Читать онлайн Дневник мечтателя. Князья тьмы. Том V бесплатно

Дневник мечтателя. Князья тьмы. Том V

Переводчик Александр Фет

Дизайнер обложки Yvonne Less

© Джек Вэнс, 2021

© Александр Фет, перевод, 2021

© Yvonne Less, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0050-8958-8 (т. 5)

ISBN 978-5-4493-5012-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Из «Дневника мечтателя»:

«Возведи очи свои, незнакомец, к изнуренному веками бастиону, противостоящему всем и вся: там они стоят, паладины – суровые, непреклонные, невозмутимые. Один за всех, все за одного.

Посредине – элегантный Иммир. Ему подвластны некие ухищрения волшебства; он – мастер интриг, заговоров и ужасных неожиданностей. Иммир Непредсказуемый, он не притязает на собственный цвет.

Одесную Иммира стоит Джеха Райс. Он величественно высок; его цвет – черный. Он мудр и проницателен, он неизменно первый, кому становятся очевидны обстоятельства грядущего и кто умеет толковать проистекающие из них возможности. Определив перспективу, он протягивает руку и открывает ее взорам других паладинов. Джеха не знает сожалений и настаивает на решительности; недаром иные прозвали его Джехой Неумолимым. Он облачен в черный покров, гибкий и облегающий, как кожа; на нем черный плащ и черный гребенчатый шлем-морион, навершием коего служит хрустальный шар, блистающий, как серебряная звезда.

Ошуюю Иммира стоит Лорис Хоэнгер; его цвет – ярко-красный багрянец свежей крови. Он свиреп, порывист, опрометчив и никогда не спешит покинуть ратное поле, хотя из всех паладинов он может быть самым щедрым. Он с вожделением преследует красавиц, и горе тем прелестницам, что смеют ему отказывать, ибо они безрассудно подвергают риску свое достоинство. А если им приходит в голову жаловаться или упрекать Лориса, они испытывают его возмездие во всей полноте. Когда же, наконец, он покидает их постели, они не находят слов и с тоской смотрят ему вслед.

Бок о бок с Лорисом Хоэнгером стоит Зеленый Мяута. Мяута – изобретательный умелец. Он может опрокинуть мост или обрушить башню. Он терпелив и хитер – даже если путь закрыт справа и слева, он находит лазейку между тупиками. Его память безошибочна: он никогда не забывает имя или лицо, он помнит обычаи и маршруты сотен миров. Изнеженные толстосумы полагают, что его способ заключать сделки отличается свежестью новизны – их ждет кошмарное разочарование.

Желтый Блесковод изумителен и язвителен, он игнорирует любые прецеденты. Он – шут, паяц и фигляр, он умеет исполнить любую роль. Всех паладинов, кроме одного, веселят его проказы; когда для этого наступает подходящее время, все они – кроме одного – пляшут под его музыку, ибо Блесковод мог бы извлечь услаждающие слух звуки даже из свиньи, подвешенной на крюке, если бы захотел приложить свои способности к решению такой задачи. Ни в коем случае, однако, не следует недооценивать значение шуток Блесковода – его кинжал еще острее его ума. В бою враг восклицает: «Где запропастился лежебока Блесковод?» или «Ага! Трус Блесковод улепетывает, только пятки сверкают!» – но тут же чувствует острие его кинжала на своей шее, появившееся словно ниоткуда, или замечает Блесковода в новом обличье, вызывающем оцепенение ужаса.

Подле Джехи Райса стоит благородный Рун Отмир, синий паладин. В битве он неустрашим и первый приходит на помощь другому рыцарю, оказавшемуся в затруднении – но он же первый проявляет милосердие и снисхождение. Рун строен и высок, у него ясный лик, лучезарный, как восход летнего солнца; он мастерски владеет всеми видами искусств, изящен и любезен, чувствителен к красоте всего сущего – и в особенности к красоте пугливых дев, коих он мгновенно зачаровывает, как гремучая змея – прыткого кролика. На военном совете, однако, к мнению Руна редко прислушиваются – увы!

Чуть поодаль от Синего Руна стоит зловещий белый паладин – Эйя Паниче. У него белые волосы, белые глаза, длинные белые зубы и белая кожа. Он закрывает лицо сетчатым забралом шлема из белого металла, и трудно различить черты его лица – заметны только горбатый орлиный нос, острый выдающийся подбородок и сверкающие глаза. На совете он, как правило, говорит только «да» или «нет» – но именно его слово чаще всего становится решающим, ибо для Белого Рыцаря, судя по всему, исповедимы начертания Судьбы. Его одного, из всех паладинов, не забавляют коварные проказы Блесковода. Более того, в тех редких случаях, когда на лице Паниче появляется мрачная улыбка, для всех, кто может, наступает пора уходить и не оглядываться – чтобы, паче чаяния, не встретиться глазами с пронзительно-прозрачным взором Эйи Паниче.

Ступай же, незнакомец – иди своей дорогой! Когда наконец ты вернешься домой, где бы ни был твой дом среди бесчисленных мерцающих миров, расскажи другим о рыцарях бастиона, в молчаливом раздумье стоящих на перепутье всех дорог».

Из монографии «Князья тьмы» Кароля Карфена:

«Теперь нам предстоит сосредоточить внимание на Ховарде Алане Трисонге, на его извращенных подвигах, на невероятной виртуозности его организационного гения. Прежде всего позвольте признаться со всей откровенностью: я нахожусь в состоянии благоговейного замешательства – и не знаю, с чего начать. Трисонг, по всей вероятности – величайший мерзавец из всех пятерых (если в окружении таких блестящих талантов, как другие князья тьмы и их выдающиеся кровавые пособники, тонкости какого-либо сравнения могут показаться сколько-нибудь убедительными). Несомненно, Трисонгу свойственны самые экстравагантные противоречия. Его жестокость беспорядочна, капризна и отвратительна настолько, что на ее фоне ослепительно ярко проявляются великодушие и щедрость, которые он время от времени себе позволяет. Учитывая детальную и методичную разработку его проектов, можно было бы предположить, что Трисонг – бесстрастный теоретик, руководствующийся исключительно логикой. С другой точки зрения, однако, он представляется изменчивым и легкомысленным, как цирковой клоун. Трисонга окружает непроницаемая тайна, и никто даже не догадывается о том, в чем могли бы заключаться его конечные цели.

Трисонг! Волшебное имя – «песнь деревьев» – возбуждающее страх и восхищение! Что, в точности, о нем известно? Немногие искры фактической информации теряются в пышном ореоле слухов и сплетен. По мнению одних, Трисонг – самый уединенный из людей, отшельник и мизантроп; другие утверждают, что он – верховный повелитель всех преступников Галактики. Говорят также, что его внешность непримечательна: он высок и худощав, с достаточно пропорциональным, хотя и несколько осунувшимся продолговатым лицом; только его светло-серые глаза отличаются необычной лучезарной прозрачностью. Выражение его лица часто называют «шутовским», а его манеры – живыми и заразительными. Как правило, он предпочитает носить обычную, скромную, ничем не выделяющуюся одежду. Все очевидцы сходятся в том, что Трисонг любит проводить время в компании красивых женщин, но ни одна из его подруг не извлекла из знакомства с князем тьмы никакой духовной или материальной выгоды. Напротив, все романтические связи Трисонга, о которых что-либо известно, заканчивались трагически – если не хуже».

События, в конечном счете позволившие загнать в угол Ховарда Алана Трисонга, носили самый случайный и непоследовательный характер – следы его пересекались и раздваивались, заставляли останавливаться в недоумении и делать маловероятные выводы; таковы были последствия тайны, которой непременно окружал себя Трисонг. Согласно отчетам немногих живых свидетелей, Трисонг был человеком несколько выше среднего роста, с ярким прозрачным взором, высоким лбом, узкими скулами и подбородком и часто кривящимся ртом, придающим его лицу странное выражение лукавого сожаления. Как правило, он вел себя вежливо, хотя в его любезности чувствовался оттенок металлической непреклонности. Почти все очевидцы упоминали о любопытной эманации «едва сдерживаемой энергии» или «непредсказуемой экстравагантности», исходившей от Трисонга; один вполне объективный наблюдатель определил это свойство как «безумие».

Скрытность Трисонга – а в этом отношении он действительно был одержим навязчивой идеей – носила всеобъемлющий и всепроникающий характер. Не существовало никаких известных фотографий, изображений или зарисовок Трисонга – ни в общественных, ни в частных архивах. Его происхождение было неизвестно; его личная жизнь была таким же расплывчатым мифом, как космологические теории о происхождении и судьбе Вселенной; время от времени какие-либо сообщения о Трисонге вообще не поступали в течение нескольких лет.

Деятельность Трисонга охватывала всю Ойкумену, но изредка он появлялся и в Запределье. Известно, что он время от времени называл себя – в шутку или нет – «повелителем сверхлюдей».1

Герсен напал на след Ховарда Алана Трисонга, в сущности, благодаря абстрактным умозаключениям – чистой дедукции в классическом смысле слова – пользуясь информацией, предоставленной неким Вальтером Кёделином, его старым знакомым, дослужившимся до звания начальника отдела МСБР.2

Они встретились на Парусном пляже к северу от Авенты, столичной метрополии Альфанора, самой населенной из планет Кортежа Ригеля.

Из «Чайханы Счастливчика» на верхнем ярусе Парусного пляжа открывался вид на тысячи домиков, лавок, таверн и небольших площадей, населенных или посещаемых сотнями разновидностей людей. Под ослепительно жгучими лучами Ригеля невысокие светлые строения – бледно-голубые, бледно-зеленые, бледно-лиловые, розовые, белые, желтые – отбрасывали ярко-черные тени. Далеко внизу виднелся маленький полумесяц пляжа. Дальше до самого горизонта, где возвышались наковальни белых облаков, простирался мягкий темно-синий Тавматургический океан.

За столом, приютившимся под сенью густой темно-зеленой листвы мематиса, сидели Кёрт Герсен и Вальтер Кёделин – русый человек с порозовевшим от жары скуластым лицом, курносый, несколько плотнее Герсена. Так же, как Герсен, он носил обычный для астронавтов темно-синий с серым костюм – костюм человека, надеявшегося не привлекать к себе внимание. Они пили ромовый пунш и обсуждали Ховарда Алана Трисонга.

В компании Герсена Кёделин позволял себе выражаться откровенно: «Чем он теперь занимается? Вот в чем вопрос. Десять лет тому назад он величал себя „повелителем сверхлюдей“».

«Другими словами, паханом всех воров».

«Именно так. Он координировал и санкционировал каждое ограбление, каждое мошенничество от границ Запределья до Старого Сокко в Танжере. Однажды Ховард шел по переулку на задворках Клоповника, на Четвертой планете Арктура, и его задержал уличный грабитель. Ховард спросил: «Ты зарегистрирован в Организации?»

«Нет, – говорит тот, – никто меня не регистрировал».

«В таком случае ты не получишь ни гроша. Кроме того, я извещу местную малину о том, что у них завелся штрейкбрехер»».

Кёделин осушил бокал ромового пунша и поднял глаза к темно-зеленой кроне, откуда свисали ленточные розовые соцветия: «Самое подходящее место для микрофона. Хотел бы я знать, кто нас подслушивает».

«Если верить Счастливчику, никто».

«В наши дни трудно в это поверить. Тем не менее, здесь, в пригородах Авенты, Организация не так сильна».

Герсен поднял руку: «Еще два бокала того же… Значит, Трисонг – больше не повелитель сверхлюдей?»

«Не стал бы списывать его со счетов. Но он явно перепоручил „работу в массах“ паханам помельче. Ховард только навещает их время от времени и проверяет учетные книги».

«Какой кроткий, ненавязчивый убийца – просто душка! Так что же его интересует теперь?»

Кёделин поколебался, подыскивая слова, но в конце концов фаталистически махнул рукой и наклонился над столом: «Не будет ничего страшного, если я вам расскажу – хотя, если эту история широко опубликуют, мы окажемся в неудобном положении. Кроме того, вполне возможно, что это выдумка». Кёделин посмотрел по сторонам: «Не проболтайтесь».

«Ни в коем случае».

«Структура руководства у нас не слишком жестко контролируется – как вам известно. В последнее время должность председателя совета директоров МСБР занимает Артур Санчеро. Пять лет тому назад его личный адъютант, секретный агент, погиб в аварии. Старый приятель порекомендовал назначить на освободившуюся должность человека по имени Джетро Коуп; его биографию, как водится, тщательно проверили, но не нашли ничего подозрительного. Коупа устроили адъютантом. Он оказался просто замечательным помощником и справлялся со всеми делами настолько успешно, что Санчеро практически нечего было делать. После чего началось что-то необъяснимое. Члены совета директоров стали умирать один за другим – то от болезни, то в какой-нибудь катастрофе; случались убийства и самоубийства.

Санчеро – или, точнее говоря, Джетро Коуп – выдвигал кандидатуры новых директоров; после надлежащего голосования они занимали свои должности. Проведением голосования и подсчетом голосов всегда занимался Джетро Коуп. Он уже протолкнул в совет директоров МСБР семерых человек; для того, чтобы обеспечить большинство голосов, ему оставалось назначить еще шестерых. И он, скорее всего, добился бы успеха в этом предприятии, если бы один из новых директоров, называвший себя Бемусом Карлайлом, не повстречался с агентом, который распознал в нем знаменитого шантажиста, Шона Макмертри из Дублина – это в Ирландии, на Земле.

Короче говоря, Макмертри потихоньку ликвидировали, но перед смертью он успел произнести одно имя. Вы догадываетесь, чье?»

«Ховарда Алана Трисонга».

«Разумеется. Агенты тут же принялись разыскивать Джетро Коупа, но тот как в воду канул».

«Что случилось с другими шестью директорами, которых рекомендовал Коуп?»

«Троих прикончили. Один исчез. Двое – все еще в совете. Их биографии безупречны, они утверждают, что ни в чем не замешаны, а другие директора не соглашаются голосовать за их исключение».

«Как это благородно с их стороны! Совет директоров МСБР либо продажен до мозга костей, либо наделал в штаны от страха».

«Одно не исключает другое».

«Быть одновременно повелителем сверхлюдей и главой МСБР – чудесная мечта! Независимо от того, как мы смотрим на вещи, невозможно отрицать красоту комбинации».

«Увы! Трисонг – лукавый бес. Я хотел бы вырезать его печень собственными руками».

«И никаких фотографий?»

«Ни одной».

«Так что мы все еще не знаем, как он выглядит».

Кёделин с отвращением крякнул: «Люди, работавшие с Коупом, хорошо его помнят – у него были светлые волосы, кудрявые и длинные, пушистая светлая борода и такие же усы. Вел он себя исключительно любезно».

«И с тех пор – ни слуху ни духу?»

«Ничего. Он испарился. Забыл упомянуть, что три года тому назад библиотека МСБР получила распоряжение председателя об уничтожении всех материалов, относящихся к Ховарду Алану Трисонгу, на основании их недостоверности. Распоряжение выполнили. Теперь у нас не осталось практически никаких данных».

«Все успешные преступники рано или поздно возвращаются туда, где они родились.3 Трисонг тоже где-то родился и вырос. Его должны хорошо помнить десятки людей. Может быть, за последние три года поступили какие-то новые сведения?»

Откинувшись на спинку стула, Кёделин поразмышлял пару минут: «Я наведу справки и поставлю вас в известность. Где вы остановились?»

«В „Мирамонте“».

«Если не возражаете, я загляну к вам завтра, примерно в полдень».

На следующий день, точно в полдень, Кёделин присоединился к Герсену в баре на смотровой площадке отеля «Мирамонте», на Эспланаде в Авенте.

«Я так и думал, – начал Кёделин. – Нет никаких сведений о его происхождении. Мы знаем только то, что еще в молодости он появился на Земле – грабил банки, проворачивал мошеннические операции, занимался шантажом и убийствами по найму, организовал штурмовой отряд. Он хорошо знает свое дело. Тем не менее, о нем, как о человеке, известно поразительно мало».

Заявив, что его ждут срочные дела, Кёделин вскоре удалился. Герсен решил прогуляться по Эспланаде, тянувшейся пятнадцать километров параллельно прекрасному белому песчаному пляжу Авенты.

С тех пор, как Трисонг нанес семье Герсена непоправимый ущерб, исполнилось уже больше двадцати лет – тогда Трисонг только что занял место на вершине преступной элиты.4 С тех пор его «проекты» становились все более дерзкими и крупномасштабными… В голове Герсена мелькнул и погас огонек какой-то догадки. Он облокотился на балюстраду.

