Читать онлайн Куколка Джой из Рода Кью III. Обнаженная маха бесплатно

«К Элизе»

Людвиг Ван Бетховен

– Добрый вечер.

В голосе позвонившей ему женщины звучало и напряжение, и сомнение, и… надежда. Ник, прищурившись, попытался посмотреть сквозь наполнявшую стакан жидкость. Нннн взгляд не фокусировался… дробился…

– Приве-е-е-т…

Давно не звонили ему женщины… И с такими интеллигентными интонациями в голосе…

– Я Джил. Вы меня не знаете…

Если бы стакан был из тонкого стекла… Он наверняка раздавил бы его… Ник наблюдал, как стакан, расплёскивая жидкость, медленно падает из его перекрученных внезапной судорогой пальцев.

– Пожалуйста, не кладите трубку. Это очень важно.

Женщина где-то там – далеко? близко? – поняла, почувствовала состояние Ника.

– Это жизненно важно…

Расплылась, пульсируя туманом, комната… И вновь «собралась» яснее ясного – до мельчайших подробностей – в то утро.

Ник проснулся. Как будто его кто-то толкнул. Как будто зазвучал тревожный звук набата. Что бы такое могло случиться? Не хотелось «вылезать» из лёгкого, прекрасно-восхитительного состояния. Никогда – слово-то какое! – не было так… Нежность, благодарность, желание жить, любить эту женщину… Да где же она? Протяни руку – и она вот тут, рядом. Желанная, необыкновенная. Просыпайся, жалко терять время! Под ищущей, зовущей рукой – пустота?! Ник окончательно проснулся. Нет, это не сон! Джой исчезла?! Что за ерунда?! Может быть, ему приснилось, что она была? Была здесь? С ним? В эту ночь? Почему, к чему эти несуразные мысли?! Вот постель, хранящая её аромат. Отцовский стакан, из которого она пила. Вот… Ник оглянулся. Что ещё?.. Она сидела здесь, в этом дедовом кресле. Смотрела на картину. Конечно! Она была здесь! Его тело, его душа. Да нет, что, откуда эти мысли… Вчера вечером, до того как… Даже если захотеть, такое забыть невозможно. Ник невольно улыбнулся. И заставил себя не думать… Плоть взрывалась огнём лишь от воспоминаний. Да, вчера вечером Джой сказала, что поедет за своими вещами! Конечно! Они решили! Они будут вместе. Прекрасное, необыкновенное слово «вместе»! Вместе всегда, везде и навсегда! С чего же он решил, что Джой и всё-всё ему приснилось. Каким идиотом он иногда бывает! Опираясь на палку, Ник допрыгал до оборудованной под кухню части студии. Проверил запасы в холодильнике. Хватит ли еды на сегодня? Что – на завтра… Ник вспомнил, как заказывал деликатесы в тот, первый раз. Когда ждал Джой в гости. А ведь он так и не знает, что она любит. Нет, что и как любит его ненаглядная, он немного самоуверенно, но знает. А вот что Джой предпочитает из еды, напитков? В конце концов, это не проблема. Она вернётся, и он всё закажет. Всё, что Джил захочется. А вот порядок надо бы навести. Ник критическим взглядом окинул своё холостяцкое жилище. Он вызовет уборщицу. Милая женщина. Она всегда приходит по первой просьбе. Но сегодня… Наверное, не стоит. Он не знает, не уверен, хочет ли Джой сейчас афишировать их отношения. В её так называемом бизнесе есть свои правила. Да и потом, он не хочет, чтобы чужие руки касались того, к чему прикасалась Джой. Так вот! Ник посмотрел на смятые простыни, подушку – её подушку. Ты становишься сентиментальной размазнёй! Обозвал себя Ник. Но всё-таки «доскакал» до постели и набросил покрывало на зовущие дотронуться до себя простыни. И потянулся странный день. Выпавший из времени день. Ник не находил себе места и не знал, чем себя занять. Необъяснимое, ничем, на первый взгляд, не спровоцированное беспокойство, неизвестность и невозможность что-то выяснить пожирали его. Как неприкаянный бродил, хромал Ник по своей огромной пустой гулкой студии. Номера телефона Джой у него не было. Те несколько звонков, которые за всё время – их время – Ник получил от неё, были сделаны с «неопределяемого» номера. Какого-то другого способа связаться с Джой и «не подвести» куколку Ник не мог придумать. «Она вот-вот придёт, вернётся, позвонит», – успокаивал он себя весь день. Если бы с Джой что-то случилось, что-то плохое, я бы обязательно узнал. Узнали бы все. В конце концов Ник включил телевизор. Нет – ни на одном канале, ни в одной передаче – ничего о Джой. Ни хорошего, ни плохого. Связаться с Джил? С Филлом? С Томасом? К середине ночи варианты один фантастичнее, неприемлемее другого замелькали, сменяя друг друга в воспалённом мозгу Ника. Под утро, истерзанный переживаниями, голодом, бессонной ночью, он «отключился». Нет, не задремал – именно отключился! Но в бездонной тьме неподдающегося внятному описанию состояния Ник различал – и оно становилось всё ближе и ближе – лицо Джой! Её глаза. Улыбка.

Настойчивый, навязчивый, резкий звук вызова вернул Ника из блаженной тьмы, оторвал от сияющих любовью глаз. Наступило утро второго дня без Джой. Ник обнимал её подушку. Настойчиво звонил телефон. Су! Всего лишь – Су! Хотя… Ник знал, непонятно почему был уверен в том, что Джой не позвонит. Но… вдруг? Массажист поинтересовался, как у Ника дела. Как он себя чувствует. И в ответ на заверения, что всё хорошо и отлично, всё-таки предложил сеанс массажа. «Возможно, Ник хотел бы…» Что ж, учитывая, что он ничего, совершенно ничего не хочет и не понимает, что он может теперь хотеть и о чём думать… «Это было бы совсем не плохо», – согласился Ник. Он не помнил, договаривались ли они с Су о дне и времени сеанса. Это, впрочем, не имело никакого значения. Если Ник не помнил, что и когда он ел, и ел ли вообще, то какая разница, когда придёт какой-то массажист! Лицо Су появилось на экране звонка, наверное… нет – Ник помнит точно – к вечеру того же дня.

– Заходите.

Ник допрыгал, куда-то задевал палку, до голосового замка.

– Вижу, вы неплохо передвигаетесь без дополнительной опоры, – констатировал Ли, обратив внимание на то, что Ник стоит перед ним без палки.

– Возможно, – некстати согласился Ник.

– Проходите.

Он изо всех сил пытался быть приветливым.

– Не могу ли я попросить чаю? – спросил Су.

Неожиданно: Су никогда ничего подобного не просил – он вообще никогда ничего не просил, более того, всегда отказывался от любых предложений.

– С Вашего позволения я приготовлю сам. Вам ещё противопоказаны дополнительные нагрузки.

В сумке Су, она казалась бездонной, нашлась даже портативная спиртовка. Пока Су «колдовал» над почти бесцветным напитком, Ник, пристроившись на краешке кухонного табурета, пытался привести хоть в какой-то порядок мысли и чувства. Неужели он настолько потерял над собой контроль, что даже голос его выдаёт? Не просто же так Ли, нарушая свой чёткий распорядок, приехал к нему. И ни с того ни с сего занялся приготовлением чая. Это странное чаепитие – они практически в полном молчании выпили по малюсенькой, размером с чашечку детского игрушечного сервиза, пиале ароматной жидкости – принесло Нику почти наркотическое расслабление. Душевное напряжение, сковывавшее не только мысли, но и тело, уменьшилось, отступило. А уж после массажа Ник почувствовал себя совершенно обновлённым: получившее энергию тело помогало сознанию справиться с ситуацией.

– Не вставайте. Я сам закрою.

Остановил Су пытавшегося подняться – он делал массаж на полу – Ника. Утомлённый – дикое напряжение, вызванное волнением и ещё не пойми чем, сменилось полной апатией – Ник лишь благодарно махнул рукой.

На следующее утро – третий день без Джой – он запретил себе так отсчитывать время, но не скоро смог избавиться от этой «привычки» – Ник проснулся бодрым и относительно здоровым. Главное – он помнил, почему заснул на полу, на большой перевёрнутой вниз мехом шкуре, и проснулся без панических атак воспоминаний, волнений о Джой. Джой… прекрасная, замечательная женщина. Такой у него никогда не было. И, право, никогда не будет. Но это не повод психовать, впадать в непроглядное отчаяние и прочие истеричные штучки. Несомненно, она жива и здорова. Вернулась в свой великолепный дом. Они не обсуждали дом Джой. Но у такой, как она, дом должен быть роскошным. Сравнила с его холостяцкой студией, «взвесила» всё, все «за» и «против». «За» – великолепный секс. Хотя у Джой могло быть такое и с кем-то другим. Всё остальное – «против». И это её право сделать свой выбор. Кто он для Джой?! Случайный человек, случайный мужчина, одноразовый партнёр. Почему он мог оставлять, менять своих подружек, а она?.. Джой тоже имеет право жить так, как ей нравится! Кто-кто, а она – такая, как Джой… Крутой кипяток! Ник хотел заварить чай… но… вспомнил… всю Джой… Этот ожог на тыльной стороне кисти … надолго отобьёт у него охоту «заваривать чай»! Не страшно, есть множество других напитков: пиво, водка, коньяк, джин, текила… На его век хватит. И главное – не обожжёшься! Ник заставил себя побриться, поесть. Позвонил на кафедру. Он сможет выйти на работу хоть завтра, – сообщил непритворно обрадовавшейся этому секретарше. Каким-то образом он «заполнил» первую половину дня. А дальше? Что он будет делать дальше? Но я ведь как-то жил. Вот именно – как-то. Что мешает продолжить… Засветившийся экран принёс разочарование и раздражение. Он всё-таки подспудно ожидал хоть каких-то новостей о Джой! А это… «Нет меня дома!» – понимая, что мостит себе дорогу в никуда, отчеканил Ник.

