Читать онлайн Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума бесплатно

• Блажен, кто понял голос строгой
• Необходимостиз земной,
• Кто в жизни шел большой дорогой,
• Большой дорогой столбовой.

А. С. Пушкин Наброски к главе «Путешествие Онегина»

Хроника странствий Пушкина вплетается в его биографическую канву. Вышивальщица-судьба словно выстегивает неповторимый узор на карте Российской империи: стежками, крестиками, гладью помечая города, реки, станицы, горные перевалы, которые миновал поэт.

Александр Пушкин. 1975 г.

Художник Е. Устинов

Если быть точным, свое самое первое путешествие из Москвы в Петербург поэт совершил в нежном возрасте – грудным младенцем, на руках у мамушки-кормилицы: с него и начинается Пушкин-путешественник!

Между той, первой, и самой последней поездкой – и тоже из Первопрестольной в Северную столицу, – пролегли не версты, а вся жизнь.

«Государева дорога», как в пушкинские времена, по старинке, еще величали Московско-Петербургский почтовый тракт, по сути, стала «дорогой жизни» поэта.

Сколько раз мчался он по ней, шумной от посвиста возниц, криков курьеров и фельдъегерей, многоголосья валдайских колокольцев и разудалых ямщицких песен. Ехал по знакомому пути зимой и осенью, на «почтовых» и «вольных», в коляске и дилижансе…

Старая дорога помнила и пешего Пушкина. В картузе и с тростью – таким изобразил себя поэт на рукописи «Евгения Онегина». Известен и другой рисунок Пушкина-странника: порывистого, в движении (автор – художник-дилетант Петр Челищев, на ту пору – капитан лейб-гвардии Преображенского полка, в будущем – генерал-майор), шаг поэта несоразмерен росту – энергичный широкий шаг! Не одну версту, а сотни прошагал по российским дорогам, проселкам, тропам Александр Сергеевич, чему немало свидетельств.

По Московско-Петербургскому почтовому тракту Пушкин отправился и в свадебное путешествие с юной красавицей-женой…

«Государева дорога» от старушки Москвы, «порфироносной вдовы», до царственной Северной Пальмиры шла через Тверь и Новгород. Ровно двадцать восемь раз проехал по ней поэт, преодолев пятнадцать тысяч верст!

Есть в том странная предопределенность: год рождения стал первым в хронике земных странствий Пушкина, и путь его лежал из родной Москвы в имперский Петербург, где суждено было ему принять смерть…

По «государевой дороге» и тверским проселкам

1799

Сентябрь(?) – октябрь(?). Из Москвы в Петербург. Той же осенью родители-Пушкины возили младенца Александра в сельцо Михайловское Опочецкого уезда Псковской губернии, на показ деду Осипу Ганнибалу. Поездка на перекладных, в собственном экипаже.

1800

Август(?) – ноябрь(?). Из Петербурга в Москву. Вместе с семейством, в собственном экипаже.

1811

16(?) – 20(?) – 19(?) – 23(?) июля. Из Москвы в Петербург. С дядюшкой Василием Львовичем и его невенчанной женой Анной Николаевной Ворожейкиной. В почтовой карете.

Дорожные расходы братья Пушкины разделили меж собой поровну. Почему именно дядя, а не отец повез в Петербург отрока Александра, где тому предстояло держать экзамены в Лицей? Причина чисто житейская – в семействе Пушкиных ожидалось прибавление: в октябре 1811 года Надежда Осиповна родила сына Михаила.

«…Дядя мой Василий Львович, по благорасположению своему ко мне и ко всей семье моей, во время путешествия из Москвы в Санкт-Петербург, взял у меня взаймы 100 рублей ассигнациями, данных мне на орехи покойной бабушкой моей Варварой Чичериной и покойной тетушкой Анной Львовною…»

Сто рублей, подаренные будущему лицеисту «на орехи», дядюшка Василий Львович так и не вернул…

Пушкинская Москва. Красная площадь

1826

4–8 сентября. Из Михайловского в Москву по вызову Николая I. В сопровождении фельдъегеря. В собственном экипаже, на перекладных.

Предыстория этой необычной поездки такова. 28 августа Николай I скрепляет подписью собственную резолюцию: «Высочайше повелено Пушкина призвать сюда. Для сопровождения его командировать фельдъегеря. Пушкину позволяется ехать в своем экипаже свободно, под надзором фельдъегеря, не в виде арестанта. Пушкину прибыть прямо ко мне. Писать о сем псковскому гражданскому губернатору».

Из Пскова в Михайловское, в ночь с 3 на 4 сентября, прискакал офицер с письмом губернатора. Перепуганная явлением грозного «гостя» Арина Родионовна залилась слезами. Пушкин успокаивает бедную нянюшку, проявляя недюжинное самообладание: тотчас велит садовнику Архипу доставить ему из Тригорского пистолеты. Почему поэт хранил свои пистолеты у соседки, добрейшей Прасковьи Александровны Осиповой, и что таилось за его странным распоряжением? Уже не узнать… Но русская словесность понесла в ту сентябрьскую ночь невосполнимую утрату – в пылающий камин летели «крамольные» листы: автобиографические записки, черновики «Бориса Годунова», стихотворные пьесы!

На сборы времени не дано, и в пять утра, на заре нового дня, дорожный экипаж двинулся в путь. Вначале в Псков, к губернатору Борису Антоновичу фон Адеркасу, а оттуда, вечером, – в Первопрестольную, к царю.

