Читать онлайн Выйти замуж за дурака бесплатно
Посвящается всем героиням русских народных сказок. Они действительно героини. Их можно понять.
…Характерно, что мудрость олицетворяется не мужским, а по преимуществу женственным образом. Именно женскому началу принадлежит здесь центральная руководящая роль. Поэтому необходимо внимательнее присмотреться к женским спутницам сказочных героев.[1]
Е. Н. Трубецкой
* * *
…Утро было как в песне – туманным и седым.
Ладья под пересвист просыпающихся малиновок и зябликов величаво вышла из заросшей осокой заводи Махлы-реки и двинулась, рассекая крутой грудью медленные воды, в сторону города. На корабле было тихо, но это вовсе не означало, что упомянутая ладья пустовала. Скорее те, кто в данный момент находился на ее борту, умели быть бесшумными. До поры до времени.
Туман по мере продвижения ладьи рассеивался, и в момент, когда от Махлы ответвился рукав славной речки Калинки, засияло солнышко и борта грозного и прекрасного корабля засверкали, поскольку были обвешаны большими бронзовыми щитами.
На ладье шли последние приготовления.
– Куда, куда, сущеглупые?! Нешто ведено вам было в пищали зелье сапожной щеткой наталкивать?! Ох уж и покажет вам после битвы Марья Моревна, прекрасная королевна!
– Эй, ты, тетеря деревенская!.. Да, к тебе, черту сивобрысому, я обращаюсь! Рази ж ты не знаешь, что ружья кирпичом чистить есть первое непотребство?! Левша, поди, скажи-ка ему!..
– Нишкните, мужики! Орем так, что ужо на площади слыхать нашу перебрань, прости господи!
– Сам молчи. Енерал выискалсси.
– Мужики, а колечко-то у кого на сей час обретается? Вань, у тебя? Дай поглядеть! Тьфу ты, паскудство, и смотреть-то не на что!..
– Что, Егорка, не для тебя закорка?! Молод ты еще такими колечками пробавляться! Твое дело не по бабам сопли распускать, а палубу драить! Что зазря шмыжишь, людям работать мешаешь.
– Пер-рвая р-рота, слушай мою команду!
– Вто-р-рая р-рота, слушай мою команду!..
– Салус публика – супрэма лэкс!
– …А толмачу баранок дайте – пущай заткнется да грызет с устатку, ему воевать не положено! Он нам еще во дворце пригодится, как энтого интервента клятого допрашивать примемси.
– Аста ла виста, бэби!
– Точно. Готовьсь, ребята-а-а!
– Колечко-то на ствол взденьте, вон уж и царски хоромы показалися, Ох и жахнет сейчас пушечка родимая да по вражьему оплоту!
Рассвистевшиеся утренние пташки примолкли и с почти благоговейным ужасом созерцали удивительное зрелище: над бортом ставшей в камышовых зарослях ладьи появился, поминутно вытягиваясь и удлиняясь в сторону дворцовой площади, мрачный черненый ствол самой большой пушки.
– Полезное, однако же, в хозяйстве энто колечко, мужики!..
– Энто смотря об каком хозяйстве речь. Моему, к примеру, хозяйству оно вовсе без надобности. Что я, убогий какой?! Вась, а тебе что, потребно колечко?
– Гы-гы-гы!
– Га-га-га!
– Подите вы к раковой бабушке, скалозубы! Уж и спросить ничего нельзя!
– За спрос не бьют в нос! Василий, не кручинь головы, как завершим баталию – даст тебе Ванька колечко поносить, бабу твою порадовать…
– Тьфу на тебя, похабник!
– Р-разговорчики на палубе! Приготовиться к атаке! …И потемнело в тот миг небо синее, и закрылось тучею солнце ясное, и от греха подальше улетели коростели-птицы, да и сороки-трещотки, любительницы скандалить и сплетничать захлопнули свои клювики потому как грозно и сурово смотрел пушечный ствол в окружающее мирное пространство.
– Огонь!!!
Исторический, вошедший позднее во все летописи залп был такой, что у всех находящихся на ладье на мгновение уши позакладывало. Но борцы с тиранией быстро оклемались, и уже гудело-перекатывалось от кормы до носа грозно-веселое «Ур-раа!!!»
И тут же, не давая улечься поднятой залпом пыли, со стороны дворцовой площади послышался усиленный тысячей глоток призыв: «На штурм!»
С ладьи спустили легкие маневренные плоты и, споро погрузившись на них, вооруженные до зубов бойцы революции, матерясь и перебрасываясь солдатскими остротами, ринулись по речке Калинке к ближайшей пристани, чтоб влиться в ряды победоносного народного восстания. И над всем этим разлитием благородного гнева несся клич на языке далекого Тибра:
– Авэ, Цезар, моритури тэ салутант!..
* * *
Все счастливые женщины счастливы, как известно, примерно одинаково. Все несчастные – несчастны по-своему. То бишь со своими тараканами на кухне и бесполезными истериками по поводу разбившегося подаренного когда-то мамой сервиза и неудавшейся личной жизни. Можно считать это вводной фразой. Итак…
Моя первая сказка про персональное женское счастье, как и положено подобной сказке, заканчивалась свадьбой, где «мед-пиво по усам текли, а в рот попадала исключительно водка». Зато вторая сказочка, вопреки всем традициям отечественного и мирового фольклора, началась с развода. В самом деле, возьмите любую хрестоматию народных сказок, пролистайте все фолианты, и вы не отыщете подобного начала: «В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь с царицею, и порешили они развестись»… Сто процентов, что такого вам нигде не вычитать! Ладно. Это все – только присказка. Итак…
В бывшем царстве, а ныне капитал-демократическом государстве жила-была некая Василиса Премудрова (то есть я). И был у нее супруг, высококвалифицированный донжуан шестого разряда именем Константин, что означает «постоянный»… Он и был постоянен в своем пристрастии к пикантному и утешающему обществу зеленого змия и разнообразных подружек. Впрочем, имя моего незадачливого супруга, равно как и его пристрастия, для этой сказки не важны. Тем более что я ведь все равно с ним развожусь. На веки вечные.
* * *
Я, Василиса Никитична Премудрова, стояла у неприступных дверей загса и ждала положенного часа, в который эти двери отверзнутся, и начнется наконец обещанный на тусклой дверной табличке «Прием граждан». Помимо меня открытия дверей важного административного учреждения ожидали три кошки: чернильно-черная (она уже успела несколько раз перебежать мне дорогу и теперь вылизывала у себя под хвостом с чувством выполненного долга), серенькая невзрачная «а-ля сиамка» с палевыми пятнышками и пушистая задумчивая красотка цвета немытого апельсина. Потом на крыльцо вспрыгнула четвертая, гладко причесанная, худая, нервная какая-то кошка, ткнулась носом в запертую дверь, раздраженно посмотрела на меня, и тут мне в голову пришла абсолютно идиотская мысль: может, все эти кошки тоже вроде меня явились к дверям загса по вопросу незамедлительного расторжения брака?! Я шепотом поинтересовалась об этом у немыто-апельсиновой, но кошка молчала и лишь с унылым упорством смотрела на вожделенную дверь.
Я решила, что мне в моем состоянии духа тоже надлежит вид иметь достойный и спокойно-задумчивый, как у кошек, а посему оперлась на перила крыльца, закурила и стала отвлекать себя от мрачных мыслей рассеянным осмотром окрестностей. Стоял как раз конец апреля, и на газонах уже вовсю кустились крокусы и подснежники, дворничиха, ругаясь неведомо на кого, выуживала из детской, песочницы накопившиеся, за зиму пустые пивные бутылки; над окутанными зеленой кисеей ранней листвы кленами оптимистичной синькой сияло небо. Словом, погода для развода была самая подходящая.
Вот когда мы играли свадьбу, лил нудный холодный дождь, а порывистый ветер превращал мое замечательное пышное платье в какие-то кружевные малопривлекательные лохмотья, которые к тому же шафер залил шампанским…
Семейная жизнь не удалась. С этим надо смириться. В конце концов современная женщина (как показывает практика) прекрасно реализует себя и вне привычного бытового круга. Стирка мужниных носков – это, конечно, высокоморальный подвиг, но немногих представительниц моего юбочного племени ныне на эти подвиги тянет. Вот и голосят оскорбленные и попранные в своих правах джентльмены о засилье феминизма. А никакого засилья и нет. Сами виноваты. Дали женщинам слишком много возможностей, прав и свобод…
Почему-то здесь совершенно некстати вспомнилась рекламная листовка, недавно брошенная каким-то новым компьютерным брачным агентством на мой сайт (туда вечно попадала всякая чепуха):
«Проект „Виртуальная жена“! Уникальная возможность почувствовать себя героиней! Милые дамы, это – только для вас!!!
Проект «Виртуальная жена» откроет для вас новые горизонты семейных отношений!
Создайте свой любовный роман!
Впишите свое имя в скрижали Купидона!
Проект «Виртуальная жена» создан в соответствии c новейшими исследованиями психологов, социологов и сексологов. Участвуя в проекте, вы получите шанс воплотить свою мечту в жизнь! Вы можете почувствовать себя Джульеттой, Кармен, Скарлетт О'Хара, парижской куртизанкой и целомудренной супругой Ивана-царевича, Матрица подбирается в полном соответствии с вашим психологическим портретом!
Воплотите свою мечту!»
Я долго хихикала, когда читала эту рекламу. Только за всяким смехом прячется подлая и тоскливая мыслишка о том, что и в самом деле неплохо бы примерить на себя чужую одежку. Шляпку Скарлетт или корсет Жанны Самари. Хотя бы в виртуальном пространстве…
Глупо.
И очень по-женски.
Я заставила себя отвлечься от воспоминаний. Тем более что ничего выдающегося мне из своей прошлой семейной жизни вспомнить было нечего.
Время близилось к открытию. Кошки почему-то разбрелись. Только апельсиновая с завидным упрямством сидела возле двери. И я поняла, что мы с ней солидарны. А возможно, и схожи характерами.
– Эй, – тихо позвала я кошку. – Пойдешь ко мне жить? Я тебя кошачьим кормом буду кормить. А еще молочком. И вся квартира в твоем распоряжении, потому что мужа я из нее уже две недели как разогнала. Договорились?
Кошка выслушала мое предложение, слегка подрагивая кончиками ярко-рыжих ушек. Но ответить на него не успела. Потому что дверь загса отверзлась и мы вошли.
– Вместе с кошкой.
Заведующая загсом была моей хорошей знакомой. Во-первых, пятнадцать с лишним лет назад мы жили с ней в одной коммуналке, на одной кухне готовили борщи и шницеля (точнее, готовила она, а я лишь постигала азы кулинарии, поскольку в ту пору было мне лет тринадцать). Потом из коммуналки нас расселили по разным, районам Москвы, и свою старую знакомую я обнаружила полновластной хозяйкой загса лишь тогда, когда пришла с будущим мужем подавать заявление, отражающее наше горячее и обоюдное стремление как можно скорее создать еще одну ячейку общества. Да уж, создали мы ячеечку…
– Василиса? – удивилась «загсовладелица» и принялась кормить апельсиновую кошку сухим кормом. – Ты по какому вопросу?
Все-таки я разводилась впервые в жизни. И шла на это, втайне надеясь, что муж (какими-то подкорковыми областями моего мозга еще любимый!) одумается и станет таким, о каком я мечтала. Поэтому глаза у меня были на мокром месте, и лишь осознание того, что ресницы накрашены неводостойкой тушью, не давало мне постыдно расхныкаться.
– Развестись хочу, – проглотив комок и загнав поглубже слезы, – сказала я. Получилось даже несколько развязно.
– Ты серьезно?
– Вполне.
– А что так? И прожили-то всего пару лет…
– Гуляет…
– Сильно?
– Ага. И постоянно. И при этом утверждает, что это единственно верный способ восприятия окружающей действительности.
– Крутой мужик. Ладно, пиши заявление, вон образец на стенке висит. Если он будет сопротивляться, задействуешь суд.
– Учту…
Я, быстро покончив с формальностями, вручила своей «душеприказчице» коробку конфет, договорилась, что зайду через месяц – поставить в паспорте штамп об освобождении от постылых семейных уз, и заторопилась домой. Для посещения загса на работе мне пришлось специально выпросить отгул, и теперь оставшееся свободное время стоило потратить с толком… Тут я вспомнила про кошку.
– Инна Олеговна, у вас тут кошечка такая замечательная… – вкрадчиво начала я.
– Паршивка-то рыжая?! Ой, надоела она мне – сил нет. Торчит тут постоянно, кормить ее приходится. Хоть бы взял ее кто-нибудь, что ли!
Ура!
– Я возьму, – торопливо сказала я и поискала глазами кошку. Она с неспешной грацией королевы вышла из-за коробки со сломанным принтером и потянулась, – Кис-кис-кис… Пойдем со мной.
Кошка посмотрела на меня с прищуром. Потом подошла и потерлась о полы моего черного плаща, оставляя на нем клочочки рыжеватой шерсти. Ладно, отчищу потом. Кошка – не муж, на нее не обидишься.
– Пойдем отсюда, киса, – шепнула я ей. Живи у меня. А то мне одной теперь тоскливо будет.
Я взяла кошку на руки и таким манером вышла из загса.
Моя семейная жизнь не имела отягчающих обстоятельств в виде детей, совместно-нажитой недвижимости и прочих подобных неприятностей, из-за которых разводящиеся супруги устраивают друг другу дополнительные приступы мигрени. Квартира целиком принадлежала мне, бывший муж не имел к ней отношения в виде прописки, и потому я не опасалась с его стороны ультимативных заявлений насчет раздела имущества. Теперь нужно было пустить в эту квартиру кошку – может, принесет мне удачу.
Апельсиновая красавица вошла в прихожую, осмотрелась.
– Кухня, ванная, туалет – направо, – докладывала я кошке. Далее по коридору налево – мой рабочий кабинет, он же зал и совмещенная с ним спальня. Живу я, как видишь, небогато. Зато – теперь – спокойно. Ладно, ты пока поброди тут, осмотрись, а я приготовлю чего-нибудь пожевать. Тебе-то хорошо, тебе я консервы «Вискас» по дороге купила…
В ответ на эту речь кошка махнула хвостом-султаном и зашагала по квартире. Гордая, вольная натура. Не то, что я. Я вздохнула и побрела на кухню.
Конечно, хозяйка из меня была никакая. Этим мой бывший супруг любил меня попрекать до чрезвычайности. И все наши семейные скандалы начинались с двух фраз: «Где ты был?! Помада на щеке и коньяком от тебя разит! Ты опять пьян!» – «А трезвому твою стряпню и есть невозможно!» Ну и черт с ним. Пускай теперь за ним ухаживает какая-нибудь дипломантка конкурса кулинаров!
Я хотела было разогреть в микроволновке смерзшийся кусок пиццы, но передумала и отправила пиццу в мусорное ведро. Отравлюсь, не дай бог, то-то бывшему супругу будет радости. Лучше ограничиться творогом с курагой и стаканом обезжиренной сметаны. И вообще есть поменьше: развод – хороший повод для того, чтобы сбросить лишний вес, заняться собственной фигурой и внешностью. Ощутить себя не женой, а женщиной. Что гораздо значительнее, чем просто служить игровой приставкой к мужскому самолюбию.
Кошке еду я выложила в блюдечко, отметив мысленно, что обязательно куплю ей специальные миски, лоток для туалета и какой-нибудь наполнитель. Надеюсь, кошка будет вести себя прилично. Должна же она понимать, что у меня и без того состояние, близкое к астеническому неврозу.
– Кисонька! – позвала я свою нежданную подругу. Иди, позавтракаем.
Кошка явилась на зов мгновенно, глянула на меня, потом сунула нос в тарелку с консервами и явно поморщилась.
Я поперхнулась сметаной:
– Ну ты и красотка! Какую ж пищу тогда тебе прикажешь подавать?
Кошка вспрыгнула на табурет рядом со мной и с вожделением уставилась на тарелку с творогом.
– Это был мой творог, – вздохнула я и поставила тарелку возле кошки. Ешь. Для. хорошей кошки ничего не жалко.
Кошка не заставила себя долго упрашивать и творог сметелила вмиг. Затем спрыгнула с табуретки (при этом получился звук, словно на пол упада плюшевая подушка с кирпичом внутри) и хладнокровно подъела весь ранее презираемый «Вискас».
– Однако ты дама с характером! – только и сказала я. Впрочем, вполне возможно, что ты джентльмен. Но лезть к тебе под пушистый хвост и выяснять вопрос твоей половой принадлежности – выше моих сил и воспитания. Я буду звать тебя Пуся. Хорошее имя для любого пола.
И вот тут произошло первое событие, запустившее мою крышу в далекое невозвратное путешествие. Кошка перестала выгрызать блох из хвоста и, внимательно поглядев на меня, сказала. Человеческим голосом:
– Конечно, вы можете звать меня и Пуся. – Но если вам интересно, то мое настоящее имя Руфина. И я, естественно, дама.
Я очень крепко ухватилась за холодильник, чтобы не упасть вместе со стулом. «Начинается галлюцинаторный синдром на почве стресса, вызванного разводом, – лихорадочно подумала я. Муж спьяну иногда видел зеленых слонов, а я, хоть и трезва как стекло, вижу говорящих оранжевых кошек».
– Пожалуйста, успокойтесь, – деловитым тоном врача-психотерапевта попросила меня кошка. Ну да, я понимаю, что сейчас в вас происходит борьба стереотипного мышления с так называемой неотвратимостью факта…
– Что? – по-прежнему обнимая холодильник, слабо пискнула я.
Кошка нетерпеливо взмахнула хвостом-султаном:
– Вы, Василиса Никитична, как и всякий представитель вида homo sapiens, находитесь во власти обыденного восприятия, жестких рамок социальных императивов и, наконец, интеллектуальных трюизмов, не позволяющих вашему сознанию принять как должное тот факт, что сейчас перед вами сидит говорящая и, мало того, мыслящая кошка.
– Аг-рх, да… – сумела выдавить я из себя.
– А между тем, – продолжала кошка, прохаживаясь взад-вперед по линолеуму кухни, – вам, как ученому, непосредственно связанному с таким культурно-историческим феноменом, как сказки, должно быть совершенно очевидно, что говорящие животные, как то: птицы, рыбы, кони, волки и, наконец, кошки, – существуют. Хотя мы стараемся как можно реже акцентировать внимание человечества на своем существовании. Может произойти культурный шок, сами понимаете…
– Понимаю, – сглотнув, согласилась я. – Чем же я удостоилась такой чести, что ты… что вы со мной решили заговорить?
– Василиса Никитична, вы же культурная женщина, – с ласковым упреком в голосе промурлыкала кошка Руфина. – А такая ненаблюдательная. Мне просто стало вас жаль. Вы стояли на пороге загса столь одинокая и морально измученная, что я почла своим долгом помочь вам в процессе социальной адаптации и позитивизации мышления…
– О, – только и произнесла я.
– Вы только не волнуйтесь, Василиса Никитична, – продолжала кошка. – Нам с вами еще вместе жить да жить. Мы сможем лучше узнать и понять друг друга. Вы переживете свой стресс, забудете о неудачном браке…
– А скажите, Руфина, – тут я встала и решила, что после подобных потрясений мой любимый уютный диван будет для меня оптимальным вариантом релаксотерапии, – вы любите, когда вам чешут за ушком и поглаживают брюшко?
В глазах кошки мелькнули искры непонятного происхождения.
– Смотр-ря как погл-л-лаживать, – промурлыкала она.
Я робко улыбнулась:
– Я очень постараюсь.
