Читать онлайн Внеклассное чтение про Черного лорда бесплатно

© Лина Люче, 2020

© Издательство «Aegitas», 2020

Глава 1

Тем погожим весенним утром любому обитателю дворца, от короля до самой младшей горничной, хотелось бы оказаться где-то подальше. Не только потому, что день выдался очень теплым и в стенах дворца с самого утра стало душно. Просто очень уж безрадостное предстояло торжество: вроде и свадьба у принца, а всем известно, что по расчету – нечего праздновать, тоска одна. И люди переглядывались, не понимая: к чему все это?

Традиции – традициями, но монаршая власть давно уж ничего не решала в королевстве. Монарх триста лет как был весьма номинальной фигурой, с тех самых пор, как после восстания союза фей и волшебных животных все управление перешло к совету из пятнадцати лордов – по числу родовых вотчин. Волшебное королевство превратилось в республику, каждый лорд избирался аристократами своего рода.

Но атрибуты королевской власти решили сохранить – это и практично, и красиво, особенно когда надо подбавить государственности при всяких международных контактах. Ведь пятнадцать лордов нет-нет, да и перессорятся между собой – то вампиры с эльфами не разговаривают, то верховная ведьма наложит вето на государственный бюджет накануне нового года, то гоблинский лорд объявляет импичмент министру культуры.

А законы-то принимать надо, и за культурой следить неусыпно, не говоря уже о бюджете. Вот и приходилось королю иногда снова превращаться в самодержца, пока эти пятнадцать меж собой не договорятся. Иной раз по три дня без перерыва приходилось монарху править, а во время политического кризиса прадеду нынешнего короля, сказывают, целый месяц выпало исполнять обязанности.

Было бы и два, если бы сам монарх не возмутился и не пошел сиятельным лордам мозги вправлять, и, говорят, одному в пылу спора даже засветил скипетром по макушке. Оказалось, удивительно действенное средство: с тех пор, как члены королевской семьи приняли его на вооружение, длительных кризисов уже больше не случалось. Попугают денек-другой лорды друг друга – и сразу мириться. Даже пословицы в народе пошли: «а скипетр и ныне там», «не доводи ссору до скипетра» и «утро скипетра гуманнее».

Жаль, плачевную ситуацию с женитьбой младшего принца Маркала решить скипетром все не удавалось. Сколько не стучал им король по мраморному полу в библиотеке, требуя от сына остепениться, тот все сидел за своими книгами и в сторону девушек поглядывал в лучшем случае с недоверием, словно не понимал даже: что за существа такие и на что годятся. А когда принцу пошел четвертый десяток, ходить дольше без невесты стало просто неприлично.

Старший отпрыск короля женился в двадцать – и такое-то не рано получалось для принца, ведь мало кому из королевской семьи удавалось дольше двух-трех лет после совершеннолетия выдерживать осаду легиона невест. Секрет успеха заключался не только в королевском воспитании и обаянии, но еще и в том, что все отпрыски по мужской линии урождались чудо какими красавцами: волосы – пшеничные, глаза – синие, фигуры – стройные, кость, правда, тонкая и рост средний, но ведь и негоже сиятельной персоне смахивать на гоблина.

В кого пошел Маркал, никто сказать не мог, да только выглядел он совершенно иначе. Гоблином, конечно, называть было бы чересчур, хотя в детстве, бывало, дразнили, но здоровенный рост и склонность к полноте, которую усугублял сидячий образ жизни и любовь к сладкому – все складывалось так, что к своему совершеннолетию, к шестнадцати годам, принц стал отвратительно нехорош собой. Шелковые рубашки и мантии трещали на его плечах, а стулья, бывало, не выдерживали веса. Не всегда вовремя вымытые и постриженные волосы торчали кое-как, а карие – материнские – глаза смотрели угрюмо исподлобья.

Новенькие горничные пугались, но, попривыкнув, уже не обращали никакого внимания, зная, что принц безобиден. Даже королевские поварихи и швеи никогда не флиртовали с его высочеством, не говоря уж о фрейлинах и придворных дамах. Хотя все они до единой до сих пор розовели и опускали в пол глаза, стоило старшему брату появиться где-то поблизости. Даром, что тот давно был счастливо женат, воспитывал подросших уже детей и разменял пятый десяток.

Маркал казался чужим в королевской семье. Он не отличался разговорчивостью, как отец и брат, улыбчивостью, как мать, а все его интересы крутились лишь вокруг книг и различных диковинных наук, таких как экономика, менеджмент, маркетинг и ведение бизнеса. Поначалу король еще пытался склонить сына к приличествующим сиятельной персоне алхимии, зельеварению, привить интерес к магическим искусствам и хоть как-то обучить азам фехтования, но все было впустую.

Младший принц, правда, согласился освоить этикет, хоть и ворчал то и дело о его бесполезности, с удовольствием занимался языками, географией, вампирологией и ведьмологией, в юности месяцами пропадал в вотчинах гоблинов, волшебных животных и фей, но вместо невесты привез во дворец только несколько бизнес-планов.

До двадцати пяти лет, как последний проклятый купец-попаданец, принц налаживал четыре торговых старт-апа сразу, а потом каким-то неизвестным образом склонил лордов принять закон о всеобщем свободном товарообмене в волшебном королевстве, после чего переключился на производство и начал покупать себе заводики.

Король поначалу страшно ругал сына за его бестолковые причуды и за то, что он вмешивался в дела лордов, правда, через год после принятия нового торгового закона в казну внезапно поступило едва ли не вдвое больше налогов. А все дело в том, что тролли с гоблинами перестали скрывать доходы, феи открыли свою вотчину для вампирских товаров, а вампиры стали закупать сырье у гоблинов и темных. И как это наладилось, монарх никак не мог понять, но по всему выходило, что благодаря Маркалу.

И богиня с ними, с этими вампирами и феями, но главное – содержание королевской семьи выросло, фарфор в столовой обновили, и четырем принцессам справили новый гардероб, а королю даже отреставрировали скипетр. Было за что спасибо младшенькому сказать, чего уж там. Голова-то у Маркала была хорошая, приходилось признать, но во всем остальном сын проявлял удручающие странности.

Тем утром, пока король заново продумывал все эти мысли у себя в спальне, размышляя, почему так кошки скребут на душе из-за долгожданной сыновней свадьбы, сам принц одевался в праздничный наряд в своей гардеробной и переживал в связи с этим бурю неприятных эмоций.

– Нет, эта не подходит.

Маркал раздраженно содрал с себя белоснежную рубашку, которая за неделю стала мала так, что пуговицы посыпались в разные стороны.

– Не изволите казнить, ваше высочество, но накануне свадьбы можно было бы столько и не жрать-с, – с деланной лизоблюдской интонацией пропел его камердинер – стройный симпатичный молодой человек, который находился подле принца уже лет десять и давным-давно превратился в лучшего помощника, какого только можно себе представить. Должно быть, потому ему многое было позволено – в том числе подобная дружеская ехидца.

Правда, это не означало, что слуга не мог за это получить в ухо: Маркал замахнулся, пытаясь треснуть Афрона, но не достал – тот ловко увернулся и подал другую рубашку.

– Чертова свадьба, – пробормотал принц себе под нос.

– В свадьбе есть кое-что приятное, изволите ли видеть… ближе к ночи, – мечтательно закатил глаза Афрон.

– Перестань, – еще более раздраженно отрезал Маркал, застегивая манжеты. – Ты же знаешь, что этот брак формальный и ничего ближе к ночи не будет.

– А зря, – со вкусом цокнул языком камердинер. – Невеста – а-ааагонь.

– Да забирай, – равнодушно качнул головой Маркал. – Хоть этой ночью, если девушка не против.

– Ваше высочество, но ведь – хххрудь! – Афрон приосанился и показал ладонями воображаемые достоинства невесты, – Я б даже сказал, если желаете: с-с-сиськи! И еще, позволите-с заметить… – он перевел ладони за спину и вниз, но Маркал уже отвернулся.

Он бы посмеялся с Афроном в другой ситуации – его камердинер умел паясничать как профессиональный шут, но в тот день было совсем не весело. Как и все последние недели. Маркал с тоской посмотрел в окно. В отблеске света где-то между стеклом и рамой ему почудился фейский профиль. Делия. Дели. Деля. Лия. Де-ли-я. Почти год он ложился спать с этим именем и вставал, распевал на все лады, писал и обводил в блокноте – буквально сошел от женщины с ума, и теперь она мерещилась ему на каждом шагу.

Он не хотел признаваться ни себе, ни самым близким друзьям, но затея со свадьбой как минимум наполовину была предназначена для нее и только немного – для того, чтобы соблюсти традиции и успокоить отца с матерью. Где бы Делия ни была – ему хотелось бы, чтобы она услышала, что у него все хорошо, что он счастлив и женится. Что ему больше нет дела до нее, хоть это и неправда.

Он по-прежнему мысленно говорил с ней, а иногда даже вслух, когда оставался один, а еще ему снились ее крылья и тонкое красивое лицо. Каждый раз, просыпаясь после таких снов, он злился на сбежавшую возлюбленную с новой силой и хотел жениться еще скорее – хоть на оборотне, хоть на попаданке – хоть на ком-нибудь. Взвесив все за и против с друзьями, Маркал остановился на втором варианте.

Попаданки, молоденькие и не очень иномирные девушки всех мастей, проваливались в их мир со скоростью две-три штуки в год. Правда, потом многие из них возвращались к себе обратно, столкнувшись с какими-нибудь особо хмурыми темными лордами или обнаружив, к своему изумлению, что загадочные и сексуальные вампиры хотят от молодых девушек не столько секса, сколько крови, а иногда забываются и могут ненароком выпить до смерти. Хотя в остальном они, конечно, существа дружелюбные.

А еще почему-то все попаданки из немагических миров думали, что в волшебном королевстве только и дел, что мужа искать и заклинания учить, в крайнем случае. А выяснялось, что магическая академия хоть и была, да не для всех – туда экзамены держать надо или платить немалые деньги, особенно тем, кто нуждается в обучении с нуля.

Да и учителя – не молодые красавчики-колдуны, падкие на «хрудь» и готовые жениться на первой попавшейся адептке, а ведьмы – весьма злые и строгие, как в учебе, так и в вопросах нравственности. Вот и убирались попаданки восвояси, разочарованные и обиженные, примерно с такой же скоростью, как появлялись – благо, открыть обратный портал мог каждый колдун-юнец из тех, которые крутизну бедер и грудей очень уважали и брать оплату натурой никогда не гнушались.

Впрочем, замужество с принцем вполне могло задержать какую-нибудь из особо мечтательных иномирных натур – такую гипотезу выдвинул его друг, лорд Ульрис Кетим, когда Делия сбежала со своим ненаглядным вампиром. И Маркал, хоть и не сразу, но согласился воплотить эту затею.

Кетим, темный маг и член совета лордов, был единственным, посвященным во все подробности перипетий его любовной драмы. Задолго до того, как Делия разбила принцу сердце, он делал намеки Маркалу о том, что его увлечение зашло за опасную черту. Но тогда принц не слушал. Советы друга он оценил с большим запозданием – но когда понял его правоту, нашел в себе силы прийти и попросить о помощи.

Благодаря магии, чувству юмора Кетима и его уничижительным рассказам о женщинах, Маркал довольно быстро оправился. Другу удалось донести до его сознания, что эти вертихвостки всех родов и мастей будут пудрить мозги всякому мужику, будь он маг, принц или даже гоблин, до тех пор, пока он не возьмет под контроль свои чувства. А как только возьмет – все они могут вполне оказаться доступными и сгорающими к тому же от желания. Были бы деньги и обаяние.

– Деньги есть, – с готовностью сообщил на это Маркал так, словно готовился к очередной сделке. Но тут же вздохнул. – Но посмотри на меня.

– А ты – на меня. И тем не менее, проблем с женским вниманием вот уже лет десять как не имею, – невозмутимо парировал Кетим.

Быстро пробежавшись по хлипкой на вид фигуре и невыразительному лицу друга, Маркал сузил глаза. В целом он понял, что тот имеет в виду, хотя и не знал пока, как применить. Он был уверен только в своих деньгах и титуле – но и этого, если верить Кетиму, хватало выше крыши. Через пару недель кандидатка в невесты была найдена.

Ему ровесница, тридцати лет отроду, фигуристая, кареглазая, длинноволосая попаданка из немагического мира, провалившаяся во сне и очень желавшая задержаться. Последовав совету Кетима просто «слушать трескотню и не перебивать», Маркал очень быстро узнал о ней все, что его интересовало. Девушка Настенька полжизни витала в облаках, толком не интересуясь ни своей семьей, ни работой.

В своем неволшебном мире она была замужем, но мужа не любила, детей не имела и не хотела, карьеры не делала. Все мечтала, мечтала о чем-то этаком – книжки читала. Но не ученые книжки, не для дела какого, а все фэнтезийные, все про любовь. И вот дочиталась до того, что и сама попала в волшебный мир. А зачем? Только и знает, что для любви. А тут – он – судьба, стало быть.

Тем более что полгода Настя уже помыкалась, в волшебную академию пыталась поступить и не смогла, подрабатывала швеей в магазине у фей – за гроши, страдала от неопределенности. Она уже начинала понимать, что волшебный мир вот-вот станет для нее хуже, чем неволшебный – там-то уже все устроено, а здесь только она и видит, что общежитие для попаданцев и магазин. А работать приходилось каждый день по десять часов, да без выходных, чтоб хватало на еду и кредит отдавать за шелковые фейские платья.

Пару недель он присматривался, искал второе дно – думал, вдруг ведьма какая обернулась попаданкой и шутит над ним, или даже хуже – шпионит, козни строит против королевской семьи. Девушка казалась слишком простой, каких, он думал, не бывает: ничего в голове, кроме «волшебства» и любовных дел. А волшебство у нее в мыслях какое-то странное – чтобы палочкой взмахнуть и все исполнилось.

Попытки завести разговор о вампирологии или хотя бы о зельеварении в общих чертах натолкнулись на полное непонимание. Про то, сколько лет нужно ведьме собирать и экономить энергию для сотворения простейших заклинаний, попаданка тоже не слышала. Объяснять все это ей Маркалу было скучно, тем более что Настя почти не слушала и постоянно перебивала, стоило ему заговорить о чем-либо. От разговоров спасала только еда, и принц взял за правило угощать свою невесту при каждом удобном случае – пока они оба жевали, можно было молчать и уши заодно отдыхали от щебетания.

И чем больше он ее кормил в лучших ресторанах королевства, тем нежнее девушка смотрела на него, так что в какой-то момент он даже испугался – ну, как на самом деле влюбится? Неловко может получиться. Кто бы знал, что эти рестораны так действуют? Может, там в еду подмешивают что-то, если пара приходит? Фейский совет что-то такое затевал лет пятьдесят назад, когда несколько особо романтичных натур среди могущественных волшебниц решили, будто все должны друг друга любить. Но тогда они отравляли своим любовным зельем колодцы, это довольно быстро выплыло наружу, и воду им запретили загрязнять.

Теоретически феи могли предпринять вторую попытку с ресторанами, размышлял он, но Настя все-таки не походила на человека под действием зелья. День или два принц очень переживал, поглощенный чувством вины – нельзя так вот с девчонкой-то, пусть дура, пусть щебечет, но живой человек ведь. Сам-то знает, как это больно, когда влюбишься, а потом оказывается без взаимности. Она ведь, и правда, не знает, что романтика – это душа. Думает, что рестораны.

Все встало на место по счастливой случайности, когда он заметил ее с подругой – они сидели за столиком в одном из его любимых кафе, которое он же ей и показал, и предложил ходить туда, когда Настенькиной душеньке угодно, расплачиваясь за завтраки и обеды его неограниченным кредитом у владельца. Маркал подошел не подслушивать – поздороваться, но, заслышав о чем речь, замер позади в трех шагах.

Его невеста щебетала о том, что принц вот-вот сделает ей предложение – и надо, конечно, соглашаться, но как же жаль, что он «та-акой жирный, что хоть режь его, как корову». И вот она теперь даже не знает – на этого принца соглашаться или другого какого-нибудь найти? Подруга-фея, хоть и была намного младше его Настеньки, выглядела посерьезнее. Она с вежливым интересом слушала ее щебетание, но не забывала кушать и по сторонам смотреть. Фиалковые глаза скрестились со взглядом Маркала в самой середине фразы о жирном принце и теоретической возможности его замены в будущем.

Вернее всего, если бы фея его не заметила, Маркал бы молча ушел, но уже будучи застигнутым на месте, он был вынужден закончить то, что начал – подойти и поздороваться. Когда он шагнул к их столику, фея успела лишь выпрямиться, потупить взгляд и – надо отдать ей должное – слегка покраснеть. А его невеста лишь вздрогнула от неожиданности, но тут же выдала широкую улыбку и без всякого стеснения прощебетала:

– Любимый! А мы как раз о тебе говорили.

Ее глаза, словно живущие отдельно от искусственной улыбки, тревожно изучали его лицо, пока она пыталась понять, слышал он беседу или нет. Но в тот момент у него было выражение, которым его наставник по этикету гордился бы до пенсии – эта мина называлась «королевская бесстрастность» и приличествовала она как официальным мероприятиям, так и неловким ситуациям вроде теперешней.

– Здравствуй, милая, – после паузы выговорил он, не спеша. – Какой приятный сюрприз.

Слегка наклонив голову в знак приветствия, когда фея тоже подняла глаза, Маркал позволил Насте познакомить их, а затем, сохраняя на лице то же выражение, обратился к своей невесте с любезнейшей просьбой уделить пару минут, раз уж они встретились столь внезапно к общему удовольствию.

Аккуратно вывести разговор на брак по расчету он не смог, да и не видел уже смысла проявлять обходительность, хотя особо не сердился. Ее слова, конечно, полоснули по живому в первое мгновение, но затем нахлынуло облегчение: значит, он не виноват перед ней, она не влюблена, и они оба заинтересованы в том, что может произойти дальше.

