Читать онлайн Кимка & компания бесплатно

Для среднего школьного возраста
Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.
© Евдокимова Н., текст, 2016
© Мяконькина В., иллюстрации, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом “Самокат”», 2016
* * *
Мы откроем вам секретное знание: если вы хотите гулять, то просто идите и гуляйте. А если хотите сидеть и смотреть телевизор, то сидите и смотрите. Только не обижайтесь потом, что вы смотрите, а кто-то гуляет, нечего! Вот Кимка гуляет, а семья его смотрит. И всё у них гармонично. Он с родителями даже встретиться может, если его когда по телевизору покажут. Это очень удобно! А если у него вдруг брат появится, так можно за ним домой вернуться и вместе гулять. И подругу Астю прихватить с собой. С хорошей компанией и в космос можно, и в параллельные пространства, и просто по картофельному полю пройтись. Так что выбирайте себе команду – и вперёд!
Я ребёнок как ребёнок, ничего такого особенного. Зовут меня Кимка, а по-взрослому – Евдоким. Сейчас мне девять лет, а потом будет по-разному. Когда я родился, мне вообще нисколько не было. Но это со всеми так.
Семья у меня такая: мама смотрит телевизор, папа смотрит телевизор, бабушка смотрит телевизор, дедушка смотрит телевизор. Как вы уже поняли, моя семья смотрит телевизор. А я, как всякий нормальный ребёнок, гоняю мячик на улице. Один раз трое суток гонял. Вернулся, а моя семья смотрит телевизор – ночную передачу показывают. Я тогда съел свой телеужин и спать лёг.
Утром выхожу на улицу, а меня мужчина с бородой останавливает. Борода большая, а мужчина маленький такой, круглый.
– Привет, – говорит, – Кимка. Ты у нас сегодня в космос полетишь.
– Здорово! – говорю я. – Давайте.
– Давайте, – хмыкает борода. – Это ещё до космодрома надо добраться. И выяснить у тебя, правда ли ты хочешь в космос полететь или так, из вежливости согласился.
– Я люблю летать в космос, – говорю я. – Особенно сегодня.
– Вот и замечательно! – говорит мужчина с бородой. – Очень редко в наше время кто любит в космос летать. Всё больше телевизор смотрят. И то не космическое, а так, всякое.
Он мне всё это рассказывает, а мы уже на космодром едем. Там загрузили меня в ракету и дверь закрыли. Даже не закрыли, а задраили. И не дверь, а люк. Я смотрю, а космическая команда вся из иностранцев состоит – это по глазам видно. Я им говорю:
– Хай! Ай эм детский мальчик нэйм Кимка.
– Хай, – говорят иностранцы, – детский мальчик нэйм Кимка. Мы и по-русски неплохо говорим, учить заставили. А ты быстро надень скафандр, а то простудишься.
– Чего это я простужусь? – возмущаюсь я.
– А у нас сквозняки.
– А я закалённый. Не был бы я закалённый, – это я говорю, а сам в скафандр залезаю, – не взяли бы меня в космос. А какая, – это я уже из скафандра говорю, – у меня миссия?
– Твоя миссия – лететь с нами, – говорит один космонавт. – А то нам скучно. Давайте уже взлетать.
И он в иллюминатор тем людям, что на улице, показал табличку с надписью: «Давайте уже взлетать». А я дописал: «И поскорее».
И вот мы летим. Как только началась невесомость, я сразу стал в люк стучаться.
– Выпустите меня! – говорю. – Мне срочно нужно выйти в открытый космос.
– Нет уж, – говорят иностранные космонавты. – Давай хотя бы до станции долетим.
– Скучные вы, – говорю я им. – Скучные вы, и с вами скучно.
– Выпусти ты его, – говорит космонавт. – Пусть ребёнок свежим воздухом подышит.
Я вышел в открытый космос, перегрыз канат и домой полетел. Чего я в этом космосе не видел! Чернота сплошная. А один из космонавтов высунулся в люк и кричит:
– Куда же ты смылся?! Ты же сгоришь в атмосфере!
– Вот ещё, – говорю я. – Я у вас огнетушитель прихватил. Пока, как-нибудь в следующий раз!
Махнул огнетушителем и дальше полетел. Приземлился где-то в парке возле нашего дома. А тут моя одноклассница Астя увидела меня и давай смеяться:
– Кимка в скафандре! Кимка в скафандре!
Я вылез из скафандра и спрашиваю сердито:
– Чего смешного-то?
А она надулась и говорит:
– Уже ничего.
А потом подумала немножко и добавила:
– Тебя, кстати, год не было. Теперь тебе по всем предметам нас догонять. Ха-ха-ха.
– Да ну тебя, – сказал я ей. – Пойду лучше спасу кого-нибудь.
И тут как раз кстати на какого-то маленького мальчика собака нападает. Я давай струёй из огнетушителя кусательный запал тушить. И на Астю немного направил, просто так, случайно.
Прихожу домой – а у меня, оказывается, брат родился. А все сидят и телевизор смотрят, один брат только в коляске с мячиком лежит.
– Как брата назвали-то? – спрашиваю.
– Не помню, – говорит папа. – То ли Демидом, то ли Кимкой.
– Пусть будет Демид, – говорю я. – Кимка у вас уже есть.
И пошёл уроки учить за весь год.
На следующее утро выхожу из дома, а во дворе наши учителя собрались и что-то обсуждают. Я подошёл поближе, влез в толпу, встал посерёдке и спрашиваю:
– Это чего у вас тут?
– Это у нас тут педсовет намечается, – говорит директор. – Не мешай. Может, мы придумаем что-то новое или кого-то исключим. На свежем воздухе это запросто.
А я влез на скамейку и давай нараспев кричать:
– Педсовеееееееет, педсовеееет, педсовеееееетик!!!
А директор говорит недовольно:
– Ты, Кимка, не кричи. Пока ты тут летал, у нас много чего изменилось. И педсоветы на улице проводят, и птицы летают ниже, – он это говорит, а над ним как раз ворона пролетает.
– За год-то! – смеюсь я. – Не смешите мои коленки (тут все учителя на мои коленки посмотрели). Просто вы давно меня не видели, вот и пришли все. Идите уже в школу, вас там люди ждут.
Учителя тут же в школу побежали. А директор бежал и на меня всё оглядывался. А Астя подходит и говорит:
– То собаку распугаешь, то учителей… И не жалко?
А я посмотрел на неё серьёзно и говорю:
– Полезли на крышу, и чем выше, тем лучше.
– Зачем это? – спрашивает Астя, а взгляд такой любопытный-любопытный.
– Зачем-зачем, – будто бы переспрашиваю я. – Подвиги совершать. Ты где больше любишь совершать подвиги?
– Дома, – говорит Астя. – Когда никто не видит. Посуду, там, помыть…
– Посуда – это не подвиг, это керамика, – говорю. – Топай за мной.
Астя стала руками размахивать и топать громко. Теперь вам ясно, почему мы друзья? Я тоже топал. Так мы протопали по лестнице наверх, а какая-то тётенька высунулась из-за двери и давай возмущаться:
– Неслыханно! Неслыханно!
Я тогда Асте говорю:
– Топай ещё громче, вон той тётеньке до сих пор не слышно ничего.
А Астя говорит:
– Раз не слышно, я могу достать дудку и подудеть, – и она достала из рюкзака дудку и подудела.
Тётенька тут же дверь захлопнула – услышала наконец-то. Это всё потому произошло, что она телевизор смотрит – это я по глазам увидел. Чем чаще смотрят телевизор, тем громче его включают, это такое глупое правило.
Влезли мы шумно на крышу – смотрим, а её всю заполонили какие-то существа. Маленькие, не достают мне до колен, пушистые, цвета укропа. Они потеснились, чтобы нас не задевать, и дрожат.
– О, – говорит один из них, – Кимка и Астя. А вы хотите подвиг совершить?
– Мы за этим сюда и пришли, – говорю я. – Но если вас всех нужно сбросить с крыши, даже не надейтесь.
– Злые у тебя мысли, – говорит один укропчатый. – Ты просто перережь вот эту верёвочку, – и руки мне протягивает.
Смотрю, а у него руки связаны. И все укропчатые давай руки протягивать, и у всех они связаны.
– За что вас так? – спрашивает Астя. – Может, справедливо?
– Несправедливо! – громыхнули все укропчатые, а первый продолжает:
– Это один наш там король взял нас сюда – отправил, руки связал – был в плохом настроении. А потом сам так расстроился, что от грусти исчез куда-то.
Я взял из Астиного рюкзака ножницы, верёвочку перерезал и говорю укропчатому:
– Теперь давай, остальных освобождай.
– А это, – говорит укропчатый, – не моё дело. Я трусливый и подвигов совершать не умею.
Так мы с Астей совершили сто пятьдесят восемь подвигов, а эти пушистые говорят:
– Теперь домой нас ведите, а то мы одни боимся.
– Что мы будем там делать? – спрашиваю. – Мне и здесь, на крыше, неплохо.
Эти пушистые задумались – наверное, им тоже было неплохо на крыше. И один придумал:
– Мы будем королю этому мстить. А то что он?
А другой добавляет:
– Дорога только не близкая. Король этот самый портальчик-то открыл и смылся. Теперь только пешком через ближайшие переходы. А на крыше действительно неплохо.
