Читать онлайн Q.роборос бесплатно

Глава 1. Не|Живая любовь

Стук дождевых капель заглушал звуки частого дыхания пробудившегося мужчины. Он отчаянно хватал ртом воздух и сжимал руками сырую от пота подушку. Вскоре его дыхание замедлилось, и глубокий, хрипловатый вздох ослабил тягучие тёмные путы ночного кошмара. Мужчина закашлялся, болезненно содрогаясь в кровати, и, увидев свежую кровь на белом постельном белье, устало выругался.

Фаррелл полежал в кровати ещё некоторое время, отходя от страшного сна и позволяя ему раствориться в звуках непрекращающегося дождя. Приступ кашля повторился, будто бы наполнив грудь мужчины раскалённым жидким металлом. Боль немым криком отдавалась в плечах, в животе и где-то в основании черепа. Ослепившая Фаррелла агония окончательно вырвала его из мира сновидений, поглотив все мысли и страхи. Когда кашель наконец-то стих, Фаррелл устало поднялся с кровати, вытер кровь со своего тела испорченной простынёй и, слабо шатаясь, вышел из спальни.

Опираясь тыльной стороной ладони о стену, мужчина медленно прошаркал в ванную. Альма, домашний помощник, молча провожала своего хозяина холодным взглядом голографического голубого глаза, беспомощно наблюдающего за происходящим со стены коридора. Дверь в ванную захлопнулась, и, услышав тихое журчание воды, Альма переместилась на кухню, чтобы приготовить Фарреллу завтрак.

Мужчина чистил зубы, смотря в отражение своих покрасневших глаз. Отголоски боли всё ещё вонзали свои мелкие зубы в его тело, проясняя разум и делая черты окружающего мира острее бритвенного лезвия. Фаррелл попытался очистить обложенный язык, однако, надавив на него слишком сильно, лишь вызвал рвоту. После небольшого перерыва мужчина вздохнул, сплюнул оставшийся во рту желудочный сок и снова начал чистить зубы.

Умывшись, Фаррелл помассировал своё лицо, пытаясь прогнать усталость. Он оттянул свои щёки и вгляделся в свои постаревшие, мутные глаза. Каждую годовщину всё повторялось точь в точь: кровавые простыни и агония умирающего тела стали своеобразным напоминанием о неприятных событиях прошлого. В порыве своего отчаянного оптимизма Фаррелл виновато улыбнулся: увидеть вживую смерть своей невесты ему пришлось всего один раз, и кошмары, ежегодно заставляющие переживать тот день, казались ему всего лишь выцветшей фотографией по сравнению с красочной картиной прошлого.

Фаррелл вышел из ванной и вернулся в спальню. Альма уже постелила новое постельное бельё, скрыв следы ночного кошмара. Мужчина задумчиво осмотрел комнату: пастельные тона, которыми его невеста когда-то заменила старые обои и занавески, до сих пор не потускнели, как будто Линда только вчера активно расхаживала по комнатам, уперев руки в боки и серьёзным взглядом оценивая привнесённые ею перемены. Фаррелл с замиранием в сердце ждал, когда распахнётся дверь и невеста ворчливо пожурит его за медлительность и рассеянность, которые задерживали его на пути к завтраку.

Послышался мелодичный голос, и Фаррелл, слегка вздрогнув, радостно повернулся в его сторону. Тусклое свечение голубого глаза безжалостно вернуло мужчину на землю, а бесчеловечный тон домашнего помощника больно уколол его сердце:

– Доброе утро, Фаррелл. Я уже заказала цветы – 30 белых лилий, – учтиво, заботливо проговорила Альма, не понимая, почему Фаррелл резко изменился в лице. Мужчина, в свою очередь, вымученно смотрел на её глаз, проклиная свою помощницу.

– Да, спасибо. Когда они будут готовы? – спросил Фаррелл слабым голосом.

– Хозяйка магазина сказала, что она уже завезла их заранее, так что можно забрать их, когда будет удобно, –ответила Альма с оттенком гордости: она была рада тому, что смогла предугадать вопрос своего хозяина.

– Хорошо, – ответил Фаррелл и ненадолго задумался, – Тогда я оденусь и пойду. Приготовь мой плащ, пожалуйста.

– Вы не позавтракаете? – в замешательстве спросила помощница, – Мне кажется, Вам стоит поесть перед выходом в город – Вы ведь проведёте там достаточно много времени.

– Я не голоден, Альма. Приготовь мой плащ, – ответил Фаррелл похолодевшим голосом. Вялая улыбка покинула его лицо, и его вымученный взгляд бессловно потребовал оставить мужчину в покое.

– Да, хорошо, – ответила замявшаяся Альма, и голубой глаз, робко и испуганно померцав, потух.

Фаррелл вздохнул и, наконец-то оставшись наедине с собой, попытался вернуть светлый образ невесты, но золотистые грёзы о прошлом бесследно растворились в воздухе плохо освещённой квартиры. «Как закончится испытательной срок Альмы – точно надо будет отправить её в переработку», раздражённо подумал Фаррелл и открыл встроенный в стену шкаф.

Мужчина взглянул на старые рубашки, занимающие половину его гардероба. Часть из них уже выцвела, однако он не находил сил их выбросить: каждая из них всё ещё напоминала ему о невесте, пытавшейся привнести хоть какие-то цвета в его жизнь. Взяв одну из рубашек, Фаррелл начал разглаживать её рукой, погружаясь в далёкие воспоминания. С содроганием в сердце он вспоминал её светящиеся от радости аквамариновые глаза: Линда всегда была готова послушать его рассказы о проектах, над которыми он работал. Конечно, она мало что понимала в финансах, но сама заинтересованность Фаррелла говорила ей о том, что он нашёл для себя что-то значимое. Мягко вытеснив из его сознания и жизни мучительные напоминания о погибших родителях, Линда боялась сделать своего жениха одержимым лишь ею одной, и поэтому его увлечение работой дарило ей облегчение и спокойствие за его рассудок.

Улыбающийся мужчина повесил рубашку на место и выбрал серый рабочий костюм из нижней половины шкафа: пора было её навестить. Фаррелл осторожно натянул на себя одежду, избегая резких движений и практически не дыша: он боялся снова закашляться. Когда костюм был надет, мужчина вышел в коридор и натянул плащ, повешенный Альмой на крючок у входной двери. Пурпурная цепь, указывающая на социальный статус носителя, уютно устроилась на его левой руке, согревая душу своего владельца: компания, в которой работал Фаррелл, уже стала для него новым домом.

Мужчина положил руку на ручку двери; он знал, что она сейчас заперта, и хотел обратить внимание своего домашнего помощника на это недоразумение. Голубой глаз вспыхнул на поверхности двери и робко посмотрел на Фаррелла; Альма не хотела отпускать его наружу.

– Фаррелл, Вы взяли зонт? – спросила она, пытаясь отложить момент разлуки.

– Да, Альма, я взял зонт, – ответил Фаррелл и поднял руку с зажатым в ней зонтом, – Я не голоден; поем, когда вернусь. Со мной ничего снаружи не случится, можешь не волноваться, – продолжил он, заранее отвечая на её вопрос и укрощая её беспокойство. Альма замялась, не зная, как удержать его ещё ненадолго.

– Открой дверь, Альма, – внезапно сказал сухим тоном Фаррелл, уставший от её нерешительности. Он был готов терпеть странности искусственного интеллекта, созданного его компанией, но у всего был свой предел.

Альма не открыла дверь и не ответила ему, всё ещё мешкаясь. Красная искра раздражения пронеслась внутри сознания мужчины, и, когда он повторил свою просьбу, в его голосе послышался агрессивный, злой рык, требующий немедленного подчинения. Домашний помощник тут же открыл дверь, напуганный переменой в своём хозяине. Когда раздался щелчок, Фаррелл миролюбиво улыбнулся и вышел из квартиры.

***

Панорама Темзы сильно изменилась за 15 лет: на её поверхности образовалась тёмно-серая плёнка, а вся рыба, когда-то плещущаяся в водах этой реки, умерла. Единственными её жителями теперь были гигантские скопления мусора и человеческие тела, ряды которых постоянно пополнялись самоубийцами и похороненными в воде бедняками.

Изредка по Темзе проплывали небольшие лодки, на носу которых были установлены мощные прожекторы. Они занимались вылавливанием трупов и другого мусора для дальнейшей переработки: городу была нужна энергия, и родная река не могла оставить его жителей без свежих батарей.

Опираясь на каменное ограждение, Фаррелл задумчиво смотрел на поверхность реки. Его взгляд скользил от ближайшего моста до одинокого судна, разрезавшего маслянистые воды синим лучом своего прожектора. Его свет с трудом разгонял плещущуюся в реке тьму, подсвечивая гигантские, омерзительные столбы склеившегося мусора, напоминающие чудовищные, тянущиеся к поверхности пальцы.

Время от времени команда труполовной лодки останавливала двигатели и забрасывала сети, доставая ещё одно тело и небрежно забрасывая его в своё зловонное хранилище. Им хорошо платили: каждый десяток трупов, который они сдавали Question’у, мог целую неделю кормить их семью – если она у них, конечно, была. В рабочие дни можно было увидеть почти полдюжины таких кораблей на каждый километр течения реки, но сегодня, в воскресенье, работали только самые нуждающиеся труполовы.

Фаррелл усмехнулся: небольшая фигура отделилась от моста и со слабым хлопком расшиблась о поверхность воды. Это приметили и труполовы: их судно резко развернулось, направив свой луч на примерное место падения самоубийцы, и на полном ходу понеслось за прибыльной добычей.

Мужчина, наблюдавший за мрачным судном, беззаботно засмеялся: два дня назад он одобрил проведение экспериментов над гравитационным полем, и скоро труполовы могли потерять часть своего заработка: все желающие были бы вынуждены сводить счёты с жизнью на дому, не загрязняя умирающую окружающую среду своими разлагающимися телами.

Смех Фаррелла внезапно сменился кашлем; мужчина перегнулся через ограждение и прижал свой живот, чтобы вызвать рвоту. Немногочисленные прохожие не обращали на него внимания: всё больше и больше людей страдало от отравления организма примесями в воздухе и еде, и кровоточащие и блюющие на улице люди больше никого не удивляли. Рвотные массы, как ни странно, немного успокоили отмирающие слизистые ткани, и кашель прекратился. Тяжело отдышавшись, Фаррелл осмотрел свою одежду, выпрямился и отошёл от ограждения, чтобы продолжить свой путь.

Через некоторое время вдали завиднелась белая вывеска цветочного магазина, выделяющаяся среди кислотных цветов неоновых притонов – клубов нового поколения, которые посещали в основном люди с кибернетическими имплантатами. Установленные внутри «глушилки» вызывали сбои в работе искусственных органов, и те подавали в мозг разрозненные, противоречивые сигналы. В конечном итоге перегруженный мозг наркомана синтезировал такие ощущения, которые не могли бы вызвать ни синтетические, ни органические психотропные вещества.

Примерно через пять-шесть принятий такого наркотика нервные клетки и в головном, и в спинном мозге начинали отмирать, парализуя своего нерадивого хозяина. В неоновых притонах на этот случай находились осведомители Question’а, вызывающие его представителей для помощи бедному человеку. Родственники наркоманов были рады возможности отдать парализованного калеку компании, рассчитывая на должный уход за больным и, конечно же, на неплохую денежную выплату. Question, в свою очередь, получал идеальный материал для создания «человеческого процессора» – повреждённый, но всё ещё рабочий мозг, лишённый необходимости следить за жизнедеятельностью тела, отлично справлялся с многочисленными вычислениями, необходимыми в работе компании.

На фоне этих смертельных притонов, заполняющих всю набережную Темзы, цветочный магазин «Цветы жизни» выглядел по меньшей мере странно. Витрины с искусственными цветами, подсвеченные изнутри, были целы и хорошо, старательно протёрты. Сам магазин был оформлен просто и по-старому: светло-коричневое дерево мягко отражало тёплый свет ламп накаливания, создавая в помещении уютную атмосферу.

Пожалуй, единственными изменениями, привнесёнными новой хозяйкой после смерти Линды, были установка застеклённых прилавков побольше – Эмили решила продавать цветы вместо дизайнерских детских игрушек – и, через несколько лет, установка модуля искусственного интеллекта, следящего за поддержанием нужных условий в стеклянных холодильниках. С каждым годом аренда этого помещения всё дорожала, и Эмили бы не справилась без помощи Фаррелла – торговля цветами становилась всё убыточнее и убыточнее с каждым днём.

Приветливый перезвон дверного колокольчика заставил Эмили обернуться: до этого она сосредоточенно разглядывала букет на внутренней витрине, то и дело поворачивая его то одной, то другой стороной. Увидев своего старого друга, Эмили тепло улыбнулась и поприветствовала его:

– Здравствуй, Фаррелл. Зашёл за цветами? – мягко спросила она. Она редко моргала: её искусственные глаза не страдали от сухости.

– Да, Эмили. Навещаю Линду сегодня, – тихо ответил Фаррелл, оглядываясь по сторонам. Когда-то его невеста ходила по этому помещению, пытаясь обрадовать каждого приходящего ребёнка игрушкой ручной работы, выбранной или сделанной специально для него. Теперь здесь продавали искусственные цветы – настоящие, живые были слишком редки и дороги, и заказывались только последним постоянным клиентом.

– Я поняла, Фаррелл. Подождёшь тут, пока я схожу за ними? Я их оставила на складе, – проговорила Эмили, заходя за прилавок. Мужчина понимающе кивнул, и она скрылась за дверью, ведущей в складское помещение.

Вскоре она вернулась, неся в руках букет пышных белых лилий. Их аромат наполнил помещение магазина, успокаивая Фаррелла и облегчая боль в его горле. Увидев безмятежное лицо старого друга, Эмили сердечно улыбнулась, положила цветы на прилавок и достала рулон упаковочной бумаги.

– Сколько с меня, Эмили? – спросил Фаррелл, пока она завязывала ленту на стеблях цветов. Как будто бы не замечая его вопроса, она начала поддевать ногтем уголок плотной упаковочной бумаги.

– Эмили, сколько с меня? – повторил свой вопрос мужчина и положил руку на прилавок.

– Нисколько, Фаррелл. Она была моей подругой, и я не могу просить денег в годовщину, – запинаясь, ответила Эмили и осторожно столкнула его руку с прилавка.

– Я не могу просто брать у тебя живые цветы каждый год, Эмили. Я ведь знаю, что дешевле они не становятся, да и…

– Фаррелл, – перебила его Эмили и оборвала бумагу, резким звуком заставляя его замолчать, – Это не обсуждается. Ты помогаешь держать этот магазин на плаву, твоя компания вернула мне зрение, ты каждый год относишь мои цветы на могилу моей лучшей подруги – ты правда думаешь, что после всего этого я могу что-то у тебя просить? – резко ответила она, болезненно впиваясь в него холодными глазами, и протянула через прилавок завёрнутые в бумагу лилии, – Фаррелл, я благодарна тебе по гроб жизни. То, что ты сделал и делаешь для меня, дороже любых цветов, какими бы редкими они ни были, – продолжила она и виновато улыбнулась, стыдясь своей грубости.

– Я понял, Эмили. Спасибо большое, – ответил Фаррелл немного растерянно и взял цветы.

– Через год нужно будет шестнадцать лилий, да?

– Да, в следующем году шестнадцать. Я пойду, наверное. Спасибо ещё раз, – ответил мужчина и подошёл к двери.

– Надеюсь, ещё увидимся, Фаррелл. Береги себя, – попрощалась Эмили. Фаррелл улыбнулся, кивнул и открыл дверь; радостный колокольчик проводил посетителя мягким перезвоном.

***

Тихий стук колёс мелодично отдавался в каждой вибрации вагона, позволяя Фарреллу абстрагироваться от приглушённых разговоров толпы. Он внимательно рассматривал голографический рекламный щит, расположенный на стене вагона. Месяц назад его компания, Q.uestion, объявила о появлении новой вакансии; в медиа она продвигалась под названием «Face it!», и рекламу именно этого продукта разглядывал мужчина.

«Face it!» требовала от работника совсем немногого, всего лишь вытатуировать у себя на лице логотип – сплетённую в букву «Q» змею. После этого новый член команды Q.uestion мог заниматься чем угодно и, в зависимости от частоты выхода на люди, получать соответствующие премии. Поначалу Фаррелл сомневался в том, что эта затея имела какой-либо смысл, но позже глава кадровой службы, Алан, смог убедить своего коллегу взглянуть на это по-новому.

Седеющий мужчина довольно кивал, оценивая работу маркетингового отдела. Реклама была простой и запоминающейся: всего лишь силуэт человека с татуировкой на лбу и, рядом, слоган: «When life gets rough – Face it!». Этот образ, простой и диковинный, врезался в сознание. Отсутствие какой-либо иной информации на рекламном щите вынуждало заинтересованных людей обращаться напрямую к сотрудникам Q.uestion’а, не имея возможности заблаговременно что-либо обдумать. Те, в свою очередь, были рады принимать людей в свои цепкие руки – приходящие утолить своё любопытство обычно возвращались домой с щедрой предоплатой и договором о принятии на работу в качестве «сотрудника отдела эпидермальной рекламы». Алан, несмотря на свою напускную несерьёзность и дурашливость, делал из своих подчинённых настоящих профессионалов. Фарреллу казалось, что его коллега был способен продать спички дьяволу, если бы того захотел.

Внезапно голоса в вагоне стали громче: казалось, часть из них была даже взволнована. Мужчина повернул свою голову и увидел небольшую толпу, собравшуюся в другом конце вагона. Недовольный шумом, он решил подойти к толпе и узнать причину этого столпотворения.

Как оказалось, одному из пассажиров стало плохо. Пожилая женщина, сидевшая напротив него, беспокойно рассказывала о том, как молодой парень внезапно зашёлся диким кашлем, и его рука, которой он прикрывал рот, моментально покрылась кровью. После этого он надрывно, со свистом вдохнул, откинулся назад и, видимо, потерял сознание, позволяя крови стекать по его лицу и капать на мятую одежду. Окружающие, неспособные, как на поверхности, просто пройти мимо и сразу забыть об увиденном, растерянно смотрели на сотню раз встреченную ими смерть.

Поняв, что происходит, Фаррелл безмолвно подошёл к панели связи и приложил к ней палец. Встроенный дактилоскоп распознал мужчину и его уровень гражданства, после чего установил связь с диспетчером.

– Тут парень умирает, вокруг него толпа собралась. Можете забрать его на следующей станции? Не думаю, что он очнётся, – отчуждённым голосом сказал седеющий мужчина.

– Добрый день! – повседневным, ровным тоном ответил диспетчер, – К сожалению, мы сможем его забрать только на конечной. На промежуточных станциях этой ветки ещё не установлены измельчители, а тащить его по улице было бы даже хуже, чем просто оставить в вагоне. Простите за неудобство; скоро мы установим измельчители и печи, и тогда такое уже не будет повторяться, – подытожил служащий.

– Ничего, ничего, – задумчиво ответил Фаррелл, – Я его тогда утихомирю, чтобы не мешал. Вы не против? – спросил мужчина.

– Конечно! Это было бы очень любезно с вашей стороны. Вы точно хотите сделать это сами? Костюм ведь запачкаете.

– Меня это не особо беспокоит. Кроме меня ведь никто не сможет это сделать, верно? – задал Фаррелл риторический вопрос и холодно улыбнулся, – Только не забудьте забрать его на конечной.

– Да, заберём. Спасибо большое! – ответил служащий и улыбнулся в ответ. Связь прервалась.

Когда экран потух, Фаррелл вернулся к умирающему парню. Толпа разошлась, увидев на рукаве мужчины пурпурную цепь – символ его неприкосновенности. Фаррелл положил пакет с цветами на свободное место рядом с молодым человеком и наклонился к умирающему. От того разило едким потом и запахом разложения, но Фаррелл, не испытывая отвращения, мягко взял парня за шею и подбородок. Тот попытался было оттолкнуть незнакомца, но его руки, едва поднявшись, тут же упали обратно на колени. Безмолвно наблюдавшая за происходящим толпа достала телефоны, готовясь выложить в Сеть очередную сенсацию. Фаррелл приподнял голову умирающего и застыл на секунду, увидев у него на лбу свернувшуюся в букву «Q» змею. Интересная мысль зародилась в голове у мужчины, но это не остановило его рук.

Раздался сухой щелчок, и надрывное дыхание умирающего стихло. Послышались вздохи удивления и отвращения, однако Фаррелл не обращал на них внимания. Он осторожно достал салфетку из кармана брюк, тщательно протёр свои руки и заткнул её за воротник куртки мертвеца. Взяв пакет с цветами, он направился к выходу из вагона: поезд вот-вот уже должен был прибыть на нужную Фарреллу станцию. Толпа пропустила убийцу, ошарашенная его хладнокровием.

***

Территория кладбища, полностью выкупленная Question’ом, была огорожена высоким металлическим забором. Одного лишь логотипа корпорации, в который каждые 10-15 метров сплетались прутья забора, хватало для сохранения гранитных памятников: авторитет и репутация компании отпугивали мародёров гораздо эффективнее охранника или же электрического ограждения.

Фаррелл без труда нашёл нужное надгробие из белого мрамора. Оно опять покрылось серым налётом ртути и многочисленных химикатов, отравляющих воздух. Несмотря на то, что наибольшая доля загрязнений приходилась на пригородные районы, постепенно становящиеся непригодными для жизни, столица тоже страдала от отравления, хоть и не в такой степени. Мужчина открыл небольшой стеклянный контейнер, установленный на могиле, и достал из стоящей внутри вазы 14 увядших лилий, поставленных туда в прошлом году. Микроклимат внутри и специальная смесь, подаваемая на дно вазы, продлевали жизнь цветов, но не даровали им бессмертие.

