Читать онлайн Тайнознатицы Муирвуда бесплатно

The Ciphens of Muirwood

The Covenant of Muirwood. Book Two Jeff Wheeler

Первая публикация: 47North, 2015

Перевод с английского – Ирина Ющенко

Серия «Клятва Муирвуда. Книга вторая»

This edition is made possible under a license arrangement originating with Amazon Publishing, www.apub.com, in collaboration with Synopsis Literary Agency.

* * *

Джине

Не родился еще человек, который, будучи во гневе, признавал бы, что гнев его несправедлив.
Ричард Сейон, альдермастон аббатства Муирвуд

Глава первая
Казнь

Ни возраст, ни башня Пент не могли согнуть Сэнфорда Прайса, и на шестидесятом году жизни он оставался все так же крепок и могуч. Высокий, поджарый, он без устали шагал по камере, бормоча что-то себе под нос – привычка, немало раздражавшая его сыновей, деливших с отцом темницу. Сэнфорд Прайс был графом Форши и членом Тайного совета, однако открытое выступление против короля Комороса, которого Форши обвинил в дурном управлении страной, стоило старому графу всех его титулов и земель. Но и этого королю было мало: лишив графа всего, чем он владел по праву рождения, король повелел арестовать его и бросить в темницу.

Сэнфорд Прайс не жалел о сказанном. В его словах не было лжи.

Жалел он о другом: о том, что недооценил королевскую мстительность, не осознал, насколько король отошел от принесенных некогда мастонских обетов. И еще – о том, что за дерзкие слова поплатился не только он сам, но и его сыновья. Семейство Прайс принадлежало к числу древнейших, силой, знатностью и богатством превосходило многих и многих. Даже лишившись графского титула, Сэнфорд знал, что подданные его Сотни хранят ему верность – ему, человеку, а не титулу. Пусть другой похваляется графским титулом, но если Сэнфорд Прайс вырвется из башни Пент и поедет на север, королевство узнает, что такое истинная преданность.

Темница, в которую бросили графа и его сыновей, некогда была обустроена для содержания благородных господ. По традиции, высокородные узники и в заточении наслаждались изысканными яствами, одевались отнюдь не в обноски, а порой даже выезжали на охоту с соколами или гончими. Однако при короле Бранноне традиции пришел конец. Комнаты знатных узников превратились в узилища, по сравнению с которыми самые мрачные подземные пещеры казались оплотом милосердия. Из окон башни видны были парки и река, и гам шумного рынка за стеной достигал слуха досужего наблюдателя. Видеть течение жизни, не имея возможности стать его частью, – это ли не пытка? В некогда прекрасной башне Пент с окон убрали даже занавески, на случай, если узникам придет в голову сплести из них веревки и бежать. Башня вздымалась высоко, поросший травой двор маячил где-то далеко внизу, и попытка бежать через окно была обречена на провал.

Вспыльчивость и крутой нрав Сэнфорда давно стали притчей во языцех; унаследовал он эти черты от одного из своих предков, звавшегося Колвином Прайсом. Семейство Прайс исстари чтило долг и обычай, и наследием этим граф гордился по праву. Осознание того, что король Браннон одну за другой отбрасывал мастонские клятвы и обычаи, наполняло душу Сэнфорда гневом и лишало его покоя. Он решил, что кто-то должен высказать королю все как есть, и сам назначил себя на эту роль, полагая, что прочие охотно последуют его примеру.

Переметнувшись к какой-то потаскушке и разорвав осененный нерушимым обетом брак с законной супругой, король покрывал себя неизбывным позором. До поры до времени Сэнфорд молча скрежетал зубами. Он знал: поругание святынь несет с собой беду для всей страны.

И беда пришла.

Сэнфорд мрачно сравнивал эти дни с испытаниями, выпавшими на долю его предка. Колвин тоже жил под властью жестокого короля. Севрин Демонт, единственный из всех, кто осмелился выступить против короля, был убит в бою. Его сын, Гэрен Демонт, возглавил восстание вместо отца и разбил узурпатора в битве при Зимнепутье.

У окна Сэнфорд остановился и задумался, пропуская сквозь пальцы отросшую седую бороду. Бывают ли времена, когда мятеж – единственное, что остается человеку чести? Колвин наверняка задавался тем же вопросом. Узнав, что по всей стране тайно убивали мастонов, он присоединился к восстанию Гэрена Демонта. Король и его жена-хэтара возжелали уничтожить мастонский орден, но действовали скрытно. Перейти на сторону повстанцев означало бы рискнуть собственной жизнью и будущим сестры, но Колвин не колебался ни минуты.

Неужели Коморос вернулся в те времена? Под рукой недоброго короля стране придется плохо. Если бы Сэнфорд сумел сбежать из башни Пент или если бы, по воле Истока, был освобожден, – должен был бы он поднять гражданскую войну? Война – это всегда смерть, болезни, страдания. Он и сам утратил все – титул, состояние, высокое положение, – однако не стремление вернуть утраченное звало его в бой. Он жаждал сразиться за справедливость. За правосудие. За торжество закона.

Жгучая ярость снедала его. Четверо его сыновей были заключены в той же башне. Двоих из них – Тобиаса и Менниона – разлучили с женами. Новорожденное дитя Тобиаса никогда не видело лица своего отца. Говорили, что женщин держат где-то в глуши, на задворках Сотни, и они в немилости у нового графа. Стражник, который сочувствовал пленным, порой приносил новые вести, и узники, по крайней мере, знали, что их Семейство не голодает. Крестьяне Сотни Форши регулярно доставляли изгнанницам сыр, баранину и говядину. Сэнфорда знали как господина сурового, но милосердного; если и случалось ему ошибаться, то разве только в том, что давал он больше, чем следовало.

– Вы сердитесь, отец, – произнес Тобиас, его старший. Встав у окна, он положил руку отцу на плечо.

– Я думал о наших женщинах, – ответил старый граф. – Они пострадали за мои слова. Это несправедливо.

– Вспомните, как король обошелся с собственной дочерью, – сказал Тобиас. – Стоит ли после этого удивляться его обращению с нами.

– С дочерью он обошелся самым бессовестным образом – хорошо же он вознаграждает за верную службу. Вскоре у него не останется верных людей, одни лизоблюды, – произнес Меннион из-за стола, представлявшего собой брошенную на козлы доску, где он доедал остатки завтрака. Парень отличался завидным аппетитом.

– Все, кто верно ему служил, были отосланы прочь и опозорены, – произнес Тобиас. – Посмотрите хотя бы на Тайный совет. Ни одного старого советника не осталось.

– Мортон тоже был в совете, – сказал Сэнфорд. – А теперь он сидит в башне Пент, как мы.

– Что-то там поделывает Додд? – задумчиво сказал Элдер – он сидел за столом и листал какую-то книгу.

При мысли о младшем сыне, Додде, Сэнфорд ощутил гордость, смешанную с болью. Опустив голову, он шумно вздохнул.

– Додд такой же пленник, как и мы.

– А я бы с ним охотно поменялся, – сказал Меннион, постукивая ложкой по столу. – Какие в Муирвуде пекут плюшки и печенья, эх!

– Да ведь это только на Духов день, – поправил брата Элдер и играючи взял его шею в захват, но тут же отпустил. – Духов день… Интересно, в следующий Духов день нас уже выпустят? Прошлый мы просидели тут, и печальное же это было время!

– Соскучился по танцам у майского дерева, да? – усмехнулся Гейтс, четвертый сын Сэнфорда. Он сидел, привалившись к стене и разглядывая отца и братьев, и молчал, но желание поддразнить брата взяло верх.

– А ты не соскучился? – спросил Элдер.

– Еще чего! Терпеть не могу танцы!

– Где же ты тогда будешь искать жену? – поддел брата Меннион.

– Дураки вы, – сказал Гейтс. – Жениться я всегда успею, но сначала хочу повоевать. Мне бы хоть пару войн пройти. Клянусь небом, рано или поздно Дагомея вторгнется на наши земли, и нас освободят, и дадут нам оружие. А когда придет пора жениться, пусть батюшка с матушкой сами выберут мне невесту. Мне сойдет кто угодно, хоть бы даже и безродная. Вот если бы она еще готовить умела, как наша прапрабабка Лийя… Эй, Меннон, не ешь весь пирог, оставь на потом. У тебя живот заболит от обжорства.

Братья дружно рассмеялись, и веселый этот смех унял гнев, бушевавший в сердце Сэнфорда. Бывало ведь и хуже, и братские перепалки порой становились не такими уж братскими. Заприте пятерых мужчин в тесной камере, и кто-нибудь нет-нет да и взбесится. Ох, не зря Сэнфорд всю жизнь не любил тесноту.

– Так, думаешь, с Доддом все хорошо? – спросил совсем рядом Тобиас, понизив голос. – О нем в последнее время ничего не слышно. Я за него беспокоюсь.

Сэнфорд сложил руки на груди и привалился к стене у окна. Додд был умен и верен Семейству. Он проходил обучение в Муирвуде, и, когда его отца и братьев бросили в темницу, за Доддом был выслан отряд с приказом привезти и его тоже, однако нарочных ждал неприятный сюрприз. Будучи щедро одаренным Истоком, Додд прошел мастонские испытания на год раньше сверстников и, когда за ним пришли, на правах мастона потребовал убежища в Муирвуде. Отряд вернулся несолоно хлебавши. Король был в ярости. За голову Додда была объявлена награда – на случай, если его поймают за пределами аббатства. Сэнфорд очень надеялся, что мальчишка останется в Муирвуде, и до сей поры младший его сын был покорен отцовской воле. Но Додд жаждал вернуться в Форши, к матери и остальному Семейству, и Сэнфорд это знал, однако все попытки добраться до аббатства Биллербек были бы сопряжены с невероятным риском.

– Он еще очень юн. Ему многое предстоит узнать, – произнес Сэнфорд, растирая ладони. – Остается только надеяться, что он не натворит глупостей. Если будет слушать альдермастона и его жену, все будет хорошо. Будь он так же несдержан, как Меннион, я тревожился бы больше.

Сэнфорд улыбнулся.

Тобиас ответил ему улыбкой.

– Я по нему соскучился. А вы знаете, почему он решил учиться не в Биллербеке, а в Муирвуде?

– Он лучше вас всех слышит Исток, – ответил Сэнфорд. – Иногда он живет как во сне. В аббатстве Биллербек обучаются сыновья нашей Сотни, в свое время там учились и вы, однако Додд решил, что ему больше подходит Муирвуд. Я решил, что у меня нет причин для отказа.

К ним неторопливо подошел Гейтс. Гейтс не любил оставаться в стороне. Он встал у окна и прижал ладони к стеклу.

– Какой сегодня день? – спросил Гейтс, глядя наружу. – Кто-нибудь помнит?

– Двенадцатая Ночь, – с набитым ртом ответил Меннион. – Я слышал, стражники говорили пару дней назад. Будет зимний праздник. Только нам-то что с того, с нами все равно не поделятся.

– А по-моему, там ставят майское дерево.

– Что? – удивился Элдер.

Гейтс потянул задвижку и распахнул окно. Воздух был холоден и резал как ножом. Дело шло к полудню, но ленивое зимнее солнце едва-едва поднималось над стеной. В открытое окно хлынул шум со двора. Внизу собирались люди. Сэнфорд заметил, что ворота открыты. Прямо под окном были сооружены подмостки – их Гейтс и принял за основу для майского дерева.

– Что там происходит? – спросил Тобиас, глядя вниз.

– Не знаю, – ответил Сэнфорд.

– А мне не видно, – обиделся Меннион, который наконец встал из-за стола и, расталкивая братьев, стал пробираться к окну. – Дайте посмотреть.

– А ну, тихо! – рявкнул Сэнфорд. Сыновья умолкли.

Двор под окном медленно заполнялся людьми. Шли все, не разбирая сословий. Люди сбивались в кучки, переговаривались, спорили, поглядывая на узкий помост, способный вместить не больше дюжины человек.

Заиграли трубы, и толпа умолкла. Послышался скрип тележных колес, и люди хлынули в стороны, пропуская к помосту повозку.

– Кто это? – спросил Гейтс.

– Мне не видно, – простонал Меннион.

Повозка была невелика, не повозка даже – тележка, на какой возят на продажу зелень и овощи. На тележке стоял человек в выцветшем коричневом плаще и истрепанных штанах. Волосы его были в беспорядке, и все же Сэнфорд узнал этого человека.

– Это Томас Мортон, – в смятении произнес он.

– Королевский канцлер? – ахнул Элдер.

– Бывший. Мортон сам оставил этот пост. Нынче канцлером у короля Крабвелл. А вот и он, – указал старый граф. – Черный плащ, золотая накидка – первый раз таким его вижу. Вон, видите?

– Вот подлец, – сказал Гейтс. – Дайте мне меч, я его…

– Тихо! – прошипел Сэнфорд.

Тележка ехала между живых стен, и только тут Сэнфорд заметил человека в черном капюшоне. Человек стоял у лестницы, что вела на помост. У Сэнфорда кровь застыла в жилах. Вокруг повозки встали стражники и помогли Мортону сойти на землю. Неверным шагом бывший канцлер подошел к помосту и ступил на первую ступеньку. Лестница под ним покачнулась.

– Он… его… – ахнул Тобиас.

Сэнфорд в тупом отчаянии смотрел вниз. Толпа умолкла, но тут тишину прорезал чей-то крик.

Какая-то женщина пробилась сквозь людскую стену и подбежала к Мортону. Голос ее был громок и сердит:

– Сир! Сир! Когда вы были канцлером, мой муж отдал вам важные бумаги! Верните их, сир! Где они?

Бывший канцлер посмотрел на нее.

– Потерпи немного, добрая женщина, – сказал он. – Через какой-нибудь час король избавит меня от забот о твоих бумагах. И от всех прочих забот тоже!

Он покачал головой и вновь попытался подняться по лесенке. Ступеньки ходили у него под ногами.

Сыновья Сэнфорда молча смотрели на происходящее, и в глазах их читался растущий ужас.

Мортон повернулся к солдату.

– Добрый человек, помоги мне подняться по этой лестнице, не свернув себе шеи. Что же до спуска, то и там, полагаю, без тебя не обойдется.

Солдат придержал лестницу, а его товарищи помогли Мортону вскарабкаться на помост. Несколько человек поднялись за ним следом. Оставшиеся солдаты передали им снизу деревянную колоду с иззубренным верхом.

– Клянусь Идумеей… – прошептал Сэнфорд.

Встав перед толпой, Томас Мортон заговорил.

– Меня привели сюда по королевской воле, дабы вершить правосудие, – твердым голосом громко объявил он. – Меня пытали и…

– Молчать! – закричал всадник в доспехах, сидевший на могучем боевом коне. – Я шериф этой Сотни. Ты будешь молчать, Мортон. Ты не подписал закон о верноподданничестве, ты отказался подписывать его при множестве свидетелей. Клади голову на плаху и получи то, что положено предателю. Если ты, конечно, мужчина!

Сэнфорд узнал капитана. Его звали Трефью. Он входил в число новых приближенных короля. Нессиец по происхождению, он славился жестоким и безжалостным нравом.

– Что ж, – дрогнувшим голосом сказал Мортон, – я буду молчать. Я покоряюсь воле короля. Да, я отказался подписать закон. Это правда. Но я мужчина. И я умираю мастоном в кольчужнице, верным слугой Истока и моего короля.

С этими словами Мортон медленно опустился на колени перед плахой.

Человек в капюшоне шагнул к бывшему канцлеру и оттянул ворот его куртки, обнажая плоть в серебряной кольчужнице. Сэнфорд не мог дышать.

«Нет, нет, нет!»

Мортон положил голову на плаху, однако затем поднял руку и остановил палача, которому солдаты уже поднесли топор.

– Погоди минуту. Позволь мне убрать бороду. Уж борода моя измены не чинила. Ну вот. Делай свое дело, мастер палач. Я тебя прощаю.

В исполненных ужаса глазах четырех графских сыновей отразился занесенный топор.

Толпа громко ахнула.

Когда казнь свершилась, Сэнфорд потянул за рукоятку, закрыл створки и заслонил собой душераздирающий вид из окна. Глаза сыновей казались огромными, лица были бледны как бумага. Меннион бросился к туалетному ведру и вывернул туда свой завтрак.

Только что на глазах у них при свете дня, под сенью мнимой законности был убит мастон. Даже во времена Колвина Прайса короли не отваживались на столь вопиющее преступление против невинного.

Сэнфорд повернулся к сыновьям.

– Надо искать пути к бегству, – тихо, но твердо произнес он. – Капитан Трефью очень внимательно смотрел на наше окно. Он хотел, чтобы мы всё это видели.

Глава вторая
Сигил тайны

Шлюпка скользила вперед, шустрой рыбкой разрезая поверхность воды. Воздух был полон незнакомых запахов и суетливой мошкары, блестевшей и переливавшейся в прозрачных лучах вечернего солнца. Пристань была все ближе, и на лбу у Майи выступил пот, а сердце забилось еще быстрее. В устье реки темной громадой маячил «Хольк», пришвартованный к сырой болотистой пристани близ сложенного из каменных глыб здания.

Дрожа от предвкушения и нетерпения, Майя съежилась на шлюпочной банке. Сколько лет мечтала она прийти в аббатство Муирвуд и стать мастоном! В сердце ее робко просыпалась надежда, и Майя боялась вздохнуть, чтобы не спугнуть хрупкую гостью.

Джон Тейт без устали работал веслами. Его пес Аргус устроился на дне рядом с Майей и положил морду ей на колени. Рядом, держа Майю за руку, сидела ее бабушка Сабина Демонт, Великая Провидица Прай-Ри, сидела и смотрела на аббатство с улыбкой, исполненной любопытства, словно видела что-то недоступное глазу внучки.

А Муирвуд был великолепен. Навстречу путникам поднимались неприступные серые стены в паутине лесов, и даже с реки слышен был стук молотков по зубилам и видны многочисленные лебедки, поднимавшие в вышину все новые и новые камни. На стенах работали люди – десятки людей.

Майя сжала руку бабушки.

– Я думала, аббатство больше не будут восстанавливать, – сказала она, широко раскрыв изумленные глаза. – Я слышала, отец запретил…

Сабина ответила ей пожатием.

– Запретил. Но мы послушались воли Истока. Чувствуешь ли ты его здесь?

Майя несмело кивнула.

– Я почувствовала еще на борту «Холька», когда мы вошли в устье. Мне никогда не было так хорошо и спокойно. Как будто аббатство… как будто оно мне радо.

– Когда Лийя увела королеву Довагеру и своих людей из сгоревшего Муирвуда, она наложила на эти земли защитные чары и запечатала их сигилом тайны. Бесчисленным и их слугам путь сюда заказан. Здесь ты будешь в безопасности, Майя. Ты подготовишься к мастонским испытаниям и исполнишь пророчество Лийи, откроешь Сокровенную завесу и восстановишь аббатство в былой силе и славе. Пусть наши мертвые освободятся от этого мира, а мастоны Ассиники обретут путь к бегству. Иного будущего у нас нет, – она указала на леса. – Внутренние работы уже закончены. Внешние – заканчиваются. Леса – это лишь маскировка, призванная убедить недоброжелателей в том, что аббатство еще далеко от восстановления. Никогда не суди по внешнему виду!