– О чем ты хотел поговорить, любимый? – с обворожительно фальшивой улыбкой поторопила его Настя, когда фея испарилась и Маркал, предварительно отодвинув стул подальше от стола, тяжело опустился на него. Он старательно отводил глаза от девушки, невесть почему испытывая неловкость тогда, когда это чувство следовало бы испытывать ей.

– О коровах, любимая, о коровах, – немного устало и меланхолично выдавил он, подзывая жестом официанта, чтобы заказать себе фруктового пива. Но в последний момент передумал и попросил воды: аппетит внезапно пропал.

– О каких коровах? – изумленно переспросила девушка, а ее щеки внезапно покраснели и взгляд метнулся в сторону. Она нервно тряхнула головой и отбросила тщательно завитые пряди светлых волос за спину. А потом снова улыбнулась и посмотрела на него, но ее взгляд неуловимо поменялся и стал заметно холоднее, словно девушка уже готовилась перейти в атаку.

– Ну, о тех, которых режут, если они не годятся в женихи, или сначала они все-таки годятся, а режут уж потом, – терпеливо пояснил Маркал, когда официант отошел. И, не позволяя побледневшей и уже приоткрывшей рот девушке начать оправдываться, поднял руку с полными загорелыми пальцами в воздух, – не волнуйся, солнышко, у меня и в мыслях нет упрекать тебя. Я, правда, предпочел бы, чтобы ты воздержалась от нелестных замечаний в мой адрес, но если ты не в состоянии – достаточно будет не говорить этого хотя бы в лицо. И да, я хотел бы жениться на тебе.

С этими словами Маркал достал их кармана платок, обтер слегка вспотевшее лицо и залпом выпил большой стакан воды, который принес официант, старательно делавший вид, что не слышал их беседы на столь интимную тему.

Настя смотрела на него округлившимися глазами и какое-то время просто хватала ртом воздух, пытаясь понять смысл всего сказанного.

– И ты… все равно хотел бы жениться на мне? – уточнила она с недоверием и уже нескрываемым легким отвращением. Маркал мог бы биться об заклад, что знает, о чем она думает.

– Да, солнышко. Я предлагаю тебе руку, только без сердца. И, полагаю, для тебя будет облегчением узнать, что и без остальных частей тела тоже.

– Так ты хочешь формального брака по расчету? Ты меня не…

В глубине глаз Насти сначала отразилось облегчение, но следом тут же вспыхнуло что-то яростное, словно она была обманута в лучших чувствах. Несколько мгновений Маркал соображал, что бы это могло быть, а потом его внезапно осенило: она думала, что он на крючке.

По его губам скользнула легкая улыбка:

– Нет. Я тебя не люблю и не хочу. Ты симпатичная, пойми правильно, но мое сердце принадлежит другой женщине.

– Это оскорбительно! – выпалила она внезапно, скрестив руки на груди. Наманикюренные пальчики правой барабанили по левому предплечью.

Маркал чуть выше поднял подбородок, холодно изучая ее взглядом и отчеканил:

– Воля ваша, сударыня. Не смею задерживать.

Он не спеша поднялся из-за стола и пошел к выходу, на самом деле не имея ни малейшего желания уговаривать девушку далее. Удивительно, но он, не любивший больше всего на свете пустой траты времени и срыва планов, сейчас абсолютно равнодушно отнесся к тому, что после трех недель ухаживаний за раздражавшей его невестой их липовый брак не состоится. И, вероятно, именно потому что он был так равнодушен, Настя все же догнала его.

– Прости меня. Прости меня, пожалуйста, – забормотала она, схватив его за руку так, чтобы со стороны казалось, будто они все еще влюбленная парочка и не могут расцепить пальцев. – Я хочу за тебя выйти и… я согласна на любые условия.

Эти слова она сопроводила тем, что легонько потерлась щекой о его предплечье, и Маркал изумленно посмотрел на девушку сверху вниз:

– Все условия я уже озвучил, дополнительных не будет.

Созерцая себя в зеркало во весь рост в новой рубашке – на размер больше обычного, принц с неудовольствием заметил, что такой широкой его фигура, пожалуй, не была прежде никогда. С раздражением он понял, что с завтрашнего же дня придется все-таки сесть на диету – толстеть дальше совсем не хотелось, довольно было того, что уже сейчас он смотрит на себя в зеркало безо всякого удовольствия.

Но последняя неделя выдалась такой нервной, что Маркал совсем потерял контроль над количеством сливочных ирисок, которые глотал во время вечерней работы над документами, и числом выпитых стаканов пива в процессе деловых переговоров. Впервые в жизни он рисковал более чем половиной всего наработанного за жизнь состояния – а заработал он огромную сумму, которая позволила бы лет двадцать содержать все королевское семейство, если бы вдруг их сняли с государственного довольствия.

Уж больно соблазнительно выглядела сделка. Она позволяла ему из простого принца, не имевшего ничего, кроме титула, превратиться в настоящего землевладельца, лорда одного из красивейших замков королевства, последний владелец которого умер более десяти лет назад. С тех самых пор и замок, и вся вотчина управлялись из рук вон плохо на общественных началах, местное производство сливочного эля постепенно приходило в упадок, проигрывая конкурентную борьбу разносортному фруктовому пиву.

Маркал видел в этом производстве перспективу, и вотчина на южном краю владений темных магов ему чрезвычайно приглянулась. Но вкладывать нужно было огромные деньги и прямо сейчас. А первые выгоды будут видны в лучшем случае через три-четыре года, а в худшем – он останется с огромным замком и убыточным производством на руках, но об этом сейчас принц предпочитал не думать. Он уже принял решение и подписал все необходимые документы – только вот юристы выли, как волки на луну, вынужденные за три дня до свадьбы переделывать по третьему разу брачный договор с учетом всех его новых приобретений, на которые, разумеется, его жена не будет вправе претендовать в будущем.

Плохо, конечно, что все наложилось на подготовку к торжеству. Даже теперь, перед самым праздником, его ждала еще одна встреча, которую нельзя было отменять – требовалось подписать договор с реставраторами замка, чтобы не оттягивать начало работ. И только после этой встречи он вернется во дворец, чтобы пойти к алтарю с будущей женой.

Вспомнив о невесте и церемонии, он очнулся от раздумий о договоре и правках, которые еще предстояло внести, и подозвал Афрона:

– Где Анастасия?

– Эммм… похоже еще не приехала, ваше высочество, – ответил его камердинер, лицо которого выглядело серьезнее обычного. Оценив это и отсутствие шуток из его уст, Маркал сузил глаза:

– В чем дело, Афрон?

– Ну… видите ли, ваша невеста уже час как должна быть здесь.

– Но ведь до церемонии еще три часа, верно?

– Да, но ее уже давно ждут швеи на подгонку платья и мастерицы по прическам, а там еще все эти женские штучки, – Афрон растопырил пальцы, выразительно помахав ими в воздухе, и Маркал кивнул:

– Да понял я, понял, ты мне скажи вот что: у нас разве обрыв волшебных коммуникаций в королевстве? Или некому уже протянуть нить во всем дворце?

Афрон ответил не сразу. Его глаза смотрели в пол, и лицо, на котором обострились от природы широкие скулы, с каждой секундой все меньше и меньше нравилось Маркалу.

– Видите ли, ваше высочество, ей посылали нити каждые пять минут – и швеи, и подружка невесты. Я сам уже бросал нитку четыре раза и боюсь, что…

– Я понял, – сухо оборвал принц. Он резко повернулся на каблуках, пересек комнату и положил ладони на подоконник, невидящим взглядом уставившись на дворцовую площадь, где все было готово к большому празднику: кругом украшения, деревья в свадебных ленточках, парковка ждет карет с гостями, туда-сюда снуют пажи, лакеи и горничные, завершающие последние приготовления.

Его родители, разумеется, завтракают в столовой внизу, мама, конечно, волнуется, отец радуется. Брат с женой молча не одобряют женитьбы по расчету, но все же поддерживают и даже специально перенесли поездку в честь годовщины собственной свадьбы, чтобы присутствовать на празднике. Его друзья и деловые партнеры приготовили подарки, их жены с утра наверняка уже наряжаются, и все они меньше чем через три часа будут здесь, во дворце – чтобы присутствовать при его позоре.

– Дай мне катушку, – упавшим голосом потребовал Маркал, слегка повернув голову, и, не глядя, протянул руку. Афрон с готовностью положил в его ладонь катушку с нитками, похожими на обычные, но на деле волшебными, предназначенными для связи. Маркал намотал на палец кончик нити в три оборота, затем размотал, снова намотал в четыре и оторвал, запустив в воздух. Волшебная нить поплыла в окно и растворилась – в ту же секунду другая катушка, в кармане у его невесты, должна была завибрировать, предлагая ей ответить – в унисон вибрациям катушки Маркала.

Когда кусочек заколдованного дерева вздрогнул десятый раз, принц щелкнул по нему ногтем, прекращая попытку связи. Он еще несколько секунд постоял у окна, а затем медленно повернулся вокруг своей оси, не глядя на камердинера:

– Сообщи, пожалуйста, отцу. И через полчаса, если она не объявится, начинайте обзванивать гостей. Надо успеть предупредить их до того, как они выедут из дома – хотя бы тех, кто живет рядом.

– Да, ваше высочество. Я все сделаю, не изволите беспокоиться.

В голосе Афрона звучало такое сочувствие, что хотелось бросить в него чем-нибудь тяжелым или сказать нечто резкое. Маркал сдержался.

– Это все, – сухо сказал он слуге, ожидавшему дальнейших указаний.

* * *

– Я повторяю в сотый раз, что безмерно счастлив за тебя. Ты чудом, чудом спасся, друг мой. Давай же выпьем еще!

Кетим хохотал все громче, глядя в мрачное лицо Маркала. Его настроение, когда он узнал о сбежавшей невесте, буквально взмыло в небеса, к изумлению принца: он и понятия не имел, что Ульрис так сильно переживал о его свадьбе. И тем более не мог предположить, что известие о ее расстройстве принесет такое счастье обычно суховатому безэмоциональному темному магу, что тот потащит его в таверну – на полном серьезе праздновать.

– Поверить не могу. Ты же сам предлагал мне помолвку с попаданкой.

– Помолвку – да, но я же не предлагал тебе жениться после всего, – искренне удивленный, отозвался Кетим.

– Я опозорен на все королевство – меня бросила у алтаря случайная попаданка. У матушки мигрень, мой отец поставил на мне крест, а все остальные хохочут над жирным принцем на все лады, – процедил Маркал. Он пребывал в странном настроении, поскольку побег невесты доставил ему смешанные чувства: кажется, с утра он пережил все, от громадного облегчения до крайней степени отчаяния. Но негатив все же доминировал.

– Да и плюнь ты на них. Я наложил всеобщее заклятье раздувания на всех, кто хоть раз произнесет в ближайшую неделю слово «жирный» в сочетании с твоим именем. Они все станут размером с бочку и из дома три дня не выйдут, клянусь тебе. Так что некому будет судачить по тавернам.

– Ты серьезно? – изумился Маркал, оглянувшись по сторонам, хотя сидели они в отдельном кабинете, к тому же заколдованном от подслушивания, – Но тебя же за всеобщее арестуют.

– Да пусть они сначала меня найдут, – беспечно махнул рукой Кетим и подмигнул, – я же не школьник, не первый день в темной магии и заметать следы умею.

Маркал пожевал губами, но потом все же слабо улыбнулся:

– Не ожидал от тебя такого. Но спасибо за поддержку. Если только меня за это не арестуют самого.

– Тебя не подозревают. Все знают, что ты магией не владеешь, – снова махнул рукой Ульрис и пригубил пиво. – Лучше скажи-ка, когда мы едем смотреть твой замок?

Лорд Кетим участвовал в сделке с самого начала – собственно, благодаря нему она и состоялась. Он показал Маркалу замок, рассказал о полузаброшенном пивном заводике, таких же заброшенных стонущих местных жителях, беднеющих с каждым днем. А потом уж возникла идея. И снова Кетим помог – договорился с местными лордами о сделке, выбил выгодные условия для обеих сторон, хлопотал с переговорами и даже вошел в долю на десять процентов, чтобы дать определенную гарантию со стороны вотчины темных.

– Можем завтра поехать. Свадебное путешествие отменилось, – пожал плечами Маркал. Дверца кабинета скрипнула, он повернул голову и застыл, едва не выронив стакан с пивом. Вместо юркого худенького официанта, поприветствовавшего их пятнадцать минут назад, внутрь вплыло шарообразное создание без какой-либо определенной формы, в не пойми каком рубище от шеи до пят, с багровым блином вместо лица. По этому блину было ясно, что мальчишка только что ревел как единорог по весне, но с работы, судя по всему, его так и не отпустили, обрядили в какой-то мешок вместо треснувшей по швам одежды и отпустили обслуживать клиентов дальше.

При виде мальчишки Ульрис хрюкнул, а Маркал сузил глаза, только теперь окончательно поверив, что друг не шутил про заклятие раздувания. Но мальчишку было жалко до слез, и даже в голову не приходило обижаться на него за то, что сплетничал.

– Что с вами такое приключилось, любезный? – всем видом выражая светское любопытство с оттенком изумления, но без следов сочувствия, осведомился лорд Кетим у официанта.

– Т… темное заклятие, ваша темность, – едва не плача, ответил юноша, которому и в голову не пришло подозревать одного из влиятельнейших лордов королевства в хулиганстве, подобном тому, которым балуются школьники. Каждому известно, что после таких штук виновные, как правило, всегда бывают пойманы и примерно наказаны: или крупными штрафами для родителей тех, кто побогаче, или пучком розг по мягкому месту самих хулиганов, если им не повезло быть отпрысками бедных семей.

– Ай-яй-яй, какая незадача. Форменное безобразие. Будем надеяться, заклинание непрофессиональное и вот-вот рассеется, – с по-прежнему бесстрастным выражением лица проговорил Кетим, не реагируя на укоризненное выражение лица Маркала, который, впрочем, уже еле сдерживал фырканье.

– Да, милорд, – всхлипнул официант, поспешив ретироваться, чтобы не оскорблять взгляды важных гостей заведения своим неприятным видом.

Едва за ним закрылась дверь, как Маркал засмеялся:

– Если я когда-нибудь захочу прекратить нашу дружбу, Кетим, пожалуйста, напомни, почему с тобой не стоит ссориться.

– Я никогда не мщу за себя, но друзей в обиду не даю, – парировал темный маг, подвинув к себе новую кружку пива. – Кстати, твоя бывшая невеста…

Улыбка сбежала с лица Маркала:

– Не трогай ее. Она просто дурочка.

– Да я не думал ее трогать, – поспешил заверить лорд Кетим, – так, навел справки. Сбежала она с парнем из нашей вотчины, с младшим темным лордом Лезаром – и знаешь, я ей не завидую, вот тебе мой магический крест. Поматросит и бросит – да еще пару заклятий в спину пошлет, если что не так. Не дай ей верховная богиня оскорбить этого парня – десять лет в свой мир не вернется, будет в теле старухи в черных работницах ходить, да одежду троллям стирать на фабриках.

– Не хочу больше знать об этом. Слышать о ней не хочу, – поморщился Маркал и отмахнулся.

– А зря не хочешь, – крякнул Кетим, разваливаясь в кресле поудобнее, – Лезар на тебя зуб имеет, потому девку и увел. Ну, то есть сына послал по девкину душу, но это детали.

– А за что зуб? – приподнял брови Маркал.

– А за замок, – вздохнул лорд Кетим. – Моя вина, не проверил я все досконально. Оказалось, Лезар с прежними владельцами родство отдаленное имеет и пытался отжать земельку с замком, но теперь, когда ее тебе продали, ему уж не светит ничего – вот и злится.

– Что ж. Он теперь знает, где меня искать. Пусть сунется, если пороху хватит.

– Не думаю, что хватит, – качнул головой Ульрис. – Да и сбежавшая невеста должна удовлетворить его жажду мести. Но мы за ним понаблюдаем на всякий случай.

– Спасибо, – кивнул Маркал.

– Для тебя – всегда пожалуйста, ты же знаешь. Кстати, я тут один подарочек на свадьбу приготовил, думаю, не пропадать же…

По оценивающему взгляду Ульриса Маркал понял, о чем идет речь – только донельзя циничный темный маг мог припасти такой подарок к бракосочетанию. Секунду поразмыслив, он кивнул:

– Сегодня не пропадет.

Около часа спустя принц пересек порог своего тайного домика, который купил еще лет десять назад – для тех случаев, когда хочется побыть вдали от дворцовой суеты и… для встреч с девушками, которых присылал Ульрис.

Откуда колдун брал этих красавиц, Маркал никогда не спрашивал. Эти молодые женщины не были ни гулящими, ни профессионалками, от которых его воротило. Приходили простые девушки из самого низкого сословия: молодые симпатичные прачки, крестьянки, швеи. Ни с одной он никогда не смог быть проговорить дольше десяти минут, длительные отношения были исключены – у девушек не было никакого образования и искры разума, между ними и принцем зияла непреодолимая пропасть.

Но у всех этих красавиц было нечто общее: он им на самом деле нравился и они действительно хотели провести ночь с принцем не ради денег, а ради него самого. А некоторые – и не одну, и тогда они возвращались. И на ротик каждой из них, как амбарный замок, лордом Кетимом было накинуто умелое заклятие неразглашения.

Такие связи, разумеется, не поощрялись. Узнай о них кто-нибудь во дворце или, не дай верховная богиня, журналисты, обоих его родителей хватил бы удар. Брат бы изумленно раскрыл глаза: неужели мало придворных дам для любовных игр? Общественность была бы в бешенстве: контакты такого рода между сиятельной персоной и представителями нижнего сословия считались использованием, поощрением проституции.

И только Ульрис понимал, как сложно дается Маркалу общение с женщинами, и никогда не осуждал его – напротив, по мере сил помогал разрешить все проблемы. В том числе и эту, самую интимную. Пару раз он даже предлагал ему нечто вроде мастер-класса по общению, говорил, что флирту с женщинами можно научиться, но принц каждый раз отмахивался – не до глупостей. У него всегда находились более интересные занятия. Да и в успех на этом поприще особо не верилось.

Девушка – свадебный подарок – ждала его на диване в гостиной. Едва бросив взгляд на ее пальцы, во многих местах исколотые иглой, Маркал понял – швея. Гостья выглядела замерзшей и, ласково поприветствовав ее, он подкинул дрова в камин, который девушка не решалась растопить как следует. А затем поставил на стол бутылку фруктового эля и предложил ей угощаться. Когда они выпили, обменявшись буквально парой фраз о погоде, девушка сама подошла и забралась на колени, подставляя мягкие нежные губы.

Поцелуй получился очень сладким – она словно утешала его, поскольку, как и каждый житель королевства, прекрасно была осведомлена об отмененной свадьбе. Теплые руки прошлись по его волосам, погладили плечи и грудь.

– У вас очень красивые глаза, ваше высочество, – прошептала она то, что такие девушки часто говорили ему. Он даже удивлялся – почему они всегда хвалят его глаза, а никто другой никогда этого не замечает. Неужели его глаза красивы только на таком близком расстоянии?

– У тебя тоже, – честно ответил он, глядя в зеленые глазки, обрамленные длинными накрашенными ресничками, и запустил ладонь в копну кучерявых золотистых волос.

Продолжая целовать ее и делать комплименты, на которые Маркал никогда не скупился, он опрокинул крошечную девушку на диван, раздел и очень быстро взял – сразу, как понял, что она готова. Все произошло очень быстро, но ласково с обеих сторон, сладко и очень тепло, словно миленькая швея копила всю свою нежность годами, чтобы излить на кого-нибудь – и случайно излила на него все до капли. В такие моменты он горько сожалел, что родился принцем, а не плотником – для плотника его внешность была бы вполне удовлетворительной, даже симпатичной, и он мог бы найти себе жену без труда.

Рано утром, распрощавшись с девушкой, спешившей на работу, Маркал вернулся во дворец – но направился не в свои покои, а в другое крыло, в офис Ульриса. По дороге – и на улице, и во дворце, он то и дело встречал несчастных людей в форме шара с блинными лицами, и с каждым шагом все больше поражался – как числу сплетников, так и поразительной магической мощи лорда Кетима. О чем не преминул ему заметить сразу при встрече.

– А ты думал, – рассмеялся тот с заметным самодовольством. – Уже даже по королевским новостям передают: «Катастрофа! Эпидемия!» Подозревают иноземельную провокацию.

– Ты не боишься, что так до войны может дойти? – забеспокоился Маркал.

Ульрис засмеялся:

– Да брось. Все, кому надо, уже знают, в чем дело. Просто меня никто не посмеет обвинить – странно, но почему-то никто больше не хочет превратиться в блинчик.

– Ты опасный анархист, – пошутил принц, опускаясь в удобное кресло.

Секретарь лорда Кетима принесла им поднос с едой, они вместе выпили чаю и позавтракали, обсудив предстоящие дела в замке, а затем Маркал глубоко вздохнул, словно решаясь на что-то очень важное, и спросил:

– Помнишь, ты говорил, что можешь научить меня, как общаться с женщинами?

Ульрис слегка поднял брови, кивнул и улыбнулся – но без особой насмешливости, просто с пониманием:

– Дозрел, наконец?

– Кажется, да, – выдохнул Маркал, полный готовности менять свою жизнь по-настоящему.

Глава 2

Три года спустя.

Вотчина созерцающих. Школа Просветления.

Созерцающая оставила попытки дочитать очередное сочинение, отложила пергамент в сторону, нарочито медленно, словно боясь сорваться, сняла пенсне и потерла пальцами уставшую переносицу.

– Темный лорд. Черный лорд. Лорд-вампир… добыть бы где-нибудь автомат и стрелять, стреля-ать, – пробормотала себе под нос преподавательница Школы Просветления. Нигде больше во всем волшебном мире она не чувствовала себя такой далекой от вожделенного просветления, как в этой школе.

Интента начала вести уроки литературы два года назад, полная надежд и неясного предвкушения успеха. Теперь ее переполняла лишь усталость и горечь самого безутешного разочарования. Занятия по уникальной творческой методе приводили в восторг ее учениц, сочинения которых имели большой успех в королевстве, а некоторые даже продавались в книжных лавках – но не вызывали у самой учительницы ничего, кроме отчаяния.

Все ее студентки, идущие по пути созерцателя, будь то, собственно, люди-созерцающие, феи, ведьмы, вампирши и даже две юные трольчихи – все как одна строчили сочинения о любви с главным героем – темным или злобным невесть кем. Все они мечтали, что их украдет какой-нибудь лорд, непременно черный – и тем лучше, чем черней. А писать могли лишь о том, о чем мечтали. Дальше любовного успеха у какого-нибудь вампира или, на худой конец, темного мага фантазия у них не шла, сколько не билась на уроках Интента, пытаясь если не впрямую, то хотя бы намеками вывести девушек на путь саморазвития.

Лучшие произведения созерцающих, досконально описавших весь пройденный путь духовного развития личности, филигранно написанные художественные произведения из иных миров, классические любовные романы, полные примеров нежнейшего отношения мужчины к женщине, поэзия слияния душ – все шло прахом. Юных девушек клинило на тьме так же прочно, как колесо самоходной кареты могло заклинить на попавшей между спицами палке. Но если палку из колеса вытащить можно, хоть и с трудом, то вытащить черного лорда из мозгов юных дев никак нельзя.

Все это мракобесие прочно вошло в моду по непонятным причинам лет десять назад, и с тех пор только укрепляло позиции благодаря непрестанному потоку стихов, фильмов, книг, воспевающих темную сторону мужской личности.

И если начиналось все с плащей, клыков и кинжалов как внешних атрибутов «темноты» героя, то теперь от некоторых сцен из сочинений учениц у Интенты бежали по спине мурашки. Девушки бредили какими-то кровавыми ритуалами, вампиры у них вполне натурально пили кровь из своих возлюбленных в знак особой любви, а темные маги использовали своих как жертвенных агнцев и только к концу сочинений, наполненных истязаниями и издевательствами, невесть почему вдруг влюблялись в чудом выживших героинь.

А реальные вампиры и темные только радовались – подогревали интерес и мерялись числом юных жертв – соблазненных, опороченных, опозоренных, брошенных. И даже примеры поистине ужасных случаев с высокородными девушками, осмеянных всей волшебной империей, ничему не учили молодежь: каждая юная девица с упорством единорога полагала, что между ней и теми, что были обмануты темными, нет ничего общего. Каждая думала: уж она-то всех самых опасных перехитрит, любого кровопийцу заткнет за пояс и укротит своего темного лорда, а в конце, разумеется, окольцует.

И весь этот бред уже давно перестал быть безобидным. Делясь между собой фантазиями о том, как быстро и без труда выйти замуж за влиятельного, богатого и порочного аристократа, студентки начинали желать их реализации – и по одной сбегать из Школы Просветления в Академию Затемнения, издевательски названную так с единственной целью – привести в бешенство созерцающих, стоявших костью в горле темных, и пустить под откос все их усилия по взращиванию молодежи в своих традициях.

В рекламных листовках новорожденной Академии, которыми завалили все королевство ее предприимчивые создатели, ключевым было слово «быстро». Часть листовок обещала сделать из вас мага за два года, другие кричали о быстром приобретении навыков созерцающих без «унылых медитаций» и долгих лет практики. Ведьминские трехнедельные курсы, основы зельеварения за два дня, искусство темной магии за восемь лекций – чего там только не было.

В Академии Затемнения обещали учить буквально всему на свете, и главное – очень быстро, легко и без труда. Молодежь клевала – да так, что преподавателей из лучших университетов королевства оторопь брала от скорости, с которой редели классы. А некоторые молодые учителя уже стучали в двери Академии Затемнения, но не для того, чтобы высказать создателям свое возмущение, а чтобы устроиться на работу – благо, листовки с приглашениями и для учителей выглядели весьма заманчиво. Зарплату, во всяком случае, предлагали немалую, а нагрузку по часам – в три раза ниже.

А самое отвратительное – курсы соблазнения для юных девиц. Об их выпускницах, разумеется, в рекламе не сообщалось, лишь делались намеки о том, что едва ли не каждая девушка, вышедшая замуж за высокородного жениха за последние три года, сделала это лишь благодаря курсам. И вот уже многие шестнадцатилетние дурочки, бросая настоящую учебу, позоря семьи и лишая себя будущего, бросались учиться тому, как уложить всех темных лордов к своим ногам. Укладывали, разумеется, в результате только их самих – и очень быстро возвращали домой, использованных и морально опустошенных. И ограбленных, в довершение ко всему – за все курсы в Академии Затемнения брали немалые деньги, и уроки соблазнения исключением не были.

Покрутив уставшей шеей и похрустев пальцами, Интента Валиар посмотрела на стопку непрочитанных сочинений и покачала головой. Нет, это не может так продолжаться. Она больше не чувствовала себя наставницей, и смысла в работе не просматривалось. С учетом того, что писали ее ученицы, оставалось только удивляться, почему они все еще здесь, а не сбежали поголовно к своим темным.

Решительно поднявшись из-за стола, она пересекла класс. Ее путь лежал в кабинет директора школы, Просветленного Лилайта – благо застать его в вечернее время всегда было легко. Она прошла по опустевшей анфиладе, спустилась по мраморной лестнице, пересекла сад – и буквально за два шага до отдельного домика, который занимал директор, ей полегчало – как бывало всегда и со всяким, кто приближался к Достигшему Света.

– Просветленный, разрешите? – мягко спросила Интента, приоткрыв дверь. Его статус не нуждался ни в каких подтверждениях для каждого, кому когда-либо довелось приблизиться к Лилайту. В радиусе метров десяти от него любого человека покидали все тревоги, душу наполняло блаженное спокойствие, а тело словно парило по воздуху. Под его взглядом все женщины чувствовали себя красавицами и наполнялись радостью, а мужчины – успокаивались, исполняясь мягкого достоинства.

Сам Лилайт вечно пребывал в состоянии радости и покоя, излучая полное удовлетворение всем, что наблюдал вокруг. В то же время это был энергичный, полный сил мужчина, заряжавший и вдохновлявший всех и вся.

– А, Интента, я ждал тебя, – улыбнулся он, едва лишь она пересекла порог и вплыла, иначе не скажешь, в кабинет. Под взглядом его пронзительных голубых глаз она всегда плыла, сама себя не помня, и с трудом удерживалась от желания свернуться клубочкам где-нибудь под боком у Просветленного, умоляя о том, чтобы он почесал ее за ухом и никогда не прогонял прочь. Он бы гладил ее по голове своими длинными, восхитительно красивыми пальцами, а она бы стала его домашней кошкой… его мышкой… его хомячком… а-а-а, дура набитая, гоблин бы ее драл!

Получив весьма болезненный щелчок по лбу от Просветленного, Интента лишь тогда поняла, что придвинулась к нему непозволительно близко и уже начала душить в объятиях, когда Лилайт был вынужден защищаться. Удар в какую-то особую точку мгновенно привел ее в чувство, на глазах выступили слезы – и от боли, и от стыда. И она стала ругать себя мысленно, почем зря. А вслух извинялась расстроенным, срывающимся голосом:

– Простите меня, Просветленный. Умоляю, простите…

– Садись, милая, все хорошо.

На губах Лилайта играла всегдашняя спокойная улыбка. Такое, конечно, случалось с ней уже не впервые – и не только с ней. Стоило любой женщине остаться наедине с Просветленным, как его аура начинала неумолимо притягивать, – и это могло сыграть злую шутку с каждой. Разумеется, Просветленный всех предупреждал об этом и учил, как противостоять – но для этого требовалось столько энергии, что сил хватало далеко не у всех и не всегда. И у Интенты, пребывавшей последние дни в унынии, просто неоткуда была взяться необходимой стойкости.

Но все же было ужасно стыдно. Юркнув прочь от Просветленного, она обогнула большой стол и забралась в кресло для гостей, на всякий случай крепко вцепившись в подлокотники.

– Вижу, нелегко тебе приходится, – начал Лилайт вместо нее. Прозвучало это двусмысленно, учитывая, как гостья отчаянно держалась за кресло, но он и не думал издеваться. Просто Просветленный всегда знал заранее, кто и с чем к нему приходил. Интента опустила глаза. В словах не было смысла – он видел ее, а значит, уже понимал все до конца. Прерывисто вздохнув, молодая преподавательница хрустнула пальцами, не без опаски отпустив ручки кресла:

– Я не оправдала ваших ожиданий…

– Это неправда, милая. Ты не могла обмануть моих ожиданий, поскольку я ничего от тебя не ожидал.

Прикусив язык, она покраснела. А теперь еще стыднее. Отсутствие ожиданий – основа Просветления. Можно ли было ляпнуть что-нибудь более глупое?

– Я имела в виду, что…

– Ты не оправдала собственных ожиданий, но в этом нет никакой беды. Просто избавься от них и прими себя такой, как ты есть, здесь и сейчас.

Интента посмотрела в его глаза и снова поплыла. Ее пальцы снова сомкнулись на подлокотниках, но голова уже наполнялась хрустальным звоном – конечно, надо избавиться от ожиданий, пульсировала внутри единственная мысль. Можно освободиться от них прямо сейчас – это же так просто. Это же так очевидно и понятно – на ее губах заиграла улыбка, но тут Просветленный щелкнул пальцами, и она пришла в себя.

– Соберись, девочка. Ты совсем слаба, – мягко заметил он, и она снова опустила глаза.

– Что мне делать, Лилайт? Я совсем выбилась из сил. Девчонки запутались, и я не знаю, как объяснить им…

– Конечно, не знаешь. Ты же сама себе не веришь. Но это ничего, просто пришло время для учебы.

– Для учебы? – изумленно переспросила Интента. Ее учеба закончилась лишь два года назад, десять предыдущих лет она была студенткой Школы Просветления. Она постигала искусства, годами медитировала, упорно работала над созерцанием собственной жизни, путешествовала вглубь сознания и снов, изучала древние руны… многое, многое необходимо знать, чтобы получить допуск к преподаванию. Но повторного курса для учителей-неудачников не предусматривалось, во всяком случае, она о таком никогда не слышала.

– Не для такой учебы, о которой ты думаешь. У меня для тебя особое задание.

– Я готова… – выпалила она, едва услышав слово «задание».

– Не спеши. Ты должна сама решиться. Это не то, что ты сделаешь из уважения ко мне. Это то, что ты сделаешь для себя самой. Но если ты не готова – лучше откажись, потому что залогом станет твоя жизнь.

Прерывисто вздохнув, Интента во все глаза смотрела на Просветленного. Такого она не ожидала. Во всяком случае, не теперь. Многие созерцающие годами шли к тому, чтобы хотя бы попробовать попросить у Просветленного первое задание. Ведь это главная ступень к цели всей жизни, которую достигал далеко не каждый. Многие, многие поплатились жизнью или психическим здоровьем за попытку. Поэтому задание следовало заработать годами упорного труда, многими жертвами. Готовность к нему требовалось доказать успехами… которых она не достигла.

– Не путай себя, милая, всякое испытание приходит в свое время ко всякому, – мягко вклинился Лилайт в сумбур ее мыслей. – Просто выслушай мое задание и поразмысли о нем. А завтра ты дашь ответ.

Интента с готовностью закивала, очищая эмоции от лишних страхов. Она чувствовала себя совсем дурочкой – Лилайт прав, слишком ослабела. Надо было раньше к нему прийти.

– Ты отправишься в Академию Затемнения…

– Что? – вырвалось у нее, но вспышка в глубине голубых глаз заставила замолчать – пожалуй, еще один вопрос и она удостоится нового удара по лбу, читалось во взгляде Просветленного. Второго щелчка не хотелось, и Интента накрепко закрыла рот, покорно потупившись.

– Ты устроишься на работу преподавателем и проработаешь ровно год и еще один день, – продолжил Просветленный.

Резко переменив позу, Интента часто задышала. В Академию Затемнения? Невозможно… с ее-то уровнем энергии – да ее в порошок сотрет, годы медитаций пойдут прахом. Столько зла, столько соблазнов вокруг, столько темных, полных коварства… она не совладает с собой.

– Спустя три месяца ты получишь предложение о помолвке от темного, – безжалостно добавил Лилайт.

Интента приоткрыла мгновенно пересохший рот. Помолвка с темным? Для нее, давшей обет безупречности?

– И ты согласишься на нее. Ты во всем будешь покорна жениху. Через год и один день можешь вернуться.

Словно пораженная смертельным заклинанием отложенного действия, Интента Валиар приросла к креслу, не сразу сообразив, что Лилайт закончил. Теперь, казалось, она не сможет двинуться, даже если захочет. Мышцы во всем теле свела какая-то неприятная судорога. Отказаться от задания Просветленного? Сойти с пути Созерцания? Смерти подобно… Согласиться – хуже, чем смерть.

– А если жених попросит от меня какой-нибудь мерзости и непотребства, как это водится у темных? – уточнила она пересохшими губами, исполненная искреннего ужаса.

– Не попросит, пока ты будешь безупречна.

В глазах Лилайта почудилась безжалостность, хотя улыбка, игравшая на его губах, выглядела как прежде. «А если потребует – туда тебе и дорога, недостойная», – привиделось ей на лице Просветленного. На глазах Интенты выступили слезы.

– Иди, милая. Думай до утра, – поторопил ее Просветленный голосом, исполненным вселенского покоя. Он ничего от нее не требовал и не ждал. Единственным человеком, которого могло разочаровать ее решение, оставалась она сама.

Глава 3

Вотчина темных. Замок Мерсье.

Западное крыло, отведенное под Академию, всегда жужжало, как осиный рой – и днем, и ночью. Лишь в ранние утренние часы жизнь там ненадолго замирала.

Переходя на жилую половину, лорд Мерсье каждый раз чувствовал, как тишина буквально звенит в ушах. Его спутница шелестела юбкой рядом, стараясь почти не дышать. Он управлял ее молчанием – девушка заговорит лишь тогда, когда он пожелает.

Постоянной трескотни он не любил, и теперь любая женщина в его присутствии интуитивно понимала это, получала эту информацию к сведению с полужеста, полуповорота головы – и благоговейно замолкала, кем бы ни была. Он научился обучать их собственным желаниям, манипулировать, вынуждать вести себя в его присутствии так, как ему нравилось.

Два слова тут, два слова там, цитата из философского трактата: «Лучшие женщины покоряют мужчину своим молчанием» – и все, любая сразу захлопнет ротик. Кому же неохота быть лучшей и покорить своей загадочностью самого Черного Лорда? Лорд-то – вот он, только руку протяни. Сам ухаживает – стало быть, видит в тебе что-то необычное, а ты-то, и правда, всю жизнь подозревала, что родилась особенной. Стало быть, не показалось.

Сначала, конечно, следовало произвести впечатление – мощное, захватывающее. Загипнотизировать, обезвредить, подавить. Много рассказывать о себе, о своих деньгах – не впрямую, конечно, просто упомянуть о количестве самых современных самоходных карет в гараже – их, знаешь, дорогая, у меня пятнадцать. На эту не смотри, ей красная цена – маленький алмаз с куриное яйцо. Просто так ее взял, осенью по грязи гонять – не маркая.

Женщины застывали, подбирались, их глаза слегка стекленели как под воздействием вампира в полнолуние – и так он узнавал, что можно двигаться дальше. Делать неожиданные комплименты – не ей, другим женщинам, поистине необыкновенным и заслуживающим этого. Похвалить красоту верховной ведьмы, в ее триста выглядевшей на двадцать восемь, похвалить ум первой красавицы-феи.

А то, что она кажется дурочкой, не гляди, дорогая, я-то с ней лично знаком, интеллект как бритва, просто образ такой, на потребу публике. А затем, когда перечислишь двух-трех умнейших и красивейших женщин королевства – обязательно заметить, что с ними что-то могло бы быть – точнее, они хотели, просили даже, но я не стал. Их-то много таких, а я – один. Ищу особенную – и тут заинтересованный взгляд на жертву, но как бы мимолетный – может, это ты – особенная?.. А может, и нет…

На этой части разговора почти у всех девушек, кроме самых деревянных, начиналась внутренняя борьба – ревность вступала в схватку со здравым смыслом, а здравый смысл на другом фронте уже сражался с соблазном, и много еще с чем сражался – самое кровавое месиво с гордыней, этим вот польщенным чувством особенности – и разум всякий раз бывал побежден. На втором свидании, редко – на третьем – можно было вести любую студентку или молоденькую учительницу в постель. Но настоящее искусство заключалось не в том, как довести соблазненную до спальни, а в том, как выставить ее оттуда без скандала. До сих пор это удавалось ему не всегда.

С Женевой, которая сейчас шелестела юбками рядом, он познакомился буквально пару дней назад. Девушка приехала в академию с чеком об оплате курсов соблазнения – легкая добыча. Таких вообще, по сути соблазнять не требовалось. Они с первого занятия считали себя более чем компетентными охотиться на «крупную рыбу» – спасибо преподавателю, лорду Ульрису Кетиму, который специально ради такого дела выделил в своем расписании два часа в неделю и все занятия посвящал раздуванию гордыни своих студенток и умасливанию их тщеславия до состояния полной невменяемости.

У Кетима, к тому же, была скверная привычка позволять всем студенткам заваливать экзамены в его постели, когда они, естественно, полагали, что сдают их. Но на каждом курсе он оставлял пару блондинок для ректора – новоиспеченного лорда Мерсье, известного во всем королевстве, многими вожделенного, единственного и неповторимого Черного Лорда.

Репутация Маркала теперь была так же черна, как новое прославленное имя, пестрила тайнами и легендами, одна из которых гласила, что раз в год он съедает как минимум одну студентку на завтрак. Но юным девицам, разумеется, было известно, что это шутка, и они слетались в объятия Черного Лорда, как пчелы на нектар.

Темные преподаватели академии тоже пользовались немалой популярностью среди учениц, а лорд Кетим по числу побед превосходил всех, включая ректора. Порой Маркал не понимал, как Ульрису вообще достает сил и, главное, желания – ведь девушки, конечно, молодые и симпатичные, но не так, чтобы все на одно лицо. Не мог же темный до такой степени быть всеядным? Но оказывалось – может. Ульрису буквально было все равно, с кем спать – лишь бы молодая, и, что немаловажно, именно девушка.

Маркал же не понимал его неразборчивости – у него самого имелись вполне четкие пристрастия. Он предпочитал светловолосых фей, выбирал, как правило, довольно высоких, чтобы девушка в пупок ему не дышала, и определенного склада личности – с истеричными дурами связываться не любил. Кетим научил его справляться и с такими, но смысла возиться с идиотками не просматривалось – умненьких хватало.

Тот момент, когда наставало время приходить в себя, он смягчал для каждой партнерши, как мог, и предпочитал, чтобы ему тоже не пытались в эту секунду выцарапать глаза – лорд Кетим советовал смотреть на это с юмором и коллекционировать яркие реакции, но что-то внутри Маркала каждый раз мешало забавляться в такие секунды. Что-то царапало его внутри, и довольно болезненно, так что этого хотелось избегать.

Женеве до отрезвления оставался максимум час. Она шла за ним в спальню, как загипнотизированная, молча и без малейших сомнений, хотя общались они всего ничего. Час накануне и еще полчаса – с утра, перед тем, как Маркал нежно взял ее за руку и позвал к себе, глядя в глаза таким душевным взглядом, как будто сидел с женой на серебряной свадьбе, вспоминая лучшие моменты счастливо прожитой жизни.

На женщин ему никогда не хотелось тратить ни одной лишней минуты – если девушка соблазнялась за полтора часа, ровно столько он на это и выделял. А иногда и минут за тридцать управлялся. То, чему он научился за три года, так изменило его, что походило на колдовство, с той лишь разницей, что колдовство так быстро не освоишь. Искусство запудривания мозгов оказалось гораздо более доступным – правда, поработать пришлось немало.

А в последнее время то здесь, то там он с удивлением отмечал в себе какую-то непреходящую усталость – не физическую, а ту, которая приходит от однообразия и долгого отсутствия настоящих вызовов. Вот и теперь он расслышал усталую интонацию в тоне своего же собственного голоса, которым сказал: «Иди сюда» девушке, едва закрыв за ней дверь спальни.

И то, что между ними произошло дальше, определенно не было хорошо. Он занимался с ней любовью едва ли не через силу, и под конец она очнулась, почувствовала. В обиженном взгляде студентки, когда она одевалась, дрожали слезы. Умом она еще не осознала, что случилось, но всем телом уже поняла его безразличие и смертельно оскорбилась. К тому же ей, кажется, тоже не было приятно – у Маркала не хватило на этот раз желания и сил позаботиться о ней, а сама она о себе позаботиться не умела.

Натягивая штаны, он ругался про себя последними словами: зачем девушку потревожил, если ничего не хотел на самом деле? От жадности ведь схватил ее – просто потому, что была доступна.

Их взгляды пересеклись, и обиженная студентка вскрикнула. Он понятия не имел, что она увидела в его глазах, но только Женева вдруг стиснула челюсти и прошипела:

– Ненавижу. Ты меня использовал.

Маркал поднял брови:

– Серьезно? Не знал, что ты одноразовая.

Он бросил ответ, не думая, и, как всегда в таких случаях, попал куда-то в самое больное место. На это девушка выдала дивно предсказуемую реакцию – сначала побагровела, а потом завизжала и бросилась на него, пытаясь достать ногтями до лица.

– Не дотянешься, – весело заметил он, с легкостью перехватывая хрупкие запястья. И, не удержавшись, отвесил сочный шлепок по попе, отчего Женева сорвалась на визг и попыталась лягнуть его ногой, но промахнулась и потеряла равновесие.

В этот момент он отпустил ее руки, позволяя шлепнуться на пол. Но даже после этого девушка не утратила воинственности. Мгновенно поднявшись на четвереньки, она зарычала едва ли не по-собачьи и что-то пробормотала, явно в попытке использовать какие-то фейские штучки.

Была бы она ведьма, Маркалу, может, и не поздоровилось бы, но именно на такой случай он с ведьмами и не связывался. Фейские заклинания – другое дело. Даже легкой защиты, встроенной в его одежду лордом Кетимом, было достаточно, чтобы отразить их.

А может, защита была и не легкой, подумалось тут же ему, стоило взглянуть на лицо феи, все еще стоявшей на четвереньках. Сначала ее щеки, а потом и лоб, и шея, стали быстро и густо покрываться сиреневыми пятнами. Интересно, что это было за заклинание?

– Ты пыталась испачкать меня черничным вареньем или отравить? – спросил он, с интересом разглядывая отраженный результат на коже девушки. Все еще не понимая, что произошло, фея таращилась на него, видимо, ожидая результата своей ворожбы. Не дождавшись, она сообразила – дернулась, вскочила и бросилась к зеркалу. А там завыла так, что даже у бывалого Маркала мурашки по спине побежали.

– Это что-то вечное? – уточнил он, осторожно приближаясь к пятнистой девушке сзади. Фея стояла, закрыв лицо ладонями, и безутешно зарыдала.

– Ну, полно, полно вам, миледи. Успокойтесь, – вздохнул Маркал. Нащупав в кармане катушку, он достал ее, и уже четверть часа спустя в его спальню явился лорд Кетим, чтобы расколдовать несчастную.

– Мда, неплохо вы себя уделали, моя крошка, – крякнул он, едва глянув на лицо Женевы. – Чешется?

– Больно, – выдавила девушка, все еще прерывисто всхлипывая, но глядя на темного с надеждой, понимая, что только он может спасти ее от проклятия.

– Еще бы не больно, жабским проклятьем-то, в пять раз усиленным.

– Я бросала цветочную пыль в глаза.

– А кто сказал, что защита должна быть симметричной? – удивился Кетим, – Ладно, миледи, не горюйте. Изволите отправиться ко мне, дам вам целебное зелье. Кстати, вы ведь понимаете, что отчислены, да, солнышко?

– Что? – выдохнула студентка ошеломленно.

– Да-да, а вы как же думали? – дружелюбным, даже сочувствующим тоном осведомился темный лорд. – Я же предупреждал: до конца курса ни с кем не спим. Если спим – значит, курс окончен. И потом – вы же целого Черного лорда соблазнили, какие же вам еще требуются навыки после такого достижения? Вам теперь путь в тренерскую лигу.

– Как же я вас ненавижу, – прошептала Женева, потрясенно глядя в глаза лорда Кетима, полные издевки. Ее пятнистое лицо исказилось от злобы, девушка стояла в напряженной позе, тяжело дыша, по-видимому, с трудом удерживаясь от того, чтобы не броситься теперь на своего преподавателя.

Маркал покачал головой и отвернулся. Он не мог запретить другу питаться негативными эмоциями студентов, тем более что это был универсальный источник энергии для всех темных, но предпочитал, чтобы Ульрис не делал этого в его присутствии. Это вызывало у него почти такое же отвращение, как созерцание вампира, пьющего кровь.

– Ну ладно, ладно, посмотрим, миледи, что можно сделать, – примиряюще пробормотал Кетим, выводя девушку из его спальни. Двумя свистящими словами он набросил на нее сзади гипнотизирующее заклинание.

У Маркала глаза на лоб полезли, когда он это услышал – сомневаться не приходилось, до утра Женева пополнит список своих ученических достижений еще одним лордом. Потом, правда, все равно будет отчислена. Любимая уловка Ульриса, чтобы не подписывать никому диплом – до конца курса по соблазнению аристократов за три года не доходила ни одна студентка. Переживать ни за одну из них Маркал, впрочем, не собирался.

Как только дверь за Кетимом закрылась, он мгновенно выбросил соблазненную девушку из головы и решил принять ванну. Бросив нитку своему Афрону, чтобы все приготовил, он посидел немного за счетной книгой, а затем с удовольствием принялся приводить себя в порядок – мыться, выбирать одежду и туалетную воду. Он переодевался теперь по три раза на дню и получал громадное удовольствие, разглядывая себя в зеркало.

Его сильная огромная фигура обрела форму, и все женщины испытывали трепет от одного только ее созерцания, а в постели, бывало, как завороженные водили руками по каждому изгибу мышц. Он наслаждался этим, впервые в жизни удовлетворенный своим внешним видом, который наконец-то заработал, заслужил многими часами упражнений, верховой езды, магических боевых пассов с Кетимом. Темный, конечно, изрядно повалял его по полу за три года.

Вдоволь наглядевшись на то, как смотрится на нем новый фрак, позволив Афрону причесать себя и привести в порядок ногти, он, наконец, направился на вечерние занятия. Преподавал Маркал с огромным удовольствием, и взял бы больше курсов, но и другие дела так же непрерывно требовали внимания – поэтому лекции и семинары он оставлял себе «на сладкое» и работал в академии по чуть-чуть, заодно поддерживая загадочный образ Черного лорда, который нечасто появляется в аудиториях.

Их совместная с Кетимом идея открыть академию окупилась почти мгновенно. Так быстро и эффективно ему не приносило отдачу ни одно производство из пяти, которыми он владел, включая фабрику печенья и фирму по пошиву магического платья в фейской вотчине, небольшое хлебное производство в центральном округе, цех по разливу волшебных зелий на северном отшибе, во владениях колдунов, и теперь новый пивной заводик, прилагавшийся к замку Мерсье.

В замок он переселился еще три года назад, сразу после неудавшейся свадьбы, и очень скоро к нему присоединился Ульрис, подавший ради этого в отставку со своего поста в совете лордов, а также множество их общих знакомых, которые пожелали работать с ними над развитием хозяйства замка и открытием академии. Первый год ушел на реставрацию, в которой приняли участие десятки опытных волшебников, строителей и декораторов.

Затем часть умельцев уехала, но еще до того замок наводнили учителя и студенты – так что огромное здание и прилегающие гостевые постройки не пустовали ни дня, а принадлежащая вотчине деревня ожила, чтобы кормить свежей едой весь замок и его гостей. Местные жители разрумянились, починили свои хозяйства, обзавелись скотиной и неустанно благодарили нового лорда не только словами, но, к исходу третьего года, уже и небольшими выплатами налогов на содержание вотчины и замка.

Восточное крыло было первым отремонтировано и отведено почти полностью под нужды академии. Амбициозный план двух лордов заключался в том, чтобы обустроить, ни больше ни меньше, самое популярное платное учебное заведение королевства, которое могло бы стать главным конкурентом Королевского Магического Университета, возглавлявшего рейтинг вузов уже двести лет. Главная идея – преподавать все для всех, не чиня препятствий никому при поступлении.

Если барышня желала изучать мужские боевые пассы, ее только поощряли, если тролль желал освоить зельеварение, его приветствовали и предлагали дополнительные курсы эльфийского дизайнерского волшебства. Не воспрещалось даже осваивать магию тем, в семье которых магов не просматривалось до десятого колена предков, ведьмам – ходить на курсы этикета для благородных девиц, а благородным девицам – изучать зельеварение и привороты, не говоря уже о соблазнении.

И уже через год стало ясно, что затея в полной мере удалась. Ульрис собрал целую лабораторию яйцеголовых темных и колдунов, а они в свою очередь хорошо поработали с маркетологами и предложили набор таких курсов, которые, действительно, любой учащийся – при определенном усердии – мог пройти за довольно короткое время. Обмана не было, если не считать одной тонкости: любая из образовательных программ в Академии Затемнения давала максимальный эффект только при том условии, что студент и сам пахал как каторжный, а не просто посещал лекции и кое-как сдавал домашние работы.

Таких учеников, признаться, было мало, но они были, так что ни одна ведьминская комиссия из налетевших, как воронье, в первый год работы, не смогла уличить их в мошенничестве. А когда все проверяющие насмотрелись на курсы магии, зельеварения и приворотов, и уехали восвояси, подтвердив лицензию на образовательную деятельность, лорд Кетим уж развернулся в полную ширь.

Он запустил и предсказания, и соблазнение, и курсы расширения сознания с использованием магических трав и многое другое, во что Маркал даже не вникал – поскольку сам в это же время внедрял в Академии свои любимые чужеродные иномирные науки, посвященные финансам, бизнесу и экономике. Первое время ему нелегко было найти преподавателей и он сам вел все эти курсы.

Кроме того, первые пару лет он был поглощен переменами в собственной жизни. Добровольно передав лорду Кетиму права наставника, Маркал послушно принялся учиться у него, хотя поначалу и не мог отделаться от мысли, что его старый друг оказался опасным сумасшедшим, доверяться которому было нельзя. Взять хотя бы эту идею про Черного лорда – поначалу она выглядела полным абсурдом.

– Я не могу быть темным лордом, я рожден в немагической семье, – удивился он, когда впервые услышал об этом. – Я могу называться только лорд Мерсье, во всех документах так.

– Не темным, а черным, – поправил его Ульрис невозмутимо. – Черным лордом ты вполне можешь быть.

– А что за Черный лорд? – удивился он еще больше. – Я о таких не слышал даже.

– Никто не слышал. Пока…

Ульрис жестом фокусника достал из-под мантии явную заготовку – заколдованный свиток с какими-то черными и розовыми завитушками, подобные которым продавались в книжных лавках. Это были не книги в твердой обложке, в каких по королевскому закону надлежало издавать лишь научные трактаты, а сочинения художественного свойства, популярные у мечтательных барышень и дам. Волшебные свитки были дешевле в изготовлении и менее долговечны – зато легче по весу и удобно помещались в дамские сумочки.

– …Пока одна из самых популярных ныне живущих сочинительниц, Алиока Пестрая, его не выдумала, – продолжил лорд Кетим. – Изволь ознакомиться.

– Не буду я это читать, ты издеваешься, что ли? – возмутился Маркал, список чтения которого был укомплектован на год вперед – и, разумеется, серьезными книгами, из которых можно было почерпнуть знания по интересующим его темам, а не свитками с какой-то женской галиматьей.

– Нет, будешь читать, – безжалостно отрезал лорд Кетим. – И, мало того, будешь запоминать все детали, а я потом проверю, как ты запомнил.

В том, что Ульрис на самом деле не шутит, Маркал убедился не сразу, а когда понял – пришел в отчаяние. Его друг горел идеей не просто изменить его, а уничтожить полностью и воссоздать заново, сделав из принца некого Черного Лорда – собирательного тошнотворно- глянцевого персонажа, обожаемого, как выяснилось, половиной женщин королевства.

Этот плод безумной фантазии романистки – старой девы обладал чудовищно гротескными чертами, призванными подчеркнуть его сексуальность: неземной красоты внешностью, поразительной остротой ума, странной резкостью характера, которая, впрочем, исчезала, стоило оказаться поблизости главной героине сего романтического трактата.

В каждой главе, буквально ежеминутно, Черный лорд поражал окружающих ловкостью, удачливостью, приятными манерами, высокородным происхождением и одновременно богатырской силой, как у выходца из самого низкого сословия (как он ее приобрел, в произведении не уточнялось), уникальными магическими способностями и в темной и белой магии одновременно. А главным козырем героя было припасено трагическое прошлое и таинственная манера говорить о нем.

Черный лорд стал черным лордом потому, что был «хуже, чем темный», загадочно сообщалось в сочинении литературных дел мастерицы. В то же время ничего, что могло бы отвратить романтических читательниц, герой, разумеется, не совершал на протяжении всего свитка. Так что все темное и опасное в нем выражалось лишь в том, что всякий раз, стоило любовной интриге с главной героиней исчерпать себя, как Черный лорд печально сообщал ей, что быть с ним рядом опасно, и исчезал, как там говорилось, «в тумане», позволяя героине страдать следующие десять-пятнадцать витков. После чего снова объявлялся, и вся интрига начинала закручиваться заново по той же канве.

Так повторялось несколько раз, и каждый раз, читая про туман и страдания, Маркал боролся с желанием бросить бездарное сочинение в огонь. Он дочитал из чистого упрямства, но облегчения это не принесло – к его изумлению, в самом конце пергамента не обнаружилось, собственно, конца. В одном из финальных абзацев, правда, красовался поцелуй – первый и последний во всем свитке, но потом герой снова исчез в тумане, а героиня смотрела ему вслед «голубыми глазами, в которых отражалось голубое небо».

В самом низу свитка в аккуратных завитушках стояла надпись «продолжение следует» и призыв покупать следующие десять-двенадцать свитков о приключениях Черного лорда. Автор также выражала надежду, что читатели испытали такое же удовольствие от чтения свитка, как она – от его написания.

Перечитав эту фразу дважды, Маркал ощутил, что из его ноздрей вот-вот вырвется пламя от бессильного гнева за потраченное время. Единственное, от чего он мог бы испытать удовольствие в ту минуту – так это от разрывания пергамента на мелкие кусочки. Что он с наслаждением и проделал, педантично забросив каждый из них в свой камин.

Но самое худшее поджидало его впереди, когда лорд Кетим с вдохновением маньяка принялся лепить из него этого самого Черного лорда. Для начала он настоял, чтобы Маркал носил лишь черное, затем – плащ и кинжал на поясе, потом перстни с какими-то таинственными знаками на пальцах. Превратив его внешне в этакого клоуна, Ульрис остался очень доволен и стал распускать сплетни по академии – в основном через глупышек, с которыми сам проводил ночи.

Одной он напел про его трагичное прошлое, другой – про крутой гордый нрав, который проявляется в особых ситуациях, созвучных трагедии в прошлом, третьей – про его необыкновенные успехи на любовном фронте. А когда все эти слухи разошлись по академии и стали выплескиваться за ее пределы, обрастая по дороге немыслимыми подробностями, лорд Кетим выбрал самую болтливую студентку во всей академии и под строжайшим секретом поведал ей, что Маркал на самом деле – оборотень.

Днем он принц, ночью – Черный лорд, образ которого, кстати, в своих сочинениях ярко описала Алиока Пестрая, а описала она его так ярко и достоверно потому, что у них был роман. Только закончилось все, увы, драматично, и он уехал в туман, а она осталась махать ему вслед, глядя в голубое небо голубыми глазами.

– Ты с ума сошел? – орал на друга Маркал, проснувшись знаменитостью на следующее утро. – Обо мне даже пишут в прессе, отец вынужден опровержение давать через королевскую пресс-службу! Уже даже оборотни дают экспертные комментарии про мою персону, рассуждают, похож я на них или нет!

– Друг мой, спокойно. Любой здравомыслящий человек понимает, что это полная ерунда, – невозмутимо ответил на это Ульрис, застигнутый в обеденном зале за своим завтраком.

– А не здравомыслящие? – продолжал кипеть принц. – Что мне делать с кучей девиц, которые ждут от меня чего-то, а я даже не знаю – чего? Я по коридору пройти теперь спокойно не могу, а я ведь не изменился, Ульрис! Они ведь скоро все поймут.

Тогда ему было стыдно признать, что он здорово напуган и раздосадован – женщины обратили на него внимание – наконец! Но что с этим делать, он понятия не имел, а потому предпочитал злиться. Но только на лорда Кетима это не произвело ни малейшего впечатления.

– Пока нет, – очень спокойным, полным удовлетворения тоном ответил ему друг и улыбнулся. – Но теперь тебе уж точно придется соответствовать.

Глава 4

Так уж сложилось, что вотчина созерцающих раскинулась на северном краю королевства, в то время как те, кто испытывал к ним наибольшую неприязнь, жили на максимальном удалении – вдоль южных границ. Так что путь перед Интентой в вотчину темных лежал неблизкий и после некоторого раздумья она приобрела билет на летучий корабль, смирившись с необходимостью потратить половину выходного пособия. Зато не придется трястись трое суток в самоходной карете – вместо этого она долетит с королевским комфортом за четыре часа.

Девушка пока не признавалась сама себе, что на ее решение также повлияла информация с рекламной листовки о жаловании преподавателей. Интента, с тех пор, как решила, что поедет в Академию Затемнения, уже третий раз ловила себя на малодушных размышлениях о покупках с первой же выплаты – а ведь еще даже не вылетела из родной вотчины. Хуже того, она уже фактически начала тратить эту выплату – и билет на корабль купила, и новую преподавательскую мантию. Но не ехать же к темным в залатанной одежде? Засмеют, не воспримут всерьез, могут и на работу не принять – у них же культ тряпья, ухоженной внешности и всех атрибутов достатка.

Впрочем, поднявшись по скрипучему трапу на корабль и расположившись со своим чемоданчиком на удобном кресле, Интента поймала себя на другой мысли – уже не жадной, зато трусливой: может, ее все-таки не примут? Тогда она с чистой совестью сможет вернуться в Школу Просветления. Но надежды мало – Лилайт был уверен, что ее возьмут, а он никогда не ошибается.

Темным, конечно, нравятся красивые женщины, а ей часто говорили, что она хорошенькая. Сама она считала себя обычной, хотя иной раз обращала внимание на то, как ярко выглядят в зеркале большие глаза, если их немного подвести, как красивы после купания вьющиеся каштановые волосы – с золотистой искоркой на солнце. На фигуру тоже жаловаться не приходилось – полнота ей не грозила, все в семье всегда были стройными. Лишней худобой Интента тоже не страдала: просто все на месте, ровное и ладное. Пожалуй, она и впрямь хороша собой, и новая мантия смотрится прекрасно.

Другое дело, что на пути созерцания это лишь мешает. Мужчины-созерцающие не любят слишком симпатичных. Как и все те, кто стремится к Просветлению, они избегают лишних соблазнов. Вот и получается, что в их родной вотчине все красавицы сильнее других женщин испытывают дефицит внимания со стороны противоположного пола. Неудивительно, что она так и не вышла замуж во время учебы – отношения были, влюбленность была, даже две, но одна довольно быстро прошла, а вторая… уже не болит, но как будто немного колется при воспоминаниях. Лучше не вспоминать. Хотя влюбленность, конечно, просветляет – хоть и на время, но все же дает этот отблеск света на горизонте, помогает определить направление.

Когда корабль оторвался от земли, Интента слегка приуныла. Идея о том, чтобы жить на большом удалении от дома, никогда ей не импонировала. Путешествовать нравилось, но не долго – уже через пару недель она начинала скучать по своей комнате, по родителям и по домашним пирожкам, по улицам родного города, по лицам друзей, по Лилайту. Целый год не видеть никого из них – настоящая пытка. Хотя, разумеется, все обещали писать и бросать нитки, но это – другое. Да, далековато ей еще до просветления и Полной Непривязанности. И хотя она не видела, как это путешествие и годовая разлука с домом помогут ей добраться до цели – надо верить, ведь назад уже дороги нет.

Улыбнувшись своему отражению в оконном стекле, Интента стала размышлять о том, что скажет на собеседовании темным. Врать нельзя, это недостойно созерцающей, к тому же ложь сбивает с пути просветления. Можно не договорить, но что-то подсказывало: темные быстро выведут на чистую воду. Она не мастер интриг. Придется сообщить, что она к ним только на год и с пути созерцания сворачивать не планирует. Главное – попытаться скрыть от них ее миссию, иначе ей конец. Такие вещи действуют на темных как красная тряпка – стоит упомянуть о миссии просветления, как они накинутся всем скопом и все сделают, чтобы помешать.

Почувствовав возрастающую нервозность, девушка решила немного помедитировать для успокоения души. Она прикрыла глаза и сосредоточилась на отблеске света, который плясал в темноте, меняя форму и очертания. Если внимательно приглядываться – быстро погрузишься в транс и заметить не успеешь, как войдешь в особое состояние медитации, когда весь мир словно затихает, замирает и наступает приятная нега.

– Сударыня, мы прилетели.

Негромкий стон непроизвольно сорвался с ее губ, Интента распахнула еще сонные глаза и удивленно уставилась на стюарда, который разбудил ее своим негромким приятным голосом и теперь деликатно ожидал ее полного пробуждения.

Едва удержавшись от второго стона, она потянулась и с досадой цокнула языком: надо же было такому случиться, что ее сморил сон во время медитации. Она ведь планировала готовиться к собеседованию во время полета – хотя бы посмотреть в сети, какие вопросы могут там задать. До сих пор на это не удалось выделить ни минуты: стоило ей согласиться принять задание Просветленного и дать обет, как Лилайт вдруг стал торопить ее с отъездом – и за сбором вещей, прощанием с родными и друзьями совсем не осталось времени на то, чтобы собраться с мыслями.

Теперь, кажется, его не хватало снова – день клонился к закату, ей следовало срочно разыскать карету, которая отвезет ее в замок Мерсье, либо устраиваться на ночь в гостиницу, а это нежелательно, ведь денег с собой было не так уж много.

Сойдя по деревянному помосту с колыхавшейся в воздухе громадины, девушка растерянно огляделась. За все ее двадцать шесть лет Интенте не доводилось когда-либо бывать в вотчине темных. У нее были определенные представления о ней лишь по рассказам и теперь приходилось признать, что они и рядом не стояли с истиной.

Открывшийся ей вид был таков, что сначала путешественница даже испугалась, что по ошибке села не в тот корабль и попала в столицу королевства – настолько пышно, нарядно, оживленно и блистательно выглядела корабельная станция. И только пару минут спустя, когда южный ветер омыл своим первым жарким приветствием ее лицо, а глаза, наконец, ухватили темные элементы декора на воздушных маяках и торговых павильонах, Интента успокоилась: она попала именно туда, куда направлялась.

Протискиваясь сквозь торговые ряды, она пожалела, что нет времени – ей хотелось бы взглянуть хотя бы на заколки для волос с драгоценными камнями – не покупать, конечно, только рассмотреть вблизи. А что она могла бы купить – так это одно из печений, дразнивших ароматом ноздри, – но за ними стояла целая очередь из путешественников всех родов, рас и мастей, набиравших лакомства в дорогу, и пришлось с сожалением пройти мимо.

А дальше – книги… дух всемогущий, сколько здесь продавалось книг и свитков. Их обложки сверкали драгоценными окладами и сияли волшебством, целые развалы манили ее антикварными изданиями и новинками, завернутыми в хрустящий разноцветный пергамент, а в других павильонах глаза разбегались от сотен свитков с научными трактатами, подборками заклинаний, рецептами зелий, художественными сочинениями и учебными пособиями по всем возможным дисциплинам.

С трудом отворачиваясь от вожделенных фолиантов, она начала невольно разглядывать людей, фей, темных и светлых колдунов, гоблинов и… боже… вампиров. Едва не вскрикнув от того, что обнаружила одного высокого худого кровопийцу совсем рядом, Интента густо залилась краской – холодный насмешливый взгляд остановился на ней на секунду, и хотя обладатель его ничего не сказал, она ясно прочитала в его мыслях: «деревенщина».

Да, ей и впрямь нечасто доводилось выбираться в столичные города, людные места и на крупные базары. Не стоит так глазеть на прохожих, спохватилась она – и взгляд сам собой снова скользнул к книгам. А ноги сделали пару мелких шажков в сторону книжного павильона. А потом еще пару мелких шажков. И вот она уже оказалась совсем рядом – совершенно случайно, оттесненная толпой. Только руку протяни – и можно полистать вон тот пухленький трактат о ведьминских зельях в блестящей суперобложке.

Почувствовав, что вот-вот поддастся соблазну, девушка ускорила шаг, убегая из торговой зоны так, словно за ней гналось коварное, смертельно опасное чудовище. Но тут же Интента поклялась, что в первый же свой выходной немедленно вернется сюда – и не уйдет, пока не обследует каждый торговый павильон, не подержит в руках каждую интересную книгу и не выберет хотя бы парочку для покупки. Никогда, никогда она не видела на базарах родной вотчины такого разнообразия. Но почему, ради многомудрого духа, почему у нее дома не было такого изобилия? Одного же королевства территории.

Пока девушка недоумевала, ноги сами привели ее куда нужно – интуиция созерцающей не подводила: пока не думаешь, всегда идешь к цели. На пороге каретной станции, почти прилегавшей к корабельной, Интента быстро сориентировалась и нашла расписание, но вот сразу затем ее поджидал первый удар: оказалось, что все билеты на пассажирские кареты до замка Мерсье распроданы на три дня вперед. А путь совсем не близкий – и на карете-то два с половиной часа ехать, так что пешком не дойдешь.

Ошеломленная и расстроенная, она обхватила себя руками и села на чемодан прямо посреди станции, борясь с соблазном выругать себя на чем свет стоит – за то, что не узнала о билетах заранее в сети. Привыкла, что в родной вотчине все пути коротки, а транспорта в избытке – вот и первая грубая ошибка. И что теперь делать? Хватит ли ей денег на три дня в гостинице или придется спать на станции, как какой-нибудь гоблинше-оборванке?

Прикрыв глаза, Интента успокоила дыхание и вместе с ним свою злость и нервозность. Выход должен быть, так что надо просто обратиться к местным за помощью, решила она, поднялась и, подхватив чемодан, быстрым шагом направилась к стойке справочной, которую заприметила в дальнем углу зала. Там, за небольшим изящным столиком красного дерева, сидела темная лет семнадцати отроду и, ни на кого не глядя, подпиливала себе кроваво-красные ногти.

Эта девушка была типичной представительницей своего племени: загорелая кожа, худощавое телосложение – по худобе темные уступали разве что вампирам – и черные волосы длиной едва ли не до пят, никогда не выходившие здесь из моды.

– Чего вам, сударыня? – буркнула она, когда Интента вежливо обратилась за помощью.

– Я хотела бы узнать, как можно добраться до замка Мерсье… альтернативными способами, – уточнила она, перехватив скептический взгляд темной на расписание.

– Никак, ждите свою карету, – равнодушно бросила девица, мгновенно возвращаясь к своим ногтям – видимо, в знак того, что говорить тут больше не о чем.

– Но ведь кто-то же должен туда направляться… с товаром… с почтой, – взмолилась Интента, положив руки на столик, чтобы обратить на себя внимание в то время, как словами пыталась пробудить воображение в черноволосой девице, чтобы та помогла придумать вариант.

– Это не исключено. Только я тут ни при чем, – отрезала девушка.

И тут, посмотрев снова на равнодушное и даже нарочито холодное лицо, Интента сообразила: перед ней же темная. А значит, добрых дел от нее ждать не стоит. По крайней мере, до тех пор, пока не заплатишь.

Под влиянием порыва она сунула руку в свой мешочек с монетами, вынула новенький золотой и со стуком приложила его к столу перед носом темной:

– А так? – с надеждой спросила она, не без легкой опаски, но тут с ее собеседницей произошло удивительное превращение. Отшвырнув пилочку в сторону, та просияла улыбкой, жестом фокусника спрятала монету в складках своей шелковой кроваво-красной юбки и посмотрела на путешественницу взглядом счастливого ребенка, долго просившего и выпросившего наконец сладости:

– А так – другое дело, дорогая гостья.

Повернув голову, темная несколько секунд что-то напряженно высматривала, а потом вытянула шею и завопила, что было мочи:

– Мило-о-орд! Постойте, мило-о-орд!

Вздрогнув всем телом, Интента проследила за ее взглядом, чтобы понять, к кому обращен призыв, и ее сердце ушло в пятки. На приличном удалении от них стоял темный колдун, одетый так, что было понятно: аристократ, причем высшей пробы. Ошеломляюще роскошная мантия из шелка, сияющего волшебством так, что глаза слепило. Подле – два слуги, несущие кучу вещей, а глаза… от одного взгляда у нее на время прекратилось сердцебиение. Интуиция созерцающей подсказала: опасный, очень сильный маг. И лет ему, судя по тяжести этого взгляда, немало. И такое странно-безжалостное сухое лицо.

Черные глаза изучающим взглядом пронзили ее – через весь зал, на миг даже показалось, что все люди вокруг исчезли. Но уже через мгновение темная схватила ее за руку и потащила за собой:

– Идемте. Идемте же. Он долго ждать не будет.

Впоследствии она с трудом могла вспомнить, как именно оказалась в карете – так напугал ее темный маг. С той секунды, как он взглянул на нее впервые, все ее существо охватило оцепенение – и не только тело, но и мозг. Прежде ей не доводилось встречаться с такими страшными людьми, и, возможно, она оказалась даже более впечатлительной, чем предполагала. Поэтому сам момент договоренности о путешествии на попутке Интента пропустила – похоже за нее все сделала станционная девушка из справочной.

Очнулась она лишь тогда, когда карета слегка дрогнула, и колеса невесомо покатили по дороге, явно оснащенные мягкими волшебными рессорами.

Обнаружив себя в роскошном бархатном салоне с темным наедине, Интента испытала столь мучительную неловкость, что готова была снова впасть в полубессознательное состояние. Она чувствовала себя так, словно совершила нечто ужасно неприличное – как будто на ходу запрыгнула в королевскую карету. Ясно же, что этот высокородный маг не привык брать попутчиков ни за какие деньги. Почему он вообще согласился подвезти ее?

– Солнышко, вы готовы упасть в обморок, и мне тогда придется вас откачивать. Мы с вами можем попасть в неловкое положение, – вдруг вымолвил ее спутник с мягкой улыбкой.

Бросив на него взгляд, полный смущения, девушка поразилась переменам в лице темного. Сейчас он уже не выглядел пугающим. Его глаза словно слегка потухли, огонь в них не то, чтобы угас, но как будто стал потише, взгляд наполнился дружелюбием и мягкостью. Невольно улыбнувшись в ответ, она испытала поразительное по силе облегчение и пробормотала:

– Боюсь, милорд, что я уже попала в неловкое положение. Должна принести вам извинения и… и я бесконечно признательна за…

– Не нужно, миледи, – мягко, но уверенно прервал ее мягкий мужской голос. – Ваша компания для меня удовольствие.

– Я вовсе не леди, – машинально запротестовала Интента.

– Ваше лицо и осанка говорят мне иное, – обозначив удивление легким движением бровей, снова возразил темный.

Ее губ коснулась улыбка. Какой невесомый и приятный комплимент, пронеслось в голове.

– Что ж, вы угадали, – призналась она, – мой отец в юности носил титул. Однако затем он женился на моей матери и отказался от него в знак уважения к ней.

– В знак уважения? – еще одно легкое движение бровей.

– Да. Боюсь, это долгая история, милорд… я снова вынуждена извиниться, но, кажется, я упустила момент, когда вы представились.

– Извиняться не за что, сударыня, я не представлялся, – бесстыдно признался ее собеседник, игнорируя попытку прикрыть неловкую ситуацию вежливостью, – Темный лорд Кетим, к вашим услугам. Вы можете называть меня Ульрис.

– Боюсь, что как раз этого я никак не смогу сделать, при всем уважении, ваша темность, – вырвалось у Интенты.

Она ответила так быстро и так категорично в том числе потому, что чувствовала опасность. Разговор, едва начавшись, шел как-то странно, и ей все время казалось, что она не может собраться с мыслями, то и дело срываясь на какой-то беззащитный лепет.

Но теперь, дав ему отпор, девушка ощутила прилив сил и подняла подбородок. Ее прохладный взгляд, впрочем, не произвел на темного видимого впечатления – он ответил обезоруживающе мягкой улыбкой:

– Вам нечего бояться, милая. Не тратьте понапрасну столько сил.

– Я вовсе вас не боюсь, – пунцовея, возмущенно выпалила она. – Не понимаю, почему вам пришло в голову…

– Вы трижды произнесли «боюсь» за последние пять минут, моя дорогая.

Улыбка на загорелом мужском лице стала шире, но он по-прежнему не выглядел ни злым, ни нервным. И она внезапно осознала, что, в самом деле, зря распаляется.

– Вы должно быть, смеетесь надо мной, милорд. Это всего лишь фигура речи… – бросила она, отворачиваясь и краснея еще больше. Ради духа, зачем она несет эту чушь? Он просто дразнит ее – к чему оправдываться?

– Фигуры речи мы выбираем не случайно, они говорят о нас порой красноречивее, чем самые искренние признания, случись им вырваться. Полагаю, вы это знаете, коль скоро преподаете литературу.

– Откуда вам известно, что я преподаю, лорд Кетим? – изумилась она.

– Вы созерцающая, к тому же леди. Стало быть, увлекаетесь всем возвышенным и бесполезным. А что на свете может быть бесполезнее литературы? – пошутил маг, грубовато уходя от ответа.

– Много чего, – отрезала Интента, – К тому же, я не говорила, что я – учитель. Откуда вы…

– Не стоит отрицать очевидное, миледи. Как и прыгать из кареты на ходу. Вы – учитель, вы приехали преподавать литературу. И вы боитесь меня до смерти, что, в общем, делает честь вашему разуму.

Мягкий мужской голос звучал успокаивающе, почти умиротворяюще – также тепло, как его пальцы на ее руке… крепко сжимающей ручку дверцы.

Тяжело дыша, Интента очнулась – второй раз за последние несколько минут. Или… ее спина вдруг похолодела, когда она поняла, что только что подверглась какому-то воздействию, и обнаружила провал в памяти – между ее последней фразой и его ответом прошло много времени.

Леденящий душу ужас пронзил ее насквозь.

– Вы… – прохрипела она и осеклась. Их глаза встретились.

– Я темный маг. Что с меня возьмешь? – с той же легкой улыбкой спросил он. – А вы очень талантливая юная леди.

Сухие длинные пальцы громко щелкнули перед ее носом, и Интента перестала испытывать ужас. В ее сознании наступила полная ясность, и она все вспомнила – длинную беседу, в которой она рассказала магу и о своей жизни, и о цели приезда в Академию, и то, как он заколдовал ее на станции, а потом добавил гипноза в карете, как только она начала приходить в себя, и расспросил ее. Точнее сказать, допросил.

Тяжело дыша, находясь во власти приступа бессильной злости, девушка отвернулась к окошку, в котором на некотором отдалении уже проступали очертания замка на фоне догорающего заката – и впрямь немало времени прошло. Интересно, сколько заняло путешествие? В голове гудело. Неимоверным усилием успокоив свои разбушевавшиеся эмоции, Интента повернула голову и, не глядя на него, спросила:

– Вы – ректор Академии Затемнения?

– Проректор, если быть точным. Ректор у нас Черный Лорд, – любезно напомнил Кетим.

– Принц Маркал. Припоминаю, читала о нем какой-то абсурд, – пробормотала Интента, кивая. У нее начинался приступ головной боли. – Раз уж у нас зашел разговор – а кто у вас проводит собеседования?

– Вы его уже прошли, миледи – разумеется, вы приняты.

– Разумеется?

Ее тонкие аккуратно выщипанные брови взмыли вверх.

– Разумеется, – повторил темный маг с улыбкой. – Должен заметить, по благословению самого Просветленного к нам учителя еще не приезжали. За такое представление я, пожалуй, отошлю его Безупречности личное благодарственное письмо и три ящика нашего лучшего местного эля.

Интента выпрямилась так, что даже спина заболела. Ее ноздри раздулись, но почувствовав, как темный с наслаждением вдыхает, питаясь негативными эмоциями, она спохватилась и усилием воли взяла себя в руки. Для этого пришлось в сотый раз напомнить себе, что злиться на темного еще глупее, чем ненавидеть стену, о которую треснулся лбом.

Сразу, как она успокоилась, в ней проснулось любопытство.

– Скажите, лорд Кетим, – искренне заинтересованно спросила она, – как часто, скажем, за последний месяц люди испытывали к вам ненависть?

– Хм, дайте подумать, – кивнул темный, приосанившись и всем видом давая понять, что услышал хороший, интересный вопрос. – Не считая праздников – пару сотен раз, но вы знаете, моя дорогая, этот месяц не показателен. Я могу лучше.

Их взгляды снова встретились – его глаза смеялись. Интента хотела остаться безразличной, но она еще не была достаточно просветленной для этого, а потому ей ничего не оставалось, кроме как рассмеяться, поддаваясь этому порочному, но почти неотразимому обаянию.

Глава 5

Если бы полная волнения и страхов Интента, стоявшая в день приезда на корабельной станции, каким-то чудом могла бы взглянуть на другую Интенту, которая устроилась на работу в Академию, жила там и преподавала вот уже две недели, она была бы просто потрясена тем, насколько выглядела спокойной и счастливой. Все устроилось так легко, быстро и хорошо, как она и мечтать не могла, ожидая на новом месте трудностей и испытаний.

С той минуты, как ее туфелька впервые коснулась вымощенной гранитом дорожки, ведущей от парковки самоходных карет к восточному крылу замка, каждый ее шаг был окружен неусыпной заботой лорда Кетима. Он буквально за руку водил ее по всем кабинетам, лично проследил за ее устройством в первый вечер и организовал подробную экскурсию по замку на следующее утро.

Она и подумать не могла, что преподаватели в Академии Затемнения пользуются таким вниманием и расположением руководства, и первый день даже нервничала, подозревая, что за этим кроется нечто неприятное.

Однако очень скоро Интента убедилась, что лорд Кетим ведет себя таким образом со всеми преподавателями. Об этом ей поведали и коллеги с факультета немагических наук, и его декан Мелиция Лизергейн, ее непосредственный куратор и преподаватель истории Волшебного Королевства. Пожилая темная леди-маг, о которой Интента раньше только слышала и чьи книги читала, понравилась ей сразу, несмотря на то, что выглядела магиня очень строгой и постоянно ворчала на молодых учителей.

Позже выяснилось, что Мелиция – гроза всей академии, которую принято бояться всем, включая проректора. Интента не стала нарушать традицию и старательно делала вид, что тоже боится – и в то же время обожала ее с первого взгляда.

Своим взором созерцателя Интента могла проникать сквозь многое наносное и ясно видела, что леди Лизергейн – добрая, искренняя женщина, которой выпала судьба родиться темной, но не стать ею. Она, конечно, подпитывалась негативом, как все представители ее рода, но лишь по необходимости – если бы не это, Мелиция вряд ли когда-либо стала бы запугивать и стращать подчиненных и студентов.

В их первую встречу, однако, она выглядела такой суровой, что Интента невольно опустила глаза, едва их взгляды пересеклись.

– Миледи, – негромко поприветствовала она, сделав почтительный книксен. Лорд Кетим, который привел ее в кабинет декана, мгновенно испарился, но Мелиция еще долго держала паузу, разглядывая новенькую с головы до ног строгим взглядом поверх очков:

– Созерцающая ищет место преподавателя в академии темных. Воистину, мир перевернулся, – наконец произнесла она скрипучим голосом и поджала губы. По ее тону было ясно: Интенте следовало бы немедленно покраснеть, провалиться сквозь землю, извиниться за свое появление и тут же убраться восвояси. Но созерцающая, заворожено изучая теплую ауру своей новой начальницы, вместо этого блаженно улыбнулась:

– Я очень рада познакомиться с вами, миледи.

– Еще бы, – без малейшего признака доброжелательности ответила Мелиция. – Я все-таки пару молодых учителей в своей жизни кое-чему научила, глядишь, и из вас толк выйдет. Если вы трудолюбивы, конечно, деточка.

– Я люблю свою работу, миледи, и я буду счастлива учиться у вас, – по-прежнему улыбаясь, подтвердила Интента.

– Что ж, прекрасно. Вот расписание – и поглядим на ваш пыл, сударыня.

Последнюю фразу Мелиция произнесла уже без особого скрипа в голосе и жесткости в тоне – почувствовав, что Интента не испугана, хоть и ведет себя очень скромно, темная леди прекратила разыгрывать спектакль. Впрочем, обращение к невидимому зрителю, видимо, составляло часть ее натуры: например, упоминание о «паре учителей», которых натренировала в жизни леди Лизергейн, отдавало качественной иронией на публику.

Ведь Мелиция действительно была очень известным преподавателем и историком, автором лучших современных учебников в своей области и еще десятка интереснейших книг, а также непревзойденным ментором, вырастившим целую плеяду молодых учителей за годы своей работы. Интента училась у нее задолго до их встречи – заочно, по ее книгам, и не поверила своему счастью, когда узнала от лорда Кетима, что ей предстоит работать под ее началом.

В ее расписании оказалось не так уж много лекций – на самом деле совсем мало, так что она даже растерялась, и те начинались лишь через две недели – а на ближайшие дни не запланировано совсем ничего. Но Мелиция сразу пояснила, что академия работает не как обычное учебное заведение – план занятий не фиксирован на год. Они проходят курсами, которые набирают едва ли не каждый месяц: на квартал, полугодие, год – у каждой группы свой срок, свои условия, свой размер оплаты. Кроме того, на некоторых курсах студенты могли выбирать и менять предметы, и тогда они перекочевывали от преподавателя к преподавателю, формируя новые небольшие группы.

А пока никаких курсов, групп и студентов не появилось, Интента тратила избыток свободного времени на прогулки, осторожные попытки познакомиться с другими учителями и их жизненным укладом и на обустройство своего нового жилья. Иногда она сидела на лекциях леди Лизергейн – но ходить на все подряд занятия по истории было неловко, а к другим учителям напрашиваться она пока не осмеливалась, поэтому и сосредоточилась на хозяйственных делах.

Ее комната в замке заметно превосходила по размерам ту, в которой она жила в родительском доме. И мебель выглядела гораздо богаче – все новое, все сияет и блестит. Все очень современное и комфортное: широкая удобная кровать из голубого северного дерева, изящный книжный шкаф, оборудованный магической полкой, на которой по заказу появлялась любая нужная литература из библиотеки замка – даже дух захватывало от такого удобства.

А еще в ее комнате был настоящий камин – не магический, а реальный, который можно топить дровами. Глядя на него, Интента, всегда не любившая зиму, буквально дождаться не могла наступления холодов. Обстановка напоминала сказку, иномирные романы о жизни людей в прошлом, среди рукодельных немагических вещей, каминов, камня и дерева, огня и воды, в согласии с природой и ее дарами – жизни, наполненной размеренным простым ручным трудом и сплошным умиротворением, которое он приносит.

Вот только ее наряды не вписывались, будучи недостаточно модными даже по сравнению с тем, что носила леди Лизергейн, не говоря уже о молодых учителях. Кроме того, одежды было удручающе мало – пока Интента не приехала в вотчину темных, она даже не вполне осознавала, насколько аскетичный образ жизни ведет. Как и любая девушка, идущая по пути созерцания в ее родной вотчине, Интента имела всего три будничных платья.

Еще одно хранилось в ее шкафу для особых случаев. По сути, половина всей ее одежды в путешествии была на ней – новая мантия, перчатки, шляпка, одно из трех будничных платьев и единственная пара летних туфель. Зимние ботильоны у нее износились, и на следующий сезон следовало купить новую пару. Не считая буквально нескольких мелочей и небольшого запаса белья, это был весь ее гардероб, который она без труда поместила в просторный чемодан, благодаря встроенному волшебству утягивающийся в три раза.

Не то, чтобы у нее не хватало денег на большее количество платьев и обуви – просто в вотчине созерцающих люди не покупали одежды сверх минимально необходимого. Другое дело – книги. По книгам, как и многие другие созерцатели, Интента буквально сходила с ума. Дома у них была огромная библиотека с милыми сердцу редкими изданиями, которые она с детства знала наперечет и любовно перечитывала длинными осенними и зимними вечерами. Но и новинки не переводились. И мама, и папа, и Интента, и все их родственники и друзья постоянно посещали городской книжный магазин и без конца пополняли запас фолиантов, достраивая книжные полки вдоль стен.

А темные вот так же сходили с ума по одежде. Заметив, что некоторые учителя и, что гораздо хуже, студентки, посмеиваются над ней, она немного расстроилась. Новая мантия не помогла и как наряд не воспринималась – на нее никто и не взглянул. Чтобы не выделяться, здесь требовалось менять по два-три платья в день и едва ли не под каждое платье надевать разные туфли, не говоря уж об украшениях и аксессуарах… на третий день у Интенты сдали нервы, и она отправилась в город, потратив все деньги до последней монетки на два новых платья, две пары перчаток, шляпку и дополнительную пару туфель.

И все равно это было лишь временным решением – она понимала, что после первого же жалования придется заняться гардеробом более серьезно и скрупулезно, так что прощай мечта о новых книгах, которые она планировала купить. А если подумать, сколько всего еще предстояло купить на зиму, то жалование в Академии Затемнения переставало казаться таким уж нереально огромным, превращаясь в сумму, вполне адекватную расходам.

Но все это были мелочи по сравнению с тем, как уютно и комфортно она себя чувствовала. Интента и не представляла, как ее глазам не хватало красоты в родной вотчине – и речь шла не только о великолепных интерьерах недавно отреставрированного замка Мерсье, но и о том, что его окружало.

Окрестности замка идеально подходили для прогулок. Запахи цветов и травы кружили голову, почти одуряли, стоило лишь выйти в открытое поле. Лето входило в разгар, природа пировала. В деревне Интента обязательно покупала кувшинчик свежего молока, краюшку хлеба, кусочек сыра, заботливо завернутый в холщовую тряпицу. На пути туда она собирала полевые цветы и успевала смастерить себе веночек, попутно упражняя пальцы магическими плетениями. А на обратной дороге она, наоборот, почти не глядела под ноги, созерцая лишь причудливые формы сливочных облаков в неправдоподобно голубом небе. И дышала, дышала – надышаться не могла здешним ароматным воздухом.

Она много ходила одна, не привыкшая к постоянному общению, наслаждалась деревенской тишиной, и в голову даже стали закрадываться мысли о том, чтобы со временем переехать из города в сельскую местность – настолько спокойно и уютно ей было здесь. Не в темной вотчине, конечно, в родной – но почему ей раньше не приходило в голову пожить на природе вместо того, чтобы проводить всю жизнь в каменных городских джунглях? Ведь именно здесь, в поле, ощущение счастья накрывает вместе с лучами солнца и просветление кажется гораздо ближе – только рукой подать.

Про свою настоящую цель Интента не забывала ни на день. Помимо просветляющих прогулок она практиковала медитации и ежедневное чтение литературы по созерцанию. Она продолжала следить за своими эмоциями, неустанно стараясь их гармонизировать. И, кажется, в последние дни все шло хорошо – и даже лорд Кетим, так испугавший ее поначалу, теперь казался вполне безобидным.

Разумеется, клубок чернейшей тьмы внутри него, который Интента видела вполне отчетливо, не позволял ей расслабляться полностью. Но и пребывать в постоянном напряжении смысла она не находила – лорд Кетим выглядел вполне уравновешенным существом, с которым, очевидно, можно найти общий язык и некий баланс мирного сосуществования.

Она всерьез рассчитывала, что темный маг успокоился после подробного допроса в карете и не планирует впредь оттачивать на ней гипнотизирующие заклятия. Со своей стороны, Интента старалась больше не показывать ему своих слабостей, одной из которых был искренний страх перед тьмой – безжалостной, кровожадной, только и ждущей, чтобы броситься на подходящую жертву.

Единственным, что настораживало, была не его возможная агрессия, а ее собственное любопытство. Интента хорошо знала свою склонность ввязываться в неприятности ради призрачной возможности разведать какие-то тайны мироздания, а клубок тьмы внутри Ульриса Кетима, безусловно, относился к одной из них. А еще над ней, словно родовое проклятье, нависло предсказание Лилайта о помолвке.

И единственным темным лордом, о котором она могла подумать в связи с этим, пока оставался лорд Кетим, что вызывало еще большее любопытство с ее стороны. Отговаривала она себя лишь тем, что это мог быть кто угодно – академия полна темных магов-преподавателей, с которыми она пока просто не знакома, но может познакомиться в любой день. В столовой для учителей к ней многие присматривались, но заводить большое число друзей она пока не спешила – ей бывало трудно разобраться в людях, если круг общения чрезмерно расширялся.

Кетим попадался на глаза очень часто – казалось, он был везде, опровергая ее представления о знаменитом гедонизме темных. Раньше Интента представляла это как сплошную праздность – или пусть не сплошную, но доминирующую. Кто же знал, что они находят столько удовольствия в работе и отдаются этому с такой неиссякаемой энергией. Сухощавая фигура мага постоянно мелькала в коридорах, аудиториях, в учительских и во дворе – он умудрялся наблюдать и за чужими занятиями, и вести кучу своих, следить за распорядком студентов и гонять хулиганов, помогать учителям и деканам, утверждать расписание и набирать новые курсы.

Интента видела, как за ним бежали по холлу маркетологи, чтобы утвердить новые макеты рекламы, в то время как Ульрис обсуждал с бухгалтером смету по возведению нового кампуса для студентов. В другой день он устраивал совещание с учителями их факультета, чтобы выслушать все жалобы и предложения, и на ходу разрешал все вопросы точными короткими замечаниями и внезапными решениями, которые чудесным образом вдруг устраивали всех, кто до этого спорил часами.

И между всеми этими делами лорд Кетим умудрялся на каждом углу со смаком шутить, издеваться, дразнить и подначивать окружающих, а также флиртовать буквально со всеми женщинами, не исключая даже леди Лизергейн. Впрочем, с последней он облекал это в предусмотрительно тактичную и исключительно приятную форму, явно не желая мериться силами с опытной магиней, которая могла дать ему вполне чувствительный отпор.

Интенте не пришлось долго приглядываться, чтобы понять: лорд Кетим был женским любимчиком. Многие студентки теряли голову от его комплиментов, и даже злые шутки не отталкивали их, поскольку очень ловко чередовались с неожиданными нежностями. Сама она с тревогой иногда замечала, как тоже откликается на его брошенные вскользь комплименты – настолько приятными, неожиданными и справедливыми они были.

Например, темный маг никогда не хвалил то, что похвалы не заслуживало. Если девушка была умна – он мог это подметить, но глупеньким говорил только о красивых волосах или изящных запястьях. Опять же, если запястья были не столь тонки, он предпочитал отметить что-то другое. Конечно, это всех подкупало. Единственное, что спасало Интенту от позорного влечения к темному – это обиженные взгляды некоторых студенток в его сторону.

Она не сразу поняла, что они означают и почему так походят друг на друга. А когда осознала – похолодела. Все эти девушки, счет которым был десятки, побывали в его спальне, сообразила она. И теперь, отправленные в отставку, они старались держаться незаметно в стороне, словно побитые собачки – потому что каждый нежный взгляд лорда Кетима больше не заставлял их чувствовать себя польщенными, а болезненно напоминал об однажды сделанной глупости.

А еще студентки много шептались о ректоре – Черном лорде – и о тех, кто, по слухам, был с ним. Чтобы потренировать созерцательность, Интента попыталась присмотреться к этим девушкам – и, действительно, нашла в некоторых из них некую частицу общего, какую-то грустную тень, которая давала ей знать о том, что как минимум однажды они сбились с пути с одним и тем же мужчиной.

– Как в борделе, верно? – спросил кто-то позади нее одним погожим днем, когда она сидела на скамье во дворике между двумя лекциями, и погрузилась в полумедитацию, разглядывая студенток. На мгновение плотно зажмурив глаза, чтобы прийти в себя, Интента широко открыла их и увидела рядом Амалию Делиор, белого мага и преподавательницу зельеварения. С этой преподавательницей она сама хотела познакомиться, но все никак не подворачивалось удобного момента.

– Простите, миледи? – уточнила Интента, не сразу уловив смысл фразы.

– Вы ведь созерцаете этих девушек сейчас, верно? – уверенно осведомилась маг, присаживаясь на скамью рядом. – Не возражаете?

– Конечно, присаживайтесь, – кивнула Интента, – Амалия, если я не ошибаюсь?

– Она самая. Со дня вашего приезда хотела познакомиться, да все никак повода не найду. Кстати, я такая же леди, как и вы, – с кривой улыбкой сообщила Делиор. – Даже хуже: незаконнорожденная.

– Я созерцающая, для меня это неважно, – мягко ответила Интента.

– Так вы созерцаете их? – с жадным любопытством повторила вопрос Амалия.

– Да, и… я поняла, о чем вы. С этим трудно не согласиться, – негромко добавила она.

– Вы их осуждаете?

– Нет. Это раздражает, но они просто девочки. Я сама могла бы совершить такую же ошибку в их возрасте, – пожала плечами Интента.

– А сейчас, думаете, не можете? – брови Амалии насмешливо поползли вверх, и тут Интента приоткрыла рот, заметив на ауре преподавательницы знакомое темное пятно. Она идентифицировала его как ясный след близости с лордом Кетимом.

Оценив паузу и выражение ее лица, Делиор снова криво усмехнулась:

– Да, и я тоже. Никто здесь не застрахован. Но я не жалею, – словно защищаясь, быстро сообщила она.

– Я и не думала вас жалеть, – ровным голосом сообщила Интента. – И я не думаю, что мой нынешний возраст и опыт страхуют меня от любых ошибок. Хотя сейчас мне легче, конечно, противостоять некоторым искушениям, чем в мои восемнадцать.

– Конечно, – кивнула Амалия и вздохнула, – Простите меня, Интента. Я не об этом хотела поговорить.

– Я понимаю.

Иногда рядом с такими людьми, как Амалия, Интента вдруг осознавала, какой длинный путь уже прошла – ведь они были ровесницами, плюс-минус пару лет, а она контролировала свои эмоции гораздо лучше. Но тут же раздражалась на себя: сама мысль о каких-либо сравнениях с другими людьми, которые не шли по сходному пути, свидетельствовала о непомерной гордыне. А значит, об успехах даже и думать стыдно.

– Меня очень интересует созерцание, – продолжала тем временем белый маг, – и я хотела спросить, если вам, конечно, это в принципе может быть интересно, то я могла бы…

– Вы предлагаете обменяться навыками? – просияла Интента. Амалия словно читала ее мысли: буквально пару дней назад она думала о том, чтобы устроить такой обмен с несколькими учителями: позаниматься с ними созерцанием в обмен на другие умения.

– Ну да. Если вам это интересно. Понимаю, конечно, магов здесь полно, а созерцающая – вы одна, значит, можете найти кого-то опытнее…

– Мне интересно, – перебила Интента смущенную речь белого мага. – И я буду рада брать уроки у вас, Амалия.

Они начали сразу же, и это внесло приятное разнообразие в те несколько дней, которые оставались до начала работы. Интента уже начинала изнывать от безделья, и занятия с Амалией полностью захватили ее. Белый маг начала обучать ее с магических плетений, поскольку кое-какие из них Интента уже выучила сама по книгам – Амалия внесла небольшие коррективы в ее практику, а затем постепенно стала показывать более сложные узоры.

Они тренировались поочередно то на нитках, то на растениях, и всего за пару дней Интента вполне сносно обучилась плести нитяной браслет, предупреждающий об опасности и травяной узелок, предотвращающий легкие пищевые отравления, если держать его при себе во время обеда.

Это было захватывающе, и она сожалела лишь о том, что не может предложить Амалии взамен ничего столь же эффектного и быстрого – созерцание требовало долгого кропотливого обучения прежде, чем появлялись заметные результаты. Но белый маг это понимала и получала такое же удовольствие от теоретических занятий, как ее ученица от своей практики с нитками.

Кое-что она уже даже знала по самостоятельным занятиям с книгами, но правильно погрузиться в медитацию, даже с помощью Интенты, пока не могла. Ее взгляд прыгал, мысли скакали, тело то чесалось, то болело, то затекало. Вспоминая себя в начале обучения, созерцающая улыбалась и терпеливо объясняла, в чем тут дело:

– Тебе всегда будет неудобно, как ни сядь, пока ты не отключишь разум. Он так устроен, что ему нравится только скакать – это словно трехлетний ребенок внутри тебя. Усыпи его – и сможешь сидеть спокойно часами, не уставая от этого.

Но тому, чей разум еще никогда в жизни не спал наяву, понять это было не так-то просто. И Амалия пока только тренировалась, терпеливо ожидая результата.

Девушки быстро подружились. После занятий они вместе гуляли или пили кофе в своих комнатах, беседы становились все более доверительными, и очень скоро Амалия рассказала Интенте о своем коротком романе с лордом Кетимом, который случился двумя годами раньше, едва белая магиня прибыла в академию. Темный лорд ухаживал за ней три недели, проходу не давал, возил в город и кормил обедами в лучших кафе, покупал сладости, развлекал невероятными историями из своей жизни – словом, всячески заинтересовывал.

Но стоило Амалии согласиться переночевать у него один раз, как наутро он полностью потерял интерес – словно она мгновенно превратилась в пустое место. В ответ на робкие попытки молодой учительницы снова привлечь его внимание он осадил ее довольно жестокими шутками на виду у студентов, публично намекнув на их близость, и Амалии оставалось только сглатывать слезы и баюкать свое разбитое сердце с израненной гордостью.

– Понимаешь, это как будто ты на свете одна, как будто ты особенная. Стоило ему начать за мной ухаживать, как я потеряла всякое соображение. Это мастерство, в котором ему нет равных, – ровным голосом прибавила Делиор, но Интенту это не обмануло – в ее словах ощущалась остаточная боль.

– Он гипнотизировал тебя? – уточнила она, опустив глаза на свои ученические плетения.

– Нет, нет, что ты, я бы сразу почувствовала – темная магия вступает с белой в слишком жесткий конфликт. Конечно, он бы пробил мою защиту, если бы хотел, но зачем? Нет, – повторила она и покачала головой, – его мастерство не в этом. Он просто усыпляет внимание и все время удивляет… с ним очень интересно, знаешь, и весело – никогда не понятно, чего ждать. Это раздражает, но и притягивает одновременно.

– Знаю, – эхом отозвалась не сильно впечатленная Интента. – Мне кажется, он использует навыки созерцания. Настоящие Просветленные тоже всегда ведут себя неожиданно и притягивают так, что сопротивляться просто невозможно.

К слову она рассказала Амалии, как не раз получала по лбу от Лилайта, пытаясь в трансе задушить его в объятиях, и белый маг расхохоталась до слез:

– Я понятия не имела, что такое бывает!

– Конечно, бывает. Но ни один Просветленный не стал бы этим пользоваться, – с улыбкой сказала Интента.

– Это правда, что им совсем не нужны женщины? – с интересом осведомилась белая магиня, с удовольствием переключаясь на другую тему со своих скорбных воспоминаний.

– Я не знаю. Лилайт мало рассказывает о своей жизни, а когда ты с ним общаешься, даже в голову не приходит спрашивать – он говорит с людьми только о них самих.

– Говорят, просветление – это абсолютное счастье, может, поэтому больше ничего не нужно?

– В трактате Просветленного Мануэля есть ответ на этот вопрос, – улыбнулась Интента. – Он пишет, что счастье в понимании обычного человека – это такое же эмоциональное искривление, как несчастье. А в состоянии просветления оно перестает быть нужным. Как и все на свете, впрочем.

Округлив глаза, Амалия вздохнула:

– Пожалуй, это пока слишком сложно для меня.

Но тут же девушка прыснула и засмеялась, словно внезапно вспомнив что-то. И покрутила головой под вопросительным взглядом Интенты:

– Я не над созерцающими смеюсь. Это Черный лорд… Он однажды сцепился с каким-то эльфом-учителем с факультета иномирных наук. Тот проспал собственную лекцию, и вместо того, чтобы извиниться, придумал, будто созерцал у себя в комнате и погрузился в слишком глубокий транс, из которого не мог выйти. А ректор ему и говорит так серьезно: какой ты молодец, мол, что так далеко зашел по пути созерцания. А что тебе важнее, спрашивает: просветление или работа? Парень возьми да и скажи: «Работа важна, да после просветления, ваша светлость, ничего уже не нужно». Тогда его светлость кивнул, подозвал слуг и велел все его вещи вышвырнуть из окна – и бьющиеся, и не бьющиеся. Слуги тут же убежали, эльф остолбенел, а ректор и говорит ему: «Поздравляю с просветлением, вот тебе от меня по случаю уборка комнаты бесплатно. Хорошо, что тебе больше ничего уже не нужно».

Губы Интенты дрогнули, она покачала головой, но потом все-таки засмеялась вместе с веселящейся Амалией, живо представляя всю сцену благодаря эмоциональному рассказу.

– Он уволился? – спросила она с любопытством.

– Кто?

– Эльф этот.

– Да вот еще! – фыркнула магиня. – Отсюда почти никто не увольняется – зарплаты слишком высоки, такого больше нигде не найдешь, тем более этакому-то бездельнику. Ходил потом, объяснительные писал, штаны свои с трусами собирал с деревьев. Только его студенты высмеивали на каждом шагу, и Черный лорд его сам уволил в конце года – иди, говорит, просветляйся скорее, чего уж тут у нас время тратить впустую.

– Ты так и называешь ректора все время – Черный лорд? – недоумевающе спросила созерцающая у подруги.

– Все его так называют, а что? Слышится глупо, да?

– Честно говоря, да, – призналась Интента.

– Привыкнешь, – засмеялась Амалия. – Ты ведь его не встречала еще?

– Нет пока. Какой он?

– Спокойный такой. Местами резкий, но он не похож на лорда Кетима, если ты об этом. Хотя тоже тот еще ходок по студенткам.

– Тебя он не привлекает? – догадалась Интента.

– Не мой тип. Но Кетим, правда, тоже мне не нравился, пока не начал ухаживать, так что я не знаю, – вздохнула Амалия. – Одно могу сказать: надеюсь, Черный лорд никогда мной не заинтересуется. Я чувствую себя руиной, и больше сама себе не доверяю.

На темных ресницах девушки блеснули слезы, и обычно не эмоциональная Интента, повинуясь порыву, крепко обняла новую подругу:

– Послушай, не казни ты себя так сильно. Да, ты оказалась не на высоте, этот опыт надо учесть и идти дальше. Никто не застрахован от такого.

– Я была полной дурой, – расплакалась девушка. – Я и не знала, понимаешь, не знала, что во мне столько чванства, тщеславия и глупости – он ведь за все дурное зацепил, за хорошее-то никого не зацепишь. Как будто он все ужасное из меня вытащил и потом в него носом ткнул у всех на виду. А теперь я еще без конца себя жалею, и сама себе противна… и тебе, наверное, тоже.

– Да нет же. Просто ты рассказывала историю, все так ярко вспомнилось и накатило. Ничего мне не противно – я сама не идеал, и никто не идеал. Тебе просто надо перестать предъявлять к себе такие высокие требования, и тогда не придется никакую дурь вглубь закапывать, чтобы тебя за это потом темные цепляли. Ну, будет тебе…

– Извини, – Амалия довольно быстро успокоилась и вытерла слезы. – Пожалуй, надо попросить еще чаю у горничных. Или сходим в учительскую столовую?

– Лучше здесь посидим, у тебя уютно. Расскажи еще немного о ректоре, – попросила Интента, вновь занимая руки нитками. – Почему принц Маркал вдруг превратился в Черного лорда? Это же книжный персонаж, верно?

– Ну… я сама читала пару романов этой Пестрой, но давно, девчонкой еще. Не знаю, может, и правда они встречались.

Интента недоверчиво посмотрела на подругу, отвела взгляд в сторону, мысленно что-то подсчитывая, а потом пожала плечами и улыбнулась:

– Думаешь, он действительно оборотень?

– Нет, конечно, – Амалия вздохнула. – Но мало ли у кого какие прозвища бывают? Что-то из этого всего должно же быть правдой, иначе откуда все это взялось?

– Да, действительно, откуда? – неопределенно ответила Интента, внезапно глубоко погрузившись в свои мысли. А потом фыркнула и рассмеялась едва ли не до слез.

– Ты что?

– Так, ничего. Ничего, – махнула головой она. – Глупость в голову пришла. Не обращай внимания.

Глава 6

Интересная штука – память: ты сам выбираешь, что вспоминать. Захочешь выбрать плохое, какую-нибудь гадость про человека, который тебя обидел – и только гадостное и вспоминается. А на хорошее настроишься – придут самые замечательные моменты, которых только что будто и не было в голове – целый ассортимент счастливых мгновений вылезает из прошлого, как в магазине. Но вот что интересно: если думать о плохом, то кажется, что и не было ничего хорошего. А если о хорошем припоминаешь, то плохого – как не бывало.

И в результате выходит, что ты не можешь вспомнить все сразу: и хорошее, и плохое, и то, что было между этим. Самое-то главное: то, как было на самом деле, вспомнить нельзя.

Примерно такими философскими размышлениями внезапно накрыло лорда Мерсье, когда он получил письмо от прежней возлюбленной. Перечитав его трижды, скомкав бумагу в ладони, он глубоко вздохнул, плотно закрыл глаза и откинулся в кресле, размышляя. Если бы эта весточка пришла к нему три года назад, она сделала бы его счастливейшим из людей. Даже два года назад он, наверное, прыгал бы от радости и дрожащими руками схватился бы за перо, чтобы немедленно ответить – и мчаться к ней, мчаться без минуты промедления.

Даже в прошлом году он еще, бывало, вспоминал свою фею, и его сердце слегка кровоточило. Случись письму застать его в такой день – он среагировал бы инстинктивно, без оглядки, подумал бы, что судьба.

Но вышло так, что послание чересчур припозднилось. Теперь, когда все его раны затянулись, внезапная мольба о помощи от этой феи оставила его равнодушным. И все, о чем он размышлял, – это послать ей вежливый отказ или оставить письмо вовсе без ответа. И выбор хотелось сделать не в пользу вежливости, а, наоборот, в сторону такого варианта, который уязвил бы ее сильнее.

Из письма Делии следовало, что с ней случилось то, чего и стоило ожидать – удивительно, что так поздно. Вампир, конечно же, попытался выпить красотку, так и не женившись. Она едва не пала жертвой своего стремления к романтике, как и десятки других вампирских невест. Вся привлекательность помолвок с охотниками за кровью заключалась в том, что такие браки были невероятно романтичны и гремели на все королевство, а затем прославлялись литераторами в веках.

Но особую романтичность таким союзам как раз то и придавало, что случались они до невероятности редко. Ибо согласиться всю жизнь терпеть рядом с собой полнокровное живое создание и при этом не выпить его однажды до смерти вампир мог только из фантастической, жертвенной, самоотверженной любви, какой с обычным кровопийцей приключиться не могло.

Именно поэтому длительные помолвки с вампирами всех, кроме вампирш, гораздо чаще заканчивались похоронной церемонией, чем свадебной. И ответственности за такой исход жених не нес, поскольку уже пять столетий как научно доказано: вампир не может полностью себя контролировать рядом с полнокровным до тех пор, пока добровольно не примет брачное заклятие. Это волшебство – единственное, которое может помешать ему выпить любимую, даже в приступе жесточайшего зова крови.

За Делию, впрочем, Маркал почти не волновался все эти годы – он знал, самый опасный момент фея всегда почувствует и вовремя удерет – интуиция у них была самая тонкая среди всех волшебных существ. Так и случилось. Но теперь она, разумеется, была в беде, поскольку осталась без покровителя и без средств к существованию. А за последние три года, что провела в вампирской глуши, к тому же слегка утратила ориентацию и, возможно, не понимала, как ей снова устроиться фрейлиной ко двору.

О том, как сильно Делия дезориентирована и растеряна, свидетельствовало даже то, что письмо было адресовано в королевский дворец – выходило, что она вообще не знала о переменах его жизни. Очевидно, девушка полагала, что как ни в чем не бывало может вернуться к прежнему принцу, каким оставила его при побеге – искреннему, ранимому, безобидному, отягощенному лишним весом и пылкой влюбленностью в нее.

Поразмыслив и предавшись паре приятных воспоминаний, в которых фигурировала полностью обнаженная фея в его постели, Маркал вызвал в свой кабинет Афрона и протянул ему скомканный пергамент:

– Пошли ей тысячу золотых. Напиши от моего имени, что я благодарю за оказанные три года назад услуги и полагаю, что на том мы в расчете. Записку подпиши у секретаря.

– Да, ваше высоч… ваша светлость, – поправился камердинер, так и не привыкший за три года к тому, что принц отказался от своих королевских регалий и присоединился к когорте лордов-землевладельцев.

Проследив глазами за Афроном, спешно отправившимся исполнять поручение, Маркал снова погрузился в свои мысли. Но на этот раз он размышлял лишь об объеме эля и пива, который в этом году произведет его завод – и о том, что пришла пора ввести пару новых сортов и начать широкую рекламную кампанию. Захваченный этой внезапной идеей, он взял пергамент и написал огромное письмо своему главному маркетологу с указаниями.

А затем подвинул к себе ворох академических документов от Кетима, которые ждали его одобрения и подписи. Быстро прибавив свой кургузый росчерк к учебным планам на магическом факультете Ульриса, в которые не считал нужным даже вникать, Маркал чуть более внимательно просмотрел бумаги по хозяйственной части и, наконец, взялся за подробное чтение приказов о приеме и увольнении сотрудников.

Обнаружив среди них документ о зачислении созерцающей на должность учителя литературы, он поперхнулся и перечитал его дважды. А затем его губы растянула веселая улыбка ребенка, предвкушающего развлечения.

* * *

На первый урок Интента шла как рыцарь на решающее сражение в турнире – вооруженная до зубов. Она волновалась даже больше, чем два года назад, когда впервые в жизни приступала к работе преподавателем – но дома, в Школе Созерцания, даже стены помогали. Здесь же она очень боялась опростоволоситься перед леди Лизергейн и ощущала необходимость готовиться усиленно, поэтому-то последние два дня и не вылезала из программной литературы, стараясь подготовить что-то особенное, очень интересное для первого занятия, чтобы сразу завладеть полным вниманием своих студентов.

Решила начать с легкой приключенческой эльфийской литературы – не более чем столетней давности, для простоты восприятия. Нервозности добавлял еще тот факт, что ее ждала едва ли не самая юная группа всей Академии Затемнения – от четырнадцати до шестнадцати лет. А внимание подростков порой собрать намного труднее, поскольку в отличие от взрослых они не сами выбирали этот класс и эту учебу, а просто повиновались решению родителей.

Но сколько ни готовилась Интента, сколько ни подбирала материал, ни вооружалась учебниками, она никак не смогла подготовить себя к тому, что увидела в аудитории на первом уроке. Для начала, вместо шума и гама, который, по ее разумению, должна была производить группа из десяти подростков в ожидании учителя, за пять минут до начала занятия она застала класс в полной тишине.

Но насторожило даже не столько неестественное молчание, сколько выпрямленные напряженные спины и явная боязнь пошевелить головами, когда учительница вошла в класс через дверь, расположенную в задней его части. И только мгновение спустя она заметила и осознала причину такого примерного поведения группы – за одним из передних столов, небрежно повернувшись в пол оборота и закинув ногу на ногу, сидел один из самых больших мужчин, каких она видела в жизни, одетый во все черное – брюки, фрак, ботинки.

Даже его шейный платок и рубашка отливали иссиня-черным оттенком. Со следующим ударом ее замершего от неожиданности и смущения сердца она опознала его – перед ней, разумеется, был ректор Академии, он же Черный лорд, лорд Мерсье, урожденный принц Маркал.

Когда их глаза встретились, он встал в знак уважения и сделался таким высоким, что в это невозможно было поверить – едва ли не на две головы выше нее, а ведь Интента сама отличалась немалым ростом, по крайней мере для женщины. За Маркалом моментально вскочили на ноги все студенты, что произвело довольно сильный шум, и затем все снова стихло так, словно в класс внесли покойника.

На отсутствие уважения со стороны студентов ректору явно не приходилось жаловаться.

– Доброе утро, ваша светлость, – негромко и вежливо поприветствовала она Черного лорда в этой тишине, изображая, наверное, самый неуклюжий реверанс в истории королевства, учитывая, как мешали ей учебники и сумка в руках. Стоило вначале положить их на ближайший стол, но от смущения она не сообразила это сделать, а когда пара книг упала на пол было уже поздно. Громкие, как выстрелы, хлопки заставили вздрогнуть пол класса.

– Я помогу вам, миледи, – вскинулся студент, оказавшийся ближе всех. Но Интента уже потянулась за своими книгами, и они с мальчиком едва не стукнулись головами. В последний момент она отшатнулась, но это, к сожалению, стоило ей потери равновесия.

Оставшиеся книги посыпались из рук на пол, но это не было последним несчастьем, постигшим ее в эту же минуту, поскольку в довершение ко всему учительница не смогла удержаться на ногах и на глазах всего класса с размаху шлепнулась на пятую точку. Театральный эффект усилили ее очки, соскочившие от удара с носа и улетевшие куда-то назад, где оказались за пределом ее досягаемости.

Но и на том неприятные сюрпризы не закончились.

– Премилостивый темный дух, что тут происходит? Вы в порядке, миледи? Позвольте помочь вам, – послышался в этот самый момент знакомый голос, и ошеломленная Интента, повернув голову, увидела, как в класс поспешно заходит лорд Ульрис Кетим. С неподражаемым изяществом он подобрал по пути ее очки, пару книг, подал руку, помогая подняться, и вручил ей ее вещи – все за какие-то мгновения. А затем легким взмахом руки простимулировал трех стоящих рядом студентов собрать оставшиеся книги и, наконец, невозмутимо поздоровался с лордом Мерсье:

– Добрейшего утра, милорд. Не знал, что вы тоже заинтересуетесь уроком литературы.

– Как и я не ожидал увидеть вас здесь, – с какой-то еле заметной улыбкой бросил Черный лорд.

Едва взглянув на выражения лиц мужчин, Интента отряхнула юбку, выпрямилась и подобралась:

– Могу я узнать, милорды, что привело вас на мой урок сегодня? – спросила она учтивым нейтральным тоном, еще не зная, как реагировать, но уже понимая, что как-то реагировать надо – и ни в коем случае не позволять им остаться. Студенты хранили прежнее гробовое молчание, но после ее падения словно ожили – их спины и шеи вновь обрели нормальную гибкость, и теперь головы активно поворачивались, следя за разговором старших.

– Видите ли, миледи, по долгу службы и его светлость, и я время от времени посещаем те или иные уроки, чтобы составить впечатление, – ответил темный маг прежде, чем ректор успел открыть рот. – Ничего такого, что связано с официальными проверками, так что прошу вас не беспокоиться.

– Не беспокоиться? – холодно переспросила она, удивленно уставившись на лорда Кетима. – И как часто, позвольте узнать, уважаемые милорды, вы присутствуете на первом занятии преподавателя с группой, да еще и вдвоем?

Глядя в невозмутимые глаза лорда Кетима, все время ощущая клубящуюся тьму в центре его груди, Интента понимала, что буквально балансирует на грани. Ее спину жег взгляд ректора, на уши давило молчание студентов, и на щеках сам собой расцветал яркий румянец. Но она знала лишь одно: если эти двое останутся, урок будет сорван, а от ее авторитета у студентов, уже и без того поставленного под вопрос этой инспекцией, не останется камня на камне.

– Обычно этого не случается, вы правы, – наклонил голову темный, мягко соглашаясь. – Но раз уж так вышло…

– Раз уж так вышло, – ледяным тоном перебила она мягкий голос лорда Кетима, не позволяя ему убаюкать свою бдительность. – Я попрошу вас, ваша темность, сейчас же покинуть мой урок.

Не давая себе ни секунды на созерцание реакции темного, которая – она знала – могла ее до смерти напугать, Интента резко развернулась и прожгла глазами ректора:

– И вас, ваша светлость, я тоже прошу удалиться. При всем уважении.

В наставшей после этого паузе ей показалось, что тишина будет звенеть вечно. В какой-то момент даже почудилось, будто ее душа от ужаса вот-вот расстанется с телом – пока она ждала реакции обоих мужчин, переглянувшихся в этот миг друг с другом – и, безусловно, согласовывающих этой переглядкой свои действия.

Но затем Черный лорд внезапно слегка наклонил голову, обозначая поклон:

– Я желаю вам хорошего начала работы в нашей академии, миледи, – он быстрым шагом прошел мимо нее, застывшей как столб, и вышел вон, захватив с собой лорда Кетима.

Когда оба мужчины оказались снаружи, они на секунду задержались у закрытой уже двери класса и обменялись удивленными взглядами.

– Ты говорил мне, что самая злющая и вредная в королевстве училка – это леди Лизергейн, – заметил Маркал безо всякого выражения.

– Эта крошка вовсе не злюка, – возразил темный. – Никакого сравнения с леди Мелицией.

– Тогда почему мы позволили ей нас выставить? – поинтересовался ректор после короткой паузы.

– Э-эм. Не знаю, – с искренним замешательством в голосе отозвался лорд Кетим. – Может, мы сегодня просто добры?

Маркал медленно кивнул, почесав подбородок там, где начинала пробиваться щетина:

– Это хорошо, да. Мы были добры, – повторил он, словно пытаясь распробовать это утверждение на вкус, – ну что ж, с кем не бывает.

* * *

Первый урок Интента провела в состоянии, близком к эйфории. Студенты восхищенно глядели ей в рот и почти не дышали – никогда доселе ей не удавалось завладеть таким безраздельным доверием и уважением своих учеников, да еще так быстро. На лицах некоторых читалась влюбленность с первого взгляда – так всех впечатлила ее победа над двумя лордами-руководителями академии.

После первого, через большую перемену, состоялось второе занятие – но неведомо как ее студенты из другой группы, по возрасту значительно старше предыдущей, уже услышали о произошедшем утром. И снова ее ждали восхищенные взгляды – но на этот раз еще и вопросы. Едва она объявила тему урока, как одна из студенток, выглядевшая заметно раскованнее других, подняла руку:

– Леди Интента, скажите, это правда, что вы сегодня выставили с урока Черного лорда?

– Юная леди, вы можете называть меня магистр Валиар, и я предпочла бы, чтобы мы сосредоточились на теме урока. Эльфийский приключенческий жанр заметно отличается от…

– Но мы умрем от любопытства, магистр, – перебил ее с обезоруживающей улыбкой студент, сидевший прямо перед ней.

Интента выпрямила спину и подняла подбородок. Под любопытными глазами всех учеников без исключения на ее губах заиграла обманчиво мягкая улыбка.

– Друзья, – начала она таким тоном, который точнее всего можно бы назвать даже не мягким, а ласковым, – поймите, что если Черного лорда с урока я не выставляла, то говорить здесь совершенно не о чем. А если я выставила его…

С этими словами ее голос внезапно переменился, сделался таким же твердым и замороженным, как придорожный кирпич в зимнюю стужу, и студенты мгновенно опустили глаза в свои учебники.

– А если я выставила его, – повторила она еще более тихим, грозным голосом, обводя глазами класс, чтобы заставить всех отвести взгляды. – То, вне всякого сомнения, могу немедленно это повторить с каждым из вас, кто будет отвлекаться от темы урока на сторонние разговоры.

До конца занятия вопросов больше ни у кого не возникало, но Интента внезапно утратила чувство, что вполне владеет ситуацией.

Уже в этот момент, защищаясь от любопытства студентов, бесхитростно облекших в слова утреннее неловкое происшествие, она почувствовала, как эйфория постепенно стихает, и на смену ей медленно, но верно приходит паника. В тот момент, когда девушка задала ей вопрос, она осознала, что среди учеников слухи будут разноситься именно в таком виде: новая училка выставила Черного лорда с урока в его собственной академии. Не говоря уже о лорде Кетиме. И эти слухи вряд ли расположат к ней двух мужчин, которые еще год будут ее руководителями.

После окончания занятий ей стало еще хуже, и она начала волноваться всерьез, прокручивая все снова и снова. Что если лорды вышли из класса не потому, что сочли ее требование уместным, а, наоборот, потому что она позволила себе слишком многое – и теперь ее уволят с позором. Что, если ее вещи уже выкинули из окна по приказу ректора, как пожитки того парня, о котором рассказывала Амалия?

Открывая дверь в свою комнату, Интента даже зажмурилась на секунду – но все ее вещи находились на своих местах в целости и сохранности, а комната сияла чистотой – день начала занятий совпал с днем уборки, которую она заказала у горничных три дня назад. Переведя дух, она поставила учебники на места и села на кровать. И что ей теперь делать? Пойти обедать как ни в чем не бывало или все же просить аудиенции у ректора, чтобы осторожно принести извинения? Ждут ли этого от нее?

Можно было, конечно, спросить об этом лорда Кетима – с ним она гораздо лучше была знакома и, наверное, аккуратный вопрос был бы уместен… если бы только не известная тяга темного к издевательским шуткам и розыгрышам, о которых она уже была наслышана, и плохая терпимость к любой слабости. Нет, перед этим человеком лучше держать хорошую мину, даже при очень плохой игре – иначе проглотит и не поперхнется.

Глубоко вздохнув, она решила ничего не делать. В конце концов, принц Маркал вырос при дворе и без труда найдет способ показать ей свое неудовольствие в рамках этикета, если захочет – тогда она и поразмыслит над извинениями.

Во время обеда Интента внезапно осознала, что на ней останавливается гораздо больше любопытных взглядов, чем обычно. Не найдя Амалию, она присела за отдельный столик, но долго в одиночестве не пробыла.

– Миледи Валиар, разрешите разделить с вами трапезу? – учтиво осведомился суховатый долговязый вампир в черной мантии, внезапно материализовавшийся рядом.

Интента подняла голову и внимательно посмотрела на преподавателя магического травоведения, с которым уже была шапочно знакома. За полмесяца, проведенные в академии, она привыкла и к темным, и к вампирам – и не вздрагивала, завидев их, хотя и не могла сказать, что испытывала удовольствие от близости подобных существ. Но открыто демонстрировать неприязнь было бы и глупо и невежливо, поэтому она сдержанно кивнула: