Читать онлайн Моль бесплатно

Моль

Глава 1

– Сегодня точно сбегу. Все. Надоело! – сказал Витька сам себе.

Он ловко пролез в дыру под забором, отряхнулся и скрылся между деревьями.

Осенний лес был скован туманом, сквозь эту завесу почти не проникал свет. Капли дождя, дрожащие на кончиках еловых ветвей, тускло поблескивали, воздух густо пах прелой травой и опавшими листьями. Того гляди, выпадет снег, накроет белизной и свежестью серо-коричневые краски леса. Витька откуда-то помнил слова, что человеческая душа отражает цвет неба. Небо уже много дней было серым, и Витькина душа тоже была наполнена серостью.

Озябший под моросящим дождем, он ссутулил плечи, сунул руки в карманы, сжал зубы и пошёл знакомыми тропами к дороге. Мысли его были мрачными, беспросветными, как все вокруг.

– Не жизнь, а тоска. Уж лучше воровать еду и ночевать по вонючим подвалам, как раньше, чем вот так – день за днём проживать одно и то же без цели, без смысла. Тошнит уже от этого!

Через пару часов Витька вышел к дороге, и вдруг услышал звук приближающейся машины.

– Меня что ли хватились? Уже? Неужели Хельга заметила, что меня нет? Только ей вечно до меня есть дело! – подумал он и юркнул в кусты.

Он притаился и замер, чтобы его не заметили. Машина ехала медленно, Витька приподнял голову, ему было любопытно, кто отправился на его поиски. Но он не узнал в водителе авто Филиппа, шофера из интерната. Да и машина была большая, чёрная, блестящая, совсем не интернатовская. За рулём сидел мужчина в белой рубашке с галстуком. А позади него Витька увидел светловолосую девчонку.

Девчонка была его возраста. Она тоскливо смотрела в окно, и казалось, на душе у неё было точно так же паршиво, как у Витьки. Девчонка вдруг повернула голову, как будто заметила его среди пожелтевшей листвы, и на долю секунды что-то сжалось у Витьки внутри, прямо под ребрами. Машина проехала мимо него и скрылась за деревьями. Он вышел из своего укрытия и долго смотрел на дорогу, слушая постепенно стихающий звук мотора. Потом он посмотрел в сторону города, махнул рукой, развернулся и пошёл назад, к интернату. Побег не состоялся.

***

В интернате появилась новенькая, с этого-то все и началось. Это ее, сидящую в черной машине, видел Витька. Вблизи девчонка выглядела довольно странно, даже несуразно – высокая, худая и вся белая. У нее были белые волосы, точно такие же брови и ресницы, белая кожа, даже водолазка с высоким горлом – и та была белой. И что было в ней самым нелепым – она постоянно носила белые перчатки. В спальне девочек поговаривали, что у неё что-то с руками: какая-то болезнь или вроде того.

Новенькую звали Ника, так объявила на вечерней линейке Генриетта Альбертовна, или просто Гиена, – директриса интерната, полноватая женщина с ярко-накрашенным лицом и идеально уложенной прической. Витька уважал Гиену за её суровую безжалостность, за холодное равнодушие к ним, сложным, непослушным подросткам. Он с детства воспитывал в себе эти же самые качества и знал, как порой непросто оставаться хладнокровным. Но было в этой властной женщине и что-то такое, что отталкивало его – какая-то темнота во взгляде. Взглянешь и испугаешься…

Имя странной новенькой мало кто запомнил, в интернате не было имён, были клички. Клички возникали сами по себе, случайно. В самый первый день, когда Ника, понурившись, шла по коридору за Генриеттой Альбертовной, Витька прокричал ей в спину:

– Вот это моль к нам залетела! Срочно дихлофос! Люди, поделитесь дихлофосом!

Все вокруг засмеялась, и Витька с победным видом расправил плечи, ухмыльнулся довольно. Так Ника стала Молью.

***

Витьке Моль не понравилась: глаза большие, взгляд острый, буравит насквозь, губы бесцветные, упрямо сжатые. Ну а светлые брови и ресницы – это вообще выглядело так, как будто ее всю припорошило зимним инеем. Снегурка холодная, а не девчонка. К тому же, вся она была какая-то гордая, неприступная, независимая, как будто с самого первого дня бросала ему, Витьке, вызов. И пахло от нее странно – не хозяйственным мылом, которым все они тут мылись, а горьковатым весенним запахом цветущих ландышей. Это злило Витьку.

Воспитатель их блока Хельга Владимировна по кличке Жердь, наоборот, воспылала к новенькой заботой и любовью, и проводила с ней в первые дни много времени. Гиена тоже подозрительно ласково к ней относилась, несколько раз в день приходила узнать, как у нее дела. Это злило Витьку ещё сильнее.

Когда Витька с парнями подошли к Моли и хотели объяснить ей здешнюю иерархию и нерушимые порядки, она строго ответила:

– Мне совершенно не интересно, как вы тут живёте. Я здесь ненадолго.

– Куда ты денешься? Отсюда до восемнадцати выхода нет, – усмехнулся в ответ Витька.

– Сбегу, – тихим, уверенным голосом сказала девочка, резко развернулась и ушла.

Она ничуть его не боялась. Ну ничего, сломается! Витька ещё не таких гордых здесь ломал. На крайний случай, в интернате есть подвал. Из подвала еще никто прежним не выходил, все соглашались подчиняться Витькиным правилам, даже самые отъявленные негодяи. В подвале было темно, страшно, с потолка капало а в узких, темных коридорах гуляли сквозняки, наполняя их протяжными стонами.

Здесь раньше располагались камеры пыток, и жуткие, заброшенные устройства, похожие на станки, до сих пор стояли по разным углам. Иногда сквозняк завывал такими протяжными стонами, что, казалось, будто кто-то до сих пор отбывает в подвале интерната свое мучительное, вечное заключение.

Специализированный интернат для сложных подростков располагался в бывшей тюрьме. Поэтому корпусы были мрачными, темными, на узких окнах стояли решётки, а территория была огорожена высоченным забором. Жилой корпус интерната располагался в обшарпанном сером двухэтажном здании. Здесь было холодно, сыро, а в столовой, в поисках еды, бегали огромные остроносые крысы.

По вечерам в общей гостиной становилось немного уютнее – воспитатели зажигали керосиновые лампы, и каменные стены освещались теплыми мерцающими огнями. А когда было холодно, и директриса разрешала разжечь в гостиной большой камин, то становилось еще и тепло.

***

Витька в интернате был главным. Ему недавно исполнилось четырнадцать. Он был крепкий, смуглый и вихрастый. Черные волосы падали ему на лицо, лезли в глаза. Он то и дело отбрасывал их на бок нетерпеливым, резким движением. Голос у Витьки был низкий, слегка осипший, взгляд – холодный и злой, как у волчонка. Лицо его было некрасивым и вечно злым.

Витька был Батей – тем, кому подчинялись здесь все – от мала до велика. Это, передающееся здесь из поколения в поколение, звание он два года назад на протяжении нескольких месяцев отбивал потом и кровью – дрался с бывшим Батей-старшаком не на жизнь, а на смерть. Бои, по негласной традиции, проходили за территорией интерната – в лесу. Витька тогда обзавелся десятью новыми шрамами, лишился коренного зуба, но звание выбил. Старшака с сотрясением увезли в больницу.

До Витьки никто в двенадцать лет Батей не становился, а он стал.

За сильный характер Витьку стала уважать сама директриса. Воспитатели и учителя тоже поддерживали с ним хорошие отношения. Им это было даже выгодно – Батю, своего ровесника, сложные ребята слушались охотнее, чем взрослого человека.

Конечно, иногда Витька заставлял понервничать воспитателей. Он был упрямый, привыкший в свое время на улице среди таких же оборванцев, как он сам, быть свободным, и в интернате тоже никому не хотел подчиняться. Он прислушивался здесь лишь к мнению одного единственного человека – Хельги Владимировны, своей воспитательницы. Именно она первая встретила его здесь два года назад – дикого, неуправляемого, несчастного. Встретила и первым делом крепко обняла.

Хельгу Витька называл только по имени, и остальным ребятам запрещал звать ее Жердью. Ее прозвали так, потому что она была высокая, худая, вся прямая и натянутая, как гитарная струна. У нее были длинные тёмные волосы и большие карие глаза. Да, Хельга была далеко не красавица, но её добрая душа делала её по-настоящему прекрасной женщиной в глазах Витьки.

Хельга не пыталась его переделать, исправить, подчинить, как делали это остальные. Она жалела его, как ребенка, попавшего в беду. А когда он освоился здесь, стала уважать его, как равного ей человека. Она всегда была на его стороне, много говорила с ним, как старший товарищ, как друг. И Витька проникся к ней, потянулся озябшей душой к ее искреннему теплу.

Он защищал ее во всех конфликтах с парнями-подростками, которым время от времени хотелось побунтовать. Все эти два года Витька считал Хельгу Владимировну своим единственным другом. Среди парней у него друзей не было. Ребята считали Витьку авторитетом, побаивались его, слушались, но в круг доверия не входили.

***

Новенькие в интернате появлялись редко, но все прибывающие, обычно, сразу понимали, что к чему и принимали правила действующего Бати. Вот только Моль эта оказалась такой тупой, что никак не могла понять, что главный здесь – он. В первые дни она ходила, словно бледный призрак, по коридору. Девчонок, которые в открытую смеялись над ней, она сторонилась, а парней мерила подозрительными взглядами.

После того, как Витька попытался объяснить ей здешние правила, Моль стала смотреть на него иначе – пристально и внимательно, чуть ли не дерзко. Один раз они столкнулись с ним в коридоре плечом к плечу. Витька снова почувствовал едва уловимый аромат ландыша. Моль, толкнув его, не извинилась, даже в сторону не отошла, чтобы уступить дорогу ему, Бате. Зато взглянула на него так, будто это он должен уступать ей дорогу. По интернатовским меркам, это была неслыханная дерзость.

После этого Витька подошёл к ней на обеде и прошептал на ухо:

– Ты так зырить на всех перестань, а на меня – тем более. Бесишь уже! Я здесь главный, со мной лучше не ссориться. А не то залью твои прозрачные голубые глазенки чем-нибудь!

Сказав так, он с наглым видом забрал у Ники тарелку с супом и, смачно плюнув в нее, поставил обратно. Ника на его выходку не отреагировала, смотрела ему в лицо спокойным взглядом. Витьку это разозлило ещё больше.

– Ты тупая что ли? Чего молчишь? Чего смотришь?

– Странный ты, – спокойно ответила Моль, – это ведь все не настоящее.

Она показала рукой на Витьку, и он непонимающе осмотрел свою одежду вслед за ее жестом.

– Взгляд, голос, – продолжала девочка, – все твое поведение – какая-то глупая маска. Ты не настоящий.

Сидящие поодаль от Моли девочки испуганно зашептались. Витька с силой ударил кулаками по столу, Моль вздрогнула, а девочки за соседними столами испуганно вскрикнули.

– Что у вас случилось, Витя? Что за шум? – спросила в это время Хельга, заходя в столовую.

– Ничего, – огрызнулся он, – суп сегодня отвратительный, Хельга Владимировна, вот чего. Такой отвратительный, что злость берет!

– Ты у нас вроде бы не из привередливых! – ответила Хельга и покосилась на тарелку с супом, стоящую перед Никой.

Витька сжал кулаки, лицо его побагровело от злости. Моль смотрела на его лицо, и у него было такое чувство, что ему горячо и больно от этого прямого, непоколебимого взгляда какой-то полудохлой девчонки. Витька отошел от нее, с шумом отодвинул свой стул и сел на место.

– Ника, все хорошо? – спросила Хельга, внимательно посмотрев на девочку.

Та кивнула, улыбнулась Хельге, потом встала, спокойно убрала за собой посуду и вышла из столовой.

– Что ты с этой альбиноской возишься? Надо просто затащить её в подвал и показать, что бывает с теми, кто не слушается Батю, – проговорил Витьке в ухо сидящий справа от него Нарыв, косоглазый рыжий парень.

Витька сжал зубы и со злостью схватил со стола ложку.

– Успеется, – буркнул он.

***

Шли дни. Моль избегала общения с кем-либо. Витька не следил за ней, но, тем не менее, все время натыкался глазами на ее одинокую светлую фигурку, которая выделялась на фоне остальных ребят. Директриса по-прежнему уделяла новенькой много внимания, часто подходила к ней и что-то шептала на ухо, гладила по волосам. Лицо Ники при этом становилось грустным и озабоченным. У нее вообще было странное, отчужденное выражение лица и глаза – как вода, вроде бы прозрачные, но дна не увидеть, как не пытайся.

Как-то Гиена подошла к Витьке и сказала ему строго, поправляя свою пышную, идеально уложенную шевелюру:

– Смотрю, ты нашу новенькую недолюбливаешь, Витя. Но, несмотря на это, я тебе дам задание. Приглядывай за ней. Следи, чтобы не обижал её никто. Она здесь ненадолго, поэтому я хочу, чтобы ей жилось у нас спокойно.

Гиена достала из кармана маленькое зеркальце и взглянула на свое отражение, выпучив пухлые губы. Витька, случайно взглянув в зеркало из-за ее плеча, вздрогнул от неожиданности – в маленькой круглой зеркальной плоскости ему померещилось лицо дряхлой старухи. Он подошел ближе, но Генриетта тут же убрала зеркало в карман, подняла глаза на Витьку, и ее глаза, накрашенные синими тенями и подведенные черным карандашом, вновь стали строгими.