Ховард Алан Трисонг исчез три года тому назад. Человек, который пытался быть одновременно повелителем преступного мира и председателем совета директоров МСБР, конечно же, и теперь не предавался праздности; где-то он замышлял новые «проекты», столь же ошеломительные…

Герсен рассмотрел ряд возможностей. Что замышлял Трисонг? Массовые преступления, потрясающие по своей жестокости? Неслыханные доселе кощунственные злодеяния? Что-нибудь, способное опозорить все человечество и подорвать цивилизацию как таковую? Ни одна из таких перспектив не казалась Герсену правдоподобной или целесообразной, учитывая затраты усилий, времени и денег, необходимые для осуществления подобных планов. «Очевидно, – сказал Герсен самому себе, – мне не хватает великолепного, дикого и беспощадного воображения Трисонга».

Вернувшись в отель, Герсен позвонил Кёделину: «По поводу нашего последнего разговора: возникает впечатление, что уже сейчас должны происходить какие-то драматические события. Какие события соответствовали бы такому ожиданию?»

Кёделин не мог сказать ничего определенного: «Мне это тоже приходило в голову. Я не вижу таких событий. Понятно, что он не хочет себя обнаружить, но рано или поздно ему придется сделать следующий ход. Остается только ждать…»

В системе Веги – три населенных планеты: Алоизий, Балагур и Катберт. В эпоху первого взрыва космической экспансии все они были колонизированы религиозными сектами, одна фанатичнее другой. В шестнадцатом веке космической эры дух былой жреческой власти все еще давал о себе знать – в частности, о нем напоминали бывшие храмы, преобразованные в общественные здания в период знаменитого Мятежа лоботрясов.

Благодаря какому-то капризу судьбы Понтефракт на Алоизии – небольшой город, прежде известный главным образом своими бесконечными туманами – стал важным средоточием издательств и финансовых учреждений. В старейшем районе города, сосредоточенном вокруг площади св. Пайдрига, возвышалась башня Брамвилля, где теперь расположилась главная редакция журнала «Космополис», публиковавшего не только новости, но и фотографии достопримечательностей, а также короткие эссе. Журнал этот, иногда содержавший проницательные статьи, основанные на результатах подробных расследований, чаще ограничивался материалами драматического и даже сентиментального характера, рассчитанными привлекать внимание представителей образованного среднего класса на всех цивилизованных планетах Ойкумены.

Благодаря манипуляциям своего финансового и юридического консультанта, Джехана Аддельса, Кёрт Герсен приобрел контрольный пакет акций «Космополиса» и, под личиной специального корреспондента Генри Лукаса, пользовался помещениями редакции журнала в качестве своего собственного главного управления, когда это ему было удобно.

По прибытии в Понтефракт Герсен позволил себе удовольствие поужинать с Аддельсом в его роскошной старинной усадьбе в Баллихольтском лесу, к северу от городской окраины. За столом Герсен упомянул о Ховарде Алане Трисонге и его достопримечательной способности оставаться невидимкой.

Аддельс немедленно встревожился: «Надеюсь, этот человек не вызывает у вас особый интерес?»

«Как бы вам сказать… Трисонг – выдающийся мерзавец и преступник. Его влияние чувствуется по всей Ойкумене. Сегодня ночью взломщики могут проникнуть в вашу усадьбу и похитить ваши шедевры Мемлинга и Ван Тасаля, не говоря уже о ваших родосских коврах. Подобные шедевры и редкости могут быть присвоены самим Трисонгом – говорят, у него изысканный вкус».

Аддельс мрачно кивнул: «Придется принять меры предосторожности. Завтра же представлю докладную записку в местное отделение МСБР».

«Это ничему не помешает».

Аддельс с подозрением покосился на Герсена: «И все-таки, надеюсь, вы никак лично не заинтересованы в поиске этого человека?»

«В какой-то мере заинтересован».

Аддельс гневно пробормотал какое-то ругательство: «Прошу вас, больше не вовлекайте меня в расследования такого рода, никоим образом!»

«Дражайший Аддельс, как я могу избежать необходимости обращаться к вам за рекомендациями?»

«В данном случае я могу рекомендовать только одно, решительно и бесповоротно: позвольте агентам МСБР выполнять их обязанности!»

«Превосходный совет! Со своей стороны, я намерен оказывать им посильную помощь в этом расследовании – и совершенно уверен, что вы сделаете то же самое».

«Да-да, разумеется», – проворчал Аддельс.

В библиотеке редакции «Космополиса» Герсен произвел поиск всех материалов, в которых упоминался Ховард Алан Трисонг. Просмотрев полученные таким образом многочисленные и многословные документы, Герсен не нашел в них почти ничего нового – в частности, ничего, что относилось бы к основным интересовавшим его вопросам: к тому, где родился и вырос Трисонг, и к его нынешнему местонахождению. Кроме того, в библиотеке не было никаких – вообще никаких – изображений Трисонга.

Тщетно затратив таким образом несколько часов, Герсен продолжал – исключительно из упрямства – перебирать папки, хранившиеся в выдвижном ящике с пометкой «Прочее: отсортировать». Здесь он тоже не нашел ничего полезного. Его внимание привлекли два лотка на столе библиотекаря; на одном был наклеен ярлык «Сохранить», на другом – «Выбросить». Лоток «Сохранить» был пуст. В лотке «Выбросить» лежала крупная фотография – сантиметров сорок шириной и больше двадцати сантиметров в высоту. Фотография изображала какую-то вечеринку или банкет. За столом сидели пятеро мужчин и две женщины; чуть поодаль стояли еще трое мужчин. Вдоль верхнего края фотографии кто-то написал мелким, не очень разборчивым почерком: «Присутствует Х. А. Трисонг».

Чувствуя покалывание в онемевших пальцах, Герсен осторожно поднял фотографию, не отрывая от нее глаз. Панорамная камера запечатлела всех сидящих за круглым столом – так, что каждый из присутствующих был обращен к ней лицом, хотя никто не смотрел прямо в камеру; по всей видимости, они даже не подозревали, что их снимают.

На столе перед каждым участником банкета стоял любопытный маленький трехцветный семафор; кроме того, каждому из них подали серебряное блюдо, содержавшее три пурпурно-коричневых столбика сантиметров десять высотой – надо полагать, какую-то закуску, приготовленную кулинаром-модернистом.

Кроме надписи вдоль верхнего края, на фотографии не было никаких пояснений, но в нижнем поле значился распечатанный номер: 972.

Сидевшие за столом отличались друг от друга возрастом и расовым происхождением. Их объединяла, однако, атмосфера спокойной самоуверенности, свойственная людям влиятельным и обеспеченным. Перед ними, как полагается на званом ужине, были расставлены карточки с именами; к сожалению, карточки были обращены лицевой стороной к гостям, и центральная панорамная камера не зарегистрировала ни одного имени.

Герсен переводил взгляд с одного лица на другое. Кто из них – Ховард Алан Трисонг? Описанию его внешности более или менее соответствовали четверо из мужчин… Появился библиотекарь: жизнерадостный молодой человек, одетый по последней местной моде – в розовую с черными полосками рубашку и мешковатые коричневые брюки. Он бросил на Герсена достаточно вежливый и дружелюбный, но слегка презрительный взгляд. В редакции «Космополиса» Герсена считали корреспондентом сомнительной репутации: «Роетесь в мусоре, господин Лукас?»

«Все может пригодиться, – отозвался Герсен. – Вы собирались выбросить эту фотографию – откуда она к вам попала?»

«А, эта ерунда? Ее прислали позавчера из нашего отделения в Звездной Гавани. Ежегодная попойка городского благотворительного общества или что-то в этом роде. Зачем она вам?»

«Еще не знаю. В ней что-то есть. Кстати, кто такой „Х. А. Трисонг“?»

«Какой-то местный олигарх. Женщины – одна страшнее другой, и одеты старомодно. Нашим читателям это не понадобится, уверяю вас».

Герсен, однако, продолжал любопытствовать: «О какой Звездной Гавани идет речь? Так называется по меньшей мере дюжина городов на разных планетах».

«Это прислали из Звездной Гавани на Новом Принципе, шестой планете системы Мархаба», – опять же, в ответе библиотекаря чувствовался едва заметный налет снисходительного презрения. В «Космополисе» никто толком не понимал, каким образом и почему Генри Лукаса назначили специальным корреспондентом; даже если это обстоятельство еще можно было как-то объяснить протекцией со стороны начальства, никто не мог ответить на вопрос, который напрашивался сам собой – почему этого тунеядца до сих пор не уволили?

Мнения коллег Герсена нисколько не волновали: «И каким образом прибыла эта фотография?»

«Каким образом? По почте, как еще? Когда закончите, выбросьте ее, пожалуйста, в корзину для макулатуры».

Библиотекарь занялся своими делами. Герсен отнес фотографию в свой маленький личный кабинет и позвонил в отдел кадров: «Кто наш представитель в Звездной Гавани на Новом Принципе?»

«В Звездной Гавани находится наше главное региональное представительство, господин Лукас. Местный региональный суперинтендант – Эйлетт Мэйнет».

Просматривая справочник «Галактические маршруты», Герсен обнаружил, что прямого сообщения между Алоизием и Новым Принципом не было. Если он хотел воспользоваться пассажирскими пакетботами, ему пришлось бы сделать три пересадки с одного корабля на другой и затратить существенное время на ожидание в транзитных пунктах.

Герсен захлопнул справочник, поставил его на полку и отправился в космопорт. Там он взошел на борт своего «Трепетнокрылого Фантамика» – хорошо оборудованного и маневренного космического крейсера с небольшим отдельным люком для загрузки трюма и четырьмя пассажирскими каютами. Корабль этот был несколько крупнее другого звездолета Герсена, «Дистис-Фараона», и уютнее его третьего звездолета, роскошного «Арминтора».

С тех пор, как Герсен обнаружил фотографию в библиотеке, прошло несколько часов; в Понтефракте вечерело. Уже через несколько минут Герсен покинул Алоизий – Вега холодно сияла на фоне бархатно-черного неба в левом бортовом иллюминаторе. Герсен ввел приблизительные координаты в автопилот, и звездолет помчался в гиперпространстве в направлении среднего сектора созвездия Овна.

По пути Герсен внимательно рассматривал фотографию, снова и снова. Со временем она словно ожила своей собственной двухмерной жизнью. Герсен спрашивал у каждого мужского лица: «Это ты, Ховард Алан Трисонг?»

Одни возмущенно отрицали такую возможность, другие помалкивали, а некоторые поглядывали на Герсена с мрачноватым вызовом, словно говоря: «Я – это я! Не лезь не в свое дело!» Одного из мужчин Герсен разглядывал чаще других – он вызывал у него все больший интерес. Блестящие каштановые волосы окаймляли широкий лоб мыслителя; впалые щеки спускались к костлявому подбородку, вокруг рта обозначились мышечные складки; тонкие чувственные губы кривились, словно их обладатель вспоминал какую-то злорадную шутку. Это было лицо волевого и проницательного человека – да, чувствительного, но не мягкого. «Лицо человека, способного на все», – подумал Герсен.

Впереди уже блестел Мархаб; правее звезды кружилась ее шестая планета, Новый Принцип, а вокруг планеты – три луны.

Глава 2

Из монографии «Цивилизованные идеи и цивилизованные миры» Майкла Йитона:

«Размышляя о первоначальном развитии колонизированных человеком миров, исследователь не может не отметить любопытное, вызывающее усмешку обстоятельство – скорее закономерность, нежели исключение. Идеалистическая программа, в соответствии с которой организуется каждое новое общество, начинает генерировать, согласно некоему еще не сформулированному поведенческому правилу, противоположный или противодействующий ей стимул, со временем преобладающий над исходным замыслом. Что служит этому причиной? Извращенность человеческой природы? Ирония Судьбы? Кто знает? Так или иначе, образцы этого процесса повсеместны. Рассмотрим, например, историю цивилизации на планете Новый Принцип…».

Находясь на орбите Нового Принципа, Герсен определил местонахождение Звездной Гавани и приземлился в местном космическом порту. Сидя в обтекаемом вагоне скоростного челнока, перевозившего пассажиров по восьмикилометровому монорельсу из космического терминала в город, Герсен мог полюбоваться на болотистые пустоши Нового Принципа, поросшие плотным темно-синим дерном. На некотором расстоянии темно-синие тона уступали красновато-коричневым, а еще дальше – пурпурным. В полутора километрах от космопорта огибал целый район мшистых белеющих развалин, некогда представлявших собой обширный архитектурный комплекс в неопалладианском стиле – по сути дела, отдельный городок. Многие колонны были выщерблены, иные обрушились на землю – от них остались только сколотые основания; крыши местами провалились, а благородные антаблементы покрылись пятнами и потеками. Сперва Герсен подумал, что руины необитаемы, но вскоре заметил то там, то сям какое-то движение, а еще через несколько секунд увидел шайку тощих длинноногих животных, передвигавшихся скачками по некогда величественной площади.

Развалины остались позади – вагон монорельса прибыл в Звездную Гавань и остановился у платформы центрального вокзала. В справочном бюро Герсен узнал, что местное представительство «Космополиса» занимало несколько помещений в десятиэтажном здании в нескольких кварталах от вокзала – и отправился туда пешком.

Город не отличался ничем особенным. Только лимонно-желтый солнечный свет и особый привкус воздуха5 напоминали Герсену о том, что он шел по улицам Звездной Гавани, а не где-нибудь в пригороде Авенты на Альфаноре или в любом из десятков других ретро-модернистских городов Ойкумены. Одежда местных жителей тоже мало отличалась от той, что носили в Авенте или в городах Древней Земли. В чем бы ни заключался первоначальный «новый принцип» здешнего общества, от него, по меньшей мере на первый взгляд, не осталось никаких следов.

По прибытии в представительство «Космополиса» Герсен приблизился к стойке, за которой стоял пожилой человек с проницательной, напоминающей хищную птицу физиономией, ярко-голубыми глазами и хохлом блестящих серебристых волос. Тощий и костлявый, он держался с суровой чопорностью, что не вязалось с повседневным, даже домашним характером его одежды – ярко-голубой сорочкой из тонкого вельвета, мягкими бежевыми брюками и сандалиями из темной замши. Он обратился к Герсену официально и сухо: «Что вам угодно, сударь?»

«Меня зовут Генри Лукас, я из главной редакции в Понтефракте, – представился Герсен. – Я хотел бы поговорить с господином Эйлеттом Мэйнетом».

«Вы говорите именно с ним, – Мэйнет смерил Герсена взглядом с головы до ног. – Генри Лукас? Мне приходилось заезжать в главную редакцию, но я не помню никого по имени „Генри Лукас“».

«Мне присвоили звание „специального корреспондента“, – пояснил Герсен. – По сути дела, мне поручают добывать различные новые сведения, еще не получившие известность – особенно в тех случаях, когда остальным репортерам это по какой-либо причине неприятно или неудобно».

«Понятно, – кивнул Мэйнет. – И что же оказалось настолько неприятным или неудобным у нас, в тихой Звездной Гавани?»

Герсен предъявил фотографию. Манеры Мэйнета сразу изменились: «Ага! Вот, значит, куда дует ветер! Я уже думал, что мое письмо никто не заметил. Значит, вы приехали, чтобы провести расследование?»

«Именно так».

«Гмм. Если вы хотите с мной побеседовать, было бы неплохо устроиться поудобнее. Давайте поднимемся ко мне в квартиру, если не возражаете».

«Как вам будет угодно».

Мэйнет провел Герсена к лифту, и они поднялись на верхний этаж. Привычным беззаботным жестом Мэйнет отодвинул в сторону входную дверь своей квартиры. Оказавшись внутри, Герсен сразу понял, что находится в жилище коллекционера-знатока, располагавшего, по всей видимости, немалыми финансовыми средствами. Со всех сторон его окружали красивые вещи, изготовленные в различные эпохи и на различных планетах. Герсен не мог точно определить происхождение некоторых экспонатов – например, пары глазурованных глиняных ламп глухого серо-коричневого оттенка. Возможно, древние японские светильники? В коврах Герсен разбирался лучше, благодаря одному из эпизодов своей давней карьеры в МСБР. Он распознал пару персидских ковров, безмятежно пылавших в солнечных лучах, ковер с фрактальными узорами с Кюли-Кюна, мерсилинский ковер с Адарских гор Копуса и несколько цыганских ковриков – скорее всего, из Хаджарских степей того же Копуса. На стеллаже из атласного дерева была выставлена небольшая коллекция мирмиденских фарфоровых статуэток и драгоценных старинных книг в шагреневых и роговых переплетах.