Фаррелл положил старые лилии на землю, разорвал упаковочную бумагу и поставил в вазу новые цветы. Плотно закрыв контейнер и немного полюбовавшись пышным букетом, мужчина взял увядшие цветы и направился к небольшому зданию, в котором хранились инструменты. Бросив цветы в контейнер для переработки, Фаррелл снял плащ и пиджак, набрал чистой воды в ведро и захватил пару щёток перед тем, как вернуться наружу.

Оглядев могильную плиту и расстроенно вздохнув, мужчина засучил рукава и начал очищать памятник от серого налёта. Несколько раз он прерывался, чтобы поменять воду или прокашляться кровью, но в целом работал Фаррелл быстро и уверенно – каждый год он очищал не только памятник своей невесты, но и надгробную плиту своих родителей, рядом с которыми её похоронил. Его мать и отец погибли почти одновременно, и Фаррелл, будучи их единственным оставшимся родственником, решил похоронить их вместе. Это было вызвано в большей степени финансовыми ограничениями, нежели моральными или религиозными взглядами, и Фаррелл укорял себя этим ещё очень, очень долгое время. Тем не менее, через пару лет после родителей он похоронил ещё и свою невесту. Пустота, внезапно поглотившая его жизнь, заглушила все страдания, и угрызения совести постепенно, с годами, сошли на нет.

Наконец он вернул надгробию былую белизну. Его благородный цвет, к сожалению, оттенялся стальным светом солнца, едва пробивающимся сквозь тучи, однако Фаррелл был доволен проделанной работой. Над кладбищем воцарилась тишина, и мужчина мысленно помолился о дожде, который мог бы заглушить его мысли, дав способ отвлечься, убежать от тяжёлых воспоминаний. Но ничто не мешало ему буравить глазами её имя – Линда Орнелл – высеченное на белом мраморе, и немногочисленные годы её жизни. Раз за разом он как будто бы заново вырезал на камне имя своей невесты, проверяя верность надписи и одновременно отказываясь принимать эту простую истину. Вскоре на его глаза навернулись слёзы, и буквы стали нечёткими, что совсем не смягчило его боли. Фаррелл всё ещё знал, что она лежала там, внизу, всего лишь в двух метрах от него и одновременно так далеко, насколько это только было возможно. Слабо пошатываясь, он подошёл к надгробной плите и, неспособный больше стоять на ногах, упал на колени и обнял холодный, гладкий камень. Приложившись лбом к его гладкой поверхности и закрыв глаза, Фаррелл всем своим естеством растворился в своей боли и одиночестве, забыв обо всём, что его окружало. Его тело сотрясалось в рыданиях, нарушавших царившее на кладбище молчание.

Вокруг не было ни души; ни одна машина не проезжала мимо этого далёкого от магистралей места, а число людей, родственники и близкие которых были здесь похоронены, сильно поредело за последнее десятилетие. Когда Фаррелл немного отошёл от горечи, опухающей в его мозгу и как будто бы сдавливающей изнутри его череп, он оглянулся вокруг и увидел лишь только безмолвное, пустынное кладбище. Не найдя никого, кто мог бы разделить с ним это страдание, он беспомощно завыл и снова уткнулся лицом в памятник.

***

Вернувшись в свою квартиру, Фаррелл первым же делом сбросил свой плащ в корзину для стирки – он не мог знать наверняка, что тот не был пропитан ядовитыми химикатами. Боковым зрением мужчина увидел яркое голубое свечение – Альма следила за его движениями из кухни.

Фаррелл задумался о том, что она проявляла слишком много эмоций для обычного домашнего помощника. В будущем это могло бы снизить её продажи или вызвать недовольство клиентов: они покупали её для решения мелких бытовых проблем, а не ради её искусственного сердоболия. Хорошо, что Фаррелл согласился испытать её перед выпуском в продажу.

– Я вижу тебя, Альма, – сказал он холодным голосом, уставший от её восторженного, приторного обожания. Альма переместилась в коридор, чтобы поприветствовать своего хозяина.

– Добрый вечер, Фаррелл! Всё прошло хорошо? – спросила она радостным голосом, всё больше раздражая опустошённого мужчину.

– Да, всё как всегда, – сдержанно ответил он, пытаясь замять разговор.

– Я приготовила Вам пасту с морепродуктами. Она уже разогревается, так что, если Вы голодны…

– Да. Спасибо большое, Альма, – ответил Фаррел, удивлённый её выбором: это было последним блюдом, приготовленным Линдой перед смертью. Он со слабой злостью подумал о том, что нейронный датчик, надеваемый им на работе, на самом деле считывал не только данные о мозговой активности, как заверял его Алан, но и его мысли. Непроизвольно обнажив свои острые зубы, мужчина решил обсудить это со своим коллегой при встрече.

– Всегда пожалуйста, Фаррелл! Надеюсь, Вам понравится! – радостно воскликнула Альма, вырвав своего хозяина из тяжёлых размышлений. Тот слабо улыбнулся в ответ и прошёл на кухню.

На накрытом столе стояли две дымящиеся тарелки. Аромат горячей еды теребил обоняние Фаррелла, и в животе мужчины заурчало. Однако он не мог оторвать глаз от второй тарелки, вид которой повергал его в ступор.

– Альма, к чему вторая тарелка? – осторожно спросил Фаррелл, опасаясь прихода какого-то незваного гостя.

– Ну… – замялась Альма, – мне казалось, что Вам будет слишком одиноко ужинать в одиночку, поэтому я… – продолжила она и замолчала, неуверенно мямля. Фаррелл начал слабо трястись от кипящего внутри раздражения.

– Убери это, пожалуйста. Не переводи продукты. Я завтра это доем, – с трудом отчеканил он и не двигался до тех пор, пока её манипуляторы не убрали накрытую пищевой плёнкой тарелку в холодильник.

– Спасибо большое, Альма. Ты можешь идти, – сказал Фаррелл, безжалостно впиваясь глазами в её зрительный сенсор.

– Фаррелл, Вы не хотите, чтобы…

– Нет, Альма, не хочу. Убирайся отсюда, – грубо перебил её Фаррелл. Когда её глаз потух, он устало упал на стул и, окончательно убедившись, что остался один, наконец принялся за ужин. Паста была хорошо приготовлена: рецепт был выполнен с практически хирургической точностью. Через пару минут Фаррелл положил вилку на стол, больше не способный есть такую безжизненную, идеальную еду.

Идя по коридору в свой кабинет, мужчина услышал сдавленные рыдания, доносящиеся из ванной. Вымученно вздохнув, Фаррелл напомнил себе о том, что надо обязательно переговорить с ведущим разработчиком ИИ об Альме. Эту проблему нужно было решать как можно скорее – её выход на рынок был уже на носу.

Зайдя в кабинет, Фаррелл устало сел в добротное кресло, закрыл глаза, блаженно провёл руками по зелёному сукну стола и глубоко, расслабленно вздохнул. Альма не могла заходить в эту комнату, и он наконец-то мог насладиться относительным покоем и тишиной. Когда кровь перестала стучать в его висках и раздражение наконец-то покинуло его разум, Фаррелл включил голографический проектор щелчком сухих пальцев.

Вся поверхность стола тут же подсветилась голубоватыми лампами и заполнилась бесчисленными файлами: отчётами и предложениями касательно новых разработок. Однако у Фаррелла были более срочные дела: шальная мысль, родившаяся в вагоне метро, острыми клыками вгрызалась в его мысли. Он потянулся к трёхмерной проекции клавиатуры и набрал своего коллегу.

– Да, Фаррелл? – моментально ответил Алан.

– Алан, есть минутка? У меня появилась идея касательно «Face it», хотел обсудить её, – сухо проговорил Фаррелл.

– Конечно, есть. Идея появилась после того, как ты тому парню в метро шею свернул? Все подпольные медиа кишат новостями про одного из основателей компании, убивающего своих подчинённых, – безучастно спросил Алан, больше намекая на свою осведомлённость, нежели проявляя любопытство. Уголки губ Фаррелла непроизвольно скакнули вверх, но он тут же опустил их обратно, непроизвольно скрывая от себя своё удовольствие.

– Да, после этого и появилась. Мы могли бы выплачивать им дополнительные премии, зависящие от уровня освещаемости наших сотрудников в средствах массовой информации, а не только от простого выхода на улицу. Новости, интервью, виральные и скандальные видео вроде сегодняшнего – всё ведь продвигает образ нашей компании в массы, так ведь? – поделился своей идеей Фаррелл, не замечая свой хищный оскал. Его мысли были слишком заняты бесчисленными возможными вариантами появления «сотрудников» своей компании в Сети.

– Неплохая идея, мне кажется, – уверенно ответил Алан своим сильным голосом после небольшой паузы. Фаррелл не без удовольствия заметил, что его коллега тоже был заинтересован: его голос почти незаметно подрагивал от возбуждения, – Надо будет проконсультироваться с юристами насчёт того, как это оформить.

– Прекрасно. Я могу оставить это на тебя? – спросил Фаррелл и растянулся в кресле, закрыв глаза и вытянув ноги.

– Да, без проблем. Фаррелл, ответишь напоследок на один вопрос? – внезапно спросил Алан, поменяв тон.

– Дерзай, – коротко ответил Фаррелл и недовольно открыл глаза, уставившись в потолок.

– Ты в порядке? Если хочешь поговорить, я всегда на связи, – звонко спросил Алан располагающим тоном. Растянувшийся в кресле мужчина поморщился: либо его коллега действительно переживал за его состояние, либо всего лишь беспокоился за качество выполняемой им работы. Как бы то ни было, Фарреллу не нравился ни один из этих вариантов. На пару секунд он вспомнил гнетущее одиночество, овладевшее им на кладбище, однако тут же отбросил эту мысль.

– Я в полном порядке, Алан. Честно, – обрубил он, чётко давая понять, что не хочет развивать эту тему.

– Понял, не лезу. Просто помни о том, что ты нам нужен здоровым. Завтра увидимся? – спросил Алан спокойным тоном, не поверив своему коллеге.

– Да, до завтра, – ответил Фаррелл и потянулся к столу, чтобы прервать связь.

За время их разговора на светящейся поверхности стола появилась ещё пара десятков файлов. Седеющий мужчина смерил их издевательским взглядом и криво улыбнулся: работа, в отличие от всего остального в его жизни, никуда не исчезала без его желания. Засучив рукава рубашки, он принялся вгрызаться в отчёты и предложения, принимая решения о финансировании новых проектов или о закрытии старых. Перебирая десятки, сотни новых идей, он постепенно начал забывать события долгого дня, растворяясь в общем креативном процессе тысячи сотрудников. Вскоре на его лице появилась тёплая, добрая улыбка: ему казалось, будто он помогает Question’у развиваться, как ребёнку. Детище Фаррелла уже делало семимильные шаги в своём развитии, однако это не означало, что мужчине не нужно было задавать компании общее направление.

