Читать онлайн Вверх по Меконгу (сборник) бесплатно

Вверх по Меконгу (сборник)

© Елена Фёдорова, 2008

© Оформление «Янус-К», 2008

Рис.0 Вверх по Меконгу (сборник)

* * *

Эпиграфом к своей новой книге «Вверх по Меконгу» я решила взять стихи Марины Цветаевой, написанные в 1934 году, потому что они передают мое настроение, мое восприятие реальной действительности и отношение этой действительности к моему нереальному – unreal – творчеству.

  • Тоска по родине! Давно
  • Разоблаченная морока!
  • Мне совершенно все равно —
  • Где совершенно одинокой
  • Быть, по каким камням домой
  • Брести с кошелкою базарной
  • В дом, и не знающей, что – мой,
  • Как госпиталь или казарма,
  • Мне все равно, среди каких
  • Лиц – ощетиниваться пленным
  • Львом, из какой людской среды
  • Быть вытесненной – непременно —
  • В себя, в единоличье чувств.
  • Камчатским медведём без льдины
  • Где не ужиться (и не тщусь!),
  • Где унижаться – мне едино.
  • Не обольщусь я языком
  • Родным, его призывом млечным.
  • Мне безразлично – на каком
  • Непонимаемой быть встречным!
  • (Читателем, газетных тонн
  • Глотателем, доильцем сплетен…)
  • Двадцатого столетья – он,
  • А я – до всякого столетья!

Но еще прежде о том же самом сказал царь Соломон в книге Екклесиаста или Проповедника:

– Во многой мудрости много печали; и кто умножает познание, умножает скорбь.

И созвучием прошлому мои стихи, мои «до всякого столетья» мысли:

  • Нанизывать, как бусины слова —
  • Такое счастье, и такое горе,
  • Быть маленькой песчинкою в часах,
  • Быть каплей дождевой, упавшей в море.
  • Все знать, все ведать, обо всем сказать,
  • И услыхать в ответ: «Зачем нам это надо?»
  • Насмешки и презрение принять,
  • Как высшую, достойную награду.
  • И продолжать вязать агаты бус,
  • Плести венок таинственных подстрочий,
  • И улыбаться, пряча в сердце грусть,
  • А истину за сотней многоточий…
Рис.1 Вверх по Меконгу (сборник)

Волшебные сны перламутровой бабочки

Рис.2 Вверх по Меконгу (сборник)
  • Когда я сплю, я о Вас не думаю,
  • Я просто вижу дивные сны,
  • Волшебные сны перламутровой бабочки,
  • Спрятанной в коконе до весны.

«Я забываю про все, что здесь…»

  • Я забываю про все, что здесь.
  • Я забываю про то, что есть.
  • В мире реальном теряюсь порой
  • И в нереальность спешу, как домой.
  • Там высоко облака – облака,
  • Там, извиваясь, петляет река,
  • Там все понятно, там нет пустоты,
  • Там в мире счастья живем я и ты.

«Прозрачной бабочки крыло…»

  • Прозрачной бабочки крыло
  • В моем стихотворенье,
  • И райской птички за окном
  • Малиновое пенье,
  • И синь небес, и даль и ширь,
  • И волны океана…
  • Все от того, все от того…
  • Что я проснулась рано!

«Я могу красавицей быть…»

  • Я могу красавицей быть.
  • Я могу красавицей стать.
  • Я могу по звездам в ночи
  • Все про вас, мой милый, узнать.
  • Даже то, что вам невдомек,
  • Что случится лет через сто.
  • Только вам, про то не скажу
  • Ни за что, ни за что, ни за что!

«Давай сегодня просто помолчим…»

  • Давай сегодня просто помолчим
  • И полюбуемся на снег к стеклу летящий,
  • На белый снег, прозрачностью слепящий,
  • Куда-то в неизвестность нас манящий,
  • Нам шепчущий: «Летим со мной. Ле-ти-м!»
  • Давай с тобой отбросим все дела,
  • И в высоту за снегом устремимся,
  • С прозрачной чистотой соединимся,
  • И чудесам природы удивимся,
  • Всем чудесам, которым нет числа…

«Белые хлопья снега…»

  • Белые хлопья снега.
  • Белый пейзаж за окном.
  • Тропинка, ведущая в небо.
  • Я знаю, там, в небе – твой дом.
  • В созвездии Ориона,
  • В бескрайности высоты
  • Ты белые хлопья в ладони
  • Берешь, словно чудо-цветы
  • И мне их, любя, посылаешь,
  • Белилами землю белишь.
  • Ты там, на далекой планете,
  • Наверно, тоже грустишь…

«Я растворяюсь в тебе, как вода, уходящая в землю…»

  • Я растворяюсь в тебе, как вода, уходящая в землю.
  • Силу любви твоей с трепетной дрожью приемлю.
  • Силу, способную колосом к небу пробиться.
  • Силу, способную дождиком с неба пролиться…

Володе

  • Уже средина ноября
  • На будущей недели.
  • Не зря, не зря, не зря,
  • Все было, в самом деле.
  • Ваш голос выкрикнул: «Привет!»
  • И солнце засияло.
  • – Прошло уже две тыщи лет,
  • Давай начнем сначала!
  • Отправим вновь из пункта N
  • Веселый паровозик.
  • Пускай он все обиды прочь
  • От нас тобой увозит.
  • Забудь, про тот дождливый день,
  • Забудь, про все, что было.
  • Оставь лишь то, что хочешь ты,
  • Лишь то, что сердцу мило.
  • И в середине ноября
  • Почувствуй радость лета
  • И, улыбнувшись, подари

Мне все свои сонеты.

«Безвоздушность ночи…»

  • Безвоздушность ночи.
  • Бездыханность дня.
  • Я люблю вас очень.
  • Многоточием:
  • Ну а вы… меня?

Володе

  • Предчувствие, предчувствие,
  • Того, что будет с нами.
  • Навстречу мне спешите Вы
  • Огромными шагами.
  • А я смотрю с улыбкою
  • На звезды за окном,
  • Предчувствую, предчувствую
  • Все то, что было сном…

«Когда-нибудь все объяснится…»

  • Когда-нибудь все объяснится,
  • Жар-птица мелькнет в вышине,
  • И вам непременно приснится
  • Все то, что пригрезилось мне.
  • И вы из далекого завтра
  • Шагнете в сегодня, в сейчас,
  • В тот день, когда я почему-то
  • Про нас сочиняла рассказ.

«По окнам струиться день…»

  • По окнам струиться день,
  • Разбрызгивая пастель,
  • И растворяется в нем
  • Долгой ночи капель.
  • Занавес сна, подняв,
  • Солнышко смотрит в мир.
  • И позывные Любви
  • Вновь заполняют эфир.

«Нам все покажется сном…»

  • Нам все покажется сном,
  • Который с рассветом исчез
  • В туманную пелену
  • За дальний заснеженный лес,
  • Чтобы через года,
  • В нашем далеком потом
  • Явь показалась вдруг
  • Сладким, сказочным сном.

«Я желаю тебе Любви…»

  • Я желаю тебе Любви,
  • Я желаю тебе стихов.
  • Я желаю тебе, мой друг,
  • Не бояться земных оков.
  • Не бояться восторженных глаз,
  • Добрых дел, добрых мыслей и слов,
  • Быть в гармонии, в мире с собой,
  • В этом, верь мне, основа – основ!

«Вниз, сквозь облачную ладошку…»

  • Вниз, сквозь облачную ладошку
  • Проливаются солнца лучи.
  • Яркой охрой рисуют ловко
  • На лесной тропинке ключи.
  • Золотые ключи рассвета.
  • Начинается новый день.
  • Растворяется в светлых красках
  • Долгой ночи черная тень.

«В звоне хрустального дня…»

  • В звоне хрустального дня
  • Мне слышится Ваше имя.
  • Но вы далеко от меня,
  • Вы, почему-то, с другими.
  • И я, почему-то, не там,
  • Где быть надлежало нам с Вами…
  • И крошится лед на реке,
  • И вдаль уплывает кусками.
  • И в звоне разбитого льда
  • Вам слышится, слышится имя,
  • Но вы далеко от меня,
  • Вы в эту минуту с другими.
  • – Ах, почему, все не так?
  • Мы с вами вздыхаем украдкой
  • И говорим всем вокруг,
  • Что в жизни все ровно, все гладко.
  • А то, что река поднялась,
  • Что вздыбился лед повсеместно,
  • Наверное, только нам
  • И важно и интересно.

«В проеме оконной рамы…»

  • В проеме оконной рамы
  • Возникнет ваш силуэт.
  • – Вы, дорогая упрямы,
  • Вам сколько, скажите лет?
  • – Мне – вечность, – отвечу с усмешкой,
  • Мне – год, или день или час.
  • Не мешкая, мой милый, не мешкай,
  • Скажи, все что нужно, сейчас.

«Лежащий сфинксом верный пес…»

  • Лежащий сфинксом верный пес,
  • Глядит на нас сурово.
  • Мы не сказали ничего,
  • Мы замерли, забыв про слово.
  • Мы, словно, каменные львы
  • На постаментах у Невы
  • Молчим и смотрим, немигая, в вечность,
  • А мимо темною водой
  • Несется жизни быстротечность.

«Все так безумно далеко…»

  • Все так безумно далеко,
  • В другом тысячелетье.
  • Луна неоновым рожком
  • Над головою светит.
  • И голос Ваш издалека,
  • Неузнанный вначале.
  • И бирюзовая река,
  • Нет места для печали.
  • Но я грущу из-за того,
  • Что все когда-то было.
  • Я помню все, я ничего
  • В том веке не забыла.
  • Тех бальных платьев кринолин,
  • Как облако их кружев…
  • То полонез иль менуэт
  • Нас с Вами в танце кружит.
  • И голос Ваш издалека,
  • Зовущий за собою…
  • Все это через сотню лет
  • Мы назовем судьбою.

«Вы – маленький, ВАМ не страшно…»

  • Вы – маленький, ВАМ не страшно
  • Мне все это говорить.
  • Вы ведь еще не умеете
  • Радость другим дарить.
  • Счастьем других одаривать
  • Не научились Вы.
  • Я улыбаюсь искренне,
  • Не говорю ВАМ: «Увы…»
  • Не поучаю, не сетую,
  • Знаю, с годами придет
  • Мудрость и музыка светлая,
  • К вершине познанья полет.
  • Вы через все испытания пройдете,
  • Тогда-то, мой друг,
  • Слова станут добрыми, умными
  • И не сорвутся с вдруг…

«Время застыло улыбкой мальчик…»

  • Время застыло улыбкой мальчик,
  • Испугавшегося той высоты,
  • С которой я протянула ему на ладони
  • Хрустальное сердечко – крошечную частичку Все-Ленной…

«Время нашего разговора…»

  • Время нашего разговора
  • Пылью в песочных часах…
  • Ах…
  • Не успели договорить.
  • – Можно ВАМ позвонить
  • Завтра?
  • Нет, лучше приехать внезапно
  • В ВАШ дом, можно?
  • – Конечно. Да…
  • Знаю, не позвонит ни-ког-да.
  • Время – песок. Время – вода.
  • Время – звездная пыль, нет следа.
  • Нить нашего разговора
  • Паутиною легкой – за горы.
  • Может, вернется лет через сто?
  • Не позвоню ни… за… что…

«Я – сон по имени Елена…»

  • Я – сон по имени Елена.
  • Ваш сон, Ваш полуночный бред.
  • В бескрайности большой Все-Ленной,
  • Зачем отыскивать мой след?
  • Пусть все останется за гранью,
  • За гранью дня, за гранью снов.
  • Тогда в Ваш дом войдет неслышно
  • Вселенской милостью Любовь.

«Я улетаю вдаль…»

  • Я улетаю вдаль,
  • Туда, где рождается ветер.
  • Я знаю, Вам будет жаль
  • Расстаться со мной на рассвете.
  • Поэтому выпорхнув в ночь,
  • Я в вечности тихо растаю.
  • А Вам будет сниться, что я
  • По Вашей квартире летаю…

«Я не открою ВАМ сегодня дверь…»

  • Я не открою ВАМ сегодня дверь.
  • Замру в прихожей статуей Родена.
  • Мыслителем, постигшим тайный смысл,
  • Что в Вечности все кратко, все мгновенно…

«При свете дня, все выглядит иначе…»

  • При свете дня, все выглядит иначе.
  • Никак не клеится серьезный разговор.
  • Слова, звучащие, так мало, мало значат,
  • Хотя звучат почти, как приговор.
  • А между строк, как колокол – молчанье,
  • И взгляд, кричащий громче и ясней,
  • Что мне, напротив вас сейчас сидящей,
  • Вы, тот далекий, во сто раз нужней.

«Я не ждала ни радости, ни слез…»

  • Я не ждала ни радости, ни слез,
  • Я не звала вас снова возвратиться,
  • Я знала, холодна водица,
  • И хрупок образ, сотканный из грез.

«Утекает время по каплям…»

  • Утекает время по каплям
  • Из разбитого циферблата.
  • Я его удержать пытаюсь,
  • Но нет сил. Ах, какая досада.
  • Утекает по капелькам вечность,
  • Растворяясь в земном просторе.
  • И вздыхает украдкой кто-то:
  • – Ах, какое же это горе.
  • Утекают мгновения счастья
  • Безвозвратно по капелькам в Лету,
  • И холодной становится наша,
  • Остывающая планета.

«Когда меня не будет рядом…»

  • Когда меня не будет рядом,
  • И заскользит по стеклам тень,
  • И станет хмурым, безотрадным,
  • Залитый солнцем яркий день,
  • И вы, не справившись с уныньем,
  • Возьмете том моих стихов,
  • Все о себе самом поймете
  • Без лишних слов, без лишних слов.

«Крылатые строчки стихов…»

  • Крылатые строчки стихов
  • Отпускаю на волю,
  • Забыв о минувшем,
  • О грусти, печали и боли,
  • Забыв,
  • Что все в жизни мирской – суета,
  • За строчками в небо лечу
  • И кричу: «Я вас жду у моста!»

«Тень моя за Вами следует…»

  • Тень моя за Вами следует,
  • Хоть не следует, не следует
  • Ей сочувствия просить,
  • Ей всю жизнь лишь тенью быть…

«Мне ли петь тебе песни, мой свет…»

  • Мне ли петь тебе песни, мой свет,
  • Коль не вместе с тобой столько лет
  • Коль не ведаешь, как я живу,
  • И не знаешь про злую молву,
  • И не хочешь навстречу шагнуть,
  • И в глаза мне без страха взглянуть,
  • И прогнать одиночество прочь,
  • Пожалеть, защитить и помочь?
  • Мне ль не прятать усмешку свою,
  • Когда ложь, как водицу я пью?

«Сомненья кинжалом отточенным в грудь…»

  • Сомненья кинжалом отточенным в грудь
  • – Не будь!
  • – О, прошу, пощадите.
  • – Не будь!
  • Ужели глотка мне воды не дадите,
  • Мою непохожесть на вас не простите,
  • И крылья сломав, вы меня обвините
  • Во всех, не содеянных мною грехах,
  • И книги мои превратите вы в прах?
  • – Возможно…
  • Про все ты расскажешь в стихах.
  • – Ах…

«Свидетелем пусть будет океан…»

  • Свидетелем пусть будет океан,
  • Что мы с тобой не сделали дурного,
  • Что чувств внезапных сильный ураган
  • Вознес нас над землей и снова
  • Заставил в синеве небес парить
  • И верить в то, что чудо совершится,
  • Что для возвышенной, восторженной любви
  • Нет возрастных преград, что стерты все границы.

«Позволь промолчать обо всем, что тревожит…»

  • Позволь промолчать обо всем, что тревожит,
  • Что ярким огнем полыхает под кожей,
  • Что вдребезги сердце мое разбивает
  • И душу на волю не отпускает.
  • Позволь быть сегодня, как книга закрытой,
  • Еще не известной, не знаменитой,
  • Еще не познавшей обид и утрат,
  • Еще не покинувшей свой чудо-град,
  • Где солнце сияет, где песни поются,
  • Где реки любви водопадами льются,
  • Где шепчут друг другу слова доброты,
  • Где даже зимой расцветают цветы.

«Душа поет и улетает ввысь…»

  • Душа поет и улетает ввысь.
  • – Вернись, – кричат ей вслед,
  • Она не хочет. Кружит себе, парит,
  • А сердце кровоточит,
  • И чувства чистой музыкой навзрыд
  • В эфирное пространство проникают,
  • Баюкают, спасают, утешают,
  • И исцеляют от мирских обид.

«Что может быть печальнее финала…»

  • Что может быть печальнее финала,
  • Когда нельзя исправить ничего?
  • Еще не прервалось дыханье зала,
  • Еще не завершилось колдовство,
  • Но тень разлуки встала на пороге,
  • И линия разлома пролегла,
  • И распахнула всем объятья Вечность:
  • Лети, коль приобрел ты два крыла!

«Я в разладе с собою, не с вами…»

  • Я в разладе с собою, не с вами,
  • Я в пространстве, очерченном снами,
  • В нереальности бытия,
  • Все не выйду из забытья.
  • Чар волшебных не разрушаю,
  • Поворотам судьбы не мешаю,
  • По течению тихо плыву,
  • И живу, как во сне, наяву.

«Так плохо, когда разлука…»

  • Так плохо, когда разлука
  • Поземкою снежной закружит,
  • А в сердце живом и горячем
  • Надолго поселится стужа,
  • И колокол грянет набатом,
  • И небо на землю падет…
  • Раз-лу-ка… Ты точно знаешь,
  • Что он никогда не придет.

«Краски рассвета, краски заката…»

  • Краски рассвета, краски заката –
  • Мгновения счастья, мгновенья утраты.
  • А между ними столетия мчатся,
  • Времени нет, чтобы нам повстречаться.
  • Времени нет, чтоб расслышать друг друга,
  • Лошадками в цирке по ругу, по кругу
  • Мимо закатов и мимо рассветов
  • Прямо с обрыва в бездонную Лету.

«Я вас старше на целую жизнь…»

  • Я вас старше на целую жизнь…
  • – Я вас младше почти на столетье…
  • – Что же делать нам с этим, скажи?
  • Но в беседу врывается ветер.
  • Он уносит, как листья, слова
  • И играет, как мячиком звуком:
  • Старше, младше, людская молва,
  • Неизбежность забвенья, разлука…

«Как паучки, за ниточки цепляясь…»

  • Как паучки, за ниточки цепляясь,
  • Болтаемся меж небом и землей…
  • Все это удивительною жизнью,
  • Потомки назовут, поверь, друг мой.

«Вы в параллельных мирах…»

  • Вы в параллельных мирах
  • Кометой проноситесь мимо
  • К Урану.
  • Как странно…
  • Зачем я вас слышу?
  • Зачем прорывается
  • Ваш позывной
  • В мой голос земной?

«Все – суета-сует…»

  • «Все – суета-сует» – конечность
  • Любых дорог, любых путей.
  • Все – исчезающая млечность,
  • Несущихся к закату дней.
  • Неповторимость постоянства,
  • Глухонемая пустота,
  • А над всемирной суетою –
  • Простор небесный – вы-со-та!

Великим…

  • Я не посмела сказать ничего.
  • Я онемела из-за того,
  • Что вы не умеете слышать слова,
  • Что кругом у вас от похвал – голова.
  • Наверное, это – удел все людей.
  • Лесть им понятней, приятней, нужней,
  • Чем очень простые слова без прикрас.
  • Не знать их, не слышать – дается приказ.
  • Поэтому я, улыбаясь, молчу,
  • И правила Истины снова учу,
  • Чтоб не споткнуться на скользком пути,
  • Чтобы к вершине познанья дойти.

«Мне верилось, что Божий свет…»

  • Мне верилось, что Божий свет
  • Растопит лед. Настанет лето.
  • И я смогу поведать вам
  • Все то, что мной еще не спето.
  • Что недосказано еще,
  • Что тайной тропкой между нами…
  • Но… лед не тает.
  • Что ему – огонь любви и Божье пламя?

«Мне быть непохожей на Вас…»

  • Мне быть непохожей на Вас –
  • Не страшно.
  • Страшней оказаться на вас похожей
  • Примерить наряд из шагреневой кожи.

«Попугай, кричащий в саду…»

  • Попугай, кричащий в саду,
  • Какаду.
  • А кто Вы?
  • Кликуши, пророчащие беду?
  • Нет. Мы – райские птички
  • В Эдемском саду…

«Мне вас слушать смешно, смешно…»

  • Мне вас слушать смешно, смешно,
  • Я все знаю давным-давно,
  • Все, что вы узнали сейчас,
  • Что узнаете через час,
  • Через день, через год, через век.
  • Вы смешны, вы – смешной человек.
  • Только вам это все невдомек.
  • Вы не знаете, что уголек
  • Может стать причиной огня.
  • Вам ли, милый, понять меня?

«Я пью Божью милость большими глотками…»

  • Я пью Божью милость большими глотками,
  • К вершине познанья иду неспеша.
  • И вижу – вода превращается в пламя
  • И облаком легким взлетает душа.

Alpsee

  • Кленовый лист на лебедя похож,
  • Плывущего вдоль берега реки.
  • И в этот миг мне несказанно жаль,
  • Что мы с тобой безумно далеки.
  • Немого отчуждения печать
  • Ложится тенью темною меж гор
  • И колокольным звоном всех церквей
  • Звенит, не умолкая, птичий хор.
  • Не уплывай, прошу, кленовый лис,
  • Повремени, возьми меня туда,
  • Где бирюзовой краскою манит
  • Альпийская озерная вода.
  • Я без труда найду обратный путь,
  • Найду его когда-нибудь потом
  • Позволь мне в неизвестность заглянуть,
  • Став на мгновенье лебедем-листом.

«Порой достаточно снов…»

  • Порой достаточно снов
  • Светлых счастливых грез.
  • Но не достаточно слов,
  • И не достаточно слез,
  • Чтоб утолить печаль,
  • Чтоб обо всем сказать,
  • Чтоб в суете мирской
  • Душу не потерять.

«Алым яблоком раздора – солнце…»

  • Алым яблоком раздора – солнце
  • Желтой долькой апельсина – лунный диск,
  • Мчимся по спирали жизни вверх и вниз
  • Остановись!
  • Кричу тебе через вечность,
  • До боли сжимая рот:
  • – Никто нам эти мгновения
  • Назад не вернет.
  • Упавшей звезде, не сиять опять.
  • Птице подстреленной – не летать.
  • Цветку завядшему – не цвести.
  • Дереву срубленному – не расти
  • Прости…
  • Душу мою в небеса отпусти.
  • Туда, где яблоком солнца диск,
  • Где апельсиновой долькой луна,
  • Где мира и радости жизнь полна.

«День начинался с пения молитвы…»

  • День начинался с пения молитвы,
  • День продолжался чтением псалмов.
  • И были в воздухе созвучия разлиты
  • И солнышком вставали средь холмов.
  • То золотым, то розовым, то алым
  • Раскрашивался неба окоем,
  • Чтоб мы мгновенья радости вдыхали
  • И любовались наступившим днем.

«Много лет, как день вчерашний…»

  • Много лет, как день вчерашний,
  • Как слетевший с ветки лист.
  • Здравствуй, юность! Зрелость, здравствуй!
  • Посмотри, как воздух чист.
  • Ничего не изменилось,
  • Все, как в прежние года:
  • Биоритмы, биотоки
  • И над вечностью – звезда.

«Я знала, что мы увидимся…»

  • Я знала, что мы увидимся,
  • Я была уверена в этом.
  • Все случилось легко и таинственно
  • Точно так же, как прошлым летом.

«Все, что ты говоришь во сне…»

  • Все, что ты говоришь во сне,
  • Случается наяву.
  • Плыву
  • По течению сбывшихся грез
  • В лодке из роз.
  • Шаром неоновым в небе луна
  • Видна.
  • Ночь опускает занавес свой,
  • Зовет нас с тобой
  • Домой.
  • В сладкий, дремотный,
  • Милый уют,
  • Где колыбельные песни поют,
  • Где любят и ждут…

«Я в твой дом незваным гостем приду…»

  • Я в твой дом незваным гостем приду,
  • Принесу тебе ромашек букет
  • И с собою в дальний путь позову,
  • Чтобы встретить васильковый рассвет.
  • Чтоб увидеть, как осенний туман
  • Исчезает от горячих лучей,
  • Чтоб услышать, как поет океан
  • Песню тысячи бессонных ночей.
  • Я поведаю о главном тебе
  • Там, в безоблачном далеком краю
  • Яркой радуги сияющий свет
  • Я в ладошки твои щедро налью.

«Я ждала вас тысячу лет…»

  • Я ждала вас тысячу лет,
  • Тысячу зим и весен дождливых.
  • Как сиротлив был каждый рассвет,
  • Сколько слов было сказано лживых,
  • Сколько песен пропето без вас,
  • Сколько дорожек исхожено разных,
  • Чтобы в тысяча первый год
  • Нашу с вами встречу отпраздновать.

«Я приглашу Вас в гости к осени…»

  • Я приглашу Вас в гости к осени
  • В янтарно-солнечный шатер,
  • Что за горою, в дальней просеке
  • Кудесник ловкий распростер.

«Я не помню Вашего лица…»

  • Я не помню Вашего лица,
  • Слишком долго с вами не встречалась.
  • Снежная, холодная зима
  • Все никак меж нами не кончалась.
  • Слишком долго звуки бубенцов
  • Не будили сонную округу.
  • Слишком долго не хватало слов,
  • Чтоб поведать истину друг другу.

«Я пытаюсь вернуть рассвет…»

  • Я пытаюсь вернуть рассвет
  • Тот, который случился без Вас.
  • Я пытаюсь припомнить день,
  • И внезапной разлуки час.
  • Пустота от того, что нет
  • На листочках брусничных бус
  • И холодного ветра с гор
  • На губах пересохших вкус.
  • Я вернуть не могу никак
  • Ни минуты из прошлых лет,
  • Все сильнее в сердце пожар
  • И спасенья от этого нет.

«Через мост разлучных лет…»

  • Через мост разлучных лет
  • Перейти совсем не сложно.
  • Не спеши, иди вперед
  • Осторожно, осторожно.
  • Посмотри, огонь любви
  • В чаше ярко полыхает,
  • И разлуки нет следа,
  • Исчезает. Ис-че-за-ет…

«В огне костра, который мы с тобою…»

  • В огне костра, который мы с тобою
  • Устроили на солнечной поляне,
  • Тепло последнего приюта,
  • Сорвавшиеся листья обретают.
  • Так с уходящей осенью
  • Прощанье наше длится
  • И мнится,
  • Что не будет радости финала.
  • Что наше счастье будет солнцем литься
  • И на лучи слепящие дробиться,
  • Чтоб по весне зеленою листвою
  • На всех деревьях сразу распуститься.

«Мягкий снег пушистый, белый…»

  • Мягкий снег пушистый, белый
  • Вдруг к утру растает?
  • Не волнуйся, не волнуйся,
  • Белый снег летает.
  • Дом его за облаками
  • Вы-со-ко.
  • Растопить его не просто,
  • Не-лег-ко.
  • Будет снег ковром красивым –
  • До весны.
  • Чтобы снились ночью зимней
  • Удивительные сны.

«Пускай меняется погода…»

  • Пускай меняется погода,
  • Пускай пурга, пускай дожди.
  • Ты не грусти и не печалься
  • И золотого солнца жди.
  • Его лучи тебя согреют
  • Теплом, любовью, добротой
  • И обязательно помогут
  • С любою справиться бедой.

«Вы готовы к встрече с чудом?…»

  • Вы готовы к встрече с чудом?
  • Посмотрите за окно –
  • Белым-белым, мягким снегом
  • Все давно заметено.
  • Под пушистым покрывалом
  • Спит замерзшая земля,
  • Кружевною нежной шалью
  • Принакрылись тополя.
  • Полюбуйся, полюбуйся,
  • Как сверкает все кругом
  • И каким волшебным замком
  • Стол сегодня старый дом.

«Плакучая ива склонилась красиво…»

  • Плакучая ива склонилась красиво
  • Над гладью озерной воды
  • И в солнечном свете ее отраженье
  • Похоже на чудо-цветы.

«Измерение седьмое мы найдем…»

  • Измерение седьмое мы найдем,
  • Мой друг с тобою.
  • Мы его с тобой откроем,
  • Подобрав заветный ключ.
  • И тогда средь туч и мрака
  • Засияет солнца луч.

«Моя крылатая мечта…»

  • Моя крылатая мечта,
  • Не торопись умчаться в небо.
  • Моя крылатая мечта,
  • Позволь опять поверить в небыль.
  • Позволь забыться сладким сном,
  • Сладчайшим сном без пробужденья,
  • Чтоб все, что мучило и жгло,
  • Предать сумела я забвенью.

«Мы с тобой намечтали друг друга…»

  • Мы с тобой намечтали друг друга,
  • Хоть не верили, что разлука
  • Нас однажды вместе сведет,
  • И мгновеньем покажется год
  • Тот, который так долго мы ждали.
  • Тот, в который друг друга узнали
  • И с улыбкой воскликнули: «Ты?!
  • В мир людей с неземной высоты?!
  • Неужели реальны мечты?»

«День без – тебя для меня…»

  • День без – тебя для меня,
  • Ненужность, неважность сущего.
  • Сегодня – я голос, летящий ввысь,
  • Зовущий тебя из грядущего.

«Время – башмачник нас обувает…»

  • Время – башмачник нас обувает,
  • Время – башмачник нами играет,
  • Время подковой сгибает хребты,
  • Время сжигает мечты и мосты.
  • Над вечностью только время не властно,
  • В вечной вселенной время безгласно.
  • Воздух свободы всей грудью вдыхай
  • И в измеренье седьмое шагай…

«Пусть вечно длится этот плен…»

  • Пусть вечно длится этот плен,
  • Несбывшейся мечты,
  • Когда мы не спешим сказать
  • Друг другу тихо «ты»,
  • Когда не страшно ничего,
  • Не ранит душу стыд,
  • И сердце ровно и легко
  • В груди у нас стучит.

«Мне так много надо сказать…»

  • Мне так много надо сказать,
  • Я не в силах больше молчать.
  • Я прошу, умоляю: не исчезай…
  • Ничего в этом мире не нужно
  • Кроме счастья быть рядом,
  • Нежной быть и послушной,
  • Быть душою живою,
  • А не тенью бездушной…

«Где ты был, и где ты не был…»

  • Где ты был, и где ты не был,
  • Мне не так уж важно знать,
  • Я тебя не буду звать…
  • О тебе мечтать не стану,
  • Знаю, поздно или рано
  • Сам ко мне ты в дом придешь
  • И с собою уведешь
  • В мир, который был придуман
  • Мной уже давным-давно…
  • Мне нисколько не смешно,
  • От того, что я все знаю,
  • Понимаю, и внимая
  • Тихим правильным словам:
  • Вновь вверяю сердце вам…

«Безо всякого труда я рассталась с вами…»

  • Безо всякого труда я рассталась с вами,
  • Словно сбросила с души придорожный камень,
  • Словно выбралась из тьмы в жаркий, светлый полдень
  • И увидела тогда путь, что нами пройден:
  • Где-то рытвина, ухаб, пропасть и лавина,
  • Унесла вас вдаль река, мысли ни единой
  • Нет, чтоб броситься туда вниз с обрыва, с кручи…
  • Я смотрю на вас пока так, на всякий случай.

«Среди тысячи, тысячи глаз…»

  • Среди тысячи, тысячи глаз
  • Я искала именно вас.
  • Среди тысячи голосов
  • Я услышал единственный зов.
  • Словно колокол грянул с небес:
  • – Как я прежде без Вас?
  • – Как я без…

«Нас с тобой разлучило время…»

  • Нас с тобой разлучило время…
  • На время?
  • Неожиданная разлука
  • Прямо в сердце стрелой из лука…
  • Не живу, не пишу, не дышу
  • О свидании время прошу.
  • Но безжалостно время над нами,
  • Разбегается время кругами
  • И хохочет: «Ещё подожди,
  • Встреч желанных прольются дожди!»

«Я смотрю на умирающий день…»

  • Я смотрю на умирающий день,
  • На закатный расставания час
  • И нисколько не печалюсь о том,
  • Что живу я в этом мире без Вас!

Олегу Меньшикову

  • Вам не подходит мантия шута,
  • Зачем в нее рядиться вы спешите
  • И публику на ярмарке смешите?
  • Не та вам роль нужна, совсем не та.
  • Вы лучше станьте мудрым пилигримом,
  • Поющим песни солнышку чуть свет.
  • Не увлекайтесь маскарадным гримом,
  • В площадной славе, право, толку нет.

«Мы с Вами познакомились в Париже…»

  • Мы с Вами познакомились в Париже,
  • На многолюдной площади Конкорд.
  • Внезапно в тишину многоголосья
  • Ворвался оглушительный аккорд
  • Мелодии, похожей на признанье,
  • На объясненье тайное в любви:
  • – Скажите мне, Вы побывали в Лувре?
  • Хотите, провожу в Консьержери?
  • Пытливый взгляд. Лукавая улыбка.
  • Негромкие французские слова.
  • Каштановые литья – нам под ноги…
  • Мне в это чудо верится едва.

«Нежность моя – облаком дыма…»

  • Нежность моя – облаком дыма…
  • Нежность моя – вы не любимы,
  • Вы не поняты мною пока,
  • Нежность моя, как отрава, горька.
  • Что происходит с нами, скажите?
  • Узел сомнений скорей развяжите
  • И отпустите на волю меня
  • Бабочкой яркой в пламя огня.

«Это было наважденье…»

  • Это было наважденье,
  • Это было заблужденье.
  • Я случайно заблудилась
  • В своих призрачных мечтах
  • Но иллюзию былого
  • Сокрушило ваше слово,
  • Что калиной ярко-красной
  • Скоро вызрело в садах.

«Пока не остыла планета Земля…»

  • Пока не остыла планета Земля,
  • Учитель останется главным,
  • Он – яркий маяк, освещающий путь
  • К свершениям важным и славным.

«Рассказ хочу начать не с буквы “Я”…»

  • Рассказ хочу начать не с буквы «Я»,
  • Со слова «МЫ», связующего страны и столетья.
  • Мы с вами в мире счастья жить должны,
  • Мы все большой земли родные дети.
  • Мы все рождаемся и говорим: «А-гу»,
  • Растем и в игры детские играем,
  • Сидим за партой, учимся, мечтаем,
  • В реальность воплощаем мы мечту.

«В белой пене черемух поют соловьи…»

  • В белой пене черемух поют соловьи,
  • И бушует пожар в молодецкой крови,
  • И пульсирует сердце сигналами «SOS»,
  • Нет ответа на самый главный вопрос:
  • Почему так легко и так сложно любить?
  • Соловьи подскажите, как же мне быть?

Вверх по Меконгу

Рис.3 Вверх по Меконгу (сборник)
Рис.4 Вверх по Меконгу (сборник)
  • Пусть вечно длится этот плен,
  • Несбывшейся мечты,
  • Когда мы не спешим сказать
  • Друг другу тихо «ты»,
  • Когда не страшно ничего,
  • Не ранит душу стыд,
  • И сердце ровно и легко
  • В груди у нас стучит.

Маленькое, пестро раскрашенное суденышко медленно скользило по реке, вода в которой была похожа на слегка забеленный кофе. Джулия пристально всматривалась в мутную воду, размышляя о том, что вся ее жизнь, прожитая до этого путешествия, была неправильной, нереальной, бесцельной.

В детстве Джулия считала маленький прудик возле дома настоящим океаном, а невысокие холмы – громадными горами, не подозревая о том, как велик мир. Так люди, лишенные возможности путешествовать, считают, что вселенная заканчивается за горизонтом.

Джулия решила заглянуть за горизонт. Правда, для этого ей пришлось довериться совершенно незнакомому человеку и подняться на борт старенького суденышка, которое взяло курс в неизвестность.

Джулия с интересом наблюдала за островками зелени, которые время от времен проплывали мимо. Некоторые прижимались к борту лодки, и тогда немногословный проводник хмурился, качал головой и принимался отталкивать их, недовольно бурча:

– Эти речные лилии – настоящее бедствие. Порой их бывает так много, что они делают реку совершенно непроходимой, тогда рыбаки вооружаются мачете и прорубают узкие канальцы для своих лодок. Меконг – не простая река. Он полон неожиданностей.

Словно подтверждая его слова, из-за поворота выплыли безглазые, покосившиеся дома странной конструкции: мы вместе, чтобы не рухнуть. За ними появились стреловидные сооружения шокирующе-розового цвета и желтые пагоды с красными крышами, украшенными драконами.

– Меня зовут Лонг, – улыбнувшись, сказал проводник. – Лонг означает Дракон. А Драконы в нашей стране символизируют власть и могущество. Дракон с пятью когтями – символ короля. Четырехпалый Дракон – символ вельмож и солдат, трехпалый – простолюдинов, таких, как я и ты. А что означает твое имя?

– Не знаю, – смущенно улыбнулась Джулия. – Маме очень нравится Шекспир, особенно «Ромео и Джульетта», вот она и назвала меня Джульеттой, Джулией.

Лонг покачал головой и, нахмурившись, проговорил:

– У тебя неправильное имя.

– Почему? – искренне удивилась Джулия, подумав, что Лонг ничего не знает о Шекспире, что, скорее всего, он никогда не читал книг, а возможно вообще не умеет читать, поэтому-то ее имя ему и не понравилось.

– Твое имя очень сложное. Я не смогу его выговорить, – все еще хмурясь, сказал Лонг. – У вас, европейцев, неправильные имена, длинные, запутанные и ничего не значащие. Я буду звать тебе Лиен – Лотос. Лотос – цветок жизни. У него вкусные корни и семена, дающие силу. Сочные листья – символ покоя и умиротворения и красивые цветы, дарящие людям радость. Сила, покой и радость – не их ли тебе не хватает?

Джулия пожала плечами, ничего не ответив. Лонг не стал донимать ее расспросами. Джулия была ему бесконечно признательна за это. Она надвинула на лоб широкополую соломенную шляпу, похожую на полукруглую хижину, и принялась думать о том, что заставило ее отправиться в это сомнительное путешествие…

– Вьетнам – это самое удивительное место из всех, которые мне доводилось видеть, где можно ловить волну и ветер, – сказал Ричард.

Его слов было достаточно, чтобы молодежь городка Кент собрала рюкзаки и отправилась на берег Южно-Китайского моря.

В аэропорту Ричард взял Джулию за руку и, глядя ей в глаза, промолвил:

– Позвольте быть вашим рыцарем в этом дальнем походе? Я защищу вас, если это потребуется. Я научу вас ловить волну и ветер. Я покажу вам страну грез и, возможно… – он сделал многозначительную паузу, – возможно, предложу вам плод познания добра и зла…

– Не слушай его, Джу, – засмеялась Клер. – Ричард из Кента самый большой болтун из…

– Клер! – нахмурился Ричард. – Я попросил бы тебя быть осмотрительней…

Клер ничуть не смутил его строгий тон и недовольный взгляд. Она обняла Джулию за плечи и прошептала:

– Не обольщайся на его счет, моя дорогая.

– Хорошо, – пообещала Джулия, не подозревая тогда ни о чем.

– Ах, если бы я знала все заранее, – запоздало подумала она, глядя на проплывающие мимо бледно-лиловые цветы водяных лилий. И грустно вздохнула:

– Если бы я знала…

А через мгновение, словно стряхнув с себя дремоту мыслей, воскликнула:

– Но мое незнание помогло мне увидеть солнечный восход, который я никогда бы не увидела, оставшись дома в Кенте! И хорошо, что я ничегошеньки не знала. И прекрасно, прекрасно…

Джулия прикрыла глаза, вспомнив полет над уснувшей землей. Она сидела у иллюминатора и неотрывно смотрела на всполохи молний, которые пронзали черную мглу, завораживая, пугая и заставляя восхищаться величием Господа, Его могуществом и силой.

Постепенно небо просветлело, и Джулия увидела россыпь звезд, отраженных на земле огоньками городов и рыбацкими суденышками в морях и океанах. И ей показалось, что нет больше границ между небом, землей и водой, а есть огромная вселенная, имя которой Вечность.

А когда сквозь темно-серую вату облаков полыхнуло алым пламенем рассветное солнце, Джулия не смогла сдержать вздох восхищения.

– Вам плохо? – участливо спросил Ричард, крепко сжав ее руку.

– Нет, мне хорошо, – прошептала она. – Очень-очень хорошо.

– Восход – одно из чудес, обещанных вам, – проговорил Ричард, продолжая сжимать ее руку. Джулия попыталась высвободить ее, но тщетно. Так они и просидели до самой посадки.

А потом были волны и ветер, и гуляния по влажному морскому дну, обнаженному отливом. И казалось, что они одни бродят по мокрому песку, уплетают гигантских омаров, запивая их прохладным вином, смотрят на рыбаков, зажигающих яркие огни на своих утлых суденышках, и отправляются к горизонту, чтобы превращать море в небосвод, усеянный звездами. Тогда кроме нее и Ричарда не было больше никого: ни Клер, ни Чарльза, ни Мейден, ни Джефри, ни Мэри. И вдруг, все кануло в бездну. Почему?

Джулия не знала ответа на этот вопрос. Пока не знала.

Она тряхнула головой, пытаясь отогнать дурные мысли, но не смогла. Память вновь возвратила ее в маленькое кафе. Они сидели за большим столом и весело смеялись, только Ричард не разделял общего веселья. Он сидел напротив Джулии, уперев подбородок в сжатые кулаки и, не мигая, смотрел ей в глаза.

– Что-то случилось? – не выдержав его пристального взгляда, спросила Джулия.

– Да, – с укором проговорил Ричард. За столом все моментально замолчали.

– Ты не увидела плод познания добра и зла, – громко сказал Ричард.

– Подумаешь, – усмехнулась Клер. – Этот плод никто никогда не замечает кроме тебя, Ричард из Кента.

– А он далеко, Рич? – поинтересовался Чарльз. – Может, стоит сбегать поискать? Мэри, дорогая, давай помчимся на поиски.

– Ну, уж нет, – скривилась Мэри. – Пока мы с тобой будем отыскивать никому неведомый плод, от нашего омара останется один панцирь.

– Итак, – подвел итог Джефри, – желающих искать неведомый плод нет. Поэтому, оставим поиски до лучших времен.

– Лучшие времена могут не наступить никогда, – грустно сказал Ричард, продолжая пристально смотреть в глаза Джулии. – К тому же, плод познания добра и зла может сорвать кто-нибудь другой.

– Где его искать? – тихо спросила Джулия и поднялась.

– Там, – улыбнулся Ричард, указывая направление.

– Возвращайся скорее, Джу, – попросила Мейден, приложив руки к груди. – Нам будет не хватать тебя, дорогая.

– Не ходи, – строго сказала Клер, схватив Джулию за руку. – Не ходи…

Но Джулия решительно направилась к выходу, надеясь, что Ричард поспешит за ней, что он все специально придумал, чтобы, оставшись с ней наедине, сказать то, что давно витало в воздухе, что было, в принципе, понятно и без слов.

– Я люблю, люблю, люблю, – билось ее сердечко.

– Тебя Ричард, Ричард, Ричард, – вторили ему каблучки.

Джулия неспешно шла по дороге навстречу мчащимся мотоциклистам, то ускоряя, то замедляя шаг. Наконец, она остановилась и оглянулась. Дорога была пуста. Ричард не пошел за нею следом. Джулия прошла еще немного и еще раз оглянулась. Никого.

– Как же все это грустно, – проговорила она, раздумывая, что же теперь делать.

– Вас подвезти до отеля? – спросил мотоциклист, остановившись рядом с Джулией.

– До отеля, – машинально повторила Джулия, вглядываясь вдаль. А потом глянула на мотоциклиста и, улыбнувшись, сказала:

– Подвезите. Только не до отеля, а от отеля. Увезите меня как можно дальше ото всех отелей. Хорошо?

– Хорошо, – смущенно проговорил он. – А куда ехать?

– Вперед, – скомандовала Джулия, усаживаясь позади юноши.

Теплый ветер растрепал ее каштановые волосы, схватил бирюзовую ленту, подарок Ричарда, и швырнул на обочину дороги.

– Прощайте, Ричард из Кента, – прошептала Джулия, уткнувшись лицом в спину мотоциклиста.

Ей захотелось умчаться в ночь, затеряться среди мерцающих звезд, стать одной из них и никогда больше не возвращаться на землю. Никогда.

Словно чувствуя ее настроение, мотоциклист мчался по темному шоссе, набирая скорость, увозя ее все дальше и дальше. А потом он резко затормозил в совершенно безлюдном месте и принялся что-то сбивчиво объяснять, виновато глядя в глаза Джулии. Его английский был таким ужасным, что Джулия поняла лишь одну фразу: «Кис ми», которую он повторил несколько раз.

– Поцеловать тебя? – удивленно переспросила Джулия.

– Нет, нет, – замотал он головой. – Я прошу… прошу меня… извинить.

– Ах, вот оно, что, – улыбнулась Джулия. – Твое «кис ми» – означает вовсе не поцелуйте меня, а «экскьюз ми» – простите меня. Только вот, за что же ты просишь у меня прощения?

Юноша жестами принялся объяснять, что закончился бензин, что им придется идти пешком до самого города, а это совсем не близко.

– А если я пойду по берегу, это будет ближе? – поинтересовалась Джулия, пристально глядя в глаза юноши. Он смутился, покраснел, потупил взор, и пробубнив свое «кис ми», закивал головой.

– Прекрасно, – проговорила Джулия, поцеловала юношу в лоб, и, крикнув: «Прощай!», сбежала с насыпи вниз туда, где шумело волнами море.

Начался прилив. Волны накатывали на песок, стараясь перейти дозволенную им черту, и сердито ворча, убегали обратно, чтобы через мгновение обрушиться на берег с новой силой. Джулия медленно шла вдоль моря, а рокочущие волны смывали ее следы, оставляя на влажном песке белую пену и россыпь ракушек, отливающих в лунном свете серебром.

Джулия увидела круглую рыбацкую лодку, перевернутую вверх дном, и решила немного отдохнуть. Она забралась с ногами на лодку и принялась разглядывать горизонт, вдоль всей линии которого выстроились рыбацкие суденышки. Они совершали какие-то странные, понятные только им самим маневры, а Джулии казалось, что они пытаются воссоздать на море картину звездного неба.

– Орион, Кассиопея, Лебедь, – шептала она, глядя вдаль.

– Если молодая, красивая, европейская девушка сидит одна в столь поздний час на морском берегу, это может означать лишь одно… – раздался тихий голос. Джулия вздрогнула и поспешно вскочила. Прямо перед ней в морских волнах стоял совершенно седой вьетнамец с длинной, развевающейся на ветру бородой, и блестящими, пронзительными глазами. Он опирался на изогнутую крючковатую палку и, казалось, не замечал сильных волн, накатывающих на него сзади.

– Это может означать лишь одно, – повторил старец на безупречном английском языке, что весьма удивило Джулию. – Вы разочаровались в людях, вернее в одном человеке.

Джулия потупила взор и прошептала:

– Не знаю.

– Я не задавал вам вопроса, – проговорил старец, сделав шаг вперед. – Я констатировал факт: вы разочарованы, дитя мое. Вам хочется бежать прочь, раствориться в ночи, став частью вселенной…

– Откуда вы знаете? – воскликнула Джулия, подняв голову. – Вы…

– Я просто очень старый, проницательный человек, – улыбнулся старец, от этого по его лицу разбежались лучиками морщинки, а глаза стали добрыми-добрыми. Это неожиданное преображение старца успокоило Джулию, и она спросила:

– Где вы так хорошо научились говорить по-английски?

– В Шамбале, – ответил он.

– Но… разве эта загадочная страна, которую безуспешно ищет не одно поколение землян, существует? – почему-то шепотом спросила Джулия.

– Да, – ответил старец и выпрямил спину.

Теперь он показался Джулии высоким, сильным мужчиной, одетым в стальные доспехи и шлем, закрепленный на подбородке длинными серебряными лентами.

– Ах! – прижав ладони к губам, воскликнула Джулия.

– Метаморфозы Луны, – проговорил старец, вновь став прежним. – Хотите излечиться от хандры, дитя мое?

Джулия пожала плечами.

– Правильно, – улыбнулся старец. – Не стоит спешить с ответом. Подумайте над моим предложением до утра. Нет, лучше до заката. На закате вы дадите мне ответ, желаете ли вы принять мое приглашение отправиться… – старец замолчал и посмотрел на Джулию долгим, пристальным взглядом. На этот раз она не смутилась, не потупила взор. Старец улыбнулся и с расстановкой проговорил:

– Я приглашаю вас, дитя мое, отправиться вверх по Меконгу. И, если вы согласитесь принять это приглашение, приходите сюда на закате.

– Но… как я найду это место? – озираясь по сторонам, спросила Джулия. – Я попала сюда случайно, и не знаю даже, далеко ли я нахожусь от города, от той гостиницы, где мы остановились. Может быть, здесь есть какой-то особый знак, по которому я смогла бы узнать это место?

– Это место вы найдете без труда, если решите отправиться в Шамбалу, – проговорил старец, строго глянув на Джулию. – Только прошу вас, дитя мое, никого не посвящайте в свои планы. Помните, что я зову в Шамбалу лишь вас, Джулия Мэйсон.

Старец исчез прежде, чем Джулия смогла оправиться от шока.

– Метаморфозы Луны, – прошептала она, опустившись на перевернутую круглую лодку. – И что же мне теперь делать? Бросить все, и умчаться вверх по Меконгу в поисках загадочной Шамбалы, или остаться у моря и делать вид, что ничего не произошло? – Джулия тяжело вздохнула. – Притворяться я не стану, а значит…

Джулия поднялась и быстро пошла вдоль берега туда, где возвышались резные домики гостиниц.

Когда Джулия вошла в номер, спящая Клер даже не шевельнулась. Стараясь не шуметь, Джулия прошла в ванную комнату и замерла. На туалетном столике лежали часы Ричарда. Джулия закрыла лицо ладонями и беззвучно заплакала. Пелена счастливого неведения спала с ее глаз, обнажив истинную реальность прожитой недели. Недомолвки Клер, ее тайные исчезновения, ее капризы и надменный тон теперь стали понятны Джулии. А образ Ричарда, которого Джулия считала идеалом совершенства, рассыпался на множество ликов.

– Зачем, зачем вам нужна была я? – простонала Джулия. – Кто, кто придумал эту жестокую игру?

– Ри-ча-рд, дорогой, это ты? – громко проговорила проснувшаяся Клер.

Джулия поспешно плеснула водой себе в лицо, чтобы Клер не увидела ее слез.

– Рич, иди же скорее ко мне, – приказала Клер.

– Боюсь, он не скоро придет на твой зов, потому что его здесь нет, – сказала Джулия, распахивая дверь.

– Джу?! – воскликнула Клер, искренне удивившись. – Как ты вошла?

– Ричард оставил мне ключи под ковриком, – улыбнулась Джулия.

– Ричард… под ковриком… – проговорила Клер и, вскочив с постели, выкрикнула:

– Что за вздор? Где ты шлялась всю ночь? Мы сбились с ног, разыскивая тебя. Мы не сомкнули глаз…

– Именно поэтому ты даже не шелохнулась, когда я вошла, – перебила ее Джулия.

– Да… Мы не спали всю ночь, а на рассвете уснули, – выкрикнула Клер. – Где ты была?

– Любовалось морем, небом, ночью и луной, – мечтательно проговорила Джулия. – А теперь я ужасно хочу спать. Но прежде я хочу, чтобы ты, Клер, ответила мне на один вопрос… Впрочем, не надо.

– Ты хотела спросить про меня и Ричарда, да? – поинтересовалась Клер.

– Да, но лучше перенести этот разговор на утро, – устало проговорила Джулия, забираясь под одеяло.

– Но ведь уже утро, – отдернув занавески, воскликнула Клер.

– Тогда поговорим обо всем вечером, потому что я просплю до заката, – зевнув, сказала Джулия. – Сделай одолжение, Клер, пусть меня никто не беспокоит.

– Хорошо, – пообещала Клер. – Счастливых сновидений.

Клер сдержала обещание. Никто не заходил в их номер. Никто не помешал Джулии собрать вещи и потихонечку уйти, исчезнуть из поля зрения Ричарда, Клер, Чарльза, Джефри, Мейден и Мэри. Лишь маленький листочек из блокнота со словами: «Я улетела домой, Джулия», напоминал о том, что ровно неделю она была рядом с ними, ловила ветер и волну, смеялась и огорчалась, внося диссонанс в их жизни. С ее уходом все будет по-другому, но думать об этом Джулии не хотелось. Она думала лишь об одном:

– Скорей бы наступил вечер. Скорей бы найти круглую лодку и старца с белой бородой. Скорей бы отправиться вверх по Меконгу – самой длинной реке.

Когда Джулия подошла к круглой лодке, перевернутой вверх дном, старец уже поджидал ее. Он попыхивал трубкой и смотрел на Джулию сквозь клубы дыма. А она стояла перед ним, потупив взор, словно провинившаяся школьница, и не решалась нарушить молчание. Старец кашлянул. Джулия подняла голову. Их взгляды встретились. Старец улыбнулся и, выпустив облако дыма, проговорил:

– Все в этом мире проходящее, дитя мое. Порой за правду мы принимаем ложь, но помни: «уста правдивые вечно пребывают, а лживы язык – только на мгновение».[1]

– Только на мгновение, – повторила Джулия.

Старец поднялся и медленно пошел вдоль моря. Несколько минут Джулия стояла неподвижно, решая, что же ей делать, а потом побежала вслед за ним.

Волны накатывали на берег и убегали, оставляя на песке блестящие раковины, в которых отражалось закатное солнце. Увлекшись игрою волн, Джулия не заметила, как они со старцем подошли к небольшому дощатому причалу, возле которого стояло маленькое суденышко, разукрашенное ярко-желтой краской.

Старец легко поднялся на борт, словно шел не по вертикальным шатающимся доскам, а по широкой, прямой поверхности. Джулия восторженно смотрела и на суденышко, и на старца, и на юношу в белоснежном одеянии, который подал ей руку, помогая взойти на борт по шатким сходням, а потом, поклонившись, проговорил:

– Пусть мой корабль станет вам домом до тех пор, пока мы не войдем в дельту Меконга.

– Вы – капитан? – улыбнулась она.

– Капитан Джанг, – представился он и добавил: – Джанг – это значит река. Вот мы и направляем наш корабль к реке.

Он раскланялся и, поднявшись на капитанский мостик, принялся отдавать беззвучные приказы.

Старец опустился в глубокое плетеное кресло и жестом пригласил Джулию сесть рядом. Кораблик легко отошел от берега и быстро помчался вперед.

Едва солнце скрылось за горизонтом, море засияло тысячами огней. Это рыбаки зажгли яркие электрические лампочки, чтобы привлечь внимание морских обитателей. Повинуясь беззвучному приказу капитана Джанга, матросы принесли старцу и Джулии горячий лотосовый чай и зажгли на судне яркие фонари для ловли рыбы. Фонари монотонно поскрипывали, болтаясь на длинных тонких металлических конструкциях, похожих на щупальцы спрута. А в световых кругах взлетала над волнами рыба, желающая дотянуться до теплого огня.

– Теперь мне понятно, почему местные художники изображают на своих полотнах крылатых рыб, – проговорила Джулия.

– Тебе предстоит сделать еще не одно открытие, дитя мое, – глядя вдаль, сказал старец. – Главное, будь внимательной, чтобы ничего не пропустить. Не дай вихрю суетности увлечь тебя. Помни, что «глупый верит всякому слову, благоразумный же внимателен к путям своим».[2]

Джулия посмотрела на старца, не совсем понимая смысл его слов, но твердо зная, что она уже не сможет быть прежней.

На мгновение свет погас, и в лунном отсвете Джулия вновь увидела высокого мужчину в серебряных доспехах и шлеме, закрепленном под подбородком.

– Метаморфозы Луны, – послышался тихий голос.

Вновь вспыхнувший яркий свет, вернул Джулию в реальный мир, где старец был старцем, море – морем, а лодка гигантским спрутом со светящимися щупальцами. Джулия прикрыла глаза и незаметно для себя уснула.

Ей показалось, что прошел лишь миг, а, между тем, наступило утро. На белых гребешках волн появился розовый румянец. Небосвод заалел, птицы запели песнь восхода.

Услужливый матрос протянул Джулии чашку ароматного чая и загадочно улыбнулся. Джулия повернула голову, чтобы поздороваться со старцем, но его не было рядом. Исчезло и плетеное кресло, в котором он сидел. Зато на плечах Джулии появилось тонкое покрывало золотистого цвета.

– Мы прибыли в дельту Меконга, – сказал капитан Джанг, спускаясь с капитанского мостика.

– Простите, капитан, – поднимаясь ему на встречу, проговорила Джулия. – Вы не скажете, куда исчез мой попутчик?

– То Линх ушел, – поклонившись, сказал капитан. – Ушел, поручив мне позаботиться о вас, мисс Джу… Джул…

– То Линх? – переспросила Джулия, пытаясь понять, об одном и том же человеке они говорят или нет.

– То Линх, То Линх, – улыбнулся капитан и, видя растерянный взгляд Джулии, пояснил:

– Старец То Линх – странствующий монах. Он помогает людям отыскивать смысл жизни, поэтому мы зовем его Добрым Духом – То Линх или Сияющим Светом – Анх То. Вам не стоит ничего бояться, мисс Джу… Джул… Я провожу вас туда, где вас уже давно ждут.

Он послал беззвучный приказ матросам. Они быстро установили деревянный трап, по которому Джулия сошла на берег.

– Ах, я чуть не унесла ваше покрывало, – смущенно проговорила Джулия, снимая с плеч золотистую ткань.

– Нет, нет, – остановил ее капитан Джанг. – Это покрывало ваше. Это подарок То Линха. Это он набросил вам на плечи золотую ткань, пока вы спали.

– Жаль, что я не могу поблагодарить его, – вздохнула Джулия, прижимая шелк к груди.

– Скажите спасибо мне, – засмеялся капитан. – Я скоро вновь увижу старца и передам ему ваши слова.

– Тогда скажите ему, что… – на мгновение Джулия задумалась.

– Что он самый замечательный человек, которого вы когда-либо встречали, – пришел ей на выручку капитан Джанг. – Что таких подарков вам не дарил никто.

– Да, – улыбнулась Джулия, вспомнив большущий букет белых орхидей, который принес ей Ричард, и проговорила:

– Да, вы правы, таких подарков мне не дарил никто. Поклонитесь от меня господину Анх То Линху.

– Возможно, вы сможете увидеть старца раньше меня, – подмигнул Джулии капитан и повел ее за собой в маленькое рыбацкое кафе, открытая веранда которого нависала над рекой, и казалось, что кафе плывет по реке вместе с зелеными островками водяных лилий.

Джулия так увлеклась созерцанием, что не заметила, как ушел капитан Джанг, а вместо него за столиком появился немногословный вьетнамец с пронзительным взглядом.

– Здравствуйте, – сказал он низким грудным голосом.

– Здравствуйте, – растерянно проговорила она. – А…

– Капитан Джанг поручил мне заботиться о вас, – пристально посмотрев на Джулию, сказал незнакомец. – С сегодняшнего дня я буду вашим… – он замялся, подбирая нужное слово.

– Гидом, – поспешила ему на выручку Джулия.

– Нет, – нахмурился вьетнамец. – Не гидом, а поводырем.

– Поводырем? – удивилась она.

– Да, – улыбнулся он. – Именно поводырем, потому что я поведу вас таким путем, который… впрочем, не станем терять зря драгоценные минуты. Я приготовил для вас новую одежду…

– Но мне не нужна новая одежда. Я чувствую себя удобно в своей, – сказала Джулия, гордо вскинув голову.

– Не сомневаюсь, – проговорил вьетнамец, поднимаясь из-за стола. – Новая одежда нужна вам для того, чтобы перестать быть похожей на европейскую девушку. – Он положил Джулии на плечо свою крепкую, обветренную руку и, чуть понизив голос, добавил:

– Я возьму вас с собой только в том случае, если вы станете вьетнамкой.

– Но… разве это возможно? – смутилась Джулия.

– Да, – кивнул он головой. – Наденьте то, что я для вас приготовил, и сами убедитесь в правоте моих слов.

Он вручил Джулии большой бумажный сверток и вышел из кафе. Джулия поплелась в туалетную комнату, ругая себя за то, что отправилась неизвестно куда, неизвестно зачем, да еще и с совершенно незнакомыми людьми, которые требуют от нее ни весть что.

Джулия положила сверток на раковину и посмотрела на себя в зеркало.

– Ах, Ричард, Ричард, ну почему ты перевернул всю мою жизнь? Зачем ты все это сделал? Как бы мне хотелось не думать ни о тебе, ни о Клер, ни о ребятах, но это выше моих сил. Память вновь и вновь заставляет меня возвращаться на залитый солнцем берег, где волны целую песок, а ты, Ричард, целуешь меня, а потом, Мэри, Мейден и Клер…

Джулия стукнула кулаком по бумажному свертку и вскрикнула. Острие бамбуковой вьетнамской шляпы впилось ей в кожу. Слезы боли и отчаяния брызнули из глаз. Джулия поспешно скинула свою одежду, облачилась в широкую холщевую рубаху и брюки, приготовленные для нее незнакомцем, нахлобучила на голову шляпу и поспешно вышла, оставив на раковине свои шорты и футболку.

– Вы довольны? – поинтересовалась Джулия, встав перед незнакомцем.

Он окинул ее придирчивым взглядом, поправил шляпу и, щелкнув пальцами, опустился на корточки, чтобы закатать, волочащиеся по земле штанины. Потом он закатал длинные рукава холщевой рубахи и, улыбнувшись, шепнул Джулии на ухо:

– Теперь никто не скажет, что я соблазнил европейку.

Джулия испуганно отшатнулась, подумав:

– Этого мне только не хватало. Что же теперь делать? Куда бежать, кого звать на помощь?

– Я буду всем говорить, что вы моя сестра, – увлекая Джулию за собой, сказал незнакомец.

– Спасибо, – буркнула она.

– Итак, вы хотите отправиться вверх по Меконгу? – не глядя на Джулию, спросил незнакомец.

– Да, – ответила она, а в голосе зазвучали нотки неуверенности. Незнакомец сделал вид, что не расслышал их.

– Вам сказали, что это путь только туда? – задал он ей еще один вопрос.

– Да, – машинально ответила она, думая о том, что правильно сделала, умчавшись прочь от Ричарда из Кента. Но когда слова незнакомца долетели до ее сознания, она остановилась, как вкопанная, громко вскрикнув:

– Что? Как это только туда?

Незнакомец остановился в нескольких шагах от Джулии и развел руки в разные стороны.

– Что все это значит? – выкрикнула Джулия.

Люди, проходившие мимо, испуганно шарахнулись в разные стороны. Незнакомец покачал головой и, медленно приблизившись к ней, сказал:

– Я вас буду сопровождать только туда. Хотите идти – идем. Нет, возвращайтесь в свою страну и забудьте о Шамбале навсегда. Дважды туда никого не приглашают.

Джулия сняла с головы бамбуковую шляпу, тряхнула головой и, подняв лицо к небу, зажмурилась.

– Что же мне делать? Что? – мысленно спросила она у Солнца.

– Отыщи Шамбалу, – послышалось в ответ.

Джулия опустила голову, открыла глаза и пристально посмотрела на вьетнамца. Его лицо было совершенно спокойным. Он молчал, терпеливо ожидая ее ответа.

– Хорошо, – облизав пересохшие губы, проговорила Джулия. – Я согласна плыть с вами вверх по Меконгу.

Незнакомец улыбнулся. Он аккуратно взял из рук Джулии шляпу, водрузил её ей на голову, поправил фиолетовую ленту на подбородке и громко сказал:

– Мудрое решение ты приняла, сестра.

– Надеюсь, – подумала Джулия, послушно следуя за незнакомцем.

Он привел ее в дальнюю часть города, где почти не было жилья, лишь на реке качались несколько утлых суденышек, явно нуждающихся в ремонте. Самое последнее, самое маленькое суденышко оказалось плавучим домом незнакомца.

– Жить на воде лучше, чем на суше, – сказал он, помогая Джулии подняться на борт. – Снимаешься с якоря и уплываешь в неведомые дали.

– В неведомые дали, – повторила Джулия, усаживаясь на деревянную скамью.

Так началось это загадочное путешествие по Меконгу. Постепенно незнакомец стал многословнее, взгляд его потеплел. Он даже соизволил назвать свое имя – Лонг и придумать для Джулии новое имя – Лиен.

Лонг относился к Джулии, как к сестре: кормил свежевыловленной из реки рыбой, моллюсками, покупал для нее рисовые лепешки, кокосовую карамель и фрукты, учил говорить по-вьетнамски. Когда у Джулии не получался тот или иной звук, Лонг хохотал во все горло, передразнивая ее. Поначалу Джулия сердилась, а потом приняла правила игры: он смеется над ее плохим вьетнамским, она – над его английским. Но такая игра скоро наскучила Лонгу и он принялся рассказывать Джулии легенды своего народа.

Так Джулия узнала, что птица Феникс – символ красоты, черепаха – символ мудрости, рыба – символ спокойствия, а дракон – символ власти и могущества.

– А ты знаешь, что водяной бык – это нерадивый человек, который был превращен в животное за то, что не выполнил приказ? – поинтересовался Лонг, указывая на лежащего в черной жиже буйвола.

– Нет, этого я не знала, – покачала головой Джулия. – И какой же приказ не выполнил этот нерадивый человек?

– Посланники небес повелели ему посадить рис для людей, а потом траву для животных, – сказал Лонг, улыбаясь. – Но нерадивый слуга все перепутал, посадил траву и совсем забыл про рис. Посланникам небес пришлось посылать нового человека, который посеял рис для голодных людей. А нерадивого человека наказали, заставив не только есть траву, но и работать на людей, возделывающих рисовые поля. Водяной буйвол сможет вновь обрести человеческий облик, если вырастет достаточно риса. Но, боюсь, это никогда не случится. Три раза в год мы собираем урожаи с рисовых полей, но каждый год риса надо выращивать все больше и больше.

– А что означают постаменты на рисовых полях? – поинтересовалась Джулия, разглядывая резные барельефы.

– Постаменты – это могилы рисоводов, – бодро ответил Лонг.

– Могилы? Прямо на рисовом поле? – изумилась Джулия.

– А где же ты прикажешь хоронить рисоводов, которые всю жизнь провели на рисовом поле? – улыбнулся Лонг.

– Неужели у вас нет кладбищ? – ответила Джулия вопросом на вопрос.

– Есть. И они перед тобой, – бодро ответил Лонг, указывая на резные надгробия. – Дух рисоводов хранит эти поля, помогая новым хозяевам растить хорошие урожаи.

– Но ведь это же ужасно, – нахмурилась Джулия. – Я больше не стану есть рис.

– Почему? – искренне удивился Лонг.

– Я не знаю, как тебе лучше объяснить, – растерянно проговорила Джулия. – Но…

– Я понял, – хлопнул себя по лбу Лонг. – Тебя испугали надгробия. Но это всего лишь символы. Умерших вначале кремируют, а потом часть праха развеивают над полем, а часть зарывают в землю. Только так дух сможет заботиться о новом урожае.

Джулия улыбнулась, подумав, что все не так ужасно, как виделось ей вначале. Но когда Лонг предложил ей причалить к берегу, чтобы купить у рисоводов жирных рисовых мышей, наотрез отказалась. Лонг на нее обиделся и до самой темноты не проронил ни слова.

Ближе к полуночи на горизонте показалась высокая конусообразная гора. Лонг заглушил мотор и, пристально глядя вдаль, заговорил. Его низкий грудной голос звучал таинственно и печально. Джулия внимательно слушала, наблюдая за лунным светом, струящимся вниз серебряным водопадом.

– Когда-то у подножия этой горы жила девушка неземной красоты. Черные волосы, кожа словно цветок лотоса, жемчужные зубы, губы – агат, а глаза… глаза – мерцающие звезды. Еибкий стан, легкая походка и голос нежней соловьиной трели. Красавица была воплощением скромности и чистоты. Она отвергала ухаживания королей и простолюдинов, объясняя своё упрямство тем, что она – принцесса далекой страны, что своенравный Меконг берет начало у стен дворца, в котором она родилась. Что приплыла она к высокой горе в лодке, похожей на бутон цветка, чтобы испытать свои чувства и чувства возлюбленного, который непременно отыщет её здесь, если по-настоящему любит. В своих чувствах она не сомневается, поэтому будет ждать возлюбленного столько, сколько потребуется…

– У нас с вами, Ричард из Кента, тоже будет проверка чувств, – подумала Джулия, глядя на вспыхнувшие звезды. И тут же рассердилась на себя. – О чем я думаю? Он был увлечен Клер, а я… О, что же мне делать, чтобы избавиться от мыслей о вас, Ричард?

Джулия так тяжело вздохнула, что Лонг сочувственно покачал головой, проговорив:

– Да, не каждой девушке под силу такое самопожертвование. Но не забывай, что наша красавица была посланницей небес. Все жители с уважением относились к чувствам девушки, восторгаясь ею. Но был среди жителей один юноша, который сыграл роковую роль в жизни красавицы.

Вначале он долго и безуспешно ухаживал за девушкой, а потом решил пойти на хитрость. Он заманил красавицу на вершину горы, сказав, что ровно в полночь она там встретится со своим возлюбленным.

Девушка надела самый красивый наряд и поспешила на встречу своей судьбе. Но на вершине горы ее ждал вовсе не возлюбленный, а коварный юноша, который, воспользовавшись безлюдьем и темнотой, овладел девушкой, надеясь, что теперь она никуда от него не денется. Красавица приказала юноше спуститься к подножию горы и дождаться рассвета.

Юноша повиновался. Он быстро сбежал вниз и принялся будить жителей, чтобы они стали свидетелями его триумфа. К восходу солнца у подножия горы собрались все от мала до велика. Все смотрели вверх, ожидая появления красавицы. Она шагнула на самый край скалистого выступа, громко выкрикнула имя своего возлюбленного и, раскинув руки, бросилась вниз.

Бездыханное тело обступили люди. Одни хотели в последний раз взглянуть на неземную красоту. Другие восхищались силой духа, верностью и преданностью девушки. Третьих возмущало коварство, а четвертые сетовали о непомерно высокой цене, которую пришлось заплатить красавице за доверчивость.

Пока люди плакали над бездыханным трупом, хитрый юноша куда-то исчез. Никто больше не видел его в здешних местах. Никто о нем ничего не слышал. Зато на том месте, где погибла юная красавица, три раза в году расцветают крупные коралловые лотосы, а раз в год между ними вдруг появляются три фиолетовые цветка. Всегда только три… – Лонг немного помолчал, а потом негромко сказал:

– Три фиолетовых цветка могут означать, что угодно, но у нас принято считать их символами верности, преданности и непорочности и того, что в жизни каждой женщины должно быть только три мужчины: отец, возлюбленный и сын. Хотя, три фиолетовых лотоса могут означать и три человеческих порока: похоть очей, похоть плоти и гордость житейскую.

– Возможно, – проговорила Джулия, глядя на вершину.

– Теперь тебе понятно, почему мы зовем эту гору Черной дамой? – спросил Лонг. Джулия кивнула. – А погибшую красавицу звали… – Лонг прищурился, выдержал небольшую паузу и с расстановкой проговорил:

– Ее звали Лиен – Лотос! Ты очень на нее похожа, поэтому-то я и назвал тебя Лиен.

– Ты шутишь, Лонг? – поинтересовалась Джулия. – Чем я похожа на твою красавицу? Разве только тем, что я чужестранка. Насчет моей неземной красоты беседы вести не станем, потому что…

– Напрасно. Ты очень красивая девушка, Лиен. Очень… – сказал Лонг и завел мотор.

– Мы не останемся здесь до утра, чтобы увидеть самые крупные коралловые лотосы? – поинтересовалась Джулия.

– Нет, – нахмурился Лонг. – Они еще не расцвели. Ты увидишь их у истока Меконга, если, конечно, мы туда доберемся.

– Если доберемся? – удивленно переспросила Джулия.

– На реке может случиться всякое, – пробубнил Лонг, стараясь не смотреть ей в глаза. – К тому же мы будем плыть через Камбоджу, Лаос, Китай, а это может быть не совсем безопасно.

– Совсем не безопасно, – поправила его Джулия и подумала:

– Выходит, что я отправилась в полное опасностей путешествие только потому, что разочаровалась в людях, вернее в одном человеке. Нет, я отправилась в путешествие потому, что на меня подействовали метаморфозы Луны.

– Нет, потому, что ты захотела отыскать Шамбалу, – послышался тихий голос, похожий на плеск волн.

– Я даже не знаю, что мне важнее теперь, – улыбнулась Джулия, продолжая свои размышления, – добраться до неведомой Шамбалы, пройти путь от дельты до истока Меконга или просто двигаться вперед, в этом утлом суденышке с облупившейся по бортам краской, слушать рассказы дракона Лонга и верить в торжество света и любви.

– Ве-ри-ть, – ударившись о борт лодки, пропели волны.

– Ве-ри-ть, – защебетали птицы.

– Ве-ри-ть, – ярко полыхнуло рассветное солнце.

Джулия зажмурилась, подумав, что Лонг был прав, утверждая, что жить на воде лучше, чем на суше. Сегодня ты здесь, а завтра…

– Завтра мы будем уже в Камбодже, – проговорил Лонг, протягивая Джулии рисовую лепешку.

– Я бы не отказалась от горячего омлета, – улыбнулась Джулия.

– Нет, нет, никакого омлета, – воскликнул Лонг. – Неужели ты забыла про куриный грипп? Все куриные яйца больны. Ешь то, что не причинит тебе вреда.

– Хорошо, – сказала Джулия, устраиваясь рядом с Лонгом. – Скажи мне, мистер Дракон, как мы сможем пересечь границу? У нас же нет никаких виз, никаких приглашений, ничего.

– Пусть это тебя не беспокоит, Лиен, – подмигнул ей Лонг. – Как не нужны паспорта и визы птицам, рыбам и животным, так не понадобятся они и нам с тобой. Считай, что, отправившись вверх по Меконгу, ты стала частью природы, ты попросту растворилась в ней. Подумай, Лиен, как удивительно знать, что твое дыхание – ветер, твои глаза – звезды, твои руки – ветви деревьев или стебли цветов. Свобода заключена в тебе самой. Освободившись от условностей, ты приобрела безграничную власть над своим естеством. Теперь не желания плоти, а желания духа властвуют над тобой. Тебя влечет вперед не любопытство, а потребность достичь гармонии, отыскать мир, где господствуют доброта и справедливость, где тигр и ягненок пасутся рядом, где древо жизни двенадцать раз в гору приносит свои плоды.

– Как замечательно ты обо всем этом сказал, – проговорила Джулия. – Отправляясь на морское побережье ловить волну и ветер, я не подозревала, что попаду в Рай, что отыщу плод познания добра и зла, что познакомлюсь с необыкновенными людьми, что увижу фантастические страны.

– Тебе повезло, что у тебя самый лучший поводырь, – погладив себя по груди, сказал Лонг.

– Самый, самый, самый лучший, – поправила его Джулия, подумав о том, что за время путешествия ни разу не вспомнила маленький английский город Кент, где прошло ее детство, где люди верят в приведения, рассказывая невероятные, холодящие душу истории с участием злых и добрых призраков.

Когда-то и она, Джулия, боялась ходить вечером по васильковому полю, опасаясь встречи с королевой Синих холмов – призраком бедной девушки Элен, которую обесчестил надменный, злой землевладелец Эдуард Гордон.

Как и неземная красавица Лиен, о которой рассказывал Лонг, Элен покончила с собой. Но на месте ее трагической гибели не расцветают цветы, а появляется мстительный призрак, убивающий людей. Чудом уцелевшие после встречи с ним жители Кента рассказывали, что видели девушку в длинном старомодном платье. Она куталась в большой клетчатый платок. Волосы были рассыпаны по плечам, выбиваясь из-под смешного чепца с оборками. На совершенно бескровном лице сияли огромные черные глаза, лишенные белков. А сквозь приоткрытый рот зияла черная дыра.

Говорили, что странная девушка бродит по дорогам, пристально смотрит в глаза водителям, проезжающих машин, ведя их к неминуемой гибели.

Там, в Англии, Джулия страшилась встречи с призраком, а здесь, в незнакомой стране, она не боится ни за свою репутацию, ни за свою жизнь. Старое суденышко стало ее домом, и она не желает покидать этот дом до тех пор, пока не завершиться путешествие вверх по Меконгу. Все чаще и чаще Джулия ловит себя на мысли, что ей хочется, чтобы путешествие длилось вечно.

Быть частичкой природы намного лучше, чем быть песчинкой в обществе коварства, лжи, лицемерия, злорадства и пустословия.

Находясь вдали от цивилизации, Джулия явно увидела, как центробежная сила безумия увлекает людей в черную воронку пустоты, как волна Цунами стирает с лица земли целые континенты.

Джулия тряхнула головой, отгоняя жуткое видение и, подняв голову к небесам, запела простую песенку, которой научил ее Лонг.

  • В моей душе мир, как река, и радость, как фонтан.
  • Ну, а вселенская Любовь, как-будто океан.
  • Я поделюсь с тобой, мой друг, любовью и теплом,
  • И приглашу тебя с собой в уютный, светлый дом,
  • Где будет радость, как фонтан, а счастье, как река,
  • Где будет Божия Любовь с тобою на века.

Джулия не сразу заметила изменения, произошедшие вокруг. А когда заметила, Лонг с безразличным видом сообщил, что они уже давно в Камбодже, и что скоро будет середина их путешествия.

– Уже середина? – испугалась Джулия.

– Ещё только середина, – поправил ее Лонг. – Не стоит печалиться, Лиен. Смотри на все с другой стороны. Не грусти, а улыбайся, и тогда радость поселится в твоем сердце.

– Попробую, – сказала Джулия и широко улыбнулась.

Лонг остался доволен. Он прищелкнул языком и громко сказал:

– Знаешь, Лиен, я должен показать тебе Анкор – величественный город, тысячелетия простоявший в плену джунглей. Только я хочу показать тебе его не так, как показывают туристам. Я хочу, чтобы ты провела ночь в одном из темплов.

– С тобой мне ничего не страшно, – проговорила Джулия.

– Нет, Лиен, ты должна будешь провести ночь одна, – пристально глядя ей в глаза, сказал Лонг.

– Одна? – воскликнула Джулия.

– Да, – ответил Лонг. – Но тебе нечего бояться. Поверь мне, Лиен, так надо. Это нужно тебе, иначе ты не сможешь достичь вершин познания, не сможешь увидеть Шамбалу.

– Надеюсь, что мы попадем в Анкор не скоро, – нахмурилась Джулия.

– Да, да, не очень скоро, – рассмеялся Лонг. – Всего через… отдыхай, Лиен. Любуйся пагодами, кукурузными полями, стогами сена и белыми буйволами. Я не стану тебе ни о чем рассказывать, ты все увидишь сама, если…

– Если? – встревожилась Джулия.

– Если захочешь испить до дна чашу познания, – лукаво улыбнулся Лонг.

Поняв, что он больше ничего не скажет, Джулия повернулась к нему спиной и подумала:

– Если мне нельзя ничего изменить в сценарии, который написал странствующий монах То Линх, то стоит ли огорчаться? Пожалуй, нет. Пожалуй, вы, господин Дракон, правы, предлагая мне на все смотреть по-иному. Мне стоит быть благодарной за возможность провести ночь ни где-нибудь, а в самом настоящем храме или темпле, как принято их здесь называть. Значит, я – счастливый человек, потому что не каждый может запросто ступать по ступеням истории.

Когда же Джулия увидела эти ступени, она на миг лишилась дара речи. Они были такими узкими, что их скорее можно было принять за декоративные украшение серо-черных храмовых стен, устремленных в небо, чем за лестницу. Подъем по этим ступеням напоминал восхождение на горную вершину. Джулия не шла, а карабкалась по отвесной стене, цепляясь руками за крохотные выступы.

Первый пролет ступеней был преодолен. Джулия вышла на ровную площадку, украшенную высокими колоннами, колосообразными башенками и длинной анфиладой коридоров. Лонг подмигнул ей и указал на новую отвесную стену с еще более узкими ступенями, расположенными на еще большем расстоянии друг от друга.

– О, нет, – простонала Джулия. – Неужели мне нельзя остаться здесь?

– Нет, Лиен, – покачал головой Лонг. – Тебе придется подняться на восьмой уровень, символизирующий процветание. Анкор Томб похож на стебель бамбука – символ стойкости и долголетия. Поэтому все в этом здании полно смысла. Первый ярус с квадратом посредине символизирует богатство и изобилие. Заостренная вершина – стремление к вечности. Чем выше ты, Лиен, поднимешься к небесам, тем больше узнаешь. В состоянии предельной усталости и неподвижности сознания не останется ничего кроме твоего собственного «я». Только тогда ты, слившись с природой, увидишь чистоту и естественность, обретешь внутренний покой, сможешь избавиться от живущих в твоем сердце проблем и поймешь, какая ты на самом деле. Итак, Лиен, простимся до рассвета.

– Не уходи, умоляю тебя, – проговорила Джулия, прижав руки к груди.

– Хорошо, – снисходительно улыбнулся Лонг. – Я подожду пока ты достигнешь уровня фа.

Лицо Джулии просветлело от сознания того, что еще некоторое время она будет не одна в этом, похожем на неприступную скалу темпле.

Джулия нарочно поднималась по ступеням медленно, чтобы отсрочить неминуемое одиночество. Но ступени закончились, и ей пришлось смириться с неизбежностью. Джулия глубоко вздохнула и глянула вниз. Лонг превратился в маленькую серую точку на изумрудной траве. Но даже не это испугало Джулию. Сверху узкие, разрушенные временем, ступени выглядели еще ужаснее, чем снизу.

– Я никогда не смогу спуститься на землю, – вскрикнула Джулия и прижала ладони к губам. – Что же мне делать?

В ответ вдали прокричала какая-то птица, да внезапный порыв ветра растрепал волосы.

– Подожду до рассвета, – решила Джулия и, прижавшись к широкому проему, устремила взор в бескрайнюю бесконечность.

Прозрачный воздух звенел и дробился на миллиарды молекул, проникающих в каждую клеточку её тела, заставляя испытывать неведомый доселе восторг.

– Ах! – прошептала Джулия и закружилась между высокими, испещренными иероглифами, колоннами, то поднимая, то опуская над головой золотой шарф – подарок странствующего монаха Анх То.

Джулия не сразу заметила, как быстро исчезает за горизонтом солнце, окрашивая землю в пурпурный цвет, как быстро темнеет в джунглях, как собираются над вершиной Анкор Томба кучевые облака, готовые в любой миг обрушиться вниз проливным дождем.

Зловещий крик заставил Джулию замереть. Она прислушалась, пытаясь понять, кто же это кричит: птица или животное. Ясно было одно: обитатели джунглей заявляли о своих правах.

– Надеюсь, вы не станине горланить всю ночь? – спросила Джулия, обратив взор в потемневшую бескрайность.

На мгновение наступила тишина, чтобы обрушиться какофонией звуков. Джулия зажала уши. Страх парализовал ее сознание, железными оковами сковал тело. Джулии потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы стряхнуть с себя оцепенение и войти в квадратный зал с арочными перекрытиями и подобием невысокого каменного пьедестала, освещенного неярким светом луны, проникающим сквозь узкие прорези в стенах. Джулия распласталась на камне, еще хранящем солнечное тепло, прикрыла лицо прозрачным шарфом и закрыла глаза, приказав себе поскорее заснуть. Но не смогла. Рядом послышался звонкий девичий смех.

Джулия открыла глаза и поспешно поднялась, удивленно озираясь по сторонам. Темный зал, в котором она решила провести ночь, теперь был ярко освещен множеством факелов. От изобилия драгоценных камней и золота, украшавших колонны, арочные перекрытия, пол и потолок, рябило в глазах.

Два массивных золотых трона с бархатными пурпурными подушками, украшенных алмазами величиной с апельсин, стояли на пьедестале, с которого только что поднялась Джулия.

– Метаморфозы Луны, – прошептала она, прикоснувшись к сияющим алмазам. Потом медленно обошла вокруг трона и, внимательно разглядывая золотую инкрустацию, прошептала:

– Но разве такое возможно?

– Возможно, ты многого не знаешь, друг мой, – громко проговорил юноша, поспешно входя в тронный зал. Джулия вздрогнула и потихоньку выглянула из-за трона, удивляясь, как юноша мог услышать ее вопрос, и почему он называет ее своим другом?

Но, увидев рядом с юношей старца, сосредоточенно теребящего жидкую бородку, поняла, что пока о ее присутствии здесь никто не знает, и поспешила спрятаться за троном.

– Позвольте мне поспорить с вами, Ваше Величество, – проговорил старец. – Я считаю, что нам не следует торопиться со строительством новых темплов. Вы же сами видите, что много, не значит – хорошо. Работы ведутся с такой поспешностью, что мы не в силах их полностью контролировать. Люди работают плохо…

– Заставь их работать лучше, друг мой, – улыбнулся юноша, усаживаясь на трон. Джулия прижала шарф к лицу, стараясь не дышать.

– Ах, Ваше Величество, вы требуете от меня невозможного, – горестно вздохнул старец. – Нельзя заставлять людей работать бесплатно.

– Так дай им денег.

– Но где я их возьму? Казна давно пуста…

– Вот как? – удивленно воскликнул юноша и поднялся. – Кто же разорил нашу богатейшую страну?

– Вы, Нджаява Манн Севен, седьмой король династии Македа, – глядя в глаза юноше, ответил старец.

– Когда же я успел? – медленно опускаясь на трон, спросил король.

– Деньги утекают сквозь пальцы, как вода, – сказал старец. – Вы никогда не задумывались, сколько средств уходит на содержание гарема и тысячи танцовщиц Апсара, на званые пиры, балы и маскарады? – Король покачал головой. – На все это уходят баснословные средства. Прибавьте сюда содержание армии, охрану границ, строительство новых храмов… Боюсь, что народ подумывает о восстании.

– Ты уверен в этом, Давир? – спросил король. Старец пожал плечами. – Так узнай поскорее, о чем говорят за стенами Анкор Томба, – приказал король. – Ты опечалил меня своими речами. Довольно. Ступай и вели танцовщицам успокоить мой огорченный дух.

Старец поклонился и направился к выходу.

– Постой, Давир, – возвысил голос король. Джулия зажмурилась, думая, что сейчас он прикажет схватить её. Но король отдал другой приказ:

– Приготовь благовония, Давир, чтобы после созерцания танцев я смог отправиться для поклонения золотому Будде. Попросим его усмирить народ.

– Хорошо, Ваше Величество, – ответил старец и удалился.

Еще не затихли в коридорах его шаги, а уже послышались звуки бубенцов, бряцание браслетов и звонкий девичий смех.

– Ну, разве я могу отказать себе в удовольствии созерцать вас, мои танцовщицы Апсара? – воскликнул Нджаява Манн Севен, поднимаясь с трона. Легкой походкой он прошествовал навстречу девушкам, ручейком втекающим в ярко освещенный тронный зал.

Разноцветные костюмы, расшитые золотом, коронообразные головные уборы, стреловидные украшения на руках делали медленно движущихся танцовщиц похожими на ожившие каменные изваяния. Если бы не сияющие глаза, очерченные сурьмой, которые выделялись на бледных лицах девушек, то поверить в то, что танцовщицы живые, было бы невозможно.

Девушки замирали в странных позах, неестественно выгибая кисти рук и ступни ног. Оживали они лишь после того, как король прикасался кончиками пальцев к своим губам, а затем ко лбу танцовщицы. Принимая новую позу, Апсара звонко смеялась. Смех напоминал звон колокольчика, замирающий на долю секунды, чтобы потом зазвенеть по-иному.

Танец сопровождала музыка барабана, то нарастая, то затихая. Джулии казалось, что она слышит шум океана и шепот ветра, шелест листьев и трепет травинок, раскаты грома и безмятежную тишь. И вот уже не танцовщицы Апсара, а радуга движется по сверкающему залу, а под ней ходит в ярко-желтых одеждах черноглазый юноша Нджаява Манн Севен – седьмой король династии Македа. Но почему его лицо кажется Джулии таким знакомым?

– Ри-ча-рд! – вскрикивает она и испуганно прижимает прозрачный шарф к лицу. А когда убирает его, то видит лишь тонкий луч лунного света, едва освещающий темный тронный зал.

– Метаморфозы Луны, – шепчет Джулия и медленно идет к выходу, чтобы убедиться, что и король, и танцовщицы Апсара ей попросту пригрезились.

Лунный свет разливается по длинному коридору, окрашивая серый камень в серебряный цвет. Джулия делает несколько шагов и замирает у приоткрытой двери. В маленькой комнате, устланной коврами и шелками, среди множества подушек сидит смуглолицая девушка с черными блестящими волосами, одетая в полупрозрачный наряд цвета индиго. У её ног возлегает король Нджаява Манн Севен. В золотых кадильницах курятся благовония. В золотых чашах поблескивает рубиновое вино.

– Что делать мне, скажи, Визиофея? – вздыхает король. – С утра до вечера мы возжигаем курения Будде, мы приносим ему мирные жертвы и всесожжения, но ничего не меняется. Народ становится все более и более строптивым. Войска с трудом справляются с недовольными. Даже шести тысячный отряд моих глиняных солдат, охраняющих Анкор Томб, больше не наводит панический страх на крестьян и ремесленников. Неужели могущество нашей покровительницы Наги иссякло?

– Мне трудно ответить на все твои вопросы, любимый, – проведя рукой по волосам короля, шепчет Визиофея. – Но я могу рассказать тебе нечто, что успокоит твой огорченный дух и, может быть, поможет найти выход.

– Говори, – попросил ее король, прикрывая глаза.

– Ты знаешь, любовь моя, что я непрестанно прошу наследника у богини Шушэннян, а у богини Лайфо удачи и исполнения желаний, но они остаются немы к мои просьбам и мольбам, – заговорила Визиофея. Голос её напоминал журчание ручейка. Джулия подалась вперед, чтобы не пропустить ни единого слова.

– Тогда я решила отправиться в Нижний город в храм Сохранения Спокойствия – Бао Ань, где монах-целитель творит настоящие чудеса. Надев наряд простолюдинки, я вошла в его маленькую землянку.

– Зачем ты пришла обманывать меня? – строго спросил он, едва я переступила порог. – К чему жене короля рядиться в простые одежды?

– Прости меня, – низко поклонившись, сказала я. – Эти одежды нужны мне, чтобы ничем не выделяться среди других паломников, стоящих у твоих дверей. Никто, кроме тебя, не распознал во мне королеву, монах…

– Зови меня Анх То – Сияющий Свет, – улыбнулся он. – Преклони колена, Визиофея. Я знаю все, с чем ты пришла ко мне. Но ты не знаешь, что твой приход сюда не случаен. На тебя возложена важная миссия – рассказать королю Нджаява Манн Севен – седьмому правителю из династии Македа все, что я открою тебе. Только тебя, Визиофея, выслушает король. Только твою просьбу он исполнит.

– Просьбу? – король чуть приподнял голову. – Что за просьбу ты имеешь ко мне, Визиофея?

– Потом, потом, любовь моя, – улыбнулась Визиофея, укладывая голову короля себе на колени. – Позволь прежде рассказать тебе все от начала до конца.

– Я не в силах противиться твоим чарам, – проговорил король, нежно глядя на Визиофею. – Не даром в твоем имени два корня: Визио и Фея – жизнь и волшебство. Ты – фея, дающая жизнь.

Визиофея беззаботно рассмеялась.

– Монах Анх То сказал, что в моем теле в идеальной гармонии находятся все четыре жизненно важных элемента: огонь, вода, земля и воздух. Он велел мне искупаться в четырех купальнях храма Сохранения Спокойствия, подставляя голову под струи воды, вытекающие из пасти льва, отвечающего за земное равновесие, птицы – покровительницы воздуха, рыбы – представительницы водной стихии и дракона – хранителя огня. Потом Анх То дал мне целебных трав и благовоний, натер мое тело маслами и, покрыв мою голову тонким золотым шарфом, промолвил:

– Когда припадет к твоим ногам Нджаява Манн Севен и спросит: «Что делать мне, скажи, Визиофея?», расскажи ему о встрече с Сияющим Светом и о том, что скоро король станет отцом…

– Отцом?! – воскликнул король, поспешно поднявшись. – И ты посмела скрыть от меня такую важную новость?

Визиофея смущенно потупила взор. Король встал перед ней на колени и проговорил:

– Дай же поскорее прикоснуться к зарождающейся в тебе новой жизни. Позволь поцеловать край твоей одежды, жена моя, фея моя, дающая жизнь.

– Любовь моя, я не сказала главного, – проведя рукой по черным волосам короля, прошептала Визиофея.

– Что может быть главнее рождения нашего сына Народама Сейхану? – воскликнул король.

– Пророчество! – грянул над их головами грозный голос.

Визиофея вскрикнула и закрыла лицо тонкой тканью цвета индиго. Король поспешно поднялся, заслоняя собой испуганную супругу. Джулия, стоящая за дверью, отшатнулась, прижав к губам золотой шарф, чтобы никто не услышал как она шепчет:

– Анх То – Сияющий Свет… То Линх – Добрый Дух… Но разве такое возможно?

Перед королем и Визиофеей стоял тот самый седовласый старец в белых одеждах, который предложил ей отправиться вверх по Меконгу.

– Тебе не стоит бояться меня, Нджаява Манн Севен, – протянув вперед правую руку, проговорил старец. – Ты должен бояться того, кто может ввергнуть твою душу в геенну огненную.

– И кто же это? – прошептал король.

– Господь, сотворивший небо и землю, – ответил старец, продолжая держать перед собой вытянутую руку. – Страшно впасть в руки Бога Живого.

– Ты прав, монах, – сказал король чуть громче. – Но я ведь не делаю ничего достойного наказания.

– Ты служишь идолам, Нджаява Манн, – возвысил голос старец. – Сможешь ли ты сказать, сколько в твоей стране золотых и серебряных идолов, каменных изваяний с четырьмя лицами и литых кумиров?

– Пожалуй, нет, – покачал головой король.

– Великое множество, – проговорил старец. – Но «что за польза от истукана, сделанного художником, этого литого лжеучителя, хотя ваятель, делая немые кумиры, полагается на свое произведение? Горе тому, кто говорит дереву: «встань!» и бессловесному камню: «пробудись!» Научит ли он чему-нибудь? Вот, он обложен золотом и серебром; но дыхания в нем нет. А Господь – во святом храме Своем; да молчит вся земля пред лицом Его! Очи Его зрят; вежды Его испытывают сынов человеческих. Дождем прольет Он на нечестивых горящие угли, огонь и серу; и палящий ветер их доля из чаши; ибо Господь праведен, – любит правду; лицо Его видит праведника».[3]

Выслушай же слова пророчества, Нджаява Манн Севен – седьмой и последний король династии Македа. Ты взвешен на весах и найден слишком легким. Уже готовиться для тебя праведное наказание. «Господь с огнем и мечем Своим произведет суд над всякою плотью, и много будет пораженных Господом. Ибо вот придет Господь в огне, и колесница Его – как вихрь, чтобы излить гнев Свой с яростью и прещение Свое с пылающим огнем».[4]

Страна твоя будет разорена. Жителей уведут в плен. Города простоят в запустении тысячу лет. Джунгли опутают храмы. Каменные истуканы будут разбиты, золото, серебро и драгоценные камни разграблены. От былого могущества не останется следа.

Но если ты откажешься от злых помыслов и злых деяний своих, если ты разобьешь золотого истукана, то…

– Нет, – перебил старца король. – Если я разобью золотого идола, то не смогу держать народ в повиновении…

– Народ давно не повинуется тебе король, – проговорил старец. – Ты – Нджаява Манн – свергнутый король. Твой главный помощник Давир стоит во главе заговорщиков, которые собираются на закате расправиться с тобой…

– Давир? – воскликнул король и сжал кулаки. – Старая лисица. Еще посмотрим, кто кого. Я расправлюсь с тобой прежде, чем ты подашь тайный знак.

– Вам не придется утруждать себя, Ваша Светлость, – спокойно произнес старец. – На рассвете огненный вихрь поразит Анкор Томб, и все, пришедшие поклониться золотому идолу, превратятся в прах и пепел.

– В прах и пепел, в пепел и прах, – повторил король, пристально глядя в глаза старца. – А что будет с моим сыном, с Визиофеей?

– Твой сын станет странствующим монахом То Линхом – Добрым Духом, помогающим людям, отправляющимся на поиски истины, – улыбнулся старец. – А Визиофея…

Он провел рукой по черным блестящим волосам неподвижно сидящей женщины, по её бледному лицу и проговорил:

– Если она пробудет с тобой до рассвета, то тоже превратится в прах и пепел, а если уйдет сейчас вместе со мной, то будет жить долго и…

– А нельзя нам уйти вместе с королем? – прошептала Визиофея, молитвенно сложив на груди руки.

– Нет, – строго сказал старец. – Если бы король согласился разбить золотого истукана, то мог бы спасти не только себя, но и свою страну…

– Но ведь еще не поздно принять иное решение, – схватив старца за руку, воскликнула Визиофея.

– Поздно, дитя мое, – горько вздохнул старец. – Рассвет уже позолотил край неба. Нам следует спешить.

– О, нет, – застонала Визиофея. – Я не смогу жить без тебя, любовь моя. Я умру вместе с тобой, мой король.

– Убирайся прочь! – грозно выкрикнул Нджаява Манн Севен.

– Нет, нет, я не уйду, мой повелитель, – упав перед ним на колени, прошептала Визиофея. – Не гони меня. Позволь остаться.

– Убирайся, – сквозь зубы процедил король. – Ты, верно, забыла, что у меня тысяча наложниц, которые ждут своего часа, и что ты – одна из них.

– Прости, – еле слышно проговорила Визиофея, поцеловав край одежды короля. – Прости…

Сердце короля смягчилось. Он опустился на колени перед заплаканной женщиной, осыпал поцелуями её мокрое лицо, крепко-крепко обнял и зашептал:

– Прости, прости, любовь моя. Я лишился рассудка. Ты, Визиофея – единственная женщина, покорившая сердце гордого, надменного, себялюбивого короля. Я боюсь за тебя, за нашего сына, жизнь которого ты должна сохранить. Сделай это ради меня, ради нашей любви. Беги, Визиофея…

– Еще минута промедления, и мне не спасти тебя, Визиофея, – проговорил старец, помогая ей подняться.

– Прощай, – прижавшись к королю, прошептала Визиофея.

– Прощай, любовь моя, – проговорил король, едва шевеля бескровными губами.

Старец и Визиофея направились к двери. Джулия прижалась к холодной каменной стене, а когда монах проходил мимо нее, сделала шаг вперед и спросила:

– Что делать мне, Анх То?

– Дождаться утра, – ответил он, жестом останавливая её.

– Но, на рассвете все здесь превратится в прах и пепел, – воскликнула Джулия.

– Дождись рассвета, – сказал старец и исчез.

Джулия присела на корточки и, обхватив голову руками, застонала:

– Зачем мне снится этот сон? Что я должна понять, вторгаясь в вековые тайны? И почему такой печалью мой полон дух и сердце разрывается на части? Кто даст ответ? И есть ли объясненье всем мукам и страданиям земным?

– Не торопись, еще ты все узнаешь, – послышалось в ответ. И яркий свет рассеял темноту.

Грянул гром барабанов, сопровождаемый бряцаньем доспехов, звоном кадильных чаш и мелодией ритуальных песен. Запахло благовониями и ароматными маслами.

– Яви себя народу, Нджаява Манн! – раздались восторженные крики.

– Ты – наше солнце!

– Ты – наш властелин!

– Ты – наш посредник пред сынами света!

– Ты – второй после Будды!

– Яви скорей свой лик, король!

Джулия поспешно поднялась и побежала по широкому коридору к распахнутой в небо двери. Отсюда она могла видеть многоголосую пеструю толпу, стоящую у подножия Анкор Томба и золотого Будду, к которому медленно двигалась вереница людей, одетых в ярко-желтые одежды. Впереди всех, высоко подняв голову, шел король Нджаява Манн Севен.

Его черные, напомаженные маслом волосы, приобрели на солнце золотой оттенок. Бледное лицо короля было совершенно спокойным. Джулии показалось, что на нем появилось некое подобие улыбки, когда король поднялся на последнюю ступень пьедестала и повернулся к людям, чтобы вознести всесожжения. Наступила полная тишина. Нджаява Манн Севен поднял вверх кадильницу, и в тот же миг трезубец молнии вонзился в его сердце. Огненный вихрь подхватил всех, находящихся на вершине Анкор Томба и увлек за собой в черную воронку пустоты.

Крик отчаяния и страха огласил пространство. Люди бросились врассыпную. Солнце померкло. Вязкий, тягучий сумрак повис над землей. Стены храма заходили ходуном, а каменные идолы попадали со своих пьедесталов лицами вниз.

Джулии показалось, что началось землетрясение. Она прижала ладони к лицу и застонала:

– Господи, скорей бы рассвет. Господи, помоги мне проснуться. Помоги мне выбраться из этого жуткого места. Помоги мне, Господи!

Чьи-то сильные руки подхватили Джулию и понесли вниз к подножию Анкор Томба туда, где стоял Лонг с букетом орхидей.

– Кто помог мне спуститься? – озираясь по сторонам, спросила Джулия.

– Тот, кого ты просила, – подмигнул Лонг, протягивая ей орхидеи.

– Господь, – прошептала она, опуская лицо в цветы.

– Господь, – запели на все лады, проснувшиеся птицы.

– Хочешь побродить по темплам Анкора вместе с туристами? – поинтересовался Лонг.

– Нет, – покачала головой Джулия. – Я провела бессонную ночь, и с удовольствием просплю весь день, если ты мне позволишь.

– Позволю, – улыбнулся Лонг.

Суденышко двигалось вверх по Меконгу. Джулия, убаюканная ворчливым урчанием мотора, беззаботно уснула. Ей снились черно-серые каменные идолы с четырьмя лицами, смотрящими в разные стороны. Идолы менялись головами, рассыпались на множество малюсеньких кусочков, а потом вновь принимали прежний облик и шептали:

– United we fall, than united we stand.[5]

Король Нджаява Манн Севен поднимался вверх по отвесным ступеням, чтобы вместе с многоликими статуями рухнуть вниз, превратиться в прах, а потом восстать из праха в образе Ричарда, окруженного танцовщицами Апсара, исполняющими медленный ритуальный танец.

А в синем небе кружила птица с золотым оперением, пытаясь улететь подальше от зловещего места, но что-то не отпускало её, заставляя вновь и вновь парить над потерявшими былую красоту темплами.

Джулии показалось, что сейчас она узнает секрет, ради которого она провела ночь в Анкоре, но громкий голос Лонга заставил ее пробудиться.

– Просыпайся, Лиен, спать на закате вредно, – проговорил он, тормоша ее за плечо.

– Ах, – сокрушенно вздохнула Джулия. – Еще бы миг, и я бы постигла смысл…

– Сны обманчивы, Лиен, – покачал головой Лонг. – Не стоит доверяться им в поисках истины и смысла.

– Хорошо, – пообещала Джулия, оглядываясь по сторонам. – Еде мы?

– В Лаосе, – ответил Лонг. – Мы преодолели большую часть пути. Скоро полноводный Меконг станет похож на речушку, а потом и вовсе на ручей, по которому невозможно будет плыть на моем корабле. Но… не станем думать о том, что будет потом. Давай лучше подумаем о том, что ждет нас сегодня.

– И что же нас сегодня ждет? – оживилась Джулия.

– Поход на Змеиную аллею, – бодро ответил Лонг. И, увидев, как изменилось лицо Джулии, от души расхохотался:

– Тебе нечего бояться, Лиен. Когда ты увидишь аллею змей, то не захочешь уходить. Обещаю.

Лонг говорил правду. Джулия не смогла скрыть восторга, когда они подошли к массивным деревянным воротам, украшенным резьбой, бронзовым литьем и каменными драконами. Нефритовые глаза драконов так ярко сверкали, что, казалось, еще миг, и они оживут и, открыв свои пасти, дохнут огнем на людей, посягнувших на царящее за воротами безмолвие. Но проходил миг, другой, третий, проходили века, а драконы так и не двигались со своих мест. Зато безмолвие, царящее за воротами, было мнимым. Едва Джулия и Лонг приблизились к невысокой пагоде с загнутыми вверх углами крыши, украшенной миниатюрными фигурками людей и животных, как послышались звуки дудочек, позвякивание колокольчиков и барабанная дробь.

Огромные круглые фонари красного цвета закачались над головами прохожих, словно кто-то неведомый дернул за нить, связывающую их между собой. Аромат благовоний разлился в воздухе. Из многочисленных домиков, похожих на пагоды, вышли заклинатели змей в красочных костюмах, украшенных причудливым орнаментом. Началось настоящее шоу, в котором один номер был лучше другого.

– Ну, что я говорил? – сказал Лонг, победоносно глядя на Джулию.

– Ты прав, – улыбнулась она. – Мне действительно не хочется никуда отсюда уходить.

– Но, к сожалению, милая моя Лиен, все когда-нибудь заканчивается, – подмигнул ей Лонг и повторил:

– Когда-нибудь… А пока пойдем, я покажу тебе еще кое-что.

Джулия послушно последовала за ним в небольшой дворик, затейливо украшенный карликовыми деревцами и каменными фонариками, в которых трепетало пламя, пытаясь вырваться наружу сквозь резные отверстия, похожие на цветочные бутоны. В центре дворика стоял большой мраморный стол, на котором повара готовили экзотические блюда из змей, стараясь перещеголять друг друга.

Лонг с аппетитом съел несколько предложенных ему кусочков кобры. Джулия от угощения отказалась. Ей хотелось просто любоваться происходящим вокруг, слушать нарастающий ритм барабанов и затихающую мелодию свирели, вдыхать воздух с ароматами масел, дурманом трав и ни о чем не думать. Забыть о прошлом, словно его никогда не было. А оставить в памяти лишь ощущение радостного восторга и постараться не утратить его, несмотря ни на какие испытания, уготованные судьбой.

Змеиная аллея привела Джулию и Лонга к храму Дракона, украшенному изваяниями драконов из редкого черного камня, отточенными так, что свет отражался от них в трехмерном измерении. Двойная крыша опиралась на двенадцать цилиндрических и квадратных колонн, увитых сверху донизу резными фигурами драконов. А каменные основания колонн напоминали цветы лотоса.

– Видишь, Лиен, – проговорил Лонг, указывая на дракона, опустившего голову в чашу цветка, – Дракон и Лотос связаны узами дружбы. Теперь ты понимаешь, почему я зову тебя Лиен?

– Теперь понимаю, – прошептала Джулия, проведя рукой по прохладной чешуйчатой спине дракона.

– Большой зал храма называют залом Пяти Ворот, потому что он имеет пять входов, – сказал Лонг, приглашая Джулию последовать за ним внутрь. – Через красные двери можно попасть в зал Предшествия. За желтыми дверями находятся наклонные ступени – Путь Императора. За белыми дверями – Большой зал переговоров, за зелеными – Зал Смирения, а за черными – зал Перемен. Туда стоит заглянуть хотя бы затем, чтобы увидеть ад кромешный в небесах и на земле и задуматься о смысле человеческого бытия, о смысле жизни.

Джулия послушно отправилась за Лонгом в зал Перемен. Он был чуть больше зала Пяти Ворот. Потолок, похожий на паутину, поддерживало шестнадцать разных колонн, скрепленных попарно. В центре возвышалась цилиндрическая колонна, которую обвивали два золотых дракона с устрашающими ликами. Один дракон поднимал голову вверх, а второй упирался носом в основание колонны.

Сквозь решетчатые восьмигранные окна в зал Перемен проникал неяркий свет. Он огибал центральную колонну так, что тень, лежащая у основания, напоминала раскрытую книгу.

– Книга Перемен или Книга Судеб, – проговорил Лонг, указывая на тень. – Она лежит здесь и днем и ночью.

– И днем и ночью, – машинально повторила Джулия. В тот же миг раздался колокольный звон.

– Так звучит Великий колокол, – сообщил ей Лонг с нескрываемой гордостью. – Высотою он более двух метров и весит более пятисот килограмм. Чтобы увидеть его нам нужно пройти в Большой зал.

– Хорошо, – сказала Джулия, последовав за Лонгом. У высокого порога, сделанного специально, чтобы злые духи не смогли проникнуть внутрь храма, а надменные люди склонили головы, Джулия остановилась, чтобы как можно лучше все разглядеть.

Двадцать четыре искусно вырезанных деревянных перегородки соединялись на потолке, образуя фигуру, похожую на многогранник, в центре которого на золотом крюке был закреплен Великий Колокол. Несмотря на свою массивность, он издавал весьма мелодичный звон, похожий на пение райских птичек.

Под колоколом в больших чашах, напоминавших цветы лилий, пульсировали два фонтанчика.

– Это глаза и уши Дракона, – пояснил Лонг. – Чаши поддерживают добродушный карп – дух Ветра и зеленая летучая мышь – Покровитель черепах и змей. А нефритовые львы у входа – это глаза и уши тысячи миль. Они могут услышать шепот ветра и увидеть скрытые под землей сокровища.

– Ничего они не видят и не слышат, – подумала Джулия, погладив львов по добродушным мордам и поспешила за Лонгом в переулок Девяти поворотов.

Полукруглые дома, расположенные по обе стороны переулка, напоминали маленькие бочонки, украшенные черепичными крышами с загнутыми вверх краями. В конце переулка на небольшом возвышении стоял человек в длинной одежде, похожей на женское платье, и что-то декламировал.

– Это поэт, – сказал Лонг и, скрестив на груди руки, замер, вслушиваясь в мелодичную речь.

– О чём его стихи? – поинтересовалась Джулия.

– Он поёт о любви, рассказывая историю супругов, которые жили в башне И Ло, – проговорил Лонг, продолжая смотреть на поэта. – Собираясь в дальний путь, муж посадил под окнами деревце карамболя, чтобы супруга не забывала его и сильно не скучала в разлуке. Муж так и не вернулся из дальней страны, а жена провела остаток дней, глядя на маленькое деревце, которое превратилось в огромное дерево, расцветающее пурпурными цветами.

Поэт низко поклонился и ушел, уступив место другому певцу любви. Но его стихов Джулия не услышала, Лонг увлек её за собой в переулок Касания плеча, где невозможно было разойтись, не прикоснувшись друг к другу.

Следуя за Лонгом, Джулия думала, о том, что все завершающееся наяву, оживает в сновидениях или мечтах…

Утром Джулия увидела иную сторону жизни лаосцев. Они с Лонгом остановились в маленькой плавучей деревне, которая напоминала кладбище погибших кораблей. Грязно-серые странного вида конструкции с торчащими в разные стороны проволочными антеннами, произвели на Джулию удручающее впечатление. Она подумала, что даже яркое солнце, щедро дарящее свое тепло и разливающее золотую краску, не может стереть налет нищеты и безысходности. Но, увидев сияющие глаза людей, она по-иному взглянула на этот маленький мирок.

– Жители плавучей деревни счастливы и свободны, – подумала Джулия. – Свободны от зависти и суеты, от необходимости копить богатство и прятать его от воров. Они ловят рыбу, растят детей, кочуют по реке, любуясь закатами и восходами, слушают пение птиц, шум дождя и ветра. Они не знают о том мире, в котором живем мы – европейцы.

Смуглый малыш перегнулся через борт своего плавучего домика и, протянув Джулии маленькую ракушку в виде кувшина, что-то пролепетал на своем мелодично-певучем языке.

– Он сказал, что ты красавица, Лиен, – перевел слова малыша Лонг и рассмеялся.

Джулия сняла с шеи старинную китайскую монету на черном шнурке – подарок Ричарда и протянула мальчугану. Он долго не решался принять подарок, а потом прижал монету к груди и моментально исчез.

– Ты хотела бы здесь остаться, Лиен? – спросил Лонг, заглядывая в глаза Джулии.

– Не знаю, – ответила она, потупив взор. Ей не хватило духа признаться, что всего лишь миг назад она думала о том, что не хочет возвращаться в Англию, не желает окунаться вновь в океан суеты, безразличия, ненависти и предательства. Но сможет ли она жить здесь? Пока Джулия не могла ответить утвердительно на этот вопрос. Слишком разительным был контраст между жизнью прошлой и новой, предлагаемой Лонгом.

– Нет, мистер Дракон, – покачала головой Джулия. – Вначале мы должны отыскать Шамбалу, а потом…

– Верное решение, Лиен, – похлопал её по плечу Лонг. – Оставим новому дню новые заботы.

– Новые заботы, – повторила Джулия, подумав о том, что у неё нет никаких забот. Она просто плывет вверх по Меконгу, чтобы отыскать призрачную Шамбалу, которой, скорее всего, нет и никогда не было.

– Может быть, Шамбала – это мир любви и света, в котором хочет оказаться каждый человек, называя его Раем, Шамбалой или Нирваной, пытаясь отыскать его на земле. Но возможно ли это? Верный ли путь для поисков избрало человечество? – спросила себя Джулия.

– Тибетские монахи знают ответы на все вопросы, – словно угадав её мысли, проговорил Лонг.

– На все? – не поверила Джулия.

– Ну… почти на все, – поправился Лонг. – О чем ты хочешь их спросить?

– Пока не знаю, – улыбнулась Джулия.

– Тогда думай, – приказал Лонг.

– Хорошо, – сказала Джулия и, удобно устроившись на корме лодки, принялась наблюдать за стремительным течение реки.

Ночью они миновали китайскую границу, а в полдень Лонг пришвартовался у небольшого причала и, грустно улыбнувшись, сказал:

– Пора прощаться, Лиен.

– Как прощаться? Почему? – воскликнула Джулия.

– Твой дальнейший маршрут пройдет по запретным местам, – проговорил Лонг, став серьезным. – Ты увидишь Орлиные камни, излучающие холод, тепло и свет. Порой эти камни влияют на зрение, сбивая путников с пути. Но ты не должна бояться, Лиен. Ты увидишь королевство Белых Вод – страну справедливости и добродетели, обитель Сынов Света.

– Но, странствующий монах То Линх обещал мне показать Шамбалу, – сказала Джулия.

– Королевство Белых Вод, Долина Бессмертных и Шамбала – это одно и тоже, – улыбнулся Лонг.

– Почему ты не хочешь ехать со мной туда? – спросила Джулия, крепко сжав его руку.

– Я не имею права идти дальше, – ответил он. – Путь в Долину Бессмертных скрыт от праздных людей. Туда могут попасть лишь достигшие высших добродетелей.

– Но, я ведь тоже не являюсь образцом добродетели, – смутилась Джулия.

– Верно, – улыбнулся Лонг. – Но ведь я не сказал тебе, Лиен, что ты непременно попадешь в Шамбалу. Я сказал: «если тебе повезет, то…»

– А если не повезет, то? – поинтересовалась Джулия, пристально посмотрев в глаза Лонга.

– То ты побываешь в окрестностях облаков и дождей, окунешься с головой в дрейфующие туманы, получишь заряд жизненной энергии, которая концентрируется в воздухе, когда небеса и земля встречаются у самых горных вершин, – нараспев проговорил Лонг. – К тому же, ты увидишь необыкновенные горы, покрытые вековыми лесами из сосен и кипарисов. Твоему взору откроются зеленые оазисы среди белоснежных вершин и самое красивое озеро Солнца и Луны – Жиютань с чистейшей водой бирюзово-перламутрового цвета. Вокруг озера высятся скалы, похожие на гигантский окаменелый лес. Среди них вверх вниз петляет дорожка, ведущая к крохотному храму, высеченному в горе и посвященному богине милосердия Гуаньинь.

Если повезет, ты, Лиен, сможешь пройти одним из потайных ходов, которых в горах великое множество. Кто знает, может быть, один из них приведет тебя в Страну Света Шамбалу.

– Возможно, – прошептала Джулия.

– Тебе не кажется, Лиен, что я наговорил лишнего? – строго спросил Лонг.

– Нет, – ответила Джулия.

– Мне не следовало так многословить, – пожурил себя Лонг. – Учитель будет мной недоволен.

– Учитель? – удивленно переспросила Джулия. Но Лонг сделал вид, что не слышал ее вопроса. Он крепко сжал её руку и, не говоря больше ни слова, повел за собой лабиринтом узких улочек и переулков, утопающих в буйной зелени.

Наконец, они остановились перед высокими арочными воротами, украшенными красной рельефной резьбой. По обе стороны от ворот стояли на страже лев и слон, в открытые пасти которых Лонг вложил старинные, потемневшие от времени, монеты. Створки ворот распахнулись, позволяя путникам двинуться вперед по прямой, стреловидной аллее, которая упиралась в здание, похожее на сложенные в молитве руки. Справа и слева от аллеи располагались внутренние дворики, густо заросшие цветущими кустарниками и редкими фруктовыми деревьями, в тени которых прятались пагоды с вздернутыми уголками черепичных крыш. Крыши опирались на массивные колонны, исписанные иероглифами сверху донизу.

Лонг подвел Джулию к одной из таких пагод и негромко сказал:

– Прощай, Лиен. Буду рад увидеть тебя еще раз.

– И я тоже, – прошептала Джулия, еле сдерживая слезы. Ей ужасно хотелось обнять Лонга, наговорить ему много-много добрых слов благодарности и признательности, но он поспешно развернулся и зашагал прочь. Джулия прижала обе ладони к губам, чтобы заглушить рвущиеся на волю рыдания.

– Я должна догнать его, – подумала она, но выполнить задуманное не смогла, чья-то сильная рука опустилась ей на плечи.

– Ни хао! – раздался мужской голос.

Джулия повернула голову и увидела перед собой высокого черноглазого китайца со строгим взглядом. На вид ему было чуть больше тридцати. Одет он был в национальную одежду темно-синего цвета, украшенную золотым орнаментом.

– Добрый день, ни хао, – повторил он. – Во цзяо Чжан. Меня зовут Чжан.

– Здравствуйте, – проговорила Джулия и повернула голову, чтобы ещё раз взглянуть на Лонга, но он уже скрылся из вида. Арочные ворота были плотно закрыты. На их внутренней стороне красовался большой желтый круг с черным иероглифом посредине, словно призывая Джулию забыть о прошлом и окунуться в новую реальность.

– Ни хао, добрый день, – машинально проговорила она. – Во цзяо Джулия. Меня зовут Джулия.

– Спасибо, – сказал китаец и, распахнув перед Джулией узкую дверь, удалился.

Джулия вошла в маленькую комнату, присела на кровать и, опустив лицо в ладони, расплакалась, ругая себя за то, что согласилась отправиться в это сомнительное путешествие вверх по Меконгу. За то, что привязалась к странному вьетнамцу, а, расставшись с ним, испытывает почти физическую боль. А ещё Джулию страшила неизвестность. Ей было неведомо, когда она сможет выбраться из этого маленького дома, который охраняют два дракона из белого камня, сможет ли вновь увидеть родных или затеряется навеки в горах Тибета, где никто не додумается её искать.

– Ни хао ма? – взволнованно спросила юная китаянка, распахнув двери. Джулия подняла голову и удивленно посмотрела на девушку.

– Ах, простите, – поклонившись, проговорила она. – Я так испугалась, увидев вас в слезах, что забыла о том, что вы не понимаете по-китайски. С вами что-то случилось? Вам нужна помощь?

– Не знаю, – вытирая слезы, проговорила Джулия. – Меня огорчило расставание с другом.

– О… – китаянка сочувственно посмотрела на Джулию.

– Может быть, чашка горячего кофе меня успокоит, – сказала Джулия.

– Ах, – всплеснула руками девушка. – Со мной сегодня, положительно, творится что-то не то. Я же пришла, чтобы пригласить вас на чайную церемонию. Вы уже приняли ванну?

– Ванну? – брови Джулии взлетели вверх. Ей и в голову не пришло, что здесь, в этой маленькой комнатке имеются удобства.

– Ванну, ванну, – заулыбалась китаянка, отодвигая плотный занавес из лиловой ткани. – Я приду за вами чуть позже, – проговорила она и удалилась.

Джулия сбросила с себя пропахшую рыбой одежду и погрузилась в пенную ванну.

– Как странно, – проговорила она, – целую неделю я не помышляла ни о каких удобствах, а теперь с удивлением думаю, как я могла без них обходиться целую неделю?

Теплая вода подействовала на Джулию успокаивающе. Она перестала думать о неминуемых бедах, подстерегающих её на пути, а решила последовать мудрому совету: «Новому дню новые заботы».

Пока Джулия мылась, китаянка принесла ей шелковую национальную одежду темно-синего цвета, расшитую золотом, забрав ту, в которой Джулия путешествовала. Облачившись в новый наряд, Джулия глянула на себя в зеркало и улыбнулась:

– Ни хао! Во цзяо Джулия. Здравствуйте. Меня зовут Джулия.

В дверь негромко постучали. В комнату вошел Чжан.

– О, в этом наряде вы похожи на китаянку, – проговорил он, поклонившись.

– Спасибо, – смутилась Джулия.

– Не за что, бу сё, – улыбнулся Чжан. – Прошу вас следовать за мной.

Он привел её в просторную комнату, декорированную янтарным шелком и хрустальными фонариками. Никакой мебели в комнате не было. На полу лежала циновка, в центре которой на позолоченном блюде красовался позолоченный чайничек с длинным изящным носиком и миниатюрные чашечки, похожие на наперстки.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – проговорил Чжан, опускаясь на колени на одну из многочисленных подушечек, лежащих по краю циновки. Джулия повиновалась.

– Путешествуя вверх по Меконгу, вы уже отведали разные деликатесы, а теперь я предлагаю вам познакомиться с китайской кухней. Наша еда не жирная, в меру приправлена имбирем и чесноком, – сказал Чжан, когда юная китаянка поставила перед ними большое фарфоровое блюдо. – Что у нас на ужин, Илань?

– Сегодня у нас на ужин абаланы на половинках раковин, королевские креветки и запеченный на гриле угорь, – ответила девушка.

– А потом чайная церемония.

– Чайная церемония – это целое искусство, – улыбнулся Чжан. – Чай, который готовят из молодых нежных листочков чайного куста, уравновешивает гармонию космоса и духа, поднимает настроение. Мы завариваем чай в керамических чайниках из красной глины, а потом наливаем в чашечки с белыми стенками, чтобы видеть его цвет и определить его крепость.

– А для чего нужен этот позолоченный чайник? – поинтересовалась Джулия.

– В нем налито рисовое вино. Хотите попробовать?

– Нет, спасибо, – покачала головой Джулия.

– Ча! – громко сказала Илань, опуская на циновку поднос с миниатюрными чашечками и небольшими пузатыми чайниками, украшенными лепными драконами.

– Какой чай вы выберете: Черный Дракон – У лун или Колодец Дракона – Лунцзун? – поинтересовался Чжан.

– Я с удовольствием попробую и тот и другой, ответила Джулия, подумав, что имя Лонг – Дракон будет преследовать её постоянно. Она будет вспоминать немногословного вьетнамца, глядя на вздернутые вверх крыши пагод, украшенные фигурками драконов, на колонны, подпирающие эти крыши, на украшения зданий и даже на посуду.

– Чай следует пить так, – долетели до ее сознания слова китаянки Илань. – Выдержите время, которое требуется для того, чтобы сделать три вдоха и налейте чай в чашечку, а потом, чтобы он отдал свой аромат воде, вылейте его обратно в чайник. Снова сделайте три вдоха и три выдоха, и только после этого предлагайте чай гостям.

Илань проделала все, о чем только что говорила, и протянула Джулии чашечку с изумрудным чаем.

– Это Лунцзин – Колодец Дракона – самый дорогой чай, – сказала она. – Молодые зеленые листочки обрабатывают паром и скручивают вручную, чтобы удалить излишнюю влагу и усилить нежный аромат.

Джулия сделала небольшой глоток изумрудной тягучей жидкости и ощутила на губах вкус прохладного лета.

– Чай У лун – Черный Дракон дает более темный цвет и сильный аромат, потому что для этого сорта используют красно-коричневые чайные листья, – проговорила Илань, протягивая Джулии новую чашечку.

– В отличии от европейцев, мы никогда не добавляем в чай ни молока, ни сахара, – сказал Чжан. – Только так можно по-настоящему оценить нежный, чистый аромат и вкусовой букет напитка.

К концу ужина настроение Джулии пришло в норму. Она совершенно успокоилась и даже попрощалась с Чжаном и Илань по-китайски.

– Дзаи цзянь. До свидания.

– Сесе нинь, – заулыбалась Илань и поклонилась. – Спасибо. Всегда приятно слышать родную речь.

– Спасибо – сесе, – сказал Чжан. – Доброй ночи, Джулия. Дзаи цзянь.

– Дзаи цзянь, сесе нинь, – еще раз сказала Джулия на прощание. – Доброй ночи. Спасибо.

Ночью кровать Джулии превратилась в корабль, плывущий мимо пагод и баньяновых деревьев вверх по Меконгу, который становился все уже и уже, пока не превратился в бьющий из-под земли ключ с хрустально чистой водой. К нему пришли все, кого знала и любила Джулия. А мама строгим голосом спросила:

– Почему ты не звонишь, Джулия?

– Прости. Я непременно позвоню тебе завтра, – проговорила Джулия и повторила по-китайски:

– Минтянь.

– Нет, сегодня, – строго сказала мама и повторила по-китайски:

– Цзинтянь.

– Хорошо, – пообещала Джулия. – Я позвоню тебе сегодня.

– Хао цзинтянь, – проговорила мама голосом китаянки Илань, и Джулия поняла, что пора просыпаться.

– Доброе утро. Ни шаньу, – поклонилась Илань. – Ни хао ма? Все хорошо?

– Все хорошо, Илань. Доброе утро, – улыбнулась Джулия.

Чжан ждал Джулию в янтарной комнате. Он низко поклонился и предложил ей отведать тушеные куриные лапки с пряными травами, черепаховый суп и красноватый чай Хунча – Сердце Дракона.

– В китайской мифологии драконы – олицетворение высшей духовной силы, – проговорила Илань, протягивая Джулии миниатюрную чашечку. – Императоры сравнивали себя с драконами. Фигурками драконов люди украшают крыши, чтобы отпугивать от своих домов злых духов. А драконы на посуде помогают сохранять душевное равновесие и физические силы. Так что пей, Джулия, ведь запас сил тебе необходим, чтобы преодолеть трудный путь.

Джулия удивленно глянула на девушку.

– Сегодня мы отправимся в Алишань – мир облаков и дождей, – проговорил Чжан и поднялся. – Сегодня мы начнем наше восхождение, или поиск страны света – дэн гао, как говорят китайцы.

– А можно мне вначале позвонить родителям? – поинтересовалась Джулия.

Чжан и Илань переглянулись и заспорили о чем-то. Джулия вздохнула и, повернув голову к лунообразным зеркалам, в которых отражались узкие окна, хрустальные фонарики и стены, декорированные янтарным шелком, подумала, что поговорить с мамой ей не удастся ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Но она ошиблась.

– Цинн, пожалуйста, – проговорил Чжан, протягивая ей телефонную трубку.

– Привет, – бодрым голосом сказала Джулия.

– Джульетта! – раздался в ответ мамин голос. – Куда ты запропастилась? Мы с ног сбились, разыскивая тебя. Твои друзья Клер, Мейден, Чарльз просто обрывают телефон, пытаясь узнать, когда ты вернешься. А мы не знаем ничего. Где ты, Джульетта?

– В Китае, – ответила она. – У меня все хорошо. Мамочка, прошу тебя, не волнуйся за меня. Я счастлива, здорова…

– Когда ты вернешься? – строго спросила мама.

– Скоро, – соврала Джулия.

– Что сказать твоим друзьям? – поинтересовалась мама.

– Скажи им… – проговорила Джулия и замолчала. Клер, Мейден, Мэри, Чарльз, Джефри и даже Ричард показались ей посторонними людьми, с которыми у неё не могло быть ничего общего. Джулия поймала себя на мысли, что теперь с большим трепетом она думает о других людях, с которыми ее связывает единое стремление к познанию истины. Перед ее внутренним взором возник смущенный мотоциклист, смешно коверкающий слова извинения – «кис ми», седовласый старец Анх То, превращающийся в воина в серебряных доспехах, предупредительный капитан Джанг и немногословный Лонг, разлука с которым удручила её.

– Алло, алло, тебя не слышно, – взволнованно проговорила трубка. – Так что сказать твоим друзьям?

– Не говори им ни-че-го, – бодро проговорила Джулия и, прервав разговор, отправилась в свою комнату переодеваться.

– Счастливого пути. Дзаи цзянь, – сложив руки домиком, проговорила Илань.

– До свидания, – поклонилась ей Джулия. – Спасибо за гостеприимство. Сесе.

– Бу се, бу се, – рассмеялась Илань. – Не стоит говорить много слов, я все прочла в ваших глазах, Джулия. Удачи вам. Да хранит вас Всевышний.

Петляющая дорога, вымощенная красной черепицей, по которой шли Чжан и Джулия постепенно превратилась в тропинку, теряющуюся среди сочной зелени. Время от времени Чжан рассказывал Джулии о тех постройках, мимо которых они шли. Так Джулия узнала, что красный кирпич называют глиной красноволосых, что для его изготовления использовали подсахаренную воду, клейкую рисовую пасту и перетертые в пудру ракушки. А в деревеньке с красивым названием Цветение вишни – Янминыпань девять остроконечных стел установлены на спинах гигантских черепах в память о победах воинов доблестного полководца Чжэн Чэнгуна. Что вдоль дороги выстроено более двухсот больших и маленьких храмов, к которым ведут бесчисленные тропинки. Местные жители и паломники стараются каждый раз выбирать новый маршрут для своих восхождений, а не ходить проторенной дорогой.

– И, если тебе покажется, что мы сбились с пути, – улыбнулся Чжан, – не пугайся, это будет означать, что мы нашли новую, еще никому неведомую тропу.

Восхождение к вершинам Алишань было нелегким. В Серной долине – Люхуангу – самом страшном и таинственном месте, где теплые сернистые испарения, клубясь, вырывались вверх, заставляя путников замирать от неожиданности, Джулии и Чжану пришлось провести несколько дне. Обрушившийся на землю проливной дождь заставил их постучать в ближайший дом.

Старый китаец широко улыбнулся, приветствуя гостей:

– Рад видеть вас. Проходите к очагу.

– Скоро ли утихнет непогода? – поинтересовался Чжан.

– Непогода? – усмехнулся китаец. – Боюсь, вы останетесь моими гостями до самого праздника островитян. Но, я могу ошибаться. В Серной долине никогда нельзя сказать с уверенностью, что будет за окном через минуту. Да вот, полюбуйтесь сами.

По крыше забарабанил крупный град, ему на смену принесся ураган, затем на миг выглянуло солнце, чтобы вновь уступить место дождю и ветру.

Привыкшие к непредсказуемой погоде китайцы занимались своими делами, не обращая внимания на скучающих гостей. Чжан сидел у очага и сосредоточенно о чем-то думал, а Джулия сидела у окна, прижавшись лбом к стеклу, и пыталась предугадать, как изменится погода. Но ни разу не смогла этого сделать. Поняв, что в смене дождя, града, ветра и солнца нет никаких закономерностей, Джулия успокоилась и предалась простому созерцанию клубящихся серных облаков и, ползущего над горами тумана.

Радужный нимб, засиявший сквозь серую мглу, привел Джулию в восторг. Чжан улыбнулся кончиками губ:

– Пора. Серная долина отпускает нас.

– У вас есть пара часов, чтобы беспрепятственно удалиться отсюда, – сказал старый китаец, пожимая им руки. – Удачного восхождения.

– Спасибо, – поклонилась ему Джулия. – Сесе.

– Бу се, бу се, – помахал ей рукой старик.

Чжан быстро зашагал вперед. Джулия едва поспевала за ним.

– Нельзя ли идти помедленней? – спросила она.

– Нет. Нам надо спешить. Мы итак провели в Серной долине слишком много времени, – ответил Чжан.

– Зато мы смогли полюбоваться пугающей красотой, – сказала Джулия.

– Лучше бы мы любовались таинственно-завораживающей красотой света и радости, – пробурчал Чжан, чуть замедляя шаг.

– Надеюсь, что у нас еще будет возможность увидеть завораживающую красоту, – проговорила Джулия.

– Поберегите силы, – строго сказал Чжан. – Совершая восхождение, не стоит забывать о правильном дыхании, иначе энергия цин сыграет с вами дурную шутку.

– Я умолкаю, – приложив ладонь к губам, сказала Джулия. Чжан усмехнулся и ускорил шаг.

Ближе к полуночи они добрались до места предполагаемого ночлега – селения Фэнле. Одноэтажные, похожие друг на друга деревянные домики с плоскими крышами, покрытыми черным рубероидом, жались к горе, словно птичьи гнезда. Тонкие струи прозрачной воды стекали с вершины, обретая временное пристанище на крышах, чтобы потом ринуться вниз водопадами. Прохладный воздух был таким насыщенно-тягучим, что казалось, имел бархатисто-лиловый оттенок. Семена растений, похожие на стрекоз, медленно кружились над головами людей, не желая опускаться на землю.

В отличие от них Джулия не могла больше находиться в вертикальном положении. Она присела на округлый камень и вытянула вперед уставшие от долгой ходьбы ноги. Вдали послышался барабанный бой, похожий на конский топот. Джулии пригрезились огненные кони, скачущие по горным склонам. Мысленно наблюдая за ними, она почувствовала, как радость наполняет ее душу, проникает в каждую клеточку тела, а сердце, вторя барабанному ритму, становится белоснежно чистым.

– Вот ты и обрела покой сознания, – проговорил Чжан, глядя на умиротворенное лицо Джулии. – Теперь ты можешь встретиться с Дал ай Ламой.

Джулия удивленно вскинула брови.

– Не сегодня, – улыбнулся Чжан. – Завтра. Завтра нам предстоит новое восхождение – дэн гао.

– Минтянь, – проговорила Джулия, задумчиво глядя вдаль.

– Минтянь, – разнеслось по окрестности. – Завт-ра.

Новое восхождение было сложнее предыдущего. Дрейфующий туман свисал клочьями с деревьев так низко, что путникам приходилось пробираться почти наощупь.

– Вот так и мы блуждаем в этом мире, порой не зная, что выбранная тропа ведет нас к гибели, – назидательно проговорил Чжан.

– Может быть, нам стоит остановиться, оглядеться, переждать, – предложила Джулия.

– Нам стоит прислушаться, – улыбнулся Чжан. – Мы должны погрузиться в туманное «ничто», позволить себе ничем не обременять свои мысли, отказаться от тяготящих дум, стать соучастниками абсолютного настоящего здесь и сейчас, обрести внутреннюю безмятежность.

– Ах, если бы у нас всегда была возможность быть участниками абсолютного настоящего! – мечтательно проговорила Джулия. – Если бы…

– Ступая на путь духовных открытий, мы не исполнены жаждой победы. Мы понимаем, что в мире есть нечто более великое, чем то, что дает нам наша индивидуальная жизнь. Мы знаем, что никогда не проиграем, даже не получив ни одной награды.

– Ни одной награды, – повторила Джулия, наблюдая за, проглянувшим сквозь туман солнцем.

Дрейфующее туманное «ничто» медленно удалилось. Тропинка сделала зигзагообразный поворот и замерла у громадного баньянового дерева, ветви которого касались земли, преграждая путникам дорогу. Джулия испуганно взглянула на Чжана. Он улыбнулся, медленно приподнял, свисающие ветви, и проговорил:

– В горах много пещер, лабиринтов и подземных ходов, но отыскать их удается лишь достойным. Мы с тобой подошли к маленьким воротам – Сяомэнь, дающим возможность попасть в оазис Цимэй купающийся в солнечном свете.

Джулия бесстрашно шагнула под густую крону векового дерева, крепкие ветки которого лежали на металлических сетках, давая людям возможность беспрепятственно продвигаться вперед. Чжан сжал её руку и повел по лабиринту, в который едва проникал солнечный свет. Перед выходом из-под дерева, Чжан велел Джулии остановиться, сделать три глубоких вдоха и три выдоха, потом откинул ветки, словно театральный занавес и прошептал:

– Смотри.

– Ах! – воскликнула Джулия, увидев удивительную картину. В долине, окруженной со всех сторон веерообразными горами, расположился маленький городок. Пагоды с золотыми крышами стояли на берегу круглого, сверкающего бирюзовой чистотой озера. Ровные дорожки, мощеные белоснежным мрамором, разбегались от озера во все стороны, словно солнечные лучи на детском рисунке. Вдоль дорожек росли низкорослые деревья, подстриженные в форме ромбов, цилиндров и пирамид. Все они были увиты разноцветными орхидеями. Завершали ансамбль арочные перекрытия, опирающиеся на красные колонны в виде драконов. Чуть поодаль возвышалась трехэтажная пагода с красной черепичной крышей, на загнутых краях которой восседали гигантские птицы.

– Это озеро Чэнцин – кристально чистое, – проговорил Чжан. – Здесь можно плавать на лодках, рыбачить, наблюдать за золотыми рыбками, которые время от времени взлетают над водной гладью. Справа и слева чуть вдаются в озеро павильоны Весны и Осени – Чуньцугэ. Люди приходят туда, чтобы любоваться лотосами.

Дальняя пагода – это храм Саньфэнгун – место почитания божества по имени Ли Начжа – Феникс, рожденного, чтобы победить злых демонов. Легенда гласит, что появление на свет Феникса было сверхъестественным: его родила земная женщина Бэйгане, которая потом обрела бессмертие и стала женой Ли Цинна – главного стража Небесных ворот. Поэтому на воротах храма высечены статуи Бэйгане и Ли Цинна, а внутри храма находится статуя Феникса, у которого три головы, девять глаз с золотыми ресницами, восемь рук, в каждой он держит золотое оружие, а изо рта вырывается голубой дым. Мощные львы из красного мрамора стоят часовыми у основания ступеней, ведущих к пьедесталу, на котором восседает Ли Начжа – Феникс.

Но мы с тобой отправимся в храм Царей Трех Гор – Саншань Гаван, построенный триста лет назад в честь трех братьев Цзинь, Инь и Ду, которые были учителями человека, спасшего жизнь императору Цинской династии Шуньчжи. Император хотел воздать почести своему спасителю, но он отказался, сказав, что всем обязан трем братьям, научившим его законам истины, добра и совершенства. Тогда император сделал трех братьев царями в трех горных провинциях, а здесь возле озера Чэнцин выстроили храм, у входа в который восседают золотые лев и львица. Лев играет хрустальным шаром, а Львица придерживает лапой хрустального львенка. Пойдем в долину, Джулия.

Неспешно ступая по мраморным дорожкам, Джулия испытывала такое волнение, что боялась дышать. Весь этот мир, реально существующий мир казался ей нереальным и призрачным, могущим исчезнуть в любой миг. И даже когда распахнулись резные ворота храма и на ступенях появился монах в оранжевых одеждах, Джулия все еще не верила в реальность происходящего.

– Далай Лама ждет вас, – поклонившись, сказал монах.

– Удачи, – шепнул Чжан, подталкивая Джулию вперед. Она сделал несколько шагов и оглянулась.

– А вы, Чжан?

– Дай цзянь, Джулия, – улыбнулся он. – До свидания.

– Вэй шэмо? – воскликнула она. – Почему, почему, Чжан?

Вместо ответа он низко поклонился и, резко развернувшись, зашагал прочь.

– Ах, как невыносимы расставания, – тяжело вздохнула Джулия и, крепко сжав губы, чтобы не расплакаться, подумала:

– Увижу ли я тебя когда-нибудь, Чжан, или мы попрощались навсегда?

– Следуйте за мной, – проговорил монах.

Джулия медленно повернулась и пошла за ним в прохладные залы храма. В первом зале возле массивных резных колонн из красного дерева стояли позолоченные столы, на которых возвышались конусообразные глыбы из цельных кусков золота – горы Будды, как назвал их монах.

За главным залом находился зал поменьше с тремя алтарями, на которых были установлены три золотые статуи Будды. Один сидел на цветке лотоса, другой – на слоне, третий – на льве. В кадильницах и чашах курился фимиам, еле слышно позвякивали колокольчики.

– Это зал Будды, – сказал монах, приглашая Джулию последовать дальше в маленький зал, где не было ни одной статуи, ни одного изображения на стенах и потолке, лишь в центре на потемневшем от времени алтаре, лежал металлический диск, на котором был высечен иероглиф в форме дракона.

В глубине зала приоткрылась потайная дверь, из которой вышел невысокий человек.

– Дал ай Лама, – шепнул монах и удалился.

Джулия склонила голову, не зная как вести себя в присутствии столь сановитой особы.

– Рад снова видеть вас, дитя мое, – услышала Джулия знакомый голос.

– Не может быть, – выдохнула она, вглядываясь в лицо Далай Ламы. Сомнений не было. Перед ней стоял старец То Линх – Добрый Дух, благодаря которому она оказалась на Тибете. Только теперь старец был чуть выше ростом, а круглая голова его была гладко выбрита.

– Не может быть, – еще раз выдохнула Джулия, покачав головой.

– Метаморфозы Луны, – улыбнулся Далай Лама, приглашая Джулию последовать за ним.

Потайной коридор привел их в долину, похожую на отпечаток гигантской ступни. Странные растения, произрастающие в долине, переливались всеми цветами радуги, медленно покачиваясь из стороны в сторону.

– Худегу – Долина Бабочек, – проговорил Далай Лама.

– Бабочек? – воскликнула Джулия. В тот же миг сотни данаид вспорхнули с травы. В ярком свете их лиловые крылышки приобретали разнообразные оттенки. Джулия восторженно следила за их полетом.

– Здесь более четырехсот тысяч данаид и тигровых бабочек, – сказал Далай Лама. – Порой мне кажется, что это не бабочки, а эльфы, которые живут здесь по своим, неведомым законам. Наблюдая за живой природой, можно постичь законы совершенства.

– И красоты, – прошептала Джулия.

– И красоты, – подтвердил Далай Лама.

– Скажите, это Шамбала? – спросила Джулия.

– Нет, – покачал он головой. – Подожди минуту, и увидишь знак Шамбалы.

– Знак Шамбалы? – переспросила Джулия. Далай Лама кивнул и поднял руку вверх, указывая, откуда ждать этот знак.

Бабочки вновь опустились на зеленую траву, превратив долину в пестрый, переливающийся ковер. А через минуту в небе над долиной появился серебряный шар. Он замер на долю секунды и, молниеносно взмыв вертикально вверх, исчез из вида.

Далай Лама прикрыл глаза ладонями и облегченно вздохнул. Джулия внимательно наблюдала за ним, не решаясь задавать вопросы, боясь нарушить молчаливое спокойствие Долины Бабочек.

– Хочешь остаться здесь ненадолго? – спросил Далай Лама, не убирая рук от лица.

– Здесь, в этой долине? – прошептала Джулия.

– Не в этой долине, а у озера Чэнцин, – ответил он, глянув на Джулию.

– Хочу, – сказала она. – У меня…

– Много вопросов, – улыбнулся он, взяв Джулию под руку. – Позволь дать тебе совет: никогда не спеши задавать вопросы, вначале выслушай все, что тебе захотят сказать. Мудрый собеседник тот, кто умеет слушать других. Будь мудрой, Джулия Мэйсон.

– Постараюсь, – ответила она.

– Мой верный помощник, монах Тайчжун, проводит тебя, – сказал Далай Лама, распахивая перед Джулией потайную дверь. – Не ищи встречи со мной. Я сам призову тебя, когда придет время. Наблюдай, размышляй, делай выводы, Джулия Мэйсон.

В маленьком зале ее уже поджидал монах. Он улыбнулся ей, провел рукой по иероглифу, высеченному на металлическом диске, и сказал:

– Здесь написано – Кун – Мудрость.

Джулия подошла к потемневшему от времени алтарю и, положив руку на прохладный металлический диск, повторила:

– Кун – Мудрость. Мне следует быть мудрой.

– Следуйте за мной, – сказал монах Тайчжун и повел ее в селение Юэшицзе – Лунный мир.

Он привел Джулию к небольшому домику, похожему на десяток других домов и, оставив на попечение пожилой китаянки, удалился.

Китаянка ни слова не говорила по-английски, но это ничуть не смутило Джулию. Она уселась на ступени у входа в дом и принялась наблюдать за птицами, облаками и исчезающим за высокими горами солнцем.

Когда над землей сгустился сумрак и из-за туч выглянула бледная луна, Джулия поняла, почему местные жители назвали свое селение Лунным миром. Маленькие домишки, выстроенные из камня, бамбука, дерева и пальмовых ветвей, приобрели причудливые очертания, напоминающие складки плиссированных юбок и зубчатые гребни, между которыми петляли серебряные тропинки.

Китаянка строго глянула на Джулию, что-то выпалила скороговоркой, а потом, схватив ее за руку, потянула в дом, где, несмотря на теплую погоду, ярко горел очаг. Пламя обнимало поленья горячими руками, заставляя их весело потрескивать.

Несколько ребятишек жались к очагу, не обращая внимания на вошедших. Китаянка что-то громко сказала. Дети вскочила и бросились врассыпную. Китаянка довольно усмехнулась и, расстелив у очага циновку, предложила Джулии прилечь.

– Сесе, спасибо, – сказала Джулия, опускаясь на пол.

– Цин, цин, – радостно проговорила китаянка и погладила Джулию по голове. – Пожалуйста. Спи спокойно, дитя мое.

На рассвете монах Тайчжун потихоньку вошел в дом, разбудил Джулию и поманил её за собой. Она поспешно поднялась и послушно последовала за ним. Но через несколько минут, подумав, что некрасиво было уходить не попрощавшись, обернулась. Китаянка стояла на крыльце своего каменного домика и махала желтым платком. Джулия улыбнулась и помахала ей в ответ, прошептав:

– Сесе.

Словно услышав её слова, китаянка замахала платком еще сильнее. Джулия послала ей воздушный поцелуй и поспешила за монахом.

Он привел её к длинному известняковому тоннелю, слабо освещенному невидимыми светильниками, и проговорил:

– Это – Сяндун – Волшебная пещера. Она славится своими горячими источниками. Я нарочно привел тебя сюда на рассвете, чтобы никто не мешал тебе принять горячую ванну. Иди. Я подожду тебя снаружи.

– Спасибо, – проговорила Джулия. – Нынче ночью, укладываясь на старую циновку у очага, я мечтала о прохладном душе, а ты предлагаешь мне настоящую горячую ванну, о которой я даже не думала.

– Не простую ванну, а горячую ванну с минеральной водой, – поправил её монах, протягивая желтое махровое полотенце.

– Я начинаю верить в чудеса, – проговорила Джулия, прижав к лицу полотенце.

– Верить надо всегда, – назидательным тоном, сказал Тайчжун. – Только вера спасет человечество от неминуемой гибели. Только истинная вера.

Джулия понимающе кивнула и заспешила в полумрак известнякового тоннеля, где с потолка свисали причудливые сталактиты и сталагмиты, а мирно падающие капли отсчитывали время.

Погрузившись в горячую пузырьковую ванну, Джулия потеряла контроль над своим телом. Оно стало воздушно-невесомым. Вырвавшаяся из оков душа ликовала.

– Быть может, Шамбала – это мир внутреннего покоя? – мелькнуло в просветленном сознании Джулии. – Возможно, мир добра, радости и света скрыт внутри каждого из нас. Вот только не все могут понять это. И я разве думала о таком мире, пока не попала сюда? Да мне и в голову не приходило задумываться об этом. Зато теперь я не желаю думать ни о чем другом, кроме истины. Значит, теряя одно, мы обретаем иное, порой более важное. Потеряв веру в людей, я обрела веру в Бога. Но не в золотого божка, сидящего на цветке лотоса, а в Великого Единого Бога, сотворившего небо и землю. Он помогает мне, поддерживает меня, ведет к вершине познания. Он никогда не покинет меня. Никогда.

Увидев Джулию, выходящую из Волшебной Пещеры, монах Тайчжун поднялся и, низко поклонившись, проговорил:

– Вы стали другим человеком.

– Неужели это так заметно? – удивилась Джулия.

– Для человека с просветленным сердцем, да, – ответил он.

– Возможно, это чистая вода преобразила мою внешность, – улыбнулась Джулия.

– Я говорю про ваше внутреннее обновление, – спокойно произнес монах. – В ваших глазах появился свет истины. Постарайтесь сделать так, чтобы он не погас.

– Что для этого нужно?

– Быть мудрой, – улыбнулся Тайчжун и, подняв лицо к небу, добавил:

– Просите мудрости у Всевышнего, как это сделал царь Соломон.

– У Всевышнего, – повторила Джулия, подняв голову к небесам.

Большой серебряный шар замер над её головой, а через миг взмыл вертикально вверх, исчезнув из вида.

– Знак Шамбалы, – прошептал монах, прикрыв лицо ладонями.

– Знак Шамбалы? Что бы все это значило? – подумала Джулия, продолжая смотреть в небесную бездонность.

Тайчжун убрал ладони от лица, улыбнулся Джулии просветленным взглядом и повел её к озеру, окруженному пагодами, иным путем. Он привел Джулию в храм как две капли воды похожий на тот, в котором она встречалась с Дал ай Ламой. Но внутри эти храмы был абсолютно разными.

Поднявшись по пологим ступеням, Джулия вошла в восьмигранный зал, где на красном алтаре, покрытом позолоченной резьбой, возвышались две стеклянные статуи.

– Верхом на звере сидит бог Ада, а на лошади восседает богиня милосердия Гуаньинь, которой молятся о рождении сыновей, – проговорил Тайчжун. – По количеству деревянных палочек, изогнутых полумесяцем, можно судить о числе почитателей Гуаньинь.

Весь пол от входа до алтаря был выложен изогнутыми палочками. На них стояли курильницы в виде пагод, в которых дымились благовония. Высокие жертвенные свечи горели по обе стороны от статуи Гуаньинь.

– Тайчжун, ты говоришь, что люди кланяются Гуньинь, но ведь на этом алтаре две статуи? – проговорила Джулия, указав на сидящего на звере мужчину. Тайчжун ничего не ответил. Он лишь развел руками, предлагая Джулии самой сделать выводы, и повел её в другой зал. Здесь на пьедестале, украшенном драконами, восседал воин с красным лицом.

– Гуань Гунн – покровитель ремесел и торговли. Он является для китайцев символом мужества, верности и благородства, – сказал Тайчжун и пошел вперед по галерее, украшенной лежащими, сидящими и скачущими лошадьми. Перед резной дверью он остановился, велел Джулии три раза глубоко вздохнуть и потом широко распахнул двери в зал, от пола до потолка украшенный старинными иконами в золотых окладах. В центре зала на высоком троне восседал нефритовый Будда. Справа и слева над его головой висели громадные счеты, каждая из бусин которых была размером с дыню.

– Приходя сюда, люди видят, что нефритовый император ведет учет их достоинствам и недостаткам, – проговорил монах, указывая на равное количество бусин, отложенных на правых и левых счетах.

– По-моему, недостатков у людей больше, чем достоинств, – скептически заметила Джулия.

– Ты говоришь так потому, что смотришь на мир глазами тела, а не души, – проговорил Тайчжун, строго глянув на Джулию. – Измерять людей самими собой – неразумно. Но, к сожалению, иной меры у нас нет. Зато она есть у Всевышнего. Пойдем, я провожу тебя в сад, где любят отдыхать бабочки. Там, в прохладной тени ты сможешь о многом поразмышлять.

Джулия послушно пошла за монахом. Миновав дугообразный мост, который охраняли с обеих сторон добродушные львы, они вошли в небольшой сад в виде семиконечной звезды. Яркие клумбы, белые мраморные дорожки, взлетающие вверх струи фонтана, рассыпающиеся радугой брызг, заставили Джулию замереть. Тайчжун беззаботно рассмеялся. Он усадил Джулию на резную скамеечку и, предложив дождаться прилета данаид, удалился.

– Как все запутано в этом мире, словно кто-то нарочно сплел все судьбы в единый клубок, – думала Джулия, наблюдая, как с неба на землю разноцветными снежинками летят бабочки.

– Почему нельзя быть такой же беззаботной, как эти хрупкие создания? – спросила Джулия и сама ответила на свой вопрос:

– Наверное, потому, что я родилась человеком. Мне отмерена долгая жизнь, а маленькой данаиде позволено порхать с цветка на цветок два-три дня, чтобы потом… Пожалуй, не стоит думать о том, что случится потом с этими созданиями. Сегодня, сейчас они радуют нас своей красотой, и это прекрасно. Если бы каждый из нас мог дарить радость, как это делают цветы, деревья, птицы, то, наверное, жизнь на земле стала бы иной. Но…

  • Мы живем в мире злобы, коварства и лжи,
  • Мы куда-то торопимся, вечно спешим,
  • И не видим, как к небу стремится побег,
  • Мы живем в век компьютеров, в бешеный век…

– Какое счастье, что я вырвалась из привычного мира и отправились вверх по Меконгу, вверх по пути познания! Но, что же я буду делать потом, когда настанет время возвращаться? – Джулия тряхнула головой и поднялась. Неожиданная мысль испугала и огорчила её.

Джулия принялась мерить шагами расстояние от клумбы до клумбы, не обращая внимания на переполох, произошедший среди данаид. Напуганные неожиданным вторжением в свой мир безмятежного спокойствия, они бросились врассыпную. Сад осиротел. Яркие краски поблекли. А Джулия все шагала и шагала по белым мраморным дорожкам, пытаясь справиться с волнением.

– Я не смогу остаться здесь навсегда, – тяжело вздохнула она, вновь опустившись на резную скамеечку. – Я не смогу здесь жить. Чем я буду заниматься? Кланяться многочисленным статуям? Печь фигурки из теста, чтобы потом продавать их, как сувениры? Но кому? Сюда не приезжают туристы. Дорогу к озеру найдет не каждый местный житель. Но самое главное, что я здесь чужая… Нет, я случайно залетевшая в эти края бабочка-лимонница, и моя маленькая жизнь заканчивается здесь, чтобы дать начало новой жизни. Да-да, я стану гусеницей, похожей на миллиарды, живущих в других краях и не подозревающих о дивной красоте, существующей за горами. Нет… – Джулия поспешно поднялась и вновь принялась ходить по дорожкам. – Я не стану гусеницей. Я останусь навеки крылатым созданием… Я буду эльфом, мечтающим о радужном саде в виде семиконечной звезды, в котором любят отдыхать бабочки!

Джулия остановилась у фонтана, умыла лицо холодной водой и громко сказала:

– Я готова испить и эту чашу, и будь, что будет.

– Ты действительно готова к испытаниям, Джулия Мэйсон? – раздался за её спиной голос. Джулия оглянулась. Прямо перед ней стоял Далай Лама.

– Не знаю, – пожала плечами Джулия, потупив взор.

– Я считал тебя более решительной, дитя мое, – проговорил Далай Лама, погладив Джулию по плечу.

– А я думала, что вы – странствующий монах То Линх, – сказала Джулия, подняв голову.

– Ты не далека от истины, – улыбнулся он. – Мне приходится прибегать к маскараду, чтобы выполнить возложенную на меня миссию.

– Миссию? – прошептала Джулия, удивленно вскинув брови. И тут же приложила ладони к губам, вспомнив наставления старца: «Научись слушать. Внимательный собеседник не станет задавать поспешных вопросов».

Далай Лама улыбнулся и пригласил Джулию присесть на резную скамью. Несколько минут они сидели молча, слушая журчащие звуки фонтана и трепетание крылышек возвращающихся в сад разноцветных данаид.

– Тибетские легенды донесли до нас точные сведения о Сынах Неба, – негромко заговорил Далай Лама. – Первый император Хуан Ди и его сподвижники прилетели на землю из созвездия Орион. Они построили в горах город, в котором было все, о чем ещё только мечтают современные люди. Сыны Неба учили местных жителей разным наукам, ремеслам, искусствам, объясняли, что только достигшие совершенства смогут попасть в Долину Бессмертных – Шамбалу. Но люди решили не искать золотую птицу Истину, на крыльях которой можно было добраться до Шамбалы. Они захотели создать Страну Света здесь, на земле, предав забвению слова Сынов Света:

– Не делайте богов серебряных или богов золотых, ибо они ничему научить вас не смогут. «Вот они обложены золотом и серебром; но дыхания в них нет. А Господь во святом храме Своем: да молчит вся земля пред лицом Его!»[6] «Боящиеся Господа! уповайте на Господа: Он – наша помощь и щит. Бог наш на небесах; творит все, что хочет. А их идолы – серебро и золото, дело рук человеческих. Есть у них уста, но не говорят; есть у них глаза, но не видят; есть у них уши, но не слышат, есть у них ноздри, но не обоняют; есть руки, но не осязают; есть ноги, но не ходят, и они не издают голоса гортанью своею. Подобны им будут делающие их и все, надеющиеся на них».[7]

– Но, почему же вы, зная все это, находитесь здесь среди множества идолов, изваяний и икон? – воскликнула Джулия, не в силах более скрывать удивление.

– Людей, впитавших идолопоклонство с материнским молоком, не так-то просто направить на путь истины, – пристально глядя в неведомую даль, проговорил Далай Лама. – Меняются поколения, одни ваяют идолов, другие их разрушают, третьи собирают разбитые черепки, чтобы вновь увидеть перед собой немого кумира. Люди постоянно заняты важным на их взгляд делом – созидания святынь. Но никто не задает себе простой вопрос, а нужно ли все это?

– Наверное, кому-то нужно, – задумчиво промолвила Джулия.

– Вот именно, – ухмыльнулся Далай Лама, – кому-то. Но ведь каждый человек будет отвечать за самого себя, когда предстанет пред Всевышним. Поэтому каждый должен решать сам, каким путем ему идти. Нужно ли отыскивать Шамбалу – страну света, добра, справедливости, любви и милосердия или лучше оставить все, как есть, и продолжать жить в стране печали, горя и забот Бэйгане…

Моя миссия состоит в том, чтобы помочь людям увидеть разницу между светом и тьмой, между Шамбалой и Бэйгане. Ежегодно многочисленные паломники приходят сюда тысячами тропинок, а покидают эти места, выбрав одну из двух возможных дорог, – Далай Лама поднялся и, глянув на Джулию сверху вниз, проговорил:

– Тебе тоже предстоит сделать свой выбор… Оставайся, мне нужны помощники.

– Позвольте мне подумать, – потупив взор, прошептала Джулия.

– Мудрый ответ, – похвалил её Далай Лама. – Никогда не стоит давать поспешные обещания, а потом раскаиваться. Пусть твое «да» будет «да», а «нет» – «нет»… Ступай, Тайчжун проводит тебя к озеру Чэнцин. Полюбуйся золотыми рыбками, взлетающими над водой, сине-фиолетовыми лотосами, которые растут только здесь, и подумай. Хорошенько подумай, Джулия Мэнсон, чтобы потом ни о чем не жалеть.

– Хорошо, – сказала Джулия и, поклонившись, медленно пошла к выходу из сада, о котором мечтают бабочки.

До самого заката Джулия сидела на берегу озера Чэнцин, окруженного пагодами с золотыми крышами и думала, думала, думала. Чаши весов склонялись то в сторону положительного, то в сторону отрицательного ответа, и Джулия никак не могла решить, что же ей делать. Она прижала ладони к лицу и низко опустила голову, надеясь, что так быстрее придет нужное решение. И оно пришло. Маленькая китаянка тронула Джулию за плечо и, протянув сине-фиолетовый цветок лотоса, проговорила:

– Лиен.

– Лотос, – улыбнулась Джулия, принимая его из рук девочки.

– Ло-то-с, – повторила малышка и захлопала в ладоши. – Лиен – ло-тос!

А потом, ткнув себя в грудь пальчиком, проговорила:

– Во цзяо Ланьюй.

– Тебя зовут Ланьюй – Орхидея. Какое чудесное имя, – улыбнулась Джулия. – А меня зовут Джу… Нет, меня зовут Лиен – Лотос.

Девочка недоверчиво посмотрела на Джулию и еще раз проговорила:

– Во цзяо Ланьюй.

– Ах, прости, моя дорогая, ты же не понимаешь по-английски, – спохватилась Джулия и назвала свое имя по-китайски: – Во цзяо Лиен.

– Лиен – Ло-тос? – воскликнула малышка, тронув щеку Джулии теплой ладошкой. – Ло-тос, Ло-тос, Лиен.

– Нэн, – улыбнулась Джулия. – Да, милая, меня зовут Лиен.

Девочка повернулась к озеру и, показав на него пальчиком, требовательно спросила:

– Чжэ цзяо шэмо?

– Ты хочешь знать, как это называется на моем языке? – улыбнулась Джулия. Малышка ткнула пальчиком в озеро и еще раз спросила:

– Чжэ цзяо шэмо?

– Это – озеро, – сказала Джулия.

– О-зе-ро, – нараспев повторила девочка и потянула Джулию за собой. Она указывала пальчиком на цветы, деревья, пагоды, людей и птиц и требовательно спрашивала:

– Чжэ цзяо шэмо?

Джулия терпеливо объясняла малышке новые слова, все больше и больше понимая, какое решение ей необходимо принять. А когда солнце скрылось за горизонт, и Ланьюй, поцеловав её в щеку, убежала, то решение было принято окончательно.

Войдя в зал храма, где на потемневшем от времени алтаре лежал металлический диск с иероглифом в виде дракона, означающим мудрость, Джулия громко сказала:

– Я согласна вам помогать.

– Мудрое решение, – улыбнулся Далай Лама, пристально глядя ей в глаза. – Выбери себе место, где бы ты хотела остаться. Любое место, кроме этого.

– Я уже выбрала, – выдержав его взгляд, сказала Джулия. – Это маленькая плавучая деревня в Лаосе.

– Ты необыкновенно смышленая девушка, Джулия Мэнсон, – похвалил её Далай Лама. – Завтра Тайчжун проводит тебя. Завтра – минтянь… А сегодня, – он хитро улыбнулся, – сегодня весь город в твоем распоряжении. Сегодня для тебя нет никаких запретов. Я предлагаю тебе безграничную свободу…

– Позвольте мне еще раз побывать в Долине Бабочек, – попросила Джулия. – Ничего подобного я не смогу увидеть больше нигде.

– Нигде, – подтвердил Далай Лама, распахивая перед ней потайную дверь.

Джулия шагнула за порог и попала в залитую лунным светом долину, над которой порхали тысячи данаид. Их крылышки сияли и переливались фосфорицирующим светом, и казалось, что долина украшена множеством разноцветных, трепещущих на ветру огоньков. Эти огоньки время от времени брали в руки люди в белоснежных одеждах и поднимались вверх, чтобы осветить темнеющий небесный свод мириадами звезд.

– Метаморфозы Луны, – прошептала Джулия.

– Посланники Вечности, – поправил её То Линх.

На рассвете Джулия и Тайчжун отправились в обратный путь. Стремительное течение подхватило небольшое суденышко и понесло его вниз по Меконгу. Джулия не успела опомниться, как остались позади высокие горы, поросшие сочной зеленью и увитые разноцветными орхидеями деревья.

– Не стоит грустить, – глядя на печальную Джулию, сказал Тайчжун. – Ты всегда сможешь вернуться к озеру Чэнцин.

– Правда? – с надеждой спросила Джулия.

– Да, – сказал Тайчжун. – Правда. Только новое восхождение тебе придется совершать одной, без провожатых. Если помыслы твои будут чисты, то достичь Долины Бессмертных не составит большого труда, а если нет…

– То я потеряюсь в горах, и никто не сможет меня отыскать, – обреченно проговорила Джулия, глядя в серьезные глаза монаха.

– Никто, – подтвердил он. – Мэй гуанси…

– А бывает такое, что Далай Лама То Линх посылает за кем-нибудь? – с надеждой спросила Джулия.

– Нэн, – кивнул монах. – Да. Но у такого человека должно быть сердце, подобное сердцу Дракона.

– Сердце, подобное сердцу Дракона? – удивленно переспросила Джулия. – Что это значит?

– Это значит, что сердце должно сиять во тьме, подобно Луне на небосводе, – ответил Тайчжун.

– Но заставить сердце светиться во тьме невозможно, – воскликнула Джулия.

– Возможно, – хитро улыбнулся монах. – Ведь, если камни сияют, почему бы не засиять и человеческому сердцу?

– Что-то я ничего не слышала про сияющие камни, – нахмурилась Джулия.

– Бьюсь об заклад, что до этого путешествия ты вообще ни о чем не слышала! – воскликнул Тайчжун.

– Готова поспорить с тобой, Тайчжун, – спокойно сказал Джулия. – До поездки сюда я закончила Оксфорд, изучила…

– Верно, верно, верно, – замахал руками монах. – Я хотел сказать, что ты ничего не знала о тех чудесах, которые являются неотъемлемой частью нашей жизни. А, узнав о них, ты решила предать забвению все, что прежде считала важным и значимым.

– Ну, допустим, не все, а кое-что, – улыбнулась Джулия.

Тайчжун беззаботно рассмеялся.

– То Линх очень тебя хвалил. Я горжусь знакомством с тобой, Джулия Мэнсон. И, чтобы доказать, что это не простые слова, я покажу тебе Сердце Дракона.

– Сердце Дракона? – переспросила Джулия. Тайчжун кивнул. – Но разве Драконы не вымышленные существа?

– Я не могу дать тебе ни положительный, ни отрицательный ответ, – пожал плечами монах. – Одно я знаю наверняка, что Сердце Дракона – это не вымысел, и ты его сама скоро не только увидишь, но и сможешь взять в ладони.

– В ладони? – воскликнула Джулия, совершенно сбитая с толку.

Тайчжун ничего не сказал, а принялся усердно работать веслом.

Джулия намочила в реке платок и приложила ко лбу, подумав, что монах просто решил её разыграть. Но у него и в мыслях этого не было. Он выполнял приказ Дал ай Ламы: проводить Джулию Мэнсон к заветному хранилищу Сантимэнь, где скрывали от любопытных глаз Сердце Дракона.

Суденышко ткнулось носом в берег, поросший высокой травой. Тайчжун помог Джулии выбраться на сушу, и крепко сжав её руку, повел за собой по петляющей тропе. Джулия не пыталась запоминать дорогу, зная, что это бесполезно. Она с интересом разглядывала сочную растительность, слушала треск кузнечиков и прерывистую птичью перекличку.

– Саньтимэнь – Ворота Трех Земель, – проговорил Тайчжун и остановился.

Джулия с любопытством огляделась. Холмистая местность, открывшаяся её взору, напоминала панцирь гигантской черепахи, в центре которого стоял полукруглый дом из серого камня с соломенной крышей. От него в четыре стороны вели ровные белые дорожки. Они упирались в резные деревянные ворота квадратного каменного забора.

– В основании дома девять мраморных колец, – проговорил Тайчжун таинственным тоном. – Девять – главная цифра для всех китайцев, а здесь – место особенное, поэтому цифра девять повторяется много-много раз. Девять ступеней с четырех сторон. Девять мраморных оснований. Девять кругов на каждом основании. Идем, Джулия, ведь самое важное скрыто внутри. И это тоже весьма символично, потому что и человеческая красота скрыта внутри, равно как и душевное уродство…

Джулия последовала за монахом, считая ступени и круги. Их было девять. В центре последнего основания стоял круглый алтарь, на котором в серебряной чаше, декорированной желтым шелком, лежал круглый шар бледно-зеленого цвета.

– Сердце Дракона! – торжественно проговорил Тайчжун и, сложив на груди руки, поклонился.

Джулия несколько раз обошла вокруг алтаря, внимательно разглядывая матовую, непрозрачную поверхность шара.

– Что в нем такого особенного, что ему воздают такие почести? – подумала она, а вслух сказала:

– Никогда бы не подумала, что у Дракона зеленое сердце.

– Не зеленое, а светящееся, – поправил её Тайчжун, укоризненно покачав головой. Он прикрыл глаза, несколько раз поклонился и, аккуратно вынув шар из серебряной чаши вместе с желтым шелком, потребовал:

– Протяни руки ладонями вверх, соединив их так, словно хочешь удержать воду.

Джулия безропотно повиновалась. Тайчжун бережно вложил Сердце Дракона в её чуть вздрагивающие ладони и улыбнулся.

От камня исходило такое тепло, словно он был живым существом, специально принявшим форму бледно-зеленого шара. Джулия поднесла руки к лицу, чтобы получше рассмотреть, что же в действительности Тайчжун вложил в её ладони. Но это был тот же круглый бледно-зеленый матовый шар, который она видела в серебряной чаше.

– Подожди немного, – загадочным тоном проговорил Тайчжун, поспешно закрывая девять округлых окон.

На миг воцарилась кромешная тьма. А потом в ладонях Джулии затрепетал слабый свет. Камень приобрел вначале бледно-голубой оттенок, потом побелел, при этом свечение его усилилось. Свет был таким ярким, что можно было запросто прочитать надписи на стенах, полу и алтаре.

– Только в добрых руках сияет Сердце Дракона, – негромко проговорил Тайчжун. – Злой человек, взявший в руки этот камень, превратится в прах. Огонь, вырвавшийся из пасти дракона, поглотит его. Подними голову вверх, Джулия Мэйсон, – голос монаха зазвучал громче.

Джулия глянула вверх. Прямо над её головой располагалась громадная драконья морда со злобно сверкающими глазами. В зубах Дракон держал черный шар точно такого же размера, как тот, что светился в руках Джулии. На красном, высунутом из пасти, языке Дракона дрожала бриллиантовая капелька, готовая в любой миг сорваться вниз.

– Поклянись, что никому не расскажешь о том, что видела Сердце Дракона, – приказал Тайчжун.

– Клянусь, – прошептала Джулия, глядя в сверкающие глаза Дракона.

Бриллиантовая капля сорвалась вниз и опустилась Джулии на лоб. Она ойкнула, прижала светящийся каменный шар к груди и зажмурилась. Приятное тепло разлилось по её телу, сделав его невесомым, позволив душе закружиться над землей маленькой данаидой…

Джулия не помнила, как они с Тайчжуном вернулись к лодке, о чем говорили дорогой, как отчалили от берега. В её памяти осталось лишь ощущение легкости, тепла и яркого света, освещающего самые потаенные уголки сознания, в которых ещё прятались пороки, мешающие Джулии достичь совершенства.

В плавучей деревне Джулии оказали теплый прием, выделили отдельную лодку, принесли еды и воды для питья и умывания.

– Ты нужна им, Джулия, – проговорил Тайчжун, прощаясь. – Я верю, что у тебя все получится. До скорой встречи у кристально чистого озера Чэнцин.

– Дзаи цзянь, – улыбнулась Джулия, пожав крепкую руку монаха.

– Ах, почему нам приходится расставаться с теми, кто дорог? – подумала она, глядя в черные глаза Тайчжуна.

– Без прощаний не было бы встреч, – проговорил он, словно угадав её мысли. – Дзаи цзянь. До свидания, Джулия.

– Спасибо за это путешествие, – поклонившись, сказала она.

– Я был рад сопровождать вас, мисс Джулия, – сказал Тайчжун, пытаясь развернуть свою лодку.

– Ни джао шен мо мин джи? – раздался звонкий детский голосок.

– Она спрашивает, как тебя зовут? – громко сказал Тайчжун, переведя слова маленькой черноволосой остроглазой девочки, которая с любопытством смотрела на Джулию.

– Маня зовут Джулия, – присев на корточки, сказала Джулия, но тут же исправилась:

– Во цзяо Лиен.

– Джао Лиен! – закричала малышка, ловко перескакивая с лодки на лодку.

– Ты выбрала себе красивое имя, Джулия Мэнсон, – похвалил её монах. – Лиен – Лотос – любимый цветок лаосцев.

– Это имя дал мне мой поводырь Лонг, когда мы плыли вверх по Меконгу, – проговорила Джулия, вспомнив немногословного вьетнамца с серьезными глазами.

– Дракон Лонг дал тебе верное имя, – улыбнулся Тайчжун. – А другой Дракон одарил тебя бриллиантом…

Джулия машинально прижала ладонь ко лбу, но ничего не почувствовала. Лоб был ровным и гладким, как всегда.

– Ценность подарка Дракона состоит в том, – лукаво улыбнулся Тайчжун, – что его никто, кроме тебя не увидит. Так же, как и свет твоего сердца, который сможет увидеть только Всевышний. Прощай. Мне пора возвращаться к озеру Чэнцин.

– До свидания, – проговорила Джулия, легко оттолкнув лодку Тайчжуна.

– Сколько я смогу прожить здесь, в этой плавучей деревне, лишенной признаков цивилизации, неделю, месяц, год? – подумала Джулия, озираясь по сторонам. – Трудно сказать…

Она прожила в плавучей деревне полтора года. Время пролетело стремительно, несмотря на то, что вначале Джулии было невыносимо трудно общаться с жителями. Они не понимали её языка, она их. Приходилось использовать язык жестов. Неизменно на помощь Джулии приходили дети. Они заглядывали ей в глаза и, казалось, читали её мысли, потому что едва она произносила фразу, мальчишки и девчонки дружно произносили её по-лаосски.

Благодаря общим усилиям в деревне появилась плавучая школа, которую разукрасили яркими красками. С раннего утра до позднего вечера в школе не смолкали детские голоса. Джулия радовалась успехам своих подопечных, а вечерами, оставшись одна, пела от счастья. Но были и пасмурные дни, когда она, обливаясь горючими слезами, молила Всевышнего о помощи, ругая себя за безрассудство. С рассветом приходило успокоение. Джулии следовало приниматься за важные дела, которые кроме неё не мог сделать никто.

Стрелки часов совершали неспешный оборот, отсчитывая прожитые дни, недели, месяцы…

Однажды дверь классной комнаты, где Джулия вела урок, распахнулась, и на пороге замер немногословный вьетнамец.

– Как поживаешь, Лиен? – спросил он своим низким, грудным голосом.

– Ло-о-о-о-о-нг! – воскликнула Джулия и бросилась в его объятия. – Как же я рада тебя видеть. Как ты нашел меня?

– О, – прищелкнул он языком. – Найти малышку Лиен вездесущему Дракону Лонгу не составило особого труда. А не навестил я тебя раньше лишь потому, что я был в дельте Меконга, и мне потребовалось некоторое время, чтобы добраться сюда.

– Что же мы стоим в дверях? – всполошилась Джулия. – Проходи, присаживайся. Дети, это мой самый большой друг – мистер Лонг.

– Как ваши успехи? – поинтересовался Лонг, глянув на притихших ребятишек.

Они оживились и наперебой принялись рассказывать ему обо всем, что узнали от Джулии. Лонг одобрительно кивал и улыбался, а Джулия с нескрываемым восторгом смотрела не него, думая о том, что ужасно соскучилась по всем, с кем была знакома прежде. Ей захотелось позвонить в Англию, узнать последние новости о Чарльзе, Мейден, Мэри, Джефри, Клер и даже Ричарде. Хотя мысли о нем заставили сердце Джулии сжаться от обиды.

– Я все еще не простила его, – нахмурилась Джулия. – Это плохо…

– Это плохо, – строго сказал Лонг. – Плохо, что ты не умеешь выбирать между «да» и «нет».

Джулия вздрогнула и уже начала подбирать слова для оправдания, но поняла, что вьетнамец обращается не к ней, а к малышке Чау – Черной Жемчужине, любимой её ученице.

Девочка стояла перед Лонгом потупя взор и теребила край длинной холщевой рубахи.

– Не стоит быть с ней очень строгим, – обняв Чау за плечи, проговорила Джулия. – Она одна из лучших учениц. Я думаю, у неё большое будущее.

– А я не думаю, а уверен в этом, – рассмеялся Лонг. Чау подняла голову и, глянув на него своими открытыми, излучающими радостный восторг глазками, сказала:

– Спасибо. Вот увидите, я непременно научусь различать добро и зло. Я обязательно отправлюсь вверх по Меконгу, как Лиен, чтобы монах То Линх поведал мне скрытые тайны.

– Так и будет, дитя мое. Так и будет, – проговорил Лонг, проведя рукой по блестящим иссиня-черным волосам Чау.

Джулия отпустила детей и пригласила Лонга в свою лодку.

– У тебя здесь настоящее европейское жилище, – присвистнул Лонг, усаживаясь на мягкую подушку у невысокого столика. – Где ты все это взяла?

– Мои ученики постарались, – улыбнулась Джулия.

– Мои ученики, – повторил он, пристально посмотрев ей в глаза.

– От обиженной на весь мир девчонки не осталось и следа. Я рад, что ты повзрослела, Лиен… Джу-ли-я…

– О, ты даже помнишь мое имя? – обрадовалась Джулия.

– Я и не собирался его забывать, – хитро улыбнулся Лонг. – Просто имя Лиен – Лотос больше подходит для девушки, отыскивающей смысл жизни, пытающейся познать истину. Скажи, что я не прав.

1 Притчи 12:19.
2 Притчи 14:15.
3 Книга Пророка Аввакума 2: 18–20. Псалтырь 10:4, 6–7.
4 Книга Пророка Исаии 66: 15–16.
5 Мы – сообщество падающих, а не сообщество стоящих.
6 Книга Пророка Аввакума 2: 19–20.
7 Псалтырь 113:19, H-H.
Продолжить чтение