– А я-то голову ломаю, что они там возятся, – проворчал Джон Тейт. – Как по мне, все на месте, чего там еще строить, спрашивается.

– Работы закончатся к Духову дню, – сказала Сабина. – Аббатство восстанавливали много лет и сумели сохранить его в том виде, в каком его знали наши предки. Я храню в себе образ, Майя.

Джон Тейт поднял одно весло над водой, а вторым начал подгребать, подгоняя шлюпку к пристани. Там их ждал человек с шестом и багром. Подведя лодку поближе, Джон Тейт взял свернутую в кольцо веревку и бросил ее человеку на пристани, закрепил другой конец и вышел на причал, туда, где встречающий вязал веревку на тумбу.

– Ты все не так делаешь, – сердито сказал Джон Тейт, отмахнувшись от его протестов. – Дай мне.

Майя улыбнулась. Джон Тейт полагал, что на свете есть два мнения: одно – его, другое – неправильное. Был он невысок и широк в талии, медные завитки волос обрамляли намечающуюся лысину, а жесткая заостренная бородка несла в себе воспоминания о прошлых обедах. Аргус прыгнул на пристань вслед за хозяином, и шлюпка покачнулась, а Джон Тейт повелительно свистнул псу.

– Добро пожаловать в Муирвуд, моя госпожа, – произнес ожидавший их человек, обращаясь к Сабине. – Едва на реке показались мачты «Холька», я выслал вестника к альдермастону. Он желает видеть вас немедленно.

– Благодарю вас, – ответила Сабина. Майя собралась было вылезать самостоятельно, но тут Джон Тейт покончил с веревкой и протянул девушке крепкую руку. Майя была одета в выцветшее голубое платье – наряд безродной. Лица это платье не скрывало, и все же в нем девушка не привлекала ничьего внимания и могла надеяться на то, что сойдет в аббатстве за свою. Внутри у нее все сжималось от тревоги, но она поблагодарила Джона Тейта и стала ждать, пока он переправит на причал Сабину.

Для своего возраста бабушка отличалась удивительной легкостью движений. Длинные волосы ее были пронизаны седыми прядями, однако тут и там в них проступало медовое золото прежних дней, а мудрые глаза и ласковая улыбка заставляли забыть о морщинах и дряблой коже.

– Теперь это и твой новый дом, – сказала Сабина, поворачиваясь к охотнику. – Тебе выделили охотничий домик. Но сначала давайте-ка все вместе сходим повидать альдермастона.

Джон Тейт вздохнул.

– Я бы лучше прошелся по тутошним лесам да присмотрелся к болоту. Как вы его там назвали, Бирден Муир? Эх, Чишу, как же я соскучился по Прай-Ри! Хотя, как я погляжу, дубы тут растут, растут. Есть куда топорик покидать. Вроде ничего, крепкие.

Сабина взяла Майю за руку и повела ее от пристани и вверх по каменной лестнице, выходившей на холм. Джон Тейт топал следом, нагруженный багажом, точно вьючная лошадь. Аргус трусил за хозяином.

Они вышли на вершину холма, и взглядам их открылось аббатство во всем своем великолепии. Майя улыбнулась – столько людей! Сабина шла рядом, указывая то в одну, то в другую сторону.

– Здесь есть на что посмотреть, но первым делом я покажу тебе самое главное. Вон там, рядом со стеной, здание пониже – это клуатры. Там ученики занимаются чтением и гравированием. Днем там учат мальчиков, но ночью, когда закрываются ворота, жена альдермастона приводит в клуатры тайнознатиц и занимается с ними.

– А мальчики об этом знают? Не может быть, чтобы никто ничего не видел!

– Под аббатством есть множество туннелей, Майя. По этим туннелям тайнознатицы проникают в клуатры. Даже привратник не знает, чем живет аббатство после того, как будут заперты ворота. Туннели соединяют дом альдермастона с аббатством и кое с чем еще – один, например, выходит прямо в деревню за стеной. Все проходы защищены яр-камнями. Вон там – прачечная, там прачки стирают одежду. Здесь утиный пруд. А вот Сад сидра, я его очень люблю. Здесь растут знаменитые яблони Муирвуда. Ах, как здесь красиво весной!

Сердце Майи затрепетало от восторга. Сколько историй слышала она о своих предках Лийе и Колвине, сколько раз в историях этих упоминался Сад сидра, где брали свое начало их приключения! Как она мечтала попасть в этот сад!

– А яблоки там есть? – спросила Майя.

– Нынче не сезон, – покачала головой Сабина. – Подождем до весны. Вот кухня альдермастона. Видишь, вон там, островерхая крыша и купол? Там ты будешь есть. В этой самой кухне много лет назад жила моя прапрабабушка. И когда бабушка приплыла на корабле, кухня еще стояла. И сад уцелел, хотя, конечно, изрядно одичал. Садовники трудились много лет, и наконец он был восстановлен. Рядом с кухней – дом альдермастона. Вон там живут ученики, но тебе туда не надо.

Майя непонимающе посмотрела на бабушку:

– Где же я буду жить?

– В доме альдермастона. Пусть твой отец от тебя отрекся, но ты по-прежнему королевская дочь. Я попросила альдермастона назначить одну из тайнознатиц тебе в товарки. Она будет жить с тобой.

Майя прикусила губу и кивнула. Ее разрывало на части, смутная тревога мешалась с нетерпеливым ожиданием. Мечта стала явью. Сколько лет мечтала она оказаться в Муирвуде и увидать мать! При мысли об этом нахлынула печаль, но Майя постаралась скрыть свои чувства.

Разглядывая жителей аббатства, она быстро подметила, что безродные и ученики отличаются между собой и нарядом, и повадкой. В аббатстве было много юношей и девушек, но одни были одеты пышно и богато, а наряд других составляли бледно-голубые платья, перетянутые в талии, или голубые куртки с поясами. Кое-кто – и ученики, и безродные – с любопытством поглядывал в ее сторону. Побежали шепотки, кто-то показал пальцем. Были здесь и совсем юные лица.

– Сколько в аббатстве учеников? – тихо спросила Майя.

– Около сорока. Большинство начинают учебу лет в двенадцать-тринадцать, но до четвертого-пятого года дотягивают немногие. Если же ученик и через шесть лет обучения не может пройти испытания, его отсылают прочь.

– Но мне почти девятнадцать, – заметила Майя, и на душе у нее заскребли кошки. – Я вообще не готовилась к испытанию.

– Когда Лийя прошла испытание, она была младше тебя и вдобавок не прочла ни единой книги. В нашем Семействе умеют слышать Исток. Ты умеешь читать, знаешь иностранные языки – это уже дает тебе преимущество перед другими учениками. Кое-кто из них не выговорит и двух слов по-дагомейски, а ты свободно говоришь на этом языке. Твоя подготовка лучше, чем у большинства учеников. А твой опыт…

Бабушка умолкла. Проследив за ее взглядом, Майя увидела мужчину и женщину, которые шли к ним от дома альдермастона. И лишь затем, заметив строгие серые рясы, Майя поняла, что это сам альдермастон с женой. Девушка растерялась – не то чтобы она ждала чего-то особенного, но она и подумать не могла, что окажется ростом выше альдермастона. Он был невысок и полноват, седой пушок у него на голове отступал все дальше под натиском лысины. Уши у него были большие и оттопыренные, щеки успели немного обвиснуть. Майя думала, что альдермастон будет бородат, но он оказался чисто выбрит и вовсе не походил на грозного владыку, способного призвать огонь небесный. Жена у него была худая и хрупкая как птичка, с коротко остриженными седыми волосами.

Когда расстояние между гостями и хозяевами сократилось, Майя увидела глаза альдермастона, и глаза эти поразили ее до глубины души. Неяркие, светло-карие, они смотрели удивительно цепко и испытующе. Когда альдермастон перевел взгляд с Сабины на Майю, девушке почудилось, что он заглянул ей в душу и теперь знает все самые темные ее тайны, ее тайный позор. Глаза его были наполнены мудростью. В них читалось сострадание. Они были глубже самых глубоких морей. Альдермастон встал перед Майей, и она почувствовала себя нагой и беззащитной.

Теплая рука хозяина аббатства коснулась ее пальцев. Альдермастон взял ее ладони в свои и привлек к себе.

– Добро пожаловать, – весомо и искренне произнес он. – Добро пожаловать в Муирвуд. Мы очень рады твоему прибытию. Ты – дочь мастонов и теперь сама будешь мастоном. Аббатство приветствует тебя, Марсиана.

– Спасибо, альдермастон, – сказала Майя, и голос ее дрогнул, ибо ласковые слова глубоко тронули ее сердце. Альдермастон смотрел на нее, как отец мог бы смотреть на дочь, и сила Истока исходила от него, словно пар от стоящего на огне чайника.

Альдермастон отпустил ее руки, и его жена приняла Майю в свои объятия. Майя ощутила ее тонкие ключицы сквозь ткань рясы, а обоняния ее коснулся запах пурпурной мяты. Женщина отстранилась, но взгляд, которым она смотрела на Майю, был полон тепла.

– Здравствуй, Майя, – прошептала жена альдермастона и погладила девушку по щеке.

– Идемте же в дом, – сказал альдермастон и жестом подозвал Джона Тейта. – Нам о многом нужно поговорить. Вы – Джон Тейт, наш новый охотник? Добро пожаловать, сударь. Пойдемте с нами.

Майя не знала названия тем чувствам, что бурей поднялись у нее в душе, но ей казалось, что она вот-вот заплачет. Нечто странное было разлито в воздухе, нечто тяжелое и трепещущее, и тяжесть эта почти до боли сдавливала сердце.

Под шепотками и любопытными взглядами учеников и работников они приблизились к дому альдермастона и вошли в двери.

В кабинете альдермастона дожидался высокий человек с густой седеющей шевелюрой. Одет человек был в простую, но строгую рясу служителя. Едва завидев альдермастона, человек почтительно приветствовал его.

– Я привел ее, альдермастон, – с поклоном произнес человек. Рядом с невысоким хозяином аббатства он казался еще выше. – Она ждет в приемной.

– Спасибо, – поблагодарил альдермастон и указал на человека. – Это Томас, мой сенешаль и многолетний помощник. Он верный советник, а еще – давний учитель гравирования. Томас, – на сей раз альдермастон указал на Майю, – это наша новая гостья.

– Добро пожаловать, леди Марсиана, – улыбнулся Томас, на впалых его щеках вдруг показались ямочки. Сенешаль задумчиво пощипал пышные седеющие усы, не уступавшие густотой шевелюре. – Вам еще кто-нибудь потребуется, альдермастон? Прислать целителя?

Но альдермастон лишь слегка качнул головой и чуть приподнял ладонь.

– Нет, Томас, спасибо. Посторонние нам не нужны.

Томас закрыл дверь, отрезав комнату от остального мира. Хозяин аббатства серьезно и печально посмотрел на Майю.

– Марсиана, у меня для тебя горькая весть.

Майя сглотнула. Боль обожгла ее изнутри.

– Мама умерла, – тихо сказала она пересохшими губами.

Альдермастон тяжело кивнул. Сабина обняла Майю за плечи.

Сердце Майи рвалось от боли. Она обо всем знала, она видела сон, и все же слова альдермастона ударили как клинок под ребра. Майя содрогнулась, но постаралась взять себя в руки.

– Это случилось три дня назад, – сказал альдермастон, шагнул к ней и взял ее за руку. – Я пытался поднести ей Дар исцеления. Я испросил воли Истока на то, чтобы поднести ей Дар жизни, однако этому не суждено было случиться. Исток забрал ее к себе.

Он печально покачал головой.

– Горе, печаль и беды – неизменные спутники человека, Марсиана, но жизнь наша соткана не только из них. Я не стремлюсь приуменьшить твою боль, вовсе нет. Словами горе не излечишь. Беды могут преследовать человека долго, очень долго – твоя жизнь и жизнь твоей матери тому подтверждение. Но запомни, Марсиана: не дай бедам поглотить тебя с головой.

Его взгляд был взглядом человека, который не понаслышке знал, что такое страдание.

– Я так хотела увидеть ее, хотя бы один последний раз, – прерывистым голосом произнесла Майя.

– Ты еще увидишься с ней, – уверенно сказал альдермастон, сжимая ее руку. – Со смертью приходит печаль. Так было и так будет. Но здесь, в аббатстве, ты должна будешь совершить одну важную вещь. Ты снова откроешь Сокровенную завесу. Мертвые плачут вокруг, ибо они обречены вечно скитаться по нашему миру. Ты откроешь ворота их темницы. Твоя мать знала это. Эта судьба предсказана тебе давным-давно. И когда-нибудь ты снова увидишься с матерью, ибо связь между вами нерушима.

Не в силах вынести его испытующий взгляд, Майя отвела глаза. Негромкие слова этого человека были наполнены такой силой и убежденностью, что казались тверже камня и сильнее бури.

– Благодарю вас, альдермастон, – с трудом выговорила Майя.

Он подвел девушку к стулу и помог ей сесть. Об руку с женой альдермастон отошел к столу, заваленному свитками, перьями, чернильницами, гравировальными принадлежностями и прочими инструментами и материалами, между которых затесался небольшой старинный том. Усадив жену, он сел сам. Сабина устроилась на стуле подле Майи, а Джон Тейт взгромоздился на широкий подоконник, где было устроено сиденье.

– Томас, – сказал альдермастон, – не мог бы ты рассказать Великой Провидице о том, что за вести пришли из Комороса?

– Да, альдермастон, – Томас не сел со всеми и остался стоять, смиренно сложив руки. Он вздохнул.

– Канцлер Мортон… Я даже не знаю, как об этом сказать, чтобы не ранить ваши чувства… Канцлер отказался подписать закон о верноподданничестве и был обезглавлен у стен башни Пент. Это произошло утром при большом скоплении народа, в присутствии по меньшей мере пяти сотен свидетелей, в том числе узников башни. Таковы, насколько я понимаю, факты.

Он фыркнул и стиснул зубы, видимо, сдерживая гнев.

Майя уставилась на сенешаля. Новость не была для нее новостью – о случившемся она уже знала от Кольера, своего мужа. И двух недель не прошло с тех пор. При мысли о муже Майе стало не по себе. Она бежала из Несса, а муж остался там, в плену, и причиной тому было ее предательство.

Джон Тейт фыркнул:

– Это что ж они, за бумажку ему голову отрубили?

Томас кивнул и качнулся на пятках вперед-назад.

– Закон о верноподданничестве объявляет королевскую власть превыше воли Истока. Земли аббатств облагаются налогом в пользу казны. Альдермастонов отныне назначает не Великая Провидица, а король. Скажем прямо, он обезумел и жаждет крови!

– Томас, – с мягкой укоризной произнес альдермастон.

– Мне не следовало так говорить, – немедленно признал Томас, покраснев. – Я забылся, а ведь здесь присутствует королевская дочь. Молю о прощении, леди Майя, однако в настоящее время я не питаю добрых чувств к вашему отцу.

Сабина наклонилась вперед:

– Когда он узнает, что я в Муирвуде, то очень удивится.

– По всей видимости, да, – согласился Томас, вновь качнувшись на пятках.

Сидевший под окном Джон Тейт почесал Аргуса за ухом.

– Лучше бы королю сюда не соваться, – сердито проворчал охотник. – Я ведь и осерчать могу. Ишь, повадился рубить головы среди бела дня!

Альдермастон сложил руки на груди и чуть наклонился вперед.

– Каково бы ни было наше положение, мы не можем позволить себе позабыть о Клятве Муирвуда. После того, как королева скончалась – полагаю, что от яда, – мы послали вестника во дворец. В самом скором времени я ожидаю распоряжений относительно организации похорон. Не исключено, что король пожелает почтить Муирвуд своим присутствием, – альдермастон понизил голос. – Это было бы в высшей степени нежелательно. Король может понять, что аббатство почти отстроено и что работы не были прекращены по его приказу. Что нам делать, Великая Провидица? Нам нужен ваш совет.

При мысли о том, чтобы снова увидеть отца, и особенно вскоре после смерти матери, у Майи исказилось лицо и сжались кулаки.

Сабина устремила на альдермастона твердый взгляд.

– У Майи будет совсем мало времени на подготовку к мастонским испытаниям, – произнесла она.

– Верно, – согласился альдермастон, и на душе у Майи стало еще тревожнее.

– Кого вы выбрали ей в товарки?

Альдермастон повернулся к жене и жестом передал слово ей.

– Среди тайнознатиц немало способных девочек, Провидица, – произнесла женщина. – Есть среди них и высокородные, и безродные. Я испросила волю Истока, и Исток избрал в товарки Майе девицу Сюзенну Кларенсье.

– Расскажите мне о ней, – задумчиво попросила Сабина.

– Она учится последний год, и ее испытание состоится на ближайший Духов день. Сюзенна принадлежит к уважаемому Семейству, старшая из троих детей. Она помогает другим в учебе и не кичится своей родовитостью. Среди учениц она пользуется уважением и имеет на них некоторое влияние. На ее благоразумие можно положиться. Кроме того, она тайнознатица, а потому умеет хранить секреты.

– Приведите ее, – распорядилась Сабина.

Томас улыбнулся, вновь показав ямочки на щеках, и вышел в приемную.

– Вижу, вы приготовили книгу, – сказала Сабина альдермастону, когда за сенешалем закрылась дверь.

– Все как вы сказали, – спокойно ответил альдермастон, указав на лежащую перед ним книгу.

– Эта книга предназначена для тебя, Майя, – пояснила Сабина и сжала руку внучки. – Я попросила альдермастона выгравировать лишь одну страницу. Последнюю.

Открылась дверь, и сенешаль пропустил внутрь девушку, возрастом и ростом схожую с Майей, удивительную красавицу в одеждах из шелка и парчи, стоивших, должно быть, не меньше тысячи марок. Шею девушки плотно обхватывало драгоценное ожерелье, по плечу сбегала длинная золотая коса. Майя ощутила укол зависти – сама-то она была одета куда как проще, и наряд ее не выдавал истинного положения своей владелицы в свете. Но смотрела девушка тревожно, и при виде собравшихся тревога ее лишь возросла.

Сабина встала и приветствовала вошедшую.

– Добро пожаловать, Сюзенна. Не стесняйся.

Глаза девушки расширились.

– Великая Провидица! – ахнула она и склонилась в глубоком реверансе.

– Ты ей не говорила, Джоанна? – спросила Сабина, обращаясь к жене альдермастона.

– Нет.

Сабина кивнула и взяла ладонь девушки в свою.

– Я вижу, что тебе не по себе. Ну же, не бойся. Тебя никто не собирается наказывать. Ты призвана сюда за свои достоинства, а не за грехи.

Услышав похвалу, девушка покраснела.

– Благодарю вас.

– Сюзенна, ты пришла сюда потому, что такова была воля Истока. Я обратилась к альдермастону с просьбой подобрать ученицу выдающихся достоинств и преданности делу, дабы эта ученица могла помочь нам в наших трудах. Исток говорит мне, что выбор был сделан верно. Я хочу поручить тебе дело, требующее абсолютной секретности и самоотверженности. Прежде чем продолжать, я хочу знать, готова ли ты взять на себя эту ношу.

Девушка была растеряна, но глаза ее сияли от сдерживаемых чувств, и с ответом она не медлила:

– Да, Великая Провидица, конечно! Я готова сделать все, чего потребует воля Истока.

