Читать онлайн Проклятие Ночной Ведьмы бесплатно
Посвящается Джону-Карлосу и Луне.
И моей бабушке, которая рассказала мне историю девочки со звездой на лбу.
1
Желание
Тор Луна часто разглядывал линию жизни своей маленькой сестрёнки. Он провёл пальцем по маленьким ручкам Розы.
Роза заёрзала от щекотки и засмеялась.
– Посмотри на все эти вершины, – сказал он, постучав пальцем по линиям всех цветов радуги, змеившимся по её ладоням.
– Больше чем в Разбойничьей гряде, – с довольной улыбкой ответила Роза.
Тор знал, что она никогда не видела Разбойничьей гряды своими глазами – да и он сам тоже. Но, по слухам, по сравнению с этой знаменитой грядой те горы, что стеной окружали их деревню, – просто маленькие холмики.
Довольный, он накрыл ладошку Розы своей ладонью. Такое, конечно, случалось редко, но линии жизни иногда менялись буквально за одну ночь, так что Тор всегда проверял – на всякий случай. Этот ритуал успокаивал его. Разглядывая судьбу Розы, отпечатанную на обеих ладонях, он словно видел, как разворачивается её будущее: трудности (провалы), испытания (петли) и, конечно же, достижения (вершины). Её линия жизни была длиннее среднего и спускалась почти до самого правого запястья. Тор очень этому радовался.
Но больше всего радовалось его мама. Восемь лет назад, в день, когда родилась Роза, касика[1] Луна, рассмотрев ручки новорождённой, с облегчением вздохнула. А потом, окружённая жителями деревни, под глухой бой барабанов касика внимательно рассмотрела каждый дюйм кожи своей дочери в поисках эмблемы. Толпа двигалась подобно волне – покачивалась взад-вперёд в нетерпеливом ожидании, а громкий шёпот напоминал треск огня. Касике не пришлось искать долго.
– Вот! – воскликнул Тор, показывая на шею маленькой сестрёнки.
На левой стороне шеи, прямо посередине между нижней челюстью и ключицей, обнаружилось маленькое красное сердечко. Мама Тора улыбнулась, а толпа одобрительно загудела.
– Певица, – произнесла она, мягко надавив пальцем на кожу младенца.
То был отличный дар. Не слишком редкий, но эмблема всё равно была хороша. Кто-то вообще при рождении не получал ничего, поспешила напомнить касика своим детям. Их называли пустышками.
– Больше чем в Разбойничьей гряде, – повторил Тор с лёгкой улыбкой, потом посмотрел на свои руки. Как и у Розы, его линия жизни не менялась ни разу.
Хотя иногда ему очень этого хотелось.
Разноцветные линии на его ладонях были совершенно прямыми – и скучными. Ни высоких вершин, ни даже провалов.
– Хорошая, уютная жизнь, – говорила ему мама, и её глаза улыбались, словно это было очень хорошо.
Тор всегда возражал, говорил, что это плохо. Ровная линия жизни говорила, что впереди не будет ни боли, ни затруднений. Но, с другой стороны, ждать тоже было нечего. Никаких приключений.
Что такое жизнь без хотя бы небольшой опасности?
Впрочем, одна необычная вещь на линии жизни Тора всё-таки была. Маленький узелок на левой руке, где все линии соединялись в маленькой-маленькой точке. Настолько маленькой, настолько незаметной, что старуха-гадальщица, прищурившись сквозь толстые стёкла очков на носу с горбинками, пожала плечами.
– Не вижу никакого узла, – объявила она.
Но Тор его видел. И надеялся, что он что-то значит.
На небе появилась алая полоска, и Роза широко раскрыла карие глаза.
– Я опаздываю! – воскликнула она и выбежала из дома, построенного, как и все остальные, прямо внутри большого дерева.
Тор вздохнул. Роза всегда опаздывала, и это почему-то всегда застигало её врасплох.
Через несколько мгновений под рассветным небом послышалась идеальная мелодия. Хор голосов, которые никогда не дрожали и не надламывались, затянул утреннюю песню. Снаружи послышались шорохи – деревня просыпалась, сбрасывая с себя покровы снов – приятных, а может быть, и кошмарных.
Песня продолжилась, а затем без всякого перерыва перешла в другую простую мелодию, которую исполняли лишь раз в двенадцать месяцев, в канун Нового года. То был самый важный праздник на всём острове.
В Новый год можно было загадать желание – и эмблемитяне записывали эти желания на листьях. В ночь тридцать первого декабря все эти желания бросали в яркий костёр.
Желание – это священная вещь. Оно должно быть рождено истинным вожделением сердца. Его нужно составлять по строгим правилам: никакой мести или насилия. А ещё оно связано с определённым риском. Если составить плохое желание, оно может превратиться в проклятие.
И как и во всех делах, с желаниями требовалась удача. Из множества загаданных под Новый год желаний исполнялись лишь очень немногие, а у тех жителей острова, которым удача улыбнулась, появлялась на коже золотая звезда в напоминание о даре.
Тор записал своё желание несколько месяцев назад и постоянно носил уже порядком истрепавшийся лист в кармане… в ожидании. Услышав, как наконец зазвучала песня Нового года, он улыбнулся и погладил желание пальцами.
«Настал тот день, настал тот день, настал тот день», – напевал он про себя, пока все слова не слились в одно.
– С наступающим, – послышался из-за спины мамин голос.
Тор подпрыгнул от неожиданности и поспешно вытащил руку из кармана.
Он кивнул в ответ, потом прошёл на кухню, бормоча, что надо найти чай с канелой[2]. Тут вошёл папа, держа в руках поднос с четырьмя глиняными кружками традиционного новогоднего напитка. Конечно же, он уже его приготовил. Кулинария была его талантом, что подтверждал кухонный нож, изображённый на указательном пальце.
– С наступающим Новым годом, – сказал папа и поцеловал Тора в затылок.
Тор улыбнулся, но лишь одним краешком рта. Отец на несколько секунд задержал на нём взгляд. Он что, увидел, что Тор вспотел от волнения? Или у него желание из кармана торчит?
Затем папа тоже улыбнулся. В этот самый момент в дом ворвалась Роза; её тёмные волосы развевались от быстрого бега. Она напевала мелодию, сладкую, как изумрудный пудинг, нежную, словно тихий перезвон колокольчиков. Родители Тора окинули друг друга любящими взглядами, которые его отчасти бесили, а отчасти очень радовали.
– Пойду в школу, – пробормотал он, схватил коробочку с обедом и направился к кухонной двери.
Мама стремительно, словно ястреб, повернула голову.
– Так рано?
Почему мама хоть разочек не может забыть о своей должности? Хоть чуть меньше о нём заботиться? Он бы вовсе не возражал, если бы мама общалась с ним меньше; его друг Энгль жил вполне нормально, несмотря на то что его родители не крутились вокруг него постоянно. Тор сглотнул и постарался не смотреть на ноги – это уж точно бы его выдало.
– Перед уроками запланировано собрание класса лидеров.
Он замер, ожидая, что мама подозрительно изогнёт брови. Но этого не произошло. Она улыбнулась, и в её взгляде читалось что-то куда более опасное: надежда. Тор почувствовал резкий укол совести.
Мамина улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.
– Тогда иди, – спокойно сказала она, словно опасалась, что если слишком обрадуется, то Тор вдруг поймёт, что на самом деле не хочет быть ни в каком классе лидеров.
Он медленно вышел из комнаты, потом выбежал из дома, аккуратно закрыв за собой тяжёлую входную дверь. На лбу выступили капельки нервного пота; с веток, которые нависали над домом, словно раскрытые объятия, упали несколько пурпурных листьев. Это сильный цвет, знак касики. Тор сглотнул. Ему совсем не нравился ни цвет, ни то, что он символизирует. К сожалению, на его коже был знак точно такого же цвета. Два пурпурных кольца вокруг левого запястья.
Тор посмотрел на свою эмблему лидера и задумался, простит ли его мама за то, что он собирается сделать.
Зачарованное ожерелье
Однажды, когда с неба упала звезда, девочка по имени Эстрель[3] получила в подарок от бабушки ожерелье. Оно было похоже на мыльный пузырь, внутри которого лежали маленькие обереги, сделанные из блестящих драгоценных камней.
В тот же день бабушка посадила её в лодку и вытолкнула в море. Война добралась до их дома, и единственным способом сохранить себе жизнь был побег. Эстрель кричала и упрашивала бабушку, чтобы она уплыла с ней, но та не могла.
И Эстрель поплыла через океан. Были у неё лишь ожерелье, фляга с водой и одна-единственная сумка с запасом еды на десять дней и десять ночей.
Она спала, свернувшись в маленькой лодочке, когда та наконец наткнулась на берег.
Эта земля совсем не напоминала ту, где она жила. Вода в море была лишь совсем чуть-чуть синей. А песок на берегу – совсем серым.
Эстрель, крепко сжимая в руке ожерелье, сделала первые шаги на своей новой родине.
Остальной остров был таким же неказистым. На деревьях дрожали бледные листья, которые легко облетали на ветру, а земля была слишком сухой, словно зола из их семейного очага. Растения были маленькими и скрученными, если вообще вырастали. Фрукты гнили раньше, чем успевали созреть.
Она боролась за жизнь в этой бездушной пустыне, полной бесцветных зверей и зубастых, страшных чудовищ. Каждый день был тяжелее предыдущего, а земля была совершенно бесплодной, словно на неё налетела буря и забрала себе всё хорошее, что в ней было.
Сколько-то времени Эстрель бродила по острову, словно привидение, живущее в развалинах; она не говорила ни слова и пыталась забыть обо всём, что было раньше, понимая, что такому счастью не место среди серости. Но однажды ночью она посмотрела в небо и наконец заплакала от тоски по прежней жизни… а ещё она спросила у неба, выжила ли бабушка. А если нет – следит ли бабушка за нею сверху?
Слеза прокатилась по её ожерелью; стекло треснуло, и ей на руку выпал радужный оберег.
Она изумлённо смотрела, как оберег погрузился в её кожу, оставшись там навсегда. Когда Эстрель коснулась пальцем земли, из неё тут же выросло яркое зелёное растение. Когда окунула руку в океан, по волнам разошлась синева, и вскоре всё море стало ярко-лазурным. Всё, чего она касалась – от фруктов до деревьев, от животных до чудовищ, – приобретало яркие цвета… и в конце концов девочка раскрасила весь остров так, как ей нравилось.
Когда через несколько месяцев она нашла на дальней стороне острова других обитателей, Эстрель подарила каждому из них по волшебному оберегу, хорошо понимая, что сразу все она надеть на себя не сможет.
Рыбу – тому, кто узнал, что может дышать под водой.
Луну – девушке, которая обнаружила, что умеет управлять морем.
И тигра – девочке, которая научилась говорить с животными.
Вскоре на острове родились дети с новыми отметками, а ожерелье, с которого всё началось, пропало.
Вот так появились эмблемы.
2
Новый год
Пляж был пуст, не считая трёх шумных одноногих птиц, скакавших по песку, и кучи гигантских бледных раковин, которые ждали, пока их соберут жители деревни в надежде найти внутри такие же огромные жемчужины. Верхушки раковин начали сереть; это значило, что они созрели и готовы к тому, чтобы их вскрыли.
Тор с облегчением сбросил ботинки, носки и школьную форму. Когда он разделся до плавок, первые лучи дневного солнца пробежали по его загорелым рукам, спине и опустились к пальцам ног, которые он закопал в мокрый песок.
Этот ритуал он практиковал уже много лет: убегал ночью или рано утром и тайными тропками, чтобы никто его не видел, пробирался к океану, чтобы поплавать. Он стал настоящим экспертом в хождении на цыпочках, наступая на половицы в доме так легко, что они даже не скрипели, а ещё он научился незаметно пробираться мимо окон, льющих свой свет.