«Надо поаккуратнее с выпивкой. Пить одному – разврат! Нехороший симптом! Опасная привычка!» – предостерёг себя Ник, с трудом добравшись до постели. Полбутылки водки – просто так, по случаю – давали о себе знать. Наутро – четвёртый день без Джой! Пропади она пропадом! – через страшную головную боль и тяжёлое похмелье Ник поехал на работу. Отказаться было невозможно. Он сам сказал: «Хоть завтра». Ехать на работу Ник решил на машине, которую по его просьбе взял напрокат Ли. Внедорожник был оплачен на две недели, и Ник мог ещё несколько дней им пользоваться. Решение было странным: внедорожник – в городе? Что за «выпендрёж»? Что я, мальчишка, перед кем-то красоваться? Но, как оказалось, – верным. Это Ник почувствовал сразу. Как только вышел из квартиры. Он был без палки. Искать её как-то не хотелось, и не полностью «восстановленная» нога тут же «напомнила» о себе. Возвращаться на поиски палки Ник не стал. И так слишком много времени ушло на всё это: умывание, бритьё, поиски чистой одежды. Не мог он позволить себе появиться на кафедре в «растерзанном» виде. Положение, должность, уважение к окружающим, наконец, обязывали Ника «соответствовать». Внедорожник-полуавтомат позволил ему не напрягать больную ногу. Ник ехал, не обращая внимания на суетящиеся вокруг легковушки. В его теперешнем состоянии… Кабина машины была словно пропитана ароматом Джой…От этого мутилось, туманилось сознание… Моментами казалось, что… вот – его колено касается шелковистой кожи её колена… «Главное – необходимо благополучно доехать до работы!» – Ник гнал от себя наваждение. Каким-то чудом, на его послепохмельное счастье, за всю дорогу он не встретил ни единого стража порядка – без аварий и происшествий Ник добрался до въезда в подземный гараж. Здесь возникло совершенно непредвиденное, «глупое» затруднение. Ник не подумал – да и кто бы в его состоянии вспомнил об этом, – что в охране за ним «записана» совершенно другая машина. Неизвестный, незаявленный внедорожник, даже и с сидящим в кабине хорошо знакомым «сотрудником», никто пропускать не собирался. «Работа у них такая. Выполнять. От А до Я», – объяснил вызванный к разъярённому Нику начальник охраны. Пришлось «подключать» к решению этой раздражающей «ерунды» зам. директора по хозяйственной части, потом и самого директора. Писать объяснительную, унижаться, согласовывать и благодарить. Наконец временное разрешение было получено. Оставалось только надеяться, что когда Ник в следующий раз приедет на своей постоянной машине, ему позволят въехать в гараж без столь длительной и выматывающей, совершенно, на его взгляд, излишней процедуры. Вся эта занявшая несколько часов история хоть и «вывела Ника из себя», но заставила отвлечься от навязчивых мыслей, смазала остроту ядовитых, горьких чувств. Злой, но вернувшийся к действительности, припадая на больную ногу, он в конце концов появился на кафедре. Здесь Нику обрадовались. Тому ли, что можно «закрыть окна» в расписании, или вернулся партнёр для партии в бильярд, или приятный мужчина, умеющий вовремя делать комплименты стремительно стареющим одиноким сотрудницам – неважно, насколько искренне. Ему, к собственному удивлению, это было приятно. Ник провёл несколько внеплановых консультаций и одно собеседование, вычитал и утвердил гранки большой статьи в межведомственный, околонаучный журнал, пообедал во «внутреннем» кафе – этого он раньше никогда не делал и впредь ни при каких условиях не будет делать, – выслушал множество «дельных» советов и рекомендаций по дальнейшей реабилитации сломанной ноги и вновь вернулся на кафедру. Так интенсивно он давно уже не работал. К тому же болела, ныла и становилась всё «тяжелее» недолеченная нога. Но Ник не спешил уходить. Сотрудники с удовольствием сваливали на него часть своей работы. А Ник, отдавая себе в этом отчёт, просто-напросто не хотел, боялся возвращаться домой. В гулкую, пустую студию. В воспоминания, чувства, переживания. Но уйти всё-таки пришлось. Как ни искал, Ник не смог найти достойного повода остаться на кафедре до поздней ночи. По практически пустым улицам внедорожник слишком быстро довёз его домой. Пустая студия с разбросанными вещами, грязными чашками и стаканами в раковине… Что может быть печальнее и… отвратительнее. Надо было бы убрать. Но у Ника не осталось сил. Ни душевных, ни физических. Быстро, сразу же, пока волна апатии и трусливого безразличия не захлестнула его, Ник позвонил женщине, которая обычно убирала его студию. Встревоженная столь поздним звонком, но из сбивчивых извинений Ника поняв, что ничего ужасного не случилось, женщина согласилась прийти для уборки уже завтра. Что ещё? Чем ещё он может занять себя? Как убить этот длинный, мрачный вечер! Ещё утром, нет, ещё вчера утром он дал себе слово не думать о Джой. Может быть, её на самом деле не существовало? Не было такой Джой в его жизни! Ведь никто из тех, кто знает Ника, никогда не видели их вместе! Никому он не рассказывал, даже не намекал, о девушке с фиалковыми глазами. Как никому? А Томас? Ли? Томас. Это он через её агента, Филла, пригласил Джой на приватную вечеринку в студии Ника. После этого Ник с Томасом не виделись. Они даже не созванивались. Вернее, это Ник не удосужился поблагодарить Томаса за услугу. Это нехорошо. Как за соломинку – предлог позвонить Томасу – ухватился Ник.

– А, это Вы, дружище.

В голосе Томаса преобладало плохо скрытое удивление.

– У Вас всё в порядке? Как себя чувствуете? Продолжаете прожигать жизнь?

– Ох, простите!!!

Только сейчас Ник обратил внимание на время. В такой поздний час приличные люди не звонят шапочным знакомым. Не беспокоят без веских на то причин.

– Ещё раз простите меня!

Ник чувствовал себя… отвратительно!

– Поздно освободился. Много последнее время работал, – начал оправдываться он.

– А поблагодарить я Вас так тогда и не поблагодарил.

– Не казните себя. Я – сова-полуночник. Всё нормально. И благодарность бы принял, но, как понимаю, не за что особо и благодарить меня. Вы-то успели хотя бы познакомиться с нашей куколкой? Говорят, она практически сразу ушла.

Перед глазами Ника так явственно возникло воспоминание – сладко спящая в глубоком вольтеровском кресле Джой, – что он тут же, на всякий случай, повернул к себе пустое, увы, кресло.

– Во всяком случае этот её альфонс, Филл, был очень недоволен. Нигде не мог найти свою «повелительницу», – с нотками скрытого злорадства добавил Томас.

– Да, да, – отделался ничего незначащими междометиями Ник.

– А как Ваши дела? Передача? Что-то продвигается?

Нику пришлось долго и с подробностями – и в самом деле «сова» – выслушивать пересыпанный шутками и прибаутками наверняка (только в другое время) остроумный рассказ Томаса о его проектах и планах. Распрощались они, вернее Томас закончил свой монолог, уже под утро.

– Вот так с нами, одинокими мужиками, связываться, – подвёл черту Томас, посмотрев, видимо, на часы.

– Было очень интересно, – заставил себя быть вежливым Ник. Томас не просил звонить, отрывать его от дел. Ты это сделал добровольно.

– До встречи. Желаю успехов, – попрощался Ник, всю ночь старавшийся не уснуть и поддержать неинтересный, неважный для него разговор.

Значит, Томас ничего не знает. Ни о чём не догадывается. Да и почему тот же Томас может подумать, что Ника и Джой, куколку Джой, может что-то связывать! Ник внимательно следил за поднимающейся в турке пенной шапкой кофе. Поспать ему не удастся. Сам же вчера назначил несколько ранних утренних встреч. Отсюда следует два вывода. Первый: не звони в неурочное время малознакомым людям. И главнее – Ник не знал, хорошо это или плохо, – Томас не поможет «удостовериться», был ли знаком Ник с Джой!!! Или… или… Я должен остановиться! Невозможно сомневаться в себе! В своих чувствах! В своей жизни! Ник выпил кофе. Встал под контрастный душ. Ещё раз придирчиво, словно наёмный сыщик, осмотрел студию. Вместе с платой за работу, на всякий случай, оставил уборщице записку. В ней Ник просил «не трогать постель» и, если найдётся «что-то необычное», не выбрасывать. Оставить. До его возвращения.

В это утро по дороге на работу Ник со всей полнотой смог оценить ту степень опасности, которой подвергал и себя, и остальных в безумное утро своего похмельного вождения. «Какие бы проблемы у меня ни были, рисковать жизнями других людей я не имею никакого права», – резонно решил Ник. Он вернёт внедорожник. Вернёт раньше срока по договору. С ногой у Ника гораздо лучше. И эта машина-автомат ему больше не нужна. Брал-то он её не из-за ноги! Но… это не имеет никакого значения. Теперь.