«Мне практически больше нечем заниматься в свободное время, – почти извиняющимся тоном объяснил Мэйнет, – и я стараюсь окружать себя вещами, на которые приятно смотреть… Хотелось бы думать, что я умею торговаться и отличать подлинники от подделок; больше всего я люблю рыться в антикварном хламе на сельском базаре какой-нибудь далекой, всеми забытой планеты. Это мой так называемый „кабинет“. Все книги – исключительно с Земли. Разношерстный набор, должен признаться. Но присаживайтесь, будьте добры!» Мэйнет прикоснулся пальцами к небольшому гонгу – тот протяжно прозвенел. Появилась служанка: девушка – почти девочка – необычной внешности, тонкая и гибкая, как угорь, с копной кудрявых белых волос и большими синевато-серыми глазами; у нее было исхудалое заостренное лицо с маленьким острым подбородком и тонкими бледно-лиловыми губами. Служанка была одета в короткое белое платье и передвигалась странными вкрадчиво-скользящими шажками. Она внимательно поглядывала на двух мужчин, нисколько не смущаясь и без опасений. Герсен не мог определить ее расовое происхождение. Он решил, что, даже если девушка не была слабоумна, ее интеллект функционировал самым необычным образом.

Мэйнет издал тихий шипящий звук, прикоснулся к ладони левой руки и поднял два пальца. Девушка удалилась и почти мгновенно вернулась с подносом, двумя бокалами и двумя короткими толстыми бутылями. Мэйнет взял поднос; взметнулось белое платье – девушка вихрем исчезла. Мэйнет наполнил бокалы: «Наше превосходное пиво, «Ласточкин хвост»». Он протянул Герсену бокал и взял фотографию, которую Герсен положил на столик: «Странная вышла история!» Мэйнет уселся и попробовал немного пива: «К нам в контору пришла женщина – я поинтересовался, по какому делу. Она сказала, что могла бы продать ценную информацию – за существенную сумму. Я усадил эту особу в конторе и хорошенько рассмотрел ее. Ей было лет тридцать – уже не первой молодости; привлекательной ее тоже нельзя назвать. Тем не менее, она выглядела респектабельно, хотя ужасно нервничала. Она не здешняя – по ее словам, она приехала ко мне прямо из космопорта, и ей отчаянно нужны были деньги. Я снова рассмотрел ее, еще внимательнее, но никак не мог понять, откуда она». Мэйнет задумчиво пригубил пиво: «Я заметил пару любопытных подробностей, хотя… – Мэйнет пожал плечами, словно не желая обсуждать что-то незначительное. – Она принялась излагать свои условия. По ее словам, она могла передать нам нечто не только единственное в своем роде, но исключительно ценное. Разумеется, она выражалась по-другому. Иногда трудно было понять, что она говорила – у нее явно шалили нервы.

Чтобы разрядить обстановку, я попытался пошутить – пожалуй, слишком легкомысленно: «Вы пришли рассказать мне, где найти спрятанное сокровище?»

Она разозлилась: «Вас интересует то, что я могу предложить, или нет? Учтите, я желаю получить справедливое вознаграждение!»

Я сказал ей, что прежде всего мне нужно было знать, о чем идет речь. Она тут же стала выражаться очень осторожно. Мы стали играть в кошки-мышки. Наконец, я потерял терпение: «Мадам, покажите мне то, что вы желаете продать. В противном случае я больше не могу терять время».

Она спросила шепотом: «Вы знаете, кто такой Ховард Алан Трисонг?»

«Да, конечно: повелитель сверхлюдей».

«Не называйте его так! Хотя это правда… У меня есть его фотография. Сколько вы за нее заплатите?»

«Покажите фотографию».

«Нет-нет! Сначала вы должны назвать достаточную сумму!»

Боюсь, после этого я позволил себе некоторую заносчивость. Я спросил ее: «Как я могу купить то, что в глаза не видел? Это хорошая, четкая фотография?»

«О да! Это прекрасная фотография. Она сделана как раз перед тем, как он совершил массовое убийство».

Я ничего на это не ответил, и она наконец продемонстрировала товар, – Мэйнет указал на фотографию, лежавшую на столике. – Я тщательно изучил это изображение и сказал: «Да, фотография исключительно высокого качества. Но кто из них – Трисонг?»

«Не знаю», – говорит она.

«Тогда почему вы думаете, что он – один из людей на фотографии?»

«Мне так сказали… Мне сказал человек, который его знает».

«Может быть, он пошутил?»

«В таком случае он поплатился жизнью за свою шутку».

«В самом деле?»

«Да, в самом деле».

«Как вас зовут, если не секрет?»

«Разве это имеет какое-нибудь значение? В любом случае я вам не назову свое настоящее имя».

«Где была сделана эта фотография?»

«Если я отвечу на ваш вопрос, пострадают другие люди».

«Мадам, давайте рассмотрим этот вопрос с практической точки зрения. Вы показали мне фотографию; один из изображенных на ней людей, по вашим словам – Трисонг, но вы не знаете, кто именно».

«Это доказывает, что я говорю вам правду! Если бы я захотела, я могла бы указать на любого из этих мужчин – хотя бы на этого».

«Верно. Кстати, я тоже указал бы на него. Так или иначе – а я вполне допускаю, что вы говорите правду – откуда вы знаете, что это подлинная фотография? Вы говорите, что кого-то убили. Кого? Почему? Без таких подробностей фотография как таковая не имеет никакой ценности».

Она поразмышляла пару минут: «Вы обещаете сохранить в тайне то, что я вам скажу?»

«Обещаю».

«Одного из подручных Трисонга зовут Эрвин Умпс. Его брат был официантом в том ресторане, где сделана эта фотография. Кроме того, он – мой муж. Он говорил с Эрвином и узнал, что на банкете присутствовал Трисонг. Фотография была сделана автоматически – скрытой камерой, установленной в ресторане и снимающей всех сидящих за столом. Мой муж сделал копию этой фотографии и отдал ее мне на хранение. Он сказал мне только одно: что на фотографии снят Трисонг, и что Трисонг убил всех остальных участников банкета. Он сказал, что это исключительно ценная фотография. Вечером того же дня моего мужа убили. Я знала, что меня тоже убьют – независимо от того, отдам я эту фотографию или нет. Поэтому я сразу уехала – и это все, что я могу вам сказать».

«Где находится этот ресторан?»

«Неважно. Вам незачем это знать».

«Не понимаю. Вы же рассказали мне все остальное?»

«На то есть причины».

Больше я не смог получить от нее никаких сведений. Мы долго торговались. Я объяснял, что мне приходилось верить ей на слово, что фотография могла не стоить ломаного гроша. Она с этим не спорила, но не уступала ни на йоту. Я спросил: «Сколько вы хотели бы получить?»

«Десять тысяч СЕРСов!»

«Об этом не может быть и речи».

«Сколько вы предлагаете?»

Я сказал ей, что мог бы рискнуть сотней СЕРСов из фондов журнала и еще пятьюдесятью из своего кармана. Она поднялась, чтобы уйти. Я решил, что расставаться с этой фотографией было бы непредусмотрительно. Я предложил ей еще сто СЕРСов и гарантировал, что в том случае, если фотография будет опубликована в «Космополисе», я заплачу еще двести.

Она уступила: «Давайте деньги! Мне нужно немедленно уезжать. Это опасное дело!» Я ей заплатил. Она выбежала из конторы, и больше я ее не видел». Мэйнет снова наполнил бокалы пивом «Ласточкин хвост».

«Что произошло вслед за этим?»

Мэйнет прокашлялся: «Я внимательно изучил фотографию. И нашел кое-какие улики. На участниках банкета разные костюмы, свидетельствующие о различном происхождении. Но все они одеты легко – то есть ресторан находится в месте с теплым климатом. Эти маленькие семафоры – я их не понимаю. И блюдо, которое им подали, тоже не могу распознать».

«Вы упомянули о паре подробностей, относившихся к жене официанта».

«Вы правы. На ней была самая обычная одежда, но говорила она с акцентом. На тысячах планет Ойкумены – тысячи акцентов и диалектов. Я ими интересуюсь и умею опознавать многие из них. Я внимательно прислушивался к ее речи, но этот конкретный акцент мне незнаком».

«Что еще?»

«В уголке каждого глаза у нее была маленькая голубая раковина. Я где-то уже видел такие украшения, но никак не могу вспомнить, где именно».

«Она ни разу не упомянула, как ее зовут?»

Мэйнет погладил подбородок: «Ее деверя зовут Эрвин Умпс. Может быть, в замужестве она использовала ту же фамилию».

«Возможно. Но маловероятно».

«Я тоже так думаю. Тем не менее, мое любопытство разгорелось, и я решил навести справки в космопорте. Я этим занялся, однако, уже через три дня после того, как она ушла. Просматривал списки пассажиров и задавал вопросы. Короче говоря, я не нашел никого по фамилии „Умпс“. Судя по всему, в космопорте она назвалась Ламарой Медрано. Она взошла на борт звездолета, доставившего ее на Новый Принцип, в месте под наименованием „Развязка сектора Девы“, на шестой планете Спики. Я заглянул в справочник галактических маршрутов. На этой развязке останавливаются лайнеры десятков компаний. Сомневаюсь, что ее можно было бы проследить дальше последней пересадки».

«Когда она улетела с Нового Принципа?»

«Может быть, никогда».

«Что вы имеете в виду?»

«Она заказала билет до системы Альтаира и заплатила за каюту на борту пакетбота „Самарти-Тон“ компании „Зеленая звезда“, вылетавшего через три дня после нашего разговора. Я обзвонил гостиницы и узнал, что она провела две ночи в отеле „Диомед“. Там ее хорошо запомнили, потому что она „забыла“ уплатить по счету».

«Странно!»

«Все это носит зловещий характер. Я подробно расспросил персонал отеля „Диомед“ и узнал, что интересующая нас особа познакомилась с неким Эммаусом Шахаром, торгующим спортивными товарами коммивояжером с Крокиноля. Однажды утром Шахар уплатил по счету и уехал. Ламара Медрано, однако, вышла из отеля предыдущим вечером и не вернулась».

Герсен недовольно крякнул: «А о Шахаре что-нибудь удалось узнать?»

«Мрачноватый тип, говорит мало и тихо, набит деньгами».

«Его уже нет в Звездной Гавани?»

«Он улетел на звездолете „Чудесная Гэйси“. Этот корабль делает остановку на развязке сектора Девы».

«Любопытно!»

«Весьма любопытно. Не знаю, следует ли мне радоваться этому обстоятельству».

«Вы не понимаете, почему господин Шахар не нанес вам визит?»

«Вот именно».

«Вполне может быть, что Шахар – не замешанный ни в каких преступлениях торговый агент, который провел пару вечеров с Ламарой Медрано».

«Может быть».

«Допуская, однако, что Шахар – не столь безобидная фигура, Ламара Медрано могла его испугаться и сбежать. В таком случае она все еще прячется где-нибудь на Новом Принципе».

«Возможно».

«Существует и третья вероятность. Ламара могла умереть, но не сказать, куда делась фотография. Может быть, она убедила Шахара в том, что отправила ее по почте».

«У нее могли быть два экземпляра. Шахар нашел один из них, и теперь пребывает в счастливой уверенности, что отлично выполнил задание».

Герсен рассмеялся: «В ближайшем будущем, когда Ховард Алан Трисонг раскроет свежий номер „Космополиса“, от счастливой уверенности Шахара не останется следа». Вынув из кармана перо и бумагу, Герсен настрочил несколько слов, положил сверху пятьсот СЕРСов и пододвинул все это к Мэйнету: «Возмещение ваших расходов и премиальные – с учетом того, что вы провели полезные розыски. Пожалуйста, подпишите квитанцию, чтобы я мог взыскать эти деньги с казначея в Понтефракте».

«Благодарю вас, – отозвался Мэйнет. – Очень любезно с вашей стороны. Надеюсь, вы не откажетесь со мной пообедать?»

«Сочту за честь».

Мэйнет прикоснулся к гонгу; появилась беловолосая девушка. Мэйнет произвел несколько шипящих звуков и сделал несколько жестов. Девушка бесшумно выскользнула из комнаты, как призрак. Вернувшись с пивом, она задержалась, чтобы посмотреть, как Мэйнет наливает его в бокалы – зрелище поднимающейся пены ее явно завораживало, она даже высунула лиловато-розовый язык.

«Она обожает пиво, – заметил Мэйнет. – Но я не налью ей ни капли, потому что она может чрезмерно возбудиться. В любом случае она вылижет пену из пустых бокалов».

Набравшись смелости, девушка подцепила пальцем немного пены из бокала Герсена и засунула палец в рот. Мэйнет хлопнул ее по руке – не слишком резко, скорее символически – и девушка отскочила, как игривый котенок. Она зашипела на Мэйнета; тот зашипел в ответ и жестом приказал ей удалиться. Она послушалась. Выходя из кабинета, она наклонилась, чтобы поправить кисточку на краю ковра; Герсен не мог не заметить, что под коротким белым платьем на ней не было никакого белья.

Мэйнет вздохнул и проглотил залпом половину бокала: «Я скоро расстанусь с Новым Принципом. Поначалу я приехал сюда, чтобы подыскать что-нибудь для своей коллекции. Первопоселенцы создавали здесь много прекрасных вещей: иллюстрированные вручную книги, фантастические орнаменты, музыкальные инструменты. Видите этот гонг? Он звенит от малейшего прикосновения. Говорят, лучшие гонги начинают петь прежде, чем к ним прикоснешься. Их экспортировали, но лучшие спрятаны в пещерах. Я обыскивал пещеры – прошел и пролез под землей, наверное, не одну тысячу километров. Стяжательство побеждало во мне клаустрофобию».

Герсен откинулся на спинку кресла, глядя в окно на болотистую пустошь. Солнце поднялось к зениту. Вдали, вдоль гряды пологих холмов, бежала стайка животных, резвившихся и, похоже, игравших в чехарду, прыгая на длинных тощих ногах. Они внезапно шмыгнули в тень густого кустарника и принялись жевать высокую зеленую траву, напоминавшую осоку.

«Не замечаю на этой планете признаков развитого сельского хозяйства, – заметил Герсен. – Повсюду болота и пустыри».

«Здесь пытались выращивать то одно, то другое. Ничего не получилось – фиски уничтожают на корню все ростки и саженцы. Отвадить их невозможно – а применять яды запрещено».

«По дороге из космопорта я видел классические руины. Они строились согласно „Новому Принципу“?»

«Первые сооружения на этой планете были возведены в дар поселенцам их сумасшедшим благотворителем. „Новый Принцип“, по существу, заключался в вегетарианской диете и некоторых упражнениях, способствующих медитации. Пятьдесят лет поселенцы жили в великолепном „Храме органического единства“. Они ели побеги люцерны, листовую капусту и кое-какие разновидности местной растительности. Способность человека приспосабливаться поразительна. Что ж, первопоселенцы приспособились слишком хорошо – теперь они пасутся в холмах… – Мэйнет указал на стайку игривых длинноногих животных, жующих траву под кустами. – Обедают, можно сказать… Кстати, об обеде – нам тоже пора этим заняться».

Мэйнет провел Герсена в свою столовую, где стояла беловолосая девушка, смотревшая, как завороженная, на накрытый скатертью стол. Герсена внезапно озарила догадка: «Она – из первопоселенцев?»

Мэйнет кивнул: «Они оставляют младенцев на пустырях. Подозреваю, что просто по забывчивости. Иногда таких детей принимают в семьи и воспитывают, более или менее успешно. Если их ловят достаточно рано, они учатся содержать себя в чистоте и ходить на двух ногах. Моя воспитанница, Цыпочка – большая умница; она подает пиво, взбивает подушки и, как правило, хорошо себя ведет».

«Поразительное существо! – пробормотал Герсен. – Она к вам привязана – я имею в виду, в интимном смысле?»

«Многие ставили такие эксперименты – в большинстве случаев безуспешно. Вам интересно? Попробуйте к ней прикоснуться».

«Как?»

«Ну, для начала – пальцами к плечу».

Герсен подошел к девушке – та отшатнулась, не сходя с места и моргая огромными серыми глазами. Герсен протянул к ней руку; она издала громкий, короткий шипящий звук – почти сплюнула – отскочила назад, оскалила острые зубы и угрожающе подняла руки со скрюченными пальцами.

Усмехнувшись, Герсен отступил: «Теперь я понимаю, что вы имеете в виду. Ее мнения носят однозначный и окончательный характер».