На берег накатила волна, и Тор бросился ей навстречу; по спине пробежал холодок, когда вода обдала его тёмные волосы. Он двигал ногами и руками синхронно – вперёд, в стороны, назад – точно так же, как лягушки, за которыми наблюдал в детстве. Он плыл быстро – не только чтобы поскорее добраться до своего любимого рифа, но и для того чтобы избавиться от гнева и раздражения, которые уходили, только когда он плавал. Вода впитывала все эти чувства, забирая тревоги и страхи и кружа их до тех пор, пока они не становились мягкими, как папины взбитые сливки. Он плыл, пока руки и ноги не заныли от усталости и облегчения.
Только тогда он глубоко вдохнул и нырнул.
Когда он опускался ко дну, из его рта вырвался поток пузырьков. Закрыв глаза и слыша далёкий звон в ушах, он чувствовал полнейшее спокойствие.
Дедушка часто рассказывал об успокаивающих свойствах медитации, а также о пользе поедания свежей травы – что, признавал Тор, заставляло относиться к другим его словам с куда меньшей серьёзностью. Тем не менее пусть Тор и приходил в ужас от мысли, что хоть сколько-нибудь похож на своего странного дедушку, – плавание в какой-то степени было его личной медитацией… лишь в воде он чувствовал себя по-настоящему целым.
Совершенно счастливым.
Он поблагодарил богов желания, что живёт так близко от чудесного моря. Океан близ деревни Эстрель был знаменит – прежде всего тем, что многие морские животные, обитавшие там, вырастали до гигантских размеров. На морском дне лежали морские звёзды размером с ковёр и цветом от пурпурного до золотого, а большие ракушки часто давали настолько огромные жемчужины, что жителям деревни приходилось тащить их впятером на прочной сетке. Однажды он даже видел краба с клешнями, толстыми как ствол дерева.
Сапфировое море было действительно чудесным, потому что было сапфирового цвета – оттенка, казавшегося неестественно ярким, слишком насыщенным, чтобы существовать. Такой же насыщенный цвет он видел только один раз – в глазах одноклассницы, до которой ему не было особого дела.
Наконец добравшись до дна, Тор моргнул.
Может быть, всё дело было в том, что он плавал всю жизнь, почти каждый день, и просто привык, а может быть, в чём-то совсем другом, но у Тора не щипало в глазах от солёной воды. Он видел океанский мир так же ясно, как и мир надземный, и мог даже проглотить немного морской воды без всякого вреда для горла.
Он знал: то, что на него не действует соль, – ненормально. Его друг Энгль никогда не заходил в океан именно по этой причине: его глаза были чувствительнее, чем у большинства. Когда Энгль ходил вместе с Тором на пляж поутру, он часто вообще не заходил в воду – вместо этого он забирался на пальму и с помощью своей эмблемы высматривал акул и кальмаров-людоедов.
Глаза у Тора не болели, а вот лёгкие уже начинали трепетать – это означало, что он провёл под водой слишком много времени. Тем не менее он не двинулся с места, разглядывая букеты кораллов слева от себя. Спайк, красный морской ёж, за которым Тор наблюдал ещё с тех пор как он был не больше камешка, вырос уже размером с человеческую голову; он ушёл с прежнего места и спрятался в тени жилистого мягкого коралла. Энгль сказал, что Спайк проживёт сто лет; если бы об этом сказал Тору кто угодно другой, он бы ни за что не поверил. Но Энгль знал больше о животных на Острове Эмблем, чем даже Теодора, девочка из их класса, эмблема которой помогала ей говорить с животными.
В его груди что-то дёрнулось: лёгкие решили заявить, что ещё немного и сморщатся до размера изюмин. Тор с неохотой оттолкнулся ногой от дна, едва не задев морскую звезду, и вскоре вынырнул на поверхность, хватая ртом воздух.
На лоб налипли волосы; не поправляя их, Тор сделал пять глубоких вдохов. После многих лет плавания он создал целую научную теорию. Пять глубоких вдохов приблизительно равнялись двум минутам под водой.
Пора возвращаться.
На этот раз, впрочем, Тор поплыл вперёд, а не вниз. Он направлялся к Костяной Шхуне.
Сто лет назад, совсем чуть-чуть не добравшись до берега, здесь затонул корабль, перевозивший зачарованные вещи. Ещё до того как его научили избегать акул и выбираться из быстрины[4], Тор уже знал, что прикасаться к сокровищам Костяной Шхуны строго запрещено. Начнётся настоящий поток ужасов: сто лет проклятий, зубы, падающие с неба, море станет серым и так далее, и так далее – все эти старые россказни, слыша которые Тор только закатывал глаза.
А вот смотреть на корабль никто не запрещал – у знамений и зловещих предсказаний обычно не бывает дополнительных оговорок, приписанных маленькими буквами. Так что Тор поплыл вниз, вдоль мачты, к палубе, где под слоем похожих на ленты водорослей и ряски лежали зачарованные вещицы.
Тогда он это и увидел. Блеск чего-то серебряного. Спрятанного под сломанной доской.
Похоже на кольцо. Нет, или это иголка? Или монетка?
Если бы только он мог подержать вещицу в руках, узнать, что она из себя представляет. Никто же не узнает… Можно просто протянуть руку и взять её.
Нет. Он остановился буквально в последний момент.
Хотя Тор не то чтобы верил в проклятия – в основном потому что никогда не видел их в действии, а только слышал о них из преданий, – ему совсем не хотелось проверять, правдивы ли старые истории.
Так что, вздохнув и выпустив облако пузырей, он развернулся и решил вместо этого набрать ракушек. Почти полчаса он плавал на животе, не сводя глаз со дна океана, и искал, где блестят самые красивые. Он терпеливо ждал, пока течение потревожит песок – и, словно из-под отдёрнутого одеяла, на дне появились совсем новые ракушки. Тор нырнул, чтобы собрать те, которые ему больше всего понравились, до того как они снова скроются под песком.
На этот раз, когда Тор вынырнул, чтобы подышать, небо изменилось. Оно уже было не светло-розовым, как на рассвете, а голубым – а это значило, что пора в школу.
Тор выпустил из кулака собранные ракушки, и они опустились обратно на дно; он смотрел им вслед с чувством горького разочарования. Мальчик, конечно, отлично понимал, что забрать их с собой всё равно нельзя. Ни в коем случае. Только Энгль знал, что Тор до сих пор ходит плавать.
С тех пор как учительница прислала домой письмо, в котором сообщила о том, что Тору недостаёт трудолюбия – или, если точнее, он вообще даже не пытается трудиться, – родители недвусмысленно дали ему понять, что он должен сосредоточиться только на учёбе.
А учёба, к сожалению, никак не была связана с водой.
Он медленно, шаркая ногами, шёл по мелководью к берегу. Солнце уже начинало припекать; Тор досуха выжал на себе плавки, потом оделся. Полотенца у него с собой не было – это выглядело бы слишком уж подозрительно, – так что носки его оказались перепачканы песком, а в ботинках хлюпала вода. Но он не возражал. Наоборот, ему даже нравилось. Когда можно касаться пальцами ног осколков раковин в носках, пережить восемь часов учёбы как-то даже легче.
Академия Асульмар[5] была построена прямо на склоне горы, которую ученики называли Наконечник, потому что её вершина в самом деле напоминала наконечник стрелы. Задние стены школы были сделаны из блестящего серого гранита, в главном зале горели большие костры, хорошо заметные от всегда открытых колоссальных входных дверей. Здание выглядело очень тёплым и гостеприимным.
А вот учителя – нет.
– Эй, мальчик! – послышался громоподобный голос женщины от силы футов четырёх ростом.
Ученики шутили, что у миссис Альмы в роду были гномы, но, конечно, говорили они это не всерьёз. Все знали, что гномы вымерли давным-давно, в последний ледниковый период. Энгль клялся, что однажды видел замороженного гнома на рынке в городе Пафос.
Тор сглотнул.
– Да, миссис Альма?
Она показала на него пугающе длинным, изогнутым ногтем и покачала им туда-сюда – так обычно виляют хвостом собаки, правда, выражая при этом куда более приятные чувства.
– Вчера сбежал с занятий пораньше, да? Целых три брошюры остались непрочитанными!
У миссис Альмы было ужасное зрение и привычка постоянно терять очки, так что прогуливать уроки было обычно довольно несложным делом. Тор мечтал сбежать на пляж всё время, что не проводил в классе.
Ученики Асульмара изучали только то, что связано с их эмблемой – их даром.
А Тор свой дар ненавидел.
Если бы кто-нибудь взглянул в его расписание уроков, то вполне бы понял почему, думал Тор. Будучи прирождённым лидером, как мама, Тор вынужден был изучать историю политических событий, документы и решения, принятые за последние… много-много лет. Дело было даже не в том, что все эти тексты были очень длинными: люди с эмблемами лидеров обычно оказывались очень плохими писателями, так что ему приходилось часами сидеть над предложениями, которые никак не желали заканчиваться, а описывали они события, которые были ещё скучнее, чем чёрствый хлеб.
Впрочем, дело было даже не в скуке как таковой: он бы точно так же страдал и на захватывающих уроках для обладателей дара варки эликсиров, которые целые дни проводили над пробирками с пузырящимся химическим варевом. Тора не интересовали вообще никакие умения, не связанные с водой. Плавание было единственным, что он по-настоящему любил.
Что ещё хуже, класс с его эмблемой был самым маленьким в школе. Лидерству учились всего двое.
И второй ученице, похоже, занятия всё же нравились.
Мельда Александер вприпрыжку вбежала через главный вход школы.
– Не беспокойтесь, миссис Альма. Я дам Тору свой конспект глав, которые он забыл прочитать.
Миссис Альма повернулась к Мельде, но смотрела примерно градусов на десять в сторону, словно обращаясь к одной из серых горгулий[6], сидевших по сторонам от входа в Асульмар. Она совершенно изменилась в лице.
– Ты очень добра.
Миссис Альма любила Мельду больше, чем всех других своих учеников. А может быть, и вообще больше всех.
Учительница направила взгляд куда-то в сторону Тора.
– Больше так не делай, – сказала она и удалилась, недовольно ворча.
Тор вздохнул и посмотрел на Мельду.
– Спасибо.
Девочка посмотрела на него, прищурив сапфировые глаза. Голубой – это очень редкий цвет глаз, и Тор думал, что природа зря потратила краску на такую заносчивую девчонку.
– Если что, я помогаю тебе только потому, что не хочу, чтобы плохая карма[7] испортила моё новогоднее желание, – сказала она, потом сжала пальцами кулон, который всегда носила на шее, не снимая, повернулась на каблуках и ушла в класс.
Уроки в тот день были такими же, как и во все предыдущие дни. Те шесть лет, что Тор учился лидерству, он в основном то притворялся, что внимательно читает, то смотрел на часы, жалея, что его эмблема – не песочные часы и он не может просто взять и сдвинуть стрелки на полдень усилием мысли.
Но у Тора созрел план, который, как он надеялся, всё изменит. Он посмотрел на эмблему, изображённую на левом запястье, и улыбнулся. Если ему повезёт, то завтра он уже освободится от неё.
Едва Тор увидел Энгля в столовой, его лучший друг сразу же спросил:
– Ты правда принёс своё желание в школу?
Тор сглотнул и машинально сунул руку в карман. Энгль заметил внезапное движение и с явным любопытством поднял брови.
– Ну? – продолжил Энгль, когда они сели за свой обычный столик.
Большинство учеников в столовой разбивались на группы, соответствующие их эмблемам, но Тор и Энгль дружили столько, сколько себя помнили, так что всегда сидели вместе.
У Энгля был дар дальновидения: он мог увидеть мраморный шарик с расстояния в целую милю или акулу, которая неслась вперёд в глубинах Сапфирового моря. Иногда, когда погода была хорошая и у него не чесались глаза, он даже видел сквозь предметы. К счастью для Тора, сквозное зрение у него пока ещё было не слишком развито.
Тор вздохнул и опустил голову.
– Да. Не пытайся его читать.
Энгль кивнул. Если расскажешь о своём желании хоть кому-то, оно не исполнится. Об этом знали все.
– А вот моё желание лежит дома, в безопасном месте, где его никто не найдёт – прямо под моей статуэткой гидроклопа, – сказал Энгль. Потом он замер и нервно захихикал, сообразив, что сболтнул лишнего. – Э-э-э, никому не говори, хорошо?
Тору стало интересно, чего мог пожелать Энгль. Судя по тому, что он видел, его друг был вполне счастлив.
– Я сохраню твою тайну, – сказал Тор.
– И я тоже, – послышался голос позади, и они оба резко развернулись, чтобы узнать, кто же подслушал их разговор.
Ну конечно же. Мельда.
Плечи Энгля напряглись, потом он закатил глаза.
– Так и знал, что она придёт, – пробормотал он.
– Да, Гримельда? – спросил Тор.
Все называли её Мельдой, но Энгль однажды увидел её полное имя на документах в кабинете директора, стоя в противоположном конце коридора, и Тору очень нравилось звать её так, когда она его злила.
Девочка недовольно нахмурилась.
– Просто хотела отдать вот это, – сказала она и положила перед ним стопку бумаг.
Тор моргнул. Её «конспекты», похоже, были ещё длиннее, чем сами трактаты!
А потом она ушла обратно к своему столику. На стуле, за которым, наверное, должен был сидеть Тор, высилась стопка книг.
* * *
Больше всего Тор любил канун Нового года, потому что занятия в школе заканчивались раньше. Он весело напевал, поднимаясь и спускаясь с трёх холмов, лежавших между Асульмаром и деревней.
Роза шла далеко впереди вместе с другими певцами из хора. Энгль, который, скорее всего, развлекался, разглядывая что-нибудь вдали, шёл рядом с ним.
Их деревня была одним из многих поселений на Острове Эмблем. Она называлась Эстрель в честь основательницы, и однажды тут разыгралась большая битва. Если верить многочисленным урокам истории, которые он изо всех сил старался не слушать, но они всё равно каким-то образом осели у него в голове, у деревни Эстрель было важное стратегическое преимущество: она лежала в долине между горной грядой и океаном. Из-за этого на неё сложнее напасть. Или проще? Вот это он как раз запамятовал.
С городской площади послышался громкий звук горна, и из густых разноцветных крон деревьев вылетели несколько птиц луло.
– Здра-а-авствуйте, касика Луна! – крикнул Энгль в сторону деревни и помахал рукой. Скорее всего, он действительно её видел, хотя идти было ещё довольно далеко.
Тор вздохнул. Его мама руководила всеми новогодними празднествами, одетая в традиционную эмблемитянскую одежду, которая вызывала у него довольно противоречивые чувства. Тем не менее Тор очень гордился мамой. Она хотела быть лидером, и у неё это замечательно получалось – отчасти благодаря эмблеме. Эмблема усиливала черты характера, которыми она обладала и без того. Любовь к своему делу и тренировки – именно так развивали свои умения большинство эмблемитян. Тора окружали люди, которым в самом деле нравились их отметки. Роза обожала петь, отец – готовить, Энгль… таращиться?
А вот Тор был не таким, как они, и боялся, что мама его никогда не поймёт. Так что он решил взять дело в свои руки.
Когда они дошли до дома, папа был на кухне.
– Энгль! Хочешь немного сапфирового пирога? – Антон Луна показал на липкий, усыпанный голубоватыми пятнами десерт, который только что достал из печи. Когда драгоценные камни запекали при достаточно высоких температурах, они становились слаще чего бы то ни было другого. У сапфира был насыщенный сливочный вкус.
– Два кусочка, – радостно ответил Энгль. – Нет, лучше три.
У него был самый сильный аппетит из всех, кого знал Тор, – и не только по отношению к потрясающей выпечке его отца.
Папа предложил кусочек и Тору.
– Нет, спасибо, – ответил он; в его животе сплетался тугой комок нервов.
Завтра к этому времени он, возможно, навсегда освободится от свой эмблемы. И, что даже лучше, может быть, даже получит новую. Ту, которую хотел всегда.
Мистер Луна посмотрел на часы, потом хлопнул в ладоши.
– Эй, вы двое, праздник вот-вот начнётся. Приготовьтесь.
Энгль спрыгнул с высокого стула, на котором удобно устроился; он уже успел расправиться со всеми тремя кусками пирога.
– Пойду-ка я домой. – Его глаза загорелись от нетерпения. – Надо взять моё желание.
Все распрощались с Энглем, хотя знали, что он вернётся буквально через несколько минут.
Из гостиной в кухню вошла Роза, недовольно надув губки.
– Почему я слишком маленькая, чтобы загадывать желания?
Папа улыбнулся и присел рядом с ней, чтобы посмотреть прямо в глаза.
– Потому что, если бы мечты восьмилетних детишек сбывались, мы бы каждый день ели на завтрак тортики, а вместо школы ходили бы охотиться на светлячков.
Роза моргнула.
– Но это же здорово!
Тор засмеялся.
– А чего бы ты хотела пожелать?
Загадывать желания разрешалось только с двенадцати лет; Тор участвовал в этом впервые.
Роза высоко задрала носик.
– Я хочу быть дальновидящей, как Энгль!
Тор приподнял бровь.
– А я думал, ты любишь петь.
– Люблю. Я просто хочу быть и певицей, и дальновидящей!
Отец перестал улыбаться.
– Роза, – сказал он строгим голосом. – Ты знаешь правила. Всем положена одна эмблема, и только одна. Больше – уже перебор.
– Но…
– Вопрос закрыт. – Он вздохнул, потом потрепал её волосы. – А теперь идите и приготовьтесь, вы двое. Нас ждёт долгая ночь.
Тор ушёл в свою комнату, закрыл за собой дверь и для пущей надёжности прижался к ней спиной. В горле у него словно застрял морской ёж. Может быть, ему тоже нужно быть благодарным за эмблему, которая у него уже есть? Может быть, ему стоит забыть о своём желании?
Он выпрямился. Ну уж нет, он слишком долго ждал. Это не поспешное решение: он уже не один год ненавидел свою отметку – с тех пор как узнал, что она не позволит ему заниматься тем, что он любит. А теперь у него наконец-то появился шанс всё исправить.
Когда Тор окончательно уверился, что Роза и папа не зайдут в комнату без спроса, он достал листок из кармана и аккуратно развернул. К его облегчению, желание всё ещё было видимым – чёрные чернила на ярко-зелёном фоне. После того как на вечнозелёном растении что-либо писали, оно навсегда оставалось свежим. Он шёпотом прочитал своё желание вслух:
– Хочу не лидером я стать, а под водой уметь дышать.
Правила, говорившего писать в рифму, не было, но Тор надеялся, что это повысит шансы на исполнение желания. Вдруг таинственным богам желаний нравится поэзия? В любом случае не повредит, решил Тор.
Он понял, что пора выходить из дома, когда услышал барабанщиков – они маршировали по улице, и грохот барабанов напоминал настоящий гром. Роза открыла дверь, и Тор увидел, как мимо прошла процессия – настоящее море людей, словно течение, нахлынувшее на улицу. Едва завидев певцов, Роза приготовилась, а потом подбежала и присоединилась к их группе; её узнаваемый голос, высокий, мелодичный, тут же вплёлся в их песню.
А потом настал черёд и Тору присоединиться ко всеобщему безумию.
Все его чувства оказались одновременно напряжены. В ушах гремела музыка – звон струн арфы прерывался боем барабанов, а затем впереди слышалось эхо играющего горна. В нос ворвался насыщенный аромат свежих круассанов с лавандой и эмпанад[8] с начинкой из цветов. Глаза видели все цвета разом: с крон деревьев, возвышавшихся над домами, осыпались листья всех цветов радуги, люди несли оранжевые корзины, вытянув высоко над головами, полные ягод, сирени и золотистых яблок. А его кожи касались руки жителей деревни, пробегавших мимо. Потом рядом, справа от него, оказался Энгль, и они увидели впереди костёр.
Перед костром стояла его мама в головном уборе, сделанном из сотни перьев и цветов. Давным-давно такие головные уборы на празднование Нового года надевали все – и некоторые самые старые жители деревни продолжали их носить до сих пор. Головной убор касики Луны передавался из поколения в поколение. Он был сделан из перьев птиц, больше не летавших в небесах: красношёрстных воронов, синеклювых грифов. И одного-единственного пера серебряного сокола, о котором рассказывали столько волшебных историй.
Жители деревни собрались вокруг костра. Тор стоял так близко, что тёплый густой воздух обжигал щёки. Когда все наконец-то нашли себе место, толпа притихла.
– С наступающим Новым годом, – сказала касика Луна, её голос был почти таким же громким, как и горн, на котором она играла.
Одно из преимуществ прирождённых лидеров – исключительно громкий голос. У Тора тоже был такой. Но если даром никогда не пользоваться, он просто бесполезен.
– Мы празднуем переход в новый год, в новую главу нашей жизни. Сейчас за нами наблюдают боги желаний, как и тысячу лет до этого, они слушают наши мольбы и чистейшие помыслы. Сегодня они наградят лучших из нас, покажут свою силу и щедрость тем, кто этого заслуживает.
Тор сглотнул. Как он мог быть таким глупым? Конечно же, его желание не исполнится. Если честно, Тор знал, что, скорее всего, заслуживает исполнения желания меньше, чем кто-либо другой из собравшихся.
Но…
Может быть, боги желаний увидят, что он поступает так только потому, что родился с совершенно не подходящим ему даром. Собственно, Тор – именно из тех, кто нуждается в их награде больше всего.
Да, точно, так оно и есть. Он много лет живёт с неправильной эмблемой и, конечно же, заслуживает, чтобы его желание исполнили.
В его груди снова расцвела надежда.
Касика Луна продолжила:
– Станем же в этом новом году смелее, лучше, искреннее, чем раньше. Будем сражаться за любовь и любить сражения. Защищать себя и наши права. Да останемся мы навсегда эмблемитянами. И, пока небеса и море по-прежнему голубые, пусть у всех ваших желаний, даже самых невероятных, будет шанс сбыться. Ибо загадать желание – это самая смелая форма мечты.
Жители деревни зашумели, словно приливная волна, захлопали и запели в знак одобрения. Даже костёр стал гореть чуть сильнее.
– Достаньте свои желания.
Послышался шорох – жители принялись проверять карманы. Тор уже держал своё желание в руке, сжав его так крепко, что рисковал разорвать.
Касика Луна улыбнулась. Время почти пришло. Сердце Тора было готово разорваться от нетерпения. Через несколько мгновений, возможно, изменится вся его жизнь – он создаст для себя новую судьбу.
– А теперь выпустите их на свободу.
Сотни желаний полетели в костёр в одно мгновение; лавина из листьев сделала ночной воздух зелёным. Тор смотрел, как пламя пожирает его листок: сначала занялись уголки, а потом в огне исчезло всё. Когда сгорело последнее желание, языки пламени на мгновение стали из медных серебряными. А потом огонь погас, и осталась лишь кучка пурпурной золы.
Тор стоял не шевелясь, пока жители деревни расходились к телегам с едой, стоявшим вокруг площади. Теперь, освободившись от желания, он почувствовал себя легче – но по-прежнему настолько тревожился, что даже в животе урчало.
Что случится, если его желание не исполнится? Ему, конечно, придётся учиться дальше, позволить миссис Альме сделать из себя идеального касика… Может быть, даже придётся наконец послушаться родителей и перестать плавать.
Нет. Он сглотнул, борясь с подступающим к горлу комком. Если он хотел, чтобы его желание сбылось, значит, нельзя, чтобы в голове собирались мрачные мысли.
– Эта еда – просто гром и молния! – Энгль держал в руках сахарную вату трёх разных сортов, пакетик воздушной кукурузы и большой стакан чая со сливками.
