Читать онлайн Дедушкины сказки бесплатно

Дорогие друзья!

Эти сказки написаны не только для детей и подростков, но и для взрослых. Читая их, вы получите, надеюсь, удовлетворение от чтения и сможете сделать определенные выводы о своей жизни, о судьбе своих родных и близких.

Вы откроете для себя новые сказки о спорте, задумаетесь о нуждах и чаяниях престарелых ваших родственников, поймете, как ранима и беззащитна наша природа, а прочитав сказку «Песня», задумаетесь и поймете, что нет ничего прекраснее и добрее, чем наше русское песенное искусство.

Как и принято в сказочном мире, все написанное зовет нас не только к добру, терпимости и благородству, но и ответственности за наши деяния и поступки.

Михаил Максимов

Как спорт пришел к человеку

Давным-давно нашу землю населяли звери, птицы, рыбы и прочие, прочие. А вот человека на земле не было. Так уж получилось, что когда человек появился на земле, жизнь ее обитателей была приспособлена к земным условиям. Первые люди ничего не умели делать, и судьба их была печальна. Они бы вымерли, но на их счастье всеми животными управлял лев – царь зверей. Когда ему донесли о печальной судьбе бедных людей, он созвал совет, на котором повелел обучить человека тому, что умеют делать животные. Поскольку ослушаться царя было нельзя, члены совета стали предлагать свои услуги. Первым предложил обучить людей бегу гепард. Царь с ним согласился, а нам осталось рассказать, как это было.

Уроки гепарда

Он пришел к людям очень тихо и напугал их. Они прижались друг к другу и сильно задрожали от страха.

– О, жалкие людишки! Хорошо бы вами пообедать, но лев послал меня к вам, чтобы научить бегать.

Люди слушали его и не понимали, зачем им надо бегать. Там, где они жили раньше, люди передвигались медленно, как медведи на задних лапах, никуда не спешили и всегда были сыты.

– Вы будете бегать за мной по этой большой поляне. А кто отстанет, того я укушу.

Гепард медленно побежал. Люди попробовали сделать то же самое, но их ноги путались в траве, они падали, набивали себе синяки и шишки, и в конечном итоге попрятались по кустам.

Гепард для порядка оцарапал несколько человек и пошел жаловаться царю на плохих людей. Однако лев и слушать не хотел гепарда и отправил его опять к людям.

На следующий день гепард был сзади, а люди бежали впереди. На сей раз ему приходилось не только подгонять отстающих, но и возвращать тех, которые пытались скрыться в кустах. Ни одна охота так не изматывала его, как эта учеба.

Шли дни, а результат был очень и очень скромный. Некоторые звери поговаривали, что гепард от отчаяния стал рычать по ночам, и побаивались, как бы до беды дело не дошло.

Как-то раз гепард брел на очередное занятие, и под лапы ему попалась черепаха. Он зарычал на нее, чего раньше никогда не делал, и хотел даже откусить ей лапу. Но черепаха спряталась в свой домик.

– Вот и люди такие же неуклюжие, как ты, противная!

– Глупая ты кошка, а не учитель. Знаешь ли ты, что люди больше всего любят ананасы? Не знаешь? А зря! Ты бы взял ананас и тому, кто первый прибежит, отдал бы его на съедение.

Гепард снова хотел нагрубить черепахе, но передумал. По дороге он шел мимо ананасового поля, и сбить самый увесистый плод ему не составило труда.

– Люди, я пойду на самый дальний край поляны. Тому, кто первый прибежит ко мне, я дам вот это, – сказал он людям и показал аппетитный ананас.

Такие фрукты им доставались редко, люди не умели далеко ходить и искать такие плоды.

– Побежите тогда, когда я махну лапой, а пока стойте здесь.

Гепард отбежал на самый дальний край поляны и махнул лапой. Люди побежали к нему. Еще плохо у них получалось бежать, но они старались изо всех сил! Они догоняли и обгоняли друг друга! С этого дня уроки проходили очень успешно, и вскоре люди научились бегать.

С тех пор ананас так и остался самым желанным призом. Правда, называют его сейчас кубком, но и по форме, и по содержанию это все – одно и то же. А лучшие бегуны надевают на шею амулет с изображением гепарда – он, говорят, помогает побеждать.

Уроки медведя

Следующим учителем людей был медведь. Чему он их учил, не трудно догадаться. Когда мы видим борцов, выходящих на ковер, мы невольно сравниваем их с тем могучим медведем. Такое же неторопливое передвижение навстречу друг к другу, такое же легкое покачивание из стороны в сторону, такое же положение лап, то есть, рук. Даже небольшой наклон головы перед схваткой все тот же.

Учил медведь только юношей, женщин не подпускал и близко к той лужайке, на которой проходили занятия. Обучение было простое. Медведь захватывал лапами ученика и начинал его мять по-медвежьи. Да так, что у несчастного только косточки хрустели! Особенно доставалось тем, кто пытался быстро сдаться. И людям поневоле приходилось защищаться и бороться изо всех сил. Учение продвигалось быстро, люди уже чему-то научились, по крайней мере, медведю приходилось уже прилагать усилие, чтобы одержать верх над некоторыми из своих учеников.

Люди не раз говорили медведю, что гепард давал им за победу вкусный ананас. Какую же награду мог предложить им медведь? Нелегкую задачу они задали ему. Он ходил и думал об этом постоянно. Даже когда спал, во сне ему снились то ананас, то увесистая гроздь бананов, то полный бочонок душистого меда. Но все это было не то, не для борцов такие награды. Последний день учебы приближался, а медведь все еще не решил, что будет главным призом в завершающий день.

И вот наступило это замечательное утро! Солнце ласково грело остывшую за ночь землю, будило всю поющую, свистящую, рычащую и чирикающую живность. Медведь, не спеша, брел к людям.

Весть о завершении учебы разнеслась по лесу, поэтому многие решили посмотреть на последнее занятие. Кроме того, всех интересовало, что же за награду предложит медведь людям.

А вот и знакомая лужайка. Люди и звери окружили ее плотным кольцом. На ветках сидело большое количество разнообразных птиц.

Медведь вышел на середину лужайки и поклонился всем собравшимся. Наступила такая тишина, что можно было бы услышать даже писк самого маленького комарика.

– Почтеннейшая публика, сегодня завершаются мои учения, в честь этого будут проведены схватки моих лучших учеников со мной.

Он замолчал, медленно обошел лужайку, обвел взглядом собравшихся и продолжил:

– Тому, кто победит меня, в качестве награды, – он еще раз посмотрел на собравшихся, – я отдам свою шкуру!

Только пятый борец смог одолеть медведя и прижать его к земле. А часом позже медведь упал со скалы и разбился. Так шкура медведя досталась победителю.

Прошло очень много лет, но и сейчас главной гордостью победителя является шкура убитого медведя. «Смотрите люди, я одолел этого зверя! Сам! Один на один!»

Ну а борцы, выходя на ковер, все так же кланяются публике, а на борцовских трусах с внутренней стороны пришивают изображение медведя. Это что-то вроде девиза: «Победа, или шкура». Вот так-то вот, достойное – достойному. А иначе нельзя, борьба – это, все же, борьба!

У туристов свой учитель

На земле, а особенно в лесу, люди до сих пор порой блуждают. А что было в те времена? Не было ни карт, ни компасов. Даже стороны света, и то люди еще не определили для себя.

Стоило уйти человеку подальше в лес, как начинались у него неразрешимые проблемы, которые заканчивались не всегда удачно. На выручку лев прислал людям белого медведя, вернее, медведицу с маленьким медвежонком. Долго бедняжка мучилась с людьми. Она пыталась хоть как-то научить искать дорогу к стойбищу, но все было напрасно. Идти по собственному следу назад они не умели, искать дорогу по солнышку у них не получалось, а уж ночью совсем были плохи дела. Медведица уже хотела бросить все, но выручил старый филин.

– Ты, медведица белая, заберись на высокий утес. Люди тебя увидят и придут назад.

Сказано – сделано. Медведица забиралась на высокий утес, а люди днем ее издалека видели и шли к своему стойбищу. Если кого в пути застигала ночь, те дожидались дня. Со временем люди стали уходить все дальше и дальше, а вот возвращаться в стойбище далеко не всем удавалось.

Маленький медвежонок подружился с человеческими детьми и целыми днями играл с ними в разные игры. Кроме того, он помогал им откапывать съедобные коренья и собирать плоды. Дети тоже полюбили забавного медвежонка и охотно проводили с ним время. Однажды они зашли далеко в лес и разбрелись в разные стороны. Медвежонок и еще несколько детей быстро нашли дорогу к стойбищу, а вот часть ребят потерялась в лесу. Бедняжка прибежал к матери медведице и стал просить ее помочь ребятам. Они вместе поднялись на утес и смотрели во все стороны, но так никого и не увидели.

– Мама, подними меня повыше! Подними!

Мать подняла медвежонка, но он все продолжал просить поднять его повыше.

– Ты так можешь улететь в небо, – говорила ему сердито мать, – Уже становится темно, и тебя все равно никто не увидит.

– Увидят, мама, увидят!

И медвежонок медленно стал подниматься все выше и выше.

– Куда ты, куда? – закричала мать, но медвежонок ее уже не слышал.

Тогда она подняла лапы к небу и тоже полетела вслед за медвежонком.

Дети, которые блуждали по лесу, увидели две светящиеся точки и пошли на них. Скоро они пришли к стойбищу. Люди тоже видели, как в небо с утеса поднимаются две светящиеся точки, и очень испугались. Но время шло, и ничего плохого с ними не случалось. А в небе зажглись несколько новых звездочек. Одни из них напоминали медведицу, а другие – медвежонка. Теперь можно было уходить куда угодно – ночью звезды ярко светили и указывали людям путь.

Много-много лет мы смотрим на эти звезды и определяем свой маршрут. И звезды ни разу не обманули людей, ни разу они не сбились с правильного пути. Так и стали большая медведица и маленький медвежонок путеводными звездами для туристов всей земли.

Как люди учились плавать

Люди по природе своей плавать не умеют. Это очень печально и опасно. Можно утонуть в любой речушке, озерке, я не говорю уже о наводнении, или каком ином случае. И вот в один прекрасный день к людям прискакал лягушонок.

– Люди, а люди! Я буду учить вас плавать!

Люди окружили его и стояли, покачивая головами.

– Тоже еще учитель! Да тебя в траве не разглядишь, еще растопчешь, – ворчали они.

– Это указ царя зверей! – сказал лягушонок с обидой.

– Ну раз указ, тогда давай, учи нас плавать.

И лягушонок взялся за дело. В озере он нашел небольшую отмель, заставил людей огородить ее палками. С этих пор люди стали называть такие места для купания лягушатниками.

Скольких трудов стоило ему, особенно по утрам, чтобы загнать взрослых в воду! Люди ведь никогда не купались, а вода по утрам бывает очень прохладной. Проще было с детьми. Они быстро поняли прелести купания и порою долго не вылезали из воды. А вот плавать они совсем не хотели. Лягушонок выбивался из сил, но все было напрасно.

Ворон видел все это и качал головой.

– Ну и глупышка ты! Надо, чтобы они сами захотели плыть, а для этого нужен или приз, или какое-то особое отличие.

Лягушонок быстро сообразил, какое отличие может заставить людей плавать. Подумал он и о призе, но об этом потом.

– Люди! – как мог громко прокричал он, – Я вам сообщаю приятную новость! По окончании учебы лучший пловец будет приглашен к царю зверей и назначен главным смотрителем вашего озера. Кроме того, каждому, кто проплывет от этого берега до другого, будет вручен самый ценный подарок.

– Неужели, каждому? – засомневались люди.

– Можете не сомневаться, именно каждому!

С этого дня учеба пошла более-менее успешно. Правда, учил он плавать только по-своему, по-другому и сам не умел. Но не это было главное. Да и метод этот до сих пор в чести у людей, мы частенько слышим, как люди говорят: «Он хорошо по-лягушачьи плавает».

И вот настал последний день учебы. Лягушонок собрал людей на берегу озерка.

– Вы уже умеете плавать, а потому должны доплыть до другого берега, где вас будет ждать самый дорогой в жизни подарок. А кто приплывет первым, пойдет к царю зверей.

Как всегда, собрались зрители, которые не столько смотрели на пловцов, сколько интересовались загадочными подарками, которые, как ни старались, но так и не увидели, хотя и пересмотрели все в округе.

Люди дружно вошли в воду и поплыли. У некоторых это получалось неплохо, а некоторые барахтались в воде, но, хоть и с трудом, все же приближались к другому берегу.

Самый быстрый пловец определился сразу. Им оказался один из сыновей вождя племени. Да и как не быть лучшим? Ведь отец строго-настрого наказал быть только первым, или уходить из племени.

Победителя встретили дружным шумом, но все ждали последнего пловца. А плыл он так медленно, что не только зрители, но и пловцы, которые были на берегу, уже ругали его на разные голоса. Наконец, обессиленный пловец не вышел, а выполз на берег. Все теперь смотрели только на лягушонка, который стоял на камне и ждал, когда все стихнут.

– Люди, вы все приплыли и вышли на берег. А могли бы вы это сделать раньше? Вот если бы до учебы вы решили попасть на тот берег, что было бы с вами?

Все стояли и молчали. Ни зрители, ни люди не понимали, что хочет сказать этот попрыгунчик.

– Вы бы все потонули! Значит, я вам подарил жизнь! А жизнь для вас – это главный подарок!

Кто засмеялся, кто заругался, но все, в конце концов, остались довольны.

Нынешние пловцы, как я слышал, приклеивают изображение первого учителя к плавкам. Говорят, вода легкая становится. Может, оно и так, вода ведь тоже разная бывает. Иная так и тянет на дно, а иная выталкивает на поверхность – по такой воде не плывешь, а летишь.

Первого пловца царю зверей так и не представили, но он не очень-то обиделся, главным смотрителем озера он людьми был назначен. А как же иначе? Порядок должен быть на озере, даже на самом маленьком.

Ну а нам с вами тоже не грех поблагодарить первого учителя плавания. Сколько людей, не умеющих плавать, тонут до сих пор! Обидно, за столько лет все не научимся такому простому делу.

Последний урок

На заседании совета подводили итоги обучения человека.

Слон учил людей поднимать тяжести. Прошли тысячелетия, но и слон, и человек одинаково захватывают предметы. Посмотрите на штангиста – он гриф штанги берет точно так же, как слон бревно. Прежде, чем поднять, слегка покачает телом, но и слон делает все также.

А посмотрите на гимнастку, когда она подходит к снарядам, и сравните ее с дикой козочкой. Смотришь на нее, а в голове так и крутится мысль, что вот ударит легонько ножкой по земле и полетит в свой сказочный лес, пугливая, грациозная и неповторимая.

Почти каждый из нас видел, как дерутся петухи. Вот они ходят, ходят по кругу, потом наскок, удар и вновь по кругу, чтобы выбрать удачный момент для нового удара. Если соперник сдается, то тут уже удары следуют один за другим до тех пор, пока противник не убежит. Кого напоминают дерущиеся петухи? Какие могут быть сомнения? Это же привычный для нас бокс! А первым учителем будущих боксеров был ни кто иной, как древний петух.

На совете люди показывали все то, чему их обучили добросовестные учителя. Лев был доволен проделанной работой.

– На этом обучение можно заканчивать, – сказал он важно после просмотра всех выступлений.

– Но мы еще не всему обучили людей, – возразил бобер, – Они еще не умеют строить жилища, рыть норы…

– Людей, которые умеют бегать, плавать, бороться, стрелять, поднимать тяжести, прыгать и прочее, больше не надо учить, остальному они научатся сами. Сдается мне, что мы и так их переучили. Пройдет время, и они будут главными на земле, а мы будем прятаться от них в лесах и норах.

Все уже хотели уходить, но тут подала голос лиса:

– Лев, ты царь зверей. Чему же ты сам мог бы научить людей, и почему не научил?

Воцарилась неловкая тишина. Все понимали, что лиса неспроста задала такой вопрос, она везде и всюду старалась хоть чем-то, но уколоть царя зверей. Ей попадало за это, но плутовка делала все так хитро, что придраться к ней было очень трудно.

Лев понимал, что обучать кого бы то ни было – не царское дело, но и отмахнуться от этого тоже было не совсем правильно. Решение необходимо было принять немедленно, и такое, которое не опозорило бы его царское величество.

Он посмотрел на своих слуг, вдруг они что подскажут. Но слуги словно в рот воды набрали. В лапках у белки он увидел горсть шерсти. Она постоянно причесывала его гриву – лев тоже линял время от времени. Он приказал подать ему шерсть. Затем он скинул с лапы кожаную муфту, вывернул ее наизнанку, засунул туда шерсть, и приказал зашить муфту. Белка проворно выполнила приказание. Получилось что-то вроде кожаного мяча. Лев взял этот шар, встал со своего трона и подошел к толпе людей.

– Повелеваю! Мальчишкам поделиться поровну, шар не брать руками, а только пинать ногами, отбирать друг у друга и загонять на свою сторону поляны.

Когда мальчишки поделились, он бросил шар в центр поляны. И что тут началось! Мальчишки бросились к шару, каждый хотел зацепить его ногой и подкатить к своей стороне. Было очень забавно смотреть на эту борьбу. Члены совета собрались у края поляны с одной стороны, люди и зеваки – с другой. Кто свистел, кто кричал, кто топал, кто махал крыльями.

Так родилась царская игра, которую люди назвали футболом. Эта игра была и будет самой главной игрой людей. С годами она изменилась, появились ворота, да и мяч стал иным, хотя и остался кожаным, но уже не набитым шерстью, а накачанным воздухом. Единственное, что не изменилось за все эти многие, многие годы – это болельщики. Как они свистели, кричали, топали, так до сих пор и делают. Как болели одни за одну половину, а другие за другую, так и болеют. Мало чем изменилась и лужайка. Она стала более ровной и ухоженной, а так как играли на ней, так до сих пор и играют.

И еще одно осталось с тех пор неизменным. При открытии важного соревнования просят самого уважаемого человека, (не везде же цари есть), произвести первый удар по мячу, то есть, ввести мяч в игру. При этом, игра всегда начинается с центра лужайки.

А Таня плачет

Купили Маше сарафан.
Купили Оле новые туфельки.
Купили Пете автомобиль.
Купили Нине куклу.
А Тане ничего не купили.
Маша примеряет сарафан.
Оля красуется в новеньких туфельках.
Играет Петя в новый автомобиль.
Укладывает Нина куклу спать.
А Таня сидит и плачет.

Бежит мышка, видит, плачет Таня.
– О чем, писк-писк, Таня плачешь?
– У Маши красивый сарафан.
У Оли с блестящими застежками туфельки.
У Пети с кабиной машина,
У Нины с голубыми глазами кукла.
А у меня ничего нет.

Села мышка радом и тоже плачет.
Бежит мимо пес Барбос.
О чем, гав-гав, плачете? Таня ему отвечает:
– У Маши в цветочках сарафан.
У Оли с дырочками туфли.
У Пети с кузовом автомобиль.
У Нины с длинными волосами кукла.
А у меня ничего нет.

Сел Барбос с ними рядом и тоже плачет.
Идет мимо петушок, красный гребешок.
О чем, кукареку, горько плачете? Таня ему отвечает:
– У Маши с завязочками сарафан.
У Оли с каблучками туфельки.
У Пети с колесиками машина.
У Нины в платьице кукла.
А у меня ничего нет.

Сел Петушок, рядом и тоже заплакал.
Идет мимо свинья, большая голова.
– О чем, хрю-хрю, плачете? Таня ей отвечает:
– У Маши с кармашками сарафан.
У Оли лакированные туфельки.
У Пети с глазками автомобиль.
У Нины в тапочках кукла.
А у меня ничего нет.

Села свинья рядом и тоже заплакала.
Пришел папа с работы, смотрит, сидят и плачут
Таня, мышка, Барбос, петух и свинья.
– Что у вас случилось? – спрашивает он.
А ему хором отвечают.
– У Маши с картинкой сарафан.
У Оли беленькие туфельки.
У Пети заводной автомобиль,
У Нины говорящая кукла.
А у Тани ничего нет.

Засмеялся папа и вынул из кармана кулек конфет.

– Хотел вас угостить, да вы завистливые больно. Куда их теперь девать?

Перестала плакать Таня, перестала плакать мышка, перестал плакать пес Барбос, перестал плакать петушок, красный гребешок, перестала плакать свинья, большая голова.

– А мы и не завидовали совсем…

– Ну, раз так, держите конфеты!

Ест вкусные конфеты Таня, ест мышка, ест пес Барбос, ест петушок, красный гребенок, ест свинья, большая голова.

Даже мне конфетка досталась. Но когда нес ко рту, потерял картуз, пока искал, конфету кто-то украл.

Так и пошел, не солоно хлебавши.

Волшебная конфета

Идет Нина с мамой в детский садик. Платье на ней нарядное, большой бантик в косы заплетен, туфельки беленькие. Хорошая девочка Нина, красивая.

Видят, старушка через дорогу перейти хочет, а машины проносятся перед самым носом, того и гляди, сшибут.

– Поможем бабушке? – спрашивает мама.

– Поможем, – отвечает Нина.

Взяли они старушку за руки и перешли с ней через дорогу.

– Спасибо, милые, спасибо, касатушки! Вот вам за доброту вашу. – Подает бабушка конфетку в необычной обертке.

– Спасибо, бабушка, – говорит Ниночка и спешит с мамой дальше. В садике Ниночка не вытерпела, развернула бумажку, достала и съела конфетку. Но что такое? Обертка потяжелела, и в ней опять появилась конфетка.

– Ура! – закричала Ниночка, – У меня волшебная конфетка! Дети окружили ее и стали смотреть.

Ниночка опять развернула обертку, достала конфетку, съела, а бумажка зашевелилась в руке и снова стала прежней.

– Дай попробовать, – попросил Сережка, – Я тоже хочу волшебную конфетку.

– Мне не жалко, вот только разверну обертку. Она угостила Сережку.

– Как вкусно, я таких конфет раньше не ел, – заявил он авторитетно.

И все захотели волшебных конфет. Ниночка с радостью угощала всех желающих. Подошла к ней Маша и говорит:

– Я тебе что-то сказать хочу, отойдем в сторонку.

Ниночке не хотелось отходить с Машей в сторонку, но уж больно загадочный вид был у подруги.

– Ну, чего тебе?

– Чего, чего? Зачем раздаешь конфеты, кому попало?

– Как кому попало?

– А так. Петьки две штуки за что дала? За то, что он нас вчера побил?

Ниночка не знала, что ответить.

– А зачем угощала Олю? Она же ябеда, помнишь, про тебя наболтала Анне Васильевне?

– Что же мне делать?

– Угощать с умом. Я тебе помогать буду, как подам знак головой, давай конфету.

Ребята уже ждали Ниночку. Первым протянул ручку Андрюша.

Ниночка не знала, что делать и посмотрела на Машу. Маша отрицательно покачала головой.

Ниночка задумалась, она не знала, почему нельзя угощать Андрюшу и побежала узнавать к Маше.

– Какой толк переводить конфеты на таких? У него даже папы нет.

Ниночка не поняла подругу, но конфету Андрюше не дала.

И следующий мальчик отошел ни с чем. Замотала Маша усиленно головой и тогда, когда подошла новенькая. И очень скоро вообще не осталось желающих получать волшебные конфеты. Только Ниночка и Маша стояли в сторонке и гадали, чего все от них отвернулись? А конфеты такие вкусные.

Ниночка стала разворачивать бумажку, чтобы съесть еще одну, но вместо конфеты там оказался маленький камешек, который она уронила нечаянно в траву. Искали его, искали, но найти так и не смогли.

Не пришлось и мне попробовать волшебных конфет. А жаль, говорят, они вкусные-превкусные.

Списанный Мишук

В детский сад привезли новые игрушки. Красивые мячики, блестящие свежей краской машинки, нарядных кукол, забавных зверюшек, хитроумные кубики и большой подъемный кран. Все обрадовались, закричали «Ура!» и стали их разбирать.

Маленькой Лене досталась большая кукла, братьям Сережке и Сашке – по самосвалу. Катя взяла забавную обезьяну. Самый умный, Дима – кубик-рубик. Всем хватило новых игрушек. Только Петя ничего себе не выбрал.

Сначала ему понравился большой подъемный кран, потом новенький автомат, затем самоходный трактор. Он стоял и не знал, чему отдать предпочтение.

Вошла нянечка.

– А ты чего стоишь?

Петя ничего не ответил.

– Тебя обидели?

– Нет.

Вошла заведующая всем детским садиком.

– Старые игрушки мы будем сегодня списывать, – сказала она нянечке.

– А как это, списывать? – спросил Петя.

– А ты чего тут делаешь?

– Выбираю игрушку.

– Выбирай поживее и иди играть.

Петя еще раз посмотрел на игрушки, и тут его взгляд остановился на старом Мишутке. Ему было, наверное, много лет, потому что, сколько лет был в садике Петька, столько был в нем и Мишук.

– Я его возьму!

– А вот его – нельзя.

Петя прижал медвежонка к груди.

– Ты почему сегодня такой непослушный?

– Анна Ивановна, я разрешаю ему обедать с этой игрушкой, – сказала заведующая, которая стояла рядом.

И после обеда Петька не выпускал Мишука из рук. Он даже забрал его с собой в кроватку и с ним заснул.

Несколько раз Анна Ивановна подходила и пыталась забрать медвежонка, но стоило ей до него дотронуться, как Петька вздрагивал и крепко обнимал игрушку рукой.

Вечером за Петькой пришел папа и удивился тому, что его сын не хочет уходить домой без старого медвежонка.

– У тебя дома свои игрушки, – возмутился папа, – А это называется воровством.

– Я его завтра принесу обратно.

– Не хочу и слышать! – заявил папа.

Петька заплакал, но медвежонка не выпускал из рук.

– Ты уходи, я не пойду с тобой домой.

– Ты пойдешь домой, а я тебя еще накажу за этот каприз.

– Зачем так? – остановила папу заведующая всем детским садиком, – Пусть идет домой со своим медвежонком.

Она успокоила папу и сказала, что игрушку сегодня списали, когда она надоест сыну, папа ее сам выбросит.

Она была действительно умной заведующей.

А вечером Петька играл с Мишуком во дворе. Мама и папа смотрели на них из окна и улыбались. Вдруг из соседнего двора выскочила большая собака и с лаем бросилась к сыну. Мама крикнула: «Ой», и от страха закрыла лицо руками, а папа кинулся на улицу. Собака бросилась бы на малыша, но перед ее страшной мордой оказался Мишук. Острые зубы вцепились в его плюшевую шкуру и моментально прокусили ее. Из медвежонка высыпалась труха, которой он был набит, и попала прямо в злые глаза собаки. Та завизжала, закрутилась на месте, поджала хвост и умчалась в соседний двор.

В это время выскочил на улицу пала. И он понял все! Вместе с сыном осторожно подняли Мишука и также осторожно принесли в дом.

Мама целый вечер ремонтировала раненого медвежонка.

Утром Петька с папой шли в садик. В руках у Петьки был обновленный Мишук.

За несколько минут о невероятном подвиге медвежонка узнали все. Теперь каждый хотел хоть немного поносить на руках маленького героя.

Прошли годы. В садик пригласили солдата, которого за смелый и отважный поступок Родина наградила орденом.

Вошел он в кабинет заведующей всем садиком, взглянул на шкаф и остановился у порога.

– Мишук, неужели это ты?

Солдат вынул из шкафа старого плюшевого медвежонка, нежно прижал большими руками к груди. На его глазах заблестели очень добрые слезы.

А Мишук прижался к его гимнастерке, на которой сияла новенькая награда, и тоже, наверное, заплакал бы, но он был все же игрушечным медвежонком.

Сорока и грач

На собрании лесных птиц сорока слыла самым умным оратором. Особенно длинные и важные речи любила произносить она по поводу воспитания птенцов.

Ее сосед грач, наоборот, был немногословен, угрюм и строг. Он не говорил длинных речей, не выступал на собраниях, да и посещал их так редко, что никто и не помнил, когда он последний раз был на них.

А сороке словно того и надо было. В ее примерах по поводу варварского воспитания птенцов неизменно был грач.

– Подумать только, – пылко произносила она, – этот варвар вчера своим железным клювом так ударил своего грачонка, что тот чуть не протянул лапки! А как он работать их заставляет! Эксплуататор! Позор эксплуататорам!

Птицы хлопали ей дружно и вздыхали – им было жаль бедных птенцов. Дятел попробовал возразить, но на него все зашикали и запищали.

А сорока так разошлась, что предложила создать добровольное общество по спасению бедных птенцов, председателем которого тут же согласилась стать сама.

И общество было создано. Работало оно с размахом. Совещания, семинары, собрания и планерки проводились ежедневно. Был выпущен плакат – «Мы самые верные друзья птенцам!»

А грач жил своей обычной жизнью. Он трудился с утра до вечера сам и того же требовал от своих птенцов. О существовании общества слышал, но чем оно занимается, знать не знал. Взносы, правда, платил исправно. Да и куда денешься, малиновки пристанут, хуже редьки горькой, отстать, и дело с концом.

Птенцы подрастали быстро. Времени пролетело совсем ничего, а уже они самостоятельно научились добывать себе еду, строить гнезда. Вот уж все чаще и чаще можно слышать:

– Ты посиди, отец, а мы тут и без тебя управимся, что нам стоит крылья распрямить.

Птицы тоже понемногу стали посматривать на них. Дети как дети, не избалованы, здоровые и ловкие, вежливые и простодушные, не гоняются, сломя головы, за модными вещами, охотно оказывают всем бескорыстную помощь.

Совсем иными росли дети самой сороки. Кто больше всех хулиганил? Они. Кто больше всех слонялся без дела? Опять они. А тут поползли слухи о том, что воровать сорочата пристрастились, того и гляди, соколы прилетят и упекут, куда положено.

Одна сорока ничего не видела и не слышала. Она по-прежнему организовывала выпуск бестолковых плакатов. Слушателей становилось все меньше и меньше, а потом и совсем не осталось, надоела бесконечная трескотня с глупыми примерами, но ей и до этого мало дела.

Прилетела она с очередного семинара, уселась на суку и дух переводит. А тут грач со своими грачатами подлетел.

– Здорово, соседка, чего такая грустная?

– Не говори, сосед! Сегодня с трехчасовой речью выступила, измучилась совсем, времени на своих детей не хватает, зато о других пекусь, всю жизнь им посвятила.

– О чьих же других ты печешься?

– Как о чьих? Мало ли птенцов в лесу? Да и твои столько хлопот нам преподнесли.

– Мои?!

– А ты как думал? Они теперь гордость наша, наглядный пример.

– Э, милая, трещишь ты складно, но сдается мне, ты о себе печешься. Так печешься, что детей собственных проглядела. Их минуту назад соколы увели. Да и обленилась, голубушка, даже за собственным гнездом присматривать перестала.

– Что ты говоришь? Горе, какое горе! Моих славных птенчиков потащили в ужасное место эти хищники! Ну, погоди, я так не оставлю, всю общественность мобилизую!

С тех пор и трещит больше всех в лесу.

И у людей случается подобное. На собраниях и заседаниях чего не наговорит иной, а копни чуть поглубже…вот именно!

Королева зубной боли

Посреди топкого болота, в самом глухом месте, стоит огромный дворец с башнями и колоннами. И живет в нем могущественная королева зубной боли – Зубогнила. Высокие купола и могучие стены белеют на солнце. Ведь весь дворец выстроен не из камня, а из человеческих зубов!

Тысячи маленьких мастеровых в темных подземельях трудятся день и ночь, выделывая из зубов всевозможные вещи. Это тяжелая и изнурительная работа. Верные слуги Зубогнилы таскают обломки гнилых зубов, дробят их в порошок и выпекают в горячих печах из этого порошка белые камни, плиты, украшения, мебель.

Сама Зубогнила восседает на огромном белом троне и дает распоряжения своим бесчисленным слугам. На голове у нее корона, а в руке – волшебный жезл. Стоит королеве ударить жезлом по полу, произнести: «куса, гни, бом», как вырастают, словно из под земли, маленькие буравчики и ждут указаний.

Особенно Зубогнила любит смотреть в зеркало волшебной воды на тех, кто мучается от зубной боли. Она от радости хлопает в ладоши, противно хохочет. В такие минуты королева награждает тех буравчиков, которые славно потрудились над разрушением зуба.

Утром Зубогнила встала в хорошем настроении. Накануне она целых три часа любовалась на грязнулю и бездельника Петьку, который ревел от зубной боли.

– Замечательный мальчик, – говорила королева, потирая руки, – пошлите ему подарочек – самую лучшую мою зубную боль, запишите в мое королевство.

Верные буравчики кинулись выполнять приказание. Они впились в самые больные места Петькиного зуба и начали создавать такую боль, что бедный бездельник забрался под кровать и корчился от этой боли.

Зубогнила глянула в свою волшебную воду и задергалась от радостного смеха.

– Вот как надо работать, – говорила она буравчикам, – наградить всех моих слуг сладким вареньем и вкусным печеньем. За дело, мои славные, за работу!

Получив награду, буравчики помчались выполнять приказание. Они забирались в сладкие конфеты, шоколадки, пряники и варенья. Стоило сластене взять их в рот, как буравчики ловко выскакивали, забирались в зубы и начинали свою работу.

А сластен с каждым днем становилось все больше, поэтому, все легче работалось буравчикам.

Королева щедро раздавала награды. В темных подземельях без конца горели печи, мастеровые без устали выпекали камни, колокола, башни, все выше и величественней становился дворец.

В один чудесный день она вкусно пообедала и, довольная, уселась у своей волшебной воды. Накануне верные буравчики добрались до зубов чистюли Галки, которую больше всех ненавидела Зубогнила, сделали свою черную работу и заложили отличную зубную боль в самый большой ее зуб.

Легкий парок клубился над водой, показалась Галина. Девочка одной рукой держалась за щеку, а другой вытирала слезы.

– Ха, ха, ха, ха!

Королева запрыгала на троне от удовольствия.

– Я самая сильная, я самая жестокая и могущественная королева на земле. Я выстрою дворец до самого неба, пусть лопнут от завести все другие короли и королевы.

Она еще раз заглянула в зеркало и забеспокоилась. Девочка оделась и куда-то быстро побежала. Вот дошла она до одного высокого дома, зашла в двери, потом в небольшую комнату.

Посреди комнаты стояло странное кресло, а рядом с ним – не менее странная машина.

Старичок, одетый в белый халат, усадил Галину в это странное кресло, включил машинку и давай сверлить зуб.

Зубогнила от такой процедуры несколько раз передернулась на троне. Было такое впечатление, что будто ее саму только что сверлили противной машинкой. А этот щуплый старикашка уничтожил за одну минуту самых лучших ее слуг. Она отвернулась от воды и со злом ударила по полу жезлом.

– Куса, гни, бом!

Верные буравчики в тот же миг появились перед ней и стояли в ожидании приказаний.

– Повелеваю, – начала королева властно, – причинить самую жестокую боль вот этому противному старикашке!

Буравчики вытягивали шеи и глядели в волшебную воду.

– Он не ест сладкого, – пропищал один из них.

– Заберитесь ночью в его противные зубы, – сердито сказала Зубогнила.

Утром она не успела еще заглянуть в воду, а уже почувствовала себя не совсем уютно. Словно какая-то щетка терла бока, спину и даже голову.

– У, противный, – крикнула она, заглянула в волшебную воду и увидела старичка, который чистил щеткой свои зубы. Ох, и доставалось верным ее слугам от этой процедуры!

А у дверей кабинетика стояла длинная очередь ребят. Первым, с опухшей щекой, стоял бездельник и грязнуля Петька.

Говорят, что Зубогнила редко теперь смотрит в волшебную воду, особенно по утрам. Изредка она еще хохочет, когда попадаются грязнули и трусишки, которые боятся зубной машинки и не чистят зубы. Но таких сейчас очень и очень мало, правда, мой маленький друг?

Родник

Прозрачнее и чище воды, чем в том роднике, наверное, нет больше во всем мире. Только воду его боятся пить люди. И немудрено.

Жили давным-давно брат с сестрой. Брата звали Тимоней, а сестру Марией. Тимоня с детства ленивым и толстым рос. Лежать бы ему на печи да пироги уплетать, которые пекла сестра. Только мало ему этого было, жадный и хитрый уродился Тимоня.

Зато доброй и красивой была Мария. Выйдет утром на крыльцо, солнышко на неё любуется, ветерок нежно ласкает, птички щебечут в ее честь. Все по дому успевала делать, во всем мастерица была.

Встала однажды утром, решила пироги испечь, а в доме – ни полена дров. Разбудила брата и потащила в лес. Не с руки одной-то такое дело. Добрались до леса, притомились, отдохнуть присели и перекусить.

Тимоня набил едой свой живот и задремал. А Марии дело надо делать, стала будить брата, но поскользнулась и сшибла ногой кочку, а под ней горшок с золотом оказался.

Как ни крепко спал Тимоня, а от звона монет вмиг проснулся. И такая жадность его обуяла, что не захотел золото с сестрой делить, взял топор и ударил Марию по голове. Упала она, даже слова сказать не успела, а брат бросился к горшку, гребет руками золотые, трясется весь.

И зашатался огромный дуб, который рядом стоял, рухнул на его противную хребтину. Задрожала земля, ходуном заходила. А когда все стихло, следа не осталось ни от дуба, ни от сестры с братом, ни от горшка с золотом. Только родничок забил в том месте.

Прошли годы. Неподалеку от того места люди дорогу проложили и стали утолять жажду чистой, прохладной водой.

Проходили однажды мимо родника Панида с Иваном и решили водички попить. Наклонился Иван и пьет жадно воду. Только наклонился он молодцом добрым, а встал горбуном толстым, противным и уродливым.

Увидела его Панида, замахала руками и убежала со страху.

Иван не сразу понял, что с ним произошло, а когда глянул в воду, увидел свое отражение, едва ума не лишился.

До самой ночи бродил бедняга по лесу. Как людям такому на глаза показаться? Только сколько ни ходи, а домой все едино надо возвращаться. Пробрался тайком огородами к дому, а мать уже сидит, слезы льет: Панида по всей деревне разнесла весть о его уродстве.

Зашел Ванюша в дом, забился в чулан и не показывается на глаза людям.

Стала Панида их дом стороной обходить. Миловались они с Иваном, свадьбу по осени справить собирались, но не с горбуном и уродом ей свою судьбу делить. А девушка ладная Панида была, все, как говорят, при ней. И коса до пояса, и стан девичий, что надо, и голос приятный, и личико милое.

А Ванюше тошно сидеть в чулане одному, да что поделаешь? Глянет на свое отражение, завоет от тоски и обиды. А когда узнал, что Панида с другим милуется, совсем раскис.

В деревне некоторое время погоревали о бедном горбуне, а потом как-то позабывать стали. Только одна девушка, Василинка, не могла о нем забыть. Еще девчушкой полюбила Ивана, но скрывала свою любовь от людей. Когда Ванюша с Панидой миловаться стал, совсем сердце девичье тоской извелось. Узнала о его беде, места себе не находила. Но дни летели, Панида другому молодцу голову закружила, в сердце Василинки надежда появилась. Стала она наведываться в дом к Ванюше. То ей соль вдруг понадобится, то посоветоваться с матерью прибежит, находила, одним словом, всякие причины. Только Ванюшу увидеть не удавалось, не выходил он из своего чулана. Но нашла девушка и тут выход. Подкараулила, когда мать ушла, а сама в дом. Заходит, мать окликает и заглянула в чулан. Смотрит на парня, а узнать не может. А Иван руками замахал, прочь гонит.

Вышла Василинка на улицу, а сердце так и колотится в груди, голова кругом пошла, и побрела куда глаза глядят.

Сколько бродила, сама не помнит, но только вышла к избушке неказистой и дряхлой. Зашла робко внутрь.

Сквозь маленькое оконце белый свет едва пробивал внутрь, поэтому не сразу разглядела старичка.

– Что привело красавицу ко мне?

Василинка вежливо поздоровалась и рассказала все старичку.

– Знаю я этот родник, там живут духи сестры и брата. А струит он под дивное пение Марии, мы, колдуны, часто слушаем её удивительный голос. Дух брата забился в самую тину и считает камешки, думает, что это золотые монеты. Когда он сбивается, то плюет своей ядовитой слюной в родник, это редко бывает, раз в десять, а то и в двадцать лет, но горе тому, кто выпьет воду из родника в тот миг. Ванюша твой напился, выходит, такой воды.

– А как помочь ему, дедушка?

– Не по силам тебе такое, внучка, выбрось это из головы.

Но Василинка стала умолять старичка, на колени встала.

– Для того, чтобы Ванюша стал прежним, нужно прийти к роднику, выколоть свои глаза, бросить в воду и прошептать: «Видели мои глаза, что наделала слюна, бери видение себе, отдай милого мне».

Ничего Василинка не сказала колдуну, поклонилась и пошла прочь. Идет, а ноги сами к роднику несут. Подходит, а вода, чище слезы, струит из под земли. Села на бережок, глядит в студеную воду.

Солнце уже за деревья закатываться стало, а она все думает свою горькую думу. Потом встала, нашла острую щепку, выколола глаза, бросила в воду, прошептала слова, которые старик говорил.

Весть об исцелении Ванюши разнеслась так же быстро, как и когда-то о его несчастье. Много было пересудов и кривотолков, но все улеглось в конце концов.

Панида опять стала увиваться вокруг Ивана, и начали поговаривать об их свадьбе. Девушка пустила в ход все свои чары, так и льстила перед ним.

Но болит душа у Ванюши, видит во сне чьи-то печальные глаза, нет от них покоя сердцу.

В тот день собрались все парни и девушки деревни на гулянку. Лето в разгаре, пора знакомств, а осень придет – наступит время свадебных хороводов. Песни веселые звучат, девушки венки плетут. Скоро начнется главное торжество. Бросят венки в реку, какой парень словит, та и судьба его.

Большой и красивый венок сплела Панида, смеется, Ванюше показывает да наказывает:

– Смотри, мой венок лучше других, выберешь, навеки твоей стану.

Плывут венки, тихо качаются на воде. Панидин первым плывет, самый большой и красивый, парни его не берут, Ивану подгребают.

Протяни руку, и счастье твое. Но не тянется рука, не хочет это счастье брать. Так и проплыл венок мимо всех.

Панида стоит слезы утирает. А уж мальчишки бегут, кричат, что венок за деревней бык на рога подцепил. С тех пор и стали ее кликать бычьей невестой, поэтому и замуж никто не взял.

Все венки разобрали, но стоит Ванюша и смотрит на воду, счастье ждет. Видит, маленький и невзрачный веночек плывет, рука сама к нему так и потянулась. Вышел из воды, хозяйку венка ищет, но отказываются девушки, не плели они такого. Пошел вверх по течению, идти недолго пришлось, слепая Василинка в одиночестве сидела на берегу и пела грустную песню.

– Твой венок?

Протянула Василинка руки, взяла венок.

– Мой.

Поклонился ей Ванюша в ноги, взял за беленькие ручки и повел домой.

– Невесту, мать, привел, созывай гостей, свадьбу справлять будем. Заплакала мать, но поняла сердцем, что будет так, подошла к девушке, обняла ласково, дочкой назвала.

А тут открылась дверь, и вошел дряхлый старичок.

– Не ты, красавица, ягодки обронила? Протягивает руку, а в ней две спелые ягодки.

Не успела Василинка слово сказать, как подскочили ягодки и вместо глаз встали. Закрыла она лицо руками, а когда отпустила руки, увидела счастливого Ванюшу, его мать, гостей, которые заходили с подарками. Вот только старичка найти не могли, а жаль, такая свадьба веселая была, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Не пришлось и мне побывать на ней, но я не серчаю, сколько еще их веселых и счастливых впереди свадеб, может и повезет когда?

Родник и березка

В одном небольшом городке жили-были мать, сын и дочка. Дочь звали Галиной, сына Алексеем. Пока дети были маленькими, семья жила хорошо и счастливо. Но дни летели, дети подрастали, а с их взрослением приходили в дом новые заботы.

Если раньше сын помогал матери и сестренке по дому, то, повзрослев, он все чаще и чаще стал отнекиваться, а когда к нему все же приставали, грубил и уходил из дома.

И сестренка менялась не в лучшую сторону. Все больше и больше времени она крутилась перед зеркалом, примеряя свои наряды, капризничала, когда ей покупали не ту вещь, какую она хотела.

Мать выбивалась из сил, чтобы угодить то одному, то другому. Она работала на двух работах, отказывала себе во всем, но денег едва хватало на то, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

Уже и время пришло, детям пора было самим зарабатывать на жизнь, но они не спешили. Сыну не удавалось найти для себя подходящее занятие, а сестра, так и вообще о работе слышать не хотела. Сколько бы так продолжалось, трудно сказать, но, занятая на бесконечных работах, мать заболела. В одно прекрасное утро она не смогла встать с постели, чтобы сготовить завтрак для своих великовозрастных бездельников.

Первым проснулся Алексей. Не найдя на столе еду, он рассердился, накричал на мать, хлопнул дверью и ушел к приятелям.

Галина, проснувшись, тоже походила по комнате, обозвала мать бездельницей и ушла к своим подругам.

А мать лежала и плакала на стареньком диване. Она словно впервые увидела своих детей – черствых, грубых, бессердечных. И чем больше она плакала, тем сильнее и сильнее закипала в ее сердце материнская обида. И от этой обиды матери становилось все хуже и хуже. Губы ее пересохли, и захотелось попить воды. Жили они в деревянном доме, за водой надо было ходить на колодец. Ни брат, ни сестра этого не сделали. Слабеющая от болезни и обиды мать подошла с трудом к пустому ведру, постояла возле него, что-то прошептала. Собрала остаток сил, кинулась к двери, распахнула ее, взмахнула руками, которые тут же превратились в крылья, расправила их… И вот вместо матери неизвестная птица поднялась в воздух, сделала три круга над домом и улетела.

Когда брат с сестрой вернулись домой, они увидели старые одежды матери, несколько незнакомых перышек, кольцо обручальное, которое она никогда не снимала с руки.

Неладное почудилось им от всего этого. Кинулись искать мать. Походили, походили вокруг дома, да так и вернулись ни с чем. Горько заплакала Галина, не удержался и Алексей. Поняли свою черствость и бессердечность, но делать было нечего.

– Пойду искать мать, – произнес брат и пошел одеваться.

– И я с тобой, – решительно ответила сестра.

Вышли из дома, заколотили окна и двери и отправились, куда глаза глядят. Шли они, шли, притомились, сели отдохнуть и перекусить немного.

– Ветер, ветер, не видал ли ты мать нашу? – обратился к ветру брат. – Не откажи, покажи дорогу к ней.

Долго не отвечал ветер и все шумел в листве деревьев, но сжалился.

– Видел, птицей мать из дома улетела, а вот сейчас где, не могу сказать, много их в небе, не уследить за всеми. Идите в сторону высоких гор, может, и повезет вам.

– Спасибо, ветер, век будем помнить твою доброту.

И снова они шли. Шли день, ночь, еще день, еще ночь, целых тридцать дней и ночей. Но как бы ни была длинна дорога, и она имеет свой конец. Подошли брат с сестрой к высоким горам, а что делать дальше, не знают. Закончился день, по небу месяц молодой проплывал.

– Месяц, месяц, остановись на минутку, – обратилась к нему сестра, – не скажешь ли нам, как пройти к нашей матери, высоко ты плывешь, может видел ее со своей высоты?

Долго не отвечал месяц, но потом сжалился над бедными странниками.

– Не видал я вашей матери, но пролетают над горами птицы незнакомые и исчезают в ущельях темных, может и ваша мать среди них.

Поблагодарили они его за ответ, а сами в горы полезли. Тяжелый был их путь. То в пропасть чуть не сорвались, то лавина их чуть не похоронила, но поднялись они на вершину самой высокой горы. Смотрели, смотрели вокруг, нет матери.

Спрашивали у солнца, не сказало светило. Видело, а куда делась, само не знало. Не помогла им и ночь темная и звезда далекая. Оборвался след на горе высокой.

Спустились с гор, пошли через степи бескрайние. Солнце нещадно палило, хотелось пить, одежда висела жалкими клочьями на их раскрашенных синяками и шишками телах.

Степи кончились, а след матери совсем затерялся.

Зашли они в лес дремучий, упали, обессиленные, на мягкую и прохладную траву. Лежат и вверх смотрят. Видит Алексей, на высоком дубе ворон старый сидит.

– Ворон, ты птица мудрая, долго живешь на белом свете, не скажешь ли нам, где мать наша? Говорили, птицей вылетела из дома, а куда дальше делась, никто не видел.

– Карр! Карр! Поздно о матери думать стали, не найти дороги к ней, в царство вечных теней улетела мать ваша, а оттуда нет дороги.

И заплакал Алексей горько-горько. Слезы текли и текли, а потом превратился он в родник.

Увидела сестра, что с братом сделалось, наклонилась над родником, да и стала березкой.

С тех пор так и течет этот родник. Правда, воду из него не хотят люди пить, соленая она вода-то, словно, слезы сыновьи.

И стоит над родником березка кудрявая. Как зашелестит ветер листвой, так слышится песнь протяжная, а как услышит кто, так слезу сдержать не может. Поэтому, обходить стали люди это место.

Только птица незнакомая время от времени прилетает к роднику. Песен она не поет, а вот каждый листочек не березке пригладит, каждую соринку из родника вынет. В эти минуты и вода перестает быть соленой, и листочки на березе шелестят ласково и нежно.

Я сам это однажды видел, а может, показалось все, просто настроение было в эту минуту хорошее.

Падение

Голова у Петряя с похмелья болела сильно. Весь дом обшарил, но спиртного не нашел. Побродил бесцельно по комнатам, вышел в огород. Ничего не радовало в эту минуту, ни теплая погода, ни буйство разнообразной зелени, ни пение птиц, даже ласковое солнце раздражало. Как-то незаметно очутился на берегу оврага, который начинался сразу за огородом. Легкий дымок поднимался с его дна. Еще ничего не сообразив, он, словно пес ищейка, уже натянул поводок и помчался по верному следу. Продравшись сквозь кусты, увидел маленький аппаратик, из которого капали прозрачные капли. Сивушный запах тут же вскружил голову. Протянул трясущие руки, но неведомая сила отбросила назад и надежно припечатала к земле.

– Помогите! – захрипел Петряй от страха.

Ужасный хохот раздался над самым ухом. Закрыл глаза и приготовился к худшему.

– Чего дрожишь?

Голос был хриплым и противным.

– Кто ты такой?

– Я – демон.

– Демон?

– Ну ладно, зачем пришел?

– А что ты делаешь?

– Сам видишь, гоню самогонку.

– Демон, а демон, дай хоть глоточек.

– Хорошо, дам, но спали баню.

– Зачем баню жечь, она еще хорошая?

– А моя самогоночка не хуже. Выпьешь – целую неделю хмельной будешь, только водичку попивай.

– Брешешь ты все.

– Ах, алкоголик, еще и сомневаешься? Иди, пали баню, а то передумаю.

Петряй поднялся, увидел, как капает жидкость, учуял носом запах, совсем рассудок потерял. Быстро полез наверх, пробежал огород, трясущимися руками достал спички и запалил баню.

Демон не обманул. Целый стакан поднес вонючей самогоночки. Люди баню тушат, а Петряй знай себе, к водичке прикладывается.

Что ни больше пьет, то больше хмелеет.

Прошла неделя. Голова болит с похмелья пуще прежнего. Побрел к оврагу. Подходит, а нос уже вонючий запах уловил.

– Пришел? – встретил его демон.

– Пришел, – проворчал Петряй.

– Самогоночки хочешь?

– Чего спрашиваешь?

– Мне не жалко, выгонишь жену из дома, месяц не будешь горя знать.

– Ты с ума сошел, – закричал Петряй. – Я свою жену. .

– Брось брехать, иди и гони, а то передумаю.

– Она же к другому уйдет.

– Сам отведи, недельку накину.

Делать нечего, пошел домой. Жена только что вернулась с работы, ужин готовила. Накричал на нее, а потом говорит:

– Кончай возиться с горшками, пошли со мной.

– Это куда еще?

– Куда, куда, будто не знаю, на кого глаза косишь? Собирай вещи быстренько.

Отвел жену, а сам к оврагу заспешил. Два стакана самогонки демон поднес. Выпил и песню запел. Целый месяц и неделю хмельной ходил.

Просыпается утром, голова раскалывается, перед глазами круги оранжевые плавают. Пьет воду, но еще хуже становится. Взвыл от боли, и к оврагу.

– Демон, а демон, ты тут?

– Тут я, тут.

– Силушки нету, дай хоть глоточек.

– Дам, если мать заживо похоронишь.

– Ты что несешь, совсем совесть потерял?

– Год будешь хмельным ходить, глянь-ко.

Три стакана с самогонкой перед ним очутились. Протянул руки, но куда там, не даются стаканы в руки.

– Мать твоя старая, долго ли протянет? Зато год такой жизни.

– Дай два, нет, пять.

К трем стаканам подплыл четвертый.

– Хорошо, пусть будет пять.

– Нет, десять.

– Хватит торговаться, передумаю.

Помчался Петряй домой, а перед глазами стаканы с самогонкой плавают.

Хворая мать лежала на печке. Увидела сына, попить попросила.

– Некогда мне с водой возиться, хоронить тебя буду.

– Это как же хоронить, я живая еще?

– Не спрашивай ни о чем, не вводи во грех.

Заплакала мать, запричитала.

У Петряя на душе муторно стало, но проплыли стаканы перед глазами, злоба аж горло перехватила.

– Хватит ныть, сама о смерти говорила.

Замолчала мать, собралась с силами, встала.

– Дай хоть оденусь перед смертью.

Вышел во двор, папироску в рот пихает, руки трясутся, не попасть никак.

– Гроб, сынок, нужен, – услышал тихий голос матери.

– Какая тебе разница, все едино в земле лежать.

– Православная я, без гроба не пойду.

– Выругался Петряй, но гроб пошел мастерить. Сляпал кое-как, взвалил на спину.

– Пошли, чего расселась?

Встала мать с трудом, сделала несколько шагов.

– Пошевеливайся, а то до кладбища за целый день не дойдем.

– Подожди, лопату возьму, а то чем могилу рыть будешь?

Доски сырые, тяжелые, гроб всю спину истер. Присел Петряй на бугорок, дух переводит.

– Давай помогу, сыночек.

– Сам управлюсь.

Взвалил ношу и ускорил шаг.

На кладбище ни души. Тишина зорко охраняла покой своих постоянных жильцов.

– Тут могилу рой, рядом со своими лежать хочу.

Петряй взял лопату и начал могилу копать. Долбит землю, а перед глазами все это проклятая самогонка стоит.

– Ну все, хватит.

– Да что ты, сынок, это ямка, а не могила.

– Я и так с тобой измучился, какая тебе разница, все в земле лежать?

Вздохнула мать.

– Не сладко будет в твоем неструганном гробу, так уж хоть поглубже закопал бы.

– Гроб ей не нравится, тоже мне, барыня, погляди, я лягу.

– Что ты, сынок, отойди.

Но договорить мать не успела.

Петряй проворно вскочил, поднял крышку и забрался в гроб.

– Видишь, – крикнул он, – тут как.

В это время крышка сама захлопнулась.

– Отпусти, ты что делаешь – донесся его сердитый голос. Мать поспешила к сыну.

– Я сейчас, сейчас, – твердила она и пыталась приподнять крышку.

– Люди добрые, помогите! – закричала через некоторое время.

– Помогите!!!

И люди услышали ее. Несколько крепких мужиков бросили работу в поле и прибежали на кладбище.

Только напрасно мозолистые руки били по гробу увесистыми железками. Ни одна щепочка даже не откололась от него. Пробовали зажечь, но и огонь был бессилен.

Братцы, – донесся слабый голос Петряя, – бросьте колотить, пусть мать подойдет.

– Сыночек, кровинушка моя, тут я.

– Прости, мать, за стакан самогонки я все продал, не стерпела земля моего злодейства, пусть мужики хоронят, не плачь, живи, родимая.

– Сыночек, что ты говоришь?

– Дышать мне трудно, умираю я.

Упала мать на гроб, горько рыдает.

Подняли мужики осторожно старуху, а гроб сам к могиле двигаться стал. Кинулись к нему, но уже поздно, скрылся он в земле. Попробовали разрыть, но куда там, лопата словно от гранитной глыбы отскакивает. Поохали, поохали, а потом прикатили большой камень и водрузили на холмике.

Приходится видеть иногда, как с трясущимися руками бродят выпивохи по разным местам. И уже не удивлюсь, когда ни с того, ни с сего горят бани и дома, жены уходят к другим. Терпит их земля до поры до времени, но, видимо, приходит конец и ее терпению.

Только как-же с матерью-то быть? Вон она, в скорбной позе застыла у холодного камня. И не где-нибудь, а по всей земле родимой. Прости, старая, прости, если такому еще найдутся слова прощения?

Старость

Дед Матвей брел по пыльной дороге. С каждым шагом идти становилось все трудней и трудней.

– Погоди немного, давай отдохнем.

– Кто тут?

Дед Матвей оглянулся, но ни одной живой души рядом не было.

– Кто со мной говорил?

– Я, твоя Старость.

– Кто, кто?

– Оглох что ли? Старость твоя!

Дед почесал затылок, потрогал себя за ухо.

– Вон, пригорочек зеленеет, давай присядем.

– Оно и правда, надо отдохнуть, – подумал он, – совсем из сил выбился.

Присел, достал кисет.

– Курить поменьше надо было бы, прокоптил все нутро, в иной кочегарке чище.

– Только твоих советов мне не хватало.

– Хватало, не хватало, а курить бросай, чай, не молоденький уже.

Он и сам подумывал о том, как бы бросить эту дурацкую привычку, но так и не собрался.

– Не следовало тебе отправляться в такую даль пешком, – продолжала Старость, – ноги и без того болят.

– Ну что ты привязалась? – осерчал дед Матвей, – Сына проведать ходил, почитай, месяца два не видел.

Они замолчали. На припеке начало дрематься, дед уже закивал головой и, наверное, заснул бы.

– Вставай, – проговорила Старость, – а то не добредем по светлому.

Отогнал дрему, поднялся, поправил сумку и взял посох.

– Пригнись маленько.

– Это зачем еще?

– Так мне легче сидеть на твоем горбу.

– Ты на мне еще ехать собралась?

– А как иначе? Да ты сгибайся, самому ловчее будет. Дед Матвей поворчал на Старость, пригнулся. С согнутой спиной шагалось и впрямь легче.

– А помнишь, как раньше хаживал?

– Как не помнить, на гулянку за ночь верст пять отмахаешь, а утром на работу ни свет, ни заря идешь.

– Вот и дремал потом целый день.

– Ну уж не скажи, подремлешь раньше на работе, батя скоро оглоблю возьмет.

– А в молотилку, помнишь, чуть не свалился? Снопы подавал и заснул.

– Я ж ночи три, почитай, глаз не сомкнул.

Так за разговором и добрели незаметно до дома.

– Чего у сыночка ночевать не остался? – встретила дочь сердито, – вытурила, небось, сношенька?

Промолчал старик, уселся на крылечко дух перевести.

– Иди, поешь, а то, чай, голодный приплелся.

Спорить не стал, пошел есть.

– Неласково тебя дочка встречает.

– Это опять ты? Помолчала бы хоть маленько.

Перекусив, побрел в свой чулан отдыхать. Давно не хаживал на такие расстояния, ноги ныли от усталости.

– Не кури в постели, а то дом спалишь и сам сгоришь.

– Послушай, что ты привязалась?

– Что, что, думаешь, охота гореть с тобой?

Дед присел, увидел пустую бутылку.

– Слушай, залезай сюда.

– А ты потом заткнешь горлышко.

– Надо мне тебя затыкать.

– Хоть мне-то не ври, только потом все едино выпустишь, даже просить будешь, чтобы я вылезла.

Раздалось легкое шуршание, и бутылка в руке потеплела.

– Затыкай! – раздался тоненький голосок. Дед начал искать пробку.

– Что ты там копаешься?

– Да погоди, не мальчик я тебе, чтобы все быстро делать. Наконец пробка была найдена, бутылка заткнута и поставлена аккуратно в угол.

Утром он проснулся, поднялся с трудом и пошел попить воды. Стал снимать крышку с ведра, но она выскользнула из рук и с грохотом упала на пол.

– Чего тебе не спится? – раздался из комнаты сердитый голос дочери.

Дед Матвей вздохнул и побрел в свой чулан, так и не попив воды.

Каждый шаг отдавался болью в ногах, ныла поясница, постреливало в боку. Слышал, как ушла из дома дочь, потом зять, наконец, хлопнув дверью, убежал в школу внук. С трудом поднялся, перекусил, возвратился в чулан. Полежал немного, потом встал, достал бутылку и вытащил пробку.

– Старость, а Старость, не задохнулась в бутылке-то?

– Да нет, устроилась недурно.

– Выходи, поговорим немного, на душе муторно что-то.

– Переутомился вчера, да и погода к вечеру испортится.

– Не говори, дожди в этом году часто идут.

– А помнишь, перед войной какое жаркое лето было?

– Как не помнить, тогда в деревне семь домов сгорело.

– Да, да, ты еще едва не погиб, когда крыша рухнула.

– Опалило меня на том пожаре. Хорошо еще, ветер утих, а то бы вся деревня занялась.

– Дома-то раньше, какие были? Солома на крыше, сено у дома, брось искорку, оно и пошло гулять.

– Слушай, а ты за мной никак всю жизнь ходишь?

– Да что ты, где уж за тобой в молодости угнаться было?

– Это уж точно, на месте посидеть я не любил. А бегал быстрее всех в деревне. Мы однажды к леснику на пасеку забрались.

– Меду, что ли, захотелось?

– Да какой там мед, где нам, шпингалетам, было управиться с ульем? А ты не перебивай. Ну, так вот, забрались на эту пасеку, не успели и десятка шагов сделать, как выскочит на нас собака, здоровенная такая, я всю жизнь прожил, а таких не видывал.

– С перепугу чего не померещится?

– Может, и с перепугу. Мы наутек. Ребята по дороге побежали, а я по тропинке. Бегу, оглянуться некогда, а сам чую, что вот-вот клыки ее в спину вопьются. Почти до деревни добежал. Оглянулся, никого сзади. Потом оказалось, что собака за мной вовсе и не гналась.

– Трусоват был.

– Это я трусоват? Да в драках задиристей меня во всей деревне никого не было. А медалей и орденов сколько заслужил? А ты говоришь, трусоват.

– А внуку чего об этом не рассказываешь?

– У него другие интересы. На днях носился на встречу с чемпионом города по бегу. По вечерам слушает черт знает, какую музыку, на весь дом гремит.

– Может, отдохнешь?

– Какое там, бока от отдыхов болят, схожу в огород, глядишь, чего и поделаю.

– А мне куда, опять в бутылку?

– Чего уж там, забирайся на спину, не велика тяжесть.

Несмотря на летнюю пору, на улице было прохладно.

– Смотри, как за ночь все переменилось.

– И не говори, тучи низко идут, сейчас зарядит на недельку.

– Дождя-то не надо было бы, в деревнях самый разгар сенокоса.

– Нынче все техника работает, а мы на лошадях да руками убирали все.

– Убирать-то вы убирали, а к весне крыши раскрывали, скотину кормить нечем было.

– Не без этого, а работали все же дружней.

– Баловства меньше было, вина не пили.

– Про баловство не скажи, чего только не вытворяли? Помнишь, как Груню в бане перепугали? А кадушки с водой опрокидывали?

– Ты уж припомни молоко, которое из колодцев таскали и пили.

– Молоко что, а по садам как лазили? Нет, шалишь, творить мы тоже умели не хуже, смекалки больше было в нашем баловстве.

Они замолчали. Дед Матвей присел на полусгнившую лавчонку, когда-то им сделанную, тяжело вздохнул.

– Раньше вы сами придумывали себе занятия, а сейчас за них кто-то думает.

С неба упали первые капли дождя.

– Пойдем, пожалуй, а то намокнем, дочь браниться будет.

Тяжелой старческой походкой брел дед Матвей к дому. Его спутницу не было видно со стороны, только голос время от времени напоминал о ее присутствии.

К вечеру семья собралась. Дочь приготовила ужин, уселась вязать носки. Зять уткнулся в свои газеты, а внук включил телевизор.

– Чего в газетах пишут? – обратился дед Матвей к зятю.

– Возьми и почитай.

– Чего на работе нового? – обратился к дочери.

– Отстань, хоть дома-то, от этой работы.

Подошел к внуку, попробовал погладить по голове.

– Дед, отвяжись, самый интересный момент.

Вздохнул старик и побрел в свою каморку.

– Старость, а Старость, не спишь еще?

– Да нет, не сплю.

– Чего делаешь?

– Скучаю.

– Вот и я так. Жду их целый день, а придут, и поговорить не с кем.

– А чего им с тобой говорить?

– Скажешь тоже, чай родные.

Дед Матвей подошел к окошку.

– Город-то как расстроился, скоро к нам в деревню приедет.

– Сейчас быстро строят, дома вон какие огромные.

– А жилья все равно не хватает.

– Привыкли просторно жить.

– И то верно. У нас одна изба была, сколько в ней народу помещалось, и места всем хватало.

– Чего ты свою жизнь с теперешней сравниваешь?

– А как же не сравнивать? Пожалуй, в нашей жизни не меньше хорошего было. Во всей деревне нас несколько человек осталось, кто это время помнит. А уйдем мы?

Ничего не ответила Старость.

Проходил как-то я мимо того дома. Видел одинокую сгорбленную фигуру, даже слышал их разговор. Многое в воспоминаниях показалось мне родным и знакомым. Жаль, очень жаль, что не слышал всего этого внук.

А вдруг не услышит никогда, не успеет?

И сердце сжала горькая обида за него, за таких как он.

Последняя охота

Старый пес со странной кличкой Тимофеич лежал в конуре и грустно смотрел на молодого щенка, который забавно играл с выброшенным башмаком. Он думал о том недалеком времени, когда этот щенок займет его место в конуре. Участь дряхлого пса была безрадостна. Пристукнут, видимо, железкой и закопают в близлежащем овраге.

Смерть не пугала, не раз встречался с ней в молодости нос к носу, да и бесцельное прозябание на цепи уже порядком надоело. Он вспоминал времена, когда его брали на охоту. Вот это была жизнь! Особое бесстрашие проявлял Тимофеич в охоте на волков. До сих пор нет ни одного пса в деревне, который мог бы похвастать единоборством с матерым. Но годы, что с ними поделаешь? К конуре подошел важный индюк.

– Глядишь на свою замену?

Тимофеич поднял голову, хотел облаять расфуфыренного умника, но сдержался.

– Говорю, замена тебе растет.

– Вот и хорошо.

– Чего хорошего? Шлепнут по башке железкой и закопают в овраге.

– Чего привязался, двора тебе мало, да?

– Жалко тебя, Тимофеич, хороший ты пес, без толку не тявкаешь.

– Спасибо, индюк, что поделаешь, время пришло.

– Слушай, у моего знакомого есть кольцо волшебное, наденешь на шею, повернешь три раза и станешь тем, кем пожелаешь.

– Без надобности мне это.

– Как так?

– А чего сам не хочешь воспользоваться кольцом, тебя же в суп собираются отправить?

– Я иное дело, меня для этого и держат.

– А меня тоже держали как пса, псом и умереть хочется.

В один из летних дней приехал к хозяину погостить давнишний его товарищ. Старики уселись на бревнышке и стали вспоминать былые дни. Гость посмотрел на конуру.

– Никак, Тимофеич?

Подошел.

– Постарел, полинял бедняга.

Присел на корточки, погладил по жесткой шерсти, покачал головой.

– Слушай, а может, тряхнем стариной, махнем в лесок?

– Куда нам теперь, да и Тимофеич уже не помощник.

При этих словах пес встрепенулся, потянулся и по-молодецки завилял хвостом.

– Да он молодец еще, тряхнем?

– А, тряхнем!

Два старика с единственным ружьишком и пес раненько утром брели в сторону леса. Шли они не спеша, часто останавливались, раскуривали охотники свои цигарки, а Тимофеич жадно посматривал по сторонам. Скоро должны начаться излюбленные места для местных зайцев, он их хорошо помнил по тем далеким временам. Старикам помолчать бы, пройти поаккуратней, поменьше чихать и кашлять, но куда там.

– Пропала охота, – думал с сожалением.

У ложбинки Тимофеич приостановился, напрягся и на мгновенье замер.

Волнение передалось охотникам.

Тут любил обитать заяц по кличке Карнаух. Пес осторожно пошел вперед, хозяин снял ружье и шарил по карманам в поисках очков.

– Вот чудак, – подумал Тимофеич, столько лет прошло. .

Мысли его прервал большой и тощий заяц, который выскочил из-под самого носа.

– Ай, ай! – закричали старики и замахали руками.

А заяц, не спеша, запрыгал в сторону леса. Тимофеич бросился за ним. По мере того, как расстояние между ними сокращалось, все большее удивление охватывало старого пса. В убегающем зайце он узнавал Карнауха.

Вскоре оба замедлили бег, потом перешли на неторопливую трусцу.

– Тимофеич, неужели ты?!

– Я, а ты, часом, не Карнаух?

– Помнит, светлая голова, помнит!

Заяц остановился и тяжело перевел дух.

– Все ходишь на охоту? А у нас поговаривали, что ты уже издох.

– Брехунов больше слушай, они не такого наговорят. А как ты живешь, все бегаешь?

– Какой там, леший, бегаю, помирать собрался, да ты помешал.

– А чего помирать-то?

– Эх, Тимофеич, что теперь за жизнь, даже собаки от меня морды воротят, спасибо тебе, погонял перед смертью. Лиса, ты помнить ее должен, Патрикеевна, нос отвернула на днях, когда мимо проходила, пахнет от меня, а сама-то? Нет зубов, а без них как мою шкуру прогрызешь?

– Неужели и она жива, вот плутовка?

– Не говори, такая еще проныра, все гнезда охмызжет, только птенцами да яйцами и питается.

– Ну, погоди, доберусь до нее.

– А как ты, Тимофеич?

Пес хотел соврать, что живет припеваючи, сторожит дом, а на охоту не ходит потому, что болеет хозяин, но вовремя одумался.

– Что я, тоже не лучше, сижу на цепи, дожидаюсь конца.

– А на охоту чего приплелся?

– Стариной трясем с хозяином.

– Плохой из тебя охотник.

– Известное дело, но тебя нашел.

– А чего меня искать, я неделю лежу на этом месте, все бока пролежал.

Тимофеич почесал лапой за ухом.

– Давай полежим немного, а потом я тебя на хозяина выгоню.

– А зачем.

– Надо, понимаешь, надо.

– А если убьет?

– Да ты что, он ружье держать разучился, а потом, ты умирать все равно собрался.

– Умирать хорошо потихоньку, а я грохота с детства не переношу.

– Трус ты, Карнаух, как все твое племя.

– У меня душа в пятках, сам знаешь.

– И все же я прошу, уважь, ну что тебе стоит пробежать недалеко от хозяина?

Карнаух вздохнул, зажмурил глаза, а потом решительно тряхнул головой.

– Ладно, раз просишь, но только имей в виду, убьют – не оставляй на растерзание воронам, обещаешь?

– Не бойся Карнаух, – он хотел рассказать, что у хозяина нет даже очков, но поглядел на зайца, вздохнул, – ладно обещаю.

Они еще немного посидели, потом сделали небольшой круг, пес залаял, заяц пустился прямо на охотников.

– Левее держи, левее, – кричал Тимофеич, но Карнаух его не слышал.

Бах!!!

Эхо выстрела разнеслось по всей округе. Пес закрыл глаза. Он жалел уже о том, что уговорил старого зайца бежать прямо на ружье.

– Ай, ай, ай! – кричал гость, – мазила!

Тимофеич посмотрел и чуть не запрыгал от радости. Карнаух резво улепетывал в лес.

– Прощай, счастливой тебе дороги, самый мужественный заяц в нашем лесу.

Он подошел к хозяину и потерся о ногу.

– Прости, старина, обмишурился, а ты молодец, какого зайца поднял, а как вывел, молодчина!

Пес лизнул носок сапога хозяину, и улегся на прохладную траву.

Расплата

В небольшом городке его знали все, прислушивались к каждому слову, почтительно здоровались при встрече. И не мудрено, самым главным начальником поставили его сюда в свое время. Эта всеобщая, как ему казалось, любовь, нравилась, тешила большое самолюбие. Он расхаживал по своему огромному кабинету, довольный, смотрел на массивный стол, усаживался в удобное кресло и брал в руку трубку одного из телефонов. Особенно любил табличку на двери с его именем «Степан Петрович».

И текла жизнь спокойно до тех пор, пока не попал в гости к начальнику другого городка. Там он увидел такой кабинет, какой и во сне не снился. Возвращается назад, вызывает мастеровых и приказывает сделать кабинет не хуже, чем он видел у начальника того городка.

Мастеровые почесали затылки, поплевали на ладони и за дело. Работали хорошо, лучшие материалы в дело пустили, но не угодили Степану Петровичу. Накричал он на мастеровых, прогнал с работы их главного, все переделать заставил.

Почесали снова мастеровые затылки, поплевали на ладони, и давай все заново переделывать. Работают, стараются, каждую дощечку только что не языком лижут. Новый главный над душой стоит, во все щелочки нос сует. Долго работали, сделали так, как никогда еще не делали.

Пришел Степан Петрович, осмотрел работу, обругал мастеровых, снял с должности нового главного и все велел переделать.

Тут уж не только зачешешь затылок, кому охота в третий раз переделывать чертов кабинет, а как опять не угодишь? Сидят мастеровые, опечаленные, покручивают цигарки. Подходит к ним добрый молодец.

– О чем, мужички, задумались?

Рассказали мастеровые про свои беды.

– Нашли, над чем головы ломать! Где этот ваш большой начальник?

Показали мастеровые, как найти Степана Петровича, а сами ждут с интересом, чем дело кончится?

Нашел молодец начальника и говорит:

– Позволь мне сделать ремонт кабинета, я дорого не возьму. Глянул сердито Степан Петрович на смельчака, хотел выгнать взашей, но раздумал.

– А как не справишься?

– Делай со мной, что угодно, хочешь, розгами секи, хочешь, голову руби.

– Какую плату требуешь?

– Пустяк, каждое твое второе слово.

Удивился Степан Петрович, переспросил:

– Каждое второе слово, а зачем оно тебе?

– Уж больно умные слова говоришь, хочу и я такие иметь.

Такой ответ по душе пришелся большому начальнику, и он согласился.

Узнали об этом мастеровые, на радостях пир устроили.

А молодец без лишних слов за работу взялся. И так споро дело у него пошло, так славно получалось, что Степану Петровичу и придраться не к чему было.

Два дня минуло, половина дела сделано. Ходит Степан Петрович, об условии расчета думает. И так прикинет, и эдак, а понять до конца не может, чем все это обернется.

– Ладно, – подумал про себя, – соображу чего-нибудь. Минул третий день, заглянул в кабинет, а там к концу дело движется. Вызвал утром к себе главного хранителя порядка в городке и говорит:

– Ты упеки этого молодца в темницу к концу дня, а не то полетишь сам со своего местечка.

Главному хранителю порядка совсем не хотелось никуда улетать, он козырнул и пошел давать распоряжения рядовым хранителям.

Закончился день, молодец зовет работу принимать.

Заходит Степан Петрович в кабинет, а с ним хранители порядка.

А кабинет так и сияет, даже самому боязно заходить. Такой работой не только соседей удивишь, самым большим начальникам в диковинку будет.

А хранителям порядка не до красоты, они взяли молодца под руки и тащат из кабинета.

– Стой братцы, куда волочете, мне расчет получить надо.

– Не волнуйся, получишь свое.

– Так мы не договаривались.

Повел молодец плечами, отлетели хранители в сторону и застыли словно каменные.

– Расчет, начальник, давай, – говорит молодец Степану Петровичу.

А тот в новом кабинете уже хозяином ходит.

– Проваливай, пока цел, – он хотел еще что-то сказать, но в голове зазвенело, защелкало, закрутилось, а когда все прошло, молодца и след простыл. Только хранители порядка стояли с глупыми лицами в дверях.

– Вас сюда? – крикнул Степан Петрович.

Хранители рты разинули, понять не могут, что им начальник приказывает.

– Чего пялите отсюда!

На другой день Степан Петрович выступал с важной речью перед жителями городка. Народу собралось много.

– Дорогие, я рад, вас, замечательный, с большим встречаем.

Взрослые стояли и слушали молча. Одни детишки хохотали над речью главного начальника. Что с них возьмешь, несмышленыши еще?

Рыжий

В лесу он был сущим наказанием. Ни одна проказа без юркого рыжего лисенка не приключалась. Не было дня, чтобы к бедной лисе не приходили с жалобами встревоженные птицы и звери.

– Это надо додуматься, – возмущался ёж, – вывалял моих славных деток в глине, звери добрые, как мне отчистить их? А на кого они похожи?

Маленькие ежата походили на глиняные комочки, только черные глазки и носики напоминали о их принадлежности к ежиному семейству.

– Кумушка, – негодовал волк, – твой безобразник заманил моих малышей на плот, ему пираты для разбоев потребовались. Урезонь своего, а нет, спущу шкуру за такие проделки.

Даже медведь, и тот приплелся.

– Лиса, если твой хулиган не прекратит колошматить в дурацкую железку у моей берлоги, надеру ему уши.

– Надери, надери, Михаил Иванович, может, поумнеет. Бедная лиса извелась от этих жалоб, избегать стала соседей и знакомых. Уговаривала Рыжего, просила, не одну хворостину обломала об его спину, но проходила минута, другая, а он опять за свое.

Если бы бедного лиса не прикончили в курятнике, разве таким бы он рос?

Лиса горестно вздыхала, жалуясь и на свою судьбу, и оправдывая поведение беспутного сына.

– Отдам в зоопарк, – грозилась мать, – будешь сидеть за решеткой, там не набалуешь.

А Рыжий смотрел своими наивными глазами на мать и совсем не был похож на кающегося.

«Чего ругают? – говорил весь его вид. – Ну, вымазал ежат, они колючие, сделал гладенькими, чем плохо? А кого мне в пираты брать, как не волчат?»

Один старый ворон терпеливо относился к Рыжему. Он не пришел с жалобами даже тогда, когда увесистая шишка свалилась на его бедную голову. Ворон смотрел на проделки маленького «разбойника», качал головой, иногда ворчал, но это ворчание было старческим, так, для порядка, вроде бы.

– Тебе хорошо, – сетовал шалунишка, – не бьют, не ругают, не отдают в зоопарк.

– А ты не хулигань.

– А чего я сделал?

– Считаешь, что завалить зайцу дверь камнями, это ничего?

– Он тоже хитренький, сам гуляет, а зайчат взаперти держит, пусть посидит, тогда узнает.

– А для чего вырыл яму, в которую угодил уважаемый всеми барсук?

– Я же не для барсука рыл, а он ходит и не смотрит под лапы.

– Сорочат зачем перекрасил?

Лисенок почесал за ухом. Откуда ему знать, зачем перекрасил он этих болтунов? Может, сами захотели, а может краску некуда было девать, поди вспомни, что было два дня назад?

– Эх, Рыжий, не сносить тебе бедной головы.

– Вот и мама об этом всегда говорит.

Лисенок на миг задумался, но вскоре вскочил и помчался в лес. Долго унывать и думать он не умел. А тем временем над его головой, да не только над его, собирались грозные тучи.

Среди зверей и птиц прошел слух, что из дальних мест приплелась в их лес злая ведьма – крыса Жу. Ужасней и коварней её не было на всем белом свете. Огромная свита серых бродяг следовала за своей хозяйкой. Они не щадили ни птенчиков малых, ни зверей могучих. Стоило Жу уставиться своими противными глазками на жертву, как та замирала, а верная свита набрасывалась на неё и уничтожала в один миг.

Лесные жители не хотели верить в эти слухи, но когда по лесным тропинкам зашныряли полчища крыс, переполошились, паника охватила весь большой лес.

Только матерые волки не струсили. Собрались стаей, и на бой. Крепкие, ладные, они были готовы на все, но боя не получилось. С оскаленными пастями застыли волки от взгляда противной ведьмы, так и погибли стоя.

Когда лисенок узнал о нашествии крыс, а потом и о гибели волков, он прибежал к старому ворону.

– Слышал я об этих бродягах, – прокаркал ворон, – а вот как избавиться от них, убей, не знаю.

– Дядюшка ворон, только ты можешь спасти лес, подумай, может какая управа и на них найдется?

– Нет, Рыжий, я не помогу тебе, а вот люди должны знать средство против Жу, иди к ним.

– Они убили моего отца, да и другим от них достается.

– И все же надо идти к людям. На окраине одного села живет одинокая, старая женщина, она добрая, попроси её.

– Иди, легко сказать, а как пристукнут?

– Могут, но не струсил ли ты?

Рыжий обиделся на ворона за такое карканье. Он еще никогда не трусил. С этой обидой и побрел в деревню.

Собаки подняли неистовый лай, почуяв лисенка, но, на его счастье, они были накрепко привязаны цепями к своим будкам. Дом, на который указывал ворон, нашелся быстро. Рыжий юркнул в подворотню и подкрался к двери. Было тихо. Немного успокоившись, поцарапал легонько лапой по сухим доскам, подождал, но за дверью никого не было. Поцарапал сильнее. Проснулись куры, которые закудахтали на всю деревню. Лисенок перетрусил окончательно и уже готов был сигануть в лес, но за дверью послышались шаги. Он закрыл глаза и приготовился к худшему.

– А это что еще за гость?

Старушка разглядывала рыжий комочек, который трусливо жался к косяку. Она была действительно доброй, взяла Рыжего на руки и занесла в дом.

Старый кот Тимофей, почуяв лесного зверя, ощетинился и уже приготовился к прыжку, но старушка пригрозила ему пальцем, и кот уселся на кровать, готовый в любой миг броситься на битву. Старушка осторожно положила Рыжего на пол.

Лисенок пришел в себя и попытался объяснить человеку жестами о той беде, которая свалилась на лес, но безуспешно. Старушка смотрела на него с любопытством, но ничего не понимала. Выручил кот.

– Послушай, приятель, – обратился Тимофей к Рыжему, – объясни толком, что произошло?

Он выслушал торопливый рассказ и сам мастерски изобразил противную крысу.

– А, старая ведьма Жу к нам пожаловала, давненько её не было в наших краях.

Старушка прошлась по избе, покачала головой.

– Знаю я средство против этой ведьмы, но кто сумеет воспользоваться им?

Она наклонилась к Рыжему и потрепала его по мягкой шерсти.

– Не тебе же, крошка, такое поручать.

Лисенок преданно лизнул добрую руку и помахал своим пушистым хвостом.

– Нелегкое дело биться с ведьмой, слишком маленький ты, где осилить одному такое?

Рыжий испугался, что старушка не откроет ему секрет, смотрел на нее с мольбой и отчаянием. Затем он подполз к ней на животе и потерся о её ноги.

– Что с тобой делать, ума не приложу?

И она рассказала о том средстве, которое способно противостоять чудовищному взгляду. Потом потрепала по шерсти и выпустила на улицу. Рыжий помчался к лесу.

– Приятель, постой, куда так несешься?

Кот с трудом перевел дух, бежать так быстро он не мог.

– А ты зачем?

– С Жу у меня свои счеты, один с ней ты все равно не справишься.

– Это почему я не справлюсь?

– Рыжий слишком, да и молоко на губах не обсохло.

Тимофей ворчал дружелюбно, поэтому лисенок на него не обиделся и побежал тише. Он даже рад был такому помощнику, теперь не один, а это всегда много значит.

Глубокой ночью добрались до леса, но отдыхать не стали, а пошли в овраг. Травку, про которую говорила старушка, нашли в самом глухом месте. Дождались первого луча солнца, сорвали, натерлись с лап до головы, перекувырнулись три раза в сторону восхода.

– А теперь кусай мое ухо, – сказал Тимофей и наклонил голову, – все равно уже плохо слышать стал.

Рыжий вздохнул и откусил коту ухо, потекла кровь, которой он натер его, как и говорила старушка. Потом потрогал свои уши, нос, лапы и жалобно посмотрел на Тимофея. А тот смотрел на него и молчал.

– Кусай хвост, – приказал коту и закрыл глаза.

– Хвост красивый.

– Кусай, Тимофей, чего тянуть?

Откусил кот лисенку хвост, намазал и его кровью.

Крыс искать долго не пришлось. Они хозяевами бегали по каждой тропинке. Одна, другая, третья пали от зубов друзей. Серые бродяги всполошились, гонцы побежали за хозяйкой. Вскоре появилась сама. Её сердитый вид не предвещал ничего хорошего. Тимофей сразу узнал ведьму. Много лет назад только чудо спасло молодого кота от зубов серой шайки. Люди прогнали Жу из этих мест, а теперь и его время пришло потягаться с ней.

Жу уставилась своим ужасным взглядом, но они выдержали его и бросились к ведьме. Жу противно пискнула, верные слуги кинулись на смельчаков. Много их было, но Тимофей не зря прожил долгую кошачью жизнь, он успел крикнуть Рыжему только одно слово «Жу», а сам мужественно вступил в схватку с крысами, прикрывая товарища.

И Лисенок понял его. Он ловко уходил от нападавших, оставляя их Тимофею, а сам устремился к ведьме. А вот и она. В один миг острые зубки сделали свое дело. Жу больше не существовала. Смельчак даже не почувствовал несколько опасных укусов, он все продолжал сжимать в зубах её противную шею.

Увидев, что с хозяйкой покончено, крысы разбежались во все стороны.

Рыжий пришел в себя, устало поднялся и побрел к Тимофею.

Безжизненное тело старого кота покоилась на груде уже нестрашных бродяг. Он сделал свое дело, рассчитался с ними за все сполна.

И вновь лес зажил той обычной жизнью. Только бесхвостый лисенок, сутулясь и прихрамывая, бродил, печальный, по лесным тропинкам. Старый ворон изредка беседовал с ним, спускаясь на самые нижние ветви деревьев.

– Добрый день, Рыжий.

– Добрый, дядюшка ворон.

– Чего опять насупился?

– Да нет, все хорошо, очень хорошо.

Ворон смотрел на удаляющуюся фигурку бывшего озорника и горестно вздыхал. И еще слышал старый ворон, как болтливые сорочата показывали крыльями на лисенка и громко кричали.

– Пошевелись, кривоногий, покажи свою прыть.

Видел, как разыгравшиеся волчата, швыряли в него увесистыми шишками. Даже пробовал урезонить зайчат, которые прыгали перед самым его носом и хохотали над жалким обрубком, который торчал вместо хвоста.

Он многое видал и слышал за свою долгую жизнь, так много, что залетает теперь на самое высокое дерево, сидит и дремлет в полном одиночество, чтобы больше никого и ничего не слышать и не видеть.

Снеговик и яблоня

А ты знаешь, мой юный друг, что яблони раньше цвели совсем не так? Не знаешь? Тогда слушай, я расскажу об этом.

Так вот, яблони цвели маленькими, желтенькими и невзрачными цветочками. Их даже не видно было издалека. Зато теперь … но, все по-порядку.

Зима в том году припозднилась. Хмурая и дождливая погода надоела и взрослым и детям, поэтому, когда выпал первый снег, обрадовались все. Хорошо из мокрого и свежего снега лепить снеговиков. Вот уже один готов, второй, третий. Особенно удался снеговик в нашем дворе. Веселый и бесшабашный, он стоял с веником и морковкой вместо носа. На другой день повалил снег, и разгулялась метель.

Снеговик почти скрылся в большом сугробе. А потом ударили морозы, которые с каждым днем все крепчали и крепчали. Двор постепенно опустел. Редкий прохожий пробежит по нему, потирая замерзшие уши, и снова тишина.

Снеговику стало скучно. В один из морозных вечеров он вылез из сугроба и побрел за город. И чем сильней крепчал мороз, тем лучше ему было. Он скатился со снежной горки, правда, при этом чуть не лишился своего великолепного морковного носа, посшибал иней с деревьев. Хорошо, привольно и холодно, что еще надо веселому снеговику?

А мороз все крепчал и крепчал. Попрятались воробьи и галки по своим застрехам, даже юркие синички куда-то запропастились. На другой день снеговику удалось напугать всего одного зайца да поплутать по следу рыжей лисицы.

К вечеру он забрел в один сад. В саду не было ни души. Снеговик походил между вишен и яблонь и уселся на пень отдохнуть.

– Как холодно, я погибаю, – услышал он тоненький голосок.

– Кто бы это мог быть? – подумал снеговик.

Он встал, обошел весь сад, но никого не нашел. Стоило ему сесть, как тоненький голосок пропищал о помощи.

– Потерпи, – раздался более громкий и дребезжащий голос, укутайся потеплее.

– А чем?

– Если бы я знала?

– Кто тут есть? – спросил снеговик.

– Это мы, яблони.

– А что вы делаете?

– Замерзаем.

– Как замерзаете?

– Тебе не понять. Вот, если мороз еще усилится, погибнут наши ветки, а это конец.

– Чем я могу помочь вам?

– Ты дитя мороза, который нас сейчас погубит, у тебя нет горячего сердца, лучше уходи, не смотри на нашу гибель.

Снеговику были чужды чувства жалости, у него действительно, не было горячего сердца.

– А что такое горячее сердце?

– Это кусочек вон того заходящего солнца.

Снеговику захотелось иметь горячее сердце, которое может спасать от гибели яблони, и он крикнул солнцу.

– Светило, не уходи, дай мне кусочек горячего сердца. Но солнце не ответило, оно было далеко, так далеко, что слова бедного снеговика просто не долетели до него.

– Не дрожи, детка, скоро все пройдет, ты только не думай ни о чем, – успокаивала старая яблоня молоденькую.

– А как же придет без меня весна? Кто подарит вкусное яблочко нашему доброму хозяину? Я еще ни разу не дарила никому яблок.

Старая яблоня вздохнула и ничего не ответила. Да и что она могла ей ответить?

Снеговику почему-то стало не по себе. Он смотрел на хрупкое дерево и пробовал впервые в жизни думать. Яблонька приглянулась ему особенно. Она была лучше даже его великолепного носа. И тут пришла в его снежную голову одна идея, он даже обрадовался ей.

– Эй, сестрицы снежинки, собирайтесь и слетайтесь, – крикнул снеговик, – укройте ветки добрых яблонь, это вас я прошу, очень прошу.

И произошло чудо. Снежинки слетелись со всех сторон и облепили яблони. Теперь они стояли белые и пушистые.

– А тебя, славная крошка, я сам укрою.

Снеговик подошел к яблоньке, обнял ее и рассыпался. Ни одной веточки не было видно из-за небольшого сугроба, только великолепный морковный нос валялся недалеко от того места.

И чудо свершилось. Яблоньки не погибли, хотя мороз в эту ночь был особенно крепкий.

Пришла весна, которая прогнала холод далеко на север, растопила снега и льды. Зазеленела земля, проклюнулись зеленые листочки на деревьях.

И зацвели яблони. Но цвели они белым, как снег, цветом, словно зимняя пороша рассыпалась по веткам под лучами ласкового и теплого солнца.

Так с тех пор они и цветут.

И еще люди на зиму стали укрывать снегом молодые яблоньки.

Кто это сделает, тот может не бояться за их судьбу.

Да, чуть не забыл, мне довелось побывать в том саду, даже довелось попробовать очень вкусные яблоки с той уже старой яблони. Только когда я откусывал яблочко, мне показалось, что в его сердцевине запряталась прохлада.

Вы попробуйте сами, может я и не ошибся?

Глиняный папа

У Вани не было папы, а у других они были. Обидно расти без отца, поэтому он считал себя самым несчастным на всем белом свете. Ване не хотелось играть с детьми на улице, не хотелось сидеть одному дома, и он уходил в овраг, который начинался сразу за поселком и тянулся, казалось, бесконечно. Здесь было его любимое место и для игр, и для бесконечных раздумий и мечтаний. Любил Ваня в овраге лепить из глины для себя всевозможные игрушки. Глина для лепки была хорошая. В свое время гончары делали из неё кувшины, горшки, чашки, но потом все это стало ненужным, и люди перестали ходить в овраг.

В это воскресное утро Ваня был особенно расстроен. Папа одного из его одноклассников купил легковую машину и катал своего счастливого сынка по поселку. Ваня смотрел со стороны и завидовал.

Ноги сами собой привели в овраг. Он попробовал лепить машину, но она не получалась. Ваня расстроился совсем. Слезы покатились по щекам, а руки как-то сами начали лепить глиняную фигуру. И странное дело, стоило положить очередной кусок глины, как он сам словно прирастал к тому месту, где должен был быть. Ваня не сразу заметил это, а когда заметил, ему стало даже весело, обида улетучилась, и работа пошла споро. Не прошло и часа, как фигура была готова.

Перед Ваней стоял глиняный человек. Показалась, что глиняная фигура живая. Ему даже почудилось, что один глаз глиняного человека подмигнул ему. И тут Ване пришла в голову странная мысль, которую он произнес вслух тихо, но достаточно громко, чтобы слова долетели до глиняного человека.

– Будь моим папой, слышишь?!

И так сильно он этого захотел, что в голове что-то застучало, перед глазами проплыли круги, неизвестная сила подбросила его и покрутила в воздухе. Когда Ваня пришел в себя, перед ним стоял глиняный человек, но только он был живой. Да, да, живой! Это Ваня понял сразу. Глаза глиняного человека поворачивались в разные стороны, руки пошевелились, он покачнулся на своих ногах, покрутил головой.

– Ты что-то сказал? – прохрипел глиняный, – я не расслышал до конца, мои уши были забиты глиной, сейчас я их прочищу.

И он начал усердно прочищать свои уши.

– Я хотел, чтобы ты был моим папой, – повторил Ваня робко. Он, конечно же, испугался и не знал, что будет дальше.

– Я никогда не был папой, – ответил уже нормальным голосом глиняный человек, – я даже не знаю, что мне делать в таком случае?

– Я тоже не знаю, – произнес Ваня грустно, – у меня нет папы, мы живем с мамой вдвоем.

– Что же нам делать? – растерянно произнес глиняный, и Ване стало жаль его.

– Ничего, разберемся, – уверенно произнес Ваня, – ты ничей папа, у меня нет папы, значит, ты будешь моим глиняным папой.

– Хорошо, я попробую.

– Тогда давай играть с тобой в солдатиков, у меня тут их много.

Ваня начал выкладывать из своих тайников глиняных солдатиков, которые засохли на солнце и блестели своими глиняными боками.

– А папы играют в солдатиков?

Ваня опешил. Действительно, играют ли папы в солдатиков?

– Наверное, играют, – произнес он не совсем уверенно.

– А если не играют? Тогда я буду не как папа?

– Выходит, так.

– Что же нам делать?

– Слушай, я видел, что делают другие папы, я расскажу, а ты запомни, а потом будешь делать то же самое. Вот у Витьки папа добрый, он ему постоянно чинит велосипед, построил во дворе качели, правда, когда Витька приносит из школы двойку, он подкладывает ремнем ему по одному месту. У Сашки отец не очень хороший. Он ходит постоянно с какой-то дурацкой папкой, заставляет читать толстенные книжки. У Вовки папа ковыряется постоянно со своим мотоциклом, вечно в масле и бензине. У Сережи отец любит читать газеты и смотреть телевизор, он за «Динамо» болеет.

И Ваня рассказал глиняному папе о всех папах своих друзей.

Когда Ваня закончил, глиняный папа прошелся по дну оврага, руки он заложил за спину так же, как папа Сашки.

– Так, а уроки ты все сделал, я тебя, тебя, лоботряс спрашиваю?

– Нет еще, – растерялся Ваня, – математику не успел, стихотворение надо доучить.

– А ну, марш домой, выучишь уроки, придешь и доложишь!

Ваня хотел возразить, но глиняный папа насупился и притопнул ногой. Пришлось идти и учить стихотворение, решать задачи.

Ваня справился с уроками и пришел в овраг. Глиняный папа был в мазуте и чинил какую-то рухлядь, которую притащил, видимо, со свалки. Ваня хотел заговорить с ним, рассказать стихотворение, показать задачи.

– Не мешай, подай лучше ключ, – перебил его папа, Ваня подчинился.

И зажили они с тех пор особой жизнью. Глиняный папа походил на всех пап, о которых ему рассказал Ваня. Он был то добрым, прыгал, словно конь, с Ваней на шее, устраивал с ним веселые походы по дну оврага, то сердитым, когда появлялись в дневнике двойки, и тогда ремень проходился по одному месту, то важным, когда читал длинные нотации и заставлял читать толстые книги.

И Ваня все больше и больше привязывался к нему. Даже ремень не был страшен, даже нотации не омрачали его хорошего настроения.

Зимой глиняный папа соорудил отменную пещеру, в которой все было, как в квартире. Даже глиняный телевизор красовался на глиняном столе и показывал одни мультфильмы.

Ваня хорошо стал учиться, помогал матери по хозяйству, дружил со всеми ребятами не только в классе, но и на улице.

И так продолжалось несколько лет. Ваня уже подрос. Теперь его, кроме папы, занимали и другие дела. А когда в классе появилась новенькая, Ваня все реже и реже стал приходить к своему глиняному папе. И тот не обижался на Ваню. Он ворчал еще, грозился ремнем, но уже не шлепал по одному месту, а только потреплет за вихор, приласкает юношу, расспросит о делах и остается ждать его появления в грустном одиночестве.

Лена, так звали новенькую, была красивая и веселая девчонка, многие пробовали ухаживать за ней, но она выбрала Ваню. Они вместе учили уроки, вместе катались на велосипедах, вместе бегали купаться на речку.

В это воскресное утро Ваня решил сбегать к своему глиняному папе. Он недели две уже не заглядывал в овраг. Папа сидел на глиняном стульчике и скучал.

– А, гулена, пришел, наконец?

– Привет, папа!

– Все бездельничаешь, а дома, неверное, колотого полена дров нет?

– Да все есть, ворчун ты мои славный.

Ваня обнял глиняного папу за плечи. И от этой ласки мелко задрожали губы глиняного. Он что-то хотел сказать, но не смог, а только смотрел на Ваню своими добрыми и нежными глазами.

И они сидели и молчали. Каждый думал о своем, им было хорошо.

– Ваня, а что ты тут делаешь?

Он вздрогнул и поднял голову. На берегу оврага стояла с велосипедом Лена, к которой подъезжали Сашка и Сережка. Ваня растерялся и не знал, что отвечать.

– А что это с тобой.

Он глянул на глиняного папу, который смотрел на него преданными и влюбленными глазами, а потом на красивую Лену, на друзей, которые стояли рядом, и тоже смотрел на них и молчал.

– Ты не оглох, кто это с тобой?

Язык не повернулся назвать при Лене и друзьях глиняного папу папой.

– Да так, чучело глиняное, – произнес он и повернул голову к папе.

То, что произошло в следующий миг, будет потом долгим кошмарным сном сниться ему всю жизнь.

Тот, кого он несколько лет называл папой, кого он предал в эту минуту, от кого отвернулся трусливо и подло, жалобно охнул, сник и начал превращаться в глиняное пугало.

Друзья и Лена спускались в это время по крутому склону и не видели, как гасли добрые и ласковые глаза, как застывали руки, ноги, тело глиняного папы.

– Смотрите, а я думала, что это живой человек, это ты его сделал?

– Слушай, ты просто сила, чего прячешь от людей такую красоту?

Но Ваня не слышал их. Он протянул руки, дотронулся до глиняного папы, который от его прикосновения рассыпался на мелкие кусочки.

– Что ты наделал?! – выкрикнула Лена.

Ваня повернулся к друзьям, на его глазах были слезы.

– Такое разбить, – произнес Сережа.

Ваня сел на глиняную скамейку, на которой несколько минут назад сидел со своим папой, попросил друзей оставить его одного. Они не стали возражать и уехали.

И теперь каждый год в этот день Ваня приходит в овраг и долго сидит на скамейке.

Я сам видел его однажды, но подходить но стал. Чего мешать человеку в самом святом – в любви и раскаянии. Как знать, может, и в мою жизнь придут такие минуты, так пусть они будут только мои.

Птичка – невеличка

А вы знаете, что к каждому из нас один раз в жизни прилетает птичка-невеличка и дарит самое чистое и светлое чувство – любовь?

Получив это чувство, каждый из нас начинает жить другой жизнью. Мы замечаем, какая у нас хорошая мама, как красиво цветут обычные ромашки, как неповторимо садится за горизонт солнце, какая славная наша земля, мы по-иному смотрим на своих друзей и подруг. И если кто-то из них становится самым близким и желанным – это любовь захватывает душу.

В городе, о котором пойдет речь, все было именно так. Прилетала к каждому птичка, дарила самый сокровенный дар и делала человека счастливым.

Но однажды случилась беда. В одной семье рос единственный сынок. В детстве он болел разными болезнями, поэтому родители оберегали его, так оберегали, что сынок сам ничего не умел и не хотел делать. Он уже был большим, но даже манную кашу за него жевала его мама. Сынок постоянно капризничал и плакал, а стоило ему заплакать, как отец или мать уже спешили к своему чаду и выполняли любые его прихоти.

И в это замечательное утро он был чем-то недоволен. Плакал и кидал игрушки, которые подсовывал ему под руки услужливо отец, выбивал у матери ложку с манном кашей, которую она усердно пережевывала, топал ногами, плевался и обзывал всех плохими словами.

В это время прилетела к нему птичка-невеличка. Она хотела подарить самое дорогое и чистое чувство, но ужасный вид капризы отпугнул ее. Птичка сидела на ветке и терпеливо ждала своей минуты. Но время шло, а каприза так и не успокаивался. Мало того, с каждой минутой он становился все противней и противней.

Невеличка была в отчаянии. Она не заметила, как из глубины небес на нее камнем свалился коршун. Миг, и невеличка оказалась в желудке этого пернатого хищника. А вместе с ней оказался в его желудке бесценный дар.

И беда пришла в город страшная. Больше некому было носить подарки детям, которые росли теперь без любви. Они не видели красоты родных полей, лесов, озер, не говорили друг другу нежных слов, а если и говорили, то бесчувственно, просто лгали. Дети не любили настоящей любовью родителей, а бедные родители страдали от их черствости. Они подрастали, становились взрослыми, но им нечем было заняться. Их скучные лица вызывали горькое сожаление. К тому же, вполз в город зеленый змей. Он одурманивал людей своим зельем, а людям казалось, что в том дурмане они веселы и счастливы.

В это время в одной семье родился мальчик. Родители назвал

Продолжить чтение