История сохранила и имя фельдъегеря, сопровождавшего поэта: Иван Федорович Вальш. А сам Пушкин тотчас по приезде в Псков отправил тригорской соседке письмо, где очень мило ее успокаивал: «Дело в том, что без фельдъегеря у нас грешных ничего не делается; мне также дали его для большей безопасности. Я еду прямо в Москву, – пишет он далее, – где рассчитываю быть 8-го числа текущего месяца…»

Расчеты поэта оправдались, и, минуя Боровичи, Новгород, Яжелбицы, Вышний Волочок, Торжок, Тверь, Клин, Черную Грязь (всего 740 верст!), утром он уже в Москве. Взмыленные лошади замирают у ворот Главного штаба. Дежурный спешно доносит генералу И.И. Дибичу: «…Сейчас привезен с фельдъегерем Вальшем, из Пскова, отставной 10 класса Пушкин, который оставлен мною при дежурстве впредь до приказания». Дибич шлет записку: «Нужное, 8 сентября. Высочайше повелено, чтобы Вы привезли его в Чудов дворец, в мои комнаты, к 4 часам пополудни».

Ровно в назначенный час в Кремле происходит историческая встреча Пушкина с русским самодержцем. «Что сделал бы ты, если бы 14-го декабря был в Петербурге?» – прямо спросил Николай. «Встал бы в ряды мятежников», – последовал честный ответ. Аудиенция имела для поэта благие последствия: ссылка отменялась, ему разрешалось жить в обеих столицах, и сам царь милостиво соизволил стать цензором новых творений.

Пушкин же из Кремля спешит на Старую Басманную, в гости к дядюшке Василию Львовичу. А Москва уже полнится слухами о счастливом возвращении опального поэта!

2–8 ноября. Из Москвы в Михайловское с остановками в Твери, Торжке, где Пушкин покупает для княгини Веры Вяземской шитые золотом пояса, и Новгороде. На перекладных, в собственном экипаже.

От Сергея Соболевского получает «на дорогу» радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву». Опальную книгу ее владелец хранил с большими предосторожностями, а вот приятелю в дальний путь дать не побоялся.

В Михайловском, на пороге отчего дома, Пушкин радостно встречен нянюшкой и дворовыми. «Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни… и моей няни – ей богу, приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения самолюбия и пр…» (Из письма князю Петру Вяземскому.)

23 ноября—19 декабря. Из Михайловского в Москву с вынужденной остановкой в Пскове. На перекладных. У села Козырьково коляска опрокинулась, и Пушкин серьезно пострадал.

1827

19–23 мая. Из Москвы в Петербург. В почтовой карете. По приезде в столицу поселился в гостинице Демута на Мойке.

1828

19–23 октября. Из Петербурга в Малинники. На почтовых до Торжка, далее – «на вольных».

Вечером 19 октября вместе с друзьями Пушкин поднимает бокалы за славный День Лицея, и сразу после застолья уезжает в Малинники, что в Старицком уезде Тверской губернии, к Вульфам. Друзья желают «доброго пути. Пушкину-французу»!

4–6 декабря. Из Малинников в Москву. На перекладных. Проехал 215 верст через Старицу, Волоколамск, Клин. В Москве остановился в гостинице «Север».

1829

5–6 января. Из Москвы в Старицу. На перекладных. Приехал в Крещенье и сразу же попал на бал в дом старицкого исправника В.И. Вельяшева, дочь коего Катенька очаровала поэта.

16–18 января. Из Малинников в Петербург. «На вольных». Вместе с Алексеем Вульфом проезжают Торжок, Вышний Волочек, Яжелбицы, Новгород, Чудово, Тосно, Ижору. На почтовых станциях, ожидая, когда перепрягут лошадей, играют в шахматы и, по воспоминаниям Вульфа, в пути говорят «про современные отечественные события, про литературу, про женщин, любовь». По дороге от Торжка до Петербурга путешественники «наслаждаются» доступными им радостями: в Валдае – баранками, в Вышнем Волочке – свежими сельдями, в Яжелбицах – ухою из форелей.

В пути явились и стихотворные строки, обращенные к Катеньке Вельяшевой: «Подъезжая под Ижоры…»

Пушкинский Петербург. Вид на Дворцовую площадь

10–14 марта. Из Петербурга в Москву. На почтовых. В день отъезда Екатерина Карамзина желает Пушкину счастливого путешествия. Путь ему предстоит долгий: до Тифлиса и Арзрума.

12–14 октября. Из Москвы в сельцо Павловское Тверской губернии. На «перекладных». Навещает Павла Ивановича Вульфа и его брата Ивана Ивановича в Берново.

7(?) —9(?) ноября. Из Павловского в Петербург. На перекладных.

1830

5—12 марта. Из Петербурга в Москву с заездом в Малинники Тверской губернии. На перекладных. В Москве, прямо «из кибитки», Пушкин попадает в Благотворительное собрание, где встречает Натали Гончарову.

16–19 июля. Из Москвы в Петербург. О выезде поэта, «за коим… был учрежден секретный полицейский надзор», докладывал московский полицмейстер. В Петербург Пушкин приехал днем и, выйдя из коляски на Невском проспекте, встретил отца. В доме родителей поэт простился с братом Левушкой, уезжавшим на Кавказ.

10–14 августа. Из Петербурга в Москву с остановкой в Твери. В почтовом дилижансе. «10 августа выехали мы из Петербурга с Пушкиным. обедали в Царском Селе у Жуковского. В Твери виделись с Глинкою. 14 числа утром приехали мы в Москву». (Из памятной книжки князя Петра Вяземского.)

1831

15–18 мая. Из Москвы в Петербург. С юной красавицей-женой. В собственной карете. До почтовой станции, первой на пути, Пушкина и его жену провожал друг поэта Павел Войнович Нащокин.

