Читать онлайн Почемуки-потомуки. Сборник стихов бесплатно

Посвящается первокласснику Егору Алексеевичу Янину

Для чтения взрослыми детям

Печатается в авторской редакции

От автора

Мне бы хотелось, юный читатель, чтобы ты умел видеть и чувствовать красоту и одушевлённость окружающего тебя мира природы и русской речи; чтобы ты умел ощущать слово не только на звук, но и на вкус и запах; чтобы ты умел мечтать о добром и высоком и фантазировать даже среди самых скучных, обыденных вещей.

В этой книге ты найдёшь сказки и присказки, загадки и заговорки-приговорки для детей младшего школьного возраста, а для среднего – чуть более серьёзные стихи.

Мне очень приятно отметить, что в оформлении этой книги принимали участие дети. Ты тоже можешь, если захочешь, создать свои рисунки к понравившимся тебе стихотворениям.

Попутного ветра тебе в твоём вступлении в большую жизнь!

Л. Жарова

Поэт, прозаик, публицист. Член Союза писателей России, член Международной Гильдии писателей (Германия). Автор 10-ти сборников поэзии (3-х – в соавторстве), прозы и публицистики. Многократный лауреат и победитель различных литературных премий, в т. ч. – международных. Печатается в Москве и в Германии, работает в области переводов. Член Правления МОО СПР. Почётный ветеран Подмосковья. Почетный гражданин Шатурского муниципального района.

Сквознячок

Ветры властвуют на свете,
И у них бывают дети —
Сквознячки и сквозняки,
Баловни, проказники.
И один такой проказник
Для себя устроил праздник.

Сквознячок гулял по дому.
Всё тут было незнакомо,
Но он малый не из робких:
Вот бумаг большая стопка…
Он задел их мягкой лапой —
И они упали на пол.
Вот клеёнчатая скатерть…
Её сдунуть сил не хватит.
Вот заманчивые шторы…
Поиграть со шторой, что ли?
Он окно насквозь промерил,
Поскрипел в прихожей дверью…
Ну, куда ещё бы деться?
Что тут скажешь? Это детство.

Шут, проказник, непоседа,
Он с утра и до обеда
Всё, что можно, перетрогал:
Пошуршал в цветах немного,
Поиграл с ленивой кошкой…
Кто-то вдруг закрыл окошко!

Сквознячок забился в угол
И в обиде долго думал:
«Значит, мне совсем не рады?
Не хотите – и не надо.
Мне и в небе хорошо!»
Хлопнул дверью и ушёл.

* * *

Сквознячок – не новичок:
Пошалил – теперь молчок.
Пробежал насквозь всю книжку,
Непоседливый мальчишка!

Посчитаем

Раз, два, три, четыре, пять —
Вышел зайчик погулять.
Но уже на счёт раз-два
Приоткрыла глаз сова.

Шесть, семь, восемь, девять, десять —
Зайчик был беспечно – весел.
На короткий счёт пятнадцать
Сова выследила зайца.

И на счёт опасный двадцать
Удалось ей зайца сцапать.
А на счёт коварный тридцать
Вздумал новый появиться.

И на счёт солидный сорок
У совы был зайцев ворох.
Но на круглый счёт полсотни
Появился здесь охотник.

И на счёт конечный сто
Лес в округе стал пустой.
Досчитаем до двухсот —
Каждый зайчик оживёт.

Шкаф

Шкаф давно стоял в прихожей.
Он, на мамонта похожий,
Молчалив был, безучастен.
Может быть, он был несчастен?

Каждый день он слышал шёпот:
Деньги… Цены… Рынок… Шопинг…
Шкаф однажды с грустью понял,
Что он крайне переполнен.

Платья, юбки, шапки, шубы…
Хоть разок ещё вздохнуть бы!
Утро, полдень или вечер —
Всё одно лишь: вещи, вещи…

А хозяйка? Что хозяйка!
Шкафа ей совсем не жалко.
Тридцать юбок, сорок платьев…
Шкаф решил: Довольно! Хватит!

Он в итоге так набился,
Что с досады… развалился —
Будто выстрел грянул: паф-ф!
Так погиб геройски шкаф.

А хозяйка? Что хозяйка!
Разбирает плача свалку.