Атмосфера в самом деле казалась наэлектризованной. В конце концов, это же Новый год, ночь, которую эмблемитяне ждали целый год, пир, затмевающий все другие пиры. Фермеры с невероятной скоростью очищали золотистые яблоки, а детишки нетерпеливо тянулись к гигантскому красному рубиновому торту, который отец Тора готовил несколько дней. Единственное, что нужно Энглю, подумал Тор, – ещё три руки, чтобы удержать в них больше еды.
– Тебя не вырвет? – спросил он, увидев, как Энгль одним глотком осушил стакан и бросил его в мусорную бочку.
Энгль с гордостью потёр живот.
– Мой желудок – настоящий герой, – ответил он. – Служит мне верой и правдой уже целую дюжину лет. Полагаю, и сегодня он меня не подведёт.
Тор пожал плечами.
Вместо того чтобы беспокоиться, что случится, если его желание не исполнится, он задумался, что будет, если оно исполнится. Он не говорил родителям, что хочет избавиться от своей эмблемы лидера – не говоря уж о том, что вместо лидера хочет стать ихтиандром[9]. Сейчас это казалось ошибкой. Он сделал всё тайком от них.
Эгоист. Это слово крутилось у него на языке, словно желая, чтобы его произнесли вслух. Он такой эгоист. Несколько месяцев он только и думал, что о том, как же сильно хочет исполнения своего желания. Надо было подумать о ком-нибудь другом, а не о себе.
Но он заслуживает счастья. И если родители действительно его любят, то всё поймут.
Тор моргнул, когда кто-то щёлкнул пальцами прямо у его носа.
– Ну чего, ты в деле, или как? – спросил Энгль.
– В каком деле?
– Стащим книжку «Куэнтос»[10] у твоей мамы? В ней есть история про тщеславца.
Все дети в их деревне росли на «Книге Куэнтос» – сборнике легенд о проклятиях и разных существах.
Но те истории, которые читали дети, были адаптированными, упрощёнными. Самые страшные места из них вымарывали. Настоящие же сказки были мрачными и ужасными – идеальные сюжеты для кошмарных снов. В маминой книжке истории были записаны без всяких сокращений.
Конечно же, Тор был в деле.
Пещера Вещей
Давным-давно, когда кипел котёл, была на свете одна пещера. В Пещеру Вещей никому не разрешали заходить – хотя двери, чтобы никого не пускать, не поставили. Мама Сиело[11] предупреждала его, чтобы он даже в тени этой пещеры не ходил.
Она проклята. В ней всё проклято.
Сиело слушался её. Какое-то время. Но потом настало лето, и он часто днём гулял в полях вокруг пещеры, там, где трава была настолько высокой, что щекотала ему бока, и он бегал там, поглаживая травинки рукой, словно шерсть гигантского зверя.
Однажды ночью Сиело уснул в этой траве. Когда он проснулся, над ним, словно жемчужина, сияла луна, а звёзды мерцали: «Привет!»
И было там ещё кое-что.
Голос.
Нет – шёпот.
«Сиело…»
Он присел и повернулся на звук.
В сторону пещеры.
– Кто здесь? – спросил он, обращаясь в темноту.
Молчание. Потом:
– Подойди поближе.
Сиело сглотнул и подумал, не стоит ли повернуть обратно. На краю поля виднелся свет – в окнах его деревни горели свечи. Если прищуриться, можно было даже разглядеть его дом.
– У меня для тебя есть кое-что.
Голос был сладкий, как молоко с мёдом. Мягкий, бархатистый.
Он шагнул вперёд.
– Чуть ближе…
И Сиело шагал вперёд, пока не оказался у входа в пещеру.
Внутри стояла женщина, купаясь в ярком свете. На ней было платье, меняющее цвет прямо на глазах.
А ещё там стоял сундук. Он открылся сам собой. Внутри лежали драгоценные камни, сверкая в ночи, словно звёзды, собранные со всей вселенной.
– Это мне? – Сиело широко раскрыл глаза, не сводя их с камней-самоцветов. Ни о чём другом в жизни он не мечтал так сильно.
– Можешь оставить себе всё, что поместится в карманах, – сказала женщина.
Он шагнул вперёд, раскрыв руки и согнув пальцы.
Но как только он вошёл в пещеру, женщина исчезла. А самоцветы в его руках превратились в пыль.
Сиело отшатнулся, потом ахнул. Поле высохло; трава превратилась в грязь, а пшеница – в камни.
– Нет, нет… – он закричал, когда эмблема на его запястье покрылась струпьями и отвалилась – а на её месте появилось что-то другое. Глаз с чёрным, как ночь, зрачком.
Проклятие.
Больше в Пещеру Вещей не входил никто и никогда.
3
Проклятие
В первый день нового года Тор проснулся без всякой помощи солнца, заглянувшего в окно, или запаха папиных январских фиалковых блинчиков, благодаря которым семья всегда начинала год на сладкой ноте. Он потянулся. Чувствовал он себя хорошо. Свежо. Утро было добрым.
А потом, вздрогнув, он вспомнил о своём желании.
В груди у него словно разорвалась хлопушка с конфетти. Пижама прикрывала его руки. Достаточно просто закатать рукав, и…
Он закатал рукав и ахнул. Его эмблема…
Исчезла. И вместо неё появилось что-то совсем другое.
– О нет, – проговорил Тор, потирая запястье. – Нет, нет, нет, нет.
Этого не могло произойти.
Там, где раньше были пурпурные кольца, появился новый символ – глаз, словно нарисованный чёрными разводами чернил. А когда он потёр её снова, новая эмблема сделала и вовсе нечто немыслимое.
Она моргнула.
Тор едва сумел сдержать крик. Он только прошлой ночью прочитал об этом знаке в «Книге Куэнтос». Его желание явно расстроило богов желаний.
И они его за это прокляли.
Кто-то постучал в дверь. Он торопливо одёрнул рукав пижамы.
– Войдите, – сказал он дрожащим голосом.
В дверь заглянула улыбающаяся касика Луна.
– Как отпраздновал Новый год? Слышала, ты сбежал довольно рано.
Тор заскрипел зубами. Иногда казалось, что вся деревня шпионит за ним для мамы. Удивительно, как она до сих пор не прознала о том, что он плавает.
Он уже выдумал, как соврать, и готов был ответить, но в последний момент передумал. То, что он сбежал со вчерашнего празднества, сейчас было наименьшей из его проблем.
– Мы с Энглем пошли искать твою «Книгу Куэнтос», – признался он.
– Ах, да. – Она присела на краешек его кровати. – Полагаю, мне хорошо удалось её спрятать?
Тор смущённо кивнул. Энгль и Тор обыскали всё, но в результате им в сотый раз пришлось перечитывать «Пещеру Вещей» из книги родителей Энгля, в которой не хватало большинства страниц.
Касика засмеялась, запрокинув голову.
– Если уж я не смогу защитить собственного сына от этой жуткой книги, как мне защищать целую деревню? – Она улыбнулась ему. – Не беспокойся, придёт время, и ты её прочитаешь. Будущему касику Эстрели нужно знать легенды острова.
Будущему касику.
У Тора засосало под ложечкой.
У него больше нет пурпурных колец лидера, и он теперь не сможет стать наследником мамы. Эта мысль принесла ему небольшое облегчение, но вместе с ним налетела неожиданная волна стыда.
Когда мама всё узнает, она будет так разочарована.
– Всё в порядке? – спросила мама.
– Всё отлично, – ответил он. Врать Тору не хотелось, но какой у него был выбор? – Я просто хочу, чтобы в этом году всё прошло спокойно.
Мамин взгляд смягчился.
– Всё пройдёт спокойно, – подбодрила она его. – Твоя линия жизни так говорит. У тебя будет хорошая, уютная жизнь.
Тору очень хотелось рассмеяться – или расплакаться.
Если его судьба – скучная жизнь, как он мог попасть под проклятие? Неужели его желание в самом деле настолько ужасное?
Мама встала.
– Папа уже ушёл в ресторан, а мне пора встречаться с советниками.
Она всегда устраивала собрание утром после новогодней ночи, чтобы обсудить, как прошло празднование.
– Январские блинчики на столе.
Прежде чем уйти, мама в последний раз наградила его ободряющей улыбкой. Вскоре входная дверь закрылась. Роза уже ушла петь в хоре, так что Тор остался один.
Он обошёл комнату, потом кухню, потом стал ходить вокруг обеденного стола, словно хождение большими кругами – это особый танец, который поможет решить все проблемы.
Нет, нет, нет, нет. Если проклятия когда-то и существовали, то они точно должны были исчезнуть, как тролли и гномы. Они должны остаться в прошлом, как чума… или странные причёски. Правильно?
Он слегка приподнял рукав. Оттуда по-прежнему смотрел глаз.
Нет, это проклятие совершенно реально.
Входная дверь распахнулась, и Тор подскочил фута на два. Это оказался Энгль, державшийся за живот.
– Я сегодня не пошёл в школу, – пробормотал он со страдальческим лицом. – По-моему, я вчера немножко переел. Чаю с мёдом не найдётся?
В обычных обстоятельствах Тор сказал бы что-нибудь вроде «Ну, я же говорил». Но сейчас его сердце ушло в пятки, когда всевидящий взор Энгля обратился на его запястье.
Лицо его друга уже было не страдальческим, а изумлённым.
– Нет, – проговорил он; его брови взлетели почти до середины лба.
Тор вздохнул.
– Да.
Энгль прополоскал тряпку для мытья посуды в горячей воде и стал энергично оттирать кожу Тора, словно этот глаз просто нарисован чернилами и их можно смыть, если постараться. Когда это не сработало, он попробовал сделать то же прямо ладонью. Через несколько минут тщетных усилий глаз моргнул, потом прищурился, сердито разглядывая их. Энгль отшатнулся.
– Да, эта штука просто так не уйдёт, – ровным голосом проговорил он.
– Какая штука? – спросил ещё кто-то.
Тор ахнул; Энгль резко развернулся ко входу.
– Что ты тут делаешь?
– И почему ты постоянно к нам подкрадываешься? – спросил Энгль и шагнул в сторону, закрывая собой Тора и его новую отметку. – Удивительно, что у неё не эмблема невидимости, – пробурчал он себе под нос.
Мельда скрестила руки на груди.
– Уроки уже двадцать минут как идут. Я сказала миссис Альме, что приведу тебя. – Она вздохнула. – Ты должен сказать спасибо. Прежде чем я предложила сходить за тобой, она думала, не отправить ли весточку твоей маме.
Тор спрятал руки за спиной.
– Мне не очень хорошо, так что, если ты вернёшься к миссис Альме и сообщишь ей об этом, я в самом деле буду очень благодарен.
Мельда сердито глянула на него.
– Не так быстро.
Она обошла Энгля и, подбоченившись, встала прямо перед Тором.
– Что-то скрываешь?
Тор отступил на пару шагов к кухне.
– Не знаю, о чём ты.
Она нахмурилась, потом с преувеличенной внимательностью стала рассматривать свои ногти.
– Знаешь, я, наверное, смогу помочь.
Ну вот опять, подумал Тор. Она постоянно лезет в чужие дела.
Энгль фыркнул.
– Ты? Помочь?
Мельда так сильно прищурилась, что глаза стали напоминать прорези для монеток.
– Да, я. Вот это, – показала она на руку Тора, – сильно напоминает проклятие. А я, так уж вышло, знаю кое-кого на Острове Эмблем, кто сможет помочь тебе.
Тор вздрогнул. Как Мельде удалось увидеть глаз? Нужно быть осторожнее. Если пойдут слухи, что он проклят, его репутация в городе будет безнадёжно испорчена. Придётся уйти из Эстрели. Может быть, его даже отправят в какую-нибудь особо строгую и суровую школу на востоке. В школу, которая расположена далеко-далеко от моря…
И что будет с его родителями? Маме придётся покинуть пост касики?!
Энгль склонил голову набок.
– И где же живёт этот кое-кто?
Она широко улыбнулась, теребя между пальцами одну из многочисленных голубых лент в волосах.
– Не скажу, если вы не разрешите мне пойти с вами.
Энгль открыл рот, несомненно, собираясь ответить что-нибудь вроде «Ни в коем случае», но Тор успел раньше.
– Хорошо, – сказал он, и Энгль вздохнул.
У Тора нет времени для игр. Если Мельда действительно знает, кто сможет снять проклятие, нужно найти этого человека, и желательно до ужина. Он сложил в рюкзак все свои деньги – на случай, если придётся платить.
Тор повернулся к Мельде, чьё заострённое, похожее на сердце лицо казалось весьма довольным, спросил себя, не пожалеет ли о следующих своих словах, и сказал:
– Показывай дорогу.
4
Хижина отшельницы
Мельда ни слова не сказала о том, куда же собирается вести Тора и Энгля. Уголки её губ коварно приподнялись, словно она очень радовалась, что знает что-то, чего не знают они. Конечно же, так и есть, подумал Тор. Это же Мельда, та самая девочка, которая за последние шесть лет на уроках не упустила ни одной возможности показать, что она лучше него.
– Если не говоришь, куда мы идём, хотя бы скажи, к кому, – сказал Энгль, когда они вошли в лес.
Они вышли из дома через чёрный ход, ведущий прямо на опушку. Тору совсем не хотелось, чтобы их увидела миссис Гуава, соседка, которая целыми днями вязала, сидя на крыльце, и очень любила совать нос не в своё дело.
– Ну, она немножко скопидом, – сказала Мельда и, прищурившись, глянула в небо, словно пытаясь найти другое слово, чтобы описать эту женщину. – Коллекционер, если хотите.
Энгль наморщил нос.
– И что же она коллекционирует?
– Информацию. Она знает всё обо всём.
Тор остановился как вкопанный.
– Она из всезнающих?
Эмблема всезнающих, изображавшая сову, была одной из самых редких отметок.
– В Эстрели в последнее время их не было, насколько я знаю, – сказал Энгль.
Тор кивнул и посмотрел на Мельду.
Та пожала плечами.
– Она, ну, немного нелюдимая. Редко выходит из дома. И да, она всезнающая.
Тор выпрямился. Он никогда не думал, что ему доведётся встретиться с настоящей всезнающей. Они обычно жили в больших городах и служили советниками тамошних правителей.
– Как ты её нашла?
Мельда широко ухмыльнулась, и Тор вздохнул, готовясь к долгому рассказу. Похоже, у неё редко бывали слушатели.
– Ну, в прошлом году я искала один источник для доклада. Помнишь, про значительные политические события прошлого века?
Она посмотрела на Тора, и тот кивнул, хотя даже не представлял, о чём она говорит. Наверное, потому, что сам он доклад вообще писать не стал.
– Так вот, я писала мой доклад о великих засухах в заливе Тортуга[12] и о том, как он влияет на их экономику – они живут в основном экспортом устриц, знаешь ли, и…
Энгль застонал.
– Ближе к делу, пожалуйста.
Мельда сжала губы.
– Я попросила одного из учеников с эмблемой следопыта помочь мне найти нужную книгу – её взяли в библиотеке двадцать лет назад и так и не вернули. Оказалось, что она у всезнающей. – Она сложила руки на груди.
– Вот видишь, не так и трудно оказалось, – сказал Энгль.
Мельда ответила сердитым взглядом.
Тор украдкой глянул на запястье. В глубине души он надеялся, что глаз просто исчезнет… и можно будет пойти в школу.
Школа. Он чуть не рассмеялся. Впервые в жизни ему так сильно хотелось оказаться на занятиях у миссис Альмы.
Глаз, впрочем, никуда с запястья не исчез. Широко открытый, он смотрел на него, словно дразнил. Тор сглотнул.
Мельда коснулась его пальцем, и Тор тут же отдёрнул руку.
– Не делай так! – крикнул он.
Глаз несколько раз моргнул – он явно злился.
– Прости, – ответила она и глянула на кончик пальца: не осталось ли на нём отметины?
Остаток пути они преодолели в тишине; Энгль на каждом шагу поднимал тучи пыли. Когда его живот громоподобно заурчал во второй раз, он застонал.
– Далеко ещё? Помираю от голода.
Боль в животе, похоже, прошла довольно быстро. Он понюхал воздух, словно собака, почуявшая аромат еды.
– Вы тоже чувствуете этот запах?
Да, Тор чувствовал запах. В воздухе ощутимо пахло сладким – чем-то, похожим на рулет с корицей или пончики с лавандовой глазурью, которые папа приготовил, когда у Розы был концерт. Прежде чем Тор успел его остановить, Энгль уже пошёл на запах – да так быстро, словно его в конце пути ждала целая гора сокровищ.
– Подожди! – закричала Мельда и побежала за ним, но почти сразу сильно отстала. Она сказала ещё кое-что, но Тор, тоже бросившийся вдогонку, ничего толком не расслышал.
Пробежав мимо больших деревьев и едва не врезавшись в низкую ветку, Тор увидел Энгля, стоящего у входа в хижину. Она была построена из веток и листьев, почти сливаясь с окружающим лесом. Из окон вились лианы, прочно привязанные к стенам – лес словно взял хижину в заложники.
Мельда остановилась позади ребят, тяжело пыхтя, словно ей пришлось пробежать куда большее расстояние. Она пыталась что-то сказать, но через сиплое дыхание Тор не мог разобрать ни слова.
А потом они все одновременно закричали. Кот, ростом вдвое выше, чем любой из них, и покрытый чем-то очень похожим на колючки, выскочил в окно и перекрыл им путь к отступлению.
Дверь хижины открылась, и оттуда высунулось румяное лицо невысокой полной женщины.
– Назад, Усик! – крикнула она.
Кот замер всего в футе от троицы. Тор мог поклясться, что слышит стук собственного сердца. Через мгновение глаза кота закрылись, а колючки – которые оказались вставшей дыбом шерстью – постепенно опустились, и кот сразу стал вполовину меньше.
– Это же иглошёрстный кот, – прошептал Энгль; его голос дрожал не то от страха, не то от восторга.
Когда кот вернулся в дом, невероятным образом протиснувшись в едва приоткрытую дверь, его хозяйка нахмурилась и спросила:
– И чего вам надо?
Мельда шагнула вперёд.
– М-м-м, здравствуйте, миссис Либра. У вас замечательный… питомец. Помните меня?
На лице женщины не дрогнул ни один мускул.
– Усик не питомец, а посыльный. – А потом она прищурила маленькие, словно семечки чиа, глаза. – И конечно, я тебя помню. Как забыть девчонку, которая прервала мою десятилетнюю отшельническую жизнь?
Мельда нервно захихикала и сунула руку в карман. Тор вдруг задумался, откуда Мельда берёт синие кружева, которыми украшает карманы.
– Простите, что побеспокоила вас… э-э-э… снова. Но нам очень нужна ваша помощь.
Хозяйка дома покачала головой, потом потянула дверь на себя. И тут Мельда выпихнула вперёд Тора.
– Покажи ей! – крикнула она.
Тор поднял руку и отдёрнул рукав.
Миссис Либра моргнула, и проклятый глаз моргнул ей в ответ. Она побледнела.
– Входите, – сказала она, снова приоткрыв дверь. – Быстро.
Как только Тор вошёл в хижину, он понял, что Мельда ещё довольно мягко выразилась, назвав миссис Либру скопидомом. Пол почти сплошь был уставлен башнями из книг, достававшими практически до потолка; когда миссис Либра захлопнула дверь, они опасно покачнулись. Тор даже удивился, что они не упали или не повалили друг друга, как гигантские костяшки домино.
– Осторожнее, – сказала миссис Либра, уверенно продвигаясь по узкой тропке, которая представляла собой настоящий лабиринт среди стопок книг. Она находила путь сквозь весь этот беспорядок, словно крот под землёй. – Если что-то тут свалится, оно вас похоронит. Именно так погиб мистер Либра, светлая ему память.
Энгль в ужасе взглянул на Тора.
Следующая комната была в куда большем беспорядке, чем первая. Кучи кастрюль и сковородок, сложенные горами, выше, чем Тор, безбрежное море вырванных страниц, книжные шкафы и стулья, которые набросали один на другой, словно готовя дрова для гигантского костра…
Тор с облегчением вздохнул, когда они выбрались из этой комнаты в следующую. А потом он ударился головой о довольно большой фолиант[13]. Мальчик потёр лоб и пару раз моргнул, не веря глазам.
С потолка свисали десятки книг, привязанных бечёвками – получалась эдакая парящая библиотека. Они покачивались туда-сюда, и Тор сразу вспомнил гигантские праздничные украшения, которые ещё совсем недавно висели на главном городском дереве. У миссис Либры, похоже, была какая-то собственная система организации, потому что она сразу же прошла к книге, висевшей в углу комнаты, и открыла её.
Она ткнула пальцем в страницу с изображением точно такой же отметки, как на запястье Тора: глаза с жилистыми паутинками вместо ресниц.
– Это проклятие ведьмы. Я это поняла сразу, как увидела.
– Проклятие ведьмы? – недоверчиво переспросил Тор.
Ведьма – это гадкое название для человека, который родился с несколькими эмблемами. Иметь больше одной эмблемы казалось странным. А кое-кто считал, что все такие люди злые. Обладают слишком большой силой, чтобы обращаться с нею ответственно. История научила эмблемитян, что человек, умеющий так много, неизбежно обращает умения во зло.
Нет, это уже слишком. Сначала проклятия, а теперь разговоры о ведьмах? Насколько было известно Тору, ведьм никто не видел уже много лет.
Миссис Либра пристально посмотрела на него.
– Да, так я и сказала.
– Ведьм не существует.
Она самодовольно ухмыльнулась.
– Я не сказала «ведьм» во множественном числе. Я сказала ведьмы. Ночной Ведьмы.
Тор моргнул. В комнате на мгновение воцарилась тишина. А потом он рассмеялся.
– Ночной Ведьмы? – Он повернулся к Энглю, тот фыркнул. Лишь Мельда выглядела мрачной. Но, с другой стороны, она всегда такой была. – Это же сказка! Что-то из «Куэнтос»!
Лицо отшельницы приобрело довольно необычный оттенок красного; похоже, она закипала от гнева. Резко повернувшись на каблуках, она сдёрнула с бечёвки одну книгу. Тор сразу её узнал по чёрной обложке и названию, написанному изящными серебряными буквами:
Книга Куэнтос
И не такая, как в его комнате. Здешняя книга была в точности похожа на мамину. Полная, неисправленная. Все рассказы в ней были целыми и невредимыми.
Миссис Либра открыла последнюю главу, переворачивая страницы с такой яростью, что едва не порвала их. Найдя нужную иллюстрацию, она повернула книгу к Тору; пергаментная страница остановилась буквально в дюйме от его носа.
Он узнал рисунок ещё до того, как успел сфокусировать взгляд – силуэт женщины с тёмными волосами и угольками вместо глаз.
Ночная Ведьма. Королева кошмаров Острова Эмблем, ею постоянно пугали детей, главная героиня множества суеверий.
«Не ложись спать, не расплетя косичку, а то Ночная Ведьма срежет её во сне».
«Беды, насланные Ночной Ведьмой, ходят сразу по три».
«Ставь за дверь метлу черенком вниз, чтобы Ночная Ведьма не пробралась в дом».
Но это были просто глупые россказни, которые никогда не сбывались. Семья Луна никогда не ставила метлу за дверь, но, насколько Тору известно, Ночная Ведьма ни разу не нанесла им визита.
Отшельница захлопнула книгу, подняв облако пыли.
– Историю своего острова надо уважать, мальчик, – резко сказала она и пихнула его книгой в грудь. – Почитай хорошенько.
Историю? Тор поверить не мог, что всерьёз хоть на мгновение задумался, не могут ли эти истории быть правдивыми. Но доказательство красовалось прямо на его руке.
– Если она существует, как же мне снять это проклятие Ночной Ведьмы?
Отшельница нахмурила брови, и между ними появился с десяток вертикальных морщинок. Из-за круглого тела, красноватого лица и морщинок Тору показалось, что она похожа на огромную перезрелую сливу.
– А что, это не очевидно? – раздражённо всплеснула она руками. – Надо найти ведьму.
Тор чуть не подавился собственным языком.
– Чего?!
Это уж точно не получится сделать до ужина. Позади снова послышалось урчание в животе Энгля.
– Да, и поторопись, – сказала отшельница, взяв Тора за руку и ткнув острым ногтем в ладонь. Она постучала по линии жизни Тора, и тот ахнул.
Линия жизни изменилась – стала намного короче. А он так внимательно разглядывал своё проклятие, что даже не заметил.
Длинная, скучная, прямая линия Тора исчезла. Вместо неё появилась другая – короткая, усыпанная провалами…
А заканчивалась она резким падением.
Тор понимал, что это значит. Мельда, которая схватилась за одну из висящих книг, чтобы не упасть, – тоже.
Судя по всему, Тора ждала близкая кончина.
Отшельница мрачно кивнула.
– У тебя есть примерно неделя. Плюс-минус.
– Откуда вы знаете? – выдохнул Энгль.
Отшельница недовольно посмотрела на него.
– Где Ночная Ведьма? – пролепетал Тор, вдруг разом во всё поверив. – Где её найти?
Если уж кто об этом и может знать, то всезнающая. В последней сказке из «Куэнтос» говорилось, что Ночная Ведьма живёт в замке на скале. Но эта скала может быть где угодно на Острове Эмблем.
Миссис Либра, шаркая, отошла от него на несколько футов и пробормотала:
– У меня тут где-то была карта… – Она оглянулась через плечо. – А, совсем забыла. Не разрешай никому трогать эту тёмную эмблему. Это худшее, что можно сделать.
Мельда и Энгль переглянулись, широко раскрыв глаза.
– А что случится с теми, кто коснётся отметки? – до смешного тонким голоском спросила Мельда.
Миссис Либра ухмыльнулась, и Тор стиснул зубы, чтобы сдержать вдруг накатившее раздражение. Такие уж они, всезнающие. Судя по тому, что слышал Тор, им настолько нравится тыкать людям, которые знают меньше них, своим всезнайством, что их мало кто любит. Тор даже задумался: миссис Либра стала отшельницей, потому что ей этого захотелось или потому что у неё просто не было друзей?
– Проклятие, конечно же, прицепится и к ним. Это же знают практически все.
Мельда ахнула, Энгль вскрикнул. Они оба поспешно закатали рукава.
– У меня глаз! – воскликнула Мельда.
Глаз в ответ моргнул.
– А у меня рот! – Тор и Мельда повернулись и увидели на запястье Энгля изображение злобно ухмыляющихся губ.
Но это ещё не всё. Линии жизни Энгля и Мельды, как и у Тора, резко сократи- лись.
– Чушь какая! – воскликнул Энгль. – Меня ждал довольно долгий провал. – Он разочарованно сложил руки на груди. – Так хотелось узнать, что же меня ждёт.
Мельда невесело засмеялась.
– Как по мне, вот это вполне подходит.
Она повернулась к Тору. Он заметил, что у Мельды по-прежнему остались кольца лидера, а у Энгля – его подзорная труба. Поскольку они не загадывали запретного желания, проклятие, похоже, подействовало только на их линии жизни. Ну хоть это немного радовало.
– Это ты виноват, – сказала она, обвиняюще показывая на него пальцем. – Другой рукой она пригладила чёрные волосы, потом так сильно топнула ногой, что в соседней комнате что-то обрушилось. – Что ты вообще за дурацкое желание загадал?
Тор опустил голову и посмотрел на грязный пол. Он не хотел отвечать. Даже в воображении правда казалась довольно дурацкой, и он подозревал, что, если произнести её вслух, она будет выглядеть ещё хуже.
Можно что-нибудь соврать, например, сказать, что он пожелал мира на всём Острове Эмблем или новый, более надёжный колодец для деревни…
Звучало, конечно, соблазнительно, но Тор понимал, что Мельда заслуживает правдивого ответа. Особенно сейчас, когда она тоже получила его проклятие. Он вздохнул.
– Я пожелал избавиться от своей эмблемы лидера.
Мельда уставилась на него, словно он на самом деле пожелал, чтобы на деревню налетел ураган.
– Зачем ты это сделал? – в ужасе спросила она.
Тор тут же пожалел о своей честности. Конечно же, она ни за что не поймёт. Как и его мама, она просто обожала пурпурные кольца на запястье.
Он сжал зубы.
– Потому что я не хочу быть касиком. Не хочу быть лидером.
Он всё-таки скрыл от неё часть правды. Не сказал: «Я хочу быть кем-то другим».
Лицо Мельды казалось замороженным, словно она нырнула в арктический пруд и всплыла внутри ледника. Потом она постепенно начала оттаивать; её рот закрылся, а брови постепенно опустились. Взгляд, которым она его окинула потом, застал его врасплох…
Она казалась почти разочарованной.
Тор думал, что она хоть немного, но обрадуется. Судя по тому, как старалась она превзойти его на занятиях, Мельда была готова отдать все свои драгоценные ленты из волос, чтобы стать следующей касикой Эстрели. Сейчас деревню возглавляла мама Тора, и Тор считался первым наследником, но сейчас, возможно, будущее сулило Мельде что-то более серьёзное, чем просто избрание в городской совет.
Тор скорчил гримасу, поняв, в чём же дело. Нет, сейчас её ждало совсем другое будущее: преждевременная смерть от проклятия.
И виноват во всём он.
– Просто изумительно, – прорычала Мельда, разглядывая запылённый потолок. – Нет, вы двое, – она смерила взглядами Энгля и Тора, – скорее всего, тратите всё время, играя на бечёвочных деревьях, с которых можно запросто свалиться и погибнуть, или читая «Куэнтос», или выслеживая зверей, или ещё на какие-нибудь дурацкие занятия, но у меня, знаете ли, есть обязанности.
Тор удивился, увидев слёзы в её глазах. Она отвернулась к стене, всхлипнула и вытерла лицо, потом снова повернулась к ним.
– Есть люди, которые во мне нуждаются.
Тор хотел возразить, что и у него есть люди, которые в нём нуждаются – например, Роза или, может быть, даже родители. Но он знал, что у Мельды ситуация совсем другая.
Энгль пожал плечами.
– Никто даже не заметит, если я уйду.
– Я не знаю, как справится мама, – тихо сказала Мельда. Шумно выдохнув, она подошла к миссис Либре, которая притворялась, что перелистывает книгу, но на самом деле отлично слышала весь разговор. – Нам понадобится эта карта.
* * *
Решив, что они не вернутся сегодня в школу – да и вообще в деревню, даже на ужин, к вящему недовольству Энгля, – они попросили кота миссис Либры прикрепить записку к входной двери дома Тора. Они надеялись, что этой записки окажется достаточно.
Ушли на поиски приключений. Вернёмся так скоро, как получится.
Тор, Энгль, Мельда
После того как кот удалился, миссис Либра достала карту. Вытащив ржавую заколку из волос, больше напоминавших мох, она приколола пергаментный свиток к стене. А потом развернула его – и он достал почти до самого пола.
Тор сделал глубокий вдох, ощутив все сладкие и кислые запахи хижины. Да, он, конечно, изучал карты на занятиях по лидерству. Можно даже сказать, десятки карт. Часть работы лидера – знать территорию, которой он управляет. Тем не менее в школе они изучали лишь местные карты Эстрели и окружающих поселений. Он очень смутно себе представлял, как выглядит остальная часть Острова Эмблем. Лишь немногие жители деревни уходили дальше горной гряды, и они рассказывали такие дикие истории, что поверить в них просто невозможно.
– А где здесь замок ведьмы? – спросил Энгль, быстро-быстро разглядывая карту.
Миссис Либра пожала плечами.
– Не знаю.
Мельда несколько раз моргнула.
– Вы… вы не знаете? – Её глаз задёргался, а руки тряслись, словно она хотела кого-нибудь задушить. – Но вы разве не всезнающая?
– Ну да. Конечно.
– Значит – и пожалуйста, поправьте меня, если ваш титул говорит вовсе не о том, о чём я думала, – но вы разве не должны, ну, знаете… – Мельда сжала кулаки. – Знать всё?
– У всезнающих есть географические ограничения, – фыркнула миссис Либра. – Я знаю всё об этой деревне, вплоть до опушки леса. А всё остальное уже вне моей юрисдикции[14].
Мельда шлёпнула себя по лбу – похоже, довольно больно.
– Географические ограничения? – переспросила она.
– Да, я так и сказала. Слушай, пожалуйста, внимательно.
Тор заговорил раньше, чем Мельда успела сказать что-то, о чём они бы пожалели все.
– Так что вы можете нам рассказать?
Отшельница кивнула на карту.
– Следующий всезнающий живёт в городе Пафос. Работает советником королевы. Идите туда, и он расскажет вам больше.
Энгль фыркнул.
– И как, по-вашему, нам туда попасть? Я бывал в Пафосе; чтобы туда добраться, нужно брать билет на воздушный шар.
Он был прав. Единственным способом перебраться через плотное кольцо гор, окружавших деревню, было схватиться за гигантский, яркий воздушный шар, зачарованный так, чтобы приземлялся чётко с другой стороны гор. Тор понимал, что даже если им и удастся купить билеты, лететь над горами – не вариант. Дальновидящий, который охраняет границу Эстрели, сразу же их увидит – и сообщит родителям.
Миссис Либра постучала пальцем по карте, показав на длинный проход, не замеченный Тором.
– Вот тут ты не прав. Под кольцом гор пролегает туннель.
Всезнающая прищурилась, разглядывая синий кулон, который Мельда носила не снимая.
– Это что…
Мельда спрятала кулон под рубашку, прежде чем миссис Либра успела договорить.
Тор понял, что сосредоточиться надо на проходе под горами.
– Если там есть туннель, почему столько народу летает на воздушных шарах?
Отшельница сжала тонкие губы; от уголков рта, словно древесные корни, расходились морщинки.
– Полагаю, некоторые люди… хотя я и не могу представить кто… считают, что подобный метод передвижения… весёлый.
Последнее слово она произнесла с таким отвращением, словно только что обнаружила в своей еде насекомое.
– На самом деле, конечно же, жители деревни не пользуются туннелем, потому что там не слишком безопасно.
«Что может быть хуже, чем изо всех сил держаться за верёвку воздушного шара?» – подумал Тор.
Всезнающая словно прочитала его мысль.
– Во-первых, туннель не очень-то хорошо освещён. Как там выразились в той книжке?
Она прошла в другой угол, что-то бормоча под нос, потом нашла нужную книгу и открыла её. Щёлкая языком, отшельница переворачивала страницы, пока не нашла нужную.
– Ах да, вот оно. Пишут, что в туннеле царит полная, совершенная, абсолютная темнота.
Мельда и Тор повернулись к Энглю, чья эмблема дальновидящего помогала ему видеть не только на большие расстояния, но и в темноте. Тот пожал плечами.
– Я смогу провести нас через туннель. Но для этого мне кое-что понадобится.
Миссис Либра кивнула.
– Конечно. У меня где-то была карта туннеля…
Энгль моргнул.
– Ой. – Он потёр живот. – Это, конечно, хорошо, но я имел в виду рулеты с мятой, запах которых я чувствую с тех самых пор, как мы сюда пришли.
Из хижины отшельницы они вышли с мешочком мятных рулетов и двумя картами. Миссис Либра нахмурилась так, что её глаза больше напоминали глубокие пещеры.
– Никогда сюда не возвращайтесь, – сказала она и захлопнула дверь прямо перед лицом Тора.
Энгль облизал пальцы – он уже успел съесть три рулета.
– Они почти лучше, чем у твоего папы, Тор, – сказал он. – Ну, не в обиду ему. Или тебе. – Он выглядел задумчивым. – Или рулетам твоего папы… – Зайдя всего на пару метров в лес, он остановился и серьёзно посмотрел на Тора. – Может, нам повернуть обратно и взять ещё?
Мельда вздохнула и строго ответила:
– Только если ты собираешься все их съесть прежде, чем кто-то ещё успеет откусить хоть кусочек. Мы, знаешь ли, отправились в путешествие втроём.
Энгль, не обращая на неё внимания, схватил ещё один рулет.
– Слушай, Мельда, у тебя четверо братьев, да? – спросил он с набитым ртом.
– Пять, – надменно ответила она. – Они пятерняшки.
Энгль продолжил, громко чавкая:
– Они всё время болеют, да?
Тор сердито посмотрел на Энгля.
– Чего? – спросил тот. – Ты же сам мне сказал.
Тору очень хотелось сквозь землю провалиться.
Мельда сердито взглянула на них обоих.
– Это, конечно, не ваше дело, но – да, они всё время болеют. У них воющий кашель.
Тор вздрогнул. Воющий кашель – это очень гадкая болезнь, при которой ты постоянно и громко кашляешь[15].
– А теперь, если допрос окончен, я была бы очень благодарна, если бы все помолчали.
Она всмотрелась в карту, явно показывая, что не желает продолжать разговор.
Хотя Энгль действительно больше не проронил ни слова, в лесу было совсем не тихо. Туканы с радужными клювами ворковали, карликовые мартышки величиной с ладонь визжали, а жабы с оранжевыми пятнами квакали насыщенным баритоном. Розе очень нравилось гулять в этом лесу с Тором – она обожала здешнюю музыку.
– Мы уже близко, – наконец сказала Мельда после того, как они уже целый час провели в пути.
Голубое послеполуденное небо постепенно начинало темнеть, перед ними возвышались горы, отбрасывая огромные тени. Девочка развернула свиток и внимательно разглядывала его, буквально уткнувшись носом в пергамент. Тор заглянул ей через плечо. Если верить карте, то до входа в туннель оставалось всего несколько шагов…
Мельда успела один раз вскрикнуть, прежде чем пропала из виду.
Ночная Ведьма
Однажды, в ночь, когда кричала белая луна, родилась Ночная Ведьма.
В детстве она говорила с ивами, шепталась с садовыми пчёлами, а улыбка у неё была такая милая, что сочилась золотистым мёдом. Когда она расчёсывала волосы, на землю падал звёздный свет. Когда просто шла мимо, с её пальцев падали цветы. А когда она плакала, начиналась гроза.
Она выглядела такой милой, но улыбка скрывала тьму, прятавшуюся внутри неё.
У неё был дар, которого никто и никогда раньше не видывал. Умение убивать одним прикосновением.
И она убивала. О да, убивала.
Однажды девочка вышла из дома, забрызганная кровью, а на её коже была эмблема отца. Она ушла из деревни босиком, не оглядываясь. Она прошла через весь остров, оставляя за собой лишь смерть, и после каждого нового убийства на её руках появлялись всё новые эмблемы – те, что она украла у детей, мирно спавших в кроватях, и у тех несчастных, что ходили одни тёмными ночами.
Желая всё большей власти, девочка распространяла проклятия, словно чуму – она отравляла реки и поля с урожаями, и каждая новая смерть дарила ей всё новые способности.
Вот так девочка, освещённая луной, превратилась в темноволосую ведьму.
Теперь, когда она расчёсывает волосы, на землю падает пепел. Когда просто идёт мимо, с её пальцев капает кровь. А каждый раз, когда она плачет, с неба падает звезда.
5
Туннели троллей
Тор и Энгль посмотрели вниз, в тёмную-тёмную дыру. Отверстие было прикрыто кустом, который рухнул вниз вместе с Мельдой. Тор очень надеялся, что листья и ветви хоть немного смягчили её падение.
Энгль прищурился.
– С ней всё хорошо, – сказал он, увидев что-то, недоступное зрению Тора. – Тут не так глубоко, как кажется, просто темно.
– Это туннель?
Энгль кивнул.
– Похоже на то.
Тор подбородком показал вперёд. Хотя Энгль и сказал, что с Мельдой всё в порядке, это вовсе не значило, что он собирается просто взять и прыгнуть в темноту. По крайней мере, раньше, чем это сделает его друг.
– Ну, тогда иди.
Энгль пожал плечами, потом спрыгнул в дыру. Снизу послышался крик. Тор услышал голос Мельды:
– Ты приземлился прямо мне на ногу!
– А ты что, не догадалась, что надо отодвинуться?
– Прости, но я думала, что если у тебя дар ясновидения, то ты как-нибудь увидишь мой большой палец!
Тор вздохнул.
– Я спускаюсь! – крикнул он; услышав, как они ссорятся, Тор перестал бояться прыжка. Вскоре он тоже присоединился к ним в темноте.
Даже несмотря на то что сверху пробивалось немного солнечного света, в туннеле царила такая темнота, какой Тор никогда ещё не видел. Тут не было ничего цветного – лишь грязные каменные стены и мускусный запах в воздухе.
Через несколько мгновений тяжёлого молчания послышался голос Энгля.
– Хватайте меня за руки, я вас проведу, – сказал он.
Они нащупали его руки, крепко за них схватились и вслепую пошли вперёд.
Тор услышал шорох бумаги и предположил, что это Энгль разворачивает карту.
– Так, хорошо. Четыре поворота направо, потом два налево. Все запомнили? – спросил он.
– Надеюсь, – сказал Тор и ещё раз повторил указания про себя. Один поворот не в ту сторону, и они могут потеряться в подземном лабиринте навсегда.
Довольный Энгль спрятал пергамент, и они направились вперёд, под горы.
Тор никогда не думал, что когда-нибудь окажется в таком месте – под миллионами фунтов камней и милями земли над ними, под потолком, который может в любой момент обвалиться. У него должно было быть спокойное будущее без всяких странных событий. Дети с ровными линиями жизни жили примерно так же, как дедушка Тора, который всю жизнь копался в саду и никогда не выходил за пределы Эстрели. Хорошая, уютная жизнь.
А теперь возможно всё… даже преждевременная смерть. По его спине пробежал холодок.
Впрочем, если Тор мог позволить себе оставаться хоть чуть-чуть оптимистом, то предположил бы, что изменение линии жизни просто говорит о том, что он может изменить своё будущее. Если Тор найдёт Ночную Ведьму и уговорит её снять проклятие, то создаст себе новую линию жизни. На которой будет больше вершин, чем в Разбойничьей гряде.
Но Тор не был уверен, что ему удастся уговорить Ночную Ведьму хоть на что-нибудь, даже если им и удастся её найти. Он читал её историю столько раз, что уже давно сбился со счёту.
И он отлично понимал, что его ждёт.
Они прошли следующие несколько миль в полной тишине, нарушаемой лишь урчанием в животе Энгля, которое с удивительной точностью отсчитывало пятиминутные интервалы. Когда они добрались до первого правого поворота, Тор с облегчением выдохнул, надеясь, что поход во тьме почти закончился. Но туннель тянулся дальше.
Вскоре Энгль начал вздыхать, явно расстроенный тем, что нет времени перекусить. Или, может быть, ему было скучно. Так или иначе, он стал жаловаться на всё вокруг – на плесневелый запах, пыль, маленькие камешки, иногда падавшие с потолка прямо на голову, как град. Когда он перестал ворчать из-за туннелей, его острый взор тут же нашёл себе другой объект.
– У тебя что-то в волосах, Мельда.
Девочка не ответила.
– Оно ползает.
– Пусть ползает.
– Оно светится.
– Пусть светится.
– Оно…
– Слушай, заткни уже себе рот мятным рулетом и избавь нас от своего дурацкого писклявого голоса!
После этого он наконец замолчал и с радостью сунул в рот мятный рулет. Но Энгль был прав. В волосах Мельды действительно что-то было – и едва заметно светилось.
Через несколько секунд Мельда снова заговорила:
– М-м-м, ребята?
– Да? – спросил Тор.
Она сглотнула.
– Это прозвучит невероятно глупо.
– Ну и не ставь тогда себя в дурацкое положение, – сказал Энгль.
На мгновение в туннеле стало тихо, и Тор был готов поставить все дублоны в своём рюкзаке на то, что Мельда кинула на Энгля разъярённый взгляд.
Его друг драматично вздохнул.
– Ну, чего там?
– Так. – Она прокашлялась. – Я на самом деле до сих пор ничего не вижу, и, возможно, глаза меня просто обманывают, но стены… они точно не двигаются?
Тор ждал, что Энгль сейчас фыркнет или ответит что-нибудь грубое, но вместо этого тот очень тихо сказал:
– Они двигаются.
Они резко остановились. И тут Тор заметил, что в едва заметном свете, исходящем из волос Мельды, трещины в стенах немного напоминают очертания существ с кривыми носами и длинными, гнутыми, как древесные корни, пальцами. Он вдруг вспомнил песенку о горных троллях, которую Роза любила напевать, когда была маленькой. Он прищурился, пытаясь вспомнить слова. Какое-то предупреждение. О зубах?..
Мельда ахнула.
На стенах вдруг стали видны не только трещины: там открылись глаза. И Тор сразу понял, из-за чего именно блестят эти глаза, учитывая, как долго он знал Энгля…
Голод.
С криками, эхом разлетевшимися по туннелю, ребята бросились бежать, хотя почти ничего не видели, а бежать могли только вперёд. Когда они добрались до развилки, Мельда сумела вспомнить, что поворачивать надо направо, а Тор рискнул оглянуться через плечо.
– Быстрее! – закричал Тор, увидев в темноте силуэт тролля, который оттолкнулся от стены и направился в их сторону.
Мельда хватала ртом воздух так отчаянно, словно её лёгкие вообще отказывались работать.
– Они унюхали твои дурацкие рулеты с мятой! – закричала она; её грудь вздымалась и опускалась, словно в грудной клетке застрял какой-то бешеный зверь.
Они в третий раз повернули направо.
Энгль скорчил гримасу.
– У них слюнки не от рулетов текут.
Свет в волосах Мельды стал ярче, и Тор увидел, что её голубые глаза стали размером с каштаны.
По туннелю разнёсся рык, а потом стук десятков огромных ног. Шум отражался эхом, и определить, насколько близко уже подобрались к ним чудовища, было невозможно.
Ещё один правый поворот. Осталось только два левых.
Энгль крепко сжал руки друзей. Тор почувствовал, что ладонь Энгля стала скользкой от пота.
Что-то вроде слабого порыва ветра пощекотало шею Тора… но это же невозможно. Они ушли на много миль под землю.
Но вот он – ещё один порыв ветра разворошил его волосы, прилипшие к потному лбу.
Тор понимал, что пожалеет об этом, но всё-таки оглянулся через плечо, веря, что Энгль и Мельда не собьются с пути. Его лицо обдало чьим-то горячим дыханием. Тролль с рыком потянулся вперёд, и Тор закричал, почувствовав, как коготь процарапал ему руку по всей длине.
Он споткнулся и вдохнул целое облачко каменной пыли. Десятки челюстей хватали воздух над ним – тролли отчаянно старались откусить от него хоть кусочек.
Тор крепко зажмурился, боясь, что даже в темноте к нему всё равно придёт смерть в виде разверстой пасти тролля. Он приготовился ощутить, как острые, словно кораллы, зубы вонзятся глубоко под кожу, и под ним начнёт собираться лужа его же крови.
Тор услышал (как ему подумалось) последний в жизни звук: крики его друзей.
– Отойди от него!
– Забери вместо него мятные рулеты!
Вскрик: кто-то из них пнул тролля.
– Уходите! – воскликнул Тор, стараясь не выказать страха в голосе. – Уходите, спасайтесь!
Поняв, что друзья не послушались, он был наполовину разочарован, наполовину рад. В конце концов, он же теперь больше не лидер.
– Тор! – крикнула Мельда. – Не дай им тебя укусить, Энгль говорит, что не…
Он закричал.
Его ступню словно пронзила гигантская иголка. В костях заплясали искры боли. Вся ступня онемела – Тор был совершенно уверен, что тролль откусил её целиком.
Через мгновение Мельда тоже закричала:
– Ай, мои волосы!
И коридор вдруг озарился светом, исходящим из протянутой руки Энгля. Девушка размером с морковку отчаянно пыталась вырваться из его хватки, сияя с головы до пят.
Тролли, сидевшие вокруг Тора, подняли головы. Один взгляд – и все они издали душераздирающие вопли.
Горные чудовища отвернулись, всё ещё визжа, и попытались сбежать. Но как только яркий свет коснулся их грубой кожи, они снова один за другим превратились в камень. Застыли в одно мгновение – с протянутыми руками, широко открытыми глазами и голодными пастями.
А потом наступила тишина.
Мельда подбежала к Тору и перевязала одной из своих многочисленных ленточек то место, где тролль его поцарапал.
Энгль помог ему подняться на ноги; Тор обрадовался, увидев, что их всё ещё две.
– Не беспокойся, укусы троллей просто неприятные, – сказал ему друг. – Их зубы выделяют небольшое количество химиката, вызывающего сонливость, чтобы их жертвам труднее было сбежать. Ну, знаешь, примерно как у кривозубой гадюки, которая выпускает яд, чтобы парализовать добычу?
Тор даже не представлял, о чём говорит Энгль, но порадовался, что друг так увлекается смертельно опасными созданиями.
Тролли живут далеко от всякого источника света, и, похоже, их единственная слабость – свет. И, скорее всего, лишь благодаря догадливости Энгля Тор не погиб. Хромая, он шёл вперёд, волоча укушенную ногу и опираясь на Энгля.
Он посмотрел на ладонь друга. Фея снова превратилась в цветок – именно в таком виде феи предпочитали жить, – но по-прежнему едва заметно светилась.
Мельда вздохнула.
– Должно быть, застряла в моих волосах, когда я упала в куст, – объяснила она.
Энгль пожал плечами.
– Ну, я же говорил тебе, что у тебя что-то в… – Он замолчал, ощутив на себе особенно суровый взгляд. Энгль воткнул цветок обратно в волосы Мельде, и он так там и остался – защищать их и освещать путь.
Гидроклоп
Давным-давно, во времена Алого Сердца, один юноша влюбился в девушку и подарил ей своё самое дорогое сокровище – вечно цветущий цветок. Юноша обещал, что цветок никогда не погибнет – как и их любовь.
Но обещания, как и домики из снега, легко разрушить. Всего через несколько вёсен после женитьбы прекрасная жена прознала, что её муж влюблён в другую деву, румянец на щеках которой был алым, как закат.
Охваченная горем и ревностью, она забралась на самую высокую гору, что смогла найти, и выкрикнула единственное желание небесным богам: пусть мой муж никогда не сможет покинуть меня.
И её желание было исполнено.
На следующее утро, проснувшись, женщина обнаружила, что у неё нет ни рук, чтобы вытянуть над головой, ни пальцев, чтобы поправить волосы, которые постоянно лезли в лицо. Собственно, волос у неё тоже больше не было. Жена моргнула и поняла, что у неё теперь всего один большой глаз. Она открыла рот, чтобы закричать, но обнаружила, что может только шипеть…
Она навсегда оказалась привязана к мужу – их обоих превратили в змей, соединённых между собой. По голове на обоих концах.
Связанные вместе навеки.
Вот так появился первый гидроклоп[16].
6
Город Пафос
Едва ребята вышли из пещеры, фея улетела, выдрав у Мельды приличный клок чёрных волос.
– Ай! – крикнула та, потирая голову.
Ход, который вёл в пещеру с этой стороны гор, был таким маленьким, что им пришлось выползать наружу на животе. Тор обнаружил, что ступня уже двигается почти нормально – разве что несколько пальцев не до конца слушались. Энгль оказался прав насчёт сонливости, которую вызывает яд. Тору казалось, что он готов спать до тех пор, пока не закончится линия его жизни.
Они лежали несколько минут в тишине, глядя на солнце, которое, казалось, светило куда ярче, чем раньше. Город находился вдалеке, за совершенно плоской равниной.
Энгль было задремал, но Мельда тут же толкнула его ногой.
– Мы не будем спать, – сказала она, поднимаясь. – Идём. Надо найти всезнающего, пока не наступила ночь.
Город Пафос был искусственно разноцветным местом. В отличие от их деревни, которая могла похвастаться деревьями с листьями всех цветов радуги, морем сине́е, чем си́нее, и животными с цветным мехом, в городе вообще не было никакой природы – его полностью построили из камня, а жили в нём люди, носившие крашеную одежду и украшения из драгоценных камней.
Город отличался невероятной роскошью. Вместо того чтобы просто пользоваться эмблемами для поддержки жизни общества, жители Пафоса получали доход от своих даров, и из-за этого общественное положение жителей полностью зависело от редкости и полезности их эмблем. Экономика Пафоса была едва ли не единственной темой, которой Тор по-настоящему уделял внимание во время учёбы – и то в основном потому, что проходили её примерно в то же время, когда Энгль увидел на рынке в этом городе замороженного гнома.
На вершине городской иерархии находилась королева Аурелия, которая родилась с невероятно редким видом лидерской эмблемы – она была кукловодом. Её дар не вдохновлял других следовать за ней, а заставлял их это делать.
Тор слышал рассказы о королеве Аурелии, но ни одному из них нельзя было верить. Слова самих пафосцев трудно было принимать за чистую монету, потому что королева могла заставить их сказать то, что ей захочется. Впрочем, одно он знал точно: она была жестокой правительницей, которой никогда, даже в детстве, не приходилось подчиняться правилам. А на трон она взошла, когда ей было всего тринадцать.
Тем не менее, несмотря на многочисленные слухи об исчезновении приезжих, люди всё равно продолжали стекаться на рынки Пафоса. Базар был полон товаров, зачарованных с помощью эмблем. Они были просто потрясающими: музыкальные шкатулки, которые пели не хуже Розы; ножи, нарезающие лук так же виртуозно, как отец Тора туфли, надев которые владелец мог танцевать, словно учился этому всю жизнь. Энгль вернулся из поездки в Пафос со статуэткой гидроклопа, которая якобы синела при грозящей опасности, хотя проверить, настоящая ли она, было довольно трудно. Подделок тоже было в избытке.
– Жаль, что у меня с собой нет дублонов, – сказал Энгль. – Пригодилась бы ещё одна статуэтка. Моя, по-моему, сломана.
Тор удивлённо поднял брови.
– Энгль, ты вообще хоть раз был в опасности до сегодняшнего дня?
Тот моргнул.
– Если подумать, то нет. – Он засунул руку глубоко в карман и вытащил маленькую статуэтку змеи. – Хотя, пожалуй, это маленькое приключение – замечательная возможность проверить её в деле.
– Ты таскаешь эту штуку с собой повсюду? – спросила Мельда, недовольно сморщив нос.
Энгль пожал плечами.
– Иногда.
Они направились к огромным воротам Пафоса. Ворота были открыты, но у входа стояли несколько стражников, проверявших эмблемы. Тех, у кого были отметки, способные сопротивляться силе королевы, внутрь не пускали.
В груди Тора вдруг пышным цветом расцвело беспокойство. У него теперь вообще нет эмблемы. Только сейчас Тор понял, что он теперь пустышка.
А ещё, конечно, на нём висит проклятие.
В лучшем случае тёмные отметки на запястьях выглядят подозрительно. В худшем же…
Их могут посадить в тюрьму.
Тор направился к стражникам; у него сильно дрожали руки. Мельда изо всех сил пыталась скривить хмурое лицо хоть в какое-то подобие улыбки, а живот Энгля выбрал этот самый момент, чтобы зареветь, как разъярённый великан.
Мельда протянула руку и закатала рукав, но, когда уже настало время проверки, стражник зевнул.
– Иди, – скучающим тоном протянул он, словно просто не мог серьёзно относиться к трём подросткам.
Руки Тора всё ещё дрожали; он пошёл вперёд, не смея произнести ни слова. От стен эхом отражались громкие звуки города. Когда они отошли достаточно далеко, Тор наконец-то расслабил плечи.
– Знаешь, – проговорила Мельда, – я не то чтобы жалуюсь, но королеве надо нанимать стражников получше.
Энгль закатил глаза; Тор порадовался, что Мельда этого не увидела.
Узкая дорога вывела их на огромный внутренний двор, по сравнению с которым главная площадь Эстрели казалась примерно такой же впечатляющей, как чулан для мётел. Все пафосцы носили яркие цвета таких оттенков, каких Тор никогда раньше не видел: светло-пурпурный на толстом пальто маленькой девочки, которое выглядело красивее, чем всё, что Тор когда-либо носил; розовое, как закат, ожерелье на шее у дамы; блестящее золото солнца на ботинках мужчины, сделанных из материала, который, казалось, растает под первым же сильным дождём. Ничего похожего на простые цвета, которые так любили жители Эстрели.
– Вообще гром и молния, а? – спросил Энгль и ухмыльнулся.
– Как по мне, это слишком, – ответила Мельда, сложив руки на груди. В деревне её одежду считали весьма элегантной, кое-кто даже спрашивал, как она может себе её позволить. Тут же она казалась практически оборванкой.
Тор посмотрел на свою одежду и почувствовал себя обычным простолюдином. На какое-то мгновение он даже подумал, что скучает по пурпурным кольцам на запястье. Тем самым кольцам, которые делали его особенным.
Тем самым кольцам, которые никуда не делись с руки Мельды. Тор увидел, как какой-то человек удивлёнными глазами разглядывает её запястье. Кто знает, сколько он – или другие – заплатят хоть за маленькую частичку этой магии? Голос хорошего лидера мог внушить надежду, силу и верность любой толпе.
Мельда быстро одёрнула рукав и спросила:
– А где Энгль?
Тор обернулся и понял, что его друг исчез. Он вздохнул. В городе, где на каждом шагу стоят лотки с едой, за Энглем, похоже, придётся следить куда внимательнее.
Он глубоко вдохнул и почувствовал запах чего-то сладкого и, судя по всему, покрытого глазурью. Они пошли на запах и, конечно же, нашли Энгля, который пытался убедить продавщицу обменять статую гидроклопа на полдюжины пончиков с алмазной пылью.
Та хмуро посмотрела на него.
– Эта штука, может быть, даже и не работает, – сказала она, потом решительно покачала головой: нет.
– Пойдём, – сказал Тор, уводя удручённого друга от лотка.
В рюкзаке у него было немного денег, но сладости здесь были жутко дорогими, а кто знает, что ещё их ждёт впереди, на пути к Ночной Ведьме? Деньги надо оставить на чёрный день.
Мельда внимательно разглядывала карту.
– Миссис Либра сказала нам, что всезнающий из Пафоса – советник королевы. Получается, чтобы найти его, нам надо идти туда.
Она показала прямо наверх – что было бы странно, если бы там на самом деле не было здания. Город Пафос был построен в виде спирального конуса, похожего на раковину рака-отшельника. Остриём конуса служил дворец – закрученная башня, которая напомнила Тору нарвала[17].
Башня была далеко вверху. Слишком далеко вверху.
Чтобы попасть туда, похоже, надо было долго-долго подниматься по спиральным городским дорогам. Путь на вершину наверняка занимал не один час.
Как и внутренний двор, спиральная дорога на вершину была уставлена лотками, на которых продавалось что угодно – от супержвачки до зачарованных ламп, которые зажигались каждый раз, когда в комнату входил определённый человек. Энгль умудрялся останавливаться почти у каждого лотка и спрашивать «Сколько стоит?», хотя в кармане у него не было ни дублона.
Вскоре даже Тору уже трудно оказалось сосредоточиться на том, зачем они вообще сюда пришли. На рынке просто невозможно было не отвлечься. Он замечал всё новые безделушки, которые очень понравились бы Розе: маленькую бумажную птичку, которую зачаровали так, что она пела песни; кисть, которая рисовала картины прямо из воображения владельца.