Для Натали все было ново – ведь то было первым ее большим путешествием! И первым вместе с мужем, – вдвоем им довелось ехать еще лишь в сентябре 1834-го, возвращаясь из Полотняного Завода в Москву.

В Петербурге молодые супруги остановились в гостинице Демута, далее их путь лежал в Царское Село.

3–6 декабря. Из Петербурга в Москву. В почтовом дилижансе. Часть пути поэт едет в летней карете, в Валдае пересаживается в зимний экипаж. Останавливается у Нащокина, в доме в Гагаринском переулке. «Завтра буду писать тебе, – сообщает жене по приезде. – Сегодня мочи нет, устал».

24–27 декабря. Из Москвы в Петербург. Нащокин, вероятно, вновь проводил друга до заставы. В газетном перечне прибывших в столицу пассажиров названо имя Пушкина.

1832

17–21 сентября. Из Петербурга в Москву «поспешным дилижансом». Остановился в гостинице «Англия».

10–12 октября. Из Москвы в Петербург. В почтовом дилижансе. О приезде поэта есть сообщение в «Санкт-Петербургских Ведомостях».

1833

17–25 августа. Из Петербурга в Москву с заездом в Павловское, к Вульфу, и в Ярополец, к теще Наталии Ивановне Гончаровой. До Торжка путешествует вместе с Сергеем Соболевским: «…Теперь отправляюсь в сторону, в Ярополец, а Соболевского оставляю наедине с швейцарским сыром».

В собственном экипаже, на перекладных.

«Дороги проселочные были скверные; меня насилу тащили шестерней», – сообщает жене. По пути из Яропольца в Москву Пушкин заезжает в село Захарово, связанное с воспоминаниями детства, где его встречает дочь Арины Родионовны Марья.

17–20 ноября. Из Москвы в Петербург. В собственном экипаже, на перекладных. По просьбе Нащокина берет с собою Льва Нарского, младшего брата невесты друга.

1834

17–20 августа. Из Петербурга в Москву. На перекладных. Пушкин приезжает в Москву, на несколько часов останавливается в доме Гончаровых на Никитской и едет к жене на Полотняный Завод.

11–14 октября. Из Москвы в Петербург. На «перекладных». Приезжает к семье, в дом Баташева на Французской набережной.

1836

29 апреля—2 мая. Из Петербурга в Москву с остановкой в Твери (с 1 на 2 мая Пушкин ночует в тверской гостинице). На «перекладных». Гостит у Нащокина, в доме в Воротниковском переулке.

20–23 мая. Из Москвы в Петербург. На перекладных. На прощанье Павел Войнович дарит другу кольцо с бирюзой – талисман от насильственной смерти.

Путешествие в Петербург – последнее в страннической жизни Пушкина.

• Долго ль мне гулять на свете
• То в коляске, то верхом,
• То в кибитке, то в карете,
• То в телеге, то пешком?

А.С. Пушкин

Стучали колеса повозок, скрипели полозья саней, полнились ветром паруса – 35 тысяч верст и сотни морских миль, почти окружность земного шара! – преодолел за свою жизнь странник-поэт: проехал, прошел, проплыл… И большую часть того долгого пути – в экипажах, названия коих остались лишь на страницах старых энциклопедий да ещё в стихах.

«В своей коляске выписной»

Коляска – «повозка о четырех колёсах с крышкою. Коляска на ремнях, на пружинах. Покоевая, двухместная коляска».

«Катясь по гладкому шоссе, в спокойном экипаже, не заботясь ни о его прочности, ни о прогонах, ни о лошадях, я вспомнил о последнем своем путешествии в Петербург, по старой дороге.

Кузнецкий мост зимой

Не решившись скакать на перекладных, я купил тогда дешевую коляску и с одним слугою отправился в путь», – так начинает Пушкин свое «Путешествие из Москвы в Петербург».

Поэт хоть и путешествовал подчас в дешевых колясках, но своего Онегина мыслил отправить по дорогам Крыма и Кавказа с комфортом, – в лучшем по тем временам «выписном» экипаже, с клеймом венского каретных дел мастера:

Но переменчивою волей автора Евгений Онегин «усажен» был в самую обычную коляску. И

Изящная венская коляска, «изделье легкое Европы», не для горных дорог. Пушкин смог убедиться в том лично, в путешествии в Арзрум: «На другой день. услышали мы шум, крики и увидели зрелище необыкновенное: 18 пар тощих, малорослых волов, понуждаемых толпою полунагих осетинцев, насилу тащили легкую венскую коляску приятеля моего О***. Это зрелище тотчас рассеяло все мои сомнения. Я решился отправить мою тяжелую петербургскую коляску обратно во Владикавказ и ехать верхом до Тифлиса».

«Летит кибитка удалая»

Кибитка – «крытая повозка». На легкие дуги из дерева натягивался верх из парусины либо кожи.

Кибитка выигрывала перед коляской, каретой и возком в легкости и маневренности, потому-то Пушкин и отдавал ей предпочтение в дальних поездках.

Да и рифмуется она с самым что ни на есть прозаическим понятием:

«…Поутру подвезена была к крыльцу дорожная кибитка; уложили в нее чемодан, погребец с чайным прибором и узлы с булками и пирогами, последними знаками домашнего баловства», – так снарядили в дорогу Петрушу Гринева.

Пушкин подсмеивался над иностранцами, писавшими о незнаемой ими России. Даже над любимым Байроном: его герой едет русской зимой «в Петербург в кибитке, беспокойной повозке без рессор, по дурной, каменистой дороге». И справедливо пенял шотландцу: «Зимняя кибитка не беспокойна, а зимняя дорога не камениста».

Самым удобным и надежным экипажем в морозную пору считались сани с кибиткой. Знакомые со школы, заученные наизусть пушкинские строки:

«Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. <…> Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю».

Кибитка для зимней дороги

Долго еще помнилось Пушкину его плавание на корабле из Феодосии в Гурзуф. Море и степь, корвет и кибитка странным образом соединились на страницах «Капитанской дочки».

«Лошади тронулись, колокольчик загремел, кибитка полетела…»

Кибитка проложила свою «колею» на рукописных листах поэта:

«В каретах тяжко нагруженных»

Карета – «повозка о четырех колесах, с коробом, на ремнях и пружинах повешенным»; могла быть одноместной, двухместной, четырехместной.

Была своя фамильная карета и у Пушкиных – о ней однажды упоминает красавица Анна Керн: «Я. отправилась вместе с Александром Сергеевичем в старой фамильной карете его родителей на квартиру Дельвига, которая была приготовлена для новобрачных». Речь идет о молодых: Ольге Сергеевне, сестре поэта, венчавшейся тайно, без родительского благословения, и ее избраннике, чиновнике Николае Павлищеве.

А вот и князь Верейский после венчания едет с молодой супругой домой, на дорогой карете: «…Лошади неслись быстро по кочкам проселочной дороги, и карета почти не качалась на своих английских рессорах». Ее легкий ход был прерван внезапным появлением Дубровского…

Лучшими в пушкинские времена почитались кареты английской работы.

Карета на московском Арбате

Пушкин словно приоткрывает дверцы роскошного экипажа вместе со своей героиней, расхваливающей приятельнице новую покупку: «…Что за карета! игрушка, заглядение – вся в ящиках, и чего тут нет: постеля, туалет, погребок, аптечка, кухня, сервиз; хочешь ли посмотреть? <…> Катерина Петровна. вошла в карету, перерыла в ней все подушки, выдвинула все ящики, показала все ее тайны, все удобности, приподняла все ставни, все зеркала…»

Дорожные кареты хоть и комфортны для путешествий, но очень уж неповоротливы и громоздки на дорогах.

«Возок почтенный»

Возок – «зимняя повозка на полозах, с дверцами и окнами, обитая внутри сукном или войлоками, а с наружи обтянутая кожею или циновкою».

Вот старушка Ларина, внемля разумному совету, решает везти свою печальную Таню «в Москву, на ярманку невест»:

А в черновиках остались полные почтения к старинному экипажу строки: «Забытый дедовский возок», «спокойный дедовский возок».

На восьмой день пути Ларины добрались-таки до Белокаменной.

Слова как кинокадры: и звук, и цвет, и движение… Предтеча величайшего изобретения кино – «волшебный фонарь» Пушкина!

«Телега на ходу легка»

Телега, тележка – крестьянская повозка. Несмотря на мнимую простоту, телега не столь примитивна, как кажется, – в ней соединяются множество оригинальных деталей. И чтобы смастерить добротную телегу, сельскому плотнику нужно покорпеть не меньше месяца.

В старинных путеводителях самым удобным летним экипажем значилась… телега.

«Телега жизни»

В ноябре 1824-го из Михайловского Пушкин посылает свою «Телегу жизни» князю Вяземскому, и в письме делает красноречивую приписку: «Можно напечатать, пропустив русский титул…»

Тележку Пушкин упомянул в примечаниях к «Евгению Онегину», пересказывая анекдот со слов некоего К**, как «будучи однажды послан курьером от князя Потемкина к императрице, он ехал так скоро, что шпага его, высунувшись концом из тележки, стучала по верстам, как по частоколу».

Ну чем не «драйв» Екатерининского века?!

Вот она, русская мечта о сверхскорости!

«Поспешный дилижанс»

Дилижанс (от франц. carosse de diligence – «проворный экипаж») – многоместная карета на конной тяге, перевозящая пассажиров и почту.

В России первое дилижансовое общество появилось в 1820 году. Средняя скорость почтового дилижанса – всего лишь десять верст в час, но зато ехал он и днем, и ночью. Путь от Петербурга до Москвы занимал обычно четверо суток. На места в дилижансах нужно было записываться заблаговременно в особых конторах. Зимой в экипаже помещалось четверо пассажиров, летом их число возрастало.

Дилижанс в Англии

Но это сухие факты. А в письмах к жене живой голос Пушкина!

«Вот тебе мой Itinéraire (дневник путешествия. – Франц.). Собирался я выехать в зимнем дилижансе, но мне объявили, что по причине оттепели должен я отправиться в летнем; взяли с меня лишних 30 рублей и посадили в четвероместную карету вместе с двумя товарищами. А я еще и человека с собою не взял в надежде путешествовать одному. Один из моих спутников был рижский купец, добрый немец, которого каждое утро душили мокроты… <…> Вообрази, какая веселая компания. Немец три раза в день и два раза в ночь аккуратно был пьян. <…> Вслед за нами ехали в дилижансах трое купцов, княгиня Голицына (Ланская), приятель мой Жемчужников. Всё это останавливалось вместе; ни на минуту не было покоя; в Валдае принуждены мы были пересесть в зимние экипажи, и насилу дотащились до Москвы» (8 декабря 1831).

«Не сердись, женка; дай слово сказать. Я приехал в Москву, вчера в середу. Велосифер, по-русски Поспешный дилижанс, несмотря на плеоназм, поспешал как черепаха, а иногда даже как рак. В сутки случилось мне сделать три станции. Лошади расковывались и неслыханная вещь! их подковывали на дороге. 10 лет езжу я по большим дорогам, отроду не видывал ничего подобного. Насилу дотащился в Москву.

