он стоит так близко к Леонардо, что теперь кажется, будто светятся они оба, и у меня перехватывает дыхание, когда Люций обхватывает горло Леонардо рукой, поднимая его на несколько дюймов от земли. Ноги Леонардо беспомощно болтаются в воздухе, глаза закатываются, и во мне словно срабатывает невидимый выключатель, о существовании которого я даже не подозревала. Энергия, гудящая под моей кожей с тех пор, как я коснулась Табулы, снова высвобождается, будто бы только и ждала подходящего момента. Все нервные окончания вибрируют, словно вот-вот готовы взорваться. Мои ноги приходят в движение раньше, чем я успеваю это осознать, на одном только инстинкте, что я все делаю правильно. Я останавливаюсь рядом с Люцием и Леонардо, поднимая руки и закрывая глаза, сосредотачиваясь на одной-единственной мысли, что я должна доставить Леонардо в безопасное место.

Я чувствую, как энергия накапливается во мне и сжимается пружиной, движимая только одной целью. Все тело дрожит, но я изо всех сил упираюсь в землю, чтобы выдержать неизбежное. Когда энергия вырывается из меня, я распахиваю глаза. Едва заметные колебания воздуха, но более плотные, чем свечение Люция, вырываются из моих вытянутых ладоней, клубясь и переливаясь искрами в воздухе. Люций инстинктивно отпускает Леонардо и отпрыгивает в сторону, когда энергетическое поле приближается к ним. Леонардо же, высвободившись из его хватки, кувыркается, бросаясь назад к своему дорожному мешку. Я встречаюсь с ним взглядом, и он пару секунд недоверчиво смотрит на меня снизу вверх, прежде чем мое энергетическое поле накрывает его, огибая и потрескивая. Еще мгновение плотная вибрирующая сфера висит в воздухе, прежде чем со вспышкой испариться, унося с собой Леонардо и его дорожную сумку.

Глава 6
Палаццо Элизео

В жизни случаются моменты, пережив которые, ты удивляешься, как ты с этим справился: например, написать контрольную по химии на пятерку или припарковаться задним ходом.

Вот и у меня в этот момент возникают те же ощущения.

Единственное, что мне остается, – это стоять и в полном недоумении смотреть на то место, где только что находился Леонардо да Винчи, и удивляться, что я только что, черт возьми, сделала. Перед глазами пляшут яркие точки от того, насколько плотным и сильным было созданное мной энергетическое поле, поглотившее Леонардо. Как это произошло?

– Хм… он… он исчез? – тупо спрашиваю я, ни к кому конкретному не обращаясь. Какое-то движение рядом со мной напоминает о том, что Люций все еще здесь, хотя я и успела о нем забыть.

Он шагает ко мне, и его лицо так искажено гневом, что обычно красивые утонченные черты его лица выглядят дьявольски.

– Да, исчез, идиотка! – бросает он мне в лицо. – Ты коснулась Табулы, не так ли? О, ну, конечно, коснулась! Она признала тебя! Я опоздал, черт возьми!

Со сжатыми кулаками Люций стоит напротив меня, содрогаясь от злости. Его глаза выглядят мерцающими пропастями в ад, и я не могу оторвать взгляда, хотя это расплавленное серебро и грозит поглотить меня. Он подходит ближе, и все внутри меня сжимается от ужаса, но я не могу пошевелиться.

– Ты хоть примерно понимаешь, что ты только что натворила? – Я качаю головой, и Люций насмешливо поджимает губы. – Ты отправила Леонардо да Винчи в путешествие во времени. Кто знает, где временной поток его выбросит. Вообще-то, мне все равно, где он там сгинет, но у него с собой Рубиновая Табула, и ты в ответе за ее пропажу. Возможно, она утеряна навсегда.

«Но как… – хочется закричать мне. – Как я это сделала?» Но с моих губ не срывается ни единого звука, в то время как Люций продолжает сверлить меня взглядом. Он неожиданно сжимает мой подбородок, вырывая у меня непроизвольный стон боли.

– Немедленно верни ее мне и не смей убегать в настоящее! Там уже знают, что ты сделала.

Он отпускает мой подбородок и, прежде чем я успеваю среагировать, бьет наотмашь так, что я отлетаю назад, теряя равновесие. Беспомощно пытаюсь схватиться за воздух, но не могу поймать опору и тяжело валюсь на землю. Какое-то время я лежу ошеломленная, боль разливается по всему телу, но в следующее мгновение я снова оказываюсь на ногах, дико оглядываясь, однако Люций уже исчез.

Я оказываюсь совсем одна на мрачном заднем дворе и несколько минут просто сижу там совершенно неподвижно, слушая собственное дыхание. Я пытаюсь понять, что только что произошло. Я должна это понять! Если Люций не солгал, то я могу произвольно пробиваться через время просто потому, что коснулась Табулы. Я изумленно разглядываю свои руки, но помимо того, что кончики пальцев все еще покалывают будто наэлектризованные, они выглядят абсолютно нормально. Никаких признаков того, что всего несколько минут назад мне удалось создать энергетическое поле, поглотившее Леонардо да Винчи.

О, Леонардо! Мои внутренности судорожно сжимаются от чувства вины. Что я наделала?! Я не могла предвидеть последствий и вообще не понимала, что делаю. Я инстинктивно хотела защитить его от Люция, освободить из этой удушающей хватки, а теперь он исчез, и я понятия не имею, как его вернуть. Как можно обнаружить человека, бесконтрольно посланного сквозь время и пространство? Ну, не совсем бесконтрольно: все-таки моим главным намерением было доставить Леонардо в безопасное место, только в тот момент я еще не понимала, что произойдет. Кто бы мог ожидать чего-то подобного?

Я невольно задаюсь вопросом, куда могла его отправить. Надеюсь, в этом месте он действительно будет в безопасности. О, я искренне надеюсь, что он будет в порядке. Чувство, гораздо хуже страха, ползет вверх по моему позвоночнику, как змея, и гнездится в груди. Смогу ли я снова сделать что-то подобное в экстренной ситуации? Что, если с этого момента это будет происходить непроизвольно, превращая меня в сумасшедшую машину времени?

Я понимаю, что у меня медленно, но верно сдают нервы, но не то, чтобы я против. На сердце скребут кошки еще и от осознания того, что я застряла в прошлом. Совершенно одна.

Картина портала, которая привела меня сюда, осталась в дорожном мешке Леонардо, которого я собственноручно запульнула путешествовать во времени… А следовательно, вместе с ним и свой обратный билет в настоящее. Я довольно быстро понимаю, что это означает.

Рядом нет Лео, который взял бы на себя командование операцией, достал нам деньги, которые Рубины банкируют повсюду в прошлом. Нет убежища, где я могла бы спрятаться, теперь рядом нет даже Леонардо, который так спокойно взял меня под крыло…

У меня по щеке скатывается слеза, оставляя на коже ледяной след. Почему мне так холодно? Я вся дрожу, хотя на мне трикотажное платье и теплые колготки… В Риме, где минусовая температура – большая редкость.

– Синьорина?

Голос, доносящийся из темноты, пугает меня до визга. С расширенными от страха глазами я оглядываюсь по сторонам, замечая человеческую фигуру, приближающуюся ко мне.

«Люций» – панически проносится в моей голове, но я сразу же понимаю, что это не он. Незнакомец озабоченно склоняется надо мной.

– Синьорина, вы в порядке? – спрашивает он. Его голос тихий и нежный, как шепот.

Я киваю, хотя у меня по щекам все еще бегут слезы.

– На вас напали, – это утверждение, а не вопрос, и я снова киваю. Он оглядывается, словно чтобы убедиться, что теперь опасности нет. – Пойдемте, я помогу вам подняться!

Он помогает мне встать и продолжает поддерживать за локоть, даже когда я уже стою на ногах.

– Вам навредили? – интересуется он.

– Нет, – отмахиваюсь я несколько грубо. Это я навредила кое-кому, но мне не стоит продолжать об этом думать, иначе я совсем расклеюсь.

Незнакомец еще некоторое время смотрит на меня, но тень падает так, что я не могу ничего понять по его лицу.

– Что ж, тогда позвольте, я провожу вас домой.

Он кажется таким добрым и искренним, но я полна сомнений: как бы меня ни трогало это предложение, нужно как-то от него отвязаться, потому что я на мели, мне некуда идти и я недостаточно хорошо ориентируюсь в Риме, чтобы вслепую указать ему дорогу. Незнакомец выжидающе смотрит на меня, пока я усиленно подбираю слова.

– Я… э… я… – Я нервно закусываю нижнюю губу. Наконец я хватаюсь за сердце. – Спасибо огромное за ваше любезное предложение, но, к сожалению, у меня нет дома, куда вы могли бы меня проводить. Я в некотором роде застряла здесь, в Риме.

Незнакомец выглядит удивленным, я буквально чувствую на себе его изучающий взгляд.

– Вам некуда пойти?

Мне ничего не остается, кроме как подавленно кивнуть. Когда он произносит это, звучит еще более жалко, чем в моей голове.

Он задумывается, как мне кажется о том, как бы так ненавязчиво от меня отвязаться, но незнакомец меня удивляет.

– Я ни в коем случае не должен оставлять вас на этом заднем дворе совершенно одну. Она бы никогда такого не допустила, если бы была с нами. Пойдемте со мной! Мы что-нибудь придумаем.

У меня даже рот открывается от удивления. Я должна идти с ним? С совершенно незнакомым человеком?

– Вы только что на собственном опыте узнали, что может произойти с вами в темноте. Я не знаю, чего именно хотел от вас этот человек, но звучал он угрожающе. Позвольте мне хотя бы попытаться найти для вас убежище.

От его умоляющего тона мое сопротивление рушится на корню.

– Как вас зовут? – импульсивно спрашиваю я. Естественно, имя никак не поможет мне понять его намерений, но необходимо хоть что-то выяснить о нем, прежде чем слепо довериться первому прохожему.

– Меня зовут Анджело, а вас?

– Розали, – бормочу я в ответ.

Значит, Анджело. Это совсем ничтожная информация, но, по крайней мере, хоть что-то. Сейчас я так измучена, что душу бы продала за теплое печенье и место для отдыха. Мысль о том, чтобы остаться здесь одной в темноте гораздо больше пугает меня, чем спонтанный порыв довериться этому Анджело, поэтому я неохотно киваю, и мы вместе уходим с этого заднего двора: Анджело впереди, и я в нескольких шагах позади него.

Поначалу я еще пытаюсь запоминать дорогу, но быстро теряю ориентацию в пространстве среди этих темных переулков. Кроме того, все мое внимание обращено на то, чтобы не наткнуться на кучи мусора и выбоины на неосвещенных дорожках. В этом отношении Рим мало чем отличается от Флоренции.

Проходит, наверное, минут пятнадцать с тех пор, как мы покидаем тень переулков и выходим к Тибру. Я, к сожалению, мало что могу разглядеть, кроме моста, пересекающего реку, который ведет к какому-то сооружению, ярко выделяющемуся на фоне черного массива неба. И только подойдя ближе, я замечаю характерную округлость сооружения – это замок Ангела. Бывший мавзолей императора Адриана и замок пап… или папское подземелье, это как посмотреть.

Запрокинув голову и широко раскрыв глаза, я следую за Анджело дальше, мимо замка Ангела снова в плотно застроенный квартал, полный извилистых улочек и площадей. Если память меня не обманывает, то Ватикан находится совсем рядом. Анджело ведь не ведет меня туда, не так ли? Я украдкой разглядываю его, но ничто не наводит на мысль, что он может быть священником или другим клириком. Мы выходим на открытую площадь с фонтаном в центре, Анджело направляется к палаццо с ярко освещенными окнами, и после вездесущей темноты я оказываюсь ослеплена яркостью, которую излучает это здание. Мы проходим через арку с колоннами, оказываясь в великолепном вестибюле: сплошь белый мрамор и золото, в канделябрах вдоль стен мерцает сумасшедшее количество свечей, и откуда-то до меня доносится смех и голоса. Прежде чем я успеваю получше осмотреться, Анджело уже машет мне с лестницы, и мы поднимаемся к пианино нобиле. Здесь стены дома покрыты великолепными фресками и мастерски сотканными коврами, которые я едва могу охватить взглядом. Гул голосов становится громче, по мере того как мы приближаемся к двойной двери в конце коридора, Анджело толкает одну из створок плечом.

– Пожалуйста, подождите здесь пару минут!

Я едва замечаю его уход, завороженная открывшимся мне зрелищем. Так впечатлившая меня живопись в коридорах – ничто по сравнению с фресками, бурлящими от красок и живости, которые украшают все потолки и стены в этом зале. По всей комнате расставлены мягкие шезлонги и табуреты, на которых восседают мужчины и женщины. Они смеются и болтают, время от времени обращая внимание на закуски или кубки с вином, стоящие на боковых столиках рядом с ними. Я чувствую себя неловко, словно наблюдаю за ложем бога вина Вакха.

Одна из этих женщин, экзотическая красавица с черными развевающимися волосами, как раз кормит виноградом с грозди какого-то мужчину, и когда она чуть разворачивается, чтобы взять сыр, я понимаю, что платье на ней почти прозрачное. Должно быть, я неприлично пялюсь, но не успеваю отвести взгляд, когда Анджело снова оказывается рядом со мной, тихим шорохом привлекая мое внимание и позволяя наконец оторваться от этого зрелища. Я поднимаю голову и впервые отчетливо могу разглядеть черты его лица.

Он милый – вот первая мысль, которая приходит в голову. Красивое лицо: нос, кажется, был когда-то сломан, и не совсем правильно сросся (я сразу же задумываюсь, как это могло произойти), ямочки в уголках рта создают впечатление, будто он постоянно улыбается, однако самое интригующее в его образе – большие каре-зеленые глаза. Анджело отвечает мне приветливым взглядом, и я понимаю, что есть что-то еще… Что-то, чего я пока не могу понять, но что меня невероятно интригует: у этого человека определенно есть секреты – я нутром это чувствую.

Анджело наклоняет голову, понимающе улыбаясь. По всей видимости, я для него как открытая книга.

– Моя хозяйка хочет вас видеть.

Мое сердце подпрыгивает от волнения. Хозяйка этого дома?

Я плетусь за Анджело через череду шезлонгов, мимоходом ловя на себе любопытные взгляды. Пухленькая молодая девушка глупо хихикает, разглядывая меня. Хозяйка Анджело ожидает нас в задней части зала. Она как королева лежит на раскинувшемся диване и открыто меня разглядывает. Мне нужно как-то заставить себя закрыть рот, глядя на нее, потому что она так потрясающе красива, что, кажется, сияет изнутри. Рыжие волосы медно-золотым ореолом обрамляют безупречное лицо с зелеными как сверкающие изумруды глазами. Ее фигура закутана в струящееся зеленое шелковое платье в тон к глазам, а на губах блуждает безмятежная улыбка. Женщина приподнимается, опираясь на локоть.

– Вы только посмотрите, кого отыскал мой Анджело!

Даже ее голос звучит завораживающе, тепло и тягуче, как мед. Я только и могу что смотреть на нее как на божество.

– Тебя зовут Розали, верно? Скажи мне, Розали, что привело тебя в Рим?

По-хорошему, мне бы помалкивать, пока я не придумаю достаточно правдоподобную легенду.

– Пришлось бежать, – объясняю я, мысленно ободряюще похлопывая себя по плечу. К сожалению, я не могу честно объяснить ей, как сюда попала, да и зачем? По-моему, побег вписывается в картину событий довольно неплохо. Моя собеседница между тем приподнимает брови.

– От чего ты бежала? – интересуется она. Я решаю продолжать говорить хоть что-то, похожее на правду.

– Мужчины, – многозначительно вздыхаю я. Мысль о Лео снова делает мне больно, оттягивая уголки губ вниз. Женщина слегка наклоняет голову, и это движение льет каскад локонов на ее левое плечо как жидкую медь. Интересно, сколько ей лет?

– Ты совсем одна? Без крова над головой?

Я робко киваю, выдерживая ее испытующий взгляд. Затем она бросает быстрый взгляд на Анджело, тот в ответ едва заметно кивает.

– Никаких родственников?

– Нет, никого.

– Могу я пригласить тебя быть моей гостьей?

От изумления у меня приоткрывается рот.

– О… хм… нет, извините, мне будет неловко, – заикаясь, выдавливаю я.

– Но я настаиваю. – В ее дружелюбном голосе звучит металл, не допускающий возражений. – Я не могу допустить, чтобы ты путешествовала совсем одна, без провожатых. Этот город полон грехов.

Я все еще не уверена, что искать убежище у совершенно незнакомого мне человека – хорошая идея, но, очевидно, лучшего предложения мне сегодня ждать не приходится. Сейчас я сама по себе: у меня нет ни денег, ни знакомых, которые могли бы помочь освоиться, и не стоит убеждать меня в том, что быть одной в незнакомом месте опасно.

Поэтому я киваю, соглашаясь… по крайней мере на первое время.

Моя спасительница улыбается как кошка, обнаружившая горшок сливок.

– Иди сюда! – Она указывает на пуфик рядом с ее диваном, и я нерешительно опускаюсь на него.

– Меня зовут Галатея Висконти, наверное, ты еще не слышала обо мне?

Я на мгновение задумываюсь и, наконец, качаю головой.

– Ты новенькая в этом городе, и тебе еще многое предстоит услышать обо мне и о моем доме. Палаццо Элизео, как его здесь окрестили.

Правой рукой она делает пространный жест, я прослеживаю это движение глазами, позволяя людям в зале еще раз взглянуть на меня. Это похоже на камерное вечернее собрание, чтобы пообщаться и выпить: праздность и вино в роскошной обстановке. Но все же… Я присматриваюсь внимательнее, подмечаю детали, которые ускользнули от меня на первый взгляд: темноволосая женщина в полупрозрачном платье далеко не единственная, кто одет достаточно откровенно. Я обнаруживаю все больше и больше людей в просвечивающих одеяниях. Кожа женщин оголена, и все они, похоже, обступили присутствующих мужчин как перепуганных котят. Они кормят их фруктами, с виду небрежно поглаживая по груди или спускаясь руками еще ниже…

Я вопросительно поворачиваюсь к Галатее, и в ее глазах заранее вижу ответ на свой невысказанный вопрос.

– Сколько звезд в ночном небе, столько и девиц в твоем Риме, – цитирует Галатея, – и самые прекрасные из них здесь, со мной.

Она откидывается на спинку кресла, пока я пытаюсь привести в порядок судорожно разбегающиеся мысли.

Итак, я оказалась в борделе… или что-то в этом роде. Однако заведение Галатеи и ее дом с трудом сочетаются в моей голове с образом подобных заведений. Я, конечно, считаю себя прогрессивным человеком, и мне, честно говоря, все равно, является ли Галатея девушкой легкого поведения или монахиней, но сейчас я смотрю на ее щедрое предложение совсем другими глазами. Зачем ей брать под крыло сбежавшую незнакомку, если ей ничего от нее не нужно? Неужели у нее есть планы на меня, где я ношу полупрозрачную одежду и кормлю мужчин виноградом?

Галатея тихо вздыхает и касается моей руки, чтобы привлечь внимание.

– Я не предлагаю тебе остаться здесь, чтобы заставить стать одной из этих женщин. Они все здесь добровольно, а не потому, что я принуждаю их оказывать любовные услуги. Мы одна семья, и быть вместе для нас безопаснее, чем пробиваться в одиночку.

Вместо того чтобы вызвать облегчение, слова Галатеи только сильнее смущают меня. Но тогда почему?..

– Я в замешательстве, – признаю я, и это я еще приуменьшаю. Меня шокирует Галатея и тот космос, который открылся моим глазам – это чужой мир, но он завораживает и привлекает. Если я права и Галатея – куртизанка, которая живет за счет своих богатых любовников, то тот факт, что она может позволить себе такой дворец, лишь говорит, насколько она успешна в своей работе. Есть еще кое-что интригующее – как куртизанка она пользуется абсолютно особым положением, не скованная узами брака, как большинство других женщин в эту эпоху, она обладает полной независимостью. Деньги, которые она зарабатывает, полностью принадлежат ей, и пусть она все равно должна заботиться о том, чтобы не потерять благосклонных и платежеспособных покровителей, Галатея сама себе хозяйка.

После того как я попробовала жизнь чьей-то жены в прошлом, мне любопытно узнать о повседневной жизни Галатеи. Этих знаний будет явно больше, чем мне до сих пор довелось почерпнуть из книг и лекций.

– У меня такое чувство, словно я встретила свою родственную душу, – откровенно заявляет Галатея. – Позанимайтесь этим с мое, и научитесь так же легко читать людей. Тебя ранил человек. Настолько, что ты бежала сюда, не теряя ни секунды, чтобы задуматься о последствиях. Я тоже когда-то была на твоем месте, и меня бы уже не было в живых, если бы тогда мне никто не протянул руку.

В глазах Галатеи я вижу искренность и сопереживание, это заставляет меня довериться ей.

– Я бы посоветовала тебе для начала отдохнуть: ты выглядишь измученной. Мы можем продолжить наш разговор завтра.

На мгновение она сжимает мою руку, и я почти на физическом уровне ощущаю, как королева отстраняет меня от аудиенции.

Глава 7
Первый день

Просыпаясь на следующее утро, я не сразу понимаю, где нахожусь. То, что я не дома, в свете последних событий – понятно, но мне требуется еще пара секунд, чтобы вспомнить произошедшее вчера вечером. С громким стоном я сажусь в постели, осматриваюсь и убеждаюсь: да, то, что я вернулась в прошлое и провела ночь в доме куртизанки, мне определенно не приснилось.

Зевнув, я перекидываю ноги через край кровати и оглядываю комнату, рассмотреть которую вчера у меня не было сил от усталости. Помещение небольшое, но обставлено чрезвычайно благородно: шелковые гобелены, шкаф для белья и зеркало в затейливой резной раме. Поднявшись на ноги, я ощущаю, как мои пальцы тонут в пушистом ковре, покрывающем весь пол. Добираюсь до окна, чтобы с любопытством выглянуть наружу: вид из моей комнаты открывается на площадь, которую мы с Анджело пересекли вчера вечером – сегодня на ней кипит оживленная работа. Я некоторое время позволяю себе понаблюдать за этой суетой, привыкая к мысли, что на ближайшее время это место станет моим домом.

Да, застрять в Риме на мели и с кучей проблем… Я восстанавливаю в сознании вчерашний вечер, и по спине бежит дрожь. Табула, Люций и Леонардо. Леонардо да Винчи, которого я отправила в путешествие через время и пространство вместе с Рубиновой Табулой и картиной-порталом, способной вернуть меня домой… Я снова застряла в прошлом. То что я не брожу по улицам Рима, а живу в роскошном доме, – исключительная удача. И у меня нет ни единой идеи, как это исправить.

Я задумчиво рассматриваю свои руки при свете дня: сила, которую я в них ощущала после прикосновения к Табуле, улетучилась, и я больше не чувствую себя тикающей бомбой замедленного действия. Видимо, создавать такие временны́е воронки я способна только после непосредственного соприкосновения с Табулой. А может быть, это была вообще разовая акция, событие из ряда вон выходящее. При всем при этом… как, черт возьми, мне теперь вернуть Леонардо в его эпоху?

Желудок издает недовольное урчание примерно на этой мысли, напоминая, что я уже слишком давно ничего не ела. Радуясь, что у меня появился повод прекратить свои панические размышления, я сосредотачиваюсь на том, чтобы собраться и подготовиться к встрече с моими новыми знакомыми.

К счастью, в сундуке у подножия кровати я нахожу кое-какую одежду: чулки, вязаное платье и плащ-накидку. Моя же одежда, которую я небрежно скинула на пол перед сном, не желая больше оставаться в потных и грязных вещах, так и лежит у кровати. Я решаю, что мне будет гораздо комфортнее носить вещи того времени, в котором я теперь живу. Так что, наскоро освежившись и уложив собственную одежду на самый низ сундука, я расправляю плечи и выхожу в коридор, невольно прислушиваясь, но в отличие от вчерашнего вечера в доме царит абсолютная тишина. Неужели все уже разошлись?

Я некоторое время колеблюсь между желаниями разыскать кого-то из обитателей дома и найти что-нибудь съедобное, и в конце концов мой урчащий желудок становится окончательным аргументом ко второму. По опыту я знаю, что хозяйские помещения, а следовательно, и кухня, находятся на первом этаже или в подвале, поэтому направление поисков мне вполне очевидно. Из прихожей доносятся приглушенные голоса, и я прислушиваюсь, разворачиваясь в сторону звука. Решившись, я все же сворачиваю направо, в коридор, который ведет вглубь дома, слыша хихиканье и ощущая завораживающий аромат духов, что веет мне в лицо, заставляя сделать глубокий вдох и почувствовать запахи эфирных масел и цветов. Я ускоряю шаг, добираясь до арки, затянутой тяжелым полотнищем, из-за которого отчетливо слышатся гулкие голоса, прерываемые тихим плеском. Плеском?

Мое любопытство оказывается сильнее благоразумия, и я, недолго думая, ныряю под занавес.

– Ой, – растерянно вырывается у меня. Передо мной открывается целый спа-салон по меркам Римской империи: в мраморный пол вмонтирован круглый бассейн, окруженный ступенями, в котором, как мифические нимфы, плещутся четыре женщины. Пятая дремлет на лежаке в задней части комнаты. Я делаю еще один шаг вперед, оказываясь окутанной клубами ароматного пара, поднимающегося над теплой водой бассейна.

Я довольно долго стою неподвижно, пытаясь уместить эту ароматную ванну в своей картине мира. Мрамор под ногами приятно теплый, и мне становится интересно, установлен ли здесь теплый пол. Прямо как из учебников по культуре Древнего Рима.

Одна из женщин в бассейне разворачивается и широко распахивает глаза, замечая меня у входа. Это она так громко хихикала прошлым вечером, когда я проходила мимо бесконечных лежаков.

– О, вы только посмотрите, маленькая бродяжка, – зовет она звонким голосом. Все тут же оборачиваются ко мне, и я чувствую, как начинают гореть щеки. Бродяжка, черт возьми.

Только сейчас среди женщин я обнаруживаю Галатею с забранными наверх волосами. Между ее бровей залегает крутая складка.

– Попридержи язык, Серена! – Она заносит руку и отправляет Серене в лицо волну брызг, на что та дергается, издавая возмущенный визг.

– Ты смыла с меня весь эликсир! Он же еще не до конца впитался! – Женщина, ругаясь, ощупывает свое лицо.

Галатея только насмешливо фыркает, изящным движением руки подманивая меня ближе, и, пока Серена продолжает верещать о расточительстве греховно-дорогим эликсиром для кожи, я подхожу к бассейну. Четыре женщины удобно устроились на вырубленных в камне ступеньках, и, насколько я могу разглядеть, все они раздеты догола. Конечно, они голые, тут же осаживаю себя я, как будто ты сама моешься в нижнем белье… Меня немного раздражает только эта самонадеянность, с которой здесь относятся к наготе: никто стыдливо не прикрывается, когда я, абсолютная незнакомка, стою рядом с ними. Я же невольно вспоминаю, насколько мне самой неловко было мыться с Пеппиной во Флоренции.

– Как ты себя чувствуешь? Хорошо поспала? – дружелюбно спрашивает Галатея, хватаясь за персик на сервировочном блюде у края бассейна. Я только сейчас замечаю богато наполненную тарелку, мой желудок снова издает урчание, и я неловко закашливаюсь, пытаясь замаскировать этот смущающий звук.

– Спасибо, я прекрасно выспалась.

Вид сочного персика в руках Галатеи заставляет мой рот наполниться слюной.

– Присоединяйся к нам, – предлагает она, слизывая с губ персиковый нектар. – После утомительной дороги в Рим нет ничего лучше теплой ванны.

Я почти чувствую, как багровеет мое лицо при мысли о том, чтобы раздеться догола. Серена склоняется к своей соседке, чтобы что-то прошептать ей на ухо, и они обе пренебрежительно хихикают, глядя на меня.

Ну погодите, две богохульницы!

Я внезапно оказываюсь переполнена решимостью доказать себе и всем присутствующим, что я не ханжа, и, сняв чулки и платье, с высоко поднятой головой вхожу в воду. Приятное тепло окутывает икры, и я быстро спускаюсь по ступенькам, погружаясь в воду до ключиц. Здесь, в бассейне, запах эфирных масел еще сильнее, он кружит мне голову, и, вздохнув, я откидываюсь на бортик. Дома душ кажется лучшим изобретением в мире, но эта ванна определенно устанавливает новые стандарты. Если остаться в этом доме означает, что я смогу мыться здесь каждый день, – я в деле.

– Я знала, что тебе понравится. Весь Рим завидует моей бане, – самодовольно замечает Галатея.

– Как этот бассейн нагревается? – интересуюсь я.

– Под баней есть котельная, нагревающая пол и воду. Фантастическое изобретение, не так ли? Но пусть это будет наш маленький секрет: не хочу, чтобы Империя получила доступ к этой восхитительной технологии, ладно?

При упоминании Империи все дамы синхронно морщатся от отвращения, словно запахло чем-то мерзким.

– Мой рот на замке, – бормочу я, удивляясь реакции Галатеи. – Кто такая эта Империя?

Галатея недовольно фыркает.

– Моя самая неприятная соперница. Она претендует на то, чтобы быть королевой Рима, учитывая, что ее покровитель, Чиги, осыпает ее золотом по поводу и без. Но черта с два я уступлю ей этот титул!

Ее глаза сверкают мрачной решимостью, делая черты лица резче и тоньше.

– Этим вечером ты снова докажешь, что ты самая красивая и желанная во всем Риме, – льстит ей брюнетка, которую я еще вчера заметила в полупрозрачном платье. Она смотрит на меня своими кошачьими глазами, и я понимаю, что я для нее пустое место. Я пытаюсь выдать дружелюбную улыбку, на что девушка лишь насмешливо фыркает и принимается болтать с Сереной.

Чья-то рука нежно касается моего плеча.

– Они такие же, как я, – шепчет мне Галатея, – но, видишь ли, в нашем деле учишься опасаться молодых и красивых девушек. Каждая женщина – потенциальная искусительница, и поэтому, опасаясь оказаться невостребованными, мы все подозрительны и ревнивы.

– Ты вовсе не кажешься подозрительной, – возражаю я. Для меня до сих пор остается загадкой, почему Галатея так любезно пригласила меня быть ее гостьей. Честно говоря, я все еще опасаюсь того, что она может иметь на меня какие-то планы. Безо всякого сомнения, она только кажется простодушной, а на самом деле – суровая деловая женщина.

Галатея хитро улыбается, водя рукой от моего плеча к шее и ласково зарываясь пальцами в волосы. Уверена, еще никогда меня так интимно не касалась женщина.

– Эти волосы… – бормочет Галатея, приподнимая шелковистую прядь. – Эти глаза. – Она касается моего виска. – Они такие необычные. Ты гостья в моем доме: тебя здесь увидят, но никто не получит. Мужчины будут желать тебя, и тот факт, что ты недостижима, только сильнее подстегнет их. Они будут штурмовать этот дом как орда бурых быков, и мои девушки будут здесь, чтобы утешить, когда ты их отвергнешь.

Я так и замираю с открытым ртом.

– Кроме того, ты почетная гостья и можешь оставаться так долго, насколько захочешь. Думаю, мы станем лучшими подругами.

Она еще раз похлопывает меня по щеке, протягивает тарелку с фруктами, предлагая горсть винограда. Я так голодна, что принимаю ее без лишней сдержанности.

– Сегодня вечером состоится небольшое торжество. Будешь ли ты так любезна составить нам компанию?

Набив рот сладким виноградом, я чуть не сглатываю от удивления. Она хочет, чтобы я была там сегодня вечером? Да, в этом доме действительно никто зря не теряет время. Однако я не уверена, что уже готова выйти в люди после всего, что со мной произошло в последнее время: я ведь обязательно начну болтать и сыпать современными терминами. Я с трудом проглатываю виноградный сок.

– Не знаю, у меня даже нет подходящей одежды… – едва слышно выговариваю я.

Одним движением руки Галатея отодвигает мои жалкие возражения в сторону.

– Я подберу тебе что-нибудь из своего гардероба. Поверь, у меня достаточно подходящих нарядов, тем более что у нас одинаковое телосложение.

Взгляды других девушек колются как иглы, но Галатея, кажется, вообще этого не замечает, а может быть, просто сознательно игнорирует то, как ее слова жалят всех остальных. Эта ревность к тому, что их хозяйка относится ко мне по-особенному, почти осязаема. Взять хотя бы эту темноволосую женщину с кошачьими глазами, что сверлит меня ядовитым взглядом.

Как бы я ни была благодарна за то, что Галатея дала мне крышу над головой, меня не отпускает мысль, что с другими девушками в этом доме стоит держать ухо востро.

* * *

Я задумчиво рассматриваю свое отражение в волнистом стекле, когда из глубин дворца до моих ушей доносится нежная музыка. Мой образ искажен и нечеток, но я узнаю очертания своего озабоченного выражения лица. Утренняя ванна помогла мне отвлечься на некоторое время, но я снова и снова возвращаюсь мыслями к дилемме, в которую сама себя загнала: Леонардо исчез, а вместе с ним Рубиновая Табула и картина, через которую я могла бы вернуться домой. Я все задаюсь вопросом, как это исправить или, по крайней мере, с чего стоит начать. Может, попробовать медитацию, чтобы она помогла мне обнаружить свои недавно открытые способности где-то глубоко внутри, или что-то в этом роде? Независимо от того, как я это сделаю, какой бы идиотский способ я ни выбрала – я обязана вернуть Леонардо. Ладно, по крайней мере проблема с местом жительства пока решена, за что большое спасибо Галатее, однако для начала стоит немного присмотреться к здешнему окружению и разобраться в истинных мотивах Галатеи, потому что пока я все еще не могу довериться ей полностью.

Несмотря на то что я по уши в дерьме, уже в первый день в палаццо Элизео я много узнаю о личной жизни самой Галатеи и ее девушек, и это действительно удивительно. Все, что мне нужно для этого делать: сидеть рядом, слушать их болтовню и пытаться сопоставить получаемую информацию с имеющимися у меня знаниями из истории.

Как я успеваю узнать, честные женщины в Риме определяются теми же социальными параметрами, что я уже испытала на себе во Флоренции: женщинам нельзя в одиночестве появляться в публичных местах, и единственные их варианты – это замужество или монастырь. Если, конечно, вы никогда не мечтали стать куртизанкой и вращаться в тех кругах, в которых вращается Галатея. Постепенно я понимаю, что она гораздо больше, чем просто проститутка: ее деятельность здесь не является маргинальной, ее не просто терпят – на нее равняются. Статус такой женщины, как Галатея, соответствует Великой Даме Рима: умопомрачительно красивой, культурной и богатой. Да, она все еще зависит от благосклонности своих покровителей, но в отличие от других женщин этого времени ведет самостоятельную жизнь, способна по собственному усмотрению распоряжаться своими деньгами, свободно передвигаться и никому ничем не обязана. После всего того, что я сама испытала в роли жены в прошлом, я абсолютно заинтригована тем, что настолько свободная самостоятельная жизнь для женщины этой эпохи вообще возможна… и социально приемлема. Анджело, кажется, единственный мужчина, живущий в этом доме и осведомленный о его назначении. Я не видела его со вчерашнего дня и не помню, чтобы кто-то упоминал, что конкретно входит в его обязанности здесь. Надеюсь, мне еще представится возможность разузнать о нем побольше.

Ближе к вечеру ко мне приходит служанка, чтобы помочь одеться для торжества. Через ее руку был перекинут халат, который я теперь с восхищением рассматриваю в оконное стекло. Наряд сидит на мне как влитой: голубовато-серого цвета в тон к глазам, он подчеркивает и серебристо-русые пряди в моих волосах. Сама я, наверное, никогда бы не выбрала для себя этот оттенок, но должна признать, у Галатеи определенно безупречный вкус.

Я осторожно веду кончиками пальцев по аккуратным швам и вышивкам на лифе: на эту тончайшую ручную работу, должно быть, швея потратила много часов. Очень великодушно со стороны Галатеи предоставить мне это великолепие. Тихий стук в дверь вдруг отрывает меня от созерцания.

– Да? – Я бросаю взгляд через плечо, когда дверь открывается, впуская в мою комнату Анджело. При виде его у меня перехватывает дыхание. Вчера мне показалось, что у мужчины короткие волосы, но, видимо, они просто были собраны. Сегодня же темные локоны льются на его плечи объемным, блестящим и шелковистым водопадом. Он бы потрясающе смотрелся в рекламе лака для укладки.

Тонкая улыбка ложится на его губы, пока он наблюдает, как я завороженно рассматриваю его.

– Я пришел сопроводить вас.

Ах да! Праздник! Я нервно приглаживаю широкую юбку. Понятия не имею, что ждет меня этим вечером и что Галатея ожидает от моего присутствия на нем. Надеюсь, она не ждет, что я возьму на себя роль одинокой соблазнительницы, чтобы окружить мужчин обаянием, а после оставить на произвол судьбы.

Анджело ободряюще кивает мне, и я решаюсь. В конце концов, если мне станет совсем некомфортно, я по крайней мере смогу сбежать в свою комнату или покинуть дом Галатеи в поисках другого убежища.

Тяжелая юбка оплетает мои ноги при ходьбе, когда я следую за Анджело по коридорам. Свечи в канделябрах дарят теплый мерцающий свет, до меня снова доносятся отдаленные голоса и смех, а сердце ускоряется по мере их приближения. Анджело, в отличие от моих ожиданий, не ведет меня в зал, где проходило вчерашнее мероприятие, мы проходим глубже в дом, и постепенно ко мне приходит понимание, насколько же велико палаццо Галатеи на самом деле. Должно быть, она действительно хороша раз может позволить себе такой дворец. Пройдя мимо бесконечного ряда дверей, мы оказываемся в комнате чуть меньше вчерашнего зала, но ничем не уступающей ему в убранстве. Потолки и стены украшены великолепными фресками, и мне так хочется рассмотреть их поближе, но присутствующая публика отвлекает мое внимание. Кроме Галатеи и ее девушек присутствуют только мужчины. Они сидят за гигантским столом, прогибающимся под горами еды, и мой желудок оживляется в ожидании, потому что за день я не ела ничего кроме закусок.

Продолжить чтение

Читать онлайн Под знаком Льва бесплатно

* * *

Глава 1Мюнхен. 17 ноября

Глава 2Хранители портала

Глава 3Мюнхен. 18 ноября

Глава 4Виа Кассиа

Глава 5Анжитиа Рената

Глава 6Палаццо Элизео

Глава 7Первый день

* * *

Глава 1
Мюнхен. 17 ноября

Глава 2
Хранители портала

Глава 3
Мюнхен. 18 ноября

Глава 4
Виа Кассиа

Глава 5
Анжитиа Рената

Глава 6
Палаццо Элизео

Глава 7
Первый день