Ник уже въезжал в подземный гараж. На этот раз – без приключений. Прикреплённый к ветровому стеклу временный пропуск сыграл свою роль. Невольно – почему он не обратил на это внимания раньше – глаза Ника задержались на «навигаторе». Обычно в своей машине он не пользовался этим умным приспособлением. Но в путешествии с Джой к океану навигатор работал вовсю! Что Ник знает об этом устройстве? Практически ничего. Он, как говорится, тупой пользователь. А есть ли у навигатора опция запоминания? Мог ли навигатор внедорожника «записать» маршрут их с Джой путешествия? Ник ещё не был твёрдо уверен… Но раз идея возникла – почему бы и не попробовать? После нескольких не совсем удачных попыток он нашёл нужную комбинацию кнопок, и навигатор поэтапно, сопровождая маршрут голосовыми комментариями, показал всю дорогу от дома Ника до рыбацкого посёлка Хома. Внезапное, но вполне логичное решение и твёрдое намерение воплотить его в жизнь не покидали Ника весь день. Не может быть, чтобы нигде, совершенно нигде не осталось следов их совместного с Джой путешествия! На всё про всё ему хватит трёх дней. Нигде останавливаться, задерживаться Ник не намерен. Значит, два ближайших выходных дня и первый рабочий. Это не должно отразиться на его рабочем расписании. Ещё раз ввергать коллег в цейтнот права Ник не имел. А потерять работу он позволить себе не может. В «Соснах» никого не интересует, кто и как оплачивает спокойное существование матери. Вечер этого дня прошёл для Ника гораздо спокойнее. Хотя он не удержался и включил этот проклятый экран с картинками. «Я только проверю. Не может быть, чтобы она где-то не засветилась», – не желая анализировать свои побуждения, оправдывался перед самим собой Ник. Но и сегодня ни по какой программе, ни в одной модной тусовке, ни на каком бомбическом мероприятии не мелькнуло её милое личико. Никто и нигде даже не упомянул её имя. Тебе до этого нет и не может быть никакого дела! Прекрати вести себя как институтка. Откуда, интересно, взялась эта «институтка»?! Даже если, что очень сомнительно, между вами что-то и было, вы оба взрослые, независимые люди. Забудь! Оно того не стоит. Но всё равно чтобы как-то заглушить горечь и боль, возникающие в его душе, сердце лишь от намёка воспоминаний о Джой, Нику пришлось здорово напиться. Это не дело. На следующее утро вновь раскалывалась голова, почему-то разболелась нога. Ник налитыми кровью глазами рассматривал значительно уменьшившиеся запасы спиртного. Хорошо хоть уборщица выбросила батарею пустых бутылок и помыла посуду. Ещё вчера вечером, вернувшись домой, Ник отметил чистоту и порядок в квартире. Кроме того, на его же записке убиравшая женщина приписала, что ничего необычного в студии она не нашла. Это было вчера вечером, когда Ник только-только вернулся с работы. А сегодня утром – разбросанная одежда, полная грязной посуды раковина. Ник открыл холодильник – почти пуст! Не мог же он всё съесть за один вечер? А выпить столько – мог! Выпить? Да… А вот съесть – нет! Вряд ли… Мешок для мусора, набитый продуктами, валялся у входной двери. Это он сам выбросил всю еду. Еду, которую они с Джой брали в дорогу и не успели съесть. И не помнит когда, как и почему это сделал!!! Нет! Так дальше продолжаться не может! Не должно! Он съездит сейчас в селение Хома. Вернётся. И, что бы и как бы ни было, забудет всю эту историю. Вновь заживёт своей, только своей жизнью. Ник бросил в дорожную сумку краюху хлеба, набрал в стальную фляжку воды из-под крана. Нашёл две коробки каких-то консервов. На дорогу ему хватит. Да больше и брать-то было нечего. Заезжать сейчас за продуктами, терять время не хотелось. Когда вернётся – заново забьёт холодильник. Вроде бы всё. Ник почти закрыл за собой дверь. Зазвенел вызов, и на экране возникло лицо Ли.

– Вы дома, Ник?

– Да.

– Ох, как не вовремя!

– Но я почти ушёл.

– Можно подождать Вас внизу?

– Конечно, Ли. Я сейчас.

Ник собирался напрямую спуститься в гараж. Но сейчас он вышел из лифта на «гостевом» этаже.

– Я должен был предупредить о своём визите, – поздоровавшись, извинился Ли.

– Но возникла незапланированная необходимость уехать сегодня вечером. Я подумал, не сможете ли Вы вернуть машину сейчас?

У Ника была возможность – случай посылал ему эту возможность – отказаться от поездки. Или… или придётся что-то объяснять Ли. Ник внутренне сосредоточился. Очень непросто скрыть что-либо от Ли…

– Не мог бы я продлить съём машины? Уже на моё имя? Я прямо сейчас собрался ехать. Искать другой внедорожник. Вы сами знаете, насколько непросто срочно найти что-либо стоящее. А отменить поездку – не смогу. Слишком сложно, – не покривил душой Ник.

На бесстрастном лице Су не дрогнул ни один мускул.

– Жаль, что возникла эта ситуация. Могли бы всё устроить наилучшим образом.

– Бывают незапланированные ситуации.

Как будто от этого, этой непонятной поездки, зависело всё его будущее. Ник удивился, ужаснулся и своему просительному тону, и состоянию. Неужели для него это до такой степени важно? Су тем временем нашёл нужный номер. Объяснил кому-то сегодняшнее состояние дел.

– Клиент желает продлить съём на… На сколько дней? – обратившись к Нику, уточнил Су.

Внедорожник изначально надо было вернуть в первый рабочий день утром. Так Ник и собирался, планировал по крайней мере, сделать. А сейчас, если всё равно доплачивать…

– Пусть будет плюс два дня.

– Ещё на два дня, – передал кому-то Су.

– Они говорят, что придётся платить неустойку следующему клиенту.

– Сколько?

Су назвал сумму. Столько же Ник внёс за две первые недели эксплуатации внедорожника.

– За два дня? Хорошо.

Ник прикинул свои финансовые возможности. Денег на оплату «Сосен» хватит. Его сумасбродство не должно отразиться на благополучии матери. А для себя он заработает. В крайнем случае есть Дом призрения. Вернётся к ночным дежурствам.

– Как и когда платить?

– Клиент согласен, – сообщил своему собеседнику Су и распрощался.

– Поезжайте. Устраивайте свои дела. Когда вернётесь, сообщите. Рассчитаемся.

– Как же?

– Не беспокойтесь. Мне там доверяют. Удачи!

Су учтиво поклонился. Об этом странном, неожиданном визите Су Ник подумает потом. Сейчас необходимо поспешить. Спускаться по обсыпающемуся под колёсами серпантину заброшенной дороги в темноте Нику совсем не хотелось. Каким чудом тогда, в первый раз, они с Джой не разбились! Все размышления, сомнения и воспоминания – в сторону. Он должен ехать как можно осторожнее. Но быстро! Ник дал себе слово. Но как же непросто было, сидя в кабине, в которой витал шлейф её аромата, проезжая по местам, которыми она любовалась, не думать, не вспоминать, не чувствовать Джой! К «счастью» Ника, загруженная до предела дорога, жёсткий, временами опасный трафик требовали его неустанного внимания. Лавируя среди бесконечного потока, нигде не останавливаясь, Ник, как и рассчитывал, достаточно быстро добрался до нужного съезда на менее загруженную, но и менее качественную дорогу. Навигатор – спасибо тому, кто додумался создать подобную штуковину – значительно облегчал задачу Ника. Но, как ни спешил Ник, езда по просёлочной, давно не ремонтированной дороге заняла слишком много времени. И к спуску, началу серпантина, ведущего к селению Хома, он подъехал в начинающих густеть сумерках. Умнее, благоразумнее было бы остаться здесь, около кромки более ни менее «приличной» дороги. Но о каком благоразумии, осторожности может думать человек, затеявший подобную поездку. Конечно, Ник начал спуск. Тогда, с Джой, его снедало ужасное беспокойство. Страх, что с ними, что с Джой может что-то случиться. В этот раз Ник вёл тяжёлый внедорожник уверенно и спокойно. Тот случай, который свёл его с Джой, который повторно ведёт его сюда, решит, в конце концов, судьбу Ника. В конце серпантина, на дне «чаши» сказочными замками темнеющих на фоне бархатного неба, гор, было совсем темно. Одинокое светлое оконце – Ник вспомнил вышедшего тогда к нему старика старожила – бросало жёлтые размытые блики на покрытую выщербленными плитами пустынную неровную площадку. Вот на мгновение стало темно. Светлый прямоугольник осветил фигуру мощного старика. Он стоял на пороге отворившейся двери с тускло мерцающим старинным корабельным фонарём в руке. Не дожидаясь, пока старик подойдёт к нему, Ник вышел из машины.

– Вы меня помните? – поздоровавшись, спросил он. – Я был здесь не так давно.

– Как же.

Старик из-под кустистых бровей всмотрелся в Ника.

– Ты и тогда завонял всё здесь своей тарахтелкой. Зачем вернулся? Позабыл что?

– Да, – ухватился за этот вопрос-версию Ник. – Забыл. Там, в хижине. На берегу.

– Вот, значит, как – забыл.

Старик надолго замолчал. Ник решил уже, что может уйти.

– Только вряд ли что найдёшь. Хом вернулся. Такой… Вроде тихий. На себя не похож. Ты бы того, не ходил… на ночь глядя.

Вот оно что! Отпустили Хома! Того старика. Почему? Когда они с Джой навещали его в Доме призрения, Хом не казался адекватным. Почему же его выписали? Разрешили даже вернуться домой?

– Вот как? Хом – хозяин – вернулся? Интересно будет познакомиться с ним, – заторопился, прощаясь, Ник.

– Смотри, как бы боком тебе «интерес» не вылез.

Густая тень старика как будто пожала огромными плечами, и он, тяжело ступая, ушёл в дом. Снова стало тихо, пустынно и… светло. Низко упавшие огромные звёзды освещали всё холодным, беспощадным светом. Только угольно-чёрное и сверкающе светлое. Между этими двумя «состояниями» Ник не находил, как определить эти перемежающиеся участки света/тени. Осторожно выбирая дорогу, он добрался до хижины Хома. Даже при скудном освещении мерцающих звёзд было заметно, что в хижине живут. Одно подслеповатое оконце чем-то прикрыто. Похоже на картон. Второе – занавешено ветхой тряпицей. Ник осторожно – костяшками пальцев – постучал по притолоке приставленной изнутри двери. Внутри кто-то, стараясь не шуметь, затушил пробивающийся сквозь щели источник слабого света.

– Хом, – как можно спокойнее и приветливее позвал Ник. – Прошу извинить меня за поздний визит. Мне сказали, что Вы дома.

– Кто ты? Зачем? – хорошо знакомый Нику хриплый, но с «живыми» интонациями голос отозвался из-за хлипкой двери.

– Меня зовут Ник. Я случайно забрёл, заблудился. А тут – ночь, – импровизировал Ник. – Мне бы переждать. Да я заплачу.

«Ему, должно быть, нужны деньги. Точно, его выписали, а от дома ничего не осталось», – верно предположил Ник.

– Ладно. Раз не боишься, заходи.

Изнутри чуть сдвинули дверь. «Сейчас протиснусь, а он меня – по голове хрясь! Никому я бы не посоветовал доверять человеку, побывавшему в одиночной палате в Доме призрения!» – подумал Ник и бочком, задевая давно не штукатуренную стену и неровный край скорёженной двери, пролез в жилище Хома. Всё здесь было почти так, как они, уходя, оставили с Джой. Тот же колченогий стол, узкая койка-лежанка, убогая посуда… Почти… Но не так… Чуть сзади сбоку Ник чувствовал пристальный взгляд, глубокое сдерживаемое дыхание… Хом напуган, обескуражен, тревожен. Он опасен. Одно неловкое движение, и я точно получу по голове. Не оборачиваясь – Хом должен понять и поверить, что я не опасен, – Ник сделал несколько шагов к столу и, не дожидаясь приглашения, уселся на единственный табурет. Теперь, чуть повернувшись, он может лучше рассмотреть Хома. Худой, одетый «по-городскому», что совершенно не вязалось ни со всей обстановкой, ни с самим человеком, старик, сжимая в обеих руках совершенно несуразную палку, с тревогой и недоумением смотрел на нежданного ночного гостя.

– Меня зовут Ник. Я хочу заплатить Вам за ночлег. Этого хватит?

Под настороженным взглядом Хома – тот ни на миг не выпускал из внимания руки Ника – Ник достал из кармана кошелёк, из него – несколько случайно завалявшихся монет.

– Я знаю, этого мало. Но когда вернусь домой, пришлю Вам ещё. Пришлю всё, что скажете. Напишите список. Идёт?

Понял ли его Хом? Понял ли, о чём попросил Ник? Зажёгшиеся в глубоко посаженных сумрачных глазах огоньки красноречиво свидетельствовали о вменяемости старика. Тот Хом, из Дома призрения, которого знал и даже изучал Ник, никогда не повёлся бы на деньги.

– Так как? Разрешишь переночевать?

– Чего уж.

Хом похромал к столу. Костлявая, но совсем не похожая на птичью лапу кисть сгребла монеты.

– Только не балуй. У меня строго!

Хом погрозил Нику дубинкой. Всё так же не выпуская из одной руки палку, другой он выхватил несколько ветхих тряпок из вороха наваленных на лежанке вещей.

– На вот. Ложись где хочешь.

Ник поблагодарил и вышел из хижины. Конечно, он не станет ночевать в одном помещении с этим стариком. И ложиться на эту ветошь, конечно, не будет. Так, посидит снаружи. Подремлет до утра. А потом… Где-то за грядой валунов слышалась большая вода. Шуршали волны, накатываясь на берег, наталкиваясь на прибрежные скалы, как будто лаская, поглаживая друг друга. Ворчали, вздыхая, чуть ворочаясь под ударами волн, поросшие с одной стороны влажным мхом крупные валуны, весело тёрлась, скользя и постукивая, галька. Ник просто сидел. Просто дышал. Просто слушал. Напряжение и суетливая нервозность, неопределённость чувств и ощущений последних дней оставили его. Не существовало такого человека – Ника. Он растворился, слился с огромным дышащим покоем и свежестью миром. Издалека вместе с приближающимся рассветом начали всё явственнее слышаться и другие шумы и звуки. Прятались, искали пристанище ночные птицы и животные. Им на смену всё звонче, всё увереннее звучали голоса дневных обитателей бесконечной величественной системы. Ник проснулся под чьим-то пристальным взглядом. Сразу. И чётко определил себя Ником. На него смотрел Хом. Старик не стеснялся и в упор разглядывал приблудного чудака.

– Слышь, парень, вроде видел тебя где… – вместо приветствия с сомнением покачал головой Хом.

– Доброе утро, – поднялся ему навстречу Ник. Зря он просидел всю ночь. От неудобной позы, видимо, разболелась нога.

– Вряд ли. Я-то из города. А Вы – здешний.

Хом должен сам захотеть рассказать хоть что-то о себе. Если помнит, конечно.

– Здешний. Да. Наплели небось, что нигде, мол, Хом не бывает, деревенщина. А я то…

Хом отмахнулся от попытки Ника объяснить, что никто ничего ему про Хома не говорил.

– Я-то в самом главном Городе был! Так-то! Недавно вернулся! А здесь! Дел-то…

– А что Вы в Городе делали? Где были? – не выдержал, поспешил и всё испортил Ник.

– Что делал? Что делал! А не твоего ума дело! Некогда мне. Пойду. Будешь уходить – дверь-то приставь.

– А собрались Вы куда? – сделал вид, что не понял намёк Хома Ник. – Я тут к бухте хотел добраться. Говорят, очень красиво там. Далеко это?

– Навязался на мою голову. Пошли, покажу. Там я сети держу. Ежели захочешь другое место – иди сам. – прервав молчание, обернулся Хом к идущему за ним Нику.

– Да нет. Вроде про это место рассказывали.

– Ладно. Как знаешь.

Вслед за Хомом Ник вошёл в объятия розово-мерцающей бухточки. Боль узнавания наотмашь – разве воспоминания могут причинять такую боль – ударила с новой силой. Ещё острее, ужаснее, чем в хижине. Всё те же неподдающиеся рациональному пониманию красота и покой. Единство – невозможное по гармонии и цельности цвета и ощущений – единство неба, воды, камней. И… без неё! Без Джой! Вынули, выбросили что-то… Тот самый «замковый» камень – и рушится, осыпается то, что никогда, ни при каких условиях не могло бы, не имело права исчезнуть. Органично-целое и единое распалось на куски, сегменты. Прекрасные, необыкновенные… но всего лишь сегменты. Утратилась гармония единства и целостности. Пока Ник, не решаясь, сомневался, стоит ли ему и дальше оставаться тут, в том, что здесь с ним была Джой, он уже не сомневался. Хом начал возиться с разбросанными по покрытому галькой берегу сетями. Старик ловко складывал в ему одному известном порядке крупные и мелкие ячейки, скручивал, а потом вновь растягивал между воткнутыми в гальку палками полотна-сети. Человек был всецело занят, поглощён привычным, спокойным, ясным и понятным делом. Ник невольно залюбовался неспешной работой мастера. И снова, как и ночью, горечь и обида, неприятие, непонимание всего с ним происходящего улеглись, отошли лёгкой волной. Вот так, в тишине и спокойствии, под редкие крики пикирующих за рыбёшками чаек, мог бы провести… всю жизнь.

Хом изредка поглядывал на странного парня. Сидит. Молчит. Что у него на уме? Нелюдимый и подозрительный по природе, Хом в последнее время перестал вообще доверять кому бы то ни было. А тут – ночью молодой мужик. Сам-то Хом уже не так молод и силён. Ник почувствовал взгляд Хома. Может, надо помочь старику? Но нет. Хом не желал никого подпускать к своим драгоценным сетям.

– Иди, иди. Такие, как ты, и лодку мою спионерили.

Ник не совсем понял значение этого «спионерили».

– Что Хом имел в виду?

– А то, что стащили кормилицу мою.

– Кто же мог? Зачем?

– «Кто? Зачем?» Мало вас таких здесь шастает. Да и свои не побрезгуют.

– Вы уверены, что лодку украли? Может быть, Вы её где-то спрятали и забыли?

Кажется, когда они с Джой… нет, не вспоминать о ней! Просто – видел он какую-то лодку. Споткнулся о неё. Тогда ночью.

– Пошёл ты! Не болен я! Не спятил! Мне бумагу дали! – вот-вот и Хом бросится на Ника с кулаками.

– Успокойтесь, пожалуйста. Не хотел я Вас обидеть!

Ник отступил. Что зря спорить с несчастным стариком. Ник не понаслышке знает, что такое Дома призрения. А уж историю болезни Хома, так получилось, он изучил от корки до корки. Надо просто найти эту лодку. Искал Ник недолго. Да и негде особенно было искать. Они с Джой… Он не может восстановить события той ночи, не вспоминая о ней! Что уж тут поделаешь! Так вот, они с Джой были только здесь, в Сердоликовой бухте и в хижине Хома. Ночью они шли, конечно, наугад. И… где-то здесь… Вот именно – здесь! Среди нагромождения валунов кто-то из них наткнулся, ударился о корпус перевёрнутой вверх дном лодки.

– Идём со мной! Здесь, недалеко!

Нехотя – отстал бы этот прилипала – Хом пошёл за Ником.

Упрятанная среди валунов, чуть в стороне от соединяющей бухту и его халупу тропинки, лодка произвела на Хома ужасное впечатление. Лучше бы украли это несчастное корыто! А так – ясно же, что старик не помнит, когда и как попала сюда лодка. О чём, как не о себе думает бедняга Хом!!! Ник пожалел, что «нашёл» эту старую, рассохшуюся, ни на что больше не годную лодку. Какое там – рыбачить! Выйти в море на такой калоше – опасно для жизни! Но Хом уже примеривался, как поднять, перетащить лодку поближе к воде. Общими усилиями – Ник немедленно бросился помогать – они подняли и осторожно, балансируя по осклизлым валунам, перенесли лодку в бухту. Это оказалось гораздо труднее и заняло больше времени, чем рассчитывал Ник. Вечерело. На высветленном полотне неба стали заметны ещё более светлые капельки – намёки на первые звёзды. Если уезжать – то сейчас. Вот-вот вечер опустит свой бархатный занавес. И дорога вверх – грунтовый серпантин – станет опасной для жизни. Но за весь день Ник не смог поговорить с Хомом. И хотя стремился он в Сердоликовую бухту не из-за Хома, но неожиданная возможность поговорить с бывшим пациентом Дома призрения, с тем, кого Ник отождествлял с «мёртвой голубой птицей», стоила того, чтобы задержаться. Тем более что запас времени у него был. Даже если Ник выедет отсюда завтра утром, в течение дня он доберётся домой. А машина оплачена до послезавтра! Он останется ещё на одну ночь, решил Ник. Хом не умел, не приучен был выражать радость или благодарность. Но по всему было видно, что старик рад этому возникшему ниоткуда молодому мужику и перестаёт потихоньку бояться его. Незваный гость не только не лез с расспросами и всякими вздорными советами, он помог Хому. По-настоящему помог. Сам-то он когда ещё отыскал бы свою лодку! Да и перенести её к воде один навряд ли смог! Когда-то крепкий, жилистый мужик не мог больше полагаться на свои силы. Что-то с ним приключилось! Всё время Хому казалось, что вот-вот, и он поймает за хвост это что-то важное. Ведь что-то случилось! Что-то заставило его очутиться в Городе, в больнице. А Хом даже не помнил, как попал туда. Но когда он пытался вспомнить это что-то, начинала болеть голова. Кружилось и мелькало перед глазами, тряслись ослабевшие от безделья и неподвижности руки и ноги. За те несколько дней, что Хома вернули домой, в посёлок, он только и успел, что чуть-чуть разобраться со своим пришедшим в полный упадок хозяйством. «Не было его дома, – так сказал живущий на площади старинный знакомец, – почти три месяца». И… ничего не изменилось. Тут ты или нет, что собираешься делать со своей жизнью – мало интересовало немногочисленных оставшихся в живых стариков – соседей Хома. Почти все они, волею судеб доживающие свой век в этом умирающем селении, были примерно одного с Хомом возраста. Вдовцы, бобыли – они мало интересовались друг другом. Никто никогда никому из них не помогал. Привыкли они рассчитывать только на себя, на свои силы. И когда незнакомый парень просто так, ни о чём не спрашивая и ничего попусту не говоря, взялся помогать ему, Хом просто-напросто растерялся. И что ему с этим делать дальше – не знал. И, когда парень попросился переночевать у Хома ещё одну ночь – опасно в темноте подниматься наверх, – тот только обречённо махнул рукой: делай, мол, что хочешь: «Я так и знал, что помогаешь не просто так… Вот какая тебе выгода? Устал я от жизни. Совсем растерялся».

Ник, приноравливаясь к неустойчивой походке Хома – не могло не сказаться время, проведённое в «заключении» Дома призрения, – дошёл вслед за ним до хижины. Как выяснилось, и еды-то у Хома не было. Пачка каких-то серых макарон, кулёк с подозрительной крупой, полбуханки высохшего хлеба, соль в смятом спичечном коробке. В надтреснутом стакане – крупно порезанные чайные листья, похоже на заварку. Пока в видавшем виды котелке закипала вода – её Хом брал в стоящей посреди, на так называемой площади, старинной чугунной колонке, – Ник сбегал к машине и принёс все свои припасы. Тушёнка – продукт номер один в неприкосновенном запасе – могла спасти любую ситуацию, вызвала благоговейный восторг Хома. Оголодавшись за день, они вмиг опустошили гнутые, больше похожие на… ни на что не похожие алюминиевые тарелки. Ник хотел было заварить чай, но Хом вовремя остановил его:

– Ты что, парень! Какой, твою душу, чай!

Из-под груды тряпок Хом вытащил несколько листков бумаги, оторвал клочок от одного и ловко – его-то заскорузлыми пальцами – скрутил самокрутку. Раскурить её Хом не успел. На этот раз Ник остановил его.

– Подожди! Что это у тебя?

– Чего психуешь? Не видишь – грязная бумага. Да была, была она у меня. – Хом не мог взять в толк, отчего так посерьёзнел парень. Чего такого увидел он там, на этих заполненных закорючками листах. – Через них и попал я в передрягу. Ничтоже сумняшеся, – добавил Хом.

Ник не верил своим глазам! Тот же характерный наклон, те же чёткие линии букв и ещё – это уже совершенно невообразимо! – какие-то… схемы? Чертежи?

– Послушайте, откуда это? У Вас?

Ник напрочь забыл, что пообещал себе не задавать вопросов! Но как удержаться!

– Ты, парень, прям, как те, в Городе, в больничке. Тоже допытывались, докапывались. Никак поверить не могли, что не знаю я! Может, ты из них, из этих? Притворился: мол, ни при чём я. А сам вынюхиваешь.

– Да нет. Я не из тех. Слово даю.

Ник готов был поклясться, признаться в чём угодно. Такое…

– Просто стоят эти бумажки много. Очень много. Жалко их на курево пускать.

– Много, говоришь?

Хом вынул листы из рук Ника. Рассмотрел. Даже обнюхал.

– А ты откуда знаешь?

– Да возил я одного. Из музея. Много чего наслышался, – на ходу импровизировал Ник.

– Так сколько – много?

– Ну, не знаю я. На лодку новую, дом точно хватит. В Городе знающим людям показать надо.

– Нет уж. Меня туда не заманишь. Хватит. Бывали.

Хом с сожалением следил, как Ник разворачивает самокрутку. Похожий на труху табак просыпался на глиняный замусоренный пол. Ник приложил обрывок к основному листу. Бессмысленные линии на отрывке в нужных местах заполнили текст.

– Видите? Потерпите, не курите. Поберегите листы пока. Я-то не курю, а как вернусь в Город, пришлю и табак, и бумагу.

– Мне много чего надо, торопыга. Только денег совсем нет. А бумажки эти я тебе за просто так не отдам. Не надейся.

– Да мне и не надо. За гостеприимство хочу Вас отблагодарить.

– Ночевал-то всего ничего. Ну, как знаешь.

Невозможно рассказать, объяснить старику, что ему, его хижине обязан Ник самыми замечательными, неповторимыми, самыми волнующими мгновениями в своей жизни! Они ещё немного посидели, помолчали. Очень далеко за краем земли горячий диск солнца погружался в океан. Высокое небо светлело, розовело с тем, чтобы через неуловимые мгновения налиться переходящей во тьму синевой. Золотые полосы предзакатных всполохов бронзовели, притягивали к себе подгоняемые невидимым ветром груды на глазах темнеющих, кремом взбитых облаков. Каждый задумался о своём.

– Ты когда что посылать мне будешь, так найди картину.

– Картину? Какую?

– У матери была. Куда всё делось! Сожитель её пропил. Точно. Я молодой в морях был, когда она преставилась.

Ник молчал. Что тут скажешь? Мать – она для всех и всегда.

– Там женщина… Знаешь…

Хом приглушил голос, оглянулся: не подслушивает ли кто.

– Я её видел.

– Кого? Женщину?

– Я тебе расскажу. Никому не говори. Подумают, я опять того. Местные только и ждут, меня сплавить и хозяйство прибрать. А в Городе начнут допытываться. Вот видишь, – Хом повернул голову, показал несколько выбритых, только начинающих зарастать серым мхом лёгких волос пятен на черепе. – Железки в меня вставляли. Думали чего-то узнать. Так не расскажешь?

– Не расскажу. Слово, – пообещал Ник.

– Она ко мне приходила. И я выздоровел. До того ничего не помнил, а тут – раз, и всё про себя вспомнил. И кто, и откуда. Она только посмотрела… Так… и руку свою положила…

– Она? Какая она?

– Такая. Вся из света. Глаза – вон, как небо. И вроде тёмные, и светлые… такие… прямо в сердце. Только посмотрела. Прямо в глаза глазищами, и я вспомнил. Кто, откуда, что делаю. Она ушла, а меня потом отпустили.

Последнее усилие – рывок, и внедорожник взобрался на гребень, венчающий жутковатый отсюда, если смотреть сверху, ведущий к океану серпантин. Теперь можно обдумать всё, что сказал, и всё, о чём не мог сказать прошедшей ночью старик Хом. Но прежде – внедорожник с лёгкостью преодолевал выбоины и рытвины грунтовки – Ник должен ещё кое-что сделать. Он свернул к первому указанному навигатором населённому пункту. Здесь в местной лавочке, где можно было купить всё, от дедовских электрических батареек, керосина и резиновых сапог до хлеба, джина ядовитого цвета и наверняка вкуса карамельки, ядохимикатов, и вдобавок выпить ужасный тёплый кофе, Ник сделал заказ.

Давно потерявший способность и возможность чему-либо удивляться, продавец, он же хозяин лавочки, замусоленным карандашом выводил список.

– Блок сигарет, фунтик чая, упаковка сахара, соль, ящик консервов. – Да, мы продаём ящиками. – Вот эта крупа. Ещё: пять буханок хлеба, спички. Баранки? Сушки? – Что у вас есть? Доставьте в селение Хому.

– Сегодня?!

Ни машина покупателя, ни его вид – редко сюда залетают такие птицы – не вызывали сомнений, что заказ надо выполнить. И выполнить наилучшим образом. Значит, и цену он назначит соответственную.

Злясь на самого себя, Ник отдал хитрецу лавочнику свои последние наличные деньги. Причём за доставку с него взяли в два(!) раза больше, чем стоила вся покупка!!! Но если уж собрался «вершить добрые дела», то готовься раскошелиться. Своё желание чем-то помочь Хому Ник не мог объяснить рационально. Да и не собирался делать это. Скорее всего, он был благодарен старику. «Свет. Она светилась», – вот что сказал Хом. Он говорил о той, пришедшей к нему в больничную палату, женщине. «Смотри, не выдай меня», – много раз повторил Хом. «Они опять скажут, что у меня не все дома. Никак нельзя мне туда возвращаться. Помру я там. Ты хороший человек». А его – хорошего человека – меньше всего заботило благополучие этого Хома. Из рассказа старика он получил подтверждение существования, точнее, своей связи с Джой. Ведь и он «видел», чувствовал её в ореоле «света». Только для Ника это был лёгкий, сладостный, пронизанный ароматом Джой, свет! И да, они – он и Джой – навещали Хома в его палате! Судя по всему, вскоре после этого – на той же неделе, когда Ник безутешно и безнадёжно ждал Джой, – Хома выписали и отпустили домой.

Резкий звук клаксона заставил Ника вернуться от размышлений в реальный мир. Он выехал на скоростное шоссе. «Смотри, куда едешь, идиот!» – недвусмысленно просигналил проносящийся мимо огромный рефрижератор. Попасть в ещё одно ДТП не входило в планы Ника. Он заставил себя сосредоточиться на дороге. Отбросив все «лишние» мысли, Ник к вечеру добрался до дома. Первым делом он позвонил Ли.

– Машина у меня в гараже. Ключи у привратника.

Ник вынужден был «общаться» с автоответчиком.

– Сообщите, как произвести оплату. И благодарю.

Когда у Су будет возможность, он свяжется со мной. Как делал это… Почему Ника не насторожили неожиданные появления Су? Обычно, когда он нуждался в хорошем массаже, то сам звонил Су: лучшего массажиста не было во всём Городе. Но два последних раза – и для этого не было никаких видимых оснований – Су сам звонил Нику! Почему? Зачем? Что за всем этим?

– Нам необходимо встретиться, – ещё раз набрав номер Су, добавил Ник лаконичное сообщение.

Всё. Хватит. Рефлексию и прочие «завитушки» могут позволить себе только бездельники. Ты выяснил, что были у тебя отношения с какой-то там Джой. Она прекрасная, светящаяся, необыкновенная. И она кинула тебя. Бывает. Смирись. Это не конец света. Ты сам не раз кидал. И тебя ещё не раз кинут. Это жизнь, парень. Раньше тебе это нравилось. И если «получил по носу», это не повод забыть о тех, кто от тебя зависит. Возьми себя в руки – и за работу. Кроме тебя некому оплачивать «Сосны». Не можешь же ты допустить… Нет, конечно. Он сделает всё, что в его силах. И даже… Кончай дурить! Пора начинать жить. И зарабатывать.

И, в общем-то, Нику удалось осуществить своё решение. Конечно, не будем придираться к тому, сколько раз он просыпался, с болью понимая, что сжимает в объятиях подушку Джой, что нет-нет и начинал перепрыгивать с канала на канал в поисках хоть чего-то, связанного с ней. Но в остальном, Ник вёл себя совершенно «нормально». Регулярно, даже не опаздывая, ходил на работу, договорился о подработке – ночных дежурствах. Вторая поездка в селение Хома, оплата внедорожника – пробили ощутимую брешь в его не очень-то жирном бюджете. Да и лодка, и многое другое, что Ник посчитал своим долгом купить и отослать старику Хому, оказалось «удовольствием» не из дешёвых. Так что Ник не отказывался ни от замен, ни от заказных статей, ни от участия во всевозможных, но обязательно оплачиваемых, общественных «дискуссий». Зато приехав навестить Энн в «Соснах», он смог привезти не только сумму оплаты. Любимое печенье Энн, мягкая воздушная шаль… Как маленькая девочка, радовалась Энн подаркам. Да она, по сути, и была маленькой, непосредственной, живущей одним днём девочкой, его с трудом пережившая смерть любимого мужа мать. Может быть, так и лучше – не помнить. Ник привёз подарки и обслуживающим Энн людям. Совсем непростая, даже здесь, в «Соснах», у них работа. Пусть лучше заботятся об его матери.

Жизнь налаживалась. Всё хорошо. Спокойно. Размеренно. По плану. Как у всех. Ник знал о том, что завязавший наркоман или алкоголик мог сорваться. Но причислить себя к этим людям с зависимостью – нонсенс! Наркотики Ник не употреблял, напиваться – ну, бывало. Кто из взрослых мужиков не напивался в хлам! Но жизнь оказалась гораздо красочнее и «веселее». Если бы это могло развеселить Ника! Совершенно случайно на спокойном ночном дежурстве он наткнулся на это. Когда Нику понадобилась подработка, он, конечно, вернулся в Дом призрения. Ночные дежурства здесь оплачивались по очень высокой ставке. На первом же дежурстве Ник разыскал историю болезни рыбака Хома. Он знал её почти наизусть. Во время своей предыдущей работы здесь – тогда Ник тоже брал ночные дежурства – не раз прочёл от корки до корки. Сколько провёл бессонных дежурств в беседах с безумным стариком, сколько размышлял, пытаясь разобраться в нетипичной даже для подобного заведения истории, в странном, не подпадающем ни под одну классификацию психозе необразованного рыбака. В этот раз Ника интересовали только последние, заключительные, листы объёмной истории болезни. Те, в которых описывались последние, перед выпиской, те, когда Ник уже не работал здесь, дни пребывания Хома в Доме призрения. В записях дежурного санитара, затем медбрата, затем врача указывалась дата. Ник сопоставил: на следующий день после их с Джой посещений Хома, день, когда исчезла Джой, речь и всё поведение пансионера Хома кардинально изменились. Осознанно, вразумительно старый рыбак рассказывал о себе, о своей жизни. Выказывал непонимание причин своего пребывания в больничке – так он назвал Дом призрения, выражал настойчивое, но не невротичное желание вернуться домой. Случай был исключительный. Дежурный врач вызвал лечащего. Тот, проведя ещё одну беседу с пансионером, назначил углублённое обследование и, по его результатам, попросил о консилиуме. Содержание в Доме призрения стоило больших денег. Бесплатных, «социальных», то есть тех, за кого платило государство, пансионеров держали здесь, только если их диагноз «представлял научный интерес» или был важен для «государственных целей». Поскольку в поведении и речи рыбака Хома не наблюдалось более никаких изменений, тесты и обследования показывали – с учётом поправок на время, проведённое в одиночной палате, и вызванный этим стресс – норму, было принято решение выписать пансионера Хома. Так, в общем, Ник и предполагал. В нарушение служебных и всяких прочих инструкций он забрал себе из истории болезни Хома так называемый дневник. С этих разномастных, разрозненных листов бумаги да с не совсем адекватного поведения рыбака и началась вся эта история с госпитализацией в Доме призрения. Исписанные характерным почерком листы – то на обратной стороне каких-то рекламных проспектов, то на обрывках бумаги разного качества – не были нужны никому. Кроме Ника. Ведь у него были испестрённые теми же «каракулями» листы, которые он, в конце концов, «выторговал» у Хома в свой последний – Ник зарёкся, что больше не появится в селении, в котором даже воздух напоминал о Джой, – приезд. Чем-то особым во время ночных дежурств Ник не занимался. Как и все, читал, когда удавалось, спал при необходимости – работал над статьями или выступлениями. И пытался разобраться, как он назвал для себя, в феномене Хома. Было что-то загадочно-притягательное, что-то важное лично для Ника в этой истории, в случайных совпадениях, в интуитивных, смутных ощущениях. А вот в это дежурство… Кто подтолкнул руку Ника! В ночной развлекательной программе – она была посвящена куколкам – упомянули и Джой. Всего несколько кадров из хроники, небольшое интервью с её администратором Филлом. И – ремиссия закончилась! Как он мог забыть! Не вспоминать Джой! Как мог жить без неё! Ник начал лихорадочно искать что-то о Джой. Где, с кем, когда она бывает. Где он сможет «поймать» её, увидеть. «Не начинай! Не начинай, пожалуйста!» – молил Ника «внутренний голос», предостерегал здравый смысл. Но Ник только отмахивался. Он не собирается ничего менять в своей жизни. Он просто хочет увидеть эту девушку. Он и не рассчитывает ни на что. Ничего не может быть общего между ним и куколкой. «Ничего не случится, если я увижу её», – окончательно решил Ник, придирчиво рассматривая себя в зеркале. Он идёт на «светское» мероприятие. Не может же уважающий себя мужчина выглядеть несоответственно! Ник, в конце концов, нашёл пати, на котором, судя по слухам в жёлтой прессе, должна была быть Джой. Оказалось, что какое-то время куколка нигде не появлялась. Филл намекал на «чистила пёрышки». «Что бы это значило на их, птичьем, языке?» – не мог сообразить Ник. Спросить было не у кого. Ну, для него это не так уж и важно. Он только посмотрит на Джой издалека. Это остальные, как выразился один из «фанатов», сгорают от нетерпения, млеют от предвкусия – слово-то! слово! – жаждут увидеть свою любимицу. Ника тошнило от всех этих ужимок, этого тона, этого гламура. Как Джой, которую он знал, могла уживаться со всем этим! Вот он – вполне вменяем. Всё понимает. Контролирует себя. Ничего не случится. Никакого рецидива не будет!