* * *
Видимо, я действительно постаралась. Во-первых, кошка с удовольствием приняла мое предложение относительно купания. Так как специальных кошачьих шампуней у меня не было, Руфина остановила свой выбор на новом геле для душа «Dove Silr Shower». Мытье она вынесла с удивительным для обычной кошки спокойствием. Хотя, пардон, какая же она обычная?!
После купания и сушки феном благоухающая ароматом геля Руфина вольготно раскинулась у меня на коленях, мурлыкала с мощностью хорошего пылесоса и позволяла выстригать из хвоста маленькие колтуны намертво свалявшейся шерсти. При этом она еще и вела со мной неспешную беседу:
– Я вам удивляюсь, Василиса Никитична…
– Можно просто Василиса. И на «ты».
– Хорошо. Так вот. Василиса, я удивляюсь, как ты не выгнала этого низкопробного распутника раньше? Что с того, что вы вместе защищали кандидатские? Это еще не говорит о близости взглядов, как ты понимаешь… Мр-р-ряу, посуди сама: ты – человек высокой культуры, имеешь ученую степень, издаешь мо-ногр-р-ряфии по генезису славянского фольклора, вращаешься в научных кругах, а также в среде творческой интеллигенции… А он кто? Второразрядный преподаватель этнографии в машиностроительном колледже? Хм, вот уж воистину мезальянс! А ведь я помню, что не далее как месяц назад ты выступала в самом знаменитом российском телешоу, и тебя с твоей новой концепцией сказочной эротики теперь знает и ценит вся страна… Верно?
– Верно, – вздохнула я. – Ты еще вспомни, что я пишу докторскую диссертацию на тему «Актуализация эротического подтекста в русских народных сказках». И что мне тридцать один год, и мой муж при расставании со мной сказал: «Ты на себя в зеркало-то посмотри! Кому еще такая кикимора понадобится?!»
– Это он глупость сказал. Мр-ра, Василиса, если я буду слушать, что мне иногда говорят мои мартовские партнеры… Мы не должны впадать в депрессию!
– Я и не впадаю, – соврала я. Я, наоборот, радуюсь жизни, тем более что у меня появилась такая замечательная собеседница…
– Это да, – согласилась кошка и спрыгнула с моих колен.
– Ты куда?
– Василиса, это бестактно. И, пожалуйста, не беспокойся, я умею пользоваться унитазом.
– Да я ничего… – Но я почему-то покраснела.
И тут зазвонил телефон. Вставать с дивана не хотелось, тем более что это наверняка звонила подруга, считающая своим долгом чести, доблести и геройства устроить мою личную жизнь. Она таскала меня на вечеринки бомонда, моталась вместе со мной на научные симпозиумы и конференции и пламенным взором орлицы выискивала во всех попадавшихся нам на пути мужчинах подходящего для меня спутника жизни… Ее энергия при этом оказалась просто неисчерпаемой, а мне хотелось иногда спрятаться от своей Адели куда подальше (подругу зовут Аделаида, но она предпочитает отзываться на Адель).
Я сняла трубку.
– Василиск, привет! – Ну, разумеется, я не ошиблась. Звонит моя Адель собственной персоной, и голос ее полон торжества. Что она мне на сей раз приготовила?! – Опять ревела?
– Нет. Я кошку расчесывала.
– Какую кошку?! – изумилась Адель. У тебя сроду их не было!
– А теперь есть. Зовут – Руфина. Окрас – благородный, рыжий. И сама она тоже очень благородная и воспитанная кошка.
– Кто-нибудь из твоих студентов подарил, чтоб зачет не сдавать, да?!
– Нет. Я ее забрала из загса. Я была там сегодня утром.
– Совсем с ума сошла. Это я не насчет загса, а насчет кошки. Зачем она тебе?
Я решила, что разговор пора поворачивать в другое русло.
– Адель, ты вообще по какому поводу звонишь? А то я собиралась поработать над статьей, сама знаешь, мне ее в журнал сдавать через две недели, а у меня еще там конь не валялся… Так что…
– Вот! – обличительным тоном закричала Адель. Ты совершаешь основную ошибку всех разведенных, (или почти разведенных) женщин: с головой уходишь в работу. А это неправильно! Нужно, наоборот, уйти в поиск…
– Чего?
– Не чего, а кого! Принца на белом коне!
– Ой, Адель, я тебя умоляю. Мой бывший поначалу тоже выглядел принцем, правда, безлошадным…
– Нет, ты слушай меня! И благодари Небо за то, что у тебя есть такая подруга! Слушай!
– Я вся внимание…
– «Молодая, обаятельная и привлекательная, образованная, любящая сказки и интересная во всех отношениях женщина 31/ 165/ 58 для создания крепкой дружной семьи познакомится с хозяйственным, деловым, ласковым и остроумным мужчиной без в/п, ж/п, б/а, б/у, м/п, а/м. В/о желательно, но не обязательно. Пишите Василисе. Адрес в редакции». Ну, как тебе текст?
– Текст как текст, обычное глупое брачное объявление, каких сотни… И зачем ты мне его читаешь? И тут в мою голову пришло озарение.
– Аделаида! – гробовым голосом встающего из могилы упыря возопила я, – Это ты про меня объявление состряпала, да?!
– Да! И нечего так орать! – возмутилась подружка, – Иначе ты так и просидишь, оплакивая свою неудачную семейную жизнь и ваяя нудные статьи для «Вестника филологии»! Ты мне еще спасибо скажешь!
Я заскрипела зубами.
– И в какой же газете это объявление напечатали?
– Вообще-то я отправила его в шесть изданий, специализирующихся на объявлениях подобной тематики. И, между прочим, заплатила кругленькую сумму за то, чтобы это объявление публиковали целых два месяца подряд.
– Спасибо тебе, подруженька! – выдохнула я. Заботливая ты у меня, нечего сказать!
– Василиса, я же хотела как лучше. И поверь моему опыту, тебе повезет! На это объявление обязательно откликнется тот, кто станет твоим любимым и единственным.
– Ладно, допустим, – холодно резюмировала я. Я компенсирую тебе затраты. Но больше, пожалуйста, в мою жизнь не лезь!
И я швырнула трубку на телефон так, что по корпусу зазмеилась трещина. И это меня добило окончательно. Я разрыдалась и принялась клясть судьбу, подсунувшую мне распутника-мужа, тупицу-подругу и китайский телефонный аппарат, ломающийся от одного плевка… Нет мне жизни в этом жестоком мире! Отравлюсь, повешусь, утоплюсь! На свете счастья нет, но есть коньяк и водка!
В разгар своей истерики я даже подзабыла про кошку. И вспомнила про нее, лишь когда пушистая нежная мордочка настойчиво ткнулась мне, в ладонь.
– Василиса, мр-р, успокойся…
Я автоматически погладила кошку, и все мои слезы высохли.
– Так-то лучше, – заверила меня кошка. Не лей слез попусту.
– Да я так разнервничалась. Пустяки. Телефон вот сломался…
Кошка пристально уставилась на телефон, при этом ее очи вдруг засветились янтарем. И под воздействием этого взгляда несчастный телефонный аппарат вдруг преобразился из стандартной кнопочной пластиковой коробки в нечто благородное из малахита и позолоты, с золотой литой переговорной трубкой, покоящейся на витых рожках.
– Господи! – изумилась я. Я такие телефоны только в кино про последние годы Российской империи видела. Он настоящий?
Кошка чуть обиженно посмотрела на меня:
– Я подделками не занимаюсь. Уж если что сделаю – так на века.
– Значит, ты волшебная…,Кошка опасливо воззрилась на меня:
– Ну, допустим. А что?
– Ничего. Просто приятно: кошка волшебная в доме живет. Поговорить с нею можно. По душам. Напрягшаяся было Руфина явно расслабилась.
– Ф-фу… А я уж испугалась, что и ты начнешь просить.
– Чего просить? – не поняла я.
Кошка закружила-заюлила по комнате, вскочила на этажерку с книгами, при этом грациозно не свалив украшавший этажерку резной сандаловый веер на подставочке.
– Я же до тебя жила у разных там… У всяких…
– И что?
– Трудно все время притворяться обычной кошкой. Да и скучно, если живешь и не можешь поговорить с хозяевами, ведь правда? Вот я и не сдерживалась… А они: ах класс, ах чудо, кошка говорящая! А может, ты, кошка, еще и желания можешь выполнять?!
– А ты… можешь?
– Могу… – Кошка вяло дернула хвостом. У нее явно испортилось настроение, – Если б ты знала, как они меня достали! Просто до нервного истощения довели, не говоря о физическом! То им подай дачу в Барвихе, то кругосветное путешествие, то пятиэтажный коттедж со всеми удобствами, двумя лифтами и бассейном на крыше! И парк с пальмами и вертолетной площадкой! Один тип даже хотел, чтобы я его конкурента устранила. Решил, что я могу и за киллера поработать и денег не запрошу! Фр-фу!
Я молчала, сраженная этой тирадой и глубокой жалостью к несчастной кошке. Бедная Руфина! Она так на меня похожа: вечно выполняет чужие желания, а сама остается на бобах…
Однако кошка истолковала мое молчание по-своему. Она села у двери в коридор и холодно осведомилась:
– Что будешь заказывать? Давай уж быстрей, чего тянуть меня за хвост…
Я отвлеклась от своих мыслей и поняла, что кошка тоже считает меня такой; самолюбивой и жадной охотницей за исполнением желаний.
– Руфина, – грустно сказала я ей. Ничегошеньки мне от тебя не надо. Ни дачи, ни машины, ни даже кругосветного путешествия. Потому что я этого не хочу. А если захочу, то добьюсь этого сама. Вот. Так что успокойся, пожалуйста.
Кошачьи глаза полыхнули, как янтарь в солнечном луче.
– Правда?!
Она в три прыжка преодолела расстояние, разделявшее нас, и вспрыгнула мне на колени:
– Мр-ряу, ты молодец, Василиса! Я в тебе ср-разу р-родственную душу почуяла! Ты такая же самостоятельная, как и я, И не ждешь от жизни подарков…
– Да уж, – усмехнулась я грустно. Подарки я сама себе покупаю.
– Ничего! Повер-рь моему опыту, Василиса, как раз таким людям судьба подарки-то и подкидывает!..
– Прямо-таки подкидывает…
– Мряу, непременно! Нет, ты точно ничего не хочешь?
Я подумала.
– А вот этого не могу, – грустно: промурлыкала кошка.
– Ты что же, мысли мои читаешь?
– Нет, проследила за взглядом. Ты на фотографию мужа смотрела, что на книжной полке стоит. Не смогу я его характер изменить в лучшую сторону, Василисушка. Потому как это является незаконным вмешательством в этот… индивидуальный психологический портрет.
– У него уже никакого «портрета» не осталось…
– Это ты так думаешь. Наверняка он сам полагает по-другому. Суггестия, эмоционально-стрессовая терапия, психокоррекция – это не ко мне. Да и не поможет это, И о том, чтоб разрешить ему вернуться, даже и думать не смей» Он человек других взглядов, сама понять должна.
– Полагаешь?
– Уверена. Ни к чему тебе заново раны растравлять. Над диссертацией работать надо.
– Ну и ладно. Нет так нет. Пойду я ужин приготовлю. Время-то уже к вечеру, а мне еще надо статью дописывать.
Я ушла на кухню и не слышала, как моя рыжая киска пробормотала, сворачиваясь клубочком на диване: «Все р-равно я для тебя что-нибудь придумяую…».
* * *
Кошка оказалась совершенно права. Мне действительно следовало думать о детальной проработке концепции моей докторской, а не о том, что предстоящий развод с Константином поставит большой жирный крест на всех моих дальнейших попытках создать семью. Не дано, так не дано. И просить об этом никого не стоит. А Адели за ее ненормальную идею с брачным объявлением я еще устрою дополнительный разнос. Благо— подруга работает со мной на одной кафедре.
Я села за компьютер (единственная ценная вещь в доме, которую муж не успел прогулять или вручить в качестве презента за бурную ночь какой-нибудь очередной пассии) и принялась просматривать тезисы статьи о роли женского начала в русских народных сказках. На примере двух типических героинь – Василисы Прекрасной и Василисы же, но Премудрой, – я пыталась доказать, что в мужском сознании (славянский тип) еще издревле, с былинно-летописных времен прочно укоренилась дифференциация женщин на:
а) красивых,
б) умных.
При этом оба типа сказочных героинь, независимо от доминанты красоты либо ума, обязаны быть трудолюбивыми, находчивыми и возлагающими лишь на себя все проблемы семейной жизни. Помните: «Ложись, муженек, утро вечера мудренее, а я все сделаю». Следовательно, герой русской сказки, а значит, и типический мужчина подсознательно желал не только обладать красивой (либо умной) женой, но еще и сгрузить на ее плечи все проблемы по добыванию молодильных яблок, постройке хрустальных дворцов и посадке садов с золотыми цветиками…
Статья летела к финалу, где я собиралась разгромить негативное мужское мышление, подавляющее в женщине творческое начало и запирающее ее в плотные рамки Домостроя; я чувствовала вдохновенный полет мысли, полемизировала с Бахтиным, всуе поминала теорию Жермунского и даже пеняла Афанасьеву за его неверную концептуализацию так называемых «Заветных сказок»… и вдруг все рухнуло. Компьютер завис.
Мертво завис.
– Негодяй! – сказала я компьютеру, начала перезапуск, втайне надеясь, что все отладится, но. компьютер как-то, странно захрюкал, пискнул пару раз и вместо того, чтобы продемонстрировать мне знакомые облачка Windows, залил экран каким-то потусторонним ядовито-зеленым цветом. По этой зелени поползла надпись: «Извините, ваш диск С отформатирован. У вас в гостях был вирус Анти-Касперского».
Я застонала.
Все-таки муж мне отомстил.
Я вспомнила, как он месяц назад приволок какой-то диск, обозвав крутой игрушкой, и возился, устанавливал его. После этой «игрушки» моя машина висла раз шесть, но благополучно реанимировалась.
Видимо, сегодняшний случай был последним.
– Черт с тобой! – обратилась я к машине, похоронившей полтора года моих трудов. У меня есть черновики, дискеты, распечатки. Выживу!
Хотя, если честно, выживать уже надоело.
Хотелось просто жить.
Я села на пол возле рабочего стола и заплакала – последний раз за этот полный бурными событиями день.
На мой плач пришла из кухни кошка Руфина, потерлась мордочкой о локоть и сказала:
– Да, Василиса, случай у тебя запущенный… Совсем ты духом пала.
– Руфина, если б ты знала… Мне вот даже по душам серьезно поговорить не с кем, кроме тебя!
– Понятненько. Ладно, Василисушка, не горюй, не печалуйся. Голос у кошки стал каким-то гипнотическим, обволакивающим все тело, как меховой палантин. Ложись-ка, милая, спать-почивать, утро вечера мудренее.
– А моя работа… – слабо всхлипнула я.
– Спи, Василисушка.
В мое сознание проник шелковистый голосок, и я действительно заснула.
* * *
– Господи! Я же на работу проспала!
С этим воплем я подскочила в постели, намереваясь бежать в университет прямо в ночной сорочке. Но тут здравый смысл подсказал мне глянуть на будильник.
Половина шестого утра.
Мне до первой лекции еще час можно спать.
Но спать не хотелось.
Потому что на одеяле вальяжно лежала моя вчерашняя знакомица кошка Руфина и с некоторым сожалением глядела на меня.
– Доброе утро, Руфиночка, – каким-то заискивающим тоном сказала я кошке.
– Доброе утро, Василисушка, – зевнула та. Не бережешь ты себя. Нервы свои попусту тратишь. Вот и вскакиваешь как оглашенная ни свет ни заря. Подремли еще часочек.
– Нет уж. Я лучше в ванную. Да и к лекциям надо подготовиться. Сегодня первую пару веду у экзолингвистов, это такие нудные студенты. Так и норовят на чем-нибудь преподавателя срезать.
– А ты наплюй и позабудь. Или, как выражаются нынешние молодые люди, забей на все. Подумаешь, студенты. Достань мне молочка из холодильника и подогрей, пожалуйста. Я холодное не могу пить, фарингит.
– Разве у кошек бывает фарингит? – мимоходом спросила я, отправляясь на кухню.
– У нас все бывает. Понахватались от вас, от людей… – Ворчливый голосок Руфины раздался где-то в районе кабинета.
Я достала из холодильника молоко, перелила его в старую турку (сто лет уже не варила нормального кофе!) и поставила на плиту. И тут меня взяло любопытство.
– Руфина, – Крикнула я из кухни. А что ты в кабинете, делаешь?
Ответом мне было шуршание запускаемого системного блока.
Я влетела в кабинет и изваянием застыла в дверях. Руфина что-то такое творила с моим компьютером, что заставила меня подумать о том, что она не просто говорящая кошка, а еще и кошка-программист.
– Я отладила твою систему полностью. Вирус снесла. Все файлы восстановила. Так что цела твоя статья, хотя, прочитав ее, я не могу согласиться с твоей трактовкой сказочной действительности, – тараторила кошка, водя по коврику мышкой (ой, вот оксюморон получился!) и вдруг завопила: – Василиса, молоко убежало!!!
Зачертыхавшись, я получила на кухне ощутимое тому доказательство. Пришлось сунуть в мойку залитую Молочной пеной турку, протереть плиту и открыть форточку, чтобы запах горелого молока не вызывал во мне чувства собственной неполноценности.
– Я так понимаю, что молока на завтрак не будет? – Моя рыжая подруга явилась в кухню.
– Увы… Прости, Руфина.
– Пустое. Это ты меня прости. В конце концов, ты хозяйка, тебе лучше знать, кормить меня или: с лестницы спустить.
– Да как же я тебя с лестницы спущу? – удивилась я такому варварству.
– Некоторые спускали, – вздохнула Руфина. Не могли вынести моих нравственных, воззваний к их косной совести. Ну, это те, которые хотели бассейн и вертолетную площадку… Кстати, а шпрот у тебя нет?
– Кажется, оставались. Шпроты были.
Руфина устроила себе рыбный день, а я пила чай с радостным ощущением того, что живу не напрасно: мои труды не пропали даром, все записи восстановила чудесная кошка Руфина…
– Я теперь даже не боюсь идти на лекцию к этим студентам, – сказала я Руфине.
– Правильно. Кошка принялась умываться, – Повышай самооценку, Василиса. Не загоняй себя в угол своих комплексов. Говори себе…
– Я самая обаятельная и привлекательная? – с усмешкой процитировала я фразу из известного фильма.
– А хотя бы! Твое настроение – в твоих руках!
– Руфина – ты просто психотерапевт!
– Поживешь с мое – и не тем станешь… – вздохнула Руфина.
– А сколько тебе лет? – поинтересовалась я.
– Лучше спроси; сколько у меня жизней! Девять! Думаешь, легко их все прожить так, чтобы потом не было мучительно больно?!
Я расхохоталась, но тут зазвонил телефон, тот, который вчера сотворила Руфина.
– Алло, Василиск, привет, это я. Газеты с тем объявлением уже в продаже. Вот. Можешь теперь на меня злиться сколько хочешь. Хотя я тебе только добра желаю.
– Знаешь, Адель, – проникновенно начала я. Нужны мне эти газеты, как слону презерватив… И не звони мне! Я к лекциям готовлюсь! И вообще! У меня теперь начинается новая жизнь!:
Вот в этом я точно не ошиблась. Новая жизнь началась.
* * *
И началась она с того, что где-то через две недели после злополучного объявления моей подруги я стала вытаскивать из своего почтового ящика пачки писем…
«Здравствуйте, милая обаятельная женщина, любящая сказки! Я по поводу Вашего объявления в газете. Решил написать, узнать, как относитесь к сказкам конкретно на деле, чисто по жизни. Вот Вам сюжет:
Вы знакомитесь с принцем из «мест не столь отдаленных», который несправедливо томится в тюрьме. Но вот случается чудо – он выходит и является к Вам с букетом роз в руках… И будем мы жить как в сказке – долго и счастливо, и даже умрем в один день, крепко держась за руки… Как вам такая сказка, а, Василисушка? Жду ответа по адресу: 900065, пос. Пырятово, УЮ 300/4, отряд 8. Сергею Кобеляко».
«Привет из мест, где нет невест, где женщин видят только на экране и пишут письма Родине и маме/Привет, Василиса! Прочитал твое объявление, ты мне понравилась, и подумалось мне, что такой, как я, тебе подойдет…
Попал я сюда за вооруженный разбой. Срок у меня – семь с полтиной лет, отсижено уже почти пять, надеюсь на амнистию и свидание с тобой. Пиши, Василиса, не пожалеешь!»
«Здравствуйте, Василиса! Сегодня листал старые газеты, перед тем как выкинуть, и обратил внимание на Ваше объявление. Давайте с Вами познакомимся? Меня зовут Олег, я всем, чем надо обеспечен, только нет хорошей, доброй, красивой и ласковой жены-хозяюшки. Звоните мне по телефону, но лучше после десяти вечера. А еще лучше будет, если Вы придете ко мне на работу – я работаю в автосервисе, там и пообщаемся… Я простой трудяга, каких сотни, но и моей душе хочется сказки, как подшипнику – смазки…»
«Я хачу акунуцца в омут твоих прикрасных глаз. Я.тиряю корни и улитаю в небо, када думаю што такая женечина может ощасливить маю аднабразную жизенъ. Мине́ не хватаит нежности и типлоты женского тела (этат рисунок изабражаит тибя в пастели са мной. Я сам рисовал). Ты канешно очинь красивая и сиксуалъная. Я тоже такой. Ты любишь скаски и я их очинь люблю особенна с картинками. Мы будим проводить вместе ночи наполнение бизумнай сказочной страстью и любовью… Када мы встретимся не абращай внемания на мой возраст. Ну и што, што мне всиво двинадцатъ? Ты не придставляишь, на што я способен при виде обнажжоной женской попки!»
«Любви все возрасты покорны, ее позывы (или порывы? Не помню) благотворны. Уважаемая Василиса! Я вижу в Вас свою вторую половину, которую так долго искал вот уже почти шестьдесят лет… Но сейчас я Юн, как мальчик, и окрылен надеждой…»
«Мужчина 35/176/50, глаза светло-голубые, волосы черные, фигура спортивная. Пока женат. Со школьных времен люблю сказки и всякую фантастику. Очень трудно найти собеседницу, которая может понять и поверить в мечту. Если желаешь, позвони по тел. 172-53-93, когда жены нет дома. Алексей».
Все письма я читала вслух Руфине. Нет, Среди моих «корреспондентов» встречались и вполне серьезные люди со вполне серьезными намерениями, но апельсиновая волшебница отмахивалась от них своим пышным хвостом:
– Болтуны! Их только на одно мяуканье и хватает! Василиса, если хочешь знать, лучше всего в мужчинах разбираются кошки.
– Почему?
– Потому что мы смотрим на них обьективно. В отличие от вас, женщин, которые каждого мужчину классифицируют только по двум признакам…
– И каким же?
– «Этот не подойдет мне» и «Этому не подойдут». А это глупо. Ненаучный подход. Ладно, читай дальше, кто там на очереди…
– «Голубоглазый, чувственный интеллектуал предлагает Вам провести незабываемую встречу в интимной обстановке…»
– Отставить. Дальше.
– «Милая Василиса! Твое имя напомнило мне мою горячо любимую, но, к несчастью, давно почившую бабушку, чей образ всегда стоит передо мной…»
– Явный геронтофил. Дальше.
– Ох, Руфина, и откуда ты терминов-то нахваталась таких?!
– Поживи с мое – не того нахватаешься. Я, между прочим, даже как-то в санатории для престарелых жила и такого там навидалась… Ладно. Читай дальше.
– «Скорпион, глаза темные, волосы русые. Материально обеспечен. Звони на пейджер…»
– Не вздумай звонить. Не твой знак зодиака.
– Ты-то откуда знаешь? Ладно, не вздумаю. Все. На сегодня корреспонденция закончилась. Хорошо хоть/что женихи не заявляются ко мне на квартиру лично.
– А женихам того не положено, – как-то странно сказала кошка Руфина. Порядочные женихи прежде всего сватов засылают…
Я расхохоталась и достала из холодильника тубу со взбитыми сливками для моей апельсиновой благоразумной подруги.
– Ну уж сватов-то мы с тобой точно принимать не будем!
– Это смотря каких, – загадочно промурлыкала Руфина, мерцая своими янтарями.
И тут в дверь постучали. Хотя все люди давно пользуются таким благом цивилизации, как дверной звонок.
Руфина, даже не обратив внимания на сливки, рыжей молнией метнулась в коридор и оттуда нетерпеливо замяукала:
– Открывай, Василиса!
– Да с какой стати? Я гостей не жду. У меня через два часа занятия со слушателями вечерних курсов в Университете культуры и искусства.
– Обойдутся твои слушатели – Кошка прямо-таки визжала, что совершенно было ей несвойственно.
– Хорошо. Я открою.
Я открыла дверь.
И застыла, как статуя, с разинутым от изумления ртом.
А трое здоровенных мужиков разом поклонились мне в пояс:
– Здравствуй, государыня, свет Василиса Премудрая! Я попятилась в глубь коридора, попутно хватая с трюмо зонтик в качестве орудия для самозащиты. Но тут опять передо мной возникла кошка (даже будто увеличившись в размере? Или у меня опять галлюцинаторный синдром?!) и успокаивающе забормотала:
– Не пугайся, Василиса, люди это верные, порядочные, зла не сделают.
Я посмотрела на мужиков. Они маялись в дверях, не решаясь войти. А уж выглядели они… как в сказке.
На всех надеты длинные кафтаны из похожей на бархат ткани, расшитые по подолу золотыми и серебряными цветами. Кафтаны перевязаны кушаками, да только не так, как положено – по талии, а через плечо – как у свидетелей на свадьбе…
– Дозволь войти, хозяюшка, – жалобно попросил один детина, снова кланяясь в пояс.
– Дозволь слово молвить, – с поклоном произнес другой.
– Дозволь речь держать, – вклинился третий.
– А вы кто такие будете, добры молодцы? – решила я подыграть этому спектаклю. Уж не калики ли вы перехожие?
Здоровенные мужики обидчиво поджали губы.
– Нешто похожи мы на старцев, Премудрая? – спросил молодец в желтом кафтане, а двое других (в красном кафтане и в зеленом) возмущенно блеснули очами. Мы – трое из яйца!
Тут в моей памяти с бешеной скоростью завертелись все изученные мною русские народные сказки. Таких персонажей там не было.
– Может, вы – трое из ларца? – решила внести поправку я, понимая, что моя крыша уже съехала и обещала не возвращаться.
– Нет, хозяюшка. Трое из ларца – по другим делам горазды, а мы – трое из яйца – важную службу исполнять отряжены.
– Впусти, впусти их, без приглашения не войдут! – суетилась Руфина. Что ты над приличными людьми изгаляешься!
Такой нервной я свою кошку еще не видела и потому решила беспрекословно ей подчиниться.
– Что ж, заходите, гости дорогие, – сказала я мужикам.
Они не заставили себя просить дважды и с видом явного облегчения сразу протопали в мой зал.
Я уселась на диван, они же продолжали стоять в ряд, как истуканы.
– Присаживайтесь, – пригласила я их.
– Не можно. Дело у нас к тебе, хозяюшка, зело важное.
– И почетное, – добавил зеленокафтанный.
– Слушаю вас, – кивнула я. Хотя погодите-ка, ответьте мне на один вопрос: вы из какого яйца будете?
Кошка, в этот момент вспрыгнувшая мне на колени, затряслась, словно от смеха. А что такого? Имею же я право узнать?! Может, они из знаменитого Кощеева яйца вылупились. Или из того, что снесла Курочка Ряба?
Мужики тоже заулыбались, будто вопрос им задан был какой-нибудь деревенской дурочкой, а не кандидатом филологических наук.
– Знамо из какого яйца, хозяйка. Из батюшкиного.
Я, покраснела:
– Ах, вот вы в каком смысле… А почему только из одного? Впрочем, это не мое дело… – И чтобы скрыть смущение, грозно рыкнула на непрошеных гостей: – Говорите, что у вас до меня за дело такое важное?!
И начался тут форменный концерт для фольклорно одержимого сумасшедшего дома!
- Эх, хмель, моя хмелюшка,
- Весела головушка,
- Ой ли, ой люли,
- Весела головушка!
Это безо всякого предисловия запел дурным голосом тип в красном кафтане. В руках у него откуда ни возьмись появилась здоровенная балалайка, расписанная золочеными цветами. На этой балалайке певун принялся (довольно неумело) себе аккомпанировать.
- Как бы эту хмелюшку
- На нашу сторонушку,
- Ой ли, ой люли,
- На нашу сторонушку? —
вступил тот, что в зеленом. Он пел получше, а при фразе «на нашу сторонушку» притопывал и хитрым оком посматривал на мою «сторонушку», то есть на меня, окаменело сидевшую на диване.
- На нашей сторонушке
- Привольице вольное,
- Ой ли, ой люли,
- Привольице, вольное! —
заверил желтокафтанник, оказавшийся к тому же тенором. Видимо, само воспоминание о «вольном привольице» подвигало его на музыкальные экзерсисы. Заканчивали они хором:
- По этому привольицу
- Ходил-гулял молодец,
- Ой ли, ой люди,
- Да свет Иван-молодец!
- Ходил свет Иван-молодец
- Да за красой-девицей.
- Ой ли, ой люди,
- Да свет Василисою!
Струны дзинькнули в последний раз, и певцы замолкли.
– И что это значит? – с прохладцей в голосе поинтересовалась я у вокального трио.'
И тут из уст Красного Кафтана речитативом прозвучало следующее:
– Восходил светлый месяц со звездами, выходил Иван-молодец со сватьями. Говорил Иван-молодец о своей доле, доле горькоей, холостяцкоей. Все-то братовья оженилися…
– Говорит Иван, говорит Иван, йо! – в ритме хип-хопа дополнили его подпевалы.
– А я все один, холостой хожу, – подытожил Красный Кафтан.
– Ай-я-я-я-я-яй, как нам жалко Ваню, такого парня и холостого! – заголосили остальные на какой-то очень знакомый мотив. – Ай-я-я-я-я-яй, пропадет без жены, совсем пропадет!
– Довольно! – возвысила я голос. Хватит тут изображать фольклорный ансамбль, это у вас все равно плохо получается. Говорите прямо: кто вас послал и чего вам от меня надо?
Руфина тут прямо-таки зацарапала мне коленки, хотя до сего момента сидела вполне смирно и приведенный выше идиотский концерт слушала даже с некоторым удовольствием. А тут зашептала, глядя мне прямо в глаза: –
– Да кто ж о таких вещах напрямки да без обиняков говорит, Василиса? Ты что же, традиций не знаешь?
– Я сейчас на эту «традицию» вызову милицию! – сурово пообещала я. И грозно посмотрела на гостей:
– Говорите!
Те переглянулись, пожали плечами и почти хором сказали:
– Сваты мы, красна девица. Смотрелыцики, Пришли к тебе смотрины устраивать.
– Так… – Я начала закипать, как чайник без воды. И кто же вас отрядил на эти смотрины? Кто это у нас такой любитель старины?
Мысленно я перебрала всех знакомых по моей специальности фольклористов и решила, что это наверняка сюрпризик от ненавистной мне группы студентов-экзолингвистов. Наверняка они прочитали объявление или другим способом узнали, что у меня… проблемы с семейной жизнью, вот и решили поиздеваться. Ну, я им за это устрою зачетик!!!
– Кто ж нас послал, – гнули свою линию «трое из яйца». Знамо кто: жених. На невестушку поглядеть: красна ли ликом, добрали очами, не увечлива ли руками да ногами…
– Прекратите этот балаган! Кто вас послал! Имя!
– Так Иван, сын Иванов, добрый молодец. По тебе его ретивое сохнет…
Ивановых знаю немного, из всех известных мне никто на подобную каверзу не способен. Тогда в чем дело?!
– Василиса, – царапнула меня Руфина. Неужели ты еще не поняла!
– Не поняла. Пусть объясняются! Красный Кафтан бережно извлек из-за обшлага рукава клочок газетного листа и сказал:
– Мы вот по этой грамотке сватать тебя пришли. За Ивана. Он у нас как раз жених тебе, красавица, подходящий. И хозяйственный, и деловой, и остроумный, а уж какой ласковый – мухи не обидит, мимо не пройдет! И никаких этих страшных в/п, ж/п, м/п, б/а, б/у, а/м у него сроду не водилось: здоровый парень, кровь с молотком, ох, то есть с молоком…
– Значит, по объявлению… – сникла я.
Какая глупость. Мне сразу стало и скучно, и грустно, и руки никому не хотелось подать.
– Уходите, – велела я сватам. Не нужно мне ничего.
– Как так?! – ахнули они, а Руфина до того больно вцепилась мне когтями в запястье, что я чуть не взвыла. Мы сюда добирались, семь пар чугунных сапог истоптали, семь пар чугунных посохов изломали, семь пар чугунных ковриг изглодали! Кудыкины горы прошли, а их и не всякий витязь посетить отважится! Со зверем лютым, Арысь-полем именуемым, едва не столкнулись! А ты нас опять несолоно хлебавши в Тридевятое царство отправляешь!
Вот тут я удивилась. Уж слишком правдоподобно гости возмущались. И совсем перестали походить на участников какого-нибудь фольклорного коллектива. Но я еще стояла на своем:
– А как же к вам в Тридевятое царство эта бумажка попала?..
Тут кошка сверкнула на гостей таким янтарным взглядом, что они смешались, но потом все-таки ответили:
– Жар-птица на хвосте принесла.
– Все понятно. Раз жар-птица, неудивительно, что от газеты такой клочок остался. Прочее, видимо, сгорело…
– Девица красная, не вели казнить, вели слово молвить, – опять затянул волынку краснокафтанник. Сохнет по тебе Иван. Слезы льет горючие от красна солнышка до ясна месяца. Не мила мне, бает, жизнь без Василисушки Премудрой!
– Премудровой, – автоматически поправила я, имея в виду свою фамилию.
– Вот я и говорю: Премудрой! – подтвердил сват.
– Так что же ваш Иван сам не явился? – коварно поинтересовалась я.
– Сие позор и посрамление еси, ежели жених сам на смотрины является. Отчии законы да правила блюсти надо, сударушка, – пояснил мне желтокафтанный сват.
И я вспомнила, что точно, жених никогда не являлся на смотрины и сватанье невесты. Сама же об этом читала монографию Ивана Сахарова! Тьфу ты, и тут Иван!
– И что дальше? – спросила я сватов.
– Ну, ежели согласна ты, красна девица, пойти за нашего Ивана-молодца, то тут годить и рядить нечего. Как раз мясоед начался; Пирком да за свадебку, на Красну-то горку! У нас в Тридевятом царстве свадьбы играть ох как любят!..
– Это вы что же, в Тридевятое царство меня везти собрались? – рассмеялась я.
Ох, напрасно я смеялась…
Апельсиновая кошка Руфина спрыгнула с моих колен и вдруг вся засветилась, как раскаленная вольфрамовая нить, да так, что у меня заболели глаза и я зажмурилась.
– И не открывай глаз, доколе не велю, а то не быть тебе живой, – раздался жутковатый голос, в котором я с трудом опознала Руфинин.
У меня закружилась голова, послышался звон: то ли разбилось стекло, то ли зазвонил телефон. Но меня словно подхватило воздушным потоком, ветер хлестал по лицу, и я поняла, что лечу. С крепко зажмуренными глазами, почти остановившимся сердцем и напрочь отключенным чувством самосохранения. И с единственным ощущением.
Я летела на собственную свадьбу. Не могла сказать, что это меня радовало. Я ведь еще не успела с предыдущим мужем развестись…
- На высоком терему, терему
- Сходилися девицы, девицы.
- Садилися рядышком, рядышком…
- Одна девка с краю всех, ой люди.
- Взялся тут Иван-сударь, ох сударь,
- Взял тут девку за руку, за руку.
- Стала девка плакаться, плакаться,
- На волю проситися, ой люди…
- – Пусти, Иван, на волю, ой люди!
- Пусти в поле чистое!
- – Я тогда тебя пущу, ой люди,
- Русу косу расплету, так и знай!..
Под эту заунывную песню, нахально просверливавшую мои несчастные уши визгливыми женскими голосами, я и очнулась.
Открыла глаза.
Осмотрелась.
Ого!
Интерьер – как в музее русского декоративно-прикладного искусства. Сплошной Билибин по стенам и немудреной мебели – на изразцах печи вещие птицы в райских цветах нарисованы, какие-то сундуки полыхают алыми пионами и крупными синими ромашками, лавки вдоль узорчатых стен тоже явно пострадали от набега свихнувшегося на этнике живописца, а уж потолок с резными балками был просто залеплен зеленым виноградом и этакими медальонами, изображающими подвиги трех знаменитых богатырей. Правда, подвиги вышли не очень удачно. У художника явно возникли проблемы как с прямой, так и с обратной перспективой. Богатыри получились все как один олигофренами – огромные головы в самоварного вида шеломах покоятся на узеньких, не влезающих в рамки картины плечах…
Впрочем, что я все об убранстве да о художестве. Оказывается, песню, которая досверлила мой мозг до того, что я очнулась, пели три девицы, рядком сидящие на лавке под небольшим стрельчатым окном. Когда я очнулась, они петь не перестали и даже, по-моему, не обратили на меня, лежащую на кровати, никакого внимания. Ну что ж, в таком случае я сама их подробнее рассмотрю.
– Вы сестрицы-подруженьки, вы придите-ка к сиротинушке, – печальным, густым, как сапожная вакса, басом выводила первая девица: крупная, с блестящими гладкими черными волосами, заплетенными в одну толстую, с корабельный канат, косу. На девице была белая сорочка с расшитыми нарукавниками и темно-бордовый сарафан. В общем, вполне симпатичная девица, если б не ее параметры, подходящие, скорее, борцу сумо…
– Вы ударьте-ка в громкий колокол, разбудите-ка родну матушку! – требовала от неизвестных «подруженек» вторая девица, голоском и комплекцией посубтильней первой. Зато была она длинноноса, почти как известный деревянный человечек, и усыпана рыжими веснушками как раз в тон своему убойно-морковного цвета платью.
Зато третья девица была полной противоположностью своим товаркам. Точнее, не полной, а до изможденности худой. На ней даже сарафан веселенькой болотной расцветки висел, как плащ-палатка на гвозде. Поэтому, видно, и пела рекомая девица печальнее и визгливее всех:
– Ты приди, приди, родимая, на мою горьку, д-горьку свадебку! Ох!
На этом пессимистическом «ох!» дверь тихонько заскрипела, и в светлицу вошла исполненной достоинства походкой…
Руфина.
Моя кошка!
Во что же меня втянула эта рыжая бестия?!
Рыжая бестия меж тем остановилась прямо перед сестрами и принялась их натуральным образом отчитывать:
– Рехнулись?! Белены объелись?! Голосите, как по покойнику! Я вам что наказывала: сидеть тише воды, ниже травы да за подопечной наблюдать, а вы вопите аки скимны рыкающие!
– Прости, матушка царица! – Незадачливые певицы чуть не повалились кошке в, но… в лапы.
Царица?!
– Смотрите у меня! – грозилась лапкой Руфина, а глаза ее сияли ярче янтаря. Будете себя вести непотребно, так никогда и не расколдуетесь!..
Я решила, что довольно мне прохлаждаться на кровати и встала. Тут же проштрафившиеся девицы невнятно замычали, указывая пальцами на меня:
– Проснулась она, матушка царица!
Тут кошка изволила подойти ко мне и осияла янтарным взглядом, да так, что прищуриваться пришлось.
– Здравствуй, Василисушка, – сказала мне кошка каким-то новым, воистину царственным тоном. С прибытием тебя.
– И куда же я… прибыла?
– В Тридевятое царство, куда ж еще! – Кошка шевельнула кончиком хвоста. Неужели ты до сих пор этого не поняла?!
Тон меня возмутил до глубины души. Может, в Тридевятом царстве эта кошка и есть представитель власти, но это не дает ей никакого права так со мной разговаривать. И вообще! Я в это царство не просилась!
– Успокойся, Василиса. Кошка, видимо, просто читала мои мысли. Ничего дурного или зазорного в том, что ты оказалась здесь, нет…
– Насчет дурного и зазорного я впоследствии выясню, – злым голосом сказала я. У меня сильно кружилась голова и хотелось спать, но я решила не расслабляться. Лучше соблаговолите, достопочтенная Руфина, объяснить мне, с какой целью и по какому праву вы меня, кандидата, почти доктора (!) филологических наук притащили в какое-то Тридевятое царство?! И почему «Тридевятое»? Страна «третьего мира», что ли?
Мельком я взглянула на девиц. Они, разинув рты, с почтительным страхом внимали моему диалогу с кошкой.
Та тоже на них посмотрела.
– Рты-то позахлопните, – величаво приказала девицам Руфина. Да несите сюда на стол откушать гостье моей дорогой! И мне сметанки, да чтоб свежая была!
Девицы вымелись из комнаты, только дверь хлопнула. А Руфина теперь обратила взор ко мне:
– Не злись, Василиса, – мягко повела она речь. Все я тебе порядком обскажу. Никаких тайн от тебя утаивать не стану – не по-царски это. Только на голодный желудок и дело не делается, и разговор не клеится. Так что сейчас за угощением все ты и узнаешь. Только не нервничай и постарайся мне поверить. Договорились?
– Да. А что мне еще оставалось ответить? Стол расторопные и все еще словно напуганные девицы накрыли камчатной скатертью и заставили яствами в количестве, рассчитанном явно на былинных богатырей, а не на меня и на кошку. Но, видимо, это входило в кодекс традиционного сказочного гостеприимства: «Все, что есть в печи, – на стол мечи». Здесь были и расстегаи с грибами, семгой и печенкой; пышная, духовитая и румяная, что девичьи щеки, кулебяка; целиком запеченный молочный поросенок с моченым яблоком во рту; блюда с моченой же морошкой, брусникой; варенья: малиновое, яблочное (пяти сортов!), земляничное; пирожки с капустой и рубленой телятиной, каши, студни заливные, дичь жареная, яички каленые, пряники печатные… Кроме того, поставлены были кувшины со сбитнем, ягодными наливками и трехведерный примерно самовар С витой чеканкой по ободку: «Сработанъ во граде Туле мастеромъ Баташевымъ и Сыновьями». Раритет!
А Руфине принесли миску сметаны. Она принялась ее вылизывать, мимоходом сказав мне:
– Что ты, Василиса, сидишь, ровно в гостях али у мачехи… Кушай во здравие тела и веселье души. Наливочкой, угостись – царская Наливочка. Только у меня такую и делают! Раньше-то я и сама… не то что по теперешнему моему кошачьему положению…
Ради приличия я угостилась пирожком и моченой морошкой, отчего сразу у меня началась изжога. Кефира здесь явно не предполагалось, боржоми тоже, посему я налила себе чаю из тульского самовара и приготовилась слушать кошкины объяснения.
Кошка доела сметану, умылась и как-то очень по-человечески вздохнула:
– Ты, Василиса, кушай да о горе горьком моего царства послушай… Ты, чай, думаешь, что я просто кошка волшебная, говорящая? Не так все просто, Василиса, солгала я тебе в начале знакомства нашего, и ложь эта была во благо, поскольку все равно бы ты мне ни за что не поверила.
– А чему еще я должна поверить? – Я осторожно отпила из блюдечка чай. Крепкий и душистый, видно, с травами особыми заварен. Хороший чай. Там, где я раньше жила, такого ни в одном супермаркете ни за какие деньги не найти…
– Не кошка я на самом-то деле, – продолжила Руфина. На самом деле я царица. Государыня Тридевятого царства и всех окрестностей, включая даже Кудыкины горы. Заколдовали меня. А так была я человеком.
– Кто же тебя… вас… заколдовал?
Руфина опять вздохнула и нервно дернула усами.
– Дело было так…
В некотором царстве, а точнее, в Тридевятом государстве жила-была мудрая и прекрасная царица Руфина Порфирородная. И было у нее два сына, два Ивана: один – старший – от батюшки-царя, а второй – младший – от царского конюха. Царь, конечно, про царицыны адюльтеры не ведал, поскольку был уж и в летах преклонных, и слухом зрением, да и другими органами вельми слаб. Помер царь в одночасье, осталась прекрасная Руфина вдовой при двух сыновьях (не идти же ей замуж за того самого конюха – на все Кудыкины горы ославят). Вот и растила она сыновей: царского – как родного и по-царски, а конюшего – как приемного, вроде бы для дружбы и забав малому царевичу.
Выросли оба сына – любо-дорого посмотреть! Пригожие, краснорожие (в смысле, очень красивые), удальцы да храбрецы. Только на Ивана-царевича заглядываются невесты, а на Ивана-дурака только кобылы на конюшне ржут…
– Позвольте! – встряла я. Это почему же он обязательно должен быть дурак?!
– А для равновесия, – отрезала кошка. Если один – царевич, то другому положено иметь прозвание дурака. Так достигается гармония в единстве противоречий. Сама же читывала о сем у Ильина да Вышеславцева…
– Возможно. Я слушаю. Дальше.
– А дальше пришла пора царевича женить. Царица особо измышлять ничего не стала, пригласила на девичник самых пригожих да рукодельных девиц государства и выбрала из них Василису Прекрасную. И без долгих церемоний просватала ее за своего старшего сына…
Тут кошка примолкла, и я увидела, как из ее янтарного глаза катится маленькая поблескивающая слеза.
– Всем хороша оказалась царская невестка: и ликом пригожа, и в трудах неусыпна, а уж как супружеский долг исполняет – отрада царевичу. Умом, правда, бог обделил, да ведь и ненадобен большой ум писаной-то красавице. Да и царевич… не больно любит книжную премудрость. Другая беда пришла во дворец с Василисой Прекрасной. Оказалось, жила при ней безотлучно сводная сестра, дочка мачехи-покойницы. Звали сестрицу Аленушка, и была она страшнее войны с ордынским ханом Чирей-беем: и на лицо уродлива, и по характеру – сущая ведьма. Ведьмой и оказалась – превратила своего братца в козленочка (а свалила все на воду, которую тот будто бы из копытца испил!). Добиралась уж и до прекрасной Василисы, хотела обратить ее белой уточкой, да не успела: Василису во дворец забрали, осталась Алена-ведьма одна в своей глухой лесной избушке, только что братец-козленочек вокруг бегал да блеял. Но недолго Алена терпела то, что Василиса Прекрасная так над нею превознеслась. Заколотила она избушку досками, козла (в смысле братца) проезжим цыганам в табор отдала для потехи, а сама отправилась в стольный град, в царский дворец. И мысли при этом лелеяла самые черные: извести и Василису Прекрасную, и ее мужа, и даже саму царицу Руфину. Как она проникла в царские палаты – отдельная история, сказать только можно, что плохо продуманы в Тридевятом царстве системы охраны и оповещения… Прикинулась Алена скромной девицей-белошвейкой и пошла прямиком к царице – показать-де свое шитье, сорочки нижние с пробивным стежком да вологодской мережкой…
Кошка опять примолкла, и опять покатилась слеза по ее апельсиновой мордочке. Наконец она тихо сказала:
– Чего уж греха таить: охоча я была до красивого да редкостного белья. Да и какая женщина его не любит! Вот и пустила к себе псевдобелошвейку, даже не озаботившись о своей волшебной защите. Я ведь, как ты, наверно, уже догадалась, Василиса, и сама немного чародейка… А тут… Совсем бдительность утратила. Расслабилась от привольной царской жизни.
Вошла эта Алена препаскудная в мои хоромы, я ее ласково спросила, что за рукоделье она принесла для своей царицы, а она подходит ко мне близехонько, достает из узелка прутик осиновый и хлобысть им меня по щеке со словами:
– Была ты царицею, а теперь стань лягушкою! Слово мое крепко!
Однако на поверку не сработало как надо ее злое чародейство – все-таки кое-как смогла я свое поле ментальное законсервировать от прямого воздействия, Словом, обратилась я не в лягушку, а в кошку и только поначалу и могла, что прятаться в подполе и мяукать от злости и обиды. Ведь проклятая Аленка обернулась мною, царицей Руфиною Порфирородною, и престол заняла, окаянная!
Порфирородная кошка в этом месте своего рассказа разрыдалась окончательно и попросила налить ей в блюдечко немного настойки на валериановом корне. Я, сострадая ей от всей души, исполнила эту просьбу.
– Вот такая у нас беда, Василиса, – налакавшись валерьянки, развязным тоном сказала кошка, – На престоле ведьма черная сидит, и только мои слабые чары не дают совершить ей окончательного злодейства: извести сына моего Ивана-царевича и его жену Василису Прекрасную.
– Я… очень сочувствую, – осторожно произнесла я. Но я-то здесь зачем? Разве я могу вам чем-то помочь?
– А как же! – шмыгнула носом царица-кошка. Ты обязательно поможешь! Я уверена на сто процентов! Недаром же ты Василиса Премудрова. Почти Премудрая! Ты же умная, ученая женщина, Василиса! Ты наше царство просто спасешь!
– Но каким образом… Руфина, вы же тоже неглупая кошка, простите, царица и понимаете, на что я способна в самом деле. Докторская диссертация – вот рубеж, выше которого мне не прыгнуть…
– Ай! – отмахнулась кошка. Мы порой сами не знаем, на что способны! Вот я, когда была просто царицей в Тридевятом царстве, разве могла предположить, что смогу из этого царства попасть в реальность, в которой до некоторых пор жила ты? А пришлось! Как одна знакомая корова мне говорила: жить захочешь – не так раскорячишься, извини за выражение. Я в стольких семьях жила, столько освоила языков и навыков! Вон компьютер – и тот мне по силам, потому что я целых два года у одного хакера прикармливалась. Спросишь меня, зачем я в твоем мире моталась? Да тебя искала! Такую, как ты! Премудрую'
– Что ж, в вашем Тридевятом государстве своих премудрых нет? – ухмыльнулась я.
– А вот представь себе! Одни только прекрасные! Невестка – Василиса Прекрасная, двоюродная сноха Марья Моревна – прекрасная королевна, а про очень дальнюю мою родственницу Прекрасную Елену даже и вспоминать не стоит: красоты много, а мозгов… Какой город пал из-за похотливой и бестолковой дурочки! Впрочем, к нашей сказке это не относится.
– А я, выходит, отношусь?!
– Еще как! На тебя у меня вся надежда! Ты здесь обживешься, поймешь что к чему, глядишь, и премудростью своей пособишь народному горю.
– Народному?
– А ты думаешь, народ под Аленкой-самозванкой живет припеваючи? Стонет народ… – прошептала кошка.
– Ладно. Это все я понимаю. Но зачем было устраивать весь этот балаган со сватаньем?!
– Как зачем? – даже опешила кошка. Так ведь это главное, Василиса!
– Что – главное? – Недоброе предчувствие охватило меня.
– Выйти замуж за дурака! Тебе – за моего младшенького! За Ивана! Это главное условие, без которого ничего не получится…
– За дурака, значит… – Предчувствие меня не обмануло. Сподобилась я чести…
Кошка-царица обидчиво махнула хвостом и свалила при этом пустое блюдце из-под валерьяновой настойки.
– А почему не честь? – поинтересовалась она. Во-первых, не забывай, он мой сын, и значит – наполовину царевич. А во-вторых, не таксой уж он и дурак, как можно представить.
– Нет, – решительно отказалась я. Это уж слишком. Была я замужем за распутником, а, теперь мне и вовсе за дурака предлагают выйти! А там, глядишь, Кощей Бессмертный присватается!
– Кто?! Ко Сей?! Ой, Василиса, не смеши меня!.. захихикала было кошка, но я ее неделикатно прервала, поскольку сгорала от любопытства.
– Почему Ко Сей, а не Кощей? – справедливо поинтересовалась я.
– Потому, – ответила кошка. Он у нас выходец из далекой восточной страны…
– Из Китая, что ли?
– Это у вас Китай, а у нас страна сия именуется Кидай. И живут там кидалы. Или кидайцы. А Ко Сей – он среди них самый талантливый кидала и есть, не приведи бог с ним связаться…
Я молчала, поражение внимая открывшейся мне истории альтернативной реальности.
– Насчет того, что Ко Сей к тебе клинья подбивать начнет, можешь даже не волноваться, – успокоила кошка.
– Я что, такая не сексапильная?
– При чем тут это?: Просто у Ко Сея абсолютно другие интересы. И он этими интересами уже триста лет живет, и ничто более его не волнует.
– А можно подробнее?..
Кошка строго посмотрела мне в глаза:
– Подробнее будет потом. Ты от главного вопроса не увиливай. Пойдешь замуж за моего Ванятку али нет?!
– Да с какой стати?
Кошка аж застонала, словно поражаясь моей непонятливости.
– Василиса, ну пойми, пойми же ты, что так нужно, чтобы мудрая жена была у моего младшего сына! Иначе и сказка не скажется, и дело не сложится! И погу-у-у-у-убит распроклятая Аленка все Тридевятое царство!
Кошка возрыдала. Да, именно так: «возрыдала». И мне стало ее жаль. Но себя мне тоже было жалко. Стать женой неизвестно кого, да еще и, пардон, умственно отсталого! Это какой-то «Форрест Гамп» на российский манер получается!..
Но заколдованная царица так надрывно убивалась, так при этом всхлипывала, что мое сердце не выдержало.
– Это обязательно – выходить замуж за дурака? – уже морально сдаваясь, спросила я.
Кошачьи слезы моментально высохли.
– А как же! – прошептала она. Неужели ты не понимаешь! Ты, знаток русских народных сказок! Пойми: дурак при умной жене – главная стратегическая сила государства!
– Тридевятого?
– Любого! Поверь: это так. При умной да толковой жене и дурак премудрым царевичем станет.
И кошка уставилась на меня выжидательно. Янтарными, желто-медовыми царственными глазами.
– Хорошо, – тихо и раздельно проговорила я. Я согласна. Выйти. Замуж. За. Дурака.
– YES! – восторженно выдохнула кошка, она же царица Руфина Порфирородная. Ох, Василиса, радость ты моя, мы теперь с тобой таких дел наворотим! Вот где у нас эта Аленка-ведьма будет'
И кошка показала стиснутый кулачок.
Я вздохнула:
– Прощай, моя диссертация… Прощайте, мои статьи по фольклористике… Не видать мне ни вас, ни моего старого доброго четвертого «пентиума»!
Тут Руфина спрыгнула с лавки и с каким-то торжествующим мявом сказала:
– Идем со мной!
Оказывается, в этой комнатке была еще одна дверь. Потайная. Прямо за кроватью. Я ее поначалу не заметила, так искусно росписи на двери сливались со стенными. Кошка толкнула лапой дверь и мявкнула:
– Заходи!
Я вошла и обомлела.
Здесь был… мой кабинет. Со всеми книжными стеллажами и книгами, с этажеркой, забитой рукописями… Но самое главное, с рабочим столом, на котором мерно шумел вентиляторами мой родной компьютер!
– Он работает? – изумилась я.
– Конечно! – Руфина царственно потянулась. Ее апельсиновая шерсть мерцала словно припорошенная золотой пудрой. Я вместе с тобой захватила все, что тебе дорого и интересно. Я же не зверь, понимаю, что значит докторская диссертация. И верь мне: ты ее напишешь. И даже защитишь!
– Ага, – рассеянно сказала я» подходя к столу. Но как же компьютер сможет работать? У вас ведь электричества нет!
– Подумаешь, электричество! – хмыкнула кошка. В Тридевятом государстве все делается по царскому велению, по моему котению! – Тут она слегка сникла. Ну, со времен Аленки-самозванки не все, правда… Но! Недолго ей осталось царевать!
Я было ринулась посмотреть свои файлы, но кошка меня остановила деликатным покашливанием:
– Василисушка, я, конечно, понимаю, наука и все такое, но… Ты отвлекись. Тебе сейчас надо к другому готовиться.
– К чему?
– К свадьбе, разумеется! – воскликнула кошка. А это все твое приданое подождет. Положенного часа.
Когда мы с кошкой вернулись в светлицу, заперев кабинет особым ключом, со стола уже убирали давешние три девицы. Кошка махнула на них хвостом:
– Вот, кстати, познакомься. Это твои сенные девушки. Служанки. Тоже в какой-то мере жертвы колдовства Аленкиного… Эй, девицы, поклонитесь своей госпоже и назовитесь!
– Меня звать Однадырка, – поясно кланяясь, пробасила девица с толстой черной косой.
– Меня звать Двудырка, – представилась длинноносая.
– А меня – Тридырка, – пискнула худосочная.
– Имена-то странные какие! – подивилась я.
– Что имена! – воскликнула кошка. Ступайте, девушки, вы пока не нужны. Если что, госпожа вас кликнет. И едва странные девушки вышли, кошка заговорила, понизив голос: – Имена – тьфу! Вот анатомия у этих девиц действительно… своеобразная. Ты хоть поняла, о каких дырках речь?
Я покраснела и смешалась.
– Поняла! – Руфина удовлетворенно посмотрела на мой румянец. Ты вон и то краснеешь, а девкам каково! Им же проходу не дают, осмеяли на все царство!..
– За что же их так… эта Аленка?
– А из вредности! Потому как ведьма, да еще и злая! Попались как-то ей на глаза, не убереглись, вот она их и опоясала черным-то словом, лихим заговором.
– Да уж… И мне предстоит одолеть такую полоумную магически озабоченную дамочку?
– Не волнуйся. У тебя все получится. Главное сейчас…
– Выйти замуж, – обреченно проговорила я. За дурака.
– Совершенно верно! – аж просияла кошка и кликнула девушек.
– Ладно. Только я предупреждаю, что девушек этих буду звать как-нибудь менее… скабрезно. Например:
Оля, Дуня и Тоня. Девушки, вы как, не против?
– Нас, матушка, хучь половиком обзови, токмо ног не вытирай, – с улыбкой кланяясь, сказала Одна… то есть Оля.
– Договорились.
Руфина смотрела на меня с явным нетерпением.
– Чего тебе еще надобно, государыня? – поинтересовалась я.
– Ты должна ознакомиться с охранно-пропускной системой данного терема. Тебе здесь жить. Мало ли, враги нападут…
– И что?
– А то! При знании дела сможешь осаду выдержать и дать ворогам достойный отпор…
– Стоп. Какой отпор?! А как у вас в Тридевятом царстве насчет регулярной армии?
– У нас по контракту. Богатыри служат. Только они сейчас все из столицы умотали на полевые учения – не хотят с Аленкиной братией связываться…
– Ничего себе! Власть захватила узурпаторша, а вооруженные силы на это – ноль внимания! Беспредел!
– А ты думаешь, почему я на тебя такие надежды возлагаю? – тихо мурлыкнула кошка. Тем паче что ты уже почти наполовину гражданка нашего царства. Вот и разберешься и с армией и с узурпаторшей… Будет чем развлечься в замужестве…
Нет, не рыжая у меня кошка. То есть будущая свекровь.
Золотая – 958-й пробы.
И в ломбард ее сдать – большое дело сделать для всего прогрессивного человечества.
Право слово.
* * *
До наступления свадебного дня я упросила Руфину устроить мне экскурсию по граду Кутежу. Она согласилась, мотивируя это тем, что, во-первых, я все равно всю жизнь в тереме не просижу, я не «теремная затворница», а во-вторых, надобно и на ярмарку сходить кой-какие припасы к свадьбе купить, себя показать, местный народ посмотреть.
Мы уселись в расписную двуколку, и Руфина начала знакомить меня с городом.
В центре столицы, как и полагается, высились белокаменные царские палаты – с колоннами, арками, высокими узкими окошками и сверкающей на солнышке крышей, как пояснила Руфина, из чистого серебра. На мой каверзный вопрос: «Так уж и из серебра?» – она только пренебрежительно фыркнула, мол, это только у вас, в вашем тусклом реале, крыши вместо серебра алюминиевой пленкой покроют, а в сказке – все по правде. Практически все.
Обширная площадь перед царскими хоромами была выложена кирпичами цвета охры и потому, по словам моей экскурсоводши, среди народа прозывалась Красной. Я деликатно промолчала, не стала указывать на то, что жители Кутежа допустили явный плагиат.
Сразу от площади лучами расходились три главные улицы Кутежа: Кузнецкая, Шорная и Сытная. На Кузнецкой и Шорной плотными рядами стояли избы, кое-где разбавленные скромными теремами, а Сытная начиналась торговыми рядами, которые приводили опять-таки к площади, теперь уже ярмарочной. Туда-то мы с Руфиной и направились.
Ярмарка была шумная, суетливая и пестрая, как ей и положено. Меж рядов со сбитнем и сластями сновали мальчишки, глазели на кривляющихся скоморохов приезжие деревенские мужики… Пахло имбирем, пивом, жареным мясом, кожами, требухой, потом – словом, тысячи разнообразных ароматов впились в мой избалованный нос и заставили непрестанно чихать. Тогда как Руфина явно наслаждалась ярмарочным столпотворением. Оно и понятно. Я-то шла, протискиваясь сквозь толпу, а царица уютно сидела у меня на руках и только давала указания лапкой, куда, к каким шатрам да прилавкам идти. В основном ее интересовали ткани. И я просто боюсь предположить, для чего рыжая красотка купила целый отрез, гремящей как жесть, и столь же плотной парчи и кусок ярко-алого бархата, тяжелого, будто мешок с кирпичами… Да-да, волочить Руфинины покупки тоже пришлось мне. Хорошо хоть она при этом с рук слезла и важно шествовала меж прилавков, не попадая в ярмарочную сутолоку. Еще и переговаривалась со мной:
– Что ты такая мрачная, Василиса свет Никитична? Ты погляди, какое здесь качество! Такого у вас в Москве нигде не сыщешь!
– Так уж и не сыщешь, – исключительно из чувства противоречия пробурчала я. А мрачная я потому, что меня предчувствия охватывают…
– Какие?
– Нехорошие. Ты, случайно, этот кокошник тяжеленный не для меня ли приобрела?
– Для тебя. На второй день свадьбы наденешь.
– И не надейся. Он мне шею сломает.
– Привыкнешь. Все аристократки у нас так наряжаются. И тебе положено.
– Руфина…
– Василиса… Ой, смотри-ка, наши знаменитые пряничные ряды!..
В самом деле, мы, покинув зону активности кружевниц и белошвеек, пришли в натуральное пряничное царство, сладко пахнущее медом, корицей и жженым сахаром.
– Пряники у нас на весь мир знамениты! – гордо заявила Руфина, указывая мне на огромный, с крышку письменного стола, пряник с оттиснутыми буквами «Подарок из Кутежа». К нам за пряниками с разных концов света едут!
– Ты еще скажи, что пряники – ведущая отрасль вашей экспортной индустрии, – съехидничала я, но Руфина только кивнула:
– И скажу. Потому как за счет пряников наше Тридевятое царство и стоит. И никто не нападает.
– Вот как…
– Сама посуди. Допустим, приезжают к нам какие-нибудь заморские послы с враждебными намерениями. Мы их кормим-поим, да и говорим так невзначай: «Передайте вашему государю такому-то, что у Тридевятого царства для друзей всегда найдется пряник, а для врагов найдется меч».
– И все выбирают пряник?
– А то. Внешняя политика у нас на уровне.
– Верю, Можно я тогда куплю себе во-он тот пряничек? В форме кошки. А?
– Купи-купи, потешь душеньку. О, а вон и заезжие скоморохи выступают! Хочешь, послушаем? Поют, правда, паршиво, зато с воодушевлением.
Мы подошли к ярко расписанному сусальными звездами балагану и увидели пятерку кривляющихся в такт производимой балалайками и сопелками музыке худых парней в драных, но до рези в глазах пестрых костюмах.
– Встречайте нашу прославленную группу «Корешата», вау! – выкрикнул один скоморох.
– Артель-звездодель форева! – вскинув бубен, возопил другой. А таперича слушайте наш козырный хит! Васяня, впарь им не по-детски!
Толпа с интересом прислушивалась к треньканью Васяни на балалайке. Вскоре к балалайке присоединились прочие немудреные музыкальные инструменты и сами «Корешата»:
- На далекой Амазонке
- Не бывал я никогда.
- Никогда меня не парит
- Эта гео-лабуда.
- Мне по жизни всех дороже
- Водопадов, блин, и скал
- Край, где всякий крикнуть сможет:
- «Во, как круто я попал»!
- Припев:
- Круто! Ты попал не туда!
- А куда?
- Так тебе того не скажет никто.
- Светит в ясном небе звезда
- Да, звезда!
- Ходят по лесу медведи в пальто.
- Никогда вы не найдете
- В наших северных лесах.
- Оборзевших ягуаров,
- Приблатненных черепах.
- Но зато, встречая ночью
- Волчий ласковый оскал,
- Каждый скажет, это точно:
- «Во, как круто я попал»!
- Припев:
- Круто, ты попал и живи,
- И живи,
- Сам собой давай народ удиви.
- Хочешь – раков в речке лови,
- Хошь – плыви
- И частушки сочиняй о любви!
– Слушай, Руфина, неужели вашему народу этакие песни нравятся?
– Да не то чтоб очень… Просто когда Аленка власть узурпировала, у нас случился экономический кризис. Курс бублика здорово упал. Вот все приличные певцы и перестали к нам на гастроли ездить: кому охота выступать за гроши? Поэтому довольствуемся тем, что в собственных, так сказать, творческих лабораториях вырастает. Но ты нос не морщи, скоморохи – еще не самый худший вариант.
– Какой же тогда худший?
– Да есть у нас в столице паренек один, слабый умом, но зато вельми сильный голосом. За скотским выгоном дом он построил, сидит в нем один и в лунные ночи голосит так, что волки в лесу пугаются. А некоторым нравится. В смысле не волкам, а людям. Они его послушать ходят… Седыми возвращаются…
Тут речь моей порфирородной приятельницы перебил весьма зычный мужской голос:
– Седина – это еще не повод для того, чтобы потерять вкус к жизни! Жители, эй, жители славной столицы, града Кутежа! Спешите, кошельки потрошите! Только раз – проездом у вас! Великий аль-шайтанский лекарь и аптекарь Ин-Дометацит со своими чудодейственными настойками под названием «Молодит» и «Невисит»!!!
– Опять этого лекаря к нам принесло, – сердито зашипела кошка. Уж каждой собаке дворовой в Кутеже ясно-понятно, что жулик он первостатейный и все его лекарства – пакость непотребная, ан нет, все равно еще дураки находятся, в эти целебные эликсиры верят.
Словно подтверждая кошкины слова, к небольшой палатке, возле которой прощелыжного вида мужичонка надрывался, расписывая чудесные свойства препарата «Молодит», потянулся народ. В основном бабы провинциального вида и пожилого возраста.
– Основой эликсира «Молодит» являются особым способом приготовленные вытяжки из трав, собранных на полях таинственной страны Горджубас! При регулярном приеме «Молодита» у вас улучшится цвет лица и стула, исчезнут бородавки, вши, киллоидные рубцы и затяжные долги! Послушайте отзывы тех, кто уже пользовался чудесными лекарствами «Молодит» и «Невисит»!.. Степа, выйди!
Раздвинув дерюжные полы палатки, взорам публики предстал мордастый детина, из одежды обремененный лишь чем-то вроде детского банного полотенца. Провинциальные бабы истово вздохнули.
– До того как я начал принимать лекарства «Молодит» и «Невисит», – привычно забубнил молодец, демонстрируя всем красоту своего облитого мускулами торса, – я был дряхлым старцем, уродливым и немощным! У меня выпали все волосы и зубы, постоянно болела голова, от перемены погоды ныл геморрой и чесалась мозоль на пузе! На меня уже не обращали внимания красны девицы и страстны молодицы, так что я даже выходил из дома с палочкой! Но после того как я два месяца пропил… то есть принимал «Молодит» и «Невисит», моя жизнь изменилась. Вы видите, каким я стал…
– Видим, видим! – Расталкивая толпу слушавших лекцию баб, к молодцу по имени Степан пробиралась дюжина крепких коренастых мужиков с дрекольем в руках. Это из-за тебя, рожа паскудная, дед Левонтий, о прошлом разе напившись «Невиситу» проклятого, скоропостижно помер от истощения сил! Мы сейчас и тебя порешим, и болтуна вон того, и лекаришку вашего шайтанского. А ну, мужики, навались!..
Бабы завизжали и разлетелись от палатки во все стороны. А народные эксперты качества медицинской продукции принялись громить лекарскую палатку. В воздухе стояли вопли и звон разбиваемой посуды. Пахло аммиаком и силосной ямой…
– Пойдем-ка отсюда, – резонно предложила Руфина, прихватывая меня за подол. Зрелище, можно сказать, закончено. А у нас еще дел на ярмарке невпроворот. Ох, кстати! Я булавки золоченые купила?
– Мм, кажется, нет. А это так важно?
– Конечно!!! Немедленно идем за булавками. И не забудь мне напомнить еще прикупить чистящей пасты для столового серебра. А то посуду на стол поставить стыдно, до того все запустили…
* * *
Наша прогулка по столице, а точнее сказать, по ярмарке, завершилась уже поздним вечером. Усталые, но донельзя довольные мы с Руфиной вернулись в терем, где я сразу повалилась спать, а кошка еще долго шепталась с тремя сестрицами, погромыхивая купленным парчовым отрезом. Сквозь сон я подумала, что завтрашний день будет для меня непростым.
– Ты только погляди, Василисушка! Тут на одни пуговицы сколько перлов, то есть жемчуга, пошло! И заметь, не какого-нибудь там речного, а самого ценного, из морей-окиянов извлеченного!..
Я только вздохнула.
Это продолжалось вот уже целое утро.
Едва кошка-царица заручилась моим согласием на свадьбу с ее незаконнорожденным сыном, как началась суета вокруг моего так называемого приданого.
– Моя диссертация – мое богатство, – изрекла я, но кошка даже и слушать того не желала:
– Диссертация – это тебе для души, а для тела что? Без единой сорочки, без рушничка да скатерки как тебя замуж отдавать?! Коли нету здесь твоих родителей, придется мне на себя это дело брать…
– И напрасно.
– Да что ты споришь со мной, Василиса?! Я царица или кто, мрр-мяф?
– Царица. Все. Я молчу.
– Тогда продолжим осмотр.
На самом деле вещей было не так уж и много для царской-то невесты. В небольшую горенку набилось с десяток, а то и поболе сундуков, сундучков, сундучат и кованых ларцов с ларчиками. Вся эта компания стояла сейчас, раззявив расписные пасти и демонстрируя мне свое… содержимое. Надо признаться, что ничего подобного я ни в одном музее не встречала.
Пару сундуков занимали сорочки: летние и теплые, парадные и «черные», нижние и наоборот. По тончайшему батисту, по кипельно-белому миткалю рукавов струились вышитые узоры с дивными цветами, златохвостыми птицами и кудрявыми деревами. Вместе с сорочками лежали кружева для всяких подзоров и наволочек: попрочнее – в Тридевятом царстве плетенные, покрасивее – привезенные, по словам кошки, из заморских стран.
Кстати, о «заморских странах». Кошка по ходу дела, перетряхивая гремящие накрахмаленные слои нижних юбок, растолковывала мне, с кем Тридевятое царство дружбу водит, а кого сторонится. Оказалось, что в столице Тридевятого царства, граде Кутеже, есть целых три дипломатических миссии: из Великой Братании, Фигляндии и княжества Нихтферштейн. Еще в столице живет множество кидайцев, но их дипломат, как раз тот самый Ко Сей Бессмертный поссорился однажды с Руфиной и покинул Кутеж, будучи объявлен персоной нон-грата. А кидайцы остались, расположились на Сытной улице, заняли торговые ряды и занимаются коммерцией. Жалоб на них не поступало, поэтому Руфина относилась к ним лояльно. А как в кошку превратилась, так ей вообще стало не до большой политики… Челобитчиков же из разных там Учкудуков, Пиратских Помиратов и Тыгдым-орды в Тридевятом царстве не принимали и принимать не хотели – больно жадные да воинственные это были народы. И очень кошка-царица опасалась, что Аленка-самозванка сведет на нет все ее усилия по укреплению международных контактов. Потому так и торопила меня со свадьбой. И трясла содержимым необъятных сундуков…
– Василиса, ты не в окно гляди, а вот на этот сарафан. Лазоревый, стеклярусом да бирюзой отделанный.
– Красиво.
– Примеряй. Ты в нем на девичнике будешь плакать – красоваться.
– На каком таком девичнике?! Кошка окатила меня презрительным взором золотых своих очей.
– И кто из нас специалист по фольклору и народным традициям, а?!
Я покраснела:
– Руфина, может, все-таки без девичника обойдемся? Во-первых, я уже, кхм, как ты знаешь, не девица, а во-вторых…
– Не обойдемся, – твердо заявила кошка, и я поняла, что спорить с нею бесполезно. Девица, не девица… Какая разница! Главное, чтобы сарафан налез.
– Ну налез…
– Нормально. Походи в нем пока, попривыкни.
– Господи, какой ужас! Я себя в нем чувствую, как орех в пустой пивной банке!
– Между прочим, это только начало. Я тебе сейчас твой свадебный наряд покажу, так что ты готовься морально.
Но прежде чем я узрела свое свадебное платье, взору моему предстали шесть уютно свернувшихся котят, дремлющих в гнезде из собольей шубы.
– Какая прелесть! – ахнула я, созерцая их. Они были пушистые, и все как один черные с рыжими пятнами.
– Нравятся? – с какой-то необычайной нежностью поинтересовалась Руфина.
– Да, такие милые… А где же их мама? Руфина вспрыгнула на сундук с шубами и принялась молчаливо и методично вылизывать котят. Они, не просыпаясь, замурлыкали и стали тыкаться носами Руфине в брюхо. И меня осенило:
– Руфина… это что же, твои?!
– Мои. Ну и что такого? – с видом оскорбленной добродетели посмотрела на меня Руфина. По-твоему, если волею злых чар я превратилась в кошку, то мне следует отказать в радости, мм, любви и материнства?!
– Молчу, – смешалась я. Ты совершенно права, Но тогда получается, что они тоже царские дети! Кстати, если не секрет, от кого они у тебя…
– Не секрет. У посла Великой Братании, лорда Вроттберри живет породистый и весьма, мм, обходительный кот Берривротт. Еще когда была человеком, я любила погладить пушистого Берри по спинке, почесать за ушком. А уж когда стала кошкой, наша встреча оказалась просто неизбежной.
– Ох, Руфина, какая ты любвеобильная! – только и вымолвила я.
– Учись! Мужчины от таких женщин без ума! – гордо ответствовала мне кошка. Понежась с котятами, она спрыгнула на пол и заявила: – Кстати, еще о послах и вообще о дипломатии. Тебе это пригодится, поскольку…
– Но я же буду женой конюха…
– Василиса, иногда толковый конюх ценится выше бездарного вельможи. Так вот, о дипломатах. Рекомендую тебе завязать дружбу с женой посла княжества Нихтферштейн. Мари фон Кнакен, урожденная Штальбаум, – очаровательная, добрейшая и весьма остроумная дама. Чего, кстати, не скажешь о ее муже – манеры солдафона, интеллект колотушки для орехов. А уж какие ужасающие у него зубы! Не представляю, как бедная Мари с ним…
– Погоди, – захлопала я глазами, – Мари Штальбаум… Зубы… Орехи… Ты хочешь сказать, что здесь, в Тридевятом царстве, с дипломатической миссией находится тот самый Щелкунчик?'
– Да. И ничего особенного в этом нет. Не такой уж он и отважный-благородный, как его воспели. Зубы, правда, крепкие. На Масленой неделе он потешает наших мужиков тем, что запросто перекусывает дубовые палки в три пальца толщиной.
– О нет…
– Так я не о нем, а о его супруге. Мари сейчас на сносях. Ей одиноко – она плохо знает русский язык. Сойдись с нею на почве сказок… или детей. Словом, будь к ней поближе…
– Это продиктовано интересами высокой политики? – иронично поинтересовалась я.
– Нимало. Просто я полагаю, что тебе не покажется лишним общество интеллигентной женщины.
Настойчивость, с которой златоглазая Руфина рекомендовала мне свести дружбу с героиней бессмертной сказки маэстро Гофмана, мне не импонировала. Но возражать я не стала. Время покажет, зачем это нужно. Тем более что я сподоблюсь лицезреть легендарного Щелкунчика. Это наверняка незабываемое зрелище.
– Продолжим осмотр, – напомнила мне кошка, но я, переходя с ней к очередному сундуку, спросила:
– А почему о дипломате этой… Фигляндии ты не говоришь ни слова?
Руфина кратко мявкнула, но потом все-таки снизошла до ответа:
– Туукка Тииккуриилла, безусловно, замечательный дипломат и эффектная женщина, но знакомство с нею, боюсь, не пойдет тебе на пользу.
– Женщина-посол?
– Да. Фигляндия очень феминизированная страна. И я опасаюсь, что ты проникнешься вольнолюбивыми идеями незамужней Туукки и откажешь Ивану.
– Было бы неплохо… – пробормотала я, за что получила еще один испепеляющий взгляд.
– Царство мое погубить хочешь?! – намылилась вновь возрыдать околдованная царица.
– Не хочу. Никоим образом. Сделаю все, что велите. Только не надо снова выть в душераздирающей тональности ре-бемоль-минор.
– Нету такой тональности! – сразу вскинулась кошка.
– Есть. Когда некая кошка Руфина скандалить начинает, – усмехнулась я. Ладно, все. Я внимательно рассматриваю узоры на поневах.
Мы примолкли и вплотную занялись изучением свалившегося на меня приданого. В ходе осмотра были выявлены: короб с туфлями, сафьянными сапожками и даже дюжиной новехоньких лыковых лаптей (правда, Руфина предупредила, что лапти мне придется носить чаще, чем атласные туфельки, поскольку брак с царским конюхом все-таки предусматривает скромную жизнь. Хотя для посещения, допустим, царских палат я просто обязана одеться эффектно).
Для эффектности прилагались кокошники, до того затканные золотой канителью и всякими полудрагоценными камнями, что их страшно было надевать на голову – шея сломается под тяжестью подобного головного убора. Тут же была и свадебная фата – полупрозрачная, из кидайского миткаля, долженствующая закрыть меня всю, аки свежеусопшую мумию, с головы до пят.
– Я выгляжу как привидение, – пробормотала я, смотря на себя в зеркало сквозь ткань фаты.
– Ничего, тебе так недолго ходить. Только под венец и до вскрытия.
– До какого вскрытия?!
– Темный ты человек, а еще кандидат филологических наук! Обряд такой есть на свадьбе: молодой муж вскрывает невесту, то есть открывает ее лицо, убирает фату, чтобы все гости видели, какова молодая жена.
– А я уж было худое подумала…
– Меньше думай – больше делай, – сурово потребовала кошка. Так, нам немного осталось: в тех двух ларцах ожерелья, брошки-сережки – словом, полный ломбард при ювелирном салоне, а вот здесь… – Кошка с некоторой торжественностью подняла крышку небольшого, невзрачного на вид сундука. Поди-ка сюда, Василиса, – негромко позвала она меня. Ничего из этих вещей не узнаешь?
– Как не узнать, – завороженно протянула я. Неужели это все – те самые?
– Да. И золотое блюдечко с наливным яблочком, и скатерть-самобранка, и сапоги-скороходы, и шапка-невидимка… А вот гребешок, из которого, если оземь его бросить, целый лес вырастает, И полотенце, в бурную реку превращающееся…
– Шикарно! – только и сказала я. И что мне с этими вещами делать?
– В семейной жизни все пригодится, – с выражением загадочной мудрости проговорила Руфина. А вот это… это просто государственная ценность. И я надеюсь, что она вам с Иваном будет без надобности.
Руфина осторожно держала в лапках довольно невзрачного вида кольцо, вроде тех самодельных печаток, что носят вышедшие из мест заключения. Кольцо меня не впечатлило.
– Что же в нем особенного? – лишь ради приличия спросила я, потому что демонстрация сундучных богатств меня порядком утомила. Оно вызывает джиннов? Или еще каких-нибудь слуг волшебных?
Руфина с сомнением на кошачьей физиономии посмотрела на меня.
– Даже и не знаю, говорить ли тебе… Хоть ты и, диссертацию пишешь по этой теме…
Это прозвучало интригующе. Я перебрала в памяти все сказки с применением особенного колечка и ахнула:
– То самое?! «Если надеть на ноготок, то будет по локоток», да?
– Да. Догадалась, ты смотри. О, и глазки разгорелись! Уверяю, твоему будущему супругу это колечко без надобности. Но! – Руфина аккуратно припрятала русский народный сказочный афродизиак на самое дно; сундука с волшебными вещами. Не вздумай кому сказать, что оно у тебя в приданом! Это стратегическое колечко! За него наши дипломатические гости друг другу глотки перегрызут. Они уж и так шпионят, думают, прячу я колечко. А я всему царству солгала, что колечко Финист ясный сокол стащил. Все равно Финист – теперь политэмигрант и в мое царство не вернется.
– За что ж ты так Финиста-то? – поинтересовалась живо я.
– Потом расскажу, – отмахнулась кошка.
– Ладно. А кстати, какое стратегическое значение имеет это колечко? По-моему, тот, кто его применит на себе, не только, допустим, воевать, но и ходить-то сможет с большим трудом.
– Колечко многофункциональное, – кратко объяснила кошка. И надевать его можно не только на то самое место. Можно и на ствол орудия надеть. Ты представляешь, на что способно государство, если у него будут такие здоровенные пушки?!
– А-а…
– То-то и оно. Закончив пояснения, Руфина заперла сундук на маленький висячий замочек, а ключ отдала мне: – Сохрани. А то со мной всякое может случиться…
Меня кольнуло ощущение опасности.
– Руфина, а эта ведьма Аленка не может сюда к нам ворваться? Вдруг она и меня заколдует, и тогда свадьбе – абзац, сказочке – конец…
– В этот терем ходу Аленке нет, можешь спать спокойно, – ответила Руфина. Да и не заколдует она тебя, не такой силой она обладает, чтоб кандидатов филологических наук заколдовывать.
– Постой-постой! – Меня осенила догадка. Так вот ты почему меня в свою сказку перетащила!
– И почему же? – Взгляд Руфины был многозначительным.
– Потому что на меня ваше колдовство не действует! Да?!
– Ну, допустим…
Я вскипела, как чайник со свистком:
– Ты меня просто использовала, Руфина! Для достижения каких-то своих целей! И сыночка своего для этого подсовываешь! Ты гнусная интриганка!
– Неправда. Кошкины очи наполнились слезами. Не интриганка я. Я за державу радею, как ты понять того не можешь…
– Чем я-то твоей державе помогу? – уже остывая, спросила я. Видеть плачущую кошку было выше моих сил.
– Так ведь ты же сама догадалась. Колдовство, злое колдовство, лихое да черное, на тебя не подействует. И на Ивана, если ты выйдешь за него, не подействует такожде. Одни вы сумеете Аленке противустать.
– Ох, Руфина…
– Не серчай на меня, Василисушка. Все не так плохо, как ты думаешь.
– Да?
– Да. Все еще хуже.
– Спасибо, успокоила.
– Именно. Так что спокойно будем готовиться к свадьбе, невестушка моя будущая. На грядущей седмице и сыграем, благословясь…
– Стоп! – озадаченно нахмурилась я. А что, до свадьбы я своего жениха не увижу, что ли?!
– А зачем это? Нет такого порядка, чтоб жених с невестой до свадьбы в переглядки играли.
– Руфина, ты извини, но вдруг он мне не понравится? Или я ему?
– Насчет себя можешь быть спокойна. Ты Ивану глянулась.
– Что?
– Я приводила его ночью сюда, поглядеть на тебя спящую. Это, между прочим, тоже старинный свадебный обычай.
– !!!
– И не надо так нервничать. Мой второй Ванюша, конечно, не писаный красавец, так ведь с лица воды не пить. Зато сила в нем прямо-таки богатырская наблюдается. Иногда. Особенно как моченых яблок поест. Страсть любит моченые яблоки. И леденцы на палочке. Имей в виду.
– Я готовить не умею.
– А зачем готовить тебе? У тебя три девицы в услуженье будут – и приготовить, и постирать, и прибраться. Твоя главная забота – спасать Тридевятое царство; Вместе, с будущим мужем.
* * *
С чего-о начинается сва-а-адьба…
В роковой день мои девицы-подружки подняли меня ни свет ни заря. При этом надо учесть, что накануне в обществе этих девиц и кошки Руфины я опилась медовухой на девичнике. Нет, сначала-то я держалась, просто сидела за столом и слушала песню, которую жалостливым дуэтом выводили Оля и Тоня:
- Среди долины ровныя
- Высокий дуб стоит.
- Под дубом тем печальная
- Да девица сидит.
- Да слезы льет горючие
- В сухую пасть земли:
- «Зачем меня умучили —
- Да замуж отдали!
- Сатрап мой свекор-батюшка,
- Свекровь – что есть упырь.
- А нижу мужа милого —
- Сбегла бы в монастырь!
- Бежала б тайной тропкою
- В широкие поля…
- Спаси меня, родимая,
- Сухая мать-земля!»
- На что земля ответила:
- «Ты, баба, не дури!
- Коль замужем невесело,
- Тогда соху бери!
- Войди в избу горящую,
- Коня останови!
- И сыщешь настоящую
- Ты истину в любви!
- Ключи от счастья женского —
- Тяжелые ключи.
- Захочешь быть счастливою —
- Так лучше помолчи;
- А если сердцу стонется —
- Стерпи и не стенай.
- Мужицкого достоинства
- Ты тем не ущемляй».
– Откуда вы такие песни-то берете, девушки? – поинтересовалась я, сраженная изложенной горестной историей сидящей под дубом девицы.
– А все народные это песни, нарочно к девичнику сочиненные, – вместо растерявшихся девиц ответила мне кошка. Кстати, ты напрасно сидишь как неродная. Девичник – твоя единственная возможность, как говорит ваша молодежь. Оттянуться по полной программе перед замужеством.
– Вау! Ты хочешь сказать, что. пригласила к нам мальчиков-стриптизеров, которые будут выскакивать из торта безе?
– Ничего подобного. У нас не те традиции, – строго ответила кошка. В частности, традиция девичника предполагает, что невеста горько плачет над своей будущей семейной жизнью и убивается по поводу закончившейся свободы-волюшки.
– Не-э, я рыдать не буду. Я лучше выпью. Девчонки, давайте, наливайте и себе и нам с царицей!
Вот тут и начался девичник, обильно политый медовухой и буквально засыпанный леденцами, печатными пряниками и калеными орешками. Через полчаса мы уже все вовсю отплясывали нечто суррогатно-этническое. А Оленька создавала музыкальный фон при помощи частушек:
- Мой миленок, как теленок, —
- Только веники жевать!
- Проводил меня до дому
- И не смог поцеловать!
- Меня милый не целует,
- Говорит; «Потом, потом».
- Я иду, а он на печке
- Тренируется с котом!
- У миленка моего
- В доме нету ничего.
- Все богатство у миленка —
- Сильный интеллект его!
- Нынче девки – вот те крест —
- Все на ярмарке невест!
- Заявляют девки свахам
- Эх, решительный протест!
- Я гуляла вдоль реки,
- Повстречались мужики.
- Там теперь со мной гуляют
- Эх да целые полки!..
– Руфина, откуда эти девицы знают такие частушки? Твоя работа?
– Конечно, – гордо ответила кошка. Надо же идти в ногу со временем!
Наплясавшись, мы снова угощались медовухой, потом пили чай, потом… потом, кажется был уже вечер, и мы всей нашей дамской компанией вышли из терема на просторы града Кутежа.
Теплый апрельский воздух обнимал нас, как ласковый любовник, во дворах завистливо лаяли собаки и страстно стонали кошки, – ущербная, но все равно прекрасная луна висела прямо над царскими палатами, рассыпая серебристые отблески по широкой четырехскатной крыше… Где-то далеко, как заявила Руфина – в вишневых садах, запели соловьи. Сказка. Просто сказка.
– Хорошо-то у вас как, – протянула я. Никогда бы не поверила, что в сказке окажусь. Настоящей. Ты знаешь, Руфина, там, в том мире, у нас многие писатели сочиняют фантастические романы по мотивам русских народных сказок…
– Знаю. Я читала, – спокойно сказала Руфина.
– Серьезно?!
– А что мне еще оставалось делать, когда я жила у того писателя? Он, бывало, спать ляжет, а я его рукописями зачитываюсь, потому как бессонница и скучно… «Бессонница, Гомер, тугие паруса…»
– Погоди мне Мандельштама читать! У какого писателя ты жила? Неужели у… – Я, отказываясь верить, произнесла имя, гремящее по всей России.
– Да, у него, – подтвердила кошка ничтоже сумняшеся.
Я чуть не села в куст ежевики.
– Как же ты к нему попала? Он вроде не в Москве живет… В Астрахани, кажется…
– Долго ли мне переместиться из Москвы в Астрахань! А вообще дело было так. Я как-то заскочила в одно издательство (у меня тогда проблемы с кормежкой были), а там мышей – связками носи. Вот я и сидела однажды, мышь караулила за книжным шкафом, и тут вижу, заходит этот самый писатель, веселый такой.
– Повезло тебе, Руфина! Я за всю свою жизнь ни с одним писателем так и не познакомилась. Только с академиками и докторами наук, а они скучны до безобразия…
– Мне дальше рассказывать?
– Конечно!
– В принципе особенно и рассказывать дальше не о чем. Я потом за этим писателем потихоньку увязалась, все про него разузнала, а жалобно мяукать под дверью его квартиры, изображая из себя умирающую и требующую незамедлительного милосердия кошку, было делом несложным, – отмахнулась многомудрая Руфина.
– Ну ты рисковала! А если б он тебя за хвост – и на помойку?!
– Василиса… Он ведь интеллигентный человек. Можно даже сказать, последний ландграф нашего времени. Такие люди всегда дарят розы на память женщинам, с которыми расстаются, и не выкидывают кошек на помойку…
Тут я вспомнила, как нелицеприятно отзывалась Руфина о своих временных хозяевах, и спросила:
– Скажи, а писатель-то… Не требовал он с тебя бассейн и вертолетную площадку? Или персональное казино?
– Нет. Руфина помахала хвостом. Он вообще ничего не требовал, только романы сочинял.
– А почему ж ты от него ушла?
Руфина странно хмыкнула. Помялась, потом сказала:
– Пойми меня правильно, Василиса. Я ведь все-таки женщина, хоть и в кошачьем обличье. А он – такой импозантный мужчина. Плечи, усы, трепетные пальцы… От него так и веет, веет… Тебе не понять, человеческое обоняние феромоны воспринимает слабо. Бродишь, бывало, по квартире и мурлычешь от страсти. А как он умел погладить спинку, почесать за ушком! А те часы, когда он брался меня купать, я никогда не забуду! Вот так-то. Руфина воспламенившаяся было от своих воспоминаний, вдруг сникла и даже как-то потускнела. В общем, мне просто пришлось сбежать, чтобы не страдать от неразделенной любви.
– Вот как… – грустно протянула я. Потом сказала, осенившись новой идеей: – А ты бы ему рассказала о себе все. Может, он тобой пленился бы. Он же фантаст, должен на такие вещи западать! И еще это… поцеловал бы тебя, как в сказке, а ты бы в человека снова превратилась!
Кошка только вздохнула. По ее поникшему виду я поняла, что продолжать этот разговор у нее нет никакого желания. Поэтому я запрокинула голову и стала рассматривать крупные звезды на сине-лиловом небе. Вдруг по этому небу протянулась характерная белая полоса не тоньше ниточки…
– Ой, что это?! Самолет летит, что ли?!
Кошка (сидевшая, кстати, у меня на руках) лениво поглядела в сказочные небеса Тридевятого царства:
– Конечно, самолет. Ковер-самолет, рейсовый. Волоколымск-Кутеж. А еще у нас змеи крылатые имеются, но те – для международных авиалиний…
– Потрясающе!
– Это хорошо, что тебе у нас нравится, Василиса, – промурлыкала кошка. Ее настроение явно улучшилось. Вот как замуж выйдешь, так все будет еще лучше… Потом деток с Ванюшей заведете – красота!
На этом оптимистичном заявлении кошки и завершился мой девичник. А на следующее утро…
– Вставай, Василиса свет Никитична, а то свою свадьбу проспишь-прохрапишь!
Ох, горюшко…
Умывшись ледяной водой я прояснившимся и вполне осмысленным взором смотрела на то, как в моей горнице суетятся сестры-«дырки», а кошка командует ими:
– Растерехи неуклюжие! Куда кружевное исподнее для невесты подевали?! Почему за сундуком оказалось! Ох, погибель вы моя, а не служанки! – Тут ее внимание переключилось на меня: – Так, Василиса, ты давай взбадривайся. Через час жених с дружками за тобой придет, а ты еще непричесанная. Девушки помогут тебе одеться…
– А ты куда?
Кошка дернула хвостом:
– Странные ты вопросы задаешь, Василиса! Я к сыну побегу, конечно, к жениху твоему, Ивану! Должна же я проследить, как он там, готов ли к свадьбе…
У меня от слова «свадьба» свело живот.
– Руфина, – жалобно заныла я. А нельзя как-нибудь это… гражданским браком, что ли…
Но кошка уже выскользнула за дверь, и вопрос остался без ответа. Я вздохнула и покорно принялась терпеть пытки одеванием от сестер. Когда я глянула на себя, одетую в подвенечный наряд, в зеркало, то приглушенно завопила от ужаса. Я была в этой одежде похожа на рекламную горку конфет «Ферреро Роше», тех, что в золотистых фантиках. А сверху на мой кокошник еще набросили ту самую фату, в которой можно было исполнять роль Кентервильского привидения…
– Какой ужас! – обреченно прошептала я.
– Какая красавица! – восхищенно зашептались сестрицы. Ну, такую-то мы жениху бесплатно не отдадим, поторгуемся!
Я стиснула зубы. И тут раздался где-то вдалеке веселый тонкий перезвон колокольчиков.
– Ох, батюшки, едут! – завопила Тонька, высунувшись в окно. Жених с дружками! Да какой-поезд-то богатый! Все в коврах заморских, а лошади – в лентах!
– Хоть в царских коронах, – пробормотала я и почему-то задрожала.
Мои наперсницы выметнулись из горницы – петь песни встречальные-величальные жениху с его командой. И действительно, скоро зазвучали внизу, у входа в терем, три голоса, от мощи коих звенели оконные стекла. Я побоялась в своем наряде высовываться в окно, чтоб посмотреть, поэтому могла только слушать, как на улице, где возле ворот остановился свадебный поезд, происходил следующий диалог:
– Эй, красные девицы, выбирайтесь из светлицы! – потребовал приятный мужской голос.
– А чего вам надо? – это Двудыр… то есть Дуняшка произнесла. Не выйдет наша девица! Не пустим мы ее! Не пустим, пока выкуп не заплатите!
– Что ж за выкуп вы хотите? – Опять приятный мужской голос.
– Зелена вина, решето с пирогами, курицу с ногами, барана с рогами и сто рублев денег!
– Не много ль берете?!
– В самый раз! А то наша невеста будет не про вас!
– Ну, вот вам сто рублев да корзина пирогов, дозвольте поглядеть на невесту, не крива ли?
– Ах, гости дорогие, заходите! Поглядите, а коль приглянется – то и с собой берите!
Я услышала, как вся компания с шумом и прибаутками поднимается по лесенке в мою горницу, и схватилась за голову. Что я делаю?! Ведь я этого жениха сроду в глаза не видела! Словечком с ним не перемолвилась! Какая-то говорящая кошка втянула меня в сомнительную авантюру!..
– Здравствуй, здравствуй, Василиса свет Никитична! Встречай гостей дорогих! – Обладатель приятного мужского голоса оказался непривлекательным лысым толстяком в красном кафтане.
Его окружали мои девицы; А следом за ними в комнату важно вошли Руфина и…
Господи!
Это мой жених?!
Они что, с ума тут посходили в этой сказке?!
Посреди горницы с неизъяснимым выражением лица застыл разряженный в пух и прах детинушка ростом этак под два метра и возрастом лет этак осьмнадцати. Вылитый Митрофанушка из бессмертной комедии Фонвизина. Не хватало мне только неравного брака с недорослем!
Видимо, кошка уловила мой яростный взгляд из-под фаты, поэтому апельсиновым клубком подкатилась мне под ноги и зашептала:
– Василиса, познакомься, это и есть мой второй сын, Иван. Он замечательный! Он тебе понравится!
– Сколько ему лет? – процедила я сквозь зубы.
– Это не важно. Возраст не имеет значения в любви. И вообще, вам уже в церковь пора.
– Руфина, я не хочу.
– Василиса, надо.
– Не могу.
– Ты же мне обещала! Это ненаучный подход к проблеме! Воспринимай все это как эксперимент! Как лабораторный практикум!
– Не могу.
– Заклинило тебя, что ли?! А ну-ка колдану-ка я! Видимо, Руфина и впрямь «колданула». Потому что на мою душу вдруг снизошло спокойствие и какая-то обреченность. Замуж – так замуж. За дурака – так за дурака.
Кстати, в том, что он дурак, я убедилась, даже еще и не выходя из горницы. Детинушка-жених сосал петушка на палочке и мне тоже предложил такое же угощение в качестве подарка. С петушком на палочке в руках, с фатой на больной голове, с печалью в сердце я и поехала венчаться.
* * *
Сказать, что свадьба была шумной – значит, ничего не сказать. Ковши с брагой, зеленым вином и сладкой медовухой летали над роскошно накрытыми столами: подобно лебедям и уткам. Провозглашались здравицы в честь молодых, вручались подарки (их тут же, под контролем Руфины уносила куда-то Оля). Я сидела под фатой и не могла ничего ни съесть, ни выпить. Впрочем, и не хотелось. От одной мысли, что мне предстоит брачная ночь с этим великовозрастным оболтусом (он даже под венцом не расстался с леденцом!), мне хотелось выть. Мельком я посматривала на жениха, надеясь, что он упьется и никакой брачной ночи не будет. Но Иванушка к хмельному не прикасался, только грыз очередного леденцового петуха и прислушивался к тому, что ему нашептывала матушка-кошка.
– Руфина, – позвала я ее. Можно тебя на минуточку?
Кошка отмахнулась лапкой и продолжала что-то шептать на ухо своему бастарду. Я уловила только отдельные фразы типа «осторожнее работай руками, это тебе не медведь-шатун, а жена» и «не обращай внимания на ее стоны, так положено» и запунцовела, словно настоящая невеста. Неужели кошка ему еще и правила поведения в постели втолковывает?!
– Руфина! – Я уже кричала, потому что гости, перепившиеся зелена вина, шумели совершенно ненормально. Руфина, или ты немедля ко мне подойдешь, или я ухожу со свадьбы!
Эту угрозу кошка услышала-таки и мигом подскочила ко мне. Маленькая позолоченная корона, украшавшая голову, съехала ей на нос. Я поправила кошке корону (не след царице, даже заколдованной, выглядеть перед своим народом по-шутовски) и сказала:
– Имей в виду, я считаю этот брак исключительно формальным… актом. Никакого секса с этим недорослем я не допущу.
– Уверена? – Кошка насмешливо блеснула янтариками-глазами. Знала бы, от чего отказываешься…
– Ой-ой-ой! Переживу. Пусть лучше твой сынок книжки читает.
– Он у меня и так все науки превзошел…
– Заметно.
– Василиса, на тебя не угодишь. Напрасно ты так… О, а вот и мой старший сын, Иван-царевич со своею женой пожаловал! Ну-ка, молодые, встаньте да поклонитесь!
Пришлось встать и поклониться. Иван-царевич, к слову сказать, не произвел на меня никакого впечатления. Худосочный, лицо какое-то лошадиное, вытянутое, глаза лениво-сонные. Хотя наряд на нем был роскошный, воистину царский. Один кушак, наверное, стоил целое состояние.
Впрочем, с женой Ивану-царевичу явно повезло. Моя тезка действительно была очень красива, просто загляденье. Она немного походила лицом на знаменитую Царевну Лебедь с картины Врубеля. Под расшитым сарафаном угадывался характерный животик, делавший Василису Прекрасную еще краше.
– Первенького носит, – гордо пояснила кошка. Сынок должен родиться…
– Ты что, сделала невестке ультразвуковую диагностику? – съехидничала я, но кошка лишь хвостом дернула в. ответ на мое ехидство:
– Я и без вашей диагностики могу все что надо определить!
Меж тем царевич с супругой подошли к нам вплотную, и я увидела, что в руках царский сын держит объемистый сверток:
– Подарочек примите. Он протянул сверток мне. Ковер. Моя Василисушка ткала да вышивала. На стену повесить – загляденье!
– Благодарствую. Я поклонилась и вспомнила, что в таких случаях принято подавать дарителю чарку с хмельным.
Руфина и тут подсуетилась, приняла у меня ковер и подтолкнула под руку золоченую братину с медовухой.
– Испейте, гости дорогие! – Я поднесла царевичу братину.
Тот надолго к ней приложился, а когда поставил на стол, по его рыжеватым усам тек пенистый мед. Царевич отер усы и зычно сказал:
– Чтой-то у вас мед – прошлогодний чай! Пить-то как горько!
– Горько! Горько! – завопили обрадованные хмельные гости.
Меня передернуло.
– Не буду, – прошипела я Руфине, которая в этот момент заставляла дурачка встать и поцеловать меня.
Он шел на этот подвиг, как и я, с явной неохотой. Под вопли «Горько!» мы торопливо поцеловались через миткаль моей фаты. От моего мужа пахло фруктовыми леденцами. Гадость!
– Что ж это жених невесту через фату целует! Неужто так она ликом страшна?! – прозвучал во внезапно рухнувшей на веселый пир тишине холодный женский голос.
Такой голос заставляет призадуматься о том, не является ли его обладательница, к примеру, женской ипостасью Терминатора. Или Годзиллы. Хотя Дракула тоже подойдет.
Я чуть приподняла фату, чтобы получше разглядеть стоящую в дверях фигуру, и почувствовала, как мне под левый бок притиснулась Руфина и зашептала отчаянно:
– Это и есть Аленка-ведьма! В моем образе!
Если Руфина именно так выглядела до учиненного над нею колдовства, я могу ей только посочувствовать. Хотя женщина, безусловно, была красива. Даже чересчур красива. Холеное, надменное лицо имело такие правильные черты, что казалось кукольным. Только вряд ли в мире существуют такие куклы: со злобной улыбкой на безукоризненных карминно-красных губах, с презрительным прищуром нечеловечески блестящих голубых глаз, с кудрями, напоминающими скорее клубок змей, а не волосы… Лжецарица обвела полыхающим взглядом вытянувшиеся лица гостей, и я увидела, что гости застыли, словно окаменели; кто поднял чарку да так и замер с рукой, поднесенной ко рту, кто хотел было подняться с лавки, да остался в таком «приподнятом» состоянии, не в силах одолеть навалившееся заклятие. Одним словом, колдовство, да и только!
Впрочем, я быстро заметила, что ни Ивана-царевича с женой, ни Руфины, ни меня с моим дурачком окаменение не постигло. Скорее наоборот. Василиса-царевна тоже сверкнула глазами, как сварочный аппарат, и с напряжением в голосе произнесла:
– Пошто явилась сюда? Незвана-непрошена! Не много ли воли на себя берешь?
Лжецарица с насмешливой улыбкой приближалась к нашей компании.
– Примолкни, Василиса, – отмахнулась она от царевны. Смелая стала, думаешь, на бойку; не найдут опойку?! Погоди, придет мой час, и тебя, и кошку эту драную, и все Тридевятое царство я на дыбу подыму!..
– Хвалился кулик, что в болоте велик, – сквозь зубы процедила Василиса Прекрасная, но видно было, что слова лжецарицы произвели на нее мрачное впечатление. Однако ведьму сводная сестра уже перестала интересовать. Она подошла ко мне и со словами: «Кого вы тут под фатой прячете?» – откинула мое покрывало.
И отшатнулась, зашипев, как змея, которую заставляют сдать годовой запас яда:
– Притащила тебя, значит, Руфинка окаянная! Не думала я, что и вправду она решится…
Ее безумные белые глаза смотрели на меня с какой-то изучающей ненавистью.
– Значит, ты у нас будешь Премудрая… – прошептала-прошипела Аленка и махнула рукой, словно намеревалась залепить мне пощечину.
Я машинально отстранилась и почему-то подхватила тяжелое серебряное блюдо.
– Предупреждаю, – строго проговорила я, поигрывая блюдом. Хамства и тем более рукоприкладства я не потерплю. Не надо доводить меня до стрессового состояния.
От таких слов личико лжецарицы побелело, будто его известкой залили.
– Встретимся еще! – выдавила она и бросилась (именно бросилась, а не величаво пошла!) из трапезной.
Дверь за ней захлопнулась почти автоматически. Тут же оцепенение с гостей начало спадать, но праздник был непоправимо испорчен. Они резко, один задругам подымались с лавок, пряча глаза, желали всем нам «долгоденственного и мирного жития» и потихоньку осведомлялись, где тут черный ход, потому как с парадного крыльца им теперь идти боязно…
В конце концов в. трапезной осталась лишь наша великолепная пятерка. Иван-царевич ничтоже сумняшеся уселся за стол и принялся активно поглощать остывшую гречневую кашу и печеную индюшатину, запивая все это сбитнем. Прекрасная Василиса со вздохом поглядела на мужа:
– И все-то ты, Ванечка, ешь… Когда же ты о делах государственных озаботишься?
– Доем и озабочусь, – рыгнул царевич. Не Кори мужа столом, корми мужа пирогом! Мамань, скажи ей, что она все время меня воспитывает!
– Правильно воспитывает. Руфина устало стащила с головы корону. Тебя не воспитывай, ты от обжорства в одночасье помрешь, утроба ненасытная.
– Зато во мне сила прибавляется! – гнул свою линию Иван-Царевич и жевал пирог с капустой и яйцами.
– Сила есть – ума не надо! – вдруг подал голос мой муженек. Подумать только, а ведь до этого молчал и сидел пень пнем.
– Молчи лучше, дурак! – окрысился на брата царевич. Тебя не спрашивали!
В ответ на этот выпад жених взял то самое блюдо, которым я угрожала Алене, и без видимых усилий скрутил его, как бабы выкручивают белье. И положил изуродованное блюдо перед носом царевича.
– Ох, тошно мне! – воскликнула кошка. До коих пор вы, чада мои непокорливые, будете промежду собою собачиться?! Али без того у нас бед в царстве мало?!
– Больше не будем, матушка, – хором выдали оба Ивана.
– Смотрите у меня! – погрозилась кошка. А то так прокляну – костей не соберете! И вообще, на свадьбе радоваться надобно, а не скандалы учинять! Ох, Василиса! – переполошилась она, глянув: на меня. Ты что же это с открытым ликом-то сидишь! Рано еще!
– Да ладно, – отмахнулась я. Тем более, что здесь все свои.
– Непорядок, – вздохнула Руфина, а потом вдруг рассмеялась, хотя кошки принципиально не должны уметь смеяться. Как ведьму-то перекосило, едва она тебя увидела! Будет ей теперь страху!
– Я что, так ужасно выгляжу?
– Нет, – продолжала хихикать кошка. Не бери в голову. У тебя нынче свадьба. Праздник. Вот и радуйся-ликуй…
«Ликовали» мы до позднего вечера: кошка позвала тех самых девиц, и они развлекали нас песнями и частушками. Царевич объелся и прикорнул в углу, под киотом с милой лампадкой розового стекла. Василиса Прекрасная смотрела на него с непередаваемым выражением тихой печали.
– Хватит, – хлопнула вдруг лапкой по столу кошка и зевнула. Время позднее, гостей боле не предвидится. Подходите под мое материнское благословение, молодожены, благословлю я вас идти спать-почивать.
Я вздрогнула. Делать нечего. Ввязалась, теперь расхлебывай.
Иван-дурак встал и вместе со мной как-то отстранение получил напутствие «спать крепко да любиться сладко». Кошка очень выразительно посмотрела на меня и сказала:
– Василиса, это твой супружеский долг.
– Отстань, – одними губами прошептала я. Иван взял меня за руку и повел по лесенке на верхний этаж терема туда, где был теперь мой кабинет с компьютером и книгами и вообще… наш семейный очаг.
– Пойдем, жена, – просто позвал он.
В руке у него вяло поблескивал очередной недоеденный петушок на палочке.
* * *
– Скажи, пожалуйста, что такое «левел»?
– Уровень.
– ???
– Проще говоря, следующая ступенька, на которую надо шагнуть. И не свалиться.
– Ага. Понятно. И на каком я сейчас левеле нахожусь?
Я посмотрела на мерцающее яркими всполохами меню игры и присвистнула:
– На пятом! Слушай, как тебе это удалось?! Я сама дальше второго уровня подняться не могла, лимит жизни исчерпала, и все – гейм овер!
Ванечка смущенно мне улыбнулся:
– С малолетства я стрельбе-то обучен. Из пращи, из лука, из пищали… А посол братанский мне самострел ихней работы показал, арбалетом рекомый. Но стрелять из него больно несподручно: перезаряжать долго. Из пращи куда веселее – запузырил ворогу в лоб каменюкой, и ладушки! Да ко всему и в драке доброй – и мечной, и рукопашной – я себя показать смогу не хуже богатыря любого. И самодовольный хвастун снова прилип к компьютеру, где стадо бешеных монстров напрасно пыталось одолеть стреляющего по их тушам потрясающего геймера, коим явился (неожиданно для меня) Иван-дурак.
* * *
Вообще-то поначалу все шло как положено. Мы пришли в комнату, отведенную под опочивальню, и я с некоторым страхом воззрилась на высящуюся горой перин и матрацев кровать. Руфина рехнулась. Я ей не принцесса на горошине, чтоб так спать!
Ивану, по-моему, тоже не улыбалось предстоящее мероприятие. Он посмотрел на меня тоскливым взглядом студента, идущего на пересдачу зачета, и мне вдруг стало смешно. Я подошла к зеркалу и принялась стаскивать с себя фату и то нелепое сооружение на голове, за которое фата крепилась. Сооружение не поддавалось.
– Вань, помоги, – неожиданно для себя потребовала я у оцепенело стоящего супруга.
Он помог.
– Молодец. Из сундука я извлекла длинную розовую сорочку с кружевами и рюшами, которая при желании могла сойти за нормальное платье. А теперь отворотись-ка, сынку!
– Это как? – удивился мой официальный господин и повелитель.
– Это так. Нечего на меня глазеть. Я переодеваться буду.
– А… Тогда ладно.
И отвернулся, подлец. Даже не предпринял никакой попытки к подглядыванию, что меня задело. Чуть-чуть.
Я переоделась, сбросив тяжелое подвенечное платье на сундук (по-моему, сундук при этом опасно затрещал, грозя развалиться), подобрала волосы в «академический пучок», как любили острить мои коллеги в университете, и вздохнула:
– Спокойной ночи, Ваня. Ложись, как говорится, почивать, утро вечера мудренее, а у меня еще есть дела. Иван повернулся ко мне, радостно вытаращив глаза:
– Колдовать будешь, да?
Бедняга. Начитался сказок, где муж заваливается храпеть, а жена принимается за выполнение мужниных поручений…
– Колдовать, колдовать. Над диссертацией ворожить. С этими словами я открыла потайную дверь в кабинет, оставив новоявленного, супруга в одиночестве.
Точнее, в обществе заваленной пуховыми перинами кровати.
Однако едва я запустила компьютер, попутно еще раз подивившись тому, что в неэлектрифицированном Тридевятом государстве он действует, как в кабинет проник мощный аромат леденцов, Иван робко стоял у дверного косяка и очень выразительно смотрел на меня.
– Василиса, – сказал он голосом, хриплым от леденцов и, как мне показалось, неутоленной страсти. А можно мне поглядеть, как энта машина колдовская работает?
* * *
Вот так и получилось, что первую брачную ночь мы провели, не резвясь в постели и даже не изучая диссертационные файлы, а играя в новую версию «Крутого Сэма». Точнее, играл Ваня. Чтобы нагляднее объяснить ему принципы действия моего компьютера, я запустила эту игрушку, в которую сама играла крайне редко и неумело. Ваня же как будто родился с компьютерной мышкой в руках. Он попросил меня подержать петушка на палочке и понесся стрелять по виртуальным супостатам, азартно вопя: «Не нравится?! Получай, фашист, гранату!», хотя я ума не приложу, откуда в Тридевятом царстве могла появиться эта присказка…
– Василиса, а что это за штучки такие сверкающие? Сокровища, что ли?
– Да. Ты их собирай, у тебя будет больше очков и процентов жизни. И броню возьми. И нажми наконец на F6, чтобы записаться на пройденном уровне! А то потом сам будешь ныть, что заново приходится уже убитых чудищ убивать.
– Ага, нажми! Он мне тут сразу много непонятных речей пишет, компутер твой…
Я терпеливо вздохнула.
– Решил стать геймером – полезай в меню, – зевнула я. Несмотря на активную игру, мне уже до смерти хотелось спать, – Вань, я пойду подремлю, а? Чтоб вернуться к этапу, нажмешь F9. Ладушки? А петушка я рядом с ковриком положу.
Муженек повернул ко мне лицо, разноцветное от ярких бликов виртуального пространства. Лицо было одновременно азартным и… каким-то растерянным.
– Василиса, – пробормотал Иван, – а ты на меня не обижаешься? Что я… это… машину твою занял и… это…
– Не обижаюсь, – опять зевнула я, – Доиграешь – меня разбудишь, ладно? А то ты не умеешь машину отключать, наворочаешь чего-нибудь…
– Хорошо. И Ваня опять пошел на этап.
Я аккуратно прикрыла за собой дверь. Но даже в горнице было слышно, как Ванин «Крутой Сэм» трещит автоматными очередями и рычат, издыхая, побежденные монстры.
Провалившись в горы перин и уже засыпая, я вяло подумала о том, что, если Иван действительно решит разбудить меня, когда пройдет все уровни, на улице будет почти полдень. Ему еще осталась самая малость – пять «левелов» по десять этапов каждый. Ничего. Полезное развлечение. Отвлекающее мужчину от сладострастных мыслей…
Я заснула, и мне снилось, как Иван кошачий сын сражается с трехмерной демоверсией Змея Горыныча, ловко фехтуя булавой, завернутой в фантик от «чупа-чупса», и отстреливаясь леденцовыми петушками.
* * *
– Василиса! Да Василиса же!
Ой, святые Гурий, Самон и Авив, покровители семейного благополучия! Дадут мне в этой сказке хоть раз выспаться нормально или нет?!
– Василиса!
– Уже встаю, – сонно пообещала я, снова проваливаясь в перинное блаженство. Уже…
Но тот, кто так стремился меня разбудить, все-таки добился своего. Потому что это была Руфина.
– Отрастила когти, а еще царица! – высказала ей я свое недовольство и, наконец, вполне осмысленно посмотрела на окружающий мир.
Окружающий мир сразу заявил о себе целым списком насущнейших потребностей, в числе коих было как минимум посещение ванной комнаты. Как у нас в Тридевятом царстве обстоит дело с ванными?
Черт. Я подумала «у нас»?
Руфина издала звук, долженствующий означать грозное шипение, и я, чтоб не портить ей настроение окончательно, слезла с кровати, сладко потягиваясь. И тут же получила кошачьим кулачком в живот!
– Ты чего дерешься, Руфина?! – возмутилась я. Больно мне не было, но, согласитесь, это обидно, когда вас подымают ни свет ни заря да еще и поколачивают при этом. Это уже не на сказку похоже, а на вытрезвитель строгого режима!
– Того и дерусь! – опять зашипела кошка. Вы тут почему традиции попираете?
Остатки сна с меня мигом слетели.
– Что попираем?!
– Вы как провели ночку свою первую, а?! Где мой сын?
Я вздохнула, готовясь к объяснениям, но тут раздался радостный клич:
– Ур-ра! Пр-р-рошел!!!
И из «компьютерной», как я мысленно окрестила свой кабинетик, появился Ваня.
– Мамань, – радостно сообщил он кошке, – прикинь, я все левелы прошел!
Я полюбовалась супругом. Сейчас он выглядел именно; так, как выглядит какой-нибудь пацан, на целую ночь зависший у монитора: глаза красные, воспаленные и безумные, пальцы сведены долгим щелканьем по мыши и клавиатуре, контакт с реальностью нулевой… Но кошка и сыночка быстро привела в чувство.
– Ах ты, дурак беспутный! – цыкнула она на Ивана. Иди умойся! Я тебе что говорила делать? А ты ёчем занимался?!
– Мамань, прости! – Иван попытался кинуться кошке в лапы, но она эту попытку пресекла.
– Умываться! – прорычала Руфина.
Ваня вымелся из горницы, а я пошла выключать компьютер. Интересно, чем я еще смогу развлечь своего супруга, если «Крутого Сэма» он за ночь одолел?!
Кошка бродила за мной и нудным голосом читала нотации по поводу невыполнения мною супружеского долга и ущемления мужского достоинства… Это меня возмутило.
– Где ты видишь ущемление?! Брак – это союз свободных личностей. Каждый делает, что хочет: или спит, или за компьютером сидит…
– Вот в Домострое записано… – гнула свою линию кошка.
– Ой, только цитат мне с утра и не хватало! Руфина, ты лучше скажи, где тут у вас помыться можно?
Руфина поглядела на меня с нескрываемым удивлением.
– В бане, конечно, – сказала она. Я тебя за этим, собственно, и будила. Так по традиции положено: на второй день свадьбы мыться.
– Ну, раз положено… А шампуней тут нет? Понятно, Но хотя бы такая вещь, как мыло, предусмотрена?
Баня, кряжистая и приземистая изба, уже издалека казавшаяся распаренной и вспотевшей, стояла на берегу омывающей град Кутеж с одной стороны речки Калинки (прерогатива омывать столицу Тридевятого царства с другой стороны принадлежала речке Малинке). Вокруг бани в изобилии росла черемуха, явно готовая к цветению. Свежеумытое солнечное утро красовалось ясным, до режущей глаза синевы, небом, рассыпающими страстные трели соловьями и жаворонками и ароматом распускающихся берез.
– Красиво у нас, правда? – шепнула мне Руфина.
Я кивнула. В руках у меня были два узла с бельем и всякими банными принадлежностями: поменьше – мой, побольше – Руфинин. Но даже это не нарушало моего идиллического настроения.
Внутри баня была еще краше, чем снаружи, – резная, расписная и пышущая жаром, как из печки.
– Вот сейчас попаримся да косточки разомнем, – приговаривала Руфина, – а потом кваском освежимся и за дела примемся.
– За какие дела? – удивилась я.
– Как «за какие»? За государственные. Ты думаешь, что коль моей невесткой стала, так можешь день-деньской на кровати валяться или в монитор пялиться, а я одна всю кашу, что Аленка заварила, расхлебывай? Ладно, не бледней. Пойдем-ка лучше в парную. Разговоры на потом отложим.
Попарились мы на славу! Никаким саунам с соляриями не заменить простой и душевной русской бани. Тем более когда тебя искренне поздравляют с легким паром и угощают вкуснейшим квасом…
Из бани мы шли в самом лучезарном настроении. Во всяком случае, у меня настроение было именно таким. Я любовалась избушками, утопавшими в яблоневых садах, расписными теремами, деревянной, похожей на золотистую свечу церковкой во имя мученика Вонифатия… Ну, разве не прекрасный мир!..
– Матушка царица-а-а!
Кошка резко обернулась., К нам бежала, раззявив рот в крике, Олька.
– Что такое? – возмутилась кошка. Что вопишь ни свет ни заря?! Порядку не знаешь?
– Прости, матушка царица! Беда! Ко Сей приехал!
– Ко Сей?!
Кошка, шедшая на задних лапах, зашаталась. Мне пришлось ее подхватить, чтоб не упала в пыль. Однако она не дала себе расслабиться и быстро пришла в себя.
– Беда, беда воистину, – тихо проговорила она. Ой, не вовремя явился Ко Сеюшка! А может, и наоборот – слишком вовремя!
И, произнеся этот загадочный монолог, Руфина, словно забыв про меня, помчалась на четырех лапах по направлению к нашему терему. Мы со служанкой переглянулись и тоже ринулись за хвостатой государыней.
Ко Сей Бессмертный на самом деле оказался невысоким, но весьма представительным мужчиной без определенного возраста. Жилистый, крепкий, с желтоватой кожей и характерными узкими глазами он был одет в темно-зеленый шелковый халат с запахом. Халат украшала вышивка золотом – маленькие птички типа колибри кружатся над пышными цветами типа пионов. Бритую голову Ко Сея украшала шапочка с золотым помпоном; сзади (видимо, прикрепленная к шапочке) висела длинная тонкая косица.
Ко Сей сидел в трапезной за, столом и рассеянно поигрывал сверкающей, даже на вид тяжелой кривой саблей.
– В баньке парилась, достопочтенная государыня? – вместо приветствия спросил он кошку. С легким паром тебя, как у вас говорится.
– Спасибо на добром слове, – напряженно ответила кошка. Пошто явился? Дело пытаешь аль от дела лытаешь?
Ко Сей усмехнулся, отчего его глаза превратились в едва различимые на лице щелочки. А зубы у него были… как в рекламе зубной пасты: белые и блестящие. Только не сняли еще ни одной рекламы, в которой бы у человека зубы были как у крокодила.
– Дело, дело я пытаю, Руфина Порфирородная! – отсмеявшись, заверил нервно подрагивающую кошку Ко Сей. Сама небось догадываешься, зачем я приехал. Как говорил великий кидайский муж древности Вынь Дадай, долги хороши тем, что их обязательно нужно возвращать!
Кошка зашипела:
– Договаривались же на срок до Филипповского поста! Постом отдала бы тебе весь должок!
– Посто-ом! – насмешливо протянул Ко Сей. Как сказано в великой книге «Богатство», сочиненной – мудрецами Ка Ма и Фэ Эно, никакие дела земные и никакие отговорки небесные не должны помешать выполнению долга. Письменной договоренности между нами, почтеннейшая, не было, и, значит, я имею право взыскать с тебя долг в любое время. Это время пришло. Мне срочно требуются мои четыреста пятьдесят связок серебряных монет. Плати, великая царица! – Голос импозантного кидайца стал визгливым, как циркулярная пила.
Тут в трапезную влетели оба кошкиных Ивана с мечами в руках:
– Где Ко?! Порешим злодея!
Ко Сей лишь лениво махнул рукой в их сторону, и Иваны застыли, как мухи в патоке.
– Эти молодые люди совершенно не обучены хорошим манерам и не знают почтения ни к возрасту, ни к сану, – заявил Бессмертный, неласково глядя на Руфину. Мне понятно, впрочем, откуда у этих юношей проистекает такое бесстыдство и непочтение, если их собственная мать…
– Молчи! – провизжала царица. Глаза ее полыхали ненормальным янтарным блеском. Просто какая-то Янтарная комната, а не кошка!
– Плати долги! – Ко Сеевы очи тоже засветились, но пронзительно голубым светом. Я не разбойник Че Са Ло, я пришел не за чужим, а за своим!
– Нет у меня сейчас столько наличными, – призналась кошка. Столько серебра… Не крышу же с царских палат срывать, чтоб долг тебе отдать. Может, акциями Фигляндского банка возьмешь? Хоть часть. Сам пойми, мы только что свадьбу отыграли, потратились.
– У меня нет ни малейшего интереса к вашим свадьбам, тем более что моего имени даже не было в списке приглашенных, – с прохладцей в голосе сказал Ко Сей. Хотя наши мудрецы Хо Дивон и Мол Чи и учат, что истинно великий в делах муж сторонится всего суетного, моему истинному «я» было несколько обидно подобное пренебрежение. Поэтому никаких акций я не возьму. Хоть и ценна бумага, она все же не золото и не серебро. Как сказал поэт:
С бумагой в руке ты подобен букашке.
А золото есть – ты уже человек.
– Ты мне тут своих поэтов не цитируй, – сухо проронила кошка. Устроил… поэтический утренник. Чем тебе акции не угодили, косоглазина?
– Спокойно проигнорирую оскорбление, тем более что исходит оно из слабых женских уст, – сообщил Ко Сей, но вопреки словам его пальцы стиснули рукоять сабли. Я пришел по важному делу и вынужден выслушивать непристойности. Золото давай! Или серебро, только побольше! – сменил он вежливый тон на крик.
– Нету у меня сейчас! – завопила и кошка.
– Тогда ты знаешь, чем еще можно рассчитаться!
Я решила вмешаться.
– О каких долгах идет речь? – осведомилась я у Ко Сея тоном судебного исполнителя.
Тут Кощей соизволил глянуть и на меня.
– Почтеннейшая, – с мерзкой ухмылочкой заговорил он. Великий учитель и вождь Кидая Хось Нехось говорил; «Истинный муж не снисходит до объяснений со сварливой женщиной». Лучше вам, почтеннейшая, не вмешиваться в дела, которые не касаются вас.
Меня охватил гнев. Этот китаец, то есть кидаец, совершенно лишен умения разговаривать с порядочными женщинами!
Я вознамерилась закатить нахальному почти сказочному персонажу пощечину, но Руфина вцепилась мне в поневу:
– Не лезь, Василисушка! Не твоя то забота. Ко Сей правильно с меня долг требует. Проигралась я ему.
– Это как? – вытаращила глаза я.
– В наперсток играли, – вздохнула кошка.
– Вот-вот! Истинно так! – часто закивал Ко Сей. Играли. И проиграли. Скажи спасибо, кошка-царица, что я еще на твой долг не налагал никаких процентов, хотя это совершенно неслыханное дело для Кидая. И ждал я, сколько мог. А теперь, извини великодушно, деньги нужны.
– У тебя и так их сто сундуков злата-серебра! – вскинулась Руфина. На что тебе еще-то! Ай вечную молодость купить решился?
– То не твоя забота, почтеннейшая, – отрезал Ко Сей, плотнее запахивая свой блестящий халат, – Твоя забота – платить. Или же, как и положено между порядочными деловыми людьми… возместить вещами согласно номиналу.
– Какими вещами? – удивилась я.
– Волшебными, – тихо пояснила Руфина. Ее апельсиновая шерстка потемнела и потускнела, глаза погасли. Мне ужасно стало ее жаль.
– Так пускай забирает их Ко Сей! – тихо предложила я, вспомнив про сундук с сапогами-скороходами, скатертью-самобранкой да другими раритетами, но тут наткнулась на острый Руфинин взгляд:
– Ты что, Василиса, рехнулась?! Ты так все царство по миру пустишь. Нешто можно этому кидале и жулику волшебные вещи в руки давать!
– Я вынужден опять выслушивать несправедливые обвинения! – Ко Сей нахмурился. А между тем сама виновница проигрыша сидит как ни в чем не бывало. Хотя перед игрой я предупреждал ее словами почтенного Жу Ли: «Не умеешь держать сабли – не выступай против конницы». Сама виновата, почтеннейшая!
– Сама… – вздохнула Руфина. Но вещей не отдам! Это государственное достояние!
– Ну тогда, – развел холеными ручками Ко Сей, – остается третий путь…
И противно засмеялся. От его восточной импозантности и велеречивости не осталось и следа.
– Понятно, – мрачно сказала Руфина. Дай хоть с родственниками попрощаться.
– Пять минут, не больше! – погрозил пальцем Ко Сей. У меня еще на сегодня много важных дел. Как вы говорите, целая куча.
– Подождет твоя куча, – огрызнулась Руфина и подошла вплотную ко мне. Поманила лапкой.
Я присела на корточки, чтоб лучше ее слышать.
– Глупость я сделала, Василиса, теперь должна расплачиваться за нее, – торопливо зашептала кошка. Денег нет, поэтому иду я в кабалу к Ко Сею. То ненадолго, не волнуйся. Я ему долг отработаю и вернусь!
– Ты что… натурой отрабатывать будешь, что ли? – испугалась я.
– Да нет, куда ему!.. злорадно усмехнулась кошка. Он уж давно от мужской немощи страдает, вот и злится оттого. Я ему по хозяйству надобна: ведь у Ко Сея никто не стирает, не убирает, не готовит. Черную работу буду исполнять, да то царице не зазорно… Ты вот что, Василиса, слушай: остаешься вместо меня за главную. Царство на тебя оставляю. И на твоего Ванечку, потому как от старшего моего царевича проку мало, он вон стоит, а меч и держать-то правильно не может! Берегись Аленки, вникай во все, волшебные вещи никому не отдавай!
– Хорошо, – торопливо, кивнула я.
– И вот еще что. Голос кошки упал до совсем тихого шепота, – Давай с тобой условимся: никому ничего не говори про Альманах-книгу! Не знаешь про такую, и все тут!
– Так я и в самом деле не знаю… – растерялась я.
– И хорошо! Аленка к тебе всяких своих наушников подпушать будет, говори и ходи с оглядкой, потому как без меня Аленка еще пуще во власть войдет… И давай уговоримся, Василиса, даже если я к тебе приду, не верь мне, покуда заветного пароля не услышишь!
– Какой же пароль? – беззвучно шевельнула губами я.
Кошка поманила меня и быстро начертила лапкой на половице золотистые искрящиеся буквы. Я едва успела прочесть, как буквы исчезли.
– Это пароль, – сказала она. А вот отзыв. Опять росчерк лапкой. Неужели этого, никто, кроме нас, не видит?!
– Не видит! – успокоила кошка. Отзыв даю на тот случай, если Аленка тобой обратится и задумает меня облапошить. Тут такая политика!.. Словом, держись, Василисушка! Пора мне. Ишь, Ко Сей как зыркает своими гляделками косыми!
– Давай хоть попрощаемся, – У меня глаза были на мокром месте. Как же я без тебя тут буду…
– Долгие проводы – лишние слезы, – отрывисто сказала кошка, – Ты справишься. Ты – Премудрая.
Кошка решительно отошла от меня и сказала довольному Ко Сею, протягивая передние лапки:
– Я готова.
Ко Сей оскалился и защелкнул на лапках Руфины Порфирородной маленькие блестящие наручники.
– Пойдем, кандальница, – ухмыляясь, протянул он.
– Хоть перед царством-то меня не позорь, чрез весь Кутеж не волоки! – прошипела Руфина, – Дай уж телепортацию применить!
– Телепортацию ей, – проворчал Ко Сей и взмахнул рукой, а кошка синхронно махнула закованными лапками…
* * *
И уже не было в трапезной ни Руфины, ни кидайца Ко Сея.
Тут и окаменение с Иванов спало.
– Забрал, окаянный! – возопил Иван-царевич. Коней седлать надобно да в погоню, матушку вызволять!!!
– А матушка велела разве ее вызволять? – вполне резонно поинтересовался мой дурачок.
– Тебя, дурака, не спросили! – оборвал брата царевич. Твое дело – леденцы грызть! А я на подвиги поскачу!
С этими словами царевич выскочил из терема, спотыкаясь о собственный меч. Иван подошел ко мне.
– Не печалься, Василиса, – сказал он. Завьем беду веревочкой.
– Ты так считаешь? Тогда растолкуй мне, пожалуйста, что здесь у вас вообще в царстве творится!
* * *
Напрасно было бы ожидать от заведомого дурачка толкового рассказа о политической ситуации вокруг и внутри Тридевятого царства. Я, признаться, и не ожидала. Поэтому изумилась до чрезвычайности, когда мой Иван, взяв меня за руку, вывел из терема на задний двор, где в небольшом грушевом садочке стояло плетенное из прутьев сооружение, весьма смахивающее на беседку. В этой беседке мы с ним и пристроились. Ваня отгрыз голову очередному леденцовому петушку и раздумчиво начал:
– Что творится, баешь… У нас здесь все, как всегда…
– Как это всегда! – возмутилась я. Всегда твоя мать в кошачьем обличье ходила?! Всегда ее какой-то паразит бессмертный за долги пленял?!
– Насчет кошки это Аленка виновата… Нешто тебе маменька не рассказывала?
– Вообще-то рассказывала. Но мне даже не верится, чтоб можно было вот так: из живого человека кошку сотворить.
– Это еще что! Аленка-то, было дело, как поняла, что не выходит по ее хотению, залютовала пуще чумы…
– А чего она хотела? – спросила было я, но Ванятка как-то хитро перевел стрелки нашего разговора:
– Что-же касаемо Ко Сея, то он Почасту так проделывал с маменькой – за долги в кабалу брать. Маменька у нас до игр охочая, да с ним, с Ко Сеем, играть бесполезно – он всегда в выигрыше будет. Так вот, маменька ему проиграется – в карты, али в городки, али в энту игру непонятную, где и коники есть и слоники, – и принимается в Ко Сеевом дворце порядок наводить, мыть все да чистить…
– Как это? – Моему изумлению не было предела. Она с Ко Сеем… общается?
– Так ведь сродственник он маменьке, – пояснил Иван. Хоть и дальний – седьмая вода на девятом киселе.
– Ничего себе родственничек! И Руфина не предупредила…
– Маменька и сама не ведала, что так скоро он явится. Да ничего не поделаешь: такой уж у Ко Сея норов бранчливый да до денег охочий.
– В голове не укладывается! Ваня, и надолго мама батрачить к Ко Сею отправляется?
– Да как с делами всеми управится, так вернется, не бойсь, – ободрил меня Ваня. К ноябрю так, декабрю…
– К-как «к ноябрю»?! – поперхнулась возмущением я. А как же я?..
– А что ты? – удивился Иван. Ты теперь со мной. И не боись ничего. Аленка тебе зла не сможет причинить…
Я затосковала. На самом деле мне все это время казалось, что я тут, в Тридевятом царстве, ненадолго – вроде студентки-заочницы, приехавшей в столицу на сессию. Поразвлекалась, достопримечательности посмотрела, ну и пора подписывать обходной лист. А теперь кто ж мне его подпишет, если виновница моей эмиграции в сказку на полгода с лишком, отправилась в неизвестном (или известном всем, кроме меня?) направлении долги свои отрабатывать?!
– Василиса, ты плачешь-то чего? – Иван неуклюже сграбастал меня за плечи, изображая таким образом непритворное участие. Не плачь, с маманей все будет хорошо…
– Дурак! – Я резко вырвалась из его объятий. Что б ты понимал! Как я теперь без Руфины обратно домой вернусь!
Иван спокойно поглядел на меня. Достал из кармана своих плисовых штанов большой платок (вроде даже чистый) и принялся утирать мне слезы.
– Спасибо, больше не надо, – поблагодарила его я. А он сказал ласково так:
– Василиса, ты туда не вернешься. И при этом его взгляд на мгновение стал острым как игла.
Вот тебе и дурак…
– Обрадовал, – только и сказала я. И тут кусты шиповника перед входом в беседку зашевелились.
– Вот вы где, – печально констатировала наше наличие Василиса Прекрасная. Она прошла в беседку и тяжело, поддерживая живот, опустилась на скамью. Поглядела на нас с тоской.
– Случилось чего? – спросил ее Ваня.
Василиса кивнула, кусая губки, чтоб не расплакаться. Да что это за царство – женщины тут без конца плачут!
– Уехал мой-то на подвиги, – выговорила наконец она.
Иван присвистнул:
– Ко Сея бить?
– Его самого. Ох, горе мое горькое! Судьба моя окаянная! Ни меча-то, ни булавы толком в руках не удержит, а все урвется в драку… Не боится, что ему буйну голову снесут, что меня вдовой беспритычной оставит, а деточку нашего нерожденного сиротинкой-безотцовщиной! – запричитала Василиса Прекрасная.
Я хотела было поддержать ее фразой о том, что у мужчин такая подлая психология и не стоит на них внимания обращать, но тут опять встрял Иван:
– На каком он коне-то поехал? – деловитым тоном осведомился дурачок у свояченицы. На гнедом али на сером с яблоками?
От такого внезапного вопроса Прекрасная даже плакать перестала.
– Вроде на гнедом, – припомнила, она, нахмурив прелестные густые бровки.
Иван махнул рукой:
– Тогда не печалуйся, родимая, далеко он не уедет. Гнедой второй день раскованный стоял, да и норов у него… Не царевичу с таким конем управляться. Этот конь чисто пес шкодливый да хитрый, свою выгоду знает. По городу-то он еще братку довезет, а возле Калинова моста обязательно сбросит и в конюшни вернется. Так что жди своего героя к вечеру да прикажи истопить баню: вернется царевич черней грязи черной. Сама, поди, знаешь, что у Калинова моста за болото непросыхающее.
Василиса Прекрасная с надеждой поглядела на моего официального супруга. Слезы на ее щеках высохли.
– Ох, спасибо тебе, Ванечка, что утешил! – улыбнулась она. А то я совсем отчаялась: и матушки нет, и мой неслух к черту на рога поскакал. Душа за всех изболелась… – Тут она поглядела на меня. Повезло тебе с муженьком, – блеснув ровными зубками, сказала Прекрасная Василиса. Так пойду я в свой терем, велю готовить обед парадный, ведь голодный мой-то явится, да и злой…
Она было приподнялась, но я ее остановила: