Читать онлайн На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят. Том III. Державин. Лермонтов. Фет. Тютчев. Крылов бесплатно

(1814 – 1841)

Он носил «в душе предчувствие будущего идеала»

Михаил Лермонтов – второй Мелькартовый столп русской поэтичной Вселенной (первый – Пушкин). Шедевральная самобытная личность, вобравшая в себя все противоположности, образы и призрачность идеала николаевской эпохи. Личность с собственным расколотым мышлением и двумя магистральными трактовками своей судьбы, двумя «хромающими» парадоксами. Ум Лермонтова породил их, но не сумел преодолеть, и потому духовная жизнь поэта (короткая такая физически) находилась во власти этих антитетичных, взаимоисключающих состояний: падший дух, сознательно проклявший мир и избравший зло («Демон», 1829) – аналог библейского сюжета «Зло творит мир» и второе – чистый душой страдалец, мечтающий о простоте, свободе и естественной гармонии (поэма «Исповедь» 1831, прообраз поэмы «Мцыри»). И, как следствие «сожительства» в неволи двух исключающих образов, «венчание» дуэлью – гибель в 27 лет у подножья горы Машук пулей Мартынова, отправленной прямо в грудь Печатника обреченности; похоронен в фамильной часовне – усыпальнице в свинцовом и засмоленном гробу, рядом с могилой матери и деда (село Тарханы Пензенская обл.).

За короткие 27 лет жизни вошел в пантеон русской словесности как автор исключительной по разнообразию тем и мотивов лирики; его творчество стало венцом национальной романтической поэмы. Создал около 400 стихотворений, написал 10 поэм и ряд прозаический произведений.

Поэзия Лермонтова – это страстная, увлекательная и покоряющая сила, она обращена к сердцу, внутреннему миру человека, являет собой тончайший лиризм, протест и гармонию, нежность и силу. Родоначальник психологической школы в русской литературе с ее едкими истинами и горькими микстурами: холодное отчаяние и радикальное, революционное отрицание общественной лжи. Муза поэта была бунтующей, гневной, отрицающей, сокрушающей обман.

На протяжении своей короткой, но плодотворной жизни Лермонтов был одинок.

Глубочайшее литературное верование России, одинаково беспощадное к себе и людям, певец обреченности.

***

Поэт бунта и протеста.

За Лермонтовым в русской культуре прочно закреплен ореол мрачного изгнанничества, романтического одиночества и порыва к свободе.

Лермонтов был уверен в своей правоте поднять меч Геракла – страстный призыв души к деяниям во имя жизни, страстный поиск обновления человека в могучей земной жизни.

В уста героя Печорина он вложил эту экспрессивную мятежную силу, проверяющую человека на прочность: «Нет, я бы не ужился с этой долею! Я как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойного брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится».

И сам поэт, и его поэтические образы – энергия бунта, протеста, титанической тоски и порыва. Он искал могучего проявления воли, приобщения к широким интересам времени. В его природе было что – то особенное, ему одному свойственное, что – то гордое и таинственное, сильное и подлинное без которых жизнь скучна и однообразна.

И. С. Тургенев так описал свое впечатление от встречи с Лермонтовым:

«В наружности Л. было что – то зловещее и трагическое; какой – то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно – темных глаз».

Печорин скажет о себе, а значит – о Лермонтове: «…Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я так же очень достоин сожаления…»

Он был поэтом, говорившим резко и определенно, и в котором выразился исторический момент русского общества: протест против гнусных его порождений и «сочувствие ко всему человеческому». И потому не случайно современники назвали Лермонтова «поэтом русским, народным».

Он писал стихи буквально кровью:

Его стихи шли буквального из глубины мятежного и прометеевского духа. Это был стон, даже вопль человека, который считал злом отсутствие стыда и совести, то есть внутренней жизни, « чувствительной души»: «Мой идеал – совесть и… могила Оссиана» – так Лермонтов произнес однажды.

Глубокая и острая как наконечник копья мысль, роскошные поэтические образы, испепеляющая полнота жизни, увлекательное, неотразимое по силе воздействия лирическое обаяние, бьющая огненным фонтаном действительность – классический поэт по эстетическим и нравственным чувствам.

Образы поэты – Демон, Печорин, Арбенин – это трагическая, сумрачная и недобрая сила. И в то же время потрясающая энергия в этих исполинских образах – энергия бунта, протеста, титанической тоски и порыва. Поэт вложил в эти страстные полутемные фигуры такую силу скорби, неприятия лжи и лицемерия, что просто пленил нас своими жестокими героями, заставил склониться перед их болью, злой болью, перед их холодным, бунтующим отчаянием.