«Местные молодые люди иногда используют в качестве приманки зефир в шоколаде, – заметил Мэйнет. – Фискам он страшно нравится, и они не могут кусаться, пока едят… Так что же, приступим к обеду? Цыпочке придется уйти; фиски не выносят вида и запаха нашей пищи – она может есть только капусту и, время от времени, кусочек вареной морковки. Таковы прискорбные последствия вегетарианства!»

Глава 3

Из тома I энциклопедического труда «Жизнь» барона Бодиссея Невыразимого:

«Я нередко размышляю о значении слова «нравственность» – в высшей степени проблематичного и расплывчатого термина.

Нет какой-либо единственной или верховной нравственности. Существует множество «нравственностей», определяющих, в каждом отдельном случае, оптимальный режим взаимодействия системы организмов.

Выдающийся энтомолог Фабр, наблюдая за тем, как самка богомола пожирает отца своего потомства, воскликнул: «Какой отвратительный обычай!»

На протяжении одних суток обычный человек может быть вынужден действовать в рамках пяти или шести различных «нравственностей». Некоторые из его поступков, надлежащие и целесообразные в определенный момент, в следующий момент могут рассматриваться как неприличные или заслуживающие осуждения согласно другому представлению о нравственности.

Например, человек, ожидающий щедрости от банка, расторопности и предупредительности от правительственного учреждения или беспристрастности и широты взглядов от религиозной организации, будет глубоко разочарован. Во всех этих случаях оправдание его ожиданий рассматривалось бы другой стороной как «безнравственность». С таким же успехом несчастный идиот мог бы ожидать любви к ближнему от самки богомола».

Вернувшись на Алоизий, Герсен приземлился в космопорте «Дюны», в нескольких километрах к югу от Понтефракта. Здесь уже наступил пасмурный лиловато-серый вечер. Плотный туман, налетевший с Бутылчатого залива, не позволял различить даже ближайшие здания терминала. Пригнувшись навстречу ветру, Герсен направился к станции подземки по шероховатому настилу из прессованных водорослей.

Сначала на скоростном подземном поезде, а затем в такси Герсен доехал до находившейся в Баллихольтском лесу усадьбы Джехана Аддельса, своего финансового консультанта и представителя во всем, что касалось юридических и коммерческих вопросов.

Аддельс приветствовал его с обычным угрюмым неодобрением, которым, как надеялся Герсен, маскировались уважение и даже некоторая дружеская привязанность – хотя, возможно, он слишком многого хотел от Аддельса, смотревшего на человечество и Вселенную через призму многолетней профессиональной привычки к циничному недоверию. Внешность Аддельса – костлявое желтоватое лицо, высокий узкий лоб и длинный тонкий нос с дрожащим кончиком – соответствовала такому мировоззрению. Желтовато-коричневые волосы Аддельса поредели с молодости, а бледно-голубые глаза не выражали ничего, кроме вежливого внимания.

Герсен прошел в гостевую спальню, которую ему в таких случаях предоставлял Аддельс, помылся и переоделся в костюм, оставленный им здесь перед отлетом на Новый Принцип, после чего отужинал с Аддельсом и его многочисленной семьей в великолепной трапезной за столом, ярко освещенным свечами. Они ели, пользуясь древними серебряными столовыми приборами и не менее древним подлинным сервизом Веджвуда.

После ужина Герсен и Аддельс удалились в кабинет финансиста – просторное помещение со стенами, обшитыми панелями из сампанга – и уселись у камина. Им подали кофе в серебряном кофейнике.

Герсен продемонстрировал консультанту фотографию, приобретенную Мэйнетом. Аддельс испугался: «Я надеялся, что вы покончили с подобными авантюрами!»

«Осталась только одна авантюра, – пообещал Герсен. – Что вы думаете?»

Аддельс притворился, что не понимает: «Что я думаю – о чем?»

«Нам нужно определить внешность Трисонга и узнать, где находится его логово».

«Зачем?»

«Возможно, нам удастся воздать ему по заслугам».

«Вот еще! Возможно, кого-то из нас подвесят на крюке в полутора километрах над скалистой полосой прибоя, как это сделали с несчастным Ньютоном Фликери».

«Согласен, это была неприятная история. Но мы должны надеяться на лучшее».

«Именно так! Надеясь на лучшее, я надеюсь, что вы не захотите иметь ничего общего с этим человеком. Дайте мне фотографию – я выброшу ее в камин».

Герсен игнорировал возражения финансиста и в сотый раз рассмотрел фотографию: «Кто из них – Трисонг? Как его опознать?»

«Он – один из десяти человек, – обиженно пробурчал Аддельс. – Остальные должны были его знать – по меньшей мере, каждого из них как-то звали, не так ли? Трисонга можно опознать, исключив по одному всех остальных».

«В таком случае прежде всего придется установить личности всех остальных».

«Почему нет? У каждого из них должно было быть много друзей, родственников и знакомых. Но давайте не будем больше говорить об этом безрассудстве».

Герсен бродил по старым кривым улочкам Понтефракта. Он присаживался на скамьи в небольших неравносторонних скверах, где росли самшит и желтофиоли. Он лениво прогуливался по аллеям, испарявшим аромат древности и влажного камня. Несколько раз он закусывал на веранде ресторана, выступавшей на подгнивших черных сваях над волнами Бутылчатого залива.

С Аддельсом он почти не беседовал – хотя участвовал в величественных семейных ужинах, которые финансист считал неотъемлемым элементом цивилизованного существования. Аддельс отказывался обсуждать вопрос, постоянно занимавший мысли Герсена, а Герсена не слишком интересовали исключительно прибыльные операции Аддельса, приумножавшие богатство Герсена.

На четвертый день Герсен решил прибегнуть к способу, позволявшему максимально использовать преимущества единственного находящегося в его распоряжении средства. Уже несколько лет совет директоров «Космополиса» рассматривал возможность издания второго журнала-спутника под наименованием «Актуал». Подготовка к его публикации была уже почти завершена. Для распространения нового журнала могла быть использована вся существующая сеть печатных, рекламных и торговых подрядчиков и партнеров «Космополиса», а в том, что касалось содержания, редакция намеревалась ориентироваться на читателей помоложе, еще не совсем «устроившихся в жизни» – в отличие от типичных подписчиков «Космополиса».

При посредстве целой вереницы холдинговых компаний Герсен стал единоличным владельцем «Космополиса». Теперь он приказал немедленно приступить к изданию «Актуала» – и новый журнал материализовался на следующий день. Типографии печатали давно подготовленный первый выпуск, и огромное количество экземпляров «Актуала» разлетелось по коммерческим каналам «Космополиса» до самых далеких уголков Ойкумены.

Для того, чтобы первый выпуск способствовал дальнейшей популярности «Актуала», его предлагали бесплатно в качестве рекламного образца. В этом выпуске объявлялся достопримечательный конкурс, который непременно должен был привлечь внимание читателей. На обложке красовалась фотография, изображавшая участников пресловутого банкета. Заголовок гласил:

  • «КТО ЭТИ ЛЮДИ?
  • ПРАВИЛЬНО НАЗОВИТЕ ИХ ИМЕНА И ВЫИГРАЙТЕ 100 000 СЕРСОВ!»

На внутренней стороне обложки разъяснялись дополнительные условия конкурса. Главный приз гарантировался только первым трем участникам, способным идентифицировать всех изображенных на фотографии лиц. В том случае, если это не сможет сделать никто, призовая сумма выплачивалась трем участникам конкурса, правильно назвавшим имена наибольшего числа изображенных людей. Шесть дополнительных правил определяли условия получения выигрышей теми, кому удалось бы первыми – или в числе первых – назвать имена некоторых, но не всех из лиц, изображенных на фотографии. Ответы следовало отправлять по почте, по адресу: «Актуал», Коррибский переулок, 9—11, Понтефракт, Алоизий (шестая планета системы Веги). Рассмотрением и оценкой ответов должен был заниматься персонал редакции «Актуала».

Везде, где продавались периодические издания, «Актуал» сразу бросался в глаза – не в последнюю очередь потому, что на его обложке выделялась крупная яркая надпись: «БЕСПЛАТНО!»

В убежищах морозных соленых тундр Ирты, под сенью тюльпанных деревьев Большого Дуптиса, на станциях подвесных дорог в горах Майдора, в киосках на широких бульварах Парижа и Окленда, на Альфаноре, на Хризанте, на Оллифейне, Крокиноле и всех остальных планетах Кортежа Ригеля – всюду читали первый выпуск «Актуала». В космических портах, в парикмахерских, в тюрьмах и больницах, в монастырях и борделях, в вагончиках передвижных строительных городков: везде перелистывали «Актуал». Миллионы глаз разглядывали лица на фотографии – как правило, лишь с мимолетным любопытством. Многие, однако, внимательно изучали фотографию с настороженным удивлением и не ленились написать в редакцию «Актуала». В частности, два человека, разделенных сотнями световых лет, были потрясены, увидев фотографию на обложке. Первый долго смотрел в окно и хмурился, пытаясь определить значение и последствия объявленного конкурса. Второй, время от времени не сдерживая резкий, напоминающий кашель смешок, взял перо и настрочил письмо, адресованное редакции «Актуала».

Герсен решил переехать в город, поближе к редакции «Актуала». Аддельс рекомендовал «Вертеп крючкотворов»: «Это весьма респектабельная гостиница, один из самых уважаемых адресов в городе, причем она в двух шагах от редакции». Взгляд финансиста задумчиво остановился на костюме Герсена: «По сути дела…»

«По сути дела – что?»

«Ничего, ничего. В „Вертепе“ вам будет очень удобно. Они заботятся о постояльцах. Я туда позвоню и все устрою – там редко принимают новых клиентов без предварительной положительной рекомендации».

Фасад «Вертепа крючкотворов», шестиэтажного сооружения из резного бурого песчаника с каннелированными чугунными полуколоннами, увенчанного фламандской мансардной крышей, выложенной позеленевшей медной черепицей, возвышался напротив Старотарайского сквера. Малозаметный парадный вход вел сначала в фойе, а затем в приемную, смежную с баром-салоном с одной стороны и с обеденным залом с другой. Герсен зарегистрировался у стойки из резного коричневого мрамора, опиравшейся на пилястры и угловые столбы из блестящего черного габбро. Регистраторы носили утренние униформы старомодного покроя – насколько старомодного, Герсен не мог оценить на первый взгляд. На самом деле ничто в этих униформах – даже прорези для пуговиц – не изменилось с тех пор, как отель открылся одиннадцать веков тому назад. В «Вертепе крючкотворов», так же как и во всем Понтефракте, традиции упорно сопротивлялись нововведениям и нередко торжествовали.

Герсен подождал, пока регистратор консультировался с главным швейцаром – оба время от времени поглядывали на нового постояльца. Консультация закончилась. Герсена провели в его апартаменты. Главный швейцар показывал дорогу, в то время как его помощник нес небольшой чемодан Герсена; третий носильщик торжественно держал в руках обтянутый бархатом ларец. Когда они подошли к двери, ведущей в номера, главный швейцар открыл ларец, достал из него платок из камчатного полотна, надушенного лавандовым маслом, и протер им ручку двери, после чего повернул ручку быстрым движением большого и указательного пальцев. Дверь открылась: Герсен увидел анфиладу помещений с высоким потолком, меблированных в стиле аскетического комфорта, предпочитаемого теми, кто не любит показную роскошь.

Носильщики проворно перемещались по комнатам, поправляя мебель и протирая поверхности надушенными платками, после чего быстро и бесшумно удалились, словно растворившись в тенях. Главный швейцар изрек: «Камердинер немедленно окажет вам содействие в выборе гардероба. Вам уже приготовили ванну». Поклонившись, он приготовился уйти.

«Одну минуту! – остановил его Герсен. – Разве мне не полагается иметь ключ от двери?»

Главный швейцар благосклонно улыбнулся: «У нас в „Вертепе“ нет никаких причин опасаться непрошенного вторжения».

«Вполне возможно. Предположим, однако, что я – торговец драгоценностями, и храню у себя в номере коллекцию самоцветов. Вору, желающему меня ограбить, достаточно будет открыть дверь, зайти в номера и присвоить мое имущество».

Продолжая улыбаться, главный швейцар покачал головой: «Столь возмутительное стечение обстоятельств в нашем отеле просто невозможно. Мы никогда не допустим ничего подобного. Все ваши ценности – в полной безопасности».

«У меня нет с собой никаких ценностей, – заметил Герсен. – Я просто попытался представить себе такую возможность».

«То, что не поддается представлению, сударь, редко происходит».

«Вы меня убедили, целиком и полностью, – сказал Герсен. – Спасибо».

«Благодарю вас, сударь, – швейцар отступил на шаг, когда Герсен протянул ему деньги. – Оклад персонала в нашем отеле вполне достаточен. Мы предпочитаем не принимать чаевые». Сухо поклонившись одним кивком головы, швейцар удалился.

Герсен выкупался в глубокой ванне, вырезанной, как и стойка регистратуры, из коричневого мрамора. Выйдя в гостиную, он обнаружил, что его повседневную одежду аккуратно сложили в нижний ящик старинного шкафа. Камердинер, считавший такую манеру одеваться неподобающей случаю, разложил на кровати в спальне традиционный костюм: темно-коричневые брюки консервативного покроя, бледно-лиловую в белую полоску рубашку, белый холщовый шейный платок и доходящий до колен сюртук из черной саржи, узкий в плечах и расширяющийся в бедрах.

Удрученно подчинившись неизбежности, Герсен оделся так, как полагалось в «Вертепе». «По меньшей мере, теперь Аддельс будет доволен», – подумал он.

Спустившись в приемную, Герсен направился к выходу. Главный швейцар выступил вперед и задержал его: «Один момент, сударь. Я принесу ваш клаппер». Он вручил Герсену большую шляпу из черного бархата, с широкими загнутыми полями, с плетеной темно-зеленой лентой вокруг тульи и жесткой оторочкой из короткого черного ворса. Герсен вопросительно взглянул на шляпу и прошел бы мимо нее к выходу, если бы швейцар не ухитрился занять позицию непосредственно между ним и дверью: «Сегодня довольно прохладно, сударь. Мы рады оказать вам содействие в выборе подходящего головного убора».

«Это очень любезно с вашей стороны», – отозвался Герсен.

«Благодарю вас, сударь. Позвольте мне правильно надеть клаппер. Вот таким образом… Ваш вечерний костюм приготовят в номерах, как только прозвучит второй удар гонга. Сегодня ожидается ветреная туманная погода, а к вечеру может начаться дождь».

Герсен бродил вдоль кривых горбатых улочек мимо высоких домов с узкими фронтонами, по вездесущим скверикам, обрамленным длинными ящиками с цветами – желтофиолями, фиалками, туземными бульрастиями и ноготками св. Олафа. Время от времени туман рассеивался, пропуская лучи Веги, заставлявшие блестеть влажный камень и озарявшие цветники внезапными яркими сполохами. Позвонив Аддельсу из телефонной будки, Герсен предложил финансисту встретиться в редакции «Актуала» – в любое удобное для него время.

«Я могу приехать через час», – сказал Аддельс.

«Хорошо, через час».

Герсен повернул в Коррибский переулок: короткую улицу, шире большинства местных переулков, вымощенную плитами полированного гранита – неправильной формы, но подобранных и притертых вплотную в незапамятные времена монахами-эстебанитами, исполнявшими епитимью.

Коррибский переулок находился в древнейшей части Старого города – центрального района Понтефракта. С одной стороны переулка тянулась стена старинного монастыря эстебанитов, преобразованного в комплекс коммерческих представительств; высокие узкие здания напротив, построенные из потемневших от времени бревен мускатного дерева и гантара, скрепленных чугунными скобами, теснились, словно сжимая друг друга; их верхние этажи нередко выступали, нависая над улицей.

Для того, чтобы как-то провести час, остававшийся до встречи с Аддельсом, Герсен стал прогуливаться по Коррибскому переулку, заглядывая в витрины лавок, в этом квартале претендовавших на принадлежность к избранному кругу, обслуживая особо успешных клиентов и предлагая только самые изысканные и отборные товары: импортные десерты и роскошно декорированные торты, великолепные самоцветы, жемчуг из ротовых раковин местных рорквалов, кристаллы, добытые на погасших звездах, перчатки, шейные платки, гамаши, шарфы, духи и помады, магический духамельский елей, миниатюрные книги, антикварные редкости, папки с эскизами, рисунками и гравюрами – здесь можно было найти работы Джотто и Гоствейна, Уильяма Снайдера и Уильяма Блейка, Мухи, Дюлака и Линдсэя, Рэкхэма, Нильсена, Дюрера, Доре и Дэвида Расселла. Герсен задержался на десять минут, глядя на пару кукол, игравших в шахматы. Куклы изображали Махолибуса и Каскадина, персонажей «Комического маскарада». Каждый уже выиграл у другого несколько фигур; каждый долго размышлял и, наконец, делал ход. Если кто-либо из них выигрывал пешку, другой выражал возмущение возбужденными жестами. Махолибус сделал очередной ход и произнес дребезжащим голосом: «Мат!» Каскадин издал горестный вопль. Ударив себя кулаком по лбу, он опрокинулся на спину вместе со стулом. Уже через несколько секунд стул с куклой выпрямился, противники расставили фигуры и начали новую игру…

Герсен зашел в лавку, купил играющих в шахматы кукол и поручил доставить их к себе в номера, в отель «Вертеп крючкотворов» – редчайший случай, когда он позволил себе обремениться бесполезной безделицей.