Ну, и мы пошли мстить. Я впереди, Астя позади – чтобы наши укропчики не растерялись. А то они разбегаются время от времени, а потом аукают – найтись не могут. Через месяц в один переход зашли – а там ни солнца, ни луны, темень, только наши пушистики аукают. Через два месяца в другой переход попали, там какие-то окна, окна, и вот через них всё лезешь и лезешь. Так эти укропчатые приплюснут морды к стеклу и давай рожи корчить – не оттащишь.
Пришли где-то через полгода к ним домой, а этот король, цвета морской капусты, сидит один на троне и сахарную палочку жуёт.
– О, – говорит, – мстить пришли. Привет. Сейчас я палочку дожую, и мстите на здоровье.
А у укропчатых лица радостные такие, и у короля этого лицо радостное. Чувствую: сейчас мы отомстим, и все с королём обниматься полезут – так рады.
– Мсти, – говорит один, – Кимка, скорее! А то мы его давно не видели!
И кто-то верёвочку протягивает, а король цвета морской капусты руки вперёд выставил. Я ему их перевязал, и укропчатые наши запрыгали от радости.
– А теперь, – говорит кто-то, – давай, Астя, режь! – и ножницы протягивает.
Астя перерезала, и теперь все запрыгали, и этот, цвета морской капусты, – тоже. И давай обниматься. Я этого самого короля из толпы выудил, приподнял и говорю:
– А за что ты их так, на крышу-то?
– Не помню! – говорит король. – Давно это было. Вы бы шли быстрее – может быть, вспомнил бы.
А внизу укропчатые кричат:
– Отпусти его, отпусти, это мы так играли, идите уже домой.
Астя говорит:
– Вы нам хоть портальчик откройте, мы пойдём.
– Портальчик-портальчик, – хмыкает король этот. – Он раз в тысячу лет открывается. Вот вам мешок сахарных палочек, нет, два мешка, и вообще-то спасибо.
Тут откуда-то один пушистый выбегает, такой, цвета варёной сгущёнки, и говорит:
– Я с вами пойду. Я переходы знаю и симпатичный. С вами я буду один и такого-больше-нет, а тут я белая ворона. А я пернатым быть не хочу.
Я кремового Асте в рюкзак посадил и говорю всем:
– Ещё раз увижу на крыше – там и оставлю. У нас крыши не для того строили, чтобы на них всякие укропчатые прыгали, а для того, чтобы ими дома заканчивались.
Пришли мы ещё через полгода домой, у меня все телевизор смотрят, а папа ещё и спит. Только брат Демид мячик пинает и пошатывается (толком ещё ходить не научился). Увидел меня и говорит:
– Дядя.
А я ему:
– Не дядя, а Кимка. Между прочим, я твой брат. Это так, для сведения.
Демид взял меня за палец и мячик стал уверенней пинать. А мама говорит:
– Найди себе, Кимка, чего-то в холодильнике и пожуй. Ты же сообразительный.
Я открыл холодильник, а тут откуда-то пушисто-кремовый выскакивает и говорит:
– Я, Кимка, у тебя в холодильнике жить буду. Только ты по ночам не пугайся. Я, может, в спячку впаду, так что ты из-за меня не переживай.
Забрался в коробку для овощей, свернулся колобком и уснул рядом со свёклой. Тут я к себе в комнату пошёл, а мама переключает канал и говорит:
– Ой, а у тебя, Кимка, завтра ведь день рождения. Одиннадцать лет. Приглашай кого хочешь, я торт сделаю с надписью «ТВ».
А я поправляю:
– Десять. Я год проскочил, когда в космос летал.
Папа случайно проснулся и говорит:
– Год туда, год сюда… – и опять уснул.
Я пообщался с Демидом, узнал много нового, а утром побежал всех на день рождения приглашать. Сначала только Астю думал пригласить, а потом мне навстречу попались какие-то дети, я их позвал, потом взрослых позвал – и пришёл домой с вереницей на полквартала. Мы в дом не стали заходить, а прямо на детской площадке отмечали. Я вынес торт и чай, а каждый мой гость из кармана чашку достал (надо же, какие предусмотрительные пошли люди). Тут одна девочка говорит:
– Конкурсы будут?
А я ей говорю:
– В день рождения никто, кроме именинника, не может в конкурсах побеждать. Так что если будут, то только односторонние. Вот смотри, такой конкурс: какое я загадал слово?
Девочка говорит:
– Инкубатор.
Ещё какой-то мальчик говорит:
– Полотенце.
Какая-то тётенька важно заявляет:
– Фиалка или фикус.
А Астя угадала:
– Никакого слова Кимка не загадал, он загадал предложение.
– Не может быть, – удивился я. – Я же именинник, и только я…
Вы не поверите, но у Асти тоже оказался день рождения. Одиннадцать лет. Только тут я понял, насколько она меня старше. А она мне летучку подарила, и я тут же забыл, какая она старуха.
А я ей подарил чашку, их было много.
Тут ко мне подошёл мужчина в странном колпаке и говорит:
– Я, кстати, волшебник. Можешь загадать три желания, раз у тебя день рождения. А вместе с Астей этих желаний целых шесть.
Я тут же придумал.
– В пустыню, – говорю, – хотим, и чтобы рядом какой-то оазис.
– А потом? – спрашивает волшебник.
– А потом чего-нибудь ещё.
И мы в пустыне оказались. Астя меня сразу в песок закопала, а потом я её. Только неудобно, что штаны шерстяные и курточка, у нас же зима была. А Астя залезла в рюкзак и шорты оттуда достала. И говорит:
– Ничего так день рождения. И песок мелкий, и верблюды далеко.
А я ей:
– Зато вон змея ползёт.
Астя тогда змею за хвост схватила и в рюкзак – на всякий случай. И давай мне сказки рассказывать, что это пустынный ужик. А я ей говорю:
– Не ужик, а ужас, ты слова-то не путай. Давай лучше разберёмся, где тут у них оазис, а то, по-моему, песчаная буря приближается.
– С чего ты взял? – говорит Астя.
– Ты что, не знаешь? – спрашиваю я её. – У песка миллион оттенков, и хорошие песочники по этим оттенкам погоду различают. А не будь я хорошим песочником, я бы в пустыню не попросился.
Тут рядом с нами песок бурлить начал, волны какие-то пошли. Мы с Астей стали туда камни бросать, и они тут же исчезали, только круги на песке оставались.
– Это песочное болото, – со знанием дела говорит Астя. – Оно затягивает людей в песочный мир.
– А это чем тебе не песочный? – спрашиваю я, а сам уже к оазису бегу, подальше.
В оазисе на зелёных пальмах обезьянки скачут и в нас тычут пальцами – смотрите, мол, Кимка и Астя пожаловали. А одна обезьянка человечьим голосом говорит:
– Смотрите, мол, Кимка и Астя пожаловали. Мы уже давно тут ждём, чтобы кто-то в нашем оазисе появился, а то на нём, конечно же, старинное заклятие висит. На самом деле он не оазис, а очень даже часть пустыни, а мы не обезьяны, а верблюды, и пальмы не пальмы, а кактусы.
Я что-то задумался, в траву улёгся и говорю:
– Не всё сразу, дайте подумать.
Подумал и спрашиваю:
– А вы уверены, что вам так лучше будет? А то ведь я могу наоборот – пустыню в море, а вас – в китов или дельфинов.
– А пальмы будут чайками, – говорит Астя. – А чайки – птицами.
Обезьяна лапами замахала и кричит:
– Нет, нет! Быть пустыней – это наше призвание, а вы нам тут такое предлагаете. Нет, ни за что. Вы пока купайтесь в озере, ешьте фрукты, живите тут сколько угодно, а через месяц-другой мы придём за ответом и превращаться. А пока у нас тут важный поход до второго края горизонта и обратно.
Мы ничего сказать не успели, а обезьяны ускакали уже. Астя говорит:
– Давай скорее строить дом и огораживать его забором.
– Зачем это забором? – спрашиваю я. – Можно его, например, ничем не огораживать.
– Я просто заборы люблю, – говорит Астя.
И из рюкзака молоток и гвозди достаёт. А я ей говорю:
– А давай построим забор без дома. Тут и так тепло.
– Давай, – говорит Астя. – Так даже лучше. Так больше забора получится.
Хорошенький у нас получился забор – обычная перегородка метра на три, отделяющая ничто от ничего!
И вот я ловлю рыбу, Астя огурцы и помидоры собирает, а обойти наш оазис за пятнадцать минут можно. В серединке, как и полагается, озеро, а по бокам – деревья и разная природа. Несколько раз к нам всякие истощённые путники приходили, и все говорят:
– Какой у вас красивый забор! – а Астя губу нижнюю выпячивает, но это она радуется так.
Месяца через три пришли наши обезьяны (а у нас как раз рыба в озере заканчивалась) и говорят:
– Ну ладно, мы готовы, расколдовывайте нас и оазис тоже.
А я им говорю:
– Три месяца вас не было, потерпите ещё три дня, у нас рыбы ещё как раз на три дня осталось.
Но они нетерпеливые оказались, все три дня ныли одно и то же:
– Ну ладно, мы готовы, расколдовывайте нас и оазис тоже, ну ладно, мы готовы, расколдовывайте нас и оазис тоже, ну ладно, мы готовы, расколдовывайте нас и оазис тоже…
– Да мы вас лучше ещё раз заколдуем! – рассердилась Астя. – Во что-нибудь кошмарное, например в парк культуры и отдыха.