Теперь, послушай, с кем я путешествовал, с кем провел я 5 дней и 5 ночей. То – то будет мне гонка! с пятью немецкими актрисами, в желтых кацавейках и в черных вуалях. Каково? Ей богу, душа моя, не я с ними кокетничал, они со мною амурились в надежде на лишний билет. Но я отговаривался незнанием немецкого языка, и как маленький Иосиф вышел чист от искушения» (22 сентября 1832).

Дилижанс в России

Дилижансам не «посчастливилось» быть воспетыми Пушкиным, но в прозе им отдана дань уважения:

«Узнав, что новая московская дорога совсем окончена, я вздумал съездить в Петербург, где не бывал более пятнадцати лет. Я записался в конторе поспешных дилижансов (которые показались мне спокойнее прежних почтовых карет) и 15 октября в десять часов утра выехал из Тверской заставы. <…> Великолепное московское шоссе начато по повелению императора Александра; дилижансы учреждены обществом частных людей. Так должно быть и во всем: правительство открывает дорогу, частные люди находят удобнейшие способы ею пользоваться».

Поистине, бесценное свидетельство: по словам задушевного приятеля поэта Нащокина, «“Сказку о царе Салтане” написал он в дилижансе, проездом из Петербурга в Москву». Видимо, то были черновые наброски, так как сама сказка появилась на свет в Царском Селе. Но замысел ее родился в дороге, в «поспешном дилижансе»!

Дороги и дорожные правила

Как досадовал поэт на русское бездорожье!

Но однажды отечественные дороги удостоились-таки похвалы Пушкина:

«Вообще дороги в России (благодаря пространству) хороши и были бы еще лучше, если бы губернаторы менее об них заботились». И приводит пример подобной «заботы»: «…дерн есть уже природная мостовая; зачем его сдирать и заменять наносной землею, которая при первом дождике обращается в слякоть?» «Летом дороги прекрасны, – развивает “дорожную тему” поэт, – но весной и осенью путешественники принуждены ездить по пашням и полям, потому что экипажи вязнут и тонут на большой дороге, между тем как пешеходы, гуляя по парапетам, благословляют память мудрого воеводы».

Ездили в пушкинскую эпоху «на перекладных» или «на почтовых», то есть на казенных лошадях, которые менялись на почтовых станциях. Немало было и любителей езды «на вольных» – когда ямщики нанимались по вольной, договорной цене; «на долгих» – путешественник брал пару или тройку лошадей «от места до места». Езда «на долгих» свое название оправдывала – ведь лошадей на станциях не меняли, – зато обходилась дешевле. Можно было ехать и «на своих»: так отправилась в Москву барыня Ларина с дочерью:

За почтовых лошадей взимались «прогоны»: за каждую лошадь и версту путешественник платил в зависимости от тракта, как правило, 8—10 копеек. И сколько полезных сведений мог он почерпнуть из «Ручного дорожника для употребления на пути между императорскими всероссийскими столицами» либо «Карманного почтового путеводителя»!

Число лошадей, впрягаемых в экипаж, определялось согласно чину и званию. «Особы 1-го класса» обладали правом на двадцать лошадей, и ехали обычно «поездом» в несколько экипажей. Александр Сергеевич, имевший чин коллежского секретаря (чиновник 10-го класса), а с 1831 года – титулярного советника (13-го класса), мог получить лишь три лошади. По сему поводу Пушкин не без иронии заметил: «Чины в России необходимость хотя бы для одних станций, где без них не добьёшься лошадей».

Обычная скорость дорожного экипажа была невысока. Привилегией исключительно быстрой езды обладали лишь фельдъегеря, обязанные ездить «столь поспешно, сколько сие будет возможно». И только для них на почтовых станциях всегда имелись в запасе крепкие курьерские лошади.

Скорость «фельдъегерской» езды кажется фантастической. Несколько исторических примеров: графа Олизара, арестованного в 1826-м по делу декабристов, фельдъегерь вез из Киева в Петербург со скоростью 420 верст в сутки! Из Царского Села в Москву фельдъегерь с известием о взятии Варшавы примчался за 43 часа!

Не зря, видно, Пушкин как-то обмолвился о «фельдъегерском геройстве». Любопытна и его дневниковая запись: «3 <декабря 1833 г.> Вчера Государь возвратился из Москвы – он приехал в 38 часов». Такая сверхбыстрая, поистине царская езда (к слову, небезопасная!) поразила воображение поэта.

«Из почтенного сословия смотрителей»

Отдохнуть и переменить усталых лошадей путешественники могли на почтовых станциях. «Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? Кто не почитает их извергами человеческого рода.?» – с этих риторических вопросов и начинается знаменитая пушкинская повесть.

По «Высочайше изданным» правилам станционные смотрители, мелкие чиновники, не имевшие никакого классного чина, «находясь при своих местах», пользовались «в ограждении обид» правами коллежского регистратора.

«Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого класса, огражденный своим чином токмо от побоев и то не всегда. Какова должность сего диктатора, как называет его шутливо князь Вяземский? Не настоящая ли каторга? Покою ни днем, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут – а виноват смотритель. <…> Приезжает генерал; дрожащий смотритель отдает ему две последние тройки, в том числе курьерскую.

Генерал едет, не сказав ему спасибо. Через пять минут – колокольчик!.. и фельдъегерь бросает ему на стол подорожную!.. Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним состраданием».

Удивительно, как маленькая повесть отозвалась в посмертной судьбе ее гениального автора. И где?! Во Франции!