Наконец Герсен оказался напротив входа в редакцию журнала «Актуал». Тут он снова задержался у витрины магазина «Хорлогикон», чтобы рассмотреть фантастический хронометр, состоявший, на первый взгляд, из облачков пара и небольших вихрей тумана с цветными пятнышками света, обозначавшими часы, минуты и секунды. «Любопытно, не непрактично», – подумал Герсен… В Коррибском переулке появился Джехан Аддельс – он приближался птичьей походкой, осторожно «отпечатывая» каждый шаг. До назначенного времени встречи оставалось еще несколько минут. Остановившись рядом с Герсеном, чтобы перевести дух, финансист взглянул на окна редакции «Актуала» и покосился на Герсена, после чего игнорировал его, продолжая разглядывать фасад противоположного здания.

«Вы кого-то ждете?» – спросил Герсен.

Аддельс резко повернулся и с изумлением уставился на давнего клиента: «Надо же, я вас не узнал!»

Герсен мрачновато усмехнулся: «Мне навязали этот костюм в отеле. Там считают, что моя обычная одежда слишком обычна».

Аддельс назидательно произнес: «О человеке судят по одежде. Благовоспитанный человек носит одежду, свидетельствующую о его статусе, а статус – хотим мы этого или нет – важнейший фактор, оказывающий влияние на человеческие взаимоотношения».

«По меньшей мере, меня переодели так, что даже вы не узнали меня в двух шагах – такой маскарад может пригодиться», – заметил Герсен.

Аддельс слегка повысил голос: «Почему бы вам потребовалось сохранять инкогнито?»

«Мы – вы и я – имеем дело с весьма достопримечательным человеком. Он – безжалостный убийца, но в то же время – образец благовоспитанности, который не вызвал бы ни малейших замечаний у строжайшего блюстителя приличий в „Вертепе крючкотворов“».

Аддельс недовольно поморщился: «Он мог бы просто-напросто взорвать все здание редакции».

«Не думаю, – возразил Герсен. – Прежде всего он захочет, конечно, разобраться в происходящем».

«Тогда он попытается проникнуть в вашу организацию, подослав кого-нибудь из подручных. Это было бы очень трудно предотвратить».

«Я даже не попытаюсь это предотвращать. Более того, постараюсь упростить для него эту задачу».

«Вы рискуете! Каким образом это было бы полезно?»

«Проникновение его человека в нашу редакцию стало бы, по существу, нашим проникновением в его организацию. Мы приманим его поближе, после чего постараемся организовать встречу. Вы сможете выполнять функцию посредника…»

«Ни в коем случае! Никогда! Ни за какие коврижки!»

«Я не ожидаю возникновения какой-либо опасности, пока его любопытство не будет удовлетворено».

Аддельс не позволял себя убедить: «Расскажите привязанной к столбу козе, что тигр ее не укусит, пока не разнюхает хорошенько, как обстоят дела».

«Не думаю, что это приемлемая в данном случае аналогия».

«Как бы то ни было, я не собираюсь принимать участие в вашем замысле. С меня хватит испугов и ужасов! Мои таланты и навыки находят применение в другой области».

«Не волнуйтесь – я все устрою согласно вашим рекомендациям».

Аддельса это заверение нисколько не успокоило: «Когда он начнет действовать, как вы считаете?»

«Как только увидит фотографию. Он сразу пошлет кого-нибудь провести расследование или даже прибудет в Понтефракт собственной персоной. У нас есть еще несколько дней на подготовку».

«Затишье перед штормом», – пробормотал Аддельс.

Герсен рассмеялся: «Не забывайте: сети расставляем мы, а не Трисонг. Пойдемте, пообедаем в „Вертепе“ – надеюсь, они пустят вас в ресторан».

На дверях редакции «Актуала» вскоре появилось объявление:

«К СВЕДЕНИЮ ВСЕХ ЗАИНТЕРЕСОВАННЫХ ЛИЦ:

ТРЕБУЕТСЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ВРЕМЕННЫЙ ПЕРСОНАЛ В СВЯЗИ С ОБРАБОТКОЙ ПОЧТЫ, ПОСТУПАЮЩЕЙ ОТ УЧАСТНИКОВ КОНКУРСА, ОПОЗНАЮЩИХ ЛИЦ, ИЗОБРАЖЕННЫХ НА ОПУБЛИКОВАННОЙ ФОТОГРАФИИ.

ЖЕЛАЮЩИМ ПОЛУЧИТЬ РАБОТУ РЕКОМЕНДУЕТСЯ (ХОТЯ ЭТО НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО) ПРЕДВАРИТЕЛЬНО СОГЛАСОВЫВАТЬ ВРЕМЯ ПРОВЕДЕНИЯ ИНТЕРВЬЮ».

Желающий получить работу заходил в редакцию «Актуала» и оказывался в приемной, разделенной стойкой. Слева находилась дверь с табличкой:

«ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ СОРТИРОВКИ ОТВЕТОВ УЧАСТНИКОВ КОНКУРСА

НЕУПОЛНОМОЧЕННЫМ ЛИЦАМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН!»

Табличка на другой двери, справа, гласила:

«ПОМЕЩЕНИЯ РЕДАКЦИИ»

Желающего получить работу встречала стоявшая за стойкой госпожа Миллисента Энч – решительная темноволосая дама средних лет, ежедневно носившая одну и ту же одежду: длинную черную юбку, бледно-голубую блузу с красным кушаком, кепку с красным козырьком и блестящие черные полусапожки, зашнурованные на лодыжках. Госпожа Энч производила первичный отбор кандидатов, сразу отказывая явно неподходящим посетителям. Других она отправляла в соседнее помещение, где они заполняли форму заявления под наблюдением начальника отдела кадров. Должность начальника отдела кадров редакции журнала «Актуал» занимал господин Генри Лукас, судя по его манере одеваться воображавший себя в высшей степени благовоспитанным патрицием голубых кровей. У него было достаточно пропорциональное, хотя и жестковатое лицо с тонким кривящимся ртом. Черные кудри аккуратной бахромой свисали ему на лоб, а по бокам достигали бледных впалых щек.

Обменявшись парой слов с кандидатом, Генри Лукас усаживал его в одной из отгороженных кабинок, лицом к стене и спиной к помещению, после чего просил заполнить вопросник. Кабинки и стоявшие в них стулья и столики выглядели так, словно их приготовили наспех исключительно с целью временного опроса. На самом деле в них были установлены и замаскированы чрезвычайно чувствительные датчики, регистрировавшие любую дрожь кандидата, любое движение его глаз, любое снижение или повышение его кровяного давления и любое изменение характеристик слабых электромагнитных волн, излучаемых его мозгом. Результаты этих измерений появлялись в виде цветных индикаторов на экране компьютера, стоявшего на столе Герсена, а также распечатывались вместе с копией вопросника, заполненного кандидатом.

Герсен тщательно составил вопросник таким образом, чтобы ответы и связанные с ними реакции обеспечивали получение максимального количества информации – несмотря на то, что вопросы сами по себе выглядели вполне невинно.

В первую очередь задавались очень простые вопросы, позволявшие создать стандартные исходные условия и откалибровать оборудование.

Имя, фамилия: Пол: Возраст:

Предпочитаемые профессиональные обязанности:

Адрес места проживания на Алоизии:

Место рождения:

Имена и фамилии родителей

Отец: Адрес:

Мать: Адрес:

Профессия отца: Матери:

Место рождения отца: Матери:

Вторая группа вопросов, по расчетам Герсена, должна была вызвать у кандидата несколько большее напряжение, если он предоставлял ложные сведения.

Как давно Вы проживаете

по указанному адресу на Алоизии?

Рекомендации местных жителей (как минимум две; мы можем обратиться к лицам, предоставившим рекомендации, с вопросами, относящимися к Вашему характеру и к Вашей компетентности):

1.

2.

3.

Предыдущий адрес (если он существовал):

Укажите как минимум двух лиц, с которыми Вы были знакомы, когда проживали по этому адресу (мы можем к ним обратиться, чтобы подтвердить приведенную информацию):

1.

2.

3.

Адрес, по которому Вы проживали перед тем, как поселились по указанному выше адресу (если он существовал):

Укажите как минимум двух лиц, с которыми Вы были знакомы, когда проживали по этому адресу (мы можем к ним обратиться, чтобы подтвердить приведенную информацию):

1.

2.

3.

ПРИМЕЧАНИЕ: редакция «Актуала» надеется, что Вы понимаете необходимость, в сложившихся обстоятельствах, тщательной проверки личных данных нового персонала.

Следующие вопросы должны были вызвать максимальное беспокойство у любого человека, намеренного обмануть редакцию.

Если Вы не проживаете на Алоизии постоянно, почему вы приехали в Понтефракт? (Укажите конкретные причины, не ограничиваясь общими рассуждениями.)

Необходимо, чтобы персонал, оценивающий ответы участников конкурса, был совершенно беспристрастен. Рассмотрите приведенную ниже фотографию, предложенную вниманию участников конкурса. Знакомо ли Вам какое-либо из изображенных на фотографии лиц, узнаёте ли Вы кого-нибудь на этой фотографии? Впишите кружок («о») в квадратные поля, относящиеся к тем изображенным на фотографии лицам, которых Вы НЕ ЗНАЕТЕ. Полностью закрасьте квадратные поля, относящиеся к тем лицам, которых Вы ЗНАЕТЕ.

1 ☐

2 ☐

3 ☐

4 ☐

5 ☐

6 ☐

7 ☐

8 ☐

9 ☐

10 ☐

(Лица пронумерованы по часовой стрелке, начиная с нижнего левого угла.)

Каковы имена и фамилии известных Вам лиц?

(Укажите соответствующие номера известных Вам лиц.)

Каковы обстоятельства, в которых Вы познакомились с этими лицами? (Пожалуйста, подробно укажите конкретные, фактические обстоятельства.)

Если Вас примут на работу, когда Вы сможете приступить к выполнению Ваших обязанностей?

Через некоторое время в редакцию стали приходить ищущие работу заявители – студенты из Семинарии св. Григанда и Кельтской академии, а также десятки женщин среднего возраста, у которых было много свободного времени. Герсен тщательно регистрировал показания датчиков в отношении каждого кандидата, чтобы установить их точность и откалибровать свою систему «детектора лжи». За исключением нескольких случаев, когда наблюдались несущественные отклонения и не представлявшие интереса ошибки, система цветных индикаторов подтверждала достоверность информации, предоставленной кандидатами. Из них госпожа Энч, координировавшая процесс отбора, сформировала группу служащих, сортировавших поток писем, уже начинавших поступать в редакцию. На каждом полученном конверте проставлялся порядковый номер, позволявший установить очередность ответов.

Герсен самостоятельно открыл несколько конвертов и прочел содержавшиеся в них ответы, но они были настолько непоследовательны, что на их основе нельзя было сделать никаких выводов.

Во второй половине необычно солнечного дня Герсен, вернувшись после обеденного перерыва, заметил среди заявителей грациозную, стройную рыжеволосую девушку, которой он сразу заинтересовался – по меньшей мере по двум причинам. Прежде всего, она была очень хороша собой, хотя ее привлекательность граничила со странностью. У нее были довольно широкие лоб и скулы, чуть впалые щеки, маленький подбородок и часто кривящийся розовый рот, даже в неподвижном состоянии, казалось, намекавший на интригующие возможности. Она не отводила и не опускала ясные серо-голубые глаза, смотревшие из-под длинных темных ресниц. Рост ее, пожалуй, был чуть ниже среднего, но она была явно сделана из прочного упругого материала; кроме того, что также необычно для рыжеволосой девушки, ее покрывал приятный для глаз загар – по-видимому, она проводила много времени на свежем воздухе. Она могла быть студенткой одного из местных высших учебных заведений, но Герсен считал это маловероятным. Герсен увидел ее из окна, когда она еще стояла на тротуаре противоположной стороны переулка в бледно-серых брюках с широким черным поясом и в бледно-сером плаще – то есть, одетая вовсе не по местной моде. Подождав немного с ничего не выражающим лицом, она расправила плечи и пересекла переулок, исчезнув из поля зрения Герсена. Уже через несколько секунд госпожа Энч провела ее в кабинет Герсена.

Герсен поднял голову, взглянул на нее и снова опустил глаза к столу. Лицо рыжеволосой девушки изменилось: оно перестало быть рассеянным и сосредоточилось – такова была вторая причина, вызвавшая любопытство Герсена. Где-то в глубине подсознания он ощущал, что существовала и третья, гораздо более важная причина.

Она говорила приятным хрипловатым голосом, с едва заметным акцентом, происхождение которого Герсен не мог угадать: «Насколько мне известно, вы предлагаете трудоустройство?»

«Тем, кто удовлетворяет нашим требованиям, – ответил Герсен. – Вы уже знаете, что редакция „Актуала“ объявила конкурс читателей?»

«Я об этом слышала».

«Нам нужны временные конторские служащие, обрабатывающие корреспонденцию, поступающую от участников конкурса – кроме того, мы нанимаем и постоянный персонал».

Девушка немного поразмышляла. Герсен спрашивал себя: чем объяснялась ее бесхитростность? Врожденной прямотой характера или умением искусно притворяться? Он подчеркнуто придал своему лицу добродушное, но слегка высокомерное выражение не слишком проницательного бюрократа.

Девушка вежливо предложила: «Может быть, я могла бы начать с сортировки корреспонденции, а потом, если у меня все получится, вы рассмотрите возможность нанять меня на постоянную работу?»

«Все возможно, разумеется. Я попросил бы вас заполнить эту форму – в ней все просто и понятно. Пожалуйста, отвечайте на все вопросы».

Девушка взглянула на анкету и тихо хмыкнула: «Столько вопросов?»

«Мы считаем, что они необходимы».

«И вы проверяете таким образом каждого, кого принимаете на работу?»

Герсен ответил безучастным, бесцветным тоном: «Победителям конкурса гарантированы большие денежные призы. Мы обязаны обеспечивать безукоризненную добросовестность нашего персонала».

«Конечно, само собой», – она взяла вопросник и направилась в кабинку.

Притворяясь, что он занят просмотром каких-то бумаг, Герсен прикоснулся к переключателю и, по мере того, как девушка заполняла анкету, наблюдал за двумя экранами. На левом экране появилось лицо заявительницы, на правом – цветные индикаторы показаний датчиков ее состояния и вопросник.

Девушка стала заполнять форму.

Имя, фамилия: Алиса Роук.

Пол: женский.

Вопрос и ответ, относившиеся к полу заявителя и подтверждавшие очевидную на первый взгляд характеристику, позволяли откалибровать приборы на исходном уровне. Конечно, если заявителем был мужчина, переодевшийся женщиной, даже этот вопрос мог привести к регистрации нервного напряжения и, следовательно, к неправильному истолкованию всех последующих показаний. В дополнение к относительным цветным индикаторам, на графическом экране физиологическое состояние кандидата отображалось в абсолютных величинах, в связи с чем можно было распознать аномальную реакцию. В практическом отношении цветные индикаторы позволяли надежно оценивать ответы. Синие огоньки на экране свидетельствовали о том, что Алиса Роук достоверно указала свои имя, фамилию и пол, но даже перед тем, как она написала свое имя, на экране появился короткий розовый всплеск – словно девушка рассматривала возможность использования псевдонима. Таким образом, подсознательное беспокойство Герсена было вполне оправдано. Удивительно, однако! Герсен надеялся, что агент Трисонга попытается проникнуть в редакцию «Актуала», но совсем не ожидал, что таким агентом окажется кто-нибудь вроде Алисы Роук. Герсена охватило возбуждение охотника, напавшего на след дичи. Состязание началось! Чувствуя, как участился его собственный пульс, Герсен наблюдал за тем, как Алиса Роук отвечала на подготовленные им вопросы.