Баобаб

Старый, толстый баобаб
Был на чувства очень слаб.
В небе синюю звезду
Он увидел на беду.
Ток прошёл по старым сучьям:
Что ещё есть в мире лучше?

Свет звезды его пленил.
Проходили ночи, дни…
Вне земных привычных вех
Баобаб тянулся вверх,
Чтоб могла звезда спуститься
И сидеть в ветвях, как птица.

Но его огромный рост
Не помог достать до звёзд.
Изо всех древесных жил
Он любил, мечтал, тужил,
Но любви стеснялся очень.
Потому лишь только ночью

Расцвели на нём цветы
Странной, дивной красоты.
Ночь одну, один раз в год
Баобаб всегда цветёт.
А цветы на нём, на старом, —
Чаши, полные нектаром.

Что ещё сказать осталось?
Так любить умеет старость.

Кот Москвы

На гуляние запрет
Получил я: солнца нет,
Дождь дорожки намочил…
Взял я – радио включил.
Но который час подряд
Мне в эфире говорят:
«Кот Москвы…» И что за кот?
Он в Москве давно живёт?
Интересно, почему
Столько почестей ему?
Почему он знаменит,
А мой собственный забыт?
Почему и там, и тут
Его цифрами зовут?

Думал, думал целый час…
День в окне уже погас.
Из последних детских сил
Я кота вообразил:
Лап – четыре, пять хвостов,
Девять глаз… Портрет готов!
Сразу стало страшно мне:
Вдруг появится в окне
Многоглазый этот кот
И меня живьём сожрёт?

Но вернувшийся отец
Объяснил мне, наконец:
«Ты бы понял всё и сам,
Если б цифры записал.»
Оказалось, это код,
Чтобы адрес знал народ.
Я и сам стал набирать
Код – 4, 9, 5.
И звонить в Москву могу,
Только деньги берегу!

С той поры уже нигде
Я не путал «Т» и «Д»!

Кораблик

Море бурлило, ревело, качало…
Парусник мирно стоял у причала.
Нептуновой грубости он не стерпел,
Взмахнул парусами – и в небо взлетел.

Машут платочком кораблику звёзды,
Море вослед ему ярится грозно:
– Вернись, непутёвый, Нептун приказал!
Не то буйный ветер порвёт паруса!

Неслух подумал: чем с морем сражаться,
Лучше летать и в волнах отражаться.
И он всё летает. И можно пока
Его разглядеть в кучевых облаках.

Спешите увидеть! К ненастью опять
Он в море вернётся его покорять.
А всё почему? Да всё потому, что
Жить без борьбы бесполезно и скучно.

Плакала Даша

Валили берёзу. Как плакала Даша:
– Берёзка живая, любимая наша!
Но люди глухими, наверное, были —
Берёзовых дров для печи нарубили.

Потом затопили по осени печку
И в топку дровишки бросали беспечно.
Поленья от жара нещадно трещали,
А Даше казалось – поленья кричали.

И плакало вновь беззащитное детство:
– Не стану на печке недоброй я греться!
Понятней бывает порой пятилетним,
За что в этой жизни мы в строгом ответе.

Тебя об этом спросят

Однажды мальчик свысока
Посмеивался в школе:
– Что нужно этим старикам?
Спросить соседа, что ли…
Зачем, старик, ты ходишь в храм? —
Вот первый из вопросов.
– Я одинок, ты знаешь сам:
в пути мне нужен посох.
– Теперь ты стар. Зачем, скажи,
тебе читать так много?
– В дороге знания нужны,
а жизнь – всегда дорога.
Смахнув задумчивость с лица,
Старик добавил, хмурясь:
– Дойти достойно до конца
мне помогает мудрость.
– Но раз ты немощен и сед,
тебе любви не нужно?
– Нет, без любви и жизни нет,
любовь спасает душу.
Любить всегда – таков закон.
Кто камень в вечность бросит?
Когда ты станешь стариком,
Тебя об этом спросят.

Лошадь

…И тот последний путь на бойню
Длиною в целых полчаса.
Вл. Бояринов

Беда родиться лошадью —
Хомут да удила.
Вся жизнь тяжёлой ношей
Для лошади была.

Ей не назначат пенсии
За безотказный труд
Удар кнутом отвесив,
На бойню отведут.

Устало лошадь фыркала:
Спасенья нет нигде.
Она давно привыкла
К предательству людей.

Копыта глухо цокали —
Продлись, последний путь!
Удар, как плёткой, током —
И… можно отдохнуть.

Друг

Нет места гневу на хозяина
В собачьем кодексе любви.
Скули и вой, к колу привязанный,
Его, любимого, зови.

А он, забывший, не откликнется —
Нет ни души, пустырь вокруг.
В собачьей памяти заклинится
Почти насмешкой кличка «Друг».

И было мукой бесполезною
Тянуть из всех собачьих жил:
Держала крепко цепь железная,
Как он ни рвался, ни кружил.

А тучи полнились, печальные,
И дождь шестые сутки лил.
Пёс исходил слепым отчаяньем:
Когда бы мог – заговорил!

Разбухшим стянутый ошейником,
Он смог издать лишь хриплый вой,
Когда, запутавшись в движениях,
К колу приткнулся головой.

Казалось, издеваясь, кружится
Небес худое решето…
Он лёг бессильно прямо в лужицу,
Невнятно выдохнув: «За что?!»

Как чьё-то грязное ругательство —
Вороний грай… Плохая весть.
Теперь он знал, что есть предательство,
А думал, только верность есть.

Я плакал

Словно вестники печали
Чайки жалобно кричали,
А вода звезду качала.
Плакал я, звезда молчала.

Я смотрел сквозь слёзы слепо
В опрокинутое небо,
В полусумраке рассветном
У звезды искал ответа:

Почему я стал не нужен?
Нёс я верно свою службу,
Но вчера я был уволен…
Потому что стар и болен?

Звёзды горя не остудят.
Я любил вас, злые люди!
Здесь, у озера, я плакал…
Кто я? Просто пёс. Собака.

Ёлочка и крапива

Не выросли у ёлочки
Пока её иголочки.
Но что крапиве жалость?
Она забить старалась
Неопытное деревце:
– Тебе ль со мною меряться!
Стояла величаво,
А ёлочка молчала —
Росла в труде, в обиде ли…
Но что же мы увидели?
Кто здесь у дуба, слева,
Стоит, как королева?
Одетая с иголочки,
Стоит, красуясь, ёлочка!
Крапива же как будто
Пришла просить приюта.

Зелёный «Икарус»

Шёл автобус против ветра,
Поедая километры:
Гравий ел, песок, асфальт —
Вот такой ужасный факт!

Не теряя ни минутки,
Ел асфальт вторые сутки.
Не гнушался и бетон
Поедать попутно он.

Кто-то с заднего сиденья
Обернулся на мгновенье
И воскликнул: «Чудеса!
На дороге вырос сад!

Посмотрите! Слева, справа
Молодые встали травы,
И исчезли вдруг из глаз
Гарь и пыль безумных трасс!»

За окошком – пашни, нивы…
Все вздохнули: «Что за диво?
Если всё, Икар, не сон,
Поклянись нам колесом!»

И автобус хмыкнул скромно:
«Вы забыли? Я – зелёный.
Колесом своим клянусь:
Я люблю зелёной Русь.

И колёс не пожалею,
Чтобы сделать жизнь милее!»
Так и ехали мы все
По зелёной полосе.

И сейчас автобус этот
Ворожит на трассах где-то
И приносит людям радость.
А зовётся он «Икарус».

Разговор с Землёй

– Шарик, шарик голубой!
Что случилось вдруг с тобой?
Почему погас твой свет?

– Атмосферы больше нет.

– Нам страна дала приказ
Посетить Нептун и Марс.
Средь неведомых планет
Мы летали много лет,
А теперь домой хотим.
Почему же мы летим
В пустошь выжженной земли?!

– Люди шар не сберегли.
Рвали душу, рвали плоть…
Возмутился сам Господь!
Не осталось больше сил,
И я свет свой погасил.

– Мы в отчаянье, поверь.
Что же делать нам теперь?
– Не обрадую я вас:
Обживать придётся Марс!

Я один сказал в ответ:
– Без Земли мне жизни нет.
Несмотря на страх и боль
Я останусь здесь, с тобой.

Когда бы я жил на Луне

Когда бы я жил на Луне,
На светлой её стороне,
То я, утомившийся Солнцем,
Закинув в рюкзак что придётся,
Ушёл бы на ту половину,
Где солнышка нет и в помине,
Где нет ни оттенков, ни тени,
Где вечная сонная темень.
И я бы в бессолнечный роздых
Разглядывал спелые звёзды,

Которые – только коснись!
Как вишни, осыпятся вниз.
Недобрые, жадные гости
Набрали бы полные горсти,
И в этой забаве напрасной
Мучительно звёзды бы гасли.

А я бы их зря не тревожил
И был бы, как мог, осторожен.
Но вечной космической ночью
Я так бы себя заморочил,
Что, бросив походную утварь,
Сбежал бы в привычное утро
Мудрейшей из ряда планет,
Где мраку наследует свет.

Знаю, не знаю

Раз хвалился мальчик Петя:
«Я умнее всех на свете!
Обойдусь я без советов
Всяких бабушек и дедов!
Что планшетка, что компьютер —
Я управлюсь за минуту!
Не под силу это старым.
Я хочу, чтоб вы отстали!
Я без вас и САМ ВСЁ ЗНАЮ».

Отложив своё вязанье,
Грустно бабушка сказала:
«Ум и знания не путай.
Знать, конечно, это круто,
Но сумеет это каждый.
Ты ошибся в самом важном:

Много знать совсем не трудно.
Но попробуй, стань-ка мудрым!
Ты считаешь, это просто?
Мудрость дарит только возраст
И доступна чаще старым».

Смолкла бабушка устало.
И тогда смутился Петя:
«Я НЕ ЗНАЮ, что ответить».
Что там с бабушкой? Смеётся:
«Есть огрехи и на Солнце.
Ты не скоро постареешь,
Но теперь ты стал мудрее».

Тире, точка, запятая

(сказка)

У мамаши Запятой,
У хозяйки занятой,
Жили-были при дворе
Долговязый сын Тире
И, поменьше, дочка Точка.
Брат с сестрой дружили очень:
Каждый службу исполнял:
Сын делил и представлял;
Дочка брату не мешала —
Всю работу завершала,
Ставя строго по науке
В строй слова и просто буквы.
То, что было верно, точно,
Подтверждала подпись: Точка.
Так и было. Но однажды
Надоел им труд бумажный,
И один изобретатель
Предложил вдруг полетать им —
Над двором, над целым миром
В неизведанном эфире:
Послужить вдвоём радистам
В деле нужном лет на триста.
Так, на благо всех народов
Брат с сестрой создали коды.
Пусть трудились больше вдвое,
Но в трудах рождалось слово:
Точка, точка, два тире…
Все дивились при дворе,
И мамаша Запятая
Укорять детей не стала.
А дворовый ротозей
Заявил шутя: «Морзé!»
Но «Морзé» поправил грозно:
«Не Морзé, глупец, а Мóрзе!»
Так случилось. И с тех пор
Славной парой горд весь двор.
Коды выдумал не «рашен»,
Но тире и точка – наши!
И известная морзянка
Здесь давно не чужестранка.
Что добавить мне, ребята?
Теле-графский титул знатный
По заслугам Морзе носит.
…Дальше – авторская подпись:
—.—… (Л) …– (Ж)

Этот монстр (кто он?)

(загадка)

Его живое гипертело
Рвалось, ворочалось, пыхтело,
И шёлк его блестящей кожи
Эол играючи тревожил.

Вот этот монстр прекрасный выдал
Очередной свой пенный выдох —
И языком своим стоструйным
Слизал оставленные струги,

Унёс, довольный, прочь от суши:
Монстр иногда играл в игрушки.
Бывает, он уносит души
Во время ветреной пирушки.

Тогда заплачет кто-то в горе:
Верни их, монстр! Верни их!..
(ерoм)

Поднебесная регата

Не из пуха, не из ваты,
Поднебесная регата
Чьей таинственной рукой
Рождена из облаков?

Паруса надуты ветром,
Корабли летят по свету…
Мы немного подождём —
Они выпадут дождём.

Солнце выпавшим дождинкам
К небу вымостит тропинку.
И, куда ни бросишь взгляд,
Вновь кораблики летят.

Много сотен километров
Пролетят они по ветру.
Люди скажут: «Облака…»
Не уверен я пока

Потому, что… потому, что
Без фантазий жить мне скучно.
Я один на целый двор —
Сумасшедший фантазёр.

Книга Царств

(сказка с заданием)

На тронах царствуют сезоны.
Какие важные персоны
Восходят чинно на престол!
Порядок древний и простой:

По роду, званию и чину
Отец свой трон уступит сыну —
Таков неписанный закон.
Но, может быть, написан он?

Совсем недавно правил властно
Июль Июньевич Прекрасный…
Вот августейший сын Сентябрь
Бразды правления забрал.

А ныне скипетр и державу
Ноябрь Октябрич принял важно.
И завершить сановный ряд
Декабрь Ноябрич будет рад.

На этой царской срочной службе
Надёжным быть и точным нужно.
Так правит миром круглый год
Один достойный древний род.

Семейство правило законно
До нас с тобой, во время Оно.
А кто там прадед, кто там мать —
Ещё придётся разгадать.

Но мы, однако, очень рады,
Что есть в династии порядок.
Что получается? У нас
Не календарь, а Книга царств!

Задание юному читателю
Может быть, тебе захочется
В твоей новенькой тетрадке
Всех по имени и отчеству
Перечислить по порядку? ⇒
Но не тратить время чтобы,
Устно всех назвать попробуй.

Итак, династия Года:

Январь Декабриевич;
Февраль Январьевич;
Март Февральевич;
Апрель Мартович;
Май Апрельевич;
Июнь Майевич,
Июль Июньевич;
Август Июльевич;
Сентябрь Августович;
Октябрь Сентябриевич;
Ноябрь Октябриевич;
Декабрь Ноябриевич.

Глазёки

Как учиться мне наукам?
Расплывались в книге буквы.
Папа грустно мне сказал:
«У тебя сдают глаза.»
И добавил еле слышно:
«Окулист очки пропишет,
Чтобы нам поправить зренье.»
Я всё думал в удивленье:
«Око, очи… Мыслю чётко:
Не очки – верней, очёки.
И отметил, между прочим:
У меня глаза, не очи!
Очи только у девчонок.
Ну а я – мужской ребёнок!»
Я ответил папе громко:
«Соглашусь, но на глазёки!»
Вот глазёки я надел —
И все буквы разглядел.
Я теперь такой глазастый,
Что влюбился сразу в Настю.

Единокровный братец

Все смертны в этом мире.
Но вот в моей квартире
Живёт комар. Поверьте,
Он, как Кащей, бессмертен!
Не три недели – вечность,
Как был он мной замечен.
И так достал – нет мочи!
Всю ночь не сплю, охочусь.
Пищит над ухом, рыжий:
«Делиться надо с ближним!»
Он прав. На самом деле,
Кто кроме ближе к телу?
Пока я размышляла,
Комар нацелил жало.
Вот смело сел на лоб он…
Пора его прихлопнуть!
Но как руке подняться?
Единокровный братец!

Про мыло, и не только

Маша дедушку спросила;
«Почему судью – на мыло?
Почему на стадионе
Так кричат ожесточённо?
Не хватает мыла людям?
Ну тогда давайте будем
Покупать на матч билеты,
Принося с собой при этом
Мыла детского немного.
А судью не надо трогать!»

Дед на мыло слов не тратил:
«Ах ты, мой изобретатель!
Будешь зрителем сама —
И, как все, сойдёшь с ума».

Один орех, единственный

(стихотворение с заданием)

У древнего орешника
Стоят два старых грешника.
В листве его таинственной —
Один орех, единственный.
Они, вы не поверите,
Уже тысячелетие,
Недели за неделями,
Всё делят (и разделят ли?),
Кому орех достанется.
Согнувшись от усталости,
Ведут свой спор бессмысленный:
Один орех, единственный!

Бессрочное мучение
Дано им в поучение:
Судьёй так было задано,
Поскольку оба – жадные,

И нет теперь им радости
От их привычной жадности!
Они сбежать и рады бы,
Но вечны муки адовы:
Орех, считай, безделица,
Но на двоих не делится.
Решенья не получится.
Им долго, видно, мучиться.
Была б орехов тысяча,
Тогда бы можно высчитать,
А тут вот – как измыслиться?
Один орех, единственный!

Ребята, кто ответит мне,
Что можно посоветовать
Закоренелым грешникам
У хитрого орешника?[1]

Это правда

Где-то там, в небесных сферах,
Молодой небесный плотник
Целый день гремит фанерой
И хрустальным молоточком
Звёзды к небу прибивает.
Не бывает так? Бывает!

А затем ночной художник
Звёзды золотом раскрасит.
Чтобы скучный серый дождик
Не смывал небесный праздник,
Тучкой их прикроет ночью.
Ты смеёшься? Всё так точно.

А вчера звезда упала —
Видно, гвоздь попался ржавый,
И всю ночь звезда летала
Над уснувшею державой
И над нашим спящим садом.
Ты не веришь? Это правда!

Ведь под утро силой вышней
Расцвели все наши вишни.

Егорка

Горки созданы Егоркам,
А вот горы – для Егоров.
Автор.

Шёл Егорка только в горку —
Рос, умнел. И вот свершилось:
В первый класс идёт Егорка,
Первая вершина.

Наш Егор – умелец в спорте,
С этим все в семье согласны.
Он теперь – со мной не спорьте —
Парень первоклассный.

В жизни будущей Егору,
Если есть мечта об этом,
Одолеть придётся горы.
Станет президентом,

Если скажет: «Я хочу!»
Всё Егорам по плечу.

Дайте чаю Домовому!

В доме старом и большом
Жил у моря хромой Джон,
Флибустьер отчаянный.
В гости звал он тех, кто свой.
Плакал в доме Домовой —
Ему не дали чаю.

И, узнав о Домовом,
Гости, сидя за столом,
Хмурились, молчали
Да качали головой.
Грустно плакал Домовой —
Ему не дали чаю.

Потом гости пили ром
И устроили погром:
Ссорились, кричали,
В пляс пошли по круговой.
Плакал только Домовой —
Ему не дали чаю.

Гости вскоре разошлись.
Провожал хозяин вниз
Их с пятью свечами
По ступенькам винтовой.
Горько плакал Домовой —
Ему не дали чаю.

Спать гостям давно пора —
Ждал гостей большой корабль
Ночью у причала…
Провожал их дикий вой:
Это плакал Домовой —
Ему не дали чаю.

Корабельный добрый кок
Налил чаю в котелок,
Но разлил нечаянно…
Случай, может, рядовой,
Но всё плакал Домовой —
Ему не дали чаю.

Злились гости: «В этот дом
Мы отныне не пойдём!.
Надоел нам этот плач!
Ты хозяин иль палач?»
И зарос быльём-травой
Джона дом печальный.
Но всё плачет Домовой —
Ему не дали чаю.

Дайте чаю Домовому!

Орлица и гусак

Жил-был однажды белый гусь
У деда за избой.
И я сказать не побоюсь —
Он был хорош собой:
Сапожки красные носил,
Был свеж и чист пером
И глазом радужным косил —
Ярчайшим янтарём.

И вот взглянула как-то вниз
Орлица свысока,
И крылья сразу отнялись
При виде гусака.
Оставив старого орла,
Она, едва дыша,
Ему себя преподнесла,
И гусь не возражал.

Какая жизнь тут потекла,
Сказать я не берусь!
Её манили облака,
Корыта жаждал гусь.
Витал в высоких облаках
Орлиный нежный зов.
С земли гусиное «га-га»
Звучало вместо слов.

Она металась, он жирел,
Не утруждал крыла…
И вот на утренней заре
Орлица поняла:
Гусак не может стать орлом,
Её любовь – обман.
И наказанье – поделом.
Финита ля роман!

И крылья снова отнялись…
И, искусив судьбу,
Она упала камнем вниз
На дедову избу.
Растаял в дальних облаках
Орлиный грустный зов…
С земли же сытое «га-га»
Звучало вместо слов.

Мораль сей басни такова:
Не доверяй красе:
Он бел, как мел, твердит молва,
Вглядишься – а он сер.
И вроде оба есть крыла,
Вглядишься – он бескрыл.
Любовь стара, как мир, и зла,
Мне кто-то говорил.

Крокодил

(сказка-быль)

На Амазонке, где-то в пойме,
Был попугай для рынка пойман
И самолётом в путь неблизкий
Отправлен был из мест бразильских.
Он в отделении багажном
Лежал в пакетике бумажном.
Прижатый, он едва дышал,
И шум ушам его мешал.

С аэродрома, как обычно,
Доставлен был на рынок птичий
Едва живым, с другими вместе,
И помещён в оклетье тесном.
Затем, по прихоти девчонки,
В дом привезён в простой картонке.
Здесь клетки не было пока,
И гость заморский юркнул в шкаф.

По просьбе дочки позже где-то
Отец купил и корм, и клетку.
Печален был пернатый узник:
Весь мир стал душен, сер и узок.
Холодный свет… На север – окна,
За ними – осень. Голо, мокро…
И вне, и в клетке он молчал,
Лишь головой порой качал.

Быть может, вот таким качаньем
Себя спасал он от отчаянья.
Не запиралась на день клетка,
Но покидал он клетку редко.
Развлечь его был труд напрасный —
Был попугай угрюм, неласков.
За то, что он не говорил,
Его назвали «Крокодил».

Быть может, прозвище нескромно,
Но был к тому же он зелёным…
И вот однажды утром ранним
Лес появился… на экране,
И попугай услышал лично
Собратьев милых перекличку.
Он понял сразу: вот оно,
В родимый край его – окно!

Деревья, солнце… Птичий гомон…
И Крокодил душою дрогнул.
Погас экран. Хозяйка вышла.
А попугай с окна неслышно
Перелетел на телевизор.
Казалось, путь к спасенью близок:
Он бился, бился о стекло!
Но вот и сломано крыло…

О, как бы сила крокодила
Ему сегодня пригодилась!
Но властью странного обмана
Он был разбит о твердь экрана.
Хозяйский завтрак был испорчен.
Как крокодил, погиб он молча,
Но крик застыл в его глазах.
Терзалась девочка в слезах…

Сказал отец, её пугая:
«Другого купим попугая».
«Не надо больше попугаев! —
Кричала девочка, рыдая.
Не надо больше птиц и клеток!
Купи им всем домой билеты,
Верни их всех скорей назад!»
И крик застыл в её глазах.

Случилась вот такая быль.
Не избежать своей судьбы,
Но совесть мне сказать велит:
Герой наш мал, но дух велик.
Ну что ж, что был он Крокодил?
Он страстно родину любил!
А что девчонка? Пусть мала,
Но горе птичье поняла.

Грех

Храм безлюдный, маленький,
Стены деревянные…
Я – в платке да в валенках.
Плачу, покаянная.
Тихими лампадами
Лики освещаются.
Тишина отрадная,
Будто грех прощается.
Постою под куполом
Я с душой открытою.
Осознаю, глупая:
Надо жить с молитвою.
Прозой ли, стихами ли
Повторяю просто я:
«Всякое дыхание
Всюду хвалит Господа»,
Верю, грех отпустится…
Ах, душа обманная!
В восемь лет – преступница:
Съела сахар тайно я.
Грех в семье не маленький —
Времечко голодное.
Я в платке да в валенках:
Зимушка холодная!

Взрослые стихи

Одолели нас дети вопросами:
– Для чего вы живёте, взрослые?
– Для того, чтоб на нашей планете
Жили радостно милые дети.

Мы детей попросили ответить:
– Для чего вы рождаетесь, дети?
И ответить было так просто им:
– Для того, чтобы сделаться взрослыми!

Так идёт по Земле человечество
Животворной тропой бесконечной,
И кружится Земля, в самом деле,
Будто бы детские карусели.

Если б знали вы, наши курносые,
Как трудно порою быть взрослыми
Потому, что всегда мы в ответе
За народ, называемый «дети»!

Колыбельная

Тише, тише…
Ты услышишь,
Как Луна по крыше ходит,
Ходит тихо, босиком,
И зевает круглорото,
Прислонясь к трубе щекой.

Тише, тише…
Ты услышишь,
Как вздыхает дом во сне,
Закрывая ставни – веки,
Как прядёт сугробы снег,
По-медвежьи ходит ветер.

Тише, тише…
Ты услышишь:
Скрипнет дверь тихонько в доме,
И увидишь – это он,
Входит старый, добрый-добрый,
С головой седою Сон.

1968 г.

Шу-шу-шу

Шуршала мышка в камышах,
Шуршал камыш в её ушах.
От шума не было ей слышно,
Как шарил шмель под шаткой крышей,
Где шесть её мышат – малышек
В шевровых шубках еле дышат.
Но шмель был страшно ошарашен,
Что был мышатам он не страшен,
Что их страшили камыши.
И шмель шептал шуршащей мыши:
«Шурши, пожалуйста, потише…
А лучше – вовсе не шурши!»

Сказка о дикой розе

Почему шиповник называется шиповником?

А ведь был он когда-то без шипов…

В царстве дальнем Скупердяйстве
Со своим большим хозяйством
Жил Скупец. Имел он дочь.
Вот пришлось ей занемочь:
Хворь её терзает, гложет —
Ни лежать, ни встать не может.

Но расщедрился отец —
Поп пришёл к ней, наконец.
Очень умным был тот поп.
Молвил он, нахмурив лоб:
«Не помогут тут молебны.
Ты достань ей плод целебный.
Там, на Севере морозном,
Он зовётся дикой розой.
Алы ягоды, что кровь.
Будет дочь здорова вновь».

Сам Скупец в седло садится:
Со слугой не стал рядиться.
Едет долго, видит – лес.
Он с коня тихонько слез,
В лес зашёл – и крик из уст:
Манит веткой дивный куст!
Все цветы, как жар, горят!
Спелых ягод целый ряд!
Эка невидаль на свете:
То ли осень, то ли лето?
Тьма плодов с цветами рядом!
«Разве это не награда
Мне за долгий, трудный путь?»

И давай тут ветки гнуть!
«Наберу мешок задаром, —
Мыслит тайно жадный варвар.
Всё я дочке не отдам.
Половину, но продам».
И цветочек хрупкий, нежный
Рвёт с плодами он небрежно.
Он кромсает ветки грубо,
Не боясь, что куст погубит.

Долго он ту розу мучил…
И от ярости и боли
Куст вдруг выпустил колючки —
Те злодея укололи!
Острый шип в ладонь вонзился —
И мешок с плеча свалился…
И осталось лишь в лукошке
Ягод с горсточку, немножко,
Ровно столько, сколько нужно.
Что ж, не жадничай без нужды!
Будь с природой осторожен.

Что ещё добавить можно
И добраться до конца?
Исцелилась дочь Скупца.
Роза дикая цветёт
В парках наших каждый год.
Но теперь любой садовник
Скажет вам: цветёт шиповник.

Жасмин и Жасмина

(лирическая сказка)

Однажды жил в саду один
Несчастный юный принц Жасмин.
И полагалось быть по роду
Ему прекрасным – в мать-Природу.

Но он не цвёл: всё чах да чах
У всей округи на глазах.
Не знал Жасмин причин недуга,
Но Шмель сказал: «Нужна подруга.

Природа-мать к тебе добра.
Бог создал Еву из ребра.
Твоей беде, о принц, запомни,
Помочь смогли бы только корни».

Жасмин желал – и, значит, смог:
Из корешка пошёл росток.
Едва он виден был под утро.
Шмель посмотрел и молвил мудро:

«Желанья мало для любви!
Вослед терпение зови:
Лелей росток со дня рожденья,
И будет, принц, вознагражденье».

Стоял апрель. Жасмин всё ждал.
Он от туманов укрывал
Росточек свой, копил в ладошках
Тепло и влагу понемножку

И прикрывал росток всегда
Собой в шальные холода,
Шептал ночами нежно что-то:
Помочь, сберечь – одна забота!

И вот июнь. Шмель мчится мимо
И видит вдруг: стоит Жасмина!
Стоит, блистая красотой,
В цветочном мареве густом.

Чаруют взор её одежды…
Природа-мать, сбылись надежды!
И рядом с ней – падите ниц —
В наряде белом юный принц!

В трудах своих он не заметил,
Как стал прекрасней всех на свете!
Сегодня в ночь расцвёл и он
Лишь потому, что был влюблён.

А ветер утра полусонный
Играл на листьях Мендельсона…
К исходу дня Шмель нужным счёл
Созвать на бал стрекоз и пчёл

И обещал, что пир закатит
В саду на солнечном закате.
Ах, добрый Шмель, он был так рад!
Но стойте! Что за аромат,

Пьянящий, чистый, сад наполнил?
О чём нам, суетным, напомнил?
И отчего затих весь сад,
Вдыхая чудный аромат?

Что пахнет так, о Шмель, скажи нам!
«Как хлеб – добром, любовь –

Продолжить чтение