– И смотри, чтобы новенькая не сбежала.

– Думаете, такая амеба может сбежать? – усмехнулся Витька.

Гиена посмотрела на него убийственным взглядом и ничего больше не сказала.

***

В один из солнечных осенних дней Витька сидел во дворе интерната в окружении парней. Из-за угла показалась Моль, лучи осеннего солнца придавали её светлым волосам золотой блеск. Она шла из здания школы с рюкзаком за плечами – не шла, а плыла по воздуху, так легки и невесомы были её шаги. Витька кивнул, и трое парней сразу же поднялись со своих мест и направились к Нике.

– Эй, Моль! С Батей не хочешь поздороваться? Ты вроде здесь не первый день уже, пора бы поучиться вежливости! – закричал маленький и худой Игорек по кличке Заморыш.

Ника замедлила шаг, а потом пошла быстрее, опустив голову, но парни перегородили ей дорогу.

Нарыв сорвал с Ники шапку и подкинул её высоко в воздух. Шапка упала на землю у Витькиных ног. Ника смотрела в его лицо – прямо, без капли страха, и ему снова стало горячо от её взгляда. Он успел заметить, что глаза её сегодня не такие прозрачные, они синие и похожи на льдины.

Нарыв подскочил к Нике, схватил её за волосы и потянул за собой.

– В подвал тебя поведем, Моль! Будем учить вежливости.

– Ай, больно! Отпусти! – вскрикнула Ника.

– Чего ты там бормочешь? – закричал Нарыв, – парни, эта Моль, оказывается, умеет говорить!

Нарыв громко заржал, совсем как конь, и следом за ним загоготали остальные парни. Витька смотрел на эту сцену, наклонив голову и прищурив глаза, но внутри него росло какое-то странное чувство.

– Не отпустишь, тебе же хуже будет! – снова сказала Моль, пытаясь вывернуться из рук Нарыва.

В её глазах мелькнул холодный, злой огонек, и от этого у Витьки вдруг сжались ребра и стало трудно дышать. Дальше он уже не мог сдержать свой внезапный порыв и действовал по инерции. Оттолкнув с дороги парней, он подошёл к Нарыву и скомандовал:

– Всё, хватит, отпусти ее.

Нарыв непонимающе уставился на Витьку.

– Ты чего, Батя? Сам же велел её прижучить, – воскликнул он, оглядываясь на остальных парней, – сейчас в подвал отведем и прижучим так, что будет по углам от нас щемиться! Альбиноска вонючая!

После этих слов Витька замахнулся и ударил Нарыва в челюсть. Тот упал, взвизгнув от обиды и боли.

– Ты чего, Батя? – пискляво закричал он.

– Слова мои надо понимать с первого раза, – рявкнул Витька.

Нарыв поднялся с земли. Смачно сплюнув под ноги алую кровь, он сунул руки в карманы и пошёл прочь. Остальные парни покосились на Витьку – кто укоризненно, кто зло, но спорить никто не стал, всей толпой они поплелись следом за Нарывом. Никто не хотел ссориться с Витькой.

– Иди уже отсюда, чего встала, как статуя? Или правда в подвал хочешь? – зло огрызнулся на девчонку Витька.

– А что у вас там в подвале? Камера пыток? – спросила Ника, дерзко вздернув подбородок.

Витька опешил. Но тут же усмехнулся в ответ, чтобы не показать ей своего удивления.

– Будешь так себя вести, узнаешь, – сказал он, развернулся и пошёл прочь, сунув руки в карманы.

– Я бы и сама справилась, – сказала девчонка ему в спину, – но раз уж ты ведёшь себя, как защитник, то спасибо.

Витька резко развернулся к ней, но Моль уже бежала в сторону жилого корпуса.

– Дурацкая Моль! Я не защищал тебя, больно ты мне нужна! Просто пожалел! – крикнул ей вслед Витька.

***

Весь вечер эта ситуация не выходила у Витьки из головы. Когда он лёг спать, то долго ворочался без сна. Какая-то нелепая девчонка с бесцветным лицом подумала, что он защищал её. А он не защищал, не в его это правилах. Витька и сам не мог понять, что на него вдруг нашло. Просто пожалел её, наверное. А не надо жалеть! Кто она такая, чтоб ее жалеть? Вон, Нарыва, считай, из-за неё ни за что ударил, надо бы извиниться.

“Ай, ладно, этот обойдется без извинений," – подумал Витька, повернулся на бок и принялся считать овец, чтобы поскорее уснуть.

***

Витька был злым человеком. Хельга Владимировна твердила обратное, но сам он всегда думал про себя именно так. Он злой. Злой, хладнокровный, безжалостный. В бывшей уличной компании его даже прозвали Волчарой. Он готов был рвать каждого, кто не так ему ответит, не так посмотрит.

Витька злился на весь мир, потому что был одинок, так считала Хельга. Мама его бросила – умерла сразу после его рождения. Отца своего Витька не знал и никогда не видел. На него Витька тоже злился. Дед, с которым он жил в старом бараке, говорил, что Витька – его самая большая обуза, за это Витька злился на всех ещё сильнее.

Дед, пока был жив, постоянно пил, на Витьку внимания не обращал, как будто его вовсе не было. Витька рос сам по себе, на улице, как беспризорник. Дед был алкоголиком. Однажды он дошел до того, что продал Витькину единственную куртку, чтобы купить спиртное. Витька, узнав об этом, зло закричал на него:

– Как ты посмел? Ведь это была моя куртка!

Дед тогда взглянул на Витьку мутными, пьяными глазами и ответил:

– Ничего здесь твоего нету. Куртку я на свои деньги покупал. У тебя тут только одно "богатство" – забирай, если нужно!

Он открыл шкаф, достал с верхней полки старую картонную коробку и бросил ее Витьке под ноги. В коробке лежали какие-то письма, открытки, карандашные рисунки – ничего дельного.

Витька схватил коробку, с размаху швырнул её об стенку и выбежал из комнаты. После этой ссоры Витька окончательно ушёл из полуразвалившегося барака. Ушел, в чем был, без куртки, в рваных летних кроссовках. Обитал он в подвале одной из городских многоэтажек, голодал, мерз, но все-таки как-то выжил.

А потом дед умер, а за Витькой пришли люди, чтобы определить его в интернат.

Витька в интернат не хотел, он долго бегал от этих людей, скрывался, ночевал в подвалах и на чердаках. Но его все-таки нашли, поймали. И вот, он стал жить здесь, в детском загородном интернате для сложных подростков. В бывшей тюрьме для преступников, в настоящей тюрьме для него, отделенной от его прежнего мира густыми лесами.

***

Витька проснулся среди ночи от того, что кто-то тряс его за плечо. Сначала он почувствовал запах – пахло ландышами. Открыв глаза, он удивленно воскликнул:

– Моль? Ты что здесь делаешь?

Сев на кровати, Витька окинул взглядом спящих рядом парней, а потом сонными глазами уставился на девчонку. Ему не хотелось, чтобы кто-то из них видел их вместе. Она стояла перед ним в клетчатой пижаме, которая была сильно велика ей. В темноте казалось, что её светлые волосы, ресницы и брови светятся. А белые перчатки казались большими сияющими бабочками. Ника прижала палец к губам, оглянулась по сторонам. Убедившись, что все спят, она прошептала Витьке:

– Давно ты здесь?

– Два года, – растерянно ответил Витька, а потом возмутился, – тебе вообще что от меня надо, Моль? Чего ты припёрлась посреди ночи?

– Хочу узнать тебя получше, подружиться, может, – улыбнулась она, – ты ведь защитник, я не ошиблась?

– Ты совсем что ли чокнутая? Какой я тебе защитник? Я тебе сейчас всеку! Убирайся отсюда, не испытывай моё терпение!

Витька соскочил с кровати, схватил Нику за запястье и потащил к двери. Белая перчатка соскользнула с руки девочки, упала на пол, и Витька увидел уродливые шрамы, тянущиеся, словно лучи от ладони в разные стороны. Он вздрогнул, отдёрнул руку, как будто боялся заразиться какой-то неведомой болезнью, а потом взглянул на Нику.

– Обожгла что ли? – тихо спросил он, отводя взгляд и пытаясь скрыть отвращение.

– Ну, типа того, – ответила она, отвернулась от Витьки и натянула перчатку.

Витька остановился возле двери, покачал головой, не зная, что ещё сказать. Потом подошёл к Моли ближе и шепнул ей на ухо:

– Ты это… Не обижайся. Перчатку стягивать с твоей руки я не хотел!

– Я и не обижаюсь, – ответила она, – Послушай, если ты и вправду защитник, мы могли бы вместе сбежать отсюда.

– Куда? – Витька удивленно округлила глаза.

– В горы, в Тайную обитель. Это такое место, где мы будем в безопасности, где мы сможем укрыться от них.

– От кого?

– Ну… От Генриетты Альбертовны и других ведьм.

– У тебя что, Моль, крыша поехала? Каких еще ведьм? – изумленно воскликнул Витька.

– Каких-каких! Обычных! – возмущенно проговорила девочка.

Ее слова показались Витьке такими нелепым, что он не выдержал и рассмеялся. Кто-то из парней, проснувшись от шума, запустил в них тапком.

– Тише вы там, спать мешаете!

Витька взял Моль за локоть и потянул к выходу.

– Моль, иди лучше, проспись. Нет здесь никаких ведьм. А если бы были, то я бы о них знал, – Витька толкнул Моль в дверь, – И запомни раз и навсегда: я с тобой дружить не буду. Все усекла?

Моль с разочарованным видом кивнула, развернулась и пошла по коридору в сторону спальни девочек. Витька постоял немного, а потом из любопытства выглянул из-за двери, посмотрел вслед девчонке, и увидел, что ее силуэт светится в темноте мрачного коридора…

Глава 2

"Ну и дура все-таки эта новенькая! Чокнутая на всю голову, – думал Витька, сидя на следующий день после уроков у школьного корпуса, – нашла кому предлагать дружбу и побег! Я тут Батя, а она кто? Никто! Моль бесцветная. Про каких-то ведьм еще сочиняет…"

Витька кинул камень в присевшую на ветку дерева синичку, но не попал – птица вспорхнула и улетела. Он вдруг увидел, что к воротам интерната подъехал блестящий, чёрный внедорожник. Водитель остался сидеть на месте, а с заднего сиденья вышел пожилой мужчина – худой, длиннорукий, со строгим лицом и растрепанными седыми волосами. Витька спрятался за угол и стал наблюдать за незнакомцем. Тот неподвижно стоял возле автомобиля, уставившись в телефон.

Спустя пару минут из учебного корпуса вышли Генриетта Альбертовна и Ника. Генриетта, кутаясь в объемную меховую накидку, едва увидев мужчину, тут же расплылась в широкой улыбке. Ее алые губы растянулись, обнажив ровные, белые зубы. Моль же, наоборот, опустила плечи, ссутулилась, склонила низко голову. Мужчина заговорил, потом подошел к девчонке и положил ладонь на ее плечо. Она вздрогнула от прикосновения, отошла в сторону, и Гиена тут же подхватила её под руку, что-то шепнула на ухо. Глаза директрисы зло сверкнули, но она тут же снова фальшиво улыбнулась, глядя на мужчину.

Моль сжала зубы, напряглась и вскинула голову – дерзко, с вызовом. Витька снова увидел в её глазах холодный огонек, и что-то внутри него заныло – так, как будто он должен что-то сделать прямо сейчас, как-то помешать этой встрече. Захотелось подбежать к Гиене, выхватить из ее наманикюренной руки тонкую, белую руку девчонки и бежать с ней куда-нибудь подальше отсюда. Куда там она хотела убежать? В горы? Витька оглянулся, пытаясь, понять, в какой стороне от них находятся горы.

Потом он опомнился, больно хлопнул себя по лбу, отвернулся. Что это за наваждение такое? Сдалась ему эта полудохлая, чокнутая девчонка! Не влюбился же он в нее? Даже представить такое смешно.

В любовь Витька не верил. Девчонки его мало интересовали, точнее интересовали, но он уже перерос тот возраст, когда до смерти любопытно посмотреть и потрогать. Уличная шпана взрослеет рано, поэтому все, что ему было интересно знать о представительницах женского пола – он уже узнал. В прежней жизни у него даже девушка была – кареглазая бездомная цыганка Марианна, его ровесница. Марианна была такая приставучая, что быстро надоела ему. После нее Витька ни с кем отношений не заводил. И вообще, любовь и прочие “шуры-муры” – это было совсем не про него.

Поэтому Витьку жутко бесило то непонятное, волнительное ощущение, которое возникало внутри него в те моменты, когда он видел Нику. Странная, нелепая девчонка все чаще стала занимать его мысли, и Витька упорно гнал их от себя. Он злой. Он волчара. Он Батя. Он должен быть злым, непоколебимым и хладнокровным.

Услышав совсем рядом стук каблуков, Витька сделал вид, что только-только подошел к корпусу. Как бы невзначай столкнувшись с Гиеной, Витька заметил в ее напряженном лице то самое темное и бездонное выражение, которое его пугало. Но она тут же вскинула брови и нацепила, словно маску, свое привычное приветливое лицо.

– Витя, что ты здесь делаешь? – спросила она.

Витька учтиво извинился и сказал первое, что пришло в голову:

– Генриетта Альбертовна, а я как раз искал вас! Что же это такое? В столовой сегодня кормили прокисшим пюре. Половина мужской спальни на горшках сидит!

– Витя! Можно без этих ужасных подробностей? – возмущенно ответила женщина, поправив прическу и добавила уже спокойнее, – Разберемся с поваром. Пусть мальчики сходят в медпункт за активированным углем.

Витька кивнул и нарочито громко прочистил горло.

– Ну что еще, спрашивай, не тяни, – нетерпеливо произнесла Гиена у входа в жилой корпус.

– Как там ваша новенькая? Нравится ей здесь? – хриплым голосом проговорил Витька.

– Не жалуется – уже хорошо! – ответила директриса и улыбнулась.

– А вот вы тогда сказали, что она здесь ненадолго. Ее что – переведут в другой интернат? – он внимательно посмотрел в глаза Гиене и заметил, как с ее лица медленно сползла улыбка.

– Нет, ее возьмут под опеку. Заберут в семью, – сухо ответила она, – А к чему такое любопытство?

Витька пожал плечами.

– Да просто бесит она тут всех. Скорей бы уж уехала, – ответил он.

– Скоро уедет, – сказала Гиена и добавила, наклонившись к Витьке, – Я прошу тебя не распространяться об этом. А то мало ли что. Ребята у нас разные, начнут завидовать, вредничать…

Витька понимающе кивнул, Генриетта Альбертовна похлопала его по плечу и, легко и грациозно взбежав по крыльцу, скрылась в жилом корпусе.

Витька присел на ступеньку и бросил рядом с собой рюкзак. Такого он еще не видел – при нем никого из ребят не забирали из интерната в семью. Они все здесь были со своими особенностями – сложные подростки. Мало кто из взрослых был готов принять в свою семью такого ”непростого” ребенка. Взрослые вообще не любят сложности и лишние проблемы. Что ж, если так, то Моли повезло – ей выпал шанс на новую жизнь. Судя по машине будущего опекуна – это были очень богатые люди. Витька вздохнул.

– Везет же некоторым!

– Эй, Батя, здорово! О чем шепчешь? – неожиданно раздался за спиной Витьки мальчишеский голос.

– Здорово, Заморыш, – отозвался Витька, – так, прикидывал кое-что в уме. А ты чего подкрадываешься, словно привидение? Где остальные?

– Курят за школой, скоро подойдут, – ответил парень и широко улыбнулся, обнажив мелкие, желтые зубы.

– А ты чего, не куришь больше? – спросил Витька, не глядя на Заморыша.

Его внимание снова привлекла Моль, которая в этот самый момент, тревожно оглядываясь по сторонам, со всех ног бежала в сторону заднего выхода из интерната.

– Не курю, – Заморыш расплылся в довольной улыбке, – я, как ты, Батя. Хочу спортом заняться, силы набраться.

Витька похлопал парня по плечу и сказал ему:

– Молодец, Заморыш, так держать! Передай пацанам, пусть подходят к спортзалу. Я скоро приду.

– Не вопрос, передам! – ответил Заморыш, подпрыгнул радостно, а потом побежал в сторону школы.

Витька дождался, пока Заморыш скроется за углом и со всех ног рванул следом за Молью.

– Дура! Неужели сбежать через задний вход задумала? Не знает еще, какой там живет монстр! – прошептал Витька, вспоминая Цербера.

Цербер был псом немого сторожа Германа. Это была кавказская овчарка, размером со среднего теленка. Цербер был таким старым, что никто точно не знал, сколько ему лет. Его будка, в которой мог запросто поместиться человек, стояла у задней калитки. Эта калитка всегда была открыта, но Цербер следил за тем, чтобы ни один подросток не сбежал с территории интерната. Все боялись жуткого пса, даже Витька. Людей не боялся, а Цербера боялся.

Когда парни, сидя в тёмной спальне, пугали друг друга перед сном страшилками, то одной из самых популярных была история о том, как Гиена душит неугодных ей детей в своем кабинете, а второй – о том, как когда-то давно Цербер сорвался с цепи и загрыз десять парней и одну воспитательницу. Витька знал, что все это были выдумки, но ему казалось, что Цербер был на такое вполне способен.

Витька догнал Моль почти у самой будки. Цербера нигде не было.

“Подох что ли? – подумал Витька.

Девчонка, не зная о том, что ей угрожает опасность, бесстрашно шла вперед, к открытой калитке. Витька же дошел до того места, где заканчивалось безопасное расстояние, и остановился. Только тогда он увидел, что пес спит в своей конуре. Видимо, с возрастом Цербер оглох, поэтому не услышал торопливых шагов Моли.

– Эй! – тихо окликнул Витька, – Эй, Моль, назад!

Девочка обернулась но, увидев Витьку, наоборот, пошла быстрее, приближаясь к конуре Цербера все ближе и ближе.

– Стой! Назад! Там собака!

Моль шла вперед, вцепившись руками в лямки своего белого рюкзака. Она больше не оглядывалась на Витьку. Пес, наконец, услышав шум возле конуры, проснулся, вскочил на лапы, затряс во все стороны лохматой головой. Массивная цепь, пристегнутая к его мощной шее, зазвенела.

– Дура, блин, стой! – закричал Витька, – там огромный кавказец, он тебя на куски разорвет!

Моль остановилась напротив конуры, посмотрела внутрь, и на лице ее застыл ужас. Цербер со злобным рычанием выходил из своего укрытия. Он остановился напротив Моли и зарычал, готовясь броситься на нее.

– Не поворачивайся к нему спиной, не смотри в глаза, – крикнул Витька.

Пёс громко залаял, побежал в сторону Моли, звеня тяжелой цепью.

– Дура! Дура! Сюда! – сквозь зубы процедил Витька и со всех ног бросился вперед.

Добежав до девчонки, он оттолкнул ее в сторону и изо всех сил пнул ногой в шею бегущему на них Церберу. Пес захрипел, Витька в этот момент схватил Нику за руку, но убежать они не успели – разъяренный Цербер напрыгнул сзади. Витька прикрыл Нику своим телом, и тут же почувствовал, как острые зубы пса впились в ногу. Острая боль от разорванной плоти пронзила тело насквозь. Кровь из разорванной вены полилась горячим ручьем, штаны моментально пропитались ею. А Цербер рычал, готовясь к очередному нападению.

– Беги! – прохрипел Витька Нике на ухо.

Но она не побежала. Развернувшись к разъяренным псу, она сняла перчатку с руки и повернула ладонь в его сторону. Витька толком не понял, что произошло потом. Яркая вспышка заполнила все вокруг ослепительным светом, Цербера неведомой силой отбросило далеко в сторону, и он, скуля, поджав хвост, побежал в конуру.

Зажимая ладонью рану на ноге, Витька на секунду забыл о боли. Он смотрел на Моль, раскрыв рот.

– Что это было? – произнес он.

Моль ничего не ответила. Она присела рядом с Витькой, лицо ее было серьезным и сосредоточенным. Она убрала его окровавленные пальцы от раны и положила на нее свою изуродованную руку. Витька, не отрываясь, смотрел на мягкое свечение, идущее от ладони девочки. Ему было нестерпимо горячо от него. Но кровь на его глазах перестала идти, свернулась, почернела.

Рваные края раны затянулись, срослись, зарубцевались, дикая боль сначала уменьшилась, а потом и вовсе отступила. Когда Моль убрала руку, на ноге Витьки остался лишь неровный шрам, кровавые разводы и разодранная в клочья штанина.

– Что это? – изумленно спросил он, – Ты ведьма что ли? Колдуешь?

– Нет. Я помогаю. Я помощница. А ты – защитник, – ответила девочка, натягивая на руку белую перчатку.

– Что? – снова спросил ничего не понимающий Витька.

Сквозь разорванные штаны он снова и снова ощупывал шрам на ноге, растягивал его во все стороны, чтобы убедиться в том, что это не фокус, рана, действительно, срослась, только дыра на штанах осталась.

– Ты – защитник, теперь я в этом не сомневаюсь, – повторила Моль и радостно улыбнулась, – нам отсюда вместе надо бежать, Витя. Есть такое место в горах, называется Тайная обитель. Бежим туда!

– Ну ты и чокнутая! – огрызнулся Витька, – разве нормальные люди посреди бела дня сбегают? Да тебя через час найдут и посадят под замок.

В подтверждение его слов, из сторожки вышел Герман. Увидев Нику и Витьку, он замахал руками, показывая на будку Цербера.

– Очухался! Тоже мне сторож, блин! – пробубнил Витька.

Он поднялся на ноги, подал руку Моли, и они вместе пошли назад, к жилому корпусу.

***

Весь оставшийся день Витька размышлял о том, что же такое с ними случилось. Он пытался объяснить себе рационально, каким образом Моли удалось заживить его рану, но нормального объяснения придумать не получалось. Он никогда не верил в чудеса и в магию, поэтому сейчас места себе не находил от переполняющих голову вопросов.

Ночью Витька не мог уснуть. Он тихонько пробрался в спальню девочек, подошёл к кровати Моли и с удивлением обнаружил, что она тоже не спит, а лежит на кровати с открытыми глазами. Девочка медленно перевела взгляд с потолка на Витьку, как будто совсем не удивилась тому, что он пришёл к ней.

Продолжить чтение