…В историю пистолетов, что в январе скорбного 1837-го держали в руках дуэлянты Александр Пушкин и Жорж Дантес, вплелись имена и судьбы представителей разных эпох: дипломатов, танцовщиков, политиков, поэтов, президентов – барона де Баранта, Лифаря, Лермонтова, Миттерана, Горбачева. И еще потомка поэта – Георгия Воронцова-Вельяминова.

Известно, что младший сын барона Эрнест де Барант по просьбе виконта д’Аршиака, секунданта Дантеса, одолжил своему приятелю дуэльные пистолеты, принадлежавшие отцу. (К слову, эти же пистолеты в начале 1840-го участвовали и в дуэли между Михаилом Лермонтовым и Эрнестом де Барантом, по счастью, бескровной.) Сын посланника ко времени своего поединка с Лермонтовым числился атташе французского посольства. Судьба младшего Баранта, «салонного Хлестакова», более ничем не примечательна, потомства он не оставил и скончался холостяком в сентябре 1859 года.

«Стволы роковые» меняли владельцев: вначале им стал старший сын барона Проспер де Барант, затем – муж его сестры полковник Луи де Шательперон.

В 1937 году дуэльная пара была представлена в Париже на юбилейной пушкинской выставке, душой и создателем которой стал знаменитый Серж Лифарь. А потом следы пистолетов затерялись.

У наследников полковника их выкупил французский антиквар, затем они попали к коллекционеру Пьеру Полю, завещавшему свое собрание городу Амбуазу для создания в нем Музея почты.

А несколько ранее раритетные пистолеты хранились в частном музее в местечке Лимрэ, близ Амбуаза, где и были обнаружены Георгием Воронцовым-Вельяминовым, праправнуком поэта, опубликовавшим на страницах «Огонька» статью о своей находке.

Вечная загадка: какой же из дуэльной пары работы дрезденского мастера Карла Ульбриха послал свой смертельный заряд? Дуэльные пистолеты так и остались вместе, как два орешка под скорлупой, в своем дорогом футляре, соединив навечно имена поэта и его убийцы. И эти пистолеты, наделенные недоброй славой, не затерялись, не исчезли в потоке времени, а обрели статус музейных экспонатов. Будто в назидание потомкам.

Во время визита Михаила Горбачева во Францию в 1989 году президент Франсуа Миттеран сделал широкий жест – передал своему российскому коллеге злосчастные пистолеты. Так дуэльная пара вновь оказалась в Петербурге, в доме поэта на набережной Мойки, 12.

Ценный экспонат водрузили в центре выставочного зала. И в тот же день, как вспоминает директор пушкинского музея Сергей Некрасов, случилась беда: в зале, куда поместили дуэльную пару, внезапно обрушился потолок…

А в самой Франции не кончались протесты: президент Миттеран не имел права передавать России раритет, имеющий исторический статус! И «роковое оружие» вновь отправилось с берегов Невы к берегам Луары, в Амбуаз.

Как и прежде, табличка в Музее почты лаконично сообщает, что одним из дуэльных пистолетов был смертельно ранен русский поэт Пушкин, автор. «Станционного смотрителя».

«Кто не проклинал станционных смотрителей.?» Однажды пришлось выслушать подобную брань в свой адрес и Александру Сергеевичу. Невольно он оказался в роли. станционного стража, и сыграл ее достойно: с пользой для себя и безымянных спутниц.

«Ух, женка, страшно! – делает “важное признанье” Пушкин в сентябре 1833-го. – Сказать ли тебе словечко, утерпит ли твое сердечко? <…>…На второй станции, где не давали мне лошадей, встретил я некоторую городничиху, едущую с теткой из Москвы к мужу и обижаемую на всех станциях. Она приняла меня (за смотрителя) весьма дурно и нараспев начала меня усовещивать и уговаривать: как вам не стыдно? на что похоже? две тройки стоят на конюшне, а вы мне ни одной со вчерашнего дня не даете. – Право? сказал я и пошел взять эти тройки для себя. Городничиха, видя, что я не смотритель, очень смутилась, начала извиняться и так меня тронула, что я уступил ей одну тройку, на которые она имела всевозможные права, а сам нанял себе другую, т. е. третью, и уехал. <…>

Городничиха и тетка так были восхищены моим рыцарским поступком, что решились от меня не отставать и путешествовать под моим покровительством, на что я великодушно и согласился. Таким образом и доехали мы почти до самого Нижнего – они отстали на 3 или 4 станции – и я теперь свободен и одинок. Ты спросишь: хороша ли городничиха? Вот то-то что не хороша, ангел мой Таша, о том то я и горюю».

Страсти по каретникам

Претерпел Александр Сергеевич не только от станционных смотрителей, но и от каретных дел мастеров. Вот лишь малая толика сетований поэта, известных из его же писем друзьям и жене:

«Мой милый Соболевский – я снова в моей избе. 8 дней был в дороге, сломал два колеса и приехал на перекладных»;

«Вот я и в деревне. Доехал благополучно без всяких замечательных пассажей; самый неприятный анекдот было – то, что сломались у меня колеса, растрясенные другом и благодетелем моим г. Соболевским».

«Мое путешествие было скучно до смерти. Никита Андреевич купил мне бричку, сломавшуюся на первой же станции, – я кое-как починил ее при помощи булавок, – на следующей станции пришлось повторить то же самое – и так далее».

«Я задержан в карантине в Платаве: меня не пропускают, потому что я еду на перекладной; ибо карета моя сломалась».

«Каретник мой плут; взял с меня за починку 500 руб., а в один месяц карета моя хоть брось. Это мне наука: не иметь дела с полуталантами. Фрибелиус или Иохим (петербургские каретные мастера. – Л. Ч.) взяли бы с меня 100 р. лишних, но за то не надули бы меня».