Обезьяны ничего не сказали, только заплакали тихонько. Наверное, представили, как Астя превращает их, и сначала появляется билетная касса, а потом посетители, посетители, посетители и никакого песка вокруг… Мне обезьян жалко стало, и я говорю:
– Заклинание ведь какое-то надо! Без этого обычно ничего не получается.
А обезьяны говорят:
– А, ну да, точно, заклинание там простое, нужно сказать: «Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов». Не знаем, что это такое, но звучит волшебно. Только чтобы заклинание сработало, нужно ужасом пустыни над головой помахать и забросить его подальше, а что за ужас пустыни и где его брать, никто не знает и знать не хочет.
– Всё нормально, – говорит Астя, – ужас пустыни у меня в рюкзаке сидит.
Достаёт она его, размахивает над головой и говорит:
– Сумма углов треугольника равна ста восьмидесяти градусам! – и как зашвырнёт ужас пустыни подальше.
Обезьяны в верблюдов-то превратились, но только маленьких, мне ниже колена, вместо оазиса появилась детская площадка, а на ней наш с Астей день рождения продолжают праздновать. Все верблюды куда-то исчезли, только один, чёрненький такой, говорит:
– Я, Кимка, с тобой пойду. Я и превращаться не хотел, а только так, за компанию.
Я смотрю, а у меня в руке шоколадка. И у Асти в руке шоколадка.
– Это что? – спрашивает Астя. – Кроме того, что это шоколадка?
Я сразу догадался:
– Это волшебник думает, что у нас такое второе желание. Кстати, где он?
И волшебника не было, и все гости стали расходиться, раскланиваться, говорят:
– Поздравляем, поздравляем, Кимку с одиннадцатилетием, Астю с двенадцатилетием, извините, что без подарков, мы нечаянно.
– Как это, – говорю, – с одиннадцатилетием? Нас не было всего три месяца, я считал по солнцу.
А все говорят:
– Ничего не знаем, у нас год прошёл.
И давай убегать.
– Ну поздравляю, – говорю я Асте. – Ты теперь совсем старая, а я ещё ничего.
Смотрим вокруг, а нашего дома-то нет (мы же с Астей в одном доме жили). Оказывается, его снесли и нас всех куда-то переселили.
– Вот дела, – говорю я. – Раньше было куда приходить, а теперь устранили.
– Ерунда, – говорит Астя, – найдём. Если нас в новый дом переселили, то будем вспоминать, какого дома раньше не было. А если не в новый, то мы этот отстроим заново, и все вернутся.
Мы зашли в первый попавшийся новый дом, и я по звукам узнал, где наша квартира. Оказалось, Астины родители теперь наши соседи, и, когда я домой пришёл, они сидели у нас и телевизор смотрели. А брат Демид увидел меня и говорит:
– О, Ки-и-имка… А-а-астя… Давайте играть.
Мы поперебрасывались мячиком, а потом мне есть захотелось. Открываю холодильник, а тут верблюд невысокого роста подбегает ко мне и говорит:
– А давай я у тебя в холодильнике жить буду. Мне в пустыне так жара надоела, хоть плачь. А тут я у тебя так замёрзну, хоть смейся.
Я хотел его к кремовому положить, смотрю – а кремового нет. Я испугался сначала – вдруг съели с печеньем, а потом смотрю, с ним Демид играет, как с нормальным человеком. Я головой тряхнул, а кремовый махнул лапой и говорит:
– Да всё нормально, успокойся.
Я Асте говорю:
– Раз мы в новом доме живём, пойдём с жильцами знакомиться, чтобы они знали, что мы за люди.
А сам уже дверь открываю. Тут смотрим – а у нас в руке по воздушному шарику. Это, значит, волшебник третье желание за нас придумал, и ещё три осталось. Мы Демиду отдали и знакомиться со всеми пошли. То у одних три дня побудем, то у других погостим неделю. Потому что знакомиться не пришлось – оказалось, что весь наш старый дом сюда переселили, и все нам очень рады были. А некоторые не очень радовались, а так, для видимости.
И тут Астя в какой-то день как выдаст:
– А давай, Кимка, в школу пойдём. Тысячу лет там не были. А нас там, может быть, ждут.
Мы пришли в школу, которая поближе к дому, смотрим – а нас там ждут.
Директор (я сразу понял, что директор, потому что он впереди стоял) хлеб-соль держит, а учителя сзади – указки, мелки и учебники.
– Может, пойдём отсюда, – говорю я Асте, – пока не поздно.
– Поздно, – говорит Астя. – Они нас уже увидели.
А директор увидел нас и с порога кричит:
– Эй вы, там! Добро пожаловать! Надеюсь, вы взяли сменку, а то у нас чисто.
Мы сменку не брали, а потому в класс босиком зашли. Нам учителя говорят:
– Класс у вас будет особенный, на два человека, с вами будут учиться Кимка и Астя.
А директор добавляет:
– Только у наших учителей и без вас работы много. Так что вы как-нибудь сами, – и назад вместе с учителями пятится. – А мы потом проверим, как вы тут всё усвоили.
Мы вдвоём с Астей остались, и я говорю:
– Надо, Астя, с этим что-то делать, чтобы раз и навсегда.
Астя предлагает:
– Давай тогда уйдём отсюда и не вернёмся.
А я говорю:
– Нет уж. Так просто мы не уйдём. Тащи учебники за одиннадцатый класс, а я за все остальные притащу.
Приходят к вечеру какого-то дня учителя с директором и говорят:
– Будем вас сейчас проверять на предмет знаний. На многое мы не надеемся, а так, чуть-чуть.
– А мы, – говорю я, – уже ни на что не надеемся. Мы сюда не надеяться, а учиться пришли. Так что принимайте у нас выпускные экзамены, и мы пойдём уже.
А учителя говорят:
– Ой, ну это же надо комиссию, цветы, а потом выпускной, и чтобы всех нас на него пригласили.
– Приглашаем, – говорим мы с Астей, и учителя тут же побежали комиссии звонить.
Собралась такая комиссия, что школа с трудом её в себя вместила – так все хотели на выпускной. Мы экзамены сдали, нам выдали аттестаты, и все спрашивают:
– Ну что, куда пойдём?
– В детское кафе, – говорю я. – Там, за углом. Пирожные у них вкусные.
– А… – говорит директор.
– И никаких «а», – говорит Астя. – Не нойте.
После кафе Астя прижимает аттестат к груди и говорит:
– Надо, Кимка, довести дело до конца. Пойдём в какой-нибудь институт и доучимся.
– Пойдём, – говорю, – раз тебе так хочется. Только вот зима на дворе, а в институт надо вступительные экзамены сдавать. А они летом, и это как-то сбивает с толку.
– Летом так летом, – говорит Астя. – Подождём, не развалимся.
И тут мы оказались летом у какого-то института (это волшебник четвёртое желание выполнить решил). Заходим внутрь, и я спрашиваю:
– У вас чему-то учат?
– Учат, – говорят. – Поступайте в наш институт, чтобы ворочать денежными массами.
– Это какой у вас институт? – спрашиваю. – Я в фальшивомонетчики не пойду, так и знайте.
– У нас, – говорят, – институт финансов. Сдавайте документы и не задерживайте очередь: типа, время – деньги.
Мы смотрим назад, а там уже тысяча одинаковых людей в одинаковых костюмах, и все документы протягивают.
– Уходим, Астя, отсюда, – говорю я. – Они тут все ненастоящие.
Мы сразу в другой институт пошли, растениеводства.
Там нам сразу вручили по саженцу клубники и рассказывают:
– У нас тут всё просто. Поливайте цветы, подрезайте растения в оранжерее – и сами всему научитесь. А высшую математику с иностранными языками мы уж вам как-нибудь между делом изложим. Как вам такая задачка?
– Это вы хорошо придумали, – говорю я. – Сразу видно, знаете своё дело. И воспитательный момент присутствует.
А Астя говорит:
– Зачисляйте нас, мы уже всё обдумали.
Нам говорят:
– Нет уж, сначала экзамен. Вот вам саженцы деревьев. Посадите десять штук в шахматном порядке и возвращайтесь.
Мы дождались осени (экзамен-то с подковыркой был: надо было знать, что деревья только осенью и весной высаживают), посадили деревья, пришли в институт и стали учиться. А потом так научились, что даже с Астей растение новое вывели – вневременник. Очень любопытное – днём растёт, а ночью уменьшается. Листья один день крупные, один день мелкие, а в субботу и воскресенье у растения выходной. И дипломную по вневременнику мы защитили, и все нам хлопали.
Уж не знаю, сколько мы там проучились, но когда вышли, то увидели, что какой-то старичок по дороге катит огромную глыбу, ни на что не похожую, но кругловатую. Он нас увидел и кричит:
– Молодые люди! Помогите эту штуковину откатить на десять-пятнадцать километров.
– Это в неизвестном направлении? – интересуюсь я.
– Это ко мне домой, – говорит старичок. – Он у меня перемещается. Где-нибудь да отыщем.
– Давайте, – говорит Астя. – Давно мы живым людям не помогали, всё больше зелёным насаждениям. Кати, Кимка.
– И ты, Астя, тоже кати, – вежливо говорю я.
И вот мы катим, а люди на нас оглядываются, а мы им руками машем, потому что приветливые.
– Что это за штука-то? – говорю я старичку. – Будет ли из неё какой-то толк, или так, для красоты?
