Читать онлайн Черные клинки. Ветер войны бесплатно

Глава 1. За все приходится платить

Мертвец

Бенжу, не в силах подняться, лежал и просто смотрел на полог шатра, разглядывая танцующие отблески костра. Контакт с Учителем дался тяжело и отнял остатки сил, но заставлять господина ждать дальше было нельзя. Бенжу и так слишком затянул с докладом – со дня битвы прошло почти две недели. Все это время он был слишком слаб, чтобы использовать лимб. Израненное тело отчаянно нуждалось в покое, а вместо этого приходилось проводить в седле целые дни напролет.

Проклятый Перешеек!

Стоило закрыть глаза, как память тут же возвращала к сражению. Победа едва не окончилась собственной погибелью. Чертов упрямец Денар! Возомнил себя героем. Устроил бойню, вместо того чтобы поступить как полагается наемнику – растоптать в пыли свою гордость да продать меч тому, кто больше платит. И чего добился в итоге? Сотни людей теперь кормят падальщиков, включая самого Денара… такова, значит, цена чести?

…Когда Бенжу пришел в себя после битвы, ему показалось, что вокруг – стая животных, а не люди, пусть и не самые цивилизованные.

Наемники с хищными взглядами рыскали по усеянному трупами двору, изредка наклоняясь, чтобы присвоить приглянувшуюся вещицу. Один солдат удачи радостно вскрикнул и прыгнул к лежащему телу. Через мгновение он с победоносным видом поднялся, держа окровавленное ухо с блестевшим в нем золотым кольцом. Выдернув серьгу зубами, падальщик зачем-то сунул ухо в карман и принялся разглядывать добытую драгоценность, вертя ее на солнце.

Бенжу в отвращении отвернулся. Как оказалось – лишь для того, чтобы увидеть еще более мерзкую сцену. Пара дюжин солдат со спущенными штанами, отталкивая друг друга, искали возможности совокупиться с двумя или тремя девушками (из-за мелькания голых задов Бенжу не мог разглядеть, сколько их). Наверное, служанки, которые на свою беду пережили эту бойню.

Девушки истошно вопили, но их крики заглушали грубые голоса, нестройно горланящие что-то отдаленно напоминающее песню. Судя по тем немногим словам, что удалось разобрать, – весьма похабную.

Бенжу было хотел прекратить эту оргию, но второй мыслью он справедливо решил, что девушек уже не спасти. Он направился в сторону цитадели.

Возле входа еще одна группа солдат удачи развлекалась казнью купцов, выбравших для путешествия не тот караван. Четверо повешенных торговцев уже кормили мух на всеобщем обозрении, а оставшиеся в живых балансировали, стоя на плечах своих слуг. Положение купцов усложнялось тем, что на шеи им набросили веревки, привязанные к выступам на башне, а руки связали за спиной. Несчастные слуги едва ли чувствовали себя лучше, чем их хозяева. Наемники, развлечения ради, стреляли им под ноги, заставляя удерживать немалый вес своих господ то на одной, то на другой ноге. Если кто-то пытался убежать или в измождении падал на землю, то его тут же настигал смертельный выстрел.

Бенжу вошел в башню и принялся подниматься по винтовой лестнице.

Внутри царил еще больший хаос, чем снаружи. Головорезы дрались друг с другом за купеческие товары: раздирали на лоскуты дорогие ткани, били изысканный фарфор, двое подонков не поделили ящик бесценного Сидрийского – бутылки выпали на пол, и искрящееся золотом вино запенилось на грязных камнях.

Когда Бенжу наконец осилил подъем, дыхание сбилось, и он едва держался на ногах. Но на последнем этаже он нашел свою цель. Того, кто уже послужил причиной смерти сотен людей, а скоро принесет погибель тысячам.

Рыжеволосый паренек забился в угол, таращился круглыми от ужаса глазами на жестокую драку, что шла вокруг. Дюжина особо жадных и, похоже, особо глупых наемников попыталась заявить свое право на пленника. На их пути встали четверо переживших бойню самаджи. Воины Учителя были похожи на каменные изваяния: ни тени сомнения или страха не отражалось на их сосредоточенных лицах. Ноги полусогнуты, мечи в руках. Они бились с уверенностью и спокойствием. Два солдата удачи уже валялись на полу со вспоротыми животами, но оставшиеся теснили воинов Учителя количеством.

Увидев Бенжу, наемники забормотали проклятия. Большинство опустили оружие, но пара темнокожих геносийцев, огромных и уродливых, решительно двинулась прямо на него. Бенжу стиснул зубы. Сил едва хватало на то, чтобы держаться на ногах. Ни о каком сражении не могло идти и речи.

Тем не менее он выпрямился.

– Давай, – прохрипел Бенжу в сторону, по всей видимости, самого опытного солдата, на лице которого красовалось больше всего шрамов,– давай! – повторил он, усилив голос с помощью Архэ – то немногое, на что сейчас хватило сил.

Геносиец на миг замешкался. Но через миг снова двинулся вперед.

– Сделай еще шаг – и я всажу твой меч тебе же в кишки! – слова Бенжу громыхали, отражаясь от каменных стен.

Темнокожий гигант замер, взгляд его заметался между Бенжу и собственными подельниками. Когда уже казалось, что сейчас наемник бросится в атаку, он все же опустил клинок. Еще мгновение поколебавшись, плюнул на пол и пошел к лестнице, огибая Бенжу по широкой дуге, словно ядовитую гадюку. За ним последовали и остальные солдаты.

Бенжу едва сдержал стон облегчения. Даже его нечеловеческие силы давно находились за пределом своих возможностей.

Так аманат, наконец, оказался в его власти.

Радость успеха омрачила новость о том, что халду, который оставался пленником в лагере, бежал. Как только маг доберется до цивилизации (а в том, что ему это удастся, Бенжу не сомневался), Орден направит все свое могущество, чтобы вернуть заложника. Теперь Бенжу должен опередить мага и оказаться в Столице к тому времени, когда халду начнут действовать…

Бенжу встал. От боли, вызванной напряжением срастающихся мышц, он издал полухрип-полустон. Меч Денара нанес серьезную рану и едва не отсек голову. А такое – не пережить.

Превозмогая боль, Бенжу стянул с себя окрашенную кровью рубашку, которая еще утром была белой. Бросив ее на пол, он зажег свечу, подошел к полированному металлическому щиту в половину человеческого роста и принялся рассматривать свое отражение.

Отвратительный красный рубец начинался у основания шеи и заканчивался прямо в центре груди. Бенжу поднес источник света ближе к ране. По сравнению со вчерашним днем определенно наблюдались значительные улучшения. Он провел пальцем по всей длине рубца – рана больше не кровила. Хорошо. Скоро лишь уродливый шрам останется напоминанием об этой битве.

Бенжу опустил подсвечник ниже. Всполохи пламени высветили бледную звездочку – еще один шрам. Давно заживший. Эта рана послужила причиной того, что он стал тем, кем или чем он являлся теперь.

Варварская стрела нашла слабое место в броне и глубоко засела внутри. Он помнил, как закричал, когда отец собственными руками сломал оперение. Помнил, как отчаянно ловил ртом воздух.

Но дальше стало хуже.

Перед боем лучники бессов обычно втыкали несколько стрел в землю перед собой: так они могли стрелять быстрее. К тому же (наверняка, варвары об этом даже не задумывались) так в рану попадали частицы земли, которые почти всегда вызывали инфекцию.

Последующие дни остались в памяти Бенжу лишь смутными фрагментами. Его то бросало в жар, то знобило. Перед глазами проносились воспоминания и видения. Детство, юность, мертвая мать. Бенжу не мог отличить, что правда, а что нет. Последнее, что ему запомнилось в той жизни – прекрасные зеленые глаза какой-то женщины… А может, она ему просто привиделась.

Бенжу съел немного вяленого мяса и фруктов, запил ужин парой бокалов вина. Приятное тепло разлилось по телу, успокаивая. Почти сразу вернулись силы. Он достал из походного сундука чистую рубашку и надел ее. Поверх – толстый кожаный жакет. Хотя днем было не продохнуть от жары, ночи в пустыне выдавались холодными. Взяв в руки маску, Бенжу едва подавил порыв бросить ее на землю и растоптать. Из-за нее он едва не расстался с жизнью. Но раскрывать свою личность по-прежнему было рискованно.

Утром нужно выступить пораньше. Он представил недовольство наемников. Разношерстной бандой становилось все сложнее управлять. Головорезы боялись того, что по их следам уже мчатся гномы. Сразу после штурма крепости выжившие капитаны хотели залечь на дно.

Они предлагали направиться в Арджубад. Город, стоявший особняком от остальных на Перешейке – он не входил ни в один из союзов. Шепотом его величали криминальной столицей. Но, хотя Арджубад никогда не имел собственной армии, гномьи правители предпочитали с ним не ссориться. Арджубад даже не наносили на большинство карт. Короли Перешейка попросту не замечали его существование. Что, впрочем, не мешало им вести там не слишком законные дела.

Но посещение Арджубада шло вразрез с планами Бенжу. Ему следовало быстрее добраться до Дхур-Алурда. Убеждение наемников стоило еще восемь тысяч дирхемов, при этом половина солдат удачи все равно разбежались. Сейчас в отряде оставалось меньше пяти сотен бойцов. Но распустить остатки армии и подвергнуть риску себя и свою миссию после стольких трудов Бенжу не мог. Особенно – пока находился в таком состоянии.

Он коснулся полога палатки.

И замер.

Тревожный колокольчик, предвещающий опасность, зазвенел в голове. Это чувство еще никогда не подводило. Бенжу попытался прислушаться к внутреннему голосу, пытаясь найти подсказку – откуда ждать беды. Но ощущение было слишком размытым.

Что бы ни служило причиной беспокойства, матерчатые стены шатра от этого не спасут. Укутавшись в покрывало из Архэ, Бенжу уверенно шагнул наружу.

На первый взгляд лагерь выглядел как и в предыдущую ночь и ночь до этого: кругом серые тени палаток да костры, плюющие в небо багровыми языками пламени; головорезы, которые ели, пили или играли в кости. Вот только проклятый колокольчик никак не унимался – напротив, его звон стал даже отчетливей. Последние сомнения развеялись. На лагерь вот-вот нападут. Нужно поднять всех на ноги.

Бенжу поспешил к палатке самаджи. Она стояла недалеко от его собственной. Там же содержался ценный пленник. Перед палаткой горел костер, возле которого сидели четверо солдат, но воинов Учителя нигде не было видно.

– Где Крак? – хрипло спросил Бенжу у наемников возле костра.

– Да кто ж его знает! Нянька я ему, что ли? – решил сострить один из них, крепкий малый с лысой головой и густыми бровями.

Его товарищи сочли шутку уместной и одобрили ее разными видами смеха, от хмыканья до громкого хохота. Лысый встал, потряс головой (от чего зашатался как утлая лодчонка во время шторма) и поковылял к бочонку, что стоял неподалеку. Не дойдя до цели всего пары шагов, он споткнулся о камень и растянулся на земле, приведя тем самым своих друзей в абсолютный восторг.

Бросив презрительный взгляд на пьяных солдат, Бенжу вошел в палатку… и обомлел. Царящая внутри кромешная тьма не помешала ему увидеть картину во всех деталях.

Он нашел самаджи.

Во всяком случае – то, что от них осталось. Искромсанные трупы четырех воинов лежали сваленными в кучу. Страшные раны покрывали незащищенные участки тел. Словно убийцы желали удостовериться, что самаджи мертвы, им отрубили головы и кинули тут же – рядом с телами.

Аманата нигде не было.

Бенжу сжал кулаки от ярости.

Подлые крысы!

Решились на предательство, несмотря на все те деньги, что он заплатил. Да что этот скот о себе возомнил! Они будут молить о смерти. Бенжу пригляделся. Судя по крови, растекающейся от груды тел, убили их совсем недавно.

Вдруг яркий оранжевый свет разогнал темноту. Воздух наполнился едким дымом. Со всех сторон заплясали языки пламени. «Палатку подожгли!». Тут же снаружи раздались голоса.

– Залп! – громко крикнул неизвестный.

Хлопки выстрелов для слуха Бенжу превратились в гул, растянувшись во времени: к этому моменту он уже глубоко погрузился в Поток.

Несколько выстрелов все же достигли цели. Бенжу чувствовал, как его плоть пытается исторгнуть из себя чужеродные тела. Но сейчас были проблемы посерьезней кусочков металла. Не обращая внимания на боль, он направил энергию на пылающий шатер. Затрещали и лопнули толстые деревянные балки. Огромная конструкция задрожала и, словно гигантская огненная птица, разбрасывая вокруг горящие перья, поднялась в воздух.

Солдаты опешили. Их лица застыли от недоумения и ужаса. Оружие в их руках замерло. Все зачарованно смотрели на пылающий в небе шатер. Кто со страхом – кто с благоговением.

Бенжу скривил рот в усмешке.

Тут же огненная птица ринулась в гущу застывших наемников. Ночь наполнилась криками боли. Горящая ткань липла к коже. Искры и раскаленные угли летели во все стороны, обжигая и вызывая новые пожары. Люди корчились в агонии, пожираемые безжалостным пламенем. Те, кому повезло не оказаться погребенными под алым куполом, отчаянно пытались сбить огонь с себя и друг с друга.

Бенжу шагнул навстречу обезумевшей от боли и страха толпе.

Он махнул рукой – полдюжины метнувшихся к нему наемников разлетелись в стороны, как игрушечные солдатики. Сзади раздались выстрелы. Еще один рой железных пчел вонзился в спину, на миг заставив потерять равновесие.

Четверо наемников попытались пронзить его копьями. Но оружие вырвалось из их рук и нашло себе новые цели – в виде стрелков за его спиной. В следующее мгновение и растерявшихся копейщиков постигла незавидная участь. Их головы, одна за другой, повернулись. Раздался хруст ломающихся позвонков.

Бенжу тоже досталось.

Дышать становилось все труднее. Однако наемники больше не решались нападать: держались полукругом, выставив вперед оружие.

Бенжу вспомнилась охота с отцом. Прискакав на громкий собачий лай, он увидел, как целая свора псов зажала возле скалы огромного волка. Матерый самец разделался с двумя молодыми кобелями. Теперь храбрости оставшихся хватало лишь на то, чтобы скалиться и лаять, призывая на помощь хозяев.

Воспользовавшись передышкой, Бенжу приказал застрявшим в теле пулям покинуть его.

С десяток окровавленных металлических шариков упало к ногам.

Толпа расступилась. Вперед вышел один воин, держа в каждой руке по мечу.

Гнут – командир одного из отрядов. Бенжу узнал его. Этот человек с самого начала ему не нравился. На гладком, ничего не выражающем, совсем не соответствующем воину лице вечно блуждала полуусмешка-полуухмылка. В то же время его глаза были пустыми и беспощадными. Поговаривали, что Гнут – садист и убийца. Что по ночам он не спит, а молится демонам из Ада, которые в обмен на кровавые жертвы дают ему нечеловеческие силы и скорость. Что в юности он убил своих родителей. Что на Перешейке он скрывался от возмездия за страшные преступления, которые совершил, живя в Ангардии. Говорили также, что своего предшественника на посту командира отряда он победил в честном поединке, но, когда тот сдался, Гнут приказал отрубить ему кисти и ступни. А затем – бросил в пустыне на растерзание хищникам и птицам.

Однако, так или иначе, за его спиной стоял самый большой отряд Перешейка – Бессмертные. Бенжу не мог его не нанять.

– Сразись со мною, маг! – крикнул Гнут и принял боевую стойку.

– Глупец, – прохрипел в ответ Бенжу.

В сказки он не верил, а внешне воин не выделялся среди других ни размерами, ни ростом. «И что заставило его решить, что он сможет противостоять мне?» – подумал Бенжу.

А затем противник начал двигаться.

Бенжу попытался схватить воина в тиски Архэ. Но тот был слишком быстр, метался из стороны в сторону. Разозлившись, Бенжу послал в него импульс. Воин отлетел на несколько шагов, но не упал. Сгруппировался в воздухе и приземлился на обе ноги. Оказавшись на земле, он тут же снова бросился в атаку.

И тут уже Бенжу пришлось защищаться. Если бы не ранения, наверняка он совладал бы с наглецом. Но сейчас сил едва хватало на то, чтобы избегать мечей, которыми мастерски владел соперник.

Пару раз клинки оказались быстрее.

Кровь потекла из новых порезов.

Снова Бенжу отбросил врага – тот перекатился через голову и уже через миг крепко стоял на ногах. Поединок приободрил остальных наемников. Они стали выкрикивать слова поддержки своему чемпиону.

Гнут улыбнулся. Похоже, сражение доставляло ему удовольствие. Бенжу оно только злило. Сама мысль о том, что он может проиграть обычному смертному, вызвала ярость.

Обратив кипевший внутри гнев в мощный поток энергии, Бенжу обрушил ее на своего врага. Целый пласт каменистой породы превратился в пыль! Но воина там уже не оказалось. За долю мгновения он успел приблизиться на расстояние атаки. Как этот человек двигается с такой скоростью?!

Бенжу попытался сплести вокруг себя кокон из Архэ, чтобы защититься от острой стали, но силы были на исходе. Один клинок увяз в невидимой паутине, второй – пронзил плечо.

Гнут оскалился.

Бенжу зарычал. С каждой новой раной контролировать Поток становилось все сложнее. В этой битве не победить. Даже если удастся одолеть поединщика – с остальными головорезами точно не совладать. Бенжу в очередной раз толкнул воина невидимой рукой. Но в этот раз он знал, что нужно делать. Не дожидаясь следующей атаки, Бенжу помчался в сторону своего шатра, используя остатки сил. Архэ позволяла ему мчаться с немыслимой для простого человека скоростью – быстрее хорошей лошади.

На миг показалось, что план сработал, что удастся скрыться в ночи.

Но этот момент длился недолго: пробежав шагов тридцать, он со всего маху налетел на невидимую преграду.

Сотни маленьких жал впилось в тело и лицо, заставив завопить.

Наемники принялись хохотать в голос. А Бенжу мог лишь валяться в пыли, запутавшись в стальной сетке с шипами, истекать кровью, да сходить с ума от боли и злости на самого себя. Первым к нему подошел Гнут. Наклонившись, воин что-то прошептал.

Бенжу не разобрал слов, но разглядел опускающийся в район виска набалдашник меча.

Вначале послышались голоса.

О чем-то спорили.

– Нужно отрубить ему голову! – громко сказал первый голос.

– А что если тело сможет жить отдельно от головы? – спросил второй.

– Точно! Ты видел рану, которую он схлопотал в крепости? Да его почти пополам разрубили и ничего, живехонек! – согласился третий голос.

Кто-то громко отхаркнул и сплюнул. Второй голос забормотал молитву вперемежку с проклятиями.

Бенжу попытался пошевелиться, но ничего не вышло. Все тело было обмотано проволокой с шипами, которые больно впивались при любом движении.

– Смотри-ка, очнулся! – снова первый голос.

Бенжу попробовал открыть глаза. Когда это удалось, то особых перемен он не заметил. Судя по всему, утро еще не наступило, вдобавок его положили на землю лицом вниз. Повернув голову в сторону голоса, он увидел горящий костер и приближающиеся ноги, обутые в тяжелые сапоги с коваными набойками.

Без лишних слов, подошедший обрушил сапог на его череп. Свет костра потух.

Второе пробуждение длилось едва ли дольше первого. Как только Бенжу издал что-то похожее на стон, на голову тут же посыпались удары, выбивая сознание.

Когда Бенжу очнулся в третий раз, то почувствовал палящие лучи солнца на обнаженной коже. Он лежал на спине. Помня, чем окончились его предыдущие пробуждения, старался не шевелиться и слушал.

Тишина.

Крайне осторожно Бенжу разлепил глаза.

Над ним простиралось открытое небо. Насколько он мог судить из такого положения, рядом никого не было. Бенжу медленно повернул голову влево и сразу же почувствовал, что в шею упирается что-то очень острое. Кровь защекотала кожу, стекая струйкой по задней части шеи.

Инстинктивно Бенжу дернулся в противоположную сторону и тут же заработал еще один порез, на этот раз более глубокий. Он попытался подвигать руками или ногами – бесполезно и к тому же больно. Запястья и лодыжки охватывала все та же тонкая, но прочная стальная проволока. При любой попытке пошевелиться, шипы глубоко вонзались в плоть.

Попался.

В небе появилась черная точка, которая стала рисовать круги. Затем к ней присоединилось еще две. Черные грифы – короли пернатых обитателей пустыни.

Итак, не решив, как наверняка покончить с ним, наемники выбрали беспроигрышный вариант. Они оставили его полностью обездвиженным под жарким солнцем. Если его не сожрут хищные птицы или звери, он по-любому рано или поздно умрет от жажды и голода. Если же их преследуют гномы или кто-то еще, то пусть они и решают, что с ним делать.

Бенжу взвыл от боли и бессилия.

Вождь

Щит врезался в щит. Жалобно затрещало обитое бронзой дерево. Еще более жалобно скрежетнули зубы. На миг показалось, что рука, продетая в кожаные лямки, не выдержала удара – занемела от кисти до плеча. Ноги заскользили по дерну, влажному от утреннего тумана.

Противник достался что надо… в плохом смысле. Высокий, на целую голову выше, широкоплечий центурион. Когда он саданул своим щитом в щит Абигора, тот едва устоял на ногах. А как же гад напирает! Силища медвежья. Только медведи не закованы в броню.

Да уж, воинов не слишком воодушевит, если стена щитов дрогнет там, где ее держит хэрсир клана. Спиной Абигор чувствовал, как упирается в плечо того, кто стоит во втором ряду, того, кто готов занять место павшего сородича.

Паршивый выдался денек… Как и все дни с той проклятой ночи, когда сбежали пленные имперцы. Сколько же дерьма тогда вылилось… Сперва кто-то поджег жилище Оракула, вместе со старым ублюдком внутри. Прирезал одну из литир, а другую похитил. Затем этот побег. Две дюжины отличных воинов отправились кормить червей, когда освободившиеся пленники поливали лагерь из картечницы.

А весь следующий день берсерки преследовали имперцев. Но схватить удалось лишь половину.

Вот и расплата за беспечность пришла…

Абигор вслепую ткнул мечом поверх щита. Еще и еще. На ноги плеснуло горячим. Похоже, высокий рост противника обернулся против него самого – удалось попасть в незащищенную доспехом часть тела.

Давление центуриона стало слабеть.

– Во имя мести! – заорал Абигор, срывая голос.

Что было сил навалился плечом… Неожиданно щит подался вперед, и Абигор едва не рухнул в образовавшуюся брешь. Кто-то из ангардийских солдат двинул гардой в лицо. На миг перед глазами все поплыло.

Плохо понимая, что творит, Абигор толкнул имперца щитом так сильно, что тот не устоял на ногах. Наступил на него и шагнул вперед – вглубь вражеского строя. Ткнул мечом в одну сторону – кто-то застонал, рубанул в другую – с глухим «чавк!» меч перебил легионеру руку возле локтя. Кисть с предплечьем остались висеть лишь на лоскуте ткани.

Что-то громко стукнуло в щит, и Абигор с удивлением увидел торчащее из дерева острие пилума. Прямо возле собственного кулака.

Проклятье! Чуть-чуть ниже и… Абигор стряхнул бесполезный щит с руки и снова ударил мечом. По крайней мере, теперь ничто не загораживает обзор. Ангардийский солдат отбил один удар. Второй принял на кирасу (вряд ли намеренно). Третий вмял ему шлем в череп. Кровь залила лицо, и легионер упал.

Другие воины клана волков устремились в проделанную во вражеском строю брешь.

Кто-то из своих толкнул Абигора в спину, едва не насадив на оружие очередного противника. В последнее мгновение все же удалось развернуть корпус, и клинок лишь прошелся по прикрытым кольчугой ребрам.

Абигор взревел от боли и злости и ударил в ничем не защищенное лицо легионера свободной рукой.

Это было красивое лицо. Высокий лоб, светлые брови, светло-голубые глаза, прямой нос.. Крепкий подбородок с ямочкой посередине. Девки, небось, по этому парню с ума сходили.

До столкновения его лица с кулаком Абигора.

Первый удар свернул юноше его прямой нос набекрень, заставив умыться кровавой юшкой. Второй врезался в рот, выбив передние зубы. Третий попал прямиком в подбородок с ямочкой посередине, и Абигор услышал, как хрустнула сломанная челюсть.

Пережив не один десяток битв, стычек, схваток и драк с ангардийцами, Абигор наверняка понял одно. Если они бегут – то бегут скопом. Все разом. Во всяком случае – те, кто в состоянии передвигать ноги. Среди имперцев нет героев, готовых умирать лишь ради того, чтобы исполнить приказ своего идиота-командира.

Так произошло и в этот раз.

Абигор замешкался, борясь между желанием броситься в погоню за удирающими легионерами – утолить едва проснувшуюся жажду крови – и совершенно разумной мыслью оставить это дело более молодым. Силы уже не те. Тяжело дыша, он ссутулился, опираясь на окровавленный меч.

Пожалуй, хватит с него на сегодня.

Десятки берсерков устремились в погоню, проклиная трусость врагов и выкрикивая хвальбы богам, даровавшим победу. Славная битва. Она воодушевит воинов.

Но Абигор понимал, что обязан сегодняшним успехом лишь глупости и горячности ангардийского командира: тот отправил в бой всего одну центурию. На что он вообще надеялся? У этих воинов даже винтовок не было. Абигор подошел к ближайшему сраженному солдату и носком сапога перевернул тело. Убитый был совсем молод. Поросль на лице походила скорее на пушок, а не настоящую бороду. Окинул взглядом усеянный телами склон холма – похоже, почти все имперцы были новобранцами. Мясо на бойню, не иначе.

Зачем?

Абигор никак не мог понять, что заставило ангардийского командира отправить против испивших кровь берсерков – сосунков, едва научившихся держать строй.

Зачем было посылать всех этих парней на гибель? Не мог же их командир всерьез возомнить, что остановит столь ничтожными силами целый туат. Или он решил, что центурии хватит, чтобы организовать осаду каструма до тех пор, пока не прибудет подкрепление? Тогда решение идти в атаку, а не отсиживаться за частоколом было вдвойне правильным.

Или…

Твою мать!

Из глубины неплотного тумана послышался нарастающий гул. Проступили мутные темные силуэты.

– Всадники! – заорал Абигор. – Воины! Все назад! Назад, во имя богов!

Он быстро схватил с земли ближайший щит – тот был расколот. Кинул. Поднял другой – имперский. Здоровенный и тяжелый.

Дерьмо.

Каким же нужно было быть идиотом…

– Стена щитов!

Слева и справа стукнули обитые металлом кромки. Еще с полдюжины воинов стали в строй.

– Ко мне, воины, – надрывал горло Абигор.

С трудом пробивающееся сквозь мрачные облака солнце выглядело мутным пятном. Вокруг подножия холма клубилась умирающая дымка утреннего тумана. А откуда?, разрывая эту неплотную завесу, неслись ангардийские всадники. Около сотни. Не слишком много, но достаточно, чтобы отправить в землю всех глупцов, оказавшихся за стенами каструма.

Все больше и больше воинов, услышав призыв своего вождя, занимали место в строю. Но Абигор понимал – им не выстоять.

Их сметут, как насекомых.

Он повернулся к ближайшему сородичу.

– Возьми с собой еще троих и бегом в каструм. Скажи Ингвару, чтобы вел в бой всех мужчин и женщин, способных держать оружие.

Берсерк тряхнул косматой головой с дюжиной грязных кос.

– Славная смерть, вождь, – он хлопнул рукой Абигора по плечу и помчался исполнять приказ.

Его место тут же занял другой воин.

Итак, идиотом оказался не командир ангардийцев, а сам Абигор. Спустившись с холма, он потерял преимущество позиции, а, позволив своим воинам преследовать противника, лишился и численного превосходства.

Внезапно накатила дикая усталость. То ли осознание собственной глупости так подействовало, то ли он и впрямь стал слишком стар. Едва вернувшиеся силы стремительно покидали тело. Чертов щит весил как кусок скалы. Меч был таким тяжелым, что просто держать его на весу – уже испытание. Проклятая нога опять начала ныть.

Может, если какой-нибудь молодой солдат снесет ему сегодня голову – это и к лучшему? Может, клану уже давно нужен кто-то моложе и сильнее? Тот, кто верит в могущество Новых богов… Может, Абигор и такие, как он, уходят в прошлое.

Абигор наклонил голову в одну сторону, затем в другую, пытаясь убрать тянущее ощущение между лопаток. Что-то хрустнуло. Одновременно скрежетнуло в плече. Вспомнилась битва десятилетней давности, едва не ставшая последней. Славный был бой. Поначалу. А потом… Потом он угодил в ловушку, едва не ставшую смертельной и для его клана, и для него самого. Похоже, жизнь так ничему и не научила.

Если бы тот ангардиец ударил чуть выше… Если бы, по непонятной для Абигора причине, вражеские лекари его не заштопали… Если бы ему позволили умереть в тюрьме для пленных, когда охранник пырнул его кинжалом…

Странные люди эти имперцы.

Выпороли своего же лишь за то, что тот пытался убить пленного врага. А выжигать целые деревни, убивать сотни невинных во время войны для них – и не зло вовсе.

Окутанные белесым покрывалом всадники перешли на галоп, и топот сотен копыт разнесся раскатами грома. Коротко тявкнули луки. Тонкие палочки стрел полетели в мчащийся отряд. Но все они отскочили от тяжелых доспехов и кольчуг, не причинив вреда.

Бахнуло с полдюжины трофейных винтовок.

Двое всадников упали вместе с лошадьми, но наступления остальных это нисколько не замедлило.

– Копья по моей команде! – Абигор сжал челюсти.

Ждать. Еще немного. Еще…

– Сейчас!

Десятки копий вынырнули из глубины строя. Коротких, сделанных, чтобы биться с пешими – не всадниками. Державшие их воины прижались плотнее к первому ряду и уткнули древки в землю.

В одно мгновение воцарился ад.

Воздух стал густым и плотным от криков боли и страха. Ржали нанизанные на копья лошади. Вопили раненые люди. Орали боевые кличи размахивавшие мечами и топорами берсерки. Люди оступались, поскальзывались, падали. Их тут же настигали клинки или давили копыта.

Имперская конница легко прорвала наспех выстроенную стену – теперь всадники орудовали длинными мечами, сея еще большую сумятицу.

Абигор едва успел подставить щит под летящие прямо в лицо конские копыта. Удар свалил с ног, Абигор растянулся в грязной луже. Просто наудачу рубанул мечом. Попал по задней ноге лошади – и едва успел откатиться, чтобы не быть раздавленным тушей животного и закованного в броню всадника.

Вскочил, точнее сказать, кряхтя, поднялся на ноги. Увидев прямо перед собой круп другой лошади, всадил в него меч по самую рукоять. Вороной конь взвыл от боли и унесся прочь, заодно прихватив с собой клинок. Абигор выругался, поднял с земли оброненный топор, скользкий от грязи и крови; как следует размахнулся, ударил в спину другому всаднику. Ангардиец завопил и безуспешно попытался дотянуться до рукояти. Потеряв равновесие, рухнул с лошади.

Абигор молча свернул ему шею.

Везде было одно и то же. Мельтешащие люди, лошади, кровь, грязь, шум битвы. Он снова поднял с земли чужое оружие; на этот раз – длинный имперский меч.

– Ко мне, воины! – прокричал Абигор бессмысленный приказ, который утонул в общем гвалте.

– Слева!

– Сзади!

– А-а-а!

Абигор отбил атаку очередного всадника. Подсек передние ноги лошади другого. Хотел добить седока, но споткнулся и снова упал. Крайне неудачно – приложился головой прямо о шлем убитого легионера, того самого – долговязого центуриона, что заколол в начале битвы.

Какая ирония!

Надо же, ублюдок и с того света нашел как отомстить.

В ушах слышались собственное хриплое дыхание и уханье сердца. Небо качалось и, казалось, сейчас рухнет. Абигор осторожно ощупал голову. Вроде бы цела, но, если продолжать здесь валяться – наверняка какой-нибудь лошади покажется удачной мысль раздавить ее копытом.

Он перекатился на живот и чуть не блеванул. Все вокруг превратилось в пляшущее мутное пятно.

Меч! Где же меч?

Почти вслепую Абигор принялся шарить руками по грязи.

Боги. Как башка-то болит!

– Вон еще один! – раздался громкий выкрик. Одновременно очень далеко и будто бы внутри собственной головы.

Каким-то крохотным остатком разума удалось понять, что говорили на ангардийском. Враг, значит. Где чертов меч?

– Прикончи ублюдка.

Пальцы сомкнулись вокруг рукояти. Абигор перекатился на спину и просто выставил оружие вперед.

– А-ах-а… – захрипел легионер, глядя на полоску стали, глубоко вошедшую ему в живот. – Не так… – вместе со словами он выплюнул кровь и осел.

– Варварское отродье! – заорал другой солдат.

Абигор видел, как тот несется на него, замахиваясь мечом, но сил сопротивляться не осталось. Собственный клинок засел в теле врага, вовремя не достать. Да и просто встать на ноги – уже невмоготу. Лучше принять такой конец – погибнуть в бою.

Славная смерть.

Легионеру оставалась всего пара шагов. Абигор мог различить налитые яростью глаза на перепачканном грязью и кровью лице. Вот враг обеими руками сжимает занесенный над головой меч.

Сейчас…

Обезумевшая лошадь без седока снесла незадачливого солдата, отбросив того на десяток шагов.

Абигор почти разочарованно поднялся. Упираясь ногой в тело легионера, который едва его не прикончил, вытащил меч. Не питая особой надежды, бросил взгляд наверх, туда, где в дымке маячил силуэт каструма… и увидел, как темная лавина несется вниз по склону.

Усталость мигом улетучилась.

– Сражайтесь, волки! – закричал он, разрубая грудь так кстати подставившемуся под удар очередному солдату, – убивайте всех! Не брать пленных!

Не сегодня день его смерти. Боги подождут.

Абигор отразил атаку следующего легионера, толкнул его плечом и отпрыгнул от пронесшегося всего в шаге всадника.

Не сегодня!

Он перехватил клинок двумя руками и с размаху всадил его в грудь упавшего легионера, пробив кирасу. Красные рубины рассыпались по блестящему нагруднику.

Не…

Громыхнуло.

Как странно. Тучи не были похожи на грозовые.

Еще один раскат.

Только это не гром вовсе.

Абигор повернулся к спешащему на помощь подкреплению. Воины были уже близко, видны людские фигурки. Но теперь они бежали не вниз, а к блестящей сталью шеренге легионеров, которые показались с другой части склона.

Залп!

Абигор увидел, как полыхнули винтовки. Как дымок окутал отряд ангардийских стрелков. Как десятки фигурок его людей споткнулись, упали и остались лежать на склоне.

Залп!

Еще больше воинов клана стали неотличимы от усеивающих склон камней.

Абигор опустил меч.

Паладин

Алая змея выползала из ворот Храма, словно по волшебству распадалась и тут же превращалась в ровные линии на белой тарелке пустующей площади. Сегодня на Храмовую площадь не допускался простой люд. Отряд за отрядом паладины строились для приема важных гостей.

Настолько важных, что последние два дня слуги и садовники не знали покоя, а приор Аттик заставлял своих подчиненных раз за разом отрабатывать построение.

Когда-то Ивейн трепетал, стоя вот так, плечом к плечу со своими братьями. Раньше он чувствовал себя с ними одним целым. От ощущения себя частью величайшей силы в мире – Ордена халду, замирало дыхание. Теперь же, когда открылась правда (не вся, но Ивейну и части хватило) – он не испытывал к ним ничего, кроме жалости. Хотя они готовились встречать самого императора, а Ивейн смотрел на сие грандиозное зрелище с балкона в компании новичков.

Негоже калеке приветствовать столь светлых особ. Для встречи императора отобрали только лучших. На ярком солнце горели золотом пуговицы и пряжки ремней, блестели вощеные сапоги. Высокие, статные паладины выглядели как близнецы.

Губы сами собой искривились в усмешке: лишенные дара – это они были искалечены, не он. За все приходится платить, но Ивейн не уповал на запрошенную судьбой цену. Что такое рука в сравнении с возможностью снова чувствовать жизнь?

Он едва не поддался искушению впустить в себя Поток. Ненадолго, хотя бы на миг. Заполнить гнетущую пустоту внутри, сделать лишь глоток жизненной силы… Нет. Делать это здесь, в окружении халду – не лучшая идея. Придет время, когда ему не придется скрывать, кто он, но не здесь и не сейчас.

Построение закончилось, пять дюжин паладинов стояли как один.

– На караул! – прогремела над главной площадью команда приора Аттика.

Шестьдесят рук слились в единое трепыхание красной змеи, когда шестьдесят паладинов положили ладони на рукояти мечей.

Появились четверо халду – магистры Ордена. В отличие от стражей, они не надели торжественных одежд. Это тоже было частью игры. С одной стороны – проявляли уважение к императору парадом, с другой – своим видом демонстрировали, что даже правитель Ангардии – всего лишь человек.

Магистры дошли до середины площади и остановились.

Появились первые представители императорской свиты – отряд всадников. За ними шагали гвардейцы с церемониальными алебардами. Народ, собравшийся перед мостом, ведущим на Храмовую площадь, недовольно зароптал – всадники принялись грубо расчищать проход. Гвардейцы прошествовали строевым шагом через мост. Останавливаясь на одинаковом расстоянии один от другого, они образовали живой коридор на площади.

Следом показались два командира – оба прошли вдоль рядов гвардейцев. Убедившись, что каждый занял положенное место, они замерли во главе своих шеренг.

Темная форма солдат контрастировала с белоснежной брусчаткой, в то время как отряд стражей Ордена полыхал алым. Даже отсюда Ивейн ощутил возникшее между гвардейцами и паладинами напряжение. Словно две армии готовились к битве.

Ропот собравшейся за мостом толпы зевак поутих – император приближался. Лишь птицы в садах осмеливались прерывать негромкими трелями почти полную тишину. Птахам было невдомек, чем один человек отличается от другого. А хлебным крошкам, оброненным нищим или бродягой, они радовались больше, чем пустым обещаниям власть имущих.

К мосту подъехали три абсолютно одинаковые кареты, размером с небольшие дома. Каждую катила восьмерка великолепных лошадей. Искусный золотой орнамент, щедро украшавший боковины и колеса карет, сиял на солнце.

Правитель Ангардии умел появиться с помпой. Но подобная процессия была нужна и для безопасности – никто не знал, в какой именно карете находится сам монарх.

– Салют императору! – крикнули командиры.

Гвардейцы, как один, стукнули древками алебард по брусчатке. Гулкое эхо прокатилось по площади и затихло. Даже птицы на миг умолкли.

Из второй кареты показалось с полдюжины офицеров. Из третьей поспешно выскочили адъютанты и слуги. Наконец лакей распахнул дверку первой кареты, и, щурясь, на мостовую шагнул он – завоеватель Севера, хранитель Мира, победитель эльфов, император Ангардии – его величество Гордиан Альбион.

Правитель Ангардии был крупным мужчиной. Когда-то его фигуре позавидовал бы и сказочный герой: высок ростом, могуч станом, ширины плеч – на двух людей хватит. Говорили, раньше император был великим воином… Но если слухи и не врали, то годы дворцовой жизни его здорово размягчили. Ниже пока еще круглой груди красовался куда более круглый и объемистый живот, благородный подбородок оброс складками, а под глазами собрались темные мешки.

Следом за монархом, сверкая медалями и орденами, которые, казалось, занимали все свободное место на лацканах их мундиров, из кареты с трудом выбрались два седых белобородых генерала.

Небрежно помахав рукой глазеющим со всех сторон горожанам, император устремился через мост к встречающим его халду. Свита поспешила следом.

Но Ивейна волновала лишь одна мысль: каким же, к эльфам, образом обнаружить убийцу во всей этой толпе?!

Он сунул руку в карман и сжал твердое и прохладное стекло колбы.

Ивейн уже почти позабыл о ее существовании, а встреча с незнакомцем, что дал этот сосуд, казалась страшным сном. Больше недели о ней не напоминало ровным счетом ничего. Ивейн просыпался, шел на лауду, завтракал, тренировался, выполнял дурацкие поручения приора, большинство из которых сводилось к подсчету запасов продовольствия, составлению описей и прочей работе, выполняемой обычно служителями, но никак не паладинами.

Вернее – все это делала его пустая оболочка.

Душой он пребывал далеко от Храма.

Представлял, как отправится на корабле в дальние страны. Возможно, это будут Свободные королевства, а может – еще дальше на юг, на край света – туда, где даже халду не смогут его найти. Вот только… Каждый раз мысли возвращались к прекрасной воровке. Что это будет за жизнь – без нее. И сможет ли он вообще так жить?

Происходящее напоминало болезнь. Как и все паладины, Ивейн редко болел. Да и то – любая хворь обычно проходила сама собой за два-три дня. Но эта и не думала отступать. С недугом страшнее Ивейн еще не сталкивался.

Каждый день он мечтал о встрече с Кассандрой так, как голодный мечтает о куске хлеба, а затерявшийся в пустыне – о глотке воды. Временами он проклинал ее самыми страшными ругательствами, что приходили на ум, затем, раскаявшись, просил прощения. Одна его часть хотела выбить эти мысли с помощью плети. Или выжечь каленым железом. Но другая – трепетно берегла воспоминания о девушке с зелеными глазами, что подарила ему самые счастливые и самые горестные моменты его жизни.

Когда же, измученный душевными терзаниями, он искал покой во сне – и тогда ему снилась она. А утром, просыпаясь с улыбкой на устах, он стучал кулаком по каменной стене своей кельи, сбивая костяшки до крови, рыдал – от отчаяния и бессилия. Если бы ему предложили пройти тысячу стадий без сапог, чтобы только узреть ее лик – он согласился бы, не задумываясь.

Но было кое-что еще.

Все чаще Ивейн задавал себе один вопрос: знай он тогда, что ищет не только сестру, но и возлюбленную Кассандры, как поступил бы? Стал бы спасать девушку?.. Ответ ему отнюдь не нравился.

Наконец, поняв, что не выдержит нового дня этой пытки, Ивейн решился уйти из Храма ночью и разыскать Кассандру. Он был уверен, что сможет ее найти. Он еще помнил ее запах, не похожий ни на один другой запах. Представлял ее след в Потоке, искрящийся, подобно лунной дорожке на темной глади ночного моря. Ивейн не знал, что скажет ей при встрече, не знал, вернется ли обратно, но знал, что если не увидит ее – сойдет с ума.

Прочитанная в юности книга говорила, что Первородные узнавали свою любовь мгновенно – с первого взгляда. Всего одного мгновения им было достаточно, чтобы определить того, с кем они готовы делить свою бессмертную жизнь. Они верили, что в основе любви лежит Архэ. А значит и суть всего мироздания есть любовь.

Ивейн же понимал, что готов уничтожить весь мир, если это поможет ему быть с Кассандрой. Любовь рвала когтями его сердце, жгла кислотой внутренности, набатом звенела в ушах.

Сразу после вечерней лауды он достал из тайника одежду, которую использовал для ночных вылазок, но, не успев переодеться, почувствовал зуд. Только чесался не какой-то определенный участок кожи, а все тело сразу. Вскоре это нестерпимое чувство переместилось куда-то внутрь его головы. И оно обрело звук. Даже не просто звук – слово.

«Има».

Слово звучало все громче и громче. И вот Ивейн уже не слышал ничего, кроме него. Каким-то чудом даже мысли о Кассандре утонули в этом грохоте. Тогда он пробрался в библиотеку и стал искать ответ, пытаясь понять, что оно означает. Ответ нашелся в старой книге, написанной на мертвом языке. На языке Первородных. Слово это значило – «приди».

Ивейн понял, что должен сделать.

Он бегом бросился обратно в келью. Едва заперев дверь на засов, открыл свой маленький тайник. Сосуд, полученный от Учителя, лежал там, где и был оставлен. Без колебаний Ивейн выпил содержимое.

В груди немедленно разгорелось пламя. Он успел подумать, что принял яд, но… Это было лишено смысла: давший склянку обладал такой мощью, что мог раздавить Ивейна, как жука. Невидимое пламя разгоралось, охватывая все тело, Ивейн упал, не в силах сопротивляться. Когда он почувствовал, что все-таки умирает, боль прекратилась и тесная келья исчезла. А вокруг оказался первобытный в своей красоте лес.

Ивейн еще не видел места прекрасней этого.

Деревья вокруг цвели, что само по себе казалось странным, так как сейчас был разгар лета, и пора цветения давно прошла. На ветках висели яркие фиолетовые, красные и золотистые плоды, различавшиеся не только цветом, но и формой: одни округлые, другие продолговатые. Трава под ногами была мягкая, как ковер, однако под ногами не приминалась. Совсем близко слышалось веселое журчание ручейка.

Ивейн не удержался от соблазна и сорвал один из фруктов – золотистый. Его шкурку покрывал тончайший пушок, как у персиков. И мягким он был, как персик, только по форме больше напоминал грушу. А еще он источал такой запах, что рот мгновенно наполнился слюной.

Ивейн приготовился попробовать фрукт на вкус, как вдруг сзади раздался раскат грома.

– Има! – прогрохотало сразу со всех сторон.

Все фрукты, в том числе и сорванный Ивейном, в один момент загнили и сморщились. От неожиданности плод выпал из руки и разбился совсем не аппетитной рыжеватой кляксой.

Ивейн обернулся.

На поляне стояла одинокая фигура. Лицо (человека?) закрывало свечение.

– Ты заставил меня ждать.

Учитель слегка наклонил голову. Все содрогнулось. По земле пошли глубокие трещины. Трава, миг назад изумрудная, скрючилась уродливой желтой проволокой.

– На колени!

Прежде чем Ивейн успел ответить, невидимая сила подхватила его, согнула ноги и склонила голову.

– Завтра Храм посетит император. Во время визита… его попытаются убить. Будь готов.

Ивейн хотел спросить, откуда эта информация, но та же сила не позволила разомкнуть губы.

– Не подведи меня, – прогрохотал голос Учителя, и все вокруг завертелось.

Как же определить: кто из этих людей – убийца?

Храм едва ли не самое безопасное место во всем мире. А на площади с императором сейчас находятся четверо сильнейших халду и шестьдесят паладинов. Не считая гвардейцев-телохранителей. Кто может быть настолько глуп, чтобы решиться на подобное?

Хотя… не далее чем месяц назад одна девушка сумела облапошить и халду, и паладинов, несущих стражу в ту ночь. Ивейн ощутил, как губы расплываются в улыбке. Он помотал головой, чтобы отогнать некстати нахлынувшие воспоминания.

Есть лишь один способ. Придется рискнуть.

Ивейн открылся Потоку.

Архэ влилась в него невидимой силой, в одно мгновение сделав всемогущим. Теперь он видел и слышал все.

Вот позвякивают медали на генеральских мундирах. Сердце одного из них, того, который полнее, стучит неправильно. Счастье,– если старик доживет до зимы. У второго с ногой не все в порядке – левая порядком подволакивается. Вот хихикнул мальчишка-адъютант, а другой – толкнул его в бок. Один гвардеец сильно потеет – но нет, убийца не он: у парня температура повышена и дыхание хриплое.

Браслет на правой руке начал жечь, но Ивейн пока не был готов отпустить Архэ, он стиснул зубы, терпя боль. Вдруг щекотнуло незримое касание. Осторожно, словно мышь, выглядывающая из норки в поисках опасности, Ивейн обратил взор на группу встречающих магистров.

Молодой мастер – Гней Поликус с ухмылкой смотрел прямо на него.

Холодок страха побежал вдоль позвоночника… Но тут Ивейн почувствовал то, что искал.

Смерть.

Ее зловонное дыхание проникло на площадь.

Оставив страх разоблачения, Ивейн принялся искать источник угрозы. С помощью Архэ он прощупывал одного человека за другим. Стражники, слуги и даже паладины. Кто же замыслил зло? Возможно, он пропустил кого-то. Ивейн снова начал проверять собравшихся людей. Браслет жег все сильнее. Пот щипал глаза и стекал по спине. Рубашка прилипла к телу. Во рту же наоборот – совсем пересохло. Но сейчас нельзя останавливаться. Ивейн чувствовал, что времени почти нет.

И тут его осенило. Вместо того чтобы искать иголку в стоге сена,– не лучше ли потянуть за нитку, что продета в ту иглу? Он изменил тактику и сосредоточился на ауре смерти. Она тянулась из-за пределов площади, рождалась где-то далеко отсюда, очень далеко…

Убийца не здесь!

Его злая воля находилась в паре кварталов от этого места. Как же он собирается?..

Внезапно аура убийцы стала густой и плотной, затем сконцентрировалась в линию, словно кто-то начал ткать из пряжи смерти тонкую нить.

Не теряя ни мгновения, Ивейн прыгнул с балкона прямо в центр монаршей процессии. Два генерала отпрянули, да и сам император вздрогнул. Ближайшие гвардейцы замахнулись алебардами. Но для Ивейна время текло по-другому. Он бросился к императору – и тут вдалеке прозвучал выстрел.

Ивейн почувствовал ветерок, когда пуля пролетела не далее, чем в пальце от его лица – там, где половину мгновения назад была голова императора.

Они упали вместе. Император на мостовую, Ивейн сверху.

Немедля кто-то ухватил его за одежду и вздернул на ноги. С полдюжины алебард уткнулись в шею, грудь и спину. Похоже, что наставившие их парни регулярно точили свое оружие: одна надавила слишком сильно, кровь из ранки на шее защекотала кожу. Ивейн поднял бы руки, если б их не держала, как в тисках, пара здоровенных гвардейцев.

Слуги тем временем пытались поднять императора и вернуть ему подобающий царственной особе вид. Ивейн спасал монарха – не его наряд. Один рукав чудесного темно-зеленого фрака болтался наполовину оторванный, и молодой адъютант пытался приладить его обратно. Впрочем, без видимого успеха.

– Проваливай! – пробасил властный голос монарха.

Император оттолкнул мальчишку, отодрал рукав и бросил его на камни.

– С дороги! – император принялся расталкивать гвардейцев. – Вы, бестолковые ублюдки! Этот парень только что… – Гордиан Альбион замолк на полуслове и уставился за спину Ивейну.

В стане встречающих тоже творилась неразбериха. Ивейн отодвинул преграждающую путь алебарду и пошел туда словно на зов. Молча он протиснулся сквозь ряды красных кафтанов. Трое халду склонились над четвертой фигурой в балахоне.

Гней Поликус хрипел, плевался красным, а еще больше крови вытекало из дырки в его горле. Он попытался что-то сказать, но изо рта не вышло ничего нового. Дрожащей рукой молодой магистр указал на Ивейна.

А затем – умер.

Глава 2. Старые враги, новые «друзья»

Ястреб

Кассандра смотрела на дверь трактира Залы, никак не решаясь ее открыть. Выдохнула и потянулась было к дверной ручке, но снова остановилась на полпути.

Проклятье!

Она поработала кулаком, словно это могло помочь решиться.

…Первой мыслью, когда она открыла дверь и увидела Никоса – посланника Залы, было спустить того с лестницы. Но она все же совладала с собой – парень не сделал ей ничего дурного. Разве что приперся к ней домой. Значит – Зала очень хотел передать послание. За все годы, что она работала на этого жирдяя, сколько раз он отправлял кого-нибудь?.. Дважды?

– Проваливай, – буркнула Кассандра и попыталась закрыть дверь, но Никос подставил ногу.

– Ястреб, послушай, – быстро заговорил он.

– Не уберешь лапу немедля – сломаю, – пообещала Кассандра.

Парень сглотнул.

– Лучше уж так, чем вернуться к Зале ни с чем. Он сказал, что, если не передам послание, шкуру заживо сдерет.

Несколько мгновений Кассандра колебалась.

Она чуть приоткрыла дверь.

– Говори. А потом проваливай.

Никос вытер пот со лба. Полез за пазуху и вытащил оттуда тугой мешочек. Он протянул кошелек ей.

– Прежде всего, я должен отдать вот это. Зала приносит извинения.

Кассандра замерла.

Если жирный ублюдок рассчитывает задобрить ее с помощью денег, то он ошибается. Его предательство дорого обошлось и Кассандре, и Вайе. Едва не стоило жизни обеим. Снова промелькнули воспоминания о пыхтящем в ухо мордовороте. Подонок продолжал отравлять ей жизнь даже после своей смерти.

Она тряхнула головой.

С другой стороны – деньги есть деньги. И они совершенно не помешают. Кассандра уже нашла корабль, что отвезет их с Вайей на Перешеек. Вот только путешествие обойдется дороже, чем она рассчитывала изначально. Да и что ждет их в чужой земле? Лишняя сотня монет совсем не повредит.

Кассандра взяла кошель. Он был даже тяжелей, чем казался.

– Ну? – она посмотрела на бедолагу Никоса, который пока не спешил убрать ногу. – Теперь-то ты свалишь?

Парень снова утерся рукавом. Денек хоть и жаркий выдался, но Никос, похоже, потел не от этого.

– Есть еще кое-что…

– А, черт! – выругалась Кассандра.

«Зала приносит извинения? Как же!».

– Погоди, погоди, – затараторил парень, – лишь выслушай. Ладно? Просто послушай, о чем идет речь, и я уйду…

Кассандра снова сжала и разжала кулак.

Лишняя сотня монет не повредит. Но получив две тысячи, они с Вайей смогут жить как аристократки на отдыхе и не думать ни о чем. В конце концов – ведь можно и отказаться, если работа слишком плоха.

Кассандра выдохнула, взялась за ручку и толкнула дверь.

Коротко звякнул колокольчик.

В трактире было почти темно. Она заморгала, привыкая к полумраку. Шторы задернуты. Лампы коптят. Хозяин трактира – на своем обычном месте, за стойкой. Но из клиентов – почти никого, лишь за одним столиком пара пьянчуг. Что-то здесь не то.

– Привет, Ястреб, – Кулак, вышибала Залы, улыбнулся ей всеми оставшимися зубами.

Учитывая его работу – их было не так уж мало. Его клиенты теряли свои гораздо чаще.

Кассандра кивнула в ответ.

– Ястреб, девочка моя, – Зала почти выбежал из-за стойки. Небывалая, мать его, честь, – мне так жаль, так жаль!

Толстяк настолько искренне врал, что у него на глазах даже слезы выступили. А в следующий миг он заключил ее в крепкие объятия. Кассандра замерла с открытым ртом.

– Я каждый день молился Создателю, чтобы он помог тебе. Но ты ж понимаешь, в какой сложной ситуации я оказался… Впрочем, не будем о грустном. Рад, что с тобой все в порядке. – Зала отстранился и, держа ее за плечи, разглядывал с видом мясника, изучающего тушу перед разделкой. Его ладони были слегка влажными, и Кассандра подумала о том, что неплохо бы подсушить их, сунув в жаровню. – О, да ты совсем не хромаешь!

Она проглотила готовое сорваться с губ ругательство.

– Халду подлатали. Оказывается, они кое-что да могут, – Кассандра брезгливо высвободилась из липких объятий, шагнула назад и сплюнула прямо на пол. Впрочем, пол был не слишком чистым, и плевок – далеко не самое худшее из того, что его пачкало. – Будешь и дальше лебезить или дело обсудим?

Зала улыбнулся.

– Слова профессионала, – он указал своей пухлой рукой в сторону единственного занятого столика. – Все остальные уже здесь, ждали лишь тебя.

Тут Кассандра разглядела людей за столиком. Какого еще демона задумал жирдяй?! Это же два его лучших вора! После нее самой, разумеется.

Высокого худощавого мужчину с густыми бровями, темными глазами и черными-пречерными волосами называли Вороном. Уроженец дождливой Гании, как и большинство его земляков, он был угрюмым и молчаливым. Но дело свое знал. В прошлом году Ворон прославился тем, что вывез с армейского склада целую телегу новехоньких винтовок, которые Зала выгодно продал на подпольном рынке.

Компанию Ворону составлял Лис. Рыжий паренек лет шестнадцати с бледной, почти белой кожей, забрызганной россыпью веснушек, и с озорными, постоянно бегающими глазами. Лис любил проникать на праздники в дома богатых особ. Обычно он притворялся слугой или артистом. А в самый разгар пиршества исчезал, прихватив с собою немного ценностей.

– Господа, – Зала махнул рукой, – полагаю, нет необходимости представлять вас друг другу.

Ворон удостоил ее лишь приподнятой бровью, а вот Лис – даже легонько поклонился.

Кассандра кивнула в ответ. Как же ей все это не нравилось.

Со стороны двери лязгнул засов. Она обернулась, выхватывая кинжал. Кулак запирал дверь.

Зала примирительно протянул руки раскрытыми ладонями вперед.

– Все в порядке. Это для нашей же безопасности. Не хочу, чтобы кто-то случайно помешал обсуждению. Прошу, – он отодвинул стул, предлагая Кассандре сесть за столик.

Она села, но кинжал решила не убирать.

Зала, громко выдохнув, плюхнулся на оставшийся стул. Тот жалобно скрипнул под весом его туши.

– Итак, – заговорил Зала, – спешу ответить на вопрос, который, наверняка, вас всех беспокоит. «Что за дерьмо здесь творится?» – толстяк улыбнулся. – Угадал?

Лис коротко хохотнул, но Ворон был солидарен с Кассандрой – наградил Залу иронично-презрительным взглядом.

Толстяк не обиделся – лишь широко улыбнулся и растопыренной пятерней перекинул свои редкие волосы с левой половины головы на правую в бесполезной попытке спрятать растущую по центру проплешину.

– Вот что я скажу, – продолжил он, заговорщически понизив тон, – дела важнее в этом заведении еще не обсуждали…

***

– Как видите, господа, дело трудное, но не безнадежное. Все вы выполняли заказы и посложнее, – Зала внимательно посмотрел на лица всех сидевших за столом.

Только профессиональная гордость не позволила Кассандре сказать толстяку все, что она думает о нем и о подобном заказе. Но Лис, похоже, был менее щепетильным.

– Да ты в своем уме?! – он уставился на Залу, потом поглядел на Ворона в поисках поддержки, но тот совершенно безучастно ковырялся мизинцем правой руки под ногтями левой, – трудное, говоришь? Не безнадежное? Стянуть корону с головы императора легче будет!

Рыжий был недалек от истины. Три экипажа (каждый – в сопровождении вооруженных стражников, естественно) отправятся с пристани по трем различным маршрутам. Лишь в одном из них груз будет настоящим. В двух других – пустышки. Поэтому Зала и собрал здесь трех своих лучших воров – никто не сможет оказаться в нескольких местах одновременно.

Лис вскочил на ноги.

– Как хотите, – он снова посмотрел на Ворона, который принялся за изучение мозолей на ладонях. Не найдя сочувствия и в этот раз, перевел взгляд на Кассандру, которая тоже решила пока помолчать, – а я сваливаю.

Рыжий решительно двинулся к выходу.

Со страшным грохотом Зала обрушил свой огромный кулак на столик. Удар был такой силы, что одна ножка подломилась. Стол покосился и не упал лишь потому, что уперся толстяку в живот.

– Сядь, – скомандовал Зала.

Лис замотал головой и руками.

– Нет, нет, нет. Я свое слово сказал. Ищи другого дурака.

Интуиция, вкупе со сломанным столом и перекошенным злобой лицом Залы, подсказывала Кассандре, что тот не собирается принимать отказ.

Толстяк вскочил с невероятным проворством для человека таких габаритов. Столик рухнул – Кассандра едва успела отодвинуть ноги. Зала же двинулся на Лиса, который словно уменьшился в размерах. Ворон оставил в покое свои руки и наблюдал за происходящим с нескрываемым любопытством.

Рыжий попятился в сторону двери.

– Этот груз должен быть у меня, – прорычал Зала. – Ты, маленький ублюдок, даже не понимаешь, насколько это важно.

Тут Лис остановился, так как уперся спиной в грудь Кулака. Лицо парня побелело, отчего веснушки стали заметны еще сильней. Зала ухватил его за грудки.

– А теперь – вернись на свое место и дослушай. Иначе – больше ты сюда не войдешь. Но прежде чем уйти – пообщаешься с ним, – Зала кивнул на Кулака.

Кассандра невольно усмехнулась, видя как Лис, словно побитая собака, бочком крадется на свое место у сломанного столика.

– Вы, трое, – Зала по очереди указал жирным пальцем на каждого из воров, – должны похитить все три шкатулки и доставить их сюда. За это каждый получит две тысячи солидов. Тому же, кому улыбнется удача, и шкатулка окажется с грузом, я заплачу еще четыре сверху.

Шесть тысяч! С такими деньгами можно будет и слуг нанять. Вот только шансы один к трем не слишком радовали. Да и само дело не переставало быть менее скверным.

– Что же внутри? – спросила Кассандра.

Зала улыбнулся.

– Неважно. Как и всегда.

Толстяк продолжал изучать собравшихся взглядом удава, выбирающего какого кролика ему съесть первым.

– В деле, – просто сказал Ворон.

Рыжий облизнул губы. В его глазах шла ожесточенная борьба страха с жадностью.

Жадность победила.

– Я тоже, – выпалил Лис.

Теперь все трое мужчин смотрели на Кассандру.

– Не повезло вам, парни, – она улыбнулась, – будете довольствоваться утешительным призом. Главный – заберу я.

Глава 3. Все тот же трус

Беглец

Одна нога, затем вторая. Одна, вторая…

Атакай. Великая пустыня.

О, теперь Пулий понимал, что означает это слово! Безнадежность – вот самое подходящее определение. Бесконечные пески сменялись растрескавшимися корками солончаков. Те уступали место пыльным каменистым равнинам, испещренным высохшими речными долинами и озерными впадинами. Затем снова начинались пески, простирающиеся до самого горизонта и сливающиеся с пышущим синевой небом.

Надежда на спасение таяла с каждым шагом.

За все время не попалось ни единого дерева, чтобы переждать зной, ни одного камня, достаточно большого, чтобы укрыться от ветра, а вся растительность ограничивалась редкими пучками пожелтевшей травы, едва ли годящейся в пищу лошадям.

Имей они лошадей, разумеется.

Но лошадей у них не было, и потому путники упорно шли вперед – к своей, неведомой даже им самим цели.

Одна нога, затем вторая. Одна, вторая…

Четыре дня они пробирались сквозь это адское место.

Заживо жарились на обжигающем солнце. Кашляли пылью. Пили лишь собственную мочу и пот. Их единственным блюдом за все время стала крохотная пустынная черепашка. Пулий разрубил ее костистый панцирь мечом, и они съели несчастную рептилию как есть – сырой. Вонючая кровь стекала по подбородку, и, несмотря на голод, приходилось давить в себе рвотные позывы. В тот миг дрянная похлебка из подгнивших овощей да полуобглоданной кости, которой пленных пичкали в лагере бессов, казались Пулию королевским ужином. Тем не менее, попадись еще одна черепашка – он, не задумываясь, разделал бы и ее.

Четыре ночи они спали на голой земле.

Стучали зубами от холода, прижимались друг к другу, чтобы сохранить остатки тепла. Вздрагивали при завываниях койотов и шакалов. Пулий стискивал рукоять меча и молился, понимая, что не справится даже с бродячей собакой, не говоря уже о свирепых хищниках пустыни.

А на восходе их снова ждало бессмысленное путешествие, и Пулий немного жалел, что они не погибли ночью.

Одна нога, затем вторая. Одна, вторая. Одна…

Пулий замер, больше не в состоянии сделать хоть шаг. Будто бы ступня увязла в болотной жиже. Не в силах сопротивляться, опустился на колени… медленно, нехотя перевел взгляд на свою ношу. Ива не открывала глаза уже очень давно. Ее дыхание было слабым, но девушка была жива.

Пока жива.

Мерзкий холодок осознания пробежал вдоль позвоночника. Пулий знал, что должен сделать. Знал уже давно и боялся этого знания. Знал и боялся признаться себе, что знает.

Он должен оставить ее.

Оставить здесь и сейчас. Пока может идти. Оставить, пока она спит. Пока не нужно смотреть ей в глаза. Оставить… или умереть вместе с ней.

Сегодня, примерно через пару часов, после того как они проснулись и отправились в путь, Ива упала в первый раз. Когда она упала снова, Пулий взял ее на руки. Девушка изголодала и весила едва ли больше ребенка, но за минувшие дни Пулий не стал сильнее. С каждым шагом ноша тяготила все больше, а ноги становились все непослушней. И вот – он понял, что не сможет продолжать идти.

Точнее не сможет идти вместе с Ивой.

Осторожно, как матери кладут спящее дитя в колыбельку, он положил девушку на каменистый грунт.

Она была такой крохотной и худенькой. Волосы спутались в нечесаный клубок, а проступившие сквозь тонкую кожу кости казались хрупкими, готовыми вот-вот надломиться от одного неосторожного движения. Но даже сейчас она была прекрасней всех девушек, которых встречал Пулий на своем пути.

Неведомая сила сжала сердце в кулаке, глаза защипало

Пулий вытер лицо тыльной стороной ладони и с немалым удивлением увидел влажные разводы на грязной коже. Ему казалось, что в нем больше не осталось ни капли влаги. С утра он даже не смог помочиться. Но вот – каким-то образом тело нашло немного жидкости для слез.

Пулий всхлипнул и наклонился. Он прижался своими растрескавшимися губами к сухим и таким же растрескавшимся губам Ивы. Не таким хотелось запомнить их второй поцелуй.

«Какой же ты все-таки кусок дерьма!» – обругал он себя, в полной уверенности, что заслуживает слов похуже.

Но разве есть выбор? Разве станет он меньшим куском дерьма, если ляжет рядом с ней и тоже отправится за Реку? Разве есть в этом смысл?

Тем не менее какая-то его часть считала, что именно так и должно поступить.

Трусливый подонок!

Пулий всхлипнул и встал, понимая, что, если промедлит хоть чуть-чуть, Перевозчик получит сегодня двух клиентов.

И тут Ива открыла глаза.

Ее веки разомкнулись совсем чуть-чуть: не больше чем до узких щелочек, но Пулий почувствовал на себе взгляд девушки. В нем не было ни осуждения, ни обиды. Она все понимала – и от этого становилось лишь хуже. Лучше бы она его крыла и проклинала на чем свет стоит.

На миг голова закружилась, и все происходящее: бессы, светящийся шар, чертова пустыня – все показалось призрачным и совсем нереальным, всего лишь длинным и тяжелым сном, как после излишка выпитого. Пулий зажмурился, надеясь, что, открыв глаза, увидит северные леса…

К сожалению, пейзаж вокруг не изменился, а умирающая Ива никуда не исчезла.

– Я… – Пулий запнулся, – хотел разведать дорогу.

Ива тихо закашляла, и он не сразу понял, что это смех.

– Ты паршивый лжец, легионер Пулий.

Сам не зная почему, он продолжал врать, не в силах остановиться.

– Я лишь посмотрю, что впереди и вернусь за тобой. Клянусь! А тебе… Тебе отдых нужен.

Ива подняла иссохшую руку, похожую на сломанную веточку с опавшими по осени листьями, призывая его замолчать. Пулий замер с открытым ртом. Сейчас она начнет бранить его. Называть подонком и трусом. А он и есть подонок и трус, что ж с того?

– Убей, – едва слышно сказала она. – Слышишь? Убей меня, говорю тебе, – добавила она чуть громче и ее темные брови сдвинулись к переносице. – Убей и захорони. Не хочу, чтобы меня жрали шакалы да воронье.

Пулий отшатнулся, словно его ударили. Лучше бы его ударили. Он отчаянно замотал головой, не в силах издать ни звука.

– Ты затащил меня сюда и должен мне хотя бы это! – слова Ивы ранили хуже всех побоев, что выпали на его долю за последнее время.

Она приподнялась на локтях. Взгляд девушки был неумолим. Сквозь потемневшую от солнца кожу вокруг ключиц и на плечах проступила сетка напряженных мышц.

Пулий снова замотал головой.

– Мы выберемся вместе, помнишь? – но даже ему самому было ясно, как беспомощно сейчас звучала эта фраза, сблизившая их.

Ива тяжело подобрала под себя ноги и села. Ее плечи ссутулились, и какое-то время она смотрела вниз, видимо, собираясь с духом. Пулию хотелось обнять ее и утешить, но он боялся прикоснуться к ней, так как не был уверен, что сможет потом отпустить.

Девушка подняла голову. На исхудалом и изможденном лице лишь глаза оставались живыми.

– Ты знаешь, что это ложь, – тихо, размеренно, словно втолковывая простую истину непослушному ребенку, сказала она.

Пулий сглотнул. Вернее – попытался. Губы прилипли к деснам.

– Ты больше не можешь нести меня, а я больше не могу идти, – спокойным тоном продолжила Ива. – Даже если ты вернешься за мной, скорее всего, к тому времени я уже буду мертва. Не отказывай мне в последней милости. Если я тебе хоть сколько-нибудь дорога, подари мне чистую смерть. Будь мужчиной.

Девушка замолчала и свесила голову. Речь отняла остатки сил.

Пулий по привычке вытер ладонь о край туники, хотя рука и так была совершенно сухой. Облизнул пересохшие губы, не сделав их хоть капельку влажнее.

Он оглянулся вокруг, в робкой надежде на малейшую помощь. А точнее сказать – на чудо. Вот, прямо сейчас из-за дальнего бархана появится всадник, возглавляющий караван. Или взгляд ухватится за зеленую капельку, которая окажется спасительным оазисом. Или внезапно небо заволочет тучами и пойдет дождь. Или…

Взгляд вернулся к поникшей девушке.

Нет. Ничего этого не произойдет. Не будет ни каравана, ни оазиса, ни дождя. Лишь солнце да проклятая Создателем пустыня без края и конца. Лишь пыль, песок да смерть.

Ива молчала в ожидании его решения. Пулий вспомнил ночные завывания хищников и представил, как звери набрасываются на девушку, разрывая плоть на части. Он должен сделать это. Да. Он должен.

Ладонь легла на рукоять гладиуса.

Пулий сделал шаг в сторону девушки, затем еще один. Идти было тяжелее, чем в лютую снежную бурю. Медленно занес меч – проклятый клинок весил как целый доспех в сборе.

Ива подняла глаза. Ему показалось, что уголки ее губ изогнулись в легкой улыбке.

– Спасибо, – прошептала она и наклонила голову, подставляя для удара шею.

Пулий снова попытался сглотнуть. Снова не получилось.

Дерьмо!

Он нацелил острие клинка в точку между шеей и ключицей. Сделать все быстро. Одним ударом. Он осторожно опустил меч к шее, примеряясь, и поднял его повыше: нужен хороший замах.

Пальцы занемели, а по спине поползли мурашки, несмотря на адское пекло.

«Ну же, давай», – обратился Пулий сам к себе, но упрямая рука отказывалась повиноваться.

Он еще раз примерился, опуская и поднимая меч. И еще раз.

Давай, трусливый ублюдок!

Ива, видимо, ощутила его нерешительность. Она повернула к нему лицо.

Ох, зачем же ты это сделала!

Ее серые глаза смотрели снизу-вверх одновременно с укором и нежностью. Пулий почувствовал, как земля уходит из-под ног. Все расплывалось, а проклятый меч стал весить в десять раз больше положенного. Пальцы разжались сами собой, и клинок выпал из онемевшей ладони.

– Дерьмо, – прошептал он и попятился.

Собственное тело показалось совершенно чужим. Будто кто-то другой приказал развернуться, а ноги, которые совсем недавно были едва-едва в состоянии просто идти, понесли прочь, как от стаи голодных волков.

Все вокруг превратилось в однородную серую дымку. Пулий бежал, не видя ничего перед собой. Чудом нога, попав в широкую трещину, не подвернулась. Проклятия Ивы, которые звучали где-то вдали, слились в один протяжный гул, и все же среди этого гула он отчетливо разобрал одно слово – «кхера». Пулий знал, что оно означает.

Трус.

И это слово придало ему сил. Он побежал быстрее, позабыв об усталости, голоде и жажде. Он ни о чем не думал, а просто бежал. Так, словно пытался скрыться от собственной трусости и беспомощности, словно пытался убежать от себя самого.

Когда уходишь от погони – твоей целью является спасение. Ты прилагаешь все силы, чтобы выжить. Продлить свое существование в этом мире хотя бы на день или даже на час. Каждый отвоеванный у судьбы миг – маленькая победа. Но, когда ты пытаешься бежать от самого себя, ты заранее обречен на проигрыш. Сколь быстро ни несли бы тебя ноги, как далеко бы ты ни забрался – безжалостное прошлое настигнет тебя.

Каждый миг отдаляет тебя от спасения, потому что обрести его можно лишь простив себя. Любые же попытки скинуть бремя ответственности за свои поступки обрекают на жизнь прошлым.

Пулий не знал, как долго бежал. Когда он пришел в себя, небо приобрело противный лиловый оттенок цвета свежего синяка, а солнце миновало зенит.

Он остановился. В голове гудело. Сердце колошматилось о ребра. Дыхание давалось с трудом, каждый обжигающий вдох причинял боль. Показалось, что под ногами мелькнула какая-то тень. Пулий задрал голову. Глаза щипало от пота, песка и зноя, но он разглядел силуэт черной птицы.

Стервятник явился по его душу. Этого не проведешь – падальщики смерть издалека чуют.

Тут же Пулий ощутил, что его тело плывет, словно по реке. Исчезла тяжесть, и ему показалось, что он летит. А в следующий миг – стукнулся затылком о каменистый грунт и голова наполнилась звоном.

Значит, так все закончится. Сдохнет один в безлюдной пустыне и станет кормом для пожирателей трупов. Стало страшно. Даже страшнее, чем в тот раз, когда Ива дала ему нож, и он готовился к схватке с бессом. Но он устал. Смертельно устал. Сил встать или хотя бы пошевелиться не осталось. Да и не заслуживает он лучшего конца. Не сделал он в жизни ничего такого, за что люди могли бы помянуть его, Пулия, добрым словом.

Спас сослуживцев?

Да ладно! Скорей всего, они сейчас мертвы. Те, кому повезло. Остальных же еще пытают дикари.

Спас девушку от мерзкого колдуна?

Точно. И притащил ее в чертову пустыню на погибель. А в трудный миг – даже не смог оказать ей последнюю милость. Бросил погибать в муках. Одну. И ради чего? Чтобы пережить на несколько жалких часов?

Поделом тебе, трусливый ублюдок!

Стоило остаться с Ивой. Вдвоем умирать не так страшно. Пулий всхлипнул.

Конец близок. Помолиться бы… В свое время он помнил парочку добрых молитв. Но сейчас, как назло, ни одна на ум не шла. Дерьмо. Все равно Создателю плевать.

К первой птице присоединилась вторая.

Пулий устало закрыл глаза.

Глава 4. Щит императора

Паладин

Погоня за убийцей (если этим словом можно было назвать происходящий в течение следующего часа хаос) окончилась ничем. Императорская стража арестовала с полдюжины зевак, по злому року оказавшихся вблизи здания, с крыши которого стреляли. Но сам стрелок, пытавшийся убить императора, а взамен – лишивший Орден одного из магистров, скрылся, оставив лишь свою винтовку.

И, судя по удивлению на лицах бравых гвардейцев, то было крайне необычное оружие. Винтовку принесли во двор Храма – дожидаться прибытия дознавателей. Длинный гладкий ствол из черной стали, массивный деревянный приклад – она была слишком тяжелой, чтобы можно было быстро бежать с ней. А на стволе, прямо над спусковым крючком, крепился золотистый цилиндр.

– Гномий жезл! – со знанием дела пояснил один из гвардейцев.

– Теперь ясно, как этот ублюдок прицелился с такого расстояния, – сплюнув, пробубнил второй.

Ивейн провел пальцами по вороненой стали ствола. Из этого куска железа едва не убили самого властного человека во всем мире! Отправивший пулю на встречу с головой императора с такого расстояния должен обладать зрением хищной птицы… «Или зрением паладина», – внезапно пришла мысль.

Вдруг разговоры гвардейцев разом оборвались.

Ивейн повернулся.

В ворота прошли четверо мужчин. Все в черной униформе со значками, изображающими ворона, на груди и такими же нашивками на левых рукавах.

Дознаватели.

Двое сходу принялись опрашивать гвардейцев. Один – подошел к оружию убийцы, развернул на камнях большую плащаницу и положил туда винтовку. Последний дознаватель остановился напротив Ивейна и улыбнулся.

Если бы не его ледяные глаза, напоминающие глаза мертвой рыбы, он мог бы показаться приятным человеком, даже несмотря на крупный и чуточку несуразный нос.

– Прошу прощения, – мужчина посмотрел снизу-вверх, он был совсем невысокого роста, – я ищу паладина, спасшего императора.

Почему-то, несмотря на вполне дружелюбный тон, Ивейн почувствовал, как холод сковывает внутренности. Даже собственный голос прозвучал надломленно.

– Это, гхм, я.

Взгляд дознавателя задержался на пустом рукаве, одна его бровь изогнулась, но через мгновение невысокий человек снова улыбался. Он протянул ладонь.

– Дознаватель четвертой категории Люпен, – представился следователь.

Совсем не хотелось жать ему руку.

– Ивейн, – ладонь дознавателя оказалась теплой и мягкой на ощупь, словом – обычной человеческой ладонью. С чего это вздумалось, что она будет холодной, как у трупа?

– Мы можем пообщаться… – дознаватель окинул взглядом двор, – более приватно?

– В моем присутствии, – вместо Ивейна ответил приор Аттик.

Лицо мужчины было мрачнее предгрозового неба.

– Дознаватель четвертой категории Люпен, – следователь уже повернулся к приору и, продолжая улыбаться, протягивал руку.

– Следуйте за мной, – вместо рукопожатия приор повернулся спиной и направился к ближайшему входу в Храм.

Аттик открыл дверь своего кабинета. Подождав, пока Ивейн и дознаватель войдут внутрь, он закрыл дверь и сел в кресло, указав на единственный стул напротив. Ивейн понял, что жест предназначался не ему, и остался стоять. Дознаватель же немедля уселся, достал из кармана пиджака карандаш и маленькую записную книжку. Тоже черную.

– Приступим. Нашего героя зовут Ивейн, – он сделал быструю запись, – но я не расслышал вашего имени, – дознаватель через стол уставился на Аттика.

Несмотря на расслабленную позу, скулы приора были сведены от напряжения. Он явно желал поскорее закончить этот разговор. Или все же допрос?

– Аттик, – словно нехотя проскрежетал командир Ивейна, – приор Аттик.

– Рад знакомству, – совершенно безразличным тоном сказал Люпен. – Позвольте теперь оставить любезности и перейти к нашему делу.

– Для этого мы здесь, – процедил приор.

Люпен кивнул.

– Итак, господин приор, сколько паладинов принимали участие в сегодняшней церемонии по встрече императора?

Аттик ответил без промедления:

– Шестьдесят.

Люпен сделал запись и почесал свой большой нос.

– Простые формальности, – он улыбнулся. – А сколько были наблюдателями?

Приор задумался.

– Примерно столько же.

Люпен опять черканул в блокноте.

– Плюс пятьдесят два гвардейца из личной охраны, – дознаватель принялся покусывать свой карандаш. Нужно отметить, что его кончик и так был порядком изгрызен.

Неожиданно Люпен повернулся к Ивейну.

– Скажите, юноша, почему среди всех этих людей, а именно – ста двадцати паладинов, пятидесяти двух гвардейцев, четырех магистров Ордена, заметьте, я не стал учитывать свиту и слуг его величества, не говоря уже о тысячах горожан, лишь вы один поняли, что императору грозит опасность?!

Ивейн хоть и знал, что этот вопрос непременно прозвучит, все равно оказался не готов. Он так сильно стиснул в кармане пустую склянку, что сосуд затрещал, готовясь лопнуть.

– Ведь даже магистры халду, – Люпен сделал ударение на слово «магистры», – которые находились не далее чем в паре шагов от его величества, не почувствовали угрозы.

Ивейн сглотнул, наконец собравшись с ответом.

– Мне просто повезло, – сказал он. – Стоя на балконе, я увидел, как вдалеке солнце отразилось. Сомневаться или думать не было времени – я прыгнул.

Впрочем дознаватель, похоже, его ответа не очень-то и ждал.

– Эти браслеты, – маленький человек, совершенно не стесняясь, постучал концом карандаша по запястью приора Аттика, – они ведь препятствуют связи с… Архэ? Так ведь зовется эта ваша магическая сила?

Приор Аттик сжал кулаки до белых костяшек.

– Да, – выдавил он, скрипя зубами.

– Но вы, – продолжил Люпен, снова оборачиваясь к Ивейну и тыкая карандашом в пустой рукав, – вижу, лишились одного из своих «украшений». Может, вместе с… утратой к вам вернулась и часть способностей?

Ивейн почувствовал, что гнев завладевает телом и душой. Как смеет этот ничтожный коротышка так говорить о силах, в природе которых абсолютно не разбирается?! Чтобы свернуть ему шею, даже не потребуется призывать Поток. И одной руки для этого вполне достаточно.

Люпен продолжал что-то бормотать, но Ивейн его уже не слушал. Он отпустил склянку в кармане и вытащил руку. Медленно, словно по собственной воле, она потянулась к горлу дознавателя. Остальная часть комнаты, вместе с приором, скрылась в пелене розового тумана. Сейчас пальцы сомкнутся на горле этого ничтожного человечишки, а затем – нужно лишь немного сдавить и хрустнут его шейные позвонки…

– Паладин Ивейн! – рявкнул Аттик, и Ивейн очнулся.

Он отдернул руку, будто коснулся пламени.

Люпен быстро сделал запись и принялся крутить карандаш между указательным и средним пальцами. К счастью – вроде бы ничего не заметил.

– Господин дознаватель, – заговорил Аттик, – я был с Ивейном, когда он получил это ранение. Я видел, что он может и чего не может. А после – его проверили магистры. А вам я хочу сказать следующее: не суйте свой длинный нос в дела Ордена.

Ивейн едва не открыл рот: он никак не ожидал, что Аттик, последние две недели относившийся к нему, мягко говоря, с недоверием, окажется его защитником.

Люпен улыбнулся. Ни один мускул на его лице не выдал эмоции – задели ли его слова Аттика? Вместо ответа он полез в карман пиджака и вынул оттуда сложенный лист бумаги.

Продолжая улыбаться, он протянул листок Аттику. Ивейн успел разглядеть лишь императорский герб.

Приор читал послание, и его брови ползли вверх, морща широкий лоб.

– Нелепица какая-то, – пробурчал он.

Люпен аккуратно, но быстро выдернул документ из руки Аттика.

– Нет, уверяю вас, все верно, – он ткнул пальцем в нижнюю часть бумаги, – вот, видите, здесь даже стоит согласие магистра… не могу разобрать, – он достал из маленького кармашка складные очки и водрузил их на свой нос, – да, так и есть! Магистра Ко-Диоса.

Люпен снова повернулся к Ивейну.

– Поздравляю, юноша. Его величество хочет видеть вас у себя на службе. С этого момента вы – Щит императора.

***

Ивейн сидел в своей келье и смотрел на руку. Ту самую, что сегодня спасла правителя Ангардии. Истинно геройский поступок.

Впору гордиться бы.

Но тот же самый «геройский» поступок оборвал жизнь самого перспективного за последние полторы сотни лет халду. Как изменится судьба Ордена со смертью магистра Поликуса? Как поменялась бы Ангардия, будь Ивейн чуть менее быстр? Великий поток, да ведь сегодня изменилась история всего мира!

Гнея Поликуса называли не иначе как новой надеждой Ордена. Сильнейший халду, прошедший испытание камнем баланса. Самый молодой член Совета за всю историю, если не считать предателя Анирама, которого большинство халду пытались просто забыть.

Раньше Ивейн испугался бы подобных мыслей, но сейчас Анирам представлялся ему почти героем. Интересно, что чувствовал отступник, готовясь выступить против взрастивших его? Против тех, кто заменил ему родителей. Был ли он уверен в своей правоте, после того как все продвигаемые им идеи высмеяли? И самое главное – что двигало им, когда он решился пойти против Ордена? Вера или лишь гордыня и желание отомстить?

Как поступил бы сам Ивейн, окажись он на месте Анирама, обладай он подобными знаниями и силой? Да и какие это знания? Возможность подчинить других своей воле? Но что в этом плохого? Может, Анирам был прав и дар – это следующая ступень развития человека.

Размышления прервал стук в дверь.

– Входите! – раздраженно крикнул Ивейн.

Дверь открылась.

Приор Аттик и – ого! – сам магистр Ко-Диос. Вот это честь!

Ивейн поспешно встал.

– Поздравляю со столь почетным назначением, – старик заговорил первым.

Тон был почтителен, но член Совета (да что там, по сути – глава Ордена) явно заявился в паладинскую келью не хвальбы возносить. Наверняка собирается устроить очередные испытания.

Сдерживая раздражение, Ивейн кивнул.

– Я не просил об этом.

Магистр пригладил белоснежную бороду.

– Знаю. На самом деле это я порекомендовал императору сделать своим стражем паладина.

Первый из Ордена указал на стул, единственный в тесной келье.

– Если не возражаете, – не дожидаясь возражений или согласия, он подошел к стулу и тяжело опустился в него. – Проклятые колени, – прокряхтел старик.

Ивейн потерял дар речи и лишь тупо смотрел на то, как магистр расправляет свою робу. Аттик тоже молчал, по лицу приора было заметно, что происходящее ему также не доставляет удовольствия.

– Случившееся сегодня доказывает, что правителю Ангардии нужна более надежная защита, – снова заговорил халду. – Признаюсь, я предлагал его величеству других кандидатов на роль стража, но упрямец не захотел и слушать ни о ком, кроме «храбреца, вставшего на пути смерти», – магистр улыбнулся.

Ивейн прочистил горло.

– Я польщен, но… – Ко-Диос поднял вверх палец.

– Надеюсь, вы осознаете серьезность и ответственность этой миссии.

Ивейн выпрямился.

– Конечно, магистр.

Ко-Диос смерил его взглядом.

– Хорошо. Естественно, данное назначение не освобождает вас от обязанностей паладина.

Естественно. И все же Ивейн надеялся, что служба в императорской охране даст ему хоть какое-то подобие свободы.

– Да, магистр.

– Более того. Учитывая тот факт, что теперь вы будете много времени проводить в непосредственной близости от главы Ангардии, сопровождать его во время совещаний и встреч, вам станут доступны сведения государственной важности.

Ивейн задумался. Верно. Но что ему за дело до всей этой политической болтовни?

– Уверяю вас, магистр, я сохраню в тайне все услышанное.

– На самом деле, я прошу вас об обратном. Информируйте обо всем приора Аттика.

Ивейну стоило немалых усилий сдержаться. Злость пробудилась где-то в районе живота и комком встала в горле.

– В сущности, вы хотите, чтобы я… шпионил за императором?

Ко-Диос пристально посмотрел ему в глаза.

– Именно.

Ивейн оторопел. Магистр Ко-Диос только что приказал ему следить за правителем Ангардии, словно за каким-то врагом на пороге войны. Но это невозможно! Орден так не поступает.

– Прошу прощения… – пролепетал Ивейн.

– Я вас прощаю.

– Я имел в виду…

– Знаю, что вы имели в виду, – нетерпеливо отмахнулся старик.

Лицо Ивейна полыхало гневом. Пускай он находился не слишком далеко ото дна, но пасть еще ниже его не заставят.

– Как же вековые устои Ордена? Халду – хранители мира. То, что вы просите – подло.

Магистр медленно втянул воздух через нос.

– Орден существует века лишь благодаря тому, что знает больше других, – спокойно произнес он, – А весь остальной мир обязан своим существованием лишь Ордену. Если бы мы не указывали этому быдлу за стеной что делать, а что не следует – человечество давно бы истребило себя! Порой нам приходится принимать непростые, но верные и нужные действия. И слежка за тем, кто вот-вот приведет Ангардию к разрушению, – далеко не самое неприятное из них.

Старик встал и расправил свое одеяние.

– Довольно рассуждений о морали и устоях. Кто вы такой, чтобы указывать мне, как следует поступать во благо Ордена?

Ко-Диос направился к выходу. Приор Аттик, так и не проронивший за время беседы ни слова, поспешно открыл перед ним дверь. Прежде чем выйти, магистр замер на пороге.

– Вы получили приказ, паладин Ивейн. Отказ его выполнять повлечет за собой отречение. Сами знаете, что это означает.

Глава 5. Спасение

Беглец

Гром грянул, словно ружейный выстрел. Или это лишь снилось. Или это уже смерть? Да, скорее всего, именно так. Смерть. Наверняка в этой проклятой пустыне и дождей-то не бывает.

Еще один раскат грома.

Таким образом тот мир приветствует. Добро пожаловать в Ад, кусок дерьма! Только… почему же все тело болит? И еще пить до смерти охота. Или здесь всегда так?

– Говорю ж тебе, мертв он! Зря две хороших пули потратил.

Голоса? На демонов не похожи. Хотя… откуда знать, как звучат голоса демонов. Проклятье. Почему глаза не открываются?

Ф-р-р-р!

Лицо обрызгало чем-то теплым и липким. В ноздри ударил терпкий запах лошади. Пулий услышал собственный стон больше похожий на шумный выдох.

– Ха! Говорил же, что живой! – прохрипел второй голос; похоже, его обладатель был здорово простужен.

Живой? Это они про него, Пулия, что ли?! Значит, еще не преисподняя? Проклятье.

Пулий попытался разлепить сросшиеся веки – безуспешно. Попробовал еще раз, но, после того как в глаза резанул яркий свет, решил смириться с темнотой.

– Дерьмо, – промычал он слипшимися губами, но услышал лишь тихое: – и-мо…

Всадник спешился. Кто-то бесцеремонно толкнул носком сапога под ребра. Пулий ответил сдавленным стоном. Ублюдок! Попал прям в то же самое место, куда любил лупить надсмотрщик-бесс. И до сих пор это было чертовски больно.

– А толку? – первый голос. – Ну, жив он, что с того? Пока до лагеря доберемся, как пить дать, богам душу отдаст. А, коль и нет… За такую падаль на рынке и одного дирхема не дадут. Кому сдался полудохлый раб? Только зря кормить. Вскрой парню глотку, да и делу конец. Зачем напрасно человека мучить?

Раб? Вскрыть глотку?

– Е-е-е-т… – просипел Пулий.

– Видишь? Не хочет он подыхать! – снова голос «простуженного». – Признай, Скорняк, ты завидуешь просто. Что не ты его увидел, а, стало быть, кроме как с капитаном, делиться я ни с кем не стану. Но… – в голос сиплого вкралась нотка коварства. Пулий говорил таким тоном, когда пытался убедить сослуживцев, что ему плохая карта выпала. – Дам тебе шанс заработать. Ставлю пять дирхемов, что продам его не меньше чем за сотню!

Собеседник громко хрюкнул.

– Сто монет?! Да на кой пес, он дался за такие деньжища!

– Слышал, в Арджубаде хорошо платят за рабов для арены.

Первый рассмеялся.

– Этот кусок дерьма – боец для арены?!

Он смеялся так долго, что даже закашлял.

– Приглядись получше, – невозмутимо отозвался сиплый. – На парне туника ангардийского легионера. Хоть и рваная. Бьюсь о заклад, он – бывший солдат. Значит уж что-что, а мечом махать точно умеет.

Оба притихли, а Пулий все пытался упорядочить услышанное в своей шумящей голове. Раб. Для боев на арене?! Он? Пулий! Бред какой-то. В реальность происходящего верилось все меньше с каждым мгновением.

– Ну? – нарушил тишину сиплый. – Принимаешь ставку?

– Да пошел ты! – отозвался первый голос, который сменился тихим перетаптыванием конских копыт. – С моей-то удачей? Проще сразу деньги отдать, – прозвучало чуть тише: всадник удалялся. – Только не жди, что я помогу тебе тащить его в лагерь, твой заработок, сам и управляйся!

– Говнюк, – прохрипел «спаситель» Пулия.

Затем он громко отхаркнул, смачно плюнул. Пулий услышал, как плевок приземлился прямо возле левой щеки. Но, даже попади он ему на лицо, сил утереться все равно не было.

Звонкие шлепки обожгли щеки; неожиданно эта резкая боль помогла разомкнуть веки. Когда Пулий проморгался, он увидел лицо, испещренное глубокими, забитыми грязью и пылью морщинами. Кустистые брови незнакомца выгорели до такой степени, что уже невозможно определить изначальный их цвет. Человек улыбался большим ртом, в котором недоставало пары передних зубов. Но взгляд Пулия задержался на горле. Теперь стало ясно, почему незнакомец говорил таким голосом: прямо над кадыком на бурой коже белел длинный шрам, шириной с детский мизинец. Кривую полоску пересекали стежки, сделанные самой неумелой швеей, которую Пулий только мог себе представить.

Прежде чем он успел что-либо спросить, губ коснулось горлышко бурдюка, и в рот полилась вода. Теплая, почти горячая, с песчинками и немного затхлая. Пулий никогда не пил воды вкуснее. Он жадно хватал ртом спасительную влагу, пока человек не отнял бурдюк.

Пулий попытался ухватить его за руку, но тут же получил чувствительный тычок локтем в зубы.

– Хватит! Выпьешь еще – проблюешься.

Пулий утер разбитые губы.

– Спасибо, – выдавил он, с удивлением обнаружив вернувшуюся способность складывать звуки в слова.

Незнакомец хрюкнул. Должно быть – это смех.

– А если в нос двину, задницу поцелуешь?

Пулий собрал языком во рту кровь – даже ее соленый привкус казался лучше той засухи, что царила там последние дни.

– Я имел в виду за спасение, – сплюнул, – и все такое.

Человек со шрамом захрюкал еще громче.

– Вот уж не думал, что доживу до дня, когда меня поблагодарит человек, чью жизнь я превращаю в ад! Запомни этот день, паренек. Ибо это – последний день твоей свободной жизни.

Пулий никак не мог принять за правду смысл слов незнакомца. Сказанное казалось глупой шуткой. Рабство запрещено во всем мире. Так ведь? «Все люди рождены свободными», – гласит первый закон Ангардии.

– Это не Ангардия, – похоже, собеседник умел читать мысли. А может, Пулий думал слишком явно.

– Я… – в голове путалось, – я из богатой семьи. За меня дадут хороший выкуп! – Пулий не сумел придумать ложь поубедительнее.

Человек со шрамом на горле опять засмеялся.

– Сын богача служит рядовым? Ну-ну. Да и речь твоя совсем не похожа на речь благородных, – до этого момента Пулий и не задумывался о том, что богачи говорят как-то иначе.

Незнакомец зажал одну ноздрю, громко сморкнулся через вторую.

– Прости, парень. Дело есть дело. Идти сможешь?

Пулий механически кивнул и встал. Но его колени имели собственное мнение на этот счет. Ноги вели себя будто сломанные: едва он поднялся, как тут же осел обратно, чуть не упав.

– Похоже… мне нужен… отдых, – сказал он, запинаясь.

В ответ «сиплый» покачал головой, и что-то в его взгляде Пулию не понравилось. Головорез снял с луки седла свернутую в кольцо веревку.

– Боюсь, времени у нас нет совсем. Придется тебе постараться.

Прежде чем Пулий что-либо сказал, мужчина повалил его на спину ударом ноги. Пулий закашлял, а человек со шрамом надавил ему на грудь коленом и принялся обматывать руки веревкой. Когда Пулий смог сесть, то обнаружил, что его кисти крепко связаны. Сиплый уже деловито крепил другой конец к седлу.

– Постараюсь ехать не слишком быстро, – прохрипел он, – а ты… постарайся не сдохнуть.

***

Пулий старался. Очень. Он сумел подняться на ноги. Смог даже бежать за своим пленителем. Какое-то время. Не слишком долго, к сожалению. Но итог был неизбежен – падение.

За последние недели Пулий понял одну вещь. Абсолютную жизненную истину.

Всегда может быть хуже.

Сиплый сдержал слово. Лошадь бежала легкой трусцой… Но от этого Пулию было не особо легче. Он задыхался и кашлял в облаке пыли из-под копыт, а когда не кашлял – кричал от боли. Все предыдущие испытания и страдания казались теперь лишь призраками той пытки, которую устроил человек со шрамом. Пулий вертелся с живота на спину, пытаясь нет, не найти менее болезненное положение – такого попросту не существовало. Он пытался сохранить остатки рассудка.

За ту вечность, пока лошадь сиплого тащила его по пустыне, Пулий дважды обмочился и несчетное количество раз потерял сознание. Приходя в себя, он молился, чтобы скорее снова уйти в небытие, а лучше – в мир иной. Но Создатель не проявил такого милосердия.

К моменту, когда лошадь Сиплого остановилась, Пулий уже не различал, что явь, а что бред. Он с трудом мог вспомнить лица и имена близких людей. Он путал Иву и Лору. Беременная жена называла его трусом и просила убить ее, а, когда он отказался – сама воткнула меч себе в грудь. Слепой провидец требовал вернуться и спасти его из огня. Рядовой Желтый выстрелил в него из лука, а после отрубил ему кисти рук. Наконец все картинки слились в сияющий в темноте шар с тысячами окон. Потом шар исчез, и осталась лишь темнота.

Пулий надеялся, что это конец.

Уф-ф!

Удар ногой под ребра. Опять. Но в следующий миг боль накатила такой волной, что все пинки мира казались не более чем дружескими похлопываниями. На теле не было такого места, которое бы не болело. Лицо, руки, ноги, грудь, спина и даже член – от боли изнывало абсолютно все. Болело так, будто содрали кожу заживо, а сверху солью посыпали.

Пулий закричал. Люди (теперь вокруг него стояло не меньше дюжины мужчин, а позади них толпилось еще больше) засмеялись. Рядом плюхнулся полупустой бурдюк. Пулий схватил его и принялся пить, на время позабыв о боли. Спустя пару глотков он понял, что пьет вино. Кисловатое, но крепкое. Он начал пить еще жаднее.

Наконец сильная рука Сиплого вырвала бурдюк. Памятуя о тычке в зубы, Пулий не стал сопротивляться.

– Вставай, парень, – Сиплый подхватил его под мышку и вздернул на ноги.

Пулий был измучен, слаб, голоден, да еще вино дало в голову. Весь мир завертелся, а тело обмякло. Но Сиплый держал крепко, не позволяя упасть.

– Пойдем. Тебе нужно отдохнуть как следует. Завтра путь неблизкий предстоит.

Пулий не сопротивлялся и позволил полувести-полутащить себя.

Мимо проплывали нестройные ряды разномастных палаток, стояли распряженные повозки. Костры пыхали в небо искрами и дымом, а вокруг толпились озлобленные люди из десятков стран и мест. Были здесь и северяне, и ангардийцы, и выходцы из Южных королевств.

По пути Пулий внимательней рассмотрел людей вокруг. Они шатались, полупьяные, возле костров, жарили на огне кусочки сала, играли в кости, ругались, парочка – дрались. А те немногие, которые обращали на него внимание, – щерились злобными взглядами. Такими взглядами, будто он, Пулий, как минимум, трахнул сестру каждого из них.

Недобрые то были люди.

Рожи в шрамах, грязные. Пыльные бороды у кого торчком, у кого заплетены, а у одного даже раздвоена. Одеты кто в дорогие шелка (причем, многие – с подозрительными темно-бурыми разводами), кто в кольчуги, а кто и в лохмотья. Но у всех шеи бычьи, а руки мускулистые – видно, что привыкшие меч держать.

Одним словом – бандиты.

Здоровый чернокожий мужик с бритым, но густо татуированным черепом клацнул подпиленными зубами и сделал вид, что хочет укусить Пулия.

Пулий инстинктивно дернулся и не упал лишь благодаря Сиплому, который держал его как в тисках. Чернокожий рассмеялся, а Сиплый наградил Пулия очередным тычком.

– Что дергаешься, как баба, – зло рыкнул он ему в ухо. – На арене тебя вещи пострашнее ждут.

И тогда Пулию стало по-настоящему страшно.

Сиплый привел его к грубому загону для лошадей, который представлял из себя воткнутые в каменистый грунт палки и натянутые между ними веревки. Возле загона плотной кучкой сидели другие пленники: с полдюжины мужчин и две девушки. Их одежду трудно было назвать даже обносками, так – рваные тряпки. Все лица в синяках и ссадинах, волосы девушек спутаны в грязные колтуны.

Пленников сторожила пара головорезов. Они вели оживленный спор о том, какой сейчас месяц. Один – широкоплечий, но с большим брюхом, колыхающимся при каждом его движении. Второй – лысый бородач с одним ухом.

– Принимайте еще товар, – Сиплый швырнул Пулия, который к тому моменту уже окончательно захмелел от выпитого вина, к ногам стражников.

Те переглянулись.

– А этого задохлыша ты откуда выкопал? – спросил пузатый, смерив силящегося встать на ноги Пулия презрительным взглядом.

Сиплый зажал одну ноздрю и сморкнулся.

– В пустыне нашел. Лишил птиц ужина.

Второй охранник своими сильными руками легко подтащил Пулия к остальным пленникам. Стало ясно, почему те жались друг к другу: все были привязаны к железному кольцу, венчающему торчащий из земли штырь. Стражник достал из кармана кусок веревки, просунул ее между связанных рук Пулия и закрепил другой конец к кольцу.

– Зря, – безразличным тоном заметил первый охранник. Он засунул палец в нос. Глубоко, почти по вторую фалангу. Пулию показалось, что палец вот-вот покажется из второй ноздри, но этого не произошло. – Все равно, он не жилец, – прогундосил стражник, не отрываясь от своего увлекательного занятия, – у меня глаз на такие вещи наметан.

– Поживем, увидим, – коротко отрезал Сиплый.

Толстяк вытащил палец, придирчиво изучил его и вытер об одежду.

Пулий посмотрел на своих новых соседей: смуглый парнишка с голым торсом и сломанным носом, под которым едва появился первый пушок и широкоплечий детина с толстой шеей. Оба покосились на Пулия недобро – будто он только что попытался отнять у них кусок хлеба.

А ведь, возможно, и вправду придется драться с ними за еду. Вот ведь дерьмо!

Сиплый начал уходить, и от этого совершенно неожиданно Пулию стало еще страшнее.

Не от того, что его жизнь свободного человека закончилась – этого он пока не понял в полной мере. И не от того, что он опять оказался в плену – по всей видимости, даже более худшем, чем лагерь бессов. И даже не от того, что в скором неотвратимом будущем его ждет смерть – в этом сомнений не было. Страшно от того, что его покидал единственный человек, которого он знал во всей в этой сраной пустыне. А, осознав это, Пулий ужаснулся еще больше: этот человек едва не угробил его, протащив вслед за лошадью, но Пулий чуть ли не скучал по нему. Почти как по старому другу.

Вдруг Сиплый замер, будто вспомнил о чем-то, и развернулся.

– Эй, парни, – начал он.

Стражник, который привязывал Пулия, протестующе замахал руками.

– Нет, нет и нет. Ты же знаешь, после того случая… как там его звали… когда он сделал с этой девкой… ну… то, что сделал. В общем, Гнут запретил баб трогать, а нам проблемы не нужны.

– Ага, – подтвердил толстяк, выпрямился и расправил плечи, преграждая путь к пленникам.

Сиплый сделал шаг навстречу и дружелюбно развел руки.

– Да ладно вам, парни, одним демонам известно, сколько мы еще будем по пустыне таскаться, – он подмигнул и вынул из кармана блестящую монету. – Нет ничего такого, что нельзя уладить с помощью старого доброго серебра.

Стражники переглянулись. Толстяк облизнул губы. Тем временем, обе девушки съежились, поджав ноги, и тщетно попытались спрятаться в центре круга.

– Хочешь девку, гони еще одну, – процедил Одноухий.

Сиплый колебался.

– Ну?! Платить будешь или пойдешь мозоли на ладонях натирать?

Сиплый скорчил очередную гримасу боли и отчаяния, но выудил вторую монету. Одноухий стражник приблизился, сгреб награду и бросил один блестящий кругляш своему напарнику. Тот протянул руку, не поймал. Крепко выругавшись, он опустился на четвереньки в поисках упавшего серебряника.

– Давай только быстро, – озираясь по сторонам, сказал Сиплому одноухий. – Видишь ту палатку? – он указал в сторону серого строения, отдаленно напоминающего шатер, шагах в тридцати от загона.

Сиплый кивнул.

– Пустая. Сделаешь свое дело и бегом обратно.

Сиплый кивнул дважды. Его рот растянулся. Пузан, наконец, нашел монету, заботливо сдул с нее пыль и попробовал на зуб. Удовлетворенно хмыкнув, будто кусал не металл, а сочную телятину, он сунул награду за пояс.

– Какую берешь?

Сиплый, пошатываясь, приблизился к пленникам. Тут Пулий ощутил, что земля под задницей и сумрачное небо тоже изрядно качаются.

– Эту, – оскалившись улыбкой с недостающими зубами, Сиплый ухватил за волосы более смуглую и более молодую девушку. Та вскрикнула. Совсем еще юная. Едва ли старше, чем Ива.

Ива! Как же Пулий забыл про нее.

Он помотал головой. Проклятье. Да это же и есть Ива! Сиплый поднимает за волосы Иву. Его Иву. Ублюдок!

Пулий снова затряс головой, отчего все вокруг заплясало лишь сильней. Он попытался встать.

– Эй! Убери от нее лапы! – немало удивившись, он услышал собственный голос.

Сиплый повернулся.

– Я сказал, – запинаясь, начал Пулий, но тут его нос встретился с кулаком Сиплого.

На миг он увидел небо, на котором как раз зажглись первые звезды. Красиво! Затем Сиплый сгреб его за грудки и съездил по носу еще раз. Теперь звезды засверкали прямо перед глазами.

Еще удар.

В носу что-то хрустнуло. Стало темно и совсем-совсем не больно.

Глава 6. Птицы

Наемник

Прошло совсем немного времени с тех пор, как остатки «Черных эстоков» присоединились к отряду гномов, а Денар уже второй раз подавил желание послать бородачей вместе с их упрямством куда подальше.

В самом начале совместного путешествия Денар потратил целый день, убеждая Юркана в необходимости организовать отряды скаутов. Весь опыт командира гномов в походах через пустыню сводился к четырем походам по Тропе, но это не мешало ему считать себя экспертом. Он «не боялся врага» и «мог справиться с любыми трудностями».

Упрямый болван.

После безуспешных попыток изменить мнение упертого коротышки Денар приказал старому Хеку и Эдгару взять роль разведчиков на себя. Оба слыли хорошими следопытами, но пустынный ветер делал свое дело – находить следы Бенжу и его людей становилось все сложнее.

Сегодня же Юркан отказался вести войско в обход неглубокой, но длинной расщелины. Приказал инженерам соорудить насыпь. Считал, что так отряд сумеет значительно сократить путь и нагнать бандитов. Задача усложнялась скудностью имеющихся в наличии строительных материалов (колоть каменистый грунт оказалось непростым делом) и нехваткой инструментов. И, пока гномы пыхтели, враги удалялись.

Несмотря на все разногласия, вынужденные и невынужденные остановки, Денар знал, что за минувшие дни удалось существенно отставание до бандитов. Во многом благодаря легендарной выносливости коротышек. Вставая с восходом солнца, гномы останавливались, только когда светило садилось за горизонт. Даже полуденный зной не мог замедлить их темп. Людям приходилось намного тяжелей. К вечеру они буквально падали с лошадей, а несокрушимый Уорд один раз заснул, так и не дождавшись ужина.

Низкорослые лошади гномов также могли выдержать больше, чем их собратья обычных размеров, которые везли людей, хотя и уступали тем в скорости на короткие дистанции. Но сражение оставило после себя десятки скакунов, лишившихся хозяев. Денар предусмотрительно приказал своим людям взять с собой по две дополнительных лошади.

Единственным человеком, кому переход, казалось, не доставлял никаких трудностей, оставался Сейдин. Скорее даже наоборот – это он заставлял бородачей нервничать.

Гномы славились своим недоверием. Особенно к магам.

Оказавшимся в отряде милиции людям приходилось держаться друг друга – и во время длительных перегонов, и во время коротких стоянок. Бородатые лица, выглядывающие из-под шлемов, с недоверием косились на чужаков. Почти всегда разговоры у костров прекращались, стоило кому-то из людей приблизиться, тем более, если этим кем-то оказывался Сейдин.

Вот и сейчас, при виде направляющегося в их сторону халду, строители прервали оживленный спор. Самого Денара затянувшаяся перебранка с Юрканом тоже начала утомлять. Он решил послушать, что скажет маг.

– Мастер Юркан! – Сейдин поприветствовал молодого командира. – Как хорошо, что я вас нашел! У меня есть новости. Кажется, я знаю, где искать нашего врага!

– И откуда же вам это известно? – удивленно пропыхтел гном, позабыв о перепалке.

Денар догадался, как халду нашел ответ.

– Только не стоит говорить ему об этих ваших «кругах», – шепнул он магу, повернувшись спиной к Юркану.

Халду едва заметно кивнул, а уголки его губ чуть-чуть дернулись вверх.

– Просто поверьте мне, – сказал он вслух. – В любом случае это недалеко отсюда. Мы должны двигаться на север, вдоль ущелья, – Сейдин указал рукой направление.

– Магия? – недоверчиво спросил гном и закрыл ладонью свои глаза, пробормотав под нос короткую молитву на родном языке.

Многие считали горный народ безбожниками и атеистами, но на самом деле это не было правдой. Хотя гномы всячески возносили науку, почти все они поклонялись Асаху. По легенде, так звали первого из их числа. Денар не знал всех подробностей религии, помнил лишь, что Асаху устоял искушению какого-то там демона, и за это тот ослепил его. Поэтому гномы, вознося молитвы или упоминая имя прародителя, всегда прикрывали глаза, отдавая дань уважения мученику.

– Пусть будет так, – улыбнулся Сейдин и выжидающе посмотрел на Юркана.

Иногда взгляд обладал большей силой убеждения, чем слова. А под сверлящим взглядом мага даже упрямому гному становилось не по себе. Бедолага Юркан начал переминаться на месте и, не выдержав напряжения, отвел взор в сторону.

– Будь по-вашему, – наконец сказал молодой командир после затянувшейся паузы. – Выдвигаемся сейчас же! – спешно добавил он. Даже в этой ситуации гном попытался сделать вид, что решение принимает только он и никто иной.

«По крайней мере не придется ждать пока эти упрямцы соорудят насыпь», – подумал с облегчением Денар.

Маг оказался прав. Им действительно не пришлось долго искать вражеский лагерь. Едва они достигли края расщелины, пройдя не больше двадцати стадий, как вернулись скауты, которых Денар уговорил отправить вперед: Эдгар и четверо пыхтящих и раскрасневшихся гномов.

– В лагере никого. По крайней мере, из живых, – сказал Эдгар в то время как гномы, перебивая друг друга, начали тараторить на родном языке, докладывая своему командиру.

Денар неплохо объяснялся на местном диалекте, но сейчас смог разобрать лишь «мертвецы» и «черные птицы».

– Похоже, наши друзья не поделили добычу, – продолжил рассказ Эдгар, – там следы битвы. Два десятка трупов, которыми сейчас обедают стервятники.

– Уверен, что никого не осталось в живых? – спросил Денар.

– Абсолютно, – ответил Эдгар, – скоро сам увидишь.

Действительно, картина, открывшаяся взору с вершины небольшого холма, не вызывала сомнений. На каменистой равнине остались следы стоянки большой группы людей: пепелища десятков костров и груды мусора.

Посреди лагеря явно произошло сражение: тут и там лежали трупы. Похоже, один шатер, достаточно большой, загорелся во время стычки – обуглившееся полотнище темнело огромной кляксой.

Сотни пернатых, от величественных грифов до мелких пустынных воронов, устроили себе пиршество мертвечиной. Но поведение птиц показалось Денару странным. Большинство трупов падальщики уже обглодали до белых костей, но в одном месте птицы продолжали беспокойно взлетать в воздух, то и дело клацая клювами, грозно клекоча друг на друга.

Пары выстрелов оказалось достаточно, чтобы птицы с криками разлетелись в разные стороны. Лишь грифы, словно презирая передвигающихся по земле существ, взмыли ввысь и остались кружить над местом битвы – далекими черными пятнами на ярко-синем небосводе, наблюдая за действиями людей и дожидаясь, пока возмутители спокойствия уберутся восвояси.

Но не все пожиратели трупов улетели. На месте жуткого пиршества остались десятки мертвых птиц, многие из которых сами превратились в обед для своих собратьев.

Денар никак не мог понять, что именно послужило причиной смерти пернатых. Закрывая рукавом нос и рот от гнилостной вони, он подошел ближе к куче из перьев, костей и внутренностей, над которой жужжали синие и зеленые мухи. Разглядев то, что находилось под останками птиц, Денар испытал шок, подобного которому не испытывал ни разу за всю свою бурную жизнь.

Среди мертвых птиц лежал человек.

Вернее то, что некогда было человеком.

Видать, этот человек кому-то очень сильно насолил в свое время, раз с ним так поступили. Его враги явно не желали ему легкой смерти.

Руки и ноги существа, когда-то бывшего человеком, связали проволокой с шипами и привязали к металлическим штырям, вбитым в грунт. Несчастный отчаянно пытался освободиться – шипы глубоко вонзились в плоть, и проволока почернела от засохшей крови.

Но этого мучителям показалось недостаточно: они поместили шею жертвы в капкан из скрепленных между собой кинжалов. Таким образом, малейшая попытка пошевелить головой оканчивалась для того глубоким порезом. Судя по багровому грунту в районе головы, потеря крови и послужила причиной смерти. Но, перед тем как отправиться на встречу с Создателем, пленник многое пережил. Птицы долго терзали его плоть, возможно, в течение нескольких дней. Их клювы и когти оставили на теле своего незавершенного блюда множество жутких, истекающих гноем ран.

Денар никак не мог понять, что же убило всех этих падальщиков. Что-то во всей смертельной картине было не так, но он никак не мог понять что именно.

– Странно, – пробормотал Юркан, гном с опаской приблизился. – Я слышал, в первую очередь птицы выклевывают трупам глаза.

Точно.

Коротышка прав.

Почему стервятники не тронули свой любимый деликатес? И что, черт возьми, их убило? Конечно, птицы могли ранить друг друга в борьбе за лакомый кусочек, но …

Тем временем осмелевший Юркан сделал шаг вперед и продолжил разглядывать труп.

– Интересно, – сказал гном, – смотрите сюда!

Он указал пальцем на шею покойника:

– Кровь продолжает течь из раны! Как такое возможно?

Словно ему в ответ, из горла распятого человека вырвался наружу громкий хрип, а глаза широко распахнулись. Мухи жужжащим роем полетели прямо в лицо Юркану.

От неожиданности тот отпрыгнул назад, сбив с ног двоих солдат, и упал на них сверху. Денаром же управляли выработанные годами рефлексы. К моменту, когда остальные, не до конца понимая, что именно произошло, только хватались за оружие, он уже держал в руке меч.

Воины растерянно глядели то на лежащего и дергающего конечностями Юркана, то на Денара. Юркан что-то кричал на гномьем, одновременно силясь подняться на ноги. Пока у него это не очень получалось – в своих тяжелых доспехах гном напоминал перевернутую черепаху. Денар сделал шаг, отделявший его от трупа, который оказался не трупом.

Ошибки быть не могло.

Исхудавший почти до состояния скелета, израненный, перепачканный кровью и птичьим дерьмом, на него смотрел Бенжу Мореллон.

Денар взялся за меч второй рукой и замахнулся для удара.

Бенжу смотрел прямо в глаза, не отводя взгляд. На его лице промелькнуло что-то, похожее на удивление, – он узнал Денара. Затем полутруп искривил растрескавшиеся губы в подобии улыбки и немного вытянул шею, словно предлагая нанести удар, который решит проблемы их обоих.

Сам не понимая почему, Денар медлил.

Вот он – его враг, прямо перед ним, на расстоянии меча. Все, что требуется, – один хороший удар, сюда, немного выше шрама, оставленного в прошлый раз. Один удар, чтобы покончить с человеком, погубившим его любимую, его жизнь и почти всех его друзей.

Так почему же руки, сжимающие оружие, словно окаменели?

Спустя время – Денар даже не мог сказать, прошел всего лишь миг или целый день – он все же ударил. Рассекая воздух, клинок помчался вниз, чтобы отделить голову от тела… но остановился, пройдя лишь половину пути.

Денар замахнулся и ударил еще раз.

Снова меч будто увяз в невидимом желе, не дойдя до цели.

Сперва Денар подумал, что это трюк врага, но, судя по удивленному лицу Бенжу, для того происходящее тоже стало неожиданностью.

– Господин Денар, – голос Сейдина поставил все на свои места, – сожалею, но пока не могу позволить вам забрать жизнь этого человека.

Со стороны пленника раздался странный звук, напоминающий кашель.

Денар посмотрел на существо, которому только что пытался отрубить голову. Бенжу содрогался всем телом и издавал один и тот же ритмичный звук.

Он смеялся.

Глава 7. На службе его величества

Мертвец

Шесть.

Столько раз солнце сменило луну, пока Бенжу боролся за свою жизнь.

Его мучители хорошо все продумали. Как ни пытался он освободиться – все оказалось тщетно. При малейшем движении острые шипы обмотанной вокруг его конечностей проволоки глубоко впивались в тело и рвали плоть. А за попытку осмотреться он заплатил глубоким порезом на шее и кровотечением. Даже мощь Архэ не смогла вырвать его из пут. Все усилия закончились лишь новыми ранами.

В первые два дня врагами были только жара и жажда. Птицы лакомились останками самаджи, убитых наемниками и наемников, убитых Бенжу. Но, улетая на ночь, каждое утро они возвращались голодными. И каждый день пищи оставалось все меньше.

На третий день один осмелевший гриф решился попробовать Бенжу на вкус.

Взмах могучих крыльев поднял ветерок. Силуэт большой птицы, словно диковинное опахало, закрыл собою солнце, подарив на миг такую желанную тень. Но длинный клюв со следами засохшей крови и растопыренные лапы, ощетинившиеся острыми когтями, не предвещали ничего хорошего.

Бенжу не мог двигаться, но, хотя он слабел с каждым днем и каждым часом, по-прежнему мог направлять Архэ. Не успев вонзить когти в свою жертву, гриф со сломанной шеей свалился рядом, и скоро сам стал закуской для своих собратьев.

К сожалению, смерть одного падальщика не отпугнула остальных надолго. Вскоре все больше пернатых стали проявлять интерес к Бенжу, а, убивая птиц одну за другой, он привлекал их трупами новых охотников до плоти.

После трех дней почти безостановочной битвы с птицами, Бенжу был едва жив. Множество ран зудели и распухли. Стоило пошевелиться, как некоторые из них лопались, и из них вытекал вонючий гной. Все пылало. Глаза жгло огнем. Бенжу больше не мог мешать стервятникам клевать свое тело – защищал лишь лицо. Если бы не способность к самоисцелению, он бы давно умер и, видят боги, Бенжу был согласен на смерть. В конце концов его время давно пришло.

Но вопреки всему он продолжал жить.

Когда его нашел Денар, сил бороться совсем не осталось. Мысленно Бенжу молился Создателю и всем божествам, упоминания о которых когда-либо слышал, чтобы они позволили ему умереть.

Увидев занесенный меч, он был готов рыдать от счастья – и зарыдал бы, если б на это осталась хоть капелька сил. По сравнению с перспективой медленной смерти для него, раздираемого на кусочки клювами и когтями, пожираемого огнем лихорадки, чистый удар острой стал был божьей благодатью. Отруби тогда Денар ему голову, все бы закончилось – смерть получила бы, наконец, свой давний долг, а Бенжу освободился бы от власти Учителя…

Одна только случайно промелькнувшая мысль о господине заставила вздрогнуть.

Каким будет наказание за ошибку?

Этому человеку были чужды жалость и сочувствие. Но даже он вряд ли придумает пытку страшнее стаи хищных птиц.

Бенжу с трудом разлепил опухшие веки.

На первый взгляд положение, в котором он находился, не внушало оптимизма. Задранные вверх руки были прикованы к столбу в центре палатки толстыми и, судя по всему, очень прочными цепями. Десяток коротышек, с ног до головы закованных в броню, недоброжелательно таращились на него сквозь забрала шлемов, наставив странного вида оружие. Но, по сравнению со вчерашним днем, прогресс был очевиден.

Тент защищал кожу от палящего солнца. Прежде чем снова заковать в цепи, ему дали вдоволь напиться. Проклятая лихорадка уменьшилась до едва заметной дрожи. Во многом это было заслугой гномов, которые тщательно обмыли все его тело водой с мылом. А самое главное – никто не пытался выклевать глаза или вытащить внутренности.

Во всяком случае – пока.

Бенжу решил сосредоточиться на настоящем. И том, как выпутаться из передряги, в которой оказался. Силы постепенно возвращались, а вместе с ними и способность здраво мыслить.

Если подумать, все оборачивалось не так уж плохо.

Гномы наверняка решат доставить его на суд своего короля. Сейчас они находятся примерно посередине между Дхур-Унтешем и Дхур-Алурдом. В какой из городов они ни направятся – путь предстоит неблизкий… Многое может случиться за это время.

Да и стоит ли бояться суда?

Бенжу может сказать, что сам стал жертвой бандитов. Его лица не видел никто, кроме Денара. Кому поверит гномий король? Неудачливому наемнику или благородному гражданину Ангардии. Бенжу невольно улыбнулся. Все же хорошо, что маг не позволил Денару нанести решающий удар.

Размышления прервал вошедший в палатку гном. От других коротышек этот отличался отливающими золотом доспехами – у остальных доспехи блестели полированной сталью. Коротышка несколько раз с важным видом обошел вокруг столба и остановился прямо напротив Бенжу.

Гном прочистил горло, похоже, он немного нервничал.

Хорошо.

– Как ваше имя? – задал он первый вопрос.

Собеседник говорил на лигурийском с едва заметным акцентом, что делало вероятным его знатное происхождение. Это может значительно упростить задачу.

– Что? Бенжу. Меня зовут Бенжу. Бенжу Мореллон, – Бенжу постарался сделать так, чтобы голос звучал испуганным.

Гном прошелся из стороны в сторону.

– И как же, господин Мореллон, вы оказались в такой… – он какое-то время подыскивал подходящее слово, – ситуации?

Бенжу выдержал небольшую паузу, а затем принялся быстро и сбивчиво говорить:

– Мы держали путь в Дхур-Алурд, но из-за песчаной бури сошли с дороги. Ночью на наш лагерь напали. Убили всех моих людей. А затем… – Бенжу всхлипнул. – вы видели, что они сделали со мной.

Возможно, он немного переигрывал, но, похоже, гном ничего такого не заподозрил.

Коротышка снова прочистил горло.

– Значит, вы утверждаете, что не знаете людей, которые на вас напали? – спросил он.

Бенжу посмотрел гному в глаза.

– Людей? Разве может один человек сделать такое с другим человеком! – он еще раз всхлипнул.

Затем, на давая своему собеседнику опомниться, тут же продолжил:

– Мастер гном, прошу прощения, я не знаю вашего имени. Но хочу от всей души поблагодарить за спасение. Теперь я навечно ваш должник. Вся Ангардия у вас в долгу.

Заявление определенно ввело коротышку в замешательство. Тот снова начал кряхтеть.

– Любой на моем месте поступил бы также, – наконец сказал командир. – Гм… а при чем здесь Ангардия? – немного помолчав, уточнил он.

– Как? – искренне удивился Бенжу, – вы не слышали моего имени раньше?

Гном покачал головой.

– В таком случае, позвольте представиться еще раз. Бенжу Мореллон, советник его величества Гордиана Альбиона, императора Ангардии.

Бенжу помассировал затекшие конечности. Он улыбнулся, вспомнив лицо Юркана – так назвался гном в золотистом доспехе.

Бедняга жутко пыхтел, напрягая свою бородатую голову, Бенжу даже испугался – как бы коротышка не лопнул. Наконец, раскрасневшийся и вспотевший гном, явно не понимая, как должен поступить, взял с Бенжу слово, что тот не попытается бежать и приказал освободить его от оков.

Затем принялся бубнить про то, что не может убрать стражу, но Бенжу уверил его, что все понимает и не испытывает обиды. Даже наоборот – так он чувствует себя в безопасности. Особенно с учетом того, что обнаруживший его человек пытался отрубить ему голову. Гном пообещал во всем разобраться и в спешке покинул палатку.

Вскоре после ухода Юркана полог шатра откинулся, внутрь вбежал молодой солдат. Он поставил перед ногами Бенжу корзинку, пробормотал что-то невразумительное на гномьем и поспешил убраться прочь. Бенжу заглянул внутрь и почувствовал, как рот наполняется слюной.

Палка коричневатой колбасы с белесыми пупырышками жира, увесистый кусок бледно-желтого сыра и здоровенная луковица, которые лежали в корзине, пробудили больший аппетит, чем когда-либо испытанный от изысканных блюд с дворцовой кухни.

Пытаясь хоть немного сохранить достоинство, Бенжу опустился на колени и начал запихивать в рот еду дрожащими руками. Гораздо быстрее, чем полагалось человеку его ранга. Плохо пережеванный кусок пищи прорвался по пересохшему пищеводу и ухнулся в пустой желудок. Не обращая внимания на острую боль в животе, Бенжу снова набил рот и снова проглотил еду, почти не жуя. Но тут внутренности свело диким спазмом. Бенжу скривился и повалился на бок, поджав ноги, едва не исторгнув то немногое, что уже успел впихнуть в себя. Гномы-охранники хрипло засмеялись.

Бенжу вспомнил случай из своей юности. О солдате, который попал в плен. Парень сумел бежать, но угодил в охотничью яму и провел там несколько дней, пока его не нашли разведчики. Вернувшись в лагерь, изголодавший легионер набросился на еду, словно волк, а затем – внезапно начал биться в конвульсиях. Прежде чем подоспел целитель, солдат был мертв.

Бенжу прикрыл глаза и сконцентрировался на движении Потока вокруг. Он представил, как тело обволакивает плотное облако, сгущаясь в области живота. Постепенно боль угасла. Желудок заурчал, давая понять, что готов к работе. Бенжу сел и, невероятным усилием воли сдержав первоначальный порыв, снова начал есть. На этот раз – аккуратно откусывая еду маленькими кусочками и тщательно пережевывая, прежде чем проглотить.

Измученное и изможденное тело, словно губка, впитывало энергию каждой частички пищи.

Но не успел Бенжу в полной мере насладиться вновь обретенной свободой, как полог шатра откинулся. Вернувшаяся было бодрость духа тут же испарилась без следа.

На пороге стоял халду.

Тот самый, которого удалось захватить в плен при осаде замка.

Маг вошел внутрь с видом хозяина.

Бенжу с сожалением отложил остатки своей трапезы и встал, чтобы поприветствовать гостя. Игра продолжалась. Он понимал, что халду будет гораздо более сложным противником, чем молодой гном.

– Господин Сейдин, верно? – Бенжу изобразил приветливую улыбку и протянул руку, – я слышал, что именно вам я обязан своим спасением.

Халду смерил его надменным, слегка презрительным взглядом.

Когда Бенжу показалось, что маг откажется от рукопожатия, тот все же пожал протянутую руку. И тогда Бенжу понял свою ошибку. Он почувствовал, как вместе с ладонью мага его руки коснулась Архэ.

Сейдин посмотрел ему в глаза.

Уголок рта халду слегка искривился в ухмылке.

Как каждый человек имеет индивидуальные черты лица, отличающие его от других людей, точно так же любое существо несет свой уникальный отпечаток в Потоке. Бенжу уже касался Сейдина раньше. В тот раз ситуация была полностью противоположной – тогда маг был пленником и стоял на коленях, связанным.

Без сомнения, маг узнал его сейчас.

Ну и черт с ним! Бенжу разозлился от того, что допустил подобную оплошность.

Это ничего не меняет.

Юркан потребует доказательств.

Что сможет представить ему маг? Лекцию об Архэ, из которой гном не поймет и двух слов.

Сейдин посмотрел на охранников.

– Оставьте нас, – скомандовал он, а затем повторил команду на гномьем.

Стражники переглядывались, но не решались нарушить приказ своего командира.

– Вон! – тон мага не терпел возражений.

Гномы почти побежали к выходу.

Неспешно Сейдин подошел ближе.

– Итак, мы одни. Нет нужды притворяться, господин Бенжу. Или вам по душе другое имя? – спросил маг.

– Этим именем меня назвали при рождении.

– Хорошо. Пусть будет так. У меня лишь один вопрос. Ответите – позволю вам уйти. В этот раз, – Сейдин улыбнулся.

– А если нет, что тогда? – Бенжу разозлился от надменного тона собеседника.

– Тогда? Тогда я доставлю вас в Храм, и вашу судьбу решат старейшины.

– Не слишком ли вы уверены в себе, господин маг? Кажется, мы с мастером Юрканом неплохо поладили. Почему вы решили, что гномы позволят вам забрать из-под их защиты уважаемого гостя – посла Ангардии?

Брови халду поползли вверх, но Бенжу поднял палец, показывая, что еще не договорил:

– Тем не менее, я выслушаю вас. В этот раз, – он вернул Сейдину улыбку, – из благодарности, что спасли мне жизнь.

Бенжу ожидал, что маг начнет расспрашивать о том, где искать наемников и чертова пацана. Бенжу и сам многое бы отдал, чтобы узнать, где сейчас находятся люди, предавшие его. Но собеседник удивил.

– Кто твой господин?

По спине Бенжу побежали мурашки.

Настоящее имя Учителя он не знал. Он вообще мало знал о человеке, любой приказ которого беспрекословно исполнял вот уже десять лет. Почти всегда они встречались с Учителем в месте, которое тот называл Лимб. Была лишь одна зацепка, которая может привести к его господину.

За все время Бенжу видел Учителя лично не больше пяти раз. Сильнее всего ему запомнилась их первая встреча. Это случилось на следующий день после смерти.

…Бенжу очнулся в пещере. Каменные своды, освещаемые ярким светом множества факелов, терялись где-то высоко над головой. Вокруг стояли десятки каменных изваяний людей в капюшонах и животных. Из темной глубины за пределами света доносился писк летучих мышей. Бенжу не сразу сообразил, что некоторые изваяния людей вполне себе живые.

Во рту чувствовался странный привкус. Рот, глотка и все внутри будто горело огнем.

– Один человек из тысячи способен принять кровь богов. Радуйся, ты смог! Теперь ты обязан им своей жизнью, – сказала ему одна из фигур в капюшонах, но которая именно, Бенжу не понял, голос словно звучал у него в голове, – служи им или возвращайся в преисподнюю.

Бенжу не хотел снова умирать. Он помнил то чувство, нестерпимую боль, когда израненное тело боролось за жизнь, а сил не хватало, даже чтобы закричать. Он помнил страх от бессилия и надвигающейся темноты.

Понадобилось семь дней, чтобы заново научиться ходить. Все это время он провел в пещере, в недрах которой, как оказалось, скрывался настоящий замок. Когда Бенжу мог обходиться без посторонней помощи, Учитель вызвал его в свои покои.

– Твой отец должен кое-что за твое возвращение. Иди же к нему и принеси его долг, – сказал он…

Бенжу посмотрел Сейдину прямо в глаза, отгоняя воспоминания.

– Мой господин – император Ангардии, его величество Гордиан Альбион, твердо сказал он.

Халду медленно закрыл и снова открыл глаза.

– Я спрошу еще раз. И лучше тебе на этот раз отвечать правду, – в его взгляде мелькнула молния неприкрытой злости.

Бенжу выпрямил спину.

– Мой господин – император Ангардии, его величество Гордиан Аль… – начал он, но невидимые пальцы, сдавившие горло, не дали договорить.

Бенжу отчаянно ловил ртом воздух. Глаза заслезились, изображение двоилось и тускнело. Он понял, что теряет сознание.

Когда он уже почти ничего не видел, а слышал лишь удары собственного сердца, пытавшегося компенсировать отсутствие воздуха в организме прокачкой большего объема крови, давление на горло самую малость ослабло.

Невидимая рука по-прежнему держала крепко, но позволила втянуть глоток драгоценного воздуха, который болью ворвался в легкие. Бенжу мог дышать, но ровно настолько, чтобы не отключиться окончательно. Сердце бешено колотилось, тем не менее зрение и слух постепенно возвращались.

Сейдин стоял на том же самом месте. Одна рука была вытянута перед собой, а пальцы сжаты в кулак.

– Слушай внимательно, мальчишка, – зазвенел в ушах голос колдуна, – не смей играть со мной.

Он говорил спокойно, без тени эмоций, но слова впечатывались в сознание Бенжу, словно маг выжигал их раскаленным железом.

– Ты сейчас же расскажешь мне все, что тебе известно о своем господине, иначе – будешь умолять вернуть тебя на растерзание птицам. Ты меня понял?

Бенжу с трудом кивнул.

– Кому ты служишь? – повторил вопрос халду.

– Моего господина зовут… Гордиан Альбион, император Ангхх… – остаток фразы превратился в хрип. Сейдин снова лишил его воздуха.

– Посмотрим, как долго ты сможешь не дышать, – словно издалека услышал Бенжу голос.

***

– Король Драмир Четвертый – самый справедливый и великодушный правитель Дхур-Алурда за последние две сотни лет! – в очередной раз повторил Юркан. – Уверен, его величество примет верное решение. Не сомневаюсь, произошла какая-то ошибка.

– О, я абсолютно в этом уверен, – Бенжу с удовольствием стянул с себя драные лохмотья.

«И откуда только у гномов нашлась одежда человеческих размеров», – подумал он, натягивая простую, но добротную рубашку и шаровары темно-синего цвета, которые принес Юркан. Ощущение было такое, будто множество ран и царапин на теле вдруг присыпали солью, но Бенжу сдержал стон. По крайней мере, в таком виде он будет хоть немного похож на человека и не будет пугать своей внешностью трупа, с которого заживо содрали кожу, других людей. Сапоги, что раздобыл гном, оказались почти новыми, но немного великоватыми. Все же – лучше так, чем ходить по раскаленному песку и острым камням босиком.

Бенжу попытался улыбнуться. Но тут же почувствовал, как его лицо искажает другая гримаса. «Больше я этого не допущу», – твердо решил он. «Больше я никогда не допущу, чтобы кто-либо заставил меня снова терпеть подобную боль, выносить этот голод, дрожать от страха, сковывающего все внутренности».

Любой ценой.

Бедняга Юркан явно находился не в своей тарелке, когда, запинаясь через слово, рассказывал о «нелепых» обвинениях Денара и Сейдина. Именно молодой гном остановил допрос халду. Довольно бесцеремонно выставленные из палатки охранники направились прямиком к своему командиру. И тот не побоялся противостояния с магом.

Когда Бенжу снова смог нормально дышать, то обнаружил себя на коленях, державшимся обеими руками за горло. Раскрасневшийся Юркан громко ругался с халду на гномьем, при этом на Сейдина смотрели стволы дюжины винтовок. Бросив на Бенжу гневный взгляд, маг вышел.

Итак, этот раунд Бенжу тоже выиграл.

Оставался лишь Денар.

Но после произошедшего о нем можно не беспокоиться. Юркан не подпустит наемника и на пушечный выстрел.

Бенжу не сомневался, что решение короля как-его-там Четвертого окажется в его пользу. Скорее всего, учитывая высокий статус гостя, гномы еще и выделят эскорт для безопасного путешествия в Ангардию.

В то же время для Денара все может окончиться более чем печально. Бенжу не мог понять, почему наемник испытывает к нему такой интерес. Да, Бенжу уничтожил его отряд и все такое, но было что-то еще. Он никак не мог забыть взгляд наемника во время их первой встречи. Он не сомневался, что раньше не видел Денара, но тот откуда-то знал его.

– Господин Мореллон, господин Мореллон! – Бенжу совершенно позабыл о Юркане. Похоже, тот звал его уже какое-то время.

– Простите мою рассеянность, мастер Юркан. Вероятно, два покушения на жизнь за один день для меня слишком много. Честно говоря, я порядком устал.

– О, конечно, конечно, – гном покраснел. – Я лишь хотел уточнить одну деталь. А затем сможете как следует отдохнуть. Позволите?

После утвердительного кивка Бенжу Юркан продолжил:

– Прошу прощения, если мой вопрос оскорбит вас, но в наше время…

– Капитан, уверяю, ни один вопрос из уст моего спасителя не может меня оскорбить, – рот Бенжу расплылся в доброжелательной улыбке.

– Хорошо, – гном по-прежнему мялся, – в таком случае… еще раз простите… Можете ли вы каким-либо способом подтвердить свою личность?

Бенжу давно подготовил ответ на этот вопрос:

– Я бы с радостью показал подтверждающие мои слова грамоты, но боюсь, что напавшие на меня их уничтожили. Но, если вы доставите меня до Дхур-Алурда, в них не останется необходимости. В прошлом году его императорское величество принимал у себя делегацию гильдии алхимиков Перешейка. В ее составе в Ангардию прибыло около двадцати достопочтеннейших мастеров, а также сам глава гильдии – магистр Барзу. Мы провели с его превосходительством множество занимательных бесед. Уверен, что он легко сможет меня опознать, если, конечно, вы позволите мне привести себя в порядок и переодеться во что-то более подобающее.

Бенжу снова улыбнулся, чем вызвал очередной приступ пыхтения гнома.

Еще раз извинившись, Юркан попрощался и направился к выходу. Когда гном уже стоял на пороге, Бенжу окликнул его, а затем схватился за голову и начал массировать виски, словно вспоминая что-то.

– Что с вами? – испугался гном. – Все в порядке?

– Юркан, – Бенжу заставил свой голос звучать измученно. – Я вдруг вспомнил кое-что о напавших на меня.

– Прошу вас, говорите же, – гном отпустил подол шатра и опять приблизился.

– Не уверен, что все было именно так… в тот момент я находился не в самом лучшем состоянии… – Бенжу принялся морщить лоб.