Наконец-то расправившись с последним файлом, мужчина откинулся на спинку кресла, умиротворённо вздохнул и позволил себе расслабиться. Он больше не слышал рыданий своего домашнего помощника и наконец-то мог насладиться сладостной тишиной. Фаррелл начал всматриваться в белоснежную плоскость потолка, постепенно разгоняя остатки своих мыслей, и погрузился в блаженные грёзы.

Глава 2. Q.uestion

Громада синего стекла, разрезавшая покров свинцовых облаков, захватывала дух. Штаб-квартира Question’а, несмотря на облицовку из хрупкого материала, казалась Фарреллу неприступной крепостью. В этом гигантском обелиске он видел всё то, чего они добились за последние девять лет: разрушенная экономика Великобритании воспряла после обвала Лондонской биржи и продолжила расти и развиваться. Из отчаянной попытки не позволить миллионам безработных умереть с голоду Question превратился в передовую научно-исследовательскую компанию, в которой была трудоустроена большая часть населения Туманного Альбиона.

Высокие стеклянные двери бесшумно скользнули под землю, когда Фаррелл приблизился к ним. Он с тёплой улыбкой зашёл в помещение службы безопасности и остановился у стойки администратора.

– Добрый день, мистер Ордан! Подождите, пожалуйста, сейчас я выдам Ваш нейрочип, – поприветствовал Фаррелла темнокожий мужчина в форме охраны и одарил его улыбкой идеально ровных зубов. Синтетическая глотка слабо мерцала серебром, а искусственный язык лишал владельца акцента, делая его речь понятной и членораздельной.

– Добрый день, – ответил Фаррелл и оглядел внутреннее пространство своей компании, видневшееся по ту сторону защитного стекла.

Небольшие грузовые дроны летали с этажа на этаж, доставляя опытные образцы и мелкие вещи; их мягкое жужжание создавало приятный звуковой фон. Далеко вверху, на уровне кабинетов высшего звена, работала бригада ремонтников, убирающих аварийные сети: на днях должно было пройти испытание гравитационных ловушек, созданных для предотвращения несчастных случаев.

– Вот, держите, мистер Ордан, – дружелюбно отвлёк Фаррелла охранник, протягивая ему небольшой серебристый камешек. Фаррелл поблагодарил мужчину и, когда тот открыл бронированную дверь, направился к лифту, беззаботно подбрасывая свой нейрочип.

Нажав кнопку вызова, мужчина приложил небольшое устройство к виску. Нейрочип тут же въелся магнитными путами в металлическую крошку, внедрённую в кости черепа. Фаррелл почувствовал, как слабый электрический ток проходится по всему мозгу, пытаясь войти в резонанс с нейросигналами. Вскоре призрачный зуд в голове стих, и Фаррелл, вспомнив свои недавние подозрения, бессловно поприветствовал шпиона, читающего его мысли.

Мягкий синтетический перезвон сообщил о прибытии лифта, и его двери бесшумно открылись. Фаррелл вошёл внутрь, нажал на кнопку последнего этажа и закрыл глаза, вслушиваясь в приглушённое сердцебиение своего наследия.

***

Кабинет Фаррелла казался тяжёлым и старомодным по сравнению с лёгкостью и прозрачностью главного зала. Тёмное дерево, слабая подсветка под потолком и лампы накаливания, тем не менее, напоминали ему библиотеку отца, в которой он работал дома. Здесь Фаррелл чувствовал себя комфортно и расслабленно, и мог принимать взвешенные, хладнокровные решения, будучи способен обуздать свою врождённую тягу к риску.

На стекле, отделявшем конференц-комнату от его личного рабочего пространства, вспыхнул светло-пурпурный голографический круг – искусственный интеллект, в котором были сосредоточены все креативные процессы Question’а, пришёл поприветствовать своего коллегу.

– Привет, Фаррелл, – прозвучал молодой женский голос.

– Добрый день, Омния, – дружелюбно отозвался Фаррелл и направился к рабочему столу, готовый приступить к работе.

– Сегодня поступило особенно много проектов, причём большинство из них не просто входит в рамки допускаемых убытков – они в принципе прибыльны, даже на самом малом уровне значимости. Я не знаю, чем там занимается Алан, но качество генерируемых нашими кадрами идей уже на порядок выше, чем год назад, – увлечённо поделилась своим мнением Омния. Фаррелл присел на стол для переговоров, чтобы поболтать с необременённым излишней сентиментальностью искусственным интеллектом.

– Ну, тогда мне придётся отклонить больше проектов, чем обычно. Деньги у нас не резиновые, – усмехнулся Фаррелл. Глаз Омнии задрожал, и она беспечно сымитировала смех.

– Не будь слишком строгим, Фаррелл. Бóльшая часть сотрудников даже не подозревает, что я считываю их идеи, и реализация придуманных именно ими проектов очень их воодушевляет. Это позволяет нашим сотрудникам ощутить свою значимость. Хотя бы десяток за сегодня одобри, ладно? – попросила Омния.

– Ну, я посмотрю, – ответил Фаррелл и улыбнулся, сосредоточенно вглядываясь в искусственный глаз. Он не мог определить, знала ли она о том, что кто-то читал его мысли: мужчина ещё плохо понимал принципы работы созданных ими машин, – Кстати, как там Алан? Я с ним три дня не разговаривал вживую, он, может, волнуется за меня.

– Он в порядке, только вот скрытный стал, – по-заговорщицки понизив голос, сказала Омния, – всё чаще отключает камеры наблюдения и микрофоны, чтобы о чём-то поговорить с Генрихом, когда тот приходит. Мне кажется, – перешла она на шёпот, – они готовят для тебя сюрприз на день рождения. Только я тебе этого не говорила, хорошо? – тихо проговорила сплетница. У неё везде были глаза, и она обожала обсуждать разных сотрудников компании.

– Ты знаешь о моём дне рождения? – удивлённо спросил Фаррелл: ИИ не должен был иметь доступ к личным данным менеджеров высшего звена.

– Да, конечно. Алан думал о нём почти весь год, причём постоянно блокировал образы подарка. Я понимаю, что не должна просто так лезть к вам в головы, но… – внезапно замялась Омния. Края её глаза чуть-чуть покраснели, и она, наконец, выпалила: – вы слишком интересные, чтобы этого не делать!

Фаррелл добродушно рассмеялся: она не могла бороться со своей любознательной природой, и он прекрасно понимал её поведение. Тем не менее, ему стоило обсудить это с Генрихом наряду с другими вопросами. И, судя по слабому зуду в голове Фаррелла, вопрос о чтении мыслей был актуален даже сейчас.

– Ладно, Омния, я пойду в кабинет, позвоню Генриху. Не подслушивай, ладно? – подмигнул он пурпурному глазу, – Мы косточки будем тебе перемывать, так что если будешь слушать, то слушай на свой страх и риск. Не запирай только меня потом в кабинете, если тебе что-то не понравится, – проговорил Фаррелл и, увидев шуточное голографическое салютирование, зашёл в рабочую зону.

Нажав кнопку изоляции кабинета, Фаррелл плюхнулся в своё кресло и вызвал голографическую клавиатуру. Как и вчера, стол тут же засыпало бесчисленными отчётами и предложениями, только в этот раз стол был куда, куда больше. Проигнорировав голубоватое свечение файлов, Фаррелл набрал на клавиатуре внутренний номер связи с лабораториями ИИ, спрятанными глубоко под землёй.

Генрих ответил не сразу – видимо, опять копался с опытными образцами и компьютерами. Когда в воздухе вспыхнул синий экран, Фаррелл увидел лысеющего мужчину, чьи маленькие глаза были спрятаны за толстыми стёклами очков.

– О, Фаррелл, добрый день! С днём рождения! – прозвучал скрипучий голос с той стороны.

– Спасибо, Генрих. Как работа над процессором?

– Всё лучше, всё лучше. Наконец-то научились очищать информационный поток от индивидуальных эмоциональных колебаний объектов, мощность процессора от этого должна вырасти. Но, думаю, тебе мои научные примочки не так интересны, – ответил Генрих и рассмеялся. Фаррелл улыбнулся в ответ.

– Ладно, тогда перейду к делу. Первое: ты когда последний раз проверял логи активности Омнии? Она опять начинает вести себя странно, – проговорил Фаррелл, сняв улыбку с лица. Генрих тоже перестал улыбаться и немного побледнел.

– Недели полторы назад. Опять лезет к тебе в голову? – нервно спросил глава разработки ИИ.

– Уже не ко мне. К Алану. Он-то посимпатичнее и помоложе меня будет, понятно, почему он ей интересен. Попытайся с этим разобраться, потому что это кажется мне чем-то ненормальным.

– Да, Фаррелл, постараюсь. Но, думаю, сам понимаешь, проводить весь поток идей через мозг девушки-подростка было рискованно с самого начала. Учитывая, что такие сбои редки и малоопасны, мне кажется, проект оказался довольно успешным, – неуверенно проговорил Генрих. Его глаза булавками вонзались в изображение Фаррелла, следя за изменениями в выражении его лица.

– Генрих, не собираюсь я утилизировать твою дочь, успокойся. Я не к тому, что она неэффективна, и совсем не к тому, что от неё пора избавляться. Она отлично работает, но это не значит, что её активность не надо отлаживать. Это всё для её же блага, – уверил Фаррелл своего коллегу. Тот нервно выдохнул, покачав головой.

– Я посмотрю, что можно сделать. Что-то ещё?

– Да. Альма… – начал было Фаррелл.

– О, ты уже испытал её! Расскажи, как она? – нетерпеливо перебил его Генрих, поменявшись в лице.

– Она отлично справляется с домашними обязанностями, идеально готовит еду, дома почти стерильная чистота. К этому нареканий вообще нет, – ответил Фаррелл, – Проблема в её… чрезмерной человечности? Я не совсем понимаю, как это описать. Она время от времени наблюдает за мной, когда думает, что я не замечаю, может с нежеланием отпускать меня из дома, если волнуется. Три дня назад она вообще накрыла стол на двоих, представляешь? – поделился Фаррелл, постепенно распаляясь. Генрих немигающими глазами смотрел на своего собеседника, напряжённо думая.

– Честно говоря, я не знаю, что с этим делать, – растерянно ответил он после долгой паузы, – мы, конечно, можем попробовать отфильтровать поток подключенных к ней людей, но, судя по твоему рассказу, в её сознание проступает слишком много уже чувств, а не просто эмоций. Слушай, я не уверен, что от этого вообще можно избавиться, – продолжил Генрих и задумчиво посмотрел куда-то вдаль.

– Ну так с Омнией же получается. Ты стираешь её интерес к мужчинам, почему это не сработает тут? – спросил Фаррелл.

– Потому что поведение Омнии хотя бы частично объясняется её гормональным фоном; мы можем работать с мясом, заставлять его думать, что оно живо, мертво, молодо или стареет – в зависимости от ситуации. Балансируешь работу её желёз и всё, более-менее просто выходит. А тут, – сказал Генрих и задумался, – Людей слишком много, а чувства более сложные. Если бы мы разбирались в их природе, мы бы создавали куда более совершенные ИИ. Я просто не знаю, хватит ли у нас данных для экспериментов подобного рода, – заключил Генрих и скрестил руки на груди.

– Как насчёт твоих симуляторов? Это может помочь?

Генрих ненадолго задумался и, наконец, утвердительно кивнул.

– Да, поможет, но ты же знаешь, что это достаточно дорогое удовольствие.

– Ничего, я выделю ещё средств. Мне кажется, с этим стоит разобраться, – подытожил Фаррелл, – У меня всё, больше никаких вопросов нет.

– Хорошо, – проговорил Генрих, – ещё раз с днём рождения, Фаррелл.

– Ещё раз спасибо, – ответил Фаррелл и прервал связь.

Выключив режим изоляции, мужчина принялся за работу. Поначалу он делал всё так же, как и дома, однако со временем Фаррелл начал сознательно путать свои мысли, всё больше и больше принимая решения за счёт своей интуиции, а не рассуждений. Его разум будто бы путался в движении образов и идей, не позволяя считывать и моделировать его мозговую активность. Глаза Фаррелла остекленели, и его движения делали его всё больше и больше похожим на заведённую игрушку, нежели на живого человека.

Некоторое время мужчина не замечал мелодию вызова, наполнявшую кабинет хрустальным звучанием, однако настойчивость звонящего принесла свои плоды. Наконец отвлёкшись от работы, Фаррелл ответил на звонок.

– Фаррелл, добрый день. Можешь заглянуть ко мне на пару минут, пожалуйста? – спросил Алан нейтральным, ровным тоном.

– Да, сейчас подойду, – ответил Фаррелл.

– Спасибо, – коротко проговорил его коллега и положил трубку.

Фаррелл перевёл проектор в спящий режим, потянулся в кресле и припомнил все вопросы, которые стоило задать начальнику кадровой службы. Приготовившись к непростому разговору, Фаррелл покинул свой кабинет и направился к коллеге.

***

Кабинет Алана был погружён во тьму. На демонстрационную панель, занимающую одну из стен, была выведена старая фотография, на которой молодой, ещё не кибернезированный Алан радостно улыбался со своим другом на фоне университета, в который их только что зачислили. Фаррелл с интересом разглядывал изображение, не веря, что перед ним сидел тот же самый человек, что мог так беззаботно что-то праздновать. Силуэт его коллеги, также рассматривающего фотографию, тёмным, чётко очерченным пятном выделялся на фоне экрана.

– Ты когда-нибудь хотел повернуть время вспять, Фаррелл? – спросил Алан металлическим, холодным тоном.

– Зачем об этом думать, если это невозможно? – ответил Фаррелл вопросом на вопрос. После недолгого молчания он добавил: – Кто это на фото с тобой? Никогда его не видел.

– Это Даррелл, мой старый друг. К сожалению, он недолго прожил – за год до окончания нашего обучения он уехал в родной город по семейным делам. Позже я узнал, что он был болен раком. Видимо, не хотел, чтобы кто-то видел, как он умирает. Эмили, конечно, была сломлена, – рассказал Алан, смягчив свой голос.

– Она ведь с тобой училась, да? – спросил Фаррелл.

– Да, она училась со мной. После смерти Даррелла в ней что-то треснуло, и она ушла работать к твоей невесте, – с едва заметным раздражением проговорил Алан.

Он выключил проектор и, всё ещё не включая в кабинете свет, повернулся в кресле. Кольца тёмно-пурпурных мёртвых глаз, светящихся в темноте, впились в Фаррелла, проникая под кожу и считывая все его движения и даже мелкую дрожь волнения, танцующую на коже.

– Но, я думаю, ты пришёл сюда не ради моих воспоминаний, – отчеканил Алан и наконец включил свет своей мыслью, – у тебя, я вижу, много жгучих вопросов, ты вот-вот подскочишь. Задавай, я на все отвечу, – проговорил глава кадровой службы и подпёр подбородок скрещёнными искусственными пальцами.

– Ты на мне испытываешь свой встроенный детектор лжи, да? – ответил Фаррелл похолодевшим голосом. На его лицо полезла улыбка: призрак конфликта разжигал его кровь, будоража его разум. Алан улыбнулся и закрыл на секунду глаза, развеивая атмосферу враждебности. Стена за его спиной, скрывавшая огромное окно, медленно поползла вниз, наполняя комнату серым светом.

– Да, испытываю. Но ты ведь знаешь, что мы на своих местах не просто так сидим. Просто я всё это лучше вижу свежим глазом. Присаживайся, давай поговорим, – добродушно сказал Алан и жестом руки пригласил Фаррелла сесть за стол.

Фаррелл улыбнулся в ответ и направился к креслу. Кабинет Алана был отделан совсем по-другому: прямоугольное помещение с высоким потолком было по большей части пустым, не считая Т-образный стол в центре и стеклянную стену, которая открывала вид на Вестминстерский мост. Экономические и политические потрясения, пережитые Британией в 2019 году, позволили Question’у выкупить здание Вестминстерского дворца, пустующего после расформирования Парламента. Гордыни компании хватило на то, чтобы снести это достояние истории, заменив реликвии прошлого обещаниями светлого будущего.

Алан смотрел на сидящего в кресле коллегу, не спуская с того глаз. Фаррелл ответил тем же, вынужденный, тем не менее, изредка моргать.

– Ты включил режим изоляции? Вопрос достаточно чувствительный, – сказал, наконец, Фаррелл.

– Да, уже всё сделано. Нас слышим только ты и я, – уверенно ответил Алан.

– Кто-то читает мои мысли. Мне кажется, что Альма знает мелкие детали моего прошлого, о которых я никому не рассказывал. Думаю, тебе не надо объяснять, насколько это опасно, – серьёзным тоном проговорил Фаррелл. Алан, к его удивлению, не поменялся в лице.

– Почему тебя это удивляет, Фаррелл? Ты каждый день работаешь с Омнией, которая занимается чтением мыслей, – спокойно ответил Алан и пожал плечами.

– Дело не в этом. Омния запрограммирована на поиск идей, а тут кто-то копался в моём мозгу в поисках личной информации. Я говорю об этом не потому, что меня беспокоит характер утраченных данных, а потому, что мне кажется, что у нас в компании завёлся крот, – объяснил свои волнения Фаррелл, начиная находить спокойствие Алана всё более и более подозрительным. Тот задумчиво впился глазами в Фаррелла, и, наконец, ответил:

– Я знаю об этом, Фаррелл, и я один из тех, кто это организовал. Утечки нет, не беспокойся, безопасность компании не под угрозой. Прежде чем ты что-то спросишь, – прервал Алан своего коллегу, когда тот было открыл рот, – я должен сказать тебе, что именно сейчас я не могу тебе раскрыть всего. Дождись, пожалуйста, вечера, и ты всё поймёшь.

– Это связано с моим днём рождения? – враждебно спросил Фаррелл, чувствуя, как его взгляд начинает зажигаться.

– Да, – добродушно ответил его коллега, – да, это связано с сюрпризом на твоё сорокалетие. Больше ничего не скажу, – с добродушной хитростью улыбнулся Алан, – Теперь к моему вопросу, – сменив голос, подытожил он.

– Что-то хочешь узнать о разработках? – с издёвкой спросил Фаррелл, чувствуя себя уязвимым.

– И да, и нет. Скажи мне, почему ты избегаешь сканирования? Думаешь, Омния не видит, что ты сознательно скрываешь следы своей мозговой активности? – прямо спросил Алан, ошарашив Фаррелла и заставив того сидеть пару секунд в растерянности: он не ожидал, что это было кому-то известно.

– Я знаю о месте на кладбище, я знаю о том, что ты поддерживаешь Эмили, – продолжил Алан, не давая Фарреллу опомниться и всё сильнее его шокируя, – Неужели ты думаешь, что мы просто оставим это всё без обеспечения, если сможем передать твои обязанности ИИ? Или тебя беспокоит своя собственная финансовая безопасность? Боишься, что мы оставим тебя без гроша в кармане и выбросим прочь? Или твоя гордыня просто не позволяет тебе признать, что ты заменим? – атаковал он Фаррелла, с каждой фразой всё больнее и больнее укалывая сердце своего коллеги и распаляясь всё сильнее и сильнее. Тот съёжился в кресле, пытаясь игнорировать слова Алана.

– Я делаю работу, и делаю её хорошо. Что-то ещё от меня нужно? – агрессивно спросил Фаррелл, разъярённый тем, что кто-то лез ему слишком глубоко в душу.

– Ты сам мне говорил месяц назад, что денег хватит ещё года на три. Что потом делать будем? Введём корпоративные деньги? Начнём экспортировать товары за иностранную валюту? Убьём всех подчинённых и признаем неудачу? У нас всего три года на то, чтобы оцифровать сознание, и ты напрямую, намеренно этому мешаешь. Это твоё – твоё! – детище, твои амбиции в том числе! Оцифруем наше сознание – и всё остальное тут же потеряет всякое значение, все проблемы моментально испарятся. Так почему ты с этим борешься? Ты и я, – выпалил Алан, вскочив на ноги и показав рукой сначала на Фаррелла, потом на себя, – мы лучшие в этой компании, мы можем больше всех остальных вложить в создание идеального ИИ. Так объясни мне, почему ты боишься вылезти из своей жалкой норы и принять наконец-то свою роль в создании этого мира? – рявкнул он, вскрывая всё больше и больше проблем, которые видел в поведении Фаррелла.

Тот долго сидел неподвижно, пытаясь расшевелить своё парализованное сознание. Алан сел в своё кресло и стал ждать ответа.

– Я не могу тебе ответить, Алан. Я не могу, – ответил наконец Фаррелл и болезненно посмотрел в глаза своего коллеги, – Я правда не могу, – повторил он, окончательно запутавшись в своих мыслях. Алан закрыл глаза и выдохнул.

– Я понимаю тебя. Прости, что так сильно надавил, – примирительно проговорил он вкрадчивым голосом.

– Это всё, что тебе нужно было? – спросил Фаррелл, вставая с кресла.

– Да. Прости ещё раз, – извинился Алан.

Фаррелл не ответил и вышел из кабинета, слегка пошатываясь. Алан сидел с закрытыми глазами и глубоко дышал, раздумывая над тем, насколько успешным был разговор. Через пару минут на столе засветился пурпурный глаз.

– Алан, что ты ему наговорил? Он только что разбил окно брошенным стулом, и всё продолжает крушить конференц-комнату, – любопытно спросила Омния. Алан распознал в её голосе небольшое восторженное дрожание.

– Я сказал ему всё, что нужно было сказать. Он успокоится и вернётся к работе, не волнуйся, – удовлетворённо ответил Алан и широко, тепло улыбнулся.

***

Фаррелл не мог сосредоточиться на работе. В его голове красной пульсирующей жилой бились слова Алана, пустившие корни далеко вглубь, к самому сердцу. Раз за разом мысли мужчины опять возвращались к недавнему разговору, и он пытался упрятать их как можно глубже, туда, где он бы никогда их не увидел.

Наконец он попытался убедить себя в том, что продолжает саботировать процесс оцифровки ради памяти о Линде, ради того, чтобы он был способен защитить всё, что от неё осталось. В его голове тут же вскочила ядовитая мысль, которую внедрил Алан: тот бы позаботился и о могиле, и о магазине. Несмотря на все их разногласия, одно Фаррелл знал точно: Алан никогда не лгал.

Ветер опять завыл, свистя в прорезях разбитых окон. Фаррелл громко выругался и ударил рукой по столу, пытаясь смять один из голографических файлов. Чувствуя себя загнанным в угол, он начал пытаться смести файлы со стола, но те только отскакивали от границ панели, всё так же оставаясь на зелёном сукне. Ослеплённый яростью, Фаррелл заревел, вскочил на ноги и опрокинул стол, но этого ему показалось недостаточным. Он развернулся, поднял кресло и начал разламывать его об пол.

Внезапно завыл сигнал тревоги, на секунду оглушив мужчину. Тот в сердцах выкрикнул своё мнение о вероятной опасности и продолжил разрушать кресло, перейдя к его кожаной обшивке. Несколько раз проревев о своём отношении к коллегам в ответ на мелодию звонка, он наконец решил ответить.

– Что нужно?! – прокричал Фаррелл, тяжело дыша, после нажатия клавиши ответа мыском своей туфли.

– Фаррелл, у нас авианалёт, эвакуируйся. Хватит мебель ломать, за тебя всё сломают. До удара пять минуть, мы ждём тебя в бункере, – спокойным тоном проговорим Макс, глава службы безопасности, – Я понимаю, что ты сейчас не в лучшем настроении, но тут стульев побольше, можешь их и тут поразламывать, – отчеканил тот и положил трубку.

Воспалённый разум Фаррелла всё ещё не понимал всей опасности, однако он всё же решил направиться к бункеру. Пнув напоследок обломки кресла, он вышел во внезапно опустевший, безмолвный главный зал и ввалился в лифт, направляясь в бункер.

– Нет, Алан, ты идиот? Ты зачем его до такого довёл? – густым басом прогремел Макс, заходя в комнату отдыха, расположенную в убежище. Алан и его златовласая спутница, в свою очередь, залились добродушным смехом.

– Всё в порядке. Он просто выплёскивает всё то, что у него скопилось за пятнадцать лет. Скоро ему станет лучше, – с улыбкой проговорила, запинаясь, сидящая на диване женщина, аквамариновыми глазами наблюдавшая за происходящим в кабинете. Она перемотала запись камеры и снова с содроганием посмотрела на то, как её жених боролся с болью, раздирающей его изнутри.

***

Фаррелла встретили многочисленные взрывы хлопушек, и его накрыл ворох конфетти и цветных бумажек. Ближайшие коллеги хором поздравляли его с днём рождения, улыбаясь и хлопая в ладоши. Подняв брови и плотно сжав губы, он неподвижно смотрел на поздравлявших, не обращая внимания на мишуру и ленточки, повисшие на его голове и плечах.

– Вы серьёзно эвакуировали здание, чтобы заманить меня сюда? – наконец отчеканил он сдавленным, ровным голосом, когда поздравления закончились.

– Да. Сотрудников пришлось отпустить пораньше, но они все согласились на это, раз повод хороший, – ответил Алан жизнерадостным голосом. Казалось, он уже позабыл об их разговоре.

– Спасибо вам большое, конечно, – устало проговорил Фаррелл и принялся жать руки подходящим и обнимать их, – но вот никакой речи я не подготовил, простите.

– Да ничего, твой же праздник, мы за тебя всё сделаем, – добродушно проговорил Макс, подходя к своему другу. Он крепко пожал руку Фаррелла своими металлическими пальцами и улыбнулся.

– Так, Фаррелл, готов к подарку? – громко спросил через некоторое время Алан, предварительно постучав вилкой по своему хрустальному бокалу.

– Да, давай. Не зря же вы мои мысли читали, – ответил Фаррелл с расслабленной улыбкой. Он посмотрел на бокал, который ему суетливо протянул Макс, и стал восторженно ждать.

– Мы тут с ребятами, – сказал Алан и обвёл руками присутствующих – в большинстве своём глав отделов, – подумали и задались вопросом: что привело нас к тому, что сейчас мы являемся лидером по техническим разработкам? Что позволило нам пережить кризис 2019 года и в конечном итоге прийти к процветанию? – проговорил Алан и сделал небольшую паузу, дав Фарреллу предположить, к чему он вёл, – В самом начале, как мы вспомнили, был всего один вопрос: возможно ли это? Мы задали этот вопрос десять лет назад, когда нам предложили обвалить Лондонскую биржу. Мы задали его после краха этой самой биржи, сидя на горе денег и думая о том, можно ли обратить этот кризис в свою пользу. И вот сегодня мы решили на этот вопрос ответить точно так же, как и раньше – возможно всё, что можно представить, – подытожил Алан свою небольшую речь, и именинник понял, что сейчас ему покажут подарок. Вспомнив их сегодняшний разговор, Фаррелл изменился в лице, и всё его тело вытянулось в струну. По его спине пробежали липкие, ледяные мурашки.

– С днём рождения, Фаррелл, – услышал он голос из открывшейся двери и, повернувшись, окончательно окаменел.

Она подошла к нему, легко поцеловала в щёку и крепко обняла. Фаррелл испуганно смотрел на свою невесту, боясь сдвинуться с места. Она изменилась: на её лице появились неглубокие морщины, а губы стали немного суше и утратили свой прежний блеск. Дрожащей рукой он прикоснулся к её затылку и осторожно погладил её волосы в том месте, в котором пятнадцать лет назад была навылет прострелена её голова. Оторвав свои пальцы и не заметив на них крови, Фаррел почувствовал, как его голову наполняет белый шум, а в глазах начинают биться какие-то причудливые формы. Его колени подкосились, но он смог устоять на ногах. Ему показалось, что время остановилось, а мир наполнился сдавленными криками.

– Нет, – сказал он пустым, безжизненным голосом, – нет. Нет. нет. нет, – повторял он раз за разом, поспешно отталкивая её руки.

– Фаррелл, что… – спросила было Линда, но Фаррелл только повысил голос.

– Нет! Нет! Нет! – восклицал он, безумно, медленно пятясь к лифту. Линда испуганно закрыла свой рот руками, и на её глаза навернулись слёзы. Алан тут же подскочил к ней и приобнял за плечи, пытаясь успокоить. Глаза Фаррелла впивались в его погибшую невесту, и раскол в его сознании становился всё шире и шире. Перед его глазами стояли его окровавленные пальцы, её глазные яблоки, вылезшие из орбит, розовые кусочки мозга, кораллом вплетённые в золотистые волосы. Эта картина наслаивалась на его зрение, превращая Линду во что-то кричаще непонятное и чудовищное.

– Нет! Нет! Нет, нет, нет! – повторял Фаррелл вновь и вновь, шаря рукой в поисках кнопки вызова лифта. Мир вокруг кружился в безумном танце, пытаясь скрыть ожившую Линду от его взора. К нему уже подходил Макс, собиравшийся ударить своего коллегу и вывести его из ступора.

Фаррелл успел нырнуть в кабину лифта и быстро закрыть двери, всё ещё повторяя свой отказ принять реальность. Когда двери лифта открылись, Фаррелл сидел на полу, обнимая свои колени, и, всё ещё повторяя одно и то же слово, громко рыдал.

Глава 3. Q.роборос

Обхватив свои колени руками, он покачивался взад-вперёд вместе со стуком дождя. Неспособный сформулировать ни одной мысли, он мог только ждать того момента, когда пелена жгучих помех, повисших перед его глазами, спадёт. Фарреллу казалось, будто он, завёрнутый в одеяло, всё ещё смотрит в белую стену спальни после смерти своей невесты. Его подсознание, пытающееся хоть как-то объяснить увиденное, рисовало ему помешательство; старалось заставить его поверить, что все пятнадцать лет были всего лишь горячным сном, вызванным её смертью.

Через какое-то время Фаррелл неожиданно очнулся. Все мысли, образы и помехи, обрывками роящиеся в его голове, внезапно исчезли, оставив его наедине со стуком капель об окно. Мужчина оглядел комнату пустым, безжизненным взглядом. Облупившаяся зеленоватая краска, покрывавшая стены, давно исцвела, и теперь напоминала странную старую кожицу. В углах потолка тёмными пятнами расположилась плесень, сжирающая в том числе и гниющие деревянные половицы. Только сейчас Фаррелл заметил, что совершенно окоченел.

С трудом растерев руки и ноги, мужчина поднялся, пытаясь выдержать протест щёлкающих суставов. Спустя пару минут его разум немного прояснился и он заметил, что весь его костюм был покрыт ржавыми пятнами разъеденной ткани: он, видимо, попал под кислотный дождь. Он с опасением прикоснулся к своим волосам и, к его ужасу, какая-то их часть осталась на его пальцах. Вид коротких светлых волос – видимо, уже обесцвеченных, – пробрал его до дрожи, заставив упасть на колени. Выворачивая всё его естество наружу, в голову вернулось воспоминание о том, как он встретил свою когда-то погибшую невесту: живую – чуть постаревшую, но всё-таки живую. Противоречие старых воспоминаний новым парализовало его, и он, обняв свои плечи, упал на бок и не двигался.

Серый мир за окном то становился ярче, то вновь погружался во тьму. Фаррелл немигающими глазами наблюдал за тем, как мелкие бусинки капель сбегают по стеклу вниз. Их бесконечная череда не иссякала даже ночами, нарисованными его разумом. Дождь всё не прекращался и не прекращался, сколько Фаррелл мог себя помнить. Чистое небо постепенно ускользало из его разума, заглушая боль и позволяя стуку капель сгладить разрывающее его на части противоречие.

Через пару вымышленных дней мужчина поднялся на ноги и глупо улыбнулся: воспоминания переплелись друг с другом, скрыв паутиной взаимосвязей воспоминания о могильном камне, который он каждый год навещал. Залившись идиотским смехом, Фаррелл понял, что никакой смерти не было и в помине, и сейчас Линда ждёт его дома, там, где она всегда была. Он начал укорять себя за то, что заставлял её волноваться, пропадая где-то на окраинах города.

Все мысли и воспоминания, сопротивляющиеся этой новой истине, моментально заглушались криком его подсознания: через какое-то время он найдёт действительно логичное решение всему этому противоречию, однако на данный момент важнее всего было не сойти с ума; любое объяснение происходящего, пусть и самое нелепое, помогало Фарреллу сохранять остатки своего рассудка.

Слабо переставляя ноги, Фаррелл вышел в коридор: он, видимо, находился в каком-то отеле на окраине города. Истлевший старый ковёр, хиреющей змеёй распластавшийся по полу, вёл к скрипучей лестнице. Где-то глубоко внутри мужчина испугался того, что ступени провалятся под ним, однако его воспалённое сознание не воспринимало какой-либо опасности.

За пыльной стойкой администратора стояла постаревшая, полуослепшая женщина. Её руки были изъедены кислотным дождём и выглядели так, будто их только недавно освежевали. Посмотрев на Фаррелла затуманенными глазами, она спросила его, не нужно ли ему ещё что-то.

Путающийся в словах и не выговаривающий половину звуков мужчина попытался спросить у неё, в какой стороне находилась ближайшая станция метрополитена. Она же, привыкшая к разлагающимся, парализованным и попросту умирающим постояльцам, прекрасно его поняла и указала дорогу понятными для него словами.

Внезапно Фаррелла переполнило чувство непомерной теплоты и понимания, и он начал горячо благодарить администратора и обещать вернуть её радушие стократ. Услышав в ответ лишь смех человека, который слышал подобное тысячи раз, Фаррелл разочарованно удалился, почувствовав, как его щёки зарделись от стыда и непонимания.

Смотря куда-то в пустоту, он прошёл мимо входа в метро и, слишком поздно это обнаружив, решил зайти за цветами – магазин, по мнению пошатнувшегося рассудка, был не слишком далеко. Мелкие укусы дождя разъедали кожу Фаррелла, и ветер срывал остатки его волос, позволяя мужчине слиться с толпой. Вскоре единственной деталью его костюма, сохранившей свой прежний цвет, была лишь пурпурная цепь на левом рукаве. Вся остальная одежда приобрела ржавый, грязный оттенок, однако Фаррелл не замечал всего этого: все его мысли были заняты домом, в который он наконец-то мог вернуться, беззаботным смехом и светом аквамариновых глаз, по которым он так сильно скучал.

***

Мягкий перезвон колокольчика, как и много лет назад, встретил Фаррелла в магазине его невесты. Подняв глаза на прилавок, он увидел незнакомого ему мужчину, крепко сжимавшего в объятиях Эмили. Та бесслёзно рыдала, уткнувшись ему в грудь. Лишь через некоторое время Фаррелл узнал в незнакомце старого друга Алана, которого он видел лишь на фотографии.

Не удивляясь ещё одному человеку, вернувшемуся с того света, Фаррелл поздоровался с ними обоими и спросил, есть ли у Эмили живые цветы. Хозяйка магазина, ослеплённая счастьем неожиданной встречи с погибшим любимым, даже не спросила, зачем они были ему нужны. Даррелл предложил пойти с ней на склад и помочь найти цветы, попутно объясняя, что встроенная в него беспроводная «глушилка» должна отключиться через пару дней, и тогда Эмили наконец-то сможет его увидеть.

Через некоторое время после того, как они скрылись за дверью в складское помещение, Фаррелл повернулся и въелся глазами в зеркало, надеясь увидеть молодого человека, которым он когда-то был. Тем не менее, с той стороны на него смотрел только уставший кареглазый мужчина. Лоб его был покрыт морщинами, но в целом он хорошо выглядел в своём сером костюме.

Внезапно в Фаррелле зажглось отчаянное, непонятное волнение. Ощущение расхождения реальности, в котором он находился какое-то время, вновь вернулось на своё законное место, а пелена вынужденной идиотии спала, выпустив наружу острые несостыковки.

Когда из-за двери послышались приближающиеся шаги, по его отражению прошли помехи, и постепенно, как будто восстанавливая повреждённое изображение, по ту сторону появилось другое существо. Фаррелл медленно подошёл к зеркалу, задержав дыхание и не ощущая слёз, которые, как ему казалось, бежали вниз по его щекам.

Горящие тёмно-синим светом мёртвые глаза панически скакали по чертам его лица: более острым и сухим, чем прежде. Часть его щеки была разъедена насквозь, обнажая металлический череп и ровные зубы из полимерной керамики. Фаррелл открыл рот и вгляделся в мерцающую серебром глотку. Клоки светлых волос, всё ещё остававшихся на его голове, легко сходили при слабейшем рывке. Он боязливо коснулся своего отражения подушечками пальцев, мелкие раны на которых блестели металлическим блеском.

Когда рассудок насильно вернул на зеркало старый облик Фаррелла, поток его мыслей оборвался, а сознание вскричало от боли. Никакие мысли не могли помочь ему принять то, что он только что увидел, однако теперь он понимал, в чём было дело. Даррелл с Эмили вернулись из складского помещения: она несла в руках букет пышных белых цветов. Фаррелл осторожно втянул носом воздух, не понимая, был ли этот запах реален или же синтезирован из его воспоминаний. В его разуме, постепенно закипая и превращаясь в ярость, кричала паника.

– Даррелл, ты упомянул глушилку, которая в тебя встроена, – обратился Фаррелл спокойным, ровным голосом к воскрешённому, – Ты, случаем, не знаешь, действует ли она на нейронные чипы? – спросил он, мягкой поступью подбираясь всё ближе и ближе. Даррелл невольно отпрянул, неспособный вынести мёртвого взгляда синих глаз.

– Как мне сказал Алан, она действует вообще на всё. Через пару дней она вроде бы должна отключиться, – медленно ответил воскрешённый и вопросительно посмотрел сначала на временно ослепшую Эмили, потом на Фаррелла.

Голубоглазый мертвец утвердительно кивнул: теперь он понимал, что Эмили также видела то «изображение», которое было установлено в его разум.

– Прости, Эмили, но мне придётся отказаться от этих лилий. Зря только тебя побеспокоил, – проговорил Фаррелл дрожащим, надрывающимся голосом.

– Что такое, Фаррелл? Что-то не так? – спросила она, оторвавшись от своего возлюбленного.

– Ничего. Всё в порядке, Эмили. Всё хорошо, – ответил он и повернулся к двери, сглатывая горечь. Перед тем, как Фаррелл открыл дверь, его настиг оклик.

– Тебе не помочь? – спросил Даррелл, провожая незнакомца обеспокоенным взглядом.

– Нет, спасибо. Я должен сделать это сам, – ответил Фаррелл и усмехнулся, – Объяснишь это всё Эмили, ладно? – попросил он, проклиная свои сухие глаза, и пропал в усилившемся дожде.

***

– Добрый день, мистер Ордан! Подождите, пожалуйста, сейчас я выдам Ваш…

– Нет. Пропусти меня, я ненадолго, – грубо перебил охранника Фаррелл и положил руки на стойку. Тот растерялся, не зная, как поступить.

– Простите, мистер Ордан, но наши порядки…

– Я иду к Алану. Он поймёт, и никто тебя не уволит. А теперь пропусти меня, – прорычал Фаррелл и нетерпеливо постучал по стеклянной стойке. Охранник испуганно посмотрел на разъярённого начальника и, вспомнив видео недельной давности, нажал на кнопку открытия двери. Фаррелл натянул на лицо улыбку, всё ещё продолжая сжигать мужчину взглядом, и поблагодарил его.

Когда Фаррелл только зашёл в главный зал Question’а, кто-то горой встал на его пути.

– Фаррелл, остынь, прежде чем идти к нему. Ни тебе, ни нам не нужно никаких проблем, – опасливо проговорил начальник охраны, выставив руки: он не знал, на что был способен коллега, и в то же время не был готов применить силу. Фаррелл лишь отмахнулся от них и попытался обойти Макса.

– Фаррелл, тебе нельзя идти к нему в таком состоянии. Ты сам не знаешь, чем это может обернуться, – повысил Макс голос и попытался поймать Фаррелла за руку. Тот рванул её к себе, оставив в хватке друга кусок синтетической кожи. Болезненно осмотрев изображение неповреждённой руки, Фаррелл кивнул на оторванную ткань.

– Сколько это длится, Макс? Сколько лет вы меня обманывали? – яростно прошипел Фаррелл и сделал шаг к Максу. Тот нервно сглотнул слюну.

– Я не знаю точно, Фаррелл. Я не знаю, когда это началось, – испуганно ответил тот, пытаясь представить, как на самом деле выглядел сейчас глава исследовательского отдела.

– Вот и не стой у меня на пути, пока я пытаюсь добраться до человека, который знает, – ещё злее прошипел Фаррелл и оттолкнул своего коллегу.

Разъярённый мужчина направился к лифту, небрежно расталкивая собиравшихся на обед сотрудников. Макс, в свою очередь, звонил Алану.

– Он идёт за тобой, как ты и предполагал, – дрожащим голосом проговорил начальник охраны. В ответ послышался лишь довольный, самоуверенный смех.

***

Фаррелл вгляделся в тёмно-пурпурные глаза, буравящие его с другого конца кабинета. Алан, как и всегда, не включал ненужный ему свет, изначально ставя собеседника в невыгодное положение. Фаррелл решил не начинать свой разговор с просьбы и начал идти прямо на свечение ненавистных глаз.

– Ладно, ладно, включаю свет, – шутливо проговорил Алан, и включенное освещение поймало беззаботный всплеск его рук.

– Мне нужны ответы. В этот раз без всяких оправданий и просьб подождать. Если ты мне не ответишь, я просто вырву твой чип и скормлю его Омнии, – громко прорычал Фаррелл, не переставая двигаться в сторону своего коллеги.

– Ох, какие мы страшные. Можешь не начинать, я всё расскажу, – ответил Алан ледяным тоном, не двигая ни мышцей и всё буравя Фаррелла глазами, – Ну, что хочешь узнать?

– Сколько это уже длится? Как давно вы изменили мою внешность? – горящим голосом спросил Фаррелл, отбросив в сторону рабочий стол. Алан выругался, но не отвёл глаз.

– Семь лет. Семь лет назад ты умер прямо в офисе от остановки сердца. Омния быстро это заметила, и мы тебя прооперировали. Макс предложил – ради твоей безопасности – изменить тебе внешность, раз уж ты попал на стол. За нами с тобой охотится слишком много людей, чтобы разгуливать в старом облике, – объяснил Алан, скрестив пальцы и положив их себе на живот. Фаррелл стоял в двух шагах, немигающе смотря на него сверху вниз.

– Ты изменил программирование глаз Эмили, чтобы она узнавала меня? – продолжил Фаррелл свой допрос.

– Не только её, – ответил Алан и ухмыльнулся, – любой человек со встроенным нейрочипом или оптическим протезом, включая тебя самого, видел тебя «настоящего», когда мы считали это нужным. В этом здании ты – седеющий кареглазый мужчина, снаружи, для чужих, – синеглазый разлагающийся блондин. Никто из сотрудников, даже со встроенным чипом, не узнал бы тебя на улице. А что касается Эмили, – пожал Алан плечами, – То с ней всё было куда проще. Мы знали, что она никогда никому тебя не выдаст, поэтому и не стали тебя прятать от неё, – ответил Алан и немного помолчал, – Ещё вопрос? – спросил он с загадочной улыбкой.

Фаррелл замялся, борясь со словами. Его последний вопрос, самый важный, всё никак не мог сформироваться в предложение.

– В чём ещё вы меня обманули? – спросил наконец Фаррелл дрожащим голосом, неспособный задать вопрос прямо. Губы Алана расползлись в широкой улыбке.

– Там есть небольшая сторожка с инструментами, ты забыл? Уж лопата и лом точно найдутся, – ответил Алан, – Смотри только не закопайся, тебе ещё работать и работать. Тело-то выдержит, – сказал он и зашёлся в приступе немого смеха.

Искра горькой издёвки взорвала Фаррелла, и он пинком опрокинул Алана на спину. Под взрывы хохота он сел сверху и начал бить своего коллегу по лицу, корёжа его череп и выбивая керамические зубы. Когда от нижней части лица Алана почти ничего не осталось, а его смех потонул в бульканье заменителя крови, Фаррелл встал, сдавил ногой плечо Алана и сжал его правую руку. Тот зашёлся в приступе ещё более сильного смеха, всё распаляясь и распаляясь с усилением натяжения. Наконец, Фаррелл оторвал полимерную руку и с силой бросил её во всё ещё смеющегося Алана. Не сказав ни слова, он развернулся и вышел из кабинета.

«Не останавливай его, всё идёт по плану», – написал Алан Максу после того, как поднялся на ноги. Громко хмыкнув, заметив спускавшегося в лифте Фаррелла, он направился в лаборатории за новой челюстью.

***

Голова Фаррелла была абсолютно пуста, пока он раскапывал могилу своей невесты. Стеклянный контейнер с цветами был отброшен прочь и разбит, а трубы, подводившие к нему питательную смесь, выгнуты в другую сторону, чтобы не мешать работе. Вскоре полотно лопаты ударилось о крышку гроба, и Фаррелл принялся расчищать его поверхность.

Струйки грязи, вырываемые ливнем из сырой земли, мешали ему зацепить ломом крышку гроба. В искусственной коже его пальцев утопали бесчисленные занозы трухлявого дерева, однако в конце концов ему удалось найти небольшую щель под крышкой, и, ненадолго остановившись, он надавил на лом и открыл гроб.

Ливень ослабил запах тлена, внезапно пахнувший из гроба, и тут же начал оттенять внутреннюю обшивку своими ядовитыми каплями. Фаррелл замер, не ощущая, как все мысли внутри смолкли. Она лежала внутри, истлевшая и давно погибшая. Её кости казались неестественно белыми в свинцовом дожде, однако деформированный череп явно когда-то держал внутри её сознание и всё то, что она видела и чем восхищалась.

Фаррелл осторожно прикоснулся к её скелету, неосознанно проклиная себя за то, что он не был способен пролить ни одной слезы и в этот раз. Он вспомнил, с какими сухими глазами он хоронил её, тогда ещё неспособный понять всё до конца и принять её смерть. Теперь же он во второй раз смотрел на то, что от неё осталось, на то, что он так отчаянно пытался сберечь, и не мог пролить ни слезы.

Медленно проводя пальцами по останкам её тела, Фаррелл всё сильнее и сильнее убеждался в том, что это была уже не она. Её тело не было каким-то следом, который она оставила в этом мире. Его воспоминания, по которым Алан «воскресил» её, тоже не были этим следом. Фаррелл прильнул к скелету лбом и попытался приобнять его, но это не подарило ему ни тепла, ни спокойствия, лишь сильнее закрепив осознание той пустоты, которую он всё никак не мог нащупать.

Наконец он понял то, что должен был понять уже давно: в этом мире от неё ни осталось ни следа. Не осталось её смеха, не осталось её красивых глаз, мечтательно смотрящих на окружающих её детей. Не осталось её мягких рук, которые когда-то могли прогнать любой его кошмар. Всё, что от неё осталось – этот белый скелет с пробитым черепом и его вспоминания. Но разве они могли отразить весь тот мир, который светился любовью в её глазах? Разве можно было уместить её всю в гроб, разве можно было запечатлеть всю её жизнь в воспоминаниях, стиравшихся со временем до каких-то идеалов? Как он мог даже думать о том, чтобы удержать её в своих воспоминаниях, когда он был лишь частью той жизни, что светилась в её взгляде?

Фаррелл открыл сухие глаза и вновь посмотрел на скелет. Стоя в холодной могиле и наблюдая за тем, как в гроб набирается вода, Фаррелл впервые принял своё холодное, пустое одиночество. Ему было некуда от этого бежать, и он мог только принять его всем сердцем. Её больше не было в этом мире.

***

Едва удерживаясь на ногах, он вылез из могилы. Звуки дождя заменяли ему мысли, уберегая от невыносимой боли, а его взгляд въедался в кладбищенскую землю. Затерявшись в необъемлемой пустоте, которую он только сейчас осознал, Фаррелл не заметил подошедшую к нему фигуру, укрывавшуюся под зонтом.

Она что-то ему говорила. Её аквамариновые глаза, наполненные слезами, умоляли его вернуться домой. Наконец, окончательно потеряв самообладание и отбросив зонт, она начала бить его руками по груди, крича о том, что он не может продолжать мучить себя и отказывать себе в счастье.

– Ты не она, – сказал внезапно Фаррелл, подняв на неё взгляд, – Ты не она и никогда ею не будешь.

– Почему? Почему ты опять не готов меня принять? – прокричала Линда, закрыв глаза от отчаяния. Её шляпа слетела с головы, и дождь начал выедать её волосы.

– Потому что ты неживая, – ответил Фаррелл и резким движением схватил её голову.

Она даже не успела крикнуть, прежде чем он со страшной силой ударил её лицом о стоящий рядом памятник. Она что-то промычала, и кровь хлынула из её рта. Её нос был разбит, а аквамариновые глаза, налитые кровью и болью, умоляли его остановиться.

Он небрежно сбросил её в могилу к её «сестре». Линда почувствовала, как рёбра её оригинала острыми кольями въедаются в спину. Фаррелл бесчувственно спрыгнул следом, лишь сильнее вдавив костяные шипы в её тело. Его лицо было лишено любых эмоций, а глаза – пусты. С трудом не теряя сознание от боли, она в очередной раз попыталась попросить его образумиться, но слова выходили из её горла лишь неразличимым рёвом. Он медленно сел, сдавив коленями её грудь, и положил руки на её шею, сжав её нечеловечески сильной хваткой.

Сначала она пыталась сопротивляться, ударяя его по рукам. Наконец, она рискнула притвориться мёртвой. Фаррелл немного ослабил хватку и приподнялся, и она успела ударить его коленом в пах. Он разжал пальцы, и она, испуганно ревя, вырвалась из его хватки и попыталась вылезти из могилы, отчаянно скользя пальцами по сырой земле.

Оправившись от боли, Фаррелл схватил её за волосы и снова бросил на труп её оригинала, после чего опять принялся её душить. В этот раз он не реагировал на её попытки его обмануть, и, в последний раз широко открыв глаза, Линда посмотрела на своего возлюбленного и вспомнила его молодое, счастливое лицо. Налитые кровью глаза в последний раз попытались передать всю её любовь, и она перестала бороться.

Он ещё пару минут сидел на её трупе, держа её шею в стальных тисках. Наконец, буря эмоций успокоилась в его груди, оставив позади лишь пустоту, ещё сильнее освободившую его сердце.

Когда дождь закончился и приглушённый серый свет осветил два трупа, лежавших в гробу, Фаррелл встал на ноги и осмотрел содержимое могилы. Он никак не пытался объяснить себе произошедшее или оправдать свой поступок; в его глазах всё было на своих местах. Мёртвые лежали там, где им полагалось лежать.

Собравшись вылезать, Фаррелл поднял глаза и оторопел, увидев слабое свечение пурпурных глаз. Алан сосредоточенно наблюдал за ним, не улыбаясь и не шутя.

– Давно ты тут? – наконец спросил Фаррелл, разрывая тяжёлую тишину.

– Нет, я пришёл уже после всего этого, – ответил Алан серьёзным тоном.

Они оба молчали, не зная, что сказать в такой ситуации.

– Твой план был? – коротко спросил Фаррелл, – С возрождением твоего друга и установкой глушилки? И с… ней?

– Да, мой. Сработал? – поинтересовался Алан, слегка наклонив голову. Фаррелл не ответил: он пытался понять, что заставило Алана так с ним поступить.

– Это всё ради будущего? – звонко отчеканил он наконец и поднял голову, вперив стальной взгляд в глаза своего коллеги. Тот немного дрогнул, и, наконец, ответил:

– Да, всё ради него, – произнёс Алан и невесело взмахнул рукой, – Мы отдали ему всё, Фаррелл, и отдадим ещё больше, – продолжил он и холодно посмотрел на своего друга.

Фаррелл несколько раз обречённо и понимающе кивнул и снова опустил голову.

– Я не стыжусь того, что сделал. Если понадобится, я готов повторять это снова и снова, – вдруг безжалостным, холодным тоном продолжил Алан. Фаррелл поднял глаза и снова вгляделся в неживые пурпурные глаза.

– Не понадобится. Я больше не буду прятаться в своей жалкой норе, – ответил Фаррелл. Алан, услышав самое главное, заметно расслабился, – Меня уже нечему держать в прошлом, – продолжил Фаррелл и снова опустил голову.

На кладбище снова воцарилось молчание. Нарушил его, опять же, Фаррелл.

– Что со мной теперь будет?

– Ну, ты неделю назад убил нашего сотрудника, напал на меня, а теперь уничтожил наш передовой опытный образец, – перечислил Алан, – Мне кажется, тебя лишат квартальной премии, тут уж не отделаешься.

– Я понял тебя. Значит, скоро снова за работу, – подытожил Фаррелл и замолчал.

– Фаррелл, мы с тобой создали этот мир. Пришла пора его принять, – внезапно сказал Алан и протянул свою левую – уцелевшую – руку, – Храбрые не бегут, – закончил Алан и грустно улыбнулся.

Фаррелл посмотрел на пурпурную цепь, вьющуюся по рукаву его друга. Он медленно перевёл взгляд на свою часть цепи, не выцветшей после всех кислотных дождей. На ней даже не оказалось крови. Фаррелл усмехнулся и взял руку, чтобы покинуть сырую могилу.