Сабина кивнула, разжала руки, подошла к Майе и жестом велела ей встать.

– Это моя внучка, леди Марсиана… Майя.

Сюзенна ошеломленно посмотрела на Майю, и глаза ее снова округлились.

– Дочь короля? – ахнула она.

– Да, – ответила Сабина, похлопав Майю по руке. – Она будет учиться в Муирвуде. Она пройдет мастонские испытания, но прежде станет тайнознатицей. Я хочу, чтобы ты помогла ей в ученье, Сюзенна. От этого зависит судьба всего аббатства.

– О, конечно, – нерешительно промолвила Сюзенна. – Да-да, Великая Провидица, как пожелаете.

– Я хочу, чтобы ты знала еще одну вещь, Сюзенна, но знание это ты должна будешь хранить превыше всех прочих тайн. Этого не будет знать ни одна живая душа, кроме присутствующих здесь. Не бойся. Майя… покажи ей отметки у тебя на груди.

Побледнев от смущения, чувствуя, как сосет в животе, Майя послушно распустила ворот голубого платья и обнажила ключицы, покрытые извивающимися туманными завитками – татуировками, которые начали проступать, когда она впервые надела кистрель, ныне покоящийся на груди ее мужа.

Сюзенна испуганно округлила глаза.

– Об этом – молчи, – сказала Сабина и жестом велела Майе прикрыться. – Это записано в книге, что лежит на столе у альдермастона.

Сила Истока хлынула в комнату. Майя ощутила ее прилив. Маленький яр-камень на столе занялся жарким багровым светом. Альдермастон достал откуда-то щипцы и положил на яр-камень, словно желая их разогреть.

Затем альдермастон поглядел на дрожащую девушку.

– Береги эту тайну, Сюзенна. Такова воля Истока. Майю предали дохту-мондарцы и обманом сделали из нее хэтару. Что это значит, ты вскоре поймешь – поймешь, когда пройдешь мастонские испытания. Знай же, что это свершилось не по воле Майи. Пусть она будет носить свои отметины до конца жизни, но зла в ней нет. Знай, что я доверяю ей всецело, так же, как доверяю Великой Провидице… как Истоку. Вот почему Исток привел Майю сюда. У нее нет иного пристанища и убежища, кроме нашего аббатства. Береги ее тайну, Сюзенна. Готова ли ты к этому?

Сюзенна шмыгнула носом и смахнула слезы с глаз.

– Да, альдермастон.

При этих словах альдермастон кивнул и поднял щипцы, нагретые багровым яр-камнем. Его жена взяла полосу орихалка, провела ее под последней страницей и вывела концы поверх предпоследней, пустой, соединив страницы вместе. Альдермастон щипцами сжал концы блестящей полосы и сплавил металл, запечатывая страницы. Затем он убрал щипцы и толкнул книгу через стол.

Сабина взяла со стола стержень для гравирования и вывела на горячем золоте какой-то знак. В комнате загудела сила, и Майя почувствовала себя удивительно и прекрасно.

– Это – сигил тайны, – негромко произнесла Сабина, откладывая гравировальный стержень. – Отныне сказать вслух о тайне Майи не сможет никто, – она подняла глаза на Майю. – Даже наши враги.

Но в глазах ее читались иные слова: «Даже твой муж».

Все мы по временам бываем в трудном положении, однако не должно носить горести в сердце своем. Все мы горюем, страдаем, стонем. Испытания – опыт, который укрепляет нас, как ветер укрепляет корни яблонь в Саду сидра. Но бури приходят и уходят, наше же дело – не дать им отвлечь нас от того прекрасного, что уже прошло или еще настанет. Всем сердцем предавшись размышлениям о перенесенной несправедливости, мы можем не заметить тех, кто страдает рядом. Когда больно тело, исцеление требует времени; то же самое верно и для страдающего сердца.
Ричард Сейон, альдермастон аббатства Муирвуд

Глава третья
Сюзенна

Она проснулась от легкого прикосновения руки к плечу.

– Майя, нам пора.

Она заморгала, силясь разогнать тьму, нарушаемую светом одной-единственной толстой свечи. Комната альдермастонова дома смыкалась над ней как пещера, непроглядная тьма давила на плечи. Майя попыталась вспомнить, где она находится. За прошедшие несколько недель она привыкла к тому, что во сне ее разумом завладевал Бесчисленный, насылая ей яркие видения из прошлого. Но теперь она была свободна от злобного создания, засевшего в ее душе. Ей ничего не снилось, она даже не помнила, как заснула. Последнее, что осталось в памяти, – тишина, темнота и звук дыхания Сюзенны.

– Спасибо, – сказала Майя, садясь и отводя с лица спутанные пряди. В комнате девушек поставили две узкие деревянные кровати с высокими резными столбиками по четырем углам и свисающими с них шелковыми завесами. У дальней стены имелся большой очаг с вырезанным внутри яр-камнем. Майя вспомнила, как перед сном Сюзенна одним движением мысли погасила огонь. До самого отхода ко сну у девушек не случилось возможности поговорить, ведь Сюзенне необходимо было собрать вещи и перенести их в новое жилье. Когда ее вещи – несколько сундуков – были доставлены, Сюзенна добрый час провела в гардеробной, развешивая прелестные платья. Она была молчалива и деловита, и потому Майе было как-то неловко затевать разговор. Оставалось надеяться на то, что позже им еще выпадет возможность получше узнать друг друга.

Поставив свечу на столик, Сюзенна торопливо сбросила ночную рубашку, пробежалась пальцами по платьям и наконец выбрала одно, элегантностью не уступавшее прочим. Гардероб Майи был куда скуднее: платье безродной да ночная рубашка, полученные от бабушки.

– Можно мне расческу? – тихо попросила Майя.

Сюзенна вздрогнула и кивнула, жестом указав на столик, где еще вечером выложила целый ассортимент щеток и гребней. Майя быстро расчесала волосы, на мгновение задержав пальцы на серьгах – подарке мужа, одном из многих. Все прочие драгоценности она бросила во время бегства из Несса, но с серьгами расстаться не смогла. На мгновение она окунулась в воспоминания – дрожащие пальцы Кольера, который вдевает украшение ей в уши… Вздохнув, она опустила руки, гадая, где спит сейчас он, ее муж, затерявшийся на севере, в королевстве Несс. Каким будет его пробуждение? Возненавидел ли он Майю?

Сегодняшний наряд Сюзенны не уступал богатством вчерашнему; одевшись, девушка торопливо поплескала водой в лицо, вытерлась полотенцем и потянулась за свечой.

– Надо идти зажигать яр-камни, – сказала она Майе. – Я всегда стараюсь прийти в клуатры чуть раньше, чтобы все приготовить, – тут она помолчала и неуверенно добавила: – Если… если вы не против.

– Конечно-конечно, – сказала Майя, чувствуя повисшую в воздухе неловкость.

Сюзенна улыбнулась.

– Надо взять с собой книгу, – сказала она, подняла тяжелую кожаную суму, плоскую, с длинной лямкой, и повесила себе на плечо. Майя последовала ее примеру – суму она получила накануне вечером, – и ноша тяжело легла ей на поясницу. Сюзенна первой вышла в темный коридор и повела Майю к покоям альдермастона. В коридорах не было ни одной живой души, и лишь тихое похрустывание свежего тростника под ногами нарушало ночную тишину. Сюзенна коротко постучала в дверь и открыла ее, не дожидаясь ответа. Майя вошла следом. За столом сидел альдермастон и читал при свете небольшого яр-камня.

– Доброй ночи, – пожелал он девушкам, жестом указав на дверь в приемную.

Майя улыбнулась, и ответом ей был ласковый взгляд. Затем альдермастон снова уставился в книгу, на вырезанные в сияющей странице строки.

Приемная представляла собой небольшое помещение с мягкой скамьей и небольшим столиком сбоку от нее. На полу лежал роскошный ковер; Сюзенна подняла край, и под ковром обнаружился люк. Сюзенна передала свечу Майе, потянула за кольцо в крышке и торопливо стала спускаться по ступеням. Майя наклонилась, вернула товарке свечу и пошла за ней следом.

Закрыть за собой люк она не успела – остановила Сюзенна.

– Закроем, когда вернемся. Мы должны соблюдать осторожность и не шуметь, чтобы ученики ничего не заподозрили.

В сумрачном туннеле пахло сырой землей – сильный, но не сказать чтобы неприятный запах. Подземный ход тянулся далеко и был достаточно широк, позволяя девушкам идти бок о бок. Вскоре дорогу их пересек другой туннель.

– Если свернуть туда, попадешь в аббатство, – пояснила Сюзенна. – А нам сюда, к клуатрам.

Она говорила скупо и сдержанно, не заискивая, но и не стремясь завязать беседу. Глядя на нее, Майя вспоминала девочек, с которыми она играла в детстве. Она всегда выигрывала. Девочки ни на миг не забывали, чья она дочь. А потом ее отправили в Прай-Ри, оставив там на много лет и наказав руководить делами отца – а ведь она была еще совсем юна, моложе, чем была эта Сюзенна, когда пришла учиться в Муирвуд. В Прай-Ри она и вовсе не имела дела с ровесниками. Потом было изгнание, а кто осмелился бы завязать дружбу с изгнанницей? Так и вышло, что самыми близкими ее друзьями всю жизнь оказывались люди старше нее. Единственным исключением стал ее муж. При мысли о нем Майе стало больно, и она постаралась не вспоминать. Она не будет думать о Кольере; сейчас она этого просто не вынесет. Закусив губу, она молча пошла вперед.

Они вышли к туннелю, ведущему в клуатры, и поднялись по узкой каменной лестнице к открытому люку, откуда доносились женские голоса.

Сюзенна вздохнула. Майя поняла: ее удручало опоздание, причиной которому были новые обязанности.

– О, ты пришла! – воскликнула хорошенькая темноволосая девушка, завидев Сюзенну. – Ты ведь никогда не опаздываешь! Неужели проспала? Мы пришли, а тут темно, – и она засияла проказливой улыбкой.

Девушки держали в руках свечи – шесть девушек, с Майей и Сюзенной – восемь. Майя с интересом разглядывала комнату, подмечая массивные полки с бесчисленными сверкающими томами и невысокие рабочие столы на толстых ножках, призванных выдерживать вес книг. Вокруг каждого стола стояло по четыре стула. Вдоль одной из стен тянулся шкаф с принадлежностями для гравирования, баночками воска и прочими необходимыми вещами. Девушка помладше, нет, девочка лет двенадцати, стояла перед яр-камнем, и под ее взглядом он медленно наливался светом. По традиции на яр-камнях вырезали лица, и в этой комнате с камней смотрели только женские лики. Интересно, подумала Майя, а ведь мальчики и юноши тоже учатся именно здесь.

Сюзенна не поддавалась на дразнилки.

– От дома альдермастона идти дальше, Мейг. Сиссель, давай лучше я, – с этими словами она отодвинула в сторону девочку, которая медленно разжигала яр-камень. Судя по напряженному лицу Сиссель, яр-камень едва слушался ее. Сюзенна в упор посмотрела на камень, и тот стал быстро набирать жар.

– Я же просто пошутила, – сказала Мейг, смерив Сюзенну недовольным взглядом, и повернулась к Майе. Один взгляд, и лицо Мейг приобрело высокомерное выражение.

– Ага, новенькая, – со смешком заметила она. – Опять безродная.

Сюзенна перешла к другому яр-камню, и тот начал медленно пробуждаться, разгоняя тени.

– Она не безродная, – бросила Сюзенна через плечо. – Это Марсиана, дочь короля.

– Сводная сестра принцессы Мюрэ? – удивилась Мейг. – Ну, в смысле, королевина падчерица? Которую изгнали? Ах да, мне говорили, что тебя одевают как служанку.

От высокомерия, звучавшего в ее голосе, Майя жарко покраснела.

– Мейг, – предостерегающим тоном произнесла Сюзенна, – не груби.

– А я разве грублю? – удивилась Мейг с прежней беззаботной улыбкой. – Значит, ты теперь будешь жить с ней? Бедняжка.

Кто именно бедняжка, она уточнять не стала.

– Доставайте книги, – твердо велела Сюзенна. – К приходу жены альдермастона все должно быть готово. Где Джесс и… ах, вот они.

Из люка поднялись еще три девочки (одна из них сонно терла кулаком глаза), и учениц стало одиннадцать. Сонная девочка посмотрела на Майю, улыбнулась и села за стол к подругам. Майя подметила, что девочек нечетное число – ну конечно же, поняла она, как иначе. У каждой девочки была товарка, но появление Майи нарушило ход вещей.

– Она идет за нами, – тихо предупредила одна из вошедших. Девочки открыли кожаные сумки и достали тяжелые тома. Майя неуверенно переминалась с ноги на ногу, не зная, куда ей сесть. Девочки быстро расселись по местам. Мейг опять смерила ее взглядом, и на губах ее промелькнула улыбочка.

Сюзенна в смятении бросилась к третьему яр-камню; мысль о том, что жена альдермастона может явиться прежде, чем все будет готово, по всей видимости, ужасала девушку.

И почему они не зажгут все яр-камни одновременно, подумала Майя и одним усилием мысли пробудила спящие камни. Комната наполнилась светом. Сюзенна удивленно ахнула, и вслед за ней заахали другие девушки.

– Вы это видели? – прошептала одна.

– Сюзенна, как ты… – начала другая.

– Это не я, – покачала головой Сюзенна, пятясь прочь от яр-камня. Обернувшись, она посмотрела на Майю, и в ее расширившихся глазах Майя прочла… страх?

– Это ты! – сказала из-за стола Мейг, на лице которой любопытство боролось с презрением.

– Даже Джейен не могла зажечь столько яр-камней сразу, – хихикнула какая-то девочка.

Послышались шаги, и в клуатр вошла жена альдермастона в белой накидке поверх серой рясы.

Сюзенна быстро шагнула к столу Мейг, где оставалось единственное свободное место, и начала распутывать завязки сумы, но тут поняла, что Майя так и осталась стоять, в то время как свободных стульев в помещении не оставалось. Сюзенна жарко покраснела.

– Ничего, Сюзенна, ничего, – ласково сказала жена альдермастона, подходя ближе и кладя сухую руку на плечо Майе. – Сегодня она будет моей напарницей. Мне повезло.

Голос ее был тих и спокоен, однако в комнате разом наступила тишина.

– Это Марсиана, принцесса Комороса. Как вам известно, ее мать покинула нас. Будьте добрее и обращайтесь с ней так, как вы хотели бы, чтобы обращались с вами в новом месте. Марсиана будет учиться вместе с вами.

Одна из младших девочек вскинула руку.

– Да, Эльзи?

– Марсиана тоже будет тайнознатицей?

Жена альдермастона улыбнулась терпеливой улыбкой.

– Да, но она будет служить иначе, ибо она – принцесса. Тайнознатицы обыкновенно становятся фрейлинами или горничными. Многие из вас будут в том или ином качестве служить при королевском дворе. Вы учитесь, дабы обрести мудрость и впоследствии стать советницами и помощницами тех, кому будете служить. В этих книгах немало жемчужин мудрости, но чтобы познать их, вы должны уметь читать. Закон ордена Дохту-Мондар запрещает женщинам учиться читать, но мастон не может быть неграмотным. Среди ваших будущих мужей многие будут выше вас по положению. Они изберут вас не за красоту, ум или ловкость в обращении с лютней или арфой. Они сделают вас своими супругами потому, что вы пройдете мастонские испытания и мудрость ваша будет оценена по достоинству. Я говорила и повторяю вам снова: тайнознатицы умеют хранить тайны. Вы должны будете хранить тайны своей госпожи. Тайны вашего почитаемого мужа. И то, что мы делаем тут, в аббатстве Муирвуд, вы тоже сохраните в тайне. Возможно, однажды кто-то из вас вознесется так высоко, что будет служить королю или королеве, – рука на плече у Майи стала чуть тяжелее, самую малость. – Позвольте же мне представить вам леди Марсиану.

– Пожалуйста, зовите меня Майя, – попросила девушка, смутившись под многочисленными взглядами. Кто-то смотрел с интересом, кто-то – как Мейг, – с завистью. Взгляд Сюзенны был самым спокойным, но в нем не было заискивания – только лишь строгое достоинство.

– Как пожелаешь, – ответила жена альдермастона и подвела Майю к первому столу, где сидели самые младшие девочки. – В аббатство девочек присылают часто, но мы избираем лишь немногих, – объяснила она. – Девочки приезжают к нам учиться языкам, вышивке, целительскому искусству, музыке. В первый год мы с альдермастоном наблюдаем за ними, выбирая тех, кому можно доверять. На втором-третьем году Исток начинает называть тех, кто будет избран. Эта прелестная молодая особа – Хэйвен Прулс из Сотни Каспур. Она дочь графа Каспура. Рядом с ней – Джоанна Стэй. Мне нравится ее имя, потому что мы тезки, – она легко опустила руку на плечо Джоанны. – Мы с мужем не всегда были альдермастонами Муирвуда. Джоанна тоже из Сотни Каспур. Это Ишея Отт, она перебралась к нам из аббатства Кларедон и учится уже третий год, с тайнознатицами же лишь первый. Какие у тебя красивые косы, Ишея. А это Кересия Дрэпер из Сотни Норрис-Йорк. Она безродная.

Майя выслушала имена, всякий раз кивая девушкам, и жена альдермастона тотчас же отвела ее к следующему столу и быстро перезнакомила со всеми девушками. Они прибыли сюда из самых разных уголков страны. Одна была в фартуке и сборчатой блузе, и Майя тотчас же узнала этот наряд.

– Ты из Отландии? – с любопытством спросила она. Девочка зарделась и кивнула, не говоря ни слова. По своему опыту Майя помнила, что в Отландии мир женщин строго-настрого отделен от мира мужчин и к женщинам принято относиться с подозрением.

Так понемногу Майя познакомилась со всеми присутствующими.

– А это Мейгери Бейнтон, – сказала жена альдермастона, когда очередь дошла до Мейг. Лукавая ухмылка девушки не дрогнула. – Мейгери прекрасно танцует и музицирует. Мне очень нравится, как она поет, а еще она великолепно играет на арфе. Она из нашей Сотни, ее отец – шериф Менденхолла, и потому положение тайнознатицы представляет для нее немалую опасность. Если отец Мейгери узнает о наших занятиях, всем нам придется очень плохо. Но мы с альдермастоном целиком и полностью доверяем Мейгери.

Майя кивнула, но Мейг никак не ответила ей.

– Ну, а эту девушку, как ты уже знаешь, зовут Сюзенна Кларенсье. Она из южной Сотни Кент. У Сюзенны великолепный почерк, с ней никому не сравняться, и мне в том числе. Мне уже практически нечему ее научить, поэтому она помогает мне обучать самых младших девочек, когда те только начинают гравировать. После Духова дня мне будет не хватать тебя, – и она положила руку на плечо Сюзенны. Похвала заставила девушку покраснеть. – Ну что ж, девочки, сегодня будем продолжать вчерашнюю работу. Начинайте гравировать. Я буду занята с Майей и не смогу за вами присмотреть. Сюзенна, не могла бы ты?..

– Конечно, я с радостью помогу.

Чинной тишине пришел конец – девочки вскочили, отталкивая стулья, поспешили к полкам и извлекли каждая по книге. Жена альдермастона отвела Майю на скамью у дальней стены, под шкафом с писчими принадлежностями. Майя заметила, как Мейг тихо переговорила с несколькими девочками, и во время разговора те то и дело исподтишка поглядывали на Майю и прикрывали рот руками. Майе стало очень грустно.

Она знала, что не надо обращать на это внимания. Годы страданий под игом мачехи и ее семейства приучили Майю к дурному обращению со стороны особ одного с нею пола. Она привыкла к их взглядам – осуждающим, оценивающим, испытующим. Слишком поздно она поняла, что демонстрация ее умения обращаться с яр-камнями пошатнула положение Сюзенны, угрожая ее первенству. Майя пообещала себе, что обязательно извинится. Может быть, ей еще удастся подружиться с Сюзенной. Впрочем, подумала она, у девушки уже наверняка есть подруги, с которыми она много лет училась вместе здесь, в аббатстве, и, возможно, ей вовсе не хочется тратить свои последние месяцы, возясь с новой девчонкой.

Взгляд Майи упал на орихалковую ленту, перехватывающую последние страницы тома. Больше ни у кого из девочек не было сигила тайны. Темные секреты несла в себе только она, Майя. Она некогда была вместилищем Эрешкигаль, королевы Бесчисленных. Она творила – под принуждением, против своей воли, но творила, – страшные вещи, о которых будет сожалеть до конца жизни. Здешние девушки выросли в благотворной сени двух любящих альдермастонов – заботливого мужа и доброй, под стать ему, жены. Они с ранних лет учились читать и гравировать.

В глубине души Майе хотелось возмутиться, обидеться на этих девиц, которые развлекались, пока она сидела запертая на чердаке мачехиного поместья. Она провела ладонью по пустой и гладкой странице своей книги.

– Сначала потренируйся вот на этом, – сказала жена альдермастона, подталкивая к ней блестящую восковую дощечку в деревянной рамке. – Прежде чем резать по орихалку, нужно хорошенько потренироваться, чтобы добиться безупречного почерка. Тебе это будет нетрудно, хотя поначалу работа может показаться скучной. Постарайся каждый день читать и тренироваться. Днем мы с мужем будем преподавать тебе учение об Истоке, а по ночам я стану рассказывать, как услышать его зов.

Она накрыла ладонь Майи своей.

– Я так мечтаю об этом, Майя, – сказала она. – Я ведь уже люблю тебя. Все эти тяжелые годы я много часов провела в разговорах с твоей матерью. Я передам тебе все, что от нее узнала. Я считаю ее одной из самых благородных женщин, когда-либо живших на этой земле.

Сердце Майи сжалось от боли, на глазах выступили слезы.

– Она отдала свою жизнь и счастье за тебя, – сказала жена альдермастона таким голосом, словно у нее перехватило горло. – Пусть тебе кажется, что ты здесь не к месту, но на самом деле только здесь ты и должна быть. Наши девушки стали твоей семьей. Ты – старшая из всех, а они – твои сестры.

Майя быстро вытерла глаза. Она не любила плакать, но бабушка учила ее принимать собственные чувства, не пытаясь отторгнуть и изгнать их. А поскольку отец всегда требовал обратного, наука эта давалась Майе нелегко.

– Кажется, Сюзенне я не понравилась, – тихо сказала Майя, наблюдая, как высокая девушка ходит между столов, подбадривая старательных учениц. – Она меня боится.

Жена альдермастона похлопала Майю по руке и благоразумно промолчала.

Глава четвертая
Сад королевы

С восходом солнца начиналась другая жизнь и другие уроки. Первым уроком шли иностранные языки, и хоть Майя старалась держаться в тени, учитель-дагомеец ее узнал. Обрадовавшись возможности бегло поговорить на родном языке, он тотчас же заговорил с Майей быстро и воодушевленно. Майя отвечала так кратко, как только могла, однако ее познания в дагомейском сразу же стали очевидны. Учитель многословно расхваливал ее перед всем классом, а она лишь моргала. Мейг смерила ее завистливым взглядом, сузила глаза и, прикрывая рот рукой, зашептала что-то другой тайнознатице – что-то наверняка нелестное для Майи.

На уроке иностранных языков Майя познакомилась и кое с кем из юношей. Фамилии некоторых Семейств она помнила с детства, однако знакомых лиц среди учеников не оказалось. Был в классе один парнишка, который далеко опережал сверстников и явно изнывал от того, как медленно шла учеба. Будь Майя поуверенней в себе, она обязательно спросила бы, как его зовут.

Девушки занимались вместе с юношами только на уроках иностранных языков, после чего юноши на остаток дня удалялись в клуатры заниматься чтением и гравированием. Урок вышивания оказался невероятно скучным, зато стрелять из лука Майе понравилось. Занятия правом, медициной и историей тоже оказались небезынтересным времяпрепровождением.

После окончания уроков ученикам дозволялось гулять по аббатству и делать что душе угодно, если только погода к тому располагала. Дни стояли короткие, и порывистый ветер нес обещание проливного дождя. Выйдя из класса, Сюзенна пошла рядом с Майей. Под сенью деревьев Майя разглядела группку юношей – они явно дожидались девушек.

Мейг немедленно заулыбалась и принялась перешучиваться с парнями. Потом она обернулась к товаркам.

– Сюзенна, ты идешь? Или так и будешь весь день возиться с нашей беспризорницей?

Это была жестокость, и жестокость расчетливая. Сюзенна смутилась и покраснела. Ее дожидались друзья, однако тон Мейг не оставлял сомнений: Майю приглашать в компанию никто не собирался.

Майя коснулась руки Сюзенны.

– Иди к ним, – тихо сказала она. – Я так устала, что лучше прогуляюсь в одиночестве. Ты весь день обо мне заботилась – спасибо тебе.

Сюзенна колебалась, между бровей пролегла складка. В душе девушки шла борьба.

– С вами ведь ничего не случится? – неуверенно спросила Сюзенна.

– Не волнуйся, она о себе позаботится, – едко заметила Мейг. – Ну, идем же! Скоро стемнеет. Дни нынче так коротки…

Майя улыбнулась, похлопала Сюзенну по руке, развернулась и пошла прочь. Щеки у нее горели от унижения.

– Она что, правда королевская дочка? – негромко спросил у нее за спиной кто-то из юношей.

– А как же, – хитренько ответила Мейг. – Я вам сейчас расскажу. Сюзенна, ты идешь?

– Бедняга, жаль мне ее, – сказал другой.

Майя не сбавила шаг – ей так хотелось поскорее уйти из-под их взглядов. К юным люди бывают особенно жестоки, поняла она. Она испытала на себе жестокость леди Деорвин, своей мачехи, и жестокость своих сводных сестер, однако в аббатстве ожидала чего-то иного. Трудно было поверить, что одни и те же люди могут взывать к Истоку, зная, как чутко отзывается он на мельчайшие движения души, и одновременно так бездумно ранить других.

Майя вздохнула. Она вынесла все издевательства, которым подвергала ее леди Деорвин с дочерьми. Что по сравнению с этим шпильки Мейг? Пусть подкалывает сколько угодно; она, Майя, не станет мстить. А со временем, быть может, ей удастся завоевать доверие Сюзенны.

От этого решения ей стало легче, и, не вспоминая больше о том, как ее встретили ученики, она пустилась исследовать аббатство. Распахнув глаза, она жадно вбирала его облик, проступавший из-под неуклюжих лесов. Как бы ей хотелось, чтобы леса эти исчезли и аббатство предстало перед ней в своем первозданном виде! Промелькнуло воспоминание: вот она поднимается по лесам аббатства в городе Ростик, что в Отландии. Ступая по мягкой траве, она вспоминала аккуратные мощеные улицы Ростика, узкие, запруженные толпой, и все же удивительно чистые. Сколько же стран прошла она, прежде чем попасть в аббатство, сколько одолела опасных перевалов, штормов, морей и лавин…

Она вошла в Сад сидра, где кружилась, опадая, в морозном воздухе желтая листва, и пошла по раскисшей земле, на которой местами еще виднелась трава. С улыбкой она подумала, что идет словно бы среди привидений. Вдыхая терпкие запахи предзимья, она касалась серых ветвей, вела пальцами по шершавой коре. Одиночество ее не тяготило. Побыть наедине с собой было даже приятно.

Пройдя сад насквозь, она обошла ту часть аббатства, где собирались ученики, и, сделав крюк, вышла к прачечной. В этот час там не стирали – прачки работали по утрам. За навесом, укрывавшем прачек от непогоды, расстилалось пурпурное поле. В цветах стояли на коленях двое работников и срезали ножиками тонкие веточки. Чтобы рассмотреть происходящее, Майя подошла ближе и, к своему удивлению, в одном из работников узнала бабушку.

Сабина и ее молоденькая напарница, обе в запятнанных грязью фартуках поверх платьев, тихо переговаривались между собой. Завидев Майю, Сабина тепло улыбнулась и встала.

– А вот и ты, – сказала она, отряхивая руки и фартук. – Что, уроки кончились?

– Да, – ответила Майя и обняла бабушку.

– Я тебе кое-что хочу показать, – сказала Сабина и повернулась к своей напарнице, которая так и осталась стоять на коленях. – Спасибо, Сибил. Я очень благодарна тебе за то, что ты нашла время научить меня своему ремеслу.

– Рада служить, моя госпожа.

Сабина взяла Майю за руку и куда-то повела.

– Она знает, кто ты? – тихонько спросила Майя, оглядываясь через плечо.

Сабина молча покачала головой и указала на обнесенный стеной участок прямо перед ними.

– Что это? – спросила Майя. Стена густо поросла плющом, под которым почти не было видно камня. Она была высока, но с одной стороны над ней нависало нечто вроде крыши. К уголку с крышей вела тропинка, по которой и шли Майя с Сабиной.

– Это построили по просьбе твоей матушки, – сказала Сабина, кивнув на стену. – Здесь она разбила собственный садик. Его называют Садом королевы. Она не допускала туда никого, кроме садовника. Это было ее прибежище. Ее тайный уголок.

Подойдя ближе, Майя разглядела за завесой плюща грубую деревянную дверь и ощутила присутствие яр-камня. При ее приближении глаза яр-камня загорелись предупреждающим огнем. Майя ощутила укол страха.

– Ты ее крови, и тебе он покорится, – сказала Сабина. – Она создавала этот сад в надежде на то, что однажды ты тоже приедешь в Муирвуд и будешь здесь учиться. Она часто приходила сюда и часами сидела в саду, думая о тебе.

Сердце Майи сжалось от печали, но напоминание о материнской любви согревало девушку. Отыскав взглядом вырезанную в камне рожицу сбоку от двери, она коснулась ее мыслью, успокаивая. Камень со скрежетом пополз в сторону.

– Входи, – сказала Сабина, толкнув дверь.

Из-за двери хлынул аромат цветов, воздух наполнился тончайшим благоуханием. Сад был ухожен и прекрасен: низкие каменные скамьи, каменные чаши, скрадывавшие однообразие рельефа, роскошные деревья и аккуратно подстриженные изгороди. И повсюду – цветочные вазоны с розами, в каждом – своего сорта.

Взявшись за руки, Сабина и Майя пустились исследовать сад. Передний его угол у двери был оборудован наклонной крышей, позволявшей укрыться от дождя. Высокие стены отсекали шум, оставляя его снаружи, и в наступившей тишине слышалось лишь пение птиц, гнездившихся в ветвях деревьев.

– Как тут красиво, – улыбнулась Майя и погладила бабушку по руке. – Она сама выбирала растения, да?

– Да, все до одного. Теперь этот сад твой, Майя. Я сегодня немного за ним поухаживала. Надо выпалывать сорняки, подстригать изгороди… Пока ты живешь в аббатстве, это будет твоей работой. Мне кажется, тебе понравится.

Майя решила, что бабушка права. Это место станет ее убежищем, здесь она сможет побыть одна. Она коснулась каменного бортика грядки, ощутила шершавость поверхности под пальцами. В груди у нее поднялась волна тепла. Она подумала о матери.

– Здесь очень хорошо.

– Я тут кое о чем подумала, – сказала Сабина. – Хочу обсудить с тобой одну вещь… надеюсь, тебе не будет неприятно. Но если будет, скажи.

Майя повернулась к Сабине. Ей было любопытно.

– О чем ты?

– О твоем браке.

При этих словах грудь Майи кольнуло острой болью. Девушка закусила губу.

– Если тебе больно говорить об этом…

– Нет, ничего. Что ты хочешь знать?

Сабина взяла внучку под руку, и они вместе пошли по тропке между кустов.

– Судя по тому, что ты рассказывала на «Хольке», твой брак был предприятием скоропалительным. Он был совершен в шатре короля Дагомеи, союз освятил дохту-мондарец при многочисленных свидетелях. На мой взгляд, этот брак совершенно законен, и принесенные тобой клятвы – тоже, – она вздохнула. – Ох, не того я для тебя хотела. Король Гидеон Дагомейский не сумел пройти мастонских испытаний. По словам альдермастона его аббатства – не особенно и стремился пройти. Я так поняла, что Гидеон не столько взыскал мудрости, сколько изыскивал возможность улизнуть от ученья.

Она помолчала.

– Но что сделано, то сделано. Как твоя бабушка я могу не одобрять твой… выбор, однако, как ни крути, этот человек тебе муж. Очень советую тебе никому о нем не рассказывать. Но и притворяться, будто ты свободна, тоже не стоит. В аббатстве немало молодых людей, которые могут воспылать к тебе самыми романтическими чувствами.

К удивлению Майи, первым, что она ощутила при этих словах, было облегчение. Оказывается, мысль о возможности легко аннулировать несостоявшийся брак исподволь мучила ее уже давно. Девушка и теперь чувствовала, что связана с Кольером, и тревожилась, гадая, как он теперь воспринимает их союз. Но разорвать эти узы, чтобы избрать кого-то другого – нет, это ей и в голову не приходило.

– Вряд ли я кому-то понравлюсь, – сказала Майя. – Я тут вроде парии.

Сабина сжала ее руки.

– Да, но в то же самое время ты принцесса Комороса. И в этом королевстве есть те, кто облечен властью и кто захочет использовать тебя, чтобы свергнуть твоего отца с трона.

– Я об этом не подумала, – смущенно призналась Майя.

– Это вовсе не мои догадки, – продолжала Сабина. – Покуда твоя матушка жила здесь, к ней не раз приезжали некие гости. Многие – втайне. Они уговаривали ее восстать против мужа. Говорили, что народ уважает ее за верность мастонским клятвам, пусть даже она и чужестранка из Прай-Ри. Что ее почитают за то достоинство и терпение, с которыми она вынесла все выпавшие на ее долю унижения. Предлагали ей армию. Это были ростки мятежа, и твоего отца они немало тревожили.

– Но матушка ведь отказалась? – спросила Майя, не веря своим ушам. – Я никогда ни о чем таком не слышала.

– Ну разумеется, не слышала. Сначала тебя держал при себе отец, потом не спускала глаз леди Шилтон, мамаша леди Деорвин. Самое твое существование представляло опасность для твоего отца. Первое дитя, законная дочь, ты могла бы – теоретически – унаследовать его трон. Я говорю «теоретически», потому что прежде такого никогда не случалось. Ты ведь знаешь, в Коморосе королевы единовластно не правят. Много веков назад была одна попытка, но она закончилась гражданской войной. В конце концов на престол взошел сын королевы. Если здешний народ обозлить, бунт будет жестоким и затяжным. Вот почему я решила тебя предупредить. Как бы мы ни старались сохранить твое прибытие в тайне, вскоре о нем станет известно. Ты должна как можно скорее пройти мастонские испытания. Это твоя самая главная задача. Двух недель тебе должно хватить. Когда твой отец узнает, что ты здесь, он непременно пошлет за тобой солдат, вот увидишь.

Майя сглотнула.

– Я не хочу его видеть, – сумрачно произнесла она. – В том, что со мной произошло, виноват он. Я не должна так думать, но все равно…

– Знаю, детка, знаю, – ласково и успокаивающе произнесла бабушка. – Ты просто будь настороже, особенно если вдруг явится какой-нибудь юноша, которому захочется… стать к тебе ближе. Здесь есть ученики из нескольких благородных Семейств. Многие из этих Семейств настроены против твоего отца, но молчат, боясь разделить судьбу старого графа Форши.

– Я была на том совете, – сказала Майя. – Отец обошелся с графом слишком жестоко.

– Можно я задам еще один вопрос? – спросила Сабина.

– Ну конечно. Спрашивай о чем пожелаешь.

– Спасибо, – лоб бабушки прорезала морщина. – Ты и твой муж, вы состояли в интимных отношениях?

Лицо Майи вспыхнуло – к счастью, солнце быстро садилось, и сад заполнили тени.

– Нет, – ответила она, неловко передернув плечами.

– Значит, ты никак не можешь быть беременна. Я не затем это говорю, чтобы расстроить тебя, Майя. Но даже если твой брак и не был заключен по мастонскому обычаю, однажды ты можешь пожелать скрепить его нашим обрядом. Ты пройдешь мастонские испытания, и он, если захочет, может попытаться пройти их снова. Тогда вы вдвоем сможете принести нерушимый обет, как того требуют мастонские клятвы.

Бабушка обняла Майю за плечи.

– А однажды ты захочешь детей. Дети – это воистину благословение Идумеи. Но тебе придется быть очень осторожной. Ты должна будешь соблюдать величайшую сдержанность. Твой поцелуй будет смертелен не только для мужа, но и для ребенка. Это печально, это не раз причинит тебе боль, и все же я не вижу причин к тому, чтобы ты не могла познать всех радостей замужества и материнства.

При этих словах сердце у Майи сжалось от боли. Горькие мысли кружились у нее в голове, точно пчелиный рой, готовый жалить. Она попыталась взять себя в руки. Какое счастье, что не надо хотя бы нести эту тайну в одиночку.

– А если муж пожелает со мной развестись? – хриплым голосом спросила Майя.

– Думаешь, он пожелает? Судя по тому, что ты рассказывала, он непрост и женился на тебе ради твоего положения. Через брак с тобой он может претендовать на престол Комороса. Едва ли он откажется от своих замыслов только потому, что решит, будто ты его предала.

Майя кивнула.

– Ты права. Жаль только… Ах, бабушка, как жаль, что мы не смогли увезти его с собой!

– Я тоже об этом думала, – ответила бабушка. – Но на то не было воли Истока. Я это чувствовала. И все же мне тоже тяжело об этом думать.

– У меня как будто камень на сердце, – покаянно призналась Майя. – Его много лет держали заложником в Пайзене, потому что его отец проиграл войну и долго собирал выкуп. Плен изменил его. Он сделал его тем, кем он стал. Это плен восстановил его против мастонских обычаев.

Майя жалобно моргнула. Сердце ее разрывалось от противоречивых чувств – привязанности, отчаяния, страха.

– Что он обо мне подумает!

– Ну тише, тише, – успокоила ее Сабина. – Не стоит об этом беспокоиться, тебе и своих забот хватает. Едва ли дохту-мондарцы будут долго держать его в заложниках. Они знают, что у него водятся деньги, а значит, он может внести выкуп. Правда, эти деньги он готовил для завоевания Комо-роса… ну, а теперь нессийцы возьмут их, чтобы вторгнуться в Ассинику.

Последние слова она произнесла с горечью.