Возраст: 21.6

Ярко загорелся синий индикатор: никаких признаков обмана.

Предпочитаемые профессиональные обязанности:

Алиса Роук колебалась. Индикатор, тоже колебавшийся между синей и сине-зеленой частями спектра, свидетельствовал скорее о нерешительности, нежели о напряжении. Девушка написала:

«Обязанности конторской служащей или репортера; могу выполнять и те, и другие».

По мере того, как она записывала этот ответ, сине-зеленый индикатор на мгновение стал зеленым – судя по всему, девушка была не совсем уверена в своей квалификации… Она продолжала сомневаться, и зеленый индикатор стал ярче, приобретая желтоватую едкость. Алиса Роук прибавила к ответу еще одно предложение:

«Тем не менее, готова выполнять любые другие обязанности и делать все, что потребуется».

Пока она размышляла над ответом на следующий вопрос, индикатор снова стал сине-зеленым – девушка успокоилась и сосредоточилась.

Адрес места проживания на Алоизии:

Цвет индикатора не изменился. Девушка ответила:

«Гостиный двор св. Диармида».

Герсену была известна эта большая космополитическая гостиница в центре города – в ней, как правило, останавливались туристы и приезжие с других планет; конечно, гостиница эта не могла похвалиться престижем «Вертепа крючкотворов», но ее репутация была достаточно высокой – кроме того, номера в «Гостином дворе» были вовсе не дешевы. Надо полагать, Алиса Роук не испытывала отчаянную нужду в средствах.

Место рождения: Высадка Блэкфорда, Новая Земля, пятая планета Денеболы.

Имена и фамилии родителей

Отец: Бенджамин Роук.

Адрес: Дикий Остров.

Профессия: инженер.

Мать: Эйлин Сверсен-Роук.

Адрес: Дикий Остров.

Профессия: бухгалтер.

Эти вопросы не вызвали никакого нервного напряжения – за исключением ответа на вопрос «Профессия отца», в каковом случае индикатор загорелся желто-зеленым цветом.

Теперь начинались вопросы, которые должны были вывести обманщицу на чистую воду.

Как давно Вы проживаете по указанному адресу

на Алоизии?

Этот вопрос не вызвал у Алисы особого смущения, так как она уже указала, что временно проживает в гостинице. Тем не менее, индикатор стал ярко-зеленым, когда она написала:

«Два дня».

Рекомендации местных жителей (как минимум две):

1. Махибель Роук

Трактир «Гуляки», улица Золоченых Обрезов

2. Шон Пальдестер

Глубокая Лощина, Туорна

Все эти ответы сопровождались спокойным синим сиянием индикаторов. Первая указанная особа была, очевидно, родственницей девушки; Шон Пальдестер, проживавший в поселке неподалеку от Понтефракта, тоже мог приходиться ей родней.

Предыдущий адрес (если он существовал):

Синий индикатор стал зеленым, на какое-то время даже желтым. Наблюдая за лицом Алисы Роук, Герсен заметил, что она поджала губы, после чего решительно наклонилась вперед; в тот же момент желтый индикатор сменился зеленым, а затем постепенно посинел. Алиса написала:

«Дикий Остров, Цитерея Темпестре».

Укажите как минимум двух лиц, с которыми Вы были знакомы, когда проживали по этому адресу:

1. Джейсон Боун

Дикий Остров

2. Джейд Ченнифер

Дикий Остров

На следующий вопрос, об адресе предыдущего места проживания, девушка ответила без колебаний:

«1012, 792-я авеню, Высадка Блэкфорда, Новая Земля,

пятая планета Денеболы».

  • Укажите как минимум двух лиц, с которыми Вы были знакомы, когда проживали по этому адресу:
  • 1. Дэйн Оденэйв
  • 1692, 793-я авеню
  • 2. Ива Таррас
  • 1941, 777-я авеню

Настала очередь вопросов, предназначенных вызвать наибольшее напряжение.

Если Вы не проживаете на Алоизии постоянно, почему вы приехали в Понтефракт?

Пока Алиса размышляла над ответом, загорелся желтый индикатор, время от времени перемигивавшийся с оранжевым. Постепенно девушка успокаивалась. Индикатор снова стал зеленым. Она написала:

«В связи с поиском работы».

Перевернув страницу, Алиса обнаружила фотографию, предложенную участникам конкурса, и вопрос:

Знакомо ли Вам какое-либо из изображенных на фотографии лиц, узнаёте ли Вы кого-нибудь на этой фотографии?

На экране загорелся желтый индикатор, постепенно окрасившийся оранжевым оттенком. Алиса немного поразмышляла; индикатор стал желто-зеленым. В конце концов она вписала кружки во все квадратные поля. Когда ее перо приблизилось к полю номер 6, индикатор стал ярко-розовым. Девушка быстро перевернула страницу, чтобы больше не смотреть на фотографию, и показатель ее нервного напряжения мало-помалу стал зеленым.

Каковы имена и фамилии известных Вам лиц?

Индикатор окрасился гневным киноварным оттенком. Алиса ответила на этот вопрос прочерком.

Каковы обстоятельства, в которых Вы познакомились с этими лицами?

Вспыхнул ярко-красный индикатор. Алиса снова ответила прочерком.

Если Вас примут на работу, когда Вы сможете приступить к выполнению Ваших обязанностей?

Красный индикатор, словно испытывая облегчение, стал зеленым, а затем зеленовато-синим.

«Немедленно».

Вопросник был заполнен. Пока Алиса перечитывала его, Герсен внимательно изучал ее лицо. Эта стройная рыжеволосая девушка была орудием в руках Ховарда Алана Трисонга! Возможно, она знала его под другим именем, в каковом случае ей могла быть известна или неизвестна его репутация. В конечном счете правда выяснится… Герсен поднялся на ноги и подошел к ней. Алиса обернулась к нему с неуверенной улыбкой: «Я уже закончила».

Герсен просмотрел ответы: «По-моему, все в порядке… Вы жили на Новой Земле?»

«Да. Моя семья переехала из сектора Девы пять лет тому назад. Мой отец работает… техническим консультантом на Диком Острове. Вы там когда-нибудь бывали?»

«Нет. Но, насколько мне известно, условия на Новой Земле радикально отличаются от здешних», – Герсен постарался придать своему голосу оттенок усталого неодобрения.

Алиса смерила его быстрым взглядом, не выражавшим ничего, кроме некоторого удивления. Она сдержанно ответила: «Да, это своего рода мир грез, где стирается граница между снами и действительностью».

«Исключительно из праздного любопытства, позвольте спросить: почему вы покинули Новую Землю?»

Алиса пожала плечами: «Я хотела путешествовать, увидеть другие планеты».

«Но вы собираетесь вернуться?»

«Еще не знаю. В данный момент мне хотелось бы поступить на работу в редакцию „Актуала“. Я всегда мечтала стать журналисткой».

Герсен медленно расхаживал по кабинету, заложив руки за спину – помпезная, элегантная фигура. Он весомо произнес: «Позвольте мне посоветоваться с госпожой Энч. Я узнáю, остались ли у нас открытые вакансии».

«Разумеется, я подожду».

Герсен прошел в помещение, где дюжина конторских служащих сортировала сложенные высокими пачками ответы участников конкурса. Герсен просмотрел сводку результатов на компьютерном экране. Уже тринадцать человек опознали номер седьмой как Джона Грэя, а еще десять участников конкурса назвали имя номера пятого: Сабор Видоль. Личности этих гостей Трисонга можно было считать установленными. Высокого худощавого человека со лбом мыслителя и коварным ртом опознали многие, но под самыми различными именами или прозвищами: Бентли Странник, Фред Фрамп, Кирилл Кайстер, господин Причальный, Сайлас Искромолот, Артур Артлби, Уилтон Безбилетник – список содержал еще больше десятка ответов.

Герсен вернулся к себе в кабинет. Алиса Роук пересела на стул перед его письменным столом. Герсен задержался, восхищенный приятным сочетанием ее оранжево-красных локонов и загорелой кожи оттенка потемневшей слоновой кости. Она улыбнулась: «Почему вы так меня разглядываете?»

Герсен ответил самым напыщенным, гнусавым тоном: «Не могу не признать, мисс Роук, что ваше присутствие служит ярким украшением моего унылого кабинета. Тем не менее, если вы согласитесь работать в нашей редакции, я попросил бы вас одеваться чуть поскромнее».

«Значит, меня приняли?»

«Сегодня вечером мы свяжемся с лицами, которые могли бы вас рекомендовать – не сомневаюсь, что они только подтвердят произведенное вами положительное впечатление. Предлагаю вам явиться на работу завтра, сразу после второго удара гонга».

«Большое спасибо, господин Лукас!» – улыбка Алисы, однако, не выражала особого энтузиазма или благодарности. Скорее она казалась натянутой и даже разочарованной: «Где же я буду работать?»

«В настоящее время у госпожи Энч достаточно помощников. Тем не менее, мне нужна секретарша, заведующая делами в то время, когда я нахожусь в отлучке. Думаю, что вы справитесь».

«Благодарю вас, господин Лукас!» – Алиса встала и направилась к выходу, бросив на Герсена через плечо взгляд, который с одинаковым успехом можно было истолковать как флиртующий, смущенный, озадаченный, грустный или тревожный.

Девушка вышла из редакции; Герсен стоял у окна и смотрел ей вслед: «Любопытно, в высшей степени любопытно!»

Глава 4

Бывший сотрудник вспоминает о том, каким был Ховард Алан Трисонг, когда тому исполнилось восемнадцать лет и он работал на фабрике «Элитной кондитерской компании» в Филадельфии:

«Ховард? Беспокойный был, шаловливый парень, у него то и дело менялось настроение. Он находился в вечном возбуждении – как бегающая лужица ртути – но мне всегда удавалось с ним ладить. Честно говоря, он производил впечатление незлобивого, смышленого – может быть, даже чересчур смышленого – молодого человека с забавным чувством юмора. Да, у него была склонность к диковатым розыгрышам. Иногда его проделки заходили слишком далеко – мягко говоря. Однажды он принес на работу коробку дохлых насекомых – всяких тараканов, шмелей, жуков – и аккуратно приготовил роскошный набор шоколадных конфет, вложив в каждую конфету, вместо начинки, крупное насекомое. Ховард отправил этот набор, вместе с другими, оптовику-заказчику и задумчиво сказал, глядя в пространство: «Хотел бы я знать, кого обрадует мой маленький сюрприз!»

Но уволили его не за это. У нас работала туповатая старушка по прозвищу Толстуха Эгги. Она всегда приходила в черных сапожках, снимала их и ставила рядом, когда садилась у конвейера. Ховард стащил ее сапожки и наполнил почти до краев, один – помадной массой из арахиса, а другой – первосортной патокой для изготовления тягучих ирисок. А потом тихонько поставил их у ног Эгги.

Вот за эту проказу его уволили. С тех пор я никогда его не видел».

На следующий день Алиса Роук явилась в редакцию «Актуала» в юбке и блузе из мягкой синей материи, нежно облегавших ее грациозные формы. Она перевязала оранжевые волосы черной лентой: в дверном проеме, обрамленном черным деревом, ее фигура производила завораживающее действие. Герсен был уверен в том, что она хорошо это понимала. Наряд девушки, вопреки его рекомендации, вряд ли можно было назвать консервативным, но Герсен решил промолчать по этому поводу; производя преувеличенное впечатление напыщенного старого хрыча, он ничего не выигрывал. Алиса Роук была не только умна, но и проницательна – любая неосторожность могла дать ей понять, что ее водят за нос.

«Доброе утро, господин Лукас, – тихо сказала Алиса. – Что прикажете делать?»

Камердинер «Вертепа крючкотворов» заставил Герсена надеть серые брюки в тонкую сиреневую полоску, черный сюртук, узкий в плечах и расширяющийся колоколом в бедрах, белую рубашку с накрахмаленным высоким воротником и черный шейный платок, также в сиреневую полоску; ко всему этому главный швейцар прибавил фатоватую черную шляпу с полями набекрень и пурпурной лентой. В этом костюме Герсену было неудобно и тесно; ему стоило только ссутулиться и повести плечами, чтобы сюртук разорвался на спине. Раздражение, вызванное стеснением, а также необходимость постоянно поднимать подбородок над жестким воротником, заставляли его сохранять позу, которую легко было истолковать как выражающую чопорное презрение к заурядности тех, с кем ему приходилось иметь дело. «Что ж, так тому и быть!» – подумал Герсен и произнес тоном, сообразным с его костюмом: «Мисс Роук! Я посоветовался с госпожой Энч, и, по меньшей мере временно, вам предстоит оказывать мне помощь в качестве личной секретарши. Мне приходится просматривать столько писем и отчетов, что собственно на координацию конкурса не остается времени. Кроме того, если я могу позволить себе такое наблюдение, ваше присутствие способствовало бы оживлению однообразия бюрократической рутины».

Алиса Роук не сумела скрыть промелькнувшую на ее лице раздраженную гримасу, что позабавило Герсена. Возникла в высшей степени любопытная ситуация. Если Алиса тесно сотрудничала с Трисонгом, она должна была быть исключительно испорченной и опасной особой. Но в это трудно было поверить… Герсен изобрел для Алисы кропотливую работу, отвлекавшую все ее внимание, а сам отправился проверять результаты подсчета ответов участников конкурса.

Приходившая в редакцию почта теперь заполняла огромный контейнер. Шестеро служащих вскрывали конверты, просматривали ответы и вводили их в компьютер, обрабатывавший информацию. Герсен подошел к компьютерному экрану в конце помещения – кроме него, этим экраном могла пользоваться только госпожа Энч. Прикоснувшись к клавише, он вызвал сводку результатов.

Уже девятнадцать человек опознали номер 7 как Джона Грэя из Гавани Четырех Ветров на Альфаноре – можно было считать, что его личность установлена. То же самое можно было сказать о номере 5, Саборе Видоле из Лондона на Древней Земле, о номере 1, Шерроде Йесте с планеты Новая Бактрия, и о номере 9, А. Гизельмане из города Длинный Парад на Эспаденции, девятой планете Альджениба. Номер 6 был известен по всей Ойкумене под всевозможными именами, часто напоминавшими вымышленные прозвища: Кирилл Кайстер, Тимоти Триммонс, Бентли Странник, Фред Фрамп, Сайлас Искромолот, Уилсон Причальный, Оберон. По мнению двух участников конкурса номером 4 был Иэн Билфред из Палласского технического института в Палласе на планете Альцион.

Герсен вернулся к себе в кабинет, напомнив себе, когда он туда заходил, о необходимости снова исполнять роль Генри Лукаса.

В его отсутствие Алиса Роук очевидно пересмотрела свою тактику. Теперь, для того, чтобы успешнее манипулировать расфуфыренным болваном, она решила прибегнуть к беззаботной приветливости, даже с некоторой примесью флирта. «Превосходно! – подумал Герсен. – Почему нет?»

«По-моему, я читала некоторые из ваших статей, господин Лукас. Ваше имя кажется мне очень знакомым».

«Вполне возможно, мисс Роук, вполне возможно».

«О чем вы пишете? Вас интересуют какие-нибудь определенные темы?»

«Преступность. Пороки. Злодеяния».

Взгляд Алисы стал удивленно-вопросительным: «В самом деле?»

Герсен понял, что нечаянно – на мгновение – показал истинное лицо. Он безразлично махнул рукой: «Кому-то же приходится писать о таких вещах. Как иначе о них узнавала бы общественность?»

«Мне вы не кажетесь человеком, способным интересоваться злодеяниями».

«Неужели? Чем, по-вашему, мог бы интересоваться такой человек, как я?»

И снова Алиса бросила на него тревожный испытующий взгляд. «Преимуществами цивилизации! – с энтузиазмом старательной дурочки заявила она. – Лучшими ресторанами Галактики, например. Или винами Древней Земли. „Молочными лилиями“7 или балетами Си-Ши-Шима».

Герсен печально покачал головой: «Я не специалист в таких вещах. А вы?»

«О, я вообще ни в чем не специалист!»

«Балеты Си-Ши-Шима? Что это такое?»

«Ну… их танцуют под особенную музыку. Нужны тимпаны, водяные флейты, а также курдайтци – это такое довольно-таки отвратительное дрессированное животное, издающее громкий писк, когда его дергают за хвост. В качестве костюмов используют в основном ножные и ручные браслеты из перьев – и больше ничего – но это, по-видимому, нисколько не затрудняет ни танцоров, ни публику. Я пробовала так танцевать, но у меня плохо получается».

«Чепуха! Вы скромничаете. Покажите, как это делается».