«В Москве пробуду я несколько времени, то есть два или три дня. Коляска требует подправок. Дороги проселочные были скверные; меня насилу тащили шестерней. В Казани буду я около третьего. Оттоле еду в Симбирск».

«Каретник насилу выдал мне мою коляску; нет мне счастия с каретниками».

И в «Путешествии из Москвы в Петербург» Пушкин недобрым словом поминает «сельских циклопов»:

«Не знаю, кто из нас, Иван или я, согрешил перед выездом, но путешествие наше было неблагополучно. Проклятая коляска требовала поминутно починки. Кузнецы меня притесняли, рытвины и местами деревянная мостовая совершенно измучили. Целые шесть дней тащился я по несносной дороге и приехал в Петербург полумертвый».

«Мои приятели смеялись над моей изнеженностию, но я не имею и притязаний на фельдъегерское геройство и, по зимнему пути возвратясь в Москву, с той поры уже никуда не выезжал».

«Мой ямщик»

Сто верст в сутки – такова была обычная скорость езды. Верное средство ее удвоить – дать ямщику на водку: по зимней дороге можно лихо промчаться, минуя до двухсот верст в сутки!

Автомедон – возничий боевой колесницы Ахилла, храбрейшего из мифических героев, и его боевой товарищ; упоминается в «Илиаде» Гомера как участник похода против Трои. Имя его стало нарицательным для ловкого возницы. А поэт, посмеиваясь, именует так всякого ямщика.

Случалось, Пушкину было не до смеха: дважды российские «автомедоны» чуть не лишили его жизни: под Псковом и под Тарутином. Но оба случая – со счастливым исходом.

«Путешествие мое вдвоем с Пушкиным в Петербург было довольно приятно, – свидетельствует Алексей Вульф, – довольно скоро и благополучно, исключая некоторых прижимок от ямщиков. Мы понадеялись на честность их, не брали подорожной, а этим они хотели пользоваться, чтобы взять с нас более».

Бывало, из-за ямщиков поэту приходилось менять намеченный маршрут: «…Стали закладывать мне лошадей – гляжу, нет ямщиков – один слеп, другой пьян и спрятался. Пошумев изо всей мочи, решился я возвратиться и ехать другой дорогой…»

Но на ямщичью братию Пушкин сердца не держал, любил ее за удалую езду! И за песни.

Что ж, как шутливо признавался Александр Сергеевич:

«…В течение двадцати лет сряду изъездил я Россию почти по всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы…»

Как согласуется исповедь героя «Станционного смотрителя» со страннической судьбой Пушкина! Но вот имен тех лихих ямщиков, коим так часто вверял свою жизнь русский гений, история не сохранила.

«До свиданья, читатель! Ямщик, погоняй!»

Чудо-паровоз

Великий путешественник Пушкин исколесил тысячи верст по необъятной Российской империи, натерпевшись от «милостей» смотрителей, трактирщиков и сполна познав «прелести» родного бездорожья. И средь всех мытарств мечтая о необычной дороге. Чугунной!

Так уж совпало, что первая в России железная дорога, связавшая Петербург с Царским Селом, загородной царской резиденцией, и Павловском, была открыта в год смерти поэта – в 1837-м.

Но двумя годами ранее, в июне 1835-го, Николай I написал августейшую резолюцию на докладной записке профессора Франца Августа фон Герстнера «О выгодах от построения железной дороги»: «Читал с большим вниманием и убежден, как и прежде был, в пользе сего дела, но не убежден в том, что Герстнер нашел довольно капиталов, чтобы начать столь огромное предприятие. На сей предмет желаю от него объяснений письменных; потом, если нужно, призову к себе. Дорогу в Царское Село дозволяю, буде представит мне планы».

В январе 1836-го фон Герстнер обращается к председателю Государственного совета и Комитета министров Н.Н. Новосильцову: «Если же дорогу нельзя будет открыть в октябре 1836 года для пользования будущей зимою, то и решение вопроса о пользе железной дороги в России замедлится целым годом».

Ах, как торопил профессор Венского университета, приехавший в Россию с единственной целью – построить в северной стране первую железную дорогу, желанное событие!

Свершилось! Движение для ознакомления петербургской публики по новому пути открылось в сентябре того же 1836-го. А 30 октября паровоз «Проворный» уже провел первый состав из Петербурга в Царское Село! Результаты испытаний внушали оптимизм, и Франц Герстнер торжествовал: «Все были довольны, кроме тех, которые предсказывали, что дорогу занесет снегом».

Но пройдет еще год, когда слегка оробевшие первые пассажиры займут свои места в вагонах поезда…

«Не можем изобразить, как величественно сей грозный исполин, пыша пламенем, дымом и кипячими брызгами, двинулся вперед…» – восторженно писали в те дни столичные газеты. С тех первых двадцати семи километров рельсового пути и начался отсчет будущих тысячекилометровых чугунных и стальных магистралей. Век железных дорог только начинался.

«Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы… то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство», – с горечью писал двадцатисемилетний поэт-изгнанник из далекой своей Псковской губернии.

Поезд Царскосельской железной дороги. 1837 г. Литография

Так и не довелось Александру Сергеевичу побывать в Туманном Альбионе, увидеть чудо-паровоз, хоть раз проехаться по «чугунке». А вот вдова поэта и его дети уже вовсю пользовались благами цивилизации: их путешествия из Петербурга в Москву по железной дороге были скорыми и неутомительными. Первый поезд, пущенный по новой Петербурго-Московской железной дороге (Николаевской ее стали называть позже), преодолел расстояние между двумя столицами всего за 21 час 45 минут!