– Да, но что останется у него в памяти? – сказала Майя. – Какая это тяжелая ноша…

Она вспомнила слова Кольера: будучи пленником в Пайзене, он надеялся, что выкуп заплатит ее отец, памятуя о затеянном династическом браке.

– Я так хотела бы ему помочь, – в отчаянии прошептала Майя. – Но у меня ничего нет.

Всякий, кто пожелает высказаться на непростую тему, прежде должен очистить свой разум от малейшей неприязни, от дружеских чувств, жалости или злобы.
Ричард Сейон, альдермастон аббатства Муирвуд

Глава пятая
На кухне у альдермастона

Подойдя ближе, Майя и Сабина увидели, что окна кухни светятся теплым светом. Из тени у стен выступила фигура, в которой Майя тотчас же узнала Сюзенну. Девушка в волнении заламывала руки.

– Ах, наконец-то! – с явным облегчением воскликнула она. – Простите, что я бросила вас после уроков.

Тут она вгляделась в лицо спутницы Майи и совсем смутилась.

– Прошу прощения, Великая Провидица, я вас не узнала. Мне очень жаль, что я бросила вашу…

– Не беспокойся, – непринужденно перебила ее Сабина. – Я показывала внучке аббатство. Ты ужинала?

– Нет, – ответила Сюзенна, все еще заламывая руки. – Я пошла было на кухню, где едят ученики, но по дороге вспомнила, что теперь должна есть здесь. Я справилась на кухне, но Колетт сказала, что вы еще не приходили.

Майя не поняла, отчего Сюзенна так взволновалась, однако улыбнулась и не стала упоминать о друзьях, которые сманили девушку за собой. Должно быть, теперь она чувствует себя виноватой за то, что пошла с ними. Девушки открыли дверь кухни, и оттуда хлынула волна пряных ароматов.

Впервые увидев кухню, Майя была поражена царившей там безупречной чистотой. Не было ни мучной пыли, ни просыпанных круп. Пол был выметен, столы аккуратно расставлены по местам, у каждой ложки, сковороды и кастрюли имелся собственный крючок или место на полке. Кухня полнилась восхитительными запахами дрожжевого теста, корицы, гвоздики и солонины. Главную кухарку звали Колетт. Это была пожилая женщина в чистом фартуке, с волосами, убранными в тугой узел. При виде вошедших она встала с видом суровым и непреклонным. Поварешку она держала перед собой, словно меч.

– Ужин ваш уж наполовину остыл, чтоб вы знали, – без обиняков заявила она хрипловатым голосом. – У меня подают к столу на рассвете и на закате. А кто опаздывает к столу, о том Исток горько плачет.

– Молю вас о прощении, – улыбнулась Сабина, явно приязненно посмотрев на женщину. – Опоздание целиком на моей совести. А чем это у вас тут так вкусно пахнет, Колетт?

Кухарка свела брови, но не выдержала и улыбнулась:

– Фруктовым пирогом. Один альдермастону, второй нам. Скоро буду доставать.

– Запах просто божественный. Как я соскучилась по вашим пирогам, Колетт! Что вы в них кладете?

– Яблоки, которые давно лежат и совсем уж ватные, – фыркнула Колетт. – Так-то они больше ни на что не годны.

– Обожаю яблочные пироги, – мечтательно сказала Сабина. – Это моя внучка Майя, – сказала она, беря за руку девушку. – А это – ее товарка Сюзенна Кларенсье.

– Леди Сюзенну я и без того знаю, – чинно ответила Колетт. – Добро пожаловать на альдермастонову кухню, леди Майя.

Майя огляделась, и ей вспомнились все те истории, в которых рассказывалось, как на этой самой кухне росла Лийя Демонт, ее прародительница. По углам кухни красовались огромные печи, выгнутый купол потолка покоился на подпорных столбах. В кухне было тепло от огня, витали вкусные запахи. В углу на скамейке орудовали ложками две девочки-судомойки лет восьми-девяти. Девочки потихоньку переговаривались и с любопытством глазели на новоприбывших.

У одной стены был сооружен грубый навес, сверху, насколько могла судить Майя, уставленный мешками и бочонками. Царивший на кухне порядок без слов свидетельствовал о строгой дисциплине и организации, насаждаемых суровой Колетт. Но тут Майя с удивлением обнаружила еще одно действующее лицо: старика со снежно-белыми волосами и усами им под стать. Старик сидел на бочонке у огня и ел суп. Кожаную шапочку свою он положил на колено и сидел так тихо, что Майя не сразу заметила его.

– Голодными вы у меня не останетесь, и не надейтесь, – твердо заявила Колетт. – Вон там в шкафу ложки и плошки. Я вам пока не клала, чтоб не остыло, – она махнула в сторону стоящего на столе горшка. – Пойду-ка на пироги взгляну.

Майя достала тарелки и положила себе щедрую порцию душистого жаркого. Взяв тарелку, она подошла к двум стульям близ скамьи, на которой сидели судомойки.

– Можно я сяду с вами?

Светловолосая девочка с рыжей искрой в русых косах энергично закивала, и серые ее глаза загорелись любопытством.

– Садитесь! Вы безродная, да? Совсем как я? Вы служанка королевской дочки? – зачастила она, кивая на Сюзенну, которая наполнила тарелку и подошла следом. Сюзенна побагровела от стыда.

– Я и есть королевская дочка, – улыбнулась Майя и погладила девочку по шелковистым волосам, растрепав косу. – Но иногда я чувствую себя совсем-совсем безродной.

– Вот зачем ты так, Алойя, – рассердилась вторая девочка, темноволосая, голубоглазая, с алыми как розовый бутон губами. – Вечно ты говоришь ерунду.

– Разве ерунду? – сказала Майя, берясь за жаркое – восхитительную смесь лука, моркови, картофеля и оленины в густой солоноватой подливе. Вкусно было до невозможности.

– Она все время болтает, когда не надо, – сказала темноволосая. – Вообще молчать не умеет.

– Вот и неправда, – рассердилась рыженькая. – Ты сама болтушка!

– Как вас зовут? – спросила Майя, переводя взгляд с одной девочки на другую. Сюзенна опустилась на стул рядом и удивленно заморгала, увидев, что Майя запросто беседует с девочками младше себя. Сабина и Колетт вполголоса обсуждали какой-то рецепт.

– Я Давиния, – сказала темноволосая и разгладила юбчонку. – Она меня зовет Дави.

– А я Алойя, – сказала рыженькая. – И ничего я не болтаю.

– Ну конечно, – сказала Майя и ласково ущипнула девчушку за носик. – Вы всю жизнь прожили при кухне?

– Всю жизнь, – подтвердила Дави. – Ну, с тех пор как нас бросили. Сейчас такое редко бывает. У нас на все аббатство, может, пять безродных, не больше.

– Зато куча детей из деревни, они здесь всем помогают, – вмешалась Алойя, которой тоже хотелось завладеть вниманием Майи. – А вы правда принцесса? Все говорят, что принцесса – леди Мюрэ, но в Муирвуде знают, что по правде все не так.

– Нельзя о таком говорить! – возмутилась Дави.

– А вот и можно, она же с нами говорит! Так вы принцесса, да? Принцесса?

Майя помешала ложкой в миске и съела еще немного жаркого.

– Как вкусно! Колетт замечательно готовит! – с этими словами она снова повозила ложкой в миске. – Да, Алойя. Я – принцесса Комороса.

Девочки так и запрыгали от возбуждения.

– А король хотел выгнать вас из принцесс, да? – заговорщически понизила голос Дави.

– Да, он старался изо всех сил, – ответила Майя. – Он отнял у меня все платья и драгоценности. Выгнал слуг и забрал все мои деньги. Издал закон, по которому все, что было моим, перешло к моим сводным сестрам. Он король, ему можно.

При этих словах сердце у нее зашлось от боли. Майя знала, что отец правит недоброй рукой, что он удерживается на троне лишь за счет золота и власти, и все же, хоть он и недостоин был своего титула, в душе Майя не верила, что судьбой или Истоком именно ей предопределено свергнуть его власть.

– Но, – сказала она, наставив ложку на девочек, – принцессой можно быть и без драгоценностей, и без красивых платьев. Моя матушка была королевой, мой отец – король, и никаким законом этого не отменить. Даже если никто больше не будет верить в то, что я принцесса, я все равно буду принцессой.

Она выудила из жаркого кусочек дичи и с удовольствием отправила его в рот. Бросив случайный взгляд на Сюзенну, Майя увидела, что та не столько ест, сколько смотрит на нее.

Майя дружелюбно улыбнулась, чтобы разрядить атмосферу.

Сюзенна вспыхнула и заработала ложкой.

– А кто это там сидит у печей? – шепотом спросила Майя, нагнувшись к девочкам. – Что он здесь делает?

– Это Тьюлисс, – прошептала в ответ Алойя. – Муж Колетт. Ш-ш-ш, тише! Он здесь даже спит по ночам.

– Какой скандал, – улыбнулась Майя. – А я думала, кухарка спит в доме альдермастона.

– Нет-нет-нет, – сказала Дави. – Вон, видите настил, у них там постель. Ну, сверху.

– Вижу, – сказала Майя. – Значит, они живут тут вместе с вами?

– Ну да, – прошептала Алойя, едва сдерживая смех. – Мы еще маленькие, нас нельзя оставлять одних.

– А жалко, – вздохнула Дави.

Майя доела жаркое. Девочки продолжали болтать.

Алойя серьезно кивнула.

– Не заговаривай с Тьюлиссом. Он очень застенчивый. Ни с кем никогда не говорит.

– Он садовник. Ухаживает за цветами и за деревьями во всем аббатстве, – добавила Дави.

– Он сейчас сажает луковицы. Весной…

– Весной вырастут такие цветы! Вот такущие! Он такой хороший садовник! С людьми почти не говорит, зато с цветами все время разговаривает.

– А я думаю, они все слышат. Иногда даже отвечают.

– А я один раз видела, как он говорил с птицами!

– Врешь!

Тут вмешалась Колетт, и ее громкий голос перекрыл девичье щебетание:

– Девочки, да помолчите вы хоть две секунды! Весь день трещите, трещотки! А ну, хорош болтать, берите пирог и несите его альдермастону.

Девочки вскочили со скамьи и послушно засуетились: собрали миски из-под жаркого, убрали их на мойку, быстро выложили на блюдо пирог для альдермастона. Но прежде, чем выскочить за дверь, они подали Сюзенне и Майе по тарелке, на каждой из которых исходил паром кусок свежевыпеченного фруктового пирога.

Майя откусила от пирога и едва не застонала от восторга. Сверху он был полит патокой с овсом и корицей, а под слоем нежного теста скрывались мягкие душистые яблоки.

– А она случайно не продает эти пироги в Духов день? – спросила Майя.

– Продает, – смиренно ответила Сюзенна, надкусив свой ломтик. – Колетт уважает старые традиции.

Лицо девушки потемнело.

– Простите, что бросила вас после уроков, – сказала она. – Не следовало мне этого делать. Мы ведь теперь товарки.

Майя ласково похлопала ее по руке.

– Можешь бросать меня сколько угодно, – сказала она. – Я вовсе не хочу отрывать тебя от твоих подруг. И потом, я была не одна, а с бабушкой.

Сюзенна опустила голову и уставилась на тарелку с почти нетронутым пирогом.

– Что с тобой? – спросила Майя тихо, чтобы никто не услышал. За столом, налив себе чаю, шепотом переговаривались Сабина и Колетт.

– Спасибо за разрешение, – сказала Сюзенна, не поднимая глаз. – Но я чувствую, что сегодня Исток мною недоволен. Я нарушила его волю. А мне скоро предстоят испытания, – она прикусила губу. – По правде говоря, я не очень уверена в себе. И если из-за того, что я не выказала вам должного уважения, я провалюсь, это меня очень опечалит.

Майя заправила за ухо прядь волос.

– Знаешь, уж кому-кому, а тебе бояться нечего. Ты столько лет здесь училась. Я ведь видела, с какой силой ты взываешь к Истоку.

Сюзенна быстро взглянула ей в лицо и снова опустила глаза.

– Вы сильнее меня.

Майя вздохнула, потянулась и сжала ладонь товарки.

– Я могу понять, что ты чувствуешь, Сюзенна. Я тоже боюсь мастонских испытаний. Потому что… ты ведь знаешь, кто я. Что если Исток отвергнет меня? В сердце своем я знаю, что этого не случится, но я боюсь, и этот страх похож на крошки на тарелке, – и она выразительно подцепила пальцем крошку пирога. – Мы можем одно: очистить свой внутренний сосуд, вытряхнуть из него весь мусор, чтобы достойно принять волю и силу Истока. Бабушка говорит, что я должна буду открыть Сокровенную завесу, чтобы мертвые могли вернуться в Идумею и спасти народ Ассиники. В ее время сделать это не сумел никто. Даже матушка, – Майя снова вздохнула. – Значит, должна я. Я просто не могу ее подвести.

Сюзенна подняла глаза, и на лице ее Майя прочла сочувствие.

– Это тяжелая ноша.

– Ну, если ты справишься со своими страхами, то и я справлюсь со своими. Будем проходить испытания вместе.

Сюзенна улыбнулась – несмело, но все же это была самая настоящая улыбка.

– Хорошо.

И снова замолчала, собираясь с храбростью.

– Как мне вас называть? – неловко спросила она. – Если верить тому, чему нас учили, я должна звать вас «моей госпожой». Или «леди Майя».

– Зови меня просто Майя. И на «ты», – ответила Майя и откусила еще кусочек дивного пирога. Пышное тесто таяло на языке, а душистые яблоки не успели остыть и обжигали язык.

– Но… так нельзя, – испугалась Сюзенна.

– А что со мной еще не произошло такого, что «нельзя»? – со смешком осведомилась Майя. – Меня изгнали и вынудили оставить королевский двор. У меня нет ничего своего, если не считать двух платьев и новой книги. Я в кровь стерла ноги по пути из Дагомеи в Отландию и прошла его пешком в компании охотника, его пса и кишона, которому мой отец велел убить меня, если я попаду в плен.

Воспоминания поднялись в ее душе, взвихрили бурю чувств.

– Я знаю бури, лавины, голод, тысячи унижений и боль потери, – Майя твердо посмотрела в глаза Сюзенне. – Мне все равно, что обо мне думает Мейг или кто угодно. Я пришла в Муирвуд, чтобы стать мастоном и исполнить клятву, которую принесла Лийя, оставляя наши берега. Насколько мне известно, она вела очень простую жизнь и во всем и во всех искала добро. Поэтому, как бы со мной ни обращались, не вини в этом себя. Ты ни в чем не виновата, Сюзенна. Хочешь повидать своих друзей – не оглядывайся на меня. Просто иди к ним, когда захочется.

На протяжении этой речи Сюзенна молчала, уткнувшись взглядом в собственные ладони. Потом она отставила миску и переплела пальцы.

– Я даже представить не могу, с чем тебе пришлось столкнуться в жизни.

Майя покачала головой.

– В одной книге были такие слова: зачем вытаскивать на свет страдания, которые давно окончились, и терзать себя старыми обидами? Я рада, что ты стала моей товаркой, Сюзенна. Не беспокойся обо мне. Я давно уже привыкла к одиночеству. День, когда ты уйдешь из аббатства, уже недалек, и тебе нужно позаботиться о своем будущем. Я так понимаю, с моим появлением твои надежды поугасли?

Сюзенна бросила на нее острый взгляд, словно бы Майя прочла ее мысли.

– Так? – тихо спросил Майя. – Ты ведь боишься моей немилости?

Сюзенна в удивлении округлила глаза. Вид у нее стал жалкий.

– Неужели ты думаешь, что я осуждаю тебя за эти мысли? – дружески упрекнула ее Майя. – Вовсе нет. Ты столько лет училась, зубрила дворцовые правила и этикет, готовилась однажды выйти за графа или служить высокопоставленной даме. Я надеюсь, что мое присутствие останется незамеченным – по большей части – и не испортит тебе будущее. Здесь, в Муирвуде, мы с тобой равны – мы обе приехали сюда, чтобы учиться и пройти мастонские испытания. И знаешь, я сама совершила в жизни столько ошибок, что никогда не буду судить другого человека.

Майя зевнула.

– Еще совсем не поздно, а я уже устала. А ты?

Сюзенна кивнула.

– Можно, я кое о чем спрошу?

– Конечно! Что такое?

– На уроке иностранных языков я заметила, что ты свободно говоришь по-дагомейски. Как ты думаешь, мы не могли бы… практиковаться каждый день понемножку? Я бы хотела улучшить свой дагомейский. Может быть…

– Конечно, будем практиковаться, – ответила Майя, непринужденно переключившись на дагомейский.

– Ты… не такая… как я думала, – выговорила Сюзенна, с трудом подбирая слова. Щеки у нее порозовели.

– Я надеюсь, что мы станем подругами, – сказала Майя, похлопав ее по руке.

Сюзенна принялась за пирог. Майя подошла к печи, нашла чистую миску и положила кусок пирога. Прихватив ложку, она отнесла миску туда, где молча восседал на своем бочонке Тьюлисс.

– Вы уже брали пирог, мастер Тьюлисс? – вежливо осведомилась Майя и протянула ему миску.

Садовник вздрогнул и лихорадочно заморгал.

– Нет… нет еще… нет, моя госпожа.

– Зовите меня Майя, – сказала она и вручила ему миску. – Если завтра будет хорошая погода, не могли бы вы прийти в Сад королевы, когда кончатся уроки? Я хотела бы, чтобы вы рассказали мне о растениях и о том, какие из них матушка любила больше всего.

Тьюлисс отчаянно покраснел – алой стала даже кожа под снежно-белыми волосами и такими же усами – и рьяно закивал, словно не осмеливаясь выговорить ни слова.

– Спасибо, Тьюлисс, – сказала Майя и похлопала его по плечу. – Тогда – до завтра.

Глава шестая
Селия Прачка

Спустя несколько дней в аббатство пришел густой туман. Туман принес с собой запахи Бирден Муира, странные, тяжелые ароматы, которые чрезвычайно заинтриговали Майю и заставили ее пуститься на поиски Джона Тейта. Майе хотелось расспросить его – что он успел узнать об окрестностях. Она не раз встречала его идущим домой и знала, где он живет. Но пока Майя стояла на коленях у стирального корыта бок о бок с Селией, одной из немногих безродных тайнознатиц. Вода в корыте была теплой, шерсть покалывала пальцы, но Майя упорно терла и терла чужую одежду о шероховатый камень.

– А Сюзенна знает, что ты помогаешь мне стирать? – спросила Селия, бросив на нее взгляд из-за упавших на лицо соломенных волос и снова вернувшись к рубахе с пятном. Внимательно рассмотрев пятно, Селия стала тереть ткань между костяшек пальцев.

– Нет, что ты, – улыбнулась Майя. – Только не говори ей. Жаль, я не могу сделать так, чтобы и ты не знала.

– Когда ты сказала, что хочешь мне помочь, я думала, ты это в насмешку. А ты, оказывается, умеешь стирать! Где ты научилась?

Майя вытащила из воды мокрое одеяние и скрутила его в тугой жгут, отжимая влагу.

– Я почти два года прожила в поместье леди Шилтон, в Коморосе. Знаешь леди Шилтон?

– Нет, даже имени такого не слышала, – виновато призналась Селия.

– Она мать леди Деорвин. А я была у нее служанкой. Даже не служанкой, а еще хуже. Она меня заставляла все время работать.

– Но ты же дочь короля!

– Ну и что? – усмехнулась Майя. – Так что я все умею, только сейчас делаю это по доброй воле. У тяжелой работы есть свои достоинства. Она помогает мне думать. Я люблю работать не меньше, чем читать.

– А что ты любишь делать? Ну, кроме стирки.

– Я стираю потому, что хочу отблагодарить Сюзенну не словами, а делом. Она стольким для меня жертвует, а ведь ее даже не спрашивали, хочет она этого или нет. Но я бы охотно занялась и другими делами… ой, сколько бы я всего делала! Вон там, например, холм, видишь, – Майя выпрямилась и показала пальцем. – Там наверху башня или что-то такое. Я бы хотела дойти туда и посмотреть.

– Это Тор, – сказала Селия. – Идти далеко, но оттуда такой красивый вид.

– Тор, – повторила Майя. Где-то она уже слышала это название, но где – не помнила. – А что это за башня на вершине?

– Просто башня. Ее построили, когда пришли корабли из Ассиники, в честь двух альдермастонов, которые умерли на той горе. Там, сбоку, есть такая тропа… Она вымощена камнями. На Духов день, когда гулянья, туда много кто лазает, до самого верха. Но на башне всегда стоят дозорные. Их там ставит альдермастон, чтобы высматривали корабли или войска с моря.

– Ах, вот оно что, – сказала Майя, снова опустила платье в воду и принялась тереть ткань. – Сделай воду потеплее, пожалуйста.

Безродная покраснела.

– Я не так сильна, как ты.

– А ты попробуй.

Селия положила рубаху в корзину и повернулась к яр-камню, нависавшему над дальним краем корыта. Девушка сложила руки на груди, наклонила голову, зажмурилась. Глаза яр-камня стали медленно наливаться светом. На щеках у девушки заходили желваки, по лбу пролегли морщины, и вдруг вода у подножия яр-камня забурлила. Бурление медленно усиливалось, по корыту побежали волны. Над водой закурился пар. Майя молча смотрела, как девушка обуздывает яр-камень. Должно быть, Селия не привыкла использовать свой талант в прачечной. Занятия тайнознатиц хранились в секрете, и практиковаться в присутствии других прачек Селия едва ли могла.

Наконец она открыла глаза и смущенно посмотрела на Майю.

– Ты бы это сделала быстрее.

Майя покачала головой.

– У тебя отлично вышло. Но зачем ты закрываешь глаза?

– По привычке, наверное. На церемонии Одаривания нам нельзя видеть мастонский знак, поэтому, когда я взываю к Истоку, мне кажется… ну… что я должна… проявить почтение, как-то так, – она достала очередное платье Сюзенны и принялась за работу. – А что, не нужно?

– Если тебе так удобнее, почему нет? Каждый из нас взывает к Истоку по-своему.

Селия вздохнула.

– Иногда мне кажется, что я вообще не понимаю, что такое Исток. Жена альдермастона говорит, что мы можем чувствовать его разумом и сердцем. А когда я к нему взываю, то ощущаю такое… покалывание в груди. Ни голосов не слышу, ничего. Жалко, мне так хотелось бы знать, каково это – когда с тобой говорит Исток. А я не знаю.

Майя улыбнулась и даже тихонько засмеялась.

– Знаешь, альдермастон взялся заниматься со мной по вечерам, – сказала она. – Совсем недавно, но я столько всего уже узнала! Он сказал мне одну вещь, наверное, это как раз то, о чем ты говоришь: что свет и тьма одновременно существовать не могут. Ты можешь войти в темную комнату, но как только ты зажжешь свечу, тьма уйдет.

Майя перестала тереть ткань, опустила руки и серьезно посмотрела на Селию.

– Здесь, в Муирвуде, Исток – везде. Я чувствую его. Он не только в этом яр-камне, но и в яблонях Сада сидра. В садах и в тропах. Я чувствую его присутствие в хлебе, который печет Колетт. В птичьих песнях поутру. Исток повсюду вокруг нас, Селия, даже здесь, – и она подняла повыше мокрую ткань.

– И в прачечной тоже? – недоверчиво спросила Селия.

– Да, и в прачечной тоже. Он в той работе, которую мы с тобой исполняем. Мы заботимся о другом человеке. Мы стираем его одежду. И Исток – он здесь, прямо сейчас. С нами.

Непривычная уверенность огнем пылала в сердце Майи.

– Ты прожила жизнь на свету и потому не можешь точно знать, что такое свет. Тебя принесли сюда младенцем, и ты всю жизнь провела в сиянии Истока, – Майя покачала головой. – До того, как я попала в Муирвуд, я даже не знала, что такие места существуют. О, я бывала в других аббатствах, но недолго, и уж тем более никогда не жила в них. Сейчас я понимаю, что впервые ощутила присутствие Истока давным-давно, еще ребенком, до того, как матушка впервые родила мертвое дитя. Я почти не помню то время. Всю свою жизнь – почти всю – я была заключена в ящик, который заколотили гвоздями и бросили в колодец, – Майя опустила взгляд и стала рассматривать собственные руки. – И только теперь я узнала, что такое настоящий свет. И ты это узнаешь, в тот день, когда покинешь Муирвуд. И будешь скучать по этому чувству… и по аббатству.

Селия ловила каждое ее слово, и взгляд прачки был не по годам мудр.

– Тогда я никогда его не покину, – сказала она, складывая мокрое платье. – Раньше я хотела побывать в Коморосе. Но теперь не хочу.

– Знаешь, – вдохновенно сказала Майя, – я бы так хотела, чтобы во всем королевстве люди научились жить так, как здесь. Сколько у них там нищеты, сколько страданий! В аббатстве человек может спастись от всех бед. Исток дарует нам покой – но как, как вернуть этот покой в города и села? – Она почесала руку. – Как распространить этот свет на всю страну, чтобы все могли его узреть?

В душе у Майи боролись противоречивые чувства. Она дорожила теми бесценными уроками, что получала от альдермастона, от его жены и от собственной бабушки. Будь она, Майя, обычной ученицей, ей пришлось бы копить знания по крохам, но сейчас времени у нее не было – срок испытаний подходил все ближе. Бабушка объяснила, что на землях аббатства она может не бояться Бесчисленных. Здесь у них нет власти над своей жертвой. Но Майя знала, что стоит ей ступить за стену, и она вновь услышит шепотки, и тонкие щекочущие усики мыслей вновь проникнут к ней в мозг, твердя о неизбежности пути хэтары. Чтобы раз и навсегда защититься от Бесчисленных, она должна будет пройти мастонские испытания и получить кольчужницу. Кольчужница станет частицей Муирвуда, которую она унесет с собой в большой мир. О, как хотелось Майе обрести защиту от Бесчисленных! Никогда больше она не отдастся на волю этих злобных духов. И если она будет тверда в своих клятвах, Исток защитит ее.

Больше девушки не говорили. Они стирали молча, в уютной тишине, и груда грязного белья становилась все меньше. Тут Майя увидела юношу – он брел прямо к ним по полю пурпурной мяты, ведя ладонью по стеблям и цветам. Это был тот самый юноша, которого она заметила в самый первый день: тот, что всегда молчал и стоял в стороне от остальных. Он был высок и хорошо сложен, с широкими плечами и непослушными темными кудрями, в которых поблескивали золотые нити.

– Кто это? – спросила Майя, кивком указав на юношу.

Селия оглянулась через плечо.

– А, это Додд.

– Додд? – непонимающе переспросила Майя. – Он тоже тут учится?

– Ой, прости, я позабыла, что ты новенькая. У него такое странное имя, трудно выговорить. Додлей Прайс. Но его все зовут Додд.

– А, – кивнула Майя, – я о нем слышала. У него, кажется, много братьев?

– Да, и все старшие. Его Семейство живет на севере – ты же знаешь, да? – и все его братья учились в аббатстве Биллербек. А он зачем-то взял и приехал в Муирвуд. Он сын графа, поэтому первые пару лет его тут только что на руках не носили. Но потом его отца посадили в башню Пент, и Семейство Прайс угодило в опалу. Канцлер послал за Доддом солдат, но Додд успел пройти мастонский тест и заявил, что аббатство – его убежище. Правда, теперь ему отсюда и не выйти, шериф его тут же схватит.

Майя кивнула.

– Бедный юноша. Его отец был лишен графского титула, и графство Форши перешло к другому человеку, который нынче стал правой рукой отца. Отвратительный тип.

Селия покончила с последней рубахой и помогла Майе уложить выстиранное обратно в корзину.

– Мне тоже его жалко, – сказала она. – Они с Сюзенной собирались пожениться.

Майя удивленно уставилась на нее.

– Правда?

– Ну да, так все говорят. Они приехали учиться в один год. Первые два года все цапались – он ее изводил по-всякому, чтобы только она на него посмотрела, а она съязвит в ответ и отвернется. А как подросли и пошли танцевать у майского дерева, Додд взял да и пригласил ее танцевать с ним. Все так и ахнули – Сюзенна-то говорила, что с кем угодно станцует, только не с ним. А сама возьми да и согласись. Танцевали они, танцевали, да и сошлись помаленьку. Поговаривали даже, что ее Семейство ездило к его Семейству в Форши с визитом.

Селия подняла корзину и поставила ее на бедро.

– Но когда его Семейство впало в немилость, у них все пошло наперекосяк. Сюзенна больше не гуляет с ним после занятий. Он прошел мастонские испытания и, хоть учится по-прежнему, больше не ученик. Он не знает, что она тайнознатица. Смотреть больно на беднягу. Все бродит и бродит и покоя не знает.

– Как я его понимаю, – с болью в сердце сказала Майя. Этот юноша сам изгнал себя и местом изгнания назначил Муирвуд. Его отец и братья сидят в башне Пент, жизнь их висит на волоске, и выход у них один – подписать закон о верноподданничестве или умереть. Как тяжело ему, должно быть, жить с этим знанием, а если Селия не солгала и Сюзенна в самом деле бросила юношу, то и еще тяжелее. В душе у Майи поднялась горечь. Она тоже предала Кольера, пусть и повинуясь воле Истока, и каждый день на свободе служил ей напоминанием о том, что Кольер остался в плену.

Они вышли из-под навеса над прачечной и направились в большой дом, чтобы развесить постиранное. Туман целовал Майе щеки. Иногда такой туман мог висеть целый день, однако перед закатом ей порой удавалось увидеть дерзкий клочок голубого неба.

– Он идет за нами, – сказала Селия, украдкой оглянувшись через плечо.

– Да, – согласилась Майя, поскольку Додд и впрямь ускорил шаг. На юноше был темный кожаный камзол поверх складчатой рубахи сливочного цвета; талию перетягивал широкий кожаный пояс в серебряных бляхах. Непослушные темные волосы торчали во все стороны, длинноватый нос чуть нависал над острым подбородком. Он был бы хорош собой, если бы не черная печаль, омрачавшая его лицо.

Юноша без труда догнал девиц, поравнялся с ними, сделал вид, будто хочет обогнать, но тут же ловко выхватил у Селии корзину и одним движением поставил себе на плечо.

– Позволь мне, – галантно сказал он, и добрая улыбка на мгновение рассеяла печаль на его лице. – Вы идете в дом альдермастона?

Селия совсем растерялась:

– Ну… я… понимаете…

– Именно туда мы и идем, – ответила Майя, улыбнувшись в ответ. – Благодарю вас.

Он некоторое время шел молча, однако в конце концов все же нарушил молчание:

– Вы – леди Майя.

– Да, – ответила Майя. – А вы – Додлей Прайс.

– Зовите меня Додд, – дружески предложил он. – Я часто видел, как вы гуляете, но не нашел в себе смелости заговорить с вами.

Майя чуть смутилась и покосилась на Селию – та и вовсе залилась краской.

– В самом деле? Отчего же вы меня так боитесь? Мы ведь родственники, пусть и довольно дальние.

– И тем не менее я опасался, что вы сочтете мое поведение чересчур дерзким, – ответил он. – Мы ведь не представлены друг другу. Вы знали моего отца, но мы с вами никогда не были знакомы.

– Не будем цепляться за формальности, Додд, – и Майя смело посмотрела ему в глаза. – Вы хотели меня о чем-то спросить? Я не обижусь.

Он улыбнулся с явным облегчением.

– Благодарю вас. Так мне и впрямь легче. Видите ли, я человек прямодушный и обычно говорю что думаю, – он нахмурился, словно слова эти напомнили ему о чем-то печальном. – Боюсь, это у нас семейное. Как вы полагаете, если мое Семейство не подпишет закон, ваш отец казнит их?

Вопрос ударил ее в самое сердце. Щеки Майи заполыхали от стыда.

– Не знаю, – честно сказала она. – Я не хочу причинять вам боль, но поймите… Нынче я почти не знаю человека, который был моим отцом.

– Понимаю, – скрежетнул зубами он. – Что ж, спасибо за правду.

Он вздохнул. Было видно, что в душе у него идет борьба.

– Я надеюсь, что с ними ничего не случится, – искренне добавила Майя, потому что ей было очень жаль этого юношу. Селия молча шла рядом – с момента появления Додда она не произнесла ни слова, однако внимательно прислушивалась к разговору.

– И я надеюсь, – признался он, глядя перед собой в туман. – Я не знаю, что с ними, и это тяжелее всего. Если их казнят, я хотел бы умереть вместе с ними. Я так часто чувствую себя трусом оттого, что сижу здесь.

– Вы вовсе не трус, – уверенно возразила Майя. – Трус – это тот, кто боится услышать правду из уст преданного соратника. Мой отец – трус. Но ведь альдермастон объяснял нам, что люди неохотно верят в то, что ранит их чувства, правда?

– Правда, – печально усмехнулся Додд. – Ваши слова о вашем собственном отце – бальзам на мои раны. Благодарю вас. Теперь мне немного лучше.

Майя несмело улыбнулась ему.

– Я была там, Додд. Я видела, как ваш отец при всех пристыдил короля. Граф лишь сказал то, о чем думали все остальные – думали, но не осмеливались произнести это вслух. Увы, сказанного не воротишь. Даже если все сказанное – правда.

– И опять вы правы, – усмехнулся Додд. – Вы смиренны и мудры, леди Майя.

– Зовите меня просто Майя и на «ты», – улыбнулась она. – Так ты бродил по мяте, ожидая возможности поговорить со мной?

– И собирая всю свою храбрость, – признался он. – Я рад, что осмелился. Правда, я все равно донес бы эту корзину. Скажи… Сюзенну и вправду назначили тебе в товарки? Я слышал об этом, но точно не знаю.

– Да, это так.

При этом известии он нахмурился, и на лицо его вновь легла тень. Селия украдкой бросила на него взгляд, но Додд молчал.

– Почему ты хмуришься? – спросила Майя, стараясь говорить как можно беззаботнее.

Его взгляд был строг и суров. Не знай она, что этот юноша раньше срока прошел мастонские испытания, то решила бы, что перед нею стоит взрослый мужчина.

– Она каждый день бросает тебя в одиночестве, – гневно сказал он. – Я не думал, что она такая легкомысленная.

– Я отпускаю ее, чтобы она могла побыть с друзьями, – вступилась за Сюзенну Майя.

– Долг не знает отпусков, – резко ответил Додд. – Впрочем, быть может, я сужу ее слишком строго по причинам, не имеющим отношения к этому случаю. Спасибо за разговор, Майя. Я собирался заговорить с тобой с самого дня твоего прибытия, но думал, что это доставит неловкость нам обоим. Я ошибался.

Было ясно как день, что он по-прежнему хранит в глубине души искреннее чувство к Сюзенне. Майя подумала, что не сможет больше уважать ее – девушку, которая бросила столь достойного молодого человека, испугавшись превратностей судьбы. Гордая, напыщенная девчонка, которая не знала в жизни горя! И ведь Майя уже заметила, как сильно она стремится к совершенству, как строго соблюдает правила и приличия.

– Кто-то идет, – сказал Додд и замедлил шаг. Большой дом был уже близко. Из тумана выскочил мальчишка и бросился к ним. Это был альдермастонов посыльный по имени Оуэн – крепкий парнишка лет четырнадцати, кряжистая фигура которого наводила на мысли о кузнице.

– Вот вы где, – выдохнул он, подбежав к ним. – Идемте скорее! За мной, пока вас не увидели! Селия, ты неси корзину в дом. Меня послали искать вас двоих, – и он посмотрел на Додда и Майю, а затем вгляделся в туман вокруг. Селия встревоженно прикусила губу и потянула корзину из рук Додда.

– Что случилось, Оуэн? – спросила Майя, и в животе у нее свернулся тугой узел.

– Приехали люди из Комороса, – мотнул головой Оуэн. – Идемте, я по дороге расскажу. Всадники, много. Только что прибыли. Альдермастон сказал, чтобы они оставили мечи за воротами, не то он их не впустит.

– Кто именно приехал? – с нажимом спросила Майя. – Кого прислал мой отец?

Оуэн стрельнул глазами на Додда, который застыл с помертвевшим лицом.

– Новый граф Форши. С ним тридцать всадников и шериф Менденхолла. Альдермастон велел мне провести вас по туннелям, чтобы вас никто не видел. Ах ты ж пакость, пролезли-таки!

Из числа ошибок, совершаемых мастонами, едва ли не более всего распространено неумение совладать с собственным гневом. Гнев становится стеной, которая отгораживает от нас Исток. Ибо тот, кто гневается по причине, однажды разгневается и без причины.
Ричард Сейон, альдермастон аббатства Муирвуд

Глава седьмая
Форши

Майя сразу узнала значок на солдатской куртке: падающий на добычу орел, герб графов Форши. Солдат шел сквозь туман, и за ним следовали еще двое.

– Вот он! – вскричал солдат – заросший бородой, с брюзгливым лицом. – Вот он тут, чешет языком с безродными. Бросай корзину, сынок. Пойдешь с нами.

На лице Додда отразилась ярость, но он тотчас же овладел собой. Спустив корзину с плеча, он передал ее Селии.

– Я подчиняюсь приказам альдермастона, а не вашим, – ровным голосом ответил он.

– Придется подчиниться – тебя, парень, хочет видеть граф Форши. Не брыкайся, хуже будет.

– На этих землях я пользуюсь правом убежища.

Солдат фыркнул.

– Ишь, щенок! Ничего, недолго тебе осталось. Ну, пошли к твоему альдермастону, – и он сделал шаг вперед, грозно глядя на юношу. – Иди лучше добром, не то отволоку за ногу, с полным моим удовольствием. Ну, что выберешь?

Майю обуревал гнев. Как они смеют так нагло говорить с Доддом! Но на нее никто даже не посмотрел – платье безродной служило прекрасной маскировкой.

– Я пойду сам, – сказал Додд.

– Это ты правильно решил. Не срамить же тебя перед девчонками, право слово. А вы брысь отсюда! – прикрикнул солдат на девушек. Селия вздрогнула и бросилась бежать. Майя кинулась следом, но сердце ее гневно грохотало. Рядом оказался Оуэн; он заламывал руки и бормотал себе под нос.

– Опоздал! – огорчался он. – Это я все испортил!

Майя положила руку ему на плечо.

– Ты не виноват. Я спущусь в туннели. Скажи альдермастону, что я буду ждать в его приемной. Где бабушка?

– Уже в Большом доме.

Майя кивнула и решительно пошла вперед. Теперь уже Селии пришлось постараться, чтобы не отстать.

– Они ведь ему ничего не сделают? – тревожно спросила прачка.

– Надеюсь, что нет. На того, кто нарушит мир в аббатстве, падет гнев охраняющих его сил.

– А почему тот солдат сказал, что Додду недолго осталось? Его лишат убежища?

– Не знаю, – ответила Майя, прокручивая в голове сотни возможностей, но все, увы, печальные. Расставшись с Селией, Майя и Оуэн торопливо пошли к видневшемуся в тумане дому альдермастона. По пути им опять повстречались солдаты, но платье безродной сделало свое дело – на Майю не обратили внимания. Близ Большого дома слышались голоса, однако туман глушил звуки, и Майя ничего не смогла разобрать.

Добравшись до дома, она быстро спустилась под землю и по туннелям добралась до приемной у входа в личные комнаты альдермастона. Тихо, осторожно поднимаясь по лестнице, она услышала доносящиеся из комнат голоса. Майя потихоньку приподняла крышку люка, стараясь, чтобы движение вышло незаметным, но тут кто-то схватился за люк сверху и распахнул его. Сердце у Майи подпрыгнуло, однако в следующее мгновение она увидела свою бабушку. Бабушка поднесла палец к губам, приказывая молчать.

Майя выбралась из люка, и вместе они бесшумно опустили крышку на место.

– Я с вами не поеду! – запальчиво сказал голос Додда. – Я избрал Муирвуд своим убежищем и никуда отсюда не уйду.

– Очень неразумное решение, – ответил другой голос, который Майя тоже узнала. Это был новый граф Форши, один из тех, кто увез ее прочь из отцовского дворца. Высокий, похожий на седого медведя, он не знал жалости и был верен лишь одному человеку – королю. Завладев графством, он немедленно принялся истреблять всех тех, кто поддерживал его предшественника. Майя слыхала, что в народе он получил прозвище Королевский молот.

– Как давно мы с тобой знакомы, Ричард Сейон? – спросил граф. – С юности?

В голосе его звучала угроза.

Альдермастон ответил бесцветным голосом:

– Мы знаем друг друга почти все сорок лет, что живем на свете, Корд. Мы проходили мастонские испытания в одном и том же аббатстве.

– Ты всегда мечтал стать альдермастоном, – фыркнул граф. – Ты мог бы стать лордом! Членом Тайного совета! А вместо этого забрался в какие-то вонючие болота.

Наступила тишина.

– Это зависело не от меня, Корд, – просто ответил альдермастон. – Я был призван к служению. Служба при дворе не соответствует моим наклонностям – в противовес твоим.

– Эх, Ричард, святошей был – святошей и остался. Какой же ты трус! Ну да ты всегда был коротышкой, да и толстяком к тому же. Нет, солдатская служба не для тебя.

– Безусловно, – смиренно согласился альдермастон.

– А как насчет жизни бродяги? У меня для тебя новости от самого короля.

– Благодарю тебя за то, что ты позаботился их привезти. Я вижу, с тобой приехал шериф Менденхолла. Приветствую, Руперт.

– И тебе привет, альдермастон, – ответил совершенно пустой и безжизненный голос.

– Ты приехал расследовать обстоятельства смерти королевы Катарины? – спросил альдермастон.

– Это речи изменника, – злобно рыкнул Форши. – Королева, леди Деорвин, находится в добром здравии и ожидает рождения ребенка. В Муирвуде королев нет.

– Решение Великой Провидицы не допускает двоякого толкования. Брак короля с леди Деорвин незаконен.

Майя посмотрела на бабушку и увидела, что та, прищурившись, слушает спор за стеной. Снова заговорил альдермастон – все так же спокойно, взвешивая каждое слово.

– Каковы бы ни были ваши политические взгляды, я убежден, что королева Катарина была убита. Для того чтобы установить все факты, связанные с ее гибелью, необходимо расследование.

– Тот, кто пристукнул эту старую кобылу, сослужил королю добрую службу, – равнодушно бросил Форши. – Или ты хочешь сказать, что за убийством стоит сам король?

Кровь бросилась Майе в лицо. Девушка застыла. Почувствовав ее напряжение, Сабина опустила руку ей на плечо.

– Я не намерен делать никаких предположений ни о личности убийцы, ни о мотивах, подтолкнувших его к злодеянию, – ответил альдермастон. – Я лишь предлагаю начать расследование. Я полагал, что шериф приехал именно с этой целью.

– Неправильно ты предполагал, Ричард. Когда пришло твое письмо, король с королевой ликовали. Я видел это своими глазами. Кажется, он даже приказал создать специальный танец, чтобы отпраздновать радостную весть. Раз она теперь мертва, никто не сможет оспаривать королевский титул леди Деорвин и законность наследников от нее. Ладно, скажу прямо: я тут по приказу короля. Он повелел немедленно приступить к восстановлению Муирвуда. Наш дорогой шериф, на глазах у которого шли работы, заверил меня, что аббатство почти достроено. Так вот, король и королева пожелали отпраздновать Духов день в Муирвуде – в самом древнем аббатстве наших земель, – и прибудут они за две недели до начала празднества, а ты должен будешь приготовить все к их прибытию. Король прибудет в аббатство со своим двором и устроит турнир. А после турнира ты, Ричард, будешь освобожден от службы, и над аббатством встанет другой альдермастон.

Ответом на эти слова стала гробовая тишина. Сабина содрогнулась, глаза ее расширились, она была потрясена.

– Он не имеет права, – чуть слышно прошептала она.

– Я смотрю, ты утратил дар речи! Кто бы мог подумать! – хрюкнул Форши. – Смотри же, подготовь своих слуг к прибытию нового господина. Король остановил свой выбор на альдермастоне Кранмире из Августина. Ты его знаешь, он дядюшка леди Деорвин. Земли и прочее имущество аббатства отойдет короне, право убежища будет отменено. Как видишь, мальчик мой, твоей резиденцией вскорости станет башня Пент, где тебя с нетерпением ждут отец и братья. Либо ты под клятвой пообещаешь соблюдать закон о верноподданничестве, либо будешь казнен как предатель, – тут Форши издал рокочущий смешок. – Шериф Менденхолла останется здесь до Духова дня и проследит за тем, чтобы аббатство было отстроено до конца и передано новому альдермастону без проволочек. Церемония будет впечатляющая, вот увидите. Королевские адвокаты прямо сейчас пишут ее сценарий. Сам король возложит на альдермастона знаки его достоинства.

Снова наступило молчание.

– Это все очень интересно, – произнес альдермастон. – Но что скажет Великая Провидица, когда весть о случившемся дойдет до нее?

– Королю нет дела до того, что там скажет или не скажет эта сморщенная карга, – фыркнул Форши. – Он не позволит Прай-Ри диктовать ему свою волю. Наши королевства много веков жили в мире, однако если Провидица вмешается не в свое дело, она рискует пробудить старинную вражду, которая некогда существовала между нами. Лично меня это только порадует. Передай ей это, Ричард. Я ведь знаю, что ты передашь.

– Благодарю вас за визит, господин мой граф. Добро пожаловать в Муирвуд, шериф. Как я понял, вы останетесь у нас надолго. Я прикажу устроить вас в домике для гостей, если таково будет ваше желание. Или, быть может, вы предпочтете остановиться в какой-либо из прекрасных деревенских гостиниц?

– Я предпочту проводить все свое время в аббатстве, – без выражения ответил шериф.

– Прекрасно. Мы искренне рады такому гостю. Это все, господин мой граф?

Голос Форши был негромок и источал злобу:

– Думаешь, тебя невозможно вывести из себя, Ричард?

– Это все? – по-прежнему вежливо осведомился альдермастон.

Форши тихо произнес:

– Ладно, парень, наслаждайся пока муирвудскими туманами. У меня есть еще одно поручение от короля, и очень оно тебе не понравится: я должен явиться в башню Пент и в последний раз предложить твоему отцу подписать закон о верноподданничестве. Палач уже устал каждый день точить топор, однако не исключено, что на сей раз у него найдется другое занятие. Доброго дня.

* * *

Когда гости отбыли, альдермастон собрал в своих комнатах совет. На совете присутствовали все те, кто был тут в прошлый раз, только вместо Сюзенны явился Додд. Юноша нервно ходил туда-сюда, в то время как остальные рассаживались за столом. Майя была страшно зла на несправедливость, жертвой которой он стал. Да и она сама едва обрела убежище только для того, чтобы узнать, что отец и леди Деорвин намереваются лишить ее покоя.

Новости недолго оставались тайной, и глаза Джона Тейта горели от сдерживаемой ярости.

– А ведь хотелось мне ослабить графову жеребчику подкову, эх, хотелось! Или подпругу малость подрезать. И это я ничего не знал еще!

– Не надо, Джон, – сказала, нахмурившись, Сабина и вздохнула. – Я благодарна Истоку, который привел меня в Муирвуд прежде графа. Но до Духова дня остались считанные месяцы, а в аббатстве теперь все время будет находиться королевский соглядатай.

– Я дождусь ночи и уеду, – зло сказал Додд, не замедляя шага. – Пока этот… негодяй будет добираться до Комо-роса, я подниму восстание против тех, кто удерживает моего отца, соберу всех, кто верен нашему Семейству, созову армию…

– Именно этого они и хотят, – задумчиво покачала головой Сабина. – Этот человек изо всех сил старался спровоцировать тебя на поспешные действия. За аббатством следят, можешь быть уверен. Если ты покинешь его стены, то сразу же угодишь в плен.

Додд шагнул к ней:

– Что же мне, сидеть сложа руки?

Сабина смотрела сочувственно:

– Ты веришь Истоку?

Он дернул уголком рта, с трудом сдерживая чувства:

– Конечно, верю.

– Правда? – вкрадчиво спросила Сабина. – И что же, разве Исток говорит тебе ехать на север? Или, быть может, это голос твоего гнева?

На скулах у Додда заходили желваки.

– А как мне не гневаться, Провидица? Он угрожал моему Семейству. Король хочет казнить моего отца за то, что тот говорил правду. Разве это справедливо?

Сабина покачала головой.

– Это совершенно несправедливо. Но мы не можем предвидеть исход всех вещей. На это способен только Исток. Но услышать его волю мы можем, лишь когда успокоим сердце и разум. Не позволяй гневу овладеть тобой, Додд. Только тогда ты узнаешь, какова для тебя воля Истока. Знаешь, все мы когда-нибудь умрем – но не надо бояться жизни.

Потом она повернулась к альдермастону.

– Исток говорит, что я должна уехать. Я несу это знание с того самого дня, как мы приехали сюда, – она повернулась и взяла Майю за руку. – Как бы я ни хотела остаться здесь и помочь моей внучке подготовиться к мастонским испытаниям, я должна уйти. Альдермастон, стены и крыши аббатства уже возведены, поэтому я хочу взять с собой на «Хольк» дюжину человек с лопатами.

– Зачем? – непонимающе спросила Майя.

Сабина покачала головой.

– Я не могу тебе сказать. Но я чувствую, что так надо, и срочно. Я должна уйти.

Сердце Майи рвалось от боли, однако она понимала, что новости, привезенные графом Форши, полностью меняют ситуацию. Ее отец выслал из страны дохту-мондарцев, а теперь решил вознестись и над орденом мастонов. С каждым шагом он все больше походил на королей древности, тех, что преследовали мастонов и убивали их. При воспоминании о том, что стало с одним из этих королей, душа Майи наполнилась ужасом, и девушка в отчаянии понадеялась, что Исток не заставит ее выступить на битву против отца. Насилие порождает только насилие, и ничего больше.

– А что нам делать, когда вы уедете? – спросил сенешаль Томас. Казалось, он растерян не меньше Майи.

– То же, что и всегда, – ответила Сабина. – Ищите в случившемся мудрость Истока. Джон Тейт, я поручаю тебе заботу о безопасности моей внучки. Сейчас о ее присутствии здесь никому не известно, однако тайна эта останется тайной ненадолго. Я чувствую, что в скором времени тебя ждет противостояние с отцом, дитя. Он попытается добиться от тебя подписи под законом о верноподданничестве. Не подписывай, Майя. Всякий, кто силой вынуждает Исток к покорности, несет бремя последствий. Решение короля может навлечь на королевство новую Гниль. Сделаем все возможное, чтобы убедить его отступиться. Мы должны его переубедить.

– Да это все одно что камень уговаривать, – мрачно буркнул Джон Тейт. – Он и ухом не поведет.

Сабина встала, чтобы уйти. Майя вскочила и крепко обняла бабушку. Они провели вместе так мало времени и вот уже снова должны расстаться и тосковать в разлуке. Впрочем, по крайней мере, им дарована возможность сказать друг другу «прощай». Матушке Майя так и не успела сказать этих слов. Майя до сих пор не привыкла к мысли о том, что ее нет, и известие о радости, с которой король встретил трагическое известие, рвало на части ее и без того истерзанное сердце.

Она подняла глаза и встретила взгляд Додда, настойчивый, горящий. Долг вновь лег ей на плечи тяжкой ношей, он становился все тяжелее, словно она шла под камнепадом и новые и новые камни валились ей на плечи. Что скажут потомки ее предков о мире, в который вернутся? Их встретит прогнившее королевство под властью ее отца, короля, утратившего веру. Но… либо это, либо нессийская армада, цель у которой одна – уничтожить Ассинику.

Сабина ласково провела пальцем по ее щеке, стирая слезинку.

– Ты не одна, – шепнула бабушка, и в голосе ее была сила.

– Не уходи, – всхлипнула Майя. Горло ее сжимали рыдания.

Глаза Сабины блестели от слез. Она наклонилась и лбом коснулась лба Майи.

– Я не знаю, что ждет нас впереди, – сказала она. – Мой Дар обращен в прошлое. Наши предки не раз сталкивались с подобными испытаниями. Отец Лийи знал, что умрет, знал, что дочь вырастет без него, знал – и все же исполнил волю Истока, – она прикусила губу. – Быть может, Исток пожелает, чтобы мы отдали свои жизни за правое дело. Я не знаю. Но я знаю другое: то, что снова и снова писала в своей книге Лийя. Верь Истоку. Доверься Истоку. Даже если жизнь твоя невыносима, – она пропустила сквозь пальцы прядь волос Майи. – Испроси воли Истока, а затем исполни ее. Я сделаю все возможное, чтобы вернуться до Духова дня. Но как бы там ни было, ты должна возродить аббатство, Майя. Ты должна исполнить Клятву.

Майя твердо посмотрела в глаза бабушке.

– Я исполню.

Глава восьмая
Одна

В клуатрах было тихо до звона в ушах. Майя опустила резец и сквозь слезы уставилась на выгравированные ее рукой слова. Потом она стряхнула со страницы тончайшие орихалковые стружки, но странные, перепутанные чувства по-прежнему одолевали ее. Рядом с ее книгой лежала книга ее матери, открытая на последней странице, на последней записи – записи, которую Майя только что перенесла в собственный том. Она вытерла слезы рукавом и перечитала абзац – письмо, которое написала мужу Катарина.

Дражайший мой господин, король и муж.
Час моей смерти все ближе, и потому, повинуясь искренней любви, которую я к вам питаю, а также уступая перед своей болезнью, я чувствую себя обязанной напомнить вам о мастонских клятвах, нарушение которых пагубно для вашей бессмертной души и которые человеку следует почитать превыше благ земных в нашей второй жизни. Дорогой мой муж, вы навлекли на себя множество бед. Я прощаю вам все, что вы мне причинили, и обещаю, что ни словом не обвиню вас в тот миг, когда откроется наконец Сокровенная завеса и мы с вами встанем пред Истоком в ожидании его суда. Вспомните о нашей дочери – залоге нашей любви. Заклинаю вас всем, что вам дорого: обратите к ней вновь свой благосклонный взор и не карайте за ту любовь, которую она ко мне питала. Молю также о снисхождении для моих служанок, числом три.
Они верно служили мне. Все они безродные. И наконец, я клянусь в том, что взгляду моему вы всегда были желаннее всего на свете.
Истинно и навеки ваша,Катарина

Чувствуя, как промокают от слез ресницы, Майя еще раз перечитала написанное. Как может человеческое сердце вынести столько боли? Весь остаток жизни матушка, опальная королева, провела в Муирвуде, и все же, невзирая на все жестокое отношение к ней короля, любила мужа до последнего вздоха. Воистину, велика была та сила, что связала их сердца – и имя этой силе было любовь.

Она почувствовала, как в сердце ее загорается сила Истока, как по всему телу растекается чувство тепла, любви, нежности. Слова, написанные матушкой, вышли из-под человеческой руки, самой обычной руки из плоти и крови, однако теперь они словно бы пылали пламенем. Тело матушки ныне покоилось в костнице, принявшей в себя бренную оболочку, однако некая ее часть обрела свободу. Майя чувствовала ее так ясно, словно призрачная рука и в самом деле легла ей на плечо. Сердце сжалось от какого-то невероятного чувства, которое с каждой секундой росло и подступало все ближе.

«Здесь ли вы, матушка?» – подумала Майя.

Тут на лестнице послышались чьи-то шаги, и странное чувство исчезло как не бывало. Майя быстро вытерла слезы. В клуатр вошла Сюзенна, и на лице ее были написаны тревога и недоумение.

– Я нашла твою записку, – сказала Сюзенна. – Давно ли ты здесь? Я не слышала, как ты ушла.

Она огляделась, явно ища признаки беспорядка.

Майя попыталась улыбнуться, но губы ей не повиновались.

– Я не могла заснуть, Сюзенна. И не хотела будить тебя.

Яр-камни уже были зажжены, и Сюзенна, растирая ладони, опасливо обогнула стол и приблизилась к Майе. Почему-то она хмурилась.

– Что не так? – спросила Майя, собрав все свое терпение.

– Надо было разбудить меня, – ответила Сюзенна, встав рядом с ней. – Нам не разрешается ходить в клуатры в одиночку.

Она смотрелась настоящей королевой – прическа уложена волосок к волоску, безупречно выглаженное платье без единого пятнышка… Майе подумалось, что в Сюзенне ей вечно видится какая-то легкая высокомерность, как ни старается товарка это скрыть. Впрочем, быть может, Майя ошибалась.

– Я не знала. Бабушка уезжает утром, и мне не спится. Мы с ней говорили допоздна, а потом я просто не хотела тебя будить.

Майя умолчала о том, что изрядную часть ночи провела в попытках написать письмо мужу, объясниться с ним на бумаге, выразить всю глубину своего сожаления и объяснить истинные причины своего бегства. Верные слова никак не шли, писать было тяжело и больно, да и письмо едва ли имело шанс проникнуть в темницу, тем паче что женщинам читать и писать не дозволялось, а значит, одно его существование уже подвергало Майю немалой опасности. И все же Майя понимала, что должна написать его – и для мужа, пусть он даже никогда его не прочтет, и для себя самой. И она напишет.

– Ты что же, совсем не спала? – удивилась Сюзенна.

Майя покачала головой.

– Мне хотелось побыть одной. И на подготовку к испытаниям у меня почти совсем нет времени. На Духов день в Муирвуд приедет мой отец.

Сюзенна ахнула:

– Правда?

– Да. И с ним весь двор.

– И что… что ты об этом думаешь?

Вопрос был хорош, но Майя не хотела – точнее, не могла – на него ответить. Что она думает об отце? Он совершил столько дурного… и ведь она до сих пор гадала, намеренно ли он послал ее в Дагомею, где она превратилась в хэтару. Можно ли любить и ненавидеть одного и того же человека одновременно? Майя совсем запуталась и сама не понимала своих чувств.

– Отец не знает, что я здесь, – сказала она, накручивая на палец прядь волос. – И будет недоволен, когда узнает.

Наступила напряженная тишина.

– Понимаю, – выдавила из себя Сюзенна. Она явно нервничала.

– Прости, если это тебя встревожило, – сказала Майя в попытке выбраться на нейтральную почву. – Я не знала, что в клуатры нельзя поодиночке. Я скажу альдермастону о том, что я видела, и, может быть, он сделает для меня исключение.

– Я не… я не возражала бы пойти с тобой, – произнесла Сюзенна, не поднимая глаз. – Я имею в виду – если бы мы вместе приходили в клуатр раньше остальных. Мне бы хотелось у тебя учиться. Я очень благодарна тебе за уроки дагомейского по ночам. А что ты переписываешь?

Майя вздохнула:

– Это матушкина книга.

– О, – и Сюзенна снова замолкла. – Майя… мне сказали, что приезжал граф Форши. Это правда? Он не упоминал о… об узниках в башне?

Она робко подняла взгляд, в котором смущение боролось с любопытством.

– Правда, – сказала Майя. – И да, он говорил об узниках. Почему ты спрашиваешь?

Мука на лице Сюзенны проступила явственней. Майя понимала, что она хочет осведомиться о семействе Додда, но не знает, как это сделать, не выдав себя. Майя вспомнила Додда и решила, что не станет облегчать товарке задачу.

– Был один ученик… он… то есть уже не… Его отец раньше был графом Форши. Я просто хотела узнать, нет ли новостей об отце или братьях этого ученика.

Как ни пыталась Сюзенна скрыть свой интерес, жадность, с которой она готова была ловить каждое слово Майи, даже с риском обнаружить чувства, выдавала ее с головой.

– Им в последний раз будет предложено подписать закон о верноподданничестве, а потом казнят, – ровным голосом произнесла Майя, глядя в лицо Сюзенне.

– О нет, – ахнула Сюзенна, и на лбу ее пролегла морщинка. – Бедный Додд.

Майя ответила ей удивленным взглядом:

– Тебе разве не все равно?

Сюзенна моргнула, стряхивая с ресниц слезы, и прикрыла рот рукой. Девушка изо всех сил старалась сохранить невозмутимость, но хладнокровная маска не в силах была скрыть ее истинные чувства.

– Нет, – всхлипнула наконец Сюзенна. – Мне никогда не было все равно.

Майя встала со стула.

– Тогда отчего же ты его бросила? – спросила она, но не из жестокости, а потому, что не могла не спросить. Ею вновь овладело чувство вины за предательство по отношению к Кольеру.

Сюзенна утратила всякие остатки заносчивости.

– Родители… – всхлипнула она. – Ах, Майя! Ну как же мне объяснить? После того как Додд лишился наследства, родители запретили мне даже говорить с ним. Прежде они… одобряли наши… отношения… я была потрясена… но что я могла поделать? Разве не должны мы быть послушны своим родителям? Я доверяю их суждению. Но что касается этого… Я спрашиваю себя: что если их собственное положение при дворе волнует их больше, нежели мои чувства?

Она покачала головой и зарылась лицом в ладони.

Теперь Майя все поняла. Сюзенна происходила из чрезвычайно высокопоставленного Семейства, завидное положение которого зиждилось на высоких должностях при дворе. Увидев, как легко было низвергнуто благородное Семейство Прайсов, родители Сюзенны сделали выбор, который считали наилучшим для дочери.

Майя обняла тихо плачущую Сюзенну за плечи и прижала к себе. Плечи Сюзенны вздрагивали.

– И ты никому не сказала? – шепотом спросила Майя, гладя Сюзенну по роскошным волосам.

Сюзенна яростно потрясла головой.

– Я не смела, – выдавила она. – Девчонки все время сплетничают, шепчутся, дразнятся… Прости, что взвалила на тебя еще и это. Ты же все понимаешь, правда?

– И даже слишком хорошо, – ответила Майя. – Мы любим своих родителей, но они могут ранить нас. Взаимная верность – обоюдоострый клинок, острее любого меча.

Она заставила Сюзенну поднять лицо.

– Я никому не скажу, – и Майя всмотрелась в глаза Сюзенны. – А Додд обо всем этом знает?

Сюзенна отрицательно покачала головой.

– Ясно. Что ж, могу точно сказать тебе одно: он страдает не меньше твоего.

Из люка донеслись голоса девочек – тайнознатицы шли на урок.

– Поговорим позже, – сказала Майя и похлопала Сюзенну по руке. – А сейчас давай-ка приведем себя в порядок.

Сюзенна улыбнулась и кивнула. Ноша, которую можно разделить с другим, становится легче. Майя буквально чувствовала владевшее Сюзенной облегчение, и на сердце у нее становилось тепло. Теперь, зная всю правду о случившемся, она могла вновь уважать свою товарку.

Майя поздоровалась с младшими девочками – их болтовня в этот поздний час казалась непривычно громкой, – а Сюзенна обошла комнату и выстроила стулья в ровные ряды. Время от времени она вытирала глаза рукавом.

Мейг впорхнула в клуатр во главе стайки девушек, возбужденно галдевших, словно стая хищных птиц.

– Представляете, что я слышала! – горделиво воскликнула Мейг, блестя глазами.

– Что? – спросила Сюзенна, подходя ближе, но никому не глядя в лицо.

– На Духов день к нам приедет король с королевой! – в восторге выпалила Мейг. – И весь двор вместе с ними! Ну не славно ли? Мы учимся последний год, в последний раз станцуем вокруг майского дерева – но теперь нам не придется танцевать с вонючими кузнецами или сопливыми первогодками…

– Или с тем толстяком-охотником, – хрустальным голоском вставила какая-то девочка и гаденько улыбнулась.

– Фу, уж с ним-то ни за что, – брезгливо отмахнулась Мейг. – Нет, Сюзенна, ты представляешь? Мало того, что мы получим шанс подыскать себе приличного мужа – не исключено, что нас и самих возьмут служить при дворе. Ах, как я хотела бы попасть в свиту леди Деорвин! Я слышала, что ее фрейлины носят прекраснейшие платья, а она дарит им драгоценности и духи. И Джейен служит у леди Деорвин. Правда, смешно? Вдруг мы с ней окажемся в одной свите? Ах, как это было бы прекрасно!

Майя покраснела, но не обернулась, чтобы девочки не видели ее лица. Служба у леди Деорвин вовсе не была вечным праздником, каким ее воображала Мейг. Майя не понаслышке знала о дурном нраве леди Деорвин: та ни за что не потерпела бы рядом с собой девушку, которая была бы краше собственных дочерей леди, а кроме того, безжалостной рукой искореняла любые проявления характера в своем ближайшем окружении. Быть может, Мейг и заслужила такой судьбы, но Сюзенна – едва ли.

– Как, ты не радуешься? – удивленным голосом спросила Мейг. – Что с тобой, Сюзенна? Это же так прекрасно, лучше и быть не… ах да, понимаю.

Тон ее внезапно изменился и стал нарочито серьезным.

– Так вот почему я радуюсь, а ты – нет. Как же я забыла – тебя ведь назначили в товарки королевской дочери.

Последние слова она выговорила с особой насмешкой.

За спиной Майя услышала шаги и собралась с силами, приготовившись встретить очередную издевку под маской дружелюбия. Перед ее внутренним взглядом встал альдермастон, спокойно и с достоинством ведущий беседу с графом Форши. Вспомнились последние слова из материнского письма к отцу – как бы ни мучил он ее, она неизменно любила его и не скрывала этой любви. Если выстояли они, то и она, Майя, сумеет противостоять одной-единственной напыщенной девице.

– Да уж, – проговорила Мейг, обошла стол, встала перед Майей и смерила ее взглядом. – Еще бы ты не расстраивалась. Жалкое зрелище.

– И вовсе нет, – дрогнувшим голосом возразила Сюзенна.

Майя подняла взгляд и равнодушно посмотрела на Мейг, будто на докучливую муху.

– Надо было тебе родиться безродной, – жестко сказала Мейг, и лицо ее на миг исказилось злобой, выглянувшей из-под маски добродушия. – И на вид ты отребье отребьем. Явилась сюда, вся такая возвышенная, языки она знает, читать умеет – а с виду самая настоящая безродная. Безродные тут всех слушаются. Ты тоже послушная, да?

– Мейг, – жалобно сказала Сюзенна.

– Может, когда-то ты и была принцессой, – Мейг понизила голос, – командовала направо и налево, щелкнешь пальчиками – и все получишь, – она звонко щелкнула пальцами для пущего эффекта. – А теперь только посмотри на себя!

Сюзенна подошла ближе и несмело потянула Мейг за руку.

– Идет жена альдермастона, – торопливо прошептала девушка. – Она может тебя услышать!

Мейг смерила Майю враждебным взглядом. Глаза ее пылали жаром, властью, жаждой унизить противницу. Майя знала этот взгляд. Так смотрели женщины, которые унижали девушек по положению ниже себя, лишь бы только ощутить собственную власть.

Майе было искренне жаль девушку. Мейг родилась в почтенном Семействе и росла в роскоши, однако добиться положения в королевстве она сможет, лишь заигрывая с вышестоящими. Гордыня – ненадежная опора для тех, кто жаждет возвыситься: здесь солги, там скажи полуправду, тут польсти… И чем выше ты поднимаешься по этой лестнице, тем больше захватывает дух от того, что ты видишь вокруг… и тем чувствительней будет падение.

Не поддаваться на издевку, гнать от себя мечты об отмщении, не слушать злых слов… Майя нашла внутри себя резервуар силы, гладкое безмятежное озеро покоя. Она отвела взгляд от Мейг и медленно села за свой стол, и Исток коснулся ее сердца, облегчая боль.

В глазах Мейг читалось удовлетворение – она только и хотела унизить Майю и лишить ее дара речи, однако решительно не понимала, отчего та сдалась столь легко. Другие девушки смотрели на Мейг со страхом. Каждая боялась стать ее следующей жертвой. Мейг прошлась по классу, подошла к своему столу и села – изящная, с прямой спиной, истинная королева. Майя улыбнулась про себя и покачала головой: девочка в ее воображении поднялась еще на одну ступеньку пошатывающейся лестницы.

Покрасневшая Сюзенна села рядом с Майей.

– Прости, – прошептала она.

Майя не ощутила ни капли злобы. Стрелы Мейг были слишком тупы, чтобы ее ранить.

Из туннеля поднялась жена альдермастона. Взбудораженные девочки никак не могли успокоиться. В глазах их горела жажда новостей.

Майя промолчала, понимая, что жена альдермастона скажет им очень немного.

– Девочки, у нас в аббатстве новый гость – шериф Менденхолла. Он прибыл сегодня. Шериф пробудет с нами до конца зимы, до самого Духова дня. Он будет следить за работами по восстановлению аббатства, ибо к нам едут король и королева, – она смотрела очень серьезно. – Селия!

Девочки так и подпрыгнули. Безродная побледнела.

– Да?

– Ты будешь стирать одежду шерифа. Кроме того, просматривай все письма, которые ему будет присылать король. Запоминай их наизусть и передавай альдермастону. Таково твое послушание. Все прочие могут помочь делу так, как считают нужным.

Голос ее был строг и суров. Она обвела девушек взглядом.

– Когда приедет двор, многих из вас назначат на придворные должности. Еще до конца года судьба королевства будет решена. Либо это будет конец тайнознатиц, либо начало вашей новой службы по воле Истока.

Изучая древние тома, я пришел к выводу, что нашим поведением управляют три главные силы. Желание. Чувство. Знание. В истинном мастоне три этих силы уравновешивают одна другую, не так ли? И когда наступает равновесие, великая сила исходит от Истока и приходит к нам на помощь.
Ричард Сейон, альдермастон аббатства Муирвуд

Глава девятая
Вина

В детстве Майя больше всего любила уроки музыки. Было что-то непостижимо волшебное в том, чтобы создавать музыку, извлекать из инструмента сладкие звуки, высвобождать его неповторимую душу. Впрочем, в аббатстве Муирвуд она поняла, что уроки музыки нравятся ей меньше всего, но лишь потому, что Мейг превращала каждый урок в сольное выступление.

Стычка, случившаяся в клуатрах на заре, не прошла бесследно: солнце поднималось все выше, и Мейг злилась все сильнее. Майя пропускала ее шпильки мимо ушей, однако это лишь подливало масла в огонь. Майя с нетерпением ждала окончания занятий (в особенности музыкального, которое превратилось для нее в пытку), мечтая погулять по аббатству, чтобы проветрить голову от дурных мыслей, как проветривают пропитавшееся запахом дыма одеяние.

Наконец урок был окончен. Майя убрала лютню, провела напоследок ладонью по ее изогнутому боку, жалея, что нельзя взять инструмент к себе в комнату. Небо за окном еще голубело, однако солнце с каждым днем садилось все раньше, ибо подступала зима, и времени на прогулки у Майи оставалось все меньше.

Мейг завершила игру сладкозвучным аккордом – она играла на арфе, которую любила больше других инструментов, – и девочки вокруг рассыпались в похвалах. Надеясь уйти незамеченной, Майя быстро шмыгнула к двери.

Увы, недостаточно быстро.

Благосклонно приняв комплименты девочки помладше, Мейг возвысила голос и насмешливо произнесла:

– Что ж, пусть я не родилась королевской дочерью, но музыке меня учила моя матушка, а она божественно играла на арфе. Ах, разумеется, у некоторых было все, что они только могли пожелать – лучшие учителя из Пайзены и Дагомеи, – и что с того? Пустая трата времени и сил. Куда ты так скоро, Майя? На постирушки вместе с Селией? Да ты и впрямь безродная.

Не удостоив ее ни словом, ни взглядом, Майя торопливо вышла из комнаты под последние лучи вечернего солнца и побрела по мягкой траве, стараясь заглушить боль и ярость, овладевшие ее сердцем. В воздухе пахло дождем, и небо затянули ленивые тучи, оранжевые в закатном свете. Майя действительно собиралась найти Селию, но откуда Мейг узнала? Разве кто-нибудь видел, как Майя помогала Селии? Значит, теперь ее будут изводить еще и за это. Она покачала головой и вздохнула, но тут услышала у себя за спиной слова, заставившие ее замереть.

Это заговорила Сюзенна.

– Прекрати, Мейг! Прекрати немедленно! Как ты можешь такое говорить?

Голос девушки дрожал от едва сдерживаемого гнева, и слова звучали хлестко и сердито. Майя заморгала от удивления.

– Майя заслуживает не презрения, а сострадания! Ты с самого первого дня взялась ее изводить – хватит! Разве это угодно Истоку? Разве достойно обижать девушку, которая не хочет давать тебе отпор? Ты ведешь себя как трусиха, Мейг. Хватит! Мы – старшие, мы должны подавать другим пример!

В следующий миг на глазах у изумленной Майи раскрасневшаяся Сюзенна вылетела из дверей, да так молниеносно, что едва не врезалась в Майю. Схватив товарку за руку, Сюзенна зашагала по траве, и глаза девушки горели гневом, яростью и возмущением.

– Прости меня, Майя! Мне так стыдно, – торопливо заговорила Сюзенна.

– Ничего, все в порядке. Пусть говорит что хочет, мне все равно.

– Нет, мне стыдно за то, что я не вступилась за тебя в первый же день, – покачала головой Сюзенна. – Плохая из меня вышла товарка. Я бросила тебя; я молчала слишком долго. Разве этому учат нас мастонские книги?

Она сильнее сжала руку Майи. Голос ее стал тише, словно она только теперь осознала, что натворила.

– Пусть делает со мной что хочет, мне все равно. Она гордячка, не любит, когда ее оскорбляют при всех. Но я просто больше не могла это выносить. Ты такая терпеливая и добрая! Ты говорила с Дави и Алойей на кухне, ты даже Тьюлисса ухитрилась разговорить, а уж он-то и слова никому, кроме жены, не скажет. Ты настоящая принцесса, Майя, что бы там ни говорил и ни делал твой отец. Я хочу быть похожей на тебя… и я тебе завидую, – Сюзенна посмотрела ей в лицо; глаза девушки блестели от слез. – У тебя столько своих бед, но не далее чем утром ты выслушала меня и утешила в моих невзгодах. Мне так больно, будто в сердце засела какая-то заноза.

Она сглотнула, и взгляд ее стал просительным.

– У меня была подруга, но в прошлом году нам пришлось расстаться. Она уехала из аббатства. Ее зовут Джейен Секстон, она теперь служит леди Деорвин. Ей там очень плохо, потому что леди Деорвин совсем как Мейг. У Джейен не осталось ни единой подруги. И у меня тоже, – она опустила взгляд. – И чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что ты тоже очень одинока.

Она остановилась; по щекам ее текли слезы.

– Нас назначили товарками, Майя, но если ты позволишь, я стану тебе подругой.

Ее слова потрясли Майю. Все ее существо жаждало этой дружбы. Глядя в честные глаза Сюзенны, она поняла, что эта девушка не из тех, кто легко меняет свое мнение, что она отчитала Мейг не под влиянием момента, а намеренно, хорошо понимая, что наживает опасного врага.

У Майи защипало глаза.

– Конечно, – хрипло прошептала она и обняла Сюзенну.

Всхлипывая, девушки улыбнулись друг другу, и небо над ними больше не казалось им сумрачным. А потом солнце стало опускаться за горизонт, и закат был прекрасен.

* * *

Последние лучи садящегося солнца окрашивали облака в пеструю смесь розовых и оранжевых тонов. В этом теплом свете Майя и Сюзенна вместе вошли в матушкин сад. Они говорили и слушали друг друга, делились первыми секретами новой дружбы, ибо знали, что все сказанное будет надежно сохранено в сердце подруги.

Майя рассказала о том, что стало с браком ее родителей: о том, как череда мертворожденных детей наполнила сердце отца гневом и отвратила его от жены; как кистрель канцлера Валравена забирал их боль и гнев, лишая супругов возможности преодолеть горе и найти утешение друг в друге. Она рассказывала о годах, проведенных в Прай-Ри в роли наследницы, о том, как выносила решения от имени отца и обучалась хитроумному искусству политики и дипломатических переговоров. Что до Сюзенны, то ее дед был членом Тайного совета при деде Майи, и потому она неплохо представляла себе нравы, царящие в политике.

Продолжить чтение

Читать онлайн Тайнознатицы Муирвуда бесплатно

* * *

Глава перваяКазнь

Глава втораяСигил тайны

Глава третьяСюзенна

Глава четвертаяСад королевы

Глава пятаяНа кухне у альдермастона

Глава шестаяСелия Прачка

Глава седьмаяФорши

* * *

Глава восьмаяОдна

Глава девятаяВина

* * *

Глава первая
Казнь

Глава вторая
Сигил тайны

Глава третья
Сюзенна

Глава четвертая
Сад королевы

Глава пятая
На кухне у альдермастона

Глава шестая
Селия Прачка

Глава седьмая
Форши

Глава восьмая
Одна

Глава девятая
Вина