«Что вы, господин Лукас! Ведь кто-нибудь может заглянуть к вам в кабинет – что они подумают, когда увидят, как я тут кружусь и кувыркаюсь?»

«Вы совершенно правы, – уступил Герсен. – Мы должны показывать пример самого безукоризненного поведения. По меньшей мере в рабочее время. Где вы остановились в Понтефракте, я запамятовал?»

«Я все еще снимаю номер на „Дворе святого Диармида“», – настороженно и с прохладцей ответила Алиса.

«Вы там одна? То есть, вас не навещают местные родственники или друзья?»

«Нет, меня никто не навещает. А почему вы спрашиваете, господин Лукас?»

«Просто из любопытства, мисс Роук. Надеюсь, мои расспросы вас не обижают».

Алиса вежливо пожала плечами и вернулась к работе, которую Герсену стоило немалого труда для нее придумать.

В полдень к редакции подъехал автофургон, развозивший закуски, горячие блюда и напитки. Госпоже Энч и ее служащим обед подали в небольшой столовой; Герсена и Алису Роук обслужили непосредственно в кабинете Генри Лукаса.

Алису удивило такое положение вещей: «Почему мы не едим все вместе? Мне было бы любопытно узнать, как продвигается конкурс».

Герсен величественно покачал головой: «Это невозможно. Мое начальство настаивает на максимальной конфиденциальности, особенно в связи с распространением слухов».

«Слухов? Каких слухов?»

«Нашим конкурсом заинтересовался известный преступник – так говорят. Лично я в этом сомневаюсь. И все же, кто знает? Мы даже приготовили спальные места для служащих в помещениях редакции. Они не смогут выходить до тех пор, пока не объявят победителя».

«По-моему, вы перегибаете палку, – заметила Алиса. – А кто этот известный преступник?»

«Все это чепуха! – напыщенно заявил Герсен. – Не хочу пересказывать беспочвенные сплетни».

Алиса тоже прониклась высокомерием: «Меня они на самом деле не интересуют». С этой минуты она замкнулась в себе и обедала молча, лишь время от времени бросая на Герсена непроницаемые взгляды.

После обеда Герсен придумал для Алисы дополнительные поручения, а сам осторожно надел на голову шляпу с полями набекрень: «Мне нужно отлучиться примерно на час».

«Хорошо, господин Лукас».

Герсен направился в «Вертеп крючкотворов». Из своих номеров он позвонил в «Гостиный двор св. Диармида»: «Я хотел бы поговорить с мадемуазель Алисой Роук».

Через несколько секунд регистратор ответил: «К сожалению, в данный момент ее нет в нашей гостинице».

«Вы не ошиблись? Она все еще в номере 262?»

«Нет, сударь, она остановилась в номере 441».

«А кого-нибудь из ее друзей там нет?»

«Нет, сударь, ее никто не ожидает. Не желаете ли оставить ей сообщение?»

«Пожалуй, что нет. Все это не так уж важно».

«Благодарю вас».

Герсен сложил кое-какое оборудование в чемоданчик. Для того, чтобы к нему больше не приставали в приемной, он переоделся в вечерний костюм, и только после этого вышел.

Как раз наступил традиционный «перерыв на чай» – сырые старые улицы Понтефракта заполнились мужчинами в раздувающихся коричневых и черных сюртуках и полногрудыми розовощекими женщинами в широких узорчатых юбках и черных накидках. Герсен вскоре прибыл в гостиницу «Двор св. Диармида». В вестибюле он не заметил ничего, что заслуживало бы особого внимания.

Приблизившись к стойке регистратора, он притворился, что делает какие-то расчеты на листе бумаги. Служащий наблюдал за ним некоторое время, после чего спросил: «Чем я могу вам помочь, сударь?»

Герсен записал на бумаге еще несколько номеров – регистратор взирал на него в замешательстве.

«Я приехал на конгресс нумерологов. Мне нужно снять номер на несколько дней или на неделю, – сказал наконец Герсен. – Математический резонанс указывает на номер 441 – я хотел бы остановиться именно в нем». Герсен положил на стойку монету; регистратор сверился со списком постояльцев на экране.

«Сожалею, сударь! Этот номер уже занят».

«Тогда мне следует остановиться в соседнем номере, 440 или 442».

«Я могу предложить вам номер 442, он свободен».

«Меня это вполне устроит. Меня зовут Альдо Брайз».

Оказавшись в номере 442, Герсен приложил микрофон к обшивке стены и прислушался. Из номера 441 не доносилось ни звука. Герсен опустился на колени в углу, просверлил миниатюрное отверстие и спрятал в нем почти незаметный приемник-ретранслятор, после чего соединил записывающее устройство с телефонным аппаратом и положил устройство в ящик стола. Замкнув цепь, он убедился в том, что все работает, и покинул номер.

Вернувшись в редакцию «Актуала», он зашел к себе в кабинет, осторожно снял шляпу и положил ее на полку. Только после этого он уделил внимание Алисе величественным кивком; та ответила скромным бормотанием и украдкой покосилась на него из-под длинных темных ресниц. Герсен уселся за стол, крякнул и молча сидел не меньше пяти минут, нахмурившись и уставившись в пространство – так, словно он о чем-то глубоко задумался. После этого он поднялся на ноги и прошел по коридору в сортировочное помещение.

Служащие работали не покладая рук. Герсен включил экран компьютера и взглянул на сводку результатов. Теперь личности всех запечатленных на фотографии лиц можно было считать установленными – за исключением номера 6, пользовавшегося множеством различных имен и прозвищ. Никто, однако, еще не упомянул имя «Ховард Алан Трисонг».

Герсен вернулся в кабинет. Алиса, наклонившаяся над столом, подняла голову: «Как проходит конкурс?»

«Превосходно – в том, что касается рекламы журнала. Число ответов превосходит ожидаемое на семнадцать процентов».

«Но никто еще не выиграл главный приз?»

«Еще нет».

«Почему в журнале опубликовали именно эту фотографию?»

Герсен подошел к своему столу, уселся с весомостью судьи, начинающего арбитраж, и надменно произнес: «Мне никогда не приходило в голову задавать этот вопрос».

Уголки губ Алисы чуть опустились, но она ничего не сказала.

Спустя несколько секунд Герсен сложил домиком кончики пальцев: «Думаю, что не будет ничего страшного, если я вам сообщу – под строжайшим секретом, разумеется – что все изображенные на фотографии лица, за исключением одного, опознаны».

Алиса безразлично пожала плечами: «Меня это не слишком интересует, господин Лукас».

«Ну, зачем же так? – тяжеловесно-шутливым тоном отозвался Герсен. – Не сдавайтесь так легко! Насколько я помню, вы упомянули, что приехали с Цитереи Темпестре?»

«Да, я там прожила несколько лет».

«И, насколько мне известно, на Цитерее люди ведут себя самым непринужденным образом?»

Алиса задумалась: «Не уверена, что я вас понимаю. Что вы имеете в виду, когда говорите о „непринужденном“ поведении?»

«Разве там не наблюдаются… скажем так, некоторые излишества?»

«Наблюдаются, время от времени. Туристы нередко позволяют себе отвратительные выходки, особенно находясь далеко от дома. Причем наихудшая репутация – у приезжих из Понтефракта».

Герсен рассмеялся. Наблюдая за ним уголком глаза, Алиса явно подумала: «В конце концов, даже этому идиоту не чуждо нечто человеческое».

«Разве вам не приходилось посещать казино на Диком Острове? Говорят, посетители проигрывают там огромные деньги».

«Тот, кто надеется что-нибудь выиграть в казино, сам виноват».

Герсен произнес заунывно-суровым тоном: «Проигранные ими деньги в конечном счете обогащают заправил преступного мира».

«Я об этом слышала, – отозвалась Алиса. – Можно сказать, что мой отец тоже обогащается за счет казино, но его никак не назовешь заправилой преступного мира».

«Надеюсь, что нет. Он – азартный игрок?»

«Ни в коем случае. Он проектирует игровые автоматы и регулирует их таким образом, чтобы владельцы казино могли обчищать карманы игроков. Его развлекает такая работа. Он говорит, что не испытывает ни малейшей симпатии к игрокам. Он считает их потакающими своим прихотям ленивыми глупцами, если не психически больными людьми». Алиса смерила Герсена невинным взором: «Надеюсь, вы не испытываете пристрастия к азартным играм, господин Лукас? Я не хотела бы нечаянно вас оскорбить».

«Не беспокойтесь на этот счет, мисс Роук. Я не интересуюсь азартными играми, и меня не так-то легко оскорбить».

«По поводу конкурса – кого из сфотографированных лиц еще не опознали?»

Герсен спокойно ответил: «Номер шестой».

«И когда завершится этот конкурс?»

«Не знаю, – Герсен взглянул на часы. – Сегодня у меня для вас больше нет никаких поручений, мисс Роук. Вы можете идти в любое время, когда вам будет удобно».

«Благодарю вас, господин Лукас». Алиса накинула куртку и направилась к двери. Задержавшись, она обернулась с неуверенной улыбкой: «Не нужно ли будет еще что-нибудь сделать сегодня вечером, господин Лукас?»

«Нет, спасибо, мисс Роук. До завтрашнего утра!»

Алиса ушла. Герсен зашел в сортировочное помещение и некоторое время наблюдал за служащими. Затем он вернулся в кабинет, снял ненавистный сюртук и подверг стены, окна, пол, потолок и все содержимое кабинета тщательной методичной проверке. Если бы это потребовалось, он мог бы применить детекторы, улавливающие малейшие изменения энергетических полей, но процесс измерения таких полей как таковой мог привести к возбуждению искомых датчиков и разоблачить его бдительность. Высоко под потолком, в углу, Герсен заметил несколько нитей паутины, легко ускользавших от внимания, если к ним не приглядывались нарочно; возможно, это действительно была паутина.

Изучив подозрительные нити, через несколько минут Герсен решил, что виновником их появления был паук, и смел их на пол.

Усевшись в кресло, расстегнув воротник и развязав шейный платок, Герсен размышлял. За окном темнело. Выйдя в приемную, Герсен обнаружил, что уже началась вечерняя смена. Понаблюдав за работой служащих, Герсен придал своему костюму первоначальный вид, вышел на улицу и прошелся, вдыхая прохладный вечерний туман, к отелю «Вертеп крючкотворов».

Швейцар приветствовал его суровым поклоном; лакей поспешил взять у него из рук шляпу и помог ему подняться по лестнице – так, словно Герсен был дряхлым стариком.

Герсен поднялся к себе в номера. Избавившись от сюртука, он присел у телефона и уже поднес руку к аппарату, но задержал ее в воздухе. Поколебавшись, он мрачновато усмехнулся: подслушивающие устройства в «Вертепе крючкотворов»? Немыслимо!

Для того, чтобы полностью убедиться в отсутствии таковых устройств – в конце концов, входная дверь апартаментов не запиралась на замок – Герсен проверил помещения с помощью детектора энергетических полей, параметры которого он тщательно запрограммировал сам.

В номерах не было ни подслушивающих устройств, ни скрытых видеокамер.

Герсен снова подсел к телефону и позвонил в номер 422 гостиницы «Двор святого Диармида».

«Господина Брайза нет, – прозвучал голос автоответчика. – Пожалуйста, оставьте сообщение».

Герсен произнес пароль, включавший записывающее устройство. Тональный сигнал оповестил его о том, что устройство зарегистрировало какой-то разговор, и на экране аппарата Герсена появилось время начала записи – разговор состоялся полтора часа тому назад.

Сначала прозвучал голос Алисы: «Позовите, пожалуйста, господина Альберта Стрэнда».

«Одну минуту, мадам», – этот голос, по мнению Герсена, принадлежал какому-то чиновнику или служащему. Через несколько секунд прозвучал другой голос: «Привет, Алиса!»

«Добрый день, господин Искромолот. Я…»

«Шшш! Ай-ай-ай, как тебе не стыдно! Не забывай: здесь я – Альберт Стрэнд из семьи Стрэндов, владеющей поместьем в округе Вомбс».

«Прошу прощения! Разве это имеет какое-то значение?»

«Кто знает? – откликнулся беззаботный голос. – Мы имеем дело с ловкими людьми. Конечно, мы с ними справимся, но зачем напрасно жертвовать преимуществами? Отвага, энергия, хитрость, решительность! Таковы наши побуждения!»

«Не забывайте о страхе», – тихо, с горечью сказала Алиса.

«Само собой, о страхе никогда нельзя забывать! Итак, что тебе удалось узнать?» – у говорившего был выразительный голос, и он умел виртуозно им управлять. Герсен слушал, как завороженный.

Алиса, напротив, отвечала голосом, почти лишенным всякого выражения: «Сегодня утром, когда я пришла на работу, господин Лукас сказал, что я буду выполнять обязанности его личной секретарши».

«Надо же! Я на это не рассчитывал. И что из себя представляет этот господин Лукас?»

«Он очень беспокоится о секретности – чрезвычайно беспокоится. Мне не позволяют заходить в комнату, где просматривают ответы участников конкурса. Сегодня, пока его не было, я дважды пыталась туда пройти, но госпожа Энч приказала мне вернуться в кабинет Лукаса. Я спросила Лукаса о том, как проходит конкурс, и он весь надулся важностью. Сказал, что личности всех сфотографированных людей установлены, кроме одного – номера шестого. Никто еще не объявлен победителем, и в ближайшее время такое объявление не ожидается».

«И это все?»

«Боюсь, что это все. Господин Лукас рассказывает очень мало. Он одевается, как расфуфыренный болван, но при этом он очень осторожный и проницательный болван – если вы понимаете, что я имею в виду».

«Прекрасно понимаю. При всем при том, надо полагать, он не слепой и не может не поддаться твоему незаурядному очарованию».

«Как вам сказать… я в этом не уверена».

«В таком случае попробуй, узнай! У нас очень мало времени. В ближайшем будущем меня ждут важные дела».

«Сделаю все, что смогу, господин Стрэнд». Алиса поколебалась, после чего прибавила: «По сути дела, вы так и не объяснили мне, что в точности от меня ожидается».

«Даже так? Я недостаточно ясно выразился? – на мгновение голос Стрэнда стал язвительным, даже ядовитым. – Узнай, почему они используют именно эту фотографию! Каким образом, где и когда они ее получили? Что-то происходит, что-то скрывается за этим конкурсом – и я хочу знать, что».

Разговор закончился.

На следующий день Алиса представила второй отчет: «Господин Стрэнд?»

«Я здесь, Алиса».

«Мне практически нечего вам сказать. Сегодняшний день мало отличался от вчерашнего. Я попыталась обсуждать конкурс, но господин Лукас не отвечает на мои вопросы. Он только сидит, как вкопанный, и смотрит на меня свысока».

«Алиса, времени почти не осталось, – теперь Стрэнд говорил жестким, почти шипящим голосом, ничем не напоминавшим его вчерашний мелодично-приветливый тон. – Мне нужны результаты. Обстоятельства тебе известны».

«Завтра я снова попробую», – упавшим голосом сказала Алиса.

«Советую применять более эффективные средства».

«Но я не могу ничего придумать! Он все время держит язык за зубами!»

«Затащи его в постель. Трудно держать язык за зубами, лежа в постели с голой женщиной».

«Господин Искромолот… то есть, Стрэнд! Я не могу так себя вести! Я даже не знаю, как это делается!»

«Не притворяйся, Алиса! Все знают, как это делается! – Стрэнд усмехнулся; угрожающая хрипотца исчезла – теперь он говорил весело, живо, почти срывающимся от волнения голосом. – Если это необходимо, ты сможешь это сделать – а ты сама знаешь, что это необходимо!»

«Господин Стрэнд, в самом деле, я не…»

«Алиса, не делай из мухи слона! Все очень просто. Улыбнись ему – он пригласит тебя с ним поужинать. Одно за другим – и скоро ты уже будешь лежать с ним в постели, голая. Господин Лукас пыхтит и барахтается, как рыба, выброшенная на берег. Ты начинаешь хныкать. «Дражайшая Алиса! – восклицает господин Лукас. – Почему ты плачешь в этот миг радости и наслаждения?»

«Потому что, господин Лукас, мне стыдно, я боюсь! Вы просто развлекаетесь со мной, вы меня не любите!»

«Неправда, Алиса! Я тобой восхищен, я тебя обожаю! Неужели ты не чувствуешь? Одна мысль о твоих оранжевых локонах на этой белой подушке заставляет меня дрожать от страсти! Пощупай мой пульс! О нет, я не развлекаюсь! Я от тебя без ума!»

«Но вы обращаетесь со мной так, как будто я вам чужая! Почему вы не можете проявлять ко мне хоть какое-нибудь уважение?»

«Я готов продемонстрировать свое уважение в любой момент и любым способом!»

«Нет, не таким способом, пожалуйста… Я хочу заслужить ваше доверие, хочу, чтобы вы меня ценили. Например, когда я проявляю вполне естественное любопытство по поводу того, что происходит в редакции и каковы результаты конкурса, вы от меня отворачиваетесь и молчите. Именно поэтому мне хочется плакать».

«Хрмфф, эрр… Я не хотел бы, чтобы мы ссорились из-за таких пустяков. Завтра, у меня в кабинете…»

«Нет, Генри, завтра вы снова ко мне охладеете! Вы должны открыться мне сейчас, чтобы доказать, что вы мне полностью доверяете».

«Ну ладно, все это, на самом деле, не так уж важно». Вот таким образом – и он все тебе расскажет, все свои секреты – все это из него вырвется залпом, как вульгарная отрыжка. А утром, истомленная, но радостная, ты сообщишь мне все, что от него узнала, и все будет хорошо. В противном случае… – тут Стрэнд немного помолчал. – В противном случае… – его голос понизился на октаву, – я не могу гарантировать, что все обойдется».

«Понятно».

«Ты справишься?»

«Наверное, постараюсь».

«Не забывай, время не ждет! Я уже связал себя обязательствами, отсрочка невозможна: мне предстоит снова увидеться с дорогими одноклассниками – я их не видел столько лет, представляешь? Так что, пожалуйста, приложи все возможные усилия для того, чтобы выполнить мое маленькое поручение – примерно так, как я его обрисовал. В конце концов, тебя привезли в Понтефракт именно с этой целью».

«Сделаю все, что смогу, господин Стрэнд».

«Всего, что ты сможешь, окажется вполне достаточно – я в этом совершенно уверен».

Разговор закончился; в номере гостиницы наступила тишина.

Глава 5

Из тома III, «Рыбы Алоизия», энциклопедии «Фауна миров системы Веги» Рапунцеля К. Фанка:

«Гейд (так называемый «ночной поезд»): великолепная глянцевая черная рыба, часто достигающая шести метров в длину. Тело исключительно правильных пропорций, с почти круглым поперечным сечением. Большая голова с тупым носом, одним глазным яблоком, напоминающим стручок слуховым органом и широкой пастью, демонстрирующей, когда она открывается, впечатляющее количество зубов. Начинаясь сразу за головой и почти до самого хвоста продолжается вереница шиповидных позвоночных выростов (их число зависит от возраста, но не превышает пятидесяти одного); на конце каждого выроста находится люминифер, по ночам испускающий яркий голубой свет.

Днем гейд плавает в придонных глубинах, где он питается взморняками, борсами и прочими подобными организмами. С заходом солнца «ночной поезд» поднимается к поверхности моря и начинает двигаться непрерывно и прямолинейно, пересекая волны вереницей голубых огней.

Пелагические перемещения «ночного поезда» до сих пор не находят объяснения. Рыба непрерывно движется по одному и тому же курсу, словно стремится к какому-то пункту назначения. Таким пунктом могут быть мыс, остров или, возможно, еще не отмеченная на карте подводная возвышенность посреди океана. Достигнув своей цели, «ночной поезд» примерно полчаса дрейфует, почти не шевелясь, как если бы рыба действительно была поездом, прибывшим на станцию и ожидающим, пока его разгружают – или пока пассажиры занимают свои места. Затем рыба величественно разворачивается и решительно направляется туда, откуда поступает некий различимый только гейдом сигнал – к следующему пункту назначения, который может находиться на расстоянии восьми тысяч километров.

Те, кому привелось видеть эту рыбу ночью, когда она рассекает огнями черные воды алоизийских океанов, говорят, что это незабываемое зрелище».

Герсен нервничал и не находил себе места. Он вышел из редакции и стал прогуливаться по кривым вечерним улочкам Понтефракта.

К некоторому своему удивлению, в конечном счете он оказался напротив «Гостиного двора св. Диармида». Герсен задержался и рассмотрел фасад гостиницы, по местным понятиям довольно-таки кричащий, выложенный голубой и сиреневой керамической плиткой. Продолжая бесцельно бродить, Герсен пересек Маллони-сквер и углубился в Портовый Старый город – не самый пристойный район таверн, причудливых лавок, ателье художников, торгующих жареной рыбой киосков и не рекламирующих себя борделей, обозначенных, однако, как того требовали древние законы, тусклыми фонарями из зеленого стекла. Мало-помалу Герсен дошел до набережной.

Он стоял, глядя на далекие огни Порт-Руфуса, мерцавшие на другом берегу Бутылчатого залива. Вечерний бриз щекотал ноздри запахом илистых алоизийских отмелей. Герсену довелось стоять на берегах многих морей многих миров – и у каждого моря был свой аромат… Неподалеку, на конце причала, гирлянда цветных лампочек украшала вход в ресторан. Герсен прошелся по причалу и заглянул в ресторан – там, судя по всему, было чисто и весело, на столах расстелили опрятные красные скатерти. У ресторана было длинное название: «Гриль Мердока с видом на залив».

Герсен зашел внутрь и поужинал фирменным блюдом хозяина – главным образом, свежей рыбой и дарами моря, поджаренными на открытом огне. Алоизийская кухня в целом отличалась пресной непритязательностью; Мердок, однако, не боялся приправлять стряпню пахучими травами и пикантными соусами… Герсен долго смотрел в темные окна на огни Порт-Руфуса и прислушивался к медленному ритмичному бормотанию волн под старыми сваями причала.

По-видимому, с возрастом Герсен все чаще становился подвержен странным переменам настроения, которым трудно было подыскать однозначное определение. В молодости его эмоции сосредоточивались вдоль одного вектора: ненависти, скорби, жажды мщения. Преданность своему делу делала его безрадостным, напряженным и страстным. Теперь в нем соревновались несколько эмоциональных векторов, направленных в разные стороны. Ослабевала ли, тем самым, интенсивность его целеустремленности? Бесполезный вопрос… Его стратегия оказалась по меньшей мере отчасти результативной. Герсену удалось заманить Ховарда Алана Трисонга; князь тьмы был где-то близко – может быть, даже в самом Понтефракте. Может быть, уже сейчас Трисонг шел по горбатой старой улочке или отдыхал в одном из чопорных отелей, думая свои жестокие думы, составляя свои кровавые планы.

Герсен посмотрел по сторонам: не исключено, что Трисонг тоже ужинал именно здесь… Среди посетителей «Гриля Мердока» не было, однако, ни одного высокого худощавого человека с широким лбом мыслителя и коварно кривящимся ртом. Трисонг ужинал не здесь.

Герсен подошел к телефону и позвонил в «Вертеп крючкотворов».

«Говорит Генри Лукас. Не остановился ли у нас мой знакомый, господин Альберт Стрэнд?… Нет? А господин Искромолот?… Никого под этим именем? Тогда, пожалуйста, сделайте мне одно одолжение. Конфиденциально – не упоминая мое имя – попробуйте узнать, где остановились господа Искромолот и Стрэнд».

«Сделаю все, что могу, сударь».

Герсен вернулся к своему столу. Вряд ли ему удалось бы найти Трисонга так легко. Последнего князя тьмы нужно было дразнить, приманивать, надувать – и в этом отношении Алиса Роук становилась, в силу необходимости, самой удобной посредницей. «Исключительно любопытная комбинация! – думал Герсен. – Особенно учитывая тот факт, что Алиса считает меня чванливым, щепетильным, тщеславным, расфуфыренным болваном».

Покинув ресторан, Герсен вернулся в «Вертеп крючкотворов». Как и ожидалось, регистратор в приемной не сумел найти ни господина Стрэнда, ни господина Искромолота. Герсен заверил его в том, что эти розыски не имели большого значения, и поднялся к себе в номера.

Никто не заходил к нему в номера с тех пор, как он ушел – потайной детектор, установленный Герсеном на двери, остался в прежнем состоянии.

Наутро камердинер превзошел самого себя и одел Герсена в костюм настолько великолепный, что даже швейцар уставился на него с восхищением. Когда Герсен прибыл в редакцию «Актуала», Алиса Роук уже сидела за своим столом у него в кабинете. Герсен вежливо поздоровался с ней – она ответила тем же. Сегодня на ней была темно-коричневая юбка до колен и пепельно-бежевая безрукавка, прекрасно подходившая оттенком к ее коже и прическе. Юбка и безрукавка выгодно подчеркивали ее формы; она расчесала оранжевые волосы до блеска. Сидя за столом, Герсен притворился, что забыл о ее присутствии. Несколько раз, поднимая глаза, он замечал, что Алиса на него смотрит – задумчиво, оценивающе, с тревожным любопытством.

Герсен направился в сортировочный отдел. Госпожа Энч принесла ему письмо: «Почти что победитель конкурса, господин Лукас! Можно считать, что победитель! Как все это странно – во сне не приснится!»

Герсен прочел письмо:

«Координаторам конкурса, объявленного журналом «Актуал» в Понтефракте на Алоизии

Дамы и господа!

Я могу назвать всех лиц, изображенных на опубликованной вами фотографии. Моя обязанность состояла в том, чтобы прислуживать им во время ужасной вечеринки, стоившей жизни большинству из ее участников. Фотография была сделана в «Зале росистых цветов» ресторана отеля «Дикоостровский». Присутствующие собрались попробовать знаменитые плоды чарнé, которые необъяснимым образом отравили их всех, за исключением господина Искромолота. Ниже перечисляются имена всех сидящих за столом, слева направо:

  • Шеррод Йест
  • Дианта де Трамбюскюль
  • Беатриса Утц
  • Робан Мартилетто
  • Сабор Видоль
  • Сайлас Искромолот
  • Джон Грэй

Стоят следующие лица:

  • Иэн Билфред
  • А. Гизельман
  • Артемус Гадаут

Мне известны их имена, потому что я сам подготовил и расставил на столе их карточки. Присутствовали еще два человека, ни один из которых не ел чарнé – они остались в живых. Кстати, фотография эта была сделана для того, чтобы зарегистрировать фирменные знаки поваров, приготовивших чарнé. Эти знаки – игрушечные трехцветные семафоры, установленные у каждого блюда. Тайна отравления усугубляется тем фактом, что разные порции чарнé готовили несколько разных поваров. По всей видимости, яд был добавлен с помощью каких-то столовых приборов.

Надеюсь, мой ответ удовлетворяет условиям вашего конкурса, и я смогу получить приз.

Клетус ПарсивальОтель «Дикоостровский»Дикий Остров, Цитерея Темпестре».

«Исключительно любопытное письмо! – согласился Герсен. – И, судя по всему, неподдельное».

«Мне тоже так показалось, – госпожа Энч бросила на Герсена вопросительный взгляд. – Вы уже знали о том, что сообщил этот Парсиваль – о том, что всех этих людей отравили?»

«Меня это удивило не меньше вашего. Но популярности „Актуала“ это не помешает».

«Почему бы кто-нибудь из них стал пробовать чарнé, если бы знал, что оно отравлено? Что там на самом деле произошло?»

«Именно так, госпожа Энч. Совершенно непонятно».

«Что ж, господин Парсиваль сумел назвать всех – и, судя по ответам других участников опроса, он назвал их правильно».

«Всех, за исключением номера шестого. „Искромолот“ – не фамилия, а прозвище».

«Хммф! – госпожа Энч подняла брови. – Этот номер шестой – какой-то призрак или фантом; многие его видели, но никто толком не знает, как его зовут».

«Да, очень странный субъект».

«Я склоняюсь к тому, чтобы объявить Клетуса Парсиваля победителем и больше этим не заниматься, – заявила госпожа Энч. – Больше никто не сумел прислать нам такой полный и достоверный список имен».

«Готов с вами согласиться, – кивнул Герсен. – Тем не менее, следует подождать, пока не закончится поступление ответов. Почта все еще приходит?»

«Приходит, примерно в том же количестве. Может быть, чуть реже, чем раньше».

«Что ж, госпожа Энч, продолжайте полезный труд. И попросите служащих с особенным вниманием относиться к любым упоминаниям номера шестого».

«Обязательно так и сделаю, господин Лукас», – в отличие от Алисы Роук, госпожа Энч считала Герсена воспитанным и вежливым джентльменом. «Без сучка без задоринки», – отзывалась о нем госпожа Энч, когда сплетничала со своей сестрой.

Герсен взял с собой письмо Парсиваля и вернулся в кабинет.

Алиса с энтузиазмом спросила: «Какие-нибудь интересные новости?»

Герсен торжественно уселся за стол. Алиса ждала – на ее лице застыла маска радостного ожидания.

Герсен проблеял самым гнусавым и высокомерным тоном: «Насколько я понимаю, мы получили письмо, называющее всех сфотографированных лиц».

«И ему можно доверять?»

«Респондент утверждает, что самолично готовил и расставлял именные таблички на банкете».

«Таким образом, он никак не мог ошибиться?»

«Мог. Идентификация одного из присутствовавших продолжает оставаться сомнительной».

«Неужели? Кого именно?»

Герсен устремил на секретаршу суровый взгляд: «Не уверен, что мне подобает высказывать замечания по этому поводу, Алиса. По меньшей мере, еще рано делать окончательные выводы».

Лицо девушки осунулось, она слегка поморщилась. Украдкой наблюдая за ней, Герсен думал: «Теперь она изобретает самый надежный способ меня соблазнить и заморочить мне голову».

Алиса вскочила на ноги, подошла к серванту и налила две чашки чая. Поставив одну перед Герсеном, она взяла другую и прислонилась к краю своего стола – скорее, даже присела на него: «Вы всегда жили в Понтефракте, господин Лукас?»

«Не всегда, конечно – я много путешествовал».

Алиса вздохнула: «В Понтефракте все какое-то серое, безличное – после пяти лет, проведенных на Диком Острове, здешний образ жизни производит мрачноватое впечатление».

Герсен не выразил никакой симпатии: «Не совсем понимаю, почему вы решили вообще сюда приехать».

Алиса грациозно пожала плечами: «Тому десяток причин. Охота к перемене мест. Непоседливость. А вы когда-нибудь бывали на Цитерее?»

«Нет, никогда. Говорят, что там преобладает исключительно гедонистическая среда, и что образ жизни цитерейцев – самый нетрадиционный».

Алиса рассмеялась и вызывающе покосилась на Герсена: «В некоторых случаях это так. Но не во всех. На Диком Острове можно найти любой стиль жизни. Моя мать, например, почти так же строго придерживается консервативных традиций, как вы».

1 Возможно, присвоение Трисонгом такого титула в какой-то мере объясняется выдержкой из редкого телефонного интервью, во время которого Трисонг заявил: «Люди эксплуатируют животных, удовлетворяя свои потребности, и не видят в этом ничего особенного. Так называемые „преступники“ эксплуатируют повсеместное человеческое быдло сходным образом и на тех же нравственных основаниях; следовательно, преступников на самом деле надлежит считать „сверхлюдьми“».
2 МСБР: Межпланетная служба безопасности и расследований – первоначально небольшое бюро, собиравшее и сортировавшее информацию для различных полицейских служб Ойкумены; постепенно расширяя область своей деятельности, выполняя дополнительные функции и заключая подрядные договоры о проведении особых расследований, в конечном счете МСБР превратилась в крупнейшую и самую эффективную правоохранительную организацию населенной человеком части Галактики.
3 Герсен ссылается на известное утверждение из книги Майкла Диаса «Психология преступника».
4 В Монтплезанте, небольшом городке в сельской местности на планете Провидение, с неба спустились корабли синдиката пяти главарей преступного мира – так называемых «князей тьмы». В наказание за то, что местные муниципальные власти отказались платить им требуемую дань, пираты увезли в рабство жителей городка, убивая каждого, кто пытался сопротивляться. Кёрт Герсен и его дед случайно избежали общей участи, после чего Герсен посвятил практически всю жизнь подготовке к возмездию за это преступление – и возмездию как таковому.
5 Опытные космические путешественники становились чувствительными к различиям между пригодными к дыханию атмосферами – для каждой индивидуальной планеты характерны свои неповторимые уровни концентрации инертных газов и кислорода, а также сложные сочетания летучих органических выделений. В воздухе Нового Принципа Герсен отметил отдающий плесенью едковатый, почти перечный запашок – по-видимому, исходящий от сплошного покрова дерна на болотистых пустырях.
6 По всеобщему соглашению, возраст и почти все остальные сроки указывались в соответствии с земными стандартами.
7 Драгоценные керамические изделия туземцев архипелага Сусимара на Планете Желтого Солнца.
Продолжить чтение