***

Герцен о Лермонтове

Причислял Лермонтова к числу «эгоцентрических натур», считал, что в «Герое нашего времени» Лермонтов изобразил «патологию собственной души» и что «печоринское», оно же и «лермонтовское», в психологии людей 1830—1840-х годов встречалось нередко».

На наметившуюся тенденцию к порицанию Печорина Герцен откликнулся статьями «Very dangerous!» и «Лишние люди и желчевики», в которых предлагал исторически оценивать роль «лишних людей». Считал, что это был прогрессивный и необходимый для последующих поколений этап истории.

Считал Лермонтова центральной фигурой в поэзии послепушкинского периода; говоря о второй половине 1830-х годов в статье «Герой нашего времени», назвал Лермонтова в числе «сильных художественных талантов, неожиданно являющихся среди окружающей их пустоты». В статье «Стихотворения М. Лермонтова» высказал идею «субъективности» лермонтовской поэзии, то есть наличия в ней «внутреннего элемента духа», позволяющего поэту выразить не только свои чувства и переживания, но и все, чем живет человечество.

Детство

Герб рода Лермонтовых с девизом: «SORS MEA JESUS» (Судьба моя Иисус)

Михаил Лермонтов родился в Москве 3 (15) октября 1814 – го, в дворянской семье, и вырос в селе Тарханы (ныне Лермонтово), в Пензенской области. Своими корнями род Лермонтовых упирается в полумифического шотландского барда 13-го века, Томаса Лермонта, по преданию, со слов Вальтера Скотта, обладавшего даром провидца.

Отец прозаика, Юрий Петрович Лермонтов, женился на 16 -летней Марии Михайловне Арсеньевой, богатой молодой наследнице известного аристократического рода Столыпиных.

Ранняя смерть материи и конфликт, рассоривший его отца и бабушку Е. А. Арсеньеву, вследствие чего отец подчинился требованию состоятельной Арсеньевой и разрешил ей увезти сына Михаила к ней на родину. Воспитывался у бабушки Елизаветы Арсеньевой в ее родовитом имении Тарханы.

На развитие Михаила сыграла его болезненность. Мальчик страдал золотухой из-за ослабленного иммунитета, но со временем «привык побеждать страданья тела» и с головой погружаться в собственные грезы.

Елизавета дважды возила внука на Кавказ, на воды, в 1819 – м и 1820 – м. Летом 1825-го, когда здоровье мальчика стало ухудшаться, семейство отправилось к минеральным источникам в третий раз. Поездки оказали сильное впечатление на мальчика, впоследствии написавшего, что для него «кавказские горы священны».

В детстве ведет потаенный лирический дневник с подражанием Байрону, где чужие, зачастую антиномичные, контрастные формулы служили выражением его блуждающей в поисках возвышенного идеала души. Романтический образ отца и семейная распря отразились позднее в драмах: «Люди и страсти», 1830, «Странный человек», 1831.

***

Лермонтов и Пушкин.

Несмотря на их «невстречу», Лермонтов действительно находился под впечатлением от романтических поэм Пушкина и под их влиянием создал несколько своих собственных. Например, у Лермонтова есть поэма с тем же названием, что и у Пушкина, – «Кавказский пленник». В «Герое нашего времени» многое взято из «Евгения Онегина». В его поэзии и прозе словно оживают пушкинские начала.

На замечательное по революционно – демократическому духу стихотворение Пушкина «Кинжал» Лермонтов откликается одноименным стихотворением – откровенно подчеркнуто сходство по мотивам. Но в нем поэт усиливает тему героической любви – любви к родине, и призывает к подвигу: «…ты дан мне в спутники, любви залог немой…».

Демон некогда искушал Пушкина:

Демон у Пушкина – это дух сомнения, размышления (рефлексии), разрушающий всю полноту бытия. Но крыло пушкинского демона лишь изредко омрачало поэтический горизонт поэта – жизнелюба.

Демон лермонтовский, говоря словами В. Г. Белинского, более страшный, более неразгаданный, более мрачный – этот демон неотступно темнил чело и мысль Лермонтова. Лермонтовский демон – путь одинокого дерзания, путь гордого неприятия мира, вариант Прометея николаевской эпохи (по мифу: Николай – это Зевс, приковавший к скале Прометея – Лермонтова, который во имя любви к людям восстал против Зевса). Как утверждал Белинский, дело не в том, что Лермонтов выше Пушкина силой таланта, более важно, что своим творчеством Лермонтов выразил более высокое время – время беспощадного отрицания существующего общества. Лермонтовское неприятие действительности, лермонтовский бунт свидетельствовал о приходе нового общественного сознания. В условиях последекабристской реакции именно индивидуальный бунт (крайне отрицаемый Пушкиным) оказался далеко не романтической выдумкой – проявился как историческая закономерность свободолюбивых тенденций времени.

Лермонтовский Демон – могучий дух, растерявший свои упования, томившийся в пустынной жажде великого дела. На вопрос Тамары: «Скажи, зачем меня ты любишь?» – последует горестный ответ Демона: «Зачем, красавица? – Увы, не знаю!..»:

Демон Лермонтова несет в себе казнь постылого бессмертия и, в отличии от пушкиского демона, лишен гуманистического содержания:

В области поэтических исканий Пушкин упорно стремился к преодолению романтического начала в человеке, он воспевал в нем прежде всего волю как препятствие на пути к неограниченному субъективному дерзанию (основное в натуре Лермонтова).

Близких отношений с пушкинским кругом у Лермонтова не складывается: и Жуковский, и Вяземский, и Плетнёв далеко не всё принимают в его творчестве.

Жизнь Лермонтова была на десять лет короче жизни Пушкина и он написал на 330 стихотворных текстов меньше (первый – 450, второй – 783).

Знакомство Пушкина и Лермонтова документально не подтверждено, есть только свидетельство встречи – в «Записках А. О. Смирновой», (1897 год), но этот мемуар не пользуется славой достоверного источника. Не будучи лично знаком с Пушкиным, Лермонтов не раз видел его в Москве и Петербурге на улице, в театрах, в книжных магазинах, в общественных местах. Но с кругом близких друзей Пушкина до отъезда 19 марта из Петербурга в первую кавказскую ссылку Лермонтов не успел познакомиться. Тем не менее, стихотворение «Бородино» 21-летнего выпускника юнкерской школы напечатано в пушкинском журнале «Современник» за 1837.

В конце января врач Н. Ф. Арпенд, побывав у заболевшего Лермонтова, который в то время жил в квартире в Санкт-Петербурге, рассказал ему подробности дуэли и смерти Пушкина, которого пытался спасти. Возможно, этот рассказ повлиял на продолжение работы над стихотворением «Смерть поэта».

«Арендт, который видел много смертей на веку своем и на полях сражений, и на болезненных одрах, отходил со слезами на глазах от постели его и говорил, что он никогда не видал ничего подобного, такого терпения при таких страданиях» — Вяземский.

Смерть Пушкина явила Лермонтова русской публике во всей силе поэтического таланта. Лермонтов был болен, когда совершилось страшное событие. До него доходили разноречивые толки; «многие», рассказывает он, «особенно дамы, оправдывали противника Пушкина», потому что Пушкин был дурён собой и ревнив и не имел права требовать любви от своей жены.

Невольное негодование охватило Лермонтова, и он «излил горечь сердечную на бумагу». Стихотворение «Смерть поэта» (1837 г.) оканчивалось сначала словами «И на устах его печать». Оно быстро распространилось «в списках», вызвало бурю в высшем обществе и новые похвалы Дантесу. Наконец, один из родственников Лермонтова, Н. Столыпин, стал в глаза порицать его горячность по отношению к такому «джентльмену», как Дантес. Лермонтов вышел из себя, приказал гостю выйти вон и в порыве страстного гнева набросал заключительные 16 строк – «А вы, надменные потомки…».

Последовал арест…

***

Пленен красотой и любовью.

Пережил в 1830 – 1832 годах увлечения Е. А. Сушковой, Н. Ф. Ивановой, В. А. Лопухиной, создал лирико – исповедальный цикл с вечным трагическим концом, впоследствии озвученным Тютчевым: «И всюду страсти роковые… и поединок роковый». В этом любовно – лирическом строе созданы романтические поэмы «Черкесов», «Измаил – бек», «Литвинки» (1828 – 1832). В них он – подражатель, реализует байроновско – пушкинский канон:

– исключительность главного героя;

– мощный инструмент Провидения – случай;

– недосказанность сюжета;

– исторический, а отчасти – и экзотический колорит.

Первая любовь как материал для романа

Весна 1830 года 15-летний Лермонтов знакомится с Екатериной Сушковой Сушкова старше его на два с половиной года, у нее множество ухажеров Поэтому она вовсе не замечает влюбленного юношу:

«У Сашеньки встречала я в это время ее двоюродного брата, неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати, с красными, но умными, выразительными глазами, со вздернутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой…».

Шестнадцатилетний «отрок», склонный к «сентиментальным суждениям», невзрачный, косолапый, с красными глазами, с вздёрнутым носом и язвительной улыбкой, менее всего мог казаться интересным кавалером для юных барышень. В ответ на его чувства ему предлагали «волчок или верёвочку», угощали булочками с начинкой из опилок. Сушкова, много лет спустя после события, изобразила поэта в недуге безнадёжной страсти и приписала себе даже стихотворение, посвящённое Лермонтовым другой девице – Вареньке Лопухиной, его соседке по московской квартире на Малой Молчановке: к ней он питал до конца жизни самое глубокое чувство, когда-либо вызванное в нём женщиной.

Лермонтов пишет цикл стихотворений о неразделенной любви, который позднее назовут сушковским, – свидетельства трогательной детской влюбленности, первое сильное юношеское увлечение Лермонтов. С Сушковой связан лирический «цикл» 1830 («К Сушковой», «Нищий», «Стансы» («Взгляни, как мой спокоен взор…»), «Ночь», «У ног твоих не забывал…» «Я не люблю тебя: страстей…». (тон явно байронический, поэт так им увлечен, что едва ли не отождествляет себя с ним):

Отношения между ними, резкие и контрастные, от любви до холодного расставания, послужило материалом, и прежде всего, психологическим осмыслением для романа «Княгиня Лиговская» (не окончен, 1836)), в котором Лермонтов в некой зловещей интонации, даже злостно, подробно детализирует (как хронометраж выстраивает), пересказывает свои приключения устами Печорина – как бы случайного однофамильца «Героя нашего времени». 22-летняя Сушкова выведена там как 25-летняя «отцветшая красавица» Елизавета Негурова.

«Она была в тех летах, когда еще волочиться за нею было не совестно, а влюбиться в нее стало трудно; в тех летах, когда какой-нибудь ветреный или беспечный франт не почитает уже за грех уверять шутя в глубокой страсти, чтобы после так, для смеху, скомпрометировать девушку в глазах подруг ее, думая этим придать себе более весу… уверить всех, что она от него без памяти и стараться показать, что он ее жалеет, что он не знает, как от нее отделаться… бедная, предчувствуя, что это ее последний обожатель, без любви, из одного самолюбия старается удержать шалуна как можно дольше у ног своих… напрасно: она более и более запутывается, – и наконец… увы… за этим периодом остаются только мечты о муже, каком-нибудь муже… одни мечты».

Лермонтов, «Княгиня Лиговская»

Несколько позднее Лермонтов переживает еще более сильное, хотя и кратковременное чувство к Н. Ф. Ивановой В эти годы (1830—1832) идет формирование личности поэта, и сменяющиеся любовные увлечения являются во многом попыткой личностного самоутверждения. Возникает жанр «отрывка» – лирического размышления, в центре которого рефлексия, определенный момент непрерывно идущего самоанализа и самоосмысления.

К 1830 году происходит знакомство поэта с Натальей Федоровной Ивановой, – таинственной незнакомкой Н. Ф. И.,. Ей посвящён так называемый «ивановский цикл» из приблизительно тридцати стихов. Отношения с Ивановой первоначально развивались иначе, чем с Сушковой, – Лермонтов впервые почувствовал взаимное чувство. Однако вскоре в их отношениях наступает непонятная перемена, пылкому, молодому поэту предпочитают более опытного и состоятельного соперника. В творчестве Лермонтова становится ключевой тема измены, неверности. Из «ивановского» цикла стихов явствует, насколько мучительно переживал поэт это чувство. В стихах, обращённых к Н. Ф. Ивановой, не содержится никаких прямых указаний на причины сердечной драмы двух людей, на первом месте лишь само чувство неразделённой любви и раздумья о горькой судьбе поэта. Это чувство усложняется по сравнению с чувством, описанным в цикле к Сушковой: поэта угнетает не столько отсутствие взаимности, сколько нежелание оценить насыщенный духовный мир поэта.

Вместе с тем, отверженный герой благодарен своей возлюбленной за ту возвышающую любовь, которая помогла ему полнее осознать своё призвание поэта. Сердечные муки сопровождаются упрёками к своей неверной избраннице за то, что она крадёт его у Поэзии. В то же время именно поэтическое творчество способно обессмертить чувство любви:

Любовь поэта становится помехой поэтическому вдохновению и творческой свободе. Лирического героя переполняет противоречивая гамма чувств: нежность и страстность борются в нём с врождённой гордостью и вольнолюбием

В стихе «Она не гордою красотой» Лермонтов сентиментален, возникает образ девушки, чуждой тщеславной суеты света, полной жизни, вдохновенья, чудной простоты. Это стихотворение было обращено к девушке пленительной красоты, к Вареньке Лопухиной, чей образ навек вошел в душу молодого поэта:

А потом Лермонтов всю жизнь искал в любви бури, искал могучего проявления воли, имея «С небом гордую вражду».

И в уста Печорина он вложил свою душевную боль: «Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого люблю: я любил для себя, для собственного удовольствия».

***

Современники о произведениях Лермонтова:

«За пучок розог в руках Печорина».

«Психологические несообразности на каждом шагу перенизаны мышлением неистовой словесности. Короче, эта книга – идеал легкого чтения. Она должна иметь огромный успех! Все действующие лица, кроме Максима Максимыча с его отливом ridicule’я – на подбор, удивительные герои; и при оптическом разнообразии все отлиты в одну форму, – самого автора Печорина, генерал-героя, и замаскированы кто в мундир, кто в юбку, кто в шинель, а присмотритесь: все на одно лицо и все – казарменные прапорщики, не перебесившиеся. Добрый пучок розог – и все рукой бы сняло!.. <…> Итак, в ком силы духовные заглушены, тому герой наших времен покажется прелестью, несмотря на то, что он – эстетическая и психологическая нелепость. В ком силы духовные хоть мало-мальски живы, для тех эта книга отвратительно несносна».

«За пигмея зла и недуги Запада».

«Печорин, конечно, не имеет в себе ничего титанического, он и не может иметь его; он принадлежит к числу тех пигмеев зла, которыми так обильна теперь повествовательная и драматическая литература Запада. <…> Печорин не имеет в себе ничего существенного относительно к чисто русской жизни, которая из своего прошедшего не могла извергнуть такого характера. Печорин есть один только призрак, отброшенный на нас Западом, тень его недуга, мелькающая в фантазии наших поэтов, un mirage de l’occident…»

«За винцо в груди»

«…Тут неровность, непредугаданность строк – результат не трезвого расчета по разрушению стиха, а следствие бурной эмоции. Стихотворение [„Смерть поэта“] написано взволнованно – и только так его можно читать: глубоко и искренне сопереживая. Потому что если изучать его неторопливо и непредвзято, то обнаружится набивший оскомину комплект из „мига кровавого“, „мирных нег“, „невольника чести“, да еще с добавлением неуместного фокуса, вызванного все той же клишированной скороговоркой: „с винцом в груди“».

Петр Вайль и Александр Генис, писатели

«За подражательность и несостоятельность».

«Произведения Лермонтова, при всей несостоятельности своей перед судом истинной критики, заслуживают внимания и, вероятно, понравятся еще молодым людям будущего поколения в тот период жизни, когда дикое и отрицательное производит на людей какое-то прельстительное впечатление; но никто из нас, блюстителей русского Парнаса в звании журнальных рецензентов, не должен сожалеть о том, что пресеклось столь нехудожественное, столь горькое направление поэзии; и самая поэзия эта, сколь ни замечательна при отдельном рассматривании ее, теряет всякое значение в русской поэзии вообще, как проявление несозревшего дарования, не отличавшегося самобытностью и бывшего только подражательным».

Барон Егор Розен, критик и литератор, автор либретто оперы «Жизнь за царя»

***

Байронический герой

В 1828—1829 гг. Лермонтов пишет поэмы «Корсар», «Преступник», «Олег», «Два брата», «Последний сын вольности», «Измаил-Бей», «Демон». В центре байронической поэмы – герой, изгой и бунтарь, находящийся в войне с обществом и попирающий его социальные и нравственные нормы.

***

Лирический герой

М. Ю. Лермонтов жил и творил в годы жесточайшей политической реакции, наступившей в России после разгрома восстания декабристов. Потеря матери в раннем возрасте сопутствовала обострению в его сознании трагического несовершенства мира.

Лирический герой Лермонтова – гордая, одинокая личность, противопоставленная миру и обществу. В лирике поэта выразился протест против внутреннего внешнего рабства. Одиночество – центральная тема многих его стихов. Лирический герой не находит себе пристанища ни в светском обществе, ни в любви, ни в дружбе, ни в отчизне.

***

Исторические характеры

В период 1836—1837 годов Лермонтов создает «Боярина Оршу» (1835—1836), первую оригинальную и зрелую поэму. Орша – первая попытка Лермонтова создать исторический характер – показать феодала эпохи Грозного, живущего законами боярской чести. Эта тема была продолжена в «Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» (1838). Своего рода аналогом «Песни…» в лирике Лермонтова было «Бородино», отклик на 25-ю годовщину Бородинского сражения (1837) – поэтический триптих о народной войне 1812 года.

В «Песне о купце Калашникове» мотивы трагической любви и борьбы за свободу звучат зрело. Здесь и ненависть к царю – тирану и месть опричнику – опоре тиранического режима, и защита оскорбленной женской чести, как бы символизирующей поруганную честь родины. Весьма своеобразно, что торжеству мести Лермонтов придает народный размах, колокольное народное звучание. Оскорбленная жена Калашникова зовет его на борьбу с царевыми опричникам. Человек из народа, верный патриархальным (чистым) представлениям о чести, Кулашников сокрушает царского любимца, опричника Кирибеевича. Именно ему – оскорбителю жены Калашникова, поругателю родины – Лермонтов придал демоническое звучание, которое его так сильно привлекало.

Калашников смело вступает в поединок с опричником, убивает его. Царю гордо говорит, что убил «вольной волей». По приказу царя казят лютой смертью Степана Калашикова, но слава о заступнике народной обиды живет даже и на могиле:

Лермонтов не был знаком с Пушкиным. Его стихотворение «Смерть Поэта» (1837), написано сразу же по получении известия о гибели Пушкина. 18 февраля 1837 Лермонтов был арестован, началось политическое дело о «непозволительных стихах». Под арестом Лермонтов пишет несколько стихотворений: «Сосед» («Кто б ни был ты, печальный мой сосед»), «Узник», положивших начало блестящему «циклу» его «тюремной лирики»: «Соседка», «Пленный рыцарь» (оба – 1840) и другие.

***

Главные свойства трагической натуры.

В Лермонтове удивительным образом уживались две стороны: Арбенин и Печорин. Арбенин (двойники: Мцыри и Арсений – поэма «Боярин Орша») – страстность, бьющая фонтаном, почти безумная сила, протестующая против всяких общественных правил и понятий. Протест выливается в ненависть к ним или презрением. Сила, несущая в себе печать проклятья, и которая гордится этой Каиновой печатью (а в лице Мцыри – сила зверская, ибо радуется братству с барсами и волками). Да, на такое настроение души Лермонтова оказал влияние герой поэмы Байрона «Лара» – отчасти подкрепил, оправдал тревожные мотивы судьбы поэта, но коренная причина в другом. В атмосфере николаевской эпохи, гнетущей и сдавливающей любые свободолюбивые порывы, и в конечном итоге приводящей к протуберанцу, мощному и неистовому выплеску протестных страстей. Следы этой эпохи, породившей разуверение в собственных силах, отпечатались в одном из замечательных стихотворений Лермонтова:

И скучно и грустно

В этом стихотворении, написанном поэтом в 1840 году, внутренние противоречия определены в первых и последних строках. Мотив одиночества, «красной нитью» проходящий через все произведение, подводит к скептическому сознанию бренности жизни. Она оказывается всего лишь «пустой и глупой шуткой». Рядом с мотивом одиночества присутствует еще один мотив. Если раньше одиночество романтического героя рассматривалось как естественная позиция избранной личности, то теперь во внутреннем мире герой не видит никаких идеалов.

Желания, любовь, страсти, то есть те переживания, в которых герой хотел бы найти себя, и таким образом найти смысл жизни, отвергаются из-за их временности, конечности, а не потому, что они не представляют никакой ценности.

Лермонтов одновременно и переживает, и выражает свои переживания. Внутренний монолог героя способствует раскрытию его противоречий, через которые выражается противоречие жизни вообще. Совмещение конкретного и философского.

Лермонтов обнажает противоречия внутреннего мира героя. Выдвинутый тезис тут же подвергается сомнению, скептически переоценивается, мысль становится неоднозначной, противоречивой. Поэт писал это стихотворение «в минуту душевной невзгоды», под влиянием эмоций. Но в нем он говорит об извечных, философских темах: о любви, о страсти, о дружбе, о бесцельно прожитых годах.

Душа лирического героя мечется, ищет смысл существования – и не находит. Герою не важны приземленные вещи, ему необходимо высокое оправдание жизни. Предшествующий опыт и размышления приводят к страшному выводу: жизнь, если отбросить проходящие эмоции и восторг, всего лишь «пустая и глупая шутка». Усталость, разочарование, одиночество захлестывают поэта. Его душа уже не рвется и не плачет, а с «холодным вниманьем» говорит о своем бесцельном существовании.

В драме «Маскарад» – жестокий мир, который несет смерть, несет смерть и самое светлое и самое радостное чувство – чувство любви. Любовь Арбенина к Нине разрешится преступлением и смертью, ибо человек лживого мира не может верить в чистоту и святость чувств. Безумие Арбенина и смерть Нины – расплата за иллюзию любви. Арбенин – своеобразный вариант Демона. Любовь для Лермонтова как тщетный мотив примирения с мрачной действительность. Ведь демонический, мятущийся гений Лермонтова неспособен был к примирению, а в неустроенном обществе нет места счастливой любви, есть только сладостная иллюзия, возвышенный обман. Для Лермонтова действительность – это обман и зло, они разрушают чистые чувства. Таким образом, Арбенин подготовлен всеобщностью зла жизни к тому, чтобы однажды усомниться в любви к Нине. Потому что его любовь – это всего лишь судорожная попытка уйти от личной стихии – стихии зла, полностью подчинившей душу героя. Любовь Арбенина – это иллюзия, лишенная веры; любовь азартного игрока, постоянно испытывающего судьбу.

Столкновение естественных стремлений Лермонтова к свободе с сферой светской неминуемо ведет к распятию, казни – ведь по сути эти стремления противоклановые, а, значит, антиобщественные. Зловещие предчувствия такого страшного исхода отражено в стихотворении «Не смейся над моей пророческой тоскою».

Печорин – концентрированное выражение арбенинского необузданного самолюбия и светской холодности, светского цинизма; совершенно двойственное существо: смотрится в зеркало перед дуэлью с Грушницким и рыдающий, грызущий землю, как волчонок Мцыри, после неудачной погони за Верой; бессилие личного произвола, ибо провалился в трясину сомнений – переживает презрение к самому себе и к своей личности и сохраняет, однако, вражду и презрение к действительности. «Жить для себя, скучать собой!» – ключ к разгадке трагедии Печорина. Не случайно в Бэле Печорин искал спасения от демонической, нестерпимой пустоты. Среди неприкаянного поколения тоскующий Печорин поехал за смертью в Персию (как и Лермонтов – на Кавказ!). До самой смерти своей Лермонтов был верен угрюмому убеждению, что «страна рабов» не знает и знать не может счастья.

Поэтическое настроение: гнев и презрение.

После выхода стихотворения «Смерть поэта» последовал арест и судебное разбирательство, за которым наблюдал сам Император; за Лермонтова вступились пушкинские друзья, прежде всего Жуковский, близкий Императорской семье, кроме этого бабушка, имевшая светские связи, сделала всё, чтобы смягчить участь единственного внука.

Некоторое время спустя корнет Лермонтов был переведён прапорщиком в Нижегородский драгунский полк, действовавший на Кавказе. Поэт отправлялся в изгнание, сопровождаемый общим вниманием: здесь были и страстное сочувствие, и затаённая вражда.

Природа приковала всё его внимание; он готов «целую жизнь» сидеть и любоваться её красотой; общество будто утратило для него привлекательность, юношеская весёлость исчезла и даже светские дамы замечали «чёрную меланхолию» на его лице. Инстинкт поэта-психолога влёк его, однако, в среду людей. Его здесь мало ценили, ещё меньше понимали, но горечь и злость закипали в нём, и на бумагу ложились новые пламенные речи, в воображении складывались бессмертные образы.

Лермонтов возвращается в петербургский «свет», снова играет роль льва, тем более, что за ним теперь ухаживают все любительницы знаменитостей и героев; но одновременно он обдумывает могучий образ, ещё в юности волновавший его воображение. Кавказ обновил давнишние грёзы; создаются «Демон» и «Мцыри».

И та, и другая поэма задуманы были давно. О «Демоне» поэт думал ещё в Москве, до поступления в университет, позже несколько раз начинал и переделывал поэму; зарождение «Мцыри», несомненно, скрывается в юношеской заметке Лермонтова, тоже из московского периода: «написать записки молодого монаха: 17 лет. С детства он в монастыре, кроме священных книг не читал… Страстная душа томится. Идеалы».

В основе «Демона» лежит сознание одиночества среди всего мироздания. Черты силы адской, демонизма в творчестве Лермонтова: гордая душа, отчуждение от мира и презрение к мелким страстям и малодушию. Демону мир тесен и жалок; для Мцыри – мир ненавистен, потому что в нём нет воли, нет воплощения идеалов, воспитанных страстным воображением сына природы, нет исхода могучему пламени, с юных лет живущему в груди. «Мцыри» и «Демон» дополняют друг друга.

Разница между ними – не психологическая, а внешняя, историческая. Демон богат опытом, он целые века наблюдал человечество – и научился презирать людей сознательно и равнодушно. Мцыри гибнет в цветущей молодости, в первом порыве к воле и счастью; но этот порыв до такой степени решителен и могуч, что юный узник успевает подняться до идеальной высоты демонизма.

Несколько лет томительного рабства и одиночества, потом несколько часов восхищения свободой и величием природы подавили в нём голос человеческой слабости. Демоническое миросозерцание, стройное и логическое в речах Демона, у Мцыри – крик преждевременной агонии.

Демонизм – общее поэтическое настроение, слагающееся из гнева и презрения; чем более зрелым становится талант поэта, тем реальнее выражается это настроение и аккорд разлагается на более частные, но зато и более определённые мотивы.

В 1840 году вышло единственное прижизненное издание стихотворений Лермонтова, в которое он включил 26 стихотворений и две поэмы – «Мцыри» и «Песню про <…> купца Калашникова».

***

«… счастья не дано!..»

Елизавета Алексеевна, бабушка поэта, была «не особенно красива, высокого роста, сурова и до некоторой степени неуклюжа». Обладала недюжинным умом, силой воли и деловой хваткой. Происходила из знаменитого рода Столыпиных.

После рождения в марте 1795года единственной дочери, Марии, Елизавета Алексеевна заболела женской болезнью. Вследствие этого Михаил Васильевич сошёлся с соседкой по имению, помещицей Мансырёвой, муж которой длительное время находился за границей в действующей армии. В январе 1810 года, узнав о возвращении мужа Мансырёвой домой, Михаил Васильевич принял яд. Елизавета Алексеевна, заявив: «собаке собачья смерть», вместе с дочерью на время похорон уехала в Пензу. Михаил Васильевич был похоронен в семейном склепе в Тарханах.

Елизавета Алексеевна Арсеньева стала сама управлять своим имением. Своих крепостных, которых у неё было около 600 душ, она держала в строгости, хотя, в отличие от других помещиков, никогда не применяла к ним телесные наказания. Самым строгим наказанием у неё было выбрить половину головы у провинившегося мужика, или отрезать косу у крепостной.

11 (23) отября в церкви Трёх святителей у Красных ворот крестили новорождённого Михаила Лермонтова. Крёстной матерью стала бабушка – Елизавета Алексеевна Арсеньева. Она же, недолюбливавшая зятя, настояла на том, чтобы мальчика назвали не Петром, как хотел отец, а Михаилом – в честь деда, Михаила Васильевича Арсеньева.

Есть мнение, что непосредственно после рождения внука бабушка Арсеньева в семи верстах от Тархан основала новое село, которое назвала в его честь – Михайловским (на самом деле хутор Михайловский был основан ещё до рождения внука Арсеньевой).

Марья Михайловна, была «одарена душою музыкальной». Она часто музицировала на фортепиано, держа маленького сына на коленях, и якобы от неё Михаил Юрьевич унаследовал «необычайную нервность свою».

Семейное счастье Лермонтовых было недолгим. «Юрий Петрович охладел к жене… завёл интимные отношения с молоденькой немкой, Сесильей Фёдоровной, и, кроме того, с дворовыми… Буря разразилась после поездки Юрия Петровича с Марьей Михайловной в гости, к соседям Головниным… едучи обратно в Тарханы, Марья Михайловна стала упрекать своего мужа в измене; тогда пылкий и раздражительный Юрий Петрович был выведен из себя этими упрёками и ударил Марью Михайловну весьма сильно кулаком по лицу, что и послужило впоследствии поводом к тому невыносимому положению, какое установилось в семье Лермонтовых. С этого времени с невероятной быстротой развилась болезнь Марьи Михайловны, впоследствии перешедшая в чахотку, которая и свела её преждевременно в могилу. После смерти и похорон Марьи Михайловны… Юрию Петровичу ничего более не оставалось, как уехать в своё собственное небольшое родовое тульское имение Кропотовку, что он и сделал в скором времени, оставив своего сына, ещё ребёнком, на попечение его бабушке Елизавете Алексеевне…».

Марья Михайловна была похоронена в том же склепе, что и её отец. Её памятник, установленный в часовне, построенной над склепом, венчает сломанный якорь