Павел Петрович Мельников, первый российский министр-путеец

Любопытные записи из дневника Леонтия Дубельта, начальника штаба корпуса жандармов, печально известного тем, что он опечатывал и разбирал пушкинские рукописи после смерти поэта:

«1851 год. 1 ноября. В 11 часов утра отправлен первый поезд в Москву по железной дороге. 5 вагонов, 200 пассажиров.

2 ноября. Слышны были жалобы на Московской железной дороге, что пассажиров заставляют снимать шляпы, и что желающих ехать 1-го ноября в Москву было до тысячи человек, а приняли в вагоны только двести».

Но негласное открытие дороги состоялось раньше, еще в августе того же года, и самыми первыми пассажирами стали солдаты лейб-гвардии Семеновского и Преображенского полков. Вслед за отважными гвардейцами совершил свое железнодорожное путешествие в Москву император Николай I и остался им чрезвычайно доволен.

Правда, случалось, что локомотивы ломались где-то на полпути к станции, и бедолаги-пассажиры, ставшие заложниками паровой машины, с завистью смотрели из вагонных окон на проносившиеся мимо привычные лихие тройки. Однако подобные казусы не смогли охладить народной любви к «чугунке».

Исторический факт: еще до появления железных дорог Пушкин писал князю Владимиру Одоевскому: «Дорога (железная) из Москвы в Нижний Новгород еще была бы нужнее дороги из Москвы в Петербург – и мое мнение – было бы: с нее и начать…»

Выгода очевидная – Нижний Новгород, промышленный центр России, стал бы ближе к Москве, да и добираться поездом до знаменитой Макарьевской ярмарки удобнее. Сократился бы путь до нижегородского сельца Болдино и для Александра Сергеевича. Как весело прокатиться по «чугунке», а не в дорожной кибитке, останавливаясь на почтовых станциях и меняя усталых лошадей!

А поводом для письма к князю послужили увидевшая в 1835-м свет брошюра Н.И. Тарасенко-Отрешкова «Об устройстве железных дорог в России», в коей автор доказывал ненужность и убыточность железной дороги между Петербургом и Москвой, и статья М.С. Волкова, с сомнением отнесшегося к подобным «научным изысканиям»: «Статья Волкова писана живо, остро. Отрешков отделан очень смешно…»

Пушкин поддержал тогда автора критической статьи: железным дорогам на Руси быть! Более того, он задумывается уже о таком препятствии, как снежные заносы: «Для сего должна быть выдумана новая машина, sine qua non (во что бы то ни стало). О высылке народа, или о найме работников для сметания снега нечего и думать: это нелепость». Так что Пушкин должен войти в истории железнодорожного дела России как автор идеи снегоочистителя!

Григорий Александрович и Варвара Алексеевна Пушкины. Начало 1900-х гг. Фотография

И не только. Ведь это он первым предложил проложить железнодорожные рельсы от Москвы до Нижнего Новгорода! Так что нынешняя магистраль – воплощенная пушкинская мечта – по праву должна носить имя великого поэта. И, может быть, стоит подумать, чтобы в недалеком будущем появился и скоростной экспресс «Александр Пушкин»?

По удивительному стечению обстоятельств один из тех, чьими трудами создавалась главная железная дорога России, соединившая две ее столицы, ученый-инженер Павел Мельников стал свойственником великого поэта.

Павел Петрович Мельников, почетный член Петербургской Академии наук, кавалер орденов Св. Владимира и Св. Анны первых степеней. Он же – автор теоретического труда «О железных дорогах», изданного при жизни Пушкина. И первый министр путей сообщения.

Племянница министра Варвара Мельникова вышла замуж за младшего сына поэта Григория Пушкина. «Я – счастливейшая из женщин России, – любила повторять она, – мне выпала редкостная судьба быть невесткой Пушкина».

Так причудливо соединились в отечественной истории имена первого русского поэта и первого российского министра-путейца.

Тоннель под Ла-Маншем

«Пушкин есть пророчество и указание», – веровал Федор Достоевский. Справедливость тех слов выверена самим временем. И даже в таком, казалось бы, несвойственном Пушкину техническом аспекте.

Не о будущем ли тоннеле под Ла-Маншем мечталось Пушкину? Предвидение поэта исполнилось лишь на исходе двадцатого века! Инженерной мысли понадобилось вовсе не пятьсот лет, как предсказывал некогда Пушкин. Ровно через сто шестьдесят лет после появления в «Евгении Онегине» этих поэтических строк с английского берега стали прорывать «дерзостные своды»!

Сам проект, несбыточный по тем временам, – соединить французский и английский берега, – впервые был озвучен в 1802 году: по тоннелю, прорытому под проливом, мыслилось пустить запряженных в повозки лошадей. Пушкин о том фантастическом замысле наверняка читал в русских и английских журналах, отсюда и его строки о сводах под водой!

Минет девятнадцатый век, начнет свой бег двадцатый. И лишь в декабре 1987-го гигантские ковши экскаваторов зачерпнут первые тонны английской земли, – с французского берега к прокладке тоннеля приступят чуть позже. О размахе работ легко судить по кубометрам извлеченного грунта, по объему равного трем пирамидам Хеопса!

Евротоннель между Дувром и Кале, общей протяженностью пятьдесят два с половиной километра, из них тридцать восемь – под водой, был открыт 6 мая 1994 года. В преддверии юбилея Александра Сергеевича…

Хотя вряд ли кто-либо из тысяч путешественников, ежечасно садящихся в скоростной экспресс, чтобы в мгновение ока очутиться в туманном Альбионе или благословенной Франции, помнит о поэтическом пророчестве русского гения.