– Надеюсь, – говорит старичок, – что это философский камень, только проверить надо.
– Как проверить? – спрашиваю. – Расковырять?
– Нет, – говорит старичок. – Влезть наверх и подумать. Если будет думаться, значит, философский.
Мы как раз в лесу были, и Астя, цепляясь за ветки деревьев, сразу наверх полезла. Села наверху и молчит.
– Ну как? – кричу я ей. – Думаешь чего-нибудь?
– Думаю, – говорит Астя, – о том, какой ты, Кимка, всё-таки когнитивный.
– О, – говорит старичок. – Надо же, философский. Я теперь труд какой-нибудь напишу. Про лень.
Прикатили мы философский камень к дому старичка, а дом в каком-то разобранном состоянии – крыльцо отдельно, крыша отдельно и стена одна тоже отдельно. И забор такой, как Асте нравится.
– Давайте, – говорит, – ребятки, откатим это всё к дому и как-нибудь совместим, если вы ещё не торопитесь.
Мы откатили и совместили, а старичок и говорит радостно:
– Спасибо вам, что взяли и помогли! Может, я тоже могу чем-то вам помочь? Что-нибудь куда-нибудь откатить?
Я тут же нашёлся.
– Да, – говорю. – Откатите нас с Астей в возрасте. А то мы и пожить не успели.
– Я от тебя, Кимка, другого и не ожидал, – говорит старичок. – До скольки годков откатывать?
– Меня, – говорю, – с запасом, до семи. А Астю для справедливости до шести давайте.
Астя и глазом моргнуть не успела, как уменьшилась. А я тоже уменьшился, попрыгал на месте и говорю тоненьким голосом:
– Спасибо большое. Ну, а теперь нам точно некогда.
И мы побежали через лес домой – давно там не были.
Дверь мне открывает Демид, одинакового теперь со мной роста и возраста.
– Ты мой брат Кимка, – говорит Демид. – Я тебя сразу узнал. Мне много про тебя рассказывали. Ещё говорили, когда я был совсем маленьким, ты приходил. Заходи, не стой на пороге.
И улыбается, а я тоже улыбаюсь.
– Как родители? – спрашиваю.
– Смотрят, – говорит Демид.
Нам многое нужно было друг другу рассказать, и мы проговорили неделю, не меньше. Я узнал, что кремовый в один день разделился на двух кремовых, и одного Демид подарил другу на день рождения. А чёрный верблюд вылез из холодильника и научился приносить тапочки. Пока мы говорили, верблюд лежал рядом и время от времени грустно вздыхал.
– Мы, – говорю, – с Астей долго дома не собираемся оставаться. Пойдём в какое-то кругосветное путешествие или на какую-то планету, не знаем ещё.
– И я с вами хочу, – говорит Демид. – Мне тоже пора.
– Тебе, – объясняю я ему, – надо хотя бы в школе показаться. Первый раз в первый класс, а дальше несущественно.
– Я уже был, – говорит Демид. – С шести лет пошёл. Мне хватило.
– Тогда выходим на рассвете, – говорю я. – Готовься.
– Ой, – говорит Демид. – У меня есть несколько срочных дел где-то на недельку. Подождёшь?
– Подожду, – говорю. – Ты же меня вон сколько ждал.
Стал я сидеть дома, то и дело в окно выглядывая – не идёт ли Демид?
Один раз вечером у нас электричество отключили, папа увидел меня и как спохватится:
– Мальчик, ты кто?
Не знаю, что было бы, если бы электричество снова не дали. Через неделю пришёл Демид и принёс большой пакет шариков: будто бы пинг-понговые, но каждый в десять раз меньше.
– Шуршат хорошо, – говорит Демид. – И летают здорово, если подуть.
– Пойдём к Асте, – обрадовался я. – Она дует здорово.
Пришли мы к Асте, а она на пороге с вещами стоит.
– Хватит, – говорит, – с меня этой сытой жизни, пойдёмте уже, – и кусок торта дожёвывает.
Мы уходим от нашего дома, а люди выстроились толпами и провожают нас. Плакаты у них в руках, на них написано «Кимка», «Демид» и «Астя», или всё вместе, или «Во славу мира день-деньской», а к нам они книжки протягивают.
– Подпиши, – кричат, – Кимка, подпиши!
А я им:
– Как же я подпишу, если я ещё не написал ничего?
А мне говорят:
– Ну и что, зато за тебя такие умные люди книжки писали.
Пока мы это говорим, Астя уже расписывается направо и налево. Мы её с Демидом за руки потянули и кричим:
– Не расписывайся, не расписывайся, это затягивает!
А толпа и правда стала напирать, Астю обступила и от нас уносит. А толпа кричит:
– Обществу нужны такие люди!
Ну всё, думаю, потеряли мы Астю, дальше вдвоём пойдём.
Тут Демид шарики высыпал, которые в пакете нёс, и они, как птицы, над толпой взлетели и выстроились полотном. Ветер подул, и они как зашуршат. Люди расступились, отпустили Астю, руки к небу возвели и приговаривают:
– Шуршит! Шуршит-то как!
Мы, пока они не опомнились, сразу к пристани побежали и давай проситься на какой-то корабль.
– Вы в кругосветное плавание? – спрашиваем.
– В кругосветное, – говорят.
– А катастрофы предвидятся? – уточняем.
– Предвидятся.
– Тогда мы с вами, – говорим мы им.
Тут один как выбежал на палубу, как начал в Астю пальцами тыкать:
– Женщина на корабле!
А я ему:
– Ну какая она женщина, девчонка ещё совсем.
Но человек нас слушать не стал, а с корабля спрыгнул и умчал подальше. И мне люди с корабля говорят:
– Будешь теперь, Кимка, капитаном, раз прежний капитан убежал.
– А можно я буду юнгой? – попросил Демид.
И все на меня смотрят.
– Можно, – говорю я, и все как давай хлопать в ладоши.
– А можно я буду Астей? – спрашивает Астя.
– Нельзя, – говорю я строго. – Давай ты Астей будешь.
– Ну ладно, – обиженно говорит Астя и на корабль по трапу забирается.
Мы следом забрались, и я, раз капитан, говорю:
– Право руля! Лево руля! Отдать швартовые!
А меня спрашивают:
– Всё сразу?
– Можно по очереди, – разрешаю я. – Но вы привередливые.
И мы как понеслись вперёд, рассекая волны! Астя схватилась за какую-то трубу, чтобы удержаться, я за Астю схватился, а Демид просто стоял – такой он крепкий. Мимо со свистом проносились чайки.
– Вы чего?! – кричу я.
– Кругосветное путешествие, – говорят мне. – Чтобы побыстрее и домой. Уже четверть мира объехали, часа через два вернёмся.
– А как же всё разглядеть? – спрашивает Демид.
– Мы уже в прошлый раз глядели, нам хватит.
Мы тогда переглянулись, лодку спасательную отцепили, с нею в воду прыгнули и поплыли к какому-нибудь необитаемому острову. А попадались только обитаемые. На них люди столпились, руками машут и кричат:
– Плывите к нам!
А мы говорим:
– Не, нам необитаемый остров нужен.
А они:
– Ну есть тут один, только мы всё равно туда приплывём, раз вы туда плывёте. Давайте лучше к нам, поиграем в игру «Островная психология».
А Демид мне говорит:
– Давай, Кимка, поиграем. Я люблю, когда игры разные.
Я на него смотрю, а он продолжает:
– Тебя же сколько лет не было дома. Если бы ты был, я бы наигрался, а если тебя не было, то не наигрался.
А Астя ему шепчет на ухо:
– Давай, Демид, дави на жалость, она у него мягкая.
А я говорю:
– Я уже разжалобился, поплыли.
Только мы повернули к острову, вдруг птиц налетело, они зависли стеной и не пускают нас дальше. Мы тогда в воду попрыгали, чтобы поднырнуть, а там рыбы тоже стеной стоят и нас не пускают.
Выныриваем, и я говорю:
– Чего это они?
А Астя плечами пожимает:
– То ли защищают нас, потому что там плохо, то ли не пускают, потому что там очень уж хорошо.
Демид подплыл к птичьей стене и полез наверх, как по лестнице. Потом спустился и говорит:
– До самого конца атмосферы выстроились, а дальше я не полез, холодно.
И зубами стучит, замёрз так. Я птицам говорю:
– Давайте уже разлетайтесь, у меня брат замёрз.
Они обиделись, говорят:
– Ну ладно, – и разлетелись в разные стороны.
Только один птенец, маленький такой, меньше воробья, подлетает к нам, садится Асте на плечо, с лапы на лапу переступает нерешительно и говорит:
– А можно я не буду разлетаться? Я очень люблю стеной стоять, а эти птицы только раз в сто лет ею выстраиваются. Вы меня и не заметите, я выстраиваться вдалеке буду, только разрешите.
Я говорю:
– Пусть Демид решит, он самый замёрзший.
И Демид говорит:
– П-п-п-ус-ск-к-кай с-с-строится…
Мы сразу почувствовали себя как за птичьей стеной. На остров приземлились и говорим:
– Давайте уже в вашу «Островную психологию» играть.
А туземцы обрадовались и кричат наперебой:
– Вы тут стойте!
– А мы туда пойдём!
– Ждите!
– Не уходите никуда!
Отбежали к дальним деревьям, и их самый главный как завопит:
– Начинаем!
И все как начали на нас пальцами показывать, выкрикивать:
– Чужаки! Чужаки! Бейте их! Гоните их! – и на нас всей толпой ринулись.
Мы, раз такая игра, побежали по острову, несколько кругов сделали, Демид согрелся, мы с Астей вообще запарились, а туземцы всё бегут и бегут.
– Всё, – говорит Астя. – Давайте на месте постоим и посмотрим, что дальше будет.
Мы остановились, а туземцы ещё громче закричали и скорости прибавили. И как врежутся на огромной скорости в нашу невидимую птичью стену! А потом уселись рядом со стеной и говорят:
– Ну вот, вы выиграли, радуйтесь.
А сами нам праздничный ужин приготовили, только хмурые всё время ходили. Сами нам еду накладывают и приговаривают обиженно:
– Никто ещё не выигрывал, а они выиграли, посмотрите на них.
И от грусти они выстроили табуретки рядами, а мы получились как на сцене, и смотрят они, как мы их праздничный ужин есть будем. А потом один туземец отвёл меня в сторону и говорит:
– Давай, Кимка, вы с Демидом уедете, а Астю нам оставите, мы ей школу построим, она будет наших детишек учить, а то они глупые.
А я говорю:
– Вы Астю сначала спросите, а потом меня спрашивайте. А то сначала меня спрашиваете, а потом её спрашивать будете.
А они:
– А мы её вообще спрашивать не будем.
– Тогда ладно, – говорю, – давайте.
– Нет уж, – говорит инопланетянин (это пока мы говорили, рядом успел инопланетный корабль приземлиться). – Давайте лучше все втроём к нам в гости, вы нам очень нужны, потом скажем зачем.
Астя и Демид подбежали ко мне и думают, лететь или не лететь.
Демид спрашивает:
– А вы интеллектуалы?
Инопланетянин (тоненький такой, как ветка, и всё время форму меняет) говорит:
– Да, мы интеллектуалы, мы большие интеллектуалы, мы такие интеллектуалы, что ого-го!
А Астя нос сморщила, руки на груди скрестила и говорит:
– Как-то это неубедительно.
Тут туземец с острова говорит:
– А ты, девочка, вообще молчи, потому что этот мальчик, – и на меня показывает, – тебя нам в рабство отдать хотел.
Астя так запереживала, что запрыгала на одной ноге.
– Кимка! – говорит она, прыгая. – Ты правда меня в рабство отдать хотел?
Я ей руки на плечи положил, чтобы она не прыгала, и говорю:
– Они не так говорили. Они сказали: «Давай, Кимка, вы с Демидом уедете, а Астю нам оставите, мы ей школу построим, она будет наших детишек учить, а то они глупые».
– Что же вы всё врёте? – спрашивает Астя у туземцев.
Туземцы от стыда покраснели, копья сложили шалашом, костёр из копьев зажгли и стали водить вокруг него грустные ритуальные хороводы. Сначала в одну сторону, потом в другую, потом через костёр попрыгали, через нас попрыгали, через инопланетян попрыгали и уснули от усталости.
Инопланетянин (он как раз в форме яблони был) посмотрел на туземцев и говорит:
– Ещё как убедительно. У нас там все интеллектуалы. Зря я, что ли, форму нейронных связей принимаю.
Демид обошёл инопланетянина кругом и говорит:
– Полетели, Кимка, к ним. Я люблю, когда всякие интеллектуальные инопланетяне вокруг.
А Астя говорит:
– А я люблю деревья. Парки, сады и саженцы.
Инопланетянин говорит:
– А я люблю, когда я куст смородины.
– А мне вообще всё нравится, – говорю я. – Полетели.
Летим мы в инопланетном корабле, рассматриваем всё вокруг. А там куча кнопок, рычагов и педалей.
Астя спрашивает инопланетянина:
– Можно понажимать и подёргать?
– Нажимайте, – говорит инопланетянин в форме алоэ, – дёргайте. У нас всё это нерабочее, мы специально для вас сделали.
– А как же корабль движется? – спрашиваю я.
– На внутреннем позыве, – говорит инопланетянин. – Вы, если хотите, помогайте.
Только мы захотели помочь, как корабль стал из стороны в сторону метаться, а потом совсем завис. Это потому что у нас внутренние позывы были разные, а у Асти вообще девчоночьи. Инопланетянин форму арбуза принял, дулся и молчал. Тут Демид где-то на корабле скрипку нашёл и играть стал. Инопланетянин сразу же в бонсай превратился и дальше нас повёз.
– Здорово, – говорю, – ты играл, Демид.
И Астя говорит:
– Здорово.
Демид говорит:
– Да, нормально.
Прилетели мы на планету, из корабля выходим, а вокруг такая буйная растительность, просто шагнуть некуда. Мы свободный пятачок нашли и стоим спиной друг к дружке, а вокруг нас – непролазная чаща.
– Это торжественный приём, – говорит инопланетянин. – Сейчас ещё церемония будет.
И началась церемония. Деревья в клубки свернулись и превратились в перекати-поле, вокруг нас попрыгали, повыстраивали фигуры разного пилотажа, потом опять деревьями стали, потом полем пшеницы, полем кукурузы, полем свёклы, показали номер с баобабами, бамбуковыми зарослями, после чего обратно в перекати-поле превратились и бросились врассыпную. Осталась одна пустынная каменная площадь, а на ней мы да инопланетянин единственный, в форме розового куста.
– Тут у нас площадь, там у нас площадь, а за площадью ещё одна площадь, и только потом город, – говорит инопланетянин. – Пойдёмте, вы нам очень поможете.
– А вы нас научите в растения превращаться? – говорит Демид.
– Хотя бы попробуем, – пообещал инопланетянин. – Давайте скорее отсюда убегать, пока прериеделы не явились.
Мы бежим, инопланетянин рядом катится, и мы с Астей спрашиваем:
– В чём мы помогать-то будем? А то нам любопытно. Нам нравится, когда мы помогаем целым цивилизациям, а не так, поодиночке.
Инопланетянин тут виноградной лозой разостлался и говорит грустно:
– Нам тоже всей цивилизации не надо. Сыну моему надо помочь, а то он отпочковываться отказывается, уже четвёртый год в горшке растёт, а ему пора в люди выходить. Мне сказали, что вы, Кимка с Астей, специалисты, а Демид у вас учится.
Мы пришли к сыну инопланетянина, а он и правда на окне стоит и в горшке фикусом растёт. Маленький такой, беззащитный, к стеклу отворачивается.
– И не стыдно, – говорю я, – уже четвёртый год?
– Не стыдно, – говорит сын инопланетянина. – Мне в горшке расти нравится. Ты, Кимка, меня с собой возьми, на окно меня поставишь и будешь любоваться, а потом, когда я совсем вырасту, Асте отдашь, она меня посадит где-нибудь в землю.
Мы вернулись на остров вместе с фикусом (пришлось от инопланетянина сбегать, корабль захватывать, и сын его на внутреннем позыве нас до Земли довёз), а там, на острове, как раз какая-то женщина с миссией приехала. Бедным помогает, а богатым не помогает. Только на жаре все раздетые, и богатых среди бедных не видно, так что она и тем, и другим помогает и сама не знает об этом.
Мы ей говорим:
– Здрасьте, тётенька.
А она нам:
– Сейчас я вас возьму и усыновлю, а то мне тут никто кроме вас не подходит.
Я говорю:
– Я не могу, я семейный.
И Демид говорит, что семейный, и Астя подтверждает.
– Но вы не переживайте, – говорит Астя. – Вы зато нам очень понравились.
– Я всем нравлюсь, – грустно говорит тётенька. – Только вы тоже мне понравились.
И давай грустить.
Мы ей говорим:
– Вы тут не грустите. Вот, мы лучше вам фикус подарим, он будет вам в каком-то роде сын. Только вы его не отпочковывайте, он этого не любит.
– Здорово, – говорит тётенька. – Давайте.
Набежало репортёров, все кричат: «Усыновлён фикус!» – и всё время на нас камеры наводят.
У тётеньки сразу телефон зазвонил, и в телефон кричат:
– Там дети! Наши дети! По телевизору! Кимка, Демид и соседка Астя! Дайте нам с ними поговорить! Наведите на них ещё камеру!
– Нот андэстуд, – говорит тётенька и трубку положила, и все тут же камеры повыключали.
А мы молчим и друг на друга смотрим. Астя кроссовком землю ковыряет, Демид голову в плечи вжал, и мне как-то не по себе.
– Это хорошо, – говорю я. – Теперь в случае чего мы знаем, как с ними связаться. Давайте уже дальше пойдём, а то на этом острове ни лампочек не повзрывать, ни качели не повыкатывать – ничего на этом острове сделать нельзя.
Мы тогда на корабль к этой женщине, которая наш фикус усыновила, пробрались незаметно, в трюме сидим и печенье из мешка пожёвываем. Рядом с нами мыши сидят и тоже печенье жуют. И вздыхают потихоньку – грустно так, жалостно.
Я говорю:
– Хорошая компания у нас подобралась, никто мышей не боится.
А Астя говорит (у неё на каждом плече по мыши сидит):
– Ага, нормальная.
Мыши говорят:
– Это хорошо, что вы заговорили, а то мы думали, что вы от страха молчите.
А Астя говорит:
– Это вам ещё повезло, что мы не испугались. А то вы бы тоже испугались, если бы мы испугались.
Выгрузились мы в каком-то мегаполисе, а Демид говорит:
– Я вообще-то на необитаемый остров всё-таки хотел, а вы меня в мегаполисе выгрузили.
В это время мимо него машины едут, велосипедисты проносятся, в небе вертолёты гудят, музыка откуда-то играет и люди ходят такие деловитые.
И мы с Астей говорим:
– А?! Чего ты сказал?
– На необитаемый остров! – кричит Демид. – Чтобы никого вокруг!
– А как же мы? – обиделись мы с Астей.
– Вы будьте, – разрешил Демид.
Мы тогда пошли в центр города, а там у них как раз парк. Мы ров вокруг парка прокопали, водой наполнили и крокодилов в него напустили, и получился остров, на котором никто, кроме нас, не обитал. По вечерам мы собирались на берегу острова. Смотрели на материк, на людей на материке, на крокодилов во рву, на ров с крокодилами и чувствовали себя единственными людьми на планете.
– Одиноко как, – весело говорит Астя.
– Как печально, – радуется Демид.
– Но это наш остров, – говорю я.
Это я тем говорю, кто со стороны материка пытается в ров ногу сунуть.
Астя говорит:
– Мне что-то надоело заборы строить. Смотрите, какой у нас хороший и ровный ров получился. Давайте лучше рвы копать.
И мы накопали столько подземных ходов на нашем острове, что иногда заходили в один подземный ход, а в другой выходили. А один раз смотрим – к нам с материка какая-то мама ребёнка прямо в туннель забрасывает и уходит. А вечером приходит и говорит:
– Отдайте мне его обратно, он наигрался уже.
Мы ребёнка из туннеля выудили, плечами пожали и на материк перекинули. А на следующее утро уже две мамы забросили к нам своих детей, потом четыре, и так дальше в геометрической прогрессии. Геометрическая прогрессия – это когда в конце концов на всех детей не хватает зерна. Но нам зерна хватало, потому что мамы к нам ещё и еду в случайном порядке начали забрасывать, чтобы случайно выбравшиеся из подземелья дети могли перекусить.
– Что-то мне всё это напоминает, – говорю я.
– Кажется мне, мы в таком месте уже когда-то воспитывались, – говорит Астя.
Мы, раз так получилось, настроили разных горок, качелей, лесенок, чтобы случайно выбравшиеся из подземелья дети не только могли перекусить, но ещё и на солнце смотрели и прочие небесные светила.
Нам родители тогда ещё деньги стали на остров бросать, а мы их обратно выбрасывали. Но нам их снова перебрасывали. Тогда мы сделали ящик «для всяких нуждающихся» и туда деньги складывали. А потом стали приходить нуждающиеся, и мы деньги им отдавали.
– Всё! – говорит Астя. – Сплошная беготня, никакой жизни. У меня так сердце разорвётся от всего этого детского сада.
А её в это время два ребёнка в разные стороны тянут.
А я говорю:
– Хватит вам Астю пополам рвать, она нам целая нужна.
Тут мимо нас два ребёнка верхом на крокодилах проезжают, и Астя говорит:
– Прорвали оборону. Пора нам нормально обустраиваться, среди людей и прочей живности. Хорошо, что у нас вещей с собой нет, значит, нам и собираться не надо, пойдёмте просто так.
А к нам маленький мальчик подбегает и говорит:
– Астя-Кимка-Демид, возьмите меня с собой. Я не здешний, я за вами ещё с первого острова увязался, но хорошо прятался.
– Хорошо прятался, – подтверждает Астя.
– Вон и Астя подтверждает, – говорит мальчик.
А я спрашиваю, как зовут его, а он говорит:
– Не помню, давно это было, зовите меня как хотите, только возьмите с собой.
И мы говорим:
– Берём, берём, куда тебя денешь.
А Астя добавляет:
– Называться будешь смешно – Захаром.
– Ха-ха! – смеётся Захар. – Смешно.
А я говорю:
– Пойдёмте уже дом искать.
Мы пошли искать дом и у всех встречных спрашиваем, где тут поселиться можно. А у нас интересуются:
– Вам какой дом? С крышей или без? Трёхэтажный или трёхсотэтажный? Недавно покрашенный, или чтобы стены с царапинами?
Мы говорим:
– Обычный нам, нормальный дом белого цвета, где люди живут.
А нам показывают:
– А, так вам прямо и налево.
Ну и домик это оказался! Окон больше, чем нас, если нас умножить на тысячу, этажей много, людей вокруг не видно, а цвета белого. Мы выбрали подходящую комнату, но потолки там были такие высокие, что, даже забравшись друг на дружку, мы не могли до них достать. В доме было всё что угодно, и даже бесплатная столовая. По утрам какие-то люди здоровались с нами за руку, а по вечерам махали нам рукой. И мы им махали, нам несложно.
А иногда люди заглядывали к нам и спрашивали:
– Астя, Кимка, Демид, Захар, правда?
А мы им:
– Чего правда?
– Ну, мы говорим, – говорят люди, – что вот и дети подтвердят. Правда?
Мы тогда говорим:
– Правда, правда, делов-то.
А один раз мы ушли насовсем. Идём по прямой дороге, тут Демид и говорит:
– Ты, Кимка, хороший старший брат. А я хороший младший брат. А если мы в разные стороны пойдём, то станем вдвое лучше, потому что я многому научусь, а ты по мне соскучишься.
– Это ты интересно придумал, – говорю. – Тогда я Астю с собой возьму, потому что она лучше не станет, в какую сторону ни пойдёт.
Астя обиженно спрашивает:
– Это почему ещё?
А я ей говорю:
– Потому что ты и так лучше всех на свете.
Демид говорит:
– А я с собой Захара возьму, потому что он лучше меня знает, куда идти.
И мы как раз до конца дороги дошли, где она надвое делится. Смотрим, а за нами толпа людей идёт и за деревьями прятаться пытается. А как увидели они, что мы на них смотрим, так из-за деревьев вышли и стали бабочек ловить.
– Ну, мы пошли, – сказали мы с Астей и пошли налево.
У меня что-то в глазах защипало – наверное, моль какая-нибудь.
А Демид с Захаром направо пошли.
А люди, которые шли за нами, тоже пошли – кто направо, кто налево.
Мы остановились, подождали их, а они подошли к нам и выстроились в шахматном порядке.
– Вы чего это? – спрашиваю.
– Мы все по своим делам, – говорят люди. – Вы не переживайте, идите себе спокойно.
– Да, не переживайте, – говорит старичок, которому лет за сто.
Я говорю ему:
– За вас-то я спокоен, а вот Астя волноваться будет.
Астя говорит:
– А сколько вам лет? А почему вы такой седой? А где ваши вещи?
– Вот видите, – говорю, – уже переживает.
– Не переживай, девочка, – говорит старичок. – Мне сто двадцать, потому и седой, а вещей у меня нет, не нужны мне они.
Астя говорит:
– Пойдём, Кимка, дальше, всё нормально.
Мы с Астей сорвались и побежали. Бежим, а сзади топот, как будто конница. Мы притормаживаем, и топот смолкает. Тогда я посвистел немного, и сзади такой свист раздался – хоть прячься. Мы тогда совсем медленно пошли. Уже ночь настала, а мы всё идём и идём. Тут к нам подбегает человек из тех, что за нами идут, и говорит:
– Имейте совесть, мы спать хотим, а вы никак не останавливаетесь.
А я говорю:
– Вы же по своим делам шли?
А человек говорит:
– Конечно, по своим делам. А своё дело у нас одно – за вами идти и не отставать. Некоторые говорят, что вы просветлённые, и мы тоже хотим.
– Эх, вы, – говорю я. – Мы тёмные люди.
И мы с Астей тут же с дороги сошли в лес, и нас сразу же потеряли.
Астя говорит:
– Мы, Кимка, по дороге ходить больше не будем, только разве что она попадётся нам на пути.
Мы отошли порядочно, чтобы нас не нашли, развели костёр, и Астя стала свои пятки сушить.
– Это очень полезно, – говорит Астя, – сушить пятки, если ты их не сушил давно. Ты, Кимка, попробуй.
А я смотрю на костёр, а он то вид Демида примет, то Захара, то нас с Астей, то в толпу превратится. И я говорю Асте:
– Ты пятки-то суши, а на костёр не смотри, он тут принимает сигнал какой-то. Будем смотреть – так перед костром и останемся.
А Астя говорит:
– Раз принимает, то и отправляет. Давай сигналы посылать, а то за нас их другие пошлют.
Мы пару раз просигналили. Явился волшебник, грустно сказал:
– Ну чего?
– Да ничего, – говорим мы. – Просто так балуемся.
– Вы тогда меня отсюда снимите, – говорит он (а он как раз в ветках застрял), – а я вам потом уши надеру.
Мы говорим:
– Хоть вы и волшебник, но у нас таких желаний не было.
А он говорит обиженно:
– Мне лучше знать. И вообще, вы на своём дне рождения добрее были.
Я спрашиваю:
– И не трудно вам всё это вися вниз головой говорить?
– Трудно, – говорит волшебник, – но что поделаешь.
– Что-что, – говорим мы. – Наколдуйте.
А волшебник:
– Я тебе наколдую сейчас, – а сам на ветку влез нормально и уже вниз спускается.
Астя встала рядом со мной плечом к плечу, чтобы показать, какие мы бесстрашные, или ещё зачем-то.
Волшебник спустился на землю, отряхнулся и говорит:
– Не умею я всякие волшебства делать, если я на земле не стою. А вот теперь запросто. У вас, кстати, ещё несколько желаний осталось. Может, что-то уже придумали? – а сам в это время зарядку делает.
Мы тоже стали с ним зарядку делать, поприседали, поскакали на одной ноге, понаклонялись, вправо, влево, вперёд, назад, и говорим:
– Придумали, потому что за нами толпа, и им всем просветление надо, вот и делайте.
А волшебник скривился, стал нам всякие обидные рожи показывать. А потом, когда успокоился, говорит:
– Не много ли на одну планету просветлённых будет?
– Нормально, – говорим мы, – в самый раз.
На мгновение стало светло, как днём, и волшебник тут же исчез. А к нам подошёл тот старичок из толпы и говорит:
– Я сначала хотел подойти спасибо сказать, но теперь понимаю, что вам это и не нужно.
И ушёл, даже не касаясь травы – просто летел чуть выше.
А Астя говорит:
– Мог бы и поблагодарить вообще-то.
Я тут подумал, что мало на планете просветлённых, потому что надо было попросить, чтобы и Демидину толпу просветлёнными сделали. Тут снова светло над лесом стало – значит, волшебник мысли мои слушал и желания исполнял. А к нам тот самый старичок ещё раз подходит и говорит:
– Спасибо, – а потом добавляет: – Я и в твоей толпе был, и в Демида толпе, чтобы наверняка, так что теперь я дважды просветлённый. Ха-ха-ха-ха.
Мы тоже посмеялись, чтобы не подумали, что мы самые обычные. И почувствовали, что наша планета уже в космос серьёзно выходит (космические корабли залетали один за другим), и на другие планеты летят космические переселенцы, а на Земле решаются всякие проблемы вроде перенаселения и недостатка людей.
– Теперь, Кимка, к водопадам пойдём, раз всё так хорошо складывается, – говорит Астя.
А я говорю:
– Как же мы к ним пойдём, если мы не знаем, в какой они стороне?
– А мы на шум пойдём, – говорит Астя. – Где шумно, там и водопады.
Пришли мы к водопадам и смотрим на них – и сверху смотрим, и снизу смотрим – так красиво. Астя говорит:
– Я сейчас под один водопад залезу, а ты смотри, в воду ничего не роняй, а можешь тоже со мной вместе постоять.
Смотрим, а под водопадом уже стоит кто-то и смеётся зловредно.
Я говорю ему:
– Как-то вы мне не нравитесь.
А тот, под водопадом, вышел, мокрый весь такой, и сообщает злобно:
– Я никому не нравлюсь, я стандартный злодей потому что. Вот, девочка, становись под водопад.
Астя встала под воду, а злодей воду в лёд превратил. Астя ни рукой, ни ногой пошевелить не может.
– Ну, как-то так, – говорит он. – Тут на водопадах больше ничего и не придумаешь. Другое дело в пустыне, там хоть верблюдов в оазис – и убежать.
– Так это вы! – крикнул я, и так громко, что лёд раскололся, Астя освободилась и как занесёт кулак над головой злодея!
– Стоп, девочка! – говорит злодей. – Или я начну строить планы против планеты.
Астя заинтересовалась и спрашивает:
– Какие это?
А злодей залез по водопадному льду повыше и оттуда кричит:
– Телевизоры, например, все устраню!
– Да на здоровье, – говорю я. – Мы ещё поможем пойдём.
Злодей спустился, покрутился вокруг нас и грустно так говорит:
– Раз телевизоры разрешаете, тогда я лучше все цветы превращу тоже в цветы, но зубастые, я давно так сделать хотел.
Мы ему говорим:
– Вот ещё.
А я решил:
– Мы вас тогда перевоспитывать будем в нормального человека. Будете хорошие поступки совершать. Вот присядьте.
Злодей присел и спрашивает насмешливо:
– Ну присел, ну и что?
– А то, – говорю, – что полдела хорошего вы сделали.
– Какого это? – испугался злодей. – Я нечаянно, я не хотел.
– Приседание, – говорю я. – Хорошее дело. Вы, когда встанете, так не полдела, а целый хороший поступок совершите.
И злодей сидит, подняться не решается, а всякие цветы и растения в благодарность нам виться вокруг нас начали, откуда-то сакура полетела, и пахнет так приятно. Мы смотрим вдаль – а там внизу, в холме, деревья разрослись, и всё такое радужное, в цветах, и птицы летают.
– Слишком красиво, – говорит, сидя, злодей. – Вы жестокие и злые дети, зря я тут под водопадом стоял, ждал вас.
А вокруг становится всё красивее и красивее, и я вижу, что Астя, как заправская девчонка, разревётся сейчас от красоты. А мы со злодеем ещё как-то держимся.
– Хотите, маленьких злодейчиков покажу? – спрашивает злодей.
– Давайте, – говорю я. – Посмотрим.
И из травы тысячи маленьких злодейчиков выскочили и какими-то соломинками синхронно размахивать стали.
– Тоже красиво, – ревёт Астя.
Я говорю:
– Тебе, Астя, сейчас хоть палец покажи, всё тебе красиво будет.
А Астя ещё больше рыдает:
– У тебя вообще красивые руки, Кимка.
Я на свои руки смотрю – руки как руки, в царапинах.
А Астя надрывается:
– И царапины такие гармоничные-е-е-е-е…
– Не знал, – говорит сидя злодей, – что красота так людей доводить может. Я, тогда, пожалуй, встану и пойду в искусство. Пусть ревут, так даже лучше.
И я говорю:
– Так даже лучше. Хотя в искусстве таких злодеев полно. А ты, Астя, глаза закрой, и пойдём отсюда.
Как только Астя глаза закрыла, бывший злодей исчез, а реки повернулись вспять, и вода теперь не с водопадов стала спадать, а наверх, на скалы, забираться. Я Астю подтолкнул поближе к потоку и сам за нею наверх поплыл. Забрались на вершину, и Астя говорит:
– Где я нахожусь, я не представляю, но если ты мне, Кимка, глаза открыть разрешишь, то соображу.
А я ей:
– Мы, Астя, на вершине скалы, а внизу простираются поля, холмы и впадины. Вверху солнце сияет, птицы летают по прямой, а облака перистые.
Астя открыла глаза и как крикнет:
– Так и знала, Кимка, что ты кучевые облака от перистых не отличаешь!
А я ей:
– Так и знал, Астя, что ты глаза не по сигналу открывать будешь! Если бы ты глаза по сигналу открыла, то и перистых облаков дождалась бы, как ты и хотела.
А Астя говорит:
– Я не облаков хотела, а на следующий водопад забраться.
Смотрим, и вода на самом деле на следующую скалу забирается. А там, ещё выше и дальше, виднеется следующая скала, как ступенька, а за ней – ещё одна, и эта лестница не заканчивается. Мы за руки взялись и наверх поплыли. Вода в водопаде искристая такая, серебристая и освежает здорово. А Астя говорит:
– Если ты, Кимка, вдруг звёзды увидишь – маленькие такие, плоские, – то сгребай их рукой, надо набрать побольше.
А я говорю:
– Ну ты, Астя, и выдумываешь. Ты бы ещё пингвинов собирать придумала.
Но оказалось, что пингвинов не надо собирать, – они сами собрались, на самой верхней скале-ступеньке, выстроились у кромки бесконечной воды и ждут чего-то.
А я говорю:
– Смотри, Астя, море какое, и это так высоко, что моря тут быть не должно, – а сам в это время замерзать начинаю, потому что высоко забрались мы.
– Это потому, – говорит Астя, – тут море, что в море вся вода впадает, даже та, что из-под крана.
Я хотел что-то ответить, но тут кто-то из пингвинов табличку выставил, на которой написано было: «Расстройте нас, пожалуйста, видите, какие мы в линию выстроенные». И мне громкоговоритель протягивают, чтобы всем пингвинам слышно было.
И я говорю:
– Одна пингвиниха вышла на балкон, а там никого нет и скучно.
Пингвины загудели и говорят:
– Ещё давайте.
Я громкоговоритель Асте отдал, а она как крикнет в него:
– Глупые пингвины!
Пингвины расстроились и по воде блинчиками поскакали. Только один маленький пингвинёнок, ростом не выше моих ботинок, подходит к нам и говорит:
– Вы меня с собой возьмите, потому что я умный пингвин, по всяким пустякам не расстраиваюсь и в воду не бросаюсь. Можете даже задачки мне давать, но только чтобы без синусов и косинусов, а лучше всего я играю во всякие шашки и шахматы.
Я пингвина на плечо посадил, и мы смотрели, как скачут по воде большие взрослые пингвины. И я говорю Асте:
– Теперь мы можем в воду или ещё куда.
А Астя говорит:
– Лучше уж в параллельное пространство отсюда шагнуть, место как раз подходящее.
Только мы в параллельном пространстве появились, как люди вокруг нас забегали, нас плечами толкают, и все такие серые и невзрачные.
– Как вы тут? – спрашиваем мы.
– Да ничего, – говорят, – живём потихоньку, без пингвинов справляемся.
Пингвин засмущался и ко мне в карман рубашки залез.
– Пока мы тут ходим по своим делам, – говорят люди из параллельного пространства, – можете в краеведческий музей сходить и осмотреть достопримечательности. Так все делают, а зачем – мы не знаем.
Зашли мы в музей, а там кошка местная когти о музейные экспонаты точит.
– Хорошая кошка, – говорят нам сотрудники музея. – Вчера третье чучело достопримечательного животного доела, и ничего, даже живот не заболел.
Тут кошка к нам направилась, и хвост у неё трубой, и клыки как у тигра.
Мы из вежливости сразу говорить стали:
– Спасибо вам большое, очень у вас тут хорошо, и кошка ласковая, а мы дальше пойдём, – а сами к двери пятимся.
– А что это вы, – говорят люди из музея, – ещё не всё посмотрели, а уже к двери пятитесь? Не знаем, как там у вас, а у нас в параллельном пространстве это даже как-то неприлично.
А я говорю:
– У нас каждый обучен пятиться, и если вы даже такой ерунды делать не умеете, то непонятно, как вам целый музей доверили.
Но музейщики не обиделись даже, а наоборот, обрадовались – потому что в параллельном пространстве психология другая.
– Ура! – говорят. – Как радостно. Тогда идите дальше в музей, у нас там не только кошка дикая, а ещё и динозавры ожили.
– Нет уж, – говорю, а Астя меня тащит в глубь музея.
– Пойдём! – кричит. – Кимка, пойдём! Я всегда мечтала на оживших динозавров посмотреть, и чтобы они на меня тоже смотрели, а вокруг безмолвие. И это всё получится, если ты, Кимка, болтать не будешь.
А работники музея засуетились, собрались вместе, живой стеной проход закрывают и говорят:
– Нет у нас никаких динозавров, это мы так просто сказали, а то вдруг вы их у нас отбирать начнёте.
Мы через толпу перепрыгнули и в разные стороны разбежались, а один угол наш пингвин занял. И все как начали в пингвина нашего пальцами тыкать, как закричат:
– Чёрно-белое чудовище!
А я говорю:
– Зря вы так. Вполне себе симпатичный пингвин.
А пингвин наш в это время в тысяче зеркал отражается и сам этого так испугался, что ко всем спиной повернулся, и поэтому на нас из зеркал тысячи пингвиньих лиц смотрят. И жители параллельного пространства говорят спокойно так:
– Нас такими монстрами не возьмёшь, да и динозавры наши такие же, только мы боимся, что вы этого единственного динозавра у нас заберёте.
– Конечно, заберём, – говорит Астя. – Давайте его сюда.
– Не дадим, – говорят, – он маленький. Приходите, когда подрастёт. Только он не подрастёт никогда, он породы такой. Значит, до свидания.
Астя подошла ко мне и зашептала на ухо:
– Слушай, Кимка, а давай у них динозавра заберём, хоть он и маленький.
– Ну, вроде мух ваших или тараканов, – подсказывают работники музея.
Мы разговариваем, а наш пингвин с их динозавром уже, держась за лапы, из музея выходят. Оба одинакового роста и даже похожи друг на дружку. Я говорю:
– Ладно, Астя, пойдём отсюда, посмотрим, чем ещё это пространство от нашего отличается.
Мы быстро выбежали из музея, дверь за собой закрыли, а динозавр говорит тоненьким таким голоском:
– Мы у вас специально вымерли, чтобы не уменьшаться, а я вот уменьшился, и ничего.
Пингвин наш говорит:
– А наши пингвины вот живы-здоровы.
Смотрят с динозавром друг на друга и улыбаются. На нас оглядываются и говорят:
– Спасибо вам, Кимка и Астя, но дальше мы сами пойдём, потому что вместе нам весело и радостно.
– А нам с вами, – говорим мы, – тоже, может быть, весело и радостно.
– Не усложняйте, – сказал пингвин. Динозавра оседлал, и они вдаль поскакали.
– Ну вот, – расстроилась Астя. – А я динозавра как следует и не рассмотрела.
– Ничего в них хорошего нет, – говорю я. – Они или вымирают, или вдаль ускакивают.
Мы это говорим и на площадь выходим. А там, на площади, дети в оранжевых комбинезонах идут друг за дружкой вереницей, которая в улитку закручивается. Я подумал: интересно, что будет, если они до конца дозакручиваются. А они просто в обратную сторону пошли и в другую улитку закручиваться стали, только комбинезоны у них уже были не жёлтые, а зелёные с серебристым отливом.
Астя смотрит на это и говорит:
– Я всё у тебя, Кимка, спросить хотела, что ты делаешь с впечатлениями – копишь или сразу используешь?
Я ей ничего не ответил, а вслед за детьми пошёл, и Астя за мной следом направилась, и я спрашиваю у последнего мальчика:
– Что это вы в улитки закручиваетесь, а не в рогульки?
А мальчик говорит:
– У нас, Кимка, принято так. Вот когда у вас так принято будет, то вы тоже будете так закручиваться. Три раза в день восемь дней в неделю за полчаса до каждого завтрака.
– Тогда мы, – говорит Астя, – через полчаса с вами завтракать пойдём.
Мальчик говорит:
– Какие хитрые, – и ещё что-то добавить хотел, но ему в обратную улитку уже надо было закручиваться.
И тут пыль поднялась, сухие листья вверх полетели, и нас с Астей и самих чуть не унесло.
– Как у них тут всё наоборот, в этом параллельном пространстве, – говорит Астя. – Даже листья не вниз падают, а вверх летят.
– Это у нас не листья вверх летят, – говорит прохожий, – а ежедневная уборка мусора началась. Он у нас летит, выстраивается стаей и в назначенное место прилетает.
Мы обрадовались и стали из карманов конфетные фантики выбрасывать – их у нас к тому времени много накопилось. А тот же прохожий стал наши фантики ловить и себе по карманам рассовывать.
– Потому что, – говорит, – фантики из параллельных пространств – это не мусор, а раритет.
– А мы, – говорит Астя, – уже тут конфет наесть успели, так что это ваши фантики, здешние.
– Надо же, – говорит прохожий, – я теперь не знаю, что и делать. И выбрасывать сейчас стыдно, и ничего толкового придумать не могу, чтобы оправдаться.
– А мы, – говорю я, – глаза закроем, а вы выбрасывайте.
И мы закрыли глаза, только Астя чуть-чуть подглядывала. Это она смотрела, чтобы не пропустить, когда наши улитки на завтрак пойдут. Ну, и я подсматривал, чтобы посмотреть, на что там Астя смотрит. И вдруг в этой веренице (а она уже по моему совету в рогульку заворачивалась) увидел брата своего Демида, а следом за ним Захар вышагивал.
Я подбежал к ним, и мы обниматься стали – так давно не виделись.
А Астя не стала обниматься, потому что, говорит, в их роду это не принято.
– Надо же! – кричу я. – Параллельный Демид! Из другого пространства, но ничем не отличается!
– Нет, Кимка, – говорит Демид, а вереница в это время стройность потеряла, и дети стали бродить по площади хаотично. – Я не параллельный, я тот же самый, мы тоже добрались до водопадного моря и сюда переместились. У нас, Кимка, были с тобой одинаковые приключения, так что нам и рассказывать друг другу ничего не надо, можно просто помолчать, – а сам не молчит, а дальше рассказывает: – А если ты думаешь, что я с их порядками смирился и в вереницу эту навсегда встал, так не навсегда, а только потому, что нам с Захаром комбинезоны понравились.
А Захар говорит:
– Мы и для вас припасли, – и показывает, что второй комбинезон у него поверху надет.
Мы забрали Демида и Захара и пошли по улицам бродить. Смотрим вокруг, а там плакаты развешаны, и на них написано: «Наше параллельное пространство – лучшее из параллельных пространств!», и ещё: «Посмотрите друг на друга, вдруг вы отличаетесь», и такие: «Дважды два четыре и в нашем параллельном пространстве».
А Демид спрашивает:
– Что это ещё за дважды два четыре, зачем им такие непонятные надписи?
Тут я вспомнил, какой у меня необразованный брат, и говорю:
– Тебе, Демид, тут как нравится?
– Мне, Кимка, – говорит Демид, – тут не нравится, потому что у них плакаты непонятные.
– А в остальном? – спрашиваю.
– А остальное – частности, – говорит Демид. – А к частностям я тоже не привык, мне больше наше пространство нравится, целиком.
А мимо нас люди идут радостные, в руках воздушные шары держат, на поводках ведут собак и кошек, дети едут на велосипедах, и в каждой руке у них по мороженому, а кто любит солёное – то по бутерброду, а если кислое – то лимон или пучок щавеля. И взрослые песни поют, но не громкие, а тихие, мелодичные, и солнце светит, и все такие загорелые становятся, и не ноет никто, что жарко.
– Всё равно, – говорю, – зайдём в какую-нибудь школу или как там она у них называется, хотя бы на пару минут – воздухом школьным подышать, он в школах особенный.
А тут как раз здание к нам приближается само по себе, большое такое, с колоннами, и лет этому зданию тысячи две, и написано на нём СОШПП.
– Средняя образовательная школа параллельного пространства, – говорит Астя. – А вдруг у них стандарты отличаются?
– Ты, Астя, нас не пугай, – говорю я. – У нас этого только учителя пугаются. Лучше постой у входа, а мы пока с Демидом и Захаром прогуляемся.
– Я тогда на крышу залезу, – говорит Астя. – Сверху посмотрю, а то снизу я почти всё видела.
Зашли мы в дирекцию, а в дирекции крыша стеклянная, и сверху на нас Астя смотрит. Улеглась прямо на этом стекле – так ей интересно, что у нас происходит.
На столе у директора игрушки всякие и глобус ква