Пати – ну и названия они выбирают для своих мероприятий – проходило в большом зале модного ресторана. К удивлению Ника, вход был бесплатным. Только несколько крепких парней у шикарного подъезда. Прошёл их фейсконтроль – и вуаля! – ты среди избранных. Только вот смокинг Ника оказался недостаточно «соответствующим» для этих молодцев. И, если бы не внезапно появившийся на пороге Су – он высматривал кого-то из желающей попасть внутрь толпы – пришлось бы Нику бесславно отправиться восвояси. Су что-то сказал охране.

– Добрый вечер. Проходите, – приветствовал Су несколько обескураженного происходящим Ника.

– Увидимся. Я жду кое-кого.

– Благодарю, Су.

Ник прошёл мимо расступившихся перед ним церберов. Где и как ты собирался искать её? Ник оказался в плотной толпе, на первый взгляд, беспорядочно движущихся людей. Он снял с подноса предложенный официантом – хорошо хоть Ник не надел фрак – бокал с каким-то напитком. Гораздо удобнее наблюдать, когда делаешь вид, что напиваешься. Вот в зал, ведя за собой двух девушек экзотической внешности, вошёл Су. На ходу издали чуть поклонился Нику. Су – вот кого меньше всего ожидал увидеть здесь Ник. В последний раз они виделись довольно давно. Как обычно, ни о чём не расспрашивая, Су забрал внедорожник и причитающиеся к оплате деньги. И в ответ на слова благодарности произнёс свою фирменную фразу: «Мы доверяем клиентам, а клиенты доверяют нам». Спросить о том, что занимало Ника – о «своевременных» появлениях Су в его жизни – Ник не сумел. Попросту не успел. Су распрощался очень быстро. И вот они встретились здесь, в неподходящем для них обоих месте. Хотя что, кроме того, что он прекрасный массажист, знает он о Су? Ник поднёс бокал к губам. Стоп! Он не знает, что налито или намешано в этой дармовой выпивке. Безопаснее – воздержаться. Между тем в движении разнаряженной, кто во что горазд, толпы – и почему им не понравился мой смокинг? – Ник заметил какой-то порядок. Люди двигались как бы по спирали, стремясь от одного «центра» к другому. Всплески блицев фотографов указывали на расположение этих центров притяжения. «В одном из них должна быть Джой», – уверил себя Ник и начал, сообразуясь с движением перебрасывающихся приветствиями, обнимающихся, останавливающихся выпить людей, продвигаться к этому «центру». Над огромным залом висел гул из голосов, звона бокалов, шарканья ног, цоканья каблучков, настраиваемых музыкальных инструментов. Нику не надо было ни с кем здороваться, целоваться, выпивать и разговаривать, и он довольно быстро переходил от невнятно декламирующего что-то устрашающего вида мужчины к крупной, еле прикрытой клочками ткани и макияжем женщине, а от неё – к яростной дискуссии двух козлебородых, вот-вот они начнут колотить друг друга, переборщивших с косметикой и удушливым парфюмом, субъектов. Ника не интересовало кто, что и о чём. Странные, самовлюблённые люди. Толпа разряженных, чем-то кичащихся бездельников. Что он тут потерял? Зачем вообще пришёл?

– Ты заметил? Она изменилась.

– Да нет. Такая же, как была.

– А что говорили – пластика?

– Какая пластика! Это Филл всем лапшу на уши вешал! Пиар-ход называется.

– Нет… Сделала что-то. Ты заметила, какая она нервная. Так глазищами и зыркает.

За спиной Ника разговаривали две, в боевой раскраске, девицы. «Они говорят о Джой!» – сжалось догадкой сердце. Как я мог её пропустить! Расталкивая, не обращающих на него внимания людей, Ник против течения рванулся на поиски Джой. И влетел в толпу окруживших её и Филла поклонников. Да! Это была Джой! Его Джой! Лёгкий стан, медовые волосы, фиалковые глаза. И эти широко распахнутые глаза, взмахнув пушистыми ресницами, лишь мельком взглянули на Ника. Джой как раз жаловалась на замучившего её диетами Филла. Он вторгся, прервал её:

– Джой! – никого и ничего не слыша, выдохнул Ник.

Недоуменный взгляд Джой сфокусировался на… кто это? Повисла пауза. На фоне всеобщего шума тишина была особенно выразительной. Все смотрели на Ника. Кто это? Почему?

– Я, кажется, тебя знаю.

В огромной памяти Филла мгновенно всплывали и отбрасывались «варианты».

– Да, Джой! А ты кого надеялся увидеть? – встал перед Джой Филл.

Только скандала с фанатом ему не хватало!

– Вы были у меня дома на приватной пати, Филл.

Он совсем не хотел этого, не собирался так делать, но пришлось отодвинуть Филла.

– Джой, я – Ник!

Девушка смотрела на него всё теми же фиалковыми, но наполняющимися удивлением и страхом глазами.

– Ник! Точно, Ник!

Только публичного упоминания о приватных вечеринках ему не хватало! И так ходят слухи, что он использует куколку в своих личных целях. Филл попытался похлопать этого странного парня по плечу, оттереть в сторону, сгладить неловкий момент.

– Ник… – удивлённо подняла бровки куколка.

– Какой ещё Ник? Фи-и-и-ил! Это что ещё такое…

Наманикюренный, в тяжеленном перстне с огромным камнем пальчик указал на Ника.

– Джой, я только хочу убедиться, что у Вас всё в порядке.

– Парень, не заставляй меня вызвать охрану!

Вокруг вовсю щёлкали фотоаппараты, кое-кто пытался передать происходящее по своим мобильным устройствам.

– Кто Вы? Что от меня хотите?

Джой затравленно смотрела на Ника. Бледная… Вот-вот потеряет сознание.

– Пошёл вон! – вытолкал Ника за круг всё прибывающих зевак Филл.

Несколько здоровенных парней, заточенным лезвием раздвигая толпу, неспешно, но очень быстро приближались к эпицентру незапланированного скандала. Мне лучше уйти. Ник сунул свой бокал – он всё ещё сжимал в пальцах хрупкое стекло – в первые попавшиеся руки. И, проклиная себя, вышел из зала. Она не узнала его! Джой не узнала. Или сделала вид, что не узнала? Почему? Зачем? Да, зачем ей притворяться? Чёрт его дёрнул пойти на это пати!!! Он уже успокоился. Всё для себя и о себе решил. А сейчас? Снова? Сомнения и воспоминания, воспоминания и сомнения… не давали спокойно жить. Не давали дышать! Почему, почему Джой не узнала, не захотела узнать его! Филл… Филл сказал, что помнит, что был у него дома. Зачем Филлу врать? Для него спокойнее было бы всё отрицать. Ник вспомнил, как дёрнулись глаза Филла, когда тот вспомнил о приватной вечеринке, как он попытался «замять» этот разговор. Значит, Джой, по крайней мере, была у него в доме, знакома с ним. Почему же она не захотела даже поздороваться? Неужели… Неужели он ей так противен? Что такого он сделал, что сказал?.. Почему? Всё так ужасно, что Джой даже вспоминать, говорить об этом не хочет!!! То, что Ник пережил тогда, в первые дни после их «расставания», казалось, не имеет границ по силе отчаяния и безнадёжности. Немного придя в себя, удивляясь, как он это пережил, он думал, что хуже ничего быть не может. Ан нет, оказалось, что может. Потерять дорогого человека, знать, что никогда не увидишь его, – это одно. Быть отвергнутым этим обожаемым тобой человеком, отвергнутым без объяснения причины… Джой растоптала его. Походя, совершенно бездумно, презрительно указав пальчиком – кто это? Ник ненавидел её, себя… Нет, как он мог ненавидеть Джой! Она ничего ему не обещала. Ничем ему не обязана. Фу, какая гадость – «обязана»! Она имеет право быть с кем хочет, помнить кого хочет. Он знал, что Джой избалованна и испорчена вниманием. Как и все такие, как она, богатенькие куколки. И он, Ник, был её очередной прихотью. Захотелось Джой в тот момент чего-то «необычного» – и тут… как раз… попался Ник. Кто может винить солнце за то, что оно светит, ветер за то, что он дует. «Когда ты умер, ты не знаешь об этом. Это проблема окружающих. То же самое, когда ты – дурак», – любил повторять отец. Если бы Ник не понимал, насколько глупо, каким идиотом выглядел, ни с того ни с сего набросившись со своими вопросами на Джой. Вся его беда в том, что он понимает. Всё-то он понимает! Только что с этим делать! И Ник напился. Лучшего средства, лучшего лекарства от его «болезни» ещё не придумали. Постарайся, пора уже принять всё так, как оно есть. Через стакан, полный джина – Ник не любил это пойло, но больше ничего спиртного в доме не осталось, – он рассматривал картину. Несчастная, распятая на холсте мёртвая птица пыталась шевелить крыльями, мучительно выгибалась, скрючивала синюшные когти. Попытка стона – нет! Птица сме-я-лась! – сводило судорогой голое беззащитное горло. Медленно – трезвый он непременно бы захлебнулся – Ник вылил в себя всё содержимое стакана. Любимый стакан отца! Его граней касались лёгкие пальчики Джой! Она пила из него. Вот видишь, тебя она тоже обнимала. Нам обоим повезло! Давай ещё выпьем… Разговаривать со стаканом? Почему бы и нет! С кем ещё Ник может поделиться… Не с Филлом же… Похмелье было тяжёлым, тёмным, безнадёжным. Нику ничего не удалось забыть. Ни унизительный фейсконтроль на входе, ни огромное шумное душное помещение, ни… Джой. Ни то, как она стояла, окружённая толпой пожирающих её глазами фанатов, ни то, как безразлично посмотрела на него, сквозь него. Как искренне не узнала, как испугалась его настойчивости. Нику стало стыдно. Так стыдно! Он не должен был, не имел права так унижать ни её, ни себя! Сколько домыслов и сплетен он спровоцировал! Бедняжка Джой, ей придётся со всем этим разбираться. А может быть, и наоборот. Скандальчик пойдёт ей на пользу. Привлечёт к куколке Джой ещё больше внимания. Нет, он не должен, не имеет права так думать о Джой. Она добрая, отзывчивая, глубоко чувствующая, умная. Перед ним, с ним тогда Джой не играла, не притворялась. Он видел, он знал настоящую, непридуманную Джой. Такая не станет использовать чувства, страдания другого человека для поднятия рейтинга, для извлечения выгоды. И даже, и несмотря на то что Джой не захотела его узнать, Ник не мог заподозрить её ни в чём «плохом». А вот Филл – да, он мог использовать что угодно для своей выгоды. Так, может быть, это Филл! Филл виноват в том, что Джой не захотела, не узнала Ника. Не выдумывай! Как ни болела голова, но способность критически, рационально мыслить никуда не делась. Филл не успел, даже если бы и хотел, предупредить, заставить Джой. Ник появился слишком неожиданно. Никто не мог знать его планов. К сожалению, Джой сама, без всякого «давления» возможных угроз и бог знает каких предостережений, не узнала Ника. «Нет смысла искать с ней новых встреч. Наедине. Без Филла. Это ничего не изменит», – не дал себе Ник даже пофантазировать о том, как они встретятся с Джой… И как выяснится, что Джой вынуждена была не узнать своего обожаемого Ника. И прочая розово-сопливая Санта-Барбара. Выброси из головы эти глупости! Живи! Живи дальше!!!

Похмелье, если понимать под этим крушение планов, осознание себя отверженным и ненужным любимой женщиной, было тяжёлым. Спасла Ника, он верил в это, работа. Он работал. День и ночь, не давая себе ни минуты отдыха, ни времени на размышления. Если бы Ник мог работать, занимать свой мозг, своё тело двадцать четыре часа в сутки, он бы делал это. Но тело, слабое, «нежное» тело, не могло выдержать непомерной нагрузки, оно требовало отдыха. Когда прошёл первый, «острый», период, Ник вновь начал помнить, где и что он ел, когда и сколько спал. Изредка он попадал домой. Пустая гулкая студия, нежилое, заброшенное помещение лишь усиливали его тоску и бессильное отчаяние. Но надо было иногда брать какую-то одежду, проверять почту. Что-то ещё… В один из таких вынужденных визитов в собственный дом Ника «поймала»… Александрин! Ник с удивлением понял, что совсем забыл об этой мастерице ногтевого сервиса. А ведь с ней он был знаком дольше, значительно дольше, чем с Джой. О! Он может спокойно произносить это имя – Джой! Как он мог забыть восхитительный секс с Александрин! И чего и как только они с этой милашкой не делали! Он вспомнил о ней, когда машинально – в тот период Ник практически всё делал «машинально» – ответил на длинный бесконечный звонок. И сразу и не понял, с кем говорит, чей это воркующий, смутно знакомый голос выговаривает ему за долгое молчание.

– Александрин! – Наконец, с облегчением узнал Ник. – Ты?!

– Кто же ещё, котик? Есть у тебя ещё другая девочка Александрин?

– Нет, глупышка. Ты – единственная такая, – усмехнулся Ник, вспомнив идеальные формы, прекрасные волосы и зубы, податливое, готовое на любые «глупости» тело. Конечно, Александрин навязчива, не очень умна, как говорится, звёзд с неба не хватает, но этим она и хороша. С ней легко, предсказуемо, просто.

– Как ты вовремя, – почти искренне обрадовался Ник.

– Так я приеду, котик?

В чём, в чём, а в женской интуиции Александрин нельзя отказать.

– Когда ты свободна?

Пусть приедет. Как можно скорее. Она поможет ему окончательно вырваться из этой паутины по имени Джой.

– Когда скажешь, котик. Для тебя у меня гибкий график, – хихикнула довольная своей удачной шуткой – видишь, я тоже умею шутить – Александрин.

– Ты можешь вечером? Только у меня мышь в холодильнике повесилась.

– Мышь? В холодильнике? Фи-и-и…

«Что я делаю?» – Ник окончательно вспомнил «свою» Александрин. Девушка, которая не понимает шуток и воспринимает всё буквально…

– Я пошутил, детка. Не было никакой мыши. Просто я много работаю, редко бываю дома. И холодильник совсем пустой.

– Бедненький котик. Хочешь, я куплю продукты?

– Конечно, детка.

«Ещё и „котик“… Зачем я это делаю! Сколько раз просил Александрин не называть его „котиком“!!! Не изменить ни её… ни меня…»

– Купи всё, что захочешь. Я оплачу.

Тысячу раз поцеловав котика во все «приличные» места, пришедшая в восторг от возможности вновь встретиться и, тьфу-тьфу, возобновить их любовь, Александрин распрощалась.

– Вот так!

Победительницей посмотрела она на товарок по ногтевому сервису.

– Говорила же я вам, что котик вернётся ко мне. Поболтается где-то на стороне, поймёт, что лучше, Александрин, никого нет, и вернётся.

Ну, если бы подвернулся кто-то получше… Но не получилось… Так что не зря она ждала, не отчаивалась, поддерживала форму, не теряя терпения, названивала. Вот и дозвонилась, дождалась!

Ник не был уверен, чему Александрин обрадовалась больше: возможности провести с ним время или воспользоваться его банковской картой. Он хорошо помнил сумасшедшие счета и безумные покупки Александрин. Но это не имело значения. Александрин объявилась удивительно вовремя. Она уж точно поможет ему окончательно «прийти в себя». Ник оглядел студию. Запущенное, нежилое помещение. Вызвать уборщицу он не успеет. Ничего, Александрин и не такое видала. В крайнем случае сама наведёт порядок. Не впервой. Только вот это – подушка. Подушка, на которой спала Джой. Он до сих пор не может заставить себя сменить наволочку. Ник на мгновение прижал к себе… Невнятный аромат послегрозового сада, примятой зелени, поникнувших под каплями воды лепестков жасмина, хрустящий холодок зимних яблок… Закружилась, унося в прошлое, голова. Прочь! Пора избавиться от этого наваждения! Подтянув раздвижную лестницу, Ник запихал подушку в самый дальний отсек высоких антресолей.

Освободиться пораньше вечером оказалось не так уж просто. Все уже привыкли – быстро же! – что Ник безропотно тянет всю чёрную работу. И ему пришлось приложить максимум усилий – от просьб и подкупа до шантажа и использования служебного положения, – чтобы вот так «внепланово» уйти с работы. Но всё равно вернулся Ник домой поздновато. Александрин, уставшая, обиженная, разъярённая, ждала его на гостевом этаже. Если бы не желание содрать с этого козла все потраченные сегодня кровные и высказать ему в лицо всё, что она думает о таких уродах, как он, Александрин давно бы ушла. Но она была на мели. На огромной, глубокой – Александрин не могла предположить, что мель по определению не может быть глубокой – мели. Денежки Ника очень, очень помогли бы ей. Он был щедрым, хорошим парнем. И хоть пока Александрин не удалось женить его на себе – один раз котик уже «сорвался», – надежды она не теряла. И вот – сам позвал, попросил сделать покупки и… Где он? Было от чего прийти в отчаяние. Выхода у Александрин не было. Вот, кусая губы, проклиная всё на свете, она ждала Ника.